«Радужная капелька»

Город выбрался уже из подтаявших грязных сугробов, по асфальту вовсю бежали мутные, но веселые ручьи, сливаясь в большие лужи, и весь мусор, что прятала зима под снегом, сейчас вылез на белый свет. В общем, город был проснувшимся, но еще не прибранным — таким обычно город и бывает в начале весны. А на все это с чистого голубого неба лилось ослепительное мартовское солнце.

Но ничего этого Алька не замечала: ни задорных ручейков, ни заманчивых тающих сугробов, она просто тащилась по неопрятному городу, и в душе у нее была грязная лужа.

— И зачем только я выросла? — подумала Алька про себя со злостью.

А ведь она еще помнит то замечательное время, когда бабушка встречала ее из детского сада и, всегда широко улыбаясь, говорила: «Солнышко мое пришло!». И приветливо расставляла руки — и Алька с радостью кидалась в бабушкины объятия.

А вот сегодня утром бабушка выставила ее за дверь и даже не поинтересовалась, успело ли ее солнышко выпить чаю. Только холодно сказала: «Иди! А то, чего доброго, в школу опоздаешь!».

А ведь это по вине своих родичей Алька сегодня не выспалась. Вчера, когда они вечером сели ужинать, мама с раздражением бросила папе:

— Зарплату принес? Или ты вообще разучился ее приносить?

— Я что: виноват, что на фирме опять задержали зарплату? Я и так только на вас троих и ишачу, и все как в прорву, и вы еще и недовольны! — гаркнул папа и, зло хлопнув дверью, выбежал из квартиры.

— А я как кручусь, вас всех обслуживая? То магазин, то стирка, то уборка, целый день как белка в колесе, носишься по этим базарам, чтобы хоть куски получше в дом принести! И никакой благодарности! — заорала мама и почему-то с негодованием посмотрела на бабушку.

— Ну, я пока еще сама себе на жизнь зарабатываю и, если надо будет, смогу каких работничков, как вы, еще полдюжины прокормить! — крикнула бабушка маме в лицо.

— Марш в постель, чего уставилась? — повернувшись к Альке, цыкнула мама, замахала на Альку руками, и та опрометью ринулась в свою комнату.

Там она быстро разделась, юркнула в постель и зарылась в подушку, зажимая уши до судорог в руках, — так, что яростные крики на кухне превратились в сплошной гул.