«Караван чудес (Узбекские народные сказки)»

КАРАВАН ЧУДЕС (Узбекские народные сказки)

Сказка!

Уже на заре человечества наш далекий предок, лежа ночью у потухающего костра, вглядывался в усыпанный звездами небосвод я уносился мыслями в сказочную страну — Фантазию.

Изнуренный дневной непосильной работой пастух, пахарь, охотник мечтал о благополучии, изобилии, счастье. И мечты эти выливались в самые поразительные, самые невероятные, часто фантастические образы народной сказки.

Сказка давала людям забвение горестей, забот, надежду на будущее. Сказка открывала людям новый неведомый мир, помогала уноситься фантазией ввысь, забывать горечи повседневности, помогала хоть на миг оторваться от тяжелого труда.

Алексей Максимович Горький видел в подлинно-народных произведениях устного творчества глубочайший смысл. «Смысл этот,— писал он,— сводится к стремлению древних рабочих людей облегчить свой труд, усилить его продуктивность, вооружиться против четвероногих и двуногих врагов».

В узбекском народном творчестве сказка всегда занимала большое место. Широкий простор в жанре сказки заняли волшебные, приключенческие, бытовые устные произведения народных сказителей. В сказках трудовой народ мог в завуалированной форме выражать самые свои затаенные мысли, чувства, стремления. В сказках отражалась с величайшей яркостью и выразительностью правда народной жизни в прошлом: и безысходно тяжелые условия существования, и борьба не на жизнь, а на смерть с жестокими эксплуататорами, и великие духовные богатства трудового народа.

Народная сказка — своеобразная художественная летопись жизни народа, своеобразно преломленный рассказ жизни целых человеческих эпох. Мир волшебной сказки полон страхов, жестокостей, горя. Сказку населяют могущественные джинны, волшебники, колдуньи, всемогущие джахангиры — властители мира, чудовища-людоеды, хитроумные визири, неправедные алчные казии, бессердечные богачи — баи, ростовщики-живоглоты, чванливые чиновники-самодуры, злые хищники, сосущие кровь народа. Так в сказке нашли красочное отражение жестокие эксплуататорские порядки дореволюционных времен, эпоха феодализма и капитализма.

В изнурительном труде, в битвах со слепыми силами природы, в борьбе с насильниками феодалами и капиталистами герой сказки — чаще всего это молодой, честный юноша-джигит или прекрасная благородная девушка — всегда выходит из самых невероятных трудностей и смертельных опасностей победителем. А в тех случаях, когда в столкновениях с тираном шахом или жадным богачом герой оказывается беспомощным и бессильным, когда ни физическая сила, ни воинское умение, ни богатырские подвиги не помогают, тогда уйти от беды помогают природная сметка, острый ум или даже просто хитрость.

Как правило, даже в волшебной сказке всемогущие цари, шахи, ханы, визири, полководцы выведены в издевательском обличьи самодуров, слабоумных, развратников. И все волшебные атрибуты сказки вроде самобьющих дубинок, летающих огневых крылатых коней, добросердечных духов, скатертей-самобранок, добрых рыб, ковров-самолетов, Предназначены помогать смелым жигитам побеждать злобных власть-имущих и слепые стихии.

Трудно было жить простому человеку в мире сказки. Разве легка было устоять перед грозными силами суровой природы, перед охочим до крови и пота подданных царем, или жадным живоглотом баем. С тогдашних условиях осознанному протесту просто не было хода. Потому-то так часто в сказке бедняк искал в своей фантазии помощников в волшебных силах. Выдумка народа богата, красива, полна самой поразительной фантастики: тут и птица Семург, тут и синяя птица, тут и добрые всемогущие пери, тут и усмиренные волшебным словом великаны, совершающие беспримерные чудеса.

Сказка есть сказка. Но, что особенно примечательно, и в фантастической сказке окончательную победу одерживают все-таки не чудесные фантастические силы, а разящее слово человека-мудреца. Только своим умом человек одерживает верх, побеждает.

Великий Ленин назвал сказку выражением «...чаяний и ожиданий народных».

И подлинно — всегда узбекская народная сказка помогала человеку из народа осознать себя, ощутить полноту своих сил, понять свои права на свободу, на жизнь.

М. Шевердин,

Народный писатель Узбекистана

ТРИ БОГАТЫРЯ

Ну так вот... .Давным-давно жил один человек, не богатый не бедный. У него было три сына. Все трое красивые, подобно месяцу, грамоте обучались, уму-разуму набирались, с плохими людьми не знались.

Старшему Тонгуч-батыру был двадцать один год, среднему Ортаича-батыру — восемнадцать лет, а младшему Кенджа-батыру - шестнадцать.

Однажды отец познал сыновей к себе, усадил, приласкал каждого, погладил по голове и сказал:

— Сыновья мои, я не богат, имущества, что останется после меня, вам .надолго не хватит. Большего от меня не ждите и не надейтесь. Воспитал я в вас три качества: во-первых, вырастил вас здоровыми — вы стали сильными: во-вторых, дал вам в руки оружие — вы стали искусными воинами; в третьих, научил вас ничего не бояться — вы стали храбрыми. Еще я вам даю три завета. Слушайте и не. забывайте их: будьте честными — и будете жить спокойно, не хвастайтесь — и не придется вам краснеть от стыда; не ленитесь — и будете счастливыми. А обо всем остальном позаботьтесь сами. Приготовил я вам трех коней: вороного, буланого и серого. Сумы ваши наполнил съестными припасами на неделю. Счастье у вас впереди. Отправляйтесь в путь-дорогу, поезжайте посмотреть свет. Не познав света, вы не сможете выйти в люди. Идите ловите птицу счастья. Прощайте, сыновья мои!

Сказав так, отец встал и ушел.

Стали братья собираться в дорогу. Утром рано сели на коней и пустились в путь. Целый день ехали братья и уехали далеко-далеко. К вечеру решили отдохнуть. Слезли с коней, поели, но, прежде чём лечь спать, договорились так:

«Место здесь пустынное, нехорошее, если все уснем. Поделим ночь на три стражи и будем по очереди охранять покой спящих».

Сказано — сделано.

Сперва стал дежурить старший брат Тонгуч, а другие легли спать. Долго сидел Тонгуч-батыр, играя мечом и посматривая при лунном свете во все стороны...

Стояла тишина. Все было объято сном.

Вдруг со стороны леса послышался шум. Тонгуч обнажил меч и приготовился.

Недалеко от того места, где остановились братья, было логовище льва. Почуяв запах людей, лев поднялся и вышел в степь.

Тонгуч-батыр был уверен, что справится со львом, и, не желая беспокоить своих братьев, побежал в сторону. Зверь погнался за ним.

Тонгуч-батыр обернулся и, ударив льва мечом по левой лапе, нанес ему рану. Раненый лев бросился на Тонгуч-батыра, но тот опять отскочил и со всего размаху ударил зверя по голове. Лев упал мертвый.

Тонгуч-батыр сел верхом на льва, вырезал из его шкуры узкую полоску, подпоясался ею под рубашкой и, как ни в чем не бывало, вернулся к спящим братьям.

Затем в свою очередь на стражу встал средний брат Ортанча-батыр.

В его дежурство ничего не случилось.

За ним встал третий брат Кенджа-батыр и охранял покой своих братьев до рассвета.

Так прошла первая ночь.

Утром братья снова тронулись в путь. Ехали долго, проехали много и вечером остановились у большой горы. У подножья ее стоял одинокий развесистый тополь, под тополем из земли пробивался родник. Около родника была пещера, а за ней жил царь змей, Аждар-султан.

Богатыри не знали о царе змей. Спокойно привязали они коней, почистили их скребницей, задали им корму, а сами сели ужинать. Перед тем как ложиться спать, они решили дежурить, как и в первую ночь. Сначала стал на дежурство старший брат Тонгуч-батыр, за ним пришел черед среднему брату Ортанча-батыру.

Ночь была лунная, царила тишина. Но вот послышался шум. Немного спустя из пещеры выполз Аждар-султан с головой, как корчага, с длинным, как бревно, туловищем и пополз к роднику.

Не захотел Ортанча-батыр тревожить сон братьев и побежал в степь, подальше от родника.

Почуяв человека, Аждар-султан погнался за ним. Ортанча-батыр отскочил в сторону и ударил царя змей мечом по хвосту. Закружился на месте Аждар-султан. А богатырь изловчился и ударил его по спине. Тяжело раненный царь змей бросился на Ортанча-батыра. Тогда богатырь последним ударом покончил с ним.

Затем он вырезал из его шкуры узкую полоску, подпоясался ею под рубашкой и, как ни в чем не бывало, вернулся к братьям и сел на свое место. Пришла очередь дежурить младшему брату Кенджа-батыру. Утром братья опять отправились в путь.

Долго ехали они через степи. На закате солнца подъехали к одинокому холму, слезли с коней и расположились отдыхать. Разожгли костер, поужинали и опять стали дежурить по очереди: сначала старший, потом средний, наконец очередь дошла до младшего брата.

Сидит Кенджа-батыр, охраняя сон своих братьев. Не заметил он, что огонь в костре погас.

«Нехорошо оставаться нам без огня»,— подумал Кенджа-батыр.

Взобрался он на вершину холма и стал смотреть вокруг. Вдалеке время от времени мигал огонек.

Кенджа-батыр сел на коня и поехал в ту сторону.

Долго он ехал и, наконец, доехал до одинокого дома.

Слез Кенджа-батыр с коня, тихонько на цыпочках подошел к окну и заглянул внутрь.

В комнате было светло, а на очаге в котле варилась похлебка. Вокруг очага сидело человек двадцать. У всех были мрачные лица, вытаращенные глаза. Видно, эти люди замышляли что-то недоброе.

Кенджа подумал:

«Ого, здесь собралась шайка разбойников. Оставить их и уйти — не дело, не подобает поступать так честному человеку. Попробую-ка я схитрить: присмотрюсь, войду к ним в доверие, а потом сделаю свое дело».

Он открыл дверь и вошел. Разбойники схватились за оружие.

— Господин,— сказал Кенджа-батыр, обращаясь к атаману разбойников,— я ничтожный ваш раб, родом из далекого города. До сих пор я занимался мелкими делами. Давно я уже хотел пристать к какой-нибудь шайке, вроде вашей. Я услышал, что ваша милость находится здесь, и поспешил к вам. Не смотрите, что я молод. Одна надежда на вас, что вы меня примете. Я знаю немало разных сноровок. Умею рыть подкопы, умею высматривать и разведывать. Я пригожусь в вашем деле.

Так умело повел разговор Кенджа-батыр.

Атаман шайки ответил:

— Хорошо сделал, что пришел.

Приложив руки к груди, Кенджа-батыр поклонился и сел около огня.

Похлебка поспела. Поели.

В ту ночь разбойники решили ограбить шахскую казну. Поужинав, все сели на коней и поехали.

Кенджа-батыр тоже отправился с ними. Спустя немного времени они подъехали к дворцовому саду, слезли с коней и стали советоваться, как пробраться во дворец.

Наконец они сговорились так: сначала через стену перелезет Кенджа-батыр и разведает, спит ли -стража. Потом остальные по одному перелезут через стену, спустятся в сад л там соберутся, чтобы сразу ворваться во дворец.

Разбойники помогли Кенджа-батыру взобраться на стену. Батыр спрыгнул, походил по саду, и, обнаружив, что стража спит, нашел арбу и подкатил ее к стене.

Потом Кенджа-батыр взобрался на арбу и, высунув голову из-за стены, сказал: «Самое удобное время».

Атаман велел разбойникам одному за другим перелезать через стену.

Едва только первый разбойник лег животом на забор и, нагнув голову, приготовился слезать на арбу, Кенджа-батыр размахнулся да как хватит мечом по шее, так и покатилась голова вора.

— Слезай,— приказал Кенджа-батыр, протянул тело вора и сбросил его вниз.

Короче говоря, Кенджа-батыр порубил головы всем разбойникам, а потом отправился во дворец.

Тихонько прошел Кенджа-батыр мимо спящей стражи в зал с тремя дверями. Здесь дежурили десять девушек-прислужниц, но они тоже спали.

Никем не замеченный, Кенджа-батыр вошел в первую дверь и очутился в богато украшенной комнате. На стенах были развешаны расшитые пунцовыми цветами шелковые занавески.

В комнате на серебряной кровати, окутанной белой тканью, спала красавица, прекраснее всех цветов на земле. Тихонько приблизился к ней Кенджа-батыр, снял с ее правой руки золотой перстень и положил его в карман. Потом он вернулся назад и вышел в зал.

«Ну-ка, осмотрим вторую комнату, какие там тайны?»—про себя сказал Кенджа-батыр.

Открыв вторую дверь, он очутился в роскошно убранной комнате, украшенной шелками, расшитыми изображениям птиц. Посредине, на серебряной кровати, окруженная десятком девушек-служанок, лежала красивая девушка. Из-за нее спорили месяц и солнце: у кого из них она взяла свою красоту.

Кенджа-батыр тихонько снял с руки девушки браслет и положил в карман. Затем вернулся назад и вышел в тот же зал.

«Теперь нужно пройти в третью комнату»,— подумал он. Здесь украшений было еще больше. Стены были убраны малиновым шелком.

На серебряной кровати, окруженная шестнадцатью красивыми девушками-служанками, спала красавица. Девушка была так прелестна, что даже сама царица звезд, прекрасная утренняя звезда, готова была служить ей.

Кенджа-батыр тихонько вынул из правого уха девушки золотую серьгу и положил ее в карман.

Кенджа-батыр вышел из дворца, перелез через забор, сел на коня и поехал к братьям.

Братья еще не просыпались. Так Кенджа-батыр сидел до зари, играя мечом.

Рассвело. Богатыри позавтракали, оседлали коней, сели верхом и отправились в путь.

Немного спустя они въехали в город и остановились в караван-сарае. Привязав коней под навесом, они пошли в чайхану и уселись там, чтобы отдохнуть за чайником чая.

Вдруг на улицу вышел глашатай и объявил:

— Имеющие уши да, слушают! Сегодня ночью во дворцовом саду кто-то отрубил головы двадцати разбойникам, а У шахских дочерей пропало по одной золотой вещи. Наш шах пожелал, чтобы весь народ от мала до велика помог объяснить ему непонятное событие и указать, кто тот герой, который совершил такой богатырский поступок. Если У кого в доме есть приезжие из других городов и стран, надо немедленно привести их во дворец.

Хозяин караван-сарая предложил своим гостям явиться к шаху.

Братья поднялись и не спеша отправились во дворец.

Шах, узнав, что они чужестранцы, приказал отвести их в особую комнату с богатым убранством, а визирю поручил выведать у них тайну.

Визирь сказал:

— Если спросить прямо, они, может быть, и не скажут. Лучше оставим их одних и подслушаем, о чем они будут говорить.

В комнате, где сидели братья, кроме них, никого не было. Вот перед ними расстелили скатерть, принесли разные кушанья. Братья принялись за еду.

А в смежном покое молча сидели шах и визирь и подслушивали.

— Нам дали мясо молодого барашка,— сказал Тонгуч-батыр,— но он, оказывается, был выкормлен собакой. Шахи не брезгуют и псиной. А я вот чему удивляюсь: от бекмеса дух идет человеческий.

— Верно,— промолвил Кенджа-батыр.— Все шахи кровопийцы. Нет ничего невероятного, если в бекмес подмешана человеческая кровь. Меня тоже удивляет одна вещь: лепешки на подносе уложены так, как может укладывать только хороший пекарь.

Тонгуч-батыр сказал:

— Должно быть, так оно и есть. Вот что: нас позвали сюда, чтобы узнать, что случилось в шахском дворце. Конечно, нас будут спрашивать. Что мы скажем?

— Мы не будем лгать,— сказал Ортанча-батыр.— Мы скажем правду.

— Да, пришла пора рассказать обо всем, что мы видели за три дня в дороге,— ответил Кенджа-батыр.

Тонгуч-батыр стал рассказывать, как он сражался со львом в первую ночь. Потом он снял с себя тесьму из львиной шкуры и бросил перед братьями. Вслед за ним Ортанча-батыр тоже рассказал о случившемся во вторую ночь и, сняв с себя тесьму из шкуры царя змей, показал ее братьям. Затем заговорил Кенджа-батыр. Рассказав, что произошло в третью ночь, показал братьям взятые им золотые вещи.

Тут шах и визирь узнали тайну, но они не могли понять, что сказали братья про мясо, бекмес и лепешки. Поэтому они сначала послали за пастухом. Пришел пастух.

— Говори правду!— сказал шах.— Барашка, что ты прислал вчера, кормила собака?

— О государь!— взмолился пастух.— Если жизнь мне сохраните, я расскажу.

— Прошу тебя, говори правду,— сказал шах. Пастух рассказал:

— Зимою у меня околела овца. Жаль мне стало ягненочка, и отдал я его собаке. Та и выкормила его. Вчера я прислал как раз этого барашка, потому что других, кроме него, у меня не осталось, всех уже ваши слуги забрали.

Затем шах велел позвать садовника.

— Говори правду,— сказал ему шах,— разве в бекмес подмешана человеческая кровь?

— О государь мой,— ответил садовник,— было одно событие, если жизнь мне сохраните, я расскажу вам всю правду.

— Говори, пощажу тебя,— сказал шах. Тогда садовник рассказал:

— Прошлым летом кто-то повадился каждую ночь воровать оставленный для вас самый лучший виноград. Я залег в винограднике и стал караулить. Смотрю, кто-то идет. Я с размаху ударил дубинкой по голове. Потом вырыл глубокую яму под виноградной лозой и зарыл тело. На следующий год лоза разрослась и дала такой урожай, что винограда было больше, чем листьев. Только вкус у винограда оказался немного другой. Свежего винограда я вам не посылал, а сварил бекмес.

Что же касается лепешек, то их укладывал на подносе сам шах. Оказывается, отец шаха был пекарем.

Шах Еошел к богатырям в комнату, поздоровался и сказал:

— Все, что вы рассказали, оказалось правдой, и поэтому вы мне еще больше понравились. У меня к вам просьба, дорогие гости-богатыри, выслушайте ее.

— Говорите,— сказал Тонгуч-батыр,— если подойдет нам ваша просьба, мы исполним ее.

— Есть у меня три дочери, а сыновей нет. Останьтесь здесь. Я бы выдал за вас своих дочерей, устроил бы свадьбу, созвал бы весь город и сорок дней угощал бы всех пловом.

— Говорите вы очень хорошо,— ответил Тонгуч-батыр,— но как же мы можем жениться на ваших дочерях, когда мы не шахские дети, да и отец наш совсем не богат. Ваше богатство добыто царствованием, а мы воспитаны в труде.

Шах настаивал:

— Я — властелин страны, а вас воспитал ваш отец трудом своих рук, но раз он отец таких богатырей, как вы, то чем же он хуже меня? На самом деле он богаче меня. А теперь я — отец девушек, перед которыми плакали влюбленные шахи, могущественные властелины мира, — стою перед вами и плача, умоляя, предлагаю вам своих дочерей в жены.

Братья согласились. Шах устроил пир. Пировали сорок дней, и молодые богатыри стали жить в шахском дворце. Шах больше всех полюбил младшего зятя Кенджа-батыра.

Однажды шах прилег отдохнуть в холодке. Вдруг из арыка выползла ядовитая змея и уже собиралась укусить шаха. Но подоспел Кенджа-батыр. Он выхватил меч из ножен, разрубил змею пополам и отбросил в сторону.

Не успел Кенджа-батыр вложить меч обратно в ножны, шах проснулся. В его душу запало сомнение. «Он уже недоволен тем, что я выдал за него свою дочь,— подумал шах,— ему все мало, оказывается, он замышляет убить меня и сам хочет стать шахом».

Шах пошел к своему визирю и рассказал ему о случившемся. Визирь давно уже затаил вражду к богатырям и ждал только удобного случая. Он стал наговаривать шаху.

— Не спрашивая у меня совета, вы выдали за каких-то проходимцев любимых дочерей. А вот теперь ваш любимый зять хотел вас убить. Смотрите, с помощью хитрости он все равно погубит вас.

Шах поверил словам визиря и приказал:

— Посадить Кенджа-батыра в тюрьму.

Кенджа-батыра посадили в тюрьму. Опечалилась, загрустила молодая принцесса, жена Кенджа-батыра. Целыми днями она плакала, и ее румяные щеки поблекли. Однажды она бросилась отцу в ноги и стала просить его, чтобы он освободил своего зятя.

Велел тогда шах привести Кенджа-батыра из тюрьмы.

— Вот вы, оказывается, какой коварный,— сказал шах.— Как же вы решились убить меня?

В ответ Кенджа-батыр рассказал шаху историю попугая.

История попугая

Когда-то жил шах. У него был любимый попугай. Шах так любил своего попугая, что не мог жить без него ни одного часа.

Попугай говорил шаху приятные слова, развлекал его.

Однажды попугай попросил:

— У меня на родине, в Индии, есть отец и мать, братья и сестры. Давно я живу в неволе. Теперь я прошу вас отпустить меня на двадцать дней. Я слетаю на родину, шесть дней туда, шесть дней обратно, восемь дней побуду дома, нагляжусь на мать и отца, на братьев и сестер.

— Нет,— отвечал шах,— если я тебя отпущу, ты не вернешься, и мне будет скучно.

Попугай стал уверять:

— Государь, я даю слово и сдержу его.

— Ну ладно, коли так, я отпускаю тебя, но только на две недели,— сказал шах.

— Прощайте, как-нибудь обернусь,— обрадовался попугай.

Он перелетел Из клетки на забор, распрощался со всеми и полетел на юг. Шах стоял и смотрел ему вслед. Он не верил, что попугай вернется.

Попугай в шесть дней долетел до своей родины — Индии и разыскал родителей. Бедняжка радовался, порхал, резвился, перелетал с горки на горку, с ветки на ветку, с с деревца на деревце, купаясь в зелени лесов, побывал в гостях у родных и знакомых и не заметил даже, как прошло два дня. Настала пора лететь опять в неволю, в клетку. Тяжело было попугаю расставаться с отцом и матерью, братьями и сестрами.

Минуты веселья сменились часами печали. Повисли крылья. Быть может, удастся еще раз прилететь, а может быть, и нет.

Собрались родные, знакомые. Все жалели попугая и советовали не возвращаться к шаху. Но попугай сказал:

— Нет, я дал обещание. Могу ли я нарушить свое слово?

— Эх,— сказал один попугай,— когда ты видел, чтобы цари выполняли свои обещания? Если б твой шах был справедлив, разве он держал бы тебя четырнадцать лет в заключении и только на четырнадцать дней выпустил на волю. Разве ты появился на свет, чтобы жить в неволе? Не выпускай из рук свободы ради того, чтобы доставить кому-нибудь развлечение! Лютости у шаха больше, чем милости. Неразумно и опасно быть близко к царю и тигру.

Но попугай не послушался советов и собрался улетать. Тогда заговорила мать попугая:

— В таком случае я дам тебе совет. В наших местах растут плоды жизни. Кто скушает хотя бы один плод, тот сразу превращается в молодого, старик снова становится юношей, а старуха — молодой девушкой. Отнеси ты шаху драгоценные плоды и попроси, чтобы он тебя отпустил на волю. Быть может, в нем проснется чувство справедливости и он даст тебе свободу.

Все одобрили совет. Тотчас же принесли три плода жизни. Попугай распрощался с родными и знакомыми и полетел на север. Все смотрели ему вслед, затаив в сердце большие надежды.

Попугай в шесть дней долетел до места, вручил шаху подарок и рассказал, какое свойство имеют плоды. Шах обрадовался, обещал освободить попугая, отдал один плод жене, а остальные положил в пиалу.

Визирь затрясся от зависти и злости и решил повернуть дело по-иному.

— Пока вы не кушайте плоды, принесенные птицей, давайте-ка сначала их испытаем. Если они окажутся хорошими, их съесть никогда не поздно,— сказал визирь.

Шах одобрил совет. А визирь, улучшив момент, впустил сильного яда в плоды жизни. Затем визирь сказал:

— Ну, теперь давайте испытаем.

Принесли двух павлинов и дали им поклевать плоды. Оба павлина тут же издохли.

— Что было бы, если б вы их съели?— сказал визирь.

— Я тоже умер бы!—воскликнул шах. Он выволок из клетки бедняжку попугая и оторвал ему голову. Так бедняга-попугай получил от шаха «награду».

Вскоре шах разгневался на одного старика и решил его казнить. Шах велел ему съесть оставшийся плод. Как только старик съел его, у него сразу выросли черные волосы, прорезались новые зубы, глаза заблестели молодым блеском и он принял вид двадцатилетнего юноши.

Понял царь, что напрасно погубил попугая, но было поздно.

— А теперь я расскажу о том, что случилось, пока вы спали,— сказал в заключение Кенджа-батыр.

Он пошел в сад, принес оттуда рассеченное пополам туловище змеи. Шах стал просить извинения у Кенджа-батыра. Кенджа-батыр сказал ему:

— Господин, разрешите мне с братьями поехать домой в свою страну. С шахами невозможно жить в добре и мире,

Сколько шах ни умолял, ни упрашивал, богатыри не согласились.

— Мы не можем быть придворными людьми и жить во дворце шаха. Мы будем жить своим трудом,— сказали они.

— Ну, тогда пусть дочери мои останутся дома,— сказал шах.

Но дочери заговорили наперебой:

— Мы не расстанемся с мужьями.

Молодые богатыри вернулись к отцу вместе со своими женами и зажили счастливой жизнью в довольстве и труде.

Перевод  С. Паластрова

ЭГРЫ И ТУГРЫ

(Эгры — бесчестный. Тугры — честный)

В старые времена жил в одном кишлаке юноша. Звали его Тугры. Кроме лошади у него ничего не было. Поискал он работу в одном, в другом кишлаке — не нашел. Тогда сел на лошадь и поехал в дальнюю сторону искать счастья.

Ехал Тугры, ехал — встретил пешего путника. Разговорились. Тугры спросил путника, кто он, откуда и куда идет.

— Иду искать работу,— ответил тот.

— Как тебя зовут?— спросил Тугры.

— Эгры.

— А меня Тугры. Давай подружимся, будем вместе работать, вместе жить.

И уговорились они быть друзьями на всю жизнь.

Тугры пожалел своего пешего товарища и предложил ему проехать немного верхом. Эгры сел на лошадь, хлестнул ее нагайкой да и ускакал. Только его и видели.

Ахнул Тугры: человек, который клялся быть верным другом, поступил с ним, как самый подлый враг.

Но делать нечего, поплелся Тугры дальше пешком.

Когда, стало темнеть, увидел Тугры узкую тропинку, пошел по ней. Тропинка привела его в глубь дремучего леса.

Вдруг Тугры увидел на лужайке старую печку для лепешек — тандыр.

«Все-таки опасно идти по лесу темной ночью. Посплю-ка я здесь до утра»,— подумал он и залез в печку.

А на лужайке, где стояла печка, собирались по ночам именитые звери: лесной шах — лев, лесные визири — тигр и медведь, лесной горнист — волк, лесной флейтист — шакал, лесной сказитель — лис.

Когда взошла луна, прибежал шакал и завыл. На его призыв собрались звери, стали пировать. Пришел шах — лев, важно сел на свое место и повелел рассказывать ему обо всех диковинках.

Лис-сказитель начал рассказ:

— Недалеко отсюда есть горная пещера. Уже десять лет я живу в ней. Десять лет я собираю там всякое добро: ковры, занавеси, одеяла, одежды... Все, что ни есть у людей, можно найти в моем доме. А сколько вкусных вещей у меня, припасов!

Тугры в своем убежище подумал: «Ого! Неплохо было бы пойти мне в гости к этому лису».

После лиса заговорил визирь-медведь:

— Это тоже не диво. А вот в нашем лесу есть высокое дерево — карагач, а под ним два молодых ростка. Нет болезни, которую не излечили бы листья этих ростков. Дочь шаха нашего города семь лет болеет. Шах велел кликнуть клич: «Кто вылечит мою дочь, за того ее отдам! Кто вызовется лечить и не вылечит, того казню». Многих лекарей уже казнил шах. Вот если бы кто-нибудь нарвал листьев с ростков карагача, отварил их да напоил девушку, она сразу выздоровела бы.

После медведя начал рассказывать волк-горнист:

— На опушке леса пасется байское стадо в сорок тысяч овец. Я каждый день съедаю двух овец. Как ни ловчатся пастухи, не могут меня поймать. Ведь они не знают, что недалеко на холме живет старик, у которого есть пес. Если бы пес охранял стадо, он разорвал бы меня в клочки.

Заговорил тигр-визирь:

— У бая, про которого рассказывал волк, есть конский табун в десять тысяч голов. Он пасется у опушки леса. Я каждую неделю уношу по одной лошади. В табуне есть белый с черным конь. Если бы кто-нибудь сел на этого коня, то мог бы меня догнать... Хорошо, что никто об этом не знает.— Тигр кончил свой рассказ. Забрезжил рассвет. Звери стали расходиться по своим логовам.

Вот лужайка опустела, и Тугры вылез из тандыра. Он пошел и разыскал карагач, о котором говорил медведь, сорвал с ростков немного листьев.

Потом отправился к овечьему стаду. Нашел пастуха, поздоровался, спросил его, как живется. Пастух пожаловался :

— Плохо мое дело. Повадился ходить в отару волк, таскает баранов. Хозяин за это не знаю что со мной сделает. А как избавиться от волка мне несчастному!

— Не горюйте. Я вас избавлю от волка,— сказал Тугры.

Он пришел к старику, попросил у него пса и отдал пастуху. Пастух избавился от беды. Пес набросился на волка и порвал ему шкуру.

Тугры отправился в путь, разыскал табун лошадей. Поздоровался с табунщиком. Тот пожаловался на тигра. Тугры посоветовал:

— Оседлай белого с черным жеребца и дай мне длинную толстую жердь.

Сел Тугры на жеребца, взял жердь и стал подкарауливать тигра на тропинке.

Ночью пришел визирь-тигр и бросился к табуну. Тугры так ударил тигра жердью, что зверь упал замертво.

Пастух подарил Тугры жеребца.

Тугры сел на коня и поехал в город. На городском базаре кричал глашатай:

— Дочь шаха семь лет болеет. Кто ее вылечит, того шах сделает своим зятем. А кто вызовется да вылечить не сумеет — тогошах казнит.

— Я вылечу дочь шаха!—сказал Тугры.

Тугры пошел во дворец. Шах допустил к дочери нового лекаря.

Тугры истолок карагачевые листья, отварил их и напоил девушку. Через три дня девушка выздоровела. Шах устроил пир-веселье, выдал дочь за Тугры.

— Ну, в какой город назначить тебя правителем? — спросил шах у зятя.

- Я не хочу быть правителем,— ответил Тугры.— Постройте на горе около леса для меня дом. Я буду жить своим трудом.

Шах удивился, но сделал, как просил его зять. Тугры с женой стали жить на горе.

Однажды к Тугры пришел Эгры.

— Друг мой, как ты добыл все это?—спросил он.— И дом у тебя есть, и двор. Вот я украл у тебя лошадь, думал, разбогатею. А куда ни поеду — везде мне не везет.

Не хотелось Тугры вспоминать вероломство Эгры, и он сказал только:

— Я проспал одну ночь в лесу в старой печке и все это добыл.

— Покажи мне то место, я тоже посплю в печке.

Тугры рассказал ему про лужайку, где собирались звери. Когда стемнело, Эгры залез в печку.

Опять ночью пришли лесные звери. Пришел лесной шах — лев, пришел визирь — медведь, пришел сказитель — лис.

— Ну-ка, начнем рассказы! Почему же нет моего визиря-тигра? — спросил шах-лев.

Поднялся с места шакал:

— Нет, теперь мы ничего не будем рассказывать. Из-за наших рассказов ваш визирь-тигр погиб.

Тут поднялся медведь:

— Листья с нашего карагача тоже оборваны,— пожаловался он.

— А я остался без еды,— сказал волк.— Пастух взял того пса, про которого я говорил. Теперь я и подойти боюсь к стаду — всего меня искалечил пес.

— Кто же это смеет рассказывать о наших тайнах?! — зарычал грозный лев. Приказываю поймать и убить предателя!

Но звери не знали, кто подслушивал их тайны. Стал медведь спрашивать у шакала, шакал — улиса.

А фазан крикнул: «В печке!»—и улетел.

Звери бросились к печке, вытащили Эгры и разорвали на куски.

Так честный Тугры достиг всего, чего желал, а бесчестный Эгры был наказан по заслугам.

Перевод Л. Сацердотовой

ГОРЮЧИЙ КАМЕНЬ

В давно минувшие времена жила на свете девушка. Звали ее Цветок Розы.

Однажды Цветок Розы собирала в поле тюльпаны. Вот идет и идет она по полю и вдруг видит — место совсем незнакомое. Посреди поля роща, а за деревьями виднеется замок, окруженный высокой стеной.

Подошла Цветок Розы поближе. Смотрит — железные ворота замка наглухо закрыты, заржавели от времени и заросли вьюнами. Видно, давно уже никто не отворял их.

Шагнула Цветок Розы к воротам. Вдруг вьюны перед ней расступились и железные ворота распахнулись. Цветок Розы заглянула во двор. Шагнула раз, другой. Не успела она сделать третьего шага, как ворота позади с грохотом захлопнулись.

Стало темнеть. Что было делать? Вошла Цветок Розы в замок. Идет удивляется: комнаты одна другой краше, всюду ярко горят свечи, и нигде ни живой души.

Подошла Цветок Розы к дверям самой последней комнаты, подумала: «Может, здесь кто-нибудь найдется?» Открыла дверь, а в комнате на пушистом ковре лежит юноша-богатырь удивительной красоты.

«Это, наверно, и есть хозяин замка»,— подумала Цветок Розы. Подошла она к юноше, а тот лежит и как будто совсем не дышит. Все ноги у него иголками утыканы!

Присела Цветок Розы на корточки и принялась вытаскивать иголки из ног юноши. Вытащит иголку и тут же смажет ранку целебным бальзамом. Вытащит вторую и опять смажет бальзамом.

Так провела она светлый день и темную ночь. Когда осталось всего несколько иголок, у Цветка Розы начали слипаться глаза от усталости. Она чуть не уснула.

В это время снаружи послышался перезвон колокольчиков. Вышла Цветок Розы на стену замка, смотрит — неподалеку проходит караван.

— Эй, караван-баши!—закричала Цветок Розы.— Оставьте мне кого-нибудь на помощь! Я заплачу вам, сколько пожелаете.

Караван-баши согласился и оставил ей одну девушку. А это была хитрая и злая девушка, от которой сам караван-баши хотел избавиться.

Провела Цветок Розы хитрую девушку к юноше-богатырю и говорит:

— Вытаскивай вот эти иголки, а я немного отдохну. Сказала так и сама тут же крепко уснула.

Когда хитрая девушка вытащила последнюю иголку, юноша-богатырь чихнул громко, очнулся и приподнялся на локте. Девушка ему и говорит:

— Я вас спасла от смерти!

— А это кто?— спрашивает юноша-богатырь, показывая на Цветок Роры.

— А это моя служанка,— ответила хитрая девушка.

Рассказал тогда юноша-богатырь, что его связали сонного враги, повтыкали в ноги иголки и бросили одного умирать.

Девушка пнула ногой Цветок Розы, закричала на нее:

— Ты только и Знаешь, что спишь. Вставай, бездельница, принимайся за работу!

Цветок Розы заплакала горько и покорилась.

Время шло, юноша-богатырь быстро выздоравливал. А когда совсем поправился, решил отправиться в город и спрашивает у хитрой девушки:

— Какой тебе подарок привезти5?

Наказала хитрая девушка привезти ей самых дорогих шелков, золотых колец, драгоценных украшений.

— А тебе что?—спросил богатырь у Цветка Розы.

— Мне привезите горючий камень,— ответила она. Приехал юноша-богатырь в город, начал спрашивать у купцов горючий камень. Один купец ему и говорит:

— Этот камень берут те, кто сильно обижен. А вам-то он зачем?

— Нужен,—коротко ответил юноша.

Возвратился он во дворец, отдал камень Цветку Розы и решил посмотреть, что будет дальше.

А Цветок Розы прошла в комнату, положила камень перед собой. Потом заплакала и начала рассказывать все, что ей пришлось пережить.

С первых же слов Цветка Розы засиял камень изнутри ярким светом. А когда заговорила она о том, как сидела день и ночь, вынимая из ног юноши-богатыря иголки, как взяла у караванбаши на помощь девушку и какую обиду приходится сейчас терпеть, вспыхнул камень пламенем и разгорелся в большой костер.

От горя и унижения хотела Цветок Розы кинуться в костер, но тут вбежал юноша-богатырь и подхватил ее на руки.

В тот же час прогнали они из дворца злую и хитрую девушку. А сами поженились и жили счастливо до глубокой старости.

Перевод Н. Ивашева

ХУСНОБАД

Давным-давно, в старые времена, жил жестокий шах. У него была дочь. Звали ее Хуснобад. Девушка была красоты необычайной: назвал бы ее месяцем, да у нее лицо есть, назвал бы ее солнцем, да у нее глаза есть. Перед блеском ее красоты даже полная луна казалась тусклой.

Из многих стран приходили ее сватать, но шах не отдавал свою дочь ни за кого.

Мать Хуснобад была из бедной семьи. Шах часто укорял ее.

— Ты — жена шаха, сытно ешь, хорошо одеваешься. Будь ты за бедняком — жевала бы вместо хлеба глину.

Мать Хуснобад плакала, а Хуснобад, глядя на нее, говорила:

— Не отдавай меня за шаха. Отдай лучше за бедного человека. Если будет мне счастье, я сама сделаю мужа шахом, посажу на трон вместо отца, и всем беднякам легче станет жить.

Однажды, когда сидел шах на троне, прилетела ворона, села на дерево перед окном и начала каркать:

— Кар-р-р! Кар-р-р! Кар-р-р!

Шах позвал четыреста своих советников и спросил их:

— Эй, советники, что говорит ворона? Советники подумали-подумали и ответили:

— Мы не знаем. Она — ворона, мы — люди. Хочет, видно, повеселиться и каркает.

— Палачи!— крикнул разгневанный шах.

Как грозные черные птицы, предстали перед шахом четырнадцать палачей с отточенными саблями.

— Кому пришел смертный час? Не успеет свет коснуться тени, как мы ему голову снесем!

— Вывести всех советников и отрубить им головы!— приказал шах.

Хуснобад бросилась к отцу и сказала:

— Отец! Оставишь им жизнь, если я отвечу на твой вопрос?

— Если ответишь, прощу их,— сказал шах.

— Карканье вороны означает: «Счастье мужу приносит жена, и несчастье — тоже жена».

Шах пришел в такую ярость, что каждый волосок на его теле поднялся острой иглой..

— Ах ты, бесстыдница! Выходит, все мое счастье от твоей матери — дочери бедняка! Не болтай вздора! Я засажу тебя в темницу, а через семь лет набью твою кожу соломой и повешу на площади! Будет примером для всех девушек, чтобы не смели идти против отца.

Шах приказал бросить Хуснобад в темницу, а советников отпустил.

Целую неделю шах с черным лицом и мрачными думами не выходил из дома.

— Не сидите дома,— уговаривал его старший визирь.— Развлекитесь! Поезжайте на охоту!

Шах взял с собой четыреста советников, сорок четыре визиря и выехал на охоту. Семь дней скакали охотники по степи, гонялись за дичью, искали добычу, но не изловили даже мышонка.

Шах был очень огорчен. Вдруг показалась вдали река. Подъехал шах к берегу. Видит — сидит седобородый старик, достает из воды камешки, что-то ищет на них и снова бросает в реку.

— Эй, старик, что ты там делаешь?— спросил шах.

— Я — нищий бедняк. Смею ли я разговаривать с шахом?

— Отвечай, не то зарублю! — закричал шах.

— Я людям судьбу определяю,— ответил старик.

— А что ждет мою непокорную дочь?

Старик сунул руку в воду и достал из реки горсть камней

— В государстве Шахри-Джарджан живет богатырь, сын бедного пастуха. Вот за этого пастушьего сына выйдет замуж твоя дочь,— сказал старик.

Почернел от злобы шах.

— Сколько дней пути до той страны?— спросил шах.

— Если сесть на хорошего коня, то восемнадцать месяцев надо скакать.

Вернулся шах домой и три дня раздумывал: «Что сделать, чтобы не досталась моя дочь простому пастуху? Заморить ли мне ее голодом в темнице или зарубить?»

Старший визирь узнал о замыслах шаха. Ему стало жаль девушку. Ночью он вывел ее из темницы и привел к себе домой.

Потом взял плотника, дал ему денег и велел сделать сундук, да такой, чтобы ни ветер, ни вода туда не проникали.

Когда сундук был готов, старший визирь сказал:

— Ну, Хуснобад, полезай в сундук. Я дам тебе на сорок дней еды и пущу сундук по рже. Если суждено тебе жить — останешься жива. Лучше тебе пасти в степи баранов, чем погибнуть от сабли шаха или зачахнуть в темнице.

— Хорошо,— согласилась девушка и влезла в сундук. В полночь старший визирь спустил сундук в реку. Плыл сундук по реке три месяца, а девушка растягивала на четыре дня еду, назначенную на день, и тем жила.

А в далекой стране жил другой шах по имени Карашах. Однажды он приказал принести ему во дворец хворосту.

— Я пойду!— вызвался один старик.— У меня полон дом внучат, а есть нечего. Если бы мне что-нибудь дадите за мой труд, вот мы с внучатами и поедим.

С топором на плече, с веревкой на поясе отправился старик в степь. Набрал вязанку хворосту и собирался идти обратно. Но тут захотелось пить, «Схожу-ка я к реке, напьюсь»,— подумал он и пошел. Пришел к реке, видит — плывет возле берега сундук.

Старик скинул с себя одежду, бросился в воду и вытащил сундук на берег. Стал старик осматривать сундук со всех сторон, а открыть никак не может. Тогда топором он прорубил в крышке дырку, заглянул в нее и увидел девушку необыкновенной красоты.

Старик был поражен. «Наверно, дочь купца,— подумал он.— Поехала, должно быть, с отцом в путешествие, корабль затонул, только сундук и остался на воде».

— Эй, девушка, жива ты или мертва?—воскликнул старик.

— Жива!— отозвалась Хуснобад и, приподнявшись, села.

«Как теперь быть?— подумал старик.— Если отнесу шаху хворост, он даст копеек двадцать, если приведу девушку — ничего не даст. Лучше отнесу сундук в город и продам. Ведь никто не знает, что в нем».

Едва старик пришел на базар, его увидел Карашах.

— Где хворост? Я тебе приказал принести хворост, а ты обокрал чей-то дом и принес сундук!

Карашах разрубил старика пополам своей саблей, а сундук велел отнести к себе во дворец. Когда сундук взломали и Карашах увидел Хуснобад, он влюбился в нее и тут же ска-вал:

— Выходи за меня замуж!

Хуснобад заплакала. «Я дала слово выйти замуж за бедного человека,— думала она.— Что же мне делать?»

— Дай мне сорок дней сроку,— попросила Хуснобад.— Я три месяца в сундуке мучилась, хочу отдохнуть, повеселиться с девушками.

— Если сейчас же не выйдешь за меня замуж, зарублю тебя! — пригрозил Карашах.

Хуснобад заплакала:

— Отпусти меня хоть на три дня. Я погуляю с девушками, а потом — воля твоя.

— Хватит одного дня на твое веселье!—сурово сказал Карашах и отпустил ее, приказав сорока девушкам следить за Хуснобад, глаз с нее не сводить.

Пошла Хуснобад с девушками в сад. А за садом протекала река.

— Идемте, девушки, купаться!— позвала Хуснобад девушек и пошла к реке. Только вошла она в воду, как ее проглотила вдруг из глубины вынырнувшая чудовищная рыба. Всколыхнула хвостом воду и. уплыла. Побежали девушки к Карашаху и рассказали о случившемся несчастье.

Карашах застонал, бросил на землю свой венец, золотой пояс, надел нищенскую одежду и ушел в пустыню.

А теперь послушайте о другой стране, о Шахри-Джарджане.

На берегу реки молодой пастух пас стадо. Неподалеку рыбаки закинули сети.

Пастух пожаловался рыбакам:

— Мой отец хворает и не может пойти в город купить себе хлеба. Пошел бы я сам, да мне нельзя оставить стадо. Дайте мне какую-нибудь рыбу накормить отца.

— Ладно, все, что мы сейчас поймаем,— твое!—сказа-ли рыбаки и вытащили сеть. Смотрят — попала чудовищная рыбина.

— Возьми ее, пастух!

Пастух не мог поднять рыбу: так она была велика. Он впряг пять быков и кое-как приволок рыбу домой. Оставил рыбу отцу, а сам поспешил к своему стаду.

Отец обрадовался, разрезал рыбу, смотрит — там лежит девушка. Старик влил ей в рот несколько капель воды.

Хуснобад очнулась, поднялась и низко поклонилась старику.

— Отец, я голодна, дайте мне поесть,— попросила она.

Старик пожарил кусок рыбы и дал ей.

— Чем вы занимаетесь, отец?— спросила девушка.

— Я был пастухом. Теперь я стар, вместо меня пасет стадо мой сын.

Девушка обрадовалась.

— Я достигла своего желания!—воскликнула она.— Если хотите, я стану женой вашего сына. Моя мать тоже была из бедной семьи.

— У нас нет денег на свадьбу.

— Раз я выхожу по своей воле, нам не надо свадебного пира,— сказала девушка.

Старик женил на Хуснобад своего сына пастуха. На другой день после свадьбы подобрала Хуснобад под платок косы и подошла к котлу, в котором варили пищу. Смотрит — на стенках котла столько наросло грязи, что вот-вот сойдутся оба ушка. Да и остальная посуда оказалась не чище. Хуснобад все вымыла, выскребла, перестирала. У старика просветлело сердце, стало яснее зеркала. Встал он и пошел к невестке.

— Эх, дочка!— сказал он.— Я стар и не могу смотреть за домом! А сын уходит на рассвете на весь день и возвращается только когда темно уже. Гляжу я на тебя, какая ты работящая, и хочется мне тебе помочь. Скажи, что мне делать, дочка!

Хуснобад вынула из правого уха серьгу и дала старику.

— Отнесите на базар. Когда спросят, сколько стоит, вы скажите: «Сами дайте по совести». Сколько дадут, за столько и продайте.

Старик взял серьгу, понес на базар. Как раз в тот день купцы закупали товары. Подошел один из них, видит — старик держит серьгу небывалой красоты.

— Сколько стоит, отец?— спросил купец.

— Дайте что-нибудь сами по совести.

Купец наполнил золотом сундучок длиной с пол-аршина и дал старику.

— Довольно вам будет или мало?

— Я же сказал: «Платите по совести».

Купец дал ему еще мешочек золота.

— Везите домой!— сказал он и дал в придачу еще ишака.

Старик рассердился: «Он надо мной смеется, что ли? Вот назло ему заберу все золото, только меня и видели!» Ткнул он палочкой ишака в загривок и поехал.

А купец подумал: «Вот если б еще такую серьгу нашел, то продал бы своему шаху за пошлины и налоги с семи частей света».

Дома старик отдал золото невестке.

На следующей неделе Хуснобад вынула серьгу из левого уха и снова послала старика продавать.

Опять пришел он на базар. Тот же самый купец увидел серьгу и спросил старика:

— Сколько хочешь, отец?

— Я тебе не продам!— ответил старик.— Ты надо мной тогда посмеялся.

— Идем со мной!— сказал купец и повел старика к себе в дом.

Он отдал старику два сундучка золота, надел на него атласный халат и подарил ему двух ишаков.

— Отец, где ваш дом? — спросил он.

«Если скажу, он отнимет все золото»,— подумал старик.

— Нет у меня дома,— сказал он.

Когда старик вернулся с базара, Хуснобад спрятала золото и сказала мужу и его отцу:

— Приведите двадцать мастеров, будем строить город. Привели они мастеров.

— Приведите свои семьи!—приказала Хуснобад масте рам.

Те привели.

По приказу Хуснобад мастера начали строить большую стену. Каждый день всем давали хлеб, деньги, горячую пи щу. Всех строителей хорошо одели. Услыхали про Хуснобад и другие мастера и со всех сторон стали приходить к ней. Она всех принимала, одевала, поила, кормила. Проезжавшие мимо путники спрашивали:

— Кто строит стену?

— Жена пастуха,— отвечали мастера.— Если вам нужна работа, приходите и вы. Здесь хорошо платят, поят и кормят.

Через пятнадцать дней собрались люди из пяти тысяч домов. Через три месяца они обнесли стеной ровное место в длину и ширину по десяти дней пути.

В двенадцати местах поставили ворота. Ко всем воротам прибили портрет Хуснобад и сделали надпись: Город называется Хуснобад. Кому нужен хлеб, горячая еда — приходите и служите».

Через год здесь собралось семьдесят пять тысяч семей.

Для каждой семьи Хуснобад построила дом с террасой и сараем. К каждым воротам городской стены она приставила по двадцать пять воинов и приказала им:

— Приводите ко мне всякого, кто долго будет разглядывать мой портрет.

Про новый город прослышал шах страны Шахри-Джарджан и пришел в ярость.

— Кто осмелился в моей стране покушаться на шахскую власть? Кто это строит город на моей земле? Не сносить ему головы! Пойду и зарублю саблей!

Шах пошел в город Хуснобад и у ворот увидел стражу.

— Кто построил город? — спросил он.

— Тот, кто изображен здесь на портрете,— отвечали стражники.— Когда мы вам служили, вы плохо кормили даже нас, а нашим семьям и совсем ничего не давали. А наша Хуснобад хорошо кормит и нас, и наших жен, и детей. Она не жалеет для нас хлеба, а детей наших учит. Многие уже выучились всяким ремеслам.

Взглянул шах на портрет Хуснобад и влюбился в красавицу. Вошел он в город, пришел во дворец.

— Шахриджарджанский шах пришел просить вас стать его женой,— доложили Хуснобад.

Хуснобад рассердилась, приказала привести шаха.

— Эй, шах! Сколько у тебе жен?— спросила она.

— Сорок жен у меня...

— Сорок жен, и тебе все мало?

Обозлился шах:

— Ты смеешь еще меня срамить? Ах ты, черная кость!

И он выхватил из ножен саблю. Но тут подбежали слуги, схватили шаха, сковали его цепями по рукам и ногам и отвели в темницу.

Обрадовался народ.

«Вот и хорошо! Пускай шах сидит в темнице. А власть мы передадим Хуснобад».

Пришли к Хуснобад посланные от народа и попросили ее взять на себя управление государством Шахри-Джарджан.

Прошло несколько месяцев. Однажды к воротам подошел нищий, посмотрел на портрет и расплакался. Стражники задержали его и повели к Хуснобад. Она посмотрела в окошко и сразу узнала Карашаха. Хуснобад села на трон и закрыла лицо покрывалом.

— Эй, нищий! О чем ты плачешь?— спросила она.

— Если пощадишь мою ничтожную жизнь, скажу! — ответил Карашах.

— Говори, пощажу.

— Полюбил я одну девушку, звали ее Хуснобад. На воротах этого города я увидел ее портрет.

— А где же та девушка?

— Она пошла купаться и утонула в реке. Так мне сказали. А если она обманула, подкупила рабынь и сбежала, пусть только попадется мне в руки! Я прикажу ее привязать к хвосту дикого коня и погнать его в степь, чтобы на каждой колючке остался кусочек ее тела.

— Она ничем перед тобой не провинилась. Перестань на нее гневаться.

«Не моя ли это Хуснобад?»— подумал шах, выхватил спрятанную под .рубищем саблю и занес ее над головой Хуснобад.

— Открой свое лицо! Я хочу видеть, кто ты!— крикнул он. Но тут слуги схватили Карашаха и отвели в темницу.

А Хуснобад позвала своего старшего визиря:

— Подсчитай-ка, сколько у нас воинов!

Визирь подсчитал. Оказалось, семьсот тысяч конных и пеших.

— Приготовьте их в поход!— приказала Хуснобад. Сорок дней войско готовилось в путь. Потом Хуснобад вместе со своим мулсем пастухом во главе войска двинулась к городу своего отца.

Через степи и пустыни, от озера к озеру весело шли воины.

Пусть они идут, а вы послушайте про отца Хуснобад.

Однажды ему приснилось, будто прилетел орел, поднял его и, остановившись в вышине, между небом и землей, сказал: «Будешь моим рабом, а не то оторву тебе голову!» Тогда шах стал упрашивать: «Отдам тебе мой город и казну, все возьми, только пощади мою жизнь!» «Не надо мне твоих богатств,— ответил орел.— Я хочу крови дочери твоей Хуснобад». Услыхав имя дочери, шах заплакал. Вдруг из-за горы появилась Хуснобад. В одной руке у нее была обнаженная сабля, а в другой — шампур с шашлыком из гуся. Хуснобад ударила саблей орла, рассекла его пополам, протянула руку, взяла отца за пояс и осторожно поставила на землю. Потом она дала ему шашлык и сказала: «Отец, если я в чем виновата — простите!» Шах вскрикнул и проснулся. Наутро он созвал четыреста мудрецов и сорок четыре визиря и приказал растолковать свой сон. Все молчали.

Шах пригрозил:

— Если не растолкуете мне сна, ни одного из вас не оставлю в живых!

Поднялся с места старший визирь:

— Если меня не казнишь, скажу, что значит твой сон.

— Говори!

— Поднявший тебя за голову орел, должно быть, неприятель. Когда он завоюет нашу страну и захватит тебя в плен, появится твоя дочь и выручит тебя. Но твой трон перейдет к другому человеку.

— Ах ты, лгун!— крикнул, шах.— Сколько лет прошло, как моя непокорная дочь обратилась в прах. Ты говоришь так, чтобы омрачить мое сердце и напугать меня. Брошу тебя в тюрьму! Пускай твои кости сгниют возле костей моей дочери.

И шах приказал отвести старшего визиря в тюрьму.

Но с тех пор шах не спал по ночам от страха и метался в своих покоях, как раненый кабан в камышах. Через неделю прискакал гонец.

— Шахриджарджанский шах идет на тебя с войском,—-сказал гонец.— Скорей выходи с поклоном, смиренно сло жив руки на груди. Отдашь свое царство — хорошо, не отдашь — посмотришь, что будет! А вот тебе привет от нашего повелителя.

Гонец подбежал к шаху и ударил его кулаком. Лепеча от страха извинения, шах спрятался за спинку трона.

— Если у этого шаха такие гонцы,— сказал с трепетом шах своим визирям, когда гонец уехал,— то каковы у него воины? Что нам делать, визири?

— Мы ничего не можем посоветовать, — ответили визири.— «Хорошо» скажем — ты нас казнишь, «плохо» скажем — ты тоже казнишь. Выпусти из тюрьмы старшего визиря. С подарками и угощениями он пойдет к шахриджард-жанскому шаху. А там видно будет.

Шах приказал выпустить старшего визиря из тюрьмы и сказал:

— Пойди к шахриджарджанскому шаху, поклонись пониже. Если скажет, что нужен город, отдай город. До сих пор моя шея болит от вчерашнего удара. А если скажет, что нужна моя кровь, тогда я возьму посох и уйду из города. Нет у меня сил вытерпеть второй такой удар. Засмеялся визирь:

— Когда я растолковал тебе сон, ты разъярился. А кто был прав? Враг придет, привяжет тебя к хвосту кобылы, погонит ее в дикую степь по колючкам, и ты погибнешь жалкой смертью!

Понурил голову шах, совсем как ишак, увязший в грязи.

Старший визирь взял с собой дорогие подарки и пошел.

В дороге он написал шахриджарджанскому шаху письмо, подписал его своим именам и отправил с посланным.

Хуснобад получила письмо и велела позвать старшего визиря.

Старший визирь вошел, низко поклонился и сел. Посмотрел кругом, видит — перед ним сидит шах (а это был пастух — муж Хуснобад). Вокруг трона сорок телохранителей стоят, скрестив руки на груди, готовые служить. Рядом с троном сидит кто-то с покрывалом на лице.

— О старый визирь,— сказал закрытый покрывалом человек.— Как ты не побоялся прийти один в стан? Ведь ты беззащитен. А что если я тебя убью?

Старший визирь по голосу узнал Хуснобад.

— Кто боится того, кого он от смерти спас?

Тогда Хуснобад подняла с лица покрывало и подошла к старшему визирю.

— О мой сердечный отец, благодаря тебе я осталась жива. Если я отдам тебе страну моего отца, будешь ли ты править справедливо?

Визирь поклонился и сказал:

— Ах, дочка, состарился я! Раз ты мне передашь страну, я отдам ее вот этому шаху, что сидит передо мной на троне.

Хуенобад с войском вошла в город,

Начали разыскивать шаха, но так и не нашли. От страха он в тот же день убежал, и больше его никто не видел.

Хуснобад вместе со своим мужем пастухом стала править страной и освободила из тюрьмы невинных узников. Некоторых из них она назначила правителями городов.

Так Хуснобад достигла исполнения желаний.

Перевод Л. Сацердотовой

СЕГОДНЯШНИЙ ГНЕВ ОСТАВЬ НА ЗАВТРА

Жил на свете бедный продавец хвороста. Он только и занимался тем, что целыми днями бродил по степи и приречным зарослям и собирал хворост, а к вечеру шел на базар и продавал его за три теньги. На эти деньги бедняк покупал хлеба. И так удавалось ему кормить жену и единственного сына. Вставал продавец хвороста, когда было еще темно, ложился, когда было уже темно.

Однажды, как обычно, бедняк принес на базар вязанку хворосту. Получил он за нее свои три теньги и, завязав их в свой поясной платок, пошел в пекарню купить лепешек.

По пути ему встретился старец.

— Эй, продавец хвороста,— сказал старец,— дай мне одну теньгу, а я тебе скажу одну мудрую истину.

Бедняку захотелось услышать мудрую истину, и он подумал: «Что же, у меня есть три теньги. Потрачу одну теньгу, зато останется еще две. По крайней мере услышу умный совет».

Вынул он из поясного платка теньгу и отдал старцу.

— Ну, говорите ваш мудрый совет!

— Сегодняшний гнев оставь на завтра.

Рассердился бедняк инабросился на старца:

— Знай я, что ты, старый болтун, скажешь всего-навсего такие никчемные слова, ни за что бы не дал тебе теньгу, отдай сейчас же мою теньгу обратно.

Поднялся шум, сбежался народ. Пока бедняк жаловался и объяснял, что случилось, старец затерялся в толпе.

Всю ночь не спал продавец хвороста, думал, что вот теньга, заработанная таким трудом, пропала зря. Утром он встал, как всегда, рано, заткнул за пояс топор, перекинул через плечо веревку и пошел.

Шел он и все думал о пропавшей теньге, да так задумался, что и не заметил, как попал в совсем не знакомые места и заблудился.

Долго он бродил по степям и горам и пришел, наконец, в удивительный город. Небо над тем городом висело так низко, что достаточно было протянуть руку — и бери себе любую звезду, клади ее в карман, а это не звезда уже, а драгоценный камень.

Так понравилось это продавцу хвороста, что, забыв о родных местах, жене и маленьком своем сыне, остался жить в том волшебном городе.

Прошло пятнадцать лет, а продавцу хвороста все казалось, что он только вчера пришел в этот город, так хорошо ему здесь жилось.

Однажды вспомнил он про жену и сына: «Что они там делают? Плохо им без меня». Засунул он топор за пояс, перекинул веревку через плечо и пошел на родину.

Вернулся он домой поздно вечером, когда совсем уже стемнело, и заглянул в дверную щель. Видит, сидит за дастарханом его жена и потчует ужином какого-то мужчину. Вгляделся продавец хвороста и безмерно удивился: да это же он вам сидит за дастарханом и ужинает. Что за чудеса!

Смотрел продавец хвороста, смотрел и вдруг почувствовал нестерпимый голод. Да и как могло быть иначе: целый день он ничего в рот не брал. Разозлился продавец хвороста: «Что за безобразие! Сижу я за дастарханом, ем всякие вкусные кушанья из рук своей жены, а на самом деле стою голодный и холодный у порога своего собственного дома. Что-то не так получается, как надо. Не иначе это оборотень».

Выхватил он из-за пояса острый топор и хотел уже войти в комнату, чтобы зарубить оборотня, да вспомнил слова мудрого старца — «Сегодняшний гнев оставь на завтра».

Отошел он от двери, влез на крышу, Лег около дымовой отдушины и стал слушать разговор между женой и джигитом.

Сначала заговорил джигит:

— Скажи мне, мама, сколько мне было лет, когда отец ушел из дому?

— Сынок, тебе было три года.

— А почему отец бросил нас одних?

— О сын мой, и не вспоминай. Ведь с тех пор прошло пятнадцать тяжелых лет.

— Но я совсем не помню своего отца, какой он?

— Ты очень похож на него. Ты вылитый отец.

— Наступит ли такой счастливый день, когда я увижу отца?

И джигит, сидевший за дастарханом, заплакал, а за ним заплакала его мать.

Продавец дров лежал и думал: «Эх, чуть родного сына не зарубил. Хорошо, что встретил того старца. Изречение «Оставь сегодняшний гнев на завтра», за которое заплатил одну теньгу, принесло мне пользы на тысячу золотых».

Поспешил он слезть с крыши и войти в дом. Обрадовались его жена и сын.

Так и прожили они все вместе счастливо свои годы.

Перевод И. Шевердиной

ТАХИР И ЗУХРА

Было так или не было, только говорят, что жил когда-то щах. Не было у него детей. Однажды, когда сидел он и горевал, подошел к нему старший визирь и спрашивает:

— О всесильный шах, очем вы печалитесь?. Богатства у вас много — о чем же вам горевать?

Шах и говорит:

— Хоть я и шах, хоть много у меня богатства, а умру я бездетным.

Тяжко вздохнул визирь и поведал шаху, что у него тоже нет детей. И вот оба они, горюя и плача, решили отправиться странствовать.

Шли они долго, прошли пути малые и большие. И в один из дней подошли к ограде прекрасного сада. Идут вдоль стены, а входа все нет.

А в саду розы цветут, соловьи поют, душистые травы и цветы так и благоухают. Расстелены в тени под деревьями ковры, мягкие подстилки, разбросаны подушки на зеленой траве. На все свои печали и огорчения в том саду человек закрывает глаза, забывает горе-тоску.

Наконец увидели странники вход, вошли в сад и сели на ковер. Вдруг показался седобородый старик в белом суконном халате. Подошел ближе и спрашивает:

— Эй, сынки, что вы здесь делаете?

Встали визирь и шах с места, поклонились старику.

Потом переглянулись между собой, собрались с мыслями и начали рассказывать, что вот нет у них детей, что отказались они от всех мирских благ и пошли странствовать.

Выслушал их старик, а потом вынул из-за пазухи два красных яблока. Протянул одно шаху, другое — визирю.

— Возьмите, дети мои! Пусть каждый из вас съест свое яблоко с любимой женой. Идите, не оставляйте своего дела, живите честно, правьте мудро: заботьтесь о своей стране, не обижайте народ. И еще одно будет вам условие: у кого из вас родится сын, назовите его Тахиром, а у кого дочь — назовите Зухрой. Не разлучайте их в детстве, а когда вырастут, пожените. Помните об этом.

Ушел старик, а шах и визирь посмотрели друг на друга с удивлением, подумали и решили:

«Пусть будет так, как он сказал!»

Вернулись они домой и сделали все, как советовал им старик. Дни проходили за днями, месяцы за месяцами. Шах и визирь не помнили себя от радости, не спали ночей, все ждали первенцев, не могли дождаться. Как-то собрались они и поехали на охоту.

Через три дня родила жена визиря сына, а жена шаха — дочь. Послали гонца к шаху с радостной вестью.

— О повелитель мира, давайте подарок. Ваша жена родила дочь,— сказал посланный.

А потом обратился к визирю:

— И вы давайте подарок. Ваша жена родила сына!

Разгневался шах. Все время мечтал о сыне. Не помня себя от досады, кинул он гонцу белый платок и закричал:

— Убей девчонку, смочи мой платок ее кровью и принеси обратно!

А визирь, не чуя от радости земли под ногами, вскочил на лошадь и помчался домой.

Возле самого дома споткнулась лошадь, вылетел визирь из седла, ударился головой о камни и тут же умер.

Горькие дни настали для бедной жены визиря. Плача и тоскуя, начала она воспитывать сироту-сына, который так и не увидел своего отца.

Дни шли за днями, месяцы за месяцами, годы за годами.

Мальчик подрос, стал выбегать на улицу. И в один из дней заметил его шах.

— Чей это мальчик?— спросил он у своего нового визиря. Визирь поднялся и с поклоном ответил:

— О повелитель, мальчик — сын вашего умершего визиря — Тахир. Если бы ваша дочь была жива, она была бы теперь таких же лет.

Услыхал эти слова шах и в досаде и раскаянии ударил себя кулаком по лбу.

— Горе мне, несчастному! Зачем я приказал ее убить!— воскликнул он и заплакал.

Ничего не сказал визирь шаху, но в тот же день пошел он на женскую половину, вызвал одну из рабынь и спросил:

— Что с дочерью шаха?

— Не говорите только шаху,— ответила рабыня,— девочка жива. Она теперь подросла, стала красавицей.

Побежал визирь к шаху.

— О повелитель! Пощадите мою ничтожную жизнь, я скажу вам радостную весть!

— Говори!— ответил шах.

— Не печальтесь, мой повелитель, ваша дочь жива.

Обрадовался шах, приказал:

— Приведите ее ко мне!

Девочку привели, показали шаху. Приласкал шах свою дочь, а потом приказал устроить пир-веселье на сорок дней и сорок ночей.

Тем временем Тахир рос себе да рос и ни о чем не думал. Однажды играл он на дворе. Бросил он палочки и попал в прялку старухи, которая сидела на солнце. Старуха рассердилась :

— Ах, чтоб тебе, Тахир-сирота! Чем играть со мной, лучше бы забавлялся ты со своей нареченной Зухрой.

Подбежал Тахир к старухе, схватил ее за руку.

— Бабушка, вы про Зухру сказали! Почему вы так сказали?

— Пусти руку, сирота! Пусти, говорю!

— Скажите, бабушка, милая, ну скажите!— упрашивал Тахир.

— Спроси у своей матери.

Тахир так и сделал.

— Кто моя нареченная? Скажите правду!

— Хоть и не надо бы тебе знать, да так и быть, скажу.

И мать рассказала, как отец Тахира и шах долго были бездетными, как они дали друг другу слово породниться, как у одного из них родился сын, а у другого дочь и как отец Тахира в день рождения сына упал с лошади и расшибся насмерть.

— Теперь тебе не отдадут Зухру,— сказала мать.— Она дочь шаха, а ты сирота, бедняк.

— Ладно, матушка, я только это и хотел узнать. И с того дня стал Тахир играть с Зухрой.

Дни шли за днями, оба они подросли, начади ходить к учителю. Но Тахир, вместо того чтобы учиться, все время разговаривал с Зухрой,

Учитель пошел к шаху и пожаловался:

— О повелитель мира, как быть? Не дает Тахир учиться вашей дочке Зухре!

Рассердился шах и приказал:

— Поставьте между ними стену!

Учитель исполнил приказание шаха. Но Тахир в тот же день проломал в стене дырку и продолжал разговаривать с Зухрой.

Тахир и Зухра дня не могли прожить друг без друга. А когда они выросли, пламя любви вспыхнуло в их сердцах.

Узнал шах об этом и пришел в ярость. Призвал к себе мастеров и приказал:

— Сделайте сундук! Тахира мы бросим в сундук, и пусть несет его река куда хочет!

Услышала о приказе шаха Зухра, взяла золота полный поднос, принесла к мастерам и начала их упрашивать со слезами:

— Возьмите золото! Мало будет — просите еще! Только сделайте сундук покрепче, чтоб вода в него не попадала, и попросторней, чтобы можно было в нем дышать! Пусть бедный сирота еще поживет!

Пожалели мастера Зухру, начали ее успокаивать:

— Если не будет сундук еще лучше, чем вы сказали, все золото отдадим вам обратно!

И принялись они за работу. Скоро шаху доложили, что сундук готов. Накинула Зухра на лицо покрывало, пошла на него взглянуть. И впрямь сундук оказался даже лучше, чем она заказывала.

На другой день послал шах глашатая созвать городской и кишлачный народ. Собрался народ на площади. Вышел из дворца шах и объявил:

— Мы приговорили Тахира к смерти! Сегодня положат его в сундук и спустят на воду. Пусть несет его река куда хочет!

Жалко было людям Тахира, но никто не обмолвился ни словом, все боялись жестокого шаха.

Мужчины и женщины, старики и дети — все сбежались на берег реки. Пришла мать Тахира, убитая горем. Пала она на прибрежный песок, и жгучие слезы потекли из ее глаз.

Заволновался народ, закричали люди в толпе:

— Пусть падут слезы матери на голову шаха!

— Никто еще не казнил человека за то, что он полюбил девушку!

— Не простится шаху такая жестокость!

Но тут закричал глашатай, что ведут палачи Тахира. Стихли крики, расступился народ перед юношей. Только бедная мать подняла голову и воскликнула:

— Дайте мне хоть в последний раз на него посмотреть!

Подвели к матери связанного Тахира. Со слезами обняла она сына, головой прижалась к его коленям, вскрикнула и умерла.

Плач и крики раздались в толпе. Поскорей схватили палачи Тахира, бросили его в сундук. Только и смог он крикнуть своей любимой Зухре:

— Если буду жив, буду тебя любить! Если умру, буду тебя любить!

Только и успела крикнуть Зухра в ответ:

— И я тебя никогда не забуду!

Тут замкнули палачи сундук и пустили его по реке.

Долго плыл Тахир. День сменяла ночь, ночь сменял день. И наконец приплыл сундук к городу Руму.

А у румского шаха было две дочери, В тот день пошли они со служанками на реку. Видят — плывет по реке сундук.

Подплыл сундук ближе. Старшая дочь шаха вошла в воду, закинула косы, но сундук зацепить не сумела. За ней вошла в воду младшая дочь шаха, закинула свои длинные косы, зацепила сундук и притянула его к берегу.

Тут начали сестры спорить, кому из них достанется находка.

3аспорили они, поспорили и решили: старшая сестра возьмет себе сундук, а младшая — то, что будет в сундуке.

Открыли они сундук и увидели такого прекрасного юношу, что перед блеском его красоты даже солнце потускнело. Черные кудри его вились по плечам, брови сходились над переносицей, словно тонкие стрелы, а глаза горели жарким огнем. Такой красавец дочери любого шаха под стать.

Глядя на него, сестры снова заспорили:

— Я возьму его!

— Нет, я!

А младшая сестра говорит:

— Нет, теперь уж, раз он был в сундуке, значит он мой! Никому его не отдам!

Тем временем прибежали слуги шаха, стали ему рассказывать:

— О государь, ваши дочери поймали на реке сундук. А в сундуке нашли юношу, равного которому по красоте нет на свете! Ваша младшая дочь хочет взять его в мужья. Лучшего зятя и не придумаешь!

Одарил шах верных слуг за добрую весть и вместе со своими визирями побежал на берег реки. Посмотрел, а юноша еще лучше, чем ему рассказывали! Принял шах Тахира, точно родного сына, и вскоре женил его на младшей дочери. Сорок дней и сорок ночей длился свадебный пир.

Прекрасна была дочь шаха, еще прекраснее Зухры. Но Тахир помнил клятву, которую дал своей далекой нареченной. Он и смотреть не хотел на красоту шахской дочери. Ни одного слова не сказал ей.

Бедная девушка плакала по ночам и думала горькую думу:

«Почему он меня не любит? Почему даже слова не хочет мне сказать?»

Попробовала она расспросить Тахира, но он ничего ей не ответил.

Так прошло сорок дней. На сорок первый день Тахир сказал дочери шаха:

— Скажите вашему отцу, я хочу пойти на берег реки.

Не помня себя от радости, побежала принцесса к шаху.

— О государь, мой отец! — сказала она.—Тахир заговорил. Он хочет пойти посидеть на берегу реки!

Услышал шах добрую весть, обрадовался. И решил устроить на берегу празднество. Многие пришли к реке повеселиться. На высоком берегу для Тахира постелили мягкие ковры, принесли редчайшие яства.

Скоро пришел Тахир. Лицо его было грустным, губы не улыбались.

— Кто первым увидит, что мой зять смеется, того с головы до ног осыплю золотом!— объявил шах и вернулся со своими визирями во дворец.

Но Тахир все сидел и молчал, печально глядя на реку»

Пусть он здесь пока что сидит, а вы послушайте теперь про Зухру.

В разлуке с Тахиром день и ночь она тосковала. А потом жестокий отец отдал ее в жены Кара-батыру, сыну одного шаха, жизнь ее стала полна черного горя и безысходной печали.

Дни шли за днями. И вот однажды приснился Зухре сон.

Увидела Зухра, будто гуляет она с Тахиром по прекрасному саду. Горько зарыдала Зухра и проснулась.

«Может быть, жив мой любимый?— подумала она с болью в сердце.— Хоть бы весточку кто-нибудь принес от него!» На другой день собралась Зухра, взяла целый поднос золота и пошла в караван-сарай. Отдала все золото караван-баши, начала его упрашивать:

— Вы по всему свету ездите, разных людей встречаете! Найдите Тахира, привезите мне от него весточку! Или хоть узнайте, жив он или нет!

— Хорошо!— согласился караван-баши. Сел на своего верблюда и отправился в путь.

Долго он ехал, много проехал, по всем городам и селениям разыскивал Тахира, но так и не нашел.

В один из дней подъехал караван-баши к реке. Видит: сидит на высоком берегу прекрасный юноша, а кругом веселится народ.

«Дай-ка я спою! Может быть, Тахир здесь»,— подумал караван-баши и запел:

Я вожатый каравана, Езжу я по дальним странам, Чтоб найти Тахирджана, Где ты, Тахирджан?

Услыхал Тахир свое имя, улыбнулся слегка и пропел в ответ:

О караван-баши, постой! Свои стихи еще раз спой, Взгляни сюда, перед тобой Сидит сам Тахирджан!

Тогда, чтобы узнать, тот ли это Тахир, которого он ищет, караван-баши снова запел:

Имен на свете много есть, Но от Зухры услышав весть, За дастархан не сможет сесть Спокойно Тахирджан!

Едва пропел караван-баши имя Зухры, как Тахир вскочил с места, бросился к нему, обнял его верблюда за шею и начал упрашивать со слезами на глазах:

— Отвези меня к Зухре, дай хоть разок на нее взглянуть!

— Зухру выдали замуж за Кара-батыра,— сказал в ответ караван-баши.— Какой вам толк теперь на нее смотреть? Да и вы сколько времени здесь прожили, должно быть, тоже женились. Зачем вам ехать? Оставайтесь лучше здесь! Я хотел только узнать, живы вы или нет.

— Меня здесь женили на дочери шаха!— ответил Тахир.— Сорок дней прошло после свадьбы, но я не сказал жене ни слова и ни разу не посмотрел на нее. Отвези меня к Зухре.

И караван-баши уступил.

— Хорошо, я согласен. Только сходите сначала попрощайтесь со своей женой. Она ведь по любви выходила за вас замуж, не надо ее обижать.

Пошел Тахир во дворец, шагнул одной ногой в комнату, другую оставил за порогом и сказал:

— О дочь шаха! Я за все вам благодарен, но сегодня мне принесли весть от Зухры, и теперь я уезжаю.

В ответ спросила его принцесса:

— Разве не ко мне принесла вас река? Неужели далекая Зухра прекраснее меня?

— Да, к вам принесла меня река. Вы прекрасны, но для сердца моего дороже далекая Зухра!—ответил Тахир, поклонился и вышел.

В тот же час сели они с караван-баши на верблюда и отправились в путь.

Ехали они долго, проехали немало. Добрались до перекрестка трех дорог и остановились. Преградил им путь большой камень с надписью: «Дорога направо — без возврата, дорога налево — без конца, дорога прямо — опасна». Задумался караван-баши: какую дорогу выбрать.

— Поедем прямо,— сказал Тахир.— Хоть опасно, зато напрямик: быстрее приедем к Зухре.

И поехали они прямо. Вскоре попался им на пути город. Жители того города разыскивали двух разбойников, недавно сбежавших из-под стражи. Увидели они Тахира и караван-баши, приняли их за разбойников, связали и бросили в темницу.

День и ночь тосковал в темнице Тахир. Уже совсем недалеко была его любимая Зухра, но как прорваться к ней сквозь крепкие стены и железные двери? Думал-думал Тахир и придумал: «Буду петь так, чтобы люди меня услышали. Может быть, кто-нибудь меня узнает и освободит!» И он запел:

Ехал я к милой, дорога длинна! Светило мне солнце, а ночью луна. За что же меня посадили в темницу? Зухра без Тахира тоскует одна!

И так он пел каждый день, пока его песню не услышал купец, который еще мальчиком ходил с Тахиром к одному учителю и сидел с ним за одной книгой.

— Э, да ведь это же Тахир!— воскликнул купец.— Кто же еще может столько лет помнить Зухру и любить?!

Пошел купец к тюремщикам, дал им по горсти золота и сказал:

— Отпустите Тахира! Он ни в чем не виновен. Он живет только своей любовью.

Вывели стражники Тахира и караван-баши из темницы, вернули им верблюда. Поблагодарил Тахир купца, попрощался с ним, и они поехали дальше.

Ехали они долго, проехали немало, и в один из дней, под утро, добрались, наконец, до родного города. Возле караван-сарая Тахир простился со своим спутником, поблагодарил его и пошел ко дворцу.

Пробрался Тахир во дворцовый сад, отыскал Зухру. Она крепко спала на драгоценном ковре. Чтобы разбудить ее, негромко запел:

Я зову: проснись! Пора! Я пришел к тебе с утра. Ты все спишь... Проснись скорее, Обними меня, Зухра!

Услышала Зухра любимый голос, сердце ее забилось от радости, и она проснулась. Поднялась с ковра, бросилась Тахиру на шею, плача и смеясь сквозь слезы. И так, обнявшись, они ушли в глубину сада.

Они говорили — наговориться не могли, смотрели — насмотреться не могли друг на друга. И не видели, бедные, Что сестра Кара-батыра уже заметила. Побежала она к брату и сказала:

— Приехал Тахир.

В ярости побежал Кара-батыр к шаху и все ему рассказал.

Шах послал в сад стражников. Они схватили Тахира и бросили его в глубокую яму, где грязь была по колено, а сверху капала вода.

На другой день созвал шах своих визирей и советников. Стали они думать, что сделать с Тахиром. И решили они разрубить его надвое, а куски тела повесить на воротах города.

Отправились глашатаи сзывать народ на казнь. Сбежались люди на городскую площадь. Пришла Зухра. Все жалели юношу, роптали на жестокость шаха.

— Зачем только возвратился Тахир?— говорили одни.

— Тахира привела назад любовь,— отвечали другие. Но разве за это можно казнить бедного юношу? Будь проклят кровавый шах!

Стражники вывели на площадь Тахира. Палач наточил свою острую саблю. Народ проклинал шаха, но сделать ничего не мог. И Зухра, как ни умоляла безжалостного отца, ничем не могла смягчить его каменное сердце. А когда она увидела Тахира в руках палача, потемнело у нее в глазах, и упала она без сознания.

Палач взмахнул саблей и рассек Тахира надвое.

Закричали люди, послышались рыданья, стоны. Вышла, вперед одна старушка и гневно сказала шаху:

Твой трон, о злой шах, в крови, Как сабля палача в крови! Пускай Тахира вы казнили — Вам не убить его любви! Нет больше солнца в небесах! Нет справедливости на свете, Пока правит жестокий шах!

А палачи тем временем повесили разрубленное на части тело Тахира на городских воротах.

Тогда подняла голову Зухра и, удерживая стон, проговорила : Идут верблюды чередой, Кричат за городской стеной. Тахира мясо на продажу Отец — мясник развесил мой.

И шах ничего не посмел ей ответить.

После смерти Тахира надела Зухра черные одежды, закрыла лицо черным покрывалом и оплакивала любимого сорок дней и сорок ночей.

На сорок первый день попросила Зухра шаха отпустить ее на могилу Тахира. Шах позволил, но приставил к ней служанок рабынь. Тогда Зухра завязала в платок горсть жемчужин, взяла с собой острый кинжал и пошла.

Едва вышли они из дворца, Зухра начала бросать жемчужины по одной на дорогу. Служанки заметили их, начали подбирать.

Зухра уходила от них все дальше и дальше. Вот уже они скрылись из виду, а могила Тахира совсем близко. Бросила Зухра последние жемчужины, подбежала к могиле и ударила себя ножом в сердце.

Собрали служанки весь жемчуг, прибежали на кладбище. Смотрят — Зухра лежит мертвая. Заплакали они горько и похоронили Зухру рядом с могилой Тахира.

Узнал о случившемся Кара-батыр и закричал:

— Нет, видно, даже в смерти Зухра будет любить Тахира. Не оставлю я их,— и в ярости тут же убил себя.

— Мой брат не хотел их оставить одних,— сказала сестра Кара-батыра.— Похороните его между Тахиром и Зухрой!

— Неужели мало они страдали при жизни? Неужели даже после Смерти не дадите вы им покоя? Оставьте их, пожалейте!— упрашивали люди. Но их не стали и слушать.

Жестокие притеснители похоронили Кара-батыра между Тахиром и Зухрой.

Выросла над могилой Тахира красная роза, а над могилой Зухры белая, а между ними черная колючка. Но розы вытянулись перед ней, ветки их переплелись между собой. И с тех пор цветут они вечно, как была вечной любовь Тахира и Зухры...

Перевод Н. Ярилина

БАТРАК И БАЙ

В старые времена близ Чиназа жила бедная вдова. Была она уже преклонных лет, а три сына ее — Ярмат, Ша-рип и Алдар — только подросли и еще никакому ремеслу не обучались.

Трудно приходилось старушке. Порой дома даже и куска хлеба нельзя было найти, хотя она от восхода до восхода солнца, не разгибала спины, пряла пряжу из хлопка и продавала в базарные дни ткачам бязь.

Стала плохо видеть вдова, не могла больше прясть. Позвала тогда она старшего сына Ярмата и сказала ему:

— Сын мой, я слепну, а ты уже почти взрослый. Теперь твой черед кормить семью. Иди-ка поработай.

Отвела старушка на следующее утро своего сына к чиназскому богатею Саттарбаю и договорилась е ним, чтобы он взял Ярмата в услужение.

— Э, бай Саттарбай, вот мой сынок,— сказала старушка.— Стал он крепким парнем, научите его пахать, сеять, урожай собирать и всему, что пожелаете. Будьте ему и отцом, и дядей, и хозяином. Мясо — ваше, кости —наши. А платить будете по справедливости.

— Попрощалась вдова, поклонилась пониже и пошла себе домой, опираясь на свой старушечий посох.

— Ну, черная кость,— заговорил бай Саттарбай,— посмотрим, что ты можешь и чего не можешь?

Дал он Ярмату большое сито, в нем муку просеивают, и приказал:

— Сходи, наноси из реки воды.

Побежал Ярмат на реку, зачерпнул ситом воды, а она, конечно, в сите и не держится. Черпал, так воды не зачерпнул и пришел домой ни с чем.

— Где вода?— закричал бай.

— Разве тем, что вы мне дали, воду зачерпнешь? — сказал Ярмат.

— Ты что, еще спорить со мной, черная кость, смеешь!— разозлился бай Саттарбай, схватил кетмень и ударил Ярмата так, что тот тут же скончался.

Ничего не стоила в те страшные времена жизнь ничтожного бедняка, потому бай Саттарбай даже особенно не огорчился. Отвез он на арбе тело несчастного Ярмата к его матери-вдове и сказал:

— Никуда не годный был работник твой сын. Поучил я его немного, да вот, видно, пришел его чае. Как ' договорились, так я и сделал... Забирай, старуха, его кости.

Зарыдала безутешная вдова, закричала, застонала.

— Пойду к самому шаху жаловаться!

— Станет шах тебя, нищую старуху, слушать,— сказал бай Саттарбай.— Погонят тебя в три шеи из дворца, да еще о твою спину все палки переломают за назойливость. Лучше миром покончим, а из милости я возьму в услужение другого твоего сына.

Поплакала-поплакала старушка, ну что поделаешь — с «господами богатства» разве поспоришь?— и согласилась отдать среднего сына Шарипа баю в услужение.

Посадил бай Саттарбай Шарипа на арбу и отвез к себе. Только приехали, бай и приказывает Шарипу:

— Принеси сейчас же воды!— и дал ему вместо ведра такое же сито, как раньше Ярмату.

Только Шарип не пошел на реку, а заявил бак»: — Ты что надо мной издеваешься? Какой глупец воду в сите носит?— сказал так и шйырнул сито под ноги баю.

Рассвирепел бай Саттарбай:

— Ах вот как, черная кость, ты еще спорить!— ударил кетменем беднягу Шарипа и убил.

Отвез убитого Шарипа бай Саттарбай и говорит безутешной старушке вдове:

— Кричи не кричи, плачь не плачь, старая, горю не поможешь. Давай третьего сына.

Старушка-вдова плачет, слезами заливается.

— Нет, бай Саттарбай,— говорит,— у меня Алдар — последний сынок остался, лучше с голоду помру, а тебе, злодей, его на верную гибель не отдам.

Но тут вдруг заговорил младший сын вдовы Алдар:

— Отпусти меня, мать, к баю Саттарбаю. Надо же нам с ним рассчитаться за все его милости, что оказал он нашей семье.

— Молодец,— сказал бай,— вот ты, Алдар, словно поумнее будешь своих братьев.

Сели они на арбу и поехали.

По приезде домой бай Саттарбай первым же делом приказал Алдару:

— А ну, пошевеливайся, черная кость, притащи сейчас же воды да поживей!

Сунул бай Алдару в руки то самое сито, из-за которого братья его жизнь потеряли, и вытолкал взашей из дому. Алдар и спорить не стал. Забежал по пути на базар, попросил у жестянщика на подержание обыкновенный таз, положил в него сито, да так и принес баю Саттарбаю воды.

— Эге,— сказал бай,— да из тебя, черная кость, человек выйдет!

Стал работать Алдар в доме бая Саттарбая: двор прибирать, скотину кормить, землю пахать, поля поливать, да еще по ночам дом караулить. Не знал Алдар отдыха ни днем ни ночью. А бай Саттарбай только ходит да приказывает: «Эй, черная кость, опять лодырничаешь!»

Вот раз собрался бай Саттарбай с женой, чадами и домочадцами в гости в Ташкент. Оставил дома он Алдара и строго наказал ему:

— Эй, черная кость, сторожи дом! Да смотри, чтобы все было в порядке: двор прибери, подмети, чтобы блестел, скаковой конь чтобы из кормушки голову не поднимал, ворота чтобы наглухо были заперты, в комнате для гостей пылинки на штукатурке не осталось.

— Ладно,— сказал Алдар,— все сделаю, как приказываете, будьте спокойны!

Вернулся бай с семейством из гостей домой, хотел открыть ворота, ничего не получается. Стучался бай, стучался. Алдар выглянул из-за забора и смотрит.

— Эй, черная кость!— крикнул бай.— Почему ворота не открываешь, не видишь, кто приехал?

— Как не видеть,— отвечает Алдар.— Да только ворот теперь не открыть и через десять лет.

— Что ты болтаешь, дурак? Почему нельзя ворота открыть?

— Да вы же приказали их наглухо закрыть, чтобы никто не прошел. Вот я позади ворот новую стенку из кирпича и сложил.

Никуда не денешься — пришлось баю смолчать.

Вошел бай Саттарбай во двор через калитку и ахнул — земля вся была полита льняным маслом. Сколько было у бая в кладовой глиняных хумов с маслом, все до последней капли Алдар вылил во двор.

— Вай, какой убыток!—закричал бай.— Только сумасшедший мог погубить столько добра.

— Я исполнил только ваше поручение, господин бай. Вы же приказали мне, чтобы двор блестел. Вот он и блестит.

Ничего не поделаешь, пришлось баю смолчать. Вдруг видит он, что его любимый скаковой конь обезглавлен, а голова лежит в кормушке. Взвыл бай Саттарбай от яроссти:

— Что ты наделал!

— Господин бай, вы же приказали, чтобы конь не поднимал голову из кормушки.

Никуда не денешься — пришлось снова баю промолчать.

Зашел он в комнату для гостей и от огорчения чуть не лишился разума. Оказывается, Алдар, чтобы не осталось на стенах пылинки, обломал всю дорогую алебастровую штукатурку с тонкой резьбой.

Застонал бай Саттарбай, схватился за голову и, не сказав Алдару ни слова, убежал на женскую половину дома.

Пришел бай к жене и говорит:

— Дело плохо, жена, этот батрак, черная кость, настоящий сумасшедший. Складывай вещи, придется убегать, а то как бы он нас всех не загубил.

Раскрыли, они большие кожаные яхтаны и уложили в них все, что было поценнее, а затем вышли крадучись во двор, чтобы запрячь лошадь в арбу.

Алдару только этого и надо было. Потихоньку забрался он в самый большой яхтан и притаился в нем.

Погрузили вещи бай и жена, сели на арбу и уехали, думая, что Алдар спит.

Бай Саттарбай все погонял лошадь и похвалялся:

— Хитрый Алдар, а я хитрее!

Всю ночь и день бай гнал лошадь и только к вечеру остановился на ночлег на самом берегу реки. Стала тут байская жена охать и стонать:

— Хоть бы какого-нибудь слугу взяли, а то и костер разжигай, и ужин готовь.

— Пожалуйста, пожалуйста, хозяева дорогие,— сказал Алдар, вылезая из яхтана, и давай хлопотать по хозяйству. Бай и его жена только рот разинули. Сидят, молчат.

После ужина бай и его жена притворились спящими. В полночь они начали сговариваться:

- Как только Алдар, черная кость, заснет, столкнем его в воду.

Все слышал Алдар, и едва только бай и его жена задремали, тихонько встал, надел на себя байский халат, повязал голову байской чалмой и осторожно разбудил жену бая.

— Пора топить Алдара,— байским голосом прошептал Алдар.

Спросонья жена бая ничего не разобрала и помогла Алдару столкнуть в воду своего мужа.

Наутро жена проснулась, видит — Алдар ходит около арбы, и поразилась.

— Эй, черная кость, ты что, со дна реки выбрался? Мы же тебя утопили!

Тогда Алдар сказал:

— Вы, госпожа, не меня бросили в реку, а своими руками утопили мужа своего, бая Саттарбая. Теперь я с ним за все его милости и мне и моим братьям рассчитался.

Повернулся Алдар и пошел своей дорогой.

Перевод М. Шевердина

ФАРХАД И ШИРИН

Было не было, но давным-давно, когда звери и птицы умели разговаривать, а розы были заколдованными девушками, жил в далекой стране бедняк.

Был у бедняка сын Фархад.

Стал бедняк стар, почувствовал он приближение смерти, позвал сына и говорит:

— Нет у нас ни золота, ни серебра, ничего не оставляю тебе в наследство, сын мой, кроме этого кетменя. Будешь трудиться — будешь счастлив. Прощай. Вместе со мной похорони вот этот ларец, не открывай его, а то случится несчастье.

Умер бедняк.

Не выполнил завета отца Фархад — открыл из любопытства ларец. Нашел он в нем небольшое зеркало.

Заглянул в него Фархад. Видит цветущий луг, а по лугу гуляют красавицы и среди них одна — прелестная, словно пери. Не мог оторвать от нее взора Фархад и упал без чувств.

Долго пролежал бы Фархад, если бы к нему не зашел его друг Шапур.

Видит Шапур, что лежит его друг как мертвый, крепко зажав в руке зеркало.

Взял зеркало Шапур и увидел красавицу с лицом пери, с глазами газели, с волосами, подобными сиянию. Солнце и луна спорили: есть ли такая прекрасная девушка на свете.

Выбежал на улицу Шапур, зачерпнул из арыка прохладной воды и плеснул ее на лицо Фархада. Пришел в себя Фархад, увидел в руках Шапура зеркало и сразу вспомнил о неведомой красавице. И стал Фархад грустнее ночи. Тоскует, ничего не ест.

Долго он предавался грусти или нет, но решили они о Шапуром идти искать прекрасную пери.

Много гор и степей прошли, во многих городах побывали.

И вот однажды они пришли в город Беговат. Кругом высились высокие горы.

Посмотрел Фархад и удивился. Хоть и было лето, деревья стояли желтые и листья их осыпались, как глубокой осенью. Поля высохли, и растения поблекли. У иссохшего канала, изнуренные тяжким трудом, стояли худые люди. Кетменями они долбили скалу.

— Эй, что вы за люди!— крикнул Фархад.— И для чего долбите скалу?

И рассказали люди, что вот уже три года, как они начали пробивать в скале арык, чтобы пустить воду в город и дать жизнь полям и садам, изнемогающим от зноя и горячего ветра гармсиля.

Три года проливают слезы и пот люди, изнывая от непосильного труда, но несокрушимая, точно железо, скала не поддается, и все усилия тщетны.

— Друг мой Шапур,— сказал Фархад,— люди эти умирают от голода и жажды.

И Фархад, засучив рукава, взял в руки отцовский кетмень и ударил в скалу. Много сил было в руках Фархада, но не дрогнула скала, а кетмень разломался на части.

В гневе приказал Фархад принести ему все кирки и кетмени, раздул горн и, переплавив их, выковал вместе с Шапуром один большущий кетмень, который не могли бы поднять и сто человек.

Взял Фархад одной рукой кетмень, взмахнул раз, взмахнул два — получился канал больше того, который копали люди три года. Еще раз ударил Фархад кетменем, ударил два — и задрожала гора. Скалы рухнули. Обрадовались люди и бросились помогать Фархаду.

Городом Беговат правила в ту пору султанша Гульчех-ра, и была у нее любимая племянница Ширин.

Посмотрела Ширин с высокой башни и видит — могучий богатырь сокрушает гору. Побежала Ширин к своей тетке Гульчехре и, ластясь так и эдак, упросила поехать, досмотреть на богатыря.

— Ведь я дала клятву выйти замуж за того, кто повернет Сырдарью в Голодную степь,— говорила Ширин.

Так увлекся Фархад работой, что не заметил как подъехала султанша Гульчехра с Ширин.

Остановился Фархад утереть пот на лице, глянул на приехавших, а тут ветер открыл покрывало с лица Ширин — и он увидел ту самую пери, которая была в зеркале.

Сказал только «ох!» Фархад и упал без чувств на землю.

Удивились все: что с Фархадом? Только верный друг Шапур знал, в чем дело, да не смел сказать.

Пришел в себя Фархад, смотрит на Ширин, глаз не может оторвать. Застыдилась Ширин, глянула только на Фархада лукаво из-под ресниц, подобных острым стрелам.

И вдруг подняла коня девушка на дыбы и помчалась прочь. Споткнулся конь и захромал, подбежал Фархад, подхватил одной рукой коня вместе с Ширин, взвалил себе на плечи и пустился бегом. Добежал до дворца и опустил коня с прекрасной принцессой около ворот.

Ушел Фархад, ничего не сказав Ширин, и не посмотрел на нее. Удивилась красавица, и почему-то на сердце ее стало грустно.

А чем дальше уходил Фархад, тем тяжелее становилось ему: «Разве может полюбить тонкостанная, рожденная в бархате и шелку, меня, простого каменотеса?»

Не вернулся он к арыку, а пошел на гору, сел на камень, склонив на руки голову.

А в тот самый час султанша Гульчехра готовила пир в честь безвестного строителя. Бросились гонцы искать Фархада. Искали, искали, но так все и вернулись к султанше ни с чем. Только последний гонец разыскал его на самой вершине горы.

Привели Фархада во дворец, усадили на почетном месте.

Фархад не знал, что и делать: так рад он был увидеть Ширин.

Начинался веселый пир. Звенели дутары. Девушки стройные, как газели, танцевали. Юноши играли в борьбу. Все было прекрасно: и песни, и яства, и танцы, только не было Ширин. Все мрачнее и печальнее становился Фархад.

Но вот вышла к гостям Ширин. Сияние озарило лица гостей. Все веселее звучала музыка, быстрее кружились танцовщицы. Но ни на кого не смотрели Фархад и Ширин. Во время всего пира они ничего не пили, не ели, только глядели друг на друга.

Как вдруг приехали послы из царства Иран. Молва о красоте Ширин неслась по всему свету и дошла до падишаха той страны — старого плешивого Хосрова. Решил заполучить Хосров юную жемчужину и заслал к Гульчехре сватов.

Печаль сменила веселье, замолкли напевы златострунного саза, не слышно было смеха. Знала Гульчехра, что, если откажет она Хосрову, будет страшен его гнев, пойдет

он войной на Беговат, разоряя селения и поля на своем пути.

— Эй, женщина,— сказал посол Гульчехре,— мой господин, царь царей Хосров, встал у границ твоего государства с многотысячным войском. Хосров сказал: «Пусть царевна Ширин будет со мной, а если нет — камня на камне я не оставлю от Беговата, а надменная Ширин и ты с веревками на шее пойдете за моим конем». Отвечай!

Склонила Гульчехра голову и сказала послам:

— Принцесса Ширин еще молода, она робка и пуглива, как дикая коза джейран. Ширин любит стрелы, коней н охоту. Ширин не думает о замужестве.

Страшно разгневался Хосров на отказ и с огромным войском двинулся на город султанши Гульчехры.

Черной тучей придвинулась к стенам Беговата орда Хосрова.

Забили большие барабаны войны, загудели медные трубы, запылали костры. Побежали горожане на городские стены отбиваться от врага.

— Не место мне здесь, в городе,— сказал себе Фархад,— не подобает мне, мужчине, прятаться от вражеских стрел.

Пошел Фархад на гору, выломил своим гигантским кетменем два утеса, каждый величиной с дом, и давай их подбрасывать и ловить руками.

Удивились вражеские воины, побледнели, затряслись от страха, побежали к Хосрову.

— Великий щах,— сказали они,— там страшный див на горе играет скалами, точно яблоками.

Вышел Хосров из шатра, поглядел из-под ладони, видит — действительно на горе стоит могучий богатырь и швыряет к небу целые утесы.

— Эгей, человек!— закричал Хосров.— Кто ты такой и что ты делаешь там на горе?

— Я камнеметатель,— отвечает Фархад, а дыхание его даже и не участилось, хоть каждый утес был весом по сорок пудов.— Уходи, шах Хосров, прочь отсюда со всеми воинами, а не то я начну вот эти игрушки в твой лагерь бросать.

Не испугался Хосров. Приказал сорока отборным воинам в золотых шлемах и с золотыми щитами пойти на гору и привести Фархада живым или мертвым.

Кинулись сорок воинов на гору. Швырнул в них Фархад скалу, и не осталось от них даже пылинки.

Рассвирепел шах Хосров. Послал еще сорок отборных Воинов, но и их постигла такая же участь.

Хотел Хосров послать тогда на Фархада все свое многотысячное воинство, но тут склонился к уху шаха хитроумный визирь и проговорил:

— Недостойно великому шаху с могучим войском сражаться с каким-то каменотесом. Победишь ты Фархада, о шах,— славы тебе не прибавится, победит тебя, да не допустит аллах этого, Фархад — позор ляжет на твою голову.

— Что же ты советуешь?— сердясь, спросил Хосров.— Скорее, иначе я позову палача и...

— Зачем же звать палача?— ответил хитроумный визирь.— Где нельзя победить мечом, там можно победить умом. О шах, ты хочешь получить руку красавицы Ширин. Она мечтает о счастье народа и, говорят, дала клятву, что выйдет замуж за того, кто первый проложит через гору канал и пустит воду на изнывающие от засухи земли Голодной степи.

Еще больше рассердился Хосров и закричал на своего визиря:

— Я — великий шах великого государства, а не земледелец, измазанный в глине. Что же, ты хочешь заставить меня взять в руки кетмень и копать землю? Не будет этого.

Хитро улыбнулся визирь и дал Хосрову совет.

Отправил тогда Хосров в Беговат послов. Прибыли они во дворец к Гульчехре.

Не шумели они, не грозили войной. Льстивы и подобострастны были их улыбки. Низко, до самой земли кланялись они.

— Наш шах,— сказали они,— хотел только испытать мужество беговатцев. И он передает свое уважение и восхищение. Не хочет влюбленный Хосров силой добиваться благосклонности красавицы Ширин. Нет. Слышал Хосров, что прелестная Ширин станет женой того, кто первый повернет реку Сырдарью в Голодную степь. Так ли это?

Тогда встала Ширин, опустила стыдливо свои прекрасные глаза и сказала одно только слово:

— Да.

Поклонились послы и скромно удалились. Скоро прибыл во дворец в сопровождении пышной свиты сам шах Хосров.

— О сладчайшая из принцесс,— сказал он,— я берусь выполнить твое желание. Сегодня же ночью Сырдарья потечет на сухие земли Голодной степи.

Удивилась Ширин. Больно стало у нее на душе, ибо красота и мужество Фархада глубоко ранили ее в самое сердце. Вышла она поспешно со своими прислужницами из зала, где Гульчехра принимала Хосрова, и побежала в свои покои.

Велела Ширин собрать гонцов и приказала бежать им во все стороны, останавливаться у каждой хижины, у каждой юрты, у каждого дома и бить в барабаны, объявляя:

— Люди, кто повернет сегодня Сырдарью в Голодную степь, тот получит руку принцессы Ширин.

Побежали гонцы во все стороны, разнося эту весть.

Услышал зов глашатаев Фархад, схватил свой кетмень и бросился к каналу. Задрожали, зашатались горы под могучими ударами кетменя, полетели камни, перегораживая течение буйной реки.

Тысячи людей сбежались смотреть на богатыря Фархада, тысячи людей бросились помогать Фархаду в его благородном деле.

А во дворце Гульчехра устроила в честь шаха Хосрова пир. Наступила ночь. В пиршествующий зал проскользнул визирь Хосрова и шепнул что-то на ухо своему повелителю. Тогда поднялся Хосров и, поклонившись Гульчехре, сказал:

— О мудрая Гульчехра, желание твоей племянницы, прелестной Ширин, исполнено. Вода течет в степь.

Все бросились на крышу дворца.

И Ширин увидела, как вдалеке блестела луна в чистом, прозрачном зеркале воды. О ней так мечтал народ. Еще ниже поклонился Хосров:

— О Ширин, выполняй свое обещание.

Почему так больно сжалось сердце Ширин? «О Фархад, где ты?»— думала Ширин. В безумной тоске хотела она броситься вниз на камни. Но ведь она дала обещание. Если она разобьется и погибнет, то Хосров будет мстить. От города он не оставит камня на камне, а народ истребит.

Не знала Ширин того, что в степи блестела под лучами луны не вода, то отражался свет в глянцевых тростниковых циновках, расставленных длинной полосой на земле и в степи по приказу хитроумного визиря.

Начался свадебный пир.

Подобно круглой луне на темном небе, блистала неслыханной красотой Ширин среди гостей Хосрова. На губах прекрасной невесты была улыбка, на глазах — слезы. Сердце красавицы билось и рвалось на волю, туда, куда звала его любовь. «Найти, найти его!»— рыдало сердце.

Вопили карнаи, бубны, барабаны. Ломился от яств стол: плов, лагман, кебаб, целиком изжаренные бараны, шурпа, вино, орехи, конфеты — всего было в изобилии.

Так стала Ширин женой Хосрова.

Настало утро. Ночной мираж растаял вместе с предрассветной мглой. Ширин и люди увидели, что воды нет.

Бросились люди на обманщика Хосрова, но он только смеялся, окруженный сильными воинами.

Проливала слезы безутешная, обманутая Ширин.

Всю ночь не покладая рук работал Фархад. Могучим своим кетменем он ломил скалы и бросал в реку, но поток уносил их с собой. Разозлившись, Фархад схватил гору, поднатужился и сдвинул ее с места.

Запел Фархад песню о красавице Ширин, о счастье, о любви.

Еще одно усилие — и река остановит свой бег!

Тогда Фархад спросил:

— Где же Ширин? Пусть придет взглянуть на труд мой!

Опустив голову,- все молчали. Молчал и друг Фархада Шапур. Только ветер уныло прошумел:

— Фархад, Фархад, стала Ширин женой Хосрова. Он обманул ее, она не любит его!

Но потрясенному черной вестью Фархаду послышалось, что ветер говорит: «Любит, любит Хосрова».

Не стал больше Фархад слушать, что говорит ему ветер. Он слышал только, как сердце ему шептало: «Зачем петь тебе, Фархад,— соловей поет не тебе. Зачем смотреть тебе, Фархад,— глаза прекрасной смотрят не на тебя. Зачем дышать тебе, Фархад,— розы благоухают в другом саду».

В безумном горе бросился Фархад к городу. На стене его стояла Ширин, обливаясь слезами.

Увидел Фархад свою любимую, рванулся к ней, но между ними мчалась бурная Сырдарья. Протянул Фархад к красавице Ширин руки и окаменел от горя.

Рванулась Ширин к Фархаду, проливая потоки слез, и превратилась в кристально прозрачную речку.

Так и стоит до наших дней близ Беговата на берегу Сырдарьи могучий утес Фархад, а навстречу ему в глубокой долине струятся тихие слезы красавицы Ширин.

Перевод И. Шевердиной

РОГАТЫЙ ИСКАНДЕР

В древние времена царствовал падишах по имени Искандер. Все цирюльники его боялись, потому что он приказывал убивать каждого из них после того, как тот подстригал ему волосы.

Много прошло времени, никто не знал тайны, почему Искандер казнил цирюльников.

В один из многих дней Искандер прибыл в город Самарканд. Здесь он тоже казнил много цирюльников. Наконец не осталось ни одного. Искали, искали — и нашли старого-престарого человека, который когда-то в молодости был цирюльником.

Привели его во дворец, и визирь приказал:

— Иди и подстриги падишаху волосы.

— С большой радостью!— ответил старик. Он не знал о том, что падишах Искандер не оставляет в живых ни одного цирюльника.

Старик начал стричь Искандера и вдруг видит, что на голове его растут рога.

Промолчал цирюльник, кончил работу и только хотел идти, вдруг Искандер кричит:

— Палача!

— Пожалейте, милостивый падишах! У меня много внуков, зачем вам ложка моей крови?

Пожалел Искандер старика, но взял с него страшную клятву, что никому не будет он говорить о том, что у Искандера на голове есть рога.

Прошло много дней. Старик помнил клятву и хранил молчание. Но тайна не давала ему ни сна, ни покоя, его живот раздувался — сначала как арбуз, потом как самовар и наконец как большущий барабан.

Не мог больше старик носить в себе тайну, убежал из города и ушел в горы.

В горах, в пустынном месте, старик нашел заброшенный высохший колодец. Посмотрел старик во все стороны, перегнулся через край колодца и три раза прокричал:

— У Ис-кан-де-ра есть ро-га!

— У Ис-кан-де-ра есть ро-га!

— У Ис-кан-де-ра есть ро-га!

Едва только старик сказал эти слова, живот его опал, и тайна перестала его мучить..

Веселый и бодрый старик вернулся к себе домой.

А из колодца скоро выросла длинная, очень красивая камышинка.

Молодой пастух, пасший в горах баранов, проходя близко от колодца, увидел камышинку и сделал из нее свирель.

Только он начал играть на своей свирели свою любимую песню, как воскликнул:

— Странно! Что же это? Прямо удивительно!

Как ни бился молодой пастух, а свирель его не слушалась и на разные лады повторяла одно и то же:

«У Искандера есть рога!»

В один миг эта песня дошла до ушей сидящего на престоле царя царей, падишаха Искандера.

Он приказал сейчас же поймать и привести к себе старика цирюльника.

Дрожащего от страха старика приволокли во дворец. В это время со стороны гор опять громко донеслись трели: «У Искандера есть рога!»

Искандер подумал: «В страну пришли чужие войска и порочат мое имя»,— и послал своих воинов в горы.

Воины схватили молодого пастуха и, не дав ему дотронуться ногами до земли, доставили его во дворец.

Не чувствуя за собой никакой вины, молодой пастух подумал: «Наверное, повелитель хочет послушать мою музыку». И он спокойно предстал перед разгневанным падишахом.

— Говори,— сказал Искандер старику,— как смел ты нарушить клятву.

— Если откажетесь от ложки крови, то скажу!— молвил старик.

— Отказываюсь!— согласился падишах.

Старик рассказал все как было от начала до конца. Потом пришла очередь рассказывать и пастуху.

Пастух рассказал, как он пришел на гору к колодцу, как увидел камышинку, как сделал из нее свирель, как эта свирель пела сама по себе песню, которую он никогда не слышал.

В сердцах Искандер сломал свирель и приказал прогнать старика и пастуха.

Но из уст в уста, из рода в род с тех пор в народе передавалось предание о том, что у Искандера были рога.

Вот я вам рассказал, и вы тоже узнали об этом.

Перевод М. Шевердина

«БЕЙ, ДУБИНКА!»

Давным-давно жил один старик охотник со своей женой старушкой.

Однажды поставил старик силок и сел караулить. Смотрит — в силок попал большой аист.

Подбежал старик и стал вытаскивать аиста. Вдруг аист заговорил человеческим голосом:

— Отпусти меня, старик. Я у аистов вожак. Отпусти меня — дам тебе все, что ты ни пожелаешь. Мой дом — вон за теми горами. Кого ни спросишь, где дом аиста, всякий тебе покажет.

Старик отпустил аиста на волю.

Назавтра старик встал с утра пораньше и пошел в путь-дорогу — к аисту за подарком. Шел он мало ли, много ли, стороной ли, дорогой ли, шел-шел и дошел до места, где паслись бараны.

— Чьи это бараны?— спросил старик у пастуха.

— Это бараны аиста,— ответил пастух.

Пошел старик дальше. Видит — пасется табун лошадей.

— Чьи это кони?— спросил старик у табунщика.

— Это табун аиста,— ответил табунщик.

— Послушай-ка,— сказал старик,— аист обещал мне подарок. Что мне просить у него?

— У аиста есть корчажка. Как только скажешь: «Кипи, моя корчажка!», она сразу закипит, и из нее посыплется золото. Проси эту корчажку,— посоветовал табунщик.

Старик продолжал свой путь. Шел он мало ли, много ли, стороной ли, дорогой ли, через степи, через горы, через реки и озера, шел семь дней и семь ночей и, наконец, подошел к дому аиста.

— Мир вам!— сказал старик, перешагнув через порог. Аист щелкнул клювом:

— Ляк-ляк. Если б не твое приветствие, я клюнул бы тебя раз и проглотил. Ты, должно быть, пришел за подарком? Ну, что ты хочешь? Проси!

— У вас есть «кипи, моя корчажка»,— сказал старик,— дайте мне ее.

Аист задумался.

— Старик, зачем тебе корчажка? Лучше я дам тебе полное блюдо золота,— стал уговаривать аист.

Но старик не соглашался.

Подарил аист старику корчажку.

Взял старик корчажку и отправился домой.

Шел он мало ли, много ли, шел он степью, шел дорогой и, наконец, добрался до кишлака. Зашел он отдохнуть к знакомому.

— Посмотрите за этой корчажкой,— попросил он хозяина,— я немного отдохну, а быть может, вздремну. Но только не говорите: «Кипи, моя корчажка»,— предупредил он.

Едва старик уснул, хозяин закричал: «Кипи, моя корчажка!» Из нее посыпались золотые монеты. Хозяин спрятал волшебную корчажку, а вместо нее принес простую корчажку, с виду точно такую же.

Проснулся старик, взял корчажку и отправился в путь.

Шел он мало ли, много ли, шел знакомою дорогой, шел семь дней и семь ночей и, наконец, пришел домой.

— Ну, старуха, растилай скатерть, сейчас наберем золота и разбогатеем.

Старуха расстелила скатерть, старик поставил корчажку на середину и закричал, что было силы:

— Кипи, моя корчажка!

Но корчажка не кипела, и золото не появлялось. Старик опять закричал, но корчажка не закипела. Разозлился старик, раскричался:

— Ах, проклятье тебе, аист. Обманул ты меня, дал простую корчажку. Завтра пойду и буду просить другой подарок.

На другой день рано утром старик отправился в путь. Пришел он к табунщику и говорит:

— Аист меня обманул. Какой подарок попросить мне теперь?

Пастух подумал и сказал:

— Есть у аиста «скатерть, раскройся». Расстелишь ее и как скажешь: «Скатерть, раскройся!», тотчас же появятся на ней разные яства. Проси ту скатерть.

Пришел старик к аисту и, переступив через порог, говорит:

— Мир вам!

— Ляк-ляк,— Щелкнул клювом аист.— Если бы не твое приветствие, я клюнул бы тебя раз и проглотил. В прошлый раз я дал тебе корчажку, которая сама кипит. Что, ты ею уже не доволен?— спросил он.

Старик рассказал обо всем, что случилось, и добавил:

— Ты меня обманул, вместо кипящей корчажки дал простую. Вот я и пришел теперь просить у тебя «скатерть, раскройся».

Аист подарил старику «скатерть, раскройся". Взял старик скатерть и отправился в обратный путь. Шел он мало ли, много ли и, наконец, пришел в тот самый кишлак, где Он уже был.

— Вот вам скатерть,— сказал старик своему знакомому,— посмотрите за ней, пока я отдохну, а быть может, вздремну немного. Только не говорите: «Скатерть, раскройся!»

Когда старик уснул, хозяин крикнул: «Скатерть, раскройся!», и сразу же на ней появилось семьдесят различных яств. Хозяин быстро все унес в другую комнату, а вместо волшебной скатерти положил другую, с виду совсем такую же. Старик проснулся, взял эту скатерть и отправился в путь.

Придя домой, он сказал:

— Ну, старуха, угощу тебя, чем ты хочешь, говори — сейчас все будет готово.

Он расстелил скатерть и крикнул:

— Скатерть, раскройся!

Но как он ни кричал, на скатерти было пусто, никакие кушанья не появились. Старик разозлился.

— Второй раз обманул меня аист, завтра же пойду, буду просить другой подарок,— сказал он.

На другой день на рассвете старик отправился в путь. Пришел он к табунщику, рассказал ему все и спросил:

— Что же теперь просить мне у аиста?

— Видно, у тебя много врагов,— сказал пастух.— Проси у аиста дубинку, которая сама бьет. Как только скажешь: «Бей, дубинка!» кто бы ни был перед тобой, всех побьет.

Старик не стал медлить и пошел дальше. Войдя в дом аиста, он сказал:

— Мир вам!

— Ляк-ляк,— щелкнул клювом аист.— Если бы не твое приветствие, я клюнул тебя раз и проглотил. Зачем опять пришел? Кипящую корчажку получил, волшебную скатерть получил, чего еще надо?

— И вэтот раз ты меня обманул,— сказал старик.— Вместо волшебной скатерти дал мне другую. Теперь я прошу у тебя совсем настоящую вещь: дай мне дубинку, которая сама бьет.

— Хочешь взять дубинку, бери, она мне не нужна,— сказал аист и подарил старику дубинку, которая сама бьет.

Взял старик дубинку и отправился в обратный путь. Шел он мало ли, много ли, но, наконец, пришел в тот кишлак, где и раньше останавливался.

— Подержите-ка вот эту дубинку,— сказал он знакомому,— я немного отдохну, а быть может, и сосну. Только не говорите: «Бей, дубинка!»— предупредил он.

Как только старик уснул, хозяин крикнул: «Бей, дубинка!»

Тут дубинка и пустилась колотить всех, кто был в доме. Старик проснулся и побежал на крик. Все с плачем бросились к нему и стали просить:

— Остановите дубинку. Мы взяли вашу корчажку и скатерть. Простите нас, мы все отдадим, только остановите дубинку!

— Стой, дубинка!— крикнул старик, и дубинка остановилась.

Тогда хозяева вынесли из другой комнаты волшебную корчажку и скатерть и отдали старику. Старик отправился в путь. Шел он много ли, мало ли, долго шел, прошел через степи, через реки и озера, шел семь дней и семь ночей и, наконец, дошел до своего дома.

Поставил он корчажку и крикнул:

— Кипи, моя корчажка!

Корчажка закипела, и из нее посыпались золотые. Старик со старухой не успевали собирать. Потом старик крикнул:

— Скатерть, раскройся!

Скатерть раскрылась, и на ней оказалось семьдесят различных яств. Ни разу в жизни своей ничего подобного не видели старик со старухой. Они пили и ели, что хотели.

Узнал хан той страны, что старик охотник где-то достал волшебную корчажку и такую же скатерть, и послал к нему своего визиря.

— Отдай корчажку и скатерть,— сказал визирь. Старик крикнул:

— Бей, дубинка! Отколотила дубинка визиря, еле-еле он ноги унес. Хан собрал тогда семитысячное войско и наутро выстроил его перед домом старика.

— Ну, старик, выходи на бой, если есть еще у тебя душа в теле!— закричал хан.

Старик раскрыл двери, да как крикнет?

— Бей, дубинка!

И пошла дубинка колотить ханских воинов, еле-еле они ноги унесли.

Под конец дубинка добралась до хана и стала его бить.

Хан завопил:

— Старик, останови свою дубинку! Спаси меня от смерти!

А старик стоит себе у дверей своего дома, посмеивается.

— Не будешь другой раз зариться на добро бедняков.

Перевод С. Паластрова

ГЮЛИ

Рассказывают, что в далекие времена страной гератской и самаркандской правил шах Хусейн Байкара, а первым визирем его был Алишер Навои — поэт и мудрец.

Рассказывают также, что шаха и визиря с юных лет связывали узы товарищества и дружбы. Хусейн не мог и дня прожить, не повидав и не поговорив с Алишером. Ни одно государственное дело не решалось у подножья трона без мудрого совета Алишера.

Однажды, когда шах соизволил отбыть на охоту, Алишер уклонился от чести сопровождать его и, сев на коня, в одиночестве направился в один из отдаленных кварталов города. Были причины столь непонятного уединения могущественного визиря: мудрый Алишер не любил жестокого и кровавого развлечения, каким является охота, с другой стороны, его влекла красота одной неведомой красавицы. Вот уже сорок дней назад любовь поразила своим копьем сердце визиря.

Весенним днем, проезжая по тихой улочке, Алишер Навои услыхал шорох и невольно глянул наверх. Перед его изумленным взором предстал образ столь чудесный, что сияние луны по сравнению с ним было жалким поблескиванием ржавой медной полушки рядом с дивным блеском великолепного червонца. Но лишь мгновение мог наслаждаться потрясенный Алишер зрелищем столь совершенной красоты. Прелестное лицо исчезло быстро и бесследно, подобно отражению в зеркале воды, возмущенной легким дуновением ветра.

Смущенный и взволнованный, Алишер удалился, однако, с тем, чтобы на следующий день проехать, как бы невзначай, по той же улице и в тот же час.

С тех пор Алишер потерял сон и покой. Каждый день он совершал поездку в тот квартал, где жила обладательница дивных глаз, но так больше ему и не удалось ее увидеть.

Однако через своих верных слуг Алишер узнал, что красавица — дочь простого ремесленника, ткача Абу Салиха, и что имя девушки, Гюли, благоухает подобно цветку розы — гюль...

И вот после долгих раздумий Алишер наконец решился посетить отца девушки и поговорить с ним.

Подъехав к дому Абу Салиха, Алишер постучался в калитку. На вопрос «кто стучится?» Алишер ответил:

— Странник.

— Что тебе, странник, надо?— спросили снова.

— Дома ли почтенный Абу Салих? Калитка открылась, и вышел сам Абу Салих.

При виде могущественного визиря бедный ткач испугался и затрепетал, ибо появление властителей жизни в те далекие времена не сулило ничего, кроме горя и бед.

Но Алишер скромно поклонился и попросил разрешения войти.

Ошеломленный и все еще дрожащий, Абу Салих проводил визиря к себе в дом и усадил на почетное место.

Алишер в смущении, а Абу Салих в страхе и растерянности долго не могли приступить к разговору и только обменивались приветствиями.

Наконец, видя, что дело не подвинулось и на муравьиный шаг, Алишер встал, почтительно поклонился и сказал:

— О искуснейший из ткачей, почтеннейший Абу Салих, дозвольте мне, ничтожному, стать вашим сыном.

От изумления Абу Салих потерял дар речи. Никогда не мог он представить, чтобы к дочери его, простого ткача, какая бы она ни была красавица, мог свататься сам визирь, опора и щит трона, Алишер Навои.

Вне себя от радости, он обратился с поклоном к Алишеру:

— Души и тела нашего семейства в ваших руках, господин, и для меня — высочайшая честь, что вы соизволили обратить внимание на ничтожную дочь ткача.

— Но что скажет девушка?

— Долг дочери — повиноваться отцу!—воскликнул Абу Салих.

Тогда Алишер Навои в свою очередь поклонился и сказал:

— Я знаю древние обычаи и законы шариата, но есть еще обычаи сердца и законы разума. В любви принуждение — хуже смерти. Если ваша дочь скажет «нет», я удалюсь, покорно склонив голову.

Почтенный Абу Салих бросился на женскую половину и, найдя дочь, сказал:

— Неслыханное счастье свалилось на твою голову, дачка. Ты будешь жить во дворце. Тебя сватает сам визирь Алишер. Я сказал «да», но, велик аллах, он странный человек, ему нужно еще и твое согласие! Скорее соглашайся, пока он не передумал. Ему достаточно нахмурить брови — и от нашего дома вместе со мной, со всеми чадами и домочадцами не останется даже горсточки праха.

Гюли нежно улыбнулась отцу и сказала:

— Мой долг,— повиноваться родителям. А вы скажите визирю: «Моя дочь — ваша рабыня!»

Старик вернулся вне себя от радости к Алишеру Навои и сказал:

— Я всегда говорил, что Гюли умница. Она согласна.

В тот же день Алишер Навои заслал в дом Абу Салиха сватов.

Надо сказать, что Алишер Навои был необыкновенным человеком. Он решил лично убедиться в чувствах девушки и стал каждый вечер приезжать в дом своего будущего тестя.

Алишер и Гюли прогуливались по цветнику и могли без помех говорить о своей нежной любви. Алишер декламировал свои новые, полные возвышенных страстей и чувств газели, посвященные Гюли, а Гюли пела звонким, подобным соловьиному, голосом песни под аккомпанемент домбры. Казалось, счастью молодых влюбленных не будет предела.

День свадьбы близился. Алишер принес уже отцу невесты калым — десять тысяч золотых. Состоялся никах — обручение.

В один из дней, когда Алишер находился в доме любимой, шах Хусейн спросил своих приближенных:

— Я не вижу своего друга и визиря Алишера.

Тогда к трону приблизился второй визирь Маджеддин.

— Позвольте мне сказать,— обратился он к шаху Хусейну,— вот уже сорок и еще сорок дней, как соглядатаи неотступно, по вашему повелению, ходят по стопам вашего визиря Алишера, дабы вы знали о поведении его и мыслях.

— Что же узнали наши соглядатаи?

— Государь и повелитель, мысли и побуждения ваших поданных должны быть чище и прозрачнее хрусталя; Алишер обманывает вас.

— Что? Как он смеет!

— Да! Алишер лживо говорит вам, что каждый вечер он занимается сочинением новых стихов. На самом деле он проводит время с девушкой несравненной красоты. Он скрыл от вас, великий шах, брильянт чистой воды, место которого в венце падишаха. Имя девушки Гюли. Она дочь ткача Абу Салиха.

Когда Алишер Навои явился, шах сказал ему:

— Мы решили жениться!

На это Алишер спросил:

— Невеста красива? Из хорошей ли она семьи?

— Она красива, и отец ее достойный человек.

— Позвольте принести вам поздравления.

Тогда Хусейн хитро улыбнулся и обратился к стоявшим у подножия трона:

— Вы слышите, мой первый визирь одобрил наше решение жениться. Назначаю моего друга и старшего визиря Алишера моим сватом. Немедля собери, друг мой, дары и направляйся в дом девушки.

Не подозревая ничего, Алишер поклонился и сказал:

— Великая честь быть сватом падишаха. А куда я должен ехать?

— В дом ткача Абу Салиха.

Изменился в лице Алишер и с низким поклоном проговорил:

— Я лишен возможности исполнить поручение повелителя.

Впал в ярость шах Хусейн.

— Так, значит, это правда, что ты скрыл от меня свои поступки? Иди же под страхом немилости и сватай мне красавицу.

Но Алишер был тверд и непреклонен в своей любви. Он снова поклонился и сказал:

— Противоестественно было бы, если б жених стал сватать свою невесту для другого, даже когда этот другой сам падишах.

Сказал так и удалился.

Шах Хусейн немедленно подписал фирман об изгнании Алишера из Самарканда, а своим сватом назначил Маджед-дина.

Вестником несчастья прискакал на взмыленном коне Алишер в дом ткача Абу Салиха.

В цветнике, среди благоухающих роз, проливая слезы, рассказал Алишер своей любимой Гюли о гибели их любви.

— В этом мире тиранства и притеснения нет счастья для людей!— воскликнул Алишер, сокрушаясь о своем бессилии.

— Пусть я умру, но женой Хусейна не буду,— говорила Гюли.

В то время как они так разговаривали, в дом Салиха прибыл визирь Маджеддин с дарами падишаха.

Оставив сидеть знатного свата на почетном месте, Абу Салих вошел в цветник и, не глядя на Алишера, сказал:

— У меня мог быть зятем визирь, но, оказывается, судьбе угодно, чтобы я стал тестем самого падишаха.

Тогда Гюли повторила слова, которые только что сказала она возлюбленному своему Алишеру:

— Пусть я умру, но никогда женой Хусейна не буду.

— Увы мне!— воскликнул Абу Салих.— Шах не потерпит твоего отказа. Он превратит мое жилище в дым, и не останется от меня и горсточки пыли.

Абу Салих плакал, стонал, молил не губить его и родных, но Гюли осталась непреклонна.

Выйдя к Маджеддину, Абу Салих упал перед ним ниц и сказал:

— У нее помрачение разума. Она сказала «нет», но я умоляю вас, не говорите ничего шаху. Она еще поймет, что лучше быть даже рабыней падишаха, нежели женой визиря.

Маджеддин удалился, сказав, что прибудет за ответом после вечернего намаза. Перед уходом он поклялся во всеуслышание:

— Клянусь, если девчонка не согласится добровольно, то я приволоку ее во дворец на волосяном аркане.

А девушка удалилась к себе и скоро вернулась с двумя пиалами вина — мусалласа. Вручив одну из них своему возлюбленному, Гюли сказала:

— Разлука горше смерти. В этой чаше вина я вижу избавление от злой участи стать игрушкой в руках падишаха.

Не успел Алишер остановить Гюли, как она выпила вино.

— Там был яд?— спросил Алишер.

Девушка молча кивнула головой. Тогда, не произнеся ни слова, Алишер осушил свою чашу.

— Без любви к моей Гюли для меня нет жизни,— сказал он.

Губы влюбленных слились в поцелуе.

После вечернего намаза в дом ткача Абу Салиха явился Маджеддин. Гюли, опасаясь, что жестокий шах исполнит угрозу и погубит ее родных и разорит дом, сказала отцу:

— Я согласна, но с одним условием — свадьба должна состояться не ранее чем через сорок дней.

Шах Хусейн приказал готовить пышную свадьбу и осыпал золотом Абу Салиха. Приказ об изгнании Алишера был отменен.

В час свадебного пира Алишер Навои проник в одежде странника в гарем, чтобы проститься со своей возлюбленной.

Он застал Гюли больной. Ужасный приступ изнурительной лихорадки мучил ее. Но она была по-прежнему прекрасна, и жаркое сияние ее глаз спорило с холодным мерцанием звезд.

— Я не буду женой падишаха,— сказала Гюли,— яд действует, и я умираю.

— Любимая,— сказал Алишер в глубокой печали,— я тоже пил яд из твоих рук, но я не чувствую признаков болезни.

Тогда Гюли призналась:

— Не было от сотворения мира, чтобы любящая убила своей рукой любимого. В твоей чаше, душа моей жизни, было чистое вино.

— Несчастный я!— воскликнул Алишер.— Зачем ты поступила так жестоко?

— Я поступила так, чтобы ты, любимый, никогда не забыл меня.

В тот самый миг в комнату Гюли вбежал разъяренный шах Хусейн. Кто-то из евнухов прошел в пиршественную залу и донес о приходе в гарем Алишера.

В руках шаха была обнаженная сабля.

— Кто бы ни посмел нарушить неприкосновенность моего гарема,— крикнул Хусейн,— тот умрет!

— Тише, не тревожьте ее сон,— говоря так, Алишер показал на Гюли.— О падишах, выйдем отсюда, не будем тревожить ее покой.

Шах Хусейн взглянул на Гюли и увидел, что она мертва.

Уронив на пол саблю, шах вышел.

Алишер поднял саблю и, войдя в соседнюю комнату, сказал:

— Ныне ничего больше я не жажду, как только того, чтобы факел моей жизни погрузился в реку забвения. Вот сабля, рази!

И он протянул саблю Хусейну.

Рассказывают, что Хусейн раскаялся в своем поступке, не стал рубить голову своему визирю Алишеру. Более того, он обнял его и поклялся в вечной дружбе.

Мудрый Алишер остался первым визирем государства. Ни одно государственное дело не решалось у подножья трона без совета Алишера.

Но рассказывают также, что Хусейн до скончания дней своих затаил в сердце злобу на Алишера, ибо кто не знает, что часто люди становятся врагами именно тех, кому они причиняют сами зло. Боялся также трусливый и жестокий Хусейн, что станет когда-нибудь Алишер мстить ему.

Товариществу и дружбе между шахом и визирем пришел конец. Много горя и бед претерпел Алишер Навои по той причине.

Любовь свою к прекрасной Гюли мудрец и поэт Алишер Навои хранил да самой смерти. Вот почему его взор никогда больше не останавливался ни на одной девушке, даже если своей красотой она могла поспорить с солнцем, луной и всей плеядой звезд небосвода.

Перевод М. Шевердина

УМ И ЗОЛОТО

В древней Бухаре жил один очень бедный человек. Ходил он по улицам и продавал воду. Люди называли его Машкоб, что значит водонос.

Однажды Машкоб, как всегда, шел по узким пыльным улицам и кричал: «Продаю воду, холодную воду! Кому нужна холодная вода?!» Видит — навстречу идет странник, а одежда его покрыта пылью.

— Вот вода! Купи воды, напейся!—воскликнул Машкоб.— Утоли жажду!

— Много мне пришлось бродить по свету. Вся жизнь моя — одни скитания. Я очень хочу пить, но у меня нет ни гроша, чтобы заплатить тебе за воду.

Пожалел странника Машкоб и дал ему напиться да еще позвал его к себе ночевать.

— Добрый ты человек,— сказал странник Машкобу. — Пожалел ты меня. За твое гостеприимство открою тебе секрет приготовления одного чудодейственного лекарства. Если больной примет его — какой бы болезнью он ни болел, сразу к нему вернется здоровье. А чтобы ты не забыл, как делать лекарство, вот тебе моя книга рецептов. Делай всё так, как тут написано, но помни — никогда с таких бедняков, как ты, не бери плату за лечение.

Взял книгу Машкоб, поклонился страннику в ноги и спросил:

— Скажи, как зовут тебя?

— Меня зовут Абу Али ибн-Сина.

Хотел Машкоб поблагодарить странника, но никого не увидел около себя. Хлопнула только калитка во дворе, и все стихло.

Все сделал Машкоб, как было написано в бумаге, и стал лечить больных. Толпами повалил народ к, Машкобу. Не брал он платы с бедняков, а, требовал денег только с богатых и знатных. Как говорил чужестранец Абу Али ибн-Сина, благополучие вошло не только в дом к Машкобу, но и в жилища многих жителей благородной Бухары. Народ славил Машкоба. «Наш мудрый лекарь»,— с уважением говорили все о нем.

Зажил Машкоб хорошо. Построил себе дом, обзавелся семьей, ел каждый день плов с перепелками.

Все было бы отлично, если бы не черная зависть. Закралась она к Машкобу в сердце, и подумал он: «Зачем я не беру со многих денег, а бесплатно раздаю беднякам лекарство? Что мне за дело — беден человек или богат? Давно бы я уже мог превзойти роскошью жизни всех вельмож и богатеев Бухары».

Забыл Машкоб о совете Абу Али ибн-Сины. И в тот же день, когда к нему пришел за лекарством для больного ребенка такой же нищий машкоб, каким он сам был раньше, лекарь потребовал у него:

— Плати!

— Нет у меня ни гроша,— заплакал нищий машкоб. — Убирайся!— закричал лекарь Машкоб.

И тут вдруг понял он, что забыл, как надо делать лекарство. Напрасно искал он книгу Абу Али ибн-Сины с рецептами, она исчезла. Силился Машкоб вспомнить, из чего делалось чудодейственное лекарство, составные его части, но он забыл их.

Скоро, очень скоро истратил он все накопленное богатство, потерял дом, имущество.

Снова стал ходить Машкоб по улицам города и кричать: «Продаю воду, холодную воду! Кому нужна холодная вода?»

Но каждый раз, наливая в чашку воды, Машкоб восклицал:

— Проклятие на голову страннику по имени Абу Али ибн-Сина!

Похудел и высох от злости Машкоб. Стал похож на черную ворону, которая каркает, когда ей холодно и голодно.

Однажды, когда Машкоб шел по пыльным улицам города и кричал, он встретил человека, едущего на верблюде.

— Эй, Машкоб!— закричал человек на верблюде.— Я путник, и мне не у кого остановиться. Пусти меня к себе переночевать.

Не хотелось Машкобу пускать к себе незнакомого человека, но разве можно забывать долг гостеприимства.

— Ладно,— с неохотой согласился Машкоб и отвел путешественника к себе домой.

— Ты добрый человек,— сказал путник Машкобу на следующее утро.— Гостеприимство твое заслуживает награды. Знай же — я великий химик. Из благодарности расскажу я тебе, как приготовить золото. Но помни: не делай из этого тайну от народа. Когда все люди узнают, из чего можно сделать золото, тогда не будет раздоров на земле, исчезнет зависть. Ко всем в дом войдут мир и счастье. Сила золота заключается в том, что оно должно принадлежать народу. А чтобы ты не забыл о способе получения золота, я тебе оставлю свою книгу о тайнах химии.

За ночь Машкоб и чужестранец сделали слиток золота.

От удивления Машкоб не мог пошевелиться. Он даже не встал и не пошел провожать гостя, когда тот собрался уходить.

«Если узнают про мое золото, украдут»,— подумал Машкоб и чуть не потерял разум от жадности.

— Стану я богатым,— решил он.— Все будут передо мной преклоняться. Никому не расскажу, как можно получить золото.

Снова купил он себе дом, устлал его коврами, украсил драгоценностями и зажил в довольстве и роскоши.

И ни разу не вспомнил Машкоб, что говорил странник: «Сила золота — в народе».

Когда же, спустя год, не осталось у Машкоба и крупинки от того слитка золота, бросился он искать книгу странника. Смотрит — а она превратилась в камень.

— Увы, разорен я, разорен!— воскликнул Машкоб. Снова стал ходить он по улицам и торговать водой.

Однажды он встретил странника. На этот раз ехал он на коне.

— Эй, Машкоб!— закричал странник.— Не узнаешь меня? А мы с тобой два раза встречались. Я Абу Али ибн-Сина. Я научил тебя способу приготовления лекарства. Но тебя обуяла жадность, и ты не выполнил моего условия и стал продавать его беднякам. И я сделал так, что ты забыл рецепт. Я думал, ты исправишься, и рассказал тебе, как делать золото. Но ты не послушался меня. Снова дал волю своей жадности и был наказан. Тридцать лет и три года писал я свою книгу и писал ее для народа. А ты захотел познать ее секреты только для себя одного. Потому-то книга моя и превратилась в камень. Только человек, готовый отдать жизнь народу, сможет теплотой своей души размягчить камень и почерпнуть из книги всю мудрость. Знание за золото не купишь.

Только теперь Машкоб узнал в страннике мудреца Абу Али ибн-Сину и с горестью воскликнул:

— О великий, я был слеп, прости меня!

Но Абу Али ибн-Сина только покачал головой. И, повторив еще раз «сила золота — в народе», ускакал.

Перевод И. Шевердиной

ЖЕСТОКИЙ ШАХ

Когда-то в далекие времена правил одной страной жестокий шах.

Вздумалось ему как-то вынести решение: «У кого в доме умрет человек, хозяин должен нести тело умершего по крышам до самого кладбища. А если кто ослушается и сделает не так, будет казнен».

В той стране жил старый-престарый сказитель, весь седой. Пошел он во дворец к шаху. Шах спрашивает:

— Ты зачем пришел? Поэт говорит ему:

— Разве недостаточно мучений терпит народ от притеснений, голода и нищеты, а ты еще отдал нелепый приказ. Чтобы похоронить умершего, люди мучаются по пять, десять дней. И какое удовольствие получаешь ты от этого?

Разгневался шах.

— Говорят, седые старики разумны,— сказал он.— Поистине это ложь. Какой-то выживший из ума старик пришел ко мне с наставлениями. Взять его и казнить немедленно!— приказал он.

Затем шах объявил новый приказ:

«Отрубить головы всем седобородым!»

Палачи ходили по домам, забирали седобородых стариков и рубили им головы. Некоторые старики спаслись бегством, некоторые попрятались в погребах, подвалах в других укромных местах, где никто не мог их найти.

Однажды шах приказал собраться в поход всем воинам в возрасте до тридцати лет. «А кому уже пошел тридцать первый год, того оставить! У таких силы уже маловато»,— рассудил он.

У шаха был визирь. Стал он убеждать шаха:

— Государь, зачем вы так говорите? Ведь сколько людей уже погубили вы напрасно!

Но шах терпеть не мог, чтобы кто-нибудь ему перечил.

— Ну, что ты, глупый, понимаешь?— набросился на визиря шах.— Не смей мне перечить. В другой раз не вздумай говорить так, а то налью тебе в рот растопленного свинца.

Среди воинов шаха был молодой юноша Закир. У него был отец, восьмидесятилетний старик. В те дни, когда шах приказал рубить головы всем, кому больше сорока пяти лет, юноша спрятал своего отца.

Собираясь в поход, сын стал прощаться с отцом.

Старик сказал:

— Сын мой, вот ты уедешь, а вернешься ли — никто не знает. У меня нет никого, кроме тебя, кто бы кормил меня и смотрел за мной. Чем я буду жить все то время, пока ты будешь в походе? Пойди к шаху и скажи ему, пусть он меня убьет. Ты меня похорони, а потом отправляйся. Или же возьми меня с собой.

Жалко было юноше оставлять отца в таком положении. Он сделал сундук, спрятал туда старика и взял его с собой.

Шах со своим войском выступил в далекий поход. Шли они, шли — и вот стали подходить к высоким горам. У подножья гор протекала огромная река. С шумом и плеском неслись ее- прозрачные воды.

Шах приказал войску остановиться на берегу реки на ночлег.

Вечером шах вдруг увидел чудесный свет: в глубине речной сверкали два алмаза, словно яркие звезды во тьме ночной.

Подозвал шах своего воина и приказал нырнуть в воду и достать алмазы.

Воин нырнул в глубину реки, но обратно не выплыл. Шах вызвал других воинов. Все они ныряли один за другим и больше уже не появлялись на поверхности воды. Один из воинов осмелился возразить шаху: -— Государь,— сказал он,— невозможно достигнуть дна реки на такой глубине. Зачем же погибать понапрасну?

— Эй ты, глупец!— крикнул шах.— Да если бы река была глубокая, разве видны были бы алмазы на дне? А за разговоры тебе отрубят голову. Палачи, сюда!

Воина казнили.

Заставил шах прыгать других воинов в реку.

Когда стала подходить очередь нырять Закиру в реку, он побежал к своей палатке, открыл сундук и, рыдая, сказал:

— Прощайте, отец, простите меня, не поминайте .злым словом!

— Что случилось, сынок?— спросил встревоженный отец.

Сын рассказал о приказе шаха и о том, сколько воинов уже погибло в реке. Старик подумал немного и спросил :

— А есть на берегу какое-нибудь дерево?

— Да, есть,— ответил сын.

— Алмазов в реке нет. Алмазы на дереве. В воде реки видно их отражение,— продолжал старик.— Ты, сынок, осмотри-ка хорошенько то место, а когда очередь дойдет до тебя, беги к дереву, залезай на верхушку. Алмазы ле-жат в птичьем гнезде, заверни их в пояс и прямо оттуда ныряй в воду, а потом уже выйдешь на берег.

Простился юноша с отцом и пошел к шаху. Шах приказал ему нырнуть и достать алмазы.

Закир побежал к дереву и полез наверх.

— Зачем ты лезешь на дерево?— крикнул шах.

— О государь, чтобы нырнуть глубже, я хочу броситься с верхушки дерева. Я достану алмазы, даже если они скрыты в недрах земли.

Юноша залез на дерево, смотрит: в птичьем гнезде пара алмазов сверкает при свете луны. Он тотчас же схватил их, завернул в пояс, бросился в реку и скрылся под водой.

Пока юноша ходил к отцу, шах объявил: «Кто выйдет из воды без алмазов, с живого шкуру сдеру».

Но вот юноша вынырнул, вышел на берег и поднес шаху пару алмазов.

— Молодец!— похвалил шах и похлопал юношу по плечу.

Наутро шахское войско выступило дальше и направилось вдоль реки. В одном месте на берегу люди заметили множество муравьев.

— Почему тут бегают муравьи? Что они делают? — спросил шах.

Но никто не мог ответить на. его вопрос. Шах объявил:

— Каждый день я буду спрашивать двух человек! Чей ответ придется мне по нраву, того похвалю, а чей ответ не понравится, того казню.

Услышал шахский приказ Закир, опять пошел к отцу и рассказал ему обо всем. Старик сказал:

— Пойди к шаху и скажи, что ты хочешь .ответить на вопрос. Скажи: «На дне реки лежит горшок из-под масла, поэтому муравьи и кружатся здесь». А если шах прикажет достать горшок, ты скажи: «Ладно, достану». Потом залезь на дерево и оттуда пусти стрелу в шаха, да целься хорошенько, прямо в рот, чтобы убить насмерть, пусть околевает. Из-за одного человека гибнет столько людей.

Закир направился к шаху и сказал:

— Я отвечу на ваш вопрос. Государь, на дне реки лежит горшок из-под масла, поэтому здесь ползают муравьи.

Шах рассвирепел.

— А какой толк, если муравьи кружатся здесь, а горшок из-под масла лежит на дне реки. Ответ никуда не годится!— объявил шах, позвал палача и приказал казнить Закира.

Юноша попросил шаха:

— Великий шах, а можно мне достать тот горшок со дна реки и показать вам?

Шах согласился:

— Достань, покажи.

Закир бегом пустился к дереву, залез, примостился поудобнее на ветке, прицелился и пустил стрелу из лука, да так угодил, что стрела попала шаху прямо в рот и концом вышла через ухо.

Шах упал замертво.

Когда юноша слез с дерева, воины подбежали к нему, стали его обнимать и радостно говорили:

— Ты сделал доброе дело!

Закир ответил:

— Сделал это не я, а мой отец. Жаль, что столько людей погибло напрасно, столько невинных отцов наших убил тиран.

Воины пошли к мудрому старику, поблагодарили его за то, что он избавил их от, жестокого шаха, и с почетом избрали своим начальником.

Перевод С. Паластрова

КУВШИН-СИЛАЧ

Было или не было, сытно было или голодно, но жили когда-то старик и старуха. Детей у них не было. Печально и одиноко протекали их дни. Однажды старуха сказала:

— Эх, родился бы у меня ребенок, что ни попросил бы, все дала б ему: молока, так молока, сливок так сливок, кислого молока так кислого молока.

Прошло после этого сколько-то времени, и у старухи родился кто-то без головы, без рук, без ног, удивительно похожий на глиняный кувшин.

Старик удивился и сказал жене:

— Старуха, ты все жаловалось — детей нет, вот и родила какой-то кувшин! Чтобы не смотреть на него и не печалиться, давай его разобьем!

Кувшин тут и заговорил.

— Эй, отец,— сказал он,— что вам я плохого сделал? Разве вы попросили меня сходить за дровами, а я не пошел? Или же вы велели косить, а я не послушался?

— Вон у соседского бая не сжат хлеб, сходил бы туда, подзаработал,— сказал отец.

Кувшин, взяв серп, отправился к баю. Бай посмотрел и удивился:

— Кто ты такой?

— Меня зовут Кувшин-Силач,— ответил Кувшин.

— Зачем пришел?

— Могу сжать пшеницу на твоем поле.

— Сколько просишь за работу?

— Наполните меня зерном, и с меня хватит,— ответил Кувшин-Силач.

«Не так уж много запрашивает»,— подумал обрадованный бай.

Кувшин-Силач сжал весь байский хлеб, связал сжатую пшеницу в снопы, запряг волов, смолотил хлеб, а солому собрал в скирду. Бай приказал все зерно ссыпать в мешки. Тогда Кувшин-Силач возразил:

— Подождите, бай, сначала уплатите мне за труд, потом засыплю вам зерно в мешки.

Но бай не соглашался:

— Сначала ссыпай зерно в мешки, свези в амбар, а уж тогда уплачу тебе за работу.

— Нет, сначала рассчитайтесь со мной,— настаивал

Кувшин-Силач.

— Ладно, будь по-твоему,— рассердился .бай.— Заплачу тебе за твой труд и можешь уходить.

Начал сыпать бай зерно в горлышко Кувшина-Силача. Сыпал он, сыпал, всю пшеницу с тока высыпал бай в кувшин, а он все еще не наполнился.

Бай схватился за голову.

— Кувшин не полный, наполните его,— сказал Кувшин-Силач.

— Ох,— заплакал бай,— я все зерно собрал с хирмана, а ты не наполнился. Ты не кувшин, а какой-то шайтан. Весь урожай в тебя ссыпал.

Сказал так бай и ушел.

Кувшин-Силач только крикнул ему вдогонку: «Ладно, пусть не полный, я и этим доволен!»— отправился домой.

— Мать,— сказал он;— скажите отцу, пусть поднимется на крышу дома и сделает в ней дыру.

— Что ты принес, сынок?— спросила мать. Кувшин-Силач ответил:

— Пшеницу принес.

— Насыпь свою пшеницу вон в то деревянное блюдо. Сколько же может поместиться в этом кувшине?

— На блюде не поместится,— возразил Кувшин-Силач.— Я же прошу — сделайте отверстие в крыше, и я наполню всю комнату зерном.

Отец поднялся на крышу и сделал в ней дыру. Кувшин-Силач давай ссыпать пшеницу. Комната наполнилась зерном.

Так старик и старуха достигли своих желаний.

Перевод М. Шевердина

СТРАНА СУСАМБИЛЬ

Было то или не было, но в давние времена жили в одной стране ишак и вол. За день вол пахал столько земли, сколько другой не мог бы вспахать и за три дня, а когда он под вечер, усталый и измученный, приходил в свое стойло, ему бросали сноп сухих сорговых стеблей. Ишак же ничего не делал, с утра до вечера лежал на солнышке и грелся. Поили ишака не водой, а молоком, кормили но сеном, а сочным клевером.

Однажды приплелся вол с работы, еле волоча ноги от усталости, и принялся за свои стебли. Пожевал, пожевал немного, а больше не может.

— Эй ты, почтенный!— окликнул он ишака.— Дай-ка мне немного своего корма, уж больно мне эти стебли поперек горла стали!

Пожалел ишак вола и дал ему своего сочного корма. Зашел в хлев хозяин, смотрит: осел съел весь корм.

— Эге, поглядите, как мой ишак лопает, молодец,— сказал он и подбросил еще сноп клевера. Потом глянул в кормушку вола и раскричался:

— Ах ты, скотина, почему не жрешь? Завтра сляжешь. На пашне кто будет пахать? Мамаша твоя, что ли?

Схватил дубинку и давай колотить вола, аж из его шкуры пыль полетела.

С тех пор ишак стал давать волу каждый день часть своего ужина.

Раз заглянул хозяин в хлев, видит такую картину: вол уплетает себе корм ишака, а тот стоит и потчует: «Кушайте, почтеннейший!»

Рассвирепел хозяин, набросился е дубиной на ишака:

— Ах ты, умник ишак, а! Разжирел, салом зарос! Добром хозяйским стал разбрасываться, бездельнику волу корм отдаешь! Ну ладно же.

Крепко отколотил друзей и ушел. На следующее утро хозяин сказал:

— Так-так. Теперь ваш черед, господин ишак, пахать, а ну-ка пожалуйте!

Надел он ослу на шею ярмо и погнал в поле.

Весь день пахал ишак до седьмого пота". А вол грел свое брюхо на солнышке.

Вечером хозяин крепко привязал ишака в стойло вола и бросил ему сухих стеблей. А волу в кормушку положил клевера. Ишак взмолился.

— Слушай, друг, я пожалел тебя, когда ты был голоден. Ты видишь мое положение. Дал бы мне хоть немного сочного клевера.

А вола обуяла жадность.

— Ты же видишь,— пробурчал он,— мне самому не хватает. Как же я тебе дам?

Бедняга ишак смирился со своей участью. А хозяин теперь каждый день запрягал его в ярмо.

Еще недавно тощий, с выступившими ребрами вол отъелся и разжирел, а осел отощал и стал похож на суховатый ствол карагача.

Невмоготу стало ишаку. Однажды сказал он волу:

— Что мне делать? Как мне избавиться от побоев и мучений? Хозяин колотит меня так, что живого места на моей шкуре не осталось.

— Завтра, как оденут на тебя ярмо,— посоветовал вол,— ты не двигайся с месса. Хозяин сжалится над тобой, скажет «Бедный мой ослик, устал»— и даст тебе отдохнуть.

Утром запряг хозяин осла в ярмо, а тот ни с места.

— Ах, так!—закричал хозяин и начал бить ишака. . Тот не выдержал и пошел.

Вечером хозяин привел его домой и привязал. Усталый, ишак лежал и думал:

«Эх, брошу все и унесу куда-нибудь свою голову».

Вскочил да как рванет веревку, веревка лопнула, и он выбежал прямо на улицу.

Пусть ишак бежит себе, а вы послушайте про петуха.

Один жадный мельник держал петуха и кур, но ни одной горсти зерна им не давал. Петух и куры бегали по двору, подбирали просыпанные зерна и тем были сыты.

Однажды петух зашел на мельницу и начал клевать пшеницу.

— Кши, проклятый!— закричал мельник и бросил палкой в петуха. От удара бедняга петух перевернулся и завопил от боли:

— Ку-ка-ре-ку!

Перелетел он через забор и пошел куда глаза глядят. Шел петух по дороге, видит: шагает ишак. Поздоровался с ним петух:

— Салам, ишак!

— Салам,— ответил ишак.— Путь-дорога далека ли?

— Да вот иду в Сусамбиль!

— А что это за место Сусамбиль?— спросил ишак.

— А такое вот место, где пастбища с чистой водой и густой травой, и никому ни до кого там дела нет,— ответил петух.

Так шли они вдвоем, горюя и жалуясь друг другу на свою долю. Шли они долго, . прошли много и наконец вышли в степь.

Шли-шли по степи, вдруг прилетела пчела и укусила осла в шею.

— Эх ты, пчела,— рассердился ишак,— что ты нашла во мне, чтобы жалить? Растаял жир мой, сошел на нет, все соки пропали и шея стала чахлой, словно тростинка. Сколько ни кусай, никакой пользы не получишь. Похоже, что и ты такая же несчастная, как и мы. Пойдем лучше с нами вместе.

— А куда вы идете?— спросила пчела.

— Мы идем в Сусамбиль.

— А что это за место Сусамбиль?

— А такое вот место — с чистой водой, с густой травой.

— Ну тогда и я полечу.

— Ладно, лети.

— У меня есть товарищи. Можно их позвать?

— Ну иди, зови.

Ишак с петухом услышали сильный гул. Смотрят — за ними тучей летят пчелы. Так вместе с ишаком и петухом отправились они дальше.

Пусть они направляются в Сусамбиль, а вы послушайте про другое.

Жили в степи два тушканчика — муж и жена. Есть им было нечего. Каждый день муж с женой уходили далеко-далеко в поисках пищи, рыли землю, мучились и не могли достать даже горсточки зерна.

В тот самый день муж-тушканчик говорит жене:

— Выйдем-ка сегодня, старуха, на дорогу. Вдруг на наше счастье пройдут прохожие, и мы что-нибудь у них выпросим.

Вышли они на дорогу, смотрят — шагают ишак, петух, а над ними летят тучей пчелы.

Попросили тушканчики покормить их. Петух остановился и сказал:

— Эх, друзья, и вы, оказывается, такие же голодные, как и мы, бродите по дорогам в заботе о том, где бы добыть пропитание. Если хотите добыть пишу, идемте с нами.

— А далеко ли вы идете?— спросили тушканчики.

— В Сусамбиль.

— А что это за место Сусамбиль?

— Сусамбиль — такое место, где пастбища с чистой водой да с густой травой.

— Ну тогда уж и нам идти с вами вместе,— сказали тушканчики.

Пошли они все вместе. Шли они, вдруг слышат, кто-то кричит вдали и скачет во всю прыть.

Остановились они, смотрят, а это вол. Подбежал вол и поклонился всем:

— Салам! Куда вы идете?

— Мы идем в Сусамбиль.

— Мы идем в Сусамбиль.

— А что это за место Сусамбиль?

— Сусамбиль — такое место, где луга с густой травой и с чистой водой.

— Ну тогда и мне с вами по пути,— сказал вол.

— Что ж с вами случилось, уважаемый вол? — спросил ишак.— Когда мы с вами" расставались, жили вы сытно и сладко.

Тогда вол начал свой рассказ:

— После вашего ухода хозяин вывел меня на бой с быком. Я победил того быка, заставил его бежать. Потом хозяин устроил бой еще с одним, быком. Его я тоже победил. Но уже с трудом. Потом думаю: «Плохо дело! Будут водить быков, пока один из них меня не убьет».

Заснул я в своем стойле и вижу сон: будто большой бык подошел ко мне и засопел: «Ага, попался, вот я тебя проучу!» Отступил я немного назад да так боднул, что бык завопил. Проснулся я, смотрю — хозяин мой лежит передо мной, задрав ноги к небу. Оказывается, хозяин явился в хлев ночью подбросить мне корму, а я его во сне ударил рогами. Пришёл он в себя, встал, привязал, к столбу и давай меня бить палкой. Бил-бил — всю шкуру мне изорвал в клочья. Взяла меня обида. Не говоря ни слова, отправился я потихоньку в путь,— закончил вол свой рассказ.

Так и пошли они: вол, ишак, петух, тушканчики, а пчелы летели.

Шли они путем-дорогой. Долго шли, много прошли и, наконец, пришли в Сусамбиль.

Увидели они прекрасную долину — воздух чистый, трава зеленая, зреют дыни, на лозах висят виноградные гроздья, на деревьях урюк, яблоки, груши, всевозможные плоды, какие только есть на свете. Тут наливаются колосом ячмень и пшеница, там зеленеет на полях клевер с цветущими головками. Кругом изобилие, всего много.

Стали наши путешественники жить в Сусамбиле. Никто их не бьет, не ругает: вол вместе с петухом пшеницу жнут, ишак на спине урожай перевозит, тушканчики в амбар складывают. Пчелы сок цветочный собирают, мед делают.

Живут вол, ишак, петух, тушканчики, пчелы радостно и счастливо, беды никакой не знают.

Пусть они живут, а вы послушайте про другое.

На окраине Сусамбиля высились горы со снежными вершинами, а в этих горах было много волков.

Однажды знатные волки собрались на высокую гору к своему падишаху. Сидели, жаловались: времена стали плохие, в горах всех диких козлов сожрали. Голодно стало.

Вдруг падишах видит сверху: вол, ишак и петух ходят по сусамбильским лугам — пшеницу жнут.

— Эге,— сказал падишах,— вон там, смотрите, гуляет кебаб.

Вскочили волки, зубами защелкали. Посмотрели в ту сторону. У всех даже слюнки потекли. Падишах сказал:

— Пусть десяток храбрецов пойдет в долину и пригонит кебаб сюда.

Один волк-хвастун выскочил вперед и, виляя хвостом, сказал:

— О шах, неужели с ишаком, волом и петухом будет возиться целый десяток волков. Разрешите, я пойду один и пригоню их сюда.

— Э, да ты ничего не сумеешь сделать,— перебил его другой волк.— Уж лучше я пойду.

Тут оба волка сцепились и стали грызться.

— Прекратите драку!— закричал падишах.— Идите вдвоем. А остальные пусть приготовят шашлычные шампуры, и разведут огонь.

Два волка с радостным воем кинулись в долину Сусамбиль.

— Иа, иа, иа!— закричал ишак.— Волки! Спасайся кто может!— и хотел ускакать.

— Ку-ка-ре-ку!— закричал петух и вспорхнул на спину ишаку.— Стой, трус, ты надеешься на крепкие свои ноги!

— Что же делать?— промычал вол.— Волков много, зубы у них железные.

— Вот что,— сказал петух.— У вола могучие рога — он будет бодать, у ишака крепкие копыта — он будет лягать, у пчел острые жала — они будут жалить, тушканчики выроют норы, чтобы волки спотыкались.

— А ты что будешь делать, крикун?— спросил, дрожа от страха, ишак.

— А я буду командовать. Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку! А волки тут как тут.

— Ты бери вон того,— сказал один из них другому, указывая на ишака,— а я возьму вот этого,— мотнул он головой в сторону вола и кинулся к нему.

Вол отступил несколько назад, разбежался да как ударит рогами,— волк кубарем полетел, перевернулся семь раз.

Другой волк подскочил к ишаку, ишак повернулся к нему задом да как лягнет обеими ногами. Волк кубарем полетел, перевернулся семь раз.

Тут налетели пчелы тучей и давай жалить волков в нос, в глаза, в язык. Взвыли жалобно волки и, чуя гибель, бросились бежать туда, откуда пришли. Бежали и на каждом шагу лапами в норы тушканчиков попадали, чуть все ноги не обломали.

А в горах в надежде, что посланные шахом храбрецы вот-вот пригонят вола и ишака, волки приготовили побольше шашлычных шампуров, нарезали луку, заправили тмином и уксусом и ждут.

Вдруг видят они, что храбрецы бегут обратно, окровавленные, с распухшими мордами.

— Что случилось?— спросил падишах.

— Эх, шах!— взвыли посланцы.— Это не кебаб там ходит, как вы изволили сказать, а волчья погибель.

И они наперебой начали . рассказывать, что с ними случилось.

— Это напасть,— сказал первый «храбрец».— Там ходит сам ангел смерти Азраил, в руках у него железная палица. Как махнет он этой палицей, каждый семь раз перевернется и без чувств падает на землю.

— Э, ты не видел,— сказал второй «храбрец».— У них есть один богатырь, голос у него, точно труба, а кулаки у него железные, как ударит — семь раз перевернешься, только тогда встанешь!

— Э, ты не знаешь,— сказал первый «храбрец».— Там есть удалые воины. Они как начнут острыми пиками колоть, так все тело начинает зудеть и нестерпимо болеть.

— С ними вместе пришли и могильщики!— закричал второй «храбрец».— Мы еще не умерли, а они для нас по десять могил вырыли. В них мы попроваливались, чуть все лапы не поломали.

Первый перебил:

— Есть у них и трубач — карнайчи... Забрался он на дерево и давай так трубить, что мы чуть не оглохли.

Перепугались волки не на шутку. Падишах тоже струсил.

— Что ж нам теперь делать?— сказал он.— Не пойти ли нам всем против них?

— Нет, шах!—завыли волки.— Это такая напасть, что если соберутся даже волки со всего света и то ничего с ними не сумеют сделать. А вы думаете, что за ними никого нет? О, за ними несметная сила!

— Ну, тогда лучше нам уйти отсюда,— сказал волчий шах и побежал так быстро, что только его и видели. Бросив впопыхах шашлычные шампуры, лук, заправленный тмином и уксусом, волки бросились, поджав хвосты, в горы.

В Сусамбиле от них не осталось и духу, а наши друзья зажили спокойной радостной жизнью.

Перевод С.Паластрова и М. Шевердина

ВЕТЕР И СОН

Страшен и могуч Ветер. Тих и слаб Сон. Однажды Ветер и Сон встретились. Любил прихвастнуть Ветер, и сказал он Сну:

— Эй, Сон, открой свои сонные глаза и взгляни на меня. Нет никого сильнее меня. Я засыпаю кишлаки песком, высушиваю реки, с корнем вырываю из земли вековые деревья.

А Сон лениво отвечает Ветру:

— Не шуми! Не хвастай! Я сильнее тебя.

Долго они спорили. Наконец надоело Сну пререкаться и сказал он Ветру:

— Что ты расхвастался? Зачем нам попусту ссориться? Давай лучше испытаем свою силу. Смотри, вон по дороге идет маленький мальчик и ест лепешку. Пусть каждый из нас попробует вырвать у него лепешку из рук. Так мы проверим, кто сильнее.

Стал проверять свою силу Ветер. Кинулся он на мальчика, завыл, загудел, принялся бросать его из стороны в сторону. Не испугался мальчик, не выпустил из рук лепешки.

Так и отпустил Ветер мальчика, ничего не добившись.

Пришел черед Сна показать свою силу. Тихонько приблизился он к мальчику, погладил его по головке и дал ему кусок сахару, а Ветер только усмехнулся и подумал: «Ну, если мальчишка из рук лепешку не дал мне вырвать, то кусок сахара и подавно не отдаст».

Пососал мальчик сахар, сладко зевнул и... заснул. Опустились у него руки, разжались пальцы, и он выронил хлеб и сахар на землю.

— Кто же из нас сильнее?— спросил у Ветра Сон. Склонил буйный Ветер голову и проговорил только:

— Друг мой, вижу, ты сильнее меня. Загудел, зашумел и умчался прочь.

Так слабый Сон одержал верх над могучим Ветром.

Перевод И. Шевердиной

ДОЧЬ ДРОВОСЕКА

Жили старик и старуха. Старик ходил в горы, рубил дрова и продавал их на ближнем базаре. На вырученные деньги они и жили. Все было бы ничего. Только не было у старика со старухой детей, не было у них счастья.

Однажды ушел старик, по своему обыкновению, в горы. Нарубил он дров, да видит — мало. Пришлось ему рубить большое сухое дерево. Долго рубил он, долго трудился, а когда срубил, вдруг из пня вылез человек — не человек, зверь — не зверь и громким голосом заговорил:

— Спасибо, старик, освободил ты меня. Я Добрый джинн, а в это старое сухое дерево девятьсот девяносто девять, лет назад заточил меня обманным путем Злой джинн. И хоть могуществу моему нет ни границ, ни предела, но только сын человека и сам человек мог освободить меня из плена и заточения. Хочу отблагодарить тебя, на то я и Добрый джинн. Знаю я, что печалит тебя. На, возьми! С виду это обыкновенное яблоко, но в нем заключено волшебное свойство. Половинку отдай жене, другую половинку сам съешь, и родится у вас дочь красавица — вместо слез у нее из глаз жемчужины будут катиться, изо рта будут розы сыпаться, а где нога ее ступит, след из песка золотого останется.

Сказал так Добрый джинн и исчез.

Поступил старик дровосек так, как ему наказал Добрый джинн, и через девять месяцев, девять дней и девять часов родилась у стариков девочка.

Не было в мире красавицы, равной дочери дровосека. Да и кто из девочек и девушек мог с ней сравниться, если из прекрасных глаз ее вместо слез жемчужины катились, если с прелестных губок ее при каждой улыбке алые розы сыпались, если в том месте, куда ступали ее нежные ножки, следы песком из чистого золота наполнялись.

От того жемчуга и золотого песка скоро старик и старуха стали жить в достатке, не зная ни в чем нужды и горя.

Когда дочь дровосека выросла и красота ее расцвела, много достойных юношей начали засылать сватов, но без толку. А все потому, что старик запросил за дочку слишком уж большой калым: столько баранов, сколько звезд в небе, столько верблюдов, сколько песчинок в пустыне, столько коней, сколько листьев на деревьях в садах пади-шаха, столько червонцев, сколько тюльпанов цветет весной в горах.

Уходили сваты ни с чем, опускали головы женихи. Говорили они:

— Откуда взять нам такой калым? Погибнешь прежде, чем добудешь такую уйму червонцев и всякого скота.

Забыли глупые, что говорит народ: «За девушку, которую не спешат выдать, просят большой калым».

А старик со старухой только посмеивались. Не хотели они расставаться со своей любимой доченькой, вот и требовали калым, какого ни один шах даже самой могущественной страны, такой, как Чин или Рум, не 'запрашивал за своих дочерей, прекрасных принцесс.

Пусть же старик со старухой лелеют свою дочь, не нарадуются на нее, а вы послушайте про другое.

В далекой стране жил могучий батыр. Ничего у него за душой не было, кроме силы, смелости и молодости. Да и в придачу были у него черные кудри да веселые карие глаза.

Прослышал батыр про далекую красавицу, дочку дровосека. Не долго раздумывал он, поймал в степи дикого коня, взнуздал его и поехал в ту страну, где жили старик и старуха со своей ненаглядной дочкой.

Долго он ехал и наконец приехал, да не в добрый час. В ту пору явился к старику дровосеку Злой джинн. Не мог он забыть, что тот освободил из затенения его врага — Доброго джинна.

— Эй, старик, во искупление вины своей отдавай мне свою дочь в жены, иначе сейчас же задушу.

Перепугался старик, заплакал. Что он мог, слабый да хилый, поделать со страшным Злым джинном?

Но тут как раз подъехал молодой батыр и, ни слова не говоря, схватился с Злым джинном. Долго бились батыр и Злой джинн, много дней. Весь народ дивился, откуда у батыра столько сил. Наконец не выдержал Злой джинн и улетел.

Заслал тогда молодой батыр сватов в дом дровосека. Нечего было делать старику и старухе, пришлось дать согласие выдать дочь замуж за батыра.

— Ты, батыр, избавил нас от гибели,— сказал старик,— женишься на моей красавице, назову тебя сыном. А теперь поезжай-ка к себе на родину, приготовь все к свадьбе.

Так и договорились. Молодой батыр сел на своего дикого коня, а старик со старухой принялись готовить свою ненаглядную в путь. Но вот беда — и старый дровосек, и жена его старушка были уж до того стары и дряхлы, что никак не могли пускаться в далекое путешествие, а одну невесту пускать тоже неудобно. Что же делать? Долго думали и гадали, но так ничего и не придумали.

Смотрят — вдруг во двор въезжают две крытые разукрашенные арбы. В одной сидит старуха в богатой одежде, в другой — молодая девушка тоже в новом нарядом платье.

— Ассалам алейкум,— поздоровалась старуха,— поклон и приветствие вам от батыра. Прислал он нас за невестой.

— А вы, почтеннейшая, кто будете?— спросил дровосек.

— А я батырова родная тетка, а в той арбе моя ненаглядная дочка. Можете не беспокоиться. Доставим невесту в целости и сохранности.

Попрощались старик дровосек и жена его с дочкой-красавицей и со слезами проводили в далекий путь.

Долго ехала красавица со своими спутницами, и заехали они в пустыню, где не было ни жилья, ни людей. Скоро припасы кончились, и есть стало нечего. Даже воды ни капли не осталось.

Мучась от голода и жажды, красавица попросила у старухи:

— Найдите хоть кусочек лепешки!

— Нет у меня хлеба,— ответила старуха.

— Умираю от жажды. Дайте воды!— умоляла красавица.

— Отдашь один глаз — дам тебе воды,— сказала старуха.

Испугалась красавица, заплакала, и жемчужины покатились у нее из глаз, но дорога была длинной, кругом не видно было жилья, жажда мучила, не осталось сил терпеть, и девушка согласилась. Вынула она один глаз и обменяла его на глоток воды.

Пустыня расстилалась вокруг, а дорога тянулась и тянулась. Еще сильнее хотелось красавице пить. Попросила она снова воды. А дочь старухи подскочила и зашипела:

— Хочешь живой остаться, отдай другой глаз — получишь воды.

Так красавица лишилась и другого глаза. Ослепла бед-

И в это самое время арбы подъехали к колодцу. Злая старуха с дочерью стащили красавицу с арбы, сорвали с нее дорогие одежды, бросили ее в колодец, а сами поехали как ни в чем не бывало дальше.

Вскоре они добрались до города, где жил молодой батыр, с нетерпением поджидавший свою красавицу невесту. У ворот города злая старуха надела платье красавицы на свою дочь, набросила ей на голову чадру.

Батыр с радостью встретил арбы и принял дочь злой старухи за свою долгожданную невесту. Да и как могло быть иначе? Не знал же, кто находится под чадрой.

Нежно он обратился к ней с приветствием и попросил :

— Моя любимая, от городских ворсит вас проводят до моего дома пешком. А золото, что останется в ваших следах, пусть соберут бедняки и нищие. Хочу, чтобы и они порадовались.

Как сказал батыр, невесту подружки вели через весь город пешком, но и золотой песчинки не удалось никому подобрать в ее следах на улицах. Бедняки и нищие шли позади, шарили в пыли и жаловались:

— Где же твое обещание, батыр? Нет золотого песка там, где ступала твоя невеста. Увы!

Заговорила невеста, а изо рта у нее не упало ни одной розы. Как ни смешил ее жених, так ничего и не получилось.

Огорчился батыр и воскликнул:

— Горе моему дому! Говорили мне: такая она красавица — вместо слез у нее из глаз жемчужины катятся, изо рта розы сыплются, а где нога ступает — след из золотого песка остается. И разговаривала она, и ходила, но ни роз, ни золота я не видел. А вот заставить плакать ее мне, батыру, уж и неудобно. Все же слабая она девушка.

Заскучал батыр, огорчился.

Что же стало с красавицей — дочкой дровосека?

Проходил мимо колодца один старик бедняк, захотел напиться, глянул вниз, а там сидит слепая девушка необыкновенной красоты, из глаз которой катятся жемчужины, да так их было много, что они наполнили колодец до самого верха. Бедняк очень удивился. Плача, красавица рассказала ему все, что с ней приключилось.

Отвел бедняк слепую красавицу к себе в дом и поручил ее заботам своей жены, а сам начал перетаскивать жемчуг из колодца. Когда весь перетаскал, слепая красавица попросила его:

— Постройте из жемчуга дворец.

Бедняк сделал, как попросила девушка. Сиял и сверкал на солнце необыкновенный, дворец. Кто смотрел на него, не мог глаз оторвать — так красив был он. Ночью дворец весь светился и освещал путникам дорогу. Со всех концов земли приходили и приезжали люди взглянуть на чудесное сооружение.

Рассказал бедняк об этом слепой красавице, и она не удержалась и улыбнулась. И тут же на колени ее упала ароматная алая роза. Осторожно подняла ее девушка и вежливо попросила бедняка:

— Прошу вас, отец. Отнесите эту розу в город молодому батыру в его дом. Если спросят, сколько она стоит, скажите — цена ей два глаза.

Взял бедняк розу и пошел к дому батыра. Увидела прекрасную розу дочь злой старухи и захотела ее купить.

— Хочу розу, хочу розу!— кричала на весь дом дочь злой старухи и, выбежав на улицу, спросила у бедняка :

— Эй, жалкий старикашка, сколько просишь за розу?

— Цена розы равна двум глазам,— отвечал бедняк, как научила его слепая красавица.

Так загорелось дочери злой старухи получить розу, что быстро побежала она в дом, достала из ларчика два глаза и отдала их за алую розу.

Принес бедняк глаза слепой красавице. Она очень обрадовалась и попросила:

-

Отец, оставьте, пожалуйста, меня одну.

Когда он вышел, девушка прошептала заклинание, и вдруг в окошко влетел белый голубь! Он ударился оземь и обернулся Добрым джинном. Взял он глаза, вставил их слепой красавице и, снова превратившись в белого голубя, улетел. Девушка сразу же прозрела и от радости закричала и засмеялась. Весь дом бедняка наполнился алыми розами, и благоухание их разнеслось на много верст вокруг.

А в доме батыра был переполох. Увидела злая старуха в руках дочери алую розу и спросила:

— Где взяла?

— Купила у одного бедняка. Он попросил за нее только два глаза. Я вспомнила про глаза дочки дровосека, что лежали в ларчике, и отдала за розу,— ответила дочь злой старухи.

— Ой, беда! Что ты, дура, наделала? Теперь мы пропали!

Поняла злая старуха, что красавица — дочка дровосека — жива осталась, и побежала в горы к Злому джинну. Лежал он больной в своей пещере —. не зажили еще его раны, которые нанес ему в поединке молодой батыр.

Упала на колени перед Злым джином коварная старуха и начала плакать:

— Ты из мести старику дровосеку научил меня, как погубить его красавицу дочь. Обманным способом я оставила ее без глаз, ослепила ее и бросила в колодец, а она не только выжила, но по глупости моей дуры-дочки опять прозрела. Узнает батыр, погубит меня. Что делать?

— Слушай,— сказал Злой джинн,— не могу я еще летать, раны не зажили. Сделаешь все сама. В реке, что протекает мимо города, водится золотая рыбка. Вылови ее, взрежь ей брюхо и там найдешь серьгу редкой работы. Возьми эту серьгу — и тем самым ты вырвешь у красавицы душу из тела. А теперь уходи!

Все сделала злая старуха, как сказал ей Злой джинн. Никому не доверила тайны, сама золотую рыбку поймала, сама разрезала ее, достала серьгу и вдела в ноздрю своей Дочери.

И сразу же в своем жемчужном дворце дочь дровосека упала замертво. Но злая старуха даже своей дочери побоялась открыть тайну волшебной серьги, и та носила ее только днем, а ночью вынимала из ноздри и прятала под подушку. И получалось так, что, когда старухина дочь вдевала днем в нос серьгу, красавица в своем жемчужном дворце падала бездыханной, а как только дочь злой старухи серьгу клала на ночь под подушку, красавица оживала.

Так прошло некоторое время. Дочь дровосека очень страдала, но не знала, чем помочь своему горю.

Однажды батыр поехал на охоту, Увидел он вдруг белого голубя и решил подстрелить его, но сколько ни стрелял, стрелы летели мимо. Белый голубь то поднимался вверх, то опускался вниз, то вдруг принимался бегать по земле, прячась в кустах. Забыл батыр все на свете — так увлекся погоней.

А этот голубь был не кто иной, как Добрый джинн. Привел он батыра к жемчужному дворцу, взлетел и сел на крышу.

Батыр поднялся по ступенькам во дворец, смотрит — лежит на ковре прекрасная девушка и не дышит. Поразился юноша — никогда раньше не видел он такой удивительной красавицы. Огорчился он, потому что лежала она бездыханная.

Долго, очень долго стоял батыр, с грустью смотря на красавицу, и слезы жалости катились по его щекам. Не заметил он, как спустилась на землю ночь.

Вдруг девушка очнулась и при виде юноши вскочила.

— Прекрасная,— обратился к ней батыр,— кто вы?

Тогда дочь дровосека рассказала ему всю свою историю и, пока рассказывала, смеялась и плакала. Когда смеялась красавица, изо рта у нее сыпались алые розы, когда плакала — катились у нее из глаз жемчужины.

Понял тогда батыр, что эта дивная красавица и есть настоящая его невеста, о которой он так давно мечтал.

— Я батыр. Ты моя невеста. Поедем со мной в город. Там мы отпразднуем свадьбу, а злую старуху и ее злую дочь я предам жалкой смерти.

— Увы, разве могу я выйти сейчас замуж,— ответила печально дочь дровосека.— Моя душа в серьге, которой владеет дочь злой старухи. Днем она носит серьгу в носу, и тогда я падаю бездыханной, и только поздно вечером, когда она вынимает ее и кладет под подушку, ко мне возвращается жизнь. Достаньте серьгу, и я поеду с вами. А то вдруг дочь злой старухи снова вденет ее, и я погибну.

Тотчас же батыр вскочил на коня и бурей помчался в город. Вошел он в комнату, где спала дочь злой старухи, взял у нее из-под подушки серьгу и вернулся в жемчужный дворец.

С радостью отдал он волшебную серьгу дочери дровосека. Тут наступило светлое утро, и — о счастье!— красавица не потеряла сознания, а была весела и жизнерадостна. И все потому, что батыр вернул ей серьгу.

А дочь злой старухи, когда проснулась, сунула руку под подушку, но серьги там не оказалось. Бросилась коварная к своей матери и рассказала о пропаже. Перепугалась злая старуха и вместе с дочерью убежала из города, чтобы укрытся в пещере Злого джинна, но не успела. Батыр, возвращавшийся из жемчужного дворца со своей прекрасной невестой, увидел их в степи, поймал и, связав, привел в город.

Пышную свадьбу устроил батыр. Сорок дней длился пир.

А злую старуху и ее коварную дочь привязали к хвостам диких лошадей и погнали в степь.

Перевод И. Шевердиной

КАШМИРСКИЙ ВОЛШЕБНИК

В давние времена у одного шаха была красавица дочь. В нее влюбился сын одного бедного дехканина. Не стал он долго раздумывать и послал сватов в царский дворец.

Посмеялся царь, поудивлялся, как это бедняк осмелился свататься к его дочери, и ответил:

— Ладно, если выучится ремеслу, которого нет на свете, тогда выдам я за него дочь.

Бедняк решил тогда научить сына разным ремеслам. Повел его в дом одного проживавшего в том городе и славившегося своим искусством кашмирца и отдал к нему в ученики. Только на самом деле кашмирец никого и ничему не учил, а своих учеников морил голодом, и они умирали.

У кашмирца была дочь-волшебница. Увидела она сына бедняка, понравился он ей очень, и, спрятав его, тайно от отца она начала обучать его всем ремеслам, которые знал кашмирец.

Много ли, мало ли прошло времени, пришел бедняк за сыном.

А юноша чего только не знал. Очень довольный, он вернулся в дом отца и рассказал, чему его обучили. Бедняк похвалил его и с грустью сказал:

— Поздравил бы я тебя, устроил бы пир и созвал бы друзей, но, увы, дома нет и ложки муки и горсти риса. Совсем мы обеднели.

А юноша научился у дочери кашмирского волшебника не только разным ремеслам, но и всяким тайным заклинаниями

— Не печалься, отец,— сказал он,— я превращусь сейчас в горячего скакуна, а ты отведи меня на конский базар и продай за тысячу золотых. Вот у нас и будет чем жить.

Когда юноша уходил из дому, кашмирский волшебник увидел его в окно, страшно разозлился и решил при первом же удобном случае погубить.

Юноша прочитал заклинание и превратился в скакуна. Бедняк повел его на базар и продал царским конюхам, а когда старик вернулся, видит — сын уже дома. Удивился бедняк и сильно обрадовался.

— Хорошо бы нам достать денег — землю купить,— сказал он.

— Ладно,— ответил юноша.

В следующий базарный день юноша обернулся большим верблюдом. Бедняк повел его на базар продавать.

Верблюда увидел кашмирец и сразу догадался, что это юноша. Тотчас же он его купил и привел домой.

— Неси нож!— приказал он дочери.

Но дочь сразу догадалась, в чем дело. На то и была она волшебница.

— Отец, я не знаю, куда девался нож. Дайте я подержу верблюда, а вы сами, пожалуйста, поищите его.

Отец дал дочери подержать верблюда, а сам пошел за ножом. Девушка выпустила из рук повод. Юноша произнес заклинание, обернулся голубем и улетел.

Кашмирец обернулся беркутом и полетел за юношей, но только он нагнал его, как тот обернулся лягушкой и шлепнулся в болото. Кашмирец превратился в цаплю и принялся тыкать носом в воду, искать его. Только он хотел схватить лягушку, а она обернулась перепелом и улетела. Старик стал соколом и бросился догонять. Едва он догнал перепелку, как она залетела в дворцовый цветник и распустилась пышной розой, а так как цветущих роз в цветнике было полным-полно, кашмирец никак не мог разобрать, которая из них сын бедняка. Недолго думая, кашмирец обернулся соловьем и запел.

Услышав соловьиные трели, царевна вышла в цветник и, пораженная красотой розы, в которую обернулся юноша, срезала ее и поднесла своему отцу шаху.

Кашмирец обернулся музыкантом и заиграл на рубабе певучую мелодию. Очень она понравилась шаху, похвалил он музыканта за его искусство. Тогда коварный кашмирец попросил в награду розу, которая была в руке шаха.

Но шах не дал ему розу. Снова кашмирец попросил — и снова шах не дал.

Когда же кашмирец попросил в третий раз, шах рассердился и ударил розой об землю, и тогда она рассыпалась просяным семенем.

Кашмирец обернулся курицей и стал клевать просо. Быстро подобрала курица все просо, но в кауше у шаха застряло одно просяное зернышко.

Обернулось оно большим котом. Кинулся кот на курицу, съел ее со всеми перьями и обернулся сыном бедняка. Встал и поклонился шаху.

Поразился шах такому чудесному искусству сына бедняка и согласился выдать за него царевну.

Сорок дней и сорок ночей шел пир, какого не знали в мире. Так сын бедняка достиг своих желаний.

Перевод М. Шевердина

МУКБИЛ-МЕТАТЕЛЬ

В давние времена Бухарой правил один жестокий шах. А у шаха была дочь. Девушку звали Мехри, что значит «отзывчивая», а прозвали ее «Нигяр»— красавица. И в самом деле она была такая красивая, что перед сиянием ее лица тускнел свет луны.

И насколько Мехри-Нигяр была красивая, настолько же была сильная и смелая. Не по душе ей было сидеть в шахских хоромах, одевалась она часто добрым молодцем и скакала верхом на огневом коне на охоту.

Однажды Мехри-Нигяр с восемьюстами удалых молодцов-джигитов отправилась в степь.

Джигиты ее все были такие мастера арканы закидывать, что, вздумай кто-нибудь из них звезду поймать, нацелится, кинет свой аркан и захлестнёт ту звезду без промаха. Да и сама Мехри-Нигяр метнет стрелу — в любую цель попадет, будь она хоть под небеса подвешена.

Долго ли, коротко ли охотилась Мехри-Нигяр, только в один из дней оказалась она вблизи высоких гор.

У подножья одной горы паслась лань. Обернулась Мехри к своим удальцам-охотникам и говорит:

— Окружим лань, возьмем ее живой!

Восемьсот охотников окружили лань. Со всех сторон со свистом полетели арканы. Но лань оказалась такой резвой, что сумела увернуться и убежала, проскочив мимо самой Мехри.

Рассердилась девушка, хлестнула коня и помчалась за ланью.

Вдруг из зарослей кустарника, страшно зарычав, выскочил тигр. Конь Мехри-Нигяр отпрянул в сторону, девушка не удержалась в седле и упала.

Наверное, ее растерзал бы дикий зверь, не приди ей на помощь какой-то пастух, оказавшийся поблизости. Метнул пастух из пращи камень, размозжил тигру голову.

Зверь упал на землю мертвый в двух шагах от Мехри-Нигяр, но пастух даже не взглянул на него. Подбежал, чтобы помочь встать незнакомому всаднику, смотрит, а это девушка невиданной красоты лежит, по белому лицу разметались темные кудри. Пастух помог девушке подняться, а она не может слова вымолвить от смущения.

Тут подоспели джигиты-охотники. Остановились они, дивятся: что случилось?

А Мехри-Нигяр вскочила в седло, сняла кольцо с пальца, отдала пастуху и, хлестнув коня, поскакала прочь.

Пусть она скачет себе до самого дома, а вы послушайте о пастухе.

Пастух был родом из горного племени. Звали его Мукбил, что значит «счастливый», а прозывали «Метатель», потому что он очень ловко метал камни из пращи.

Расставшись с Мехри, бедняга Мукбил так затосковал, что еле добрел до своего селения. А придя домой, вовсе заболел.

Забеспокоились люди гор. Они любили пастуха и уважали его, потому что Мукбил-метатель пас их стада и охранял скот от диких зверей. Бывало, какой зверь ни покажется у стада, пастух первым же камнем размозжит ему голову. Дикие звери боялись Мукбила-метателя.

Люди гор каждый день наведывались к больному, справлялись о его здоровье.

Как-то вместе с другими пришел и один мудрый старик. Подсел он к Мукбилу, пристально посмотрел ему в глаза и говорит:

— Сын мой, скажи правду, о чем ты тоскуешь?

Мукбил-метатель только махнул рукой:

— Э, отец, что спрашивать! Но старик настаивал:

— Сынок, ты должен открыть нам тайну своего сердца. Слово за словом Мукбил-метатель рассказал, как спас царевну от верной смерти, как она подарила ему свое кольцо, как он полюбил ее на всю жизнь.

Старик поведал тайну пастуха всему народу гор.

— Мукбил-метатель полюбил дочь шаха,— сказал он.— Нам нужно искать какой-нибудь выход.

Люди гор уселись в круг и стали думать. Одни говорили:

— Шах ни за что не отдаст свою дочь за пастуха. Другие не соглашались с ними:

— Попробуем, пошлем людей — отдаст так отдаст, а не отдаст, соберемся и еще подумаем.

В конце концов так и порешили: послали к шаху сватов и старшим над ними назначили мудрого старика. Вот прибыли сваты во дворец. Шах увидел посланцев гор и спрашивает у них:

— Кто вы такие? С какой жалобой?

— Господин,— говорит ему мудрый старик,— мы прибыли к вам с покорной просьбой.— И рассказал все как было.

Шах разгневался.

— Эй, невежды!—закричал он.— Как вы смели приехать ко мне сватами! Или вы меня за ровню считаете? — И велел бросить сватов в темницу.

Потом кликнул тысячу палачей.

— Отправляйтесь,— говорит,— в горы. Отдаю вам на разграбление весь скот и все добро людей гор, только изловите мне Мукбила!

Что стая голодных волков, шахские палачи ринулись в горы, начали убивать людей, грабить их скот и добро.

Отец Мукбила-метателя рассказал сыну о несчастье, постигшем народ гор. Мукбил тотчас вскочил с постели и даже не вспомнил о своей болезни.

— Это,—говорит,Мукбил,— из-за меня народ попал в беду!

Схватил пращу и пошел на шахских палачей.

Почти всех палачей убил Мукбил-метатель, только немногим удалось бежать. Вот прибегают оставшиеся в живых палачи к шаху и говорят:

— О господин! Мукбил — опасный человек. Даже близко к себе не подпускает, а взмахнет своей пращой — любой охнуть не успеет, валитея с первого же камня.

Еще больше рассвирепел шах. Собрал он еще тысячу палачей и выступил в поход во главе их сам.

Мукбил-метатель встретил шаха в узком ущелье и пустил в дело свою пращу, как метнет камень — палач наземь валится.

Видит шах, что из его походов не выйдет никакого толка, посылает к Мукбилу человека и говорит:

— Ладно. Передай ему — я согласен отдать свою дочь. Только есть у меня одно условие: пусть Мукбил-метатель приведет мне каждой рукой по четыре, а всего восемь тигров.

Узнав ожелании шаха, Мукбил-метатель согласился и говорит:

— Я выполню условие, только прежде шах пусть освободит наших послов, что безвинно томятся в темнице.

Шах вернулся в город и освободил сватов. А Мукбил-метатель отправился на поиски тигров.

В одном месте в густых зарослях спал тигр. Мукбил-метатель заметил зверя, подошел тихонько и схватил его за горло.

Тигр пытался бороться, но пастух еще крепче сжал ему горло, поднял его над головой, как малого котенка, и ударил о землю. Потом, пока зверь не очнулся, продел ему в нос кольцо и привязал толстой цепью к дереву. Вот так и бродил Мукбил-метатель по горам, пока не поймал восемь тигров. Проучив их хорошенько палкой, так что звери стали гнуть шеи до самой земли, будто волы в ярме, Мукбил на седьмой день, ведя каждой рукой по четыре тигра, отправился к шаху.

Когда прошел слух, что Мукбил-метатель ведет восемь тигров, в городе началось смятение: люди попрятались в дома, а многие убежали.

Шах, узнав через своих стражников о случившемся, нахмурился. «Я думал, что пастух погибнет, охотясь за тиграми, а вышло по-иному!»— подумал он и делать нечего — с отрядом палачей отправился навстречу Мукбилу-метателю.

— Хвала тебе, сын мой, хвала! — сказал он.— Только ты зверей в город не води: еще вырвется какой-нибудь и покалечит людей. Отведи их в горы и хочешь — отпусти, хочешь — шкуры сними. А потом ты, вижу, умеешь слово держать — есть у меня для тебя еще задача. Вторая задача такая: должен ты представить мне голову богатыря Хатама из города Таи. У Хатама есть .добрый конь,— и его приведешь. Выполнишь вторую задачу — получишь мою дочь в жены.

Не понравилось Мукбилу-метателю, что шах не сдержал слова, но он подумал: «Наверное, этот Хатам разбойник, иначе зачем понадобилась бы шаху его голова. Ладно, раз гак, не стану перечить, выполню вторую задачу шаха и доброе дело сделаю — избавлю людей от грабителя».

Вернулся Мукбил-метатель домой, распрощался с людьми гор и отправился в далекий путь. Шел он долго и, когда исполнилось ровно четыре месяца, подошел к городу Таи.

День клонился к вечеру. Мукбил-метатель только было подумал, где б ему переночевать, как вдруг видит; какой-то . человек лет сорока, скромно одетый, купает в большом канале коня.

— Хатам в городе или в отлучке?— спрашивает у него Мукбил.

— Хатам в городе,— отвечает человек.— Вы, похоже, странник, переночуйте у меня, а завтра пойдете к Хатаму.

Мукбил-метатель согласился.

Человек хорошо принял Мукбила, угостил его щедро и только тогда спросил:

— А какое у вас дело к Хатаму?

— Очень он нужен мне,— ответил Мукбил-метатель.— Вы не знаете, что он за человек?

— Да,— говорит хозяин дома,— я знаю Хатама. Он правитель нашей страны. Только он не сидит, как другие шахи, на высоком троне, а живет, среди своего народа, как простой человек,— сказал так и снова обернулся к Мукбилу. — Так что же все-таки за дело у вас к Хатаму?

Мукбил смутился: «Как же так?— думает.— Хатам, видно, вовсе не похож на разбойника. Раз он живет среди народа и ведет себя как простой человек, не может он делать зло людям».

— Не знаю, что и сказать вам,— отвечает он хозяину.— Я должен отрубить ему голову. Хозяин удивился:

— Да что же худого сделал вам Хатам?

— Хатам ничего худого мне не сделал,— ответил

Мукбил-метатель и рассказал, зачем он разыскивает Хатама.

— Ну хорошо,— говорит хозяин дома,— сегодня вы отдыхайте, а завтра я вас отведу к Хатаму.

Настало утро. Мукбил и говорит:

— Что же, покажите мне дом Хатама? А хозяин ему:

— Вы,— говорит,—и находитесь в доме Хатама, потому что Хатам — это я. Коня, что шах наказал привести, я вчера зарезал, чтобы угостить вас, так как в доме у меня никаких припасов не оказалось. Вы добиваетесь своего счастья, а я дал клятву: если для счастья человека когда-нибудь понадобится моя голова, не пожалеть и головы. Вот она!—и хозяин дома склонил голову перед Мукбилом.

Пораженный таким великодушием Хатама, Мукбил-метатель прослезился.

— Нет,— сказал он,— я не стану рубить вам голову. За жизнь такого человека, как вы, не жалко поступиться и своим счастьем.

У Хатама был взрослый сын. Посмотрел он на отца и говорит:

— Гость рассудил правильно. К тому же шах и на этот раз может не сдержать слова, выдумает третью задачу. Если вы желаете помочь гостю, отправляйтесь вместе с ним к шаху и там на месте что-нибудь придумаете.

Хатам согласился. В тот же день они с Мукбилом-метателем отправились в путь. Пришли в Бухару и явились во дворец шаха.

Шах увидел Мукбила и спрашивает:

— Ну как, привез голову Хатама? Привел коня?

— Хатам очень щедрый и великодушный человек,— отвечает Мукбил-метатель.— Когда я оказался гостем в его доме, он зарезал своего коня, чтобы покормить меня, странника. Потом, узнав, зачем я пришел, он сам подставил голову под меч, но я голову рубить не стал, а привел его самого.

Шах побледнел и затрясся весь от злобы.

— Где же Хатам?— закричал он. Хатам поклонился и говорит.

— Вот я и есть Хатам.

Шах даже привскочил на троне, обернулся к Мукбилу и как закричит на него снова:

— Я наказывал привезти мне голову Хатама, а ты егоживым доставил!

Хатам выступил вперед и говорит:

— Дома я предлагал гостю свою голову, но он отказался. Вот я и пришел сам. Если тебе нужна моя голова, вели отсечь ее, только удовлетвори желание этого юноши.

Шах кликнул палача, велел увести Хатама и отрубить ему голову. Но только палач схватил Хатама за руку, как Мукбил-метатель закатил палачу такую затрещину, что у того лицо перекосилось набок.

Потом Мукбил обернулся к шаху и говорит:

— Разве можно казнить такого благородного человека? Если хочешь обязательно кого-нибудь убить, вот — убивай меня!

— А что ж!— заорал шах.— Эй, палач! Взять и казнить Мукбила.

Вдруг из внутренних покоев выбежала Мехри-Нигяр и бросилась на шею к Мукбилу. В ярости шах закричал:

— Казнить и ее!

Тут Хатам снова выступил вперед, подошел к трону и говорит:

— Шах, ты от злобы разум потерял!— и дал такого тумака шаху, что тот повалился с трона.

Народ с радостью избрал пастухаМукбила своим правителем.

Хатам сам стал во главе пира и справил веселую свадьбу Мукбила с Мехри-Нигяр.

Так Мукбил-метатель и Мехри-Нигяр достигли исполнения своих желаний.

Перевод Н. Ивашева

ХИТРАЯ ПЕРЕПЕЛКА

Было ли не было, жила одна сорока.

На самой верхушке дерева свила она гнездо и вывела пять птенцов.

Только птенцы научились летать, как об этом проведала лиса.

Пришла она под то самое дерево и заговорила:

— Эй, сорока, бросишь одного птенца — хорошо, не бросишь — я дерево с корнем выдерну, высосу из тебя твою красную кровь, съем тебя, а косточки твои сгрызу, и тебя и всех твоих птенцов истреблю, уничтожу.

Перепугалась бедная сорока и, горько плача, вытолкнула из гнезда одного птенчика.

Лисица схватила его и побежала по своим делам.

Утром лиса проголодалась, снова пришла под дерево и начала, как вчера, угрожать:

— Эй, сорока, бросишь одного птенца — хорошо, не бросишь — я дерево с корнем выдерну, высосу из тебя твою красную кровь, съем тебя, а косточки твои сгрызу, и тебя и всех твоих птенцов истреблю, уничтожу.

Испугалась сорока и, в надежде, что спасутся остальные птенцы, отдала лисе еще одного птенца, который был ей дороже глаза.

Лисица схватила второго птенца и убежала по своим делам.

Сердце, если загорится, не погаснет. Пришла лиса к дереву и на третий день, и на четвертый.

За четыре дня лиса съела четырех птенцов сороки.

Осталась сорока с одним птенцом. Сидела она на дереве и плакала.

Вдруг прилетела перепелка. Увидела она, что сорока плачет, и спросила:

— Эй, сорока, в чем дело?

Сорока рассказала о своем горе. Перепелка очень удивилась и посоветовала:

— Если к тебе опять придет лиса и скажет: «Эй, сорока, бросишь одного птенца — хорошо, не бросишь — я дерево с корнем выдерну...»— и начнет тебе угрожать, ты ей ответь: «Если хочешь — выдергивай, если хочешь — кровь соси, если хочешь — косточки мои сгрызи». Не бросай только ей своего птенца.

Едва перепелка улетела, явилась лиса. И давай угрожать, как и прежде. Сорока ответила:

— Если хочешь выдергивать дерево — выдергивай, если хочешь сосать кровь — соси. Теперь я тебя не боюсь.

Тут лиса удивилась и сказала:

— Э, сорока, кто это тебя научил таким словам?

— Этому меня научила перепелка.

Лиса посидела под деревом, посидела. Видит, сорока ее не боится, и побежала разыскивать перепелку. А перепелка полетела на большой луг, забралась в траву и заснула. Лиса нашла ее, подкралась и ловко поймала.

Перепелка спросила:

— Эй, лиса, что ты хочешь со мной делать?

Лиса ответила:

— Ты научила сороку не отдавать мне последнего птенца! Теперь я съем тебя!

Перепелка сказала лисе:

— Я же маленькая. Даже если съешь меня, останешься голодная. Во мне и с мизинец нет мяса. Если ты пеня не съешь, я тебя хорошенько накормлю.

— Как же ты меня накормишь? Перепелка ответила:

— Сегодня в соседнем кишлаке свадьба. Мы пойдем на большую дорогу, ты спрячешься в траву на обочине. Когда по дороге пойдут женщины с узлами, полными еды, я побегу перед ними и стану жалобно пищать. Женщины, увидав меня, скажут: «Вот смотрите, перепелка!»—положат на землю узлы и станут меня ловить. Я потихоньку буду бежать по дороге и все уводить их дальше и дальше. А ты не зевай.

Лиса обрадовалась.

Вышли они вместе с перепелкой на большую дорогу. Лиса спряталась. Тут и в самом деле появились женщины с узлами на головах. Шли они на свадьбу. А в узлах несли лепешки и вареное мясо. Умная перепелка побежала по дороге и жалобно закричала. Одна из женщин сказала:

— Смотрите, перепелка! Другая заметила:

— У моего сыночка перепелка улетела. Он каждый день надоедает, просит купить ему перепелку. Давайте поймаем ее. Похоже, что эта перепелка не может летать.

Женщины положили на землю узлы и бросились ловить перепелку.

Сначала умная перепелка бежала рысцой, но не быстро, вконец раззадорила женщин и увела их далеко. Тут она вспорхнула и улетела, а лиса кинулась к узлам, наелась хлеба и мяса и спокойно пошла восвояси.

Видит, летит перепелка.

— Эй!— закричала лиса.— Ты слишком перекормила меня, я совсем объелась. Даже ходить трудно. Теперь посмеши, повесели меня.

Тогда перепелка подлетела к старухе, которая доила корову, и села корове на рога.

Старуха увидела перепелку и позвала мужа. Старик нацелился и бросил в нее палкой, но только сломал корове один рог, а перепелка улетела. Корова шарахнулась и перевернула ведро, надоенное старухой молоко пролилось.

Лиса смотрела и смеялась до слез. Перепелка улетела, даже не попрощавшись.

Наутро лиса опять пошла искать перепелку. Перепелка паслась на лугу — собирала семена трав и пела. Если бы она не пела, лиса ее до вечера не нашла бы.

- Сегодня тоже накорми меня и повесели,— приказала лиса,— а не то я тебя съем.

Перепелка подумала: «Пора избавиться от этой надоедливой лисы. Опасный она враг, если поймает меня, конечно, съест». Вслух она сказала:

— Хорошо, и сегодня тебя накормлю, но вот беда: поблизости нет нигде свадьбы, поэтому по дороге женщины с узлами не пойдут. Недалеко от кишлака я видела кусок мяса, лучше поведу я тебя туда.

Лиса согласилась.

Шли они, шли. Видит лиса: лежит кусок мяса и сразу схватила его.

Щелк! Капкан захлопнулся, и лиса издохла.

Так перепелка избавилась сама и избавила сороку от надоедливой и кровожадной лисы.

Пастухи же, обнаружив в капкане лису, очень обрадовались, потому что из ее шкуры можно сделать очень хорошую шапку.

Перевод М. Шевердина

НЕГРАМОТНЫЙ ПРЕДСКАЗАТЕЛЬ

Был или не был в давние времена, но жил один мулла-гадальщик. Предсказывать по книге было его постоянным занятием. В один из дней гадальщик умер.

Жена соседа сказала мужу:

— Умер муж моей подруги. Пойдем к ней, помянем покойника молитвой, пособолезнуем ей.

Пошли они в дом гадальщика. А муж ее был безграмотный простолюдин. Он исполнял всегда черную работу, батрачил у людей и еле-еле сводил концы с концами. Все это очень огорчало его жену. Сидя на поминках среди гостей, она поглядывала по сторонам и вдруг увидела на полке завернутую в платок книгу. Она взяла ту книгу и спросила у жены муллы:

— Что это?

Жена покойного гадальщика заплакала и сказала:

— Эй, подруга-душенька, и не спрашивай. С этой книгой он ездил по городам и кишлакам и гадал. Из поездок своих он много чего привозил. Благодаря книге мы ни в чем не нуждались. Что вам сказать больше: эта книга для нас была и коровой, и деньгами, и лошадью, и ремеслом.

Долго она еще охала, жаловалась на свою горькую судьбу.

Тут ее подруга спросила:

— Раз так, кто же теперь будет гадать по этой книге? На это жена гадальщика ответила:

— Увы, с той поры как скончался муж, книга лежит на полке и покрывается пылью. Нет человека, умеющего ею пользоваться, а сын мой слишком еще молод.

Тут ее подруга сказала:

— Эй, подруженька, сказать по правде, мой муж, пропади он, темный человек, ни на что не способен, грамоты даже не знает. День-деньской ходит по улицам и теньги заработать не может. Летом еще иногда находит поденную работу, еле-еле зарабатывает на пропитание. Живем мы в бедности. У нас нет ни скотины, ни вещей, еле-еле перебиваемся, влачим с детьми тяжелое существование. Теперь, подружка, если вы не обидитесь, хочу попросить у вас эту волшебную книгу. Отнесла бы я ее мужу. Может быть, мы благодаря этой книге, обретем хлеб и наше житье-бытье улучшится.

Жена гадальщика удивилась:

— Зачем книга вашему мужу, если он грамоты не знает? Как же он будет, читать книгу? Если бы ваш муж был грамотный, я дала бы, конечно, ее вам.

Тут подруга возразила:

— Э, дорогая, если бы мой муж был грамотен, разве я просила бы у вас волшебную книгу? Мы нашли бы другие книги и как-нибудь прожили бы без вашей.

Жена гадальщика поспешила успокоить подругу:

— Эка невидаль — книга, не огорчайся, бери! — И она отдала ей книгу.

Принесла ее подруга домой и отдала мужу. Тот изумился.

На это жена ответила:

— Чему я тебя научу, то и делай.

Муж рассердился:

— Ты так накликаешь на меня беду!

Но жена не слушала его:

— Странно ты рассуждаешь. Кто же в наше время зная делает что-нибудь? Некоторые люди так, некоторые эдак, кое-как живут. Возьми книгу, пойди на городскую площадь и сядь там. Недостатка в разинях, теряющих свои вещи, нет. Не один, так другой подойдет к тебе погадать. Аллах не оставит без помощи своего раба. Не одному, так другому ты удачно предскажешь и станешь знаменитым и богатым.

Одела она мужа, как одеваются гадальщики, а для важности намотала ему на голову пребольшую чалму. Дала мелких палочек, нанизала на нитку крупных бус, сунула в руки книгу и выпроводила из дому. Бедняга поденщик ходил, ходил и попал на городскую площадь. Смотрит, а там сидит много гадальщиков, и около каждого толпятся люди. Увидел он их и немного осмелел. «Таких, как я, много»,— подумал он.

Найдя удобное местечко, он уселся и положил перед собой книгу. Перебирая четки, надув щеки и выпучив глаза, он принялся шевелить губами, будто читает.

Пусть он так сидит и шевелит губами, а вы послушайте про одного дехканина, который потерял лошадь. Искал он ее повсюду и, наконец, усталый, измученный, пришел домой. Жена ему сказала:

— Вы не огорчайтесь. У нас в городе недостатка в гадальщиках нет. Пойдите на площадь и попросите кого-нибудь из них погадать, может быть, аллах облегчит ваше дело и лошадь найдется.

— Правду говоришь,— сказал дехканин и отправился на городскую площадь. Увидел он неграмотного гадальщика, подивился на его большую чалму и выпученные глаза и обратился к нему:

— У меня лошадь пропала. Погадай, где она?

Гадальщик сказал:

— Дай денег для начала гадания.

Дехканин дал ему теньгу.

Увидев серебряную монету, гадальщик обрадовался. Он зашептал, забормотал, взял в руки палочки, дунул, плюнул и бросил деньги на книгу, затем он открыл книгу и, сделав вид, что читает, полистал ее и сказал:

— Коня вам нашел! Конь ваш нашелся. Горе ваше закрылось. Отсюда пойдете, увидите арык. Он называется Чит-арык. Перейдете через Чит-арык, перед вами появится еще арык. Дальше пойдете, будет Шох-арык, вот у головы Шох-арыка и пасется свободно ваш конь. Идите и возьмите свою лошадь, а мне дайте кое-что побольше.

Тут дехканин обрадовался и пообещал:

— Найдется лощадь, одна ляжка ваша.

- Дехканин вышел из города и дошел до Чит-арыка. Перебрался он через него и вскоре увидел еще арык. Перешел он его вброд и наткнулся на Шох-арык. Смотрит, а на берегу его пасется лошадь, которую он потерял.

— Эй, скотинка моя, лошадь!— воскликнул обрадованный дехканин и давай гладить и ласкать ее. Потом взял повод и отвел лошадь домой.

После этого, подсчитав четверть стоимости лошади, он расплатился с гадальщиком.

Весть о проницательном гадальщике день ото дня стала распространяться по городу и по стране. Все говорили:

— Слыхали? В город приехал новый предсказатель. Рассказывают, что он все знает. Он сразу находит пропажу, прямо вора ловит.

Неграмотный гадальщик остался деньгами очень доволен. Но сердце у него все же тревожно стучало.

«Не сегодня-завтра, не сумев разгадать какой-нибудь про-пажи, я опозорюсь»,— думал он.

Однажды обокрали царскую казну. Воры ничего не оставили, все унесли.

Царь чуть не потерял рассудок. Он созвал всех своих визирей, беков, полицейских и сказал:

— Казну найдете — хорошо, не найдете — всех отдам палачу.

Визири, беки, полицейские искали повсюду, но украденного из казны не нашли. Дрожа, явились они к царю и упали ниц перед ним.

Тогда царь сказал:

— Раз так, приведите с городской площади всех гадальщиков, всех предсказателей, пусть погадают. Найдут мою казну — хорошо, не найдут — все равно пусть ищут. Если и тогда не найдут, всех казню, пусть не занимают без толку городскую площадь. Пусть не морочат голову людям, не одурачивают их. И мы избавимся от этих гадальщиков, и народ от них избавится.

Царские слуги, есаулы побежали на площадь и, собрав всех гадальщиков, привели их во дворец. Царь объявил:

— Эй, гадальщики, эй, предсказатели! Знайте и будьте внимательны: сегодня ночью пропала наша казна. Вы должны ее найти. Не найдете — всех казню. Не жить вам!

Гадальщики и предсказатели молчали, боялись взглянуть в лицо царю и стояли, потупив взоры.

Царь грозно сказал:

— Эй, ну что вы скажете? Слова упали вам внутрь, почему вы молчите?

Среди этих гадальщиков и предсказателей было много премудрых магов и хитроумных астрологов, но все они стояли, опустив головы, из-за страха перед царем, будто говорили «не знаю!», и молчали, чтобы не быть замешанными, если что-либо случится.

Тут царь окончательно вышел из себя и закричал в гневе:

— Что же, так и будете стоять и молчать, а?

Тогда гадальщики и предсказатели упали на колени и завопили:

— Всемогущий царь, убивайте нас, жгите нас, делайте с нами что хотите, но мы не справимся с таким трудным делом. Но вот этот человек,— и все показали на неграмотного гадальщика,— гадает лучше нас всех. Этот человек за одно мгновение нашел дехканину пропавшую лошадь.

Посмотрел царь на неграмотного гадальщика и приказал ему:

— Раз так, найди.

Несчастный отказывался и отговаривался так и эдак, но ничто ему не помогло. Царь всех предупредил:

— Если и он не найдет казну, никого из вас не отпущу, всех велю казнить.

Услышав эти слова царя, гадальщики и предсказатели подумали: «Теперь нам конец, все мы умрем!»— и, набросившись на неграмотного гадальщика, закричали:

— Найди казну, найди!

А несчастный, не зная, что делать, сказал себе: «Теперь я все равно конченный человек. Поем-ка я царского плова перед смертью. У того, кто проживет лишний день, и жизнь на день больше».

Он низко поклонился царю и сказал:

— Если так, дайте мне сорок дней сроку. На сорок дней я уединюсь, ни с кем из людей не буду говорить, буду думать и гадать, посмотрю, может быть, и найду.

А себе сказал: «И после сорока дней я не найду этой казны. Эх, поем хоть перед смертью даром с царского дас-тархана».

Царские слуги положили в сорок глиняных кувшинов припасы на сорок дней и отнесли неграмотному гадальщику домой. А гадальщик сказал жене:

— Вот видишь. Не оставила ты меня в покое, а теперь вот что вышло. Не лучше разве было, чем заниматься этим гаданием и быть в конце концов повешенным, понемногу работать и получать свои заработанные честным трудом гроши? Теперь, эй, жена, я через сорок дней умру. Осталось сорок дней мне жить.

Жена сказала:

— Бог даст, всевышний направит нас на верный путь. Не огорчайтесь, не расстраивайтесь. Вы хорошо сделали, выговорив сорок дней сроку.

Тут несчастный гадальщик сказал:

— Раз так, запри покрепче припасы, что нам дал царь. За сорок дней что-нибудь да случится.

Так разговаривая друг с другом, муж с женой принялись расстанавливать кувшины с провизией и припасами на полках в чулане.

Пусть они расстанавливают кувшины на полках, а вы послушайте о ворах, которые унесли царскую казну.

Обокрав царскую казну, воры спрятали ее в одном укромном месте, а сами с беспокойством и тревогой следили, какие меры примет царь. Они послали соглядатая, который ходил по улицам и прислушивался к разговорам людей. Он узнал, что во дворец вызвали гадальщиков и предсказателей, и очень обрадовался, когда они отказались искать казну. Но тут же выяснилось, что неграмотный гадальщик взял сорок дней сроку. Соглядатай побежал к атаману воров и донес:

— Тот самый гадальщик, который дехканину нашел лошадь, обещал найти казну и выговорил у царя сорок дней сроку. Этот хитрец найдет!

Тут атаман воров забеспокоился и приказал соглядатаю:

— Раз так, следи за каждым шагом этого хитреца, стереги его ночью, стереги днем, как увидишь, что он подбирается к казне, сейчас же донеси, надо будет принять меры.

Прошел час вечерней молитвы, наступила ночь, соглядатай влез на крышу дома гадальщика и стал смотреть и слушать. Гадальщик громко сказал:

— Эй, жена, время ужинать!

Жена принесла из чулана один кувшин. Гадальщик взял его со словами:

— Ну вот, один и явился!

Соглядатай перепугался, побежал к атаману и донес:

— Клянусь, этот хитрец гадальщик догадался, что я залез к нему на крышу.

Главарь рассердился:

— Э, откуда он может знать. Ты самый настоящий трус!

Соглядатай обиделся:

— Если не верите, пошлите другого!

Пусть атаман спорит со своим соглядатаем, а вы послушайте о неграмотном гадальщике.

Изготовил он с женой богатый ужин из царских припасов и уселся за дастархан. Но вкусная пища не шла ему в горло.

— Теперь я пропал,— огорчался он,— теперь мне осталось жить без одного дня сорок дней. Разве я умер бы, если бы не стал гадальщиком? Какое наслаждение было работать поденщиком.

В таких печальных разговорах прошла ночь.

А соглядатай утром побежал по улицам и с тревожно бьющимся сердцем слушал, о чем говорят люди.

Опять наступила ночь. Атаман послал другого вора во двор гадальщика. В час вечерней молитвы вор забрался на крышу, прильнул ухом к дымоходу и стал слушать.

А бедняга гадальщик как раз подмигнул жене и сказал:

— Время!

Жена принесла из чулана новый кувшин. Гадальщик вздохнул:

— Второй пришел!

Конечно, он имел в виду второй кувшин, а вор, сидевший у дымохода на крыше, понял так, что он говорит, будто пришел второй вор.

«Ох, он узнал обо мне»,— подумал вор и убежал. Когда он рассказал обо всем атаману воров, тот совсем рассердился:

— Ни у кого из вас в голове ничего нет! Как этот хитрец может найти казну! И с таким трусливым сердцем вы хотите заниматься воровством?

Воры оправдывались:

— Мы боимся, чтобы не раскрылась кража и всем нам не попасть в руки палача. Поэтому и рассказываем вам, что услышали. Если вы нам не верите, пойдите завтра — и сами все узнаете. Этот пройдоха-гадальщик узнает и о вашем приходе.

Едва рассвело, атаман и все воры вышли на улицы города послушать, что говорят, посмотреть, что делают. Одни горожане говорили, что гадальщик найдет царскую казну, другие — что не найдет. В одной большой чайхане шли особенно горячие споры, а один из соглядатаев воров пил чай и слушал. В это время пришел тот дехканин, которому безграмотный гадальщик нашел лошадь. Тут все зашевелились, загалдели, и каждый звал дехканина к себе: «Иди сюда! Иди сюда!» Посетители принялись расспрашивать, как ему гадальщик нашел лошадь. Дехканин подробно рассказал, а под конец добавил:

— О, этот гадальщик очень прозорливый, мою лошадь он нашел сразу. А ведь я уже совсем потерял надежду найти ее. Верно говорили в старину: «Чем бежать, лучше постой, в гадание не верь, а без гадания не живи!» Я подумал: «Дай-ка я погадаю! Это тоже дело». И пошел на лошадь погадать. Этот гадальщик избавил лошадь от мучений, он очень легко нашел ее.

Соглядатай воров сидел тут же и слушал. Сердце у него колотилось. «Если этот хитрец гадальщик такой, как о нем говорит дехканин, он и нас найдет»— подумал он. Боясь, что его поймают, он встал и ушел. На самом же деле никто в чайхане и не подозревал, что среди них сидит соглядатай, и никому до него не было дела. Но недаром говорится: «Вору мерещится погоня!»

Соглядатай нашел атамана и рассказал все, что слышал, видел и узнал.

Атаман воров тогда сказал:

— Пойду сам своими глазами посмотрю, что делает этот гадальщик. Все вы, оказывается, трусы.

Стемнело, пришел час четвертой, а затем и пятой молитвы.

— Сегодня вы сами пойдете, а что делать нам?— спросили воры.

Атаман ответил:

— Ждите меня здесь, а я погляжу пойду и скоро вернусь. Если выяснится, что гадальщик может найти казну, подумаем, какой найти выход; если же нет, тогда разделим царскую казну.— Главарь воров незаметно пробрался во двор неграмотного гадальщика и влез на крышу. Пристроился он у дымохода и начал смотреть и слушать.

Неграмотный гадальщик сказал жене:

— Сходи-ка в чулан.

Она послушалась и принесла на этот раз большой кувшин.

Увидев его, гадальщик и сказал:

— Ого, сегодня большой явился!

Услышав эти слова, главарь подумал: «И о моем приходе узнал». Поспешно спустился с крыши и убежал к сгоим ворам.

— Оказывается,— заявил он,— этот гадальщик настоящий. Сегодня он сразу же пронюхал о моем приходе и сказал жене: «Сегодня большой явился!» Нам надо принять меры, а то наша тайна раскроется. Один из вас пойдет к гадальщику и скажет: «Казна в таком-то месте, возьмите ее, только нас не выдавайте. С сегодняшнего дня половину всего, что добудем, будем отдавать гадальщику». Об этом тоже скажи ему.

Воры предложили:

— Тогда к гадальщику пойдем все вместе.

Атаман воров возразил:

— Странные вы люди. Что из того, если мы все явимся ему на глаза? Не лучше ли, если один или двое пойдут и скажут ему, где находится казна? Идите же поскорее. Если гадальщик согласится — хорошо, если же нет — поскорее убегите. Вернее всего, гадальщик, узнав, где находится казна, ничего вам не сделает. А возможно, царь приставил охрану к гадальщику. Если мы пойдем все вместе, нас поймают и казнят. Это первый раз случилось, что царь прозевал свою казну и ее у него украли. Он так разъярился, что до самой смерти дела не оставит. Нам нужно быть осторожнее. Лучше плюнуть на казну. Как говорят: «Не всегда же-мы будем есть сливки».

Посоветовавшись, воры послали одного человека к гадальщику. Пусть он идет, а вы послушайте про гадальщика. А он с женой горевал;

— Горе мне, жена. Теперь из сорока дней жизни три убавилось. Если через сорок дней без трех я не сумею найти казну, царь казнит меня. Из кувшинов ушло три,— горевал он.

Прошла одна треть ночи. Вдруг в дверь постучали. Испуганно гадальщик спросил:

— Кто там?

Тихий голос сказал:

— Я.

Гадальщик с женой, дрожа от ужаса, подошел к самой двери.

— Кто ты? Открыть дверь?

Тот же голос (а это был голос вора) сказал:

— Можете не открывать. Мне некогда, я сейчас уйду. Подойдите сюда поближе, я вам что-то скажу.

Когда гадальщик и его жена подошли вплотную и приложили уши к двери, вор заговорил:

— Эй, папаша-гадальщик! Мы воры. Это мы украли у царя казну. Но мы зла вам не хотим, а хотим с вами побрататься. Вы будете отцом, а мы — детьми. Что бы ни случилось, не раскрывайте нашей тайны, и мы найдем вам царскую казну.

Тут, превозмогая страх, гадальщик пригрозил:

— Вернете царскую казну — хорошо, не вернете — сами знаете, что с вами будет.

Вор затрясся от ужаса и начал упрашивать гадальщика:

— Пощадите. Царскую казну мы зарыли в такой-то пещере. Мы из царских богатств даже и одной теньги не тронули. Мы ждали, как повернется дело, но ничего у нас не вышло, и мы не смогли унести казну в безопасное место. Что бы ни случилось, не выдайте нас, не губите. Теперь все, что мы добудем, душа наша гадальщик, будем с вами делить поровну.

Гадальщик ответил:

— Хорошо. Завтра я пойду в пещеру, посмотрю. Если там окажется лишнее, мне нет до вас дела, но если не хватит хоть гроша, я с вами сам расправлюсь. Насчет дележки денег оставьте и думать. Я с вами не пойду. Все, что вы хотите давать, это все нечистое.

Вор не стал упрашивать.

— Ладно, я сказал вам, где казна, а дальше — дело ваше.

Больше он не произнес ни слова и поспешил уйти. Гадальщик и жена, как только увидели, что вор ушел, обрадовались.

— Получилось очень хорошо!— сказали они и вернулись в комнату.

Наутро, когда рассвело, гадальщик спросил жену:

— Теперь мне самому пойти к царю или послать тебя?

— Интересно вы говорите. Конечно, идите сами во дворец и скажите царю, что вы нашли казну. Спросит про воров, не говорите. Найдите причину. Впрочем, вы не спросили имен воров. Даже если бы и спросили, они не сказали бы. Да и нехорошее это дело — выдавать чужие тайны и позорить людей. То, что нашлась царская казна, это вам честь и заслуга.

Долго еще поучала жена мужа.

Тут гадальщик встал. Он до того обрадовался, как будто у него выросло шесть ног, а каждая из них делала шаг по семи шагов.

Слуги доложили царю о приходе гадальщика.

— Введите,— приказал царь.

Гадальщик даже и не поклонился, а сразу же закричал:

— Давай магарыч, царь. Нашлась твоя казна.

От радости царь забыл все свое высокомерие и тоже завопил:

— Бери сколько хочешь!

Гадальщик объяснил, как найти пещеру, где зарыта казна.

Забрав с собой всю свиту, царь отправился в пещеру, видит — вся казна в целости и сохранности. Когда все пересчитали, оказалось, что из многих тысяч и теньга ни одна не пропала.

Неграмотный гадальщик получил драгоценные подарки и много всякого добра. Царь устроил в городе гулянье и через глашатаев созвал всех гадальщиков и предсказателей, астрологов, колдунов и всех им подобных и приказал обильно угостить. Неграмотного гадальщика царь посадил на почетное место наверху, а сам сел рядом с ним.

Неграмотный гадальщик, думая: «Я нашел царскую казну, теперь я главный над всеми гадальщиками и предсказателями»,— загордился и сидел, важничая и пыжась. И было ему чего важничать, потому что с тех пор неграмотный гадальщик стал первым лицом в государстве.

Так шло время.

Однажды царь вышел в сад и увидел на дорожке саранчу. Царь попытался поймать ее, но она подпрыгнула и отлетела. Царь пошел за ней, опять хотел схватить ее, но снова не поймал. На третий раз он все-таки изловчился и поймал саранчу.

Тут в душу царя закралось желание испытать своих гадальщиков и предсказателей. Он зажал саранчу в кулаке и решил спросить у гадальщиков, что у него, и подумал, того, кто отгадает, он сделает своим главным гадальщиком, а тем, кто не отгадает запретит гадать и выгонит из города.

Созвав всех гадальщиков, предсказателей, астрологов, колдунов, царь спросил:

— Что у меня в руке? Если угадаете, значит вы гадальщики и предсказатели, если нет, оставьте ремесло гадальщиков и предсказателей, работайте поденщиками и не морочьте голову, говоря «мы гадальщики» бедным вдовам! Если не отгадаете, то сейчас же прикажу прогнать вас. Если и после этого будете заниматься ворожбой, то останетесь без голов, а имущество ваше отдам на разграбление.

С перепугу гадальщики и предсказатели остолбенели и потеряли память. Ошеломленно глядели они друг на друга и не могли вымолвить ни слова, будто онемели. Царь смотрел на них, смотрел и наконец заявил:

— Эй, вы, почему молчите?!

От этих грозных слов гадальщики чуть не попадали. Они не смогли сказать ни слова. Побледневшие, изменившиеся в лице, они безмолвно стояли.

Тогда царь грозно спросил в третий раз: .

— Ну! Долго еще молчать будете?

Тут из среды гадальщиков и астрологов вышел один ученый и мудрец и заговорил:

. — О великий царь, уважаемый султан! У меня к вам слово есть... Слово это такое: вчера мы, сколько ни думали, но так и не нашли вашу казну. Как же мы сегодня узнаем, что у вас в руке? Узнать, что у вас в руке, по силам только тому гадальщику, который нашел вашу казну.

Тут царь сделал знак неграмотному гадальщику, ко он стоял в сторонке, опустив глаза, склонив голову набок, уставившись в землю.

Остальные гадальщики и предсказатели, сбившись в кучу, шептались между собой:

— Что же может быть в руке у царя? Может быть, алмаз или яхонт. А может быть, крупный жемчуг? Наверняка это драгоценный камень. На руках цари носят дорогие кольца, уж не кольцо ли это?

Неграмотный гадальщик в полной растерянности думал: «Что же мне сказать?»

В нетерпении царь снова спросил неграмотного гадальщика :

— Говори же!

Гадальщик ответил:

— Эй, царь мой! Потерпите немного, дайте подумать!

Царь, улыбаясь, ждал.

Все смотрели на гадальщика, говорили себе:

— Этот найдет. Если не найдет, то мы и подавно не найдем.

Царь снова спросил:

— Что у меня в руке?

Неграмотный гадальщик подумал:

«Теперь, что бы ни случилось, я пропал, как пойманная саранча».

— Эй, царь мой, раз прыгнула саранча, два прыгнула, а в третий раз попалась.

Царь засмеялся и разжал пальцы. Саранча прыгнула распустила крылышки и улетела.

— Браво, молодец!— сказал он.

Гадальщики, предсказатели, визири, беки, слуги, ясаулы, весь народ, увидев саранчу, хором воскликнули:

— Молодец, браво! Вот это по крайней мере гадальщик!

Остальные гадальщики и предсказатели, радуясь избавлению от гибели, стали благословлять и благодарить неграмотного гадальщика. Но в душе они ему завидовали и с ненавистью думали:

«Теперь он еще ближе к царю!»

Царь сказал:

— Ого, я вижу, вы, гадальщики, хорошие люди. Вы нашли мою казну и то, что было у меня в руке.

Царь назначил неграмотного гадальщика старшим над всеми и дал ему грамоту в подтверждение этого. Неграмотный гадальщик приколол грамоту к чалме. Став старшим, он без меры возгордился. Все гадальщики и предсказатели получили богатые дары и пошли по домам.

Царь приказал своим слугам:

— Того гадальщика, что нашел казну, проводите до дому!

Неграмотный гадальщик, живой, и здоровый, вернулся домой. Все, что случилось во дворце, он по порядку рассказал жене.

Она сказала:

— Это предназначенная нам судьбой доля, теперь благодарите бога!

Больше неграмотный гадальщик не гадал. Раз и навсегда он зарекся гадать.

Муж и жена на подарки царя жили в достатке. Так они достигли своих желаний и целей.

Перевод М. Шевердина

ДОЧКА-УМНИЦА

Жил в старые времена один старик с дочкой лет двенадцати. А всего добра у старика было: один верблюд, одна лошадь и один ишак.

Старик рубил в горах дрова и возил продавать в город, а дочка занималась хозяйством.

Вот как-то навьючил своего верблюда старик дровами и поехал на базар. Подошел к нему толстый бай и спросил:

— Почем дрова продаешь?

Старик запросил три теньги. Толстый бай сказал:

— Возьми «как есть» десять тенег, только отвези дрова ко мне домой.

Старик с радостью согласился и привез дрова во двор к толстому баю.

Получил старик обещанные десять тенег, свалил на землю дрова и хотел уйти. Вдруг толстый бай сказал:

— Привяжи верблюда!

Удивился старик:

— Верблюд мой.

— Нет,— сказал толстый бай.— Я купил дрова «как есть», вместе с верблюдом. Стал бы я платить тебе, дураку, десять тенег.

Спорили они, спорили и пошли судиться к казию. Казий спрашивает старика:

— Правда ли, что ты продал дрова «как есть»?

Старик говорит:

— Да, только, господин, верблюд-то стоит триста тенег.

— Ну уж это не мое дело. Сам виноват, не надо было соглашаться продавать дрова «как есть».

Приказал казий отдать верблюда толстому баю, а старик со слезами пошел домой. Только дочке так ничего и не сказал.

На другой день, навьючив дрова на лошадь, старик опять приехал на базар. А толстый бай тут как тут.

— Почем дрова продаешь?

— Три теньги.

Толстый бай сказал:

— Возьми «как есть» десять тенег.

Забыл совсем старик, что было вчера, и согласился. Остался старик без лошади.

Пришел он домой печальный, однако дочке опять ничего не сказал.

На третий день старик навьючил дрова на ишака и собрался уже совсем на базар, но дочка сказала ему:

— Отец, в прошлый и позапрошлый раз вы вернулись без верблюда и без лошади. Сегодня и ишака вам не оставят. Лучше я поеду дрова продавать.

Старик согласился. Девочка поехала на базар. Подходит к ней толстый бай.

— Почем дрова продаешь?

Девочка запросила три теньги. Толстый бай и говорит:

— Возьми «как есть» пять тенег.

Девочка отвечает:

— А вы дадите за дрова деньги «как есть»?

— Хорошо, согласен, вези дрова ко мне.

Свалила девочка дрова и спрашивает:

— Дяденька, где прикажете вашего ишака привязать?

Толстый бай показал место.

Привязала девочка ишака и попросила деньги за дрова.

Протянул толстый бай деньги, а девочка — цап, схватила его за руку и говорит:

— Когда мы рядились, вы сказали, что дадите пять тенег «как есть». Отдавайте деньги вместе с рукой.

Спорили они, спорили. Соседи прибежали на крик и повели девочку и толстого бая к казию.

Крутил казий и так и эдак, придумывая тысячу хитростей, но девочка стояла на своем.

А народ кричит:

— Права девочка! Вот умница девочка!

Казий думал-думал и постановил:

— Отдавай руку.

Заплакал толстый бай.

— Как же я без руки буду?

— Ну, плати выкуп 50 золотых тиллей.

Отсчитал бай девочке 50 тиллей.

Жалко стало толстому баю денег. Он и говорит:

— Давай побьемся об заклад — кто из нас будет лучше врать, тот должен платить еще 50 тиллей.

— Хорошо,— говорит девочка,— только вы, господин бай, старше меня годами, вы и начинайте.

Уселся поудобнее толстый бай, откашлялся и начал:

- Однажды я посеял пшеницу. Она у меня до того уродилась, что всякий, заехавший в поле верхом на верблюде или лошади, плутал десять дней. Как-то сорок козлов забрались в пшеницу и пропали. Когда пшеница созрела, нанял я батраков жать ее. Вот и пшеницу сжали, смолотили, а о козлах и помину нет. Однажды я приказал жене испечь лепешки, а сам сел читать коран. Когда лепешки вынули из печи, я отломил кусочек и начал есть. Вдруг слышу у меня в зубах: «Мэ-э-э!» Изо рта козел выскочил, а за ним еще и еще. Козлы до того разжирели, что стали каждый с четырехгодовалого быка.

Захлопала девочка в ладошки, посмеялась и закричала:

— Отлично! Вы сказали правду, таких случаев на свете бывает много. А теперь послушайте меня. Однажды посредине нашего кишлака я вскопала землю и посеяла одно-единственное хлопковое семечко. И что же, вы думаете, получилось? Выросло громаднейшее дерево, тень от которого падала во все стороны на расстояние дневной езды от кишлака. Когда поспел хлопок, для очистки его я созвала пятьсот здоровых и крепких женщин с быстрыми руками. Очищенный хлопок я продала, а на вырученные деньги купила сорок могучих верблюдов, навьючила их дорогими ситцами и отправила с двумя своими братьями в Бухару. Три года не было от них никаких вестей. И вот, увы, меня недавно известили, что они убиты. А теперь смотрите, добрые люди, на толстом бае надет халат моего среднего брата, в котором он уехал в Бухару. Значит, вы, бай, убили моих братьев, завладели их товарами и верблюдами!

Толстый бай встал в тупик: если признать рассказ девочки правильным, станут его судить за убийство, и не сносить ему головы, а если сказать, что рассказ ее — ложь, то он должен в силу уговора уплатить ей 50 золотых тиллей.

Думал-думал бай, выложил деньги и говорит:

— Первый раз в жизни перехитрили меня.

А девочка забрала верблюда, лошадь, ишака и вернулась домой к отцу.

Перевод М. Шевердина

ТУЛЬГАНОЙ (Сказка-быль)

В старые времена решил уратюбинский бек поселить людей на границе, чтобы они охраняли его бекство.

«Коканд хочет идти на нас войной, нужно оградить страну,— объявил бек народу.— От каждого из сорока домов пусть пойдет один здоровый воин с семьей».

Стали седобородые старейшины селения Ахтунан советоваться:

— Не дать людей нельзя. Он — бек, сделает с нами что захочет. Но кто пойдет? Богатые люди не пойдут. Пусть бедняки идут. Не все равно, где им жить? И здесь плохо живут, и там — плохо.

Собрали седобородые по нескольку тенег, кое-чего из одежды, чтобы дать тем беднякам, и от каждого десятка домов Ахтунана послали одну семью.

А богачам ничего не делается. Купили бедняков за гроши да и отправили на горе и несчастье.

Один ахтунанский бедняк, по имени Назар, сам решил поехать с семьей.

«Что у меня тут?— подумал он.— Сад, что ли, свой есть? У перепелки дома нет: куда ни пойдет, там и кричит свое «питпильдык».

У Назара была семнадцатилетняя дочка Тульганой.

Когда она еще была маленькая, Назар устроил помолвку Тульганой с Пардабаем — сыном такого же бедняка, как и он сам. Тульганой и Пардабай вместе росли и полюбили друг друга.

«Но как оставить дочь?— думал Назар.— Ведь у Пардабая нет ни одеяла, ни подушек, ничего. Так и быть, пускай Пардабай поживет как ему суждено, потерпит, покорится судьбе. Если моей дочери судьба жить в чужой стороне, кто-нибудь и там возьмет ее в жены».

Поплакала Тульганой, да что поделаешь, против воли отца не пойдешь.

Выпросил Назар у седобородых двух ишаков, погрузил на них свои старые рваные одеяла да кошмы, забрал семью и пристал к другим переселенцам.

От некоторых родов пустились из Ахтунана в путь и старики, и согбенные старухи с восковыми торчащими ушами.

Были и такие, что хотели повидать новые места. Подпоясавшись поверх халатов, они подгоняли чужих ослов с вьюками.

Так шли переселенцы несколько дней. Подошли к чужим рубежам. Войсковые начальники показали в степи место, где жить, приказали не пускать неприятеля и уехали восвояси, в Уратюбе.

Бедняки расположились на месте. Кто выкопал в сухой глине себе землянку, кто сделал камышовый шалаш.

Так и жили, пробавляясь ячменными лепешками да водой.

Прошло два месяца. Тульганой совсем опечалилась. От Пардабая не было никаких вестей.

Вдруг кокандцы пошли войной на Уратюбе.

Уратюбинский бек выступил навстречу. Войска выстроились. Кокандские богатыри выехали с копьями вперед и стали вызывать уратюбинцев на поединок.

От уратюбинцев вышел богатырь Алланазар. Поборол многих кокандских силачей.

Тут завязалась общая схватка. Шум, суматоха. Кто убит, кто остался в живых — ничего не поймешь.

Поселенцы тоже воевали, показали свою храбрость.

Пока они воевали, дети и женщины попрятались в камыши.

Побоялась остаться в своей землянке Тульганой. «Заметят меня кокандцы и захватят себе в добычу»,— думала она. А в камыши тоже далеко не вошла. Страшно стало. Тогда много хищных зверей было.

Так и сидела Тульганой у самого края камышовых зарослей.

Прошло несколько часов. Звуки битвы стихли. Затрубили карнаи, сурнаи. Войска разошлись на свои места.

Успокоилась немного Тульганой, вышла из зарослей, подошла к арыку, умылась, стала пить воду.

Вдруг видит — скачет на коне богато одетый толстый военачальник в златотканой чалме, с саблей на золотом поясе.

Задрожала от страха Тульганой и бросилась прятаться в камыши.

Но всадник ее заметил и ласково окликнул:

— Не бойся, девушка хорошая, я начальник Суфибек, а тебя как зовут?

— Меня зовут Тульганой.

— Не пугайся. Я ничего непристойного себе не позволю. Целый день я был в битве. Устал, запылился. Хочу руки, ноги помыть, воды попить. Да и время вечерней молитвы подходит. Ты посмотри, девушка, за конем. Потом поговорим с тобой, и я сам отвезу тебя в хорошее место.

Снял Суфибек чалму, сапоги, халат, пояс, оружие, подошел к воде и стал умываться.

Видит Тульганой, Суфибек занят — и захотелось ей поозоровать, позабавиться.

Надела она сапоги Суфибека, халат, перетянула талию волотым поясом, на голову надела златотканую чалму.

— Ну, как? Я такой же бек, как вы?— спросила Тульганой.

Суфибек посмотрел на нее и удивился:

— О девушка, да ты молодец, да как стройна! О, да ты настоящая красавица. Но как бы то ни было, не подобает пропускать молитву. Я помолюсь, а ты смотри за конем.

Начал Суфибек совершать вечернюю молитву.

А Тульганой подумала: «Хочет он с двух сторон получить пользу: сперва он помолится, чтобы не остаться в долгу у аллаха из-за пропущенной молитвы, а потом сделает меня своей добычей. Довольно с него и молитвы».

Словно лихой джигит, вскочила Тульганой на коня, повернула в сторону и поскакала. Подгоняет девушка коня нагайкой да все оглядывается.

Пусть она едет, а вы послушайте о Суфибеке.

Суфибек молился и не смотрел по сторонам, чтобы не нарушить благолепие молитвы.

Вот он кончил, провел руками по лицу, перебрал четки, опять провел руками по лицу, поднялся, повернул голову — ни коня, ни оружия, ни девушки.

«Куда она делась?— подумал он.— Озорница-девчонка любит пошалить. Отвезу ее к себе, будет она украшением моего гарема. Не спряталась ли она в камыши?»

Суфибек пошел искать. Все ноги исколол, но так и не нашел. Побежал босиком на холм. Поднялся, посмотрел кругом — нет ни коня, ни девушки.

Подоткнул Суфибек обе полы халата, бежит туда, бежит сюда, мечется во все стороны. Кого ни встретит — спрашивает и бежит дальше.

Так устал, что и разум потерял. Увидел чесоточную, запаршивевшую козу и спрашивает:

— Эй, коза! Домашняя, чесоточная коза, не проезжала ли Тульганой?

— Мэ-э!— отвечает коза.

Побежал Суфибек дальше, увидел старуху, спрашивает:

— Не проехала ли здесь бедовая девчонка Тульганой? Ох, что она со мной сделала, только не сбивай меня с пути, сатана, иначе плохо тебе будет.

— Нет,— отвечает старуха,— не видела.

След затерялся.

Суфибек не знал, куда идти, запыхался, измучился. Стыд и досада мучили его: потерял лошадь, оружие, да еще и Тульганой упустил из рук.

Пошел назад Суфибек. Со лба пот льется, из глаз текут слезы. Не может он к своим войскам идти в таком жалком виде.

«Как я покажусь им?»

И пошел он искать пристанища в Мирзачульскую степь.

Пусть себе Суфибек, плача и стеная, идет по степи, а вы послушайте про Тульганой.

Едет, скачет девушка-озорница на коне. Золотое шитье на чалме блестит, пояс золотой талию стягивает, сабля в золотых ножнах на поясе висит.

Дехкане, сборщики колосьев, завидев джигита на бекском иноходце, с дороги сходили в сторону, низко кланялись думали:

«Ой, ой, сам бек едет».,

Так и скакала Тульганой через степи, через поля, через холмы, проехала Кошобормак, подъехала к городу Джизаку.

У ворот города увидели Тульганой военные начальники.

Подумали они:

«Конь в пене, издалека прискакал джигит, роскошно одет — это посланец самого эмира бухарского». Подбежали к Тульганой, помогли ей с коня сойти, доложили беку.

Пришел бек, поздоровался. Повел к себе, усадил на роскошные ковры, угостил вкусными кушаньями.

— Откуда едете?— спрашивает бек.

— Кокандский бек пошел войной на уратюбинского бека, - важно отвечает Тульганой.— Я отвез письмо беку, вот теперь и возвращаюсь.

На другой день после чая Тульганой подвели коня.

Тульганой спешила, гнала коня. Остановилась ненадолго в Янгикургане, дальше поскакала. Приехала в селение Ахтунан в самый базар. Удивился народ:

«Зачем эмирский человек приехал и все осматривает? Что бы это такое случилось?»

Куда Тульганой ни направит коня, все смотрят на нее, пугаются.

Проехала Тульганой через базар. Все глазами ее провожают: «Куда поедет этот человек?» Любопытные идут позади, следом.

Проскакала несколько улиц Тульганой и въехала в плохонький дворик бедняка Пардабая.

«Вай, этот Пардабай, несчастный, что-то натворил,— подумали люди.— Эмирский человек, должно быть, узнал. Сейчас Пардабая заберет, не иначе, в зиндан посадит».

Едва завидел Пардабай в воротах всадника — бросился в сарай.

«Теперь я пропал!»— думал он. В сарае зарылся он в самане и лежал, не шевелясь, затаив дыхание: «Может быть, не найдет и уедет».

— Пардабай дома?— спросила Тульганой мужским голосом и въехала во двор. Вышла из комнаты мать Пардабая.

— Сынок;— боязливо сказала она,— зачем вам Пардабай? Месяца два как он ушел в горы жать и собирать колосья. Хочет что-нибудь заработать на свое жалкое пропитание.

Тульганой сошла с коня. Привязала его и зашла в дом.

Задрожала старуха от страха. «Вот-то беда стряслась,— горько подумала она.— Видно, слишком хороша и такая наша скудная жизнь!»

Тульганой повесила на колышек пояс и саблю. Потом сняла с себя златотканую чалму Суфибека. Косы рассыпались у нее по плечам.

— Ну вот! На кого я похожа?— спросила она. Старуха смотрит — перед ней Тульганой.

— О Тульганой, это ты!— обрадовалась старуха и прижала Тульганой к груди.

Потом побежала во двор.

— Эй, Пардабай! Твоя нареченная приехала!

А Пардабай лежит, зарывшись в сено, и думает: «Какая там нареченная... Разве девушки такие бывают? Сбоку сабля повешена, на голове золотая чалма. Нет, мать меня обманывает».

Вошла старуха в сарай, сбросила саман, прикрывавший сына, взяла его за руку.

— Выйди! Посмотри! Вернулось твое пропавшее счастье — Тульганой,— сказал старуха.

С тех пор как уехала невеста, у Пардабая руки не брались за работу, а теперь, когда он ее увидел, радости его не было конца-краю.

Мать и говорит:

— Вот Тульганой приехала. Есть у тебя несколько грошей? Сходи на базар, чего-нибудь купи. Надо свадьбу устроить, вай, уж эта бедность, ничегошеньки дома нет.

— Мы знаем бедность друг друга. Возьмите лошадь, продайте ее на базаре за сколько пойдет. А потом купите что нужно,— сказала Тульганой.

Пардабай обрадовался, сел на лошадь, поехал на конский базар и продал за столько, сколько дали ему.

Купил мяса, сала, ковер, мягкие подстилки, справил все, что нужно.

— Пусть все знают, что Тульганой вышла замуж,— решил Пардабай и устроил маленький пир — человек на десять.

Вот так они зажили с Тульганой и достигли своего желания.

Перевод М. Шевердина

БАЙ И КАЗИЙ

Было то или не было, только недалеко от Заамина жил бай. Работал у него молодой батрак.

Однажды бай из-за пустяка изругал батрака. Тот обиделся и ушел от хозяина.

Бай не отдал батраку денег. Тогда тот пошел к казню.

- Ты что? С жалобой?— спросил казий.

— Жалоба-то у меня есть, казий, только скажу ее вам с глазу на глаз.

Казий задумался: «Похоже, что от малого будет польза, поговорю-ка с ним с глазу на глаз».

Казий выслал своих служащих и говорит:

— Ну, рассказывай!

— Господин, я батрачил у бая, а он мне не заплатил. Взыщите с него долг, пожалуйста.

Казий подумал и говорит:

— Сначала скажи, сколько ты мне дашь, а уж тогда я улажу дело.

— Господин, я бедный человек...

— Половину долга получишь ты, половину — я, иначе не возьмусь, — объявил казий.— Я сам вызову бая, взыщу твои деньги. Завтра утром приходи сюда.

На следующий день утром к казию зашел бай, поздоровался и уселся на ковер.

— Господин,— заговорил бай.— Изругайте, пристыдите моего батрака. Говорят, он к вам приходил. Не пускайте к себе такого бездельника, господин...

Но бай не успел договорить, как вошел батрак. Казий сказал баю:

— Бай, вам не удастся присвоить деньги вашего батрака. Тут же, не вставая с места, отдайте их ему.

Бай смекнул: «Эге, батрак что-то обещал дать казию». Он улучил минуту, когда батрак на него не смотрел, широко развел руки, как будто обхватил что-то большое, и подмигнул.

Казий подумал: «Он, кажется, сулит кое-что. Лучше не упускать бая, от него будет мне больше пользы, чем от батрака».

Казий поднял голову и украдкой взглянул на бая. Тот опять широко развел руки и подмигнул. У казия еще больше защемило сердце.

— Проклятие твоему отцу!— сказал он батраку.— Клеветник! Вор! Вон отсюда! Прочь с моих глаз! А не то засажу тебя в тюрьму!

Обиженный батрак ушел от казия. Только он вышел, казий и говорит баю:

— Ну, несите, что вы хотели.

Бай поднялся с места и пошел на базар.

А казий ликует, сердце у него чуть не лопается от радости: «Что это может быть, да еще в целый обхват?! Наверно, кувшин, полный серебра или золота. Когда же он принесет?»

Пусть казий сидит, поджидает, а вы послушайте про бая.

Выйдя от казия, бай пошел на базар, купил большой арбуз, величиной с барана. Обхватил он арбуз обеими руками и притащил к казию.

«Ого, бедняга бай еще и арбуз мне принес!» — подумал казий.

Тут бай подошел и положил арбуз перед казием.

— Бай, вы даже за арбузом сходили!— умилился казий.

— Мы пообещали, значит, сдержим слово, господин.

Сердце казия дрогнуло от плохого предчувствия, но бай разрезал надвое арбуз, одну половину придвинул казию, другую — себе.

— Берите, господин!— угощал бай.

Оба вдосталь наелись, а что осталось — осталось.

Наконец бай сказал:

— Ну вот, арбуз вы покушали, теперь того дурня не слушайте. А нам позвольте уйти, господин.

Но казий сказал:

— Не откладывайте, бай. Несите то самое.

— Господин казий, не понимаю... Про что вы говорите?

— Как? Вы забыли? Вы же тогда показали, что дадите мне что-то большое. Потому я изругал батрака и прогнал его.

— Ага, господин, теперь я понял. Да ведь это же арбуз. Вы сами видели, обеими руками не обхватишь, насилу притащил. Что же вам еще?

— Ступай,— сердито сказал казий,— убирайся отсюда! Я тебе поверил и потерял большие деньги.

Бай поднялся и ушел.

А казий от огорчения заболел даже.

Перевод Л. Сацердотовой

КОШКА СО СВЕТИЛЬНИКОМ

Жил-был ткач Ахмад, и была у него жена Зухра. Захотел Ахмад разбогатеть.

— Возьму я товаров и поеду в соседнюю страну торговать. Будут у меня барыши. Заживем.

— Куда тебе торговать,— говорит Зухра,— ты и двух лепешек купить не можешь, чтобы тебя не обсчитали.

Не послушался ткач, купил десять одногорбых верблюдов и десять двугорбых верблюдов. Навьючил на десять верблюдов шелку, на десять — бязи, присоединился к каравану и отправился в путь.

Сорок дней ехали. Через сорок дней к вечеру достигли они караван-сарая.

Видят, сидит около ворот старуха и ласково так зазывает:

— Не остановитесь ли? Вот мой двор! Окажу вам гостеприимство. Никогда купцы мимо нашего караван-сарая не проходили, не заходя.

— Эта бабушка, видно, добрая бабушка,— решили купцы и заехали во двор.

Накормила она купцов и спрашивает:

— Эй, молодцы, в шахматы играете?

Они отвечают:

— Да, бабушка, играем.

— У меня есть кошка и четырехфитильный светильник,— говорит старуха,— во время игры я ставлю светильник на голову кошки. Если кошка стряхнет с головы светильник, я проиграла, если она светильник не сбросит, я выиграла.

До утренней зари сидела кошка прямехонько, как гвоздем прибитая. Бабушка к утру выиграла и деньги, и товары, и верблюдов, а слугам приказала купцов выгнать за ворота.

Проигрался и Ахмад. Пошел он в обжорный ряд и нанялся разводить огонь под котлом в харчевне.

Пусть Ахмад таскает дрова да разжигает огонь, а мы посмотрим теперь, что делает Зухра.

Узнала она от одного приезжего, что ее муж все проиграл хозяйке караван-сарая и разводит огонь под котлом б харчевне.

Зухра спрашивает у приезжего:

— Как эта старуха выиграла все у Ахмада?

— У бабушки есть кошка,— отвечает приезжий.

— Что же делает эта кошка?

— Кошка до зари сидит, как гвоздем прибитая, светильник на голове держит.

Зухра спрашивает:

— Кошка сбрасывает или не сбрасывает светильник?

— Не сбрасывает. Если сбросила бы, старуха проиграла бы.

Зухра опять спрашивает:

— В вашей стране мыши водятся или нет?

Человек отвечает:

— Мышей нет в нашей стране.

— Пища кошки — мыши,— говорит Зухра.

Она приказала поймать ей четырех мышат, посадила их в ящик и приучила их к изюму. Насыплет около ящика на полу изюму, откроет ящик, щелкнет по нему пальцами «тырк-тырк»,— и мыши выбегут на волю, опять щелкнет «тырк»,— и мыши входят обратно в ящик.

Зухра снарядилась в путь-дорогу. Купила одного одногорбого верблюда, одного двугорбого верблюда. На одного навьючила шелку, на другого бязи, запаслась провизией, одного старика взяла в караван-баши, наняла слугу. Иноходца купила, оделась в мужской костюм, села верхом на иноходца и при верблюдах отправилась вместе с купцами в путь.

Сорок дней она ехала. Через сорок дней к вечеру достигла она того караван-сарая.

А хозяйка сидит около ворот и ласково так зазывает:

— Ну, не остановитесь ли? Вот мой двор! Окажу вам гостеприимство. Никогда купцы не проходили мимо нашего караван-сарая, не заходя.

— Эта бабушка добрая,— решили путешественники и заехали во двор.

Накормила путешественников старуха и спрашивает:

— В шахматы играете?

— Играем.

— Но если вы играете, то имейте в виду: у меня есть кошка и четырехфитильный светильник. Я ставлю светильник на голову кошки, и кошка сидит прямехонько до самой зари. Если она до зари сбросит светильник, пусть будет мой проигрыш, и сколько у меня ни есть верблюжьих вьюков добра, все вам отдам, а если кошка светильник не сбросит, я все ваши богатства от вас заберу. Вот мое условие.

Принесли на середину комнаты шахматы, и кошка туда же пришла.

Кошка села, старуха поставила ей на голову светильник и зажгла. Принялись играть в шахматы. Купцы скоро все проиграли и ушли.

Осталась одна Зухра. Села она играть со старухой. Потихоньку Зухра взяла под мышку свой ящик. Предрассветный сон овладел глазами старухи, и она стала клевать носом. Зухра насыпала на пол изюму, открыла ящик и стала по нему пальцем щелкать «тырк-тырк». Мышки выбежали из ящика. Кошка, вскочив, сбросила светильник и кинулась за мышками. Зухра опять по ящику пальцем «тырк!» и мыши вбежали в ящик. Разбудила Зухра старуху и говорит:

— Ты проиграла, бабушка, теперь тебе придется дать мне все верблюжьи вьюки добра, сколько у тебя ни есть.

Старуха давай кричать:

— Что сделали с моей кошкой? Я не согласна.

Снова усадила кошку. Поставила ей на голову светильник.

Стали играть. Опять глаза старухи стали сонными. И пошла она клевать носом.

Зухра осторожненько взяла ящик, а старуха спит себе. Зухра выпустила мышей, кошка снова сбросила светильник и бросилась ловить их.

Светильник погас.

Пришлось старухе отдать Зухре двадцать верблюдов и еще двадцать верблюдов добра.

Нашла Зухра своего мужа в харчевне, забрали они товары и поехали в свою страну.

С тех пор Ахмад о торговле и думать перестал.

Перевод Н. Ивашева

БЕДНЯК И ХАН

В древние времена жил-был бедняк по имени Мурад Бобо.

Пашет он как-то свое поле, идет, погоняет волов. Вдруг соха в земле за что-то зацепилась. Смотрит, в борозде лежит глиняный кувшин, полный золотых монет. Обрадовался Мурад Бобо: «Вот заживу богато».

В это время по дороге ехал ханский стражник.

Испугался Мурад Бобо, думает: «Если стражник заметил клад и донесет хану, несдобровать мне. Придется стражнику про кувшин сказать».

— Эй, эй, иди сюда!— позвал он стражника. Позвал и задумался: «А если стражник не заметил клада? Глупец я буду, если упущу свое богатство. Надо обмануть его».

Присыпал кувшин землей и ждет.

Подъехал стражник, Мурад Бобо и говорит ему:

— Господин стражник, того быка я купил за тридцать рублей, а этого быка купил за сорок рублей. Я погоню их, а вы посмотрите, который из них лучше пашет.

Рассердился стражник:

— Что я, торговец скотом, что ли. Не видишь, перед тобой стражник великого хана.

Ударил старика камчой по спине и поехал дальше.

Думает Мурад Бобо: «Вдруг он только притворяется, что не заметил кувшина. Позову-ка его опять».

И снова закричал:

— Эй, стражник, вернись. У меня есть к тебе доброе слово.

Подумал стражник: «Наверно, у старика что-то есть». И погнал лошадь обратно.

А Мурад Бобо про себя рассуждает: «Если бы он заметил кувшин, разве он не спросил бы у меня, что это такое? Напрасно я вернул его». И говорит стражнику:

— Эту пашню я четырежды вспахал, а вон ту пашню я трижды вспахал. На этом поле я думаю кунжут посеять, а вон на том поле хочу горох засеять. Ладно ли это будет?

Совсем озлился стражник:

— Эх, ты, чернолобый! Я сроду в руках сохи не держал, это твое дело в земле копаться.

Снова ударил старика камчой и поехал себе. Думал, думал Мурад Бобо и решил: «Пойду-ка я со своим кладом к хану. Иначе этот стражник раньше меня приедет, донесет, что я клад скрыл. Не миновать мне тогда палок».

Выкопал он кувшин, завернул в халат и, погоняя перед собою волов, пошел в кишлак. Дома он положил халат с завернутым кувшином около двери и говорит:

— Жена, дай мне поесть. Только поскорее. Иду к самому хану.

— Вай,— испугалась старуха,— зачем ты сам добровольно лезешь в пасть дракона? Не ходи.

— Не твоего ума дело,— отвечает Мурад Бобо.

А у жены в котле на очаге уже была сварена похлебка. Принесла она Мураду полную миску, а сама пошла во двор. Смотрит, халат лежит, а в него что-то завернуто. Развернула и ахнула — целый кувшин с золотом!

Спрятала старуха кувшин, а вместо него в халат завернула круглый камень.

Поел плотно Мурад Бобо, взял свой халат с завернутым камнем и отправился в ханский дворец. Пришел он к хану и говорит:

— Великий хан, у меня к тебе просьба.

— Говори,— отвечает хан.

«Чего я ему буду говорить,— подумал Мурад Бобо,— только время тратить зря». Взял халат за полу, встряхнул, и камень упал на ковер.

Удивился Мурад Бобо: «Вай, вай, оказывается, я нашел камень, а кувшин с золотом мне только померещился. Не иначе тут какое-то волшебство».

А хан рассердился:

— Как ты смел явиться ко мне с камнем! Позвать сюда палача!

Видит Мурад Бобо — плохо дело и говорит: — О великий хан, сидели мы вшестером, разговаривали. Один говорит: «Большой камень, в нем целый пуд будет». Другой говорит: «Нет, маленький камень, и тридцати фунтов не будет». Не знаю, кто прав. Рассуди, великий хан, говорят, у царя ума столько, сколько у сорока людей. Рассвирепел совсем хан и давай кричать:

— Что я, базарный весовщик, что ли, камни твои взвешивать! Эй, кто тут есть, бросьте его в яму!

Посадили Мурада Бобо в яму. Сидит он в темноте и разговаривает сам с собой:

— Разве я камень нашел? У того, что я нашел, отверстие было вот такое, а высота была вот эдакая.

Подслушал тюремщик, что говорит Мурад Бобо, и побежал к хану.

— Старик все твердит: отверстие было такое, высота была эдакая. Наверное, о великий хан, он нашел что-то ценное.

Тогда хан приказал допросить Мурада Бобо. Начали его допрашивать, а он молчит. Стали его бить. Закричал Мурад Бобо:

— Сжальтесь, все скажу, только отведите меня к хану.

— Говори!— сказал хан.

— При людях не скажу, а вам на ухо скажу.

Хан подставил ухо.

Мурад Бобо и шепчет ему:

— Твои палки уж больно хороши, только смотри, сам не попробуй, какие они хорошие.

Удивился хан, что так Мурад Бобо смело говорит. Надел на старика новый халат и отпустил.

Вернулся Мурад Бобо веселый домой и лег спать. Во сне видит, что он съел двадцать незрелых урючин. Утром спрашивает свою старуху:

— Что бы значил мой сон?

А старуха была сердита на Мурада Бобо и ответила:

— Зеленый урюк кислый, не иначе дадут тебе двадцать палок.

Разозлился Мурад Бобо на старуху и пошел в кишлачному колдуну. Спрашивает его:

— Что значит мой сон? Жена мне сказала, что я получу двадцать палок.

— Что ты мне дашь за совет?— говорит колдун.

— У меня ничего нет.

— Пришел с пустыми руками, а еще совета просит,— сказал колдун.

Вернулся Мурад Бобо домой и завалился спать. А жена его занялась стиркой.

Стирала она, стирала и выплеснула из корыта грязную воду через забор на улицу. Мимо ехал сам хан, и вся грязная вода попала ему на голову.

— Кто тут живет?!— закричал он. Люди ответили:

— Здесь живет Мурад Бобо.

— Подать его сюда.

Привели Мурада Бобо, и приказал хан дать ему двадцать палок. Еле дотащился до дому старик. Поохал и заснул.

Утром старуха его спрашивает:

— Ну, муженек, какой сон тебе приснился?

— Ишь ты, какая умная, так я тебе и скажу.

А сам скорее собрался, пошел к колдуну, дал ему две лепешки и спрашивает его:

— Что бы это значило? Я во сне съел пять спелых урючин.

Колдун говорит:

— Почему говоришь неправду?

— Ну, я съел десять урючин.

— Опять обманываешь.

— Какой ты хитрый колдун. Я съел двадцать урючин.

— Ну вот, теперь ты сказал правду,— говорит колдун.— Пойди к хану, он даст тебе двадцать золотых монет.

Вернулся домой Бобо и думает: «Можно ли верить этому колдуну? Пойду к хану, а он мне не золотых двадцать, а двадцать палок даст».

Так никуда и не пошел.

А хану приснился сон, что страшный див бьет его палкой и приговаривает: «Зачем приказал бить бедняка Мурада Бобо, зачем обидел его?».

Проснулся хан весь в холодном поту и велел своим людям привести к нему Мурада Бобо.

Старуха пекла на дворе лепешки и вдруг видит, что по улице скачут два царских стражника. Кинулась она в дом и говорит:

— Пропал ты, Бобо, опять царские слуги едут.

Наказал Мурад Бобо старухе:

— Лягу я, а ты накрой меня одеялом. Спросят про мене, скажи, дома нет. Второй раз спросят, скажи, заболел. А если уже не отстанут и спросят третий раз, скажи, помер он.

Стражники заехали во двор и давай кричать:

— Эй, Бобо, иди сюда!

— Его дома нет,— ответила старуха.

— Лжешь, старуха. Соседи говорят — он здесь. А ну-ка, давай его сюда.

— Он болен, лежит,— говорит старуха.

— Болен не болен, пусть выйдет.

Старуха им отвечает:

— Умер он.

— Если помер, то мы его мертвого унесем!— говорят они.

Нашли носилки, уложили в них Бобо и отнесли во дворец.

Удивился хан.

— Что с ним?

— Завидев нас, Мурад Бобо притворился мертвым. Хан приказал:

— Пусть каждый принесет охапку прутьев. Я крикну; «Бобо» — и если он встанет, так встанет, а не встанет — бейте его, пока прутья не кончатся.

Едва хан крикнул «Бобо», старик вскочил со словами:

— К вашим услугам, великий хан! Хан спросил:

— Что тебе больше по душе: или побей меня палкой, или получи от меня деньги?

Бобо подумал: «Теперь он наверняка решил погубить меня: если я возьму деньги, скажет, что я украл, и прикажет казнить, если я подниму на него руку, скажет, что я побил царя, и тоже прикажет казнить»:

И говорит:

— О великий хан! И бить я вас не буду, и денег мне не нужно. Только отпустите меня.

Хан говорит вельможам:

— Видите, какие у меня бескорыстные подданные. Дарю тебе двадцать золотых.

Только вышел Мурад Бобо из ворот, подскочили к нему стражники, отняли у него деньги, избили и прогнали.

Заплакал Бобо и пошел домой. Рассказал жене обо всем.

Старуха принесла кувшин и говорит:

— А ну-ка, сосчитай.

Сосчитал Бобо деньги, что были в кувшине, и оказалось в нем двадцать золотых.

Зажил он не богато, не бедно, но были они со старухой всегда сыты.

Перевод С. Паластрова

ЛИСА И ВОЛК

Давным-давно жили старик со старухой. Всего имущества у них было — пестрый мешок с мукой и пестрая корова. В один из дней старик сказал:

— Эй, жена, возьми муки из пестрого мешка, сбей мазла из молока нашей пестрой коровы, испеки лепешку.

Взяла старуха муки из пестрого мешка, сбила масла из молока пестрой коровы и испекла лепешку.

Положили старик и старуха лепешку на дастархан перед собой, и старуха попросила:

— А ну, муж мой, разломите лепешку!

Старик ей сказал:

— Нет, жена, лучше вы разломите.

Старуха тогда возразила:

— Эй, муженек, вы разломите!

Тут старик хотел разломить лепешку, как вдруг она „скакнула и покатилась.

Старик и старуха бросились за ней.

Три раза лепешка прокатилась вокруг двора, юркнула в ворота и покатилась по улице.

Побежали за ней старик и старуха, но так догнать и не смогли.

А лепешка вкатилась в дом табунщика, шлепнулась на дастархан и проговорила, запыхавшись:

— Эй, табунщик! Я из муки пестрого мешка и из масла пестрой коровы. Ешь меня! Если меня не съешь, то будешь есть тело отца и матери.

Табунщик взял лепешку, чтобы разломить ее, но она выскользнула и покатилась прочь по дороге. Табунщик вскочил на лощадь и поскакал догонять лепешку.

Но лепешка умчалась от него и прикатилась в хижину дехканина.

— Эй, дехканин,— сказала она.— Я из муки пестрого мешка, из масла пестрой коровы, ешь меня, если меня не съешь, будешь есть тело отца и матери.

Дехканин только хотел съесть лепешку, а она укатилась.

Дехканин влез на быка, другого повел за повод и поехал догонять лепешку, но так и не догнал.

Катится лепешка, а навстречу ей лиса.

— Эй, лиса!— крикнула лепешка.— Я из муки пестрого мешка, из масла пестрой коровы, съешь меня, если меня не съешь, съешь тело отца и матери.

Но лиса даже и не посмотрела в сторону лепешки. Сделала вид, будто и не слышит ничего.

Тогда лепешка подкатилась ближе и еще громче закричала:

— Эй, лиса, я из муки пестрого мешка, из масла пестрой коровы, съешь меня, если не съешь меня, съешь тело отца и матери.

Тогда лиса посмотрела на лепешку, потрясла тихонько ушами и сказала:

— Я глухая, ничего не слышу. Подойди поближе, лепешка, и скажи мне на ухо, тогда я услышу.

Лепешка подкатилась к лисе и закричала ей прямо в ухо:

— Эй, лиса, я из муки пестрого мешка, из масла пестрой коровы, ешь меня, если не съешь меня, съешь тело отца и матери.

А лиса тут и сцапала лепешку. Выела она серединку, залепила глиной и понесла лепешку пастуху.

— Эй, пастух,— сказал лиса.— Я принесла тебе в подарок вкусную лепешку.

Пастух был голоден и очень обрадовался.

— Что тебе дать? Лиса сказала:

— Дай-ка мне хорошего ягненка!

Пастух отдал лисе ягненка.

— Эй, пастух!— сказала лиса.— Ты разломи лепешку, только когда я уйду вон за ту гору.

Пастух очень хотел есть, но подождал, когда лиса ушла за гору, и тогда только разломил лепешку. Смотрит — а в середке лепешки глина. Очень рассердился пастух, но было поздно.

А лиса, довольная и веселая, шла себе по дороге и вела за собой ягненка.

Навстречу бежал друг лисы волк.

— Эй, подруга,— спросил он,— за сколько ты купила ягненка?

— За столько-то купила,— ответила лиса и продолжала путь.

Привела лиса ягненка домой, а сама пошла на гору покосить сена.

В ее отсутствие к дому подкрался волк, забрался внутрь и съел ягненка. Голову его он положил на порог, а ноги в четыре угла, в каждый угол по ноге.

Потом волк вылез через дымоход и убежал.

Лиса прибежала с сеном домой, подошла к двери и окликнула ягненка:

— С горы на гору бегала, сена накосила. Открой дверь поскорее, мой ягненок!

Но никто двери не открыл и даже голоса не подал. Три раза звала лиса ягненка, и все напрасно.

Тут лиса открыла дверь в дом. Смотрит — голова ягненка лежит на пороге, а все четыре ноги по углам комнаты.

— Эх, коварный друг мой волк. Когда ты спросил, за сколько я купила ягненка, я тогда же подумала, как бы ты не съел его.

Решила она отомстить. В переднем углу комнаты вырыла она яму, а в яме разожгла угли. Сверху положила небольшую палочку, накрыла циновкой и одеялом. Потом сварила из головы и .ног ягненка похлебку и пошла к другу волку звать его в гости.

— Эй, друг волк, я сегодня хочу вас угостить, приходите!

Волк сказал:

— Эй, друг лиса. Сегодня мне нездоровится. У меня живот болит.

Лиса сказала:

— Эй, друг волк, вставайте! Я сварила вкусную похлебку, покушаете и сразу выздоровеете.

Лиса не отставала от волка до тех пор, пока не уговорила его.

Пришли они в дом лисы.

Лиса проводила волка в почетный угол и, когда он сел на краешек одеяла, сказала:

— Эй, друг волк, не стесняйтесь, садитесь поудобнее на самую середку.

Волк привстал, чтобы пересесть на середину одеяла.

Тут лиса схватила зубами край циновки, встряхнула ее, палочка подломилась, и в тот же миг волк полетел в яму на горящие угли.

Волк долго метался в яме, прыгая вверх и вниз и, наконец, с обгоревшей шерстью выбрался наверх и уполз чуть живой к себе в логово.

Узнав, что волку стало совсем худо, лиса переоделась знахаркой и пошла его проведать.

— Что это с вами, господин волк?— спросила она, изменив голос.

— У меня был друг — лиса. У нее был ягненок. Я съел этого ягненка. Лиса меня заманила в яму с огнем. Вот теперь я лежу и мучаюсь.

— Ай, ай! Как нехорошо она поступила!— запричитала лиса.— Причинила она вам такие страдания. Так знайте, я великий табиб и вылечила много таких больных, как вы. Вам надо бегать в колючих зарослях. Колючки проколют кожу и выпустят желтую воду из вашего тела. Вы за три дня выздоровеете.

Собрав последние силы, волк пошел в колючие заросли и начал бегать. Всю шкуру ему искололи, изранили острые колючки. Мясо на нем висело клочьями.

Наутро волку стало совсем худо, и он лежал пластом.

Лиса переоделась по-другому и пришла его проведать. Когда она спросила о его здоровье, он ответил:

— Вчера была одна знахарка и заставила меня бегать в зарослях колючки. Я носился как ветер, изранил всю свою шкуру и теперь умираю.

Лиса сказала:

— Она жительница гор. Горные знахарки лечить не умеют. Я знахарка из долины и умею лечить. Катайтесь в золе. Поправитесь сразу.

Волк сделал, как советовала лиса. Зола набилась ему в раны и разъела их. От боли он выл во весь голос. Лиса снова переоделась и пришла к волку. — Эй, волк, что случилось с вами?— спросила она. Тут волк сказал:

— У меня был друг — лиса, у нее был ягненок. Я съел того ягненка. Лиса пригласила меня в гости и заманила в яму с огнем. Вся шкура у меня обгорела. Пришла знахарка и посоветовала бегать среди колючих зарослей. Колючки растерзали мое обгоревшее тело. Я умирал от боли. Тут пришла другая знахарка. Она посоветовала мне вываляться в золе. От этого у меня раны стали нестерпимо гореть.

Тут лиса сказала:

— Э, первая знахарка с гор, вторая из долины. Они не умеют лечить. Проруби лед на реке и до утра поливайся из чашки ледяной водой,, сразу боль пройдет и поправишься.

Волк сделал прорубь во льду, сел на лед и начал поливать себя водой. Стало ему нестерпимо холодно. Хотел он уйти, но хвост его примерз ко льду. Так волк и замерз.

А лиса только сказала:

— Так тебе и надо. Не жадничай!

Перевод Л. Сацердотовой

В ТРЕХ НЕПРАВДАХ ПО СОРОК НЕБЫЛИЦ

Было то или не было, сытно ли голодно, волк был баваулом, лиса — ясаулом, гусь — горнистом, утка — флейтистом, ворон — знахарем, воробей — сплетником.

В древние времена жил падишах. У него была дочь на выданье. Из многих стран приезжали сыновья шахов и ханов сватать ее, но царевна была очень разборчивая и не соглашалась выходить замуж.

Вызвал падишах дочь и сказал:

— О свет моих очей! Всех падишахов я известил, что ищу тебе мужа, сколько храбрых джигитов приезжает. Ты всем отказываешь. Что за причина?

— Отец мой!— отвечает дочь. — Выйду за того, кто придумает три неправды и в каждой до сорока небылиц да сумеет складно рассказать.

Послал падишах повсюду глашатаев и приказал им объявить:

— Кто придумает в трех неправдах по сорока небылиц, за того я выдам дочь.

Со всех сторон стали приезжать женихи и сочинять небылицы. Падишах собрал всех мудрецов государства и объявил:

— Если кто расскажет в трех неправдах по сорока небылиц, и это доподлинно будет ложь — скажете, что ложь, а если правда — скажете, что правда. Если же вы правду назовете ложью, отрублю вам головы и имущество отдам на разграбление.

Каждый жених рассказывал придуманные им небылицы. Всякий раз, когда падишах спрашивал у мудрецов: «Ложь это или правда»?— они отвечали: «Так бывает».

Много падишахов и сыновей шахов приехало и уехало ни с чем.

В городе жил бедный юноша. Однажды пошел он собирать в горы хворост и слышит — шахские глашатаи кричат:

— Кто сочинит в трех неправдах сорок небылиц, тот получит в жены царскую дочь!

— Ой!— воскликнул бедняк.— Да тут есть о чем поговорить.

И бедняк отправился во дворец.

— Эй, вонючий нищий, горький нищий, зачем пришел?— накинулись на него стражники и не пустили его через порог.

— У меня есть просьба к падишаху,— сказал юноша.

— Какая может быть просьба у нищего? Ступай, ступай, не задерживайся.

— Да я пришел сказать, что у моего хозяина двести баранов, которых он должен отдать за налог падишаху,— почтительно сложив руки, сказал юноша.

Тотчас же один из стражников побежал к падишаху и доложил:

— Великий шах, пришел какой-то нищий и говорит, что у его хозяина есть двести баранов для падишаха.

Шах обрадовался:

— Зови-ка его сюда.

Позвали юношу. Потирая руки, падишах закричал:

— Эй ты, раб, где твои бараны?

Бедняк стал рассказывать:

— О могущественный из шахов, дозвольте слово сказать. Я бедный неимущий сирота. Был я у отца один, братья мои умирали, умирали, а выжило нас трое. Мы все три брата друг друга не видели, не знали. Вдруг нашли друг друга, поздоровались. Смотрю — у одного из нас на халате нет ворота, у другого — рукава, у третьего — полы. «Слепой слепого впотьмах найдет», — вот и мы трое сошлись, подружились и пошли, не ступая по дороге и не выходя на обочину. Смотрим — лежат на земле три денежки: две совсем-совсем стертые, а одна без надписи. Мы подняли денежку, ту, что без надписи, и пошли дальше. Шли дорогой, шли, много прошли. Шли-шли, спустились в лощину. Видим — в речке лежат три пескарика. Два подохшие, а один мертвый. Взяли мы мертвого пескаря, положили в полу халата тому брату, у которого халат был без полы. Пошли по дороге. Шли-шли, увидели перед собой три дома: два без кровли, а один совсем без крыши. Вошли мы в тот, у которого не было крыши, увидели там три котла, два все в дырах, а один без дна. Взяли мы мертвого пескарика, положили в котел без дна, налили воды и начали варить. Поискали хворост, ни одного прутика не смогли найти. Сварили пескарика без огня. Жара не пожалели — кости разварились, а мясо сырое осталось. Мы все трое ели-ели, наелись, брюхо себе наели. Хотели выйти, а в дверь никак не можем пролезть. Нашли в стене щелку, вышли на улицу и пустились в путь. Шли дорогой, шли, много прошли, пришли в степь. Видим — в траве лежит детеныш неродившегося зайца. Взяли мы неотрубленную ветку непосаженного тополя, вырезали дубинку и ударили зайчонка. Он три раза перекувыркнулся и упал. Мы поймали его и зарезали. Вышло из зайчонка шесть пудов сала, шесть пудов мяса. Мясо мы не варили, не сушили, а взяли и все сразу съели, но не наелись, остались голодными. Оба моих старших брата рассердились, поссорились со мной и ушли. «Сало осталось мне»,— обрадовался я. Снял я свои сапоги, стал мазать салом. Все шесть пудов сала извел только на один сапог, а на другой не хватило. Устал я здорово и уснул. Вдруг слышу: шум, гвалт, возня. Вскочил я с постели, смотрю, а это мой смазанный сапог дерется с несмазанным. Я стукнул оба сапога кулаком по скулам и опять лег, уснул. Просыпаюсь продрогший среди ночи, а мой смазанный сапог стянул с меня халат, которым я укрылся, разложил подол в ширину, укрылся и спит, а несмазанный сапог разозлился и ушел. Разбудил я смазанный сапог и надел на ногу. Подоткнул назад за пояс полу халата, у которого не было полы, и пришел домой. Когда я уходил, дома оставались старуха мать и петух. А теперь, когда вернулся, нет ни старухи, ни петуха. Глянул — и второго сапога нет. «Что за горе? Где я их найду7»— сокрушался я и пришел к вашим чертогам. Хотел вам пожаловаться. А у ворот стояли ваши слуги и меня никак не пускали.

Опустил бедняк голову и замолчал.

Удивился падишах словам бедняка, посмотрел на мудрецов.

Те поднялись и низко поклонились падишаху:

— О падишах, все, что рассказал этот собачий сын,— вранье. Так он и про тех хозяйских баранов скажет, что потерял их.

Падишах закричал:

— Где бараны? Тебе говорят!

— Дозвольте, великий шах, слово сказать. Когда твои стражники меня не пустили в ворота, я совсем расстроился и пошел искать свою старуху мать, петуха и второй сапог. Шел я дорогой, шел, много прошел, добрался до одного кишлака. Поискал, порасспрашивал, нашел своего петуха. Он баю землю пахал. Обнялись, поздоровались. За шесть месяцев петух заработал одну мешочную иглу, да и ту хозяин дома держал у себя. Поругался я, поскандалил с хозяином и заставил его отдать иглу. «Идем со мной»,— говорю петуху.—«Нет,— говорит,— я нанялся на шесть меся цев; три месяца уже прошло; кончится срок, получу деньги и приду сам». Взял я иглу, попрощался с петухом, пришел домой, а дом пропал, точно провалился. Совсем тяжко стало У меня на душе, пошел искать свою старушку мать и второй сапог. Поднялся на бугор, посмотрел — не видно. Поднялся на холм, посмотрел — не видно. Вернулся в долину. Воткнул в землю иглу, влез на нее, посмотрел, вижу,— моя старушка мать стирает белье на берегу Сырдарьи. Взял я иглу и пошел. Сколько гор, сколько холмов я прошел, пока добрался да моей старухи. Оказывается, когда она меня потеряла, то стала служить з чужом доме. «Идем»,— говорю я.—«Не уйду, пока не получу заработанных денег,— говорит она.— За три года работы я заработала на три месяца пропитания. Ты иди, мне осталось три месяца поработать, я приду сама». Я подоткнул полу халата, у которого не было подола, хлопнул себя по лбу, повернулся и пошел. Прошел немного, а река разлилась и снесла мост. Стояли жаркие дни, я томился жаждой. Захотел напиться . воды, а река-то замерзла. Хотел разбить лед, не мог найти на каменистой почве ни одного камня и пробил лед своей головой. Всунув в прорубь голову, напился воды и отправился дальше. По дороге вспомнил про иглу. Вернулся на берег. Смотрю — нет моей иглы. «Даже и этого я лишился»,— погоревал я и пошел к матери.'У нее уже закончились три месяца срока найма. Но когда она попросила плату, хозяин закричал на нее: «А, и тебе плату?»— да как стукнул ее, так и убил. «Что за горькая жизнь?»— сокрушался я и пришел к вашим чертогам, великий шах, вам жаловаться. Но меня не пустили в ворота.

Кончил бедняк говорить и опустил голову.

Еще больше удивился шах и посмотрел на своих мудрецов.

Самый мудрый из мудрецов поднялся, низко поклонился падишаху и сказал:

— Великий падишах, не верьте этому сыну собаки, а потребуйте баранов. Этот босяк врет. Скажет еще, что баранов украли.

Бедняк заговорил в третий раз:

— О великий шах, дозвольте слово сказать. Когда меня не пустили во дворец, я решил сам пойти поскандалить и пришел к хозяину, который убил мою старуху мать. «Отдай плату старухи, уплати за кровь убитой!»— закричал я. Схватил хозяина за шиворот, вытащил его на улицу. Собрался народ, решил спор в мою пользу. Дал хозяин мне одного осла. Я сел на осла и поехал домой. Еду-еду, вижу — по дороге идут сорок караванов. Старшина каравана мне крикнул: «Эй, ты, твой осел стер спину! Сойди да поправь потник!» Я сошел, вижу — у осла рана на спине. «Эй, а какое лекарство от этого?»— спросил я. Старшина каравана ответил: «Сожги вот этот орех, приложи пепел к ране — поправится». Сжег я орех, посыпал пеплом рану осла. Только хотел положить потник, смотрю — из раны растет зеленая орешина. В два счета разрослась, зацвела. Глядь, уже орехи поспели. «Как быть?— думаю.— Если я полезу на дерево и потрясу — покалечу спину осла. Лучше буду сбивать орехи камнями». Отвел осла в поле, где камней нет. Засучил рукава и начал бросать камни в орешину. Ни один камень не падает назад, ни один орех не падает на землю. Я все бросаю камни, бросаю без устали. Смотрю — и камней не осталось. «Делать нечего, теперь полезу сам!»— ре-шил я. Влез на орешину, вижу — там целое бахчевое поле, и с края участка журчи г в арыке вода. «Вот где хорошо посеять арбузы»,— подумал я и посадил арбузные семена. Ну и арбузы же выросли. Руками не обхватишь. Сел я на берегу арыка и только тронул кончиком ножа арбуз, как арбуз раскололся и нож упал внутрь арбуза. Я нагнулся, хотел его достать и сам упал туда же. Хожу ищу там нож; Встречаю человека, спрашиваю: «Уважаемый, вы не видели на дороге нож?» — «Вы только ножик разыскиваете? — спрашивает старик.— Нас было сорок караванов, в каждом по сорок верблюдов. Мы все растерялись, я никого не могу найти». Я пришел, о падишах, в ваши чертоги рассказать об этом несчастье.

Кончил говорить бедняк и опустил скромно голову.

Падишах задумался. Один из мудрецов поднялся и низко поклонился.

— Великий шах,— заговорил он.— Дайте из казны этому сыну собаки пару монет и выпроводите его отсюда.

А дочь падишаха стояла за дверью и все слышала. Выбежала она к отцу и сказала:

— Он выполнил мои три условия. Ничего, что он бедняк, я за него пойду.

Тут бедняк поклонился падишаху.

— О великий шах, в горах я немало лет пасу стадо своего хозяина. Мне должен хозяин уже двести барашков. Он не отдал мне этих барашков и прогнал. Взыщите с моего хозяина этих барашков, я дарю их на свадьбу.

Падишах устроил пир-веселье, выдал дочь за бедняка.

Мы там были, плов ели, усы, бороду салом измазали.

Перевод М. Шевердина

ЗУМРАД И КИММАТ

На краю оврага стоял маленький домик. Жили в домике четверо: старик со своей дочерью Зумрад и жена старика со своей дочерью Киммат.

Старуха свою родную дочь Киммат любила, а падчерицу Зумрад ненавидела. Бедную Зумрад она и била, и ругала, с утра до вечера работать заставляла, ни минуты покоя ей не давала.

А Зумрад была девочка красивая, приветливая, умная. Увидишь ее — сколько ни смотри, не наглядишься; заговоришь с нею — сколько ни говори, не наговоришься.

Киммат была совсем на нее не похожа: ленивая, капризная, неприветливая. Целыми днями она ворчала, сердилась и ссорилась.

Зумрад бывало рано утром встанет и бежит к роднику, Тюльпаны головки свои склоняют, ей «здравствуй!» говорят. А если Зумрад иногда на траву отдохнуть присядет, и цветы, и соловьи, радуются, сказки ей напевают.

Старухину дочь цветы не любили, не ласкали. Киммат обижала их: рвала, ногами топтала. Поэтому, когда Киммат проходила, цветы от нее прятались, лепестки свои закрывали.

Все это еще больше злило старуху мачеху. Стала она думать, как бы ей Зумрад со свету сжить.

Однажды мачеха сказала старику:

— Дочь твоя непослушная, лентяйка, прогнать ее надо — не то духу моего здесь не будет.

Растерялся старик и не знает, что ему делать. А старуха не унимается, требует:

— Отвези Зумрад в лес и сделай так, чтобы она заблудилась. Вместе с ней жить я не буду.

Повел старик Зумрад в горы. Долго шли они горами да ущельями, зашли в такую глушь, где нога человека не ступала.

— Посиди здесь на камне, доченька,— говорит старик,— а я пойду дров нарублю.

— Ладно, батюшка,— отвечает девочка. Пошел старик дрова рубить.

Зумрад одна осталась.

Вдруг поднялся ветер. Старик повесил топор на большое дерево. Ветер дует — топор покачивается и стучит о дерево: «тук! тук!»

А Зумрад думает, это отец дрова рубит, сидит

Долго-долго она сидела, а отец не идет. Когда ветер успокоился, пошла Зумрад в ту сторону, где топор стучал. Идет она по долине, цветы собирает и вдруг видит: стоит дерево, на дереве топор висит, а отца нет.

— Ой, несчастная доля моя! Ой, батюшка!— закричала Зумрад.

Пошла Зумрад отца искать. Ходила Зумрад по горам, ходила и окончательно заблудилась.

Страшно ей стало одной в лесу. Куда идти — не знает, плачет Зумрад. Вдруг видит: узенькая тропинка. Пошла по ней Зумрад и слышит — голосистые птички поют. Под ноги посмотрит Зумрад — там цветы разноцветные: и красные, и белые, и желтые — головками кивают, что-то шепчут ей.

Вечер наступил, темно стало.

Долго-долго шла Зумрад. Цветы своими головками ей дорогу показывают. А время уже совсем позднее. Наконец заметила Зумрад, что вдали какой-то огонек мерцает, прислушалась, слышит — собака лает. Пошла Зумрад в ту сторону и скоро подошла к маленькому домику. Заглянула в окно, видит — в домике старуха сидит. Зумрад обрадовалась, зашла в домик, поздоровалась со старухой и рассказала, что с ней случилось.

Обрадовалась старуха, что в дом к ней пришла такая приветливая девочка. А старуха та была добрая лесная волшебница.

— Не печалься,— утешает старуха Зумрад.— Я тебе помогу.

— Благодарю,— отвечает Зумрад.— Вы меня как родная мать приняли. Что вам нужно делать — скажите, я люблю работу, для вас охотно сделаю.

В это время на крышу старухиного домика прилетело много-много птиц. Птицы песни запели и в песнях своих Зумрад хвалили. Волшебница птичий язык понимала и еще больше радовалась. Она Зумрад ласкала, «миленькая моя, бусинка моя!» называла, куклы играть ей давала, сказки рассказывала, такие интересные книжки показывала, каких нигде больше не найдешь.

Так прожили они вместе несколько дней. Старуха ласкова была с Зумрад, потому что с приходом ее старый домик заблестел, как фарфоровая пиала. Зумрад пол в комнатке подметала, окна мыла.

Однажды старуха собралась плов приготовить и говорит Зумрад:

— Поднимись, доченька, на крышу, достань дров.

— Ладно, бабушка,— отвечает Зумрад и полезла на крышу.

А крыша была высокая, далеко с нее во все четыре стороны видно. Зумрад поглядела по сторонам и увидела крышу своего родного домика.

Сильно забилось сердце у Зумрад, заплакала она.

— О чем плачешь, миленькая?— спрашивает старуха. — Вон вдали мой родной дом виднеется. Я по отцу соскучилась,— отвечает Зумрад и плачет.

Старуха ее успокоила, плову наварила, покормила Зумрад, спать уложила, а поутру говорит:

— Собирай свои игрушки, бусинка моя. Сегодня домой поедешь. На крыше у меня два сундука стоят — красный и белый. Ты белый сундук оставь, а красный с собой возьми.

Сказала так старуха и в лес пошла. Зумрад стала своих кукол собирать. Привела старуха буланого коня, запряженного в арбу, посадила на арбу Зумрад, поставила красный сундук и говорит:

— Вот тебе ключик от сундука, когда домой приедешь, сундук откроешь.

Попрощалась Зумрад со старухой, поблагодарила ее и домой отправилась. Не успела она оглянуться, как арба уже перед родным домом остановилась.

Видит Зумрад — перед домиком отец сидит пригорюнившись, о дочке думает.

— Здравствуй, отец!— крикнула Зумрад и бросилась его обнимать.

Так обрадовался старик, что невольно из глаз у него слезы потекли.

— Миленькая моя!..

Вошли они в дом. Скоро все узнали, что Зумрад домой вернулась. Соседи собрались. Зумрад красный сундук открыла. «Ах-ах!»— все так и ахнули.

В красном сундуке полно всяких дорогих вещей оказалось. На всю жизнь добра для Зумрад хватит.

Увидев это, злая мачеха засуетилась, забеспокоилась. В тот же миг приказала старику отвести Киммат в лес и оставить там.

Старик быстро собрался и отвел Киммат в лес.

Когда настал вечер, Киммат пришла к дереву, на котором старик повесил топор. Закричала Киммат, заплакала, но ни цветы, ни соловьи — никто ее не стал утешать. Одни только совы кричали в темном лесу.

В страхе побежала Киммат по лесу и прибежала к домику волшебницы. Старуха ее приветливо встретила, успокоила:

— Не печалься, доченька, я тебе помогу.

Но у Киммат не нашлось доброго слова старуху поблагодарить, потому что мать ее и добрым словам не учила. Обиделась волшебница и ни кукол Киммат не дала, ни сказок ей не рассказала.

Сидит Киммат с утра до вечера в домике, бездельничает, ленится, домик не убирает. Грязно стало в домике, окна пылью покрылись.

Однажды старуха говорит Киммат:

— Полезь, доченька милая, на крышу, достань дров.

— Полезайте и сами доставайте,— отвечает Киммат.— Я вам не служанка.

Старуха очень огорчилась, но все же уговорила Киммат подняться на крышу. Залезла Киммат на крышу, но дров не берет, сидит и плачет.

Старуха спрашивает:

— Чего ты плачешь?

— Я дом свой увидела. Уйду от вас,— отвечает Киммат и ногами топает.

— Ладно, иди,— говорит колдунья,— и сундук, что стоит на крыше, можешь с собой забрать. Вот тебе ключ. Дома откроешь сундук.

Киммат перестала плакать, обрадовалась, стащила сундук с крыши. Но волшебница арбы ей не дала. Пришлось Киммат тяжелый сундук на себе тащить.

Почуяла пестрая собака, что Киммат идет, подбежала к старухе, лает:

— Гав, гав, гав!— и что-то себе под нос бормочет. Стала старуха прислушиваться, что собака бормочет, и слышит:

— Вот я к маме иду, на спине сундук несу, а в нем змей полно.

Разозлилась старуха, взяла длинную палку и как ударит собаку, ноги ей перебила. А потом с радостью думает: «Моя доченька идет, шелк, бархат несет».

Прибрела наконец Киммат домой. Собрались соседи, хотят посмотреть, что там, в сундуке. А мачеха и Киммат сели на сундук, злятся, не позволяют сундук открывать.

Взяли мачеха с дочкой сундук за ручки и потащили в дом. А в полночь заперли они двери и открыли сундук да как закричат:

— Ой, зай дод! Спасите! Вай дод! Драконы!

В сундуке два больших дракона сидели. Проглотили драконы старуху с ее сварливой дочкой, вылезли через окно и улетели.

А соседи услышали крики и вопли в доме, побежали на помощь, разбили дверь и видят, никого в доме нет.

Так и не нашли нигде злую мачеху и ее сварливую дочку. А старик и Зумрад после этого жили мирно и счастливо.

Перевод А. Мордвилко

ЗАВЕТЫ ОТЦА

У одного человека было трое сыновей. Перед смертью позвал он к себе старшего сына и спросил у него:

— Когда я умру, будешь ли ты три ночи сторожить мою могилу?

— Нет, не буду,— ответил старший сын. Тогда призвал умирающий к себе среднего сына:

— Когда я умру, будешь ли ты три ночи сторожить мою могилу?

— Нет, отец, не буду,— ответил средний сын. Тогда он призвал младшего:

— Когда я умру, будешь ли ты три ночи сторожить мою могилу?

— Не только три, но и сто ночей буду сторожить!— ответил ему младший сын.

Вскоре отец скончался. В первую же ночь после похорон младший сын пошел на могилу отца — сторожить ее. После полуночи вдруг перед ним появился белый конь, увешанный доспехами и роскошными одеяниями. Конь трижды обошел могилу.

— Для чего обошел ты трижды могилу?— спросил у коня юноша.

— Раньше я принадлежал твоему отцу. Явился же я сюда, чтобы поклониться его могиле,— ответил белый конь. Вырвал волосок из своей гривы, отдал юноше и добавил:

— Возьми, когда понадобиться помощь, сожги волосок, и я явлюсь.

На вторую ночь юноша снова отправился сторожить могилу отца.

После полуночи вдруг явился рыжий конь и трижды обошел могилу. Поймал юноша коня и спросил:

— Для чего ты трижды обошел могилу?

— Я принадлежал твоему отцу,— отвечал ему конь.— Ездил он на мне, когда хотел и куда хотел. Теперь он умер, и я явился поклониться его могиле.

Сказав так, конь вырвал волосок из своей гривы и отдал юноше.

— Возьми! Когда понадобится тебе помощь, сожги этот волосок, и я явлюсь к тебе.

Сказал и исчез.

На третью ночь юноша снова пришел на кладбище сторожить могилу отца.

После полуночи вдруг примчался черный конь и трижды обошел могилу.

Поймал юноша коня и спросил:

— Для чего ты трижды обошел могилу моего отца?

— Я принадлежал твоему отцу,— ответил черный конь.— Всегда я служил ему. Теперь отец твой умер, н я явился поклониться его могиле.

Черный конь тоже вырвал из своей гривы волосок я отдал юноше.

На четвертую ночь юноша опять пришел сторожить могилу, но на этот раз никто больше не явился. Тогда понял он, что завещание отца выполнено.

Тем временем состоялся дележ имущества. Братья быстро потратили все, что им оставил отец. Пришлось им наняться пастухами пасти кишлачное стадо. Но два старших брата не хотели честно работать: они крали скотину из стада и тайком продавали.

Старейшины кишлака тогда посовещались и изгнали братьев-воров, а заодно и младшего брата. Пошли они втроем в другой город и там тоже нанялись пасти скот.

Как-то старшие братья оставили младшего со стадом в степи, а сами отправились в город на людей посмотреть и себя показать. Видят, на большой площади стоит толпа. Оказывается, царь велел выстроить на высокой дворцовой стене беседку с крутой лестницей из сорока ступенек и объявил народу:

— Кто или на коне, или на верблюде, или на осле поднимется по лестнице до беседки, где будет сидеть моя дочь, и сумеет взять из ее рук пиалу с водой и выпьет ее, а также снимет с ее пальца кольцо, за того я выдам дочь замуж и устрою свадебный пир на сорок дней и сорок ночей,

Начали съезжаться в город люди — кто на коне, кто на верблюде, кто на осле. Один за другим они пытались добраться до царевны, сидящей в беседке, но все падали и разбивались.

В тот день, когда братья пришли в город на людей посмотреть и себя показать, немало юношей и зрелых мужей пытались добраться, кто на коне, кто на верблюде, а кто и на осле, до дочери царя, но никто не сумел и на десять ступенек подняться. Многие попадали и поразбивались.

Вернулись из города братья, давай рассказывать:

— Ах, братец, мы такого насмотрелись в городе, что просто удивительно!

— А что же вы там увидели удивительного?— спросил младший брат.

Рассказали братья и про дворец, и про царскую дочь, и про людей, пытавшихся взять из рук царевны пиалу с водой, выпить ее и снять с ее пальца кольцо.

— Но никто не смог допрыгнуть, все попадали и по-разбивались,— добавили братья.

— Хорошо,— сказал младший брат.— Завтра попасите скотину вы, а я пойду посмотрю, что за диковинные дела происходят в том городе.

— Что ты, что ты!— испугались братья.— Если ты уйдешь, мы с голоду умрем.

Не пустили они младшего брата в город, а пошли на следующий день сами.

До самого вечера младший брат пас стадо, потом загнал баранов в тальник и зажег волосок из гривы белого коня.

В тот же миг появился белый конь, неся на себе доспехи и богатые одежды. Переоделся младший брат, облачился в доспехи и стал батыром хоть куда. Сев на белого коня, он поскакал ко дворцу шаха.

Подъехал он к стене дворца и, воскликнув: «А ну, неси меня, мой конь!» — разогнал белого коня так, что тот взлетел вверх по лестнице и не дотянул только две ступеньки до беседки. Ахнул народ, и толпа закричала:

— Эй, юноша, хлестни коня, немного осталось! Эй, ты!

Но конь плавно прыгнул на землю и понес младшего брата от дворца в сторону. Вернулся юноша к своему стаду в тальник и лег спать. Вечером пришли братья и давай рассказывать.

— Сегодня прискакал один джигит ко дворцу, поскакал по лестнице к царевне, но не дотянул двух ступенек. Удивительно, не разбился. Уехал живой и невредимый.

— Завтра вы попасите стадо, а я пойду в город посмотрю, что там за диковина,— сказал им младший брат.

— Что ты, что ты!— ответили старшие братья.— Что мы будем есть, если ты уйдешь?

На другое утро старшие братья снова сами отправились в город. Вновь юноша угнал стадо в тальник, поджег волосок — теперь из гривы рыжего коня. В ту же минуту примчался рыжий конь, неся на себе доспехи и богатые одежды. Надел юноша одежды и доспехи на себя, сел на коня и отправился к царскому дворцу. Подъехав к стене, младший брат воскликнул:

— А ну, мой конь, неси!

Рыжий конь легко взлетел по лестнице до тридцать девятой ступеньки. Опустился рыжий конь на землю всеми четырьмя ногами и поскакал прочь.

Толпа закричала:

— Эх, какой он трус, этот джигит! Еще немного, и он добрался бы до царевны!

Вернулись братья и рассказали:

— Сегодня приезжал один джигит ко дворцу, его рыжий конь лучше и сильнее вчерашнего. В один миг добрался он почти до верха стены. Еще бы. немного, и он дотянулся бы до царевны, но не смог.

— Завтра вы будете пасти скот, а я пойду посмотрю,— сказал младший брат.

— Что ты, что ты!—запротестовали братья.— Что с нами будет, если ты уйдешь?

На третье утро братья снова ушли в город. Угнал юноша баранов в тальник, а сам зажег волосок из гривы вороного коня. Не успел он моргнуть, как примчался сам вороной конь, неся на себе всякие доспехи и роскошные одежды. Надел юноша новые одежды и доспехи, сел на коня и отправился ко дворцу царя.

Подъехав к стене, он воскликнул:

— А ну, неси!

Вороной конь, играючи, взбежал по лестнице до самого верха стены и остановился перед беседкой. Юноша взял из рук царевны пиалу с водой, опорожнил ее, снял с ее пальца кольцо. Только тогда конь спрыгнул вниз на землю и поскакал из города. Вернулись вечером братья, рассказали:

— Белый конь был ничто по сравнению с рыжим, но сегодняшний конь — всем коням конь! Так и вскочил на стену. Богатырь спешился там, взял из рук дочери царя пиалу с водой, выпил ее, а потом, сняв с ее пальца кольцо, ускакал.

— Попасите же и вы хоть один день овец,— сказал младший брат,— а я посмотрю, что там за диковины.

— Теперь все,— ответили старшие братья.— Больше ничего не будет. Зачем же прыгать другим, когда джигит выполнил условие царя.

На утро следующего дня глашатаи пошли по всей стране и объявили волю шаха:

— Пусть тот, кто выпил воду из рук моей дочери и снял кольцо с ее пальца, придет во дворец и объявится!

Потом шах велел визирю взять кувшин и тазик и каждому, кто придет во дворец, поливать на руки.

— Как только увидишь на ком-нибудь кольцо моей дочери,— сказал царь,— тотчас же донесешь мне!

С тех пор ежедневно во дворце угощали народ пловом, и каждого, кто приходил, визирь заставлял мыть перед едой руки и сам поливал ему из кувшина. Но ни на ком не оказалось кольца.

— Все ли приходили? Никто не остался?— спросил царь.

— Если кто и остался, то это три пастуха нашего города,— ответил ему визирь.

Царь велел привести трех братьев. Когда их привели, полил визирь им на руки воды и вдруг на пальце младшего брата увидел кольцо дочери царя.

Тут все удивились, а особенно старшие братья:

— Каким образом кольцо царской дочери попало в руки нашему младшему брату?

Тогда юноша рассказал о том, как явились к могиле отца кони — белый, рыжий и вороной. Горько пожалели братья, что не послушались отца.

А царь после пира, длившегося сорок дней и сорок ночей, выдал свою дочь за младшего брата.

— Тот, кто не слушает отца, оказывается в таком плачевном положении, как мы с тобой...

Перевод М. Шевердина

ВОЗДУШНЫЙ ДВОРЕЦ

Давно это было. Жил на свете один жестокий падишах. Каких только он злодеяний не совершал! Позвал падишах к себе визиря и говорит:

— Найди мне зодчего. Хочу, чтобы он мне построил воздушный дворец, да такой, чтобы крыша его не задевала облаков, а низ не касался земли. И чтоб был он прозрачнее воздуха, ярче солнца и прекраснее звезд.

Хорошо понимал визирь всю вздорность желания падишаха, но делать было нечего: приказ есть приказ, попробуй не выполни его, и тогда голова с плеч долой. Надел визирь рваный халат, взял в руки посох и пошел искать какого зодчего, который сумел бы построить шаху воздушный дворец. Долго ходил визирь по стране, утомился, измучился, но ни один зодчий и слушать не хотел его. Только смеялись они, говорили: «Разве мыслимо воздвигнуть воздушный дворец?»

Отчаялся визирь, но боялся вернуться — там ждала его неминуемая смерть.

Еле живой, с израненными ногами, добрался он до далекого города, где жил известный далеко за пределами играны зодчий. Пришел к нему визирь, упал к его ногам.

— Что ты делаешь? Встань!— воскликнул зодчий. Но визирь остался лежать в пыли.

— Я не встану до тех пор, пока ты мне, о великий зодчий, не пообещаешь выполнить мою просьбу.

— Какая же твоя просьба?— спросил зодчий визиря.

— Падишах приказал мне,— отвечал визирь,— найти зодчего, чтобы построил он для него воздушный дворец. . Я ищу уже много дней, время проходит, а я никого так и не смог найти. Горе мне. Когда я вернусь, падишах прикажет казнить меня.

— Падишах задал тебе невозможную задачу,— сказал зодчий.— Нельзя построить воздушный дворец. Смотри!— воскликнул зодчий, показывая визирю чертежи на пергаменте и бумаге.— Вот дворцы для бедняков и людей труда. Придет время — все будут равны, а люди по моим чертежам смогут построить себе прекрасные дома-дворцы. Много дворцов! И таких, которых в своих мечтах не видят падишахи, но...

— Что ты говоришь?— в ужасе закричал визирь.— Это бред! Лучше спаси меня.

— Даже среди этих дворцов нет ни одного воздушного. Воздушный дворец нельзя построить даже для любимого народа,— забормотал зодчий.— Но я спасу тебя. Он отбросил в сторону чертежи — труды многих лет,— взял визиря за руку, и они пошли в город жестокого падишаха. Много дней они шли и добрались, наконец, до столицы.

Падишах с нетерпением ждал прихода зодчего и, едва увидев его, закричал:

— Эй, зодчий, построй мне воздушный дворец, да такой, чтобы крыша его не задевала неба, а пол не касался земли. И чтобы был он прозрачнее воздуха, ярче солнца и прекраснее звезд!

— О повелитель,— покорно сказал зодчий.— Я готов выполнить ваше желание при одном условии: я построю воздушный дворец, крыша которого не будет задевать небо, а низ не коснется земли. Но глину я буду замешивать только на воде, которую прикажи носить из реки в ситах. Только на воде, принесенной в сите, можно построить воздушный дворец.

Удивился падишах и задумался. .

— О чем вы задумались, о повелитель?— спросил тогда зодчий.

— Эй, человек, разве в дырявых ситах кода держится? Ты, я вижу, потерял ум и говоришь глупости.

— Повелитель, если можно построить дворец на воздухе, значит можно носить воду и в ситах.

Посмотрел зодчий на падишаха, повернулся к нему спиной и вышел из дворца.

Так зодчий победил в словесном споре падишаха.

Перевод И. Шевердиной

СОКИ-СКРЯГА И БОКИ-СКРЯГА

В давние времена жили два приятеля: Соки-скряга и Боки-скряга. Совсем были они не похожи друг на друга. Один был высок и худ, другой был низок и толст. Но в скаредности и жадности они не уступали ничем друг другу. Хотя Соки-скряга и Боки-скряга дня не могли прожить один без другого, но никто из них ничем и никогда не помогал друг другу. И Соки-скряга и Боки-скряга в укромных местечках закопали глиняные горшки с медяками. А за целую жизнь накопили медяков они немало. Но Соки-скряга и Боки-скряга ели плохо и одевались в старые и рваные халаты. Недаром их прозвали скрягами.

Однажды Соки-скряга сидел у себя дома и пересчитывал свои медяки. Думал он, как бы получше их припрятать, чтобы жена и дети не подглядели.

Захотелось ему есть. Выглянул он во двор и позвал свою жену:

— Эй, жена, давай обедать!

— А ты пал мне денег, с чем пойти на базар?—спросила жена.— Нет у нас обеда.

Покряхтел Соки-скряга, поворчал, но делать нечего: не станешь же тратить деньги на пустяки.

— Ладно,— сказал он,— пойду я в гости.

И пошел в гости к Боки-скряге.

А у Боки-скряги жена пекла лепешки. Румяные, поджаристые, так и просились они в рот.

Протянул только к лепешкам руку Соки-скряга, а старуха проворно схватила их и унесла в дом.

Соки-скряга даже не обиделся — привык он к тому, что Боки-скряга никогда никого не угощал.

Так и просидел Соки-скряга весь вечер голодный в гостях у Боки скряги.

Наступила ночь, и Соки-скряга остался ночевать у своего друга. Старуха постелила им на террасе.

Только Соки-скряга стал засыпать, как услышал шепот:

— Когда гость заснет, ты разбуди меня и накорми,— говорил Боки-скряга жене.

Скоро Боки-скряга заснул.

Хотелось спать и Соки-скряге, но он был так голоден, что все время только и думал, как бы съесть те лепешки.

Тихонько встал он, взял одеяло и лег на краю террасы.

Прошло немного времени, и старуха, подумав, что гость уже давным-давно спит, решила разбудить Боки-скрягу. На дворе стояла такая темень, что нельзя разглядеть пальцев на вытянутой руке.

Подошла старуха к террасе и, думая, что будит мужа, давай тормошить гостя.

— Скорей вставай,— шептала она.— Гость спит. Иди ешь!

А Соки-скряга только этого и ждал. Накрыв одеялом лицо, чтобы старуха не узнала его по голосу, он пробурчал:

— Иду!

Принялся он уплетать лепешки за обе щеки. Старуха напекла лепешек на целый месяц, а Соки-скряга съел их за один присест..

Удивилась старуха, никогда ее муж не был таким обжорой.

Наелся Соки-скряга, выспался и ушел.

Утром Боки-скряга встал злой и голодный и говорит старухе:

— Почему ты не разбудила меня? Я чуть с голоду не помер!

Удивилась старуха:

— Как же так? Вчера ты съел все лепешки, что я напекла на целый месяц.

Понял Боки-скряга, что все лепешки съел его друг.

Так Соки-скряга перехитрил Боки-скрягу. Перехитрить-то перехитрил, да сам от обжорства заболел. И провалялся целый месяц.

Вот так-то Соки-скряга и Боки-скряга сами наказали себя за жадность.

Перевод И. Шевердиной

СМЕЛЫЕ ДЖИГИТЫ

Жили не голодны, не сыты старик и старуха в давние времена, когда волк был баковулом, лиса — ясаулом, ворон — музыкантом, воробей — доносчиком, черепаха — весовщиком, кабан — мясником, а лягушка была должна кучу денег. Старик и старуха жили бедно. Был у них дворик, во дворике стояла жалкая мазанка, а больше ничего у них не было. Старик ловил рыбу в реке, старуха ходила по домам и убирала, так и жили они вдвоём. Не было у них детей, а они очень и очень хотели их иметь.

Как-то старик говорит старухе:

— Слушай-ка, жена, мне уже пятьдесят пять, а тебе исполнилось пятьдесят. Нет у нас детей. А что с нами будет, когда мы и вовсе состаримся и к работе будем неспособны? Кто зажжет на нашей могиле свечи, когда мы умрем? Давай хорошенько попросим аллаха, может быть, он сжалится над нами и пошлет нам сынка!

Старик и старуха долго слезно просили аллаха о сыне. Бог, видно, услышал их просьбу: родила старуха сына. Назвали его Сахибджаном.

Не было границ радости старика.

— Достигли мы желанного, жена,— сказал он старухе.— Давай теперь воспитывать его. Народ говорит: от хороших людей остается человек, а от дурных людей — вопли и стенания. Воспитаем сына хорошо — люди поблагодарят нас, плохо воспитаем — люди проклянут нас.

Старухе пришлись эти слова по душе.

После рождения сына старик и старуха сразу даже помолодели, почувствовали быстроту в ногах, силу в руках. Старик начал больше ловить рыбы. Из дома ушла нужда.

А Сахибджан рос себе понемногу, и, наконец, исполнилось ему шестнадцать лет. Стал он рослым юношей с широкими плечами, со стройной фигурой, ну прямо палван.

Однажды старик сказал сыну:

— Сынок, я теперь вовсе стар стал. На рыбную ловлю будешь ходить ты со мной. Научишься ловить рыбу, да и подышишь свежим воздухом в поле, у реки.

— Хорошо, отец! Пойду с тобой к реке и буду все делать, что ты скажешь.

Отец и сын пошли к реке и захватили с собой сети. Воздух был чист повсюду, куда ни глянь, трава зеленая волнуется, птицы заливаются; широкая, не охватишь взглядом, полноводная река катит голубые воды, серебрясь.

Шли они вдоль реки, шли и, дойдя до тенистой высокой чинары, остановились.

— Вот здесь и начнем ловить рыбу, сынок,— сказал старик.

Расправил он сети и забросил их далеко в реку. Немного спустя вытянул их, а в них ничего нет. Снова закинул еети. Спустя немного времени старик начал тянуть их, но так они были тяжелы, что один он не смог их вытянуть и позвал сына:

— Сахибджан, сынок! Иди помоги тянуть.

Сахибджан принялся помогать отцу. Но и вдвоем они не смогли вытянуть сети. Старик выпрямился, вытер пот со лба.

— Ух, устал я,— сказал он.— Не иначе, как в сети попал кит!

Старик привязал один конец сетей к чинаре и распорядился:

— Ну, сынок, другой конец не выпускай из рук, а я пойду позову кого-нибудь на подмогу, нам вдвоем не вытащить.

Сказал так старик и ушел в сторону кишлака.

Сахибджан сел на берег и стал смотреть на зеленые травы, на высокие деревья, что росли у реки, на тихое и величавое ее течение. Вдруг . в сетях ему почудилось что-то. Пригляделся он, а там сидит маленькая рыбешка. Грустно, с мольбой смотрит на Сахибджана, а на глазах у нее слезы.

Сжалился Сахибджан над ней. «Она так же молода, как и я,— подумал он.— У нее есть, видно, родители, которые ждут не дождутся ее. Дай-ка выпущу ее, вот обрадуется!» Сказано — сделано. Сахибджан взял да и перерезал ножом конец сетей.

Выскочила рыбешка на волю, обрадовалась, покрутилась в зоде у ног Сахибджана, порезвилась и исчезла.

Спустя некоторое время отец возвратился и привел с собой двух дехкан. Увидел старик, что нет сетей. — Где же сети? — спросил он Сахибджана.

Тот ответил:

— Мне стало жаль рыбу, она так металась и рвалась на свободу, что я отпустил ее.

Огорчился старик, а дехкане, которые пришли помочь ему, сказали:

— Если у родителей один сын, он вырастет или храбрым, или умным, или глупым, или трусливым. Трудно тебе было растить сына на старости лет, теперь бы он должен помогать тебе, а он не только не помогает, но даже выпускает выловленную рыбу да еще вместе с сетями. Недобрый он у «тебя!

Сказали они так и ушли. Старик же не промолвил ни слова.

Слова дехкан глубоко запали в душу Сахибджана.

На следующее утро он обратился к отцу со скромной просьбой.

— Отец, у меня рука не оказалась легкой. Вы вчера сами убедились в этом, мы не смогли поймать ни одной рыбы. Разрешите мне походить по городам, кишлакам, изучить какое-нибудь ремесло. Если улыбнется мне счастье, я буду помогать вам.

Горько было старику и старухе расставаться с сыном, но делать ничего, благословили они его и отпустили. Старуха наполнила его торбу лепешками и толокном. Вечером Сахибджан покинул кишлак.

Старик и старуха вышли проводить его на улицу с напутственным словом:

«Бери, да не отдавай. Возвращайся живым и здоровым».

Долго шел Сахибджан. Он даже не смог сказать, сколько раз поднялось солнце. Горы и степи приходилось ему проходить, реки и озера переплывать.

Пришел он наконец в один кишлак. Решил отдохнуть, сел около хауза под чинарой и не заметил, как к нему подошел путник лет сорока с длинной бородой, с чалмой на голове.

— Эй, юноша, ты слишком еще молод, как я погляжу! Куда же ты идешь?— спросил он его.

— Я странник,— ответил Сахибджан.

— Ну, тогда давай вместе странствовать. Сахибджан решил испытать спутника.

— Я иду долго-долго,— сказал Сахибджан,— но когда устану, сажусь и отдыхаю тоже долго, в течение этого времени своим темным покрывалом ночь три раза успевает покрыть землю. Ну как, согласны вы со мной странствовать?

— Нет, мне с тобой не по пути,— ответил путник и пошел дальше.

А Сахибджан, отдохнув, снова пустился в путь. Долго шел, устал, сел отдохнуть на берегу широкой реки и не заметил, как к нему подошел путник с короткой бородой и без чалмы.

— Далеко ли идешь, братец?—спросил его путник.

— Так, странствую,— отвечал ему Сахибджан.

— Да вот и я пустился в странствия. Давай уж вместе,— предложил путник.

Сахибджан ему сказал:

— Если я иду, то иду очень долго, а когда устану, то отдыхаю столько, что за это время ночь успевает три раза покрыть землю своим ночным покрывалом.

— Твои странствия слишком длинны, пойду один,— решил путник.

Отдохнул Сахибджан, искупался в реке, взвалил торбу на плечи и снова отправился в путь. Шел он, шел — и дошел до развилки дорог. Присел он на камень отдохнуть. Не заметил, как к нему подошел юноша.

— Здравствуй, друг!— сказал он.— Далеко ли идешь?

— Здравствуй,— отвечает Сахибджан.— Я странствую.

— Я с той же целью хожу по дорогам. Давай ходить вместе,— предложил юноша.

— Послушай, друг!— ответил Сахибджан.— Я иду долго-долго, но когда устану, сажусь и отдыхаю. В течение этого времени ночь своим темным покрывалом три раза успевает покрыть землю.

— Ничего, мой друг,— сказал юноша.— Я тоже люблю долго отдыхать и много ходить, думаю, что в этом деле не уступлю вам.

«Видно, парень ничего, горячий и компанейский»,— подумал Сахибджан.

— Ладно, пойдем вместе,— сказал он вслух юноше. Сел юноша рядом с Сахибджаном, стали они беседовать. Спросил юноша, как его зовут.

— Меня зовут Сахибджаном. А как зовут вас?

— А меня зовут Ахмадджаном,— ответил тот.— Сколько вам лет?

— Недавно мне исполнилось шестнадцать, а сколько вам?

— Давайте побратаемся,— сказал Ахмадджан.— Мне исполнилось пятнадцать. Вы будете старшим братом, а я младшим.

Сахибджан двстал из мешка лепешку. Одну половину взял себе, другую отдал Ахмадджану и сказал:

— Отныне все, что найдем, делить будем поровну.

Съев каждый свою половину лепешки, побратимы отправились в долгий путь. Шли они через поля и горы, моря и реки, наконец пришли в один город. Стали они осматривать его. Пришли на базар. Видят — стоит глашатай и кричит во все горло:

— Эй, люди! Слушайте, слушайте! Знаменитый бай нашего города Абулькасымбай возводит медресе. Нужны рабочие: глинобитчики, кирпичники, плотники, кровельщики. Кто хочет, пусть идет к нему. Эй, люди! Слушайте, слушайте!

— Пойдем к баю, братец,— говорит Сахибджан Ахмадджану.— Поработаем. Научимся какому-нибудь делу.

Согласился Ахмадджан, и оба отправились на строительство медресе.

— Давайте нам кетмени и лопаты,— сказали они надсмотрщику работ,— один из нас будет глину месить, другой кирпичи формовать.

Надсмотрщик работ выдал им кетмени и лопаты. Побратимы запротестовали.

— Эти кетмени и лопаты не для нас. Слишком малы. Выдайте нам размером побольше. Чтоб кетмень весил один хишаки, (Хишаки — мера веса, равная 53 фунтам) а лопата бы весила нишмаки (Нишмаки — мера веса, равная 26 фунтам).

По приказанию начальника работ кузнец развел в кузнице огромный костер и ковал целую неделю кетмени и лопаты. Сахибджан и Ахмадджан получили свои инструменты, начали месить глину и формовать кирпичи. Выполняли они работу за десятерых. Прошел месяц. Однажды в базарный день Ахмадджан предложил Сахибджану:

— Брат, давайте получим у надсмотрщика что заработали, пойдем на базар.

Получили они деньги и пошли гулять. Чего-чего не было на базаре! Красные яблоки, желтые сочные персики, бархатный кишмиш, а огромных дынь и арбузов было столько, что они не помещались на прилавке и под прилавком, целые горы возвышались прямо на улице. Купили они себе свежих и сушеных фруктов и давай их есть.

Поели побратимы и пошли обратно. Долго еще трудились они, делая работу за десятерых. Слава о них разнеслась повсюду. Узнал о ней и падишах соседней страны Карахан.

«Что за юноши такие?— подумал он.— Надо позвать их и поговорить с ними».

И послал он за юношами гонцов. Два дня скакали гонцы — не спали, не ели — в страну, где работали братья.

— Мы слышали, что вы сильные богатыри,— сказали гонцы.— Наш падишах желает вас видеть и говорить с вами. Если кто-то из вас выполнит три поручения, за того падишах отдаст свою единственную дочь. Многие смелые джигиты добивались руки дочери падишаха, но все они погибли: не смогли справиться с тремя поручениями.

Решили братья поехать к падишаху Карахану.

— Вы храбрые молодцы,— сказал им падишах.— У меня есть дочь на выданье. Всем богатырям я ставил три условия, но никто еще не смог их выполнить. Выполните условия, тогда одному отдам дочь, а другому половину страны.

— Мы согласны, говорите ваши условия,— ответили юноши.

— У меня в саду появился страшный дракон. Каждый месяц он проглатывает девушку. Настал черед моей дочери. Дочь привязана к дереву в саду. Скоро должен прилететь дракон и проглотить ее. О моя дочь! Не успела ты вырасти, как уже погибнешь! Убейте дракона, спасите дочь!— стонал падишах.— В том же саду у меня растет чудесный инжир. У него необычайные плоды. Тот, кто будет есть их, долго останется молодым. Каждый год, когда плоды инжира начинают созревать, появляется див и съедает их. Второе мое условие — убить дива. В городе нет воды. Река, которая спускается с гор, теряется где-то среди песков. Третье мое условие — прорыть канал от реки до города.

Согласились юноши, только сказали падишаху:

— Велите изготовить для нас меч такой, чтоб в сложенном виде он имел в длину один аршин, а в раскрытом виде имел бы в длину сорок аршин. Кроме того, пусть изготовят для нас еще кетмень и лопату в сорок пядей длиной и сорок пядей шириной.

По приказанию падишаха, кузнецы живо принялись за работу. Не прошло и дня, как юноши получили все, что требовали. Пошли они в сад падишаха. Начали спорить, кому убить дракона. Сахибджан говорил: «Я убью», а Ахмадджан возражал: «Нет, я его убью! Старший не трудится, если рядом с ним стоит младший».

Взял он меч и ушел в сад. Идет он и видит: лежит огромный дракон и смотрит на привязанную к дереву девушку, а у той от страха текут по щекам горькие слезы. Рассвирепел дракон, увидев юношу, и втянул ноздрями воздух. Ахмадджан только качнулся. Дракон еще сильнее потянул в себя воздух. Развернул Ахмадджан меч, полетел в пасть дракону и вышел из хвоста, разрезав чудовище пополам. Издох тут дракон. Дочь падишаха, трепетавшая в ожидании, когда съест ее дракон, была спасена. Вмиг разнеслась весть о счастливом событии по всему городу. К дворцу падишаха шел толпами народ, все хотели посмотреть на чудо-джигитов. Все благословляли юношей.

На следующий день Сахибджан и Ахмадджан взяли кетмени и лопаты и отправились к реке рыть арык. Пришли они на место — видят: людей видимо-невидимо, все копошатся, роют, а надежды получить воду ни у кого нет.

— Эй, добрые люди!— закричали юноши.— Дракон убит, город полон радости, идите и вы по домам веселиться. А арык пророем мы сами!

Обрадовались люди, многие ушли домой, а другие остались смотреть, что будут делать побратимы. Начали они рубить деревья, связывать вместе. Бросили их в реку, потом набросали много хвороста, а сверх того насыпали земли и камней. Шумела, возмущалась, бурлила река, пенилась, кидалась волнами на братьев, хотела сбить их, утащить на дно. Мужественно боролись с рекой братья. Победили они ее и перегородили. Вода поднялась, потекла к городу по арыку.

Пришли побратимы к падишаху, позвали его на башню, показали ему новую реку. Широка была река. Медленно катила она свои волны к городу. Ожила степь. Покрылась вся цветущими маками, и уже кое-где появились дехкане, возделывающие почву.

— Молодцы, юноши! Теперь осталось вам выполнить еще одно условие, а там и свадьбу сыграем!

Пошел Сахибджан в сад, вырыл яму под инжиром и лег там, дожидаясь наступления ночи. Стало так темно, что даже не было видно деревьев. Вдруг появился слабый свет. Сахибджан увидел страшного дива, поедающего инжир. Вышел Сахибджан из ямы и, развернув саблю, одним ударом рассек дива пополам. Обрадовался падишах и сразу отправился в сад есть инжир. Целую неделю без сна и отдыха ел инжир падишах и от обжорства еле двигался, но все разно никак не мог помолодеть. Наконец пришел он к юношам и спросил:

— Теперь скажите мне, за кого же из вас выдать мне дочь мою?

— Ахмадджан оказался сильнее и смелее. За него и выдайте дочь,— сказал Сахибджан.

— Нет, государь,— ответил Ахмадджан,— старший должен быть в почете. Сахибджан старше меня. За него и выдайте.

Решили, что на царевне женится старший брат. По городу глашатаи разнесли весть о свадьбе. Заиграли каркаи, сурнаи, зарезали баранов и скотину, начался пир да веселье. Пир длился сорок дней и сорок ночей. Приехали гости с разных концов земли, чего только они не привезли в подарок жениху и невесте: и ковры, вышитые серебром в золотом, и тончайшие ткани, и драгоценные камни, величиной с куриное яйцо, и волшебное зеркало, в котором можно было увидеть самые отдаленные уголки земли.

Прошло немного времени. Однажды Ахмадджан говорит Сахибджану:

— Сегодня ночью я буду спать во дворе, пусть невестка постелит мне там.

Когда город погрузился в сон, Ахмадджан отправился в сад. На небе появилась луна, подобно золотому подносу, на котором подавали фрукты во дворце.

Было очень тихо. Вдруг пролетели два ворона и сели на чинару, что росла во дворе. Один из воронов начал каркать:

— Ворон, ворон, птица черной вести!

— Я слушаю тебя, ворон, птица мрачных предсказаний.

— Эх, хорошо б обернуться теперь мне добрым конем, непокорным, норовистым, смелым, гарцевал бы я по камням и скакал бы по лугам, перескакивал моря и горы. Кого я достоин по силе, смелости и красоте? Зятя падишаха Сахибджана достоин! Взял бы он меня, сел бы на меня, поскакал бы я, сбросил бы его и разбился б он. Тот, кто слышал меня и вздумает кому-нибудь рассказать об этом, пусть окаменеет до колена!

Потом закаркал второй ворон, птица черной вести:

— Ворон, ворон!

— Слушаем тебя, ворон.

— А кем же мне быть? Хорошо бы стать мне птицей с ярким оперением. Прилетел бы я на базар, пел бы, заливаясь, покорил бы своим пением всех. Кого был бы ятогда достоин? Зятя падишаха Сахибджана! Взял бы он меня в руки — да и умер! Кто слышал меня и вздумает рассказать об этом, пусть окаменеет до пояса!

Прилетел третий ворон, приносящий людям одни страдания.

— Ворон, ворон!

— Мы слышим тебя, птица горьких страданий!

— А кем бы мне стать? Стать бы мне драконом. Ворвался бы с ветром-бурей через щель-дыру да проглотил бы Сахибджана и его жену. Тот, кто слышал меня, пусть окаменеет весь.

Сказали так вороны, посмотрели вниз и, увидев Ахмадджана, захохотали и улетели.

Наступило утро, Сахибджан и Ахмадджан сели завтракать. Чего только они не ели: и заморских фазанов, и нежных рябчиков, и жирную баранину с чесноком, и желтую рассыпчатую халву, и янтарный бекмес, и прозрачный миндаль.

Позавтракали и отправились на базар, а по базару ходил замечательный конь. Золотая была грива у коня, огневые глаза горели.

— Кого достоин конь этот?— спрашивали все.— Ну, конечно, зятя падишаха Сахибджана!

Увидел коня Сахибджан, решил купить его.

— О брат, дайте я его сначала испытаю,— говорит ему Ахмадджан.— Если он выдержит испытание, тогда и купим.

— Хорошо, братец,— ответил ему Сахибджан.

Едва дотронулся Ахмадджан пальцем с кольцом до спины коня, как хребет его переломился надвое. Только удивились люди, а Сахибджан больше всех. Пошли они дальше. Видят — один человек носит по базару чудесную птицу. За ним толпами ходит народ. Не было другой птицы, равной этой по красоте. Пела птица, заливаясь.

— Кого достойна эта птица?— спросил человек.

— Зятя падишаха Сахибджана!— ответил народ.

— О братец,— спросил Ахмадджан,— купите ли вы эту птицу, если она мне понравится?

— Куплю,— отвечает Сахибджан.

Только Ахмадджан приложил палец с кольцом к шее птицы, как голова у нее отлетела. Удивился народ, а Сахибджан больше всех.

Вечером Ахмадджан сказал брату:

— Брат, нынче я лягу спать возле очага.

— Да зачем тебе там спать? Спи, где всегда спишь!— ответил Сахибджан.

— Ничего, сегодня я лягу спать возле очага,— ответил Ахмадджан.

Когда наступила ночь, развернул Ахмадджан свой меч, поставил стоймя возле дыры у очага. Вдруг поднялся бешеный ветер, завыла буря — пришел дракон. Рванулся было он в дыру, но напоролся на меч, и рассек его меч на две части. Брызнула кровь, и одна капля долетела до дворца и капнула в лицо царевны. Подбежал к ней Ахмадджан, достал кисейный платок и, сложив его в семь раз, приложил к щеке невестки и стал через него обсасывать с лица кровь. В ту минуту проснулся Сахибджан и увидел, как Ахмадджан обсасывает кровь с лица жены, и закричал в гневе:

— Когда я предлагал жениться на ней, ты не женился. А теперь что ты делаешь? Недаром ты просился спать то во дворе, то у очага! Значит, ты не доволен моей женитьбой!

— О брат, дело не в этом! Напротив, я очень доволен. Есть тут другая причина. О ней скажу вам утром,— ответил Ахмадджан.

Настало утро. Невестка расстелила дастархан. За завтраком Сахибджан снова заговорил:

— Послушай, Ахмадджан, я предлагал тебе жениться на принцессе. Ты не захотел, а теперь совершаешь такие зазорные поступки.

— Брат! Видно, придется вам рассказать обо всем,— говорит Ахмадджан.— Ночью, когда я выбрался спать во двор, прилетели три ворона и уселись на чинаре.

И только рассказал он, что говорил первый ворон, как ноги его окаменели. Увидев это, Сахибджан и жена его поразились и ужаснулись. Ахмадджан хотел было рассказать, что говорил второй ворон, но тут заволновался Сахибджан:

— Молчи, не говори!

— Ну чему быть, того не миновать,— ответил Ахмадджан и рассказал дальше. И как только рассказал о втором вороне, окаменел до пояса. А когда рассказал о третьем вороне, превратился в большой камень. Заплакали тут муж и жена и, не зная, что теперь делать, подняли камень и вынесли на улицу. Вдруг к ним подошел старец с длинной бородой и посохом в руке.

— Отчего вы так горько плачете, дети мои?— спросил он.

Сахибджан рассказал ему всю историю.

— Ставь камень на землю,— сказал старец. Сахибджан опустил камень на землю. Старец посохом толкнул камень, и он вдруг снова стал Ахмадджаном. Чихнул Ахмадджан и сказал:

— Крепко же я спал.

Все обрадовались.

Потом заговорил Ахмадджан:

— Врат, наверное, у вас есть отец и мать. Есть они и у меня. Наверное, они ждут не дождутся нас с вами. Давайте оба вернемся к своим родителям.

Понравились эти слова Сахибджану. Пришли побратимы к падишаху и сказали ему об этом..

— Есть у нас родители. Услуживать им, помогать им — наш сыновний долг. Они ждут нас и не дождутся. Разрешите нам поехать к ним!

Падишах нашел их слова правильными и разрешил им ехать.

— Дочь ваша поедет с нами или останется здесь? — спросил Сахибджан.

— Жена должна быть там, где находится муж,— ответил падишах Карахан.

Подарив им сорок мулов с вьюками дорогих подарков и снабдив ихна дальнюю дорогу съестным, падишах сказал им:

— Доезжайте до родины здоровыми и счастливыми, да не забывайте и нас.

Народу грустно было расставаться со смелыми джигитами.

Звуками карнаев и сурнаев проводил их в путь городской люд.

Ехали они день, другой, третий... Долго ли ехали, коротко ли, а приехали к берегу полноводной реки.

— Тут я расстанусь с вами, брат. Поеду в другое место,— сказал Ахмадджан.— Помните, что вы говорили, когда мы впервые встретились?

- Помню,— ответил Сахибджан.— Я говорил: все что найдем, будем делить поровну и есть-пить вместе.

— Тогда давайте все делить.

— Хорошо. Только большую половину добра возьмешь ты,— ответил Сахибджан,

- Нет, мой брат,— возразил Ахмадджан,— и добро, и жену — все будем делить поровну.

— А как же жену станем делить?— удивился Сахибджан.

— А вот как. Привяжем ее к чинаре, разрубим пополам.— Хотите — берите верхнюю половину, хотите — нижнюю.

Ахмадджан привязал царевну к чинаре, и только коснулся ее тела острием меча, как царевна закричала — и из ее рта вылетел сгусток крови. Бросив меч на землю, Ахмадджан растоптал сгусток, вернулся к брату и проговорил:

— Брат мой, помните, когда я, приложив к лицу вашей жены кисейный платок, хотел избавить ее вот от этой крови. Это ядовитая слюна дракона. Жена ваша должна была умереть. Теперь ваша жена в безопасности. Пусть и жена ваша и все добро останутся с вами. Везите все к своим родителям и порадуйте их. Помните, вы однажды выпустили маленькую рыбку из отцовских сетей. Эта рыбка — я.

Поцеловал Ахмадджан побратима, простился с ним и кинулся в реку. В воде он обернулся рыбкой и уплыл. Долго Сахибджан смотрел, не отрываясь, в реку, туда, куда уплыла рыбка, пока вода в том месте, куда нырнула рыбка, не успокоилась. Огорченный Сахибджан приехал с женой в родной кишлак.

Приехали они, а отец и мать его слезами исходили, грустили о пропавшем сыне. Увидели сына, перестали плакать, на радостях сразу помолодели.

Долго рассказывал Сахибджан о своих странствиях. Старик и старуха радостно обняли невестку, не знали, куда ее усадить.

Сахибджан привез в дом стариков радость, изобилие и счастье. Жил он с женой до глубокой старости. Дети их, когда выросли, тоже отправились странствовать. Но о них, их странствиях можно рассказывать еще очень долго. Оставим все это для другой сказки.

Перевод М. Шевердина

МАЛЬЧИК С ГОРОШИНКУ

В давние времена жил-был один бай. У этого бая было много работников и батраков-издольщиков. Батраки-издольщики трудились на байской земле круглый год, три четверти урожая отдавали баю, а четвертую долю оставляли себе на пропитание.

Один из батраков-издольщиков по имени Хасан жил очень бедно. Детей у него не было. Он день и ночь работал на бая и даже не мог выбрать свободной минутки, чтобы пойти домой. Работать на байской земле приходилось много: надо было и пахать, и сеять, и поливать посевы, полоть, а когда начиналась уборка — жать, молотить и веять, затем удобрять землю и снова пахать и сеять. И так круглый год беспрерывно работал Хасан. Жена каждый день варила дома обед и приносила ему в поле.

Однажды, когда Хасан пахал на быках байское поле, жена его родила сына, да такого малюсенького, с горошинку. Бедная женщина стонала и охала, жалуясь на свою судьбу:

— Что теперь делать? Отец твой работает с утра до ночи, голодный,— говорила она, упрекая сына.— А у меня сил нет нести ему обед. И родила-то тебя такого маленького, как горох, тоже мне помощничек! Куда ты такой годишься, Нохотбай (Нохот — горошина)? Чтоб ты совсем зачах!

Она с трудом поднялась с постели и со слезами на глазах пошла варить обед. «Как же я теперь понесу обед мужу?» — подумала она и ничего не могла придумать. Налила она похлебку в глиняную корчажку, завязала ее сверху чистой тряпкой и поставила на пол. Смотрит — к корчажке, словно горошинка, подкатился ее новорожденный сыночек и говорит:

— Мама, ты не ходи в поле, я сам отнесу обед отцу.

— Ты понесешь?— удивилась мать.— Хорош, нечего сказать! Вот еще, выискался помощничек! Куда же ты годишься-то? Ну как ты понесешь обед? Тебя самого-то надо нести на руках!

Обидно было слушать Нохотбаю упреки матери. Он разозлился, поднял корчажку и побежал, быстро семеня малюсенькими ножками. Мать так и ахнула от удивления.

Батрак Хасан с утра пахал землю в поле, очень устал, проголодался и все поглядывал на дорогу. «Что же это жена до сих пор возится? Пора обедать»,— думал он. Вдруг Хасан остановил быков, смотрит и не верит своим глазам: катится по дороге знакомая корчажка сама, а жены не видать. Пока он стоял с разинутым ртом, корчажка подкатилась почти к самым ногам, а из-под нее послышался голос:

— Отец, а отец! Я тебе обед принес!

Хасан взял корчажку в руки, поднял ее, смотрит — нет никого. Поставил он корчажку, вынул кусок лепешки, стал обедать. А Нохотбай уже вскарабкался на омач и стал погонять быков. Они послушно пошли бороздой. Смотрит Хасан и удивляется: быки сами по себе идут, как полагается, и пашут землю. А Нохотбая было совсем не видно.

Наелся Хасан, поставил пустую корчажку на землю и пошел к быкам. Нохотбай, увидев приближавшегося отца, быстренько подкатился к пустой корчажке, легко поднял ее и побежал домой к матери. Увидев удалявшуюся корчажку, отец совсем растерялся. «Что за диковина?»— подумал он. Вечером, придя домой, он первым долгом спросил жену:

— Ты почему сегодня не пришла? Кто принес мне обед? В ответ на эти слова жена засмеялась.

— Не пошла, вот и все. Что ж, мне дома делать нечего, что ли? А обед принес ваш сынок!— сказала она.

Хасан рассердился:

— Мелешь ты что-то несуразное! О чем это ты? Что за болтовня? С чего это ты взяла? Я тебе про обед говорю, а ты мне про сына. Какой сын? Где он? Если б был у меня сын да принес бы мне обед, разве я не увидел бы его?!

«Нет, ему никак не втолкуешь, хоть говори, хоть нет, все равно не поверит. Как бы еще не рассердился пуще прежнего»,— подумала жена и крикнула:

— Нохотбай, а Нохотбай! Где ты там? Иди сюда!

— Что такое?— недоумевал Хасан.— Да о чем ты говоришь? Кого ты зовешь? Что за Нохотбай?! Сроду не слыхал такого имени. Да таких имен-то не бывает. Ты что?

— Ой, умереть мне!— воскликнула жена.— Вы все еще не верите, спрашиваете, о чем я говорю! Да у нас ведь сын родился! Что же тут удивительного?! Вот и родился сын, да такой малюсенький, как горошинка. Его и не видно, сразу-то не заметишь!

Хасан так удивился, что не мог выговорить ни слова. В этот момент появился Нохотбай.

— Здравствуй, отец!— сказал он.

Хасан посмотрел этак сверху вниз и еще больше удивился: перед ним, семеня ножками, двигался крошечный мальчик величиной с горошинку.

— Вот это и есть наш сынок Нохотбай,— сказал жена.

А Хасан все удивлялся. «Как это такой малыш мог принести мне обед?»— думал он, но все же очень обрадовался и похвалил Нохотбая:

— Молодец, сынок!

Слушая дельные рассуждения Нохотбая, отец радовался: «Смышленый мальчик, из него выйдет толк. Только уж очень маленький. Ну и что ж? Вырастет!— думал он, утешая себя.— Подождем!»

Однако напрасно ждал Хасан. У всех дети росли, набирались сил, а его Нохотбай как был с горошинку в день рождения, так и остался.

Родители были довольны своим Нохотбаем. Мальчик выполнял все домашние работы, во всем помогал отцу и матери.

Однажды Хасан решил показать своего сына баю. Позвал он Нохотбая и повел его к хозяину.

Увидев малыша, бай сначала посмеялся над ним, а потом, разозлившись, крикнул:

— Что это такое? Кого ты мне привел? Разве это человек? Мне таких работников не нужно! Уберите его отсюда! Постойте!— приказал он слугам.— Отвезите его через реку Кур дум и бросьте там!

Хасан ужаснулся. Когда слуги схватили Нохотбая и тот завизжал, отец заплакал от обиды. Слуги потащили мальчика к реке, а Хасан побежал домой и рассказал жене о случившемся. Вместе с женой они плакали, убивались, но ничего не могли сделать.

Байские слуги перевезли Нохотбая на лодке через быструю речку Курдум на другой берег и бросили его в глубокий овраг. Кончился день, настала ночь, а Нохотбай все карабкался по склону и выбрался только утром, когда взошло солнце.

Дней пять-шесть бродил Нохотбай по берегу и, наконец, добрался до людей. Это были батраки бая. Они приютили малыша, накормили его и обласкали. Нохотбай работал вместе с ними, не покладая рук, подружился со всеми. С ним обращались как с родным сыном. Нохотбай рассказал им о жестоком поступке бая, о том, как он издевался над его отцом.

Однажды люди собрались в доме, где жил Нохотбай, и договорились отомстить баю. Они избрали Нохотбая своим предводителем и переплыли на лодке через реку Курдум. Долго они шли и много прошли, а Нохотбай, не зная устали, все вел их вперед. Наконец Нохотбай привел их к дому бая — и они неожиданно напали на хозяина. Убив бая, они забрали все его имущество и отнесли в дом Хасана.

Нохотбай поздоровался с отцом и матерью. Они обнимали его, целовали и плакали от радости. Так вся семья батрака Хасана, достигнув своих желаний и целей, зажила счастливой жизнью.

Перевод С. Паластрова

МЕДВЕДЬ-БОГАТЫРЬ

Было или не было, в давно прошедшие времена страной Каньон правил один царь. Было у него три дочери и звали их Мухлиё, Мухаббат и Икбал. Мухлиё исполнилось двадцать два года, Мухаббат — двадцать, а Икбал — восемнадцать. Красотой своей царевны славились во всех семи странах света. Много женихов сваталось к ним. Но царь отказывал бесчисленным сватам, заявляя: «Это мне не ровня. Я выдам дочерей за тех, кто богаче меня, кто славнее меня».

Однажды Мухлиё, Мухаббат и Икбал, гуляя в райских садах и цветниках, с наслаждением слушали пение влюбленного в розу соловья, смотрели на птичек, порхавших с ветки на ветку, на летающих высоко в небе голубей и тихо беседовали о том о сем.

— Смотрите, как хороша природа,— говорила старшая, Мухлиё,— как она нарядно одета. Свободные птицы летают, радуясь всему. Они поднимаются в поднебесье и любуются цветами мира.

Мухаббат ответила Мухлиё:

— Давайте, сестрицы, втроем уйдем отсюда. Давайте откажемся от этой роскоши и отцовского трона. Давайте оставим царский дворец, чтобы не раскаиваться потом, что мы жили, как попугаи в золотой клетке.

Икбал поддержала сестер:

— Сестрички, давайте проснемся ночью, наденем мужскую одежду, сядем на коней и убежим.

Три сестры-царевны, запертые, словно попугаи, в золотую клетку, не видели света, не знали людей, потеряли надежду иметь любимых и давно уже думали: «Лучше бежать, нежели жить такой жизнью». Сегодня наступил час решений.

В полночь Мухлиё, Мухаббат и Икбал вышли тайком через сад и тихо-тихо прокрались в царские конюшни. Все конюхи и сторожа спали мертвым сном. Три сестры надели на себя одежду джигитов, прицепили сбоку сабли, взяли с собой шлемы, панцири, кольчуги, на голову низко надели меховые шапки, подобрав под них свои длинные до колен косы, подтянули брюки в сапоги, лихо вскочили на горячих коней и пустились в дальний путь.

Решительно никто во дворце, ни одна душа не видела даже, как уехали девушки.

На заре, до восхода солнца, девушки проделали порядочный путь и попали в незнакомую местность. Но они, не останавливаясь и понукая коней, все продолжали ехать. Пусть они едут, а вы послушайте про другое.

Утром царь проснулся и, прогуливаясь по своим райским садам, заглянул на половину дочерей. Видит — они исчезли. В ужасном гневе велел он казнить сорок человек из дворцовой стражи, но и это не помогло. Дочери его словно сквозь землю провалились. Послал царь письма всем бекам и ханам страны со строжайшим повелением разыскать дочерей и торжественно обещал: «Того, кто найдет царевен, засыплю вровень с головой золотыми червонцами и дам полцарства».

Теперь послушайте два слова о девушках.

Три сестры ехали и ехали, много проехали, переправлялись через реки, проезжали степи и пустыни, добрались до высокой горы.

У подножия ее дорога разветвлялась в три стороны. На камне, установленном посредине, имелась надпись: «Пойдешь направо — не вернешься, пойдешь прямо — навряд ли дойдешь, пойдешь налево — вернешься».

Прочли девушки надпись на камне и стали советоваться.

Младшая, Икбал, сказала первая:

— Поеду-ка я в сторону «Поедешь — не вернешься». Улыбнется нам счастье — обязательно встретимся. Но каждая из нас вольна поступить по своему желанию и выйти замуж за первого, кого встретит и полюбит,

Средняя, Мухаббат, согласилась:

— Правильно говорит Икбал, я поеду по дороге «Вряд ли дойдешь».

Старшая, Мухлиё, сказала:

— Поезжайте, сестрицы, своей дорогой, а я поеду по левой дороге — «Пойдешь и вернешься».

Так сестры и порешили. В последний раз переночевали они вместе в горной пещере и на заре, сердечно попрощавшись, пустились в путь. Старшая, Мухлиё, поехала по дороге «Пойдешь и вернешься», средняя, Мухаббат,— по дороге «Навряд ли дойдешь», а младшая, Икбал,— по дороге «Пойдешь — не вернешься».

Икбал ехала дорогой, много ехала, проехала степи и пустыни, немало перенесла горя и лишений, и наконец однажды, когда уже стемнело, она подъехала к лесу, что рос на склоне высокой горы. Нашла Икбал местечко, легла и заснула. Едва рассвело, Икбал проснулась и, оглянувшись по сторонам, увидела высокие горы, густые леса и глубокие озера. Больше ничего не увидела, даже дорогу, по которой ехала, она не запомнила.

Вдруг заметила она, что какое-то живое существо, пошатываясь и покачиваясь, шло в ее сторону. Тут она вспомнила уговор с сестрами и сказала себе: «Что бы и кто бы ни был, ты первый, кого я встретила, -поэтому ты мой, а я твоя».

Только она так сказала, смотрит — а это медведь.

Икбал поклонилась ему и попросилась к нему жить. Медведь повел Икбал к себе в пещеру, и осталась она у него.

Медведь по ночам выходил на охоту, воровал в соседних кишлаках коров, баранов и всякие вещи и тем промышлял много лет. Он набил драгоценностями пещеру. Когда Икбал узнала, что медведь занимается разбоем и за счет дехканских слез скопил свои богатства, она очень огорчилась, но не посмела ему ничего сказать.

Так шли дни, недели, месяцы, годы. Наступило время и час — и Икбал родила сына. Родившийся ребенок был получеловеком, полумедведем. Голову и руки он имел человечьи, а ноги и туловище медвежьи.

Быстро рос ребенок. Медведь-отец каждый вечер запирал снаружи пещеру, привалив к входу жернов, уходил. Чтобы сыночку не было скучно, Икбал стала учить его швырять камни, рубить саблей, ездить верхом, бороться.

Сыну Икбал исполнилось четырнадцать лет, когда он спросил мать:

— Есть ли у меня отец?

Икбал ответила:

— Отец у тебя есть. Только он не человек. Ночью он грабит селения, а днем спит в лесу.

Сын рассердился и хотел пойти искать отца, но мать сказала:

— Куда ты пойдешь? Вход в пещеру закрыт жерновом. Тебе его с места не сдвинуть.

Но сын подскочил к жернову и одним рывком отбросил его на сто шагов.

Возвращавшийся из лесу медведь пришел в ярость и набросился на мальчика. Начали они бороться: мальчик победил медведя в жестокой борьбе, ударил его камнем и убил на месте.

Потом он пошел искать отца, долго искал его. Долго бродил по лесу. К вечеру он вернулся в, пещеру и рассказал Икбал, как на него набросился медведь, как он с ним вступил в борьбу и убил его. Печально объяснила Икбал сыну, что медведь этот и был его отец, и рассказала всю свою жизнь:

— Сын мой, я дочь царя страны Каньон. Я имела двух сестер — Мухлиё и Мухаббат. Наш отец был деспот и не давал нам воли. Надели мы одежду джигитов, прицепили сабли, сели на лихих коней и покинули дворец. Вскоре я рассталась с сестрами и поехала по дороге «Пойдешь — не вернешься» и попала сюда в пещеру. Твой отец — медведь. Всякого, кто появлялся около пещеры, он убивал. Человек бесследно исчезал, и поэтому эти места называют «Пойдешь — не вернешься»; Мои сестры Мухлиё и Мухаббат поехали по дорогам «Пойдешь и вернешься» и «Вряд ли вернешься». С тех пор я их не видела.

Икбал с сыном оставила пещеру и отправилась в страну Каньон. Приехав в город, мать и сын остановились в караван-сарае для чужестранцев и рассказали там хозяину, что приехали в гости к царю Каньона. Рассказ этот услышал один пахарь, привязывавший во дворе быков. Он вспомнил, как пропали несколько, лет тому назад три дочери царя, и тот обещал в награду засыпать разыскавшего их золотом и отдать ему половину своего царства. Пахарь пошел во дворец к царю и рассказал все, что видел. Но царь подумал, что пахарь его обманывает ради награды, и приказал бросить его в зиндан. Тогда визирь встал и поклонился.

— Зачем этому бедняку лгать,— сказал он и пошел в караван-сарай чужестранцев. Там он узнал, что действительно Икбал с сыном приехала в страну своего отца. Царь на радостях объявил всенародный праздник. С большими почестями привезли царевну во дворец. Вся царская родня, ханы, беки, эмиры, наместники, казии устраивали пиры в честь Икбал, а сыну ее дали имя Аикпалван — Медведь-богатырь.

Пусть они пируют и празднуют, а вы послушайте про царя. Был он жаден и скуп. Стало ему жалко давать обещанную награду, и он решил: «Пахарь сказал первый об Икбал, награду следует дать ему, но если я его выпущу из зиндана, это для него дороже всякого золота. Поэтому в награду я его выпущу из подземелья».

Велел царь привести к себе пахаря и сказал ему:

— Впредь не лги в надежде получить награду. Хотел я тебя казнить, но мне жалко тебя. Помолись за меня аллаху. Я освобождаю тебя из подземелья.

Радуясь, что избавился от гибели, пахарь пал ниц, поцеловав царю туфлю, и побежал домой, забыв о золоте и половине царства. А царь, довольный, что из трех дочерей нашлась хоть одна, возблагодарил за это аллаха и занялся воспитанием Аикпалвана.

Юноша день ото дня рос, хорошел, наливался силой. Часто он выходил из дворца на улицу поиграть со сверстниками. Однажды он увидел, как его товарищи играют в бабки, и попросил мать сделать ему альчики. Тогда ему сделали четыре альчика из чугуна, каждый весом в десять пудов.

Начал Аикпалван играть с друзьями и многих посбивал с ног и поранил. Отцы и матери ребят пожаловались царю.

Царь созвал визирей на совет и объявил:

— Придется Аикпалвана казнить. Один из визирей стал возражать:

— Эй, царь царей, никто никогда еще не убивал плоть от своей плоти. Разнесется слух, что царь Каньона казнил из-за пустяка своего внука,— нехорошо получится. Лучше не проливать кровь парня, выслать туда, откуда не возвращаются. Там, в тех местах, бесследно пропадают.

Другой визирь встал, поклонился царю и сказал:

— Лучше сделать так: пусть Икбал притворится больной и скажет, что для ее исцеления необходимы корешки и листья дерева жизни, которое растет в стране дивов. Аикпалван отправится искать корень дерева жизни и больше не вернется. И тогда отцы-матери ребят перестанут лить слезы и вопить о спасении, а царь не услышит больше жалоб.

Пришелся этот совет царю по сердцу, и он приказал так и сделать. Однажды приходит Аикпалван с улицы и видит — мать лежит в постели. Он спросил ее, чем она больна и нельзя ли помочь ей.

Икбал ответила, как приказал царь:

— Мне бы выпить отвара из корней и листьев дерева жизни, что растет в стране дивов, и тогда я наверняка поправлюсь.

С этого дня Аикпалван начал собираться в путь, чтобы достать корешков и листьев дерева жизни. Он облачился в стальную кольчугу, надел на голову блестящий шлем, а на ноги чугунные сапоги весом в триста пудов, взял в руки щит и лук и отправился в страну дивов.

Повсюду, по всем странам, разнесся слух, что внук царя страны Каньон идет походом на страну дивов. Услышав об этом, много богатырей приготовились сразиться с Аикпалваном и искали с ним встречи.

Аикпалван шел дорогой, шел полем, много прошел и вышел, наконец, в пустыню.

Встретился ему богатырь, который играл двумя жерновами, подкидывая их легко, точно яблоки. Спросил Аикпалван богатыря, зачем он играет жерновами.

Тот ответил:

— Слыхал я, что в стране Каньон объявился богатырь Аикпалван. Говорят, он очень сильный богатырь. Хочу с ним побороться и вот проверяю свою силу. Как бы ни был он силен, сила его не потянет и одного жернова.

Усмехнулся Аикпалван:

— Эй, богатырь, иду я из этой самой страны Каньон, я там живу по-соседству с Аикпалваном, приходилось мне с ним бороться. То он меня, то я его побеждал. Могу и с тобой побороться. Если ты меня одолеешь, это все равно, что его поборешь.

Вышли они на открытое место и начали бороться.

Аикпалван схватил богатыря, поднял на воздух, ударил об землю, и тот по колени вошел в нее.

Засмеялся Аикпалван и сказал:

— Тот Аикпалван, о котором ты говоришь,— я сам! Богатырь, игравший жерновами, пришел в восторг от Аикпалвана.

Побратались богатыри и пустились дальше в путь вдвоем. Шли они дорогой, шли полем, прошли много и пришли в горное ущелье. Смотрят — какой-то человек встал У них на пути и забавляется: берет рукой одну гобру, переставляет на место другой, а другую ставит на место первой.

Спросил его Аикпалван, для чего он это делает. Тот ответил :

— Слышал я, что в стране Каньон объявился силач — богатырь Аикпалван. Вот и проверяю силу, чтобы бороться с ним.

Усмехнулся Аикпалван, расправил свои плечи и сказал:;

— Тогда борись со мной. Приходилось мне бороться с этим самым Аикпалваном, да и не раз. То он меня одолеет, то я его. Если меня поборешь, значит поборешь и его.

Стали они бороться. Аикпалван поднял на воздух богатыря, ударил об землю, и тот вошел в нее по грудь.

Тут Аикпалван открылся ему.

Побратались богатыри, подружились и отправились дальше. Вечером, когда стемнело, дошли они до самого кишлака. Постучались они в первую калитку и попросились на ночлег. Вышел к ним старик и сказал:

— Дети мои, всей душой рад бы пустить вас к себе в дом, но в наших местах днем дивы, а ночью воры не дают никому покоя. Потому днем, работая в поле, мы боимся сказать хоть слово, а как только темнеет, все мы спешим запереться в домах. Теперь вы все знаете. Если не боитесь, заходите, переночуйте.

Аикпалван и друзья его богатыри сказали:

— Мы не боимся.

Остановились они у старика на ночлег. Богатыри три дня жили у старика. Днем все вместе ходили на охоту.

На четвертый день старик спросил у богатырей:

— Откуда вы идете и какая у вас цель?

Ответил за всех Аикпалван:

— Идем мы в страну дивов, достать корешков и листьев дерева жизни.

Помрачнел старик и сказал:

— Дорога, куда вы идете,— трудная и опасная. Да и попасть туда можно только верхом на диве. Даже если сумеете оседлать дивов, надо обязательно запасти на дорогу на сорок дней пищи. Наши места разоряют те самые дивы, к которым вы идете.

Вдруг раздался слух, что дивы и воры грабят соседние кишлаки.

Утром богатыри все втроем вышли на охоту. Очень они проголодались и устали, когда, наконец, добрались до большой чинары. В тени ее листвы в прохладном месте сложены были из глины и камней удобные возвышения, сделаны очаги. Тут же лежали вверх дном чугунные котлы. Друзья оставили добытую на охоте дичь богатырю, игравшему жерновами, велели ему сварить похлебку, а сами ушли в горы еще поохотиться. Только похлебка сварилась, вдруг в дупле чинары что-то пискнуло, и оттуда вылез карлик ростом с четверть, с бородой в сорок четвертей. Подошел он к богатырю, одной рукой схватил его за шею, другой опутал волосами бороды ему руки и ноги, съел всю похлебку, обглодал все косточки и ушел.

Когда Аикпалван и богатырь, переставляющий горы, вернулись с охоты, смотрят — в котле похлебки и капли не осталось, а богатырь, играющий жерновами, лежит связанный. Рассказал он товарищам, как все произошло.

На следующий день Аикпалван оставил варить похлебку богатыря, переставляющего горы, а сам с богатырем, игравшим жерновами, пошел на охоту.

Только похлебка сварилась, как вдруг опять вылез из дупла бородатый карлик, связал богатырю, словно слабому ребенку, ноги, съел все, что было в котле, и ушел.

На третий день наступила очередь Аикпалвана готовить обед.

Видит он — из дупла с писком вылезает карлик ростом в четверть, с бородой в сорок четвертей и прямо идет к нему.

— Ну, джигит,— сказал карлик,— похлебка готова?

Не растерялся Аикпалван и ответил:

— Да, готова! Пожалуйте к дастархану.

Сказал так и налил похлебку в миску. Карлик давай уплетать похлебку, но тут Аикпалван заметил, что он исподтишка выдергивает волосы из бороды, хочет связать ему руки-ноги. Рассердился Аикпалван и дал карлику оплеуху. Тот перевернулся раз-другой и помер.

А тем временем богатыри возвращались с охоты и вели такой разговор:

— Аикпалван, наверное, лежит связанным, беспомощным. Давай убьем его и освободимся от его силы.

Но когда они подошли к чинаре, то увидели, что похлебка готова, Аикпалван сидит и посмеивается, а бородатый карлик лежит в стороне убитый.

Наутро богатыри втроем ушли на охоту. В горах они обнаружили глубокую яму, со дна которой раздавалось звонкое петушиное пение. Решили они узнать, в чем дело.

Сплели богатыри из коры и трав длинную веревку и сначала опустили в яму богатыря, игравшего жерновами. Но спустившись до половины, он испугался и поднял крик, потребовав, чтобы вытащили его наверх. Вторым полез богатырь, переставлявший горы, но и он испугался и тоже начал кричать. Пришлось вытащить его обратно. Когда пришла очередь Аикпалвана, он сказал:

— Сколько бы я ни кричал, пока я не спущусь на самое дно, меня обратно не вытаскивайте.

Когда Аикпалван достиг дна ямы, он увидел, что попал в подземную страну, залитую солнечным светом. Пошел он бродить по ней и, наконец, пришел к богатому замку, в котором, облокотившись на сундук, сидела красавица из красавиц и горько плакала.

Увидел ее Аикпалван и сразу же влюбился. Но скрыл он свои чувства и вежливо спросил красавицу, почему она здесь сидит одна.

Девушка заплакала еще горше и сказала, что она дочь царя и что ее похитил див и принес сюда, в страну дивов.

Поклонившись красавице, Аикпалван сказал:

— Позволь мне вывести тебя отсюда и спасти от когтей дива.

Девушка печально покачала головой и промолвила:

— Увы, разве отсюда человек может убежать?

Но Аикпалван и слушать не стал никаких возражений, положил девушку в сундук, отнес его к выходу и дал знак своим товарищам. Богатыри вытянули сундук и спустили веревку. Когда Аикпалван начал подниматься по ней, они ее перерезали и он упал на дно ямы. Долго он лежал. без чувств, а когда очнулся, пошел бродить по подземной стране. Он видел много разных чудес, но не встретил ни одной живой души.

Однажды, когда он сидел на камне, предаваясь печали, к нему подошел вдруг старик и окликнул его:

— Эй, джигит, о чем ты печалишься?

Рассказал Аикпалван тогда старику всю свою жизнь и что с ним сделали друзья-богатыри. Старику стало его жалко, и он сказал:

— Если останешься здесь еще хоть сорок дней, тебя съедят дивы. Сейчас дивы спят и проснуться как раз через сорок дней. Поспеши подняться вон на ту высокую гору и увидишь там высокую чинару. На верхушке ее есть гнездо птицы Семург. Вот уже несколько лет она выводит ежегодно по два птенца, но их съедает дракон. Через двадцать один день как раз дракон явится. Если ты убьешь его и избавишь от гибели птенцов, быть может, Семург в благодарность покажет тебе, где растет дерево жизни.

Сказал так старик и исчез.

Аикпалван поднялся на гору, нашел чинару, и когда дракон обвился вокруг дерева, он выпустил в него стрелу из лука и убил его на месте. Птенцы с радостью рассказали матери, когда она вернулась, какое добро сделал им Аикпалван.

Птица Семург сказала:

— Все, что хочешь, теперь сделаю для тебя.

Тогда Аикпалван попросил:

— Выведи меня из страны дивов и покажи дерево жизни.

Птица Семург посадила Аикпалвана между крыльев и полетела. Долго они летели и, наконец, опустились на гору. Здесь птица Семург сказала:

— Теперь открой глаза. Мы вышли на поверхность земли. Иди по этой дороге в сторону восхода солнца и ты увидишь дерево, верхушка которого упирается в небеса. У подножия его ты увидишь людей, которые пашут землю, спроси их — и ты достигнешь цели. Мне больше нечего тебе сказать.

Распрощавшись с птицей, Аикпалван пошел и скоро действительно увидел пахарей. Он поклонился им и сказал:

— Не уставайте!

Один из пахарей зашикал на него:

— Тсс! Дитя мое, говори тише, здесь очень опасное место. Достаточно одного громко произнесенного слова — и дивы сейчас же явятся и нас всех съедят.

Аикпалван взмолился:

— Отец, я голоден, найди мне что-нибудь поесть, а я попашу за тебя.

Дехканин пошел за едой, а Аикпалван стал погонять волов:

— Хуш, хуш!

В то же мгновение появились два дива и накинулись на Аикпалвана. Но он изловчился, схватил дивов за уши, впряг их в плуг вместо быков и погнал. Вспахав быстро поле, Аикпалван принялся запахивать пустые земли, склоны холмов и гор.

Дехканин, вернувшись, поразился и обрадовался. Аикпалван продел в ноги дивов кольца, посадил их на цепь, а сам принялся за скромное угощение. Поев, он сказал:

— Теперь свободно пашите и сейте!

Старик от радости и не знал, чем угодить богатырю. Тогда Аикпалван попросил:

— Отец, покажите мне дерево жизни, я возьму корешков его и листьев, поскорее отнесу в страну Каньон и вылечу свою любимую мать.

Дехканин на то сказал:

— Сын мой, это высокое дерево и есть дерево жизни. Под ним всегда отдыхают дивы, поэтому никто не мог пользоваться ни его листьями, ни корешками. Теперь же ты дивов посадил на цепь и вызволил нас из бездны печали, страха. И пойми, дерево это тяжелое. Унесешь ли ты его?

Но Аикпалван не стал долго раздумывать. Выдернул он дерево, с корнем, как былинку, положил на спины дивам, сверху сел сам и поехал домой.

Проехав некоторое время, он вдруг увидел двух дерущихся людей. Смотрит —а это два богатыря, которые вероломно бросили его в яму.

Оказалось, что они, вытянув наверх золотой сундук, вот уже несколько дней из-за него спорят и сражаются не на жизнь, а на смерть. Аикпалван сбросил в яму обоих богатырей, поставил сундук поверх дерева жизни и погнал дивов так, что они помчались быстрее ветра. Проехав много дней и много ночей, Аикпалван прибыл в .страну Каньон.

Дерево не помещалось в узких улицах города, и по пути Аикпалван разрушил и смел с лица земли дома беков, ханов и визирей.

Прежде всего он зашел в покои матери и поклонился ей, сказав, что привез дерево жизни. Но тут вдруг в комнату ворвались визири с обнаженными мечами. Аикпалван не испугался и, хотя много их было, вступил с ними в единоборство. Он сразил всех визирей, а за ними беков, ханов и все царское войско во главе с самим жестоким царем. Все богатство царской казны он раздал народу.

По просьбе матери Аикпалван нашел своих теток Мухлиё и Мухаббат. Он привез их в свою страну и выдал замуж за дехканских сыновей.

Аикпалван на плененных дивах вспахал все пустовавшие в степи земли, перевез туда все имущество, женился на принцессе, которую привез в золотом сундуке, и зажил счастливо и спокойно. Народ страны Каньон очень полюбил Аикпалвана.

Перевод М. Шевердина

СЛУЖАНКА

На свете жил один старый царь. Сколько звезд в небе, столько невинных голов слетело с плеч в государстве только из-за того, что человек не так низко поклонился царю или не так посмотрел на него. Сколько воды в море, столько слез было пролито родственниками погибших. Так жесток был этот царь.

У старого царя было сорок жен. Больше всех царь любил жену по имени Сарвигуль. Всем была хороша царица: и красавица, и умна, а темными, как ночь, глазами и длинными, как стрелы, ресницами могла она сразить любое сердце. Одно только было плохо: капризна была и вздорна царица Сарвигуль.

Сказала она царю:

— Имя мое не соответствует ни моему званию, ни моей красоте, ни моему уму. Запрети людям так называть меня.

Издал царь приказ: «Кто назовет царицу именем Сарвигуль, тому вырежут язык, а глотку его зальют расплавленным оловом».

Во все концы государства поскакали глашатаи оповестить народ о царском приказе.

Однажды Сарвигуль почувствовала себя нездоровой.

Отослала она всех своих рабынь и прилегла в беседке из вьющихся алых роз. Прошел час, другой, а царица все не звала своих рабынь. Заглянула одна из них в беседку, смотрит, а Сарвигуль, оказывается, умерла.

Скоро весь дворец знал о смерти царицы. Но не было храбреца, который бы мог сообщить царю эту печальную новость, потому что царицу еще не нарекли новым именем, старое никто не решался произнести, а если царь узнает, что ему вовремя не сообщили о смерти царицы, то гнев его будет еще более ужасен.

В страхе все визири, мудрецы, придворные метались по дворцу, не зная, как сообщить царю горестную весть.

И вдруг одна из молодых рабынь сказала:

— Я пойду и скажу царю!

— Куда тебе?— удивились визири, мудрецы и придворные.— Столько ученых мужей, почтенных старцев и столпов государства не могут разрешить этого сложного вопроса. А ты, ничтожная рабыня, лезешь не в свое дело. Убирайся.

Но девушка не послушалась никого и побежала к царю, а любопытные придворные мудрецы на цыпочках пошли следом за ней.

Царь сидел на золотом троне, и два негра опахалами овевали его чело. Пол зала был устлан расписными коврами, на которых лежали вышитые золотом подушки. Звонкоголосые певцы услаждали слух царя своими дивными песнями. Прелестные танцовщицы развлекали его своими плясками.

Но царю было скучно: он громко зевал.

Рабыня подбежала к резным дверям и тихим голосом сказала:

— От тени цветка Увяла Сарвигуль. Что делать?

Услышав эти слова, царь очнулся и все сразу понял. Приказал он похоронить Сарвигуль. Вздохнули все свободно, разрешилось это сложное дело. Призвал к: себе царь ту рабыню и сказал:

— Это ты принесла мне весть о смерти царицы? Ты умная девушка, ты умнее всех мудрецов государства. Отдай мне свой ум и свою сообразительность, и я отдам тебе половину своих богатств. Будешь моей первой женой.

Рабыня ответила царю:

— Спасибо, царь, за твой великий дар, но он не нужен мне. Я богаче тебя,

Грозно насупил седые брови царь, посыпались из глаз у него молнии.

— Эй, не забывай, с кем разговариваешь! Я царь. Мое желание — закон. Хочу — дарю богатства, хочу казню. Ты же ничтожная рабыня.

— Прости, царь, если я нагрубила тебе. Но половину своего ума и своей сообразительности я не променяю даже На все твои богатства и все твое государство. Я богаче тебя тем, что у меня острый ум. Сейчас я рабыня, а если стану твоей, старика, женой, то сделаюсь рабыней вдвойне. Зачем же мне твои богатства? Без них мне лучше живется на свете. От богатства рождаются зависть и горе.

Ничего не смог ответить царь рабыне. Опустил он голову и промолчал.

Перевод И. Шевердиной

ДОЧЬ БЕДНЯКА

Тарак-турок, омач и ярмо, в закромах у бедняка хоть бы зерно! Эй, эй, леденец в рот положи! На солнышке шайтан разлегся плашмя, на ветке обезьяна торчит стоймя. Затем, потом спрячься в дом. Этого все присказки, а сказка впереди. Слушайте же!

У падишаха страны Аджам был сынок балбес. Озоровал он так, что народу невмоготу стало терпеть его злые выходки. Пришли горожане во дворец и пожаловались.

В гневе прогнал падишах жалобщиков и приказал палачам побежать вдогонку и казнить их, да визирь сказал :

— Остановись, падишах. Утешь свой гнев. Сыну твоему исполнилось двенадцать лет. Отдай его в школу. Вот он и остепенится.

Отдал падишах сына-лоботряса в школу. Капризный сынок шаха увидел книжку, заревел и сказал:

— Не хочу учиться! Я принц! Что хочу, то делаю. Зачем мне голову ломать?

Испугался учитель и подумал:

«Если я буду сына падишаха ругать, заставлять учить уроки, мальчишка побежит жаловаться отцу. Не сносить мне головы. Пусть делает, что хочет».

Три года пробыл сын падишаха в школе. И все три года играл в бабки со сверстниками и ничему не научился.

Наконец падишах вспомнил о сыне, велел привести в себе и сказал четыремстам длиннобородым мудрецам:

— Посмотрите, как сын мой читает, какие книги знает!

Сынок-лоботряс пришел и встал перед падишахом и его четырьмястами мудрецами.

— Чему ты учился в школе, сыночек?

Сынок-лоботряс вытащил из кармана бабки и подкинул их на ладони.

— Вот!

Разъярился падишах и приказал казнить учителя, после которого осталось семеро сирот.

Послал падишах по городу глашатая кликнуть клич:

— Имеющие уши да слушают! Кто в сорок дней сделает моего сына грамотным, того награжу. А если никто не научит его грамоте, город в пыль сотру, а от жителей даже пепла не останется.

Жил в том городе один бедняк, и у него была девятилетняя дочка. Сидела она за прялкой и пряла. Вдруг с плачем приходит с улицы отец.

— Почему вы плачете, батюшка?— спрашивает дочка.

— Вай! Горе нам. Если падишахского сынка-лоботряса за сорок дней не научат грамоте, падишах даже пепла от нас не оставит.

— Приведите, я обучу его.

Не поверил бедняк дочке, но она так настаивала, что пошел он к падишаху и сказал:

— Если разрешите, моя дочь обучит вашего сына.

— Хорошо,— сказал падишах и отдал сынка-балбеса дочери бедняка на выучку.

Привели придворные принца-балбеса в дом бедняка.

Увидел принц-балбес, что дочка бедняка маленькая девочка, и подумал: «Дам ей затрещину, она и не будет меня учить».

А девочка была большая умница. Только поднял он руку, она раз ему по щеке.

Принца-балбеса в жизни никто не бил, к тому же он был большой трус. Он так испугался, что с тех пор, как только девочка чуть-чуть хмурила брови, он и дышать переставал. За свой плохой нрав он каждый день получал от нее пощечины. Учила дочь бедняка принца-балбеса, учила и, наконец, выучила.

Через сорок дней падишах вспомнил о сыне-балбесе, позвал четыреста своих длиннобородых мудрецов и сказал:

— А ну, приведите сыночка. Посмотрим, чему его научила девочка, а если не научила, сейчас же город в порошок сотру, а от всех жителей и пепла не оставлю. Девчонку прикажу к хвосту диких лошадей привязать.

Привели принца-балбеса.

— А ну, сыночек, почитай. Начал принц-балбес читать. Спотыкается, запинается, а читает. Удивился падишах, удивились длиннобородые.

— Ну, как мой сын?— спросил падишах.

— Принц очень способный!— говорят длиннобородые и бородами трясут.

Обрадовался падишах, сынка-балбеса в новый златотканый халат нарядил, подарками драгоценными одарил, пиршество устроил, а бедняку сказал:

— Ну иди, иди. Нечего тебе и твоей девке нос задирать. Благодарите аллаха, что от верной гибели избавились.

А жители того города радовались, что падишах город разрушать не будет и жизнь им пощадил. Пусть они радуются, а мы посмотрим на принца.

А принц-балбес после праздника лег на сырую землю и так лежал сорок дней и сорок ночей, не ел, не пил.

Опечалился падишах, послал глашатаев по базарам и велел кликнуть клич:

— Кто сумеет заставить моего сына разговаривать, того с головою засыплю золотом и красотку с черными косами подарю. А если не найдется такого человека, город разорю, а от жителей даже пепла не оставлю.

Жила в городе одна убогая, беззубая старушка. Взяла она в рот урючину, пососала немного и сказала:

—Хм.

Пришла она во дворец, потерла принцу-балбесу спину и спрашивает:

— Эх, сынок! У твоего отца-падишаха еды-питья вдосталь, что же ты лежишь и молчишь?

Говорит принц-балбес:

— Если отец женит меня на моей учительнице, я буду разговаривать, а нет — буду лежать, пока не помру.

Услыхал падишах, что говорит сын, позвал четыреста длиннобородых и спрашивает:

— Посмотрите-ка в священные книги, можно ли моего любезного сыночка женить на этой босячке.

Смотрели четыреста длиннобородых в священные книги, ничего не высмотрели.

Пришли к падишаху, говорят:

— Нет, не дозволяется!

А принц-балбес лежит, не ест, не пьет.

Разгневался падишах, позвал палачей.

Семеро палачей предстали перед падишахом со сложенными на груди руками, поклонились до земли и закричали.

— Остры у нас сабли, сильны у нас руки, кому пришел смертный час, не успеет свет коснуться тени, а мы уже голову ему снесем.

Связали палачи четыремстам длиннобородым руки назад и повели на площадь головы им рубить. Жил в том городе один законовед-неудачник.

«Пусть лучше останутся в живых четыреста человек, чем умирать им»,— подумал он, пошел к падишаху и сказал:

— О падишах, в священных книгах нашел я такое широкое объяснение, как восьмидесятиаршинная улица в Намангане. Хочешь — жени сына на дочери бедняка, хочешь — не жени, ничего за это не будет.

Обрадовался падишах, послал своих людей в дом бедняка, схватили они девушку, привели силой во дворец. Не спросили у нее даже согласия и отпраздновали свадьбу.

Наутро после свадьбы принц-балбес велел выкопать яму. Подвел к яме дочь бедняка, связал все ее сорок косичек в один узел, ударил по правой щеке, ударил по левой и повесил за косу.

— Вот тебе, босячка, за то, что ты меня, принца, била.

А сам сел на лошадь и уехал на охоту. Вечером приехал, вытащил дочь бедняка из ямы, а утром опять повесил за косы. Так прошло сорок дней. На сорок первый день дочь бедняка со слезами взмолилась:

— Я слабая, бессильная, отпусти меня сегодня, я схожу повидаюсь с родителями, а то, видно, так и не увижу их совсем.

— Иди, но возвращайся сейчас же. Чуть опоздаешь — прикажу казнить, кожу твою набью соломой и повешу на стене дворца в назидание всем женам, чтобы слушали мужей.

Обрадовалась дочь бедняка. Второпях натянула ичиги, накинула паранджу, схватила две кукурузные лепешки и побежала домой к матери.

Увидела мать изнуренное лицо дочери, заплакала, запричитала :

— Вай, дочка, что с тобой? Пожелтела ты, точно солома, а твой нежный стан согнулся, словно волосок. Уж не смерть ли твоя пришла?

— Ой, матушка, сын шаха мучает меня сорок дней. Нет мне кусочка хлеба, нет мне глоточка воды, а только пощечины. Держит меня в яме.

Сжалось сердце матери. Вымыла она дочери лицо, заплела ей волосы, расстелила перед ней скатерть, подала всякого угощения. А когда дочь поела и повеселела, мать открыла сундучок, достала женский портрет, дала его дочери и сказала:

— Когда муж тебя ударит по лицу, ты улыбнись, а когда еще раз ударит, засмейся. Спросит он, почему ты не плачешь, а смеёшься, скажи: «Твои побои — для меня вкусная лапша, твоя брань — бараний плов. Делай со мной, что хочешь, только не бери второй женой ту девицу, что здесь на портрете». Да еще засмейся звончей.

Вернувшись домой, дочь бедняка поступила так, как наказывала ей мать.

Когда принц-балбес посмотрел на портрет, он увидел девицу столь совершенной красоты, что сердце его пронзили острые стрелы.

— Жена, чей это портрет?— заорал принц-балбес.— Хочу взять ее в жены! Где она живет?

Стала дочь бедняка говорить, как мать велела:

— И не думай брать ее второй женой. Раскричался принц-балбес. Стал бить дочь бедняка.

Тогда сказала она:

— Есть такая страна Ирам, шесть месяцев туда ехать. У падишаха Ирама есть дочь Акбиляк. На лице ее семьдесят прозрачных покрывал. Если и одно приподнять, такое сияние исходит от ее красоты, как будто тридцать два светильника горят. Объявила всем Акбиляк: «Кто три раза сумеет заставить меня заговорить, за того я выйду замуж. Кто не сумеет — голову тому прикажу отрубить».

Выбежал из покоев принц-балбес, навьючил золотом сорок мулов, взял с собой сорок вооруженных приспешников и поехал искать Ирам. «Я принц,— думал он,— все меня боятся, все мне дозволено, заберу Акбиляк в жены, а захочет она или не захочет — мне дела нет».

Долго ехал он, оставляя позади степи, озера, -пустыни, стоянки, переходы.

Ехал принц-балбес со своими приспешниками, ехал и добрался до резных багдадских ворот с серебряными кольцами. А за воротами раскинулся прекрасный сад, в нем цвели розы и тюльпаны, пели соловьи и всевозможные певчие . птицы. На золотом троне были посланы атласные одеяла, в золотом хаузе вместо воды плескалось молоко.

Из ворот выбежал привратник:

— Пожалуйте, гости дорогие. Откуда вы и куда? Закричал, заорал принц-балбес на привратника:

— Эх ты, раб!

Выхватил меч и разрубил его пополам.

Зашел принц-балбес в сад, уселся на высокой суфе, снял корону, положил ее возле себя и крикнул приспешникам:

— Пустите коней попастись, а мне готовьте ужин!

Стали кони цветы топтать, ломать, стали приспешники гранатовые и инжировые деревья на дрова рубить.

Тут прилетели Три горлинки, сели на золотой трон, перекувыркнулись и обратились в трех прелестных пери. Не посмотрев даже на принца-балбеса, пери достали из шкатулки фигуры и начали играть в шахматы. Одна сплутовала, другие две сказали:

— Плутовство бывает у людей, а не у пери.

Рассердился принц-балбес:

— Плутовство бывает у пери, а не у людей!— сказал он.— Я без плутовства выиграю.

— Ну так идите вы и поиграйте!— сказала самая красивая пери, а голос у нее был нежный, точно звон колокольчика.

— Хорошо.

И вмиг, не успела бы старуха из спелого персика косточку вынуть, принц-балбес проиграл и сорок своих мулов, и сорок вьюков с золотом, и сорок своих прислужников. Встал он пустой, как трижды вытряхнутый кувшин.

— Вот я вас!— закричал он и выхватил саблю. Одна пери поднялась.

— Уходите!— сказала она нежным голосом.— Это место не для вас!— и так пнула принца-балбеса изящной ножкой пониже спины, что он кувырком полетел о золотого трона, покатился, точно арбуз, по дорожке цветника и упал в пыль. Засмеялись пери, а глаза их блестели, как у кошек, покушавших сала.

Пошел принц-балбес дальше один.

Прошел много переходов и стоянок. Видит — перед ним стоят семь недостроенных башен.

— Что это за мечеть?— спросил принц-балбес у пастуха.

— Э, приятель,— сказал пастух,— это не мечеть. Это дворец. Живет в нем падишах с дочерью Акбиляк. А дочь так сказала: «Кто три раза заставит меня заговорить, за того я выйду замуж». Никому еще не удалось выполнить ее зарок, и головы всех неудачников идут на башни вместо кирпичей.

Пришел принц-балбес во дворец и увидел, что принцесса Акбиляк во сто раз красивее, чем ему говорили.

Онемел он от росторга и низко опустил голову, как осел, увязший в грязи.

Акбиляк молча показала ему на шахматы и на бабки. Принц-балбес побоялся играть в шахматы, решил сыграть в бабки: «Не беда, что нет у меня ничего. Поставлю себя. Все равно выиграю. Сколько, лет играю».

Пери взяла четыре золотые бабки, составила два серебряных кирпича, бросила на них одну бабку и сразу выиграла.

Рукой махнула. Палач тут как тут.

Визирь, стоявший по правую руку принцессы, поклонился.

— Нижайшая просьба к принцессе,— сказал он.— Отдайте мне этого невежу, я хорошенько его помучаю, а потом убью. Пускай впредь никогда не играет с пустыми руками..

Увел он принца-балбеса к себе.

— У меня дома есть маслобойка, и там работает раб-старик. Его голова пойдет на башню, а тебя поставлю вместо него.

На маслобойке: принц-балбес работал день и ночь, три меры жмыха выжимал; спал на соломе, машевый суп хлебал, дым кизяка вдыхал.

Как-то раз мимо маслобойки проходил караван торговцев.

— Куда едете?— спросил принц-балбес.

— В Аджамское государство.

— Отвезите письмо аджамскому падишаху.

— Хорошо,— сказал старшина каравана. Взял принц-балбес перо и бумагу и написал: «Любезный отец, я, свет твоих очей, твой сын, приехал в Ирам, захотел взять в жены Акбиляк и попался в капкан. Три года верчу маслобойку. Отец, ты — аджамский падишах. Дочь бедняка с выдранными волосами виной всем моим мучениям. Как только получишь письмо, всех в ее роду, от семи до семидесяти лет, по четвертям размерь и изрежь на куски. Если этого не сделаешь, и на том и на этом свете я буду в обиде на тебя».

Запечатал принц-балбес письмо и отдал его старшине каравана-.

Человек, взявший письмо, был соседом того бедняка, дочь которого была женой принца-балбеса. Вернувшись в Аджам, караванщик рассказал о письме. Услышала в соседней комнате об этом дочь бедняка.

«Должно быть, от мужа»,— подумала она. Вскочила, выхватила из рук отца письмо и убежала в сад.

Дочь бедняка прочла письмо, видит, что дело плохо обернулось. Сожгла письмо, взяла бумагу и написала:

«О любезный отец, пишу я, свет твоих очей, твое сердце, твое детище. Приехал я в Ирам, взял в жены пери Акбиляк и стал падишахом семи частей света. От моей власти никто не освободится: ни дивы, ни пери, ни джинны, ни люди. Как дойдет письмо, сейчас же мою жену и всех родных до седьмого колена одари одеждой, засыпь золотом вровень с головой. А не то зарублю тебя саблей. Приду через три месяца с семисоттысячным войском и вытащу твою душу через нос. Руку приложил и печатью скрепил. Твой сын».

Дочь бедняка отдала письмо отцу, а он отнес его падишаху.

Падишах дрожащим от страха голосом прочитал письмо четыремстам длиннобородым.

Как было написано в письме, так он и сделал. Бедняк, осыпанный золотом, пришел домой, не чуя ног под собой от радости.

Ночью дочь бедняка пошла во дворец, вывела норовистого коня, на котором ее муж ездил на охоту, в четырех местах подтянула подпругу, надела одежду джигита, шапку с собольей опушкой, привесила на пояс исфаганскую саблю. Вскочила дочь бедняка на коня и так стегнула его, что до костей врезалась нагайка. Конь запрядал ушами, поднял хвост трубой и поскакал что есть духу через степь.

Дочь бедняка остановилась в том саду, где муж ее три года назад играл в шахматы с пери. Она вежливо поздоровалась с привратником, коня приказала в сторонку привязать, чтобы цветов не помял.

Не успела она выпить и одной пиалы чаю, как прилетели так же, как и тогда, три горлинки, обернулись в пери и стали играть в шахматы. Одна сплутовала, другая сказала:

— Плутовство бывает у человека.

— Нет, у дери бывает,— вмешалась в разговор дочь бедняка.

Переглянулись лукаво пери, и одна спрашивает:

— А вы играете?

— Играю,— сказала дочь бедняка и начисто обыграла трех пери, не оставила им даже ноготков в голове почесать.

Дочь бедняка взяла фигуру и сказала:

— Играю на вас троих,— и сделала ход.

Пери смотрят — дочь бедняка выиграла их самих.

Пери задрожали, как тополевые листья, и заплакали:

— Простите нас! Мы рабыни ирамской принцессы Акбиляк. Если она узнает, что мы сами себя проиграли, она наших отцов и матерей не оставит в живых. Отпустите нас. Когда у вас будет какое-нибудь желание, мы в мгновенье ока исполним все, что вы захотите.

Дочь бедняка очень обрадовалась.

— Есть у меня одна задача,— сказала она,— заставьте Акбиляк говорить три раза, и я вас отпущу.

Все три пери тяжело вздохнули.

— Злая и капризная эта тиранка,— сказала старшая пери.— Восемнадцать лет ей уже, и ни разу она не послушалась родителей. Ладно, сослужим вам службу. Мы вам дадим три перышка. Что мы вам скажем, чему научим, так и делайте. В комнате у принцессы три тахты: одна изумрудная, другая яхонтовая, третья рубиновая. Когда принцесса сядет на изумрудную тахту, сожгите на светильнике перышко — и я окажусь под тахтой. Прикажите тахте рассказать что-нибудь. Я буду рассказывать, а принцесса Акбиляк подумает, что это тахта говорит. Потом Акбиляк сядет на яхонтовую тахту, а вы снова прикажите рассказать что-нибудь. То же и с рубиновой тахтой. Но только, что мы вам ни скажем, говорите наоборот, пусть ваши слова будут нелепы.

Пери оставили дочери бедняка по перышку, а сами обернулись в горлинок и улетели.

Дочь бедняка села на коня, быстро доехала до Ирама и отправилась во дворец.

Принцесса Акбиляк сидела, опустив на лицо семьдесят тончайших шелковых покрывал. Сорок ее прислужниц, лунолицых, черноглазых, с черными сходящимися на переносице бровями, посмеивались с лукавством, кокетливо покусывая свои нежные ноготки. Никто не признал, что статный юноша — это девушка, так хорошо переоделась дочь бедняка.

— О жестокосердная тиранка!— воскликнула дочь бедняка.— До каких ты пор будешь убивать неповинных людей, алой, словно тюльпан, кровью заливать землю? До каких пор будешь считать себя безнаказанной только потому, что ты принцесса, а твой отец падишах? Живо встань с места и кланяйся мне в ноги. А не то зарублю тебя саблей и прикажу привязать твою голову к луке моего седла. Но жаль мне твоей красоты. Отвезу тебя к себе, заставлю тебя прислуживать, разливать чай моим сорока тысячам воинов.

В ярость пришла принцесса Акбиляк. Сорвала с лица покрывало. Рот у нее раскрылся, как старый мешок, лоб сморщился, как кора карагача.

Сделала принцесса знак визирю.

— Эй ты, невежа!—крикнул визирь.— У тебя самого дома гостю нечего подать, а сколько наболтал. Сейчас призову палача тебя казнить.

Дочь бедняка только засмеялась.

— Не испугался я. Лучше давайте сыграем в бабки. Тогда принцесса Акбиляк взяла серебряные кирпичики, золотые бабки и хотела играть.

— Подожди, бессовестная принцесса,— сказала дочь бедняка,— ты плутовством выигрываешь у приезжих гостей, а их самих убиваешь, но меня не проглотишь — подавишься. Дай мне бабки.

Принцесса Акбиляк покраснела от гнева, но отдала бабки.

Не успела принцесса Акбиляк почесать в голове, как дочь бедняка выиграла у нее все семьдесят ее сокровищниц.

В злобе и отчаянии Акбиляк схватила себя за голову, вырвала прядь волос и села на изумрудную тахту.

Дочь бедняка взяла перышко и сожгла его на светильнике. Мгновенно пери прилетела и спряталась под изумрудной тахтой, а принцесса Акбиляк ничего не заметила.

— Эй, тахта,— сказала дочь бедняка,— шесть месяцев я мучился в дороге. Расскажи мне что-нибудь, чтобы тоска от сердца отлегла.

Пери заговорила:

— Что рассказать вам?

— Тебе рассказывать, а мне слушать,— сказала дочь бедняка.

Рассказ первой пери

Давным-давно жил-был столяр. Накопил он много денег и отправился путешествовать. У столяра был хороший друг ювелир, золотых дел мастер. Сказал он: «Я тоже пойду». А у золотых дел мастера был друг портной: «И я пойду»,— сказал он. А у портного был приятель — маг и чародей. «И я пойду»,— сказал он.

Так вчетвером они и пошли. Наступила ночь. Все легли спать, а столяр остался бодрствовать. Чтобы не заснуть, он из куска дерева стал вырезать куклу. Кончил работу, положил куклу возле костра, а сам заснул. Проснулся золотых дел мастер, увидел куклу и подумал: «Это плотник сделал, а я сделаю лучше». Расплавил он на огне серебряную монету и сделал кукле серебряные ноготки, серебряные зубки, серебряные глазки. Кончил работу и лег спать. Проснулся портной, увидел куклу и подумал: «Эге, это друзья сделали». Взял кусок материи, сшил красивое платье и надел на куклу. Кончил шить и заснул. Проснулся маг, увидел куклу, прочитал заклинание — и кукла ожила. «Вставайте!»—кричит маг. Подняли головы друзья, смотрят — стоит перед ними прекрасная девица. Из-за красоты ее солнце и луна спорят. Принцесса Акбиляк перед ней хуже самой уродливой лягушки.

— О юноша! — обратилась пери к дочери бедняка.— Если ты мудр, рассуди: «Кто сотворил эту девушку? Плотник, золотых дел мастер, портной или маг?»

Дочь бедняка сказала:

— Ну хорошо, если бы портной не сшил кукле платья, разве она была, бы человеком?

И здесь случилось то, что случилось. Рассердилась, разгневалась красавица принцесса Акбиляк, не выдержала и закричала:

— Ты дурак! Или ты не понимаешь, что и в платье я принцесса, и голая я принцесса?!

Забили барабаны, затрубили карнаи, и народ закричал:

— Случилось непредвиденное — принцесса заговорила в первый раз!

Разъярилась Акбиляк, точно кошка, у которой отняли мясо, и пересела на яхонтовую тахту, а дочь бедняка сожгла второе перышко и сказала:

— О тахта яхонтовая, расскажи что-нибудь. Пусть сердце мое порадуется, расцветет.

Вторая пери прилетела и из-под тахты сказала:

— Что же тебе рассказать? Рассказ изумрудной тахты ты перепутал, как старые калоши. Слушай же.

Рассказ второй пери

Давным-давно, в старые времена, жил богач. Хоть он и был богатый человек, но на спине у него наросло три пуда грязи.

У богача было три сына. Старший говорит отцу:

— Эй, отец! Дайте мне сто золотых, я поеду в Ташкент и накуплю жирных баранов, вот с такими курдюками.

Отец дал старшему сыну денег. Вышел сын на улицу и видит — мальчик то надевает на голову, то снимает порванную шапку.

— Эй, зачем тебе такая рваная шапка?—спросил байский сын.

— Особенная шапка. Оденешь ее на голову, закроешь глаза, а как откроешь.— она тебя перенесет :с запада на восток.

Схватил байский сын шапку, отдал сто золотых и принес ее домой. Отец увидел шапку и поднял крик:

— И это твоя покупка?! Попросил у отца средний сын:

— Ну, батюшка, дай мне сто золотых, поеду я в Узген, куплю там рису, каждая рисинка с фисташку величиной.

Дал ему отец сто золотых. Вышел средний сын на улицу, видит — ребятишки играют осколком зеркала и кричат:

— Чудесное зеркало! Из Самарканда в него всякий увидит Бухару!

Отдал средний сын за осколок разбитого зеркала сто золотых.

— Эх ты, дурак! — закричал богач. Тогда попросил сто золотых младший сын.

— Открою лавку на базаре. Стану мелочью:торговать,— сказал он.

Отец дал ему сто золотых. Младший сын вышел на улицу, а ребятишки в это время катались с горы в дырявом тазу.

«Здорово,—подумал младший сын,— не ест ни травы, ни сена и так бегает».

Отдал ребятишкам за дырявый таз сто золотых и принес его домой. Богач, увидев сторублевый таз, скрючился, точно пес, проглотивший иголку.

Схватил он свой посох и давай колотить сыновей. У среднего выпал осколок зеркала на землю. Младший брат, прикрываясь дырявым тазом, наклонился, заглянул в зеркало и видит: у падишаха западной страны умерла дочь, положили ее в гроб, и весь народ стоит около гроба и рыдает. Схватил младший брат облезлую, шапку, надел на голову, закрыл глаза и только открыл, смотрит — он уже стоит около гроба. Стал он лить воду из дырявого таза на голову мертвой царевны. Вдруг она встала, да такая красавица, что перед ней принцесса Акбиляк хуже жабы.

Пусть же мудрецы рассудят: отчего ожила царевна — от шапки, от зеркала или от таза? Дочь бедняка сказала:

— Если бы младший сын не посмотрел на мертвую царевну в зеркало — ничего не было бы.

Тут Акбиляк не выдержала и закричала:

— Ну и дурак: когда я умру, пусть на меня сто тысяч человек глаза таращат, разве я от этого воскресну?

Сказала и прикусила язычок.

Забили барабаны, затрубили карнаи. Народ закричал:

— Акбиляк говорит во второй раз!

Рассердилась Акбиляк и пересела на рубиновую тахту. Дочь бедняка сожгла третье перышко и попросила:

— О рубиновая тахта, расскажи ты что-нибудь...

Третья пери прилетела и рассказала.

Рассказ третьей пери

В старые времена у одного падишаха был попугай. Падишах кормил и холил попугая.

Попугай подумал: «При жизни падишах меня очень уважает, а что сделает после смерти?»—и притворился мертвым.

Пришел падишах, заглянул в клетку и приказал своему конюшему:

— Выбрось дохлую птицу на крышу.

Попугай сел на крышу и закричал:

— Ты плохой падишах. Я не умер! Теперь пусти меня в Индостан. Сорок лет не видел своих родных.

— Хорошо,— говорит шах,— только прилетай обратно.

Слетал попугай на родину и принес в подарок падишаху яблоко не яблоко, персик не персик, а такой красивый плод,— посмотришь— слюнки текут.

Дворецкий положил плод на золотое блюдо и отнес в конюшню, где падишах с попугаем на плече ласкал своего любимого коня. Только хотел падишах откусить кусочек плода, вдруг конь протянул морду и проглотил плод.

— Стой, стой!— кричит падишах. А конь упал на землю и издох.

Разъярился падишах и оторвал попугаю голову. Кто тут виноват? Падишах, конь или попугай? Дочь бедняка, помня наказ пери говорить наоборот, сказала:

— Виноват конь. Зачем он съел яблоко?

Принцесса Акбиляк закричала:

— Эх ты, глупец! Да разве конь принес из Индостана плод?

Прикусила язык Акбиляк, да было поздно.

Забили барабаны, затрубили карнаи. Народ закричал:

— Принцеса заговорила в третий раз. Больше не будем рубить головы женихам.

Рассердилась Акбиляк и говорит:

— Вай, горе мне. Придется стать мне твоей женой. Сколько разных принцев приезжало, и всем им из-за меня головы отрубили. А у тебя ни усов, ни бороды нет, и ты меня перехитрил. Ничего не поделаешь, буду твоей женой.

Дочь бедняка вынула из ножен саблю и сказала:

— Зря, принцесса! Видишь это? Сколько людей потеряли из-за твоего каприза свои головы! Настал час твоей гибели!

Заплакала Акбиляк.

— Вай, я несчастная. Разве я виновата? Злой волшебник в день моего рождения наложил на меня заклятье. Ты снял с меня заклятье. Делай со мной, что хочешь.

Поверила дочь бедняка речам принцессы Акбиляк, рассказала ей свою историю и попросила найти принца-балбеса и казнить его за вероломство.

Пошли глашатаи по улицам и стали кричать:

— Где здесь принц из Аджама! Пусть идет во дворец! Искали его, искали, но так и не нашли. Тогда дочь бедняка собралась в обратный путь и поехала в родную страну.

Пусть она едет, а вы послушайте про принца-балбеса. В тот час, когда забили барабаны в третий раз, визирь прибежал в маслобойку и сказал:

— Берегись! Царевич, который сумел заставить Акбиляк заговорить,— твоя жена, она хочет тебя казнить. Спрячься.

С перепугу забрался принц-балбес в помойную яму и сидел в ней, пока дочь бедняка не покинула страну Ирам.

Тогда визирь привел принца-балбеса во дворец к принцессе Акбиляк.

— Пусть стоит подальше от трона!— закричала Акбиляк и зажала свой нос.— От этого принца несет вонью на сто шагов. Если ты сын аджамского падишаха — пощажу тебя, а если нет — прикажу тебе голову отрубить.

Принц-балбес упал на колени и сказал:

— О принцесса! Подлинно мой отец — аджамский царь. Я ему написал письмо, чтобы он изрезал по четвертям мою жезу — босячку с вырванными волосами. А она. всех перехитрила и приезжала сюда в одежде джигита, чтобы убить меня. Моя жена хитрее змеи. Какая-то нищенка обманула тебя, принцессу Ирама, и заставила тебя говорить. Ты должна ей отомстить.

От злобы лицо Акбиляк стало желтым, как шафран.

— Возьми сорок тысяч воинов,— сказала она,— и поезжай в свою страну. Привези эту хитроумную босячку. Я хочу посмотреть на цвет ее крови.

— Повинуюсь,— сказал принц-балбес и побежал собираться е поход.

Он так торопился, что, пока спускался по лестнице, семь раз споткнулся, скатился, стукнулся, на руках, на ногах в семи местах кожу ободрал.

Отправился принц-балбес с сорокатысячным войском в Аджам.

Подойдя к рубежам Аджама, принц-балбес отправил с гонцом письмо отцу:

«Через три дня прибываю в город Аджам. Эй, отец, я владыка семи частей света, если мне не покоришься и не выйдешь встречать на дорогу, сравняю город с землей».

Получил письмо аджамский падишах, собрал своих четыреста длиннобородых мудрецов и сказал:

— Мой любимый сын приехал, прислал письмо, говорит, что ему подвластен весь мир. Раз так пишет, наверно, это правда. Если я к нему не выйду навстречу, то он по молодости лет сделает все, что вздумается.

Четыреста длиннобородых мудрецов только головами качали и бородами трясли.

Взял падишах своих визирей и длиннобородых мудрецов, выстроил их по сторонам дороги и сам встал посредине в пыли. Все стоят, повесив свои сабли на шее.

Едет принц-балбес, нос задрал, щеки надул, усы топорщит, на отцовских визирей и мудрецов даже не смотрит.

Остановил коня и кричит на отца:

— Эй, отец, я же тебе писал, чтобы ты истребил весь род моей жены до седьмого колена. А ты что сделал? Приказываю тебе, поставь сейчас же виселицу в восемьдесят аршин высотой и повесь мою жену с выдранными волосами, а я возьму лук и пущу ей стрелу в рот, чтобы она вышла у нее через ухо!

Перепугался падишах. Затряслись у него ноги и руки. Упал он лицом прямо в пыль. А принц-балбес давай визирей, вельмож и длиннобородых мудрецов саблей рубить.

Пусть принц-балбес, кричит, визирей и мудрецов саблей рубит, а вы послушайте про дочь бедняка.

Услышала она, что муж ее, принц-балбес, с сорокатысячным войском вступил в пределы государства Аджам, оделась воином, взяла в одну руку меч, в другую — щит и говорит отцу:

— Знаю я своего мужа. С трусом он храбрец, а с храбрецом —трус.

Подъехала дочь бедняка к ирамскому войску и кричит:

— Кто тут орет-похваляется, кто тут людей рубит-убивает?!

Увидел принц-балбес дочь бедняка со щитом и мечом — перепугался, саблю из рук выронил, с коня упал и прямо в кучу навоза головой зарылся.

Увидели это сорок тысяч ирамских воинов, и все сорок тысяч побежали быстрее джейранов.

Накинула дочь бедняка аркан на ноги принца-балбеса, вытянула его из навозной кучи и приволокла на городскую площадь.

Самого аджамского падишаха так нигде и не нашли. Куда он сгинул, что с ним сталось — никто не знает.

А правителем Аджама народ назначил дочь бедняка.

Перевод М. Шевердина

ДИТЯ-ЦАРЬ

В давние времена какой-то шах сказал своему визирю:;

— Разве есть на свете кто-нибудь сильнее меня?

Визирь склонился в поклоне и ответил:

— О великий шах, есть предел и твоего могущества.

Шах рассердился:

— Эй, визирь, не найдешь ты на свете человека сильнее меня. Кого хочу — казню, кого хочу — брошу в темницу.

Тогда визирь привел к шаху его маленького сына. Мальчик захныкал:

— Папа, пить хочу!

Засуетился шах, вскочил с трона и подал сыну воды. Визирь сидел в сторонке и только посмеивался. Сын шаха заплакал:

— Папа, дайте молока!

По приказу шаха принесли молоко.

— Папа, смешай молоко с водой!— пролепетал мальчик.

Шах послушался и перелил воду в молоко. Но мальчик закапризничал:

— Папа, отдели воду от молока!

Тут царь рассердился:

— Как можно отделить воду от молока!

Ребенок стал плакать.

Тут визирь посмотрел на царя. Царь молвил:

— И правда, я не силен, ребенок сильнее меня! Недаром говорится: «Дитя — царь!»

Перевод И. Шевердиной

СЛАДКОГОЛОСЫЙ СОЛОВЕЙ

В стародавние времена жил жестокий шах. Много лет он притеснял и истязал народ. Изо рта своих подданных он вырывал последний кусок хлеба, душил их поборами да налогами.

Так награбил он столько золота, серебра и драгоценных камней, что не знал, куда все это девать.

Однажды собрал шах лучших мастеров и приказал им:

— Сделайте мне дерево чинару — ствол из яхонтов, ветки из хризолита, листья из изумруда, а плоды из жемчуга. А листва должна быть такая густая, чтобы сквозь нее не проникал ни один луч солнца.

Услыхал о шахском поведении народ, зароптал:

— Пока смастерят такое дерево, с нас, должно быть, и последнюю рубашку снимут.

Однако шах жестоко расправился с недовольными. Одним головы приказал отрубить, других — в яму бросить.

Через семь лет чинара была готова.

Приказал шах поставить свою кровать под драгоценным деревом и спал там.

Однажды утром почувствовал шах на правой щеке тепло. Открыл глаза и видит: сквозь изумрудную листву просвечивает пятнышко голубого неба величиной с копейку, и оттуда луч солнца падает на щеку.

Шах завопил:

— Какой-то вор похитил листок с моей чинары. Кто найдет злодея, того я до самой макушки золотом засыплю. А если вор не будет пойман, весь город сожгу и пепел развею по ветру.

Сидевший по правую руку шаха визирь посоветовал:

— Поставьте на ночь стражу из сорока воинов. Они подстерегут вора.

Шах согласился.

Сорок вооруженных воинов окружили чинару. Но когда подошла полночь, все они, как стояли, так и уснули.

Просыпается утром шах и видит — в листве еще одно пустое место, уже величиной с пятак. Пришел шах в такую ярость, что каждый волосок на его голове поднялся острой иглой.

— Палачи, ко мне!— закричал он.

Четырнадцать палачей черными птицами предстали перед шахом, выхватили из ножен отточенные сабли и сказали:

— Кому пришел смертный час, тому голову снесем.

— Казнить их!— приказал шах, указывая на воинов.

Но тут вмешался визирь.

— Если каждый день будете рубить по сорока голов,— сказал он,— то в государстве не останется войска. Посадите лучше воинов в темницу да приставьте к дереву другую стражу.

Воинов отвели в темницу.

А у шаха, надо сказать, было три сына.

Вот старший сын и говорит отцу:

— Дозвольте мне в эту ночь посторожить чинару. Я поймаю вора.

Шах согласился.

Стал старший сын сторожить чинару, да только не выдержал и заснул в полночь. Когда занялась заря, шах увидел среди листьев пустое место величиной с тюбетейку.

Тут же приговорил шах старшего сына к смерти.

— Я буду теперь сторожить,— вызвался средний сын.— Если не схвачу вора, казните меня вместе с братом!

Но в полночь сон ему смежил веки, а утром среди листьев оказалось еще одно пустое место величиной с большую лепешку.

От ярости у шаха глаза полезли на лоб, как у кошки, подавившейся салом.

— Палачи!—закричал он.— Ко мне!..

Но тут младший сын стал просить его.

— Дозвольте мне взять лук и стрелы. Я подстрелю вора.

Шах дал позволение.

Когда стемнело, царевич встал под дерево и, натянув тетиву, стал зорко поглядывать то направо, то налево.

Глубокой ночью сон стал его одолевать. Вынул он из кармана ножик, надрезал себе палец, натер ранку солью с перцем, и боль сразу разогнала дремоту.

Стоит царевич, поджидает. Вдруг перед самым рассветом подлетела к чинаре диковинная птица. Клюв у птицы яхонтовый, ноги хризолитовы, крылья из жемчугов и кораллов. Птица опустилась на ветку чинары и так запела, что земля и небо зазвенели.

Как ни жалко было царевичу стрелять в дивную певунью, он все же спустил тетиву. Но рука у него дрогнула, и стрела только задела птицу, выбив из крыла ее перышко.

Птица улетела.

Проснулся шах. Царевич, держа в правой руке лук и стрелы, а в левой перо, подошел к отцу.

— Вот,— сказал он,— я подстерег птицу, которая уносила драгоценные листья с нашей чинары. Это был сладкоголосый соловей. Однако подстрелить мне его не удалось: очень уж сладко он пел. Только выбил одно перышко из крыла.

Взял шах в руки перо и увидел, что оно дороже всех налогов с его страны за целых семь лет.

Обрадовался шах и велел выпустить из темницы сыновей и воинов.

В тот же день он объявил всем:

— Кто достанет мне эту птицу, того я возведу на свой трон, и он будет делить со мной шахскую власть. А если птицу не поймают, я весь город сожгу и сравняю с землей!

Старшие сыновья шаха почтительно сложили руки на груди, поклонились и сказали:

— Позвольте нам сослужить службу, отец!

Шах согласился.

Переодевшись купцами, оба царевича выехали из города.

Прошло три дня. Младший сын шаха подумал: «Ничего братья не найдут, а отец в ярости может и город сжечь. Надо ехать мне».

Он пошел к отцу и сказал:

— Отец! Позвольте и мне сослужить вам службу. Я хочу найти волшебную птицу. Отпустите меня — я уеду, не отпустите — тоже уеду.

Очень не хотелось шаху отпускать младшего сына. Но царевич твердо стоял на своем.

Делать нечего, шаху пришлось снарядить и младшего сына в дорогу.

Младший царевич ехал быстро и через неделю догнал своих братьев.

Поехали дальше втроем и долго ли, скоро ли ехали, но прибыли к месту, где дорога разделялась на три. Возле каждой дороги — камень, на камне — надпись. На одном написано: «Кто поедет по этой дороге, вернется». На другом: «Кто поедет по этой дороге — встретит опасность». На третьем: «Кто поедет — не вернется».

Старший брат выбрал первую дорогу, средний выбрал опасную, а младший ту, по которой не возвращаются.

Братья распрощались и тронулись в путь.

Едет средний брат и думает: «Опасная дорога — дело неладное, а вдруг со мной что-нибудь приключится? Не лучше ли поехать вместе со старшим братом?» Подумав так, он свернул на тропинку и присоединился к старшему брату. Поехали вдвоем.

Приехали братья в чужой город, сели на солнышко, поели кислого молока и стали расчесывать друг другу волосы.

А дочь Шаха, выйдя на балкон своего дворца, заметила братьев.

«И не стыдно им у меня на глазах причесываться?» — подумала она и, рассердившись, кинула кусок яблока, которое ела, прямо в старшего брата, да так ловко, что попала ему в голову. Старший брат повернулся, смотрит —на балконе стоит красавица.

«Царевна в меня, наверное, влюбилась»,— подумал старший брат и остался сидеть со средним братом у дворца.

Вечером одна из служанок царевны подошла к братьям.

— Что вы здесь сидите, почему не уходите?

— Царевна в меня влюбилась, даже кинула кусочек яблока, пошутила, посмеялась. Как же уйти?— сказал старший брат.

— Живо проваливайте отсюда! А то царевна разгневается и прикажет отрубить вам головы,— припугнула служанка.

Братья струсили и, дрожа от страха, ушли.

Стали они жить в городе, и день за днем прожили все, что дал им в дорогу отец. Делать они ничего не умели и так обнищали, что пришлось им спать у порога чужой лавки.

Пошли они в услужение. Старший брат поступил подручным в харчевню — похлебку разливать, а средний брат в другую харчевню — под котел с пловом дрова подкладывать.

Теперь послушайте о младшем брате.

И дни и ночи ехал он от реки к реке, от озера к озеру, от горы к горе, оставляя за собой стоянки и переходы. Съел он все свои запасы, только одна сухая лепешка осталась.

Наконец доехал младший брат до родника. На берегу его росла тенистая чинара.

Младший брат привязал коня к чинаре, сунул руку в переметную суму и вынул свою последнюю лепешку. Намочил он ее в воде, разломил на кусочки и только собрался поесть, как заметил вдали облако пыли. Присмотрелся и видит — прямо на него мчится во весь дух большая обезьяна.

С перепугу юноша влез на дерево. Обезьяна подбежала, съела лепешку, вытерла морду и, подняв голову, поманила царевича.

— Слезай!— сказала она человечьим голосом. Царевич подумал: «Не наелась лепешкой, хочет и меня съесть». И полез выше.

А обезьяна вскочила на нижнюю ветку.

— Эй, человек, слезай!— снова позвала она.— Если в наши места птица залетит — крылья спалит, человек зайдет — ноги сожжет! Зачем ты сюда приехал?

Царевич слез с дерева, рассказал обезьяне все от начала до конца.

— Если я не доберусь до сладкоголосого соловья, отец весь город сожжет и сравняет с землей,— печально закончил он свой рассказ.

— Говорят: «Кто тебя один раз накормил, тому сорок раз поклонись»,— сказала обезьяна.— Лучше бы я не ела твоей лепешки! А раз уже съела, придется тебя отблагодарить. Садись на коня! Посчастливится — добудем птицу, спасем твой родной город от разоренья.

Сели они вдвоем на коня и отправились в путь. Доехали они до отгороженного высокой стеной сада.

— Я буду копать подземный ход,—сказала обезьяна,— а ты жди меня. Если через пять дней не приду, возвращайся туда, откуда приехал.— И обезьяна принялась рыть.

На шестой день обезьяна вернулась и сказала:

— Я подвела подкоп под самую клетку, в которой под семью покрывалами сидит сладкоголосый соловей. Доберись до конца хода и подожди, пока не уснет стража, а там — хватай не мешкая клетку с птицей и неси сюда. Только смотри не снимай с клетки покрывала.

Крепко запомнив наставление обезьяны, царевич спустился в подземный ход. Добрался до конца, стал ждать.

Стражники-караульные — а их было десять человек — уснули на своих местах. Царевич пробрался мимо них и схватил клетку с птицей. Ему захотелось посмотреть, та ли это чудесная птица, что прилетала на чинару его отца. Только он приподнял одно из семи покрывал, сладкоголосый соловей запел, да так звонко, что царевич остановился, словно зачарованный, а клетка выпала у него из рук.

Проснулись стражники, схватили царевича и отвели к шаху.

Шах позвал палача и приказал:

— Отруби вору обе руки по локоть!

Тут вступился визирь.

— Подождите казнить молодца. Давайте узнаем, зачем ему понадобилась птица.

— Ну, послушаем,— согласился шах, и царевич рассказал все от начала до конца.

Тогда визирь сказал шаху:

— Если мы казним из-за птицы храброго молодца, пойдет о нас постыдная молва. Лучше пошлите его на трудное дело.

Шах согласился и говорит юноше:

— Поезжай отсюда в сторону захода солнца. Проедешь на коне девять месяцев и увидишь город. У шаха того города есть дочь, спит она в золотом сундуке. Если ты привезешь мне девушку, отдам тебе сладкоголосого соловья.

Царевич вернулся к обезьяне и рассказал, что с ним произошло.

Опять сели они вдвоем на коня и пустились в дальний путь.

Ехали они девять месяцев и подъехали, наконец, к большому городу. Остановились в поле, и обезьяна снова принялась рыть подземный ход. Через девять дней и девять ночей она кончила работу и вернулась к царевичу.

— Я сделала подземный ход к дворцу дочери шаха,— сказала обезьяна.— Подымись по лестнице в сорок ступенек, пройти через сорок комнат, выйди на балкон, там луноликая красавица царевна сидит на золотом сундуке, окруженная сорока прислужницами. Когда царевне хочется спать, она открывает крышку и ложится в сундук. Ты сперва подними крышку, посмотри, закрыты ли глаза у царевны. Если она спит с открытыми глазами, уноси ее, а если глаза у нее закрыты, не трогай.

Царевич спустился в подземный ход, пробрался во дворец, поднялся по сорока ступеням, прошел сорок комнат, заглянул на(балкон. Смотрит — сидит красавица царевна, окруженная сорока служанками. Кто увидит ее, вмиг разум теряет от такой красоты. Вот легла она спать в свой сундук, а служанки уснули вокруг. Царевич поднял крышку и видит — глаза у царевны закрыты. Тут бы надо уйти, да у него разум вылетел из головы.

Забыл царевич наставления обезьяны. Наклонился, чтобы поцеловать царевну. Но от его горячего дыхания лицо девушки затуманилось, и она открыла глаза.

— Эй, человек, что тебе надо?— крикнула она. Служанки проснулись, бросились к царевичу, связали ему руки и отвели к шаху.

Шах от ярости приказал сейчас же казнить юношу. Но тут вмешался визирь.

— Государь, если казним его, наутро об этом узнает и стар и млад, и пойдет о нас постыдная слава. Лучше пошлите молодца на трудное дело.

Шах согласился и говорит:

— Слыхал я, что за девять месяцев пути отсюда находится море Кульзам, а в море — Алмазный остров. Там живет колдун Орзаклы. У него есть конь Кара Калдыргоч. Тот конь месячный путь пробегает в мгновенье ока. Достань мне коня, и дочь будет твоей.

Вернулся царевич к обезьяне и горько заплакал. Обезьяна стала утешать его:

— Э, царевич, не горюй! Если счастье будет с нами, достану я тебе коня Кара Калдыргоч.

И снова они пустились в дорогу. Ехали степями и горами и наконец доехали до моря.

Увидел царевич бесконечный морской простор и загрустил.

— Не переплыть нам моря,— сказал он обезьяне.— Погибнем.

Обезьяна стала ободрять его.

— На каждое дело иди смело! Ничего не бойся!

И она начала рыть подземный ход под морем. Через сорок дней и сорок ночей обезьяна кончила работу и вернулась.

— Я вывела подземный ход под передние копыта коня. Ты осторожно высунь голову из отверстия подкопа. Кара Калдыргоч заржет, а колдун Орзаклы встанет с постели, выйдет, ударит его и опять пойдет. Ты опять высунь голову. Кара Калдыргоч снова заржет. Придет колдун, ударит коня и уйдет. А потом ты потихоньку выйди и, не. дав коню заржать, надень ему на морду эту торбу с кишмишом да скажи: «Эй, добрый конь Кара Калдыргоч! До каких пор ты будешь находиться во власти злодея и терпеть от него побои?» И проворно бери коня. О седле, уздечке и потнике не заботься, поезжай скорей!

Крепко запомнив наставления обезьяны, царевич вошел в подземный ход и прошел под морем к коню. Выглянул он из подкопа, видит: Кара Калдыргоч, насторожив уши, подняв хвост трубой, танцует на месте.

Заметив чужого, конь громко заржал. Пришел колдун. Ростом он был с минарет, каждое плечо, как чинара, рот, как пещера, глаза, как старые мешки, . нос, как печь для лепешек, тело, как у слона. Изо рта колдуна вылетал огонь.

— Ах ты, тварь!— прикрикнул на коня колдун.— Если птица сюда залетит — крылья спалит, если человек зайдет — ноги сожжет! Ты что, запах человека учуял?

Колдун ударил плетью коня и ушел спать. Опять царевич высунул голову. Конь опять заржал. Пришел колдун с плеткой в руке и заорал на коня:

— Э, чтоб ты подох! Запах человека учуял, что ли? Будь он хоть под землей, хоть на небе, от меня не уйдет.

Уж если я схвачу его, помну немного во рту и проглочу.

Отхлестал колдун коня и ушел. Царевич выскочил из подземного хода, проворно накинул на голову лошади торбу с кишмишом и сказал:

— Эй, милый друг, до каких пор ты будешь находиться во власти колдуна, терпеть от него побои?

Царевич погладил коня, вскочил ему на спину, ударил его пятками в бока и зажмурился. Кара Калдыргоч встряхнул гривой, на боках его выросли крылья, и он, как сокол, взвился к небу. Из-под копыт коня сверкнула молния и ударила по лбу колдуна. Колдун проснулся.

— Стой, стой!— крикнул он и, выпустив свои когти, погнался за конем.

Кара Калдыргоч полетел к морю. Колдун было совсем нагнал коня, протянул руку к его хвосту, а конь взбрыкнул задними ногами, лягнул колдуна. Пасть колдуна с треском разорвалась, как старое полотно. Колдун свалился в воду и потонул.

Девятимесячный путь конь пролетел за девять дней. Видит царевич город, а около города сидит обезьяна, щелкает орехи.

— Ну что теперь сделаем?— спросила обезьяна.

— Отдадим Кара Калдыргоча, возьмем девушку,— ответил царевич.

— Разве можно отдать такого коня? Слушай меня! Я перекувырнусь и стану конем. Ты подведешь шаху обоих коней, он выберет меня. Лотом возьмешь девушку и поедешь за птицей.

Обезьяна перекувырнулась, обратилась в коня, да такого, что Кара Калдыргоч по сравнению с ним был хуже ишака.

Царевич повел коней ко дворцу. Шах увидел через окошко двух вороных коней, черных, гладких, как ласточки.

— Позови того человека!—приказал шах визирю.— Нам подходят такие кони. Если продаст, купим.

Визирь позвал царевича.

— Сколько-стоят твои кони?—спросил шах.

— За деньги не продам. Одного коня променяю на вашу дочь!

— Э, бестолковый! Разве можно девушку променять на коня?

Тогда царевич напомнил шаху его обещание выменять дочь на Кара Калдыргоча.

— Что нам делать?— обратился шах к визирю.

— Мужественный человек не отказывается от своего слова. Тигр не возвращается по своему следу,— сказал визирь.— Обещание нужно выполнять.

— За одного коня дам золото, за другого — дочь. Возьму обоих коней! — сказал шах.

Но юноша ответил:

— Одного поменяю на вашу дочь, на другом она будет ездить на охоту.

Шах спросил визиря:

— Какой из коней лучше? Выбирай!

Визирю понравился Кара Калдыргоч.

— Э, несмышленый! Вот хороший конь!— шах показал на коня-обезьяну и выбрал его.

Потом шах приказал привести дочь и отдал ее царевичу вместе с сундуком, в котором она спала.

Шах приказал коня-обезьяну отвести в конюшню и привязать. Но конь, насторожив уши, подняв хвост трубой, грыз удила, кусал тех, кто подходил спереди, лягал тех, кто подходил сзади, никого не подпускал и не дал себя привязать. Шах повесил на дверь конюшни замок величиной с голову человека, поставил сорок стражников на крышу конюшни и сам лег спать у ее двери. Ночью конь обернулся обезьяной. Она пролезла через щель в стене и убежала.

Посмотрел утром шах через окошечко, а от коня даже и следа не осталось. Шах заметался, позвал визиря, рассказал, что случилось.

Визирь стал его утешать.

— Кара. Калдыргоч был конем колдуна Орзаклы. А колдуну подвластны все злые и добрые духи. Сколько шахов, желая добыть зтого коня, лишились головы! Наверное, колдун Орзаклы взял обратно своего коня. Хорошо, что он не тронул нас. Не печальтесь. Кроме того, ведь дочь свою вы выдаете замуж за шаха, и один из коней остался у нее.

Теперь послушайте о царевиче.

Когда он приехал к саду, где в клетке жил сладкоголосый соловей, обезьяна уже сидела у ограды и щелкала орехи.

— Что теперь сделаем?— спросила обезьяна.

— Отдадим девушку и возьмем сладкоголосого соловья,— ответил царевич.

— Э, несмышленое дитя, разве можно отдавать за птицу девушку? Я перекувырнусь, стану девушкой. По сравнению со мной царевна будет хуже девяностолетней старухи. Ты приведешь нас к шаху, и он выберет меня.

— Не оставить ли мне девушку здесь и повести только тебя?

— Нет, не надо. Пусть сам выберет, чтобы потом не жалел.

Обезьяна превратилась в прекрасную девушку. Царевич положил красавиц в два сундука и пошел в город ко дворцу шаха.

Пришел, стоит и просит милостыню. Шах в окошко увидел его и приказал казначею:

— Дай что-нибудь страннику!

А визирь вмешался:

— Юноша, что стоит у двора, не нищий, а сын шаха, тот самый, которого вы послали в далекую страну за прекрасной царевной.

Шах позвал юношу и спросил:

— Ну, молодец, выполнил службу?

— Выполнил,— ответил он.

— Где же девушка?— спросил шах.

— Вы приказали привести одну девушку, а я привез двух. Возьмите ту, которая понравится, а другая останется мне.

Открыли сундуки. Обе девушки разом чихнули и поднялись. Шах от такой красоты опешил, разум у него помутился. Как увидел девушек, грудь ему проколола игла, сердце пробила стрела. Он влюбился и потерял покой.

— Какую мне взять?— спросил он у визиря.

Визирь указал на царевну. Однако шаху понравилась девушка-обезьяна. Он оставил ее и отдал царевичу сладкоголосого соловья.

Царевич вышел из города, сел на Кара Калдыргоча верхом. На одно колено поставил сундук с девушкой, на другое — золотую клетку с птицей и отправился в путь.

А шах созвал народ; отпраздновал такую пышную свадьбу, какой еще не видели. В самый разгар пира обезьяна поднялась, проскользнула через щель в стене и исчезла.

Теперь послушайте о царевиче.

Подъехал он к старой чинаре и видит — обезьяна уже сидит там и щелкает орехи.

— Что теперь сделаем?— спросила она.

— Теперь я поеду домой,— ответил царевич.

— Сначала поедем ко мне, погостишь у меня дня три-четыре, а потом отправишься домой.

— Твой дом какая-нибудь расщелина в горе, как я туда пролезу?

Обезьяна засмеялась.

— И ты до сих пор не знаешь, кто я? Идем!

Царевич пошел за обезьяной. Вот они перебрались через гору и оказались у ворот с красивой резьбой, с золотыми кольцами. Вошли в ворота, а там — прекрасный сад. Цветут розы, поют соловьи, над водой зеленеет трилистник. Персики, винные ягоды поспели и падают на землю. В четырех углах сада — четыре золотых дома, и в каждом — по сорок комнат. В каждой комнате сидят и учатся юные пери: читают и пишут.

Обезьяна перекувырнулась и стала красавицей пери. Такой красивой девушки ни одна мать не родила.

Три дня гостил царевич в прекрасном саду.

Когда он собрался уходить, пери отрезала волосок от своей косы и дала ему.

— Если тебе придется трудно,— сказала она,— зажги кончик волоска, и я к тебе явлюсь.

— Почему ты мне сделала столько добра, помогала мне все время?— спросил царевич.

— Еще задолго до встречи с тобой я гадала и узнала, что в стране восхода солнца живет жестокий шах; он отбирает последний кусок хлеба у своих подданных и делает драгоценное дерево. Из-за этого дерева он захотел разрушить город. А у шаха три сына. Младший скажет: «Нехорошо, если из-за дерева мой отец разрушит город и люди останутся без крова. Я привезу птицу, которая уносит листочки с дерева». Тогда я подумала: «Если юноша готов отдать жизнь за бедный народ, как я могу сидеть на троне и блаженствовать». И вот семь лет я искала тебя, пока не нашла.

Царевич попрощался с пери, поблагодарил ее и отправился с дочерью шаха в путь.

Ехал он, ехал И доехал до того места, где расстался с братьями. Тут он остановил Кара Калдыргоча и задумался: «Где теперь мои братья? Поеду-ка узнаю о них».

Он оставил в пещере девушку и клетку с птицей, свернул на дорогу, которую выбрал старший брат.

Приехал царевич в город и увидел, что в харчевне старший брат разливает похлебку.

— Эй, хозяин!— позвал царевич.— Пришли но двор караван-сарая, что против харчевни, мне похлебки с тем парнем, который разжигает огонь.

Хозяин налил похлебку в миску и, передавая миску старшему брату, закатил ему звонкую пощечину.

— Неси осторожно!— сказал он.

Старший брат принес похлебку во двор карван-сарая.

— Садись и ешь сам!— сказал младший брат.

— Нельзя, хозяин будет ругаться.

- Не будет ругаться! Садись, садись!

Когда старший царевич поел, младший спросил его:

— Откуда ты? Какого рода?

— Я подручный в харчевне, родился здесь.

— Не скрывай от меня. Я узнал тебя. Если скажешь правду, отвезу тебя на родину.

Старший брат заплакал и рассказал от начала до конца все, что с ним было.

— А ты узнаешь своего младшего брата, если увидишь его?— спросил царевич.

— Узнаю.

— А как?

— Однажды, когда мы были мальчиками, я собрался ехать на реку поить лошадь, а он привязался ко мне, крича: «Я тоже поеду!» Лошадь лягнула его, и на левом плече братишки осталась метка от копыта.

— Почему же не покатал своего братишку, не позабавил его?

— Я не любил его, вот и не повез.

— Не похожа ли метка твоего брата на эту?

Царевич отвернул ворот у рубахи и обнажил свое левое плечо.

Старший брат бросился к его ногам и горько-горько заплакал.

Царевич поднял его, вытер ему слезы, повел на базар, купил хорошую одежду и коня. Старший брат нарядился, сел на коня, и оба поехали за средним братом. Среднему брату жилось у продавца плова, не лучше, чем старшему у продавца похлебки.

Разыскав среднего брата, царевич также одел и снарядил его, и все вместе поехали в родные края.

Когда старшие братья увидели, какие подарки везет отцу царевич, они от зависти потеряли покой и забыли все добро, которое он сделал им. Ночью они начали сговариваться погубить своего младшего брата.

А девушка в Своем сундуке услышала их разговор.

Когда наши путники подъехали к реке и остановились у берега на ночлег, девушка подозвала царевича и сказала :

— Твои братья задумали злое дело: хотят тебя убить. Спрячься.

Настала ночь. Царевич немного полежал, потом насыпал на ковер земли, покрыл халатом, а сам ушел и притаился в сторонке.

Перед рассветом старшие братья подошли к ковру, взяли его за четыре конца и бросили в реку.

— Теперь пойдем и заберем коня, птицу и девушку,— сказали они.

Вдруг послышался плеск воды. Смотрят, царевич сидит у воды, умывается.

Очень огорчились злые братья, что замысел их не удался, сели на, коней, ускакали вперед и остановились у песчаного холма. Здесь они закопали острую саблю, а сами легли рядом и зарылись до пояса в песок.

Вот подъехал младший брат и спрашивает:

— Зачем вы зарылись в песок?

— Чтобы не болела поясница и ноги,— ответил старший.— Давай мы и тебя зароем, твои ноги всегда будут здоровы.

Царевич слез с коня, братья зарыли его, и песок стал жечь ему ноги.

— Эх, братья мои, песок-то горячий,— сказал он.

— А ты пошевели ногами, он и остынет.

Младший брат стал двигать ногами, и сабля сразу отрезала ему обе ноги до колен.

Братья выкололи царевичу глаза, взяли девушку, коня, птицу и ускакали.

Приехали братья к отцу и отдали ему все, что привезли.

Шах очень обрадовался. Девушку он объявил невестой старшего сына, отослал в гарем и приставил к ней сорок служанок. Кара Калдыргоча поставил в конюшню, а клетку со сладкоголосым соловьем повесил на драгоценную чинару.

Но сладкоголосый соловей спрятал голову под крыло и не пел. Кара Калдыргоч кусал тех, кто подходил спереди, лягал тех, «кто подходил сзади, не допускал к себе никого. Девушка, окруженная сорока служанками, лежала в золотом сундуке, не выходя из него, не поднимая головы.

Теперь послушайте о царевиче.

Через три дня и три ночи он пришел в себя, вспомнил про волосок, который дала ему пери, и зажег его. В мгновенье ока пери появилась подле него на золотом троне, окруженная своими прислужницами.

— О сын человека, кто тебе причинил зло?!— воскликнула она.

Уложив царевича на свой трон, она приказала прислужницам отнести его к своему отцу на край света в горы Кухикоф.

«Окуните, прошу вас, сына человека в воду океана жизни и лечите по нашим обычаям. Через сорок дней, когда он будет здоров, пришлите его ко мне. Он мне дорог, как родной брат»,— наказала она передать отцу.

Трон пери перенесли на край света в горы Кухикоф и доставили царевича к отцу пери.

Через сорок дней царевич выздоровел и стал еще красивее, чем прежде.

— Я не пущу тебя к твоему отцу в таком виде,— сказала пери.— Сделаю тебя похожим на нищего странника и тогда отвезу. Если твой отец выдал девушку за твоего старшего брата и сделал его вместо себя шахом, мы не въедем в город, повернем назад; а если твой отец по-прежнему правит страной, я справлю твою свадьбу с красавицей девушкой.

Три месяца пери не отпускала от себя царевича. Через три месяца волосы у него отросли, стали закрывать лоб, а ногти выросли длинные-предлинные. Пери усадила его на свой трон и вместе с ним полетела в его город.

Оставив трон за городом, пери взяла за руку царевича и отвела во двор к шаху.

Шах в это время разговаривал с визирем.

— Уже сколько месяцев прошло, как я увяз в трясине печали,— жаловался шах.— Птица ни разу не запела, конь ни разу не заржал, девушка не ест ничего.

Вдруг он заметил во дворе молодого странника.

— Эй, поди сюда,— закричал шах.

Царевич взглянул на трон и увидел, что оба его брата сидят по обе стороны отца.

Едва царевич сделал только один шаг к трону, сладкоголосый соловей запел так, что сердца всех живущих в мире растаяли, словно воск.

Царевич еще шагнул, и Кара Калдыргоч, стоя в конюшне, громко заржал. Сделал царевич третий шаг, тогда девушка выпрыгнула из сундука, взяла в руки золотой саз и стала танцевать в кругу среди сорока прислужниц.

Шах обрадовался.

— Странник, ты принес с собой счастье!— сказал он и высыпал ему на голову блюдо золотых монет.

Тогда младший царевич сказал:

— Я не странник, спросите у сладкоголосого соловья, он все расскажет вам.

— Где ты слышал, чтобы птица говорила?— удивился шах.

Но тут сладкоголосый соловей заговорил человеческим голосом и поведал шаху все от начала до конца.

Шах увидел, что его власти пришел конец, ибо народ, узнав, кто спас город от беды и несчастья, стеной встал за молодого царевича.

Злой шах со старшими сыновьями сбежал из города.

Сорок дней угощал царевич всех на своей свадьбе. И пери сказала ему на прощанье: «Когда захочешь меня увидеть, зажги мой волосок — и я явлюсь».

Так народ был избавлен от притеснений шаха, а царевич достиг исполнения .своих желаний.

Был я на той свадьбе, поел плова, намазал салом усы я бороду и вернулся домой.

Перевод Л. Сацердотовой

НАСЫР ПЛЕШИВЫЙ

Встародавние времена правил городом Кокандом некий шах. У этого шаха была любимая редкостная пиала. Хоть бы кто и тысячу раз всю землю обошел, другую такую пиалу не смог бы найти. Мало того, что она была очень красивая, в темные ночи она сияла, как луна.

Держал шах эту пиалу в золотом сундуке. А ту комнату, где стоял этот сундук, стража день и ночь охраняла.

Когда шах садился пить чай, он посылал за пиалой своего самого верного слугу. Слуга открывал особым ключом золотой сундук, осторожно вынимал драгоценную пиалу и бережно нес ее шаху. А другой верный слуга был специально приставлен, чтобы наливать в ту драгоценную пиалу чай.

Шах каждый раз, когда пил чай, вертел в руках пиалу и любовался ею.

Однажды призвал шах своего самого верного слугу и приказал ему принести драгоценную пиалу.

Слуга в тот же миг взял ключ и пошел. Но когда он нес ее, споткнулся и уронил пиалу на пол. Разбилась она на тысячу черепков.

Слуга испугался шахского гнева и бежал из дворца.

Ждет шах слугу с пиалой, а того все нет. Надоело шаху ждать. Послал он за слугой другого слугу. Тот ушел и тоже не вернулся. Послал тогда шах за слугами своего визиря. Пошел визирь и видит — валяются на полу мелкие осколки.

— Ох, так вот в чем дело!— сказал себе визирь.— Вот почему слуги не вернулись. Они пиалу разбили и потому бежали, что шаха боятся. Конечно, если б они не убежали, шах приказал бы их немедленно казнить.

Собрал визирь с пола черепки драгоценной пиалы в полу халата и пошел к шаху.

— Не прогневайся, мой падишах,— сказал он,— большая беда приключилась.

— Какая беда? Говори скорей!— закричал шах. Визирь ответил:

— Если кровь мою пощадите, сейчас скажу.

— Пощажу, говори!— сказал шах.— Только говори.

— Господин, ваша любимая пиала разбилась. Слуга побоялся вашего гнева и убежал. И другой слуга, которого вы за ним послали, тоже испугался и убежал. Вот все, что осталось от вашей любимой пиалы.

И визирь подал шаху черепки разбитой пиалы.

С горя шах несколько дней ничего не ел, худеть стал, наконец совсем заболел и в постель слег. Пролежал он сорок дней и сорок ночей и только тогда пришел в себя. Приказал он созвать со всего Кокандского шахства гончаров. Собрались гончары, вышел к ним шах и говорит:

— Вот, гончары, была у меня самая красивая на всей земле любимая пиала, знаменитая, драгоценная, и она разбилась. Если кто из вас починит мою пиалу и сделает ее такой, какой она раньше была, дам ему все, что его душа пожелает. Но если он меня обманет, скажет «починю» и не починит, прикажу ему голову отрубить, и все имущество в казну заберу. Смотрите сами, кому вы это дело доверить можете.

Гончары посоветовались и попросили дать им сорок дней сроку. Взяли они черепки пиалы и ушли.

Сорок дней старались гончары, но что они ни пробовали, как они ни старались, так и не смогли пиалу починить. Приказал шах всех их казнить.

Приводили к шаху гончаров из других городов. Но и те не сумели пиалу починить. Впал шах в ярость и приказал всем головы отрубить.

Так казнил шах всех злосчастных гончаров в кокандской земле.

Потом созвал он народ и спросил:

— Еще где-нибудь гончары остались?

Вышел один человек из толпы и сказал:

— Ваше шахское величество, в одном кишлаке есть сорок гончаров. Только они не очень искусные гончары. Вы сами знаете, что самые лучшие, самые знаменитые не смогли починить вашу пиалу. Так что на этих гончаров вы не надейтесь.

Но шах приказал привести и этих сорок гончаров. Отправились шахские слуги в кишлак и насильно привели к шаху гончаров.

Показал им шах разбитую пиалу.

— Вот смотрите,— сказал он,— если можете починить эту пиалу — чините, если не можете — все равно чинить заставлю.

Гончары только руками развели.

— Никогда,— говорят,— мы такой работы не делали.

Шах рассвирепел и приказал:

— Чините, иначе головы прикажу вам отрубить. Даю вам сроку сорок дней.

Увидели гончары, что делать нечего, поклонились и сказали:

— Ладно, попробуем.

Взяли черепки и ушли в свой кишлак.

Идут они домой и говорят друг с другом:

— Если он так со знаменитыми гончарами поступает, то с нами что будет?

Вернулись они в кишлак, собрались, посоветовались, однако сколько головы не ломали, ничего не могли придумать, чтобы пиалу починить. У одного из этих сорока гончаров был ученик по имени Насыр Плешивый. Услыхал он, как гончары спорят, пришел к ним и говорит:

— Эй, мастера, что вас беспокоит, о чем у вас такой жаркий спор?

Они ему отвечают:

— А тебе какое дело! Ты знай свое — глину копай.

Поругали его и прогнали.

Прошло девять дней, Насыр видит, что мастера все хмурятся, все о чем-то шепчутся, и говорит:

— Удивляюсь, что это с вами стало? Какой бес в вас залез, что вы все спорите по-пустому. Про еду забыли. Зачем вы от меня это втайне держите? Может, и я вам что-нибудь придумаю.

Но гончары Насыра и слушать не захотели и давай на него кричать:

— Тебя еще тут не хватало! Чего лезешь в наши дела? Убирайся вон, пока тебя палкой не огрели.

Вдруг один старый гончар сказал:

— Постойте, братцы, в каждой голове что-нибудь да есть. Плешивый все же ученик гончара. Он нам хочет помочь, а мы его гоним. Прошлый раз пришел — прогнали и теперь гоним. А зачем? Вот мы уже девять дней головы себе ломаем и ничего придумать не можем. Давайте расскажем ему про нашу беду, посмотрим, может быть, он что-нибудь полезное придумает.

Подумали гончары: «Правду он говорит».

Тогда один из них обратился к Насыру:

— Ну, Плешивый, тут знаешь какое дело. Водили нас к шаху. Дал он нам черепки пиалы и сказал: «Если можете починить ее — почините, если не можете — все равно чинить заставлю». Пришлось нам взяться за это дело. Уже многих гончаров шах за эту пиалу мечом погубил. Теперь наша очередь пришла. Как склеить пиалу — не придумаем. Тут не только за сорок дней, но и за сорок лет ничего не сделаешь.

Насыр им тогда сказал:

— Если в этом вся загвоздка, так у меня для вас есть средство.

Сорок гончаров удивились:

— А ты правду говоришь? Ну, говори, какое средство!

— А вот какое,— говорит Насыр.— Через сорок дней придут шахские слуги. Вы им так скажите: «Вот отец этого Плешивого был самый знаменитый мастер-гончар. Когда вашу редкостную пиалу делали, он тоже над ней работал. Плешивый у него многому научился и теперь хочет попробовать, не удастся ли ему эту драгоценную пиалу починить.

Один из гончаров обрадовался:

— Ну что ж, нам все равно. Только знай, Плешивый, если ты склеить пиалу не сможешь, шах все равно тебя казнит.

— Ладно,— сказали гончары Насыру.— Раз ты так хочешь, пусть будет по-твоему.

Кончились сорок дней. Пришли в кишлак шахские слуги. Созвали они всех сорок гончаров.

— Ну что, починили пиалу?— спросили шахские посланцы.

Один из гончаров ему ответил:

— Почтенные шахские слуги, тут такое дело. Оказывается, эту пиалу вместе с другими мастерами делал отец этого Плешивого. И он тогда говорил, что пиалу, которую он сделал, никто другой, кроме него, починить не сможет. Такой уж его отец был замечательный Мастер, но и Плешивый мастер хороший. Он даже нас гончарному делу учил.

Шахский начальник спросил:

— Ну как, Плешивый, починишь пиалу?

— Починю,— ответил Насыр.

— Если сможешь пиалу починить, поедешь с нами, скажем про тебя шаху.

— Нет, я к шаху не поеду,— возразил Насыр.

— Как не поедешь? Прежде чем чинить пиалу, надо от шаха приказ получить,— сказал начальник.

— Как же я вместе с вами могу идти?— ответил Насыр.—Вы все на лошадях приехали, а я пешком пойду? Я тоже верхом хочу.

Один из царских слуг сказал:

— Садись, Плешивый, на моего коня сзади меня, и поедем.

— Нет,— опять возразил Насыр.— Так я не поеду. Уж если я поеду, то только на хорошем коне.

Все сорок гончаров стали шахских слуг просить:

— Ну дайте ему коня, везите его с собой.

Один из шахских воинов посадил на своего коня Плешивого, а сам сёл сзади. Приехали всадники во дворец. Шах, как увидел, что один из его самых почтенных слуг впереди себя какого-то плешивого везет, разозлился, поднял крик:

— Эй, так вы мою честь бережете? Зачем этого плешивого во дворец привезли?

— О досточтимый падишах!— ответил слуга.— Простите нас, мы этого Плешивого неспроста привезли.

— А зачем?

— Если кровь мою пощадите, скажу.

— Пощажу!— сказал шах.

Слуга ему объяснил:

— Отец этого Плешивого был очень искусный мастер-гончар. Он один из тех мастеров, который вашу славную пиалу делал. Сорок кишлачных гончаров не могут вашу драгоценную пиалу починить. Они ее Плешивому дали, может быть, он починит.

Посмотрел шах на паренька и спросил:

— Починишь?

— Починю,— ответил Насыр. Назначил ему шах сроку сорок дней. Насыр спросил шаха:

— А как, я ее даром чинить буду?

— Ты еще смеешь торговаться, несчастный! Ну ладно. Что ты хочешь за починку пиалы?

— Прошу внимания к моим словам,— сказал Насыр.— Дайте мне коня, какого вы себе сами желаете, корову, баранов и всякой другой скотины и домашней птицы. Потом возьмите сорок лошадей, нагрузите их золотом, серебром, драгоценными самоцветами из вашей казны и отошлите ко мне домой. После этого я возьмусь вашу пиалу чинить.

Шах приказал приготовить все, что требовал Плешивый, и отправить к нему в дом. А потом обратился к сорока гончарам:

— Ну, до времени казнить вас я не буду. Оставлю вас поручителями за Плешивого. Если он только пиалу не починит, прикажу и ему, и вам отрубить головы.

Плешивый вернулся домой, разделил среди тех сорока гончаров скот и драгоценности, которые получил от шаха, и сказал им:

— Ну, мастера! Есть теперь у нас на что попировать сорок дней и сорок ночей. Если я за эти сорок дней починю пиалу, еще больше богатств добуду вам. На всю жизнь хватит. Так что не беспокойтесь.

Отнес Насыр в свою бедную хижину черепки пиалы, положил их на полку и оставил там. Живет себе, пирует, а пиалу и не думает даже чинить. Гончары тоже успокоились, решили: «Починит он пиалу». Нарядились в праздничные одежды, устроили на сорок дней, сорок ночей пиршество и забыли о заботах.

И только когда уже двадцать дней прошло, они задумались: «Починит Плешивый эту проклятую пиалу или нет?» Заглянули они в хижину. Пришли, смотрят, а Насыр как ни в чем не бывало лежит себе на боку, а черепки шахской пиалы, как положил он их на полку, так и лежат, только пылью покрылись. Удивились гончары и спрашивают:

— Ты что же думаешь, Плешивый? Почему пиалу не чинишь? Когда ж ты за нее возьмешься?

— Починю как-нибудь,— говорит Насыр.— Идите веселитесь, здоровы будьте и не беспокойтесь.

Гончары видят, что толку от их разговора нет, и ушли. Наконец подходит и сороковой день. Опять пошли гончары в хижину Насыра. А он спит.

— Эй, Плешивый,— рассердились гончары,— ты все еще пиалу не починил. Вставай сейчас же, берись за работу!

— Э, мастера, хватит вам напоминать мне, как-нибудь починю,— ответил Насыр.

Поднялся он, постелил гончарам коврик, пригласил садиться. Уселись гончары на коврик, Насыр им говорит:

— Так, значит, надо вам об этом деле подумать. Вы мастера, а я только ученик.

От этих слов у гончаров только сердце екнуло, Насыр такую речь повел:

— Если сами мастера не могут работу сделать, что же сумеет ученик? В тот день я стоял перед шахом и думал: погубит он вас всех. Жалко мне вас стало. Уж если приходится людям зря помирать, так пусть они хоть перед смертью поживут, повеселятся, сытно поедят, а тогда уж умирают. Вот богатство все между вами и поделил. Ну, а теперь зачем вы ко мне пришли? Чего вы еще от меня хотите? Я ж какой был, такой и остался.

Гончары подумали: «Ничего теперь не поделаешь: в тот раз уцелели, на этот раз погибать придется»,— и разошлись по домом. А Насыр лег спать.

В полночь он вспомнил про пиалу, ледяной водой умылся и подумал: «Сколько из-за этой разбитой пиалы людей головы сложили. Что же это будет, если я пиалы не сделаю?» И с таким жаром взялся он за работу, что не успел оглянуться, как изготовил новую пиалу не хуже той, что была у шаха. Поглядел на нее Насыр, и она ему не понравилась. Бросил он ее на пол, и разбилась она на мелкие кусочки. Сделал Насыр тотчас же другую пиалу, но и она ему не понравилась. Он и ее разбил. Изготовил он третью пиалу. Такая вышла она красивая, что в сравнении с ней прежняя шахская пиала была все равно что глиняная миска.

По бокам у новой пиалы были изумительные цветы, а внутри отражались все предметы, разными красками переливались. И еще было у нее такое свойство: посмотришь на нее с правой стороны — как будто у тебя в руке не одна пиала, а семь; посмотришь с левой стороны — опять только одна пиала видна. Подержал Насыр пиалу перед глазами и сказал сам себе: «Да, вот теперь такая пиала получилась, как я хотел». Завернул ее осторожно в кисею и лег спать.

Наступило утро. Приехали в кишлак шахские слуги и прямо к Плешивому в дверь стучатся. Насыр встал с постели и впустил их к себе.

— Ну что, Плешивый, починил?— спросили слуги.

— Починил,— ответил Насыр.

Шахские слуги отвезли его в Коканд, во дворец. Шах сразу же увидел, что Насыр идет веселый, и решил про себя: «Значит, починил пиалу»,— и обрадовался.

— Ну что, Плешивый,— спросил он,— починил?

— Починил!

— Давай сюда пиалу, показывай!

Насыр передал завернутую в кисею пиалу прямо шаху в руки. Когда он раскрывал пиалу, задел ее ногтем. Пиала зазвенела, звон ее разнесся по всему дворцу.

Все приближенные сразу заговорили в изумлении: «Никогда такого приятного звона не слышали!»

Посмотрел шах на пиалу и от радости долго даже ничего и сказать не мог. Наконец спросил он у своего визиря:

— Что же мы теперь Плешивому дадим?

— Ничего ему давать не нужно,— ответил визирь.

— Как так?— удивился шах.— Плешивый починил пиалу лучше, чем я того желал. Надо ему что-нибудь подарить.

— Нет,— твердил свое визирь,— ничего этот Плешивый не делал.

— Как так не делал? Откуда же пиала взялась?

— А вот откуда. Таких пиал было две. Одна у вас была и разбилась, а другую давно еще украл вор. Долго его поймать не могли, а теперь поймаем. Вот этот Плешивый и есть вор. Вместо того, чтобы чинить вашу пиалу, он привез вам украденную. Палачей ему надо, а не подарки.

— Правильно говоришь,— согласился шах.— Ну, я же ему покажу! — И объявил своим приближенным: — Драгоценных таких пиал во всем свете было только две. Одну из них давно украли, а другую разбили слуги. Долго мы вора не могли найти, а теперь он сам попался. Вот она, та пиала, которую у меня украли! А вот этот вор!— и шах указал на Плешивого.

Позвали палачей, схватили они Насыра, руки-ноги ему связали и повели его на казнь. Насыр закричал:

— Эй, милостивый шах, справедливый шах, одна у меня просьба есть!

— Какая там просьба,— разозлился шах.— Какая еще может быть у вора просьба?

— Прошу меня выслушать, а потом можете казнить.

— Ну ладно. Говори свою просьбу, только скорей, а то время идет.

— Просьба у меня такая,— сказал Насыр,— прикажите, пусть мне руки развяжут. Никуда я не убегу, мне только вам несколько слов сказать надо. Скажу их, и тогда прикажете меня казнить. Когда казните, ничего уж просить не буду.

Дал шах приказ, развязали Насыру руки.

— Эй, милостивый шах, справедливый султан,— попросил Насыр.— Дайте мне еще раз перед смертью эту пиалу в руках подержать. Ничего больше просить не буду.

Дал шах пиалу в руки Плешивому. Взял ее Насыр и сказал:

— Ну, господин! Так, значит, эта пиала ваша?

— Ах ты, злодей!— закричал шах.— А то чья же еще. Конечно, моя.

— А у вас сколько было таких пиал? — спрашивает опять Насыр.

— Две,— ответил шах.

— Одну украли, а другая разбилась, так, что ли? -спрашивает дальше Насыр.

— Ну да!—крикнул птах.— Эй, палачи, берите его.

— Только правду говорите, — настаивал Насыр.

— Я тебе правду говорю. Чего тебе надо?

— А то, что ваша правда оказывается неправдой.

— Эй ты, вор, еще смеешь меня учить. Сказано тебе, было только две таких пиалы.

Тогда Насыр сказал:

— Эй, все, кто есть, слушайте! Шах сказал, что у него было две пиалы. Одну пиалу украли, а другая разбилась.

Все кругом закричали:

— Послушайте его! Что он там говорит?

А Насыр повернул пиалу направо — вместо одной пиалы стало семь. И шах, и визирь, и все люди, которые кругом стояли, поразились. Тогда Насыр спокойно обратился к шаху:

— Ну, милостивый шах, вот ваша разбитая пиала, возьмите ее себе. А это вот украденная пиала — отдайте ее вашему визирю, а эту дайте вашей жене, а вот эту дочери, а эти две жене и дочери визиря, ну а там еще одна остается — отдайте ее сестре. Теперь видно, что у вас, шах, не голова, а незрелая тыква.

Сказал так Насыр и поставил перед шахом в ряд все семь пиал. Увидев их, шах готов был сквозь землю провалиться, щеки у него покраснели, как раскаленный котел. Люди кругом тихонько в рукав смеялись. Только и слышно: «Ках! Ках!» А шах стоял неподвижно и с места сдвинуться не мог. Наконец пришел он в себя и со злости, не долго думая, приказал отрубить визирю голову. Потом дал Насыру парчовых халатов, всяких дорогих вещей и отпустил домой.

Вернулся Насыр в свой кишлак и раздал все эти дорогие вещи сорока гончарам.

Перевод А. Мордвилко

УДИВИТЕЛЬНЫЙ КОВЕР

Встарые времена жил шах. Был у него один-единственный сын по имени Бахрам. Умный был сын, способный, с молодых лет обучался он и кузнечному делу, и столярному, и портняжному, и парикмахерскому.

Шестьдесят девять разных ремесел знал он. А в искусстве ткать ковры он даже перегнал своего учителя Шерзода.

Бахрам такие ковры ткал, что если бы собрали подати со всей страны, и то один его ковер дороже стоил. Красотой своей его ковры хвост павлина превосходили и так переливались красками, что само солнце их красоте завидовало.

А шах возмущался, что его сын такими низкими делами занимается.

Однажды разозлился шах и говорит:

— Не надо мне такого сына ни на том свете, ни на этом. Пусть убирается вон из моего города, не то Голову ему снесу.

Бахрам заготовил себе все, что нужно для далекого путешествия, попрощался с любимой матерью, с друзьями-приятелями и отправился в путь-дорогу.

Ехал он по степям и по пустыням, долго ехал, много проехал. Птицу убьет — покушает, землю пороет — воды напьется.

Встала на пути Бахрама высокая гора. Взобрался он на ту гору, спустился в долину и видит — на востоке луна светит, как обычно, а на западе тоже луна взошла. Удивился Бахрам и поехал на запад. Днем отдыхает, а ночью, чуть луна взойдет, путь продолжает...

Шесть суток ехал Бахрам и на седьмой вечер увидел, что западная луна не просто на небе находится, а светит с высокой башни, а башня стоит посреди города. Назывался тот город — Чиндил.

Подъехал Бахрам к городским воротам. У ворот людей полным-полно — в городе ярмарка.

Бахрам поехал на базар и остановился около большой шашлычной. Народу перед шашлычной битком набито. Шашлычник, здоровенный детина, покупателей зазывает: «Заходите, отведайте, шашлык готов, поешь — сильным будешь, не съешь — жалеть будешь!»— и все шашлык жарит. Бахрам думает: «Надо мне и этому ремеслу научиться»,— и с шашлычника глаз не сводит.

Когда народу перед лавкой стало меньше, шашлычник заметил Бахрама и спрашивает:

— Ты что, джигит, смотришь? Научиться моему ремеслу хочешь?

Обрадовался Бахрам и отвечает:

— Если научите, я бы поучился.

— Вот как,— говорит шашлычник,— а ты знаешь, кто я?

— Нет,— говорит Бахрам.

— Я не простой шашлычник, а Корсон — сын самого шаха Чиндила.

Удивился Бахрам, что шахский сын сам шашлык на мангале поджаривает, и еще больше стал просить Корсона обучить его ремеслу шашлычника.

Согласился Корсон взять Бахрама к себе в ученики и повел его во двор. Там какой-то домик стоял, а из дома такой нехороший запах шел, что Бахрам хотел уж назад вернуться, но шашлычник его не пустил.

Видит Бахрам, стоят во дворе четыре палача с топорами в руках и кричат все сразу:

— Крови!! Крови! Уф... Крови жаждем!

Шашлычник дальше Бахрама тащит, дверь открыл, а изнутри люди наперебой кричат:

— Я не жирный, вот он жирный... я не жирный, вон он жирный!

Бахрам совсем растерялся, а шашлычник втолкнул его в дом и запер дверь на ключ. Тут узнал Бахрам, что шашлычник — людоед. Каждый день он выбирал из этих людей двоих самых жирных и отдавал их палачам. Корсон шашлыком из людского мяса торговал. Вот почему, когда дверь открылась, у людей этих душа в пятки ушла.

Прошло несколько дней. Людоед-шашлычник каждый день по два человека на убой выбирал. Подошла очередь и Бахрама. Бахрам видит, что его смерть ожидает, поклонился шашлычнику в ноги и говорит:

— Одна просьба у меня к тебе есть — я шестьдесят девять разных ремесел знаю. Дай мне шерстяные нитки и станок, я тебе такой ковер сотку, что если продашь его, тебе на всю жизнь денег хватит. А убить меня и потом успеешь.

Подумал людоед и согласился. В тот же день он принес все, что Бахрам потребовал, и назначил ему сорок дней сроку.

Бахрам так усердно взялся за работу, что через тридцать восемь дней ковер был готов. Посмотрел людоед на ковер и ахнул от изумления.

На следующее утро повесил людоед ковер перед своей лавкой. Никогда еще в том городе такого ковра не видели. Собрались все, кто на базар приехал, стоят перед лавкой, ковром любуются, удивляются.

Одни говорят, что это, наверное, какой-нибудь чужестранец такой ковер выткал, другие говорят, что это работа самого шашлычника.

Стали ковер продавать. Кто дает за него тысячу, кто — десять тысяч, кто — сто тысяч. Час от часу цена на ковер растет. Уже так цена на ковер поднялась, что ни у самых богатых купцов в городе, ни у беков, ни у шахских вельмож денег не хватает.

Никто не может ковер купить. А людоед нос задрал, стоит себе в сторонке, ни во что не вмешивается, будто сказать хочет: «Восхищайтесь все моим мастерством».

Послушайте теперь про мать Бахрама. Мать Бахрама после разлуки с сыном так плакала, что ослепла. Но мужу своему — шаху — ничего не говорила. Увидел шах, что жена по сыну убивается, и про Бахрама вспомнил.

Послал шах глашатаев во все свои города искать Бахрама. Нет нигде Бахрама. Решил шах отправить послов в в соседние государства.

Так три, шахских посла прибыли в город Чиндил. Главным послом был учитель Бахрама, богатырь Шерзод, Когда послы расспрашивали у шаха Чиндила про Бахрама, открылась дверь и в зал вошел местный богач, поклонился он шаху до земли и говорит:

— Пришел я вас поздравить с одним великим делом. Если кровь мою пощадите, дозвольте слово сказать.

— Говори, пощажу,— ответил шах. Богач такую речь повел:

— Сегодня рано утром перед лавкой вашего сына чудесный ковер появился. С тех пор как люди на земле живут, никто еще такого ковра не видел. У самых богатеев, именитых купцов и то денег не хватает, чтобы тот ковер купить. Цены ему нет. Мы, именитые и знатные люди, решили, что в вашем благословенном шахстве, кроме вашего сына, шашлычника Корсона, другого такого искусного мастера быть не может. Поэтому я и приехал вас поздравить.

Обрадовался шах и приказал подарить богачу халат. Захотелось шаху своими глазами на мастерство своего сына Корсона поглядеть.

Отправился шах вместе с послами на базар — ясаулы впереди, стража со всех сторон. Встречные люди в поклонах гнутся.

Шах слез с носилок, подошел к сыну и в лоб его поцеловал.

А Шерзод посмотрел на ковер, и сразу от радости слезы из его глаз побежали. Оказывается, Бахрам на ковре цветами написал про все свои злоключения и про то, что он находится у Корсона в неволе.

Выхватил Шерзод меч из ножен, щит поднял и пошел в шашлычную. Вслед за ним и другие два посла пошли. Повел их Шерзод прямо по дороге, как Бахрам на ковре цветами показал, подошел к палачам, которые «Крови! Крови!» кричали. Взмахнул Шерзод мечом и сразу всех четырех палачей убил.

Вошел он к узникам, которые, друг на дружку показывая, «Я не жирный, вот жирный» кричали, и нашел там Бахрама.

Бахрам, увидев Шерзода, ободрился. Обнялись они крепко, а потом Шерзод всех пленников Корсоновых освободил, на волю выпустил.

А в городе чиндилский шах войско собирал, к войне готовился.

Бахрам, как вышел на волю, Корсону-людоеду голову отрубил. Четыре богатыря смело в бой вступили.

Сорок дней и сорок ночей длилась битва. Наконец у чиндилского шаха ни одного воина не осталось. Шах тогда пощады запросил. И у Шерзода оба соратника в битве погибли.

Тут вспомнил Бахрам про луну, которую он видел на башне.

Попросил он разрешения у Шерзода и отправился к башне. Взошел он наверх, а там посреди сорока девушек сидит молчаливая луна — шахская дочь. Увидела она Бахрама, встала и говорит:

— Привет тебе, славный богатырь Бахрам.

— И тебе привет, луноликая красавица,— отвечает Бахрам.

Шерзод побежденного правителя — шаха в тюрьму посадил и стал правителем города Чиндил.

А Бахрам женился на прекрасной царевне и возвратился к себе на родину. Так он достиг исполнения желаний.

Перевод А. Мордвилко

ПРИКЛЮЧЕНИЯ МАМАТА

Жил или не жил, был ли голоден или сыт, но жил когда-то бедняк. Был у него сын по имени Мамат Плешивый. Надоела Мамату нужда. Нанялся он к богатому ишану пасти баранов. Проработал Мамат пять лет пастухом и потребовал плату. Ишан денег не дал и заявил:

— Эй, Мамат, зачем тебе, Плешивому, плата? Получишь деньги, если будешь еще пять лет пасти моих баранов.

Еще пять лет Мамат пас ишанских баранов и снова попросил плату. Ишан сказал:

— Ты, Плешивый, просишь у меня деньги, и не стыдно тебе? За десять лет у меня стало десять тысяч баранов. Если бы работал не ты, Плешивый, а другой пастух, у меня за десять лет было бы в десять раз больше баранов. Я от тебя Плешивого, имею большой убыток. Еще пять лет будешь пасти моих баранов!

Подумал Мамат и решил: «Ладно, попасу еще ишанских баранов». И пас еще пять лет. Так работал Мамат у шпана пастухом пятнадцать лет. За пятнадцать лет у ишана стало пятнадцать тысяч баранов. Мамат снова попросил плату.

Ишан спросил:

— Какую же плату и за что я тебе должен?

— Пятнадцать лет я пас твоих баранов,— удивился Мамат,— и ты еще спрашиваешь?!

Но ишан возразил:

— Моих баранов пас не ты. С самого начала я дал тебе двух собак. Пасли баранов эти собаки. Понял? Если бы не собаки, ты не сумел бы пасти моих баранов.

И ишан последними словами отругал Мамата. Бедняк ушел, горько плача, к отцу. Дома он сказал мачехе:

— Мать сварите этого гуся.

Мачеха раскричалась:

— Аллах пусть заберет тебя. Сегодня я занята. Сварю завтра.

На следующее утро Плешивый встал с постели, умылся и, собираясь идти косить коноплю, он снова попросил мачеху:

— Мать, когда вы сварите? Я приду к тому времени. Мачеха ответила:

— Я разрежу дыню на две половинки. Одну половинку положу донышком вниз на эту дорогу, другую донышком вверх на ту дорогу. Вот по первой дороге и приходи.

— Хорошо,— сказал Плешивый и пошел косить коноплю.

А у мачехи Плешивого были любовники. Один из них назначил ей в тот же день свидание, на тот час, когда муж ее был в поле.

— Я разрежу дыню на две равные половины, одну положу донышком вниз на эту дорогу, а другую донышком вверх на другую дорогу, вот по второй дороге и приходи,— сказал он ей.

Мачеха ощипала гуся, выпотрошила, положила в котел, разожгла огонь и подумала: «Аллах забрал бы этого Плешивого. Гусятины, видите ли, ему захотелось!» И решила угостить вареным гусем возлюбленного.

А Мамат знал о любовных шашнях своей мачехи. Когда она накануне сказала: «Сегодня я занята, сварю завтра! » — он сразу догадался, что дело нечисто.

Кончив косить коноплю, Мамат взвалил на спину несколько снопов. Но не пошел той дорогой, где мачеха положила половинку дыни донышком вниз, а пошел по той, где лежала половинка дыни донышком вверх. Пришел он домой, смотрит — в котле лежит готовый гусь, а мачеха куда-то ушла.

А надо сказать, что не так давно судьба предназначила одну вдову отцу Мамата и он женился на ней. Вдова не была богата, но она имела кусок поливной земли и рабочую скотину. Отец Мамата, как женился на вдове, сейчас же на части земли, по берегу Белого арыка, посеял коноплю.

Когда Мамат ушел от ишана, отец сказал сыну:

— Дитя мое, Мамат, иди сюда, я тебе поручу одно дело.

— На какую работу хотите поставить меня, отец?— спросил Мамат.

— Дитя мое, Мамат, вон на берегу Белого арыка я посеял коноплю, поди и скоси ее,— сказал отец.

— Хорошо,— ответил Мамат. Пошел он на берег Белого арыка и принялся косить коноплю.

В то место пришел охотник и подстрелил гуся. Раненая птица взлетела и упала рядом с Маматом. Он взял гуся и спрятал в свою коноплю.

Пришел охотник и спросил у Мамата:

— Эй, Плешивый, не упал ли сюда подранок-гусь?

Плешивый ответил:

— Коноплю я сам один кошу. Отец даже хлеба не приносит.

Охотник возразил:

— Я у тебя не о хлебе спрашиваю, а про гуся.

— Сегодня три дня, как я кошу, скажи, скосил я половину или больше?— сказал Плешивый.

— Эй, Плешивый, я тебя не спрашивал, сколько дней ты косишь и сколько скосил. Я. спрашиваю, упал ли здесь гусь? Гусь!— рассердился охотник.

— Не знаю,— проговорил Мамат,— думаю, эту сторону за четыре дня скошу!

Охотник в гневе ушел.

Скосив коноплю, Мамат вечером взял гуся и отправился домой.

Вынул Мамат из котла гуся, зарезал собаку, освежевал ее, положил в котел. Потом развел огонь посильнее, забрал гуся и ушел косить коноплю. Пришла мачеха, вынула мясо из котла, положила в посуду и поставила на полку.

Вечером Мамат съел гуся, взвалил на спину пять-шесть снопов конопли и вернулся домой спать. Ночью пришел любовник мачехи. Она разостлала дастархан и, сказав: «Вот вареный гусь», подала ему вареную собаку. Так они и пировали собачатиной.

Прошел день, наступило утро. Мачеха пошла в аул и снова условилась встретиться с любовником.

Вечером она сварила три десятка яиц, положила в корзинку и сделала вид, что ложится спать.

Мамат тоже лег спать, но никак не мог заснуть, так как сильно проголодался. Стал он хныкать и охать.

— Чего ты, Плешивый, охаешь, забрал бы тебя аллах. Видно, не избавлюсь я от тебя,— сердито сказала мачеха.

Мамат сказал:

— Пошарю-ка я, поищу съестного, а то я не усну.

— Ладно, пошарь,— ответила мачеха.

Тихонько поднявшись с постели, Мамат подошел к корзине и начал шарить в ней. Нашел яйца и съел их все без остатка. Затем он лег и притворился спящим. В полночь в дом пробрался любовник мачехи.

Она сказала ему:

— Я сварила для вас яйца, посмотрите в корзинке и поешьте.

Любовник заглянул в корзинку, а там пусто.

— Эх, ты, зачем обманываешь? В корзинке ничего нет, — сказал он.

— Аллах забрал бы этого Плешивого. Это он все съел,— сказала мачеха.

Любовник обиделся и ушел.

Прошла ночь, настало утро, женщина снова назначила свидание любовнику. Она купила семь фунтов мяса, хорошенько поджарила его, положила в глиняную миску и поставила на полку.

Вернувшись с поля, Мамат увидел мясо и подумал: «Мясо будет мое».

Вечером мачеха прилегла и сделала вид, что спит. Мамат тоже лег. Полежав немного, он начал хныкать.

— Если я не постучу мисками, то не засну,—сказал он.

— Ладно, постучи, только угомонись,— заворчала мачеха.

Мамат встал, взял палку, постучал о блюдо, съел все мясо, а потом снова лег и притворился спящим. В полночь пришел любовник мачехи.

— Ты обещала поджарить мясо, где оно?— спросил он.

— В миске, на полке. Возьмите и поешьте, — ответила мачеха.

Любовник посмотрел, а миска пустая. Очень он обиделся. Женщина тоже была огорчена.

— Аллах стукнул бы этого Плешивого. Не иначе, он слопал мясо. Не знаете ли вы святой могилы, где сбываются просьбы молящихся? Надо убить его. Три дня он изводит меня.

Любовник сердито ответил:

— Никаких святых могил я не знаю. Не приходилось пользоваться ими. Спроси у своего Плешивого.

Мамат не спал и слышал каждое слово. Утром мачеха спросила у него:

— Не знаешь ли ты какой-нибудь святой могилы? Есть у меня одна просьба к богу. Я пошла бы поклониться той могиле.

Мамат не заставил себя просить дважды.

— Я знаю, тут есть одна могила. Она не очень близко, но зато достаточно одного паломничества — и любая твоя просьба исполнится.

Тут же Мамат начал объяснять мачехе дорогу, но нарочно все запутал так, что ничего нельзя было понять.

Пока мачеха шла путаной дорогой, Мамат сам добежал до могилы святого кратчайшим путем и спрятался за надгробием.

Мачеха пришла измученная и с воплями заговорила:

— О великий святой, у меня есть одно желание. Исполните его!

— Что ты желаешь?— спросил голос из гробницы.

— Есть у меня одно желание, скажу, если исполните.

— Какое у тебя желание?

«Ой, святой со мной говорит!»— обрадовалась мачеха и сказала:

— Есть у меня пасынок плешивый, убейте его!

Голос ответил:

— Ты забыла пожертвовать мне что-нибудь. Зарежь упитанного барана, зажарь и принеси. Потом я выслушаю тебя, а там посмотрю.

«Мое желание исполнится»,— обрадовалась женщина И поспешила той же длинной, путаной дорогой домой. Тем временем Плешивый вернулся кратким путем. Он помог мачехе зарезать и изжарить жирного барана. Когда все было готово, она понесла мясо на могилу. Пока она шла долгой дорогой, Мамат добежал до могилы и спрятался там.

Женщина, принеся мясо барана, громко сказала:

— О великий святой, вот я нажарила мяса барана и принесла вам.

— Хорошо, если принесла, поставь его у входа. Говори свое желание,— раздался голос из могилы.

Женщина обрадовалась: «О, святой снизошел до беседы со мной»,— и вслух сказала:

— Господин, у меня есть пасынок плешивый, убей его.

— И это все?— спросил голос.

— Да, святой отец,— подтвердила женщина.

— Нет ничего легче. Купи трех баранов, чтобы один был белый, один черный и один рыжий. Будешь пасынка кормить сначала мясом белого барана. У него тогда побелеют глаза. Когда скормишь ему белого барана, начни кормить мясом черного, и у него почернеют глаза. Потом корми мясом рыжего — у Плешивого глаза пожелтеют, и он помрет. Иди, женщина, твое желание исполнится.

— А миску из-под мяса вы мне не вернете?— сказала женщина.

— Иди, иди, убирайся, твоя миска вернется домой раньше тебя!

Пока женщина шла далекой дорогой, Мамат, съев мясо, прибежал близким путем и уселся как ни в чем не бывало. Мачеха, полумертвая от усталости дошла до дому.

— Ну, мамаша, пришли? Исполнил великий святой вашу просьбу? Ваша миска из-под мяса уже дома,— сказал Плешивый.

— О, это очень сильный святой,— сказала мачеха,—видишь его могущество. «Посуда дойдет раньше вас»,— объявил он мне.

Женщина пошла к своему любовнику и сказала:

— Ходила я на могилу святого. Просьбу мою он принял, только нужно купить белого барана и накормить Плешивого его мясом, тогда он умрет. Купите мне белого барана,— сказала женщина.

— Хорошо!— сказал любовник.— Не одного, а десять, если нужно.

Женщина позвала мясника, и белого барана зарезали. Наелся Плешивый мяса, разлегся на постели. Ночью к женщине опять пришел любовник.

— Лежит Плешивый?— спросил он.

— Лежит. Нажрался мяса и лежит. Теперь у него побелеют глаза, и он умрет,— сказала женщина.

Вдруг раздался стук и голос старика:

— Эй, Мамат, открой дверь.

Плешивый еще днем попросил отца в полночь прийти домой. Старик сказал: «Что мне делать дома, а кто поле останется сторожить?» На это Плешивый сказал: «Отец, не знаете вы, что делается на свете, у мачехи завелись любовники. Я и хочу проучить ее».

Едва раздался стук в калитку, перепуганная женщина забормотала.

— Аллах забрал бы старика, сколько дней его не было, а тут явился.

— Куда же мне спрятаться? Спрячь меня поскорей! — бормотал в испуге любовник.

— Выходите тихонько и пройдите в маслобойню,— сказала женщина.

Только он успел спрятаться, вошел старик, сел и сказал:

— Ну, как поживаешь, сын мой Мамат?

Плешивый ответил:

— Плохо, отец, глаза у меня болят. Видно, скоро помру.

— Не говори так, сын мой. Бог даст, поправишься,— сказал старик.

— Отец,— сказал Мамат,— дома кончилось масло. Ни капли не осталось. Не отогнать ли мне один круг масла?

— Сын мой, не утруждай себя, ты же болен.

— Нет, отец, лучше я сегодня поработаю.

— Ну ладно, дитя мое, давай поработай,— сказал старик.

Мамат взял длинную толстую палку, поймал любовника мачехи, впряг его в ярмо маслобойки и давай колотить, да так, что тот из сил выбился. В конце концов он вырвался и убежал.

Прошла ночь, наступило утро. Мачеха пошла к любовнику и сказала:

— Теперь купи черного барана, зажарю его, покормлю проклятого Плешивого. Пусть подохнет!

Любовник ответил:

— Хватит! Я совсем остался без сил. Все бока у меня болят. Да и денег у меня нет.

Но женщина продала паранджу и на вырученные деньги купила черного барана. Мясо его женщина изжарила и отнесла Мамату:

— Ты мне показал могилу святого, который исполняет все желания, поэтому я за тобой хорошо ухаживаю,— сказала женщина.

Плешивый съел мясо и лег в постель. Мачеха ушла к себе и притворилась, что спит.

В полночь пришел любовник женщины. Тут же явился старик и постучал с возгласом: «Дитя мое, Мамат!»

Мамат встал и отпер дверь. Перепуганный любовник мачехи заметался:

— Куда я теперь денусь?

Женщина сказала:

— Не бойтесь, во дворе стоит скирда соломы. Заберитесь в нее и сидите.

Любовник так и сделал.

Тем временем старик прошел в михманхану и спросил сына:

— Дитя мое, как твое здоровье?

— Эх, отец, сегодня глаза у меня почернели, ничего не вижу. Наверно, ослепну.

— Сохранит тебя аллах! Поправишься.

— Корм у лошади кончился, отец, а что если я нарежу немного соломы,— сказал Плешивый.

— Как хочешь, так и делай,— ответил старик.

Мамат взял длинную палку и принялся колотить по соломе. Не вытерпев ударов, любовник выскочил из соломы и убежал.

Плешивый вернулся и лег в постель.

Наступило утро. Женщина встала, снова пошла к любовнику и сказала:

— Теперь вы купите рыжего барана. Я накормлю Плешивого, у него пожелтеют глаза — и он умрет.

Любовник ответил:

— Теперь я совсем никуда не гожусь. Не могу шевельнуть ни ногой; ни рукой. Да и денег у меня нет.

— У меня есть хорошие платки, продадите их, купите барана и приведите ко мне,— сказала женщина.

Так они и сделали. Любовник купил хорошего рыжего барана. Женщина поставила перед Маматом целое блюдо жареной баранины. Плешивый съел все и сказал:

— Ой, теперь у меня пожелтели глаза, — и лег в постель.

«Сбылись слова святого»,— обрадовалась женщина. Наступила полночь. Пришел любовник женщины, и они принялись веселиться и обниматься. «Пусть останутся они в объятиях друг друга!»— воскликнул Мамат, схватил дубинку и давай их колотить что есть силы, приговаривая:

— Думаете, я ничего не вижу, не знаю. Я все вижу, все знаю. В гробнице сидел я. Это я, мачеха, велел тебе принести мне барана. Это я принес домой миску. Вот вам, вот вам!

Мачеха и любовник пытались убежать, но не сумели. Опозоренных, он вывел их в сад под урюковое дерево и приказал им:

— Прислонитесь к дереву.— И когда они прислонились к нему, он прочел заклинание: «Приклейтесь!»—и они оба приклеились к урюковому дереву.

У Мамата была ослица. Он сел на нее и поехал по кишлаку, приглашая всех встречных:

— Эй, эй! Мачеха моя умерла, поминки в саду.

На дороге он увидел своего бывшего хозяина ишана.

— Потяни меня за руки, помоги мне встать,— сказал ишан.

Мамат соединил руки ишана, прочитал заклинание: «Прилипни!»— и руки ишана прилипли друг к другу. Ишан взмолился:

— Сын мой, не нравится мне эта твоя проделка, не надо так делать.

— Господин ишан,— сказал Мамат,— если вы поцелуете хвост моей ослицы, я разъединю вам руки.

— Хорошо, целовать так целовать,— сказал ишан и только приложился губами к хвосту ослицы, Мамат прочел заклинание: «Прилипни!»— и тут же ишан прилип ртом к хвосту ослицы.

Мамат сел на ослицу и погнал ее. Следом за ним шел ишан. Плешивый приехал домой. Видит — дома собрался весь кишлак. Люди удивились поступку Мамата и спросили:

— Почему ты их так опозорил?

Тогда Мамат рассказал с начала до конца, как он пятнадцать лет пас баранов ишана и не получил ни гроша, как издевалась над ним мачеха, как она завела себе любовника. Люди вмешались и сказали, чтобы он освободил провинившихся, но Мамат долго не соглашался. Люди настаивали. Тогда он прочитал заклинание. Любовник и мачеха бросились бежать в разные стороны.

Люди попросили Мамата:

— Отпусти ишана!

Но Мамат запротестовал:

— Пусть ишан заплатит мне все, что я заработал за пятнадцать лет, тогда я его отпущу.

— Освободи его рот от хвоста ослицы, и мы потребуем с него твою плату.

Плешивый прочитал заклинание и освободил рот ишана. Тогда люди сказали ишану:

— Этот Мамат пятнадцать лет пас ваших баранов! Господин, почему вы ему не заплатили? Дайте ему плату! Ишан сказал:

— Решайте сами! Что скажете, то и будет.

Тогда люди сказали Мамату:

— Что ты требуешь от ишана?

Мамат ответил:

— За эти пятнадцать лет его бараны размножились, и сейчас у него пятнадцать тысяч баранов. Пятнадцать лет я пас баранов ишана. Пусть он даст мне пять тысяч баранов. Это будет справедливо.

Ишан начал торговаться:

— Три тысячи дам.

— Пусть тогда твои руки останутся прилипшими друг к другу,— сказал Мамат.

Перепугался ишан:

— Хорошо, будь по-твоему, разъедини мне руки.

Мамат освободил руки ишану, и тот дал ему баранов. МаМат продал часть баранов, потом женил отца и сам тоже женился, устроился и достиг всех своих желаний.

Перевод М. Шевердина

ВОЛШЕБНЫЙ ЦВЕТОК ГУЛИРАЙХОН

Вдавние времена жила старуха. Был у нее плешивый сын. Плешивый каждый день уходил в степь собирать хворост, отвозил на базар и продавал его. Тем и жили мать с сыном.

Как-то собирал Плешивый хворост в степи, вдруг видит: быстро ползет большая-пребольшая змея.

Заговорила она человеческим голосом:

— Спрячь меня скорее, эй, сын человека, за мной аист гонится, хочет съесть меня. Спаси меня, и я сделаю для тебя все, что ты захочешь!

Плешивый поднял змею и спрятал себе за пазуху. Аист искал змею, искал, но не нашел и улетел ни с чем. Вынул Плешивый змею из-за пазухи, опустил на землю и говорит:

— Аист улетел. Выполнишь ли ты свое обещание?

— Спасибо тебе, сын человека,— отвечает ему змея.— Иди за мной!

Пошел он за змеей, а по дороге Плешивому навстречу попался знакомый — Алимат.

— Далеко ли идешь, Плешивый?— спрашивает Алимат.

— Видишь, вон ползет змея, хочет кое-что мне подарить,— отвечает Плешивый.

Не понял его Алимат и спрашивает:

— Никак не пойму, почему какая-то вредная змея должна тебе что-то подарить.

— Только что я спас эту змею от верной смерти. Вот она и хочет отблагодарить меня,— отвечает Плешивый.

Алимат посмотрел, посмотрел да и сказал:

— Да ведь это сам змеиный царь. Говорят, у него имеется цветок Гулирайхон. Ты и попроси его. Даст его тебе змеиный царь, а я уж научу, как с ним обращаться.

— Хорошо, Алимат, что ты сказал мне об этом,— ответил Плешивый,— а то я и не знал, что просить у змеиного царя. Я так и сделаю, как ты советуешь, попрошу Гулирайхон.

Пришли они в логовище змеиного царя.

— Проси, Плешивый, что душе твоей угодно,— сказал он.

— Говорят, у тебя есть цветок Гулирайхон. Если можно, дай мне его,— попросил Плешивый.

— Ты же человек бедный! На что тебе Гулирайхон? — возразил змеиный царь.— Бери лучше золото.

— Ничего, давай мне Гулирайхон, если тебе не жалко! — настаивал Плешивый.

— Бери, пожалуйста!— сказал змеиный царь. Плешивый взял цветок Гулирайхон. Вернулся он в родное селение. Постучался в двери к Алимату и сказал:

— Смотри, вот принес я Гулирайхон.

Провел Алимат Плешивого к себе в дом, усадил на палас, и, взяв Гулирайхон, заговорил: «Эй, Гулирайхон, Гулирайхон, помощник бедных и сирот! Расстели во всю комнату дастархан, и чтоб на нем было двенадцать видов плодов, двенадцать всяких яств!» В мгновенье ока появился в комнате дастархан, а на нем — двенадцать видов всяких разных блюд и двенадцать видов самых разных плодов.

Наелись Плешивый с Алиматом досыта.

Еле поднялся Плешивый, взял цветок Гулирайхон и пошел домой.

Вернулся Плешивый к себе в свою жалкую лачугу, а дома бедная его мать сидела у холодного очага голодная.

Увидела старушка сына, вскочила и давай укорять его:

— Эх, сынок, куда ты запропастился! И куска лепешки в доме нет!

— Э, матушка,— ответил Плешивый,— когда я собирал хворост, приползла змея и попросила: «Спрячь меня скорее, эй, сын человека! За мной аист гонится, хочет съесть меня. Спаси меня, и я сделаю для тебя все, что ты захочешь». Взял я змею и спрятал за пазуху. Аист покружился над нами, покружился, да и улетал ни с чем. Опустил я змею на землю и спрашиваю: «Выполнишь ли ты свое обещание?» Змея отвечает мне: «Спасибо тебе, сын человека. Пойдем ко мне, возьмешь там все, что выберешь». Мы пошли, а по дороге я встретил Алимата. «Куда идешь?» — спрашивает он меня. Я ему: так и так, иду за змеей, она мне подарок даст. А Алимат говорит мне: «Да ведь это сам змеиный царь. У него, говорят, водится такой цветок, Гулирайхон. Проси его». Пришли в логовище змеиного царя, дал он мне золота, а я отказался и выпросил у него цветок Гулирайхон. Вернулся я к Алимату, а он научил меня, как обращаться с цветком. Воти все.

— Глупый ты, глупый. Вместо золота взял какой-то цветок. Принес ты хоть что-нибудь поесть? Очень уж я голодная,— говорит мать.

— А что бы вы хотели поесть, матушка?— спрашивает Плешивый.

— Хотела бы плова, да ведь нет его!— отвечает мать.

— Ну, матушка, глядите тогда сюда, не только плов будет. Я вам сейчас приготовлю двенадцать всяких яств,— засмеялся Плешивый и прошептал: — Гулирайхон, Гулирайхон, помощник бедных и сирот! Расстели-ка во всю комнату дастархан, достойный моей матушки.

В один миг жалкая лачуга преобразилась, украсилась, точно комната молодухи. От стены до стены раскинулся шелковый дастархан, а на нем двенадцать блюд с разными вкусными яствами. Обрадовалась старуха. «Хоть и плешивая голова у сыночка, да умная»,— подумала она.

Поела старушка, насытилась, а Плешивый ей и говорит:

— Матушка, пойдите теперь к падишаху и посватайте за меня его дочь.

— Ох, сынок,— испугалась старуха,— да как это можно! Ведь мы нищие совсем, да и ты некрасив. Убьет меня падишах, если я посмею прийти к нему с таким делом!

— Не бойтесь ничего, матушка, отправляйтесь смело! — сказал Плешивый.— Идите пораньше утром ко дворцу, возьмите метлу и подметайте у ворот. Если падишах посмеет вас обидеть, я сам пойду.

— Хорошо, сынок. Завтра поеду ко дворцу. Хоть и страшно мне.

Встала пораньше старуха, взяла метлу, села на ишака и поехала подметать у ворот падишахского дворца. Подмела, залезла на ишака и поспешила прочь. Возвращается падишах из мечети, видит: возле ворот кто-то подмел. Разгневался он и поднял крик:

— Эй, кто осмелился подметать у моих ворот?

Визири склонились в поклоне:

— Мы не знаем, кто это сделал, не видели.

— Если до завтрашнего дня не узнаете, не быть вам живыми!— закричал падишах.

Наутро старуха снова приехала на ишаке к воротам дворца и принялась подметать, но тут ее схватили визири й привели к падишаху.

Падишах узнал ее сразу.

— Не мать ли ты Плешивого,— спрашивает он ее.

— Да, я мать Плешивого,— отвечает старуха,— пришла сватать за него вашу дочь.

— Несчастная, как ты смеешь просить за своего плешивого сына и кого? Мою дочь!— разгневался падишах.— Разве не нашла ты ему ровни?

— А чем мы хуже тебя, падишах?— спросила старуха. Услышав это, падишах совсем уж впал в ярость.

— Как ты можешь равнять своего плешивого сына со мной, с самим падишахом, а? Эй, палача ко мне!

Вошел палач. Падишах ему и говорит:

— Уведи эту старуху, изруби ее на куски, положи в хурджун, погрузи на осла и прогони осла!

Изрубил палач несчастную на куски, сложил их в хурджун, хурджун тот положил на спину ишака и прогнал прочь.

Ишак прямо в лачугу Плешивого и воротился. А все это время Плешивый думал:

— Отчего это мать замешкалась? Пора бы ей вернуться!

Вышел он к калитке, а там стоит ишак. Открыл Плешивый хурджун, заглянул туда, а там лежит его мать, изрубленная на куски.

Заплакал Плешивый, взял в руки Гулирайхон и говорит: «Гулирайхон, Гулирайхон, помощник бедных и сирот! Сделай, чтобы моя матушка стала живая!»

Только сказал он это, как мать тут же ожила, чихнула и свалилась с ишака.

А Плешивый обрадовался, ласково поднял старушку под руку, повел в дом.

— Оставь это дело, сынок, ничего не получится,— говорит ему мать.

— Прошу вас, матушка: ходите вы ко дворцу каждое утро, падишах сам согласится, вот увидите.

Настало утро, и старуха снова села на ишака, поехала ко дворцу и начала подметать возле ворот. Увидели ее визири, изумились, но делать нечего — повеление падишаха надо выполнить, схватили ее и повели во дворец.

Увидел старуху падишах, пришел в неистовство.

— Почему,— кричит он на визирей,— не казнили эту злосчастную старуху вчера, как я повелел?

— Ваше величество, палач изрубил ее на куски, положил в хурджун, погрузил на ишака и прогнал его,—отвечают те.

— Эй, палач, руби же старуху на моих глазах!— приказал падишах.

Изрубил старушку палач на мелкие кусочки, положил в хурджун, погрузил на ишака и прогнал. А ишак снова вернулся домой. Взял Плешивый в руку цветок и говорит: «Гулирайхон, Гулирайхон, помощник бедных и сирот! Сделай живой мою матушку!»

Мать чихнула раз, чихнула два и вылезла из хурджуна.

— Хватит с меня, сынок, не мучь больше меня,— говорит она Плешивому.

— Никак не могу жить я без дочери падишаха, матушка! Жените меня на ней!— говорит ей Плешивый.

Делать нечего, встала утром старуха и снова отправилась во дворец падишаха. Опять попалась она в руки визирей. Привели они ее к падишаху.

Увидел он старушку, растерялся, не знает, что делать, как поступить.

Один хитрый визирь посоветовал падишаху:

— Поручите этой зловредной старухе такое дело, чтобы она сама своей смертью померла.

— Эй, старая!— кричит падишах.— Поди скажи своему Плешивому, чтобы он выстроил за городом золотой шатер, да чтоб к нему вела высокая лестница из чистого золота, да чтобы возле шатра был цветник, а посредине цветника был хауз, выложенный из золота же, да чтоб по цветам тем порхали соловьи и пели. И скажи ему еще, чтоб у хауза росли деревья с листьями из чистого золота. Если все сделает твой Плешивый, так и быть, выдам за него свою дочь. Иди!

Сказав «хоп», старуха поклонилась падишаху, села на своего ишака и вернулась домой. Рассказала она Условия падишаха сыну.

— Не горюй, мать. Видишь, одолела ты падишаха, а теперь дело за мной. Завтра все будет готово!— обрадовался Плешивый.

На другое утро взял он цветок, пошел за город на берег реки и говорит:

— Гулирайхон, Гулирайхон, помощник бедных и сирот! Сделай так, как требует падишах!

И тут же на берегу реки появилось все, что требовал падишах: и золотая беседка, и лестница из золота, и хауз, выложенный золотом, и цветник, да все не такое, как хотелось падишаху, а в три раза больше и краше.

Плешивый вернулся домой и говорит цветку: «Гулирайхон, Гулирайхон, помощник бедных и сирот! Нужна мне умная-преумная кошка».

Откуда ни возьмись, красивая и умная черная кошка сидит уже около, лапкой умывается, на него смотрит.

— Теперь, матушка, отправляйтесь к падишаху и скажите ему, что все его условия выполнены. Пусть пойдет за город к реке и убедится,— сказал Плешивый матери.

Поехала на своем ишаке старуха к падишаху и сказала ему все, что сын велел.

Собрал падишах всех визирей и поехал за город к реке. Видит: все есть так, как он требовал, только в три раза богаче и краше.

Вынужден был падишах выдать свою дочь за Плешивого. Начался тут пир, длившийся сорок дней и сорок ночей.

«Как этот Плешивый сумел выстроить такие золотые хоромы над рекой?»—подумала дочь падишаха. Однажды она спрашивает его:

— Как это вы, муж мой, сумели построить все это из золота да еще так быстро?

— Ну, это дело прошлое, не стоит спрашивать! — отвечает ей Плешивый.

Но дочь падишаха так пристала к нему, что Плешивый все ей рассказал:

— Если произнесешь заклинание, цветок Гулирайхон все сделает, что ты захочешь.

Когда он уснул, дочь падишаха взяла цветок и тихо скатала: «Гулирайхон, Гулирайхон, помощник бедных и сирот! Сделай так, чтоб этот мой плешивый муж попал в тесную клетку, да чтоб там побольше острых шипов было!»

В ту же минуту Плешивый оказался запертым в тесной клетке с шипами. А дочь падишаха отнесла цветок Гулирайхон отцу и говорит:

— Оказывается, вот чем добивался своего ваш зять! Падишах захохотал, взял цветок Гулирайхон и приколол к своей чалме.

Пусть он хохочет, радуется, а теперь послушайте про Плешивого,

Повернулся он во сне с боку на бок, со всех сторон в тело его впились острые шипы. Вскрикнул он от боли, проснулся и видит: лежит он в тесной клетке с шипами.

Опечалился Плешивый и сказал самому себе: «О Плешивый, ты хитер, но и тебя перехитрили!»

Поманил он к себе кошку:

— О моя любимая кошка! Отыщи мне цветок Гулирайхон, где бы он ни был, и принеси мне его!

Кошка сразу побежала во дворец.

Прибегает туда и видит: сидит на троне падишах, а на чалме его красуется цветок Гулирайхон. Подошла кошка к самому трону и жалобно замяукала.

— Эй, тварь несчастная, что приключилось с тобой? — спросил, падишах. Погладил он кошку по голове и приказывает визирю: — Наверно, она голодная, покорми ее хорошенько!

Визирь покормил кошку. Наевшись, она взобралась на колени падишаху и задремала, мурлыча, а когда падишах поднялся и пошел в свои покои, кошка побежала за ним.

Перед тем как лечь спать, падишах снял с головы чалму, повесил ее на гвоздь, а сам вышел во двор.

Кошка вскочила, прыгнула, свалила с гвоздя чалму, схватила цветок Гулирайхон и была такова.

Принесла кошка цветок Гулирайхон к клетке Плешивого. Обрадовался он, говорит: «Гулирайхон, Гулирайхон, помощник бедных и сирот! Выпусти меня из клетки!» И в ту же минуту клетка исчезла.

Плешивый пошел во дворец, нашел там падишаха и говорит ему:

— Эй, падишах! Ты сам на себя накликал беду, так получай же! Эй, Гулирайхон, Гулирайхон, помощник бедных и сирот! Преврати вот этого жестокого падишаха и его коварную дочь в ишаков!

Падишах и дочь его вдруг заревели ослами. Увидев все это, визири испугались.

А один из них, самый умный, говорит:

— О сын мой! Падишах наш был кровожадный людоед да еще и дурак в придачу! Он к тебе отнесся глупо. Садись на трон и будь нашим падишахом! У меня есть дочь, очень умная девушка, я выдам ее за тебя.

Сорок дней и сорок ночей длилась свадьба Плешивого и дочери визиря.

Плешивый стал править государством и достиг желанного.

Перевод М. Шевердина

«РЕП-РЕП»

Было или не было, но в давние времена жил один человек. Звали его Бахтияр, но из-за его бедности и нищеты прозвали его Плешивым, хоть на голове у него никакой плеши не было. Позвал Плешивого к себе бай и говорит:

— Будь моим сыном, паси моих овец, я отдам за тебя свою дочь.

Плешивый согласился: стал он пасти овец бая.

Проходили месяцы, годы. Дочь бая стала взрослой девушкой, с каждым днем она делалась красивее и превратилась, наконец, в красавицу. Теперь баю не хотелось отдавать ее за Плешивого.

Однажды работник бая принес Плешивому в тыквяном блюде еду.

В это время поднялся ветер и пошел дождь. Работник оставил тыквянку и поспешил уйти. Только Плешивый надел на голову тыквянку, как вдруг появился шайтан и спросил Плешивого:

— Эй, почему ты не промок? Моя одежда промокла до нитки.

Плешивый не растерялся и ответил шайтану:

— Я знаю одно заклинание. Меня ему мать научила. Вот когда я произнесу это заклинание, дуну, плюну —ни дождь, ни ливень меня не могут промочить.

— Научи меня тоже этому заклинанию,— попросил шайтан.

Плешивый возразил:

— Нет, ты вначале научи меня своим заговорам, тогда я тебя научу своему заклинанию.

Шайтан согласился и сказал Плешивому:

— Хочешь, я всех твоих овец соединю вместе и они превратятся в одну овцу?

— Не надо, не надо!— запротестовал Плешивый.— Если ты так сделаешь, то я не научу тебя своему заклинанию.

На это шайтан ответил:

— Чего ты боишься? Я же научу тебя и как разъединить овец.

— Нет, ты меня обманешь,— твердил Плешивый. Шайтан поклялся страшной клятвой, что он разъединит овец.

Только после этого Плешивый дал согласие.

Тогда шайтан произнес: «Реп-реп»— и целое стадо овец соединилось в одну овцу.

— Скорее разъедини их, а то бай мне голову проломит! — закричал в испуге Плешивый.

Шайтан произнес: «Прареп, прареп» — и вместо одной овцы получилось, как было прежде, стадо. Плешивый пересчитал овец. Оказалось их столько, сколько было и раньше.

Тогда шайтан сказал:

— Теперь ты научи меня своему заклинанию. Плешивый ответил:

— Если ты тоже будешь работать пастухом, бай тебе будет посылать еду в тыквяном блюде. Когда пойдет дождь, надень его на голову и не промокнешь.

— Только и всего?— сказал шайтан.— Даром только ты отнял у меня время.

Рассердился он и пошел своей дорогой.

Наутро явился работник и рассказал, что бай решил выдать свою дочь за сына соседа и вечером состоится в кишлаке свадебный пир. Понял Плешивый, что бай его обманул, и очень огорчился.

— Друг мой,— попросил он работника,— попаси овец, а я схожу в одно место.

Работник согласился.

Плешивый пошел на свадебный пир и, как ни в чем не бывало, стал прислуживать гостям.

Когда пришло время провожать жениха и невесту в брачную комнату, Плешивый влез на крышу и, нагнушись над двором, сказал громко: «Реп-реп». И все, кто был во дворе — и жених, и невеста, и отец жениха, и гости,— превратились в одного человека.

Свахи пошли узнать, в чем дело, видят, что во дворе все гости стали одним человеком, и удивились. Тогда Плешивый снова произнес заклинание «реп-реп», все свахи тоже превратились в одну сваху. Тут вышла мать жениха. Увидев ее, Плешивый снова произнес: «Реп-реп». Она тоже объединилась со свахами; Плешивый три раза повторил: «Реп-реп», чтобы они крепче пристали друг к другу.

Утром на рассвете Плешивый пошел в горы пасти овец.

Бай, отец невесты, узнав, что гости все превратились в одного человека, а свахи и мать жениха в одну сваху, очень удивился и огорчился.

— Что за напасть?— сказал он и созвал знахарей, табибов, мулл, гадальщиков и попросил освободить заколдованных от чар.

Они ответили:

— За всю свою жизнь мы не встречали такого колдовства. Надо погадать, чтобы раскрыть тайну, скрытую в этом событии.

Вай позвал еще семерых гадальщиков. Гадали они, гадали, и, наконец, седьмой, самый старый, гадальщик сказал:

— Вначале вы пообещали выдать свою дочь за другого человека. Тот человек жил надеждой жениться на вашей дочери.

Бай признался, что именно так и было.

— Я обещал выдать свою дочь за Плешивого.

— Позовите его,— сказал седьмой гадальщик.

Бай вызвал к себе Плешивого, угостил его, одарил новой одеждой и обещал ему выдать за него дочь, если он снимет со всех заклятие.

Плешивый отправился в дом жениха, прошептал заклинание «прареп, прареп», и все находившиеся в. доме, разъединились и стали такими, какими были раньше.

После этого Бахтияр-Плешивый женился на дочери бая и достиг всех своих желаний.

Перевод А. Сандель

САПОЖНИК И ШАХ

Был или не был, голодный или сытый, но в давние времена одним городом правил шах Валихан. В том городе жил бедняк сапожник, по имени Халдар.

Как-то шах сказал себе:

— Я хочу установить справедливость. Похожу-ка я по улицам города, послушаю, что говорит народ. Узнаю, чего хотят люди, какие у них заботы.

Как только наступал вечер, шах надевал старые одежды, повязывал голову изодранной чалмой и под видом бедного человека ходил среди людей, слушая, о чем говорит народ. Однажды поздно ночью царь проходил через квартал кустарей и вдруг услышал пение, доносившееся из одной маленькой лавчонки. Он тихо подошел и заглянул в щелку.

Видит — на очаге в котле кипит что-то, а какой-то человек под бульканье варева танцует и поет:

Кипи, мой плов, кипи, Бульк-бульк. Бульк-бульк, Кипи, мясо, кипи, морковь, Кипи, мой плов, кипи, Бульк-бульк твой голос, Кипи, мой плов, кипи, Твой голос пьянит меня, Твой запах пьянит меня, Кипи, мой плов, кипи...

Долго смотрел удивленный шах, долго слушал и религия: «Узнаю-ка я, почему этот человек так делает».

Поднял он свой посох и постучал в дверь лавки. Пение прекратилось, и и ним изнутри спросил:

— Кто это стучит?

Шах ответил:

— Это я, странник Шогариб. Открой дверь!

Дверь открылась, и шах увидел, что это лавка сапожника, который занимается починкой старой обуви.

— Кто ты, и о чем ты сам с собой говоришь?— спросил шах.

— Э, Шогариб! Я сапожник Халдар,— сказал сапожник.— Семьи, детей у меня нет. Я сам себе голова. Каждый день я зарабатываю себе на плов. Вечером я разжигаю огонь в очаге и готовлю себе сам. Пока плов варится, я танцую и пою. В царствование шаха Валихана нам беднякам не осталось другой радости.

Услышал эти слова шах и удивился:

— А разве ты не можешь больше работать и зарабатывать больше денег?

Сапожник ответил:

— Э, нет! Что самое трудное в наши времена? Самое трудное — налоги шаха Валихана. Буду я больше работать — будет больше и налог. С меня хватит, если я зарабатываю себе на плов!

Шах сказал:

— Конечно, говорят: будь доволен тем, что имеешь. Ну а вдруг шах Валихан запретит тебе чинить обувь. Как ты будешь тогда жить?

— Что за дело Валихану до нашего ремесла? Ну а если запретит, что поделаешь? Не пропаду. Говорится же: раб не умрет, что ему положено, не иссякнет. Да и какая вам забота, садитесь лучше, вместе поедим плова.

Он усадил шаха на тощую подстилку, полил ему воды на руки и поставил на дастархан блюдо с пловом.

Они поужинали. После этого шах ушел.

А сапожник, проговорив: «Слава аллаху, сегодняшний плов я съел вместе с Шогарибом»,— улегся спать.

Проснувшись утром, шах подумал: «А ну-ка я запрещу заниматься починкой обуви, посмотрим, как ты проживешь!»

Позвал он визиря и велел объявить всенародно: «В моем городе приказываю всем носить только новую обувь. Старую обувь не носить. Никто не смеет заниматься починкой обуви. Если кто ослушается, дом его будет раз-граблен, а сам брошен в яму».

Визирь написал приказ. Шах подписал и приложил печать. Глашатай ходил по улицам и читал во всеуслышание приказ шаха.

Сапожник Халдар, услышав приказ царя, удивился:

— Что-то не так. Не успел я поговорить с Шогарибом, и вот уже шах запретил заниматься починкой старой обуви. Но ничего не поделаешь, потерплю. Говорят: «Терпение — желтое золото».

Сложив вчетверо одеяло, он лег и проспал до вечера.

Перед закатом солнца он поднялся с постели и сказал себе: «Теперь вскипячу чай, погрызу сухие хлебные корки».

Тут же он пошел к соседу попросить огня. Переступив порог его дома, он увидел, что жена соседа обнимается с каким-то джигитом.

Джигит испугался и стал умолять Халдара:

— Никому ничего не говорите!

При этом он достал из кармана червонец, сунул в руки сапожнику, а сам убежал.

Халдар подумал: «Аллах послал мне эти деньги».

Тотчас же он сбегал на базар, купил мяса, сала, рису, моркови, луку и две лепешки. Вернувшись домой, он тотчас же принялся готовить плов.

Вечером шах Валихан сказал себе:

— Пойду-ка я посмотрю, как себя чувствует сапожник.

Подошел он к лавчонке Халдара и слышит: опять кипит плов, а сапожник под его бульканье поет и танцует... Удивился шах и постучался в дверь. Халдар тотчас же отозвался:

— Эй, кто там? Разве так можно стучать? Прямо весь дом разломал мне!

— Это я, Шогариб,— сказал шах. Сапожник открыл дверь и пригласил шаха войти:

— Э, Шогариб, пожалуйста!

— Что это вы делаете?— спросил Валихан.

— Радуюсь, как булькает и кипит плов, вот и танцую. А ты прервал мой танец.

— Я слышал, что шах Валихан запретил сапожникам заниматься починкой обуви. Вон сапожники кричат: «Вай дод!» Откуда вы достали деньги?

Сапожник Халдар в ответ сказал:

— Услышав, что шах Валихан запретил нам, сапожникам, чинить обувь, я лег спать и проспал до вечера.

Проснувшись, я пошел к соседу за огнем и застал его жену с чужим джигитом. Джигит убежал, сунув мне в руку червонец. Я решил, что аллах не забыл меня и, пойдя на базар, купил все, что нужно. Если бы жена соседа не любезничала с джигитом, откуда бы взялся этот плов?

— Ой-ой!— воскликнул Валихан.— Если до ушей шаха дойдет, что ты взял деньги от развратника и прелюбодея, что ты скажешь?

Сапожник Халдар возразил:

— Э-э, послушай, Шогариб, эти слова я, кроме тебя, не говорил никому. Если ты не пойдешь к шаху и не донесешь, то кому же больше донести.

На это Валихан смиренно сказал:

— Ну, куда такому бедняку, как я, Шогариб, разговаривать с царем. Я даже мимо дворца ходить не смею. Но не забывай, мой друг Халдар,— уши у шаха всюду, стены вашего дома тоже имеют уши.

Тем временем плов поспел. Халдар вдвоем с Валиханом поели, попили чаю, после чего гость поблагодарил и ушел.

Наступило утро. Было время первой молитвы. Сапожник Халдар еще не проснулся, как вдруг в его дверь постучали. Халдар вскочил и, открыв дверь, увидел перед собой самого шахского палача.

Грозно он заявил:

— Тебя зовет шах Валихан! Иди передо мной и не оборачивайся.

Колени у Халдара задрожали, и он взмолился:

— Я же ни в чем не виноват! Не ведите меня!

Но шахский палач схватил его за шиворот и потащил во дворец.

Шах Валихан сидел на высоком троне, и сапожник Халдар не смел даже поднять на него глаза.

— Ну, изменник!— грозно проговорил Валихан.

— Господин! Я не изменял вам.

Шах сказал:

— Ты изменник, ты вмешивался в государственные дела и брал у людей взятки.

— Э, господин, я не брал взятки,— возразил Халдар.

Шах Валихан тогда спросил:

— Если ты не берешь взятки, откуда же у тебя плов?

— Вы запретили нам, сапожникам, чинить старую обувь и лишили меня заработка. Но аллах помог мне. Когда я застал жену соседа с джигитом, он перепугался и, убегая, сунул мне в руку один червонец. На эти деньги я сварил плов и поел.

— Пресекать такой разврат — дело государя,— грозно объявил шах.— Ты был свидетелем прелюбодеяния, но не донес об этом, а сам проел взятку. Ты виновник!

Сапожник Халдар перепугался, что царь теперь предаст его казни.

Но шах Валихан только усмехнулся:

— Чтобы искупить эту свою вину, будешь в течение года караульщиком у моих дверей.

Халдар подумал: «Слава аллаху, я остался жив. Ну что же, караулить так караулить». Вслух только сказал:

— Повинуюсь, господин!

Шах собственноручно дал сапожнику саблю и приказал:

— Иди вон к тем воротам и стой там. Если придет вор, заруби его!

Сапожник Халдар до вечера стоял на страже. Никто не позаботился о нем и не дал ему еды. Он сильно проголодался.

Вечером шах опять призвал его к себе и, показав на большого коня, повелел:

— Отведи коня к себе домой, дай ему меру зерна и три снопа клевера, а утром опять приведи сюда.

Сапожник Халдар сел верхом на коня и уехал.

Ехал он и думал: «Неужели слуга шаха должен работать голодным? Мало что сам от голода еле ноги передвигаешь, еще приказано накормить коня. Где я достану меру зерна и три снопа клевера?»

По дороге Халдар заложил мастеру решет саблю за два рубля.

На эти деньги он купил все, что нужно было для плова, а также два снопа клевера и четверть меры зерна и вернулся домой. Задав корм коню, он нарезал мясо, сало и принялся готовить плов.

Вечером шах Валихан сказал себе:

— Весь день я держал сапожника голодным. К тому я дал ему своего коня и приказал накормить. Пойду-ка я и погляжу, что сегодня будет делать сапожник.

Он пошел ночью к Халдару. Слышит, в лавке снова кипит плов, а хозяин весело распевает:

Кипи, мой плов, кипи, Царская сабля, кипи! Кипи, мой плов, кипи,

Шах засмеялся и постучал в дверь.

— Кто ты?— спросил Халдар.

— Я, Шогариб!— ответил шах.

Сапожник открыл дверь. Валихан вошел. Сапожник поздоровался с ним, усадил на подстилку. Шах спросил, как идут дела. Сапожник качал рассказывать:

— Э, Шогариб, я сегодня едва избежал верной смерти. Утром царский палач погнал меня во дворец. Шах придрался ко мне: «Ты взятку взял. Сейчас тебе снимут голову». И меня чуть взаправду не казнил. Потом, не знаю почему, аллах вселил в шахское сердце милосердие, и он назначил меня охранять его дверь. До вечера я стоял на страже. Ни один человек не подошел и не спросил: «Что ты тут делаешь, не голоден ли ты?» А я поистине очень, очень проголодался. Вечером шах дал мне своего коня и приказал: «Веди его домой, накорми его и клевером, и зерном». Что я мог сделать, когда дома у меня нет и ломаного гроша? Я заложил шахскую, саблю мастеру, купил все для плова, коню зерна и клевера.

Шах Валихан выслушал сапожника и удивился:

— Хорошо! Вот вы заложили саблю. Завтра вы станете охранять дверь, и вдруг явится вор, а шах вам скажет: «Заруби вора!» Что вы тогда будете делать?

— Об этом не заботьтесь,— беззаботно заявил Халдар.— Давайте есть плов. После ужина я вырежу из палки деревянную саблю и вложу в ножны.

Валихан и Халдар поели плов, выпили чаю. И гость, как обычно, ушел.

Утром сапожник вырезал из палки саблю, засунул ее в ножны и поехал во дворец.

Поставив коня перед шахом, Халдар поклонился и стал ждать.

Царь сказал:

— Иди к двери, если придет вор — руби!

«Вот беда, а вдруг придет вор, чем я его зарублю? Деревяшкой?»— думал Халдар, и сердце его сильно колотилось.

Вдруг люди шаха зашумели: «Воров поймали!» В залу ввели двух человек со связанными назад руками. Валихан сказал Халдару:

— Руби воров!

Сапожник, онемев от страха, не шевельнулся. Он думал: «Теперь меня казнят. Все равно, была не была». И он выхватил деревянную саблю из ножен, размахнулся и ударил вора по плечу. Сабля сломалась, и только эфес остался в руках сапожника.

При виде этого шах расхохотался. Придворные и приближенные катались от смеха по полу; не выдержав, вместе со всеми стали смеяться и воры. А бедный сапожник Хал-дар дрожал и думал: «Теперь мне смерть. Шах прикажет этим ворам: «Зарубите его сами!» И воры меня зарубят!»

Тут шах перестал смеяться и сказал:

— Ну, здравствуй, сапожник Халдар, живи долго. Я в восторге от твоего ума и находчивости. Бери — и конь твой, и сабля твоя! А теперь убирайся, пока цел.

Шах Валихан сам посадил Халдара на коня и отправил из дворца.

Вознося сотни благодарностей аллаху, что остался жив, Халдар приехал домой.

Привязав коня, он пошел на базар к торговцу решетами и продал ему саблю. На вырученные от продажи деньги он купил все для плова, а также клевер. Возвращаясь домой, он услышал, как глашатай, обходя базар, кричал:

— От благословенного шаха последовало разрешение сапожникам заниматься починкой старой обуви!

— Эх, благодарение аллаху! Я так и знал!— воскликнул Халдар и, вернувшись домой, принялся варить плов.

Ночью Валихан пришел к лавке Халдара. Слышит, в котле снова кипит плов, а сапожник, радуясь булканью, поет и танцует.

Шах постучался, и, как всегда, Халдар спросил:

— Кто ты?

— Я, Шогариб!— ответил Валихан.

Сапожник подошел, открыл дверь, шах вошел, сел и сказал:

— Мастер Халдар! Сегодня вы очень веселый!

— И не говорите!— ответил сапожник.— Сегодня со мной очень интересные дела произошли.

Он рассказал Шогарибу все, что случилось, и закончил словами:

— Раб не умрет; что ему положено — не иссякнет. Вот и сегодня у меня в котле кипит.

Поспел плов, они вместе поужинали. Валихан заявил:

— Теперь я пойду! А вы спросите у какого-нибудь мудреца: кто лучше из нас двоих — я или шах?

Сказал так шах Валихан и ушел.

Перевод М. Шевердина

ГДЕ ЖЕ СПРАВЕДЛИВОСТЬ?

В поле пахал на паре волов дехканин. Было жарко, пекло солнце, но пахарь трудился, не зная устали. Дело шло к лету.

Мимо, по большой дороге, на сильном, с золотой гривой скакуне проезжал жестокий бек — наместник падишаха той страны.

— Эй, не уставать вам!— крикнул бек, завидев в поле дехканина. Пахарь сделал , вид, что не расслышал приветствия, и все подгонял своих волов: «Ну, ну, животные!»

Подумал бек: «Глухой он, что ли?»

Прошло немного времени. Бек проезжал снова мимо того же поля. Едет он и видит — опять тот дехканин пашет.

— Э, не уставать вам!— воскликнул бек.

Пахарь и на этот раз ничего не ответил на приветствие могущественного бека, а только кивнул головой и продолжал погонять волов: «Ну, ну, животные!»

Рассердился бек: «Как смеет дехканин не слышать меня!»

Приехал бек в свой замок и отдал приказание своим слугам:

— Немедленно идите, найдите в поле дехканина, скрутите ему руки за спиной и пригоните его сюда!

Слуги беспрекословно выполнили повеление — схватили дехканина, связали его и притащили в замок к беку.

Испугался старик дехканин: «За что это меня к беку привели да еще связанного? Так просто людей не хватают, силой не тащат»,— а вслух он только сказал:

— Здоровым вам быть! Здоровым вам быть!

— Ага, старый дурак, когда тебе руки за спиной связали и силком сюда приволокли, ты сразу же вспомнил о вежливости. Там, в поле, я дважды приветствовал тебя, презренный: «Эй, не уставать вам!»— а ты мне ни разу не сказал: «Здоровым вам быть!» Вижу, ты притворялся, раб! А теперь почувствовал, что смерть близка, и глухоты как не бывало, а?

Трепеща, дехканин ответил:

— Мой господин, весна не ждет, земля созрела, и я боялся пропустить тепло и влагу. Я пахал с утра до ночи, и не было у меня времени на то, чтобы говорить «здоровым вам быть!» А второй раз, когда вы ехали, я уже поле вспахал, вот вам я головой и кивнул: «Спасибо, мол, дело к концу идет». Ну, а теперь поле мое вспахано, засеяно. Теперь я могу и поговорить. Берите моих «здоровым вам быть!» сколько угодно.

Утешил свой гнев бек и подумал: «Что толку, если я ему голову сниму? Какая мне выгода? Это я всегда успею сделать».

Приказал он развязать дехканина.

— Ладно, прощаю твою невежливость,— сказал он.— Скажи, сколько ты получаешь пудов урожая с одного пуда семян?

— Господин, дайте мне пару здоровых, крепких волов и в помощь одного сильного работника на три дня. Я на хорошей земле соберу с одного пуда семян двести пудов урожая,— сказал в ответ дехканин.

Не поверил бек словам дехканина и заявил:

— Прикажу дать тебе работника на три дня, и пару самых сильных волов, и самой хорошей земли. Если соберёшь с одного пуда двести пудов — хорошо, но если обманешь — берегись: смерть твоей голове, а дом твой прикажу разорить, имущество разграбить. Понял?

Бек тут же приказал позвать писаря и повелел записать все на бумаге и даже к ней приложил свою личную печать. Бумагу вручили дехканину, а копию бек спрятал к себе в сундук.

Отмерили дехканину кусок земли, и вместе с работником принялся он работать. Вспахали они на сильной зап-ряжке волов поле на глубину колена, разрыхлили, и стана земля словно пух. Дехканин посеял джугару. Как только она подросла, он между рядков посадил свеклу, под каждую из них положил по ведру навоза. Когда на свекле выросли листья, он все их срезал.

Поднялась джугара в два человеческих роста. Шум и треск поднялся в поле. То на ветру стучали друг о друга джугаровые метелки. А земля, та просто шевелилась, потому что каждая свекла выросла с большой глиняный горшок.

Пришла осень, урожай созрел. Бек вытащил из сундука бумагу и приказал позвать дехканина.

— Не забыл я про бумагу, ну, а ты помнишь?

— Помню,— ответил дехканин.— Иду молотить. Отпусти меня.

Дехканин убрал джугару и обмолотил ее. В присутствии бека взвесили зерно — оказалось ровно сто пудов.

Бек посмотрел на кучу зерна, взглянул в бумагу и сказал:

— Эй, несчастный! Ты говорил: «Соберу с одного пуда двести пудов». У тебя в этой куче в два раза меньше! Дело твое, обманщик, плохо!

Дехканин низко поклонился, с улыбкой сказал:

— Не спешите, господин, вы видите — здесь только дитя моих посевов, а мать его лежит в земле. Прикажите разрыть землю.

Выкопали по приказу бека свеклу. Каждая свекла оказалась величиной с большой глиняный горшок.

А когда весь урожай свеклы взвесили, то оказалось, всего двести двадцать пудов.

Удивился бек, и стало ему стыдно, но не мог он смириться с мыслью, что какой-то ничтожный дехканин взял над ним верх.

Распаляя себя гневом, он закричал:

— На чьей ты земле сеял, скажи? На байской! Значит и урожай принадлежит беку, то есть мне.

Ударил он коня камчой и ускакал, сказав:

— Оставьте ему треть, а две трети свезите ко мне в замок.

Две трети урожая бекские слуги увезли в замок, а оставшуюся треть забрали себе да еще вдобавок избили дехканина.

Так дехканин потерял плоды своих трудов. Не принесло ему пользы и его великое умение возделывать землю и выращивать богатые урожаи. Увы, остался он ни с чем.

Перевод И. Шевердиной

Оглавление

Сказка!

ТРИ БОГАТЫРЯ

ЭГРЫ И ТУГРЫ

ГОРЮЧИЙ КАМЕНЬ

ХУСНОБАД

СЕГОДНЯШНИЙ ГНЕВ ОСТАВЬ НА ЗАВТРА

ТАХИР И ЗУХРА

БАТРАК И БАЙ

ФАРХАД И ШИРИН

РОГАТЫЙ ИСКАНДЕР

«БЕЙ, ДУБИНКА!»

ГЮЛИ

УМ И ЗОЛОТО

ЖЕСТОКИЙ ШАХ

КУВШИН-СИЛАЧ

СТРАНА СУСАМБИЛЬ

ВЕТЕР И СОН

ДОЧЬ ДРОВОСЕКА

КАШМИРСКИЙ ВОЛШЕБНИК

МУКБИЛ-МЕТАТЕЛЬ

ХИТРАЯ ПЕРЕПЕЛКА

НЕГРАМОТНЫЙ ПРЕДСКАЗАТЕЛЬ

ДОЧКА-УМНИЦА

ТУЛЬГАНОЙ (Сказка-быль)

БАЙ И КАЗИЙ

КОШКА СО СВЕТИЛЬНИКОМ

БЕДНЯК И ХАН

ЛИСА И ВОЛК

В ТРЕХ НЕПРАВДАХ ПО СОРОК НЕБЫЛИЦ

ЗУМРАД И КИММАТ

ЗАВЕТЫ ОТЦА

ВОЗДУШНЫЙ ДВОРЕЦ

СОКИ-СКРЯГА И БОКИ-СКРЯГА

СМЕЛЫЕ ДЖИГИТЫ

МАЛЬЧИК С ГОРОШИНКУ

МЕДВЕДЬ-БОГАТЫРЬ

СЛУЖАНКА

ДОЧЬ БЕДНЯКА

ДИТЯ-ЦАРЬ

СЛАДКОГОЛОСЫЙ СОЛОВЕЙ

НАСЫР ПЛЕШИВЫЙ

УДИВИТЕЛЬНЫЙ КОВЕР

ПРИКЛЮЧЕНИЯ МАМАТА

ВОЛШЕБНЫЙ ЦВЕТОК ГУЛИРАЙХОН

«РЕП-РЕП»

САПОЖНИК И ШАХ

ГДЕ ЖЕ СПРАВЕДЛИВОСТЬ? Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg