Юлия Луговская Лёлик и горячие доски
Посвящается Паше и всем его друзьям
Часть 1 Лёлик
Глава 1 О лучшем способе смотаться с уроков
– Воронин, опять ворон считаешь?
Елена Николаевна, наша русичка, уверена, что эта шутка очень остроумная, и поэтому повторяет ее раза по два за урок. Наверное, у меня действительно смешная фамилия, потому что стоит ей произнести эту фразу, как весь наш шестой «А» начинает дружно ржать. Ну и пусть ржут, я уже привык, мне и самому смешно смотреть, как радуется Елена Николаевна своей избитой шутке. И я молчу, ничего ей не отвечаю, просто смотрю на нее, и все.
У доски уже минут десять мается Лешка. Он уже сделал все, чтобы его выгнали за дверь, но Елена Николаевна почему-то сегодня особенно терпелива:
– Сидорин, ты будешь писать, или тебе, как Воронину, ворон за окном считать интересней!
Ой, как смешно! Елена Николаевна торжественно оглядывает класс, все, понятное дело, как по команде ржут. Но нам с Лехой не до смеха. Нам надо смыться. Причем немедленно. Да мы, в общем, договорились, что с пол-урока смоемся – Леха попросится в туалет, а меня Елена Николаевна сама выгонит, это организовать проще простого. Но кто ж мог предвидеть, что Лешке придется отвечать у доски, ведь его только вчера спрашивали?
– «Сад обнажился, поля опустели»… Сидорин, как ты будешь писать слово «обнажился»? Вначале думаем головой, а потом уже пишем…
Леха посмотрел на меня, и я прочел в его глазах озорной огонек – Леха что-то придумал. Он повернулся спиной к классу и с хорошим нажимом быстро написал на доске: «Зад обнажился, поля опустели».
Раздались редкие, сдавленные смешки. Елена Николаевна приподняла очки, всматриваясь в надпись на доске. Немая сцена длилась секунды три, но нам с Лешкой она показалась вечностью. Тишину взорвал громкий визг русички:
– Вон из класса! На перемене – к директору! Нет, стой, вытри немедленно эту гадость!
Лешка тщательно и быстро протер доску и, пока Елена Николаевна не смилостивилась и не передумала его выгонять, выбежал из класса.
Теперь слово было за мной. Я мучительно перебирал в уме варианты побега, ничего более или менее оригинального в голову не приходило. И тут у меня зазвонил телефон. Вот Леха молодец, додумался!
– Нет, вы только посмотрите! Это не класс, а сборище хулиганов! Воронин, немедленно выключи телефон!
– Ой, Елена Николаевна, он не выключается, – жалобно застонал я, демонстративно тыкая пальцем в мобильник под оглушительные трели моего звонка.
– Так, моему терпению пришел конец. Иди за дверь, Воронин, и чтобы я тебя без матери в школе не видела!
А мне только того и надо. За три секунды покидав учебники в рюкзак, я выскочил в коридор.
Глава 2 Мы хотим сниматься в кино!
Вы только не подумайте, что мы с Лехой злостные хулиганы. Нет, мы самые обыкновенные. Просто мы считаем, что жизнь нам дана одна и надо прожить ее так, чтобы не тянулась она мучительно скучно, ну, и, естественно, чтобы было что потом вспомнить. Каждый день после школы мы бегаем в парк кататься на скейтах. У Лешки получается лучше, чем у меня – он маленький и юркий, а у меня, как говорит моя мама, фигура не спортивная, поэтому я часто падаю, да и прыжки у меня получаются не столь грациозными. Но все равно я обожаю кататься на скейте.
Сегодня нам позарез надо было уйти с уроков. К нам в парк должны были приехать с киностудии отбирать лучших скейтеров для участия в съемках крутого фильма про мальчишек. Конечно, на главные роли мы не претендовали, но поучаствовать в массовке и потусоваться вместо уроков на съемках мы были не прочь.
– Давай по домам, берем доски и встречаемся через десять минут у гастронома.
– О’кей, только не копайся там, а то опоздаем.
Не подумайте, что я копуша. Хотя фигура у меня и не спортивная, я могу все делать очень быстро. Если, конечно, захочу. Но во-первых, я живу дальше, чем Леха, во-вторых, моя мама работает на дому, а следовательно начнутся расспросы: «что?» да «как?». Пока чего-нибудь более или менее правдоподобное наврешь, – и вспотеешь, и время потеряешь.
Но сейчас я решил сказать правду: мама – человек, должна понять, что сегодня, возможно, решается моя жизнь.
Мама открыла дверь и убежала к компьютеру, поэтому меня встречал только Лёлик. Лёлик – это мой пес. Он из простых собак, не из породистых, но что-то терьеристое в его внешности есть. Лёлик обожает моего деда, сосиски, приготовленные в микроволновке, и гулять. Сейчас Лёлик прыгал и крутил хвостом с бешеной силой. Видимо, я вызвал в нем предвкушение не то сосисок, не то прогулки.
– Лёка, отстань, я спешу.
В коридоре показалась мама:
– Ты чего так рано? Я даже обед приготовить не успела. Есть хочешь?
– Не, мам, некогда, дай попить только!
– И куда это ты собрался?
– Мам, понимаешь, у нас сегодня соревнования… – решимость сказать правду таяла на глазах, – по физкультуре.
Уф! Моя мама всегда знает, когда я вру. Но на этот раз то ли она на самом деле поверила, то ли сделала вид, но разбираться было некогда. Я выпил залпом стакан воды, схватил скейт и хотел уже выбежать на улицу, но мама сунула мне в руки Лёлькин поводок:
– Возьми Лёлика, пусть в парке побегает.
– Мам, ну он там только мешаться будет, – хотел отвертеться я, но Лёлик, чувствуя, что сейчас решается его судьба, с таким уважением смотрел мне в глаза, что я не стал спорить.
Мы с Лёликом опаздывали минут на семь – Леха будет ворчать. Еще издалека я заметил, что Лешка у гастронома стоит не один. С ним была Маша Галицкая, девчонка из тех, которые никогда не носят юбок, розовых кофточек и не мажут губы блестящей помадой.
– Ну где тебя носит? – накинулся на меня Лешка.
Лёлик подпрыгнул повыше и сперва чмокнул в ухо Машу, а потом уже отдал оста точную дань любви Лешке.
– Фу, слюнявый, – засмеялась Маша.
– Он девчонок с первого класса любит, они его тискают и конфетами кормят, – пояснил я разнузданное поведение моего пса. – А ты, Маш, с нами?
– Ага. Буду изображать группу поддержки. Кстати, русичка потом до конца урока успокоиться не могла. И на перемене по коридору бегала, вас искала. Вы хоть подумали, что завтра скажете?
Естественно, мы ничего про завтра не подумали. Мы думали только про сегодня. Некогда было думать о том, что будет не скоро, да и не интересно. Тем более что ничего хорошего, судя по всему, завтра не будет.
Глава 3 Лёлик опростоволосился
Мы вошли в парк, и я спустил Лёлика с поводка. На площадке для катания на скейтах собралось человек пятнадцать ребят со всего нашего микрорайона. Они стояли полукругом и слушали высокого накаченного парня в фиолетовых джинсах и футболке, изрисованной черепами. Рядом прямо на асфальте лежала его сумка, из которой торчали пестрые журналы.
– Каждый из вас имеет шанс попасть на съемку. Но работать придется много, и легкой жизни никому не обещаю. Вы будете соревноваться, а мы вас будем снимать. Победитель примет участие в съемках. Кто точно решил, подходите, записывайтесь, – надменным тоном объяснял парень в черепах.
К нему выстроилась очередь, и мы с Лешкой тоже в нее встали. Лешку записали без всяких разговоров, а я, видно, чем-то парню не понравился.
– Фамилия?
– Воронин.
– Имя?
– Паша.
– Паша – простокваша, гордость наша, – передразнил меня парень. – Полное имя свое знаешь?
– Павел.
– То-то же. – Парень отошел на шаг и оглядел меня с ног до головы. – А ты вообще, катаешься как? Ну, типа начинающий? Или продвинутый?
– Нормально он катается, – решила внести свою лепту Маша.
– И получше некоторых, – поддержал ее Лешка, покосившись на стоявшего напротив Валерки Кирюка, нашего одноклассника.
Валерку в классе не любили из-за его зловредной мамаши, которая состояла в родительском комитете и совала свой нос буквально во все дела. Даже те, которые ее совершенно не касались. Кирюк и сам имел не лучшую репутацию, потому что при первой возможности «стучал» на товарищей и занимался по-девчачьи мерзким подхалимажем. Не знаю, что он там наврал своей мамаше, чтобы не пойти в школу, но на уроках сегодня его не было.
– Языками-то вы все умеете, а как до дела… Эй, уберите собаку!
Наш разговор прервал Лёлик, ввалившись в круг. Вид у него был запыхавшийся, язык свесился на бок, мокрый черный пятак окаймляла полоска свежей земли. Лёлик явно только что занимался землекопными работами. Не разобравшись, кто здесь начальник, Лёлик с разбегу воткнулся чумазой мордой в фиолетовые штаны парня, которому Лёлик явно не понравился. Обескураженный непривычной реакцией взрослого мужчины, Лёлик отскочил в сторону, потом медленно подошел к стоявшей на асфальте сумке парня, и у меня перехватило дыхание: «Нет, Лёлик, только не это!» Но было уже поздно – Лёлик поднял лапу и пописал на сумку перекошенного от злобы парня.
– Это чья собака? – с вытаращенными глазами парень стал наступать на нас. – Я, кажется, за дал вопрос!
– А по-моему, очень милая собачонка, – к нашей компании подошла коротко стриженная девушка в джинсах с дырками на коленях.
Она потрепала Лёлика по голове. Лёлик радостно подпрыгнул и оставил на джинсах два коричневых пятна. Но девушку это ничуть не смутило. Она даже внимания не обратила на перепачканные джинсы.
– Давай, Игорек, заканчивай ребят строить, ехать пора, – сказала она строго парню с черепами.
– Слышите, что сказала ассистент режиссера? Кто не записался, тот опоздал. – Игорек, забыв про Лёлика, начал собирать вещи. Не попавшие в список мальчишки засуетились:
– Ой, запишите, пожалуйста, меня.
– И меня…
– Эй, шпана, запишите мой телефон, не сможете прийти – позвоните, буду замену искать, – Игорек продиктовал номер, и мы все старательно записали его в свои мобильники.
Затем Игорек погрузился в серый пикап непонятной марки. За рулем сидела стриженая девушка. Когда они отъезжали, она помахала нам рукой.
Ох… чуть все не сорвалось. Из-за Лёки… Не хотел ведь я его брать с собой, вечно все портит.
– По-моему, этот Игорек полный придурок, – подала голос Маша.
Она была единственной девчонкой среди еще стоящих полукругом ребят.
– Это шавка ваша – придурок, – подал голос Валерка Кирюк, – да и вы сами – придурки.
– Сам за ткнешься, или тебе помочь? – Лешка терпеть не мог Кирюка и завелся с пол-оборота.
– А ты попробуй. Чем за тыкать меня будешь – пирожком с капустой?
Про пирожок – история отдельная. Случилось это в прошлый понедельник. Я принес в школу пирожки с капустой, потому что по утрам не завтракаю – есть спросонья не хочется. А после второй перемены перекусить – самое оно. А накануне в воскресенье я ездил к бабушке, и она надавала мне с собой пирожков собственного изготовления. Так бабушкины пирожки стали нашим с Лешкой завтраком. Но вместо того, чтобы съесть их сидя на подоконнике, мы вынуждены были всю вторую перемену переписывать самостоятельную по математике, за которую получили, как говорит наша математичка Надежда Ивановна, четверку пополам. Поэтому пирожки пришлось есть на уроке истории. Я нагнулся под парту и попытался засунуть пирожок поглубже в рот, чтобы побыстрее его разжевать и проглотить под партой. Если вы когда-нибудь решите повторить мой подвиг, то убедитесь в том, что глотать даже хорошо пережеванную пищу вниз головой практически невозможно. Пирожок так и норовил выскочить обратно. И, проиграв в борьбе с ним, я, подавившись, закашлялся. Чтобы не умереть такой бесславной смертью с пирожком во рту, я вылез из-под парты и принял вертикальное положение. Наверное, я действительно выглядел смешно с пирогом в зубах и глазами навыкате, потому что все дружно заржали, а историчка, она у нас хорошая тетка, со вздохом сказала:
– Воронин, ты совсем обнаглел!
Вот о каком пирожке с капустой говорил сейчас Кирюк. И я ему этого бы не простил, если бы не Маша. Она взяла меня за плечи (надо же, не думал, что она такая сильная!) и, презрительно глядя на Кирюка, сказала:
– Не стоит, Паш, с ним связываться, он побежит все мамочке докладывать!
– Ладно, пусть пока живет.
Обдав напоследок Валерку насмешливым взглядом, мы пошли в сторону выхода из парка. Итак, нас, пусть не без скрипа, но записали на участие в кастинге – специальном конкурсе, на котором режиссер будет отбирать ребят для съемок. Я засунул руку в карман и вытащил талончик, который мне вручил Игорек. На клочке цветной бумаги было написано: «Горячие доски. Кастинг. Павильон № 8, 26 сентября, 10 ч.15 минут». На Лешкином талоне было написано то же самое, только время стояло 10 ч. 25 минут.
– Ты посмотри, какие мы по счету, – вздохнул Лешка, – 68-й и 69-й. Боюсь, до нас вообще очередь не дойдет.
– Хватит вам трындеть, вы же лучше всех! – Машка как всегда поднимала нам самооценку. – Ваш кастинг только через три дня. Лучше подумали бы, что в школе завтра говорить будете. Когда вы смотались, русичка была в бешенстве.
– Да пошла она! – Лешка еще не остыл после короткого диалога с Костюком.
– Нет, не пошла. Она директору пожалуется, родителей ваших вызовет, если еще не вызвала. И будет вам тогда кастинг.
И тут мне в голову пришла гениальная мысль.
– Слушай, Маш, у тебя ведь почерк самый взрослый в классе!
– Ну и?
– А давай ты нам с Лешкой записки напишешь. Ну, как будто от родителей. Объяснительные. Мол, так и так, моему сыну надо было к врачу…
– Ага! Моему сыну надо было к врачу, поэтому он написал на доске слово «зад». – Маша явно была не в восторге от моего предложения.
– Нет, Маш, а правда, давай ты мне напишешь, что я плохо себя чувствовал, у меня была температура. А когда у человека температура, он еще не то написать может. Когда я был маленький, я болел гриппом. У меня температура была сорок, и я принял врача с медсестрой со «скорой» за деда мороза со снегурочкой, – Лешка явно оживился.
– Точно! А мне напишешь, что я был записан к зубному, – поддержал Лешку я.
– Вы что, со скейтов навернулись и умом повредились? Вы думаете, русичка такая дура, что поверит, что у ваших мам по случайности одинаковый почерк? – Маша покрутила указательным пальцем у виска. – Вы совсем ту-ту?
– Маш, ну ладно, ты напиши, а все остальное мы берем на себя, – мы с Лешкой переглянулись в знак принятого решения.
– Ладно, как знаете, пошли ко мне, у меня сейчас никого.
Когда мы свернули от гастронома направо, у Лёлика поднялось настроение – он понял, что домой еще не идем, и весело трусил впереди нашей процессии, беззаботно размахивая хвостом.
Глава 4 Обман
Маша живет в новом красивом доме на третьем этаже. Ее папа – летчик-испытатель, и по несколько месяцев в году проводит в разных странах, испытывая новые самолеты. Мама приходит домой вечером очень усталая, поэтому все хозяйство, а также кот Клавдий, две рыбки и морская свинка находятся исключительно под Машиным присмотром. Своей способностью быстро делать уроки, готовить еду, мыть посуду, не устраивая при этом бардак, успевать читать книги и трепаться в чатах, Маша в корне отличается от меня: я могу за день делать только что-то одно. И моя мама часто ставит мне Машу в пример. Но меня это совсем не обижает, мне, в сущности, по барабану. И ничего удивительного в Машиной самостоятельности я не вижу: она же в отличие от меня – девочка.
Маша пропустила нас в квартиру.
– Ботинки только снимайте, а то я вчера пылесосила.
Мы скинули ботинки и прошли в Машину комнату. Лёлика я привязал к дверной ручке – на его лапах еще висели комья глины – и велел сидеть тихо и не скулить.
Маша достала два листа бумаги: один простой белый, другой тетрадный в клеточку, и две ручки.
– Ну?
– Пиши: «Уважаемая Елена Николаевна! У моего сына вчера была высокая температура, и поэтому он ушел с урока. Он больше не будет», – Лешка всегда отличался умением на ходу писать сочинения, но Маша посмотрела на него так, будто он сказал полную чушь.
– Чего не будет? Болеть не будет? Или писать слово «зад» на доске не будет? Ты уж выражайся точнее. И вообще так записки никто не пишет, – Маша скомкала лист бумаги, взяла новый и написала красивым ровным почерком:
«Уважаемая Елена Николаевна, Алексей вчера ушел с урока по семейным обстоятельствам». Маша поставила красивую загогулину, символизирующую роспись, а рядом завтрашнее число.
– М-да, ничего, простенько и со вкусом, – Леша почесал затылок.
– Теперь давай мне такое же. Ну, в смысле коротко и ясно, – засуетился я.
Маша взяла гелиевую ручку, листок в клетку и размашисто написала:
«Елена Николаевна,
Вчера, 22.09, Павел посетил зубного врача, из-за чего вынужден был уйти пораньше из школы. С уважением…», – тут Маша изобразила более длинную, чем в Лешкиной записке, закорючку.
– Машка, ты гений! – от восторга я просто потерял дар речи. Все-таки моя мама права: Машка – потрясающая девчонка.
– Погодите, надо еще подумать. Мне что-то во всем этом не нравится…
Но Маша не успела договорить. Из коридора послышалось странное скрежетание и сдавленный взвизг Лёлика.
– Блин, Клавдий! – ахнула Маша, и мы кинулись в коридор.
Вообще-то, Лёлик к кошкам относится терпимо. Конечно, на улице, для порядка, он может рыкнуть на обнаглевшего кота, который и не подумал сойти с дороги при виде собаки. Но если Лёлик попадал в дом, где жил кот, он старался вести себя скромно и не раздражать хозяина – видимо, в нем жила врожденная собачья интеллигентность, редкая в наши дни. С Клавдием Лёлик знаком не был – обычно кота запирали из-за дурного характера – Клавдий мог вцепиться в ногу гостю, покусать и расцарапать любого, кто ему не понравится. Кроме того, Клавдий считал себя специалистом по колготкам подруг Машиной мамы. Как Клавдий относится к собакам, никто не знал, потому что кот ни разу в жизни не был на улице.
Бедный Лёлик сидел в коридоре, вжавшись в угол и прикрывая лапой нос. Над ним в позе снежного барса, только что загнавшего оленя, возвышался Клавдий. Лапа его с выпущенными когтями застыла в воздухе, готовая опуститься на Лёлькин загривок.
– Клавдий, брысь отсюда!
Кот с неохотой втянул когти, спрыгнул с Лёлика и гордой походкой исчез на кухне. Лёлик заскулил, жалобно виляя хвостом и с благодарностью заглядывая в глаза своей спасительнице.
– Чаю не предлагаю, дел много, – Маша намекала, что нам пора.
– Спасибо тебе, Маш, за помощь! Что бы мы без тебя! – затянул Лешка.
– Да идите вы!
– Уже идем.
Было уже четыре часа, и мне надо было домой. Мы попрощались с Лешкой и от гастронома разошлись в разные стороны.
Глава 5 Ужасно неохота делать уроки
– Ты уроки сделал? – мама всегда задает этот вопрос некстати.
Вот и сейчас, только я собрался включить компьютер, как она появилась на пороге моей комнаты:
– Паш, мы же договаривались!
Лично я ни о чем не договаривался. В прошлый раз, когда я не сделал английский, потому что «чатился» по разным серьезным вопросам, мама произнесла пламенную речь, смысл которой сводился к одному: пока уроков не сделаешь, за компьютер не сядешь. Я тогда промолчал. Да и какой дурак на моем месте стал бы сейчас спорить с матерью. В общем, после этого «разговора» моя мама уверена, что мы с ней договорились.
Я молча убрал клавиатуру и вывалил на стол тетради и учебники. Открыл математику, нашел нужные номера. От вида примеров, которые мне предстояло решить, на душе сделалось скучно. Я переписал пример в тетрадь, наметил последовательность действий и решил провести психологический эксперимент. Математичке главное – чтобы она видела, что каждое действие в примере записано столбиком и чтобы в каждом столбике был правильный ответ. Это мы ей обеспечим без труда. Я взял калькулятор и, высчитав первый ответ, записал его под столбиком вычитания. То же самое я проделал и с делением, и с умножением, вписывая промежуточные цифры просто так, с потолка. У математички нас – двадцать пять голов, да еще и «бэшки». Вряд ли она будет ковыряться с каждым столбиком, когда ответ очевиден.
Таким образом расправившись с тошнотворными примерами, я приступил к не менее тошнотворной задаче на скорость. Речь шла о шляпе, слетевшей с головы прохожего. За шляпой наперегонки гнались прохожий, его собака и мальчик, который привык помогать взрослым. Естественно, все бежали с разной скоростью, кроме того, своя скорость была и у ветра. Представив себе эту картину, я понял, что собака догонит шляпу первой. Но вопрос в за даче был совсем другой, про расстояние. Я честно напряг мозг, но он не желал мыслить математическими категориями, перед глазами упорно вставал лысоватый прохожий в сером паль то, мальчик в оранжевой куртке и беспородная собачка с развивающимися на ветру ушами, похожая на Лёлика с шляпой во рту. Прохожий, недовольный тем, что собака обслюнявила его шляпу, шлепнул себя по ноге: «Ко мне!» Но собачонка не собиралась отдавать добычу. Она радостно подпрыгивала и с рычанием мотала шляпу из стороны в сторону.
– Паша, ау! – мама в дверях наблюдала за моим мыслительным процессом. – Ты вообще где?
– Я здесь. Задачу не могу решить.
Мама подошла, стала читать условие. Потом она взяла листок бумаги и карандашом начертила схему движения всей компании. На этом, нахмурив лоб, мама зависла.
– Ладно, делай пока что-нибудь другое, я подумаю, – сказала мама и плотно закрыла за собой дверь.
Это она пошла звонить своей умной подруге Людмиле, инженеру по профессии, которая с третьего класса помогала нам с математикой. И хотя мама от меня скрывала, что не в состоянии решить задачу, я прекрасно знал, что будет дальше. Поговорив с Людмилой, мама с победным видом войдет в комнату и скажет: «Все очень просто» и начнет мне объяснять задачу. А я буду делать вид, что понимаю. Потом она оставит мне листочек с решением и, довольная, уйдет заниматься своими делами.
Я поковырялся с историей, полистал литературу и наткнулся на написанную Машей записку по поводу зубного врача. Хорошо все-таки придумано! Я положил записку в дневник и убрал его подальше, с маминых глаз долой.
Через три дня мы будем соревноваться с лучшими скейтерами Москвы нашего возраста. К то бы мог подумать! Я представлял себе, как это будет происходить, как режиссер скомандует «Мотор!», а потом, после сигнала «Стоп. Снято», все зааплодируют. Я решил показать на кастинге «флип-трик» – самый эффектный трюк, который я умею делать: ты высоко подпрыгиваешь и переворачиваешь во время прыжка скейт у себя под ногами, приземляясь на него. Надо будет только еще немного потренироваться.
И вдруг меня как током дернуло: деньги! Каждый, принимающий участие в кастинге, должен заплатить по пятьсот рублей – так сказал Игорек. Денег у меня не было, все накопления я потратил на новую доску со скачущей лошадью на обратной стороне. Я копил на нее целый год, отказывая себе во всех соблазнах. И теперь у меня в кошельке был полный голяк. Что же делать? Может, рассказать все маме? Нет, она меня ни за что не отпустит на кастинг. А если не рассказывать, а просто попросить денег? Нет, просто так не даст. Или сказать, что в классе собирают на школьные нужды? Так она позвонит мамаше Кирюка, и тогда мне несдобровать – мама больше всего не любит, когда я вру. Лучше попросить денег у папы, по-мужски, на что-нибудь такое, на что он точно даст.
– Паш, оказывается, все очень просто. – Маме не терпелось рассказать мне, как решается задача про шляпу, пока она сама не забыла. – Вот, смотри!
Я сделал заинтересованное лицо, и пока мама на чертеже объясняла мне, что на до узнать сначала, что потом, и записывала решение по действиям, я представлял себе мужской разговор с папой. Скажу, что у нас в школе проводится акция в помощь голодающим детям из Африки. Благородно, но не очень убедительно. А может, сказать, что я разбил в кабинете биологии микроскоп? Тоже не вариант – начнутся расспросы: что да как? Нет, лучше так: у одного парня из класса (ты его не знаешь!) украли собаку и требуют выкуп, а родители его бедные, денег у них нет. Последняя версия, по-моему, была наиболее убедительной, и я ее принял как рабочую.
– Вот и все, и как я сразу не дога далась, – мама чмокнула меня в макушку, оставила листок с решением на столе и ушла, напевая знакомую попсовую мелодию.
С уроками было покончено, и я запустил компьютер. Набрал в Яндексе «Горячие доски» и в сотый раз стал перечитывать условия кастинга. К нему допускались мальчишки 10–12 лет, умеющие кататься на скейте. Форма одежды – свободные штаны, толстовка, бейсболка. Победителям обещали головокружительную карьеру.
Пришел домой папа:
– Как дела, Паш? Что в школе?
– Нормально, – я решил не брать быка за рога, надо же дать человеку отдохнуть.
– Норма – понятие относительное. – Папа почесал в затылке. – А что на ужин?
– Судя по запаху – картошка с кот летами, – с удовольствием поддержал тему я, почувствовав, что сильно проголодался. Тем более бабушка любит говорить, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. А это, вероятно, означает, что после котлет папа будет добренький и тут же выдаст мне пятьсот рублей на голодающих Африки. Тьфу, чуть не перепутал – на собаку школьного приятеля.
Мы с аппетитом поужинали все вчетвером. Лёлик в ужине принимал самое активное участие. Он сидел между мамой и мной и время от времени аккуратно трогал лапой то меня, то маму. Я уступил Лёлику полкотлеты, а мама счистила в его миску остатки с тарелок. Во время чая маме кто-то позвонил, и она ушла в комнату разговаривать. Я набрался храбрости и, не глядя папе в глаза, сказал:
– Пап, мне нужно пятьсот рублей!
– Зачем? – Папа в упор посмотрел на меня. Я покраснел как рак.
– Ну говори, не стесняйся! Что-то личное?
– Да… я хочу Маше сделать подарок, – зачем я это сказал – не знаю сам, но интуиция мне подсказала – папа, как истинный джентльмен, меня поймет.
Ни слова не говоря, папа ушел в коридор, принес бумажник, достал пятисотку и протянул мне:
– Держи. Расскажешь потом?
– Чего расскажешь?
– Ну, что ты там Маше купил и вообще…
– Ладно. Спасибо, пап.
Было ужасно стыдно. Больше всего за то, что папа так быстро, без лишних расспросов согласился дать мне деньги. И про то, что он подумал про Машу… Ладно, успокаивал я себя, у меня по сути не было выбора.
– Что у вас тут происходит? – В кухню вошла мама и тут же просекла, что мы что-то от нее скрываем. – Чего-то натворили? Признавайтесь!
– Ну почему сразу натворили? Могут быть у нас маленькие мужские секреты, – подмигнув мне, ответил папа.
– Действительно, – поддержал я папу. – Ты же когда со своей Танькой болтаешь, уходишь в другую комнату, чтобы мы не слушали!
– Устами младенца, – выразительно посмотрев на маму, сказал папа, и ей ничего больше не оставалось, как пожать плечами и приступить к уборке посуды.
Итак, пока все шло по плану. Хрустящая пятисотка лежала у меня в кошельке, записка от «родителей» – в дневнике, а талон на кастинг – в кармане. Я долго ворочался, представляя, как буду сниматься в кино, и не помню, как заснул.
Глава 6 Записки пригодились
– Воронин и Сидорин, собирайте вещи – и к директору! – Елена Николаевна с порога набросилась на нас.
– А че мы такого сделали? – Лешка, когда волнуется, всегда становится наглым.
– Это вы директору расскажете, – «че»! У рок вчера сорвали, из школы сбежали. Нет, друзья мои, за свои поступки надо нести ответственность по всей строгости. Быстро встали и покинули класс! Не заставляйте нас ждать! – Елена Николаевна начала заводиться. А когда она заводилась, не то что спорить, слова вставить было невозможно. Но Лешка все-таки успел выпалить:
– У нас уважительная причина!
– Какая, Сидорин, может быть уважительная причина твоего злостного хулиганства? Только справка от психиатра! – Елена Николаевна была довольна своей шутке и победоносно обвела глазами класс. Несколько человек льстиво заржали.
Леха встал, подошел к русичке и молча вручил ей записку. Сердце у меня в груди застучало с таким бешенством, будто я только что пробежал на время стометровку. Я посмотрел на Машу. Она, белая, как мел, кусая губу, неотрывно смотрела на сложенный пополам листок в руках у училки. Русичка, как в замедленной съемке, развернула листок и уставилась в текст. Она читала его не менее минуты, хотя записка была на редкость краткая:
– Ладно, Сидорин, поговорим позже. Воронин, а у тебя тоже семейные обстоятельства?
– Я у зубного был, – с готовностью выпалил я и вручил Елене Николаевне Машину записку. Пробежав глазами по тексту, русичка проворчала себе под нос:
– Безобразие… Не класс, а бардак какой-то… И родители их покрывают. Что из вас вырастит… – она открыла журнал и стала пальцем водить по фамилиям в поисках жертвы.
Кажется, пронесло. Я посмотрел на Машу. Вид у нее был, как будто она приняла яд и ждет не дождется смерти. Я толкнул в бок Лешку и кивнул в сторону Маши. Лешка нарисовал смешную рожицу на клочке бумаги и бросил записку Маше. Она глянула в записку, но не улыбнулась и не посмотрела в нашу сторону. Ох уж эти впечатлительные женщины!
Прозвенел звонок, но русичка, как обычно, делала вид, что его не слышит. Она всегда пыталась «зажать» перемену, когда у нас был сдвоенный русский.
– Елена Николаевна, звонок был. – Димка Кочанов стоял у доски и больше всех был заинтересован в перемене.
– Что, Кочанов, устал? Мозг перегрелся? Мышцы ты накачал, Кочанов, – Елена Николаевна обрадовалась новому каламбуру и самодовольно захихикала, – а мозги подкачать забыл. Садись, три!
– Ну почему три… Я же предложение разобрал, и ошибка только одна… – заныл Димка.
– Так, «три», я сказала! А будешь спорить – «два» поставлю. Да тебе за одно «жи – ши» через «ы» надо кол на лбу выгравировать или, как у вас модно, вытатуировать. Идите, гуляйте, а то, бедняжки, перетрудитесь!
Во время перемены русичка обычно выгоняла всех из класса, вытягивала ноги, закрывала глаза и так сидела минут пять. Беспокоить ее в это время было смерти подобно. Однажды Юрик Батаков, довольно тихий троечник, нечаянно ввалился в класс во время этой медитации. Елена Николаевна подскочила как ошпаренная, вылетела в коридор и в бешенстве стала орать: «Вы из меня все соки высосали, хулиганы!», а потом, на уроке устроила Юрику допрос с пристрастием, результатом которого стала жирная двойка такого огромного размера, что залезла и на мою клеточку в журнале, из-за чего у меня потом были неприятности: наша классная Ирина Васильевна никак не могла разобраться, чья эта двойка – моя или Юркина.
В общем, на перемене русичку лучше было не трогать.
То, что осталось от перемены, мы посвятили завтраку – надо было немедленно восстановить потерянные во время нервного напряжения силы. Взгромоздившись на подоконник в своем любимом закутке в коридоре, мы развернули бутерброды. Несмотря на мои и Лешкины приглашения, Маша к нам присоединяться не стала. Она прошла мимо, даже не глянув в нашу сторону.
– Чей-то она? – Лешка проводил Машку задумчивым взглядом.
– Жалеет, небось, что записки нам написала. Она же у нас принципиальная, забыл?
Лешка мне не ответил, а через секунду я полностью забыл про Машкины обиды. Из нашего закутка через стекло от лично просматривался коридор и двери кабинета русского и литературы. Стекло немного отсвечивало, поэтому нас из коридора в дневное время видно не было. В коридоре было пусто, все убежали в буфет. Дверь кабинета немного приоткрылась, и в образовавшемся проеме показалась голова Валерки Кирюка. Она высунулась на его длинной змеиной шее, покрутилась наподобие перископа, а потом в коридор выползли и остатки Кирюка – тощее сутулое тело с лапшевидными руками, свисающими ниже колен. Кирюк быстро огляделся, тихо прикрыл за собой дверь и побежал по лестнице вниз.
– Как думаешь, что он там делал?
– Либо выпрашивал пятерку, либо просто так подхалимничал, – предположил Лешка.
Я не успел ответить, как дверь кабинета резко распахнулась и в коридор выбежала чем-то взволнованная Елена Николаевна. О том, что она слегка не в себе, мы догадались по тому, что попасть ключом в замочную скважину ей удалось только с четвертой попытки. Заперев дверь, русичка смешно засеменила вниз по лестнице, звонко стуча каблуками по ступеням.
Лешка присвистнул: ничего хорошего эта внезапная эвакуация не предвещала:
– Ой, чует мое сердце, что-то сейчас будет…
Глава 7 Нас вызывают к директору
Прозвенел звонок, и ребята потянулись к кабинету русского языка. Но, вопреки обыкновению, дверь была заперта и русичка опаздывала. У же прошло минут семь от урока, уже из соседнего кабинета два раза высовывался бородатый физик и призывал к тишине, уже на доело ждать, как на лестнице раздался гулкий мелкий стук каблуков и распаренная Елена Николаевна появилась в проеме дверей коридора.
– Так! – она всегда начинала ругаться словом «так». – Все садятся и начинают читать девятый параграф. Чтобы знали наизусть! Приду – проверю.
Она открыла кабинет и, когда мы с Лешкой хотели войти, загородила широкой грудью проход:
– А вы, голуби мои сизокрылые, долетались. К директору!
Мы с Лешкой одновременно почувствовали, что сейчас нам будет. Причем будет такое, что мало не покажется.
– А портфели положить можно? – Ох, лучше бы Лешка молчал!
– Портфели вам больше не понадобятся! – это прозвучало торжественно и с такой угрозой, будто нас с Лешкой прямо из школы отправляют в детскую колонию и что машина с решетками на окнах ждет нас у входа.
Напоследок оглядев класс, я мысленно попрощался с ребятами. Среди с интересом обращенных в нашу сторону взглядов я увидел только две пары глаз. Первые, широко раскрытые, с неподдельной тревогой и горечью, не мигая, смотрели на меня. Вторые – прищуренные, с холодной надменностью и ехидством наблюдали за происходящим. Первые принадлежали Маше Галицкой, вторые – Валерке Кирюку. Я понял: мы разоблачены.
Глава 8 Машино чистосердечное признание
– Сколько я работаю в школе, такого случая в моей практике еще не было! – Елена Николаевна почти кричала, тряся Машиными записками у нас перед носом.
Алексей Валерьевич, довольно молодой для директора школы мужчина, пытался закончить разговор, но Елена Николаевна никак не унималась.
– Нет, Алексей Валерьевич, вы подумайте, обстоятельства у них! В парке кататься на своих колесиках – вот их обстоятельства! И ложь, эта мерзкая ложь! Нет, пусть они ответят… Кстати, – Елена Николаевна на секунду замолчала, будто ее что-то осенило, – а кто это вам записки писал?
«Ну вот, теперь и Машка пострадает. А ведь она нам говорила…» – подумал я и решил молчать, как пленный партизан, даже если будут пытать.
Но Лешка, видимо, решил взять другую тактику:
– Это мы сами написали. Простите нас.
– Нет, вы только на них посмотрите! Я что, не знаю твоих каракуль, Сидорин? И графологической экспертизы проводить не нужно. Ваш с Ворониным авторский стиль – корова через «а». Быстро сказали, кто писал записки, иначе будет хуже!
Хуже уже было некуда. Но я ошибался. Не знаю, подслушивала ли она под дверью или просто случайно попала в нужный момент, но Маша решительно вошла в директорский кабинет:
– Это я!
– Очень приятно, Галицкая, мы видим, что это ты. Потом ко мне подойдешь, мне сейчас некогда, – Елена Николаевна не поняла, зачем Маша здесь. Но мы с Лешкой все поняли с полуслова. Маша, зачем…
– Это я написала им записки! – с гордо поднятой головой Маша обращалась к директору.
– Ты? Не ожидала я от тебя такого, Галицкая! Отличница, родители – интеллигентные люди, папа – летчик…
Директор прервал пафосную речь русички:
– Ладно, идите на урок, мы решим, что с вами делать, – Алексей Валерьевич решительно встал, давая понять, что разговор окончен. – И вы, Елена Николаевна, идите в класс, уже полурока прошло.
Глава 9 Драка
Как закончился урок, я не помню, а вот на перемене случилось такое, о чем мы потом сто раз пожалели.
Мы втроем стояли у окна и молчали. Мы с Лешкой думали о несостоявшейся кинокарьере, Маша – о своей совести. К нам подрулил Валерка Кирюк со своим приятелем Никитой Бушуевым. Бушуев ходил за Кирюком, потому что тот регулярно давал ему списывать и помогал на контрольных. Бушуев был тупым, но сильным, хотя ни в какой секции не занимался. У него вообще ничего не было своего.
– Ну что, не вышло? – В присутствии Бушуева Кирюк ничего не боялся. – После того как родители узнают про записки, будут вам вместо «горячих досок» «горячие попки»!
Бушуев заржал, широко раскрыв пасть. И тут Лешка со всего размаха залепил Кирюку кулаком в лицо. Валерка упал, схватился за губу, из которой тут же выступила кровь, и заревел, размазывая слезы и кровь по лицу:
– Гады, вы сами себе приговор подписали! А ты чего стоишь, придурок?
Придурок, сообразив, что на до что-то делать, схватил Лешку спереди за рубашку. Рубашка затрещала. Ну тут уж я не выдержал и вломил Бушуеву в ухо. Бушуев дал мне сдачи. Через три секунды драка распалась из-за истеричного Машиного крика:
– Прекратите, идиоты!
Кирюк еще всхлипывал, когда мы с Лешкой, подняв рюкзаки, с победным видом проследовали за Машей в сторону выхода.
Глава 10 Исчезновение Лёлика
Часа два мы обсуждали сложившуюся ситуацию, сидя на бетонном бордюре у парка. Маша достала откуда-то иголку с ниткой и зашила Лешке рубашку. Так ничего путного и не придумав, мы разошлись по домам.
Я был уверен, что дома еще никто не знает ни о записке, ни о драке, и поэтому без всякого трепета позвонил в звонок. Лая в ответ не последовало – Лёлика не было дома. Мама открыла дверь сразу же, и так резко, что я понял: что-то случилось. У мамы были заплаканные глаза:
– Лёлик пропал!
– Как?
– Я только что в магазин спустилась за маслом. Лёлика привязала у входа. Прошло всего-то минут пять, выхожу – его нет. – Мама разрыдалась.
– Мам, ну подожди, у него телефон на ошейнике, позвонят.
– Ты не понимаешь, он же беспородный, никто звонить не будет. Все думают, что дорогими могут быть только породистые собаки. Его украли для других целей. Может на шапку или в корейский ресторан на пельмени, – мама опять зарыдала.
– Мам, ну какая из нашего Лёлика шапка? А пельмени? Небось опять за какой-нибудь болонкой ускакал. Прибежит. Сейчас рюкзак брошу, пойду поищу.
Пропажа Лёлика сильно меня разволновала, но я не мог сейчас позволить себе раскиснуть, я должен был прежде всего успокоить маму. Так обычно делает папа, когда мама из-за чего-нибудь расстраивается.
Оставив маму дежурить у телефона, я выскочил на улицу. Посвистывая нашим с Лёликом условным свистом, я обошел двор, заглянул в соседний, вышел на улицу и нос к носу столкнулся с Еленой Николаевной:
– Что, Воронин, прогуливаешься? А я к тебе направляюсь. Мать дома?
– Елена Николаевна! – взмолился я. – Только не сейчас! У нас собака пропала, я вот ищу ее.
– Ты уж, Воронин, не знаешь, чего еще придумать, заврался совсем, – она и не собиралась мне верить. – Веди меня немедленно к матери!
У меня подкосились колени, но возразить мне было нечего. Мы шли мимо подъездов нашего длинного дома, и я судорожно пытался хоть что-то придумать. Русичка держала в руке записку, где, вероятно, был написан мой адрес, и, проходя мимо каждого подъезда, сверялась с ней. Наконец мы подошли к нашему, третьему подъезду. Что же делать?
И тут из подъезда вырулила Людочка – старшая сестра моего соседа Витьки. Людочка была «своя». Каждый раз, встретив меня на лестнице, она спрашивала:
– Пашок, сигареткой не угостишь?
– Я не курю, – не уставал отвечать я Людочке.
Это был своего рода ритуал. Людочка обожала Лёлика и не реже, чем раз в неделю, приносила ему сахарную косточку или мясные обрезки. И еще Людочка была красивой.
Наверное, в нормальной ситуации я бы до такого не додумался, но так как встреча с Еленой Николаевной лишила меня возможности сколько-нибудь трезво соображать, я нагло заявил русичке:
– А вот и моя мама!
Елена Николаевна остановилась как вкопанная и уставилась на стройные коленки Людочки. Для Людочки мое сообщение тоже, вероятно, было неожиданностью, потому что она замерла с полуулыбкой на губах, не зная, как себя вести. Конечно, я блефовал: ведь я даже не знал, сколько Людочке лет и могла бы она вообще иметь такого сына, как я.
Первой очухалась Елена Николаевна:
– Здравствуйте, – русичка заглянула в бумажку, чтобы уточнить имя-отчество моей мамы, – Татьяна Михайловна! Я – учитель русского языка вашего сына. Хотела бы поговорить с вами о его поведении в школе.
– А чего он натворил? – Людочка сделала серьезное лицо и сдвинула брови к переносице.
– Вот, полюбуйтесь, – русичка протянула Людочке помятую записку про зубного врача.
Людочка взяла записку, внимательно прочитала текст и вздохнула:
– Терпеть не могу лечить зубы!
Русичка растерянно посмотрела на нее:
– Ваш сын вчера прогулял уроки. Сегодня он принес в школу вот эту записку.
– Ну да, у него режутся зубы мудрости, – неуверенно сказала Людочка, несмотря на то, что я ей делал знаки за спиной русички: мол, она ничего не знает. Но Людочка явно тупила. Если честно, я от нее такого не ожидал.
В этот момент во двор въехала красная «Пежо» и остановилась напротив нас. Стекло опустилось, и из окна высунулся парень с колечком в ухе:
– Людка, давай загружайся, не успеем же! Еще выпивку надо купить и за ребятами заехать!
Людочка очнулась:
– Пардон, спешу. Дела, знаете ли… Будете проходить мимо – заходите… Только обязательно сначала позвоните, а то нас может не быть дома.
Людочка потрепала меня за волосы и с чувством произнесла:
– Пока… сыночек!
Открыв дверцу «Пежо», Людочка помахала нам рукой:
– Чао!
Елена Николаевна не могла отвести взгляда от удаляющейся машины. Она покачала головой, пробормотала себе что-то под нос, развернулась и, не попрощавшись со мной, быстрым шагом покинула двор.
Глава 11 Никогда не бери сарделек у чужих мальчишек
Лёлик не мог понять, в чем дело. Он чувствовал, что поступил неверно, польстившись на копченую сардельку, которую ему протянул незнакомый мальчишка. Вроде бы все было как всегда: он сидел у магазина и ждал маму, которая пошла за покупками. Конечно, Лёлик бы с удовольствием составил ей компанию. Но его в магазин не пускали. Нет, однажды он все-таки прорвался за стеклянные двери. Тогда мама особенно долго не выходила, а ждать было нестерпимо скучно. Кроме того, уже начинали подмерзать лапы – дело было зимой. Пристроившись за старушкой, Лёлик прошмыгнул в магазин и стал быстро искать маму.
Он не собирался ничего трогать. Он даже не посмотрел в сторону мясного прилавка и не повел носом в направлении колбасного: он воспитанный пес, и чужого ему не надо. Мама сама даст ему кусок ливерной колбасы – так у них было принято. Лёлик искал маму и когда, наконец, увидел ее, так обрадовался, что не заметил круглую сметанную лужу, образовавшуюся у кассы. Вероятно, кто-то опрокинул целую банку на пол. Лёлик на полном ходу врезался в лужу, проехал на скользком полу, размазывая сметану. Вот тут-то на него и напали. С одной стороны – толстая кассирша, пулей выскочившая из-за кассы и размахивающая полотенцем, и уборщица со шваброй, на которую была нанизана вонючая серая тряпка. Обе тетки орали «Пшла вон!» и «Чья собака?» и носились за ним по всему залу.
Слава Богу, мама пришла на помощь. Она поймала Лёлика за ошейник и под дикие визги теток вывела его на улицу. Колбасу он тогда не получил – мама вынуждена была бросить покупки у кассы, и Лёлик чувствовал себя неловко. Ведь по его вине вся семья осталась без кефира. Но мама сердилась не на него, а на глупых теток, которые не любят собак. Лёлик точно знал: они любят кошек. Пробегая по магазину, он краем глаза успел заметить мордастого полосатого кота, развалившегося на пакетах с крупами. Никто почему-то не кричал ни «Пшла вон!», ни «У берите кошку!» Стоит же появиться в магазине культурной собаке, как хай поднимается страшный…
В общем, Лёлик сидел и терпеливо ждал маму. А если быть точнее – ливерную колбасу. Лёлика никогда не привязывали. А зачем: убегать он никуда не собирался, а польститься на такого, как говорит мама, красавца, никто не мог. Но мама ошибалась.
Мальчишка появился из-за угла, медленно подошел к Лёлику и почмокал губами, привлекая его внимание. Потом он достал из кармана источающий неземной аромат пакет с толстой копченой сарделькой. Лёлик старался не смотреть в сторону мальчишки. Внутренняя интеллигентность ему подсказывала: нехорошо просить у чужого. Пусть сам предложит, а там будет видно. Мальчишка достал сардельку и назвал Лёлика по имени. «Ого, да мы, оказывается, знакомы!» – подумал Лёлик, и мальчишка вызвал у него острую симпатию.
Сарделька просто таяла во рту. Лёлик встал и завилял мальчишке хвостом. Мальчишка отошел немного в сторону, приглашая Лёлика за собой. Лёлик обернулся на дверь магазина и… была не была, подбежал к мальчишке. Лёлик уже дожевывал сардельку, как у него над ухом раздался металлический щелчок карабина. Он попался. Мальчишка сильно дернул и потащил Лёлика за брезентовый поводок в сторону соседнего двора. Лёлик очень разнервничался: что подумает мама, когда выйдет из магазина, и поэтому не заметил, как оказался в чужом темном и грязном подъезде, где пахло кошачьей мочой и мусоропроводом. Мальчишка протащил Лёлика по ступенькам вниз, втолкнул в темный подвал и отстегнул поводок:
– Посидишь пока тут, облезлая шавка! А пикнешь – хвост отрежу.
Мальчишка ушел, плотно закрыв за собой дверь.
Лёлику сделалось грустно. Он думал о маме. Интересно, куда она теперь денет ливерную колбасу? Потом он вспомнил, как они всей семьей ездили на дачу к Журавлевым и там с мальчишками гоняли кур. Лежа на бетонном полу, он вспоминал свою уютную постельку в коридоре, возле шкафа. И чуть позже – миску с борщом, который он (вот дурак!) так и не доел. Наверное, прошло очень много времени, потому что стемнело, и в щелку подвального окна заглянула белая луна. Лёлик прижал нос к щелке и тихонечко заскулил.
Глава 12 Теперь понятно, кто украл Лёлика
Я бесшумно открыл дверь ключом и, не зажигая свет в коридоре, стал снимать ботинки. Мама с кем-то говорила по телефону. Беседа шла на повышенных тонах:
– Я вам не верю, он не мог так поступить! – Мама почти кричала.
Я почувствовал, что она совсем на взводе.
– Принимайте какие хотите меры… Идите…. Не только в милицию, можете сразу в прокуратуру жаловаться… Послушайте, я со своим ребенком разберусь, а вы за своим следите! – Мама с грохотом бросила трубку и, увидев меня, тихо спросила:
– Это правда?
Конечно, речь шла о Валерке, сомнений быть не могло. Его мамаша сработала оперативно, настучала на меня по полной программе.
– Мам, он это заслужил, ну честное слово!
Мама вздохнула. Ее сейчас интересовало другое:
– Спрашивал во дворе? Ты знаешь, я сейчас подумала, может быть, Лёлик в магазин забежал, а его погнали. Он же мог напугаться и убежать куда-нибудь. Я пойду искать. – Мама стала быстро одеваться.
У меня звякнул телефон – эсэмэска. Нажав на кнопку, я прочитал анонимное сообщение: «Шавка в надежном месте. Будешь рыпаться – отрежу хвост». У меня в голове что-то щелкнуло: Кирюк! И как я сразу не дога дался. Это он, чтобы отомстить мне за драку, украл Лёлика. С одной стороны, от сердца отлегло: Лёлик не попал под машину, и из него не сделали пельмени. С другой… Ведь Кирюк его просто так не отдаст!
Мама хлопнула дверью.
А я позвонил Лешке. Но Лешка разговаривал односложно, как автомат – видимо, то ли русичка добралась до его родителей, то ли мамаша Кирюка успела устроить скандал. Я в двух словах сообщил Лешке о случившемся.
– Я наказан, – ответил Лешка и на полуслове дал отбой.
Я решил трезво посмотреть ситуацию. Что это – простая месть? Не похоже: ведь Кирюк уже наверняка оттянулся, слушая, как его мамаша выговаривает нашим с Лешкой родителям и представляя, что нам за это будет. Кирюк явно что-то от меня хотел.
Я взял телефон и написал ему ответную эсэмэску: «Чего ты хочешь?» Но сколько я ни ждал, ответа в этот вечер так и не получил.
Глава 13 Только этого еще не хватало!
Утром шел противный осенний дождь. Ноги сами отказывались идти в школу. Настроение было еще хуже погоды. Надо было успеть обсудить ситуацию до уроков и вызвать на переговоры Кирюка. Завтра уже кастинг, может быть, самое главное событие моей жизни, а меня это не радовало. Я шел по лужам, накинув на голову капюшон, и думал о Лёлике.
В своих мыслях я не заметил Машу, догнавшую меня и сейчас державшую над моей головой зонт. Маша почувствовала: что-то случилось, и молча шла рядом, предоставляя мне начать разговор первым.
– Маш, Кирюк украл Лёлика. Если честно, ума не приложу, зачем он это сделал.
– Ты уверен?
– Да, он мне письмо прислал. Маш, я его, наверное, прямо сейчас прибью.
– Погоди, не спеши, на до разобраться. Давай я попробую с ним поговорить. – Маша посмотрела на часы. – Прибавим шагу, а то звонок вот-вот прозвонит.
Мы вошли в школу и тут же нос к носу столкнулись с Еленой Николаевной:
– Воронин, ты доигрался! На вас с Сидориным заявление написали инспектору по делам несовершеннолетних. Портфель оставь здесь, а сам – домой, за родителями. – Русичка запнулась, будто что-то вспомнив: – Отца приведешь!
– Он на работе.
– Значит, звони на работу, пусть приедет.
– Послушайте, Елена Николаевна, давайте не надо отца, у него сегодня ответственная встреча. Можно, я пойду в класс, звонок уже был.
– Боюсь, Воронин, учиться теперь вам придется в другом месте. Там из вас людей сделают. Стой здесь, сейчас милиционер придет с вами разбираться. – Русичка щелкнула каблуками и быстро засеменила в сторону учительской.
Мы с Машей переглянулись и одновременно приняли одно и то же решение: надо отсюда сматываться, да поскорее. Вот только как же Лешка один…
Только мы о нем подумали, как он возник в дверях коридора, стряхивая с бейсболки капли дождя.
– Вы чего тут торчите?
– Тебя ждем. Пошли отсюда скорей.
– Не, мне нельзя, родители вчера такую разборку устроили, все припомнили, что было и чего не было.
– Сейчас за нами милиция придет, по делам несовершеннолетних. Мало не покажется. Пошли, поговорим в другом месте, а то ведь поздно будет.
Мы стояли напротив выхода из школы. В коридоре народу уже почти не было, звонок прозвенел пять минут назад. Я почувствовал, что кто-то потянул меня за рукав. Рядом стояла маленькая девочка, наверное, первоклассница. Она молча протянула мне запечатанный конверт, повернулась и побежала по лестнице вверх. Мы смотрели на конверт, и я не решался его вскрыть. Неприятный холодок в спине предсказывал, что ничего хорошего мы сейчас не узнаем.
Я решительно оторвал сбоку полоску бумаги и вытряхнул содержимое конверта на ладонь. У меня в руке был кусок жестких рыжеватых волос.
Как завороженный, я не мог оторвать взгляда от этого клочка, срезанного с Лёликиного хвоста. Маша решительно взяла у меня конверт и осмотрела его:
– Здесь записка!
Она вытащила сложенный вдвое тетрадный лист и медленно прочла:
«Не пойдете на кастинг – получите шавку. А если пойдете… (в этом месте была нарисована собачка, лежащая вверх ногами с вывалившимся набок языком)».
– Все ясно! Кирюк испугался конкуренции. Он знает, что вы катаетесь сильнее, чем он со своим тупым Бушуевым. Надо же до такого додуматься. – Маша сложила записку, сунула ее обратно в конверт, взяла с моей ладони кусок Лёликиной шерсти и тоже положила в конверт:
– Я знаю, что надо делать! Где тот, который по делам несовершеннолетних? Кажется, для него есть действительно серьезная работа!
– Долго думала? – Лешка был мрачнее тучи. – И про кастинг ты тоже в милиции расскажешь? И про вчерашний мордобой? Лёлик – это наша личная проблема. Мы должны решить ее сами!
Мне было приятно, что Лешка сказал «наша». Ведь Лёлик был моей собакой, и проблема, в общем-то, была моя. Впрочем, ничего другого от своих друзей я и не ожидал.
– Пошли, у меня есть план. – Лешка подтолкнул нас к выходу.
Мы молча вышли под дождь. Решено было идти к Маше, у нее дома никого не было.
Глава 14 Лёлик проголодался
Лёлик проснулся рано. Вчера, когда он, заспанный, притащился на кухню проверить, что мама готовит на ужин, есть совсем не хотелось. То есть теоретически, конечно, Лёлик не отказался бы ни от гуляша, ни от поджаренного бекона, но есть гречку, только что сваренную мамой, даже с подливкой из-под фрикаделек, ему тогда не хотелось. Да и, в общем, копченая сарделька, которую ему предложил противный мальчишка, по большому счету на сытый желудок была «не фонтан». Но сейчас Лёлик съел бы даже пшенку без масла, даже гороховый суп… Нет, – Лёлик почесал за ух ом, – гороховый суп он, пожалуй, есть бы не стал даже если бы умирал голодной смертью. В своей нелюбви к этому б люду Лёлик был солидарен со своим хозяином, за что они оба неоднократно были репрессированы мамой.
Сейчас воображение рисовало Лёлику аппетитную колбаску с мелким жиром, гирлянду толстеньких шпикачек, горку маленьких кот леток, которые часто делала мама, и Лёлик в этом ей помогал как мог – доедал мясные обрезки, пробовал фарш, первым дегустировал только что пожаренную подрумянившуюся котлетку прямо со сковородки. Или просто так болтался на кухне, чтобы маме было с кем поговорить.
По утрам Лёлику полагалась овсянка с замешанными в нее маленькими кубиками собачьих консервов в желе. Вообще-то Лёлик предпочитал человеческую еду, она вкуснее пахла и аппетитней выглядела. Но от консервов для собак тоже не отказывался, хотя сухой корм не любил. Но сейчас Лёлик бы съел даже овсянку без всяких консервов, просто с кусочком масла.
Лёлик сглотнул слюну и вздохнул. Время завтрака уже давно прошло, а в подвале по-прежнему было тихо. Лёлик решил обследовать место своего заточения. Он ткнул лапой в дверь, но она даже не шелохнулась, обошел комнату по периметру, принюхиваясь к валявшимся повсюду тряпкам и коробкам, и снова вернулся к окну. Между полом и окном была огромная щель, из которой неприятно дуло сырым холодным воздухом. Лёлик опустил нос в щель и принюхался.
Похоже, это был его шанс. Распластавшись по полу, Лёлик стал протискиваться в узкую черную щель. Голова прошла легко.
Как-то Лёлик уже пролезал в узкую дырку в заборе, когда они с ребятами убегали от хулиганов. Ребята тогда перемахнули через забор, а Лёлик полез в заборную дыру. Голова тогда тоже легко вошла, а вот пузо никак не хотело пропихиваться. Мальчишки пытались подтолкнуть его сзади, но это было больно, да и толку – ноль. А Маша, первой перемахнув через забор, взяла Лёлика за морду и сказала: «Лёлик, поднатужься, вперед!» И Лёлик поднатужился, подобрал пузо и пролетел в дырку, как будто его маслом намазали.
Но сейчас рядом не было ни Маши, ни ребят. И Лёлик сам себе строго сказал: «Это твой последний шанс!»
Глава 15 Маша рассуждает логически
– Они наверняка заперли его в каком-нибудь заброшенном месте. У метро дом новый строят, там все почти готово, а жильцов нет. Надо все проверить. Давайте разделимся и поищем, – предложил Лешка, когда мы, промокшие, добрались до Машиного дома.
– Точно! И подвалы надо прочесать. А ты чего молчишь, Маш? – подхватил я Лешкину идею.
Погрузившись в раздумья, Маша сидела хмурая:
– Так мы можем неделю искать и ничего не найти. Нам нужно установить слежку за Кирюком. Думаю, рано или поздно он захочет навестить Лёлика, чтобы убедиться, что его план работает. – Маша на секунду замолчала. – Кирюк боится собак, я точно знаю. Пару недель назад за Дашкой отец в школу заезжал с собакой. У них ротвейлер, мордастый такой, но не злой. Так Валерка, как его увидел, побледнел, к стенке прижался и не пошевелился, пока Дашка не вышла и они не уехали. Нет, следить надо за Бушуевым!
– Маш, ну ты у нас просто Гугл ходячий! Даже я бы до такого не додумался! – Лешка искренне восхищался Машиным умом и сообразительностью. – Побежали скорее искать Бушуева!
– Никуда бежать не надо. Сейчас Бушуев с Кирюком в школе, у них… то есть у нас, шесть уроков. Есть еще часа два, чтобы все обдумать.
Расположившись на уютной Машиной кухне, мы стали ждать, когда кончатся уроки.
Время шло нестерпимо медленно. Я старался не думать о Лёлике, отвлекая себя на мысли о завтрашнем кастинге. Но и эти, недавно еще самые сладкие мечты, незаметно окрасились в серый цвет пессимизма: так могло случиться, что никакого кастинга для меня, увы, не будет. И от этой мысли, замешанной на тревоге за Лёлика, у меня защипало в носу и глаза предательски покраснели. Чтобы скрыть свою слабость от друзей, я резко встал: «Пойду прогуляюсь». Маша поняла, что мне на до побыть одному, она всегда понимала меня без слов:
– Давай, встречаемся минут за десять до звонка за школой, у трансформаторной будки.
Глава 16 Незнакомец в черном капюшоне
Дождь кончился, но было сыро и туманно. Листья с деревьев уже облетели, и все вокруг стало коричнево-серым, в тон моему настроению. Прохожих на улице было мало. Старушка с тележкой на колесиках, прихрамывая, пересекала двор, почтальон с сумкой через плечо и пачкой газет под мышкой направлялся к соседнему дому…
Из-за угла вышел парень в черной куртке и капюшоне по самый нос. Его сутулая фигура, медвежья походка и огромные башмаки на толстой подошве сильно смахивали на дружка Валерки Кирюка – Бушуева. Я не придал этому особого значения, со мной это часто бывает: если долго думаешь о чем-то, то все вокруг начинает преображаться, принимая черты и формы предмета моих мыслей. Но мои ноги почему-то стали передвигаться вслед этому сутулому парню.
Сутулый вышел со двора на улицу, прошел примерно квартал и завернул снова во двор. Это была самая старая часть нашего района и самая, пожалуй, некрасивая. В основном здесь располагались обшарпанные пятиэтажки с выбитыми на лестницах окнами, а на первых этажах жили особенно злобные бабки из тех, которые не умеют говорить спокойным голосом и пишут ругательные письма во все газеты.
Обогнув первую пятиэтажку, сутулый остановился у подъезда и оглянулся. Теперь сомнений быть не могло – это действительно был Бушуев. Меня он видеть не мог, я вовремя спрятался за кустом еще не облетевшей сирени, и теперь, наблюдая за крадущимся к подъезду Бушуевым, я внезапно понял: за последние несколько дней мне впервые повезло.
Сутулая фигура скрылась в подъезде, и я вышел из своего убежища. Медлить было нельзя, на до было во что бы то ни стало застать Бушуева на месте преступления.
Подъезд был темный и грязный. Пахло помойкой, плесенью, кошками и отсыревшими окурками. Стены были исписаны английским и русским матом и проиллюстрированы выцарапанными непристойными рисунками. Сразу от входа влево уходила узкая лестница с покореженными перилами. Справа проход закрывала массивная железная дверь, выкрашенная когда-то в зеленый цвет.
Дверь была приоткрыта, и я инстинктивно почувствовал, что мне сюда. Скрип, с которым она приоткрылась, мог спугнуть Бушуева, и прежде чем двигаться дальше, я целую минуту стоял, прижавшись к холодной стене. Сделав шаг в темноту, я почувствовал, что уровень пола понижается и нащупал ногой ступеньку, потом другую, и, наконец, спустился в подвал.
Было темно, хоть глаз выколи, но где-то справа мелькнул свет карманного фонаря. Придерживаясь за холодную и скользкую трубу, я медленно стал двигаться в сторону промелькнувшего света. И вдруг прямо передо мной что-то загремело, до меня донеслось несколько злобных вскриков, состоящих из ругательств, и прямо передо мной появился Бушуев. Я не видел его лица – только силуэт на фоне открывшегося за его спиной подвального окна. Бушуев стоял в двух шагах от меня и ругался. Я вдавился в стену насколько мог, и старался не дышать. Страха я не чувствовал, только озноб – в подвале стоял настоящий могильный холод. Секунд через десять, которые показались мне вечностью, Бушуев перестал ругаться и выбежал из подвала.
Я постоял еще полминуты, приводя в порядок свое дыхание, сердцебиение и мысли. Бушуев заходил в какую-то комнату, из которой он вылетел пулей и дверь которой осталась открытой. Похоже, он увидел в подвале что-то такое, что его сильно огорчило. Но что? Я боялся сделать шаг к двери, я с ужасом думал о том, что же в этой темной холодной и грязной комнате мог увидеть Бушуев. И смотреть на это мне совсем не хотелось.
Преодолевая дрожь в ногах, я уже без всяких предосторожностей бросился к открытой двери. Внезапно бетонный пол ушел у меня из-под ног, я почувствовал сильный удар головой о что-то очень твердое, потом острую боль в лодыжке и потерял сознание.
Глава 17 Попались!
– Ну где он пропадает, скоро же звонок, – Лешка, переминаясь с ноги на ногу, то и дело поглядывал на ворота, из которых уже начала вываливаться школьная мелюзга. Он уже раз десять звонил по мобильному, но абонент был постоянно «временно недоступен».
– Послушай, давай договоримся: если Пашка не придет… спокойно, я только сказала «если»… – Маша жестом остановила Лешку, который уже явно закипал. – Так вот, если он опоздает, ты пойдешь за Бушуевым, а я – за Кирюком. Каждые пятнадцать минут созваниваемся. Кстати, надо выключить звук на телефонах.
Лешка не возражал. Видимо, звонок был уже минут пять назад, потому что толпа ребят становилась все гуще и разнообразней: теперь здесь была не только мелюзга, но и люди постарше.
– А вон и наши, смотри, – показал Лешка на одноклассниц, подружек-хохотушек Алену и Сашу. – Пошли, спросим у них….
Лешка не успел договорить, почувствовав, как чья-то железная рука крепко взяла его за локоть. Одновременно такая же рука подхватила Машу под руку и потащила в сторону школы.
Вероятно, это был тот самый инспектор по делам несовершеннолетних, о котором с утра говорила русичка. По крайней мере, он был в голубой милицейской форме и при погонах.
– Что ж вы, сорванцы, от меня бегаете? Я вас все утро тут жду. Даже спрятаться нормально не можете. И чего вы напротив окон учительской встали, за угол бы что ли отошли…
Из этих слов стало понятно, что милиционер совсем не злой и отпустил бы ребят на все четыре стороны, если бы не… Лешка поднял голову и встретился взглядом с русичкой, прилипшей к окну второго этажа. Все стало ясно как день: это она дала команду милиционеру арестовать двух ребят.
В дверях Лешка чуть не за дел плечом выходящего из школы Кирюка. Валерка присвистнул и, демонстративно напевая «Владимирский централ», проводил конвоируемых насмешливым взглядом.
Глава 18 Разговор о совести не по душам
В кабинете завуча по воспитательной работе уже второй час шел допрос. Первый следователь был добрым. Это был тот самый инспектор по делам несовершеннолетних, который отловил и приволок Машу с Лешкой в школу. Звали его Анатолий Андреевич. С каждой минутой он все чаще смотрел на часы и уже дважды отпрашивался у русички покурить.
Второй следователь, как и принято, был злой. Собственно, вторым следователем была сама Елена Николаевна. Разговор шел в основном о Лешиной и Машиной совести, о наглости подрастающего поколения в целом и почему-то о Машином папе-летчике, которого так подводит его собственная дочь. Ситуацию спас телефонный звонок – противное обезьянье хихиканье, настойчиво исходящее из сумки русички.
– Да, это я… да, заказывала… Когда привезете? Во сколько? Хорошо, я буду дома. – Русичка дала отбой. – Вот до чего вы меня довели! Мне новую мебель должны привезти, а я тут с вами вынуждена разбираться. Пусть вами теперь милиция занимается!
Картинно хлопнув дверью, Елена Николаевна покинула кабинет. Пару минут в кабинете стояла полная тишина. Маша, не мигая, смотрела в пол, Леша – в окно. Анатолий Андреевич сосредоточился на пальцах своих рук, будто видел их впервые. Первым не выдержал Лешка:
– Может, мы пойдем?
– Ладно, вы все поняли. С этим вашим, как его, Бирюком, надо помириться, прощенье у него попросите. А порванную рубашку родителям придется оплачивать. И смотрите, без фокусов!
Лешка вскочил и направился к двери, Маша – за ним. Когда Лешка уже был за дверью, она обернулась и тихо сказала:
– До свидания! Спасибо.
Милиционер глубоко вздохнул:
– Вот смотрю я на вас и удивляюсь – вроде не бандиты, не хулиганы… Ладно, не за что. Чтобы я про вас больше не слышал!
Ребята молча покинули школу и, не сговариваясь, направились на спортивную площадку, расположенную на заднем дворе.
– И что теперь делать? – Маша сидела на детской лесенке и, нахмурившись, в который раз набирала номер на мобильном. – Ну где он может пропадать? Что-то случилось, я чувствую…. Ой, Леш, а вдруг он Бушуева с Кирюком встретил… Их двое, а он один…
– Вдруг, вдруг… – Лешка решительно встал со старой шины. – Надо Пашку искать!
– Как? У него телефон уже часа три заблокирован…
– Я знаю, что надо делать! Встречаемся у парка через пятнадцать минут, мне домой заскочить надо.
Глава 19 Бомжи
Лёлик сидел на бетонном полу подземного перехода, привязанный веревкой к железной решетке. У его ног лежала старая бейсболка, перевернутая подкладкой вверх. Прохожие поглядывали на Лёлика, иногда бросали в бейсболку мелкие монеты. Некоторые угощали Лёлика уличной едой – кусками беляшей, чебуреков, колбасой и даже сосиской в тесте. Лёлик быстро наелся, но от всего этого «фаст-фуда» страшно хотелось пить. И никому в голову не приходило принести ему хотя бы пару глоточков воды. Девочка лет пяти остановилась и хотела погладить его по голове, но бабушка не дала ей этого сделать: «Собака грязная и больная!» Лёлик вздохнул. И как его угораздило попасть в эту переделку!
Сегодня утром он еще гордился тем, что самостоятельно нашел выход из подвала, куда его притащил противный мальчишка. Он вылез на свежий воздух, отряхнулся и стал думать, где его дом (уж чего-чего, а свой район Лёлик знал отлично: еще не в такие дворы приходилось забегать в погоне за кошками). И тут появилась эта тетка. Она сидела у выхода из подвала и ела хлеб, кусая прямо от батона. Почмокав несколько раз губами, как обычно подзывают собак, она от ломила небольшой кусок и протянула его Лёлику.
Лёлик был голоден и с удовольствием съел угощение. Дома он любил макать кусочки хлеба в масло из-под шпрот или в мясную подливку. Конечно, сам он макать хлеб не мог, это делала мама, но сама мысль о том, что хлеб будет вкуснее, если его смочить в чем-нибудь пахучем, принадлежала ему, Лёлику. Он в этом не сомневался. Лёлик завилял хвостом, искренне благодаря за угощение, и получил еще кусок свежей булки. Тетка, несмотря на то, что от нее не очень хорошо пахло, понравилась Лёлику своей щедростью, и он позволил потрепать себя по голове.
– А псина-то ничего. – К ним незаметно приблизился заросший мужчина в таких же грязных лохмотьях, какие были на тетке. – Жрать не давай, будет выглядеть жалобней.
– Не, не нужна она мне, брехать начнет, жильцы настучат, в ментовку сразу загремишь, – тетка махнула рукой.
– Будет в перех оде сидеть. Рубликов триста в день с нее содрать можно, а потом и шкуру можно содрать, – захихикал мужик.
Лёлик смысла разговора не понял, но почувствовал, что говорят о нем. И от этого ему стало не по себе. Он тихонечко встал и уже собирался бежать прочь, как мужик схватил его за шиворот:
– Стой, Каштанка, ты нам пригодишься.
Так Лёлик оказался в переходе. Он замерз и был сильно расстроен. Во-первых, хотелось домой. Во-вторых, все сильнее хотелось пить. И в-третьих, злой мужик, который привязал его к решетке, постоянно называл его Каштанкой, что для кобеля было самым настоящим оскорблением.
– Ну, как у нас идут дела? – Противный мужик поднял с пола бейсболку и стал считать деньги. – Плохо работаешь, и ста рублей не насобирала, зря тебя только кормим.
– Она же собака, идиот! Ей, в основном, колбасу подают или вон, беляши, – заметила неизвестно откуда появившаяся тетка. – Кормит он ее, видите ли…
– Ладно, пусть сидит. Деньги, какие не есть, капают потихонечку. С драной овцы, как говорится, хоть шерсти клок. Пошли работать, чего расселась!
Тетка, было присевшая на грязный ящик, с трудом встала и поковыляла за противным мужиком на другую сторону коридора. Там у бомжей была своя «точка». Лёлик остался снова один. Он лег на холодный пол и положил голову на лапы рядом с бейсболкой. Вид у него был совершенно потерянный. И от этого проходящие мимо люди щедро одаривали его разными вкусностями. Но Лёлик к ним больше не притрагивался.
Глава 20 Кирюк ведется на хитрость
– Как ты можешь сейчас думать о скейте? – Маша прямо рот разинула, когда увидела у входа в парк Лешку со скейтом в руках.
– Тактическая хитрость. Пошли, по дороге объясню.
Ребята направились в часть парка, где обычно тренировались скейтеры.
– Я вот что думаю: Кирюк наверняка тренируется перед завтрашним кастингом. Он давно уже номер готовит – прыжок с переворотом. Я тоже буду как будто тренироваться. Потихонечку узнаю у него, где Лёлик и, может быть, Пашка.
– Так он тебе и сказал!
– А почему нет? Если он увидит, что для меня тренировка важнее поиска собаки друга, то он подумает, что мы с Пашкой поссорились. Вот и общая тема для разговора. Только ты пока пойди погуляй, я тебе позвоню, как чего-нибудь узнаю.
– Ладно, делай как знаешь. Жду звонка.
Когда Лешка появился на площадке, Кирюк, как он и предполагал, бился над прыжком. У видев Лешку, он слегка остолбенел, но никаких знаков приветствия подавать не стал. Лешка подошел к скамейке, поставил доску на асфальт и стал медленно надевать на руки защиту, боковым зрением наблюдая за Кирюком. Проехав пару кругов для разминки, Лешка решительно подрулил к Кирюку:
– Привет!
– Ну?
– Ты чего завтра показывать будешь?
– Фигу – тебе и твоему дружку.
– Да ладно тебе, Валер, что было, то было. Считай, что я перед тобой извинился… ну… за… это самое, за драку. Я, например, смотри что показать хочу, – Лешка разогнался, влетел на горку, описал по стенке полукруг и с небольшим, но очень эффектным прыжочком съехал вниз.
– Отстой! Даже сопля трехлетняя это лучше сделает.
– Думаешь, не стоит? – Лешка держался изо всех сил. Он даже сжал ку лаки, чтобы не влепить Кирюку промеж глаз. – А вот это?
Лешка прокатился между горками и пару раз повернулся на сто восемьдесят градусов, при этом намеренно, потеряв равновесие.
– Вот это – гениально, – с издевкой в голосе проговорил Кирюк. – Все сразу отпадут.
– Правда? – Лешка продолжал работать под дурачка. – А вот это?
Лешка попытался сделать прыжок на месте с переворотом доски (вообще-то это был его коронный номер, который он готовил все лето. Его он слямзил у чернокожего парня, принимавшего участие в турнире в Новой Зеландии. Скачанный ролик с его выступлением Лешка засмотрел до дыр, но никому еще не показывал), но неуклюже взмахнул руками и чуть не пропахал носом асфальт. Все это было сделано, естественно, намеренно.
Валерка пришел в неописуемый восторг:
– А это еще лучше! Все будут писать кипятком! – Он потирал руки, предвкушая Лешкин красивый провал на кастинге.
Лешка почувствовал, что Валерка дозрел, и перешел в атаку:
– Спасибо тебе, Валер, за консультацию. А то ни у кого не спросишь, все ж завидуют.
– А вы что, поссорились? – Кирюк имел в виду Пашу.
– Типа того. Да он хотел, чтобы я его собаку бегал искал, а мне ж тренироваться надо.
– Так он же ее нашел.
– Да? А где? – Лешка сильно волновался и, чтобы этого не показать, вел себя развязно, постоянно сплевывая на асфальт.
– Ну в подвале, в пятом доме, на той стороне. Че, не знаешь?
– А где они сейчас?
– А я почем знаю. Меня твой дружок не колышет. Ты ему передай, что в следующий раз я его шавку за хвост вон на ту березу подвешу.
Лешка уже не слушал Кирюка, он набирал Машин номер.
– Давай к пятому дому, где мы крысу в прошлом году поймали.
Маша, не отвечая, дала отбой.
Не попрощавшись с Кирюком, Лешка почти выбежал с площадки.
– Во придурки, – глядя на убегающего одноклассника, Валерка покрутил пальцем у виска.
Глава 21 Меня нашли, а Лёлика – нет
Когда я открыл глаза, вокруг было совсем темно. Я даже не понял, открыл я глаза или нет, разницы в ощущениях, по сути, не было. Несколько секунд я не мог понять, где я и кто я. У меня такое бывает иногда, если заснешь днем и проспишь час или два. Просыпаешься и думаешь – утро сейчас, день или ночь. Сильно болела голова и ныла лодыжка. Вероятно, я упал, ударился головой и заснул. А может быть, потерял сознание. Я ощупал голову и никаких ощутимых ран, кроме выпуклой шишки, не нашел. Нога тоже была цела, но ступать на нее было больно.
Я попытался воссоздать в памяти события этого дня. Мы пришли в школу… потом нас поймали … побег… совещание у Маши… Бушуев! Я все вспомнил и полез в карман за телефоном, чтобы посмотреть, который час. Но телефон вырубился – села батарейка. Не буду строить из себя супергероя, мое душевное состояние оставляло желать лучшего: неприятности в школе, кража Лёлика, эта неожиданная травма, ставящая под сомнение всю мою карьеру, и этот ужасный, холодный, темный подвал, из которого я не знал выхода. Я спустился по стенке на пол, обхватил голову руками и разрыдался. Больше всего, конечно, я плакал по Лёлику.
Неожиданно темноту прорезал дневной свет – где-то открыли дверь в подвал. Я вытер мокрое от слез лицо и прислушался. В подвал проникли двое. Они тихо и тревожно переговаривались между собой. Слов разобрать было невозможно, но голоса приближались, и мне показалось, что я услышал Машино классическое «не беги впереди паровоза». Она так часто говорила, чтобы осадить наш с Лешкой буйный темперамент. Я замер, вслушиваясь в темноту.
– Здесь должна быть какая-то комната, он, наверное, там. – Это был Машин голос, я мог дать голову на отсечение.
– Погоди, у меня брелок есть с фонариком. – Это был Лешка.
Раздалось позвякивание ключей, и подвальный коридор осветился слабым бледно-голубым светом. Я увидел стоявших в двух шагах от меня Лешку и Машу. И не могу даже описать, как я рад был их видеть!
Маша ахнула и кинулась ко мне:
– Что случилось? Тебя избили? Где Лёлик?
Я очень надеялся, что в полумраке Маша не разглядит моих зареванных глаз, и постарался ответить на все ее вопросы спокойным и твердым голосом:
– Когда я пришел, Лёлика здесь не было. Я оступился и ударился головой. Кажется, все прошло.
– Я говорил с Кирюком, он ничего не знает. Он уверен, что ты освободил Лёлика. – Лешка растерянно стал озираться по сторонам. – А не мог Лёка сам отсюда смотаться?
– А не мог Кирюк тебе наврать? – меня трясло от холода, пережитого обморока и отчаянья.
– Пошли отсюда, ребят, – Маша взяла меня под руку и помогла подняться, – Паш, тебе надо домой. А завтра… завтра мы расклеим объявления по всему району и найдем Лёлика.
Мне очень хотелось домой. Сначала в горячую ванну, потом съесть чего-нибудь и в постель. Но думать о том, что сейчас происходит дома, было страшно. Я представлял себе маму, которая сперва потеряла своего любимого пса, а теперь и сына. Я вытащил из кармана телефон и убедился, что он не работает – не то отсырел в подвале, не то отключился от удара. Интересно, сколько раз мама прослушала зловещую фразу: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Мы разошлись в разные стороны у гастронома. Про кастинг не было сказано ни слова. Я знал, что идти туда я не могу. Совесть мне не позволяла. Ведь Лёлик пострадал именно из-за кастинга. Лешка, я точно знал, из солидарности тоже никуда не поедет, на то он и Лешка. Ну, а Маша… Маша, как всегда, проявила такт. Наш кастинг она в гробу видала, но говорить об этом ей не позволяло ее внутреннее благородство, «природная интеллигентность», как говорил папа.
Глава 22 Мама плачет
– Паш, ну где ты ходишь, я уже и Машиной маме звонила, напугала ее, наверное! Ты на часы смотрел? Позвонить было трудно? – в маминых упреках слышались слезы, она была на грани нервного срыва.
– Мам, у меня телефон вырубился. Лёлик не появлялся?
– Нет… – мама вздохнула, и на глазах у нее выступили слезы.
В это время в дверь позвонили двумя короткими и одним длинным звонком – пришел папа. Он сразу понял, что ситуация не изменилась, и стал утешать маму. Я, пользуясь моментом, скользнул в свою комнату, пока родители не разглядели у меня на лбу огромную шишку – глаз почти заплыл, да и лодыжка противно ныла. Я задрал штанину джинсов и обнаружил, что щиколотка увеличилась в размерах и напоминала слоновью ногу. Я пошевелил пальцами больной ноги, как учил нас проверять, нет ли перелома, Барс – самый лучший скейтер на нашей площадке. Да что там – площадке, – всего города. Особой боли не было, а это означало, что кость, слава Богу, цела. Я опустил штанину и завалился на диван. Завтра все равно придется забить на школу и с утра пораньше идти искать Лёлика. Жизнь казалась мне мрачной, а будущее безысходным. В соседней комнате тихо всхлипывала мама, а папа бубнил что-то насчет того, что все будет хорошо. Но мама явно ему не верила, женщины вообще пессимистки.
Так, погруженный в тяжелые раздумья о своей несладкой жизни, я заснул прямо в одежде и без ужина. Сквозь сон я слышал, как мама, склонившись надо мной, ощупывала мой лоб на предмет температуры, капая на него своими слезами, вздыхала, накрывала меня одеялом и высказывалась по поводу моей впечатлительности. Но я спал так глубоко, что не мог даже пошевелиться, чтобы помочь маме стянуть с меня джинсы.
Глава 23 Людочка снова приходит на помощь
Утро наступило внезапно, мрачно заглянув в окно. Именно этого утра еще несколько дней назад я ждал, как ждут первого дня летних каникул. Но сейчас, глянув на календарь, я чуть не разревелся. Кастинг начинался ровно через четыре часа, но меня это теперь не касалось. Я решил позвонить Лешке.
– Лех, привет, я знаешь, что подумал… ты, пожалуйста, поезжай на кастинг… чтобы Кирюк не подумал, что он нас победил.
Лешка немного помолчал:
– А как же ты?
– А что я? Ну сам подумай, от того, что ты не пойдешь, Лёлик не объявится. А мне все ж легче будет, что хоть у тебя получилось…
Честно скажу, от этих слов я чуть было сам не разревелся. Но сдержался. Лешка что-то промямлил в ответ, и я так и не понял, какое решение он принял, но мне искренне хотелось, чтобы друг из-за меня не упускал случая попасть в удивительный мир, где все красивые, отважные, сильные и смелые.
Умывшись и механически пожевав бутерброд с котлетой, который мне в полной тишине приготовила мама, я выскользнул из дома. В школу хотелось меньше всего, и я принял решение бродить по городу в поисках Лёликиных следов – собака все-таки нестандартная, кто-то ведь должен был ее видеть. Это породистые собаки все одинаковые, а дворняги имеют множество индивидуальных особенностей. Скажем, у Лёлика на попе круглое черное пятнышко размером с пять руб лей, ровное, словно нарисованное по трафарету. Впрочем, кому есть дело до пятнышек на попе у какой-то дворняжки?
– Здравствуй, сынишка. – Я не заметил, как Людочка догнала меня на лестнице. – К уда путь держим? Неужели в школу?
Людочка как всегда взъерошила мне волосы, но сейчас меня это только раздражило:
– Отстань!
– Ой, какие мы серьезные! – Людочка была необидчивой и почти всегда улыбалась. – Кстати, а чего хотела от тебя та старая грымза?
– Да ну ее, – махнул рукой я и ускорил спуск.
Но Людочка крепко взяла меня за плечо, остановила и развернула к себе:
– Ну-ка, дружочек, рассказывай, что случилось. У тебя лицо, как выжатый лимон!
И я рассказал Людочке практически все. И про кастинг, и про Лёлика, и про Кирюка. И что в школе у меня такие дела – хоть вешайся. И вообще, жизнь такая, что лучше заснуть и не просыпаться. Людочка слушала молча, облокотившись о подоконник между вторым и третьим этажом, чуть нахмурившись. Когда я закончил, она достала из красной лаковой сумки мобильник, тоже красный, и стала набирать чей-то номер телефона.
– Витек, привет! Послушай, тут мальчишка один, ну… в общем, долгая история… Короче, заступиться за него надо… Да он еще совсем молодой, в шестом классе учится. Ну ты же мент, скажи своим инспекторам, ну, которые по несовершеннолетним, пусть отъедут от парня. Ну, придумай что-нибудь такое, чтобы раз и навсегда отстали… Нет, только не это: у него папа очень культурный, никто не поверит, что бандит. Лучше скажи, что мальчишка помог вам поймать наркодилера или педофила какого-нибудь… Да в своем я уме, успокойся, записывай: Паша Воронин, восьмая школа, шестой… – Людочка прикрыла трубку ладонью: – Какой у тебя класс – «а», «б»?
– Шестой «а».
– Слышал? Ну давай, действуй! Ну, конечно, с меня причитается… целую. – Людочка щелкнула своей красной «раскладушкой», швырнула ее в сумку и подняла на меня глаза:
– Ну хоть чем-то тебе помогу. И то легче будет!
– Спасибо, Люд, ну я пошел, Лёлика искать надо.
Я вышел на улицу и задумался, куда идти. Если Лёлик убежал от Бушуева и Кирюка, то он сейчас может быть только где-то далеко – иначе бы он прибежал домой – наш микрорайон Лёлик знает как свои пять пальцев.
Выйдя из нашего двора, я побрел вдоль проспекта. На столбах и дверях магазинов висели намокшие и немного выцветшие от дождя объявления о пропаже Лёлика – видимо, мама вчера расклеила их по всему микрорайону. У некоторых были оторваны кусочки с номерами телефонов. У меня в кармане зазвонил мобильник.
– Давай скорей в переход напротив обувного, – задыхаясь, прокричала Маша и дала отбой.
Я ничего не понял, нахлынувшие неприятности явно тормозили мою умственную деятельность. Что Маша делает в перех оде, когда она должна быть в школе: первым уроком сегодня математика, Машина слабость? Не в том смысле, что она фанатеет точными науками, наоборот, математика дается ей нелегко. Но это же на до знать Машу: скажем, возьмем меня или Лешку – наша с ним нелюбовь к математике проявляется в том, что мы в любой подходящий и неподходящий момент готовы улизнуть с урока. Маша же с особым остервенением накидывается именно на тот предмет, который вызывает у нее трудности. Именно поэтому звонок Маши был для меня удивительным – только невероятные обстоятельства могли заставить ее прогулять первый урок. Я поймал себя на мысли, что думаю совсем не о том и что вместо того, чтобы размышлять над мотивами Машиного отсутствия в школе, я должен срочно дуть туда, куда она мне сказала. И я дунул.
Глава 24 Узник подземного перехода
В это утро Маша, как обычно ровно в восемь ноль-ноль, вышла из дома. Поток машин был неплотный и, подавив в себе искушение махнуть прямо через проспект (так быстрее), Маша энергично двинулась к подземному переходу. Спустившись по ступенькам в холодный и мрачный тоннель, ведущий на ту сторону проспекта, она ускорила шаг, увидев двух бомжей – мужчину и женщину, привалившихся к кафельной стене. Маша видела их тут часто, но побаивалась. Во-первых, от них плохо пахло, а во-вторых, однажды, года три назад, она пожалела, что дала милостыню этим бездомным, бросив руб ль в картонную коробку, на которой с чудовищными ошибками было написано: «Памагите кто чем можит». Бомжиха схватила ее за руку, притянула к себе и, обдав Машу с головы до ног перегаром, смешанным с запахом сто лет немытого тела, показав два нижних гнилых зуба, прошипела: «Хорошая девочка! Хочешь у меня жить?» Маша страшно перепугалась, вырвалась и до школы неслась как угорелая, боясь посмотреть назад. А после школы долго ждала маму, потому что страшно было снова спускаться в бомжовый тоннель. Теперь Маша была большая и точно знала, как надо себя вести, когда незнакомые взрослые пристают на у лице к детям – об этом им рассказывали на ОБЖ. Но неприязнь к двум опустившимся людям стойко сохранялась, и Маша предпочитала даже не смотреть в их сторону.
Но сегодня что-то было не так. Боковым зрением она заметила палевое пятно, расположившееся между бомжами. Маша остановилась и буквально вросла в заплеванный пол подземного перехода – у кафельной стены лежал Лёлик. Правда, выглядел он довольно плачевно: грязный, помятый и сильно похудевший, он смотрел на идущих мимо прохожих нехарактерным для него затравленным взглядом.
– Лёлик, – прошептала она одними губами и, вытащив мобильник, набрала Пашин номер.
Маша была лаконична и тут же дала отбой, но бомжиха заметила взволнованную девочку, не сводящую глаз с собаки.
– Чего пялишься? Иди куда шла! – Бомжиха злобно зыркнула на Машу.
– Откуда у вас эта собака? – от страха и волнения Машин голос прозвучал слишком тихо в гулком туннеле подземного перехода.
– А тебе какое дело?
– Это чужая собака. Вы ее украли!
Бомжиха медленно встала и, упершись в Машу маленькими холодными глазками, угрожающе двинулась ей навстречу. Маша побледнела и попятилась. Больше всего на свете ей захотелось повернуться и убежать, не оборачиваясь и не останавливаясь. Но она понимала, если сейчас дать слабину, поддаться паническому страху, подобравшемуся к самому горлу и сковавшему ледяными цепями ноги, то Лёлика уже не найдешь. И она решила бороться до конца. Глубоко вдохнув воздух, она постаралась крикнуть как можно громче:
– Лёлик!
Несмотря на то, что ее возглас прозвучал довольно сдавленно, Лёлик, до того лежавший палевым ковриком для ног, резко поднял голову. Маша!
Лёлик вскочил, обезумев от счастья, и с радостным лаем бросился к своей спасительнице. Но тугая веревка больно впилась в горло. Лёлик упал, задохнулся и жалобно заскулил.
– Вали отсюда, а то твоя мама будет долго и горько плакать, – зашипела бомжиха и замахнулась локтем на Машу.
Маша попятилась, наступила на брошенную кем-то банку от «Спрайта» и, взмахнув руками, упала назад. Если бы не рюкзак с формой для физкультуры, смягчивший падение, Маша бы сильно ушиблась. Сейчас же она вообще не почувствовала боли от падения. Бомжиха нависла над Машей, обдавая ее омерзительным запахом. Маша с ужасом видела, как мужчина-бомж, до того равнодушно наблюдавший за происходящим, сидя на ящике у кафельной стены, поднялся и встал за спиной у бомжихи.
– Брось ты ее, Халера, она на нас ментов наведет, – обратился он к бомжихе и смачно плюнул на пол.
– Отдайте собаку! – Маша сама удивилась, как окреп ее голос, и это, вероятно, произвело впечатление на бомжей. Потому что бомжиха вдруг повернулась к ней спиной и пошла по направлению к Лёлику. Она отвязала его от ржавой трубы, собрала разбросанные на полу грязные тряпки в огромный грязный целлофановый мешок и посмотрела на Машу:
– Ладно, забирай свою блохастую шавку, только кто нам заплатит за ее хранение-содержание. Жрет она, между прочем, у тебя как удав, правда, Сеня? – бомжиха незаметно подмигнула своему напарнику.
Маша уже встала на ноги и потирала ушибленный бок.
– Сколько?
– Так, давай будем считать: ночлег – полтинник, не меньше, – бомжиха закатила вверх глаза и стала загибать пальцы, – ужин, завтрак, обед, опять ужин… Так… еще рублей триста… В общем… 500!
Непонятно, как при сложении пятидесяти и трехсот могло получиться 500 рублей, но это было сейчас не важно. Маша понимала, отпускать Лёлика с бомжами нельзя, но и такой суммы у нее в кармане не было.
– Я вам завтра отдам, честное слово! – взмолилась Маша. – Нет, даже сегодня. Только попозже, у меня с собой нет.
– Отдашь, конечно, отдашь, куда ж ты денешься! Только, как принято говорить в интеллигентных кругах: утром деньги – вечером стулья, вечером деньги – утром стулья. Так что думай, девочка, побыстрее, пока сумма не подросла. После обеда на том же месте! – бомжиха улыбнулась Маше беззубым ртом и, послав ей воздушный поцелуй, двинулась вверх по лестнице перех ода, уволакивая за собой упирающегося всеми четырьмя ногами Лёлика.
Глава 25 Все-таки Лешка настоящий друг!
Прыгая через три ступеньки по лестнице подземного коридора, я чуть не сбил полную женщину в темно-синем пальто.
– Вот хулиганы-то, вообще ослепли! Я не понял, кому была предназначена эта фраза и почему женщина говорит обо мне во множественном числе, но размышлять об этом совсем не хотелось.
– Простите, – автоматически бросил я и помчался дальше.
Машин силуэт на фоне противоположного выхода я заметил сразу и, подбежав поближе, я увидел, что Маша плачет. Я даже растерялся – Маша не плачет никогда. Нет, вру, однажды она пустила слезу, когда забыла дома тетрадь по русскому и наша училка, не поверив, поставила ей пару и что-то сказала ехидное по поводу Машиной хитрости. Все тогда заржали, а Маша покраснела до цвета томатного сока, и по ее левой щеке потекла слеза. Но это было сто лет назад, во втором классе. Больше я Машиных слез не видел. Поэтому понял, случилось что-то ужасное.
Сбивчиво, перебивая саму себя, Маша рассказала мне о только что случившемся.
– Успокойся, Маш! Лёлик найден, и это уже хорошо. У меня как раз есть пятьсот руб лей, – я глубоко и грустно вздохнул, – на кастинг … так что придем позже. Им же выгодно нам Лёлика продать, они обязательно вернутся.
Маша уже не плакала, но ее по-прежнему немного трясло, и голос дрожал.
– Ладно, пошли в школу, и так уже на пол-урока опоздали, – опустив голову, проговорила она.
Меньше всего на свете я собирался идти именно туда. Но чтобы успокоить Машу, не стал возражать: в конце концов никаких причин, чтобы туда не идти, не было.
В гробовом молчании мы дошли до школы и, проскользнув мимо охранника – по новым школьным правилам он записывал всех опоздавших, – поднялись на четвертый этаж.
Шел урок математики. Светлана Федоровна, наша математичка, была не злая, и мы смело открыли дверь кабинета. Если бы первым уроком был русский, я бы не пошел: началось бы: «Воронин – то, Воронин – се…» А Светлана Федоровна в общем – человек, несмотря на то, что преподает такой противный предмет, как математика.
Иными словами, я рассчитывал проскользнуть на свою предпоследнюю парту и затихнуть до перемены в тягостных размышлениях о моей тотальной невезучести. Но Свет лана Федоровна, вопреки моим ожиданиям, вместо обычного кивка, мол, «проходите, садитесь, только не мешайте», прервала себя на полуслове.
– Воронин, а по твою душу уже приходили. Ты, оказывается, у нас юный помощник милиции! Кого ты там помог задержать? Не стесняйся, рассказывай!
Напрочь забыв утреннюю беседу с Людочкой и не придав ее звонку своему ухажеру по имени Витек никакого значения, я ничего не мог понять и тупо уставился на Светлану Федоровну. В голове пронесся рассказ о Дениске и Мишке, которые, опоздав на урок и не договорившись, врали кто в лес кто по дрова: один – про пожар во флигеле, другой – про подвиг во льдах. Но я сильно тупил и от этого молча хлопал глазами.
– Ладно, потом расскажешь, – кивнула мне на место математичка и продолжила с присущим ей азартом рассказывать о десятичных дробях.
Я сел и огляделся. Кирюка не было – понятное дело, уехал на кастинг. Но и Лешки не было тоже. Его отсутствие меня неприятно задело – друг называется. Еще вчера клялся и божился, что без меня на кастинг не поедет. Впрочем, я же сам уговаривал его ехать! Наверное, он поступил правильно…
Мои размышления прервал звонок мобильника. Блин, забыл выключить! Я стал судорожно рыться в кармане джинсов, чтобы отключить звонок – за это у нас вызывали в школу родителей, – но телефон никак не доставался, провалившись в дырку, которую я все время забывал попросить маму зашить.
– Воронин, выйди, пожалуйста, из класса, – потребовала математичка, и я пулей вылетел за дверь.
Пока я доставал телефон, звонок не умолкал. Я уже разозлился на того, кто так нагло и настойчиво звонит мне во время урока, но, вытащив, наконец, мобильник, увидел, что это Лешка.
– Пашка, у меня новости – супер! – Лешка буквально орал в телефон. – Лёлик нашелся, я знаю, где он. Беги к пятому дому, я там в засаде сижу. Давай скорей…
Лешка дал отбой. На до было взять рюкзак – в нем ключи и деньги. Мало ли, вдруг придется выкуп за Лёлика платить?
– Светлана Федоровна, извините, мне нужно срочно уйти. Можно взять вещи? – я нервничал, потому что математичка запросто могла сказать «нет» и тог да мне пришлось бы уходить без спросу.
– Что, Воронин, из Министерства звонили? Понимаю, у тебя дела государственной важности. А мы тут с десятичными дробями… – вздохнула учительница. – Что ж, иди, не смею задерживать. Домашнее задание узнаешь у товарищей.
Я кинулся к своей парте и за две секунды покидал в рюкзак вещи. Боковым зрением я чувствовал, что Маша буквально сверлит меня вопросительным взглядом. Тогда я вырвал листок из тетрадки и быстро написал: «Лешка ждет у пятого дома. Лёлик там». Проходя мимо Машиной парты, я незаметно положил перед ней записку и, не оборачиваясь, выбежал в коридор.
Глава 26 Лёлик обретает свободу
Лешка действительно сидел в засаде. Его наблюдательный пост расположился в арке пятого дома, между подъездом и запаркованными вплотную друг к другу машинами. Он не сводил глаз с двух бомжей, расположившихся на детской площадке. Бомжи – мужчина и женщина – пили пиво и о чем-то беседовали. Рядом с грязной и разломанной скамейкой, привязанный к ее ножке, сидел Лёлик и тих о поскуливал. Ошибки быть не могло – это действительно был Лёлик, собственной персоной. Правда, таким грязным Лешка его никогда не видел, но все равно, Лёлик – собака нестандартная, не то что породистые собаки, экстерьер у него единичный, второго такого нет.
Еще полчаса назад Лешка шел себе в школу в отвратительном настроении. Во-первых, уже второй день за драку с Кирюком он был приговорен к лишению допуска к компьютеру. Во-вторых, он принял решение не ездить на кастинг. Этот судьбоносный поступок он совершил после довольно долгих колебаний. Но чувство товарищества в конце концов пересилило желание войти в мир кино и даже любовь к скейтборду.
Так вот, Лешка шел в школу и механически глазел по сторонам, чтобы не смотреть на серый мокрый асфальт у себя под ногами. Тут-то он и заметил этих двоих, тащивших за собой Лёлика. Сначала Лешка хотел подбежать и отнять у бомжей собаку. Но он был не уверен, что окажется сильнее сутулого мужчины в рваной куртке и, тем более, крепкой женщины с руками, похожими на лопаты.
Взяв дистанцию, Лешка пошел за троицей и спрятался в свое укрытие. Бомжи расположились на детской площадке. Вот тут-то он и позвонил другу. Но внезапно бомжи засобирались, отвязали Лёлика и двинулись к подъезду старого дома.
Лешке пришлось покинуть свое убежище, и он вышел почти на середину двора. Бомжиха резко обернулась и пальцем показала на него своему спутнику. Тот двинулся навстречу Лешке, устрашающе глядя в глаза. Лешке стало не по себе: вокруг как назло ни души. Не зная, что предпринять, он громко закричал: «Лёлик!»
Лёлик сильно дернулся, и веревка вырвалась из рук бомжихи.
– Стой, скотина, куда… – бомжиха пробежала несколько шагов вслед уносящемуся Лёлику, но поскользнулась в луже и плюхнулась животом в грязь, обдав брызгами стоявшие вокруг машины. Секунду она молчала, пытаясь подняться, и когда ей это удалось не без помощи подоспевшего напарника, разразилась такой руганью, что из окон повысовывались любопытные пенсионеры.
Лёлик скакал как молодой козлик, первый раз попавший на зеленый лужок. Он изгваздал Лешку своими лапами, оставив на его джинсах не менее двух десятков отпечатков.
– Потом, Лёлик, потом, – Лешка отмахивался от обезумевшего от радости пса, который раз пять безуспешно пытался чмокнуть Лешку в нос. – Бежим отсюда!
Два раза повторять не пришлось. У видев, что Лешка помчался в сторону арки, ведущей на улицу, Лёлик весело припустил за ним, на ходу пытаясь поймать зубами штанину или подол куртки мальчика.
Глава 27 Пора вспомнить про кастинг
Мы буквально столкнулись на углу гастронома и бульвара. Увидев Лешку, держащего за веревку Лёлика, я почувствовал такое облегчение, которое испытывал только однажды, сто лет назад, когда мне было четыре года. Мы с мамой впервые пошли на «Елку». Перед представлением клоун, замаскированный под Карлсона, предлагал ребятам полетать вместе с ним под потолком. Я, как дурак, повелся на эту разводку для малолетних и забрался к нему на загривок. Но тут раздался звонок, и Карлсон сказал, что полет отменяется. И что все дети должны построиться в паровоз. Мы, как последние лохи, построились, и «паровоз», возглавляемый Карлсоном, выехал из фойе и, гудя и шипя, въехал в зрительный зал. «Приехали», – сказал Карлсон и растворился в толпе суетящихся мам с детьми. А мы, вагонов десять, составляющие паровоз, остались одни в этой толкучке. Прошла уйма времени, пока мы с мамой нашли друг друга. И вот эта встреча и запечатлелась в памяти, как великое избавление моего дошкольного детства. Сейчас, увидев Лёлика, я ощущал не меньшее счастье, чем тог да. А я и не думал, что так его люблю!
Что было с Лёликом – не могу передать. Мы целовались и обнимались минут десять, пока Лешке все это не надоело и он меня не одернул:
– Может, хватит лизаться? Ты не забыл, какой сегодня день?
Меня будто дернуло током:
– Успеем?
– Ну, опоздаем минут на сорок, там все равно небось очередина. В любом случае, что мы теряем? Сейчас заскочим за досками и на «тридцать девятом» минут за двадцать доедем. А там пешочком пятнадцать минут, я на сайте посмотрел.
– ОК, встречаемся на остановке. – Я наконец-то собрался с мыслями – И мы без лишних разговоров разошлись в разные стороны.
Мамы дома не было. Я быстро переоделся и навалил Лёлику в миску котлет с макаронами. Лёлик лопал все подряд, не ковыряясь. Обычно он сначала выедал что повкуснее – мясо или сосиску, а потом уже приступал к макаронам, гречке или рису. Но сегодня Лёлик ел все подряд, без разбору, постанывая от удовольствия. Потом он выпил миску воды и плюхнулся на пол, довольно облизываясь.
Надо было позвонить маме, но я очень спешил и поэтому решил сделать это на ходу или когда мы сядем в автобус. Взяв доску, я открыл входную дверь, но телефонный звонок заставил меня вернуться. Звонили маме, наверное, по работе. Я вежливо ответил, что ее нет, и еще раз подумал о том, что она, бедная, еще не знает про Лёлика и что надо как можно скорее ее обрадовать.
Я вернулся в коридор, запер за собой входную дверь и поскакал через три ступеньки вниз по лестнице. Времени было в обрез, я и так замешкался с Лёликом и телефоном. Поэтому надо было бежать изо всех ног к остановке. И еще на до сказать что-то очень теплое Лешке, ведь я в этой суете даже не поблагодарил его за Лёлика. Да и не только за Лёлика, он из-за меня бы и на кастинг не поехал. Вот какой у меня друг … И еще не забыть позвонить маме…
Погруженный во все эти мысли, я с доской под мышкой выбежал на проспект. И вдруг кто-то фамильярно дернул меня за штаны. Я обернулся и пристыл – это был Лёлик. Каким образом он оказался на улице? Наверное, когда я, не закрыв дверь, разговаривал по телефону, он выскользнул, хитрюга такой, и прятался в подъезде, поджидая меня. Я знал, что Лёлик умнее среднестатистической собаки, намного умнее. И его хитрости и у ловки иногда приводили в шок тех, кто с Лёликом не был близко знаком. Но вот именно сейчас Лёликин интеллект не вызвал у меня радости.
– Лёка, нет! Ну зачем ты поплелся за мной, скотина ты облезлая, – проворчал я себе под нос, потому что ругать Лёлика всерьез я сейчас не мог.
Возвращаться домой времени не было.
– Ладно, чёрт с тобой, поехали. Только имей в виду, никаких претензий по питанию не принимаю. И вообще, студия – место не собачье.
Лёлик вывалил язык набок. Вид у него сейчас был не слишком интеллектуальным. Но в дворняжьих карих глазах бегал озорной огонек. Это ж надо, добился, чего хотел! Только надо обязательно позвонить маме…
Глава 28 Кому действительно нужен намордник
– Зачем ты его с собой взял? Нас же с ним на студию не пустят, – справедливо возмутился Лешка при виде нас с Лёликом.
Но Лёлик и к Лешке сумел подобрать ключик. Ловко подпрыгнув, он чмокнул Лешку прямо в нос и удовлетворенно тявкнул. Лешка только махнул рукой. Я поблагодарил Лешку за проявленную отвагу в схватке с бомжами и освобождение заложника. Но тут подошел наш автобус, и мы вскочили в переднюю дверь.
– Эй, с собаками нельзя! – запротестовал водитель.
Мы ничего не успели ответить, как его поддержала дама в фиолетовом мохеровом берете:
– Тем более без намордника! Посмотрите, какая у него злобная морда. Развели собак. Пенсионеры в стране голодают, а они эту скотину икрой кормят. – Дама в фиолетовом берете обвела взглядом пассажиров, ища поддержки. – Да, да, я по телевизору передачу смотрела. Так там один спекулянт, бизнесмен по-теперешнему, своей шавке на завтрак красную икру на белый хлеб намазывал. Я б на месте президента этого бизнесмена в тюрьму сажала, а скотину его – на живодерку…
У дамы, похоже, начался словесный понос.
– Что смотришь? – накинулась она на меня. – Где у тебя намордник? И вообще, из какой ты школы?
Дама ткнула в меня пальцем, похожим на сардельку. Я уже было открыл рот, чтобы сказать, что это ей, а не Лёлику нужен намордник, но мой взгляд уловил за окном проплывшее мимо отъезжающего от остановки автобуса бирюзовое пятно. У Маши куртка в точности такого же цвета. И как я мог о ней забыть…Я выгнулся, чтобы проследить за пятном, и мой взгляд встретился с Машиным. В нем был грустный упрек.
Времени на размышление не было. Я рванул в сторону выхода и, бешено барабаня по кнопке «стоп», заорал:
– Стойте! Остановите!
– Паш, ты чего, она же просто дура. – Лешка подумал, что я хочу выйти из-за этой орущей дамы.
Автобус резко затормозил и остановился. Двери открылись, и я уже поставил ногу на ступеньку, как Маша вскочила на нее.
– Маш, ты как тут? – ничего умнее спросить мне в голову не пришло.
Но Маша, увидев Лёлика, сменила обиженное выражение лица на искренне радостное.
– Лёличек, как я рада тебя видеть! – обратилась она к нему, присев и обхватив руками лохматую башку. Лёлик чихнул от ее духов и наградил Машу серией смачных сопливых поцелуев. Маша не отстранилась.
– Могли бы позвонить, – не глядя в нашу сторону, довольно резко бросила она.
Конечно, могли бы. Маша права. Но не позвонили. Какой же я все-таки эгоист, только о себе думаю! Не глядя Маше в глаза от стыда и отчаянья, я выдавил из себя «прости».
– А по-моему, все отлично складывается, – примирительно бодро произнес Лешка. – Мы все в сборе и едем на кастинг!
Часть 2 Горячие доски
Глава 1 У Маши шансов больше всего
До студии мы добирались мучительно долго, простояв в пробках в три раза дольше, чем у нас ушло бы на дорогу по пустым у лицам. И когда мы приблизились ко входу, кастинг по нашим расчетам шел уже не меньше полутора часов. И время, указанное в талонах, которые три дня назад нам в парке вручил Игорек, было безнадежно просрочено. Но мы все равно продолжали верить в чудо, хоть и вероятность его упала почти до нуля.
– Стоп, молодые люди! – преградил нам путь пожилой вахтер в синей фуражке и с рацией в руке. – Куда направляемся?
Мы молча показали потрепанные и смятые талоны.
– А мадам и этот ротвейлер, – кивнул он на Машу и Лёлика, – группа поддержки?
– Я могу тут с Лёликом вас подождать, – не дожидаясь, пока вахтер вынесет ей приговор, тихо предложила Маша. – Вон там, на скамеечке посидим.
Но чувство вины перед Машей придало мне наглости.
– Они с нами, их режиссер пригласил, они в фильме будут сниматься, – выпалил я и как начальник посторонился, пропуская всю компанию вперед. – Проходите!
– Ишь ты, прямо продюсер! Режиссер их, видите ли, пригласил… Предъявите пропуск на мадам и этого… крокодила.
Лёлик зевнул, оправдав название земноводного, которым его нарек вахтер.
Маша, теребя меня сзади за футболку, снова зашептала что-то про скамейку, но я не сдавался:
– Позовите кого-нибудь из администрации!
И откуда у меня взялись эти казенные слова – ума не приложу, мне подобные выражения вообще не свойственны, но вахтер-то этого не знал и к моему удивлению снял трубку и набрал короткий номер:
– Восьмой? Тут к вам еще одна группа пионеров. С собакой. Пустить?.. Так я и говорю… все-все-все, как скажете… – он повесил трубку и развел руками:
– Большой пардон, господа. Велено гнать вас в шею!
– Не на до никого гнать в шею! Вы, ребята, я смотрю на «Горячие доски»? – легкая рука коснулась моих волос. Это была та самая девушка с короткой стрижкой, которая в парке заступилась за Лёлика. – Пойдемте.
Мы молча пошли за девушкой по лабиринтам студийных коридоров, то спускаясь, то поднимаясь по лестницам. Стриженая время от времени останавливалась, здороваясь с проходящими мимо парнями хиппового вида.
– Тань, ну где тебя черти носят?! – напал на нашу проводницу круглый лысоватый человек. Он говорил так быстро, что мы ровным счетом ничего не могли понять. – Эта козявка всех уже достала. Теперь выясняется, что она высоты боится. А высота там, сама знаешь – метра два, не больше. Мы ей и маты постелили, и батут надувной – ни в какую… Иди сама с ней разбирайся, а то еще чуть-чуть и я не выдержу…
– Я вам, Петрович, еще ребят веду. Вот, посмотри, вроде бы ничего, симпатичные. – Таня кивнула на нас, как на дорогой товар.
Но Петровича, похоже, мы интересовали меньше всего. Он не спускал глаз с Маши. Заметив его заинтересованность, Таня запротестовала:
– Нет, Петрович, даже не думай! Все уже утверждено и подписано. Да ты и сам знаешь, я обещала Денисову, что его дочь сыграет главную роль. С Денисовым шутки плохи.
Петрович по-прежнему стоял, приклеившись взглядом к Маше. От смущения Маша сделала старомодный реверанс и тихо произнесла:
– Здрасьте…
Петрович не ответил, с трудом переведя взгляд на нас с Лешкой.
– А, досочники? Да у нас их там, наверху, еще немерено… Кстати, Иван рвет и мечет, не может без тебя и часа пробыть, – он снова перевел взгляд на Машу. – Хочешь сниматься в кино?
Маша не успела вникнуть в суть предложения, как стриженая коршуном кинулась к Петровичу, встав между ним и красной от смущения Машей.
– Петрович, я серьезно, выбрось это из головы! Денисов час назад подписал счет, – Татьяна многозначительно посмотрела на чесавшего лысый череп мужчину и резко повернулась на каблуках. – Пошли, ребят!
Оставив Петровича размышлять над словами коллеги, понятными лишь им двоим, наша процессия двинулась дальше по лабиринтам киностудии.
– Машка, по-моему, ты только что чуть не стала актрисой, – шепнул Лешка. – Ты явно понравилась этому режиссеру.
– Никакой это не режиссер, – выпалил я. Мне почему-то не понравился этот лысый, особенно его бегающие маслянистые глазки.
Маша еще не оправилась от смущения и только пожала плечами.
Глава 2 Мы будем сниматься в кино!
Восьмой павильон напоминал огромный склад старой рухляди. Везде, куда ни бросишь взгляд, виднелись горы поломанных стульев, старые диваны с деревянными набалдашниками и дырками в прошивке, плетеные кресла и старомодные торшеры. Все это было сдвинуто поближе к стенам, чтобы освободить место в центре павильона, где, судя по всему, шел кастинг. Человек тридцать мальчишек нашего возраста стояли у входа, подпирая спинами ободранные стены ангара. Похоже, ждали они долго, потому что многие, поставив свои доски на пол, от нетерпения катали их ногами взад-вперед. Прямо напротив входа сидел худой мужчина в очках и с ним– тот самый Игорек, который в парке выдавал нам талоны. Прямо перед ними белобрысый мальчишка пытался что-то изобразить на своем скейте. То ли мальчишка волновался – он был красный как рак – то ли пол был слишком скользкий, но скейт выскальзывал у него из-под ног, отчего парень еще больше краснел. Наконец, он взмахнул руками, и скейт, подскочив, укатился в темный угол павильона, тут же слившись со стоявшей там рухлядью.
– Все, не могу больше на это смотреть. – Худощавый мужчина, до того молча сидевший на стуле, подперев голову рукой, вскочил и набросился на Игорька. – Ты кого понабрал, идиот! Уже три часа потеряны и все без толку!
– Иван Ильич, ну я же… – начал заикаться Игорек. – Вот, посмотрите, вон тот… Нет, вот этот… Ну, Иван Ильич!
Он подбежал к мальчишкам и злобно зашипел, чтобы худощавый мужчина не услышал:
– А ну, придурки, кто из вас кататься умеет, быстро вышли вперед!
Перепуганные мальчишки жались к стене. Никто не решался сделать шаг в центр павильона. Я толкнул Лешку в бок, но он отмахнулся. Вдруг Игорек заметил Татьяну, хмуро наблюдавшую за всем этим, облокотившись на дверной косяк.
– Тань, ну где ты шляешься, Ильич рвет и мечет!
Стриженая вздохнула, вышла вперед и стала медленно прогуливаться вдоль наших рядов, критически осматривая притихшую мальчишескую тусовку в разноцветных бейсболках.
– Ты… нет, вон ты, иди сюда! – ткнула она пальцем в заросшего кудрями парня и тут же забыла о нем, продолжая осмотр. – Ты, два шага вперед… ты тоже.
Нас стриженая обошла стороной, даже не удостоив внимания, лишь скользнула по мне и Лешке своим метким взглядом профи и тут же потеряла к нам всякий интерес. Вскоре в середине павильона собралось четверо мальчишек, переминавшихся с ноги на ногу и теребящих свои доски. Татьяна в последний раз окинула взглядом остальных и указала на парня, лица которого я не видел, он стоял к нам спиной.
– Еще ты… пожалуй… Пока все…
Пятый счастливчик присоединился к остальным избранным, и я увидел, что это не кто-нибудь, а Валерка Кирюк. Только сейчас он заметил нас, и на его лице появилась надменная ухмылка.
– Ну, чего жметесь, как девчонки, показывайте, что умеете, – Татьяна встала за спиной Ивана Ильича и сложила на груди руки.
Выбранная пятерка, поставив доски на колеса и оттолкнувшись от пола, покатила объезжать павильон против часовой стрелки. Когда ребята завершали третий круг, режиссер снова не выдержал:
– Тань, ты что, надо мной издеваешься? Я долго буду смотреть эту «Формулу-1»? Ты мне типажи давай. – Иван Ильич посмотрел на часы. – Мне еще с девчонкой разбираться… Ей-богу, развели тут, блин, детский сад!
Но стриженая, будто не слыша слов режиссера, не двинулась с места, продолжая пристально наблюдать за мальчишками, замершими в разных позах, как в игре «Море волнуется раз». За тем она вышла в центр павильона и обошла вокруг Кирюка:
– Как тебя зовут? – обратилась она к нему.
– Валерий.
– Валер, крикни громко, чтобы тебя все слышали: «Держись!»
Валерка тускло пропищал себе под нос.
– Громче, Валер, чтобы уши заложило!
Кирюк набрал воздуха, открыл рот и так заорал, что Маша, стоявшая рядом со мной, поморщилась.
И тут раздался громкий лай. В волнениях мы совсем забыли про Лёлика, которому давно уже надоело молча сидеть у стены. Вообще-то Лёлик любил, когда катаются на скейтах. Ему нравилось носиться за нами с Лешкой с громким лаем и пытаться укусить за край доски. Но я так крепко держал его за ошейник, что все Лёликины попытки вырваться в середину и погоняться за ребятами пресекались на корню. Но то ли я ослабил бдительность, засмотревшись на Кирюка, то ли Лёликино терпение лопнуло и он дернулся сильнее, но наш пес вырвался в середину павильона и стал бешено лаять на Кирюка.
– Тань, это что такое? – у Ивана Ильича был вид человека, доведенного до отчаянья. – Или ты мне сейчас объясняешь, что происходит, или – пишешь заявление об уходе. Даю десять секунд.
Пока Татьяна, красная как рак, пыталась придумать себе в оправдание что-то более или менее правдоподобное, Игорек бегал вокруг Лёлика, размахивая полотенцем и пытаясь ударить им пса по морде. Лёлик, весело заливаясь, скакал, пытаясь ухватиться за полотенце. Наконец ему это удалось, и он вырвал тряпку из рук Игорька. Игорек смешно попятился и упал. Все дружно засмеялись.
В павильон вошел уже знакомый нам по лабиринтам киностудии Петрович и тут же замер у входа, с интересом наблюдая за Лёликом, скачущим по павильону с полотенцем в зубах.
– Тань, спрашиваю в последний раз: почему собака на площадке? – Иван Ильич не шутил, и, похоже, стриженая это понимала.
– Это собака Денисова… – тихо произнесла она.
– Да? – сбавил тон Иван Ильич. – Зная Денисова, никогда бы не подумал, что у него может быть такая вот дурная дворняжка. Ну, допустим… И что же она делает на моей площадке?
– Она пришла сниматься в передаче «Друзья моего хозяина» в 11-й павильон, его у студии арендует «Домашний канал».
– Сама пришла? Одна?
– Почему одна… с Денисовым…
– А где сам Денисов?
– Не знаю, может, в туалет пошел…
Иван Ильич всплеснул руками и, увидев Петровича, покачал головой: «Дурдом!» Петрович присел на корточки, смешно зачмокал и стал пискляво причитать, вытянув руку перед собой, как будто хочет предложить Лёлику конфету:
– Эй, Шарик, Бобик, как тебя там, Бегемотик, иди ко мне, хорошая собаченька, я тебя отведу к твоему хозяину, он нам денежек еще даст на кино… Или не даст… Лапочка, цыпочка… иди к дяденьке, он тебе даст лапши «Доширак», вкусненькой…
Наскакавшись вволю, Лёлик наконец обратил внимание на лысого мужчину, что-то протягивающего ему. Лёлик принюхался – ничем съестным от него не пахло, и он решил не терять времени на знакомство с этим лысым человеком.
– Чего уставился, давай лови собаку! – Иван Ильич толкнул Игорька в плечо. – Или мы сегодня уже работать не будем?
Я не знал, что делать – с одной стороны, подозвать Лёлика к себе означало подставить стриженую, с другой, все это могло очень плох о кончиться. К моему стыду, первой приняла решение Маша. Растолкав сгрудившихся у входа досочников, она вышла на середину и строго велела Лёлику подойти. Лёлик с радостью откликнулся и дал взять себя за ошейник. Маша уже возвращалась назад, волоча за собой Лёлика, как Петрович схватил ее за руку.
– Очень хорошо, что ты тут. А я уж собирался в розыск на тебя подавать! Ты знаешь эту собаку? Ты что, тоже родственница Денисова? От лично, будешь сниматься у нас в кино! О’кей?
Маша ошарашенно смотрела на Петровича, пытаясь сообразить, кто такой Денисов. Петрович между тем уже не смотрел на Машу.
– Игорек, видишь девчонку? Чтоб глаз с нее не спускал! Она мне нужна. Уйдет – голову тебе оторву, – отдавал он команды Игорьку, как будто Маша была глухая или умственно отсталая.
Игорек, тупо кивая, встал рядом с Машей и вцепился пальцами ей в плечо. Маша сбросила руку. Игорек не настаивал. Он сделал шаг назад и встал за Машиной спиной.
Петрович о чем-то шушукался с Иваном Ильичом, время от времени поглядывая в нашу сторону. Кирюк так и стоял посередине павильона, держа под мышкой свою фирменную доску. Ему ее подарили на Новый год за то, что он получил все пятерки за вторую четверть. Видела бы его мамаша, как он две недели ходил за русичкой и, размазывая сопли по щекам, ныл: «Ну пожалуйста, поставьте мне «пятерку»! Меня дома убьют». Впрочем, возможно, мамаша сама его этому научила – яблочко от яблоньки недалеко падает.
– Ладно, Петрович, я тебя понял… думаю, Денисов будет доволен. Мы отдельно снимем личико его девчонки и наложим в кадр. Так что действуй. А мне еще с этой шпаной разобраться надо.
Худощавый громко хлопнул в ладоши:
– Все свободны. Спасибо за участие в кастинге. Приходите еще. А ты, – худощавый кивнул на Валерку, – останься.
Реплика худощавого, прозвучавшая издевательски для тех, кому так и не удалось продемонстрировать свой талант, вызвала всеобщее недовольное гудение, и ребята стали медленно расходиться.
– Кина не будет, – грустно констатировал Лешка. – Сваливаем отсюда.
Мы повернулись к выходу, где столпились ребята. Но Игорек снова схватил Машу за руку.
– Эй, минуточку, постой, не уходи, дело есть.
– Нам пора, – Маша отдернула руку.
Мы с Лешкой, не сговариваясь, встали у Маши по бокам, защищая ее от Игорька. Парень не понравился нам еще в парке, а теперь он совсем обнаглел. Но обстановку разрядил Иван Ильич.
– Спокойно, ребята, никто вас тут обижать не собирается. Вы же пришли вместе. Я не ошибся?
Мы кивнули.
– Так вот, мы хотим вашу подругу снимать в кино. Ну и вам обязательно найдем роль. Так что не торопитесь. Считайте, что вы все втроем прошли кастинг.
Глава 3 Нас обманули: оказывается, фильм про девчонку…
Мы сидели в маленьком буфете киностудии и пили апельсиновый сок с эклерами. Лёлика тоже не оставили без ланча: он уже справился с пиццей королевского размера с колбасой и шампиньонами и довольно облизывался. Вообще-то Лёлик не любил грибы, но, пропитанные колбасным запахом, да еще под толстым слоем сыра, они были вполне съедобны, и Лёлик не стал их выплевывать, как он делал обычно, когда что-то из предложенных блюд ему не нравилось. В буфет нас проводил Петрович, что-то сказал буфетчице и велел подождать. А через пять минут буфетчица поставила перед нами все эти яства, а Лёлику накрыла на полу, положив пиццу на одноразовую тарелочку. После чего потрепала его по голове и пожелала нам всем приятного аппетита. Лёлик ничего не имел бы и против эклера с шоколадным кремом, но он был воспитанным псом и поэтому, справившись с персональным угощением, скромно сидел у ножки стола, поглядывая, как мы уплетаем пирожные.
Почувствовав приятную сытость, мы стали обсуждать сложившуюся ситуацию. Итак, кастинг мы с Лешкой не прошли. За то Машу пригласили сниматься в кино, и, судя по всему, она так нужна этим киношникам, что они готовы просто так, из-за Маши, снимать и нас с Лешкой. Это было странно, но, как признали все члены нашей экспедиции, здорово. Омрачало только то, что с нами в фильме будет сниматься Кирюк. И это несколько обламывало экстаз, в котором мы все трое сейчас находились.
Примерно через полчаса, когда обсуждать стало уже нечего, появилась Татьяна. Приставив четвертый стул к нашему столику, она села между мной и Лешкой.
– Ребят, слушайте внимательно, – она положила острые локти на стол и немного задумалась. – Героиня нашего фильма – девочка, дочка известного бизнесмена. Она живет в красивом доме, и у нее есть все, чего она только не пожелает…
– Так фильм про девчонку? – перебил стриженую Лешка. – А говорили, про таких, как мы…
– Выслушай меня до конца, – оборвала Лешку Татьяна. – Девочке в окно видна площадка, где ребята катаются на скейтах. Ей хочется с ними познакомиться, но отец не разрешает выходить за ворота. Девочка из своей комнаты наблюдает за ребятами, и они обмениваются различными сигналами. Одному мальчику очень нравится девочка, он каждый день пишет для нее на асфальте стихи. Но однажды девочка исчезает. Мальчик не может понять, в чем дело, и начинает ее искать. Ребята во главе с этим мальчиком узнают, что девочку похитили. Тут долго рассказывать… В общем, они находят девочку и все хорошо кончается. Мы предполагали, что героем фильма будет мальчишка-скейтер… на его роль вроде бы утвердили парня, которого вы видели…
– Ну да, видали мы этого Кирюка… – не выдержал Лешка.
– Да, Валеру Кирюка. А вы что, знакомы?
– И не понаслышке, – буркнул Лешка.
Я заметил, при одном упоминании о Кирюке у Лешки портилось настроение.
– Ладно, я поняла, у вас с Валерой какие-то терки. Так не пойдет. Знаете закон джунглей? «Маугли» все читали? Во время засухи объявляется перемирие, и все звери безбоязненно приходят к реке пить воду. Никто никого не ест. У нас в кино примерно то же самое – засуха. Так что все свои обиды оставляйте дома. Бывает знаете как: актриса по сценарию должна поцеловать актера, с которым в обычной жизни не разговаривает. – Татьяна посмотрела на Машу.
– Я с Кирюком ни за какие деньги целоваться бы не стала. – Маша с возмущением откинула волосы назад.
– Никто тебя с Валерой целоваться не заставляет. Тем более по фильму его зовут не Валерой, а Антоном. А тебя… вернее девочку, которую ты будешь дублировать, – Вероникой.
– Называйте Кирюка как угодно, я все равно не стану с ним целоваться. – Маша почувствовала, к чему клонит стриженая, и решила расставить все точки над «i». – Если вашей девчонке дублерша нужна для этого, то я пошла…
Маша резко встала из-за стола.
– Маш, ну не суетись, – поморщилась Татьяна. – Дублерша Яне, так зовут нашу актрису, нужна совсем для другого. Понимаешь, Яна очень похожа на свою героиню Веронику, она росла в тепличных условиях и всего боится. Например, высоты, собак, сквозняков, громких звуков. Ты ее будешь подменять именно в этих эпизодах. А Валеру поцеловать я ее уговорю. Не волнуйся, здесь особой смелости не нужно. Ты лучше скажи, спортом занимаешься?
– Немного. Паркуром. Еще когда маленькая была, на гимнастику ходила. Но на скейте я кататься не умею.
– И не на до. Это дело для молодых людей. – Татьяна перевела взгляд на нас с Лешкой. – Для вас тоже что-нибудь придумаем. Ну как, по рукам?
Мы посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, кивнули.
– Отлично. Тогда на сегодня все. Завтра ждем вас в десять в этом павильоне. Пропуски оставлю на вахте.
Татьяна достала блокнот и тоненькую блестящую ручку, и мы по очереди продиктовали ей свои фамилии.
– И вот еще что… по поводу вашей собаки… Нашему режиссеру она очень понравилась – характерная, говорит, она и фотогеничная. Берите ее с собой. Иван Ильич уже распорядился под нее сценарий переписывать. Будет ваша… Как ее зовут?
– Лёлик. Это он, а не она, – отозвался я.
– Симпатичное имя… Думаю, быть вашему Лёлику звездой экрана, – Татьяна потрепала Лёлика за ухом. – Ну ладно, ребят, разбегаемся, а то мне еще на съемку заглянуть надо. Пойдемте, покажу, где выход.
Глава 4 Ура! В школу ходить не надо!
Опьяненные неожиданной удачей и свежим воздухом, мы, как дети, неслись до автобусной остановки, толкая друг друга, хохоча во все горло и размахивая досками. Лёлик не понимал, чем вызвано внезапное веселье, но с удовольствием поддерживал компанию, радостно лая, подпрыгивая и пытаясь ухватить наши с Лешкой доски.
В автобусе мы почувствовали, что устали. Но народу было много, и мы повисли на поручнях, пристроив Лёлика справа у задних дверей. Мы с Лешкой тихо, но с азартом обсуждали, как мы завтра же покажем режиссеру, на что способны и что Кирюк нам в подметки не годится. Маша молчала.
– А что мы скажем в школе? – Машин вопрос вернул нас к действительности.
– А при чем тут школа… Маш, нас в кино сниматься берут, может нам вообще учиться теперь не надо будет. Будем на гастроли ездить, интервью давать для журналов…
– Учиться в любом случае придется. – Маша нахмурилась и погрузилась в свои мысли. А мы с Лешкой переглянулись: мол, вот девчонки, даже в такой судьбоносный момент об учебе думают!
Глава 5 Главная героиня
Мы с Лёликом уже сверну ли в наш двор, как я вспомнил, что забыл включить телефон. Когда я увидел на дисплее тридцать шесть вызовов от мамы и четырнадцать от папы, у меня засосало под ложечкой – ой, что сейчас будет!
У подъезда меня ждал второй тревожный сигнал – папина машина стояла припаркованной у дома. Такого средь бела дня в будни не бывало никогда. Даже если папа болел, он всегда находил в себе силы ехать на работу. Значит, папа почему-то был дома…Что-то случилось…
Мы с Лёликом тихонько постучали в дверь. Звонок у нас вечно не работает, и папа каждую субботу дает слово маме его починить. Вернее, вызвать мастера, который его починит – папа сам такое делать не умеет, он, как говорит бабушка, гуманитарий. «А гуманитарии вообще ничего не умеют делать руками, только языком молоть». Это не мои слова – бабушкины. Но я с ней не согласен. Я, например, как и папа, ярко выраженный гуманитарий – математику терпеть не могу, однако много всего умею делать. Например, за час могу собрать корабль из «Лего» деталей на пятьсот, не меньше. Могу запросто лампочку поменять и даже провода соединить могу при помощи изоленты. Ну, а как я в мобилах разбираюсь – и говорить не надо. В нашей семье только я способен освоить новую модель так, чтобы не только звонить, но еще и музыку слушать, и «эсэмэситься», и мелодии качать, и играть, если надо.
Итак, мы с Лёликом постучали в дверь. Вернее, постучал я, а Лёлик поскреб лапой по дверной обшивке. Но за дверью стояла полная тишина. Никто не спешил нам открывать. Я порылся в кармане, достал ключ и открыл дверь. В квартире никого не было, но стоял жуткий бардак. Папин рабочий костюм валялся на диване, брюки были скомканы.
Я набрал мамин номер. Мама тут же, на первом же гудке, заорала мне в ухо.
– Паша… Ты где? Наконец-то…Что случилось? Паша… Почему ты молчишь? Алё… алё… алё… – мама тараторила и не давала вставить мне слово.
– Мам, я дома. С Лёликом. А вы где? Почему папа не на работе?
– Где ты был? Почему не брал трубку? Паш, у меня чуть инфаркта не случилось! Мы с папой тебя с утра разыскиваем. Тут мальчик, похожий на тебя, под машину попал… насмерть. Мы в больницу ездили на него смотреть, ты это или не ты… За нами милицейский рафик приезжал. Паша, ты точно живой и здоровый? Ты действительно дома? Не обманываешь? Где ты все это время был?
Мама была на взводе, и слова сыпались из нее бурным потоком. Она по сто раз за давала мне одни и те же вопросы и одновременно не давала на них ответить. Было слышно, как папа на заднем плане пытался урезонить маму, которая его вообще не слушала. Я понял, что объяснение лучше отложить до возвращения родителей домой.
– Мам, мы дома. Я все вам объясню.
– Паша, никуда не уходи, мы сейчас приедем, – это уже был папа, завладевший маминым телефоном.
– Ладно. – Я и не собирался никуда уходить и тяжело вздохнул, предчувствуя длительные разборки с родителями.
Впрочем, родители тут ни при чем, сам виноват, надо было давно позвонить, все рассказать. Вообще, вранье до добра не доводит. А родители у меня – не звери, они бы не были против этого кастинга. Хотя… как знать…
Пока родители добирались до дома, мне на до было все хорошенько обдумать: в школе наверняка возникнут осложнения. Даже если мама с папой скажут: «Ура! Ты у нас теперь актер! Можешь в школу вообще не ходить, мы тебе разрешаем», что само по себе из области фантастики, то в школе однозначно все будет очень сложно. Если Машу и отпустили бы с почетом под честное слово сдать все предметы не ниже, чем на «пять», то меня, далеко не отличника, могут просто не пустить сниматься в кино. Елена Николаевна позвонит маме и скажет (она это умеет): «Татьяна Михайловна, неужели вы считаете, что нахождение на съемках плодотворно скажется на развитии вашего сына! У него по русскому уже две «двойки». А ведь учебный год только начался!» А моя мама не каменная. Она очень даже живая и эмоциональная. И убедить ее раз плюнуть. На до только сослаться на «отрицательное влияние» и «неплодотворное развитие».
Погруженный в эти тяжелые размышления о будущем, я автоматически взял пульт и включил телевизор. В новостях культуры ничего интересного быть не могло, и я уже собирался переключить на другой канал, как мое внимание привлек репортаж со съемок. На экране появилась бледная девчонка с голубыми глазами и русыми локонами, спадающими ей до плеч.
– Яна, расскажи немного о своей героине. Ты на нее похожа? – интервью у девчонки брала популярная ведущая, чье лицо можно увидеть в любое время дня и ночи на центральных каналах.
– Моя героиня и я – совершенно разные люди. Но я же актриса, я должна уметь перевоплощаться, – девчонка говорила неестественным и противным голосом.
– Говорят, в фильме тебе предстоит исполнять много сложных трюков. Ты к ним готова?
– Конечно, – это слово девчонка произнесла немного смущенно, потупившись и слегка покраснев.
Возможно, мне просто показалось, потому что я знал, что на самом деле эта Яна будет только красоваться перед камерой. А все самые сложные трюки выполнит за нее Маша. И эта Яна мне заранее очень не нравилась.
Сюжет подошел к концу, и я выключил телевизор. В этот момент раздался звонок в дверь, и Лёлик, заливаясь, кинулся встречать маму и папу, которых не видел уже сто лет.
Глава 6 Мои родители все-таки люди!
– Паш, ну что, трудно было позвонить? – упрекала меня мама, выслушав все, что произошло со мной за день. Наверное, в другой раз она бы сердилась, и даже, возможно, наказала бы меня на месяц лишением компьютера или карманных денег, но сегодня мама была счастлива. Во-первых, тот несчастный мальчик, которого сбила машина, оказался не я, а во-вторых, нашелся ее любимчик, который, успокоившись после долгих приветствий, зацелованный и сытый, сладко посапывал у маминых ног.
Первым окончательно пришел в себя папа и поднял, пожалуй, самый острый на сегодняшний день вопрос:
– Интересно, а кто учиться за тебя будет?
Тут радостная приподнятость настроения по поводу возвращения блудного сына и его собаки несколько омрачилась. Мама нахмурила лоб и вопросительно посмотрела на меня:
– Действительно, а как же школа?
– А, ерунда, подумаешь, пропущу пару месяцев, потом как-нибудь нагоню, – отмахнулся я и засунул в рот хрустящую вафлю с шоколадной начинкой.
Это была моя ошибка. Нет, не вафля, конечно. А та беспечность, с которой я сказал это злосчастное «подумаешь». Именно оно и не понравилось моей маме. Потому что она посмотрела на папу, нахмурилась и мрачно сказала:
– Это надо обдумать.
Я пошел в ванную, а мама с папой еще долго заседали на кухне, тихо обсуждая мои перспективы на будущее. Сперва, зайдя в ванную, я подслушивал: папа говорил о том, что человеку (то есть мне) выпал шанс, который выпадает не каждому, и что променять его на учебу в этой бездарной (он так и сказал!) школе – мещанство. Но мама не сдавалась и горячо спорила с ним, ссылаясь на каких-то детей «из телевизора», которым звездная болезнь испортила жизнь. Я решил не искушать судьбу – пусть, в конце концов, сами все решают, и включил в ванной душ, отрубив возможность услышать, чем же кончится разговор.
Весь вечер мама вела переговоры сперва с Машиной, а потоми Лешкиной мамой. А я тихонечко «эсэмэсился» то с Машей, то с Лех ой на предмет нашего будущего. Дело шло уже к полуночи, и в мои глаза, чтобы они не закрывались, на до было вставлять спички. Но я упорно боролся со сном в ожидании итогов родительских переговоров. Наконец родители показались на пороге моей комнаты, и папа торжественно произнес:
– Мы тут посовещались немного и решили. – Папа сделал многозначительную па узу, и я весь напрягся и от волнения одеревенел. – Хрен с вами, снимайтесь в своем кино!
– Ура!!! – заорал я, и от переизбытка чувств сильно чмокнул спавшего в кресле Лёлика в коричневый пятак.
– Стоп, стоп, стоп, – мама захлопала в ладоши, как режиссер на съемочной площадке, которому не понравилась игра актеров. – Завтра с утра все вместе идем в школу и договариваемся с директором. Если отпустит – повезло, не отпустит – ничего не поделаешь, придется продолжить учебу. А кино подождет до каникул.
Родители пожелали мне спокойной ночи, а я сперва расстроился: как можно такое важное судьбоносное решение, будущую жизнь, вверять в руки человеку, который только и знает, что сидит в своем кабинете и пишет отчеты. Естественно, он скажет, что учеба – это главное, что без знаний не станешь порядочным человеком, гражданином общества, защитником отечества, и так далее. Все эти слова мы слышим регулярно, на каждом праздничном митинге. С другой стороны, Алексей Валерьевич был назначен директором не так давно из простых учителей и был совсем не злым. Во время разборок с нашими записками мне даже показалось, что он с трудом сдерживал смех, когда русичка, брызгая слюной, называла нас будущими предателями родины.
Но даже эти тревожные мысли не помешали мне погрузиться в глубокий сон, и я отрубился, как только мама выключила свет в моей комнате.
Глава 7 Мы даем обещание
Первый урок уже был в разгаре, когда я, Маша и Леха в сопровождении родителей переминались с ноги на ногу у двери директорского кабинета.
Три наши мамы стояли в сторонке и тих о, но очень эмоционально обсуждали нашу кинокарьеру. Алексей Валерьевич велел подождать, запершись в кабинете с русичкой, и из-за двери доносились визгливые нотки ее голоса. Наконец дверь приоткрылась, и Елена Николаевна, недовольно поджав губы, произнесла:
– Проходите.
Мы расселись на стулья напротив директорского стола, и моя мама, взяв на себя роль парламентера, немного заискивающе начала:
– Алексей Валерьевич, мы пришли к вам с просьбой… вернее, вот по какому делу. Наши дети хотят сниматься в кино… то есть, их пригласили сниматься. – Мама волновалась, запиналась и путалась, но директор ее перебил:
– Нам уже позвонили со студии. Очень просили отпустить вас на съемки. – Алексей Валерьевич вздохнул. – Мы тут с Еленой Николаевной посовещались и решили, что не можем препятствовать такому важному мероприятию…
Мы чуть не подпрыгнули от радости.
– Но, – директор сделал жест, означающий «тишина», – вам придется отработать все дни, которые вы проведете на съемках. Елена Николаевна вам все расскажет.
– Я, конечно, как учитель и классный руководитель, была против. Во-первых, я считаю, что ни Воронин, ни Сидорин не заслуживают того, чтобы их показывали по телевизору, у нас в школе учатся куда более достойные ученики, круглые отличники, которые отстаивают честь школы на всероссийских олимпиадах и спортивных соревнованиях. Во-вторых, учеба для школьника – дело первостепенной важности, а все эти телевизоры только развращают и воспитывают тунеядцев…
– Елена Николаевна, урок в полном разгаре, – прервал русичку директор и постучал пальцем по циферблату своих часов, мол, хватит трепаться.
– Так вот, я и говорю, Сидорин и Воронин, несомненно, отстанут по всем предметам, и поэтому во время осенних каникул они будут усердно нагонять все то, что будет ими пропущено. За Валеру Кирюка я не беспокоюсь, его мама нам еще вчера позвонила. Что касается Галицкой, то раньше к ней у школы претензий не было. Но в последнее время наметилась неприятная тенденция…
– Елена Николаевна! – взмолился директор. – Урок идет!
– В общем, Галицкая, тебя это тоже касается.
Маша с готовностью закивала.
– Итак, вы обещаете, что будете заниматься? – директор хотел поскорее закончить с нами, ему уже три раза звонили по мобильнику, но он скидывал звонки.
– Обещаем! – гаркнули мы хором.
Глава 8 Трое в лодке, не считая собаки
Лешкин папа подбросил нас до студии на своем стареньком «шевроле». Он сам это предложил, и мы с радостью согласились. Потому что путешествовать с собакой в общественном транспорте, согласитесь, это все равно что искать себе ненужных приключений.
Вахтер очень удивился, увидев нас. По крайней мере он всплеснул руками, как это делают пожилые актеры в театре, и также театрально произнес:
– Добро пожаловать в наш Голливуд, трое в лодке, не считая собаки!
Я не понял, что он этим хотел сказать, наверное, в прошлом он работал актером и теперь при виде нас вспомнил фразу из какого-то спектакля, в котором раньше играл.
– Почему не считая? Этот пес со вчерашнего дня зачислен в съемочную группу на роль собаки второго плана, – это была Татьяна, внезапно вынырнувшая из коридора. – Привет, пошли скорей, только вас и ждем.
И снова мы путешествовали по темным катакомбам киностудии, едва успевая за стриженой девушкой, которая почти бежала, периодически исчезая за поворотами.
В павильоне, вопреки моим ожиданиям, не было ни камеры, ни светящихся софитов, ни девушки с дощечкой, которой обычно хлопают перед тем, как начать съемку, я сто раз видел такое по телевизору. Посередине стоял стол, вокруг него – стулья. За столом сидела толстая тетка и что-то писала.
– Заполняйте скорее договор, и поехали, времени мало, – подтолкнула нас к столу Татьяна.
Мы подошли к столу, тетка, не отрываясь от своих бумажек, протянула нам какие-то б ланки. Мы тупо уставились в них.
– Чего стоите, берите ручки и пишите. Писать умеете? – у тетки был скрипучий прокуренный голос.
Мы не сочли нужным отвечать на этот бестактный в отношении шестиклассников вопрос и сели заполнять контракт. Я так боялся сделать описку, что вспотел до трусов: не каждый день ведь приходится заполнять контракт «о приеме на работу в качестве актера второго плана». Наконец мы справились, но один бланк у нас оказался лишним, и Лешка протянул его толстой тетке.
– Этот на собаку, – кивнула она на Лёлика.
– Как это? – растерялся Лешка.
– Пусть ваша собака заполнит все пустые графы: имя, фамилия, год рождения. Дайте ей ручку!
Мы переглянулись. Конечно, Лёлик – не простая собака, его интеллект по собачей шкале, думаю, можно оценить баллов в сто, не меньше. Но я могу дать голову на отсечение – нет в мире еще собаки, которая умела бы писать. Впрочем, вру, Лёлик умел рисовать. Два года назад нам поручили подготовить к Новому году какой-нибудь номер. Лешка придумал, что мы, как в Америке, проведем аукцион. Идея была классная – аукцион у нас в классе еще никто не проводил. Тем более что на новогодний праздник придут все родители и примут в нем участие. Но на аукционах обязательно что-то продают. У нас не было ничего такого, что можно было бы продать. И тог да я предложил совершенно гениальную идею – продать картину, нарисованную не человеком, а животным. Сначала на роль художника претендовал Машин кот Клавдий. Мы провозились полдня, чтобы заставить его рисовать привязанной к хвосту кистью по ватманскому листу. В итоге Клавдий расцарапал нас всех в кровь, а сам уделался краской так, что нам пришлось его мыть в ванне, где он от страха ободрал нас по второму разу. Кроме того, нам всем попало от Машиной мамы, во-первых, за то, что мы мучаем несчастное животное, во-вторых, за то, что мы измазали красной краской обои и покрывало в гостиной. Так, почетная роль художника была передана Лёлику. Лёлик особенно не возражал, когда мы привязали ему к правой лапе кисть (кстати, мы долго спорили, к какой лапе привязывать – к правой или к левой. Потом решили, что раз люди пишут правой, то и собаке тоже правой рисовать будет удобнее – она же друг человека). Правда, мы с Лёликом тоже намучились – он так и норовил слизнуть гуашь с лапы (кста ти, гуашь, как мы выяснили, имеет сладковатый вкус), и мы боялись, что Лёлик отравится. Итогом наших стараний стал великолепный шедевр, выполненный Лёликом в авангардном стиле. Мы назвали его «Каляки собаки» и выставили на аукцион в новогодний вечер. Тогда все были в восторге и аплодировали Лёлику, присутствовавшему на аукционе в клоунском колпачке и мамином переднике – типа художник. Мы собрали 156 руб лей и, наверное, собрали бы больше, если бы Елена Николаевна не сказала, что дети не должны таким вот легким способом зарабатывать деньги, что деньги даются человеку тяжелым трудом, и не прикрыла наш аукцион.
В общем, опыт работы с кистью у Лёлика был, но вот писать он никогда не пробовал.
– Лариса Витальевна – наш бухгалтер, и у нее редкое чувство юмора, – рассмеялась Таня, потрепав меня по голове (вообще-то я терпеть не могу подобных фамильярностей!). – Чья собака? Твоя?
Я кивнул.
– Тогда напиши вот тут свою фамилию, а где имя – ее кличку. Кажется Лёсик?
– Лёлик, – поправил я.
Итак, мы все четверо только что подписали первый в своей жизни контракт. Между прочим, на бешеные деньги, я даже не успел подсчитать нули рядом с той цифрой, которая была впечатана в графе «гонорар в размере».
– Расписались? Теперь бегом в машину, едем на натуру, – скомандовала Таня и ринулась к выходу. Мы, не задавая вопросов, поспешили за ней.
Глава 9 Яна показывает коготки
В микроавтобусе с за дернутыми шторами и надписью «Мосфильм» было темно и накурено. Автобус был почти заполнен. Места оставались только спереди, спиной к водителю.
Мы расселись (Лёлик устроился в проходе) и только тогда осмотрелись по сторонам. Прямо напротив меня, можно сказать, колени в колени, сидела та сама Яна, главная героиня нашего фильма, которую я вчера видел по телевизору.
Я не большой поклонник женской красоты, ценю в девчонках прежде всего порядочность, то есть умение дружить, не ябедничать и не ныть по любому поводу. Маша же, помимо того, что она полностью соответствовала моим представлениям о девчонке – друге, мне еще нравилась как девушка. Гибкая и тонкая, она обладала красивыми серыми глазами, которые умели загораться, когда Маша о чем-то напряженно думала, извергать молнии, когда сердилась, и смеяться, даже когда ее губы не были растянуты в улыбке. В общем, Маша, наверное, была красивой. Впрочем, я не знал этого наверняка.
Но при одном взгляде на сидящую напротив меня Яну я точно мог сказать: таких красивых девчонок я еще не встречал. Она была как кукла. Но не Барби, а старинная, фарфоровая, я видел таких на выставке в Доме художника. Очень бледное, гладкое лицо и огромные голубые глаза, украшенные длиннющими черными ресницами. К тому же Яна была блондинкой. А, как говорит мой папа, если женщина блондинка, то она уже красива. С этим тезисом часто спорит мама, настоящая брюнетка, да и я что-то очень сомневаюсь в этой аксиоме: наша русичка носит пучок соломенного цвета, но красивой ее может назвать только слепой.
В общем, я, как дурак, не мог оторвать глаз от неземной красоты героини нашего будущего фильма. Наверное, я выглядел полным дебилом, потому что Яна спросила довольно грубым голосом:
– Чего уставился?
– Павел, – представился я.
Лешка, сидящий рядом, посмотрел на меня, как на сумасшедшего – с чего это я так официально. Яна ничего не ответила, хмыкнула и отвернулась к окну. С трудом оторвав от нее взгляд, я стал осматривать остальных членов нашего экипажа.
Среди них было еще двое ребят, сидящих на последних сиденьях. Одного я видел вчера во время кастинга, он, как мне показалось, неплохо катался на скейте. Лица второго мне видно не было, его загораживал широкоплечий мужчина, уплетающий беляш с мясом. То, что он с мясом, было очевидно не только мне, такой он издавал аромат. Я перевел взгляд на Лёлика, внимание которого тоже привлек беляш, так энергично двигался его нос, улавливая мясной запах. Я зачем-то цыкнул на Лёлика, мол, просить неприлично, хотя Лёлик вел себя очень сдержанно – он был хорошо воспитан. Еще в автобусе я заметил Игорька, он прижимал к уху мобильник и, энергично кивая головой, периодически произносил «угу». Других людей я не знал.
Стриженая впрыгнула в автобус и, с шумом захлопнув дверь, крикнула водителю:
– Поехали!
Микроавтобус сорвался с места, и Татьяна, с трудом удержавшись на ногах, плюхнулась рядом с Яной.
– Ну, уже познакомились? – Татьяна посмотрела на Машу.
– Куда мы едем?
– Да, конечно, извините, замоталась, не успела вам рассказать… Съемки будут проходить на натуре, ну, в обычном интерьере, не студийном. Мы едем в загородный коттедж, где по сценарию живет Вероника, Янина героиня. Там и будем работать. Так вы уже знакомы? – Татьяна теперь посмотрела на Яну.
– Но она совсем на меня не похожа! Лицо, фигура, эти волосы… – Яна возмущенно передернула плечами. – Что, нельзя было найти что-нибудь по-симпатичней?
Я посмотрел на Машу. Она сидела с непроницаемым лицом и сжатыми губами, бледная, как смерть, и только на щеках проявились красные пятна. Я понял: Маша в бешенстве.
Таня глубоко вздохнула и попыталась обнять за плечи Яну, та отстранилась.
– Понимаешь, найти дублершу с абсолютным сходством не так-то легко, а Маша на тебя действительно похожа, присмотрись.
– Мой папа вам деньги платит за то, чтобы все было, как в настоящем кино… А эта… эта, она даже не знает, что такое макияж.
Я обратил внимание на то, что весь автобус затих, прислушиваясь к нашей беседе. Игорек перегнулся через спинку сиденья и внимательно следил за развитием скандала, который уверенно набирал силу. Только бы Маша молчала…
– Не переживай, в кадре все равно будет твое лицо. Машу будем снимать со спины, фигуры у вас похожи. Я не сомневаюсь, что вы очень скоро подружитесь, а к концу съемок обе реветь будете, что расставаться пришла пора, так всегда бывает. Правда, Маша? – Татьяна с надеждой посмотрела на Машу, подсказывая ей ответ утвердительным кивком.
– Вряд ли.
Татьяна вздохнула и замолчала, не зная, что еще сказать. И тогда подключился Игорек:
– Девочки, не ссорьтесь. Ян, да мы так ее загримируем, родная мать не отличит.
При этих словах Яна закрыла лицо руками и громко, на весь автобус зарыдала. Я сначала подумал, что она притворяется, но я видел, что из-под ее ладоней текут настоящие мокрые слезы.
– Истеричка, – тих о, себе под нос пробормотала Маша и отвернулась к противоположному окну.
Мы с Лехой сидели не шевелясь. Если честно, я никогда еще не видел женских истерик, думаю, Леха – тоже. Яна вызвала во мне целый шквал противоречивых эмоций. С одной стороны, она вела себя по-хамски по отношению к Маше, с другой стороны, мне почему-то было ее ужасно жалко.
Между тем вокруг Яны скакало уже пол-автобуса: Татьяна гладила ее по голове, бросая гневные взгляды на Игорька. Тот что-то причитал, присев на корточки в проходе. Дядька с беляшом протянул вперед свои огромные руки и пытался развеселить Яну, изображая, что у него сначала ампутировали большой палец, а потом приставили на место. Неужели он и впрямь думал, что таким образом можно развлечь кого-то старше пяти лет! Яна еще пару минут порыдала, потом тяжело всхлипнула и взяла у Тани бумажную салфетку, чтобы вытереть нос и щеки. Все присутствующие испустили вздох облегчения.
Мы ехали молча еще минут сорок, потом свернули на проселочную дорогу, и микроавтобус сильно трясло из стороны в сторону. Здоровенный дядька незлобно ругнулся. Во время очередного прыжка на ухабинах он сильно отклонился влево, и я встретился взглядом с Кирюком. Так вот кого загораживала мощная спина человека с беляшом! Не знаю, заметили ли Кирюка Маша и Лешка, но мне стало мгновенно ясно, что предстоящие съемки будут не столь радостными, как мне они представлялись раньше.
Глава 10 Побег
– По-моему, мы попали, – это были первые слова, которые произнес Лешка с момента, когда мы сели в автобус. – Ну и стервозина! В жизни таких не видал.
– Ничего удивительного, у нее папа тот самый Денисов, который денежный мешок. Я про него передачу по телеку видела. А кто платит, тот и музыку заказывает. Так что если мы… вы хотите сниматься в этом фильме, то запасайтесь терпением, – сказала Маша.
– Что значит «вы»? Собственно, нас на съемки-то взяли только из-за тебя, как довесков. Мы им с Пашком даром не нужны, – Лешка напустился на Машу. Она стояла, понурив голову, и медленно ковыряла носком кроссовок мокрую землю. Лёлик, засидевшийся в дороге, принял Машино движение за игру и, лайнув, слегка куснул ее за ногу. Но Маша даже не изменила позы.
– Простите меня, пожалуйста… но я, наверное, не смогу… Мы вряд ли сработаемся.
Я понял, что Маша приняла решение, и ничего не сказал. Мы помолчали, потом Лешка вздохнул:
– Ясно. Ладно, черт с ними, деньги у кого есть? Выбираться отсюда надо.
Маша оторвала взгляд от своих кроссовок и посмотрела сперва на Лешку, а потом – на меня. Она была признательна нам за то, что мы и сейчас, когда слава была так близко, сумели остаться людьми.
На меня же накатила тоска. Ну, вот и все. Прощай, кино, это удивительное приключение, которое снится мне с первого дня, как я узнал о кастинге. Снова мой мир сузится до пейзажа в окнах нашей школы, а русичка до одиннадцатого класса будет называть нас актерами погорелого театра. Так она обычно отзывается о тех, кто мечтает об актерской карьере.
Здоровый дядька вместе с двумя парнями в синих комбинезонах и бейсболках выгружали из автобуса какие-то коробки и мотки с кабелем. У железных ворот, за которыми был виден большой особняк из красного кирпича, стриженая вместе с Игорьком суетились вокруг Яны. О чем они говорили, слышно не было, но по Яниным жестам мы поняли, что она продолжает стервозничать. До нас никому дела не было. Мы обогну ли автобус и медленно пошли по направлению к шоссе.
– Эй, вы куда?
Мы разом оглянулись. Это был Кирюк. Мы его сперва не заметили, видимо, он стоял с другой стороны автобуса и слышал наш диалог. Подслушивание было любимым делом Кирюка, и в этом он достиг совершенства. Прошлой весной он подслушал, как мы с Лешкой придумали с помощью зеркала списать контрольную по математике у Светки Ильиной, сидящей на первой парте. Все было продумано до мелочей: зеркало вешается над доской под определенным углом так, чтобы с моей третьей и Лехиной четвертой парты (в том году мы сидели друг за другом по центру) было видно отражение. Вся сложность тогда заключалась в том, что нам на до было как-то незаметно воспользоваться биноклем – хотя у нас и стопроцентное зрение, но Светкины цифры были слишком мелкими. О нашем изобретении знала еще Маша и, как всегда, была против обмана, но настучать на нас Маша не могла. Это исключено. Но тогда, в буфете, обсуждая проект, мы настолько увлеклись, что не заметили, что Кирюк за соседним столом уже полчаса мусолит одну несчастную булку с маком. Накануне контрольной мы пробрались в кабинет математики и повесили небольшое зеркало над доской, его Леха стащил из комнаты своей старшей сестры. Все шло по плану. Светка щелкала уравнения, как орешки, математичка занималась своими ногтями и не замечала, как мы с Лешкой прикладываемся к биноклям. И вдруг что-то произошло. Учительница встала, порылась в своей сумочке, достала помаду, подошла к доске и, ничуть не удивившись весящему на д ней зеркалу, загородив своей широкой спиной в фиолетовой кофточке обзор, стала красить губы. Потом, не поворачиваясь, она поймала в зеркале мой взгляд, и по ее выражению я понял, что она обо всем догадалась. Мы с Лехой тогда получили по паре и потом ходили после уроков переписывать эту контрольную. Конечно, математичка могла сама разгадать нашу хитрость, но то, как тог да на нас посмотрел Кирюк, не оставляло сомнений – был донос.
В общем, Кирюк слышал всю нашу беседу и понял, что мы решили смотаться со съемок.
– А тебе-то что? – Лешку всегда трясло, когда Кирюк лез в наши дела.
– Да мне-то ничего, меньше народу – больше кислороду, – Кирюк сложил руки на груди.
– Ну и целуйся со своей Яночкой, если тебе так нравится. Счастливо оставаться, – помахал рукой Лешка, и мы продолжили свой путь.
По шоссе на огромной скорости мчались машины. Мы немного поспорили, в какую нам сторону, и большинством голосов (Лешка, как баран, уперся, что нам направо, а мы с Машей не сомневались, что Москва находится слева от нас. Лёлик сохранял нейтралитет и беспечно тащился за нами на поводке, повиливая хвостом) решили перейти на другую сторону шоссе. Пошел дождь, а мы все стояли с поднятыми руками, постоянно отпрыгивая, чтобы нас не облили грязью с ног до головы. Ни одна машина еще не остановилась, чтобы подхватить нас. Действительно, кому охота пускать в чистый салон троих промокших детей и грязную дворняжку?
На противоположной стороне со свистом затормозил микроавтобус с надписью «Мосфильм» и яростно засигналил. Из него выпрыгнула Татьяна и, рискуя жизнью, бросилась к нам.
– Ребят, ну вы чего… ну зачем вы так… ну вы же умнее, – стриженая никак не могла отдышаться. – Я вас умоляю, давайте не будем обижаться, я вас ищу уже целый час… Хорошо Валера сказал, что вы домой собрались… Никого не предупредили… Ну не подводите вы меня!
Мы молчали. Вообще-то энтузиазм путешествовать автостопом в нас давно иссяк, но решить, оставаться или все же уезжать, должна была Маша. Она знала, что мы ждем от нее решения, и, выдержав паузу, махнула рукой:
– Ладно, пошли. Только скажите своей Яне, что если она будет хамить, ей придется самой и прыгать из окна, и драться с бандитами.
– Она не будет. – Таня готова была пообещать нам все, что угодно, лишь бы мы верну лись, и мы не стали вынуждать ее перед нами унижаться. Мы запрыгнули в автобус. Там было тепло и немного накурено.
– Москва, между прочим, там, – не поворачиваясь, водитель махнул рукой в сторону, противоположную той, куда мы собирались ехать. Лешка выразительно посмотрел на нас с Машей. Мы хихикнули: действительно, как было бы смешно, если бы нам все-таки удалось поймать попутку…
Глава 11 Лёлик оказался совсем не безобидной собакой
Внутри особняка, куда нас привела Татьяна, было очень красиво. На первом этаже располагалась большая гостиная. Диван и кресла нежного сливочного цвета стояли полукругом, обращенные к камину. На низком стеклянном столике были навалены журналы с полуголыми девушками на обложках. В одном из кресел сидел режиссер с ноутбуком на коленях и что-то напряженно читал. Рядом с ним расположился знакомый нам по кастингу Петрович, он рассматривал какие-то списки. Везде сновали парни и девушки в рваных джинсах, синих комбинезонах и разноцветных толстовках. Ни Яны, ни Кирюка видно не было.
– Переодеть и просушить! Собаку помыть! – скомандовала Татьяна стоящему напротив Игорьку и растворилась в толпе снующих повсюду людей.
– Идите за мной, – мотнул головой Игорек. – Собаку давайте сюда… Фу, какая грязная… Она хоть у вас не кусается?
Игорек схватился за поводок. Я только открыл рот сказать, что Лёлик вообще не умеет кусаться, что он скорее зацелует до смерти, чем позволит себе цапнуть человека.
Однажды мы с Лёликом возвращались с прогулки. Было не поздно, часов восемь вечера, но уже успело стемнеть. В подъезде как назло не горел свет. Я на ощупь стал подниматься по ступенькам и услышал слева под лестницей какие-то всхлипы. Такие звуки обычно издают в кино девушки, которым бандиты зажимают рот рукой. Лёлик прислушался, потом зарычал и уже с бешеным лаем кинулся под лестницу. «Фу, Лёлик, фу!» – заорал я, испугавшись, что под лестницей может прятаться кошка. Конечно, Лёлик ее не съест, но котенка напугать до полусмерти может. Вместо кошки из-под лестницы выскочил парень небольшого роста и в черной куртке. Он хотел выбежать на улицу, но Лёлик перекрыл ему дорогу, и парню ничего не оставалось, как броситься вверх по лестнице. Лёлик с лаем понесся за ним. Я уже собирался пуститься следом, как из темноты показалась Людочка. Она всхлипнула, поправила волосы и, отряхивая коротенькое пальто, выругалась. Я сделал вид, что не слышал, я вообще не знаю, как себя вести, когда девушки при мне ругаются. Особенно такие красивые, как Людочка…
Вместе с Людочкой мы поднялись на четвертый этаж – дальше был тупик. Лёлик загнал парня с ногами на подоконник и охранял, время от времени подлаивая.
– Убери собаку, – процедил сквозь зубы парень.
– Жалко, что она тебе одно место не откусила, – насмешливо сказала Людочка и прикурила длинную черную сигарету, – будешь в следующий раз знать, как меня в подъезде караулить.
Парень, не обращая на нее внимание, напал на меня:
– Чего пялишься, псину свою чертову убери!
Я взял Лёлика за ошейник. Парень спрыгнул с подоконника. И вдруг Лёлик рванулся и вырвался у меня из рук. Парень не успел снова занять оборону, как Лёлик настиг его, высоко подпрыгнул и… лизнул прямо в нос.
Людочка звонко рассмеялась. Она явно была знакома с этим парнем, и он не представлял для нее никакой угрозы. Поэтому я взял Лёлика за ошейник и стал спускаться по лестнице на наш этаж.
– Пашок, спасибо, что не струсил, – крикнула нам вдогонку Людочка. – Лёлик, с меня причитается!
После этого случая я окончательно убедился в том, что Лёлик напрочь лишен природной агрессии, и перестал ходить с ним на дрессировочную площадку.
Но на этот раз я ошибся. Стоило Игорьку взяться за поводок, как Лёлик ощерился, обнажив два ряда внушительных белоснежных зубов. Особенно впечатляли два мощных верхних клыка.
– Какого черта! – отскочил Игорек. – Она еще и злобная, да она тут всех перекусает! Мой ее сама, а я пошел, мне еще реквизит выгрузить надо.
Игорек убежал, а мы снова остались стоять посреди огромной гостиной шикарного особняка, чувствуя себя здесь инородным телом.
Вдруг все вокруг как будто замерло. Движение приостановилось, и все устремили свои взгляды в нашу сторону. Некоторые работники смотрели на нас с любопытством и каким-то подобострастным восторгом. Я покраснел, но тут же увидел, что вся эта тусовка уставилась куда-то за нашими спинами. Я оглянулся: в дверях стоял высокий мужчина в черном замшевом пиджаке и вельветовых брюках. Из-за его спины выглядывал здоровенный парень в кожаной куртке и синих джинсах. Вид у парня был довольно грозный.
– Здравствуйте, Владимир Викторович, рады видеть вас. Хотите кофе? – я не заметил, как режиссер мгновенно вскочил, бросив журнал на столик, и приблизился к нам.
– Всем привет и вольно, – махнул рукой в сторону застывшей в разных позах тусовки незнакомец и подал руку Ивану Ильичу. – Здравствуйте, от кофе не откажусь. Покрепче и без сахара.
Незнакомец бросил на нас взгляд, который скользнул по нам с Лешкой, едва коснувшись, и остановился на Маше.
– Это она?
– Да, может быть, сходства и не хватает, но зато фактура примерно та же – фигура, походка… По крайней мере со спины не отличишь. И собачка ваша очень фактурная, глазища просто человеческие…
– Собачка? – незнакомец уставился на грязного и мокрого Лёлика, который, раскрыв до отказа свою крокодилью пасть, обрамленную редкими волосиками, китайской бородкой, как называл их папа, смачно зевнул. Но, похоже, незнакомец думал совсем о другом. – А где Яна?
– В гримерной. Проходите на второй этаж. Игорь, где тебя носит! Проводи Владимира Викторовича в гримерную и кофе ему приготовь. Без сахара.
Высокий гость вместе с телохранителем, который не проронил ни слова, прошел за Игорьком на второй этаж.
Иван Ильич, казалось, только сейчас заметил, что мы стоим, как неприкаянные, посреди всего этого хаоса и никому нет до нас дела.
– Дуйте на второй этаж, вторая дверь направо. Только не перепутайте, там вас приведут в порядок, и быстро вниз.
Глава 12 Как Лёлик чуть не стал цвета молочного шоколада
Это была гримерная с зеркалом и кучей набросанных друг на друга маек, толстовок, джинсов и всяких женских тряпок, названия которых я не знаю. Толстая гримерша с черным маникюром велела Маше помыть голову, а сама стала кудахтать вокруг Лёлика, называя его чумазым поросенком и причитая, что не знает, что с ним делать.
– Ну Ваня дает… Такое чучело! Придется перекрашивать. В какой цвет, не сказал?
По всей видимости, Ваней она назвала Ивана Ильича. Я подумал, что это плохая идея – перекрашивать Лёлика. Во-первых, собакам это вредно. Когда я был маленький, у меня была черепаха. Не помню, почему я решил ее перекрасить, наверное, настроение у меня было в стиле радуги, но моя черепаха стала такой красивой – глаз не оторвать. Каждый сектор ее панциря был окрашен в яркий цвет. А чтобы краска не облезала, я сверху закрепил ее маминым лаком для ногтей. Получилось красиво. Но на третий день моя черепаха умерла. Оказывается, в черепашьем панцире есть мелкие поры, которые не видны невооруженным глазом и которые помогают черепахе дышать. Через эти поры краска попала в организм и закупорила их. Я так тогда переживал! Поэтому твердо решил, что Лёлик будет сниматься таким, каким родился, бежеватым, с пятном на попе.
– Не надо его перекрашивать, Иван Ильич сказал просто помыть. У вас есть собачий шампунь? – нахально произнес я.
– У меня превосходный французский шампунь. Даже жалко его на это чудо переводить, – гримерша задумчиво посмотрела на Лёлика, прикладывая к нему образцы краски для волос. – Но я бы все-таки покрасила его в цвет молочного шоколада. Ладно, пошли!
Пока Маша за ширмой мыла голову, гримерша потащила Лёлика в ванную. Я был очень удивлен, но Лёлик не имел ничего против этой тетки, так бесцеремонно с ним обращавшейся. Нам она кивнула на кучу одежды:
– Давайте снимайте свое барахло и на девайте вон из той стопки.
Мы переоделись в свободные штаны с множеством карманов и толстовки. Лешка выбрал себе красную, а я предпочел синюю. Маша уже сушила голову феном, как из ванной показалась гримерша с чистеньким б лагоухающим шампунем Лёликом. На спине у него было полотенце, и морда при этом была озорная и довольная. Я сразу смекнул, чем так быстро купила его гримерша – в кармане ее передника можно было различить овальный силуэт сушки «челночок». Минут пятнадцать гримерша возилась с Машиной гривой, пытаясь уложить ее крупными колечками, подобно Яниным. Наконец ей это удалось, и Маша, смеясь, повернулась к нам. У нас с Лехой челюсть так и отвисла – ну вылитая Яна!
Глава 13 Мы скучаем
Внизу, случайно услышав разговор двух девушек, устанавливающих осветительные лампы, мы узнали последние новости. Оказывается, высокий незнакомец – не кто иной, как Янин папа, тот самый Денисов, которого так все боялись, потому что он был продюсером нашего фильма и платил здесь за все. Сама Яна восседала на стуле с высокой спинкой за огромным столом, покрытым скатертью, перекатывая красное яблоко из одной руки в другую. На нее были нацелены софиты и камера на колесиках, сопровождаемая опера тором. «Ну, прямо как в кино», – подумал было я, и улыбнулся своим мыслям: это действительно было кино.
В этот день мы с Лешкой скучали без дела. Только один раз камера скользнула по нам, когда снимали эпизод, где уличные ребята приходят в гости к Веронике (так зовут по фильму Янину героиню) и их выгоняет охрана. Мы с Лешкой в этом эпизоде не проронили ни слова, за то у Кирюка была полноценная роль, и камера была постоянно нацелена на него, то приближаясь, то медленно отъезжая назад. Часа в четыре, когда мы все, включая Лёлика, устали и проголодались, нас позвали обедать.
Мы сидели на просторной кухне и за обе щеки уплетали магазинные кот леты с порошковым пюре из пластиковых тарелок. Лёлику дали три котлеты, нам – по две. Напротив сидели Яна с Кирюком. Нас Яна игнорировала, обращаясь исключительно к Кирюку и называя его Валериком (фу, какая гадость!). Валерка, напротив, надменно скривив рот, поглядывал на нас. Мы же делали вид, что нам все по фигу – договорились же не реагировать, что бы ни происходило. Но все-таки наше терпение лопнуло.
После обеда мы с Лешкой и Лёликом бездельничали. Зато Маша вкалывала за пятерых. Она прыгала с лестницы, ведущей на второй этаж вниз. Туда, куда она должна была приземлиться, установили батут, и мы тих о завидовали Маше, уже раз восьмой подпрыгивающей на упругой сетке. Снимали ее сзади и немного в профиль, чтобы никто не заметил подмены. Яна наблюдала за этой сценой хмуро, постоянно комментируя происходящее вслух:
– А пусть она так не машет руками, ну ведь это ужасно! Все ведь будут думать, что это я. Ужас, какая неуклюжая… А волосы сзади какие… редкие. Ну разве это на меня похоже? – она картинно взмахивала руками, хватаясь за голову.
– Зато ты не можешь, как она, – не стерпел Лешка.
– Для этого большого ума не на до, – огрызнулась Яна.
– Иметь такого папашу тоже большого ума не надо.
– Заткнулся бы ты, актер второго плана, – Яна хмыкнула, иронически глянула в нашу сторону, картинно положила ноги на столик и скрестила руки на груди.
– Не обращай внимание на этих неудачников. – Кирюк подсел к Яне. – Пойдем, погуляем. Дождь кончился, я тебе покажу один трюк, никто из них на своих рыночных досках сделать его не сможет – ноу-хау!
Состроив козьи морды в нашу с Лехой сторону, Янка с Кирюком удалились. Проводив процессию взглядом, мы снова переключились на Машу. Вот ведь не скажешь – девчонка, а каксмело прыгает с трехметровой высоты! Ну и что, что там, внизу, батут. Далеко не каждая сможет так.
Глава 14 Оказывается, далеко не все любят собак
– Ребят, вы Яну не видели? – у Татьяны был озабоченный вид.
– Они гулять пошли с Кирюком, – ответил Лешка.
– Как гулять… ее режиссер ищет, – ахнула стриженая и побежала в сторону выхода.
Сверху доносился крик. Похоже, Иван Ильич рвал и метал. Мне стало смешно – все шишки снова доставались Игорьку. Вскоре он быстро сбежал по лестнице вниз и кинулся вслед за стриженой. Маша, раскрасневшаяся и немного запыхавшаяся, подбежала к нам.
– Ну, как?
– Здорово, Маш! Ну, прямо как Янка.
Наверное, я сморозил что-то не то, потому что Машины глаза сразу сузились, а улыбка бесследно исчезла.
– Нет, ты лучше… вернее, она так бы не смогла, – промямлил я.
– Понятно, – протянула Маша, пересела на соседний диван, взяла со столика журнал и уставилась в него с чересчур повышенным интересом.
Ну вот, обиделась… Никогда не замечал я за Машей такого. Это потому, что я ее с Янкой сравнил. А зачем я это сделал? Пора признаться самому себе – несмотря на всю Янкину стервозность и те гадости, которые она отпускала в наш адрес, она мне нравилась. Даже мурашки бежали по спине, когда я о ней думал. Во ведь попал! И что делать теперь с Машей… Ведь Маша мне тоже всегда очень нравилась. Однажды я слышал, как папа сказал маме: «Двух женщин любить нельзя». Не знаю, по какому поводу это было сказано – папа с мамой о чем-то спорили в соседней комнате, – но эта фраза почему-то врезалась в мою память и вот сейчас, когда я думал о Маше и Яне, всплыла.
Входная дверь распахнулась, и на пороге гостиной появились с недовольным лицом Яна, Татьяна, Игорек и Кирюк.
– Яночка, бегом наверх, Иван Ильич тебя ждет. – Татьяна подтолкнула Янку к лестнице и, не выслушав ее возражения, крикнула нам: – Ребята, готовьте собаку – сейчас снимать ее будем!
По сценарию Лёлик был приблудившейся дворняжкой, которую Вероника привела домой. Но злая гувернантка, нанятая для того, чтобы учить Веронику иностранным языкам, требует, чтобы она выбросила собаку на у лицу. Вероника не хочет расставаться с собакой.
Первая сцена далась Лёлику легко. В ней Янка отрезала кусок колбасы и протягивала ее Лёлику. Оголодавшая собака должна была жадно ее проглотить. Лёлик справился с ролью на ура. А в качестве бонуса подпрыгнул и лизнул Янку в нос. И если бы не Янка, то сцена вышла бы отличной.
Но Яна все испортила – она завизжала и отпрянула назад, стоило Лёлику встать на нее лапами. Пришлось снимать еще один дубль. Лёлик с аппетитом принял из Янкиных рук еще один кусок колбасы, и его убрали из кадра, чтобы он не мог снова блеснуть импровизацией. Но во второй сцене Янка должна была обнимать Лёлика за шею и произносить монолог о том, как она одинока и что единственный, кто ее понимает, это он, Лёлик. И тут Янка закатила такую истерику, каких я еще не видел. Она всхлипывала, топала ногой и кричала, что ни за что не будет обниматься с этой грязной дворняжкой.
Лёлик стоял растерянный, с опущенным хвостом. Вся съемочная группа пыталась успокоить, а потом уговорить Яну обнять Лёлика за шею. Все тщетно.
– Ничего не понимаю, мне сказали, что это ваша собака, – пожал плечами Иван Ильич и многозначительно посмотрел на Татьяну. Татьяна отвела взгляд.
– Терпеть не могу собак. Мне папа после съемок обезьянку обещал подарить. – Яна уже не кричала, а говорила таким тоном, как будто она королева, а мы тут все ей прислуживаем.
Иван Ильич еще немного поуговаривал Яну, потом не выдержал и принял решение:
– Давайте сюда дублершу!
Через пять минут Маша уже обнимала за шею Лёлика, и он с благодарностью смотрел ей в глаза. Я был поражен – вот не думал, что Маша такая актриса, по ее правой щеке катилась настоящая, искренняя, живая слеза! Один ноль в пользу Маши.
Пока снимали эпизод прощания Маши с Лёликом, никто не обращал внимания на стоящую в стороне Яну. А выражение ее лица не предвещало ничего хорошего.
Глава 15 Неужели все красивые девчонки такие стервы?
Наконец рабочий день подошел к концу, за окнами давным-давно стемнело, и мы почувствовали, что актерская доля не такая уж легкая. Поэтому, как только объявили погрузку, мы первыми впрыгнули в микроавтобус надписью «Мосфильм» и растянулись на последних сиденьях. Маша больше не злилась на меня и прибывала в отличном распоряжении духа. Мы весело болтали и смеялись, вспоминая эпизод с Лёликом. Недалеко от нашего автобуса, у кромки леса, стоял черный джип с тонированными стеклами.
– Наверное, за Янкой, – кивнул в его сторону Лешка.
Однако, не дождавшись юной звезды, джип завел мотор и через пару минут исчез в неизвестном направлении. Мы тут же забыли о нем.
Обратная дорога прошла без происшествий. Яны в автобусе не было, за ней приехал на «бумере» отец. Мы дремали и проснулись только, когда водитель громко крикнул:
– Эй, там, на галерке, вам куда?
Вот это сервис! Нас развезли по домам и велели явиться на следующий день к «Мосфильму», как и сегодня, в десять часов утра.
За ужином я взахлеб рассказывал родителям о съемках. Папу интересовала наша безопасность, не подвергают ли нас на площадке излишнему риску, какие инструкции дает нам режиссер и что мы делаем в свободное от съемок время. Маму интересовало, как играл ее хвостатый любимец, что давали на обед и особенно был ли на съемках Александр Поплавский, сериальная звезда, от которой, мы с папой никак не могли понять, почему, все женщины сходили с ума.
В нашем фильме знаменитый актер играл роль отца Вероники. Но так как по сценарию отец героини был все время занят на переговорах, дома он бывал крайне редко, а следовательно, ему и нечего было делать на съемочной площадке. Мама была очень разочарована, но я ей поклялся, что как только Александр Поплавский появится, я тут же возьму у него автограф.
Перед сном я решил проверить свою почту и, загрузив комп, на ткнулся на очень интересный факт в ленте новостей. Это был репортаж со съемочной площадки фильма «Горячие доски». В нем говорилось о том, что утвержденная на главную роль дочка известного кинопродюсера и бизнесмена Владимира Денисова Яна Денисова впала в депрессию из-за травли, устроенной ее дублершей, которая всеми правдами и неправдами пытается превзойти ранимую и тонкую дочку кинопродюсера. Дальше там были такие слова: «Внешне похожая как две капли воды на ту, кого она дублирует, провинциальная выскочка напрасно на что-то рассчитывает. Чтобы сниматься в кино, нужно не только (как считают многие) иметь обеспеченного папу, но и самой хоть что-то из себя представлять». Вот Янка дает, ведь это она все подстроила. Это Маша-то – провинциальная выскочка! Я щелкнул по клавише и выключил комп. И почему красивые девчонки такие злые?
Глава 16 Мы показываем класс, но опасаемся за Машу
Слава Богу, Маша не читала новостную ленту, потому что на следующее утро пребывала в отличном расположении духа и даже, здороваясь с Кирюком, назвала его по имени. В автобусе с надписью «Мосфильм» пахло яблоками – водитель принес их целую корзину и угостил всех, даже Лёлику предложил одно, так, ради смеха. Впрочем, ничего смешного– если бы яблоко было разрезано на дольки, а серединки были бы тщательно вычищены, Лёлик бы с удовольствием за компанию съел пару скибочек. Но, нюхнув спелую антоновку, Лёлик зевнул и отвернулся.
Всю дорогу до места натурных съемок мы грызли яблоки и бездумно пялились в окно.
– Ребята, вы мне нужны, – не успели мы выйти из автобуса, как к нам подбежала Татьяна. – Пошли скорей!
У меня развязался шнурок на кроссовках, и я отстал. Присев на корточки, я спешил завязать шнурок, стараясь не упустить из виду Машу с Лешкой, которые энергично удалялись за Татьяной куда-то в сторону пустыря. Мой взгляд упал на черный джип, который стоял у кромки леса – точно на том же месте, что и вчера. «Интересно, кто на нем приезжает?» – мельком подумал я и, догоняя процессию, тут же о джипе забыл.
Сегодня был наш с Лешкой день. Вместе с Кирюком и еще одним парнем, которого мы видели вчера мельком, мы изображали тех ребят, на которых из окна своего особняка смотрит Вероника. Ивана Ильича не было, он, как объяснила Татьяна, работал «на первой камере», нас же снимала вторая. «Так быстрее идет процесс», – прокомментировала Татьяна. Вместо Ивана Ильича съемкой командовал Сергей, второй режиссер. И он к нашему удовольствию предоставил нам полную свободу:
– Катайтесь так, как будто здесь нет ни меня, ни камеры. Вы можете болтать друг с другом, показывать друг другу разные трюки, можете просто кататься в свое удовольствие. Главное – расслабьтесь и не смотрите в камеру.
Соскучившись по настоящему делу, мы с удовольствием стали следовать инструкции режиссера, и нам было совершенно некогда смотреть в камеру, потому что трюки, которые нам хотелось показать, требовали максимальной сосредоточенности. Лёлика, чтобы он нам не мешал, привязали за ошейник к дереву, и он, недовольный, наблюдал за происходящим, время от времени вскакивая и мотая хвостом. Машу же увели в дом гримироваться.
Мы с Лешкой были на подъеме – у нас все получалось, и мы не опозорились. Особенно, когда ушел Кирюк. Его позвал за чем-то Игорек, а Сергей не возражал – мы с Лешкой и Максом (так звали нового парня) катались куда лучше Кирюка, и молодой режиссер это оценил, отпустив Валерку без всякого сожаленья. Сергей явно был доволен съемкой, потому что, когда раздалась реплика «Стоп! Снято», он улыбнулся и крикнул в нашу сторону:
– Молодцы, ребята!
Потом про нас забыли, и мы с Лешкой, отвязав Лёлика, решили немного прогуляться. Погода была замечательная. Осеннее солнце золотило кромки леса, пахло опавшими листьями и яблоками. Лёлик обнаружил мышиную нору и, радостно фыркая, ковырялся в земле, изображая из себя норную ищейку. Мы бурно обсуждали проделанные перед камерой трюки, а потом просто болтали ни о чем. Я рассказал Лешке про то, что прочитал вчера в новостях. Он задумался:
– Я где-то слышал, как одна американская актриса плеснула другой в лицо кислотой, чтобы та не могла больше сниматься. От кислоты на лице образуются ужасные шрамы. Сначала она расстроилась, а потом сделала пластическую операцию и стала еще красивее.
– И чего?
– По-моему, она потом вышла замуж за режиссера, а ту, которая плеснула в нее кислотой, посадили в тюрьму.
– Ты думаешь, Янка способна на такое?
– Вряд ли. Где она возьмёт кислоту? Но все равно, Янка Машке вчерашних съемок не простит. Видел, как она на нее смотрела!
– При чем здесь Маша? Ей сказали, она и снималась. А Янка в следующий раз будет умнее, если хочет сниматься в кино.
– Сам подумай, – Лешка постучал себя по голове, – Машка отнимает у Янки роль. Какая разница, кто чего сказал! Янке все по фигу.
– Ладно, Лех, давай не будем накручивать. Те твои актрисы были взрослые тетки, а девчонки обычно максимум на что способны – это обозвать друг друга дурами. И давай закончим про это, а то Машке там наверняка от наших разговоров икается.
Впрочем, наверное, Лешка в чем-то прав. В прошлом году к нам в класс пришла новенькая, Настя Чуйкова. Училась она неважно, вроде меня, но зато шевелюра у нее была не хуже лошадиной гривы: длинные блестящие каштановые волосы Настя никогда не собирала в хвост, и я, сидя за ней, наискосок любовался этим водопадом.
Настя почему-то не заладила с Сашкой Орловой и Галькой Гавриловой, которые, как близняшки, ходили все время вместе и даже одевались как-то похоже. Так вот, однажды перед новогодней дискотекой Сашка с Галькой прицепили Насте к волосам жвачку. Она не заметила сразу, и жвачка спутала волосы так, что пришлось выстригать целую прядь. Потом Настя подстриглась, и девчонки от нее отстали. А мне, между прочим, новая стриженая Настя даже больше нравилась. Я тогда рассказал про девчонок папе, а он сказал, что женщины часто склонны к ревности и поэтому могут совершать необдуманные поступки. В общем, от Янки всего можно было ожидать.
Мы пересекли двор и вошли в дом. Съемка шла на втором этаже, и поэтому внизу было шумно и накурено. На диване перед камином развалился Игорек с двумя девицами в рабочих комбинезонах с многочисленными карманами. Игорёк что-то рассказывал, бурно жестикулируя, а девицы громко смеялись. Мы хотели подняться на второй этаж, чтобы поглазеть на съемки, но лестницу нам перегородила Татьяна.
– Ребят, туда сейчас нельзя, очень тихая съемка – монолог героини у окна. Кстати, а где Маша? Она нам скоро понадобится. И Лёсика, – Татьяна вечно путала имя Лёлика, – надо привести в порядок – вон он какой у вас чумазый.
Вид у Лёлика действительно был комичный. Его маленькая бородка была вымазана в грязи, а коричневый пятак сверху был покрыт темной корочкой засохшей земли.
– Мы думали, Маша здесь. Когда мы пошли сниматься, она вроде направлялась в дом.
– Да? – задумчиво пожала плечами Татьяна. – Ладно, ждите здесь, я сейчас Лёсику гримершу пришлю.
Татьяна убежала, а мы с Лех ой призадумались. Куда могла подеваться Маша? С момента нашего приезда на съемочную площадку прошло часа три – не меньше. Я достал мобильник и нажал вызов номер семь, на нем у меня находилась Маша. Я долго ждал ответа, но Маша не брала телефон. Вообще-то я человек не нервный, но сейчас мое сердце вдруг застучало значительно сильнее, чем обычно. Странное предчувствие подкралось к самому горлу.
– Может, она обиделась и поехала домой? – предположил Лешка.
– Не похоже, не Машкин это стиль– обижаться на пустом месте. – Мне стало не по себе. – Пошли, посмотрим во дворе, может, она там цветочки нюхает. Ты же ее знаешь, Машка обожает всякую ботанику.
Но ни во дворе, ни за домом Маши не было.
Глава 17 Таинственный зов о помощи
На чердаке стоял полумрак. Маленькое окошко под самым потолком слабо освещало тесную комнату, заваленную всякой рухлядью. Машины глаза стали немного привыкать к темноте, хотя в этом заточении она уже провела довольно много времени – часа два, не меньше. Этого было вполне достаточно, чтобы замерзнуть и прийти в полное отчаянье.
«Ну какая же я дура, – ругала себя Маша. – Ну зачем я полезла в этот старый дом. Теперь буду сидеть здесь неизвестно сколько. Меня небось уже ищут… Иван Ильич говорил, что хочет попробовать меня в каком-то длинном сложном эпизоде… А я тут…»
Все произошло как-то само собой: когда ребята ушли на съемки на плацу, Татьяна отвела Машу к гримерше. Перед зеркалом на соседнем кресле сидела Яна, уже готовая к съемке. На ней было шелковое платье персикового цвета и лаковые туфельки более темного оттенка. Маша такие наряды не носила, она вообще терпеть не могла всякие девчачьи причиндалы. В простых джинсах и толстовках она чувствовала себя человеком. По праздникам, когда мама уговаривала Машу «порадовать бабушку», то есть надеть соответствующую ее полу одежду, Маша, стиснув зубы, из уважения к бабушке все застолье проводила в юбке и кофточке с оборками. И гости, старые друзья родителей и родственники, и мамины подруги, все, как один, ее нахваливали: «Да как же тебе идет эта кофточка! Всегда так одевайся!» Маша вежливо говорила «спасибо», хотя подозревала, что между мамой и подругами был заговор и их комплементы обильно удобрены мамой, мечтающей в свое время иметь девочку для того, чтобы наряжать ее в платьица и вязать на голове банты. Разряженная во все эти красоты, Маша чувствовала себя фарфоровой куклой, и ей даже казалось, что она на время теряет свой острый интеллект и становится глупой, как пробка. В общем, папины мужественные гены оказались сильнее, и, наверное, если бы в летчики-испытатели принимали девушек, Маша была бы в их числе.
И тем не менее Маша на секунду залюбовалась Яной в нежном шелковом платье, с длинными ресницами и колечками белокурых волос, спадающих на плечи.
– Привет!
В ответ на Машино приветствие Яна резко поднялась и, не глядя на Машу, обратилась к гримерше:
– Тетя Надя, посмотрите, у меня все нормально? А то меня уже ждут.
Толстая гримерша критически оглядела Яну с ног до головы, взяла баллончик с лаком и обильно побрызгала на белокурые колечки.
– Все, давай, особенно там башкой не тряси, – у гримерши был низкий прокуренный голос, и Маша заметила, что уже второй раз от нее пахло спиртным.
– Давай, залазь в кресло, твоя очередь, – кивнула она Маше и взяла расческу.
Через полчаса Маша вышла из гримерки в точно таком же персиковом платье, как у Яны. Ее прямые, как солома, волосы были завиты крутыми кольцами, затвердевшими от лака, и Маша про себя подумала: «Не хватало еще стать такой же стервозиной!» На съемочной площадке уже горели софиты. Маша встала в сторонке и стала наблюдать, как Яна прихорашивается у окна. Перед ней стоял Иван Ильич и тоже задумчиво смотрел на Машу.
– Не уходи далеко, может быть, тебе снова придется ее подменить, – не поворачиваясь, очень тихо проговорил Иван Ильичи громко обратился к стоящей у окна Яне: – Яночка, давай еще разок со слов «Я тоже хочу быть с ними…»
Но Яна молчала.
– Что опять такое, Яночка? – в голосе Ивана Ильича, как он ни старался быть ласковым, проскальзывали раздраженные нотки.
– Пусть она уйдет! – Янка ткнула указательным пальцем в Машину сторону.
Иван Ильич вздохнул и повернулся к Маше:
– Ладно, пойди пока погуляй, я тебя позову, – он подмигнул ей одним глазом, чтобы никто, кроме Маши, не заметил этого жеста, и сразу отвернулся.
Маша спустилась вниз, накинула на платье куртку и вышла на у лицу. Особняк был огорожен красивым решетчатым забором только спереди. С другой же стороны забора не было. Видимо, он там был раньше, но сгнил и обвалился. На соседнем участке стояла ветхая избушка – заброшенный дом с выбитыми на первом этаже стеклами.
Маша поежилась – мрачная избушка смотрелась неуютно по сравнению с чистеньким ухоженным особняком, где проходили съемки. Она обошла особняк еще раз, собирая оранжево-красные кленовые листья, которые здесь были повсюду – около заброшенного дома рос старый клен, а ветер сдувал с него листья прямо на соседний участок. Прошло минут сорок, и Маша решила пойти посмотреть, как снимают скейтеров. Но ее остановил звук, доносящийся из заброшенного дома.
Кричал котенок. Не мяукал, а именно кричал. Да так пронзительно жалобно, что Маша, не раздумывая, перемахнула через сгнившие доски бывшего забора и приблизилась к старому дому, изнутри которого и раздавался зов о помощи. Котенок кричал громко, его плач был отчаянно сдавленным, и Маша решила, что его придавило какой-нибудь балкой. И тогда Маша переступила порог заброшенного дома.
Глава 18 Оптимизм не помогает
– Пойдем, спросим, может быть, они ее видели, – Лешка кивнул в сторону черного джипа, по-прежнему стоявшего у кромки леса. Сквозь щель приспущенного тонированного стекла у водительского места можно было увидеть, что в джипе кто-то сидит.
Но как только мы направились к машине, стекло подняли, заработал мотор, и джип, рванув с места, удалился в направлении шоссе.
– Фигня какая-то, – задумчиво произнес Лешка.
– Может, это бандиты? – предположил я.
– Да ну конечно, мечтай… Скорее всего, это из охраны этого спонсора, как его, ну который Янкин папаша…
– Денисова.
– Ну да. У них, наверное, задание тут шпионить, чтобы не дай бог Яночку никто не обидел. Ладно, пошли обратно, может, Машка уже вернулась давно, а мы тут, как дураки, по полям носимся.
Лешка из всей нашей компании всегда отличался оптимизмом. Что бы ни происходило, он всегда говорил, что все будет хорошо, и, как ни странно, все так и происходило.
Например, прошлой зимой у нас был лыжный кросс на добровольно-принудительном основании. То есть, сначала сказали, кто хочет, а потом добавили, что кто не хочет, не получит зачет по лыжам. И вышло, что все хотят, даже те, кто на самом деле не хотят. Потому что дураков отрабатывать этот кросс наедине с училкой среди нас нет.
Бежать надо было три километра. Снег только что выпал, и лыжня, проходившая по нашему парку, была еще не укатанной. Я вообще терпеть не могу лыжи, а тут еще бегай на время. Мы с Лешкой стартовали почти в самом начале и после первого круга решили пересидеть. Сошли с лыжни в месте, где нас ниоткуда не было видно, и присели в сугроб. Холодно нам не было – теплые комбинезоны от мороза защищали, а сугроб был таким мягким, к тому же пошел снег и все вокруг стало как в Новый год.
Постепенно нас с Лехой разморило и потянуло на лирику. В общем, мы прошляпили всю гонку и не пришли на финиш не только вовремя, а не пришли вообще. Когда же мы выбрались из лесу, нас уже искали с собаками. К то-то из пенсионеров, прогуливающихся по парку, сказал, что видел двух мальчиков, которых вел за собой мужчина в черной куртке. Все тут же решили, что нас похитил маньяк, и вызвали милицию. Когда все раскрылось, я жутко нервничал, что нам достанется за то, что мы сошли с трассы. А Лешка тог да сказал: «Да брось ты, неужели у взрослых своих проблем нет, чтобы о нас думать. Вот увидишь, завтра уже все про нас забудут». Я, конечно, полночи не спал. Но Лешка оказался прав – про нас и не вспомнили. А физручке даже досталось от руководства за то, что она трассу не так организовала – типа дети пропадают.
Вот такой Леха непробиваемый оптимист. И, несмотря на то, что я все равно волновался, Лешка всегда заряжал меня своим спокойствием.
Но Маша не возвращалась, и никто ее не видел. Мы подсчитали: с момента обнаружения пропажи прошло часа полтора. Съемки шли не меньше двух часов, плюс еще полчаса-час, пока мы гуляли. В общем, Маши не было уже четыре часа, и лично меня это очень тревожило. Даже Лешка начал волноваться. Мы пытались позвать на помощь кого-нибудь из взрослых, но съемки на втором этаже еще не закончились, и все, включая Татьяну, от нас отмахивались, как от назойливых мух.
Глава 19 В ловушке
Деревянный пол заскрипел под Машинными ногами, прямо как в фильмах ужасов, и Маша почувствовала, как у нее по спине побежали мурашки – неудачное сравнение. На минуту притихший котенок снова жалобно запищал где-то наверху, и Маше некогда стало бояться. Она смело шагнула в густую темную сырость старого дома. Глаза никак не хотели привыкать к темноте, и Маша на ощупь продвигалась все дальше, туда, откуда доносился жалобный крик о помощи. Наконец ее руки нащупали что-то, напоминающее перила, и двигаться стало намного легче.
Крик котенка стал громче и явственней. Теперь было понятно, что он доносится откуда-то сверху. Перила постепенно становились выше, и наконец Маша споткнулась о ступеньку – начиналась лестница. Жуткий, угрожающе зловещий скрип старого дерева… Когда же кончатся эти ступеньки… восьмая… девятая… одиннадцатая… Внезапный оглушительный треск… Последняя ступенька ушла из-под Машиных ног и рухнула в кромешную тьму. Маша взмахнула руками, как бы стараясь поймать густую мглу, и почувствовала, что повисла над пропастью, ухватившись за гладкую поверхность перил. Несколько секунд, пока Маша висела на руках, показались ей вечностью.
Придя в себя от шока, она поняла, что еще немного – и руки ослабнут, не выдержат, и она полетит в эту темноту. Собрав все оставшиеся силы, Маша обвила ногами перила и стала медленно подтягиваться по ним вверх, перебирая руками. Перила угрожающе скрипели, но вариантов не было – только вверх.
Внезапно она почувствовала затылком что-то твердое. Покрепче обхватив ногами перила, она высвободила правую руку, провела ею по деревянной поверхности и нащупала что-то вроде откидного люка, ведущего на чердак. У хватившись за его край, она одним рывком подтянулась и очутилась на чердаке. Минуты две Маша лежала на животе, не в силах отдышаться. Потом она потихоньку поднялась на ноги и стала вглядываться в темноту.
Было очень тихо. Такой тишины Маша еще не слышала – ни один звук не проникал в это странное место. И тут Маша вспомнила, зачем полезла в этот старый дом. Котенок! Почему он замолчал? Может быть, его убила рухнувшая лестница? И тут до Машиного сознания дошла любопытная мысль:
«Как же я теперь спущусь вниз?» Маша попыталась достать до крохотного окошка, чтобы позвать на помощь, но оно было слишком высоко над полом. Даже встав на валявшийся в углу ящик, она не могла дотянуться до спасительного окна. И тут она снова услышала «мяу».
Котенок был совсем маленьким, наверное, ему не было и месяца. Из-за полумрака Маша рассмотреть его не могла, но на ощупь он был очень худым и мелко дрожал. Он тыкался в Машину подмышку, и было ясно, что он очень давно ничего не ел. «Бедненький, потерялся, есть, наверное, хочешь». – Маша гладила котенка, и он постепенно перестал дрожать и замурлыкал. Стало не так одиноко и тоскливо – ведь Маша была уже не одна.
Глава 20 Нас не принимают всерьез
– Ребят, ну что там у вас? Ну вы прямо как дети… Не видите, съемка идет! – Татьяна с легким раздражением взяла нас за плечи, развернула и, слегка подталкивая, вывела из зоны софитов и декораций.
– Человек пропал… Маша. Она была здесь, а потом исчезла. – Лешка говорил быстро, взволнованно, я даже удивился: обычно он всегда сохранял спокойствие, даже когда дрался.
– Так, давайте без паники. Погода хорошая, наверняка пошла прогуляться. Вчера Игорек в сосновом пролеске вот такой белый нашел, – Татьяна развела руками, чтобы показать, какой. – Я вам лучше задание дам – Иван Ильич хочет переснять эпизод с Лёсиком… то есть, Лёликом. Ну, помните, когда Вероника приводит его домой. Он у вас слишком чистенький и пушистенький, а должен быть грязным, несчастным и голодным. Так что берите его под мышку, и пусть поскачет в траве, репейники понацепляет. Полчаса вам хватит. А потом тащите его в гримерку. Надежда его подработает и сразу на площадку. Задание ясно?
– Ясно, – понуро ответили мы.
– Глаза разуй, блин, смотри, куда прешь! – невысокий парень в синей футболке и желтой бейсболке кинулся на меня коршуном. Я и не заметил, как подцепил кроссовкой какой-то серый проводок, тянущийся вдоль плинтуса.
– Извините, я нечаянно…
– Нечаянно, – передразнил парень. – Ты мне чуть всю систему не зарубил. Ла дно, проходите, чего вылупились.
Терпеть не могу, когда на меня орут. Особенно когда просто так. Почему-то многие взрослые не позволяют себе орать друг на друга, но если перед ними ребенок, мальчишка нашего возраста, тут можно дать себе волю. Именно поэтому я не люблю ходить в магазин. «Чего тебе?» – по-другому продавцы ко мне сроду не обращались. Да с таким выражением, будто я у них личные продукты выпрашиваю. А если вдруг ошибешься с деньгами, опозорят с ног до головы: «Вас что, в школе не учат, сколько будет три плюс пять?» И так далее, пока я не скроюсь за дверями. Именно поэтому парень в синей футболке мне сразу не понравился: зачем так орать, у меня со слухом все в порядке. Тем более что ничего не случилось.
Мы послушно и практически молча прогулялись вдоль скошенного поля. Никаких репейников вокруг не было, только кое-где торчали потемневшие колоски нескошенной пшеницы. Или ржи, точно не знаю. Вот Маша сейчас дала бы полную характеристику этим представителям зерновых культур и порассуждала бы еще о преимуществах озимых сортов перед яровыми. Маша – настоящая энциклопедия ботаники в самом хорошем смысле этого слова. Маша… Хотя Татьяна и не разделяет наших опасений, с ней, похоже, что-то приключилось. Но что делать, ни я, ни Лешка не имели никакого представления. И мы решили еще немного подождать. Действительно, вдруг Маша и вправду решила прогуляться…
Пока мы понуро брели по дорожке, Лёлик усердно выполнял задание Татьяны – портил красоту, наведенную гримершей. Пять минут назад его вполне можно было принять за респектабельного пса – жителя мегаполиса с хорошими манерами и уравновешенным характером. Теперь от этого имиджа не осталось и следа. Лёлик носился по полю, то и дело с азартом бросаясь на ловлю каких-то подземных жителей – мышей или кротов. Вообще-то Лёлику еще ни разу в жизни не удалось поймать кого-то крупнее майского жука, но охотничьи гены явно не давали ему покоя. Лёлику нравился сам процесс норной охоты, а результат по большому счету его не интересовал. Поэтому грызунам можно было особенно не беспокоиться. Стоило мыши, расстроенной причиненной Лёликом разрухой, выскочить из норы, как Лёлик, проводив ее удивленным взглядом, бросался доделывать свое дело. Как только голова полностью погружалась в разрытую яму, Лёлик терял интерес к объекту и переходил на новый. Понятно, что вид у Лёлика после пятнадцати минут полевых работ перестал быть гламурным и стал таким, каким он должен был быть по сценарию: как выразилась Татьяна, Лёлик «ухрюкался» от ушей до кончика хвоста.
Обогнув поле, мы повернули обратно.
– Смотри, чей-то они зашевелились, – Лешка кивнул в сторону особняка. Вероятно, съемка закончилась, потому что из дверей повалил народ.
– Перекур. Пошли скорее. Может быть, Машка уже там.
Глава 21 Я теряю терпение
На крыльце Татьяна с Иваном Ильичом о чем-то тихо спорили. Татьяна курила, и было видно, что она нервничает. Иван Ильич бурно жестикулировал, но голоса не повышал, поэтому невозможно было понять, о чем идет разговор. Погода была великолепная: дождь давно закончился, пахло опавшими листьями, грибами, костром и почему-то шашлыками. Съемочная группа разбрелась по саду. Было видно, что все устали.
Рядом с беседкой на качелях сидела Яна и, слегка отталкиваясь ногами от земли, покачивалась. Рядом стоял Валерка Кирюк и что-то говорил ей, заискивающе улыбаясь. Янка время от времени хихикала, прикрывая розовый ротик ладошкой. Маши нигде не было.
Мы подошли к сладкой парочке.
– А где Маша? – Меньше всего мне хотелось поддерживать сейчас светскую беседу, поэтому, вероятно, я был грубоват.
– А я почем знаю? – даже не повернув голову в нашу сторону, ответил Кирюк. – Я ей в охранники не нанимался.
– Вижу, к кому ты нанимался, – я не хотел, само вырвалось.
Кирюк повернулся в нашу с Лешкой сторону и уперся руками в бока, приняв воинственную позу.
– А пошли бы вы! – Кирюк запнулся и глянул в Янкину сторону. – Вы уже тут всех достали со своей Машей. Ни кожи, ни рожи, а строит из себя супер-стар. – Кирюк снова глянул в Янкину сторону, чтобы посмотреть, оценила ли она его театрально преувеличенную речь. Но Янка смотрела вдаль, монотонно покачиваясь на качелях, и делала вид, что ничего не слышит.
Леха потянул меня за рукав:
– Все с ними ясно, пошли отсюда.
Но я завелся не на шутку. Сам не пойму, почему меня так задело это «ни кожи, ни рожи». Дико хотелось навалять Кирюку прямо сейчас, от всей души. Аж дыхание перехватило. Я непроизвольно сжал кулаки, и Кирюк, видимо, испугался.
– Только попробуй, я так тебя загримирую, что родная мать не узнает!
И я не выдержал. Понимаю, это было моей ошибкой, но я размахнулся и… врезался кулаком в Кирюка. Не умею и не могу бить людей по лицу. Даже врагов. Поэтому мои удары всегда идут в плечо или грудь неприятеля и получаются какими-то бутафорно-киношными. Но Кирюк заорал так, будто я по меньшей мере вспорол ему живот, и кинулся на меня с кулаками. Мы свалились на землю, плотно сцепившись руками и ногами. Лешка прыгнул сверху, пытаясь нас разодрать. Правда, это была медвежья услуга, потому что вместо того, чтобы оттаскивать Кирюка, он стал меня тащить на себя, лишив таким образом силы удара и предоставив Кирюку возможность лупить меня без всякого риска схлопотать в ответ. Лёлик, не зная, что ему делать, кого кусать и вообще кусать ли, носился вокруг нас и бешено лаял. Потом нас растащили. Игорек и еще какие-то работники в комбинезонах.
– Значит так, шпана, – Игорек был злой и, похоже, не шутил. – Еще один такой раунд, и вас здесь не будет. Я уж об этом позабочусь. А сейчас быстро пошли в автобус и чтоб сидели там тише воды, ниже травы. Я ясно сказал?
Он подтолкнул нас в сторону автобуса, уже подогнанного к забору.
Мы с Лешкой молча забрались на заднее сиденье. Кирюк все еще нас побаивался и залез в кабину водителя.
Прошло минут двадцать, а мы все молчали, как будто заколдованные. Первым очухался Лешка.
– Смотри, – кивнул он в сторону особняка.
Картина напоминала потревоженный муравейник. Люди шныряли туда-сюда, как будто что-то искали. Игорек стоял на крыльце и нервно открывал рот. Нам было не слышно, что он кричит, но чувствовалось, что произошло нечто из ряда вон выходящее. «Маша!» – вспыхнуло у меня в голове, и мы, не сговариваясь, одновременно вскочили и выпрыгнули из автобуса.
Глава 22 Исчезновение Яны вызывает переполох
– Вы должны вспомнить во всех подробностях, куда она пошла! – Лицо Татьяны было бледным, глаза блестели.
Разговор шел не о Маше, а о Яне. Да, Янка тоже бесследно исчезла. В последний раз ее видели на качелях. Но после нашей драки с Кирюком она пропала. Мы пытались объяснить Татьяне и высокому парню в огромных ботинках, напоминающих армейские, как выяснилось – Янкиному охраннику: и где он раньше был, – что Маша пропала еще раньше, часа на четыре раньше Яны, но, похоже, Машина судьба никого здесь не интересовала. Еще бы, Янка была дочкой самого Денисова. Великого Денисова – продюсера, олигарха и спонсора всей съемочной компании.
А кем была Маша… Действительно, кем для меня была Маша? Она была настоящей! Она никогда не ныла и не жаловалась, она всегда, в любой ситуации оставалась на высоте, она была смелой, честной и решительной. И еще она была… красивой. Так я думаю сейчас, когда Маши нет с нами и где она, никто не знает…
– Паша, Леша, – Татьяна впервые обратилась к нам по именам, – вы понимаете, как это серьезно! Если мы не найдем Яну в течение пятнадцати минут, тут начнется такое! – Татьяна на секунду задумалась. – А Маша когда исчезла?
Ну наконец-то дошло!
– Часа три назад, может быть, больше, – ответил Лешка, потому что я явно тупил. – Когда еще съемка только начиналась.
– Я должен поставить в известность Владимира Викторовича, – охранник достал телефон.
– Да погодите, может быть, она где-то здесь. – Татьяна буквально повисла на рукаве парня. – Это всегда успеется. Не стоит беспокоить Денисова раньше времени.
– Думаете, мне очень хочется ему звонить? Да вы даже себе не представляете, что мне будет! Не усмотрел… прозевал… Эх! – охранник махнул рукой и стал набирать номер.
– Владимир Викторович, Яна пропала!
Глава 23 Привидение старого дома
Наверное, Маша заснула, потому что когда она вздрогнула от какого-то шума, ей на пару секунд показалось, что она дома, лежит в кровати и мама гладит ее по щеке. Как бы ей хотелось, чтобы сон стал явью! Котенок прижимался к Машиному лицу и тихонько дышал меховым брюшком в ее щеку. Но Маша отчетливо слышала голоса, доносившиеся с первого этажа старого дома.
– Давай ее в подвал. Рот, рот ей держи, а то визжать начнет, – этот мужской, довольно молодой голос Маша никогда раньше не слышала. – Осторожно, ты, дурак, задушишь девчонку, из нас обоих гуляш мясной сделают, с подливкой.
– С какой подливкой? – второй голос звучал сдавленно и глухо, видно, человек тащил большую тяжесть.
– Надеюсь, ни с какой…. Эй, ты, принцесса на горошине, прекрати ногами дрыгать! А то ща как дам!
Маша тихонько встала и медленно, чтобы не шуметь, на цыпочках подошла к люку в на дежде увидеть, кто эти двое и о какой девчонке идет речь. Но трухлявая доска издала протяжный треск, и Машина нога больно защемилась в полу. От испуга и боли Маша вскрикнула, тут же зажав себе рот двумя руками. Несколько секунд было тихо, Маша от напряжения вспотела и тревожно вслушивалась в тишину.
Наконец она снова услышала голоса.
– Чего там?
– Не знаю.
– Так пойди посмотри.
Раздались скрипучие шаги, и по потолку Машиного убежища побежали разводы света, исходящего, вероятно, из карманного фонарика.
– Тут люк в потолке. Но лестницы нет, обрушилась, похоже.
– Вот в углу стремянка, смотри. Залазь наверх, надо проверить, может, там бомж какой-нибудь живет, все нам испортит.
– Ага, бомж… А как этот бомж, по-твоему, попадает на второй этаж, на крыльях что ли летает?
– Послушай, деньги небось пополам делить будем. А ты пока, кроме как под ногами путаться, ничего не сделал. Давай, подними свою задницу, чтобы все было чисто!
Маша с ужасом почувствовала, что к ней на чердак кто-то лезет. Она выдернула ногу из щели, прыгнула в угол и сжалась в комочек.
Свет фонаря ударил ей в глаза, ослепив полностью, и тут же раздался вскрик. Человек как будто испугался чего-то и бросился назад. По грохоту было похоже, что он кубарем скатился вниз.
– Там… там… там, – Маша слышала прерывистый задыхающийся голос упавшего с чердака. – Там… оборотень… привидение…
– Ты что, мухоморов объелся? Говорил же я тебе, грибы лучше в супермаркетах покупать, так нет: «Пойдем в лес, там белых полно…» – голос говорящего стал пискляво-противным. – Чего ты там увидел?
– Там она… девчонка… такая же точно, один в один. В розовом платье с золотыми кудрями. А глаза как у вампирши, светятся. Жуть, как страшно! Слушай, Макс, пойдем-ка отсюда, а? А девчонку папашке ее подкинем, просто так, бесплатно. Ну, давай, пока не поздно…
– Нет, вы на него только посмотрите! А может, там Баба Яга с Лешим и Кощей Бессмертный заседание проводят? Ну и ну! С кем я связался – детский сад, младшая группа…
– Ты полегче давай. Не веришь, сам полезай да погляди. А я тут побуду.
– А ты думал, я испугаюсь? Давай сюда лестницу!
Маша слышала, как кто-то снова лезет к ней на чердак. И снова в лицо ударил луч света, и снова полностью лишил Машу зрения.
Но на этот раз никто не закричал и не выключил фонарь. Напротив, луч стал шарить по Маше сверху вниз, и по скрипу половиц Маша поняла, что к ней приближаются. Она зажмурилась и приготовилась к чем-то страшному.
– Та-а-а-а-к…Ты кто такая? – голос был скорее удивленный, чем угрожающий. – А ну-ка вылезай!
Сильная рука схватила Машу за плечо и буквально выволокла на середину чердака.
– Спускайся давай! – Маша почувствовала толчок в спину. – Побыстрее, тебе говорят!
Через пять минут Маша сидела на полу, облокотившись спиной о деревянную стену, рядом с ней сидела Янка. У нее были связаны руки, а во рту торчала какая-то тряпка. Свет проникал в выломленное окошко, и Маша рассмотрела бандитов: это были парни со съемочной площадки, Маша их видела там. На них были синие рабочие комбинезоны, и они выглядели совсем не страшными.
– Как твое имя и фамилия? – обратился тот, который, как решила Маша, был начальником и которого второй называл Максом.
– Галицкая Мария, – Маша не видела причин, чтобы не отвечать.
– Фу, слава богу, не ошиблись. Значит, денисовская – вот та, – второй бандит кивнул в сторону связанной Янки.
В этот момент Янка что-то промычала и попыталась выплюнуть изо рта тряпку.
– Вытащи кляп, она орать уже не будет, – велел Макс. – А если только пикнет… Слышь меня, розовый бант, папашка твой у своей дочурки одного пальчика не досчитается.
Второй бандит вытащил кляп у Янки изо рта. Она закашлялась, что-то бормоча.
– Теперь твоя очередь. Скажи, как тебя зовут и как твоя фамилия.
То ли от страха, то ли из-за тряпки, долгое время торчащей во рту, Янка не могла произнести ни слова, только трясла головой и мычала. Бандит похлопал ее по спине:
– Ну, скажи: «Я – Яна Денисова», и мы от тебя отстанем. Ненадолго…
Янка снова затрясла головой и прохрипела:
– Нет… это она… это не я… отпустите меня… я – это не она… это все она, – Янка тряслась, и понять, что она бормочет, было на самом деле трудно.
– Так, двойняшки-промокашки, сестрички-истерички, если сейчас не признаетесь, кто из вас Яна Денисова, обеим укоротим сперва ваши прически, потом и языки, – с угрозой в голосе произнес главный из бандитов. – Итак, – снова обратился он к Яне. – Как тебя зовут?
Янка гордо подняла голову, как пленный партизан перед расстрелом, и совершенно спокойным голосом твердо произнесла:
– Маша.
Маша вздрогнула: такой подлости она не ожидала даже от своего врага и уставилась на Яну.
– Что ты врешь?!
– Я не вру, я – Маша Галицкая, а эта, – Янка кивнула в сторону Маши, – Яна Денисова.
Маша молча смотрела на Яну, не веря всему тому, что происходит. А Янка нагло уставилась на нее с какой-то победной усмешкой на лице.
Главный из бандитов почесал затылок:
– М-да… Придется вам обоим тут сидеть.
– Обеим, – механически поправила его Маша.
– Та-а-а-ак… – протянул первый. – Народ пошел мелкий, пузатый, школу прогуливает, а все туда же, старших учить, – возмутился второй. – Ишь, грамотная какая!
– Дурак ты, Костян, – задумчиво произнес первый. – Похоже, денисовская – эта. – Он ткнул пальцем в Машину сторону. – Обычная девчонка не посмеет взрослых поправлять. А детишкам олигархов с детства все позволено. Но пока мы точно этого не узнаем, придется держать здесь обоих… обеих…тьфу! Давай, вяжи им руки, и – в подвал, пусть посидят там часиков пять. Ночью сами нам расскажут, кто из них кто.
Глава 24 Очень несчастная и одинокая Яна
Подвал, куда бандиты спустили Машу и Яну, был сырой и холодный. Но не это больше всего пугало Машу. Здесь была такая темень, как говорится, хоть глаз выколи. Маша широко раскрыла глаза, пытаясь хоть что-то увидеть, но темень была настолько плотная, что Маше казалось, будто она ослепла. Скрученные сзади руки уже начинали ныть, хотя с момента, когда бандиты связали девочек, прошло не больше пятнадцати минут. Но еще больше темноты и боли в запястьях Машу нервировали Янины подвывания. С момента, когда над головами девочек захлопнулась крышка подвала и что-то тяжелое глухо стукнуло сверху, замуровав девочек в темном подземелье, Яна не прекращала жалобно скулить.
– Слезами горю не поможешь, – кивнула Маша в сторону, откуда доносились всхлипывания.
От этих слов плач только усилился, и Маша решила не обращать внимания на Яну и сосредоточиться на главной цели – освободить руки от режущих веревок. Она встала, сделала несколько шагов, споткнулась обо что-то и чуть не разбила себе лоб.
И тут Машу осенило: бандиты не додумались вставить им в рот кляпы, а значит, у них обеих есть отличное природное оружие – зубы. Для животных зубы – незаменимый инструмент, если надо добыть еду, построить себе жилище или освободиться из силков. Человек, в принципе, то же животное, только избалованное цивилизацией. Что-то типа домашнего кота, который не хочет ловить мышей, потому что его и так неплохо кормят.
Эти мысли мгновенно пронеслись в Машиной голове, заставив ее забыть о Янкином подлом поступке.
– Послушай, Ян, надо перегрызть веревки!
– Как? – всхлипывания прекратились.
– Зубами. Давай-ка, иди сюда, где ты? – Маша стала продвигаться в сторону, откуда раздалось это «как».
– Я попробую перекусить твои веревки, а потом ты развяжешь руки мне. Поняла? Встань, так мне будет удобно. И не шевелись.
Маша стояла на коленях и, захватив передними зубами веревку на Янкиных руках, пыталась ее перекусить. Веревка была тонкой и, похоже, размокала во рту. Прошло не больше двух минут, как веревка поддалась и соскользнула с рук Яны.
– Теперь развязывай мне, – Маша протянула руки в темноту.
Яна на ощупь молча стала распутывать узел. Вскоре и Машины руки были свободны. Обессиленные, но воспрянувшие духом девочки сползли на пол. Они молчали, но уже не враждебно, и обе в душе были рады, что рядом кто-то есть. Первой подала голос Яна.
– Прости меня… пожалуйста, – она снова всхлипнула. – Я не хотела тебя подставлять, правда. Само как-то все получилось.
– Знаешь, если честно, я не очень понимаю, как тебя вообще терпят, – сухо ответила Маша. – У нас в классе тебе бы давно бойкот объявили. У тебя вообще друзья есть?
– Нет.
– Как? Совсем-совсем? Неужели никого из класса?
– Нет у меня никого, чего пристала! Я вообще в школу не хожу!
– Как это? У нас в стране обязательное среднее образование, твои родители нарушают закон…
– А вот так! Ко мне учителя сами приходят. Домой. Достали! Особенно математичка! – Яна всхлипнула.
Маше стало жаль Яну, и она решительно сменила тему.
– Вот только не начинай. Последнее дело – сейчас реветь. Надо подумать, что нам делать. Кстати, ты не знаешь, зачем им понадобилось тебя… нас красть?
– Они денег хотят от моего отца. Так все бандиты поступают: крадут детей, а потом выкуп требуют. Мой папа очень богатый, он заплатит! Так что лучше сидеть тихо и ждать. Он скоро приедет, и нас отпустят.
– Эх, мама, наверное, уже всех обзвонила, волнуется. У меня мама, как говорят психологи, тревожная личность. А твоя мама где?
– А у меня нет мамы. – Яна произнесла эти слова так, что у Маши по спине побежали мурашки.
– А что с ней случилось?
– Она умерла, когда я была совсем маленькой. В автомобильной аварии погибла. Сразу насмерть.
Мне два года было, я ее совсем не помню… С тех пор у меня только няня. Вернее, няни. Они меняются каждые три месяца, папа их увольняет.
– За что?
– Я так хочу. Они мне не нравятся. Они злые. Нет, скорее равнодушные какие-то, холодные, как рыбы, их только деньги интересуют. У меня и подруг нет – не люблю, когда хвастаются нарядами и все такое. Мне папа может купить все…. У меня есть пони. Но, знаешь, лучше иметь одну маму, чем все это, все, что у меня есть.
Яна говорила не останавливаясь, ее будто прорвало, и Маша почувствовала, что эта девочка, красивая и богатая, невероятно несчастна и одинока. Вот, оказывается, почему Яна тог да в автобусе разрыдалась, и характер такой противный у нее от одиночества. Так часто бывает: человек вредничает, потому что ему самому плохо. А если у тебя нет мамы, это хуже всего на свете. Маша обняла Яну за плечи и прижала к себе.
– Хочешь, будем дружить? Мне все эти наряды вообще по фигу, и хвастунов терпеть не могу! Хочешь?
– Хочу, – прошептала Яна.
Глава 25 Лёлик берет след
– Владимир Викторович, вы только не волнуйтесь, мы сейчас выясним, с какого номера был звонок, и засечем их в два счета. Считайте, что ваша дочка уже здесь! Но для этого, пожалуйста, вспомните, может быть, у вас есть враги… или кто-то в последнее время вами был недоволен? – Милиционер был спокоен, чего нельзя было сказать о Денисове: у него нервно подергивался глаз.
С тех пор, как стало известно об этом звонке, съемочная площадка превратилась в милицейский штаб. Неизвестный позвонил Денисову два часа назад и сообщил гнусавым голосом, что его дочь похищена и что если к утру он не выложит миллион, ее ждет мучительная смерть.
Мы с Лешкой спрятались за огромным диваном, стоящим на первом этаже гостиной, и все слышали. Когда началась вся эта катавасия, нас вместе с другими ребятами хотели отправить на автобусе домой, но мы потихоньку выскользнули из автобуса в самый последний момент. Битый час мы пытались объяснить милиционеру, что пропала не только Яна, но и Маша, но нас по-прежнему никто не слушал, все говорили только о Денисове и его дочери. Мы решили отсидеться за диваном, чтобы нас не отправили домой – понятное дело, что без Маши мы вернуться не мог ли. Итак, мы сидели за диваном и размышляли, куда мог ла исчезнуть Маша. Лёлик давно похрапывал рядом, уставший за день и обалдевший от такого количества свежего воздуха: для городской собаки провести день за городом – роскошь.
– Жаль, что Лёлик – не ищейка, – вздохнул Лешка. – Говорят, немецкие овчарки чуют человека за километр.
– У Лёльки от личный нюх, – обиделся я за друга, – просто перед ним надо поставить задачу. А мы и сами не знаем, что делать и где искать.
– Послушай, а давай попробуем. Может быть, сработает? Я смотрел передачу про то, как люди, которые любят друг друга, чувствуют на расстоянии, если что-то случилось. Это называется интуиция.
– Фигня все это, если бы так было, мы бы уже знали, где Маша и что с ней случилось.
– Нет, не фигня. Мы с тобой Машу не любим. Ну, то есть, не любим, как любят обычно. Н у, ты понимаешь… Мы просто любим ее по-дружески… – У Лешки почему-то покраснели щеки и уши, но он продолжал излагать свою мысль: – А Лёлик – собака, он Машу обожает, у собак интуиция сильнее развита, чем у людей. Плюс нюх. Так что и задачу перед ним ставить не надо, сам все поймет, надо только найти какую-нибудь Машину вещь и дать ему понюхать. След он, конечно, не возьмет – тут народу столько, все следы затоптали, но, по крайней мере, догадается, чего мы от него хотим.
Я помолчал. Лёлик никогда не отличался способностями служебной собаки. Безусловно, он был невероятно умен, даже слишком. И если бы мы попросили его найти спрятанную сардельку-шпикачку, он бы выполнил задание на «пять». Не так давно мама потеряла серебряную ложечку, подаренную мне бабушкой на «первый зуб». Это такой праздник, когда у ребенка начинают резаться зубы. Так вот, мама перевернула весь дом, но ложки нигде не было. В это время Лёлик решил проверить содержимое мусорного ведра. Он это делает регулярно, хотя маме не нравится, когда он роется в помойке. Она начинает ругаться и спрашивает Лёлика: «Тебя что, не кормят?»
Лёлик же придерживается другой точки зрения, считая, что настоящая собака не должна брезговать ничем, даже объедками. Тем более в мусорном ведре можно найти деликатесы, которые никогда не положат в собачью миску. Например, кожу от сала, картофельные шкварки или засохшую горбушку копченой колбасы. Мама искала ложку по ящикам, а Лёлик как раз инспектировал помойку. И вдруг что-то со звоном упало на пол. Мама обернулась и увидела, что ложка выпала из ведра. Мама случайно смахнула ее в мусор с оберткой от масла. Лёлик же решил, что обертка еще может быть полезна – на ней осталось масло – и вытянул ее зубами. А вместе с ней и ложку. Не знаю, была ли это случайность или Лёлик хотел помочь маме, но у нас дома после этого случая Лёлику приписываются интеллектуальные способности, не свойственные обычной собаке. В общем, кто его знает…
– Ладно, давай попробуем. Только надо раздобыть какую-нибудь Машину вещь. – Лешка меня окончательно убедил.
– Когда она пропала, на ней было розовое платье. Переодевалась Маша в гримерке. Значит, ее вещи и сейчас там. Надо пробраться наверх.
Я растолкал недовольного Лёлика, и мы втроем на четвереньках (Лёлику это особого труда не составило) прокрались за диваном к лестнице, ведущей наверх. Народу везде было много, и мы растворились в толпе снующих работников съемочной площадки, которые демонтировали оборудование, охранников Денисова и еще каких-то людей, появившихся в доме после пропажи Яны и Маши.
Мы постучались, но за дверью стояла тишина. На съемочной площадке двери не запирались, даже в туалете. Гримерши в комнате не было, но по стоявшему столбом сигаретному дыму было понятно, что тётя Надя только что вышла. У стены стояла банкетка, заваленная барахлом.
– Ты помнишь, в чем она была? – спросил я Лешку.
– В джинсах… и кофта, кажется, синяя… или голубоватая.
– Во всяком случае, не розовая. Единственная девчонка, которую розовое не прикалывает.
– Вот, смотри, похоже, Машкина. – Лешка вытащил из груды набросанной одежды синюю толстовку с карманами на молнии. – Погоди, тут в кармане что-то есть…
Это был Машин мобильник. На дисплее высветились восемнадцать неотвеченных вызовов. Вероятно, это родители разыскивали Машу. Лешка положил телефон в карман.
– Ладно, это потом. Давай Лёлику, пусть понюхает толстовку.
Я взял Лёлика за ошейник, поднес вещь к его морде и строго сказал: «Нюхай!» Лёлик закрутил головой, пытаясь освободиться.
– Да не так! Ты ж ему нос за тыкаешь, так не только нюхать невозможно, так дышать перестанешь, – Лешка взял толстовку, присел на корточки и протянул ее Лёлику, как будто спрашивая, нравится она ему или нет: «Маша! Лёлик, след! Ищи!»
Лёлик понюхал кофту. Она пропахла табаком, но сквозь этот запах он почувствовал нежный запах Машиных духов. Лёлик терпеть не мог всякий парфюм. Особенно не переносил, когда он попадал на его шерсть. Однажды к нам приехала мамина старая подруга Танька, надушенная с ног до головы. Танька, как и все мамины подруги, обожала Лёлика и долго обнималась с ним в коридоре. Потом они с мамой пошли гулять в парк, захватив с собой Лёлика. Лёлик шел по улице и чувствовал на себе косые взгляды знакомых собак. Не удивительно, стараниями Таньки от него несло, как от на душенной болонки – собачья шерсть отлично впитывает запахи. И не отмылся бы Лёлик от такого позора, если бы при вх оде в парк в кустах ему не подвернулась протухшая рыбья голова. Недолго думая, Лёлик повалился на спину и стал тщательно втирать рыбу в шерсть. Рыбий запах оказался сильнее Танькиных духов, и Лёлик продолжил прогулку довольный и счастливый. Потом, конечно, Лёлику досталось, и по приходе домой его выстирали с шампунем. Но шампунь был «нейтральный» и особо не вонял, так что Лёлик остался доволен собой, несмотря на незапланированную стирку: целых два часа, пока они гуляли в парке, встречные собаки смотрели на него с уважением и завистью.
Но Машины духи отвращения у Лёлика не вызывали. Наоборот, он отметил, что давно не видел Машу. А когда Лешка произнес ее имя, он сразу понял, что от него требуется. Лёлик неторопливо обошел гримерку, принюхиваясь то к воздуху, то к вещам, набросанным на кушетке. Но Машей нигде не пахло. Тогда Лёлик пошел к двери, бросились за ним.
К черту конспирацию, ведь мы шли за нашей ищейкой, которая, похоже, взяла след!
Лёлик шмыгнул на лестницу и подсек парня в синей спецовке и желтой бейсболке, который тянул по ступенькам тонкий кабель. Это был тот самый парень, который накричал на нас в прошлый раз. Получив удар Лёликиным упитанным боком в колено, парень попятился и чуть не упал.
– Вам что, не понятно было! А ну валите отсюда, пока целы, – лицо парня перекосила злая гримаса.
Мы уже хотели последовать его совету, но Лёлик почему-то остановился и стал тщательно обнюхивать штаны парня. Лёликин хвост слегка покачивался из стороны в сторону, но чем дольше он это нюхал, тем амплитуда движений хвоста становилась больше, а махи чаще. Мы пристыли и смотрели на Лёлика во все глаза. Вид у него был очень деловой. Вдруг Лёлик перестал обнюхивать штаны парня, поднял голову и посмотрел ему в глаза. А потом так тихонько, предупреждающе зарычал, обнажив свои беленькие и очень внушительные зубы.
– Э-э-э… Уберите собаку! – испугался парень.
Я взял Лёлика за ошейник, но он стал вырываться и продолжал рычать.
– Что здесь происходит? Почему детей не отправили в Москву? Татьяна! – Иван Ильич поднимался по лестнице и стал громко звать Татьяну, не обращая на нас внимания, как будто мы были не живые люди, а какое-то оборудование, которое забыли увезти со съемочной площадки в Москву. Но Татьяны нигде не было видно и, чертыхнувшись, режиссер скрылся наверху.
И тут Лешка совершил непростительную ошибку.
– Где Маша? – спросил он у парня, глядя ему прямо в глаза.
– Маша? Какая Маша? Не знаю я никакой Маши, и вообще, я сказал, валите, пока целы, – парень замахнулся на нас локтем, как будто хотел ударить.
– Нет, вы знаете, где Маша. – Лешка стал бледным как мел и не отводил глаз, вперившись ими в лицо парню. Лешка всегда, когда волновался, становился очень упрямым. – Лёлик вас узнал. А Лёлик никогда не ошибается!
– А пошли вы оба…
Парень не договорил, потому что я схватил Лешку за рукав, а Лёлика покрепче за ошейник, и потащил обоих вниз. Мы нырнули за спинку нашего дивана-убежища и перевели дух.
– Нет, ты видел, как он извивался! Как уж на сковородке! Это он! Точно, я чувствую! – Лешка был возбужден и говорил слишком громко.
– Погоди, так нельзя, ты чуть все не испортил. Если это не он, то сейчас нас найдут и вышлют в Москву. Если же он… нас все равно вышлют, если не хуже… Теперь он знает, что мы знаем, и попытается от нас избавиться…
Я еще хотел что-то сказать, но кто-то плюхнулся на диван, и мы замолчали, потому что спинка, отделяющая нас от сидевших, была тонкой и звукопроницаемой. Их было двое, и одним из них, мы узнали по голосу, был парень, с которым мы только что столкнулись на лестнице.
Глава 26 Бандиты раскрывают свои планы
– Ты что ж это, Костян, делаешь! – зашипел незнакомый голос. – Чуть операцию не завалил. На детей кидаешься. Это вместо того, чтобы быть незаметным, как я тебе велел!
– Ты не ори на меня! Нас запалили. Они знают, что девчонки у нас. Надо сматываться, – это был голос того самого, которого Лёлик опознал на лестнице.
Мы с Лешкой прижались ушами к спинке, стараясь не пропустить ни одного слова. Лёлик тоже прислушивался, его уши слегка шевелились. И тут – о ужас! – Лёлик тихонько начал рычать. Это было совсем тихое, незаметное рычание, почти что легкая вибрация, но я знал, что если сейчас Лёлика не одернуть, это бульканье перерастет в громкий грозный рык, и нас обнаружат и, возможно даже, убьют, и мы уже точно ничего не услышим. Я схватил Лёлика за морду двумя руками и сжал ему пасть. Лёлик, тряхнув головой, освободил морду и обиженно замолчал, громко плюхнувшись на пол. Двое на диване, похоже, ничего не заметили.
– Так… Ночи дожидаться опасно. Надо срочно перетащить девчонку в машину. Мальчишек припугнуть, чтоб дар речи потеряли. Собаку – вообще убрать! Задание понятно? – голос говорящего был твердый и начальственный.
– Ну ты, Макс, раскомандывался! Во-первых, мы даже не знаем, которая из них Денисова. И даже если, допустим, мы попробуем перетащить в машину обеих, то нас сразу засветят – народу кругом полно, одних ментов рота. Во-вторых, чем мальчишек можно припугнуть, чтобы они заткнулись? Двойкой в четверти? – Костян захихикал. – А про собаку я вообще молчу. Как ее убрать? Куда?
– М-да, – Макс задумался, – надо что-то придумать, чтобы ментов отвлечь, пока девчонок в машину перетаскивать будем. Давай, Костян, шевели мозгой, ты ж у нас пироман. Сооруди взрывчик, чтобы все тут разметало. Шуму чтобы побольше, дыма… только без особых жертв.
– Я не пироман, а пиротехник, – обиделся Костян. – Это большая разница. Пироманы – это психи, которые любят все взрывать и поджигать. А я устраиваю профессиональные взрывы. И мне за это хорошо платят!
– Ты намекаешь, что за то, что ты операцию чуть не завалил, тебе дополнительные бабки положены?
– Не намекаю, а заявляю официально. Ты сам ничего не продумал. С сопливыми девчонками не смог справиться! А на меня все вешаешь! В общем так: восемьдесят процентов или я выхожу из игры!
– Т-а-а-а-а-а-к! Забастовка, значит? Я звоню шефу. – Мы услышали, как за спинкой дивана набирают номер на мобильном.
– Ладно, не мути. Ну, погорячился, с каждым бывает. Я один хороший взрывчик знаю. Раскурочит тут все, шуму наделает, да еще и пеплом все засыплет.
– О’кей. – Макс щелкнул мобильником-раскладушкой. – Ты все готовь, а я за девчонками. За две минуты дашь мне знать. Как грохнет, я их перетащу, а ты беги к машине. Все, разбежались!
Диван чуть скрипнул, и мы поняли, что бандиты встали.
Лешка со стоном сполз на пол. У нас обоих от услышанного кружилась голова. С полминуты мы размышляли.
– Может, к Денисову подойдем? – предложил я.
– Поздно. – Лешка был спокоен, чего не сказать обо мне. – Надо действовать. Я беру на себя пиротехника. Ты с Лёликом следи за этим… Костяном, он тебя выведет на Машу. Янка, похоже, тоже где-то здесь спрятана. Все, пошли!.
Лешка выглянул из-за дивана и решительно поднялся:
– Они ушли. Быстрее, упустим!
Глава 27 Я прыгаю на капот, а Лешка становится героем
Сквозь толпу курящих людей, среди которых мелькали милицейские фуражки, мы с Лёликом стали пробираться к выходу из особняка. Я уже не прятался, потому что никто и так не обращал на нас никакого внимания, будто мы шли под мантией-невидимкой.
Пока мы прятались за диваном, наступили густые сумерки. К тому же моросил дождь, и от этого казалось еще темнее. После прокуренного помещения было приятно вдыхать сырой прохладный воздух, вкусно пахнущий осенними листьями, грибами и мокрой землей. Я стал вглядываться в темнеющую даль, но ничего разобрать было нельзя, только лес чернел густой массой метрах в ста от дома. И вдруг я заметил тонкий луч света, идущий с соседнего участка. Луч плясал сверху вниз и справа налево, как будто кто-то подавал сигнал. Внезапно с противоположной стороны вспыхнули фары, посигналили несколько раз и погасли. Я различил силуэт джипа, стоявшего у кромки леса. Кто-то подавал сигнал сидящим в машине, и я был уверен, интуиция мне подсказывала, эти люди, кем бы они ни были, имели прямое отношение к исчезновению Маши и Яны.
Мы обошли дом и приблизились к забору соседнего участка, откуда по моим расчетам подавали сигнал фонариком. Лёлик слегка потянул, намекая на то, чтобы я его отпустил, но я крепко держал его за ошейник, и он смирился. За сгнившим забором черной горой на фоне синего неба высился старый, покосившийся деревенский дом с зловещими дырками разбитых окон.
Вид у дома был заброшенный. Справа от меня в заборе было выломано несколько досок, и мы с Лёликом легко пролезли на соседний участок. Засохшая мокрая крапива доходила мне до плеч и даже лезла в лицо, но я не решался выбраться на дорожку, ведущую к крыльцу. Я отпустил Лёлика, и он, сопя и фыркая, проложил мне дорогу. Дверь скрипнула, и я замер от страха. Но внутри было тихо, и я стал пробираться вглубь. И тут я увидел свет фонаря. Он исходил откуда-то снизу, из-под пола. В тот самый миг я услышал Машин голос:
– Отпустите меня!
И тут же Янкин писк:
– Ай! Не надо, мне больно!
– А ну заткнулись, малявки. – Это был Костян. – Значит, так: кто еще хоть раз пикнет, прирежу на месте. Вот, видали?
Раздался испуганный возглас. Машин или Янкин, понять было трудно, но, похоже, Костян проиллюстрировал свои угрозы, показав пленницам нож или заточку.
Лёлик тихонько зарычал. Я схватил его обеими руками за морду:
– Лёличек, тихо, тихо, – зашептал я, вкладывая в каждое слово столько убедительности, сколько мог. – Это очень важно… понимаешь!
Лёлик все понял. Он перестал вырываться, замолк, и я разжал руки.
– А ну давайте, пошевеливайтесь, – голос Костяна звучал прерывисто злобно. – Если не будете голосить, останетесь живыми. А теперь лезьте наверх. Э… кто это вам руки развязал? Ну-ка, давайте их сюда!
Я лег на живот прямо у лестницы, за которой находился открытый люк в подвал, и через пару минут в жидком свете фонаря увидел Яну, вылезающую на поверхность. За ней появилась Маша. Руки у обеих были связаны, и, вылезая, Маша чуть не упала.
Я не знал, что делать, и плана у меня не было никакого, но что-то внутри меня сработало, и, резко вскочив, я изо всех сил прыгнул на крышку люка, захлопнув ее над головой Костяна.
Наступила кромешная темнота, Яна взвизгнула, а из подвала раздался уже приглушенный и невнятный крик, сопровождаемый сильными ударами в деревянную крышку люка:
– Немедленно откройте, соплячки! Обеим горло перережу! Слышите, пигалицы, убью!
– Кто здесь? – не обращая внимания на угрозы Костяна и судорожные всхлипывания Янки, спросила Маша и тут же была сбита с ног восторженным Лёликом.
– Это я. Давайте завалим крышку, а то он может вылезти, – обниматься и целоваться было некогда, хотя я почувствовал, что девчонки готовы броситься нам с Лёликом на шеи. Впрочем, Лёлик их опередил и уже облизал с ног до головы и Машу, и Яну.
– Да ты нам руки-то развяжи, – засмеялась Маша.
Пока я ковырялся с веревками, Костян продолжал барабанить в крышку люка, грязно ругаясь и угрожая нам всем расправой.
Мы сдвинули на люк огромный шкаф, стоявший у входа, и крики стали еще глуше.
– Пошли! – скомандовал я, и мы стали продвигаться к выходу.
На улице стало совсем темно и очень холодно, но мы ничего не чувствовали: впереди был свет, люди, спасение. Впрочем, мы все трое находились в легкой эйфории и чувствовали себя в полной безопасности.
И вдруг нас ослепил яркий белый свет. Он был такой силы, что чуть не сбил нас с ног. Я инстинктивно присел на корточки и закрыл лицо руками. Буквально в двух метрах от нас работал мотор и пахло выхлопным газом. В ту же секунду раздался хлопок: кто-то стукнул дверью машины, и перед нами вырос здоровенный парень. В свете фар он казался великаном. Ни слова не говоря, он схватил за шиворот Машу и Яну и уволок их в темноту. Снова хлопнула дверца, мотор заревел, и машина стала подавать назад. Я вскочил и, не соображая, что делаю, бросился на капот. Вообще-то я неспортивный, через «козла» на «физре» прыгаю на троечку. Но сейчас какая-то сила заставила меня взлететь на высокий капот джипа. Лёлик бешено лаял и скакал вокруг. Машина, разворачиваясь, сделала сильный рывок, пытаясь меня сбросить, но я двумя руками вцепился в щетки стеклоочистителя. Меня мотало из стороны в сторону, но я держался намертво. Вдруг машина резко остановилась, и парень выпрыгнул на землю. В руках у него блестел пистолет. На меня никто еще не нацеливал оружие, поэтому я не знал, как на самом деле это страшно.
– А ну пошел вон, щенок! – процедил парень и щелкнул затвором.
У меня от страха разжались руки, и я рухнул в мокрую траву.
Но не успел бандит впрыгнуть в свой джип – а это был тот самый джип, который второй день дежурил у кромки леса, я сразу понял, что это он, – как раздался бешеный крик. Парень скакал на одной ноге, пытаясь сбросить Лёлика, мертвой хваткой впившегося в его правую ногу. Прогремел выстрел и мое сердце остановилось: Лёлик!
Я был в шоке и поэтому не помню точно, что было дальше. Помню только, что откуда ни возьмись появилось множество огней, это были милиционеры и просто люди со съемочной площадки с мощными фонарями, направленными на джип.
Сверкнули наручники, и вот уже парень лежит животом на капоте с выкрученными наза д руками. Сознание полностью вернулось ко мне, только когда я услышал заливистый победный лай: Лёлик жив!
Дверь машины открыли, и Маша с Яной выпрыгнули с заднего сиденья.
– Папа!
– Яночка, доченька, ты в порядке? – Денисов схватил Машу и поднял ее над головой.
– Да отпустите же меня, я не ваша дочь! – Денисов в темноте перепутал Яну с Машей. Не мудрено, что бандиты не могли их отличить. Сейчас, в темноте, с измазанными глиной лицами, в одинаковых ободранных платьях девочки казались абсолютными близняшками.
– Ой, извини, пожалуйста, – Денисов бережно поставил Машу на землю и обнял Яну. Янка всхлипывала, размазывая грязь по лицу.
– Там, в доме, еще один бандит, – вот уже в третий раз повторял я, теребя за рукав милиционера, на погонах которого было больше всего звезд. Наконец до него дошло, и он, оглядев меня с головы до ног, начал допрос:
– Фамилия?
– Воронин.
– Имя?
– Павел. Послушайте, там, в доме, еще один бандит! В погребе. Мы на него шкаф поставили.
– На кого? На бандита?
– Да нет же, – я был в отчаянии от тупости человека в погонах, не сознавая, что, возможно, сам от волнения несу какую-то ахинею. – На люк. Он в погребе, а мы на люк шкаф поставили. Тяжелый.
Наконец дошло! Милиционер, уже не обращая на меня внимания, раздавал распоряжения другим людям в форме и без, и они забегали, засуетились у входа в заброшенный дом, мелькая своими фонарями.
И тут меня дернуло: я же не сказал самого главного! Я снова повис на рукаве у милиционера с погонами в звездах:
– Там еще есть один, – я махнул рукой в сторону особняка. – Он монтер, он – главный! Его Максом зовут. Лешка его должен был обезвредить…
Лешка… С тех пор, как мы расстались, прошло, наверное, не больше часа, но мне казалось, что это была вечность. Надо скорее бежать в дом, Лешке на подмогу, вдруг этот Макс его поймал и сейчас убьет…
Я поискал глазами Машу. Ее допрашивал другой милиционер, и она давала показания спокойно и четко, как будто отвечала у доски.
– Эй, парень, что у тебя там еще за бандит? – теперь уже милиционер в звездах сам взял меня за плечо.
– Скорее, надо спешить, – произнес я одними губами и бросился к дырке в заборе.
Я уже почти пролез в нее, разодрав о ржавый гвоздь толстовку, как грянул взрыв. Грохот был такой сильный, что земля немного всколыхнулась, задребезжали осыпающиеся стекла особняка, и из окон повалил черный дым.
Лешка не успел. Не смог. Он наверняка сделал все, что было в его силах, и не смог. Изо всех ног я бросился к дому.
Из вышибленных дверей валил черный дым, и выбегали люди, засыпанные пеплом. Все они сильно кашляли и держались за голову, прижав ладони к ушам. Вероятно, взрыв сильно их оглушил. На крыльце показалась Татьяна. Оказавшись на улице, она упала на колени и стала громко откашливаться. Я глубоко вздохнул, потом поднял край толстовки и натянул его себе на лицо. Так делают спасатели, когда им надо проникнуть в задымленное знание, я видел по телевизору.
– Стой, ты куда! – Татьяна схватила меня за руку.
Я вырвался и скрылся в дымном проеме.
Весь первый этаж был окутан дымом, который тут же стал разъедать глаза. Я старался не дышать глубоко, но все равно хотелось кашлять. Дым на глазах оседал, и я увидел, что комнату завалило черными хлопьями пепла. Я начал продвигаться к лестнице, шагая осторожно, чтобы не поднять ядовитые хлопья снова в воздух. И тут я увидел Лешку…
Он лежал на полу рядом с раскуроченной осветительной аппаратурой лицом вверх. Глаза его были закрыты, руки и ноги раскиданы в стороны. Его правая щека была в крови. Что-то сжалось у меня в горле, а к груди подступило такое отчаянье, будто это не Лешка лежал сейчас передо мной, а я сам.
Такого я никогда не испытывал. Не знаю, от дыма ли или от горя, но слезы ливнем хлыну ли у меня из глаз. Я рыдал громко, не стесняясь неизвестно откуда взявшихся людей. Они что-то говорили, светили Лешке в глаза крошечным фонариком, приподняв его безжизненные веки. Потом у меня в ушах долго звучала сирена «скорой помощи». Лешку положили на носилки и унесли. А я все сидел на полу и ревел. Никогда не думал, что это так больно – потерять самого близкого на свете друга.
Из оцепенения меня вывел Лёлик, ворвавшийся в особняк и вызвавший вихрь пепла. Беспрерывно чихая, Лёлик тыкался сопливым грязным носом мне в ухо, что-то требуя от меня. Я потрепал его по голове и снова разрыдался. Лёлик растерянно вилял хвостом – он не знал, что только что здесь лежал Лешка. Погибший в неравной схватке с бандитом.
Я встал и побрел к выходу. В дверях я столкнулся с Максом. Двое милиционеров вели его в наручниках к машине с решетками на окнах. Туда же на моих глазах погрузили Костяна и парня из джипа. Еще были слышны звуки сирены «скорой помощи», увозящей Лешкино безжизненное тело.
Я присел на крыльцо. Казалось, все, что происходит вокруг, – это не реальность, а какой-то тупой, бездарный, отвратительный фильм. Рядом села Маша, и мы вместе стали молчать. Она переоделась в свои джинсы, которые, несмотря на взрыв, совсем не пострадали. На ее коленях свернулся неизвестно откуда взявшийся полосатый котенок. Лёлик лежал рядом и неодобрительно следил за Машиной рукой, механически гладившей худые ребрышки.
– А ваш друг – смелый парень, – произнес молодой милиционер, закуривая. – Обезвредил самый сильный заряд. Если бы не он, дом бы разорвало на мелкие кусочки. Знаете, сколько бы людей погибло? Не меньше двадцати! Тот, что рванул, – это не взрыв, а так, детская игрушка, петарда. В помещении она дыму дает и пепла гору. Вашему другу удалось в последний момент загасить более серьезную штуку. Он бросил ее в ведро с водой, не побоялся с уже горящим фитилем в руки взять. Смелый парень. Оклемается, мы ему обязательно медаль вручим. За отвагу.
Меня как будто током дернуло.
– Он что, жив?
– Конечно, жив! Так, траванулся слегка угарным газом, но врачи говорят, жить будет.
– Это точно? К уда его повезли? – я не верил своим ушам.
– В Склиф, институт Склифосовского. Это больница такая в центре Москвы. Самая лучшая. Думаю, через пару дней навестите своего героя.
Силы вернулись ко мне, я вскочил, Маша тоже. Мы крепко обнялись. Лёлик присоединился к нам, высоко подпрыгивая и стараясь поочередно лизать меня и Машу в губы и в нос.
Глава 28 Мы вычисляем главаря
В автобусе мы были одни, вся съемочная группа давно уехала на предыдущем. Мы расположились по-царски, и Маша во всех подробностях рассказала мне и про бандитов, и про Яну, и про котенка.
– Как назовешь? – кивнул я на посапывающий комочек.
– Пока не знаю. Может быть, Барсиком, – отозвалась Маша.
– Очень оригинально! Назови его лучше Матрасиком, вон какой полосатый.
– Точно! Пусть будет Матрасик.
– Интересно, а что скажет Клавдий, когда ты явишься с этим малышом?
– Думаю, он не будет против. Лёлик же не был бы против, правда, Лёлик? – Маша нагнулась, и Лёлик невольно ткнулся уже слегка заспанным носом в меховой комок. И нельзя сказать, что на его морде нарисовался восторг.
Я же подумал, что Лёлик, пожалуй, был бы против. А Клавдий – не Лёлик, у него характер в сто раз хуже. Ох, не завидую я этому Матрасику! Впрочем, Маша никого в обиду не даст, так что волноваться нечего.
С проселочной дороги автобус свернул на шоссе, ведущее в Москву, и мы уже начали подремывать, как раздался незнакомый звонок. Где-то под сиденьем навязчиво играла попсовая мелодия. Чтобы добраться до телефона, мне пришлось встать на четвереньки и залезть под сиденье. Вероятно, мобильник выронил кто-то из съемочной группы. На экране высвечивала какая-то Оля. Но как только я собрался ответить, телефон замолк. Это был очень симпатичный и дорогой телефон. Я читал, что по тому, какой у человека мобильный телефон, можно узнать все о его характере. Я подумал, что хозяин телефона, должно быть, следит за модой, хорошо одевается и получает немалую зарплату. Маша будто прочитала мои мысли:
– А давай позвоним с него, узнаем номер. А по номеру можно найти и хозяина, если позвонить в его телефонную компанию.
– Точно!
Я набрал свой номер. Пошел гудок и в ту же самую секунду мой телефон заиграл мелодией из «Ну, погоди!» Эта музыка стояла у меня на «деловых контактах». Я достал свой телефон. На экране высветилось имя: «Игорек». Телефон принадлежал Игорьку.
– Надо порыться в его контактах, найти Татьяну или Ивана Ильича, – предложила Маша. – А там как-нибудь передадим телефон.
Татьян в контактах было целых три. Иванова, Сутулова и Певцова. Я подумал, что наша Татьяна вряд ли Иванова, как-то слишком просто для этой стриженой девушки в джинсах с дырками на коленях. Фамилия Сутулова мне просто не нравилась – что это за фамилия! Поэтому я решительно нажал на вызов Татьяны Певцовой. И не ошибся.
– Игорь, ну в чем дело? Что за свинство! Куда ты подевался? У нас целая серия ЧП, а ты смылся! Где ты есть вообще? – Татьяна кричала, не давая вставить мне слово.
– Татьяна, это не Игорь, это Паша. Воронин. Ну, тот, который с Лёликом… Мы в автобусе нашли телефон. Вот, звоним…
– А, Паша, – Татьяна сбавила тон. – Как вы вообще? Я звонила в больницу. Алексей пришел в себя, травм нет, но его положили под капельницу, кровь промывать. Родители к нему уже приехали. Сказали, завтра можно навестить. Вот в больнице и пересечемся. О’кей?
Татьяна дала отбой, а я от нечего делать пробежался по неотвеченным вызовам.
Оп-ля! Макс звонил четыре раза, Костян – шесть.
– Маш, гляди! – у меня от волнения перехватило дыхание.
– Дай-ка сюда, – Маша взяла телефон и открыла папку с «эсэмэсками».
Мы молча погрузились в чтение сообщений от Макса и Костяна.
«Девчонку взяли. Все идет по плану» – эсэмэсил Костян. «Щас будет взрыв. Уходи», – писал Макс. И еще одна – от Макса: «Мальчишки все знают. Будем их убирать». И как я сразу не додумался, ведь с самого начала был кто-то еще. Когда мы сидели за диваном, Макс грозился позвонить «шефу». И этим шефом оказался Игорек! Ну, конечно, вот он и смылся, когда почувствовал, что операция провалилась. А сейчас, возможно, уже в аэропорту садится на самолет, чтобы бежать в какую-нибудь африканскую страну – так все преступники поступают.
Маша порылась в кармане джинсов и извлекла оттуда визитку подполковника милиции Александра Петровича Кузьмина, вероятно, того самого, который допрашивал меня и Машу. Молодец Машка! В такой суете я бы тут же потерял эту визитку.
– Александр Петрович, это Галицкая Мария. – Машин голос был твердым, без грамма волнения, – Мы знаем, кто был главарем банды!
– Мы тоже знаем, – засмеялся милиционер. Чтобы я мог слушать разговор, Маша включила громкую связь. – Ну и кто это, по-вашему?
– Игорек!
– Игорь Николаевич Бегунов. Мы перехватили его телефонные разговоры. Мы уже объявили его в розыск и обязательно найдем. Телефон отдайте водителю. Это наш человек. Все, следователи, отдыхайте. До завтра. Завтра вам позвонят, надо уточнить кое-какие детали, – подполковник закончил разговор.
Мы отдали телефон водителю. Тоже мне, «наш человек», – засунул себе в уши наушники и напевает!
Еще немного поболтав о том, что Игорек с самого начала нам не понравился, мы за дремали и проснулись только когда водитель громко крикнул: «Эй, народ, приехали!»
Дома меня встретили, как героя. Оказывается, Татьяна позвонила нашим родителям и все им рассказала. Нас с Лёликом как следует постирали. Вернее, сперва вымыли Лёлика, а потом я долго откисал в ванне. Плотно поужинав, мы с Лёликом заснули как убитые.
Глава 29 Будет другое кино
В Лешкиной палате было очень чисто. В белых халатах, доходящих до колен, мы с Машей стояли в середине комнаты, не зная, как себя вести. Маша принесла в пластиковой бутылке домашний морс, а у меня в руках был пакет с мандаринами.
– Да живой я, смотрите! – Лешка откинул одеяло и продемонстрировал нам свои худые руки и ноги. – А где Лёка?
– В магазин с мамой пошел. Да его бы все равно в больницу не пустили, там, на входе, бабка злая, нас пускать не хотела, ее Татьяна уговорила. – Я был до безумия рад видеть Лешку.
Мы с Машей, перебивая друг друга, рассказали все, что произошло накануне. А Лешка, в свою очередь, поведал нам свою историю.
В то время, как я следил за Костяном, Лешка пробрался наверх и стал наблюдать за Максом. Макс достал две коробки, присоединил к одной шнур, другую просто раскрыл, что-то подкрутил в ней, залил из бутылки серую прозрачную жидкость, достал зажигалку и поджег длинный фитиль. Внезапно кто-то из съемочной группы его окликнул и, ругнувшись, Макс спустился вниз. Лешка, недолго думая, схватил большую коробку и вытряхнул ее содержимое в ведро с водой, приготовленное для одного эпизода. Фитиль с шипением погас. В это время вернулся Макс. Увидев Лешку, он сильно ударил его по лицу. Лешка упал, повредив скулу, и потерял сознание. Вероятно, в это время Макс и поджег ту петарду, которая раскурочила съемочную аппаратуру. Лешку взрыв не задел, он лежал на полу в стороне. Но от едкого дыма он не мог прийти в себя и, чуть очнувшись, снова потерял сознание.
– Как думаете, кино доснимать не будут? – Лешка сидел в кровати, и мы вместе поедали мандарины.
– Думаю, это будет зависеть от Яны, – сказала Маша.
– О, нет! Тогда все кончено. Папочка ее больше от себя не отпустит, – протянул Лешка.
– Не знаю, – Маша стала задумчивой, – Яна… она очень одинока, она даже в школу не ходит, и вообще… Она ни в чем не виновата.
– Удивительный ты человек, Машка, – пожал плечами Лешка. – Она тебя так, а ты…
– Мой папа говорит, что надо жалеть своих врагов. У них, скорее всего, было несчастное детство.
В палату вошла медсестра и наорала на нас, что мы обещали всего пять минут (мы ничего ей не обещали!), а сидим тут уже два часа (от силы – полчаса!), и нам пришлось уйти, пожелав Лешке поскорее выздоравливать.
Внизу мы столкнулись с Татьяной и Иваном Ильичом. Они тоже пришли навестить Лешку и ждали, когда мы с ним наговоримся. При нашем появлении они оба вскочили.
– Знаете что, я решил переснять фильм, – произнес Иван Ильич. – Мы изменим сценарий. Этот фильм будет про трех друзей и собаку, которые друг за друга готовы пожертвовать жизнью. Мне сегодня звонил Денисов и сказал, что хочет, чтобы этот фильм был о вас. А ты, – режиссер кивнул на Машу, – будешь играть главную роль. Так сказал Денисов. Так хочет его дочка Яна. Так что готовьтесь к съемкам.
Мы с Машей переглянулись и рассмеялись. Потом Маша сделалась серьезной, даже слегка нахмурилась.
– Мы много пропустили, нам надо заниматься, – сказала она строго.
Я дернул Машу сзади за кофту: ну вот кто ее за язык тянет! Тут вся жизнь впереди, а она про школу!
– Вот и от лично, съемки начнутся не раньше лета, так что время на уроки у вас есть, – засмеялся Иван Ильич.
Татьяна нас расцеловала, Иван Ильич пожал руки, и мы поехали по домам.
Глава 30 Нас ждут новые приключения!
– Воронин, что, опять ворон считаешь? – Елена Николаевна, как всегда, победоносно обвела взглядом класс. Класс тут же отозвался редким хихиканьем. – Грамотность населения падает на глазах. Садись, Денисова, «два»! Слово «коза» пишется через «о», выгравируй это себе на лбу! Воронин, к доске!
Я неохотно встал и поплелся к доске, подобно приговоренному к смерти, идущему на эшафот. Стоило нам прийти в школу, как выяснилось, что за последние две недели мы много пропустили. Но заставить себя заниматься я не мог. Каждый день мы навещали Лешку, и даже когда его выписали из больницы, не было дня, чтобы мне не позвонили из милиции: следствию было необходимо, чтобы я по минутам вспомнил все, что произошло в тот вечер. Дело дошло до того, что когда в очередной раз мне позвонили, папа взял трубку и довольно строго сказал: «Оставь те ребенка в покое!»
Машу тоже дергали довольно часто, но она как-то умудрилась нагнать упущенное и ответить по основным предметам на «пять». Но то ж ведь Маша!
Лешке тоже приходилось туго, но у него была справка, рекомендующая ослабленный режим, и его особо не трогали.
Валерку Кирюка перевели в другую школу, в математический класс, и с момента съемок мы его ни разу не видели.
Самым же главным событием было то, что Яна теперь училась в нашем классе. Думаю, ее Маша уговорила. Более того, Маша взяла шефство на д Яной и теперь, когда та схлопотала очередную пару, восприняла это как личное оскорбление, пробурчав на весь класс: «За одну козу двоек не ставят!» Елена Николаевна приподняла очки и уставилась на нее, забыв о том, что я стою с мелом в руке и с обреченностью жду задания.
– Галицкая, у тебя, вероятно, обострение звездной болезни. Думаешь, если ты в актрисы за делалась, можно учителю замечание делать? Встань, когда с учителем разговариваешь!
Маша молча встала.
– Запомни, Галицкая, здесь я решаю, за что ставить «два», а за что – «пять». Если ты хочешь стать актрисой, то должна понимать значение русского языка в этой профессии…
– Я не хочу стать актрисой, – Маша перебила русичку на полуслове.
– А кем ты хочешь стать, если не секрет?
– Летчиком-испытателем.
Все весело заржали.
– Так, садись, Галицкая, поговорим позже. И в присутствии твоих родителей.
Маша опустилась за парту. Яна, сидящая рядом, повернулась к ней и шепнула в ухо:
– Хочешь, я папе скажу, он ее уволит?
– Нет, не хочу.
– Почему?
– Потому что она права, – ответила Маша и уткнулась в учебник.
– Садись, Воронин, плох о, – скомандовала Елена Николаевна.
И хотя я еще не успел себя никак проявить, в принципе, она и в этом была права. «Сегодня же выучу все правила», – дал я себе зарок, возвращаясь на место.
И все-таки школьные будни тянулись не так уж и уныло. В школу приезжала съемочная группа с Центрального телевидения, брала у нас интервью. Лёлик тоже присутствовал на съемках, правда, вел себя так себе – чесался перед камерой и неприлично вываливал набок язык. А вечером в новостях нас показали на всю Россию, выставив такими героями, что во время просмотра я покраснел до кончиков ушей.
И еще нам с Лешкой от имени милиции вручили новые доски, старые погибли при взрыве. Мне досталась красная с китайским огненным драконом, Лешке – синяя с серебряным дельфином, выпрыгивающим из воды. Каждый день мы с Лешкой после уроков тренировались в парке и разучили такие трюки, какие до сих пор никто повторить не может. Иногда Маша с Яной приходили на нас посмотреть, поболтать и поиграть с Лёликом. В общем, жизнь била ключом.
И все-таки мы все ждали лета. Ведь летом мы снова будем сниматься в кино. А это означает, что нас ждут новые захватывающие приключения!
Комментарии к книге «Лелик и горячие доски», Юлия Михайловна Луговская
Всего 0 комментариев