«Такие трудные чудеса»

Такие трудные чудеса (fb2) - Такие трудные чудеса 2847K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Константинович Гончаров

Владимир Гончаров Такие трудные чудеса

Батарейка

Димка Симаков, он же Димон или Симак, как его называли друзья и одноклассники в школе и во дворе, в этот воскресный вечер опять был не в духе. Почему опять? Да потому, что во время учебного года настроение у него портилось по мере приближения к вечеру каждого воскресенья. «А от чего?» – спросите вы. «Да сразу по нескольким существенным причинам», – скажу я вам.

Первая из них состояла в том, что завтра утром начиналась новая неделя и изменить это обстоятельство никто (ну, совершенно никто!) не мог. Разве только президент? И то – вряд ли… Следовательно, хочешь не хочешь, нужно будет вставать в половине восьмого утра, чтобы идти в школу.

В общем-то школы Димка не боялся. Учился он неплохо, и с «домашкой» у него все было в порядке. Он сделал ее еще в субботу. Но был Димон отчаянным компьютерным бойцом и мечтал стать чемпионом сетевой игры. А чтобы стать чемпионом нужно что? Правильно! Играть и играть! Тренироваться! Причем тренироваться вместе со своей командой. Ну-ка попробуй влезть в «сетевку» один, без поддержки! Пяти минут не пройдет, как тебя «замочат» недружелюбные «монстры», «маги» или «герои» из какой-нибудь дружной шайки игроков.

Как назло, команда, к которой присоединился Димон, собиралась на игру именно по вечерам в воскресенье. Димка подозревал, что в этой компании были ребята значительно старше его. «Они-то распоряжаются своим временем, как хотят! – предполагал Димка, – вот и выбрали воскресенье… Им-то что! Они – большие… А я? Третьеклашка несчастный! За меня родители все решают. Ну когда же я, наконец, вырасту?!»

Дело было понятное. Димкиным папе с мамой вообще не нравилось, когда он засиживался за компьютерными играми больше, чем по часу в день. А тут в воскресенье вечером! Да еще поздно! Накануне учебного дня! Какие папа с мамой перенесут это спокойно, если их сыну только девять лет?

По мере приближения заветного момента начала игры Димкину душу начинало терзать неприятное предвкушение неизбежной тяжелой борьбы за каждую дополнительную минуту, которую ему удастся провести перед монитором компьютера.

– Ну, мам! Ну, еще совсем немножечко! Ну, пап, ну еще чуточку! Ну, вот сейчас, вот еще только этого монстра замочим, и все! Ну, вот, вот, вот, совсем еще немножечко, до следующего уровня осталось!..

Вы представляете? Разве это жизнь? Одни нервы!

Но это еще не все неприятности. Димон в свои девять лет был очень думающим мальчиком и уже умел мысленно заглядывать в недалекое будущее. Он хорошо помнил, что после захватывающих приключений и отчаянно жарких, не на жизнь, а на смерть, схваток в волшебном мире компьютерного Зазеркалья уснуть ему сразу не удастся.

Сначала он будет трудно переживать досаду от того, что ему пришлось-таки выйти из игры в самый решающий момент. Это вот, как нарочно: из всякой интересной затеи, из любого захватывающего дела взрослые всегда умудряются извлечь тебя в самую ответственную, самую главную минуту! Специально, что ли, караулят?!

Вот и опять замрет его стройный, сверкающий серебряными латами крылатый рыцарь… Нет! Это сам Димон замрет, занеся на головой блистающую сталь двуручного меча… Не успеет он обрушить свое великолепное оружие в последнем ударе на пупырчатый панцирь шестирукого чудовища с мощным хвостом, на конце которого мечется во все стороны смертельно опасный шипастый шар… Правда, и монстр беспомощно зависнет на остановившейся картинке…. Никто не может преодолеть могучего заклинания, пущенного в ход по категорическому требованию мамы или папы (не все ли равно!). Это страшное магическое слово – «ВЫХОД»! Димке самому, чуть ли не со слезами на глазах, придется навести на него курсор и нажать правую клавишу мыши…

Ну, и как тут уснуть?! Нет! В Димкином воображении продолжается беспримерная битва светлых героев с силами зла, беспрестанно лезущими из темных пещер и колодцев, атакующими из багровых туч, выбегающими из корявых заколдованных лесов или загадочных развалин… Звенят мечи, гремят алебарды, свистят стрелы, пущенные из луков и хитроумных арбалетов… Идет в ход и боевая магия: слепящие шары сгустков энергии, оживленные мертвецы, волшебные предметы, дающие невидимую защиту… А в темноте комнаты на циферблате электронных часов в это же самое время одна цифра неумолимо сменяется другой, минута уходит за минутой, все дальше удаляясь от полуночи в сторону утра… А сна – нет как нет!

Все это Димон замечательно предвидит и хорошо понимает, что завтра в половине восьмого утра он снова будет вставать с трудом и даже, можно сказать, с мучениями. Глаза как будто склеенные, голова тяжелая, ноги ватные… А еще мама:

– Ну, вот, опять! Что я тебе говорила? Ты посмотри на себя! Как ты в школу пойдешь? Игры эти проклятые всю энергию у тебя отнимают! Я с отцом поговорю – мы этот компьютер от тебя на ключ закроем!

«Насчет энергии, это точно, – признается сам себе Димка, – с энергией по утрам в понедельник у меня совсем плохо».

И еще одну неприятность предвидит Димка. Два первых урока – физкультура. Это, считай, полтора часа на лыжах в лесопарке, который начинается почти сразу за оградой школьного двора. Чтобы там оказаться, достаточно только перейти неширокую дорогу.

С лыжами Димон не дружил. Скажем, бег (если, конечно, на короткую дистанцию) – пожалуйста. На турнике немного поболтаться – тоже нормально. Футбол – с великим удовольствием! Особенно если в защите – там всегда передохнуть можно. А вот лыжи – не-е-е-е… Ноги разъезжаются, а на самом маленьком подъеме назад стреляют… Палки эти еще дурацкие! В глубоком снегу застревают, на плотном накате руки выше головы задирают и вообще мешаются, особенно если упадешь. А по падениям на лыжах Димка был чемпионом. То есть, падал чуть ли не через каждые два шага. От всех этих лыжных мучений он выбивался из сил уже через сто метров. Опять же – пацаны ржут, девчонки хихикают. Полное падение авторитета! А завтра, на сдвоенном уроке в парке, нужно будет проехать аж два километра! Это ж двадцать раз по сто! Да еще на время! Это ведь действительно никакой энергии не хватит. Особенно после предполагавшейся полубессонной ночи.

Вот и воображал Димон, как завтра он будет тащиться, нелепо спотыкаясь и падая, самым последним, и стараться не замечать насмешливых подбадриваний со стороны приятелей: «Давай, Симак! Гони, Симак». Такие мысли могли испортить настроение кому угодно.

* * *

В девять часов вечера Димка зашел в свою комнату, закрыл дверь и устроился поудобнее за монитором компьютера. Пальцы его рук стремительно защелкали по клавишам, а на экране замелькали возникающие и пропадающие окна извещений, которые обещали, что игра вот-вот начнется.

Тут дверь в комнату приоткрылась, и в нее заглянула мама.

– Димка! – решительно сказала, – только до десяти часов! Понял!?

– Понял, понял, мамочка… – механически, как всегда в таких случаях, отозвался Димон, улетая из реальности навстречу красочному компьютерному сну.

* * *

…Перед ним расстилалась бурая с красными отсветами, растрескавшаяся от жара поверхность земли. Низко над головой медленно плыли тяжелые лиловые тучи, в просветах между которыми пробивался пульсирующий багровый свет. Время от времени оттуда в землю ударяли слепящие жгуты бело-голубых молний. Зазеваться и оказаться под таким ударом было очень опасно. Молния, если попадала в цель, сразу отнимала у игрока половину жизненной энергии. Еще удар, и у тебя уже только четверть силы. Еще – и ты легкая добыча для любого самого дохлого монстра или даже для самого слабого игрока из другой команды. Главное – не стоять на месте! Молния обязательно ударит, если слишком долго торчать на одной позиции, слишком долго выжидать или слишком медленно соображать, куда двинуться дальше. Вон, немного позади от Димона, лежит обессиленная и еле дышит Принцесса Нави. Она замечательная воительница! У нее за спиной такие же, как и у Димона, крылья. Они вместе приобрели их на третьем уровне у великого мага Дивэра за целую кучу волшебных кристаллов, захваченных после яростной схватки со злобным шестируким монстром. Нави облачена в латы потрясающей красоты: золоченый нагрудник с острыми гребнями на плечах, ниже – короткая стальная юбка, а на удивительно длинных стройных ногах облегающие, но тоже стальные сапоги выше колен. Нави искусно орудует изящной алебардой, делает своим врагам неотразимые подсечки длиннющими ногами, а еще в совершенстве владеет несколькими магическими техниками. Она может ударить пучком энергии, может на несколько секунд сделаться невидимой и за это время перебежать, например, за спину к противнику, ну и, разумеется, так же, как и Димон, умеет летать с помощью волшебных крыльев…

А вот теперь она лежит! Едва они успели пройти подземный лабиринт и выйти на эту раскаленную равнину, как в Нави угодила молния. Наверное, она просто слишком устала после тяжелого боя в лабиринте, где они вдвоем, прикрывая друг друга, расправились с немыслимым числом злобных орков, их шаманов и двухголовых пещерных медведей. Зазевалась Нави! А получив неожиданный удар молнией, растерялась, замешкалась и «схватила» второй! Хорошо – сообразила, наконец, и прикрыла себя, уже лежащую, мерцающей голубоватой пленкой защитного поля. Это уже лучше, но все равно не выход. Молнии продолжают время от времени бить в неподвижно лежащую Нави, и, в конце концов, пробьют защиту!

– Что же делать? – быстро соображает Димон, – сама она двигаться не может и до какого-нибудь источника, из которого можно пополнить жизненную энергию, не доберется…

Обдумывая положение, Димон время от времени коротко взмахивал крыльями и перелетал с места на место, чтобы самому не попасть под молнию. И правильно делал! Уже пару раз разряд ударял в то место, где он был только мгновение назад.

Метрах в шестидесяти впереди и слева от Димки из растрескавшейся почвы торчит сухое раскоряченное дерево без листвы. На одном из толстых сучьев – обрывок веревки. Внизу – привалившись к стволу – человеческий скелет.

– Неспроста этот скелет! – думает Димон, – что-то там у него виднеется внутри грудной клетки…

Он срывается со своего места, чтобы подойти поближе, и вовремя! Сзади тотчас ударяет разряд. Другой вновь бьет по несчастной Нави. Кокон ее защитного поля становится все тоньше. Еще пара ударов – и конец…

И тут Димка с радостью видит, что не ошибся. Внутри скелета сразу две бутылочки с волшебной жидкостью переливчатого бирюзового цвета. Магический энергетический напиток самой высшей силы! Вот это здорово! Одну – отдать Нави (это поставит ее на ноги!), другую – оставить себе, прозапас…

Однако двигаться к цели нужно осторожно: такие подарки в этой местности просто так в руки не даются…

И тут же из облаков на Димона буквально рушится страшенная чешуйчатая штуковина с перепончатыми крыльями, крокодильей головой, змеиным хвостом и шестью кинжалами вместо когтей на мощных лапах. Но и Димон не лыком шит! Стремительный отскок с переворотом через голову, и уродина, вместо того, чтобы искромсать, искалечить, изорвать в клочья отважного рыцаря, промахивается и с размаху врезается в растрескавшуюся землю. Чудовище встряхивается, ошалело осматривается, и это ему обходится очень дорого. У Димона прекрасная реакция. Свистит разящее лезвие меча, описывая убийственный полукруг… Есть! Попал!!! Но тварь еще жива и пробует подсечь Димкины ноги длинным и тонким, как хлыст, хвостом. Ну, на такую ерунду Димона не возьмешь! И не такие штуки видеть приходилось. Димка прыгает вверх, пропуская опасный хвост под собой, и тут же, слета, наносит второй рубящий удар мечом… Получай, крокозябла несчастная!!!

Чудище уже еле живо, но все еще пытается поразить своего ловкого противника. Оно плюет в Димона ядовитой слюной, способной пройти даже сквозь стальные доспехи. Вот здорово, что Димка не поскупился и еще на втором уровне выложил колдунье из Медного леса целую кучу золотых монет за маленький щит, обшитый кожей дракона!

Припав на одно колено и пригнув голову, Димон выставляет магический щит вперед. Как тебе это?! Ага!!! Ядовитая струя беспомощно ударяется в непреодолимую для нее преграду и бесполезно стекает на землю.

– Ну, теперь тебе конец! – азартно решает Димон. Взмахом крыльев он вздымает себя над огрызающейся тварью и, выставив перед собою меч, с боевым кличем «Йе-ррр-а-а!!!» устремляется на противника, как пикирующий истребитель. Страшный колющий удар завершает отчаянную схватку…

При других обстоятельствах Димка не преминул бы сплясать над поверженным врагом победный танец, но сейчас не до того. Нужно спасать Принцессу Нави. Ей надеяться больше не на кого. Из своих поблизости только он – Димон.

Повесив маленький щит за ременную петлю на левое плечо, Димка в три прыжка достиг сухого дерева и сунул руку в стальной латной перчатке прямо внутрь грудной клетки скелета. Человеческий костяк от этого немедленно рассыпался в пыль. Ну и пусть. Вот они! Две бутылочки с магическим напитком самой могучей силы! Теперь заживем!

Когда Димка повернулся к тому месту, где лежала беспомощная Нави, в нее как раз ударила еще одна молния. Пленка защитного поля вокруг принцессы стала еще более бледной и предупреждающе замерцала. Это означало одно – если она срочно не получит заряд жизненной энергии, то совершенно точно погибнет. И Димка со всех ног бросился к своей спутнице.

Он успел пробежать только половину расстояния, когда прямо перед ним возник зелено-желтый сияющий кокон межпространственного портала. Кокон незамедлительно распался, осыпав землю звездчатыми искрами, и перед Димоном возникли, загородив ему дорогу, два воина. Димка слишком хорошо знал эту парочку, чтобы обрадоваться их появлению. Оба они состояли в шайке Черной Леди, жестоко враждовавшей с командой Бешеного Мушкетера, в которую входили Нави и Димон.

Особенно страшен был Кузнец. В кузнице он, конечно, никогда не работал, а прозвище свое получил оттого, что имел своим главным оружием огромный боевой молот весом, наверное, с целую наковальню. Кузнец стоял наизготовку, держа страшную кувалду, занесенной для удара, и пружинисто покачивался на полусогнутых ногах. Голову детины покрывал рогатый шлем-шишак, могучие плечи и грудь защищала тяжелая кираса с шипастыми отростками. О бронированных штанах и говорить нечего! Крепость, а не штаны! Вот и повоюй с таким. Это тебе не дохлая помесь летучего крокодила со змеюкой… Это – настоящий боец!

Вторым номером у Кузнеца был Пиночет. Почему его так звали, для Димона оставалось загадкой. На свой вкус Димка окрестил бы этого забияку как-нибудь на японский манер, поскольку доспехи и вооружение Пиночета более всего соответствовали облику самурая. Пиночет, конечно, был послабее Кузнеца, но тоже – тот еще фрукт! Отразить удар его длинного и тонкого, слегка изогнутого меча с круглой гардой – ой, как непросто… А еще он прыгает, как сумасшедшая блоха, и при этом страшно лупит своих противников крепкими кривыми ногами, обутыми в кольчужные сапоги с ножами вместо шпор. То еще удовольствие, скажу я вам!

Димону уже приходилось участвовать в общих свалках с шайкой Черной Леди. Стенка на стенку, так сказать. И показал он себя в этих побоищах, можете поверить, очень полезным бойцом. Но тогда, находясь между своими, Димка всегда знал, что в трудный момент на помощь ему придут товарищи. Больше того, в случае получения в бою серьезного повреждения, всегда оставалась возможность на время отойти за спины отважных друзей, чтобы поправить здоровье: хлебнуть какого-нибудь припасенного целебного зелья или подлечиться у случившегося поблизости знахаря…

А вот сейчас он оказался один против двух врагов, и надежды на помощь практически никакой. Нави еле дышит, а прочие, наверное, застряли где-то в недрах проклятого подземелья и неизвестно, когда оттуда выберутся. Это не говоря уже о том, что кроме той дыры, через которую вылезли на поверхность Димон и принцесса, у лабиринта есть сотня других выходов. Так что кто-то из своих мог оказаться здесь только по чистой случайности, по какому-нибудь чудесному стечению обстоятельств.

Может быть, Димка и подождал бы чуда, но времени для этого совершенно не оставалось. Кузнец с Пиночетом двинулись прямо на него.

Будь Димон сейчас один, он, наверное, предпочел бы благоразумно смыться с поля боя, воспользовавшись единственным оставшимся у него ключом от межпространственного портала. Но за спиной у противников оставалась чуть живая Нави! Бросить ее на верную гибель было недостойно репутации благородного крылатого рыцаря. Никак, ну, совершенно никак невозможно!

Спиной вперед, держа обоих врагов в поле зрения, Димка медленно отступал к сухому дереву. Наставленное на врагов острие верного меча, который он держал в своей правой руке, и хищное лезвие длинного кинжала, стиснутого за рукоятку в левой, – ясно давали понять противнику, что о легкой добыче можно забыть.

Кузнец, хотя и пер прямо на него, но нарываться, однако, не спешил. «Опасается! – отметил про себя Димон. – Уважает! Помнит, как в последней стычке я умудрился засветить ему по кумполу прямо меж рогов! Он тогда еле отмахался своей кувалдой и до времени слинял с поля боя черепушку ремонтировать!…Ах, вот они что задумали!»

Димка заметил, что Пиночет пробует обойти его слева. За спиной хочет оказаться! Расчет понятен: отжать от дерева, которое может дать одинокому бойцу хоть какую-то защиту с тыла. В то же время – видит Димон – как-то неуверенно двигается Пиночет, неловко как-то… «Э-э-э! Да ведь ранен он, наверное… – доходит до Димки. – Точно, ранен! Ему бы прыжками вокруг меня надо, а он ковыляет еле-еле… Тоже, небось, энергия почти на нуле… Интересно, кто его так отделал?» Однако рассуждать на такую приятную тему уже некогда. Если только дать этому инвалиду броситься на себя со спины, в то время как фронтальную атаку начнет молотобоец, – совсем туго придется Димке.

Резко, с левой руки, почти без замаха, как это получается только у него, Димон метнул свой кинжал в Пиночета. Тот – молодец! Успел-таки поставить блок и отбить стальное жало латным нарукавником в сторону. Но, зато остановился Пиночет, замешкался со своим обходным маневром! Погоди! Это еще не все. Димка, продолжая пятиться к дереву, свободной левой рукой мгновенно вырвал из-за пояса запасной метательный нож и тоже запустил его в Пиночета. Есть! Попал! В узкое незащищенное место между самурайской панцирной юбкой и защитным наколенником! Совсем остановился наш Пиночет! Отдувается. А Димка уже стоит спиною почти вплотную к толстому стволу дерева. Он поудобнее перехватил меч за рукоятку двумя руками, напружинился и поджидает Кузнеца, готовый в любую секунду сделать атакующий выпад, отразить удар или отскочить в сторону.

Кузнец надвигался на него – здоровенный, как танк «Королевский тигр». Такой Димка видел на картинке в книге по истории, которую читал папа. Остановился этот монстр напротив, вздернул вверх свою адскую колотушку и со страшной скоростью пустил молот косой дугой с правого плеча, метя Димону прямо в голову.

Димка, уходя от удара, не просто наклонился, а тренированно рухнул на одно колено. Тем самым он сохранил устойчивую позицию и, главное, ни на мгновение не потерял противника из виду. Прессуя воздух, молот с шелестом прошел над самым Димкиным шлемом. Кузнеца от этого по инерции занесло влево и развернуло боком. Димка, не раздумывая, как был, прямо с колена сделал резкий колющий выпад мечом. Эх, если бы он стоял на ногах! Тогда атака вышла бы – любо дорого. А так, без должного замаха удар получился недостаточно сильным. Острие меча не смогло пробить кирасу и ушло в сторону, лишь слегка помяв и оцарапав округлый стальной панцирь. Но зато Кузнец убедился, что имеет дело с очень ловким и опасным бойцом. Он явно занервничал и новый свой удар нанес наобум, безо всякой подготовки. Да чего там! Довольно бестолково отмахнулся от Димона своим мегамолотком, как в испуге отмахиваются от басовито жужжащего и грозящего ужалить шершня. Промахнулся, понятное дело! Димка вовремя отскочил в сторону, и удар пришелся по корявому стволу. От страшного удара дерево тряхнуло, будто семибальным землетрясением. Громадный сук, на котором все еще болталась дурацкая веревка, отломился и рухнул прямо на голову молотобойцу! Неожиданный удар надвинул рогатый шлем Кузнецу на глаза, а твердый край железной шапки пребольно долбанул хозяина по переносице. Кузнец совсем ослеп и от наехавшего на глаза шлема, и от страшной боли в переносице, и от ярости, и даже от страха. Он решил, что кто-то напал на него сверху, из засады на дереве, и, не придумав ничего лучшего, стал вслепую, с бешеной скоростью махать молотом во все стороны. Димон оценил этот номер! Зрелище было потрясающее! Кузнец больше всего был похож на застывший в одной точке смерч, по окружности которого в убийственном вихре летал гигантский боевой молот. Прорваться сквозь такую завесу, чтобы нанести удар мечом, нечего было и думать. Зато и большой опасности ослепленная сила из себя в таком виде не представляла. Пусть себе торчит на одном месте!

«Доторчится!» – пришла в голову Димону коварная мысль. И он снова оказался прав. Молнии здесь били без разбору во все, что слишком долго застаивалось в одной точке, будь ты хоть принцесса с крыльями, хоть смерч с кувалдой…

Небо вновь треснуло, и толстенный, переливчатый, бело-голубой жгут молнии впился в отбивающегося от воображаемого противника Кузнеца. Сумасшедшее махание молота немедленно прекратилось, и окончательно оглушенный гигант грохнулся всем своим весом на землю под истерзанным деревом. Нет, он совсем не был мертв, однако, энергии у него, наверное, сразу на четверть поубавилось. А главное, Кузнец на несколько секунд оказался почти совершенно беззащитным. Димке ничего не стоило напасть на него и добить несколькими ударами меча, стяжав себе тем самым славу супергероя.

Он уже был готов броситься вперед, чтобы использовать такой редкий шанс, но тут…

«Мама дорогая!!! Пиночет!!!»

За то время, пока Димон мордовался с Кузнецом, Пиночет успел доковылять до того места, где лежала беспомощная Нави. Хватило бы и двух ударов его японского меча, чтобы окончательно разрушить остатки защитного поля вокруг принцессы. Третий удар мог быть только смертельным.

«Ах, ты шакал!!!» – заорал Димка и, не раздумывая ни секунды, кинулся на выручку боевого товарища. Честь – дороже славы!

Он подлетел к Пиночету, когда тот уже замахнулся, чтобы рубануть последний раз. На пути японского меча оказался доблестный Димкин клинок. Изо всех сил Димка отбил в сторону поперечный удар и заставил Пиночета отскочить в сторону. Надо было бы отогнать его подальше, но Димка помнил, что Нави осталась совсем без сил и защиты. Если она, недвижимая, будет оставаться на месте, в любое следующее мгновение ее судьбу окончательно решит очередная молния. Времени осторожничать не оставалось, и Димон, оставив за спиной приходившего в себя Пиночета, бросился к Нави.

Димка успел передать ей одну из бутылочек с волшебным напитком, когда за спиной у него сверкнуло. Нет! Это была не молния! Это – сияние рубящего японского меча! Димка с ужасом увидел, как под ноги к нему упало одно из собственных его крыльев, и сразу почувствовал потерю значительной части жизненной энергии. Вот теперь трудно придется! И маневра меньше – на одном крыле не больно-то полетаешь – и силы для рывков и ударов поубавилось…

А Пиночет осмелел. Наседает, хотя и сам весь избит. Димка отбивает его прямой выпад и сам наносит рубящий удар сверху. Эх! Скорости не хватило! Пиночет отскакивает назад, и свистящая сталь проносится перед самым его носом, не причиняя вреда. Снова самурайский наскок Пиночета. Теперь японский меч сечет слева направо, Дим он успевает подставить под удар плечо, защищенное висящим на нем маленьким щитом, и снова делает резкий прямой выпад. На этот раз удар достигает цели! Пиночет, пораженный в солнечное сплетение, складывается пополам и начинает, шатаясь, отступать назад. Димка распрямляется, теперь противник в его власти… И тут страшный удар сзади и справа сбивает его с ног. Да не просто сбивает, а отбрасывает в сторону на несколько метров и, одновременно, лишает сознания. Неужели конец?

…Наверное Димка очухивался не так уж и долго, а, оклемавшись, обнаружил себя лежащим все на той же растрескавшейся земле и все под теми же лиловыми тучами с багровыми просветами.

«Так, ну, и что у нас здесь? – соображает Димон, с трудом переходя из лежачего положения в сидячее. – Вон, в нескольких шагах валяется Пиночет. Может быть, уже готов, а может, тяжело ранен. Во всяком случае, не опасен. Тогда, кто же это меня так? Так это же я Кузнеца проворонил! – приходит ему в голову. – Увлекся схваткой с Пиночетом и проворонил! А Кузнец в это время оклемался и накатил мне своей колотушкой! А вот почему не добил?»

К Димке как раз возвращается слух, и он с трудом оборачивается на сильный шум, яростные вскрики и озверелый рев за своей спиной.

Вот теперь все ясно! Пока Димон разбирался с Пиночетом, принцесса выпила чудесное зелье и пришла в полный порядок. Она не успела предупредить Димку о грозившей ему опасности и предотвратить страшный удар Кузнеца, но при первой возможности набросилась на гигинта-молотобойца с такой яростью, что он и думать позабыл о том, чтобы окончательно расправиться с раненным рыцарем.

Треща крыльями, Нави носилась вокруг Кузнеца, будто бешеная, и нападала на него, как казалось, одновременно со всех сторон. Она шпарила его пучками энергии и лупила по рогатой башке своей изящной алебардой. Кузнец с остервенением отбивался от нее, как медведь от злобной пчелы, и все дальше уходил в сторону от Димона…

«Все не так уж плохо!» – к такому выводу пришел Димка, оценив сложившуюся ситуацию. Главное, чтобы теперь, пока он, обессиленный, вынужденно сидит на одном месте, в него не шарахнула бы молния… Нужно срочно хлебнуть волшебного напитка!

«Где тут моя фляжка?» – только и успевает подумать Димка, когда поперек всего неба, страшно пульсируя, загорается магическая надпись «ВЫХОД».

Все замирает. Замирает наполовину вышедшая из облаков ветвистая лапа молнии. Замирает в очередном могучем замахе боевой молот Кузнеца. Замирает ускользающая из-под удара тонкая фигурка Нави. Замирает рука Димона, тянущая из подсумка фляжку с концентратом энергии. И только одна белая стрелка неумолимо движется поперек всей этой картины, чтобы, остановившись на магическом слове, погасить экран…

* * *

Как же не хочется вставать!

Мама разбудила Димку еще пять минут назад, включила свет и вышла из комнаты, а он, хотя и смог сесть на краю кровати, но был не в состоянии заставить себя подняться на ноги. Полный упадок сил! Как будто его и на самом деле оглушили боевым молотом, лишив почти всей жизненной энергии… Электрический свет неприятно резал глаза, а по плечам и спине пробегали противные зябкие мурашки, хотя в комнате было достаточно тепло.

«Это от недосыпа…» – сам себе объяснил Димка. Только от такого понимания ничуть не легче. Он, как был, сидя, натянул себе на плечи, а потом и на голову, одеяло, запахнул его края на груди и, прикрыв глаза, замер, пригревшись в уютном кульке. Хорошо-то как!

– Димка, поросенок маленький! – услышал он сердитый мамин голос сквозь начинающий наваливаться на него сон, – вставай немедленно! Опоздаешь!

– Ну, ма-а-ам! – заныл он в ответ. – Ну еще немно-о-ожечко! Чуть-чуть еще! Так спа-а-ать хочется!

Но мама неумолима.

– Сам виноват! Сколько раз я тебе вчера… Нет! Скорее, уже сегодня говорила: «Кончай игру! Кончай игру!» А ты? Если бы я сама все это не прекратила, ты бы, наверное, до сих пор еще играл! Вот и сил у тебя нет никаких! Как тебе еще доказывать, что спать нужно ложиться вовремя!? Вот теперь сам и мучайся! Чтобы через две минуты был в ванной комнате, а через десять – за столом! Понял? И попробуй только мне снова сказать, что завтракать не будешь!

Возразить Димке нечего. Кругом права мама! А о еде, действительно, думать тошно. Как же он завтракать-то будет?

Димка с усилием разлепил глаза, а потом, щурясь на свет и зябко поеживаясь, сделал героическую попытку сбросить с себя одеяло.

Что такое? Что-то мешалось у него в правой руке…

Указательным пальцем другой руки Димка потер глаза, сгоняя стоявшую перед взором мутную пленку, и с изумлением уставился на свою ладонь.

Вот теперь, вроде, все понятно… и ничего не понятно одновременно!

Понятно – что именно мешалось. Оказывается, он, неизвестно с какого времени, мизинцем и безымянным пальцем правой руки прижимает к ладони какую-то маленькую, вроде как стеклянную, бутылочку или фляжечку, наподобие флакончика от духов, каких полно у мамы в спальне на туалетном столике. Поэтому-то и свободными для всякого там хватания у него оставались только три пальца: большой, указательный и средний. Вот и было неудобно… Но, что за фляжечка?

«Как это я умудрился прихватить мамины духи? – перво-наперво предположил Димка. – А, главное, зачем?!»

Наконец, он полностью разжал пальцы и пригляделся к флакончику. Было видно, как внутри у него миниатюрными, как бы живыми вихрями переливается нежно светящаяся бирюзовая жидкость.

«Ничего себе!» – вслух отметил Димка, а про себя заключил: «Нет, на духи это не похоже!»

Чтобы окончательно убедиться в своей правоте, он свинтил с фляжечки маленькую крышечку цилиндрической формы, сделанную, похоже, из какого-то желтого металла, поднес крохотное горлышко к носу и понюхал. Нет! Точно не духи! Ничем не пахнет. Точнее, почти ничем. Если бы у Димки было побольше жизненного опыта, он бы сказал, что так пахнет чистый воздух сразу после грозы… А еще он услышал тихий, но явственно различимый звук, вроде того, что издают лопающиеся пузырьки в стакане с газированной водой…

А дальше началась вовсе чертовщина какая-то!

Димка вдруг обнаружил, что фляжечка стала быстро набухать, будто ее надували изнутри, и очень скоро превратилась уже в довольно приличную, граммов так на двести, фляжку. Светящиеся бирюзовые вихри за ее прозрачными стенками просто завораживали!

И вот тут Димка, наконец, сообразил: «Да это же то самое волшебное зелье, которое не успел выпить раненный крылатый рыцарь! Именно эта фляжка осталась у него в руке, когда мама отобрала у меня мышь и остановила игру!»

Поверить в это было невозможно, но зато проверить казалось легче легкого: всего и дел-то – взять да выпить!

На какое-то мгновение Димке вспомнилась волшебная история, которую он услышал еще около года назад в аудиозаписи. Там одна девочка тоже оказалось в очень странной ситуации и, помнится даже, в «очень странном месте». И был там почти такой же загадочный пузырек с волшебной жидкостью. Только на нем еще и надпись имелась «Выпей меня!». Девочка хорошо знала, что пить из незнакомых пузырьков ничего не следует, но все-таки не удержалась и выпила. И после такое началось!

Димка, может, еще подумал бы немножко, стоит ли делать такие эксперименты над собой, но тут услышал мамины шаги, которые приближались к двери его комнаты. И это были очень сердитые шаги! Будто чертик какой-то подтолкнул Димку под локоть, отчего он решился и быстро поднес горлышко фляжки к губам…

Удивительно, но глотать не пришлось. Все произошло ну точно, как в компьютерной игре: переливчато-светящаяся жидкость мгновенно, неуловимо и без остатка исчезла у него во рту, а опустевшая фляжка беззвучно, как мыльный пузырь, лопнула и рассеялась в воздухе невидимой пылью.

* * *

– Ну!? – грозно спросила мама, – ты еще не в ванной? Уже без десяти восемь! Ты сегодня точно опоздаешь! А если опоздаешь, пощады не будет! Компьютер – под замок! На неделю! Нет! На две!

Когда мама решительно, как бы подводя окончательную черту под сказанным, вышла из комнаты, закрыв за собою дверь, Димка (он же – Димон, он же Симак) вскочил на ноги. Не встал, не поднялся, а именно вскочил. Ему показалось, что тот самый звук лопающихся в газировке пузырьков, который он услышал, открыв фляжечку с бирюзовым напитком, теперь идет откуда-то у него изнутри. И никакого озноба! Очень даже тепло.

Ловко и быстро, как это у него раньше никогда не получалось, Димка заправил свою постель и буквально вылетел из комнаты. Еще мгновение – и он в ванной. Ни разу ему еще не приходилось чистить зубы с таким удовольствием и такой скоростью! Можно было подумать, что у него в руке не обыкновенная, а высокооборотная электрическая зубная щетка. Скок – под душ. Еще скок – из душа! Вшик-вшик-вшик! – обтирает его несущаяся туда-сюда лента полотенца. Фью-ю-ють! – обратно в комнату! Рубашка налезает на Димку, как будто сама, а руки вдеваются в рукава без малейшей заминки. Так! Теперь носки. Странно… Как легко и ровно они сегодня наделись! Р-р-раз! – и он буквально впрыгивает в брюки. Ну, еще немного красоты расческой навести… Все! Можно на кухню! Ой! Есть-то как хочется!

* * *

Мама, обернувшись от плиты, увидела Димку уже сидящим за столом. От неожиданности она даже потрясла головой. Потом взглянула на часы, висевшие на стене, и снова потрясла головой, как будто отгоняя наваждение. Получалось, что с тех пор, как она, разгневанная, вышла из комнаты сына, прошло только три минуты.

Мама недоверчиво оглядела Димку с головы до ног. Полностью одет и даже причесан. Причем все пуговицы у рубашки застегнуты правильно, а не наперекосяк, как это часто случалось раньше. Что-то тут не то!

– А ты умылся?

– Да, мамочка!

– Ой, врешь!

Мама подошла к Димке и понюхала его щеку. От щеки пахло мылом и чистотой. Удивительно!

– А зубы?!

Димка с готовность оскалился. Его зубы сияли, как будто их отполировали на ювелирной фабрике. Еще более странно!

– Может, ты и постель успел убрать?

– Конечно, убрал!

Мама поджала губы и, недоверчиво покачав головой, вышла из кухни. Когда она вернулась, то прежде всего снова посмотрела на часы, а затем, на всякий случай, сняла трубку со стоявшего на рабочем столе телефонного аппарата и набрала «100»…

Сомнений больше не оставалось. На все про все у Димки ушло три или, самое большое, четыре минуты. Невероятно!

На всякий случай мама недоуменно пожала плечами и про себя решила, что она все-таки каким-то образом ошиблась со временем и разбудила сына раньше положенного, а затем увлеклась утренними делами, и ей просто показалось, будто Димка управился со вставанием-умыванием-одеванием-убиранием в столь короткий срок. Такое объяснение казалось больше похожим на правду, чем поразительный факт сверхскоростных сборов.

Но домашние чудеса на этом еще не закончились.

По обыкновению наступало самое время для скучной войны, которая всегда возникала между мамой и Димкой, если он, невыспавшийся и поэтому вялый и заторможенный, садился за стол, чтобы съесть приготовленный для него завтрак.

В таких случаях Димон с тоской смотрел в тарелку с какой-нибудь там овсяной кашей или даже на исходящую паром свеже-сваренную сосиску и канючил:

– Ма-а-ам… Ну, можно я не бу-у-ду? Ну, совсем не хочу есть… На что мама, которая, разумеется, очень переживала за здоровье сына, неизменно отвечала:

– А я тебе говорю, ешь! Ты что, желудок испортить хочешь? Язву нажить?

Димка уныло ковырял ложкой в тарелке с кашей или с отвращением пробовал откусить от сосиски… В итоге, как правило, дело заканчивалось боевой ничьей, а именно: мама не позволяла сыну уйти в школу совсем с пустым желудком, а Димка съедал не более половины положенной ему порции…

Сегодня все было по-иному.

Димка в полминуты уплел тарелку овсянки на молоке, вареное всмятку яйцо, бутерброд с докторской колбасой, выпил бутылочку йогурта и, буквально подпрыгивая на табуретке от нетерпения, попросил добавки.

Мама даже испугалась.

– Сыночка, мне, конечно, не жалко, но ты не объешься? И не спеши так, ради бога! Подавишься…

Когда Димка, расправившись со второй тарелкой каши и дополнительным бутербродом, уже одетый стоял у выходной двери с ранцем за плечами и лыжами в руке, часы показывали еще только одну минуту девятого. Путешествие до школы могло занять от силы семь минут, а Димон готов был рвануть вперед, как мотогонщик в финальном заезде.

– До начала уроков еще полно времени. Зачем ты так спешишь? – немного растерянно спросила мама, удивляясь сама себе. Она ведь хорошо помнила, что чуть больше десяти минут назад говорила сыну совершенно противоположное. Нет! Положительно, она никак не могла себе объяснить все эти утренние чудеса!

* * *

Димка вылетел на этажную площадку и тут же влепил палец в кнопку вызова лифта.

По утреннему времени этот вид транспорта в подъезде пользовался большой популярностью. Где-то там, в шахте, что-то погромыхивало, то и дело доносилось приглушенное завывание включающихся электрических двигателей, но ни один из лифтов прибывать на Димкин девятый этаж не спешил. Между тем энергия просто переполняла Димона, не давая ему оставаться на одном месте ни минуты. Подхватив поудобнее лыжи, он ринулся вниз по лестнице…

На автомобильной стоянке напротив подъезда в ущелье между двумя огромными сугробами, наваленными старательными дворниками, как всегда маялся со своим стареньким «Опелем» дядя Боря. Каждую зиму, если температура опускалась ниже десяти градусов мороза, у него начинались проблемы с аккумулятором. Аккумулятор тоже был стареньким, энергия из него уходила быстро, и ее никогда не хватало, чтобы холодным утром прокрутить двигатель.

Как назло, «прикурить», то есть завести автомашину с помощью специальных толстых проводов от другого, уже заведенного автомобиля, тоже не получалось. Из знакомых автомобилистов вокруг никого не было, а незнакомые – проезжали мимо, не останавливаясь. Наверное, очень спешили. Дядя Боря тосковал, стоя рядом со своим замороженным автомобилем, держа в руке два провода, синий и красный, уже присоединенные к клеммам мертвого аккумулятора под откинутой крышкой капота.

Димка приостановился в своем неуемном движении.

– Здравствуйте, дядя Боря! Что, не заводится?

– Да вот, Димка, понимаешь, никак… Аккумулятор видишь… – и дядя Боря постучал пружинным зажимом, укрепленным на красном проводе, о такой же зажим – на синем. Даже подобия искорки не проскочило между ними.

Дядя Боря положил безжизненные провода на край моторного отделения, а сам отошел на несколько метров от машины и стал на краю проезда, спиною к Димке, в надежде остановить какого-нибудь сердобольного водителя.

Тут у Димона возникла сумасшедшая мысль. Точнее, она могла бы показаться сумасшедшей, если бы сегодня утром с ним не произошло никаких необычных вещей. А вот с учетом того, что уже успело случиться, можно было рассчитывать на продолжение чудес.

Димка аккуратно положил свои лыжи на сугроб, а сам, не упуская из виду печальную спину дяди Бори, потянулся к проводам «прикуривателя».

Как только он взял в одну руку зажим красного провода, а в другую – синего, по всему его телу пробежала легкая, теплая какая-то дрожь, а в ушах раздался тот самый звук лопающихся в газированной воде пузырьков. Так продолжалось совсем немного времени, секунд, наверное, десять, а может, и того меньше. Дядя Боря за это время успел только переступить с ноги на ногу и потереть застывшие на морозе уши. Дрожь в Димкином теле прошла, и пузырьки лопаться тоже перестали. Димка перехватил зажимы за изолированные ручки и быстро стукнул одним об другой…

Раздалось короткое яростное шипение, и между зажимами проскочила сильная искра!

Дядя Боря, услышав этот звук, аж подпрыгнул на месте. Он обернулся и увидел Димку, держащего в руках провода. Перед лицом мальчика всплывал вверх легкий сизоватый дымок.

– Что это?! Как это!? Откуда?! – только и смог выговорить он, выхватывая из Димкиных рук зажимы. Дядя Боря с изумлением оглядел их, а затем, со странным выражением глянув на стоявшего рядом мальчика, осторожно прикоснулся одним к другому… Снова шарахнула могучая искра!

Ошалевший от радости Дядя Боря сорвал провода с клемм аккумулятора и кинулся в машину. Он поставил ноги на педали и повернул ключ зажигания… Мотор взревел!

Когда обрадованный дядя Боря вылез из машины, первым его желанием было спросить у Димки: «Послушай, парень, что ты там сделал?» Но того уже и след простыл.

Димка вприпрыжку несся к школе и не замечал, что каждый уличный фонарь, мимо которого ему приходилось пробегать, непонятным образом вспыхивал и снова гас, лишь только он отдалялся на приличное расстояние…

* * *

На краю лесопарка у начала лыжни стояли только мальчишки, всего двенадцать человек. Девочки остались заниматься в школьном спортивном зале гимнастикой: всякие там «ласточки», «шпагатики» да «березки». А лыжи в лесу, да на морозе – удел настоящих мужчин.

– Так, ребята! Бежим два километра! – бодро напомнил классу учитель физкультуры Илья Романович.

– У-у-у-у! – ответил класс, то ли восторженно, то ли опасливо.

– Вот вам и «у»! – ответил на это преподаватель. – Или кто-то хочет сказать, что я не предупреждал на прошлом уроке?

– А мы успеем? – спросил всегда сомневавшийся во всем Женька Климов.

– Тренированный спортсмен пробежит эту дистанцию минут за пять или семь, а у вас целый час! – сообщил Илья Романович, – даже пешком за это время человек проходит спокойным шагом четыре километра. А у нас всего два! Да еще на лыжах. Вот и считайте! Задачка по арифметике на деление для второго класса.

– Ну, так то пешком! – вставился со своим комментарием Толян Басов, у которого, кстати, с лыжной подготовкой было лучше всех. – А с лыжами-то, вон, Симак, часа два будет ковылять!

Илья Романович с грустью посмотрел на Димку, но все же поспешил унять Толяна:

– А ты, Басов, не ехидничай! Мало ли, у кого и что может не получаться. Научится! И еще! Показавший лучшее время на сегодняшней дистанции поедет на районные соревнования!

– Й-й-ес! – вскричал Толян и заранее победно потряс в воздухе лыжами, которые пока еще держал в руках. Он точно знал, что конкурентов в классе по этой части у него нет.

– Так, – закончил свое вступление Илья Романович, – надеваем лыжи и выходим на старт! Энергичнее! Энергичнее, ребята! – и он трижды хлопнул в ладоши, как бы подгоняя замешкавшихся.

У начала лыжни Илья Романович с удивлением обнаружил стоявшего первым Димку. Тот явно рвался в бой и даже, упершись в слежавшийся снег палками, слегка подпрыгивал на лыжах. Это было совершенно необычно, поскольку на прошлых уроках по лыжной подготовке ученик Дмитрий Симаков использовал все возможные уловки, чтобы под каким-нибудь предлогом избежать участия в забегах.

Перед Ильей Романовичем в полный рост встала педагогическая проблема. С одной стороны, пробудившийся у мальчика спортивный азарт и желание участвовать в соревновании было бы хорошо как-то поощрить, с другой, – если дать ученику Дмитрию Симакову возглавить гонку, могла выйти скверная штука. Зная, как Димка владеет техникой бега на лыжах, Илья Романович не без основания предполагал, что мальчишка первый раз рухнет на лыжню не далее десяти метров от начала дистанции, чем, несомненно, затормозит общий старт, а главное, вызовет массу ехидных насмешек со стороны своих же приятелей. Дети по малолетству своему, знаете ли, бывают очень безжалостными к чужим недостаткам и промахам. Весь педагогический опыт Ильи Романовича говорил, что такого допустить нельзя!

Учитель положил руку на плечо дрожавшему от нетерпения Димке и тихо, чтобы никто из ребят не слышал, сказал ему со всей мягкостью и убедительностью, на которую был способен:

– Вот что, Дима… Давай-ка мы пропустим всех ребят вперед и побежим с тобою последними. Я хочу индивидуально последить за твоей техникой и, может быть, подсказать тебе что-нибудь полезное. Хорошо?

Димка хотя и продолжал, стоя на месте, азартно подпрыгивать на лыжах, согласно кивнул.

Тогда Илья Романович, подняв высоко над собою руку с секундомером, громко сказал для всех:

– Ребята! Старт раздельный через каждые пять секунд! И обязательно помните: услышав сзади крик «Лыжню!» каждый обязан уступить дорогу обгоняющему. Все запомнили? Ну, тогда поехали! Первый Басов!…Пошел! Троицкий!…Пошел! Петров!…Пошел! Климов!…Пошел!…

Когда одиннадцатый ученик ушел со старта, а Толян Басов уже давно исчез из виду, заслоненный деревьями лесопарка, настала очередь Димона. Услышав над своим ухом: «Пошел!» – Димка рванул вперед.

Как и предполагал Илья Романович, ученик Дмитрий Симаков, совсем не друживший с лыжной техникой, первый раз грохнулся на лыжню в десяти метрах от старта. Но вот того, что за этим последовало, учитель физкультуры не ожидал никак.

Ведь раньше в таких случаях что происходило? Дыхание у Димки сбивалось, все имевшиеся силы куда-то улетучивались, а всякое желание двигаться вперед пропадало. И начинал ученик Дмитрий Симаков безнадежно медленно копошиться на снегу, путаясь в лыжах и лыжных палках, а снова встать на ноги ему удавалось не ранее, чем с третьей попытки. А встав, он начинал уныло жаловаться, что у него что-то с креплениями, и вообще… нога болит. Затем, подгоняемый учителем и радостными воплями одноклассников: «Давай Симак! Гони Димон!» – он обреченно ковылял дальше, не забывая падать через каждые очередные десять метров… Безнадежный, казалось, случай!

А вот сегодня…

Не успел отъехавший от старта по параллельной лыжне Илья Романович приблизиться к упавшему Димке, как тот вскочил на ноги, будто подброшенный маленьким взрывом, и снова кинулся вперед. Еще пятнадцать метров – и новое падение! А Димке хоть бы что – через мгновение он снова на ногах. К концу первой стометровки ученик Дмитрий Симаков успел упасть и подняться шесть раз! Но самое невероятное, конечно, было не в самих этих падениях и даже не в том, что Димка всякий раз умудрялся вскакивать, как ванька-встанька. Нет! Илья Борисович с изумлением обнаружил, что он сам едва успевает за учеником, демонстрирующим такую странную технику бега. О-о! Что это был за стиль! Такого не сумел показать никто со дня изобретения лыж древними охотниками! Ученик Дмитрий Симаков не катился, не ехал, не скользил по лыжне, – он несся по ней какими-то невероятными прыжками, размахивая явно не нужными ему палками во все стороны и высоко задирая определенно мешавшие ему лыжи. При всем этом ученик Дмитрий Симаков показывал невероятную скорость. Со стороны было похоже, что по лыжне несется полускрытое тучей вздымаемой снежной пыли какое-то фантастическое членистоногое и членисторукое существо.

В начале второй стометровки Димон достал ушедшего со старта одиннадцатым Вальку Сергеева. Илья Романович, опасаясь, что несущийся по лыжне, подобно кувыркающемуся снаряду, ученик Дмитрий Симаков, ненароком повредит концами своих лыж или лыжных палок ученика Валентина Сергеева, сам завопил, что есть мочи: «Лыжню!!!» Валька (он же Валюн, он же – просто Вал) испуганно обернулся и увидел настигающее его сзади эдакое облако снежной пыли, внутри которого, среди мельтешения палок и лыж, смутно угадывались контуры какого-то маленького человека. Валюн, вспомнив про наставление учителя, стремглав шарахнулся в сторону и, не удержавшись, завалился боком под куст.

– С тобой все в порядке? – спросил у него остановившийся на несколько секунд Илья Романович. – Подняться сам сможешь?

– Да-а-а… – протянул ошалевший Валька, и учитель со всей возможной скоростью бросился в погоню за неудержимо уносившимся вперед Димоном.

* * *

…Уже у километровой отметки Димка нагнал легко и технично катившего впереди всех Толяна. Он не смог отказать себе в таком удовольствии и самолично заорал сопернику: «Лыжню!!!»

Толян, вообще-то, был полностью уверен, что никто из одноклассников не сможет его нагнать. А уж услышать за своей спиной требование уступить дорогу – и от кого! от Димона! – он никак не рассчитывал. Ничего не понимая, Толян наддал что было сил. Метров на двести его еще хватило, чтобы удерживать лидерство: все-таки Димка двигался рывками, постоянно падая и вставая. Но вот уже и Илья Романович, скользивший по параллельной лыжне, на ходу крикнул: «Басов! Уступи Симакову дорогу! Ради всего святого!» И Толян уступил. Готовый заплакать от обиды, он продолжал механически двигаться вперед, уже вторым…

Двухкилометровая трасса представляла из себя кольцо, то есть заканчивалась там же, где и начиналась. Метров за сто пятьдесят до финиша на ней имелся короткий, но крутой спуск к замерзшему ручью. Для Димки с его необычным стилем бега на лыжах это был смертельный номер!

У-у-ух! – резко нырнула вниз лыжня, и Димка оказался головой в сугробе, покрывавшем противоположный берег.

Тут Илья Романович удостоился наблюдать буквально цирковой номер. Нечто подобное он раньше видел только по телевизору, когда в передаче «В мире животных» показывали как из-под воды на берег, подобно ракетам, выстреливаются пингвины. Но те выскакивали, спасаясь от хищника. А за учеником Дмитрием Симаковым никто, кроме Толяна, не гнался. Да и тот, если честно, уже смирился со своим невероятным поражением. Тем не менее, Димон взлетел из сугроба на берег ручья, как тот испуганный пингвин! Но вот незадача. Взлететь-то он взлетел, но при этом обнаружилась большая недостача. У правой лыжи отсутствовала, наверное, целая треть, причем, даже не задняя (это было бы еще ничего!), а передняя.

В запале жаркой борьбы Димка даже не огорчился полученному урону, но понял, что двигаться с такой амуницией дальше будет уже совсем невозможно. Что делают в подобных случаях на соревнованиях, он не знал, а вступать по этому вопросу в беседу с Ильей Романовичем было некогда. Поэтому Димон решил действовать по собственному усмотрению.

Или он слышал от кого-то, или видел что-то такое по телевизору: дескать, если, например, у велогонщика в самом конце заезда сломается велосипед, то он может пересечь финишную линию и пешком. Но только со своим велосипедом в руках!

Недолго думая, Димка расстегнул крепления, сорвал с ног бесполезные лыжи, сунул их вместе с палками, как вязанку хвороста, под мышку и двинулся дальше по лыжне бегом. Где-то утрамбованный снег держал бегуна, а где-то проваливался под ногой, и позади Димона оставалась беспорядочная цепочка неаккуратных дыр, пробитых в лыжне…

– Все!!! Хватит!! Сто-о-ой!!! – это кричал ему с тренерской лыжни чуть ли не в самое ухо Илья Романович.

Но финиш был так близко! Метров восемьдесят всего… И Димка продолжал свой беспримерный забег.

– С лыжни! С лыжни уйди! Всю поломаешь! – продолжал взывать к нему Илья Романович, уже успевший понять, что спортивный порыв ученика Дмитрия Симакова может остановить только финиш.

Димка внял отчаянному призыву учителя и соскочил на целину.

Бежать по рыхлому глубокому снегу – это, я вам скажу, еще то удовольствие! Это только здоровому коню под силу, если не очень долго, конечно. Но волшебный напиток еще действовал!

Увидев, что произошло с его конкурентом, Толян Басов тоже вложил все свои силы в рывок к финишу. Вряд ли кто-нибудь, кроме Димки, хлебнувшего в то утро из чудесной фляжки, был способен двигаться с такой скоростью чуть ли не по пояс в снегу, Но не нужно забывать, что Толян-то в это же самое время легко скользил по лыжне! Он все настигал и настигал Димона, боровшегося со страшным сопротивлением глубокого рыхлого снега.

Вот уже только сорок метров до финиша! А Толян в пяти метрах сзади… Вот осталось двадцать! А Толян отстает всего на полкорпуса… Вот десять метров! И они сравнялись! Оба делают последний рывок… и пересекают финиш совершенно одновременно!

Толяна было просто жалко. Выложился парень. Он без сил упал за финишной чертой прямо на снег. Илья Романович тут же подъехал к нему, поднял на ноги, а Толян стоял согнувшись пополам, поддерживаемый учителем, и все никак не мог отдышаться…

А Димон? Димка тоже вдруг почувствовал, как на него навалилась усталость. Не сказать, чтобы смертельная, как пишут в книжках, но и не маленькая. Ноги гудели, руки ломило, а сердце колотилось аж где-то у самого горла.

«Все! Кончилась батарейка!» – понял Димка и без особой надежды огляделся вокруг. Сухая береза с частично облетевшей корой рядом была. И даже оборванная веревка на толстенном суке имелась – летом там была «тарзанка». Но вот какого-нибудь самого завалящего скелета, у которого можно было бы разжиться пузырьком с волшебным концентратом энергии, под деревом не имелось. Зато там стояла расчищенная от снега скамейка, на которую Димка и уселся. Туда же Илья Романович посадил обессилевшего Толяна, которого даже накрыл собственной пуховой курткой.

Постепенно стали подъезжать закончившие дистанцию остальные ребята. Каждый из них считал своим долгом подойти к Димону и выразить свое восхищение.

– Ну, ты, Симак, дал!

– Молоток, Димон! Во, вжарил!

– Ты что, и Толяна достал? Классно!

– Илья Романович! А на районные кто поедет? Димон?

* * *

Когда они вернулись в спортивный зал, переоделись и отдышались, до конца сдвоенного урока оставалось еще пять минут.

Илья Романович позвал Димку и Толика к себе в кабинет.

– Вот что, ребята. Давайте разберемся, чтобы без обид. Хорошо? – начал учитель. – Ты, Дима, можешь мне сказать, что это такое с тобою сегодня было?

Димка пожал плечами и неуверенно произнес:

– Не знаю, Илья Романович, нашло что-то такое…

Ну, в самом деле, не мог же он сказать: «Да ничего особенного! Я просто выпил волшебного напитка из компьютерной игры…» Уж тогда его точно в медпункт отправили бы, температуру мерить…

– В общем-то, – продолжил Илья Романович, – если бы у тебя лыжа не сломалась, ты бы, конечно, первым пришел. И надо вроде как тебя на районные соревнования посылать… Как сам-то считаешь?

Димка подумал, что вряд ли ему во всякое утро или по специальному заказу будут доставаться фляжки с волшебным зельем. Подведет он, пожалуй, на соревнованиях родную школу. «Да и вообще, – продолжал рассуждать Димон про себя, – нечестно это как-то – побеждать с помощью волшебных штучек. В игре – можно. А в жизни – нечестно. Толян, он хоть и задавака порядочный, но ведь действительно – тренируется, старается… Вроде как заслужил, а тут я с волшебством этим дурацким…»

– Не, Илья Романович, – сказал он вслух, – не нужно меня на соревнования. Это у меня сегодня так… Случайность, в общем. А потом, там же надо каким-то стилем определенным бежать, да? Классикой, там, или коньком, так ведь?

– Так, – коротко отозвался Илья Романович. – Именно классикой!

– А у меня со стилем не очень, да?

– Стиль у тебя, по правде сказать, ни под какие каноны не попадает, – подтвердил Илья Романович. – Слишком оригинальный. Могут и победу не засчитать.

– Ну вот, пусть Толян и едет! – с облегчением выдохнул Димка. – У него и стиль, и все такое… А я как-нибудь в другой раз. Когда технику подтяну…

– Ну, молодые люди, – подытожил Илья Романович, – мне кажется, мы пришли к правильному и справедливому решению! Так?

Когда они вышли от учителя, Толян, немного нерешительно посопев носом, как взрослый протянул Димке руку и серьезно так, с чувством сказал:

– Ваще, ты, Димон, мужик! Правда!

– Да ла-а-адно… Все нормалек! – ответил Димка, принимая рукопожатие.

* * *

До конца занятий в классе только и разговоров было, что о Димкином спортивном подвиге и о том, как он правильно сделал, что уступил место на соревнованиях Толяну.

Оказалось, что уступить – это иногда лучше, чем победить. Даже самая красивая, на Димкин взгляд, девочка в классе – Катя Стрельцова – чем-то похожая на Принцессу Нави, впервые посмотрела в его сторону с какой-то серьезной и уважительной заинтересованностью. Неизвестно почему, Димону это было особенно приятно.

Никаких чудес больше в этот день не произошло.

Когда Димка возвращался домой, фонари уже не салютовали ему, зажигая и гася свои лампы. Правда, у подъезда стоял старенький «Опель», а рядом с ним дядя Боря, только что вернувшийся из какой-то деловой поездки по городу.

– Димка! – обрадованно воскликнул он. – Слушай! Ну и счастливая же у тебя рука! Аккумулятор-то вдруг стал работать, как новый! Ни разу больше не заикался! Представляешь? Ты домой? Ну, правильно! Привет родителям!

Вечером, когда все собрались за ужином, папа поинтересовался у мамы:

– Ну, как наш полуночник? Не проспал сегодня школу?

– Да, нет, – ответила мама, – наш сын меня с утра вообще поразил. Был энергичен и организован, как никогда. Даже позавтракал как надо. Ты же знаешь, какие у нас обычно с этим проблемы.

– А как дела в школе? – обратился папа к Димке, – у тебя же сегодня твои любимые лыжи, кажется, были? Пережил?

– Ничего, пап, пережил… Только лыжу вот сломал.

– Хорошо, что не ногу! – успокоил папа. – А лыжи новые купим.

– Пап, а пап! А давай в субботу или в воскресенье вместе сходим, покатаемся. Ты меня поучишь, а то у меня техника хромает…

* * *

Все было так хорошо, спокойно и обыденно, что Димке пришла в голову мысль: «А не выдумал ли я всю эту историю? Ведь, если честно, быть такого не может!»

По дороге в ванную, перед тем, как отправиться спать, он позвал:

– Пап, а пап!

– Я здесь, Дима! – откликнулся папа из гостиной. – Что ты хочешь?

– А можно из компьютера что-нибудь наружу вытащить?

– Хм! Конечно, можно! Все можно вытащить, и жесткий диск, и процессор… вообще все… Только коробку оставить.

– Да нет! Ты не понял, я не о том!

– Так, о чем же тогда?

– Ну, вот из игры, например?

– Прости, Димка, опять я тебя не понимаю. Как это – из игры вытащить?

– Ну, вот, например, если в игре есть какой-нибудь предмет… меч, там… или фляжка с волшебным зельем… или еще что… Могут они здесь, по эту сторону экрана, оказаться?

– О, господи! А я-то никак не пойму! Сынуля, мой дорогой! Тебе уже скоро десять! Ты сам мне еще год назад заявил, что Дед Мороз – это сказка для маленьких детей! И вдруг, на тебе! Волшебный напиток из компьютерной игры ему подавай! Невозможно! Конечно же, совершенно невозможно…

* * *

«Точно! Все это я сам себе и выдумал. Вроде сна, что ли…» – обдумав в ванной комнате папины слова, окончательно решил Димка.

Тщательно вычистив на ночь зубы, он прошел к себе в спальню. Мама к этому времени уже сняла с Димкиной постели покрывало и аккуратно повесила его на спинке стула.

Спать хотелось страшно! Во-первых, Димка, совсем не выспался прошлой ночью, а, во-вторых, – он здорово напрягся на уроке физкультуры, и мышцы на руках и ногах у него гудели, настоятельно требуя расслабления и отдыха.

Он выключил свет, откинул одеяло и с наслаждением нырнул в постель. Димка готов был немедленно заснуть, но почувствовал, как у него под боком что-то неприятно мешается. В темноте, пошарив рукою по простыне, он нащупал под собою какой-то маленький твердый предмет. Что бы это могло быть? Посмотреть что ли? Так ведь это нужно вылезать из теплой постели, включать свет… А ну его, потом разберусь! И Димка в темноте запустил этой штуковиной наугад, куда-то под стол…

Наутро он и не вспомнил об этом незначительном происшествии.

А днем, подметая в комнате сына, мама замела на совок что-то маленькое и блестящее. «Может, деталька какая, нужная?» – подумала она и поднесла найденный предмет поближе к глазам. Это была крохотная цилиндрическая крышечка из желтого металла, свинченная, похоже, с какого-то маленького флакончика, вроде как от духов. Мама на всякий случай прошла к себе в спальню и проверила свою парфюмерию. Все крышечки и колпачки оказались на своих местах. «Нет! Совсем никому не нужная штука!» – заключила она и решительно отправила бесполезный предмет в мусорное ведро.

Дедушка

Дмитрий Сергеевич Симаков – это Димкин дед. Собственно, родители назвали Димку – Димкой именно в его честь. Сам же Димка, также известный среди товарищей и приятелей как Димон или Симак, сколько себя помнил, именовал Дмитрия Сергеевича – «дедой». Иногда на Димку вдруг накатывал приступ безотчетной родственной нежности, и тогда он мог назвать «деду» – «дедулечкой». А если к этому примешивалось еще и чувство благодарности, например, при получении какого-нибудь особо желанного подарка, то «деда» мог превратиться даже в «дедунечку»…

Ну, например: «Привет, деда!» – или: «До свидания, деда!» – или вот так: «Как же я тебя люблю, дедулечка!» – ну и, наконец: «Дедунечка-а-а!!! Спасибо-о-о!!!»

Дед у Димки был не вредный. Не надоедал с нравоучениями, а если ему что-то не нравилось в поведении внука, он просто говорил: «Послушай, мой дорогой! Вот это мне очень не нравится! Эти фокусы ты без меня показывай, ладно?» При этом у него не возбранялось спросить что-нибудь вроде: «Деда! А почему так нельзя? Чего такого-то я сделал?» Тогда Дмитрий Сергеевич мог пуститься и в объяснения, но при этом рассуждал не в общем, а обязательно откапывал в собственной прошлой детской, юношеской или даже взрослой жизни какой-нибудь подходящий эпизод и на его примере объяснял, почему он, Дмитрий Сергеевич, в сходной ситуации считал самого себя сильно не правым. Точнее, дед выражался более определенно: «Представляешь, Димка, какой я был тогда дурак!» После таких историй Димка тоже начинал как-то по-другому смотреть на некоторые свои шалости, и они переставали казаться ему очень уж остроумными, забавными и безобидными…

Нет! Не вредный, а иногда даже очень полезный был у Димки дед! Например, он мог помочь решить сложную задачку по математике или с ходу, не залезая в словарь, объяснить значение какого-нибудь нового для Димки непонятного слова. А еще с его помощью можно было утрясать и вполне мирно разрешать разные недоразумения с родителями. Время от времени такое обязательно случается в любой семье. Родители не всегда способны с первого раза правильно понять поступки своих умных (прямо, как Димка!) детей. Лучшего парламентера, чем Дмитрий Сергеевич, для подобных ситуаций найти было трудно. Дед в таких случаях перво-наперво выслушивал все Димкины сетования на несправедливые, по его мнению, притеснения. Потом он объяснял внуку, в чем именно Димка не вполне прав. Это было, конечно, не очень приятно. Но зато потом Дмитрий Сергеевич проводил какие-то таинственные тихие переговоры с папой, или мамой, или сразу с обоими. Результат, как правило, оказывался один: родители сильно смягчались, и между поколениями в семье на какой-то срок восстанавливалось полное взаимопонимание.

Еще одним замечательным качеством деда было то, что он умел хорошо понимать тонкие намеки. Стоило Димке пуститься в какие-нибудь довольно путаные рассуждения по поводу его тяжелого материального положения в части хронической нехватки карманных денег, как дед проникался серьезностью проблемы и обычно оказывал внуку срочную, тайную и безвозмездную финансовую помощь в разумных, конечно, пределах. Правда, Димка этой возможностью не злоупотреблял. С одной стороны, он был весьма совестливым мальчиком, а, с другой, – дед был вечно занят какими-то своими делами и не так часто, как хотелось бы, появлялся на Димкином горизонте.

Совсем редко случалось, если им вдвоем удавалось отправиться, как это называл дед, «в загул». Слишком много всего для этого должно было совпасть. Вот попробуйте для настоящего «загула» найти полностью свободный день, если, кроме учебы в школе, вы еще дополнительно занимаетесь музыкой, плаванием, танцами, борьбой, рисованием, иностранным языком… А дед тоже не промах: преподает математику в университете, подрабатывает, давая частные уроки студентам, пишет научные статьи, ремонтирует свою старую дачу… А еще ему нужно очень много времени на какую-то загадочную личную жизнь.

У папы, например, как понимает Димка, никакой личной жизни не имеется, потому что у него есть мама. А у деда бабушки нет. Она умерла, когда Димка еще не родился. Вот с тех пор и мучается бедный дед с этой самой личной жизнью…

Короче говоря, не чаще, чем два-три раза в год, выпадал такой счастливый случай, когда деду и внуку удавалось провести целый день вместе. Но зато такой день обязательно становился днем исполнения желаний! Может быть, даже почище, чем день рождения!

В таких случаях они с самого утра садились в дедову «Мазду» и отправлялись, как это называл Дмитрий Сергеевич, «на разграбление захваченного города». Особенно ценным было то, что вся добыча от их совместных налетов на городские сокровища поступала в Димкину пользу.

Судя по всему, дед готовился к подобным экспедициям задолго и тщательно. Он основательно запасался необходимыми ресурсами и поэтому иногда казался Димке всемогущим волшебником.

«Хочу в «Макдональдс!» – пожалуйста!

«Хочу в игровой зал!» – ради Бога!

«Хочу в музей военной техники!» – нет проблем!

«В боулинг!» – с нашим удовольствием!

«Картинг!» – нате!

«Мороженого! Пепси-колы!» – получите!

И так далее…

А еще можно было, как всегда, очень деликатно намекнуть деду на затаившуюся где-то в глубине души внука тоску по поводу какой-нибудь нереализованной и весьма дорогостоящей мечты. Представьте, и она могла сбыться!

В их совместный, трехмесячной уже давности «загул» дед, почти не колеблясь, купил Димке дорогущий смартфон распоследней модели. Правда, «разграбление» города после этого сразу же пришлось прекратить, но, собственно, и не до того уже было. Димке не терпелось поскорее вернуться домой, раскрыть красочную коробку, извлечь из уютных упаковочных гнезд сам подарок и всякие к нему великолепные причиндалы, подключить, попробовать в работе, позвонить с нового устройства приятелям и, как бы между прочим, сообщить им о новом великолепном приобретении… Мобильники, конечно, были у всех ребят, но такая штуковина – только еще у одной девочки в классе!

Мама, к слову сказать, как всегда в таких случаях, сделала деду выговор:

– Дмитрий Сергеевич! Сколько раз я вас просила не баловать его! Вы мне ребенка испортите! Будет теперь ходить и хвастаться!

А дед тоже, как всегда, виновато улыбался, сокрушенно кивал головой и смущенно оправдывался:

– Ну, не знаю, право… Как-то так уж вышло… Не удержался! Себя в детстве, наверное, вспомнил… Иногда так чего-то хотелось! Ну, на разрыв души просто! А он мальчик неглупый. Не будет уж так сильно хвастаться. А? Димка! Не будешь?

Димка в подтверждение дедовых слов, разумеется, яростно мотал головой из стороны в сторону, в том смысле, что: «Не, нет, нет! Конечно, не буду!» – и давал маме какие-то сбивчивые клятвы по этому же поводу.

* * *

Вообще-то, насчет этого самого дедова детства у Димки сложились довольно восторженные представления, рожденные рассказами самого Дмитрия Сергеевича. Это было что-то такое удивительно светлое и беззаботное. Вот, скажем, собственная жизнь на этом фоне представлялась Димке неизмеримо более трудной и сложной.

Посудите сами! В Димкины годы всего-то и дел было у деда, что в школу сходить. А потом – свобода! Никаких тебе дополнительных занятий и никакого тебе постоянного конвоя из мамы, бабушки или няни. Игры у них там во дворе были с удивительными названиями: «отрез земли», «вышибалы», «штандр» какой-то загадочный и еще куча всякого… Человек по двадцать, а то и больше на игру собиралось. И носились они там, как очумелые, до темноты в какие-нибудь «салочки по деревяшкам», прыгали на дальность с качелей, искали в подвалах и на чердаках кем-то спрятанные «секреты». И все это, заметьте, безо всякого присмотра со стороны родителей! Воля, одним словом!

А зимой – снежные крепости! Дед рассказывал, что дворники в те времена нагребали во дворах огромной высоты снежные сугробы. И состояли эти сугробы из чистого снега, потому что машин тогда было совсем мало и снег пачкать было некому. Вот в них-то ребята и устраивали целые укрепрайоны с окопами, блиндажами из картона и тоннелями. А потом – «войнушка»! Такая, что небесам темно! Или еще в царя горы! Это ж какая куча снега нужна, чтобы в царя горы по-хорошему сыграть?!

А летом – лагерь под названием «Звездочка». Там, судя по рассказам деда, тоже было много чего интересного – игра «в индейцев», самодельные луки, восхитительные битвы на подушках в отрядных спальнях, изготовление самодельных корабликов из толстой сосновой коры, гигантский «пионерский костер»… Правда, как догадался Димка по дедовым интонациям, главный кайф состоял в том, чтобы в узкой компании друзей сбежать с территории лагеря через тайный лаз в заборе и провести все свободное время от завтрака до обеда или от полдника до ужина на воле, подальше от вожатых и воспитателей.

Там тебе и нелегальная рыбалка, и тайный, собственноручно построенный в лесу шалаш, и небольшой ласковый костерчик, и стянутый из лагерной столовки хлеб, зажаренный на рябиновых прутиках…

Дед рассказывать умел, и Димка слушал все эти повести с раскрытым ртом. А иногда ему страшно хотелось посмотреть на всю эту удивительную жизнь собственными глазами.

– Деда! – как-то спросил Димка. – А если бы у тебя была машина времени, ты бы хотел вернуться в то время?

Дед задумался.

– Ну, если только ненадолго. На экскурсию. А все «по новой» – не хочу. Вдруг что-то не так сложится? И я не встречу твою бабушку? И у нас не родится сын – твой папа? И у меня не будет такого замечательного внука? Ну ее к лешему, эту машину времени!

* * *

Почему тот разговор вспомнился Димке именно сегодня, он объяснить себе не сумел. Мало ли по какой причине могут придти в голову человека те или иные мысли! Просто компании подходящей в этот день у него не было, никаких интересных занятий не находилось и поэтому оставалось лишь философствовать. А философствовать только начни – такое порою в голову придет! Что там, машина времени!

Ну, крайне неудачно все сложилось в этот день.

Представьте! Середина июня, очень жаркого в этом году. Погода – класс! Каникулы. Дача. И, как назло, в такое время Димка остался без друзей. Колька позавчера перекупался, заболел и теперь сидит дома весь в соплях и под арестом. Севку и Никиту – братьев близнецов родители только сегодня утром забрали из деревни. Они всей семьей отправляются в туристическую поездку по Чехии. Ну и, наконец, Ваську, самого задушевного дружка, тоже увезли на два дня в Москву. Какой-то у него там тур соревнований по шахматам.

Ну и кто в деревне остался? Из Димкиного возраста только штуки три девчонки. Чего с ними делать-то? Ходят за ручки, хихикают, секретничают… Тю-тю-тю… Сю-сю-сю… Скукота! Потом – совсем малышня. С этими еще хуже. Не куличи же с ними из песка лепить? Ну, а другие – совсем большие ребята. «Эти меня сами в компанию не возьмут…» – справедливо подвел печальный баланс Димка.

Эх, был бы папа! Они бы тогда быстро сообразили что-нибудь интересное. Но отпуск у папы только через три недели. Дед? На деда надежды никакой. Он вечно на собственной даче возится и сюда только раза два за все время приезжал.

«Вот, если бы сейчас компьютер!» – отчаянно возмечтал Димка.

Но компьютера тоже не было. Еще перед выездом на дачу мама категорически пресекла всякие даже разговоры на такую тему, чтобы завести там это достижение науки и техники.

– Ни, ни, ни!!! И не думай, и не мысли! Еще летом глаза ломать вздумал! Будешь у меня целыми днями на свежем воздухе. С приятелями своими. Это лучше любого компьютера!

«Если с приятелями, оно, может быть, и лучше… А если вот так, как теперь получилось?» – горестно рассуждал сам с собою Димка.

Можно было бы, конечно, что-нибудь почитать… Вот, скажем, папа постоянно внушал ему в подобных случаях: «Мой дорогой сын! Если, как ты утверждаешь, тебе совершенно нечего делать, сядь и почитай книжку. Ну очень полезно!»

Это, разумеется, совет хороший, но все стоящие книжки, от чтения которых дух захватывало, а воображение уносило в легендарные времена и волшебные страны, как назло, остались дома. Зато мама не забыла привезти сюда, на дачу, то, что Димке в школе задали прочитать на лето. Мама при этом утверждала, что это совершенно замечательные произведения, «настоящая классика», как она выражалась. Димка, в общем-то, доверял маме, – мама ерунды не говорила… Но уже первая из этих книжек про глухонемого дворника из позапрошлого века и его собачку вовсе не вдохновляла. Депрессуха и никакого драйва, как принято выражаться в наше просвещенное время.

Короче, совсем не тянуло затосковавшего Димку на занятие внеклассным чтением.

Выходило так, что, ввиду отпадения всех прочих вариантов, оставалось только одно доступное развлечение, а именно: дедов подарок – смартфон. Это, конечно, не полноценный компьютер, и в «сетевку» с его помощью не сыграешь, тем более что и денег на счете – кот наплакал. Однако кое-какие встроенные игрушки там имеются. Вот только из дома нужно будет уйти. Мама вряд ли будет довольна, – совершенно справедливо рассудил Димка, – если застанет его в каком-нибудь углу, уставившимся в маленький дисплей. Чего доброго опять смартфон отберет и спрячет до времени. Плавали, знаем!

Димка демонстративно показался перед мамой и громко заявил:

– Мама! Я пойду погуляю… тут недалеко где-нибудь…

– А? Ах, да! Конечно! – ответила мама, оторвавшись на секунду от своего любимого пылесоса, с помощью которого ежедневно преследовала совершенно невидимую Димке пыль по всем закоулкам дачного дома.

И Димка отправился в свое любимое укромное местечко.

* * *

Деревенская улица, на которой стояла дача Симаковых, протянулась вдоль невысокого берега реки, который сначала спускался к руслу пологой террасой и только у самой воды круто обрывался вниз не более, чем двухметровой ступенью.

Речка, хотя и называлась Спешихой, довольно неторопливо катила по своему руслу чистую, стеклянной прозрачности воду. Где-то вдалеке она отдавала ее другой, более крупной реке, а еще дальше добавляла свою совсем небольшую, но ценную долю к огромной Волге.

Берег Спешихи почти целиком состоял из толстенного слоя древнего песка, поверх которого умудрился вырасти не слишком высокий, но довольно частый и красивый сосняк. Между рыжими чешуйчатыми стволами раскинулись ковры чистого разноцветного мха, кое-где пробитого короткими темно-зелеными пирамидками можжевельника. В этом светлом береговом лесу постоянно гулял легкий долинный ветер. Он был теплым, приятно припахивал хвоей, а еще чем-то немножко пряным и одновременно сладким. Кроме того, его мягких порывов хватало, чтобы выдувать прочь из этого замечательного места занудных комаров и докучливую мошку. В общем, не хуже, чем в комнате с кондиционированным воздухом. Нет! Наверное, все-таки лучше! Определенно, лучше!

Когда-то давно, в прошлом веке, через этот безмятежный берег прокатилась страшная война. Среди деревьев и сейчас, больше чем через семьдесят лет, можно было разглядеть длинные и извилистые неглубокие выемки – все, что осталось от когда-то вырытых здесь окопов. А были еще большие прямоугольные углубления, указывавшие на места блиндажей, и короткие лучи давно осыпавшихся ходов к пулеметным гнездам… И среди всего этого – множество круглых, беспорядочно разбросанных ям самых разных размеров. Папа говорил, что так выглядят следы бомбежек и артиллерийских обстрелов.

Но все это – очень давно! Сейчас здесь – мир, добрая тишина и спокойная красота.

Дача Симаковых своим фасадом смотрела на улицу, а задняя калитка выходила прямо в этот самый сосновый лес над берегом реки. Этим путем и устремился Димка к своему заветному месту.

Прямо от калитки начиналась очень полого уходившая к речке тропинка, по которой, если бегом, за полминуты можно было добраться до небольшого травянистого пляжа над песчаным береговым откосом. Но сейчас Димка туда не стремился.

Примерно на полпути он резко свернул влево и пошел напрямик через лес, оставляя берег реки по правую руку. Русло в этом месте поворачивало к западу, в сторону от деревни, а невидимая за деревьями деревенская улица как раз заканчивалась, переходя в песчаную лесную дорогу. Удобных мест для купания здесь уже не было, и поэтому даже в самый наплыв дачников сюда мало кто заходил.

Минут через пять или семь Димка вышел в такое место, где сосны подступали к самому речному обрыву. Чуть в глубине, метрах всего в двадцати от берега, находилось небольшое прямоугольное углубление. Может, когда-то здесь была стрелковая ячейка одинокого бойца, а может быть, даже наблюдательный пункт, – уж больно хороший вид открывался на большой заливной луг на противоположном берегу и на зеленую, с вертикальными красновато-рыжими прожилками стволов, стену соснового леса над ним. А может быть, здесь кто-нибудь, когда-нибудь просто копал песок для нехитрых хозяйственных нужд…

Как бы то ни было, ложбинка эта напоминала уютное кресло без ножек, выстланное пушистым моховым одеялом и густо присыпанное длинными, совсем не колючими сосновыми иглами. Валик в головах, по валику справа и слева, а со стороны ног – ничего. Так что, если прилечь на эту естественную лежанку, можно было наслаждаться замечательным видом, открывавшимся за срезом берега.

Димка завалился на нагретую солнцем лесную подстилку так, что ему под плечи как раз попала пружинистая моховая спинка «кресла». Над его головой негромко шумели под легким ветром просторно росшие в этом месте сосны, а с боков и сзади прикрывали от посторонних глаз невысокие и довольно частые заросли можжевельника. Получался эдакий уютный зеленый кабинетик.

Димка сладко потянулся, лениво обвел глазами расстилавшийся перед ним вид, а затем вытянул из кармана джинсов дедов подарок.

– Вот я растяпа! – обругал сам себя Димка, посмотрев на дисплей. Индикатор заряда аккумулятора показывал, что смартфон может «вырубиться» в любую минуту. Это означало – всласть поиграть вряд ли удастся. Только начнешь – и все, «кирдык»!

Нужно было тащиться домой и ставить устройство на зарядку, а страсть, как не хотелось. Лень было, прямо скажем. Да и спешить особо некуда. Пять минут раньше – пять минут позже… Какая разница? И Димка расслабленно откинул голову на моховую подушку, а смартфон положил себе на грудь, прикрыв его ладонью правой руки. Левой рукой, вытянутой вдоль тела, он нащупал какой-то пришедшийся кстати прутик и стал бессмысленно покручивать его в пальцах. Хорошо было, спокойно… Перед его глазами в большом, причудливой формы окне между кронами сосен стояло высокое небо. Там, в голубой высоте, медленно плыло полупрозрачное облако. Оно все время меняло свою форму, вытягивало в разные стороны тощие щупальца и постоянно теряло их вовсе, а те, едва отбежав в сторону, быстро и без следа таяли, растворяясь в огромном воздушном океане. Негромко перекликались птицы, где-то недалеко, но не назойливо, жужжал шмель, солнечные пятна беззвучно перебегали туда-сюда по земле…

На Димку начала наваливаться дремота.

И тут блямкнул сигнал смартфона, означавший поступление какого-то сообщения.

Димка расслаблено поднес дисплей к глазам. Там появилось белое окно с простым черным текстом: «Вы желаете совершить путешествие во времени?». Ниже имелись еще два маленьких окошка – зеленое, в котором стояло «Да», и синее, в котором значилось «Нет».

«Опять реклама какая-нибудь дурацкая», – равнодушно подумал Димка. Не иначе, как от делать нечего, в его голове лениво шевельнулась мысль: «Посмотреть, что ли?»

Не делая никаких лишних движений и не выпуская из руки смартфона, кончиком большого пальца Димка ткнул в зеленое окошко. Все сообщения исчезли, и больше на экране ничего не появлялось.

– Тьфу на вас! – высказался по этому поводу Димка, а затем снова положил руку со смартфоном на грудь и уставился в небо. Дрема становилась неодолимой…

* * *

Он проснулся от того, что озяб. Кроме того, в щеку ему впился какой-то нахальный комар, а еще несколько таких же паразитов омерзительно ныли над самым ухом. «Откуда их принесло столько сразу?» – поинтересовался сам у себя Димка, вставая на слегка затекшие ноги и протирая глаза тыльной стороной ладоней.

Только теперь он заметил, что вокруг стало как-то сумрачно, и перво-наперво решил, что небо затянуло облаками. Димка задрал голову кверху и… не увидел того самого большого, неправильной формы окна между кронами сосен. Сосны были, а окна – не было. Там, над головой, оказался непонятно откуда взявшийся, почти сплошной шатер из ветвей. Именно они, эти почти сомкнувшиеся в вышине ветви, а вовсе не облака, заслоняли от Димки и продолжавшее ярко светить солнце, и остававшееся чистым небо.

Димка широко открытыми глазами огляделся вокруг. Лес был другой! Те же сосны, например, – совсем не те! Вовсе не такие росли в знакомом Димке месте по берегу Спешихи. Вот эти – обступившие его сейчас со всех сторон, заметно крупнее и растут гораздо чаще. Их ровные и прямые, толстенные у основания стволы уносились на какую-то страшенную высоту, а самые нижние ветви начинались, наверное, метрах в пятнадцати над землей. Кроме того, к соснам в изрядном числе были подмешаны такие же огромные березы. Они стремились к солнечному свету наперегонки с хвойными соперниками и поэтому тоже утащили всю свою листву на самую верхотуру. Димка мог наблюдать только их совсем лишенные снизу сучьев могучие черно-белые ноги. Пирамидок можжевельника вокруг и вовсе не наблюдалось. Зато между стволами сосен и берез в изобилии торчали молодые ели. Темно-зеленая еловая хвоя прибавляла лесу еще больше тени. А еще ниже, образуя частый подлесок, рос кустарник. Димка не слишком хорошо разбирался в растениях, но, кажется, это был лесной орех, и еще что-то, с темно-зелеными, почти круглыми листьями и крохотными завязями ягод на маленьких веничках бывших соцветий. Ну, и, наконец, здесь почти не было мха. Зато кругом росла остроконечная трава. Она, склоняясь к земле, упругими дугами образовывала подобие ярко-зеленых глянцево отсвечивающих волн…

В общем-то, надо признаться, Димка немного испугался.

«Как я сюда попал? – снова и снова задавал он себе вопрос, одновременно вертя по сторонам головой. – Где это место? Что-то я не помню такого поблизости от деревни».

Нельзя сказать, чтобы Димка очень хорошо знал окрестности. Ни в одиночку, ни даже в компании с приятелями он никогда не отдалялся от дома более, чем на километр. Но на том небольшом, освоенном им пространстве вокруг деревни подобного места совершенно точно не было.

«Может быть, я сплю и вижу это во сне?» – подумал Димка и приказал себе проснуться. Ничего не выходило. Он плотно зажмуривал и вновь открывал глаза, энергично тряс головой… Безо всякого успеха. Каждый раз он вновь находил себя на том же самом месте, в том же самом, казавшемся ему все более и более мрачным, незнакомом лесу.

«Может, я сильно задумался… шел, шел… да и незаметно для себя забрел сюда? – выдвинул Димка новое предположение. – Может быть, где-то совсем рядом, вот за теми кустами, например, начинается тот самый знакомый прозрачный сосновый лес над Спешихой?» И Димка опрометью бросился в том направлении, которое почему-то внушало ему наибольшую надежду.

Он пробежал, наверное, метров сто, проламываясь прямо сквозь кусты и перескакивая через старые упавшие стволы деревьев, пока не уперся в крутобокий лесной овраг. На той стороне распадка стоял такой же густой сумрачный лес, и ничего хоть немножечко похожего на какое-нибудь знакомое место. Тогда Димка судорожно, не рассуждая уже ни о чем, просто наугад побежал в другую сторону… Остановился…. Все то же! Снова побежал, снова остановился… Никакого толку, только еще больше запутался. Он тяжело дышал, борясь со страшным желанием расплакаться.

В руке что-то пискнуло. Только сейчас Димка сообразил, что он носится по лесу, судорожно стиснув в руке смартфон. Сигнал означал, что заряда батарейки осталось совсем на чуть-чуть.

«Вот дурак! – обругал Димка сам себя. – У меня же такая штука есть! Там же спутниковый навигатор! Он мне сразу покажет, где я нахожусь, и даже подскажет, в какую сторону нужно двигаться!»

Смартфон снова пискнул, и великолепная перспектива быстрого и легкого выхода из сложившейся ситуации резко померкла.

«Пока я буду включать нужное приложение, – сообразил Димка, – пока оно загрузится, пока включится связь со спутником, аккумулятор совсем сядет. Я даже понять, где оказался, не сумею… Вот что! Нужно маме позвонить! У нее телефон всегда с собой! Я успею ей сказать, в какую сторону пошел и что немного заблудился… Она пойдет меня искать. Если нужно, кого-нибудь, на помощь позовет… Будут мне кричать, я на крик и выйду! Точно!»

Димка быстро набрал мамин телефон. Смартфон пискнул и выдал сообщение: «Вы находитесь вне зоны покрытия сети».

«Как вне зоны?! – поразился Димка. – Да быть такого не может!»

Он посмотрел на индикатор сигнала. СЕТИ НЕ БЫЛО! Смартфон последний раз трижды пискнул и окончательно погасил дисплей.

* * *

Вот теперь Димка испугался не понарошку!

Каким-то образом он оказался неизвестно в каком лесу, совершенно один, не имея никакой подсказки о том, в какую сторону следует двигаться, чтобы выйти даже не к своей деревне, а хотя бы просто к людям. Ни тебе завалященькой тропинки, ни просеки какой-нибудь самой паршивенькой, ни человеческих голосов вдалеке, ни собачьего лая из ближайшей деревни… Ни-че-го! Только ровный шум ветра в вершинах деревьев, да изредка – поскрипывание раскачивающихся огромных стволов. Лишь пение птиц пробивалось через этот равнодушный голос леса, да назойливые комары продолжали ныть в самые уши.

Снова очень захотелось расплакаться. Но это было бы вовсе уж негоже для достаточно взрослого молодого человека, каким считал себя Димка.

Он сунул совершенно бесполезный теперь смартфон в карман и яростно растер руками лицо, гоня прочь близкие слезы.

Димка лихорадочно вспоминал, что ему говорил папа по поводу таких вот историй. Ну, не то чтобы прямо вот таких, но, вообще, о сложных ситуациях.

«Перво-наперво, Димка, – не паниковать! Если есть время подумать, значит, нужно мозгами раскинуть, все знания, какие есть, применить. Глядишь, и выход найдется…»

Димка глубоко вздохнул и огляделся. Настолько спокойно, как смог.

Если разобраться, не такой уж страшный да мрачный стоял вокруг лес. В одной стороне между высокими стволами деревьев, между их кронами вроде бы даже виднелись просветы. «Может быть, там поляна или река?» – мелькнула в голове у Димки догадка. И только она мелькнула, как раз со стороны просветов раздался, хотя и отдаленный, но все же очень хорошо различимый резкий треск, через несколько секунд перешедший в глухой ровный гул. Это были очень хорошо знакомые Димке звуки. Он слышал их каждый раз, когда дядя Илья, лесник, живший в той же деревне, где была дача Симаковых, заводил свой старенький трактор: вначале треск «пускача», а затем гулкий рокот дизельного двигателя.

Димка прямо подскочил на месте от радости и со всех ног кинулся в сторону внезапно объявившегося звукового маяка.

Очень быстро он понял, что бежит вниз по склону, который постепенно становился все круче. Наверное, от этого лес, уходивший под гору ступенями и открывавший впереди все больше неба, казался более редким и светлым. Вскоре Димке попалась первая поперечная тропинка, потом еще одна. Затем он услышал принесенный порывом ветра заливистый собачий лай и даже, кажется, петушиный крик.

Димка почти совсем успокоился, хотя и понимал уже, что находится где-то достаточно далеко от своего дома. «Ну да ничего! Люди близко. Там разберемся!» – обнадеживал он сам себя.

Ему пришло в голову, что теперь вовсе не нужно так быстро, не разбирая дороги, бежать через лес, с риском разбить себе нос в случае неудачного падения, или разодрать в кровь лицо в густом кустарнике. В конце-то концов – не на Луне же он! Не в «Парке юрского периода»! Да и времени еще совсем мало, часов одиннадцать – не больше. До обеда, когда мама начнет беспокоиться, можно будет десять раз до дома дойти, или, по крайней мере, попросить у кого-нибудь позвонить по телефону.

Поэтому Димка перешел с бега на энергичный шаг, а когда ему попалась натоптанная тропинка, косо уходившая вниз по склону, он, не сомневаясь, двинулся по ней. Буквально через минуту дорожка сбежала прямо на дно лесного оврага, по которому весной, наверное, тек бурный ручей из талой воды, а сейчас осталось только глинистое русло с торчащими из него редкими камнями. Здесь было влажно и сумрачно, зато впереди, в арке сомкнувшихся ветвей ярко светилось солнцем открытое пространство, в котором угадывался берег реки.

* * *

Река оказалась раза в четыре, а то и в пять, шире Спешхи, и Димка никак не мог сообразить, откуда она такая здесь взялась. На другом берегу он увидел рыбака, который, похоже, дремал перед двумя удочками, положенными на примитивные деревянные мостки, а вправо, примерно в километре ниже по течению, также на той стороне реки, виднелись деревенские дома. За ними, видимо, основательно разрушенная, возвышалась церковь с ободранными куполами без крестов. Где-то там, около деревни, продолжал рокотать трактор, звук которого помог Димке найти дорогу из леса. Однако ничего похожего на то место, где находилась дача Симаковых, не обнаруживалось.

В обе стороны от Димки вдоль берега разбегалась углубленная в дерн тропинка.

«Напротив деревни, наверняка должен быть мост, – здраво рассудил Димка. – Если я никого не встречу раньше, то перейду по нему на ту сторону реки в деревню. Там я выясню, куда это меня занесло и как мне вернуться домой. Ну, и позвоню маме, конечно…»

С этими мыслями Димка быстро пошел по тропинке вниз по течению реки. Метров через триста прямой путь перегородило довольно глубокое, с крутыми берегами, русло ручья, впадавшего в реку, и натоптанная дорожка резко вильнула к лесу, по всей видимости, к переправе. Обход оказался довольно длинным. Хлипкие мостки из четырех круглых жердей, скрепленных двумя короткими поперечными палками, прятались среди каких-то корявых деревьев, росших вдоль ручья. Прямо к их стволам была прибита большими ржавыми гвоздями еще одна длиннющая жердина, служившая перилами.

Димка вместе с тропинкой спустился к мосткам, легко перелетел по ним через маленький поток и взбежал на берег ручья с другой стороны. Тропа здесь снова резко поворачивала влево к реке, а справа, совсем рядом, оказалась нарядная опушка леса. Мощные сосны очень живописно протягивали длинные и толстые нижние ветви почти параллельно земле, образуя как бы ажурный полог над частью береговой поляны, над еще невысоким июньским разнотравьем. Под этим пологом устроились молодые и кустистые деревца рябины. Приятное было место. Уютное такое. Димка даже приостановился, заглядевшись. А заглядевшись, он увидел, как откуда-то из-за сосновых стволов и молодых рябинок вытекает почти совершенно прозрачный дымок. Он казался слегка сизоватым и был заметен только в косых струях солнечного света, часто пробивавших лесную опушку. Тут же повеяло запахом горящего костра и еще чем-то вкусным, вроде бы, печеным, отчего сразу захотелось есть.

Димка бросил взгляд на тропинку, обещавшую легкий путь до деревни, но все-таки решил сойти с нее. Уж очень хотелось поскорее встретиться с людьми, которые, по его разумению, непременно должны были находиться у невидимого пока костра.

Так как папа и мама много раз объясняли, что с незнакомцами нужно вести себя предельно осторожно (мало ли, что у них на уме!), Димка не бросился вперед, очертя голову. Нет! Он, осторожно ступая, чтобы не слишком шуметь, двинулся внутрь леса, в направлении большого куста, кажется, орешника, из-за которого тянуло дымком и уже даже слышалось легкое потрескивание горящих в огне сучьев.

Димка решил обойти куст и костер за ним подальше справа, чтобы, для начала, со стороны и с приличного расстояния разглядеть того или тех, кто там находился. В случае чего, можно будет просто задать стрекача до деревни.

Наверное, он взял слишком далеко в сторону, потому что обзор на маленькую полянку с костром на ней все время закрывали толстые стволы сосен. Разглядеть, что там происходило, никак не удавалось. Для этого следовало подобраться поближе, и Димка двинулся вперед, перебегая от дерева к дереву. Наконец, он подкрался к костру настолько близко, что для завершения разведки оставалось только осторожно высунуться из-за здоровенного соснового ствола. Димка уже собрался это сделать, как чуть ли не над самым его ухом раздался звонкий мальчишеский голос:

– Симак!! Ну, где ты шляешься?! Сколько ждать можно?! Давай, иди сюда скорее!

Димка, совершенно обалдевший от того, что услышал свое школьное прозвище, и ровным счетом ничего не понимая, выступил из-за укрытия…

* * *

На полянке он увидел двух мальчишек, своего примерно возраста. Один – стоял к нему спиной, уперев руки в бока, а другой сидел на невысоком пеньке перед небольшим костерком, но тоже смотрел не на Димку, как можно было бы ожидать, а совершенно в противоположную сторону. Оттуда, из кустов рябины вынырнул третий парнишка, также по виду лет десяти-одиннадцати, не больше. Пацаны, как пацаны, вроде ничего особенного. Только что-то в их облике было странное и непривычное, хотя Димка никак не мог понять, что именно. Но, по ощущению, это было что-то такое… не опасное, в общем, не существенное…

Мальчишка, который выскочил к костру с противоположной стороны полянки, удивленно и немного настороженно уставился на вышедшего из-за дерева Димку. Двое других ребят, увидев, что их приятель пялится куда-то им за спины, повернулись в ту же сторону. На несколько секунд у костерка установилось недоуменное молчание. Этого времени было совершенно достаточно, чтобы Димка мог окончательно убедиться: ни один из этих троих ребят ему совершенно точно не знаком. Тем не менее, он решился первым прервать паузу. Знакомы – не знакомы! Какая разница?

В конце-концов, ему нужно, понять, где он оказался. Это главное.

– А откуда вы меня знаете? – первым начал разговор Димка.

– С чего это ты решил, будто мы тебя знаем? – ответил вопросом на вопрос, как это нередко водится у мальчишек, тот, который сначала стоял к Димке спиной.

– Ну, ведь позвали: «Симак, иди сюда скорее!»

– А ты-то тут при чем? – поинтересовался рыжеватый паренек, который раньше сидел на пеньке. Теперь он встал и, вертя в руках какой-то прутик с обгорелым концом, внимательно разглядывал Димку с ног до головы. – Это не ты, это вот он Симак! – заявил рыжеватый, ткнув своим прутиком в сторону подошедшего одновременно с Димкой мальчика.

– Ну-у… – немного смутился Димка, – просто меня в школе ребята тоже иногда Симаком называют… Вот я и подумал… – пояснил он, пожав плечами.

– Да-а? – удивленно и при этом вполне доброжелательно протянул обладатель одинакового с Димкой прозвища. – А чего это тебя так прозвали?

Димка не видел ничего обидного в своем школьном прозвище и не считал необходимым делать тайну из его происхождения.

– Да так… – пояснил он пренебрежительно, несколько скривив набок физиономию. – Ничего особенного… Фамилия у меня Симаков – вот и Симак!

Все трое ребят как-то по-особенному переглянулись, и рыжеватый мальчик очень заинтересованно спросил:

– А зовут? Имя твое как?

– Димкой… – механически ответил Димка, но тут же солидно поправился, – Дмитрием!

– Оба-на! – возбужденно вскричал вопрошавший и, обращаясь к тому, кого он только что сам назвал «Симаком», радостно заключил, – слышал, Димыч? Вы же полные тезки! Во здорово! Да вы похожи даже! Не, правда, похожи! Может, вы родственники?!

Только теперь до Димки вполне дошло, что стоявшего напротив него мальчишку по странному совпадению звали точно так же, как и его самого, – Дмитрием Симаковым.

Это обстоятельство пришлось очень по душе всем, кто находился на лесной полянке, и дальнейшее знакомство состоялось моментально.

Рыжеватый паренек с прутиком оказался Михаилом Авсеневым, или попроще – Михой, а также Овсом, а третий из компании был представлен как Серега, он же Серый, он же Седой, но это не от фамилии, а от того, что имел неосторожность родиться платиновым блондином.

За оживленной церемонией знакомства Димка даже как-то забыл о той цели, которая привела его на эту полянку, к этим ребятам, но место, в котором он непонятным образом оказался, как бы само напомнило ему, что приключение далеко еще не закончилось.

Что-то почти неуловимо мелькнуло над кронами сосен, и воздух буквально распороло страшным ревом реактивных двигателей. Димка аж присел, а его новые знакомые, кажется, не обратили на весь этот грохот никакого внимания.

– Что это? – спросил Димка.

– Как что? – удивился вопросу Седой, – самолеты.

– Да я понимаю, что самолеты. А чего это они так низко?

– Ты чего? Только сегодня приехал? – включился в разговор Миха.

– Ага, – на всякий случай то ли соврал, то ли не соврал Димка. Он и вправду не знал, как в этом месте и в его положении следует отвечать на такой вопрос.

– Ну, тогда все ясно! – успокоил Седой. – Не боись! Дня через два привыкнешь. Здесь Кубинский аэродром совсем рядом. Три километра. Военный. А сейчас у них полеты начались. Это еще что! Они и в пять часов утра могут начать. У нас в корпусах стекла трясутся! Я первые дни в лагере из-за этого до подъема просыпался, а сейчас уже привык. Все привыкли. Уже и не замечаем…

Димка никогда не слышал, чтобы в окрестностях деревни, где была дача Симаковых, присутствовал хоть какой-нибудь аэродром, не говоря уже о военном. Самолеты изредка пролетали над тихой Спешихой на такой страшной высоте, что их и разглядеть толком не удавалось. Разве только кипенно-белый след, тянувшийся через полнеба, выдавал движение крылатой машины в холодной голубизне. А звук до земли вообще не доходил.

– А как эта река называется? – спросил Димка, ни к кому специально не обращаясь, и показал пальцем в сторону недалекого берега. Он почему-то заранее опасался ответа, который может услышать.

– Да тут одна река – Москва! – ответил ему тезка. Димка ожидал чего-то в этом роде, но все равно растерялся.

– А Спешиха? – жалобно спросил он, прекрасно понимая, что та находится от Москвы-реки, по крайней мере километрах в двухстах, и одновременно совершенно не понимая, как он мог оказаться в такой страшной дали от своего дома, от мамы…

– Спешиха? – переспросил тезка. – А мы, кроме Москвы-реки, здесь других речек не знаем. Это – приток, наверное, какой-нибудь? У местных, у деревенских, нужно спросить. Вот они, наверное, знают…

Димка мучительно соображал, как ему следует вести себя и даже что говорить дальше. Поведать новым знакомым, что он непонятным образом в какие-то мгновения перенесся из одного места в другое на пару сотен километров, он почему-то не решился. Кто в такое поверит? Он и сам в это поверить окончательно не мог и потому на всяких случай переспросил:

– Ребята! А вы, правда, не врете? Это точно Москва-река? Вся троица удивленно переглянулась.

– Ну, ты, паря, даешь! Чего нам тебя дурить? – несколько даже возмущенно ответил ему Седой, а Миха добавил:

– Это ты сам нас дуришь! Так я и поверил, что тебе родители не сказали, куда тебя привезли! Тебя же родители сюда привезли? Ты ведь не из лагеря?

А Седой, видимо, не слишком интересуясь этой темой, тут же перебил разговор нетерпеливым вопросом, обращенным к Димкиному тезке:

– Слышь, Симак! Ну, ты принес?

– Принес!

– Ну так доставай!

– Ща, – деловито отозвался тезка и начал доставать из-за пазухи нарезанные куски черного и белого хлеба, рассовывая их в руки Седого и Овса. Всего кусков оказалось десять штук.

– Надо было побольше натырить! – высказал претензию Седой, но Димкин тезка огрызнулся:

– Сам пойди да натырь! Я и так в столовку еле попал. Там дежурные «секут»…

В следующую минуту ребята – Седой и Димкин тезка – выломали себе из ближайшего куста рябины тонкие прутики, наподобие того, который уже имелся у Михи, очистили их от листвы и расположились вокруг костра. Миха вновь устроился на своем пеньке, а Седой и «Симак», как мысленно стал называть своего тезку Димка, просто присели на корточки.

– А ты чего? – обратился Симак к Димке. – Будешь?

– Что буду? – механически спросил Димка.

– Хлеб печеный, говорю, будешь?

– А можно?

Димке вдруг действительно страшно захотелось есть.

– Дикий ты какой-то, все-таки… – заключил Симак. – Конечно, можно! Только, вон, прут себе какой-нибудь выломай…

* * *

Горячие кусочки хлеба, слегка прихваченные огнем, казались необыкновенно ароматными и вкусными. Только очень быстро кончились. Это было досадно, но, если честно, Димку гораздо более волновали другие вопросы: как он здесь, на Москве-реке, оказался и как отсюда выбираться до дому? Для начала следовало совершенно точно установить, в каком именно месте он находился. Москва-река – она большая. А единственное название, находившейся поблизости конкретной географической точки – «Кубинский военный аэродром» – ничего ему не говорило. Димка стал обдумывать, как бы поаккуратнее выяснить свое точное местонахождение, чтобы при этом не показаться ребятам, принявшим его в свою компанию, совсем недоумком. Он был готов уже открыть рот, но его опередил Седой с довольно неожиданным вопросом:

– У тебя, что? Родители за границей работают?

– У меня? – переспросил Димка. – Нет! С чего ты взял?

– Да вот «техасы» у тебя зэконские! И футболка… Кто у тебя там нарисован? И вот на ногах тоже… необычные какие-то… Это как называется?

Димка с недоумением быстро оглядел себя. Одежда на нем была, по его мнению, самая прозаическая: джинсы, зеленая футболка с несколько вылинявшим изображением Человека-Паука, ну и кроссовки на толстой подошве с синими и красными пластиковыми вставками. Как у всех, одним словом. Димка вновь поднял голову, посмотрел на ребят и только теперь вдруг понял, что ему показалось странным, когда он их еще только увидел. Одежда!

Ведь он к чему привык? Главная повседневная одежда, как ему представлялось, для всех людей, от мала до велика, женская или мужская – джинсы. А обувь – кроссовки. Димка сам носил джинсы и кроссовки, и все его приятели носили джинсы и кроссовки, и мама с папой тоже, и все их знакомые, и дети их знакомых, и так далее… Даже дедушки и бабушки сплошь и рядом одевались и обувались так же!

А встреченные у костра ребята (как же он сразу этого не понял!) были одеты совсем по-другому.

Наряд Седого составляли немного мешковатые, основательно вытянутые на коленках, сильно зауженные книзу брюки со штрипками. Сшитые из какого-то тонкого, очень невзрачного по виду и частично полинявшего синего материала, они держались на поясе резинкой. Впереди на брючинах, наверное, «для красоты» когда-то были застрочены складки. Теперь нитки строчек частично вытрепались и болтались неаккуратными хвостиками, а сами складки от этого во многих местах разошлись и теперь представляли собою некий неравномерный пунктир. И футболка с длинными рукавами, надетая на Седого, была, похоже, из одного комплекта с брюками: такая же унылая и тусклая. На ногах у него имелось что-то среднее между кедами и тапочками. Обрежьте нормальные кеды ниже щиколоток – и получится как раз то самое.

Михины брюки были почти совершенным подобием тех, которыми обладал Седой, но только черного цвета. Его наряд дополняла белая без какого-либо рисунка футболка, а обувью ему служили, по-видимому, совершенно новые короткие резиновые сапоги, сверкавшие угольно-черными, как бы лакированными, голенищами.

И, наконец, Симак был облачен в довольно неуклюжие, даже без карманов, черные шорты и байковую клетчатую рубашку, в эти самые шорты заправленную. Ноги же его оказались обутыми в потертые и стоптанные набок кожаные коричневые сандалии со сплошными задниками и ремешками на пряжках, охватывавшими щиколотки. Димка ни на ком из своих приятелей таких не видел. Правда, восьмидесятилетняя баба Вера, жившая через два дома от симаковской дачи, носила почти такие же и даже считала их лучшей из возможной обуви.

В общем, странный у ребят был прикид. Но и Димкино одеяние, судя по всему, не давало его новым знакомым покоя.

– Американские «техасы»? – подключился к расспросам Миха-Овес.

– Техасы? – не понял Димка. – Что-то я не врубаюсь. А что это такое?

– Ты чего? Не знаешь, как твои собственные штаны называются?

– Мои?

– Ну не мои же!

– Вообще-то, у меня джинсы… – пояснил Димка.

– Как?

– Джинсы, говорю!

– Хм… Странно… У нас такие «техасами» называются.

– У вас, это где?

– У нас – это в Москве!

Димка удивился, но, будучи человеком уступчивым, примирительно произнес:

– Да ладно! Джинсы, «техасы», – какая разница? Штаны они и есть штаны.

– Ну, так американские «техасы»? – продолжал требовать ответа Миха.

Димку никогда особенно не интересовало, в какой именно стране сделаны предметы одежды и обуви, которыми снабжали его родители, поэтому он совершенно искренно ответил:

– Не знаю. Хотя вряд ли. Могут и турецкими быть, а могут и китайскими. Сейчас вообще почти все из Китая.

Это ничем не примечательное Димкино заявление почему-то вызвало очень сильное недоверие у присутствующих.

– Ни фига себе! – воскликнул Седой, – ты и сказанул! Все из Китая! Да из Китая только кеды и фонарики… и еще эти… как их… термосы!

Димка был поражен таким уничижительным отношением его новых знакомых к промышленной мощи азиатского гиганта и хотел было вступить в дискуссию… но осекся. Какие-то смутные догадки начали искорками проскакивать у него в мозгу. Они-то и заставили его воздержаться от того, чтобы заспорить.

До Димки уже дошло, что сегодня с ним случилось совершенно невероятное событие, в результате которого он оказался в сотнях километров от того места, где задремал не более полутора часов назад. Такое явное чудо заставляло его допустить, что и место, в котором он очутился, вполне возможно, какое-нибудь тоже волшебное. Например, такое, что здесь и вправду нет китайских товаров. Это, конечно, совершенно уже из ряда вон, но чего только не бывает в сказках?

Решив оставить до времени скользкую китайскую тему в стороне, Димка попробовал перейти к неизмеримо более важным для него чисто практическим вопросам. Он достал из заднего кармана джинсов смартфон, тускло блеснувший безжизненным дисплеем, и, слегка покачивая его в руке, поинтересовался:

– Ребята, а почему у вас здесь сети нет?

Реакция на этот совершенно естественный и, казалось бы, абсолютно понятный вопрос получилась самая неожиданная.

Миха, Седой и Симак недоуменно переглянулись, после чего Димкин тезка выдал:

– Так сетью только деревенские ловят! А мы – удочкой. Вон, у Седого в лагере есть и леска, и крючки…

– Да, – добавил Седой, – мы тут два дня назад пробовали, но не поймали ничего. Сетью, наверное, лучше, только ведь для этого и лодка нужна, и вообще… А ты что – умеешь сетью ловить?

Димка, несколько ошарашенный такой непонятливостью всей этой троицы, демонстративно потряс перед ними своим смартфоном и пояснил, как для маленьких:

– Да не! Вы чего? Я про телефон! Про сотовую сеть!

Ребята смотрели на него, как будто он говорил на каком-то неведомом им языке.

– Сотовая сеть? – переспросил Седой. – Это что такое?

– А телефон здесь при чем? – добавил Овес.

Димка совсем растерялся и промямлил:

– Ну, как же? Чтобы по телефону поговорить, сеть нужна… сотовая…

– Ты чего, совсем больной? – насмешливо заметил Симак и красноречиво покрутил пальцем у своего виска. – Шарики за ролики заехали? Чтобы по телефону позвонить, телефон нужен! И больше ничего!

– Ну, так у вас есть телефоны? – еще на что-то надеясь, спросил Димка.

Ребята снова изумленно переглянулись, как будто перед ними стоял и говорил что-то непонятное только что вылезший из джунглей дикарь.

– Ну, есть, конечно! – все-таки решил объяснить положение вещей для дикого мальчика Седой. – Но не здесь же! Дома! В Москве! – и на всякий случай добавил. – Понимаешь?

– А вы, что? С собою их не носите? – ошарашенно поинтересовался Димка.

– Ты что, правда, псих? – уже с каким-то даже раздражением спросил Симак. – Кто это мне разрешит телефон из квартиры уволочь? Он же общий! На три семьи!

– Ага! На три! – горячо вступил в разъяснение Миха-Овес. – А на семь не хочешь? У нас в квартире семь комнат и семь семей!

– Не, робя, вы представляете! – с восторгом вмешался ярко представивший себе эту картину Седой. – Телефон со стены хвать и в кошелку! Чудик, – обратился он к Димке, – что ты будешь с ним в лесу делать? Провод, село ты дремучее, куда воткнешь? В дупло?

Димке показался очень обидным этот грубый намек на его малую образованность, а кроме того, было очень сложно представить себе мир, в котором в одной квартире живут по семь семей, имея на всех один приколоченный к стенке телефон.

Чтобы, наконец, внести какую-то ясность в этот, казалось бы, совершенно простой вопрос, вдруг вызвавший такие сложности, Димка решил прибегнуть к наглядной демонстрации. Он протянул ребятам на раскрытой ладони свой смартфон, на который они до этого не обратили никакого внимания, и заявил:

– Ну вот же!

– Что?

– Телефон!

– Где?

– Да вот же!! На ладони у меня!

Седой скривил физиономию в скептической гримасе и, коротко взглянув на приятелей, взял с Димкиной ладони смартфон. Он повертел в пальцах то, что показалось ему просто какой-то прямоугольной пластмассовой пластинкой, взвесил ее на руке. Тяжеленькая! Была она тусклого черного цвета, причем, с одной стороны, как бы стеклянная, а с другой – матовая с непонятного назначения глазком. Еще по бокам у нее можно было разглядеть несколько маленьких отверстий разной формы и вроде как пару кнопок. «Вроде как» – это потому, что Седой привык называть кнопкой что-то такое вполне осязаемое, на что можно солидно надавить, ощутив при этом пальцем заметное сопротивление и поступательное движение. А тут – не пойми что. То ли нажал, то ли – нет! Комарам, наверное, хорошо на такие кнопки нажимать… А еще на этой штуковине Седой увидел небольшие, как бы отсвечивавшие белым металлом латинские буквы: NOKIA.

– Дай, дай поглядеть! – наперебой загалдели Симак с Михой, протягивая к смартфону руки и чуть не сталкиваясь лбами.

Придирчивый осмотр занял минуты две-три, после чего консилиум в лице Симака вынес свой суровый приговор:

– Фигня это какая-то иностранная, а не телефон! Мы тебе что? Малышня какая-нибудь? Ты, прям, как девчонка! Это они, когда в дочки-матери играются, найдут себе какую-нибудь дрянь и воображают…

Тут Симак скорчил очень противную рожу и чуть ли не извиваясь всем телом, загнусявил тонким, коверканным голоском: «Ой, девочки! Вот эта палочка у нас будет телефончиком, а вот эта картоночка – газовой плиточкой, а вот эта стекляшечка – окошечком… Тьфу!»

Димке стало еще обиднее. Теперь его, взрослого, можно сказать, мужика, не просто обвинили в незнании элементарных вещей, а сравнили с девчонкой, развлекающейся дурацкой игрой! Кроме того, Симак гримасничал и пищал так противно, что очень захотелось съездить ему по физиономии. Хотеться-то хотелось, но Димка прекрасно понимал, к чему сразу же приведет такое его действие. Не имея ни малейшего желания драться сразу с тремя соперниками, он, скрепя сердце, решил еще раз попробовать достучаться до разума своих новых знакомых.

– Не! Ребята! – воззвал он. – Ну, кончайте меня разводить! Так я и поверил, что вы сотового телефона никогда не видели!

– Ах, вот оно что! – притворно-взволнованно вскричал Симак. В его интонации звучала даже не ирония, а злой сарказм. – Ну, теперь все понятно! Это же не просто телефон, а со-о-о-отовый телефон! Понимаете? Со-о-о-товый!

– А где у твоего телефона трубка? – голосом следователя, только что уличившего воришку, поинтересовался Миха.

– Какая еще трубка? – не понял вначале Димка, но потом спохватился. – Да вот же все здесь! Ты что? Это и есть трубка! – и он стал тыкать всей пятерней в смартфон, который продолжал оставаться в руке у Седого.

– Ага! А диск? – не унимался Миха.

– Какой еще диск? Жесткий, что ли? – теперь уже совершенно точно не понял Димка.

– Ну да, жесткий, конечно, а какой же еще? Такой, – и Миха сделал странное движение указательным пальцем, будто крутил им что-то, – которым номер набирают!

Тут Димка вспомнил, что действительно видел в каком-то старом фильме этот самый «жесткий» диск, который, чтобы набрать телефонный номер, нужно было крутить, засунув в него палец.

– Не-е-е… – растеряно протянул Димка. – Такого нет. Тут же сенсорный набор.

– Какой, какой?!

– Ну, сенсорный-же! Пальцем в дисплей тыкаешь, и все…

– Во что пальцем тыкаешь?

– Ну, в дисплей же! – начиная раздражаться, продолжал разъяснять своим до странности малопонятливым собеседникам очевидные истины Димка. – Если тебе дисплей непонятно, могу сказать – в экран. Тебе экран – понятнее?

– В экра-а-а-н? – снова вставился в своей бесившей Димку язвительной манере Симак. – Может, у тебя там, в телефоне, и кино показывают?

– Показывают! – с вызовом ответил Димка.

– Может, твоим волшебным телефоном и снимать кино можно?

Уже по тону вопроса было совершенно ясно, что Симак никак не рассчитывал и в этом случае услышать утвердительный ответ, а лишь надеялся смутить Димку.

– Ну, можно! А чего тут такого? И кино снимать, и фотографии делать…

Тут, вообще, начался какой-то дикий спектакль.

В то время, как на лицах Седого и Михи расцвели недоверчивые, а, может быть, даже презрительные улыбки, Симак, согнувшись пополам и хватаясь за живот, стал (опять же очень противно) изображать приступ неудержимого смеха.

– Ой, не могу-у-у! Ха-ха-ха! Хе-хе-хе! – подвывал и подвизгивал он. – Кино телефоном он снима-а-ает! Хо-хо-хо! Ой, вру-у-ун! Ну, покажи! Покажи, как ты этой фигней кино снимаешь! Ну?! Слабо?!

– Я бы показал, – срывающимся голосом попытался объяснить положение Димка, – но аккумулятор сел…

Симаку, судя по всему, только того и надо было, чтобы продолжить свое выступление. Он, как-то по дурацки (видимо, от избытка эмоций) приседая, показывал на Димку пальцем и вопил:

– Не, робя! Вы слыхали?! Теперь у него аккумулятор сел! Сам ты сел! В лужу! Ха-ха-ха! Врун! Болтун! Трепло!

Димка озверел. В глазах у него потемнело и он, забыв от обиды обо всем, с истошным криком: «Сам!!! Сам врун!!!» – кинулся на Симака с кулаками.

* * *

Сказать по правде, ни тот, ни другой толком драться не умели. Они, не успев нанести друг-другу ни одного порядочного удара, сцепились между собой, и при этом каждый, натужно кряхтя, старался сбить своего соперника с ног, чтобы самому оказаться сверху. В результате, конечно же, упали оба и, как это замечательно сказано у великого поэта – «сплетясь как пара змей, обнявшись крепче двух друзей», стали неуклюже кататься по земле. В какой-то момент Симак изловчился, вырвал руку из захвата и как был, лежа, коротко двинул Димку кулаком прямо в левый глаз. Димка, яростно рванулся и тут же в ответ залепил Симаку по физиономии, куда пришлось. Пришлось по носу.

После этого Симак вновь вцепился клещом в Димкино запястье, так что свободными конечностями для нанесения новых ударов никто из борцов более не располагал. И вообще сил для решающей атаки ни у одного, ни у другого уже не было. Еще пару минут, а может, и больше, они продолжали бестолково лежать на земле, обхватив друг-друга за шеи и тяжело сопя. Каждый из них уже понимал, что окончательной победы одержать не удастся, и думал больше о том, как бы все это поскорее прекратить, сохранив при этом хотя бы минимум собственного достоинства.

Димка, напрягая последние силы для удержания в захвате своего противника, тем не менее, уже обрел способность соображать и оценивать окружающую обстановку. Прежде всего, он отметил, что Седой и Овес, против его ожидания, не бросились на помощь к своему товарищу, а стояли с двух сторон от дерущихся и с напряженным вниманием следили за схваткой. Тут Димка вспомнил какие-то слова… Что-то такое, выкрикнутое то ли Михой, то ли Седым в тот момент, когда они с Симаком еще только сцепились… Ага! «Двое дерутся – третий не лезь!» Вот что это было! «Это хорошо. В общем-то, правильные ребята. Справедливые. А то бы плохо мне пришлось!» – заключил про себя Димка, а еще подумал, что запал злобы на Симака у него уже весь прогорел, и пора бы, пожалуй, им расцепиться. Только как это сделать? Не просить же мира первому? Да еще из такого неудобного положения. «Это может быть расценено как капитуляция, – определился Димка и решил. – Не! Полежу еще. Силы удерживать Симака пока еще есть, а там видно будет. Он вот тоже не дергается больше, а только меня держит. Вот и посмотрим – кто кого передержит!»

А Симак, тем временем, тоже тратя последние силы на то, чтобы держать Димку, который из последних сил держал его самого, с некоторым раздражением думал о своих друзьях – Овсе и Седом. Нет! Он вовсе не винил их за то, что они не набросились скопом на этого странного «психа». Такого кодекс их мальчишеской чести не дозволял. Он просто считал, что нужно бы им уже давно сообразить, что дерущихся, ввиду явной ничьей, пора разнять. А то стоят, бестолочи, и пялятся, когда у него от долгого напряжения руки совсем свело!

– Все! Хорош! Хватит! – услышал Димка над своим ухом громкий голос Седого. – До первой крови! Вон, у Симака из носа кровь пошла!

Затем он почувствовал, как его кто-то схватил за плечо и пытается оттащить от Симака. Это было самое то, что надо, и Димка легко поддался Седому, который тянул его из свалки. Симак в это же самое время тоже расцепил свой захват, уступая миротворческим усилиям Михи.

Некоторое время Димка с Симаком под бдительным присмотром своих самозванных секундантов сидели на земле, хмуро поглядывая друг на друга и, на всякий случай, сердито сопя. Симак при этом тыльной стороной руки размазывал по физиономии кровь, которая уже практически перестала идти у него из носа, а Димка трогал пальцами у себя под левым глазом. Там побаливало и как бы немного пекло, в общем-то – ерунда.

Но тут Димка снова вспомнил то, что составляло главный кошмар всей ситуации: он, совершенно очевидно, находился бог знает в какой дали от дома, а надежда поскорее сообщить родителям – маме, прежде всего, – о своем отчаянном положении как-то странно ускользала, будто издеваясь над ним. Это как в страшном сне бывает: бежишь, бежишь, кажется, изо всех сил, от какой-нибудь опасности, а ноги – будто по колено в густом киселе… И спасение – вот оно, а добежать до него – никак! И жутко и обидно. А тут еще, вруном ни за что ни про что обозвали, да и глаз, похоже, подбили… В горле у Димки второй раз за последний час опять сделалось колко, лицо у него задергалось, а из глаз покатились слезы, сколь непрошенные, столь и неудержимые.

Нет, он не заревел, конечно, во весь голос, как девчонка или малыш несмышленый какой-нибудь (хотя, надо сказать, очень хотелось!), но только уткнулся лицом в собственные колени, и плечи у него стали вздрагивать, одновременно с судорожными всхлипываниями.

– Эй, ты чего? – ободряющим голосом спросил Седой, встряхивая его за плечо. – Подумаешь! В глаз получил! Вон, ты Симаку нос разбил, и то он не ревет!

– Да ну вас всех! – дернув плечо из под сочувственной руки и подавляя рвавшееся наружу рыдание, ответил Димка. – Я вовсе не из-за этого… Не из-за глаза… Глаз – ерунда! Мне домой позвонить надо! Понимаете? Я… я… потерялся!

Это было первое, что пришло ему в голову. Он вдруг совершенно ясно осознал, что чем больше станет говорить настоящей, кристальной правды, тем большим вруном покажется этим ребятам.

– Так ты не с дач? – догадался Миха. – А как же ты сюда попал?

– От поезда отстал! – бухнул Димка наобум и, как оказалось, на удивление удачно. Почему-то такое событие представлялось ребятам значительно более вероятным, чем возможность «снимать кино» с помощью телефона. Тем более, что как бы в подтверждение Димкиных слов откуда-то издалека донеслось низкое гудение локомотивного сигнала.

– Так тебе нужно было на станции оставаться! Вот уж там точно телефон есть! – не вдаваясь в выяснение точных обстоятельств печального происшествия заявил Седой. – Чего тебя сюда-то понесло?

– Я… растерялся… – продолжал уже более уверенно сочинять Димка, сообразив, что его вынужденное вранье сошло за правду, – Не догадался, в общем…. А тут живот схватило… Вижу лес рядом… Я туда. И вот – заблудился.

И это прокатило! Теперь Седой и Миха смотрели на него с явным сочувствием, и даже Симак, прислушивавшийся к разговору, вроде как помягчал лицом.

– На, возьми, этот твой… эту штуковину твою, – сказал Седой, протягивая Димке безжизненный смартфон, который во время всей драки продержал у себя.

Димка, горестно шмыгнув носом, поднялся с земли, взял в руки ставшее вдруг таким бесполезным замечательное устройство и сунул его в задний карман джинсов.

– А в деревне телефон у кого-нибудь может быть? – задал Димка вопрос, который еще час назад ему самому показался бы просто нелепым.

Седой пожал плечами и вопросительно глянул на Миху, а также на Симака, который к этому моменту тоже встал с земли и подошел вплотную ко всей компании, хотя и старался изображать лицом отсутствующий вид.

– Может быть, в Сельсовете? – высказал солидное предположение Овес. – Или в медпункте?

Димка прикинул в уме перспективу искать в деревне какой-то загадочный «Сельсовет» или медпункт. Вот, например, в деревне, где была дача Симаковых, ни того, ни другого совершенно точно не водилось, зато телефонов было – как грязи. Почему-то ему расхотелось идти в деревню, которая в этой странной местности сулила, судя по всему, массу новых сюрпризов, в то время как Димка и без того уже был сыт ими по горло.

– А на станцию, вы меня можете проводить? – спросил он, переводя беспомощный взгляд с одного мальчишки на другого.

– Не-е-е… – протянул в ответ Седой. – Мы туда дороги не знаем. Нас ведь в лагерь на автобусах прямо из Москвы привезли. Вообще-то она где-то тут недалеко, – и он неопределенно махнул рукой в сторону лесной чащобы.

Димка с тоской посмотрел туда же. Ломиться в одиночку через совершенно незнакомый лес ради совершенно неочевидного результата тоже представлялось ему не лучшим выходом.

– Робя! Ну, вы чего? Да в лагере же! У директора нашего есть телефон!

Это вклинился в разговор Симак. Его уже давно распирало от блестящей идеи, пришедшей ему в голову, но от немедленного вмешательства удерживало какое-то внутреннее убеждение. Оно состояло в том, что с того момента, когда ты с кем-нибудь подрался, до той минуты, когда ты бросаешься к этому же человеку на помощь, следует выдержать приличествующую ситуации паузу. А то еще подумает, будто ты себя виноватым чувствуешь, да подлизаться хочешь. Однако, начавший набухать у Димки под глазом синяк давал Симаку веские основания считать, что он нанес своему противнику достаточный урон, чтобы теперь можно было без ущерба для собственного достоинства проявить подобающие благородство и великодушие.

А Димка, будучи уже полностью занят проблемой возвращения домой из этого странного до дикости и слишком затянувшегося приключения, уже и забыл о том, как всего несколько минут назад бросился на Симака с кулаками и как получил от него изрядную плюху. Теперь он видел в нем только человека, который, возможно, поможет ему. Он так и смотрел теперь на своего недавнего противника – с отчаянной надеждой.

* * *

Дорога к тайному лазу в заборе заняла не больше десяти минут. Путешествие проходило по каким-то еле заметным тропкам, в том числе по самой чащобе кустарника лесного ореха, который надежно прикрывал своей густой листвой секретное место перехода. Это делалось, как успел понять Димка из коротких реплик своих проводников, чтобы их возвращение из незаконной отлучки с территории лагеря не смогли засечь ни дежурные, ни вожатые.

У Димки в иной ситуации возникла бы к его новым знакомым целая куча вопросов, например: что за лагерь такой? Какие такие вожатые? Почему у них так строго с выходом? Однако он, наученный горьким опытом поразительного взаимонепонимания с Седым, Михой и Симаком, на всякий случай воздерживался от того, чтобы спрашивать у них даже самые элементарные, на его взгляд, вещи. Слишком уж часто получалось так, что ответы ребят казались ему какими-то дикими, а он, отвечая на их вопросы, почему-то выглядел фантазером и вруном.

Правда, за время короткого путешествия по «партизанской тропе» удалось подписать окончательный мирной договор с тезкой – автором замечательного проекта Димкиного спасения.

Но сначала, пока они еще оставались около маленького костерка на лесной полянке, Симак изложил свой план по использованию, видимо, единственного в данной местности директорского телефона в спасательной операции.

– Мы, значит, сейчас в лагерь вернемся… все равно ведь обед скоро, – тростил скороговоркой Симак, как будто боясь, что его перебьют, – и к директору!

– Может быть, лучше сперва к Наташе? – предложил осторожный Миха-Овес.

– Точно! – поддержал его Седой, – она вожатая, ее точно послушают!

– Лады! – торопливо согласился Симак, – а потом с нею к директору! Ведь не может же он отказать, если человек потерялся!

А ты… Как тебя… Ну да, ведь! Ладно! Димоном будешь! Так вот, а ты, Димон, не дрейфь! Найдем мы твоих родителей! В Советской стране живем – не в Америке!

Это последнее, произнесенное Симаком с большим подъемом и гордостью высказывание Димка вовсе не понял, да и не придал ему большого значения. Главным было другое – про то, что родители найдутся! Так уверенно обнадежить, как это получилось у Симака, уметь нужно! Димке вдруг сразу стало легче. Жуткая тревога, стискивавшая грудь, куда-то отлетела, ком в горле бесследно растворился, а слезы больше не просились наружу. Одновременно откуда-то возникла железная уверенность в том, что эту самую загадочную Наташу-вожатую всенепременно «послушают», а грозный директор, обладающий единственным в округе телефоном, конечно же, не откажет, «если человек потерялся»… И, наконец, как только удастся набрать заветный мамин номер, пусть даже с помощью дурацкого круглого диска, все встанет на свои места в одну минуту!

И вот тут, когда они еще только двинулись за Седым по направлению к лагерю, Симак, шедший впереди Димки, приостановился, обернулся к нему и, скроив забавную рожицу, предложил:

– Да! И это еще… Ну, как его… Мир, что ли?

Говоря это, он протянул Димке руку, а Димка с благодарностью принял рукопожатие и с чувством ответил:

– Мир!

* * *

Проходивший прямо через лес забор не был сплошным, а состоял из довольно узких штакетин, прибитых через каждые пятнадцать сантиметров к параллельным земле поперечинам, которые, в свою очередь, крепились к деревянным столбам, врытым в землю и кое-где уже слегка подгнившим.

Седой точно подвел всю компанию в тому месту, где выкрашенное в зеленый цвет ограждение имело пробоину, через которую любой желающий, если он не был слишком толстым, мог легко перемещаться туда и сюда. Строго говоря, особого труда не составило бы и просто перемахнуть через ограду, едва достигавшую человеческого роста, но сообщение через дыру предоставляло гораздо больший комфорт и безопасность.

Сразу за забором продолжался все тот же лес, все с тем же густым подлеском из кустов орешника и бузины, но впереди, между стволами сосен уже ясно угадывались просветы. Оттуда доносились звуки, какие всегда можно услышать, приближаясь издали к любому месту, где сосредоточено большое число детей: то звонкий выкрик в неясной и оживленной перекличке голосов, то звон мяча, то громкий топот азартной пробежки, а еще – скрип качелей, хлопанье какой-то двери, неумелое пение, смех и еще что-то, сливающееся в беззаботную какофонию.

Через пару десятков метров кустарник, наконец, закончился, и вся компания вышла в тылы к какому-то небольшому дощатому строению с односкатной крышей, выкрашенному так же, как и забор, в темно-зеленый цвет. От сооружения резко и малоаппетитно припахивало хлоркой. Метрах в десяти влево находилась еще одна удивительная конструкция – совсем узенький навес, под которым на уровне пояса был закреплен длинный, метров в пять, желоб из оцинкованного железа. Над желобом протянулась водопроводная труба, из которой на разные стороны торчало больше десятка примитивных водопроводных кранов. Димка догадался, что это умывальник, хотя видеть такого раньше ему никогда не приходилось.

А дальше, под огромными, но редкими соснами виднелись несколько одноэтажных домиков. Они были обшиты досками, имели разные цвета – желтый, синий, зеленый – и выглядели довольно приветливо. Там же, в пространстве между домами наблюдалось довольно оживленное движение: то мелькнет стайка мальчишек, то покажется чинно прогуливающаяся под ручку парочка девчонок, то метнется в сторону зеленого дощатого сооружения одинокая детская фигурка…

* * *

Под прикрытием последних кустов орешника состоялся короткий военный совет, в ходе которого Симак, Овес и Седой определили диспозицию и план дальнейших действий.

– Понимаешь, Димон, – объяснил Симак, – на территорию лагеря без разрешения приводить никого нельзя. Ты здесь с ребятами побудь, а я пока сбегаю, Наташу найду и поговорю с ней насчет тебя.

После этого он подошел к необыкновенному умывальному приспособлению, смыл с лица остатки размазанной крови, а затем, встряхнувшись, как собака, кинулся в проход между двумя ближайшими домиками.

Прошло совсем немного времени – минуты две, а может, три – как в воздухе раздался громкий звук трубы. Это была несколько раз повторенная короткая и отрывисто звучащая мелодия с четким ритмом.

Седой и Овес недоуменно переглянулись.

– Это что, на обед уже? – высказал предположение Миха.

– Не! Ты чего! – возразил Седой. – На обед: «Бери ложку, бери хлеб…», а это – «Общий сбор»!

Как понял Димка, ребят этот сигнал не на шутку взволновал.

– Так бежать надо! – предложил Миха.

– А он? – кивнул Седой на Димку.

Овес замялся с ответом и лишь обеспокоенно поглядел в сторону домиков. Там явно началась какая-то суета. Замелькали фигурки ребят, стремившихся куда-то явно в одном направлении.

Тут из-за угла ближайшего домика вылетел Симак. Он, радостно возбужденный с сияющими глазами, подбежал к ребятам. Димка сразу заметил, что под воротником байковой рубашки Симака появился завязанный двойным узлом ярко-алый платок. Еще два таких же платка он держал в руке.

– Вот! Я ваши захватил… надевайте быстрее! – запыхавшимся голосом сообщил Симак, распихивая красные платки в руки Седому и Овсу.

– А чего? Чего случилось? – спрашивали они наперебой, механически обвязывая свои шеи треугольными лоскутами красной материи. По всему было видно, что ребята уже забыли обо всех Димкиных проблемах.

Симак молчал, однако, чувствовалось, что его просто распирает желание закричать: «А я знаю! А я знаю!» – и поделиться «секретом».

– Да говори, ты, Симак! – сердито потребовал Седой. – Не выкобенивайся!

Это требование было последней каплей, которая прорвала плотину Симаковской выдержки, и он с восторгом завопил:

– Робя!!! Наши снова полетели!!!

– Не, правда?! – Седой аж присел, судя по всему – от восторга, а Миха в ту же самую секунду заорал:

– Ура-а-а-а!!!

Димка смотрел на весь это неожиданный выплеск эмоций, раскрыв рот и ничего не понимая. Какие наши? Куда полетели?

– Ты что? – обратился к нему Симак. – Так и не понял? Димка недоуменно покачал головой из стороны в сторону.

Тогда Седой от избытка чувств по-дружески толкнул его рукой в плечо и радостным голосом пояснил:

– Космонавт! Еще одного запустили! Понял?! Второй раз за три дня!

Димка переводил растерянный взгляд с Симака на Миху, с Михи на Седого и обратно. Он пытался понять, чему они так восторгаются? «Ну, полетел космонавт. Ну, пусть даже второй раз за три дня. А фишка-то в чем? Работа у людей такая – в космос летать. И наши летают туда-сюда, и америкосы, и китайцы. Подумаешь, событие! Вот, если бы наши чемпионат мира по футболу выиграли, – это было бы событие! А то – «космонавт полетел!» Детский сад какой-то!»

Симак, видя, что Димка почему-то не хочет разделить вместе со всеми бурную радость по поводу второго за три дня космического полета, быстро выдвинул свою версию, относительно такого странного поведения нового знакомого:

– Эх, робя! Да я же совсем забыл. Он же потерялся! Я ж тебе говорю, Димон, – не дрейфь! Разберемся! Сейчас мы на линейку сбегаем и вернемся! Это недолго. И не расстраивайся ты так! Ты же мужик! Найдем мы твоих родителей. Айда, ребята!

И неразлучная троица унеслась в том направлении, куда стремились все обитатели этого странного места.

* * *

На Димку опять накатила тоска. Очень ему сейчас не хотелось оставаться одному, в какой-то дурацкой засаде между дощатым туалетом и умывальником.

«А чего такого будет, если я посмотрю на эту их линейку? – побежали в Димкиной голове быстрые мысли. – Правда, Симак сказал, что посторонним на территории лагеря находиться не разрешается… А кто знает, что я посторонний? Да и, похоже, сейчас здесь не до меня. Во! Всех будто вымело. Ничего! Переживут как-нибудь, если я тут немножечко разведаю…»

И Димка осторожно двинулся вперед, туда, где за разноцветными домиками и за величественными стволами огромных сосен ощущалось какое-то большое открытое пространство, и откуда, разносимые громкоговорителем, гулко звучали плохо различимые слова.

Выглянув из-за угла ближайшего, желтого цвета, одноэтажного корпуса, он увидел метрах в тридцати перед собою подиум открытой сцены, задняя часть которой была ограничена деревянной аркой-раковиной. Перед сценой для зрителей были устроены длинные скамьи без спинок, врытые в землю, а «стены» этого театрика под открытым небом составляли все те же морщинистые стволы сосен. Ни одного человека на скамьях не было, зато дальше, за сценой, сосны расступались, и там открывалась большая, залитая солнцем площадка, на которой находилось множество людей. Однако, как следует рассмотреть, что там делается, мешали деревья и раковина эстрады. Нужно было подобраться поближе.

Никем не замеченный, Димка проскочил до сцены и, не раздумывая, взлетел на нее по короткой крутой лесенке. Сначала он хотел выглянуть из-за края арки, но тут же увидел в самой глубокой части раковины дверь, через которую, наверное, во время представлений и концертов должны были выходить к публике артисты. Из дверной филенки, скорее всего, специально была выломана небольшая дощечка. Через эту импровизированную амбразуру из-за сцены можно было великолепно наблюдать за всем, что творилось в «зале». А что касается Димки, то он, оставаясь никем не замеченным, мог через ту же дыру отлично видеть и слышать все, что происходило позади летнего театра. Его наблюдательный пункт, поднятый метра на полтора от земли, давал великолепный обзор.

* * *

Ничего особенно потрясающего он не увидел.

Зрелище более всего напоминало ему торжественную линейку в школьном дворе перед началом учебного года.

По трем сторонам большой прямоугольной площадки отрядами разных возрастов выстроились ребята. Каждый отряд возглавлялся молодым парнем или девушкой лет двадцати.

На одной из коротких сторон площадки возвышалась небольшая деревянная трибуна, рядом с которой высоченный флагшток уносил в голубое небо красный флаг. На трибуне стояло человек пять вполне взрослых людей. Лица их светились радостным возбуждением.

Некоторую странность картине придавала только одежда, в которую были облачены все, находившиеся на линейке. Опять же – никаких тебе джинсов или кроссовок. Все больше какие-то мешковатые брюки, простых цветов футболки или рубашки, блеклые платьица, сандалии, кеды… На головах у многих Димка увидел смешные белые панамки, зато на шеях у всех – и у ребят, и у взрослых, были повязаны красные платки.

«Погоди, погоди… – вдруг сообразил Димка. – Да это же не платки! Это… Как их… Галстуки!»

Ему тут же припомнилось, как дед рассказывал, кажется, что-то такое про эти самые красные галстуки. В его детстве их носили члены какой-то детской организации. А еще дома у Димки хранилась первая, прочитанная им самостоятельно года три назад, иллюстрированная книжка «Старик Хоттабыч». Там на цветных картинках главный герой – Волька Костыльков – как раз изображался в красном галстуке.

«Ну да! – окончательно вспомнил Димка. – Пионерами они еще назывались. Но это ж когда было! А эти-то чего вырядились?»

Между тем перед Димкиным взором происходил целый ритуал. От каждого отряда какой-нибудь мальчик или девочка подходили к трибуне и рапортовали стоящему там дяденьке (может быть, тому самому директору) о том, что такой-то отряд построен.

«А то без этого не видно!» – мелькнула в голове у Димки ехидная мысль.

Каждый рапортующий, остановившись перед трибуной, поднимал согнутую в локте руку с распрямленной ладонью чуть выше лба и так держал ее все время своего краткого доклада. Димка сначала решил, что они глаза от солнца загораживают, но потом догадался – это у них приветствие такое прикольное!

Наконец, докладчики кончились, и над площадкой воцарилась тишина.

«Ребята! – с подъемом произнес в микрофон тот, кого Димка окрестил про себя «директором». – Второй раз за три дня я собираю общий сбор лагеря, чтобы сделать новое, очень важное и радостное сообщение!»

По рядам ребят после этих слов как будто прошелестел ветер.

Выдержав маленькую паузу, директор продолжил свою речь с еще большим чувством, и было совершенно ясно, что чувство это не надуманно, не сыграно, а действительно идет у него из души.

«Сегодня… – почти срывающимся от радости и одновременно торжественным голосом бросал он в ряды мальчишек и девчонок разделенные интригующими паузами слова, – шестнадцатого июня… тысяча девятьсот шестьдесят третьего года… в Советском Союзе… вновь осуществлен запуск космического корабля… с человеком на борту!»

Тут весь строй ребят просто взорвался радостными криками, многие от восторга буквально подпрыгивали на месте, бросали в воздух свои белые панамки, а некоторые даже обнимались…

На Димку начала находить оторопь. Но, не от того, что он видел, хотя это и было странно, а от того, что он услышал и что начало доходить до его сознания.

«СЕГОДНЯ, ШЕСТНАДЦАТОГО ИЮНЯ ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЕГО ГОДА…», «СЕГОДНЯ, ШЕСТНАДЦАТОГО ИЮНЯ ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЕГО ГОДА…», «СЕГОДНЯ, ШЕСТНАДЦАТОГО ИЮНЯ ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЕГО ГОДА…» – бухало, будто колоколом, у него в мозгу.

Оратор между тем поднял руку, призывая всех успокоиться, и, когда установилась относительная тишина, продолжил с ликованием: «Корабль пилотирует… первая в мире женщина-космонавт… гражданка Советского Союза… Терешкова Валентина Владимировна!!!»

Что тут опять началось!

А Димка повернулся к своей наблюдательной амбразуре спиной и, как будто лишившись последних сил, сел на корточки, обхватив голову руками.

«…Тысяча девятьсот шестьдесят третьего года… Советский Союз… первая в мире женщина-космонавт…»

«Нет!!! Не может этого быть!!!» – хотелось закричать Димке, но то, что продолжало доноситься из репродуктора, словно специально хотело убедить его в обратном.

«Совет пионерской дружины лагеря, – звучал уверенный голос директора, – решил обратиться к дирекции, партийному и профсоюзному комитетам завода, на котором славно трудятся ваши родители, с предложением о переименовании лагеря. Предлагается переименовать наш пионерский лагерь из «Звездочки» – в пионерский лагерь имени Валентины Терешковой!!! Согласны, ребята?!»

«Да-а-а-а!!!» – радостным криком ответили сотни детских голосов…

* * *

Он бежал. Не в какое-либо определенное место, не с каким-нибудь обдуманным намерением, а просто так, от отчаяния, – куда глаза глядят. Механически он ловил взглядом на бегу все новые и новые подтверждения того невероятного обстоятельства, что каким-то манером ему удалось провалиться во времени почти на пятьдесят лет в прошлое.

Вот он миновал аллею, вдоль которой, справа и слева были установлены стенды с портретами каких-то мальчиков в красных галстуках. Под портретами имелись довольно пространные тексты, но Димка сейчас находился не в том состоянии, чтобы их читать. В глаза бросились только написанные крупными черными буквами имена и фамилии: Володя Дубинин, Леня Голиков, Валя Котик, Марат Казей… Они ровным счетом ни о чем Димке не говорили. В конце аллеи, который, скорее всего, был ее началом, имелся транспарант, извещавший: «Аллея пионеров-героев». Димка понял, что ничего не знает об их подвигах.

Вот он выскочил к большой круглой клумбе, от которой во все стороны лучами разной длины расходились между аккуратно подстриженными кустами хорошо утрамбованные дорожки. Димка бросился по той из них, которая выводила к площадке перед обширным одноэтажным корпусом. Это светло-голубого цвета строение было тоже деревянным и имело большие высокие окна. Через широко открытые двустворчатые двери можно было видеть множество накрытых белыми скатертями столов, на которых стояли батареи фаянсовых бокалов, лежали кучками ложки и вилки, а также возвышались большие тарелки с нарезанными кусками черного и белого хлеба. У дверей монументально поместилась на стуле невысокая толстая женщина, одетая в обширный белый халат. Волосы ее были упрятаны под белой косынкой. Она, откинувшись на спинку стула, всем своим видом демонстрировала благодушие и обмахивалась белым же вафельным полотенцем.

Краем сознания Димка отметил, что, скорее всего, его занесло к той самой столовой, откуда ребята «тырили» хлеб для своего нелегального костра. Но это его сейчас совсем не интересовало. Он бросился к установленному при входе в столовую стенду, похожему на небольшую вертикально стоящую витрину. Там, за застекленными дверцами, были пришпилены канцелярскими кнопками к фанерной основе развороты газетных листов.

Здесь Димка остановился и заставил себя прочитать названия газет и, главное, даты их выпуска. Одна называлась «Пионерская правда», а другая – «Комсомольская правда». Обе – черно-белые. Первая была от 14 июня 1963 года, а вторая – от 16 июня 1963 года. Сегодняшняя!

Дальше Димка не побежал, а поплелся. Он обогнул столовую и оказался на хозяйственном дворе, который замыкался уже знакомым ему зеленым забором. Только здесь присутствовали еще и здоровенные въездные ворота. Рядом с ними имелся выкрашенный под мухомор небольшой навес-грибок, около которого на маленькой скамейке маялись два пионера.

«Наверное, те самые дежурные, – решил про себя Димка. – Стерегут территорию от посторонних».

Ему вдруг страшно захотелось остаться одному. Наверное, оттого, что он почувствовал себя слишком посторонним в этом мире. Настолько посторонним, насколько может быть только инопланетянин, заблудившийся в незнакомой галактике. Одному в таком случае даже легче. Хотя бы не нужно никому объяснять необъяснимое. Кто он? Откуда? Как сюда попал? Никто, ни один человек не поверит! Даже его собственный дед…

* * *

Как только Димка окончательно убедился, что его занесло в 1963 год, он быстро сообразил, что этот самый пацан, который совсем недавно подбил ему глаз и которому он сам расквасил нос, и есть его любимый дедулечка! Все совпадало: и имя, и фамилия, и возраст деда в том далеком году из прошлого века, и название пионерского лагеря… Да и похожи они! Это даже Овес заметил.

Ну и что это дает? Представьте сами: вам десять или одиннадцать лет. Подваливает к тебе среди леса или даже просто на улице какой-то чудик такого же примерно возраста и заявляет, что-нибудь вроде: «Слышь, пацан, я твой внук, а ты – мой дедушка!» Дурдом. Допустим даже, что дед поверит. Ведь ему сейчас около одиннадцати, а мальчишка в таком возрасте иногда может поверить в несообразные ни с чем вещи. И что дальше? Приходят этак они на пару, например, к директору пионерского лагеря. «Товарищ директор! Это вот мой внук из будущего!» Представляете? Прямая дорога в детскую психиатрическую больницу и для деда, и для потомка.

А если к родственникам? В смысле, к прабабушке и к прадедушке? Ведь папы с мамой еще и в проекте нет. Путь, скорее всего, будет чуть подольше, но в итоге приведет туда же…

Такие или примерно такие безнадежные мысли бились в мозгу у Димки, когда он, совершенно оцепенелый, тоскливо созерцал унылый хозяйственный двор в тылах пионерской столовой.

Вот, решительно не знал он, что ему делать, как, с кем и о чем говорить. Даже с тем же дедом.

Поэтому Димка не вернулся на условленное с ребятами место и не стал дожидаться, пока возвратится с торжественной пионерской линейки Симак, который ему то ли дед, то ли еще не дед. Поскольку, как может быть дедом человек, у которого, пока что нет детей? С другой стороны, как ты можешь не быть дедом, если уже имеешь внука?

И вот с этими дежурными под грибком, которые сторожили калитку рядом с воротами, Димке тоже никак не хотелось объясняться. Зато очень хотелось поскорее выскочить с огороженной территории лагеря и найти такое место, где можно было хотя бы на время забыть о том, что он умудрился залететь на несколько десятков лет в прошлый век, и хотя бы только представить себя рядом со своей деревней и со своей мамой.

В глазах у Димки опять стало горячо. Но он сжал зубы и, тяжело дыша носом, осмотрелся в поисках выхода. Проще всего было двинуться вдоль забора. Через пару десятков метров влево от ворот ограда уходила в заросли кустарника и густую крапиву. Там наверняка можно будет найти подходящую дыру или просто перелезть через не слишком высокий штакетник. Наверное, придется и ободраться, и ожечься, но зато дорога верная.

Димка уже собрался сорваться со своего места, однако, в то же мгновение из-за ворот раздались рычание двигателя и громкий автомобильный сигнал. Соскучившиеся от безделья дежурные бросились открывать ворота. Когда здоровенные створки раскатились в стороны, пионеры отбежали с дороги под свой «мухомор», а во двор стал медленно вкатываться небольшой грузовик. Димка таких раньше никогда не видел. А если и видел, то только мельком в каком-нибудь старом кино. Грузовик имел небольшую кабину, довольно длинный, почти прямоугольный капот моторного отсека, и был выкрашен в темно-темно-зеленый цвет. И номер у него оказался необычным. Цифры и буквы были написаны не черным по белому, а наоборот – белым по черному полю. Кузов грузовика был накрыт высоким брезентовым тентом. Над крышей кабины на вертикальной стенке тента имелось маленькое окошко с откинутым вниз матерчатым клапаном, а над окошком красовалась выполненная белой краской надпись: «п/л Звездочка».

Димке было не до дальнейших подробностей. Грузовик, едва въехав в ворота, приостановился и своим кузовом закрыл дежурных от Димки, а те, разумеется, больше не могли видеть его. Водитель тоже отвернулся в другую сторону, так как высунул голову через окно кабины и о чем-то расспрашивал ребят. Димка воспользовался открывшейся дорогой и, не долго думая, нырнул в узкое пространство, остававшееся между задней частью кузова грузовика и высоким воротным столбом.

* * *

Высокая сосна росла на краю крутой береговой ступени. Димка сидел на небольшой площадке, остававшейся между стволом дерева и обрывистым склоном. Собственно, берег лежал узкой и неровной травяной полосой метрах в десяти ниже. Там плавно катила свои стеклистые, с коричневатым отливом воды, Москва-река.

Правее Димки в высокой береговой террасе находился глубокий округлой формы провал, имевший почти вертикальные стены, по виду похожие на самые настоящие скалы. Напротив, за рекой, сколько хватало глаз, расстилалось нежно-зеленое поле, ограниченное где-то вдали неровной щеточкой темного хвойного леса. И никаких звуков, кроме шума листвы под ветром, поскрипывания деревьев, редкой переклички птиц, жужжания шмелей…

Чтобы забраться сюда, Димка потратил, наверно, минут сорок. После того, как ему удалось без помех выскочить за ворота, он побежал по пыльной грунтовой дороге, проходившей вдоль лагерной территории. Здесь ему встретились двое людей: немолодая женщина в темно-синем платье, повязанная белым платком, в сандалиях на босу ногу и мальчишка лет тринадцати, босой, в закатанных по колено серых штанах, в майке без рукавов и в засаленной кепке. Оба они бойко прокатили мимо на допотопных велосипедах.

В том месте, где лагерный забор под прямым углом встретился со стеной леса, дорога разошлась надвое. Более накатанная и пыльная ветка ее круто повернула влево, вдоль лесной опушки, а другая – с еле заметной колеей – нырнула под прохладный полог деревьев.

Димка довольно долго шел по лесной дороге, основательно присыпанной опавшей и пожухлой сосновой хвоей, из-под которой, как вены из-под кожи, выступали на поверхность извилистые и узловатые корни огромных деревьев. В пути ему попался небольшой и прозрачный ручей, из которого он напился, несмотря на то, что помнил строгое мамино наставление – «ни в коем случае не пить воды из случайных источников». Однако жажда была просто необоримая. Потом в зеленом сумраке леса, справа, он увидел, что между высоченными стволами сосен над густым подлеском просвечивает небо, и двинулся в том направлении по первой подвернувшейся тропинке, бравшей начало от лесной дороги.

Тропика вывела Димку сначала к тому самому странному провалу с выходами камня, похожими на скалы, а затем по его краю – к сосне над обрывистым берегом…

Здесь не было никого, и Димка мог не сдерживаться. Перво-наперво он вдоволь наревелся над своим неожиданным круглым сиротством. Никого у него в этом мире не было. Ни мамы, ни папы, ни деда, который, впрочем, вроде как есть, но его все равно, что нет. Лет сорок ему еще до деда расти.

Однако всему приходит конец. И рыдать нельзя бесконечно – не получается. И слезы, в конце концов, иссякают. Видимо, их запас в человеческом организме все-таки ограничен.

Очень кстати Димке пришла в голову та трезвая мысль, что его сиротство – сиротство особого рода. Фантастическое оно какое-то. Вот он, например, точно знает, что никто не погиб. И мама, и папа, и дед, и он сам – все живы и здоровы. Маме с папой даже труднее, чем ему. Они-то, когда обнаружат, что он пропал, непременно решат, что с ним случилось что-нибудь совершенно непоправимое. Тут Димке стало очень жалко собственных родителей, но снова заплакать он не мог. Не было сил. Только скуксился лицом. Что делать дальше, он придумать пока не мог. В самых общих чертах получалось, что волей-неволей нужно будет выходить к людям и сочинять какую-нибудь дикую историю, в которую все равно никто не поверит. В детский дом, наверное, отправят. Точно – отправят! И потом нужно будет всю жизнь мыкаться среди чужих людей и все врать, врать чего-то про себя…

«Стоп! – подумал Димка. – А что, если показать каким-нибудь понимающим людям в этом времени, ну, например, ученым, мой смартфон? Должны же они понять, что это совершенно необычная вещь? Кстати, где он?» – и Димка сунул руку в задний карман джинсов. Смартфона не было! Димка вскочил на ноги и стал судорожно шарить по всем имевшимся у него карманам. Нет!!! Осмотрел все вокруг под ногами. Нет!!!

Куда бежать? Где искать? Димка понятия не имел, в каком месте он мог его выронить.

Может, сунул мимо кармана, когда Седой вернул ему смартфон после драки с дедом. Может, он выпал из кармана, когда пришлось протискиваться через дыру в заборе. Может, это произошло, когда Димка сидел на корточках на сцене, может, когда пил воду из ручья. Может, еще где… Последняя ниточка, связывавшая его с собственным миром, оборвалась. Правда, были еще кроссовки, джинсы, Человек-Паук на футболке… Но идти с этим к ученым? Несерьезно!

Первым побуждением у Димки было пробежать по всему своему сегодняшнему пути и отыскать пропажу, но тут он почувствовал, как сильно устал. Ноги казались чугунными, а дышалось, даже при небольшом напряжении, тяжело.

«Нет! – решил Димка. – Сначала отдохну, а потом пойду искать. Найду – хорошо. Не найду – будь, что будет! Хоть детдом. И там люди живут».

Он поудобнее устроился между корнями сосны, притулившись плечами и затылком к ее могучему стволу, отмахнул от лица случившуюся муху, вытянул ноги и прикрыл глаза. Димка хотел просто немного посидеть, но его организм отозвался на все переживания и напряжение последних часов по-своему. Сон свалился на Димку, как в финале спектакля на сцену падает тяжелый непроницаемый занавес…

* * *

…Какое-то неприятное ощущение на лице заставило его проснуться. Он с трудом приоткрыл левое веко и в то же мгновение увидел мутный контур здоровенного крылатого насекомого, расположившегося у него прямо под глазом. Не рассчитав спросонья силы, Димка со всей мочи шлепнул по этой твари кулаком и тут же с воплем вскочил на ноги. Мало того, что он засветил сам себе прямо по тому месту, куда ему не так давно врезал родной дедушка, так еще туда же будто шило воткнули. Димка как сумасшедший вертелся на месте и вопил, дрыгая от боли даже ногами. Одну руку он прижал ладонью к крепко зажмуренному левому глазу, а другой судорожно махал во все стороны, отбиваясь от новых воображаемых напастей. Правый глаз, хоть и был открыт, но тоже почти ничего не видел. В нем со сна застряла какая-то мутная пленка, которая сильно мешала зрению. Наконец, боль начала понемножку утихать, а новых покушений со стороны неизвестных врагов не наблюдалось.

Димка прекратил свою дикую пляску и, присев на корточки, стал осторожно протирать глаза. Особенно бережно он обращался с левым, вокруг которого начал образовываться заметный отек.

Первое, что Димка увидел прямо перед глазами, на совсем близкой, усыпанной сухими сосновыми иголками земле – была полураздавленная оса. Удивительное дело, как это он не затоптал ее совсем, пока прыгал тут, не видя ничего от боли! «Так вот, кто меня жиганул!» – догадался Димка. Он стал, болезненно морщась, поднимать взгляд выше, и тут же среди хвойной подстилки что-то тускло блеснуло. Боясь поверить сам себе, Димка сунулся рукой в сухие сосновые иголки… И точно! Вот он – его собственный смартфон!! Нашелся!!! Как же он его раньше просмотрел? Ведь все вокруг обыскал.

Димка высоко подпрыгнул, теперь уже от радости, а приземлившись, замер от изумления.

Он стоял в небольшом прямоугольном углублении, напоминавшем своей формой уютное кресло без ножек… Валик в головах, по валику справа и слева… С боков и сзади заросли можжевельника… Вокруг невысокие сосны… Над головой в большом, причудливой формы окне, образованном их ветвями, далекое голубое небо… А там, впереди, на открытом пространстве угадывался срез берега, который заслонял собою невидимую отсюда реку… Дальше был замечательный вид на большой заливной луг на противоположном берегу и на зеленую, с вертикальными красновато-рыжими прожилками стволов стену соснового леса над ним…

Димка бросился к берегу и глянул с него вниз. Ну, конечно же! Под невысоким песчаным обрывом выгнутой тонкой саблей лежала самая что ни на есть родная тихая Спешиха, а не какая-нибудь там Москва-река! Димка еще раз оглянулся (на всякий случай, знаете ли…) Да! Никаких сомнений не оставалось. Это было его любимое заветное место.

С ощущением безудержного, буквально разрывавшего грудь счастья Димка бросился знакомой дорогой к недалекому дому.

* * *

Первое, что он увидел, когда влетел во двор через заднюю калитку, – была дедова «Мазда». Она стояла на гравийной площадке перед гаражом.

Это был сюрприз! Приятный сюрприз. Правда, Димку тут же пронзило беспокойство: «Не случилось ли чего?» Ведь, насколько ему было известно, дед с визитом на дачу к внуку не собирался.

По лестнице он взлетел на остекленную веранду, огибавшую теплую часть дома буквой «Г», и громко позвал:

– Мама!

– Димочка, мы здесь! – немедленно отозвался мамин голос с невидимой для него части помещения.

Димка немедля кинулся туда.

Через большие распахнутые окна, завешенные слегка колыхавшимися на слабом сквозняке кисейными занавесями, на веранду вливались чистый воздух близкого леса и спокойный белый свет.

Дед возлежал на диване. Его переносицу прикрывало скомканное мокрое полотенце, которое он придерживал левой рукой, а в правой – вытянутой вдоль тела, был зажат испачканный кровью носовой платок. Мама сидела здесь же, на диване, в ногах у деда и держала на коленях небольшую миску с водой, в которой, видимо, мочила полотенце.

– Деда! Это кто тебя так? Неужели, я? – бухнул Димка, еще не до конца расставшийся с тем миром, из которого возвратился в свое джинсово-кроссовочное и мобильно-телефонное время только несколько минут назад.

Дед, не поворачивая головы, скосил на Димку насмешливые глаза и ответил:

– Чего-то я не помню, чтобы мы с тобой дрались когда-нибудь. А вот кто тебя так разукрасил, мой дорогой? – и дед, подняв руку с зажатым в ней окровавленным платком, ткнул указательным пальцем воздух в направлении основательно заплывшего синяком Димкиного глаза.

Димка еле удержался, чтобы не брякнуть в ответ: «Да, это ты мне, дедулечка, сам и засветил лет так пятьдесят назад!»

Но тут Димкину «блямбу» под глазом, наконец, заметила мама.

– Господи! – вскрикнула она, – где это тебя так угораздило? Ты с кем-то подрался?

«Сказать тебе, мамулечка, чистую правду, – подумал про себя Димка, одновременно хитро поглядывая на деда, – так ты же меня первым вруном назовешь!»

– Да нет! Что ты, мама! Это оса у меня под глазом уселась, а я ее сдуру кулаком кэ-э-эк треснул! А она меня еще и ужалить успела…

Мама стремительно поставила мисочку с водой на пол и, всплеснув руками, подлетела к сыну.

– Дай! Дай, посмотрю! – она схватила Димкину голову ладонями за виски и, повернув его к свету, стала всматриваться в опухшую, затекавшую сизым синяком глазницу.

– Ну, точно! – продолжила она очень обеспокоено. – Вот оно, место укуса, под самым глазом! Это ведь очень опасно! А вдруг аллергия? А вдруг отек Квинке? Может, его в больницу? – и она поглядела на деда тревожно-вопросительным взглядом.

Дед, не переменяя позы, вновь скосил глаз на внука и спросил:

– Э-э-э… Молодой человек! А когда с вами произошло сие прискорбное событие? Как давно?

– Минут десять назад… – сообщил Димка.

– Э-э-э… А вы убеждены, молодой человек, что это была именно оса, а не пчела?

– Так, деда! Я же ее дохлую… ну, почти дохлую видел!

– Ну, в таком случае, – обращаясь теперь к Димкиной маме, заключил дед, – поезд уже ушел. Э-э-э… В смысле, он и не приходил. Это в основном на пчелиный яд такая реакция случается. Кроме того, она развивается почти мгновенно. Если бы что-то такое имело место, то нашего Димона уже раздуло бы, как дирижабль!

– Господи! Какие ужасы вы говорите! – воскликнула мама, однако, по ее тону чувствовалось, что она начала успокаиваться.

Мнения деда пользовались у мамы авторитетом. Все-таки он был доцентом. Хотя и кафедры математики, а не медицины, но – доцентом же!

– Так вы думаете, – на всякий случай еще раз уточнила она у деда, – к врачу точно не нужно?

– Абсолютно! – отрезал дед.

– Кстати, Димка! – вдруг вспомнила о новой заботе мама. – Где это ты разгуливал столько времени? Часа четыре, если не больше. Давно обедать пора. Я уже волноваться начала! Звоню тебе на телефон, а он не отвечает. Отключен! Что я думать должна?

– Ой, мам! Да я его просто зарядить забыл! Аккумулятор сел!

– Бестолочь! – резюмировала мама, самым наимягчайшим тоном, какой имела в запасе, и ласково шлепнула сына ладонью по лбу. – А я тут с ума сходи!

Она усадила Димку на то самое место на диване, в ногах у деда, где еще недавно сидела сама, и вручила ему еще одно намоченное в воде полотенце, настрого приказав держать его прижатым к опухшему глазу.

– Потом зеленкой обработаем! – пообещала она и отправилась на кухню собирать обед.

Пройдя несколько шагов, она обернулась, окинула командирским оком представшую ее глазам картину и, удовлетворенно произнеся: «Лазарет!» – скрылась за углом.

* * *

– Деда! А, деда! Правда, а кто тебе нос разбил? – поинтересовался Димка, глядя на Дмитрия Сергеевича по-кутузовски, одним глазом.

– Я, мой дорогой внук, – велеречиво ответствовал дед из-под мокрого полотенца, – достиг того почтенного возраста, когда могу позволить себе пролитие крови из собственного носа без предварительного получения по морде.

Да. Дмитрий Сергеевич излагать умел. Много лет тренировался на студентах.

– Давление, наверное, скакануло, – продолжил он значительно проще, – вот и потекло. Прямо здесь уже, когда из машины вылезал. Жара, понимаешь, в этом июне июльская какая-то. Чувствую себя – не очень…

– А в детстве ты дрался? – приставал настырный внук.

– Ну, было, конечно… Не часто.

– А в лагере?

– Что в лагере? В каком еще лагере?

– Ну, в пионерском, в «Звездочке». Его еще потом переименовали в честь Терешковой. Которая в космос летала.

– Переименовали, говоришь? – засомневался вроде дед, а потом спохватился. – Ах, ну да, ну да! Действительно, помню… Было такое. А ты откуда знаешь?

Димка было стушевался, поняв что сказал что-то лишнее, но быстро сообразил и соврал совершенно искренно, как это умеют делать только десятилетние мальчишки:

– Да ты мне сам рассказывал! А то откуда бы мне знать? Дед на пару секунд приподнял полотенце с переносицы, подозрительно глянул на внука, но вынужден был согласиться:

– М-да… Действительно. Откуда бы? Эх! Что с памятью делается!

Пройдя этот неожиданный поворот, Димка снова вырулил разговор на интересовавшую его тему:

– Ну, деда! Так дрался ты в пионерском лагере?

– Ну, дрался, наверное… Кто же в детстве не дерется?

– А вот тот день, когда Терешкова в космос полетела, ты помнишь?

Дед снова оторвал уже почти высохшее полотенце от лица, с изумлением поглядел на Димку, но, по своему обыкновению, не посчитал возможным оставить вопрос представителя младшего поколения без ответа.

– Смутно, Димка, смутно… Я, кажется, как раз в лагере был… Точно! В лагере! Еще помню, линейка вроде была… Радовались все…

– А именно в этот день – дрался? – прервал Димка дедов заплыв по волнам ветеранской памяти.

Тут Дмитрий Сергеевич даже несколько ошалел. Он окончательно отбросил полотенце на сиденье ближайшего стула, выдернул из-за Димкиной спины ноги, сел на диване, упершись руками в колени и, в довершение всего, потряс головой, как будто отгонял надоевшую муху.

– Ну и задачки ты мне ставишь, любезный внук! Это-то тебе зачем, скажи мне, ради всего святого! Ну, как ты думаешь? Могу я все помнить?

– Ну, дедунечка! Ну, любименький! – взмолился Димка. – Ну, вспомни, пожалуйста! Ну, мне очень нужно! Очень, очень, очень!

– Ну, если только очень, очень, очень… – обреченно повторил Дмитрий Сергеевич. – Тогда попробую.

На какое-то время дед, задрав голову, уставился глазами в потолок. Он даже раскачивался от напряжения взад-перед, временами болезненно мычал и морщил лицо, как от кислого. Димке на секундочку показалось, будто он слышит, как в голове у деда с трудным хрустом проворачиваются какие-то давно не вращавшиеся шестеренки.

Наконец, видимо, откуда-то с потолка Дмитрий Сергеевич начал собирать обрывки воспоминаний и, по мере их поступления, стал транслировать результаты настырному внуку в несколько необычной для себя пародийно-просторечной манере:

– Да-а… Чой-то, чой-то такое, кажись, было… Вроде пацанчик какой-то… Лагерный? Не… Кажись – не лагерный… М-м-м…

Прямо физически ощущалось, как извлекаемые дедом из потаенных закоулков разума лоскуты ветхой ткани воспоминаний никак не хотят складываться в единое полотно, а, напротив, норовят расползтись на отдельные нити, а то и вовсе рассыпаться в прах, в невидимую и неощутимую пыль. Но Дмитрий Сергеевич старался от души:

– Кто-то там еще был со мной… Приятели какие-то, что ли… М-м-м… Нет, не могу вспомнить… – и он вновь закрыл глаза, изо всех сил напрягая память.

– Овес, – еле-слышно даже для себя прошептал, как будто выдохнул, Димка.

Дед замер, широко открыл глаза, изумленно огляделся вокруг и радостно сообщил:

– Вспомнил! Вспомнил, Димка! Ты представляешь! Вспомнил! Как будто, прям, услышал! Овес – у него кликуха была! У моего приятеля, то есть! А у другого – Седой! Надо же! Вспомнил! – восторгался дед собственными способностями.

Дальше пошло легче.

– Вот все-таки, откуда этот пацанчик взялся? – уже даже с некоторым азартом стал допрашивать сам себя Дмитрий Сергеевич. – Теперь точно помню, что не из лагеря… Может, с дач? Или из военного городка? Там, Димка, аэродром военный рядом находился…

– А может, он вообще посторонний был? – голосом опытного провокатора подбросил деду новую версию Димка. – Заблудился, например, потерялся.

У Дмитрия Сергеевича сделался такой вид, какой бывает у человека, с ходу налетевшего на стеклянную дверь. Он даже потер ладонью лоб.

– Правильно, Димка! Молодец! И это я вспомнил! Он, действительно, потерялся. От поезда отстал! Вот!

Чувствовалось, что дед очень доволен собой.

– Как же у меня сегодня замечательно память работает! Даже самому приятно. Не зря мне доктор эти таблетки прописал… Как их? Тьфу, черт! Забыл! Ну и бог сними! Давай дальше! Вот с ним-то я и подрался! Из-за чего? Хвастал он, кажется, много. Как именно? Ну, вот этого, хоть убей, не вспомню! Ишь ты! Вспомни ему, что плел какой-то первый встречный мальчишка полвека назад! Ты меня не переоценивай! Что хвастал – помню. И что я наподдал ему – тоже помню. Вот и все.

– А он тебе? – ехидно спросил Димка.

– Что – он мне?

– Наподдал?

– Мне?

– Тебе, деда, тебе!

– М-м-м… – замялся Дмитрий Сергеевич. – Не помню точно… Может, и наподдал… А тебя-то что это так волнует?

«Наподдал, наподдал!» – благодушно и с некоторым даже чувством гордости подтвердил Димка про себя, но вслух сказал:

– Да так просто. А вообще, люблю я тебя, дедулечка, страшно!

При этом внук порывисто обнял деда за шею.

– Ах ты подлиза! – только и нашелся что ответить на это Дмитрий Сергеевич.

Дальнейшее общение деда и внука с глазу на глаз было пресечено решительным требованием мамы пожаловать за стол.

* * *

– Да вот так просто приехал, – ковыряя вилкой в тарелке с салатом, объяснял Дмитрий Сергеевич свой неожиданный визит на дачу к внуку. – Соскучился. Хочешь – верь, хочешь – не верь. Проснулся утром, ни свет, ни заря… Спать больше не могу, хоть тресни. Тебя вспомнил. Вдруг захотелось увидеть. Слеза, знаешь, такая, глупая стариковская начала наружу проситься. Ни с того, ни сего… Ну, вот… Сел на машину, да и поехал. Сам знаешь, летом я человек свободный и на подъем легкий. Пока ехал, вспомнил, что давненько мы с тобой набегов на московскую ярмарку развлечений не совершали. А? Как думаешь?

Димка от радости и предвкушения грядущих удовольствий вскочил из-за стола, забыв про недоеденные макароны, и как был с вилкой в руке, на которой оставалась наколотой половина котлеты, снова бросился к деду на шею.

Дмитрий Сергеевич попытался уклониться, не столько от объятий внука, сколько от котлеты, угрожавшей чистоте его рубашки, но это ему не удалось. К счастью, обладавшая прямо-таки вратарской реакцией мама бросилась на выручку и успела выдернуть из руки не в меру эмоционального сына опасное для чистоты одежд орудие.

– Сядь на место немедленно! – скомандовала она Димке, сжимая в руке вилку с куском котлеты наподобие маршальского жезла. Дмитрию Сергеевичу при этом от нее достался только слегка укоризненный взгляд.

Когда Димка был усмирен и загнан на свой стул и за свою тарелку, обсуждение неожиданно возникшей темы продолжилось вновь.

– Я, в общем-то, не против, – говорила мама, обращаясь к Дмитрию Сергеевичу, – кроме того, все Димкины приятели разъехались. Как сговорились! Он тут затосковал у меня совсем. Только ведь сегодня уже поздно…

– Не поздно! Не поздно! Ну, мамочка! – запричитал Димка, вновь вскакивая со своего стула.

– Сидеть! – стальным голосом вновь скомандовала мама, – тебя пока не спрашивают. Я с дедушкой разговариваю. А ты макароны давай домучивай скорее…

Димка обиженно уткнулся в тарелку и стал отлавливать с нее последние макаронины, преувеличено-громко стуча вилкой, а мама продолжила разговор с Дмитрием Сергеевичем:

– Так вот, я и говорю, пока доедете, уже совсем поздно будет. Может, переночуете и поедете утром?

– Нет, – к Димкиной радости возразил маме Дмитрий Сергеевич, – если утром поедем, пока доберемся, полдня пройдет. А налет на город нужно начинать с утра, со свежими силами. Верно я говорю? – спросил он подтверждения у внука.

Тот, судорожно проглотив последний кусок еды, яростно закивал головой, поскольку высказываться вслух все еще не осмеливался, имея в виду близкое присутствие взыскательного командования.

– У меня, в Москве, переночуем, а утром – в поход!

Тут уже Димка не сдержался, снова вскочил и заорал:

– Ура-а-а!!!

Мама попыталась было нахмуриться, но не выдержала необходимой серьезности и расхохоталась.

* * *

Когда они уже уселись в машину и пристегнулись ремнями, в подсумке на поясе у деда дважды резко пискнул сотовый телефон. Он был, конечно, не чета Димкиному смартфону, но тоже ничего себе…

Дед поднес его к глазам, безнадежно сморщился, выдернул из нагрудного кармана рубашки очки, нацепил их на нос и снова уставился в дисплей.

– Ха! Димка! Смотри! Предлагают ни много ни мало – путешествие во времени! – и он показал внуку сообщение.

Димка, оторопев от изумления, увидел знакомый текст: «Вы желаете совершить путешествие во времени?». А ниже, как и в прошлый раз, – два маленьких окошка – зеленое, в котором стояло «Да», и синее, в котором значилось «Нет».

– Ну, что? – спросил Дмитрий Сергеевич, – может, ну ее, Москву! А махнем куда-нибудь лет на сто назад или вперед! А? – и он занес палец над дисплеем.

– Не-е-е-ет!!! – испуганно завопил Димка. – Не надо! Дедунечка, миленький, не надо!

Это было настолько искренно, что дед тут же отдернул руку и начал успокаивать внука:

– Димка! Да, что ты, в самом деле? Это, наверное, какая-нибудь рекламная акция дурацкая, только и всего…

– Все равно не надо! – буквально умолял готовый заплакать Димка, – мне с тобой и здесь хорошо! Не надо ни в прошлое, ни в будущее! Даже понарошку! Ну, деда же!

– Хорошо, хорошо! Успокойся… – несколько ошарашенный реакцией внука на такую, казалось бы, чепуху стал уговаривать его Дмитрий Сергеевич. – Хорошо. Сейчас мы дадим им отбой…

– Дай я! Я дам отбой… – попросил Димка.

Дед, пожав плечами, передал телефон внуку, а тот тщательно прицелившись, ткнул пальцем в синее окошко. Опасная надпись немедленно исчезла. Димка облегченно вздохнул и возвратил телефон деду, который все не мог оправиться от удивления…

* * *

«Мазда» неслась по залитому солнцем широкому шоссе. К голубому шатру небосвода в живописном беспорядке на невидимых нитях были подвешены небольшие и очень аккуратные крутобокие облака – кипенно-белые сверху с чуть более темными, почти круглыми, днищами. Они отбрасывали редкие пятна тени на проплывавшие мимо окон машины далекие невысокие холмы, покрытые где – нежно-зеленым плюшевым покрывалом лиственного леса, а где – жесткой и темной щетиной ельников.

Димке было очень хорошо, спокойно и знакомо.

Навстречу проносились редкие машины, все, как на подбор, хорошо известных ему марок, в них сидели люди, одетые по преимуществу в джинсы и кроссовки; они бесперечь переговаривались друг с другом по мобильным телефонам, и все это благолепие, вне всякого сомнения, пронизывала незримая, но великая и почти всемогущая сеть Интернета.

Дед, всматриваясь в дорогу, уверенно держал руль и чему-то улыбался.

– Ты знаешь, Димка! – сказал он, вынырнув из каких-то своих, скорее всего, приятных мыслей. – Действительно! Нам и здесь хорошо! Как говорится – «времена не выбирают!»

Сказал – и прибавил газу.

Супер

В одиннадцать лет Димка Симаков (тот самый, которого друзья и приятели называли также Димоном или просто Симаком) умудрился влюбиться.

Правда, если кто-то из тех же друзей или приятелей посмел бы сказать это Димке в лицо, то, наверное, получил бы от него по физиономии. Ну, это, конечно, в крайнем случае. Однако ссора, по любому, вышла бы крепкая. Димке почему-то казалось, что влюбляться – для мужчины в солидном одиннадцати летнем возрасте – дело не слишком почтенное и даже до некоторой степени стыдное.

Поэтому свое неожиданно возникшее чувство к Кате Соколовой из параллельного класса он тщательно скрывал и маскировал, как только мог и от одноклассников, и от друзей, и, разумеется, от родителей, и, конечно же, от самой Кати, а также (можете себе представить!) даже от самого себя.

То, что Катя Соколова училась в параллельном классе, сильно усложняло Димону и без того сложную жизнь. Вот ведь угораздило! Ну, есть же в собственном классе очень красивая девочка, кстати, тоже Катя, только Стрельцова, вокруг которой вертятся все мальчишки. Вот на кого, безо всякого риска прослыть «женихом», можно было бы обрушить любые проявления тайной симпатии: и с парты у нее чего-нибудь утащить, и толкануть, проходя мимо, и школьную сумку из руки выбить, и за все за это в качестве высшей рыцарской награды получить от предмета страсти, например, учебником географии по башке… Кайф!

Так, нет! Подавай ему Соколову! А постоянно бегать в чужой класс, с тем, чтобы каким-нибудь подобным образом проявить себя перед понравившейся девочкой, – слишком заметно и подозрительно.

Ну, и что оставалось делать Димке в подобной ситуации? Понятное дело – только страдать! Безмолвно и без малейшего шанса разделить это страдание с каким-нибудь понимающим человеком. Так уж устроены одиннадцатилетние молодые люди, что не в состоянии решиться рассказать о своей первой любви даже самым закадычным дружкам, не говоря уже о родителях.

Родители! Именно от них у Димки последнее время стало возникать много секретов. Да и не только у него. Товарищи и приятели тоже жаловались на непонимание со стороны старшего поколения по самым элементарным вопросам и на постоянно растущую потребность держать в присутствии «предаков» язык за зубами. Во избежание разного рода недоразумений. А ведь совсем еще недавно такого не было. И вот теперь что-то изменилось. Что-то неуловимое, чего Димон понять пока не мог. Выражение – «проблемы переходного возраста» – еще не было ему знакомо.

Даже дед представлялся Димке более вероятным кандидатом на место поверенного в сердечных тайнах, но и он, в конце концов, не удостоился такой чести.

В общем, Димка героически переваривал брожение первой любви внутри самого себя, не делясь своими переживаниями ни с кем.

А тут еще эта осень, будь она неладна! Все врут, что сердечные переживания обрушиваются на человека вместе с талыми водами, то есть, по преимуществу, весной. А может, и не врут… Но, что касается Димки, то всю остроту этой болезни он ощутил вместе с ранним октябрьским насморком.

Уже в первую неделю нового учебного года, при каждой самой случайной и мимолетной встрече с Катей Соколовой его стало как-то непонятно томить. Задумчивость, опять же, какая-то невразумительная примораживала Димку к месту, стоило только этой девочке мелькнуть у него перед глазами.

– Эй! Ты чего?! Заснул?! – выводил его из оцепенения какой-нибудь приятель, дружески толкая в плечо.

Димон встряхивался, как бы гоня от себя наваждение, и на некоторое время становился похожим на самого обыкновенного одиннадцатилетнего сорванца. Пока снова не накатывало…

А в октябре, когда толпившиеся вокруг школьного двора клены дружно вспыхнули напоследок всеми оттенками яростно-жарких красок – от пронзительной желтизны до почти алого цвета, когда дорожки близкого лесопарка начало заносить шуршащей порошей опадающей листвы, когда лиловые, холодные даже на вид облака стали оставлять все меньше места чистой голубизне неба, обещая вскоре совсем закрыть его на долгие недели пологом дождевых туч, когда северный ветер зашнырял среди бетона городских кварталов, норовя залезть за шиворот каждому встречному-поперечному, чтобы насыпать туда добрую пригоршню противных зябких мурашек, Димка совсем затосковал.

* * *

Как-то, кажется во вторник, а может быть, и в среду (для истории это большого значения не имеет), Димка вышел из школы, имея в запасе массу свободного времени. Именно в тот день, помнится, отменилось одно из многочисленных его занятий: то ли тренер по борьбе заболел, то ли в музыкальной школе трубы прорвало, то ли преподавательница изостудии замуж выходила… Тоже не важно. А существенным являлось то, что по этой причине можно было на вполне законном основании и, не опасаясь надоевших нотаций со стороны родителей, заняться каким-нибудь любимым делом… К примеру, с тем же Толяном Басовым по сети в воздушный бой сразиться и завалить несколько раз подряд его темно-зеленый «Сопвич» меткими очередями своего ярко-красного «Фоккера». Даром, что Толян реальный амбал, а в воздухе (пусть даже виртуальном) – слабак, хоть и пыжится аса из себя изображать. Да мало ли еще чего можно придумать! Только не придумывалось…

Минут десять уже плелся Димка по улице, изредка поддавая носком кроссовки случавшиеся на пути кучки наметенных ветром пожухлых листьев. Временами он поднимал голову и смотрел вперед. Там, метрах, наверное, в пятидесяти от него шли и о чем-то беспрестанно щебетали две девчонки. Они были увлечены очень живым разговором, бурно жестикулировали, временами даже кружились вокруг собственной оси и только что не подскакивали от переизбытка эмоций. Одна из них – Катя Соколова. Та, что слева.

Уже не первый раз случалось это с Димкой, что он вот так, стараясь оставаться незамеченным, безнадежно тащился вслед за Катей, пока она не скрывалась в собственном подъезде, или ее не перехватывала по пути мама,, или не вырастала между ними еще какая-нибудь подобная преграда.

Каждый раз Димку подмывало догнать ее и… что-то такое сделать. Нет, не просто толкнуть или сумку из рук выдернуть, а… заговорить, что ли? А то еще ту самую сумку с учебниками не выбить, а наоборот, взять и понести… В смысле – помочь. А то еще очень хотелось подать Кате руку, когда она из кареты будет выходить…

«Из какой такой еще кареты?» – спросите вы. А вот и какой. Димон недавно посмотрел фильм, по сюжету которого какие-то чуваки из поза-поза-позапрошлого века, одетые в узкие камзолы, бархатные штаны и высоченные сапоги, беспрестанно и при этом очень ловко дрались между собою длиннющими шпагами, а также периодически красиво умирали, заливая алой кровью свои белые рубахи, пенное кружево воротников и обшлагов. Правда, главный герой был не промах и зарезать себя насмерть никому не давал. Зато он очень красиво подавал руку своей возлюбленной, когда она выходила из той самой кареты. Ах, какой это был кадр! Открывается дверца, на откидную ступеньку изящно выскальзывает ножка в парчовой туфельке, потом в обрамлении шелка, кружев и лент из глубины экипажа возникает прекрасное лицо, а также в изысканном жесте вытягивается нежная рука. Вот тут-то лихой боец в роскошно-свободном поклоне и предлагал даме надежную опору.

В Димкином воображении как-то так само собою получалось, что из кареты выходила Катя Соколова, а красавцем в бархатных штанах и ботфортах, со шпагой наотлет был он сам…

Или вот, например, стихи Кате можно было бы какие-нибудь прочитать. Димка неоднократно слышал дома семейную историю о том, как папа (когда еще не был папой) завоевал сердце мамы (когда она еще не была мамой) тем, что постоянно читал ей стихи, которых он, действительно, знал массу, и все наизусть.

Димка недели полторы назад осторожно подкатился к маме с вопросом:

– Мам! А, мам!

– Ну? – очень коротко и со всхлипыванием отозвалась мама, поскольку именно в этот момент нарезала на кухне лук для котлетного фарша.

– А какие стихи тебе папа читал?

– Когда? – не поняла мама.

– Ну, тогда. Давно. Когда вы еще не поженились.

– Ах, вот ты о чем! – и нож смахнул с доски нарезанный лук в миску с фаршем. – Разные, Димка, разные! Папа много стихов помнит. Ты же сам знаешь.

– Ну, а тебе, какие больше нравились?

– В смысле? – снова не поняла мама, наверное, потому, что уже была очень занята перемешиванием фарша.

– Ну, там про войну… про природу… или про эту… про любовь… или там еще про что?

Мама оторвала взгляд от своей работы, посмотрела в потолок, сдула в сторону опустившуюся на лоб прядь волос и решительно ответила:

– Точно, не про войну! Да! Про любовь!

– А поэт какой? – продолжал допытываться Димка.

– Что поэт? – переспросила мама выкладывая на разделочную доску первую вылепленную и обвалянную в сухарях котлету.

– Ну, какого поэта стихи тебе нравились больше всего?

– Есенина, – назвала мама, видимо, первое, что пришло в голову. Ее можно понять. Исправно вести домашнее хозяйство дело хлопотное и многотрудное.

Димке, впрочем, и этой информации было вполне достаточно. Он немедленно и к большому, надо сказать, маминому облегчению улизнул в гостиную, где находился здоровенный книжный шкаф. После достаточно длительных поисков ему удалось раскопать там небольшой томик, на обложке которого значилось: С. Есенин. Лирика.

Сказать по правде, Димка не очень-то любил стихи. И запоминал их не слишком хорошо. И то, что он обнаружил под обложкой, также не захватывало. Во всяком случае, «Бородино» М. Ю. Лермонтова покруче будет. Или, скажем, «Рассказ танкиста» Симонова К. М. Как это там? «Был трудный бой, все нынче, как спросонок…» – ну, и так далее. А тут, все как-то непонятно. А иногда тоскливо, хоть волком вой. Особенно, про то, как какой-то гад щенков топил. Ужас! Даже УжОс, как ныне это пишется в Интернете. Но несколько стихотворений, о которых совершенно точно можно было сказать, что они «про любовь», Димка честно прочитал. Мало того, он даже запомнил четыре строчки одного из них:

«Я хожу в цилиндре не для женщин, — В глупой страсти жить сердце не в силе, — В нем удобней, грусть свою уменьшив, Золото овса давать кобыле…»

Особенно ему пришлось по душе про кобылу. Димка животных любил, а лошади ему нравились особенно. Правда, понадобилось выяснять, что такое «цилиндр», в котором автор с какой-то стати ходил. Оказалось, что цилиндром называлась шляпа, формой напоминавшая самое обыкновенное ведро, которую лет сто назад таскали на головах буржуи, дипломаты и просто пижоны…

Все это хорошо, конечно, но главная проблема оставалась. Как начать эти самые стихи читать Кате? Забежать вперед, заступить дорогу, стать в позу, и на тебе: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром!..» Псих какой-то, скажет… Крыша, скажет, у Симака уехала! «Вот, если бы что-нибудь такое… – фантазировал Димка. – Ну, как в Человеке-Пауке…. Тут, значит, землетрясение… Нет, наводнение… Нет, самолет с террористами с неба падает! И прямо на Катю! Нет! На Катю не нужно. В общем, тут, рядом… О! На супермаркет «Виктория»! А я так, раз! Вжик! На крышу дома! И оттуда присоской, бац! За корпус самолета! И так, изо всех сил тяну-у-у, тяну-у-у его в сторону от людей… В лесопарк! Он там – ба-абах-х! Ну, все вокруг, конечно: Что это? Как это? Кто это? А тут я так скромненько выхожу…»

Дальше в Димкином воображении рисовалась толпа из сплошь восхищенных людей, а впереди – Катя Соколова. Самая восхищенная. Ну, а потом? Потом можно и стихи читать!

* * *

Пока Димка вот так красиво воображал про себя, Катя в сопровождении подружки без происшествий добралась до своего подъезда и они обе скрылись за металлической дверью с кодовым замком.

Димка, по-прежнему державший безопасную дистанцию, наблюдал это печальное для него событие из-за угла дома. Поскольку ничто уже в этот день встречи с Катей ему не сулило, он просто развернулся и обреченно побрел восвояси.

Чтобы дойти до дома, Димке понадобилось не более десяти минут. Зайдя в подъезд, он увидел, что почтовый ящик с номером его квартиры переполнен. Разносчики рекламы всего за полдня успели набить железный пенал своей макулатурой так, что разноцветные листки торчали из приемной щели неаккуратным и неприятным на вид букетом.

Что на Димку нашло, он и сам не понял, но только ему вдруг захотелось привести почтовый ящик в порядок. Открыть железную дверцу было делом вовсе пустяковым. Примитивный замок с крестообразной скважиной легко отпирался кончиком ключа от входной двери в квартиру. Димон деловито выгреб из ящика целую кучу рекламных листовок, буклетов и газет, после чего, с трудом удерживая всю эту кипу в руках, направился к картонной коробке, стоявшей в углу и уже на две третьих наполненной таким же мусором. Там, подражая маме, он стал деловито перебирать бумажки, стараясь не пропустить какое-нибудь действительно нужное письмо или извещение. Ничего толкового ему не попалось, и у него в руках оставался последний листок, еще не отправленный на свалку. Димка и его пустил бы след за другими, но зацепился взглядом за знакомые силуэты.

На лицевой стороне рекламной листовки были изображены все наиболее известные в мире супергерои: и человек-мышь, и человек-паук, и человек-молния и просто суперчеловек, он же – Супермен (это тот, который в красных труселях поверх синего трико). Над всей этой компанией, выгнутая аркой, реяла кричащая надпись «РАСПРОДАЖА!!! 20 %!!!» На обороте был обозначен адрес, где, судя по всему, можно было приобрести по бросовой цене любого супергероя.

Димка, несмотря на свои солидные одиннадцать (почти двенадцать!) лет, был вполне обыкновенным мальчиком и еще не успел потерять интереса к разного рода игрушкам. Дома у него были и пластиковые динозавры, и монстры-трансформеры, и рыцари в боевых позициях в латах, со щитами, мечами, топорами и арбалетами. Имелись в этом собрании и супергерои, но именно они по какой-то причине понесли наибольшие потери. Человека-Паука месяца три назад у Димки сначала выпросил, а потом вроде как потерял, Мишка Кудашкин. Бэтмену огрыз ногу и руку спаниель Женьки Климова, когда они оба были в гостях у Димона. Какой он теперь супергерой, без руки и ноги? В смысле, Бэтмен, конечно. Не Женька, и не Женькин спаниель. У этих-то с ногами, руками, а также лапами, – все в порядке. Правда, оставался еще тот самый, который в красных труселях. Но он от рождения оказался каким-то убогим, потому что был сработан, скорее всего, на колене в какой-нибудь глухой китайской деревне. Полинял он как-то сразу, из-под краски полез пластик медузного цвета, так что теперь Супермен гораздо больше походил на свое собственное привидение.

В общем, реклама в данном случае пришлась ко времени и ударила в нужное место, так как Димка еще не до конца вынырнул из приятных мечтаний про Катю Соколову и про свое собственное супергеройство в ее присутствии. Он был не прочь еще погрезить в таком же роде, а кому не известно, как хорошо мечтается с подходящей игрушкой в руках: с машинкой, там, или с самолетиком, или с тем же Человеком-Пауком…

Задумано – сделано. У Димки в кармане куртки имелись остатки последней секретной ссуды, полученной им неделю назад от деда. Не так, чтобы очень много, но и не мало по карману пятиклассника. Посчитав деньги и учтя объявленную скидку, он решил, что сможет полностью сменить караул из своих увечных супергероев, закупив новых и здоровых.

Недолго думая, Димка выскочил из подъезда и вприпрыжку отправился по указанному в листовке адресу, тем более, что это было совсем рядом, буквально через два дома.

* * *

Магазинчик оказался самым завалящим. Некое подобие Ноева ковчега, где всякой твари по паре. В одном закутке стиральные порошки, мыло, туалетная бумага и прочая хозяйственная мелочь, в другом – тетрадки, ручки да канцелярские принадлежности, в третьем – как-то исхитрялись торговать «свежим мясом», в четвертом – игрушками…

Уже на пороге торгового заведения Димка заподозрил, что, возможно, опоздал. Навстречу ему из дверей вышибло целую ватагу мальчишек, которые в своем порывистом движении чуть не снесли его со ступеней. Знакомых среди них не было, но все они выглядели Димкиными ровесниками, и каждый сжимал в руках – ярко раскрашенные фигурки знакомых очертаний. Мальчишки галдели, демонстрируя друг другу свои покупки, и яростно спорили по поводу преимуществ одних «супергероев» перед другими.

Димка ворвался в магазин и подлетел к нужному прилавку.

Продавцом оказался немолодой уже человек, наряженный по нынешним временам довольно странно, если не сказать удивительно. Поверх костюма на нем был надет темно-синий халат с карманами, а поверх рукавов халата, оказались напялены еще и какие-то странные, длиною почти до локтя черные манжеты, державшиеся на вшитых в их края резинках. Голову продавца венчала круглая черная беретка с крохотным торчащим хвостиком на самой макушке, похожим на воткнутую туда спичку. Глаза продавца под выпуклым лбом с глубокими горизонтальными морщинами закрывали старомодные и, видимо, просто старые очки с двойными стеклами в толстой пластмассовой оправе «под черепаху». А еще у него имелись смешные усики – будто маленькая черная бабочка уселась на верхней губе.

– За «суперами»? – опережая Димкин вопрос, поинтересовался продавец.

– Ага!

– Опоздали, молодой человек! Только что последних сбыл…

Димке стало обидно, чуть не до слез.

– Что, – жалобно спросил он, – совсем ничего-ничего не осталось?

Продавец оглянулся себе за спину, пошарил глазами по полкам, потом выдвинул из-под прилавка какой-то ящик, забитый пустыми рваными пакетами, и запустил в него обе руки почти по локоть. Он довольно долго рылся в этой груде, шурша бесполезными обертками, а потом радостно сообщил:

– О! Что-то есть!

Человек в синем халате выдернул на поверхность небольшой пакет с яркой этикеткой и выложил его на прилавок.

Димка разочарованно протянул:

– У-у-у… Это что-то не то…

Это было явно «не то», так как в пакете вместо какой-нибудь объемной фигурки, отлитой из пластика, содержалось что-то мягкое, плоское, чуть ли не тряпочное на ощупь.

Правда, на этикетке был нарисован сине-зеленый монстрик с человеческой фигурой довольно сильно смахивавший на Человека-Паука. И морда у него была такая же «насекомая» с огромными глазами в форме вертикально расположенных эллипсов. Над ними торчали, нависая над голым зеленым затылком, два упругих уса, или, если это вам больше нравится, две суставчатые антенны. Грудь, разделенная поперечными валиками мускулатуры, выглядела мощной, придавая существу вид порядочного здоровяка. За плечами у него развивался короткий раздвоенный плащ синего цвета, а на ногах имелись высокие, плотно облегающие икры и тоже синие сапоги со странными острозубчатыми гребнями сзади от самой пятки и почти до сгиба ноги. Монстрик был изображен в стремительном и длинном прыжке.

– Что, не нравится? – переспросил продавец и с сочувствием добавил, – ну, уж извини! И это-то случайно осталось.

– А что это? – для очистки совести спросил Димка, поскольку прочесть текст на этикетке не имелось никакой возможности. Судя по всему, он был написан на каком-то совершенно экзотическом языке. Ни одной знакомой буквы! Ни русской, ни латинской. Ни на арабскую вязь это не походило, ни на китайские иероглифы. Не буквы – улитки какие-то.

– Сейчас посмотрим, – пообещал продавец и уставился в список, взятый им из ящика рядом с кассой. – Ага! Вот. Судя по артикулу, это костюм Человека-Кузнечика.

Димка был разочарован.

– Что это за Человек-Кузнечик? Я такого и не знаю. Разве такой комикс есть? Или фильм? Первый раз слышу!

Продавец пожал плечами и развел руками:

– Ну, уж, что осталось… Нужно было пораньше придти, тогда бы и выбор имелся.

Самое было время Димке поворачиваться к выходу, но уж очень он распалился по дороге к магазину, и по этой причине ему не хотелось уходить вовсе несолоно хлебавши. «Купить, что ли, хоть это?» – подумал он про себя. Однако, тратить деньги совсем непонятно на что показалось Димке неразумным. Ну, хоть какие-то справки следовало навести.

– А что он умеет делать, этот самый Человек-Кузнечик? – спросил он у продавца.

– В каком смысле? – не понял тот.

– Ну, как это… Вот Супермен, например, летать может, Человек-Паук на паутине своей куда захочет залезет, Бэтмен…

– Ах, вот, о чем речь! – дошло, наконец, до работника прилавка. – Если честно, я в этом вопросе не специалист. Но, если этот парень называется Кузнечиком, то, скорее всего, он здорово прыгает.

Это рассуждение пришлось Димке по вкусу. Он прикинул, какие подвиги может совершить герой, если он может прыгать, скажем, метров на десять в высоту или, допустим, метров на тридцать в длину… Понравилось! А на этикетке парень выглядел очень браво. Воображение у Димона заработало с утроенной силой, в результате чего покупка была решена.

На вопрос о стоимости костюма продавец назвал вовсе смешную цену – пятнадцать рублей. Тут уж все сомнения у Димки отпали. Он выложил на прилавок две монетки – желтую и белую – схватил поданный ему пакет и вылетел вон.

* * *

Дома никого не было. Димка по пути в свою комнату на ходу стащил с себя куртку и бросил ее на кресло в гостиной. «Если бы мама это видела, – успел подумать он, – ей бы точно не понравилось» Но, мама не видела, а Димка рассчитывал до ее возвращения скрыть все следы своей неаккуратности, Зайдя к себе в комнату, он разорвал пакет и вытряс его содержимое на кушетку. Как и следовало ожидать, ничего толкового там не оказалось. Было там подобие майки из тонкого зеленого пластика с рисунком той самой мощной мускулатуры, подразумевавшейся на груди у Человека-Кузнечика, а также маска-колпак для головы. Она была тоже зеленая и больше всего напоминала полиэтиленовый мешок с круглым дном. На маске довольно грубо были изображены глаза и рот «кузнечиковой» головы, а также усы-антенны, уходящие на затылок. Вот и все. А вам бы чего хотелось за пятнадцать рублей?

Димка недовольно покривился лицом, но все-таки натянул прямо поверх рубашки пластмассовый панцирь, а на голову натянул маску. Напротив глаз в ней были сделаны прорези для того, чтобы видеть, а напротив носа отверстия, чтобы свободно дышать. Нарядившись, Димон отправился в прихожую, где на стене висело большое зеркало. Он критически осмотрел свой наряд, скорчил две-три страшные рожи, которых правда, из-под маски не было видно. Затем он принял несколько героических поз, в какие художники – авторы комиксов – любят ставить положительных персонажей. Наконец, он решил подпрыгнуть. Человек-Кузнечик все-таки!

Хорошо, что ему не пришло в голову сделать это в полную силу, а только так, чуть-чуть.

Паркет рванулся куда-то вниз, в глазах мелькнул рисунок на обоях, Димка сильно треснулся обо что-то головой, после чего шлепнулся на пол. Упал он, к счастью, очень удачно – на четыре точки. Ноги и руки на удивление хорошо спружинили удар о пол, и Димка только слегка ушиб ладони.

Придя в себя, он огляделся. Потом задрал голову. На потолке, против ожидания, никаких следов не оказалось, и поэтому сделать вполне определенный вывод о том, что головой он шарахнулся именно о потолок, было нельзя.

Димка, совершенно ошалелый, сидел на полу, морщился, чуть не плача, от боли, и, потирая пятерней ушибленный затылок, пробовал соображать: «Неужели это я о потолок башкой долбанулся? Быть не может! Здесь без малого три метра. Как-то мы тут с Женькой прыгали… Ну не здесь, конечно, а в комнате… Пробовали до люстры достать. Еле-еле получалось, – и то только вытянутой рукою и самыми кончиками пальцев. И до люстры же – не до потолка! А здесь самой балдой о потолок? Быть не может, чтобы я так прыгал! А вдруг это костюм Человека-Кузнечика такой эффект дает? Ерунда, конечно… Но, с другой стороны, чего только в жизни не бывает!»

Поскольку и раньше с Димкой иногда происходили совершенно невероятные события, он решил проверить свое смелое предположение.

«Дай-ка я еще разочек подпрыгну! Только тихонечко-тихонечко…» – решил он.

Хотя нетерпеливый дух эксперимента, подстегивал Димку поскорее совершить задуманное, другой дух – дух осторожности, также живший в нем, требовал принять кое-какие меры безопасности.

Он слетал в свою комнату и вернулся в коридор с любимой подушкой. Ударом кулака Димка вмял один из ее углов внутрь. Получилось нечто вроде знаменитой треуголки Наполеона. Димка нахлобучил ее себе на голову прямо поверх маски Человека-Кузнечика и посмотрел в зеркало. Ему стало смешно: какой-то, прям, Кузнечик-Наполеон перед Бородинским сражением. Но, смех – смехом, а эксперимент – экспериментом. Пора было испытывать свои предполагаемые суперспособности.

Взявшись за углы подушки, свисавшие у него над ушами, Димка поплотнее прижал импровизированную каску к макушке, опасливо взглянул из-под нее на потолок, глубоко вздохнул и лего-о-о-нечно подпрыгнул…

Ого-го! Легонечко! Это, если вы просто человек, то действительно – легонечко, а вот если вы вдруг стали Человеком-Кузнечиком, то очень даже не легонечко!

Димке показалось, что его тело стало невесомым, настолько легко он оторвался от пола и полетел к потолку. Очень кстати пришлась и нахлобученная на голову подушка. Если бы не она, Димка совершенно точно снова приложился бы темечком к бетону. Приземление тоже вышло поизящнее, чем в прошлый раз. Падение удалось на удивление легко смягчить, как если бы Димка прыгал не с высоты потолка, а с табуретки какой-нибудь. Правда, равновесия он не удержал и завалился-таки на спину, задрав ноги вверх. Подушка же оказалась на полу, прямо напротив входной двери.

В этот самый момент раздался звук ключа, открывающего замок, дверь отворилась, и в прихожую вошла мама.

* * *

Мама, конечно, вздрогнула от неожиданности, когда увидела Димку в его зеленом наряде и под маской, но в настоящий ужас ее повергло зрелище лежащей перед входной дверью подушки.

«Ну, все! – успел подумать Димка. – Кранты!»

Весь ужас ситуации состоял в том, что понятия мамы о чистоте пола радикально расходились с такими же понятиями у ее сына. Если Димке всегда казалось, что пол у них в квартире идеально чистый (как, впрочем, и было на самом деле), то у мамы для того же самого пола имелось одно определение – «грязный». Если он и бывал для нее чистым, то на какие-нибудь сущие мгновения после того, как его очередной раз вымоют. И все. Тут же становился «грязным». Ни Димка, ни папа, ни дед, вообще, никто этой «грязи» не видели, а мама – видела. Это поражало, а иногда и огорчало Димку страшно.

– Почему у тебя подушка валяется на грязном полу?! – вскричала мама.

– Да какой же он грязный, мам?

– А какой же он еще! Перед входной дверью!? Вся грязь сюда прямо с улицы тащится!

– Ну, мам!

– Что, «ну, мам»?!

– Я сейчас уберу…

– Не смей тащить теперь эту грязь в постель!

Мама поставила сумки, которые держала в руках, на коридорную тумбочку, быстро сняла с себя куртку и повесила ее на вешалку. Не говоря больше ни слова, она очень сердито схватила с пола подушку и начала срывать с нее наволочку.

Все бы было еще ничего, но маме вздумалось одновременно осмотреть гостиную. Чутье у нее на такие вещи было.

«Ой, куртка!» – вспомнил Димка.

В коридор вышла мама. Лицо ее было трагично. В одной руке она держала злополучную наволочку, а в другой – не менее злополучную куртку. Весь ее вид говорил: «Как ты мог?»

Димка почувствовал себя преступником.

– Почему грязная куртка лежит на кресле? Мы же сидим там в домашней одежде!

– Да она чистая, мам! – заканючил Димка.

– Чистая? Как же она может быть чистой, если ты в ней на улице был, неизвестно где садился и к чему прислонялся?

– Ну, мам…

– Сколько раз я тебе говорила, что куртку можно вешать только в стенной шкаф в коридоре? А?

– Ну, мам…

В итоге Димка удостоился высшей меры наказания – целых пятнадцати минут сплошных нотаций и укоров. За это время он успел десять раз пообещать так больше никогда не делать, двадцать раз поклясться быть впредь аккуратным и тридцать раз пожалеть, что не успел вовремя спрятать следы преступления.

Объяснять маме историю с подушкой и курткой тем, что он проводил срочный опыт по определению у себя суперспособностей, Димка не стал. На всякий случай. Маме могло не понравиться, что ее сын стал Человеком-Кузнечиком.

В общем-то, ей уже не понравилось.

– И сними немедленно эту кошмарную маску! – потребовала она. – Во всяком случае, пока со мною разговариваешь!

Димка покорно стянул с головы ярко-зеленый колпак. Голова у него вспотела, а волосы стояли торчком.

Самое было время слинять из дому. Это такой почти безошибочный метод переждать в сторонке грозу маминого гнева.

– Мам, а мам, я пойду погуляю?

Мама сердито молчит.

– Ну, мам, я на улицу пойду. Можно?

Снова молчание.

– Мам! Ну, я пошел?

– Как стемнеет, чтобы был дома! – наконец, отвечает мама. Ну, все! Теперь спасен!

* * *

Всего минут через пятнадцать Димка оказался в лесопарке, примыкавшем прямо к городскому микрорайону. Тут было тихо. По дорожкам и аллеям, усыпанным опавшей листвой, чинно гуляли молодые мамаши с колясками, бабушки пасли непоседливую малышню, а между деревьев и кустов то тут, то там деловито шныряли лохматые и хвостатые домашние любимцы, отпущенные до времени со своих поводков на свободу, чтобы сделать совершенно необходимые пометки на стволах берез и сосен, на ножках парковых скамеек и на боках мусорных урн.

Димка был облачен в полную амуницию, предназначенную для катания на роликовых коньках: защитные наколенники, налокотники, специальные перчатки и даже легкий обтекаемый шлем. В рюкзачке за спиной у него имелись и сами роликовые коньки, но это больше для конспирации, а то мама сильно удивилась бы: чего это он так вырядился, если не намерен упражняться на роликах. А именно этим Димка заниматься не собирался. Нетушки! Имелось дело поинтереснее. Требовалось провести серию опытов с волшебным костюмом. Он, кстати, лежал здесь же, прямо поверх коньковых ботинок.

Метрах в трехстах от опушки лесопарка, среди путаницы многочисленных тропинок Димка, наконец, разыскал то, что ему было нужно – одинокую скамейку, стоявшую в кольце густого кустарника. Он снял с головы каску и положил ее на деревянное сидение. Туда же поставил и рюкзак, а затем, воровато оглянувшись достал свои волшебные доспехи. Никто его не беспокоил.

Димка натянул зеленый панцирь прямо поверх свитера, надел на лицо маску-колпак и снова водрузил на макушку защитный шлем. Предосторожность, как он совершенно справедливо рассуждал не напрасная. Лишний раз стукаться незащищенной головой о твердые предметы ему не хотелось.

С чего начать? Димка решил, что прыгнуть прямо через кусты, которые поднимались вокруг более, чем на два метра в высоту, будет вполне подходящим испытанием. Он высмотрел направление с таким расчетом, чтобы не врезаться в какое-нибудь дерево, потом слегка присел, напружинивая ноги и… прыгнул!

Ощущение короткого полета было великолепным. Раньше с ним такое случалось только во сне. Кроны деревьев рванули ему навстречу, под ногами мелькнули верхушки кустарника, а затем снизу стала стремительно приближаться пожухлая трава, густо усыпанная опавшей листвой. Приземление вышло на удивление мягким, как будто Димка до этого дня только и делал, что тренировался сигать с трехметровой высоты. Он даже умудрился устоять на ногах. Наверное, такое замечательное умение чудесный костюм давал вместе с возможностью совершать огромные прыжки.

Димку захлестнула волна восторга. Еще бы! К нему в руки попала такая вещь! Это не игрушка какая-нибудь ерундовая, это – настоящее волшебство!

Димка огляделся. Вокруг по-прежнему никого не было. В нем боролись два чувства: с одной стороны, его прямо-таки распирало от желания немедленно продемонстрировать всему свету свои потрясающие способности, а с другой, – что-то говорило ему о необходимости сохранить все это в тайне. Хотя бы на первое время.

В общем-то Димка понимал, что эти самые способности как бы и не совсем его. А, может быть, даже и совсем не его. Кто угодно напялит на себя этот костюм и тут же станет прыгать, как кузнечик. Это так же, как с умением летать. Одно дело – купил билет на самолет и полетел, и совсем другое – летать просто, как птица.

«Как бы сделать так, – рассуждал Димка, – чтобы все думали, будто это я сам по себе так прыгаю? Это – я пришел бы, скажем, на урок физкультуры и кэ-э-эк прыгнул бы! В высоту! И сразу мировой рекорд! А потом в длину! И снова мировой рекорд! Во бы у всех шары на лоб повылазили! Меня бы на олимпиаду послали… Я бы точно золотых медалей понавез… По всем прыжкам. Меня бы встречали, приветствовали все… И Катя тоже… А я бы ей медаль подарил…»

И Димка начал пробовать с волшебным костюмом разные штуки.

Сначала он попытался обойтись без маски. Все-таки не так бросается в глаза. Ничего не получилось. Прыгал, прыгал – безо всякого успеха. Сантиметров только на тридцать или сорок от земли отрывался. А стоило надеть маску, и пожалуйста, – в десять раз выше, запросто! В одной маске без нагрудного панциря тоже не выходило. Костюм действовал только в комплекте. А еще он попробовал упрятать нагрудник под свитер, а маску держать в кармане. Опять безо всякого успеха. Одним словом: хочешь быть Человеком-Кузнечиком – изволь наряжаться по полной форме.

Короче говоря, о том, чтобы по-быстрому и в своем собственном обличье стать олимпийским чемпионом, приходилось забыть.

Но все равно иметь такую штуку было очень здорово. Это, может быть, даже покруче, чем японский мотоскутер.

В парке уже начинало смеркаться, а Димка хорошо помнил данный ему наказ возвратиться домой до темноты. Сердить маму еще больше, чем это уже удалось сегодня сделать, он не хотел.

«Дай-ка, испытаю я напоследок мой костюмчик на полную мощность! – решил Димка, закидывая за спину рюкзак с роликовыми коньками. – Проскачу по парку на полной скорости!»

И он дал!

Каждый прыжок у него выходил метра по три в высоту и метров по десять в длину. Едва он приземлялся, как прыгал снова, описывая в воздухе плавную и упругую дугу. Главное, за чем приходилось внимательно следить, это чтобы не врезаться в ствол какого-нибудь дерева или не напороться на толстую ветку.

Под ним проносились кучки кустов, промелькивали узкие парковые дорожки и тропинки. Вот он пролетел в сгущавшихся сумерках над какой-то гуляющей парочкой, и та в ужасе шарахнулась в сторону от неожиданно мелькнувшей над самыми головами почти черной бесформенной тени.

Димка оглянулся на испуганное «Ой!» и успел подумать: «Эге! Да я тут кучу народу могу перепугать!» То, что он совсем немного отвлекся от выбора пути, не прошло ему даром. Уже на следующем прыжке Димка не смог точно рассчитать свой полет, с шумом врезался в ветви дерева и не очень грациозно шлепнулся вниз едва не на голову какой-то даме, выгуливавшей в вечернем парке здоровенного ротвейлера. Дама дико взвизгнула и выпустила из рук поводок. Ротвейлер испуганно шарахнулся в сторону, от свалившегося откуда-то сверху Димона, но надо отдать ему должное – моментально пришел в себя и бросился на защиту хозяйки. Тут уже перепугался Димка и, что было мочи, сиганул в сторону. Собачища с жутким рычанием прыгнула за ним, но куда там! Слабо! Страшные челюсти полоснули воздух далеко позади Димки. Однако на этом дело не закончилось. Дама продолжала визжать, а между Человеком-Кузнечиком и ротвейлером началась игра в догонялки.

Димка гигантскими прыжками, не обращая внимания на мелкие ветки, хлеставшие его по лицу, проносился между деревьями, перескакивал небольшие полянки, перелетал аллеи, а за ним по земле, подобно тупорылой торпеде, со страшным шумом ломился злобный ротвейлер.

Гуляющих в это время в парке было не очень много, но с десяток человек, которые могли со стороны наблюдать сумасшедшую гонку, нашлось. Странным и жутковатым оказалось зрелище. Одно непонятное горбатое существо, делая гигантские прыжки промелькивало на фоне гаснущего неба, а другое чудовище, вздымая тучи пожухлых листьев, со звериным ревом неслось вслед за ним.

Но Димке сейчас было не до рассуждений о том, что обо всем этом могут подумать очевидцы и что они способны себе вообразить. В мозгу у него сидела одна мысль – как бы поскорее отделаться от проклятого пса, который демонстрировал завидную выносливость.

«Забор! – пришло ему в голову. – Нужен такой хороший заборчик. Метра хотя бы на полтора. Я через него перескочу, а псина – вряд ли…»

Вот только, где взять этот забор? Димка вдруг понял, что совершенно не понимает, в какой части парка находится. И тут, как по заказу, в просветах между деревьями действительно показался, самый что ни на есть, настоящий забор! Да не какой-нибудь, а двухметровый, если не больше! Бетонный!

Едва взлетев над спасительной преградой, Димка понял, куда его занесло. Лесопарк примыкал к большому городскому кладбищу, и раскрывшаяся перед Димкиными глазами перспектива, сплошь состоявшая из крестов и памятников, без сомнения, указывала, что он угодил именно туда. К счастью, приземление пришлось прямо на место скрещения двух кладбищенских дорожек. Одна из них шла вдоль забора, а другая уходила в глубь кладбища, к его центральной аллее, на которой возвышалась церковь. Ее купола, подсвеченные закатом, были хорошо видны, несмотря на сгустившиеся вокруг сумерки.

Димка, хотя и считал себя, по примеру папы, заядлым материалистом, но к тому, чтобы на ночь глядя оказаться посреди могил, готов не был. Первым его побуждением было выпрыгнуть назад. Однако свирепое рычание и яростный лай доносившиеся из-за забора, ясно говорили о том, что там ему уготована неприятная встреча. Оставался один путь – через кладбище. Стремясь поскорее выбраться из жутковатого места, Димка во всю прыть поскакал по дорожке. Казалось бы, всего и дел – в полминуты долететь до церкви, после чего повернуть на центральную аллею. А там, где-нибудь в сторонке, поближе к выходу, снять с себя волшебный костюм и чинно покинуть территорию кладбища. Однако и тут вышел скандал.

* * *

Было около восьми часов, и в церкви только что закончилась вечерняя служба. Прихожане и, по преимуществу, прихожанки, умиротворенные и с просветленными душами покидали храм, чтобы разойтись по домам. Вот тут-то, прочертив в воздухе крутую дугу, из-за ближайших могил и вылетел прямо перед ними Димка.

Представьте себя на месте бедных женщин. Вечер, небо уже еле светится, только что зажегшиеся в аллее редкие фонари, окончательно сгустили темноту в глубине кладбища… Тишина, тихие голоса, шарканье шагов… И вдруг оттуда, из-за частокола крестов и памятников, вылетает и приземляется прямо перед вами нечто человекообразное, с зеленой головой и нечеловеческими глазами… Представили?

Женщины, понятное дело, дружно завизжали, а одна из них вообще упала в обморок на руки своих подруг.

Димка, никак не ожидавший встретить здесь такое количество публики и такую реакцию на свое появление, испугался едва ли не больше прихожанок. Теперь у него осталось одно желание – поскорее спрятаться где-нибудь. Почти ничего не соображая, он с места, одним огромным прыжком рванул в темноту ближайшей дорожки, уходившей в глубину кладбища с другой стороны центральной аллеи.

Увидев, как таинственное существо, взлетело в воздух и исчезло среди могил, еще две прихожанки лишились чувств, а остальные заголосили громче и, непрерывно крестясь, кинулись к дверям храма.

Навстречу им уже выходили, привлеченные шумом, священник с диаконом.

* * *

А Димка, меньше чем за минуту проскакав всю длину дорожки, вновь уперся в бетонную стену кладбища, только в другом его конце. Здесь было почти совсем тихо. Лишь со стороны церкви доносился едва слышный гомон, а из-за забора – шум машин на недалеком шоссе. Чтобы снова не попасть в глупую ситуацию, Димка на этот раз решил проявить необходимую осторожность.

Очень кстати рядом ним оказалось большое дерево, ветви которого горизонтально протянулись над кладбищенской оградой. Примерившись, Димка легко запрыгнул на гребень стены и, придерживаясь за одну из ветвей, как за перила, огляделся. Это место оказалось ему знакомо. Тут находилась заасфальтированная площадка, отделявшая от кладбища небольшой строительный рынок, и сюда Димка пару раз приезжал вместе с отцом. Днем здесь бывало людно, стояло множество машин, а теперь, когда рынок уже давно закрылся, – царила пустота. Притаившийся на стене Димка подождал, пока почти у него под ногами прошел и скрылся за углом какого-то из рыночных строений случайный прохожий, после чего мягко и неслышно, как это умеют делать только настоящие кузнечики, спрыгнул на землю.

Он тут же содрал с головы маску, стянул с себя пластиковый панцирь, кое-как запихал их в рюкзак и со всех ног кинулся к дому, до которого отсюда, если бегом, было минут двадцать, не меньше.

Он не успел еще добежать до первых зданий микрорайона, весело светивших огнями окон, как в нагрудном кармане его куртки раздался сигнал смартфона.

– Мы же договаривались, что ты до темноты будешь дома! – раздался в динамике сердитый мамин голос.

– Да, мамочка! Прости, пожалуйста! Я уже бегу! – ответил запыхавшийся Димка.

– Давай быстрее!

И Димка припустил снова. А навстречу ему в сторону кладбища, мигая спецсигналами, пронеслись две полицейские машины и машина скорой помощи…

* * *

«Как-то все у меня не так получается! – сетовал Димка, уже лежа в постели и вспоминая события прошедшего дня. – Совсем не так, как в комиксах или в кино. Вот вроде и сверхспособности есть. Никто так, как я, прыгать не может. Это совершенно точно. А подвиг какой-нибудь, самый завалящий, совершить не удается. Наверное, одного волшебного костюма для этого маловато будет. Хорошо всем этим суперменам, бэтменам и человекам-паукам! Для них авторы и злодея какого-нибудь подходящего вовремя подгонят, и катастрофу подберут нужную, и для красивой девушки опасное положение придумают, чтобы ее выручить можно было… А тут все сам! Пожалуйста! Бейся, как рыба об лед! И что в итоге?

От ротвейлера лихо удрал? Кучу бабок перепугал? Нет, в жизни все не так, как в кино…»

А утром, когда Димка доедал свой завтрак, мама неожиданно спросила у него:

– Ты вчера вечером где гулял?

– В парке, мам!

– В парке?!

В голосе мамы послышалось явное беспокойство.

– А что такое, мам? Случилось чего-нибудь?

– Да, вот в утренних городских новостях про наш парк и про наше кладбище какие-то ужасы рассказывают. Ты ничего необычного там не видел?

– Нет, мам, не видел, – ответил Димка, холодея. – А какие ужасы?

– Да вот, будто бы вчера там какое-то непонятное существо видели… Много человек видели. Сначала в парке, а потом на кладбище у церкви. Туда даже полиция выезжала.

– И что говорят? Кто это?

– Да, прямо чудеса какие-то рассказывают. Будто бы перемещается по воздуху, или прыжками какими-то невероятными. Я вот думаю, может, обезьяна сбежала из зоопарка? А вот те, которые у церкви его видели, вообще считают, что это черт, представляешь? Голова у него говорят, огромная лысая, глаза как тарелки, ну и рога, разумеется… Ну, ладно, хватит! Иди в школу, а то опоздаешь.

* * *

Весть о появлении в ближайшем лесопарке загадочного существа, конечно, уже успела взволновать всю школу. Тех, кто по какой-то причине еще не был в курсе событий быстро просвещали, и они сразу же включались в обсуждение животрепещущей темы, высказывая самые невероятные предположения. Все испытывали чувство определенной гордости. Еще бы! В кои-то веки таинственное существо появилось не в дебрях Амазонки, не в глубинах океана, не на гималайских высотах, а вот здесь, под боком, на окраине городского района. Кроме того, присутствие в этом событии кладбищенской темы, придавало всему делу оттенок сладкой мистической жути.

Димка к разговорам прислушивался, но сам в обсуждениях участия не принимал. Ему пришло в голову, что эта странная слава совсем не такая, о которой он мечтал. Не героическая вовсе, а скандальная какая-то. И от этого осознания не больно-то хотелось, чтобы кто-нибудь узнал, что это он, Дмитрий Симаков, стал причиной всего переполоха.

Вернувшись из школы домой, Димка застал там маму, как всегда погруженную в домашнее хозяйство, которым она занималась под аккомпанемент всех трех имевшихся в доме телевизоров.

– Что-нибудь новое про этого… ну про это… про существо по телевизору говорили, – поинтересовался Димка.

– Ой! Ты знаешь, тут столько репортеров понаехало! Бегают с камерами по району и интервью берут у тех, кто его видел. По городскому каналу постоянно показывают. Получается, столько людей его видело! Чуть ли не полрайона. Один ты у меня ничего не усмотрел, хотя как раз в то время в парке был. Кстати! Не смей туда пока ходить! Оказывается, этот зверь или кто он там, очень агрессивный. Он вчера напал на женщину, которая выгуливала в парке собаку. Точнее, напал именно на собаку. И собака-то такая здоровенная. А он на нее сверху налетел и с собою поволок. Представляешь?

– Представляю! – отозвался Димка, совсем обалдев от услышанного. – А собака-то ему зачем?

– Не знаю. Говорят, может быть, сожрать ее хотел…

– Ну, и как? Сожрал?

– Да нет. Вырвалась она, наверное. Только к утру домой прибежала, бедняжка.

Димка на секундочку вспомнил, как эта «бедняжка» неслась вчера за ним по парку, и горько усмехнулся. Он почувствовал себя оклеветанным. Выступить, скажем, перед Катей Соколовой в роли пожирателя собак ему совсем не нравилось.

– Я, мам, посмотрю новости, ладно?

– Посмотри, конечно. Только поешь и про домашнее задание не забудь…

* * *

Ни один блок городских новостей, действительно, не обходился теперь без очередного сюжета о «кладбищенском монстре», как уже успели прозвать таинственный феномен пронырливые репортеры. Даже центральные телеканалы упомянули о странном происшествии прошлым вечером на окраине Москвы. Димка с удивлением и даже с некоторым испугом наблюдал, как быстро и причудливо разрастается слава о его вчерашнем «подвиге». Вот уж это совершенно точно походило на истории из комиксов и фильмов про разных суперменов.

Очевидцев, которых все находили и находили настойчивые корреспонденты, оказалось подозрительно много. Некоторые из них рассказывали, будто видели непонятное существо в лесопарке и на кладбище не один раз и раньше, только никому об этом не говорили – боялись, что им не поверят. А вот теперь, дескать, все стало ясно.

А что стало ясно? Ничего!

Никто хорошо существо не разглядел. Кто-то утверждал, что оно горбатое и чешуйчатое, кто-то – что с крыльями. Некоторые умудрились рассмотреть хвост, а перепуганные прихожанки настаивали на рогах. Другие отмечали, что существо имело огромную лысую голову, третьи возражали – это не голова, а шлем! Правда, большинство сходилось на том, что монстр был зеленого цвета и имел здоровенные глаза.

Очень быстро подоспели со своими комментариями разные «специалисты» по летающим тарелкам, снежным людям, параллельным мирам и потусторонним силам. Каждый из них гнул свое.

Поклонник зеленых человечков утверждал, что имеет место факт посещения нашей планеты инопланетянами, и толковал показания очевидцев в том смысле, что они наблюдали на голове пришельца шлем от скафандра. А рога – вовсе не рога, а наоборот – антенны. И перемещался космический гость по воздуху не иначе как при помощи антигравитационных ботинок.

Бывалый эксперт по снежным людям на полном серьезе утверждал, что в Московском лесопарке завелся настоящий «йети». Особенно показательным, по его словам, был факт охоты существа на собаку, поскольку домашние собаки, как известно, – любимое лакомство снежного человека.

Специалист по привидениям рассуждал про «астральное тело», исследователь нечистой силы – про оборотней и вампиров, обращая особое внимание на важную роль кладбища во всей этой истории.

Самым неинтересным и обыденным выглядело на этом фантастическом фоне мнение священника из храма при кладбище. Он по должности верил только в единого Бога, а всякую нечистую силу вкупе с пришельцами и снежными людьми считал вредным суеверием. «Кенгуру или орангутанга завел у себя дома какой-нибудь паршивец, а когда надоело, на улицу выгнал! Вот теперь Божья тварь неприкаянная и носится по окрестностям…» – утверждал батюшка.

Мама не очень удивилась, что Димка в этот вечер прилипал к телевизору всякий раз, когда там начинали показывать очередные новости, и ловил все, что говорилось о «таинственном существе». Ей и самой было интересно. Не каждый день случается, чтобы прямо-таки рядом с вашим домом происходили невероятные происшествия, вызывающие всеобщий интерес. Она уже несколько раз за вечер отвечала на звонки своих знакомых, проживавших в других районах города, которые хотели узнать информацию от человека, находящегося в непосредственной близости от эпицентра событий. А она не знала об этом ничего, кроме того, что ей преподносил телевизор, и, конечно же, представить себе не могла, что виновник всего переполоха – ее собственный сын.

* * *

На следующий день катавасия продолжилась.

В школе Димка неожиданно узнал от своих более осведомленных друзей, что «кладбищенского монстра» прошедшей ночью снова видели в лесопарке. Оказывается, утром такую новость уже успел сообщить какой-то радиоканал. Это было совершенно непонятно. Кто-кто, а уж Димка совершенно точно знал, что Человек-Кузнечик никаких представлений в это время не давал.

Тем не менее, речь шла о новом нападении на собаку. На этот раз монстр выскочил из-за кустов и утащил с собою болонку, которую в поздний час выгуливал на краю парка очевидец. Правда, теща очевидца утверждала, что этот гадкий тип злонамеренно скормил ее любимую собачку чудовищу, однако, сам факт гибели животного в пасти неведомого существа не отвергала.

«Ну, все! – подумал Димка, услышав такую историю. – Теперь на меня точно повесят всех пропавших в окрестностях собак и котов!»

На переменках ребята горячо обсуждали проект коллективной экспедиции в лесопарк или даже на кладбище с целью воочию увидеть монстра, а может быть, даже изловить его. Быстро нашлось несколько специалистов по повадкам загадочного существа. Например, Женька Климов утверждал, что «всей кучей» да еще днем идти в лесопарк бесполезно. Тварь эта, дескать, очень осторожная и ведет исключительно ночной образ жизни. Когда Женьку спрашивали, откуда ему это известно, он очень солидно ссылался на авторитет отца, который был заядлым охотником. Против такого аргумента возразить было сложно, и с Женькой соглашались.

– Надо его нору окружить! – предлагал один.

– А ты знаешь, где она? – резонно спрашивали его другие.

– Может, он вообще днем в могиле, в гробу сидит, – высказывали ужасное предположение третьи.

Большинство пришло к выводу, что на монстра следует охотиться в одиночку, подставляя ему самого себя как наживку.

В обсуждении принимали участие и ребята из параллельного класса. Даже девочки, а среди них и Катя Соколова, с интересом слушали горячие выкрики мальчишек. Галдеж стоял страшный.

Больше всех воображал из себя Толян Басов. Он был самый здоровый и спортивный из шестиклассников и не только отлично бегал на лыжах, но также года три ходил в секцию восточных единоборств.

– Да, если бы он на меня наскочил, я бы ему так, раз! Блок! И ногой в торец, бах! Он и с копыт! А потом на добивание: раз, раз! – выпаливая все это, Толян наглядно и очень ловко демонстрировал, как бы он ставил те самые блоки и наносил разящие удары.

– Ой, ой! Какой храбрый! – вмешалась в обсуждение Катя Соколова. – Так я и поверила! Ты что, один ночью в лесопарк пойдешь?

– И пойду! – запальчиво заявил Толян, но потом поправился, – точнее, пошел бы. Только меня родители ночью на улицу не пустят.

– Ой, ой! – продолжала сомневаться Катя Соколова. – Родители не пустят! А вечером?

– Что, вечером?

– А вечером пустят? – наступала настырная Катька. – Сейчас темнеет рано, а позавчера этого самого монстра как раз вечером видели!

Димка понял, что Толян попал в трудное положение. «Ну, ничего, меньше хвастать будет, – подумал он ехидно. – А то вечно его распирает от собственной мощи. Молодец, Катька! Здорово его поддела».

– Вечером… – уже не совсем твердо протянул Толян, – наверное, пустят.

– Ну, что? Тогда встречаемся в семь часов около школы. Идет? – поставила вопрос ребром Катя.

– А потом? – спросил Толян.

– А потом идем к парку, – заявила девчонка. – Я тебя у начала аллеи подожду, а ты туда, к монстру.

– А чего? Мы только вдвоем что ли пойдем? – поинтересовался Толян и как-то просительно посмотрел на окружающих ребят. Было видно, что он в деталях представил себе вечернюю экспедицию в опасный парк, и уверенности в силе восточных единоборств у него поубавилось.

– Я, я, пойду! – выкрикнули сразу несколько ребят и даже одна девочка – Катина подружка, Ирка.

– И я тоже! – вызвался Димка. Ведь это была такая замечательная возможность, наконец, оказаться в одной компании с Катей, и, может быть, завязать с ней приятельские отношения. Для Димки, пребывавшего в состоянии первой в его жизни влюбленности, это был просто превосходный вариант.

– Только, как договаривались! – поставила условие неумолимая Катька, – мы тебя у парка ждем, а в парк ты один идешь!

– Ладно… – как-то вяло ответил Толян.

* * *

– Ты куда это собрался на ночь глядя? – спросила мама у Димки, когда он натягивал на себя куртку.

– Да, я ненадолго, мам! Ведь еще семи нет. На часок, не больше. С ребятами встретиться договорились.

– Я надеюсь, вы не в парк собрались? А то знай! Пока не разберутся окончательно, что там и как, я тебе туда запрещаю ходить. Особенно, в темноте. Понял?

– Понял, понял, мам! – механически отозвался на это строгое предупреждение Димка и вылетел из квартиры.

* * *

Из всех добровольцев, к семи часам вечера, у ворот школы собралось только пять человек: Димка Симаков, Женька Климов, Васька Харченко из параллельного класса, Катя Соколова и ее верная подружка Ира. Толяна не было.

Над городом уже стояли плотные сумерки, которые густели с каждой минутой. На западе, между частоколом многоэтажных домов еще можно было разглядеть малиновые отсветы упавшего за горизонт солнца на тяжело провисших к земле сизо-черных облаках. Холодный порывистый ветер таскал по луже только что упавший с дерева кленовый лист. Зябко было и неуютно. Над головой у ребят тускло вспыхнули и начали постепенно разгораться тревожным оранжевым светом высокие уличные фонари.

– Ну, и где Толян? – поинтересовался Васька.

– Да не придет он! Я так и знала! Спорить можно было, что не придет! – отозвалась Катя Соколова. – Хвастун, как все мальчишки!

Хотя Катя страшно нравилась Димке, но такие огульные слова, произнесенные девочкой, его обидели. Впрочем, не только его. Женька с Васькой тоже надулись, но сказать было нечего. Зато Ирка вредненько так поддакнула:

– Да, да, да! Вот именно так!

– Подождите, – сказал Димка, доставая мобильник. – Мало ли что. Я сейчас Толяну позвоню.

Он и сам уже был уверен, что Толян не придет, но хотелось хоть как-то поддержать мужской престиж.

– Привет, Толян! Ну, ты где? – спросил Димка услышав в динамике голос приятеля.

– Дома… Понимаешь, Димон, – как-то суетливо и слишком быстро заговорил Толян, – меня родители не пустили. Я, понимаешь, сказал им, что мы в парк идем, а они прямо на дыбы! В общем, сейчас не получится. Если, только в другой раз…

– Ясно, – оборвал его Димка и, сказав, – пока! – нажал отбой.

– Ну, что? – спросила Катя.

– Не придет он.

– А я что говорила? Струсил!

– Да не струсил, – не очень уверено возразил Димка. – Просто родители не пустили…

– Ой, ой, ой! Так я и поверила!

Димке оставалось только пожать плечами.

– Я же говорила: все мальчишки хвастуны! – победным голосом заключила Катя.

И тут Димку осенило.

– А давай я вместо Толяна?

– Что? – не поняла Катя.

– Ну, вместо Толяна… туда… К монстру.

– Один?!

– Один.

– Врешь! Слабо тебе!

– А вот и не слабо! Пошли!

* * *

У входа на центральную аллею они остановились. Было уже совсем темно. В такое время года и в такое время суток народу в лесопарке никогда много не бывало. Только собачники, вышедшие со своими питомцами на вечернюю прогулку да редкие влюбленные парочки. Но сейчас здесь не было видно ни души. Наверное, напитавшись жутковатыми слухами о «кладбищенском монстре», жители района немножко испугались и решили до поры до времени с наступлением темноты в подозрительное место не ходить. На всякий случай.

Здесь, на краю парка, сильно задувал холодный октябрьский ветер. Он покачивал уже почти облетевшие кроны недалеких деревьев и тревожно шумел в их ветвях. Росшие на опушке большие кусты тоже пошевеливались под его порывами, и от этого казалось, что среди их темной массы пробираются какие-то бесформенные тени…

– Димон! Может, не надо? Или, может быть, мне с тобой? – поеживаясь, спросил Женя.

Было, видно, что ему совершенно не хочется идти туда, в темноту леса, даже в компании.

– Нет! – решительно ответил Димка. – Я один.

Все смотрели на него. В глазах Кати все еще светилось недоверие.

Димка понимал, что он играет не совсем честно. Ведь кто-кто, а он-то совершенно точно знал, что никакого «монстра» в лесопарке не водится. Правда, идти одному в темноту все равно было страшновато. Кто его знает, что там, в парке может оказаться, кроме несуществующего чудовища?

Но отказаться от затеи – это уж, вообще, был бы позор. И какое бы мнение создалось о нем у Кати после такого?

– Ну, я пошел! – подвел черту Димка и решительно зашагал по аллее.

Он не прошел и полусотни шагов, когда услышал встревоженный голос Кати, которая крикнула ему в спину:

– Дима! Не надо! Не ходи! Я верю!

«Ага! Забеспокоилась!» – с удовлетворением подумал про себя Димка и, только на мгновение обернувшись, кинулся вглубь парка уже бегом. А вслед ему неслось:

– Дима-а-а!

Много пробежать не получилось. Через несколько десятков шагов Димку обступила такая темень, что он почти перестал различать под ногами утоптанную парковую дорожку. Вместо четких картинок собственное зрение подсовывало ему какие-то расплывчатые очертания или рисовало вовсе не существующие предметы. Вот он неожиданно увидел прямо перед собою толстенное бревно, лежащее поперек дороги. «Откуда оно здесь такое взялось?» – с удивлением подумал Димка и поднял повыше ногу предполагая подняться на поваленный ствол, чтобы потом спрыгнуть с другой его стороны. Но нога неожиданно провалилась в пустоту, Димка споткнулся, потерял равновесие и грохнулся на четвереньки, чувствительно ударившись ладонями о плотную стылую землю. Никакого бревна не было. Димка, присев на корточки, даже пошарил вокруг себя руками. Ничего! Наоборот, когда он встал, то почувствовал под ногами небольшую ложбинку в парковой дорожке. Она-то, наверное, и сыграла с ним дурацкую шутку, прикинувшись в темноте бревном.

Дальше Димка пошел более осторожно. Иногда ему вновь казалось, что поперек дороги имеется какое то препятствие. Тогда он начинал идти совсем медленно, приставным шагом и осторожно пробовал мнимую преграду ногой. Убедившись, что это очередной обман зрения, двигался дальше. То ему чудилось, что прямо перед лицом свисает ветка, и он пробовал защитить лицо руками, но ладони встречали перед собою пустоту. А иногда он действительно чуть не натыкался на выплывавший из темноты ствол дерева и тогда понимал, что сошел с дорожки вправо или влево.

Димка довольно быстро потерял счет времени, и ему начало казаться, что он идет по аллее уже очень долго. Он остановился. Темнота обступала его со всех сторон, и из ее глубины вместе с шумом ветра раздавались какие-то жутковатые поскрипывания, постукивания и даже постанывания. «Ерунда все это! – попробовал успокоить себя Димка. – Просто ветер. Ветки стучат друг об друга… Ствол какой-нибудь треснувший пищит…» Но это не помогло. Вдруг, в одно мгновение он почувствовал себя совершенно одиноким и беззащитным, а темнота вокруг представилась ему полной какой-то неясной, но при этом жуткой угрозы. И чем больше он напрягал зрение, вглядываясь в эту враждебную темень, тем больше ему казалось, что вокруг, крадучись, перемещаются, подбираясь все ближе и ближе, чьи-то косматые тени… Страшно захотелось немедленно повернуться и со всех ног бежать туда, где остались ждать его ребята, где совсем недалеко светит теплыми огнями окон и разливает свет уличных фонарей родной городской район.

«Все, хватит!» – решил Димка. Он повернулся назад и в ужасе замер на месте. Будто мороз окатил ему спину между лопаток и сбежал по ногам прямо к самым пяткам. Там, в кромешной темноте аллеи, еле выступая из мрака и загораживая путь назад, возвышалась какая-то высоченная туманных очертаний фигура. У Димки перехватило дыхание. Он стоял на месте, не в силах двинуться, и все смотрел, пытаясь разглядеть то, что загородило ему дорогу.

Фигура оставалась на месте, и только, как казалось, слегка покачивалась из стороны в сторону.

Димка, не в силах двинуться ни вперед, ни назад, изо всех сил таращил глаза на это видение и уговаривал себя: «Да это просто обман зрения какой-нибудь! Да нет там ничего. Нужно заставить себя подойти поближе и убедиться, что там ничего нет».

Это легко сказать – подойти поближе – когда ноги не слушаются, дыхание от страха сперло в самом горле, и единственное, чего хочется, так это оказаться как можно дальше отсюда! Таинственная фигура продолжала торчать посреди дороги, все так же покачиваясь из стороны в сторону.

«А вдруг это кладбищенский монстр? – мелькнуло в голове у Димки. – И сейчас он на меня набросится?» Но тут же он вспомнил, что никакого «кладбищенского монстра» не существует. «Это же меня самого в костюме Человека-Кузнечика так прозвали… А это… Это точно обман зрения… Только все равно страшно. И очень мне не хочется идти туда, к нему, и проверять…. А что если просто обойти это место?»

И Димка вытянув перед собою руки, чтобы уберечь лицо и глаза от случайных веток сошел с аллеи в лес в надежде миновать загадочный призрак стороной. Сначала все шло нормально. Вроде бы никто за ним не гнался. Он продирался через низко свисавшие ветви деревьев и попадавшиеся на пути кусты, слыша только звук собственных шагов да громкое визгливое какое-то шуршание веток, скользивших по плотной синтетической материи куртки. Временами он поглядывал туда, где, по его предположениям, должен был находится мрачный лесной призрак, но толком разглядеть ничего не мог. Зато услужливое воображение все время рисовало ему какую-нибудь неясную тень, беззвучно пробирающуюся между деревьями всего шагах в десяти справа или слева от него. Нервы у Димки были напряжены до предела. Вдруг под ногой у него раздался резкий треск сломанной ветки. И тут же справа, где еще мгновение назад ему почудилось какое-то непонятное движение, раздалось совершенно отчетливое громкое шуршание, как будто кто-то бежал по опавшей листве, а затем хруст веток, резкие хлопки и леденящий душу скрипучий вопль.

Нервы у Димки не выдержали, он дико заорал сам и бросился вперед, не разбирая дороги.

Бежать по лесу, хоть и превращенному в парк, в почти полной темноте – это я вам скажу!

Димка то и дело натыкался на стволы деревьев, проламывался сквозь кусты, ветки пребольно стегали его по лицу, но слепой панический страх продолжал гнать его неизвестно куда. На бегу он производил столько шума, что ему казалось, будто часть всего этого треска, пыхтения и топота производит то непонятное существо, которое упорно преследует его. И Димка наддавал еще. Наконец он зацепил ногою какой-то корень и, громко вскрикнув, растянулся на земле во весь рост. Дыхание у него окончательно сбилось. Он попытался судорожно вскочить на ноги, но поскользнулся и снова упал бы навзничь, если бы за спиною у него не оказался ствол дерева, о который он пребольно треснулся затылком. Димка, опираясь спиною на этот ствол, затравлено опустился на корточки и в полном отчаянии загородился от неведомой опасности скрещенными перед собою руками…

Так прошло несколько секунд. Никто его не хватал, не кусал, не терзал и не думал куда-нибудь тащить. Димка заставил себя отнять от лица скрещенные руки, огляделся и прислушался. Ничего нового. Все тот же трудноразличимый в темноте лес вокруг, все тот же шум ветра в кронах деревьев и собственное Димкино тяжелое дыхание.

Так же неожиданно, как пришел страх, пришло успокоение.

«И чего я так перетрухнул? – чуть ли не со смехом подумал он. – Сам себя перепугался! Да еще какую-нибудь птицу, наверное, со сна поднял, или на кошку в темноте наступил… Вот она и заверещала диким голосом. А я-то! А я-то! Со страху! Вот только, куда меня занесло. Хорошо бы все-таки, чтобы не к кладбищу…»

Димка стал крутить головой по сторонам, прислушиваясь, и буквально через несколько секунд до него донесся не очень далекий звук автомобильного сигнала. «Ага! – совершенно справедливо решил Димка, – это, наверное, с дороги, что проходит между районом и лесопарком!» В ту сторону он и направился, уже совершенно спокойно выбирая дорогу так, чтобы снова не получить по физиономии каким-нибудь прутом или опять не грохнуться на землю.

Очень скоро он увидел, как сквозь ветви деревьев впереди него стали подмаргивать светлячки огней. Это дома городского квартала приветствовали его освещенными окнами. Вот, прерывисто мелькая фарами, за стволами деревьев пронеслась по улице автомашина, и почти сразу откуда-то справа он услышал разноголосое и протяжное:

– …и-и-ма!…и-и-има!

«О! – подумал Димка. – Это меня ребята зовут, – и тут же откликнулся, – я зде-е-сь!!! Иду-у-у!!!»

* * *

– Ну, ты и даешь! – как-то одновременно сердито и с уважением выговаривала ему Катя Соколова. – Мы тебя зовем, кричим, а ты не отзываешься!

– Да, там, в лесу, не слышно… – с деланным безразличием отвечал Димка.

– А ты далеко ушел? – спросил Васька.

– Да, так… сделал кружок…

– Ну, и что там? Как там? Видел чего-нибудь? – проявил жадное любопытство Женька.

– Было там что-то такое… Но я не разобрал. Темно очень, понимаешь? А когда подошел – оно исчезло.

Все это Димка произносил с важной ленцой в голосе, как будто он каждый день только тем и занимался, что ходил охотиться на «кладбищенских монстров».

– Ой! Неужели тебе страшно не было? – поинтересовалась Ира. – А я тут прямо обмирала от ужаса! А еще нам показалось, что в лесу кто-то кричал… Верно, ребята? Так страшно! Ты не слышал?

– Вроде, как орал кто-то… Но не рядом… В стороне, – осторожно ответил Димка, справедливо полагая, что ребята, скорее всего, слышали его собственный дикий вопль. – А насчет страха… Ну да, конечно, страшно немножко… Только все это… ну, про монстра, скорее всего, ерунда и выдумки.

За этими расспросами ребята не заметили, как перешли дорогу и углубились в городской квартал.

– Ну, ладно! – первым опомнился Васька Харченко. – Мне пора, а то предки сердиться будут.

– И я тоже пошел! – спохватился Женька. – Давай пять, Димон! До завтра! А вообще, ты у нас супер, оказывается!

Они ушли.

– Ой! А мне все равно жутко! – заявила вдруг Ира. – Ребята, проводите меня до подъезда. А? – попросила она Катю и Диму.

– Нет проблем! – солидно отозвался на такую просьбу Димка, и они втроем двинулись к дому, в котором жила Катина подружка.

Когда за Ирой закрылась дверь подъезда, Димка понял, что он, наконец, добился желанного. Как-то само собою получилось остаться с Катей наедине, и в этой ситуации не было ничего более естественного, чем проводить ее до дома. Просто Катя пошла, а Димка пошел рядом с нею, и Катя ничуть этому не удивилась, а приняла как должное. Только вот разговор больше не клеился. Но даже молча идти рядом с Катей Димке было очень приятно. Раньше он таких чувств никогда не испытывал.

Под козырьком Катиного подъезда горела яркая лампа.

Ух ты! – сказала Катя, оглядев Димку с головы до ног в ярком свете. – Где это ты куртку так испачкал?

Димка посмотрел себе на грудь и увидел, что куртка спереди действительно вся в грязных разводах.

– Да, ерунда это! – ответил он. – Это я в лесу в темноте споткнулся и грохнутся на землю. Фигня все! Дома почищу!

– А это что, на лице? – спросила Катя и прикоснулось пальцами к Димкиной щеке.

От этого прикосновения Димку всего окатило изнутри горячей волной, и одновременно он почувствовал легкое жжение в том месте, к которому прикоснулась девочка.

– У тебя там царапина, – сказала Катя. – Погоди! Не лезь грязными руками! Я сейчас протру.

Она достала из кармана своей куртки носовой платок, слегка послюнявила его и стала протирать Димке щеку. Бывало с Димкой такое и раньше, что мама протирала ему носовым платком какую-нибудь пустяковую царапину, но от того, как это получалось у Кати, он просто сомлел. Девочка уже спрятала платочек в карман, а Димка все стоял, закрыв глаза и боясь пошевельнуться. Ему хотелось, чтобы это продолжалось вечно.

– Ну, ладно, Дим! – вывела его из оцепенения Катя. – Я пошла, ладно?

– Ага! – только что и нашелся ответить на это Димка, продолжавший стоять столбом.

– Ну, тогда до завтра? – сказала Катя то ли вопросительно, то ли утвердительно, берясь за дверную ручку.

– Ага! – снова повторил совершенно обалдевший Димка, ловя последнюю Катину улыбку и провожая взглядом ее спину, исчезающую за дверью подъезда.

* * *

На следующий день в классе только и разговоров было, что о Димкином «подвиге».

Женька Климов с живописными подробностями рассказал всем, кому только смог, как его товарищ на спор, в одиночку, да еще ночью, пошел на почти неминуемую встречу со страшным «кладбищенским монстром». По Женькиным словам выходило так, будто Димон чуть-чуть не столкнулся с чудовищем нос к носу, и что он сам, Женька, это самое чудо-юдо почти что видел и уж, во всяком случае, – слышал. «Можете у Катьки Соколовой или у Ирки спросить, – призывал он сомневавшихся. – И Васька Харченко тоже там был!» Катя, Ира и Василий осторожно подтверждали, что они действительно ждали на опушке, пока Димка Симаков бродил по лесной чаще, и что действительно слышали раздававшиеся из лесу нечеловеческие вопли. «Ой! Так стра-а-ашно было!» – восклицала при этом Ирина.

Стоит ли говорить, что сам Димка весь день был в центре внимания у одноклассников. Ему, наверное, раз десять пришлось рассказать для любопытных о своем вчерашнем приключении, каждый раз повторяя, что он «что-то такое» видел и «что-то такое слышал». Конечно, всем хотелось получить от Димки более определенные ответы и узнать леденящую душу историю о доподлинной встрече с загадочным существом. Но и без этого его поведение признавалось безоговорочно героическим, особенно на фоне явной слабины, которую, по общему мнению, показал Толян Басов, слывший за главного амбала средних классов.

Впрочем, главным событием этого дня для Димки было то, что Катя Соколова сама подошла к нему на большой перемене. Она сказала, что собирается вместе с Ирой после уроков идти в кино смотреть новый «ужастик», и предложила Димону пойти с ними. – С тобой не так страшно будет, – честно призналась девочка. Димка чуть не лопнул от удовольствия и, конечно же, согласился.

И в то же время что-то мешало ему безмятежно наслаждаться своей небольшой славой и принимать как должное знаки уважения от сверстников. И та симпатия, которую, судя по всему, стала к нему испытывать Катя Соколова, тоже казалась Димке не вполне заслуженной. Была во всем этом какая-то неправда.

«Я ведь совершенно точно, знал, что никакого монстра в лесу нет, – признавался он сам себе, – потому и пошел. Чего уж тут геройского? А как я там перетрухнул ни с того, ни с сего! Хорошо, никто не видел! В общем-то, все это – обман… Правда, никто и никогда не узнает… Но я то знаю!»

* * *

В условленное место, где Димка должен был встретиться с девочками, чтобы поехать в кинотеатр, пришла только Катя. Ира осталась дома, так как совершенно неожиданно и только на один день в Москву из Котласа прибыла ее бабушка, следовавшая по бесплатной горящей путевке в санаторий на Черноморское побережье. Разменять общение с бабушкой на «ужастик» внучка при всем желании не могла. Ее папа и мама имели по этому поводу совершенно однозначное мнение.

Нельзя сказать, чтобы Димка сильно огорчился такому обстоятельству. Напротив, он смог ощутить себя вполне взрослым молодым человеком, отправляющимся в кино не с гурьбой сверстников, а вдвоем с девушкой.

Сначала он чувствовал скованность, не мог сообразить, о чем заговорить, и даже не знал, как ему идти рядом с Катей. Но Катя оказалась девочкой очень умной, деликатной и понимающей. Она сама стала подбрасывать Димке разные вопросы, и уже через короткое время между ними завязалась легкая и забавная болтовня, за которой Димка сначала и не заметил, как Катя взяла его под руку, а когда заметил – чуть не умер от удовольствия.

В зале кинотеатра, в самые страшные моменты фильма Катя вцеплялась обеими руками в Димкино предплечье, а однажды, во время прямо-таки ужасного-разужасного эпизода даже ткнулась лицом в его плечо. Димка, ощутив такое трогательное доверие со стороны девочки к его рыцарским достоинствам, горделиво выпятил грудь.

– Ой, как мне страшно было! – делилась Катя своими впечатлениями о фильме с Димкой после сеанса. – Особенно, когда чудовище из болота полезло! Там еще в этот момент такие звуковые эффекты! Жуть! Я просто смотреть не смогла. И уши хотелось заткнуть. А тебе, что, вправду, ни чуточки не страшно было?

Димке, с одной стороны, очень хотелось подтвердить свое совершенное бесстрашие при просмотре «ужастика», но с другой – у него возникла какая-то странная уверенность в том, что Катя скорее оценит по-настоящему честный ответ, чем какое-нибудь хвастливое заявление.

– Да, не! – сказал он. – Мне пару раз самому хотелось под кресло залезть!

Катя весело рассмеялась.

– Слушай, Дим! Ты, правда… ну, как это… В общем, мальчишки, обычно, такие хвастуны! А ты – другой!

При этом Катя так посмотрела на Димку… Так… Так… Он и слов то пока еще не мог найти, чтобы рассказать про этот взгляд. Но приятно было до невозможности. Его будто подожгли изнутри.

А Катя между тем продолжала:

– Вон, Толян ваш, хвастал, хвастал, а в лес не пошел. А ты пошел! Я, честно, думала, что ты тоже только треплешься. А ты – пошел. Я в одной книжке читала, что по-настоящему храбрый это не тот, кому вообще не страшно, а тот, кто свой страх может победить. А кто вообще ничего не боится, – тот просто псих!

Димка не знал, что ответить. И многозначительно промолчать тоже не мог. Это, казалось ему, все равно, что обмануть. А начинать дружбу с такой замечательной девочкой с вранья, ой, как не хотелось.

– Да, не, Кать! Все не так. Знаешь, если по чесноку, то я точно знал, что в парке никакого чудовища нет. Что все это выдумки, в общем… Потому и пошел.

– Как это, выдумки? – возразила Катя. – Да ведь по телевизору говорили! Следы даже показывали. Да и сколько людей его видели и в парке, и на кладбище! А собаку он сожрал!

– Да, вранье все, я тебе говорю! Особенно про собаку. И вообще, знаешь… – Димка наконец решился, – я сейчас тебе одну вещь расскажу. Только ты обещай, что до конца дослушаешь и не будешь говорить, что я выдумываю. Обещаешь?

– Конечно, обещаю! – с интересом и готовностью отозвалась Катя. – А что такое?

– Сейчас, расскажу, только пообещай еще, что это будет нашей тайной. Ты и я, понимаешь?

– Да обещаю я, обещаю! Рассказывай! – торопила его чрезвычайно заинтригованная Катя.

* * *

Через пятнадцать минут, когда Катя уже выслушала историю о необычайных событиях, произошедших позавчера вечером, они вдвоем торопливо и сосредоточено шли по направлению к Димкиному дому. На ходу девочка время от времени бросала на Димку испытующие взгляды. По всему было видно, что, несмотря на все данные Димкой клятвы и заверения, она так и не смогла до конца поверить рассказу о чудесном костюме. По этой причине Димка имел твердое намерение предъявить Кате неопровержимые вещественные доказательства.

Дверь квартиры открыла мама. Она с интересом взглянула на Димкину спутницу и отошла в сторону, пропуская ребят в прихожую.

– Это Катя, – буркнул Димка в некотором смущении.

– Очень приятно, – с улыбкой отозвалась мама и подсказала. – Прими у девушки куртку и повесь в шкаф.

Димка покраснел и торопливо бросился помогать Кате, в то время как мама деликатно удалилась на кухню.

В своей комнате Димка усадил Катю на вращающийся мягкий стул около стола с компьютером, после чего нырнул под кушетку и выволок на свет рюкзак, в котором обычно таскал роликовые коньки.

– Вот, смотри! – сказал он Кате вынимая из сумки зеленый пластиковый панцирь. – Это раз, а это… Это… Да где же она?

Димка судорожно рылся в рюкзаке и все никак не мог нащупать зеленую глазастую маску. Наконец, он с грохотом вывалил на паркет роликовые коньки и все тряс и тряс перевернутым пустым рюкзаком, в надежде, что вторая часть волшебного комплекта выпадет наружу. Не выпала! Не было ее там!

– Да куда ж она подевалась? – ошалело спросил сам у себя Димка и заорал, выбегая из комнаты, – ма-а-ам!!! А, мам!!! Ты у меня из рюкзака брала что-нибудь?!

– Что ты так кричишь? – мама шла к нему навстречу из кухни, обтирая руки полотенцем. – Скажи спокойно, какой рюкзак?

– Ну, мой, черный! Я еще ролики в нем ношу…

Мама подумала самую малость и решительно ответила:

– Нет, Димуля, я совершенно определенно твой рюкзак не трогала и уже совершенно точно ничего из него не брала.

– А папа? – спросил Димка со слабой надеждой.

– Ну, вот он сейчас с работы вернется, ты его и спроси. Хотя с чего бы папе в твой рюкзак залезать. Я за ним такой привычки не знаю. А ты, что? Потерял что-нибудь? Коньки?

– Да нет! Так, одну вещь… Маска, зеленая такая… Ты меня еще видела в ней два дня назад… Когда за подушку меня ругала… А? Не попадалась тебе?

Мама отрицательно покачала головой:

– Нет, точно не попадалась.

«Плохо дело», – подумал Димка, Мама в таких вещах была покруче любого компьютера, – она единственная в доме всегда точно знала, где и что лежит. Даже самая ерундовая мелочь. И уж если мама говорила, что не видела какой-то вещи, то это было как приговор: нет этого в доме.

Эх! – горестно воскликнул Димка и снова бросился в свою комнату.

Здесь, не стесняясь Кати, он учинил форменный обыск, заглянув во все углы, щели и ящики, но того, что искал, – так и не нашел.

В отчаянии он сел на кушетку и, упершись локтями в колени, обхватил голову руками.

– А что ты ищешь? – спросила его Катя.

– Маску, – ответил Димка, поднимая на девочку взгляд.

– Какую маску?

– Ну, я же тебе рассказывал! От костюма Человека-Кузнечика.

– А что, без нее нельзя?

– Нельзя. Они только вместе с этим действуют, – и Димка мотнул головой в сторону валявшегося на кушетке зеленого нагрудника. – Я проверял. Ну, куда? Куда же она делась? Я ведь ее сам в рюкзак засовывал у кладбища. Ой! Ты знаешь, я, наверное, в темноте и спешке ее мимо рюкзака сунул… Или она по дороге выпала, когда я домой бежал… Точно! Я молнию тогда не плотно застегнул! Она могла на бегу выпасть. Вот, блин!

И он снова схватился за голову руками.

– Так, значит, ты мне не покажешь, как этот костюм действует? – спросила Катя прокурорским тоном.

Димка обреченно потряс головой из стороны в сторону.

– Ну, я так и знала, что ты меня разыгрываешь! – решительно подытожила Катя. – Только зачем, Дим?

– Да я правду тебе сказал!! Правду!! – отчаянно вскричал Димка, понимая, что теперь уже никак не сможет этого доказать и, скорее всего, покажется Кате примитивным вруном. Да она с ним дела больше иметь не захочет! Димка в иной ситуации, наверное, позволил бы себе разрыдаться от бессилия, но в присутствии Кати только проглотил комок в горле и судорожно стиснул зубы.

Потом он поднял страдальческие глаза на Катю. Удивительно, но она смотрела на него не с презрением, а с интересом.

– Чудной ты какой-то, Димон, – сказала девочка. – Я вот все думаю, зачем ты все это выдумал? Получается какая-то ерунда. Получается, чтобы убедить меня, что никакого монстра в лесу нет. И что ты вовсе не такой храбрый, как мы все подумали. Вот странно! Первый раз такого мальчишку встречаю. Который не хочет, чтобы его считали храбрым. Даже интересно.

Димка вдруг с удивлением понял, что презрение со стороны Кати ему не грозит и что он даже по какой-то неведомой причине стал для нее еще более интересен, чем был раньше. Если бы Димка был постарше и прочитал бы побольше умных книг, он знал бы, что все эти удивительные вещи носят одно название – тайны женского сердца. А сердце у Кати, что ни говори, было, несомненно, женское.

– Да ничего я такого не хотел, – начал было Димка. – Я правду тебе рассказывал…

– Все, прекрати! – решительно оборвала его Катя. – И слушать больше про эту ерунду не хочу! А то рассержусь!

Димке оставалось только пожать плечами:

– Ну, как хочешь…

– Слушай, Дим, – сказала Катя, давая понять, что желает перевести разговор на другую тему. – Это что у тебя за книжка на столе? Твоя?

– Да, моя.

– Ты что? Стихи читаешь?

– Да, – ответил Димка, почему-то краснея.

Он совсем забыл, что уже недели две у него на столе прозябает томик Есенина, который он раскопал после памятного разговора с мамой.

– А про что? – спросила Катя заглядывая в какую-то страницу. – Тут про любовь, кажется?

– Да, – подтвердил Димка, которого совсем бросило в жар, – и про любовь тоже.

– Как здорово! – Катя смотрела на него чуть ли не с восторгом, – а я думала, что мальчишкам только про войну, про драки и про машины интересно. А давно этот поэт жил?

– В прошлом веке, кажется… Да, точно, в прошлом веке.

– Ну, ты Димон, просто супер! Никогда бы не подумала, что ты стихами увлекаешься. Да еще такими. Слушай, а прочитай мне что-нибудь! Что тебе самому нравится…

Димка был поражен. Он вспомнил, как всего несколько дней назад пытался представить себе повод, который бы позволил ему прочитать Кате стихи. В голову тогда лезла все какая-то фантастическая белиберда. А вот теперь (на тебе!) она сама попросила его об этом. Димка никак не мог сообразить: это произошло благодаря случившейся с ним волшебной истории или вопреки ей? Так получалось, что, скорее – вопреки.

Подумать только! Томик стихов поэта из прошлого века, случайно залежавшийся у него на столе, поднял его, Димку, в Катиных глазах гораздо выше, чем вся эта катавасия с чудесным костюмом.

Мысли – мыслями, а упускать возможность показать себя в Катиных глазах с лучшей стороны он не собирался. Об одном теперь горько сожалел Димка – что не выучил ни одного стихотворения. Вот если бы, как папа! Наизусть! Это не в пример шикарнее, чем с листа.

Но, делать нечего, Димка быстро разыскал в книжке запавшее ему в память «про кобылу» и начал:

«Я обманывать тебя не стану, Залегла забота в сердце мглистом, Отчего прослыл я шарлатаном, Отчего прослыл я скандалистом?..»

Занятый чтением, Димка не слышал, как сработал замок входной двери. С работы вернулся папа.

– У нас что, гости? – спросил он у мамы, увидев на вешалке незнакомую куртку.

– Не у нас. У Димы. Девочка!

– Да, ну! Взрослеет парень! Да, мать?

– Да, да взрослеет. Да не шуми ты так!

– А что такое? – поинтересовался папа. – Они, что? Уроки делают вместе или так, с компом развлекаются?

– Нет! Он, кажется, ей стихи читает.

– Димка?! Стихи?!

– Да тише, тебе говорят! Еще смутишь его!

– Ну, мать! И вправду что-то происходит.

– Ничего особенного, – сказала мама, наклонив к себе папину голову и ласково целуя его в висок. – Просто ребенок весь в тебя.

Оглавление

Батарейка

Дедушка

Супер Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg