«Удивительные приключения подмастерье Хлапича»

Ивана Брлич-Мажуранич УДИВИТЕЛЬНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПОДМАСТЕРЬЕ ХЛАПИЧА

Маленькому читателю

 Эта история, которую я вам сейчас расскажу, посвящена удивительному путешествию подмастерье Хлапича.

И хотя Хлапич был мал ростом — как оно в шутку говорится: «паренёк с локоток» — был он весёлый как птичка, храбрый как Королевич Марко,[1] умный как книга, а добрый — как солнце. Благодаря всем этим качествам, которыми, несомненно, обладаешь и ты сам, мой читатель, ему удалось преодолеть много страшных испытаний и пережить много разных опасностей.

Конечно, поначалу путешествие Хлапича мало чем отличалось от простой детской прогулки и ты вправе спросить: «Зачем Хлапичу было нужно столько храбрости и мудрости в таком лёгком путешествии? Неужели нужна храбрость чтобы водить за узду запряженного ослика?», или: «Разве нужна мудрость — чтобы найти потерявшуюся гусыню?»

Но не спеши! Открою тебе, что с каждым днём путешествие Хлапича становилось всё опаснее, а приключения всё страшнее, как это чаще всего и случается. И узнав о них, ты мой читатель, непременно воскликнешь: «Какое счастье, что Хлапич такой добрый, умный и храбрый, честный и трудолюбивый!»

Да, конечно! Иначе как бы он преодолел все трудности и опасности?

Впрочем, если ты даже очень храбрый и такой же умный, это вовсе не значит, что тебе надо бежать из дома. Ведь, Хлапич пустился в путь только потому, что ему было очень плохо в доме мастера Мркони. Да и кто знает, всякому ли на его пути улыбнётся удача, как она улыбнулась Хлапичу? Я вот, например, до сих пор удивляюсь, что его путешествие так хорошо закончилось…

Поэтому, лучше садись поудобнее и слушай! Или читай, если ты такой взрослый и образованный, что умеешь читать сам!

Глава первая У мастера Мркони

I Подмастерье Хлапич

 Жил-был на свете один маленький ученик сапожника, и не было у него ни отца, ни матери. И звали его — Хлапич.[2]

Роста он был небольшого, как говориться — «паренёк с локоток», а нравом — веселый, как птичка. Целыми днями сидел он в своих рваных штанах и красной рубашке на маленькой треногой табуретке, какие обычно бывают у сапожников, и приколачивал набойки на сапоги и башмаки, да шил опанки,[3] а за работой весело насвистывал и пел.

Служил Хлапич у сапожных дел мастера Мркони,[4] который мастером-то был отличным, но на вид был страшен, а нрава мрачного и свирепого. Был он так высок ростом, что головой задевал стропила мастерской. Волосы его походили на львиную гриву, усы свисали до плеч, а голос был зычен и груб, как у медведя.

Когда-то, говорят, случилось в жизни этого мастера большое несчастье. Не просто несчастье, а такое горькое горе, что не хватило ему всех его сил, чтоб горе это пережить и с ним смириться. И с той поры стал он совершенно бессердечным человеком. Жаль, но оказывается, бывает и так… Что за беда приключилась с мастером Мрконей, мы еще узнаем, конечно, но в самом конце этой книги.

Итак, мастер Мрконя был человек бессердечный и совсем несправедливый. Когда он был зол, а зол он был всегда, он вымещал свою злость на своих подмастерьях, а особенно доставалось наименьшему из них — Хлапичу, на которого кричал он, ни за что — ни про что, и ругался последними словами.

У мастера была жена. В отличие от своего мужа она была очень доброй. И в ес жизни приключилась большая беда, но от этого она стала ещё добрее, и сердце её было преисполнено жалости и любви. Она очень привязалась к Хлапичу.

Но она так боялась мужа, что когда приносила Хлапичу кусок свежего хлеба, всегда прятала его под передник, потому что злобный мастер строго запретил кормить подмастерьев свежим хлебом, а распорядился давать им только старые черствые корки.

И штаны у Хлапича были совсем драные, такие драные, что жена мастера выпросила у мастера разрешение сшить Хлапичу новые штаны из зелёного сукна, оставшегося от старого передника мастера. Хлапич в этих зелёных штанах сильно был похож на зелёного лягушонка и другие подмастерья потешались над ним во всю! Поэтому он не любил эти штаны, но мастер Мрконя строго приказал ему носить их по воскресеньям. Что делать!? И тогда Хлапич, чтобы никто над ним не подшучивал, решил, что будет подшучивать над собой сам. Так, всякий раз, надевая эти зелёные штаны, он квакал как лягушка: «ква-ква!» И, действительно, его товарищи больше не потешались над ним, а только смеялись над его шуткой. А это ведь совсем другое дело!

Конечно, «квакал» он только когда рядом не было мастера Мркони — увидав такое непочтение, мастер, пожалуй бы, моментально выгнал парнишку из дома — уж это точно!

Вот так и жил Хлапич у мастера Мркони, и жизнь его трудно было назвать счастливой. Неизвестно, сколько бы всё это ещё продолжалось, если бы не случился с ним вот какой случай…

II Лаковые сапожки

 Как-то один богатый господин заказал мастеру Мркони изготовить лаковые сапожки для своего маленького сына.

Сапожки получились на загляденье — сделанные из лаковой кожи, они сияли как солнце! Но когда господин со своим сыном пришли за сапожками и мальчик обул их, оказалось что они ему тесны. Господин потребовал, чтобы мастер всё исправил, а тот, вместо того чтобы разъяснить, что лаковую обувь надо просто немного разносить — страшно рассердился и поругался с клиентом. Тогда господин не стал ни платить, ни забирать эти сапожки, а рассердившись, ушёл.

И только за ним захлопнулась дверь, мастер Мрконя в бешенстве заорал на Хлапича:

«Это ты, такой-сякой, всё испортил! Это ты, лентяй и бестолочь, виноват в том, что сапожки жмут!» И схватив сапоги, стал бить ими Хлапича по спине. Это было уже совсем нечестно, так как мастер сам кроил и шил эти сапожки, и Хлапич никак не мог быть виноват в том, что они тесны — ведь он только гвоздики забивал в подмётки по указанию мастера — и всё. Но когда мастер был в ярости, он совершенно не разбирал где правда, а где кривда…

Хорошенько поколотив Хлапича, он зашвырнул сапоги в угол и, прокричав, что больше не хочет их видеть, и что пусть завтра утром кинут их в огонь! — вышел из мастерской. Но у самого порога он обернулся, погрозил Хлапичу своим огромным кулачищем и громогласно прокричал: «Сапоги сгорят, но ты, лентяй, ещё мне за них заплатишь!» Это означало, что завтра Хлапича выпорют.

Когда вечером этого дня Хлапич ложился спать, он не насвистывал, не напевал, как обычно, а был тих как мышь, печален и задумчив.

Спал Хлапич на кухне, на полу возле печи. Там у него был жёсткий соломенный матрац, старое потрёпанное одеяло и огарок свечи, воткнутый в картофелину, — никакого подсвечника у него, понятно, не было.

Лег Хлапич на свой соломенный матрац, погасил свечу, которая еле высовывалась из картофелины, и стал размышлять. Думал Хлапич, думал и решил, что этой же ночью он сбежит от мастера Мркони и пойдет по свету — куда глаза глядят! Конечно, это было рискованное и очень опасное дело, но другого выбора у него не было. Одним словом, Хлапич принял решение, и как говорится, если уж подмастерье что-то задумал — то, хоть умрет, а выполнит…

III Побег

 Самой глубокой ночью, когда все крепко спали, Хлапич встал. Вокруг было темным-темно, как в колодце.

Тихо, как мышь, он прокрался из кухни в мастерскую. Там он зажёг огарок свечи и сразу по полу во все стороны, врассыпную, бросились мыши, самые, как вы понимаете, настоящие — большие любители грызть кожу, хранившуюся в мастерской. Но Хлапич даже не думал о них. Ему пред стояло еще очень много дел.

Сначала он нашёл лист бумаги и большой сапожный карандаш. Усевшись на свою треногую табуретку, он принялся писать прощальное письмо мастеру:

Господин, мастер. Вы хотели бросить сапожки в огонь — мне это было бы очень жаль, поэтому я ухожу ходить по свету — разнашивать сапожки, чтобы они не были тесными. Будьте добрее с Вашими другими подмастерьями. Давайте им супу побольше и хлеба помягче. А сапожки я Вам верну.

Хлапич.

Над этим посланием он возился очень долго, так как он хоть и был грамотным, но писать особо не умел, и буквы у него получались большими и горбатыми, как груши.

Написав письмо, Хлапич приколол его к переднику мастера Мркони, висевшему на стене и принялся за другое письмо:

Дорогая Госпожа!

Спасибо Вам за Вашу доброту. Я ухожу бродить по свету — сам не знаю куда. Буду Вас помнить, и буду помогать каждому встречному, так, как и Вы мне всегда помогали.

Ваш Хлапич.

И он приколол письмо к фартуку хозяйки, также висевшему тут на стене.

Затем, он взял свою красную кожаную сумку и начал укладывать в нес всё то, что могло пригодиться ему в пути. Сначала он положил краюшку хлеба и кусочек солонины. Это был его вчерашний ужин, но вечером он был так расстроен, что не мог есть. Потом он положил в сумку свой большой синий платок, шило, моток дратвы и несколько кусочков кожи. Хлапич был хоть и мал, но считал себя почти что настоящим сапожником, а сапожник без шила и дратвы — как солдат без ружья! Ещё он прихватил с собой свой острый сапожный нож.

Вот и всё — других пожитков у него и не было.

Когда всё это было сложено, Хлапич стал одеваться в дорогу.

Он надел красную рубашку и свои парадные зелёные штаны, при этом он едва не заквакал — так привык он к этой шутке. Но спохватившись, что мастер Мрконя спит в соседней комнате — зажал себе рот рукой.

Затем Хлапич подпоясался куском веревки и наконец — достал из угла лаковые сапожки, те самые из-за которых он получил трёпку. Одев их, Хлапич чуть не засвистел от радости — таким счастливым он себя почувствовал в этих сапожках — красивых и удобных! Но как тут засвистишь, если за стеной храпит хозяин? Надев сапожки, Хлапич взглянул на свою старый картуз и понял, что имея на ногах такие чудесные сапожки, совершенно невозможно таскать на голове такую рванину. Тогда он взял кусок лаковой кожи, оставшейся от сапог, и быстро сшил себе новый картуз. Шить ему было легко, он умел работать с кожей. А что ж тут не уметь! Ведь он, пусть и мал ещё, а всё же — сапожник!

Картуз вышел — что надо! И тоже сиял как солнце. И вот, водрузив картуз на голову, Хлапич понял, что готов в путь! На нём были его парадные зелёные штаны, красная рубаха, чудесные лаковые сапожки, блестящий картуз и красная сумка за плечами.

Выглядел он, ну, — прямо как генерал какой-то фантастической армии!

Тихо, прислушиваясь к каждому шороху, Хлапич вышел из мастерской во двор.

Посреди двора сидел на цепи пёс Бундаш.[5] Хлапич и Бундаш были закадычные приятели, и всё же Хлапич не пошёл попрощаться с ним, зная, что пёс встретит его радостным лаем. И как не было жалко Хлапичу, вот так расставаться с другом, он решительно пошёл к воротам.

В то время, когда Хлапич стоя во дворе, размышлял — обнять ему Бундаша напоследок или нет, в своей комнате начал кашлять мастер Мрконя. Кашлял мастер во сне. Вчера он так громко орал на Хлапича, что у него заболело горло. Но Хлапич этого не знал и страшно испугался, решив, что мастер проснулся. «Беги Хлапич, беги! Беги, что есть мочи!» — сказал он себе, и побежал.

Быстро отворив огромные ворота, которые к счастью не были заперты, он выскочил на улицу.

Вокруг царил кромешный мрак, и дома казались огромными — почти до самого неба. Вокруг не было ни души: город спал, и все его жители мирно спали в своих кроватях. Хлапич поправил на плече свою сумку и быстро зашагал по тёмным улицам.

Вот так Хлапич сбежал от мастера Мркони…

Глава вторая Первый день путешествия

I Маленький молочник

 Хлапич всё шёл и шёл по длинным улицам ночного города. Он хотел уйти как можно дальше от дома мастера Мркони — так далеко, чтобы тот никогда не смог его найти.

К тому времени, когда он достиг противоположного края города — наступил рассвет и уже не было так темно. На последней улице, ведущей к городским воротам, Хлапич увидел старика, который вёз на тележке, запряжённой маленьким осликом, крынки полные молока. Это был старый молочник.

Тележка, и ослик были забавными, а крынки весело позвякивали, но Старик казался усталым и грустным.

Вот тележка остановились рядом с большим трехэтажным домом, таким высоким, что в окна верхнего этажа заглядывал месяц. Старик взял большую крынку и попытался отнести сё в дом, но был он так слаб, что еле дотащившись до первой ступени крыльца, едва не упал. Обессиленный, он опустился на порог дома и застонал.

Как раз в это время рядом и оказался Хлапич, в своих парадных зелёных штанах, красной рубахе, лаковых сапожках и блестящей кепке. Увидав его, Старик так удивился, что даже перестал стонать.

— Дедушка, давайте я помогу вам! — сказал Хлапич.

— А ты кто такой? — спросил молочник.

Хлапичу, понятно, совсем не хотелось рассказывать о своём мастере Мркони, и он шутя ответил:

— Зовут меня подмастерье Хлапич. А послал меня сам Король — разнашивать его сыну вот эти сапожки, а также помогать всем и каждому, кому в его королевстве нужна помощь!

Старику понравилась хлапичева шутка, и он рассмеялся.

— Так, на какой этаж надо отнести молоко? — поинтересовался Хлапич.

— На третий, только тебе же тяжело будет, ты вон какой маленький… — ответил Старик.

Хлапич хоть и был мал ростом, но сил ему было не занимать! Он легко подхватив здоровенную крынку, легко, как пёрышко, понёс её в дом, вверх по лестнице.

На лестнице царил полный мрак.

Но, несмотря на это, Хлапич и его большая крынка благополучно миновали первый, потом второй и, наконец, достигли третьего этажа. Этот этаж располагался так высоко, что в его окна всё ещё глядел месяц.

На лестнице было совершенно темно, и в этой темноте находился ещё кто-то, совсем чёрный. Такой чёрный, что его было совершенно невозможно заметить, если бы не два глаза, ярко-алые и сиявшие, как две горящие свечки.

А это была кошка и это её глаза сверкали в темноте как две свечки.

— Будьте добры, — обратился Хлапич к кошке очень вежливо — я тут принёс молоко и, если Вас не затруднит, не могли бы Вы показать мне дорогу.

Кошка, которой видимо понравилось такое к ней обращение, лениво шевельнула хвостом, потянулась и медленно направилась к одной из двух выходивших на лестничную площадку дверей.

Хлапич нащупал на стене кнопку звонка и позвонил.

Служанка, отворившая дверь, конечно, ожидала увидеть старого молочника, а когда перед ней оказался Хлапич в своём сияющем картузе — очень удивилась! От неожиданности она вскрикнула и всплеснула руками. Этим она страшно напугала кошку, которая с перепугу вскочила Хлапичу на голову, но не удержавшись на скользкой лакированной коже его картуза, свалилась сначала ему на спину, а оттуда — в таз полный воды, стоявший тут же. Таз перевернулся и громыхая покатился вниз по лестнице.

Жаль, что вы не видели эту картину: орущая кошка; скачущий по ступеням таз; Хлапич, пытающийся увернуться от разлившейся воды; и служанка, хохочущая так, что стекла в окне дребезжат!

— Ой! Не могу! — заливалась служанка, большая любительница похохотать. — Вот чудо! Кто ты? Мальчик или попугай? И вообще, куда подевался молочник?

— Не беспокойтесь, барышня — ответил Хлапич вежливо — это я, подмастерье Хлапич, принес вам молоко. Старик очень слаб и не смог подняться по лестнице. И было бы лучше, если бы Вы, барышня, перестали так кричать…

Посмотрев на Хлапича, который еле доставал ей до пояса, служанка расхохоталась ещё сильнее.

Не переставая смеяться, она взяла у Хлапича молоко, перелила его в кувшин, а когда Хлапич с пустой крынкой начал спускаться по лестнице, пошла с ним, прихватив свечу, чтоб освещать ему дорогу — вот как развеселили сё слова нашего подмастерья.

— Барышня, а почему бы Вам самой не спускаться вниз за молоком? Раз уж Вы изволили меня провожать, то наверное, и за молоком могли бы сходить? — говорил Хлапич служанке, пока они спускались вниз по лестнице. — Вы же знаете, что старик очень слаб и не может ходить вверх-вниз. Помогите ему!

Смущённая служанка, которой эта мысль раньше даже не приходила в голову, пообещала Хлапичу, что отныне она сама будет спускаться за молоком. А обрадованный Хлапич, стараясь быть примерно-вежливым, обещал ей принести из своего путешествия букет наилучших полевых цветов — в подарок, из благодарности…

Выйдя из дома на улицу, Хлапич попросил у старика разрешения и дальше разносить молоко, и тот, видя что тележка ещё полным-полна, с радостью и благодарностью согласился.

Старик остался ждать на ступенях, а наш маленький подмастерья, подхватив ослика под уздцы, пустился по городу с тележкой. Дело оказалось не таким уж сложным — умный ослик прекрасно знал, куда именно надо доставить молоко и безошибочно останавливался перед нужными воротами. Хлапич был так поражен умом ослика, что даже спросил потом Старика, с чего это, такое образованное животное люди начали называть — «ослом»?

Старик, хотя и был очень стар, но не знал ответа на этот вопрос Хлапича.

— Наверно, очень давно это началось. Тогда, когда я только родился — ослы уже носили это имя, а почему — сказать не могу… — поразмыслив, ответил Старик.

Такой ответ явно не устроил Хлапича и он даже пожалел, что не очень учён: «Будь я пограмотнее, точно написал бы книгу о том, что умных животных надо называть красивыми и умными именами, а слово „осёл“ лучше оставить для тех, кто это название заслуживает!»

А умный ослик, которого совершенно не заботило, как его называют люди и что именно о нём говорят и думают, просто останавливался перед нужными воротами и покорно ждал пока Хлапич, схватив крынку с молоком, как вихрь взлетал по ступеням и возвращался.

Благодаря Хлапичу работа шла так быстро, что очень скоро тележка опустела. Все крынки, кроме одной маленькой, предназначенной на завтрак молочнику — были пусты. Обрадованный Старик от всего сердца поблагодарил мальчика, напоил его свежим молоком и вмести со своим осликом, и звенящей пустыми крынками тележкой, пустился своим путём. А Хлапич посмотрел ему вслед, как другу, и тоже пошёл своей дорогой.

Пока он разносил молоко, давно наступил белый день. Улицы наполнились людьми — город окончательно проснулся. Пора было уходить и Хлапич, не оглядываясь, вышел за городские ворота…

Дело близилось к полудню. Город давно скрылся за поворотом. Предместья уступили место одиноким хуторам, потом исчезли и они, а Хлапич всё шёл и шёл.

«Слава Богу!» — думал наш подмастерье, устроившись под высоким деревом и оглядевшись по сторонам. Вокруг были только поля, перемежавшиеся тенистыми рощами да бесконечная дорога, бежавшая и бежавшая вперёд, словно приглашая Хлапича в новую, неизвестную ему жизнь, полную удивительных, ещё неведомых, событий и невероятных приключений.

Солнце припекало и Хлапича, совсем не спавшего в эту ночь, сморил сон. Он положил под голову свою красную сумку и улёгся в высокой траве.

Хотя трава была мягкая, всё же спать на земле было не слишком удобно. Но Хлапич сладко спал, свернувшись калачиком, как заяц в траве.

И пусть себе спит. Сейчас его ничего не беспокоит, ведь мастер Мрконя далеко, а главное, что Хлапич и сам ещё не знает, сколько всего, и плохого, и хорошего ему предстоит встретить на своём пути.

Наверное, если бы знал, — вряд-ли спал бы так-мирно и беззаботно…

II Большая голова показывается из травы

 Хлапич долго и крепко спал в траве. Мимо него проезжали телеги и экипажи, проходили крестьяне и крестьянки. Кони стучали копытами по дороге. Люди разговаривали, кричали и пели. Коляски, телеги, повозки грохотали и скрипели, а гуси и утки, которых крестьяне везли в город на продажу, крякали и гоготали, будто переговариваясь между собой… А Хлапич всё спал и спал, ничего не видя и ничего не слыша. Впрочем, в этой высокой траве его самого тоже никто не видел и не слышал.

Полдень давно миновал, и на дороге больше никого не было. А Хлапич всё спал и спал, и возможно проспал бы до самого вечера, но вдруг ему сквозь сон почудилось, что кто-то копошиться в траве, топает и тяжело вздыхает. Этот кто-то, похоже, что-то искал — то приближаясь, то удаляясь, то замирая на месте.

Хлапич спросонья, ещё ничего не понимая, приподнял голову, и в тот же момент трава раздвинулась и перед ним появилась огромная, лохматая рыжая голова, украшенная блестящим чёрным носом и длинным красным языком. Это было очень неожиданно, да и довольно страшно, и возможно, кто-нибудь из ваших знакомых наверняка испугался бы. И правильно сделал бы — ведь кто знает, какие лохматые головы могут прятаться в траве. А вдруг это чудовище?

Но Хлапич, похоже, совершенно не забоялся никакого чудовища. Вместо того чтобы пуститься наутёк, он вскочил и обнял огромную мохнатую голову.

Как вы, наверное, уже догадались, голова принадлежала вовсе не страшному чудовищу, а нашему старому знакомому — огромному и очень-очень доброму псу — верному Бундашу. После того, как Хлапич сбежал от мастера Мркони, Бундаш что-то загрустил и тут же решил, что и ему тоже пора посмотреть мир! И он, соскочив с цепи, отправился на поиски своего друга. Он очень долго нюхал и искал след, а потом долго бежал и кружил по нему, пока в конце концов, не нашёл Хлапича.

Увидав мальчика, Бундаш от радости принялся облизывать его лицо и руки своим длинным языком, а Хлапич обнял пса, как друга и прижался к нему.

— Как же это здорово, что ты теперь со мной, мой дорогой Бундаш! — сказал Хлапич.

И они весело принялись кататься по траве, как два мяча. Наигравшись вдоволь, Хлапич сказал:

— А сейчас, будь любезен сесть, мы будем обедать.

Но Бундашу было так весело, что он продолжал скакать по траве, гоняясь за пчёлами, кузнечиками и за собственным хвостом. Вот что такое — собачья радость!

Тогда Хлапич сел на траву, достал из своей сумки хлеб, солонину и свой маленький острый нож, снял картуз, перекрестился, как он всегда это делал, и начал есть. Один кусочек солонины он отправлял себе в рот, а другой — кидал Бундашу. А тот, с нетерпением дожидаясь своего куска, ловко ловил его на лету и проглатывал.

Потом Хлапич разделил хлеб на две неравные части — меньшую оставил себе, а большую отдал псу. «Ам-мм!» — сказал Бундаш — и хлеба не стало.

Так, Хлапич и Бундаш завершили свой скромный обед. Потом они встали и пустились в путь — по раскалённой от солнца и белой от пыли сельской дороге…

III Дом с голубой звездой

 Много часов подряд Хлапич и Бундаш шли по дороге. Шли до тех пор, пока у них не раскалились подошвы. В это время рядом оказался маленький и очень бедный домишко. И не было бы в нём ничего примечательного — старый, да покосившийся, всего в два окошка, — если бы под одним из них, не была бы нарисована на белой стене, большая голубая звезда. И благодаря этой звезде домик почему-то смахивал… на добрую смеющуюся старушку.

Впрочем, сейчас нашим героям совсем было не до смеха — в доме кто-то заливался плачем. Это, конечно, не могло понравиться нашему Хлапичу — ведь он обещал ходить по свету и помогать всем, кто будет в нужде. А дал слово — держи! И Хлапич вошёл в дом, поглядеть, что там произошло…

А войдя, нашёл там только одного мальчишку, которого звали Марко.

Марко сидел на полу и рыдал в три ручья. Был он ростом почти что с Хлапича, а ревел как маленький. А все потому, что он сегодня потерял двух гусынь, которых ему полагалось пасти и охранять. Не велика, вы скажете, потеря! Но это для кого как!? Если, скажем у вас, к примеру, кроме двух гусей, вообще ничего на свете нет — тут действительно заплачешь! Так вот, у Марко действительно ничего не было. Отца он давно потерял, жили они с матерью от своего небольшого хозяйства, очень бедно. И чтобы не помереть с голоду, приходилось Марко, вместе со своими и чужих гусей пасти. А каждый-то из них стоил, ну, никак не меньше двух форинтов![6] Вот так…

Когда Хлапич в своих зелёных штанах, красной рубахе и сияющих сапогах появился на пороге, Марко от удивления разинул рот и даже перестал плакать.

— Так, — спросил Хлапич, когда в комнате наступила тишина — зачем же ты так громко орёшь?

— Я… я двух гусынь потерял, — отозвался Марко и заревел ещё сильнее.

— Это ещё не беда, — сказал Хлапич. — Не бойся, мы их найдём! Хватит реветь, пошли гусынь твоих искать!

И вся троица: Бундаш, Хлапич и Марко отправились на поиски пропавших гусынь.

Неподалёку находилось большое озеро, возле которого Марко и пас своих гусей. Озеро окружали настоящие заросли густого кустарника, а вдоль всего берега и далеко вглубь озера, росли высокие камыши и болотный рогоз, с огромными бархатно-коричневыми початками. Такого Хлапич ещё никогда не видел! Ведь, в том городке, где он жил всю свою жизнь ничего подобного не было, а в путешествие, как вы помните, он отправился впервые.

Приведя Хлапича и Бундаша на берег, Марко опять заплакал.

— Ой-ой-ой, — завывал Марко, — никогда мне не сыскать этих моих гу-сы-нь! Пропали обе-две!

Слёзы из глаз Марко лились в три ручья, и Хлапичу пришлось одолжить ему свой синий носовой платок.

По правде, Хлапичу и самому казалось, что невыполнимое это дело — найти двух гусынь среди такого огромного разлива воды. «Всё равно, что искать иголку в стоге сена…» — так думал Хлапич, никогда раньше не имевший дела ни с озерами, ни с гусями. Но он не хотел огорчить Марко и предложил ему поискать гусынь тут, в кустах.

Бундаш же, пока Хлапич так размышлял, был занят своим собачьим делом. Он внимательно обнюхивал траву, землю и воду у самого берега. Наконец, он остановился и принялся лаять всё громче и громче, пытаясь обратить на себя внимание. Но, никакого такого внимания не дождавшись, он прыгнул и поплыл поперёк озера…

Бундаш! Бундаш! — закричал Хлапич, но теперь уже пёс совершенно не обращал на него внимания. Он плыл и плыл, тряся время от времени своей мохнатой головой. Вот он уже достиг другого края озера и исчез в густых камышах.

«Ну, всё!» — подумал Хлапич, — «Теперь и Бундаш пропал!» — тут и ему самому очень захотелось заплакать.

Разумеется, если Марко мог плакать из-за пропавших гусей, то Хлапич тоже имел право заплакать, потеряв своего друга. Но в том-то и дело, что плакать Хлапич никак не мог — он же отдал свой носовой платок плакавшему Марко! Да и времени заплакать у него попросту не было, так как, сначала послышался громкий лай, а потом из камышей, возмущённо гогоча и взмахивая крыльями, появились две гусыни! Это были те самые, пропавшие Марковы гусыни, которых Бундаш разыскал на другой стороне озера в камышах. Конечно, так далеко ни Марко, ни Хлапич их найти не смогли бы.

Марко запрыгал от радости, увидав, что пёс нашёл и гонит гусынь. А гусыни, которым наверно совершенно не хотелось вылезать из камышей, разинув клювы, сердито шипя и гогоча, всё же плыли, с опаской поглядывая на следовавшего за ними Бундаша, время от времени, подгонявшего их грозным лаем.

— Какой же ты умница! — закричал Хлапич псу, — когда я разбогатею, я обязательно куплю тебе колбасы, на целых десять крейцеров![7]

Но так как Хлапич ещё не разбогател, и колбасы ему купить было не на что, то он просто потрепал Бундаша по его мохнатой голове. Потом Хлапич подхватил одну гусыню, а Марко — другую, и вся компания отправилась домой. По дороге Марко внимательно разглядывал Бундаша и наконец, спросил:

— Хлапич, а почему у него такая огромная голова?

— А это оттого, что он такой умный! — пошутил Хлапич. — Будь у тебя такая большая голова, ты бы и сам нашёл своих гусынь, без помощи Бундаша!

Так, разговаривая, они дошли до Маркова дома. Его мать, к этому времени уже вернувшаяся домой, была так рада что Бундаш разыскал пропавших гусей, что разрешила Хлапичу с Бундашом переночевать у них. Вот так Бундаш заработал для Хлапича его первую ночёвку. Вечерело. Марко и Хлапич уселись на большом камне перед домиком, а мама Марко принесла им в большой расписной миске «жганцы»[8] с молоком и две большие ложки. Это было очень вкусно!

Пока они ели, Хлапич спросил у Марко:

— А кто нарисовал эту голубую звезду на доме?

— Я, — ответил Марко, — когда мама красила стены в нашей комнате, я взял немного краски и нарисовал эту голубую звезду. Я тогда думал, что так гуси будут знать, где их дом. Но, похоже, это была пустая затея. Теперь я вижу, что есть на стене звезда или нет, а гуси всегда идут к воде. Да и что им эта звезда — они сразу же о ней забыли, да и ты скоро забудешь, наверно…

Однако, Хлапич хорошо запомнил эту голубую звезду, да и каждый, кто читает эту книгу, пусть не забывай про неё. Она ещё очень пригодится, однажды в недобрую пору, но речь об этом впереди…

Марко и Хлапич успели подружиться, и вот разговаривая о том, о сём, друзья ужинали, не забывая при этом, угощать Бундаша. Но пришло время для сна. Марко пошёл домой, а Хлапич, для которого в этом маленьком доме просто не было места, отправился на сеновал.

Тут во дворе стоял небольшой старый сарай, а на нём чердак, а на чердаке сено. Поднявшись по приставной лестнице, Хлапич проскользнул через маленькое оконце под крышу, а потом, несмотря на то, что во дворе никого не было, высунул голову и прошептал, сам не зная кому: «Спокойной ночи»!

Была ночь, двор выглядел как огромная чёрная дыра, а над ним и над всем миром, сияло бескрайнее звездное небо. Такого количества звезд Хлапич ещё никогда в жизни не видел, и даже не думал, что их столько…

Но он так устал за этот день, что поскорее снял свои прекрасные сапожки, поуютнее зарылся в мягкое душистое сено и тут же уснул.

Всё было хорошо. Казалось, что весь мир уснул: перед сараем спал верный пёс-Бундаш, на сеновале спал Хлапич, а в сарае спала красивая пятнистая корова, а ещё там спала белая коза, и гуси, и утки, и куры, и петухи. Каждый из них видел сны, и сны эти были счастливые.

Так закончился первый день путешествия Хлапича и закончился он хорошо. И только один Бог знает, каким будет новый день…

Глава третья Второй день путешествия

I Хлапич и каменщики

 А утро началось со страшного шума. Запели, как трубы на параде, петухи! Загоготали гуси: «Га-га-га! Го-го-го!». Замычала-зазвонила в свой колокольчик красивая пятнистая корова: «Му-муу! Динь-динь!». Забекала: «Бее-бе!» — белая коза. А ко всему этому, ещё и пёс-Бундаш, не увидевший снизу своего друга на чердаке, встревожился, и принялся отчаянно лаять!

Хлапич, проживший всю свою жизнь в городе и понятия не имевший о том, что в деревне каждое утро начинается вот так, проснулся в полной уверенности, что он оказался в зверинце… От этой мысли сон слетел с него моментально и он, надев свои прекрасные сапожки, скатился по лестнице со своего чердака — во двор.

Тут пришла мама Марко и принесла Хлапичу в дорогу большой ломоть серого хлеба и три больших, вкрутую-варёных гусиных яйца. Поблагодарив её, Хлапич и Бундаш двинулись в путь, конечно, ничуть не догадываясь, что это было последнее такое благополучное утро, из всех им предстоявших в этом путешествии.

Весело и беззаботно они шли вперёд и вперёд, пока не увидели людей, которые сидели на обочине дороги и какими-то особыми молотками на длинных ручках били по камню. У некоторых на глазах были специальные очки — видимо они боялись, что осколки камней попадут им в глаза. А у других — никаких очков не было. Наверно, они совершенно ничего не боялись, и потому весело пели.

Эти весёлые люди очень понравились Хлапичу, и он сел рядом с ними и тоже начал петь. Хлапич прекрасно знал песню, которую пели каменщики — ведь, все весёлые люди, наверное, везде на свете, поют одни и те же песни…

Когда песня закончилась, Хлапич спросил у них, а хороша ли эта дорога и не тяжело ли путникам на ней? Никто же, так хорошо не знает дорогу, как дорожные рабочие — считал Хлапич, ведь они сидят возле неё день-деньской и видят всех, кто по ней проходит и проезжает.

Один из них, усмехнувшись, ответил Хлапичу: — Тому, у кого есть крепкие ботинки, сильные кулаки и светлая голова — на этой дороге вполне хорошо!

— А тому, у кого всего этого нет? — поинтересовался Хлапич.

— И этим хорошо… Но только если они в первом же селе, хорошенько подумав, передумают идти дальше, да и вернуться домой! — ответил каменщик.

Услышав это, Хлапич поднялся и совсем уж собирался пойти дальше, но так случилось, что ещё перед тем как он ушёл, всем довелось весело посмеяться.

Неизвестно откуда на дороге появился маленький пятнистый бычок, который шёл себе и шёл, сам не зная куда. Надо сказать, что маленькие бычки вообще имеют такую привычку — идти невесть куда, но зато идут очень упорно. А этот бычок, к тому же, ещё решил почему-то пободаться с Хлапичем. И он, нагнув свою пятнистую голову, бросился прямо на него.

— Ого! А ну побей его! — начали смеяться каменщики — из вас двоих, карапузов, отличная бойцовская пара получится!

— Конечно, я может быть, и не такой уж большой, но он-то мне точно не пара! — ответил Хлапич, и засучив рукава, приготовился встретить бычка.

Отовсюду раздавались крики:

— Давай! Давай! Бей его! Бей!

И они ударили. Хлапич — своими твердыми кулаками, а бычок — своей пятнистой головой.

Бычок отпрянул назад, потом мотнул головой и собрался опять атаковать Хлапича.

— А ну, давай, сильней налетай! — закричал Хлапич. И бычок, набычившись, изо всех сил бросился на него.

Но Хлапич легко отскочил в сторону, а бычок, хоть и выглядел очень грозно, со своей наклонённой для удара головой, пролетел мимо и как тыква скатился в придорожную канаву.

Пока бычок копошился в канаве, Хлапич весело хохотал и хлопал себя по коленям. Хохотали от души и каменщики. Ну, а бычок, поднявшись на тоненькие свои ножки, жалобно, совсем не по-бойцовски, замычал и побежал туда, где по его мнению, мирно паслась его мама.

Хлапич и каменщики смеялись ему в след.

Хлапич опустил рукава своей красной рубахи и гордо сказал:

— Я как-то вычитал в одном календаре такую поговорку: «Если глупый с умным бьётся — он победы не добьётся»!

После этого Хлапич простился с каменщиками, а они пожелали ему счастливого пути:

— Иди с Богом! Сапоги у тебя крепкие, а что голова светлая и кулаки сильные — это мы и сами видели!

Хлапичу всё это было весьма приятно слышать, и с весёлым сердцем, свистнув верному псу-Бундашу, он пустился в путь.

В этот день очень парило — верный признак, что вечером разразится гроза, хлынет ливень, загромыхает гром и засверкают молнии. Так оно и случилось…

II Чёрный человек

 Итак, вечером того дня Хлапич всё ещё был в пути. Днём он прошёл через большое село, но ему не захотелось в нём останавливаться. Он считал, что надо как можно дальше уйти от города, где остался его мастер Мрконя. Хлапич всё шел и шел по дороге, и погода ему казалась отличной, но под вечер начал дуть сильный ветер, а потом загромыхал гром, и на небе засверкали молнии. Сначала издалека и слабо. А потом всё ближе и ближе, и всё сильнее, и сильнее.

Гром грохотал так, как будто по небу катились и сшибались огромные железные колеса. Бундаш, который боялся грома, испуганно жался к Хлапичу.

— Это ничего! — сказал Хлапич и пошёл дальше. Однако, тут раздался ужасный удар грома. Такой сильный, что бедный Бундаш весь задрожал от страха.

— И это ничего. Идём дальше! — сказал Хлапич.

Но ветер дул всё сильнее и сильнее, да так, что картуз приходилось крепко держать обеими руками, чтоб не унесло. Всё небо заволокло такими чёрными тучами, что стало темно, как ночью. А на небе засверкали такие ослепительные молнии, что казалось — небо горит со всех концов. И тогда хлынул ливень.

— А вот сейчас пора искать убежище — сказал Хлапич, который больше всего боялся повредить свои лаковые сапожки. Оглянувшись по сторонам, Хлапич не увидал такого места, где можно было бы спрятаться: вокруг было только голое поле — ни дома, ни человека — никого и ничего.

Большое счастье, что Бундаш и Хлапич путешествовали вместе. Дело в том, что иногда Бундаш был умнее Хлапича, а иногда умнее был Хлапич. Так вот они и помогали друг другу.

На этот раз умнее оказался Бундаш. На дороге в этом месте был мост, ну, не то чтоб настоящий мост, а небольшой мосток через балку, — и Бундаш потащил Хлапича под него.

— А ты действительно умён! — сказал Хлапич Бундашу и кинулся вслед за ним.

Но когда Хлапич залез вовнутрь, он испугался! А кто бы не испугался? Там, под этим мостом, кто-то был…

Какой-то человек в чёрном плаще и чёрной шляпе, низко надвинутой на глаза, сидел, затаившись под этим мостом, тоже прячась от непогоды. Бундаш принялся громко лаять на незнакомца и бросаться на него. Но Хлапич решил, что на этот раз, он будет умнее Бундаша. И считая, что надо всегда быть любезным и благовоспитанным, он — как старший и главный, приказал Бундашу замолчать, а сам поздоровался с незнакомцем, как и полагается, вежливо:

— Добрый вечер, Вам! — сказал Хлапич.

— Да уж! Добрый вечер, и тебе! — отвечал тот человек, но не очень-то приветливо. — Откуда ты здесь взялся?

— Мы путешествуем, но видите ли, снаружи идёт дождь… — дождь и вправду уже лил, как из ведра! — а мне очень жалко моих новых лаковых сапожек, как бы их не испортить по такой плохой погоде. Можно нам с Бундашом, моим псом, остаться здесь? — спросил и одновременно попросил Хлапич.

— Можно… — буркнул человек. — Правда, и здесь не очень-то хорошо…

Под мостом и вправду хорошо не было: и сыро, и грязно, и страшно. По дну балки неслась бурным потоком дождевая вода и хотя повыше было более-менее сухо, но там нельзя было стоять в полный рост — приходилось либо сидеть, скорчившись, либо лежать.

Снаружи страшно бушевал ветер, дождь колотил по мосту, прямо, как молоток по гвоздям, поток воды угрожающе шумел, а гром был такой сильный и частый, и ударял с таким треском и грохотом, что тут под мостом, невозможно было ни говорить, ни слышать друг друга. Да и не очень-то этот человек хотел разговаривать с Хлапичем. Хлапич это понимал, но деваться было некуда. Так и сидели они — с одной стороны Хлапич и Бундаш, а с другой — этот Чёрный человек, как Хлапич про себя называл его. Ведь этот человек даже и не подумал Хлапичу представиться, — как же было называть его иначе? Бундаш, не унимаясь, всё ещё тихонько рычал, да и Хлапичу всё это очень не нравилось — и эта непогода, и это укрытие, и этот случайный сосед. Ему было бы куда спокойнее, если бы они с Бундашом были тут одни, но делать было нечего.

Дождь продолжал лить, как из ведра, если вообще бывает на свете такое ведро, из которого может лить такой дождь… и так долго. Гром продолжал громыхать, без продыха, а к тому же, наступила ночь.

— Похоже, эту ночь придётся ночевать здесь — сказал Чёрный человек, особо ни к кому не обращаясь и не очень внятно, но Хлапич расслышал. Он понимал, что так оно и есть, ведь снаружи шёл дождь, да такой, что и нос высунуть невозможно. Он огляделся и приметил, что тут, под мостом лежит солома, как будто кому-то уже приходилось коротать тут ночь, как сейчас это пришлось им. И Хлапич принялся устраиваться. Он поделил солому — немного себе, немного предложил соседу — чтоб и он смог прилечь. На что тот — никак не отозвался… Потом Хлапич снял свои лаковые сапожки, тщательно вытер их досуха и поставил рядом, подложил сумку себе под голову и лёг на солому. А Чёрный человек завернулся в свой черный плащ — и тоже лёг.

Хлапич сказал: «Спокойной ночи».

И Чёрный человек, помедлив, отозвался: «Да-да… Спокойной…». И они замолкли. Хлапич, конечно, как и всегда он это делал, перекрестился на ночь, а перекрестившись, потихоньку поднял голову, чтоб посмотреть, перекрестился ли Чёрный человек? А он не перекрестился. Только перевернулся на другой бок и тут же захрапел, как волк — громко и страшно. Хлапичу это сильно не понравилось, поэтому он ещё раз перекрестился. После чего обнял покрепче верного Бундаша, прижался к нему, потому что под мостом было и холодно, и сыро. И так вот согревшись, они, наконец, уснули.

Таков был второй день путешествия Хлапича. Нельзя сказать, что он был очень уж хорош, но ведь в каждом путешествии случаются свои неприятности…

— Ничего, ничего. — Думал Хлапич в полусне. — Завтра опять засияет весело солнышко, а он, Хлапич, наденет свои дорогие лаковые сапожки и двинется дальше, дальше, и всё будет хорошо. И с этими хорошими мыслями он, сам не заметив как, уснул…

Глава четвёртая Третий день путешествия

I Большая беда

 Так и спали они под мостом — Бундаш, Хлапич и этот Черный человек в чёрном плаще. Под утро Бундаш вдруг начал рычать и лаять, и Хлапич прижал его к себе ещё крепче, и сквозь сон приказал:

— Спи, Бундаш, спи. — Бундаш притих, и они снова уснули…

Наконец наступило утро. Проснувшись, Хлапич увидел, что того человека в чёрном плаще уже нет. Он ушёл когда Хлапич и Бундаш ещё спали. Нельзя сказать, что Хлапича это сильно огорчило. Нет, скорее он обрадовался. Так обрадовался, что выбравшись из-под моста весело вскочил на ноги, потянулся, оглянулся… и решил тут же надеть свои дорогие лаковые сапожки, но…

Но то, что увидел Хлапич, заглянув под мост, было непередаваемо-ужасно… Сапоги пропали! Их не было на соломе, куда он их накануне поставил. Их не было под соломой, которую он тут же перерыл. Одним словом, их не было нигде. Их не было, не было! Не было!

Ясное дело, их забрал себе Черный человек, когда Хлапич ещё спал. Забрал, да и ушёл с ними.

— Боже мой! — воскликнул Хлапич, когда понял, что его сапоги пропали. От огорчения он сложил руки ладонями вместе, да так, наверно, целый час и простоял столбом. Он был потрясён.

Любой ребёнок, наверно, заплакал бы, если бы у него украли такие красивые, такие дорогие, такие любимые и единственные лаковые сапожки. Любой ребёнок плакал бы, оставшись босым на дороге, посреди пути. Любой ребёнок — но только не Хлапич! Хлапич не плакал.

Он долго думал, а потом, словно очнувшись, свистнул Бундаша и твёрдо проговорил:

— Идём, Бундаш! Идём искать этого Чёрного человека! Мы найдём его! Даже если будем искать его десять лет — мы найдём его! Мы вернём мои сапожки! Даже — если он их спрятал в дымоход королевского дворца, или засунул самому чёрту в пекло! Всё равно — мы их найдём! Найдём!

Так пошёл Хлапич — босым по дороге, искать свои сапожки. И было это началом самых удивительных происшествий в его удивительном путешествии…

Но не такое простое дело, оказывается, искать сапоги. Земля ведь, круглая, к тому же, и очень большая, и на ней так много мест, где Чёрный человек мог бы спрятать эти замечательные лаковые сапожки.

II Девочка на дороге

 Вот, так вот, шёл и шёл Хлапич по дороге. И всё думал и думал, — как будто он был учеником четвёртого класса народной школы,[9] спешащим на занятия. Но шёл он не в школу, а искать свои сапоги, а это, пожалуй, куда труднее…

И вот, когда Хлапич шёл уже более часа, он вдруг увидел перед собой на дороге… маленькую девочку. Конечно, он очень удивился. К тому же, это была совсем не обычная маленькая девочка — красивая и нарядная. У неё были красивые, распущенные по плечам, золотые волосы. А на её плече — ну и ну! — сидел ярко-зелёный попугай. Она быстро шла по дороге. У неё в руке был большой узелок красного цвета, а в этом узелке были её нарядные платья, туфельки и прочие пожитки. Дело было в том, что девочка эта была цирковая артистка и она тоже путешествовала. Звали её Гита. Это, конечно, было довольно странное имя, но ведь в цирке бывает много всяких странных вещей. Гита показалась Хлапичу очень красивой. Она и была красивой. И одета она была красиво. На ней была голубая пышная юбочка, отороченная по краю серебряным кантом. Юбочка, правда, было довольно поношенная и старая, штопанная — перештопанная, но ведь это ничего, не так ли? Ещё на Гите были белые высокие ботиночки, зашнурованные золотыми шнурками. И они тоже были старые и поношенные, но и это ведь, тоже ничего. Хлапичу она показалась такой нарядной и красивой, что он прибавил шагу, чтоб сё догнать.

— Доброе утро! — поздоровался Хлапич, когда поравнялся с Гитой. Однако, ему вместо Гиты, ответил Попугай:

— Доброе утро! Доброе утро! Доброе утро! — Попугай ответил только три раза, хотя запросто мог бы повторять своё «Доброе утро!» и восемь дней подряд, если бы Гита не схватила его за клюв.

Тогда и начался между ними разговор. Гита рассказала Хлапичу, что владелец цирка оставил её одну в каком-то селе неподалёку отсюда, поскольку она заболела. Теперь цирк был уже далеко — через два села и один город, наверно. И находится, скорее всего, в третьем по счёту селе, — так считала Гита, которая догоняла свои цирк, и как раз сейчас шла в это третье село.

— А это очень далеко и очень скучно! — сказала она.

— И я иду по этой дороге — сказал Хлапич. — Пойдём вместе!

— Пойдём, — согласилась Гита, — мы ведь и так идём по этой дороге. Только, знаешь, я очень грустная. И такая меня берёт досада: сегодня рано утром, не знаю даже как это случилось, но кто-то украл у меня шкатулку. Это произошло у ручья, где я остановилась попить воды. Удивительно, вроде и поблизости никого не было! Ума не приложу, как это могло быть? А в шкатулке были все мои драгоценности. И мои золотые серёжки… — и она чуть не расплакалась.

— Ой, а и у меня, вот, этой ночью, сапоги украли — вздохнул Хлапич. — Но ты не горюй! Найдём мы и твои серёжки, и мои сапожки! Ничего! Идём вместе!

— Идём, ответила Гита, — только, я очень голодная!

«Боже мой! — подумал тут Хлапич, — ох и морока с этими девчонками: только что она была грустная, а теперь она ещё и голодная! Ну, и что тут будешь делать?»

Но поскольку Гита сразу очень понравилась Хлапичу, а дальше нравилась всё больше и больше, он сказал:

— Ничего, мы найдём в ближнем селе какую-нибудь поденную работу — вот и не будем голодными!

По-правде, ему тоже очень хотелось есть, но он-то хорошо знал, что каждый кусок хлеба нужно заработать. И он спросил девочку:

— А что ты умеешь делать, из того, что можно предложить крестьянам в селе?

— Я всё умею! — гордо ответила Гита. — Я умею скакать на коне! Умею стоять на его спине! Умею прыгать через обруч! Умею жонглировать двенадцатью яблоками! И танцевать, и ходить колесом… Могу съесть стеклянный бокал! И вообще, — я всё могу! Всё, что делают в цирке!

Ох, как тут Хлапич начал смеяться! Он так смеялся, что даже картуз слетел с его головы.

— Боюсь, что эти твои уменья трудно будет предложить кому-нибудь в селе. А уж если ты будешь швыряться яблоками, да грызть бокалы… — то будь уверена, ни один крестьянин тебя в службу поденную не возьмёт!

Гита, конечно, на это рассердилась, но Хлапич дал ей свой последний кусок хлеба и Гита заметно повеселела. И они двинулись дальше — искать работу в ближнем селе.

Так они и шли по дороге. С одной стороны Гита, с другой — Хлапич, между ними бежал Бундаш, а на плече Гиты гордо сидел её Зелёный Попугай. Да, это была, наверное, самая пёстрая и самая странная компания из всех тех, которые ходили когда-либо по этой дороге…

III На сенокосе

 Хлапич шёл по дороге и весело насвистывал, и под его насвистывание все они шли быстрым и чётким шагом, как солдаты. И неудивительно, что уже вскоре они вошли в ближнее село. А в этом селе один хозяин как раз косил сено, и хотя у него было много работников, он, как говорили, охотно нанял бы ещё. И вот, явившись к этому хозяину, Хлапич спросил его:

— А не нужны ли вам, господин хозяин, добрые работники?

Хозяин весьма удивился, поскольку Хлапич и Гита были детьми, а не работника. И росту они были маленького, да ещё к тому же, с ними были попугай и пёс. Да, на его взгляд, они были очень странной компанией.

— Это вы-то «добрые работники»? — удивился он. — Никогда бы не подумал!

— Мы, конечно, ничего толком не умеем, — честно ответил Хлапич. — Но мы быстро научимся!

Хозяину понравился такой ответ, и хотя у него ещё никогда не было таких чудных работников, как эти двое, он всё же их нанял, решив, что поручит им ворошить скошенную траву. У него было много работников, но погода была переменчивая и, понятно, он хотел побыстрее просушить и собрать сено.

Работники как раз в это время перекусывали, поэтому Гите и Хлапичу тоже перепало немного солонины и хлеба. А когда все поели, началась работа. Попугая Гита посадила на ветку и туда же повесила свой узелок. А затем им выдали здоровенные деревянные грабли и вилы, чтобы ворошить сено и складывать его в стога.

Хлапич, хоть и мал был, но был очень сильный. И эта работа казалась ему очень весёлой — такой у него был характер! Сено летало у него, как лёгкие пёрышки. Работа спорилась! А вот Гите работа совсем не понравилась. Работать ей было скучно и непривычно, ведь в цирке сё никто не научил настоящему, серьёзному крестьянскому труду. Она два-три раза взмахнула вилами, сложила кое-как совсем небольшой стожок и тут же уселась на него — отдохнуть.

— Хлапич, мне жарко! — сказала Гита жалобно, но Хлапич её не стал слушать, хорошо понимая, что работать ему придётся за двоих.

— Хлапич, я опять проголодалась! — через некоторое время очень жалобно произнесла Гита.

Но Хлапич и тут ей ничего не ответил, поскольку, был занят делом. Он приноровился и складывал сено в стожок, так ловко и красиво, прямо, как табак в табакерку! И уже сложил целых три стожка — высоких и складных, как три колокольни!

Но Гита очень сердилась, ведь Хлапич совсем не обращал на неё внимания! Да и работа ей казалась всё скучнее и скучнее.

Тогда она, с досады, принялась так сердито размахивать вилами, что даже их погнула! А потом стала так злобно и упорно грести граблями, что тут же сломала целых три зубца! И, в конце концов, со зла, стала смешивать сухую траву с влажной — как кашу у горшке. Когда всё это увидел хозяин, а на то он и хозяин, чтоб видеть всё, он сразу подумал:

«Не нужны мне такие работники! Кто не работает — тот не ест!»

И подняв с земли длинную лозину, хозяин грозно двинулся в сторону Гиты, чтобы выгнать её прочь, как поступают, обыкновенно, все крестьяне с ленивым и нерадивыми работниками: «Чем так плохо работать, уж лучше совсем не работать! Тем более — когда надо сушить скошенную траву. А если траву не косить, то она вырастет такой высокой, что все лодыри в ней попрячутся, да и будет спать весь день! Потому, что для лентяя лениться — лучше всего. Да! На то он и лентяй!» Но Гита, ещё издали, увидела приближающегося хозяина, и враз смекнула для чего это он подобрал длинную лозину! Нет, она не стала ждать, когда он подойдёт поближе, а быстренько, бросив грабли, схватила свой узелок и своего зелёного Попугая, и проворно убежала с глаз долой, как белка, в лес!

А Бундаш, который тоже был большой любитель поиграть, побежал за ней следом.

В роще, куда они убежали, стояла тележка, на которой работникам привозили воду для питья. Тележка эта была небольшая, но Гита с Бундашом очень ловко спрятались за ней.

— И чтобы я тебя больше тут не видел! — крикнул хозяин, и вдобавок разъяснил:

— Кто не работает — тот не ест!

Так Гита была изгнана прочь. И кто же узнает, какие мысли зароились в её красивой цирковой головке?

Хлапич всё это видел, и конечно, ему это всё не нравилось, но он продолжал работать, а сам думал: «Гита не виновата, что не умеет работать, ведь её никто и не учил работать! Но мы же теперь вместе путешествуем, вот я и должен заботиться о ней! Поэтому я отдам ей половину своего ужина — и всё будет хорошо…»

Так думал наш добрый парень Хлапич, не переставая работать. Работал он умело и весело, целый день, чтоб заработать ужин для них всех — для себя и для своей Гиты, и для славного Бундаша, и для зелёного Попугая. Что ж, так оно и бывает, с тем, кто старший! А как же?

Время от времени, спохватываясь, вспоминал он о пропаже, и всё думал, как бы отыскать свои дорогие лаковые сапожки… Где сейчас шкатулка Гиты, с её золотыми серёжками… Но… так ничего и не придумал…

А Гита, зелёный Попугай и Бундаш — и глаз не казали целый день. Наверно, перекусили немного какими-нибудь ягодами, там в роще. А что они делали на самом деле весь этот день — стало понятно только вечером. И надо наперёд сказать, что это был очень весёлый вечер! А как это всё получилось — не так уж и важно! Ведь, для людей обычно важнее то, чтобы было весело, а не то — как это всё получилось!?

IV Представление

 Вечером после работы все работники если ужинать. Было их так много, что стол, за которым они сидели, был наверное, целых пять метров в длину. Стоял этот стол под огромными дубами. Хозяйка принесла к столу четыре огромных котла фасолевого супа и ещё три котла варёной картошки. И Хлапич вместе с другими работниками сидел за этим столом и ужинал.

Хлапич как раз размышлял: как бы ему найти Гиту и отнести ей что-нибудь поесть. Но тут им всем, сидевшим за столом, вдруг послышалось, что где-то поблизости, кто-то затрубил в маленькую звонкую трубу…

Все работники, конечно, очень удивились: что за диво такое? А у некоторых даже ложки попадали из рук.

