«Мгновения волшебства»

Мгновения волшебства (fb2) - Мгновения волшебства 610K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Виктория Сергеевна Кошелева

Виктория Кошелева Мгновения волшебства Сборник сказок

История чёрно-белого города

Есть на земле город, который вы никогда не найдете, как бы ни старались. И ни карты, ни компасы, ни лучшие географы мира вам в этом не смогут помочь. Злые языки болтают, что этот город проклят. Кто-то считает, что прокляли не город, а короля. Но всё это было так давно, что и не упомнят даже седовласые мудрецы всех событий того суматошного знойного дня. Однако все горожане в один голос утверждают, что видели в ту светлую ночь дивный чёрный дождь, не похожий ни на что виданное доселе, а утром весь город в одночасье лишился красок. И ладно, если бы только город — чёрно-белым стало всё: и люди, и деревья, и машины, и животные. Куда ни глянь, нигде нет и намека на яркие цвета. Всё словно выцвело, постарело, утратило жизнь. Светлым днём на белом небе светило чёрное солнце, тёмной ночью на чёрном небе сияла белоснежная луна. Красиво, признаться, но страшно. Особенно, когда ночь беззвёздная, и небо затянуто хмурыми тяжёлыми облаками.

Как в чёрно-белом фильме, бесцветные люди продолжали жить своей серой жизнью. Они изо дня в день проживали один и тот же лишённый красок сценарий, прилежно исполняя свою работу. Время протекало в привычном русле, стирая из памяти горожан все цветные воспоминания. В конце концов, людской глаз привык к блеклому миру так же быстро, как человек приспосабливается ко всему новому и неизбежному.

Теперь бетонные чёрно-белые высотки обрели ещё более солидный и значимый вид, а однотонные белые скверики словно пропитались свежестью и торжественностью. Дорожная разметка осталась нетронутой, а вот трёхцветные светофоры и придорожные знаки пришлось заменить. На чёрных деревьях росли сочные яблоки, груши и сливы белого цвета, чью спелость теперь распознать было куда сложнее, а на грядках созревали чёрные помидоры и огурцы, но изменение цвета никак не повлияло на их вкус. Утратив свой естественный окрас, рыба не стала хуже плавать, а кошка не разучилась ловить мышей. Чёрные птицы пели не хуже пёстрых, а белые цветы пахли так же сладко, как и красные. Словом, город мужественно смирился с утратой и, не прервав привычного ритма жизни, быстро приспособился к чёрно-белой утопии.

Были, конечно, и отважные глупцы, которые попытались избежать бесцветной судьбы и, бросив дома, осмелились на побег из города. Да только это не увенчалось успехом, и все до единого путники вернулись спустя некоторое время голодными и уставшими. Они ещё долго рассказывали горожанам о своих приключениях в дороге и о хитрых извилистых тропах: на какую ни ступи — обратно в город приведёт. Стало быть, не выпустит город никого из своих оков. И как только горожане осознали это — жить стало намного легче. Без призрачных надежд и ожиданий быстрее принимаешь чёрно-белую реальность, как единственно возможный и бескомпромиссный вариант.

Пожалуй, и в отсутствии цвета были свои преимущества. Графические строго очерченные линии городских построек обретали совершенно новые мягкие переходы, когда под покровом выцветшего заката или рассвета дома сливались с таким же тёмным блеклым небом, размывая все грани. Да и городской асфальт, — усталый, серый и пыльный — став чёрным, только выиграл, обретя вместе с новым окрасом утончённую строгость и элегантность. Что уж говорить о тусклых, еле красных фонарях, что вмиг преобразились с новым мягким белым светом. Город переменился, и с этим не поспорить. Возможно, он навеки утратил способность казаться жизнерадостным и весёлым, однако теперь он выглядел солидно и аристократично, а ещё таинственно и загадочно, и даже самый неприметный полуразрушенный домик окраины получил шанс казаться более весомым и значимым в своём новом чёрном цвете.

Было бы нелепым и дальше нарекать город бесцветным, ведь уже спустя несколько месяцев после чёрного дождя самые наблюдательные из горожан научились отличать до тридцати оттенков белого и более сорока черного. Да и это только поначалу разбалованный многоцветием природы глаз видел всю блеклость и бедность чёрно-белого мира, но слегка привыкнув и смирившись, человеческий ум, а быть может, всего лишь фантазия, начинает замечать всю роскошь чёрных тонов и трепетную нежность белых оттенков. Нечто сказочное, быть может навеянное книгами, витало по улицам города. Волнующее, невероятное, непостижимое и неизведанное поселилось даже в самых злачных закоулках городка, очищая его, как первый снег, от былого. Всё это невероятно интересно и волнительно, как неизведанные морские дали и далёкие чужие страны. Впрочем, тем же знойным летним днём или холодной ветреной зимой сердце наполнялось необъяснимой тоской по небу синего цвета и солнцу с золотой окантовкой. Что уж говорить про зелёную травку, жёлтые тюльпаны, багровые закаты и рассветы цвета фламинго. Это всё ушло в далёкие воспоминания, словно какой-то злобный великан смыл всю краску с целого города. И теперь был только величаво чёрный и наивно белый, куда ни глянь, как не ищи.

На чёрной мраморной площади с белыми гипсовыми львами восседал король на своём невысоком железном троне. Представитель знатной семьи в современном парламентском обществе никак не мог быть полноправным правителем и носил титул короля скорее как бутафорское украшение — лестное, но не значимое. Так же, как и его слегка поржавевший трон уже давно превратился из знамени власти в посредственный памятник минувшей эпохи, его корона не имела веса в вопросах правления, а была годна лишь в качестве музейного экспоната. Последний представитель своей титулованной семьи не имел никакого отношения к руководству городом и не решал ровным счётом ничего в общественно значимых делах. Однако в последнее время скромная персона короля вновь набирала популярность.

Однажды белым туманным днём король, нарядившись в свои фамильные доспехи, стряхнул паутину с трона и взобрался на него величаво, с видом истинного завоевателя. Никто из прохожих не обратил на это никакого внимания. Что простому рабочему люду до выходок всеми забытого короля?! И вот, сидя на своём троне, который принадлежал ему по праву, король с грустью смотрел на чёрно-белый город, устремляя свои мысли в далёкое забытое радужное прошлое.

— Ах, я ещё помню, как на солнышке блестела трава тем чудным переливом изумруда! И как приятно было наблюдать за проплывающими вдаль по бесконечному лазурному небосводу облаками, — вещал он неспешно и церемонно в толпу спешащих прохожих.

— Мои глаза ещё застали красную клубнику, они ещё помнят, как красива она в своей первозданной расцветке. Они помнят это так же отчетливо, как и кроваво-алые розы, и нежные голубые незабудки, и сиреневые фиалки, и наивно розовые орхидеи. Скажите, какой толк теперь в цветах? У них больше нет души, больше нет сути и естества. Они, точно жалкие тени самих себя, расцветают и увядают в полном забвении. Их аромат уже не манит так, как прежде, и не несёт в себе того дивного волшебства, которое, видимо, исчезло вместе с цветом и не вернётся больше никогда! — король под гнётом суровой правды склонил голову на плечо и тяжело прикрыл глаза. А открыв их вновь, был приятно поражён небольшой группкой слушателей у трона. Они сочувственно глядели на него и поощряли одобряющей улыбкой. А он был рад стараться:

— А помните ли вы весну? — он придал голосу важности, а взгляду томности: — Ту, настоящую, не эту! Когда всё оживало, пробуждалось, зеленело. И небо становилось синим-синим, и солнце, словно жёлтая монета, щедро лило свой золотистый свет. А осень? Осень, как палитра красок, была пестра и многогранна. Она была красива и утончённа, загадочна и сумасбродна. Её листва багрово-золотистым ковром украшала чёрную утомлённую зноем землю. Её небеса были серы и безмолвны. Но в этой безумной череде ярких цветов — её величие. А теперь что? Хоть весна, хоть лето — всё одно. Всё серо, пусто, бездыханно. Как затяжной хмурый декабрьский день.

Король умело гримасничал, изображая чувства от уныния до ярости, и благодарные слушатели, в чьих сердцах пробуждалось нечто трепетное и до боли знакомое, рукоплескали с восторгом и грустью в глазах. С тех пор, последний представитель коронованной династии считал своим долгом взбираться на трон каждое утро и, не жалея своего языка, вещать об ушедших, наполненных цветным изобилием годах. И всегда находились восторженные слушатели, готовые часами внимать его рассказам о фантастически прекрасном окрасе бабочек, о море с его зеленовато-голубой водой, о золотом песчаном береге, да и о радуге, в конце концов. Король упивался своими историями о невероятно ярких, сочных цветах, что некогда заполняли весь город. Его глаза неистово сияли при громких нареканьях на чёрно-белую пустую жизнь:

— Ведь разве можно продолжать жить, как прежде, когда утратил все краски? И разве это не одно и то же, как вмиг потерять самого себя?

Люди громко рукоплескали, и это была настоящая услада для ушей короля. Он купался в заинтересованных взглядах, адресованных его личности, самозабвенно, как измождённый путник в оазисе. Не забывая при этом кидать тень недовольства и печали на усталое лицо. Слушатели верили ему, любили его воспоминания и жаждали его рассказов. Пожалуй, этот лишённый ярких цветов час был лучшим временем в жизни несостоявшегося правителя. И каждое утро, перед тем как занять своё место на троне, король прогуливался улицами сонного чёрно-белого города, черпая из его монохромности вдохновение и сюжеты для новых историй. Он знал, что стоит ему сесть на трон, как возле него соберется несколько десятков уставших от однотонности горожан. А значит, всё в его жизни не зря, значит он, как и его именитые предки, достоин фамильных доспехов, увешанных орденами.

Как-то раз король, откланявшись благодарной публике, решил немного повременить с уходом домой и насладиться прекрасной белоснежной луной, которая, конечно, не могла бы сравниться с той луной из его ярких воспоминаний, но всё же была недурна собой. Он долго и вдумчиво глядел в небо и ощущал непривычный для его организма прилив счастья, который бил тёплым ключом и наполнял собой всё тело. Глаза прикрылись от наслаждения, а уста приоткрылись. Именно в тот момент, когда удовольствие от ощущения собственной значимости почти достигло своего апогея, короля потревожил какой-то шум. Звуки были настойчиво нахальными и отдалённо напоминали треск льда. Король огляделся, но впотьмах ничего не смог разглядеть. Белоснежная луна всё так же зазывно сияла, однако любоваться ею уже не было никакого настроения. Настроение словно сдуло ветром и не оставалось ничего, как отправиться спать.

А утром, едва рассвело, король вновь пришёл к своему трону и, точно чуя неладное, внимательно осмотрел его. Так и есть: трон стоял слегка косо, словно под наклоном, а под его правой передней ножкой немного приподнялась плита. Король склонился пониже и обомлел от удивления — на стыке двух чёрных мраморных плит пробивался крошечный цветок, уже было видно его нежный, ещё нераспустившийся бутон, который, как чудо среди буйства обыденности, переливался всеми цветами забытой радуги. Он и ахнуть не успел, как прохожие тоже заметили это чудо и столпились вокруг едва проросшего цветка. Толпа гудела, охала и ахала, дивилась и ликовала. Прославляла Бога и высшие силы. А главное, никакого внимания не обращала ни на короля, ни на его блестящие доспехи. И уж точно, сегодня никого не могли заинтересовать красочные воспоминания несостоявшегося правителя, когда олицетворение всех этих рассказов созревало прямо на глазах присутствующих под тяжёлыми, толстыми плитами старого чёрно-белого города.

Шли дни. Цветок быстро рос на радость горожан. Он почти не бывал в одиночестве. Его нежные радужные лепестки с красивыми яркими переливами не оставались без внимания прохожих ни днём, ни ночью. Этот цветок был, по сути, единственным ярким пятном среди приевшегося строгого буйства чёрных и белых цветов. Этот цветок был, по правде, единственной надеждой на другую, красочную жизнь. Этот цветок являл собой не что иное, как чудо! Настоящее живое волшебство! Его лепестки, как дивное произведение искусства: такие совершенные, такие идеальные, а главное — сочные и яркие, что иной раз непривыкшие к цвету глаза устанут смотреть. Точно воплощение красок, сказочный цветок даже тень бросал не чёрную обычную, как всё живое и неодушевлённое, а белую, с едва уловимым тусклым намёком на радужные оттенки.

В городе ощущались большие перемены. Преисполненные ожиданием чудес, горожане больше не спешили на перекрёстках по делам, не поднимая голов, а неспешно наслаждаясь жизнью, прогуливались, вежливо улыбаясь друг другу. Цветок сумел разбудить полусонный город, вдохнуть в него жизнь и подарить веру. Ведь что может быть более вдохновляющим, чем вера? Вот и взволнованные горожане едва не боготворили олицетворение всех своих смелых мечтаний. А цветок, в свою очередь, несмело распускался, даря прохожим ощущение сказки своим радужным переливом. Его бутон, словно сосуд с бесценными красками, щедро разливал своё богатство по мере расцветания, и чёрный строгий мрамор постепенно обретал яркие цвета. Весь город, как один живой организм, затаил дыхание в трепетном предвкушении того сладкого момента, когда цветок расцветёт, расправив свои радужные лепестки, и заполнит город вожделенными яркими красками.

Вновь забытый всеми король уже который день слонялся по городу без дела сам не свой. Его истории, воспоминания, рассказы больше никого не могли заинтересовать. Он снова превратился в бледную, безликую тень своих предков и доспехи немым укором сжимали его грудь, не давая свободно дышать. Он не знал, что придумать. Как быть? Как вновь завоевать внимание жителей его города? Он приходил на площадь в порыве отчаянья и часами наблюдал за маленьким источником чарующих красок. И с каждым разом всё отчётливее понимал, что пока это маленькое животрепещущее создание раздвигает собой плиты и озаряет чёрный мрамор цветом, в городе нет места королю, как и нет места его радужным воспоминаниям в сердцах горожан. Королю казалось, что маленький нахальный цветок смеялся над ним всеми цветами радуги, отняв у старого наивного несостоявшегося правителя не только слушателей, но и трон. Железный старинный фамильный трон, по праву принадлежавший только ему одному, и тот не был более в его подчинении. Теперь эта железка была ничем иным, как подпорой для маленького растущего существа, его помощником, а быть может, и подельником. И вот в один из таких приступов гнева и паники обезумевший от горя король подлетел к цветку и лёгким движением руки лишил его едва зародившейся жизни. О чёрный мрамор каплями стучали радужные краски, смешиваясь друг с другом на поверхности плиты и тотчас высыхая под лучами знойного солнца, а чёрно-белый увядший цветок безвольно упал слегка поодаль, утратив все свои волшебные чары. И летний душный зной заполнил всё вокруг, он точно губка вбирал в себя осколки рухнувших надежд. Король стоял посреди площади, наполненной людьми с пустыми потускневшими глазами, и ему было невероятно страшно. Но горожане не тронули его, не закидали камнями и не сожгли на костре, как поступали его предки с предателями. Народ ещё какое-то время безвольно и неподвижно стоял, потупив взгляды на безжизненный цветок и не веря в случившееся. И лишь к вечеру чёрно-белая толпа разбрелась по домам проживать свою тусклую, бесцветную жизнь. А король, натерпевшись страха перед возможной расправой, с позором скинул с себя фамильные доспехи и корону, которая делала его королём, и стал никем иным, как безликой частью серой массы. Но на его руке на всю жизнь позорной меткой остался радужный отпечаток маленькой яркой жизни.

В старом саду

Однозначно эта история могла произойти лишь весной. Весна — она ведь, как рассвет: начало всех начал, единство пробуждения природы. Весна многолика, тем и опасна. Уже не строгая холодная зима, но ещё не безмятежное знойное лето. Пьянящая весенняя свежесть, пропитанная ничем иным, как настоящим волшебством, порой толкает на настоящие безумства. Да, весна обманчива, этого у неё не отнять, но как же она всё-таки прекрасна…

Случилось это в старом саду. Но он лишь назывался старым. Он не раз забрасывался по ненадобности, зарастал высокими сорняками и становился почти диким, но всегда восстанавливался, ибо его чудные пейзажи и удачное расположение не могли оставить равнодушным никого. Сад имел внушительную территорию с длинными романтичными аллеями и чудесными затейливыми мраморными фонтанами. За последние два года его заметно облагородили, и теперь он полностью соответствовал своему новому хозяину — крупному помещику и просто знатному человеку с чистой душой, который трепетно любил цветы.

В один из погожих дней, под ласковым майским солнцем, сквозь прохладную влажную почву проросла нежная белая роза. Проросла она позже остальных саженцев и расцветала немного медленнее, словно заведомо не спешила вкусить судьбу, что была ей уготовлена. Пожалуй, роза мало чем отличалась от остальных молодых цветов на своей клумбе. Да и вообще от роз в старом саду. Её бутон источал прекрасный аромат: нежный, дымный, душистый, с фруктовыми нотками, влекущий и успокаивающий одновременно; впрочем, свойственный всем розам. Её бархатистые изнеженные лепестки были необычайно красивы и словно шёлк на ощупь, однако, это тоже не в диковинку. И, в общем-то, это был бы самый обычный, хоть и очень красивый цветок, если бы не одно «но». С появлением молодой розы на клумбе у белого фонтана в самом сердце сада стало слишком шумно.

— Кто я? — едва только смогла, вымолвила белая роза. С первого взгляда мир, в который она пришла, показался ей ужасно интересным, но неизведанным.

— Ты роза! — нехотя и важно молвила красавица с острыми шипами и красными, как огонь, лепестками. — Королева цветов!

Вопрос молодой розы заставил оживиться сонную клумбу, изнеженную южным солнцем. Среди цветов не было принято вести светские беседы на отдалённые темы или просто болтать о том, о сём. Цветы, в особенности розы — создания ленивые. Им не свойственны глубокомысленные рассуждения, высокопарные фразы и любопытство. Они пришли в этот мир, чтобы дарить свою красоту и делать жизнь прекраснее.

— А где мои слуги, если я королева? — наивно полюбопытствовала молодая роза, чем вызвала волну смеха у своих соседей по клумбе. Цветы, которые только то и делают долгими весенними днями, что дремлют и наслаждаются теплом, вдруг вспомнили о том, что могут ещё и смеяться. Некоторые из них и вовсе смеялись впервые за свою жизнь, вгоняя в смущение юный цветок. И если бы белый бутон только мог, он непременно тотчас бы покраснел от волненья. Лёгкий ветерок колыхал тонкий, ещё неокрепший стебель молодой розы, и белый цветок был рад, когда тёплый поток свежего воздуха на секунды заглушал смех других цветов.

— Какая глупая роза, — вынесла вердикт пышная орхидея глубокого сиреневого цвета с соседней клумбы. Лето ещё не наступило, а её цветки уже потускнели от солнца и опустились низко к земле, словно от тяжкого бремени, готовясь пожухнуть и опасть.

— Деточка, тебя растят не для того, чтобы ты задавала глупые вопросы! — укоризненно буркнула лимонная, уже распустившаяся роза с рябым пятном на лепестке.

— Своей словоохотливостью ты погубишь и себя, и нас!

— Почему? — не унималась любопытная белая роза. Ей были неприятны все эти колючие взгляды, но врождённая любознательность всё же брала верх над доводами разума.

И вновь её подняли на смех, одарив десятком новых, ещё более красноречивых, едких взглядов.

— Вы только поглядите… — подключился к разговору белый пион, растущий через две клумбы от разговорчивой розы. Казалось, что весь сад, доселе окутанный приятной дремотой, теперь оживился, чтобы жадно наблюдать за молодым цветком, как за чем-то несусветно нелепым и убогим. — Болтливость не к лицу цветам и женщинам! — ядовито кинул он с чувством плохо скрываемого превосходства.

— Почему? — не унималась упрямая белая роза. Она была готова расплакаться у всех на виду, если бы только была способна на это. Но к счастью, а может, и на беду, цветам были недоступны слёзы.

Белая роза отчаянно не понимала, чем вызвала такое отношение к себе. Ведь её намерения были искренними, чистыми и прозрачными. Она видела мир, в который пришла не так давно, и ей хотелось как можно больше узнать о нём, изучить его, изведать. Но не менее страстно она желала познать саму себя, свою природу, сущность. Все эти вопросы не давали маленькому цветку насладиться красотой погожего майского дня. Они рвались наружу и требовали немедленной огласки. И наивный белый цветок, не в силах справиться с собственными чувствами и мыслями, в очередной раз шёл у них на поводу, выставляя себя шутом.

— Что ты за бестолочь такая? — ругалась угрюмая молодая роза такого же окраса, но с соседней теневой клумбы: — Нас привели в этот мир заботливые руки садовников, чтобы мы росли и расцветали под нежным майским солнцем, а не задавали глупые вопросы. Живи, пока можешь. Радуйся каждому дню. Любуйся красотой пролетающих мимо бабочек. Наслаждайся лёгким ветерком. Полюби весну и сад, в котором тебе было суждено встретиться с этим миром. А когда твой бутон окончательно созреет и начнёт распускаться, тебя сорвут и подарят какой-нибудь знатной даме, чтобы ты смогла украсить её день своей красотой.

Белая молодая роза получила, наконец, вожделенный ответ, но пришла в ужас от таких откровений:

— Сорвут? — на миг представила она эту страшную картину и охнула: — И я умру?

— Естественно, — воскликнул пион, ликуя всем видом так, точно его эта участь никогда не коснётся.

— Но не сразу, — тихо добавила роза.

— Откуда ты можешь это знать? — молодая роза была просто не в силах поверить горькой правде. Ей казалось, что всё это было не больше, чем неудачная шутка или жестокий розыгрыш.

— Я не задаю дурацких вопросов, тревожа покой уважаемых цветов. Я зорко наблюдаю за происходящим день ото дня, — отчеканила белая роза с соседней клумбы едва ли не по слогам: — И поверь мне: знаю немало.

Молодой розе стало не по себе. Казалось, что весь мир ополчился против неё и теперь готовился напасть на хрупкий, беззащитный цветок.

— Впредь не задавай вопросы, на которые не готова услышать ответ, — равнодушно бросила белая роза с клумбы по соседству, которая располагалась в полутени старого дуба.

Но молодой наивный цветок, пережив пока что единственное и самое страшное потрясение в своей жизни, был не в состоянии обуздать себя и совладать с эмоциями. Слова щедрым ливнем хлынули на молчаливый тихий старый сад:

— Я едва успела прийти в этой прекрасный мир, и что? Уже уходить? — голос белого цветка дрожал, и впервые в своей жизни белая роза столкнулась со всей горечью несправедливости жизни: — Этот мир оказался жестоким и несправедливым! А моя жизнь оказалась пустой и бессмысленной! Да и не жизнь это вовсе, а жалкий миг.

Белая роза отчетливо слышала, как по саду пронесся зловещий шёпот. Цветы со злобой отворачивались от молодой розы один за другим, сопровождая свое действие пренебрежительным взглядом.

— Что я сказала не так? — не скрывая страха, обратилась белая роза умоляющим голосом: — Я говорила от души и только чистую правду!

Но сад словно вымер в одночасье и превратился в безмолвное неумолимое царство. Тишина, несвойственная даже этим сонным клумбам, укором повисла над маленьким напуганным цветком. И в отчаянии роза крикнула, что было мочи:

— Пожалуйста, ответьте! — вложив в эти слова всю боль, что томилась в мыслях, заполняя красивый белый цветок тёмной пеленой.

— Прежде чем сказать, сто раз подумай, — сжалившись, подала голос всё та же белая роза с соседней клумбы у дуба:

— Нас выращивают люди, они о нас заботятся и опекают нас. А наше предназначение — дарить им счастье, — строгий голос розы слегка смягчился, и в нем зазвучали романтические нотки настоящего мечтателя: — Я с гордостью и радостью буду дарить свой нежный аромат какой-нибудь хрупкой леди, украсив собой её подоконник. Что может быть приятнее, чем стать причиной чьей-то улыбки?

— Может, жизнь? — без особой уверенности предположила любопытная роза, вновь не в силе промолчать.

— Жизнь? О какой жизни ты говоришь? О бесцельном существовании в страхе неминуемой гибели, на которую ты сама себя обрекла? Уж лучше быть отрадой для чьих-то благодарных глаз, чем доживать остаток дней с такими мыслями, как у тебя… Не люди — ты сама отняла у себя жизнь!

Молодой белый цветок больше не задавал вопросов. Он узнал то, что хотел знать и теперь сильно жалел об этом. Но жить в неведении он тоже не смог бы, просто не сумел бы, в силу своей врождённой любопытности. Остальные цветы, такие же, как и сама белая роза по виду и происхождению теперь стали для неё врагами. Солнце, скользящее по небу к линии горизонта, больше не радовало своим теплом и не казалось ласковым, теперь молодой розе оно казалось зловещим предателем, что лишь торопит скоротечную жизнь цветка. Ветер и тот не заслужил у белой розы одобрения: молодой цветок каждый раз встречал его настороженно и недоверчиво, решив, что доверять в саду больше никому нельзя.

Когда на старые аллеи спустилась умиротворяющая вечерняя прохладная мгла, сад погрузился в приятные сны. Цветы склонили свои головы к земле и, наверняка, видели яркие красочные сны. Как знать, быть может, им даже снились далёкие страны, в которых цветам с этого сада не суждено было никогда побывать. А может, им снился дождь — приятный летний дождь, который таит в себе только свежесть и является спасением в жаркий день. Возможно, обитателям сада снилось и вовсе что-то неизведанное и невиданное человеческим глазом, понятное только им — весенним цветам.

Но белой розе не спалось. Хотя, по правде говоря, она и не пыталась. Слишком много чёрных и тяжелых мыслей, словно вороньё, кружилось над ней.

Дождавшись темноты, она тихонько наклонилась в сторону старого дуба и, не очень-то надеясь на удачу, прошептала:

— Роза, — обратилась она к соседней клумбе: — Срывают абсолютно все цветы?

В полной тишине и наступившей темноте белый цветок напугал громкий звук собственного голоса. Роза затаила дыхание. Время для неё словно остановилось. Но все старания были ненапрасными: с клумбы незамедлительно послышался ответ:

— Да, — нехотя отозвалась соседка. — Почти, — добавила чуть погодя.

Лучик надежды озарил белый любознательный цветок, и в мыслях понемногу зарождался план дальнейших действий:

— Значит, есть шанс?

Соседка молчала.

— Хотя бы один? — чуть громче промолвила, проявив настойчивость, белая роза.

— Мизерный. Настолько мизерный, что я бы не стала тратить на него и минуты своих размышлений.

— Почему? — захотелось узнать молодой розе, но ответа не последовало. Роза-соседка то ли успела погрузиться в сон, то ли просто не захотела более поддерживать этот разговор.

В ту безлунную, хмурую ночь белая юная роза решила для себя: во что бы то ни стало стать самым красивым в саду цветком. Наивной розе казалось, что если красота её будет совершенной, то человеческая рука не посмеет срезать её стебель, а будет любоваться ею лишь издалека.

Больше молодая роза не обращалась к цветам ни с просьбами, ни с расспросами, и вскоре сад вернулся в привычный для него размеренный ритм жизни. Роза хранила молчание, которое давалась ей ценой больших усилий. И как бы ей ни хотелось обмолвиться хоть с кем-то словцом, она научилась сдерживать свои желания. Молодой цветок стал наблюдательнее и терпеливее, и теперь внимательно следил за всем, что происходило в саду. Ни сон, ни ветер, ни бабочки, ни солнце не интересовали белую своенравную розу. Лишь одна мысль: «Я должна быть самой красивой в саду, чтобы меня не убили человеческие руки», которую белый цветок вторила себе неустанно, грела её лучше самого солнца.

Время всегда летит неумолимо быстро, особенно на юге под ласковым майским солнцем. Белый любопытный цветок вырос на восхищение людей и зависть других растений необыкновенно совершенной розой без единого шипа и изъяна. Его бархатный нежный бутон с идеально ровными, белоснежными лепестками начал распускаться, источая невероятно сладкий и лёгкий аромат, который теперь, пожалуй, отличался свежестью от запаха других роз. Словно сошедшая с картин, идеальная белая роза затмила собою все цветы сада и вызывала восторг у любого, кто имел счастье лицезреть её. Любопытный цветок вырос и достиг того, чего так желал. Он смог достичь заветной цели и очень гордился собой!

Осознав себя самой красивой во всем большом старом саду, белая роза впервые почувствовала некое облегчение, как раз в тот день, когда заботливая рука садовника аккуратно срезала её стебель первым из клумбы. Хрупкое безоружное создание поддалось и вскоре оказалось в пышном букете, который уже вечером украсит собой зал помещика и станет отрадой для его уважаемых гостей.

Глупый наивный цветок ничего не мог поделать: ни сбежать, ни закричать, ни даже уколоть обидчика, ведь он не имел шипов. Вдруг белый цветок повернул свои лепестки к солнцу и в последний раз взглянул на него не через стекло оконной рамы — стало быть, прощался. Роза ощутила неведомое доселе приятное чувство спокойствия. Тёплый золотой свет неторопливо обласкал лепестки розы, словно целуя их.

— Ах, как оно прекрасно, — подумала роза, удивляясь, почему раньше эта мысль не посещала её. Почему раньше солнце не было так ласково к ней? Или она этого просто не замечала?

— Невероятно… — прошептала она: — Ведь я могла наслаждаться им каждый миг своей жизни…

Майский снег

Высоко в небе, там, куда не долетают даже самолеты, под покровом массивной серой тучи на свет появилась снежинка. Это была не обычная снежинка, каких миллионы под ногами в феврале — это было настоящее произведение искусства с красиво прорисованным рельефом и затейливым фантазийным узором. Да и размерами эта снежинка заметно отличалась от остальных, будучи раза в четыре крупнее и тяжелее. Но делали её достойной целой истории не красота, не благородная белоснежность, и даже не её неистово ослепительное сияние. Дело в том, что эта необычная снежинка, бесстрашно мерцая под яркими лучами солнца, спускалась на землю под защитой знойного майского неба…

Ничто не предвещало погодных капризов. Стоял обычный, почти летний солнечный день. В воздухе витали сладкие цветочные ароматы. Всё цвело, распускалось, набухало и оживало. Буйство всех оттенков зеленого в природе радовало глаз и дарило наслаждение душе, уставшей от слякоти. Прекрасное время: ещё не душный июнь, но уже и не дождливый привередливый апрель.

В такую чудную погодку необъяснимо тянет на свежий воздух. Возникает желание слиться с природой и не слышать ничего, кроме весенней песенки ветра. Хочется смотреть на ласковое солнышко и ни о чём больше не думать, просто наслаждаться жизнью. Казалось бы, что может быть проще? Живи да радуйся! Однако не все могут позволить себе эту роскошь.

На одиноком холме, который разъединял две небольшие деревушки, сидела девчушка лет двенадцати. Прижав босые ноги к росистой траве, она пряталась в тени большого дуба. Тело изнывало от жары под ворохом старых лохмотьев, но расстаться хоть с одной из порванных тряпок девочка не решалась: боялась потерять вещь или забыть где-то. А ведь лето быстротечно, непременно вернутся морозы и тогда любая, даже самая дырявая кофта пригодится для согрева. Солнце было высоко над горизонтом и больно слепило глаза всякий раз, когда девочка поднимала свой взгляд к небу.

— Верни мне её, молю! — в который раз обратилась она к безмолвному синему небосводу, но оно лишь спрятало на мгновение солнце за тучи. В животе истошно урчало, и девочка понимала, что больше не может себе позволить бездействовать. До вечера нужно было отыскать ночлег на грядущую ночь и хоть чем-нибудь набить желудок, чтоб не тревожил во сне.

Девчушка поднялась с земли, отряхнула испачканную одежду и собралась уходить в деревню. Она окинула равнодушным взглядом округу: сотни домов перед глазами, и, кажется, весь мир на ладони. Но это был чужой мир, не её. Ей такого не надо. Девочка ещё раз взглянула на небо и сделала шаг вперёд, как вдруг боковое зрение уловило плавное движение совсем рядом. По глазам ударило загадочное свечение ярким переливом. Не успела девочка понять, что происходит, как на её ладонь, протянутую к небесам, приземлилась невероятно красивая пушистая снежинка. Синие глаза наполнились слезами:

— Спасибо! — крикнула девчонка куда-то в небо, расценив маленький кусочек зимы как дар свыше. Снежинка зазывно поблескивала на руке и даже не собиралась таять от человеческого тепла, но девочку это совершенно не удивляло.

— Ты поможешь мне найти маму, я знаю! — обратилась она к снежинке с трепетной верой в сердце и надеждой обрести семью. Снежинка, словно в подтверждение слов, еле заметно скользнула по ладони, указав острым и самым длинным концом на север. Теперь девчушка не сомневалась ни капельки — снежинка была послана ей в помощь. Рывком одной руки девочка сорвала с себя старые, ненавистные ей лохмотья, чтобы они не мешали ей в пути, и кинула их под дерево. Теперь, в одном более-менее непотрёпанном платье с длинными рукавами и юбкой-колоколом, жара ей больше не страшна. Совершенно не холодная, а лишь слегка прохладная на ощупь снежинка словно смеялась искристым переливом на хрупкой детской ладошке.

«Да пусть хоть потеряются все эти тряпки, — подумала девочка, осмотрев оставленные вещи, — там, куда меня приведёт снежинка, будет мама, а значит, уже никогда не будет холодно!»

На севере от холма располагался лес с высокими соснами и елями. Тёмный лес, почти непроглядный и труднопроходимый. Девочка всегда сторонилась его и обходила стороной, но сейчас, полностью доверившись судьбе, решительно шагала наугад по велению сердца и снежинки. Как долго она молила небеса даровать ей семью, вернуть ей маму! Но всё тщетно. Не один год своей жизни она провела в одиночестве. Не зная поддержки, тёплых слов и любви. И вот, наконец, в этот прекрасный майский день её мольбы были услышаны. Ей больше не придётся побираться по деревням и просить милостыню, она больше не услышит в свой адрес насмешек, её больше не назовут нищенкой и не кинут в неё камень. Теперь она будет с мамой: под самой надёжной защитой в мире.

Первые полчаса идти было легко и совершенно не страшно. Лес, как лес. Огромная, засаженная деверьями долина с протоптанными тропами и дорожками. Легко спутать с большим городским садом. Но едва путница свернула на север, куда указывала снежинка, как лес совершенно изменился. Словно это был уже совершенно другой, дикий и не тронутый человеком лес. Ни человеческих следов на поросшей дорожке, ни звуков пения птиц, и даже света меньше вполовину. Лес как будто сужался с каждым шагом, тропинки становились всё теснее. Верхушки деревьев со скрипом покачивались над головой, закрывая собой лучи солнца. Подул прохладный ветер, принесший за собой непривычный для мая морозный запах. Но девочка, не зная страха, пробиралась в самую чащу, не обращая внимания ни на что. Снежинка уверенно сияла на ладошке, а значит, бояться нечего!

Путница, преисполненная смелостью, ни разу не обернулась назад, не бросила ни единого взгляда на деревни. Там позади не было ничего, что держало бы её. Чужие улицы, чужие дома, чужие злые люди. Встречались, конечно, и добрые, но их можно было сосчитать на пальцах одной руки. С человеческой жестокостью девочка познакомилась слишком рано. Когда в три года её усыновила хозяйка рыбного магазина, малышка безумно обрадовалась, что теперь обретёт семью. А обрела лишь синяки и горький опыт. «Хочешь есть — должен работать» — первый и единственный закон выживания, который втолковывала ей новая мать день ото дня. Вместе со своими сводными сёстрами и братьями, такими же, как и она (бывшими детдомовцами), малышка просила милостыню у церкви, едва ей исполнилось четыре года. Естественно, все подаяния тут же следовало отдавать своей приемной матери, а если кто из детей утаивал хоть копейку, тут же получал жесточайшее наказание хлыстом. Неудивительно, что, не учитывая сегодняшнего дня, девочка считала самым счастливым днем в её жизни то воскресенье декабря, когда ей удалось сбежать из дома жестокой женщины. Жизнь на улице не была слаще, она таила в себе много скрытых опасностей и угроз. И всё же девочка была рада обретённой свободе. Хотя бы потому, что теперь она могла отправиться на поиски своей настоящей мамы. И отправилась! Отправилась, как только покинула город, в котором жила злая хозяйка рыбного магазина. Девочке тогда только исполнилось шесть лет, и она толком не понимала, с чего следовало начать поиски, но она была полна решительности и верила в лучшее. Однако все её детские мечты рушились одна за другой о борт людской безразличности. Раз за разом, когда малышка спрашивала у случайных прохожих, взрослых и, как ей казалось, надёжных людей, не знают ли они, где её мама, те либо поднимали её на смех, либо отмахивались от неё, как от надоедливой мухи. Так девочка вынесла второй в своей жизни закон выживания: ждать помощи не от кого, рассчитывать можно только на себя!

Ветер усиливался вместе с тем, как сгущался лес. Поток холодного воздуха стал приносить с собой хлопья снега, но девочка, казалось, этого не замечала. Она уверенно следовала по своему сияющему компасу и верила в чудо всем сердцем.

«Интересно, какая она? — вдруг мелькнуло в голове, и девчушка тут же звонко рассмеялась, — родная! Какая же ещё?!». Девочка с трепетом представила тот сладкий миг, когда руки матери сомкнутся на её плечах, и всё в мире в одночасье померкнет, перестанет иметь свой вес.

«У неё наверняка самые ласковые руки и самый добрый взгляд! Я увижу её — и стану самой счастливой на свете!» — под эти мысли было приятней одолевать извилистую дорогу, которая казалась бесконечно длинной. Ели и сосны мелькали по обе стороны тропы одна за другой, неба почти не была видно и снег усиливался. Май словно плавно перетекал в декабрь. Но какая разница, что творится в этом и без того непонятном мире, если ты в шаге от заветной мечты? Глаза юной путешественницы взволнованно горели верой, и эта вера освещала путь не хуже фонаря. Что бы ни случилось в дороге, какие бы препятствия и испытания не выпали на её судьбу, она знала, что преодолеет всё, если только наградой за мужество станет семья — пожалуй, единственное сокровище, ради которого стоит рисковать!

Девочка шла уже несколько часов, и усталость давала о себе знать болью в ногах, а конца леса не было видно и в помине. Снежинка всё так же зазывно сияла, продолжая подогревать надежду. Нагие ступни, исколотые елочными иглами в кровь, ныли, не давая покоя. Девочка перевязала их лоскутами, оторвав кусок ткани от подола, но это не слишком облегчило боль. Однако Бог, не одаривший её большой и дружной семьей, наделил девочку стойкостью и терпением, которые, как и сейчас, не раз спасали её.

Багровые лучи света всё реже проникали сквозь деревья, солнце пряталось за горизонт.

— Прошу тебя, — голос девочки уже не был столь уверенным и громким: — Приведи меня к маме до темноты!

Но снежинка молчала, настойчиво указывая на север. И девочка шла, превозмогая боль и нарастающую гнетущую тревогу, навеянную приближением ночи. Темнота и безлюдный лес — не лучшая компания для совсем юной особы, однако девочка просто не могла бросить начатое дело и сдаться. Она должна была найти маму во что бы то ни стало. Ещё в раннем детстве, стоя с протянутой рукой у входа в храм, малышка жадно наблюдала за молодыми мамами с их красиво одетыми детками. И не зависть, а взрослая чёрная боль заполняла маленькое сердце. А ещё мечта. Большая и светлая мечта — найти маму и больше никогда не отпускать её руки.

С наступлением темноты раздался первый жуткий протяжный вой. Девочка и до этого знала об обитании волков в этих местах. Следы на грунте от больших когтистых лап не оставляли места для сомнений. Но теперь, услышав злобный вой, девочка почувствовала, как сердце затрепыхалось в груди раненой птицей и упало в пятки. Пронзительный ветер приносил за собой всё больше и больше снега именно с той стороны, куда так спешила девочка. Узкую тропу припорошило, и теперь не так больно было ступать, однако к вечеру существенно похолодало и девчушку бросило в озноб.

— Мамочка, — закричала девочка на весь лес: — Прошу тебя, найдись! Ты мне нужна, — ноги подкашивались от усталости, в голове стали путаться мысли. Без света в лесу было тяжело ориентироваться, и, припав к сосне, путница решила немного перевести дыхание.

— Ты так мне нужна! — крикнула она вновь что было мочи в холодную таинственную глушь. По бледным веснушчатым щекам хлынули горячие слёзы. Обида и отчаянье вытеснили тлеющую надежду. Девочка смотрела на снежинку с немым вопросом: «За что?!». В лесу темнеет быстро: вот уже и месяц взошёл не небосвод. Девочка тряслась от холода, прикованная к дереву страхом, боялась даже пошелохнуться. Волчий вой теперь раздавался почти непрерывно и, казалось, что целая стая голодных зверей вот-вот вырвется из ночной мглы и бросится на неё. Напуганная до полусмерти, как маленький затравленный зверёк, сейчас она ещё больше мечтала об уютном доме, большой семье и, конечно же, доброй, заботливой маме. Удивительно, но эти мысли и привычка всё доводить до конца помогли ей собраться и из последних сил двинуться в путь. Снежинка всё так же указывала на север, не двигаясь, как не тряси рукой.

— Я найду тебя! — прошептала девчушка отважно, вытирая слёзы: — Обещаю, мамочка! Найду!

Мечта победила всё: и разум, и страх, и боль. Потому что мечта была единственным светлым пятнышком на беспроглядной чёрной полосе длиною в жизнь. Только вера, которую чудом удалось сохранить после всех неудач, была путеводной звездой и заставляла бороться, цепляться за жизнь до последнего. Как часто, лежа в холодной импровизированной снежной землянке на старых рваных кожухах, девочке, убаюканной коварным морозом, не хотелось больше шевелиться и бороться, а хотелось просто уснуть. И только надежда на лучшую жизнь, полноценную семью и счастье возвращала сироту к жизни, заставляя вставать и двигаться дальше. Слишком много пройдено, чтобы сейчас сдаться!

Едва переборов себя, девочка сделала несколько робких шагов навстречу неизвестности, наощупь прокладывая путь, как вой резко прекратился, словно его и не было вовсе. На чёрном небе засияли звёзды, и из-за туч вновь выкатился молодой серебряный месяц, чтобы щедро осветить дорогу. Стало быть, сжалился над путницей и вознаградил за смелость. Снежинка уверенно сияла и продолжала настойчиво вести на север. А лес — тёмный и необъятный, такой, что конца-края не видать — теперь совсем не казался пугающим. Наоборот: в нём было уютно, тихо и спокойно. Подальше от людей, подальше от домов. Только сосны, ели, звёзды и месяц, а ещё снежинка, которая непременно приведёт к заветной мечте.

Между тем, снегопад усиливался, дорожки замело не на шутку, и в воздухе запахло свежестью морозной ночи. Идти было непросто, но девочка, передохнув немного, теперь твердо решила дойти до конца. Она знала, чего хочет и верила в свои силы, а ещё в снежинку, которая всё так же сияла на покрасневшей от холода ладони. Будто испытывая силу воли путницы, началась снежная буря. Хлопья снега неестественно быстро заполняли собой всё пространство вокруг. Из-за белой пелены было тяжело разглядеть дорогу, и девочка брела, полагаясь только на зов своего сердца. Иногда ей чудилась погоня и долгий протяжный вой, но стоило ей взглянуть на чистое прекрасное создание — снежинку — как тотчас перед глазами возникал расплывчатый силуэт мамы, и всё становилась неважным. И волки, и погоня, и снегопады в мае — все нипочём, если мама будет рядом! Девочка, прикрывая лицо рукой от настойчивого ветра, шла всё дальше от юга, представляя, как впервые в жизни услышит сладкую похвалу за смелость и отвагу из уст матери, не знавшую её все годы жизни. Маленькую сироту не раз ругали, обижали, стыдили и унижали, но никто и никогда не бросил хотя бы из жалости ни одного одобрительного слова, ни единого одобрительного взгляда. Правда, была в её жизни жалость от прохожих, но жалость эта была брезгливая, дурно пахнущая лицемерием за версту. Уж лучше бы одарили пониманием. Но где уж там… Человеку нет дела до беды, пока она не коснётся его. А сострадание доступно лишь тем, кто сердцем велик. А таких, увы, единицы.

Настойчивость, терпение и старания, как это и должно было быть, увенчались успехом. Девочка, увлеченная мыслями и сладкими грёзами, сама не заметила, как вышла из тёмного густого леса на залитую лунным светом заснеженную полянку. Оторвав глаза от снежинки, девочка увидела перед собой ожившую картинку из книги: серебряный мягкий свет месяца, белый искристый хрустящий снег и небольшую уютную поляну, обрамлённую пушистыми елями. Завораживающий вид: заснеженный лес и ни единой души поблизости. Во всяком случае, девочке так казалось. Однако очень скоро она поняла, что ошиблась — на другом конце поляны, перед линией хвойной посадки, путница заметила что-то яркое и светлое. В темноте было не так-то просто распознавать привычные для глаз предметы и явления. Девчушка подумала, что там, вдали брезжит свет от огня и, обрадовавшись, заспешила к нему в надежде немного обогреться. Но подойдя ближе, путница увидела очертания заметённого вьюгой домика, где на окне горела восковая свеча. Девушка удивлённо огляделась. Людей поблизости по-прежнему не наблюдалось, что порадовала сиротку. Но и маму девочка так до сих пор и не нашла. Путница с грустью и томлением взглянула на снежинку и едва не расплакалась от отчаянья. Снежинка больше не излучала того волшебного сияния и не указывала на север, а спокойно лежала на ладони, словно обычная, как сотни прочих, не отличимых друг от друга снежинок. Теперь она сделалась холодной и больно жгла нежную кожу детских рук. Обида, заполнившая сердце девочки, вылилась в слёзы:

— Зачем? — обратилась она к снежинке: — Зачем ты обманула меня? Зачем подарила ложную надежду?

Юной путнице, видавшей в своей жизни сотни невзгод, не впервой было оставаться наедине с разбитыми надеждами, но в этот раз было особенно больно. Как, впрочем, бывает всегда, когда падаешь за шаг от цели, за миг до заветной мечты.

— Я больше никогда не смогу поверить в чудо, — с горечью утраты призналась девочка, укоризненно глядя на холодную безмолвную снежинку. И едва эти слова слетели с уст юной путницы, как порыв ледяного ветра сорвал с её ладони белую красавицу и унес в танце снежинок куда-то ввысь. Девочка с тоской проводила её взглядом, пока та не скрылась из виду. Затем она подняла уставшие глаза к небу, и, словно нарочно дразня её, месяц игриво спрятался за тучи. Над поляной нависла гнетущая тьма. И только потускневший свет плачущей свечи всё так же мерцал в окне под кипой снега.

— Хоть согреюсь, — решила путница и принялась пробираться к заледенелой двери. К её большому удивлению, это заняло не так много времени. Дверь быстро поддалась и со страшным скрипом отворилась. Девочка нерешительно зашла внутрь дома и не успела толком оглядеться, как дверь с таким же пугающим скрипом вновь закрылась.

В домике было темно, зато, как показалось ей с мороза, очень тепло и вкусно пахло. Света от свечи оказалось недостаточно, чтобы разглядеть хоть что-то. Но на окне, куда свеча бросала свою тень, путница заприметила ещё пару свечей и спички. Девочка, не разуваясь, пересекла комнату и зажгла все имеющиеся свечи. Домик, больше походивший на старую избушку, был крошечным, но очень уютным. Большая печь, натопленная дровами, стол, украшенный белоснежной скатёркой, и две деревянные лавки вдоль стены. На полу лежал пёстрый узорчатый ковер, на деревянной половице — расписные коврики. Всё это девочка не раз видела в поселениях, по которым ей довелось странствовать. Путница только сейчас в полной мере ощутила всю усталость, приобретённую в дороге. Тело заныло от боли, а желудок — от голода. Рыскать в поисках провизии в чужом доме девчушка не решилась — оставался только сон. Ей, как никому другому, известно, насколько это эффективное средство в борьбе с надоедливым чувством голода. Девочка кое-как умостилась на ближайшую из лавок и едва прикрыла глаза, как вдруг почувствовала на себе чей-то настойчивый взгляд. Первым желанием было встать и бежать как можно дальше от этого неизведанного места: через поляну, через лес, к знакомым деревушкам. Однако ноги её не слушались, и она продолжала лежать на лавке, всматриваясь в таинственный полумрак. Сон больше не шел. Да и о каком сне могла идти речь, если даже моргнуть было страшно. Несколькими минутами позже путница услышала тихое перешёптывание и заметила, как занавеска над печью заходила волной, как от лёгкого ветерка. Однако никакого ветра не было и в помине. Девочка напряглась, собрала всё силу воли и, преисполненная минутной смелостью, метнулась к печи и рывком отодвинула бархатную длинную занавеску.

Девочка в своих страхах зашла далеко, готовясь отразить самую дерзкую атаку в любой момент, и уж никак не ожидала увидеть на печи не менее напуганных детей. Их было пятеро. Самому маленькому мальчишке не исполнилось ещё и года, он мирно спал на руках у самой старшей из детей — девочки лет шести. Дети смотрели на гостью с опаской, затаив дыхание, не издавая ни звука. Путница тоже не сразу смогла обрести дар речи и подобрать нужные слова:

— Я не обижу вас, — мягко молвила она почти шёпотом. Но дети всё так же настороженно смотрели на неё. Молча и не моргая.

Путница попыталась выдать лучезарную улыбку, но от волнения получилось так себе. Однако это немного помогло. Детишки уже не казались такими напуганными.

— Тебя мама прислала? — кинул мальчишка лет пяти и быстро спрятался обратно в тень к стене.

Гостье сделалось не по себе:

— Нет, — грустно призналась она, так, точно и впрямь была тому виной. Малышка в цветастом платье, не больше трёх лет от роду, расплакалась, как от удара, сдерживая всхлипы, и уткнулась личиком в плечо старшего братика.

— Но ведь ты знаешь, где она? — вновь спросил мальчишка настойчивее.

Путница померкла ещё больше:

— Нет, — неохотно, но честно призналась она. Теперь заплакала еще одна девочка помладше.

— Она обещала вернуться к утру, но её нет уже второй день, — утирая слезки, тихо молвила малышка.

Гостья не знала, что ответить. Она понимала чувства деток, и ощущала их боль и страх утраты буквально физически. Но знала, что в этой беде помочь им не сможет. Пожалуй, никто не сможет. Кроме чуда…

— Я кушать хочу, — выпалил ещё один малыш, молчавший до этого момента.

Путница, услышав это, вздохнула с облегчением, потому что теперь перед ней стояла конкретная проблема, с которой куда легче справиться, чем с больным сердцем. Она, засучив рукава, немедля приступила к приготовлению еды. Старшая девочка рассказала ей, где хранятся припасы съестного и даже помогла начистить картофель. Время за работой пролетело незаметно. Как и весь следующий день. Путница была занята домашними хлопотами и всячески пыталась облегчить быт детишек. Время от времени её посещали печальные мысли о маме. Моментами ей казалось, что нужно вновь отправляться на поиски. Но размышлять об этом всерьез не было времени. И мысли пролетали вскользь, не задерживаясь.

— Если я не могу быть счастливой, это ещё не значит, что я не могу помочь обрести счастье другим, — с грустью рассудила девочка, глядя на детвору. И действительно, лёд и страх в глазах деток отступали. Они всё так же были обеспокоены долгим отсутствием мамы, однако в присутствии более взрослой девочки им было как-то спокойнее. К тому же, путница отлично ладила с младенцем, и только ей и удавалось уложить его спать. Гостья была немногословна. Обращалась к детям редко и только по делу. Ввиду собственной застенчивости и усталости после долгой дороги путница не хотела лишний раз напоминать о своем присутствии. Дети, в свою очередь, тоже не навязывали своего общества, всегда держались вместе и перешептывались о чём-то своём. Но все просьбы гостьи выполняли добросовестно и без пререканий. И смотрели на странницу только по-доброму, без злобы и пренебрежения. Каждый из пяти детей вёл себя образцово хорошо и был обучен всему, что надлежало знать согласно возрасту. Путешественница заметила также, что дети отлично воспитаны и приучены к порядку и труду. С такими детьми было совершенно несложно, хоть их и было пятеро.

Под вечер, готовясь ко сну, старшая девочка подошла к уставшей гостье и впервые за все время решила познакомиться:

— Я Ася, а тебя как зовут? — спросила она своим тоненьким голоском.

Путница растерялась. Она не знала своего имени. Злая хозяйка рыбного магазина называла детей не иначе как «Эй ты», а воспоминаний из детского дома почти не осталось. Не считая чёрно-белых отрывков, которые, будто кадры из немого кино, иногда всплывали в памяти. Удивительно, но до этого момента девочка ни разу за свою жизнь не задумывалась о нужности и значимости человеческого имени. Зачем оно ей было нужно?! Имена нужны тем, у кого есть тот, кто их окликнет. Но сейчас, стоя перед этой золотоволосой малышкой, странница растерялась и даже немного смутилась. Она не знала, что ответить. Как подобрать правильные слова. Но, к счастью, малышка сама заговорила:

— Ты, наверное, Мая, — молвила она негромко, глядя куда-то в окно на заснеженную даль. Путешественница немного опешила, но в сердце что-то ёкнуло. Словно отозвалось.

— Почему ты так решила? — сглотнув ком в горле, отважилась спросить гостья.

— Мама рассказывала нам, что так звали нашу старшую сестрёнку, которую выкрали из дома ещё в младенческом возрасте.

Путница застыла, как статуя, не в силах справиться с нахлынувшими мыслями, а малышка, как ни в чём не бывало, запрыгнула на печь и тут же уснула. За окном мело, луна показалась на небосводе. Гостья лежала на лавке, прикрыв ноги пледом. Сон не шёл. Зато мыслей — хоть отбавляй. И все они об одном и том же. О маме, о семье и о родном доме, которого у неё никогда не было. Однако снежинка зачем-то привела её сюда. В дом с пятью напуганными детскими сердцами. Но не к маме. Не к маме! Можно было предположить, что это и есть её дом. Но поверить в это — означало вновь пустить надежду в сердце. А к этому девочка ещё не была готова.

Путница, измучив себя мыслями, уснула лишь под утро. А встав с первыми лучами солнца, сильно удивилась, когда увидела за окном яркие бутоны роз, пробивающиеся сквозь подтаявший снег.

— Чудеса, — только и подумала девочка. Она вдруг ощутила себя невероятно счастливой. Видимых причин не было, но сердцу было спокойно и легко. Как никогда доселе. Напевая веселый мотивчик, она приготовила вкусный завтрак и позвала деток к столу. Дети весело поедали кашу и с благодарностью смотрели на гостью.

А гостья вдруг подумала: «Наверное, так и выглядит настоящая семья!» — согретая этой приятной мыслью девочка улыбнулась деткам как раз в тот момент, когда большая чёрная дверь со скрипом отворилась, застав присутствующих врасплох.

В дом вошла светлая, как солнце, женщина с невероятно добрым, ласковым взглядом и целой повозкой еды. Она улыбнулась — и в комнате стало светлей. Дети радостно завопили:

— Мама, Мама, Мама! — со слезами счастья на глазах.

Женщина выглядела уставшей, но довольной. Она, оставив раздобытую провизию в углу у входа, распростёрла руки и кинулась к столу, чтобы обнять покрепче всех своих шестерых детей…

Новогоднее чудо, или Отрицательный персонаж

Красавица-степь заблестела серебром в преддверии новогодних праздников. Земля уснула под толстым слоем снега, и вся природа вокруг приобрела торжественный, нарядный вид. А в воздухе витало нечто магическое, волшебное, незримое, присущее природе лишь в канун великого праздника…

На опушке среди елей и сосен расположился небольшой деревянный домик, похожий чем-то на охотничий. Веранда дома была увешана праздничными огоньками, на окнах красовалось тонкое затейливое кружево мороза, а деревянная дверь, украшенная рождественским венком, была почему-то открыта настежь. Дом в самом сердце бескрайней степи сторожил большой весёлый снеговик с озорной улыбкой и тройка белых пышногривых лошадей, запряженных в сани.

Под мягким светом белоснежной луны к домику на опушке неслышно подъехала серебряная ледяная карета, из которой вышла красивая статная женщина неопределенного возраста. Её безупречное тело украшало пышное белое платье и серебристый мерцающий плащ со шлейфом. Она небрежно кивнула кучеру, и тот припарковал её карету почти вплотную возле тройки лошадей. После чего женщина поправила на серебряно-холодных, почти стальных волосах ледяную корону и, недолго думая, вошла в дом, воспользовавшись распахнутыми дверьми.

Гостья стремительно прошла в самую большую комнату (судя по всему, гостиную), где среди светлых стен стояла роскошно наряженная красавица — голубая искусственная ель, а в углу у камина находился большой стол со стопкой писем. Женщина прошла тихо, беззвучно и поневоле стала свидетелем следующей картины: Дедушка Мороз суетливо что-то складывал в свой большой синий мешок, Снегурочка растерянно сидела на полу у ёлки с поникшим взглядом, а в противоположном углу плакала худенькая бледная девушка — Зима.

— Тук-тук, — сказала женщина, чтобы хоть как-то обратить внимание на своё присутствие.

Дедушка Мороз неспешно развернулся к ней и довольно кивнул:

— Наконец-то! Нам уже скоро уезжать, а тебя всё нет! — слегка ворчливо кинул он, не отрываясь от своего мешка.

Заслышав слово «уезжать», Зима стала рыдать пуще прежнего и теперь даже всхлипывала, как беспомощный напуганный котёнок под дождем.

— А что, собственно, случилось? — настороженно поинтересовалась гостья, не спеша проходить дальше порога.

— Они нас бросают! — навзрыд крикнула Зима и спрятала лицо в ладонях: — Бросают!

— Как же так? А Новый Год? — не поверила гостья, послав недоверчивый взгляд Дедушке Морозу. Тот неохотно отложил мешок, и его густые седые брови сердито сдвинулись у переносицы.

— Новый Год?! — грозно начал он: — Да кому он нужен, этот Новый Год?! Всё… Сил моих больше нет!

— Объясните же вы, наконец, что случилось? — слегка повысив голос больше дозволенного, потребовала обескураженная гостья.

— Вот ты, — продолжил так же сердито Дедушка Мороз, — Снежная Королева! С тебя взятки гладки. Сиди себе спокойно в Хрустальном королевстве и делай пакости понемногу. А на мне каждый год столько ответственности… — тут Дедушка сделал паузу и грустно покачал головой, — а благодарности-то никакой. Раньше меня ждали в каждом доме, как чудо. Я приносил с собой подарки и сказку, дарил праздник каждому, кто в меня верил. А сейчас что?!

— Что? — растерянно переспросила женщина.

— Ничего! — воскликнул он сгоряча. — В этом-то и вся беда. Все самостоятельными себя почувствовали… Подарки они сами себе покупают, и не надо уже для этого стараться и хорошо себя вести. Да и Дед Мороз — больше не чудо и не в диковинку. Какое же это чудо, если его можно себе заказать, просто набрав номер одного из агентств. Вон их сколько… — Мороз скривился, как от кислого лимона.

— Тьфу ты, сплошной плагиат и бутафория, — продолжил он. — Ладно, взрослые, но ведь детишки… ДЕТИШКИ, от мала до велика, и те в праздник не верят больше. Теперь и письма мне почти не пишут. А зачем? Можно ведь у родителей слезами выпросить: две истерики и подарок твой — дел-то на пять минут. А родители? Тем лишь бы на работу не ходить. Нет больше атмосферы грядущего чуда. Вот что для них Новый год? — Дедушка досадно поморщился и грустно покачал головой, — ещё один выходной — всего-навсего. Смотреть противно!

Дед присел на край стола, уронив голову на грудь, и тяжело вздохнул:

— Они во мне больше не нуждаются, — не что иное, как боль, читалось в его усталых глазах: — Они в меня больше не верят!

— А как же стопка писем? — Королева кивком указала на стол и хитро прижмурилась:

— Может, всё-таки верят?

— Как бы ни так! — обиженно фыркнул Мороз. — Это всё письма прошлых лет, — он взял конверты со стола и трепетно перелистал их один за другим, словно смакуя. — Тогда в меня ещё верили…

— Дедуль, — заботливо протянула Снегурочка, гладя Мороза по плечу. Она хотела подбодрить его, но не знала, как. Её едва распахнутые уста так и застыли — Дедушка в тот же момент резко поднялся, закинул мешок за плечи, взял за руку Снегурочку и, не оборачиваясь, пошагал к выходу.

— Снежная Королева, — взмолилась Зима, едва за Дедушкой Морозом закрылись двери: — Сделай что-нибудь, прошу! — по её щекам двумя стремительными ручьями лились горькие слёзы отчаянья.

— Посмотри на меня, — вдруг завопила Зима почему-то хриплым голосом. Её глаза застыли в ужасе, увидев спокойное и апатичное лицо Снежной Королевы. — Ты пойми, — попробовала она утихомирить свои эмоции, и заговорила немного спокойнее: — Мне и так нелегко… Меня любят только благодаря Новому Году. Если его не будет, меня за мои холода и морозы ещё больше возненавидят. Если не за праздники, то за что меня вообще любить?

— Да не реви ты! — махнула рукой Королева, внимательно выслушав Зиму, и, не сказав больше ни слова, поспешила догонять Дедушку Мороза.

Она подоспела как раз вовремя:

— Постой, — крикнула она, когда Мороз собирался запрыгнуть на сани. — А кто же будет заниматься Новым Годом? — но Дедушка почти равнодушно пожал плечами. Вернее он старался, чтобы это выглядело равнодушно, но глаза… полные боли и грусти… выдавали его.

— Ведь кто-то должен! — решила настоять на своём Королева.

Мороз расправил свою голубую шубу, почесал длинную седую бороду и ещё раз пожал плечами, но Снежная Королева и не думала уходить. Она немым укором терпеливо стояла у саней и ждала ответа. Кони нетерпеливо гарцевали на месте — видно, не терпелось им размяться на лесных тропинках. Первой на сани взобралась Снегурочка: делала она это нехотя и то и дело оборачивалась на дом, виновато глядя на Зиму, которая горько плакала у входных дверей, прикрыв лицо руками. Затем всё так же, как и прежде, не оборачиваясь ни на миг, на сани взобрался Дедушка Мороз. Он немедля дал команду трогать, но вдруг призадумался и кинул вдогонку Королеве:

— Да хоть бы и ты! Не зря же я тебе позвал.

Сани неспешно тронулись, и Зима заревела, не сдерживаясь, во весь голос.

Снежная Королева, ещё не отойдя от услышанного, побежала за отдаляющимися санями в агонии:

— Почему это я? А если я не хочу? — кричала она вслед.

Дедушка Мороз не обращал на неё внимания, хотя прекрасно слышал её вопросы.

— Ты меня слышишь? — не унималась она, хотя лошади набирали скорость, и бежать в длинном платье становилось почти невозможно: — А если я не хочу? — вторила растерянная Королева.

— Так нет у тебя выбора! — наконец сжалился Дедушка Мороз, но головы не повернул. Он смотрел прямо перед собой на мелькающую при лунном свете дорогу, гордо расправив плечи: — Если ты не помнишь, давеча, буквально несколько столетий назад, я тебя выручил! — Снежная Королева, смутно что-то припоминая, на всякий случай поспешно кивнула, изо всех сил стараясь не отставать от саней.

— Так вот сейчас твой черед, — отрезал Мороз, давая понять, что разговор окончен.

Снежная Королева заметно помрачнела, услышав это. Она больше не пыталась догнать уходящие в тёмный лес сани, так и оставшись стоять посреди дороги в полном смятении:

— Но как же так? Я ведь отрицательный персонаж… — крикнула она напоследок: — Мне никак нельзя такое ответственное дело поручать!

К всеобщему удивлению, сани тут же остановились, не успев отъехать слишком далеко. Стало быть, эти слова застали Дедушку врасплох и заставили призадуматься. Он дал знак остановиться и вопросительно посмотрел на внучку, сидящую рядом.

— Всё верно! Снежная Королева — персонаж отрицательный! — не колеблясь ни секунды, подтвердила Снегурочка.

— Да? — переспросил Дедушка Мороз, обернувшись на Снежную Королеву, точно видя её впервые. В глазах Снегурочки и самой Королевы читались немая мольба и робкая надежда на благоразумие Дедушки.

— Действительно… Значит, поделом им!

Он взял свой посох в руки, покрутил им и улыбнулся с преувеличенной уверенностью и задором:

— Раз они в меня не верят, то и меня нет для них! — крикнул он так громко, точно хотел докричаться до каждого жителя планеты. А после обратился к Королеве:

— А ты сама как хочешь, так и справляйся с этим. Или найди кого-то, кто с этим справится вместо тебя. Мне безразлично.

Его посох ударил о дно саней и те тут же тронулись с места. Сани быстро скрылись за чертой заснеженного леса, не оставив за собою и следа на снегу, словно и не было их тут вовсе.

— Вот те на… — протянула Снежная Королева, обращаясь к самой себе.

— И что ж мне делать? — к этому времени Зима успела догнать Королеву и, к счастью, немного успокоиться. По её решительному и серьезному выражению лица почему-то казалось, что она собирается немедля отбыть восвояси.

— Эй, а ты куда это собралась?! — перехватила её Королева: — Нет уж. Вместе выпутываться будем.

Зима согласно кивнула, точно только этого и ждала, и робко спросила:

— А как?

— Да не знаю я, как. Не моё всё это… не моё! Точно… — Королева лукаво улыбнулась и дала кучеру знак подать карету: — Раз я не могу, кто-то другой сможет! Поедем-ка мы к Бабе Яге. Она, как мне кажется, всегда к власти рвалась.

— Сейчас поедем? — Зиме эта затея не понравилась сразу. Уж полночь близится, а Баба Яга — не самый дружелюбный житель леса.

— Конечно! — ни капли не сомневаясь, воскликнула Снежная Королева. — А когда ещё? Новый Год уже завтра!

При этих словах Зима вновь помрачнела:

— Так ночь на дворе, — негромко, а всё же стояла на своём.

— Не бойся ты! — Королева подала свою руку Зиме. Заботливо, как сестре малой: — Я же с тобой!

Не теряя времени понапрасну, девушки погрузились в ледяную карету Снежной Королевы и умчались в соседний тёмный и дремучий лес. До леса ехать было недолго, но в самом лесу было немного страшновато. Зима зябко поежилась, неохотно покидая карету, а вот Королева была настроена решительно и, бодро спрыгнув без помощи кучера, уверенно прошла к избушке на курьих ножках.

— Кого там чёрт на ночь глядя принес? — донесся грубый басистый голос из трухлявой деревянной двери, едва послышались шаги ночных посетителей.

— Бабусь, — ласково отозвалась Королева: — Принимай гостей, — но в ответ — лишь тишина.

— Это мы! Снежная Королева и Зима. Открой нам, пожалуйста, — голос Королевы звучал нежно и мягко, почти елейно.

— Да открою, чего ж мне жалко, что ли, — раздался скрежет, затем пронзительный скрип и, наконец, дверь им открыла весьма приятной наружности бабушка. С приветливой улыбкой, довольно милая на вид.

— Простите, а вы точно Баба Яга? — усомнилась Зима, не поверив глазам.

— Она самая, внученьки, — последовал ответ. — Зачем пожаловали?

— Бабушка Яга, — начала Снежная Королева, выдав свою самую обаятельную из улыбок, — а вы не хотели бы стать ответственной за Новый Год?

— Нет, нет, нет, — бабушка даже слегка подалась назад и резко замотала головой, отнекиваясь от предложения, как от кары небесной.

— Но почему? — Королева округлила глаза.

— Там же… — бабушка оглянулась, словно ожидая подвоха, и почти шёпотом продолжила: — Люди…

— И что? — не понимала Королева.

— Да не боятся они меня больше! Это так ужасно… Нынешнее поколение ни во что не верит и ничего не боится. Страшный народ — эти дети!

— Так может, вам позвать того же Лешего, например? Для подмоги, — Снежная Королева, не привыкшая к отказам, не спешила отступать.

— О, нет. Бедняжка Леший… — бабушка скорчила печальную гримасу: — Разве вы не знаете? Дети его как увидели летом, да как начали с ним фотографироваться… тот еле убежал от них в лес. Теперь он и носа людям не кажет, — Яга с напускной грустью покачала головой, словно ей было очень жаль: — Боюсь, никто из наших вам не поможет.

Баба-Яга была не из тех, кого можно было разжалобить. И, собрав волю в кулак, девушки поблагодарили Бабушку Ягу и уехали ни с чем.

— Куда мы теперь? — робко поинтересовалась Зима. К тому времени она уже успела изрядно устать и проголодаться. Ей хотелось поскорее попасть домой, уснуть, а утром обнаружить, что всё это не больше, чем дурной сон.

— Сама не знаю! Думаю, надо наведаться к людям, — решила Королева, отдавая кучеру приказ.

К людям они наведались той же ночью и убедились, что все заняты, но своими делами, а не новогодними хлопотами. Кто фильмы смотрел, кто занимался домашними хлопотами, а многие и вовсе проводили предновогоднюю ночь за работой.

— Да уж… прав был Дедушка Мороз… — досадно покачала головой Снежная Королева, — я даже не знаю, как тут Новый Год устраивать. Эх, не умею я по-хорошему, — призналась Королева и заговорщически улыбнулась: — Значит, пусть будет по-плохому… В конце концов, натерпелся наш брат от них!

Осерчала Снежная Королева, наслала она вьюги с метелями да мороз покрепче. Расстарались они с Зимой в непогоде, да так, что к следующему дню электричество дало сбой, все дома тёмные стояли, как неживые. А сугробы какие намело, а холод какой… не описать. Ходит по городу Снежная Королева и радуется. Мол, так им всем и надо — заслужили. И тут вдруг видит такую картину: дети от компьютеров отошли — а как не отойти, если те не работают — и за дела новогодние принялись, видать, вспомнили, наконец, что праздник близится. Кто письмо Деду Морозу сел писать, кто снежинки из бумаги вырезать, кто елочку наряжать — и всё это при свечах, как в старину. Что лишь придавало вечеру привкус волшебства.

Кто-то пошел играть в снежки — чего дома-то без света сидеть, кто-то слепил снеговика; были и те, кто просто наслаждался зимним вечером. Взрослые и те все дела свои отложили и к детям присоединились. На санках катались да резвились, вспоминая детство. Все, как один, и стар, и млад, точно опомнившись, готовились к самому главному празднику.

Ближе к ночи семьи уселись за праздничные столы. На тех столах горели свечи, а в домах пахло уютом. Поскольку телевизор не работал, люди начали петь новогодние песенки, танцевать да стишки рассказывать, и весь город наполнился звонким детским смехом и неподдельной радостью. А самое главное, с приближением полночи все стали ждать Дедушку Мороза.

— Ну, надо же… — ахнула Снежная Королева, не веря своим глазам.

— Молодец! — услышала она знакомый голос за спиной, обернулась и увидела Дедушку Мороза: — Я знал, что ты справишься!

— Где же ты был? — едва не плача, молвила она.

— Да в гости к брату Санта Клаусу ездил, так сказать, наведаться, в Лапландию.

— Ты видишь, они… они… — Королева завороженно наблюдала за феерией сказочного праздника, пытаясь подобрать нужные слова, а между тем, Новый Год уже стучался в двери.

— Они тоже могут поверить в чудо! — подсказал ей Дедушка, — а ты не такой уж и отрицательный персонаж.

Мороз лукаво улыбнулся и подмигнул Снежной Королеве. Она растерялась и хотела было что-то ответить, но тут забили куранты. Деваться некуда — пора было отмечать!

Фабрика подарков Деда Мороза

На снежных бескрайних просторах, где белая пелена сияет волшебством и пахнет детством, стоит большая фабрика Дедушки Мороза. Фабрика эта надежно скрыта в хвойном лесу от посторонних глаз. И работает она круглогодично, а трудятся на ней верные помощники Дедушки Мороза — снеговики. Вы спросите: «Но они ведь растаяли бы?!» А вот и нет. Дедушка позаботился об этом: во-первых, на фабрике круглый год держится низкая температура, а во-вторых, не стоит забывать, что это всё же не обычные снеговики, а волшебные. Эти снеговики были обучены в специальной школе под руководством Снегурочки и сдали все экзамены самому Дедушке Морозу. Так что по части новогоднего настроения и подарков снеговикам нет равных во всём мире. Они добры, приветливы, трудолюбивы и добросовестны. Производство подарков на фабрике было уже давно отлаженным процессом, что позволяло Дедушке Морозу приезжать лишь раз в году — в канун праздников — с большим синим мешком для подарков ребятишкам.

Так было и в этом году. Под вечер, когда месяц показался из-за туч, и на землю неспешно опускались сотни хрупких узорчатых снежинок, у ворот фабрики со скрипом затормозили сани, запряженные тройкой белогривых лошадей. Дед Мороз первым спустился на землю, закинул на плече пустой мешок и помог слезть маленькому снеговичку в смешной вязаной шапочке. Ох, до чего же был забавен этот малыш с чёрными глазами-бусинами и робкой улыбкой. Дедушка Мороз взял свой посох и бодро зашагал к фабрике, а за ним неуклюже потрусил маленький снеговик. Фабрика сияла новогодними украшениями, она была наряжена тысячами праздничных гирлянд, напоминая собой большую ёлку. Снеговичок то и дело спотыкался, падал, кряхтел, но не отставал от Дедушки. Вязаная шапка ярко-красного цвета на его маленькой головушке забавно съехала на бок, а жёлтый бубон очень весело раскачивался при ходьбе. Так же на маленьком снеговике был разноцветный тёплый полосатый шарф, который был слишком большим и, казалось, полностью поглощал малыша-снеговика. Но, не смотря на всё это, снеговичок выглядел серьёзным и сосредоточенным, а вовсе не комичным или нелепым.

Дедушка мороз со страшным скрипом отварил массивную железную дверь и прошёл в просторный холл, где вкусно пахло сдобной выпечкой и новогодним весельем. В углу светлой комнаты стояла небольшая ёлочка, нарядно украшенная золотистыми и серебряными игрушками.

— Дедушка мороз, мы вас уже заждались, — сказал деловитый снеговик во фраке и с папкой, который чем-то напоминал дворецкого. Выглядел он тоже на редкость серьёзным и занятым.

— Здравствуйте, мои хорошие, — улыбнулся Дедушка, по-хозяйски оглядевшись, — У вас всё готово к Новому Году? — он смешно свёл седые брови у переносицы с напускной строгостью, которой на самом деле не было.

— Не беспокойтесь! Все сделано в лучшем виде: подарки запакованы и готовы отправиться к послушным детям. Мы к вашему приезду испекли ваше любимое печенье, а имбирный чай уже готовиться — подадут через пару минут. Мы вас очень ждали! — с гордостью доложил снеговик и лучезарно заулыбался под одобрительным взглядом добрых глаз Дедушки Мороза.

— Печенье — это хорошо. Но сначала дела, — отодвинув лакомства, сказал Дедушка:

— Я вам привел нового помощника — малыша-снеговичка! — Дедушка Мороз слегка отступил в сторону и из-за подола его шубы показался явно смущенный снеговичок в шарфике. Он застенчиво смотрел в пол и продолжал прижиматься к Дедушке:

— Вы мне мешок подарками наполните, а я пока ему всё здесь покажу.

— Дедушка Мороз, это совсем не обязательно, — заверил снеговик с разносом в руках:

— Мы сами можем ему всё показать и рассказать. А вы пока присядьте, отдохните с дороги.

— Нет уж, — добродушно улыбнулся Дедушка, — Сначала дело — потом печенье!

Дедушка Мороз подхватил дрожащего от волнения малыша на руки и понёс его через длинный коридор к самому сердцу фабрики — её цехам.

— Вот тут мы производим игрушки, — указал он взглядом на три железные двери, расположенные дальше по коридору:

— Я не знаю, в каком из цехов тебе доведётся трудиться, поэтому расскажу коротко о каждом из них.

Дедушка Мороз толкнул первую дверь, и она легко подалась вперёд, открывая вид на большую комнату, которую делила пополам белая, прорисованная краской, линия. Часть комнаты была выкрашена в ярко-розовый цвет, с прорисованными на ней нежно-белыми цветочками; другая часть этой комнаты была покрашенная в синий цвет, и на ней не было рисунков.

— Здесь под умелыми руками моих помощников на свет появляются куклы и машинки для девочек и мальчиков, на любой вкус и цвет.

Не успел снеговичок толком рассмотреть первых цех, как дверь снова закрылась, и Дедушка Мороз немедля поспешил распахнуть следующую дверь:

— Зверей плюшевых и солдатиков делаю в этом цеху. — Дедушка дал заглянуть снеговичку за двери второго цеха. Он был больше и казался гораздо светлее предыдущего за счёт высоких не зашторенных окон. А напуганному малышу-снеговику он и вовсе показался огромным. За разноцветами, маленькими, словно игрушечными, станками добросовестно трудились сотни снеговиков.

— Пожалуй, не только игрушечных зверей и солдатиков изготовляет этот цех, — поразмыслив с минуту, добавил Дедушка:

— Так же здесь делают и другие менее востребованные игрушки, которые иногда заказывает ребятня. Но это далеко не самый большой цех.

— Не самый большой? — робко переспросил снеговичок и очень внимательно посмотрел на Деда Мороза своими пытливыми глазками-пуговками.

Дедушка улыбнулся по-доброму, но как-то с грустью посадил Малыша на колени и ласково начал:

— Понимаешь Малыш, если ребёнок в своём письме просит игрушки — это, скорее всего, означает, что у него счастливое детство. Но чаще всего, увы, дети просят то, чего им на самом деле не хватает: друзей, здоровья, дома, родителей…

Дедушка Мороз замолчал, не окончив фразу, и опустил глаза в пол. Малыш-снеговичок заметно поник:

— Но ведь мы не можем им этого дать, — быстро сообразил малыш, и тяжело вдохнул.

— К сожалению, не можем, — согласился дедушка, и в воздухе повисла тишина. Малютка снеговичок совсем уж было загрустил, он опустил голову вниз и кутался в шубу Дедушки Мороза. Видимо, от этих разговоров ему сделалось не по себе.

Дедушка тоже вздохнул, но не было в этом ничего обречённого и указывало скорее на усталость. Он заботливо поправил шапочку на голове Малыша, что непослушно съезжала вниз и тихо молвил:

— Однако кое-что мы всё же можем сделать! — Едва эти слова слетели с его губ, снеговичок тут же заметно оживился:

— Как? — Он поднял свои любознательные глазки на Дедушку Мороза и приготовился внимательно слушать.

— Да, не в наших силах наградить ребенка настоящим другом, но мы можем дать шанс обрести ему верного товарища, подарив щенка или котёнка.

Снеговичок довольно кивнул, и тут же вновь погрустнел, точно вспомнив о чём-то ужасно печальном.

— А вот с остальным сложнее, — читая мысли в глазах малыша, согласился Дедушка:

— Родителей мы уж точно не можем подарить, это не под силу никому, кроме Бога.

Снеговичок и сам это понимал: оттого и хмурился. Ему стало не выносимо больно всей своей душой за тех ребят, которым он не сможет помочь, как бы он не хотел этого и как бы не старался. Это всё казалось ему ужасно несправедливым:

— Тогда это не волшебная фабрика… — прикрыв глаза и смахнув горькую слезинку, изрек он:

— А обычная — игрушечная.

Говорил малыш не думая, от отчаянья. Он лишь мгновение спустя, когда его слова настигли собеседника, понял, как, должно быть, больно ранил ими Дедушку. Однако Мороз ничуть не выглядел обиженным: наоборот, его выражение лица было едва ли не довольным.

— Ты прав! — легко улыбнулся Дедушка:

— Мы не можем дать одиноким детям семью. — Мороз отставил посох в сторону и присел на один из двух больших мягких кресел:

— Такие мальчики и девочки, как правило, быстро взрослеют. Им просто приходиться становиться мудрее и сильнее, что бы выжить в этом непростом мире. И, пожалуй, лучшее, что мы можем сделать — подарить им детство.

— Детство? — удивился Малыш.

— Детство! Счастливое детство и веру в добро. Иногда это очень важно. Поэтому самый большой из наших цехов работает над созданием сказок, стихов и песенок для детей. Пусть это не решит все их проблемы, и мы это хорошо понимаем, но зато книга — самый верный помощник в бедах. Она поможет им пережить сложные жизненные моменты, научит верить в лучшее и подарит хотя бы на несколько часов ощущение сказки. Ведь сказка, настоящая добрая сказка — это и есть пропуск в волшебный мир детства. А счастливое детство — самый лучший подарок судьбы.

Хмурый снеговичок наконец заулыбался. Он почувствовал, что сможет сделать что-то значимое для малышей всего мира, если останется трудиться на фабрике Деда Мороза.

— А теперь, друг мой, пошли пить имбирный чай с печеньем. У нас впереди ещё много важных дел…

Зима

Ночь больше не казалась такой тёмной: снег укрыл белым одеялом землю и искрился всеми цветами радуги. Деревья приоделись к праздникам в белый палантин, а зайчики надели свои нарядные белые шубки. Деревянные домишки на отшибе казались игрушечными. Свет в окнах погас, и на небосвод взошла луна.

На сонной лесной полянке появился мерцающий силуэт — такой же безмолвный и неподвижный, как всё вокруг. Появился он внезапно, словно из ниоткуда. Луна пролила свой мягкий свет сквозь пушистые ветви елей, и теперь таинственный силуэт приобрел едва уловимые очертания. По мягким линиям угадывалась тень хрупкой невысокой девушки. Совершенно неуместной казалась она здесь в это время суток. Верхушка старой елки под натиском робкого ветерка слегка прогнулась к северу и больше не заслоняла поток света. Теперь белоснежные лучи могли в полной мере озарить бледнолицую красавицу. Стояла девушка всё так же неподвижно, как кукла на верхней полке в ожидании своего часа. Её черные локоны спадали на голые плечи, а белоснежное пышное платье шуршало чуть тише, чем свежий снег под ногами. Юное тело мерцало под лунным светом блеском сотни драгоценных камней, и было тяжело разглядеть, что оно полупрозрачное, не имеющее плоти и крови.

Девушка посмотрела на небо своими большими синими глазами, и на её длинные пушистые ресницы красиво приземлилось несколько снежинок. Загадочная незнакомка, не замечая этого, неслышно и грациозно, не оставляя следов на снегу, побрела к деревушке. Порывом ветра сияющий силуэт поднесло к первому дому, он заглянул в окошко и смог разглядеть детей, сладко спящих в своих кроватках. Через окно доносился запах молока, стоявшего на подоконнике, и пряностей с корицей. Девушка сняла перчатку и плавно, еле касаясь, провела по окошку своими длинными тонкими пальцами. И там, где она коснулась, в тот же миг появился красивый морозный узор. Девушка довольно улыбнулась самой себе и заспешила дальше украшать окна своим морозным кружевом.

Наутро у всех жителей деревушки было праздничное настроение.

— Мама, мама, зима украсила наши окна к празднику! — радостно кричала детвора.

Близился праздник. Всеми любимый семейный праздник, таящий сказку в каждой своей минуте. Взрослые заготавливали дрова и убирали дома. Дети наряжали ёлки и катались на санях. В воздухе витал запах предновогоднего волшебства. Особенно это ощущалось с приходом сумерек. Когда все возвращались домой и семьями собирались за одним большим столом. Запах горячей вкусной еды доносился из каждого счастливого дома так же отчетливо, как и звонкий детский смех. И, казалось, все были счастливы в эти беззаботные предпраздничные деньки.

Только в одном доме было как-то неестественно темно и тихо. Там не стояла наряженная ёлка и не витал сладкий аромат праздника в воздухе, не горел свет в гостиной и не слышался смех. Виднелась только свеча — одинокая плачущая тусклая свеча на подоконнике, бросающая свою скользящую тень на кресло в углу комнаты, где сидела женщина с седыми локонами, туго собранными на затылке, и неустанно ткала пряжу. Но её потускневшие глаза то и дело возвращались к окну. И отрешённым взглядом она гладила заснеженные поляны.

— Дорогая, может, нарядим ёлку в этом году? — обратился с вопросом седовласый мужчина с выцветшими зелёными глазами, внезапно появившийся в дверях. Но женщина не вздрогнула от неожиданности.

— Нет, её всегда наряжала Настенька, — холодно ответила она, не поворачивая головы от окна.

— Столько лет прошло, как она пропала… мне кажется, Настуся не обиделась бы, если бы мы хоть раз отметили её любимый праздник.

— Без неё не буду! — отрезала женщина.

— Но ведь она… — хотел было начать мужчина, но лишь махнул рукой.

— Она вернется! — горячо прошептала женщина.

Мужчина взглянул на свою жену с глубочайшей тоской и уже собирался уходить, как вдруг она молвила:

— Знаешь, иногда ночью мне кажется, я её слышу. Настенька легонько ступает под окнами и не решается войти в двери, — лицо женщины на мгновение сделалось невероятно счастливым, уголкам губ почти удалось выдать улыбку.

— Это ветер, родная, или метель, — мужчина подошел к супруге и укрыл её ноги тёплым пледом, — только не сиди опять до рассвета за пряжей, уже ночь на дворе.

Ночь действительно медленно спускалась на землю. И в лесу, который соединял две небольшие деревушки, среди елей и сосен вновь появилась она — девушка в пышном белом платье. Она кружилась в такт снежинкам так легко и плавно, что, казалось, вот-вот взлетит лёгкой пушинкой к луне. Едва её босые ножки касались мягкого снега, девушка отталкивалась от него и снова плавно приземлялась в ритме вальса. Зашумели иголки ёлочек, создавая сладкую симфонию. На полянку сбежались зверушки и завороженно наблюдали за необычным праздничным балом.

Девушка самозабвенно купалась в серебряных лучах луны и слушала старую подругу вьюгу. Затем обошла свои владения, подправила рисунки на окнах и укрыла снегом оголившиеся веточки старых дубов. Девушка хотела ещё раз станцевать свой волшебный танец со снежинками, как вдруг привычную тишину оборвал крик. Странно… Раньше она не слышала ничего подобного в спокойную сельскую ночь.

— Показалось, — решила было она, но тут крик повторился, и на этот раз он был громче и отчётливее, развеяв вмиг все сомнения. Потом был ещё один крик. И ещё. Всё громче и громче. Не оставалось времени на раздумья. Девушка скользящей походкой подплыла к озеру, откуда доносились звуки, и увидела парня, провалившегося под лёд. Не мешкая, она подошла к старой иве и что-то ей прошептала, после чего дерево покорно склонилось над рекой и парень смог ухватиться за гибкие ветви. Ива, как ни в чём не бывало, плавно вернулась в прежнее положение и, слегка покачнувшись, подарила утопающему стойкую почву над ногами.

— Чудеса… — прошептал парень и принялся отжимать промокшую одежду, успевшую за это время слегка обледенеть. Парень недоверчиво взглянул на иву, до конца не веря в случившееся, с чувством сказал «спасибо» непонятно кому, куда-то в воздух, и собирался уходить подальше от неведомых сил. Но мягкое сияние в тени ивы случайно обожгло его взгляд. Он потер глаза, сомневаясь, и пригляделся внимательнее. Луна вновь выглянула из-за туч, и теперь парень отчётливо видел притаившийся силуэт.

— Чудеса, — повторил юноша и, не в силах совладать с любопытством, стал приближаться к таинственному силуэту.

«Эта девушка! Красивая! Ей не холодно в такую погоду?!» — вихрем пронеслось в голове, но вслух он не проронил ни слова. Боялся спугнуть незнакомку. Парень, осторожно двигаясь, подошёл к силуэту почти вплотную, выказывая каждым своим неуклюжим движением неподдельный интерес и лёгкое смущение. Девушка оставалась неподвижной, как статуя. Теперь под прямыми лучами света парень смог разглядеть её неестественно белоснежную сияющую кожу и чарующие алые уста.

— Что вы делаете в лесу? вы заблудились?

Девушка широко распахнула свои глаза от удивления и тоненьким, звонким голосом, схожим с колокольчиком, спросила с тенью надежды:

— Ты меня видишь?

— Вижу, — ещё больше удивился юноша. Он внимательно разглядывал девушку, проходя любопытным взглядом от головы до пят раз десять. И только сейчас понял, что его новая знакомая почти прозрачная, как призраки и духи, о которых он в детстве читал в книгах:

— Я Тихон. А вас как зовут?

— Я не знаю, — растерялась девушка. Но в отличие от парня, её глаза не выказывали взволнованности, а лицо оставалось спокойным, не тронутым эмоциями.

— Такого не может быть, — на миг осмелев, возразил Тихон. — Всем родители дают имя при рождении. Где Ваш дом? Я отведу вас. Вы, наверное, просто захворали.

— Я не знаю, — повторила девушка настойчивее. Её глаза оставались холодны, как будто под тонким слоем хрупкого льда. А кукольное лицо, точно фарфоровое, не меняло своего выражения.

Юноша смотрел на неё, не сводя глаз, и пытался понять, что же это перед ним за создание такое дивное, неземное.

— Тогда я буду звать тебя Зима… Спасибо, что спасла меня!

Девушка смотрела на юношу без особого интереса. Хотя это был первый случай на её памяти, когда она разговаривала с человеком. До этого ей доводилось петь с метелью, говорить с луной, шептаться с деревьями, но люди её не видели, хотя и встречались не так уж редко на её пути. Прохожие спешили, не замечая её, как мимо пустого места, иногда даже проходя сквозь неё. Вначале это пугало девушку, потом злило и, наконец, она свыклась.

Девушка приоткрыла уста, видимо, собираясь ответить Тихону, но луна скрылась за горизонт, пропели первые петухи и девушка, внезапно возникшая на его пути, так же внезапно растворилась в воздухе, будто превращаясь в тысячу снежинок, которые плавно кружились и таяли в танце.

— Чудеса, — в который раз повторил Тихон и нехотя зашагал к деревне.

Он хотел тут же рассказать о своих приключениях всем: родителям, братьям или хотя бы друзьям, но справедливо полагая, что ему не поверят, решил оставить это в тайне.

Тихон, едва дождавшись ночи, проскользнул на опушку леса. Ждать Зиму ему пришлось долго, он успел не раз замерзнуть. На небе давно горели звёзды, а вот луна заставила себя подождать, зато, когда она украсила собою небосвод, на полянке тут же закружись сотни снежинок и появилась она.

— Зима… — завороженно прошептал юноша.

Девушка расправила белоснежное платье и тем же холодным взглядом, что и вчера, одарила парня.

— Зима, ты не рада меня видеть? — немного погрустнел юноша.

— Не знаю, — честно ответила девушка.

— Что же ты за создание такое чудное? Откуда ты взялась?

— Я ничего не знаю! — настойчиво повторяла девушка. Она, не обращая никакого внимания на парня, обошла свои владения, поправляя кружевные рисунки на окнах и заметая лесные тропинки.

— Так это ты делаешь, — удивился парень, — ты — точно Зима! Или нет?

Девушка не ответила ему, она грациозно и самозабвенно брела по своим лесным владеньям, по-хозяйски поправляя всё, что за день успело растрепаться.

Тихон не отставал от неё ни на шаг, всё вглядывался в её глаза, хотел в них что-то отыскать:

— Скажи, Зима, а ты счастлива? — внезапно молвил он, нарушив тишину ночного леса.

— Что? — девушка остановилась и впервые за время их общения взглянула на юношу с намеком на интерес.

— Ты не выглядишь счастливой, — Тихон посмотрел девушке в глаза ещё раз и подошёл поближе, стоя лицом к лицу: — Зима, ты счастлива? — повторил он чуть тише.

— Не знаю, — вторила девушка уже не так уверенно. Её ледяные глубокие глаза с поволокой выдали нечто отдалённо напоминающее грусть, а губы дрогнули.

— Так я и думал, — радостно выпалил Тихон: — Тебя заколдовали!

— Что?

— Да-да. Так бывает. Я в сказках читал, — уверенно изрёк юноша с видом мудреца. — Тебя надо показать ворожее. Хотя нет… она же только гадает. Тогда мы пойдем к колдунье! Не бойся, она добрая, по крайней мере, ничего злого ещё не сделала.

Девушка застыла на месте, пытаясь обдумать слова юноши, но Тихон был настроен решительно и, схватив Зиму за руку, потащил в деревню, удивляясь, что может чувствовать её прикосновения.

— Вот дом колдуньи. Сейчас мы всё узнаем, — деловито затараторил он. Постучал в дверь без капли сомнения, и ему тут же открыли: — Вы не спите?

— Так же, как и вы, — ответила колдунья, которая сонной уж никак не выглядела: — Так… карты раскидывала перед сном. А вам чего надобно? — небрежно кинула она, а сама то и дело заинтересованно на Зиму исподлобья зыркала, ухмылялась.

— Вы меня видите?

— Конечно! Я что, на слепую похожа? — колдунья, уже не таясь, внимательно оглядела девушку, тяжело вздохнула и тихо молвила: — Проходите, раз пришли.

— У нас проблема. Мне кажется, эту девушку заколдовали, — первым начал Тихон, не дожидаясь вопросов.

— Это очевидно, — подтвердила его догадку колдунья.

— Я знал! — улыбнулся парень и тут же посуровел: — А кто?

— Холод, — туманно ответила колдунья, пряча взгляд в чашке с каким-то отваром.

— Холод? А как нам его найти? Где он живёт? — оживился Тихон: — Мы его найдем, и он расколдует её!

Колдунья лукаво улыбнулась:

— Найдёшь, как же. Холод живёт в сердце — туда так просто не попасть!

Тихон немного поник, как и его запал. Он печально взглянул на Зиму: та стояла у дверей, как вкопанная, без интереса глядя куда-то в заснеженную даль.

— И это нельзя никак исправить? — шёпотом обратился он к колдунье, а в глазах было столько надежды, что, гляди, вот-вот выйдет из берегов и по щекам разольётся: — Нельзя же её так оставить!

— Всегда можно всё исправить! Всегда и всё! Но у вас мало времени. Только до Нового Года.

— Хорошо! Я всё сделаю! Только знать бы, что…

— Не ты должен делать, а она! — твёрдо отрезала колдунья, глядя на девушку, — видишь ли, когда-то её сердце покрылось льдом. И теперь только она сможет его растопить…

— Но как? — взмолился юноша: — Скажи!

Хозяйка и не хотела отвечать, да больно парня стало жалко:

— Каждую ночь пусть заходит в новый дом и помогает хозяевам. Видеть её, конечно, не будут, а вот чувствовать… — колдунья отвела взгляд и поспешно зевнула: — Уморили вы меня. Всё, пора вам! Приступайте.

— Чудеса, — пробубнил Тихон, едва за ними затворилась дверь. Хотя по-настоящему удивляться он уже перестал. Теперь юноша каждую ночь сопровождал Зиму к новому дому и, затаив дыхание, ждал чуда. Но оно не происходило. Девушка добросовестно помогала людям: подметала полы, топила печи, пекла пирожки. Но сама была всё такой же холодной. Люди просыпались утром и дивились предпраздничным чудесам: и дом чист, и стол полон выпечки, и в воздухе какое-то еле уловимое сказочное сияние. А Зима всё блекла и блекла, как осыпавшаяся ель, словно теряла своё волшебство. Только сама девушка ничему не дивилась. Она смотрела на Тихона отсутствующим взглядом, а тот, не зная отчаянья, вторил:

— У тебя получится!

Вот и наступила последняя предновогодняя ночь. Оставался всего один домик.

Девушка с приходом ночи прошмыгнула в него и принялась наводить чистоту. Дом уже блестел, а времени ещё было предостаточно. Тогда девушка заприметила пряжу у окна и решила допрясть ее. Она не могла припомнить, чтобы уже делала это, но руки сами вели её. За этим делом она просидела довольно долго и самозабвенно отдалась ему. Но самым невероятным было то, что девушка улыбалась и даже стала тихонько напевать новогодний, давно забытый мотивчик.

Вдруг поток свежего ветерка принёс на себе шорох, перекрывая её пение, и послышались робкие шаги. Зима испугалась и бросила пряжу в угол комнаты.

— Доченька? — женщина с великим чаяньем включила свет, но никого не увидела. Только догоревшая свеча и разбросанные клубки, наверняка небрежно забытые накануне. Загрустив, она подошла к окну, взяла в руки пряжу и заплакала.

Зиме стало не по себе. Она хотела сейчас же бежать прочь, но не могла. Что-то держало её здесь и не отпускало. Девушка взглянула в глаза женщине: там было столько жгучей боли, что даже в груди холодной Зимы что-то запекло, неуверенно затрещало, как дрова на морозе. Девушка хотела смахнуть слёзы женщины, как будто это решило бы все проблемы. Но у неё это не вышло. Тогда от отчаянья по лицу Зимы пробежала одинокая горькая слезинка, и в одночасье всё засияло, замерцало и загорело новыми красками. Слёзы девушки катились по осязаемой плоти её тела, она больше не была прозрачной.

— Настенька! — закричала женщина, подняв голову и увидев перед собой дочь, — это правда ты!

Девушка узнала её. Узнала свою мать так же быстро, как и оттаявшее сердце вернуло разуму все воспоминания недолгой юной жизни.

Они обнялись, и девушка впервые чётко ощутила, что она жива! Что она есть!

В окно глядел радостный Тихон и весело махал Насте руками, словно ликуя: «Я же говорил!». А Настя отвечала ему нежной улыбкой и оживлённым ласковым взглядом.

— Что случилось? — в комнату влетел сонный мужчина в одной пижаме.

— За ёлкой сейчас пойдешь, — смеясь, воскликнула женщина: — Мы с Настенькой ещё успеем нарядить её до Нового Года!

Оглавление

История чёрно-белого города

В старом саду

Майский снег

Новогоднее чудо, или Отрицательный персонаж

Фабрика подарков Деда Мороза

Зима Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg