Прошла целая неделя после истории с Чужеземцем, сломанным копьём и Таффиным нарисованным письмом[1], из-за которого вышло столько шума и неразберихи. И вот Таффимай Металлумай (но мы с тобой, моя радость, по-прежнему будем звать её Таффи) снова отправилась с папой на рыбалку. Мама хотела, чтобы Таффи осталась дома и помогла ей развесить шкуры на больших сушильных шестах рядом с Первобытной Пещерой, но Таффи рано утром улизнула к папе на реку; и вот они сидели и ловили карпов. Вдруг Таффи развеселилась и стала хихикать.
— Веди себя прилично, дочь моя, — сказал Тегумай.
— Ну папа, — воскликнула Таффи, — ты что, уже забыл, как юморительно это всё было? Помнишь, как раздувал щёки Большой вождь и какой смешной был наш милый Чужестранец с комьями грязи в волосах?
— Ещё бы мне не помнить! — ответил папа. — Кому, как не мне, пришлось отдать Чужестранцу две выделанные оленьи шкуры с бахромой — в уплату за все обиды, которые мы ему нанесли?
— Мы с тобой ему ничего не наносили, — возразила Таффи. — Это всё мама и другие Первобытные Дамы. И ещё грязь.
— Не хочу больше об этом говорить, — сказал папа. — Лучше давай поедим.
Таффи взяла мозговую кость и целых десять минут сидела тихо как мышка, а Тегумай что-то царапал акульим зубом на кусочках берёзовой коры[2]. Потом Таффи сказала:
— Папочка, я тут всё думаю про один секретный сюрприз. Скажи, пожалуйста, какой-нибудь звук. Любой, какой захочешь.
— А! — сказал Тегумай. — Этого тебе хватит для начала?
— Угу, — ответила Таффи. — Ты был похож на карпа, который разинул рот. Сделай так ещё раз, ладно?
— А! А! А! — повторил папа. — Только не груби мне, дочь моя.
— Я вовсе не хотела тебя обидеть, честно-пречестно! — сказала Таффи. — Мне это надо для одной тайно-секретной внезапности. Скажи еще раз «а», папочка, и немножко так замри; и ещё одолжи мне свой акулий зуб. Я хочу нарисовать карпа с разинутым ртом.
— Зачем? — спросил Тегумай.
— Я ведь тебе уже сказала! — ответила Таффи, царапая по берёсте. — Это будет наш с тобой сюрпризный секрет. Я нарисую карпа с разинутым ртом на закопчённой стене в конце Пещеры — если мама разрешит, конечно, — а ты увидишь его и вспомнишь про это «а». И мы поиграем, что я вдруг так крикнула и выпрыгнула на тебя из темноты — как прошлой зимой на бобровом болоте, помнишь?
— Ну-ка, ну-ка, — сказал папа тем особым голосом, каким говорят взрослые, когда им и вправду интересно. — Рассказывай дальше.
— Нет, взаправдашний карп у меня не получается, — вздохнула Таффи. — Как обидно! Ладно, тогда нарисую только рот. Помнишь, как они закапываются в тину, головой вниз? Смотри, это у нас будет понарошечный карп; мы притворимся, что всё остальное тоже нарисовано[3]. Вот его рот — это будет звук «а».
И вот что она нарисовала:
— Недурно, недурно, — сказал Тегумай и перерисовал картинку на свой кусок берёзовой коры. — Только ты забыла усики, которые у него поперёк рта.
— Папа, ну я ведь не умею рисовать!
— А целого карпа рисовать и не надо — только открытый рот и усики поперёк. И мы будем знать, что это карп, ведь у окуня и форели усиков нет. Смотри, Таффи.
И он нарисовал вот это:
— Дай и я себе нарисую, — сказала Таффи. И вот что у неё получилось:
— Ты узнаешь, когда увидишь?
— Ещё как узнаю, — сказал папа. — И когда увижу, сразу так испугаюсь, будто ты сама выскочила из-за дерева и закричала: «А-а-а!»
— Теперь давай другой звук! — велела Таффи очень гордо.
— Ай! — воскликнул папа очень громко.
— Так-так, — подумала Таффи. — Это перемешанный звук. В начале у него «а» с карповым ртом, но что нам делать с его хвостом? Сначала «а», потом «й». «А-а-а-й»!
— Раз в нём уже есть карповый звук, давай нарисуем остального карпа и соединим их вместе, — сказал папа. Он тоже увлёкся и завлёкся этой новой игрой.
— Не надо. Если они будут вместе, я их точно перепутаю. Лучше пусть по отдельности. И нарисуй только хвост, потому что когда карп стоит на голове, сперва видишь его хвост, — сказала Таффи. — И вообще, хвосты легче всего рисовать.
— Правильная мысль, — сказал Тегумай. — Вот тебе хвост карпа для звука «й».
— Сейчас попробую, — сказала Таффи. — Только не забывай, что я не умею рисовать как ты. Можно, я нарисую как-нибудь попроще?
И вот что она нарисовала:
Папа кивнул, и глаза его зажигательно заблестели/загорелись и заблестелись.
— Ой, как здорово! — сказала Таффи. — Тогда, папочка, выговори мне ещё какой-нибудь звук.
— O! — громко сказал Тегумай.
— Ну, это просто, — сказала Таффи. — У тебя рот делается круглым — как яйцо или камень-голыш. Так что для этого звука мы можем просто взять яйцо или круглый камень.
— Думаешь, у тебя всегда будет под рукой яйцо или камень? Лучше нарисовать круг или что-нибудь круглое, — вот такое, например.
И вот что он нарисовал:
— Мамочки мои! — сказала Таффи. — Представляешь, у нас уже целая куча звуковых рисунков: карпов рот, карпов хвост и яйцо! Слушай, папа, а скажи ещё какой-нибудь звук.
— Тс-с-с… — сказал Тегумай и нахмурился, но Таффи так увлеклась и завлеклась, что ничего не замечала.
— Ну, это просто, — сказала она, царапая по коре.
— Что «просто»? — удивился папа. — Я сказал: тс-с-с, не мешай, я задумался. Когда я думаю, я не люблю, чтобы мне мешали.
— Всё равно это был звук. Это шипела змея, которой мешают думать. Давай нарисуем для этого «с-с-с» змеиную голову. Вот так пойдёт?
И вот что у неё получилось:
— Это будет другой наш сюрпризный секрет, — сказала она. — Если ты нарисуешь шипучую змею у входа в рабочую пещеру, где ты чинишь копья, то я буду знать, что ты там сидишь и думаешь, и прокрадусь к тебе тихо, как мышка. А если ты нарисуешь его на дереве у реки, когда будешь ловить рыбу, я буду красться, как самая-пресамая тихая мышка, так что даже травинка не шелохнётся.
— Это просто здорово, — сказал Тегумай. — Ты даже не догадываешься, какую важную игру придумала. Мне кажется, дорогая моя Таффи, что дочь твоего отца изобрела лучшую в мире вещь! Самую лучшую с тех времён, как тегумайское племя придумало заменить кремнёвые наконечники для копий акульими зубами! По-моему, мы разгадали самый большой в мире секрет.
— Какой? — спросила Таффи, и глаза её тоже заблестели от увлечённости и завлечённности.
— Сейчас я тебе покажу, — сказал папа. — Как по-тегумайски «вода»?
— «Йа», конечно; и еще это будет река: вот, например, «Вага-йа» — река Вагай.
— А плохая вода, от которой бывает лихорадка, — болотная, затхлая вода, — как она называется?
— «Йо», конечно.
— А теперь смотри, — сказал папа. — Допустим, ты шла мимо запруды на бобровом болоте и увидела на берегу вот это.
И вот он что нарисовал:
— Рыбий хвост и круглое яйцо; два звука вместе… Это значит «йо», плохая вода, — сказала Таффи. — Конечно, я не стану её пить, раз ты сказал, что она плохая.
— Но ведь меня не было возле пруда! Я был где-то далеко, охотился где-нибудь, и всё равно…
— И всё равно ты как будто сам сказал мне: «Таффи, уходи скорей отсюда, а то заболеешь!» И все эти слова прячутся в рыбьем хвосте и в круглом яйце! О папочка, давай скорей побежим и расскажем маме! — закричала Таффи и запрыгала вокруг отца.
— Погоди, — сказал Тегумай. — Давай ещё чуть-чуть подумаем. «Йо» — это плохая вода, а «со» — это еда, которую готовят на огне, верно?