То, что они увидели, поистине, было достойно удивления! Откуда не возьмись, на маленькой тележке, той самой, из рощи, на которой привозили воду, к ним ехала Гита — неузнаваемо-нарядная и прекрасная! Тележка была украшена цветами и гирляндами из веток. В тележку был впряжён Бундаш, тоже украшенный и очень собой гордый. На его шее красовался венок из цветов, и даже его верёвочная упряжь была увита цветами. В мохнатый хвост Бундаша был вплетены три широкие красные ленты, развевающиеся на ветру — и это было замечательно красиво! К тележке был приделан высокий шест с маленькой перекладиной наверху, а на этой перекладине сидел зелёный Попугай, тоже очень собой гордый и в прекрасном расположении духа.

Но самым прекрасным среди всего этого прекрасного была, конечно, сама Гита. Она сидела в тележке, как принцесса на троне — в золотом платье, в замечательно-красивом веночке с лентами на голове, со своими прекрасными распущенными золотыми волосами… Она трубила в маленькую золотую трубу, выводя невыразимо-прекрасную мелодию… Как вы понимаете, и золотую трубу, и платье, и ленты Гита, конечно, извлекла из своего красного узелка, а то — где б им тут взяться!?

Тем временем, Бундаш вез всё это, невыразимое и прекрасное, прямиком к столу, где ужинали работники.

Как это Бундаш научился за один день возить тележку, как заправский конь — останется ещё одной тайной Гиты. Но, действительно, это была большая удача, что у Хлапича в его путешествии был Бундаш — такой бесценный друг, с которым всегда хорошо! Который и в печали, и в радости остаётся по-настоящему верным, мудрым, добрым и находчивым!

Все работники, опомнившись от удивления, начали аплодировать и смеяться от радости, — так им было неожиданно видеть здесь Гиту в этой чудесной тележке, её Попугая, и запряжённого в тележку Бундаша!

Когда же тележка подъехала поближе, началось представление.

Гита выпрыгнула из тележки, и вмиг расстелила, как ковёр, огромный брезент, которым тут обычно накрывают сено, и начала плясать. Плясала и кружилась она, как заводной волчок, а скакала и подпрыгивала, как живая птичка, при этом, она аккомпанировала сама себе, ударяя в маленький бубен с серебряными бубенцами.

Танцуя, она ещё и прыгала через маленький обруч, такой маленький, что было не ясно, как это Гите вообще удаётся в него пролезть? Но она легко проскальзывала через него, словно была настоящей «гуттаперчевой девочкой», вообще не имеющей костей! Или волшебницей, или феей. Или, вообще, всем этим сразу!

Это было небывало и чудесно!

А вскоре стало ещё чудеснее. Оказалось, что между двумя старыми дубами, очень высоко, Гита натянула верёвку. И вот, она как кошка взобралась на дерево и — тут у всех замерло сердце! — вступила на эту верёвку и… пошла по ней, приплясывая, высоко над землёй. И была она, со своими широко раскинутыми руками, словно ласточка в небе!

Хлапич страшно испугался и побежал под эту натянутую в небе верёвку, чтоб подхватить Гиту, если вдруг она, не дай Бог! — упадёт. Но Гита, смеясь, шла себе на страшной высоте, по этой тонкой верёвке, так же спокойно, как кто другой шёл бы по земле! Когда же она дошла до края, то соскользнула по стволу вниз, легче маленькой птички.

«Да, такого я ещё не видел, — сказал сам себе Хлапич. — Теперь мы легко найдем и шкатулку Гиты, и мои сапоги! — решил он. — Потому что, если Чёрный человек спрятал их в подвале, — Гита, которая так легко может проскользнуть через маленький обруч, сможет, в этот подвал и через мышиную нору пролезть! А если он спрятал их на чердаке, — Гита, которая, так легко ходит по канату на страшной высоте, пройдёт спокойно по любым крышам и найдёт там и мои сапожки, и свою шкатулку».

Конечно, рассуждая так, Хлапич обманывал себя. Гита научилась пролезать через обруч и ходить по канату — исключительно для того, чтобы пролезать через обруч и ходить по канату! А другой пользы ни для Хлапича, ни для кого другого, от её больших талантов — не было. Нет.

Все прочие работники в это время так изумлялись мастерству этой удивительной девочки, что даже забыли про свой фасолевый суп и картошку.

А Гита вернулась к своей тележке, взяла шест с Попугаем и подняла его высоко вверх. При этом она стала легонько постукивать ногой в свой бубен и тихонько запела какую-то таинственную песню, которую понимают, наверно, только цирковые комедианты да говорящий Попугай.

Так вот, тут наш Попугай стал крутиться вокруг шеста, висеть на нём головой вниз, и даже, висеть на одном клюве, подняв лапки вверх. Затем, он стал чинно раскланиваться, церемонно наклоняя голову, как это делают знатные дамы на прогулке. Затем, стал плясать, переваливаясь с ноги на ногу, как это делает медведь. Затем — свистеть и гудеть, как паровоз на железной дороге. И, в конце концов, — крутиться винтом вокруг своей перекладины.

Крутился он так быстро, что можно было подумать, что это и не попугай вовсе, а белка, например, или и вообще неведомо кто.

И это было последним номером программы, и одновременно самым смешным, как это и должно быть в конце всякого настоящего представления.

Гита подняла шест с попугаем высоко над головой, выкрикнула: «Спокойной ночи!», и наклонила шест в сторону Хлапича.

А Попугай тут же слетел Хлапичу на плечо, сорвал клювом картуз с его головы, бросил его на землю и стал крутиться во все стороны раскланиваться, и кричать человеческим голосом:

— Благодарим! Благодарим! Спокойной ночи!

Все работники и хозяин стали без удержу смеяться и аплодировать, а хозяйка, та и вовсе начала крутиться от смеха, точно так, как это делал учёный Попугай.

Только Хлапич стоял с попугаем на плече, окаменевший от удивления.

— Спокойной ночи! Спокойной ночи! — стали кричать работники, а следом и сам Хлапич.

«Ну, уж если комедия, так — комедия!» — подумал тогда Хлапич, и сбросив Попугая с плеча на землю, быстро накрыл его картузом.

— Ну-ка, поклонись ещё разок! — сказал он Попугаю. Но Попугай сделать этого никак не мог, поскольку картуз накрыла его с головы до хвоста. Он пустился бежать вместе с картузом, как слепая курица! И наверняка крутился бы под ним до самого утра, точно сало на сковородке, но Гита, вызволила его. А он тут же принялся её учтиво благодарить, будто и взаправду понимал что к чему… Все смеялись ещё больше. Вот как закончилось это чудесное представление.

А затем Гиту, с большим почётом, пригласили за стол и угостили ужином. Да, и сам хозяин больше на неё не сердился, потому что ведь невозможно же, и злиться, и смеяться — одновременно!?

— Видишь, теперь как хорошо быть «циркачкой»!? Правда, прекрасная у меня работа!? — гордо спросила Гита Хлапича. Но Хлапич про себя подумал: «Да, прекрасная, когда настоящей работы работать не умеешь…»

А затем все отправились спать…

V О чём Хлапич говорил с работниками

 Этой ночью Гита ночевала в доме с хозяйкой, а Хлапич ночевал во дворе, на сеновале, вместе с другими работниками.

Все уже затихли, а Хлапич, вспомнив перед сном весь этот день, вздохнул:

— Эх! Хорошо-то, хорошо, да только, ничего я не придумал… и не нашёл я сегодня свои сапожки…

— Какие это сапожки? — спросил его сосед по сеновалу, который, оказывается, ещё не спал.

— Да, украли у меня прошлой ночью сапожки… — ещё тяжелее вздохнул Хлапич.

— А у меня кто-то куртку голубую украл! И хорошая была куртка, новая… — отозвался работник.

— А у меня топор украли! — добавил второй работник.

— А у меня непочатый кусок солонины, прямо с чердака… — сказал третий.

— А у меня заплечный мешок! А в нём все мои деньги были зашиты… — почти простонал четвёртый.

Так-то они узнали что в селе сеть вор, который и украл все эти вещи. И все задумались: кто же этот вор, и как же вернуть своё добро? Так думал каждый из них в ту ночь… и никто не знал ответа.

Но когда взошёл месяц — все они уже спали…

Глава пятая Четвёртый день путешествия

I Пожар в селе

 Ещё никогда, наверно, Хлапич не спал так крепко и спокойно, как в эту ночь, уставши за день. Летом действительно очень здорово спать на сеновале. Сено замечательно пахнет, всё вокруг тихо, никто не шумит… Это потому, что в деревне все добрые люди ночью спят. Только совы да летучие мыши — не спят. Но они летают так тихо, что никак не могли бы разбудить Хлапича.

Но… давно уже замечено: несчастья происходят тогда, когда их меньше всего ждут и именно тогда, когда кажется, что всё так хорошо и спокойно…

Так оно и вышло этой ночью.

Хлапич проснулся от крика:

— Огонь! Огонь!

Он быстро соскочил с сеновала и увидел, что хотя вокруг была ещё тёмная ночь, в селе было светло как днём, потому, что в селе полыхал пожар. Огромный и красный — как пекло!

Горел амбар одного крестьянина, которого все тут называли «Рыжий Грг».

Этого Грга в селе никто не любил. Да и не за что было его любить — не был он ни добрым, ни хорошим, а совсем даже наоборот. Но так уж повелось у людей, что когда горит чей-то дом, никто не спрашивает: «Любят тут этого хозяина или нет?» А просто все бегут гасить пожар!

Вот и сейчас, и хозяева, и все их работники бросились в село, и Хлапич побежал с ними.

Из всех домов уже бежали люди — и стар, и млад. И каждый тащил что-нибудь, что может пригодиться при тушении пожара: кто багор, кто лестницу, кто ведро… А еще было много женщин, с горшками и кадушками полными воды, бегущих к горящей усадьбе… А ещё — много увязавшихся за ними детей, которые ухватившись за подолы своих матерей, кричали и плакали. И все вместе шумели, толкались и суетились, и бежали в ночи на пожар.

Это было небольшое село и пожарников в нём, конечно, не было.

«Боже мой, как же они управятся без пожарников?» — подумал Хлапич, когда вместе со всеми бежал к огню.

Но в этом селе жили умные люди, которые, прекрасно знали, как гасить пожар без всяких пожарников. Все они — от мала до велика — выстроились как солдаты в цепочку, да такую длинную, что первый крестьянин стоял у колодца, а последний у самого огня. Этот первый, зачерпывал ведром воду и быстро передавал сё другому. Второй крестьянин передавал ведро третьему, третий — четвёртому и так ведро переходило от одного к другому, пока не попадало к последнему — стоявшему возле горящего амбара. И этот последний, был так силён, что метал воду так же высоко, как пожарный шланг.

Работали крестьяне слаженно и очень быстро, но, тем не менее, мужчины кричали «Быстрее! Быстрее!» И женщины кричали «Быстрее! Быстрее!» И дети кричали «Быстрее! Быстрее!» Потому, что все боялись, как бы огонь не перекинулся на дом, стоящий рядом с амбаром.

И не зря боялись, потому, что стоило им погасить амбар, как загорелась покрытая деревянной дранкой, крыша дома.

Боже мой, как страшно когда горит дом! Как страшно закричали женщины и дети, когда от огня начала лопаться дранка на крыше! А люди уже так устали, что работа разладилась и началась перебранка.

— Полезай на крышу! — кричал один крестьянин.

— Никуда я не полезу! — отвечал другой. — Сам полезай, если тебе жизнь не дорога!

— Да все вы тут — трусливое стадо! — орал третий.

И люди начали браниться, да так яростно, что наверное не заметили бы, если бы горел не то, что дом, но и шапки у них на головах. Но в этот момент с крыши раздался голос: «Подайте мне быстро ведро воды!»

Все задрали головы и увидели, что на самом коньке сидит кто-то в красной рубахе, зелёных штанах и сияющей шляпе.

Конечно, это был Хлапич, который пока все ругались, залез на крышу.

Тут уж крестьяне, позабыв перебранку стали подавать на длинных шестах вёдра с водой. А Хлапич сидя на самом верху, стал их подхватывать и заливать огонь, который подбирался к нему всё ближе и ближе. Однако, несмотря на все старания пламень разгорался всё больше и больше.

Женщины внизу начали причитать:

— Ой, погибнет паренёк этот, на крыше! Как, пить дать, погибнет!

И огонь подобрался уже почти к самым ногам Хлапича, и ему было очень жарко. А ещё он очень устал — ведь ему пришлось поднять очень много вёдер, полных воды. А люди внизу теперь просто-таки дрожали от страха, считая, что мальчику пришёл конец.

Хлапич же совсем не боялся — ему было не до этого. Он понимал, что водой крышу не потушишь. Пламя уже лизало ему ноги. А сам он еле мог дышать от дыма.

— Дайте мне багор! — еле прокричал он сдавленным голосом, — от дыма и жара у него перехватило дыхание.

Крестьяне быстро подали ему длинный железный багор, и Хлапич что есть сил, ударил по горящей дранке у своих ног.

Искры засверкали и закружились вокруг него, и тут же, как огромные змеи, взметнулись языки пламя. Но треска больше не было слышно. Горящая дранка начала сыпаться сквозь огонь, и целый кусок горящей крыши упал на землю. Крестьяне закричали и все разом бросились тушить огонь и затаптывать тлеющие головешки…

А на крыше огня больше не было. Дом был спасён!

Но, — о ужас! — На крыше больше не было и Хлапича. Он пропал, будто его и вовсе не было.

Доска, на которой он сидел, подломилась, и Хлапич провалился с крыши, наверное, куда-то на чердак.

Бедный, бедный Хлапич! Он был такой добрый! Так старался всем помочь! А теперь сам он свалился с крыши и никто не может ему помочь, и никто даже не знает, жив он или мёртв!?

II Чудо

 Наверное, всё что произошло с Хлапичем после того как он свалился с крыши — можно назвать чудом. Но наверное, надо быть очень хорошим человеком, и очень удачливым, чтобы спастись таким невероятным образом, да ещё, при этом, увидеть как раз то, что так хотел увидеть!

Хлапич, свалившийся с крыши на чердак, наверняка бы сильно расшибся, но он упал точно в большой ларь, полный муки. Конечно, это было чудо! Во-первых, потому, что ларь оказался открытым. Наверное, хозяин, уходя, забыл закрыть крышку. А во-вторых, потому, что Хлапич упал так точно и удачно, что не только не убился, но и ничего себе не повредил.

Но когда Хлапич, сквозь облако взлетевшей муки, разглядел то, что находилось на этом чердаке, он просто обомлел. Вот было чудо, так чудо!

На чердачной балке, как раз рядом с проломом, в который он свалился, и из которого теперь все сильнее лился поток утреннего света, прямо перед его глазами, висели… его лаковые сапожки! Да, в самом деле, — его лаковые сапожки! И это было ещё не всё:

— рядом с ними висела голубая куртка первого работника;

— немного дальше — топор второго работника; — ещё подальше, на крюке — солонина третьего работника, весь непочатый кусок!;

— совсем в углу лежала сумка четвёртого, та самая, с зашитыми в ней деньгами!;

— а посреди чердака, прямо на полу стояла… — никогда не догадаетесь! — … да! да! там стояла драгоценная шкатулка Гиты!

— О-го-го! — Начал голосить, не помнящий себя от радости Хлапич, в ту минуту напрочь забывший, что он сидит в муке, точно мышь в крупе.

— О-го-го! Люди, идите сюда! Вот они! Мои сапоги! Висят в воздухе!

Крестьяне тут, наверняка, подумали, что бедный Хлапич, свалившись с крыши, видать, повредился в уме… Сапоги же — не птички, не бабочки — они же не летают, и в воздухе, поэтому — висеть не могут! Но, радуясь, что он жив, люди побыстрей полезли на чердак.

Когда же они поднялись наверх и увидели этот чердак, полный доверху всякого добра, и походивший не на обычный нормальный чердак, а на воровской склад, то тут же перестали думать о Хлапиче — сошел он там с ума или нет, а стали думать о Рыжем Грге: кто же он, оказывается, на самом деле?. Все сразу смекнули, что он и есть вор! И что неспроста-то он всё таится, и дома-то неспроста не ночует, как все приличные люди, а шатается где-то по ночам?! Крестьяне знали, что Грг этот водит знакомство с разными подозрительными типами, вроде этого Чёрного человека, но никому из них раньше и в голову не приходило, что они воры и что награбленное прячут тут, у Грга на чердаке. А тут, вот оно! Вот, какие дела, оказывается!

Зато, как же радовались теперь, те поденщики, которых эти злодеи обворовали! И смеялись, и плакали, и обнимались, и крепко к себе прижимали, полученное назад своё пропавшее было добро! Особенно тот, которой нашёл свою сумку, с зашитыми в ней всеми своими деньгами! Да — всё оказалось на месте!

Хлапича же извлекли из муки, и с великой радостью и почётом, понесли на руках, вниз во двор — как настоящего героя!. А сам «герой» крепко прижимал к сердцу свои лаковые сапожки и был он и рад, и счастлив, и горд, как настоящий принц вернувшейся с победой!

III Мать Рыжего Грга

 Теперь все были довольны. Одна только старая и больная мать Рыжего Грга плакала в своей постели. Она, конечно, до сих пор ничего не знала о проделках своего сына, но её бедное материнское сердце уже давно чуяло беду… Самого-то Грга в это время дома не было, так как по ночам он обыкновенно отправлялся творить свои чёрные дела. Но его бедная мать, хоть и знала теперь в каких скверных делах он участвует, всё равно боялась, что если крестьяне его найдут, то обязательно побьют, а то и прибьют, и покалечат, или даже забьют насмерть. Она прекрасно слышала, как крестьяне переговаривались в доме и во дворе:

— Если бы Грга этот был сейчас здесь, я бы его точно поколотил! — сказал один крестьянин сердито. — Голову бы ему оторвал! — крикнул другой.

— В огонь бы его швырнул! — отозвался третий.

Так вот говорили между собой крестьяне. А крестьяне, надо вам знать, что говорят — то и делают!

«Всё это, конечно, так» — подумал Хлапич, — «только боюсь, что от побоев Грга лучше не станет…» И подумав так, Хлапич вошёл в комнату несчастной матери Грга и потихоньку сказал ей:

— Не надо плакать, госпожа. Я знаю вашего сына — вчера вечером один работник показали мне его, когда он проходил мимо сенокоса. Если он встретится мне на моем пути, я скажу ему, чтоб не возвращался он в село. Я скажу ему, пусть он оставит этого разбойника — Чёрного человека, и идёт себе по свету, как все почтенные люди — жить свою жизнь, да счастья и доли искать!

— Бог тебя благослови, мой мальчик! — ответила ему старушка, и потеплело ей на сердце оттого, что хоть один человек на свете, не сердится на её сына и сочувствует её материнскому горю.

И она вложила в руку Хлапичу старенький кружевной платочек, в котором была узлом завязана монета — золотой форинт.

— Передай это моему сыну, если встретишь его — сказала она, и опять заплакала.

Хлапич дал ей своё честное слово, что непременно всё так и сделает! На сём простился он с ней и вышел на двор.

Селян здесь уже не было и работников тоже — каждый, на радостях, потащил свои вещи домой.

Хлапич разыскал драгоценную шкатулку Гиты, со всеми её украшениями и её ненаглядными золотыми серёжками, которая, по счастью, так и стояла тут во дворе, и отнес её Гите.

К чести крестьян, надо сказать, что никто из них не имел дурной привычки — брать чужое! Боже упаси!

Так вот, Хлапич отнёс шкатулку Гите, а она от неожиданности, не могла поверить своим глазам! И, вне себя от радости, закричала громко и бросилась ему на шею, и стала его обнимать-целовать, да так энергично и крепко, что ничего не понявший пёс-Бундаш решил, что она, пожалуй, что… хочет задушить Хлапича! И он начал громко и грозно лаять! То-то было смеху!

А на улице уже стоял белый день, и никто даже не собирался спать…

IV Гитин шрам

 Этим днём больше ничего не произошло. И, слава Богу, что ничего не произошло, так как, все очень устали после пожара. Поэтому в этот день многие и вовсе не работали, зато много говорили.

У каждого плетня стояли по две женщины и говорили о пожаре.

Под каждым деревом лежали по трое мужчин и говорили о пожаре. И у колодца…, и на обочине…, и на сельской улице…, и на площади…, и во дворах…, и в палисадниках… — все и везде говорили только о пожаре.

А у каждой лужи играли дети. Но дети уже забыли о пожаре и просто ловили лягушек.

Но все, даже лягушки, хвалили Хлапича за его геройские поступки на пожаре! Да, все сходились на том, что был он — настоящий герой!

У самого же Хлапича болела пятка. Он обжёг её когда был на крыше, как вы помните, залез же он туда совершенно босой. Гита перевязала ему рану и Хлапич, поблагодарив ее, сказал:

— А знаешь, что? Это даже хорошо, что Чёрный человек украл тогда мои сапожки!

— Ну… и что же здесь хорошего? — удивилась Гита.

— А то — сказал Хлапич — что если бы я полез в моих сапожках в огонь, то у меня бы сгорели подметки — они же кожаные! И это была бы страшная потеря! А мои ноги — это ничего! Они же обязательно заживут! Ничего! Не страшно!

Гита сильно удивилась, такому отношению Хлапича к своей ране, уж она-то сама, точно бы проплакала три дня, если бы у неё, не дай Бог! был бы такой ожёг…

Но ей тоже хотелось выглядеть мужественной, и она подняла свой палец на правой руке и сказала:

— Видишь, я — как ты, я тоже была ранена!

Действительно, на сё пальце красовался белый шрам от пореза. Шрам выглядел точно как крест.

— Ух ты! А как это ты поранилась? — с уважением спросил Хлапич. — Наверно было здорово больно?

— Не помню — беспечно ответила Гита — это было так давно, — я тогда была совсем маленькая. Это было ещё до того, как я попала к моему хозяину в цирк.

— А как ты попала к своему хозяину?

— И этого я не помню — ответила Гита.

— А кто тебя привел в цирк?

— Этого я тоже не помню. Хозяин говорит, что у меня нет ни отца, ни матери, — сказала Гита — и это, наверное, так и есть. Ни одна на свете мама не отдала бы меня ему. Да, и никто бы, не отдал меня такому человеку Он такой жестокий, у него такие злые глаза и, наверно, совсем нет сердца… А если бы кто знал, о чём он шепчется по ночам с какими-то страшными людьми… О-о-о! Он точно — нехороший человек…

Гита немного задумалась и сказала:

— Я бы, наверное, была бы не прочь, иметь маму… А как это, Хлапич, бывает… когда у тебя — есть мама?

— Я не знаю, — честно ответил ей Хлапич — у меня тоже нет мамы. Но у меня, конечно, была хозяйка — жена моего мастера, она меня часто защищала. Она была хорошая! А однажды, когда я был совсем сонный, она взяла метлу у меня из рук и подмела мастерскую, наверно, пожалела меня. А может так оно всегда бывает с теми, у кого есть мамы? Хорошо им, наверно…

— Счастливый ты… А знаешь, я бы точно согласилась, чтобы твоя хозяйка сделалась моей мамой… — промолвила Гита и задумалась.

Хлапич хотел было ей объяснить, что это же невозможно, но… он не знал как…

Да, и надо было поторапливаться — крестьяне уже наладились печь ягнёнка, в честь него — Хлапича, и кому же, тогда, как не ему — следовало вращать вертел!

Да, вечером того дня, все в селе были очень веселы и довольны. Все до отвала напились брагой и наелись печёным мясом, и пирогами, и колбасами, и гуляшом, и кашами, и всякой прочей вкуснейшей снедью… А Хлапичу, как дорогому гостю, все предлагали пожить у них, хотя бы немного, пока не пройдёт его ожог на ноге, или даже — остаться навсегда!

Глава шестая Пятый день путешествия

I На выпасе

 На следующей день Хлапичу и Гите было так тяжело расставаться с крестьянами! За эти два дня они успели к ним привязаться, словно жили тут уже целых три года. Наверное, это случилось потому что они вместе гасили пожар. Так оно действительно и бывает, когда люди вместе переживут большую беду!

Потому-то Гита и Хлапич, покидая село, были очень опечалены. И видя, что они так печальны, крестьяне и сами, огорчались ещё сильнее, потому что и им тоже было тяжело прощаться с ними. Не зная как подбодрить ребят, эти простые добрые люди подкладывали и подкладывали потихоньку в сумку Хлапича свои гостинцы. Кто — печёного мяса, кто — пирогов, кто — хлеба… В конце концов, хлапичева сумка стала выглядеть, как огромный шмель, объевшийся меда.

«Объевшаяся сумка!» — Это было очень забавное зрелище, сначала очень рассмешившее Гиту, а потом и Хлапича, и когда они вышли на большую дорогу, то оба уже совсем развеселились и весело смеялись.

Дорога, пролегавшая между двух огромных зеленых полей, казалась, наверно, соломинкой среди зеленого моря. А Хлапич и Гита — двумя муравьишками, ползущими по этой соломинке.

Наконец, после многих часов пути, они дошли до того места, где эту дорогу пересекала ещё одна, поменьше. Та, по которой они шли, продолжала свой бег, петляя среди полей, а другая, шедшая перекрёстно, спускалась с одного пологого холма и забиралась вверх, скрываясь в густом лесу, на вершине другого холма. Такое место, как вы знаете, называется — «перекресток».

Люди рассказывают, что в давние-предавние времена, на таких перекрёстках собирались эльфы, ведьмы, вурдалаки и прочая страшная нечисть, но сейчас они больше не собираются. И летом на перекрёстках сидят пастухи и вырезают свои пастушьи посохи, или собирают белую и черную шелковицу с высоких старых шелковиц, растущих тут. А зимой, когда выпадет снег — там, говорят, ночами под луной танцуют зайцы! И много ещё чего, говорят!

Но на дворе было лето и на перекрёстке хозяйничала компания маленьких пастушков и пастушек, одним словом — подпасков, которые пасли тут своих коров, а заодно, жарили на костре кукурузу.

Пастушков было пять: две девочки и три мальчика.

Один из них был так мал, что любая высокая травинка могла стукнуть его по носу. Одет он был в одну рубашонку, и та свисала до самой земли. Был он так мал и упитан, имел такой остренький нос и такие круглые щеки, что Хлапич ещё издали догадался, что все его, наверно, зовут «Мышонком». Так оно и оказалось!

Пастушки окружили их, удивляясь на Гиту, Хлапича, Бундаша и зелёного Попугая. Особенно на Попугая, которого видели они впервые и не очень понимали, что это за чудовище такое. Потому они стали их расспрашивать о том-о сём, а смышлёный Мышонок, вспомнив, что однажды через их село проезжал капитан в военной форме, показал на Хлапича пальцем и сказал: — Этот — тоже капитан! Только такой мелкий, что ему ещё расти и расти, а когда этот капитан вырастет, то картуз его, будет ему — точно мал!

Он, конечно, намекал на понравившийся ему хлапичев картуз… Но от таких слов Хлапич страшно рассердился. Он, вообще, очень не любил, когда ему напоминали о его малом росте! Поэтому показав на длинную рубашку Мышонка, он язвительно ответил:

— А ты, когда вырастишь, можешь спокойно идти в монахи в этой же сутане. Она точно будет тебе по росту!

Но тут выступил вперёд старший брат Мышонка и пригрозил Хлапичу:

— Не смей задирать моего брата!

— Я не задираю, а подшучиваю — сказал Хлапич, вполне доброжелательно. Но брат Мышонка встав вплотную к Хлапичу, смерил его взглядом, с ног до головы, и грозно произнес:

— Это не шутка! Ты хотел обидеть моего брата! Хлапич был подмастерье и прекрасно знал, что когда начинаются такие разговоры, то скоро дело дойдет до драки.

Но он совершенно не хотел драться, тем более, что был он и старше, и сильнее всех этих пастушков вместе взятых. Да и к тому же, старшему полагается быть умнее! Поэтому он ответил брату Мышонка:

— Не хочу я с тобой бороться, а если хочешь мериться силой — давай лучше метать камни.

И Хлапич подхватив с дороги здоровенный камень, легко поставил его себе на плечо и метнул, да так ловко, что камень перелетел через каменную ограду, отделявшую поле от дороги и упал где-то далеко в траве.

Наверное, так метал камни сам Королевич Марко, когда был маленьким, но ни один из этих подпасков, точно, не умел этого делать.

Не умел и брат Мышонка, которому, однако, сразу расхотелось драться и бороться.

А девочки, которым, на самом-то деле, совершенно не нравится смотреть на драку мальчишек, сразу отметили про себя:

«А этот парень, пожалуй, и посильнее и поумнее брата Мышонкова, будет!»

Тем временем Гита, которая вместе с другими девочками ушла подальше в поле, туда, где у них на углях костра жарилась кукуруза, — крикнула:

— Хлапич, смотри, как забавно стреляет кукуруза! Давай останемся здесь ненадолго — тут так хорошо!

Хотя Хлапичу незачем было оставаться на перекрестке, но сказать по-правде, ему было так приятно, что эти подпаски, и мальчики, и особенно — девочки, явно были в восхищении от того, как он умел метать камни… Да и место здесь было очень красивое… И он согласился остаться, ненадолго…

Как здорово, всё-таки, было этим маленьким пастушкам сидеть здесь, на поляне возле огня, жарить на углях кукурузу, а в горячей золе печь картошку… Описать это удовольствие нет никакой возможно, но всё же стоит об этом рассказать. Может всем людям, которые прочтут о том, как было хорошо маленьким пастушкам, станет так же хорошо и они даже пожалеют, что не были там с ними.

Когда Гита и Хлапич присоединились к пастушкам, потребовалось добавить ещё кукурузы, ведь теперь их было на два человека больше.

— А можно ли ломать чужую кукурузу? — спросил Хлапич, резонно.

— Нам — можно, ведь это мы сё охраняем! — ответил один пастушок.

— Интересно получается, как же это вы её охраняете, если вы же её и рвёте? — удивилась Гита.

— Мы же охраняем её — от коров! И если бы не мы — никакой кукурузы бы не было! — гордо ответил пастушок.

— А вот это и не правда! — отозвался Хлапич. — Я в шегртской школе[10] из своих школьных книг узнал, что ничего бы не было, если бы не — Господь Бог! В том числе, и кукурузы бы вашей не было!

— Так, это мы знаем! — засмеялись все как один пастушки. — Сначала, Господь Бог даёт нам кукурузу, а потом — мы сё охраняем!

— А откуда вы знаете, что Бог даёт нам и кукурузу, и деревья, и все другое, если вы не ходили в школу? — заинтересовался Хлапич.

— А мы каждый день ходим полями и лугами, и видим, как каждый день растёт трава, и как поднимается кукуруза, и эти деревья, и вообще — всё-всё… И мы знаем, что никто другой, кроме Бога, не мог бы это устроить! — ответил самый старший пастушок и все его поддержали.

Его слова удивили Хлапича, так как он не знал и не думал даже никогда, что трава или кукуруза могут многому научить человека, и что именно из полей и лугов, из всего окружающего нас мира, мудрость пришла и в его школьные книги, и в разные другие — самые умные…

Потом все пошли ломать кукурузу.

Только маленький Мышонок остался следить за костром.

Прежде чем идти по кукурузу, Хлапич снял свои сапожки, чтобы не испортить их во влажной траве.

При том он заметил, что Мышонок внимательно его сапожки рассматривает, поэтому Хлапич грозно сказал:

— Не трогай сапоги, Мышонок! Это царские сапоги, они тебя моментально укусят, если ты их оденешь.

А один из пастушков добавил:

— Ещё как укусят! — И незаметно для Мышонка положил в сапожки насколько листьев крапивы.

И они пошли рвать кукурузу, все, кроме Мышонка.

Когда Мышонок остался один, он внимательно осмотрел сапожки. А был он хоть и любопытный, но несмотря на малый возраст, осторожен и умён. Потихоньку и очень внимательно, и осторожно он засунул руку в один сапог.

— Ой-ой! — воскликнул он — и вправду кусаются!

И задумался.

Маленький пастушок прекрасно знал, что такое крапива и быстро смекнул, что именно она и есть в сапоге. После чего, обмотав руку длинным рукавом своей рубахи, аккуратно вытащил её из сапога.

Когда пастушки, Хлапич и Гита вернулись, их встретил Мышонок, щеголявший в лаковых сапожках. Доходили они ему, чуть не до пояса, и был он в них таким смешным, что Хлапич совсем не рассердился.

— Ну, что Мышонок? Не покусали тебя сапоги? — очень серьёзно поинтересовался Хлапич.

— Ага! Пытались было, но я им зубы повытаскивал, — в тон ему ответил Мышонок.

Все так и прыснули со смеху. Тогда Мышонок вылез из сапог и протянул их Хлапичу. При этом, оба были очень довольны. Да, если бы все люди были вроде Хлапича, возможно бы им и хватило — одной пары сапог на двоих… Потом, дети уселись у костра. Девочки раздували огонь своими передничками, а мальчики, нанизав кукурузу на длинные оструганные палочки, пекли её на углях. А Хлапич сидел и думал о разных вещах и людях: о мастере Мркони, о Чёрном человеке и о Рыжем Грге.

— Сейчас мне важнеё всего найти этого Грга — задумчиво произнес Хлапич — найти и передать ему материнский платок и монетку, которую она туда завязала…

— А где же его найти? — спросила сидевшая с ним рядом Гита.

— Этого я не знаю! Но я бы многое отдал, лишь бы побыстрее исполнить просьбу его матери. Сегодня я всё думал, что вот бы, было здорово, если бы этот чёртов Грг, невесть откуда, свалился бы прямо — к моим ногам!

— Ну, этого-то точно не случится, — засмеялся старший пастушок, — даже груша не упадет к твоим ногам, если ты не сидишь под грушевым деревом! Ну, а чтобы человек свалился к твоим ногам… — откуда?! Нет, это уж полная нелепица! Не может этого быть…

II Как Грг свалился к ногам Хлапича

 Только-только произнес пастушок эти слова, как на дороге, спускавшейся с холма, послышался страшный шум. Что-то отчаянно неслось вниз по дороге. Послышался топот, крики и ругань. Хлапич и вся его компания вскочили, чтобы лучше разглядеть, что там происходит.

С холма неслась повозка, запряженная двойкой вороных коней. Лошади были так напуганы, что неслись во весь опор!

Они, крутя своими головами, скакали как бешеные, и пена разлеталась из их ртов, а повозка тряслась и раскачивалась из стороны в сторону, как качели.

В любой момент и кони, и повозка могли свалиться в придорожную канаву.

В повозке сидело два человека с перепуганными лицами. Один из них отчаянно тянул на себя вожжи, но вся упряжь лопнула и, вырвавшись из его рук, хлестала по спинам лошадей, отчего они неслись всё быстрее и быстрее.

— Ай! — закричал Хлапич — надо остановить эту повозку!

И он бегом бросился на дорогу, и встав на её середине, воздел руки и начал орать во весь голос, что есть мочи! Сделал он это не просто так, а потому что много раз видел, как останавливают перепуганных коней.

Кони и повозка со своими седоками неслись с горы со страшной скоростью прямо на Хлапича и ещё немного врезались бы в него, но одно колесо ударилось о каменный бордюр дороги, и повозка взлетела в воздух, и описав дугу, грохнулась на дорогу.

Копи встали на дыбы, как две башни, а седоки, вылетев из повозки, приземлились в придорожную канаву, прямо к ногам Хлапича.

— Стой! — кричал Хлапич на коней.

— Стой! — кричала Гита.

— Стой! — кричали подпаски, выбежавшие следом на дорогу. И кони, дышавшие как два огнедышащих дракона, встали — как вкопанные!

— Ого! — воскликнула Гита, подхватив коней за уздцы, — ты только посмотри, какой красавец этот конь! Надо его распрячь. Я бы точно на нём ездила в цирке, он почти такой же красивый, как мой Соколик!

Она вспомнила своего циркового коня, да так, что сразу забыла обо всём на свете.

И вот что интересно, — так часто бывает с некоторыми девочками!

Но Хлапич-то понимал, что тут ещё много дел, поэтому оставил коней на попечение Гиты и пастушков, и поспешил к канаве, чтобы помочь тем двум незадачливым седокам, вылетевшим из повозки.

Эх! Если бы Хлапич знал, что его ждёт, он возможно, ещё бы хорошенько подумал, прежде чем так спешить им на помощь.

А в канаве лежали… — Боже мой, как у Хлапича ёкнуло сердце! — Так вот, в этой канаве лежали — Чёрный человек и Рыжий Грг. К тому времени, когда Хлапич подошёл к ним, они немного оправились от испуга и уже пытались подняться.

Не знаю, как в этом случае следовало бы поступить, но Хлапич поступил так, как он делал всегда — он поздоровался.

— Добрый день! — сказал Хлапич.

— Да уж, действительно, добрый… Как ты думаешь, мы ещё живы? — спросил Чёрный человек из канавы, и голос его звучал так, как будто он уже был в гробу.

— Добрый день, потому что вы ещё живы! — отозвался Хлапич и тут же подумал про себя: «Добрый, добрый, хотя бы потому, что я могу передать Рыжему Гргу платок и его золотой форинт».

А ещё Хлапич подумал: «Интересно, а как он поступит, если поймёт, что я нашёл свои сапоги?»

Но Чёрный человек так спешил, что даже и не взглянул на Хлапича, а только сердито прикрикнул на Грга:

— Что сидишь? Ноги-руки целы — и ладно!? А на болтовню у нас нет времени! Давай, посмотри, что с лошадьми.

Наверно они действительно очень спешили, потому что Грг и Черный человек вылезли из канавы и охая оба похромали к повозке.

Но Бундаш, конечно, узнавший Чёрного человека громко залаял, бросился на него и схватил за край чёрного плаща.

Чёрный человек ногой постарался отогнать Бундаша и, всмотревшись, произнёс сквозь зубы:

— Этот лай я уже где-то слышал!?

Рядом с Бундашом стоял Хлапич. И в тот же миг Чёрный человек узнал и Хлапича, и… его сапоги.

И он замер на миг, как-то по-бандитски, будто изготовившись для прыжка, и было видно, какие злобные чёрные мысли крутятся в его злобной чёрной голове…

Он глядел на Хлапича, как ястреб глядит на куропатку.

А Хлапич глядел на Чёрного человека, и думал:

«Будь, что будет, но пока я жив, ты моих сапог не получишь!»

И Бундаш, оскалив свои острые белые зубы, тоже думал:

«Только попробуй прикоснутся к моему Хлапичу! На части разорву!»

Казалось, что сейчас произойдет что-то страшное.

Но длилось всё это только несколько секунд, и Чёрный человек, процедив сквозь зубы: «Не сейчас!», опять прикрикнул на Грга, стоявшего возле повозки:

— Ей, ты, бестолочь несчастная, готовь коней! Ну!

— Поводья порвались — огрызнулся Грг — дальше ехать не получиться.

— Мы дол-жжж-ны е-хать даль-ше! — заорал Чёрный человек и выхватил у него поводья, чтобы посмотреть, что с ними произошло.

И тут случилось то, чего Чёрный человек никак не ожидал.

Хлапич подошёл к нему и сказал спокойно:

— Давайте, я вам починю ваши поводья.

Чёрный человек, смерив его презрительным, но и удивлённым взглядом от макушки до пят, злобно произнес:

— Ну, ты, кот-обутый-в-сапоги, как же это ты собираешься починить мои поводья?

— Да-да, обутый! Хотя, ещё вчера был босой! — ответил Хлапич, — только я никакой не кот… Будь я котом — не умел бы шить! А я — подмастерье Хлапич, я ношу в своей сумке шило и дратву. И эти ваши поводья могу поправить в два счета. Или, может — вам не к спеху??

Это, действительно, было удивительно, это было даже благородно со стороны Хлапича, ведь на свете не часто встретишь человека, который готов чинить поводья тому, кто третьего дня украл его сапоги.

Затем Хлапич достал из сумки шило, дратву, кусочки кожи и подойдя к лошадям снял с них, и внимательно осмотрел поводья и ремни.

Увидев, что Хлапич знает своё дело, Чёрный человек процедил сквозь зубы:

— Хорошо, малый, вижу ты знаешь, что говоришь. Работай! Но только, давай-ка побыстрее! Понятно? А я — так и быть! — выброшу твои сапоги из своей головы…

— Я тоже! — ответил Хлапич. — Поскольку, я предпочитаю иметь свои сапоги на своих ногах, а не в голове!

И Хлапич, сев на придорожный камень, принялся за работу.

Действительно, удивительно даже, какое это весёлое занятие — сапожное ремесло! Стоило Хлапичу взяться за шило и дратву, как дело будто само стало спориться у него в руках. А сам он принялся то напевать, то насвистывать, совсем так, как он это делал в мастерской своего мастера Мркони.

За работой Хлапич забыл всё на свете, даже о важном разговоре с Рыжим Гргом, хотя тот всё это время сидел рядом и даже немного помогал ему.

Чёрный человек, тем временем, осматривал и поправлял повозку, а Гита и пастушки пошли пасти коней.

III Грг и Хлапич

 Когда Грг и Хлапич остались одни, Хлапич тихонько сказал шепотом: — Грг, я сейчас починю эти поводья и можно будет ехать. Только, смотри, не возвращайся в село! Там тебя уже ждут крестьяне, они очень сердиты и хотят тебя убить…

Грг, понурившись, слушал, а сам всё время глядел на сапоги Хлапича. Теперь-то Гргу было ясно, что его односельчане уже знают, чем он занимается вместе с Чёрным человеком.

— Грг — продолжил Хлапич, — твоя мать просила передать тебе кое-что. Но я тебе это не отдам, пока ты мне не дашь своё честное слово!

— Что я должен тебе обещать?

— Дай слово, что ты оставишь Чёрного человека и пойдёшь своим путем. И где-нибудь, на краю света, начнёшь новую, почтенную и честную жизнь. Так тебя просила твоя мать, когда передавала тебе вот это.

С этими словами Хлапич достал из сумки платок с завязанной в него золотой монетой и отдал Гргу. Сделав так, Хлапич принялся рассказывать: и о пожаре, и о том, как нашёл украденное добро, и как крестьяне хотели с Гргом расправиться. Ничего не знавший о том Грг, страшно испугался, а когда увидел платок своей матери и услышал её наказ, — заплакал как ребёнок. Потому что когда и совсем взрослые люди вспоминают о своей матери, они становятся как дети. Вот и Гргу очень хотелось рассказать Хлапичу какая у него добрая мать, какая хорошая… но у него не было времени это сделать, так как Чёрный человек, закончив осматривать повозку, уже направился к ним. Грг быстро спрятал платок и монетку, и шепнул Хлапичу:

— Хорошо… и спасибо тебе, добрый друг, Хлапич!

В этот момент к ним подошёл Чёрный человек.

— Готово! — выкрикнул Хлапич. — Пожалуйста!

— Коней сюда! Быстро! — заорал Чёрный человек.

Гита и подпаски привели коней.

Один из них был особенно хорош — чёрен как вороново крыло, а на солнце — сиял как солнце! У него была благородная стать, длинная грива, длинный хвост. Настоящий вороной красавец!

— Только Бог знает, доведётся ли мне увидать тебя ещё раз! — вздохнула Гита, прощаясь с конём когда он был уже в упряжи.

— Точно, не увидишь, попрыгунья! — зло усмехнулся Чёрный человек. — Туда, куда направляется этот конь, тебе — ходу нет! Всё! Хватит болтать! Поехали!

И Чёрный человек вскочил в повозку, и Рыжий Грг уселся рядом с ним…

Хлапич посмотрел на него внимательно и заметил, что Грг был очень печален и очень задумчив.

«Это хорошо» — подумал Хлапич — «так как, тот, кто может быть печальным, может быть и добрым!»

Тут Чёрный человек хлопнул поводьями, и кони полетели стрелой по большой дороге.

Хлапич, Гита и все пять пастушков глядели им вслед. А один пастушок сказал:

— Во! В миг удрали! Будто у них совесть нечиста!

— Пусть удирают — отозвался Хлапич. — Я никогда не хотел бы снова повстречать этого Чёрного человека.

— Да как ты его встретишь? По твоим же словам, земля такая огромная? — спросила Гита.

— Это я так думал… — ответил Хлапич — когда свои сапоги искал. Мне она тогда казалась огромной, как семь царств, а сейчас, когда я боюсь снова встретиться с Чёрным человеком, она мне кажется такой маленькой и тесной, прямо, с овчинку размером…

Тем временем, все снова расселись вокруг костра.

Хлапич достал из сумки печёное мясо, пироги и всякие другие припасы. А так как их было семеро, достал он почти всё, что положили ему крестьяне. Теперь его сумка не была больше похожа на толстого объевшегося шмеля, а выглядела как книга, в которой всего три страницы…

IV Ночь на печи

 Ещё долго подпаски говорили с Хлапичем и Гитой обо всём, что случалось им тут видеть и слышать, и даже не заметили как начало смеркаться, и уже пора было вести коров по домам. А они всё говорили и говорили, глядя в огонь, не обращая внимания на то, что солнце уже зашло и появились звезды, а им давным-давно пора было возвращаться.

В конце-концов, большая белая корова, которая паслась рядом, подошла к Мышонку и лизнула его голую ногу, словно говоря:

— «Идём, Мышонок, к до-му… Му-уу…!»

Тот поднял голову и увидел, что солнце-то давно зашло.

— Ой! Глядите! Уже стемнело! — крикнул он.

И все подняли головы и, поняв, что им давно пора домой, бросились собирать стадо.

Видя всё это, Гита спросила у Хлапича:

— А куда пойдём мы?

Хлапич и сам этого не знал. Было уже совсем поздно чтобы продолжать путь, а ночлега у них не было.

Что делать было неведомо и Хлапичу, и Бундашу…

Зато Гита прекрасно знала, как поступить. Она теперь знала, что у Хлапича в его сумке есть шило и дратва, а в руках — мастерство, и она хорошо понимала, какая это большая удача — путешествовать с таким умелым парнем!

— Предложи крестьянам починить их обувь, а за это они нас пустят переночевать! — сказала она.

Хлапич немного удивился, что вот, он такой умный и в шегртской школе учился… а без Гиты ему и в голову не пришло бы, что он может прокормить их обоих своим сапожным ремеслом.

Пастушки пообещали их пристроить на ночлег и все вместе они двинулись в село, которое было тут неподалёку.

Впереди шли коровы, позвякивая своими колокольчиками.

За ними гордо шествовал Бундаш, изображавший из себя заправскую овчарку. А за Бундашом шагали: три пастушка, две пастушки, Хлапич в своём сияющем картузе и Гита со своим зелёным Попугаем на плече…

Попугай весь этот день провел с Хлапичем, с которым очень сдружился. За это время он столько раз слышал имя «Грг», что оно застряло у него в голове. А, что у Попугая в голове — то и на языке! И поэтому когда они вошли в село, Попугай галантно раскланивался с каждым встречным и говорил:

— Добрый день, Грг! Грг! Грг!

Это очень всех веселило, и тех, кого звали этим именем, и тех, кого этим именем не звали.

Так целое село, ещё этим вечером узнало о Хлапиче и Гите.

Хлапич и Гита проследовали вслед за коровами, Мышонком и его старшим братом во двор их дома.

Хлапич обещал родителям Мышонка завтра с утра починит всю их обувь за то, что они пустят их с Гитой переночевать. И это, конечно, их очень обрадовало, хотя, они и так бы их пустили в свой дом, поскольку, крестьяне всегда добры к бедным детям…

После ужина все отправились спать.

Дети спали на печи. А печь — это удивительное место. Зимой здесь было тепло, а летом прохладно. Там, на лежанке, было широко и просторно. И несмотря на то, что сейчас их было четверо, они все там удобно разместились, и спокойно уснули.

Только зелёного Попугая пришлось посадить в корзину с крышкой, висевшую под потолком.

— У этой зелёной совы такой хищный нос, совсем как у ведьмы, — заявил Мышонок, — как бы она нам ночью сердце не выклевала!?

И его бабушка, спавшая внизу на кровати, тоже внимательно посмотрела на эту неведомую птицу и подумала: «Да… — а внучок мой, пожалуй, что и прав!..». Бабушка и Мышонок были очень дружны и всегда думали одинаково, то-то и пришлось Попугая посадить в корзину с крышкой, и подвесить под потолок. Да, он и не возражал, приняв это, как знак почтения!

И вот все уснули.

Засыпая Хлапич думал: а далеко ли он сейчас находится от мастера Мркони?

По его подсчетам получалось, что не очень-то далеко, и за один день можно было бы проехать весь тот путь, который он пешком прошёл за пять. Это было потому, что с Гитой невозможно было идти быстро. Но Хлапич уже не мог даже и помыслить о том, что он расстанется с Гитой, и будет путешествовать, как в начале пути, только вдвоём с Бундашом…

Он на самом деле, был даже рад, что они ещё не нашли хозяина Гиты с его цирком, и надеялся, что им предстояло ещё много дорог пройти вместе, пока они его разыщут. А может, и вовсе не разыщут… Кто знает…

Так размышлял наш Хлапич, засыпая. Конечно, всё это были заботы, но очень небольшие заботы. И Хлапич подумал:

«Заботы приходят и уходят сами по себе. Не надо о них думать, больше чем требуется. Вот, Грг, например, — сам-собой свалился к моим ногам в придорожную канаву! А я бы, наверно, десять лет думал, как его разыскать, чтобы передать платок с монетой… Видишь, как всё хорошо получилось… то-то!» — сказал он мысленно сам себе и на том успокоился.

И он заснул.

В комнате теперь все спокойно спали.

А спокойнее всех спали Мышонок и его бабушка, потому что точно знали: «ведьма» эта, зелёная, висит, в корзинке, надёжно запертая, под самым потолком!

А никаких других бед и страхов у них не было…

Глава седьмая Шестой день путешествия

I Маленький сапожник и нищенка Яна

 С первой зарей Хлапич, зная что его ждёт много дел, первым проснулся и соскочил с печи.

Хозяев — отца и матери Мышонка и мышонкова брата, уже не было дома. Ещё затемно они ушли на работу.

Никто на свете, сколь бы рано он не проснулся, не сможет проснуться так рано, чтоб не застать крестьян уже проснувшимися! Потому что никто-никто на свете не поднимается так рано, как крестьяне.

Ещё на печи, только открыв глаза, Хлапич хлопнул в ладоши и закричал по-хозяйски:

— Эй! Опанки мне сюда, быстро! Хватит спать! Дети проснулись и посыпались с печи. Были они тёплыми, сонными и взъерошенными, как птенцы выпавшие из гнезда.

И вот, во мгновение ока, перед Хлапичем уже лежала целая гора старых и совсем старых опанок, ботинок, сандалий, сапог и туфель. «Эх, придётся хорошенько поработать!» — подумал Хлапич.

Солнце только взошло, а Хлапич уже устроился перед домом, в прохладном месте со всей своей работой. А когда он начал работать, он больше ни о чём не думал. Только напевал, да насвистывал. Таков он был!

Гита, которой совсем не нравилось следить за его работой, сразу оставила Хлапича и побежала вместе с деревенскими девочкам прыгать через полотна белёного холста, разложенные женщинами на траве. Гита, конечно, прыгала лучше всех девочек, поскольку, в цирке это было её основным занятием. Она за раз перескочила сразу три полотна и упала как раз на четвёртое. К счастью, в это время все были в поле, и никто этого не видел. А то бы — Гите хорошенько влетело!

Итак, Хлапич работал, а Гита прыгала, — каждый был занят своим делом!

В это время селом проходила нищенка Яна.

Она поравнялась с Хлапичем, и остановилась, присматриваясь к нему — её очень заинтересовал маленький сапожки в дорогих блестящих сапожках, расположившийся со своей работой во дворе, посреди села.

И нищенка Яна спросила Хлапича:

— А не можешь ли ты, молодой господин, сапожных дел мастер, и старой Яне починить её старые опанки?

— Ещё как могу! — весело ответил Хлапич. — Меня же сам Король отправил ходить по этой земле и помогать всем, кому нужна помощь!

— А-а-а, ясно! И раз так, хорошо бы, чтобы вас таких было побольше… — усмехнулась бабушка.

— Предлагали, думаю, и другим! Но никто пока не захотел, кроме подмастерье Хлапича — то есть меня!

Конечно, это не была правда, хотя и выглядело, ну, совсем как правда. Это была шутка и старая нищенка, которая хорошо понимала — что к чему, рассмеялась. Она давно жила на свете, много чего видела и знала, была мудрая и добрая.

А Хлапич, порадовавшись, что рассмешил старушку, взял её старые опанки, и тут-же принялся их чинить.

Нищенка села рядом и стала рассказывать Хлапичу, что где слышно, и что случилось в Большом городе и в тех хуторах и сёлах, через которые она сама сегодня спозаранку прошла, возвращаясь с ярмарки. Новости в тех краях разлетались быстро, особенно плохие…

— Сынок, послушай, ты давай, поберегись на дороге! Ночью ни за что не ходи! Да и днём — смотри в оба! — предупредила она Хлапича, когда тот сказал, что сегодня ему надо идти этой дорогой дальше. — Похоже, в эти вот дни, тут большая беда приключилась! Где-то на старой дороге, наверно в том страшном лесу, на горах, человека одного ограбили, а может и убили!? Этот человек, значит, ехал на ярмарку, и товара у него было видимо-невидимо! Но — не дождались его на ярмарке! Ни днём, ни вечером, ни ночью, ни следующим утром! Видать, напали на него разбойники и всё забрали: и товар, и повозку, и коней. И никто не знает, жив он или нет! Пропал человек! А злодеи-то, вместе с повозкой, исчезли… Как сквозь землю провалились! Вот как страшно! Храни тебя, Господь!

Хлапичу совсем не понравился страшный рассказ нищенки Яны. Для путешественника последнее дело слушать истории о том, какие неприятности случаются с другими путешественниками. Да и, по-правде сказать, история, рассказанная старой нищенкой, показалась ему выдумкой.

А зря. Всё что ему рассказала старенькая Яна было самой настоящей правдой. Да и как же могло быть иначе — она же всюду ходила, всё слышала и всё знала…

А главное, она всегда старалась предупредить доброго путника на дороге, потому что не зря же существует поговорка: Кто предупреждён — тот спасён!

II На ярмарке

 Когда миновал полдень, Хлапич, переделавший уже всю свою работу, сказал Гите:

— Пора нам идти, путь не близок. Надо же найти твоего хозяина… — Хлапич — отозвалась Гита. — А знаешь что? Я тут подумала и решила — я больше не хочу возвращаться к своему хозяину! Не хочу и не буду!

Услышав это, Хлапич обрадовался. Да так сильно обрадовался, как еще никогда в жизни не радовался. Да, конечно, положа руку на сердце, он понимал, сколько новых забот ложится на него. Но зато теперь он, по крайней мере, не будет один на своём пути, как прежде. И это было здорово!

Затем, Гита и Хлапич распростились с Мышонком и его старшим братом. Они поблагодарили их и велели кланяться, с благодарностью, их родителям! И наконец, двинулись в путь.

Долго-ли, коротко-ли, шли они, но пришли они, наконец, в Большой город!

Был этот город так велик, что помимо большего собора с двумя колокольнями, было там ещё десять церквей поменьше, каждая с одой колокольней. В городе было сто улиц и по каждой сновали люди, как муравьи. И всякая улица имела по четыре угла, а на всяком углу стояло по два стражника. Вот какой большой был этот город.

Правда, Хлапичу и Гите не пришлось пройти по всем этим улицами, а только по одной, начинавшейся у городских ворот, которая и привела их на огромную площадь.

А на площади была ярмарка!

А на ярмарке было, наверное, ну никак не меньше, чем две сотни шатров и палаток, и больших, и маленьких… И чего там только не было! И красные платки, и чёрные шляпы, и голубые горшки, и желтые дыни… Да всего и не счесть!

Громыхали бубны и свиристели дудки и свистульки, всё кружилось, шумело и сверкало, к тому же, на ярмарке было полно игрушек!

— Как же здесь красиво и весело! — закричала Гита.

— Давай останемся тут, ну, хоть на немножечко!

«Вот те на!» — подумал Хлапич — «Этого-то я и боялся! Ну, прямо, как знал, что она так и скажет, оказавшись на ярмарке!».

Но ему не хотелось огорчить Гиту, и он громко сказал:

— По-моему это не самая разумная идея — оставаться на ярмарке.

— А почему — нет? — возразила Гита.

— А потому, что я здесь могу встретить мастера Мрконю — вот почему! Он, вообще-то, на ярмарки никогда не ездит, но перед тем как я от него сбежал, он как-то говорил: «Поеду на первую-же ярмарку, которая будет, хотя от этих ярмарок — одни неприятности».

— А какие-такие неприятности с ним происходили на ярмарках? — не унималась Гита.

— Этого я не знаю, но он вечно повторял, что все его беды от ярмарок, — ответил Хлапич. А потом добавил. — Знаешь что, — неправильно тут оставаться! На ярмарке кого только не встретишь: и мастера Мрконю, и Чёрного человека, и даже твоего хозяина — со всем его цирком.

На это Гита, которой очень хотелось остаться здесь, только развела руками:

— А с чего бы это им всем тут оказаться?

— Да потому, что здесь полно разного народу! А где много людей, там всякое может случится!

— А вот и не правда! — беспечно засмеялась Гита. — Вот, в городе Вене, например, людей куда больше, чем здесь, а твоего мастера и Чёрного человека — в Вене точно нет!

Хлапич, который, не умел так ловко говорить как Гита, и который совсем не любил пререкаться, только рукой махнул, и они, конечно, остались на ярмарке…

Правильно они поступили или нет — это ещё предстояло узнать тем же вечером. На ярмарках люди всегда так суматошны и суетливы, что никому из них даже и в голову не придёт среди дня задуматься, а что же произойдёт с ними вечером…

III Два корзинщика

 А пока Гите и Хлапичу было действительно очень весело на ярмарке. Вначале они оказались в ряду, где раздавался самый зычный голос на ярмарке.

Это был ряд корзинщиков.

У одного, богатого корзинщика был здоровенный, белый с голубым шатёр. В нём стояли ровные ряды корзин — сиявших как золото. А над ними висели на веревках сотни разных лукошек, коробов и плетёнок: красные и голубые, большие и маленькие, ярко раскрашенные и позолочённые. А ещё выше, над всем этим, красовался огромный плетеный сундук.

— Сюда! Сюда! А вот корзины — кому!? — орал Богатый корзинщик. — Корзины! Корзины!

Золотом плетёные! Шёлком скреплённые! Синие и красные! Оч-чень распрекрасные! Кому корзины! Кому!?

И покупатели, как осы на мёд, валили в его шатёр. Ведь покупатель, он куда идёт? Где голос лужённый, да товар золочённый.

А тут же невдалеке сидел на земле другой корзинщик. Он был беден, и никакой палатки у него не было.

Перед ним на пустом мешке стояло только с десяток простых, обычных корзин — больше ничего у него не было. Корзины были отменные, сработанные на совесть, но зазывать народ он не умел, вот и сидел молча. Дома его ждали голодные дети и, конечно, было жаль, что никто не покупал его товар.

Если же какая-нибудь женщина останавливалась возле него, то Богатый корзинщик, который торговал в шатре, начинал кричать:

— Красавица! Оставь ты эту рухлядь, что за отбросы ты там нашла! Не покупай с земли! Дурная примета! Ты что это — хочешь соседок насмешить? Иди ко мне, у меня не корзины, а чистое золото! Всем на зависть!

И все отворачивались от Бедного корзинщика и уходили покупать товар к Богатому, в его роскошную палатку.

Гита и Хлапич поглядели на всё это, и так разозлились, что Гита, у которой, сердце было доброе, характер справедливый, а язык острый — сердито произнесла:

— Да, чтобы молния разразилась на этот шатёр! Да, что бы сундук свалился на голову этому нахальному хвастуну!

В это время в ряду корзинщиков собралось так много народу, что Богатый корзинщик совсем разошёлся и ещё громче начал расхваливать свой товар:

— Сюда! Сюда! Что за корзины! Не корзины, а золотые яблочки!

Эй, дивись честной народ! Что стоишь, разинув рот? Кто ушёл — скорей назад! Мой шатёр, как райский сад!

И Богатый корзинщик начал размахивать руками, и тыча всем и каждому под нос свой товар, показывая какие у него «распрекрасные!» корзины.

Тут Гита, как-то хитро взглянув на Хлапича, выпалила:

— Хлапич! Я кое-что придумала! Скорей! Скорей! Дай мне твой острый ножик! Ох, сейчас будет потеха!

И Гита, не дожидаясь пока Хлапич сообразит в чём дело, сама вытащила из его сумки острый сапожный ножик и скрылась за шатром. «Ох, не к добру всё это!» — подумал Хлапич. — «Ну да ладно, посмотрим!».

И в этот момент, когда возле шатра собралась целая толпа, случилось удивительная вещь, да ещё такая смешная, что все начали хохотать. Да так громко, будто всем тут собравшимся, вдруг захотелось лопнуть от смеха.

Корзинки, лукошки, короба и плетёнки — висевшие на верёвке, ни с того, ни с сего, начали падать. Сначала одна, потом четыре, потом десять! Хлоп! Хлоп! Падали корзинки, красные и голубые, большие и маленькие, раскрашенные и позолоченные! Хрясь-хрясь!

Каким-то странным образом лопнула веревка, на которой всё это висело. Интересно, с чего бы это? А?

А среди всего этого беспорядка метался Богатый корзинщик, заслоняясь от своего товара руками и голося во всю свою могучую глотку: «Ой! Уф! Оф! Ах! Спасите! Помогите! Ай! Ой! Вау! У а! Ой-уй-уф-о!»…

Но тут лопнула ещё одна веревка и корзинки, лукошки и короба ещё гуще посыпались на его голову. Не выдержав такого напора, Богатый корзинщик упал на землю, прикрывая голову руками и жалобно, совсем по-бабьи причитая:

— Ой-ой-ой! ой-ой-ой! ё-ё-й!

Тем временем, дело дошло и до большого плетёного сундука. Этот сундук как-то медленно и очень торжественно двинулся сверху вниз и плавно спланировал — прямо на Богатого корзинщика. «Бум!» И уже только ноги хвастливого торговца торчали из кучи.

Корзинки продолжали лететь во все стороны, Богатый корзинщик продолжал вопить и махать ногами и руками, а весь честной народ — хохотал и приговаривал:

— Ну что? Поопадали твои золотые яблочки!

А из-за шатра через маленькую щёлочку смотрела Гита и весело смеялась.

Она-то смеялась, как никто другой. Ведь это она, пробравшись в палатку Богатого корзинщика, перерезала ножом обе веревки.

Её никто не заметил, кроме Хлапича, разумеется. Он-то, конечно, сразу понял, что корзинки начали падать не сами по себе.

Нельзя сказать, чтобы он одобрял эти шалости и проказы Гиты, но в этот раз, глядя как Богатый корзинщик, словно огромный черный жук, мечется между своими золотыми корзинами — не сдержался и начал так хохотать, что сумка чуть не слетела с его плеча.

Тут Гита, еле сдерживаясь от смеха, прошептала: — Бежим, пока нас не поймали!

— Ага! Но не раньше, чем мы продадим корзины этого бедолаги — ответил Хлапич, указывая на Бедного корзинщика.

Гита подбежала к Бедному корзинщику и крикнула: — Если вам взаправду нужно, продам для вас ваш товар! Давайте-ка вашу тарелку! — и схватив железное блюдо, которое Бедный корзинщик приготовил для денег, но на котором ещё не было ни одной монетки, ударила в него, как в бубен и ловко приплясывая, закричала:

— Корзины! Корзины!

А вслед за Гитой и её зелёный Попугай, сидевший теперь на её плече, начал кричать:

— Корзины! Корзины!

И Хлапич начал кричать:

— Корзины! Корзины! Настоящие корзины!

А Гита колотила в железное блюдо из всех сил.

И тут же весь народ, который только что хохотал перед шатром Богатого корзинщика, повернулся к ней. И надо сказать, что одного только вида зелёного Попугая да грохота железного блюда, было достаточно чтобы все поняли, что эти простые корзины куда лучше, крепче, и надёжнее, чем те раззолочённые. Не зря ведь народ говорит: «Не всё то золото, что блестит!»

Вот какие вещи приключаются порой на ярмарках, а впрочем, и не только на ярмарках!

Корзины Бедного корзинщика раскупили нарасхват! Да так быстро, что не взбешённый Богатый корзинщик, даже не успел вытащит свою несчастную голову из собственного сундука…

А Бедный корзинщик, от свалившегося на него нежданного везенья, радовался и смеялся как ребёнок. Похоже, ему казалась, что эта девочка с её красивыми распущенными волосами — ангел, специально сошедший с неба, чтобы ему помочь.

Когда все корзины были проданы, Гита собрала все деньги, сложила их горкой на железное блюдо и вручила Бедному корзинщику. Ах, как он начал её благодарить!

Конечно, он звал ребят в свой бедный домишко, предлагая и ужин, и ночлег. Но Гита и Хлапич, которые не успели пока даже поглядеть на ярмарку — отказались:

— Спасибо вам большое, но нам хочется по ярмарке погулять! Да и, пожалуй, нам надо побыстрее убираться отсюда, пока вон тот жук не вылез из своего сундука…

На том Хлапич с Гитой распрощались с Бедным корзинщиком и ушли. И вряд ли кто-нибудь смог бы их разыскать среди такой толпы народа.

А Бедный корзинщик пересчитал деньги на железном блюде, и было их там, ну, никак не меньше трёх форинтов!

— Пусть Бог благословит этих добрых ребят! И пусть никогда удача не отвернётся от них!

IV На карусели

 Наконец, когда все продавцы охрипли от своего крика, — а это верный признак что ярмарка подошла к концу — Хлапич и Гита оказались в той части площади, где крутились карусели и стреляли маленькие пушки.

Вот где было настоящее веселье! Известно же, что у того, кто хоть раз прокатится на карусели, так закружится голова, что он забудет все! И все свои невзгоды, и все свои печали!

Итак, пушки палили, карусели вертелись… — все кроме одной.

А была это самая красивая карусель, вся разукрашенная маленькими серебряными колокольчиками.

А дело было в том, что от хозяина этой карусели сегодня сбежали два его работника. Один должен был продавать билеты, а другой зазывать народ и всячески показывать какое это удовольствие — кататься на деревянных лошадках и лебедях. Конечно, оба работника должны были непрестанно крутится на карусели.

Не бог весть, какая сложная работа и хозяин, наверное, мог бы её выполнять сам, но он был так толст, что не мог взобраться ни на одну деревянную лошадку, ни на одного деревянного лебедя.

— Вот как здорово! — захлопала в ладоши Гита. — Мы могли бы взяться за эту работу и заработать себе ужин и ночлег!

Так они и поступили. Когда Хозяин карусели увидел красную рубашку, зеленые штаны и блестящую картуз, и лаковые сапожки Хлапича, да ещё зелёного Попугая и расшитый серебром наряд Гиты — он так обрадовался, что и слова вымолвить не мог! Эти дети выглядели прямо, как готовые заправские клоуны, наряженные будто специально под эти карусели — и он тут же принял их на службу!

Хозяин сразу же запустил механизм, а Хлапич и Гита сели каждый на свою лошадку. Затрубила труба: тра-та-та! Зазвенели колокольчики: динь-динь-динь! И серебряная карусель закружилась, завертелась, точно заводная юла.

Вот это была радость — так радость! Гита стояла на своей лошадке и раскланивалась налево и направо. Хлапич зычным голосом кричал:

— Только два крейцера!

А карусель, сияя серебром и звеня всеми колокольчиками, крутилась вместе с ними.

Люди, побросав другие карусели, валом валили к ним, ведь нигде не было такой красивой девочки с распущенными волосами, в сияющем серебром наряде, и такого веселого парня, в сверкающих лаковых сапожках.

Продолжалось всё это до самой ночи. Всем было очень весело на этой карусели, а веселее всех — её хозяину, собравшему целый мешок денег.

Хлапич непрестанно носил ему блюдо полное монет. Так много кататься на карусели, как довелось в этот день Хлапичу, не приходилось, наверное, никогда в жизни, ни одному ученику сапожника. Да и где бы кто взял денег на такую забаву? Думаю, что это даже халифу, было бы вряд ли по карману.

Только пёс-Бундаш, следя за каруселью никак не мог понять, с чего это Хлапичу вдруг понадобилось столько вертеться?

Было уже поздно, а карусель всё вертелась и вертелась, а людей было всё больше и больше. Поэтому Хлапич и Гита очень удивились, когда карусель замедлила свой бег, а Хозяин карусели заорал:

— Большое всем спасибо! Уже поздно! Пора и честь знать! Завтра мы продолжим! До свиданья, всем!

Люди стали расходится, а хозяин карусели принёс огромный брезент. Гита, Хлапич и он сам накрыли карусель, и больше не было видно ни лошадок, ни лебедей, ни тысячи колокольчиков — теперь карусель выглядела, как огромный гриб.

Потом Хозяин карусели отвёл Гиту и Хлапича в шатёр, где продавали еду.

Гите и Хлапичу уже не казалось на ярмарке так же весело, как днём. Было пусто, только несколько мужчин, все с длинными усами, сидели возле этого шатра.

Хозяин карусели заказал ужин для всех и вскоре Гита, Хлапич и Бундаш принялись за еду. Но ужин этот проходил в полном молчании — дети страшно устали, а всё вокруг выглядело как-то невесело и даже угрюмо.

Когда с ужином было покончено, Хозяин карусели расплатился и все они пошли обратно, но тут Хозяин сказал:

— Однако, до свиданья, ребятки, всем спасибо!

Хлапич и Гита были удивлены. Они-то думали, что хозяин карусели примет их на ночлег.

Хлапич даже сказал это ему.

Но Хозяин карусели ответил, что внутри карусели есть только одна кровать — для него, а для Гиты и Хлапича там просто нет места.

Это была правда, ведь хозяин карусели был так толст, что и сам еле помещался между мотором и стеной.

— А рядом с лошадками и лебедями я вам спать не позволю, не полагается! — сказал хозяин карусели и ещё добавил, — ничего, не зима теперь… а базарная площадь вон какая большая… спите где хотите! Пока! Спокойной ночи! До свиданья!

Сказав это, он отвернул полу брезента, и исчез под ним, где-то в недрах карусели. Больше дети его не видели.

Говорят, что той же ночью толстый Хозяин карусели неловко повернулся во сне и сломал механизм, заставлявший двигаться деревянных лошадок и лебедей. На починку у него ушли все деньги заработанные в тот удачный день — ну и поделом ему! Не надо быть таким жадным и не надо обижать никого, особенно, своих помощников!

Но это было потом, а пока Гита, Хлапич, Бундаш и Попугай стояли одни во мраке посреди огромной площади.

На площади больше никого не было, только густой сумрак.

Из всех палаток доносился храп торговцев, спавших на мешках со своим товаром.

Да, это было очень обидно. Ведь город был так велик — в нём было сто улиц, и на каждой по сто домов, но ни в одном из них не было места для Хлапича и Гиты. И двум детям предстояло ночевать на улице, потому что в этом большом городе, где чего только не было, нигде не было двери, в которую они могли бы постучаться и попроситься на ночлег…

V Без крова над головой

 Хлапич взглянул на Гиту — во мраке было плохо видно — и он скорее догадался, чем увидел, что она опустила голову и начала руками старательно разглаживать складочки на юбочке… Хлапич уже знал, — это верный знак, что Гита сейчас заплачет, а уж этого и сам Хлапич вынести бы не смог. И поэтому он весело сказал:

— Ничего, не бойся! Сегодня ночь теплая и ветра нету! Спать придётся на площади, под небом — ну так что же! Зато, будет полно свежего воздуха, хотя у нас и нет ни одного открытого окна! Правда, смешно?!

Так говоря, он хотел рассмешить и успокоить девочку. Он был из тех, кто в любых обстоятельствах старается видеть лучшее, по крайней мере — смешное.

— Идём, поищем место!

Где-то рядом с каруселью должны были лежать пустые мешки, в которых торговцы привезли на ярмарку свой товар. Хлапич ещё раньше, мимоходом заприметил их, и сейчас решил отправиться прямо туда. Правда, в темноте ничего не было видно, и они крутились по площади без всякого толку.

— Лучше бы мы пошли с тем корзинщиком, к нему домой… — вздохнула Гита.

— Ну, а как бы мы тогда покатались на карусели? — ответил Хлапич. И оба засмеялись, вспомнив, как весело звенели колокольчики, и как здорово крутилась карусель.

А пока они смеялись, Хлапич как раз наткнулся в темноте на целую кучу пустых мешков и они разместились на них, со всеми возможными удобствами.

— Вот видишь, — сказал он Гите — ты будешь спать, как настоящая «Принцесса на горошине».

Гита, пристроив возле себя своего зеленого Попугая, устроилась и сама на этих мешках. А Хлапич и Бундаш легли прямо на голую землю рядом.

Бундаш жалобно заскулил, конечно, не из жалости к себе — он же всю жизнь спал на голой земле, ему наверное, было жаль своего друга, Хлапича.

Ребятам, хотя они и не показывали вида, было так страшно на этой пустой площади, что они никак не могли уснуть и поэтому начали тихонько переговариваться.

— А кто была эта принцесса на горошине? — спросила Гита. Она обожала рассказы о принцессах, и готова была слушать их и днём, когда сияет солнце, и ночью, когда темно и страшно, как оно и было на самом деле.

— Да это та принцесса, которая заблудилась и попала в непогоду, и пришла наконец в золотой дворец, — принялся рассказывать Хлапич. — Дворец был весь из золота и даже лестницы и пороги там тоже были из чистого золота. Вот. А во дворце жила одна старуха-королева, ну, такая недоверчивая, что никому вообще не верила. И этой принцессе, которая к ней пришла — тоже не поверила, ну, что она — настоящая принцесса, и всё такое. Поэтому, она подложила в её кровать горошину, а поверх положила три матраца и девять перин. Потому, что только же самая, что ни на есть, настоящая принцесса может почувствовать горошину под тремя матрацами и девятью перинами! Понимаешь? Ну, на следующий день, эта старая королева спросила ту молодую, как она спала? А та, как начнёт реветь, мол, она всю ночь не спала, потому что было очень жёстко, и она сильно намяла себе бока. Тогда старая королева смекнула, что она и есть настоящая принцесса. Ну, ведь, только настоящая принцесса может быть такая неженка. Ну, и тогда она отдала молодой принцессе и свой королевский жезл, и свою золотую корону, потому что она была старая, и у неё вообще голова шла кругом от этого всего королевства! Вот и всё.

Так Хлапич рассказал эту сказку. А вообще-то, это была очень красивая и весёлая история. В ней были и забавные приключения, и золотой дворец, а в конце, как и полагается — счастливый конец, и много чего ещё такого хорошего, что Гита и Хлапич, наконец, совсем перестали бояться и могли спокойно уснуть на этой пустой площади, под открытом небом.

Так наступила седьмая ночь путешествия Хлапича. Конечно, всё что случилось с ним этой ночью больше похоже на сказку. Но знаете, на земле случается столько чудес, что наверное, и все люди на свете сообща, не смогли бы придумать такую сказку, в которую бы поместились все эти чудеса. И поэтому те необычные приключения, случившиеся с Хлапичем во время его странствий по белу свету, совсем не сказка, а просто самые обыкновенные чудеса. Иногда весёлые, а иногда и очень страшные…

Но вы не бойтесь слишком сильно! Хлапич хотя и мал, но так добр и храбр, и так доброжелателен, что наверняка спасётся от всех ужасных бедствий, подстерегающих его в этом опасном путешествии…

Глава восьмая Седьмая ночь путешествия

I Знакомый голос

 Едва они заснули, как Гита сквозь сон услышала что-то, от чего ее сердце весело застучало.

Она села на своих мешках и прислушалась. Где-то ржал конь!

Гита прислушалась повнимательнее.

И тут конь заржал опять. О-о-о! Гита отлично знала этот голос!

А когда конь заржал третий раз, у Гиты уже не было сна ни в одном глазу и она принялась будить Хлапича:

— Хлапич, ну Хлапич! Вставай! Ты слышишь? Ты знаешь, что это за конь? Хлапич скорее пойдём со мной!

Луна уже высоко взошла и вокруг было светло как днем.

Хлапич со псом-Бундашем и Гита со своим зелёным Попугаем на плече, пробирались по площади мимо всех этих базарных лотков и палаток, в ту сторону откуда доносилось лошадиное ржание.

Через некоторое время они выбрались из скопления палаток и рядов на открытое место, посреди которого стоял огромный круглый шатёр. Он был закрыт и тих, как будто спал. А над воротами красовались большие красные буквы, на которых было написано… Ну, конечно, там было написано — «ЦИРК».

Разумеется, это был тот самый, Гитин цирк!

— Ой, Хлапич! Хлапич! — закричала Гита. — Это мой Соколик! Мой дорогой! Мой любимый! Мой ненаглядный Соколик!

Гита в это время больше не думала ни о своём страхе перед хозяином, ни о своём недавнем решении никогда больше к нему не возвращаться. Она думала только о своём коне Соколике, с которым столько лет делила и добро, и зло, и которого любила больше всех на свете. Гита так хотела увидеть его, что никто не смог бы остановить её.

— Хлапич! Скорее идём туда, я познакомлю тебя с моим Соколиком! — заторопилась Гита.

— Ага, и мы, конечно, разбудим твоего хозяина, а уж он-то тебя точно сцапает! — отозвался Хлапич. А сам подумал: «и он нас точно разлучит…»

— Конечно, нет! Я не хочу и я не буду оставаться у него! — перешла на шёпот Гита. — Идем же, в цирке сейчас все спят и никто ничего не услышит. Знаешь, какие они все усталые после представления, — твердила своё Гита. — Ну, прошу тебя, давай войдем вовнутрь!

Стояли они рядом с конюшней, которая, как и весь цирк, была покрыта брезентом.

Гита, которая прекрасно знала все ходы-выходы в своём цирке, потянула за край брезента, и тут же отворился небольшой проход. Весело подмигнув Хлапичу, она прошептала:

— Видишь, Хлапич, как это легко!

С этими словами она проскользнула вовнутрь. А вслед за ней последовали и Хлапич, и Бундаш, и Попугай.

Конечно, это было полным безумием…

II Ночь в цирке

 Рядом с тем местом, где ребята проникли в цирк, спал на соломе какой-то человек.

— Не бойся! — прошептала Гита. — Его сейчас и пушкой не разбудишь! Я-то знаю, как спят после представления…

Рядом на шесте висел стальной обруч и это было то место, где обычно спал Гитин зелёный Попугай.

Гита посадила Попугая на этот обруч, и он, увидев что оказался в знакомом месте, где он прожил столько лет, произнес про себя: «Ну, наконец-то, всё в порядке!», и сунув голову под крыло, тут же уснул.

И действительно, на этом все опасности для Попугая закончились, правда для него закончилось и путешествие. Но кто знает, любят ли попугаи путешествовать?

Зато для Хлапича и Гиты главные опасности были ещё впереди.

Конечно, они очень ловко проникли в цирк, и спящего человека они миновали совсем без проблем. Но как знать, будет ли и дальше сопутствовать им удача?

В конюшне горела всего одна свеча. И в её свете Хлапич разглядел, что с каждой стороны в стойлах стояло по четыре лошади. Восемь лошадей для цирка — это не очень много, но для Хлапича, не видевшего до этого сразу всего столько — и этого было слишком.

— Ого! Ты только погляди! — тихо воскликнул он. — Столько лошадей и все такие прекрасные!

Но Гита его даже не слушала, она обнимала своего дорогого коня.

— Соколик! Мой милый Соколик! — шептала она коню, обняв его за шею и гладя рукой по белой спине.

А Соколик, наклонив свою красивую голову, положил её Гите на плечо, и тихонько заржал от радости и удовольствия.

— Соколик, мой милый! Как же я могу тебя оставить? Как же я буду без тебя? — тихонько плакала Гита.

Хлапич, немного освоившись в конюшне, спросил Гиту:

— А что, этот вот, вороной, наверное, самый красивый у вас?

— Нет у нас никакого вороного… — отозвалась Гита.

— А это тогда что? — удивился Хлапич.

Гита повернула голову к Хлапичу, и действительно, перед ней стоял прекрасный вороной жеребец — чёрный как уголь, и блестящий как солнце. Грива и хвост у него были коротко острижены, а повыше копыт красовались новенькие ярко-желтые обмотки.

Изумленная Гита долго глядела на коня, и наконец, произнесла:

— Вот так чудеса! Это же тот самый вороной, на котором вчера умчались Чёрный человек и Рыжий Грг. Только у него теперь короткая грива и подстрижен хвост, и ещё эти желтые обмотки… Но я-то вижу — это тот же самый конь!

Хлапич никак не мог поверить в это, и они вплотную подошли к яслям вороного, чтоб рассмотреть его поближе.

Но в тот же миг страх сковал Гиту и Хлапича…

Они услышали как кто-то пробирается сквозь цирк в конюшню. Послышались густые мужские голоса и тяжёлая поступь по песку арены.

— Боже мой! Что же делать? — испугано зашептала Гита, — это же мой хозяин! Хлапич, миленький! Я не хочу здесь оставаться! Ой, как я боюсь!

Но Хлапич уже знал, что делать. Он толкнул Гиту под ясли с овсом, и сам шмыгнул туда же.

И вот Хлапич, Гита и Бундаш уже сидели под яслями. Хлапич быстро закидал соломой и себя, и своих товарищей. И все они затаились.

И как раз в этот момент в конюшню вошли двое…

III Новая беда

 «О, Господи, пронеси!» — Думал Хлапич сидя под яслями. Конечно, солома не была особо хорошим укрытием, и он притаился как мышонок, почти не дыша и стараясь не проронить ни звука, только сердце отчаянно стучало: «Тук-тук-тук».

Когда же два незнакомца приблизились к ним, и вошли в круг света горящей свечи, Гита и Хлапич испугались ещё больше, ведь они узнали, кто были эти двое…

Один из незнакомцев был Владелец цирка, а вторым был… Чёрный человек.

«Откуда они знают друг-друга? И что делают здесь так поздно ночью?» — спрашивали себя Гита и Хлапич, а их сердца стучали всё громче и громче…

Но тут положение стало ещё хуже! Владелец цирка и Чёрный человек подошли к ним вплотную, и теперь их разделяла всего охапка соломы.

Ребята затаили дыхание, чтобы ни одна соломинка не шелохнулась…

«Бундаш, мой дорогой Бундаш, только не залай! Умаляю тебя!» — молил про себя Хлапич, почувствовав, как напрягся пёс, почуявший ненавистного ему Чёрного человека. Но Бундаш, на то и был умным и очень умным псом, — он всё понял! И чтобы не выдать себя и своих друзей, затаился и лежал тихо-тихо, как мертвый.

А Чёрный человек и владелец цирка продолжали свой разговор…

IV Два злодея

 Наверное, если бы Хлапич не был таким бедняком, он никогда бы не увидел сразу двух злодеев, да ещё таких страшных, коварных и жестоких, каких он сейчас слышал и видел перед собой, лежа под соломой на полу конюшни. На свете, к счастью, не так уж много попадается настоящих злодеев, так же, как в стручке редко встречаются негодные горошины. В те времена в этом краю имелось всего два злодея. И вот, оба были здесь! Но Хлапич был бедным ребёнком, а бедные дети быстрее познают мир.

Конечно, не будь Хлапич таким бедным, не лежал бы он сейчас под яслями и не слушал бы злодейский разговор, который вели между собой Владелец цирка и Чёрный человек:

— Так вот, завтра цирк уезжает, — говорил в это время Владелец цирка.

— Куда это? — поинтересовался Чёрный человек.

— А тебе очень надо знать? — огрызнулся Владелец цирка. — Мимо семи городов в восьмой! Ты лучше погляди, как я твоего ворованного вороного приукрасил. Ещё сбрую и седло побогаче и — точно никто его не признает! Так, что не бойся…

— А я и не боюсь! Я же знаю, какой ты проныра, любого вокруг пальца обведёшь, — ответил Чёрный человек. — А теперь давай, гони деньги — мне и самому этот конь не одним только везением достался…

— Деньги ты свои получишь, но прежде скажи мне, куда подевался его хозяин? Проблем у меня с ним не будет?

— Не-а, проблем не будет! Он, ясное дело, не местный, кто о нём спохватится? А ему и вовсе не до того, чтоб строить проблемы — он в лесочке стоит, в самой чащобе… Ха-ха! Привязанный к здоровенному дубу. Не шелохнётся — я сам вязал! Он, вообще, нарвался: нам с Гргом кой-чего понадобилось с ярмарки в лес переправить, в тот, через который старая дорога идёт… и вдруг, видим — едет! Сам один, да ещё такой важный! Ну — и… кто ж откажется!? Одним словом: Конец! Доездился купец по ярмаркам! А нет человека — нет и проблем! Ха!

И оба, ударивши по рукам, засмеялись, да так противно, как умеют смеяться только настоящие злодеи, когда завершают свои злодейские дела.

Владелец цирка развязал кошель и начал отсчитывать золотые монеты прямо в ладонь Чёрного человека. Но руки у Черного человека были такие чёрные, что в них и золото сразу будто тускнело…

— Ну, вот и всё! Порядок. А теперь прощай! Меня ждёт моя быстроходная повозка и много разных дел. Надо спешить, пока ночь… — говорил Чёрный человек.

— И что же это за такие срочные да важные дела у тебя посреди ночи? — поинтересовался Владелец цирка.

— Ты же знаешь, я — деловой человек! — ухмыльнулся тот. — Теперь, мне бы вздремнуть часок-другой, а потом, ещё до рассвета, надо успеть умыкнуть одну красивую и весьма дорогую корову… Я уже послал туда своего подельника. Но этот Рыжий Грг, — его как подменили, странный стал… Не доверяю ему… Эх, дела…

— Ну, и где же у тебя свидание назначено, с этой твоей коровой? — подтрунивал над ним Владелец цирка.

— Я сам-то, там не был, но по наводке знаю, что домишко стоит в стороне от села, на самой дороге, и в нём, считай, никого и нет, кроме женщины и мальчишки… Не думаю, что это будет сложная работа, но туда тащится — всю ночь на повозке… так что — я поехал!

— А как же ты узнаешь этот дом, если там никогда не был? — удивился Владелец цирка.

— Легче простого! Дом этот, старый и покосившийся — один такой на этой дороге, да ещё, прикинь! — на нём, как специально, какой-то дурень нарисовал голубую звезду… — промахнуться нету шанса! Ха! — ха!

И они вышли из конюшни. Затем, уже вдали прозвучало: «Прощай!» и «Прощай!», и всё смолкло…

V Решение Хлапича

 Когда всё стихло, Гита и Хлапич с Бундашом вылезли из-под яслей… Никто не может представить, каково сейчас было Хлапичу!

Из этого разговора двух злодеев Хлапичу стало ясно, что это Чёрный человек вместе с Рыжим Гргом ограбили того купца, ехавшего на ярмарку, того самого о котором ему утром рассказывала нищенка Яна. Ограбили, отняли товар, лошадей и повозку, и бросили помирать, привязанным к дубу в лесной чащобе. Но и это было ещё не всё — злодеи теперь собирались ограбить его приятеля Марко и его маму, сведя у них их единственную кормилицу-корову. Хлапич сразу догадался, что речь идёт об их домике, ведь в этом краю только дом Марко был таким старым и таким покосившимся, и только на нём была нарисована голубая звезда.

Обдумав всё это, Хлапич сказал, по-прежнему шёпотом:

— Прощай Гита! Я должен спешить. Оставайся здесь, у своего хозяина и не надо плакать.

Но Гита и так горько плакала, ещё до того, как он сказал эти слова…

— Куда же ты уходишь, Хлапич? — тихонько всхлипнула она.

— Я должен быть в доме Марко быстрее, чем Чёрный человек доберётся туда! Нужно предупредить Марко и его маму, чтоб они береглись от разбойников… — пытался объяснить ей Хлапич.

О, бедный Хлапич! Какое же у него доброе сердце, ведь он даже не подумал, как далека эта дорога и что проделать её придётся собственными ногами.

— Хлапич, Хлапич! Это же страшно далеко! И Чёрный человек туда поедет на повозке, а ты-то пешком! — ужаснулась Гита, которая хоть и ревела, но понимала что к чему, куда яснее Хлапича.

— Ну, поэтому я и должен спешить! — ответил Хлапич, — а тебе лучше остаться… Прощай!

— Ну, уж нет! Я иду с тобой! — решительно заявила Гита и перестала плакать.

Хлапичу было не до разговоров, поэтому он ничего не ответил, а только направился к пролазу, через который они проникли в шатер, поднял брезент и вместе с Бундашом, шагнул в ночь.

Вслед за ним выскочила и Гита.

Хлапич ничего не говорил, только его сапожки твёрдо ударяли по брусчатке самой длинной улицы этого города. И им, как эхо, отвечали лёгенькие туфельки Гиты. А рядом совсем беззвучно ступал Бундаш.

Они вышли из города, где за каждым темным окном им чудился Чёрный человек, и перед ними легла дорога, освещённая лунным светом. И этой дороге не было ни конца, ни края.

И Бог знает, виден ли был с Луны, далеко-далеко, на дороге, маленький покосившийся домишко с нарисованной голубой звездой, и двое ребят с верным псом, спешивших к этому домику изо всех своих сил…

VI Путь в ночи

 Сказочники говорят, что ночью, когда никто не слышит, трава и цветы разговаривают. Правда ли это — судить не берусь, но этой ночью на придорожных лугах точно стоял шёпот:

— Глядите! Маленькие дети! Кто они? Куда же это они так спешат в ночи? И далёк ли их путь?

Но Хлапич совершенно не думал, далёк ли его путь, как не думал он и о том, как он сумеет обогнать повозку, запряжённую лошадьми и кто ему поможет. У Хлапича в голове было только одно: — он должен оказаться там, в марковом доме, ещё до зори! И от этой мысли его ноги словно шагали сами по себе.

Возможно, его ноги, действительно, шагали сами по себе, а вот ноги Гиты — нет! Девочка быстро устала. Или было это потому, что она не знала этого Марко, в отличие от Хлапича, который его знал. И её желание помочь ему не было таким же сильным и горячим, как у Хлапича? А может, её ножки не могли угнаться за Хлапичем. Так или эдак, но через некоторое время она взмолилась:

— Хлапич, миленький! Давай отдохнем! Ну, хоть немножко…

Гита проговорила это еле слышно, ведь ночью на большой дороге всякий человек невольно говорит тише, потому что в пугающей ночной тишине, любое слово звучит так, как будто достигает до неба.

— Я не устал, Гита. — Ответил Хлапич. — Ты же знаешь, у нас нет времени! Идём, Гита!

Сказав это, он снова пожалел, что взял Гиту с собой.

Гита же только печально вздохнула и продолжила идти по дороге.

Девочка всё время думала о вороном коне, о Грге и о Чёрном человеке… Она не могла понять, как это они сумели привести коня в цирк, миновав столько стражников, которых, как вы помните, в этом городе было по двое на каждом углу улицы. Не найдя ответа на этот вопрос она спросила Хлапича:

— Хлапич, как ты думаешь, почему стражники не схватили Чёрного человека и Грга, как только они привели вороного в город?

— Это потому, что в этом городе стражники стоят на углах улиц, а злодеи ездят по середине дороги. — На полном серьёзе ответил Хлапич.

Гите этот ответ показался не очень убедительным и даже смешным, но она тут-же подумала, что Хлапич всё-же подмастерье и учился в шегртской школе, и должен знать больше неё… И девочка опять замолчала.

Впрочем, в этом ответе не было ничего удивительного, удивительным было то, что кто-то вообще разговаривал в этом месте и в это время. Окажись в ту ночь среди полей, какой-нибудь человек, наверняка бы решил, что ему это снится.

И было чему удивиться! Возле Гиты и Хлапича то и дело пролетали огромные ночные бабочки, машущие крыльями как птица, а где-то рядом притаился старый колючий ёж. И тут же в высокой траве, на краю дороги, время от времени появлялись длинные уши любопытного зайца. На лугу что-то всё время шуршало и шелестело, и если бы Гита и Хлапич умели видеть в темноте, то разглядели бы там целое семейство перепёлок, будто сопровождающее их…

Ночью звери не убегают от человека и не так пугливы как днём, потому что ночь это их время. Человек боится ночи, а звери нет.

Конечно, Хлапич и Гита тоже боялись, оказавшись ночью на большой дороге, но с ними был верный пес-Бундаш, который ничего не боялся, а только весело бежал перед ними, помахивая хвостом и поглядывая на Хлапича словно говоря:

— Не бойся! Я тут, как дома! И эту дорогу отлично знаю!

Через некоторое время, Гита опять взмолилась:

— Хлапич! Давай немного передохнём, я не могу больше!

Разумеется, Гита была младше Хлапича и силёнок у неё было меньше, да ещё на ней были шёлковые туфельки, тогда как Хлапич был в сапогах…

— Гита пойми, наш путь очень далёк, а времени почти нет! Нам ещё надо пройти три села и один перекрёсток, — ответил Хлапич.

Когда Хлапич произнёс слово «перекрёсток», Гита сразу вспомнила все страхи вчерашнего дня — и бешеных коней, и перевернувшуюся повозку, и такого страшного Чёрного человека. А вспомнив всё это Гита начала плакать:

— Хлапич! Хлапич! А что мы будем делать, когда этот страшный Чёрный человек в своей повозке появиться тут на дороге!

Когда Гита начинала плакать, ничего другого для неё больше не существовало. Вот и сейчас она села на край дороги и закрыла лицо руками. Дальше идти было невозможно.

«Ну, и что же теперь делать мне?» — думал Хлапич. Он стоял перед девочкой и молчал. Оставить Гиту одну на дороге посреди ночи, — об этом не могло быть и речи, а одолеть этот путь вместе с ней и дойти до дома Марка до зари, тоже не представлялось возможным. В своём воображении Хлапич уже видел, как Чёрный человек уводит со двора красивую пятнистую корову и как плачет Маркова мама. А в голове у него крутились только слова: «Боже, что же делать? Что же мне делать?» Конечно, мой маленький читатель, Хлапич оказался просто в отчаянном положение. И неужели, ни одна живая душа, не придёт на помощь маленькому подмастерью, растерянно стоящему в глубокой ночи, посреди бесконечной дороги?!

VII Повозка во тьме

 Вот так и стоял Хлапич, глядя то в одну сторону, то в другую, словно бы ожидая помощи.

И вот, глядя назад, в сторону города, Хлапич как-будто приметил, что по дороге что-то движется. Но со стороны заливных лугов поднимался предрассветный туман, да и луна зашла за тучу, так что рассмотреть, что там движется во тьме, — было невозможно. Только ему всё же слышалось, что там вдали что-то топочет…

Почему-то ночью никто, услышав шаги, не подумает: «Вот, идёт друг!». Нет, ночью всякий первым делом решит: «Вот, подкрадывается враг!».

Так подумал и Хлапич, когда догадался, что по дороге едет повозка.

На душе у него и так «кошки скребли», да ещё Гита, между всхлипами и стонами, укоряла его:

— Ой, Хлапич и зачем только мы двинулись в путь посреди ночи?

Только Бундашу, похоже, было всё нипочём — он весело нюхал воздух и дружелюбно вертел хвостом.

Повозка тем временем приближалась во тьме и тумане, и из-за этого тумана казалось, что она раза в три больше, чем была на самом деле. Можно было подумать, что целая гора движется ночью по дороге.

И вот, повозка поравнялась с Гитой и Хлапичем, и уже был виден человек, погонявший свою худую лошадёнку…

И тут сквозь туман прорвался лучик лунного света и осветил серебром всё вокруг — и повозку, и лошадь, и человека на облучке… И — о, чудо! Есть на свете счастье! Дети закричали от радости, потому что они узнали человека на облучке. Это был их недавний добрый знакомый… — Бедный корзинщик с ярмарки! Да, да, да — это был он!

VIII Помощь

 А это совсем и не было никакое чудо! Конечно, Бедный корзинщик оказался здесь вовсе не потому что Гита и Хлапич стоят в ночи посреди дороги и ждут его помощи. Нет, он ехал своим обычным путём, может только несколько раньше обычного, но это потому, что ему не спалось в эту ночь. К тому же, как вы помните, все его корзины были распроданы накануне, вот он и решил двинуться в путь пораньше, чтобы запасти побольше ивовых прутьев для новых корзин. А путь-то был обычный, каким он ездил часто и уже много лет, когда ни Гиты, ни Хлапича тут и в помине не было, да и быть не могло…

Итак, Бедный корзинщик ехал в ближний ивняк, набрать ивовых прутьев для своих корзин. В округе города хорошие ивы не росли, и ему приходилось ездить далеко-далеко. Так не поступал ни один другой корзинщик — те для своих корзин прутья просто покупали. Но наш Бедный корзинщик был беден и всё делал сам, и на совесть. Потому и корзины у него были лучше чем у других — и это-то понятно. Но вот, почему он умудрялся быть самым бедным корзинщиком в городе, если плёл самые лучшие корзины, из самых лучших ивовых прутьев — вот это-то совсем не понятно! Ни Хлапич, ни Гита не имели об этом ни малейшего понятия, да и не до того им было! Но интересно, что даже и великие мудрецы, живущие в этом городе и пишущие умные толстые книги, на этот вопрос — тоже совершенно не знали ответа…

Так вот — Хлапич, Гита и Бундаш — все трое, вне себя от радости, подбежали к повозке.

А Бедный корзинщик, когда увидел их в серебристом свете луны, не просто обрадовался, но наверно ещё больше поверил, что они — три ангела, сошедшие прямо с неба, которые ночью путешествуют по лунным дорожкам, а днём — ясное дело! — помогают бедным корзинщикам продавать их корзины!

Может так оно и было, но на этот раз, им самим нужна была помощь. И Хлапич попросил Бедного корзинщика подвезти их, тем более, что им было как раз по пути.

А Бедный корзинщик и сам был рад, хоть чем-то отблагодарить детей, так выручивших его на ярмарке, и конечно, с радостью согласился. Так что, во мгновение ока, Хлапич с Гитой уселись в повозку, Бедный корзинщик свистнул своей лошадке и они двинулись дальше.

Как только лошадка тронулась с места, Хлапич рассказал Бедному корзинщику, почему они пустились в путь этой ночью. А в конце добавил:

— Вот почему до зори мы должны быть у того маленького домика с голубой звездой, который стоит в стороне от села, на самой дороге.

— Я знаю, где этот домик, — ответил Бедный корзинщик. — Это совсем рядом с поворотом на мой ивняк. Когда мы туда доедем, я покажу вам короткую дорогу до этого домика. Будьте уверены, ещё задолго до зари будете на месте!

Можете себе представить, как обрадовался Хлапич, услышав это. В эту минуту даже дальняя дорога показалась ему короткой.

Худая лошадка бедного Бедного корзинщика бежала весело и резво. Не зря в народе говорят, что у умного хозяина и лошадь умная. Вот, и лошадка Бедного корзинщика отлично понимала, что происходит что-то очень важное, если уж сам хозяин просит её поспешить! И она помчалась вперёд по дороге, со всей скоростью, на какую была способна.

Повозка громыхала по дороге, Хлапич и Бедный корзинщик тихо переговаривались, уставшая Гита тут-же уснула, а пёс-Бундаш весело бежал то с левой, то с правой стороны, да так уверенно, как-будто он всю свою жизнь только и делал, что бегал за повозками.

Так они доехали до перекрестка.

— Тут мы, чтоб сократить путь, свернем на дорогу, которая идет по холмам, через лес, — сказал Бедный корзинщик.

— Ой-ой-ой! Только не туда! — встрепенулась Гита, которая сразу проснулась, как только услышала, что теперь они поедут через лес. — Это же тот самый лес, где недавно ограбили человека! А может — и даже убили!?

Но Бедный корзинщик, много лет ездивший этим путем, никак не мог взять в толк, что ему твердят, и поэтому сказал:

— Эта дорога намного короче, а там, от поворота — до домика со звездой, просто, рукой подать! Не бойтесь ничего. Я в этом лесу ещё никогда не встречал ничего плохого.

Корзинщик был человек бедный, а бедные люди редко когда боятся.

И он повернул свою лошадку в лес.

Хлапич был согласен с Бедным корзинщиком, он тоже редко когда боялся, а главное, это был короткий путь к домику Марко. А когда ты спешишь к другу на помощь, то боишься только одного — опоздать!

IX Хлапич и Гита опять одни

 Свернув на просёлочную дорогу, идущую по холмам, они скоро оказались в «страшном лесу». Хотя ничего страшного в этом лесу не было. Напротив, он был невиданно красив. Лес весь был пронизан лунным светом и очень походил на огромный сказочный королевский дворец.

Луна всё ещё сияла во всю силу, хотя на небо наплывали облака и становилось их всё больше, но ни Хлапич, ни Бедный корзинщик не знали об этом, ведь небо было скрыто от них высокими кронами деревьев.

Когда повозка выехала из леса, который, как увидел Хлапич, располагался на вершине холма, Бедный корзинщик остановил повозку и сказал:

— Всё, ребятки, приехали! Дорога тут сворачивает в сторону, к моему ивняку, но зато, вот эта тропинка доведёт вас прямо до цели. Сначала дойдёте до, вон того, небольшого ельника внизу. А как пройдете сквозь него, тут уж и увидите, прямо перед собой, и большую дорогу, и тот домик с голубой звездой.

Потом Бедный корзинщик взглянул на небо, где собрались большие тучи, покачал головой и добавил:

— Поспешите, ребятки! А то боюсь, как бы вам не оказаться в темноте, на горной тропе.

И уж если Бедный корзинщик так опасался, то что тогда и говорить о Гите… Она просто перепугалась, услышав, что они опять останутся одни, да ещё среди леса, во тьме, да ещё на горной тропе.

Но Хлапич уже выпрыгнул из повозки и благодарил Бедного корзинщика:

— Спасибо Вам за помощь!

А Бедный корзинщик, спустив на землю Гиту ответил:

— Счастливого вам пути, дорогие дети!

Сказав это, он повернул лошадку и поехал с холма направо. Хлапич посмотрел ему вслед и сказал Гите:

— Ну, а наш путь — вот он, айда! — И они тут же стали спускаться с холма.

Всё произошло так быстро, что Гита ничего не успела: ни сказать, ни подумать, ни испугаться. И они опять были одни среди ночи, на тропинке освещённой луной, между лесом и ельником.

Тут ещё раз из-за холма послышался голос Бедного корзинщика:

— Дети! Ау!

— Ау! — Ответил Хлапич, потому что и в лесу и на холмах ничего так хорошо не услышишь как крик — «Ау!».

— Берегитесь, дети! Там у вас по дороге — глубокий карьер! Бе-ре-ги-те-сь!

И действительно, в лунном свете, совсем рядом с Хлапичем и Гитой виднелся карьер, в котором раньше добывали камень.

Да, это действительно, было очень опасное место. Потому что тут, да ещё во мраке, ничего не стоило поскользнуться и упасть. А карьер был таким глубоким, что упавший туда, точно расшибся бы насмерть!

Но, вовремя предупреждённые, Хлапич и Гита при ясном свете луны легко миновали край карьера, и благополучно спустились с холма вниз на равнину.

На сердце у Хлапича теперь было легко, ведь он знал, что там за этим ельником, лежит дорога, а на ней — дом Марка, с нарисованной голубой звездой.

И конечно всё будет хорошо, если, конечно, как предупреждал Бедный корзинщик, не набегут облака и не скроют луну…

X В зарослях и во тьме

 Но облака, как говорят люди, сами по небу не бегают. Их носит ветер.

Весь путь до ельника Хлапич и Гита прошли легко — было светло как днём.

Но стоило им войти в ельник и дойти почти до его середины, как луна стала светить всё слабее и слабее. Облака затянули небо и стало совсем темно.

Тропинка через ельник была узкая и почти неразличимая.

«Идём! Идём!» — Говорил сам себе Хлапич. — «Я всё отлично вижу!»

И правильно делал, что так говорил. Если всё время так повторять, твои глаза действительно начинают лучше видеть во тьме. Не веришь — попробуй сам!

Гита шла за Хлапичем, она в этом мраке уже совсем ничего не видела и было ей страшновато. А вот, Бундаш преспокойно бежал себе перед Хлапичем, и совсем не думал, видит он в темноте или нет, потому что он, как и всякий настоящий пёс, больше полагался на свой нос, чем на глаза.

Но тут на небе появилось такое густое облако, что луна скрылась совсем. Теперь в ельнике была кромешная тьма и уже никто ничего не смог бы разглядеть.

Хлапич пытался руками нащупать тропинку, а еловые ветки, как чьи-то хищные лапы, и слева, и справа хватали Гиту за подол её голубой юбочки…

— Всё! Дальше идти нельзя! — наконец сказал Хлапич. — Тропы не видно. Так легко и заблудиться!

Можете представить, как было обидно Хлапичу. Он так спешил, так старался успеть и тут, в двух шагах от цели, пришлось ему остановиться.

Но Хлапич не хотел тратить время на пустые обиды — он всё время глядел на небо, словно прося ветер разогнать эти облака.

— Похоже, нам придётся немного переждать — сказал Хлапич Гите.

И они присели на пень и замолчали.

В ельнике вокруг них, конечно, было много птиц: и дроздов, и синиц, и горлиц. Но и они молчали, также как Хлапич и Гита, — наверно боялись лис, а может и ещё кого-то…

— Я должен вовремя успеть дойти до домика Марко! — наконец выговорил Хлапич. И было понятно, что он всё время думает только об этом.

— Только бы этот страшный Черный человек не поехал бы тем же путём, что и мы… — отозвалась Гита. И было ясно о чём думает она.

— Нет, он же собирался ехать по главной дороге, на своей коляске, а это — короткий путь, по просёлку и напрямки, пешком… — ответил Хлапич.

— А если он вдруг возьмёт и передумает, и поедет не той дорогой, а этой?! — не унималась Гита.

Хлапич уже совсем собирался ответить, что всё это полная ерунда, и что по тропинке не возможно же проехать на повозке, как вдруг ему показалось, что в ельнике уже не так тихо, как было раньше. На другом его краю явно что-то трещало и двигалось.

— Ой, Хлапич! Что это? — испугалась Гита.

— Наверное, заяц… — как-то не очень уверенно ответил Хлапич.

Затем им послышалось, как кто-то наступил на сухую ветку. И было это где-то поблизости…

— Хлапич! Хлапич! Что это? — шептала Гита, всё тише и тише.

— Может, лисица… — уже совсем неуверенно отозвался Хлапич и встав на пень, и схватив Бундаша за загривок, начал вглядываться во тьму.

Но разглядеть что-нибудь было просто невозможно. Похоже, облака скрывшие луну, совершенно не собирались улетать, и в ельнике было всё так же страшно и темно, и даже ещё темнее.

А шум приближался все ближе и ближе к ним, и уже было отчётливо слышно, как трещит валежник и ломаются ветви. И теперь Хлапичу было ясно, что где-то очень близко, кто-то очень большой пробирается через ельник.

— Хлапич! Хлапич! Это не лисица… — еле слышно пролепетала Гита.

— Это, наверно… — начал было говорить Хлапич.

Но его перебил крик Гиты:

— Хлапич!

Перед ними стоял человек…

XI Ужас

 Когда Гита закричала «Хлапич!», человек остановился и замер. И от этого ребятам стало ещё страшнее. Да, вы только представьте себе весь ужас этого момента: страшный чёрный лес, тьма, гнетущая тишина, Хлапич и Гита знают, что перед ними стоит человек, но они не знают, кто это и что он хочет!? А может, это был вовсе не человек, а злой дух или вурдалак, вышедший на свою охоту?

И только пёс-Бундаш, совершенно нисколько не испугавшись, изо всех сил тянул Хлапича в сторону незнакомца.

Но вот тёмный силуэт человека сделал шаг вперёд, опять захрустели, ломаясь ветки, да так сильно, что Гита с Хлапичем скорее почувствовали, чем увидели, что человек этот просто огромный — очень высокий и очень косматый…

Потом раздался короткий звук и ребята догадались, что незнакомец чиркнул спичкой.

Спичка вспыхнула и ……………………

………………………………………………………………

………………………………………………………………

……………………

На этом месте я советую всем, кто дочитал книгу до сих пор и успел полюбить нашего Хлапича, закрыть книгу… И отложить чтение до утра…

XII Неожиданная встреча

 Спичка вспыхнула и на миг разогнала мрак вокруг незнакомца. Хлапич взглянул в его лицо…

Это был мастер Мрконя!

Господи! Это действительно, был мастер Мрконя! В изодранной одежде и белый как мел, но вполне реальный и живой, он стоял перед Хлапичем и говорил своим громовым голосом:

— Чтоб мне провалиться на этом самом месте, если это не мой Хлапич!

— Мастер! — закричал Хлапич и бросился, раскрыв объятия к нему — то-ли от страха, то-ли от радости…

И мастер Мрконя совершил то, что от него меньше всего можно было ожидать — обнял Хлапича, прижал его к себе и заплакал:

— Хлапич! Мой маленький Хлапич! — проговорил он своим громовым голосом, и первый раз в жизни погладил Хлапича по голове…

Клянусь, что это правда! Мастер Мрконя погладил Хлапича по голове! Не отвесил оплеуху и не дал подзатыльника — а погладил! И это для Хлапича было самым неожиданным удивлением, среди всех неожиданностей, случившихся с ним этой ночью. А также тех, которое когда-либо случалось с ним в его жизни или даже — могут случится в будущем.

Итак, мастер Мрконя и Хлапич стояли среди леса и ревели в три ручья, что не подобает, конечно, ни настоящему мастеру сапожных дел, ни настоящему подмастерью. Ведь, настоящие мужчины, кажется, не должны плакать…

XIII Как всё это произошло

 И вот, в глухом ельнике, среди кромешной тьмы, сидели на пне Хлапич, мастер Мрконя и совершенно притихшая Гита.

Они были так удивлены, что не знали — ни что дальше делать, ни о чём говорить. А луна, которая, будто специально скрывалась за облаками, для того чтобы потом удивить всех, снова во всю силу сияла серебряным светом, освещая и ельник, и всю честную компанию, сидящую тут в лесу на пне.

Только один пёс-Бундаш нимало не был удивлён. Он положил передние лапы на колени Хлапича и весело поглядывал, то на него, но на мастера Мрконю. Он наверно был уверен, что мастер и его подмастерье встретились тут исключительно для того, чтобы мастерить какие-нибудь ботинки или сапоги, и что сейчас мастер достанет свои ножницы, принесёт кожу и всё другое, как это и бывало обыкновенно… К сожалению, собаки, при всём их уме, не умеют фантазировать и потому могут представлять себе только то, что уже неоднажды случалось, а не то, что что еще только случится… — в отличии от тебя, мой дорогой читатель.

Тем временем, мастер Мрконя, собравшись с духом, начал рассказывать, как он оказался в этом ельнике и Хлапич узнал столько новостей, что у него ещё целых восемь дней, как говориться, «дымилась голова».

И чтобы с вами, мои дорогие читатели, не случилось того же, я постараюсь рассказать вам покороче, что случилось с мастером Мрконей.

Два дня назад, нашего мастера, когда он ехал в большой город на ярмарку, в лесу ограбили злодеи. Как вы уже догадались, это он был тем самым несчастным торговцем, о котором рассказывала Хлапичу старая нищенка Яна. А случилось это так.

Мастер Мрконя ехал тем днём через лес. Так получилось, что путешествовал он один, а хозяин нанятой им повозки и лошадей, был далеко впереди, с другим обозом.

Когда он проезжал самое глухое место на этой дороге, на него из засады выскочили два разбойника, свалили с повозки, связали и утащили в самую чащобу. Там его привязали к толстому дереву и оставили без воды и пищи — помирать.

Два дня мастер Мрконя провёл привязанным к дереву, и совсем уж решил, что пришёл его конец, и что настало его время, как говорится, отдать Богу душу… Он вспомнил всё что с ним случалось в жизни — и плохое, и хорошее. И все свои поступки — и добрые, и злые… Вспомнил он и наименьшего своего подмастерье Хлапича, и то, как ни за что — ни про что, обижал его, и ему так захотелось ещё хоть разок в своей жизни его увидеть, что он даже заплакал! Потому что у мастера, ограбленного разбойниками и привязанного к дереву в лесу — на верную смерть, и два дня там простоявшего без воды и пищи, оказалось достаточно времени чтобы хорошенько поразмыслить о своём подмастерье, много больше, чем дома в мастерской, где он только и делает, что кричит и сердится на него…

Мастер Мрконя думал, что никогда живым не будет отвязан от того дерева, и совсем утратил надежду на спасение, — рассказывал он Хлапичу…

— Но этой ночью, смотрю, идет в лунном свете один из тех двух разбойников, что меня ограбили. Ну, всё, думаю, настал мой конец. Но когда этот человек подошёл ко мне, он, вместо того чтобы убить меня, начал разрезать веревки, а когда все разрезал — сказал: «Поблагодари Бога, и проваливай куда подальше из этого леса».

А потом достал из кармана платок, а из него золотую монету, суёт её мне, и говорит таким благостным голосом: «Возьми, добрый человек, эту монету, когда я сам получил её, моё сердце отвернулось от зла и повернулось к добру. Может и тебе она принесёт удачу. А я пошёл по свету свои грехи замаливать. Так что — прости и прощай, и не поминай меня лихом…», сказал так вот и ушёл…

На этом месте, мастер Мрконя закончил свою рассказ, а Хлапич не удержавшись воскликнул:

— Ой! Так это же Рыжий Грг! А эту золотую монетку я сам ему передал — от его матери. Вот, видать не зря плакала над этой монеткой его старая мать!

— Видать не зря плакала, если она стала чудотворной! — согласился мастер Мрконя.

«Может и мастер Мрконя потому теперь такой добрый со мной, что ему досталась эта монетка?» — подумал тут про себя Хлапич. Эта мысль очень понравилась Хлапичу. Ну не мог же он подумать, что мастер так переменился и стал таким добрым, оттого, что два дня провёл совсем без воды и пищи?

Наконец, мастер Мрконя завершил свой рассказ:

— Вот так, я из-за какой-то ярмарки, чуть не помер, а уж страха натерпелся… И это уже во второй раз!

— А когда вы первый раз — чуть не умерли и страха натерпелся из-за ярмарки? — поинтересовался тут Хлапич.

— А это я тебе дома расскажу, если ты, конечно, захочешь ко мне вернуться, маленький мой друг, Хлапич… Ты не бойся, теперь тебе у меня будет хорошо. Извини, что сейчас я не могу тебе дальше рассказывать. Понимаешь, я так устал и так голоден, я же два дня ничего ни ел, кроме крошек сухого хлеба, которые завалялись у меня в кармане. А выпил бы я сейчас, наверное, целое озеро.

Луна, тем временем совсем вышла из-за туч, и опять стало светло как днём. Тут только мастер Мрконя заметил Гиту, всё это время тихонько сидевшую рядом с Хлапичем.

— А это ещё кто? — удивился мастер.

— Да так, одна сирота — без отца и матери, совсем как я. Мы встретились на дороге и путешествуем теперь вместе. — Ответил Хлапич.

— Надо бы отвести её к нам домой… — сказал мастер, и Хлапичу показалось, что он тяжело вздохнул.

В этот момент Хлапича будто осенило, и он, спохватившись, крикнул:

— Боже праведный! Сколько же я потерял времени! Луна сияет, время идёт, бежим скорее к Марку!

— Идём вместе — предложил мастер Мрконя — и я в этом лесу ничего не забыл. А по дороге расскажешь мне, куда ты на этот раз так спешишь…

XIV Возле дома Марко

 И вот, скоро этот ельник, уже не казавшийся им теперь таким мрачным, остался позади. И хотя мастер Мрконя так ослабел, что Хлапичу и Гите пришлось вести его за руки, поддерживая с двух сторон, им было очень весело идти в свете луны по зелёному лугу. А Хлапич тем временем рассказывал мастеру о Чёрном человеке, о Марко и его пятнистой красивой корове.

Так они вышли на дорогу и увидели Марков домишко, с нарисованной на нём голубой звездой. Наконец их путь был завершён. Всё вокруг было тихо и, похоже, никакого злодейства здесь не приключилось. Из сарая раздавалось мирное позвякивание — это красивая пятнистая корова — кормилица и любимица, жевала своё сено, а её колокольчик болтался на шее, весело звеня. Нельзя передать, как был счастлив Хлапич, когда увидел, что успел вовремя.

На небе занималась заря, а в домике с голубой звездой всё было тихо. Марко и его мама всё ещё спали.

Хлапич подождал немного и постучал. Маркова мама, открывшая ему дверь, очень удивилась вначале, но тут он рассказал, что пришёл предупредить её, чтобы она была очень внимательной и стерегла свою корову, которую задумали украсть разбойники.

Маркова мама, слушая его рассказ, то пугалась, то радовалась и всё время всплёскивала руками, и благодарила Бога, что он послал ей Хлапича…

Ведь если бы Чёрный человек свёл её корову, у них бы всего и осталось только, что коза, да десять гусынь. А с десятью гусынями и козой не продержится ни одна мать с ребёнком, уж она-то это знала!

— Тысячу раз спасибо тебе, мой мальчик! — заплакала на прощание бедная женщина, и крепко обняла Хлапича.

А Хлапич попрощался с ней и пошёл своим путём, дальше по дороге, вместе с поджидавшими его мастером Мрконей, Гитой и верным Бундашом.

Маркова мама проводив их, поразмыслила, и надев своё выходное платье, быстренько пошла в село будить стражу.

С тех пор два стражника стерегли её маленький домик. Они каждую ночь сидели в засаде и курили большие глиняные трубки. Стражники были очень храбрыми, выглядели очень грозно, и видели очень далёко, и поэтому ни один злодей не смог бы прошмыгнуть мимо них. А никто и не прошмыгивал…

Чёрный человек так и не появился, ни этой ночью, ни следующей, ни третей, ни никогда вообще. Выходит, что-же: стражники зазря выкурили тридцать трубок — каждую ночь по три трубки? Никто так и не попытался украсть эту красивую пятнистую корову.

А потом, ещё через несколько дней всё разъяснилось: люди нашли мёртвого человека, который, видимо, в темноте свалился в карьер. В тот самый карьер, о котором предупреждал в ту ночь Хлапича и Гиту их друг, Бедный корзинщик.

Мертвец был замотан в чёрный плащ. И был это тот самый Чёрный человек — как называл его Хлапич, а как его звали на самом деле — никто так и не узнал. Выходит, вот так завершил он свою чёрную жизнь.

Да, выходит Чёрный человек всё же, как и опасалась Гита, поехал не той дорогой, которой сначала собирался. Он, торопясь, выбрал ту, что покороче, рассчитывая, наверное, пешком, напрямки, добраться до Маркова домика и тем же путём свести пятнистую корову… Но как раз тогда, когда луна скрылась за облаками, оступился на незнакомой тропе, упал в карьер и убился.

Так вот, оказалось: то самое тёмное облако, на которое так сердились в ельники Хлапич и Гита, спасло и их, и Маркову маму, и Марка, и красивую пятнистую корову, и мастера Мрконю. Ведь не будь того облака, кто знает, на какое ещё зло мог бы пойти Чёрный человек в ту страшную ночь?

Поэтому, и вы, мои дорогие, погодите немного, перед тем как что-то ругать. Может, всё оно — к лучшему?..

Потом в том в лесу нашли повозку, запряженную вороной лошадью, а в ней — три мешка сапог, ботинок и опанок — товар, который мастер Мрконя собирался продать на ярмарке. А ещё в той повозке было много разного добра, украденного у добрых людей разбойниками, да только впрок оно им не пошло!

А через несколько дней полиция нагрянула в цирк. И несмотря на все старания Владельца цирка, вернула ворованного вороного коня его законному хозяину.

Так закончились все страхи и все неудачи, все опасности и всё зло на пути подмастерья Хлапича! Теперь перед ним была только радость и удача, да ещё какая! Да, о такой удаче, наш Хлапич даже не мог бы и мечтать, когда семь дней назад, среди ночи собирался навсегда сбежать от мастера Мркони…

Послесловие

I Счастье и удача

 Нет смысла рассказывать как, долго ли, — кратко ли, Хлапич, Гита, Бундаш и мастер Мрконя добрались до своего города, и как они дошли до дома мастера. Этого, наверное, Хлапич и сам не смог бы рассказать. Они просто шли и шли, и были счастливы. А счастливые люди, как говорится, «часов не наблюдают» и не замечают, сколько они прошли.

По дороге Хлапич набрал большой красивый букет из полевых цветов: красных маков, белых ромашек и голубых васильков — вот и всё, что случилось с ними по дороге.

Так они пришли в город и остановились перед своим домом.

А возле дома они увидели жену мастера, всю заплаканную и в чёрном платке.

О, как она была счастлива, когда увидала своего мужа — мастера Мрконю, живого и здорового, а с ним и Хлапича, и Бундаша! Бедная женщина думала, что больше их никогда не увидит. Когда мастер не вернулся с ярмарки через день, как собирался, она, услышав от хозяина лошадей и повозки про ограбленного и пропавшего купца, решила, что он мёртв…

Потому-то у неё на голове был чёрный платок, а глаза — полны слёз.

А тут все вернулись, живы и здоровы, да ещё привели с собой маленькую красивую девочку, которая сразу очень понравилась жене мастера. И у Гиты на сердце было всё веселее и веселее, так, словно и с ней произошла большая удача…

А теперь мы оставим наших героев, пусть побудут немного одни, чтобы им вдоволь наобниматься, и наплакаться, и нарадоваться, да и забыть о всех пережитых страхах, голоде, пожаре, разбойниках, приключениях и дороге…

II Марица

 Немного после, сидели они все за столом — мастер со своей женой и Хлапич, и Гита.

Все они были сытыми и отдохнувшими, а на лицах у них сияли довольные улыбки.

Только по лицу жены мастера, когда она останавливала свои взгляд на Гите, пробегала тень, как будто девочка напоминала ей о чём-то, очень, очень грустном.

Наконец она, тяжело вздохнув, сказала:

— Вот и наша Марица, сейчас была бы такой же, как Гита…

И мастер вместе со своей женой тоже грустно вздохнул, а потом, повернувшись к Хлапичу, сказал:

— Я тебе обещал рассказать, какая беда случилась со мной на ярмарке в первый раз… Было это так: восемь лет назад жили мы в другом городе, и была у нас маленькая хорошенькая дочка, и звали её Марица. Шёл ей третий годик, и была она нашим счастьем и отрадой.

Но вот однажды была в нашем городе ярмарка. И пошёл я на эту ярмарку, и малышку Марицу взял с собою — хотел ей праздник устроить. Но пока я продавал свой товар, девочки не стало. Может затерялась она среди людей? Искал я её целый день, потом ещё восемь дней, потом месяц, а потом целый год, но не нашёл я нашей маленькой Марицы. На этой ярмарке было много всякого народу и хорошего, и плохого. Кто знает, может какие злые люди похитили нашу девочку, и одному Богу ведомо где она, жива ли, сколько несчастья пережила, сколько слёз выплакала… А уж сколько мы — о ней! — и сказать не берусь!

Так сказал мастер Мрконя, да, только так оно и бывает: если родители думают, что их ребенок несчастен, они и сами несчастны.

— Больше не могли мы жить в том городе, где всё напоминало нам об нашем несчастье, и уехали мы в другой, но лучше не стало. И от этого тяжкого горя очерствело моё сердце, вот и тебе, мой маленький Хлапич, много зла от меня перепало. Прости меня! Но ты не бойся, теперь всё по-другому будет, ведь если бы не твоя доброта — не раскаялся бы Рыжий Грг, а тогда и я бы, наверняка погиб.

Когда мастер Мрконя начал вот так хвалить Хлапича, тот от непривычки не знал куда себя деть. Вначале он начал скрести у себя за ухом, потом стал наводить лоск на свои лаковые сапожки рукавом своей красной рубахи… И, в конце концов, совсем застеснявшись, догадался перевести разговор с себя на другую тему и спросил:

— А сейчас, когда прошло столько лет, и вот, если бы вдруг она нашлась и появилась бы тут, на вашем пороге, вы смогли бы узнать вашу дочку Марицу?

— Эх, не найти нам нашей девочки! — печально ответила жена мастера, и смахнула украдкой слезу. — А вот опознать её, мы, конечно, смогли бы всегда.

— А как бы вы узнали сё сейчас, если она была тогда такой маленькой? — спросила Гита, которая и сама чуть не плакала от жалости к этим людям и от собственных мыслей о своих потерянных отце и матери, которых она, даже встретив, наверное бы, не узнала.

— Узнали бы, как же… — ответила жена мастера, — когда Марица была совсем крошкой, схватилась она за нож, и порезалась. С тех пор у неё на пальце остался шрам в форме креста. Так сказала бедная женщина, не ведая, что сейчас произойдёт…

Вы когда-нибудь видели, как обнимает мать своё дитя, потерянное много лет назад? Если нет, то сейчас вам выпадет такая возможность. Потому что Гита и была той малышкой Марицей, потерявшейся много лет назад на ярмарке, и носившей на пальце шрам в виде креста.

— Мамочка! Моя милая мамочка! Так ты нашлась! Это я твоя Марица! — закричала Гита и бросилась на грудь несчастной женщине.

— Марица! Сердечко моё! — ахнула та в ответ, и прижала Гиту к сердцу. Потому что её сердце весь этот день, что-то всё предчувствовало… но разве умеем мы слушать своё сердце?

Ни два, ни три, а целых сто раз они начинали обнимать друг-друга, а в комнате звучали только счастливые и радостные всхлипы.

И мастер Мрконя не мог сдержать слёз, он бросился к Гите, и от счастья, лишившись дара речи, просто положил руки на её красивую головку. И можно было подумать, что от счастья и вся их комнатка засияла золотым светом.

А Хлапичу в этот момент вдруг показалось, что он — в церкви! Поэтому он опустил глаза и сложил руки — не зная почему, он решил, что так оно будет правильно.

Ещё долго они не могли отпустить друг-друга. Ещё долго говорили они и говорили, и никак не могли наговорится… Они сидели обнявшись… а Хлапич смотревший на них со стороны, вдруг понял что видит чудо: девочка обнимавшая только что найденных отца и мать, с каждой минутой будто всё больше возвращалась в свою семью, всё больше любила своих родителей, как и они — её; и с каждой минутой всё дальше уходили горе и разлука, и всё больше становилось радости и счастья! Разве ж это не чудо?

Конечно, мастер и его жена теперь называли свою девочку «Марицей», но мы и дальше будем продолжать звать её «Гитой», зачем нам менять имена героев нашей истории, когда и сама история подходит к концу…

Да и Хлапич с нами согласен, он даже сказал:

— А я тебя и дальше буду называть Гитой. Когда я произношу «Гита» у меня словно всё, что приключилось с нами встаёт перед глазами. А когда я говорю «Марица» я ничего не вижу, как будто вообще ничего не сказал!

— Довольно нам приключений, друг мой, Хлапич, — засмеялся мастер. — Никогда мы уже не узнаем, кто украл нашу Марицу тогда на ярмарке и отдал её владельцу цирка. Хотя вполне возможно, что это был тот же Чёрный человек, который и теперь ограбил меня, и оставил в лесу на верную смерть, и который, продал вороного коня тому же владельцу цирка. Но если бы не ты, мой дорогой Хлапич, никогда бы наша Марица не нашлась и не вернулась к нам.

— Ну, хватит меня хвалить! — заупрямился Хлапич.

— Если бы Вы не были со мной так строги, я бы никогда и не сбежал от Вас, а если б не сбежал и не пустился в путь, куда глаза глядят, — вряд ли встретил бы Гиту… Так, может это всё, вообще, Ваша заслуга! Кто знает?

Вообще-то Хлапич правильно говорил. Ведь когда один человек другого хвалит, то зачастую не известно: точно ли это по адресу? Потому будет лучше, если эти двое за своё счастье, вместе поблагодарят Бога!

Так они и поступили.

На следующий день, мастер и его жена первом делом купили Хлапичу и Гите новую одежду. А затем и сами облачившись во всё самое лучшее, отвели их в церковь. Когда же они ступили под церковный свод, весёлым солнцем засияли все окна, и тогда они догадались, что это сам Бог радуется счастью, которое он им послал…

III Наследство старого молочника

 Когда все вернулись из церкви, Хлапич сказал:

— Есть у меня тут ещё одно недоделанное дело. Прошу Вас, Мастер, отпустите меня на полчаса.

Мастер, конечно, разрешил, ведь сейчас было всё по-другому, чем тогда, когда Хлапич в своих зелёных штанах изображал зелёного лягушонка.

А Хлапич взял букет полевых цветов, тот, который он собрал по дороге, из красных маков, белых ромашек и голубых васильков и сказал:

— Я кое-кому обещал цветов из путешествия принести…

На удивление, Хлапич был очень аккуратным и умным, несмотря на страшные и очень опасные события, происходившие с ним на его пути, он не забыл о том, что обещал принести цветы одной служанке, той, которая — помните? — поклялась что будет сама носить крынки с молоком по лестнице, и тем самым помогать старому-престарому молочнику.

Хлапич пересёк весь город, неся с собой букетик цветов. Он сразу узнал тот высокий дом, взбежал на третий этаж и позвонил в дверь.

Служанка, открывшая дверь, сначала даже опешила, увидев Хлапича столь богато и красиво одетым. Но, конечно, она его сразу узнала, ведь хорошие люди узнают друг-друга не по одёжке, а по глазам.

— Барышня, вот, я вам принёс обещанные цветы! — сказал Хлапич и протянул ей букет из маков, ромашек и васильков.

— Ух, ты какой галантный! — засмеялась служанка.

— Держишь, значит, своё слово! Ну, потому-то, тебе и везёт! Есть у меня для тебя письмо! Если бы ты не заявился с цветами — то никогда бы его не получил!

Хлапичу, с которым, как вы знаете, много чего случалось во время его путешествия, ещё не разу в жизни не случалось получать писем, поэтому он немного удивился и даже заволновался, пока служанка ходила в свою комнату за письмом. Вернулась она с большим конвертом и, вручив его Хлапичу, сказала:

— Это письмо принес какой-то парнишка-посыльный, сказавший, что старый молочник умер от старости, — царствия ему небесного! А это он перед смертью написал и просил передать тебе, если ты вдруг заявишься сюда, ведь где тебя ещё искать он не знал… Это я ему рассказывала — каждый раз, как спускалась за молоком, что ты обещал мне принести сюда букет полевых цветов — ну, за мою помощь ему, старому молочнику, то сеть!.. Вот, так и вышло!

Служанка всё говорила и говорила, а Хлапич вертел в руках конверт и думал, что же ему делать с письмом, и не подарить ли его, например, служанке вместе с этими цветами?

«Нет, в этом же совсем нет смысла!» — наконец решил Хлапич, — «на конверте же ясно написано: „Подмастерью Хлапичу“, а на всём белом свете я один такой, значит оно послано, действительно, мне!».

Решив так — Хлапич, решительно распечатал письмо.

И правильно сделал. И вам я советую всегда поступать так же, потому что письмо кажется страшным только пока оно запечатано, и ты не знаешь, что в нём.

А в письме, которое распечатал Хлапич, было написано большими буквами, что старый молочник умер не оставив ни детей, ни родственников, ни знакомых. И что на смертном одре он вспоминал добрым словом подмастерье Хлапича, и решил оставить ему в наследство свою тележку и своего ослика. И главное, что:

В верхней и нижней части письма стояли ещё какие-то буквы и цифры, возможно, это было название документа и подпись, но Хлапич, ни тогда и после их так и не прочёл. Когда он понял, что теперь он владелец тележки и ослика, его больше не волновало, на каком это бланке написано и кто этот документ подписал.

Его сердце было преисполнено благодарности, и он прокричал:

— Какой добрый старик! Как мне жаль его и как бы я хотел его поблагодарить! О, если бы он мог увидеть, как мы с Гитой будем ухаживать за его осликом! Спасибо Вам, барышня! До свидания! Я страшно спешу — мне надо рассказать Гите эту добрую весть!

И Хлапич уже хотел броситься вниз, по ступеням.

Но в это время из своих покоев вышла благородная дама, у которой служила эта весёлая служанка. Дама эта была очень строга и носила чёрное шёлковое платье, а на голове у неё красовался белый кружевной чепчик.

Она, конечно, слышала от своей служанки о весёлом и славном подмастерье. И вот сейчас, когда она его увидела собственными глазами и услышала его вежливую речь, ей пришло в голову взять Хлапича к себе в воспитанники, и направить его в школу для богатых детей.

Но Хлапич сняв картуз, поцеловал руку благородной даме и ответил:

— Ваше превосходительство! Спасибо Вам большое, конечно, но можно я останусь сапожником! Это дело мне больше всего по душе! А потом добавил. — Да, и на свете куда больше людей, которые носят обувь, чем тех, которые, её делают. Не правда ли?

Благородная дама, конечно, удивилась, но всё же решила, что Хлапичу, действительно, лучше остаться сапожником, раз уж он так любит своё дело. От добра — добра не ищут! А сам Хлапич весело раскланялся и бросился со всех ног, вниз по лестнице, размахивая своим письмом.

Хлапич так любил сапожное ремесло, так гордился им, что ни за что бы ни остался у благородной дамы. А впрочем, он в этот момент больше думал об ослике, завещанном ему молочником! А для ослика у благородной дамы точно не нашлось бы места…

Хлапич пробежал всю дорогу бегом и вприпрыжку от радости, и вскоре уже был дома, и весело крикнул мастеру:

— Ура! Теперь мы будем возить обувь на нашем осле! — А потом показал всем своё письмо и рассказал всё, что с ним на этот раз приключилось.

Тем же днём Гита и Хлапич отправились за своим осликом и тележкой.

Может показаться, что домик молочника было трудно разыскать, но в письме было точно написано, что он находился возле колокольни, а колокольня в этом городе была только одна и такая высокая, что найти её не представляло труда. Кроме того, давно же известно: «Кто ищет — тот всегда найдёт!»

Хлапич показал письмо людям, которые теперь жили в домике старого молочника и сразу получил и ослика, и тележку…

Вы бы только видели, как Хлапич и Гита ехали через город на тележке, запряженной осликом!

Это было так здорово! Это было так весело, что Гита даже пожалела, что у неё нет при себе золотой трубы, и она не может затрубить во всю мочь. Да, всё-таки Гита была девочкой, выросшей в цирке!

Но Хлапич ей тут же сказал, что ей, дочери почтенного Мастера-обувщика, не пристало трубить в трубу, когда она ездит по городу в своей собственной тележке, запряжённой осликом! Да.

И так вот, чинно и мирно они проделали весь путь, помахивая хлыстом над головой умного ослика, который отлично понимая, что это игра, даже и не шелохнул своими длинными ушами.

Но перед самым домом мастера, Хлапич, который уже не мог больше сдержать себя от радости, соскочил с тележки, подбросил несколько раз свою шапку кверху и, просунув голову в двери, громко прокричал:

— А вот и осёл! А вот и осёл!

— Что ты такое говоришь!? — засмеялась Гита и начала бранить Хлапича.

Конечно, все понимали, что когда Хлапич просунул голову в дверь и закричал — «А вот и осёл!», он совсем не имел в виду себя самого, но Гита смеялась, и укоряла его, — вдруг, кто-то как раз и подумал, что осёл — это он — дорогой наш Хлапич!

Поэтому, чтобы больше не было путаницы, она тут же назвала осла «Ушастиком».

А одна проходившая мимо старушка, видевшая, как звонко заливаются от смеха Гита и Хлапич, промолвила: — Как было бы хорошо, чтобы дети всегда оставались маленькими!

— Ну, нет! Тогда бы нам пришлось всю жизнь ходить в один и тот же класс, — ответил Хлапич — боюсь, что учителя этого бы не допустили, сочтя такое положение вещей беспорядком. Поэтому мы лучше сейчас наиграемся, как следует, а потом вырастем, как все люди!

IV Чем всё это закончилось

 Так оно и случилось.

Хлапич и Гита выросли, и стали большими. Хлапич сделался сапожником, а Гита со временем совсем забыла, что была наездницей из цирка, что она умела ходить по канату на страшной высоте, жонглировать двенадцатью яблоками и даже — съесть бокал… И только один раз она вспомнила об этом.

Через несколько лет приехал в их город цирк и Мастер Мрконя, который теперь слыл самым весёлым человеком в этом городе, решил отвести всю свою семью и всех своих подмастерьев на представление.

И в этом цирке Гита увидела, как на арену вылетела маленькая красивая девочка верхом на прекрасном белом коне. И в этом коне Гита узнала своего ненаглядного Соколика. Девочка была такая же отважная и красивая, и такая же маленькая, какой когда-то была сама Гита. А Соколик был такой же добрый и такой же красивый, совсем как и раньше. Может, только он стал чуточку белее, ведь кони тоже седеют — от времени и тревог — совсем как люди. Ещё Гита увидела своего зелёного Попугая и узнала, что и Попугаю, и Соколику теперь хорошо живётся, потому что и владелец цирка теперь новый!

А тот, прежний владелец, когда в его цирк явилась полиция искать вороного коня, так испугался, что вскоре разболелся и помер… Впрочем, человек он был такой плохой, что о нём никто и не жалел…

Потом Гита и Хлапич совсем выросли. Хлапич сделался высоким, видным парнем — хорошим и пригожим, а Гита — красавицей, каких мало! Они по-настоящему, крепко полюбили друг друга и поженились! А когда мастер Мрконя состарился, Хлапич перенял у него дело, и сам стал настоящим мастером.

Сейчас у Гиты и Хлапича четверо детей и три подмастерья.

По воскресеньям все они собираются вокруг них, и слушают рассказ об удивительных приключениях подмастерья Хлапича.

А те лаковые сапожки стоят себе мирно, в стеклянном шкафу, и всякий кто захочет, может на них посмотреть, и даже потрогать…

А тем, кому жаль, что наша история закончилась, я только и могу, что посоветовать, перечитать сё сначала и получше запомнить скольким людям помог подмастерье Хлапич, хотя и был тогда ещё очень мал — как оно в шутку говорится, — «паренёк с локоток»! Но зато: был весёлым — как птичка, храбрым — как королевич Марко, умным — как книга, и добрым — как солнце!

Вот и всё.

Матильда Ружич. Сто лет ожидания

 С самого начала хочу сказать: Я очень рада, что «Шегрт[11] Хлапич» наконец «заговорил по-русски»!

Вообще-то он должен был заговорить на нём ещё сто лет назад. Но так уж получилось, что Хлапич сначала заговорил по чешски, по словацки, немецки и английски… Всего на двадцати одном языке, включая японский, китайский и вьетнамский. И только сейчас на русском. А ведь всё могло, да и должно было, быть иначе.

Дело в том, что в нашей семье издавна ценили, почитали и учили русский язык. Считали его воистину великим и могучим языком — великого и могучего народа. В каждом поколении нашей семьи обязательно был кто-то, кто хорошо знал русский.

Его знал и любил Иван Мажуранич[12] — дед Иваны Брлич-Мажуранич, славный Бан Хорватии и прекрасный поэт, автор знаменитой поэмы «Смерть Исмаил-Аги Чендича». Профессионально владел русским и его брат — Антун Мажуранич[13] — филолог-славист, основатель хорватского научного общества «Матица Хорватска».

Прекрасно знал русский язык и отец Иваны — Владимир Мажуранич,[14] Президент Югославенской Академии Наук, видный лингвист и языкослов, за свои труды по лексикографии славянских языков удостоенный звания Действительного члена Российской Императорской Академии Наук.

Знал русский и мой отец — Виктор Ружич — внук Иваны. Знал русский и его отец — зять Иваны, муж её старшей дочери Нади, и мой дед — Виктор Ружич-старший[15] — Бан-губернатор, адвокат и публицист, а в конце жизни, — создатель и пожизненный хранитель своего собственного книжного собрания, ныне Фонда и музея, открытого для всех.

Знала русский язык и великую русскую литературу и сама Ивана Брилич-Мажуранич, прославившаяся в целом мире своими книгами для детей; она говорила и читала на русском языке, и многое из русской культуры и науки почерпнула в своём становлении писателя и человека.

В моём поколение эта эстафета досталась мне. Я профессор русского языка, сопредседатель хорватского общества «Русская культура» и преподаватель русского языка в гимназии. У меня много учеников, изучающих русский и я рада, что теперь у них будет «Хлапич» на русском.

Но изучая и любя русский язык, мы всегда понимали, что переводчиком на русский может быть только русский человек — носитель русского языка, пишущий и думающий по-русски. И вопреки всем обстоятельствам, мы надеялись, что однажды такой человек появится. И случилось что-то совсем сказочное — так оно, в конце-концов, и получилось.

Работа над переводом длилась около года и, конечно, сопровождалась нашим пристрастным вниманием: правильно ли понимаются переводчиком особенности этой сказки, правильно ли складывается перевод? Да, мы знали его предыдущие переводы с хорватского на русский — это были сложные литературные и культуроведческие тексты, и справился он с ними отлично, но то были тексты современные, а этот — отодвинут во времени и пространстве: по написанию на сто лет, а по времени действия — на почти полтора столетия.

Работа перемежалась многими рассказами, изучением отдельных вопросов, и беседами обо всём — от исторических коллизий и семейных хроник, до особенностей хорватских диалектов.

Мы путешествовали по хорватским городам, где некогда жила Ивана и, вспоминая, заново открывали закономерности в её жизни и творчестве. А вопросы, задаваемые нам, как это по-русски говорится, «на свежий взгляд», заставляли и нас самих взглянуть по-другому на, казалось бы, известные нам вещи. В общем — это было интересно!

Я, будучи частью семьи Мажуранич-Брлич-Ружич, горжусь своим содействием в этой работе, а также тем, что являюсь одним из первых читателей «Удивительных приключений подмастерье Хлапича» в русском переводе.

Мне нравится внимательная точность перевода и его тактичная адаптация к современному русскому языку, в лучших традициях детской литературы. Я радуюсь, что мои ученики, с детства знающие Хлапича, теперь смогут читать его по русски и вижу в этом отличный педагогический ход! И конечно, мне нравится думать, что везде, где читают по русски, и в Европе, и в Америке… а особенно, конечно, в России, всегда столь ценимой в нашей семье, теперь появится чрезвычайный и полномочный посланец — из Хорватии, с любовью — к детским русским сердцам!

И за это всё я от всего моего сердца благодарю переводчика и нашего друга — Дмитрия Андреевича Чегодаева, отважно взявшегося за этот труд, и с достоинством его завершившего!

Итак, образно говоря, наше столетнее ожидание сбылось! Перевод состоялся!

От переводчика

 Мой дорогой маленький читатель! И вы, взрослый читатель, прочитавший маленькому читателю эту книгу. Вот что я решил здесь рассказать вам, в связи с выходом в свет на русском языке детской книги «Удивительные путешествия подмастерье Хлапича», которую написала знаменитая хорватская писательница Ивана Брлич-Мажуранич в 1913 году, и которую я перевел на русский язык в 2013 году, ровно через 100 лет после её создания.

Известно, что почти все истории, а в том числе и эта, начинаются «когда-то», а иногда и «давным-давно»… Так вот. Много лет тому назад, ещё студентом-преддипломником, довелось мне работать в журнале «Детская литература». Поверьте, это было удивительное место! Ну, только представьте, что вам приходится каждый день общаться с настоящими живыми сказочниками, и не какими-нибудь, а самими, что ни на есть, профессиональными и первостепенными! А читать, соответственно, вам приходиться только сказки. Конечно, это было интересно. Да и время это было интересное: наша страна — Россия, тогда ещё СССР, «на волне перестройки», как тогда говорили, повернувшись лицом к Западу, открывала для себя, новую, совсем неизвестную у нас литературу, давно уже ставшую классикой во всём мире! Нынешнему читателю сейчас уже трудно поверить, что его бабушки и дедушки узнали «Хобита» — Джона Толкина, «Ветер в ивах» — Кеннета Грэма, или «Хроники Нарнии» — Клайва Льюиса только в зрелом возрасте. Да, действительно, мы ничего не знали ни о Муми-тролле — Туве Янссон, ни о кролике Питере — Беатрис Поттер. Не те у нас были «герои»…

Но не знаю кому больше повезло — нам или нашим внукам? Возможно, что и нам. Ведь это настоящее чудо снова прикоснуться к сказкам, особенно в том возрасте, когда они, казалось бы, остались далеко позади.

Мне повезло дважды. В самом начале моей журнальной службы, в чине младшего редактора, в 1987 году, на VI Московской международной книжной ярмарке, в тот год специально посвящённой детской книге, я счастливым случаем познакомился с двумя замечательными скандинавскими писательницами — Астрид Лингрем и Туве Янссон. Так получилось, что сразу после официального открытия, мне, с моим «немного французским», пришлось переводить импровизированную беседу наших детских писателей — с ненашими… — редкое по тем временам явление. Это знакомство, краткое и случайное, но украшенное «духом сотрудничества» и состоявшееся, как оказалось, уже под самый конец их дней, для меня осталось незабываемым. Встретившись с ними, я как бы вживую познакомился с легендой, удивительной легендой детской литературы — великими сказочницами XX века!

Да, XX век подарил нам уникальное явление — писателей, писавших книги специально для детей.

А что тут удивительного? — скажете вы. А Ганс-Христиан Андерсен? А Шарль Перро? А братья Гримм? А Рейдъярд Киплинг? Конечно, все мы знаем сказки этих великих писателей, но очень мало задумываемся о том, что написаны они не для детей, а для взрослых, как философские притчи или как переложения народных баллад. И мы, в действительности, имеем дело с более поздними, очень талантливыми, но всё-таки адаптациями. Разумеется, литература предназначенная для детей, существует с давних пор — первая напечатанная книга для детей появилась в Германии ещё в 1475 году (за семнадцать лет до открытия Америки!) и называлась она «Утешение души». С тех пор — не счесть им числа… Но всё это были либо притчи из библии и жития святых, либо назидательные переработки для детей «взрослой» литературы. Позднее, только в конце XVIII века, появляется собственно детская литература, а в 1782 году в Германии начинает печататься первый детский журнал «Друг детей». Но не уверен, что эти книги могли очень понравиться детям. Они были предназначены скорее взрослым, самонадеянно полагавшим, что детям полагается читать только назидательные истории. Известно, что занятие это считалось почтенным и часто авторами этих произведений инкогнито выступали особы царской крови и их фрейлины, а положение, как известно, обязывает… И лишь во второй половине XIX веке появились первые авторские сказки для детей. Некоторые из них, такие как «Городок в табакерке» Владимира Одоевского или «Алиса в стране чудес» Льюиса Кэрролла были просто замечательными! Но это были скорее шалости, «jeu d'espit» — «игра ума» известных людей — славного музыковеда и видного математика.

XX век часто называют веком войн и революций, но редко замечают, что он оказался ещё и столетием невиданого рассвета детской литературы. Интересно, что с самого начала, этот вид литературы оказался женским, и вовсе не потому, что мужчины не писали сказок для детей — писали, и ещё какие! Но и «Сказки просто так» — Редьярда Киплинга, и «Винни-Пух» — Александра Милна, и «Питер Пен» — Джеймса Барри, и «Ветер в ивах», и «Хобит», и «Хроники Нарнии» были произведениями «взрослых» писателей, написавших свои сказки как бы в шутку, или точнее как удачную историю, рассказанную своим детям устно, и только потом записанную. А вот настоящими детскими писателями, то есть писателями пишущими только для детей, оказались женщины. Разумеется, среди детских писателей попадаются и мужчины, но у женщин этот вид творчества получается лучше. Очевидно ведь, что женщины отлично понимают своих маленьких, ещё не говорящих детей. Может быть и писательницы умеют мысленно говорить со своими будущими читателями? Так или иначе, но в этом жанре они явно преуспели.

Первой из них была английская художница и писателница Беатрис Поттер, прославившаяся своими маленькими книжками о мудрой ежихе Ухти-Тухти и забавном кролике Питере. Кстати, это благодаря ей, или точнее, — это из-под её карандаша, вышла целая индустрия кроликов, гусынь, ежей и прочей живности, по-детски трогательных и милых, уже более ста лет украшающих кружки, салфетки, шоколадные яйца и другие рождественские подарки. А также — вся классика детской моды: например, матроски в стиле «Маленького лорда Фаунтлероя» — героя английской писательницы Фрэнсис Бернетт, или все эти шляпки, фартучки и бантики для девочек, перед которыми и сегодня никто не устоит…

Потом появилась замечательная книга «Серебряные коньки» — Мэри Мэйпс Додж, и наконец — «Чудесное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции» — Сельмы Лагерлёф. Эта удивительная сказка произвела такое сильное впечатление, что её автор была удостоена Нобелевской премии по литературе! Она же стала и первой женщиной, получившей эту писательскую награду! Более того, «Путешествие Нильса» стало единственной, и по настоящее время остаётся единственной сказкой, удостоенной Нобелевской премии!

А дальше были и Памела Трэверс с её «Мэри Поплине», а также Астрид Лингрем, и Туве Янссон — те две чудесные и незабываемые сказочницы, с которыми мне повезло когда-то познакомиться, а потом и Джоан Роулинг с её знаменитым «Гарри Поттером»…

Второй раз мне повезло совсем недавно, когда я познакомился с творчеством ещё одной замечательной сказочницы, о сказках которой наш маленький читатель, пока ничего не знает… Так вот, в начале XX века в далёкой стране Хорватии, входившей тогда в состав Австро-Венгерской монархии, жила удивительная писательница, звали её Ивана Брлич-Мажуранич. Родилась она в 1874 году в замечательной семье. Её дед, Иван Мажуранич, в честь которого она и была названа, был поэт и государственный деятель — Бан (Наместник) Хорватии, а её отец, Владимир Мажуранич — языковед и писатель — был Президентом Югославенской Академии Наук и Искусств. Кстати сказать, он ещё был и действительным членом Российской Императорской Академии Наук! Да и сама Ивана была личностью незаурядной. Прекрасно образованная, она свободно говорила на восьми языках, в том числе и на русском.

Ивана родилась в городе Огулине, где в то время работал её отец. Огулинский край издавна считался самым таинственным и сказочным местом Хорватии, ещё и теперь его иногда называют «страной волшебниц». По местным поверьям, сюда слетаются на свой шабаш местные и дальние ведьмы, в лесах там якобы живут лешие, и другие всякие лесные духи, которых и увидеть нельзя… А вершину горы Клек, у подножия которой расположился город, венчает спящая фигура последнего хорватского короля Дмитрия Звонимира — и это может увидеть каждый! Хорватский Король на все времена, который, как говорит легенда, в минуту великой опасности для своей страны, должен восстать ото сна… Вот в каком месте родилась Ивана, и ничего нет удивительного в том, что она стала сказочницей, да и как же могло быть иначе, если весь мир вокруг был напоён сказкой!

Ещё девочкой Ивана писала стихи и вела дневники, а первый её сборник рассказов и песен для детей «Хорошие и плохие» увидел свет в 1902 году. С этого времени Ивана постоянно писала новеллы и короткие рассказы, которые печатались в альманахе «Школа и каникулы». Настоящая популярность пришла к ней в 1913 году, с публикацией романа для детей «Удивительные приключения подмастерье Хлапича». В этом году исполнилось сто лет с того дня, когда первые читатели смогли прочесть книгу о маленьком подмастерье и его друзьях — девочке Гите, псе Бундаше и зелёном Попугае. И, невзирая на все изменения, произошедшие в мире и людях, книга эта до сих пор осталась такой же увлекательной, как и тогда. И вот уже шестое поколение хорватского народа затаив дыхание, слушает о страшных событиях и весёлых приключениях, выпавших на долю героев романа.

Верхом творчества Иваны Брлич-Мажуранич справедливо считаются её «Сказки давних времён», увидевшие свет в 1916 году. В этом произведении она создала феерический мир фантазии, с героями и злодеями, домовыми и лешими, возвращающий нас к тому времени, когда христианство только искало пути к душам людей, а языческие боги ещё жили бок о бок с ними. (Надеюсь, что в скором времени наш маленький читатель сможет прочитать и эту книгу на родном языке, перевод которой на русский язык уже в работе!).

Авторитет Иваны Брлич-Мажуранич был так высок, а влияние её творчества столь значительно, что Югославснская Академия Наук дважды, в 1931 и 1938 годах, выдвигала её на соискание Нобелевской премии по литературе. Но — увы! — взрослый мир только один раз в своей истории «снизошёл» до детской литературы, и после 1909 года, когда Нобелевскую награду получила Сельма Лагерлёф, ни одно произведение для детей не удостоилось этой награды.

Ивана Брилич-Мажуранич так и не получила этой премии, проиграв в равной борьбе двум величайшим писателям того времени — Джону Голсуорси и Ивану Бунину. Но возможно, это поражение было скорее победой, учитывая тот звёздный состав кандидатов, таких же, как она «неудачников», не получивших Нобелевскую премию в эти годы: Эрих Мария Ремарк, Герман Гессе, Поль Валери и Карел Чапек.

История создания «Удивительных приключений подмастерье Хлапича» очень похожа на истории создания многих замечательных детских сказок — сначала это была сказка, рассказанная маленькому мальчику — пятилетнему племяннику Иваны. Мать мальчика была больна и его отправили к тетке. Чтобы утешить его Ивана стала рассказывать ему сказку, да такую интересную, что все домашние просили сказку эту записать, что и было сделано. Издатель, к которому попала рукопись, не очень был ею доволен и требовал многочисленных доработок, считая издание этой сказки не слишком удачной затеей. Но случилось невероятное. Сказка так понравилась, что сразу стала самым любимым детским произведением в стране. И вот уже сто лет подмастерье Хлапич в Хорватии — самый известный литературный герой.

В чём же кроется причина такого успеха? Мне кажется, что она связана с удивительным сочетанием в ней «волшебного» и «обычного». На первый взгляд «Удивительные приключения подмастерье Хлапича» является сказкой бытовой, то есть, лишённой всякого волшебного, сверхъестественного начала, но это только на первый взгляд.

Смотрите: во-первых, мы совершенно не знаем где разворачивается действие сказки. Если нам точно известно, например, что Нильс путешествует на гусях по Швеции, а начало истории Питера Пена происходит в Лондоне, то где путешествуют Хлапич и его друзья — неизвестно. По сути, мир Хлапича это некое «тридесятое королевство» — один из главных признаков волшебной сказки. Да, и главный герой отправляется — «туда, не знаю куда», и это — во-вторых.

В этой книге, где всё «совершенно как в жизни», есть фигуры сказочного канона: — «волшебные помощники» и «дарители», действующие как, например, известные всем «серый волк» или «скатерть-самобранка» из русских сказок. Конечно, ни волка, ни волшебной скатерти в сказке Иваны Брлич-Мажуранич нет. Но на своём пути Хлапич постоянно встречает людей или животных точно выполняющих их функции. Это и Старый молочник с осликом, и Бедный корзинщик, и нищенка Яна и конечно пёс Бундаш, которому вовсе не обязательно говорить человеческим голосом, чтобы выполнять свою роль помощника, защитника и друга.

В узнаваемо-бытовом виде присутствуют здесь и вполне сказочные злодеи: «Чёрный человек» и несколько менее «чёрный», позже раскаявшийся «Рыжий Грг», и скупщик краденого — жестокосердный Владелец цирка, и жадный Хозяин карусели, и хвастливый Богач-корзинщик.

Есть в книге и другие элементы волшебной сказки: это и сказочная справедливость, и сказочные метаморфозы, происходящие с некоторыми персонажами, и сюжет «отрабатывания» героем счастливой судьбы, и удачные догадки, и спасительные предупреждения, и конечно, дорога, ведущая «куда глаза глядят»…

Присутствуют тут и прямые «цитаты» из известных сказок: «Королевич Марко», «Принцесса на горошине»… Да и сам Хлапич, в шутку выдаёт себя за сказочного героя, посланного неведомым королём с наказом: «Вершить добро!»

И конечно, это мир самой Иваны Брлич-Мажуранич. Она, разумеется, как заправский наставник и любящая мама четверых своих детей, строго «грозит пальчиком», выговаривая и предупреждая; произносит назидательные сентенции, в полном соответствии с её тогдашними реалиями, но, думаю, и сегодня совсем не устаревшие, и далеко не лишние… И всё же, каким-то образом, этот её мир оказывается совершенно волшебным. Там обитают настоящие сказочные существа славянские, балканские, европейские — реальные и мистические, добрые и злые: эльфы и феи, ведьмы, вурдалаки и прочая нечисть, собирающаяся на перекрёстках дорог; и тут же ночные звери, «танцующие зайцы», птицы и травы — одушевлённые и живые, прекрасные лошади — белые и черные… Да, что там говорить, сказка вся пропитана волшебством, во всю силу заговорившем уже в следующем произведении Иваны Брлич-Мажуранич — сборнике «Сказки давних времен».

Написав книгу «Удивительные приключения шегрта Хлапича» в 1913 году, писательница, как это следует из сохранившейся переписки, относит время её действия в 1885 год, то есть, для нас сегодняшних — почти на полтора века назад, заставив нас пропутешествовать из XXI — в IXX столетие…

Сколько всего произошло, пропало, пришло и невозвратно переменилось! Многие вещи нам кажутся непонятными: что такое «опанки» или «жганцы»; сколько стоит «золотой форинт» Австро-Венгерской империи; как гасят пожар на крыше деревянной «шталы»; сколько лет учатся в «шегртской школе» и чему; как останавливают перепуганных лошадей?

Узнавая и расспрашивая, я в ответ получил от самых разных людей столько искреннего, благодарного и радостного человеческого отклика, целые букеты воспоминаний, хранимые ими от раннего детства. И в этом было столько любви к этой книге, что в конце-концов… я решился взяться за её перевод.

Вроде, другая страна, быт, история, времена, обычаи… но приключения Хлапича к нам ближе, чем поначалу может показаться. В Хлапиче я узнавал чеховского подмастерье, пишущего свое письмо, ночью, при свече, «на деревню дедушке», про то, как худо живётся у мастера, и как порой достаётся — «селёдкой по морде»… Ванька Жуков — тоже подмастерье, и тоже — сапожника, трудно и впроголодь проходящий свои «науки»… но только, в отличии от своего хорватского собрата — «по-русски», без счастливого конца. И возможно, всё это удивительное путешествие: и приключения, и цирк, и карусели, и невиданный зелёный попугай, как и сумка, полная вкуснейшей еды — просто снились по ночам русскому пареньку, «русскому Хлапичу» — Ваньке Жукову. Ведь «хлапич» — это же не имя, это прозвище, обычное тогда у всех славянских народов, для подмастерья тех времён, и значащее просто: «хлопец», «мальчик», «паренёк»…

Я знаю, что в каждой стране любят свои сказки и своих сказочников, но только здесь, как некий феномен, мне встретилась такая безоговорочная любовь и признательность всех — к одному писателю. И это не потому, что нет других. Есть и очень хорошие. И не потому, что время тут остановилось. Нет, оно идёт как всюду — стремительно, принося, к сожалению, не одни только солнечные дни. Но потому, думаю, что главная причина успеха «Удивительных приключений подмастерья Хлапича» кроется в удивительной по своей простоте (и в то же время мудрости!) идее, что доброта и верность всегда будут вознаграждены, а злоба и жадность — наказаны. И эта замечательная мысль, проходящая, поистине «красной нитью» через всю книгу, стала тем, ради чего люди, вот уже сто лет, читают и перечитывают внукам эту книгу, переводят её на другие языки и диалекты, ставят спектакли и фильмы.

Ивану Брлич-Мажуранич часто называют то «хорватским Андерсеном», то «хорватским Толкином», но думаю, это не так. Она самостоятельный и очень самобытный писатель, нашедший своё собственное место в мировой литературе, и завоевавший миллионы почитателей во многих странах света. «Удивительные приключения подмастерье Хлапича» переведены свыше чем на двадцать языков мира. На русский язык эта сказка никогда раньше не переводилась. А жаль, ведь сказка, как известно, — «…ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок!» Что ж, наверно, к тому были причины и, как водится, следствия. Хочется думать, что теперь их стало меньше и наш маленький читатель сможет узнать о приключениях весёлого хорватского подмастерье из… «тридесятого королевства». Надеюсь, что Хлапич, заговоривший теперь на русском, найдёт себе новых друзей в России, а также везде и всюду, где говорят по-русски, потому что сказки не знают границ… Так что — читайте и радуйтесь… Вот и всё…

Ivana Brlić-Mažuranić Čudnovate zgode šegrta Hlapića

Pripovjest za malu djecu.

Konačno je doživjevši stotu Šegrt Hlapić sa svojim prijateljima progovorio ruskim jezikom. Prijevod na ruski jezik konačno nakon stotinu godina od prvotiska na hrvatskom jeziku biva dio velikog mozaika svjetskih jezika na koje je to legendarno književno djelo Ivane Brlić-Mažuranić prevođeno. Ruski jezik ima posebno mjesto za Ivanu Brlić-Mažuranić i sagledavanje njezina djela jer je njezina obitelj stoljećima povezana s ruskom kulturom. Ivana Brlić Mažuranić poznavala ruski jezik, kulturu i umjetnost sto je uvelike obilježilo putem mitova i legendi, ruskih narodnih priča uz ostalo čitav njezin spisateljski rad.

Stoga ovaj prvi prijevod Čudnovatih zgoda i nezgoda šegrta Hlapića na ruski jezik ima veliko značenje za promicanje hrvatske kulture u inozemstvu.

Djelo je preveo Dmitry Chegodaev, ruski pisac i prevoditelj, počasni član Ruske akademije umjetnosti, autor je brojnih knjiga, kratkih priča i prijevoda.

Ova knjiga namijenjena je za cijeli ruskogovomi svijet što je čini od tristo milijuna ljudi.

Примечания

1

Королевич Марко — герой народного южно-словянского эпоса. Сказочный богатырь, чем-то напоминает нашего Илью Муромца.

(Здесь и далее примечания переводчика).

(обратно)

2

Хлапич — происходит от слова «хлапец» (hlapec) — холоп. Переводится как «хлопчик» или «паренёк».

(обратно)

3

Опанки — народная обувь, сделанная из цельного куска кожи, сшитого и стянутого кожаным шнурком, носится зимой и летом поверх вязанных шерстяных носков.

(обратно)

4

Мрконя — происходит от слова «мркли» (mrkli) — тёмный, мрачный, нелюдимый. Переводится как «мрачняк».

(обратно)

5

Бундаш — происходит от слова «бунда» (bunda) — шуба. Переводится как «мохнатый».

(обратно)

6

Имеется ввиду австрийский форинт — денежная единица Австро-Венгерской империи.

(обратно)

7

Крейцер — мелкая австрийская монетка. 100 крейцеров составляли 1 форинт.

(обратно)

8

Жганцы — клёцки из кукурузной муки.

(обратно)

9

Народные школы — государственные четырёхлетние общеобразовательные школы для бедных детей, существовавшие в Хорватии с 1874 года.

(обратно)

10

Шегртские школы — государственные общеобразовательные воскресные школы для подмастерьев, существовавшие в Хорватии с 1886 года. Позднее на основе шегертских школ были созданы ремесленные школы.

(обратно)

11

Шегрт (Šegrt) — подмастерье. «Шегрт Хлапич» — принятое в Хорватии сокращенное название книги.

(обратно)

12

Иван Мажуранич (Ivan Mažuranić) (1814–1890) хорватский писатель и государственный деятель. С 1873 по 1880 гг. Бан Хорватии.

(обратно)

13

Антун Мажуранич (Antun Mažuranić) (1805–1888) — хорватский филолог.

(обратно)

14

Владимир Мажуранич (Vladimir Mažuranić) (1845–1928) — хорватский лингвист, историк и писатель. С 1918 по 1928 гг. Президент Югословенской Академии Наук и Искусств.

(обратно)

15

Виктор Ружич (Viktor Ružić) (1893–1976) — хорватский юрист и государственный деятель. Бан Савской бановины, Министр юстиции. В 1945 г. незаслуженно осужден. Остаток жизни работал библиотекарем в библиотеке, созданной из его собственного собрания книг.

(обратно)

Оглавление

Маленькому читателю

Глава первая У мастера Мркони

  I Подмастерье Хлапич

  II Лаковые сапожки

  III Побег

Глава вторая Первый день путешествия

  I Маленький молочник

  II Большая голова показывается из травы

  III Дом с голубой звездой

Глава третья Второй день путешествия

  I Хлапич и каменщики

  II Чёрный человек

Глава четвёртая Третий день путешествия

  I Большая беда

  II Девочка на дороге

  III На сенокосе

  IV Представление

  V О чём Хлапич говорил с работниками

Глава пятая Четвёртый день путешествия

  I Пожар в селе

  II Чудо

  III Мать Рыжего Грга

  IV Гитин шрам

Глава шестая Пятый день путешествия

  I На выпасе

  II Как Грг свалился к ногам Хлапича

  III Грг и Хлапич

  IV Ночь на печи

Глава седьмая Шестой день путешествия

  I Маленький сапожник и нищенка Яна

  II На ярмарке

  III Два корзинщика

  IV На карусели

  V Без крова над головой

Глава восьмая Седьмая ночь путешествия

  I Знакомый голос

  II Ночь в цирке

  III Новая беда

  IV Два злодея

  V Решение Хлапича

  VI Путь в ночи

  VII Повозка во тьме

  VIII Помощь

  IX Хлапич и Гита опять одни

  X В зарослях и во тьме

  XI Ужас

  XII Неожиданная встреча

  XIII Как всё это произошло

  XIV Возле дома Марко

Послесловие

  I Счастье и удача

  II Марица

  III Наследство старого молочника

  IV Чем всё это закончилось

Матильда Ружич. Сто лет ожидания

От переводчика

Ivana Brlić-Mažuranić Čudnovate zgode šegrta Hlapića Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg