«На Деда Мороза не охотятся»

Толстяк вываливается из саней

Гериберт вырезал формочками рождественские печенья-звездочки, а его мама замешивала новую порцию теста с корицей, как вдруг с грохотом хлопнула входная дверь. Гериберт тут же рванулся в прихожую, где с растерянным видом и смущенной улыбкой топтался отец. Сперва Гериберту показалось, что у отца из пасти свисает длинный язык, но потом он рассмотрел, что это красная шапка. Подошедшая мама задумчиво поглядела на мужа, еще задумчивее — на шапку и наконец сказала:

— Что-то мне подсказывает, что Рождество в этом году отменяется.

— Это почему же? — спросил Гериберт.

— Потому что твой папа, похоже, угробил Деда Мороза.

Отец немного оживился:

— Мммм, ффссё сооффсеем ныы ттакк.

Жена вынула у него из пасти красную шапку, и отец уже более внятно произнес в своё оправдание:

— Все было совсем не так. Я только сбросил с саней какого-то толстяка в красной шубе. А больше ничегошеньки и не случилось, так какое это имеет отношение к Рождеству?

— Так этот человек сидел в санях?

— Пока я его из них не выронил, я же сказал.

— А зачем, позволь поинтересоваться, ты его выронил?

— Чтобы получше рассмотреть тех смешных животин, которых он запряг в свою колымагу.

— Я думаю, — сказала мама, — что нам нужно поближе рассмотреть владельца этой шапки, если он еще жив, конечно.

— И ты нас туда отведешь, Эрвин, — объявила она тоном, не терпящим возражений.

В саванне уже начало смеркаться. Им не пришлось далеко идти к месту происшествия — или, как выражался отец, к столу № 17.

Странно звучит, не правда ли? А дело в том, что отец Гериберта разбил всю территорию вокруг дома на маленькие участки, которые назвал «столами» и пронумеровал от № 1 до № 33. Нет, отец Гериберта отнюдь не был владельцем ресторана и не подавал блюда на стол № 17. Напротив, обычно он сам любил там откушать, причем предпочитал сырое мясо. Да, сырое мясо, еще покрывавшее кости животных, которые, конечно, отнюдь не добровольно соглашались на то, чтобы быть съеденными. Да их согласие и не понравилось бы отцу Гериберта. Тогда получилось бы, что это вовсе не охота, а ведь Эрвин был львом (так же, как его сын Гериберт и жена Рита) и охота на обладателей сырого мяса была его любимым занятием. Для львиной семьи в этом нет ничего необычного. И в львиной стае всегда живут только львы, а вовсе не официанты или владельцы ресторанов.

Правда, в глубине души отец Гериберта не верил, что его сын — лев, поскольку львы не могут быть очкариками-вегетарианцами, всегда готовыми прийти на помощь. А Гериберт именно таким и был — носящим очки вегетарианцем. В отце тлело смутное подозрение, что его сына при рождении подменили. Такое случалось не так уж редко, потому что местный доктор был уже очень старым и очень близоруким. Паша и Эмилия, дружная львиная супружеская пара, два года назад явились домой с сыном весьма странного вида, и только спустя год выяснилось, что этот сын — зебра. А их настоящий ребенок, естественно, жил в стаде зебр, и позднее оказалось совсем непросто растолковать малышу, что ему следует питаться этими самыми зебрами. Так что Гериберт вполне мог оказаться зеброй… Или, чего доброго, он — жираф? Короткошеий жираф, которого не признали родители и потому подбросили Эрвину с Ритой. Да, именно так оно, видимо, и случилось. И теперь у него на шее висит жираф без шеи. Обо всем этом, наверное, и размышлял Эрвин, провожая свою семью к столу № 17.

По саванне были разбросаны бесчисленные пакеты и коробки, а рядом с опрокинутыми санями валялось два тщательно обглоданных оленьих скелета. Под баобабом сидел одетый слишком тепло для этих мест дородный мужчина в красной шубе и, морщась от боли, тер себе то одну, то другую ногу.

— Ради бога, близко не подпускайте ко мне этого идиота, — закричал он, едва заметив отца Гериберта.

— Как вы разговариваете с вожаком стаи! — возмутился отец, впрочем, не особенно убедительно.

— Вы его родственница? — спросил человек маму.

— Жена.

— В таком случае искренне вам сочувствую. Не хотелось бы мне сейчас оказаться в шкуре вашего мужа.

Между тем Гериберт внимательно осмотрел место происшествия и спросил:

— А где два других оленя?

— Они убежали после того, как эта дурья башка сожрал двух их коллег.

— Дурья башка?! Ты что себе воображаешь, мешок с салом? — в негодовании закричал отец. Тут, я думаю, нам лучше отойти куда-нибудь в сторонку, чтобы спокойно и по порядку продолжить нашу историю, а Эрвин и толстяк в красной шубе пусть пока выльют друг на друга весь запас бранных слов, которые мы, уважая наших читателей, не станем здесь повторять.

Однако мы вполне можем понять возмущение толстяка, еще несколько минут назад гордо восседавшего в санях, с огромной скоростью летящих по приятно теплому воздуху вечерней саванны. В сани, как вы знаете из тысяч рассказов и картинок, была запряжена четверка благородных северных оленей. Гериберт, конечно, удивился:

— А как вас занесло в Африку? Ведь до Рождества еще целых четыре недели.

— Сам знаю, — проворчал Дел Мороз (а это, несомненно, был он). — Я проводил, э-э, испытательный полет. Олени должны потренироваться, а мне нужно привыкнуть к саням и, кроме того, посмотреть, сколько подарков я смогу увезти за раз. А чего ты, собственно, от меня хочешь, маль…

— Гериберт, меня зовут Гериберт.

— Хо-хо-хо, — Дед Мороз затрясся от удовольствия, — Герибчишка, Герибочишка, мне это нравится.

— Прекрати сейчас же паясничать, мешок с салом, моего сына зовут Гериберт, ясно?

Гериберт изумленно посмотрел на отца, от которого не ожидал такой семейной солидарности. Но лев не может позволить всякому заезжему Деду Морозу оскорблять своего сына, даже если сын, возможно, и жираф.

— Все в порядке, папа, этот господин, похоже, чуточку перевозбудился, но тут есть доля и твоей вины.

Итак, нам теперь известно, что Дед Мороз проводил испытательный полет. Для этого, как мы видим, он выбрал саванну, иначе бы он здесь не лежал. Очевидно, он летел слишком низко, по крайней мере, мы можем это предположить, иначе отец Гериберта до него бы не дотянулся.

Наше предположение нас не обманывает, Дед Мороз действительно летел довольно низко, так как еще не совсем приловчился к саням — а кроме того, он хотел напугать отца Гериберта, который повернулся к нему спиной и, казалось, совсем не замечал его. В общем, Дед Мороз собрался пролететь вплотную за спиной Эрвина, чтобы потом от души посмеяться над его испугом. Можно простить это Деду Морозу — ему нечасто выпадает возможность для подобных довольно безобидных шуток. Разумеется, Дед Мороз не знал об одном из классических трюков Эрвина, который назывался «Сделай-вид-будто-ни-на-что-не-спо-собен». Эрвин владел им в совершенстве. И когда применял, то и вправду выглядел невероятно старым, дряхлым, седым и практически глухим — такому льву так и хочется подложить свинью!

На самом же деле отец Гериберта всеми фибрами тела почувствовал приближение пятерых обладателей сырого мяса. Глянув уголком глаза, Эрвин решил, что к нему приближаются четыре белохвостые антилопы или же четыре гну, и когда сани Деда Мороза оказались прямо позади него, он, ловко извернувшись, подскочил высоко в воздух, все быстрей, как казалось, разгоняясь в полете, взял курс на объятого ужасом Деда Мороза и ударом лапы выдернул его из саней. Крепко ухватившись за сани, лев заставил их опуститься на землю и затормозил, после чего набил себе живот двумя северными оленями.

Теперь мы — точно так же, как Гериберт и его мама — видим последствия его нападения, и, смею сказать, это не очень-то красивое зрелище, когда множество пестрых заботливо упакованных подарков разбросано между скелетами двух оленей и грубо ругающимся толстяком.

Гериберту были неприятно смотреть на это, и он решил действовать. Повернувшись к Деду Морозу, продолжающему фонтанировать обзывательствами «сопливый лев», «альфа-идиот» и «главный дуралей стаи», Гериберт сказал:

— А теперь нам самое время о вас позаботиться. Мы положим вас в сани, и мой отец оттащит вас к нам домой.

— Секундочку, — собрался было возразить Эрвин, но, встретив строгий взгляд жены, промолчал, и на этом дискуссия была закончена.

Совместными усилиями они уложили стонущего Деда Мороза на покореженные сани, мама вернула ему шапку, отец взял в пасть поводья и изо всех сил дернул сани, которые с хрустом и скрипом поволоклись по саванне. Гериберт подталкивал их сзади, а мама поспешила вперед, чтобы приготовить Деду Морозу уютное ложе. Это была воистину замечательная картина, которую наблюдали только два коршуна и один марабу, но истории, рассказанной ими на следующий день, никто не поверил.

Тренировка в раздаче подарков

Той же ночью пришел старый семейный ветеринар, чтобы осмотреть раненого. Он ощупал Деда Мороза, немного подвигал его ноги туда-сюда, пока их владелец не закричал от боли, а потом сказал:

— М-да, никаких шансов, придется его, к сожалению, усыпить.

Лицо Деда Мороза от этих слов сделалось пунцовым, но мама быстро отвела врача в сторону и прошептала ему:

— Это же не лошадь или водяной буйвол, это, м-м-м… ну в общем такая… разновидность человека.

— Да что вы, — удивился звериный врач, — ничего подобного мне еще видеть не доводилось. Для человека у него слишком густая грива, и эта красная шкура… в общем, я бы сказал, что это млекопитающее, скорее всего не примат, с мало выраженным интеллектом…

С кровати послышалось яростное сопение, пациент попытался встать.

— Диагноз, — невозмутимо продолжил звериный доктор, — перелом обеих ног. В условиях дикой природы пациент — кем бы он ни был — выжить не сможет. Сейчас я наложу ему гипс, а потом уж вам придется за ним ухаживать.

Так и было сделано. Ветеринар торопился, ему еще предстояло наложить шину носорогу и погасить очаг сибирской язвы.

И вот теперь Дед Мороз с переломанными ногами лежал посреди саванны в доме вожака львиной стаи Эрвина. Он огляделся и увидел три пары львиных глаз, глядящих на него: одни сострадающие, другие подбадривающие, а третьи — ненасытные.

Дед Мороз глубоко вздохнул и сказал:

— Похоже, Рождество в этом году отменяется.

— Даже если и так, — проговорил отец, — я бы не стал из-за этого расстраиваться.

— Уважаемая госпожа Рита, — сказал Дед Мороз, — принесите-ка мне мой мешок, пожалуйста.

Мама с помощью Гериберта приволокла громоздкий мешок в дом. Дед Мороз извлек него бювар и стопку писем.

— Здесь пожелания миллионов детей. Теперь мне придется им, к сожалению, отказать.

И он начал писать: «…по причине коварного, трусливого нападения, или нет, в результате маленькой технической неисправности я, к сожалению, не смогу в этом году произвести раздачу подарков. Не сердитесь на меня, пожалуйста, я прибуду на следующий год…»

— Раздать подарки мог бы я, — раздался звонкий львиный голос.

— Хо-хо-хо, — рассмеялся Дед Мороз. — Ты не имеешь ни малейшего представления о том, как это делается. Одарить свыше двух миллиардов детей за одну ночь, такое уметь надо.

— Тогда научи меня! — воскликнул Гериберт. — У меня много друзей, они мне помогут.

— Об этом не может быть и речи, — зашумел отец, — мотаться по свету и раздавать подарки вовсе не львиное дело. Лев в лучшем случае позволяет что-то себе подарить, но охотнее всего он просто забирает то, что ему нравится.

— Полагаю, сейчас тебе лучше помолчать, Эрвин. Это ты виноват в том, что господин Дед Мороз оказался в таком положении, а также в том, что дети на Рождество останутся без подарков.

— Мне все равно, — проворчал Эрвин, — я ведь тоже ничего не получу.

И он вышел из дому, чтобы малость порезвиться в саванне и заняться естественным отбором.

Дед Мороз внимательно осмотрел Гериберта, а потом сказал:

— Очень мило с твоей стороны, паренек, но раздача подарков — действительно адская работа, тебе понадобится медвежья сила…

— А может, хватит и львиной, — перебил его Гериберт, и Дед Мороз понял, что перед ним персонаж, остановить которого не так просто.

Уже на следующее утро вокруг дома Эрвина и Риты начались весьма активные действия. Усерднее других действовал, естественно, Гериберт. Он созвал внеплановое собрание общества «Серенгети», объединявшее любителей выпиливать лобзиком. Этот клуб, основной целью которого было украшение саванны, он основал вместе с бегемотом Дитером и бородавочником Эберхардом. Общество заботилось о том, чтобы повсюду в саванне были расставлены красиво оформленные дорожные указатели. На одном из них значилось: «До водоема приблизительно 22,3 м», на другом Дитер написал: «Осторожно, неосвещенная звериная тропа», а Эберхард, который любил все масштабное, соорудил свой дорожный указатель, направленный вертикально вверх: «Луна — 322444 км». Это число Эберхард узнал от одного близорукого трубкозуба. Трубкозубы ведут ночной образ жизни и поэтому чувствуют особую связь с Луной. В действительности же Земля находится от Луны на расстоянии 384400 км.