И он нарисовал вот это:
— Да. Змея и яйцо, — сказала Таффи. — Это значит, что обед готов. Если нацарапать их на дереве, ты поймёшь, что пора возвращаться в Пещеру. И я тоже пойму.
— О Священный Бобёр! — воскликнул Тегумай. — Вот это здорово! Только погоди минутку. Смотри, что получается. «Со» значит «пора обедать», а «шо» — это шесты, на которых сушат шкуры. А звучат они очень похоже.
— Ох уж эти шесты! — прошипела Таффи. — Ненавижу развешивать мокрые шкуры на этих паршивых сушильных шестах. А что если ты нарисуешь змею и яйцо, и я решу, что пора обедать, и приду из леса, а окажется, что маме нужно помочь развешивать шкуры на шестах, — что тогда будет?
— Что тогда? Тогда вы с мамой будете развешивать шкуры и дуться друг на друга. Нет, для «шо» нужна другая картинка. Давай нарисуем пятнистую змею, которая шипит «ш-ш-ш», а змея без пятен пусть шипит просто «с-с-с».
— А если пятна не поместятся? — сказала Таффи. — А вдруг ты будешь куда-то спешить, и забудешь про пятна, и я подумаю, что это съедобное «со», а оно окажется сушильным «шо», и мама всё-таки заставит меня развешивать шкуры. Нет! Лучше нарисуем сами шесты, чтоб ничего не напутать. Я их воткну перед круглым яйцом. Смотри!
И вот что она нарисовала:
— Да, так будет верней. И очень похоже на наши сушильные шесты, — рассмеялся Тегумай. — А теперь я скажу другое слово, и в нём тоже есть звук сушильных шестов: «ши». По-тегумайски это «острога» или «копьё». — И он расхохотался, вспомнив о Таффином рисунке.
— Папа, перестань надо мной смеяться, — сказала Таффи, которая тоже вспомнила о своём письме и о комьях грязи в волосах Чужестранца. — Нарисуй лучше сам.
— На этот раз обойдёмся без бобров и без холмов, — сказал папа. — Я просто проведу линию, и это будет острога.
— Раз у нас три шеста, пусть будет и три остроги, — решила Таффи.
И Тегумай нарисовал вот это:
— Теперь даже мама не подумает, что меня проткнули копьём.
— Папа, ну хватит дразниться! Мне от этого как-то неприютно. Скажи лучше другие звуки. Смотри, сколько мы уже напридумывали!
— Ну… тогда… — Тегумай посмотрел вверх. — Тогда давай скажем «шу». Это значит «небо».
Таффи нарисовала сушильные шесты и задумалась.
— Ещё ведь нужен рисунок для того звука, который на конце, да?
— Шу-шу-у-у! — проговорил папа. — Похоже на звук круглого яйца, только потоньше.
— Тогда давай нарисуем яйцо поменьше и решим, что это лягушка, которая сто лет ничего не ела.
— Ой, нет, — сказал папа. — Если будешь рисовать торопливо, то потом можно запросто спутать одно яйцо с другим. Шу-шшу-у-у... Придумал! Мы проделаем дырочку на верхушке круглого яйца: это будет значить, что звук «о-о-о» вытекает оттуда тоненькой струйкой и превращается в «у-у-у». И приставим снизу лягушачью лапку, чтобы уж точно не спутать. Вот, смотри.
И вот он что нарисовал:
— Ой, как красиво! Куда как лучше худой лягушки! Давай рисовать дальше, — сказала Таффи, усердно царапая акульим зубом по своему куску берёсты.
И Тегумай дрожащей от нетерпения рукой стал рисовать дальше, пока у него не получилось вот что:
— Таффи, давай ты не будешь смотреть на небо и попробуешь разгадать, что это значит по-тегумайски, — сказал он. — Если у тебя получится, тогда мы точно разгадали самый главный в мире секрет.
— Шесты… пробитое яйцо… карпов хвост и карпов рот, — сказала Таффи. — Шу… йа. Небо и вода… вода с неба! Дождь! — И тут ей на руку упала капля, потому что погода начинала портиться. — Ой, папа, начинается дождь. Ты это загадал?
— Да, именно это! — ответил папа. — И заметь, я даже рта не раскрыл!
— Наверное, я и так бы сразу поняла, но когда на меня капнул дождь, тут я уж точно поняла. Теперь никогда не забуду: «шу-йа» — значит, пошёл или скоро пойдёт дождь. Слушай, папочка! — Таффи вскочила и заплясала вокруг Тегумая. — Представь себе, что ты ушел раньше, чем я проснулась, и нарисовал «шу-йа» на нашей закопчённой стене, и я поняла, что собирается дождь, и заранее надела свою бобровую накидку. Представляешь, как удивится мама?
Тегумай вскочил и тоже пустился в пляс. (В те времена папы не стеснялись танцевать, когда им этого хотелось.)
— Но и это не всё! — выкрикнул он. — Нет, не всё! Вот, например, я хотел тебе сказать, что сильного дождя не будет и я жду тебя у реки, — что тогда нужно нарисовать? Скажи сперва по-тегумайски.
— Шу-йа лас, йа мару. «Вода с неба кончилась. Иди к реке». Ой, как много новых звуков! Даже не знаю, как мы их придумаем.
— Придумаем, придумаем! — воскликнул Тегумай. — Постарайся ещё немножко, Таффи, и на сегодня закончим. Шу-йа мы уже умеем писать, верно? Но этот лас — крепкий орешек. Ла-ла-ла, — пробормотал он, размахивая рисовальным акульим зубом.
— Шипящая змея в конце, а перед ней карпов рот: ас. Осталось только ла-ла-ла, — сказала Таффи.
— Ну да: нам нужно придумать это ла-ла-ла. Ведь мы самые первые на Земле его придумываем, понимаешь?!
— Ладно, — зевнула Таффи (она уже порядком устала). — Лас — это когда что-то кончилось или поломалось?
— Конечно, — сказал Тегумай. — Например, то-лас — значит, в бадье для воды опять пусто, и мама не может готовить обед, а я как раз собрался идти на охоту!
— А ши-лас значит, что у тебя сломалось копьё. Как жалко, что я этого не знала, когда рисовала Чужестранцу этих дурацких бобров!
— Ла! Ла! Ла! — повторял Тегумай, хмурясь и вертя в руках акулий зуб. — Вот ведь напасть какая!
— Шу я нарисую легко и просто, — сказала Таффи. — А потом нарисую твоё копьё, совсем переломанное — вот так!
— То, что надо, — одобрил Тегумай. — Вылитое ла. И больше ни на что не похоже.
И вот что он нарисовал:
— Теперь насчёт йа. А, мы ведь его уже придумали. Тогда займёмся этим мару. Ма-мма-мамм, — как мама, когда она вечером велит тебе закрыть рот и отправляться спать. Давай-ка нарисуем закрытый рот — вот так.
И он нарисовал вот что:
— Потом карп с открытым ртом… и вот у нас ма-ма-ма! Но что делать с этим р-р-р-р-р, Таффи?
— Он такой же грубый и острый, как пила из акульих зубов, которой ты пилил доску для лодки, — сказала Таффи.
— Ты хочешь сказать, сплошные острые зубья? Вот такие? — спросил Тегумай.
И он нарисовал вот это:
— Точно, — сказала Таффи. — Но столько зубов нам не надо: оставь только парочку.
— Я вообще оставлю один, — сказал Тегумай. — Если наша с тобой игра станет интересной для всех (а я в этом почти уверен), то надо сделать эти картинки совсем простыми.
И вот как он нарисовал:
— Вот теперь всё готово, — сказал Тегумай и запрыгал от радости на одной ноге. — Теперь я смогу нанизать их на бечёвку, как рыбу на кукан.
— Может, вставить между словами какие-нибудь маленькие палочки, как между карпами на бечёвке, — чтоб они не толкались и не сбивались в кучу?
— Лучше я оставлю между ними просветы, — сказал папа. И он очень быстро и вовлечённо изобразил это всё на новой полоске берёзовой коры.
— Шу-йа лас, йа мару, — прочитала Таффи один звук за другим.
— Всё, на сегодня хватит, — сказал Тегумай. — И вообще, ты уже устала, Таффи. Ничего, моя милая, завтра мы всё закончим. И когда самые большие деревья, которые ты видела, пойдут на дрова и сгорят в очагах, и ещё через долгие-долгие годы, — даже тогда люди будут помнить о нас.
Они вернулись домой, и весь вечер Тегумай просидел с одной стороны от очага, а Таффи с другой, и они рисовали на закопчённой стене всякие «йа» и «йо», «шу» и «ши», и переглядывались и пересмеивались, пока мама не сказала:
— Право же, мой Тегумай, ты ещё хуже, чем Таффи.
— Мамочка, не сердись, пожалуйста, — сказала Таффи. — Просто у нас есть один секретный сюрприз, и мы тебе сразу всё расскажем, когда он будет готов; но только не расспрашивай меня сейчас, а то я не удержусь и всё тебе разболтаю.
И её мудрая мама не стала ни о чём расспрашивать; назавтра Тегумай ранним и погожим утром отправился на реку, чтобы подумать о новых звуковых рисунках, и когда Таффи проснулась, она увидела начерченное мелом «йа-лас» на боку большой каменной бадьи рядом с их Пещерой (и это значило, что вода в ней кончилась или скоро кончится).
«Ой-ой-ой, — подумала Таффи. — От этих звуковых рисунков полно забот! Всё равно как если бы папа сам подошёл ко мне и велел натаскать маме воды для обеда».
Она взяла берестяное ведёрко, пошла к роднику за Пещерой и наносила воды в бадью, а потом побежала к реке и дёрнула папу за левое ухо — за то, за которое имела право дёргать, когда хорошо себя вела.
— А теперь давай рисовать дальше, и мы придумаем все звуковые значки, которые ещё остались, — сказал папа, и весь этот завлекательный день они рисовали без остановки, — только разве что один разок вкусно поели и пару раз буйно поиграли. Они дошли до звука «Т», и Таффи сказала, что если с него начинаются и папочка с мамочкой, и она сама, то надо придумать что-то вроде семейного портрета, где все держатся за руки. Сначала картинки получались красивые и подробные, но после шести-семи раз у них стало выходить всё проще и проще, пока, наконец, на рисунке не остался один Тегумай, высокий и худой, который протягивал руки Таффи и маме. Сейчас ты поймёшь, как это получилось:
Остальные картинки тоже поначалу были слишком красивыми (особенно до обеда), но Таффи с папой снова и снова рисовали их на берёзовой коре, и они становились всё проще и понятней, пока даже Тегумай не мог найти в них изъяна. Для звука «з» они повернули пасть шипящей змеи в другую сторону и пририсовали ей жало\, чтобы показать, как злобно и неправильно она шипит; а для «е», которая часто появлялась на картинках, они придумали вот такой простой завиток: и они нарисовали Священного Бобра тегумайского племени для звука «б»;а для звука «ф», от которого раздуваются щёки, когда повторяешь его снова и снова, у них получилось вот что: ; а для хищного звука «х» они нарисовали две пасти больших речных щук, разинутые в разные стороны; а для жужжального звука «ж» — большую жужелицу; а волнистый звук «в» получился немножко похож на извилистую, петляющую реку Вагай; они рисовали и рисовали, пока не придумали все звуки-рисунки, какие хотели, и у них получился весь алфавит, от начала до конца.
Ушли в прошлое тёмные века и светлые века, ушли иероглифы классические и иероглифы демотические, письмена ионические и письмена дорические, и рунические, и криптографические, и куфические[4], и всякие иные закорюческие и закавыческие (ведь все Негусы, Набобы и Наибы, и все Хранители Старины никогда не оставят в покое хорошую вещь, которая попала им в руки), и наконец, старый добрый алфавит, простой и понятный — A Бэ Вэ Гэ Дэ и все остальные буквы, — вернулся к своему прежнему виду, чтобы наши Самые Любимые его учили, когда подрастут немного.
Но я помню Тегумая Бопсулая, и его дочку Таффамай Металлумай, и их милую маму Тешумай Тевиндро, и те давно прошедшие годы. И всё это было, — да, так оно и было! — на берегах полноводной реки Вагай.
Как только Тегумай Бопсулай с Таффи придумали алфавит, Тегумай сразу начал делать Алфавитное ожерелье[5] — волшебное ожерелье из всех букв, — чтобы принести его в Тегумайское Святилище и сохранить там навсегда. Таффи с Тегумаем трудились над Алфавитным ожерельем целых пять лет, а племя приносило им самые лучшие бусы и разные красивые вещицы.[6] Здесь нарисовано это волшебное ожерелье. Шнурок для него сплели из отборных оленьих жил и обвили тонкой медной проволокой.
Первой, если смотреть сверху, идёт старинная серебряная бусина, которую принёс Верховный шаман тегумайского племени; за ней — три чёрные жемчужины; потом глиняная бусина, синяя с серым; за ней идёт бусина из золотого самородка — подарок одного племени, которое получило её из Африки (но скорее всего, это индийская бусина); затем длинная плоская стеклянная бусина из Африки (её тегумайское племя добыло в бою) и две бело-зелёные глиняные бусины, одна с точками, а другая с точками и полосками; за ними три выщербленные янтарные бусины; потом три бело-красные бусины из глины (бусины с точками по краям, а посредине большая бусина с зубцами). Потом начинаются сами буквы; после каждой идёт светлая глиняная бусинка, на которой нарисована та же самая буква, только маленькая. Вот они:
А вырезана на кости (я думаю, что это рог лося).
В изображает Священного Бобра тегумайского племени, вырезанного на пластинке из старой слоновой кости.
С — маленькая серебряная змейка.
D — наверное, это наружная сторона перламутровой раковины.
Е сделана из согнутой серебряной проволоки.
F разбита, и от неё остался только кусочек оленьего рога.
G нарисована чёрной краской на кусочке дерева. (За буквой G стоит не керамическая бусинка, а маленькая ракушка — не знаю, почему.)
H — большая коричневая раковина каури[7].
I — закрученная серединка от большой раковины. (Тегумай полировал её целых три месяца.)
J — рыболовный крючок в перламутре.
L — сломанное копьё из серебра.
K — тонкая костяная пластинка, на которой сделали царапины и натёрли их чёрной краской.
(Конечно, L должно стоять после K, но когда ожерелье порвалось, его собрали в неправильном порядке.)
M нарисовано на бледно-серой раковине.
N — кусочек порфира с вырезанным носом. (Тегумай пять месяцев делал эту букву.)
О — кусок устричной раковины с отверстием посредине.
P и Q пропущены. Эти буквы потерялись давным-давно, во время большой войны. Когда ожерелье чинили, на их место вставили бусину в виде длинной глиняной трубки и сухие трещотки гремучей змеи[8], а сами буквы P и Q с тех пор никто не видел.
R, конечно, сделана из обыкновенного акульего зуба.
S — маленькая серебряная змейка.
Т сделана из головки маленькой кости, которую выкрасили в коричневый цвет и отполировали.
U — перламутровая сторона устричной раковины.
W — волнистый кусочек перламутра; его нашли в глубине большой раковины и выудили оттуда проволочкой, облепленной мокрым песком. У Таффи ушло полтора месяца, чтобы его отполировать и просверлить в нём дырочки.
Х — серебряные проволочки, а посередине неотшлифованный гранат (его нашла Таффи).
Y— хвост карпа, вырезанный из слоновой кости.
Z — кусочек агата, похожий на колокольчик, с зигзагообразными линиями. Из одного зигзага сделали змею: вырезали её в мягком камне и втерли в это место красный песок и пчелиный воск. Глиняная бусина с буквой Z — там, где у настоящего колокольчика был бы язычок.
На этом буквы кончаются.
Дальше идёт круглый зеленоватый комочек медной руды; потом обломок бирюзы; потом пористый кусочек золота, найденный в реке (это называется «речной самородок»); потом округлая керамическая бусина, белая в зелёную крапинку. Потом четыре плоских кусочка янтаря с точками (они похожи на костяшки домино); после них — три очень потёртые каменные бусины; потом две бусины из мягкого железа, изъеденные ржавчиной по краям (они, наверное, волшебные, потому что очень похожи друг на друга); и наконец — очень-очень старая сине-жёлто-чёрно-красная африканская бусина, похожая на стеклянный шарик. На этом бусины кончаются и идёт петелька: в неё продевали большую серебряную пуговку, что на другом конце ожерелья.
Ожерелье на рисунке очень похоже на настоящее. Волшебное ожерелье весит ровно один фунт и семь с половиной унций.[9] Чёрную загогулину на заднем плане я нарисовал, чтобы на её фоне были заметнее бусины и всё остальное.
Перевод Яна Шапиро Где древний тегумайский род? Его давно на свете нет. Кукушка в Гилдфорде ведёт Немолчный счёт прошедших лет. Но годы словно вспять бегут, И в Суррей вновь спешит весна, И Таффи тоже снова тут, Сквозь чащу трав бежит она. На золотых вихрах роса, Из прочных шкур её наряд, Глаза синей, чем небеса, И самоцветами горят. Бежит бесстрашно вдоль реки, Летит по лесу Таффамай, Жжёт по дороге костерки, Чтоб папа шёл за Таффамай. И Тегумай спешит за ней, Хоть и отстал уже давно. Её, что всех даров ценней, Искать он будет всё равно. Перевод Сергея ШоргинаПримечания
1
В сказках «Как было написано первое письмо», «Как был придуман алфавит» и «История про тегумайские табу» действие происходит на Британских островах — точнее, почти на самом юге Англии.
Когда Киплинг писал сказки тегумайского племени, он и его семья зимой уезжали в Южную Африку, а летом возвращались в Англию, в графство Суссекс (до которого скакала без остановки белка из сказки про табу), в деревню Роттингдин (куда писал письмо Нельсон Даблдей).
Тегумайское племя жило совсем близко от Суссекса — в примыкающем к нему с севера графстве Суррей. В те годы Киплинг часто ездил, в одиночку и с семьёй, к своему другу Джону Стрэчи, который жил около Гилфорда — столицы Суррея.
Тегумайское племя жило на реке Вагай — это нынешняя речка Вэй, приток Темзы. Вэй протекает через Суррей, на ней стоит город Гилфорд. Мерроу — деревушка к востоку от Гилфорда, а Мерроу-Даун — холмистая местность рядом с Мерроу. Она известна тем, что уже четыреста лет назад на её полях играли в крикет — национальную английскую игру. Бремли и Шемли — тоже небольшие деревеньки, в нескольких километрах к югу от Гилфорда.
Когда-то давным-давно на Британских островах жили пикты и бритты. Из далёкого Средиземноморья к ним добирались на своих кораблях финикийцы — «народ моря», торговавшие со многими прибрежными государствами и племенами. Потом, во времена Юлия Цезаря, Англию захватили римляне и правили ею несколько веков. Ещё позже, в VI веке, в Британии обосновались племена англов, саксов и ютов. А в XI веке Англию завоевали нормандцы — потомки скандинавских викингов-норманнов.
Тегумайцы были первобытным племенем. Они жили раньше, чем англы и саксы, раньше, чем бритты, и даже раньше, чем дравиды (которые появились несколько тысяч лет назад, и не в Британии, а в Индии). Доисторические люди жили в дописьменные и доалфавитные времена, поэтому нам известно лишь то, что узнали о них археологи.
Первобытные люди жили в пещерах, пока не научились строить хижины. Для охоты у них были копья и дубинки, а рыбу они ловили острогой — похожим на вилы копьём с несколькими зубцами. Железа и меди у них ещё не было, зато они умели обрабатывать камень и делали топоры с кремнёвыми наконечниками. Бывали и топоры из полудрагоценного камня нефрита, а вот про акульи зубы нам ничего не известно.
Сначала первобытные люди носили одежду из звериных шкур, которые сшивали оленьими жилами, а потом научились прясть шерсть. Для этого они придумали прялку с веретёнцем (которым в сказке «Кошка, гулявшая сама по себе» играла Кошка, чтобы развеселить Ребёнка) — круглой палочкой, на которую наматывали готовую нитку.
(обратно)2
Из берёсты — берёзовой коры — изготавливали домашнюю утварь, а когда возникла письменность, на берёсте ещё и писали.
(обратно)3
NB: Рисунки букв в черновом варианте, а не как в книге.
(обратно)4
На рисунке к сказке о Леопарде нам уже встречались некоторые древние письменах. В сказке про алфавит Киплинг перечисляет другие виды письменности: иероглифы классические и демотические, письмо ионическое и письмо дорическое, письмена рунические, и криптографические, и куфические. Классические египетские иероглифы — это те, которыми писали священные тексты; они были очень сложными. Легче было научиться упрощённой, демотической письменности (от греческого слова «демос» — «народ»). Ионический алфавит получил своё название от ионийцев — одного из четырёх древнегреческих племен. Дорийцы тоже были древнегреческим племенем, но дорического письма не было — Киплинг его выдумал. Куфическое письмо — это стиль арабского алфавита, а назван он так по имени иракского города Куфа. Криптографическое — значит «зашифрованное». Никакой особой криптографической письменности не существует, это Киплинг шутит.
Письменами руническими писали германские народы, в том числе англы и саксы на Британских островах. А когда они перешли на латинский алфавит, руны остались их священными и гадательными знаками. История о Таффи, Чужеземце и первом письме, вырезанная на слоновьем бивне (с. 227), написана именно рунами (правда, не настоящими, а придуманными Киплингом).
(обратно)5
Волшебное Алфавитное ожерелье тегумайского племени, нарисованное Киплингом (с. 228), состоит из букв английского алфавита. Буквы P и Q потерялись — в английском языке есть поговорка про эти буквы, наподобие русской: «А и Б сидели на трубе; А упало, Б пропало, что осталось на трубе?»
Алфавитное ожерелье хранится в суссекском доме Киплинга — усадьбе «Бейтманс» (теперь это Национальный дом-музей Киплинга). Это ожерелье подарил Киплингу его друг сэр Перси Бейтс, председатель знаменитой судоходной компании «Кунард лайн». Бейтс в 1927 году заказал известному лондонскому ювелиру Спинку ожерелье — точь-в-точь по рисунку Киплинга на с. 228. Друзья Киплинга, как и он сам, были не прочь поиграть, поэтому Бейтс, прежде чем подарить ожерелье, разыграл целую историю. Он написал Киплингу письмо: мол, мы с капитаном Спинком проезжали мимо вашего дома и зашли посмотреть на ожерелье, но оно оказалось такое потрёпанное, что мы забрали его, чтобы отреставрировать. Если хотите, мы его вернём, а не хотите — продадим на благотворительном аукционе. И приложил фотографию.
Киплинг вступил в игру и написал ответ в том же духе: «Дорогой Бейтс (зачеркнуто), сэр Перси (зачеркнуто). Даже моему терпению есть пределы! Пока я был в Бразилии, вы ограбили мой дом — вы утащили бесценное ожерелье, которое я собирался передать в Британский музей как образец первобытной культуры. Я ещё не обращался в полицию, так как не люблю огласки, но ваш поступок возмутил даже мою бесстрастную пишущую машинку!» А потом не выдержал и написал: «Конечно, я хочу его получить! Очень хочу! Когда я увидел фотографию и сравнил её со своим рисунком, меня чуть удар не хватил! Везите его скорее!»
(обратно)6
Первобытные люди украшали волосы перьями и раскрашивали лица, в том числе краской из чернильных орешков (это такие наросты на листьях дуба). Они делали бусы и браслеты; на украшения шло почти всё, из чего сделаны бусины волшебного Алфавитного ожерелья: речные жемчужины, перламутровые раковины, золотые самородки (природные кусочки золота), полудрагоценные или поделочные камни — кусочки янтаря, граната, агата и порфира. А вот кусочки мягкого железа, стеклянные и глиняные бусины появились позже, когда люди научились обжигать глину, изготавливать стекло и плавить железо.
(обратно)7
Коричневые раковины каури были не только украшениями — когда-то это были деньги, которые ходили по всему миру, начиная от Китая, Индии и Африки и заканчивая древним Новгородом и Псковом (там их называли «ужовками» и «змеиными головками»).
(обратно)8
Сухие трещотки гремучей змеи Киплинг, наверное, добавил для интересности: гремучие змеи, как и акулы, в Англии не водятся.
(обратно)9
И напоследок простое арифметическое упражнение. Алфавитное ожерелье тегумайского племени весило ровно один фунт и семь с половиной унций. Английский фунт равен 453,6 грамма, а унция — 28,3 грамма. Так сколько же весило волшебное Алфавитное ожерелье?
(обратно) Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Как был придуман алфавит», Редьярд Джозеф Киплинг
Всего 0 комментариев