«Автобиография»

Автобиография Лидии Чуковской

Я родилась в Петербурге 11/24 марта 1907 года. Через пять лет наша семья переселилась в Куоккалу, дачную местность в тогдашней Финляндии. До 1917 года мы жили там постоянно, зиму и лето. Другом моего отца стал знаменитый художник Илья Ефимович Репин, тоже постоянно живший в Куоккале. К Илье Ефимовичу по средам, а к моему отцу по воскресеньям приезжали из Петербурга художники, писатели, актеры, поэты, историки литературы и публицисты. Девочкой я встречала у нас в доме Шаляпина, Маяковского, Н. Евреинова, Леонида Андреева, Владимира Короленко.

После февральской революции 1917 года семья переселилась в Петербург. Сначала меня отдали учиться в частную женскую гимназию Таганцевой; позднее, когда в советских школах началось совместное обучение, в 15-ю единую трудовую школу, то есть в бывшее (мужское) Тенишевское училище. Окончив его в 1924 году, я поступила на Словесное Отделение Государственных Курсов при Институте Истории Искусств и одновременно - на Курсы стенографии. Отец мой в двадцатые годы работал в издательстве "Всемирная Литература", в студии "Дома Искусств", в "Доме Литераторов", в редакции журнала "Русский Современник" и во многих просветительных учереждениях того времени: таким образом, и тут, в Петрограде-Ленинграде, мне случалось постоянно встречаться со знаменитыми людьми: в отрочестве и в юности посчастливилось видеть и слышать Александра Блока, Н. Гумилева, Анну Ахматову, О. Мандельштама, Владислава Ходасевича, Ю. Н. Тынянова, М. Горького, а также молодых "Серапионовых братьев": М. Зощенко, В. Каверина, М. Слонимского, Льва Лунца.

Летом 1926 года, студенткой второго курса, я была арестована. Мне вменялось в вину составление одной антисоветской листовки. Повод заподозрить себя я подала, хотя на самом деле никакого касательства к этой листовке не имела. Приговор: три года административной ссылки в Саратов, однако благодаря заступничеству моего отца я пробыла в Саратове всего одиннадцать месяцев.

В 1928 году я поступила на работу в Ленинградское Отделение Детиздата, главою которого был в то время С. Я. Маршак - поэт, редактор, переводчик.

В 1929-м я вышла замуж за Ц. С. Вольпе, историка литературы; в 1931-м родила дочь Елену, в 1933-м разошлась с Ц. С. и через некоторое время вышла замуж за М. П. Бронштейна - физика-теоретика, сотрудника Физико-технического Института, доцента Ленинградского Университета, автора многих научных трудов, вскоре получившего степень доктора. Кроме чисто научной деятельности М. П. Бронштейн занимался и популяризацией науки.

Вскоре после убийства Кирова, в начале 1935 года, меня вызвали в "органы" и потребовали чтобы я, в уплату за досрочное освобождение из ссылки, сделалась сотрудницей НКВД. Несмотря на длительный допрос, брань, угрозы, мне удалось устоять: меня не били.

В августе 1937 года арестован М. П. Бронштейн. В сентябре - арестованы мои близкие друзья, члены редакции Маршака, а кто не арестован, тот, как и я, уволен. За Бронштейна вступились крупные ученые того времени - И. Е. Тамм, В. А. Фок, Л. И. Мандельштам, С. И. Вавилов, А. Ф. Иоффе, а также литераторы: Маршак и Чуковский. Однако все усилия не только помочь Бронштейну, но хоть что-нибудь разузнать о его судьбе успехом не увенчались.

Осенью 1938 года я начала часто встречаться с Анной Андреевной Ахматовой. Колеблясь между страхом обыска и необходимостью записывать каждое ее слово, я начала вести дневник наших встреч. Разговоры я записывала, стихи, творимые ею, запоминала наизусть (в том числе "Реквием").

Зимою 39/40 года по свежим следам событий я написала повесть "Софья Петровна". Единственный экземпляр сохранили, с риском для жизни, мои друзья. В 1965 году повесть с большими искажениями вышла в свет в Париже, в 1966-м (почти без искажений) - в США. Она переведена на многие языки мира, но в Советском Союзе ее не публиковали. Только теперь (сентябрь 1987) появилась надежда, что повесть будет, наконец, напечатана на родине.

Во второй моей повести "Спуск под воду", написанной в 1951-1957 годах, рассказывается о "борьбе с космополитизмом" (то есть об организованной властью вспышке антисемитизма), а также снова о терроре 30-х годов. Повесть тоже вышла только на Западе, а в Советском Союзе - нет.

В 1940 году мне удалось добиться свидания с начальником КГБ Ленинградской области, ставленником Берии, Гоглидзе. Он подтвердил мои предположения, что М. П. Бронштейн погиб.

...Война застала меня в Москве после трудной медицинской операции. Сперва я была эвакуирована с дочерью и племянником в Чистополь, а оттуда перебралась в Ташкент, где прожила до осени 1943 года. В Ташкенте поступила на службу во Дворец Пионеров (вела литературный кружок и занималась редактированием); а "по общественной линии" работала в Комиссии помощи эвакуированным детям.

Осенью 1943 года я приехала в Москву, куда ранее уже вернулись мои родители. После прорыва блокады, летом 1944-го, я сделала попытку воротиться в Ленинград. Там квартира моя оказалась противозаконно занята, однако, едва я попробовала добиться справедливости, "органы" дали понять, что жить в Лениграде мне всё равно разрешено не будет.

С тех пор началась моя постоянная московско-переделкинская жизнь; род занятий - литература. Занималась я (на "договорных началах") разными видами редакторской и литературно-педагогической деятельности: несколько месяцев, когда главным редактором журнала "Новый Мир" был К. Симонов, я заведовала отделом поэзии; одну зиму, в конце пятидесятых, преподавала на Высших Литературных Курсах при Союзе Писателей. (В Союз, после многочисленных отказов, я была принята в 1947 году.)

После XX Съезда, в 1957 году, мне удалось получить официальную справку о "посмертной реабилитации" М. П. Бронштейна "за отсутствием состава преступления". Дата "смерти" 18 февраля 1938 года. (В действительности Бронштейн не "умер", а расстрелян по решению Выездной Сессии Военной Коллегии Верховного Суда СССР под председательством В. В. Ульриха.)

С начала шестидесятых и в семидесятые годы вместе с другими представителями интеллигенции, писателями и учеными (Ф. Вигдорова, Л. Копелев, А. Якобсон, Л. Богораз, А. Солженицын, А. Д. Сахаров, В. Войнович, В. Корнилов, Г. Владимов и др.) я постоянно выступала против беззаконий, творимых властью. (Этот период моей работы и жизни отражен в сборнике "Открытое слово" и других книгах.) В 1972 году в журнале "Семья и Школа" было оборвано печатание моих воспоминаний об отце, скончавшемся в 1969-м. 9 января 1974 года меня исключили из Союза Писателей: мне ставили в вину публикацию книг и статей за границей, радиопередачи по "Би-Би-Си", "Голосу Америки" и "Немецкой волне", а главное - статью "Гнев народа" - ту, в которой я открыто возмущалась организованной травлей Пастернака, Солженицына и Сахарова.

В 1964 году Анна Андреевна Ахматова поручила мне составить (разумеется, под своим непосредственным руководством) сборник ее стихов и поэм. В 1965-м, с большими цензурными изъятиями, сборник "Бег времени" вышел в свет и оказался последним прижизненным.

В 1966-м, после кончины Анны Ахматовой, я начала приводить в порядок свои давние записи. Напечатать их на родине надежды не было. "Записки", том первый и том второй, - вышли на Западе: первый в 1976-м и 1984 году и второй в 1980-м.

Не только ни единого слова, написанного мною, но и самое имя мое было запрещено упоминать в печати уже 15 лет. Впервые после запрета имя мое упомянуто в прессе, в "Литературной Газете", 3 июня 1987 года.

Сейчас, когда я пишу эти строки (сентябрь 1987), появилась надежда, что, быть может, меня начнут печатать на родине. Кроме того, теперь я надеюсь, что "Дом Чуковского" (музей, организованный мною, моими друзьями и моей дочерью в Переделкине) уцелеет, после многолетних упорных попыток Союза Писателей и Литературного фонда СССР выселить оттуда меня и мою дочь, вывезти уникальную библиотеку, картины знаменитых художников и другие мемориальные вещи невесть куда и снести дом бульдозерами, - что эти попытки прекратятся.

В общей сложности за 15 лет существования Дом посетили более восьмидесяти тысяч человек; сотни посетителей обращались в высшие инстанции с просьбой сохранить этот Дом для них, для их детей и внуков; десятки безвозмездно ремонтировали и ремонтируют Дом.

Последнюю повестку из суда и из Литфонда с требованием выехать и вывезти вещи мы с дочерью получили год тому назад.

Что будет с Домом далее - не знаю, но надеюсь на лучшее.

В настоящее время я занята работой по расшифровке своих записей об Анне Ахматовой, сделанных в последние годы ее жизни: 1963-1966.

[29 сентября 87]

* Написано для Баварской Академии наук, куда Л. К. Чуковская была избрана в 1986 году. - Примеч. сост.