«Кладбище мамонтов»

Одиннадцать дней висела в звенящем воздухе морозная тишина. Дыхание опускалось инеем и вода, выплеснутая ковшом из урасы[1] падала на снег острыми кусками каменного льда.

Двенадцатою ночью неожиданно взвыл океанский ветер. Олени вернулись из тайги и стали за урасою бок-о-бок, как одно четырнадцатиголовое чудовище. Собаки тихонько выли, забившись под теплые оленьи животы. Ветер занес все снегом. Темнели неподвижные оленьи хребты и делали стадо похожим на костяную спину огромной черепахи, дремлющей вторую тысячу лет на снегу.

Ветер выдувал из урасы тепло, крутился в плетенке, обмазанной глиною, как печь, веял в очаге снег и пепел, погасил угли и вынес их в тайгу.

Ночью Сын Гостя проснулся от холода и ветра. Он высунул черную голову из оленьих шкур, сшитых в мешок для спанья, и прислушался. Плоское лицо его обвеяло тончайшими иглами льда, метавшегося с ветром и брызгами снега. Тогда он проворно выпростался из мешка, прополз по земляному полу до другого огромного мешка, где спали остальные, и всунул ноги в пролаз. Нога придавила скрюченную руку отца. Отец не проснулся, но простонал жалобнее собак, воющих на холоду, во сне:

— Я все отдал, что нужно, не трогай меня!

Ветер заглушил его бред. Сын Гостя влез в мешок, тесня спящих. Отец выдернул больную руку из-под его спины и крикнул, хрипя от боли:

— Ты слышал? Я заплатил все!

Он проснулся от собственного крика, напоминавшего лай простуженного пса. Он узнал сына по телу и запаху и, узнавши, спросил коротко:

— Ты, Андрей?

Андрей усмехнулся:

— Йоры[2] подняли вой и ветер. Угли погасли. Мне стало холодно! — Он ударил локтем отца в голую грудь и спросил: — не с тем ли гостем ты говорил во сне, в честь которого меня называют Сыном Гостя?

Вздохнув от боли, отец ответил покорно:

— Это был он. Йоры с ветром принесли его тень. И он опять крестил тебя, дал тебе имя Андрей, как у русских, и я не мог ослушаться, потому что на нем были светлые пуговицы, и он собирал шкурами подати русскому царю!

— Не пил ли ты с ним и огненную воду, старый волк с перешибленной лапой?