Общество любителей выпиливать лобзиком поклялось никогда не брать в руки никакого другого инструмента, кроме лобзика. На гербе общества красовалась рыба-лобзик, которую бегемот Дитер изобразил по описанию в одном старом журнале. Отец Дитера нашел этот журнал в брюхе одного крокодила, на которого по неосмотрительности наступил.

Ну а сейчас три любителя выпиливания совместными усилиями смастерили из дерева различные затейливые конструкции: башню, лестницу, пирамидообразное сооружение с дюжиной ступеней и множеством квадратных штуковин, похожих на ящики с небольшим проемом, перед которым Гериберт натянул веревки, а на них развесил носки.

Перед нами, несомненно, — тренировочный лагерь по подготовке к раздаче подарков. Здесь Гериберт взялся готовиться к этому серьезному мероприятию. Целыми днями он занимался тем, что запрыгивал на башню, протискивался внутрь нее и через квадратное отверстие с развешенными перед ним носками снова выбирался наружу. Он бегал по лестнице вверх и вниз, снова прыгал в деревянный камин, а потом мчался в направлении дома к линии финиша.

— Слишком медленно, — ворчал Дед Мороз, поджидавший его там с секундомером в руках. — Да с такими темпами раздача рождественских подарков до Пасхи затянется. Тебе нужно наращивать мышечную массу и упражнять рефлексы.

И Гериберт старательно наращивал и упражнял. Он поднимал тяжести, просил Эберхарда и Дитера растягивать себя в разные стороны. Минимум четыреста раз в день прыгал через спящего отца, который потом всё удивлялся, почему ему нынче постоянно снятся землетрясения, и около тридцати раз в день переплывал или переходил вброд водоем.

В полдень для тренировки становилось слишком жарко, поэтому все шли в «Офис раздачи подарков». Это была громадная пристройка к скромному львиному жилищу, которое в сравнении с офисом казалось чуть ли не крошечным. Там работали: всё общество любителей выпиливать лобзиком, смешанный хор саванны, клуб радиолюбителей, кружок игры в слова «Скрэббл» и объединение искателей протоптанных дорожек, называющих себя «хвостологами». Для полного набора всех обществ, которые основал и которыми руководил Гериберт, недоставало, собственно, только «Клуба репатриации квагги». Но друзей квагги все равно было только двое: Гериберт и его отец, который ожидал от репатриации совершенно неизвестного ему животного главным образом расширения своего рациона.

Сейчас, конечно, было бы самое время описать удивительный офисный комплекс, возникший в саванне усилиями прилежных любителей выпиливания лобзиком, однако наш телефон уже раскалывается от множества звонков растерянных читателей, которые непременно желают узнать, а что же это такое — квагга. Поэтому мы прерываем наше повествование для крайне необходимого объяснения.

Квагга — дальний родственник зебры, но у нее гораздо меньше полос. В старину она жила в саванне и питалась той же пищей, что и зебра. Она, кстати, гораздо незаметнее зебры, но, несмотря на это, позднее была полностью истреблена. Рудольф Хатари Хурцльмайер попытался нарисовать кваггу по памяти, что в случае с вымершими животными, разумеется, довольно непросто. Но чем же квагга интересовала Гериберта? Ведь она едва ли могла обогатить его вегетарианское меню. Но как чемпион района по игре в слова Гериберт мог отлично использовать кваггу. Поскольку существует не так уж много слов с двойным «г», то когда кому-нибудь удается выложить слово «квагга», все в один голос восклицают: «Ой, что же это такое?»

Теперь мы снова вернемся к нашему рассказу, в котором за истекший период, к счастью, ничего важного не произошло. Следует честно признать, что все персонажи ждали, пока мы разберемся с «квагго-кваканьем», как это называл отец Гериберта. В принципе считается, что автор идет на большой риск, прерывая вставкой историю, которая на самом-то деле только-только начала раскручиваться по-настоящему. Персонажи в таком случае остаются без присмотра. И тогда вдруг может случиться драка или отец Гериберта, пользуясь удобным случаем, просто съест кого-то из важных действующих лиц. Такие происшествия могут разрушить всю книгу. Томас Манн вставал из-за письменного стола, лишь уложив спать всех своих главных персонажей, Достоевский всегда обеспечивал им большое количество выпивки, а мы на то время, что уклоняемся в сторону, привыкли давать героям нашего рассказа какое-нибудь полезное задание. Сейчас, например, отец Гериберта занят тем, что по просьбе матери сверлит в потолке отверстия для дюбелей, что, как известно, всегда вызывает определенные сложности. Мы подошли как раз вовремя, чтобы услышать слова Эрвина:

— Дурацкие дюбеля, на кой ляд они вообще тебе нужны?

— В них мы завинтим крюки, а на крюки повесим кольца, за которые господин Дед Мороз сможет подтягиваться и садиться.

— Для этого не требуется никаких дюбелей, я этого лежебоку в любое время смогу поднять, хоть прямо сейчас, с помощью…

Отец широко раскрыл пасть и указал в глубину глотки.

— Эрвин, из-за твоей прожорливости у меня и так висит на шее этот больной, и ты мне действительно очень поможешь, если просто сделаешь то, о чем я тебя прошу.

Эрвин ненадолго задумался, а не завести ли ему шарманку про вожака стаи, альфа-самца, конец пищевой цепи и хозяина в доме, но потом сдержался, ибо доподлинно знал, что на его супругу подобные речи не производят ни малейшего впечатления. Ведь она вышла за Эрвина замуж не ради его хищных качеств, а из-за его красивых глаз.

В пристройке-офисе тем временем продолжали усердно выпиливать, выдалбливать и фрезеровать, поскольку требовались многометровые стеллажи. Необходимо было наладить обработку писем с пожеланиями рождественских подарков. Обычно это делалось в огромном помещении, которое Дед Мороз специально выделил в своем доме на Северном полюсе. Но из-за перелома ног все письма с пожеланиями этого года и весь архив более ранних писем, а также списки подарков и картотеки учета плохих и хороших поступков ему пришлось передислоцировать в саванну. Как это было сделано? Разумеется, по почте.

Друзья Гериберта день и ночь были заняты разбором коробок и ящиков и размещением документов на полках стеллажей. Все делалось согласно указаниям Деда Мороза, который велел Дитеру катать себя в инвалидной коляске по рождественскому административному зданию. Нужно было проверить письма с пожеланиями за этот год и утвердить каждый отдельный подарок. Происходило это следующим образом: если кто-нибудь желал получить «большую красную пожарную машину», Дед Мороз сразу кричал: «Утверждается!» Потому что большие красные пожарные машины с выдвижными поворотными лестницами и настоящими шлангами были любимым подарком Деда Мороза. Он полагал, что у каждого ребенка должна быть такая машина, и его очень огорчало, что в последнее время это желание высказывалось все реже.

— Здесь некая Ева Бергер хочет, чтобы ее папочка вернулся домой, — грубым голосом бородавочника вдруг воскликнул Эберхард.

— Ах да, маленькая Ева, она уже два года желает этого. Не знаю, как и быть… Дитер, отвези-ка меня в сектор «Б». — И любящий выпиливать лобзиком бегемот покатил Деда Мороза к нужной букве. Там они извлекли дело Бергер и из него вычитали, что родители Евы поссорились на Рождество три года назад и в новогодний вечер расстались. Отец сожалел об этой истории, однако…

— Значит, так — в подобных случаях мне нужно все проверять на месте, — объяснил Дед Мороз. — Я не могу сразу выполнять такое желание, поскольку сначала должен узнать, хорошо ли ведет себя ее отец.

Дед Мороз размышлял в очень простых категориях, и потому мангусту Коринне и окапи Гастону пришлось действительно ехать в Билефельд, где проживал отец Евы, и «дополнительно проинспектировать человека».

Это заняло уйму времени, не говоря уж о том, что окапи очень бросается в глаза даже в таком городе, как Билефельд. Мы позволим себе лишь кратко упомянуть, что сперва Гастону пришлось обратиться за разрешением на временное проживание в отдел виз и регистраций иностранных граждан, и как только в графе «профессия» он написал «помощник Деда Мороза», все пошло как по маслу. Но об этом, пожалуй, чуть позже, ибо пока механизм подготовки к раздаче подарков набирал обороты, отец Гериберта столкнулся с серьезными неприятностями.

Пароль «Эрвин»

Началось все с того, что Паша и Султан пригласили его на внеочередное общее собрание стаи. Вообще-то такие встречи созывал только сам отец Гериберта, но поскольку оба младших вожака смотрели на него с некоторым вызовом, он согласился пойти.

Общее собрание оказалось и вправду весьма представительным, на него явились все бета-, гамма- и дельта-звери[1] стаи, а по впадине небольшого кратера, где проводилось собрание, шатались даже несколько совсем хилых омега-львов. Паша не заставил долго себя уговаривать, он с елейным видом развернул лист бумаги и сделал вид, что зачитывает по нему нижеследующий текст (хотя, как и все присутствующие, он, конечно, не умел читать):

«До наших ушей, уважаемый вожак стаи, дошло, что в вашем доме поселился неизвестный гость. Некоторые говорят, что это лев с красной шкурой и белоснежной гривой, однако ты утверждаешь, что это Дед Мороз».

Дикий смех пятидесяти трех львиных глоток потряс кратер, некоторые кувыркались от удовольствия, другие били лапой по лбу — своему или соседскому — что грозило вскоре перерасти в драку. Отец Гериберта громко рыкнул, после чего снова наступила тишина. Паша продолжал:

«Уважаемый Эрвин, если это действительно так и ты веришь, что у тебя в доме находится Дед Мороз, то в таком случае я вношу предложение: освободить тебя от обязанностей вожака стаи и немедленно назначить нового альфа-льва».

Воцарилась мертвая тишина, как всегда бывает в подобных ситуациях. Сначала молчал даже Эрвин. Происходило нечто воистину чудовищное. Конечно, взрослый лев уже не мог верить в Деда Мороза, но верил он в него или нет, а тот собственной персоной лежал, развалясь, у него в гостиной и доставлял всем одни только сплошные неприятности.

Отец Гериберта откашлялся, теперь его могла спасти только большая речь. До сих пор такие речи писал для него сын, а он заучивал их наизусть. Однако в настоящий момент его любезный сынуля вкалывал на Деда Мороза, и Эрвину приходилось рассчитывать только на собственные мысли:

— Друзья, львы-соратники и подчиненные, а также прочая недостойная шушера, которой вскоре придется подыскивать себе новую стаю…

Начало получилось хорошее, теперь надо просто продолжать в том же духе, и тогда он уж заткнет Паше пасть. Но продолжение речи давалось Эрвину нелегко. Что же ему следует сказать? Ведь это правда, что дома у него был некто, кого жена и прежде всего сын называли «господин Дед Мороз». Гериберт даже собирался перенять у него работу. И если теперь все узнают, что его сын захотел делать подарки людям, то ему, Эрвину, по всей вероятности, придется распрощаться с постом вожака. Но Эрвин был опытным альфа-львом, он уже не раз справлялся с множеством других трудностей и знал, что лучшая защита — это нападение.

— Не могу не похвалить младших вожаков стаи Султана и Пашу: хитростью и умом они сумели разведать то, что я, собственно, еще некоторое время хотел бы сохранять в тайне…

— Ага, он это признаёт!

— Я же говорил.

— На самом деле это должно было стать сюрпризом для моей любимой стаи. Да, в своей квартире я держу под стражей существо, которое само себя именует Дедом Морозом. Но на самом деле этот субъект приведет нас к самым крупным запасам сырого мяса, какие мы когда-либо видели, и с его помощью мы приобретем также значительные денежные средства. С ними мы сможем… э-э, сможем позволить себе построить дивное помещение для наших собраний, чтобы не тесниться вечно в этом пыльном кратере. Дайте мне ещё две недели, чтобы втереться в доверие к этому человеку, и тогда вы увидите, что я вас не обманул.

Речь попала прямо в цель. Паша и Султан, правда, не поверили ни единому слову Эрвина, но не решились вступить в открытую борьбу за власть, так как отец Гериберта был необычайно сильным альфа-львом. Пристройка для обработки писем с пожеланиями, разумеется, не осталась незамеченной, но ее появление Эрвин всегда мог объяснить, сославшись на сына, ведь каждый знал, что он сильно выбивался из львиной породы. Но Эрвин понимал, что сейчас ему настоятельно потребуется помощь этого самого выбившегося из рядов сына, если он не хочет потерять пост вожака стаи.

Канцелярская работа в саванне

Тем временем Гериберт и его друзья день и ночь надрывались в стенах офисного здания. Они бы никогда не подумали, что Рождество может быть таким утомительным. Работали посменно: ночные звери выходили в ночную смену, тогда как Гериберт, Эберхард и Дитер трудились по меньшей мере с 7 до 20 часов дня. Сложности возникали в первую очередь с перепроверкой писем с пожеланиями. Некоторые дети хотели получить сразу чуть ли не по пятьдесят подарков. Здесь всё следовало тщательно взвесить, так как, по словам Деда Мороза, только очень немногие дети действительно заслужили по пятьдесят подарков. Для этого они должны были соответствовать «супер-послушной» категории. Дитер раз за разом пролистывал «Справочник по послушности», многократно переизданный трехтомный труд Деда Мороза. Тот, кто заслуживал пятидесяти или более подарков, должен соответствовать следующим критериям: быть всегда вежливым, всегда делать домашние задания, всегда помогать родителям, никогда не обижать братьев и сестер, верить в Деда Мороза, быть скромным.

Было ясно, что никто из пожелавших себе пятьдесят подарков, собственно говоря, и не мог получить все пятьдесят. Ибо это как раз и было нескромностью. Однако приходилось учитывать множество нюансов. Тот, кто не делал домашнее задание, а наскоро списывал его перед уроком, получал штрафное очко. Тот, кого поймали на списывании, получал уже два штрафных очка. Пять штрафных очков давалось за швыряние твердыми как камень марципановыми свинками в темном зале кинотеатра. Обмазанная зубной пастой дверная ручка приносила два штрафных очка, вытягивание из-под кого-нибудь стула влекло за собой три штрафных очка, а вот за то, что кто-то притворился, будто бросает собаке палочку, а сам этого не сделал, дается одно штрафное очко. Инструкции были удивительно обширны и учитывали любой случай: мочиться стоя (1), совать бумажный носовой платок в стирку с темным бельем (1), анонимно звонить умышленно искаженным голосом (2), вести не утвержденную ООН войну (600), сбрасывать атомную бомбу (800 штрафных очков). Начиная с четырехсот штрафных очков можно было лишиться подарков на всю оставшуюся жизнь.

Дед Мороз назначил Дитера ответственным исполнителем по обработке писем с рождественскими пожеланиями и ввел его в курс дела. Эберхард руководил разъездной работой и отвечал за проведение домашних посещений, а доставка подарков вменялась в обязанность Гериберту. Трудно сказать, какая из этих работ была более напряженной.

Вскоре Дитер уже умудрялся обрабатывать почти тысячу писем в час. На листках с пожеланиями он ставил штемпель с указанием даты и после проверки кидал их в один из трех накопительных лотков с надписями «Утверждено», «Отклонено» и «Почти оптимально», последнее означало: на повторное представление. Все листки, которые оказывались там, сразу передавались дальше в отдел Эберхарда, который тщательно перепроверял каждый сомнительный случай. Бородавочники обладают весьма выраженным холерическим темпераментом, а потому из кабинета Эберхарда часто слышалось громкое хрюканье:

— Какая наглость! Да что этот мальчишка себе воображает! Электрическая железная дорога, конструктор «Плеймобиль» с замком и рыцарями, «Геймбой», шоколадный фонтан и три видео с ужастиками… Ну погоди, получишь ты у меня подарочек, как же…

(Таким вот образом маленький Кевин Матусек, к своему великому изумлению, получил в тот год от Деда Мороза основательную взбучку.)

Эберхард очень серьезно относился к своим обязанностям. Чаще всего он принимал решение «на основании документации», но всегда оставались, конечно, сомнительные случаи, и тогда посещения на дому становились неизбежными. Их совершали, как уже упоминалось, Коринна и Гастон, мангуст и окапи, оба очень надежные и выносливые. Например, в Билефельде обстоятельства дела выглядели чрезвычайно запутанными. Отец маленькой Евы оказался действительно хорошим человеком, чего, однако, нельзя было сказать о ее матери. Сначала она отказалась даже разговаривать с четвероногим, но Гастон умел быть очень убедительным, и стоило ему лишь усесться в кресло гостиной, как люди быстро забывали, что он — окапи. Собственно, большинство людей очень плохо представляли себе, что такое окапи, и если их потом о нем спрашивали, они всегда отвечали, что перед дверью стоял маленький жираф. Гастон был не только сотрудником Деда Мороза по внешним связям, он владел также удостоверением Всемирного фонда дикой природы, которое узаконивало за ним номер 44 в списке редких и исчезающих видов Красной книги. Попадая вместе с Коринной в затруднительное положение, Гастон морщил лоб и очень серьезно, чуть дрожащим голосом произносил:

— Знаете ли, я в любой момент могу вымереть, поэтому избегаю излишних волнений…

Этот номер проходил на ура повсюду, ибо если люди что-то и уважают, то прежде всего Красную книгу. На самом-то деле Гастону вообще ни о чем не стоило волноваться: он был передовым сотрудником по внешним связям в расцвете жизненных сил, что тоже не могло не понравиться матери Евы. Уже через несколько минут она напрочь забыла, что перед нею сидит окапи и непрерывно истребляет ее запасы соленой соломки с тмином. А когда Гастон намекнул, что в силу своих профессиональных обязанностей он может исполнить практически любое ее желание, мать Евы пропала.

Быстрым движением руки она поставила перед Гастоном два килограмма земляных орехов и стала все ближе подвигаться к нему, пока не оказалась настолько близко, что мне пришлось вмешаться.

Ведь автор просто обязан сделать это, если замечает, что текст начинает сносить куда-то не туда. Как я уже говорил, невозможно постоянно иметь в поле зрения всех персонажей одновременно. Пока следишь за тем, чтобы Дитер правильно проштемпелевал бумаги в секторе писем, мать маленькой Евы пытается создать осложнения уважаемому окапи. Так что я позвонил в дверь квартиры Бергеров. Мне открыла маленькая Ева и сказала:

— У мамы в гостях мини-жираф.

Я ответил:

— Мне нужно поговорить с этим мини-жирафом.

— Про что?

— Про то, что он… э-э… неправильно припарковал свою машину.

— Подождите, пожалуйста, я спрошу мамочку.

М-да, и тогда я, естественно, слинял, потому что автору никогда не следует встречаться с собственными персонажами. В таких случаях дело очень быстро доходит до препирательств. «Я бы с удовольствием носил шкуру помягче», или «А можно сделать так, чтобы я производил более приятное впечатление?», или «Почему мне нельзя было сожрать этого Деда Мороза на девятой странице?» В подобные пререкания вступать не стоит, иначе никогда не продвинешься вперед.

Гораздо лучше переодеться в шкуру какого-нибудь персонажа. Я мог бы, к примеру, как бегемот Дитер, оказывать прямое влияние на происходящее. Впрочем, тогда мне пришлось бы выполнять за него всю бухгалтерскую работу, а меня это совсем не прельщает.

Отец Гериберта тоже не очень-то разбирался в бухгалтерии. Собственно говоря, трудности у него возникали везде, где встречались цифры и буквы, но в данный момент проблемы у него были прежде всего с Дедом Морозом. Тот лежал в доме Эрвина, то есть на вилле вожака стаи, в гостиной, и командовал всеми вокруг. Матери Гериберта это очень даже нравилось, потому что Дед Мороз вел себя в общем-то вежливо, обладал хорошими манерами и не врывался посреди ночи в дом с кровавым куском мяса, который ей следовало немедленно разделить на порции и сунуть в морозильную камеру. Мать часто в ужасе спрашивала:

— Эрвин, что ты опять приволок?

— Откуда мне знать, было же темно. На вкус что-то полосатое, небось какая-то зебра.

Наверное, на свете есть очень мало жен, которые ценят такого рода разговоры, да еще и в ночное время, когда положено спать. Поэтому матери Гериберта нравилось беседовать с Дедом Морозом, который из-за одних только загипсованных ног едва ли был в состоянии мотаться по саванне за мясом.

Эрвин наблюдал за происходящим в доме с нарастающим раздражением. На самом деле только гипс защищал Деда Мороза от того, чтобы обогатить рацион вожака стаи. Однажды Эрвину уже случилось сожрать бельгийского министра с загипсованной ногой, так он после этого несколько недель кряду кашлял сухой пылью. А Дед Мороз был толст минимум как три бельгийца и, соответственно, гипса на его теле имелось больше. К тому же этот молодчик был еще нужен Эрвину, поскольку только Дед Мороз знал, как правильно проводить раздачу подарков и добираться до неистощимых запасов мяса.

Между тем Гериберт надрывался круглые сутки. Если он не возился с бумажками, Дед Мороз заставлял его снова и снова тренироваться, и хотя львенок все быстрее забирался на дымовую трубу, через нее проникал в помещение и возвращался обратно, Дед Мороз только огорченно качал головой, словно хотел сказать: «Думаю, Рождество все же придется отменить».

Но Гериберту он говорил:

— Упражняйся, мой мальчик, ты должен упражняться и стать лучше. Раздача подарков — это не послеобеденный сон, знаешь ли.

И при этом удовлетворенно гладил себя по необъятному животу. Дитер и Эберхард уже почти не могли на это смотреть:

— Так дело не пойдет, этот субъект только отделывается пустыми фразами, а как нам все сделать, не говорит.

Эберхард, который обычно мог выдать зараз только одно-единственное сложное предложение, глубоко вздохнул и пояснил:

— До Рождества всего две недели, а не обработана даже и половина писем, мы обеспечили всего двадцать тысяч подарков и до сих пор не знаем, как технически происходит эта самая раздача. Да и отец твой меня тоже нервирует — вечно он вокруг слоняется.

Гериберт уже обратил на это внимание. Действительно, теперь отец все чаще задерживался возле здания офиса. Вдруг проникнувшись доверием к Дитеру, он осведомлялся у него:

— Ну, как продвигаются ваши дела, маленькие рождественские гномы?

В ответ на что Дитер только бормотал:

— Хорошо, очень хорошо, — и спешил удалиться.

На дереве перед окном рабочего кабинета Гериберта с недавнего времени сидели два марабу, которые довольно назойливо поглядывали на его письменный стол и, видимо, делали себе какие-то пометки. Вечером отец подробно расспрашивал их, что для него было совершенно нехарактерно, ведь обычно он испытывал отвращение к марабу. Кроме того, из морозилки постоянно пропадали большие куски мяса.

Но вообще-то у нашей троицы было, конечно, не особенно много времени на то, чтобы вникать в поведение отца Гериберта, работы у них было выше головы. «Надо было нанять жирафа», — невесело шутил Гериберт, и было ясно, что им следует как-то рационализировать трудовой процесс. Поэтому они больше не читали писем и не перепроверяли их, а сразу утверждали целиком, ни во что не вникая. В результате в тот год на Рождество исполнились самые странные желания.

Гериберт вскрывал конверт, Эберхард разглаживал письмо и клал его перед Дитером, а тот шлепал по нему штемпелем «Утверждено». Какая-то Варвара из Санкт-Петербурга кроме рыцарского замка и лазерного меча пожелала еще мира и взаимопонимания между народами, и Дитер не глядя утвердил все четыре ее желания.

Пять ноутбуков, три игровые приставки, плоскоэкранный монитор и электрический автомобиль для семилетнего Эдо из Гейдельберга теперь уже почему-то не вызвали никаких проблем, не говоря уже о «брате, который не должен больше меня колотить». Правда, письмо, в котором было написано: «Хочу, чтобы американского президента выкрасили в зеленый цвет и посыпали тертым пармезаном», нашей троице пришлось-таки перечитать еще раза три. Ответственные Деды Морозы предпочитают не исполнять подобные пожелания, равно как и такие: «Хочу наконец найти мужа», или «Хочу жену, которая умеет готовить, как моя мама», или «Хочу морскую свинку, хомяка и удава».

Тем не менее работа с письмами был завершена уже в тот же день, а вечером Гериберт созвал особое заседание лобзикового клуба «Серенгети». Обычно в клубе насчитывалось семнадцать членов, однако на этот раз Гериберту пришлось приветствовать нежданного гостя:

— Привет папа, не знал, что ты интересуешься выпиливанием лобзиком…

— Хм-м, э-э, я тут подумал — нужно однажды попробовать что-то новенькое. Когда все время разрываешь в клочья других животных, в конце концов перестаешь получать от этого удовлетворение…

(При этих словах любители выпиливания слегка вздрогнули, но пока рядом с ними был Гериберт, они по крайней мере не опасались за свою жизнь).

— Я тоже так считаю, — обрадовался сын льва и обратился к членам общества:

— Единственный пункт повестки дня сегодняшнего заседания — это починка саней для развоза подарков.

Возникло определенное замешательство, поскольку мало кто из присутствующих когда-либо видел сани. Звери еще как-то представляли себе, что такое раздача подарков, а вот вообразить и то, и другое им было очень трудно. Гериберт терпеливо растолковал, что сани — это средство передвижения в богатых снегом регионах и в данном конкретном случае они — транспортное средство Деда Мороза. К счастью, здесь присутствует лицо, воочию видевшее сани в их первоначальном состоянии, — при этих словах Гериберт ободряюще посмотрел на отца.

— Ну, э-э, все произошло так быстро, я уже всех деталей и не помню, — запинаясь, несколько озадаченно пробормотал отец. — Вдобавок в них ведь еще сидел этот мешок с салом, поэтому самих саней не особо и видно было…

— Какой ещё мешок? — хотел было спросить Себастиан, зебра, которого все звали Басти, однако Гериберт счел, что этой истории лучше до поры до времени оставаться семейной тайной, и вмешался:

— Сейчас самое важное — как можно быстрее отремонтировать сани, они нам скоро понадобятся. Берите, пожалуйста, свои лобзики, и пойдемте в мастерскую.

В соседнем помещении стояли остатки саней, Гериберт собрал все обломки, вплоть до мельчайших, и пронумеровал их. В принципе от транспортного средства Деда Мороза оставалось еще вполне достаточно, чтобы распознать в них именно сани. Было сломано лишь несколько странных распорок и элементов отделки. Но Гериберт предположил, что именно эти части и были решающими для функционирования саней. Дед Мороз, хотя и не очень охотно, передал ему довольно приблизительный эскиз, с помощью которого, впрочем, можно было сообразить, какая часть к чему относится.

Дитер, Эберхард и Басти без промедления принялись за работу. К ним присоединился бонобо[2] Вольфганг, который носил звание чемпиона Африки по выпиливанию лобзиком в средней весовой категории, владел черным поясом и мог работать тремя пилами одновременно. Поперек дороги ему лучше было не становиться. Однажды он уже распилил на пятьдесят четыре части одного охотника на крупного зверя, а потом снова собрал его обратно, но две части оказались лишними, поскольку сборка не относилась к числу сильных сторон Вольфганга. Охотник страшно возмущался результатами его работы, ибо без указательных пальцев он стал вдвое менее опасным. После этого происшествия он устроился на работу счетчиком гороха в экологически чистом крестьянском хозяйстве.

Дитер и Эберхард дивились, как активно участвует в работе отец Гериберта. Он все время давал Вольфгангу подробные указания, где нужно надпилить или отпилить какую-нибудь деталь. И в самом деле, не прошло и десяти минут, как сани уже стояли перед зверями в прежнем великолепии.

— Теперь их надо бы еще немножко подшлифовать и местами отлакировать, и вещь будет как новенькая, — прогнусавил Вольфганг, уложил свои драгоценные турнирные лобзики в специальный обшитый бархатом футляр и исчез в кронах деревьев.

Остальные пильщики последовали совету Вольфганга и теперь в некоторой растерянности стояли перед великолепным транспортным средством для развозки подарков. С санями было что-то не так.

— Им не хватает четверки северных оленей, — после некоторого размышления проговорил Дитер.

— Точно, — согласился с ним Эберхард, — а где нам их взять?

Все посмотрели на отца Гериберта, который смущенно пожал плечами и упрямо буркнул:

— Может, ваш великолепный Вольфганг сумеет что-нибудь выпилить из оставшихся костей.

— Не думаю, что мы произведем хорошее впечатление, разъезжая по саванне на двух оленьих скелетах, — на удивление спокойно сказал Гериберт, и тогда все погрузились в глубокую думу.

— Я мог бы обеспечить вас четырьмя антилопами, — услужливо проговорил Эрвин, но особенно настаивать не стал, поскольку никто поначалу не отреагировал на его идею. Впрочем, чуть позже на его не вполне бескорыстное предложение реакция все-таки последовала.

— Неплохая мысль, папа! — воскликнул Гериберт. — У нас нет оленей, поэтому воспользуемся тем, что есть. Дитер, Басти, Гастон и, э-э, Кнут, встаньте-ка вот здесь перед санями.

После некоторых колебаний бегемот, зебра, окапи и гну выстроились перед санями Деда Мороза и позволили Гериберту и Эберхарду себя запрячь.

— Ха-ха-ха-ха, ну и видок! — Эрвин со смеху повалился на землю и, казалось, вот-вот задохнется. Вид и в самом деле был странный. Весьма, весьма странный вид, вообще-то не слишком вязавшийся с Рождеством. Но чего люди, собственно говоря, ожидают от Рождества? Чем именно определяется Рождество? Празднуем ли мы в данном случае то обстоятельство, что четверка северных оленей возит туда-сюда сани с толстяком в красной шубе? В чем, собственно, заключается подлинный смысл Рождества? Задумайтесь об этом на минутку. Просто закройте глаза, и вам что-нибудь обязательно придет в голову. А если нет, тогда воспользуйтесь этой паузой, чтобы просмотреть несколько рецептов печенья с корицей или разучите рождественскую песню.

А пока вы размышляли, кое-что произошло. Исполняющие роль оленей звери смущенно переминались с ноги на ногу. Они даже попробовали было стронуть сани с места, но поскольку не были привычны к такого рода деятельности, то потянули сани в четыре стороны одновременно. В только что отремонтированной деревянной конструкции что-то подозрительно затрещало.

Гериберт, как раз склонившийся с Эберхардом над дед-морозовым эскизом, не заметил опасности, но отец Гериберта инстинктивно оценил ситуацию и внезапно с прирожденной быстротой хищника запрыгнул в сани. Он схватил поводья, прищелкнул языком, крикнул «но-о-о», ошарашенные звери вдруг сделали рывок, и вся транспортная конструкция со скрипом пришла в движение. Сперва четверка животных бежала медленной рысью, чудесным образом выдерживая ровный шаг, но потом они стали мало-помалу набирать скорость, и именно тогда, когда Дитер ощутил уверенность, что ни один бегемот никогда еще не бегал быстрее его — да, пожалуй, никогда уже и не побежит — как раз в этот момент они взмыли в воздух.

Поначалу испугавшись, отец Гериберта закрыл глаза, а когда снова открыл их, то увидел свой дом маленькой точкой на земле, а рядом еще три точки поменьше, которые, как ему показалось, оживленно махали лапами. Эрвин помахал им в ответ, а сани тем временем пошли круто вверх. Скорость непрерывно нарастала. Они обогнали нескольких коршунов, которые, увидев такое, поклялись никогда больше не есть падаль и тотчас отправиться в психиатрическую лечебницу на обследование.

Звери в небе чувствовали себя совсем не так комфортно, как следовало бы чувствовать себя тем, кто вдруг научился летать. Басти и Гастон сильно испугались, поскольку они летели впереди и ощутили, что воздух становился все более разреженным. Дитер испугался совсем немножко, ибо находил просто великолепным то, что кто-то весом в три тонны может так просто взять и полететь. А вот Кнут вообще почти не испугался, потому что был убежден, что именно он придал саням эту безумную скорость. Антилопы гну невероятно быстры, Кнут где-то читал, что одного гну засекли на автостраде в Кении, где он разогнался до 115 миль в час, при разрешенной скорости 90. Правда, Кнута немного беспокоило то, что за спиной у него сидел отец Гериберта, пристрастие которого к антилопам гну уже вошло в поговорку: в антилопьих кругах ему дали прозвище «Гнуминатор». Однако Гнуминатор сидел в санях, сам дрожа от страха. Одной лапой он судорожно сжимал поводья, а другой еще более судорожно зажимал глаза, потому что ужасно боялся высоты. Это может понять каждый, кто с высоты трех километров смотрел из саней вниз.

Мама Гериберта тоже испугалась:

— Вам нужно что-то предпринять, господин Дед Мороз. Верните, пожалуйста, эти сани обратно на землю.

— Да уж, мадам, я бы с удовольствием это сделал, но понятия не имею, как. Если я сам не сижу в санях, я совершенно бессилен.

— Но в них сидят мои муж и сын! — весьма сердито крикнула Рита.

И хотя мы вполне можем понять ее волнение, все-таки спросим себя, а как, собственно говоря, Гериберт попал в сани. Ведь он с Эберхардом как раз углубился в изучение каких-то планов и находился минимум в тридцати метрах от саней, когда отец привел их в движение. Впрочем, расстояние не стало для Гериберта помехой, ведь в последнее время маленький лев постоянно и напряженно тренировался, о чем все мы, вероятно, как-то подзабыли. Правда, Дед Мороз по-прежнему считал его все еще слишком медлительным, но достигнутых успехов оказалось вполне достаточно, чтобы в последний момент запрыгнуть в улетающие сани. На самом деле все произошло невероятно быстро, для человеческого глаза практически незаметно. Я, во всяком случае, ничего не увидел, да и вы наверняка тоже ничего не поняли. Что неудивительно, потому что львы в любом случае прыгают гораздо быстрее, чем люди пишут.

Как бы там ни было, сани с Герибертом и его папашей держат прямой путь к выходу на околоземную орбиту. А поскольку там, наверху, нет необходимости тормозить, сани летят все быстрее — в настоящий момент скорость составляет приблизительно 1023 километра в час. Быстрее не мчался еще ни один окапи, ни одна зебра, ни один бегемот и — даже если Кнут не желает в это верить — ни один гну.

Отец Гериберта по-прежнему закрывает глаза лапой и потому не видит, как его сын медленно пробирается по саням вперед. Львенка, конечно, тоже довольно сильно мутит. В ушах свистит встречный ветер, и он слышит, как Дитер и Кнут во все горло орут от радости — скорость опьянила их. Басти мысленно приводит в порядок дела, связанные с наследством, а Гастон беспокоится о своей прическе.

Теперь Гериберт находится с подветренной стороны от отца, прямо у него за спиной. В обход могучего тела своего родителя львенок осторожно перехватывает поводья. Эрвин лишь слегка удерживает их свободной лапой, другая нужна ему, чтоб зажимать глаза. Он смирился с судьбой и уже принялся напряженно размышлять о том, что произойдет после его смерти. В этом панически-созерцательном настроении он вдруг слышит хорошо знакомый голос, который кричит: «Все-е-ем стоп!» Эрвин отнимает лапу от глаз, на секунду бросает взгляд вниз на землю, ужасно пугается, и в тот же момент сани сотрясает мощный толчок, и они останавливаются. Действительно, они стоят в воздухе. Гериберт тяжело дышит, Дитер пыхтит «А-ах, как жаль», а Гастон оборачивается и говорит:

— Слушай, Гериберт, ну и торопливый же у тебя отец!

И только тут Гериберт замечает, что дрожащего отца больше нет рядом, при резком торможении он вывалился из саней. Басти, Кнут и Дитер смотрят вниз, провожая глазами падающего Эрвина. Его пышная грива раздулась как парус, она несколько затормаживает падение, но служить парашютом все-таки не может.

— Па-па-а-а! — кричит Гериберт, и отец бессильно машет ему в ответ лапой.

Гериберт решительно натягивает поводья, командует: «Все-е-ем вперед», и упряжка устремляется к земле. Львенок быстро сообразил, что, искусно пользуясь поводьями, он может влиять на скорость и направление саней.

Правда, Гериберт опасается поминутно дергать своих друзей направо или налево, но иначе ничего не получится, если он хочет спасти отца. По спиралевидной траектории они ввинчиваются в глубину, как будто в небе возникла винтовая лестница, и в самом низу, у подножия этой лестницы, парит отец Гериберта. Эрвин выглядит таким величественным, каким на земле его видели редко. Через какое-то время он ударится о землю, и хотя он никогда прежде не прыгал с высоты в пять тысяч метров, он догадывается, что этого не переживет. Он закрывает глаза, и перед его внутренним взором проходит вся его жизнь, у животных это бывает так же, как у людей. Отец Гериберта видит себя маленьким львенком, вырастающим с неимоверной скоростью, и вот перед ним змеится что-то длинное, но это не удав, а очередь стоящих друг за другом животных: гну, антилопы, зебры, гиены, леопарды, бородавочники — их очередь растянулась на множество километров. Это все животные, которых Эрвин съел. Он пытается сосчитать их, но лента его жизни прокручивается слишком быстро. Среди гну мелькнул также торговец пылесосами, бельгиец с гипсовой ногой, библиотекарша и двадцать пять коробок замороженной пиццы с салями, а за ними сотрудник морозильной фирмы «Бофрост», которого он сожрал на десерт.

В самом хвосте очереди стоят два северных оленя и смотрят на него большими печальными глазами, так что Эрвин не может сдержать глубокого вздоха. Он даже испытывает чувство некоторого разочарования от того, что жизнь его, похоже, состояла из одного только поедания мяса.

В то время как большой лев меланхолично падает вниз, маленький лев все увереннее управляет санями, и друзья как бы сами собой двигаются в желаемом направлении. Они проскальзывают мимо Эрвина и ловким виражом заходят прямо под него. Вожак стаи мешком шлепается в сани, в которых ему уже пришлось немало пережить, — и он спасен!

— Я на небесах? — спрашивает он, а Дитер только фыркает:

— Уже целую вечность.

— Держись покрепче, папа, мы едем домой.

Приземление в саванне оказалось не таким простым делом, как взлет, упряжка описала несколько кругов вокруг дома, пока не был найден правильный угол посадочного планирования. Дед Мороз, задрав голову, грубым голосом выкрикивал команды:

— Толстяку — вытянуться! Жирафу недоделанному — втянуть голову!

Делать нечего — Дитер вытянулся, Гастон втянул голову, и оба решили позже расквитаться с Дедом Морозом за это унижение. Меж тем отец Гериберта уже успел снова принять вертикальное положение, и когда сани коснулись земли, он спрыгнул и затормозил их ногами, как уже однажды проделал.

Рита уперла лапы в боки, подошла к саням и отвесила мужу увесистую оплеуху, а потом направилась к Деду Морозу, который предпочел бы немедленно сбежать, но из-за гипсовых ног не мог этого сделать. Именно из-за гипса Рита его и пощадила, но не упустила момента угрожающе зарычать.

Секрет Деда Мороза

На следующее утро Эрвина очень рано разбудила жена:

— Там на улице топчутся два каких-то странных типа, они хотят поговорить с тобой. Я думаю, тебе лучше к ним выйти, — сказала Рита со странной интонацией.

Отец Гериберта был весьма изнурен приключениями в полете. У него едва хватило сил разомкнуть веки и, превозмогая себя, потащиться к входной двери. Отворив ее, он оказался лицом к лицу с двумя Дедами Морозами.

Эрвин испуганно отпрянул и снова захлопнул дверь. Он решил, что это сон. Кошмарный сон. Потом увидел настоящего Деда Мороза, храпящего на матрасе в кухне, и начал смутно подозревать, что это, пожалуй, не сон.

Он открыл дверь во второй раз. Перед ним по-прежнему стояли два Деда Мороза с огромными рыжими бородами.

— Привет, Эрвин, — сказал один.

— Веселого Рождества, шеф, мы хотели взглянуть, как ты поживаешь.

— Паша и Султан, вы что — рехнулись?

— Мы-то нет, а вот твое состояние вызывает очень даже большое беспокойство. Мы слыхали, ты вчера летал на каких-то санях…

— …то есть сани летали, груженные тобой, а возили тебя антилопа гну и зебра…

— …антилопа!

— …и зебра! — повторили оба, нелепо пританцовывая.

— М-да, наш бравый вожак постепенно стареет, и ум уже не является его главным достоинством.

— Что вы себе позволяете?!

— Вопрос скорее в том, что ты себе позволяешь? Когда я вспоминаю, сколько зебр мы вместе съели…

— …и сколько антилоп! Ах, как жаль, что ты уже не тот, что прежде.

— А теперь послушайте меня, комики… — хотел было уже разразиться бранью Эрвин.

— Нет, это ты нас послушай. Мы переговорили с Кундером, ты знаешь, он руководит той маленькой и очень успешной стаей у западного кратера, и так вот, Кундер говорит, что вожака стаи можно в любое время отстранить решением большинства, если состояние его психики не позволяет ему руководить стаей…

— Другими словами, если он свихнулся и думает, что он — Дед Мороз.

— Я же вам рассказал, зачем это делаю.

— Из-за запасов мяса и денег, да-да, но мы-то все хорошо знаем, что в этом нет ни слова правды.

— Короче говоря, у тебя есть ровно три дня, чтобы убедить нас и стаю в своем душевном здоровье, и если тебе это не удастся, нам придется выбрать нового предводителя.

— И притом здесь нет ничего личного. Кундер говорит, что вся стая может спятить, но альфа-лев должен всегда оставаться на высоте.

На этом оба ряженых Деда Мороза попрощались и ушли, чуть не лопаясь от смеха, а Эрвин понуро побрел обратно в кровать.

Дед Мороз между тем стал практически для всех настоящей обузой. Он распоряжался в семье так, словно был прирожденным вожаком стаи. Он каждый день непреклонно заставлял Гериберта накручивать круги по тренировочному лагерю, а затем так же непреклонно его отчитывал:

— Очень-очень медленно, слишком медленно!

Обрадовавшись в душе, что его сани отремонтировали, вслух Дед Мороз особого восторга не выразил, сообразив, что Гериберт и его друзья теперь знают, как на них летать. У бородавочника Эберхарда, который в силу своей природы был не только холерического, но и крайне недоверчивого нрава, возникли некоторые подозрения:

— Он все-таки мог бы как-то поддержать нас. Мы ведь делаем за него всю работу, а он только брюзжит по каждому поводу и разыгрывает из себя важную птицу. С санями мы разобрались только благодаря счастливому случаю, а вот как должна проходить раздача подарков, он нам так и не объяснил. Говорю тебе, он замышляет что-то недоброе.

— Да ладно тебе, Эби! Это все-таки Дед Мороз, он радует маленьких детей во всем мире, что ты можешь возразить на это? — спросил Дитер, взгляд которого еще горел восторгом от великолепного испытательного полета.

— Дитер, ты все еще под действием допинга, с тобой я поговорю только через три дня, — пробурчал Эберхард, который, конечно, сердился, что не летал вместе со всеми.

Гериберт не сказал ни слова, но поведение Деда Мороза ему тоже не нравилось. Тому, казалось, было совершенно наплевать, состоится раздача подарков или нет. Гериберт решил потребовать от него объяснений:

— Я не верю, что Дедом Морозом можно стать только благодаря тренировкам. Я — лев, а вы — человек в сто пятьдесят килограмм весом, поэтому я уже по природе своей гораздо быстрее.

— Ха-ха-ха, — рассмеялся Дед Мороз, — давай пробежимся наперегонки, малыш?

— В любое время — я нахожусь в прекрасной форме, а вы даже ходить не сможете на своих гипсовых ногах, — воскликнул Гериберт.

— Да я и с костылями быстрее тебя, вот только надену сейчас свою шубу, — засмеялся Дед Мороз, и оба заняли исходную позицию у порога входной двери.

Эберхард держал в руках секундомер и самое заветное желание Жан-Жака Дютронка из Биаррица — стреляющий горохом пистолет (его позаимствовали из подарочных запасов — конечно же, только на время).

«Только, пожалуйста, очень осторожно, это вещь уникальная, воссоздать такую невозможно».

— У него ноги в гипсе, — фыркнул Дитер.

— Чушь, он совершенно по-идиотски одет и даже в полуденный зной лежит в своей идиотской шу…

Гастон перебил его на полуслове.

— Ну конечно, в них-то все и дело! В его шмотках! Именно они и делают его настоящим Дедом Морозом.

— Похоже, что так, — констатировал Гериберт. — Иными словами…

— Нам нужно как-то заполучить его шмотки, — с энтузиазмом крикнул Вольфганг. — Вот это задачка! Я лично выпилю из них этого субъекта…

— Я выдолблю его из этого костюма, — проревел Дитер.

— Все-е-е-е-ем стоп! — приказал Гериберт. — Все не так просто. Я полагаю, он должен добровольно снять свою шубу, иначе у нас ничего не получится.

— О-о-ох! — с сожалением протянул Дитер.

— Ну, тогда это работа для Вольфганга, — определил Эберхард.

Для кого же еще, ибо обезьяна бонобо умела использовать свой инструмент и в качестве оружия. Поговаривали, что дома у него хранился целый набор бензолобзиков — никто точно не знал, правда ли это, но один только этот слух делал Вольфганга чуть ли не самым опасным животным на континенте.

В данный момент он был особенно опасен для Деда Мороза, так как ему предстояло выпилить для него новую шубу. Может быть, это прозвучит странно, но Вольфганг ни секунды не сомневался, что это у него получится.

Дед Мороз, как всегда, сидел в гостиной и предавался приятным воспоминаниям:

— Ах, Рита, видели бы вы, как я проскальзывал в дымовые трубы, как я одной рукой раздавал подарки, а другой — отвешивал оплеухи двум восьмилетним оболтусам. Я мчал в санях, отпустив поводья, а вот здесь я хранил все рождественские желания на свете…

При этих словах он указал на свой лоб. На мать Гериберта это не произвело особого впечатления, поскольку мозг Деда Мороза, по-видимому, сильно пострадал от атаки ее мужа. А возможно, он и прежде был не особенно хорош. Рита вспомнила, как где-то однажды читала, что львы почти всегда охотятся только на таких животных, у которых по той или иной причине силы уже не те. Она с каждым днем все больше убеждалась в том, что Эрвин, наверно, все-таки действовал правильно, что, вытряхнув Деда Мороза из саней, он даже и не мог поступить иначе. Только теперь, к сожалению, из-за поступка супруга Дед Мороз поселился у них, и Рите приходилось изо дня в день слушать одно и то же. Насколько быстры были сани, как заслужить тот или иной подарок, и не передадите ли вы мне вон те вкусные печенья с корицей.

Но в данный момент она уже не слушала Деда Мороза, поскольку ее сын приложил к кухонному окну листок с подробным планом захвата шубы.

Мама лишь коротко кивнула и подошла к своему зажившемуся гостю с тарелкой имбирного печенья и стаканчиком мерцающего глинтвейна из светлячков:

— Вот, подкрепись немного…

В этом месте я должен снова вмешаться, ибо мать Гериберта сейчас употребит имя, от которого у меня — да наверняка и у моих читателей — кровь застынет в жилах. Однако следует уяснить себе, что после столь долгого знакомства Рита просто не могла все время повторять «господин Дед Мороз». С другой стороны, у Деда Мороза, похоже, не было ни имени, ни нормальной фамилии. Дед Мороз — это, в общем-то, просто название профессии. Сам он на эту тему никогда не заговаривал, но однажды сказал Рите:

— Ах, да оставьте вы этого «господина Деда Мороза», это звучит так официально, говорите, пожалуйста, просто…

Ну, и потом он назвал ей имя, которое мы еще ни разу не написали, потому что хотели прежде кое-что объяснить и потому что хотели, естественно, внести в наше повествование толику интриги. Итак, мы включаемся снова, когда Рита ставит на стол тарелку с имбирным печеньем и стаканчик светлячкового глинтвейна и говорит:

— Вот, подкрепись немного, Морзик.

Шокирует, правда? Вы бы никогда не подумали, что Деда Мороза, если знаешь его хорошо, можно вот так запросто называть «Морзиком»?

Но мать Гериберта сказала и того больше:

— Ах, Морзик, у тебя сзади на шубе жирное пятно, давай-ка я его быстренько застираю, все будет готово в пять минут.

И Морзик (которого мы впредь будем все-таки называть Дедом Морозом, поскольку знаем его не так хорошо, как Рита) сперва чуточку вздрогнул — он действительно крайне неохотно расставался со своей шубой, — но, испытывая к матери Гериберта полное доверие, он церемонно снял ее и протянул Рите:

— Только, пожалуйста, очень осторожно, это вещь уникальная, воссоздать такую невозможно.

— Да уж, конечно! — ухмыльнулся Вольфганг и принялся с невероятной скоростью выпиливать из тончайшей клееной фанеры шубу Деда Мороза.

— Я работаю по нанотехнологии, ребята, мне необходимо сконцентрироваться! — задорно крикнул он. Надев специальные очки, дававшие 3000-кратное увеличение, Вольфганг ловко манипулировал сверхмалым лобзиком, который едва можно было разглядеть невооруженным глазом. Ровно две минуты и сорок четыре секунды — и шуба была готова. Гастон обеспечил превосходную покраску, а Дитер с помощью фена моментально высушил фанерную шубу. Точно через четыре минуты и сорок девять секунд мать вернулась с шубой в гостиную:

— Снова как новенькая, Морзик. Только ее нужно немножко подсушить.

— Гм-м, — проворчал Дед Мороз, бросив на шубу короткий, но одобрительный взгляд. И снова принялся размачивать имбирное печенье в щедро налитом светлячковом глинтвейне.

Шуба

Друзья обступили Гериберта, державшего на руках таинственную шубу. Никто не произносил ни слова, и в возникшей тишине слышалось дыхание отца нашего львенка. Эрвин уже довольно долго, расплющив о стекло нос, заглядывал в окно клуба, чтобы ничего не пропустить.

— Как-то странно пахнет, — проговорил Эберхард, чтобы наконец положить конец молчанию.

— И на ощупь странная… — высказался Дитер.

— Издает странный шум, — присовокупил Гастон.

— Да это же мой отец, он за нами подглядывает, — объяснил Гериберт. — Но вы все-таки правы, такой шубы я еще никогда не видел.

Разумеется, Гериберт никогда такой шубы не видел, потому что это была, как-никак, шуба Деда Мороза. Она оказалась чрезвычайно легкой, хотя и с солидной подкладкой. Эберхард поискал в подкладке какие-нибудь провода или кабели. Потом все снова замолчали, пока не закашлял Басти:

— Кхе-кхе, — произнес он.

— Ч-что? — испуганно вскрикнули все.

— Ничего, ничего, просто мне пыль в горло попала, — успокоил их Басти.

— Я думаю, тебе надо ее примерить, — предложил Дитер.

Гастон с готовностью развернул перед Герибертом уникальное одеяние:

— Не изволите ли накинуть, — проговорил он голосом продавца из магазина мужского платья. Гериберт соизволил. Шуба оказалась ему слишком велика, приблизительно на двенадцать размеров. Это всем было видно. Но в тот самый момент, когда львенок, казалось, вот-вот в ней утонет, шуба чудесным образом съежилась. Она обтянула Гериберта, точно вторая шкура. Остальные в изумленном испуге отступили на шаг.

Некоторое время Гериберт как вкопанный стоял посреди лобзикового клуба. Вольфганг самозабвенно чесал за ухом сверхмалым лобзиком. Кнут прищурил глаза, в то время как Басти нервно переминался с ноги на ногу.

— Вот так сюрприз, — пробормотал Дитер.

— Ты как себя чувствуешь? — спросил Эберхард. — Что-ни-будь замечаешь?

Гериберт чувствовал и Гериберт замечал, но не мог выразить словами, что именно он чувствовал и что замечал. В нем появилась какая-то легкость или, точнее, какая-то необыкновенная легкость. Он вообще не ощущал шубы.

— Пройдитесь, пожалуйста, сделайте несколько шагов, — предложил Гастон, снова заговоривший голосом продавца из магазина мужского платья.

Гериберт нерешительно сделал маленький робкий шаг вперед и тут же треснулся о стену клубного помещения, от которой, заметим, находился на расстоянии примерно десяти метров. Басти и Кнут помогли ошеломленному льву подняться на ноги, отряхнули его шкуру от штукатурки и следующие попытки хождения решили продолжить на свежем воздухе.

— Будь осторожен, — посоветовал Эберхард. — Мне кажется, в этой штуковине ты почему-то гораздо быстрее, чем без нее.

Стоило Гериберту всего на сантиметр продвинуться вперед, как он преодолел сразу три метра, а сделав наконец три больших шага, он вообще исчез за горизонтом.

Спустя минуту тяжело дышащий Гериберт вернулся обратно и прохрипел:

— Как вы думаете, где я сейчас был?

— На Камчатке? — предположил Эберхард.

— Не-е, в Билефельде, — ликуя воскликнул львенок, и Гастон, который, как известно, однажды уже побывал там, смог подтвердить остальным, что это довольно далеко.

Шуба, похоже, давала ключ к решению проблемы раздачи подарков. Дитер даже заявил, что у него есть объяснение этому феномену:

— В шубе царит иной континуум пространства и времени, поэтому в пределах четвертого измерения ты можешь передвигаться быстрее. То есть ты можешь за один день преодолеть бесконечно длинные расстояния, или, если взглянуть с другой стороны, ты можешь по своему усмотрению растягивать время.

Друзья озадаченно и немного испуганно уставились на Дитера. Они никак не ожидали, что он так хорошо разбирался в шубах Дедов Морозов. Но все объяснялось просто: когда-то Дитер закончил заочные курсы по теории относительности, а бегемоты обладают очень хорошей памятью на формулы (хотя это их свойство редко находит применение). Все рассуждают только о хорошей памяти у слонов, а ведь они «не могут абсолютно ничего запомнить, они просто ничего не забывают», как частенько говаривал Эберхард, который был не очень хорошего мнения о слонах с тех пор, как один из них однажды наступил на его дядю.

Для понятности Дитер перевел свои разъяснения на нормальный язык:

— Короче говоря, с помощью шубы мы действительно сможем провести раздачу подарков своевременно и в надлежащем порядке.

— Только надо торопиться, — сказал Гериберт. — Времени у нас осталось всего сорок два часа, а подарки еще не погружены.

Подарки? Они и впрямь могли стать проблемой. В лучшем случае на санях могли поместиться подарки для тридцати человек. Значит ли это, что зверям придется постоянно возвращаться для пополнения запаса?

Нет, не придется, потому что друзья тут же сообразили, что если шуба наделена сверхъестественной силой, то мешок и подавно. Мешок Деда Мороза уже не одну неделю без присмотра висел на бельевой веревке и теперь был немедленно конфискован Гастоном.

— Я думаю, мы просто затолкаем все туда, в мешке наверняка есть столько места, сколько требуется, — предположил Гериберт. Так оно и вышло. Теперь мы с вами начинаем мало-помалу понимать, как, собственно, функционирует Рождество. Для этого нужны лишь три простых вещи: трехмерные летающие сани, четырехмерная шуба и сверхмерный мешок.

Вы, разумеется, уже наверняка слышали, что смысл Рождества вовсе не в подарках, и теперь очевидно, что это именно так. Вся суть — в транспортировке подарков. Рождество — это в первую очередь логистическая проблема. Но имея соответствующее оснащение, можно переместить куда следует почти все. И вот члены клуба любителей лобзиков взялись за погрузку подарков, Дитер разработал маршрут их раздачи. На каждый континент отводилось приблизительно по шесть часов, причем на Азию и Африку следовало планировать меньше времени, потому что оттуда поступило не так много писем с пожеланиями.

Разыскивается вожак стаи

Крайне странное мероприятие проходило в пыльном кратере для собраний, который, между прочим, обязан своим возникновением падению метеорита приблизительно шестьдесят миллионов лет назад. Метеорит был довольно маленьким, поэтому кратер получился тесноватым. Но метеоритные кратеры не выбирают, их принимают такими, какие они есть. Стая Кундера, к примеру, не помещалась в этот единственный наличествующий кратер, и тогда львы недолго думая завладели домом отдыха почтовых служащих и назначили его местом своих собраний. Из-за этого многие окрестные стаи им завидовали: в доме отдыха имелись автоматы с прохладительными напитками и емкие морозильные камеры, никогда, казалось, не пустовавшие.

В кратере стаи Эрвина автоматов с прохладительными напитками не было, но серьезное недовольство возникло не только поэтому. Двухнедельный срок, отмеренный Султаном и Пашой вожаку стаи, истек, а Эрвин не предпринял ничего, чтобы убедить подчиненных в своем психическом здоровье. Как раз наоборот. Султан и Паша рассказали стае, как они, переодевшись Дедами Морозами, появились перед входной дверью виллы шефа, но после этой чудовищной провокации все-таки покинули его усадьбу живыми. Их сообщение вызвало среди присутствующих оглушительный смех, и всем стало ясно, что дни Эрвина на посту вожака стаи сочтены.

Чтобы смена власти происходила надлежащим порядком, Султан и Паша пригласили уже неоднократно упоминавшегося вожака Кундера, который с важной миной следил за выступлениями двух революционных вождей, пока ему не дали слова, чтобы он еще раз доходчиво растолковал присутствующим процесс смещения с поста вожака стаи посредством голосования.

С этой целью Кундер принес с собой брошюру, которая якобы называлась «Правила выборов вожака стаи и его заместителей». На самом деле это была инструкция по сборке и эксплуатации водонагревателя, которая попалась ему в нынешнем львином фитнес-центре (бывшем доме отдыха профсоюза почтовых служащих). Для вящей убедительности Кундер даже надел очки и привел с собой марабу, который служил ему пюпитром. Марабу вел себя несколько неуверенно и малость пошатывался, поскольку приступил к работе совсем недавно (его предшественника страуса Кундер нечаянно съел за день до описываемых событий).

Были розданы избирательные бюллетени, на которых следовало поставить крестики в соответствующих графах: должен ли Эрвин сложить свои полномочия на посту вожака стаи и следует ли назначить Султана и Пашу его преемниками. Кундер очень подробно растолковал смысл избирательного бюллетеня и показал, в каком месте львы должны ставить крестик. Марабу меж тем шатался все сильнее.

В конце концов все поставили свои крестики, как сумели, причем некоторых львов Кундеру пришлось даже водить за лапу, так как они никак не могли найти нужную клеточку.

Султан и Паша были в приподнятом настроении. Они с победным видом похлопывали друг друга по плечу, радуясь, что так хитроумно обвели Эрвина вокруг пальца. Кундер приказал пюпитру собрать избирательные бюллетени, и марабу сложил их в клюв.

И вот наступил момент подсчета. Эту работу тоже выполнил марабу, дрожа при этом всем телом. Результат ни для кого не стал неожиданностью: 99 % проголосовали за лишение Эрвина власти. Только один лев поставил свой крестик на обратной стороне бланка для голосования, и марабу при всем желании не мог засчитать этот голос. Вопрос же о преемнике был решен единогласно. Все до одного поставили крестик в нужном месте. Увидев такое единодушие, марабу с удовольствием задрожал бы еще сильнее, но физически это было уже невозможно. Марабу умел читать и точно знал, что же неграмотные львы на самом деле отметили крестиком.

— Мой дорогой пюпитр, — сказал Кундер самым любезным голосом, — не огласишь ли ты нам, кто выиграл выборы?

Султан и Паша, внушительно покашливая, уже поднялись было с места, чтобы принять знаки почтения.

Марабу закряхтел, пытаясь симулировать внезапную потерю голоса, но Кундер сжал ему шею лапой. И тогда пюпитр прокаркал:

— Настоящим официально объявляю окончательные результаты. Девяносто девять процентов присутствующих проголосовало за лишение Эрвина поста вожака стаи.

Послышались аплодисменты, Султан и Паша удовлетворенно кивнули. Потом марабу продолжил:

— Новым вожаком стаи сто процентов имеющих право голоса выбрали господина Кундера.

Вмиг воцарилась зловещая тишина. Султан и Паша гигантским прыжком выскочили вперед и схватили несчастного марабу за шиворот.

— Ты что тут лопочешь, придурок? Мы были единственными кандидатами! Имя Кундера даже не стояло в бюллетене.

— Нет, стояло, — прокаркал марабу.

— Я думаю, настало время поздравить победителя, — с удовлетворением крикнул Кундер. — Это было честное голосование. Никто, казалось бы, не должен был выбрать меня, однако все сделали это, в том числе вы оба. Это — доказательство огромного доверия, которого я хотел бы, естественно, оказаться достойным.

Паша долго и пристально вглядывался в избирательную ведомость, но поскольку он не мог написать даже своего имени, это ничем ему не помогло.

— Господа, — прорычал Кундер, — я, естественно, подчиняюсь выбору. Завтра я дам вам дальнейшие указания, а пока попразднуйте на славу за мой счет, я тут припас для вас бочонок акациевого пива.

И с этими торжественными словами новый вожак стаи покинул арену своего триумфального избрания, а его подчиненные устремились к бочонку и основательно приложились к акациевому пиву. По мере того как вечер переходил в ночь, они все более убеждались, что сделали правильный выбор. Только Султан и Паша совсем ничего не пили, они предавались унынию. Ловко же их надули! Правда, Эрвин не был уже вожаком стаи, но и они не были. Наверно, потому, что еще не имели необходимой квалификации для такой работы — это они начинали потихоньку понимать. Но теперь было, естественно, уже слишком поздно.

Вот так подарочек!

Отец Гериберта даже не догадывался о происходящем в кратере для собраний, и причиной тому был его воистину неутолимый аппетит. Жертвой его пали два марабу, которые так надежно работали на него частными детективами. Если бы их не съели, они бы уже давно рассказали всё Эрвину, поскольку были родственниками пюпитра.

Так что сейчас Эрвина одолевали совершенно другие заботы. Он наблюдал за последними приготовлениями к большому подарочному путешествию. Бородавочник Эберхард заботливо вливал в бегемота Дитера одно ведро воды за другим, чтобы предохранить его от обезвоживания. В ближайшие двадцать четыре часа ему предстояло отмахать около ста тысяч километров, большей частью в полете, и было сомнительно, что при этом останется время для водопоя. Окапи Гастон, зебра Басти и антилопа Кнут тоже приняли в себя изрядное количество жидкости, причем Кнут предпочел смесь экстракта из верблюжьей колючки и плодов баобаба. Гастон же, в свою очередь, прихватил с собой небольшой термос с шампанским. Он ручался за действенность этого «спецгорючего». Бонобо Вольфганг массировал Гериберта, а мангуст Коринна еще раз напоминала ему все детали подарочного тура.

Между тем Дед Мороз сидел у матери Гериберта, попивал светлячковый глинтвейн и дивился с одной стороны тому, что его шуба как-то странно поскрипывает, а с другой — активной деятельности во дворе львиного жилища. Было двадцать третье декабря, то есть самое время приступать к раздаче рождественских подарков, но этот маленький лев не имел ни малейшего понятия, как это делается. Дед Мороз сочувственно усмехался. Две ноги в гипсе доставляли, конечно, некоторые неудобства, однако особо и не мешали.

Дед Мороз, казалось, и вправду не проявлял никакого интереса к надлежащей раздаче подарков. Напротив, он вел себя так, будто хотел, чтобы раздачу подарков в этом году вообще отменили. Судя по всему, отец Гериберта с его внезапным аппетитом на северных оленей пришелся ему весьма кстати. Но какой, скажите на милость, интерес мог заключаться для Деда Мороза в том, чтобы дети во всем мире остались ни с чем именно на это Рождество? Разве их сияющие лица не были для него самой высшей наградой? Ну, поживем — увидим, мы ведь еще не добрались до конца истории, а этот Дед Мороз, похоже, тертый калач, если можно так выразиться. Он действует в соответствии со своим тайным планом, так же как своим тайным планам следуют и отец Гериберта, и Султан с Пашой, и, естественно, Гериберт со своими друзьями. Получается целая куча тайных планов, которым здесь все следуют, а меня, как автора, знаете ли, не устраивает, когда мои персонажи планируют что-то, о чем я даже не подозреваю. Так что мне остается лишь продолжать свой рассказ и дожидаться развития событий.

Вот как раз распахнулись большие ворота мастерской лобзикового клуба. Гериберт и Эберхард вытянули сани на открытый воздух, и Дед Мороз, который, конечно же, за всем наблюдал, в ужасе спросил себя, неужели Гериберт и в самом деле собрался отправиться в подарочную поездку. Четверка животных, выполняющих роль оленей, была запряжена со знанием дела, шкуру Дитера Коринна намазала специальной мазью, поскольку кожа у бегемотов быстро сохнет. Дед Мороз в замешательстве наблюдал, как Гастон открыл термос и сделал из него изрядный глоток. А когда Вольфганг с Эберхардом притащили огромный мешок с подарками, Дед Мороз понял, что эти там, на улице, задумали что-то серьезное.

Потом он увидел, как Рита, мать Гериберта, принесла сыну красную шубу, которую маленький лев сразу же надел. Дед Мороз с ехидцей усмехнулся про себя, зная, что исполнять роль Деда Мороза можно было только в настоящей шубе. Он непроизвольно ощупал потайной карман своей шубы и испугался. Потайной карман оказался пуст, как и взгляд, которым Дед Мороз наблюдал теперь за тем, как Эберхард с Вольфгангом бережно усаживали Гериберта в сани. Происходящее просто не могло быть правдой: эти странные звери, казалось, точно знали, что в шубе нельзя слишком быстро передвигаться.

Дед Мороз не мог больше усидеть в кресле, он схватил костыли и, насколько позволяла фанерная шуба, быстро заковылял в направлении саней.

— Дурачье, — крикнул он, — у вас ничего не получится! Я — Дед Мороз уже многие сотни лет, я всегда хорошо исполнял свою работу, на меня никогда не жаловались, и я не допущу, чтобы какой-то близорукий лев с запряженным в сани бегемотом выставлял меня перед людьми на посмешище…

Он угрожающе размахивал в воздухе костылем, словно мечом. Гериберт и его друзья непонимающе уставились на него. Дед Мороз сделал еще несколько шагов и зашатался, поскольку опирался о землю только одним костылем. В конце концов он наверняка упал бы, если бы на помощь ему не подоспел Вольфганг.

Подарочная команда ни слова не разобрала из того, что выкрикивал разозлившийся Дед Мороз, потому что вокруг саней стоял невообразимый рев. Этот шум, казалось, исходил от самих саней, но в действительности его создавали сотни животных, собравших, чтобы проводить Гериберта. Вокруг саней столпились целые табуны зебр, гну, антилоп и гиен. Пришла семья Басти, равно как и семья Кнута (что составляло уже сто пятьдесят пять особей), и двенадцать близких родственников Дитера, а также мама Гастона, которая с трудом могла разглядеть сына, потому что лила горькие слезы. Окапи умеют невероятно хорошо плакать, о чем едва ли известно, поскольку и о самих окапи вообще-то знают мало. Слезную влагу они хранят в горле. Окапи могут плакать три недели подряд, и с помощью этого трюка преодолевают даже самые долгие периоды засухи. Кроме того, они являются самыми желанными зрителями трагедий и драматических фильмов, если, конечно, не сидят в первом ряду. В таком случае окапи сразу становятся очень нежеланными и вынуждены плакать еще больше. Гастон не плакал, он чувствовал себя в высшей степени замечательно после доброго глотка шампанского из термоса.

Старый семейный ветеринар еще раз проверил у подарочной команды пульс и концентрацию солей молочной кислоты, выразил подозрение, что у Гастона в крови есть алкоголь, но потом ко всеобщему успокоению объявил, что с медицинской точки зрения вылету ничего не мешает. По толпе прокатился возбужденный шепот, когда перед санями встал Дед Мороз:

— Сто-о-оп, я запрещаю вам ехать на моих санях! — закричал было он, но тут упряжка пришла в движение, и несколько секунд полозья саней скрежетали по каменистой почве саванны. Затем режущий ухо звук оборвался, транспортное средство воспарило над землей, поднялось выше и описало несколько кругов над львиным домом и смежным зданием офиса. Мать Гастона заплакала еще пуще, угрожая потоками слез смыть окружающих. Гериберт бросил взгляд на санные часы. Они показывали 23:59:59, потом перескочили на 00:00:00, и дата тоже сменилась на 24 декабря. Табло замигало красным цветом, наступил день раздачи подарков. Гериберт крикнул: «Поехали!» И они понеслись.

Летающий объект с изрядной скоростью устремился вперед, встречный воздушный поток развевал шубу Гериберта. Он намеренно ее не застегивал, иначе скорость полностью вышла бы из-под контроля. Исключительными возможностями шубы он хотел воспользоваться только во время раздачи подарков в каком-нибудь большом городе.

Нащупав мешок с подарками, Гериберт почувствовал под рукой что-то большое и плюшевое, наверно, это была какая-то мягкая игрушка, выпавшая из упаковки.

— Вот и тебе подарочек! — произнес низкий голос.

— Папа? Ты что здесь делаешь?

— Я — твой подарок, небось, каждый хотел бы справить Рождество со своим отцом, правда?

— Ну… — неуверенно ответил Гериберт, — это как посмотреть…

— Чего-чего? Скажи просто, что ты не рад.

— Да нет же, я рад, просто у меня такое чувство, что ты спрятался в мешок с подарками не для того, чтобы отпраздновать Рождество со своим сыном.

Тут Эрвин с такой силой хлопнул сына по плечу, что тот едва не вывалился из саней.

— Ха-ха, да ты у меня парень не промах, мы с тобой, кажется, все-таки родственники. Во всяком случае, ты сразу замечаешь, когда тебя кто-то хочет надуть.

— Хватит болтать чепуху, папа, чего ты, собственно, хочешь?

— Я хочу сани, — прорычал Эрвин.

— Но об этом не может быть и речи, сперва нам нужно раздать подарки! — в ужасе воскликнул Гериберт.

— Раздача подарков закончена, хватит, давай-ка сюда поводья, теперь я буду править! — и с этими малоприятными словами отец действительно захватил командование на подарочных санях.

Теперь наступает действительно драматический момент в этом не совсем бедном драматическими поворотами повествовании. А ведь все складывалось так хорошо: Рождество, казалось, было спасено, во всяком случае, раздача подарков. Ведь Гериберт и его друзья вполне справились как с офисной, так и с разъездной работой. Но теперь бразды правления захватил отец Гериберта, а его интересовало только одно:

— Пожелал ли кто-нибудь себе сырого мяса, лучше всего свежатины с кровью?

— Не думаю, папа, кто же желает себе такое на Рождество?

— Например, я, меня потихоньку начинает донимать голод.

— Тогда надо было просто записать желание на листок, и мы точно в срок доставили бы вам сырого мяса, — сказал Гастон, вид у которого был довольно кислым.

Этим советом окапи коснулся больного места Эрвина, а именно — слабости в чтении и письме, которой, как мы знаем, страдали также Паша с Султаном, да, собственно, и вся его стая. Эрвин понуро замолчал и с силой рванул поводья.

— Ты хоть знаешь, куда хочешь ехать, папа? — спросил Гериберт.

— Домой, конечно, куда же еще, — проворчал вожак стаи.

— И где же ваш дом? — спросил Басти, который предпочитал подходить к делу с практической стороны.

— Ну, там, откуда мы приехали, — снисходительно проговорил Эрвин, но когда осмотрелся по сторонам, то понял, что уже совершенно ничего не понимает. Да где же они находятся? Дитер бросил взгляд на компас и сказал:

— Ровно 23 градуса западной долготы.

— Н-да, похоже на то, — сказал Эрвин, просто чтобы что-то сказать, поскольку он, конечно, не мог отличить двадцать третий градус от двадцать четвертого. В замешательстве он наскоро перебрал все возможности, которые у него оставались:

1. Съесть Дитера

2. Съесть Гастона

3. Съесть Кнута

4. Съесть Басти

5. Съесть Гериберта

6. Съесть Дитера и Гастона

7. Съесть Дитера и Кнута

8. Съесть Дитера и Басти

9. Съесть Дитера и Гериберта

10. Съесть Гастона и Кнута

11. Съесть Гастона и Басти

12. Съесть Гастона и Гериберта

13. Съесть Гастона, Кнута и Басти

14. Съесть Гастона, Кнута, Басти и Гериберта

15. Съесть Кнута и Басти

16. Съесть Кнута и Гериберта

17. Съесть Кнута, Басти и Гериберта

18. Съесть Басти и Гериберта

19. Съесть Дитера, Гастона и Кнута

20. Съесть Дитера, Гастона, Кнута и Басти

21. Съесть Дитера, Гастона, Басти и Гериберта.

Считать в уме отец Гериберта действительно умел на удивление хорошо. Даже на высоте четырех тысяч метров. Но он никак не ожидал, что существует аж двадцать один различный вариант съесть присутствующих, и поэтому несколько озадачился.

— Папа, а можно тебя спросить — что ты вообще собираешься делать с санями?

Отца слегка передернуло, но как вожак стаи он обладал определенными стратегическими навыками, и поэтому ему было ясно, что надо как можно скорее изложить свой план. И он поведал, что Паша и Султан вознамерились отстранить его от должности вожака стаи — и все это из-за дурацкого Деда Мороза, и поэтому он решил вернуться с санями и массой подарков к своей стае и поставить на место двух зарвавшихся младших вожаков. Хотя отец умел рассказывать в достаточно хорошем темпе, на это все-таки понадобилось известное время, и когда все было наконец выяснено, Дитер сказал:

— Теперь у нас уже ничего не получится, Гериберт. Ты забыл застегнуть шубу, прошло уже много часов, а мы еще ни одного подарка не вручили.

Тут Гериберт заметил свою оплошность. Дитер был прав, раздача подарков была практически сорвана.

— Это твоя вина, папа. Теперь миллионы детей ждет разочарование.

— Ну и что, мне от этого только лучше. Ты можешь себе представить, что произойдет в стае, если пойдут разговоры, что мой сын играл роль Деда Мороза и развозил людям подарки?

— Так всегда делают на Рождество! — воскликнул Гериберт.

— Я тебе никогда ничего не дарил, да ты ведь ничего себе не желал, — упрямо проворчал Эрвин.

— Я не хотел ставить тебя в неловкое положение, папа.

— Так-так, хм-м-м, — отец львёнка был ужасно растроган, а кроме того, он видел, что у сына возникли большие трудности, поскольку время раздачи подарков неумолимо истекало.

— Ладно уж, делать нечего, придется заняться с тобой этой самой раздачей подарков, — сказал он и по-отцовски добавил:

— Я сейчас помогу тебе с подарками, а ты за это поможешь мне разобраться с Султаном и Пашой.

— Договорились, папа.

Два льва желают вам веселого праздника

Итак, если Рождество вам показалось каким-то особенным, то виной тому необычная подарочная команда из саванны, заменившая Деда Мороза. Всю работу выполняли львенок Гериберт со своим отцом. Сани зависали в воздухе, и львы прыгали в каждое чердачное окно и не пропускали ни одну дымовую трубу. Отец Гериберта довольно быстро сообразил, как надо действовать, ибо раздача подарков, по правде говоря, не слишком отличалась от охоты на антилоп гну: требовалось решительно прыгнуть и точно приземлиться, а это было у Эрвина в крови. Схватив за шкирку нужные подарки и мощно оттолкнувшись от саней, лев щучкой нырял вниз. Затем он с грохотом соскальзывал по каминному дымоходу и оказывался в гостиной, где за столом, увенчанным традиционной жареной птицей, сидели люди с сияющими лицами и ошалело таращились на него. В некотором замешательстве оглядевшись по сторонам, Эрвин коротко желал «Приятного аппетита!», потом грохал подарки на пол и исчезал. Длилось это всего лишь долю секунды, но у некоторых получивших подарки возникало стойкое ощущение, что им привиделся лев. Пока Эрвин обслуживал одного клиента, Гериберт успевал одарить двадцать — на нем ведь была волшебная шуба, но отец действовал все быстрее, и с каждым прыжком подарочное упоение в нем усиливалось. Раньше Эрвин такого и представить бы себе не смог, но, как оказалось, он был прямо-таки рожден для подобной деятельности. Теперь он тоже надел шубу, так как заметил, что неплохо хотя бы внешне походить на Деда Мороза. За пару минут до этого в шубе расхаживал студент юридического факультета, подрабатывавший на предприятии «Теплое Рождество», клиентами которого были исключительно мужчины. Впрочем, эту деталь мы поскорее забудем, ибо это, как говорится, уже совсем другая история. Во всяком случае, отец Гериберта выглядел в шубе просто неподражаемо, и, отчаянным прыжком врываясь в дом через слуховое окно, более походил на пирата, чем на Деда Мороза. Но больше всего ему нравилось, когда объекты одаривания жили в домах без каминов и слуховых окон, тогда он прыгал прямо сквозь крышу, и такая раздача подарков производила неизгладимое впечатление. Даже Дитер и Гастон, которые, естественно, скептически относились к отцу Гериберта, не могли не признать, что бывший ненавистник Рождества действовал воистину в духе человеколюбия. Но все-таки хорошо, что происходящего в гостиных никто не видел.

Как только Эрвин понял, какие преимущества дает ему внезапное появление, он принялся на всю катушку использовать возможности, предоставляемые праздничным вечером. Его возглас «Хо-хо-хо!» раздавался точно раскаты грома, а если какой-нибудь ребенок почему-либо казался Эрвину несимпатичным, то лев непременно добивался, чтобы малыш в испуге спрятался за елку. А если считал нужным, то приводил в страх и ужас также и родителей. Размахивая хвостом, как настоящим волшебным посохом Деда Мороза, лев принимался гонять их вокруг стола в гостиной. То были, конечно, совершенно кошмарные сцены, но справедливости ради надо отметить, что после такого впечатляющего Рождества поведение многих людей однозначно менялось в лучшую сторону.

Еще больше Эрвина подстегивал тот факт, что именно на Рождество в комнатах сидит очень много людей с избыточным весом, у которых сильно ограничена способность двигаться. Проницательным дарвинистским взглядом Эрвин оценивал, что своей стае они были, по правде говоря, только в тягость, и потому свою задачу он видел в том, чтобы действовать в духе естественного отбора. Но когда где-то под Миннеаполисом он загнал в бассейн двух полнотелых дам, чей-то голос у него за спиной произнес:

— Папа, я тебя очень прошу не увлекаться.

Гериберт потащил отца к саням, ждавшим снаружи, и на прощание сказал дамам:

— Сударыни, извините, пожалуйста, и веселого Рождества.

Терять время на удовлетворение потребности Эрвина в сыром мясе было невозможно, дел еще было по горло. Им, например, пришлось выкрасить американского президента в зеленый цвет и посыпать пармезаном, потому что так пожелал маленький Говард Бартон и потому что Дитер такое желание утвердил. Им нужно было снова помирить общим числом 1255922 рассорившегося родителя, и при выполнении этих желаний присутствие отца Гериберта оказывалось чрезвычайно полезным. Всякий семейный скандал сразу же прекращался при виде огромного льва в красной шубе, сопровождаемого прелестным сынишкой в очках.

Дурацкое желание мира и взаимопонимания между народами тоже надо было как-то исполнить, а это, казалось, было не под силу даже двум нашим Дедам Морозам. Гастон, мысливший исключительно практично, показал на магазин, стоящий на углу улицы. Заведение называлось «Красные рысаки Рудольфа», и там можно было купить только один товар — красные пожарные машины!

— Дед Мороз был прав. Красные пожарные машины — лучший подарок. Просто прихватите оттуда с собой несколько дюжин, на всякий пожарный случай. А если кто-то пожалуется — скажете, что не разобрали почерк в письме с пожеланиями.

Гастон был все-таки совершенно необыкновенным окапи — об этом обстоятельстве мы, кажется, уже упоминали.

Герберт с отцом доверху нагрузили сани пожарными машинами, и таким образом каждый, что-нибудь себе пожелавший, получил как минимум этот подарок. Девушка из Гютерсло, которая страстно желала найти себе спутника жизни, сперва была несколько разочарована, но через несколько дней заметила, что при помощи красной пожарной машины с выдвижной лестницей и брандспойтами можно добиться гораздо большего. (Действительно, через четыре месяца она вышла замуж за повара, который оказался мастером фламбировки[3].)

Когда забрезжило утро двадцать пятого декабря, рождественская команда действительно завершила раздачу подарков по всему миру. Мешок опустел, а шесть вспомогательных Дедов Морозов устали до изнеможения.

— Вези-ка нас домой, Дитер, — слабым голосом проговорил Гериберт и привязал поводья к чему-то в санях. Отец, громко храпя, лежал на заднем сиденье, накрывшись мешком.

Дитер бросил контрольный взгляд на часы с компасом и указал вниз и налево:

— Мы уже почти на месте. Прибытие приблизительно через две с половиной минуты.

Получилось даже немного быстрее, потому что Басти и Кнут уже сгорали от нетерпения, и посадка вышла несколько жестковатой. Гериберт выпряг друзей, и все со вздохом облегчения упали в траву саванны.

— Веселого Рождества, ребята, — сказал Гериберт.

— И тебе того же, — крикнули Басти и Кнут.

Дитер ухмыльнулся:

— «И в человецех благоволение» — так, кажется? Ох, неужели мы все-таки справились?

Гастон вознаградил себя изрядным глотком из термоса, потом пошел к холодильнику в здании клуба и вернулся с тяжелой зеленой двухлитровой бутылью, которую опорожнил в один присест. Гериберт сбросил с себя красную шубу и немножко ее встряхнул, при этом из потайного кармана выпал листок бумаги.

— Qu’est-ce que c’est?[4] — спросил Гастон и икнул. — Ой, из-зв-вините…

Герберт развернул листок и прочитал:

«Деду Морозу, Северный полюс, до востребования. По причине многочисленных нареканий мы вынуждены уволить Вас с занимаемой должности. Эта раздача подарков для Вас последняя. С глубоким уважением, руководство фирмы».

Гериберт опустил листок.

— Так, теперь вы все знаете, умники, а сейчас верните-ка мне мою шубу, — проворчал раздраженный голос. Дед Мороз небрежно сбросил на землю красивую фанерную шубу и втиснулся в свое привычное одеяние, которому пришлось снова увеличиться в размере.

— Значит, вы не рады, что мы справились с раздачей подарков?

— Рад? Да я на самом деле надеялся, что Рождества в этом году вообще не будет! Сперва я рассердился на твоего отца, а потом понял, что это мой шанс. Если бы Рождество не состоялось, вспыхнуло бы массовое восстание. Дети потребовали бы вернуть им старого Деда Мороза, и… ну да, тогда увольнение было бы отменено. Они там наверху заметили бы, что без меня у них ничего не получится.

— Я считаю вас, — сказал Гастон, — довольно недружелюбным субъектом и грубияном. Я бы вас тоже выгнал.

— Вот именно, вы же должны приносить детям радость, — вмешался тут кто-то, кого мы давненько уже не слышали.

— А вы бы вообще помалкивали, — язвительно бросил Дед Мороз отцу Гериберта.

— Как вы разговариваете с вожаком стаи? — величественно промолвил Эрвин.

— Вожаком стаи? Не смешите меня. Спросите-ка у обоих ваших коллег, кто сейчас вожак стаи.

Отец Гериберта взвился от ярости:

— Эти жалкие жабы! — закричал он. — Да как они только посмели…

И с этими словами он хотел уже броситься на Деда Мороза, однако Дитер, Гастон, Басти и Кнут в последнюю секунду успели удержать его за хвост.

— Успокойся, папа. Эта парочка уже давно здесь, — сказал Гериберт и указал на две грустные фигуры, которые, понуро опустив плечи, ждали, что вот-вот наступит их смертный час.

Мы не будем здесь останавливаться на подробностях. Эрвин, конечно же, не преминул вдоволь поиздеваться над Пашой и Султаном. Им пришлось раз десять рассказать, как их надул Кундер.

— Ха-ха-ха, ну что же вы за идиоты! — Эрвин явно наслаждался триумфом. — Не умеете ни читать, ни писать, ни возглавить стаю, что вы вообще можете сделать, растяпы?

— Мы-ы-ы, стало быть, мы можем попросить прощения, — промямлил Султан, а Паша преданно закивал. Тут Эрвин вдруг ужасно растрогался, но увидев, что глаза у «растяп» наполнились слезами, откашлялся и чуть грубее, чем намеревался, сказал:

— Хватит нюни разводить, это не пристало львам моей стаи. Сейчас мы должны действовать и разорвать этого Кундера в клочья, вот на такусенькие кусочки…

Эрвин показал лапами кусочек величиной с земляной орех.

— Будет исполнено, шеф, вот на такусенькие кусочки, — сказали два несостоявшихся вожака стаи и тоже изобразили размер указанного кусочка.

— Послушай, папа. У этого Кундера есть ведь своя стая, да еще твоя.

— И дом отдыха профсоюза почтовых служащих, — крикнул Паша.

— Получается слишком много противников для вас троих. Однако у меня есть идея. Гастон, у тебя самый красивый почерк, напиши, пожалуйста, то, что я тебе продиктую.

Окапи открыл маленькую папку из страусиной кожи, вынул ручку и написал на белой бумаге много букв с причудливыми завитушками, а в конце поставил целый ряд красиво округленных точек.

Затем спецделегация заняла места в санях. Эрвина лишь с трудом удалось удержать от того, чтобы не впрячь в узду Деда Мороза, но в конечном итоге за работу взялись Эберхард и Вольфганг. В санях сидели Герберт, Эрвин и Дед Мороз. Все облачились в красные шубы, и Кундер, вожак двух стай, был весьма озадачен при встрече с этой компанией.

— Уважаемый Кундер, — необычайно любезно проворковал Эрвин, — как мне только что стало известно, ты стал новым вожаком стаи. Я почел бы за счастье для тебя работать, но во всем надо, естественно, соблюсти порядок, и поэтому нам нужен официальный акт об отречении от престола.

Гериберт извлек лист бумаги:

— Мой отец подпишется здесь справа, а ты подтвердишь, что он больше не вожак стаи.

Эрвин с важной миной нацарапал на бумаге несколько закорючек (которые, как он надеялся, означали что-то похожее на «Эрвин»), и совершенно огорошенный Кундер тоже нацарапал на бумаге несколько закорючек (которые, как он был уверен, означали «Кундер», поскольку это было единственное слово, которое он умел писать).

Потом Гериберт пару раз дунул на бумагу, чтобы высушить чернила, и сказал:

— А теперь дайте друг другу лапы.

Таким образом, смена власти произошла — и оба льва прямо-таки с воодушевлением пожали друг другу лапы. Оба очень радовались, хотя основание для радости вообще-то было только у Эрвина. Ведь Кундер только что подписал собственное отречение и даже завещал отцу Гериберта свою собственную стаю. И дом отдыха профсоюза почтовых служащих в придачу.

Когда же он сообразил, что его обвели вокруг пальца, возникла короткая потасовка, но Эрвин быстро завершил ее умелым ударом лапы.

И на этом наша история тоже почти окончена. Эрвин снова стал вожаком стаи, Рождество не отменилось, а Гериберт, как и следовало ожидать, вызволил всех из большой беды.

Эрвин оказался незлопамятен и назначил Кундера директором дома отдыха. Султана и Пашу он выдвинул на пост участников наблюдательного совета. Сам же вернулся к руководству прежней стаей, не упустив случая дать каждому ее члену увесистого пинка. А управляющим стаи Кундера он определил Деда Мороза, который оказался исключительно пригодным для этой должности, потому что ему, честно говоря, стала все больше действовать на нервы необходимость что-то дарить другим. Гораздо охотнее он брал себе то, что хотелось. А посему он стал действительно хорошим вожаком.

Гериберту и его друзьям после раздачи подарков требовался отдых. Но им пришлось еще целую неделю отвечать на жалобы и прошения об обмене подарков, и только потом они смогли закрыть офис по обработке рождественских писем. Мать Гериберта была рада, что наконец избавилась от Морзика, и пыталась научить своего мужа читать, постоянно добавляя в суп ежедневную газету.

Жизнь снова вошла в привычную колею. Но когда во время очередной встречи лобзикового клуба все сидели вместе и под руководством маэстро Вольфганга выпиливали из фанеры пирамиду Хеопса, Гериберт случайно посмотрел в окно, и волосы у него встали дыбом.

Он увидел отца, который нес в зубах зайца, а за ним следовали Паша и Султан с какой-то странной корзинкой в пасти.

Мама Гериберта появилась в дверях, покачала головой и сказала:

— Похоже, что Пасха в этом году отменяется.

Примечание для русского читателя

Как известно, именно заяц в канун светлого праздника Пасхи прелестно раскрашивает яйца, разносит в лукошке и прячет по садам, где их в пасхальное воскресенье находят хорошие дети. Дети сами делают гнезда в тайном месте, часто из своих шляп. Пасхальные зайцы, предназначенные для еды, изготавливаются из марципана или шоколада. Для полноты картины надо еще добавить, что обязанности пасхального зайца в Вестфалии и Гессене исполняет лисица, точнее говоря, пасхальная лисица, в Тюрингии это делает петух, а в Швейцарии, например, это ответственное задание поручено кукушке. А есть на свете такие уголки, как, скажем, Австралия, где заяц вышел у детей из доверия, и на его должность пригласили сумчатого кролика или вомбата.

Ципперт (лат. zippus bielefeldiensis) — робкий обитатель половины двухквартирного дома, из-за своей близорукости очень редко покидающий спальную пещеру. По причине отвратительной расцветки верхних сорочек почти истреблен — в настоящее время осталось лишь несколько экземпляров в предгорьях Таунуса и в Восточной Вестфалии. Питается преимущественно картофельными чипсами со вкусом уксуса или красного перца, но ни в коем случае не пренебрегает и орешками кешью, земляными орехами и сладким пирогом с посыпкой. О его интеллекте точных сведений нет, но обладает легендарной памятью: если ему однажды что-то приходит в голову, он никогда этого не запоминает. Чтобы произвести впечатление на самку, ципперт в период брачных игр часто бессмысленно выстраивает различные буквенноподобные структуры, которые в зоологии называют колонками. Он также использует их, чтобы пометить границы своей территории. Будучи загнанным в угол, ципперт защищается, выпуская печатную продукцию.

Хурцльмайер (лат. hurzl hurzl) — обитает в основном в Южной Германии, но отдельные экземпляры встречаются в Северной Америке и Швейцарии. Для этой циветты из Верхнего Пфальца характерны блестящая черная шерсть, вертикальное положение тела и смышленые глаза. В молодости питается неразбавленным алкоголем и в это время часто передвигается на четвереньках. Хурцльмайер относится к тем немногим млекопитающим, которые пользуются орудиями труда — в данном случае преимущественно кисточкой и карандашом. Прежде был объектом интенсивной охоты, поскольку из его измельченных ногтей на ногах изготовляли приятный на вкус, но совершенно неэффективный афродизиак. С тех пор как хурцльмайера занесли в Красную книгу, он стал очень доверчивым, и теперь его можно увидеть даже в больших городах — на открытиях выставок и церемониях по случаю вручения премий, где он охотно позволяет себя кормить.

Примечания

1

Следует, наверное, пояснить, что «альфа» (Αα) — это первая буква греческого алфавита, «бета» (Ββ) — вторая, «гамма» (Γγ) — третья, а «дельта» (Δδ) — четвертая. «Омега» (Ωω) — последняя буква греческого алфавита. Таким образом, в стае выстраивается иерархия: зверь первого ранга, зверь второго ранга, третьего, четвертого и так далее, вплоть до самого низшего. Совсем как у людей. (Примечание переводчика.)

(обратно)

2

Бонобо, или карликовый шимпанзе (Pan paniscus), несмотря на название, — довольно крупный примат.

(обратно)

3

Фламбировать — поджигать при сервировке сбрызнутое ромом или спиртом готовое блюдо.

(обратно)

4

Что это? (франц.)

(обратно)

Оглавление

Толстяк вываливается из саней

Тренировка в раздаче подарков

Пароль «Эрвин»

Канцелярская работа в саванне

Секрет Деда Мороза

Шуба

Разыскивается вожак стаи

Вот так подарочек!

Два льва желают вам веселого праздника

Примечание для русского читателя

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg