«Последний леопард»

Лорен Сент-Джон Последний леопард

Моему крестнику, Матису Матарайзе Сандайлу Ситхолу — с надеждой, что он так же, как я, будет любить землю Зимбабве и её дикую природу…

И в память о Феликсе и Мичине — моих лондонских друзьях-леопардах.

(1990–2007)

• 1 •

Рассветное солнце уже пронзило золотистыми лучами розовеющее небо над заповедником Савубона, когда Мартина Аллен ещё раз посмотрела вокруг: не глядит ли на неё кто-то из строгих взрослых, и, убедившись, что никого нет, пригнулась к шее своего верхового белого жирафа, совсем как это делают настоящие наездники на скаковых лошадях, погрузила пальцы в его серебристую шерсть и скомандовала:

— Джемми, вперёд!

Жираф так рьяно выполнил команду, что девочка чуть не слетела с него, но всё же удержалась и быстро обрела равновесие. Она привычно ухватила его за шею и приноровилась к знакомой уже не первый день рыси.

Они пронеслись мимо плотины, мимо плещущихся в воде огромных бегемотов, мимо взметнувшихся с деревьев белоснежных цапель и выскочили на равнинный простор саванны, покрытой слоновой травой, и с одиночными деревьями и кустарниками. В посветлевшем воздухе стоял неумолчный хор проснувшихся птиц и кузнечиков.

До этого дня Мартина совершала не слишком частые поездки верхом на Джемми — но только по ночам и втайне от бабушки Гвин Томас. А когда та прознала о её секрете, то строго-настрого запретила эти дурацкие скачки (так она выразилась), объяснив внучке, что в ночные часы все самые опасные хищники выходят на охоту и вряд ли откажутся закусить и жирафом, и сидящей на нём одиннадцатилетней взбалмошной девчонкой. Мартина, конечно, выслушивала бабушку Гвин, но продолжала поступать по-своему. Понадобилось несколько громких скандалов с миссис Томас и несколько опасных случаев, когда Мартина могла вот-вот оказаться в лапах у хищников, если бы не сообразительность и быстрота её друга-жирафа, чтобы девочка признала правоту своей строгой родственницы. Действительно, ночь — излюбленное время особенно для львов, а они, как известно, шутить не любят.

Мартина, наконец, согласилась кататься на жирафе только днём, но со вторым бабушкиным распоряжением опять не согласилась. Как это так — ездить только шагом, пускай даже быстрым? Да ради этого и садиться на жирафа не стоит! Забираться на такую высоту!

То есть, конечно, она сначала поспорила, но потом вроде бы ответила согласием, хотя на самом деле никогда не выполняла предписание бабушки. Не из вредности — так оправдывалась она перед самою собой, не из желания во что бы то ни стало поставить на своём, а просто потому, что её друг Джемми сам не желал плестись еле-еле: ведь он, как-никак, свободное дикое существо, и для него ходить шагом — сплошное мучение. Нормальная скорость у него — километров тридцать пять в час. Тоже не так уж много, по сравнению, например, с гепардом, но всё-таки… А кроме того, даже если она будет послушной девочкой и согласится замедлить бег жирафа, — как это сделает, интересно? Она ведь ездит без седла, и у неё в руках нет поводьев и на ногах шпор, а жираф к тому же не какой-нибудь хромающий на все четыре ноги пони из конюшни при заповеднике.

Жираф Джемми был, видимо, вполне согласен с ней, потому что сразу рванул с места и вихрем помчался по травяной равнине — так, что весенний ветер громко пел в ушах у Мартины.

— Быстрей! Ещё быстрей! — кричала она. — Беги, как будто за нами гонятся!

Она радостно смеялась, и сердце у неё наполнялось восторгом от одной мысли о том, что она скачет верхом на диком, неприрученном жирафе и сидит высоко — прямо как на башне или на втором этаже дома.

Что-то большое, серое мелькнуло у неё перед глазами, пересекло их путь. Она услышала яростный рёв, больше похожий на хрюканье. Это был огромный кабан-бородавочник, выскочивший им наперерез из своего логова. Его желтоватые страшные клыки были свирепо оскалены.

Джемми рванулся в сторону, и, если бы руки Мартины не цеплялись так крепко за его шею, девочка неминуемо свалилась бы на землю. Но ей удалось удержаться, хотя она всё же соскользнула, повисла под грудью жирафа, над землёй, а мышцы её рук страшно напряглись, словно готовы были лопнуть.

Она висела на шее у Джемми, руки ломило, а внизу бесновался бородавочник, охраняющий пятерых своих малышей, которые тоже испугались и помчались прочь, задрав хвостики. Мартина любила этих животных, особенно ей нравились их длиннющие ресницы, как у американских киноактрис, но попасть к ним в зубы она не хотела: это было смертельно.

— Джемми, — простонала она, — немного медленней, ладно?.. И нагни голову… Вот так, умница. Сейчас я устроюсь поудобней…

Однако бородавочнику не понравилась эта задержка. Он метнулся в их сторону и чуть не задел клыками ногу Мартины. Девочка вскрикнула, Джемми поднял голову и ускорил бег.

Вскоре кабанья семья осталась далеко позади, и обратный путь Мартины и Джемми к дому протекал спокойно, несмотря на близость к ним бегемотов, которые могут быть совсем не так миролюбивы и ленивы, как людям кажется.

У ворот заповедника Джемми наклонил шею, и Мартина соскользнула на землю по его серебристой шерсти. (Ведь он был, на удивление всем, белым жирафом.) Она ласково похлопала его по шее и поспешила через заросли манго к дому с тростниковой крышей, откуда уже доносились аппетитные запахи.

Да, на сковородке поджаривались посыпанные сахарной пудрой помидоры — сладкое блюдо, которое бабушка неизменно готовила по субботам, помимо обычных крутых яиц с гренками и кукурузных хлопьев в молоке. Нередко в эти дни они устраивали завтрак прямо на траве, у костра, и заводилой тогда был смотритель заповедника и друг Мартины зулус Тендаи.

На пороге дома Мартина сняла обувь и вошла в дверь босиком.

— Доброе утро, бабушка, — сказала она.

— Привет, Мартина, — ответила миссис Гвин Томас, оборачиваясь от очага, выпрямляясь и оправляя белый в красную полоску передник. — Мой руки и садись. Хорошо покаталась сегодня? Джемми вёл себя прилично?

— Джемми был просто ангел, — как обычно, ответила Мартина.

Не будет же она ругать его, в самом деле? И разве его вина, что им встретился кабан, который, наверное, встал сегодня не с той ноги, да ещё охранял своих детишек?

В дверь постучали.

— Входи, Бен, — сказала Гвин Томас, улыбаясь. — Ты как раз вовремя. Позавтракаем вместе.

— Спасибо, мэм.

Эти слова немного застенчиво произнёс худощавый мускулистый мальчик в возрасте Мартины, с тёмными гладкими волосами и лицом цвета молочного шоколада, наполовину зулус, наполовину индиец. На нём были зелёная армейская куртка, потёртые старые джинсы и тяжёлые башмаки. Почему старые джинсы? Потому что другую пару, более новую, он около месяца назад собственными руками превратил в шорты. Это случилось на острове, где они с Мартиной пережили приключение, которое, слава богу, благополучно для них окончилось[1].

Он ополоснул руки, сел за стол и с улыбкой взглянул на Мартину.

— Чему ты улыбаешься? — спросила она с подозрением.

— Радуюсь, что вы хорошо разошлись с кабаном, — ответил он.

— С чего ты взял, Бен? Какой ещё кабан?

— Вы с Джемми оставили там столько следов, — ответил он, — что только слепой не разглядит. Прямо как на трассе автомобильного ралли по Африке.

— В чём дело? — забеспокоилась бабушка Гвин. — Ты опять гнала во всю мочь бедное животное? Я запретила тебе скакать на нём галопом! Только спокойной, размеренной рысью. Не хочу, чтобы ты сломала шею, пока находишься под моим присмотром!.. Бен, не смейся, пожалуйста, лучше ответь честно: твоя приятельница опять превышала скорость? Ведь так?

Мартина во все глаза смотрела на Бена. Она знала: он не мог не понимать, в какой опасности они с Джемми только что находились. И знала также, что Бен не умеет врать. Даже слегка, даже совсем немного, даже чуть-чуть. Да она и не хочет, чтобы он врал. Ни в коем случае! Только капельку по-другому рассказал бы! Совсем немножко по-другому… И про бородавочника не нужно… Однако, если бабушка начнёт сейчас её ругать и запретит на время езду на жирафе, — что ж, Мартина вытерпит. Такая уж у неё судьба… Да ещё в самом начале каникул.

— Ну, Бен? — сказала бабушка. — Почему ты молчишь?

Бен поёрзал на стуле.

— Я думаю… — заговорил он. — Мне кажется…

— Дождусь я ответа? — прикрикнула миссис Гвин Томас.

— Мне кажется… — повторил Бен, принюхиваясь к воздуху, — …что гренки у вас подгорели, мэм!..

Миссис Томас кинулась к плите и схватила с огня дымящуюся сковороду с четырьмя почерневшими кусочками, которые ещё не так давно были хлебом, а сейчас больше напоминали угли. И тут писк таймера показал, что грибы тоже пора снимать с плиты, а Мартина заметила, что и помидоры под сахарной пудрой начали испускать дымок.

Пока бабушка очищала сковороду и поджаривала новые гренки, пока управилась с грибами и спасла от сгорания сладкое, страшные картины скачек Мартины почти выветрились у неё из головы, и к этому событию она больше не возвращалась, а правдивость Бена так и не была подвергнута испытанию.

Вместо рассказа о том, что случилось или могло случиться сегодня с Мартиной на просторах саванны, Бен пересказал историю, услышанную им от смотрителя заповедника Тендаи — тоже про бородавочников. О том, как один охотник захотел похвастаться перед такими же молодыми, как он, своей смелостью и ловкостью — залез в загон к кабанихе и начал её дразнить и мучить, заявляя, что, в крайнем случае, удерёт, перепрыгнув через высокую проволочную ограду.

— Ну и что? — с негодованием спросила Мартина. — Получил он по заслугам? Или удрал?

— Удрать-то удрал, — усмехнулся Бен, — да только через ограду был пропущен электрический ток, и парня минут десять кололо и трясло, пока не выручили.

— А кабаниха? — поинтересовалась Мартина.

— А кабаниха его не тронула, потому что электричества не любит.

Миссис Томас и Мартина рассмеялись, но Мартина не так громко, как бабушка, — у неё ещё ныло всё тело после утреннего происшествия.

Когда перешли к десерту, миссис Томас спросила:

— Ну, и что вы собираетесь делать в каникулы? Придумали уже? — она подлила сока в чашку Мартины и добавила: — За исключением, конечно, бешеных скачек на жирафах.

И выразительно посмотрела на внучку, давая понять, что не забыла неоконченного разговора о сегодняшнем её проступке.

— Не беспокойся, — сказала Мартина. — С этого дня буду ездить только со скоростью черепахи…

Если же говорить серьёзно, Мартина собиралась, кроме этого, немало времени посвятить рисованию: нарисовать в красках многих животных — и здоровых, и тех, кто находится на лечении в больнице для зверей.

Что же касается Бена, то он получил от родителей разрешение потратить почти всё время каникул на то, чтобы изучать под руководством Тендаи нелёгкое дело охотника-следопыта. Зачем? Чтобы сделаться им потом в заповеднике Савубона. Или где-нибудь ещё.

Бен обо всём этом сам говорил Мартине, и её уже не удивляло, что она слышит от него столько слов, потому что за последние недели привыкла к его голосу. А ведь некоторое время назад, когда они познакомились в школе, Бен вообще почти не раскрывал рта. Нет, говорить он мог, как и все другие, но не хотел. Только с родителями, и то нечасто. Вот такой был молчун. Как не вспомнить тут старый анекдот про мальчика, который после рождения несколько лет вообще не разговаривал. Уж чего только родители ни делали — и врачам показывали, и колдунам, а он молчит как рыба. Но однажды во время завтрака отодвинул тарелку и произнёс: «Гренки пережарены». Ух, родители обрадовались! И начали спрашивать: «Почему ты столько лет молчал, Джонни? Мы так волновались! Почему ничего не говорил?» И он ответил: «А зачем говорить, если всё в порядке было…»

Но Бен начал разговаривать как раз по другой причине: потому что стало интересно это делать — с Тендаи, с миссис Томас, с Мартиной. Потому что нашёл с ними, как говорится, общий язык.

Беседуя теперь с Беном, Мартина даже больше слушала, чем говорила. Не только оттого, что слушать было интересно, но и по совсем другой причине. Когда каких-нибудь полтора часа назад её жизнь подвергалась серьёзной опасности, Мартина вновь с ужасающей ясностью вспомнила то, что забыть не могла, — вспомнила трагедию, которая обрушилась на её семью восемь месяцев назад, и как её родители погибли в пожаре, уничтожившем их дом в Хемпшире, в Англии, в канун Нового года. Как вскоре после этого её отправили в Южную Африку к бабушке, которую она никогда не видела и даже почти ничего не слышала о ней. К бабушке, которая поначалу показалась Мартине чересчур сухой и строгой.

Мартина чувствовала себя тогда очень несчастной и была уверена, что уже никогда в её жизни не будет радости. Но постепенно она привыкала к бабушке и к новой для себя жизни, к людям и животным, которые её окружали. Конечно, память о родителях, глубокая печаль о них никуда не уходили, однако новые впечатления и знакомства заполняли душу и сердце и вызывали интерес и любопытство, понемногу переходящие в привязанность, в дружбу, в любовь. Все эти чувства относились не только к бабушке Гвин Томас, к Бену или к Тендаи, но и к жирафу Джемми, к слонам, зебрам, антилопам и другим животным, живущим в Савубоне, одном из лучших заповедников в Южной Африке. Начал ей нравиться и здешний климат — во всяком случае, тут не бывает таких противных и продолжительных дождей, как в Англии, а в доме у миссис Томас у Мартины почти сразу появился верный друг по имени Шелби — большой толстый кот цвета шафранового яблока: жёлто-оранжевый с коричневым оттенком… Вот и сейчас он уселся рядом и мурлычет…

Громко зазвонил телефон, Мартина вздрогнула от неожиданности, а бабушка Гвин посмотрела на часы, нахмурилась и недовольно сказала:

— Ещё только семь часов с минутами. Кому понадобилось беспокоить так рано людей в субботнее утро?

Она пошла в гостиную, где стоял телефонный аппарат, и подняла трубку. Наверное, было плохо слышно, потому что говорила она очень громко, почти кричала.

— Сейди! Какая приятная неожиданность! Так давно не слышала тебя… Как здоровье?.. Как дела в твоём «Чёрном орле»? Что?.. О, нет!.. Как же это?.. Я так огорчена… Если могу что-нибудь… Говори сразу, пожалуйста, не стесняйся! Выкладывай!

Бен и Мартина поглядели друг на друга: было ясно, что у какой-то Сейди случилась какая-то неприятность. Но что именно и какое это может иметь отношение к миссис Гвин Томас и к ним?

Бабушка продолжала охать в телефонную трубку и качать головой так, что делалось страшно за её пребывание на плечах.

— Ох, ох… Ну и ну… Да, понимаю… Нет, совсем не затруднит! Пожалуйста, не думай об этом!.. Вполне удобно… Считай, мы уже в пути. Прошу тебя, не волнуйся, вскоре увидимся… Держись и не падай духом…

Щелчок. Трубка положена на подставку. Наступила полная тишина. Когда миссис Томас вошла на кухню, лицо её было спокойным и решительным.

— Мартина, Бен, — сказала она, — боюсь, что, если у вас были какие-то планы на ближайшее время, их придётся отложить. Примерно на месяц. Мы немедленно отправляемся…

— Куда? — в один голос спросили Мартина и Бен.

— В Зимбабве[2].

• 2 •

Мартина во все глаза смотрела на бабушку. — Зимбабве? — не без труда повторила девочка. — Где она? Зачем? Но я не могу! Джемми будет скучать без меня. И потом у нас ведь каникулы.

— Понимаю тебя, — с непривычной мягкостью сказала миссис Томас, кладя руку на плечо Мартины. — Это неожиданно для вас обоих, и для меня тоже. Но моей старой подруге нужна помощь. Очень нужна.

— Вы могли бы сказать нам, мэм, — вежливо произнёс Бен, — что случилось с вашей подругой? Если не затруднит, конечно.

— Разумеется, — ответила та, присаживаясь к столу и наливая себе ещё кофе. — Я вам всё расскажу… Моя подруга Сейди, дочь полковника Скотта, уже давно живёт в Зимбабве. Там, в дальнем уголке этой страны, на холмах Матобо, она содержит гостиницу «Чёрный орёл» и при ней конюшню — главным образом для туристов. Места эти знамениты необычными скалами, нагромождёнными одна на другую. А ещё по легенде где-то в этих местах зарыто исчезнувшее сокровище Лобенгулы, последнего правителя народа ндебёле. Этот клад ищут уже многие годы…

— Но как мы можем помочь его найти? — нетерпеливо спросила Мартина. — Я даже копать не умею.

— Ничего не надо копать, — недовольно сказала миссис Томас. — И дело вовсе не в кладе. Хотите знать, что произошло, так имейте терпение слушать… Во-первых, неделю назад бедняжка Сейди оступилась и сломала ногу. Сейчас она в гипсе, и костыли не облегчают положения…

Но в Мартину вселился дух противоречия, она снова прервала бабушку:

— Очень жалко эту миссис Скотт, но чем мы ей поможем? Я и поднять-то её не смогу.

— Не говори глупости! — прикрикнула бабушка и уже спокойнее продолжила: — В Зимбабве сейчас очень трудные времена, жизнь у людей тяжёлая, ко всему ещё неурожай и политические неурядицы. В прошлом месяце моей подруге пришлось уволить почти всех служащих гостиницы и конюшен. Их и было-то всего ничего, а осталось только трое. Так что наша помощь, в первую очередь, начнётся с того, что я буду готовить еду, а ты, Мартина, ухаживать за лошадьми. Дружба с жирафом научила тебя, я думаю, этому искусству.

Бабушка кинула на внучку просительный взгляд, ожидая поддержки, но её не последовало. Мартина безмолвно сидела на стуле, сложив руки, в глазах у неё блестели упрямые слёзы. Но, возможно, их нельзя было так назвать, потому что вызваны они были не столько нежеланием прийти кому-то на помощь, сколько мыслью о новой разлуке с любимым существом — с белым жирафом Джемми. Ведь не так давно она уже побывала вдали от него, на заброшенных в океане островах, а тут в это время его пытались выкрасть мерзкие браконьеры… Теперь она опять уедет, и кто знает, что с ним может случиться… Эту миссис Скотт никто, наверняка, не собирается похитить и продать для украшения домов богачей… Неужели ей там никто не может помочь? Зачем она ищет поддержки за тысячу миль от своего дома?..

Конечно, слово «Зимбабве» звучит заманчиво, продолжала размышлять Мартина, и слова «холмы Матобо» тоже, уж не говоря о зарытом где-то сокровище короля Лобенгулы; и, кроме того, ей давно хотелось получше познакомиться с лошадьми — они такие симпатичные! А поездить на них, рысью, галопом, в седле — эх, красота!.. Но ведь для этого нужно разлучиться с Джемми…

Бен долго молчал, слушая миссис Томас и наблюдая мучения и колебания Мартины, и наконец предложил:

— А что, если я поеду с вами, мэм, и стану во всём помогать, а Мартина пускай остаётся? Только мне нужно спросить разрешение родителей, но они, я уверен, разрешат. Правда, я верхом никогда не ездил — ни на лошадях, ни на жирафе, но, думаю, научусь. А уж кормить их и убирать за ними — это не разговор.

— Спасибо тебе, Бен, — ответила миссис Томас. — Другого я от тебя и не ожидала. Но дело ещё в том, что я не могу оставить здесь Мартину совсем одну, если уеду. Кто будет за ней смотреть? Тендаи слишком занят, а больше и некому… Однако, Бен, если мы с Мартиной поедем, в чём я почти не сомневаюсь, и если ты присоединишься к нам, я буду очень и очень рада, мой мальчик! И ты тоже — верно, Мартина?

Мартина молчала. Этого ещё не хватало: чтобы Бен поехал в это Зимбабве, а она нет? Не выйдет…

— Мартина, — назидательно повторила бабушка, — не проявляй неучтивости. Ответь на вопрос: ты хочешь, чтобы Бен поехал с нами в Зимбабве?

— Бен и так знает мой ответ, — неохотно пробормотала Мартина.

В другое время миссис Томас не оставила бы без внимания не слишком вежливое поведение внучки, однако на этот раз решила не осложнять положения и сказала со вздохом:

— Меньше всего, девочка, поверь мне, я хочу причинить тебе что-либо неприятное, испортить удовольствие от школьных каникул. Но этот телефонный звонок от Сейди… Он по-настоящему обеспокоил меня. Появилось ощущение…

Она замолчала. Пауза тянулась так долго, что Бен осмелился спросить:

— Какое ощущение, мэм?

— О, быть может, мне всего лишь показалось. Но… Но я уверена, Сейди сказала мне далеко не всё о том, что с ней произошло. Она всегда была чересчур гордой, независимой, и просить о помощи — это на неё не похоже. Уж если она просит, значит, не может иначе… И это меня очень тревожит… — Миссис Томас взяла руку Мартины. — Ты понимаешь?

Что та могла ответить? Что понимает, да, конечно, не дура ведь… Но для чего повторять известные вещи?

И всё же она ответила, только не словами, а крепко сжав руку бабушки.

— Она понимает, — сказал за неё Бен.

И тогда Мартина произнесла:

— Извини, бабушка. Просто сначала мне показалось, что я предаю Джемми. Но теперь я, по правде, поняла. И другую страну посмотреть тоже хочется. И лошадей у миссис Скотт. И холмы Матобо.

— Прекрасно, — сказала бабушка. — Тогда сразу, без промедления, начинаем укладываться. Путь предстоит долгий — около двух суток в дороге. — Она ещё раз сжала руку Мартины. — Думаю, скучно нам всем вместе не будет. Пойдём, Бен, к твоим родителям, я сама поговорю с ними…

* * *

Пока бабушка и Бен не вышли из кухни, Мартина, улыбаясь, глядела на них, но, как только осталась одна, улыбка сменилась плаксивым выражением и снова на глаза навернулись слёзы. Чтобы совсем не расплакаться, она поднялась, вышла из дома и направилась к воротам заповедника.

Да что с ней такое, в самом деле? Глаза на мокром месте. Отчего она так противится поездке к этой миссис Скотт? Может, какое-то дурное предчувствие? Так ли это?.. Мартина остановилась, подумала и решила, что не так. Тогда в чём же дело? Неужели только из-за беспокойства по поводу Джемми? Но ведь он — дикое животное, которому хорошо и без неё в саванне, где он родился и где его дом… Да, но сколько опасностей его подстерегает — львы, буйволы, кабаны, леопарды. И бегемоты, если разозлятся. И люди — эти браконьеры безжалостные, думающие только о деньгах…

Мартина вспомнила слова бабушки о том, что ей не с кем Мартину оставить, потому что смотритель Тендаи жутко занят. Но ведь это неверно: у Тендаи есть старая тётя, её зовут Грейс, она сангома, что на языке бушменов означает колдунья, знахарка, прорицательница. С ней Мартина подружилась чуть не в первый день своего прибытия в Южную Африку. И она же, эта весёлая добрая женщина, открыла Мартине, что та обладает таинственным даром, то есть способностью определять свою судьбу. «Этот дар, — сказала она тогда девочке, — может стать и благословением, и проклятием, доставлять и радость, и горе. Поэтому распоряжайся этим даром с большой осторожностью»…

Мартина ни тогда, ни позднее не поняла толком слова старой женщины, да и не придала им особого значения. Однако запомнила, что обладателями этого волшебного дара, как говорилось в одной старинной зулусской легенде, часто становятся дети, умеющие ездить верхом на белом жирафе, и что, помимо предсказания судьбы, им также дано умение исцелять животных и даже людей.

Только всё это, конечно, сказки, решила Мартина, потому что, если так, у неё бы не вздулся пузырь на шее от недавнего укуса пчелы, а сейчас не болели бы так сильно руки после встречи с кабаном.

Во время одной из встреч с тётушкой Грейс Мартина как-то сказала ей:

— …Но ведь если это правда и люди вашего народа умеют предсказывать будущее, и моё тоже, почему не говорят об этом прямо? Или не пишут словами? А понимать рисунки в пещере очень трудно, хотя они интересные и красивые…

Она говорила о настенных рисунках, которые обнаружила рядом с тайным убежищем белого жирафа, когда вместе с ним спасалась однажды ночью от охотников-браконьеров[3].

— Ты права, — отвечала ей тогда тётушка Грейс. — Но штука вот в чём, постарайся понять, милая: если люди смогут легко и просто узнавать о том, что ожидает их в будущем, то все как один начнут выбирать для себя только самые доступные и приятные пути в жизни, а значит, совсем разучатся оказывать сопротивление плохому и воевать с ним — станут слабыми, трусливыми, вялыми и не сумеют, когда надо, помочь в беде ни себе, ни другим. Понимаешь?

— Кажется, да… — неуверенно сказала Мартина.

Она полюбила бывать у старой Грейс, ей было интересно в её доме, наполненном разной живностью — от цыплят и кур до собак и коз. Интересно слушать её рассказы о жизни зулусов, о лекарственных растениях, о хороших и дурных людях… А какие блинчики с банановой начинкой умела она делать! Но от них Мартина заметно толстела, что её бабушке не нравилось… Так разве не могла бы эта самая тётушка Грейс за ней последить, пока бабушка будет помогать своей подруге? Эта мысль снова пришла в голову Мартины, и тут она услышала от калитки знакомый голос:

— Ух… доплелась… А я как раз чай пила со своим дорогим племянником Тендаи, как вдруг в ушах у меня плач раздаётся… Кто? Что?.. И понимаю: это плачет-разливается одна белая-пребелая девочка, которую привезли к нам в Африку погреться на солнышке. Ты часом не знаешь, о ком я толкую?.. Только пока я приковыляла, девочка плакать, гляжу, перестала и сидит себе улыбается… Дай-ка и я присяду, и потолкуем о твоём скором отъезде.

Она плюхнулась на скамейку, где сидела Мартина. Девочка смотрела на Грейс во все глаза, не понимая, каким образом та догадалась, о чём они тут несколько минут назад говорили с бабушкой и Беном и отчего Мартина пару раз принималась плакать.

Удивление Мартины её дородная гостья, не жалевшая, как видно, и для себя банановых блинчиков, встретила с улыбкой и, ничего не объясняя, добавила, устраиваясь поудобнее на скамье:

— Ну, как говорите вы, англичане, «я — вся уши». Говори как на духу!

Мартина выложила ей всё, что та, судя по всему, и так знала, или о чём догадывалась, и закончила словами:

— Тётя Грейс, возьмите меня к себе на время, пока бабушки здесь не будет. Я стану хорошо себя вести, честное слово, а спать могу даже на полу, на матрасе. Вы и не заметите, что у вас кто-то живёт.

— Нет, дитя, — серьёзно произнесла Грейс. — Я всегда рада видеть тебя в своём доме, но в этот раз не могу.

— Но почему?

— Потому что тебе была весть…

— Какая весть? От кого?

— От предков… Вспомни, девочка, что произошло недавно на берегу моря. Что увидела ты на прибрежном песке?

Мартина вздрогнула. Она вспомнила… Но откуда и это известно тётушке Грейс?

Да, в тот день Мартина шла по берегу с бабушкой, Беном и с его родителями. Они просто гуляли. И вдруг на песке она ясно увидела леопарда. Это было только его изображение, рисунок, но такой отчётливый, подробный: щёточка усов, каждое пятнышко на шкуре… Она хотела позвать Бена и кого-нибудь ещё, чтобы тоже поглядели на это чудо, — они шагали впереди неё, но только раскрыла рот, как изображение исчезло. Да и было ли оно?

Мартина не стала никому ничего говорить — чтобы не посмеялись над ней, но некоторое время ей было не по себе. А потом она решила, что, наверное, просто заснула на ходу, на несколько секунд, и увидела мимолётный сон. Однако лёгкая дрожь в теле долго не проходила.

Сейчас она тоже ощутила дрожь.

— Как вы узнали про это, тётя Грейс? — прошептала Мартина. — Ведь только я одна видела леопарда на песке и никому ничего не говорила.

Та как будто не услышала вопроса.

— Тебе надо обязательно поехать в Зимбабве, — твёрдо сказала она. — Что будет, того не миновать. Таково предсказание свыше…

Мартина намеревалась засыпать вопросами старую колдунью: что? почему? зачем?.. Но промолчала, понимая, что ответа не получит. Тётушка Грейс не желает или не считает возможным всё это ей объяснять. И, значит, остаётся слушать и принимать как есть…

И ещё Мартина вдруг подумала, что, возможно, всё, что с ней и вокруг неё происходит в последнее время, совсем не случайность: и телефонный звонок миссис Скотт из Зимбабве, и внезапное появление тётушки Грейс… Да, в конце концов, и нападение бородавочника. И даже, кто знает, тот случай на берегу, когда ей привиделся леопард на песке. Что, если это колдовство какое-то?.. Опять по коже пошли мурашки — лучше про это не думать.

Порыв ветра поднял в воздух золотистую пыль, в ней закружились два птичьих пера и потом опустились одно на другое неподалёку от скамейки, образовав букву «икс». Чёрную, блестящую букву X.

Тётушка Грейс взволнованно схватила Мартину за руку.

— Смотри! Этот мальчик… этот молчаливый мальчик…

Мартина вздрогнула.

— Кто? О ком вы говорите?

— Этот полуиндиец…

— Бен? Что с ним?

— Пока ничего. Он хороший мальчик. Вы должны держаться друг друга, когда придёт время… Там, в Зимбабве. Если вас разделят, может случиться беда…

Голос знахарки звучал возбуждённо, тревожно, однако на этот раз Мартине показалось, что тётушка Грейс хватила через край со своими предсказаниями.

— Но это же невозможно, — сказала она, пожав плечами, — чтобы мы всегда были в одном месте. У Бена свои дела, он хочет быть следопытом, да и неизвестно, отпустят ли его в Зимбабве.

— Вы должны, — сурово повторила Грейс, — должны там быть вместе.

Мартина откинулась на спинку скамейки, прикрыла глаза. Ей стало не по себе. Когда снова их открыла, то увидела, что Грейс, кряхтя, поднимает с земли птичьи перья и укладывает в кожаный мешочек, висящий на шее.

Нет, хватит с неё! Так больше нельзя! Она должна всё понять!.. Если есть, что понимать.

— Что всё это означает, мэм? — дрогнувшим голосом спросила она. — То, о чём вы говорите? Разве я ненормальная какая-то? Почему у меня не как у всех? И о каком таком моём даре вы сказали? Не нужно мне никакого дара, вот что я вам скажу. А хочу я только научиться помогать животным и лечить их, а ещё хочу провести свои каникулы как все люди — читать, купаться, гулять… И ездить на жирафе!

Она даже устала от такой длинной речи и умолкла, опустив голову.

Тётушка Грейс обняла её толстой тёплой рукой.

— Ответь мне только на один вопрос, милая, — негромко произнесла она. — Видела ты хоть одного мальчика или девочку, разъезжающих верхом на жирафе?.. Молчишь? Вот то-то… К чему я это говорю? — ты можешь спросить. К тому, о чём уже говорила: не всегда мы, люди, сами выбираем свои пути. И бывает, что тропа, по которой нас направили, очень и очень нелёгкая…

— Но не будем об этом, — добавила она после недолгого молчания. — Главное, что я хочу тебе сказать: ты должна верить в свой дар, и он убережёт тебя от многих несчастий…

За оградой палисадника, там, где находились клетки и загоны для больных и выздоравливающих животных заповедника, в одной из клеток поссорились из-за еды молодые пустынные рыси (каракалы), и Мартина, уже научившаяся кое-чему за недолгое своё пребывание здесь, побежала их утихомиривать и разводить по разным местам. Когда она вернулась к скамейке, тётушки Грейс уже не было. Мартина взглянула ей вслед, и та, не поворачивая головы, помахала рукой.

Снова усевшись на скамью, Мартина уставилась на помещения, возле которых только что была и которые содержались в отменном порядке благодаря заботам бабушки и Тендаи.

Вон они, питомцы заповедника — те же молодые рыси с меховыми кисточками на кончиках ушей; серые большеглазые совы; слонёнок Шака и его приятельница, брошенная своей матерью крошка-зебра, её Тендаи выкармливал молоком из бутылки.

Но Мартина думала сейчас не о них, а о привидевшемся ей леопарде на песке. Он был очень крупный и лежал, напружинившись, словно готовясь к прыжку. Она вспомнила, какие у них страшные когти, как они ощериваются, обнажая клыки.

На тропинке послышались шаги. Что, вернулась тётушка Грейс? Но это был Бен, на его лице сияла улыбка.

— Я говорил с родителями! — крикнул он ещё издали. — Они согласны. Я еду в Зимбабве.

— Я тоже, — негромко проговорила Мартина.

Так негромко, что её услышали только котята рыси в своей клетке.

• 3 •

Мартина отложила книгу, которую безуспешно пыталась читать последнюю сотню километров, и устало выпрямилась на переднем сиденье «лендровера». Она утомилась, изнемогла, у неё слегка кружилась голова и стучало в ушах от непрерывного гула мотора. Они уже полтора дня в пути, и у них была за это время всего одна остановка на страусовой ферме на полпути между Кейптауном и Йоханнесбургом[4]. Следующая остановка намечена в Рейнбоу Ридже, где тоже будет ночёвка, о чём так мечтает Мартина — ждёт не дождётся. Путешествие на машине, конечно, дело хорошее, если есть на что поглядеть из окошка — на поля с красивыми цветами, на старинные замки, на озёра, моря и скалы. Но когда перед глазами бесконечная однообразная асфальтовая лента, а по бокам вообще ничего, кроме чахлой травы, тогда от скуки просто скулы сводит и хочется выскочить на ходу и бежать неизвестно куда…

— Ещё далеко? — беспрерывно спрашивала Мартина у сидящей за рулём бабушки. — А сколько ещё осталось до этого Риджа? А сколько до Зимбабве?

В конце концов миссис Гвин Томас пригрозила внучке, что, если та не перестанет нудить, она включит на полную громкость классическую оперную музыку и до самого Зимбабве не выключит.

На страусовой ферме, где они провели первую ночь, было много этих огромных созданий — их выращивали из-за мяса, которое шло в пищу, но, главным образом, потому, что из их крепкой щербатой кожи делали модные ремни, кошельки и сумочки.

Вечером того дня, когда Мартина и Бен сидели на ограде и смотрели на удивительных птиц с длинными крутящимися шеями, похожими на перископы подводных лодок, с величественной до смешного походкой, хозяин страусятника рассказал им, что эти медлительные, спокойные существа могут быть очень опасны, и если разозлятся, то лучше держаться подальше от их могучих ног. И что благодарности от них не дождёшься — они как некоторые люди: помогай им, лечи, корми, никогда не приласкаются, не посмотрят по-доброму — постоянно с презрением, с превосходством.

Мартина не очень поверила этому человеку — ей хотелось думать, что у всех животных, и у птиц тоже, можно пробудить добрые чувства, только нужно уметь это делать… Но спорить с хозяином не стала.

Приоткрыв уставшие от дороги глаза, Мартина с удивлением увидела (и услышала тоже, потому что мотор стал работать громче), что они резко поднимаются в гору, а вокруг уже выросли скалистые отроги с острыми зубчатыми вершинами.

Когда они подступили ближе, стали видны поднимающиеся над ними струйки дыма. Но вскоре стало понятно, что это никакой не дым, а туман, рождённый водяными брызгами. И над всем этим сверкала разноцветная арка радуги.

— Вот он, Рейнбоу Ридж![5] — воскликнул с заднего сиденья Бен, чуть не выскакивая в окно. — Один из самых больших водопадов в Южной Африке! Отсюда его как следует не видно. Но мы остановимся неподалеку, и надо будет сходить поглядеть! Я видел на открытке. Ух, здорово! Высокий-высокий!

Мартина не разделила его восторга и промолчала. Она не любила большую высоту — чёртовы колёса, американские горки и всё такое. Ей было вполне достаточно высоты шеи у белого жирафа Джемми.

* * *

Гостиница для туристов располагалась в ложбине у подножия одной из горных цепей. Место, судя по всему, немноголюдное, спокойное. Однако наших путников удивила шумная толпа, заполнившая холл гостиницы, — не пробьёшься к дежурной, чтобы заказать номер.

Причина переполоха вскоре стала ясна: фотографы, журналисты и остальная публика прорывались к двум бородатым и загорелым молодым людям в костюмах альпинистов.

— Как, вы не знаете? — удивился кто-то из толпы в ответ на вопрос миссис Томас о поводе для столпотворения. — Это же знаменитые канадские альпинисты Рэд Вест и Джефф Грант. Приехали сюда на отдых.

Альпинисты куда-то ушли, толпа фанатов рассеялась, и миссис Томас сумела добраться до взволнованной дежурной и получить ключи от небольшого бревенчатого домика. Немного оправившись от приятного возбуждения, девушка с сожалением сказала, что, если миссис Томас и её спутники рассчитывают на экскурсию к водопаду, то это, увы, сегодня уже невозможно: все группы составлены, экскурсоводы разобраны, места в автобусах заполнены.

— Но скажу вам по секрету, — добавила девушка, — туда не слишком трудно добраться пешком, если следовать дорожным указателям и не сходить никуда с дороги. Ваши дети выглядят вполне способными на это.

На что миссис Томас ответила не очень ласково:

— Возможно, вы сочтёте меня старомодной, но я не буду чувствовать себя спокойно, если разрешу детям болтаться несколько часов по горам и кустарникам в совершенном одиночестве. Я пошла бы с ними, если бы так не измоталась от долгого сиденья за рулём… Мартина и Бен, — обратилась она к ним, — прошу извинить меня за огорчение, которое вам причиняю. Не обижайтесь на меня, дети.

Мартина уже собралась не совсем искренне уверить бабушку, что ничего такого, они обойдутся и без водопада — ведь он не один на свете, будут и другие, но в это время рядом с ними раздался мужской голос:

— Простите, мэм…

Это произнёс один из альпинистов, тот, который повыше, и обращался он к миссис Томас.

— Простите, мэм, — повторил он с канадским выговором, — что я вмешиваюсь в ваш разговор, но я уловил его суть и подумал, что мы с Джеффом могли бы помочь вам и предложить свои услуги этим молодым людям в качестве проводников. Если, конечно, вы не возражаете. Мы как раз собираемся отправиться к вершине, которая над водопадом, так что нам по дороге. Правда, обратно мы с ними уже не пойдём, но направим их по верному пути, можете не беспокоиться.

На лице миссис Томас отразилось явное сомнение, и тогда другой альпинист сказал с улыбкой:

— Если сомневаетесь, мэм, в нашей добропорядочности, то вот эта милая девушка, — он показал на покрасневшую от смущения дежурную, — может подтвердить — не правда ли, Вики? — что на нас вполне можно положиться.

Вики это немедленно сделала, и её поддержали оказавшиеся тут же один из журналистов и управляющий гостиницей.

Миссис Томас наконец согласилась, и вскоре Мартина и Бен в сопровождении знаменитых на весь мир альпинистов, которых они называли просто Рэд и Джефф, шли уже через сосновый лес и слушали захватывающие дух истории о восхождении на самые высокие горные вершины всех семи континентов.

— А где было трудней всего? — спросил Бен.

— Пожалуй, на ледяном пике Денали на Аляске, — сразу ответил Рэд. — Висеть на нём в сорокаградусный мороз не очень-то приятно.

— Да уж! — согласилась Мартина и поёжилась.

Дорога к Радужному Кряжу была не слишком трудной, только всё время в гору, и после первого часа ходьбы ноги у Мартины стали совсем как чужие, поэтому она обрадовалась, когда Джефф сказал, что умирает без кружки горячего чая, и они остановились. Рэд зажёг маленькую газовую печку, вынул из мешка чайные пакеты, сэндвичи. Они хорошо подзаправились и вдоволь насмотрелись на горный пейзаж. Мартина обратила внимание, что Бен просто как зачарованный не сводит глаз с самого высокого кряжа. Уж не проснулся ли в нём будущий великий альпинист?

— Иди вперёд, если так не терпится, — сказала она Бену. — Я нагоню тебя.

— Правда? — спросил Бен, обращаясь к Рэду и Джеффу. — Можно?

— Почему нет? — ответил Рэд. — Тут уже недалеко. Иди, только осторожно. А мы ещё побалуемся чайком. Верно, Мартина?

Бен вскочил с земли.

— Красота! Пойду вот по этой тропе, ладно? Скоро увидимся.

И он, как молния, бросился по самой крутой из троп.

— Медленнее! — крикнул ему Джефф. — Береги дыхание. И смотри под ноги!

Бен, словно вырвавшийся из клетки и почувствовавший свободу зверёк, быстро удалялся и казался всё меньше и меньше.

— Какой он боевой, твой приятель, — с одобрением сказал Мартине Рэд. — Так и рвётся на вершину.

— Ещё чаю? — спросил у неё Джефф. — С сахаром?

Она не сразу поняла, о чём он говорит: её взгляд был устремлён на ставшую уже крошечной фигурку Бена, и в ней начала просыпаться злость. Чего он из себя воображает, в самом деле? Чемпиона мира по альпинизму? Не понимает, дурак, как это опасно и что за него все беспокоятся и отвечают — и эти двое мужчин, и она тоже? А если бы его сейчас увидели родители? С ними бы не знаю что случилось.

— Сахар? — переспросил Джефф, протягивая ей кружку.

— Спасибо.

Она машинально взяла кружку, отхлебнула, прикрыла глаза — в несуразной надежде, что, когда откроет их, Бен будет рядом, а всё, что только что произошло, окажется мгновенным сновидением, как леопард на песке. Но, открыв глаза, она уже не увидела там, на скале, никого.

Сердце у неё бешено заколотилось, она резко вскочила на ноги. Чай из кружки выплеснулся на рукав куртки Рэда.

— Эй! — крикнул он. — Что с тобой?

У неё не было времени извиняться.

— Он упал, — услышала она свой голос и не узнала его. — Там… Я знаю… Его надо спасать. У вас есть с собой верёвка? Скорей!

С этими словами она ринулась вверх по тропе, между камней и редко растущих кустов.

Когда она достигла вершины пика, ей сразу стало понятно, что произошло: один из зубчатых краёв скалы обвалился — его словно откусила могучая челюсть какого-то чудовища. Над пустотой провала ещё клубилась мельчайшая каменная пыль.

— Бен! — закричала Мартина. — Бен! Где ты?

Рэд и Джефф уже стояли рядом с ней, вид у них был мрачный. Не думая об угрозе нового обвала, Мартина подошла к самому краю пропасти, легла плашмя, заглянула туда. Лучше бы она этого не делала — рёв водопада оглушил её, в глазах помутилось от облака водяных брызг, лицо стало влажным. И больше ничего не увидела… И никого…

Она подползла ещё ближе к краю. Там, в самом низу, из пенного водоворота торчали острые пики камней… Кто тут может выжить, если упадёт?

И всё-таки она снова с отчаянной настойчивостью выкрикнула:

— Бен!.. Ответь!

В ответ только грохот воды.

И вдруг… такой слабый, что казался неправдоподобным, голос, прорывающийся сквозь рёв водопада, или откуда-то из скалы, на которой она лежала:

— Мартина!.. Я здесь… внизу…

Она подвинулась ещё ближе, почти половиной тела нависнув над бездной. Зацепиться было не за что, голова кружилась, но она вглядывалась в пучину до боли в глазах.

— Я здесь, — опять услышала она голос Бена и теперь увидела его — футах[6] в тридцати внизу, у края водопада, вцепившегося в оголённый ствол большого дерева, растущего из скалы. Каким-то чудом дерево выросло там когда-то или, возможно, застряло в камнях, но оно там было и даже цеплялось корнями, не желая расставаться со скалой. Корням уже недолго осталось удерживать ствол — они дрожали под напором водяных струй, дерево тряслось и готово было вот-вот оторваться и ринуться вниз, ещё футов на семьдесят, если не больше.

— Бен! — продолжала кричать Мартина. — Держись! Тебе сейчас помогут!

Сквозь водяной туман она различала его бледное испуганное лицо, но никаких повреждений у него вроде бы не было. Он больше не отвечал ей, и она поняла: он боится, что даже самое малое сотрясение воздуха может помочь корням оторваться от скалы.

— Где он? — спросил подбежавший Рэд.

Она немного отползла от края и ответила.

Альпинисты моментально приступили к делу. Их сноровка и опыт позволяли им даже не говорить друг с другом, а делать всё молча.

Джефф соорудил подъёмный блок, используя два выступа в скале, за которые зацепил верёвку, а Рэд на другом её конце сделал спасательную петлю и опустил Бену, сопровождая свои действия спокойными рекомендациями о том, как тому поступать.

— Эй, Бен, — сдержанно говорил он, — вообрази на время, парень, что ты тайный агент номер… Ну, номер неважен… И что ты находишься в поле лазерных лучей, которые никак нельзя пересекать, иначе тебя сразу раскроют. Как в киносериале. Усёк? И что же тебе надо делать, чтобы вырваться из этого кольца и выполнить задание, а? Надо надеть через голову специальный обруч-невидимку. Но только очень, очень осторожно… Надевай его… Так, хорошо… Теперь пропусти верёвку под мышки… Так… Подтяни немного петлю… Ещё…

— Ой! — не удержалась от крика Мартина, потому что ещё несколько корней одновременно треснули, упали в воду и их унёс поток. Бен покачнулся, теряя опору, но удержался, не соскользнул со ствола.

Спокойный тон Рэда не изменился.

— Всё в порядке. Мы держим тебя. Теперь медленно, осторожно, чтобы не задеть лазерные лучи, сядь на стволе и крепко хватайся за главную верёвку. Обеими руками. Спокойно, не дёргайся… Хорошо… А теперь внимание… Поехали!..

Можно было подумать, что лишь присутствие Бена на стволе удерживало это измученное дерево от падения — потому что, как только верёвки подняли его в воздух, корни затрещали, и дерево рухнуло вниз, увлекая за собой в туманную бездну каменные осколки, подгнившие корни, колючки мха.

Четверо людей, наблюдавшие эту картину, не сказали ни слова. Однако все они, и Бен в особенности, не могли не представлять себе, что могло случиться, если бы он не стоял уже на сухом твёрдом месте. Говорить об этом не хотелось.

Однако молчание длилось недолго. Вскоре их словно прорвало: они заговорили почти одновременно, радостно и возбуждённо.

Рэд присвистнул и произнёс:

— Ты оказался неплохим тайным агентом, но, вообще-то, тебя пороть надо!

Джефф хлопнул его по плечу и воскликнул:

— Живой! Поздравляю с рождением!

А Мартина находилась в таком состоянии, что слова не шли из горла. Она не знала, смеяться или плакать, схватила его за руку, словно не веря, что это он, целый и невредимый, и в конце концов выдавила из себя:

— Это ты… А ведь мог, и правда, свалиться.

— Но ведь не свалился, — дрогнувшим голосом ответил он, освобождая руку от её пальцев и протягивая её своим спасителям.

— Спасибо. Простите, что причинил вам столько хлопот. Что мы без вас делали бы?

— Но мы ведь здесь, — сказал Рэд.

— Всё хорошо, что хорошо кончается, — добавил Джефф. — А тебе надо просохнуть и сменить одежду.

— Быстро обратно! — скомандовал Рэд. — Только теперь все вместе, и никто не уходит ни вперёд, ни назад.

Вы же хотели тут тренироваться, — сказала Мартина. — Мы сами доберёмся, спасибо. Я никуда не отпущу Бена, а бабушка согреет ему суп, чай и всё, что нужно. Только мы ей ничего не расскажем про то, что случилось, ладно? И вы не говорите…

Сохранить тайну Рэд и Джефф обещали, но отпустить ребят одних не согласились, довели их до ворот туристического лагеря и лишь потом повернули обратно к водопаду.

— Ещё раз спасибо за спасение, — сказал им Бен, а Мартина попросила извинения у Рэда за то, что облила его горячим чаем. — Но, честное слово, — сказала она, — я тогда вдруг поняла, с Беном что-то неблагополучно… Прямо вдруг…

После того как Мартина и Бен распрощались с альпинистами и остались ненадолго одни, они одновременно снова заговорили о том, что произошло и что могло произойти. Ко всему ещё, Бена как следует проняла дрожь — от холода, из-за непросохшей одежды, а скорее всего потому, что он наконец ясно представил, что с ним случилось и чем всё могло кончиться.

— А всё оттого, — сделала дрожащим голосом окончательный вывод Мартина, — что ты удрал один. Я вспомнила: тётя Грейс предупреждала меня перед нашим отъездом, что во время поездки мы должны обязательно держаться вместе, иначе может случиться беда. Вот она и случилась.

— Знаю, — согласился Бен, обхватив себя за плечи, чтобы сохранить хоть какое-то тепло, — она мудрая женщина. Но сейчас могу думать только об одном — как бы поскорей согреться. Б-р-р…

— Пойдём ещё быстрей, — сказала Мартина, — хотя у меня до сих пор болят ноги… Наш домик уже совсем недалеко. Бабушка тебя накормит и обогреет… Ох, ну чего тебя понесло туда одного, скажи? И зачем ты на самый край обрыва встал? Что хотел доказать? Кому?

— Не ругай меня, Мартина, я сам себя ругаю. Если бы не ты…

— При чём тут я? Если бы не альпинисты…

Они умолкли, запыхавшись от быстрой ходьбы, почти что бега, и потом Бен сказал, и в голосе у него было некоторое удивление:

— Ты спросила, почему я подошёл к самому краю. А знаешь… Я теперь вспоминаю. Можешь мне не поверить, но это так…

Он замялся.

— Да в чём дело? — нетерпеливо спросила Мартина.

— В том, что я увидел там что-то…

— Где?

— Внизу, на скале. Вроде картинки какой-то… Нарисовано. Или нацарапано. Под водой, конечно, но всё равно видно. А на ней… Я, конечно, не видел точно, но…

Он опять умолк. У Мартины перехватило дыхание.

— Что? — крикнула она. — Что там было? Говори!

Бен с испугом взглянул на неё.

— Ты не обижайся. Я просто не пойму, правда это было или так… показалось. Но как будто кошка дикая… рысь… Вернее, леопард. А может, ягуар. Или гепард… Врать не буду… Ну, я и встал на самый край. А он…

Мартина чувствовала сухость во рту, дрожь в теле. Она хотела рассказать Бену, что и ей тоже… там, на берегу… Но не решилась: получится, они оба с ума посходили, что ли.

И она повторила то, что недавно уже говорила:

— Мы должны оставаться вместе. Обещай, что не будешь уходить далеко.

Опять Бена удивили, даже напугали её слова. Но звучали они так серьёзно, что он послушно ответил:

— Конечно. Даю клятву… — И, чтоб она совсем поверила, добавил: — Разрази меня гром!

• 4 •

Остаток пути до границы с Зимбабве прошёл без происшествий. Местность, по которой они ехали, была довольно унылой: бесконечная цепь сухих кустов, изредка перемежающаяся рядами низкорослых деревьев; переплетение асфальтовых дорог на подъезде к Йоханнесбургу; невзрачные шахтёрские посёлки.

Мартина и Бен дремали вплоть до городка Мессины, что у самой границы. Там сделали остановку и позавтракали: поели тушёных овощей с мясом, украшенных кольцами ананаса, и чипсы в пряном томатном соусе, а завершили всё это взбитым молоком с шоколадом.

Всё это называлось «фаст фуд» — «быстрая еда», и у них дома, рядом с заповедником, в городке Грозовой Перекрёсток, где они жили с бабушкой, Мартине не разрешалось питаться в подобных местах. Ей стоило немалых усилий уговорить иногда бабушку зайти с ней туда в выходной день. Но сейчас запрет был снят, и Мартина, скрывая улыбку, наблюдала, с каким удовольствием миссис Томас поглощает закуску (стараясь это удовольствие скрыть).

За едой разговаривали о разном, но только не о том, что произошло вчера у водопада: ведь Мартина и Бен дали друг другу слово молчать об этом как рыбы, и держали своё обещание, хотя, чего говорить, это было нелегко: так хотелось рассказать о своих переживаниях и о помощи Рэда и Джеффа, без которой… Нет, даже думать не надо, что могло произойти!

Особенно тяжело было сохранять молчание о происшедшем для Бена, потому что он — такой странный мальчик! — с самого раннего детства привык не врать и не обманывать. Даже родителей, даже учителей. Хотя бы, чуть-чуть, хотя бы на самую малость. Поэтому, когда вчера они вернулись в туристическую гостиницу и Бен был в мокрой одежде, о том, почему она промокла, говорила, в основном, Мартина, он же отмалчивался. Впрочем, бабушка не очень и расспрашивала: в самом деле, разве так уж удивительно, если человек, находясь возле самого большого водопада в Южной Африке, немного промок? Но высохнуть и отогреться надо! И она поила Бена горячим чаем и увеличила нагрев электрокамина в их домике… В общем, утром он был здоров и бодр, как всегда…

При проверке документов на границе таможенник из Зимбабве, узнав, что они едут в местность под названием Матобо-Холлс, спросил не то в шутку, не то всерьёз:

— Собираетесь охотиться на леопардов? Или сокровища искать? Надеетесь разбогатеть здесь, у нас?

Миссис Томас шутку не приняла и довольно резко ответила:

— Ваши предположения не верны! Мы приехали ухаживать за больным человеком.

Он расплылся в улыбке.

— О, как приятно такое слышать, мэм. Добро пожаловать в нашу страну!

* * *

До места назначения оставалось ещё примерно часа три пути, но они превратились в четыре, если не больше, потому что в большом городе Булавайо, через который им предстояло ехать и где находился международный аэропорт и жило больше полумиллиона человек, на шести заправках не было бензина. Пока они петляли по улицам, украшенным яркими, красивыми деревьями (они называются джакаранда), пока рисковали поломать машину, угодив в какую-нибудь из множества ям, ухабов и рытвин, усеявших мостовые, время неуклонно приближалось к вечеру.

Один из прохожих, у кого миссис Томас спрашивала про бензин, сказал, что это ещё не главная беда — у них сейчас и электричество бывает часа четыре в день, и вода от случая к случаю.

— Как же вы живёте? — участливо спросила она.

Мужчина ухмыльнулся.

— Нам говорят, что мы живём по плану, — ответил он. — То есть, как надо… А ближайшая бензозаправка вон там, за углом. Только в яму не угодите — в неё на днях корова попала. Пришлось вытаскивать…

Мартина до этого дня почти ничего не знала о Зимбабве — разве только что эта страна граничит на севере с Южно-Африканской республикой, а на географической карте похожа на чайник для заварки. И ещё, что в ней находится одно из семи чудес света — водопад Виктория. Но после вчерашнего случая Мартина была жутко рада, что он далеко от того места, куда они едут: она совсем не жаждала скорой встречи ещё с одним водопадом.

После пересечения границы Мартина успела узнать ещё кое-что про Зимбабве. Во-первых, что купить три стакана минералки стоит десять тысяч зимбабвийских долларов. Она не поверила, пока не увидела, как бабушка спокойно отсчитывает эту сумму.

Ещё ей стало известно, что название города Булавайо на местном языке ндебеле означает «место бойни». Его так назвали после первой битвы короля Лобенгулы, когда тот взошёл на трон, уничтожив множество соперников. Мартина подумала, что никогда бы не стала жить в городе с таким названием. И с такой нехваткой бензина.

Того количества, которое им всё же продали, хватило ненадолго, и бак снова был почти пуст. Однако бабушка не унывала.

— До жилища Сейди дотянем, — говорила она, — а там нам и море по колено…

Когда только ещё начало смеркаться, они подъехали к воротам Национального парка в Матопосе. Служащий парка неохотно оторвался от игры в шашки с напарником и подошёл к ним.

— Добрый вечер, — сказал он. — Уже больше шести вечера. Парк закрыт для посетителей.

— Но мы ехали весь день почти без остановки! — воскликнула миссис Томас. — Нам нужно в дом, который на той стороне парка. Там нас ждут.

— Очень сожалею, мэм, но вам придётся вернуться в Булавайо и заночевать там.

— Это невозможно, сэр! Как я уже сказала, нас ожидают, а кроме того, у нас бензин на исходе.

— Ну так же нельзя! — с осуждением сказал другой служащий. — Кто же едет в наши места, не запасясь горючим? Тогда вам придётся спать до утра в вашей машине.

— Нас будут ждать и беспокоиться! — повторила миссис Томас. — А Сейди Скотт ещё, к тому же, не вполне здорова.

— Сейди Скотт? — переспросил служащий. — Из «Чёрного орла»? Так бы и сказали сразу! Я вам покажу по туристической карте.

Он раскрыл ворота, вручил миссис Томас карту, на которой карандашом прочертил маршрут, и помахал на прощание рукой.

Мартина уже наслушалась от бабушки об этом парке — этом «музее скал», как его называли, и не ждала ничего интересного — камни и камни. То ли дело, если привелось бы на самом деле искать здесь сокровища зимбабвийского короля или встретить каких-нибудь редких животных. Только этим, по-видимому, и не пахнет.

Однако она представить не могла, что эти «камни и камни» могут оказаться такими завораживающими! Кругом десятки, сотни… нет, тысячи камней, валунов, кряжей, гребней, глыб… Они стояли рядом или громоздились друг на друга; они были самых разных размеров и видов — гладкие и колючие, серые, белёсые, дымчатые, зеленоватые, похожие на птиц и зверей, на людей и на неведомых чудовищ.

И, что удивительно, вокруг ни души, никто, кроме них троих, не глядит на них, не любуется этой картиной!

— Ни одного посетителя, — сказал Бен. — Все ушли или сюда никто не ходит? Следов от ног почти не видно. И от машин тоже.

— Не до прогулок им сейчас, — со вздохом произнесла миссис Томас. — Когда такие цены и даже бензина не купишь…

Заходящее солнце окрасило вершины скал в рыжий цвет, и окружающий ландшафт сделался ещё более грозным. И более одиноким. По сравнению с ним заповедник Савубона казался весёлым и радостным, словно райский сад.

— Смотрите! — сказал Бен.

Из-за одной из скал на них глядели печальными миндалевидными глазами три большие антилопы куду. Медленно повернувшись, словно не желая прощаться с гостями и снова оставаться в одиночестве, они побрели прочь и скрылись в кустах.

Указатель бензина дрожал на красной отметке и клонился ещё левее. Дорога под колёсами была намного хуже, чем улицы Булавайо. На пути попались пять глинобитных хижин. Здесь живут люди? Да, наверное: вон там их пятнистые коровы с причудливо завитыми рогами лениво пережёвывают жвачку, валяясь в пыли.

За домиками на столбе был криво прибит указатель, что до гостиницы «Чёрный орёл» остаётся одна миля, поворот у большого баобаба[7].

— Слава богу! — вздохнула миссис Томас. — Я совсем уже измоталась. Надеюсь, у Сейди разживёмся бензином.

Они подъехали к проволочной ограде с такими же воротами, и Бен выскочил из машины, чтобы их открыть. Ворота сильно накренились, и пришлось их выпрямлять. Да, всё здесь было в запустении…

Мартина почувствовала ужасную грусть. Ей захотелось домой — нет, не в южно-африканский городок Грозовой Перекрёсток, где жила бабушка, а в свой старый дом в Англии. Только он пуст сейчас. Там никого нет, и тех, кто был, уже никогда не будет.

Ей стало легче, когда после ещё одного поворота они увидели широкую лужайку у подножия большой скалы, напоминавшей тело слона. На лужайке было несколько каменных коттеджей под тростниковой крышей. Над ними кружили два чёрных орла. Больше никаких признаков жизни. Стояла гнетущая тишина. Она была такая явная, несомненная, что хотелось потрогать её рукой, потом сдёрнуть, как покрывало с постели, — и чтобы сразу запели птицы, зашелестела листва деревьев и послышались весёлые человеческие голоса.

Снова Мартине сделалось тревожно: подумалось, что, быть может, мир здесь заканчивается и за этой Слоновьей скалой, там, с другой стороны, уже вообще ничего нет. Пустота…

• 5 •

Когда машина остановилась, миссис Томас заговорила первой.

— Ну, — сказала она, — должна заметить, что такой встречи я не ожидала. Особенно после двух тысяч миль пути… — Но тут же переменила тон — с обиженного на беспокойный — и добавила: — О чём я толкую? Ведь, может, с бедняжкой Сейди случилось что-то? Ох, только не это…

— Мне показалось, — сказал Бен, — что в окне вон того дома занавеску отодвинули… Там чьё-то лицо! Глядите!

— Где? Где? — воскликнула миссис Томас.

Прежде чем Бен ответил, на пороге появилась женщина в видавшем виды платье, выглядящая значительно моложе шестидесятилетней бабушки Мартины, хотя стояла на костылях, и одна нога была в гипсе, а на другой — не туфля, а привязанный к ступне кусок автомобильной резины.

— Эй, уберите с ваших лиц печальное выражение! — были её первые слова. — И особенно ты, Гвин Томас!.. Знаю, знаю, о чём ты думаешь, подруга. Можно сказать, проколесила пол-Африки, а встречают тебя без флагов и без оркестра!.. Прошу извинения. Дела в «Чёрном орле» сейчас хуже некуда, а уж когда и нога осталась только одна…

Она замолчала, чтобы набрать воздуха, и Мартина ждала, что строгая бабушка разразится какой-нибудь ответной едкой тирадой, но та лишь улыбнулась, и ответ её прозвучал удивительно мягко:

— Вижу, что, несмотря на гипсовую ногу, в твоём характере мало что изменилось: такая же развесёлая и боевая.

Они крепко обнялись, миссис Томас объяснила подруге, кто приехал вместе с ней, и та, ловко подпрыгнув к ним на костылях, поздоровалась и наговорила кучу приветственных слов.

Мартина сразу решила, что бабушка зачем-то обманула её, когда говорила про свою подругу, что та человек жёсткий и суровый. Жёсткая-то как раз она, миссис Гвин Томас: не разрешает ей вволю скакать на жирафе…

— Извини, Сейди, что приехала не одна, — говорила тем временем миссис Томас, — но внучку не с кем оставить, а её приятель Бен просто хороший парень. И как же им не побывать в Национальном парке и не увидеть другие красоты Зимбабве.

— Конечно, Гвин, — отвечала Сейди. — Хотя время сейчас у нас в стране не лучшее для жителей и для туристов, но хорошие люди остаются такими же. Вот вас, к примеру, пропустили ко мне через парк, что строго запрещено.

— Но у нас бензин почти на нуле!

— Сейчас у всех здесь бензин на нуле, — с горечью сказала Сейди, и глаза у неё расширились от удивления. — Что это они делают? Я ещё не умираю с голода!

Она сказала так, потому что Мартина и Бен принялись вытаскивать из багажника «лендровера» привезённые продукты: мешки с рисом, банки с пахтой[8], пакеты с копчёной рыбой, сладости.

— Успокойся, Сейди, — объяснила Гвин. — Это не для тех, кто голодает, а для молодых, у кого здоровый аппетит. Но и нам с тобой, надеюсь, перепадёт.

— Ну, если так, то ладно, — согласилась та. — А теперь идёмте, я покажу вам ваши хоромы…

* * *

Ужинали при свечах.

— Так романтичнее, — сказала Сейди, хотя все понимали, что, на самом деле, романтика ни при чём, а просто электричество было выключено по всей стране.

Темнота наступила сразу, как всегда бывает в Африке. В 18.45 солнечный диск скрылся за Слоновьей скалой, придающей особую красоту месту, где расположены домики «Чёрного орла», а в 19.00 полная тьма окутала всё вокруг. К своему жилищу они пробирались по тропинке, освещённой редкими фонарями, получающими электроэнергию от солнечных батарей, заряжавшихся днём.

— Из любого положения можно найти выход, если искать, — мрачно проговорила миссис Томас.

В их домике было три комнатушки, гостиная, ванная — в общем, все удобства. (Если вода идёт из кранов и есть запас свечей и зажигалка. Зато синехвостые ящерицы — гекконы на стенах были здесь всегда.)

За ужином Сейди рассказала, что край Матопос, где они находятся и по имени которого назван Национальный парк, знаменит во всей Африке своими причудливыми скалами, а также наскальными рисунками. Услышав это, Мартина подумала, что если увидит их, то, быть может, ещё что-то узнает о своей судьбе — вдобавок к тем предсказаниям по рисункам, которые попались ей в пещере возле тайного убежища жирафа Джемми. Но тут же одёрнула себя: нечего думать глупости и воображать невесть что — как будто у древних туземных художников не было другого дела, как предсказывать судьбу какой-то белой девчонке из Англии…

— Завтра утром, — сказала Сейди, — я познакомлю вас с моим главным и единственным теперь помощником. Его зовут Нгвенья, он сейчас и смотритель, и конюх, и вообще на все руки. А ещё хорошо знает историю этих мест и может многое порассказать.

— Ты говоришь, его имя Нгвенья, — сказала миссис Томас. — Если не ошибаюсь, оно означает то же, что по-зулусски «ингве», то есть «леопард».

— Верно, Гвин, какая ты образованная. У него есть другое имя, обыкновенное, как у нас у всех, но считается более уважительным обращаться по клановому, потомственному, имени. Как и все в его клане, Нгвенья обязан почитать и защищать леопардов. Что в наши дни, как вы знаете, особенно трудно. Кстати, здесь, в Матопосе, как считают учёные, леопардов больше, чем где бы то ни было в мире.

— Ой, правда? — вырвалось у Мартины. — Здорово!

— Тебя они интересуют? — спросила Сейди. — В школе задали сочинение о них? Могу тебе прямо сейчас сообщить… — И она заговорила тоном учительницы: — Леопарды вообще ночные животные, что означает, как ты наверняка знаешь, что на охоту они выходят ночью. Они считаются самыми робкими и самыми неуловимыми из всех крупных кошачьих. В Матопосе есть охотники и егеря, служащие тут по двадцать лет и ни разу не встретившие леопарда. Поэтому точное их число определить почти невозможно.

— Но вы же сами сказали, что здесь их больше всего на свете… как же? — спросил Бен.

Сейди подмигнула ему.

— Мало ли что я сказала. Так говорят люди, а ручаться за них я не могу. Но если серьёзно, то, действительно, когда-то было так, однако с каждым годом их становится всё меньше. Их ловят, продают, убивают, а кроме того, меньше становится тех, кто служит им пищей, и они просто умирают от голода. — Сейчас она говорила с горечью. — Да, можно прямо сказать: здесь, в Зимбабве, они на грани вымирания. Во всяком случае, за последний год мне приходилось слышать только об одном, который…

— Его видели? — спросила Мартина, и бабушка посмотрела на неё с неодобрением: зачем перебивать взрослого человека?

— Кое-кто утверждает, что видел, и все сходятся на том, что это очень крупный, самый крупный из всех, кого приходилось встречать. И самый умный, хитрый и грозный. Ему дали кличку Хан, что по-восточному означает князь, монарх.

— А вы, мэм… — опять задал вопрос Бен. — Вы видели его когда-нибудь?

Сейди взглянула на него, словно не понимая, откуда здесь взялся этот мальчик.

— Один раз… — произнесла она задумчиво. — Один раз я видела его. Но это было так давно, что словно и не было.

Наступило молчание, которое прервала Гвин Томас, проговорив с некоторым раздражением:

— Сейди, я, кажется, уже говорила тебе, что осталась почти без горючего. В Булавайо не было, по дороге тоже. У тебя найдётся хоть немножко в запасе?

— Боюсь, что нет, Гвин, — ответила та. — Мне привозят раз в месяц… по плану. Но план у них всё время меняется. В этом месяце, если не ошибаюсь, они должны приехать двадцатого числа.

— Через две недели? — возмущённо воскликнула её приятельница. — Ну, знаешь! А если потребуется куда-то выехать? По срочному делу!

— Что ж, у нас есть лошади, — беззаботно проговорила Сейди, и Мартина вдруг подумала, что с такой весёлой женщиной могла бы провести тут не месяц, как собиралась бабушка, а целый год. Или целую жизнь. Уж она-то никогда бы не стала ей запрещать ездить на жирафе в своё удовольствие!

— Ты говоришь «лошади»? — опять возмутилась миссис Томас. — Как ты можешь шутить в этих обстоятельствах?

— Ах, Гвин, Гвин, — с лёгким упрёком, словно разговаривая с капризным ребёнком, произнесла хозяйка дома. — Вы же приехали сюда на отдых. На каникулы. Так давайте отдыхать! Конечно, вам, бедняжкам, придётся немного помогать мне, но зато какая тут тишина — никаких лишних людей, никакого интернета или телевизора! Телефон и тот работает хорошо если раз в неделю, да и то не всегда… Не случайно в Зимбабве давно уже появилась прибаутка: «всё по плану»! И включение, и выключение, и голод, и сытость, и бензин, и его отсутствие… Нам остаётся только улыбаться.

— Немыслимо! — сказала миссис Томас и внезапно улыбнулась. — Какая же ты молодчина, Сейди! Извини меня, старую ворчунью. Ты права, мы все очень устали: дети — от учёбы, а я — от забот в заповеднике. Мы будем здесь отдыхать и забудем о бензине и об электричестве. А также о телефоне…

Мартина поймала взгляд Бена. В нём было удивление, одобрение и ещё что-то не очень определённое — что можно, пожалуй, выразить словами: что ж, если попались, будем жить по их правилам. Для разнообразия это не так уж и плохо.

И, надо сказать, она сама сейчас думала примерно так же…

* * *

Позднее, когда все улеглись в постели, Мартина вспомнила, что забыла дорожный рюкзак с фонариком и принадлежностями для чистки зубов и мытья в домике у Сейди, где ужинали. Она поднялась, накинула куртку и вышла в ночную темноту. На подходе к соседнему коттеджу она услышала голос Сейди и поняла, что та говорит в кухне по телефону, который, как можно было догадаться, работал.

Этот голос сердито говорил:

— Хватит! Мне не нужны ваши деньги! Оставьте меня в покое, своего решения я не переменю. Никогда! Вы получите его только через мой труп! Не смейте меня запугивать!..

Раздался треск — трубка резко опустилась на рычаг. Послышался стук костылей.

Мартина предпочла не заходить в дом к Сейди и отправилась к себе, так и не забрав рюкзак.

Несмотря на усталость, она долго не могла уснуть: думала об услышанных словах. Кто угрожал Сейди Скотт? От кого она не хотела принимать деньги? И при чём тут её труп?..

Мартина уже засыпала — усталость брала своё, — когда тишину прорезал звериный рёв.

Вздрогнув, она открыла глаза. Почему-то она сразу поняла, что звуки эти издавал леопард, и никто другой, и были в них ярость, гнев, а также протест, вызов, несогласие… Однако, лишь только рёв затих, она сразу уснула, и утром уже не могла с уверенностью сказать, слышала его на самом деле или он был частью её сна.

• 6 •

Тук, тук, тук… Так, так, так… Тик, тик, тик… Стук в дверь.

— Войдите! — третий раз крикнула Мартина сонным голосом.

Кто стучит в такую рань, да ещё не входит, когда приглашают? Мартина была недовольна. Только когда она приподняла голову с подушки, ей стало понятно, что стучат не в дверь, а в окно. Этого ещё не хватало! Она с неохотой встала и отодвинула занавеску.

Ух ты! В окно заглядывала крупная птица, чёрно-белая, с большим изогнутым клювом жёлтого цвета. Птица-носорог. Блестящие круглые глаза требовательно смотрели на неё.

— И не думай, — сказала ей Мартина и поглядела на часы. — Ещё рано завтракать. И вообще в следующий раз не прилетай и не стучи до семи утра…

— Это был Магнус, — сказала ей Сейди во время завтрака. — Имей в виду, он большой любитель всего, что блестит, и опытный воришка. Местные жители говорят, что тот, кто сумеет обнаружить его гнездо, обогатится на всю жизнь — столько колец, перстней и других золотых и серебряных вещиц там найдёт. И он очень привязчивый и приставучий. Не удивляйтесь, если начнёт повсюду сопровождать вас.

Мартина вглядывалась в лицо говорившей, вспоминая об услышанном вчера телефонном разговоре и пытаясь обнаружить на нём следы беспокойства или страха. Но ничего такого не обнаружила. И свою подругу, бабушку Гвин, хозяйка так и не посвятила во вчерашнюю беседу…

— Она прямо так и сказала: «через мой труп»? — переспросил Бен Мартину, когда та рассказала об услышанном.

Они закончили завтрак, помогли вымыть и убрать посуду и направлялись сейчас в конюшню в сопровождении Магнуса, вразвалку ковыляющего за ними.

— Не знаю уж теперь, Бен, — призналась Мартина. — Я была жутко усталая, сонная и слышала через дверь. Но, в общем, придумать такое трудно, верно? «Через мой труп»… Мы же так обычно не говорим. И насчёт денег тоже.

Тропинка, по которой они шли в указанном направлении, привела их в эвкалиптовую рощу. Когда миновали её, до них донёсся запах конюшни. Этот запах, как запах печёного хлеба, а сейчас и новый для неё запах от дыхания жирафа, Мартина любила больше всех остальных.

Уже была видна конюшня. Бен, шагавший впереди, остановился. То же сделал Магнус — какая забавная птица. Прямо как дрессированная. Возле конюшни ребята увидели Сейди, которая была поглощена разговором с темнокожим мужчиной. По всей вероятности, это и есть её помощник во всех делах, Нгвенья. Лица обоих были озабоченными.

— Быть может, с ним она и говорила вчера по телефону, — высказал предположение Бен. — Возможно, он хочет уйти от неё на другую работу, где больше платят, а она его не пускает, потому что без него ей труба. И оба злятся.

Мартине такое не приходило в голову, и она хотела что-то ответить Бену, но их уже увидели, и Сейди помахала рукой.

— Идите сюда! — крикнула она. — Познакомьтесь с тем, без кого я — как корабль без штурвала.

Нгвенья пожал им руки, ладони у него были шершавые, мозолистые.

— Гого очень добра ко мне, — сказал он с улыбкой. — Но всё, что надо, она умеет делать и без меня.

— «Гого» означает «бабушка» на его языке, — объяснила Сейди. — И он скромничает, говоря, что он не мой штурвальный. Он даже капитан, вот кто!

Смущённый Нгвенья не стал больше спорить и сказал:

— Пошли к стойлам. Я вам покажу наших дружков. Вы, наверное, здорово сидите в седле?

Бен покачал головой.

— В жизни не сидел на лошади.

— А я ездила верхом, — сказала Мартина, — но только на жирафе.

Нгвенья понял, что она так шутит, и ждал продолжения, но его не последовало, и тогда он в некотором недоумении взглянул на Сейди, как бы желая сказать: «Ну и внучка у вашей подруги! Какие умеет шутки отпускать!»

Сейди рассмеялась:

— Девочка ничего не выдумывает. Сама я не видела её верхом на жирафе, но это чистая правда. В заповеднике в Южной Африке, где она живёт, у неё верховой жираф по имени Джереми… Джемми.

Нгвенья хлопнул себя по лбу.

— Ну и ну! Никогда бы не подумал! Значит, на лошади тебе совсем легко будет. Ведь у неё спина гораздо ниже над землёй и намного ровнее, чем у жирафа.

* * *

Нгвенья как в воду глядел, когда предсказал, что Мартина будет хорошей всадницей: всё у неё получилось с самого начала — легко села верхом, сразу приняла нужную позу, вовремя натягивала и отпускала повод — как будто родилась в седле!

И вроде бы чем могла ей помочь езда на хребте животного высотой чуть не с подъёмный кран, на кого и сесть-то целое событие, и слезть — тоже, а уж ехать — вообще сплошной кошмар: держаться почти не за что, земля видна где-то далеко внизу, как из гондолы воздушного шара. А этот «воздушный шар» ко всему ещё с норовом: то понесётся во весь опор, то резко затормозит, то изогнёт шею, словно змея, чтобы пожевать вкусные, сочные листья акации.

Итак, с верховой ездой у Мартины заладилось. Даже пустив лошадь рысью, она всего два раза упала с седла, что тоже удивило наблюдавшего за ней Нгвенью, он одобрил её смелость и ловкость, но заметил, что с галопом нужно подождать. О чём он ей не сказал и что вызвало его молчаливое изумление, если не оторопь, — так это как все шесть лошадей, находившихся под его присмотром, отнеслись к ней. приняли почти за свою, слушались беспрекословно, ласкались и всячески пытались привлечь её внимание.

Поэтому неудивительно, что не прошло и двадцати минут, как она села на большого вороного Джека, а Нгвенья уже предложил ей, если хочет, взять опеку над ещё двумя лошадьми по имени Сирокко и Темпест[9], обе — арабского происхождения с довольно сложными характерами. Мартина согласилась и тут же с помощью Нгвеньи надела на одного из упрямцев седло, села, и тот послушно прокатил её по лугу, ни разу не попытавшись встать на дыбы и сбросить.

У Бена отношения с лошадьми сложились далеко не так блестяще. Нельзя сказать, чтобы лошади его невзлюбили, совсем нет. И он относился к ним по-доброму, с должным уважением, но всё-таки… Всё-таки, даже Кассиди и Мамбо[10], пузатые белые пони, за которыми Нгвенья предложил ему присматривать, не очень-то его слушались и норовили играть с ним, как с равным. А когда он оседлал одного из них, тот в конце концов сбросил его в колючие кусты.

Мартина, к её чести, не проявляла никакого превосходства перед Беном — она жалела его, всегда такого спортивного — школьного чемпиона по плаванию, умелого следопыта и рыболова, и ей было даже неловко, что у неё так всё получается. Но чем могла она помочь? Только сесть на лошадь вместо него…

И всё же они с Беном, в сопровождении Нгвеньи, совершили в первый же день длительную конную поездку по парку Матопос, между удивительными нагромождениями скал, и прониклись необычностью и красотой здешней природы. И были немало удивлены, когда за одним из поворотов увидели между скалами двух маленьких девочек в школьной форме с учебниками в руках. Поблизости не видно было ни школы, ни жилых домов, а девочки спокойно шли по дикой местности, где в любую минуту могли появиться звери или ядовитые змеи; шли и весело болтали друг с другом.

Нгвенья поговорил с ними на местном языке, и обе девочки уставились на Мартину и захихикали, прикрывая лица учебниками. Когда они скрылись из вида, Нгвенья сказал, что они так выражали своё удивление тем, что Мартина только что пересела на лошадь с жирафа, о чём он им поторопился сообщить. И ещё сказал, что эти девчушки каждый день ходят по шесть километров в школу и обратно через парк.

— Почему их никто не подвезёт? — спросила Мартина, вспомнив, что столько же примерно они проезжают с бабушкой до её школы на машине, и Мартине дорога всегда кажется жутко длинной.

— Потому, — ответил Нгвенья, — что у их родителей нет своих машин, они слишком бедны. А если спросишь, почему девочки всё-таки ходят в школу, отвечу, что, наверное, очень хотят учиться.

И тут Мартина ощутила что-то вроде стыда. Ведь на месте этих девчонок она ни за что бы не прошла двенадцать километров в день ради школы, где ей так скучно и нудно и где она тратит столько времени понапрасну, вместо того чтобы общаться с Джемми и другими животными…

Они уже довольно долго ехали по парку, но скал не делалось меньше, а растительность вокруг становилась всё гуще и напоминала джунгли. Мартине начинало казаться, что вокруг нет и не может быть людей, а девочки-школьницы и они сами — первые, случайно забредшие сюда человеческие существа, первопроходцы.

Однако Нгвенья нарушил её мысли, сказав, что люди тут поселились, как считается, 40 000 лет назад. Много разных племён — бануби, машона, матабеле, ндебеле… Король Мциликази из племени ндебеле был первым, кто пришёл в эти края со своими воинами…

Бен, так ему показалось, увидел в это время, как впереди, между кустами, что-то мелькнуло. Нгвенья резко повернул своего коня в чащу и тихо произнёс:

— За мной! Сворачивайте!.. Слезайте с лошадей!..

Они успели сделать это, прежде чем мимо них по тропе прошли гуськом трое мужчин. На том, кто впереди, была фетровая шляпа, белая рубаха с закатанными рукавами, на остальных — комбинезоны, расстёгнутые до пояса. Полуобнажённые мускулистые тела, словно высеченные из дерева, лоснились от пота. На голове одного из них был большой мешок с маисом, у второго в мешке — какие-то инструменты. Они жарко спорили и ничего вокруг не замечали.

— Искатели сокровищ, что ли? — тихо сказал Бен Мартине.

— Почему ты так решил?

— У того, в шляпе, приборчик на поясе. Кажется, для поиска металла в земле.

— Какого металла?

— Не знаю точно. Золота, наверное, или серебра.

— Браконьеры они, вот кто, — решила Мартина.

В разговор вмешался Нгвенья. Голос у него был рассерженный:

— Могу сказать точно: никакие это не браконьеры! Одного из них я хорошо знаю — он сын моего дяди. Мой двоюродный брат.

— А почему вы не хотите с ним встретиться? — спросил Бен.

— Потому что он нехороший человек, — так же сердито ответил Нгвенья. — Он и его дружки — баламуты! Нарушители спокойствия! Не ищут работу и не хотят работать. А ищут сокровище короля Лобенгулы!

— Но разве это правда? — воскликнула Мартина. — Не сказка?

Нгвенья скривился.

— Ты слышала об этом? Говорят, что правда.

— Ой, расскажите подробней! Откуда оно? И почему его надо искать? А бриллианты в нём красивые?..

Нгвенья немного успокоился, даже улыбнулся, потом присел на землю под деревом, вынул из кармана пакет с сушёными ломтиками манго и предложил ребятам.

— Жуйте, — сказал он, — и отдыхайте. Расскажу, что знаю…

• 7 •

Вот что рассказывал Нгвенья.

Это было давным-давно… Король Мциликази со своими воинами шёл сюда, на холмы Матобо, долгие десять лет. Шёл из своих родных мест на юге Африки. Путь его назывался Тропа Крови, потому что много битв произошло у него на пути, и везде он одерживал кровавые победы.

А до того как стать королём, он был одним из лучших воинов у великого зулусского короля Шаки. И становился всё лучше и знаменитее — настолько, что король Шака надумал его убить, но Мциликази удрал со всеми своими жёнами, детьми и верными ему воинами. Он пошёл с ними сюда, на Север, и тоже стал королём, тоже великим, и правил долгие двадцать лет.

А когда он ушёл к праотцам, оказалось, что наследник его трона, старший сын, исчез, и найти его так и не смогли. Тогда вожди кланов собрались на совет и через два года решили, наконец, что королём станет один из младших сыновей по имени Лобенгула, прозванный Великим Слоном за рост и толщину. Он был хороший воин, никто не спорил с этим, он храбро и успешно воевал против белых, пришедших в Африку, однако поговаривали, что он убил нескольких своих родных братьев, видя в них соперников…

— Ну, а сокровище? — спросила Мартина, утомлённая этим количеством африканских имён, которые она всё равно не запоминала, и обилием сражений и убийств. — Откуда взялось сокровище?

Нгвенья добродушно рассмеялся.

— Хочешь сказать мне: «Закругляйся, пора и честь знать», как любят говорить многие белые? Да, они правы: мы не любим торопиться — у нас очень жарко, а в жару вредно спешить. Разве нет? — Он положил в рот ещё один кусочек манго, разжевал, проглотил и продолжил: — А драгоценности появлялись у этого короля после набегов на соседние племена, а потом и в виде подарков, которые получал от белых…

— За что? — удивилась Мартина.

— Ну, так говорят старики, а они знают, если говорят.

— А какие драгоценности? — не унималась Мартина.

Нгвенья опять рассмеялся.

— Я их не видел. Если верить старикам, у него было полным-полно алмазов, золота — из шахт в Машоне, а также мешки с золотыми монетами, британскими и голландскими. И слоновая кость… — Он помолчал, видимо, вспоминая, чем ещё удивить ребят, и потом добавил: — А по ночам он приказывал своему белому секретарю Джону Джекобсу вываливать монеты из мешков и обкладывать его с ног до головы, а сам купался в золоте и хохотал! — Нгвенья выдержал ещё одну паузу, после чего с хитрой улыбкой произнёс: — А теперь слушайте внимательно: открою вам, куда делось это сокровище… Слушаете? Так вот. Однажды Лобенгула приказал своим верным слугам вынести сокровище из его хижины и зарыть в джунглях. Четырнадцать человек несли мешки с драгоценностями — вот сколько всего там было! Они закопали их в землю и заложили камнями. А когда вернулись домой, Лобенгула велел всех четырнадцать убить — чтоб никому не выдали тайны. Но кто-то, говорят, сумел выжить — от него и узнали про всё, что было…

Жуткий крик бабуина[11] откуда-то сверху разорвал тишину. Бен и Мартина подскочили от неожиданности, Нгвенья постучал палкой по стволу дерева, под которым они сидели.

— Эй! — крикнул он. — Не мешайте нам разговаривать. Я ещё не всё рассказал.

Несколько обезьян, две из них с детёнышами на спинах, перепрыгнули на другое дерево и скрылись в листве. Но перед этим крупный самец задержался на большой ветке, почесался, укоризненно взглянул на них и пожевал губами, как бы желая сказать: ну чего шумишь? Не видишь, мы тут с детьми гуляем…

Проводив глазами обезьян, Мартина спросила у Нгвеньи:

— Почему же до сих пор никто не нашёл сокровища, если те, кто в живых остался, могли рассказать?

— Сам не пойму, — понизив голос, ответил тот. — Знаю только, что после смерти Лобенгулы многие пытались, начиная с его белого секретаря Джекобса, да ни у кого не получалось.

— Почему? — спросил Бен. — Кто им мешал?

Нгвенья заговорил ещё тише.

— А потому что место это заколдовано. Наши ведуны и волшебники заколдовали его и прокляли, и всех, кто добирался туда, какая-нибудь хвороба в могилу сводила. А то и соперники убивали. Но их самих потом тоже настигала смерть: одного слон убьёт, другого — лев загрызёт, третьего — змея ядовитая укусит… А секретаря Джекобса вообще в тюрьму посадили.

— Значит, место всё-таки известно? Я не понимаю, — сказала Мартина.

— Известно, да не очень. Одни говорят, оно на холмах Матобо, другие — что в ущелье Батока, третьи — что в соседней Замбии. Вот и пойми тут. Да ведь сколько лет уже ищут и сколько людей этим занималось! Всё и перепуталось давно… Так что… — Он ухмыльнулся. — Этим делом вы не занимайтесь — ничего не выйдет!

— Отчего же ваш брат занялся? — спросил Бен. — Разве не понимает? Всё равно, что иголку в стоге сена искать.

Нгвенья помрачнел.

— Таким, как он, деньги затуманивают глаза, и они уже ничего не видят и не слышат. Сейчас он вбил себе в голову, что к сокровищу их должен привести леопард.

— Леопард? — с дрожью в голосе переспросила Мартина.

— Да. — Нгвенья опять понизил голос. — Местный колдун поведал, что в наших краях появился огромный леопард, ему дали кличку Хан, и пророчество говорит: тот, кто найдёт последнее лежбище последнего леопарда, станет обладателем сокровищ Лобенгулы.

Мартина совсем тихо сказала:

— Последнего леопарда! Значит?..

Нгвенья кивнул.

— Да. Леопарда сначала нужно убить.

• 8 •

Всю следующую неделю они продолжали втроём конные прогулки — дважды в день: с утра на Сирокко, Джеке и Кассиди, к вечеру на Темпесте, Мамбо и ещё на одном чистокровном скакуне по имени Туман.

Бен стал заметно увереннее ездить верхом, отношения с лошадьми у него тоже улучшились, и почти совсем прошла боль в ногах (и повыше ног), которая мешала даже нормально сидеть на стуле во время еды.

Нгвенья по-прежнему сопровождал их, и они были рады его присутствию: он не ворчал, не командовал, а много шутил, смеялся, был неплохим рассказчиком и экскурсоводом. У него в запасе было много историй о духах и привидениях, бродящих между холмами и скалами, — к примеру, о духе самого короля Лобенгулы, который регулярно посещает другого призрака по имени Мвали, живущего в пещере Умлимо на Скользком Холме, чтобы научиться у него лаять по-собачьи, кукарекать по-петушиному и рычать по-львиному.

— Зачем? — спросила Мартина.

— От скуки, наверное, — ответил Нгвенья и засмеялся.

— Многие туристы, гуляющие среди наших скал, — продолжал он, — говорили, что слышат их голоса: как эти духи ворчат, стонут, кряхтят… Вы тоже можете услышать. Но не бойтесь — тому есть простое объяснение: за день скалы нагреваются на жарком солнце, а ночью сразу холодает. Скалам это не нравится, они начинают скрипеть, потрескивать…

Мартина после этих рассказов не один раз прислушивалась, но скалы на неё не ворчали, зато ветер посвистывал и завывал.

Она не только прислушивалась, но внимательно вглядывалась во всё вокруг, и ей иногда казалось, что среди кустов и деревьев мелькает что-то золотисто-жёлтое; она почти была уверена: это леопард Хан наблюдает за ними. А может, защищает?.. От кого?..

— …А вообще, — опять заговорил Нгвенья, — почти у каждой пещеры есть свой дух-покровитель. У одной из них даже семилетняя девочка, которая до этого прожила четыре года под водой рядом с крокодилами и научилась там хорошему поведению — ладить с друзьями, помогать им и не смеяться над ними и вообще жить в ладах с людьми и природой…

Ух, подумала Мартина, вот бы некоторых наших девчонок из школы посадить туда — как шёлковые стали бы!.. Но тут же отменила своё пожелание — сделалось жалко: во-первых, утонут, а во-вторых, крокодилы съедят…

— Но вы же не верите в это, Нгвенья? — сказала она, потому что ей показалось, его тон был чересчур серьёзный. — Это же сказки.

— Почему сказки? — возразил он. — Чистая правда… Правда наших африканских предков…

* * *

В конце недели Нгвенья и Сейди торжественно объявили, что Мартина и Бен достаточно познакомились с местностью и лошадьми и вполне могут теперь выезжать на прогулку одни. Только не слишком далеко.

Когда бабушка Томас выразила всё же беспокойство, Сейди заверила её, что, если дети не будут «зарываться», самое страшное, что им угрожает, это встреча с антилопой.

Однако подруга попросила её оставить свои шутки и объяснить, что она понимает под словом «зарываться».

— Это значит, — сразу же ответила Сейди, — не пересекать северную границу моего участка земли. Там находится большая ферма Рекса Ратклифа. Этот тип занимается устройством сафари[12] и вообще охотой. Они много там стреляют и могут попасть не только в кабана или льва.

Миссис Томас снова проявила недовольство шуткой, однако Мартина не уловила в словах Сейди и самой малой доли шутки и оказалась, к несчастью, права…

Вскоре дети отправились на конную прогулку — Мартина на сером «арабе» Темпесте (была его очередь), а Бен на толстопузом пони Мамбо, с которым, несмотря на его малый рост и милую внешность, справиться было не так-то просто. Основными чертами его характера были упрямство и лень, и заставить его ускорить шаг не могли ни понукание, ни шпоры, ни, наверное, атака на него разъярённого слона или бегемота. Даже оторвать его от кормушки, чтобы подготовить к поездке, стоило огромных усилий.

В пути он несколько выправился, даже перешёл вслед за Темпестом на рысь — но что это была за рысь! Сплошные слёзы! А Бену так хотелось показать свои успехи в конном спорте. Утешало немного, что у него в руках был отличный бинокль, которым их снабдила Сейди с просьбой побольше смотреть на птиц и сообщить, если увидят какую-нибудь необычную для этих мест. Ребята мало разбирались в птицах и понимали, что сказано это просто так — чтобы они не слишком ленились, как разъевшийся Мамбо.

Устав смотреть в бинокль, Бен отнял его от глаз и, вспомнив уроки своего наставника Тендаи, у кого учился выслеживать зверей по следам, начал всматриваться в землю под ногами.

— Тендаи говорит, — объяснял он не то самому себе, не то Мартине, — что главное в этом деле не сами следы или другие знаки… ну, сломанные или помятые ветки, остатки шерсти и всякое такое. Главное — научиться думать так, как мог бы думать зверь, или человек, кого ты преследуешь. Понимаешь? — И ответил самому себе: — Это мне понятно, только как это сделать? Ты случайно не знаешь, Мартина? Нет?

Он слез с лошади, поднял с земли несколько упавших порванных листьев.

— Смотри! Они порваны, но не увяли. Значит, совсем недавно, час или чуть больше назад, тут прошёл большой зверь. Это ясно, как день, и называется явным знаком. Любой следопыт сразу поймёт. Но это, если кругом деревья, трава, кусты. А если следы приходится искать на скалистой почве или в воде? Тогда как? Вот тогда и надо думать за того, кого преследуешь! Стать леопардом, львом, жирафом…

— Муравьём! — предложила Мартина, слушавшая его с большим интересом.

— И муравьём, — согласился Бен. — Если знаешь их привычки. Так и говорил Тендаи. И мне это нравится куда больше, чем рыбачить, чему меня отец учил… Потому, наверное, мы с тобой подружились, Мартина, — вдруг добавил он, поглядев на неё. — Тебе ведь тоже все животные интересны, и не только какая у них шкура, или рога, клыки, но и что у них там, внутри… ну, в душе, что ли. В голове… Не знаю, как сказать…

Мартина тоже не знала, но они поняли друг Друга.

Послеполуденное солнце освещало высокую траву, и она золотилась на фоне ярко-голубого неба. Бен приподнялся в стременах, ухватившись за белую гриву Мамбо.

— Эй, Мартина! Погляди как следует! Видишь тени на траве? Вроде её разрывает кто-то? Это звериные дорожки.

Она вгляделась, заслонив глаза ладонью, и поняла, что он прав: вокруг них не прекращается другая жизнь, не всегда видимая ими.

Бен продолжал выступать в роли следопыта-экскурсовода.

— Смотри, какая лепёшка! Её носорог оставил. Совсем недавно.

— Носорог? Но ведь Сейди говорила, здесь кроме антилоп никого не встретишь.

— Да, говорила. — В голосе Бена появилось беспокойство. — Это, знаешь, что значит? Что он сюда прорвался через заграждение, спасаясь от кого-то. А от кого он может спасаться, как не от браконьеров? Из-за одного рога убивают, а рог продают. Поедем дальше, посмотрим, что и как…

Мартина нерешительно взглянула на него.

— Бен, если мы поедем, куда ты говоришь, то как раз попадём к северной границе, о которой нас предупреждала Сейди: что там убить могут.

Бен только вздохнул: что он мог на это сказать? Однако Мартине и самой ещё как хотелось туда проехать… хотя бы совсем немножко… поэтому она продолжала:

— Но если мы смогли бы отогнать этого носорога отсюда подальше, чтобы его не убили, разве плохо? Мы-то знаем, что возле фермы Ратклифа находиться опасно, а носорог ведь не знает.

— Верно, — согласился Бен и потом, тоже с сомнением, добавил: — Только носорог очень опасен. Его не прогонишь, как корову или козу.

— Понимаю. Тогда давай проедем совсем чуть-чуть, всё время будем в бинокль смотреть и про Ратклифа и его людей помнить. Потому что бабушка убьёт меня, если они нас подстрелят.

Шутка показалась удачной, оба рассмеялись и продолжили путь.

И вскоре увидели носорога. Он спокойно жевал траву под деревом. Ветер дул не в их сторону, поэтому носорог ничего не учуял, а зрение у них вообще не слишком острое. Так что ребят он не заметил, но спугнуло его другое: внезапный резкий звук. Рог его дёрнулся, поросячьи глазки заходили, как на шарнирах, он рванул с места и с поразительной быстротой скрылся из вида.

На лошадей эти звуки — выстрела и тяжёлого топота трёхтонного тела носорога — произвели устрашающее впечатление, и всадникам стоило немалых усилий их успокоить. Но опыт скачки верхом на жирафе и учёба под руководством Нгвеньи сделали своё дело: ребята остались в сёдлах, а лошади на месте.

— Что это было? — спросила Мартина, тяжело дыша после борьбы со своим скакуном. — Понимаю, что выстрел, но откуда и кто стрелял? Хотели носорога убить?

Бен снова поднёс к глазам бинокль.

— Непохоже, что носорога, — сказал он. — На таком расстоянии разобрать трудно, однако чего-то у них на ферме творится. Суматоха какая-то. Люди бегают… Давай поближе подъедем.

Они приблизились почти вплотную к ограждению, хотя понимали, что нарушают запрет Сейди, — но ведь надо же узнать, что происходит, из-за чего весь сыр-бор? Или нет?..

Не отрывая глаз от бинокля, Бен говорил:

— Какой-то человек, толстый-претолстый, в шляпе и в костюме охотника… в руке у него палка… нет, ружьё… Он подошёл к какой-то стенке… Что это? Дверь открылась… Ой, оттуда выпрыгнул лев!.. Ух, какой красивый! Шикарная грива, а мышцы какие!

— Дай посмотреть! — Мартина протянула руку за биноклем.

И в это время раздался ещё один выстрел.

— Ох! — воскликнул Бен.

У него было такое лицо, что Мартина испугалась.

— Что, Бен? Кого-то убили, да? Кого?

— Поворачивай, Мартина, давай поскорее уедем отсюда!.. Это плохое место… Мамбо, вперёд!

Мартина воспользовалась недолгой борьбой Бена с упрямцем Мамбо и схватила бинокль, свисавший у него с седла.

— Не гляди! Не надо! — крикнул Бен.

Но она уже поднесла бинокль к глазам и увидела… На земле лежал убитый лев, толстый охотник стоял рядом с ним, поставив ногу на тело и улыбаясь. Наверное, его фотографировали.

По лицу Мартины катились слёзы. Она уткнулась лицом в гриву коня и плакала навзрыд. Она горевала по ни в чём не повинному беззащитному животному, убитому за деньги и только ради того, чтобы его шкура висела у кого-то в доме рядом с фотографией мёртвого окровавленного льва. Она сокрушалась о своём любимом белом жирафе, кого могла ожидать та же участь. Она плакала о судьбе многих других животных, приговорённых к смерти от рук жестоких, бессердечных людей.

Сквозь слёзы она видела, что лицо её друга Бена тоже немного искривилось от плача…

В тот вечер, когда они ехали домой, им казалось, что заходящее за холмы солнце кровавого цвета, а все до одной скалы стонут, как описывал Нгвенья, — только звуки эти исходят не от Мвали и других призраков, а от вышедших из могил духов убитых животных. Спасти которых должны они — Бен и Мартина.

• 9 •

Это называется «консервированная» охота, — с презрением произнесла Сейди. — То есть заранее подготовленная и безопасная, — пояснила она. — Как мясо в консервной банке. Без всякого риска.

Они встретились с Сейди возле конюшен, куда она примчалась вместе с бабушкой Мартины, обе запыхавшиеся, обеспокоенные их задержкой и сердитые. Свою подругу Гвин, которая была особенно рассержена, миссис Сейди Скотт сразу уговорила вернуться в дом готовить ужин, а сама осталась с ребятами, пока они ставили лошадей в стойло и коротко рассказывали об увиденном.

Потом, за столом на кухне, они повторили свой рассказ, и Мартина снова не могла сдержать слёз. А Сейди повторила слова «консервированная» охота и объяснила, что на ферме Ратклифа именно этим и занимаются: заготавливают заранее — как консервы — опасных и редких животных, держат их в тесных помещениях, как в тюремных камерах, а потом выпускают на несколько мгновений, чтобы так называемые охотники могли их без риска для себя убить и хвастаться своими геройскими подвигами.

— Рекс Ратклиф, — говорила она, — рекламирует себя как превосходного организатора сафари для богатых туристов, а на самом деле занимается вот такой, жестокой и незаконной, охотой и другими грязными делишками. Всё это и я, и Нгвенья хорошо знаем, но доказать не можем, и то, что вы видели, тоже не поможет разоблачить этих преступников и браконьеров… Кому положить ещё ореховых оладий?

Мартина слушала, и ей не верилось: здесь, по соседству, творится такое — незаконно уничтожаются дикие животные, ими торгуют, а Сейди спокойно говорит об этом да ещё предлагает оладьи!.. Они, конечно, вкусные, но вообще-то сколько можно: утром — оладьи, днём — оладьи, вечером — они же! Небось, для клиентов своей гостиницы, когда те бывают, у Сейди припасена какая-нибудь вкуснятина…

Устыдившись своих недобрых мыслей, Мартина в оправдание попросила добавки.

Сейди продолжала говорить, но совсем не о том, о чём думала Мартина. Будто нарочно, она стала рассказывать подруге о ценах на автомобильные запчасти и о какой-то ещё ерунде. И тогда Мартина решилась… Она вспомнила о телефонном разговоре хозяйки, который случайно услышала в день прибытия и о котором ни на минуту не забывала. И теперь ей захотелось спросить: ведь очень может быть, это также связано с противным соседом — с человеком, носящим крысиную[13] фамилию.

И, дождавшись, когда Сейди замолчала, она спросила:

— Скажите, пожалуйста, почему вас кто-то пугает по телефону?

Вилка у Сейди задержалась на пути ко рту, пальцы дрогнули, орудие для еды со звоном упало на стол.

— Мартина! — сердито прикрикнула бабушка. — Ты совсем рехнулась? Что ты себе позволяешь? Извинись сейчас же!

— Что ты сказала, девочка? — без всякой злости произнесла Сейди. — Повтори, пожалуйста.

— Вам же угрожали тогда, разве нет? — Мартина сумела преодолеть страх перед гневом бабушки. — И вы отказались от «чёртовых» денег, как вы их назвали. А кто вам грозил? Может, Нгвенья?

Миссис Томас вскочила с места.

— Это ни на что не похоже! Ты продолжаешь свои наглые речи! Немедленно иди спать, завтра поговорим… Извини, Сейди, я не знаю, что в неё вселилось.

— Успокойся, Гвин, — сказала та, — и сядь, прошу тебя. Ты тоже садись, Мартина, ты не сделала ничего предосудительного. Даже наоборот… Да, с тех пор, Гвин, как я позвонила тебе и пригласила сюда, меня разъедает чувство вины. Мне кажется, я подвела вас всех, поставила в нелёгкое положение, когда попросила приехать, но не объяснила внятно, какие могут быть последствия… Я была в отчаянном положении. Особенно когда сломала ногу. Чувствовала себя одинокой и беспомощной. И никого, кому бы я полностью доверяла… Нет, что я говорю: Нгвенья — прекрасный, верный человек, но у него семья. Ему необходимо быть с ними, в их доме. И потом… он тоже под угрозой…

Трудно сказать, какое чувство в большей степени владело сейчас бабушкой Мартины — любопытство или ярость. Скорей всего, это было яростное любопытство.

— Но кого же ты страшишься, Сейди? — воскликнула она. — Кто смеет угрожать тебе? Кто эти мерзавцы? Где они? Браконьеры?

— Нет, — ответила Сейди. — То есть, пожалуй, да, и браконьеры тоже, но опасаюсь я не их. Вернее, я боюсь не кого-то, а за кого-то… Но и это не совсем точно…

Она умолкла. Миссис Томас уселась покрепче на стуле.

— Признаться, я ничего не понимаю, Сейди, — смущенно сказала она.

Сейди глубоко вздохнула.

— Я приготовлю крепкого кофе, — произнесла она тоже со смущением. — Думаю, объяснять всё это надо с самого начала.

* * *

Всё началось, когда отец Сейди, полковник Скотт, дал согласие на участие в проекте по возвращению диких зверей в природу — в проекте, которым занимался знаменитый звероприёмник в Булавайо. Поначалу дела там пошли хорошо. Многих животных удалось спасти, вылечить и потом отправить обратно в места обитания. В том числе леопарда, которого назвали Хан — по имени врача-индийца, нашедшего его в джунглях детёнышем недельного возраста.

— Хан! — воскликнула Мартина. — Вы говорили, что один раз видели его. Но как же?.. Если ваш отец его выхаживал, вы должны были хорошо знать этого леопарда.

— Нет, я сказала правду, — ответила Сейди. — Я видела Хана как раз в тот день, когда его привезли в эти места, на холмы Матобо, и выпустили здесь. А я тогда собралась уезжать отсюда в Южную Африку на курсы по гостиничному делу. Но это неважно… Когда вернулась, мне рассказали, что Хан уже прижился в джунглях и стал так же неуловим для людей, как все дикие леопарды. Мы с отцом были рады за него — ведь он получил свободу…

С тех пор прошло несколько лет, мой отец, к несчастью, умер, Хана я больше не видела, только слышала, что кто-то встречал его то в одном, то в другом месте, что стал он огромным — для леопардов — зверем и к людям не приближается, хотя и не нападает на них.

И вот четыре месяца назад мой сосед Рекс Ратклиф пришёл ко мне с предложением продать ему Хана для его сафари. То есть для того, чтобы убить, понимаете?

Все понимали и ждали продолжения рассказа.

— Я догадывалась, что на самом деле он просто хочет за большие деньги подставить его кому-то для убийства. Как это сделали сегодня со львом. А сумма, которую он собирается заплатить мне из боязни, что я могу поднять скандал, конечно, во много раз меньше той, какую получит он.

— И что же вы ему ответили, миссис Скотт? — спросил Бен.

— Я ответила, что, во-первых, Хан не принадлежит мне, хотя мой отец и выращивал его, что этот зверь свободен и должен жить, где хочет, и что я не намерена никому помогать его отловить. А если Ратклиф и его молодчики попытаются сделать это на моей земле, я самолично подстрелю их или сдам в полицию за незаконный отлов ценных животных, занесённых в Красную книгу.[14]

— Лучше всё-таки сдать в полицию перед тем, как застрелить, — заметила бабушка Мартины, и все немного посмеялись и почувствовали некоторое облегчение.

— Ратклиф знает, — продолжала Сейди, — что на территории Национального парка ловить зверей нельзя, и поэтому хочет загнать его на мою землю и здесь совершить это. А чтобы я не сопротивлялась его намерению, он развернул против меня целую кампанию. Начал подрывать мой туристический бизнес: распространил слухи, будто у меня в гостинице полно крыс, в комнатах грязно, а служащие сплошь воры. У меня одна за другой умерли пять коров — ветеринары сказали, от какого-то отравления, а вода в главном пруде стала непригодна для купания.

Я держалась, как могла, но, вдобавок к этому, охрана парка перестала меня пускать на машине через свою территорию, когда надо поехать в город, а в конце прошлого месяца почти все мои сотрудники разбежались: похоже, их сильно запугали. Я уж не говорю, что вот это… — она похлопала себя по гипсу на сломанной ноге. — Я получила перелом, когда поскользнулась в темноте у себя возле порога: кто-то подбросил туда целый ком скользкой грязи. Тогда я и позвонила тебе, Гвин.

— А в полицию ты обращалась? — спросила та.

— Что я им скажу? Какие у меня доказательства, что во всём этом замешан именно Ратклиф и его парни?

— А телефонные звонки? — сказал Бен. — Они же где-то отмечаются?

— Ты умный мальчик, но и Ратклиф не дурак. Он звонит с номера, который нигде не зарегистрирован, а кроме того, не допускает при разговоре никаких угроз. Просто выражает вежливое сожаление, что у меня случилось несчастье, и спрашивает, не может ли чем-то помочь? Он подлый и страшный человек, не знающий, что такое любовь и привязанность — к зверям, к людям, к природе… — Она умолкла и посмотрела на Мартину и Бена. — Вы думаете, дети, что я старая чувствительная дура?

Бен смущённо промолчал, а Мартина сказала:

— Я не думаю. Я сама иногда так чувствую. Особенно к моему жирафу Джемми. Могу не знаю что сделать, чтобы помочь ему… Всё отдать… Хоть жизнь!..

— Не будем разбрасываться жизнью, — строго произнесла бабушка. — Лучше подумаем, как выручить нашу Сейди… Не понимаю, почему ты… — Это она уже обращалась к самой Сейди. — Почему ты не рассказала обо всём раньше?

— Ты права, Гвин, — пробормотала та. — Я… просто я не хотела волновать тебя раньше времени. А уж когда увидела, что ты приехала с детьми, то тем более…

— Ладно, не будем сейчас про это, — решительно произнесла миссис Томас, — а подумаем, как и чем мы можем помочь. Привести в порядок твоё хозяйство, оградить тебя от угроз этого негодяя, спасти Хана… Вот что нужно сделать!

— Очень уж много задач, — безнадёжно улыбнулась Сейди.

Но Мартина была настроена совсем по-другому: ей было приятно, что, говоря о помощи, бабушка употребила слово «мы» — значит, понимает, что и Мартина, и Бен готовы и должны принять участие в этом нелёгком и опасном деле. И теперь надо срочно выработать план и начать действовать.

Мартина вспомнила, что леопарду угрожает не только «Крыса» Ратклиф со своими помощниками, но также охотники за сокровищами короля Лобенгулы, о которых рассказывал Нгвенья и к которым принадлежит его двоюродный брат. Ведь место, где спрятано сокровище, вроде бы связано с логовом леопарда. Однако говорить об этом сейчас не стала, потому что Нгвенья просил её и Бена держать язык за зубами.

— Спасибо вам всем, — дрогнувшим голосом проговорила Сейди, — за готовность прийти на помощь. Только должна откровенно сказать: те, с кем мы собираемся воевать, не остановятся ни перед чем. А что касается полиции, у них там свои люди…

• 10 •

Мартину положили в землю. В свежевырытую яму, где было влажно, прохладно и пахло червями и гниющими листьями. Комья земли забивали ей рот, глаза, уши, она пыталась выплюнуть их, стряхнуть, но земли всё прибывало. Она пробовала кричать — но голос не вырывался из горла. Порывалась бежать — ноги не действовали.

— Мартина! Мартина, проснись!

Она села в постели, вдыхая свежий воздух, с облегчением понимая, что никто её никуда не закапывал. В комнате было темно, но глаза различали за окном фигуру Бена на фоне звёздного неба. Он был полностью одет.

— Не хотел тебя напугать, — прошептал он. — Ты так крикнула… Приснилось что-нибудь?

Мартина протёрла глаза.

— Что случилось? Который час?

— Начало пятого. Я не мог уснуть. Думал обо всём этом и о Хане. И мне пришло в голову: нужно обязательно найти его. Как можно скорее! Разве мы сможем защитить его, если не знаем, где его пристанище? Ты согласна?

— Да, ты прав, Бен. И значит…

— Ага, значит, нам нужно этим заняться! Прямо сейчас!

Мартина зевнула.

— В такую рань? А бабушке и Сейди скажем?

— Не надо! Зачем?

— Да уж, они не слишком обрадуются, если узнают, что мы отправились на поиски самого большого на свете леопарда. Да ещё глухой ночью.

— Зато люди Ратклифа нас не увидят, — утешил Бен. — Собирайся!

В его голосе была решительность, которой Мартина не замечала раньше. Это ей нравилось и придавало силы.

— А бабушка… — опять проговорила она.

— Оставим записку, что отправились на раннюю прогулку. Это ведь чистая правда. А заодно будем искать Хана, верно?

— Верно. Иди пиши записку, а я оденусь.

Бен пошёл к себе, а Мартина выпрыгнула из постели, надела джинсы, ботинки, свитер и присоединилась к нему. Вдвоём они сочинили послание для бабушки и Сейди и поспешно покинули дом, не забыв взять фонарик и набить карманы сухарями, которые нашли в кладовке.

Птица-носорог Магнус тоже не спал и проводил их до конюшни, где они торопливо оседлали лошадей и сразу отправились в путь. Однако по дороге к Слоновьей скале, почти не сговариваясь, они решили, что одним ехать всё-таки не стоит, и свернули к островерхим, похожим на маленькие пирамиды хижинам, в одной из которых жила семья Нгвеньи. Там уже не спали: в тёмном воздухе витал запах садзы — маисовой каши — и дыма от очагов. Сонная собака вышла навстречу и негромко пролаяла раза два, но Бен погладил её, и она успокоилась и отправилась досыпать.

На их робкий стук в дверь из дома вышел Нгвенья.

— Что вы тут делаете? — спросил он с беспокойством. — Что случилось?

Перебивая друг друга, они рассказали, о чём услышали от Сейди вчера вечером и что решили предпринять.

— Мы должны узнать, где может находиться леопард, — так закончила Мартина совместный рассказ. — Но без вас не знаем, с чего начать.

Нгвенья покачал головой.

— Да вы понимаете, как это трудно — отыскать на наших холмах такого зверя как леопард? Я, кстати, никогда его не видел. Здесь так много пещер, ущелий, теснин, что и не сосчитать. Так что отправляйтесь досыпать, а утром поговорим с мисс Сейди и решим.

— Но вы же не можете не знать хотя бы главные места, где люди видели этого леопарда? — сказала Мартина. — Назовите последнее из них, и мы пойдём туда. Возможно, его там уже нет, но Бен — хороший следопыт, он проследит, куда тот пошёл.

— Нет, — возразил Нгвенья. — Нет. Моя хозяйка и миссис Томас очень рассердятся на меня, а я этого не хочу. Леопард не кошка, которая пропала из вашего дома, с ним шутки плохи. Даже если его вырастили люди. Он может убить одним ударом лапы.

— Но и его могут убить одной пулей! — жалобно проговорила Мартина. — И сделают это, если мы не помешаем.

— Какие вы упрямые! — сердито сказал Нгвенья. — Просто не знаю, как говорить с вами.

Он повернулся, вошёл к себе в хижину и захлопнул дверь.

— Мы напрасно тратим время, — сказал Бен. — Он не будет нам помогать.

— Посмотрим, — тряхнув головой, проговорила Мартина. — Попробуем ещё.

Она подошла к ветхой двери и, почти вплотную прижавшись к ней губами, заговорила:

— Вы сами сказали, ваш клан дал клятву оберегать леопардов. И что только один ваш двоюродный брат не хочет делать этого. А теперь и вы тоже не хотите. Разве это хорошо?

Дверь хижины распахнулась.

— Пожалуйста, девочка, — сказал Нгвенья, — не говори тут о моём брате. Нам всем стыдно за него.

— А вы? — упрямо повторила Мартина. — Отчего же вы не хотите хоть немножко помочь, когда вас просят?

Он с досадой уставился на неё.

— Ну, Мартина… Какая ты неугомонная! Я же говорю, что не знаю, где он может быть, этот Хан. Никто у нас не знает.

Мартина ответила ему твёрдым, непреклонным взглядом.

— Я уверена, — сказала она, — что в своём сердце вы знаете то, о чём мы спрашиваем.

Нгвенья отвёл глаза. Было ясно, он колеблется, и её слова задели его за живое.

— Подождите, — произнёс он после некоторого молчания. — Я надену башмаки и возьму ружьё.

* * *

Скалистое плато было твёрдым, тёплым и казалось скользким, как каток. И ещё казалось, что подъём по нему никогда не кончится.

Но он окончился, и там, наверху, была пещера. Не такая, скрытая от посторонних глаз, как возле пристанища белого жирафа в заповеднике Савубона, а вполне доступная, открытая взорам. В предрассветной полумгле она была видна издалека. Перед совершенно круглым входом возвышался каменный столб, как одинокий страж, а внутри стены были сплошь разрисованы, и ещё один вход, меньших размеров, открывал из неё путь в туннель, который вёл неизвестно куда.

— В этом месте… — сказал Нгвенья, голос у него был строгий: возможно, он не мог ещё простить ребятам их настойчивость. — Здесь леопарда видели в последний раз. Но говорили мне об этом уже давно.

— Мартина, — проговорил Бен, — оставайся тут, а мы пройдём в глубину туннеля. Ладно, Нгвенья?

Тот не успел ответить — Мартина испуганно вскрикнула:

— Нет! Не надо! Тётушка Грейс сказала, нам нельзя расставаться, Бен. Особенно в незнакомых местах.

— Не бойся, — сказал Бен. — Мы ненадолго. Далеко не уйдём.

— Тебе, правда, лучше побыть здесь, — поддержал его Нгвенья. — Посторожи вход вместе с этим каменным столбом. Если что, кричи, мы сразу прибежим.

Мартине не хотелось оставаться одной, но не будет же она показывать, что трусит, — этого они не дождутся! И сторожить в самом деле надо…

Небо светлело всё быстрее. Горизонт становился оранжевым, долина внизу зеленела. Всё шло своим чередом, Мартина немного успокоилась. Она сняла свитер и почувствовала приятное дуновение ветра. Ночной кошмар, который долго не могла забыть, улетучивался.

Она вглядывалась в скалистый пейзаж, во всех этих каменных птиц, зверей. А вот и живой зверёк — мимо прошмыгнул даман[15], любимая еда леопардов, и скрылся между скалами.

Уже достаточно светло, и Мартина решила посмотреть рисунки на стенах пещеры. Здесь они даже ярче, чем в Савубоне: лучше сохранились. Только она всё ещё никак не могла поверить, что эти старинные, тысячелетней давности картинки могут что-то предсказывать — что-то, имеющее отношение к ней самой, к Мартине. А ведь тётушка Грейс уверяет, что именно так. Но рисунки-то самые обыкновенные: охота, праздники какие-то, что-то, похожее на битву. И удивительно: многие из них точь-в-точь как те, что в той пещере, которую помог ей обнаружить белый жираф, — как будто рисовали одни и те же художники или их ученики.

Но одна картинка явно отличалась от других. Мартина пригляделась. Ой, что это? Она увидела девочку, нарисованную у входа в пещеру, которая напоминает ту, где она сейчас. Да, очень даже похожа: такое же совсем круглое отверстие и каменный столб, как страж у входа. А из-за столба вылезает уже знакомый ей леопард, тот, которого она видела на прибрежном песке.

Мартина замерла. Неужели?.. Неужели это она на рисунке, и, значит, леопард готовится прыгнуть на неё?..

Ответ она узнала прежде, чем закончила свой мысленный вопрос. И раньше, чем увидеть его, ощутила запах — запах хищного свободного зверя. Он был не лишен приятности, этот запах, но он мог нести смерть…

У себя в Савубоне Мартина не раз представляла себе момент, когда на неё и её жирафа нападёт хищник. Что она тогда будет делать? Только убегать — рысью, галопом на длинных ногах Джемми. Но сейчас она была совершенно одна — ни Джемми, ни лошади, которая осталась внизу под скалой.

Она подняла глаза. Леопард был рядом, на выступе скалы, огромный до неправдоподобия и такой же красивый. Золотистая шкура казалась шёлковой, чёрные пятна на ней сверкали, как кусочки антрацита, а глаза — как драгоценные камни. Она с восхищением рассматривала их на фотоснимках и мечтала увидеть у живого. Вблизи. Но не так близко, как сейчас. В заповеднике она видела детёнышей леопарда, которых там опекали в отсутствие их матери, и ей хотелось познакомиться со взрослым зверем. И вот он здесь. И от него исходили мощь и угроза.

Он прыгнул, и она оказалась на земле, а он над ней, расставив могучие лапы. Когти уже задели её плечо, она чувствовала, что сочится кровь. В его глазах горели ярость и злоба. Он зарычал, обнажив клыки, стали видны розовые дёсны. У себя на лице она ощутила его дыхание и ждала, что сейчас он вопьётся в горло.

Позови, если что, и мы сразу примчимся, сказал ей Бен перед тем, как скрыться в тёмном проходе. Кричать она была не в силах, да и прежде, чем прибегут, она будет уж сто раз мертва, и то, что Нгвенья выстрелит из своего ружья и убьёт леопарда, ей не поможет.

Она лежала, обессилев от страха, от чувства безнадёжности, но в ней не было ненависти. Она понимала, что иначе относиться к людям он не может: они заслужили это. И ещё видела, помимо злобы, страх в его желтоватых зрачках. Не только страх, но и печаль, усталость от жизни, полной опасностей и борьбы за выживание.

Всё это мелькнуло у неё в голове, и — верите, или нет — она пожалела его. Или, может быть, поняла его — что, наверное, почти одно и то же. Её чувство к нему стало похожим на то, какое она испытывала к жирафу Джемми.

— Пожалуйста, не убивай меня, — сказала она Хану. — Ведь я хочу только помочь тебе, больше ничего.

Зверь зарычал. Это был сильный, смелый рёв — такой же она слышала в первую ночь своего приезда в дом к Сейди. Тогда, издали, он казался страшным, вблизи от него застывала кровь.

Из пещерного прохода послышались торопливые шаги: сюда бежали Бен и Нгвенья. Мартина не знала, что для неё сейчас страшнее — что Хан покончит с ней до их появления или что его застрелят, спасая её. Она крепко зажмурила глаза, моля, чтобы скорее наступил конец — для неё, для леопарда, и снова открыв их, почувствовала вдруг, что в поведении Хана что-то изменилось: звериная свирепость, кровожадность исчезли — из глаз, из мышц… Он отпрыгнул и исчез за скалой.

Она нашла в себе силы подняться на ноги, отряхнуться. Кровь на плече уже не сочилась, царапина почти не болела.

Первым из отверстия туннеля выскочил Бен:

— Мартина! Ты в порядке? Слышала рёв? Прямо как будто здесь, в пещере. Мы жутко перепугались! Дурак я, что оставил тебя одну!.. Чего молчишь? А кровь откуда на плече? Что случилось?

Мартина собралась уже рассказать обо всем, но Нгвенья крикнул, что разговоры потом, леопард где-то поблизости, надо уходить.

Они стали спускаться туда, где оставили лошадей, и Мартина вдруг решила, что не будет рассказывать про случившееся. Кто же поверит ей? Леопард стоял над ней с разинутой пастью, а потом раздумал её убить и съесть, а поглядел так, словно хотел извиниться за нападение, и ретировался? А уж рассказать, что она видела у него в глазах извинение, а ещё печаль, горечь… и понимание?.. Или как это назвать? Ощущение того, что они могут быть друзьями… Ну кто поверит в такой бред и не решит при этом, что она совсем «ку-ку» — спятила от страха?..

— У меня всё нормально, — сказала она спутникам. — А кровь на плече… это я поцарапалась о выступ скалы. Заживёт, пока обратно доберёмся…

• 11 •

Они ехали в медовом свете наступающего утра, грызя захваченные с собой сухари. Каждый был погружён в свои мысли. Мартина, конечно, думала о Хане, о том, встретит ли она его ещё и о том удастся ли Ратклифу и его подручным убить леопарда. Она ещё сильнее хотела помешать этому.

Бен думал о лошади, на которой сегодня сидел, о том, когда же она перестанет упрямиться и начнёт слушать его, как лошади у Нгвеньи и Мартины. Но больше он думал о Мартине. Уже неплохо зная её, он был почти уверен, что она видела леопарда, и не только издали, а совсем близко, и что это Хан оцарапал её. И Бен понимал и одобрял молчание Мартины, и она ещё больше нравилась ему за это.

Бен не любил хвастунов, бахвалов, врунов, сам не был таким и ценил в людях скромность.

Уж если бы кто другой, а не Мартина встретился один на один с леопардом (или оседлал белого жирафа), об этом узнала бы вся их школа, вся Африка и вообще весь мир, и этот герой беспрерывно встречался бы с журналистами и выступал по радио и телевидению! Или, во всяком случае, стремился к этому.

Но Мартина не такая! И потому он с ней дружит и готов ей помочь во всём. Ей — своему лучшему другу!

А Нгвенья испытывал неловкость и смущение. С тех пор как леопарда Хана выпустили из питомника на свободу, Нгвенья чувствовал свою ответственность за его безопасность. Да, леопард пока ещё жив, но что для этого сделал Нгвенья? И собирался ли что-то сделать? А вот появились невесть откуда девчонка и мальчишка и сразу попытались взяться за дело. Что из этого выйдет, вопрос другой, но ведь взялись, заставили Нгвенью помогать им и сразу обнаружили зверя. Подобно Бену, Нгвенья был уверен, что Мартина встретилась с Ханом и тот оцарапал её, а потом удрал — видимо, услышав их шаги. Но вот что совершенно непонятно: почему зверь не повёл себя с ней по-звериному, как ему положено, и почему Мартина не сказала правды. Но спросить об этом у Хана он не мог, а у Мартины — не хотел. Если она скрывает, значит, есть причины — кто их до конца поймёт, этих белых людей?.. А сейчас она, молодец девчонка, спокойно и уверенно сидит на коне, словно встречаться с леопардом и носить на плече след от его когтей для неё привычное дело. А вообще с животными у неё, как видно, особые отношения — и с дикими, и с домашними. Вот и лошади слушаются её, как старого бывалого конюха, и птица Магнус ходит за ней по пятам, как собака. Не говоря уже о белом жирафе…

Было около восьми утра, когда они подъехали к Слоновьей скале. И что же они увидели первым делом? Бело-голубой полицейский джип возле эвкалиптовой рощи.

— Стоп! — негромко скомандовал Нгвенья и быстро спешился, показав Бену и Мартине, чтобы они сделали то же самое.

— Полиция? — не понижая голоса, сказала Мартина. — Вот хорошо. Чего же мы ждём? Я сейчас побегу и всё расскажу им — про Крысу Ратклифа и про его угрозы и гадости по отношению к Сейди… А может, что-то уже случилось? Ограбили? Или чего-то похуже? Ой, я побегу!..

— Нет! — Нгвенья резко удержал её. — У нас в стране полицейские намного опаснее, чем преступники. Во всяком случае, подходить к ним надо с осторожностью. Давайте сначала узнаем, зачем они здесь. Привяжем коней и скрытно подойдём туда.

Так они и сделали: подобрались поближе к дому Сейди и, стоя за невысоким валуном, увидели вскоре нечто ужасное! Из дверей вышли в сопровождении двух полицейских миссис Томас и Сейди. Мартина с трудом сдержала крик — её бабушка была в наручниках! Сейди шла на костылях, молодой сержант поддерживал её, а она громко и возмущённо говорила:

— …Да, готова повторить, что так и сказала ему: «Мистер Крыса, я застрелю вас и ваших парней, если вы ступите на мою землю!»

— Его фамилия Ратклиф, — поправил сержант.

— Ну и что? — возмутилась она. — Я употребила первую половину фамилии. За это меня ведут в тюрьму? Да, я грозила, что убью его. Но ведь не убила! Он пока ещё жив. К несчастью для нас всех. Я…

— Сейди, — прервала её миссис Томас, — я думаю, чем меньше ты будешь говорить с ними, тем лучше. Они милые молодые люди, и, полагаю, в полицейском участке всё встанет на свои места. Но всё-таки, — обратилась она к полицейским, — я не понимаю, в чём вы обвиняете мисс Сейди Скотт?

— В том, — ответил один из них, — что она угрожала убить мистера Кры… то есть мистера Ратклифа. А за что, мисс Скотт? Может, потому, что у него дела идут лучше некуда, а у вас полное разорение?

— Не говори глупости! — рявкнула Сейди. — Как могу я завидовать человеку, чей бизнес построен на убийстве? На убийстве невинных животных. К тому же причина моего разорения — действия мистера Крысы. Он разогнал всех моих клиентов. Вот его и надо тащить в кутузку, а не меня и не мою гостью, кто вообще тут сбоку припёка!

— Сейди! — опять остановила её миссис Томас. — Умоляю тебя, помолчи. Ты хочешь, чтобы они заперли нас на замок и выбросили ключ? Сержант, — опять повернулась она к молодому полицейскому, — вы можете сказать мне, какие у меня в вашей стране права при аресте?

— Главное ваше право — хранить молчание, — ответил тот. — Так как всё, что вы скажете, будет обращено против вас. И против мисс Сейди.

— Спасибо, сержант. У вас прекрасное чувство юмора, и мне очень приятно познакомиться с вами.

В разговор вступил второй полицейский.

— Послушайте, мисс, — обратился он к Сейди. — А где тот человек, который остался у вас на работе? Нгвенья его зовут. И ещё мистер Ратклиф упоминал каких-то детей. Где они?

— Какое ему дело… — начала с возмущением Сейди, но оборвала сама себя. — Ладно. У меня в гостях миссис Томас с двумя детьми. Сейчас я их отправила с Нгвеньей в Булавайо на три-четыре дня. Пускай немного развлекутся там. А то здесь ни телевизора, ни кино, они скучают.

— Вот-вот, — поддержал тот, кто помоложе. — У меня их тоже двое — и всё время им чего-то надо: новые башмаки, новую одежду, новые книги для школы, новые «дивиди». Я им говорю…

— Заткнись! — прикрикнул на него второй. — Слишком много болтаешь. Поехали в участок!

— А я куда собираюсь? — огрызнулся сержант. — Во дворец к президенту, что ли?

Они подошли наконец к полицейской машине, над которой кружил Магнус, желавший знать, что происходит, и ещё потому, что неподалёку пряталась за валуном его любимица Мартина.

— Что этот чудик тут делает? — недовольно произнёс старший из полицейских. — Хочет капнуть нам на голову?

И он положил руку на кобуру пистолета. Или так показалось Сейди, потому что она сказала:

— Не трогайте птицу, пускай улетит. Вы разве не слышали, что сейчас повсюду птичий грипп, а птицы-носороги его лучшие разносчики. Если он упадёт рядом с вами, зараза обеспечена и вы умрёте в страшных мучениях.

Она оторвала руку от костыля и замахала на Магнуса:

— Улетай! Улетай! — Тут она, наверное, кое-кого заметила, потому что почти так же громко проговорила: — Хорошо, что детей сейчас нет и они не заразятся гриппом. Только этого им не хватает. А мы… Что ж, мы тоже рискуем заболеть, если нас быстро отпустят из полиции, а если нет, то, надеюсь, Нгвенья присмотрит за детьми. И волноваться им особенно нечего: такие у нас порядки…

— Что вы так кричите, мисс? — недовольно сказал полицейский. — Я пока ещё не глухой, а дети вас не услышат из Булавайо. Поехали!

Колёса полицейской машины зашуршали по гравию, потом наступила тишина.

Ребята и Нгвенья вышли из укрытия.

— Что будем делать? — спросил Бен.

У Мартины было такое лицо, словно она вот-вот заплачет.

— Пошли ко мне в хижину, — сказал Нгвенья.

• 12 •

— Не хватает ещё неприятностей у нас в доме!

Эти слова произнесла Мерси, жена Одило, дяди Нгвеньи, в чей дом он привёл Бена и Мартину.

Мерси стояла в дверях, сложив руки на груди, а на спине у неё висел привязанный полотенцем ребёнок. Рядом с ней стоял муж, крепкий, худощавый, чуть не вдвое меньше её ростом. У него был смущённый, виноватый вид, глаза смотрели в землю.

Мерси продолжала говорить, обращаясь к Нгвенье и даже не ответив на приветствие Мартины и Бена:

— У меня ребёнок нездоров. Плачет и ночью, и днём. У нас своих забот полон рот, а ты хочешь спрятать тут детей, чью бабушку арестовали как преступницу. Нет! Ты очень безответственный, Нгвенья!

Мартина хотела перебить её и сказать, что, во-первых, миссис Гвин Томас никакая не преступница, а во-вторых, она Бену не бабушка, потому что Мартина ему не сестра. Хотя очень бы желала ею быть!

Но Мартина ничего не сказала, а Мерси продолжала возбуждённо говорить:

— Да, ты очень безрассудный, Нгвенья! Разве нам нужна здесь полиция, у нашего порога? Ты подумал об этом?

Нгвенья беспомощным взглядом посмотрел на Мартину и Бена и обратился к Мерси:

— Пожалуйста, успокойся и выслушай меня, тётя. Эти дети ни в чём не виноваты. И моя хозяйка, и бабушка Мартины тоже. Им всем нужна помощь. Я не мог оставить детей в «Чёрном орле», потому что он рядом с домом Ратклифа, который виновен во всём, что произошло.

— Ратклиф? — резко повторила Мерси. — А при чём тут он?

— Он виновник всего, что происходит у Сейди Скотт. Он сделал её жизнь невыносимой. Я не говорил вам об этом, так как она не хотела никому жаловаться и велела мне помалкивать. Но теперь буду говорить. Он разорил её — отравил скот, заставил угрозами уйти почти всех работников, отпугнул клиентов гостиницы. Но доказать, что всё это сделал он, невозможно. Он хитёр, как лис, хотя все зовут его крысой.

— Но зачем? — воскликнула Мерси. — Зачем ему так поступать со своим ближайшим соседом? С женщиной?

— Ему нужен леопард Хан, которого когда-то воспитал и выпустил на волю отец Сейди. Она мешает ему поймать или убить зверя, грозит отдать под суд. Вот он и хочет либо от неё вообще избавиться, либо заставить молчать.

— Но почему её арестовали?

— В разговоре с ним она в запале сказала, что застрелит его, если он появится на её земле, а он не то записал этот телефонный разговор, не то подговорил свидетелей, — а может, и то и другое, и подал на неё заявление в полицию. Ну а там у него свои люди, которым он платит за помощь… Вот такие дела, тётушка Мерси. А бабушка этой девочки, — Нгвенья показал на Мартину, — совсем ни при чём. Её арестовали, чтобы запугать мою хозяйку. И детей могут для этого же. Потому я увёл их оттуда. Поняла теперь?

Мерси повернулась к Мартине и Бену.

— Я не знала всего этого, — сказала она. — Ратклиф выкинул моего мужа с работы на шахте, которая близко к его ферме и которую он хотел закрыть. У него везде дружки: он добился, чтобы шахту закрыли, и теперь мы живём на пособие по безработице, едва сводя концы с концами. Так что противники Ратклифа — наши друзья. Добро пожаловать к нам в дом.

* * *

Мартина очень беспокоилась за бабушку, но, тем не менее, ей было интересно пожить в настоящей африканской деревне, где у хижин соломенные крыши конусом, а глиняные стены утеплены коровьим навозом и ярко раскрашены. В доме спали на матрасах, покрытых домоткаными одеялами и стоящих на кирпичных подпорках. Потому что, объяснила Мерси, иначе к спящим может явиться злой карлик Токолоши и забрать их к себе в наполненную водой пещеру.

В помещении стоял лёгкий запах древесного дыма, дверь в хозяйственный двор была постоянно открыта, куры и две собаки свободно разгуливали туда и сюда.

За деревней начиналась большая плоская равнина, где виднелись серые здания школы, закрытой на время каникул, а дальше были холмы, множество холмов.

Лошадей, на которых они приехали, Нгвенья отправил пастись вместе с деревенским скотом, но своего Тумана собирался забрать ближе к вечеру и вернуться на нём к дому Сейди, чтобы посмотреть, как обстоят дела.

— Не беспокойтесь за неё и за миссис Томас, — постарался он утешить ребят, — их вскоре обязательно отпустят. Допросят, напишут свои бумажки и отпустят. Даже Крыса Ратклиф не может заставить их держать невинных людей больше одного-двух дней.

Слушая его, Мартина с ужасом думала: но что всё-таки делать, если бабушку и мисс Сейди не выпустят через два дня? Поехать в город Булавайо на лошадях, словно ковбои из кинофильма, и там потребовать освобождения невиновных женщин? У кого? Без бабушки она всё больше чувствовала своё одиночество и неприкаянность.

После приключений на острове, где они с Беном спасали дельфинов, а те спасали их[16], Мартина очень сблизилась с бабушкой, и печаль от свалившегося на неё около года назад страшного несчастья — гибели родителей — понемногу ослабевала. Отступили кошмарные сны, в которых она видела пожар в их доме, а потом, наяву, ждала, что папа и мама, всё же вернутся к ней, живые и невредимые. Но постепенно она стала понимать, свыкаться с мыслью, что родители не возвратятся и теперь самый близкий для неё человек — бабушка Гвин, а также люди, окружавшие её: Тендаи, тётушка Грейс, Бен…

Бен, как бывало и раньше, словно понял, о чём Мартина задумалась. Он сказал:

— Не надо размышлять о том, чего мы не можем. Лучше давай пораскинем мозгами насчёт того, что можем!

— Но я этого не знаю! — почти крикнула Мартина. — И ничего не могу придумать.

— Почему бы нам не подобраться поближе к ферме Ратклифа? — не очень уверенно произнёс Бен. — Посмотреть, что там делается…

• 13 •

Вечером того же дня запах от жарящихся на очаге цыплят в ореховой подливке и булькающей кукурузной каши наполнил кухонный двор. Проголодавшиеся Мартина и Бен, греясь у огня, не могли дождаться, когда все эти лакомства появятся наконец на столах.

На столах, потому что ужин был общий — пришли чуть ли не все жители небольшого селения, дружно готовили, дружно расставляли миски, дружно беседовали, а теперь собирались дружно есть. Впрочем, в разговорах чувствовалось напряжение — люди были чем-то озабочены. Вернее, огорчены. И вскоре Мартина и Бен поняли, что их всех тревожит: ребёнку Мерси стало хуже. У бедной девочки открылась сильнейшая лихорадка, и её отец Одило был отправлен за знахарем.

Когда ребёнок ненадолго уснул, Мерси подсела к столу, но почти ничего не могла есть от беспокойства. Её пытались утешить, говорили, что вот сейчас придёт знахарь и всё будет хорошо, однако она отвечала, что не очень надеется на него.

— Ты перестала ему верить? — спросил Нгвенья.

Она ответила, что верить-то верит, да и никакого другого лекаря поблизости нет, но ведь всем известно, что у этого старика есть одна дурная привычка, которая…

Мерси не договорила, какая привычка, и никто не стал у неё спрашивать — видно, все и так хорошо знали.

Бен и Мартина смотрели, как ест Нгвенья, и старались следовать его примеру, чтобы не очень отличаться от остальных. Они брали всё руками, сваренную кукурузу скатывали в белоснежные шарики и макали в подливку. Сидящие рядом с ними расспрашивали ребят о заповеднике Савубона, возле которого они живут, интересовались, какие там звери, есть ли у них то, что здесь, в Зимбабве, охотники называют «Большой Пятёркой», — львы, леопарды, носороги, слоны и буйволы.

— Да, — отвечала Мартина. — Но у нас нет обезьян и всего три леопарда — мать и два детёныша. Они живут пока в приёмнике. А у вас что есть?

— У нас есть всё, что хочешь, — хвастливо сказал кто-то и, улыбнувшись, добавил: — Но только в детских книжках, на картинках.

И все рассмеялись.

Залаяли собаки, встречая ещё одного гостя. Мартина сразу узнала его и с тревогой взглянула на Бена.

Пришёл молодой мужчина, щёгольски одетый — в модной шляпе и дорогой рубашке, с галстуком. От него сильно пахло одеколоном, и улыбка не сходила с его приятного лица.

— Успел вовремя! — провозгласил он. — А так боялся, что опоздаю. Где мой кусок цыплёнка?.. Спасибо, я знал, что вы угостите меня.

Прежде всего он подложил под себя пластиковый пакет, который вынул из кармана, потом снял шляпу, и уселся, скрестив ноги.

— Дай-ка мне миску, Нгвенья, — капризным тоном сказал он.

Тот не пошевелился, и тогда пришедший взял сам и положил в неё немалую порцию всего, что было. Он самозабвенно обсасывал цыплячьи косточки, когда взгляд его упал на двух чужаков. Подмигнув, он протянул им руку.

— Привет, ребята. Меня зовут Гриффин. Как поживаете? Откуда появились?

— Зачем ты пришёл, Гриффин? — сказал Нгвенья. — Тебя никто не звал. Раньше ты вроде не скучал без нас.

Гриффин нисколько не обиделся на эти слова. Расправившись с ещё одной частью цыплёнка, он миролюбиво произнёс:

— Эх, двоюродный братец, ты запоёшь совсем по-другому, когда я стану владельцем сокровищ Лобенгулы. Тогда я буду везде желанным гостем. Близится час, когда я приду сюда с мешками, наполненными драгоценностями и золотыми монетами!

— Гриффин, сын мой, — спокойно сказал Одило, — ты болтаешь полную чушь. Лучше помолчи.

Мартина с удивлением поняла, что тихий, понурый Одило — отец этого развязного юнца, и, значит, Мерси — его мать.

Мерси ничего не сказала сыну, она поднялась и направилась туда, где лежал больной ребёнок.

Обстановка вокруг очага изменилась — все умолкли, и какое-то время слышно было лишь потрескивание затухающего огня. И потом, чего Мартина уж никак не ожидала, послышался голос Бена:

— А что ты будешь делать, Гриффин, с этими сокровищами, если найдёшь?

Гриффин, казалось, был польщён хоть чьим-то вниманием и охотно ответил:

— Чего, чего? Глупый вопрос! Первым делом куплю «мерседес». Новый. А ещё — шикарный дом в Булавайо, с пятью ванными и плоским телевизором! Потом слетаю в Англию первым классом и накуплю себе красивой одежды… Ну, ещё сигарет… И виски…

— Правильно тебе отец посоветовал помолчать, — сдержанно сказал Нгвенья. — Уши вянут слушать. А если уж говорить серьёзно, то сокровище Лобенгулы, коли оно есть на самом деле, принадлежит всему племени, всем людям. И кто найдёт, должен отдать его старейшинам, чтобы те решили, что с ним делать.

Гриффин расхохотался.

— Ты сбрендил, брат? Хочешь, чтобы я имел дело с этими полоумными стариками? Да они давно уже ни в чём не разбираются и могут закопать его обратно. Нет! Если мы с друзьями найдём его, оно будет только наше и больше ничьё. А ты, коли хочешь, ищи тоже! Может, найдёшь чего-нибудь.

— По всей Африке, — сказал с горечью Нгвенья, — люди сейчас ищут какие-то сокровища. Совсем спятили от жадности. Не учатся, не работают, только ищут. А никаких сокровищ в помине нет! А если есть, запрятаны так, что днём с огнем не сыскать. Но глупцы и бездельники, такие, как ты, продолжают искать и роют землю… Носом!..

— Но, но… Выбирай слова, брат! Я не позволю меня оскорблять…

Мартина уже начала опасаться, что всё может закончиться дракой, но тут произошло нечто странное: послышалось хлопанье крыльев, и из вечерней темноты появилась птица-носорог и уселась прямо на колено к Мартине, вцепившись когтями в джинсы.

— Магнус! — в удивлении воскликнула она. — Как ты разыскал нас?

— Ничего странного, — сказал Нгвенья. — Его гнездо где-то неподалёку, и он залетал повидаться с тобой по дороге к себе домой. Конечно, — добавил он, — его жильё никому из нас не найти: оно, скорее всего, на Кроличьем холме, в котором столько пещер и туннелей, что тот, кто попадёт туда, обратно никогда не выйдет. Но если бы мы наткнулись на это жилище, то нашли бы там много интересного и даже ценного: бутылочные пробки, кольца, серьги, монетки… Вот там мой брат Гриффин мог бы немного разжиться — на сигареты и мороженое.

Гриффин оставил шутку без ответа, вытер рот и внимательно посмотрел на Мартину, словно до этого не видел её.

— Слушай, — сказал он ей, — я сейчас вспомнил: наш колдун, ну, знахарь, по-другому говоря, предсказывал недавно, что к нам в селение должны приехать какие-то люди из Южной Африки, и что среди них будет белая девчонка, которая разъезжает верхом на жирафе… Уж не ты ли это? Старик раскинул кости, и они ему сказали, что была такая старинная зулусская легенда о белой девочке и белом жирафе. Это про тебя? Признавайся!

Мартина не ответила. Она не хотела ничего рассказывать этому человеку про Джемми, однако Нгвенья, услышав слова брата, сам того не желая, вынудил её заговорить.

— Белый жираф! — воскликнул он. — Значит, это правда? Когда мисс Сейди говорила мне, я до конца так и не верил, думал, она шутит или… как это… преувеличивает. А теперь… Выходит, на самом деле так, и про тебя говорит легенда? Но ведь то было давным-давно, а на белом жирафе ты ездишь сейчас… Как же? В тебе какая-то сила над животными? И над птицами? Да?..

Нгвенья говорил искренне, он был совсем сбит с толку, но Мартина понимала во всём этом не больше него. Если не меньше.

— Честное слово, сама не знаю, — искренне ответила она. — И никакой особой силы у меня нет. Просто люблю помогать им. Ухаживать за ними. И у меня что-то получается… У Бена тоже.

— Они слушаются тебя? — спросил Гриффин. — Можешь им приказать?

Вместо ответа Мартина обратилась к Мерси, которая убирала посуду.

— Можно я помогу вам?

— Помоги лучше мне, Мартина, — сказал Гриффин. — А я за это хорошо заплачу. Если поможешь взять верх над одним зверем и разыскать его, то потом, когда добуду сокровище, отвалю тебе кусочек. Пару золотых монет, бриллиантик…

Этого Нгвенья уже не выдержал: он знал, о каком звере говорит его брат, знал, как Мартина относится к этому зверю, поэтому крикнул:

— Заткнись, Гриффин! Не приставай к детям! И поскорей убирайся отсюда!

Мартина испугалась, что уж теперь-то начнётся потасовка, однако Гриффин опять проявил миролюбие. Он поднялся, надел шляпу, поклонился. Прямо как в кинофильме каком-нибудь.

— Доброй ночи, друзья, — сказал он. — В следующий раз, когда увидимся с вами, я уже буду богатым человеком.

Он легко повернулся на каблуках дорогих ботинок и быстро направился к выходу, перед этим улыбнувшись Мартине. Угрожающе, как ей показалось.

* * *

Неудивительно, что ни Мартине, ни Бену не спалось. Сон не приходил к ним. Они лежали на своих матрацах и тихо переговаривались, вспоминая о событиях прошедшего дня. Нгвенья уже больше часа назад уехал в пустующую гостиницу «Чёрный орёл», обещав вернуться на рассвете.

Мартина сперва боялась, что Нгвенья помешает им сделать то, что они почти решили сделать, — поближе подобраться к жилищу Рекса Ратклифа и попробовать (как? — они плохо представляли) найти доказательства того, что этот человек — негодяй, обманщик и провокатор, по лживым обвинениям которого арестовали мисс Сейди Скотт и бабушку Мартины.

Бен тоже сначала был уверен, что Нгвенья скажет им, что они совсем спятили. И он так и сказал, но тут же улыбнулся и добавил, что если они пенга (что на его родном языке значит «псих»), то он в два раза больше пенга, а потому не будет им мешать и поедет с ними. А план действий составят по пути к дому Крысы…

Ребята уже начали засыпать, когда услышали снаружи шум и голоса. Бен встал и откинул полог из мешочной ткани у входа.

— Мартина, иди сюда! — позвал он. — Смотри! Все ходят вокруг огня с поднятыми руками и машут, как будто злятся на кого-то или прогоняют… Неужели ребёнок так заболел? Или полиции боятся?

Ребята натянули свитеры и вышли из хижины в холодную ночную мглу. У костра они увидели человека неопределённого возраста — ему могло быть и сорок, и девяносто, на нём была накидка из шкуры леопарда, ожерелье из звериных клыков и рогов, пояс из страусовых перьев. Рядом с ним стояли Мерси и Одило, а между ними, завёрнутая в овечью шкуру, лежала больная девочка. Вокруг костра толпились жители селения.

Никто не заметил в темноте приближения ребят. Никто, кроме колдуна. Он поднял руку, призывая к тишине, повернулся к ним и, в упор глядя на Мартину, произнёс только одну фразу: — Здесь тебе делать нечего…

У него было очень сердитое выражение лица, словно он давно уже знает её и не может за что-то простить. За что? Она не понимала. Зато знала, что ей не нравится в нём — вернее, в его облачении. Ей не нравилось, что на колдуне шкура леопарда. Мартина уже слышала от Нгвеньи, что в его племени этого зверя принято было охранять и беречь, ибо он считается самым изысканным, учтивым и уважаемым из зверей, и его характер заслуживает всяческого подражания: так же учтиво и предупредительно следует всем людям племени относиться к своим предкам, начиная с родителей, а также к бабушкам, дедушкам и всем прапрапра… Однако, по мнению Мартины, с такой же учтивостью нужно было бы относиться и к самому леопарду и не сдирать с него шкуру для того, чтобы укрывать под ней колдунов. Да и вообще кого бы то ни было!..

Резкие слова колдуна, обращённые к ребятам, вызвали одобрение у некоторых жителей: они стали махать руками, чтобы те уходили, однако знахарь снова поднял руку, и все умолкли. Повернувшись спиной к Мартине, он сделал большой глоток из бутылки, стоявшей рядом с ним, вынул из своего мешка кости, разбросал по земле и начал свои заклинания.

Бен и Мартина отступили подальше в темноту, но не уходили, хотя чувствовали себя нежеланными гостями.

Моления длились долго, ребята замёрзли и робко придвинулись ближе к огню. Никто их не прогонял, все были заняты происходящим.

Не один раз в перерывах между заклинаниями колдун прикладывался к горлышку бутылки, и ей на смену уже пришла вторая, а потом и третья. Бен шепнул Мартине, что в них, наверное, могущественный волшебный напиток из лунных лучей. Глаза у колдуна покраснели, слезились, он всё больше раскачивался над разбросанными костями, язык начал заплетаться. Устал, наверное.

Закончив песнопения, он некоторое время сидел с закрытыми глазами, потом открыл их и, ткнув пальцем в сторону ребёнка, проговорил:

— А у неё маляр… маляра… малая рия… Нет, большая рия… Ей надо дать…

Он с трудом выговорил название растения, о котором Мартина слышала от тётушки Грейс. Потом в куче толпящихся людей нашёл взглядом Мартину, погрозил ей пальцем и рухнул на землю, громко захрапев.

Все замерли. Мерси опомнилась первая.

— Пьяный дурак! — закричала она. — Мой ребёнок умирает, а он не может остановиться и хлещет свою проклятую отраву, как лошадь!

Она пинала ногой безжизненное тело колдуна, пока её не оттащили от него. Слёзы текли у неё по лицу. Одило обнял её за плечи, и было видно, он сам вот-вот заплачет. Из-под овечьей шкуры еле слышно раздавался плач ребёнка.

— По-моему, я могла бы помочь, — тихо и нерешительно сказала Мартина.

Её не услышал никто, кроме стоящего рядом Бена, но повторить своё предложение она не решалась. Однако Бен стал её рупором.

— Мерси и Одило, — тоже не слишком громко сказал он, — Мартина говорит, что может помочь.

Одило и ещё несколько человек повернулись к ребятам. На их лицах не было ни радости, ни одобрения.

— Ты можешь лечить детей? — спросил Одило.

Мартина покачала головой.

— Нет. Но у меня в сумке лекарство, приготовленное из того самого растения, которое назвал ваш колдун перед тем, как… Его мне дала тётушка Грейс, она у нас на юге тоже считается знахаркой.

Одило был в растерянности, однако рыдающая Мерси, сказала Мартине, чтобы та поскорее принесла это снадобье, и Мартина побежала за рюкзаком в хижину. Вернувшись, она при свете костра высыпала на землю содержимое рюкзака, и все увидели армейский нож, серебряный свисток, увеличительное стекло, компас, тюбик универсального клея, а также три маленьких пузырька с лекарствами: одно от головной боли, другое от заразы, которую можно подхватить, если купаться в реках Зимбабве, и третье — от болей в желудке. Мерси посмотрела их все, встряхнула, понюхала и выбрала первый пузырёк, название которого было похоже на то, что пробормотал знахарь перед тем, как свалиться и уснуть.

— Мы унесём ребёнка в хижину, — сказала она, — и там сами дадим ему лекарство. Это наше решение.

— Но мы будем верить нашему старику-знахарю, — добавил Одило. — Он хотя и сам больной человек, но дело своё знает и плохого не посоветует.

Родители ушли с ребёнком, Мартина и Бен остались греться у огня. Кто-то налил им горячего чая, они начали клевать носами, потому что не спали уже около двадцати часов, и Мартине привиделся огромный леопард, самый большой на свете, который протягивал ей лапу, как домашняя собака.

Их сон перебил вернувшийся к догоравшему костру Одило, однако у Мартины не было даже сил спросить, как дела. Он сам сказал:

— Мерси говорит тебе спасибо, Мартина. Ребёнок уснул. Но что бы ни случилось…

Наверное, он хотел сказать: что бы ни случилось, мы тебе будем благодарны. Но Мартина его не дослушала от волнения и пробормотала, что она ведь не доктор и не колдунья и не знает, хотя надеется, что всё окончится хорошо… потому что… Она не договорила — голова опустилась, её сморил сон.

— Идите спать, дети, — ласково сказал Одило. — Будем надеяться на лучшее; колдун не напрасно обратил на тебя внимание, девочка. Что-то в тебе он увидел…

К тому времени, когда в сплошной темноте с неба проглянули звёзды, мириады звёзд, и полная луна осветила окрестности, все в деревне спали. Все, кроме птицы Магнуса. Обиженный тем, что Мартина ушла и закрыла дверь хижины, он бродил по лужайке, не зная, чем заняться. На его счастье, Мартина забыла возле костра рюкзак с необходимыми вещами — и у Магнуса полегчало на сердце: он принялся деловито их рассматривать и поклёвывать.

• 14 •

Остаток ночи Мартина беспокойно ворочалась на чужом матраце, погружаясь в сон и снова просыпаясь, думая о бабушке в наручниках, о тётушке Грейс и её лекарствах, о своей встрече с Ханом. К рассвету сон сделался крепче, но его прервал возбуждённый голос Бена.

— Слышишь? Проснись! Больной девочке лучше, она даже поела немного. А Нгвенья вернулся, он мне и рассказал со слов Одило.

Мартина ещё находилась в полусне — она понимала и не понимала происходящее, и временами ей начинало казаться, что она вернулась после каникул в школу, и там Люк и Люси вовсю хвастаются, как ездили с родителями на Средиземное море и занимались серфингом; Джейк без конца твердит о регби, а Клаудиус — о пеших прогулках с отцом по двадцать километров в день. А потом все спрашивают, что делала она, и она отвечает, что ничего особенного… Просто побывала в Зимбабве, где Бен свалился в водопад и чуть не разбился насмерть, но она его спасла. А ещё на её глазах негодяи убили льва, а потом на неё напал леопард, самый большой на земле, но она, как видите, жива; ко всему ещё, бабушку арестовали продажные полицейские, а она, Мартина, помогла спасти от лихорадки ребёнка в одной заброшенной деревне…

Она опять погрузилась бы в сон, но вошёл Нгвенья с кружкой чая и миской каши, лицо у него было серьёзное и озабоченное.

— Ешь быстрей, — сказал он. — Если хотим ехать к дому Ратклифа, нужно это делать до восхода солнца. Прямо сейчас.

В хижине появился Бен, мокрый и взъерошенный: он только что облился холодной водой и ещё не согрелся, но зато всю сонливость как рукой сняло.

— Не заснёшь по дороге? — спросил он Мартину. — Не свалишься с лошади?

Она решила не отвечать на глупые вопросы, а призналась ему, что стала бояться за них с Беном, за бабушку и Сейди. И за Хана.

— Что, если мы никому не поможем? — жалобно говорила она. — Разве нам одолеть беззаконных охотников, продажных полицейских, врунов, шантажистов? У них свои правила, по которым они живут. — Она с трудом проглотила пару ложек каши и снова задала вопрос: — А ты? Что ты думаешь обо всём?

— Я думаю, — медленно ответил он, — что одному человеку, этому Ратклифу, не позволено причинять зло стольким людям. И животным. Это нечестно. Несправедливо… И кто-то должен остановить его. Обязательно… Знаю, это нелегко. Трудно… Очень… Но ведь мы кое-что уже делали. Вспомни. И в этот раз сделаем. Постараемся. Твоя бабушка и мисс Сейди вернутся домой. И для Хана мы найдём безопасное место — пускай живёт на свободе… Только надо захотеть! Очень захотеть… Ты меня слышишь?..

Мартина слушала его, прикрыв глаза. Она почти забыла, что слова эти говорит её одноклассник, однолетка: ей начинало казаться, их произносит взрослый, смелый мужчина, которому впору быть её учителем в жизни.

Перед своими закрытыми глазами она увидела просторы Савубоны и себя, а рядом белого жирафа Джемми, положившего ей на плечо голову, и бабушку Гвин. Все смотрят на восход солнца над озером, бабушка рассказывает что-то весёлое, Мартина смеётся. И на душе у неё так хорошо и спокойно. И потом около озера она видит леопарда Хана. Он разлёгся на высокой узкой скале, свесив передние лапы. Как сфинкс[17], которого она знает по картинкам. И глядеть на него приятно, но тревожно, потому что она понимает: сейчас он спрыгнет оттуда, и деваться ему некуда — его хотят убить…

Картинка исчезла, Мартина открыла глаза, с неохотой доела кашу, поднялась.

— Ты всё правильно говоришь, Бен, — сказала она. — Просто я немного устала и не выспалась. Надо собираться… А где мой рюкзак?

Она вспомнила, что оставила его у костра, когда доставала лекарство для больного ребёнка, и пошла за ним.

Рюкзак лежал у потухшего огня. Она собрала разбросанные вещи и заметила маленькую черепаху.

— Ух какая ты красивая! Что это у тебя на панцире? Здесь темно, не разгляжу.

Она понесла черепаху в хижину и там при свете висевшей на крюке лампы увидела… и крик вырвался у неё из горла: потому что к спине черепашки был привязан маленький деревянный гроб. Хорошо выструганный гробик.

— Что случилось? — спросил Нгвенья, и она дрожащими руками отвязала и протянула ему страшноватую игрушку.

Он мрачно покачал головой.

— Кажется, я знаю, кто это сделал.

— Колдун? — догадался Бен. — Обиделся на Мартину? Но он же был пьяный. Она ни в чём не виновата.

— Я не лезла в его дела, — жалобно сказала Мартина. — Просто вспомнила название лекарства. И оно помогло.

— Твоей вины тут нет, — сказал Нгвенья. — Наш колдун недобрый человек. И старый пьяница. Но всё равно нужно быть начеку. Мало ли что…

Он задул лампу, и они пошли к лошадям.

* * *

К шести утра они были уже недалеко от фермы Ратклифа, спешились, оставили лошадей на привязи и последний километр прошагали пешком. Бен предположил, что уже слишком поздно наведываться в дом Ратклифа, однако Нгвенья сказал, что как раз в это время те, кого они не хотят видеть, занимаются тренировочной стрельбой или охотой, а возвращаются примерно через час с трофеями, из которых можно приготовить крокодилий бифштекс или бизонью колбасу.

— Нам нужно разделиться, — добавил он, — если что-то произойдёт, двоим всегда будет легче спасти одного, чем одному — двоих.

— Нет, — решительно возразила Мартина. — Я не могу разделиться с Беном.

— А я — с Мартиной, — сказал тот. — Мы уже сделали это в пещере, где был леопард, и что получилось? Поодиночке мы не можем.

— Что ж, как хотите. Тогда я иду сейчас в контору к Ратклифу, где у него разные документы. Может, найду что-нибудь интересное. А вы…

— А мы осмотрим места, где у них животные, — сказала Мартина.

Нгвенья постарался охладить её пыл:

— Только не зарывайтесь, действуйте осторожно. Держитесь подальше от львов и даже от обезьян. Если птица-носорог и лошади полюбили тебя, Мартина, это не значит, что львы обязательно последуют их примеру.

— Я не буду им навязываться, Нгвенья, обещаю, — послушно сказала Мартина.

Попасть на территорию охотничьего хозяйства Ратклифа особого труда не составляло.

Охранник у ворот привык, что посетители прибывают сюда и на машинах, и на своих двоих. Он даже не поднял глаз от газеты, когда они прошли под шлагбаумом и углубились в парк, который находился между высокой проволочной оградой и входом в тот сектор, где содержались животные.

Нгвенья повернулся к Мартине и озабоченно проговорил:

— Всё время беспокоюсь. Ведь я не хотел, вы меня уговорили… Надеюсь, твоя бабушка и Сейди не слишком рассердятся на меня, что я приволок вас сюда. Хотя правильнее сказать — вы меня приволокли.

Мартина улыбнулась.

— Не бойтесь. Они будут благодарить вас. Особенно если мы найдём то, что ищем: доказательства, что Ратклиф мешал вашей хозяйке вести её бизнес, наговаривал на неё, запугивал, а шкуру редкого животного хотел сбыть за американские доллары.

— Ух ты, как научилась говорить! — с улыбкой одобрил Нгвенья. — Совсем как взрослая. Но последний раз напоминаю: Крыса очень опасен и готов на всё. Упаси вас бог попасть ему в лапы!

Пригнувшись, как в детективных киносериалах, он на полусогнутых ногах помчался к туристическому сектору. Бен и Мартина тоже не теряли времени — заторопились туда, где звери. Если их заметят и задержат, они с Беном договорились — ни в чём не признаваться, строить из себя полных дураков. То есть не понимающих, как здесь оказались и зачем.

И вот они на территории, которую можно назвать «зоопарк для охоты». Здесь множество клеток со львами и обезьянами, большой загон с тремя носорогами и огороженный бетонной стеной пруд, на берегу которого греются под солнцем полдюжины крокодилов.

Львы рычат в бессильной злобе, обезьяны всё время в движении, словно пребывание в неволе лишило их рассудка.

В клетках чисто, у животных ухоженный, сытый вид, но глаза выдают страх и тоску. Мартина сразу вспомнила убитого льва, чья кровь окрасила дорогие башмаки толстяка, купившего его жизнь. Этих, пока ещё живых, ждёт та же участь, и они знают это, потому что слышат щёлканье замков на клетках и предсмертные стоны несчастных жертв.

— Мартина, — прошептал Бен, — кто-то идёт. Бежим!

Они бросились по проходу между клетками, оказались перед входом в какое-то, видимо, складское помещение возле крокодильего пруда и успели, незамеченные, проскочить в дверь, ключ от которой торчал в замке. Мужчина, посвистывая, прошёл вдоль клеток и наполнил водой поилку носорогов из бака, который катил за собой на колёсиках.

Когда он ушёл, ребята принялись за основательный осмотр помещения, куда попали. Оно было, как и всё вокруг, чистым и аккуратным. Да, порядок Крыса Ратклиф умел поддерживать. В одной половине большой комнаты стояли два стола, стулья, шкаф для документов и полки с рекламными брошюрами и объявлениями. Вторая половина была забита пакетами с сухим кормом для собак и кошек.

Всё это показалось ребятам малоинтересным, внимание их привлекла приборная панель на задней стене с двумя рядами красных кнопок, пронумерованных от одного до тридцати. Над правым рядом были слова: «открыто», над левым — «закрыто».

Бен взглянул на Мартину:

— Ты подумала о том же, о чём я?

Она тревожно рассмеялась:

— Было бы очень здорово. Но мы же не можем выпустить львов на свободу? Или носорогов? А?

Бен вздохнул.

— Не можем. Хотя, если бы они съели Ратклифа и его помощников, всем было бы лучше.

— Да намного лучше, — согласилась Мартина. — Но мы не можем это сделать.

— К сожалению, — со вздохом подтвердил Бен.

Он открыл деловой журнал, лежавший на столе, стал перелистывать.

— Жуть! Всё записано: кого когда убили, когда кому продали. Вот… ой, за один день на прошлой неделе убито: пять антилоп куду, один лев, две антилопы гну и… ого! Два слона! Куда они всё девают?

— Про Хана там ничего нет? Не намечают охоту заранее?

— Сейчас посмотрим… Так… так… Нет. Ничего… Погоди! А, вот программа на завтра. Большими буквами: «ОПЕРАЦИЯ ДИКАЯ КОШКА, 5 ЧАСОВ УТРА, СЛОНОВЬЯ СКАЛА».

— Слоновья скала! — закричала Мартина и сама зажала себе рот. — Это же, где дом Сейди! На её территории! Как они смеют заходить туда? Это против закона! Вот для этого им и надо удалить её оттуда любым способом — посадить под арест! И бабушку тоже! И нас бы забрали, если смогли! А дикая кошка — это Хан! Понимаешь? Забери этот лист бумаги, где написано!

— Что, вырвать?

— Конечно, Бен! Как доказательство.

— Готово! — Он положил вырванный листок в карман. — На нём сверху печать стоит: контора Ратклифа. Не отвертятся!

Снаружи послышались шаги по бетонной дорожке. Кто-то подходил к зданию. Бен отскочил от стола, успел сделать вид, что рассматривает рекламный плакат с фотографией слона, прежде чем в дверях показался мужчина с густыми светлыми усами. Он был явно огорошен, увидев ребят, и не сразу пришёл в себя.

— Кто вы такие и что тут делаете? — рявкнул он.

Бен продолжал проявлять чудеса находчивости.

— Доброе утро, сэр, — сказал он с неимоверной любезностью. — Извините, если мы оказались в неположенном месте. Наши родители пошли куда-то на переговоры, а мы… вот… забрели посмотреть, что и как.

— Ну и как? — насмешливо спросил вошедший. — Посмотрели? А теперь отправляйтесь отсюда. Это место не для посетителей. Кстати, как имя ваших родителей?

— А у вас есть справочник по вашему заповеднику? — вместо ответа спросил Бен. — Или план?

— Всё у нас есть, только не для детей. Так как, ты говоришь, зовут родителей?

— Джонс, — сказала Мартина. — Мистер и миссис Джонс.

— А мои — Мойо, — добавил Бен. — Мистер и миссис Мойо.

— Очень интересно, — медленно проговорил мужчина, вглядываясь в их лица. — Очень интересно. Потому что я веду учёт, и таких посетителей у нас не было и нет.

— Мы остановились не у вас в гостинице, — объяснила Мартина, — а просто приходим поесть и поглядеть.

Он хмыкнул.

— Ну-ну. Не нравится мне всё это. Сейчас я позвоню… — Он подошёл к телефону, набрал номер. — Охрана? Да, это я. Говорю из отделения львов и обезьян. Здесь заблудились какие-то дети. Подозрительные очень. Говорят, что…

Он так и не окончил фразу, потому что чуть раньше Мартина и Бен переглянулись, кивнули друг другу, и затем произошло вот что: Бен стрелой ринулся к панели с красными кнопками, нажал их, сколько смог, на той стороне, где написано «открыто», и они с Мартиной выскочили за дверь и помчались прочь.

Бен успел проговорить, задыхаясь от бега:

— Пусть он догоняет меня… А ты вернись, вытащи ключ из двери, запри, чтоб они не смогли опять закрыть клетки… Потом перелезь через ту стенку, видишь? За ней автостоянка. Там я буду тебя ждать… Поняла?

Спорить не было времени. Мартина резко свернула в сторону, а мужчина, как и предполагал Бен, бросился за ним. Вокруг уже началась суматоха: послышались свистки, завыла сирена. Показались охранники. Мужчина показал на убегавшего Бена, а сам, видимо, поняв, что не сделал самого главного — не запер снова клетки, — побежал обратно к дому. Однако Мартина успела повернуть ключ в двери, запереть её и с ключом в руке залезла на забор.

— Отдай ключ! — заорал мужчина. — Ты понимаешь, что вы наделали, кретины?

— Возьмите, если так нужно, — крикнула ему Мартина, показывая ключ. — Ловите!

Она размахнулась и бросила его, но не в руки мужчины, а за ограду бассейна с крокодилами. По чистой случайности он угодил прямо в открытую пасть одного из них — безмятежно греющегося на солнышке. Крокодил щёлкнул челюстями — и ключа как не бывало. А Мартина спрыгнула с забора и побежала, куда говорил Бен.

Только бы его найти — стучало в голове. К счастью, он был уже тут как тут, перемахнув через турникет с ловкостью чемпиона по бегу с барьерами.

— Тут кругом охранники! — испуганно сказала Мартина.

— Надеюсь, кое-кому из них помешают вышедшие из клетки львы, — улыбнулся он.

— Но и нам ведь тоже!

Однако не львы стали для них угрозой, а люди.

— Смотри, охотники возвращаются, — с тревогой произнёс Бен, показывая на клубы пыли со стороны саванны. — Через минуту будут здесь. Бежим!

Он взял её за руку, и они побежали к выходу, мимо сторожки. На этот раз охранник их заметил, но ему было не до них: всё его внимание привлекли вырвавшиеся на волю обезьяны, за которыми мчался носорог. Вся эта орава сокрушила шлагбаум, турникет и выскочила на открытый простор саванны. Львов среди них не было.

Ребята последовали за беглецами, но сразу же свернули в густой кустарник. Свистки и звуки сирены по-прежнему неслись со всех сторон, и было не понятно: призывают они ловить убежавших животных или ворвавшихся на территорию детей.

Мартина совсем выбилась из сил: было трудно пробираться сквозь кусты, бежать по высокой пожелтевшей траве, лавировать между деревьями.

Она остановилась под могучим баобабом.

— Не могу больше. Ты иди, Бен, прошу тебя. Найди Нгвенью и скажи ему про охоту, которую готовят на завтра на земле мисс Сейди. Пускай он передаст это кому нужно. А за меня не беспокойся: не посадит же Ратклиф меня в тюрьму. А если посадит, вы освободите.

— Нет, теперь я ни за что не оставлю тебя. Мы будем вместе. И в тюрьме тоже… Идём…

Совсем близко от них взревел мотор джипа, продиравшегося сквозь кусты и траву. Машина остановилась. Из неё выскочили пять мужчин в пятнистой одежде и молча окружили их. Ребята тоже молчали.

Потом открылась передняя дверца, на землю ступили ноги, обутые в шикарные ковбойские сапоги из крокодильей кожи, а вслед за ними показалось туловище их владельца и его лицо. Туловище было худосочное, лицо ненормально бледное, а волосы над ним — прилизанные, рыжие. Таких неприятных лиц Мартина раньше не видела: каждая чёрточка казалась вытянутой, заострённой, и все они сходились ко рту с бескровными губами и выступающими желтоватыми зубами. Пожалуй, в нём было что-то от грызуна — помесь этого существа с человеком.

Существо, опираясь на трость, приблизилось к Бену и Мартине и уставилось на них с высоты своего роста.

— Это они? — брезгливо спросил он тонким, почти визгливым голосом. — Те, кто, как сообщили мне только что по телефону, угрожают сорвать мои планы?

— Вы мистер Крыс? — спросила Мартина.

• 15 •

Мистер Ратклиф, — угрожающим тоном поправил её человек-грызун. — Моё имя Рекс Ратклиф.

Больше он не успел ничего сказать, потому что откуда-то с неба раздался грозный рёв, трость выпала из руки Ратклифа, а один из пятерых охранников упал в обморок.

Всё длилось какое-то мгновение, но Мартина запомнила золотистое тело леопарда, которое накрыло опрокинутого Ратклифа, словно Хан добровольно расстелил для него свою шкуру, которой тот с таким остервенением добивался.

А Мартина и Бен уже неслись во всю мочь, спасая свои жизни. Неслись, обретя новые силы, между кустами и деревьями, по узким тропам и без всяких троп — туда, где надеялись застать Нгвенью, где они оставили своих лошадей.

Вот уже место, где стоят лошади, но Нгвеньи там нет.

И — о, чудо!

— Я здесь! — раздался голос.

Нгвенья тоже тяжело дышал, он тоже бежал, только позади них.

Положив руки им на плечи, радостно смеясь, он говорил, что знает почти всё, что с ними происходило, потому и оказался в том же месте, где они, — возле баобаба.

— …Я видел, как вас преследуют на джипе, — сообщил он, — слышал, как они ругались, грозили вам, и ожидал удобного момента, чтобы вмешаться, хотя боялся, что такой момент может не наступить. И вдруг заметил сидящего на дереве леопарда, понял, что он готов к прыжку… На кого? О, я молил небо, чтобы не на вас! А как он был хорош! Его шкура светилась, будто под отблесками огня, а пятна были, как чёрные бриллианты!

Однако Мартина не могла оценить этих красот в словах Нгвеньи — ей не терпелось узнать, что же там произошло, когда они убежали. Видел ли он? Живы ли охотники? Жив ли Хан?

Нгвенья ухмыльнулся.

— Не беспокойся, Мартина. Стрельбы не было. Один из охотников поднял ружьё, но леопард сбил его с ног, и, думаю, тому без больницы не обойтись.

— А Ратклиф? — спросил Бен.

— Его затащили в джип, он тоже ранен и скулил, словно младенец. Но я слышал, как он сказал, что завтра будет на ногах и операция «Дикая кошка» не отменяется. Что за «Кошка», не знаете?

— Знаем, — сказал Бен и показал листок, вырванный из журнала. — Охота на Хана начнётся завтра в пять утра. Но мы должны помешать!

— Слоновья скала! — воскликнул Нгвенья, вглядываясь в листок. — Кто они такие, чтобы заниматься охотой на чужой земле?

— Мы тоже с Беном так подумали, — сказала Мартина. — Вот потому им и нужно было арестовать Сейди, а заодно мою бабушку: чтобы ни хозяйки, ни свидетеля. Об этом надо поскорее сообщить в полицию. Только не тем, кого подкупил Ратклиф!

Нгвенья показал на канистру, которую принёс с собой. В ней была какая-то тёмная жидкость.

— Это нам поможет.

— Горючее? — спросил Бен.

— Да. И ещё я узнал важную вещь, когда познакомился с одним парнем, который работает на кухне у Ратклифа. Он признался мне, как своему соплеменнику, что по приказу хозяина подливал отраву в цистерну, из которой Сейди поила свой скот. Парень жутко мучился из-за того, что ему приходилось делать, но боялся: Ратклиф мог его прогнать, а у парня большая семья. Он уверял меня, что всё время хотел признаться и, чтобы ему поверили, даже припрятал одну бутылку с отравой из тех, что давал ему хозяин. Сейчас он готов обо всём рассказать кому надо.

— Кому? — спросила Мартина.

Нгвенья снова указал на канистру.

— Я залью бензин в одну из машин, стоящих с пустыми баками в гараже у Сейди, и поеду в Булавайо прямо к прокурору округа. Говорят, он честный человек. Если всё пройдёт хорошо, сегодня к вечеру мисс Сейди и миссис Томас будут дома.

— Когда? — спросил Бен.

— Что — когда?

— Когда мы поедем?

Нгвенья покачал головой.

— Вам лучше остаться сегодня у моего дяди Одило и его жены, я провожу вас туда.

— Не надо, — сказала Мартина. — Мы сами доберёмся. А вам нужно спешить.

— Что ж, это правда…

И они разъехались в разные стороны.

* * *

Нгвенья ускакал на Тумане к «Чёрному орлу», а ребята двинулись в обратном направлении. Мартина тоже хотела пустить своего Сирокко галопом, но лошадь Бена решительно отказалась в этом участвовать, да и седок ещё не очень владел этим искусством.

— Это я виноват, — заступился Бен за упрямца, когда Мартина упрекнула его пони в лени и непослушании. — Не умею находить с ними общий язык. А вот с тобой дружат и жирафы, и леопарды. Ведь Хан не напал на тебя, а даже пришёл на помощь. Чудеса!

— Не мне, а нам обоим, — великодушно сказала Мартина.

Но, по правде говоря, она совсем не понимала, почему так получилось, и ей до сих пор было не по себе, когда думала об этом. Объяснить словами то, что произошло, она не могла, даже не пыталась. И потому заговорила о другом.

— Бен! Мы должны спасти его!

— Да, Мартина.

— Бен!

— Что?

— Мы просто обязаны это сделать! Хотя бы в благодарность за то, что он дважды не тронул меня.

— Да, Мартина.

— Бен, я забыла сказать «спасибо», за то, что ты остался со мной, когда нас настигли люди Ратклифа. И он с ними… Какой он противный! А ты ведь мог удрать — ты так здорово бегаешь.

Бен рассмеялся.

— Да уж, наш мистер Ратклиф не красавец! А удрать я не мог. И ты на моём месте никогда бы так не сделала. Верно?.. Мартина!

Что-то в его голосе заставило её придержать лошадь, обернуться и внимательно взглянуть на мальчика.

— Что, Бен? Почему ты так странно смотришь?

— Я… я вспомнил… тот день. Когда упал со скалы в воду. Там, на выступе скалы, под водой, был какой-то рисунок. Я наклонился над водопадом, чтобы посмотреть… А на рисунке был леопард. Точь-в-точь Хан… Но скала надломилась, и я упал… Почему он там был — рисунок? Или мне почудилось? Всё равно, это какое-то… странное… как оно называется?.. Прогноз?..

— Нет, по-другому. Предсказание, наверное.

— Про которое тебе говорила тётушка Грейс?

— Не знаю. Может, да… — ответила Мартина.

Однако на самом деле она была просто уверена, что это именно так: судьбы разных людей каким-то непонятным образом связаны друг с другом. Даже с судьбой животных. Иначе откуда могли люди, которые жили давным-давно, предугадать и нарисовать то, что с ней или с кем-то ещё случится в далёком будущем?..

Её мысли прервались: она чуть не упала с коня, потому что тот резко рванул в сторону. Если бы не тренировка верхом на Джемми, она бы свалилась в высокую траву саванны, и неизвестно, чем бы это всё кончилось. Но она просто подскочила в седле, задев ногами уши напуганного коня, и благополучно вернулась в седло. На тропинке показался франтовато одетый, похожий на гангстера из кинофильма Гриффин, двоюродный брат Нгвеньи. Правда, для киношного гангстера он был сейчас грязноват и неряшлив. И его дружки, шагающие вместе с ним, тоже: одежда как будто вымазана в саже.

— Выходит, всё так и есть? — заорал он вместо приветствия. — Девчонка, умеющая кататься на жирафе, водит хлеб-соль с другими животными! С лошадьми и даже с леопардами! Они её и лапой не трогают! — Он засмеялся. — Спросите, откуда знаю? Новости по саванне летят быстрее, чем телеграмма.

— Чего вам надо? — спросил Бен, подъезжая поближе к Мартине.

Гриффин схватил обеих лошадей под уздцы:

— Мне надо, чтобы эта белая девчонка немножко помогла нам. А в ущербе вы не останетесь: мы отблагодарим.

Мартина знала, что стоит ей тронуть пятками бока её арабского скакуна и натянуть поводья, как он рванёт с места и помчится, словно ветер, засыпав землёй и песком одежду этих людей и перепачкав её ещё сильнее. Но сделать это она не могла: Бену на его лошадке не угнаться за ней, а эти люди его легко догонят.

— Знаю, чего вы хотите, — сказала она. — Чтобы я помогла найти леопарда, а он привёл бы вас к месту, где спрятаны сокровища Лобенгулы. Да? А после вы убьёте его и продадите шкуру богатым людям. Да?

Гриффин ухмыльнулся, но приятнее от этого не стал.

— Ты почти угадала, детка. И если поможешь, мы дадим тебе столько золота и драгоценных камней, что сумеешь до конца жизни питаться самым дорогим мороженым. И такими же конфетами.

Мартина с презрением посмотрела на него:

— Я не стала бы помогать вам даже под угрозой смерти!

— Что ж, может, так оно и получится для тебя, — сказал он очень серьёзно. — Если будешь кочевряжиться…

• 16 •

Операция «Дикая кошка» должна была давно уже начаться, а Мартина и Бен находились совсем не там, где хотели и где смогли бы помешать охоте на леопарда Хана. Находились они в запертом чулане без окон, а только с небольшим отверстием в двери, через которое видели в соседней комнате пятерых мужчин — своих похитителей и тюремщиков. Двое спали на чём-то вроде прилавка, один сидел у стола, завернувшись в одеяло, ещё один валялся на полу на рваном матраце. Сам Гриффин склонился над потухшим очагом, раскачиваясь на стуле и не отрывая рук от головы, словно придерживал её, чтобы не отвалилась.

Мартина от всего сердца желала сейчас, чтоб она у него отвалилась, и вообще, чтобы все эти люди исчезли, как дурной сон. Она была очень зла на Гриффина. Ведь по его вине они уже чуть не целые сутки сидят взаперти, без еды и питья и не на постелях или хотя бы тюфяках, а на каких-то рваных мешках. Впрочем, голодом и жаждой их никто не собирался морить — правда, только в том случае, если Мартина согласится помочь похитителям найти месторасположение Хана. Однако она отказалась, Бен её поддержал, и со вчерашнего утра и до сегодняшнего им отказывают в еде и питье.

— Ты сама виновата, — говорил Гриффин Мартине. — Твоё упрямство может довести и тебя, и твоего приятеля до гибели.

А другой похититель говорил так:

— Не думай, мы не преступники какие-нибудь. Мы лишь хотим найти сокровища, много лет лежащие в земле нашего племени. Разве мы не имеем на это права? Кому польза, если они ещё двести или триста лет проваляются там?..

Несчастным пленникам жутко хотелось есть и пить, и наконец Мартина пошла на хитрость: сказала Гриффину, что для того, чтобы выполнить его просьбу, нужно одно снадобье, о котором говорила ей знакомая прорицательница, тётушка Грейс.

— Какое? — обрадовался он.

Мартина объяснила, как его приготовить: надо смешать листья чайного дерева с соком алоэ[18] и со сладкими бобами, долить воды и сварить. Но есть и пить это может только она, для всех других смесь очень ядовита. Их тюремщики в спешке нашли всё, что она сказала, приготовили жидкую кашу, и Мартина с Беном основательно утолили голод и жажду. Потом Мартина сообщила, что снадобье открыло ей важную новость: мистер Ратклиф назначил на пять часов утра следующего дня большую охоту на леопарда, которая должна начаться у Слоновьей скалы.

За эту весть им с Беном дали целый кувшин свежей воды, миску кукурузной каши и груду варёной мясной требухи[19], которую они не могли есть: так противно она пахла…

Зачем Мартина сказала об этом? А вот зачем: понадеялась, что Гриффин и сообщники захотят отправиться туда же, чтобы опередить Ратклифа, а ей и Бену удастся сбежать.

Однако, к несчастью, так не получилось. Гриффин и другие любители сокровищ переругались в пух и прах и вообще не тронулись с места: то ли испугались встречи с Ратклифом, то ли решили действовать по-другому. Всё кончилось тем, что они напились пива, а ребята остались в заточении — в душной полутёмной каморке. И неизвестно, дадут ли им ещё воды и пищи.

Мартине было плохо: заснуть не удавалось, голова кружилась от усталости, еда не пошла на пользу. Как же выбраться отсюда? Ответа она не находила. В таком вот состоянии Мартина лежала на грязном мешке, брошенном на пол.

А Бен, судя по всему, чувствовал себя совсем по-другому. Скрестив под собой ноги, он сидел на полу, неподвижно, как статуя, руки опущены, словно плети, глаза закрыты.

— Не понимаю, — сказала Мартина, — как ты можешь спокойно сидеть, когда мы как в тюрьме, а Хана, быть может, вообще уже убили. Тебе всё равно?

Бен открыл глаза.

— Ты сама знаешь ответ, — произнёс он. — Я думаю.

Он легко вскочил на ноги и принялся ходить по каморке, вглядываясь в пол, в стены, в потолок.

— Что ты ищешь? — с досадой сказала Мартина. — Тоже сокровище?

Бен не ответил. Он наклонился к ржавой трубе для воды и рассматривал так долго и пристально, словно в самом деле ждал, что из неё посыплются золотые монеты.

Мартина даже испугалась немного: уж не потерял ли он рассудок после всего, что с ними случилось за последнее время? А что? Не каждый такое выдержит.

— Хватит тебе метаться, как по клетке, — сказала она ему. — Не обижайся, если я что-то не так сказала. Мне тоже не сладко, не думай.

Он продолжал изучать в трубу. Потом повернулся к Мартине и сказал такое, что она с ужасом поняла: парень в самом деле спятил!

— Мартина, помнишь поговорку про победителя львов?

— О чём ты, Бен? Опомнись!

— Я серьёзно, Мартина. Как в ней сказано? «Там, где войско Муравьёв в пути…»

— «…львов и змей там близко не найти». — Со вздохом закончила она. — А зачем тебе? Лучше воды выпей. Там ещё немного осталось, в кувшине.

Бен тряхнул головой и улыбнулся.

— Они помогут нам.

— Кто? Ни одна душа не знает, где мы.

— Муравьи…

• 17 •

Стены каморки, где находились Бен и Мартина, были когда-то побелены известью. Бен начал осторожно соскабливать её со стены щепкой, поднятой с пола.

Мартина уже перестала думать, что он тронулся умом: он вкратце объяснил свой план, и она его одобрила, хотя не была до конца уверена в удаче.

Вскоре её лицо, по которому Бен размазал немного извести, приняло болезненную бледность. Даже больше чем болезненную — стало как у вампира из фильма ужасов.

Отойдя немножко назад и полюбовавшись делом своих рук, как художник законченной картиной, Бен сказал Мартине, чтобы она улеглась на мешки, и крикнул в отверстие двери:

— Помогите! Гриффин, пожалуйста!

— Чего хочешь? — спросил тот, поднимая голову. — Опять жрать или пить? Обойдётесь! Тут вам не гостиница!

— Совсем не то! Ей очень плохо. Она сейчас умрёт!

— Не дури! Кто тебе поверит? Эти штуки со мной не пройдут!

— Гриффин, да посмотри сам! Она просто как мертвец! Краше в гроб кладут!

— Что ты мелешь? — забеспокоился Гриффин, ему вовсе не хотелось, чтобы с детьми случилось что-нибудь серьёзное. — Что с ней?

Дверь в каморку со скрипом приоткрылась, на пороге показался Гриффин. На ребят пахнуло резким запахом пива. Увидев лежащую на полу Мартину и её бледное как мел лицо, Гриффин отшатнулся.

— Чего это она?

— Это гипо… глике… мия[20], — с трудом выговорил Бен название болезни, предложенное Мартиной — она слышала его от бабушки.

— Чего?

— Того! Из крови ушёл весь сахар. Ей срочно нужно что-нибудь сладкое — сироп, конфеты.

— Может, торт прикажете? Или шоколад-мармелад?

— Только это её спасёт, Гриффин! Иначе…

— Что «иначе»?

— Вы хотите, чтобы вас судили как убийцу? — тихо спросил Бен.

Мартина застонала и пошевелилась.

— Слышите? Надо торопиться, не то будет поздно!

— Эй! Не умирай, подожди! — завопил Гриффин. — Ох, что делать? У нас тут бутылка крем-соды. Подойдёт? Только она не из холодильника. Тёплая. Ничего?

— Даже лучше, — успокоил Бен. — Тёплая крем-сода действует намного вернее, чем холодная…

* * *

Полчаса спустя Бен и Мартина скакали лёгким галопом в сторону Слоновьей скалы в надежде найти там Хана. И непременно живого. Бен на своём Мамбо не отставал от Мартины на Сирокко. И хотя его упрямая лошадка противилась этому, у неё ничего не получалось: уздечка была крепко привязана к седлу скакуна.

Мартина не переставала восхищаться изобретательностью Бена, тем, с каким умением он разыграл сцену её болезни и своего отчаяния. А уж о придумке с муравьями и вообще говорить нечего: просто гениально!..

Вы ещё не поняли, при чём тут муравьи? В них-то всё дело! Они оказались не только победителями львов, как в той африканской поговорке, но и победителями охотников за сокровищами…

Как это пришло ему в голову?

— Очень просто, — рассказывал Мартине Бен. — Когда я сидел на полу нашей каморки и думал, как выбраться оттуда, по ноге у меня прополз муравей. Он был не кусачий, но я подумал, что если уж тут завелись муравьи, то среди них вполне могут быть кусачие. И ещё подумал, что было бы здорово, если бы они победили не только львов, как в поговорке, но и наших тюремщиков…

Мартина захихикала.

— И они классно сделали это!

— А потом, — продолжал Бен, — я придумал план, как их вызвать наружу… Муравьёв… если их много там, в трубе и под полом. При помощи сладкого. А ты, Мартина, подсказала мне название твоей болезни, которое сразу и не выговоришь…

Что было дальше, Мартина хорошо знала.

Когда Гриффин принёс бутылку с крем-содой, Бен налил жидкость в трубу, накапал на пол, смочил мешки, и… долго ожидать не пришлось: муравьи повалили толпой, ордой, и больше всего среди них было кусачих. Да ещё каких кусачих! Бен почувствовал это на своей ноге.

Изрядное мастерство требовалось, чтобы направить их по нужному пути — то есть в комнату, где был Гриффин и его дружки. С помощью сладкой водички Бен умело руководил движением муравьиной армии. Первой жертвой их массовых укусов оказался Гриффин, которого «выздоровевшая» Мартина позвала, сказав, что хочет ещё кое-что рассказать про леопарда. Пока тот стоят у открытой двери, а Мартина пыталась занять его разговором, Бен сумел направить на его ноги целую колонну Муравьёв, и тот с визгом выскочил обратно, забыв запереть дверь каморки.

Ребята выбежали вслед за ним, но их попробовали задержать. Однако и на этот случай у Бена был ответ: он бросил в похитителей мешки, заранее намоченные крем-содой и уже кишащие тысячами Муравьёв…

Под крики, стоны и проклятия пострадавших Бен и Мартина покинули место своего заточения, вскочили на лошадей и теперь держали путь к Слоновьей скале.

Больше всего Мартина боялась, что там уже случилось непоправимое: Ратклиф и его охотники сумели выгнать Хана из логова, убили или усыпили, связали и увезли в неволю.

Но вокруг стояла мирная тишина, только пара чёрных орлов и ещё несколько хищных птиц парили над скалами. Бен сказал, что, насколько он знает, эти птицы чувствуют приближение охотников и совершают круги над местом охоты в ожидании жертв.

Мартина собиралась ответить, что это её совсем не успокаивает, что она чувствует сейчас жуткую беспомощность перед злыми людьми, но всё-таки… надо что-то…

И тут на повороте тропы они увидели появившегося неизвестно откуда Одило. Он бросился к ним с улыбкой и крикнул:

— Ох, как хорошо, что встретил! Мой племянник Нгвенья вернулся из Булавайо и очень беспокоится, что нигде вас нет. Он приехал не один, а вместе с твоей бабушкой, Мартина, и со своей хозяйкой.

— Ура! — крикнула Мартина. — Они уже дома! Фантастика! У них всё в порядке?

— Да, их больше ни в чём не обвиняют. Так говорит Нгвенья. Он ищет по всем холмам и долинам и ругает себя, что оставил вас одних. Где вы были?

Когда Мартина рассказала об их злоключениях и кто тому виной, Одило не мог скрыть печали.

— Уж не знаю, что и говорить! — произнёс он. — Мой сын Гриффин был таким хорошим мальчиком: учился, книжки читал, мечтал стать юристом. А потом связался с дурными людьми, вбил себе в голову, что нужно искать это чёртово сокровище, и больше ни о чём не мог думать… Вы уж простите меня, дети, за такого сына, но что я могу поделать? Боюсь, он доиграется до тюрьмы…

Его жалобы прекратились, только когда откуда-то прозвучали ружейные выстрелы. Лошади заволновались, у Мартины сразу пересохло в горле.

— Нам надо ехать, — сказал Бен.

— Конечно, — подтвердил Одило. — Все так беспокоятся о вас.

— Нет, — сказала Мартина. — Мы сначала не туда. Нам нужно спасать леопарда Хана от Ратклифа и его людей.

Одило не поверил своим ушам.

— Что вы задумали, дети! — воскликнул он. — Вы с ума сошли? Этим должна заниматься полиция, а не вы. Мистер Ратклиф очень плохой человек. Опасный. Прошу вас, езжайте к «Чёрному орлу», в дом мисс Сейди. Там ждут вас. Я пойду с вами.

Мартина упрямо вздёрнула подбородок:

— Спасибо, мистер Одило. Пожалуйста, передайте бабушке, что я очень люблю её и рада, что её освободили. Но мы должны выполнить то, что обещали. Правда, Бен?..

• 18 •

Слишком поздно!..

Эти слова они услышали от уже знакомого им старого колдуна, когда выехали из зарослей на покрытую жухлой травой равнину. Картина, открывшаяся перед их глазами, была такой неожиданной и пугающей, что обе лошади резко отпрянули и седоки с трудом удержались в сёдлах.

Низко-низко над землёй кружило с десяток стервятников, размахивая широкими тёмными крыльями, пригнув маленькие головы с мощными клювами и мудрыми, всезнающими глазами. Птицы были похожи на судей в чёрных мантиях с белыми воротничками — на грозных и злых судей, разевающих рот, чтобы вынести страшный приговор. Однако изо рта у них вырывалось только шипение.

А под ними, в центре их круга, стоял старый человек в леопардовой накидке, с поясом из страусовых перьев и ожерельем из клыков и рогов. У его ног — Бен и Мартина разглядели, когда приблизились, — сверкала под лучами солнца лужа липкой крови, обсаженная мухами.

— Вы опоздали, молодые, — буркнул он. — В леопарда попала пуля мистера Ратклифа.

Колдун приложил руку к своей груди, где-то возле сердца, показывая, видимо, куда ранило леопарда.

Вместе с его словами до ребят долетел винный запах.

— Нет! — крикнула Мартина. — Его не могли убить! Он не должен умереть! Я обещала, что спасу его.

— Я тоже не верю, — сказал Бен. — Кругом слишком тихо. Если бы они убили его, то кричали бы и палили в воздух от радости. И тут были бы следы — как его тащат в машину, а следов нет. Да и птицы улетели бы вслед за машиной… Он жив, я точно знаю.

Колдун взмахнул руками, и птицы взметнулись вверх, повиснув над равниной, как тёмное облако, а потом расселись неподалёку на деревьях.

— Я не сказал, что он умер, — с раздражением проговорил колдун. — Он жив и убежал от охотников, но он ранен и умирает. А они его разыскивают. И скоро к ним присоединятся другие охотники — за сокровищем Лобенгулы. Все его ищут.

— Ой, мистер колдун, — умоляюще произнесла Мартина, — вы можете помочь нам? Пожалуйста, разложите кости и скажите, что надо делать, чтобы найти его раньше, чем они?

Колдун сердито хмыкнул.

— Это просишь ты?! Ты опозорила меня перед моим племенем! Перед людьми, которые знают, что я лучший целитель и знахарь в Зимбабве. Ты сделала так, что я выглядел глупцом, а теперь осмеливаешься просить помощи у глупца! Нет, девочка. Отправляйся к той, кого уважаешь, и проси помощи у неё. Пускай она скажет тебе, где находится леопард.

Мартина выслушала его гневную речь и тоже сердито ответила:

— Во-первых, мистер, не я опозорила вас, а вы сами. Да, сами себя! До вашего прихода Мерси говорила, что вы самый лучший знахарь и лекарь у вас в стране. И надеялась на вас. А вы… вы не могли оставаться трезвым, хотя бы пока не излечите её ребёнка. Вы много выпили, упали, заснули… Что могли о вас сказать люди? И при чём тут я?..

К удивлению Мартины старый колдун молчал, и тогда она заговорила опять:

— Если бы тётушка Грейс была здесь, она ни за что на свете не отказалась бы помочь мне. Но до неё тысяча миль, а вы рядом. И не обижайтесь мистер, но мне кажется, что Гриффин собирается подкупить вас, или даже Ратклиф, — чтобы вы подсказали, где искать леопарда, которого они все хотят убить. А мы с Беном хотим не убить, а вылечить… Так что выбирайте сами, кому вы…

Некоторое время все молчали. Все, кроме птиц: они зловеще кричали с деревьев.

Мартина немного остыла и уже начала понимать, что она сделала: осмелилась бросить обвинение самому могущественному человеку во всей округе и даже предположить, что он может брать взятки. Неслыханно! Что теперь будет?

Она взглянула на Бена. Тот смотрел на неё с изумлением и испугом.

А что же колдун? Ещё в самом начале разговора с Мартиной он вытащил откуда-то из-под своей накидки бутыль с алкоголем, вынул пробку и приготовился глотнуть. Однако когда Мартина в некотором замешательстве умолкла, он внезапно отбросил бутылку, и та, расплескивая содержимое, разбилась вдребезги о ствол ближайшего дерева, а птицы, сидевшие на ветках, заверещали в испуге и улетели.

Очень тихо и спокойно колдун начал говорить:

— Ты видела моё предупреждение на панцире черепахи, девочка, я хотел проклясть тебя за то, что ты мне наговорила. Но я не сделаю этого, потому что ты сказала правду. Чистую правду, которую порой может сказать только чужеземец. Сознаюсь, она мне очень неприятна, эта правда, она ранила меня, как пуля — твоего леопарда, однако я не могу не видеть справедливости в твоих словах. Да, девочка, отрава, что в бутылке, взяла надо мною верх, и я не нашёл снадобья, которое сумело бы меня излечить. Словно змея, этот яд сдавливал мне горло всё туже и туже, и такие люди, как Гриффин, питали эту змею, а у меня не хватало сил противиться.

— И никого не было, кто помог бы вам? — с участием спросил Бен, но колдун его не услышал: он был целиком поглощён тем, что сейчас говорил и что собирался сделать.

Подняв с земли свой мешок, он отошёл от подсыхающей кровавой лужи, над которой суетились мухи, и приблизился к Мартине.

— Ты пристыдила меня перед моим народом, — сказал он, — и этого мне не забыть. Но я не забуду и другое: если бы не ты и не твоя знахарка Грейс, невинный ребёнок Мерси мог бы умереть.

— Я бы и не вспомнила про её лекарство, — великодушно ответила Мартина, — если бы вы не сказали, как оно называется.

Её неприязнь к этому человеку улетучилась после его искреннего признания в своих прегрешениях. Мартине даже захотелось немного утешить его.

Колдун молча смотрел на неё, потом проговорил:

— Сейчас я разложу кости и скажу то, что ты хочешь знать. Возможно, у вас ещё есть время спасти этого зверя.

Он присел на корточки, разбросал кости и начал быстро-быстро произносить какие-то слова. Только все они были на туземном наречии, и ни Бен, ни Мартина не понимали ни звука. Его тёмные сухие руки перебирали кости, голос становился громче, движения ускорялись.

Слушая его, Мартина начинала верить, что Хан жив и его можно вылечить, и даже — о, чудо! — видела его, весёлого и здорового, на горных склонах Савубоны.

Колдун умолк, поднял голову. Глаза у него были странные, затуманенные.

— Тот, кто лучше читает следы, — сказал он, — первым найдёт его.

— Конечно, — согласился Бен.

А Мартина подумала: не очень-то утешительные сведения.

Колдун продолжал, обращаясь к ним обоим, но не сводя глаз с Мартины:

— Вы будете вместе, но вас разъединят… Когда так случится, ищите Пчелиный дом…

• 19 •

— Не много же он нам сказал, — посетовала Мартина, когда они расстались с колдуном и продолжили путь. — И как можем мы первыми идти по следам Хана, если Ратклиф и Гриффин отправились раньше?

— Да, — согласился Бен, наклоняясь с седла и внимательно изучая землю в поисках кровавых следов леопарда, — я тоже не совсем понял. Зато он прямо сказал, что нас могут разлучить. Нужно сделать так, чтобы этого не случилось.

— Правильно, Бен. Только как?

— Не знаю, — признался он.

— Я тоже. А что означает «Пчелиный дом»?

Он пожал плечами.

— Ну… вообще это улей. Разве не так? А может, название холма, скалы или чьего-то жилья.

Теперь настала очередь Мартины пожать плечами.

— Всё верно. А что дальше?..

А дальше — они доехали до скалистого спуска к речке, которая для следопытов всегда считалась самым нежелательным препятствием на пути. Бен сошёл с лошади и после тщательного осмотра, чуть ли не вынюхивания почвы обнаружил след от ботинка. Неподалёку ещё один след — пятно крови.

— Они преследуют его, — сказал он. — Эх, если бы Тендаи был с нами! У него такой глаз! Мне за десять лет не научиться тому, что он умеет!..

Мартина была в смятении. Её беспокоило не только, что будет, если они так и не найдут Хана, но и то, что увидят, если найдут. Выручая своего жирафа, она была, во всяком случае, уверена в одном: он не окажет сопротивления, не станет угрожать её жизни. А как поведёт себя Хан? Об этом они с Беном как-то не думали, но ведь леопард — опасный дикий зверь. Тем более раненый леопард. Он вполне может не захотеть, чтобы его лечили люди, которые собирались его убить, и вознамерится отплатить им за свою кровь…

Бен подошёл к реке, осмотрелся:

— Мартина, похоже, Хан и те, кто его преследуют, перешли на другой берег. Нам нужно сделать то же.

Ей захотелось сказать, что лучше всего, наверное, было бы вернуться к «Чёрному орлу» и попросить Сейди и бабушку, чтобы те обратились за помощью в полицию. Это самое правильное, но сколько займёт времени!.. Значит, они с Беном должны продолжить поиск и надеяться на лучшее.

— Хорошо, — сказала она. — Ты прав. Напоим лошадей и привяжем здесь, а сами перейдём реку. Или переплывём, если надо…

Речка оказалась мелкой, а следы на другом берегу отпечатались куда лучше, чем раньше, — после того, как обувь преследователей побывала в воде и в прибрежном иле. Но когда песок сменился травой, различать следы опять стало трудно. Бен разглядел всего два едва заметных — от лапы леопарда, но других не было — словно зверь поднялся в небо. Охотники, это было видно по их следам, потратили уйму времени, чтобы определить, куда он направился.

Бен тоже задержался там.

— Пошли, Бен, — нетерпеливо позвала Мартина. — Иначе мы никогда не нагоним их.

Он стоял неподвижно, о чём-то размышляя. Потом произнёс:

— Тут что-то не так. Местные жители не случайно называют Хана последним леопардом. Последним, кто остался в живых. Потому что он очень умный. И хитрый.

— Может, ты и прав. Но что из этого?

— А то, что он умеет думать. И соображать. Следы на этом берегу точно показывают, что реку он перешёл. Но что дальше? Дальше следов нет. Куда же они делись? Я вот подумал… Что если он не пошёл дальше, а прыгнул опять в реку и прошёл по ней обратно? Понимаешь? Чтобы запутать преследователей.

Мартина не знала, что сказать. Но она знала одно: никто им сейчас не поможет и не подскажет решение — думать надо самим.

— Давай попробуем… — сказала она. — И тоже повернём…

* * *

Минут десять спустя Бен издал торжествующий возглас. Он обнаружил на берегу несколько перевёрнутых голышей[21], отличающихся от остальных камешков грязноватой тёмной поверхностью. Было понятно, что их вывернули из прибрежной глины чьи-то конечности, и случилось это недавно. А ярдов[22] через пятьдесят от этого места он увидел свисающий с куста окровавленный клок паутины.

Дальше находить следы леопарда стало легче: зверь терял всё больше крови, и острые глаза Бена помогали им с Мартиной не сбиваться с пути, а быстро и безошибочно продвигаться в густых зарослях. Мартина с трудом поспевала за ним, стараясь не терять из вида его голубые рубашку и джинсы. Потом услышала его голос:

— Мартина, по-моему, он где-то близко. Мы вышли, знаешь, куда? Кажется, это Кроличий холм, о котором говорил Нгвенья. Помнишь?

Она хотела ответить, но чья-то рука закрыла ей рот, на неё пахнуло запахом одеколона и прогорклой пищи.

Гриффин! Опять он! Собственно, этого следовало ожидать. Он молчал. Впереди, из кустов, раздался встревоженный призыв Бена:

— Мартина! Где ты? Почему не отвечаешь?

Он остановился, повернул назад, немного прошёл, снова остановился.

— Какая нечаянная радость! — раздался голос совсем рядом с ним.

Эти насмешливые слова произнёс мужчина со светлыми, лихо закрученными усами, которого не так давно он видел в конторе у Ратклифа, а потом в саванне, когда тот вылезал вместе со своим хозяином из джипа.

У Бена мелькнула мысль скрыться от этого типа в кустах, но он сразу отбросил её, потому что не знал, где Мартина, — может, уже в плену у этих людей.

Вторая фраза усатого развеяла это предположение:

— А где твоя подружка? Ох, как вы нам надоели, если бы ты знал!

— Вы нам тоже! — Бен не остался в долгу. — Как видите, её здесь нет. Она в «Чёрном орле», и там же её бабушка и мисс Сейди Скотт. Она сообщила полиции, что вы нарушили закон: вторглись без разрешения на её землю.

Белобрысый мужчина рассмеялся.

— Ох, не пугай меня! Здешняя полиция куплена с потрохами нашим боссом, который всех вас не слишком любит, так что лучше, не попадайтесь ему на глаза. Так где же всё-таки девчонка? Разве не ей ты кричал сейчас — Мэри, Мэри? Или как её?..

— Эту девочку зовут не Мэри, а Сьюзен, — сказал Бен. — И я уже сказал: сейчас она в доме у Сейди Скотт. А звал я вовсе не «Мэри», а «Пэри». Так зовут её собаку…

Весь этот разговор в испуге слушала Мартина, и если бы Гриффин не продолжал удерживать её, она без замедления бросилась бы на выручку Бену, не думая о последствиях.

— Ты жуткий врун, — сказал мужчина Бену, — и если не заткнёшься, я быстро потеряю терпение.

Бен упёрся руками в бока.

— Что ж, теряйте, мистер! Или ищите её сами! И собаку тоже! Она удрала от леопарда, которого вы тоже не нашли. Верно?

— В этом ты прав, парень, — признался мужчина. — Но мы ищем его и обязательно найдём. А ты, если не дурак, можешь помочь нам и хорошо заработать.

— Да, могу, — подтвердил Бен, — только не хочу. Вам мало, что вы ранили его, хотя охота на него запрещена, да ещё на чужой территории. Хотите убить?

— Хватит с ним разговаривать! — вмешался напарник белобрысого и угрожающе тряхнул ружьём.

— Джон, не веди себя как гангстер, — остановил его первый мужчина. — Я почему-то уверен, что мы сумеем договориться с этим пареньком. Послушай, как тебя… Ты хотя бы представляешь, сколько баксов можно заработать за этого зверя? Тысячи тысяч! И тебе тоже перепадёт, если ты не совсем дурак!

Бен усмехнулся.

— Ну что ж, мистеры. Тогда следуйте за мной!..

• 20 •

Гриффин не сразу отнял руку от рта Мартины, а только когда убедился, что Бен где-то далеко. Вид у него был ужасный: лицо, шея, оголённые руки покрыты следами от муравьиных укусов. Он походил на человека, перенёсшего какую-то ужасную болезнь кожи.

Поймав жалостливый взгляд Мартины, он язвительно проговорил:

— Да, ничего не скажешь, дружок у тебя что надо: в беде не бросит. Мне бы таких. А меня вот бросили, махнули на меня рукой. Я теперь совсем один.

— Если бы вы, — сказала Мартина, — пошли в своё время в юридическое училище, а не шлялись, где и с кем попало…

— Ты и про это знаешь? — угрюмо прервал он.

— Ваш отец рассказал. Так вот, если бы вы…

— Если бы да кабы! — рассердился он. — Не учи меня жить! Не доросла ещё! Жизнь совсем не простая штука — этого тебе мой отец не говорил? — Гриффин потряс Мартину за плечо. — Эй, чего молчишь?.. И не смотри на меня так, будто ты большая, а я ещё не дорос!.. Извини меня и моих приятелей, если мы сделали что-то неприятное тебе и Бену. Я не хотел, честное слово. Просто само получилось. Когда перед глазами такие деньжищи, не то ещё бывает. Но и вы отплатили нам подходяще: натравили целую армию этих «победителей львов»! Каждый их укус, если не знаешь, — словно укол раскалённой иголки… Ладно, забудем. Я по-дружески прошу: помоги мне. И себе тоже: ведь я с тобой поделюсь, слово даю! — Голос его окреп, в нём появились угрожающие нотки: — А если не поможешь, тебе же хуже будет. Останешься ни с чем. Твой леопард всё равно умрёт, если уже не умер. Это наш колдун сказал. И где тебя найти показал.

— Не мог он такое сделать! — крикнула Мартина.

Она была очень разочарована в старике: думала, после их последнего разговора тот хотя бы немного изменился. А он взял и направил Гриффина по следам Хана и, наверное, опять получил за это деньги или бутылку с вином.

Впрочем, последующие слова Гриффина всё прояснили.

— Ты права, девочка, старый пьяница дорогу мне не показывал, хотя я совал ему бутылку. А он взял да и разбил её о скалу. Я жутко удивился. А тебя я сам нашёл, по твоим следам. Я ведь не совсем ещё забыл умение нашего народа: он всегда славился охотниками и следопытами.

Как ни странно, Мартине было даже приятно узнать, что отъявленный бездельник Гриффин умеет хоть что-то делать неплохо. Однако чувство это моментально испарилось, когда он больно схватил её за руку и приказал:

— А теперь хватит болтать, перейдём к делу! Ты должна применить свои способности и найти место, где залёг Хан. Живой или мёртвый. На этом месте, по старинному предсказанию, и должно находиться сокровище Лобенгулы. Выкопать его надо до захода солнца! Так что дел у нас невпроворот, надо торопиться…

Мартина попыталась вырваться, но Гриффин не ослабил хватку и злобно крикнул:

— Я слышал, как твой дружок сказал, что леопард должен быть на Кроличьем холме. Вот туда и отправимся. И без штучек!..

* * *

Подъём на скалистый холм был сплошным мучением для Мартины. Она устала уже задолго до этого, ей хотелось пить, есть, и, кроме того, она боялась увидеть мёртвое окровавленное тело Хана, а рядом с ним алчных, ненасытных людей, один из которых сходит с ума по сокровищу, которое должно находиться под трупом зверя, а другим нужна его голова и изумительно красивая шкура. Чего доброго, между этими людьми вспыхнет ссора, начнётся драка, а где драка, там недалеко и до убийства.

Мартина не знала толком, что делать, как быть. Но с Гриффином или без него всё равно хотела найти место, где находится бедный Хан, чтобы хоть как-то помочь ему, если ещё не поздно. Из головы у неё не выходили последние слова, сказанные колдуном Бену и ей: «Действуйте вместе, но если вас разъединят, ищите Пчелиный дом…»

Их уже разъединили. Но что это за дом? Где он?..

Вдали послышались звуки полицейской сирены. Это было так неожиданно, что Гриффин споткнулся и упал.

Мартина воспользовалась этим и побежала. Надо побыстрее добраться до вершины холма, откуда можно хотя бы увидеть, где эта машина, и позвать на помощь… Если полиция захочет помочь…

Гриффин, поднявшись, бросился за ней.

Неожиданно Мартина почувствовала себя как-то странно: навалилась жуткая усталость, обжёг безотчётный страх — она одна и некому помочь… Пот выступил на лбу, голова кружилась, перед глазами стоял красноватый туман. И сквозь эту пелену она видела на ветке ближайшего дерева что-то непонятное, что-то лишнее, не нужное ему, дереву… И вокруг этого «чего-то» мелькали какие-то пятнышки… точки… мириады тёмных точек.

Пчелиный дом! Вот он!..

Но что нужно делать? Кто подскажет?.. Никто, надо решать самой…

Она остановилась, подняла с земли острый камень и что есть силы метнула в пчелиное пристанище, в их гнездо.

Словно от взрыва гнездо дрогнуло, оттуда вырвалось тёмное облако, взмыло вверх, а затем ринулось к земле, где неподвижно лежала Мартина, закрывая руками лицо. Всё это сопровождалось уже не просто жужжанием, а, как ей казалось, почти барабанным гулом. Гудящее облако, не затронув её, обрушилось на Гриффина, и тот с отчаянными воплями помчался обратно по склону вниз. Облако преследовало его.

Мартина вскочила на ноги. Её шатало, она чувствовала слабость, но решила всё равно продолжать путь к вершине. И она пошла. Что-то мешало ногам. Она наклонилась: к башмаку прилип кусок медового сота. Когда она стала отлеплять его, это и случилось…

Земля начала уходить из-под ног. Всё тряслось и рушилось, а Мартина падала, падала куда-то вместе с лавиной земли. И когда, казалось, уже достигала дна, это дно опять уходило вниз, и Мартина — вслед за ним.

Но вот падение наконец прекратилось, Мартина ударилась о твёрдый грунт. Вокруг были свежие влажные комья, они пахли червями и сгнившими листьями, залепляли рот, глаза, уши, она отряхивала и выплёвывала их — они набивались снова. Она задыхалась и почти ничего не видела и не слышала. Свет померк. Ей казалось, она умирает.

С последним проблеском сознания она увидела Хана. Он продирался к ней — сквозь заросли, сквозь пласты земли, и она не понимала: хочет он напасть на неё или хочет спасти из этой могилы, где она заживо погребена.

Внезапно всё прекратилось. Земля уже не тряслась и не сыпалась на неё, стало совсем тихо. Дышать сделалось легче, но вокруг была полная тьма. Мартина рискнула пошевелиться: всё тело болело, однако переломов вроде бы не было. По крайней мере, так ей хотелось думать.

Но что же Хан? Где он и что задумал? Может, уже приготовился к прыжку? Она вспомнила: в рюкзаке, который у неё за плечами, должен быть фонарик. Сняла рюкзак, нащупала и расстегнула молнию. Фонарика не было. Куда он девался? Ну почему же так? Сейчас, когда она оказалась в полной темноте, непонятно где, и когда от этой чепуховой вещи, фонарика, зависит чуть ли не сама жизнь, он, как нарочно, куда-то подевался! Куда?

С фонариком, аккуратно уложенным в рюкзак вместе со швейцарским армейским ножом, тюбиком универсального клея и другими совершенно необходимыми вещами она приехала больше года назад из Англии в далёкую Африку, и эти вещи повсюду её сопровождали. А вот теперь самой необходимой в данную минуту вещи не оказалось! И Мартина не может понять и, наверное, уже до конца своей жизни не поймёт, куда она попала и с какой стороны на неё кинется самое опасное животное на земле — раненый леопард.

И всё-таки — хотя какое это уже имеет значение? — всё-таки, кто мог утащить фонарик? Кто-то из жителей деревни? Зачем? Глупо так думать… Старый колдун? Ещё глупее. Гриффин? Вряд ли. Тогда кто? Собаки, кошки? Ох, это же Магнус! Этот крылатый любитель всего блестящего, сверкающего. Невинный воришка Магнус! Хорошо же он расплатился за доброе к нему отношение! Спасибо тебе, носатый дружок!..

• 21 •

Хан угрожающе зарычал, и в духоте и непроглядной тьме этот рёв показался ещё страшнее, чем был на самом деле. Мартине хотелось сжаться в крошечный, невидимый даже для зверей с ночным зрением комок. Но это ей не удалось, и она нашла в себе силы подумать о том, как всё же выйти из создавшегося положения. Подумала — и пришла к печальному выводу, что никак.

Стараясь почти не шевелиться, она снова открыла рюкзак и снова убедилась, что там ничего нет, кроме лекарства от головной боли, которое дала ей тётушка Грейс, и тюбика с клеем. Но почему он такой тяжёлый? Странно. Хотя особенно лёгким он и не был. Но всё-таки… Она расстегнула молнию внутреннего кармашка…

Там было что-то гладкое, скользкое. Ох, да это свечи! И смятый спичечный коробок тоже!

Уже неплохо! Она вспомнила, что сама сунула их в рюкзак, когда они отправлялись из дома бабушки. Молодчина ты, Мартина!..

Хан молчал, но она ощущала его присутствие, знала, он следит за ней, видит каждое её движение. Как все кошки — в полной темноте.

Подумав, она решилась: чиркнула спичкой и зажгла свечу. Хан зарычал, но не пошевелился, и она увидела его в неровном желтоватом свете.

Как и предполагала, он находился совсем близко от неё (или она — от него), но готовности к прыжку заметно не было. Возможно, он уже и не способен на это. Он лежал в небольшом углублении, на каменном полу большой удлинённой пещеры. Дыхание прерывистое, повёрнутый к Мартине бок бурно вздымался и опадал. Не сразу она заметила следы крови — на золотистой шкуре и на камнях. Рана была где-то на груди.

Слёзы навернулись ей на глаза. Несчастное животное! Она уже напрочь забыла про свой страх, про то, что этот зверь рождён убивать, — забыла обо всём, кроме того, что обещала ему и себе — защищать его. Обещала, но не смогла.

— Хан, — прошептала она, — прости меня.

В его глазах была боль. С большим усилием он встал и на некрепких лапах пошёл по пещере куда-то в темноту. Мартина подняла свечу и увидела, как он приблизился к маленькому ручью, который, вероятно, был когда-то бурным подземным потоком, но давным-давно пересох и превратился в едва заметный ручеёк.

Леопард долго лакал воду, затем вернулся на прежнее место и лёг. Мартина увидела теперь кровоточащую рану у него на груди. Леопард тихо, беззлобно рычал, слизывая кровь со своих лап.

Мартина почувствовала отчаяние. Было мучительно смотреть, как могучее красивое животное превращается в жалкое беспомощное существо. Ещё час-другой — и потеря крови сделает своё дело. А значит, она должна… Но что?..

Надеясь, что зверю сейчас не до неё, она встала и сделала несколько шагов по пещере, чтобы осмотреться. То, что она увидела, не уменьшило её отчаяния. Они находились в самом конце прохода в скале, видимо, когда-то прорубленного мощным водяным потоком. Выход из образовавшейся пещеры был только что заблокирован огромной каменной глыбой, которая обрушилась, прихватив с собой Мартину, но чудом оставив её в живых. Сотни тысяч лет понадобилось природе, чтобы проложить этот туннель, и столько же, если не больше, пройдёт прежде чем выход из него вновь станет свободным.

Взгляд Мартины скользил по каменным стенам, по такому же потолку и полу, но всё было замуровано наглухо: ни одной щели, откуда бы проходил свет, не говоря уже о чём-нибудь напоминающем выход наружу. И всё же она продолжала осматривать стены, потому что больше ниоткуда спасение прийти не могло. Если вообще могло откуда-то… Снаружи… И непонятно было — как должны действовать спасатели, если вдруг появятся. Только ведь они не знают и никогда не узнают, где находятся те, кого следует спасать… А значит, и не появятся.

Мартина готова была заплакать в голос. Только кто её услышит, кроме Хана, кому тоже несладко?

За последний год — у себя дома, в Англии, и здесь, в Африке — она уже столько натерпелась! Но такого ещё не было! Хотя, как сравнивать несчастья? Какое горестнее, тяжелее, безвыходнее? Сейчас ей казалось, что теперешнее — самое-самое из них… Погибнуть в каменной клетке — без пищи, без всякой надежды, почти без воздуха.

— Нет! — произнесла она вслух. — Сначала я должна сделать всё, чтобы помочь Хану. Чтобы не так мучился…

Тендаи из заповедника Савубона часто говорил ей, припомнила Мартина, что, когда что-нибудь у тебя плохо, нужно всё равно не терять надежды, а выбрать то, что в этих условиях ты можешь делать, — и действовать, ни о чём больше не думая. И она выбрала; остановить кровотечение у Хана.

Но как? Опять этот вопрос, в который всё упирается! И опять у неё в голове зазвучали слова Тендаи и тётушки Грейс о том, что везде, даже в пустыне Калахари посреди Южной Африки, люди, которые попадали туда, умели искать и находить лечебные травы, пищу, воду и что-то ещё для спасения своей и чужой жизни. Нужно только очень захотеть.

Она хотела. Очень!..

Мартина продолжала внимательно и упорно при свете оплывающего огарка осматривать стены пещеры. О жизни здесь напоминал лишь слабый ручеёк. Она не знала, чистая ли в нём вода, но подумала, что если Хан пил, она не должна быть заражённой. Чем может помочь ей вода, она не знала, но вскоре у неё мелькнула мысль: где вода — там и растёт что-то, хотя бы мох. А Грейс уверяла, что мох вполне может подойти вместо марлевого тампона для лечения ран.

Она поднесла свечу поближе к тонкой водяной струйке и облегчённо вздохнула, увидев, что под водой что-то зеленеет. С помощью камешка она выскребла со дна немного зелени. И ей стало сразу легче — начало врачеванию положено.

Но под тампон на рану следовало что-то положить, чтобы утихомирить боль, и предотвратить воспаление или заражение. Ничего, кроме лекарства от головной боли, излечившего маленькую дочь Мерси и Одило, у неё не было, и она решила применить его…

Ой, нет! Есть ещё кое-что!.. Она вновь почувствовала на ноге какую-то тяжесть и увидела: там остался ещё один прилепившийся кусок пчелиных сот. А уж про целебные свойства мёда она и в Англии слышала! Он прекрасно обеззараживает раны и лечит их!

Она повертела в руках кусок сота, счистила с него песчинки и не удержалась — положила кусочек себе в рот. Прожевала — и сразу ощутила прилив сил! А во рту появился привкус ириски, конфеты, которую она когда-то очень любила.

Итак, способ лечения выбран. Но теперь необходимо, чтобы больной согласился его принять, а не загрыз или, в лучшем случае, не оттолкнул бы врача.

Мартина перевела взгляд на Хана. По тому, как он лежал в каменном углублении, было понятно, что это место для него привычное. Наверное, в этой пещере и находилось его тайное логово, в котором он прятался от охотников.

Но как же он попадал сюда? — спросила она себя. И ответила: видимо, через верх пещеры, как и она сама. Только она провалилась, когда случился обвал, а до этого наверняка тут был какой-то удобный и незаметный ход, скрытый среди кустов и выступов скал.

Почувствовав, что Мартина внимательно смотрит на него, Хан пошевелился и зарычал. Сердце у неё дрогнуло: как она будет лечить его, если он ей не верит? Если готов наброситься на неё? Правда, она тут же постаралась утешить себя, вспомнив, что у него и раньше была возможность напасть, но он этого не сделал. А во втором случае даже спас её от Крыса Ратклифа и его приспешников.

Мартина решила, что надо успокоиться и представить себе, что леопард — просто увеличенный экземпляр котов, вроде тех, с какими она подружилась у бабушки, — Шелби и Воина.

Решившись, с куском медового сота и пучком моха в руках она подошла к зверю и присела рядом, словно это было обыкновенное дело — вот так сидеть около леопарда.

На морде у Хана было такое потешное выражение — удивления, недоумения, — что, не будь обстоятельства столь серьёзны и опасны, Мартина не удержалась бы от смеха. И выглядел он на редкость покорным, готовым ко всему, что она задумает с ним сделать.

Торопясь, чтобы настроение зверя не изменилось (если оно действительно было таким), Мартина приступила к лечению и первым делом прижала влажный прохладный мох к ране на груди, чем заслужила одобрительный, как ей показалось, рык. Тогда она нащупала его сердце, задержала на нём ладонь и прикрыла глаза. Сначала она просто считала в уме удары: раз-два, раз-два… Потом стала мысленно говорить себе и ему: ты должен жить, должен поправиться, должен опять гулять на свободе… Она ощущала жар в руках, перед закрытыми глазами мелькали, как в испорченном телевизоре, какие-то кадры: саванна, скалы, зелёные холмы… И лица — множество разных лиц, множество людей, среди которых тётушка Грейс, Тендаи, старый колдун… Они говорили с ней на своих, чужих для неё, языках, но она хорошо понимала их. И вместе с их словами в неё входила какая-то живительная энергия, сила… Она чувствовала себя её проводником, передатчиком. А ещё — громоотводом, который отводит от живого существа всё плохое, дурное, печальное…

Леопард, сначала слегка шевелившийся под её ладонями, словно они жгли его, затих, мышцы у него расслабились. Возможно, он ненадолго уснул.

Мартина открыла глаза. Она не сразу вспомнила, где она и что с ней. А потом отняла ладонь от сердца Хана, вынула мох из его раны. Кровотечение прекратилось. Носовым платком, смоченным в воде, она протёрла кожу вокруг раны, очистила от следов дроби, смазала мёдом.

Хан лежал совершенно спокойно, только порой лёгкая дрожь пробегала по телу. В очищенной сухой ране Мартина увидела пулевое отверстие: охотники стреляли не только дробью.

Отверстие нужно было закрыть. Но чем? Она подумала о суперклее в рюкзаке. Тётушка Грейс как-то советовала ей при необходимости залеплять им свежие раны и царапины у животных. Это спасёт от заражения, говорила она, от проникновения туда Муравьёв или термитов.

Хан вытерпел и эту операцию. Куда меньше ему понравилось, когда Мартина задумала угостить его обезболивающим порошком. Она осмелилась засыпать его прямо в грозную пасть, слегка оттянув нижнюю губу. После этого Хан долго фыркал и с отвращением облизывался…

Прошло немного времени, и Мартина с удовлетворением поняла, что для Хана опасность умереть от ранения и потери крови миновала. Но осталась другая угроза, от которой ни мох, ни лекарства помочь не могли, — угроза навсегда остаться в замурованной пещере и погибнуть, если их не найдут.

Да, какое-то время они продержатся: есть вода, немного воздуха и чуть-чуть мёда. И свет от свечей. Но всё ненадолго. А свечек у неё в сумке всего две, и одна скоро уже догорит.

Так кто же их может спасти? Полиция? Нгвенья? Бен? Конечно, больше всего надежды на Бена — он ближе всех, где-то здесь, на холме, если, спасаясь от людей Ратклифа (или преследуя их), не ушёл куда-то далеко отсюда. И, конечно, он сам или с чьей-то помощью будет искать её (и уже ищет!). Только найдёт ли? И как сообщить, где она находится?..

Она погрузилась в воспоминания…

Вспоминала погибших в пожаре родителей и строгую бабушку, которая сначала ей совсем не понравилась, а потом стала самым близким человеком. Думала о добром зулусе Тендаи, научившем её понимать и любить животных и ухаживать за ними; о мудрой, всегда весёлой тётушке Грейс, без поучений и предсказаний которой Мартина не смогла бы, наверное, спасти ни человека, ни зверя. Думала о многих людях и животных и мысленно уже прощалась с ними, хотя каждый раз останавливала себя и говорила: нет, не смей думать о прощании — они спасут тебя, вы ещё увидитесь и будете смеяться, плакать и вспоминать то, что было…

Судя по стрелкам её часов, был уже вечер. Но какое значение имело время в глухой тёмной пещере? Темноты она боялась сейчас чуть ли не больше всего, а потому не тушила свечу — так было спокойнее, и, казалось, теплее. А в пещере становилось прохладнее с каждой минутой.

Мартина не отрываясь смотрела на дремлющего леопарда. Интересно, ощущает ли он такой же страх и одиночество, как она, и что почувствует завтра (и послезавтра?), когда дневной свет так и не появится, и невозможно будет добыть пищу?

Её потянуло в сон: она так устала, так измучилась. Но не ложиться же на холодный каменный пол! Не долго думая, она подошла к углублению, где улёгся Хан, и устроилась рядом с ним, прижавшись к его сказочно тёплой шелковистой шкуре. Он приоткрыл один глаз, шевельнулся и снова успокоился. С тревожно бьющимся сердцем Мартина устроилась поудобнее, стараясь не задеть его рану, и задула свечу.

Она уже засыпала, когда услышала странные звуки, в такт которым чуть-чуть подрагивало тело леопарда. Звуки напоминали работу автомобильного мотора на холостом ходу. Леопард мурлыкал… Невольная улыбка тронула её лицо.

Теперь было совершенно ясно, что произошло настоящее чудо: она спит рядом с диким леопардом — и ей спокойно и радостно.

• 22 •

Тук-тук-тук… Тик-тик-тик… Так-так-так…

— Магнус, перестань долбить клювом! — проворчала Мартина. — Ещё даже не рассвело. Я просила не будить меня ни свет ни заря.

Она потянулась, ощутила под рукой что-то живое — мягкое и тёплое, и услышала звук, напоминавший и рычанье, и мурлыканье. Ужас минувшего дня нахлынул на неё снова. Она вспомнила, где находится: глубоко под землёй, в пещере с леопардом, откуда нет выхода, и эта пещера вскоре станет для них общей могилой.

Приподнявшись, она нащупала спички, свечу, зажгла её. Хан тоже поднялся, сел. Его жёлтые зрачки горели, как ёлочные лампочки. Но в них не было вчерашней ненависти, страха. Ей даже виделось в них что-то, похожее на любовь. Поэтому Мартина без опаски стала осматривать его рану. Опухоли вокруг почти не было, кожа розовая и выглядела здоровой. Мартина не удержалась и похвалила себя:

— Неплохо для начинающего ветеринара! Молодец, девочка.

Хан тоже выглядел довольным, и она окунула руку в шерсть и погладила его.

Грозное рычание раздалось в ответ. Оскалив зубы, он вскочил на все четыре лапы. Она замерла. Неужели он так отблагодарит её за спасение?.. Нет, он смотрит не на неё, а куда-то наверх, словно прислушивается к чему-то. Она тоже услышала — слабый стук.

Неужели пришло спасение?.. Но всё равно рано радоваться: ведь она провалилась на такую глубину, куда можно добраться только с помощью специальных машин. И всё-таки она не могла не поделиться своей радостью с Ханом.

— Это наши друзья. Может быть, они спасут нас…

Сказала и ощутила что-то похожее на сожаление: ведь тогда сразу окончится это волшебство, — как иначе назвать пребывание один на один с опасным хищником, которого она сумела спасти и который, быть может, её полюбил.

Но больше всего её беспокоило другое. Что если сюда пытаются прорваться вовсе не друзья, а охотники-браконьеры или искатели сокровищ? Тогда она будет, наверное, спасена, но Хана убьют. Поэтому ей не хотелось кричать и звать на помощь… А что же? Остаться тут и умереть? Конечно, нет!

В волнении она металась по пещере со свечой в руке. Стук снаружи прекратился — неужели спасатели ушли, поняв бесплодность своих усилий?

И вдруг в голове у неё возникла мысль, совершенно не имеющая отношения к тому, что происходит: отчего одна из стен пещеры так непохожа на другие? Словно её сделал человек. Ну, сделал — и что такого?.. Как что такого? Но это значит, что в пещере бывали люди! Ну, бывали… И тут она вспомнила рассказ Нгвеньи о сокровище короля Лобенгулы. По преданию, оно было замуровано в какой-то пещере. И что ко всему этому в далёком будущем должен иметь отношение леопард! Всё сходится!

Она вплотную подошла к стене, которая отличалась от других. Конечно! И цвет другой, и какие-то пазы, или как это называется — такие узкие-узкие выемки — видны. А пол под этой стенкой — она только сейчас обратила внимание — тоже странный: особенно там, во впадине, где лежал Хан. Теперь он стоит рядом и вовсю машет хвостом, словно приглашает её чувствовать себя как дома и ничего не бояться.

Она опять перевела глаза на пол, пригнулась, потрогала рукой… Какой тёплый! Да это же не скала, не камень! А что тогда? Что-то вроде задубевшей кожи… Мартина схватила острый осколок, с его помощью отковыряла кусок кожи. Под ней оказалась трухлявая деревянная крышка, которая удивительно легко поддалась, когда Мартина попробовала её поднять…

И вот оно! Там внизу оказалось несколько пыльных мешков и три ржавых ящика. Один из мешков прорвался, и под светом свечи в дырке что-то блестело… СОКРОВИЩЕ ЛОБЕНГУЛЫ!..

— Мартина! — раздался приглушённый голос. Бен! Это голос Бена!

— Мартина! Ответь! Ты там? МАРТИНА!

Действуя словно во сне, она, прежде чем ответить, опустила деревянную крышку на место, прикрыла куском кожи, а сверху набросала несколько каменных осколков, валявшихся повсюду на полу пещеры. Но этого ей показалось мало: на них она кинула свой свитер. Потом медленно подошла к Хану и смело обняла его.

— Бен! Бен! — крикнула она. — Мы тут!

Эхо подхватило её крик, и вокруг зазвучало:

— Бен-ен-ен!.. Бен-ен-ен!.. Мы ту-у-ут! Мы ту-у-ут!

• 23 •

Мартина навсегда запомнит этот день как один из самых счастливых и самых печальных в жизни. Счастливых потому, что леопард Хан был спасён — от смерти и от жестоких охотников; потому что бабушка и её подруга Сейди были на свободе, здоровы и веселы (хотя не вполне ещё оправились от свалившихся на них неприятностей); счастливым был этот день и потому, что вокруг много друзей — Нгвенья, Одило, Мерси и чуть ли не все жители маленькой деревни. Все они, как могли, помогали разыскать и спасти Мартину, Бена, леопарда и наказать виноватых.

В чём виноватых? В подкупе полицейских, в преследовании и аресте двух невиновных женщин, у одной из которых сломана нога. Теперь на их месте в тюремной камере, по решению прокурора, оказались Рекс Ратклиф и некоторые его помощники, которые обвинялись в незаконном проникновении на чужую территорию и незаконной охоте на редких животных, охраняемых государством и занесённых в Красную книгу, а также в «попытке нападения на несовершеннолетних и нанесения им телесных повреждений». (Иначе говоря, в попытке поколотить Мартину и Бена.)

Несколько полицейских, уличённых в получении взяток, тоже были наказаны, а что касается Гриффина с его дружками… Его и узнать-то было трудно! Мало того что он пострадал от укусов Муравьёв, но «кусачее» дело завершили пчёлы — и беднягу раздуло, как воздушный шарик, если тот накачать велосипедным насосом. Его срочно отправили на больничную койку для излечения и приобретения нормального вида.

— …Ваш сын не такой уж и плохой, — постаралась Мартина утешить Одило. — А муравьи и пчёлы, может, научат его быть ещё лучше. Что касается нас с Беном, то мы его простили.

Сейди Скотт была довольна, что её недоброжелатель получит по заслугам, и она сможет спокойно заняться своей гостиницей для туристов. Тем более что у неё появилось немного денег: от какого-то благотворительного фонда защиты животных из Европы. Она уже решила снова набрать сотрудников в гостиницу, а директором сделать Нгвенью, если тот согласится. (Он согласился.)

— А ещё меня радует, — повторяла и повторяла мисс Сейди Скотт, — что воспитанник моего отца, Хан, остался в живых и я смогу хотя бы изредка его видеть и не опасаться за его жизнь.

* * *

Прошло ещё несколько дней. Однажды ближе к вечеру Мартина и Бен взобрались на вершину Слоновьей скалы и уселись там, глядя на освещённые солнцем холмы и долины. После долгого молчания Мартина произнесла, разворачивая пакет с шоколадными вафлями:

— Расскажи-ка ещё раз, как вы нашли меня и Хана. Ну, пожалуйста…

Основательно подкрепившись вафлями, Бен начал говорить:

— …Значит, когда Нгвенья вернулся из города, куда ездил для разговора с прокурором, сюда прислали полицейских, чтобы остановить незаконную охоту Ратклифа и арестовать его… После всего этого Нгвенья и я стали разыскивать тебя. Кстати, он классный следопыт, и вместе мы дошли по твоим следам до вершины Кроличьего холма. А там… там мы увидели, что недавно произошёл обвал. Нгвенья сказал, что это на месте старого шахтного ствола… Ох, как мы испугались за тебя! — У него прервался голос, и он замолчал.

Потом продолжил:

— Я уж думал, больше мы никогда не увидимся, и начал себя ругать, что ушёл от тебя вперёд… А ведь Грейс говорила…

Мартина улыбнулась.

— Не так-то легко от меня отделаться.

Он рассмеялся.

— Теперь и я знаю об этом… Но тогда нам было не до смеха. Мы не знали, что делать. Копать холм? Без машин не обойтись, и потом опасно: а если новый обвал?.. Тут наступила ночь, и всё пришлось оставить до утра. А с рассветом там собралась уйма народа: твоя бабушка, мисс Сейди и те, кто в деревне живут. С ними пришёл ветеринар, сын одного из вождей. Чтобы Хану помочь, если нужно, или усыпить, если бросаться на кого-нибудь станет… Начали мы копать. Все, конечно, советы дают, и те, кто внизу остались, тоже… Кто внизу? Ну, Сейди, Мерси, они наверх не поднялись. Но если бы не они и не Магнус, может, и не нашли бы вас…

При слове «Магнус» птица, носящая это имя и сидевшая сейчас на колене у Мартины, встрепенулась и горделиво посмотрела на них: знай наших! А Мартина погладила его чёрную голову и огромный клюв.

— Ты, конечно, мелкий воришка, — сказала она ему, — но за своё спасение я тебе всё прощаю.

Бен опять заговорил.

— Сейди и Мерси крикнули нам снизу, что прилетел Магнус и ведёт себя как-то странно: кружит упорно над кустом на западном склоне холма, очень волнуется и вроде бы хочет что-то сказать. Я спустился к этому кусту, раздвинул его и вижу: за ним дыра, из которой раньше, наверное, вода вытекала. Но главное — слышу оттуда голос… Твой, Мартина!.. Это отверстие мы и стали расширять всеми способами! И вытащили сначала тебя, а потом…

Что было потом, Мартина видела своими глазами и слышала своими ушами.

Потом вытащили Хана, накинув на него огромную сеть, которую принёс кто-то из деревенских. Но перед этим пришлось леопарда усыпить. Это сделал ветеринар, который, осмотрев зверя, сказал, что за все годы учёбы и врачебной практики ни разу не сталкивался с таким удивительным способом лечения ран: с помощью мёда, мха и универсального клея. И что руками одиннадцатилетней девочки всё было сделано блестяще, и она заслуживает диплома ветеринара.

Вскоре стало известно, что судьба Хана решалась специальной комиссией, которая пришла к выводу, что хорошо бы, ради сохранения последнего леопарда в их местности, а также для благополучного продолжения его рода, отправить зверя по кличке Хан на несколько лет в более безопасную страну и более безопасный заповедник. Например, в Южную Африку, в Савубону… Если там его примут…

— В Савубону! — воскликнула Мартина. — Вот здорово! Мы примем его! Верно, бабушка?.. — Она была в полном восторге.

Дело не стали откладывать в долгий ящик: сразу же начали готовить необходимые документы на отправку такого важного зверя, а когда настал час прощания, то, к ужасу всех присутствующих, в клетку к уезжавшему Хану вошла Мартина и поцеловала его на эскимосский[23] лад: потёрлась своим носом о его чёрный и влажный нос.

— Я очень люблю тебя, Хан, — прошептала она.

И он ответил ей лёгким урчанием…

* * *

Нельзя не упомянуть ещё о двух событиях — точнее, о двух находках.

— …Я кое-что нашел для тебя, Мартина, — сказал как-то Нгвенья.

И вручил ей розовый карманный фонарик и швейцарский армейский нож, о потере которых она так горевала.

— Ой, спасибо! Откуда они? — воскликнула она.

— Скажи спасибо Магнусу — за то что унёс их к себе в гнездо и не потерял по дороге.

— Спасибо, Магнус!.. А я тоже нашла кое-что, Нгвенья, — сказала она, и серьёзность её тона насторожила его.

— Кажется, — произнёс он, — я догадываюсь, о чём ты хочешь сказать.

— Да, — ответила она, доставая свечу из рюкзака, куда уже уложила фонарик и нож. — Оно лежит там, в пещере, под кучей камней, на которую я кинула свой свитер. Вы и так увидите его, потому что в пещеру пробито отверстие. Но со свечой лучше. А что с ним дальше… Я говорю не о свитере…

— Как тут поступить, — сказал Нгвенья, — решать не мне, а Совету старейшин нашего племени. Я сейчас же пойду и сообщу о твоей находке главному вождю…

А бабушка Гвин Томас сказала так, обнимая свою бесстрашную внучку:

— Подумать только: я ужасно беспокоилась и переживала за тебя, когда ты каталась на смирном белом жирафе! А тут, можно сказать, я своими руками привезла тебя в такое место, где ни минуты покоя от плохих людей, готовых похитить, убить или замуровать в пещере с леопардом.

— В пещеру я попала сама, бабушка, — поправила её Мартина.

— Попала сама, но, если бы они не замыслили убить Хана, ты спокойно сидела бы дома.

Мартина вполне могла возразить, что «спокойно сидеть дома» — вообще не для неё, но спорить не стала: бабушке и так хватало волнений. Чего стоит пребывание в тюрьме, в одной камере с тремя воровками и даже с убийцей!

А в какой-то из дней, когда Мартина и Бен были в конюшне у своих старых знакомцев-лошадей, они услышали, как грохнул взрыв. Кажется, в районе Слоновьей скалы. Они хотели спросить у Нгвеньи, что это может быть, но его поблизости не было.

Минут через сорок он появился со свитером Мартины в руках.

— Да, — сказал он в ответ на её немой вопрос. — Вот всё, что осталось от того, что находилось в пещере. Но свитер надо постирать.

— И больше вы ничего не нашли? — спросила она.

— Остальное пускай останется там навсегда. Зачем хранить то, из-за чего люди сходят с ума и убивают друг друга? У нас есть свобода, любовь, пища. Этого нам хватит с избытком…

* * *

Теперь, после благополучного разрешения проблем Сейди Скотт, бабушка Гвин Томас и ребята могли более или менее спокойно вернуться к себе домой, что они и собрались сделать.

Прощание было долгим, потому что желающих сказать гостям «спасибо» и пожелать доброго пути оказалось немало, а уезжавшие не оставались в долгу: тоже благодарили и приглашали в гости. Мартина научилась обмениваться рукопожатием по-африкански, для чего надо было сначала взять за руку, потом — за большой палец, а потом — снова за руку.

А Нгвенья произнёс поговорку их племени: — Те, кто увидели друг друга в первый раз, не могут не увидеть и во второй…

• Глава заключительная •

Леопард лежал на скале, вытянув лапы перед собой, пятнистая шкура сверкала, как жидкое золото, под лучами утреннего солнца, встававшего над озером. Внизу, на травяном ковре долины темнели силуэты буйволов, антилоп, зебр. Животные брели на водопой.

Обычно такое обилие возможной пищи располагало леопарда к приятным размышлениям о еде. Но сегодня его куда больше интересовала появившаяся, возле озера странная компания: маленькая девочка, старая женщина и белый жираф. Они любовались восходом солнца, голова жирафа лежала на плече у девочки.

Леопард Хан не смог бы, наверное, как следует объяснить это, но почему-то каждый раз, когда видел девочку, в его сердце появлялось ощущение тепла и благодарности. Однажды он оказался так близко от неё, что она могла бы, как бывало раньше, коснуться его шерсти. Это произошло в сумерках, недалеко от его нового логова, но девочка не заметила леопарда, а он не дал ей знать о своём присутствии.

А в другой раз он тайком сопроводил её туда, куда она часто направлялась, — к пещере с рисунками на стенах. Там она встретилась с толстой старой женщиной в цветастом одеянии. Они сидели, как подружки, и разговаривали, а он из укрытия наблюдал за ними и чувствовал, что они догадываются о его присутствии.

По законам животного мира, он имел все основания расправиться с девочкой: она ступила на его территорию. Однако он не испытывал подобного желания, даже наоборот — ему хотелось, если потребуется, защитить её. Ведь она спасла ему жизнь в ту страшную ночь, когда он едва двигался, когда его мучила жуткая боль и силы вместе с кровью по капле уходили от него. Её маленькие руки уняли боль и вернули силу его телу.

А потом она даже осмелилась прилечь рядом с ним и гладить его, как домашнюю кошку. И он всё это терпел, поскольку не чувствовал в ней врага, а знал, что она его любит, и любил её тоже.

Теперь он знает, что они связаны на всю жизнь — где бы ни находились. И ещё знает: это она помогла ему оказаться здесь, в этом новом прекрасном месте под названием Савубона, где ему нет нужды скрываться от людей, потому что они не охотятся на него и не хотят убить. Да, люди, которых он тут видит, все хорошие, и он не опасается их.

А недавно он даже наткнулся здесь, в саванне, на зверя своего рода-племени, на леопардиху с двумя детёнышами, и подумал, что хватит ему уже быть в одиночестве, пора заводить семью…

Хан поднялся со скалы, потянулся и решил отправиться к себе в логово, чтобы там спокойно поспать до темноты. Поднимаясь, он задел камень. Тот покатился и задел другой камень, который потянул за собой третий, четвёртый и ещё два слоновых бивня, пролежавших тут, наверное, не одну сотню лет.

Все они покатились под гору и упали на травяной ковёр долины. Однако им всё равно суждено навеки оставаться здесь, на этой прекрасной, но огороженной людьми территории. Ему же хотелось вырваться отсюда куда-то в совершенно свободное пространство, где тоже гуляют сухие жаркие ветры, где рыжие дюны и над всем этим голубой купол неба…

Туда, где он когда-то родился.

• От автора •

История о «последнем леопарде», которую вы сейчас прочитали, была навеяна мне знакомством с реально существующим леопардом по имени Хан, который в течение четырёх лет находился в прибежище для зверей в городе Хараре, столице Зимбабве. Как и придуманный мною Хан, он вырос в огромного зверя весом около 75 килограммов. Его родители погибли от чумки, и заботу о детёныше взяли на себя добровольцы из Общества любителей животных. (В их числе Сара Картер и доктор Вин, которые оберегали его и других диких зверей от болезней и от покушения на них недобросовестных охотников за деньгами и ценными шкурами.) Только не всегда, к сожалению, их благородные усилия приводили к хорошим результатам.

Хан был из тех, кому повезло. В 2005 году, когда я задумала книгу о «последнем леопарде», она должна была стать как бы ответом на широко принятую в Зимбабве практику: размещать львов, леопардов и других опасных и трудных для охоты на них животных в небольших загонах, откуда их выпускали на смерть — под пули горе-охотников.

Мне казалось тогда, что ситуация с охраной животных в этой стране становится всё хуже — и недалёк день, когда можно будет уже не в книге, а в действительной жизни говорить о последнем леопарде в Зимбабве. (Теперь, два года спустя, эта угроза по-прежнему существует.)

Когда в марте 2007 года мы с отцом оказались на холмах Матобо (там же только что побывала моя Мартина), я пожалела, что отправила бедную девочку, да ещё вместе с бабушкой, в такое ужасное место, где на каждом шагу блок-посты, и солдаты проверяют, не везёте ли вы незаконно добытые алмазы, где люди страдают от отсутствия воды, электричества, бензина и многого другого.

Впечатления Мартины из книжки были и моими первыми впечатлениями от пребывания в этих краях. Как и ей, мне казалось, что мы с отцом очутились на самом краю света.

Мои читатели говорят, что и в предыдущих моих книгах про Мартину («Белый жираф» и «Песня дельфина») немало фантазии, магии, колдовства. Это верно. То же самое можно найти в «Последнем леопарде». Почему? Ну, во-первых, это интересно. А во-вторых — и это уже говорю совершенно серьёзно: загадочные предсказания, пророчества и вера в них, а также в колдунов и прорицателей, в пещерных духов и в девочку, семь лет жившую под водой в обществе крокодилов, — всё это до сих пор является частью повседневной жизни многих африканцев. Таким же реальным и естественным, как для нас с вами наше собственное существование рядом с летательными космическими аппаратами и компьютерами.

И ещё скажу в заключение.

Больше всего в этой стране меня поразило и обрадовало то, что, невзирая на все трудности, люди здесь не утратили своих главных положительных черт: они по-прежнему доброжелательны, миролюбивы, охотно шутят и смеются. А дети — и это особенно утешает — очень хотят учиться и готовы ходить в школу, даже если она находится в десятке километров от их жилищ и путь туда лежит через невозделанные земли, поросшие густым кустарником, в котором легко встретиться не только с ядовитыми змеями, но и с куда более крупными и опасными тварями.

Возвращаясь к разговору о леопардах, добавлю, что в холмистой местности, где только что побывали мы с Мартиной, когда-то водилось самое большое количество этих прекрасных животных. Сейчас их там почти не осталось. В опасности и многие другие коренные обитатели этих мест: обезьяны, львы, бегемоты. Их давно уже внесли в Красную книгу.

И если мы все не будем действовать, как Мартина, то очень скоро на Земле дело дойдёт и до последнего леопарда, и до многих других последних животных.

Лорен Сент-Джон

Лондон, 2007 год

Примечания

1

О нём можно прочитать в книге «Песня дельфина».

(обратно)

2

Зимбабве — страна на юге Африки, бывшая английская колония под названием Южная Родезия. — Здесь и далее примеч. переводчика.

(обратно)

3

Подробно об этом рассказано в книге «Белый жираф».

(обратно)

4

Кейптаун и Йоханнесбург — крупнейшие города Южно-Африканской республики. Но столица у неё — Претория, где населения раза в три меньше, чем в этих двух городах.

(обратно)

5

Рейнбоу Ридж — в переводе с английского «Радужный Кряж, Хребет».

(обратно)

6

Фут = 30,48 см.

(обратно)

7

Баобаб — дерево, растущее в африканской саванне. Его ствол достигает в окружности 25, а иногда и 40 метров. Живёт до 5000 лет. Плоды съедобны.

(обратно)

8

Пахта — обезжиренные сливки.

(обратно)

9

Сирокко — сухой и знойный африканский ветер; темпест (англ.) — буря, ураган.

(обратно)

10

Кассиди (англ.) — лаванда, кустарник; мамбо — африканский танец.

(обратно)

11

Бабуины — род узконосых обезьян. Длина тела около 75 см, хвост не намного короче.

(обратно)

12

Сафари — охотничья экспедиция.

(обратно)

13

Ратклиф (Ratkliff — англ.) — в дословном переводе означает «крысиный утёс».

(обратно)

14

Красная книга — список редких и находящихся под угрозой исчезновения видов животных и растений. Составлен Международным союзом охраны природы в 1966 году и с тех пор непрерывно пополняется.

(обратно)

15

Даман (жиряк) — небольшое копытное млекопитающее. Похоже на грызунов.

(обратно)

16

Об этом читайте в книге «Песня дельфина».

(обратно)

17

Сфинкс — каменное изваяние лежащего льва с головой человека.

(обратно)

18

Алоэ — род многолетних трав самых разных видов. Один из домашних видов называется столетником.

(обратно)

19

Требуха — внутренности животного.

(обратно)

20

Гипогликемия — уменьшение содержания сахара в крови. Случается и у здоровых людей при повышенной затрате мышечной энергии.

(обратно)

21

Голыш — это не то, что вы могли подумать, а круглый гладкий камень.

(обратно)

22

1 ярд (англ.) = 3 футам = 16 нейлам = 91,44 см. А 1 нейл (принятый при устном счете) равен 2¼ дюйма, или 5,7 см. Вот и считайте в любых линейных мерах.

(обратно)

23

Эскимосы — один из северных народов, живущий на Аляске, в Гренландии, в Канаде, на острове Врангеля.

(обратно) (обратно)

Оглавление

• 1 •

• 2 •

• 3 •

• 4 •

• 5 •

• 6 •

• 7 •

• 8 •

• 9 •

• 10 •

• 11 •

• 12 •

• 13 •

• 14 •

• 15 •

• 16 •

• 17 •

• 18 •

• 19 •

• 20 •

• 21 •

• 22 •

• 23 •

• Глава заключительная •

• От автора •

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg