«Пан и сказочник»

ПАН И СКАЗОЧНИК Белорусская сказка

Один богатый пан очень любил сказки слушать. Бывало, кто ему что ни наплетет, он все правдой считает.

Захотелось этому пану такую сказку послушать, какой бы он не поверил. И объявил он повсюду: «Если кто расскажет мне такую сказку, чтобы я сказал: врешь, дам тому тарелку золота».

Нашелся один такой сказочник. Звали его Янка. Приходит он к пану:

— Ставь, пан, тарелку золота, буду сказывать сказку.

Поставил пан на пол тарелку золота, а сам уселся в кресле и закурил трубку с длинным чубуком.

— Ну, рассказывай. Только смотри, как бы вместо золота розог не получить.

Присел Янка на корточки перед тарелкой и начал рассказывать:

— И чего, панок, на свете-то не бывает! Вот какой случай со мной вышел однажды. Было это в то время, когда мой отец еще и на свет не родился. Жил я с дедом. Делать дома нечего, вот дед и отдал меня к одному хозяину пчел пасти. А было у того хозяина целых пятьдесят колод пчел. Надо каждый день поутру пересчитать их и на пастбище гнать. А вечером пригнать, опять пересчитать, подоить да в ульи загнать. И хозяин мне твердо сказал: «Ежели ты хоть одну пчелу потеряешь, то не заплачу тебе за целый год». Вот какая была нелегкая работа!

— Все может быть, — соглашается пан. Глянул Янка на тарелку золота и продолжает рассказывать:

— Однажды пригнал я пчел с пастбища, пересчитал: нету одной пчелы… Батюшки-светы, быть беде! Я бегом назад — пчелу искать. А уже вечереть начало. Я туда, я сюда — нету пчелы. Вдруг слышу — где-то пчела ревет. Смотрю — за рекой семь волков напали на мою пчелу. А она, бедняжка, от них изо всех сил отбивается, не сдается. Бросился я на помощь пчеле. Прибежал к реке — нет переправы. Что делать? А тут вот-вот волки пчелу разорвут. Я, долго не раздумывая, схватил себя за чуб, раскачал — и гопля через реку! Но до другого берега не долетел — упал посреди реки и камнем пошел ко дну. Опамятовался кое-как и начал искать дорогу, чтобы наверх выбраться. А тут, как назло, на дне реки кто-то костер развел да такого дыму напустил, что прямо глаза ест, даже рыба носом сопит и дороги из-за дыма не видать. Иду это я ощупью, глядь — медведь стоит. Хотел я схватить его за хвост, да он ко мне головой повернулся. Я сунул ему руку в горло, добрался до хвоста и за него ухватился. Испугался медведь да как рванется наверх — ну, и вытащил меня. Сам бросился с перепугу в лес, а я на берегу остался, да не на том, что надо. Тут схватил я себя опять за чуб, раскачал еще посильней, чем в первый раз, и — прыг на другой берег!

— Мало ли чего на свете не бывает, — говорит пан. — Может, и правда.

— Правда-то правда, пане, да, пожалуй, с изъяном. Ну так вот. Перескочил я на другой берег, да с разбегу так грохнулся оземь, что по самый пояс увяз. Я и туда, и сюда — не выбраться. Без лопаты, думаю, ничего не поделаешь. Побежал домой, схватил лопату — и назад. Откопал себя и бегу на помощь пчеле. Прибежал, отогнал волков, а пчела уже и ноги протянула: задрали ее волки, пока я туда да сюда бегал. Что делать? Прикрыл я пчелу веткой, чтоб волки не съели, а сам пошел к хозяину.

«Беда», — говорю. «А что за беда?» — спрашивает хозяин. «Волки пчелу задрали». Как рассердился хозяин, как затопал на меня ногами: «Теперь не дам тебе ни гроша!» Молчу я. Виноват.

Посердился хозяин и спрашивает: «А волки еще не съели пчелу?» — «Нет».— «Ну, это хорошо, что хоть пчела-то цела. Поедем заберем».

Запрягли мы две пары волов, поехали. На лугу сняли шкуру с пчелы, порубили мясо на куски и привезли домой. Дома засолили — целых двенадцать бочек вышло. Весь год ели мы то мясо с хозяином.

— Мало ли чего на свете не бывает! — говорит пан. — Может, и правда.

— Ну, а как кончился год, хозяин прогнал меня и не заплатил и ломаного гроша. Только выпросил я у него кусок воску. Вылепил я из того воску лошаденку, сел на нее и поехал к деду, ведь отца-то у меня еще не было. Еду, еду — приехал в лес. А тут и есть захотелось. Потянул носом — чую, на елке жареным пахнет. Подъехал я к елке, а там в дупле жареные дятлы пищат. Ну, голод не тетка. Полез я в дупло за дятлами. Лезу рукой — не влез, лезу ногой — не влез, лезу головой — не влез, бросился всем туловищем — влез. Наелся там дятлов сколько хотел — и назад. Лезу рукой — не вылезу, лезу ногой — не вылезу, лезу головой — не вылезу, всем туловищем понатужился — тоже не вылез. Вспомнил я, что у хозяина за лавкой топор лежал. Побежал, взял топор, прорубил в дупле дырку побольше да и вылез.

— Мало ли чего на свете не бывает! — говорит пан. — Может, и правда.

— Вылез я, сел на лошадку, заткнул топорик за пояс и еду дальше. А топорик тяп да тяп, тяп да тяп… Вдруг лошадка стала — и ни с места. Оглянулся я — половины лошадки нету: обрубил ее топорик! Чтоб тебе пусто было! Вырезал я палку из ракиты, сшил лошадку да и еду опять. А ракита вдруг стала расти и расти — выросла до самого неба. Ну, думаю, полезу на небо, погляжу, что там делается.

Пан перестал пыхтеть трубкой:

— И что же ты там видел на небе?

— Чего я там только не видел, пане! Иду я это по небу, а в одной хате святые вечеринку справляют: пьют, гуляют, веселые песни распевают. Хотелось мне к ним зайти, да нет, думаю, с пьяными лучше не связываться, а то еще тумаков надают. Иду дальше. В другой хате святой Микола храпит под столом, словно пшеницу на базаре продал. Видно, порядком хлебнул.

— Мало ли чего на свете не бывает! Может, и правда, — говорит пан.

— И верно, что правда! Своими глазами видал. Зашел я к Миколе, думал — может, чем поживлюсь. Да где там! Бутылки на столе пустые, хлеба ни крошки. Покрутился я, вижу — валяется возле хозяина золотая шапка. Возьму, думаю, хоть Миколину шапку. Зайду где-либо по дороге в корчму, меня за нее и накормят. Взял я шапку — и назад. А тут Микола проснулся, начал шапку искать. А ее нету. Наделал он крику-шуму… Надо, думаю, домой бежать, а то поймают — от беды не уйти. А тут никак не найду того места, где ракита на лошадке растет. Я и туда, и сюда — нету ракиты. Вдруг вижу — святые на току гречиху веют, мякина так по всему небу и рассыпается. Давай я ее ловить да веревку вить. Свил, привязал одним концом к небу и начал на землю спускаться. Спустился к другому концу веревки, а земли все не видать. Повис я меж землею и небом. Хорошо еще, что со мной топорец-то был. Возьму это я отрублю конец веревки, снизу подточаю и дальше спускаюсь.

— Мало ли чего на свете не бывает! — говорит пан. — Может, и правда.

— Точал я этак, точал, да и не приметил, как сквозь землю проскочил и в аду очутился. Иду по аду, разглядываю, как там и что. Вдруг вижу: ваш покойный батюшка — худой, босой, оборванный — свиней пасет.

Вытаращил пан глаза, трубка изо рта выпала:

— Врешь, хам! Не может этого быть, чтоб отец мой да свиней пас!

А Янка хвать тарелку с золотом — и за двери!