«Популярность. Дневник подростка-изгоя»

Популярность. Дневник подростка-изгоя (fb2) - Популярность. Дневник подростка-изгоя (пер. Елизавета Николаевна Шульга) 2146K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Майя ван Вейдженен

Майя ван Вейдженен Популярность: дневник подростка-изгоя

© Майя ван Вейдженен, 2015

© Елизавета Шульга, перевод на русский язык, 2015

© Livebook Publishing Ltd, 2015

Всем, кто сидел в одиночестве на краю песочницы, – эта книга для вас.

Майя ван Вейдженен

Предисловие от Бетти Корнелл

Здравствуйте!

Меня зовут Бетти Корнелл.

Я написала «Секреты популярности для подростков от Бетти Корнелл» в 1951 году. Мне было тогда 24 года. Последним писком моды были бриджи: при длине чуть ниже колена, это были самые короткие шорты в природе. Девушки носили плиссированные юбки, частенько доходившие до лодыжек, и вручную вязали себе свитера с вырезом под горло, которые были на пике популярности. До появления мини-юбок было еще целых десять лет, а джинсы в обтяжку и топы с открытым животом мы даже вообразить себе не могли.

Когда женщины хотели освежить прическу, они отправлялись в парикмахерскую и распрямляли химическую завивку. (Нельзя было просто взять и купить коробочку с краской для волос, ведь волосы тогда не красили.) Чтобы сделать укладку, я каждый вечер накручивала пряди на тряпичные папильотки, подкладывая в них бумажные салфетки для объема, отправлялась так спать – и наутро мой «паж» был безупречен.

Но сегодня все изменилось. Я иду по улице и вижу волосы голубых и розовых цветов, да и наряды стали откровеннее. Перевидав за свою жизнь немало модных веяний, которые уступали по скромности моде моей юности, я прихожу к выводу, что движущая сила моды – это стремление раздвинуть рамки норм прошлого. Занятно наблюдать, что, несмотря на многие перемены, люди точно так же пытаются превзойти прошлые поколения, как и в ту пору, когда я писала свою книгу Пусть сегодня я уже не на передовой мира современной моды, но мне все равно приятно сознавать, что конечная его цель остается неизменной – даже если меняются пути ее достижения.

Мне никогда не забыть, как я бывала польщена всякий раз, когда после выхода «Секретов популярности для подростков» получала письма от девочек, в которых они признавались, сколько почерпнули из моей книги. Они рассказывали мне о своих нарядах, прическах, вечеринках, и мне нравилось читать об их успехах.

Однако каково же было мое удивление, когда много лет спустя я получила еще одно письмо о моей книге. На сей раз оно пришло по электронной почте и было на удивление теплым и глубоким. Майя ван Вейдженен написала его в апреле 2012, и в нем сообщала, что моя книга изменила всю ее жизнь! Секреты и хитрости, которые она там почерпнула, помогли решить проблемы, которые преследовали ее в школе. Удивительно: она воспользовалась советами, написанными несколько десятилетий назад, и нашла им применение в современном мире. Как же отрадно было узнать, что моя книга выдержала испытания временем и до сих пор продолжает помогать детям!

Когда я дочитала до конца Майину книгу – ту самую, которую сейчас будете читать вы, – на меня хлынул поток чувств: гордость, любовь, удовольствие и счастливые воспоминания. Меня поразило, что Майе удалось рассказать свою историю с таким пониманием, решимостью и тактом. Я долгие годы наблюдала, как приходят и уходят новые тенденции в моде и красоте, и как время от времени они возвращаются, видоизменившись в угоду вкусам современного человека. Но когда я писала свою книгу, мне и в голову не могло прийти, что предложенные в ней советы спустя шестьдесят лет смогут снова стать актуальными благодаря свежему взгляду молодого писателя нового поколения.

Я начинала свой профессиональный путь в качестве модели и добилась большого успеха как писатель. Майя начинает свой путь как писатель, но уже стала моделью – моделью смелости и уверенности в себе – для своих ровесников и для будущих поколений подростков.

Бетти Корнелл

Предисловие (или как эта книга появилась на свет)

НЕ ПРОПУСКАЙТЕ ЭТУ ЧАСТЬ. НЕТ, ПРАВДА, НЕ ПРОПУСКАЙТЕ

Как говорит моя лучшая подруга Кензи, школа – это клоака. Точнее и не скажешь. И моя школа – не исключение. Распахнешь однажды эти исцарапанные стеклянные двери – и твоя жизнь превратится в череду беспощадных и болезненных стычек: сидящий рядом с тобой на физике футболист будет обзываться; девочки – показывать пальцем и насмехаться, пока ты, в одном допотопном нижнем белье, пытаешься открыть шкафчик в раздевалке спортзала; а сама ты будешь реветь в туалете, потому что раньше и знать не знала, что на сердце бывает так паршиво. Есть, впрочем, один секрет, который поможет сориентироваться в этой грязной вонючей клоаке, и состоит он в том, чтобы раз и навсегда усвоить, как устроена школьная «пищевая цепочка».

ШКАЛА ПОПУЛЯРНОСТИ В МОЕЙ ШКОЛЕ

(от патрициев до плебеев)

10. Волейболистки;

9. Футбольная братия;

8. Богатенькие хулиганы (сюда же: популярные вызывающе одетые девочки);

7. Музыканты из оркестра;

6. Хористы;

5. Художницы-готки;

4. Менее популярные вызывающе одетые девочки;

3. Беременные малолетки (сейчас у нас две таких, из седьмого и восьмого классов);

2. Компьютерные гики (практически отсутствуют);

1. Библиотечные ботаники (постоянно читают и обожают японские комиксы);

0. «Ноль внимания»;

–1. Изгои общества;

–2. Учителя;

–3. Учителя на замену.

От того, где ты проводишь время, с кем общаешься, зависит, в какую категорию тебя определят. Я состою в группе изгоев – нижайшая школьная каста, ниже только те, кому платят за посещение занятий. Незавидное положение под знаком «минус» делит со мной близкая подруга и наперсница Кензи. По большей части наши дни проходят тихо, однообразно и незаметно. Но это лишь до тех пор, пока кто-нибудь из высших сословий не обратит на нас внимание и не выберет своей жертвой.

Так как же верхушка заставляет кастовую систему работать себе во благо?

Есть масса журнальных статей и мотивирующих книжек, подсказывающих, что носить, что говорить, как себя вести, с кем дружить. Отец, еще задолго до моего рождения, откопал одну такую в благотворительном магазинчике. Старая обложка выцвела и поистрепалась, но: «Что-то в ней было», – сказал мне папа. Он пролистал ее и остановился на заглавии: «Секреты популярности для подростков от Бетти Корнелл». Книга была написана в 1951 году и содержала разные подсказки и хитрости для достижения, казалось бы, недостижимого: повышения своего социального статуса. Папа рассказывал, что прямо в магазине так и покатывался со смеху от некоторых устаревших советов. Но это был любопытный образчик старой массовой культуры, а мой папа – это мой папа, и он не раздумывая купил книгу.

Долгое время она хранилась в его кабинете, этой «лавке древностей» у нас дома в Браунсвилле, в Техасе. Книга пылилась в картонной коробке вместе со шлемом времен Первой мировой и каменным черепом из какого-то мексиканского племени.

Она ждала своего часа.

По счастливой случайности, книга никак не хотела незаметно лежать в уголке. Когда родители решили разобрать папин кабинет (лично я считаю, что беспорядок после этого стал еще сильнее бросаться в глаза), мама нашла коробку и заново открыла для нас книгу Бетти Корнелл. Не зная толком, что с ней делать, она сбагрила ее мне, Майе, хранительнице всех вещей, которые никому не нужны, но никто их не выбросит.

«Секреты популярности для подростков от Бетти Корнелл» показались мне просто занятной книжицей с советами в духе «Не пользуйся макияжем для глаз, пользуйся вазелином», или «Кубики льда помогут тебе сузить поры», или «Барышни всегда должны носить грацию». Сама автор в подростковом возрасте была моделью и теперь обещала, что добиться популярности и научиться преподносить себя может абсолютно любой – нужно только постараться.

Абсолютно любой?

Я едва не рассмеялась.

Тогда-то мама и внесла свое предложение – интригующее, пугающее, совершенно особенное предложение.

– Майя, может, тебе попробовать в этом году следовать ее советам и написать, что из этого выйдет?

Я сразу же отказалась. Чудовищная идея. И потом, когда это я беспокоилась о своей популярности – по крайней мере вслух? Но мамина идея никак не хотела забываться. Мысль была как прыщ, который сначала едва заметен, но потом все растет и растет и никак не проходит, сколько бы ты его ни выдавливала.

Несколько дней спустя, в очередной раз листая книгу, я наткнулась на такие слова:

Воспринимая мир враждебно, ты только усугубляешь ситуацию. Ты пожимаешь плечами, говоря: «Да кому какое дело?» Но кое-кому есть дело. Тебе. Тебе есть дело, потому что, как и все на этой планете, ты хочешь нравиться окружающим, хочешь быть популярной, хочешь, чтобы на тебя обращали внимание. Хочешь быть своей в компании приятелей, хочешь ходить на волшебные свидания, и чтобы хотя бы один мальчик считал тебя самой сногсшибательной девушкой в мире. Если скажешь, что нет, то знай, ты лишь обманываешь себя. Но тебе не обмануть окружающих.

Все вокруг, замерев, внимало ее словам.

Больше шестидесяти лет прошло с момента выхода книги Бетти Корнелл, но каким-то образом сквозь разделявшие нас время и пространство она разглядела то, чего я втайне отчаянно жаждала. Более того, она обещала помочь это получить.

Я знала: моя жизнь уже не будет прежней.

И вот я приступаю к своему грандиозному эксперименту. Каждый месяц предстоящего учебного года я буду следовать советам Бетти Корнелл по главам ее книги – диета, прическа, макияж, поведение и характер, среди прочего – как бы мне ни было сложно или неловко. Я начну с глав попроще, с заданий, выполнение которых не будет бросаться в глаза окружающим. А потом месяц за месяцем стану усложнять задачу, пока не окажусь за тридевять земель от собственной зоны комфорта.

Днем я буду конспектировать реакции окружающих, свои мысли и все происходящее. Вернувшись из школы, я, основываясь на этих заметках, чтобы не упускать детали, буду вести дневник и постараюсь делать это как можно тщательнее. Это будет уникальным литературным опытом. Как знать, вдруг он поможет осуществить мою мечту стать писателем? Надеюсь, отчеты о событиях, хороших и не очень, придадут мне сил, ведь все они будут главами в истории, которая уже начала сочинять сама себя. Может, все окажется не так уж страшно.

Работы мне предстоит выше крыши. И то, если мне вообще можно помочь. Мой рост – 157 см, у меня смугловатая кожа, на которой то и дело выступает сыпь, я неловкая, сутулая и чуть-чуть полновата. Бедра у меня – никакие, и грудь плоская, как книга Бетти Корнелл. Я ношу очки и брекеты. Одежду покупаю или в «Walmart», или в секонд-хендах. За алгеброй провожу больше времени, чем перед зеркалом.

Мне стоит оговориться и постараться объяснить, что такое «популярность». У этого слова много значений. Я знаю, каких значений у него нет. Быть популярным – значит не сидеть в одиночестве, не быть объектом насмешек. Не стесняться того, как ты выглядишь, не испытывать желания прятаться по углам в надежде провалиться сквозь землю. Популярность – не то, что у меня есть сейчас.

Если получится, к концу восьмого класса я узнаю, что такое популярность. И не только смогу дать определение этому слову, но на собственном опыте пойму, что это такое.

Может, что-то изменится. Будут ли советы более чем полувековой давности все еще актуальны? Узнаем. И не такое бывает в этом мире, верно? Люди ходили по Луне, ученые научились выращивать квадратные арбузы.

А пока что Бетти Корнелл становится моей второй половинкой, и я начинаю следовать каждому ее слову. И будь что будет.

Я до начала эксперимента

Сентябрь Проблемы с фигурой

Редкий подросток в тот или иной момент своей жизни не испытывал… сложностей с фигурой. <…> Причина этого кроется в том, что в переходном возрасте твой организм все еще постоянно меняется – тело совсем недавно прекратило расти и еще не успело найти свой естественный баланс. <…> Однако то, что твое тело никак не хочет успокаиваться и стабилизироваться, вовсе не повод отчаиваться заполучить хорошую фигуру. Секрет здесь в победе сознания над материей.

У меня обыкновенная внешность. Поверьте мне, я не жалуюсь. Всю свою жизнь я с превеликим удовольствием оставалась незамеченной. Когда задиры забывают о моем существовании, мир вокруг начинает играть яркими красками. Но благодаря Бетти теперь все иначе. Теперь я хочу цвести, а не просто выживать.

Сколько себя помню, у меня всегда был panza – «живот» по-испански. Он мог быть меньше или больше, но все эти годы сопровождал меня неотступно. Когда я училась в младших классах, мои двоюродные сестры любили тыкать пальцем в небольшой слой жирка у меня на боках, что, как правило, заканчивалось моими слезами, которые, я заедала шоколадками, прячась в своей комнате. Очевидно, дурные привычки приобретаются рано.

За прошедшее лето я немного подросла, вследствие чего мой живот несколько спал. Прекрасное ощущение, когда твоя одежда начинает лучше сидеть, но этого недостаточно, чтобы перестать беспокоиться о внешности и лишнем весе. Правда, я не одинока в своих мучениях. Не знаю ни одной девочки, которая была бы абсолютно довольна своим весом. Наши волейболистки чуть ли не морят себя голодом, пока не исхудают, как веточки. Они во всеуслышание пристыдят своих подруг, если те заявятся в школу в джинсах-скинни, в которых будет видно хоть намек на складки. «Валери – толстуха! Валери – толстуха!» – будут голосить они.

Ребята менее популярных групп в нашей школе чаще всего чуть более в теле. По-моему, это еще раз подчеркивает разницу между «сливками» и ребятами из «низов». Одной причиной распрощаться со своим животом раз и навсегда больше. Если я иду наверх, ему со мной не по пути.

Четверг, 1 сентября

Готовясь к первому месяцу эксперимента, я открываю выцветшую книжку. Ощущение, словно я отчаливаю в далекое плавание. Я скольжу пальцем по оглавлению, втайне надеясь, что его конец не будет похож на «Титаник».

Я читаю первую главу, «Проблемы с фигурой», и отмечаю основные моменты.

1. Прежде всего вдумчиво разберитесь в проблемах, которые вы испытываете с Изучите свое тело.

Запросто. Бедер – нет, груди – нет, талии – нет. У меня есть изгибы, только выпирают они наружу, и не там, где надо.

2. Не забудьте проконсультироваться с врачом перед тем, как сбрасывать вес.

Тоже не проблема. Год назад я была на приеме у нового педиатра, которая сообщила, что мой вес «балансирует на грани ожирения». Ее унизительный и неправильный «диагноз» теперь послужит мне разрешением сесть на диету.

3. …Подсчет калорий в продуктах, которые ты ешь между основными приемами пищи, тоже важен. Более того, многие девушки вообще не нуждались бы в диетах, если бы просто резко ограничили себя в перекусах.

4. Нельзя упускать из виду и излишества, которые позволяешь себе на праздниках, собраниях и всяческих мероприятиях.

5. Если ты всерьез настроена на то, чтобы добиться идеальной фигуры, обязательно ешь завтрак.

6. …Жареная пища любого рода вредна для фигуры.

Допустим, все это выполнимо. Бетти Корнелл также вносит предложения по рациону, которым я обязательно попробую следовать. Я отпущу себе одни выходные, чтобы порадовать себя запретными продуктами, и начну диету во вторник утром, после Дня труда. Скрестим же пальцы!

Пятница, 2 сентября

Я бегу сломя голову. Автобус домой вот-вот тронется с места, а я еще не в нем. На улице жара под сорок, и у меня под мышками уже расползаются отвратительные пятна пота. Прелестно.

Кто-то из охранников у школы кричит мне вдогонку, но я не оборачиваюсь. Мы живем на границе Техаса с Мексикой, и охранники здесь нужны преимущественно для того, чтобы никто не продавал в школе наркотики. Я этим не занимаюсь. Я вижу, как Кензи вскидывает брови, увидев меня за грязным автобусным стеклом. Водитель с неохотой открывает двери и бурчит себе под нос что-то по-испански, пока я, тяжело дыша, забираюсь внутрь. Хихикают какие-то шестиклассники.

– Н-да, выглядишь по-дурацки.

– Привет, Кензи, – выпаливаю я, сажусь в кресло позади нее и пытаюсь пригладить растрепавшийся хвост.

– Почему ты бежала? – Она выплевывает последнее слово. Кензи наполовину кореянка, кудрявая, дикая по натуре, обожает хэви-металл и от души презирает физические нагрузки.

– С нас снимали мерки для костюмов в хоре.

Мисс Чарльз, наша руководительница, все это время провела, пытаясь угадать наши размеры и объявляя их потом в микрофон. Мой размер по ее версии больше, чем на самом деле. Интересно, должно ли это послужить мне намеком.

– Вот потому я и не участвую в этом аду, – фыркает Кензи. С шестого класса она играет в оркестре на гобое, но сегодня осталась без инструмента, потому что «случайно» уронила его в коридоре, и он «как бы, э-э-э, типа, вроде как» сломался.

Я познакомилась с Кензи два года назад, в наш первый день в этой школе. Она сидела одна, на ней был ремень с шипами, а ее пушистые волосы были стянуты в сердитый пучок. Все, о чем я могла думать, было: «Боже, надеюсь, она меня не убьет». Мало-помалу занятия сблизили нас, и мы вскоре сдружились, хотя у меня никаких сомнений, что в драке она бы меня уложила на лопатки. Несмотря на свою мрачную ауру, она очень классная. Моя противоположность во всех отношениях, но при этом одна из немногих, кто не заставляет меня чувствовать себя лишней.

Из-за моих испанских черт лица в сочетании со светлой кожей меня здесь часто принимают за мексиканку. Я отвечаю, что моя мама наполовину мексиканка, так что да, на четверть я мексиканка. На самом же деле в моей маме смешаны английские, французские, испанские, еврейские, мексиканские, индийские и африканские корни. Я не уверена, как можно классифицировать такую смесь, знаю только, что ей это очень идет. В нашем округе, в школе, на 98 процентов состоящей из испаноязычных учеников, мне говорят, что во мне слишком мало нужного ДНК, чтобы принадлежать к «латино». По иронии судьбы по ту сторону границы я считаю себя мексиканкой.

Итак, Кензи кореянка, а я – не мексиканка, и мы обе знаем испанский недостаточно даже для того, чтобы просто спросить дорогу в туалет. Может, мы и сблизились потому, что вокруг больше не к кому было прибиться.

Кензи не принадлежит к тому типу подружек, с которыми устраиваешь драку подушками и ночевки, но я всегда ценю ее откровенность. Если у меня на носу козявка, она мне скажет. Если молния на джинсах не застегнута, даст об этом знать.

– Майя, – говорит она сейчас, – видела бы ты себя. Ужас, правда.

Такие друзья на дороге не валяются.

Шестиклассники большими глазами смотрят на нас из-за спинок кресел.

– На вид они такие безобидные, – говорю я. Они прыскают со смеху, звеня своими еще не поломавшимися голосами.

– Это ненадолго, – усмехается Кензи. Она поворачивается к шестиклассникам и без стеснения извергает поток брани, где проскакивают некоторые анатомически верные названия частей тела и их биологические функции.

Я прячу лицо в ладонях. Мне хочется сделать ей замечание, но Кензи так хохочет, что ничего не слышит.

Перед самой моей остановкой один из шестиклассников поворачивается и плюет в меня.

Первая неделя школы позади, осталось – бесчисленное множество.

И все же в этом году все будет иначе. В этом году у меня есть план.

Через час или около того приходит домой папа. Он поднимает руки вверх в жесте поражения и кричит:

– Мы теперь официально толстяки Вейдженены! – Это вовсе не его обычные «Всем привет!» или «Как я по вам скучал». Должно быть, тяжелый день. В университете сейчас нелегкие времена, там готовы сокращать штат.

– Что, прости? – отчетливо раздается мамин голос.

Мой девятилетний брат Броди прячется в дверях комнаты, зажав в руке банан. Глаза его распахнуты. Он болезненно воспринимает тему своего веса и то, как быстро он вырастает из одежды. Он часто становится жертвой папиных лекций вроде «Знаешь, (вставить имя), то, как ты ешь в детстве, будет преследовать тебя потом всю жизнь».

– Говорю, мы теперь официально толстяки Вейдженены. Ходил сегодня к врачу, и он сказал, что мне нужно сбросить вес. Нам с вами всем нужно сбросить вес.

– Что, прости?! – теперь мама не на шутку разозлилась. В ее голосе звучит опасная нотка, как всегда, когда она на взводе. Папина идея насчет снижения веса может относиться только к трем членам нашей семьи. Мама, как я уже говорила, занимается спортом, а Наталия постоянно в движении, так что мышцы у нее просто каменные.

Я поднимаюсь наверх, чтобы не стать свидетелем родительской «ссоры шепотом». Броди круглыми глазами смотрит на свой panza.

– Ой, прекрати, – говорю я. – У тебя просто возраст такой, пухлый. У меня тоже был такой в девять лет. – Я не говорю ему, что мой живот еще не вполне прошел, но нет же ничего страшного в том, чтобы немного обыграть правду, если речь идет о самооценке ребенка.

Он радостно улыбается.

Может, оно и к лучшему, что во вторник я сяду на диету от Бетти Корнелл. Вот и папа как раз порадуется. Я никак не готова писать «Майя толстячка Вейдженен» вместо своего имени.

Понедельник, 5 сентября

Многие из вас приносят обед в школу и покупают молоко в кафетерии. Это хороший способ избежать искушения – тебе совсем не нужно заглядываться на длинный буфет с вкусной едой. <…> Любая разумная комбинация трех-четырех продуктов из этого списка послужит тебе здоровым ланчем, легким и удобным в приготовлении.

1. Яйца вкрутую;

2. Небольшая порция творога;

3. Кусочек цельнозернового пшеничного или ржаного хлеба;

4. Свежие фрукты (их можно есть помногу);

5. Сэндвич с американским или швейцарским сыром, салатом-латуком (без майонеза) на цельнозерновом хлебе;

6. Сэндвич с любым нежирным мясом;

7. Прозрачный бульон;

8. Молоко.

Я пакую свой ланч: половинка сэндвича, яблочный соус и яйцо вкрутую. Но никого мяса: с восьми лет я вегетарианка, спасибо «Паутине Шарлотты», моему попугайчику и тяжелому гастроэнтериту.

Я полна противоречивых чувств насчет диеты, на которую сяду с завтрашнего дня. С одной стороны, я рада перспективе сбросить вес, с другой – мне жаль прощаться со столовскими обедами. Будем надеяться, все пройдет успешно.

Вторник, 6 сентября

Забавно: мы живем на самой южной из границ Соединенных Штатов, где богатейшая мексиканская кухня, а школьные обеды до ужаса посредственные. Наш городок полон парадоксов.

По иронии судьбы, Браунсвилль, штат Техас, – место, которое не вписывается в привычные рамки: совсем как я. Уже не вполне США, но еще и не Мексика. Мой отец получил здесь место в университете летом перед моим шестым классом, и мы переехали сюда с Запада. Броди называет это место «жвачкой, прилипшей к подошве США». Наша школа находится через дорогу от беднейшего сообщества такого масштаба в стране. Дальше по улице – raspa (будка мороженщика), panaderia (булочная), сомнительного вида офис врача, забегаловка с тако и шиномонтажная мастерская.

Но еда компенсирует это все с лихвой. Даже мне, вегетарианке в царстве фахитос, всегда удается найти и попробовать новые блюда с интересными яркими вкусами. Да, они не всегда привлекательно выглядят. В мясном отделе продуктового магазина продаются свиные головы и куриные лапки. Папа уверяет, что есть способы вкусно приготовить внутренности (отвечая на ваш вопрос: тако). Если возможно даже такое, то должен же быть способ, чтобы школьные обеды по вкусу и запаху меньше походили на жженую пластмассу! В такие дни я рада, что у меня с собой ланч.

Я грызу морковные палочки, а полная Кензи, как и каждый день, расправляется с двумя огромными шоколадными печеньями. Как же я ей завидую. Я пытаюсь не забывать слова Бетти:

Если перспектива ланча без вкусного десерта слишком трагична для тебя, тебе уже ничто не поможет. Ты позволила сладкоежке в себе заглушить голос разума. <…> Что до друзей, которые будут тебя дразнить (а они будут), помни: голову – поднять, вес – сбросить.

Среда, 7 сентября

Утром мы с Кензи идем в библиотеку – мы называем ее аквариумом. Такое прозвище библиотека получила из-за трех стеклянных стен. Мы помогаем там как волонтеры по утрам и в обед, чтобы спрятаться от жестокости окружающего мира. Наша библиотекарша, мисс Корбейл, уникальная женщина. Она принимает всех нас, изгоев, с распростертыми объятиями и разговаривает с нами, как с взрослыми, достойными ее внимания – многие из нас так часто этого лишены. Она умная, интересная и ездит на мотоцикле. Учителя приходят к ней с разговорами на любые темы, от неисправного оборудования в классе до кризиса среднего возраста. И она покупает новые книги из своего кармана, потому что школа капитально урезала библиотечный бюджет. Поэтому неудивительно, что аквариум – это наш оазис, дом вдали от дома.

По пути туда мы встречаем мистера Лоуренса, который ковыляет нам навстречу. Он замечает меня и улыбается.

– Здравствуй, Майя, как твои дела? Мне тебя очень не хватает на уроках в этом году.

Я останавливаюсь.

– А мне не хватает ваших уроков!

Я познакомилась с мистером Лоуренсом в шестом классе, когда он возглавлял школьный литературный кружок. Когда я пришла к нему в кабинет в первый раз, он спросил меня, люблю ли я писать. Я ответила: «Больше всего на свете».

Он отправлял мои стихи и рассказы на конкурсы и в местную газету. Подталкивал меня принимать участие во всех подворачивающихся соревнованиях и неделями засыпал организаторов письмами, чтобы узнать, победила ли я. Я не всегда получала награды, но он все равно гордился мной. Он зачитывал мои работы в классе, учителям, всем, кто был готов слушать. Лучше учителя и представить себе нельзя. Но он стареет, и я вижу по его усталым глазам и походке (сейчас он опирается на трость), что вскоре он выйдет на пенсию. Он этой мысли мне хочется плакать.

9 сентября

Если ты принадлежишь к числу ленивых сонь, которые не могут вовремя подняться, чтобы поспеть к завтраку, то ты начинаешь день неправильно. <…> Плотно завтракать может поначалу показаться сложным. Но со временем ты привыкнешь, и завтрак будет тебе в радость. <…> И ты станешь чувствовать себя намного лучше.

Согласно государственной статистике, 96 процентов учеников в моем округе «экономически неблагополучны». Соответственно, все получают завтрак и ланч бесплатно, даже если об этом не просят. Раньше мы и завтракали, и обедали в столовой, но в этом году правительство округа решило подавать завтрак в классных кабинетах. Они уверяют, это для того, чтобы обеспечить нам здоровое начало дня, но взглянув на их состав, начинаешь в этом сомневаться.

Завтрак состоит из пакетика хлопьев с сахаром, шоколадного молока и чего-то неясного, жареного и с мясной начинкой – Бетти Корнелл едва ли одобрила бы. Я ем свой тост из пшеничного зернового хлеба и фрукты, пока мои одноклассники уплетают кукурузные колечки. Я не ем их уже несколько лет, с тех пор как из-за них стул Броди окрасился в ярко-зеленый, что не на шутку напугало наших родителей.

После завтрака наш урок литературы перемещается в аквариум. Я помогаю одноклассникам выписывать книги. Я почти чувствую себя популярной.

И тут, конечно же, с хитрой ухмылкой на лице, развязной походкой подходит Карлос Санчес, лидер футбольной команды. Он высокий задиристый спортсмен. Короткие каштановые волосы зализаны в попытке придать ему более крутой вид.

Он протягивает тоненькую книжицу с картинками гоночных автомобилей и роман «Голубая шейка», автора-лауреата премии Ньюбери, с птицей на обложке.

– Я люблю машины, – сообщает он, как будто это все объясняет. – А это книга о голубе-гее.

– Хм-м, – я сдерживаю себя и не говорю то, что думаю: «Однако, Карлос Санчес, не думала, что тебе так интересна дикая гомосексуальная жизнь». Вместо этого я протягиваю ему книги и бормочу, что их нужно вернуть до двадцать третьего.

Они с приятелями-футболистами удаляются в сторону, и те гогочут над его идиотскими шутками.

– Эй, парни, это книга про голубого голубя.

Наша учительница смотрит на него поверх очков испепеляющим взглядом. Это она умеет.

– Я хочу сказать, «голубого» в смысле «синего», типа, цвет, – быстро добавляет он, неловко опуская взгляд и разглядывая свои модные кроссовки.

Напомните мне кто-нибудь, как он добился популярности.

…В дополнение к мудрым советам Бетти Корнелл о том, как не только выживать в школе, но жить там полной жизнью, я буду делиться с вами и своими собственными наблюдениями, которые придут мне в голову.

Совет популярности от Майи

Когда твои сверстники проявляют интерес к птицам нетрадиционной ориентации, лучше держать язык за зубами, даже если очень хочется съязвить, особенно если рядом нет никого, кроме книг, и некому оценить твои остроты.

Вечером мы отправляемся на пляж. Я на заднем сиденье, зажатая между Броди, который рисует в тетрадке монстров и оружие массового уничтожения, и Наталией, которая щелкает языком и напевает песенки из «Подсказок Бульки».

Добравшись до пляжа, мы все не можем надышаться соленым воздухом Саут-Падре-Айленда. Не прошло и пяти минут, а я уже начала стесняться своего тела и того, как выгляжу в купальнике. «Сейчас лишний вес не повод для беспокойства. Сейчас несложно что-то сделать, чтобы избавиться от этой проблемы, и сделать это с умом», – уверяет Бетти.

Знаю, знаю. Я постепенно ограничиваю себя в питании, но мой вес пока не уменьшился.

Я смотрю на себя в закрытом купальнике. Первый в моей жизни купальник с настоящими подушечками в лифе. Мне нравится, потому что теперь моя грудь размера 34А кажется чуточку больше.

Наталия задорно улыбается мне, пока мама пытается натянуть на нее купальник.

– Улыбнись, – говорит она. Я наклоняюсь, и она зарывается лицом в мой хвост.

Ой-ей. Наталия вырвалась и бежит по пляжу.

Я сказала «бежит»?

Скорее, «мчится».

Я упомянула, что мчится она голышом?

Воскресенье, 11 сентября

Сегодня – в церковь. Приходится слушать разговоры миссис Гарсиа о том, что девочки нашего возраста должны готовить себя к браку с мужчиной-единоверцем. «Когда ты станешь мамой, ты научишься гораздо большему, чем научат тебя в колледже».

Я стараюсь не слушать слишком внимательно.

Я вижу Итана, мою давнюю любовь, он сидит в другом конце часовни. Со вздохом я впервые желаю, чтобы диета сработала.

У него такие красивые глаза.

И волосы.

И улыбка.

Интересно, Бетти Корнелл всегда нравилась мальчикам, в которых она влюблялась?

Он ловит мой взгляд.

Он вопросительно изгибает красивые брови и беззвучно спрашивает: «На что уставилась?»

Я отворачиваюсь, мое лицо заливает краска, и я безмолвно благодарю Бога за то, что в этот раз моя челюсть хотя бы была подобрана с пола.

Перед церковью я съела лишь легкий завтрак, и теперь в животе урчит, будто там поселился оголодавший морж. Совсем нехорошо.

Совет популярности от Майи

Если ваш живот склонен издавать громкие звуки, когда объект вашей любви находится всего в двух шагах, задумайтесь о его полном удалении. Живота, а не объекта. Это убережет вас от множества неловких ситуаций.

В своей книге Бетти Корнелл подсказывает некоторые упражнения, которые способствуют тому, чтобы фигура стала гармоничной.

Для плоского живота мы возьмем пример с… футбольных тренировок мальчиков. Ляг на пол и подними ноги под углом 45 градусов. Теперь опусти их, не сгибая колени, очень медленно, считая до десяти. Чувствуешь тяжесть? Я знаю, это непростое упражнение, но очень действенное.

С переменным успехом выполняю упражнения Бетти

Когда привыкнешь к ее упражнениям, они кажутся простыми, как пирожки. Практически.

М-м-м.

Пирожки.

Вторник, 13 сентября

Я похудела на целую четверть килограмма!

Диета работает.

Заметит ли кто-нибудь? И что самое важное, заметит ли Итан?

К другим хорошим новостям: мой лифчик мне официально мал! Никогда не думала, что такое может со мной случиться, ведь я происхожу из рода плоскогрудых женщин. Но как только я надеваю лифчик, он с силой врезается мне в кожу.

Счастье и гормоны переполняют меня настолько, что я едва ли могу это выносить. Просто ради забавы я примеряю мамин лифчик, он больше ровно на один размер.

И он мне безнадежно велик.

Я спускаюсь с небес на землю.

Я продолжаю делать упражнения Бетти Корнелл, но обещанного превращения «пухлого подростка» в «девушку с пропорциональной фигурой» все никак не происходит. Но я не сдаюсь, потому что еще не все потеряно, пока поет толстая дама. Ха-ха-ха.

Четверг, 15 сентября

На физкультуре мы с Кензи все мокрые, изможденные, в синяках от подач каменных волейбольных мячей. С тех пор как я приступила к «Проблемам с фигурой», я стараюсь добиться успеха в каком-нибудь виде спорта. Моя координация всегда оставляла желать лучшего, и колени у меня, как у семидесятилетней старухи. Неприятное ощущение, когда ты выкладываешься на физкультуре на полную и при этом по-прежнему терпишь неудачи во всем, за что ни берешься. Меня страшит тот факт, что верхушка социальной лестницы добилась своего положения благодаря спортивным достижениям. Это кажется таким устаревшим, таким глупым. Выживает сильнейший. Слабейший оказывается съеден. Бетти не дает подсказок, как на скорую руку, за месяц наработать то, что требует многих лет спортивных тренировок и специальных навыков. Я проверяла.

Мы с Кензи жмемся к нашему общему шкафчику в раздевалке. Это как иметь соседку по комнате, у которой из вещей – только дезодорант и грязные спортивные шорты.

– Ну от меня и воняет, – выдает Кензи.

Я смеюсь.

– Да нет, я серьезно, – говорит она. – На, понюхай майку, – она вытирает пот с лица рукавом футболки и протягивает ее мне.

– Фу. Я не буду нюхать твою майку. Теперь твое лицо будет пахнуть физрой.

– Понюхай!

– Кензи, слушай, мы подруги, и у нас много общего, шкафчик вот, например, и пара-тройка постыдных тайн, но я отказываюсь нюхать твою майку. Это несколько чересчур.

– А.

Совет популярности от Майи

Если вы хотите добиться популярности, не принюхивайтесь к чужой спортивной форме, иначе за вами закрепится ярлык «с тараканами» и придется всю жизнь переодеваться в кабинке туалета.

Суббота, 17 сентября

Сегодня мы едем на блошиный рынок – pulga. Мы въезжаем на парковку – большое пространство продуваемой всеми ветрами земли в стороне от шоссе. Папа и Броди обожают ездить сюда, потому что они – охотники за сокровищами. Мне тоже нравятся наши поездки, ведь нам удается побыть вместе с папой. Сейчас он столько времени проводит в университете, что я почти его не вижу. Я беру его за руку, и мы идем к первому ряду палаток.

Мама называет этот рынок величайшей мексиканской гаражной распродажей в мире. Не могу не согласиться. Многие жители Браунсвилля, те, кто пересекает границу нелегально, не могут устроиться на работу, поэтому продают на pulga разные вещи, включая барахло, подобранное с обочины шоссе. Мы избавили себя от многих поездок на свалку только за счет того, что оттаскивали громоздкие ненужные вещи ночью на обочину. Как по волшебству, наутро их и след простывал.

Вход на блошиный рынок (pulga)

На рынке можно найти обувь, подержанные игрушки, одежду, антиквариат, электронику, растения, инструменты, религиозные фигурки, свечи и мистические снадобья. Однажды мы увидели пианино, просто так стоящее там в пыли. Мама расплакалась.

Также там навалом еды. Есть фургон, где продается кукуруза на палочке в майонезе или в соусе чили – elote entero. О да, оно существует. Есть картошка, нарезанная спиралью и обжаренная во фритюре, которая подается на деревянном шампуре. Я бы съела такую, но мы однажды увидели, как торговец достает палочки из мусора, чтобы использовать их снова. Есть здесь еще суп из говяжьих желудочков, и старик, который развозит по рынку тележки с paietas – мороженым.

Люди за прилавками кричат: «Pasale! Pasale!» – что означает «Передайте сюда». Вот огромные кувшины с соками – aguas – покрываются конденсатом на жаре. Вот столы, которые ломятся от экзотических овощей и фруктов. Кактусы и пальмы, цыплята и черепахи, попугаи и голуби – всё на продажу.

Когда мы с Броди останавливаемся у прилавка с игуанами и крысами в ржавых клетках, папа за руки оттаскивает нас оттуда.

– Что такое? – сердито спрашивает Броди. – Почему мы уходим? Я еще хочу!

– Тс-с, – папа отводит нас в соседний ряд, и только тогда объясняет: – Извините, но двое бритоголовых татуированных парней договаривались о продаже наркотиков. Я подумал, что лучше уйти оттуда подальше.

Ем «фруктовый лед» (raspa)

Я только киваю. Меня уже ничем не удивишь.

Тогда мы идем к прилавку с raspa. Это мексиканский «фруктовый лед», только он в десять раз вкуснее сиропной кашицы из хлипких бумажных стаканчиков. Такой лоток есть через дорогу от моей школы, но мне как-то страшновато туда ходить, потому что именно там обычно и происходят все драки.

Папа оглядывается по сторонам.

– Здесь можно приобрести гроб, нанять адвоката и купить свежие овощи, всё в одном месте, – произносит он задумчиво. – Запоминайте хорошенько. Мы не будем с вами вечно, знаете ли.

Мы едим свое мороженое, слушаем вездесущую музыку rancheras и гомон снующей мимо толпы, и я улыбаюсь.

Среда, 21 сентября

Прошлой ночью мне снилось, что ко мне домой пришел один телеведущий и высыпал хлопья быстрорастворимого картофеля в стиральную машину. Он включил машинку и взбил огромную кучу пюре. Я проснулась посреди моих уговоров не выкладывать пюре в сушилку. Похоже, эта диета сказывается на моем рассудке.

С другой стороны, я уже похудела на целый килограмм!

Понедельник, 26 сентября

Уф. Как же меня тошнит. И всю ночь мне было ужасно плохо. Но я все еще сижу в классе и не забываю о собственном четвертом совете популярности.

Совет популярности от Майи

Вас никогда не должно тошнить в классе. Лучше просто выбежать из кабинета, пусть вас вырвет в коридоре. Даже если вы добежите до мусорного ведра в углу, кто-нибудь может увидеть, как вас рвет, и заклеймить на веки вечные. В младших классах меня как-то вырвало в ведро. Так когда мы переезжали пять лет спустя, последними словами какого-то мальчика в мой адрес было: «Это ты в детском саду сблевала?» Некоторые вещи тебе обязательно припомнят.

Вместо столовой я иду сразу в библиотеку.

Мисс Корбейл машет мне рукой из-за стола, где она подготавливает новые купленные ею книги для книжных полок. Их много, и все в твердых переплетах, и я понимаю, что они обошлись недешево. Но я ничего не говорю. Мы обе знаем, что для многих здешних ребят библиотека – единственное место, где они могут достать новые книги. Слишком многие не могут позволить себе такую роскошь, как свежие романы, какими бы долгожданными они ни были. Лист ожидания на новые книги уже и так с километр, и Мисс Корбейл только рада помочь.

Я хватаю стопку книг из тележки с уже зарегистрированными книгами и принимаюсь расставлять их по местам.

– А, Майя, привет, – здоровается Леон и поправляет очки на носу. Леон добродушный мальчик, с которым у нас был общий технологический класс. Я была единственной, кто с ним разговаривал, потому что он немного чудаковат.

– Привет, Леон.

– Выглядишь прекрасно сегодня, Майя, просто сногсшибательно!

– Спасибо, Леон.

Другие девочки всегда лишь посмеивались и убегали, когда Леон говорил им, как хорошо они выглядят. А я не возражаю. Мне даже приятно. Мой день становится ярче, когда кто-то от души говорит мне, что я хорошо выгляжу.

Вторник, 27 сентября

Я делаю упражнения Бетти Корнелл и слышу, как Броди внизу стучит в барабан. Мама, папа и Броди нарядились в американскую военную форму периода Американо-мексиканской войны, чтобы принять участие исторической реконструкции на близлежащем поле боя в Пало-Альто. Да, это именно так занудно, как кажется. Броди изображает маленького барабанщика, мама играет на дудочке, а папа вырядился, просто чтобы пострелять из пушки. Я остаюсь дома приглядывать за Нат, пока они будут целый день вариться под палящим солнцем в своих шерстяных одеяниях. Завидовать нечему.

Если вы еще не догадались, моя семья состоит сплошь из отъявленных гиков. И это не так уж плохо. Мы вместе играем в «Скраббл» и смотрим документальные фильмы. Я всегда знала, что буду учиться в колледже. Однако временами они чем-нибудь да смутят меня. Как признается мама, «от реконструкции один шаг до конвенций по “Стартреку”». Через пару лет моя семья, вероятно, и до этого дойдет.

Папа и Броди на поле боя в Пало-Альто

Пятница, 30 сентября

Сегодня официально последний день моей диеты, и за этот месяц я похудела на полтора килограмма. Конечно, ничего экстраординарного, но хоть что-то. Я по-прежнему буду следить за своим питанием, но теперь можно немного расслабиться и пожить в свое удовольствие. Думаю, Бетти Корнелл гордилась бы мной.

Мы с Кензи идем по школьному коридору.

– Кензи, – говорю я, когда она заканчивает жаловаться на последний урок, – что делает человека популярным?

Она кладет руки мне на плечи и пристально смотрит на меня. Сверлит взглядом, будто готовится дать жизненно важный совет.

– Откуда мне знать?

Звонит последний звонок, и я, погруженная в свои мысли, молча бегу на автобус.

– Эй, ты! – слышу я чей-то окрик за спиной. Сначала мне кажется, что это девочка, но бегло окинув взглядом толпу, я вижу, что кричал на самом деле мелкорослый шестиклассник. Он усмехается своим картам от игры в «Манчкин» и подходит ко мне.

О, нет, он собирается спросить мой номер. Что мне сказать?

Я не могу сказать «нет», это же разобьет его маленькое сердечко.

Но если я скажу «да», я прослыву «дурой, которой хватило идиотизма дать свой номер коротышке».

Мне нравится другой мальчик. Его зовут Итан. Он даже знает, как меня зовут.

Наверное, придется вежливо отказать и быстренько смыться.

Он смотрит на меня с широкой ухмылкой и заявляет:

– Мой друг только что назвал тебя толстой страшной ботанкой.

Правда?

Правда.

Неужели боги популярности настолько ненавидят меня (и, очевидно, мой избыточный вес)? Неужели я обречена провести остаток школы, слушая, как меня называют толстой садовые гномы, которые считают, что «круто» – это высморкать молоко из носа?

Но как бы он ни насмехался, я похудела. Одежда сидит на мне лучше, и так или иначе, я довольна достигнутым. И все же, сколько всего мне еще предстоит!

Знаю, Бетти: голову – поднять, вес – сбросить.

Октябрь Волосы

Красивые волосы – едва ли не самое важное в арсенале девушки. <…> Красивая прическа всегда скроет недостатки не самого красивого лица. <…> Прическа может работать как на тебя, так и против.

У меня каштановые волосы, прямые и густые. Они очень быстро отрастают. Я никогда не отпускала челку, потому что волосы у меня жутко вихрятся – это у нас семейное. Я не привередлива в вопросах прически, разве что терпеть не могу, когда волосы распущены и касаются лица и шеи. С чем мне и предстоит бороться в этом месяце. Раньше волосы доставали мне до пояса, но летом мама отвела меня на стрижку к мастеру ее подруги, а не в обычную бюджетную парикмахерскую (папа как-то заметил, что там не стерилизуют инструменты). Как бы то ни было, женщина говорила только по-испански, и мама с горем пополам объясняла, какую длину я хочу. Стоит ли говорить, что домой я вернулась со стрижкой гораздо более короткой, чем задумывалось. Теперь волосы достают мне только до плеч, и от хвоста осталось жалких сантиметров десять. Не то чтобы я была сильно против – так за ними намного проще ухаживать.

Последние пару лет в выборе прически я отдавала предпочтение небрежному пучку с торчащими из него карандашами. Волейболистки и футболисты, бывало, таскали их оттуда без моего ведома.

Знаю, знаю. Тяжелый случай.

Бетти Корнелл говорит: «Ухаживай за своими волосами, делай разнообразные укладки – и можешь быть уверена, что о тебе будут говорить как о девушке с прекрасными волосами».

Меня всю так и трясет от страха. Как же я надеюсь, что она права!

Суббота, 1 октября

Сегодня первое собрание НМПО (Национального молодежного почетного общества, в которое я вступила, потому что это будет хорошо смотреться в заявке для поступления в колледж). Меня подвозит мама.

– Выглядишь очаровательно, – говорит она.

– Ничего не хочу слышать.

– Нет, правда, такая хорошенькая!

– Хватит уже, – умоляю я.

Мама только улыбается, и я сверлю взглядом приборную панель. Перед нами оказалась машина с мексиканскими номерами. За рулем пожилая женщина, и автомобиль ползет вдвое медленнее разрешенной скорости.

– НУ ЖЕ! – кричит мама. У нее есть эта забавная привычка кричать на людей так, чтобы никто за пределами нашей машины не догадался, что она злится. Она растягивает губы в улыбке и произносит слова, не шевеля губами. Мне кажется, из нее вышел бы отличный чревовещатель.

Наконец мы подъезжаем к зданию библиотеки, где проходит собрание. Мама целует меня в пробор на макушке.

– Удачи! – говорит она и уезжает на нашем «минивэне».

Я иду к двойным дверям, где уже поджидают друзей некоторые ребята из НМПО.

– Ого, Майя, хвостики. Ого, – девочка, чьи волосы спадают на плечи безупречным каскадом, сдерживает смешок.

Не позволяй себе отставать от времени. Не зацикливайся на прическе «помпадур», когда она уже вышла из моды. Не продолжай делать все ту же старомодную прическу, если из-за ее неактуальности ты сама кажешься старомодной.

Я морщусь, когда она со смехом дергает меня за отростки, торчащие по обе стороны моей головы.

Совет популярности от Майи

Если прическа не удалась, и этот позор заметили окружающие, самое безопасное решение – внезапная и неотложная потребность отлучиться в туалет.

Я тут же бросаюсь в сторону туалетов и оттуда добираюсь до детской секции библиотеки, где уже собрались остальные. Мы помогаем с мероприятиями для Месяца испанского наследия. Я узнаю Каталину из хора и направляюсь к ней. Она пытается соорудить мексиканскую солдатскую шляпу 1840-х годов, но поделка из черной бумаги больше напоминает перевернутый рожок для мороженого.

– Мне нравятся твои хвостики, Майя.

– Спасибо.

– Хочешь, пойдем на улицу и попробуем уговорить остальных войти и заняться шляпами, поделками, и все такое?

Я киваю и тоже берусь мастерить шляпу. Это намного сложнее, чем кажется. Мне наконец удается закрепить все части шляпы на своих местах, но надеть ее не получается из-за хвостиков. Ну что ж, придется принести жертвы ради общего блага. Я радостно распускаю свои старательно причесанные волосы и нахлобучиваю шапку. Мы с Каталиной выходим во двор.

– Отличные шутовские колпаки, – кричит нам вдогонку какой-то старик, с которым мы сталкиваемся в дверях.

Даже не буду пытаться оспаривать это заявление. Может, потому, что мой шутовской колпак сполз мне на глаза, и я временно ослепла.

Понедельник, 3 октября

– Ну надо же, ты столько лет была верна одному имиджу и вот наконец отказалась от своего дурацкого хвоста, – фыркает на алгебре сидящая позади меня одноклассница. – Распустила волосы и перестала… быть Майей.

Кажется, она доказывает истинность очередного заявления Бетти Корнелл: «Прическа… это то, что особенно запоминается окружающим».

В моей школе большинство девочек предпочитают распущенные волосы. Мальчики зализывают волосы гелем, оставляя небольшой гребешок на лбу (что выглядит весьма комично). То, что у тебя на голове, зачастую хорошо иллюстрирует твое место на лестнице популярности. Самые лохматые находятся на ее нижних ступенях. Те, кто часами бьется над безупречной прической – на вершине. Я не думаю, что когда-нибудь причесывалась дольше пяти минут, если вам это о чем-нибудь говорит. Если кто-то начинает вкладывать в прическу больше усилий, чем раньше, это автоматически означает, что он хочет повысить свой статус. Такие робкие мольбы о внимании редко проходят незамеченными. В большинстве случаев людей засыпают комплиментами, пока новая прическа постепенно не становится частью их образа.

Я улыбаюсь и киваю однокласснице в знак благодарности, предпочитая принять ее слова за лестные. Но я не могу собраться с мыслями, потому что кажется, будто меня вот-вот разорвет. Волосы щекочут шею, я терплю из последних сил и пытаюсь слушать учителя.

– А теперь, класс, некоторым пора на лекцию о правилах поведения в школе.

Одноклассница за моей спиной продолжает играть с моими волосами, покровительственно поглаживая их, как шерстку какого-нибудь чесоточного хомячка.

– Все, чьи фамилии начинаются «А»-«Н», встаем и проходим в актовый зал.

Я поднимаюсь вместе со всеми Васкесами, Лопесами и Нуньесами. Мы тащимся в столовую, которую все учителя зовут актовым залом, потому что это звучит представительнее, чем «огромное вонючее помещение с зеленым кафелем и пятнами неопознанной еды повсюду». Я ищу, куда бы сесть, и замечаю Каталину. Я иду к ней, но тут в меня врезается один из футболистов, и я теряю равновесие. Я приземляюсь на скамейку рядом с Каталиной и тут же кубарем скатываюсь на пол. На счастье, падение смягчает рюкзак в полметра толщиной. А мама еще говорит, что не стоит таскать с собой столько вещей.

– Боже мой! Майя, ты как?

Я улыбаюсь ей с пола и бормочу:

– Полный порядок.

Я делаю рывок и поднимаюсь, понимая, что без синяков не обойдется.

Но к этому моменту Каталина уже ушла и разговаривает со своими друзьями.

Я приглаживаю волосы. В жизни мне не завоевать популярность с прической, как у пещерного человека. О, это звучит в духе Бетти Корнелл. Может, я начинаю потихоньку уподобляться ей в повседневной жизни. Я провожу рукой по волосам и нащупываю там засохший объедок. Фу-у-у.

Заместитель директора машет руками, чтобы мы угомонились, и он мог начать. Вразвалку выйдя вперед и встав перед аудиторией, он скучным голосом начинает зачитывать текст со слайдов. Он вещает о школьной форме: желтая рубашка поло с белой нижней майкой (любые другие цвета могу спровоцировать бандитизм). Потом переключает слайд на новый, озаглавленный «Голова».

ГОЛОВА

• Никаких вызывающих причесок, которые могут провоцировать бандитизм.

• Никаких вызывающих цветов, которые могут провоцировать бандитизм.

• Следует всегда быть чисто выбритыми, чтобы не провоцировать бандитизм (несколько усатых бандитов на задних рядах явно рассержены этим пунктом).

• Запрещается носить банданы, потому что они провоцируют бандитизм.

Он продолжает:

– Серьги везде, кроме ушей, строго запрещены. Потому что это может провоцировать бандитизм.

– А если там, где никто не видит? – выкрикивает Карлос Санчес. Я закрываю лицо руками. Серьезно? Да, судя по всему, он не шутит.

Заместитель директора только качает головой и переключает на очередной слайд.

РУКОПРИКЛАДСТВО

На школьной территории:

• Не толкаться.

• Не пихаться.

• Не пинаться.

• Не бороться.

• Не драться.

Все вышеперечисленное провоцирует бандитизм.

– Сэр! Сэр! А если не на школьной территории? – кричит Карлос Санчес, подпрыгивая на стуле.

– Как я уже сказал, с этим мы мало что можем поделать.

Карлос Санчес вскакивает на стол и выбрасывает в воздух кулак.

– У-ху! Точка с raspa после школы! Точка с raspa после школы!

Компания балбесов одобрительно галдит наперебой. Учителя даже не пытаются утихомирить этот хаос, выжидая оставшиеся минуты до звонка, чтобы отправить нас обратно в классы.

Вторник, 4 октября

Сегодня у нас в школе День безумных причесок. Я решила поддержать школьный дух, но вместо чего-то кричащего просто собрала волосы в два низких хвостика. Не хотелось бы провоцировать бандитизм.

После звонка на третий урок я убегаю в библиотеку. В зале сидят двое. Со своими синими и оранжевыми волосами, торчащими в разные стороны, они как куколки-тролли. Они сплетничают о ком-то из нашей школы, кто недавно был «переведен» в «альтернативную» школу для «трудных детей». В прошлом году на информатике я сидела рядом с мальчиком, которого перевели к нам из такой школы. Он был колючим на вид, с короткими, неровно подстриженными волосами, будто стригший его парикмахер был нетрезв. Его звали Мигель, но про себя я называла его Трещоткой, потому что он никогда не затыкался. Он рассказал мне, что его трижды арестовывали, что его жизнь была ни много ни мало бездарной тратой времени и что прятать марихуану лучше всего в пятке кроссовок с подъемом. Через неделю его отправили обратно в «альтернативную» школу.

После его ухода в школу пришла полиция с собаками. Посреди урока (четвертый урок, технология) нас всех выставили в коридор, выстроив по вдоль стены. Наши вещи остались в классе, и собакам дали команду обнюхать все наши сумки и нас самих.

Совпадение? Совпадений не бывает.

Совет популярности от Майи

Когда мальчик, сидящий рядом с вами в классе, любезно подсказывает, что прятать травку лучше всего в каблуке обуви, подумайте дважды, прежде чем выбрать такой фасон. Вы же не хотите, чтобы у окружающих сложилось о вас неправильное впечатление.

Четверг, 6 октября

Для мытья головы отводи хотя бы один день в неделю. Многие предпочитают делать это вечером по четвергам, чтобы привести волосы в порядок перед выходными.

Сегодня четверг, так что я беру шампунь и кондиционер для волос из шкафчика в ванной. Они называются «Клубнично-мандариновый смузи». Мне не очень хочется пахнуть фруктовым салатом, но это единственное, что мне удается найти.

Перед мытьем головы тщательно расчеши волосы. Затем обильно смочи волосы водой, нанеси шампунь и массируй голову до появления густой пены. Удостоверься, что шампунь распределен по всей поверхности головы. Теперь смой пену и повтори процедуру. После второго намыливания волосы окончательно очистятся от всей грязи. Потом трижды сполосни волосы. На третий раз, если провести рукой по волосам, ты услышишь поскрипывание.

Я в тряпичных папильотках

Я заканчиваю, и мама помогает мне закрутить волосы в тряпичные папильотки, которые Бетти рекомендует для длинных волос, потому что так «волосы меньше секутся, и на них намного проще спать».

– Ух ты, твои волосы совсем не жирные, – замечает она, заворачивая мои скрипяще чистые пряди в папильотки.

– Да уж надеюсь, – отвечаю я. Она улыбается мне в ответ.

Я кладу голову ей на колено. Причесывая меня, она сидит надо мной на стуле, потому что мы с ней теперь одного роста. Взросление – странная штука. Когда я была маленькой, то не могла дождаться, когда вырасту. Теперь я уже не так уверена, что хочу этого. Непросто осознавать, что твои ладони стали больше маминых. Мне от этого грустно.

– С такими волосами ты выглядишь совсем как те девочки из «Маленького дома в прериях». Такая очаровашка.

Я ворчу. Популярных людей не называют очаровашками. Так называют чихуахуа, которых таскают в дамской сумочке.

Я говорю об этом маме. Она смеется, обнимает меня и уверяет, что я не похожа на комнатную собачку. Она всегда знает, что сказать.

Пятница, 7 октября

Я просыпаюсь пораньше, чтобы вытащить папильотки из волос.

Я медленно раскручиваю их, все двадцать четыре штуки, и вижу, что теперь у меня кудряшки по всей голове.

О НЕТ! Я ВЫГЛЯЖУ КАК ШИРЛИ ТЕМПЛ, ЕСЛИ БЫ ОНА БЫЛА БРЮНЕТКОЙ!

Я не могу даже носа показать в школе. Просто не могу.

В школе.

С мелкими кудряшками по всей голове.

Дайте мне леденец – и буду вылитая пятилетка.

Или пуделиха.

Хорошо хоть Кензи сегодня нет, и мне не придется терпеть осуждение в ее взгляде.

– Эй, Майя, что у тебя на голове? – спрашивает за моей спиной кто-то из девочек. – Очень миленько. По какому поводу? У тебя появился парень?

Это кто-то из оркестра, «семерка» по шкале популярности.

– У Майи – парень? Вот еще глупости, – шепчет ее подружка.

Я думаю о своем ненаглядном Итане, который так и не замечает меня, даже несмотря на все мои новые сумасшедшие прически. Кого я обманываю? Она права.

Карлос Санчес только смотрит на меня, поводит бровями и ничего не говорит.

Это само по себе уже достаточная критика.

Позже я узнаю, что в следующую пятницу будут делать фотографии класса. Надо посмотреть, как Бетти Корнелл советует готовиться к такому ответственному событию. Это может оказаться немаловажным фактором на моем пути к популярности. Мои волосы пушатся от одной лишь мысли об этом.

Вторник, 11 октября

Мы с Броди изображаем музыкантов ranchera: трясем своими черными волосами под звуки радио. Мы даже сочиняем песню, используя в ней все знакомые нам испанские слова. Она исполняется на мотив «Suddenly Seymour» из мюзикла «Магазинчик ужасов».

El Casa Buritto El Taco у Queso La Mama, El Papa Soy papas con huevos

Примерный перевод:

Дом буритто, Тако и сыр, Мама, папа, Я – картошка с яйцами.

Не секрет, что мой испанский оставляет желать лучшего.

Мама заходит ко мне в комнату и ложится рядом со мной. Мы разговариваем и смеемся. Я пою ей нашу свежую песню на испанском.

– Ты почти справилась с el и la, – смеется она.

– В каком смысле?

– Ну, в том, что в испанском языке все подчинено мужской или женской природе. Я как раз сегодня утром объясняла это Броди, когда мы ждали автобус на остановке.

– Ты рассказывала моему младшему брату о мужской и женской природе на автобусной?!

– Ага, выдалась свободная минутка. Я и рассказала ему, как тут все работает.

Я немножко в ужасе. Это не может быть то, о чем я думаю, верно же?

– Мы говорим о разной мужской и женской природе, так ведь? Броди до сих пор думает, что девочки писают стоя.

Мама понимает, о чем я, и бросает в меня подушкой.

Я смеюсь.

– Броди, а ну-ка иди сюда! – входит Броди, покрасневший и пристыженный, не иначе, подслушав наш разговор. – Скажи мне, девочки писают стоя или нет? – спрашиваю я.

– Я не думаю, что мне нужно это слышать, – бормочет он после нескольких секунд молчания.

Мама содрогается. Они с папой откладывали «разговор» с Броди последнюю… всю жизнь.

– Слушай, малыш, – говорит она, когда становится понятно, как он смущен. – У мальчишек все снаружи, а у девчонок все внутри. Если мы станем писать стоя, будет просто течь по ногам.

Глядя на выражение лица Броди, я хохочу так сильно, что падаю с кровати.

Среда, 12 октября

Чтобы волосы были ухоженными, их необходимо расчесывать. И не просто бесцельно водить по ним щеткой, но добротно, основательно и усердно расчесывать.<…> Чтобы как следует расчесать волосы, нужно как минимум сто раз за вечер провести по ним щеткой.

Закутываясь в одеяло, я уже не чувствую рук, зато мои волосы гладкие, как шелк. Ко мне заходит папа. Он целует меня на ночь, и его волосы падают мне на лицо. Мой папа отращивает их последние два года. Мама не в восторге от его нового образа, но понимает, что он делает это не только ради исторических сценок, но и потому, что хочет как следует порадоваться своей шевелюре, пока она у него еще есть. Своего рода последний парад. Он говорит, что раньше его студенты всегда обращались к нему за советами, поскольку он был подобающе одет, носил галстук и коротко стригся. Он был для них отеческой фигурой. Теперь же, по его словам, они приходят к нему рассказать о своих проступках. Мне кажется, это потому, что с этими вьющимися волосами до плеч и щетиной на понимающем лице он вроде как смахивает на Иисуса.

Четверг, 13 октября

Мы с Кензи направляемся на наши первые уроки. Она останавливается и внимательно смотрит на меня.

– Нет, подруга, все же что за фигня у тебя на голове? Я серьезно, это даже для тебя дикость!

Этим утром мама причесала меня и уложила волосы в два аккуратных узла. Смотрится так, словно у меня из черепа растут два гриба.

– Я хотела, чтобы получилось как у принцессы Леи, – бормочу я.

– Это еще кто такая? – спрашивает Кензи.

Я закатываю глаза. Кензи никогда не смотрела «Звездные войны». Не ела яблочный соус. Не видела «Улицу Сезам». Тяжелое, полное лишений детство.

Я иду на алгебру и занимаю свое место. Анна окидывает меня взглядом и улыбается.

– Мне нравятся твои баранки, Майя.

Сидящий рядом с ней парень издает громкий и очень неприличный смешок.

Она краснеет и отворачивается, потупив взгляд.

К шестому уроку волосы уже вовсю выбиваются из пучков – кажется, будто мои грибочки обрастают шерстью. Я иду в туалет, посмотреть, можно ли с этим что-то сделать, но около всех раковин столпилось по три-четыре девочки (и все – «четверки» по шкале популярности: менее популярные вызывающе одетые школьницы), которые пытаются рассмотреть свои отражения. Их джинсы такие узкие, что, наверное, затрудняют кровообращение, а ярко-красные лифчики (просвечивающие из-под желтых поло) гармонируют с густо наложенными румянами. Я выжидаю несколько минут, тщетно надеясь, что кто-нибудь уйдет, но когда одна из них начинает подкручивать ресницы и выщипывать брови, я понимаю, что этому не суждено сбыться. Я возвращаюсь в класс со своими пушистыми грибами на голове.

Все наши проекты по географии тринадцати колоний расставлены на столе у кабинета истории. Карлос Санчес играет с моим, как будто это космический корабль.

– Не трогай Майин проект, – говорит какой-то мальчик.

Карлос Санчес опускает на меня взгляд.

– Это твое? – спрашивает он. Я киваю. – Выглядит аппетитно, – продолжает он. – Так и забрался бы внутрь, если ты понимаешь, о чем я, – он вздергивает бровь. Наверное, думает, что это привлекательно, но на самом деле впечатление, будто у него нервный тик.

– У тебя есть ответы тик, тик к домашней работе? – спрашивает он.

– Я не дам тебе списывать.

– Ну и дура, – говорит он, бросая мой проект на стол.

Звучит несколько иронично.

Завтра день фотографий! Я не могу дождаться!

Одна из самых часто просматриваемых фотографий, которая есть каждого подростка, это снимок для школьного альбома. Отнесись к этому серьезно, и твоя фотография никогда не вызовет нареканий. <…> Отправляясь к фотографу, надень белую строгую блузку. <…> Не надевай украшений, за исключением, разве что, нитки жемчуга.

Сегодня мама купила мне в магазине симпатичную белую блузку. Но что касается ожерелья, я не знаю, где и смотреть. Я решаю порыться в маминой старой шкатулке с украшениями времен восьмидесятых. У нее наверняка должно что-нибудь найтись.

Ага. Я залезаю в шкатулку и почти сразу натыкаюсь на жемчуг. Мне никогда еще не доводилось видеть гигантские абстрактные серьги в таком количестве. Меня немного беспокоит, что эта картина может оставить на моей психике неизгладимые следы, которые дадут о себе знать в будущем. Нельзя пройти мимо громоздкого бурого пластмассового браслета, который открывается на две створки. Мама купила его в Париже. Из всего, что можно купить в Европе. Этому нет оправдания.

Я мою голову и тщательно подбираю наряд для завтрашнего дня. Мама помогает мне с папильотками (на этот раз, закручивая их посвободнее) и даже разрешает воспользоваться ее блеском для губ.

Думаю, завтра будет замечательный день.

По крайней мере, так я твержу себе.

Совет популярности от Майи

Сделайте так, чтобы ваша фотография в школьном альбоме была запоминающейся, потому что, как говорит моя учительница химии, «вашим внукам нужно будет над чем-то смеяться».

Пятница, 14 октября

Мой друг Данте сегодня пришел в школу, распрямив свои черные кудри – и это полный провал. Так что на большой перемене он смочил волосы водой, и теперь они снова в исходном состоянии. А я могла бы его предупредить.

Говоря о фотографиях для школьного альбома, Бетти Корнелл советует следующее: «И самое главное, не стоит пробовать новые прически накануне важного мероприятия – такие эксперименты могут обернуться катастрофой, а ты же не хочешь, чтобы для истории тебя запечатлели пугалом».

Во время урока химии мы идем в спортзал, где нас поджидают фотографы. Большинство ребят делают для фотографии серьезное лицо, как на паспорт, и наотрез отказываются улыбаться. В нервном ожидании я тренируюсь принимать позу, которой учила Бетти: плечи слегка в повороте, лицо под углом в три четверти, не забывая о том, что на снимке более крупным будет казаться то, что ближе всего к камере (как раз из-за некоторой нехватки в области груди я и стараюсь повернуть вперед плечо).

Рассеянно поворачиваюсь к Данте и спрашиваю, как я выгляжу.

– По правде сказать, Майя, ты мне всегда напоминаешь убийцу из фильма ужасов. Я, в общем-то, потому с тобой и не спорю. Я боюсь, как бы ты мне голову не отгрызла.

Какое замечательное напутствие для неуверенной в себе девушки прямо перед тем, как ее образ будет безжалостно запечатлен на веки вечные.

– Фон, фон, Ведж, Веджен, Ваджин, Воджен, – зачитывает с листа здоровяк с подкрученными усами.

Я выхожу вперед, даже не утруждаясь поправлять его – привыкла, что люди постоянно коверкают мою голландскую фамилию.

Я встаю в нужную позу и широко улыбаюсь. Мелькает вспышка, и у меня в глазах все темнеет.

– Э… давайте попробуем еще раз, – слышу я. – Без очков.

Я снимаю очки, все еще немного ошарашенная. Вспышка застает меня врасплох. Я уверена, что выгляжу отвратительно.

– Я, я… не была готова, – запинаюсь я, но усатый мужик уже оттесняет меня в сторону. Я чувствую, что потерпела поражение, но несмотря на разочарование, не вешаю нос. Уверена, Бетти хотела бы этого.

Понедельник, 17 октября

Мама теперь каждый день встает пораньше, чтобы причесать меня. Она самая классная. Сегодня она собрала мне волосы в очень высокий хвост набок, но никто в школе не обмолвился и словом! Вчера в церкви Итан тоже ничего не заметил. Это неудивительно, учитывая, что он вообще редко смотрит в мою сторону. Хотела бы я знать, наступит ли когда-нибудь день, когда я понравлюсь мальчику так же сильно, как и он мне.

Я обдумываю все это на большой перемене, пока расставляю книги по местам в библиотеке. Заходит Леон, как всегда, поднимая мне настроение.

– Привет, Майя.

– Привет, Леон.

– Выглядишь сегодня прекрасно.

– Спасибо.

Он уходит искать книгу про волков. Мисс Корбейл ждет, пока я обращу на нее внимание, и подзывает к себе.

– Майя, ты заметила, что Леон каждый раз подходит и говорит тебе, что ты хорошо выглядишь?

Я киваю.

– Я хочу убедиться, что ты не чувствуешь себя из-за этого неуютно. Я знаю, он говорит так из-за своего аутизма. Ты многое знаешь об аутизме, потому что у тебя сестра, и… если тебя это смущает, если вызывает дискомфорт, скажи мне. Я поговорю с ним о его… привязанности, – она грустно улыбается. – Очевидно, что он к тебе неравнодушен. Так что если он выйдет за рамки, дай мне знать.

Я стою перед ней и смотрю на нее, а потом перевожу взгляд на зеркало на стене. Я вижу там маленькую девочку с хвостом набок, которая прижимает к груди стопку книжек. Я знаю, что у Леона аутизм. И я благодарна, что мисс Корбейл заботится обо всех учениках в ее библиотеке. Но внезапно что-то опускается у меня внутри.

Я возвращаюсь к полкам. Леон поднимает на меня глаза.

– Привет, Майя.

– Привет, Леон, – отвечаю я.

– Выглядишь превосходно, – говорит он. – Выглядишь замечательно. Выглядишь прекрасно.

– Спасибо.

Я закрываю глаза. Я понимаю, почему мне так больно. Я была слишком слепа, чтобы предположить, что, возможно, единственная причина, по которой он считает меня красивой – это его аутизм.

Среда, 19 октября

После уроков, когда у школьного хора репетиция, все волейболистки в слезах. Их обычно безупречные волосы растрепаны, а макияж размазан. Учитель объявляет, что Джулину, их партнершу по команде, забрали домой с восьмого урока, потому что ее отец внезапно скончался от сердечного приступа.

– Я поверить не могу, что он умер, – плачет одна.

– Он был мне почти как отец, – всхлипывает другая, которая плачет сильнее всех. – Он был самым замечательным.

Я стою рядом и чувствую себя лишней. Джулина ничего не сделала, но теперь у нее новый статус. Она – та девочка, у которой умер папа. Я понимаю это, потому что долгое время была девочкой, у которой умерла сестра. Ариана умерла, когда мне было шесть, на девяносто девятом дне своей жизни.

Двухлетнего Броди и меня отвели к соседям, когда мама и папа в спешке повезли Ариану в больницу. Я клянусь, что точно знаю, в какой именно момент ее больное сердечко перестало биться. Я прыгала на соседском батуте, как вдруг, вот так, в прыжке, время остановилось. Я чувствовала это. Что ее не стало. В этот момент я перестала быть смелой самоуверенной первоклассницей и стала тревожным пугливым интровертом, кем и остаюсь по сей день.

Броди, Ариана и я

В школе, пока все плачут и перешептываются, я задумываюсь, какой этот момент сделает Джулину.

Четверг, 27 октября

В честь приближения Хэллоуина мне кажется уместным поделиться с вами отдельными наблюдениями о нашем районе:

• Нам виден дым из Матамороса в Мексике, когда там полыхают пожары из-за войн с наркодельцами;

• Я почти уверена, что наш сосед закопал у себя в саду труп – он всегда поливает один и тот же участок травы на газоне;

• По соседству с нами живет поклонница моего братишки. Она провожает его от автобуса и стоит под окнами нашего дома, даже когда там никого нет. Ей всего-то пять лет;

• Подозреваю, у нас есть и торговец наркотиками. Слишком уж много дорогих машин и ночных гостей. В целях собственной безопасности не буду говорить, кто он и где живет;

• Собаки у нас лают ночами напролет. Не считая ночей, когда проходят оглушительные караоке-вечеринки под музыку rartchera. Это безвыигрышная ситуация;

• Неделю назад в соседском гараже я видела жука-щелкуна с человеческий рост. Мне до сих пор снятся кошмары;

• Спандекс. Много, много спандекса;

• «Лежачие полицейские» здесь называются «ухабы». Наш дом стоит сразу за знаком «ухаб»;

• По ночам то и дело слышатся громкие всплески музыки и помехи, но не стоит беспокоиться, это просто продавец кукурузы хочет продать вам что-нибудь съестное;

• Бесхозный цыпленок весь день гуляет по улице сам по себе. Я назвала его Малыш Сандоваль.

Пятница, 28 октября

– Ты действительно это сделаешь? – спрашиваю я маму, примостившись на раковине в ванной. Она только что надела просторную футболку, которая осталась у нее от прошлой жизни (до детей), когда они с папой были нищебродами-документалистами и путешествовали по миру. Она расчесывает седеющие волосы, которые спадают ей на плечи.

– О да, – твердо отвечает мама, но мне слышна еле заметная дрожь в ее голосе. Раньше она никогда не красила волосы. Но сейчас Хэллоуин, и если дела примут плохой оборот (волосы обесцветятся или вообще вылезут), всегда можно выдать это за элемент костюма. – Тысячи женщин красят волосы, – повторяет она третий раз за пятнадцать минут. – Это не может быть так уж плохо. – Она делает глубокий вдох и зачитывает вслух: – «ОСТОРОЖНО: НЕ ПРИМЕНЯТЬ ДЛЯ ОКРАСКИ БРОВЕЙ И РЕСНИЦ, ПРИВОДИТ К СЛЕПОТЕ».

Ай-яй-яй.

Полчаса спустя мама смотрит на себя в запотевшее зеркало.

– Ой-ой, – говорит она. – Похоже, я покрасила себе уши.

– Просто фантастика, – отвечаю я.

Мама примеряет разнообразные прически, явно довольная собой. Порывшись в одном из ящиков, она находит небольшой коричневый косметический карандаш.

– На Хэллоуин я наряжусь Фридой Кало, – заявляет она, рисуя себе на лбу монобровь.

– А что насчет усиков, мам? У Фриды Кало были усики.

– А ведь верно, – со смехом она подрисовывает себе волоски над верхней губой.

– А-А-А! Ты выглядишь, как МУЖЧИНА! Это так неправильно! – кричу я. – Остановись!

Она смеется низким голосом.

Я зарываю лицо в ладонях.

Открывается входная дверь, папа весело приветствует нас, и я сразу же понимаю, что он что-то задумал. Он шумно поднимается наверх и со зловещей улыбкой просовывается в ванную.

Его волосы стянуты на затылке в хвост.

У мамы на лице волосы, как у мужика, а у папы хвост, как у девчонки.

Папа уставился на маму, а она на него. Они устремляются друг другу навстречу и целуются. Я сбегаю. Это все так сбивает с толку. Есть какие-то вещи, за которыми просто нельзя заставать своих родителей.

Понедельник, 31 октября

В этом году на Хэллоуин я решила быть Бетти. Не Бетти Корнелл, а совершенно другой, но тоже важной для меня Бетти. Бетти Суарес, также известной как дурнушка Бетти. Это яркая, уверенная, знающая себе цену латиноамериканка с брекетами и уникальным чувством стиля. Мы с мамой за лето посмотрели все четыре сезона и стали большими поклонницами этого сериала.

Мы раздобыли легкомысленную фиолетовую блузку, розовую юбку в цветах, балетки в немыслимых крокодильчиков, зеленые носки с бабочками и очки в красной оправе – всё в благотворительном магазине. На последнем приеме у стоматолога я даже заменила резиновые полоски на своих брекетах на такие же синего цвета. Броди у нас Гарри Поттер, он нарядился в старую выпускную мамину мантию. Он улыбается, демонстрируя ямочки на щеках. У него русые волосы длиной почти как у папы, но прическа больше смахивает на прически калифорнийских серферов. Боже правый, он совершенно очарователен.

По стандартам Браунсвилля, мы живем в хорошей части города, так что тут еще можно обходить соседские дома, собирая сладости. В нашем районе проживают профессиональные медсестры, учителя, агенты ФБР, предположительные наркоторговцы (о чем уже упоминалось выше), и по меньшей мере один зарегистрированный сексуальный преступник (что подтолкнуло жителей к переносу автобусной остановки). Вечер обещает быть интересным.

Пока мы с Броди обходим соседей, собирая сласти, быстро темнеет. Брат держит меня за руку, и мы подходим к очередному дому. Я ловлю свое отражение в окне машины. Кажется, мою голову проглотила драная дворовая кошка. Специально для своего костюма я взбила волосы и сделала. Пожалуй, закономерно, что под конец месяца я соорудила самую объемную прическу.

В целом вечер удается на славу. Мы с Броди собираем множество конфет и встречаем по пути его друзей в курчавых розовых париках. Возмутительно пьяные соседи даже пялятся на меня. Такого раньше со мной не случалось. Может, быть замеченной – это первый шаг на пути к популярности, пусть даже те, кто обратил на меня внимание, пребывает в нетрезвом состоянии.

«Для девушки очень важно осознавать, что она всегда на виду», – пишет Бетти Корнелл. Мне, однако, важнее следить за собой. Если я продолжу следовать советам Бетти, то, может, однажды стану так популярна, что все, в трезвом или не очень уме, будут останавливаться и смотреть мне вслед. Ну а пока пора перейти к вещам посложнее и повесомее!

Хэллоуин у нас дома

Ноябрь Модельные хитрости

Чтобы выглядеть на все сто, ты должна выработать хорошую осанку. <…> Мне однажды сказали, что нужно держать спину так, будто у тебя в области декольте прекрасная драгоценность, которую ты хочешь продемонстрировать окружающим. Я думаю, это самый лучший совет, который я могу вам передать.

Держа в руках книгу Бетти Корнелл, я зачитываю этот отрывок маме. Она улыбается, помешивая разогревающееся на плите чили.

Броди отрывается от уроков.

– Что такое декольте?

Вот уж правда, что такое декольте? Мне, наверное, этого никогда не узнать.

В новой главе, которая называется «Модельные хитрости», Бетти советует следить за осанкой, сидеть и стоять всегда с расправленными плечами. Походка должна быть летящей, а грудь – торчком (ладно, последнюю часть я добавила от себя. За «грудь торчком» в пятидесятых ее бы съели заживо).

Исправляю осанку

Когда мне было четыре года, я начала заниматься балетом и занималась им до девяти лет. В те времена я всегда сознавала, как ношу свое тело, но все равно никогда не была своей среди стройных, словно сотканных из сахара блондинок, которые переломятся, если на них подуть. Я скорее была сложена как кирпич. Тяжелая и крепкая. Когда я вывихнула колено, мама, наконец, позволила мне бросить балет.

Так что когда-то мне хорошо удавалось сидеть ровно и ходить на цыпочках. Сейчас… в меньшей степени. Так что мне всего-навсего нужно разбудить в себе свою внутреннюю балерину.

Среда, 2 ноября

Манекенщицы никогда не сутулятся, манекенщицы никогда не выпячивают попу и никогда не свешивают подбородок на грудь. Манекенщица знает, что хорошая осанка – это основа хорошей фигуры и что невозможно красиво нести себя без хорошей осанки.

Легкой поступью, втягивая живот, я иду к автобусной остановке. Я вытягиваюсь, как по струнке, не обращая внимания на боль в плечах. Потом, на уроке истории, я держу осанку. Задача не из легких. В кабинете мистера Сантьяго такой холод, что хочется впасть в спячку. Сегодня мы весь урок только и делаем, что читаем материал по учебнику. У нашего историка талант делать важнейшие повороты и конфликты скучными, как пересчет потолочных. Я пытаюсь не заснуть, разрисовывая поля тетради именем Итана.

Внезапно я слышу двух девушек, которые кричат друг на друга по-испански. Шум доносится из коридора. Я отрываюсь от своих каракулей. Снова крики. Мистер Сантьяго закрывает дверь и продолжает урок.

Позднее я узнаю, что это были две беременные школьницы, сцепившиеся в жарком споре. Девушки орали друг на друга и таскали друг друга за волосы, но охранники вмешались прежде, чем дело дошло до серьезных увечий.

Четверг, 3 ноября

Из-за плохо сидящего лифчика мне пришлось взять спортивную форму в кабинку туалета, чтобы там переодеться. Волейболистки с раздражающим безразличием на лицах наблюдают за мной, когда я прохожу мимо. Как бы мне хотелось, чтобы Кензи была рядом, но сегодня она болеет.

Зайдя в спортзал, я вижу, что все взгляды прикованы ко мне, но смотрят на меня вовсе не как на Золушку, приехавшую на бал. Скорее, я чувствую себя голубем, оказавшимся в комнате, полной павлинов.

И тут я понимаю, что только на мне форма. Уродливая спортивная форма.

Я начинаю паниковать.

А потом наконец уговариваю себя сделать глубокий вдох и пытаюсь представить, что бы сделала на моем месте Бетти Корнелл.

И я улыбаюсь, демонстрируя ярко-синие брекеты, расправляю плечи и выпрямляюсь в полный рост.

– Эй, гляньте, народ, – говорит Карлос Санчес. – Она строит из себя модель!

Может, так оно и есть.

Понедельник, 7 ноября

Почти треть учебного года позади. Я не чувствую себя популярной, но продолжаю раз в неделю менять прически, просто чтобы интриговать народ. Сегодня я иду на алгебру, сосредоточившись на ногах, представляя, что на меня смотрит Итан. Бетти Корнелл объясняет, как лучше всего добиться модельной походки.

Чтобы ходить грациозно, нужно перемещать ногу как единое целое. <…> Так нога двигается вперед одним плавным движением, а не выталкивает себя вперед чередой неуклюжих, разрозненных рывков.

Это на самом деле сложнее, чем может показаться, особенно в коридоре, кишащем кричащими школьниками, которые норовят толкнуть и сбить с дороги. Вокруг меня все переговариваются:

– Он лживый, грязный, мерзкий извращенец! Поверить не могу, что я…

– Видела в женском туалете? Было похоже на травку.

– А я говорила тебе, Софи, французы – идиоты.

– У китов что, есть пенис?

Вдруг кто-то врезается в меня, и лямка моего рюкзака лопается. Теперь он висит на одном плече. Нет! Мне приходится нагнуться, ссутулившись и заведя вторую руку за спину, чтобы придержать его.

Сейчас не до осанки – я волочусь, надеясь сохранить достоинство.

Когда мама забирает меня из школы, я говорю ей, что ходила сегодня к приятелю мистера Лоуренса (моему бывшему историку), узнать, почему мистера Лоуренса так долго нет в школе.

– И он сказал, что мистер Лоуренс тяжело болен, – говорю я, глядя в пол. – Если он вернется, то не раньше Рождества. Это все, что мне удалось у него узнать.

Я начинаю задумываться, вернется ли мистер Лоуренс вообще.

Я сижу на кровати и читаю Бетти Корнелл. Под обложкой я замечаю сделанную аккуратным почерком надпись:

Ле Hope,

от мамы и папы

1953

Интересно, сколько лет было Ле Норе, когда она держала в руках эту самую книгу. Как она выглядела? Просила она, чтобы ей подарили эту книгу, или томик подбросили наблюдательные родители, которые переживали, что у их девочки совсем нет друзей? Помогла ли книга или так и собирала пыль на полке добрых сорок лет, пока ее не сбыли в благотворительный магазин?

Как бы мне хотелось, чтобы эта книга могла говорить! Я зарываюсь носом в выцветшие слова и пожелтевшие страницы, вдыхая их аромат. Читать я любила всегда. Мама и папа позаботились о том, чтобы меня повсюду, куда бы я ни направлялась, сопровождала какая-нибудь книга; так другие родители следят за тем, чтобы ребенок взял с собой куртку.

Когда мне было семь, она подарили мне книгу «Старый Брехун». Мне не терпелось узнать радостную историю о мальчике и его собаке, и я взялась за книгу немедленно. Где-то на середине книги, глубокой ночью, я поняла, что должно случиться с бедным Старым Брехуном. Безутешно разрыдавшись, я в истерике бросилась в подвал, где работал отец. Я сказала, что не могу этого вынести. Он держал меня в объятиях, пока я ревела, а потом сказал, что писатель забыл дописать еще одну главу в конце книги. Час он сидел со мной и писал «последнюю» главу истории. В ней было о том, что на самом деле Старый Брехун не умер, что это был совсем другой пес, который просто был похож на него, но был злым псом, потому что ел котят. Старый Брехун жил долго и счастливо в справедливом мире, который (я была уже научена смертью сестры) находится во многих световых годах от реального. Эта глава до сих пор прикреплена к задней обложке «Старого Брехуна», и каждый раз, перечитывая ее, я не могу сдержать улыбку.

Вторник, 8 ноября

– Это оповещение об изоляции. Пожалуйста, пройдите к своим изоляционным зонам. Сохраняйте спокойствие и не суетитесь.

Мы все подскакиваем при звуке директорского голоса из динамиков. Я кладу нотную тетрадь на скамью и поворачиваюсь к стоящей рядом со мной хористке, Аните. Она выглядит раздраженной.

В Браунсвилле, совсем рядом с мексиканской границей, учебные изоляции бывают чаще, чем пожарные тревоги.

В течение последних нескольких лет между мексиканскими наркокартелями и военными разворачивается ожесточенная нарковойна, в ходе которой десятки тысяч людей погибают или пропадают без вести. Ужасы этой войны перетекли и на нашу сторону границы: наркотики, перестрелки, похищения. В прошлом году наша школа полдня была изолирована из-за секретной операции отдела ФБР по борьбе с наркотиками, которая проходила на нашей улице. В воздухе даже летали вертолеты, и на школьной парковке дежурили агенты. Папа был в бешенстве, когда я рассказала ему об этом, и лично пожаловался главе местного отделения ФБР. Он сказал, что было совершенным безумием с их стороны предпринимать что-то подобное в течение школьного дня.

Войны картелей в Мексике, вид из папиного кабинета

Вот и теперь, пока директор информирует об изоляции, я мысленно прокручиваю этапы знакомой процедуры: закрыть двери, спрятаться в кабинете и выключить свет. И тут неожиданно из интеркома раздается встревоженный женский голос.

– НЕМЕДЛЕННО ПРИСТУПИТЬ К ИЗОЛЯЦИИ! ЭТО ПРИКАЗ! НЕМЕДЛЕННО! НЕМЕДЛЕННО!

Я тут же понимаю, что это не учебная тревога. Анита начинает истерически рыдать. Я хватаю ее за руку. К черту строй и порядок – мы просто бежим. Мы прячемся в кладовке оркестровой аудитории. Нас всего двадцать девочек. Заходит мисс Флетчер, ассистентка нашей руководительницы хора.

– Не произносите ни слова, – шепчет она тихо, но твердо.

В помещении – мертвая тишина. Все боятся даже дышать. А когда в комнате, набитой школьницами-подростками, тихо так, что слышен малейший шорох, значит, что-то действительно не в порядке.

Доносятся отдаленные удары. Анита издает испуганный звук.

Я могу думать только о семье. Наталия, папа, мама, Броди. Я сворачиваюсь калачиком. Тишина хуже всего. Темнота. Что я понятия не имею, что происходит. Что даже учителя, ответственные за нас взрослые, не знают, что происходит.

Мы сидим так, кажется, часами, когда раздается вой сирен.

Мисс Флетчер выглядывает в окно.

– Ни слова, девочки, только молчите. Не шумите. Ничего не говорите.

На глазах у меня выступают слезы. Я сворачиваюсь и подтягиваю колени к груди.

Каково это – умирать? Увижу ли я еще когда-нибудь солнце? Успею ли сказать близким, как сильно люблю их?

– Только не шевелитесь… – бормочет мисс Флетчер еле слышно.

Мы сидим так больше часа, дрожа и плача. Потом резко включается свет. Мы медленно выползаем обратно в аудиторию, ослепленные белыми флуоресцентными лампами, рассаживаемся по местам и учим, как правильно построить пятизвучие.

– Вы видите, как ноты могут менять последовательность…

Как будто ничего и не было.

И только вечером из выпуска новостей мы узнаем, что полиция преследовала вооруженного преступника, подозреваемого в ограблении, которое произошло буквально через дорогу от нашей школы. В каком мире мы живем?

Среда, 9 ноября

Сегодня у Наталии шестой день рождения. Гостиная усыпана обрывками оберточной бумаги и лент, а Наталия таскает в каждой руке по игрушечной лошадке, вне себя от радости. Это так здорово, видеть ее улыбку каждый раз, когда она открывает DVD с «Чудо-зверятами».

– Сколько же тебе лет, Наталия? – папа наклоняется и целует ее в лоб.

– Четыре, – говорит она, как мы и научили ее два года назад. Если уж вдолбить ей что-то, то это остается сидеть накрепко.

– Нет, тебе шесть.

– Шест…

– Сколько тебе лет?

– Четыре, – она улыбается нам, показывая свои острые зубки. У меня на груди до сих пор шрам с того раза, когда она покусала меня через платье три года назад. Я тогда схватила ее, чтобы не дать ей выбежать на улицу.

– Нет, Наталия, тебе шесть.

– Четыре! – теперь она начинает сердиться. – Madre Santa! – кричит она.

Обожаю, когда сестренка ругается по-испански.

Пятница, 11 ноября

Многие подростки уходят во все с головой. Или, перефразируя, следуют за своим подбородком. Их агрессивное отношение к миру выражается в том, как они стоят: вздернув голову, ссутулив плечи, опустив глаза в пол.

Это отлично характеризует положение и в моей школе.

Я иду (по заветам Бетти Корнелл) на химию, где мисс Кордова уже готова к уроку. Я достаю из рюкзака на одной лямке (который раньше был обычным рюкзаком) карандаш и сажусь прямо, расправив плечи. Один из позвонков хрустит, и я морщусь.

Внезапно в кабинет влетают Карлос Санчес и его приятель Пабло. Пабло хватает с моей парты карандаш, и парни начинают за спиной мисс Кордовы баталию на мечах. Они прыгают из стороны в сторону, пританцовывая и делая выпады остриями карандашей. Одноклассники их подзадоривают. Я понимаю, что Пабло не собирается возвращать мое имущество, так что подхожу к нему, высоко задрав подбородок. Я проворно выхватываю у него из руки карандаш, как раз когда он собрался нанести им смелый удар по Карлосу Санчесу.

А потом вспоминаю о манерах.

– Благодарю, – говорю я, глядя ему в глаза, и возвращаюсь на свое место.

Одна из главных проблем многих из нас в том, что мы не стоим прямо. Даже если мы находимся в вертикальном положении по отношению к земле, нас тянет присесть. Грудная клетка нависает над животом, плечи наклоняются вперед. Это можно исправить, если взять за правило следить за своей грудной клеткой.

Несколько одноклассников таращатся на меня. Не спеша, как будто их поставили в неловкое положение, они выпрямляются на своих местах и испепеляют меня взглядом – а все потому, что из-за меня почувствовали себя сутулыми.

Троекратное «ура» мне за позитивное влияние на сверстников.

Понедельник 14 ноября

– Ни за что не угадаешь, Майя, – Кензи вся раскраснелась от воодушевления. – У меня есть парень!

– Что?

– Ага, – сияет она.

– Кто? – спрашиваю я.

– Энджел. В шестом классе мы вместе ходили на физру.

– Помню. Сутулый такой, – Бетти бы не понравилась осанка Энджела. – Хороший парень? – спрашиваю я, думая о своих, как правило, милых школьных влюбленностях. Итан и приятный, и умный одновременно.

– У него усы.

Я закусываю губу. Ладно тебе, будь хорошей подругой.

– Хорошо, – говорю я. – Главное, не позволяй ему ничего лишнего, ладно? Ты заслуживаешь куда лучшего.

– Ни за что, – обещает она.

Автобус останавливается, и я поднимаюсь с места. Подруга второпях обнимает меня. Я выдавливаю из себя улыбку, но не знаю, сколько смогу выносить такую новую, оживленную и раздобрившуюся Кензи.

Вторник, 15 ноября

Сегодня я делаю большой шаг. Сегодня я отказываюсь от прокладок. Сегодня я вступаю в ряды женщин, которые во всем развитом мире пользуются тампонами.

В Браунсвилле к тампонам относятся, как к чему-то аморальному. Равно как и к контрацепции. Чего мне никак не понять, так это того, что подростковая беременность воспринимается как нормальное явление.

Впервые воспользоваться тампоном страшновато, но мама всегда открыто делилась со мной подобной информацией. Она рассказывает мне все, что ей пришлось узнавать на личном опыте, потому что в ее семье такие вещи не обсуждались.

– Когда используешь прокладку, клади ее посередине, – говорила она, когда я только начала ими пользоваться. – И господи боже мой, липкой стороной вниз!

– Не смывай прокладки в унитаз.

– И не могу не повторить еще раз: установив тампон, вытащи аппликатор!

Когда растешь, слушая такие вот ужасы, могут разбиться определенные фобии, но все же лучше знать заранее, чем постигать на собственной шкуре.

Бедная мамочка.

Среда, 16 ноября

В церкви я сажусь с Лилианой, с которой мы подружились, когда два года назад я только приехала в Браунсвилль. Она была моей первой лучшей подругой, еще до Кензи. Лилиана из тех людей, которые изо всех сил стараются поступать правильно, которые будут беречь тебя и составят компанию, если тебе одиноко. Мы ходим в разные школы, поэтому стараемся наверстывать упущенное в церкви, обмениваясь историями и секретами. Как это часто бывает с друзьями, мы отдалились друг от друга, но мне по-прежнему нравится находиться рядом с ней.

Мы сидим вместе и сортируем консервы для благотворительной акции. Итан, мой драгоценный ненаглядный Итан, подходит к нам. Мое сердце чуть не перестает биться.

Он улыбается Лилиане.

Он смеется и шутит – для нее.

Я хочу рассказать ему что-то о своей школе, но выходит какая-то бессмыслица. Я рассказываю анекдот, а он не смеется. Лилиана говорит то же самое, и он практически покатывается со смеху.

Я сижу, опустив глаза. Не нужно быть гением, чтобы сообразить, что происходит.

Поначалу я чувствую только онемение. Потом боль. Сильную-сильную боль.

– Что-то случилось? – спрашивает мама, когда я сажусь в машину.

– По-моему, Итану нравится Лилиана.

Она морщится и качает головой. Мы молчим всю дорогу домой. В гостиной нас встречает папа.

– У Майи проблема с мальчиком, – выпаливает мама. Я бросаю на нее предупреждающий взгляд, и она умолкает.

– Ничего страшного. Ему же тринадцать лет, – я пытаюсь представить все пустяком, но при первой возможности извиняюсь и убегаю в свою комнату.

Несколько минут спустя ко мне приходит папа и присаживается на край кровати. Он пытается развеселить меня историями из серии «когда я был маленьким». Я старательно говорю беззаботным голосом и смеюсь всем его шуткам. Мне удается усыпить папину бдительность, и я целую его на ночь.

Но когда он закрывает за собой дверь, я плачу навзрыд до тех пор, пока не засыпаю. В словах «разбитое сердце» нет ничего ироничного. Все по-настоящему.

Совет популярности от Майи

Когда человеку от которого ты без ума уже два года, нравится кто-то другой… нет, я не знаю, что тут посоветовать…

Четверг, 17 ноября

По пути к автобусной остановке я стараюсь высоко держать голову. («Такая, казалось мелочь, как непривлекательная походка может стать катастрофой даже для самой привлекательной девушки», – считает Бетти.) Поскольку я явно не самая привлекательная, думаю, придется над походкой потрудиться вдвойне. Не то чтобы у меня было много вариантов. Оказывается, не у меня одной проблемы на любовном фронте.

– Доброе утро, – говорю я Кензи, усаживаясь сзади.

Вздернув брови, она отрывается от мистического любовного романа.

– Угу.

– Как дела у тебя с твоим новым парнем?

Она выдувает пузырь из малиновой жвачки.

– Вчера расстались.

– Вот оно что, – мое лицо выражает сочувствие, но не самом деле, я чувствую облегчение. Мне не хватало моей Кензи.

– Но он хочет снова сойтись.

– У него же усы.

– Я знаю! О чем я думала, когда вообще согласилась с ним встречаться?

Мы смеемся и через некоторое время возвращаемся к нашей излюбленной теме: можно ли использовать ругательные слова из Библии в школьных заданиях. Замечательно, что она снова со мной.

В конце дня у нас почетный обед для отличников. Звучит здорово, потому что можно пропустить урок, но на деле это выглядит так: горстка ботаников сидит и ест вредную пищу. Я беру кусок пиццы и неуверенно обхожу кабинет, не знаю, куда присесть. Это в очередной раз напоминает мне, что я нигде не вписываюсь.

– Эй, Майя, если хочешь, садись с нами, – зовет меня девочка из хора. Я с удивлением присоединяюсь к ее компании. Я не понимаю их внутренних шуток, не знаю, о ком они говорят, так что сижу, молча уставившись в тарелку.

Краешком глаза я замечаю сидящую в одиночестве девочку. Все, кто находился поблизости, отстранились от нее, оставив ее за наполовину опустевшим столом. Но она как будто не против этого, и спокойно ест свой обед.

Я хочу подойти к ней.

Внезапно я не могу найти себе покоя. Обижу ли я девочек, с которыми сижу, если уйду от них в кому-то, кто очевидно ниже них по шкале популярности?

Я делаю глубокий вдох.

Глубокий вдох поможет тебе увидеть, как высоко можно приподнять всю грудную клетку.

Я совсем не об этом, Бетти.

Я направляюсь к ней.

– Приветик, – говорю я, пока не передумала. – Как тебя зовут? – в моих словах звучит уверенность, которая удивляет даже меня.

Она поднимает на меня глаза.

– Донна, – говорит она, словно с сомнением.

– Рада познакомиться, Донна, – я улыбаюсь и жду, пока она спросит мое имя, но, похоже, она слишком ошарашена. Я сажусь напротив. – В каком ты классе?

– В шестом.

– Здорово, и как тебе, нравится? – продолжаю я. – Средние классы так отличаются от младших. Но ты, похоже, хорошо справляешься.

– Нормально.

– А какой твой любимый предмет?

– Английский, – отвечает она без запинки. – Я люблю писать.

– Не может быть, и ты тоже! Я тоже люблю писать!

Ее глаза загораются, и она рассказывает мне о своем любимом писателе и о рассказах, которые недавно написала. Звенит звонок, и мы поднимаемся с наших мест.

– А тебя как зовут? – спрашивает она наконец, глядя на меня.

– Майя, – отвечаю я.

Она повторяет имя, чтобы лучше запомнить.

– Было очень здорово пообщаться, Донна, – говорю я. – Еще увидимся!

Я ухожу на репетицию хора и смотрю, как она исчезает в противоположном направлении. Мне кажется, она улыбается.

Понедельник, 28 ноября

На дворе понедельник, и мне снова приходится вставать раньше обычного, расчесываться и работать над осанкой (которая, кстати, стала значительно лучше). Добравшись до школы, мы с Кензи идем в библиотеку.

– Майя, почему ты так странно ходишь?

– Я хожу нормально.

– А вот и нет.

– Я хожу так, как все должны ходить.

– Нет… – на ее лице написано озарение. – Я поняла! Ты хочешь, чтобы твои сиськи казались больше!

– Ничего подобного!

Она пародирует меня, выпячивая вперед грудь, и смеется.

– Больше сисек, больше сисек.

Я вздыхаю. Вот до чего может довести хорошая осанка.

Вторник, 29 ноября

Судя по всему, сегодня мама пыталась говорить с Броди «об этом». Он что-то услышал в школе, очень расстроился, и вместо того, чтобы дождаться папу с работы, мама взяла инициативу на себя. Эти нечастные ритуальные события традиционно отводятся для отца, сына и поездок на природу но папа так редко бывает дома в эти дни. Он работает до позднего вечера у себя в кабинете, дописывая очередную книгу, в надежде найти аварийный выход для нашей семьи, чтобы мы могли убраться подальше от наркоторговли и облав ФБР на школьной парковке.

М а м а. Ты не хочешь меня о чем-нибудь спросить?

Б р о д и. У меня неприятности?

М а м а. Нет, я просто хочу поговорить с тобой, о жизни и всяком таком…

Б р о д и (закрывая уши). Ничего не хочу знать! Ничего не хочу знать! (Срывается с дивана и прячется в ванной.)

Может, парня просто оставить на недельку-другую на какой-нибудь ферме? Он узнает все, что нужно.

Среда, 30 ноября

Сегодня у Наталии урок верховой езды. Она уже несколько раз брала такие уроки, и очень их любит, несмотря даже на то, что когда мы показываем ей на лошадь, она говорит: «Корова. Му». Я отправляюсь вместе с ней.

По пути на ранчо я прокручиваю в голове весь прошедший месяц и модельные хитрости Бетти Корнелл. И вот к каким выводам я пришла:

• В школе никому нет дела до осанки.

• Почти никто никак не отзывался о моей походке (если оставить в стороне Кензи и Карлоса Санчеса).

• Я не чувствую себя популярнее, чем раньше.

• Следовательно, может, не так уж важно, сидеть тебе с прямой спиной или нет?

Мама подъезжает к воротам, и я отстегиваю ремень Наталии, которая сгорает от нетерпения. Сестренка так размахивает руками, что я боюсь, как бы она не навернулась. Она улыбается во весь рот.

– Кататься? Кататься?

Я обнимаю ее, и она бежит в своих розовых ковбойских сапожках к конюшне, расчесывает своего жеребца, Саймона, и надевает розовый шлем. Масть Саймона – цвета старых носков, которые побывали в стирке миллион раз. Он слюнявый и беззубый, но очень нежен к Нат, а это самое важное.

Наталия и Саймон

Мама и наш инструктор, мисс Стейси, помогают Наталии вывести лошадь на огороженный участок для выездки. Я сижу за оградой, на одном из ржавых садовых стульев, и думаю грустные мысли. Поверить не могу, что вся эта затея с осанкой обернулась пустышкой. Я так ушла в себя, что почти не слышу происходящего над моим ухом разговора.

Мисс Стейси рассказывает маме про лошадиную выставку, где соревнуются ее ученики.

– Вы знаете, дети не выигрывают по той простой причине, что ленятся, – говорит она.

– Как так? – спрашивает мама.

– Они сутулятся. Я постоянно твержу им, что для победы нужно сидеть прямо, но они пропускают все мимо ушей, – она наблюдает, как моя сестра делает круг. – У Наталии замечательная осанка.

Она права. Наталия всегда держится прямо. Я смотрю, как она поднимает руки и визжит от радости. Сестра сидит ровно, высоко держа голову, показывая всему миру, какая она замечательная.

– Осанка – это все, – слышу я слова мисс Стейси.

Я улыбаюсь и, несмотря на хмурое настроение, вытягиваюсь по струнке, втягиваю живот и расправляю грудь.

Держи мышцы в тонусе, а спину – выпрямленной, и тебе никогда не придется бояться за свой внешний вид.

В конце концов, может, работа над осанкой и не была такой уж бесполезной тратой времени.

Декабрь Проблемы с кожей • Макияж

Зачем ограничиваться одними лишь природными данными, когда есть столько способов преобразить свои черты и подчеркнуть достоинства?

Раньше я пользовалась косметикой только на школьных постановках и балетных выступлениях, но костюм стрекозы или цветка едва ли дает представление о том, что представляет собой мир косметики для «больших девочек». Конечно, я экспериментировала. Когда мне было шесть лет, тетя подарила целый косметический набор, куда входили оранжевая и фиолетовая губные помады и целый океан блесток. Но каждый раз, накрасившись, я становилась похожа на проституток, которых в Браунсвилле можно встретить в центре города, на 14-й улице.

Мама, красавица от природы, косметикой пользуется редко. Примерно раз в год она выкладывается на полную, если идет на свадьбу или какое-нибудь другое торжество. Но в остальных случаях – нет.

Так что вы можете понять, почему я покрываюсь испариной, когда мы с мамой стоим в отделе косметики в магазине, нагнувшись над плакатом «ПОДБЕРИ ПОД ТОН КОЖИ», пытаясь сообразить, пудра какого оттенка подходит моему цвету лица.

– Точно не фарфоровая, – говорит моя смуглая мать, держа мою руку перед пластмассовой палитрой. – Есть много людей бледнее тебя.

– Тут так и сказано.

– Ну что ж, тогда, видимо, будем брать, – соглашается она, бросая пудру в тележку. – Что еще нам понадобится?

Я мысленно сверяюсь со списком Бетти Корнелл:

• Пудра;

• Мягкий лосьон для лица, который послужит основой для макияжа;

• Губная помада («Чистый красный и яркий розовый будут хорошим выбором»)

• Кисточка для помады;

• Лак для ногтей, сочетающийся с губной помадой;

• Основа для лака;

• Прозрачный лак для ногтей;

• Пилочка для ногтей;

• Средство для очищения кожи;

• Пуховка для пудры;

• Палочка для обработки кутикул.

Голова кружится от обилия информации.

Я перечисляю пункты, и мама находит тюбик красной губной помады.

– Ты уверена, что румян не нужно?

– Бетти Корнелл говорит, что не нужно.

Подросткам редко нужно придавать коже дополнительный цвет, потому что она светится естественным светом благодаря активной жизни на свежем воздухе.

Здесь мне приходится рассчитывать на уроки физкультуры.

Выйдя из магазина, мы с мамой садимся в машину. Мама пристально смотрит на меня и улыбается.

– Однако, Майя, у тебя стальные яйца.

– Спасибо… наверное.

– Я серьезно. Когда я была в твоем возрасте, я бы не решилась и на долю того, на что отважилась ты.

Я улыбаюсь. Когда я росла, я была тихоней, с которой никто не разговаривал. Я сливалась с партой, пока учитель не вызывал меня к доске. А если я поднимала руку слишком часто, класс стихал, увеличивая пропасть между нами еще больше.

А теперь только посмотрите на меня. Сижу в машине с новой косметикой в руках, стараюсь заслужить одобрение, доверие и уважение тех, кого всю сознательную жизнь старательно избегала.

Суббота, 3 декабря

– Майя, выходи, покажись нам! – доносится папин голос из гостиной, где сидит в ожидании вся моя семья.

– Нет.

– Выходи! Мы же не можем ждать вечно!

Рано или поздно им надоест. Может, если я просто останусь в ванной и запрусь на замок, она забудут обо мне.

– Давай уже! – кричит Броди.

Слышно, как мама подходит к двери.

– Майя, ничего страшного, выходи.

– Я похожа на клоуна-проститутку, – ною я.

Даже через закрытую дверь я слышу, как мама сдерживается, чтобы не засмеяться.

– Уверена, ты не похожа ни на клоуна, ни на проститутку, зайка.

Я с содроганием смотрю в зеркало. Я в точности следовала советам Бетти. Как мне далось так все испортить?

Наконец я отпираю дверь и выхожу.

Мама видит меня. Она закусывает губу. Я краснею, но по мне, скорее всего, не видно.

– Солнышко, у тебя пудра полосами по всему лицу. Нужно, чтобы это было незаметно.

– Угу.

Она помогает мне все исправить и выгоняет меня в гостиную, показаться остальным членам семьи. Броди поднимает на меня глаза и присвистывает, после чего продолжает показывать Наталии «гули-гули». Папа улыбается.

– Хорошо выглядишь.

Он говорит так просто потому, что считает это своим долгом. Или мама за моей спиной тихонько ему грозит.

Кензи решит, что я окончательно свихнулась!

Понедельник, 5 декабря

Сегодня я просыпаюсь в холодном поту и с горящими щеками. Руки трясутся, когда я наношу новую красную помаду (специально предназначенной для этого кисточкой, чтобы придать губам «самую обворожительную форму»). Вскоре я заставляю себя выйти из дома. Красно-желтый школьный автобус выворачивает из-за угла. Когда дверца со скрипом открывается, сердце мое останавливается. Медленно я взбираюсь по ступенькам к своей погибели.

Пряча лицо, я сажусь за Кензи. На улице еще не рассвело, так что во мне начинает теплиться надежда, что подруга просто ничего не заметит. И тут она хмурится.

– У тебя… губы… накрашены? – ее голос пугающе спокоен.

– Ну… да?

– Почему?

– Э-э-э, – запинаюсь я и, наконец, придумываю ответ: – Смеха ради!

Она с опаской разглядывает меня.

– У тебя… глаза подведены?

Я нервно оглядываюсь по сторонам, но никто не обращает на нас внимания. Все либо спят, либо заняты своими телефонами. Бетти Корнелл настоятельно не рекомендует пользоваться косметикой для глаз в нашем юном возрасте.

Что касается макияжа для глаз – не стоит. Молодым не нужно подчеркивать глаза. В них есть своя яркая искра и свой блеск, так зачем же прятать это под слоем штукатурки? Тушь и карандаш для глаз… это искусственные средства, которые лучше оставить другим. Подростки, которые приходят в школу с нарисованными кляксами на веках, выглядят попросту нелепо. Если ты собралась куда-то по особому поводу… и считаешь, что выглядеть роскошно просто необходимо, попробуй нанести немного крема или вазелина на каждое веко. Эта маленькая хитрость подчеркнет все, что нужно, чтобы глаза заблестели по-новому.

– На самом деле это вазелин, – улыбаюсь я как ни в чем ни бывало, хотя мое сердце готово выпрыгнуть из груди. Я нервно посмеиваюсь.

Губы Кензи начинают дергаться, в буквальном смысле.

– Значит, ты… накрашена вазелином, – это не вопрос. Подруга просто переваривает информацию.

Она долго не спускает с меня пристального взгляда и наконец качает головой.

– Ты прелесть, – говорит она и отворачивается.

Судя по ее выражению лица, это не комплимент.

Вторник, 6 декабря

У меня прыщи. Достаточно много. Это не заболевание кожи, как у одной бедняги из моего класса по химии (вместо Дианы Акби она в момент стала известна как Диана Акне), но у меня все равно полно забитых пор.

Бетти Корнелл говорит, что лучшее средство в борьбе с прыщами – это умывание. У меня есть ультрамодное мыло для лица, но оно едва ли помогает, если его не использовать, что я частенько забываю делать. В этом месяце я буду вести себя лучше. Нет, правда, я целое лето провела с огненно-красным прыщом на лбу. Он выглядел, как бинди у индусов.

Бетти Корнелл советует умыться горячей водой, чтобы приоткрыть поры, а затем отчистить лицо мылом, нанося его массирующими движениями снизу вверх (потому что «если оттягивать мышцы лица вниз, со временем это может привести к обвисанию кожи на лице»). Потом нужно ополоснуть лицо холодной водой. Дважды в неделю мне полагается протирать кожу кубиками льда, чтобы как следует закрыть поры.

Бетти Корнелл, впрочем, не использует слово «прыщи». Она называет их «нарывами». Мне так странно это читать, потому что в пятидесятых значение этого слова явно отличалось от современного. Иначе это была бы совсем другая история.

– Ты по-прежнему намазана своей мазью? – спрашивает Кензи у нашего шкафчика на физкультуре. – Этой… вазелиновой мазью?

– Да.

– Ненормальная, – говорит она. Она права. Знаете ли вы, что если мазать веки вазелином, он попадает вам на очки, и там тает, так что в конце концов размазывается по всему стеклу? Попробуйте на досуге.

Я снимаю штаны и слышу у себя за спиной брезгливый возглас. Я поворачиваюсь и вижу, как на меня уставилась Флор, лидерша группы художниц-готок.

– Майя! – кричит она. – Стоит мне повернуться, как я вижу твою жирную задницу прямо у себя перед носом! Не знаю, что ты думаешь, но смотреть на это мне совсем не нравится! Так что ШЕВЕЛИСЬ!

Она протискивается мимо меня, чтобы переодеться в другом углу раздевалки. Слезы жгут мне глаза. Но я беру себя в руки и натягиваю шорты.

Совет популярности от Майи

Никогда не плачьте в школе. Никогда. Особенно если есть риск размазать по лицу вазелин.

Пятница, 9 декабря

Как модели ухитряются сохранять помаду яркой? У меня цвет исчезает за каких-то десять минут. Бетти Корнелл советует наносить на губы немного пудры перед тем, как браться за помаду, а излишки промакивать салфеткой. Но это не очень-то помогает. Может, потому, что я пользуюсь дешевой косметикой из простого магазина.

Два часа я торчу на сайтах, посвященных молодежной моде, в поисках ответов. После череды тестов, я узнаю следующее:

• Моя кожа «очень жирная»;

• Мой «любимый образ» – «естественный»;

• Моя «зимняя прическа» – «небрежный узел»;

• Мой «звездный двойник по коже» – Селена Гомес;

• Мой макияж для глаз должен быть в стиле «секс и шик» (разбежались!).

Я с ужасом осознаю, сколько времени убила на этот сайт. Обычно я предпочитаю классическую литературу. Я понятия не имею, что заставило меня так долго читать статьи и материалы. Наверное, это как в тот раз, когда мы с двоюродной сестрой полдня листали «желтую» прессу. Некое постыдное увлечение чем-то запретным и недосягаемым.

Воскресенье, 11 декабря

Я делаю макияж перед сегодняшним походом в церковь. Каждый раз при виде Итана мне становится больно. Он проходит мимо, и папа хватает меня за запястье.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я сердито.

– У тебя пульс участился, когда он прошел мимо. Он все еще тебе нравится, – папа улыбается, очевидно, довольный собой. Не вижу причин.

– Он участился, потому что меня напрягло, что ты меня так схватил, – выкручиваюсь я и понижаю голос. – Он мне больше не нравится, оставь меня в покое.

– Кто же тебе теперь нравится? Данте?

– Никто, отстань.

Он вопросительно изгибает бровь.

– Не может тебе совсем никто не нравиться. Я в твоем возрасте влюблялся по меньшей мере в пятерых за раз. И никто из них не отвечал мне взаимностью.

Он не понимает, что я чувствую. Я никогда не влюбляюсь больше чем в одного парня за раз, и это может тянуться не один год.

Я поняла, что влюблена в Итана, в тот день, когда приходские девочки впервые заперли меня в шкафу. Они постоянно делали мне гадости. Пытались настраивать других против меня, разрисовывали мне лицо на ночевках у друзей, врали про меня взрослым.

Съежившись в углу темного шкафа, я слышала, как Итан выговаривает им за то, что они так со мной обходятся. Он крикнул: «Уходите, оставьте ее в покое!» – и отпер меня.

Потом он улыбнулся мне. Мое сердце и мозг растаяли, как вазелин. Я поняла, что он мне нравится. Очень. И с того дня, как он за меня заступился, он мне нравился. Очень. И как бы я ни пыталась убедить папу, маму и себя в обратном, он все еще мне нравится.

Очень.

Понедельник, 12 декабря

– Броди, иди сюда, мне нужна твоя помощь! – кричу я с верхнего этажа брату.

– Чего ты хочешь? – кричит он в ответ.

– Подойди, и я тебе скажу!

– ЛАДНО!

Он поднимается наверх, громко топая ногами при ходьбе.

– Можешь помочь накрасить мне ногти? – спрашиваю я самым милым тоном.

– Вот еще! – он делает вид, что его тошнит, и направляется обратно к лестнице.

– Помоги – и можешь посмотреть телевизор. Я ничего не скажу маме.

Он останавливается. Потом поворачивается и идет мне помогать.

Когда ты подпилила ногти и размягчила кутикулу, время наносить основу для лака. <…> Покрой основой весь ноготь и оставь его хорошенько просохнуть, прежде чем переходить к лаку. Когда основа высохнет, нужно нанести первый слой лака. Покрой ноготь целиком – это проще, чем пытаться описать аккуратную дугу вокруг лунки.

Десять секунд спустя я объясняю брату схему Бетти Корнелл по маникюру, и добавляю, что уже придала ногтям форму и нанесла слой основы. Но я набедокурила с цветными и глянцевыми слоями, и мне нужна помощь. Он сочувственно кивает и принимается красить мне ногти.

– Тебя не удивляет, что у меня так хорошо получается? – спрашивает он через несколько минут.

– Да, здорово выходит.

– Мне не нравится косметика, но у меня все равно все получается.

Я была рядом с мамой, когда она получила результаты ультразвука, подтверждающие, что Броди – мальчик. Я перетрусила. Жутко. Единственное, чего мне хотелось, это старшую сестру или щенка. Младший брат – последнее, на что я рассчитывала. Я даже не думала, что такое вообще возможно, и считала, что родители просто хотят позлить меня. Так что когда Броди было года два или три, я наряжала его в свои одежки и мазала его всякой «миленькой» ерундой (спасибо тетиному набору блескучей косметики). С тех пор у него остался иррациональный страх перед губной помадой и прочими женскими штучками.

– Может, ты мне заплатишь? – говорит он, заканчивая правую руку и приступая к левой.

– Э-э-э…

– Не то чтобы много, а так, знаешь, монетку.

Я соглашаюсь. Он старается, как может, но получается густо и неказисто.

– Ух ты, я молодец. И я ведь только учусь!

– Настоящий профессионал, – говорю я, подбадривая его.

Он молчит какое-то время, пока заканчивает с красным лаком и переходит к блеску. Он доволен своей работой. Это вызывает у меня улыбку.

– Хорошо, – говорит он, как бы призывая меня послушать. – Ключ к идеальному маникюру – это чтобы выглядело шикарно. Чем больше накрасишь, тем шикарнее получится.

– Мило вышло.

– Ну и… сколько ты мне заплатишь?

Пятница, 16 декабря

Сегодня последний день перед рождественскими каникулами, и я накрасила губы дополнительным слоем красной помады. По дороге домой мы с Кензи сидим рядом в автобусе. Она едет на каникулы в Лондон, к родственникам. Неплохо быть единственным ребенком стабильно трудоустроенных родителей, надо думать.

– Но это такая тоска, я же отморожу себе там зад, – хнычет она.

– Ах ты, бедняжечка, у меня сердце за тебя разрывается, – говорю я. – Ты едешь в ЛОНДОН! Тебе не положена жалость.

Она усмехается.

– И в Париж. Ну так что, было сегодня что-нибудь интересное?

Я киваю.

– Карлос Санчес стал новым любимчиком учителя литературы, потому что он первым ответил на вопрос про метафоры. Учитель сказал, что мы все должны брать пример с Карлоса Санчеса! Я не шучу! Все так и было! – я вздыхаю. – Я в бешенстве! И ты не вернешься до самого конца первой учебной недели! Кензи, я буду скучать.

– И я тоже, девочка в помаде, – говорит она с полным ртом кекса, отобранного у сидящего за нами шестиклассника. От него у нее краснеют зубы. Она вытирает глазурь с пальцев о мое плечо, и я тоже об нее вытираюсь. Автобус останавливается на моей остановке.

– Пока! – кричу я ей вслед и провожаю подругу взглядом.

Она выглядывает в окно и машет мне на прощание. «Пока, Майя», – произносит она неслышно.

Воскресенье, 18 декабря

Сегодня фортепианный концерт. И поскольку у нас с Итаном общая учительница, он тоже там будет. Я ненавижу себя за это, но все равно трачу больше обычного, чтобы удостовериться, что макияж хорош. Накладывать пудру и губную помаду теперь кажется таким естественным. Я даже не задумываюсь об этом, когда крашусь по утрам. Интересно видеть, как я изменилась.

Я надеваю красный свитер, черные брюки и балетки. Папа странно на меня смотрит и играет бровями. Он знает, что Итан тоже будет. Я не обращаю внимания.

Выступления проходят в небольшой унитарианской церкви в центре города. Она красивая, только совсем маленькая. Свободных стульев осталось всего на двадцать человек. Когда приходит Итан, я чувствую, что мой мозг плавится, а когда он садится рядом со мной, уверена, что мозг вытекает у меня через уши.

– Нервничаешь? – спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

– Немного.

– У тебя все получится, – я стараюсь не показаться слишком преданной. – А вот я буду ужасна.

Он смеется и качает головой.

Это было смешно? Вот черт, да что со мной не так?

– Я слышал, как ты играешь, – говорит он. – Ты хорошо выступишь.

– Вот и нет! Посмотри на эти ноты! – говорю я и разворачиваю перед ним четырехстраничную сонату Моцарта.

Глаза у него лезут на лоб. Он играет всего-то пару месяцев. Ой-ой, я вовсе не хотела демонстрировать свое превосходство. Черт!

Но он улыбается и говорит:

– Впечатляет.

Итак, мой мозг официально стынет лужицей на полу. В черепушке ничего не осталось. Шаром покати. Мне хочется прищелкнуть языком, как делает Наталия в помещениях с высокими потолками, чтобы послушать, как звук отражается от дальних стен. Цок-цок, цок-цок.

Потом учитель музыки рассаживает всех так, чтобы мы сидели сообразно порядку выступления. Итана пересаживают на несколько рядов от меня. Он пожимает плечами и заводит разговор с красивой новой соседкой. Она смотрит на него, хлопает своими густо накрашенными ресницами и улыбается безупречно белыми зубами.

Цок-цок, цок-цок.

Воскресенье, 25 декабря

На часах четыре утра.

Я просыпаюсь в силу привычки. Каждое Рождество Броди примерно в это время врывается ко мне в комнату с криком, что пора вставать. Я швыряю в него чем-нибудь. Он уходит, но мне уже не заснуть. Видимо, он наконец это перерос.

Я почти разочарована.

Сейчас такое время, когда семейные традиции особенно дороги.

Тремя часами позже мы с Броди вскакиваем на родительскую кровать.

– Подъем! Рождество наступило!

Папа ворчит и переворачивается на другой бок. Мы с Броди спускаемся вниз.

Огни на елке зажжены, и хоть игрушки развешены уже не первую неделю, сейчас от нее особенно захватывает дух. Мы с Броди проверяем наши чулки (единственное, что можно посмотреть до полного семейного сбора) и вытряхиваем из них наши подарки.

Спускается Наталия – ее руки сплошь залеплены пластырем. Вчера вечером она как-то умудрилась разбить стекло в рамке с изображением Иисуса и играла с осколками. Кровь была повсюду. Отмыв ее, мы, к счастью, обнаружили, что порезы только на пальцах и не очень глубокие. Убирать ее комнату после всего произошедшего было совсем не радостным занятием. Представьте, что за вами из-под поломанных деревяшек, битого стекла и размазанной по нему крови наблюдает Иисус. Веселого, называется, Рождества.

Наконец мама и папа тоже спускаются вниз. Мы собираемся вместе, читаем рождественские рассказы, поем святочные песни и принимаемся распаковывать подарки. По очереди, друг за другом, чтобы насладиться тем, что случается лишь раз в год. Я получаю килограммы книжек, диски с классической музыкой и что-то из одежды. Мама в качестве подарка также оплатила мои расходы на косметику. Около одиннадцати часов мы завтракаем запеченными французскими тостами, омлетом и мексиканским горячим шоколадом.

Месяцами Броди умолял нас поиграть всей семьей в настольные игры, и в качестве подарка для него мы собираемся вокруг стола и играем в «Улику». Броди высказывает свои обвинения против моего персонажа, миссис Уайт (мне всегда достается эта чудаковатая горничная).

– Я думаю, это была миссис Уайт с гаечным ключом в библиотеке, – говорит он, пытаясь оторвать голову миссис Уайт миниатюрным инструментом. Он маниакально смеется.

Нам (всем, кроме Броди) так скучно, что я подбираю с доски крошечный железный револьверчик и деланно стреляюсь. Для игры о загадочных убийствах «Улика» невероятно уныла. Мы наконец находим отгадку и смотрим, кто был ближе всех – побеждает Броди.

– Сыграем в «Монополию»! – кричит он.

– НЕТ! – хором стонем мы. По сравнению с «Монополией», «Улика» – это Диснейленд.

В итоге мы играем в «Руммикуб», и побеждает папа. Он исполняет победный танец, одним из элементов которого оказывается стягивание задней части штанов перед маминым лицом. Обычно меня смущает подобное, но мама сидит прямо у открытого окна, так что нам всем очень весело.

Совет популярности от Майи

Никогда не приглашайте друзей на семейные игры. Для работников сферы психиатрии можно сделать исключение.

В общем и целом это было прекрасное Рождество.

Понедельник, 26 декабря

Сегодня родители Итана приглашают нас и еще несколько семей в свой домик на берегу реки на барбекю и горячий шоколад. Я так рада. И взволнована.

Я одеваюсь потеплее и наношу лишний слой пудры и помады в качестве защиты от холода. На улице сегодня вечером всего пять градусов, а я заметила, что косметика хорошо сохраняет тепло. Мне и впрямь начинает нравиться краситься. Я чувствую себя как-то иначе. Не то чтобы привлекательнее, но увереннее в себе. Как будто я секретный агент. И мне нравится сам процесс.

Мы едем туда, и мое сердце колотится. Я твердо нацелена поговорить с Итаном.

Припарковав машину, мы здороваемся со всеми: женщин тут целуют в щеку, мужчин обнимают. Здесь все так здороваются и прощаются. Так ты чувствуешь себя удивительно близко с совершенно незнакомыми людьми.

Я устраиваюсь в кресле и усиленно стараюсь не мерзнуть. Рядом садится папа. Кто-то стучит мне по обручу. Я поднимаю глаза, собираясь отругать Броди за то, что он меня трогает, но вместе этого вижу его. Итана.

О. Мой. Бог.

Я закусываю губу, и помада наверняка размазывается по зубам.

– Ну, привет, – говорит он, садясь напротив меня.

– Привет, – отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал как обычно. Я вытираю зубы рукавом свитера, но пряжа запутывается в брекетах. Я дергаю рукав, пока не высвобождаю нитку. Я такая крутая.

– Здравствуй, Итан, – здоровается из соседнего кресла папа. Тьфу ты! Я и забыла, что он тут. Я пытаюсь силой мысли заставить его уйти, но папа как всегда не понимает (или не хочет понимать) телепатических намеков.

Мы немного говорим о школе, но я не могу думать ни о чем, кроме довольного выражения папиного лица. Я сверлю его взглядом. О, если бы взгляды могли убивать!

В конце концов, приезжают новые гости, и папа удаляется за очередной порцией объятий и поцелуев. Слава богу, его возможность разрушить счастье дочери, опозорив ее, пропала. На время, по крайней мере.

Я не знаю, от холода или потому, что папа больше не следит за мной, но мне внезапно становится сложно контролировать речь. Тина Фей называет этот феномен «словесной рвотой». И вот, когда Итан замечает, что обжег язык горячим шоколадом, я чувствую, как слова вырываются изо рта безудержными приступами.

– Когда мне было десять, подруга сделала мне горячий шоколад и поставила его в микроволновку на пять минут, и, конечно же, я сделала огромный глоток. Я целую неделю не чувствовала вкуса. Но это все пустяки по сравнению с моей подругой из пятого класса. Она была самая стеснительная девочка в школе. А дома у нее творилось безумие. Как-то я пришла к ней домой, а ее дядя резал дикобраза на крыльце. Повсюду была кровь, кишки, отвратительно…

Я закрываю рот рукой, чтобы воздержаться от продолжения.

Конец истории я проглатываю (а он примерно следующий: когда я вернулась домой тем вечером, я так устала, что отправилась прямиком в постель. А где-то после полуночи маме позвонила мама подруги, которая сообщила моей, что мне стоит проверить лобковую область на предмет клещей дикобраза).

Итан бормочет: «Еще увидимся», – поднимается и идет рыбачить. В ужасе от собственной болтливости я смотрю, как он вылавливает маленького карасика. Когда он отпускает его, тот взвивается в воздух и в лунном свете сверкает чистейшим серебром. Всплеснув хвостом, он ныряет обратно в черную реку и исчезает.

Я встаю и отправляюсь на поиски мятной жвачки. Мне нужно что-то, чтобы перебить этот кисловатый привкус во рту. Ну что ж. Я хотя бы не упомянула о лобковых клещах.

Совет популярности от Майи

Если ваш длинный язык доставляет вам неприятности, ныряйте в ближайший водоем и уплывайте. Я бы хотела так поступить.

Среда, 28 декабря

Броди уговорил нас выбраться на пляж, хотя сейчас слишком холодно, чтобы купаться. И вместо того, чтобы ехать на Саут-Падре Айленд, мы выбираем долгий маршрут вдоль Рио-Гранде до пляжа Бока-Чика-Бич. Броди обожает именно этот пляж, потому что рано или поздно все вещи выбивает на берег именно здесь. В наши прошлые наезды мы обнаружили массу «интересного»:

• Ружейный кремень времен Американо-мексиканской войны;

• Оранжевую каску нефтяников;

• Умирающего пеликана;

• Множество обуви;

• Окаменелый лошадиный зуб;

• Несколько заиндевевших купальников;

• Трубу, набитую пустыми пластиковыми молочными бутылками, при помощи которой неизвестный иммигрант переплыл реку;

и…

• Одним особенно удачным днем – упакованную в пластик пачку марихуаны.

Пляж простирается вплоть до самого устья Рио-Гранде, и по мелководью отсюда можно добраться до самого Мехико. Именно по этой причине нам приходится проходить таможенный досмотр. Вылазки нашей семьи на пляж сопровождаются ищейками и страшными федеральными полицейскими с вопросом «Не возражаете, если мы проверим ваш багажник, мадам?» Хотя чаще всего их просто интересует твое гражданство. Каждый раз, когда мы приезжаем сюда, мы играем в нашу фирменную дорожную игру, которая называется «Как нельзя отвечать на вопрос, являетесь ли вы гражданином США».

Я, Наталия и Броди на Бока-Чика-Бич и найденная нами половина лодки

• Que?

• Взываю к Пятой поправке Конституции.

• А какой правильный ответ?

• Вопрос в том, являетесь ли вы?

И…

• Я-то да, насчет детишек в багажнике не уверен.

Четверг, 29 декабря

Вчера на пляже я обгорела. После месяца тщательных умываний, нежирной диеты и закрытых кубиками льда пор (которыми я до онемения отмораживала себе щеки) – ничто не помогло – оказалось, что солнце выжгло все прыщи с моего лица. Теперь у меня идеальная кожа. Не считая, разумеется, покраснения и шелушения.

Не та ли это «активная жизнь на свежем воздухе», о которой говорила Бетти? Вынуждена признать, это несколько болезненно.

Суббота, 31 декабря

Это последний день месяца, и что особенно важно, последний день уходящего года. Мы все направляемся в гости к Монтеро. Мистер Монтеро приготовил суши и даже сделал вегетарианские специально для меня. Из макияжа на мне – пудра, помада и вазелин. В начале месяца все это казалось мне маской. Теперь это просто я. Это стало частью моей внешности. Я уже не вздрагиваю, когда вижу свое отражение.

Вечер перетекает в ночь, пока я сижу на диване у них дома и делаю уроки. Мама уехала пораньше с Наталией, которая не выдержит шума фейерверков. Когда я заканчиваю задание на каникулы по алгебре, в комнату входит Итан со своими родителями.

Он улыбается мне, очевидно не вспоминая (или игнорируя) казус с историей про дикобраза. Я улыбаюсь в ответ, надеясь выглядеть собранно и нормально. Мы немного разговариваем, и он учит меня и других ребят играть в карты. Он совершенно необыкновенный.

Наконец приходит пора идти на улицу и запускать фейерверки.

Небо оранжево-серое от дыма. Папа становится рядом со мной, кто-то начинает обратный отсчет.

– Десять!

Я одолела макияж, и все еще непопулярна.

– Девять!

Краска на моем лице едва ли вообще была замечена (разве что Кензи).

– Восемь!

Но мне кажется, произошла более значительная перемена.

– Семь!

Я как будто стала меньше бояться.

– Шесть!

Я принимаю решение быть увереннее в себе.

– Пять!

Я стану популярной!

– Четыре!

И ничего страшного, если по пути буду натыкаться на кочки.

– Три!

Потому что я удержу равновесие и не сдамся.

– Два!

И что бы я ни делала, это будет грандиозно!

– ОДИН!

Все парочки на празднике начинают целоваться. Папа притягивает меня к себе и крепко обнимает. Тайком я наблюдаю за мистером и миссис Монтеро и думаю, что если когда-нибудь буду целоваться, как они, папа лопнет от негодования, и никакой тебе больше помады, не успеешь ты сказать: «Популярность, вот она я!»

Фейерверки разрываются в темноте, и выстрелы отдаются раскатами эха в ночи.

С Новым Годом, Бетти!

Январь Одежда • Что и куда носить

Я такой человек, что выбегаю из комнаты, если на экране телевизора или в книге происходит неприятная сцена. Не напряженная или страшная, а такая, когда тебе хочется съежиться от неловкости за героя. Вы знаете, о чем я: например, героиня врет, что смертельно больна, чтобы не заседать в суде присяжных, мало-помалу ситуация совершенно выходит из-под контроля, и в происходящее оказываются втянуты знаменитости и пресса. Я закрываю глаза и бегу прочь, думая, как бы не хотелось мне оказаться на ее месте.

Теперь у меня нет такой возможности, потому что это моя жизнь стала такой вот неловкой ситуацией.

Я не могу убежать.

Мне приходится смотреть, как бы гротескно и болезненно все ни оборачивалось. Никакого режиссера не обвинишь в неудачном решении. Есть только один человек, ответственный за то, во что я влипла.

И это Бетти Корнелл.

Допустим, это отчасти и моя вина тоже. Я хотела немного улучшить ситуацию в новом году.

Но это Бетти велела мне надеть завтра в школу юбку и жемчуг.

Как я позволила событиям зайти так далеко?

Понедельник, 2 января

На брюнетках… экзотично смотрятся мандариновые тона, красные и ярко-зеленые. Нужно быть осторожнее с желтым, который иногда придает коже землистый оттенок, зато удачным решением станут синие и бежевые тона.

Мы с мамой покупаем в магазине одежду, основываясь на рекомендациях Бетти по гардеробу.

Школа:

• Несколько простых: юбок нейтральных цветов;

• Свитера с длинными и короткими рукавами основных цветов;

• 1–2 джемпера – такой набор поможет тебе хорошо выглядеть в любой ситуации.

Я сверилась со школьным дресс-кодом. Нам разрешается носить юбки цвета хаки с коричневыми или желтыми свитерами. Про джемперы там ни слова. Я не уверена, что правильно представляю, что это такое.

Мне остается найти еще несколько вещей.

Аксессуары:

• 2–3 пары нейлоновых чулок;

• 2 пары белых хлопчатобумажных перчаток – для торжественных случаев;

• 1 простая нитка мелкого жемчуга.

Ввиду отсутствия джемперов, вот что я надеваю сегодня утром (в первый день после каникул): юбку хаки длиной до колена, желтое поло (прости, Бетти, но кое-какие правила мне никак не изменить) и коричневый свитер с низким вырезом. Я обуваюсь в новые (по крайней мере для меня) черные кожаные туфли. У них квадратный каблук и крупная пряжка, и я как пятилетний ребенок на празднике в День благодарения. Я надеваю на шею мамин жемчуг и разглядываю свое отражение.

Смотреть на себя больно, и я не преувеличиваю. Я выгляжу то ли героиней старой кинокартины, то ли пациенткой дома престарелых. Слезы стоят у меня на глазах, но я закусываю губы. Не время плакать. Время вспомнить, что я героиня своей собственной истории, которая без страха и упрека смотрит в лицо всем испытаниям. Я проверяю макияж еще раз, и медленно выхожу из комнаты. Мама желает мне удачи, но я не отвечаю. Я только прислушиваюсь к цоканью каблуков по тротуару. Это барабанная дробь перед вынесением моего смертного приговора.

Не такой реакции я ожидала. Я получила несколько комментариев во время обеда, но все в целом меня как-то обескураживает. Черт возьми, я же надела юбку!

Несмотря на свой конфуз, я замечаю, что Джошуа, эксцентричный парень с уроков литературы, вернулся после каникул с отросшей бородкой. Мой внезапный новый стиль просто не может тягаться с переизбытком растительности на лице школьника.

Когда я прихожу на физику, некоторые косо на меня посматривают. Одна девочка говорит, что я выгляжу нарядно, а моя юбка очень… «Майина». «Спасибо», – отвечаю я.

Многие судят тебя по тому, как ты одеваешься. Одежда – такой очевидный внешний атрибут, и кто угодно может с легкостью высказываться о чьем угодно выборе. Действительно, зачастую мы даже о наших знакомых думаем сообразно их одежде. «Это пальто очень в духе Мэри» или «Как эта юбка подошла бы Джейн, абсолютно ее вещь».

Мой друг Данте смотрит на меня внимательно и подходит ближе. Приятно снова его видеть, особенно с учетом того, что последний раз мы с ним общались, когда он написал маркером на обложке моей тетради «Майя испортила воздух, фу!» пару недель назад.

– Ну, – говорит он тихо, опуская глаза и рассматривая точилку, чтобы учительница не застукала его за разговорами, – по какому случаю все это?

– А? – глупо переспрашиваю я, истинная отличница.

– Тебя сегодня фотографируют или что? – интересуется он.

– М-м-м, нет. Просто надела юбку… смеха ради!

Он вызывающе смеется, и я в очередной раз убеждаюсь, что он всецело принимает на себя роль моего старшего брата. Учительница смотрит на него, приостанавливая лекцию, которая ушла куда-то в сторону жутких случаев смертей в парках развлечений. Она поднимает брови.

– Ты безбашенная и ненормальная, – язвительно шепчет он мне, прежде чем вернуться на свое место.

– Знаю, – отвечаю я.

Тем временем мистер Лоуренс так пока и не вернулся. Я не знаю, что происходит, и боюсь спрашивать. Как мне быть?

Вторник, 3 января

В моей школе многие носят дизайнерские джинсы и ни за какие деньги не стали бы одеваться в магазинах типа «Уолмарт». Несмотря на то что мы живем в бедном районе, они как-то находят деньги, чтобы хорошо одеваться. Требования к форме оставляют пространство для самовыражения: так, волейболистки носят поло, крупно расписанные именами дизайнеров. Когда кто-то тратит деньги на одежду, это всегда видно.

Хорошо одеваться – вовсе не значит дорого или вычурно. Многие девушки выглядят отлично и стильно даже при крайне ограниченных средствах – просто они умеют выбирать, и у них остро развито чувство времени и места.

Спасибо, Бетти.

Сегодня я попробую сделать чуть более смелый шаг, немного усложнить задачу. Я сажусь в автобус во второй день своего гардеробного эксперимента, и мои ноги по щиколотку окутывает цирковой шатер цвета хаки. За спиной не смолкают перешептывания и смешки. Мне не хватает Кензи. Если бы она не прохлаждалась сейчас в Лондоне, она бы, конечно, тоже посмеялась надо мной, я знаю. Но она хотя бы не позволила другим лезть ко мне.

Всего второй урок, а мне уже никто не смотрит в глаза. Как может длина юбка так радикально влиять на популярность? Будьте осторожны со своими желаниями: я хотела сильной реакции – я ее получила. И это не «Ух ты, она выглядит сногсшибательно». Это то, от чего я заливаюсь краской и хочу забиться в самый дальний угол. Я прихожу на хор и вижу, как на меня смотрят некоторые ребята в классе. Их взгляды переползают с моей сомнительного вида груди на талию и ниже. Они не прекращают глазеть. Мне жутко неловко, и я переминаюсь с ноги на ногу. Это наверняка должно расцениваться как сексуальное домогательство. Один из парней неразборчиво что-то бормочет, и все хохочут.

– Ладно вам, ребята, это уже слишком, – говорит одна девочка.

Я пытаюсь выглядеть возмущенной, но на самом деле просто растерялась. Наконец мозг любезно напоминает о тех, кто отвоевывал у нашего правительства право голосования для женщин. Два года назад я делала доклад ко Дню истории на тему движения суфражисток. Они носили длинные юбки. Они изменили мир. Я расправляю плечи.

Пусть я и единственная в школе, кто обмотался парусом, я переживу.

Звенит последний звонок, и я иду к выходу и в сторону автобусов. Я плетусь по грязной траве, приподнимая юбку. Меня замечает учитель. Я улыбаюсь, но он только хмурится.

– Ты из… одной из этих церквей?

– Н-н-нет, – заикаюсь я.

– И славно, – говорит он с видимым облегчением. – Я просто подумал: длинная юбка…

И он уходит своей дорогой, оставляя меня в недоумении. Бетти Корнелл была права. Люди судят тебя по одежке.

Совет популярности от Майи

Не сомневайтесь в собственном стиле только из-за чьей-то религиозной безграмотности.

– А знаешь, Майя, – говорит мама, когда я прихожу домой, – сегодня я ходила в центр.

В центре Браунсвилля можно найти китайские магазины импортных товаров, бары, стрип-клубы, строительные магазины и магазины одежды. Мы обычно ходим там в ropa usadas, секонд-хенды, накануне Хэллоуина. Там продают одежду на вес.

Мама извлекает из целлофанового пакета вещи: колготки, браслеты из фальшивого жемчуга и пластиковые сережки под жемчуг всевозможных размеров. Она передает пакет мне, и я заглядываю внутрь.

Я моргаю несколько раз, начисто ослепленная ужасом. Это все мне снится.

Я вижу пару хлопковых перчаток… и белую дамскую сумочку из кожзаменителя.

Это должно стать частью моего воскресного комплекта. Плюс еще одна деталь:

Не забывай, что в некоторых случаях девушке просто необходимо надевать шляпку. Церковь – одно из мест, где нельзя появляться с непокрытой головой.

Я уже знаю, какую возьму шляпу. Это маленькая плетеная соломенная шляпа с белой лентой, которая завязывается бантом на затылке. Она появилась у меня как часть моего костюма суфражетки, так почему бы не использовать ее и по этому случаю?

Интересно, что скажет Итан?

Среда, 4 января

В другой школе нашего города сегодня погиб восьмиклассник.

Некоторые говорят, что он просто покончил с собой. Но мне кажется, он должен был предчувствовать, чем все закончится, когда достал в школе пистолет и отказался опустить его.

Все остальные школьники были изолированы. Они слышали выстрелы. Стреляли три раза, и каждый выстрел был нацелен в этого мальчика. Дети прятались под партами, боясь, что сейчас погибнут.

Но нет, убит был только пятнадцатилетний восьмиклассник.

Каково это – смотреть на тело ребенка, лежащее в школьном коридоре? И понимать, что зажатый в руке предмет – это просто игрушечный пистолет?

В слезах я лежу в постели и думаю, как мало на самом-то деле значат мои неудачи с модой.

Четверг, 5 января

Поднимаясь на подножку автобуса, я замечаю черно-фиолетовые кеды, торчащие из-под сиденья. Я кидаюсь обнять подругу.

– Кензи! Ты вернулась! Боже мой, как тебе, понравилось?

Она содрогается.

– Ну, ты собираешься мне отвечать? – спрашиваю я, плюхаясь рядом с ней на сиденье.

– Где твоя нормальная обувь? – произносит она пугающе тихо.

– В шкафчике, а что?

– На тебе бусы… и свитер… и юбка… и чулки.

Это на самом деле колготки, но я не стану ее поправлять. У нее и так глаз уже дергается.

– Ну да, – говорю.

– Зачем? – почти хнычет она.

– Смеха ради! – этот ответ для меня уже как родной.

– Что за фигня, Майя, ты превратилась в даму!

– Не все «дамы» одеваются, как в пятидесятых, – возражаю я.

– Вот именно! Ты превратилась в старую даму! Очень, очень старую! Ты выглядишь как училка! Ты могла бы сойти за близнеца мисс Томпсон! Ее близнеца! Ты вообще понимаешь, насколько это опасно?

– Почему? Кто-то посмеется надо мной или затеет драку? – дразню я.

– И то, и то! – она выразительно сопит и качает головой. – Я… я тебя совсем не узнаю!

– Ох, Кензи, – улыбаюсь я, – и я по тебе скучала.

Пятница, 6 января

– Ни за что не угадаешь, что я купила в Лувре! – говорит Кензи, вытаскивая из рюкзака увесистую книгу. – Здесь есть все картины, которые у них там висят. Вот, смотри, это «Мадонна в скалах» Леонардо да Винчи, – она переворачивает страницу. – И… ой, эту я помню! – говорит она. – Правда, я не понимаю, почему художник решил, что две голые женщины, щиплющие себя за грудь, будут кому-то интересны.

С ног до головы в стиле пятидесятых

– Что? – мисс Корбейл выходит в коридор. Она смотрит на меня и застывает на месте. Походит секунда, пока я не соображаю, почему у нее отвисла челюсть. Дело в моей одежде, не в картине. Сегодня я точно превзошла себя. На мне колготки, юбка хаки ниже колена, жемчуг, туфли-пилигримы, и самый шик: пастельно-желтый кардиган.

Я краснею, язык прилипает к небу, поэтому встревает Кензи:

– Скажите, ее можно спутать с учителем на замену?

– И не говори! Она выглядит профессиональнее, чем я.

О, это нехорошо. Я, получается, сделала скачок вниз по школьной шкале популярности. Учителя на замену у нас в самом-самом низу.

Воскресенье, 8 января

Я встаю пораньше, чтобы собрать все нужное для похода в церковь. Бетти Корнелл говорит, что мы должны учиться самостоятельно следить за своими вещами, так что вчера я лично занималась стиркой. Мама в восторге. Единственный минус – я усадила отличный фиолетовый шерстяной свитер до размера Наталии. Что поделать, век живи, век учись.

Для сегодняшнего церковного дебюта я останавливаю свой выбор на темно-синем платье, шляпке, перчатках, жемчуге и клатче.

Городские власти были доведены до отчаяния видом юных леди, разгуливающих по городу в коротких шортиках и замаранных «дангери» (я посмотрела значение этого слова – кажется, это означает джинсы, но я не уверена). Осознаете вы это или нет, кое-что из так называемой «неформальной» одежды обладает способностью повышать кровяное давление взрослого человека до точки кипения. Ради всего святого, проявите немного жалости к окружающим и имейте гордость. Наденьте юбку, когда отправитесь в магазин.

– Дай угадаю. Ты участвуешь в спектакле, или что-то в этом роде? – спрашивает младший брат Итана, когда мы приходим в церковь.

– Нет, просто оделась так смеха ради.

Смеха ради. Этот ответ стал моим объяснением, моим девизом, моей шаблонной фразой. Я начинаю обожать эти слова.

– Угу, – говорит он.

Итан внимательно смотрит на меня, но совсем не так, как мне бы хотелось. Так на меня частенько смотрят в последнее время.

Я спрашиваю у него, который час.

– Не знаю… Но мне нравится твоя шляпа, – широко улыбается он мне.

– Спасибо, – отвечаю я, краснея и не заботясь о том, что это будет заметно под слоем пудры.

Теперь я действительно рада, что нацепила на голову это соломенное сооружение.

Вторник, 10 января

Автобус сегодня сильно задержался, так что в школе мне первым делом приходится идти в учебную часть, отчитываться за опоздание. Заходит моя учительница по алгебре вместе с учительницей физкультуры. Они обсуждают какие-то тесты, но вдруг физкультурница странно смотрит на меня. Она будто она только что просмотрела одну из тех жутко жалостливых реклам приютов для животных.

Я натужно улыбаюсь, но она отворачивается. Странно.

Когда я собираюсь уходить из кабинета, она преграждает мне дорогу. Она выше меня сантиметров на тридцать, ее рыжие волосы заплетены в косы.

Физкультурница наклоняет ко мне и шепчет:

– Надеюсь, тебя не смутит, если я спрошу, какого размера ты носишь обувь?

– Простите?

– Я заметила, что туфли тебе великоваты. У меня есть ненужные, которые когда-то оставили в раздевалке после уроков.

Я опускаю взгляд на свои туфли-пилигримы. Снизу на меня таращатся пряжки. Я не понимаю, что она хочет сказать.

Мои туфли-пилигримы и колготки

– Нет, все нормально, я в порядке.

– Милая, тебе нечего стесняться. Можешь забрать туфли себе. Какой размер?

Вот черт! Она приняла меня за нищенку!

Мои щеки начинают полыхать, руки потеют. Я вытираю их об юбку.

Она закусывает нижнюю губу. Я слишком шокирована, чтобы хоть что-то сказать.

Наконец она вздыхает и качает головой.

– Я не хочу, чтобы расстраивалась из-за моего вопроса, понимаешь? Помогу, чем понадобится, дорогая.

Закрой рот, Майя, и не выпучивай глаза.

Но как бы мне ни было стыдно, я тронута таким участием и щедростью. Если кому-то когда-то понадобится пара ботинок, я надеюсь, на их пути попадется человек такой же широкой души, как она.

Но в этот момент я понимаю, что моя учительница алгебры и другие преподаватели слышали наш разговор. Так что ощущение ужаса тотчас же возвращается.

Среда, 11 января

Мы с Кензи даже до конца не уверены, взаправду ли это безумие. Как такое возможно?

Мы только что стали свидетелями развенчания популярности Надии, участницы волейбольной команды.

Вот что мы знаем наверняка (если принять сплетни волейболисток за надежный источник информации):

• Надия вела себя, как последняя стерва;

• И все такие, типа, ну и пожалуйста, обиделись на нее, и все такое;

• Она перестала с нами тусоваться, и вдруг все так резко изменилось.

Нам с Кензи также удалось восстановить следующую цепочку событий: все началось с агрессивной, пронзительной музыки в ее плеере. Потом она стала общаться с Джозефиной и Флор, лидерами компании готок. Прощайте, обручи для волос с блестяшками – здравствуйте, крашеные черные волосы. Далее, она разорвала все связи с волейболистками. Это было официально. Назад она не вернется.

Самое странное во всем этом, что Надия даже разговаривает со мной и с Кензи. Улыбается нам. Десять дней назад она знать не желала о нашем существовании. Теперь она знает, как нас зовут.

Так что же это такое? Означает ли популярность, что тебе нужно быть «стервой» со всеми, кроме твоей компании? Если дела обстоят именно так, то хочу ли я быть популярной? Может, есть и другое определение популярности. Обязательно должно быть.

Четверг, 12 января

Я так больше не могу. Мне нужно выяснить, что происходит с мистером Лоуренсом. Болеет ли он до сих пор? Так что я спрашиваю единственного человека, который не станет ходить вокруг да около. Моего библиотекаря.

– Мисс Корбейл, вам известно, что случилось с мистером Лоуренсом?

Сперва она избегает моего взгляда, но наконец отвечает.

– Он снова в больнице. Рак, четвертая стадия.

Мое сердце перестает биться, и весь мир как будто погружается в вакуум. Мои мысли болезненные и острые, как ножи. Я пересмотрела с мамой немало дешевых медицинских сериалов, так что понимаю, что происходит на четвертой стадии рака, любого. Я сажусь за компьютер, и, как и следовало ожидать, мои выводы подтверждаются.

Мистер Лоуренс умирает.

Остаток дня проходит как в тумане. Я не знаю точно, как дотянула до конца занятий. Кензи смотрит на меня недоуменно и спрашивает, что со мной. Я вкратце объясняю, она мягко извиняется и оставляет меня в покое.

Когда мама забирает меня из школы, я рассказываю ей, что происходит, и уже не могу сдерживать слез.

– Он умирает, – плачу я. – Умирает, и никто мне ничего не сказал.

Она гладит меня по спине и дает мне выплакаться.

– Мне так жаль, детка, – шепчет она. – Очень жаль. – Мы молчим какое-то время, потом она продолжает: – Солнышко, напиши ему письмо. Пусть он знает, какую роль играет в твоей жизни.

Когда мы добираемся домой, я устраиваюсь за столом и пишу часами. Это самое тяжелое, что мне когда-либо приходилось писать. Две жалкие странички для тех двух лет, что он был моим наставником, учителем, что он помогал мне раскрывать мою настоящую страсть. Две странички, чтобы сказать ему, что он помог мне найти себя.

Мама описывает мое состояние – «опустошенность».

Я съеживаюсь на диване, ни о чем не думая.

Иногда думать слишком больно.

Воскресенье, 15 января

Сегодня Кензи отмечает свое четырнадцатилетие в местном боулинге. Я даже надеваю брюки, чтобы не позорить ее. Приглашение я получила в прошлую пятницу, но Наталия успела его съесть, так что я не уверена, где именно в боулинге мы встречаемся. Я открываю дверь и ищу взглядом Кензи. Музыка оглушительно гремит, и пахнет жареной пищей и дезодорантом для обуви. Я не вижу ее. Сердце начинает учащенно биться. Где же она? Я достаю мамин телефон, который та дала мне перед уходом, открываю его и вижу дату. У меня внутри все обрывается и я вслух испускаю стон:

– Кензи отмечала вчера!

Обмякнув, я опираюсь на грязную стену клуба. Мне так стыдно, что я едва могу пошевелиться. Но это только до тех пор, пока мне на глаза не попадается скользкого вида мужик в потной алкоголичке и с татуировкой Девы Марии, который глазеет на меня, уплетая из тарелки жирные начос. Я прячусь в женском туалете и пытаюсь собраться с мыслями.

Ты худший человек на всем белом свете. Ты заслуживаешь медленной и мучительной казни. В Индии приговоренным к смерти на голову наступал слон. Тебе надо переехать в Индию! Как ты могла так поступить со своей лучшей подругой!

Вернувшись домой, я долго смотрю на телефон, собираясь с духом. Трясущимися пальцами я набираю номер Кензи.

– Але, – слышу я голос Кензи на том конце провода.

– Боже, прости меня, пожалуйста! Я пришла на твой день рождения, но я перепутала дату, я ужасная подруга!

– Хм, кто это?

– Да, конечно, это Майя. Я пришла в боулинг, и… Дева Мария… слон! Какая я дура! Я пойму, если ты больше не хочешь со мной разговаривать.

Я заканчиваю свою бессвязную речь и слышу сдавленные всхлипы в трубке. О господи, она плачет. Нет мне прощения. Во веки веков.

Потом я понимаю, что слышу на самом деле. Она смеется надо мной.

– Извини, – говорит она между приступами смеха. – Просто это так смешно.

– Что?

– Да представила тебя там со всей этой публикой, саму по себе, и все дела. Боже, это шикарно!

После моего подробного рассказа об этом ужасном вечере, мы прощаемся. Но только после того, как она спрашивает, заметила ли я красавчика за стойкой. Ответ: нет.

Кензи самая замечательная подруга.

Вторник, 17 января

– Добро пожаловать на первый урок по классу здоровья, – говорит мисс Уэлч из-за своего стола. Мисс Уэлч – высокая колоритная женщина с длинными черными волосами.

Мы с Кензи переглядываемся. Весь восьмой класс мы с ужасом ждали этого момента. Последние недели этого семестра будут полностью посвящены половому воспитанию.

По указанию мисс Уэлч мы открываем учебники на четвертой странице, и она начинает рассказ о разнообразных факторах здоровья: физического, эмоционального, социального.

– Еще один фактор вашего эмоционального здоровья – это то, как вы справляетесь со всеми волшебными физиологическими переменами, которые испытываете в этом возрасте, – говорит мисс Уэлч.

По классу проходит коллективный стон. Ничего не может быть хуже, чем взрослый человек, рассуждающий о «волшебных физиологических переменах».

– Я вполне серьезно, – мисс Уэлч изгибает брови и поднимает руки в воздух. – Когда у вас, девочки, идут месячные, это действительно сказывается на вашем эмоциональном здоровье.

Парни фыркают. Я краснею. Мисс Уэлч не останавливается.

– Да ладно вам, если бы вас, мальчики, бросало то в жар, то в холод, если бы вам приходилось менять окровавленные прокладки по пять раз на дню, вы бы иначе запели.

Они таращат глаза. Какое счастье, что у Карлоса Санчеса нет этого предмета.

– Однако этим здоровье не ограничивается. Позднее в этом семестре мы с вами посмотрим видео на тему заболеваний, передаваемых половым путем, и пронаблюдаем различные инфекции пениса и вагины. Честное слово, парни, ваш пенис может выглядеть точь-в-точь как цветная капуста.

К концу урока у всех девочек ноги скрещены так плотно, что это было бы смешно, если бы не было так тревожно.

Мисс Уэлс самый эффективный учитель, который у меня когда-либо был.

Я никогда не стану заниматься сексом. Никогда.

Пятница, 20 января

Половина учебного года осталась позади, и я делаю краткий отчет о том, как меня воспринимают:

У ч и т е л я: «Прилежная и ответственная».

Го т к и: «Она… с приветом».

Ф у т б о л и с т ы (в лице Карлоса Санчеса): «Ботанка».

Л е о н: «Красавица».

Б и б л и о т е ч н ы е гики: «Нормальная, наверное».

Х о р: «Ботанка».

О р к е с т р: «Ботанка».

К е н з и: «Эпичная неудачница. Наиэпичнейшая».

У ч и т е л я на замену: «Нужно узнать, где она одевается. Где она достала такой кардиган?»

Суббота, 21 января

– Позвони мистер Лоуренсу, – говорит мама, вручая мне его телефонный номер. Я опускаюсь на кухонный стул. Ненавижу звонить по телефону. Не легче и от того, что мне нужно звонить своему самому любимому в мире учителю, который умирает от рака. Жизнь иногда так несправедлива.

Я медленно выдыхаю.

– Хорошо.

Пять гудков в трубке – я уже готовлюсь оставлять сообщение на автоответчике.

Но тут мистер Лоуренс наконец подходит к телефону.

– Алло?

– Здравствуйте, это Майя. – Я стараюсь говорить бодрым тоном.

– О, здравствуй, Майя, – кажется, он рад меня слышать. – Как твои дела?

– Хорошо, а ваши?

– Не самым лучшим образом, но я буду в порядке. Ты, наверное, слышала, что я восстанавливаюсь после рака.

– Да, слышала, – говорю я, закусывая губу. – Можно вас навестить? Я бы хотела показать вам кое-что, что я сейчас пишу.

Мама улыбается мне, когда я заканчиваю разговор.

– Ну что? – спрашивает она.

– Я расскажу ему про Бетти Корнелл. Завтра.

Она качает головой.

– Нет, Майя, так нельзя. Если станет известно, что это просто эксперимент, все, что ты делала весь этот год, будет впустую.

– Это может быть мой единственный шанс. Он никому не расскажет.

Она вздыхает и качает головой.

– Ну, это же твой секрет.

Воскресенье, 22 января

Мистер Лоуренс живет с бежевом доме с глиняным гномом на крыльце.

– Готова? – спрашивает мама.

Я киваю, плотно сжимая пальцами вазу с желтой розой и конверт, в котором лежат мои свежие рассказы и стихи. На дне конверта – письмо, которое я для него написала. Под ним спрятано «Руководство для популярных подростков от Бетти Корнелл».

На мне юбка до колен, синяя блузка и мои древние башмаки. Ни жемчуга, ни колготок, ни косметики. Я хочу, чтобы он узнал меня.

Я стучу, мне открывает его жена. Она ведет меня наверх к мистеру Лоуренсу. Он кажется изможденным и исхудавшим. Он немного рассказывает о своей семье и внуке, хотя с трудом вспоминает, в каком тот классе. Он говорит, что скучает по преподаванию, вот только не может вспомнить, кто его теперь замещает.

Наконец он спрашивает у меня о творчестве. Тогда я рассказываю ему о том, как папа нашел книгу Бетти, и о маминой идее. Рассказываю о Кензи и Карлосе Санчесе. Рассказываю о своих главах.

Я прошу его сказать что-нибудь о популярности, чтобы использовать его цитату в своей книге. Он улыбается и говорит: обязательно.

Прощаясь, я обещаю писать письма по электронной почте. Я не уверена, встретимся ли мы еще когда-нибудь.

Последние его слова, что я слышу, обращены к жене. Даже на лестнице я слышу в его голосе гордость. Она эхом отдается в моем сердце.

– Когда-нибудь она станет знаменитым писателем.

Понедельник, 23 января

Сегодня на репетицию хора Надия (волейболистка, перешедшая к готкам) приходит с сережкой в хряще уха. Она собирает вокруг себе приличную толпу семиклассниц, демонстрируя серьгу всем желающим.

– Когда мне прокололи тут ухо, у меня изменился слух, – на полном серьезе сообщает Надия. – Теперь я могу говорить с Богом… и Ганди.

Ее слушательницы горячо кивают. Что и неудивительно, ведь еще в прошлом году они были доверчивыми шестиклассницами.

Она подходит ко мне и разглядывает мою одежду. Я смотрю на ее: черные туфли, черные серьги, черные волосы, черные джинсы и желтое поло.

– Ого, – говорит она. – Выглядишь… симпатично. То есть нет. Не симпатично… Консервативно. Вот что я хотела сказать. Выглядишь консервативно.

Я осматриваю себя. Старушечий желтый кардиган и пилигримы.

Она права.

– Это делает тебя умнее? – спрашивает она.

Я говорю, что мне надо над этим подумать. Позже даже Карлос Санчес делает мне комплимент.

– Эй, Майя. Мне нравится твоя кофта.

Фу. Понятия не имею, что он имеет в виду, но его интонация вызывает во мне желание вымыть мозг с мылом.

– И мне нравятся твои бусы, – продолжает он.

Я трогаю нитку жемчуга на шее.

– Хм, ладно.

– Знаешь, что интересно, – ухмыляется он, – у моей бабули точно такие же.

Класс взрывается гоготом.

Пятница, 27 января

Закончив работу над нашим коллажем по эмоциям, мы с Кензи обменивается записками в классе здоровья, обсуждая туберкулез. Вдруг она бросает ручку на стол и хитро улыбается.

– Пойду спрошу у мисс Уэлч что-нибудь про секс. Пока, неудачница.

Она как ни в чем не бывало пересекает кабинет и подходит к учительнице, которая проверяет домашние работы. Кензи что-то говорит (слов я не слышу), и челюсть мисс Уэлч отвисает. Женщина нечленораздельно бормочет что-то в ответ. Кензи, довольная, возвращается на свое место.

– У тебя совершенно нет тормозов, Кензи, – говорю я. – С тобой ни на минуту не соскучишься.

– Знаю.

Мисс Корбейл подзывает меня к стойке, в руках у нее мобильный телефон.

– Звонил мистер Лоуренс и просил уточнить у тебя по поводу цитаты, – говорит она в недоумении.

Я застываю.

– Он не мог вспомнить, по какому предмету тебе это нужно. Что мне ему передать?

Он теряет память. Он ускользает от нас. Мое сердце сжимается от боли за него. В то же время, я в ужасе. Что, если кто-нибудь узнает о моем проекте, которым я живу уже пять месяцев? Все может быть кончено в мгновение ока.

– Ничего, я сама ему напишу, – говорю я и после паузы добавляю: – Это… это для церкви, так что ничего срочного, – мой голос дрожит, но я выдавливаю из себя эту ложь.

Мисс Корбейл долго смотрит на меня и отворачивается. Я вижу, что она мне не верит.

Вторник, 31 января

Последний день месяца. На мне надета длинная, до щиколоток, старомодная юбка и свитер с горлом. Никто не перешептывается. Никто не смотрит на меня косо.

С жемчугом на шее во время выступления хора

– Им что, теперь нравятся мои костюмы? – спрашиваю я Кензи, когда после урока здоровья мы идем через школьный двор на следующий урок.

– Не, ты все еще неудачница, – отвечает она и ставит меня перед собой в качестве перегородки между ней и учителями, чтобы те не застукали ее за смс-ками.

Со вздохом я соглашаюсь с ней. Я не популярна. Я неудачница. Я иду на хор, и вот тогда я замечаю.

Напротив меня стоит относительно популярная девочка-хористка. И у нее на шее – нитка жемчуга.

Лучик надежды в темном непопулярном мирке.

Февраль Уход за собой • Вдали от дома

В сказках Прекрасный принц, может, и способен разглядеть красоту Золушки под сажей и копотью, но не стоит рассчитывать, что современный юноша станет в поисках истинной любви продираться сквозь слои грязи.

Впервые я столкнулась лицом к лицу с воплощенной популярностью, когда мне было восемь. Это была девочка, Ванесса. Она наверняка каждое утро битый час тратила на свой аккуратный, опрятный внешний вид. И конечно, мальчик, в которого я тогда была влюблена, был влюблен в нее.

Я становилась перед зеркалом и подолгу строго разглядывала себя, пытаясь понять разницу между ней и мной. Она была худенькой – я упитанной. У нее была гладкая кожа – у меня сросшиеся брови. У нее были новые, отглаженные, чистенькие платьица – я носила эластичные штаны и поношенные вещи. Ее провожали домой мальчики – у меня был сосед, который бросал в наш куст сирени голых Барби. Ванесса была совершенством. Как мне было с ней соперничать?

Она была такой… цельной.

В этом месяце я буду стараться больше походить на Ванессу. Буду гладить одежду. Ежедневно принимать ванну или душ. Вовремя стричь ногти и брить ноги. Выщипывать брови. Буду следовать всем советам Бетти о том, как быть опрятной, ухоженной, и совершенно не похожей на ту грязнулю, какой сейчас являюсь. Может, правду говорят, что «дьявол в мелочах», а значит, именно отсюда и начнется мое настоящее преображение.

Четверг, 2 февраля

Никому не интересен книжный червь с грязными ногтями или дыркой на блузке. И уж точно никому не интересно работать с манекенщицей, которая не всегда моется и пренебрегает дезодорантом.

Мы с Кензи стоим на улице в ожидании начала уроков. Для поддержания темы этого месяца, я снова меняю гардероб. С мятых юбок я перехожу на отутюженные брюки и такие же свитера. Мои волосы стянуты на затылке в аккуратный хвост. Туфли начищены до блеска.

Все изделия из кожи необходимо начищать до блеска. Немного усилий – и воски творят чудеса и продлевают срок службы кожи.

Когда я сообщаю об этом Кензи, она фыркает.

– Только неудачники чистят обувь до блеска!

Тот же наряд на мне и вечером, когда мы собираемся на приходскую встречу молодежи. Лилиана смотрит на меня искоса, но молчит. Я пытаюсь снять напряжение ненавязчивым разговором о книге, которую сейчас читаю. Такой книгой оказался «Хоббит».

Заходит Итан и спрашивает, о чем разговор.

Ой-ой-ой, вот и словесная рвота подступает.

– Мы с девочками в школе соревнуемся, кто из нас покажется большим гиком, – выпаливаю я. – Понимаешь, одна девочка у нас большая поклонница «Звездных войн», а я сейчас читаю «Властелина колец». – Все это правда. Мы с двумя девочками из хора начали этот спор пару дней назад. Пока победитель не определен.

Тут ко мне возвращается голос разума, хвала провидению.

ЗАТКНИСЬ, МАЙЯ! СПАСАЙ СВОЕ ДОСТОИНСТВО, ПОКА НЕ ПОЗДНО, ИДИОТКА!

– В каком смысле «покажется большим гиком»? – спрашивает Итан, хмуря прекрасный лоб.

И снова безудержный поток слов.

– Ну, мы разговариваем как гики. То есть описываем основные сюжетные повороты самым гиковским образом.

– Все равно не понимаю.

Я пытаюсь сглотнуть. Пытаюсь остановиться. Но я зашла уже слишком далеко.

– Я могу продемонстрировать, – говорю я занудным голосом типичного гика. – Давным-давно жил-был хоббит по имени Бильбо Бэггинс, который жил в хоббичьей норе в волшебной земле Шира. Жил он себе не тужил, покуривая свою длинную деревянную трубку, да обедая несколько раз на дню, но однажды волшебник по имени Гендальф явился к нему и пригласил в путешествие. Бильбо и глазом не успел моргнуть, как гномы Двалин, и Балин, и Борин, и Торин (пусть растет его борода), и все прочие взяли его с собой в большое приключение в поход за украденным сокровищем дракона Смауга. На своем пути они остановились в доме Эрлонда и встретились с эльфами…

Я продолжаю в том же духе столько, сколько даже хоббиты не живут (а продолжительность их жизни намного больше ста лет), пока наконец у меня не кончаются силы и слова.

Итан поспешно уходит.

Мне кажется, я сейчас умру. Хоббиты! Я говорила о ХОББИТАХ!

Ну что ж. Зато туфли начищены.

Совет популярности от Майи

Лучше откусите себе язык, прежде чем пускаться в разговоры о «Властелине колец» при мальчике, который вам нравится. Если он только сам не из Средиземья.

Пятница, 3 февраля

Я еще раз подчеркиваю, что опрятность в одежде – дело первостепенной важности.

Я глажу брюки капри, поправляю макияж и гладко зачесываю назад волосы – все задолго до восхода солнца, так что у меня в запасе полно времени, чтобы подумать о собственной глупости. Итан никогда не заинтересуется мной. Может, умереть в одиночестве не так уж и плохо. Можно говорить как гик, сколько душе угодно – и никто не услышит.

Я натягиваю выглаженные брюки – или пытаюсь это сделать. Я обнаруживаю, что это на самом деле брюки моего братца.

Совершенно очевидно, что никакой дезодорант не спасет от нескончаемой вони моих бестолковых гланд.

Воскресенье, 5 февраля

– Нет. Я не буду в этом участвовать.

– Мама, сегодня, может быть, наша единственная возможность.

– Нет, мы не будем покупать тебе грацию. – Она скрещивает руки на груди и садится на диван, плотно сжав губы.

– Разреши ей, – говорит папа. В эти дни он особенно старается быть со мной спокойнее. Вчера я устроилась рядом с ним на диване, и мы целый час говорили о школе. Он даже на самом деле слушал, а не просто читал нотации.

– Видишь, и папа меня поддерживает! – возражаю я.

– Твой папа не в себе. Он пытается быть к тебе ближе, – сверкает она глазами.

– Это верно. Можешь даже звать меня Майкл, – бормочет папа, не отрываясь от чтения.

– Ну хорошо. Майкл меня поддерживает!

Мы пытаемся переиграть друг друга в гляделки, пока в комнату не приходит Наталия, ведущая воображаемую беседу по игрушечной черепашке, как по телефону.

Мама наконец уступает. Мы садимся в машину и спешим в торговый центр, чтобы успеть до закрытия.

Я строго придерживаюсь мнения, что каждой девушке нужно носить корректирующее белье. Речь не о негнущихся силках на китовом усе, нет. Скорее, девушке требуется невесомый помощник в формировании фигуры. <…>

Не морщи нос при мысли об использовании таких современных средств для поддержания красоты. Сегодняшнее корректирующее белье разительно отличается от своенравных корсетов наших бабушек. Современные грации и специальные панталоны так легки в обращении, что ты едва ли почувствуешь их на теле.

Ха! Грация, которую я сейчас примеряю, так туга, что у меня лопается голова, не говоря уже о бедрах. Я примеряю четыре или пять, пока не останавливаюсь на наименее отталкивающем варианте: бежевые утягивающие панталоны с вышитыми цветочками. Они довольно тесные, но у меня появляется талия, о какой я и мечтать не могла. Хм-м-м.

Мои панталоны

Когда мы выходим из примерочной, мама понимает, что я не отступлюсь, и наконец сменяет гнев на милость. Мы шутим и развлекаемся, пробуя разные духи.

Помимо дезодоранта, возьми за правило носить легкий аромат – подойдет любой цветочный парфюм со свежим запахом.

С маминой помощью, я расплачиваюсь за панталоны и спрей для тела «Букет сирени», лучший «аромат» из тех, что мне удалось найти.

Хорошо снова быть рядом с мамой, а не со злобным монстром, который на время завладел ее телом. Думаю, это оттого, что у нее сахар в крови понизился. Пожалуй, в таком случае стоило купить ей уцененных пончиков.

Вторник, 7 февраля

Наш хор безостановочно готовится к концерту. Он уже на этой неделе. Мы поедем на автобусе почти за пятьсот километров к северу отсюда в Сан-Антонио на музыкальный конкурс.

У мисс Чарльз, руководительницы хора, дел невпроворот. Ей нужно решить уйму организационных вопросов.

– Итак, девочки, – говорит она и берет в руки бумагу. – Кто с кем будет спать в гостинице?

Все хихикают и издают эти типичные девчачьи звуки – нечто среднее между оживленными возгласами и визгом.

Мисс Чарльз идет по списку.

– Марина? – спрашивает она.

– С Викторией! – пронзительно выкрикивает Марина, и обе смеются.

– Надия?

– С Селеной.

Не знаю, что скажу я. Капли пота начинают стекать по лицу. Здесь, должно быть, особенно жарко сегодня.

Если от волнения у тебя выступает пот, нет повода для беспокойства, это нормальная реакция организма, характерная для многих людей. <…> При необходимости в блузки и платья можно вшить защитные вкладыши.<…> Легче предупредить болезнь, чем потом ее лечить. Испорченное однажды свидание или обиду, нанесенную другу твоей беспечностью, будет непросто исправить.

Спасибо за глубокий взгляд на гигиену, Бетти, а теперь убирайся из моей головы!

Я опускаю лицо в свою выглаженную юбку. Звучат все новые и новые имена, пока я не слышу…

– Майя?

– Я, я, я не знаю, с кем…

– Ну, осталось всего четверо. Лесли, с кем бы ты хотела ночевать?

Лесли бросает взгляд в мою сторону.

– С Тиной!

Меня выбирают последней, меня выбирают последней… Это не популярность. Это просто конец света.

Мне придется делить постель с девочкой, с которой я даже не разговаривала никогда. Даже не знаю, что она думает по этому поводу.

Четверг, 9 февраля

Сейчас пять утра, и на улице кусачий холод. Мы стоим и ждем перед школой, куда должны подать наше модное средство передвижения. Поскольку платит за это не наш округ, мы останавливаемся в дорогой гостинице и едем на автобусе, который скорее напоминает самолет. Это очень и очень круто.

Конечно, прежде мы должны составить наши сумки в ряд на парковке. Понимаю, что это лишь формальность, но мне все равно кажется, что мы единственная средняя школа, где багаж учеников перед любой поездкой обнюхивают ищейки.

Полицейские пару раз проводят энергичного пса вдоль сумок и рюкзаков, пока мы стоим в пятнадцати метрах от них. Я не люблю собак-ищеек. Но как ни прискорбно, когда живешь на границе, приходится привыкать к их присутствию.

Поскольку никто не вызвался быть моей соседкой по путешествию, меня свалили на Еву, семиклассницу, чья лучшая подруга слегла с отравлением и не смогла поехать. Поначалу мы с ней сидим молча, но со временем находим, о чем поговорить. Я понимаю, что она все равно грустит, ведь на моем месте сейчас могла быть ее подруга. Но по крайней мере я уверена, что от меня хорошо пахнет.

Пятница, 10 февраля

Срабатывает прикроватный будильник, и я с размаху луплю по кнопке. Медленно выползаю в ванную и изучаю свое отражение. Нет. Никаких подрисованных фломастером усов. Я улыбаюсь. Может, эта поездка и не будет сущим адом.

Я быстро принимаю душ и натягиваю панталоны, пока никто не видит. Потом полощу рот, как советует Бетти, и спешу разбудить остальных.

Когда все одеты и собраны, мы забираемся в автобус и едем на концерт. Мое сердце громко бьется, когда мы приближаемся к дому культуры. Мы проводим последнюю генеральную репетицию, после чего нас тихо выводят к лесенке перед просторным помещением, битком набитым сотнями зрителей.

В выступлении есть какое-то особенное свойство. С момента, когда мисс Чарльз поднимает руки, наступает тревожная тишина, и толпа ждет. Когда мы берем первую ноту, можно заметить, как в аудитории задерживают дыхание. Это волшебно. Я пою так, как никогда прежде. Я так счастлива жить, быть здесь сейчас, несмотря на все неудобства. Я улыбаюсь, глядя, как мисс Чарльз плавно опускает и вскидывает руки. Музыка течет безупречно. Я жду, что мисс Чарльз нас остановит, потому что мы забыли про стаккато или сфальшивили, но она ведет песню дальше. Яркий свет не дает рассмотреть зрительный зал, и кажется, будто его вовсе не существует. Только хор, дирижер и музыка.

Все оканчивается слишком быстро.

Весь зал встает с мест. Аплодисменты оглушительны.

– Так, все, кто идет кататься на коньках, постройтесь в ряд, я раздам вам пропуска, – объявляет мисс Чарльз. Мы с мамой заранее решили, что я не буду кататься с остальными на коньках после концерта. У меня исключительно слабые колени, и в сочетании с плохой координацией это гарантия катастрофы. Мама даже заставила меня перевязать на все время поездки больное колено, просто на всякий случай.

Я сажусь за стол у бортика катка, устраиваюсь у стекла и достаю книгу. Проходит минут двадцать, я отрываюсь и в окно вижу скопление обеспокоенного народа. Толпа все растет, люди выглядывают на лед недалеко от того места, где сижу я. Я замечаю, что там сидит Изабелла, семиклассница из нашего хора.

Я смотрю, как работники катка выкатывают на лед кресло-каталку и подвозят к ней. Изабелла пытается встать, но падает обратно. Она сдерживает слезы, ее отвозят в помещение с вывеской «МЕДПУНКТ».

Я пытаюсь вернуться к чтению, но не могу думать ни о чем, кроме того, как ей сейчас больно. Это поглощает все мое внимание, и я слежу за дверью, пока та не открывается. Прихрамывая, Изабелла выходит из медпункта, прикладывая к ноге лед. Она осторожно садится в нескольких столиках от меня.

Мы с Изабеллой никогда даже не здоровались. Но недолго думая, я просто подхожу к ней и присаживаюсь рядом.

– Привет. Как ты? – спрашиваю я, указывая на ее колено.

– Нормально, – говорит она, слабо улыбаясь. – Я такая неудачница. У меня только начало получаться, и тут что-то случилось с коленом. Оно как бы выскочило и потом вставилось обратно. Так странно. Блин, как же больно.

Мы немного разговариваем о том, о сем, от болячек до мюзиклов, она даже признается, что хочет быть писателем. Я отдаю ей свой бандаж и показываю, как оборачивать колено.

После еще одного часа на катке наш хор возвращается в гостиницу. Я помогаю Изабелле забраться в автобус и выйти из него. Мы останавливаемся у дверей.

– Спасибо, Майя, – говорит она с глазами, полными слез. – Спасибо тебе за все.

Что такое эта новоприобретенная дружба? Что она значит для популярности? Самое удивительное, что до своего эксперимента я бы никогда не набралась смелости просто подойти и поздороваться. Может, настоящая популярность приходит тогда, когда ты находишь время прислушаться к кому-то другому? Когда ты действительно неравнодушна к ним?

Суббота, 11 февраля

Мы с Изабеллой болтаем всю дорогу домой. Говорим об одежде, и моде (оказывается, ее любимый предмет одежды – юбка), и еде, и она даже спрашивает у меня совета про мальчиков! Меня, девочку-хоббита! Но согласна, в основном я говорю «Ого», «Угу» и «Ты заслуживаешь большего, если он так себя ведет».

Пятичасовая дорога домой проходит приятно, потому что семиклассницы теперь принимают меня в свою группу. Увидев меня с Изабеллой, они тоже начали разговаривать со мной. Все они.

Не хотелось бы опережать события, но вдруг все действительно может измениться? Вдруг не все еще потеряно?

Мама забирает меня от школы, и я рассказываю ей, как все прошло. Как бы она меня ни поддерживала, она никак не ожидала, что я смогу преодолеть клеймо последней выбранной девочки.

Я тоже не ожидала.

Вторник, 14 февраля

Сегодня День святого Валентина. Я вручаю всем учителям конфеты и открытки. Трудно поверить, сколько замечательных преподавателей украшают своим присутствием этот пограничный городок. Я также раздаю конфеты своим одноклассникам, включая Леона, который щедро меня благодарит. Будучи в радушном настроении, я даже угощаю Карлоса Санчеса.

– Блин, Майя, ну спасибо, – ухмыляется он, подбирая с моей парты еще одну валентинку и «случайно» разрывая ее. – Это очень ценный подарок.

Я не рассчитываю получить что-то взамен (за последние два года я получила только три валентинки), но может, удача окажется на моей стороне.

ШЕСТЬ!

ЦЕЛЫХ ШЕСТЬ ВАЛЕНТИНОК! ШЕСТЬ!

Это так прекрасно, так похоже на популярность, что я едва могу дышать. Все началось с шестиклассницы, с которой мы мило общаемся в библиотеке. Она вручила мне упаковку «M&M’s». Открытки от двух девочек из хора: с ними я иногда обмениваюсь улыбками. Конфеты и рисунок от одноклассницы, с которой мы вместе сидели на ИЗО в прошлом году, когда с ней больше никто не сидел. Еще конфеты – от семиклассницы, с которой мы вместе были в поездке.

И только я начинаю думать, что лучше уже не бывает, как ко мне подходит Изабелла с открыткой в виде бабочки и плюшевой собачкой в руках. Я еще никогда не получала плюшевых валентинок.

Я благодарю всех этих людей за подарки, и кое-что понимаю.

В прошлом я проявляла доброту к каждому из них.

Суббота, 18 февраля

Панталоны отвратительны, несмотря на то, что они утягивают живот. Если резинка опускается ниже, то из трусов вываливается слой жира. Если натянуть слишком высоко – то все режет так, что хочется взять и хирургически удалить все лишнее.

Я обнаружила и еще одну проблему, которая доказывает, что теория Бетти Корнелл о грациях и утягивающем белье ошибочна. Вот какой диагноз я себе поставила:

ЧЕТЫРЕХЪЯГОДИЧНЫЙ СИНДРОМ

ПРИЧИНА: Неудачное положение эластичных резинок.

СИМПТОМЫ: Складки кожи там, где резинки отрезают пути кровообращения, приводящие к эффекту удвоенной попы.

ЛЕЧЕНИЕ: Прекратить носить корректирующее белье!

По всей попе у меня огромные лиловые полосы, зато ни одна из моих четырех ягодиц не трясется.

Воскресенье, 19 февраля

Сегодня я дрожу у входа в церковь, как осиновый лист. Я еще не видела Итана с того прискорбного случая с хоббитами пару недель назад, так что ужасно волнуюсь.

На мне чистая одежда и панталоны, но должна признать, уровень моей уверенности в себе сильно упал. Я проверила почту и обнаружила, что бабушка прислала мне ссылку на статью о том, как избавиться от прыщей, так что следующие полчаса я тщательно умывалась. После чего я от души набрызгалась спреем для тела. Может, он заметит.

Он не заметил.

Зато он заснул во время службы, и когда его разбудили, у него остался яркий отпечаток передней скамьи прямо на лбу.

Он такой зайка.

Когда я чувствую, как подступает очередной поток слов, рвущийся наружу из моего рта, я быстро встаю и иду в туалет.

Это чудо, что я успеваю уйти в безопасное место до того, как выпалила: «Твой лоб сейчас похож на мою попу после того, как я снимаю панталоны!»

Вторник, 21 февраля

Хороший уход за собой подразумевает внимание к мелочам. <…> Это значит, что надо следить за собой и своим гардеробом. Снимая с себя одежду, нужно вешать ее в шкаф – юбка, провалявшаяся всю ночь на полу, утром не будет выглядеть на миллион долларов.

Я полностью перебрала свой шкаф и сделала уборку в комнате. В этом месяце я ежедневно принимала душ, терпела панталоны, носила парфюм, училась правильно красить губы губной помадой, следила, чтобы волосы не были растрепаны, и чистила ногти специально для этого купленной палочкой для ногтей. Мои футболки теперь развешены по цвету и по материалу. Бетти Корнелл может мной гордиться.

Но сегодня мне кажется, я единственная в этом доме, кто хорошо следит за собой.

Папа и Броди спускаются вниз без рубашек. Но Броди хотя бы надел штаны.

Броди тащит Наталию на кухню, где мы с мамой готовим ужин. Мама не надела лифчик.

– Мам, Наталия воняет. Когда ты последний раз меняла ей белье? – спрашивает он.

– А когда ты последний раз менял свое? – парирует мама.

Брат задумывается и отпускает руку Нат.

– Справедливо.

Среда, 29 февраля

По дороге от школы домой Кензи принюхивается к моему свитеру, чистому и обильно спрыснутому парфюмом.

– От тебя пахнет… как-то не так.

Я вздыхаю. Последний день месяца – и ни ежедневный душ, ни отутюженная одежда не помогли мне подняться по шкале популярности. Когда в конце дня я возвращаюсь домой, у меня по всей талии чудовищная сыпь от резинок. Броди, конечно, дразнит меня из-за этого, а Наталии кажется, что это очень забавно, все время топтаться по моим красным пятнам.

Но это был не такой уж плохой месяц. Даже напротив, я чувствовала себе популярнее, чем когда-либо. Но это было скорее связано с моей добротой, чем с манипуляциями над жиром в бедрах. Я нахожу в глубине бельевого шкафа коробку печенья с предсказаниями и вскрываю одно.

ВЕТЕР ДОБРЫХ ПЕРЕМЕН СКОРО ПОДУЕТ В ТВОЮ СТОРОНУ!

Вот уж надеюсь.

Maрт Деньги (как заработать на карманные расходы) • Рабочая этика

Нельзя сказать, что сетования на финансы, а точнее на их недостаток, актуальны только для подростков. <…> Однако подростки по отношению к деньгам находятся на особом положении – им уже нужно больше, чем детям, но они еще не в состоянии зарабатывать столько, сколько взрослые.

В масштабах Браунсвилла нашу семью вполне можно назвать обеспеченной, но, тем не менее, богатыми я нас никогда не считала. Я выросла на родительских историях о том, как они ночевали на голых полах, таскали еду на кинофестивалях, перебивались лапшой быстрого приготовления и берегли каждый цент, чтобы купить оборудование для будущего документального фильма. Хотя с тех пор наша жизнь значительно улучшилась, мои родители все еще переживают насчет денег. Мама торгуется в магазинах. Папа всегда в поиске антиквариата, который можно перепродать. Он несколько лет учился в аспирантуре, свято веря, что образование обязательно окупится, стоит ему получить докторскую степень. Думаю, он считал, что будет зарабатывать намного больше, чем сейчас (а его заработки меньше, чем зарплата учителей в моей школе). Я думаю, потому нам и не дают карманных денег.

Родители делают все возможное, чтобы обеспечить своих детей всем необходимым, но когда дело касается парадного платья или миленькой блузочки, то есть вещей не первой необходимости, хотя и первой желанности, лучшее решение – попытаться заработать самостоятельно.

Работа няни может быть как разовой, так и вполне регулярной, в зависимости от твоих намерений. Если ты хочешь зарабатывать этим постоянно, ничто не мешает тебе составить список клиентов и поддерживать с ними контакт.

Уговорить кого-то доверить такой растяпе, как я, своих чад не должно быть особенно сложно, верно? Я сделаю листовки, в которых предложу свои услуги няни, а пока буду ждать ответов, можно делать что-нибудь по дому.

Я ставлю перед собой цель на этот месяц: заработать пятьдесят долларов. Может, тогда я смогу позволить себе купить качественную мазь, которая избавит меня от нанесенных панталонами ран.

Четверг, 1 марта

Домой приходит папа. На его лице одновременно страх и воодушевление. Он проходит на кухню и садится за стол.

– Мне предложили место. Университет Джорджии приглашает меня на работу.

Я, мама и Броди смотрим на него в остолбенении, потеряв от шока дар речи. На моей памяти наша семья переезжала дважды, оба раза туда, где папа получал новую работу, но переварить полученную информацию не легче даже с высоты собственного опыта.

– Я не буду принимать решение немедленно, – говорит папа. – Надо многое обдумать. Непонятно даже, сможем ли мы продать дом. Но мне обещают оклад на четверть больше того, что я получаю сейчас, – он в волнении проводит рукой по волосам.

Не говоря ни слова, я иду к бельевому шкафу и достаю печенье с предсказаниями.

– Спроси у печенек, пап. Они все знают.

Он смеется и достает одно из коробки. Я сажусь к нему на колени и наблюдаю, как он распаковывает подкрашенный чем-то красным пакетик.

– Отлично, то есть это лакомство определит, переезжать нам или нет, – объявляет он.

Я кладу руку ему на запястье.

– Доверься печеньке.

Он надламывает песочно-коричневую раковину и извлекает бумажную полоску. Его глаза лезут на лоб. Я выхватываю у него предсказание и зачитываю:

ТЫ НЕ УПУСТИШЬ СВОЙ ШАНС И БУДЕШЬ ЭТОМУ РАД.

– Я же говорила! – торжествую я. Я пританцовываю, радуясь, что оказалась права.

– Это еще не окончательно, – ворчит папа обессилено.

Мы переезжаем! Переезжаем! Ха-ха!

В какой-то момент этот факт укладывается у меня в голове, и я чувствую, как будто сердце вырвали из груди. Я не могу распрощаться с этим местом, с этими людьми – мистером Лоуренсом, Изабеллой, Данте, Леоном, мисс Корбейл и аквариумом. Даже с тупыми вопросами Карлоса Санчеса, его нервирующим хохотом и голубыми голубями. Я даже по нему буду скучать.

И тут до меня доходит…

Кензи! Вот черт, как же я брошу Кензи?

Воскресенье, 4 марта

Сегодня в церкви мы с Лилианой ведем урок у пятилетних ребят в рамках проекта по социологии. Если бы это был матч по реслингу (чем сие мероприятие отчасти и обернулось), афиши бы гласили: «ДЕСЯТЬ ИСЧАДИЙ АДА против ДВУХ ЗАХВАЧЕННЫХ ВРАСПЛОХ ДЕВУШЕК».

Если бы я знала расклад, то поставила бы против себя.

Их заводила, Сэнди, носится по классу сломя голову. Пока Лилиана пытается донести до детишек слова об Иисусе, я держу Сэнди на руках, стараюсь не давать ей кусаться и кричать. Она сочиняет песенку про какашки. Типичная Кензи, уменьшенная версия.

Я сделала листовки, в которых предлагаю себя в качестве няни, но раздаю сегодня только три штуки. Оно, возможно, и к лучшему. Впредь я буду осмотрительнее с тем, где предлагать свои услуги.

Понедельник, 5 марта

Папа подчиняется печеньке и сегодня принимает предложение о работе.

То меня тошнит, то хочется прыгать до потолка. Страх и воодушевление. Печаль и любопытство.

За обедом мы с Кензи беседуем. Я хочу избежать разговоров о крупных жизненных переменах и просто спрашиваю, ждет ли она весенних каникул. Я так и не сказала ей. Каждый раз, когда я пытаюсь начать, у меня не находится слов. Это невозможно.

– Да куда там, – стонет она. – Мама отсылает меня в лагерь на целую неделю.

– Ну, может, тебе еще понравится, – пытаюсь мыслить позитивно я. – Чем ты там будешь заниматься?

– Мне придется ехать на туристическом автобусе с другими корейскими детьми, – ворчит Кензи и роняет голову на стол. – Наши мамы все это организовали, – хнычет она.

– Ой. Так что, поедешь через весь Техас? – Я предлагаю ей половину своего банана, которую она благодарно принимает.

– В Пенсильванию, – жалуется с полным ртом Кензи. Она так это говорит, как будто Пенсильвания – это синоним Чистилища.

– Мне очень жаль.

– А потом мы должны будем смотреть спектакль «Иона и кит», – добавляет она дрожащим голосом.

Я кусаю губы, чтобы не рассмеяться.

– Звучит чудовищно!

– Я тебя очень прошу, скажи это моей маме. Я даже плакала, когда она мне обо всем сообщила, но она была холодна, как лед.

Я очень сочувствую Кензи.

Но это так смешно.

Совет популярности от Майи

Смеяться над бедственным положением своих друзей можно, только если они вам это разрешат… или когда никого нет поблизости.

Хоть я и смеюсь, мой секрет гложет меня изнутри. Мы переезжаем. Она – моя лучшая подруга, и я даже не знаю, как сообщить ей о переезде. Я просто не могу.

Вдруг она будет плакать? Или не будет? Как вести себя в таких случаях?

Вторник, 6 марта

Они появляются сегодня. Коробки. Мы переедем только в июле, а они уже здесь, внедряются в мою жизнь.

И все же воздух, как электричеством, заряжен воодушевлением. Это не дает мне забыть, что на горизонте маячит новое приключение.

С другой стороны, вся эта сумятица нагоняет на меня такого страху, что синяки от резинок на попе (да, я все еще иногда надеваю панталоны) бледнеют.

Я так сбита с толку, что ищу мудрости в предсказаниях из печенья.

ТЕБЯ ЖДЕТ УСПЕХ В ФИНАНСОВЫХ ПРЕДПРИЯТИЯХ.

Я скоро начну думать, что эти штуки волшебные. Я проверяю почту, но пока никто не написал мне и не предложил работу. В следующее воскресенье придется раскинуть сети пошире. Жду – не дождусь.

Есть и другой подход к искусству никогда не нуждаться в деньгах: ограничивать себя в расходах, или, выражаясь тривиальными оборотами, «пенни сэкономил – пенни заработал». <…> Перемещайся на велосипеде, а не на автобусе; пиши письма вместо междугородних телефонных звонков; оставайся дома и слушай пластинки; не чувствуй себя обязанной ходить на каждую киноленту, которую привозят в город.

Договорились, Бетти. Я постараюсь не тратить лишнего на музыкальные автоматы и игры в пинбол.

Среда, 7 марта

Стены коридоров по всей школы увешаны шкафчиками, но нам не разрешается ими пользоваться из-за рисков по наркотикам и оружию. Вместо этого они служат стендами, на которых учителя рисования вывешивают работы учеников. Мы с Кензи не спеша идем по коридору и проходим мимо рисунков с мертвыми пандами и вампирскими панк-рок группами авторства готок. Я вижу, как черная дыра поглощает Китти из «Привет, Китти», и кажется, знаю, каково сейчас этой гламурной кошечке. Я больше не могу сдерживаться.

– Кензи, мне нужно тебе сказать кое-что. Ты моя лучшая подруга, ты должна узнать первой.

Улыбка сползает с ее лица.

– Что такое?

– Старшие классы мы начнем в разных школах.

– В каком смысле? – спрашивает она мягко и грустно.

– Ох, Кензи, мы переезжаем этим летом. Папа получил отличную работу в Джорджии. Хорошее место и вообще, но я так буду по тебе скучать.

Она отводит взгляд. Я смотрю на ряды пустых шкафчиков.

Наконец Кензи смотрит на меня.

– Пиши мне в «Фейсбуке».

– Обязательно, – отвечаю я.

Мы вздыхаем и стоим так какое-то время. Звенит звонок на первый урок, и мы печально улыбаемся друг другу. Я быстро шагаю на алгебру, с грустью и облегчением.

В динамиках раздается голос директора.

– Внимание, я должен сообщить вам печальное известие. Мистер Лоуренс, учитель английского языка у седьмых классов, сегодня утром скончался.

Я поднимаю глаза. Нет. НЕТ!

– О похоронах будет объявлено дополнительно. Почтим этого прекрасного преподавателя минутой молчания…

Я в тумане весь урок. Это неправда. Неправда. Он не может быть мертв. Он мой наставник, мой друг. НЕТ!

После урока Кензи крепко берет мену за руку в коридоре. Мы встречаемся взглядами, и у нее в глазах такое сострадание, какого я никогда не видела прежде.

– Майя, мне очень жаль, – говорит она и обнимает меня.

– Он умер, – плачу я и обнимаю подругу в ответ, оставляя пятна слез на ее куртке. – Мертв.

– Знаю, – говорит она.

Мы стоим так, долго, и в этот момент я понимаю, что Кензи никогда меня не бросит. Мы – два аутсайдера, которые никуда не вписываются, но вместе у нас есть своя пристань. Неважно, где мы и что с нами, она навсегда останется моим другом.

Мы отстраняемся, я вижу слезы и в ее глазах. Молча мы расходимся по своим занятиям: я на хор, она на оркестр.

К этому моменту я уже не скрываю эмоций, по лицу рекой текут слезы.

Мертв. Вот оно снова, это непонятное, невозможное слово. Головой я не могу ухватить его суть. Я обнимаю себя за плечи и тихо плачу, уткнувшись лицом в колени. И не только я. Несколько девочек плачут в объятиях своих парней. Как они смеют плакать! Многие из них так плохо с ним обходились, пока он был жив.

Мои чувства меняются, когда откуда-то появляются незнакомые руки и гладят меня по спине. Вокруг собираются семиклассницы и обнимают меня, говоря, как им грустно. Люди дают мне носовые платки и заботливо гладят по волосам.

Может, в этот момент я должна чувствовать, что популярна, но я чувствую только оцепенение. Какая может быть популярность, когда случается горе. Остаются только человеческие сердца, любовь, боль. Мы все любим друг друга, глубоко в душе, и когда видим другого человека в тяжелую минуту, нам непроизвольно становится больно за него.

Я успокаиваюсь в объятиях совершенно посторонних людей, с которыми никогда раньше не разговаривала. На третьем уроке я вижу Карлоса Санчеса. У него красное лицо, и он прячет в глазах слезы, упорно заявляя, что ему просто «не по себе» из-за плачущих девчонок.

Вот она, всеобщая любовь, проявившаяся в самый неожиданный момент.

Эта любовь помогает мне продержаться весь день, и только дома я падаю в объятия мамы и папы и рыдаю.

Четверг, 8 марта

Сегодня в школе мне кажется, что все вернулись к прежней жизни. Больше никто не плачет, так что свое горе я приберегу до тех пор, пока не останусь одна.

Я возвращаюсь домой и слушаю первый диск, который подвернулся под руку – это «АББА». Я ложусь на кровать и плачу. Я не хочу, чтобы другие видели мои слезы. Это не так хорошо мне знакомая грусть-печаль. Мне трудно признавать, что внутри я совсем сломлена и стянута узлом нескончаемой боли, которая никуда не уходит. Я плачу в подушку, качая головой под ритм «Money, Money, Money» (тема денег преследует меня?).

Мне придется пройти через это в одиночку, сколько бы времени ни ушло на то, чтобы прожить горе.

Со мной пока никто не связался насчет подработки. Видимо, денег в этом месяце мне не видать.

Мы с семьей перебираем коробки с папками и бумагами. Броди находит двадцатку, забытую в одной из его старых открыток на день рождения.

Я просматриваю тонны барахла и не нахожу ничего.

Суббота, 10 марта

Белая блузка по фигуре.

Черная юбка.

Черные балетки.

Большое мамино черное пальто.

Похоронный зал не очень далеко от нас. Мама паркует машину и мы идем под дождем в маленькую часовню, гудящую приглушенными разговорами. На большом экране над закрытым гробом, покрытым американским флагом, проигрывают слайд-шоу с фотографиями из жизни мистера Лоуренса: он с внуками, с женой, с учениками.

Я сижу и слушаю, как сыновья мистера Лоуренса рассказывают о его жизни и напоминают нам обо всем, за что он боролся. Он всегда видел в людях самое лучшее. В нем было столько мужества. Он был очень добрым и безгранично любил своих учеников.

Слезы текут по моему лицу, пока мы поем «О благодать», и все поднимаются выразить соболезнования семье. Когда я подхожу и представляюсь, все улыбаются. Его жена обнимает меня, и все его сыновья жмут мне руку.

– Хочу сказать тебе «спасибо» за то письмо, – говорит мне старший. – Оно очень много для него значило.

– Он всегда так гордился тобой. Очень гордился.

– Значит, Майя – это ты. Он тебя обожал. У меня на стене в рамке висит стихотворение, которое ты ему посвятила.

– Спасибо тебе огромное. Ты многое для него сделала.

Меня переполняют эмоции, и я с трудом могу говорить.

Мы с мамой идем по кладбищу. Ветераны салютуют покойному залпами. В тишине, которая следует за салютом, нас благодарят за то, что мы собрались здесь.

Перед тем, как уйти, я подхожу к гробу. Мне почти хочется смеяться оттого, каким маленьким он кажется. Как можно вместить столько жизни в двухметровую деревянную коробку?

Я кладу ладонь на полированную поверхность.

– Как попрощаться с вами? – шепчу я, наклоняясь ниже. – Вы всегда говорили мне, что у меня дар слова, и вот я стою и не могу подобрать ни единого, чтобы сказать, сколько вы для меня значили. Что заставило вас поверить в меня?

Слезы не прекращаются, и я вспоминаю последние слова, которые услышала от него: «Когда-нибудь она станет знаменитым писателем».

– Прощайте, мистер Лоуренс. Прощайте.

Мистер Лоуренс, эта книга – вам. Книга, которую вы никогда не прочитаете.

Я обещаю никогда не забывать вас.

Воскресенье, 11 марта

Во время церковной службы Наталия расставляет свои игрушки на стоящей перед ней скамье. Одна падает на пол, оставляя брешь, как выпавший зуб. Человек на той скамье нагибается и подбирает ее. Нат вырывает игрушку из его рук.

– Скажи «спасибо», – подсказывает Броди.

Наталия смотрит на человека прямо в глаза и говорит.

Но она плохо выговаривает некоторые согласные, и выходит что-то вроде «ыба».

Бетти Корнелл не распространяется на тему того, как уладить неприятные ситуации, в которых виновата младшая сестра, страдающая аутизмом.

Совет популярности от Майи

Если у вас есть эксцентричные младшие братья или сестры, крайне важно с младых ногтей научить их извиняться за свое поведение. Вам это пригодится.

Я снова раздаю листовки. Может, что-то из этого да выйдет.

Вторник, 13 марта

Мама и папа сегодня вечером идут в гости к друзьям и оставляют меня на пару часов нянчиться с младшими. Они даже заплатят мне десятку, и я приближусь в своей цели в полсотни. Как оплачиваемый профессионал я решаю провести немного времени один на один с Наталией, хотя могла бы просто включить ей «Чудо-зверят», и пусть смотрит, сколько влезет.

Если порученных твоей заботе детей нужно чем-то занять, их можно сводить в парк, на детскую площадку или на пляж. <…>

В плохую погоду можно и остаться дома. <…> Почитай им и предложи цветные мелки или краски.

Из-за отсутствия транспорта я выбираю чтение и рисование. Наталия показывает на картинку и дает ей название.

– Кошка. Мяу! Овца. Бе! Корова (на самом деле, лошадь). Му!

Она называет почти всех, кроме божьей коровки, но в самом деле, кто включает насекомых в книгу про животных на ферме?

После этого я говорю ей, что пора спать. Я пытаюсь закутать ее в одеяло, но она отказывается засыпать. «НЕТ!» – кричит сестренка, пока не вынуждает меня защекотать ее. Она со смехом пытается отплатить мне тем же. Щекотка в исполнении Наталии – это частые и болезненные тычки в грудь, так что я не в восторге от такой перспективы, но она лишь смеется и продолжает свое дело.

– Пощекочи? – просит она еще и еще.

Она очаровательная. Но в следующий раз я надену такой конусообразный лифчик, которые были в моде в 50-е. Тогда она не станет снова тыкать меня в грудь, потому что побоится уколоться.

Воскресенье, 18 марта

На воскресной службе ко мне подходят две мамаши и спрашивают, не откажусь ли я в скором времени посидеть с их детьми. Одна даже назначила мне конкретную ДАТУ! Тридцатого числа этого месяца мне нужно будет присматривать за двумя из трех ее детей. Поздновато, Бетти, понимаю, но лучше поздно, чем никогда. Если так пойдет и дальше, я еще наберу свой полтинник.

Среда, 21 марта

Сегодня произошло несколько достойных упоминания событий:

1-й урок

– Что такое «европеоид»? – спрашивает одна из баскетболисток. (Баскетболистки по нашей школьной школе популярности – это где-то восемь и три четверти, чуть ниже футболистов.)

– А, ну это просто, – отвечает волейболистка. – Так называют белых американцев. Типа фермеров.

3-й урок

Карлос Санчес скребет партой по полу и имитирует выпускание газов.

4-й урок

ЭКЗАМЕН ПО ЗДОРОВЬЮ! Мисс Уэлч сначала в полный голос разговаривает с одной волейболисткой о проблемах с ее парнем, а потом внезапно велит всем убрать с парт лишние вещи.

– Время для тестикул. То есть я хотела сказать, для теста.

7-й урок (обед)

Кензи достает из кошелька пятидесятидолларовую банкноту (одну из трех, говорит она) и отправляется в буфет купить «настоящей» еды. Ей дают много карманных денег. Кензи покупает два печенья с шоколадом и упаковку «Доритос» со вкусом соуса ранч. Мне приходится бережнее обходиться с деньгами и не тратить их на подобные деликатесы.

Помимо банковских вложений, сэкономить можно, еще и отказавшись от перекусов между приемами пищи. У этого метода двойное преимущество. Так, пять центов, сэкономленные на покупке батончика, также становятся сэкономленными ста калориями, не отложившимися на твоих бедрах.

Четверг, 22 марта

Сегодня на большой перемене ребята издеваются над Франциско. Это происходит все чаще и чаще с тех пор, как прошлым летом он перестал скрывать свою ориентацию. Я ничего не знала, пока мне не рассказала Кензи, уже в начале учебного года. Я считаю, он поступил очень смело. Двое футболистов садятся по обе стороны от него, и он весь сжимается. Он как будто пытается сделаться как можно меньше, чтобы не быть такой крупной мишенью.

– Эй, подружка! У тебя такой макияж сегодня. Так подчеркивает твои глаза, – говорит один и хлопает Франциско по плечу.

– Да, где твой бойфренд? Он наверняка с нами согласен, – добавляет со смехом второй.

Франциско опускает глаза. Мне хочется закричать на них, чтобы они проваливали. Они понятия не имеют, что говорят. Но я прикусываю язык. Выскажусь вслух – и положение Франциско только ухудшится. Если тебя защищает ДЕВЧОНКА – ниже падать некуда. Мальчишек за такое избивали. Так что я молчу и пытаюсь выразить свою поддержку выражением лица, но он не смотрит на меня. Просто сидит, уставившись на свои руки, пока парни смеются над ним. Наконец они сматываются, но это все так неправильно.

Ненавижу футболистов.

Пятница, 23 марта

Мама сегодня помогает подруге устраивать вечеринку для будущей мамы и платит мне пять долларов, чтобы я написала стихотворение, которое можно будет вложить в маленькие сувенирчики для гостей. Оно не особенно хорошее, но это пятьдесят центов за строчку. Совсем неплохо. Добавим к этому заработок за мелочи, которые я делаю по дому, и общий итог месяца составляет тридцать долларов.

Все, что мне нужно, – еще двадцать!

Пятница, 30 марта

Я тереблю рукав своего опрятного красивого свитера, когда миссис Бланко на своей дорогой машине заезжает за мной около шести вечера.

«Для работы одевайся аккуратно и консервативно, – советует Бетти. – Хорошие манеры – это то, что работодатели всегда отмечают первым делом».

Я изо всех сил стараюсь поддерживать вежливый разговор. Я же хочу, чтобы она мне доверяла.

Я буду сидеть с двумя ее детьми до половины десятого. Ее дочка Мэри– первоклассница, а сын Джон – в подготовительном классе. Потому как я указала на листовке свои расценки, я уже знаю, что заработаю сегодня восемнадцать долларов и почти достигну своей цели.

Когда мы приезжаем, навстречу выбегают дети.

– Поиграем в игры? В «Горки-лесенки»! ПОЖАЛУЙСТА! – Мэри еще не знает моего имени, а уже тащит меня за рукав. Дети, с которыми я сидела раньше (правда, их было немного), ни за какие коврижки не соглашались на настольные игры. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой!

Миссис Бланко смеется.

– Хорошо, но они еще не ужинали, так что покорми их чем-нибудь. Хлопья подойдут. И да, пусть смотрят телевизор и делают, что хотят. Где-то в девять – отбой. Когда получится. Они уже в пижамах.

Она понимает, как упрощает мне работу? Мистер и миссис Бланко уходят. Дети решают, что хотят устроить для меня танцевальный конкурс, но мне приходится стягивать их с кухонного стола, чтобы они не поранились со своими выкрутасами. Мэри находит бутылку лосьона и всю выливает себе на руки. Я забираю остатки, она берется за флакон освежителя воздуха и изображает фонтан. Я убираю беспорядок, делаю сэндвичи с ветчиной («без корочки!») и даю им крекеры-рыбки.

Потом они просят почитать.

– Почему бы нам не сочинить свою сказку? – предлагаю я. – Можно поиграть в очень веселую игру. Каждый будет рассказывать по кусочку своей истории, а следующий будет ее продолжать. Будет интересно.

– Что у тебя на зубах? – спрашивает Джон, тыкая пальцем в мои брекеты.

Мэри закатывает глаза.

– Это оттого, что она ела много вредной еды. Да? – говорит она.

– Хм, ну вообще-то не важно. Давайте я просто начну рассказ.

Вот такую басенку мы произвели на свет:

М а й я: Жили-были маленький мальчик и маленькая девочка (я выразительно смотрю на них, и они смеются), и отправились они как-то в парк на пикник. («Мы никогда не были на пикнике», – говорит Мэри.) Гс-с, слушайте дальше… А там начался дождь, и он лил, и лил, и лил. Дети запрыгнули в лодочку и поплыли по реке. Давай, Мэри, твоя очередь.

М э р и: Ну, они приплыли домой, но там был вор. И он достал свой автомат и стрелял в них, стрелял. Они побежали в дом и спрятались в шкаф, но он их догнал. Он прострелил входную дверь, и они загородили дверь всякой мебелью. Потом он все взорвал, и они снова уплыли. Джон…

Д ж о н: Так они плыли и плыли, пока не умерли. Конец.

Я включаю им «Дору – путешественницу». Старое доброе выключающее мозг телевидение должно не дать им задуматься обо всех этих печальных вещах вроде мрака и смерти. На часах уже девять, и я немного читаю им вслух, отказавшись от затеи сочинять свои сказки. Я отвожу Мэри в ее комнату, укрываю одеялом и говорю, что пора спать.

– Не могу.

– Почему нет?

– Я боюсь, – бормочет она, повышая голос октавы на три.

– Чего боишься? – спрашиваю я.

– Скуби-Ду. Я видела мумию, она ожила и бежала за ними.

– Ага, – я киваю. – Но это же был просто человек в маске, да? Чудовище всегда ненастоящее. Мумии не оживают.

– Ладно… – уступает она и кладет голову на подушку. И тут же подскакивает. – А зомби?

– Зомби тоже ненастоящие. Мертвые люди не просыпаются.

– Иисус проснулся.

Боже мой.

– Это… другое, – начинаю я и делаю паузу. Нужно правильно подобрать слова, чтобы ей потом не снились кошмары о зомби Иисусе. – Эм-м-м, он был… хорошим?

– Все равно мне страшно. – Она хватает меня за руку и смотрит на меня огромными карими щенячьими глазами.

Я рассказываю ей счастливую историю с радугами и плюшевыми игрушками, пока она наконец не засыпает.

Уложив обоих детей, я достаю свою книгу. Через несколько секунд открываются двери и входят мистер и миссис Бланко.

– Ого! Уже спят? Поразительно! – Миссис Бланко улыбается мне, а я молюсь про себя, чтобы дети так и продолжали притворяться спящими. – И сколько я тебе должна?

– Восемнадцать долларов, – отвечаю я.

– Ах, давай я просто дам тебе двадцатку! – говорит миссис Бланко.

Двухдолларовые чаевые – и я достигла отметки! Пятьдесят долларов – у меня получилось! Я могу рассчитывать сама на себя! Могу сделать все на свете!

Вернувшись домой в девять тридцать, я прыгаю от радости.

Искренность и неподдельный интерес к людям, естественная легкость в общении и честность могут преобразить молодую девушку в поистине замечательного человека – и на работе, и вне ее.

С помощью Бетти я преображаюсь. Может, я не так уж и далека от того, чтобы стать «поистине замечательным человеком». С мелочью в карманах и улыбкой на лице я уверенно перехожу к новой главе.

Апрель Популярность в поведении: «Выглядеть красивой – значит быть красивой», «Стеснительна ли ты?» • «Индивидуальность»

Если ты хочешь стать личностью, популярной личностью, то хватит быть улиткой, которая постоянно прячется в своей раковине.

Я знаю, что говорю так каждый месяц, но на сей раз я действительно сомневаюсь, что мне это по силам. Любые платья и грации – цветочки по сравнению с задачей на этот месяц: истребить мои асоциальные наклонности на корню.

Когда мне было четыре года, бабушка водила меня гулять в парк неподалеку от ее дома. Бабушка моя, на минуточку, в любой компании всегда, как рыба в воде. Она заведет дружбу хоть с соседом по очереди в продуктовом магазине, хоть с работником службы поддержки где-нибудь в Индии. Так что ей непросто было понять, почему внучке так тяжело дается общение с новыми людьми.

– Майя, беги, поиграй вон с теми детками. Смотри, какие хорошие детки.

– Нет, – противилась я.

– Но почему?

– Потому что мне не нравятся другие дети.

Это заявление предопределило всю мою дальнейшую жизнь.

А вот Броди, наоборот, в этом весь в бабушку. У него друзей – вагон. Как ему это удается? Может, дело в его карих глазах и русых волосах? Или в ямочках на щеках? Бетти Корнелл уверяет, что нет.

Красота и привлекательность – хорошее подспорье для достижения популярности, но никак не ее гарантия. Нельзя упускать из виду еще один немаловажный фактор: твою индивидуальность. Индивидуальность не поддается определению, но именно она определяет тебя как личность. Это сложно объяснить, но легко понять.

Ну и где же взять это не поддающееся определению нечто? Бетти посвящает этому вопросу три главы – им-то я и буду следовать в этом месяце. Речь в них идет о хороших манерах, стеснительности и собственно индивидуальности.

Видишь ли, мало просто хорошо выглядеть. Чтобы добиться в жизни успеха, нужно не только «выглядеть» красиво – нужно еще и «быть» красивой. Как научиться быть красивой? Располагать к себе людей. И это не так просто, как кажется на первый взгляд. Располагать к себе – значит быть приветливой, участливой, добродушной и обходительной. Вот прилагательные, из которых складываются хорошие манеры.

Работы предстоит немало. Но и это еще не все.

Основа основ здесь – умение находить общий язык с людьми. Ты же не можешь хорошо проводить время в полном одиночестве. Чтобы по-настоящему насладиться радостью, нужно иметь возможность разделить ее с кем-то. Другими словами, иметь друзей.

Хорошо. Я попробую. Мне на ум приходит только одно место, где можно познакомиться с новыми людьми. Только одно место, где наша шкала популярности представлена во всем ее пугающем великолепии. Место, полное горьких обид, плохих запахов и разбитых сердец.

Школьная столовая.

Придется мне покинуть безопасность нашего тесного кружка изгоев и отправиться в одиночное плавание. Встать и пойти знакомиться с новыми людьми.

Для этого каждый день я буду обедать за разными столами, с разными ребятами. Начну со знакомых, от них перейду к незнакомцам, оставив напоследок школьную элиту.

Мой совет, как легче всего побороть робость: начни с малого и двигайся по нарастающей, шаг за шагом.

Как скажешь, Бетти.

Была не была.

Понедельник, 2 апреля

В автобусе я здороваюсь с парой человек, но на меня или старательно не обращают внимания, или не слышат за музыкой в наушниках. Куда мне тягаться с «Энгри Бердз».

Сегодня на мне повседневная одежда. Она кажется более уместной для предстоящего испытания.

То, как ты выглядишь, говоришь и думаешь, определяет тебя как представительницу современной американской молодежи. <…> Только представь, как изменилась Америка с начала века и как еще изменится до начала следующего. <…> Секрет в том, чтобы адаптироваться к переменам, не изменяя своим принципам и индивидуальности.

По утрам я по-прежнему надеваю жемчуг и делаю макияж, но сегодня я снова в брюках. Адаптироваться – это правильно. Выживает наиболее приспособленный, верно?

В библиотеке перед уроками я встречаю двух семиклассников. Морган и Ноа оказываются нормальными ребятами, и я машу им рукой в коридоре по пути на обед. Наверное, это тоже входит в план. Чтобы стать популярной, придется постараться поддерживать отношения с людьми.

В самый первый день я обедаю за нашим обычным столом для изгоев. Вежливо выслушиваю свежую историю о том, как мама Кензи действует ей на нервы.

– Слушай, Кензи, я же говорила, что в следующем году переезжаю? – вставляю я, пока Кензи переводит дыхание.

– Угу.

– Вот я и хочу успеть до отъезда познакомиться с новыми людьми. Хочу посидеть за разными столами, пообщаться с народом. Ну, ты понимаешь, завести новых друзей.

Подавившись печеньем, она заходится кашлем.

– Какого черта? Ты же нарушишь заведенный порядок! Запутаешь всю социальную лестницу! Развалишь все, на чем держится этот мир!

– Ну и что? – мой голос куда увереннее, чем я сама.

– Да то, что так нельзя!.. Хватит!.. Замолчи! – она отворачивается.

– Кензи, мне все равно нечего терять.

Она замирает и смотрит прямо на меня.

– Ну ты даешь! А ты дерзкая!

Посмеиваясь сама себе, я киваю.

– И я буду рада, если ты пойдешь со мной.

– ВОТ УЖ НЕТ!

Я вздыхаю. Придется герою выступить на бой с драконом в гордом одиночестве.

Вторник, 3 апреля

Сегодня я решаю подсесть к другой компании изгоев, за соседний стол. Мои ладони взмокли, и я вытираю их об штаны. Сердце бьется где-то в горле, и я тяжело сглатываю. Вот оно. Все, ради чего я трудилась весь этот год. У меня получится. Я ставлю свой рюкзак около стола, за которым собрались более-менее знакомые мне люди. Адам, Эмма и ее парень Бернардо говорят, что не возражают, чтобы я присоединилась к ним, хотя они явно озадачены, почему я вдруг пересела.

Кензи оповестила нашу тесную компанию изгоев о моем намерении завести новые знакомства, и они приняли это с тем же воодушевлением.

– Майя, ты что?! А ну, живо возвращайся!

– Майя, не надо! Это сильнее тебя! Вернись на родину!

– Кто ты вообще такая и что сделала с нашей Майей?

– Вернись, пожалуйста! Ты явно не в себе!

– Ты совсем спятила?!

Как приятно знать, что у тебя такая классная группа поддержки.

Выясняется, что Бернардо помнит мое имя еще с тех пор, когда мы вместе ходили на английский в шестом классе. Вынуждена признать, его имени я не знала. Почему мне никогда не приходило в голову узнать его имя?

Среда, 4 апреля

На большой перемене, после воодушевленной напутственной речи перед зеркалом, я подсаживаюсь к так называемому «испанскому кружку» (где-то между четверкой и пятеркой по нашей шкале популярности). Я знакома с одной из девочек за их столом, и у нас завязывается разговор.

Удивительно, но оказывается, что другие девчонки тоже знают, как меня зовут. Какое-то время мы болтаем о Джорджии и о новых фильмах. Постепенно беседа переходит на испанский язык, и мне остается только улыбаться и поддакивать.

Совет популярности от Майи

Если между вами и вашими собеседниками встает языковой барьер, сделайте вид, что понимаете, о чем речь. Как вариант, можно с удвоенным вниманием сосредоточиться на своей еде. Занятой вид избавляет от многих проблем.

Четверг, 5 апреля

На физике я мечтаю о своем. Сегодня я обедала с восьмиклассниками из школьного хора. Мы с удовольствием обсудили поездку в Сан-Антонио. Я всегда считала их нахальными и самодовольными, пока мы не познакомились поближе. С ними было интересно – мне кажется, мы понравились друг другу. С одной девочкой мы даже обменялись е-мейлами. Может, меня больше не будут выбирать в самую последнюю очередь.

Суббота, 7 апреля

Наконец я нахожу время сесть и разгрести завал в своем почтовом ящике. Во «входящих» я вижу пустяшное сообщение от той самой девочки из хора. Ура! Вот так и набирается популярность!

Затем, в самом низу страницы, погребенным под рекламой и обновлениями «Фейсбука», я вижу непрочитанное письмо. Щелчком я открываю его.

Дорогая Майя!

Замечательная работа! Я верю в успех ваших рассказов и стихов. Видно невооруженным взглядом, что вы вкладываете в них душу, и это самое важное.

Звоните мне в любое время, и мы обсудим цитату для вашей книги. И помните, сегодня будет прекрасный день!

С уважением, мистер Лоуренс

Долгое время я просто смотрю в монитор, прежде чем посмотреть на дату. 30 января.

Я распечатываю письмо и плачу, сжимая его в руке.

Воскресенье, 8 апреля

Пасхальное утро. Проснувшись, я нахожу у себя в комнате корзинку со сластями. Я, конечно, понимаю, что принес ее не пушистый белый кролик, но шоколад от этого менее волшебным не становится.

К девяти часам нам нужно быть в церкви, так что мы все суетливо собираемся. На мне недорогое новое платье с цветочным рисунком, соломенная шляпа канотье, опоясанная белой лентой, перчатки, белый клатч и нитка жемчуга. Бетти Корнелл несомненно одобрила бы.

На занятии в воскресной школе я сажусь рядом с очень тихим мальчиком, с которым раньше никогда не разговаривала, но знаю, что зовут его Гектор.

Вдохновленная темой этого месяца, я решаюсь пойти на контакт.

– Гектор, – говорю я, – ты не очень-то разговорчив.

– С тобой – нет, – бормочет он в ответ, отстраняясь.

– Ты меня боишься? – я смотрю на него с напускной уверенностью. Мама говорит, что так и нужно себя вести – как будто ты уверена в себе, в своей внешности, способна на все, и тогда это может воплотиться в реальность. Кроме того, я читала одну статью в журнале «Опра», и там говорилось, что прямая осанка действительно придает сил.

Притворяйся, пока это не сбудется – подход удобный, спору нет, однако не такой уж и легкий. Особенно если твой собеседник не желает участвовать в разговоре.

– Ты боишься меня, я угадала? – настаиваю я, пододвигая к нему свой стул.

– Да.

– Не понимаю, почему.

Я воображаю себя актрисой, которая играет роль в кино. Скобки, очки, жемчуг, перчатки, шляпка – я улыбаюсь при мысли о своем образе. Сложно представить что-то менее пугающее, чем такой наряд.

– Мы могли бы познакомиться, и ты увидишь, что бояться совершенно нечего. Давай я начну. Мой любимый предмет в школе – английский. А твой?

– История.

– Круто. У вас хороший учитель?

– Ну да.

Я вся взмокла от волнения, но не подаю вида и оживленно продолжаю:

– Иногда попадаются такие историки, с которыми ты просто весь урок читаешь по учебнику. Но это еще не самое плохое. У меня как-то была англичанка, которая не знала, кто такой Толкиен.

– Подумаешь, моя англичанка не знает, кто такой Эдгар Аллан По.

– Быть не может.

– Еще как может! – он смеется, и мое волнение как рукой снимает. Мы болтаем еще немного, пока он не уходит. Вот и еще одно новое знакомство в этом месяце.

Мне удалось пообщаться с разными людьми, и я обнаружила, что многие на самом деле еще стеснительнее меня. Некоторые даже отвечают мне с трудом. Мне-то всегда казалась, что я одинока в своих страданиях, но нет, вокруг полно робких людей.

Кого из нас временами не охватывала робость? Только у некоторых это проходит быстро и легко, как простая ветрянка, тогда как другие мучаются с ней, как с тяжелым гриппом.

Только вернувшись домой, я осознаю, что Итана сегодня не было в церкви. Раньше я остро ощущала его присутствие каждый раз, когда он приходил, каждую секунду. Теперь же я так сосредоточена на том, чтобы изображать уверенность в себе, что у меня не остается времени отвлекаться на него.

Может, он изменился.

Или наоборот – я уже не та, что раньше.

Понедельник, 9 апреля

Я стою перед двумя девочками, которых после внимательного наблюдения выбрала для очередной серии своих обеденных приключений.

– Привет, не против, если я подсяду к вам сегодня?

– Эм-м, ради бога.

Я ставлю рюкзак на лавку и достаю из него бумажный пакет с ланчем.

– Кстати, меня зовут Майя. А вас?

– Дулси, – отвечает брюнетка. Она постоянно улыбается и по виду смахивает на шестиклассницу. – А это Элинор, – она указывает на свою стройную соседку.

– Что ж, рада познакомиться. Расскажите что-нибудь о себе.

Они переглядываются и хихикают. Я все еще не на шутку нервничаю, хотя уже девять дней как знакомлюсь с людьми. Дулси славная и смешливая, а вот Элинор держится отстраненно и при первой же возможности убегает в музыкальный класс.

В этот момент я понимаю, что Дулси остается обедать одна не только сегодня, но каждый день.

Кензи подходит к нам и спрашивает, не хочу ли я пойти с ней в библиотеку.

– Хм, ну, – я смотрю на сидящую в одиночестве Дулси, – я бы осталась еще ненадолго.

Кензи стоит, как вкопанная.

– Але, тук-тук, – стучит она мне по лбу. – Вы случайно не в курсе, куда делась моя подруга Майя?

– Ой, прекрати, – с улыбкой я отмахиваюсь от ее руки. – Присоединяйся к нам, если хочешь.

Сощурившись, она внимательно смотрит на меня и неторопливо опускается на скамейку.

– Ты… ненормальная.

В итоге Кензи остается с нами, и мы болтаем о том о сем до конца перемены.

Я провожаю Дулси до ее класса, и она улыбается мне на прощание.

Неужели получается? Неужели у меня и вправду появляются новые друзья?

Среда, 11 апреля

Вчера я пришла в столовую пораньше и села за свободный стол. Обычно за ним всегда полно народа, но сейчас сюда никто не подсаживался. Спустя некоторое время ко мне подошли две девочки из хора.

– Майя, не хочешь сесть с нами? За нашим столом тесновато, но мы не хотим, чтобы ты сидела одна.

Я была так тронута! И сразу согласилась, еще заранее решив, что буду принимать приглашения от других столов. Но как бы мило это ни было, я всех тут уже знаю, так что новых знакомств завести не удалось.

Поэтому-то сегодня я сижу за нашим родным столом для изгоев общества. Мне совсем не хочется, чтобы мои друзья думали, что я их избегаю. К тому же Кензи уехала с оркестром на конкурс, и некому зудеть, что моя кампания провалилась, и я «приползла к ним обратно».

Вечером я с опозданием прихожу в церковь на занятие для молодежи. Войдя, я вижу новое лицо. Девушка кажется грустной и не в своей тарелке, и мне становится ее ужасно жаль. Без колебаний я иду прямо к ней, усаживаюсь рядом и завожу оживленный разговор, выманивая ее из своей раковины. Мне ли не знать, каково это, когда ты одна, и рядом нет друзей.

Когда в четыре года я пошла в подготовительную школу, у меня совсем не было друзей. По правде сказать, моим ближайшим товарищем была кукла моей мамы по прозвищу Мип-Мип. Это была даже не настоящая кукла, а просто мамина рука, и мама пальцами изображала открывающийся и закрывающийся рот. Но из-за боли в руке мама поручила папе положить конец этому безобразию.

– Где Мип-Мип? – спрашивала я.

– Мип-Мип уехала жить к своей сестричке Мод. Она больше не вернется. Не ищи ее.

В конце концов, уже в начальной школе, у меня появилась пара подружек. Но дружба давалась мне нелегко, и большую часть времени я была сама по себе. Бывали дни, когда я сидела одна-одинешенька, замерзая в снегу, в ожидании начала уроков, конца каникул. Я мечтала о близкой подруге, но только об одной. Больших компаний я боялась, как огня. Я считала, что лучше быть одной, чем загнанной в толпу людей.

Теперь я изменила свое мнение.

Четверг, 12 апреля

Сегодня на большой перемене я замечаю, что Вето, с которым у нас есть общий предмет, сидит в одиночестве. Он не входит ни в какие группы – он изгой, как и я. Я подсаживаюсь к нему, здороваюсь и приступаю к ланчу. Вето не отвечает, так что я выбираю тот же подход, что и к Гектору.

– Ты не очень-то разговорчив, – говорю я, жуя сэндвич.

Он отрывается от еды и смотрит на меня.

– Я тебя не знаю.

– Меня зовут Майя, – говорю я с улыбкой.

Мои попытки завязать беседу не увенчались успехом, и какое-то время мы просто молчим. Хористы отчаянно машут мне руками, зазывая к себе. Я улыбаюсь и машу им в ответ. Я ценю их заботу, но если обедать с ними ежедневно, то я больше ни с кем так и не познакомлюсь.

Я уже беру рюкзак и готовлюсь отчалить в библиотеку, но неожиданно напротив меня садится усатый юноша. Мне знакомо его лицо, когда-то у нас был общий предмет.

– Еще раз привет, – я отчаянно пытаюсь вспомнить его имя. Кажется, оно начиналось на «А». Да, похоже на правду. – Ты меня, наверное, не помнишь, – выпаливаю я.

– Ты Майя, – заявляет он уверенно.

– А. Так, может, расскажешь о себе, – говорю я, надеясь выиграть немного времени, чтобы вспомнить его имя.

Как-там-его откидывается назад и не отвечает.

– Ладно, раз не хочешь рассказывать сам, буду задавать вопросы. Занимаешься спортом?

– Баскетбол, футбол, американский футбол, легкая атлетика.

Ого! Член «футбольной братии»! Меня ненароком перебросило на этап общения с девяткой по шкале популярности.

– Теперь мой черед спрашивать, – говорит он.

– Валяй.

– У тебя есть телефон?

– Нет, – отвечаю я. – В нашей семье мобильник есть только у мамы.

– Как и у нас, – подает голос Вето, отрываясь от рисования охваченной огнем фигуры. Футболист пристально смотрит на Вето пару секунд и говорит:

– Эй, Вето, принеси-ка мне… молока.

– Сам принеси, – огрызается Вето, но потом все же встает и направляется к напиткам.

– Так это, можно тебя спросить? – обращается он ко мне с серьезным лицом.

– Конечно.

Как его зовут? Алехандро? Абель? Адам? АДРИАНО! Точно!

Я так довольна собой, что вспомнила его имя, что чуть не пропускаю мимо ушей его вопрос.

– Хочешь как-нибудь встретиться?

Мое сердце замирает. Руки холодеют.

ЧТО?! Я не ослышалась? Ты серьезно? Это розыгрыш? Это Кензи тебя подговорила?

Я опускаю глаза и смотрю в стол. От шока у меня сейчас случится сердечный приступ, и меня придется откачивать, не иначе. Меня, ДЕВОЧКУ СУПЕР-ХОББИТА, зовет на свидание футболист!

Что ему ответить?

– Эм-м, – выдавливаю я из себя такой вот взвешенный ответ.

– Ладно, Адриано, – кричит Вето, возвращаясь. У него в руке несколько молочных пакетиков. – Я не знал, какое ты любишь, шоколадное или обычное, и если обычное, то простое или обезжиренное, так что я взял каждого по штуке, – Вето садится и смотрит поочередно на каждого из нас. – Од-на-ко, – нараспев говорит он. – Ого, Майя, как ты покраснела! Совсем как помидор!

Я хватаюсь за щеки. Они, конечно, пылают.

– Это, наверное, потому, что я всегда краснею, когда смеюсь. Вы, мальчики, такие смешные, ха-ха-ха.

– Знаешь что, Вето, – говорит Адриано. – Я передумал. Я хочу простой воды.

Вето швыряет молоко в Адриано и уходит за водой.

– Ну так что? – спрашивает Адриано.

Еще две минуты назад я не помнила, как тебя зовут, да и мои родители не разрешат мне встречаться до две тысячи никакого года.

Я сейчас в таком замешательстве, что могла бы упасть в обморок.

– Давай сперва познакомимся поближе, – оказывается лучшим, на что я способна.

Вето возвращается, и Адриано делает вид, что ничего не произошло. Я успокаиваюсь. Но разве не каждая девочка мечтает об этом? О свидании с популярным мальчиком? Так почему тогда мне так тревожно и тошно?

Пятница, 13 апреля

Сегодня из школы меня забирает папа, и мы едем к врачу. По крайней мере так я думаю до тех пор, пока мы не паркуемся у торгового центра, и папа не начинает тихонько посмеиваться. Он бросает мне мою сумку, и в ней полно сластей для похода в кино.

– Ты меня обманул.

– Не совсем, – отвечает он. – Я же доктор, так что можешь считать, что у нас «назначено».

Он со смехом открывает передо мной дверь. Вот за что я всегда любила папу, так это за то, что он всегда относится ко мне, как к леди. Бетти Корнелл осталась бы довольна его манерами, хотя едва ли ей понравилось бы, что я прогуливаю школу ради кино.

Мы с папой заходим в кинотеатр и берем билеты. Мне уже тринадцать, но я все равно держу его за руку. Мне кажется, поэтому он улыбается.

Мы замечательно проводим время. Папа не во всем похож на меня, но он прекрасный человек, с ним весело, и он всегда дает дельные советы.

Бетти Корнелл пишет: «Попробуй говорить родителям, как сильно ты их любишь. Пусть они знают, как ты ценишь то, что они делают для тебя».

– Спасибо, пап. Я тебя люблю. Он улыбается.

– И я тебя.

Суббота, 14 апреля

Сегодня в церкви устраивают продажу домашней выпечки. Там я хочу опробовать новую тактику, я задумалась о ней благодаря Бетти.

Не забывай, что твою робость окружающие могут расценить как грубость.

Я-то знаю, что со мной такое уже происходило. Франциско признался, что побаивался меня, пока я не заговорила с ним первая, и он не увидел, что на самом деле я совсем не страшная. Сегодня я не позволю такому повториться.

Придя в церковь, я улыбаюсь самой широкой своей улыбкой. Стараюсь по мере возможности быть полезной. Смеюсь вместе со взрослыми. Нарезаю десерты. Разношу подносы с угощениями для прихожан. И в конце концов мне уже не нужно притворяться дружелюбной – это выходит само собой.

Я усаживаюсь рядом с Гектором – робким мальчиком, с которым познакомилась в воскресенье. Некоторое время говорю, о чем попало, от боли в ногах до своего пения в региональном хоре. Затем, о чудо, он начинает отвечать мне. Поначалу неуверенно, но вскоре он втягивается, и вот мы уже вместе смеемся. Я слышу, как некоторые мои ровесницы перешептываются о нас, но это неважно.

Во мне поселяется удивительное ощущение внутренней свободы.

Впервые в жизни мне начинает казаться, что я нравлюсь людям. И я вижу, что это не просто из-за жемчуга или юбок, или даже шляпки (впрочем, некоторые пожилые дамы подходили ко мне и говорили, какой душкой я выгляжу по воскресеньям в перчатках и шляпке).

Месяц в самом разгаре, а я встретила уже столько новых людей. И урок Бетти куда серьезнее, чем мне казалось вначале: я хотела популярности, хотела нравиться людям. Но оказывается, многие люди точно так же ждут, чтобы их раскрыли.

Воскресенье, 15 апреля

Популярна ли я уже?

Есть только один способ знать наверняка.

Нужно узнать у нее точное определение популярности.

Я собираюсь разыскать ее. Я должна сказать ей, что почти шестьдесят лет спустя после выхода ее книги кто-то все еще следует ее советам. Кто-то прислушивается к ней.

Я собираюсь найти Бетти Корнелл.

Среда, 18 апреля

Я прихожу в столовую в приподнятом настроении. Сегодня утром мой стоматолог сказал, что брекеты можно снимать уже через четыре недели! Наконец-то!

Я снова сижу вместе с испанцами, и на сей раз мне удается быть разговорчивее. Просидев с ними минут двадцать, я извиняюсь и ухожу в библиотеку, чтобы доделать уроки. Там же я лезу в «Гугл» и начинаю искать информацию о Бетти. Я выясняю, что в США проживают тысячи Бетти Корнелл. Как же мне отыскать нужную?

Адриано находит меня в библиотеке. Я надеялась избежать встречи с ним. Как сказать парню, что не хочешь идти с ним на свидание?

Он подходит и пялится в мой монитор. Работать так я не могу, так что принимаюсь вместо этого расставлять книги по полкам. Адриано следует за мной и берет в руки одну из книг.

– Что ты будешь делать, если я тебя пощекочу? – он шутливо толкает меня в бок.

Ладно, вот сейчас я чувствую себя не в своей тарелке. Шея начинает гореть, но я только сглатываю и не теряю внешнего спокойствия.

– По правде сказать, я бы тебя ударила.

– Да ладно?..

И тут, кто бы мог подумать, он поднимает руки и пытается меня пощекотать. Я даю ему по голове книгой, которую держу в руках. Недостаточно сильно, чтобы причинить боль, но достаточно, чтобы он усвоил урок.

– Адриано, не трогай ее! – говорит мисс Сарагоса, ассистент библиотекаря, вклиниваясь между нами. Вокруг стоит тишина. Мисс Сарагоса отправляет меня обратно за стол. Мне жутко стыдно, но я благодарна за вмешательство.

– Тебе следует пожаловаться на этого мальчика, – говорит она, глядя мне в глаза. – Могу подсказать, как.

– Нет, – отвечаю я. – Нет, правда, все в порядке…

Звенит звонок, и я в спешке покидаю библиотеку и иду на урок. Адриано волочится следом.

– М-да, – говорю я. – Ты мог бы нарваться на неприятности.

– Как так?

– Мне посоветовали написать на тебя жалобу, но…

Он растворяется в толпе приятелей.

Что-то мне подсказывает, что в ближайшем будущем Адриано не станет звать меня на свидания.

Как гора с плеч.

Четверг, 19 апреля

В столовой я стою у нашего стола и здороваюсь со всеми.

– Вернулась обратно, предательница, – ворчит Франциско.

– Ее даже можно сравнить с Бенедиктом Арнольдом, – говорит Мария, которая сидит, уткнувшись в учебник по истории Америки.

Кензи кладет вещи на скамейку и смотрит на меня.

– Никакая она не предательница, она просто… экспериментирует, – Кензи закрывает рот рукой. – Ой, это прозвучало совсем не так! Вы понимаете, о чем я. Голова сегодня туго соображает. Мысли путаются.

Я похлопываю ее по плечу и направляюсь к столику неподалеку от нашего. Все самые простые базы я уже покрыла: изгои общества, хористы, библиотечные ботаники и компьютерные гики. Теперь пришла пора поворочать камни посложнее: стол музыкантов школьного оркестра и богатеньких хулиганов, где сидят одни мальчишки.

Я присаживаюсь, и все отодвигаются от меня. Попытавшись завязать разговор, я понимаю, что никто здесь не говорит и слова по-английски. Так что мне ничего не удается узнать, кроме их имен, да и на это уходит целая вечность.

Позже Кензи заявляет, что я смелая (и ненормальная), раз решилась на такое. Говорит, что сама она боится парней, с которыми я сегодня сидела. Называет их cholo и гангстерами, и отказывается подходить на расстояние выстрела.

Но мне они вовсе не показались агрессивными, просто немного непонятыми.

Суббота, 21 апреля

Утром папа поднимает меня на ноги ни свет ни заря, обещая показать что-то «клевое» на компьютере. Говорит, что это важно. Я ворчу спросонья, но уговариваю себя спуститься вниз, не успев даже продрать как следует глаза. Что может быть важнее, чем сон субботним утром?

Папа усаживает меня за компьютер и прокручивает страницу «Фейсбука» какой-то женщины. Она очень хороша собой, и на странице есть фотографии ее семьи. Наконец он открывает старую черно-белую фотографию, подписанную «Мы с мамой». На ней очаровательная малышка обнимает за шею свою элегантную мать.

– Майя, она тебе никого не напоминает? – спрашивает папа, указывая на женщину.

Я приглядываюсь. Классическая прическа, темная помада и… нитка жемчуга.

Я издаю оглушительный вопль:

– БЕТТИ!

Воскресенье, 22 апреля

Уважаемая миссис Фейдем,

Меня зовут Майя ван Вейдженен. Я живу в Техасе. И ваша мать, Бетти Корнелл, изменила всю мою жизнь.

Знаю, это звучит странно, но позвольте мне объяснить. Много лет назад мой отец приобрел книгу «Секретов популярности для подростков от Бетти Корнелл» в благотворительном магазине. Этим летом, перебирая вещи в шкафу, мы наткнулись на нее и вытащили на свет. Я листала книгу и размышляла о том, какими нелепыми выглядят некоторые советы. Но моей маме пришла в голову блестящая идея. У меня всегда были проблемы в общении, особенно когда лучилась в средних классах. Никогда даже близко не считала себя популярной. И моя мама задалась вопросом, помогут ли мне советы Бетти, написанные более пятидесяти лет назад. Она предложила мне следовать им, пока лучусь в восьмом классе.

Несколько месяцев я носила грацию, юбки, колготки и жемчужное ожерелье в школе, где учатся бандиты и беременные и где постоянно происходят аресты из-за наркотиков. И это принесло свои плоды. Изменилось мое восприятие людей и мира в целом. Книга помогла мне повзрослеть. Мне хотелось смеяться, плакать, умереть – иногда одновременно. Сейчас я нахожусь в поисках Вашей матери, надеясь, что она жива и в добром здравии. Перерыв базы данных и архивы, Вас нашел мой отец. Я мечтаю о том, чтобы найти Вашу маму и сказать ей, как много она для меня значит. Надеюсь на Вашу помощь в моей искренней просьбе.

С огромной признательностью, Майя ван Вейдженен

Я добавляю наш телефонный номер, после недолгого промедления жму «Отправить» и смотрю, как письмо пропадает с экрана. Я обхватываю руками колени. Сердце колотится сильно-сильно. Семья Бетти всего в одном электронном письме от меня.

Через десять минут раздается телефонный звонок. Отвечает мама. Открыв рот и округлив глаза от удивления, она передает мне трубку.

– Алло, – в голосе женщины слышится приятный акцент Восточного побережья, отчего слова кажутся как будто сглаженными. – Это Майя?

– Да, – отвечаю я, чувствуя, как кружится голова.

– Это миссис Фейдем, и Бетти Корнелл действительно моя мать.

Понедельник, 23 апреля

На большой перемене парень, сидящий напротив меня, кипит от негодования.

– Слушай, мне плевать, что ты о себе возомнила, но это стол для парней.

– Спасибо большое, но я сижу там, где хочу. У нас же свободная страна, – огрызаюсь я в ответ, глядя прямо в его карие глаза. Я не собираюсь терпеть плевки от кого попало. Я расправляю плечи и достаю яблочный соус.

Я сижу за самым переполненным столиком в школе. Здесь собирается менее популярная часть футбольной команды. Это еще и нейтральное место, где перекусывают остальные парни нашей школы. Я нервничаю, но не позволяю им выбить почву у себя из-под ног. В конце концов, мне осталось всего несколько дней до тех пор, пока не придет час встретиться лицом к лицу с Карлосом Санчесом и самыми популярными людьми школы.

Когда все идет не так, соберись с духом и твердо скажи себе не отступать: ты должна «наступать». Но иди в наступление особым методом – не нападай на первого встречного. <…> Пусть твое наступление состоит в том, чтобы усилием воли утихомирить свое неудовольствие.

– Заткнись, Дэвид. Оставь ее в покое. Пусть делает, что хочет.

Я с благодарностью киваю парню, который за меня заступился, и решаю попробовать удачи с ним.

– Ну так что, – начинаю я, – какие мысли по поводу экзамена?

Всю неделю мы проходим государственное тестирование. Сегодня – по истории. Если не считать пары сомнительных вопросов, мне кажется, я справилась очень даже неплохо. Утром мы с Кензи забились в уголке столовой, поскольку пользоваться библиотекой во время тестирования нельзя. Мы сидели бок о бок и сочиняли песенки, чтобы легче запомнить Билль о правах.

– Я-то точно знаю, что завалил, – отвечает он.

– Ясно.

Я пробую поддерживать разговор, но меня игнорируют – они увлечены игрой, в которой надо угадать еду по запаху отрыжек друг друга.

В конце концов, я спрашиваю первого парня, Дэвида, его фамилию.

– А что? – спрашивает он с тревогой. – Хочешь донести на меня?

Я закатываю глаза.

– Да, конечно, потому что я подсаживаюсь к разным людям, чтобы настучать на тех, кто мне не нравится.

Он таращится на меня, соображая так натужно, что глаза вот-вот лопнут.

– Я пошутила! – не выдерживаю я. – Это сарказм.

– Я не понимаю, – говорит Дэвид.

Сидящий рядом с ним парень поддразнивает его.

– Друг, ты ей не нравишься, потому что ты идиот…

– Я такого не говорила! – возражаю я, но меня не слышно. Теперь они решили посостязаться в пуканье и засовывают пальцы друг другу в тарелки.

Проходит минут десять, и Габриэль, с которым у нас общий класс ОБЖ, обращает на меня внимание.

– Как тебе здесь, нравится? – спрашивает он.

– За вашим столом? Не могу сказать, что получаю самый теплый прием.

Он опускает взгляд.

– Я стараюсь быть милее с людьми, – объясняю я. – Но иногда они этого никак не понимают.

Он поднимает голову и смотрит мне в глаза.

– Извини. Не стоит тебе слушать, что они говорят.

– Спасибо, – говорю я и искренне улыбаюсь.

Совет популярности от Майи

Не все готовы встретить девочку за мужским столом с распростертыми объятьями. Поймите это и смиритесь, отдавая себе отчет, что вы можете увидеть (и унюхать) больше, чем вам бы хотелось.

Четверг, 26 апреля

Сегодня я сижу с парой футболистов и волейболистками. Она решили категорически игнорировать мое присутствие. Я удаляюсь из-за стола и отправляюсь к Кензи за советом.

По пути меня из-за другого стола окликает Габриэль.

– Эй, Майя, сегодня сидишь не с нами?

– Сегодня я уже занята, – непроизвольно улыбаюсь я. – Не переживайте, скоро вернусь.

Он глядит на меня как-то странно – таким взглядом на меня часто смотрят последнее время. Хотела бы я знать, что он значит.

Я добираюсь до своего стола и недосчитываюсь одного человека.

– Франциско, куда ушла Кензи?

Он ерзает на стуле и отводит взгляд.

– Она теперь сидит с Мариссой. Извини.

Я поворачиваюсь и вижу переполненный стол, откуда доносится смех. Как обычно, голос Кензи слышен громче всех остальных. Почему-то мне от этого грустно. Я отворачиваюсь и вздыхаю, неожиданно понимая, как чувствовали себя мои друзья, когда я уходила от них.

Мне остается только вернуться к социальному эксперименту, который стал теперь моей жизнью.

Я прохожу мимо столика, где сидела пару недель назад. Одна девочка (участница оркестра) хватает меня за руку. В памяти моментально всплывает ее имя – Лили.

– Майя, садись с нами. Ребята, с которыми ты сидела только что, не лучшая компания.

Я тронута до глубины души, но все еще нацелена на то, чтобы обратить на себя внимание.

– Спасибо огромное, но сегодня никак. В другой раз, ладно?

Она кивает, и разговор вокруг стола, о поездке оркестра куда-то, возобновляется.

Я снова сажусь за почти популярный стол, но что бы я ни делала, остаюсь невидимой для них. Я не позволяю себе раскисать, впрочем. Думаю, они просто не хотят рисковать.

Звенит звонок, и я направляюсь к выходу. Толпой меня вжимает в стеклянную дверь. Меня бы так и раздавили, если бы высоченный Габриэль, с которым я разговаривала в понедельник, не потянулся через толпу и не придержал для меня дверь. Он улыбается, и я кричу ему: «Спасибо».

Надо добавить его в постоянно растущий список новых знакомых, кого теперь я могу считать своими друзьями.

Четверг, три часа сорок шесть минут. Сегодня мне предстоит разговор с Бетти.

Раздается звонок, и я с бьющимся сердцем спешу поднять трубку. Вдруг я не понравлюсь ей? Вдруг скажу что-нибудь не то?

– Алло?

– Здравствуйте, Майя, это миссис Фейдем. Я передам трубку маме, чтобы вы могли пообщаться. Ничего страшного, если я тоже послушаю?

– Конечно, нет, – говорю я.

На том конце провода повисает пауза, и затем раздается женский голос.

– Алло?

– Здравствуйте, это Майя.

– Здравствуй, а это Бетти Корнелл. Я хочу сказать, то, что ты делаешь, – замечательно. Я очень рада за тебя. Расскажи мне немного о себе и о своих впечатлениях от моей книги.

После небольшого замешательства я начинаю.

– В этом году я пробовала применять на практике советы из вашей книги. И мне кажется, они и правда работают.

Я рассказываю ей о положительных итогах по каждой главе. Я более чем уверена – этика телефонных разговоров у меня хромает, потому что слишком часто проскакивают всякие «эм», «типа» и «ну».

Совет популярности от Майи

Когда вам впервые выпадет шанс лично пообщаться с вашим жизненным гуру, наставником, ментором – старайтесь произвести хорошее впечатление и не визжать от радости.

Я обхожу вниманием неприятные происшествия – издевки, оскорбления, унижения – и уж точно умалчиваю о панталонах. Зато я говорю о жемчуге.

– Как его можно не любить, правда? – спрашивает она. – Жемчуг к лицу всем без исключения. Давай же, расскажи еще что-нибудь!

Я рассказываю, как обедаю за разными столами.

– Какая прекрасная возможность знакомиться с новыми людьми! Тебе нравится? Завела новых друзей?

Я вспоминаю сегодняшний день.

– Знаете, впервые в жизни мне кажется, что люди проявляют ко мне заботу.

– Ах, как замечательно! Что же у тебя дальше по плану?

– В следующем месяце у меня выпускной, я заканчиваю восьмой класс. Вы мне ничего не посоветуете?

– Будет торжественный вечер? – спрашивает миссис Корнелл.

– Скорее… полуторжественный.

– Хорошо, тогда не наряжайся слишком вычурно. И не переусердствуй с макияжем. В этом всегда проблема. Девочки пробуют непонятные прически и наряды, которые неизвестно к чему подходят. И выглядят совершенно неуместно. Ну-ка, какой твой любимый цвет?

– Голубой, – отвечаю я.

– Значит, тебе стоит найти хорошее голубое платье.

Я улыбаюсь. Ее голос звучит так, как я себе и представляла, он мягкий и не терпящий возражений. Я говорю о своей семье, не упоминая об аутизме Нат и разных наших странностях. Она увлеченно слушает.

– Вы не представляете, как я благодарна вам за эту книгу. Она написана столько лет назад, но все еще имеет смысл. Все еще работает. Она изменила мою жизнь. У меня вдруг стали появляться новые друзья.

– Ты просто осчастливила меня на этот день. Что там на день! На месяц, год, на всю жизнь!

Счастью моему нет предела.

Отныне я могу читать советы от Бетти не только в книжке, но и получать мудрые наставления из уст самой миссис Корнелл!

Пятница, 27 апреля

Вот и настал этот день. Весь месяц я шла к нему. Да чего уж там, весь год. Сегодня я сяду со спортсменами, самыми популярными ребятами в школе: звездами волейбола и футбола, которые собрались за одним столом.

Ни пуха.

Звенит звонок на большую перемену, я не спеша поднимаюсь из-за парты и тащусь в направлении столовой. Кровь пульсирует у меня в висках, пальцы трясутся, а я тем временем лихорадочно вспоминаю все, что успела усвоить за эти дни; что действительно играет роль в заведении новых знакомств.

Я сажусь напротив одной волейболистки.

– Привет, Майя, как дела? – спрашивает она, причмокивая ядовито-розовой жвачкой.

– Привет, Кристина, можно сесть с вами?

– Почему нет.

– Спасибо.

В столовую вваливается Карлос Санчес со своим приятелем Пабло, горланя песню из «Короля льва». Фальшиво. Посторонний наблюдатель мог бы решить, что мальчишки напились, но они точно так же вели себя на третьем уроке, так что я ничуть не удивлена.

Карлос Санчес смотрит на меня. Я застываю и пытаюсь улыбаться, не обращая внимания на шалящие нервы.

– Как дела, Майя? – он продолжает было петь, но осекается. – Вот блин! С каких пор ты сидишь с нами?

Я отвечаю, стараясь, чтобы голос не дрожал:

– С кем я только ни сидела! – Я указываю на разные места в столовой. Компания как будто впечатлена.

Футболист за дальним концом стола наклоняется поближе, чтобы рассмотреть меня.

– Зачем?

Я позволяю себе немного расслабиться.

– Просто так. Да и потом, я переезжаю в Джорджию, и…

– ЧТО?! ТЫ ПЕРЕЕЗЖАЕШЬ?! – восклицает Карлос Санчес достаточно громко, чтобы слышала вся столовая.

– Мой отец получил там работу в университете.

– Но ты же вроде как мозг нашей школы, и все такое. И теперь мы все будем выглядеть тупицами!

Карлос Санчес будет по мне скучать! Я сплю?

Некоторые из ребят вступают в спор о том, кто будет скучать по мне больше.

– Нет, я хочу сесть рядом с Майей.

– Слишком поздно, я здесь раньше сидел!

Я на небесах, честное слово, на небесах! Моя голова, должно быть, болтается где-то высоко-высоко в облаках!

Девочка из хора слышит шум и смотрит в нашу сторону, видя меня в окружении ребят за самым популярным столом школы. Ее глаза округляются, и она хлопает свою соседку по плечу. Теперь они обе не сводят с нас глаз. Одна беззвучно произносит: «Ничего себе!»

Я улыбаюсь. В считанные секунды на меня уставился весь школьный хор.

Я чувствую себя принцессой на параде. Так что я улыбаюсь и машу им. Все за популярным столом разговаривают со мной, даже соревнуются за мое внимание.

Когда звонок кладет конец очередному успешному ланчу, я поднимаюсь с места. Один из футболистов наклоняется ко мне.

– Не садись с гангстерами. Они опасные типы.

Меня удивляет его предупреждение.

– Я уже сидела с ними. Совершенно нормальные ребята. Просто плохо говорят по-английски.

Он качает головой и исчезает. Когда я выхожу в коридор, меня окружают девочки из хора.

– Что ты там делала? – спрашивают они.

– Просто сидела с разными людьми. Все было совсем неплохо.

– И как тебе только не страшно!

– Майя, ты невероятная!

– Такая смелая!

– Ну ты даешь, подруга.

Ого, то есть… Ого. Никогда еще меня не называли смелой, ни даже решительной. А теперь я «невероятная».

Я чуть ли не вприпрыжку бегу на следующий урок, но один вопрос никак не дает мне покоя: почему все так боятся друг друга?

Все еще на подъеме после сегодняшней большой перемены, я буквально сияю, когда прихожу на церковный обед. Я подсаживаюсь к Итану, который сидит один.

– Привет тебе, – начинаю я.

– Привет, – роняет он, даже не глядя на меня.

– Ты не настроен на разговоры? – спрашиваю я в шутку.

– Не-а, – отвечает он саркастично. Я смеюсь.

Я немного рассказываю ему о своем дне, спрашиваю, как прошел его. Потом он смотрит на меня, глаза в глаза, все как положено.

– Меня можно назвать инфантильным?

– Что? – я огорошена вопросом.

– Нет, правда, я инфантильный? Одна девчонка мне так сегодня сказала, а раньше надо мной никогда не смеялись. Так что, инфантильный я?

Я усмехаюсь.

– Над тобой никогда не смеялись?

– Не-а.

Я задумываюсь ненадолго.

– Тогда, я думаю, это был жизненный опыт, ниспосланный высшими силами, чтобы ты не задирал высоко нос. Или ты ей нравишься, – я улыбаюсь, и он краснеет. – Очевидно же, что ты не можешь выбросить ее из головы. Конечно, ты можешь бывать инфантильным, всякий может. Я даже думаю, хорошо, что твое внимание на это обратили до старших классов. Средние классы – это время нашего роста, время, когда нужно понять, что ты не единственный человек на планете. Иногда этого не получается сделать, пока кто-то не придет и не вынудит хорошенько задуматься о том, кто ты есть.

– Вот оно как. Я-то думал, меня все уважают, потому что у меня есть девушка.

Я делаю глубокий вдох и чувствую, как напряжение покидает меня.

И в этот самый миг понимаю, что мне совсем не больно. Я больше не влюблена в него. Я свободна знакомиться с кем угодно. Свободна давать советы от чистого сердца.

Какое счастье, я свободна!

– Может, тебе пора задуматься о том, чтобы заново найти себя? – предлагаю я. – Как сделала я.

– Слышал. В моей школе много разговоров о тебе. Все знают твое имя. То есть как, они зовут тебя Майей ван Вуджен, – он смеется. – Говорят много плохого, вообще-то: что ты одеваешься, как старушенция, разговариваешь с людьми, которые тебя не знают. В целом, ты выходишь какой-то ненормальной.

Итан ходит в элитную дорогую частную школу за много километров от нашей. Даже не знаю, как ко всему этому относиться. Четыре месяца назад это убило бы меня, но сейчас я скорее заинтригована, чем обижена. Все знают мое имя.

Понедельник, 30 апреля

И вот я снова здесь.

Столовая.

Здесь мой месяц начался, здесь кажется уместным и завершить его. Я подхожу к своему родному столу изгоев общества и сажусь за него.

Бетти Корнелл говорит, что «первый и последний танец всегда за твоим кавалером». Я пришла со своей компанией, и уйду я тоже с ними. Все как будто вернулось на свои места. Но это не совсем так. Есть несколько существенных отличий:

• Кензи теперь обедает за другим столом с новой подругой. Это, наверное, хорошо, хотя в глубине души мне тяжело. Но хотя бы в автобусе мы с ней по-прежнему сидим вместе, это уже кое-что;

• Адриано старательно избегает моего взгляда. Футболист пригласил меня на свидание и теперь даже не разговаривает со мной. Но мне все равно;

• У меня столько новых знакомых! Людей, с которыми я бы никогда не заговорила, если бы не этот эксперимент. Во мне словно какой-то магнит, который тянет меня ко всему человечеству. Это любовь. Я никогда бы не подумала, что могу испытывать такую любовь к одноклассникам и другим своим сверстникам.

Но есть одна перемена, которая застает меня врасплох сильнее всех прочих. Я наблюдаю за девушкой, которая дергает за рукав своего парня. Он сидит с друзьями за «мужским» столом, а она хочет, чтобы он обедал с ней. Привычная сцена, которая на сей раз разыгрывается иначе.

Парень отказывается, и мне видно, как девушка решительно вздыхает. Она ставит свой поднос на стол и подсаживается к парням.

Те смотрят на нее с недоумением, но потом просто пожимают плечами и утыкаются в тарелки. Один поднимает взгляд на меня.

Неожиданно меня переполняет удивительное чувство. То, что сделала я, маленькими толчками привело к большому сдвигу. Я приоткрыла двери. Я изменила общественно допустимые рамки, пусть и самую малость.

Никогда еще я не чувствовала себя настолько окрыленной.

Май У тебя свидание • Прием гостей

Вот и он. Последний месяц этого социологического эксперимента, который состоялся только благодаря книге шестидесятилетней давности, найденной в глубине шкафа.

Теперь я другой человек. Проходя сегодня по школьным коридорам, я вижу, как на меня смотрят. Как на человека, и даже как на друга. Но самая большая перемена в том, как смотрю на людей я. Я больше не боюсь их. Впервые в жизни я чувствую себя счастливой и спокойной в школе.

Но еще не конец. Две главы из пожелтевшей книги Бетти пока остаются непройденными: «У тебя свидание» и «Прием гостей». Чем не лучший способ завершить учебный год, как не двумя самыми сложными задачами в книге?

Раз уж речь зашла о свиданиях, позвольте посвятить вас в историю моих романтических интересов.

Первым мальчиком, который мне понравился, был наш сосед Тайлер. Папа тогда учился в аспирантуре, а я – в первом классе, и мы с Тайлером каждый день вместе ходили в школу. Однажды он пригласил меня в гости, и мы сели играть в настольные игры у него в подвале.

– Ты же мне друг? – спросил он.

– Да.

– А я не хочу больше быть твоим другом. Если ты меня не поцелуешь, я не буду с тобой разговаривать.

Я не хотела принимать скоропалительных решений, так что пошла домой и рассказала обо всем родителям. С этой поры у Тайлера начался какой-то необъяснимый (или как раз вполне объяснимый) страх перед моим отцом. Иногда я перебрасывала баскетбольный мяч через забор, просто чтобы он перебросил мне его обратно. Эта влюбленность длилась до третьего класса, пока он не переехал.

Моей следующей зазнобой был Блейк. Он был самым умным мальчиком в классе, и уже решал задачи по математике повышенной сложности, когда мы еще учили таблицу умножения. Я витала в мечтах о нем до тех пор, пока Блейк не начал всем хвастаться, насколько он умнее всех остальных. Уже тогда подобное не казалось мне привлекательным.

Потом появился Джейсон. Джейсон был влюблен в Ванессу, ту самую, которая впервые познакомила меня с идеей популярности. За ним бегали все девочки нашего класса. У Джейсона была широкая улыбка, каштановые волнистые волосы, и на физкультуре его всегда выбирали в команду первым. Когда мы виделись в последний раз, перед самым нашим переездом в Браунсвилль, я сказала ему, что уезжаю навсегда. Он пожал плечами и сказал: «Пока, Мия». Он почти что знал мое имя. Я была так счастлива!

Моей последней и самой продолжительной любовью был, конечно, Итан.

Мне всегда было интересно, каково это, когда тебе кто-то нравится и ты нравишься ему тоже. Со мной такого никогда не случалось (кроме Тайлера и истории с поцелуем, но это не в счет). Но в этом месяце в школе будет выпускной для восьмиклассников, и я намереваюсь пойти туда. С мальчиком. И не просто с кем попало, а с хорошим парнем. Не с Адриано.

И надеюсь, расправившись с этой задачей перейти к части «Прием гостей». Я никогда не устраивала вечеринок, но мы скоро переезжаем, так это будет вполне уместно.

Ключ к успеху для хорошей хозяйки – ответственность. Это значит думать наперед и планировать все заранее. Вечеринка не устроится сама собой. На вечеринке не обойтись без угощения и какой-то общей темы. На вечеринке не обойтись без людей.

Свою вечеринку я оплачу сама: у меня есть пятьдесят долларов, которые я накопила за свой месяц подработки, и кое-какие прошлые сбережения. Я займусь напитками. Я придумаю тему. И возможно, возможно, мне даже удастся привести людей.

Среда, 2 мая

Сегодня на алгебре меня пересаживают к одному робкому мальчику. Его зовут Николас. Он чем-то смахивает на угловатую версию Кларка Кента: большие квадратные очки, черная шевелюра и красивые карие глаза.

Я ставлю рюкзак на пол, улыбаюсь ему и сажусь рядом. Он приподнимает уголки губ, отворачивается и заговаривает со своим другом. У него очень тихий голос, и когда говорит, он всегда кажется слегка удивленным.

Мы выходим из кабинета, и Николас делает нечто из ряда вон выходящее на сегодняшний день. Он открывает передо мной дверь и пропускает меня вперед.

Вот и снова оно, шипучее бурление подступающей влюбленности, так и рвущееся на поверхность. Я как на крыльях мчусь на второй урок.

Пока чуть не врезаюсь в целующуюся парочку.

Никому не нравится приходить в кино и наблюдать за действиями двух влюбленных в первом ряду. Никому не нравится приходить в кафе и получать на обед гамбургер с гарниром из воркований двух зацикленных друг на друге молодых людей. Если на публике вы делаете что-то большее, чем просто держитесь за руки, знайте, что это неуместно. Выставлять объятия и поцелуи напоказ перед всем честным народом – это дурной вкус.

Это меня смешит. Ох, Бетти, знала бы, что ждет тебя в будущем.

Четверг, 3 мая

– Итак, ребята, добро пожаловать на первый урок по половому воспитанию. Сегодня мы поговорим про мужскую и женскую репродуктивную систему. И не нужно стесняться нормальных анатомических терминов. После этого мы посмотрим видео о ЗППП. Поверьте мне, это изменит вас на всю жизнь.

Мы с Кензи переглядываемся. Месяцами мисс Уэлч пыталась завести об этом разговор, но мы вечно уходили от темы, и все заканчивалось рисунками пищевой пирамиды или дискуссиями о марихуане. Теперь все. Мы молились, чтобы этот день никогда не пришел, но он настал. Самое настоящее половое воспитание под началом мисс Уэлч.

Мисс Уэлч поручает раздать всем схемы с изображением мужских и женских гениталий.

– Заполните то, что вам знакомо, потом разберем все остальное.

Я с легкостью подписываю все части женской анатомии, но вторая схема ставит меня в тупик.

– Мэм, что такое номер двенадцать? – спрашивает мальчик с заднего ряда.

– Серьезно? Ты не знаешь, где твои яички? – посмеивается мисс Уэлч.

Я прячу глаза. Это даже я узнала.

Мисс Уэлч продолжает и нажимает «пуск» на пульте.

Я не стану описывать произошедшее в последующие двадцать минут. Но я упомяну, что фильм был снят в восьмидесятых. Отвратительные прически, недостоверная информация о СПИДе и чудовищное музыкально сопровождение. Слова в песне были примерно следующие:

От болезней сбережет воздержание! Если любишь, не страшно ожидание! Половых инфекций во избежание, Прояви терпенье и воздержание!

Мисс Уэлч выключает телевизор.

– Ну что, класс, все видели гной и инфекцию? А генитальные бородавки? Все так и происходит. Не занимайтесь сексом. А теперь, кто сбегает мне за ланчем?

Я нагибаюсь к Кензи, которая прячет лицо в воротнике толстовки.

– Кензи, мне кажется, я уйду в монастырь.

– Удачи будущей монашке.

Пятница, 4 мая

Когда я просыпаюсь и смотрю на календарь, то не думаю ни о выпускном, ни о вечеринке, ни о мальчиках, ни о том, что мне сегодня снова предстоит пройти через половое воспитание.

Сегодня моей сестре исполнилось бы восемь лет.

Эта мысль как удар под дых заставляет меня хватать ртом воздух и сдерживать слезы. Моя младшая сестренка, Ариана, танцевала бы по дому в предвкушении подарков и торта. Каждый год я надеюсь, что этот день перестанет причинять боль.

Я постепенно прихожу к пониманию, что этого не произойдет никогда.

Ее дни рождения я переношу тяжелее, чем годовщины смерти. Дни рождения напоминают мне о том, чему никогда не бывать.

7 мая

Уважаемая миссис Корнелл!

Я была очень рада, что нам удалось поговорить с Вами по телефону. Весь этот год я мечтала услышать Ваше мнение о моем проекте.

Предыдущий месяц, посвященный «Популярности в поведении», был огромным успехом. Ничто мне не давалось так тяжело, как попытки переступить через себя и начать разговаривать с посторонними. Для меня всегда было непосильной задачей знакомиться с новыми людьми и вписываться в новые компании. Теперь же я знакома и общаюсь с таким количеством людей, какое и представить раньше не могла. Оказывается, многие боятся сделать первый шаг, чтобы завязать разговор. Многие просто ждут, пока ты заговоришь с ними первой. И среди них столько удивительных людей с удивительными историями!

Я была бы счастлива получить от вас совет на этот месяц. Тщательно все взвесив, я решила устроить вечеринку. Что мне следует принять во внимание? Организовать какие-нибудь игры, или у Вас будут другие предложения? Что нравилось лично Вам на таких ни к чему не обязывающих вечеринках? Еще мне было бы интересно побольше узнать о Вас в средней школе. Какой Вы были в восьмом классе?

Ваш друг, Майя ван Вейдженен

Р. S. Огромное спасибо за фотографии, которые Вы мне прислали в письме, я просто в восторге. Они очень красивые! У Вас такой талант– выразительный взгляд, выразит мимика! Видно, что Вам нравилась Ваша работа. Как только летом мы переедем в новый дом в Джорджии, я вставлю их в рамки и повешу на стену!

Вторник, 8 мая

Сегодня вечером в школе проходит торжественная церемония для тех, кто закончил год на одни пятерки или с безупречной посещаемостью. Я крашусь в машине и пытаюсь обобрать катышки с брюк. Мама, Броди и Наталия усаживаются в задних рядах. У папы лекция, так что он прийти не смог.

Первые ряды в зале выделены для восьмиклассников. Я сажусь рядом с волейболисткой из «менее популярной» группы. Она таращится на меня.

Ежась под ее взглядом, я решаю сказать: «Привет». Мы начинаем болтать.

– Знаешь, – признается она, – я никогда тебя не уважала, пока не увидела, как ты сидишь там, со всеми парнями, и в ус не дуешь. Ты была такая крутая. Такая уверенная.

– Спасибо.

Она улыбается мне – самой настоящей улыбкой, которая говорит: «Я признаю твое право на существование».

Какое прекрасное ощущение.

Я поворачиваюсь в мамину сторону и вижу, что пришел папа. Он машет мне рукой. Он примчался сюда второпях в перерыве между лекциями, просто чтобы меня увидеть. Я очень растрогана.

Когда церемония окончена, я болтаю с Данте, а потом бегу к Кензи, чтобы обнять ее. Забавно, что мы с ней единственные девчонки в брюках. У дураков мысли сходятся.

Не верится, что школа уже почти окончена. При этом мне еще столько всего предстоит сделать. Я почти готова, Бетти.

Среда, 9 мая

Популярность.

Ее определение всегда как-то ускользало от меня. Я знала, чего не случается с теми, кто популярен. Популярность – это когда тебя не выбирают последней. Когда над тобой не издеваются. Когда с тобой не отказываются садиться рядом. Когда ты не одинок. Но этого уже недостаточно. Мне нужны мнения реальных людей – я хочу знать, правда ли становлюсь популярной благодаря Бетти? Пора расспросить моих одноклассников, что значит для них популярность. Я начинаю с Габриэля (высокий парень, который не дал толпе в столовой растоптать меня) и ребят за его столом, которые в последнее время стали обращаться со мной получше.

– Привет, – весело здороваюсь я.

– Снова ты! – говорит Серхио и наклоняется ко мне, чтобы «дать пять».

– Ага.

Габриэль улыбается. Я сажусь напротив него и достаю свой обед.

Один из парней, Луис, отодвигается как можно дальше от меня.

– Что такое? – спрашивает Габриэль. – Девчонки испугался?

– Э, ну, я, как бы, я не знаю, что говорить в присутствии, э, женского пола, и я, типа, нервничаю и, ну, начинаю чесаться, – он пожимает плечами и смотрит на меня. – Ничего личного.

– Приятно знать, – говорю я.

Они болтают о девушках, видеоиграх и фильмах. Наконец я собираю волю в кулак и спрашиваю:

– Слушай, Габриэль, я тут пишу доклад на тему популярности. Как ты думаешь, что значит это слово?

Он морщит лоб.

– Да ничего, наверное.

– Ничего?

– Ничего. В глубине души мы все абсолютно одинаковые.

Я записываю это в блокнот и помечаю звездочкой.

Очень любопытно.

– И кого бы вы назвали самыми популярными людьми в школе? – спрашиваю я.

Луис указывает в сторону стола Карлоса Санчеса.

– Спортсмены, например. Они, типа, кучка засранцев.

– Я сидела за их столом на прошлой неделе, – замечаю я. – Они были ничего.

У него отвисает челюсть.

– Ты сидела с ними? Правда? О чем они разговаривают?

Остальные наклоняются ближе, чтобы не упустить ни слова.

– О том же, о чем и вы.

– Ни фига себе!

– Быть не может!

– Совсем с ума сошла!

– Но это так, – говорю я. – Вы бы сами попробовали сесть вместе с ними как-нибудь.

Они смеются.

Четверг, 10 мая

После уроков я остаюсь на репетицию хора. Мы разучиваем хореографические движения к следующему концерту. Во время перерыва я сажусь рядом с Евой, семиклассницей, с которой мы подружились после концерта.

– Привет, Майя! Надо придумать эпиграмму к твоему имени!

– Ну, давай, – смеюсь я.

Она морщит нос.

– Хм… Вот идет ван Вейдженен Майя, круче ее… не бывает!

Я снова смеюсь. Мисс Чарльз, наша руководительница, достает микрофон.

– Хорошо, – говорит она, – кто хочет пройти прослушивание на сольную партию?

Ева хватает меня за руку и поднимает ее в воздух.

– Майя хочет!

Я краснею. Пою я нормально, но мой голос – это голос «из толпы».

– Ева, ты правда хочешь, чтобы я попробовалась? – спрашиваю я.

– Очень, – говорит она, хватает микрофон и сует его в мои дрожащие руки.

Я пою один куплет, и мисс Чарльз пожимает плечами.

– Соло твое. Спела ты хорошо, плюс это твой последний год здесь.

– ПОЗДРАВЛЯЮ! – кричит Ева.

Я заливаюсь краской.

Часы бьют четыре, и мисс Чарльз велит нам расходиться по домам и не напрягать связки. Концерт уже во вторник, и она хочет, чтобы мы были в форме.

Я закидываю рюкзак на плечо. Зрелище не из веселых. Нас заставляют носить сетчатые рюкзаки, чтобы не было возможности пронести в них оружие или наркотики. Сетка то и дело рвется, и в днище уже зияют дыры. Это мой третий рюкзак за год. Все необходимое для шитья уже упаковано в коробки для переезда, так что я застилаю дно войлочной подкладкой, чтобы книги не вываливались. Люди фыркают, когда я прохожу мимо, но я не обращаю внимания. Наверное, Бетти научила меня смеяться над собой.

Воскресенье, 13 мая

Наталия врывается ко мне в комнату в семь утра и кричит:

– Бит, бип, бип!

Моя сестренка – живой будильник, да. Я сажусь в кровати и недовольно смотрю на нее. Она широко мне улыбается.

– До свидания, Наталия! – говорит она и вприпрыжку покидает комнату, закрывая за собой дверь.

Теперь она хотя бы соблюдает правила приличия.

Утром я подписываю два приглашения на вечеринку, которую планирую провести (по настойчивым советам Бетти) в эти выходные. Бетти говорит, что «неважно, по почте или по телефону, но приглашения обязательно должны быть переданы лично каждому кого ты хочешь видеть у себя в гостях».

Я бы хотела позвать Итана и Гектора, а значит, приглашения нужно будет вручить им сегодня в церкви. Вот что написано на открытках:

БОН ВОЯЖ!

Летом я переезжаю в другой город!

Вы приглашены на мою прощальную вечеринку!

Суббота, 19 мая

18:00–21:00

У меня дома.

Будут пицца и напитки.

Жду ответа.

В церкви я отдаю одну открытку Гектору, и он какое-то время ее разглядывает.

– У меня вечеринка в субботу, – говорю я. – Вы с Итаном будете там единственными моими знакомыми по церкви, но будет здорово, если ты придешь.

– Я не могу, – отвечает он. – У нашего хора выступление.

– Ясно, – говорю я. Приглашение Итана жжет мне карман, но я знаю, что не отдам ему открытку. Итан все равно не придет, если он будет единственным гостем не из моей школы. Так что толку?

Гектор извинятся и уходит.

Понедельник, 14 мая

На уроке здоровья я чувствую себя, как в западне, но мне в очередной раз приходится слушать рассказы женщины средних лет о сексе – вот что стоило бы стереть из памяти. Стены вокруг меня как будто сжимаются, и я закрываю глаза, пытаясь избавиться от этого ощущения. Вдруг кто-то стучится в кабинет – не иначе как мой ангел-хранитель явился вызволить меня из этого кошмара.

– Доброе утро, мэм, мне нужно проверить студентов на предмет хранения наркотиков.

– Да ради бога, – мисс Уэлч, сладко улыбаясь полицейскому.

– Выньте все из карманов, свитера и сумки оставьте на партах, где их можно будет досмотреть, – распоряжается он.

Полицейский (божий посланник, дарующий милосердие) выводит нас из кабинета в коридор, где уже ждет большая полицейская собака. Мы выстраиваемся в ряд, и он равнодушно проводит пса мимо нас, внимательно наблюдая за каждым, после чего заводит собаку в кабинет.

Как нам сообщили позднее, двое моих одноклассников были арестованы. Надеюсь, это не кто-нибудь из моих знакомых.

Я не ложусь спать до одиннадцати вечера, подписывая остальные приглашения. Надо признать, большая часть времени уходит не столько на сам процесс подписывания, сколько на составление списка гостей. После всего произошедшего в этом году кажется странным не позвать сразу всех. Часами я прикидываю, кого считаю «важнее» других, и от этого на душе неприятный осадок. Бетти говорит о приглашенных следующее:

Помни, как важно проявлять радушие. Не отворачивайся от друзей, если у тебя с ними временный раздор. Не сокращай список до привычного узкого круга знакомых. Будь открыта новому.

Список процентов на семьдесят состоит из моих партнерш по хору, но я включила также наших готок, Николаса (мой новый романтический интерес с алгебры; его я собираюсь позвать на выпускной), Карлоса Санчеса, Кензи, всех изгоев, Данте, и так далее. Каждый раз, как только мне кажется, что я наконец закончила, я вспоминаю еще кого-нибудь. Я подготовила двадцать семь приглашений, но запросто могу добавить еще десять гостей.

Как люди проводят вечеринки? Это так выматывает, решать, кого позвать, а кого – нет, что мне физически плохо. В свете того, чему я до сих пор научилась, эта избирательность кажется… неправильной. Но, увы, это очередное препятствие, которое мне придется преодолеть.

Вторник, 15 мая

В моем рюкзаке припрятано двадцать семь приглашений. Подавленное состояние прошло. Я готова радоваться всему происходящему. Кензи сегодня нет в автобусе, но это ничего. Я на коне! Я также жду не дождусь сегодняшнего похода к дантисту, где мне снимут брекеты. Все наконец-то сдвинулось с мертвой точки! Я чувствую себя неуязвимой!

Перед началом уроков я вижу в школьном коридоре Каталину из хора – она стоит, прислонившись к стене.

– Каталина, привет, – говорю я. – Как дела?

– Ничего.

– Это хорошо. Короче, я устраиваю вечеринку на этих выходных и хочу тебя пригласить, – я протягиваю ей приглашение.

Она открывает конверт и читает приглашение.

– Круто, – говорит она. – Я бы с удовольствием пришла на твою прощальную вечеринку, Майя, но не могу.

– Почему? – спрашиваю я. К такому повороту я оказалась не готова.

– Знаешь Эллисон из хора? Она отмечает свой день рождения в этот же вечер, – она возвращает мне приглашение. – Я не могу прийти к тебе.

Внутри у меня что-то обрывается, и я выдавливаю из себя следующий вопрос.

– Кто еще там будет?

– Все, – отвечает она. Тут же она понимает свой промах, потому что я явно не была приглашена. – Ну, то есть, кроме… некоторых.

– Все нормально, Каталина, – шепчу я. Под каким-то предлогом она убегает. Я роюсь в стопке приглашений, большинство из которых для девочек из хора, и все пойдут на день рождения Эллисон. На верхнем конверте большими жизнерадостными буквами написано: «Эллисон».

Я отвожу взгляд, проглатывая слезы.

Я плетусь по коридору, цепляясь за последние капли надежды. Я уже даже не знаю, состоится ли вечеринка вообще, так что мысленно я возвращаюсь к выпускному. Краешком глаза я замечаю Николаса. Сердце подпрыгивает к самому горлу. Он разговаривает с хорошенькой девушкой из оркестра. Он смеется и накидывает свою толстовку на ее худенькие плечи. Он улыбается и хлопает ресницами. Они обнимаются, а потом вместе идут на следующий урок. Их руки почти соприкасаются.

Я яростно запихиваю конверты обратно в рюкзак, и подкладка выбивается из-под сетчатого материала, как внутренности раненого животного.

Сердце мое болит. Я думала, что теперь все будет по-другому. Вероятно, я все это время обманывала себя.

Стоматолог ковыряется у меня во рту разными инструментами и решает, что мне нужно поносить брекеты еще пять недель. Я так и не сниму их до окончания школы.

Сегодня концерт нашего хора.

Я обнимаю колени и пытаюсь представить, что меня здесь нет, что это кто-то другой. Теперь я жалею, что полезла прослушиваться на это дурацкое соло. Кого я обманываю? С моим везением, я, наверное, свалюсь со сцены.

Исполняется песня за песней, пока не настает черед нашего финального номера под названием «It’s A Beautiful Day»[1]. Если это не ирония, то что тогда? Я помню почти все движения, но когда подходит моя очередь петь, ноги наливаются свинцом. Я через силу подхожу к микрофону. Слышу фонограмму первых аккордов песни. Я начинаю петь.

Я пытаюсь изображать радость и петь текст с чувством, но язык мой сухой, как наждак.

Я выглядываю в зал. Вот папа снимает концерт на камеру, Наталия закрывает уши руками. Вот Броди с отсутствующим выражением на лице, мама с надеждой во взгляде.

Я закрываю глаза, чтобы сосредоточиться на словах, но запинаюсь и не успеваю пропеть фразу. Как будто меня ударили кирпичом в грудь, я не могу дышать. Мне удается взять себя в руки и закончить песню, но впечатление уже испорчено.

По окончании концерта, одна из моих подруг по хору тянет меня за руку.

– Ты отлично пела, – она хмыкает. – По крайней мере, пока не налажала. У тебя было такое идиотское выражение лица. Ты конкретно налажала!

– Спасибо, Клэр… – говорю я, опуская взгляд. На соседних сиденьях я слышу издевки других девочек, они поют мою партию и изображают, что задыхаются.

Все их имена написаны на конвертах в моем рюкзаке.

Я не позволяю себе расклеиться, пока не забираюсь в машину.

– Что ты, солнышко, – говорит мама. – Все было не так уж и плохо.

Горячие слезу текут по щекам, и я утыкаюсь лицом в ладони.

Мне больно не только от слов Клэр. В четвертом классе я играла ирис в школьной постановке «Алисы в Стране чудес». У меня было несколько реплик. Я притворялась, что это все на самом деле, входила в образ. Люди смеялись, когда видели меня, но я думала, это от того, что у меня так хорошо получалось.

Накануне спектакля я пришла на репетицию с опозданием. Все остальные цветы собрались в кружок и о чем-то разговаривали.

– И она так по-дурацки говорит слова! Если бы Майя понимала, какой дурой выглядит, как только открывает рот! – сказала маргаритка. – Она отвратительно играет… – потом она подняла глаза, увидела меня в дверях, ухмыльнулась и произнесла мои реплики, в точности так, как говорила их я. Остальные цветы засмеялись.

Я убежала в туалет и выплакала себе все глаза.

И теперь, оглядываясь на свою жизнь, я вижу только то, каким анекдотом она обратилась. В моей голове все еще отдается эхом смех маргаритки.

Неужели к этому свелся весь мой эксперимент? К тому, что люди притворяются моими друзьями, чтобы подставить подножку, когда они мне больше всего нужны? Карлос Санчес был прав. Кензи была права. Я никакая не особенная, просто ненормальная девчонка в старушечьих туфлях. Какая уж тут отвага.

Прости, Бетти. Я пыталась.

Популярность – это миф.

С меня хватит.

Пятница, 18 мая

Вечером вторника, лежа в постели, я поклялась, что со всей этой затеей с популярностью покончено. Все эти последние дня я заставляла себя подниматься и ползти в школу. В хоре за моей спиной перешептывались девочки. Николас попросил, чтобы его пересадили. На большой перемене меня больше не звали за чужие столы. Я просто сидела со своей компанией изгоев (которые теперь отдалились от меня). Волосы были непричесаны, одежда помята, нитка жемчуга казалась не к месту. Все причиняло боль.

Я обещала себе, что больше не сделаю ни одной записи в дневник.

А потом пришла почта.

Сегодня днем я получила еще одно письмо. Оно было от дочери миссис Корнелл, Бетси. В конверте оказались семейные фотографии.

Видеть Бетти в роли бабушки было удивительно. Хотите – верьте, хотите – нет, но она не очень изменилась с 40-х годов. Улыбка все так же сияет, глаза все так же блестят. На фотографиях Бетти запечатлена с мужем, тремя детьми, их супругами и девятью прекрасными внуками. Они кажутся очень счастливыми.

Глядя на снимки и аккуратные строчки ее письма, я понимаю, что не одна. На моей стороне – Бетти Корнелл и ее дочь. Это должно чего-то стоить.

Могу ли я просто так взять и сдаться? Я через многое прошла, слишком усердно трудилась. Пожалуй, пустив все коту под хвост, я забыла, сколько хорошего приключилось со мной за это время.

Но я не знаю, куда отсюда двигаться.

Вся моя уверенность, внутренняя сила – как снова их обрести?

Суббота, 19 мая

Я просыпаюсь от солнечных лучей. Они пробиваются сквозь стекло, словно стараясь убедить домочадцев, что все будет хорошо. У них не очень-то получается.

Заставляю себя выползти из кровати и усаживаюсь за кухонным столом, пытаясь сообразить, что мне делать дальше. Раз уж вечеринки сегодня не будет, наверное, надо разобраться с парой на выпускной.

Я хватаю со стола лист бумаги и рассеянно вывожу большими буквами:

КОГО ПРИГЛАСИТЬ НА ВЫПУСКНОЙ:

ДАНТЕ

Данте хороший друг. Он как старший брат, и поддразнивает меня, и не дает меня в обиду, но его сердце занято другой. Переходим к следующему кандидату.

ФРАНЦИСКО

Франциско тоже был бы хорош. Но он люто ненавидит школьные торжественные мероприятия. С содроганием я пишу следующее имя.

АДРИАНО

ф-ф-фу. Вычеркиваю из списка.

ЛЕОН

Он наверняка постесняется идти. И я боюсь, что все будут глазеть и насмехаться над ним и нашей «парой». Как я могу просить его пойти на такое?

НИКОЛАС

Записываю его имя и задумываюсь.

Он самый серьезный парень, что я знаю.

И милый.

Но у него есть девушка.

Я рву список в клочья и падаю головой на стол. Вечеринка и выпускной должны были стать кульминацией всего, чему я научилась за этот год. Почему все идет прахом?

Внезапно меня пронзает мысль, что я что-то упускаю. Последние девять месяцев, как кино, в картинках проигрываются в моей голове.

Когда я ближе всего к популярности? Не тогда, когда я похудела. Не тогда, когда меняла прически. Не тогда, когда ходила с прямой спиной, с новым макияжем или в юбках. Не тогда, когда панталоны врезались мне в бедра, или когда я зарабатывала деньги.

Это было тогда, когда я разговаривала с людьми. Когда я приоткрыла двери в свой интровертный мирок и впустила туда всех, с кем встречалась на своем пути. Когда я никого не исключала. В отличие от планирования вечеринки и свидания на выпускной.

Каталина сказала, что к Эллисон приглашены «все».

Ну так «все» – это неправильное слово. Эллисон не пригласила меня – и это было обидно, да. И чем отличалась бы от этого моя вечеринка или выпускной, на который ты идешь с кем-то одним? Я не смогу открыть двери для всех, потому что кого-то не окажется в этом списке.

Меня озаряет внезапная идея, и я нахожу выход.

Я слышу только как бьется мое собственное сердце, и мне хочется нестись куда-то со всех ног. Нет. Лететь.

Я знаю, что мне делать!

Бетти Корнелл, я придумала свой заключительный акт.

Понедельник, 21 мая

– Кензи, мне пришла в голову шикарная идея. Если у нас все получится, то будет потрясающе. Но для этого нужно подойти к вопросу со всей душой. Ты со мной?

Она отрывается от телефона и вздыхает.

– Ох, сейчас будет что-то страшное, я угадала?

– Нет, но ты должна пообещать, что будешь вместе со мной до конца, что бы ни случилось.

– Ну, допустим, – говорит она, и как бы невразумителен ни был этот ответ, я ему рада. Это ее знак согласия. Я помню, как она утешала меня после смерти мистера Лоуренса. Не могу представить, чтобы Кензи не поддержала меня.

– Кензи, – говорю я и беру ее за плечи. – Я хочу пригласить всех, у кого нет пары на выпускной, пойти вместе со мной, – я заглядываю ей в глаза. – С нами. Все вместе мы составим большую прекрасную команду. Как финал какого-нибудь сопливого фильма восьмидесятых.

Она закрывает глаза и стонет. Потирает виски, как будто от моей бестолковости у нее разболелась голова.

– Кензи, только представь, что это будет! Мы можем изменить здесь все! – я практически умоляю ее. – Ты сама знаешь, что никто не приходит на выпускной без пары. А мы можем это исправить!

Кензи ахает и мотает головой.

– Майя, наша крошечная иерархия – это то, на чем держится школа! – она всплескивает руками. – Эти группировки поддерживают иллюзию хоть какой-то системы. Представь, как бы мы все жили без них! Был бы чистой воды ад! Встанем мы все под общие знамена, а какой-нибудь дурак одним махом все и развалит. Я так и вижу это: один решает выкурить косячок – и вскоре все следуют его примеру. Группировки – это же средство самозащиты, они отделяют нас от гангстеров и от cholo. Ты ступила на опасную дорожку, подруга, поверь мне, эти правила вросли в школу и пустили глубокие корни. Мы все на своих законных местах. Одумайся!

Я вздыхаю.

– Кензи, хватит нагнетать.

Она впихивает мне в руки свой кофр с гобоем и затягивает потуже хвост, растрепавшийся за время ее пылкой тирады.

– Давай хотя бы попробуем, – я смотрю на нее умоляюще. – Я ведь переезжаю… – мне не нравится давить на жалость, но если больше ничего не работает – Я люблю этих людей…

Она фыркает.

– Нет, правда! – я вспоминаю о девочках на хоре, и понимаю, что больше не злюсь на них. Я улыбаюсь Кензи. – Вокруг столько хороших и добрых людей, и я хочу, чтобы ты присматривала за ними, ладно? Не давай их в обиду. Пусть они знают, что тебе не все равно. Это лучшее, что можно сделать! Все у нас получится!

Она обдумывает мои слова и забирает у меня кофр.

– Ладно, только не упоминай мое имя.

– Договорились… Так, Кензи, ты пойдешь со мной и с остальными на выпускной?

Всем видом она показывает, как ее воротит. Я не могу сдержаться и обнимаю ее. Она стряхивает с себя мои руки.

– Ты – супер, – говорю я.

– Допустим.

Люди, которых я пригласила на выпускной, и их ответы:

• Вся группа изгоев общества. Франциско пришлось уговаривать. Я напомнила ему, что переезжаю, и он сказал, что, может быть, придет;

• Две готки. Одна сказала, что не придет, но я заглянула ей прямо в глаза, я просила и уговаривала, и наконец она сказала, что подумает;

• Волейболистка отказалась, но я пообещала, что приду с распущенными волосами и немного подкручу их, и скрепя сердце она согласилась;

• Парень за столом Габриэля отказался. Но, может, он еще передумает;

• Одноклассница с английского, которая обещала прийти ради меня;

• Вето, который начал с «Ни за что!» и закончил «Может быть…»;

• Могут подойти еще трое из хора, но они не уверены;

• Девочка, с которой мы вместе сидим на литературе, поначалу отказывалась, но мы с подругой этой девочки обложили ее, и ей пришлось согласиться;

• Один мальчик из хора, который согласился быть частью моей команды.

После школы в библиотеке я встречаю Леона.

– Ты идешь на выпускной? – спрашиваю я.

Он мотает головой.

– Я не хожу на танцы.

– Приходи, – говорю я. – Можешь присоединиться к нашей компании, будет здорово!

Он кивает и улыбается.

– Благодарю тебя, Майя.

Еще прибавление к моему списку.

Я чуть ли не вприпрыжку возвращаюсь домой.

Кажется, что людей набралось немало, но этого все равно недостаточно. Завтра нужно будет развернуться еще шире. И каким-то образом воодушевить Кензи.

Вторник, 22 мая

В очередной раз мы с мамой делаем покупки в благотворительном магазине. Только на этот раз это не для проекта Бетти, не юбки и не свитера. На этот раз мы ищем что-то, чего у меня еще никогда не было.

Взрослое платье.

Я решила последовать совету миссис Корнелл и купить голубое. Это, оказывается, не так-то просто, понимаем мы с мамой, когда находим внушительные ряды вешалок с вечерней одеждой.

Платьев бесконечное множество, но нам попадаются или на хлопчатобумажные старушечьи варианты, или вульгарные в пайетках. Найти золотую середину не получается.

Я успеваю пощупать сотни нарядов, пока не вижу то самое.

Когда я надеваю это платье в примерочной и смотрю на свое отражение, я едва узнаю себя в зеркале. Мама стучится, и я впускаю ее. Она делает круглые глаза и улыбается.

– Это платье ты хочешь?

– О, да, – отвечаю я.

Среда, 23 мая

– Майя, я сейчас в штаны наложу.

– Я рядом, – говорю я и беру Кензи за взмокшую дрожащую руку. – Я их всех очень и очень люблю, и я покажу тебе, как это просто. Но тебе для этого нужно перестать бояться. Они не заденут тебя, если ты им не позволишь.

– Я не могу… Как я дала впутать себя в такое?

Она пытается отстраниться от меня и вернуться за наш уютный столик изгоев, но я тяну ее за собой вперед.

– Ты пообещала мне полную отдачу, – мы стремительно приближаемся к первому столу. – Давай же, как мы репетировали.

– Майя, – предупреждает она, упираясь ногами в пол, – раз так, я требую что-нибудь за это.

– Ладно, – соглашаюсь я и готовлюсь к какой-нибудь глубокомысленной философской просьбе.

Она сглатывает и спрашивает:

– Знаешь такие эластичные нитки для фенечек? Есть у тебя такая?

Я смеюсь.

– Да, Кензи, можешь взять мою леску.

Она кивает.

– Хорошо. Я готова.

Столовая переполнена, но меня уже много недель не пугают чужие компании. Я сажусь в самую гущу испанского клуба. Кензи неловко топчется в сторонке, переминаясь с ноги на ногу.

– Ребята, привет. Вы идете на выпускной? Потому что мы с Кензи хотим пригласить вас всех присоединиться к нашей компании.

Они перестают жевать и отрываются от своих бутербродов. Кензи неловко машет им рукой и пытается улыбнуться. Как ее не любить.

Они переглядываются в замешательстве. Наконец один из них отвечает.

– Мы подумаем…

Так мы обходим все столы в кафетерии. Люди не вполне понимают, чего мы добиваемся. Они считают нас совсем безнадежными. Удивляются, почему мы к ним пристаем. Но мы (или по крайней мере я) пропускаем колкости мимо ушей и идем дальше. Кензи сначала явно не по себе, но через пять или шесть столов она разогревается. Скоро она уже сама, без моих подсказок, рассказывает о нашей затее.

Когда звенит звонок, я ей улыбаюсь.

– У тебя получилось.

– Меня чуть не стошнило… дважды!

– Только посмотри на себя, Кензи, – смеюсь я. – Ты принимаешь у меня эстафету.

Она ворчит, но не отрицает этого, и мы идем на урок. На полпути она останавливается.

– Майя, – говорит она, – мне кажется, я не смогу пойти на выпускной.

– Что?!

Земля уходит у меня из-под ног.

– У меня просто… церковь.

Я мотаю головой, пытаясь сообразить, что она говорит.

– Кензи, в начале года ты назвала себя атеисткой.

– Я не пойду.

– Кензи, я… – я пытаюсь подобрать слова. – Ты мне нужна. Я даже купила платье, по дешевке, конечно, но все же… Ты мне нужна!

– У тебя все прекрасно получится и без меня, – и она уходит на урок.

Как она может просто взять и бросить меня?

Но прежде, чем мои мысли примут такой знакомый мрачный оборот, я выбрасываю их из головы. До этих пор всего, связанного с моим проектом, я добивалась сама. Я не пропаду, что бы ни случилось.

Четверг, 24 мая

Сегодня на алгебре я открываю тетрадь и вижу там страницу, озаглавленную «Определение популярности». Я ахаю. Со всеми недавними происшествиями я и забыла свою затею с поиском истинного значения этого загадочного и могущественного слова. Какая досада.

Но потом я вспоминаю, что сегодня мы всем классом отправляемся в боулинг. Еще есть время. Я достаю ручку и начинаю спрашивать всех подряд, что они считают популярностью. Нас отпускают с урока, мы идем к автобусам, и я продолжаю опрос. Тетрадные страницы постепенно заполняются.

• «Всегда быть в центре внимания. Всегда выставлять себя напоказ»;

• «Быть непохожим на других, не таким как все»;

• «Вписываться»;

• «Хорошо относиться к людям, хорошо учиться. Иметь друзей. Это по-хорошему. По-плохому – это когда ты популярен, потому что притворяешься кем-то другим. Это не выход»;

• «Когда тебе легко в любой обстановке»;

• «Когда ты нравишься людям, и все хотят с тобой общаться. С тебя берут пример, тебя уважают»;

• «Когда ты всем нравишься. Когда все считают тебя своим другом».

Потом я задаю и второй вопрос: может ли кто-нибудь, по-вашему, стать популярным? К моему удивлению, никто не считает, что это невозможно. В завершение я спрашиваю, считают ли они популярными сами себя.

Все единодушны в ответе: «Нет».

– Спасибо, – благодарю я опрошенных. – Не забудьте прийти на выпускной, хорошо? Будем с вами все вместе.

Нас загоняют в клуб для боулинга. Это ярко окрашенное здание, стены которого помнят один из моих самых кошмарных личных провалов – день рождения Кензи. Пока мои сверстники заняты выбором дорожек и шаров, я хожу между столов и приглашаю всех на выпускной, попутно продолжая опрос о популярности.

Я начинаю с когорты «непопулярных».

Примерно час спустя я оглядываю помещение и понимаю, что успела поговорить практически со всеми, кроме самых популярных ребят – спортсменов (волейболисток и футболистов). Я собрала уже порядочное количество ответов, и как ни удивительно, они все практически об одном. Интересно, определяют ли популярные люди, расположившиеся на вершине социальной лестницы, это слово так же, как и те, кто примостился у ее подножья, поглядывая на них снизу вверх?

Придется выяснить.

Карлос Санчес отсутствует, зато тут как тут Пабло и шестеро его дружков. Я задаю им свои вопросы. Они хохочут и разражаются оживленной дискуссией на заданную тему.

• «Иметь крутую интересную походку. Нужно быть всегда уверенным в себе. Никогда не робеть»;

• «Тусоваться с правильными людьми»;

• «Быть крутым».

– Далее, – выпытываю я. – Думаете ли вы, что популярным может стать каждый?

– Запросто. Кто угодно.

– Но тебе-то, Майя, не о чем беспокоиться. Ты и так офигенно популярная. Все о тебе знают.

О! МОЙ! БОГ! Они только что использовали это самое слово по отношению ко мне! Самые популярные парни в школе только что включили меня в ту же элитарную категорию, в которой состоят сами!

Я улыбаюсь в знак признательности, но мое сердце готово пробить ребра насквозь. Я беру себя в руки и задаю последний вопрос.

– Считаете ли вы себя самыми популярными людьми в школе?

Этот вопрос, похоже, вызывает у них неловкость.

– Ну, э-э-э, не так чтобы «самыми».

– Ближе к верху, но не на самом верху.

– Нет, не совсем.

Чего?

В этот момент мне кажется, что вся социальная лестница крушится и валится мне под ноги. Может, я придавала ей силу своей верой в нее? «Популярность» – это просто слово. «Популярностью» нисколько не исчерпываются все замечательные, интересные и удивительные люди, с которыми я познакомилась.

И в одночасье я понимаю: никакой лестницы нет.

Мы все одинаковые.

Я прощаюсь и, отходя от стола, слышу, как они продолжают обсуждать тему, делятся предположениями: что потребуется, чтобы о ком-то узнали все.

Я разыскиваю Николаса, мою нынешнюю несчастную любовь. Он сидит за столом один, и я подсаживаюсь рядом, выбившись из сил. Вокруг мне везде слышится это слово. Популярность. Оно у всех на устах, оно заполняет собой и без того шумное помещение.

– Ну и что, ответил кто-нибудь «да» на последний вопрос? – спрашивает Николас.

Я смотрю на него и не могу сдержать улыбку. Так значит, он обратил внимание на мои интервью.

– Нет. Трудно поверить, правда?

– Ты знаешь, – задумчиво говорит он, – я даже никогда не задумывался об этом, пока ты не подошла со своими вопросами. Мне теперь кажется, это все просто у нас в головах, и ничего больше.

Рядом с нами садится еще один парень. Я не удерживаюсь и тоже задаю ему свои вопросы.

– Думаю, – говорит он после минутного раздумья, – единственный способ стать популярным – это сделать что-то рискованное… и страшное. На что никто больше не решается.

Это высказывание дословно описывает мою жизнь. Именно этим я и занималась с самого сентября!

В этот момент появляется учитель и сообщает, что пора выдвигаться обратно. Николас смотрит на меня, и мы вместе идем к автобусу.

Когда мы возвращаемся в школу, он открывает передо мной дверь. Я улыбаюсь.

– Слушай, Николас, ты же идешь на выпускной? – спрашиваю я с растущей надеждой в голосе. – Если придешь, то ты всегда можешь присоединиться ко мне.

– А с кем ты идешь? – спрашивает он.

Я чуть было не отвечаю, что ни с кем, но понимаю, что это неправда.

– Со всеми, – сознаюсь я абсолютно серьезно.

Он опускает глаза и поправляет очки на носу.

– Не могу, – говорит он и быстро уходит, не поднимая взгляда.

Что тут скажешь.

Если танцуешь ты никудышно, возьми уроки танцев. Девушка, которая только и делает, что наступает партнеру на ноги да извиняется за это, едва ли будет пользоваться успехом. Юноши обычно очень привередливы в этом вопросе. Сами они могу танцевать кое-как, но девушка обязана уметь танцевать. Это может быть и несправедливо, но такова правда жизни.

Учитывая мои проблемы с координацией, я решила воспользоваться этим советом. Мама прекрасно танцует, так что я обращаюсь за помощью к ней.

– С радостью, Майя.

Она улыбается и показывает мне движения, которым научилась на занятиях зумбой в тренажерном зале. Я отворачиваюсь и не поворачиваюсь обратно, пока она не прекращает.

– Сомневаюсь, что ты хочешь, чтобы я так танцевала на людях. Что-то мне подсказывает, что папа меня убьет.

Она учит меня, как делать шаг под быструю музыку.

– Слушай ритм.

Броди смотрит на нас, держа в руках свое последнее творение из «ЛЕГО». Он чересчур подвижен, и научить его танцам нет никакой возможности. Он так увлеченно прыгает по комнате, что не замечает, что у каждой песни свой темп. С другой стороны, танцует он очень изобретательно. В этом ему не откажешь. Мама показывает, как двигать не только ногами, но и руками.

– Раскрепостись, чувствуй музыку.

Я чувствую только неловкость. Мы тренируемся еще несколько песен, а потом мама решает сменить подход.

– Ладно, давай разучим с тобой медленные танцы. Броди, положи правую руку ей на талию… нет же, другую правую. Вот так.

– Мам! У него глаза на уровне моей груди! Знала бы ты, как мне сейчас стыдно.

– Майя, – мама вздыхает и упирает руки в бедра, – рано или поздно тебе наверняка придется танцевать с парнем, который ниже ростом. Привыкай.

Я ворчу, но потом вспоминаю, что мне нужно разносить (уже поношенные) белые туфли на каблуке, купленные все в том же благотворительном магазине. Я бегу в свою комнату и переобуваюсь. Ходить в них тяжеловато, но они все равно неплохие. Я немного прохаживаюсь взад и вперед по коридору и уже не так боюсь навернуться на ровном месте. Хлопает входная дверь – пришел папа.

Когда я возвращаюсь в родительскую комнату, мама, папа, Броди и совершенно голенькая Наталия (не спрашивайте) встали в круг и танцуют, напевая «Single Ladies».

Пятница, 25 мая

Вечернее платье… миниатюрные туфельки, искрящиеся украшения, аккуратные белые перчатки – эти вещи бережно разложены на твоей кровати. Верный знак, что важный вечер уже не за горами. В воздухе витает воодушевление, и слышен шелест бумажных салфеток. В ванной комнате туманно от пара – ты сияешь чистотой. Сложно поверить, что после такого длительного ожидания, этот день наконец настал.

Давние слова Бетти Корнелл и сегодня изумительно передают ситуацию.

Платье теперь висит в ванной и кажется почти угрожающим. Я мою волосы и стараюсь не смотреться в зеркало. И снова двойная доза шампуня, как и несколько месяцев назад. Я тру и тру кожу головы, пока волосы не перестают лосниться и не становятся мягкими и шелковистыми. Я выполаскиваю пену и игнорирую урчание в животе. Я снова на диете, а это значит, целую неделю я не притрагивалась к еде в перерывах между приемами пищи и совсем не ела сладкого.

Мама накручивает мне волосы, и теперь они аккуратными локонами спадают мне на плечи. Она шутливо замечает, что я совсем притихла, и говорит, что я красивая. Я улыбаюсь, но не нахожу себе места от страха. Мои сомнения так и норовят выползти наружу. Почему я не устроила вечеринку? Прийти на выпускной без пары, да еще и позвать людей «отрываться» вместе со мной, должно быть, в десять раз сложнее. И что, если никто из тех, кого я позвала, не придет? Что, если я там буду единственным человеком без пары?

Я умываюсь и закрываю поры кубиком льда. Беру пудру. Мама умоляет меня позволить ей накрасить мне глаза, и я разрешаю. Но совсем чуть-чуть, потому что так советовала Бетти. Я беру немного блеска для губ и откидываю мягкие локоны с лица.

Ну, вот и все.

Я бережно натягиваю на себя платье. Потом смотрюсь в зеркало.

И не узнаю себя.

В белых туфлях с округлым носком мои ноги кажутся куда длиннее и стройнее. Плечи и руки не выглядят некрасивыми или волосатыми, они кажутся тонкими и изящными. А платье! Прямое, без рукавов, с низким вырезом, из воздушного материала мерцающего бледно-голубого цвета. Каскадом оно спадает до самых колен, как водопад. Струящийся и сильный. Я кажусь себе стройной и в меру рельефной. Волосы ложатся на плечи изысканными локонами.

Я с улыбкой смотрю в глаза своему отражению. Во взгляде мне чудится намек на что-то незнакомое, чему я никак не могу дать название…

Броди взлетает по лестнице с пакетом в руках, выкрикивая бессвязные слова.

– Ма, я, она [вдох] она, написала [вдох] конверт, Бетти [вдох]!

Я со звериной жадностью выхватываю у него пакет и разрываю скотч. Так и есть, это от Бетти Корнелл.

Дорогая Майя,

Получила твое письмо и фотографию. Именно такой я тебя себе и представляла, когда читала твои письма…

Мои годы в средней школе… Я была совсем как ты и твои друзья, я боялась этого нового мира с его новыми законами, новыми учителями и огромным количеством новых учеников, из которых я почти никого не знала. Как и ты, я заставляла себя общаться со сверстниками, записывалась в разные секции…

Ты запомнишься людям тем, что помогла другим девочкам выбраться из своих раковин. Они не забудут твою доброту. Хорошая работа. Я с нетерпением жду рассказа о твоем выпускном и о жемчуге.

С любовью, Бетти Корнелл

Собираюсь на танцы

Я прижимаю письмо к груди, и внезапно мне уже не так страшно. Я не одна. Бетти Корнелл, женщина, изменившая мою жизнь, мысленно будет со мной, даже если больше никто не объявится.

В дверях снова возникает Броди, и я замечаю, что он промок до нитки.

– Что случилось? – спрашиваю я, не выпуская письма из рук.

– Мы с папой моем машину, чтобы доставить тебя на твои танцы с почтами.

Мои губы растягиваются в улыбке.

– Ты чудо.

– Это была папина идея, – он меряет меня взглядом и присвистывает: – Хорошо выглядишь. Как будто сама Бетти Корнелл приложила руку.

– Спасибо, Броди. За все.

Он улыбается и сбегает вниз по лестнице.

Я тянусь за очками, но решаю их оставить. Я вижу достаточно сносно и могу обойтись без них. И мне не нужно за ними прятаться.

Я застегиваю на шее жемчуг и накидываю на плечи тонкую белую шаль. Напоследок еще раз смотрюсь в зеркало и впервые в своей жизни чувствую себя… красивой.

Мама делает несколько фотографий и крепко меня обнимает. Из-за каблуков новых туфель особенно заметно, насколько я выше ее.

– Я люблю тебя, Майя. Что бы ни случилось, я тобой горжусь.

Она провожает меня к начищенному до блеска «Шевроле Малибу», и папа открывает передо мной дверцу. Пять минут – и я там, у школы. Папа улыбается мне и спрашивает, проводить ли меня внутрь.

– Если бы только я успел переодеться, тогда, может… – он оглядывает свою мешковатую рубашку и спортивные шорты. – Мне все кажется, что я мог бы еще чем-то помочь, понимаешь?

Я нежнейше люблю, когда он смущается.

– Папочка, ты помыл ради меня машину.

– Да-да, но все же… Если бы мы подождали чуть дольше, я бы мог зайти с тобой в школу.

– Я очень тебя люблю, но это я должна сделать одна.

Он кивает.

– Ладно. Перед моими первыми танцами родители тоже высадили меня у входа. Правда, я так нервничал, что меня стошнило по пути, и потом от меня пахло рвотой. Не думаю, что тебе предстоит это испытать, впрочем.

Чувствуя подступающую тошноту, я меняю тему.

– Может, все же стоило закатить большую вечеринку. Было бы легче, чем это. Мне нужно открыться для всех, и это так страшно.

– Как же быстро ты взрослеешь, – он улыбается. – Ты красавица, Майя. И ты правильно поступаешь, – он целует меня в щеку.

Я обнимаю его так крепко, что даже больно. И захлопываю дверцу.

Я направляюсь к столовой, навстречу своей судьбе.

Мерцающие красные и зеленые огни на сцене – единственное, что можно различить в темноте зала, пока глаза не привыкают к освещению. Музыка бьет по ушам, и я осторожно брожу на своих каблуках, не понимая толком, где нахожусь. Внезапно ко мне подбегает стайка девочек, которых я уговорила прийти и стать частью моей команды. Это художницы-готки.

– Я тебя даже не узнала, – говорит одна. – Выглядишь потрясно!

Я смеюсь от радости, что они все же пришли.

С улыбкой говорю им ответные комплименты. Осмотревшись, я вижу абсолютно пустой танцпол – никто не танцует.

Мы с девчонками немного разговариваем, и я прошу их потанцевать вместе со мной.

– Вот еще! Мы пойдем, когда все остальные пойдут.

– Я боюсь!

В этот момент сзади подбегают еще девочки, утягивают меня к себе и наперебой целую в щеку в знак приветствия.

Вскоре я соображаю, что это волейболистки, которые оставили на время своих парней в сторонке.

– Ого, Майя, отлично выглядишь!

– Вы тоже, – говорю я. – Не хотите потанцевать?

– НЕТ! Мы пойдем, когда народу будет побольше.

– Ясно, – говорю я. Собралось пока всего порядка двадцати человек. Я хожу среди ребят, предлагая всем потанцевать – со мной, со своими парами или без. Все отказываются. Я обхожу так целый круг, пока снова не возвращаюсь к готкам.

В этот момент я замечаю в сторонке одинокую девочку, она отбивает ногой ритм и подпевает словам песни. Я с ней не знакома, но узнаю в ней одну из многих незнакомок, кого я пригласила прийти вместе со мной.

Я беру ее за руку и тяну на танцпол. Она краснеет, но улыбается. Мы танцуем, первые и единственные. Я начинаю раскачиваться из стороны в сторону, двигая руками, как учила меня мама. Мы с ней кружимся и смеемся. К нам робко подтягиваются и остальные девушки, которых я приглашала потанцевать, и вместе мы образуем большой круг хохотушек. Я откалываюсь от группы, чтобы втащить в наш в круг еще больше людей. Поначалу все отнекиваются, но постепенно соглашаются. Парни видят, что их девушки танцуют со мной, и тоже присоединяются. Люди выползают на танцпол широким потоком. Я чувствую, как на пальцах ног набухают мозоли, но не обращаю внимания. Я думаю только о том, как впустить в этот круг всех присутствующих, я наслаждаюсь моментом.

Потом я замечаю одинокого мальчика, который сидит, уставившись в пол. Я повязываю шаль на плечах и думаю об ответах, которые ребята дали на мои вопросы.

Чтобы быть популярной, нужно общаться со всеми, сказала одна девочка. Я знаю, что такое оставаться в стороне. Я не хочу, чтобы о сегодняшнем вечере у кого-то сложилось плохое впечатление.

– Привет! – кричу я, потому что иначе ничего не слышно. – Хочешь потанцевать?

Он пожимает плечами и безразлично качает головой.

– Ну давай, – говорю я и беру его за руку. Он отталкивает меня.

– Нет.

Я отступаю назад.

– Ладно.

Похоже, не все к такому готовы.

Получив подобные ответы еще от нескольких парней, я возвращаюсь в круг. Мы танцуем с девочками, я вывожу их из тени под неоновые огни. Они смеются и болтают. Я получаю столько комплиментов, что сбиваюсь со счета.

Я возвращаюсь к готкам. Теперь уже они берут меня за руки и тащат танцевать. Кто-то хлопает мне по плечу.

– Я вот думаю, почему это моя пара танцует с другими людьми.

– КЕНЗИ! – кричу я и обнимаю ее так крепко, что она отступает назад. Мы хихикаем. – Ты пришла!

– Ну да, ты меня вроде как заставила, – говорит она, поправляя черную накидку на обнаженных плечах.

– Хорошо выглядишь, – говорю я.

Она делает шаг назад и разглядывает меня, склонив голову набок.

– Черт возьми, женщина, ты должна дать мне координаты этого секонд-хенда.

Я улыбаюсь так широко, что губы болят. Потом хватаю ее за руки.

– Ты что делаешь? – противится она. – Я не умею танцевать.

– Думаешь, я умею?

– Нет.

– Думаешь, есть разница?

– Ладно, – говорит она, и мы танцуем прямо под динамиками, тряся плечами. У меня никаких сомнений, что я оглохну.

Краешком глаза я вижу, что прибыла самая робкая девочка во всей школе. Оливия, член нашего клуба изгоев общества, стоит одна у края танцпола. Я спешу с ней поздороваться. Я приглашала ее присоединиться к нам сегодня, но не думала, что она действительно придет.

– Оливия, – зову я, подходя, – потанцуешь со мной?

Она прячет глаза и утыкает взгляд в пол. А потом кивает. Я улыбаюсь, беру ее за руку, и мы начинаем кружиться и смеяться, как будто никто и не смотрит на нас.

У меня в голове раздаются слова из письма Бетти Корнелл: «Ты запомнишься людям тем, что помогла другим девочкам выбраться из своих раковин. Они не забудут твою доброту. Хорошая работа».

Хорошая работа. Глядя, как улыбается и веселится Оливия, я начинаю в это верить.

Мы с Оливией и Кензи все танцуем и танцуем, пока музыка не обрывается посреди песни.

Директор берет в руки микрофон.

– Уже семь часов, ребята. Пора по домам. Хорошего вам лета и хорошей жизни. В следующем году мы с вами уже не увидимся.

Не спеша, словно просыпаясь от сновидения, мы выползаем в растворяющийся дневной свет. Я вспоминаю слова Бетти: «Прощаясь с кавалером, непременно скажи ему что ты хорошо провела время. Пусть он поймет, что тебе действительно понравилось ваше свидание. <…> Пусть он видит твою признательность».

Кензи обнимает меня.

– Спасибо огромное, что пришла, – говорю я. – Это безумно много для меня значит.

Мы с мамой отъезжаем от школы, и она спрашивает:

– Как все прошло?

Я думаю о тех, с кем я танцевала. Все мальчики и девочки, которых я вытащила на танцпол, делая их частью одной большой команды.

– Весело… – говорю я.

Но потом я вспоминаю всех, кого я приглашала, но кто так и не пришел. Мне не хватает их, я бы хотела, чтобы они были рядом и разделили с нами праздник.

–…И грустно, – я смотрю из окна на проезжающие мимо машины.

Придя домой, я расчесываю завитые локоны и снимаю макияж. Как ни странно, я все еще чувствую себя красивой. Не обворожительной, но красивой.

Я собираюсь выключить свет в ванной, как вдруг ловлю в отражении собственный взгляд. Несколько часов назад я не могла понять, что в нем кажется мне новым. Теперь это очевидно. Глубоко внутри своих темно-карих глаз я вижу то, чего там не было никогда прежде, – силу, отвагу, уверенность… и огонь.

Что бы ни произошло в будущем, страха больше не будет.

Четверг, 31 мая

Последний школьный день подходит к концу. Последний раз мы с Кензи едем на автобусе домой и сидим друг рядом с другом. Жара и влажность почти невыносимые.

Она улыбается мне, но я вижу слезы в ее глазах. Вслух я говорю то, что на уме у нас обеих.

– Боже, как быстро все закончилось.

Она грустно смеется и кусает губы.

– Эй, – говорит она. – Дай-ка посмотрю, что тебе написали в школьном альбоме.

Я открываю книгу. Подписям тесно на полях, каждая страница пестрит ими. Впечатлившись, Кензи присвистывает.

– Кензи, ты когда-нибудь боишься, что о тебе все забудут? – спрашиваю я. – Просто я тут думала, и надеялась, что может быть, я не просто пережила среднюю школу, но и оставила какой-то… отпечаток.

Кензи приходит в голову идея.

– У тебя есть ручка?

– Да, – говорю я и достаю одну из рюкзака. Она выхватывает ее у меня и наклоняется к сиденью напротив. Открыв рот, я во все глаза наблюдаю за ней.

– Отвернись, Майя, не привлекай внимание! – она поджимает губы и сосредотачивается. – Вот и все! – она откидывается на спинку, любуясь своим шедевром. – Готово.

Я наклоняюсь и смотрю, что она написала.

М. В. & К. Х.

ДРУЗЬЯ НАВСЕГДА

Я смеюсь.

– Не ты одна сегодня портишь школьное имущество.

Она поднимает брови.

– В каком смысле?

– Я оставила надпись на стене в женском туалете. В одной из кабинок, чуть повыше «Пошла ты, Бритни».

– Нормально. Что именно ты написала?

– То, что, я надеюсь, достойно памяти.

Кензи кладет голову мне на плечо, и мы смотрим в окно на проезжающие мимо машины. У нас на лицах улыбки.

– Мы сделали это, – говорит она.

– Да, сделали, – шепчу я, мысленно возвращаясь к моей надписи в туалете – маленькой, незначительной, но в то же время подводящей итог всему, чему я научилась за этот год.

Настоящая популярность – это найти время полюбить окружающих, протянуть им руку и никогда не бояться первой выйти на танцпол.

НЕ ЗАБЫВАЙТЕ ДЕВУШКУ С ЖЕМЧУГОМ НА ШЕЕ.

Последний совет популярности от Майи

Популярность – это больше, чем внешний вид. Это не одежда, не прическа и даже не твои вещи. Когда мы отказываемся от этих ярлыков, становится видно, насколько они на самом деле сиюминутны и мелки. Настоящая популярность – это доброта и открытость. Это то, кто ты и как относишься к людям.

То, что началось как занимательный социологический эксперимент, научило меня таким вещам, о которых я и не догадывалась.

Если я чувствовала себе популярной, то это всегда бывало в те моменты, когда я тянулась к другим людям. Я вспоминаю, как помогала Изабелле в нашей хоровой поездке, День святого Валентина, разные столы в столовой, выпускной. Если забыть о человеческом контакте, мы забудем, что такое настоящая популярность.

Верю ли я, что популярным может стать каждый? Несомненно.

Но это нелегко. Придется быть сильной. Придется любить людей такими, какие они есть. Если заглянуть глубже граций, перчаток и жемчуга, Бетти Корнелл уловила самую суть.

Быть может, ты спросишь, какое все это имеет отношение к популярности? Ответ в том, что популярность зависит от твоего умения находить общий язык с окружающими, с самыми разными людьми, и чем лучше ты научишься приспосабливаться к разным ситуациям, тем легче тебе будет заводить друзей. Ты обнаружишь, что приспосабливаться легче, когда ты хорошо владеешь собой. А единственный способ научиться владеть собой – это понять себя и познать себя, вывернуть себя наизнанку и обратно – как старый блокнот, из которого нужно вытряхнуть пыль и привести в порядок содержимое.

Мы многое можем изменить на этой планете (и в наших школах), если будем глубоко копать, искать лучшие свои качества, делиться своим светом и быть сопричастными. Если начать бояться того, что что-то может пойти не так, или трястись, что подумают другие, легко забыть о том, что на самом деле имеет значение.

Мир огромен, и в нем так не хватает теплоты. Представьте, что было бы, если бы мы все были по-настоящему популярны. Если бы все по-настоящему любили.

В этом году надо мной потешались и меня хвалили. Надо мной глумились и мне делали комплименты.

Меня куда-то не приглашали и куда-то приглашали. Но, пройдя через это все, мне посчастливилось узнать и испытать на себе, что на самом деле значит это неуловимое слово.

Я, Майя ван Вейдженен, стала популярной.

Эпилог

Среда, 1 августа

Мои жемчужные бусы позвякивают на шее, когда я в спешке взбираюсь по ступеням. Колено дает о себе знать, и я все думаю, кто же такой умный построил школу на возвышенности? Хорошо, что я больше не ношу панталоны – подумать только, как бы они натирали.

Первый день в новой школе в Джорджии, время обеда, и я машу рукой знакомой, которую встретила сегодня утром, старшекласснице Эсме.

– Можешь сесть здесь, если хочешь… – говорит она, когда я подхожу.

– Спасибо, с удовольствием.

Она улыбается, и мы садимся за стол. Я достаю свой обед – сэндвич с сыром на цельнозерновом пшеничном хлебе и пакетик винограда. Я вспоминаю свою диету почти год назад и нахожу, что она была весьма удачной.

Стрижка у меня сейчас короче, волосы едва достают до плеч. Длины хватает, чтобы собрать коротенький хвостик, но когда волосы распущены (например, сегодня), это не раздражает меня, как раньше.

Я сижу с прямой спиной, а Эсме рассказывает мне о себе и о школе. Следить за осанкой уже не так сложно, как в ноябре, но мне все равно приходится напоминать себе об этом.

Наша семья в Джорджии

Сегодня я сделала макияж. Косметика, которую мы с мамой купили в декабре, уже почти израсходована, но сегодня утром, одевшись, я сумела выскрести последние остатки пудры. Освободившись от ограничений по школьной форме, я надела юбку до колена, синюю блузку с черным свитером и балетки. Все выглядит опрятно, и я даже воспользовалась парфюмом.

Тут я замечаю девушку, которая сидит за столом сама по себе и явно совершенно не в своей тарелке. Она нагибается над подносом с обедом и водит вилкой по картофельному пюре. Не раздумывая, я извиняюсь перед Эсме и подхожу к ней.

Я пока что не знаю, с кем встречусь в этом году. Я не знаю о девушке в моем классе драмы, чье раскрепощенное чувство юмора и детское воодушевление будет напоминать мне об одной моей подруге. Я еще не познакомилась с парнем, интеллектом, остроумием и безупречными манерами похожего на моего соседа по парте в классе алгебры, который был мне небезразличен. Я еще не слышала слов «Привет, Майя» от баскетболиста, который имеет определенное сходство с одним моим бывшим одноклассником, которому не терпелось прочесть книгу о голубых голубях.

Единственное, что я знаю, подходя к этой одинокой девушке в кафетерии моей новой школы, – это то, чему в прошлом году научила меня Бетти:

– Привет, я Майя.

Благодарности

Я бесконечно благодарна всем удивительным людям, с которыми меня свела судьба в процессе написания и издания этой книги. Она прошла тернистый путь от неразборчивых записей в моем дневнике до отшлифованного чистовика рукописи, и мне никогда не удалось бы достичь этого без помощи многих людей.

Мне бы хотелось поблагодарить Маргарет Штол за ее безграничное желание помочь, за советы и дружбу; а также Стефана Пастиса, который прочитал черновик книги и счел его достойным, чтобы дать мне шанс. Многим я обязана Нику Сталлеру и Райану Гермосуре, которые поверили в идею этой книги настолько сильно, что бросили все и занялись ее продвижением. Отдельное спасибо семьям Гарди и Монтойя, за их поддержку и за то, что не выдали мой секрет.

Конечно же, я не могу обойти стороной замечательных людей из издательства. Хочу поблагодарить Дани Калотту за то, что позволил мне поучаствовать в процессе, который вдохнул в книгу жизнь, и за блестящий дизайн. Дебора Каплан была незаменимым, чудесным и великодушным арт-директором (спасибо за одежду!) Розанна Лоэр спасла мою задницу (все четыре) своим сумасшедшим корректорским талантом, выловив ошибки, которые до нее проморгали все остальные. Огромная благодарность Элизе Маршалл, которая не дала мне отчаяться, она – шикарная женщина, замечательный друг и при этом еще находит время быть одним из лучших издателей в мире. Джули Штраусс-Гейбл проделала удивительную работу в качестве редактора, присылала мне книги (ура, книги!) и помогала расти профессионально. С ней было так здорово работать и открывать для себя ее видение книги с самых первых страниц. И она была права, у «Пингвина» очаровательный логотип. Спасибо всей моей бравой команде Пингвинов, они самые крутые люди на свете!

Люси Стилла помогла представить эту историю совершенно новой аудитории, а Сесилия де ла Кампа трудится над тем, чтобы «Популярность» стала известна во всем мире. Я вижу, что моя книга будет издана в тех странах, которые я всегда мечтала посетить, и понимаю, что мечты сбываются. Дэниэл Лазар, мой потрясающий агент, заслуживает бурных оваций за то, что всегда выкладывается на полную, отвечает на письма и телефонные звонки чуть ли не круглосуточно и сопровождает меня на каждом шагу этого путешествия. К тому же, он отличный редактор и просто хороший человек.

Я очень благодарна всем своим учителям, которые подталкивали меня становиться лучше, помогали совершенствоваться, вдохновляли мечтать. Это началось давно, с мисс Хантер, учительницы начальных классов, которая открыла для меня, как увлекательна бывает литература. Мисс Корбейл помогла мне пережить последние два года средних классов. Библиотекари меняют мир, потихоньку, каждой своей книжной рекомендацией. И, конечно же, мистер Лоуренс, который посвятил всего себя и мне, и остальным своим ученикам. Каждый раз, садясь за компьютер, я стремлюсь доказать правоту его слов.

Жители Стейтсборо поддерживали меня с большим энтузиазмом. Я родилась не в Джорджии, но они помогают мне чувствовать себя своей, чувствовать себя, как дома. Я бы также хотела посвятить пару слов своему дяде Эрику ван Вейдженену, до которого всегда лишь один телефонный звонок. Без него я бы никогда не набралась смелости опубликовать это. Мои дедушка и бабушка Ричард и Шерри ван Вейдженен также оказали неоценимую помощь, вычеркивая меня из завещания всякий раз, когда у меня не получалась очередная глава. Именно их нетерпеливые звонки, добродушные угрозы и мотивационные речи помогали мне выходить из самых сложных писательских ступоров. Хочу признаться в любви всем моим бесценным тетям, дядям, кузенам, бабушкам и прабабушкам, дедушкам и прадедушкам, которые все это время читали рукопись, делились со мной фотографиями и вообще всячески принимали участие. Я бесконечно ценю Бетси и Брюса Фейдем, которые впустили меня к себе с распростертыми объятиями.

Я благодарна своим любимым брату и сестрам: милому Броди, очаровательной Наталии и милой Ариане, которые оказали сильнейшее влияния на мою жизнь. Я в долгу перед Майклом Скоттом ван Вейджененом, моим отцом, который откопал книгу Бетти и так и не избавился от нее, за то, что разыскал Бетти, и за то, что всегда готов подставить плечо, когда мне это так необходимо. Спасибо Монике Дельгадо ван Вейдженен, моей маме, за идею и за то, что столько времени провела со мной, читая и обсуждая книгу (даже в три часа утра). Мне сказочно повезло с родителями.

И я благодарна всем ученикам моей школы, которые стали прототипами героев этой книги. Я так рада, что у меня в жизни был Браунсвилль, штат Техас. В любом другом городе это была бы совсем другая история.

И спасибо Вам, Бетти Корнелл.Спасибо Вам за все.

Примечания

1

«Прекрасный день» (англ.).

(обратно)

Оглавление

Предисловие от Бетти Корнелл

Предисловие (или как эта книга появилась на свет)

Сентябрь Проблемы с фигурой

Октябрь Волосы

Ноябрь Модельные хитрости

Декабрь Проблемы с кожей • Макияж

Январь Одежда • Что и куда носить

Февраль Уход за собой • Вдали от дома

Maрт Деньги (как заработать на карманные расходы) • Рабочая этика

Апрель Популярность в поведении: «Выглядеть красивой – значит быть красивой», «Стеснительна ли ты?» • «Индивидуальность»

Май У тебя свидание • Прием гостей

Эпилог

Благодарности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg