«Приключения крепкого ореха»

На околице старинной грузинской деревни Мартвиси на развилке дорог стояло высокое раскидистое ореховое дерево четырехсот лет от роду. Любили люди это дерево. В жаркий зной в густой тени его кроны было прохладно. Когда хлестал дождь, плотный шатер листвы не пропускал воды и под ним было сухо и тепло. А осенью на могучих ветвях дерева качались тяжелые ядреные орехи, которыми лакомилась вся округа. Рядышком с деревом протекал быстрый говорливый ручеек со студеной водой, утолявший жажду усталых путников и смывавший пыль с их обветренных лиц и рук. Дерево было ничье и потому принадлежало всем. Оно вдоволь всасывало могучими корнями воду из ничейного, а значит, всехнего ручья, листья его жадно впитывали жаркие лучи всехнего солнца, ствол и ветви питались добрыми соками всехней плодородной земли, и потому плоды его доставались всем людям, всем, кто по осени не ленился сбивать шестом орехи на землю.

Так было всегда, так было и до тех пор, пока поблизости от орехового дерева не поселился жадный Митуа. В свой большой дом он таскал все, что плохо лежало, таскал отовсюду, таскал день за днем. Оттого и дом, и сарай, и амбар, и подвалы Митуа были набиты добром — вот-вот лопнут.

Был Митуа пузат, как бочка со скисшим вином, руки толстенные, как окорока, загривок крепкий, как у быка Цикары, ноги, как столбы, на которые подвешиваются трехстворчатые железные ворота. Нос у Митуа был что баклажан; бегающие, все высматривающие глазки, как щелки, прогрызенные в деревянном полу крысами; волосы густые и курчавые, как овечья шерсть, а на макушке коровьей лепешкой красовалась черная войлочная шапочка. Ходил Митуа, загребая ногами, да и руки у него были загребущие — все к себе волокли, тянули. Ходил Митуа, поигрывая тяжелой палицей — комбали, а за спиной его болтался ненасытный мешок. Утром мешок был тощ и вял, зато вечером, когда Митуа возвращался домой, мешок за его спиной так и трещал по швам, столько в нем было всякой всячины, нахапанной хозяином за день.