«Горящий лабиринт»

Горящий лабиринт (fb2) - Горящий лабиринт [ЛП] (пер. PJC Группа) 1578K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Рик Риордан

Рик Риордан Горящий лабиринт

Rick Riordan

THE BURNING MAZE

Copyright © 2018 by Rick Riordan

Переведено специально для группы «PJC»

* * *

Давайте выразим особую благодарность нашим переводчикам и редакторам, без которых не было бы этого замечательного перевода наших любимых книг:

Переводчики: Мария Филина, Руслан Переселков, Полина Шмидт, Марынка Афелия, Марьям Салпагарова, Надежда Белякова, Оксана Подольская

Редакторы: Марынка Афелия, Аида Воронова, Оксана Подольская, Кристина Смола, Cartridge Uranic

Глава 1

Был Аполлоном,

Стал крысой. Нужна помощь.

И кронатов бы.

Нет.

Я отказываюсь делиться этой частью истории. Это была самая низкая, самая унизительная, самая ужасная неделя за тысячи с лишним лет жизни. Трагедия. Катастрофа. Несчастье. Ничего я вам не расскажу.

Почему вы всё ещё здесь? Идите прочь!

Но увы, полагаю, у меня нет выбора. Вне всяких сомнений, Зевс рассчитывает, что мой рассказ о произошедшем станет частью моего наказания.

Ему было мало того, что он превратил меня, некогда божественного Аполлона, в смертного подростка с прыщами, жирком и псевдонимом Лестер Пападопулос. Мало того, что он отправил меня в опасный поиск по освобождению пяти великих Оракулов древности из-под власти троицы злых римских императоров. Мало даже того, что он связал меня — его когда-то любимого сына — с наглой двенадцатилетней полубогиней по имени Мэг!

Вдобавок ко всему прочему, Зевс хочет, чтобы я запечатлел мой позор для будущих поколений.

Очень хорошо. Но я вас предупредил. На этих страницах вас ожидает только страдание.

С чего бы мне начать?

Конечно же, с Гроувера и Мэг.

Мы блуждали по Лабиринту уже два дня, минуя тёмные пропасти и ядовитые озёра, обветшалые торговые центры, устраивающие скидки только в Хэллоуин, и сомнительные китайские забегаловки.

Лабиринт умел сбивать с толку. Похожий на паутину кровеносных сосудов под кожей смертного, он был сплетением подвальных помещений, канализационных стоков и забытых тоннелей по всему миру, и в этом сплетении не существовало привычных законов времени и пространства. Можно войти в Лабиринт через канализационный люк в Риме, пройти десять футов, открыть дверь и оказаться в тренировочном лагере клоунов в Буффало в штате Миннесота. (Пожалуйста, не спрашивайте. Такое травмирует.)

Я бы вообще предпочёл не соваться в Лабиринт. К несчастью, полученное в Индиане пророчество говорило прямо: «Сквозь Лабиринт к земле смертей палящих». Весело! «Лишь гид копытный сможет вам помочь».

Вот только наш копытный гид Гроувер Ундервуд, кажется, не знал, куда идти.

— Ты заблудился, — сказал я в сороковой раз.

— Неправда! — заспорил он.

Он, чуть пошатываясь, трусил вперёд в своих мешковатых джинсах, зелёной футболке-варёнке и специальных кроссовках New Balance 520 для козлиных копыт. Кудрявые волосы выбивались из-под красной вязаной шапки. Уж не знаю, почему он думал, что такой маскарад позволит ему сойти за человека: под шапкой ясно виднелись рожки, кроссовки по паре раз на дню соскальзывали с копыт, а я начал уставать от роли собачки, приносящей хозяину тапки.

Он остановился у Т-образного перекрёстка. В обоих направлениях грубые каменные стены уходили в темноту. Гроувер подёргал свою козлиную бородку.

— Ну? — спросила Мэг.

Гроувер вздрогнул. Как и я, он быстро научился бояться недовольства Мэг.

Не то чтобы Мэг МакКэффри выглядела пугающе. Она была невысокой для своего возраста и одевалась в цвета светофора: зелёное платье, жёлтые леггинсы, красные кроссовки (всё это было рваным и грязным благодаря ползанию по множеству узких тоннелей). В её коротко подстриженных тёмных волосах проглядывала паутина, а линзы её «кошачьих» очков так запачкались, что непонятно было, как она вообще что-то видит. В общем, она выглядела как детсадовец, только что выживший в жестокой схватке за право кататься на качелях.

Гроувер указал на правый туннель.

— Я… я вполне уверен, что Палм-Спрингс в той стороне.

— Вполне уверен? — спросила Мэг. — Это как в прошлый раз, когда мы зашли в туалет и застали врасплох циклопа на унитазе?

— Это была не моя вина! — запротестовал Гроувер. — Кроме того, это направление пахнет правильно. Как… кактусы.

Мэг принюхалась.

— Не чую никаких кактусов.

— Мэг, — вмешался я, — сатиру положено быть нашим гидом. У нас нет другого выбора, кроме как довериться ему.

Гроувер пропыхтел:

— Спасибо за доверие. Ежедневное напоминание: я не просил, чтобы меня магически вызывали через полстраны, и я проснулся в помидорной грядке на индианаполисской крыше!

Храбрые слова, но при этом он не сводил глаз со средних пальцев Мэг, вероятно, побаиваясь, что она может призвать свои золотые скимитары и порубить его в жареного козленка на гриле.

Даже узнав, что Мэг — дочь Деметры, богини выращивания всякого, Гроувер Ундервуд всё равно как будто боялся её больше, чем меня, некогда олимпийского бога. Жизнь несправедлива.

Мэг вытерла нос.

— Ладно. Я просто не думала, что мы будем шататься здесь два дня. А новолуние через…

— Через три дня, — оборвал её я. — Мы в курсе.

Может, это и было резковато, но я не нуждался в новых напоминаниях об этой части пророчества. Пока мы двигались на юг в поисках очередного Оракула, наш друг Лео Вальдес на своём бронзовом драконе на всех парах летел к Лагерю Юпитера, тренировочной базе римских полубогов в северной Калифорнии, надеясь, что успеет предупредить их о пламени, гибели и катастрофе, что, кажется, поджидали их в новолуние.

Я постарался говорить помягче.

— Мы должны надеяться, что Лео и римляне смогут справиться с чем бы там ни было на севере. У нас есть своя миссия.

— И много собственных огней, — вздохнул Гроувер.

— В смысле? — спросила Мэг.

Как и в предыдущие два дня, ответ Гроувера был уклончивым:

— Лучше об этом не говорить… здесь.

Он огляделся по сторонам, будто у стен имелись уши, что было вполне вероятным. Лабиринт был живым строением. И, судя по доносившимся из некоторых коридоров запахам, по крайней мере кишечник у него имелся.

Гроувер почесал ребра.

— Я попытаюсь быстро вывести нас отсюда, — пообещал он. — Но у Лабиринта своё на уме. В последний раз, когда я был тут с Перси…

Его лицо стало грустным, как обычно бывало, когда он вспоминал старые приключения со своим лучшим другом — Перси Джексоном. Я не мог винить его. Перси был полезным полубогом. К сожалению, призвать его с помощью томатной грядки было не так легко, как нашего сатира-проводника.

Я положил руку на плечо Гроувера.

— Мы знаем, что ты делаешь всё возможное. Пойдем дальше. И, пока ты принюхиваешься к кактусам, не мог бы ты заодно и завтрак нам унюхать — может, кофе или лимонные кронаты с кленовым сиропом. Было бы здорово.

Мы последовали за нашим гидом в правый туннель.

Вскоре проход сузился, и нам пришлось пригнуться и идти друг за другом по одному. Я шёл посередине — в самом безопасном месте. Может, это было не так уж и смело, но Гроувер был повелителем дикой природы, членом сатирского правящего Совета козлоногих старейшин. Теоретически это должно было значить, что он обладал великой силой, хотя я пока ничего такого за ним не замечал. А что касается Мэг, то она не только была единственным оберуким мечником, но и отлично владела навыками разбрасывания садовых семян, которыми запаслась в Индианаполисе.

Я же, напротив, на тот момент был самым слабым и беззащитным. После участия в битве с императором Коммодом, которого я ослепил вспышкой божественного света, я был не в силах призвать ни малейшей крохи моей некогда безграничной силы. Пальцы на ладах моей боевой укулеле становились неуклюжими, а со стрельбой из лука у меня стало так худо, что я даже промахнулся, выстрелив в того циклопа на унитазе (уж не знаю, кто из нас двоих смутился больше). Мало того, видения наяву, которые иногда парализовали меня, приходили всё чаще и становились всё сильнее.

Я не делился своими тревогами с друзьями. Пока нет.

Хотелось бы верить, что мои способности просто перезаряжались. В конце концов, наши испытания в Индианаполисе чуть не уничтожили меня.

Существовала и другая вероятность. Я упал с Олимпа в мусорку на Манхэттене в январе. Сейчас был март. Это означало, что я уже два месяца как человек. Вероятно, что чем дольше я остаюсь смертным, тем слабее становлюсь и тем труднее будет вернуть мою божественность.

Так ли было в предыдущие два раза, когда Зевс изгонял меня на землю? Я не мог вспомнить. Иногда я не мог вспомнить даже вкус амброзии, имена моих солнечных коней или лицо моей сестры-близняшки Артемиды. (В обычных обстоятельствах я сказал бы, что не помнить лицо сестры — это благословение, но я ужасно по ней соскучился. Только не смейте ей об этом рассказывать.)

Мы брели по коридору; волшебная стрела Додоны гудела в моём колчане, как телефон в беззвучном режиме, будто упрашивая, чтобы её вытащили и проконсультировались с ней.

Я попытался не обращать внимания.

Последние пару раз, когда я советовался со стрелой, она оказалась бесполезной. Хуже того, она оказалась бесполезной на шекспировском английском, с гораздо большим количеством «ибо», «сиё» и «воистину», чем я мог переварить. Никогда не любил 90-е. (Я имею в виду 1590-е.) Возможно, стоит посовещаться со стрелой, когда мы доберемся до Палм-Спрингс. Если доберемся…

Гроувер остановился на очередном перекрёстке.

Он принюхался к правому туннелю, затем к левому. Его нос дрожал, как у кролика, только что почуявшего собаку.

И вдруг он крикнул: «Назад!» и бросился обратно. Коридор был так узок, что он повалил меня, рухнув мне на колени, а я в свою очередь оказался на коленях у испуганно хрюкнувшей Мэг. Я хотел было возмутиться, ведь я не люблю групповой массаж, но тут по моим ушам ударил резкий звук. Из воздуха словно испарилась вся влага, запахло чем-то резким, как от свежезаасфальтированной аризонской трассы, в коридоре перед нами вспыхнула стена жёлтого пламени, дохнувшая чистым жаром… а затем она исчезла так же быстро, как и появилась.

В ушах у меня потрескивало — может, кровь в голове вскипела. Во рту было так сухо, что я не мог и сглотнуть. А ещё я не мог понять, колотит ли это меня или всех нас сразу.

— К… что это было?

Интересно, почему первым моим побуждением было сказать «кто». Что-то в этой вспышке было жутко знакомым. Мне казалось, что в остатках горького дыма я заметил нотку ненависти, разочарования и голода.

Вязаная шапка Гроувера дымилась, источая запах паленой козлиной шерсти.

— Это, — едва слышно произнёс он, — значит, что мы уже близко. Нужно спешить.

— Как я и говорила, — проворчала Мэг. — А теперь поднимайтесь!

Она коленом пихнула меня в зад.

Я попытался выпрямиться — по крайней мере, насколько это позволял низкий тоннель. После вспышки жара кожа стала влажной и липкой. Коридор перед нами был тих и тёмен, словно и не был источником адского пламени, но я провёл достаточно времени в солнечной колеснице, чтобы оценить силу огня. Если бы мы познакомились с той стеной поближе, нас точно ионизировало бы, превратив в плазму.

— Нам налево, — решил Гроувер.

— Эм, — сказал я, — оттуда же огнём полыхнуло.

— А ещё это кратчайший путь.

— Может, назад пойдем? — предложила Мэг.

— Ребята, мы близко, — настаивал Гроувер. — Я чувствую это. Но мы попали в его часть лабиринта. Если мы не поспешим…

Скриии!

Шум эхом отдался от стен коридора позади нас. Хотелось бы верить, что это был какой-то случайный звук, какие часто можно услышать в Лабиринте — металлическая дверь скрипит на проржавевших пружинах или игрушка на батарейках с хэллоуинской распродажи катится в бездонную яму. Но один взгляд на лицо Гроувера сказал мне то, что я и сам заподозрил: это был крик живого существа.

СКРИИИИ!

На этот раз крик был злее, а кричавший — гораздо ближе к нам.

Мне не нравилось то, что Гроувер сказал о «его части лабиринта». Что ещё за «он»? И мне точно не хотелось бежать в коридор с функцией быстрого поджаривания. Но крик, доносившийся сзади, наполнил меня ужасом.

— Бежим, — сказала Мэг.

— Бежим, — согласился Гроувер.

Мы бросились в проход слева. Единственным плюсом было то, что он был немного просторнее, так что мы могли бежать сломя голову, чуть свободнее размахивая руками. На следующем перекрёстке мы снова кинулись влево, а затем тут же направо. Мы перепрыгнули яму, забрались по лестнице и помчались по очередному коридору, но существо позади нас как будто без труда следовало за нами по запаху.

— СКРИИИИ! — вопило оно в темноте.

Я знал этот звук, но слабая человеческая память не могла определить, откуда. Какое-то птицеподобное существо. Не миленькое типа длиннохвостого попугая или какаду, а злобное, опасное, алчущее крови и совсем рехнувшееся.

Мы влетели в круглое помещение, смахивавшее на дно огромного колодца. Узкий пандус спиралью поднимался по грубым кирпичным стенам. Что было наверху, оставалось загадкой. Другого выхода я не видел.

СКРИИИ!

Крик ударил по всем косточкам моего среднего уха. Хлопанье крыльев эхом отдавалось от стен коридора. Или же птиц было много? Охотились ли эти твари стаями? Я встречался с ними раньше. Я должен был знать, будь оно неладно!

— Что теперь? — спросила Мэг. — Вверх?

Гроувер уставился в темноту над нами с отвисшей челюстью.

— Это не имеет смысла. Этого не должно здесь быть.

— Гроувер! — сказала Мэг. — Вверх или нет?

— Да, вверх! — закричал он. — Вверх — это хорошо!

— Нет, — сказал я, чувствуя покалывание от страха у себя на загривке. — Мы не доберемся. Нам нужно блокировать этот коридор.

Мэг нахмурилась.

— Но…

— Давай магию растений! — заорал я. — Живо!

Я вам вот что скажу о Мэг: если нужны магические трюки с растениями — она именно та девочка. Она покопалась в мешочках на поясе, вскрыла пакетик с семенами и швырнула их в туннель.

Гроувер взялся за свою свирель. Он заиграл заводную джигу, в то время как Мэг встала на колени перед семенами с напряженным от сосредоточения лицом.

Вместе повелитель дикой природы и дочь Деметры были отличным садоводческим дуэтом. Семена так и рванулись расти, становясь помидорными кустами. Стебли вытягивались, оплетая выход из тоннеля, листья разворачивались с бешеной скоростью, красные помидоры вскоре уже были размером с кулак. Отверстие было почти полностью закрыто, когда в прореху ворвалось нечто тёмное и пернатое.

Когти чиркнули по моей левой щеке, едва не лишив меня глаза. Тварь сделала над нами круг, торжествующе скрирнув, а затем уселась на пандус футах в десяти над нами, пронзая нас круглыми золотыми глазами, напоминающими поисковые огни.

Сова? Нет, тварь была вдвое больше самой крупной из подопечных Афины. Её обсидианово-чёрное оперение лоснилось. Она приподняла кожистую красную лапу, раскрыла золотой клюв и толстым чёрным языком слизала с когтей кровь — мою кровь.

У меня перед глазами поплыло. Колени стали резиновыми. Я смутно различал другие звуки, исходящие из туннеля — разочарованные крики, хлопанье крыльев, когда ещё больше демонических птиц врезались в побеги томатов, пытаясь прорваться к нам.

Возле меня возникла Мэг с блестящими скимитарами в руках. Её взгляд был направлен на огромную птицу над нами.

— Аполлон, ты в порядке?

— Стрикс, — сказал я; название всплыло из глубин моего слабого смертного разума. — Эта штука называется стрикс.

— Как нам её убить? — поинтересовалась всегда практичная Мэг.

Я потрогал порезы на лице и не почувствовал ни щеки, ни своих пальцев.

— Вообще-то, с убийством всё не так просто.

Гроувер завопил, когда стриксы снаружи с криками набросились на растения.

— Ребята, у нас тут ещё шесть-семь тварей, пытающихся прорваться. Эти помидоры их не удержат.

— Аполлон, отвечай сейчас же, — приказала Мэг. — Что мне делать?

Я хотел помочь. Правда хотел. Но не мог нормально сформулировать слова. Как будто Гефест провел надо мной одну из своих знаменитых операций по удалению зуба, и я всё ещё находился под воздействием его веселящего нектара.

— Убив птицу, ты будешь проклята, — наконец выдал я.

— А если её не убивать? — спросила Мэг.

— О, тогда она выпотрошит тебя, выпьет всю твою кровь и сожрёт плоть, — я улыбнулся, хотя, по-моему, не сказал ничего смешного. — А ещё не дайте стриксам вас поцарапать. Это парализует вас.

В качестве демонстрации я рухнул на бок.

Стрикс над нами расправил крылья и спикировал вниз.

Глава 2

Теперь я багаж

Прискотченный к сатиру

Утро просто дрянь

— СТОЙ! — заорал Гроувер. — Мы пришли с миром!

Птицу это не впечатлило. Она снова метнулась вперёд, и лицо Гроувера не пострадало лишь благодаря Мэг, взмахнувшей своими скимитарами. Стрикс ловко увернулся, пролетев между клинков, и, невредимый, уселся на пандус чуть повыше.

— СКРИИИИ! — возопил он, взъерошив перья.

— Что значит «ты должен убить нас»? — спросил Гроувер.

Мэг нахмурилась.

— Ты можешь с ним говорить?

— Ну да, — сказал Гроувер. — Это же животное.

— И почему ты сразу не стал переводить, что он говорит?

— Потому что он просто кричал «скри»! — ответил Гроувер. — А теперь он говорит «скри» так, как будто ему нужно нас убить.

Я попытался пошевелить ногами, но они, казалось, превратились в мешки с цементом, что я нашел слегка забавным. Руки ещё двигались, и грудь оставалась частично чувствительной, но я не был уверен, как долго это продлится.

— Может, спросишь стрикса, почему ему нужно нас убить? — предложил я.

— Скри! — сказал Гроувер.

Язык стриксов начал меня утомлять.

Птица ответила серией клёкота и пощёлкивания клювом.

Тем временем стриксы в коридоре снаружи орали и ломились в выращенную нами сеть из растений. Сквозь неё прорывались чёрные когти и золотые клювы, перемалывая помидоры в соус пико-де-гальо. Вряд ли у нас оставалось больше пары минут до того, как птицы окажутся внутри и убьют нас всех, но их бритвенно-острые клювы были такими миленькими!

Гроувер заламывал руки.

— Стрикс говорит, его послали выпить нашу кровь, пожрать нашу плоть и выпотрошить наши тела — не обязательно в таком порядке. Он говорит, что ему жаль, но это прямой приказ императора.

— Дурацкие императоры, — проворчала Мэг. — О котором речь?

— Не знаю. Он зовёт его просто Скри.

— Ты можешь перевести слово «выпотрошить», но не справился с именем императора?

Лично меня это не возмущало. С тех пор как мы покинули Индианаполис, у меня была куча времени на размышления о Тёмном пророчестве, полученном нами в пещере Трофония. Мы уже столкнулись с Нероном и Коммодом, и у меня было ужасное подозрение насчёт личности третьего императора, которого нам еще предстояло встретить. В данный момент я совершенно не нуждался в подтверждении своих догадок. Эйфория, вызванная ядом стрикса, начала рассеиваться, и я осознал, что вот-вот буду съеден заживо огромной кровососущей совой. Других поводов зарыдать от отчаяния я пока не искал.

Стрикс спикировал на Мэг. Она уклонилась, успев плашмя ударить своим клинком по хвосту птицы, когда та проносилась мимо, и отправить неудачливого монстра в полёт навстречу стене. Впечатавшись головой в каменную кладку, стрикс взорвался облаком пыли и перьев.

— Мэг! — воскликнул я. — Я же сказал не убивать их! Это грозит проклятием!

— Я и не убивала. Она сама убилась о ту стену.

— Не уверен, что мойры посмотрят на это так же.

— Тогда давай им не скажем.

— Народ? — окликнул нас Гроувер, указывая на томатные заросли, быстро тающие под натиском когтей и клювов. — Если их нельзя убивать, может, нам стоит усилить барьер?

Он выхватил свирель и заиграл. Мэг превратила мечи в кольца и простерла руки в сторону помидоров. Побеги окрепли, а корни попытались упрочиться на каменном полу, но эта битва была заведомо проиграна. Слишком много стриксов теперь ломилось с другой стороны, прорывая молодую поросль быстрее, чем она успевала появляться.

— Плохо дело, — Мэг попятилась. Лицо её блестело от пота. — Без почвы и солнечного света большего нам не добиться.

— Ты права, — Гроувер посмотрел наверх, туда, где пандус по спирали уходил во мрак. — Мы почти дома. Если только мы успеем добраться до верха прежде, чем стриксы прорвутся…

— Так полезли.

— Алё, — с горечью произнёс я. — Парализованный бывший бог на связи.

Гроувер скорчил Мэг рожицу.

— Скотч?

— Скотч, — согласилась она.

Да защитят меня боги от героев со скотчем. А у героев, по-видимому, всегда есть скотч! Мэг вытащила рулон из подсумка на поясе, усадила меня спиной к спине Гроувера, обмотала нас скотчем подмышками — словом, я оказался в положении его походного рюкзака.

С помощью Мэг Гроувер, пошатываясь, поднялся на ноги, раскачивая меня из стороны в сторону, так что моему взгляду в случайном порядке открывались виды на стены, пол, лицо Мэг и мои собственные широко раскинутые ноги.

— Эм, Гроувер… А тебе хватит сил нести меня до самого верха? — неуверенно спросил я.

— Сатиры отлично лазают, — просипел он.

И он двинулся по узкому пандусу. Мои парализованные ноги волочились за нами. Следом шла Мэг, не перестававшая оглядываться на стремительно хиреющие заросли помидоров.

— Аполлон, — окликнула она меня, — расскажи мне о стриксах.

Я порылся в памяти на предмет ложки пользы в бочке каши.

— Они… они птицы дурных предвестий, — ответил я. — Когда они появляются, случается плохое.

— Да неужели? — закатила глаза Мэг. — Ещё что?

— Ну, обычно они кормятся юными и слабыми. Младенцами, стариками, парализованными богами… что-то типа этого. Гнездятся в верховьях Тартара. А ещё: это только догадка, но я вполне уверен, что питомцы из них не очень.

— И как от них избавиться? Если нельзя убивать, то как их остановить?

— Я… не знаю.

Мэг разочарованно вздохнула.

— Поговори со стрелой Додоны. Может, она что знает. А я попытаюсь выиграть немного времени.

Она трусцой побежала обратно вниз по пандусу.

Разговор со стрелой — как раз то, что могло сделать этот день ещё хуже, но это был приказ, а приказов Мэг я ослушаться не мог. Потянувшись через плечо, я вытащил волшебное орудие из колчана.

— Здравствуй, Мудрая и Могучая Стрела, — сказал я.

Всегда лучше всего начинать с лести.

— ТЫ НЕ ПОСПЕШАЛ, — отчитала меня стрела. — НЕСКАЗАННО МНОГО СЕДМИЦ Я ПЫТАЛСЯ МОЛВИТЬ ТЕБЕ СЛОВО.

— Прошло всего сорок восемь часов.

— ВОИСТИНУ, КОГДА ТЫ ПЛЕНЁН В КОЛЧАНЕ, ВРЕМЯ ДВИЖЕТСЯ ЕДВА. ИСПЫТАЙ СИЕ, И УЗРИМ, ПРИДЁТСЯ ЛИ ТЕБЕ ПО СЕРДЦУ.

— Точно, — я подавил желание сломать древко стрелы. — Что ты можешь рассказать о стриксах?

— Я ДОЛЖНА ПОВЕДАТЬ ТЕБЕ О… ПОГОДИ-КА. СТРИКСАХ? ПОЧЕМУ ТЫ ВОПРОШАЕШЬ О НИХ?

— Потому что они вот-вот нас умертвят… убьют.

— ТЬФУ! — простонала стрела. — НАДЛЕЖИТ ТЕБЕ ИЗБЕГАТЬ ТАКИХ ОПАСНОСТЕЙ.

— Сам-то я и не догадался бы, — ответил я. — Так есть ли тебе что сказать о стриксах, О Мудрое Орудие?

Стрела завибрировала, наверняка пытаясь подключиться к Википедии. Она отрицает, что использует Интернет. Видимо, то, что больше всего толку от неё в местах с бесплатным вай-фаем — просто совпадение.

Гроувер, пыхтя и вздыхая, тащил моё бренное смертное тело по пандусу, пошатываясь в опасной близости от края. Пол помещения теперь был футах в пятидесяти под нами — в самый раз для отличного смертельного падения. Внизу суетилась Мэг, что-то бормоча себе под нос и рассыпая новые семена.

Пандус, казалось, тянулся вверх до бесконечности. Что бы ни ждало нас на вершине — если эта вершина существовала, — сейчас оно скрывалось в темноте. Мне подумалось, что со стороны Лабиринта было очень непредусмотрительно не устроить здесь лифт или хотя бы приличные перила. Как героям с ограниченными возможностями получать удовольствие в такой смертельной ловушке?

Наконец стрела Додоны вынесла свой вердикт.

— СТРИКСЫ ОПАСНЫ.

— И вновь, — ответил я, — твоя мудрость являет нам свет во тьме.

— ЗАТКНИ УСТА, — продолжила стрела. — ПТИЦ МОЖНО ОДОЛЕТЬ, НО ИХ ПОГИБЕЛЬ ПРИНЕСЁТ ДУШЕГУБУ ПРОКЛЯТИЕ И ПРИЗОВЁТ НОВЫХ СТРИКСОВ.

— Да-да. Что еще?

— Что она говорит? — выдавил Гроувер, жадно глотая воздух.

Одним из множества раздражающих качеств стрелы было то, что её голос звучал только у меня в голове. Мало того, что, разговаривая с ней, я выглядел как полный псих, так ещё и постоянно приходилось передавать её глупости друзьям.

— Всё ещё гуглит, — сказал я Гроуверу. — Возможно, о Стрела, ты могла бы воспользоваться булевыми операторами[1]. Попробуй «стрикс + победить».

— Я НЕ ЧИТЕР! — прогремела стрела. Потом помолчала, как раз столько времени, чтобы успеть напечатать «стрикс + победить». — СИХ ПТИЦ ОТПУГНУТ СВИНЫЕ ПОТРОХА. ИМЕЕШЬ ТАКОВЫЕ?

— Гроувер, — окликнул я, — нет ли у тебя свиных потрохов?

— Что? — он обернулся, чтобы посмотреть на меня, но, поскольку я был к нему прискотчен, мой нос едва разминулся с кирпичной стеной. — Откуда у меня потроха? Я вегетарианец!

Мэг забралась на пандус и догнала нас.

— Они почти прорвались, — сообщила она. — Я пробовала разные растения, пыталась призвать Персика…

Её голос дрогнул от отчаяния.

Она пыталась призвать своего персикового соратника с самого нашего появления в Лабиринте. Дух был весьма полезен в бою, но довольно избирательно относился к тому, когда и где появляться. Наверное, ему, как и помидорам, под землёй было не очень-то уютно.

— Что ещё, Стрела? — крикнул я. — Не только же свиные потроха их пугают!

— ПОГОДИ… ВНЕМЛИ! ВИЖУ, ЧТО ХОРОШО СЕМУ ПОСЛУЖАТ АРБУТУСЫ!

— Дар бутсы?.. — переспросил я.

Поздно.

Снизу раздались кровожадные вопли: стриксы прорвались сквозь томатную баррикаду и ворвались в комнату.

Глава 3

Стриксы скотины

Истинно вам глаголю

Они есть скоты

— ВОТ они! — крикнула Мэг.

Вот честно, когда хочешь поговорить о чём-то важном, так из неё слова не вытянешь. А когда мы оказываемся в явной опасности, она во всю глотку орёт: «Вот они!»

Гроувер ускорился и проявил недюжинную силу, скача вверх по пандусу с моим безвольным телом.

В моём положении, лицом назад, мне открывался великолепный вид на стриксов, вихрем вырывавшихся из теней. Их желтые глаза вспыхивали, как монетки в мутном фонтане. Десяток птиц? Больше? С учётом того, как мы намучились с одним стриксом, я был не в восторге от наших шансов против целой стаи, особенно на узком и скользком пандусе, где мы представляли собой такие заманчивые цели. Вряд ли Мэг смогла бы помочь всем этим тварям самоубиться о стену.

— Арбутус! — крикнул я. — Стрела сказала, что стриксов отпугивает какой-то арбутус!

— Это растение, — Гроувер хватал ртом воздух. — Кажется, я с ним когда-то встречался.

— Стрела, — спросил я, — что такое арбутус?

— СИЕ МНЕ НЕВЕДОМО! РОЖДЕНИЕ В РОЩЕ НЕ ДЕЛАЕТ МЕНЯ САДОВОДОМ!

Я с отвращением сунул стрелу обратно в колчан.

— Аполлон, прикрой меня, — Мэг сунула один из своих мечей в мою руку, затем покопалась в поясе садовника, нервно косясь на стриксов, поднимающихся всё выше.

Я не был уверен, каким образом, по мнению Мэг, я должен был ее прикрывать. Я был полный ноль по части фехтования, даже не будучи примотанным скотчем к спине сатира, а цели передо мной подразумевали проклятие тому, кто их убьет.

— Гроувер! — крикнула Мэг. — Мы можем узнать, что это за растение — арбутус?

Она разорвала первый попавшийся пакет и бросила семена в воздух. Те лопались, как зерна нагретого попкорна, превращаясь в бататы размером с гранату, с зелеными, покрытыми листвой стеблями. Затем они полетели вниз, навстречу стае стриксов, задев парочку и вызвав изумлённое кудахтанье, но птицы продолжали приближаться.

— Это клубни, — прохрипел Гроувер. — Я думаю, арбутус — фруктовое растение.

Разорвав второй пакетик семян, Мэг осыпала стриксов стремительно вырастающими кустами, усыпанными зелёными плодами. Птицы просто их облетели.

— Виноград? — спросил Гроувер.

— Крыжовник, — сказала Мэг.

— Ты уверена? Форма листьев…

— Гроувер! — прервал его я. — Давайте ограничимся военной ботаникой. Что такое… УТКА[2]!

Теперь, великодушный читатель, посуди сам. Спрашивал ли я о том, что такое утка? Разумеется, нет. Вопреки последующим жалобам Мэг, я пытался предупредить ее о том, что ближайший стрикс летит прямо ей в лицо.

Она не поняла мое предупреждение, в чем не было моей вины.

Я взмахнул одолженным скимитаром, пытаясь защитить свою юную подругу. Только моя никуда не годная меткость и быстрые рефлексы Мэг помешали мне ее обезглавить.

— Прекрати это! — крикнула она, отбив стрикса в сторону вторым клинком.

— Ты сказала «прикрой меня»! — запротестовал я.

— Я не имела в виду… — она вскрикнула от боли, пошатнувшись, когда на ее правом бедре появился кровавый порез.

А потом нас поглотила злобная буря когтей, клювов и чёрных крыльев. Мэг бешено размахивала скимитаром. Стрикс бросился мне в лицо, готовый выцарапать мне глаза, когда Гроувер сделал кое-что неожиданное: закричал.

«Ну и в чем здесь сюрприз?» — спросите вы. Когда вас облепили птицы, пожирающие внутренности, самое время кричать.

Верно. Но звук, исходивший изо рта сатира, не был обычным криком.

Он раскатился по комнате, как ударная волна бомбы, рассеивая птиц, сотрясая камни и внушая мне чувство холодного, необъяснимого страха.

Не будь я примотан скотчем к спине Гроувера, я бы сбежал. Я бы и с пандуса спрыгнул, лишь бы убраться от этого звука. Когда он раздался, я уронил меч Мэг и закрыл руками уши. Мэг, лёжа ничком на пандусе, окровавленная и, без сомнения, уже частично парализованная ядом стриксов, свернулась в клубок и спрятала голову в ладонях.

Стриксы улетели обратно вниз, в темноту.

Мое сердце бешено колотилось. Адреналин захлестывал меня. Мне пришлось несколько раз глубоко вдохнуть, прежде чем я снова смог говорить.

— Гроувер, — сказал я, — ты только что вызвал Панику?

Я не мог видеть его лицо, но чувствовал, что он дрожит. Он лёг на пандус и перекатился набок, так что я уставился в стену.

— Я не собирался, — голос Гроувера был хриплым. — Не делал этого несколько лет.

— П-паника? — спросила Мэг.

— Крик пропавшего бога Пана, — сказал я и от одного упоминания его имени загрустил.

Ах, как хорошо мы с богом природы проводили время в древности, как скакали и плясали в глуши! Скакал Пан первоклассно. Затем люди уничтожили большую часть дикой природы, и Пан растворился в небытии. Вы — люди. Вы лишаете нас, богов, всего хорошего.

— Никогда не слышал, чтобы кто-то кроме Пана использовал эту силу, — сказал я. — Как?

Гроувер издал звук — наполовину вздох, наполовину рыдание.

— Долгая история.

Мэг хмыкнула.

— Так или иначе, мы избавились от птиц.

Я услышал, как она разрывает ткань, вероятно, делая повязку для своей ноги.

— Ты парализована? — спросил я.

— Да, — пробормотала она. — Ниже талии.

Гроувер завертелся в нашей сбруе из скотча.

— Я по-прежнему в порядке, но обессилел. Птицы вернутся, и теперь я никак не смогу нести тебя вверх по пандусу.

Я не сомневался в его словах. Крик Пана мог напугать практически все, что угодно, но расходовал очень много магии. Каждый раз после его применения Пан засыпал на три дня.

Под нами по Лабиринту эхом разносились крики стриксов. Их верещание уже звучало так, словно испуганное «Летим отсюда!» сменялось на озадаченное: «Почему мы летим оттуда»?

Я попытался пошевелить ступнями. К моему удивлению, я теперь чувствовал пальцы ног в носках.

— Может кто-нибудь освободить меня? — спросил я. — Думаю, яд теряет силу.

Мэг, лежа, перепилила скимитаром скотч, обмотанный вокруг меня. Мы трое прижались спинами к стене — три вспотевших, унылых, жалких кусочка приманки для стриксов, ожидающие своей смерти. Под нами крики роковых птиц становились все громче. Скоро они вернутся, злые, как никогда. Над нами, на высоте около пятидесяти футов, едва видный в тусклом блеске мечей Мэг, наш пандус упирался в куполообразный кирпичный потолок.

— Вот вам и выход, — сказал Гроувер. — Я был уверен… Этот котлован так похож на…

Он тряхнул головой так, будто не мог сказать, на что надеялся.

— Я не собираюсь здесь умирать, — проворчала Мэг.

Её внешний вид говорил обратное. Костяшки её пальцев были в крови, а колени ободраны. Зелёное платье — подарок мамы Перси Джексона — выглядело, как видавшая виды когтеточка саблезубого тигра. Она оборвала леггинсы слева, чтобы остановить кровотечение на бедре, но ткань была уже мокрой насквозь.

Несмотря на это, её глаза вызывающе горели. Стразы по-прежнему сверкали на кончиках кошачьих очков. Я уже понял, что не стоит сбрасывать со счетов Мэг МакКэффри, пока её стразы всё ещё блестят.

Она порылась в своих пакетиках семян, вглядываясь в названия.

— Розы. Нарциссы. Кабачок. Морковка.

— Нет… — Гроувер стукнул себя кулаком по лбу. — Арбутус выглядит как… цветущее дерево. Проклятье, я должен это знать.

Я с пониманием отнёсся к его проблемам с памятью. Я должен был помнить много вещей: слабости стриксов, ближайший секретный выход из Лабиринта, личный номер Зевса, чтобы позвонить и умолять о спасении. Но мой разум был пуст. Ноги начали дрожать. Возможно, то был знак, что скоро я снова смогу ходить, но это не ободрило меня. Мне некуда было идти, разве только для того, чтобы выбрать, где умереть: наверху или внизу.

Мэг продолжала перебирать пакеты с семенами.

— Брюква, глицинии, пираканта, земляника…

— Земляника! — Гроувер крикнул так громко, что я принял это за очередной призыв паники. — Вот оно! Арбутус — это земляничное дерево!

Мэг нахмурилась.

— Земляника не растёт на деревьях. Она из рода Fragaria, семейство розовые.

— Да, да, я знаю! — Гроувер заламывал руки, будто он не мог выговорить эти слова достаточно быстро. — Арбутус из семейства вересковых, но…

— О чем вы двое говорите? — спросил я. Мне было интересно, не воспользовались ли они вай-фаем стрелы Додоны, чтобы посмотреть информацию на botany.com. — Мы вот-вот умрём, а вы спорите о родах растений?

— Fragaria достаточно близка, — настаивал Гроувер. — Плоды арбутуса выглядят как земляника. Вот почему он называется земляничным деревом. Однажды я встретил дриаду арбутуса. У нас завязался большой спор по этому поводу. Кроме того, я эксперт в выращивании ягод. Как и все сатиры в Лагере Полукровок!

Мэг с сомнением уставилась на пакет с семенами земляники.

— Даже не знаю.

И тут дюжина стриксов снова ринулась на нас снизу, яростно вопя хором в предвкушении возможности выпотрошить нас.

— ДАВАЙТЕ УЖЕ СВОЙ ФРЭГГЛ-РОК![3] — завопил я.

— Fragaria, — поправила Мэг.

— ДА КАКАЯ РАЗНИЦА!

Вместо того, чтобы бросить семена земляники в пустоту, Мэг разорвала пакет и рассыпала их вдоль края пандуса со сводящей с ума медлительностью.

— Поторопись, — я нащупал свой лук. — У нас секунд тридцать.

— Погоди, — Мэг высыпала последние семена.

— Пятнадцать секунд!

— Жди, — она отбросила пакетик и опустила ладони на семена, будто собираясь играть на клавишном инструменте (что, кстати, у неё не очень хорошо получается, несмотря на мои попытки научить её).

— Хорошо, — сказала она. — Давай.

Гроувер поднял свою флейту и начал играть неистовую версию «Strawberry Fields Forever» в трехдольном размере. Забыв про лук, я схватился за укулеле и начал подыгрывать. Я не знал, поможет ли это, но если мне предстояло быть разорванным на части, то, по крайней мере, я бы хотел сыграть Beatles перед этим.

Едва стриксы приготовились напасть, как семена взорвались, словно батарея фейерверков. Зелёные ленты выгнулись дугами, мостами перекинувшись через пустоту к противоположной стене и порождая новые лозы, похожие на струны гигантской лютни. Стриксы запросто пролетели бы между ними, но вместо этого они сошли с ума, сворачивая, чтобы избежать растений, и сталкиваясь друг с другом в воздухе.

Тем временем стебли стали толще, развернулись листья, распустились белые цветки, и земляника созрела, наполнив воздух сладким ароматом.

Помещение содрогнулось. Везде, где земляника касалась камня, кирпич трескался и рассыпался, давая землянике удобное место для корней.

Мэг оторвала руки от воображаемых клавиш.

— Лабиринт… помогает?

— Не знаю! — ответил я, яростно наигрывая аккорд в тональности гармонического фа минор. — Но не останавливайся!

Земляника с нереальной скоростью раскинулась по стене зеленой волной.

Я едва успел подумать: «Ого, представьте только, что бы эти растения могли сделать при солнечном свете!», как куполообразный потолок треснул, будто яичная скорлупа. Сияющие лучи пронзили тьму. Обломки камней обрушились градом, раня птиц и задевая земляничные лозы (которые, в отличие от стриксов, почти сразу же восстанавливались).

Как только солнечные лучи коснулись птиц, те закричали и рассыпались пылью.

Гроувер опустил свою флейту Пана. Я опустил укулеле. Мы с изумлением наблюдали, как растения продолжали расти, переплетаясь до тех пор, пока земляничный батут не затянул всё пространство у наших ног.

Потолок разрушился, явив нам сияющее голубое небо. Из пролома, как из открытой печки, повеяло горячим сухим воздухом.

Гроувер поднял лицо к свету и шмыгнул носом. На его щеках блестели слёзы.

— Ты ранен? — спросил я.

Он уставился на меня. Видеть глубокую печаль на его лице было больнее, чем смотреть на солнечный свет.

— Запах тёплой клубники, — сказал он. — Прямо как в Лагере Полукровок. Прошло столько времени…

Я ощутил непривычную боль в груди и похлопал Гроувера по колену. В Лагере Полукровок, тренировочном полигоне для греческих полубогов на Лонг-Айленде, я провёл не так много времени, но сейчас понимал, что он чувствует. Я задавался вопросом, как там поживают мои дети: Кайла, Уилл и Остин. Я вспомнил, как сидел с ними возле костра, пел «Моя мама была Минотавром» и ел обгорелые маршмеллоу с палки. Такие прекрасные товарищи — большая редкость, даже в бессмертной жизни.

Мэг прислонилась к стене. Её лицо было болезненно-бледным, а дыхание неровным.

Я порылся в карманах и нашёл надломленный квадратик амброзии в салфетке. Я хранил её не для себя. Будучи смертным, я не мог отведать пищи богов без риска спонтанного самовозгорания. Но Мэг, как оказалось, не всегда проявляла готовность съесть свою порцию.

— Ешь, — я вложил салфетку в её руку. — Это поможет параличу пройти быстрее.

Она сжала челюсть, будто собираясь закричать: «Я НЕ ХОЧУ!», затем, видимо, решила, что не против снова обрести способность двигать ногами, и принялась грызть амброзию.

— Что там? — спросила она, нахмурившись на голубое небо.

Гровер вытер слезы с лица.

— Мы сделали это. Лабиринт привел нас прямо к нашей базе.

— К нашей базе? — я был рад узнать, что у нас есть база. Я надеялся, что это означает безопасность, мягкую кровать и, возможно, кофемашину.

— Да, — Гроувер нервно сглотнул. — Думаю, хоть что-то от неё осталось. Давайте узнаем это.

Глава 4

Приветствую! Тут

Камни, песок, руины!

А ещё камни!

МНЕ сказали, что я все-таки достиг поверхности.

Ничего не помню.

Мэг была частично парализована, Гроувер почти нес меня половину пути наверх, так что кажется неправильным, что тем, кто упал в обморок, был я, но что я могу сказать? Тот фа-минорный аккорд из «Strawberry Fields Forever», должно быть, отнял у меня больше сил, чем я осознавал.

Но зато я помню свои лихорадочные сны.

Мне явилась элегантная смуглая женщина. Ее длинные каштановые волосы были собраны в пучок, отливающее серебром платье без рукавов трепетало на ветру легко, как крылья мотылька. На вид ей было лет двадцать, но глаза ее казались черными жемчужинами. Их тяжелый блеск формировался веками, подобно защитной оболочке, под которой таятся невыразимые печаль и разочарование. Это были глаза бессмертного, глаза, видевшие крушение великих цивилизаций.

Мы с ней стояли на каменной платформе на краю чего-то, похожего на крытый бассейн, наполненный лавой. Воздух мерцал от жара. Пепел обжигал глаза.

Женщина воздела руки в умоляющем жесте. Ее запястья были перехвачены раскаленными докрасна железными оковами. Цепь, что приковала ее к платформе, почти плавилась от жара, но горячий металл, кажется, не причинял ей вреда.

— Мне жаль, — произнесла она.

Я откуда-то знал, что она говорит не со мной. Я был лишь наблюдателем, глядящим на происходящее глазами кого-то другого. Она только что принесла этому человеку сокрушительно плохие новости, хотя я не имел ни малейшего понятия, что за сообщение это было.

— Я бы спасла тебя, если бы могла, — продолжила она. — Я бы спасла ее. Но я не могу. Скажи Аполлону, что он должен прийти. Только он может освободить меня, даже если это… — женщина захлебнулась воздухом, словно осколок стекла врезался ей в горло. — Семь букв, — прохрипела она. — Начинается с Л.

«Ловушка, — подумал я. — Ответ — ловушка».

Я был слегка взволнован, как это бывает, когда смотришь по телевизору шоу-викторину и знаешь ответ на заданный вопрос. И думаешь, что, если бы ты был игроком, ты выиграл бы все!

А потом я вдруг понял, что мне не нравится эта викторина. Особенно если ответ — ловушка. Особенно если эта ловушка и есть единственный приз, что меня ожидает.

Образ женщины растаял в пламени.

Я оказался в другом месте. Это была крытая терраса с видом на залитую лунным светом бухту. Вдалеке, окутанный туманом, возвышался знакомый темный силуэт Везувия, каким он был до того, как извержение 79-го года нашей эры разнесло его вершину в куски, разрушив Помпеи и уничтожив тысячи римлян. (Можете винить в этом Вулкана. У него тогда выдалась непростая неделька.)

Вечернее небо было цвета свежего кровоподтека, береговая линия освещалась только светом костров, луны и звезд. Мозаичный пол под моими ногами посверкивал золотыми и серебряными плитками. Немногие римляне могли позволить себе подобную роскошь. Разноцветные фрески на стенах были задрапированы шелком, который наверняка стоил сотни тысяч денариев. Я понял, где нахожусь: императорская вилла, один из многих дворцов увеселений, окаймлявших Неаполитанский залив в первые дни империи. По идее, такое место, как это, должно было всю ночь сиять яркими огнями, демонстрируя богатство и величие владельца, но факелы на этой террасе не горели, обернутые черной тканью.

В тени колонны лицом к морю стоял худой молодой человек. Его лица не было видно, но вся его поза выражала нетерпение. Он подергивал свои белые одежды, то и дело скрещивал руки на груди и стучал по полу обутой в сандалию ногой.

Появился еще один человек, вышедший на террасу со звоном доспехов и тяжелым дыханием плотно сложенного воина. Его лицо было скрыто под шлемом преторианской гвардии.

Он преклонил колени перед юношей.

— Дело сделано, принцепс.

Принцепс. Латинское слово, означающее «первый в ряду» или «первый среди граждан», — миленький эвфемизм, который римские императоры использовали, чтобы прикрыть полную неограниченность своей власти.

— На этот раз ты уверен? — спросил юный, пронзительный голос. — Мне не нужны сюрпризы.

— Совершенно уверен, принцепс, — прокряхтел претор.

Охранник вытянул вперед свои массивные волосатые предплечья. Кровавые царапины сверкнули в свете луны, будто кто-то в отчаянии вцепился в его плоть ногтями.

— Что ты использовал? — голос молодого человека звучал заинтересованно.

— Его собственную подушку, — сказал мужчина. — Это был самый простой способ.

Юноша рассмеялся.

— Старый козел заслужил это. Я годами жду его смерти, вот мы наконец объявляем, что он сыграл в ситулу[4], — и у него хватает наглости проснуться снова? Я так не думаю. Завтра будет новый, более хороший для Рима день.

Он вышел из тени, и свет упал на его лицо — лицо, которое я надеялся никогда больше не увидеть.

Он был привлекательным в худом, угловатом смысле этого слова, хотя его уши слегка торчали. У него была кривая улыбка, а глаза лучились нежностью барракуды.

Даже если ты не узнаешь этих черт, дорогой читатель, я уверен, что ты встречался с ним. Он — тот самый школьный задира, слишком обаятельный, чтобы его в чем бы то ни было заподозрили; тот, кто придумывает самые жестокие розыгрыши, заставляет других выполнять свою грязную работу и умудряется сохранять идеальную репутацию у учителей. Он — тот самый мальчик, что отрывает лапки насекомым и мучает бродячих животных, заливаясь при этом таким чистым радостным смехом, что ты готов поверить в полную невинность и безвредность его забав. Он — тот самый ребенок, что крадет мелочь с подноса с пожертвованиями как раз за спиной пожилых леди, которые хвалят его за то, какой он милый мальчик.

Он — все эти люди, воплощение такого типа зла.

И сегодня у него новое имя, которое точно не предвещает Риму лучших дней.

Преторианец склонил голову.

— Аве, цезарь!

Я очнулся ото сна, сотрясаясь всем телом.

— Очень вовремя, — сказал Гроувер.

Я сел. Голова пульсировала. Во рту был привкус пыли стрикса.

Я лежал на склоне холма с видом на пустыню под чем-то вроде самодельного навеса из куска голубого брезента. Солнце клонилось к закату. Мэг спала рядом, свернувшись калачиком, ее рука покоилась на моем запястье. Наверное, это было бы даже мило, если бы я не знал, где побывали ее пальцы. (Подсказка: у нее в носу).

На камне рядом сидел Гроувер и пил воду из своей фляжки. Судя по его уставшему виду, он был в роли дозорного, пока мы спали.

— Я отрубился? — предположил я.

Он бросил мне фляжку.

— А я еще думал, что я сплю как убитый. Ты был в отключке несколько часов.

Я глотнул воды и протер глаза. Вот бы можно было так же легко протереть голову от ночных видений: женщина, скованная в огненной комнате, ловушка для Аполлона, новый Цезарь с приятной улыбкой изысканного молодого социопата.

«Не думай об этом, — сказал я сам себе. — Сны не обязательно сбываются».

«Согласен, — ответил я сам себе. — Только худшие из них. Такие, как эти».

Я сконцентрировал своё внимание на Мэг, храпевшей в тени нашего брезента. На ее ноге красовалась свежая повязка. На ней была надета чистая футболка поверх её рваного платья. Я попытался высвободить своё запястье из её хватки, но она только крепче сжала его.

— Она в порядке, — заверил меня Гроувер. — По крайней мере физически. Уснула после того, как мы расположили тебя, — он нахмурился. — Хотя она была не в восторге от того, что попала сюда. Сказала, что ей не по вкусу это место. Хотела уйти. Я боялся, что она запрыгнет обратно в Лабиринт, но убедил её, что сперва ей нужно отдохнуть. Я сыграл на своих дудочках, чтобы она расслабилась.

Я внимательно осмотрел окрестности, задаваясь вопросом, что же так сильно расстроило Мэг.

Внизу протянулись пейзажи, выглядящие лишь немногим гостеприимнее Марса. (Я имею в виду планету, а не бога, хотя предполагаю, что ни тот, ни другой не претендует на роль радушного хозяина.) Освещённые солнцем горы цвета охры окружали долину, испещрённую заплатами неестественно зелёных полей для гольфа, запылённых, бесплодных земель и разросшихся районов с белыми отштукатуренными стенами, красными черепичными крышами и голубоватыми бассейнами. Вдоль улиц, подобно ниткам на потрёпанном шве, торчали ряды вялых пальм. Асфальтированные парковки мерцали под палящим солнцем. Коричневая дымка висела в воздухе, заполняя долину, будто водянистый соус.

— Палм-Спрингс, — сказал я.

Я неплохо знал город в 1950-х. И был вполне уверен, что проводил вечеринку с Фрэнком Синатрой немного ниже по дороге, за тем полем для гольфа, но это казалось другой жизнью. Наверно, потому, что это и была другая жизнь.

Сейчас это место выглядело куда менее гостеприимно: температура слишком высокая для вечера ранней весны, воздух тяжёлый и едкий. Что-то было не так, что-то, что я никак не мог уловить.

Я осмотрел наше ближайшее окружение. Мы расположились на вершине холма, с пустынными пространствами Сан-Джасинто за спиной. У наших ног к востоку протянулась застройка Палм-Спрингс. Гравийная дорога огибала подножие холма, заворачивая к ближайшему району города, что находился примерно в полумиле ниже, но я определил, что наш пригорок некогда щеголял величественными сооружениями.

Неподалеку наблюдалось с полдюжины вросших в скалистый склон полых цилиндров, сложенных из кирпича. Каждый имел около тридцати футов в диаметре и походил на остов разрушенного сахарного завода. Конструкции были различной высоты и находились на разных стадиях разрушения, но их верхушки шли вровень друг с другом. Я догадался, что это, должно быть, огромные поддерживающие колонны для дома на сваях. Судя по обломкам, усеивавшим склон холма — осколкам стекла, обугленным доскам, горкам почерневшего кирпича, — я предположил, что дом сгорел много лет назад.

Потом я понял, что мы, должно быть, вылезли из одного из этих цилиндров, выбираясь из Лабиринта.

Я повернулся к Гроуверу.

— Стриксы?

Он покачал головой.

— Если кто-то и выжил, они не рискнут появиться здесь при дневном свете, даже если смогут пробраться через землянику. Растения полностью перекрыли шахту, — он указал на самое дальнее кольцо из кирпичей, откуда мы, должно быть, вышли. — Никто больше не пройдет этим путем ни внутрь, ни наружу.

— Но… — я указал на руины. — Это точно ваша база?

Я надеялся, что он поправит меня: «О нет, наша база — тот милый дом с бассейном олимпийских размеров, прямо рядом с пятнадцатой лункой!»

Ему, однако, хватило наглости выглядеть довольным.

— Именно она! У этого места очень сильная природная энергия. Это идеальное убежище. Разве ты не чувствуешь его жизненную силу?

Я поднял обугленный кирпич.

— Жизненная сила?

— Ты поймёшь, — Гроувер снял свою шапку и почесал макушку между рогов. — В сложившихся обстоятельствах все дриады должны оставаться в состоянии деревьев до заката. Только так они могут выжить. Но скоро они начнут просыпаться.

В сложившихся обстоятельствах.

Я взглянул на запад. Солнце только что опустилось за горы. Небо, подобно мрамору, было испещрено толстыми прожилками красного и чёрного. Декорации, больше подходящие для Мордора, нежели для Южной Калифорнии.

— Что происходит? — спросил я, не уверенный, что хочу услышать ответ.

Гроувер устремил печальный взгляд вдаль.

— Ты не смотрел новости? Самые большие лесные пожары за всю историю штата. Это в придачу к засухе, аномальной жаре и землетрясениям, — он вздрогнул. — Тысячи дриад погибли. Тысячам пришлось войти в состояние анабиоза. Если бы это были лишь обычные природные катастрофы, это само по себе было бы достаточно плохо, но…

Мэг вскрикнула во сне и резко села, растерянно моргая. Судя по панике в её глазах, сны у неё были даже хуже моих.

— М-мы правда здесь? — она спросила. — Мне это не приснилось?

— Всё в порядке, — сказал я. — Ты в безопасности.

Она покачала головой, её губы дрожали.

— Нет. Нет, это не так.

Трясущимися пальцами она сняла очки, словно надеялась, что сможет лучше переносить действительность, если она станет более расплывчатой.

— Я не могу быть здесь. Только не снова.

— Снова? — спросил я.

Строчка из пророчества, полученного в Индиане, всплыла в моей памяти: «И корни обретёт Деметры дочь».

— Ты хочешь сказать, что жила здесь?

Мэг осмотрела руины. Она тоскливо пожала плечами, но я так и не смог определить, значило ли это: «Я не знаю» или же «Я не хочу об этом говорить».

Пустыня не выглядела, как подходящий дом для Мэг — девочки, жившей на улицах Манхэттена и воспитанной в императорском дворце Нерона.

Гроувер задумчиво подёргал свою козлиную бородку.

— Дитя Деметры… Это многое объясняет.

Я уставился на него.

— В таком месте? Ребёнок Вулкана, возможно. Или Феронии, богини дикой природы. Или даже Мефитис, богини ядовитых испарений. Но Деметра? Что ребёнок Деметры может вырастить здесь? Камни?

Гроувер выглядел задетым.

— Ты не понимаешь. Как только ты встретишься со всеми…

Мэг вылезла из-под брезента. Она шатаясь поднялась на ноги.

— Я должна уйти.

— Постой! — взмолился Гроувер. — Нам нужна твоя помощь. Хотя бы поговори с остальными!

Мэг заколебалась.

— С остальными?

Гроувер показал на север. Я не видел, куда он указывал, пока не поднялся. Затем я заметил наполовину скрытый за кирпичными руинами ряд из шести приземистых белых сооружений, похожих на… ангары? Нет. Теплицы. Ближайшая к руинам расплавилась и обрушилась много лет назад, — несомненно, в результате пожара. Гофрированные поликарбонатные стены и крыша второй теплицы развалились, как карточный домик. Но остальные четыре выглядели невредимыми. Снаружи были расставлены глиняные горшочки для цветов. Двери были распахнуты. Внутри зелёная масса растений давила на прозрачные стены: пальмовые листья были похожи на огромные ладони, толкающиеся, чтобы выбраться наружу.

Я не понимал, как хоть что-то могло выжить на этом выжженном солнцем бесплодном пустыре, тем более внутри теплицы, предназначенной для того, чтобы поддерживать еще более высокую температуру. Мне определенно не хотелось приближаться к этим вызывающим клаустрофобию горячим коробкам.

Гроувер обнадёживающе улыбнулся.

— Я уверен, что все уже проснулись. Пойдём, я представлю вас ребятам!

Глава 5

Излечи меня,

О целебный суккулент!

(Только без слизи)

ГРОУВЕР отвёл нас к первой неповрежденной теплице, которая пахла, как дыхание Персефоны.

Это не комплимент. Мисс Весна имеет привычку садиться рядом со мной на семейных обедах, и она не стесняется делиться своим запахом изо рта. Представьте аромат мусорного контейнера, наполненного влажным компостом и отходами земляных червей. Да, я просто обожаю весну.

Помещение теплицы было занято растениями. И я нашёл это весьма пугающим, так как большинство из них являлись кактусами. Около дверного проема расположился ананасный кактус размером с бочонок крекеров; его жёлтые иголки были похожи на шпажки для шашлыка. В дальнем углу стояло величавое дерево Джошуа, чьи мохнатые ветви упирались в крышу. Около противоположной стены цвела массивная опунция, множество щетинистых пластинок которой было покрыто фиолетовыми фруктами, аппетитными на вид, если не считать того, что на каждом из них было больше шипов, чем на любимой булаве Ареса. Металлические столы прогибались под весом других суккулентов: алленрольфии, эскобарии, чолла и множество других, названий которых я даже не знаю. Такое количество шипов и цветов, а также удушливая жара напомнили мне выступление Игги Попа на Коачелле в 2003 году.

— Я вернулся! — объявил Гроувер. — И привёл друзей!

Тишина.

Даже на закате температура внутри была настолько высокой, а воздух таким плотным, что я представил, как умру здесь от теплового удара примерно через 4 минуты. А я ведь бывший бог солнца.

Наконец появилась первая дриада. Пузырек хлорофилла отделился от опунции и лопнул, превратившись в зелёный туман. Пузырьки объединились в маленькую девочку с изумрудной кожей и колючими жёлтыми волосами. Она была в платье с бахромой, полностью сделанным из кактусовых щетинок. Её взгляд был таким же острым, как и её платье. К счастью, он был направлен на Гроувера, а не на меня.

— Где ты был? — потребовала она ответа.

— Кхм, — Гроувер прочистил горло. — Меня вызывали. Волшебный вызов. Расскажу потом. Но смотри, я привёл Аполлона! И Мэг, дочь Деметры!

Он показал на Мэг так, будто она была невероятным призом в телешоу «Цена удачи».

— Хм, — произнесла дриада, — пожалуй, дочь Деметры сойдёт. Я Опунция. Можно Пунци.

— Привет, — слабо отозвалась Мэг.

Тогда дриада пристально посмотрела на меня. Глядя на её шипастое платье, я понадеялся, что она не любитель обнимашек.

— Аполлон? То есть бог Аполлон? — спросила она. — Не верю.

— Иногда я и сам в это не верю, — признал я.

Гроувер осмотрел комнату:

— Где остальные?

И, как по сигналу, ещё один пузырёк хлорофилла отлепился от одного из суккулентов. Появилась вторая дриада — внушительная молодая женщина в свободном гавайском платье, напоминающем кожуру артишока. Её прическа представляла собой лес из темно-зелёных треугольников, а лицо и руки блестели так, будто их недавно натёрли маслом. (По крайней мере я надеялся, что это было масло, а не пот).

— Ой! — вскрикнула она, увидев нашу потрёпанную троицу. — Вы ранены?

Опунция закатила глаза:

— Ал, прекращай.

— Но они выглядят ранеными! — Ал продвинулась вперёд и взяла меня за руку. Её прикосновение было холодным и липким. — Позволь мне хотя бы позаботиться об этих порезах. Гроувер, почему ты не вылечил этих бедных людей?

— Я пытался! — сатир запротестовал. — Они слишком сильно пострадали.

Я подумал, что это могло бы стать моим девизом по жизни: «Он слишком сильно пострадал».

Ал пробежалась кончиками пальцев по моим порезам, оставляя за собой липкие полоски, как следы слизняка. Не очень-то приятное ощущение, но боль отступала.

— Ты Алоэ Вера, — осознал я. — Я делал лечебные мази из тебя.

Она просияла:

— Он помнит меня! Аполлон помнит меня!

В дальнем конце теплицы из ствола дерева Джошуа появилась третья дриада, мужского пола, что было большой редкостью. Его кожа была такой же коричневой, как кора его дерева, оливкового цвета волосы были длинными и растрёпанными, а одежда была цвета хаки. Он казался исследователем, только вернувшимся из глуши.

— Я Джошуа, — представился он. — Добро пожаловать в Эталес.

И именно в этот момент Мэг МакКэффри решила упасть в обморок.

Я должен был сказать ей, что падать в обморок перед привлекательным парнем не круто. Это ни разу не сработало со мной за тысячи лет. Тем не менее, как хороший друг, я поймал её до того, как она нырнула носом в гравий.

— О, бедная девочка! — Алоэ Вера одарила Гроувера ещё одним осуждающим взглядом. — Она измучена и перегрелась. Ты что, не дал ей отдохнуть?

— Она проспала весь день!

— Так, она обезвожена. — Алоэ положила руку на лоб Мэг. — Ей нужна вода.

Опунция фыркнула:

— А нам не нужна?

— Отнесите её в Цистерну, — сказала Ал. — Мелли уже должна была проснуться. Я догоню через минуту.

Гроувер оживился:

— Мелли здесь? Им удалось добраться?

— Они прибыли сегодня утром, — ответил Джошуа.

— Что на счёт поисковых групп? — продолжал Гроувер. — Что-нибудь известно?

Дриады обменялись встревоженными взглядами.

— Новости не хорошие, — сказал Джошуа. — До сих пор вернулась только одна группа и…

— Простите, — я взмолился. — Я понятия не имею, о чем вы все говорите, но Мэг тяжёлая. Куда мне её положить?

Гроувер встрепенулся:

— Точно, прости. Я покажу тебе, — он забросил левую руку Мэг на свои плечи, взяв на себя половину ее веса. Затем он посмотрел на дриад: — Ребята, как на счёт встретиться в Цистерне и пообедать? Нам о многом нужно поговорить.

Джошуа кивнул:

— Я предупрежу другие теплицы. И, Гроувер, ты обещал нам энчилады. Три дня назад.

— Я знаю, — вздохнул Гроувер. — Я достану ещё.

Вдвоём мы вытащили Мэг из теплицы.

Когда мы потащили её по склону холма, я задал Гроуверу вопрос, который терзал меня больше всего:

— Дриады едят энчилады?

Он выглядел оскорблённым.

— Конечно! А ты ожидал, что они питаются одними лишь удобрениями?

— Ну… да.

— Стереотипы, — пробормотал он.

Я решил, что стоит сменить тему.

— Мне показалось, или Мэг упала в обморок из-за названия этого места? Эталес. Это по-древнегречески «вечнозелёный», если я не ошибаюсь.

Странное название для места, расположенного в пустыне. Хотя всё же не так странно, как дриады, которые едят энчилады.

— Это название было вырезано на старом дверном пороге, — сказал Гроувер. — Мы много чего не знаем об этих руинах, но, как я уже сказал, у этого места много природной энергии. Кто бы ни построил здесь эти теплицы, он знал, что делает.

Хотел бы я сказать то же самое.

— Разве дриады не родились в теплицах? Они не помнят, кто их посадил?

— Большинство из них были слишком молоды, когда дом сгорел, — сказал Гроувер. — Некоторые из более взрослых растений могут знать больше, но они впали в спячку. Или, — он кивнул на разрушенные теплицы, — умерли.

Мы почтили ушедшие суккуленты минутой молчания.

Гроувер направил нас к самому большому кирпичному цилиндру. Судя по его размеру и расположению посреди руин, он когда-то был центральной опорной колонной для всего сооружения. По его периметру, как окна средневекового замка, на уровне земли были расположены прямоугольные отверстия. Мы протащили Мэг через одно из них и оказались в помещении, очень похожем на колодец, где мы боролись со стриксами.

Сверху простиралось небо. Спиральный пандус вёл вниз, но, к счастью, нам пришлось преодолеть всего двадцать футов, прежде чем дошли до дна. В центре грязного пола, как дырка в гигантском пончике, блестел синий бассейн, охлаждавший воздух и делавший окружающую обстановку более комфортной и приветливой. Вокруг бассейна кольцом лежали спальные мешки. Цветущие кактусы торчали из альковов в стенах.

По сравнению с обеденным павильоном в Лагере Полукровок или Вэйстейшн в Индиане Цистерна не представляла собой ничего особенного, но здесь я сразу почувствовал себя лучше и безопаснее. Я понял, о чём говорил Гроувер. Это место излучало успокаивающую энергию.

Мы проволокли Мэг по пандусу, ни разу не споткнувшись и не упав, что я счёл огромным достижением. Мы положили её на один из спальных мешков, после чего Гроувер осмотрел комнату.

— Мелли? — позвал он. — Глисон? Вы здесь, ребята?

Имя Глисон звучало смутно знакомым, но, как обычно, я не смог вспомнить его.

От растений не отделилось ни одного хлорофиллового пузырька. Мэг повернулась на бок и пробормотала во сне… что-то о Персике. Затем на краю водоёма начали собираться клочки белого тумана. Они слились в фигуру миниатюрной женщины в серебристом платье. Её тёмные волосы парили вокруг неё, будто она была под водой, показывая её слегка заострённые уши. В слинге на плече она держала спящего ребёнка, вероятно, месяцев семи, с копытцами на ногах и крошечными рожками на голове. Пухлая щека была придавлена к ключице матери. Его рот был просто слюнным рогом изобилия.

Облачная нимфа (конечно же, это была она) улыбнулась Гроуверу. Её карие глаза были красными от недосыпа. Она прижала палец к губам, показывая, что лучше не будить ребёнка. Её трудно было в этом винить. Дети сатиров в этом возрасте громкие, непослушные и могут сгрызать по несколько металлических банок в день.

— Мелли, тебе удалось! — прошептал Гроувер.

— Гроувер, дорогой, — она опустила взгляд на спящую Мэг, после чего наклонила голову в мою сторону. — Ты… ты тот самый?

— Если ты имеешь в виду Аполлона, — сказал я, — боюсь, что да.

Мелли поджала губы.

— Я слышала слухи, но не верила им. Бедняга, как ты держишься?

Раньше я бы высмеял любую нимфу, которая посмела бы назвать меня беднягой. Конечно, немногие нимфы проявляли ко мне такое участие. Обычно они слишком заняты, убегая от меня. Теперь же проявление беспокойства со стороны Мелли вызвало у меня комок в горле. У меня возникло желание опустить свою голову на её свободное плечо и выплакать ей все свои проблемы.

— Я… в порядке, — удалось выдавить мне. — Спасибо.

— Что насчёт твоей спящей подруги? — спросила она.

— Думаю, она просто устала, — ответил я, хотя не был уверен, что дело только в этом. — Алоэ Вера сказала, что скоро подойдёт и займётся ей.

Мелли выглядела обеспокоенной.

— Хорошо. Я позабочусь, чтобы Алоэ не перестаралась.

— Перестаралась?

Гроувер кашлянул.

— Где Глисон?

Мелли осмотрелась, будто только сейчас поняла, что Глисона нет рядом.

— Не знаю. Как только мы добрались до этого места, я проспала весь день. Он сказал, что собирается сходить в город, достать некоторые походные принадлежности. Который сейчас час?

— Солнце уже село, — ответил Гроувер.

— Он должен был вернуться к этому времени, — Мелли замерцала от волнения, становясь такой туманной, что я начал бояться, как бы ребёнок не упал сквозь её тело.

— Глисон — твой муж? — предположил я. — Сатир?

— Да, Глисон Хедж, — ответила она.

Тогда я смутно вспомнил сатира, который плыл с полубогами на корабле Арго II.

— Ты знаешь, куда он пошёл?

— Когда прибыли, мы проезжали мимо магазина армейских товаров, что внизу по склону. Он любит подобные магазины, — Мелли повернулась к Гроуверу. — Может быть, он просто отвлёкся, но… не мог бы ты сходить и проверить, как он там?

В этот момент до меня дошло, насколько же Гроувер Ундервуд должен быть измотан. Глаза у него были краснее, чем даже у Мелли, плечи поникли, тростниковые свирели безжизненно болтались на шее. В отличие от меня и Мэг, он не спал с прошлой ночи в Лабиринте. Он воспользовался криком Пана, доставил нас в безопасное место, потом весь день охранял нас, ожидая, пока проснутся дриады. Теперь его снова просили отправиться в путь, чтобы разыскать Глисона Хеджа.

Тем не менее, он выдавил улыбку:

— Конечно, Мелли.

Она чмокнула его в щёку.

— Ты самый лучший повелитель дикой природы!

Гроувер покраснел.

— Присмотри за Мэг МакКэффри, пока мы не вернёмся. Пойдём, Аполлон. Пройдёмся по магазинам.

Глава 6

Пламя тут и там,

А сурки грызут нервы

Люблю пустыни

ПУСТЬ я и прожил четыре тысячи лет, но все еще извлекаю из жизни уроки. Например, следующий: никогда не ходите по магазинам с сатиром.

Один только путь до этого магазина занял целую вечность, потому что Гроувера всё время уносило в сторону. Он остановился поболтать с юккой. Показал дорогу семейству сурков. Унюхал дым и тащил меня за собой по пустыне, пока не нашёл тлеющую сигарету, которую кто-то бросил на дорогу.

— Так и начинаются пожары, — сказал он мне и ответственно избавился от окурка, съев его.

На милю вокруг я не увидел ничего, что могло бы загореться. Я вполне уверен, что камни и грязь не относятся к числу легковоспламеняющихся материалов, но привык не спорить с поедателями сигарет. Мы просто продолжили поиски магазина армейских товаров.

Опустилась ночь. Западный горизонт сиял — не обычным оранжевым сиянием светового загрязнения смертных, а зловещим красным заревом раскинувшейся вдали преисподней. Звезды оказались скрыты клубами черного дыма. Температура едва ли спала. Воздух по-прежнему отдавал горечью и ощущением неправильности.

Я вспомнил огненную волну, чуть не испепелившую нас в Лабиринте. Этот жар казался живым существом, мстительным и враждебным. Я легко мог представить себе, как такие волны прокатываются под поверхностью пустыни, по Лабиринту, превращая то, что наверху, в ещё более непригодные для жилья пустоши.

Я подумал о приснившейся мне женщине в расплавленных цепях у бассейна с лавой. Несмотря на размытость воспоминаний, я был уверен, что она — Эритрейская Сивилла, следующий Оракул, которого нам нужно освободить из-под власти императоров. Что-то подсказывало мне, что она заключена в самом сердце… того, что порождает эти подземные огненные волны, чем бы оно ни было. И меня не очень-то тянуло отправляться её искать.

— Гроувер, — сказал я, — в теплице ты упомянул какие-то поисковые отряды.

Он оглянулся на меня и как-то болезненно сглотнул, словно окурок застрял у него в горле, а потом снова перевёл взгляд на дорогу.

— Самые крепкие сатиры и дриады уже месяцы прочёсывают эту местность. Но таких мало. Из-за пожаров и жары духи кактусов — единственные, кто всё ещё может появляться. На данный момент немногие вернулись живыми. Про остальных… мы не знаем.

— Что они ищут? — спросил я. — Источник огня? Императора? Оракула?

Кроссовки соскользнули с копыт Гроувера на гравийную обочину.

— Всё связано. Должно быть связано. Я не знал об Оракуле, пока ты о нем не сказал, но если император его удерживает, то наверняка расположил его где-то в дебрях. А дебри — источник наших проблем с пожарами.

— Под дебрями ты имеешь в виду Лабиринт?

— Типа того, — нижняя губа Гроувера задрожала. — Сеть туннелей под Южной Калифорнией. Мы думаем, что это часть большого Лабиринта, но с ней что-то происходит. Как будто этот его участок был… заражён. Будто у него лихорадка. Пожары случаются чаще и становятся сильнее. Иногда они объединяются и извергаются… Смотри!

Он указал на юг. На склоне ближайшего к нам холма, в четверти мили от основания в небо взметнулся столб жёлтого пламени, напоминающего кончик огонька сварочной горелки. Потом он исчез, оставив после себя участок оплавленного камня. Я представил, что могло бы случиться, стой я на том месте в момент извержения.

— Это не нормально, — сказал я.

Мои лодыжки стали ватными, словно это у меня были фальшивые ноги.

Гроувер кивнул.

— У нас и без того было полно проблем с Калифорнией: засуха, климатические изменения, загрязнение — стандартный набор. Но эти вспышки… — выражение его лица посуровело. — Это какая-то магия, недоступная нашему пониманию. Я здесь уже почти год, пытаюсь найти источник жары и ликвидировать его. Я потерял так много друзей…

Его голос надломился. Я понимал, что значит терять друзей. За прожитые мной века я потерял многих дорогих мне смертных, но в тот момент один конкретный случай всплыл у меня в памяти: грифон Элоиза, погибшая в битве за Вэйстейшн, защищая своё гнездо и нас всех от нападения императора Коммода. Я вспомнил её безжизненное тело, перья, медленно осыпавшиеся на грядку с кошачьей мятой в огородике Эмми на крыше…

Опустившись на колени, Гоувер обхватил ладонью пучок ростков. Листья с них осыпались.

— Слишком поздно, — пробормотал он. — Когда я был в поиске и ещё не встретил Пана, у меня по крайней мере была надежда. Я думал, что найду его, и он спасёт всех нас. Теперь же… бог дикой природы мёртв.

Я вглядывался в сверкающие огни Палм-Спрингса, пытаясь представить себе Пана в таком месте. Да, люди неслабо «потрудились» над природой. Неудивительно, что Пан ослаб и ушёл из этого мира. То, что осталось от его духа, он завещал своим последователям — сатирам и дриадам, доверив им свою миссию по защите дикой природы.

Я бы сказал Пану, что затея ужасная. Как-то раз я выбрался в отпуск и доверил сферу музыки своему последователю Нельсону Риддлу, а вернувшись спустя пару десятилетий обнаружил, что поп-музыка захвачена унылыми скрипками и бэк-вокалистами, а по телевизору в прайм-тайм играет на аккордеоне Лоренс Велк.

Больше. Никогда.

— Пан гордился бы твоими усилиями, — сказал я Гроуверу.

Мне и самому эти слова показались не вполне искренними.

Гроувер поднялся.

— Мои отец и дядя пожертвовали своими жизнями, пытаясь найти Пана. Если бы только кто-нибудь помог нам продолжать его дело… Людям, кажется, абсолютно все равно. Даже полубогам. Даже…

Он оборвал себя на полуслове, но я заподозрил, что он собирался сказать: «Даже богам».

И я не мог сказать, что он неправ.

Боги обычно не оплакивают гибель грифона, пары дриад или одной-единственной экосистемы. «Пф, — думаем мы. — Это не наше дело!»

Но чем дольше я был смертным, тем больше задевала меня даже самая малая потеря.

Ненавижу быть смертным.

Мы шли по дороге, огибавшей стены элитного жилого комплекса, по направлению к неоновым вывескам магазинчиков вдалеке. Я внимательно смотрел под ноги, каждый раз гадая, не превратит ли меня новая вспышка пламени в Лестер-фламбе[5].

— Ты сказал, что всё связано, — вспомнил я. — Думаешь, это третий император создал огненные дебри?

Гроувер огляделся, будто император в страшной маске мог выскочить из-за пальмы с топором. С учётом моих подозрений относительно личности этого императора, эта фантазия была не так уж неправдоподобна.

— Да, — ответил он, — но мы не знаем, как и зачем. Не знаем даже, где его база. Судя по всему, он постоянно передвигается с места на место.

— А… — я сглотнул, боясь задать вопрос. — А что насчёт его личности?

— Знаем только, что он использует монограмму НГ, что означает «Неос Гелиос».

У меня возникло ощущение, словно сурок прогрызает себе путь внутри моего позвоночника.

— «Новое Солнце» на греческом.

— Точно. А римского императора с таким именем не было.

«Не было, — подумал я. — Но это был один из его любимых титулов».

Я решил не делиться этими сведениями; только не здесь, в темноте, когда рядом лишь нервный сатир. Если бы я озвучил то, что теперь знал наверняка, нам оставалось бы только потерять самообладание и разрыдаться в объятиях друг друга, а это было бы и неловко, и бесполезно.

Мы прошли ворота жилого комплекса с надписью «ПАЛЬМЫ ПУСТЫНИ» (кому-то действительно заплатили за такое название?) и зашагали по торговой улице среди мерцающих огней ресторанчиков фаст-фуда и заправок.

— Я надеялся, что Мелли и Глисон разузнают что-то новое, — заговорил Гроувер. — Они были в Лос-Анджелесе с несколькими полубогами. Я думал, им повезёт больше и они смогут отследить императора или найти сердце дебрей.

— Поэтому семья Хеджа приехала в Палм-Спрингс? Чтобы поделиться сведениями?

— Частично.

Судя по интонации Гроувера, у приезда Мелли и Глисона была и более мрачная и грустная причина, но я не стал допытываться.

Мы остановились у крупного перекрёстка. Через дорогу от нас располагался склад-магазин с сияющей красной вывеской «МИЛИТАРИ-МАНИЯ МАКАРОНА!». Стоянка пустовала, если не считать старого жёлтого Форда Пинто у входа.

Перечитав надпись, я понял, что там значилось не «МАКАРОНА», а «МАКРОНА». Возможно, у меня начало развиваться что-то вроде дислексии от избыточного общения с полубогами.

«Милитари-мания» — не самое заманчивое название, на мой вкус. А слово «Макрон» наводит на мысли о макромире, компьютерных макросах или… о чем-то еще. Почему это слово запустило в мою нервную систему еще целую стаю сурков?

— Похоже, он закрыт, — бесцветным голосом заметил я. — Должно быть, это не тот армейский магазин.

— Нет, — Гроувер кивнул на Пинто. — Это машина Глисона.

«Ну конечно, — подумал я. — Разве могло оказаться иначе с моим-то везением?»

Мне хотелось сбежать. Мне не нравились эти отблески красной вывески на асфальте, напоминающие пятна крови. Но Гроувер Ундервуд провёл нас по Лабиринту, и после того, что он сказал об утратах, я не мог позволить ему потерять ещё одного друга.

— Ну, — сказал я, — тогда давай найдём Глисона Хеджа.

Глава 7

Семейный набор

Обычно это пицца,

А не гранаты

НАСКОЛЬКО трудно найти сатира в магазине армейских товаров?

Как оказалось, достаточно трудно.

«Милитари-мания Макрона» казалась бесконечной: отделы и отделы оборудования, которое не захочет купить ни одна уважающая себя армия. У входа стояла огромная корзина с неоновой пурпурной надписью, обещавшей: «ПРОБКОВЫЕ ШЛЕМЫ! КУПИ 3, ПОЛУЧИ 1 БЕСПЛАТНО!» За рядами красовалась сложенная из баллонов с пропаном рождественская ёлка, украшенная гирляндами из шнуров для паяльных ламп и плакатом с надписью: «СЕЗОН ВСЕГДА В РАЗГАРЕ!» Два отдела, каждый длиной в четверть мили, были полностью посвящены камуфляжной форме всех возможных цветов: пустынного коричневого, лесного зелёного, арктического серого и яркого розового, на случай, если вашему отряду будет нужно проникнуть на детскую вечеринку в честь дня рождения с тематикой принцесс.

Над каждым рядом висели указатели: «ХОККЕЙНЫЙ РАЙ», «ГРАНАТНЫЕ ЧЕКИ», «СПАЛЬНЫЕ МЕШКИ», «МЕШКИ ДЛЯ ТЕЛ», «КЕРОСИНОВЫЕ ЛАМПЫ», «ПОХОДНЫЕ ПАЛАТКИ», «БОЛЬШИЕ ОСТРЫЕ ПАЛКИ». В дальнем конце магазина (возможно, в полудне пути) красовался огромный жёлтый плакат: «ОГНЕСТРЕЛЬНОЕ ОРУЖИЕ!!!»

Я взглянул на Гроувера. Под ярким светом флуоресцентных ламп его лицо выглядело ещё бледнее.

— Начнём с походных принадлежностей? — спросил я.

Уголки его рта опустились вниз, как только он увидел подставку с кольями всех цветов радуги.

— Зная тренера Хеджа, думаю, его бы потянуло к оружию.

Так что мы начали наш путь к обетованной земле ОГНЕСТРЕЛЬНОГО ОРУЖИЯ!!!

Мне не понравилось слишком яркое освещение в магазине. Не понравилась мне и слишком жизнерадостная музыка из динамиков, и слишком холодный кондиционированный воздух. Из-за всего этого место казалось моргом.

Кучка сотрудников проигнорировала нас. Один молодой человек лепил стикеры «СКИДКА 50 %» на переносные туалеты Porta-Poo™[6]. Другой сотрудник с равнодушным выражением лица неподвижно стоял за стойкой для быстрой регистрации, как будто скука привела его к нирване. На каждом рабочем был надет жёлтый жилет с логотипом «Макрон» на спине: улыбающийся римский центурион, показывающий пальцами «окей».

Логотип мне тоже не понравился.

В передней части магазина возвышалась будка со столом управляющего за экраном из оргстекла, как на посту тюремного надзирателя. В ней сидел быкоподобный человек с блестящей лысой головой и вздувшимися венами на шее. Его рубашка и жёлтый жилет еле вмещали в себя огромные мускулистые руки. Густые белые брови придавали ему озадаченный вид. Когда мы проходили мимо, он проводил нас взглядом и так ухмыльнулся, что у меня мурашки побежали по коже.

— Не думаю, что нам стоит быть здесь, — пробормотал я.

Гроувер взглянул на управляющего.

— Я вполне уверен, что здесь нет монстров, я бы почуял их. Это обычный человек.

Это не успокоило меня. Многие из моих самых нелюбимых существ были людьми. Тем не менее я всё равно последовал за Гроувером вглубь магазина.

Как он и предсказывал, Глисон Хедж был в отделе огнестрельного оружия. Он свистел и укладывал в свою тележку прицелы для винтовок и щётки для прочистки дула.

Стало ясно, почему Гроувер зовёт его тренером. Он щеголял ярко-голубыми спортивными шортами с двойной подкладкой из полиэстера, оставлявшими открытыми его волосатые козлиные ноги, красной бейсбольной кепкой между рожек, белой рубашкой поло и свистком на шее, будто он ожидал, что его в любой момент могут позвать судить футбольный матч.

Обветренное лицо делало его на вид старше Гроувера, но с сатирами никогда не знаешь наверняка. Они взрослеют примерно в два раза медленнее, чем люди. Я знал, что Гроуверу было около тридцати по человеческим меркам, но всего шестнадцать по сатирьим. Тренеру могло быть от сорока до ста лет по людским меркам.

— Глисон! — позвал Гроувер.

Тренер обернулся и улыбнулся. Его тележка была переполнена колчанами, коробками с патронами, рядами гранат в пластиковой упаковке с многообещающей надписью «ВЕСЕЛЬЕ ДЛЯ ВСЕЙ СЕМЬИ!!»

— Привет, Ундервуд! — сказал он. — Ты как раз вовремя! Помоги мне выбрать наземные мины.

Гроувер вздрогнул.

— Наземные мины?

— Ну, это просто пустые корпусы, — сказал Глисон, указывая на ряд из металлических контейнеров, которые выглядели как фляги, — но я подумал, что мы можем наполнить их взрывчаткой и снова привести в действие! Тебе нравятся модели времен Второй мировой войны или войны во Вьетнаме?

— Эм, — Гроувер схватил меня и подтолкнул вперёд. — Глисон, это Аполлон.

Глисон нахмурился.

— Аполлон… как Аполлон Аполлон? — он осмотрел меня с ног до головы. — Это даже хуже, чем мы думали. Парень, тебе нужно чаще делать зарядку.

— Спасибо, — вздохнул я. — Раньше мне такого никогда не говорили.

— Я могу привести тебя в форму, — задумался Хедж. — Но сначала помоги мне. Осколочные мины? Клейморовские мины? Как ты думаешь?

— Я думал, что вы покупаете походные принадлежности.

Глисон выгнул бровь.

— Это и есть походные принадлежности. Если мне придётся находиться на природе с женой и ребёнком, укрытыми в этой цистерне, я буду чувствовать себя гораздо лучше, зная, что я вооружён до зубов и окружён минами, взрывающимися при давлении! Мне нужно защищать семью!

— Но… — я взглянул на Гроувера, качавшего головой, как будто желая сказать: «Даже не пытайся».

В данный момент, дорогой читатель, ты, возможно, задался вопросом: «Аполлон, почему ты против?» Глисон Хедж абсолютно прав! Зачем носиться с мечами и луками, когда можно сражаться с монстрами наземными минами и пулемётами?

Увы, когда сражаешься с древними силами, современное оружие по меньшей мере ненадёжно. Механизмы обычных ружей и бомб, сделанных людьми, чаще всего перестают работать в сверхъестественных ситуациях. Взрывы могут сработать, а могут и подвести, а постоянная перезарядка оружия только ещё больше раздражает монстров. Некоторые герои и вправду используют огнестрельное оружие, но оно должно быть сделано из волшебных металлов: небесной бронзы, имперского золота, стигийской стали и тому подобных.

К несчастью, эти материалы редки. Магически изготовленные пули очень привередливы. Их можно использовать только один раз, после чего они придут в негодность, тогда как меч, сделанный из волшебного металла, прослужит тысячелетия, так что «поливать и молиться»[7] во время сражения с горгоной или гидрой попросту непрактично.

— Я думаю, у вас и так уже большой ассортимент припасов, — сказал я. — Между прочим, Мелли волнуется. Вас не было весь день.

— Неправда! — возразил Хедж. — Подожди. А который час?

— Уже стемнело, — сказал Гроувер.

Тренер Хедж моргнул.

— Серьёзно? О, хоккейные шайбы. Я потратил слишком много времени в отделе с гранатами. Ладно, я полагаю…

— Извините, — сказал голос за моей спиной.

Последующий высокочастотный визг мог исходить от Гроувера. Или, возможно, от меня. Кто может быть уверенным? Я обернулся и обнаружил, что огромный лысый мужчина из будки управляющего подкрался к нам сзади. Это вполне можно назвать трюком, ведь он был почти в семь футов высотой, а весил, должно быть, фунтов триста. По бокам от него стояли двое сотрудников, безразлично уставивших взгляд в пространство и державших в руках пистолеты для наклейки этикеток.

Управляющий ухмыльнулся, его густые белые брови как будто ползли ввысь, а зубы продемонстрировали все оттенки надгробного мрамора.

— Мне очень жаль, что я вас прерываю, — сказал он. — У нас редко бывают знаменитости, и я просто… я должен быть уверен. Вы Аполлон? Я имею в виду… Аполлон?

Его голос звучал восторженно. Я посмотрел на моих приятелей-сатиров. Глисон кивнул. Гроувер энергично замотал головой.

— А что если так? — спросил я.

— Ох, мы бы оплатили ваши покупки! — вскричал руководитель. — Мы бы постелили красную ковровую дорожку!

Это был грязный трюк. Я всегда был неравнодушен к красным ковровым дорожкам.

— В таком случае, да, — сказал я. — Я — Аполлон.

Управляющий взвизгнул. Звук был немного похож на тот, который издал Эриманфский вепрь, когда я подстрелил его в зад.

— Я знал! Я ваш фанат. Меня зовут Макрон. Добро пожаловать в мой магазин!

Он взглянул на двух своих работников.

— Вынесите красную ковровую дорожку, чтобы мы смогли закатать в нее Аполлона. Но сначала давайте быстро и безболезненно убьем сатиров. Это такая честь!

Работники подняли свои пистолеты для наклеивания этикеток, готовые отметить нас как уцененный товар.

— Подождите! — закричал я.

Работники заколебались. Вблизи я заметил, как сильно они похожи: одинаковые копны темных сальных волос, одинаковые застекленевшие глаза, одинаковые неподвижные позы. Они могли оказаться близнецами или (эта мысль ужаснула меня) изделиями c одного и того же конвейера.

— Я, хм, эм… — заговорил я, стараясь напоследок выдавить из себя что-нибудь поэтичное. — Что, если на самом деле я — не Аполлон?

Усмешка Макрона поблекла.

— Ну, тогда я убью тебя за то, что расстроил меня.

— Хорошо, я — Аполлон, — произнес я. — Но вы не можете убивать своих клиентов. Это не лучший способ управлять магазином, торгующим армейскими товарами.

Позади меня Гроувер боролся с тренером Хеджем, который отчаянно пытался разодрать пакет гранат для всей семьи, проклиная при этом защиту упаковки от случайного вскрытия.

Макрон всплеснул мясистыми руками.

— Я знаю, это ужасно грубо. Извините, владыка Аполлон.

— Так… Вы не будете убивать нас?

— Ну, я же сказал, что вас не убью. У императора есть на вас планы. Вы нужны ему живым!

— Планы, — повторил я.

Я ненавижу планы. Они напоминают мне все эти надоедливые вещи вроде ежевековых планерок Зевса или опасно сложных атакующих манёвров. Или Афину.

— Но мои друзья… — я запнулся. — Вы не можете убить сатиров. Такой бог, как я, не может быть завернут в красную ковровую дорожку без своей свиты!

Макрон посмотрел на сатиров, всё ещё дравшихся за упаковку гранат.

— Хм, — сказал управляющий. — Извините, владыка Аполлон, но, видите ли, это мой единственный шанс вернуть расположение императора. Я полностью уверен, что сатиры ему не нужны.

— Хочешь сказать… ты у императора в немилости?

Макрон вздохнул. Он начал подворачивать рукава, как будто готовился к непростому и муторному убийству сатиров.

— Боюсь, что да. Сам-то я точно не просил высылать меня в Палм-Спрингс. Увы, принцепс довольно привередлив в отношении своей охраны. Мои войска слишком часто оказывались неисправными, и он выслал нас сюда. Он заменил нас этой ужасной бандой стриксов, наемников и Больших Ушей. Можете в это поверить?

Я не мог ни поверить, ни понять. Большие уши?

Я изучил обоих работников, все еще застывших на месте с пистолетами для этикеток наготове. Взгляд у них был бессмысленным, а лица ничего не выражали.

— Твои работники — автоматоны, — догадался я. — Это бывшие войска императора?

— Увы, да, — сказал Макрон. — Хотя они все еще работают. Как только я доставлю вас, император обязательно поймёт это и простит меня.

Сейчас его рукава были закатаны выше локтей, являя старые белые шрамы, как если бы его предплечья были поцарапаны отчаявшейся жертвой много лет назад…

Я вспомнил свой сон об императорском дворце, претора, склонившегося перед своим новым императором.

Я слишком поздно вспомнил его имя.

— Невий Суторий Макрон.

Макрон улыбнулся своим автоматонам.

— Поверить не могу, Аполлон меня помнит! Какая честь!

Его роботизированные работники оставались невпечатленными.

— Ты убил императора Тиберия, — сказал я. — Задушил его подушкой.

Макрон выглядел смущенным.

— На самом деле он уже был мертв на девяносто процентов. Я всего лишь помог этому свершиться.

— И ты сделал это для… — леденящий ужас сковал меня. — …следующего императора. Новое Солнце. Это он.

Макрон нетерпеливо закивал.

— Верно! Единственный и неповторимый, Гай Юлий Цезарь Август Германик!

Он развел руки, будто в ожидании аплодисментов.

Сатиры перестали драться. Хедж все еще жевал упаковку гранат, хотя даже с сатирьими зубами непросто разгрызть толстый пластик.

Гроувер попятился, выставляя тележку между собой и магазинными работниками.

— Гай кто? — он посмотрел на меня. — Аполлон, что это значит?

Я сглотнул.

— Это значит — бежим! Сейчас!

Глава 8

Мы взорвали всё.

Думали, всё взорвано?

Мы нашли ещё

БОЛЬШИНСТВО сатиров — мастера побегов.

Глисон Хедж, однако, не относился к этому большинству. Он выхватил расческу из своей тележки, закричал: «УМРИ!» и запустил в трёхсотфунтового управляющего.

Даже автоматоны были шокированы, что, скорее всего, и спасло жизнь Хеджу. Я схватил сатира за воротник и потащил его назад одновременно с первыми выстрелами персонала. Шквал ярких оранжевых ценников обрушился на наши головы.

Я потянул Хеджа по проходу, в то время как он яростным пинком опрокинул свою тележку под ноги нашим противникам. Очередной ценник полоснул по моей руке с силой, достойной пощечины злой титаниды.

— Осторожно! — закричал Макрон на своих людей. — Аполлон нужен мне целым, а не уцененным вдвое!

Глисон пробежался руками по полкам, схватил демо-версию Самовоспламеняющегося коктейля Молотова Макрона™ (КУПИ ОДИН — ПОЛУЧИ ВТОРОЙ В ПОДАРОК!) и бросил его в работников магазина с боевым кличем: «Сдачи не надо!»

Макрон взвизгнул, когда коктейль Молотова приземлился среди разбросанных коробок с боеприпасами Хеджа, и, как и было заявлено в рекламе, вспыхнул.

— Подтягиваемся!

Хедж перехватил меня за талию, забросил на плечи, как мешок с футбольными мячами, и стал карабкаться по полкам, эпично демонстрируя навыки козлиного скалолазания. Он перепрыгивал со стеллажа на стеллаж, пока ящики с боеприпасами взрывались позади нас.

Мы приземлились на подушку из свернутых спальных мешков.

— Не останавливайся! — крикнул Хедж, как будто сам я никогда бы до этого не додумался.

Пока я карабкался за ним, у меня звенело в ушах. Из прохода, который мы только что покинули, доносились взрывы и крики, как если бы Макрон бежал по раскаленной сковороде, стреляющей кукурузными зёрнышками.

Я не видел никаких признаков Гроувера.

Когда мы добрались до конца прохода, из-за угла появился продавец с пистолетом для ценников наизготовку.

— КИ-Я! — Хедж нанес ему удар с разворота.

Общеизвестно, что это сложный приём. Даже Арес иногда падает и ломает копчик, когда отрабатывает его в своём додзё (просто гляньте видео «Арес — полный отстой», которое стало вирусным на Олимпе в прошлом году и за загрузку которого я никоим образом не несу ответственности).

К моему удивлению, тренер Хедж выполнил его идеально. Его копыто встретилось с лицом продавца, снеся голову автоматона подчистую. Тело плюхнулось на колени и упало на пол, искря торчащими из шеи проводами.

— Вау, — Глисон осмотрел своё копыто. — Кажется, воск «Железный Козёл» действительно работает!

Обезглавленное тело продавца напомнило мне об индианаполисских блеммиях, которые теряли свои фальшивые головы с завидной регулярностью, но у меня не было времени погружаться в ужасное прошлое, когда нам надо было справляться с таким ужасным настоящим.

— Что вы наделали? — отозвался Макрон сзади.

Управляющий стоял у дальнего конца ряда, его одежда была покрыта копотью, жёлтый жилет был испещрен таким количеством дырок, что выглядел как кусок копчёного швейцарского сыра. Но каким-то образом, благодаря моей везучести, Макрон всё ещё оставался невредимым. Второй продавец стоял позади него, по всей видимости, абсолютно равнодушный к тому факту, что его роботизированная голова охвачена огнём.

— Аполлон, — упрекнул Макрон, — нет никакого смысла в сражениях с моими автоматонами. Это магазин военных припасов. У меня на складе есть ещё пятьдесят таких же.

Я посмотрел на Хеджа:

— Давайте убираться отсюда.

— Да, — Хедж схватил молоток для крокета с ближайшей стойки. — Пятьдесят, возможно, слишком много даже для меня.

Мы обогнули походные палатки, затем зигзагами пронеслись через «Хоккейный рай», пытаясь вернуться ко входу в магазин. В нескольких проходах от нас Макрон отдавал приказы:

— Взять их! Больше никто не заставит меня опять совершить самоубийство!

— Опять? — пробормотал Хедж, пригнувшись, чтобы пройти под рукой у хоккейного манекена.

— Он работал на императора, — я задыхался, стараясь не отставать. — Старые друзья. Но (хрип) император перестал доверять ему. Приказал арестовать его (хрип) и казнить.

Мы остановились около стеллажа. Глисон заглянул за угол, высматривая наших врагов.

— И Макрон вместо этого совершил суицид? — спросил Хедж. — Что за идиот. Зачем он снова работает на императора, если этот парень хотел убить его?

Я протёр глаза от заливающего их пота. Серьезно, почему смертные тела так сильно потеют?

— Я думаю, император вернул его к жизни и дал второй шанс. У римлян странные представления о преданности.

Хедж хмыкнул:

— Кстати об этом. Где Гроувер?

— На полпути к Цистерне, если он не глупец.

Хедж нахмурился:

— Нет, не могу поверить, что он так поступил. Ну что ж… — он указал вперёд, где находились раздвижные стеклянные двери, ведущие на парковку. Жёлтый Пинто тренера был припаркован маняще близко (это впервые, когда «жёлтый», «Пинто» и «манящий» были употреблены в одном предложении). — Ты готов?

Мы навалились на двери.

Они не поддались. Я врезался в одну и сразу отскочил. Глисон побарабанил по стеклу молотком для крокета, потом опробовал пару приёмчиков Чака Норриса, но даже его копыта, покрытые воском «Железный козёл», не оставили и царапинки.

— О боги, — сказал Макрон позади нас.

Я повернулся, стараясь подавить стон. Управляющий стоял в двадцати футах от нас, под плотом для рафтинга, который был подвешен к потолку с надписью через весь нос: «ПОЛНАЯ ЛОДКА ЭКОНОМИИ». Я начал понимать, почему император приказал арестовать и казнить Макрона. Для такого большого человека он слишком хорошо подкрадывался к людям.

— Эти двери бомбоустойчивы, — сказал Макрон. — На этой неделе мы продаём такие в нашем отделе новейших усовершенствований противорадиационного убежища, но, полагаю, вам это не поможет.

Из разных проходов к нам приближалось всё больше работников в жёлтых жилетах — дюжина одинаковых автоматонов; некоторые были завернуты в пузырчатую пленку, как будто они только что сбежали со склада. Они образовали неровный полукруг позади Макрона.

Я натянул тетиву и выстрелил в Макрона. Но мои руки тряслись так сильно, что стрела пролетела мимо цели и с оглушительным хрустом воткнулась в прикрытый пузырчатой упаковкой лоб одного из автоматонов. Робот не обратил на эту маленькую неприятность ровно никакого внимания.

— Хмм, — поморщился Макрон, — ты действительно смертен, не так ли? Правду люди говорят: «Не ищите встречи со своими богами, они вас лишь разочаруют». Надеюсь, в тебе осталось достаточно божественности, чтобы магическому другу императора было с чем работать.

— Д… достаточно? — пробормотал я. — Магический д… друг?

Я ожидал, что Глисон Хедж сделает что-то умное и героическое. Наверняка в кармане его спортивных шорт завалялась портативная базука. Или, может быть, его тренерский свисток обладает магическими свойствами. Но Хедж выглядел так же, как себя чувствовал я — отчаявшимся и загнанным в угол, что было нечестно с его стороны. Быть отчаявшимся и загнанным в угол — моя прерогатива.

Макрон похрустел суставами пальцев.

— Это действительно позор. Я предан больше, чем она, но мне не стоит жаловаться. Как только я приведу вас к императору, я буду вознаграждён! Мои автоматоны получат второй шанс в качестве личной охраны императора. А после этого — какая мне разница? Колдунья может забрать вас в лабиринт и творить свою магию.

— С… свою магию?

Хедж взвесил в руке свой крокетный молоток.

— Я выведу из строя столько, сколько смогу, — пробормотал он мне. — А ты найди другой выход.

Я оценил его настрой. Но, к несчастью, я не думал, что сатир сможет выиграть для меня много времени. Не прельщала меня и мысль вернуться к этой милой, страдающей от недостатка сна облачной нимфе Мелли и сообщить о том, что её муж был убит отрядом роботов в пузырчатой плёнке. О, моё смертное сострадание начинает брать надо мной верх!

— Кто эта колдунья? — спросил я. — Ч… что она собирается делать со мной?

Улыбка Макрона была холодной и неискренней. В былое время я часто использовал эту улыбку, когда какой-нибудь греческий город молился мне, чтобы я спас его от чумы, и мне приходилось сообщать им новость: «Блин, мне жаль, но эту эпидемию вызвал я, потому что вы мне не нравитесь. Хорошего дня!»

— Скоро узнаешь, — пообещал Макрон. — Я не поверил ей, когда она сказала, что ты попадёшь в нашу ловушку, но вот он ты. Она предсказала, что ты не сможешь противостоять Горящему Лабиринту. Что ж, сотрудники «Милитари-мании», убейте сатира и схватите бывшего бога.

Автоматоны двинулись вперёд.

В это же мгновение я уголком глаза заметил у самого потолка некое смазанное зелено-красно-коричневое пятно — нечто похожее на сатира, прыгающего с вершины ближайшего прохода, раскачивающего люминесцентную лампу и приземляющегося в плот над головой Макрона.

Прежде чем я смог крикнуть «Гроувер Ундервуд!», плот приземлился на голову Макрона и его миньонов, похоронив их под полной лодкой экономии. Гроувер вскочил, держа в руке весло и крикнул:

— Давайте!

Неразбериха дала нам несколько секунд, чтобы удрать, но с закрытыми дверями мы могли бежать только вглубь магазина.

— Молодец! — Хедж похлопал Гроувера по спине, когда мы неслись через камуфляжный отдел. — Я знал, что ты не оставишь нас!

— Да, но здесь нет ничего природного, — пожаловался Гроувер. — Ни растений, ни грязи, ни естественного света. Как мы собираемся бороться в таких условиях?

— Пушки! — предложил Хедж.

— Эта часть магазина вся в огне, — сказал Гроувер, — благодаря коктейлю Молотова и коробкам с боеприпасами.

— Проклятье! — воскликнул тренер.

Мы прошли мимо стендов с оружием для боевых искусств, и глаза Хеджа засветились. Он быстро заменил свой крокетный молоток на пару нунчаков.

— Теперь другое дело! Может, вы, ребята, хотите сюрикены или кусаригаму?

— Я хочу убежать, — сказал Гроувер, размахивая своим веслом. — Тренер, вам пора перестать думать о лобовых атаках! У вас семья!

— Ты думаешь, я не знаю? — прорычал тренер. — Мы пытались обосноваться у Маклинов в Лос-Анджелесе. Видишь, что из этого вышло.

Я догадался, что за этим кроется какая-то история — причина, почему они покинули Лос-Анджелес и почему Хедж говорит об этом с такой горечью. Но говорить об этом, улепетывая от врагов по магазину армейских товаров, было, пожалуй, не лучшей идеей.

— Предлагаю найти другой выход, — сказал я. — Мы можем убегать и спорить об оружии ниндзя одновременно.

Похоже, такой компромисс всех удовлетворил.

Мы пронеслись мимо надувных бассейнов (каким это боком они относятся к армейскому снаряжению?), затем повернули за угол и увидели перед собой, в дальнем углу здания, целый набор двойных дверей с надписью «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА».

Гроувер и Хедж бросились вперёд, оставив меня судорожно глотать воздух позади них. Где-то рядом прозвучал голос Макрона:

— Тебе не убежать, Аполлон! Я уже призвал Коня. Он будет здесь с минуты на минуту!

Конь?

Почему это слово отозвалось в моих костях аккордом си-бемоль мажор, разливая волны ужаса? Я поискал ответ в своих спутанных воспоминаниях, но безуспешно.

Моей первой мыслью было то, что «Конь» — это псевдоним. Возможно, император нанял злого рестлера, который носит чёрный сатиновый плащ, блестящие шорты из спандекса и шлем в форме лошадиной головы.

Моей второй мыслью было: «Почему Макрон может позвать подкрепление, а я нет?» Вот уже несколько месяцев связь между полукровками магически выведена из строя. Телефоны коротило, компьютеры плавились. Сообщения Ириды и магические свитки перестали работать. Однако у наших врагов, похоже, не было никаких проблем с текстовыми сообщениями типа: «Аполлон у меня. Ты где? Помоги его прикончить!»

Это было несправедливо.

А справедливо было бы, если бы я получил обратно свою божественную силу и разнес наших врагов на мелкие кусочки.

Мы влетели в двери «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА». Внутри находилась складская комната/погрузочный док, заполненная автоматонами в пузырчатой плёнке, которые стояли молчаливо и безжизненно, будто гости на одной из вечеринок Гестии в честь новоселья. (Она, может, и богиня домашнего очага, но совсем не умеет устраивать вечеринки.)

Глисон и Гроувер пробежали мимо роботов и начали дёргать металлическую гаражную дверь, перекрывавшую доступ к погрузочному доку.

— Закрыто, — Хедж ударил по двери своим нунчаками.

Я выглянул наружу через крошечное пластиковое окошечко в служебной двери. Макрон и его миньоны неслись в нашу сторону.

— Убегаем или остаёмся? — спросил я — Нас скоро снова загонят в угол.

— Аполлон, что у тебя есть? — потребовал Хедж.

— Что ты имеешь в виду?

— Какой у тебя туз в рукаве? Я применил коктейль Молотова. Гроувер сбросил лодку. Теперь твоя очередь. Может быть, божественный огонь? Мы могли бы использовать его.

— Нет у меня божественного огня в рукавах!

— Мы остаёмся, — решил Гроувер. Он бросил мне своё весло. — Аполлон, заблокируй те двери.

— Но…

— Просто не пускай Макрона внутрь! — Гроувер, должно быть, брал уроки самоуверенности у Мэг. Я поспешил исполнить его приказ.

— Тренер, — продолжил Гроувер, — не могли бы вы сыграть песню открытия для двери в док?

Хедж хмыкнул.

— Не делал этого уже сто лет, но попробую. Что ты будешь делать?

Гроувер изучал отключенных автоматонов.

— Кое-что, чему меня научила моя подруга Аннабет. Поспешите!

Я просунул в дверные ручки весло, потом притащил шест для тетербола и подпер им дверь. Хедж принялся выводить трели на своем тренерском свистке («The Entertainer» Скотта Джоплина). Никогда не думал, что свисток может быть музыкальным инструментом. Исполнение тренера Хеджа ничуть не изменило моих представлений об этом.

В это время Гроувер сорвал упаковку с ближайшего автоматона. Он постучал костяшками пальцев по лбу робота. Тот отозвался глухим металлическим звуком.

— Небесная бронза, все верно, — заключил Гроувер. — Это может сработать!

— Что ты собираешься делать? — осведомился я. — Переплавить их на оружие?

— Нет, активировать их, чтобы они работали на нас.

— Они не станут помогать нам! Они принадлежат Макрону!

Кстати, о преторе[8]: Макрон навалился в двери, сотрясая весло и подпорку в виде шеста для тетербола.

— Да ладно тебе, Аполлон! Хватит упрямиться!

Гроувер содрал пузырчатую пленку с другого автоматона.

— Во время битвы за Манхэттен, — сказал он, — когда мы сражались с Кроносом, Аннабет рассказала нам о команде перехвата управления, внесенной в прошивку автоматонов.

— Это только для публичных скульптур на Манхэттене! — сказал я. — Каждый хоть немного божественный бог знает об этом! Нельзя ожидать, что эти штуки отзовутся на «последовательность команд: Дедал двадцать три»!

Немедленно, как в пугающем эпизоде «Доктора Кто», завернутые в пленку автоматоны вытянулись по стойке «смирно» и повернулись ко мне.

— Да! — ликующе воскликнул Гроувер.

Я не был готов разделить его радость. Только что я активировал целую комнату временных металлических работников, которые с большей вероятностью убьют меня, чем станут мне подчиняться. Я не представлял, как Аннабет Чейз догадалась, что команда Дедала может быть использована на любом автоматоне. С другой стороны, она смогла перепроектировать мой дворец на горе Олимп с идеальной акустикой и динамиками объемного звука в ванной, так что мне не следовало удивляться ее умственным способностям.

Тренер Хедж продолжал насвистывать Скотта Джоплина. Дверь погрузочного дока не двигалась. Макрон и его люди ломились в мою импровизированную баррикаду, так что я с трудом удерживал шест для тетербола.

— Аполлон, поговори с автоматонами! — сказал Гроувер. — Теперь они ждут твоих приказов. Скажи им начать действовать по плану «Фермопилы»!

Мне не понравилось напоминание о Фермопилах. Столько храбрых и привлекательных спартанцев умерло в той битве, защищая Грецию от персов. Но я сделал, как мне сказали.

— Приступить к плану «Фермопилы»!

В этот момент Макрон и двенадцать его прислужников ворвались в дверь, переломив весло, ошвырнув в сторону шест для тетербола и забросив меня в толпу моих новых металлических знакомых.

Макрон застыл на месте, его приспешники рассредоточились по шесть с каждой стороны от него.

— Что это? Аполлон, ты не можешь активировать моих автоматонов! Ты не заплатил за них! Сотрудники «Милитари-мании», взять Аполлона! Порвать в клочья сатиров! Остановить этот адский свист!

Две вещи спасли нас от немедленной смерти. Во-первых, Макрон совершил ошибку, отдав слишком много приказов за один раз. Любой маэстро скажет вам, что дирижер не должен в одно и то же время приказывать скрипкам играть быстрее, литаврам — звучать мягче, а духовым — делать крещендо. Все закончится симфонической катастрофой. Бедные солдаты Макрона были обречены решать самостоятельно: то ли им следует сперва захватить меня, то ли порвать в клочья сатиров, то ли остановить свист. (Лично я стал бы подходить к парню со свистком, лишь приняв особые меры предосторожности).

Что до второй причины нашего спасения — вместо того чтобы послушать Макрона, наши новые друзья на временной службе приступили к исполнению плана «Фермопилы». Они двинулись вперед, сцепив руки и окружая Макрона с его компаньонами, которые неуклюже пытались обойти своих коллег-роботов и в замешательстве сталкивались друг с другом. (Сцена с каждой секундой все больше напоминала мне празднование новоселья Гестии).

— Остановитесь! — взвизгнул Макрон. — Приказываю вам остановиться!

Это только усилило замешательство. Верные прислужники Макрона замерли, позволив нашим чувакам, управляемым командой Дедала, окружить группу Макрона.

— Нет, не вы! — заорал Макрон своим помощникам. — Вы все не останавливайтесь! Вы продолжайте сражаться!

Это не внесло в ситуацию никакой ясности.

Чуваки Дедала окружили своих товарищей, сжимая их в плотном групповом объятии. Макрон, несмотря на свои размеры и силу, оказался в самом центре заварушки, извиваясь и безуспешно пихаясь.

— Нет! Я не могу!.. — он выплюнул пузырчатую пленку. — Помогите! Нельзя, чтобы Конь увидел меня в таком виде!

Из глубины груди чуваков Дедала стало раздаваться гудение, как из двигателя с заклинившей передачей. Из швов на их шее стал подниматься пар.

Я отступил, как обычно отступают от начавшей дымиться группы роботов.

— Гроувер, что конкретно подразумевает план «Фермопилы»?

Сатир сглотнул.

— Э-э, они должны удерживать позиции, чтобы мы могли отступить.

— Тогда почему они дымятся? — спросил я. — А еще почему они начали светиться красным?

— О боги, — Гроувер жевал свою нижнюю губу. — Они могли перепутать план «Фермопилы» с планом «Петербург».

— Что означает?..

— Возможно, они собираются пожертвовать собой в огненном взрыве.

— Тренер! — закричал я. — Свистите лучше!

Я бросился к двери в погрузочный док, просунул под нее пальцы и потянул вверх, напрягая все свои жалкие силы смертного. Я свистел вместе с сумасшедшей мелодией Хеджа. Я даже немного потанцевал чечетку, так как это хорошо известное средство для ускорения действия музыкальных чар.

Позади нас Макрон визжал:

— Горячо! Горячо!

Моя одежда стала до неприятного горячей, как будто я сидел возле костра. После нашего опыта с огненной стеной в Лабиринте мне не хотелось испытывать свою судьбу, оставаясь в этой маленькой комнате с групповым взрыво-объятием.

— Поднимай! — крикнул я. — Свисти!

Гроувер присоединился к нашему отчаянному исполнению Джоплина. Наконец дверь стала поддаваться, протестующе заскрипев, когда мы подняли ее на несколько дюймов от пола.

Визг Макрона сделался неразборчивым. Гудение и жар напоминали мне о кратком миге перед взлетом моей солнечной колесницы, готовой вот-вот устремиться в небо в триумфе солнечной энергии.

— Идите! — крикнул я сатирам. — Вы оба, прокатывайтесь снизу!

Я думаю, это было довольно героически с моей стороны, хотя, если честно, я наполовину ожидал от них настойчивого: «О, нет, пожалуйста! Боги вперед!».

Никакой подобной учтивости. Сатиры проползли под дверью, затем поддержали ее с другой стороны, пока я пытался пролезть в щель. Увы, мне помешали мои собственные проклятые бока. Короче, я застрял.

— Давай, Аполлон! — крикнул Гроувер.

— Я пытаюсь!

— Втяни живот, парень! — пронзительно крикнул тренер.

Прежде у меня никогда не было персонального тренера. Богам просто не требуется кто-то, кто орет на них, призывая работать лучше. Да и, если честно, кто захочет такую работу, на которой тебя могут поджарить молнией, стоит только тебе как следует насесть на клиента, чтобы он сделал еще пять отжиманий?

Однако в этот раз я был рад тому, что на меня орали. Призывы тренера дали мне дополнительный заряд мотивации, чтобы протащить свое пухлое смертное тело сквозь щель.

Не успел я подняться на ноги, как Гроувер крикнул: «Вниз»!

Мы едва успели спрыгнуть с края погрузочного дока, как стальные двери — которые, очевидно, не были бомбоустойчивыми, — взорвались позади нас.

Глава 9

Примете вызов?

Звонок оплачен Конём

Найн, найн, найн, ай, ай!

О, злодейство!

Пожалуйста, объясните мне, почему в конечном итоге я всегда падаю в мусорные баки.

Однако, я должен признаться, что этот мусорный контейнер спас мне жизнь. «Милитари-мания Макрона» сгорела в цепочке взрывов, сотрясших пустыню и заставивших грохотать крышками дурно пахнущую металлическую коробку, в которой мы находились. Едва дыша, мы втроём, дрожащие и потные, сгрудились между мешками с мусором и слушали тихие удары обломков, падавших с неба неожиданным ливнем из дерева, штукатурки и спортивного оборудования.

Выждав некоторое время — казалось, годы, — я собрался уже было рискнуть и сказать что-нибудь вроде: «Вытащите меня отсюда, а не то меня сейчас вырвет», но Гроувер зажал мне рот ладонью. Я плохо видел его в темноте, но различил, что он, тревожно распахнув глаза, бешено мотает головой. Тренер Хедж тоже выглядел напряжённым. Его нос дрожал, как будто он почуял что-то, что пахло даже хуже, чем мусор.

Затем я услышал цоканье копыт по асфальту, приближавшееся к месту, где мы прятались.

— Да… всё просто прекрасно, — проворчал низкий голос.

Морда животного понюхала край нашего мусорного бака, возможно, выискивая выживших. Нас.

Я старался не заплакать и не обмочить штаны. В одном я преуспел. Оставлю вам самим полагать, в чём именно.

Крышки мусорного бака остались закрытыми. Возможно, мусор и горящий склад скрыли наш запах.

— Большой К? — сказал тот же низкий голос. — Да. Это я.

Поскольку ответа мы не услышали, я предположил, что пришедший говорил по телефону.

— Нет, это место уничтожено. Я не знаю. Макрон, должно быть… — он замолчал, как будто человек, говоривший с ним, разразился тирадой.

— Я знаю, — сказал пришедший. — Возможно, это была ложная тревога, но… О, чёрт. Человеческая полиция уже в пути.

Сразу же после этих слов я услышал в отдалении негромкий вой сирен.

— Я могу обыскать территорию, — предложил пришедший. — Возможно, стоит проверить те руины на холме.

Хедж и Гроувер взволнованно переглянулись. Под руинами явно имелось в виду наше убежище, где сейчас оставались Мелли, маленький Хедж и Мэг.

— Знаю, вы думаете, что приняли все меры, — продолжил пришедший. — Но говорю вам, это место всё ещё опасно. Я утверждаю…

На этот раз до меня донёсся едва слышный, но полный ярости голос, дребезжавший по ту сторону трубки.

— Ладно, К, — сказал пришедший. — Да. Наколенники Юпитера[9], успокойтесь! Я просто… Ладно. Ладно. Возвращаюсь.

По его раздражённому вздоху я понял, что разговор закончился.

— Этот парень доведёт меня до колик, — сам себе ворчливо пожаловался говоривший.

Что-то ударило в бок нашего бака, прямо рядом с моим лицом. Затем раздался стук копыт, удаляющийся от нас.

Спустя несколько минут я ощутил себя в достаточной безопасности, чтобы взглянуть на двух сатиров. Мы молча согласились, что нам нужно выбираться из мусорного контейнера до того, как мы умрём от удушья, теплового удара или запаха моих штанов.

Оказавшись снаружи, мы увидели, что аллея завалена дымящимися кусками искорёженного металла и пластика. От самого склада остался только почерневший корпус, внутри него до сих пор вихрилось пламя, поднимая ещё больше столбов дыма в затянутое пеплом ночное небо.

— К-кто это был? — спросил Гроувер. — Судя по запаху, он вроде сидел на лошади, но…

Нунчаки тренера Хеджа стукнули друг о друга в его руках.

— Может быть, кентавр?

— Нет, — я опустил ладонь на помятый металлический бок контейнера, на котором безошибочно угадывался отпечаток подкованного копыта… — Это лошадь. Говорящая лошадь.

Сатиры уставились на меня.

— Все лошади говорят, — сказал Гроувер. — Просто они говорят на лошадином.

— Подожди, — Хедж нахмурился. — Ты говоришь, что понял слова лошади?

— Да, — сказал я. — Эта лошадь говорила по-английски.

Они ожидали объяснений, но я не мог сказать больше. Сейчас, когда мы были вне непосредственной опасности, когда мой уровень адреналина снижался, я понял, что охвачен холодным, тяжким отчаянием. Если до этого я питал хоть какие-то надежды, что ошибался по поводу врага, с которым мы встретимся, то теперь все надежды были разрушены.

Гай Юлий Цезарь Август Германик… Как ни странно, это имя могло принадлежать нескольким известным древним римлянам. Но господин Невия Сутория Макрона? Большой К? Неос Гелиос? Единственный римский император, владевший говорящей лошадью? Это мог быть только один человек. Один ужасный человек.

Мигающие огни скорой помощи мерцали на фоне листьев ближайших пальм.

— Нам нужно убираться отсюда, — сказал я.

Глисон уставился на руины магазина армейских товаров.

— Да. Давайте пройдём к передней части магазина, посмотрим, уцелела ли моя машина. Вот бы я смог вынести с собой немного походного снаряжения!

— Есть кое-что хуже, — я прерывисто вздохнул. — Мы узнали личность третьего императора.

Взрыв ничуть не повредил жёлтый Форд Пинто 1979 года. Конечно, нет. Такая уродливая машина не может быть уничтожена чем-то меньшим, чем всемирный апокалипсис. Я сел назад, надев новые ярко-розовые камуфляжные штаны, подобранные в развалинах магазина армейских товаров. Я был в таком оцепенении, что почти не помнил, как мы подъехали к окошку для обслуживания автомобилистов в Enchiladas del Rey и взяли достаточно комбинированных блюд, чтобы накормить несколько дюжин духов природы.

Вернувшись к руинам на вершине холма, мы собрали совет кактусов.

В Цистерне было полно дриад пустынных растений: дерево Джошуа, Опунция, Алоэ Вера и многие другие — все они были одеты в колючую одежду и изо всех сил старались не уколоть друг друга.

Мелли хлопотала над Глисоном, то осыпая его поцелуями и говоря, каким он был храбрым, то в следующий миг ударяя его и обвиняя в том, что она могла остаться вдовой и воспитывать малыша Хеджа одна. Ребёнок, которого, как я узнал, звали Чак, проснулся и был не очень-то доволен. Он пинал живот пытавшегося его удержать отца копытцами и дёргал его козлиную бородку своими пухленькими маленькими кулачками.

— Но с другой стороны, — сказал Хедж Мелли, — мы купили энчилады, и я добыл такие крутые нунчаки!

Мелли подняла взгляд к небесам, возможно, желая вернуться к простой жизни незамужнего облака.

Что касается Мэг МакКэффри, она пришла в себя и выглядела хорошо, как никогда, только немного засаленно (большое спасибо за это лечебным свойствам Алоэ Вера). Мэг сидела на краю бассейна, свесив босые ноги в воду и стащив очки у дерева Джошуа, который стоял рядом, привлекательно-задумчивый в своем хаки.

Я спросил Мэг, как она себя чувствует — потому что я не я, если не поинтересуюсь, — но она отмахнулась, утверждая, что в порядке. Думаю, моё появление её попросту смутило, так как она пыталась незаметно пялиться на Джошуа, на что я закатил глаза.

«Девочка, я вижу тебя, — захотелось сказать мне. — Ты плохо скрываешь свои мысли, и нам правда стоит поговорить о западании на дриад».

Но мне не очень-то хотелось получить приказ дать себе пощёчину, так что я предпочёл держать рот на замке.

Гроувер раздал всем тарелки с энчиладой. Сам он ничего не ел — верный признак того, как сильно он был встревожен, — а шагал по периметру бассейна, барабаня пальцами по своим свирелям.

— Ребята, — произнес он. — У нас проблемы.

Я не представлял Гроувера Ундервуда в качестве лидера. Тем не менее как только он заговорил, все прочие духи природы сосредоточили на нём всё своё внимание. Притих даже малыш Чак, повернув голову туда, откуда доносился голос Гроувера, как если бы нашёл что-то интересное или достойное пинка.

Гроувер рассказал обо всем, что произошло с нами после нашей с ним встречи в Индианаполисе. Он поведал о наших днях в Лабиринте — о карьерах и ядовитых озерах, неожиданных волнах огня, стае стриксов и спиралеобразном пандусе, что привел нас в эти развалины.

Дриады нервно оглядывались по сторонам, как будто представляли Цистерну наполненной демоническими совами.

— Вы уверены, что мы в безопасности? — спросила низенькая, полная девушка с мелодичным голосом и красными цветами в волосах (возможно, растущими прямо в них).

— Не знаю, Реба, — Гроувер взглянул на Мэг и на меня. — Ребята, это Ребуция. Реба, если кратко. Она — саженец из Аргентины.

Я вежливо помахал. Раньше я никогда не встречал аргентинских кактусов, но у меня слабость к Буэнос-Айресу. Вы не танцевали настоящее танго, если вашей парой не был греческий бог в Ла Вентане.

Гроувер продолжил:

— Не думаю, что раньше здесь был вход в Лабиринт. Сейчас он запечатан. Я думаю, Лабиринт помогал нам, привел нас домой.

— Помогал нам? — Опунция выглянула из-за своей сырной энчилады. — Тот Лабиринт, что укрывает огонь, разрушающий целый штат? Тот Лабиринт, который мы исследовали несколько месяцев, пытаясь обнаружить источник этого огня, но все безуспешно? Тот Лабиринт, что проглотил несколько наших поисковых групп? Что же тогда происходит, когда Лабиринт не помогает нам?

Прочие дриады согласно заворчали. Некоторые даже буквально ощетинились.

Гровер вскинул руки, призывая к тишине.

— Я знаю, что все мы переживаем и расстроены. Горящие дебри — это не весь Лабиринт. И, по крайней мере, сейчас у нас есть некоторые идеи, почему император устроил его именно таким образом. Все из-за Аполлона.

Кучка кактусовых духов обернулась посмотреть на меня.

— Внесем ясность, — сказал я тонким голосом. — Это не моя вина. Гроувер, скажи им. Скажи своим очень милым… очень колючим друзьям, что это не моя вина.

Тренер Хедж хмыкнул.

— Ну, похоже, что твоя. Макрон сказал, что дебри — это ловушка для тебя. Возможно, из-за Оракулов, что ты ищешь.

Взгляд Мелли метался от ее мужа ко мне.

— Макрон? Оракулы?

Я объяснил, что Зевс в качестве наказания отправил меня блуждать по стране и освобождать древних Оракулов, потому что он вроде как был ужасным отцом.

Тут Хедж пересказал наш веселый поход за покупками в «Милитари-манию Макрона». Когда он отошел от темы, начав описывать разнообразные виды обнаруженных им фугасов, вмешался Гроувер.

— Так что мы взорвали Макрона, — заключил Гроувер. — Который был римским последователем императора. И он упомянул что-то вроде колдуньи, которая хочет… не знаю… наслать на Аполлона злые чары, вроде того. И она помогает императору. И мы думаем, они спрятали следующий Оракул…

— Эритрейскую сивиллу, — вставил я.

— Верно, — согласился Гроувер. — Мы думаем, что они оставили ее в центре дебрей в качестве приманки для Аполлона. Кстати, ещё есть говорящая лошадь.

По лицу Мелли пробежала тучка; неудивительно, она ведь была облаком.

— Все лошади говорят.

Гроувер объяснил, что мы услышали в мусорном контейнере. Потом он отмотал назад и объяснил, почему мы оказались в мусорном контейнере. Потом он рассказал, как я обмочил штаны, из-за чего и щеголял ярко-розовым камуфляжем.

— О-о-о-о, — все дриады закивали, словно именно этот вопрос их и беспокоил.

— Можем ли мы вернуться к изначальной проблеме? — взмолился я. — У нас всех есть общее дело! Вы хотите, чтобы пожары прекратились. Мне нужно освободить Эритрейскую сивиллу. Обе эти вещи требуют нахождения сердца дебрей. Именно там мы найдем источник огня и сивиллу. Я просто… я знаю это.

Мэг сосредоточенно изучала меня, будто пыталась решить, какой позорящий приказ ей стоит дать мне: прыгнуть в бассейн, обнять Опунцию или найти футболку под цвет штанов.

— Расскажи мне о лошади, — произнесла она.

Я получил приказ. У меня не осталось выбора.

— Его зовут Инцитат.

— И он говорит, — сказала Мэг. — Вроде так, что люди его понимают.

— Да, хотя обычно он говорит только с императором. Не спрашивайте, как он говорит. Или откуда он взялся. Не знаю. Он — волшебный конь. Император доверяет ему, может, больше, чем кому-либо другому. Когда император управлял Римом, он одел Инцитата в одежды сенатора, даже пытался сделать его консулом. Люди считали императора сумасшедшим, но сумасшедшим он никогда не был.

Мэг нагнулась над бассейном, ссутулив плечи, словно бы забралась в раковину своих мыслей. Для Мэг императоры всегда были больной темой для разговоров. Она выросла во владениях Нерона (хотя слова «использовалась» и «эксплуатировалась» были бы точнее), она предала меня ради Нерона в Лагере полукровок, а затем вернулась ко мне в Индианаполисе. Этой темы мы, не сговариваясь, избегали. Я не обвинял бедную девочку. Правда. Но попытки убедить ее верить в нашу дружбу, верить хоть кому-нибудь после ее приемного отца, Нерона, были равносильны обучению дикой белки есть с рук. Любой громкий звук побуждал ее бежать или кусать, или и то, и то.

(Я понимаю, что сравнение не вполне справедливо. Мэг кусалась гораздо сильнее, чем дикая белка.)

Наконец она произнесла:

— Та строчка из пророчества: владелец белого коня.

Я кивнул.

— Инцитат принадлежит императору. Или, возможно, «принадлежит» — неправильное слово. Инцитат — это правая рука-копыто человека, что сейчас претендует на западные штаты США — Гая Юлия Цезаря Германика.

Это был сигнал для коллективного вздоха ужаса дриад, и, возможно, некоторого количества зловещей музыки на заднем плане. Вместо этого они продолжили смотреть на меня без тени эмоций, а единственным зловещим звуком на фоне было жевание малышом Чаком папиной пенопластовой крышки от особого обеда № 3.

— Этот Гай, — сказала Мэг. — Он известен?

Я вглядывался в темные воды бассейна. И почти хотел, чтобы Мэг приказала мне прыгнуть и утонуть. Или заставила меня надеть футболку под цвет штанов. Любое из этих наказаний было бы лучше, чем отвечать на вопрос.

— Императора больше знают по его детскому прозвищу, — сказал я. — Которое он, кстати, презирал. В истории он известен как Калигула.

Глава 10

Милое дитя!

Ути-пути ботики!

Зловещий оскал!

ТЕБЕ известно имя Калигулы, дорогой читатель?

Если нет, считай, тебе повезло.

По всей Цистерне дриады-кактусы ощетинились шипами. Нижняя часть Мелли превратилась в туман. Даже малыш Чак выкашлял кусок пенопласта.

— Калигула? — глаз тренера дернулся, как в тот раз, когда Мелли пригрозила отобрать его оружие ниндзя. — Ты уверен?

Хотел бы я не быть уверен. Я хотел бы объявить, что третий император — старый добрый Марк Аврелий, или благородный Адриан, или неуклюжий Клавдий.

Но Калигула…

Даже у тех, кто знал о нем немного, имя Калигулы вызывало в воображении самые тёмные, самые порочные образы. Его правление было более кровавым и позорным, чем правление Нерона, которому с детства внушал благоговение его злобный двоюродный дедушка Гай Юлий Цезарь Германик.

Калигула — олицетворение убийства, пыток, безумия, невоздержанности. Калигула — чудовищный тиран, эталон для всех других чудовищных тиранов. Калигула — тот, у кого больше проблем с брендом, чем у Edsel, «Гинденбурга» и Chicago Black Sox вместе взятых[10].

Гроувер содрогнулся.

— Всегда ненавидел это имя. Что оно означает, кстати? Убийца сатиров? Кровопийца?

— Ботиночки, — сказал я.

Косматые оливковые волосы Джошуа стояли дыбом, и Мэг, казалось, нашла это очаровательным.

— Ботиночки? — Джошуа окинул взглядом Цистерну, вероятно, пытаясь сообразить, не пропустил ли он шутку. Никто не смеялся.

— Да.

Я все еще помнил, как мило выглядел маленький Калигула в своем миниатюрном костюме легионера, когда сопровождал отца, Германика, во время военных кампаний. Почему социопаты всегда так прелестны в детстве?

— Солдаты его отца дали Калигуле это прозвище, когда он был ребенком, — сказал я. — Он носил крошечные сапожки легионера, калиги, и солдаты думали, что это очень смешно. Поэтому они называли его Калигула — Маленькие Сапожки, Крошечные Башмачки или Ботиночки. Выбирайте перевод по вкусу.

Опунция всадила вилку в свои энчилады.

— Мне все равно, будь он хоть Няшка Обнимашка. Как нам победить его и вернуть жизнь в нормальное русло?

Остальные кактусы зашумели, кивая. Я начинал подозревать, что опунции — прирожденные агитаторы в мире кактусов. Соберите в одном месте достаточное их количество, и они начнут революцию и свергнут царство животных.

— Мы должны быть осторожны, — предупредил я. — Калигула — мастер заманивать своих врагов в ловушки. Знаете старое изречение: «Дайте им веревку такой длины, чтобы они могли повеситься?» Оно словно придумано для Калигулы. Он наслаждается своей репутацией сумасшедшего, но это лишь маскировка. Он вполне в здравом уме. Также он полностью лишен нравственности, даже больше, чем…

Я оборвал себя, поскольку чуть не сказал: «Больше, чем Нерон». Но как я мог заявить такое перед Мэг, все детство которой было отравлено Нероном и его альтер-эго, Зверем?

«Осторожно, Мэг, — всегда говорил Нерон. — Не веди себя плохо, иначе разбудишь Зверя. Я очень тебя люблю, но Зверь… Ну, для меня было бы ужасно видеть, как ты пострадаешь, сделав что-то неправильное».

Как я мог сравнивать с чем-либо такую подлость?

— В любом случае, — сказал я, — Калигула умен, терпелив и параноидален. Если Горящий Лабиринт — какая-то хитроумная ловушка, часть какого-то большего плана Калигулы, то остановить происходящее там будет непросто. И одолеть его, и даже найти — уже станет нелегкой задачей.

У меня было искушение добавить: «Может быть, мы не хотим его искать. Возможно, нам стоит сбежать».

Но для дриад это был не выход. Они вполне буквально укоренились на той земле, где выросли. Пересаженные, вроде Ребы, встречались редко. Немногие природные духи выживут, если их поместить в горшок и перенести в новую среду обитания. Даже если каждая присутствующая здесь дриада сможет спастись от пожаров в Южной Калифорнии, тысячи других останутся и сгорят.

Гроувер вздрогнул.

— Если половина того, что я слышал о Калигуле, правда…

Он остановился, по-видимому, осознав, что все смотрят на него, прикидывая по его реакции, насколько сильно им следует испугаться. Лично я не хотел оказаться посреди комнаты, полной кактусов, с криками бегающих вокруг.

К счастью, Гроувер сохранил самообладание.

— Неуязвимых нет, — заявил он. — Будь то титаны, гиганты или боги. И в особенности некий римский император по имени Ботиночки. Этот парень хочет вызвать увядание и смерть в Южной Калифорнии. Он является причиной засухи, зноя и пожаров. Мы должны найти способ, как остановить его. Аполлон, как Калигула умер в первый раз?

Я попытался вспомнить. Как обычно, мой смертный жесткий диск был изрешечен множеством дыр, но, кажется, я вспомнил темный тоннель, полный преторианских гвардейцев, столпившихся вокруг императора. Их ножи сверкали и блестели от крови.

— Его собственные стражники убили его, — сказал я, — Что, я уверен, сделало его еще большим параноиком. Макрон упоминал, что император постоянно менял свою личную охрану. Сначала на смену преторианцам пришли автоматоны. Их он потом заменил наемниками, стриксами и… большими ушами? Понятия не имею, что это значит.

Одна из дриад раздраженно засопела. Я догадался, что это была Чолья, поскольку она выглядела как растение чолья — клочковатые белые волосы, пушистая белая борода и большие, похожие на весла, уши, покрытые щетиной.

— Ни одно порядочное существо с большими ушами не стало бы работать на такого злодея! Что насчет других слабых мест? Должны же они у него быть!

— Да! — вмешался тренер Хедж. — Не боится ли он козлов?

— Нет ли у него аллергии на сок кактуса? — с надеждой спросила Алоэ Вера.

— Нет, насколько я знаю, — сказал я.

Собравшиеся дриады выглядели разочарованными.

— Ты сказал, что получил пророчество в Индиане? — спросил Джошуа. — Есть там какие-нибудь зацепки?

Его тон был скептическим, и я мог это понять. «Пророчество из Индианы» звучит далеко не так респектабельно, как «Дельфийское пророчество».

— Я должен найти «дворец на западе», — сказал я. — Что, видимо, означает базу Калигулы.

— Никто не знает, где она, — проворчала Пунци.

Возможно, дело было в моем воображении, но Мелли и Глисон, казалось, обменялись обеспокоенными взглядами. Я ждал, что они что-нибудь скажут, но они промолчали.

— Еще из пророчества… — продолжил я. — Я должен вырвать у него кроссвордом говорящий дух. Думаю, это значит, что я должен освободить Эритрейскую сивиллу из-под его власти.

— Этой сивилле нравятся кроссворды? — спросила Реба. — Я люблю кроссворды.

— Оракул изрекает пророчества в форме словесных головоломок, — объяснил я. — Как кроссворды. Или акростих. Пророчество также говорит о том, как Гроувер доставляет нас сюда и как с Лагерем Юпитера случается множество ужасных вещей в самое ближайшее время.

— Новая луна, — пробормотала Мэг, — уж близится она.

— Да, — я постарался сдержать своё раздражение.

Мэг, похоже, хотела, чтобы я был в двух местах одновременно, что не составило бы проблемы для бога Аполлона. Как человек Лестер я едва мог справиться с пребыванием в одном месте.

— Есть ещё одна строчка, — припомнил Гроувер. — «В ботинках вражьих путь пройти». Связано ли это с ботиночками Калигулы?

Я представил, как громадная нога шестнадцатилетнего меня влезает в кожаные военные ботиночки римского малыша. Пальцы ног начали пульсировать.

— Надеюсь, нет, — сказал я. — Но если бы мы смогли освободить сивиллу из лабиринта, я уверен, она бы помогла нам. Мне бы хотелось иметь больше сведений перед тем, как я буду противостоять Калигуле лично.

Что мне ещё бы хотелось: возвращение моих божественных сил; весь арсенал огнестрельного оружия «Милитари-мании Макрона», готовый к бою, в руках армии полубогов; письмо с извинениями и обещанием больше никогда не превращать меня в человека от моего отца Зевса, и принять ванну. Но, как говорится, Лестеры не выбирают[11].

— Это возвращает нас к началу, — произнёс Джошуа. — Вам нужно освободить Оракула. Нам нужно, чтобы пожары прекратились. И для того чтобы этого добиться, нам нужно пройти сквозь лабиринт, но никто не знает как.

Глисон Хедж прочистил горло:

— Может, кто-то и знает.

Никогда еще так много кактусов не пялилось на сатира.

Чолья погладила свою тонкую белую бороду:

— И кто же это?

Хедж повернулся к жене, как бы говоря: «Твой выход, солнышко».

Мелли провела несколько микросекунд, вглядываясь в ночное небо, и, возможно, думая о своей прежней жизни в качестве незамужнего облака.

— Большинство из вас в курсе, что мы жили с Маклинами, — сказала она.

— Пайпер Маклин, — объяснил я, — дочь Афродиты.

Я помнил её: она была одной из семи полубогов, которые плыли на борту Арго II. На самом деле я надеялся позвонить ей и её парню Джейсону Грейсу, когда был в Южной Калифорнии, и посмотреть, смогут ли они победить императора и освободить Оракула для меня.

Стойте. Забудьте, что я сказал. Я имел в виду, конечно же, что я надеялся, что они помогут мне сделать это.

Мелли кивнула:

— Я была личным ассистентом мистера Маклина. А Глисон был сидящим дома отцом на полную ставку и справлялся со своей работой превосходно…

— Да, я справлялся, правда ведь? — согласился Глисон, разрешая малышу Чаку почесать зубки о цепь его нунчаков.

— Пока всё не пошло под откос, — со вздохом произнесла Мелли.

Мэг МакКэффри вскинула голову:

— Что ты имеешь в виду?

— Длинная история, — отозвалась облачная нимфа тоном, который подразумевал: «Я могу рассказать вам, но потом мне придется превратиться в грозовую тучу, много плакать, ударить вас молнией и убить».

— Суть в том, что несколько недель назад Пайпер приснился горящий Лабиринт. Она подумала, что найдёт способ достигнуть центра, и отправилась на поиски с… этим парнем, Джейсоном.

Этот парень. Моё тонко настроенное чутье подсказывало мне, что Мелли недовольна Джейсоном Грейсом, сыном Юпитера.

— Когда они вернулись… — Мелли сделала паузу, нижняя часть её тела закручивалась облачным вихрем. — Они сказали, что провалились. Но я не думаю, что это вся история. Пайпер намекнула, что там, внизу, они наткнулись на что-то, что… потрясло их.

Каменные стены Цистерны, казалось, заскрипели и задвигались в освежающем ночном воздухе, будто одобрительно отзываясь на слово «потрясло». Я подумал о своём сне, в котором видел сивиллу в огненных цепях, извиняющуюся перед кем-то, после того как поделилась ужасными новостями: «Мне жаль. Я бы спасла тебя, если бы могла. Я бы спасла её».

Обращалась ли она к Джейсону, Пайпер или к ним обоим? Если это так, если они действительно смогли отыскать Оракула…

— Нам нужно поговорить с этими полубогами, — решил я.

Мелли опустила голову:

— Я не могу отвести вас. Возвращение… разобьёт мне сердце.

Хедж перехватил малыша Чака другой рукой:

— Может, я смог бы…

Мелли послала ему предупреждающий взгляд.

— Да, я тоже не могу пойти, — пробормотал Хедж.

— Я провожу вас, — вызвался Гроувер, несмотря на то, что выглядел измученно, как никогда. — Я знаю, где находится дом Маклинов. Но, может, эм… мы могли бы подождать до утра?

Чувство облегчения охватило собравшихся дриад. Их иголки расслабились. Хлорофилл снова прилил к их лицам. Гроувер, может быть, и не решил все их проблемы, но он дал им надежду — или, по меньшей мере, чувство, что мы можем что-то сделать.

Я пристально изучил круг туманного оранжевого неба над Цистерной. Думал о пожарах, пылающих на западе, и о том, что может происходить на севере, в Лагере Юпитера. Сидя на дне котлована в Палм-Спрингсе, без возможности помочь римским полубогам или хотя бы узнать, что с ними случилось, я понимал дриад, привязанных к одному месту и с отчаянием наблюдающих, как лесные пожары подбираются всё ближе и ближе.

Я не хотел разрушать новообретенную надежду дриад, но обязан был сказать:

— Есть кое-что ещё. Ваше убежище, возможно, не безопасно.

Я рассказал им, о чём Инцитат говорил с Калигулой по телефону. И нет, я никогда не думал, что мне придётся докладывать кактусам о подслушанном разговоре между говорящей лошадью и мёртвым римским императором.

Алоэ Вера задрожала, стряхнув со своей головы несколько обладающих сильным лечебным действием треугольных шипов:

— Откуда они узнали об Эталесе? Они никогда не беспокоили нас здесь!

Гроувер поморщился:

— Я не знаю, ребята. Но… конь, похоже, подразумевал, что Калигула был тем, кто уничтожил это место много лет назад. Он сказал что-то вроде: «Я знаю, вы думаете, что позаботились об этом. Но это место по-прежнему опасно».

Лицо Джошуа цвета древесной коры потемнело еще больше.

— Это какая-то бессмыслица. Даже мы не знаем, чем было это место.

— Домом, — сказала Мэг. — Большим домом на сваях. Эти цистерны… они были поддерживающими колоннами, служили для геотермального охлаждения и водоснабжения.

Дриады снова ощетинились. Они ничего не говорили, ожидая, что Мэг продолжит.

Она подтянула к себе мокрые ноги, еще больше становясь похожей на нервную белку, готовую убежать. Я вспомнил, как она хотела покинуть это место сразу же, как мы добрались сюда, и предупреждала, что здесь небезопасно. В памяти всплыла строчка из пророчества, которую мы ещё не обсуждали: «И корни обретет Деметры дочь».

— Мэг, — сказал я максимально мягко, — откуда тебе известно об этом месте?

Ее лицо напряглось, но тут же приняло вызывающее выражение, словно она не могла решить, разрыдаться ей или побить меня.

— Потому что оно было моим домом, — сказала она. — Мой отец построил Эталес.

Глава 11

Трогай бога лишь

с видением хорошим.

И руки помой.

ТАК не делается.

Никто не встаёт и не уходит безо всяких объяснений сразу после того, как заявил, что это его отец построил таинственный дом на священном для дриад месте.

Конечно, именно так Мэг и поступила.

— Увидимся утром, — сказала она, ни к кому не обращаясь.

Она поплелась по пандусу босиком, несмотря на двадцать разных видов кактусов по пути, и проскользнула в темноту.

Гроувер оглянулся на собравшихся товарищей.

— Эм, что ж, хорошее собрание.

И тотчас же упал, захрапев прежде, чем соприкоснулся с землёй.

Алоэ Вера встревоженно посмотрела на меня.

— Мне пойти за Мэг? Ей может понадобиться еще немного сока алоэ.

— Я узнаю, как она, — пообещал я.

Духи природы начали убирать мусор, оставшийся после ужина (дриады в этом плане очень ответственные), в то время как я отправился на поиски Мэг МакКэффри.

Я нашёл её в пяти футах над землёй, сидящей на краю самого дальнего кирпичного цилиндра и смотрящей на шахту, расположенную снизу. По тёплому земляничному аромату, доносящемуся из трещин в камне, я понял, что именно через это отверстие мы и выбрались из Лабиринта.

— Ты заставляешь меня нервничать, — сказал я. — Может, спустишься?

— Нет, — сказала она.

— Ну конечно, — пробормотал я.

Я забрался наверх, несмотря на то, что скалолазание не входило в мой набор навыков. (Кого я обманываю? В моём нынешнем состоянии у меня не было набора навыков.)

Я присоединился к Мэг, свесив ноги над пропастью, из которой мы сбежали… Неужели это было только сегодня утром? В тени нельзя было разглядеть сеть земляничных побегов, но запах был очень сильным и достаточно экзотическим для пустыни. Странно, насколько обычная вещь может стать необычной в новой обстановке. Или, в моём случае, насколько сильно необыкновенно удивительный бог может стать обыкновенным.

Ночь приглушила цвет одежды Мэг, сделав её похожей на посеревший светофор. Её сопливый нос блестел. И сквозь грязные линзы её очков было видно, что глаза у неё на мокром месте. Она покрутила одно золотое кольцо, затем другое, будто настраивая рычажки на старомодном радио.

У нас был долгий день. Молчание казалось уютным, и я не был уверен, что в состоянии услышать ещё что-нибудь пугающее о нашем пророчестве из Индианы. Перед тем как опять заснуть в этом месте, я хотел знать, насколько это безопасно и не могу ли я проснуться с говорящей лошадью у себя на лице.

Мои нервы были на пределе. Я подумывал о том, чтобы схватить свою хозяйку за горло и прокричать: «СКАЖИ МНЕ УЖЕ», но решил, что это может быть не очень деликатно по отношению к её чувствам.

— Ты хочешь поговорить об этом? — осторожно спросил я.

— Нет.

Ничего удивительного. Даже в самых благоприятных ситуациях Мэг и разговоры не были на короткой ноге.

— Если Эталес — это место, упомянутое в пророчестве, — сказал я, — твои древние корни, то полезно было бы узнать… мы можем остаться в живых?

Мэг посмотрела на меня. Она не приказала мне ни прыгнуть в пропасть с земляникой, ни даже заткнуться. Вместо этого она сказала:

— Вот, — и схватила меня за запястье.

Я привык к видениям наяву — к тому, что меня отбрасывало назад по памяти всякий раз, когда божественный опыт перегружал мои смертные нейроны. Это было другое. Вместо моего прошлого я погрузился в воспоминания Мэг МакКэффри, увидев их с её точки зрения.

Я стоял в одной из теплиц, до того как растения разрослись. Упорядоченные ряды новых кактусов выстроились на металлических полках, каждый глиняный горшок был оборудован цифровым термометром и датчиком влажности. Над головами у нас висели опрыскиватели и лампы дневного света. Воздух был тёплым, приятным и пах свежевскопанной землёй.

Мокрый гравий хрустел у меня под ногами, в то время как я совершал обход со своим отцом — то есть, с отцом Мэг.

Глазами маленькой девочки я видел, как он мне улыбается. Я-Аполлон уже встречал его в прежних видениях — мужчина среднего возраста с черными кудрявыми волосами и широким веснушчатым носом. Я был свидетелем того, как он в Нью-Йорке дал Мэг красную розу от её матери, Деметры. Я также видел, как его мёртвое тело с ранами от ножа или когтей распростёрлось на ступенях Большого Центрального Вокзала в день, когда Нерон стал приёмным отцом Мэг.

В этом воспоминании мистер МакКэффри выглядел не намного моложе, чем в других видениях. Эмоции Мэг, которые я почувствовал, подсказали мне, что ей было около пяти. В этом же возрасте она вместе со своим отцом оказалась в Нью-Йорке. Но в этот момент мистер МакКэффри казался очень счастливым и спокойным. Когда Мэг посмотрела на отца, я был потрясён её чистой радостью и удовлетворением. Она была с папой. Жизнь была прекрасна.

Зелёные глаза мистера МакКэффри сверкали. Он поднял кактус в горшке и встал на колени, чтобы показать Мэг.

— Я зову его Геркулесом, — сказал он, — потому что он может противостоять чему угодно!

Он согнул свою руку и прорычал «Грррр!», что заставило Мэг захихикать.

— Ер-клеес! — сказала она. — Покажи мне другие растения!

Мистер МакКэффри поставил Геркулеса обратно на полку, а затем вскинул палец, как фокусник («Смотрите!»). Вынув что-то из кармана джинсовой рубашки, он показал Мэг сжатый кулак.

— Попытайся раскрыть, — сказал он.

Мэг потянула его за пальцы.

— Я не могу!

— Можешь. Ты очень сильная. Попытайся хорошенько.

— Грррр! — прорычала маленькая Мэг.

На этот раз ей удалось разжать его кулак, обнаружив семь шестиугольных семян, каждое размером с монету в пять центов. Семена под толстыми зелёными оболочками едва светились, что делало их похожими на флот крошечных НЛО.

— Ооо, — произнесла Мэг. — Можно их съесть?

Её отец рассмеялся.

— Нет, дорогая. Это особенные семена. Наша семья пыталась создать такие… — он слегка присвистнул, — очень долго. И когда мы вырастим их…

— Что? — спросила Мэг, затаив дыхание.

— Они будут действительно особенными, — пообещал её отец. — Даже сильнее Геркулеса!

— Посади их сейчас!

Отец взъерошил её волосы.

— Не сейчас, Мэг. Они не готовы. Но когда придёт время, мне понадобится твоя помощь. Мы посадим их вместе. Обещаешь помочь мне?

— Обещаю, — сказала она со всей возможной для пятилетнего ребенка серьезностью.

Сцена сменилась. Мэг сидела босиком в красивой гостиной Эталеса, где её отец стоял лицом к стене из гнутого стекла, откуда открывался вид на ночные огни города Палм-Спрингс. Он разговаривал по телефону, стоя спиной к Мэг. Она должна была спать, но что-то разбудило её — может быть, плохой сон, может быть, чувство, что папа расстроен.

— Нет, я не понимаю, — сказал он в телефон. — У вас нет права. Эта собственность не… Да, но мои исследования не могут… Это невозможно!

Мэг прокралась вперёд. Она любила находиться в гостиной. Не только из-за красивого вида, но и из-за ощущения полированной твердой древесины под босыми ногами — гладкой, прохладной и шелковистой, по которой скользишь, как по настоящему пласту льда. Она любила растения, которые папа держал на полках в гигантских горшках по всей комнате —

кактусы, цветущие десятками цветов, деревья Джошуа, которые формировали живые колонны, поддерживая крышу и разрастаясь по потолку паутиной пушистых ветвей с зелёными колючими гроздями. Мэг была слишком мала, чтобы понять, что деревья Джошуа обычно так не делают. Ей казалось вполне разумным, что растительность сплелась вместе для того, чтобы сформировать дом.

Мэг любила и большой круглый колодец в центре гостиной — папа называл его Цистерной, — огороженный ради безопасности, но чудесный, ведь он охлаждал весь дом и делал это место безопасным и надёжным. Мэг любила скатываться по пандусу и опускать ноги в прохладную воду бассейна на дне, хотя папа всегда говорил: «Не проводи в воде так много времени! Ты можешь превратиться в растение!»

Больше всего она любила большой стол, за которым папа работал. Он представлял собой ствол мескитового дерева, которое росло прямо сквозь пол и погружалось обратно снова, как кольцо морского змея, разбивающего волны, создавая достаточно изгибов, чтобы сформировать части мебели. Верх ствола был гладким и ровным, идеальная рабочая поверхность. Дупла в дереве создавали закутки для хранения. Лиственные веточки изгинались вверх с рабочего стола, создавая рамку для монитора папиного компьютера. Однажды Мэг спросила, не поранил ли он дерево, когда вырезал из него стол, но папа рассмеялся.

— Нет, дорогая, я бы никогда не повредил дерево. Мескит предложила мне создать из себя стол.

Это тоже не казалось необычным для пятилетней Мэг — считать дерево одушевленным, разговаривать с ним, как если бы ты говорил с человеком.

Однако той ночью Мэг не чувствовала прежнего уюта гостиной. Ей не понравилось, как дрожал голос папы. Она дошла до его стола, но вместо обычных пакетов с семенами, рисунков и цветов нашла пачку отпечатанных писем, скрепленных скобами толстых документов и конвертов — все одуванчиково-жёлтого цвета.

Мэг не умела читать, но ей не нравились эти письма. Они казались важными, властными и злыми. Цвет резал глаза. Он не был таким же красивым, как у настоящих одуванчиков.

— Вы не понимаете, — сказал папа по телефону. — Это нечто большее, чем просто работа всей моей жизни. Это века. Тысячелетия работы… Мне все равно, если это звучит безумно. Вы не можете просто…

Он обернулся и замер, увидев Мэг у стола. По лицу папы пробежала дрожь — выражение на нем сменилось со злости на страх, беспокойство, а потом на натянутую улыбку. Он опустил телефон в карман.

— Привет, дорогая, — произнес он, и его голос прозвучал натянуто. — Не можешь уснуть, да? Я тоже.

Он подошел к столу, смахнул одуванчиковые бумаги в дупло и протянул Мэг руку:

— Не хочешь проверить теплицы?

Видение снова изменилось.

Запутанное, отрывистое воспоминание. Мэг была в своем любимом наряде: зеленом платье и желтых леггинсах. Ей это нравилось, потому что папа сказал, что так она выглядит, как ее тепличные друзья, — прекрасным растущим созданием. Она споткнулась на дороге в темноте, следуя за папой, с любимым одеялом в рюкзаке, потому что папа сказал ей, что им нужно спешить. Они взяли только то, что смогли унести.

Они были на полпути к машине, когда Мэг остановилась, заметив горящий в теплицах свет.

— Мэг, — голос ее отца казался таким же надломленным, как куски гравия под их ногами. — Идем же, дорогая.

— А как же Геркулес? — спросила она. — И остальные?

— Мы не можем взять их с собой, — ответил папа, подавив рыдание.

Мэг никогда не слышала раньше, чтобы её отец плакал. Ей показалось, будто земля уходит у нее из-под ног.

— А что насчет волшебных семян? — спросила она. — Мы сможем посадить их… там, куда мы идем?

Идея уйти куда-то казалась невозможной, пугающей. Она не знала другого дома, кроме Эталеса.

— Мы не можем, Мэг, — голос папы звучал так, будто он едва мог говорить. — Они должны расти здесь. И теперь…

Он обернулся посмотреть на дом, вздымающийся на массивных каменных опорах, с окнами, сияющими золотым светом. Но что-то было не так. По склону холма двигались темные фигуры. Люди (или существа, похожие на них), одетые в черное, окружали дом. Еще больше фигур кружились над головами, их крылья закрывали звезды.

Папа схватил ее за руку.

— Нет времени, дорогая. Мы должны идти. Сейчас.

Последнее воспоминание Мэг об Эталесе: она сидит на заднем сидении папиного фургона, вжавшись лицом и ладонями в окно и стараясь как можно дольше удерживать в поле зрения огни дома. Они были лишь на половине пути, когда дом вспыхнул.

Неожиданно вернувшись в реальность, я охнул. Мэг убрала руки с моих запястий.

Я изумленно посмотрел на неё. Моё ощущение реальности пережило такое потрясение, что я побоялся, что свалюсь в земляничную яму.

— Мэг, как тебе?..

Она ковыряла мозоль на ладони.

— Не знаю. Было нужно.

Такой типичный для Мэг ответ. Воспоминания все еще приносили столько боли и казались такими четкими, что у меня заболело в груди, как будто меня ударили дефибриллятором.

Как Мэг удалось поделиться со мной своим прошлым? Я знаю, что сатиры могут создавать эмпатическую связь со своими близкими друзьями. Такая была между Гроувером Ундервудом и Перси Джексоном, что объясняло непонятную тягу Гроувера к голубичным панкейкам. Был ли у Мэг похожий талант, возможно, вызванный тем, что мы были связаны, как хозяин и слуга?

Я не знаю.

Я знаю, что Мэг страдала гораздо сильнее, чем показывала. Беды в ее короткой жизни начались еще до смерти отца. Они начались здесь. Все эти руины были напоминанием о жизни, которая могла бы быть.

Мне захотелось обнять ее. И, поверьте мне, такие желания у меня возникали не часто. Это могло обернуться ударом локтем по моей грудной клетке или рукоятью меча по носу.

— Ты… — я запнулся. — Все это время ты помнила это? Ты знаешь, что твой отец пытался тут сделать?

Вяло пожав плечами, она схватила горсть пепла и кинула ее в яму, словно бы сеяла семена.

— Филипп, — произнесла Мэг, как если бы это имя только пришло ей на ум. — Моего отца звали Филипп МакКэффри.

Это имя заставило меня вспомнить македонского царя, отца Александра. Хороший боец, но совершенно не веселый. Никакого интереса к музыке, поэзии или даже к стрельбе из лука. Филипп постоянно думал только о фалангах. Скукота.

— Филипп МакКэффри был очень хорошим отцом, — произнес я, стараясь избавиться от горечи в голосе. У меня самого было мало опыта с хорошими отцами.

— Он пах перегноем, — вспомнила Мэг. — В хорошем смысле.

Я не видел разницы между хорошим и плохим запахом перегноя, но вежливо кивнул.

Я посмотрел на ряды теплиц. Их силуэты едва виднелись на фоне красно-черного ночного неба. Филипп МакКэффри, очевидно, был талантливым человеком. Возможно, ботаником? Определенно смертный во вкусе богини Деметры. Как еще он мог бы создать дом, подобный Эталесу, в месте с такой природной силой? Над чем он работал и что имел в виду, когда сказал, что его семья занималась подобными исследованиями несколько тысяч лет? Люди редко думают в масштабе тысячелетий. Везет, если они хотя бы знают имена своих прабабушек и прадедушек.

И самое важное — что произошло с Эталесом и почему? Кто увез МакКэффри из их дома и вынудил их ехать на восток, в Нью-Йорк? Последний вопрос, к сожалению, был единственным, который, как мне казалось, я мог задать.

— Это сделал Калигула, — сказал я, показывая на разрушенные цилиндры на холме. — Вот что имел в виду Инцитат, когда сказал, что император позаботился об этом месте.

Мэг повернулась ко мне, её лицо было словно каменное.

— Мы разберемся с этим. Завтра. Ты, я и Гроувер. Мы найдем этих людей, Пайпер и Джейсона.

Стрелы задребезжали у меня в колчане, но я не был уверен, была ли это стрела Додоны, привлекающая внимание, или дрожь моего собственного тела.

— А что, если Пайпер и Джейсон не знают ничего полезного?

Мэг стряхнула пыль с рук.

— Они — часть семерки, так? Друзья Перси Джексона?

— Ну… да.

— Тогда они знают. Они помогут. Мы найдем Калигулу. Мы исследуем эти дебри, найдем сивиллу и остановим огонь или что там еще.

Я был восхищен ее способностью описать наше задание такими выразительными словами.

С другой стороны, изучение дебрей меня не воодушевляло, даже с помощью двух более могущественных полубогов. В древнем Риме тоже были могущественные полубоги. Многие из них пытались свергнуть Калигулу. И все погибли.

И я всё вспоминал видение о сивилле, извиняющейся за ужасные вести. С каких пор оракул извиняется?

«Я бы спасла тебя, если бы могла. Я бы спасла ее».

Сивилла настаивала, чтобы именно я пришел освободить ее. Только я мог сделать это, даже если это и была ловушка.

Ловушки никогда мне не нравились. Они напоминали мне о моей старой зазнобе Бритомартиде. О, в какое количество ям для бирманских тигров я упал ради этой богини!

Мэг развернула ноги.

— Я собираюсь спать. Тебе тоже следует.

Спрыгнув со стены, она пошла по склону холма назад к Цистерне. А я, раз уж она не отдала мне прямого приказа спать, ещё долго просидел там, глядя в клубничную бездну и слушая хлопанье крыльев дурных знамений.

Глава 12

О, Пинто, Пинто!

Как мне жаль, что ты жёлтый!

Спрячусь на заднем[12]

БОГИ Олимпа, разве я уже не достаточно настрадался?

Ехать из Палм-Спрингса в Малибу с Мэг и Гроувером само по себе было достаточно плохо. Вынужденные крюки при объезде зон эвакуации из-за лесных пожаров и час пик в утреннем Лос-Анджелесе сделали наш путь ещё хуже. Но неужели нам было обязательно ехать на горчичного цвета Форде Пинто тренера Хеджа 1979 года?

— Вы шутите? — спросил я, когда увидел друзей, вместе с Глисоном ожидающих меня у машины. — Неужели ни у кого из кактусов нет более хорошего… я имею в виду другого транспортного средства?

Тренер Хедж сердито взглянул на меня.

— Эй, приятель, ты должен быть благодарен. Это классика! Она принадлежала ещё моему прадедушке-козлу. Я поддерживал её в хорошем состоянии, так что вы, ребята, не смейте её испортить.

Я вспомнил свои последние поездки на машинах: солнечная колесница, падающая в озеро в Лагере Полукровок; Приус Перси Джексона, застрявший между двумя персиковыми деревьями во фруктовом саду на Лонг-Айленде; украденный Мерседес, несущийся по улицам Индианаполиса, управляемый тремя демоническими духами фруктов.

— Мы позаботимся о ней, — пообещал я.

Тренер Хедж посовещался с Гроувером, чтобы убедиться, что тот знает, как найти дом семьи Маклин в Малибу.

— Маклины, должно быть, всё ещё там, — задумчиво протянул Хедж. — Во всяком случае, я надеюсь на это.

— Что вы имеете в виду? — спросил Гроувер. — Почему они могут там не быть?

Хедж кашлянул.

— В любом случае, удачи! Передайте Пайпер привет, если увидите её. Бедное дитя…

Он развернулся и потрусил назад, вверх по холму.

Внутри Пинто пахло теплым полиэстером и пачули, что пробудило плохие воспоминания о том, как мы с Траволтой танцевали диско. (Забавный факт: его фамилия означает «сбитый с ног» на итальянском, что идеально описывает воздействие его одеколона на окружающих.)

Гроувер сел за руль, так как Глисон доверил ключи только ему. (Грубо.)

Мэг ехала на переднем сидении, оперев ноги в красных кедах на приборную панель и развлекала себя выращиванием лоз бугенвиллии вокруг лодыжек. Казалось, она пребывала в хорошем настроении, учитывая сеанс передачи детской трагедии прошлой ночью. Интересно, как у нее это получается. Я едва мог подумать о тех потерях, что она пережила, не проронив ни слезинки.

К счастью, у меня было достаточно пространства, чтобы поплакать в уединении, так как я застрял на заднем сиденье.

Мы отправились на запад по Трассе 10. Когда мы проезжали Морено-Валли, мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, что не так: пейзаж, вместо того чтобы медленно становиться зелёным, оставался коричневым, температура была такой же высокой, а воздух — сухим и кислым, как будто пустыня Мохаве забыла о своих границах и распространилась по всему пути до Риверсайда. На севере небо было затянуто водянистым туманом, как будто весь лес Сан-Бернардино был охвачен огнем.

К тому времени, как мы достигли Помоны и попали в пробку, наш Пинто дрожал и хрипел, словно бородавочник, получивший солнечный удар.

Гроувер посмотрел в зеркало заднего вида на BMW, ехавшее прямо за нами.

— Взрываются ли Пинто, если в них врежутся сзади? — спросил он.

— Только иногда, — сказал я.

Во времена управления солнечной колесницей идея езды на транспортном средстве, объятом пламенем, никогда не беспокоила меня, но после того как Гроувер сказал об этом, я принялся оглядываться, мысленно желая, чтобы BMW отстало.

Я отчаянно хотел позавтракать — и не холодными остатками вчерашних энчилад. Я бы уничтожил греческий город за чашку кофе и, возможно, приятную долгую поездку в направлении, противоположном тому, куда мы ехали.

Мой разум поплыл. Я не знаю, были ли это настоящие сны наяву, вызванные моими вчерашними видениями, или моё сознание пыталось сбежать с заднего сидения Пинто, но я начал воспоминать Эритрейскую сивиллу.

Я уже вспомнил её имя: Герофила, друг героев.

Я увидел её родину, залив Эрифр, побережье которого однажды станет Турцией. Полумесяц из обдуваемых ветром золотых холмов, утыканных хвойными деревьями, протянулся к холодным голубым водам Эгейского моря. В небольшой лощине, рядом со входом в пещеру, пастух в домотканной шерстяной одежде стоял на коленях рядом со своей женой, наядой расположенного неподалёку источника, в то время как она рожала их ребёнка. Я избавлю вас от подробностей, скажу только одно: когда мать закричала во время последней схватки, ребёнок появился из ее утробы, не плача, а поя — её прекрасный голос наполнил воздух звуком пророчеств.

Как вы, наверное, догадались, это привлекло моё внимание. С этого момента девочка была священной для Аполлона. Я благословил её как одного из моих Оракулов.

Я помнил Герофилу как молодую девушку, странствующую по Средиземноморью, чтобы делиться своей мудростью. Она пела всем, кто желал ее слушать: правителям, героям, жрецам моих храмов. Все они изо всех сил старались расшифровать её пророческие песни. Представьте, что вам нужно выучить наизусть весь саундтрек к «Гамильтону» за одно прослушивание без возможности отмотать назад, тогда вы поймёте их проблему.

У Герофилы было просто слишком много хороших советов, которыми она хотела поделиться. Её голос был таким завораживающим, что слушатели не могли уловить каждую деталь. Она не могла контролировать, что и когда поет. Она никогда не повторялась. Вам просто надо было очутиться там.

Она предсказала падение Трои. Она предвидела восхождение Александра Великого. Она посоветовала Энею место для колонии, которая однажды станет Римом. Но прислушивались

ли римляне ко всем её советам вроде «Остерегайтесь императоров», «Не сходите с ума с этим гладиаторством» или «Тоги не очень модные»? Нет. Нет, они не прислушивались.

Девять сотен лет Герофила бродила по земле. Она делала всё, чтобы помочь, но, несмотря на мои благословления и периодические посылки с подбадривающими цветочными композициями, она впала в уныние. Все, кого Герофила знала в юности, умерли. Она видела расцвет и падение цивилизаций. Она слышала слишком много фраз: «Подожди, что? Не могла бы ты повторить это? Сейчас, я возьму карандаш» от жрецов и героев.

Она вернулась домой, на мамин холм в Эрифрах. Источник высох века назад вместе с духом её матери, но Герофила поселилась в ближайшей пещере. Она всегда помогала просителям, когда они приходили к ней за мудростью, но её голос уже никогда не был прежним.

Ее прекрасное пение исчезло. Я не уверен, было ли все дело в потере уверенности или, быть может, ее дар прорицания просто превратился в какое-то другое проклятие. Герофила говорила с остановками, пропуская важные слова, о которых слушателю приходилось догадываться самому. Иногда её голос пропадал совсем. В отчаянье она корябала строки на сухих листьях, оставляя их просителю, чтобы тот расставил их в правильном порядке и понял значение.

В последний раз я видел Герофилу… Да, в 1509 году н. э. Я вытащил её из пещеры для последней поездки в Рим, где Микеланджело рисовал её портрет на потолке Сикстинской капеллы. Очевидно, ее восхваляли за некое давнее и крайне туманное пророчество, в котором она предсказала рождение Иисуса Назаретянина.

— Я не знаю, Микеле, — сказала Герофила, сидя рядом с ним на строительных лесах и наблюдая за его работой. — Это красиво, но мои руки не такие… — её голос перехватило. — Одиннадцать букв. Начинается с «м».

Микеланджело приложил кисточку к своим губам.

— Мускулистые?

Герофила энергично закивала головой.

— Я могу исправить это, — пообещал Микеланджело.

После этого Герофила вернулась в свою пещеру навсегда. Признаю, я потерял связь с ней. Я предположил, что она исчезла, так же как и многие другие древние Оракулы. И вот она здесь, в Южной Калифорнии, во власти Калигулы.

Мне всё-таки стоило продолжать присылать ей те цветочные букеты.

Теперь я мог лишь попытаться загладить свою вину за отсутствие внимания. Герофила всё ещё была моим Оракулом, так же, как и Рэйчел Дэр в Лагере Полукровок или дух бедного Трофония в Индианаполисе. Ловушка это или нет, я не мог оставить её в этой лавовой темнице, скованную расплавленными кандалами. Я начал задумываться, возможно ли — только возможно — что Зевс был прав, отправив меня на землю для исправления ошибок, которым я позволил произойти.

Я быстро отогнал эту мысль прочь. Нет. Это наказание абсолютно несправедливо. Эх, что может быть хуже, чем понимание, что ты мог в чем-то согласиться со своим отцом?

Гроувер повел машину вдоль северной границы Лос-Анджелеса через пробки, которые двигались так же медленно, как «мозговой штурм» Афины.

Я не хочу быть несправедливым по отношению к Южной Калифорнии. Когда местность не охвачена пожарами, не утопает в коричневой дымке смога, не дрожит от землетрясений, не обрушивается в море и не забита стоящими в пробке машинами, в ней можно найти и кое-что приятное: музыку, пальмы, пляжи, хорошие дни, милых людей. Тем не менее я понимаю, почему Аид расположил главный вход в Царство Мёртвых именно здесь. Лос-Анджелес — это магнит для людских желаний. Он идеальное место для толп людей, мечтающих о славе, которые быстро терпят здесь крах и умирают, а их жизни вылетают в трубу, утекая в небытие.

Ну что, видите? Я могу быть вполне объективным наблюдателем!

Я часто смотрел на небо, надеясь увидеть там Лео Вальдеса, летящего на своём бронзовом драконе Фестусе. Я бы хотел, чтобы он нёс большой плакат с надписью «ВСЁ КЛАССНО!» Правда, до новолуния оставалось ещё два дня, но, возможно, Лео закончил свою спасательную миссию пораньше! Он мог бы приземлиться на шоссе и сказать нам, что Лагерь Юпитера спасён от предсказанной угрозы, чем бы она там ни являлась. Затем он мог бы попросить Фестуса поджечь машины впереди, чтобы ускорить нашу поездку.

Увы, бронзовый дракон не кружил над нами, впрочем, его было бы трудно заметить. Всё небо имело бронзовый оттенок.

— Так, Гроувер, — сказал я после нескольких десятков миль езды по Тихоокеанскому шоссе, — ты когда-нибудь встречал Пайпер или Джейсона?

Гроувер покачал головой.

— Я знаю, это может показаться странным. Мы все были в Южной Калифорнии долгое время. Но я был занят пожарами. Джейсон и Пайпер отправлялись на поиски, ходили в школу и так далее. У меня просто не было возможности. Тренер говорит, что они… милые.

Мне показалось, что он собирался сказать что-то другое вместо «милых».

— Есть какая-то проблема, о которой мы должны знать? — спросил я.

Гроувер постучал пальцами по рулю.

— Ну… они жили в постоянном стрессе. Сначала они искали Лео Вальдеса. Потом сходили еще в несколько других поисков. Потом у мистера Маклина дела пошли вкрай плохо.

Мэг подняла глаза, отрываясь от заплетания косичек из бугенвиллей.

— Отец Пайпер?

Гроувер кивнул.

— Он известный актёр, знаете ли. Тристан Маклин?

Дрожь удовольствия прошлась по моей спине. Мне понравился Тристан Маклин в «Царе Спарты». И в фильме «Джеймс Стил 2: Возвращение стали». Для смертного у него превосходный пресс.

— Что случилось? — спросил я.

— Ты не читаешь желтую прессу, — предположил Гроувер.

Печально, но факт. Со всей этой смертной беготней — освобождением древних оракулов и борьбой с римскими мегаломаньяками — у меня совсем не было времени следить за голливудскими слухами.

— Тяжёлое расставание? — попытался угадать я. — Иск об установлении отцовства? Он написал что-то ужасное в твиттере?

— Не совсем, — сказал Гроувер. — Давайте… посмотрим, как обстоят дела, когда приедем туда. Возможно, всё не так плохо.

Он сказал это так, как обычно говорят, когда ожидают, что все будет в точности ТАК плохо.

Мы добрались до Малибу только к обеду. Мой живот выворачивался наизнанку от голода и укачивания. Меня, того, кто весь день рассекал в солнечном Мазерати, укачало! Я винил Гроувера. Он вел машину тяжелым копытом[13].

С другой стороны, наш Пинто не взорвался, и мы нашли дом Маклинов без проишествий.

В стороне от извилистой дороги особняк по адресу Оро-дель-Мар, 12 льнул к скалистым утёсам с видом на Тихий океан. С улицы можно было рассмотреть лишь белое отштукатуренное ограждение, кованые ворота и просторную крышу из красной черепицы.

Место могло бы излучать чувство уединения и буддийское спокойствие, если бы не грузовики для переезда, припаркованные снаружи. Ворота были широко открыты. Отряд крепких мужчин выносили диваны, столы и крупные произведения искусства. Тристан Маклин, расхаживая взад и вперёд в конце дороги, выглядел ошеломлённым и потрепанным, будто только что попал в автомобильную катастрофу.

Его волосы были длиннее, чем я видел в фильмах. Шёлковистые чёрные локоны спускались по его плечам. Он прибавил в весе, из-за чего больше не напоминал безупречную машину для убийств, которой был в «Короле Спарты». Его белые джинсы были измазаны сажей, воротник черной футболки порвался, а кожаные ботинки выглядели, как перепечённый картофель.

Это казалось каким-то неправильным. Звезда его величины просто стоит перед своим домом в Малибу без охраны, личных помощников и обожающих его фанатов. Нет даже толпы папарацци, делающих компроментирующие снимки.

— Что с ним? — удивился я.

Мэг прищурилась, глядя через лобовое стекло.

— Он выглядит нормально.

— Нет, — настаивал я. — Он выглядит… заурядно.

Гроувер выключил двигатель.

— Пойдёмте поздороваемся.

Мистер Маклин, увидев нас, остановился. Его тёмно-карие глаза казались расфокусированными.

— Вы друзья Пайпер?

Не найдя слов, я издал булькающий звук, который от меня не слышали с тех пор, как я впервые встретил Грейс Келли.

— Да, сэр, — ответил Гроувер. — Она дома?

— Дома… — Тристан Маклин словно пробовал это слово на вкус. Кажется, оно показалось ему горьким и бессмысленным. — Заходите внутрь, — он неопределенно махнул рукой на подъездную дорожку. — Я думаю, она… — он осекся, заметив двух грузчиков, выносивших большую мраморную статую сома. — Неважно, проходите.

Я не понял, разговаривал ли он с нами или с грузчиками, но его подавленный голос встревожил меня ещё больше, чем его внешний вид.

Мы пробрались через внутренний двор со скульптурными садами и сверкающими фонтанами, через двустворчатый вход с полированными дубовыми дверями и зашли в дом.

Красная сальтильская плитка блестела на полу. На кремово-белых стенах были видны более светлые участки там, где раньше висели картины. Справа от нас растянулась изысканная кухня, которой восхитилась бы даже Эдука, римская богиня банкетов. Спереди от нас протянулась большая комната с кедровым потолком высотой тридцать футов, большим камином и целой стеной раздвижных стеклянных дверей, ведущих на террасу с видом на океан.

К сожалению, комната была пустой скорлупой: ни мебели, ни ковров, ни произведений искусства. Там были лишь несколько кабелей, свисающих со стены, и метла c совком в углу.

Настолько впечатляющая комната не должна была быть такой пустой. Это было похоже на храм без статуй, музыки и золотых подношений. (Ох, почему же я мучаю себя такими сравнениями?)

Возле камина, перебирая бумаги, сидела девушка с медной кожей и густыми тёмными волосами. Её оранжевая футболка Лагеря Полукровок позволила мне предположить, что я смотрю на Пайпер, дочь Афродиты и Тристана Маклина.

Наши шаги отдавались эхом в огромном пространстве, но Пайпер не подняла глаз, когда мы подходили. Возможно, она была слишком поглощена своими бумагами или думала, что мы грузчики.

— Вы хотите, чтобы я снова встала? — пробормотала она. — Уверена, что камин останется здесь.

— Кхем, — произнёс я.

Пайпер подняла взгляд. Разноцветные радужки её глаз переливались на свету, как дымчатые призмы. Она изучала меня так, будто не была уверена, на что смотрит (о да, это чувство мне очень знакомо), затем одарила Мэг таким же растерянным взглядом.

Она остановила свой взгляд на Гроувере, и её челюсть упала.

— Я… я знаю тебя, — сказала она. — По фотографиям Аннабет. Ты Гроувер!

Она вскочила на ноги, забытые ею бумаги разлетелись по сальтильской плитке.

— Что случилось? С Аннабет и Перси все в порядке?

Гроувер отступил назад, что было понятно, учитывая напряженное выражение лица Пайпер.

— Они в порядке! — ответил он. — По крайней мере я так думаю. На самом деле, я, эм… давно их не видел, но у меня есть эмпатическая связь с Перси, так что если бы с ним что-то случилось, я бы знал…

— Аполлон, — Мэг опустилась на колени и подняла одну из упавших бумаг, нахмурившись ещё сильнее, чем Пайпер.

Мой желудок завершил процесс выворачивания наизнанку. Почему я не заметил цвет документов раньше? Все бумаги — конверты, составленные отчеты, деловые письма — были жёлтыми, как одуванчики.

— Финансы Н. Г., — прочитала Мэг на фирменном бланке. — Отделение Триумвирата…

— Эй! — Пайпер вырвала бумагу из её рук. — Это личное! — затем она посмотрела на меня, будто делая мысленную перемотку. — Погодите. Она только что назвала тебя Аполлоном?

— Боюсь, что так, — я неловко ей поклонился. — Аполлон, бог поэзии, музыки, стрельбы из лука и многих других вещей, к вашим услугам, хотя в моих водительских правах написано Лестер Пападопулос.

Она моргнула.

— Что?

— А это Мэг МакКэффри, — сказал я. — Дочь Деметры. Она не пытается сунуть нос не в свое дело. Просто мы уже видели такие бумаги.

Взгляд Пайпер прыгал с меня на Мэг и Гроувера. Сатир пожал плечами, словно говоря: «Добро пожаловать в мой кошмар».

— Тебе придется отмотать назад, — решила Пайпер.

Я сделал всё возможное, чтобы кратко изложить ей всё: моё падение на землю, моё служение Мэг, мои два предыдущих поиска по освобождению оракулов Додоны и Трофония, мое путешествие с Калипсо и Лео Вальдесом…

— ЛЕО? — Пайпер так сильно схватила меня за руки, что я испугалась, как бы на них не осталось синяков. — Он жив?

— Больно, — прохныкал я.

— Извини, — она отпустила мои руки. — Мне нужно знать всё о Лео. Сейчас же.

Я сделал всё возможное, чтобы исполнить просьбу, опасаясь, что иначе она может физически вытащить информацию из моего мозга.

— Этот огненный засранец, — проворчала она. — Мы ищем его месяцами, а он вот так просто показывается в лагере?

— Да, — согласился я. — Мы завели лист ожидания для людей, желающих ударить его. Можем записать тебя куда-нибудь на следующую осень. Но прямо сейчас нам нужна твоя помощь. Мы должны освободить сивиллу из-под власти императора Калигулы.

Выражение лица Пайпер напомнило мне жонглёра, пытающегося одновременно следить за пятнадцатью разными предметами в воздухе.

— Я так и знала, — пробормотала она. — Я знала, что Джейсон не рассказывал мне…

Неожиданно полдюжины грузчиков ввалились в двери, разговаривая на русском.

Пайпер нахмурилась.

— Давайте поговорим на террасе, — предложила она. — Мы можем обменяться плохими новостями.

Глава 13

Нельзя трогать гриль,

Мэг развлекается с ним.

Мы такие БУМ!

О, этот живописный вид на океан! О, эти волны, разбивающиеся об утесы внизу, и чайки, кружащие над головой! О, этот здоровенный потный грузчик в кресле, проверяющий сообщения на телефоне!

Мужчина посмотрел вверх, когда мы появились на террасе. Он нахмурился, нехотя поднялся на ноги и тяжело протопал внутрь, оставив пятно пота в форме грузчика на обшивке кресла.

— Если бы у меня все ещё был мой рог изобилия, — сказала Пайпер, — я бы обстреляла этих парней ветчиной.

У меня непроизвольно напряглись мышцы живота. Однажды, когда Деметра была особенно зла на меня, мне в живот попал заряд жареной свинины из рога изобилия… Но это уже другая история.

Пайпер взобралась на ограждение террасы и уселась на него, лицом к нам, цепляясь ногами за перила. Полагаю, она сидела там сотни раз, не беспокоясь о том, что может упасть. Далеко внизу, у основания изогнутой зигзагом деревянной лестницы, узкая полоска берега охватывала подножия утесов. Волны разбивались о неровные скалы. Я решил не присоединяться к Пайпер на перилах. Я не боялся высоты, но определённо боялся своего жалкого чувства равновесия.

Гроувер присмотрелся к потному креслу — единственному элементу мебели на веранде — и предпочел остаться стоять. Мэг неторопливо подошла к встроенному газовому грилю из нержавейки и стала играть с ручками. Я прикинул, что у нас есть примерно пять минут, прежде чем она разнесёт нас всех на куски.

— Так, — я облокотился на перила возле Пайпер. — Ты знаешь о Калигуле.

Ее глаза сменили цвет с зелёного на коричневый, как стареющая древесная кора.

— Я знала, что кто-то стоит за нашими проблемами — лабиринт, пожары, это, — она указала сквозь стеклянные двери на пустой особняк. — Когда мы закрывали Врата Смерти, мы сражались со многими злодеями, которые вернулись из Царства Мертвых. То, что за «Триумвират Холдингс» стоят злобные римские императоры… в этом есть смысл.

Наверное, Пайпер было около шестнадцати, столько же, сколько и… Нет, я не мог сказать: «Столько же, сколько и мне». Если бы я подумал так, мне пришлось бы сравнить её идеальную кожу с моим покрытым угрями лицом, ее тонкий точеный нос с моим неуклюжим комком хрящей, её плавно очерченные формы с моими, очерченными не менее плавно, но в куда худшем смысле. Тогда мне пришлось бы закричать: «НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!»

Такая юная, она уже видела так много битв. Она сказала: «Когда мы закрывали Врата Смерти», так, как ее сверстники из старшей школы могли бы сказать: «Когда мы плавали в бассейне у Кайла».

— Мы знали, что существует горящий лабиринт, — продолжила она. — Глисон и Мелли рассказали нам о нем. Они сказали, сатиры и дриады… — она указала на Гроувера. — Ну, это не секрет, что для вас, ребята, наступили плохие времена с этой засухой и пожарами. Кроме того, я видела несколько снов. Ну, знаете.

Гроувер и я кивнули. Даже Мэг отвлеклась от своих опасных экспериментов с оборудованием для пикника и сочувственно хмыкнула. Мы все знали, что полубогу и вздремнуть нельзя, чтобы не оказаться в плену у предвестий и знамений.

— В любом случае, — продолжила Пайпер, — я думала, что мы сможем найти сердце лабиринта. Я считала, что, кто бы ни сделал нашу жизнь ужасной, он будет там, и мы сможем отправить его или ее обратно в Царство Мертвых.

— Когда ты говоришь «мы», — спросил Гроувер, — ты имеешь в виду себя и?..

— Джейсона. Да.

Ее голос сник, когда она произнесла его имя, точно так же, как мой, когда мне приходилось произносить имена Гиацинта или Дафны.

— Что-то произошло между вами, — решил я.

Она смахнула невидимую пылинку со своих джинсов.

— Этот год был трудным.

«Кому ты говоришь», — подумал я.

Мэг включила одну из конфорок для барбекю, которая вспыхнула, как ракетный двигатель.

— Вы, ребята, расстались или как?

Только МакКэффри может говорить бестактные вещи на тему любви ребенку Афродиты, в то же время зажигая огонь в присутствии сатира.

— Пожалуйста, не играй с этой штукой, — мягко попросила Пайпер. — И да, мы расстались.

Гроувер проблеял:

— Правда? Но я слышал… Я думал…

— Что ты думал? — голос Пайпер оставался ровным и спокойным. — Что мы всегда будем вместе, как Перси и Аннабет? — она уставилась в пустой дом, определенно не так, будто скучала по старой мебели, а так, словно представляла это место полностью другим. — Вещи меняются. Люди меняются. Наше знакомство с Джейсоном началось странно. Гера внесла путаницу в наши головы, заставив нас думать, что у нас есть общее прошлое, которого у нас не было.

— А, — сказал я. — Звучит похоже на Геру.

— Мы сражались на войне с Геей. Затем потратили месяцы, разыскивая Лео. Потом мы попытались освоиться в школе, и как только у меня действительно появилось время отдышаться…

Она замялась, изучая лица каждого из нас, как будто поняв, что почти поделилась настоящими причинами, более глубокими причинами с людьми, которых едва знала. Я вспомнил, как Мелли назвала Пайпер бедной девочкой, и то, как нимфа произнесла имя Джейсона с неприязнью.

— В любом случае, — сказала Пайпер, — вещи меняются. Но мы в порядке. Он в порядке. Я в порядке. По крайней мере… была, пока не началось это.

Она показала на большую комнату, где грузчики теперь тащили матрас к входной двери.

Я решил, что пора вернуться к нашим слонам. Или, скорее, к слонам в этой комнате. Или к слонам, которые были бы в комнате, если бы грузчики их не утащили.

— Что именно произошло? — спросил я. — Что в этих документах цвета одуванчиков?

— Типа этого, — сказала Мэг, вытаскивая из своего пояса садовника сложенное письмо, которое она, должно быть, стащила в большой комнате. Для ребёнка Деметры у неё были цепкие пальчики.

— Мэг! — воскликнул я. — Это не твоё.

Может быть, я был чересчур чувствителен ко всему, связанному с воровством чужих писем. Однажды Артемида порылась в моей корреспонденции и нашла несколько пикантных писем от Лукреции Борджиа, которыми дразнила меня десятилетиями.

— Финансы Н. Г., — гнула свое Мэг. — Неос Гелиос. Калигула, верно?

Пайпер вонзила ногти в деревянные перила.

— Просто избавься от этого. Пожалуйста.

Мэг бросила письмо в огонь.

Гроувер вздохнул.

— Я мог бы съесть его для тебя. Это лучше для окружающей среды, и у почтовой бумаги отличный вкус.

У Пайпер это вызвало слабую улыбку.

— Остальные все твои, — пообещала она. — Что до их содержания, там все законно, законно, бла-бла, финансы, скукота, законно. Короче, моему папе конец, — она подняла бровь, взглянув на меня. — Ты действительно не читал светские хроники? Обложки журналов?

— Я тоже спросил об этом, — сказал Гроувер.

Я сделал мысленную заметку посетить ближайший бакалейный магазин и запастись чтивом.

— Я сильно отстал от событий, — признал я. — Когда это все началось?

— Даже не знаю, — сказала Пайпер. — Джейн, бывшая помощница моего отца… она была замешана в этом. Как и его финансовый менеджер. И его бухгалтер. Его киноагент. Эта компания «Триумвират Холдингс»… — Пайпер развела руками, словно описывала стихийное бедствие, которое нельзя было предусмотреть. — Они приложили много усилий. Должно быть, они потратили годы и десятки миллионов долларов, чтобы разрушить все, что создал мой отец — его честь, имущество, его репутацию у студий. Все потеряно. Когда мы наняли Мелли… ну, она была великолепна. Она первой заметила беду. Она пыталась помочь, но было слишком поздно. Теперь мой отец хуже, чем разорен. Он весь в долгах. Он должен миллионы долларов налогов, о которых даже не знал. Лучшее, на что мы можем надеяться, — что он не попадет в тюрьму.

— Это ужасно, — сказал я.

Я не шутил. Перспектива никогда больше не увидеть пресс Тристана Маклина на большом экране была горьким разочарованием, хотя я был достаточно тактичен, чтобы не сказать об этом перед его дочерью.

— И непохоже, чтобы я могла рассчитывать на какое-то сочувствие, — сказала Пайпер. — Вы бы видели детей в моей школе — они ухмыляются и говорят обо мне за спиной. То есть даже больше, чем обычно. «Ой-ой. Ты потеряла все свои три дома».

— Три дома? — спросила Мэг.

Я не понял, что тут было удивительного. У большинства мелких божеств и знаменитостей, которых я знал, была по крайней мере дюжина домов, но выражение лица Пайпер стало смущённым.

— Я знаю, что это смешно, — сказала она. — Они отобрали десять машин. И вертолёт. В конце недели нас выселят отсюда и заберут самолёт.

— У тебя есть самолёт, — Мэг кивнула, будто хотя бы это имело смысл. — Круто.

Пайпер вздохнула.

— Меня не волнуют эти вещи, но наш пилот — хороший человек, который когда-то был смотрителем парка — потеряет работу. И Мелли с Глисоном пришлось уйти. Как и всему персоналу. Но больше всего… я беспокоюсь о своём отце.

Я проследил за её взглядом. Теперь Тристан Маклин блуждал по большой комнате, глядя на чистые стены. Он нравился мне больше в качестве героя экшн-фильмов. Роль сломленного человека не шла ему.

— Он начал приходить в себя, — сказала Пайпер. — В прошлом году его украл гигант.

Я вздрогнул. Плен у гиганта действительно может нанести человеку глубокую травму. Арес был похищен двумя из них тысячелетия назад, и он уже никогда не будет прежним. До этого он был высокомерным и раздражающим. После он стал высокомерным, раздражающим и ранимым.

— Я удивлён, что разум твоего отца всё ещё не помутился, — сказал я.

Пайпер сощурилась.

— Когда мы спасли его от гиганта, мы использовали зелье, чтобы стереть его память. Афродита сказала, что это единственное, что мы могли сделать для него. Но сейчас… я имею в виду, сколько травм может перенести один человек?

Гроувер снял свою кепку и мрачно уставился на неё. Возможно, это было выражением уважения, или он просто был голоден.

— Что ты теперь будешь делать?

— У нашей семьи всё ещё есть собственность, — сказала Пайпер, — на исконной земле чероки возле Талквы в штате Оклахома. В конце недели мы используем наш последний рейс на самолёте, чтобы вернуться домой. Видимо, эту битву твои злые императоры выиграли.

Мне не понравилось, что императоров назвали моими. Мне не понравилось, как Пайпер сказала «домой», как будто она уже смирилась с тем, что всю оставшуюся жизнь она проживёт в Оклахоме. Не подумайте, я не имею ничего против Оклахомы. Мой приятель Вуди Гатри был родом из оклахомского городка Окимы, но для смертных из Малибу переезд туда вряд ли будет шагом вперёд.

Кроме того, мысль о том, что Тристан и Пайпер были вынуждены двигаться на восток, напомнили мне о тех видениях, которые Мэг мне показала прошлой ночью: она и ее отец, выгнанные из их дома при помощи такого же скучного одуванчикового цвета законного бла-бла, убегающие из горящего дома и оказывающиеся в итоге в Нью-Йорке. Из огня Калигулы в полымя Нерона.

— Мы не можем позволить Калигуле победить, — сказал я Пайпер. — Ты не единственный полубог, на которого он нацелился.

Она как будто переварила эти слова, а затем повернулась к Мэг:

— На тебя тоже?

Мэг выключила газовую горелку.

— Ага. Мой отец.

— Что случилось?

Мэг пожала плечами.

— Это было давно.

Мы ждали, но Мэг решила остаться Мэг.

— Моя юная подруга немногословна, — сказал я. — Но с её позволения?..

Мэг не приказала мне заткнуться или спрыгнуть с террасы, поэтому я рассказал Пайпер, что увидел в воспоминаниях МакКэффри.

Когда я закончил, Пайпер спрыгнула с перил. Она подошла к Мэг и, прежде чем я успел сказать: «Осторожней, она кусается сильнее дикой белки!», обняла девочку.

— Мне так жаль, — Пайпер поцеловала её в макушку.

Я нервно ждал, когда золотые скимитары Мэг вспыхнут в её руках. Вместо этого, на мгновение изумлённо застыв, Мэг растаяла в объятиях Пайпер. Они долго так стояли — Мэг дрожа, а Пайпер обнимая её, будто она была главным полубожественным утешителем. Её собственные проблемы были несущественными по сравнению с бедами Мэг.

Наконец, со шмыганьем/икотой, Мэг отстранилась, вытирая нос.

— Спасибо.

Пайпер посмотрела на меня.

— Как долго Калигула играет жизнями полубогов?

— Несколько тысяч лет, — сказал я. — Он и ещё двое других императоров не возвращались через Врата Смерти. На самом деле они никогда и не покидали мир живых. По сути, они младшие божества. У них были тысячелетия, чтобы построить тайную империю, Триумвират Холдингс.

— Но почему мы? — спросила Пайпер. — Почему сейчас?

— В твоём случае, — сказал я, — я могу только предположить, что Калигула хочет убрать тебя с дороги. Если ты отвлечена проблемами отца, то ты не угроза, особенно если ты в Оклахоме, вдалеке от земель Калигулы. Что насчёт Мэг и её отца… Я не знаю. Он был вовлечён в какую-то работу, которую Калигула посчитал угрожающей.

— Это было что-то, что могло бы помочь дриадам, — добавил Гроувер. — Учитывая, где он работал — те теплицы. Калигула погубил человека природы.

Голос Гроувера был гневным, как никогда. Сомневаюсь, что из уст сатира можно услышать похвалу выше, нежели человек природы.

Пайпер всматривалась в волны на горизонте.

— Вы считаете, что это всё связано. Калигула работает над чем-то, убирая со своего пути всех, кто мешает ему, создаёт горящий лабиринт, уничтожает духов природы.

— И пленил Эритрейского оракула, — сказал я. — В качестве ловушки. Для меня.

— Но чего он хочет? — спросил Гроувер. — Какая у него конечная цель?

Это были отличные вопросы. Однако в случае с Калигулой чаще всего ответов лучше не знать. Иначе захочется заплакать.

— Я бы хотел спросить об этом сивиллу, — сказал я, — если здесь кто-нибудь знает, как нам её найти.

Пайпер поджала губы.

— Аа. Вот почему ты здесь.

Она посмотрела на Мэг, а затем на газовый гриль, возможно, пытаясь решить, что будет более опасно — отправиться на поиски с нами или остаться здесь со скучающим ребенком Деметры.

— Дайте мне время взять моё оружие, — сказала Пайпер. — Прокатимся.

Глава 14

Чувак Бедросян

Бежит так же быстро, как…

Штаны для йоги

— НЕ осуждайте меня, — предупредила Пайпер, возвращаясь из своей комнаты. Я даже не мечтал об этом.

Пайпер Маклин выглядела модно готовой к сражению в белоснежных конверсах, зауженных джинсах, перетянутых кожаным ремнем, и оранжевой лагерной футболке. С одной стороны в ее волосы было вплетено ярко-голубое перо — перо гарпии, если я не ошибаюсь.

К её ремню был пристегнут кинжал с треугольным лезвием, вроде тех, какие когда-то носили греческие женщины — паразониум. Гекуба, будущая царица Трои, щеголяла таким, когда мы встречались. Он был больше церемониальным, насколько я помню, но очень острым. (Гекуба была немного темпераментной.)

С другой стороны ремня Пайпер висела… А-а-а. Я догадался, почему она смущалась. К её бедру был привязан миниатюрный колчан со стрелами длиной по 30 сантиметров, их оперение было сделано из пушистого чертополоха. Через плечо Пайпер, наряду с рюкзаком, была перекинута почти полутораметровая трубка из речного тростника.

— Духовая трубка! — я закричал. — Я люблю духовые трубки!

Не то чтобы я был экспертом, но духовая трубка — это оружие дальнего боя: элегантное, сложное в освоении и очень неприметное. Как я могу не любить его?

Мэг почесала шею:

— Разве духовые трубки греческие?

Пайпер засмеялась:

— Нет, они не греческие. Они черокийские. Мой дедушка Том сделал эту для меня очень давно. Он всегда пытался заставить меня практиковаться.

Козлиная бородка Гроувера задёргалась, будто пытаясь совершить с его подбородка побег в стиле Гудини:

— Духовыми трубками очень сложно пользоваться. У моего дяди Фердинанда была такая. Насколько хорошо у тебя получается?

— Не лучше всех, — признала Пайпер. — И вполовину не так хорошо, как у моей кузины из Талквы. Она чемпион племени. Но я практиковалась. В прошлый раз, когда мы с Джейсоном были в лабиринте, — она погладила колчан, — эти штучки оказались очень кстати. Вы увидите.

Гроуверу удалось побороть своё волнение. Я понимал его беспокойство. В руках новичка духовая трубка была более опасной для союзников, чем для врагов.

— А кинжал? — спросил Гроувер. — Это на самом деле?..

— Катоптрис, — гордо произнесла Пайпер. — Принадлежал Елене Троянской.

Я взвизгнул:

— У тебя кинжал Елены Троянской? Где ты его взяла?

Пайпер пожала плечами:

— В лагере, в сарае.

Мне захотелось повыдергивать себе все волосы. Я вспомнил тот день, когда Елена получила этот кинжал в качестве свадебного подарка. Такой великолепный клинок в руках самой прекрасной женщины, которая когда-либо ходила по земле. (Я вовсе не хочу обидеть миллиарды других женщин, которые также вполне очаровательны; я люблю вас всех.) И Пайпер нашла это исторически значимое, прекрасно выкованное, могущественное оружие в сарае?

Увы, время не щадит никого и ничего, и не важно, насколько значимым это является. Я задумался, не ожидает ли и меня такая судьба. Через тысячу лет кто-то, возможно, найдёт меня в сарае с инструментами и скажет: «О, смотрите. Аполлон, бог поэзии. Может, я смогу отполировать его и как-нибудь использовать».

— Лезвие всё ещё показывает видения? — задал я вопрос.

— Ты знаешь об этом, да? — Пайпер покачала головой. — Видения прекратились прошлым летом. И это не имеет никакого отношения к тому, что тебя вышвырнули с Олимпа, не так ли, мистер Бог Пророчеств?

Мэг фыркнула:

— Большинство вещей — его вина.

— Эй! — возмутился я. — Эмм, кстати, Пайпер, куда именно ты нас отведёшь? Если все ваши машины отобрали, боюсь, что мы застряли с Пинто тренера Хеджа.

Пайпер ухмыльнулась:

— Я думаю, мы сможем придумать что-то получше. Пойдёмте со мной.

Она привела нас к подъездной дороге, где мистер Маклин вернулся к своим обязанностям потрясенного бродяги. Он бродил кругами по дороге, склонив голову, будто в поисках оброненной монетки. Его волосы торчали неровными рядами от того, что он часто запускал в них пальцы.

В багажнике ближайшего трака грузчики устроили обеденный перерыв, спокойно поглощая пищу из фарфоровых тарелок, которые, несомненно, еще совсем недавно были в кухне Маклинов.

Мистер Маклин посмотрел на Пайпер. Казалось, его абсолютно не волнуют её нож и духовая трубка:

— Уходишь?

— Ненадолго, — Пайпер поцеловала отца в щеку. — Вернусь вечером. Не дай им забрать спальные мешки, хорошо? Мы с тобой сможем разбить лагерь на террасе. Будет весело.

— Хорошо, — он рассеянно похлопал дочь по руке. — Удачной тебе… учёбы?

— Да, — ответила Пайпер. — Учёбы.

Как можно не любить Туман? Вы можете покинуть свой дом во всеоружии и в компании сатира, полубога и пухлого бывшего олимпийца, но благодаря изменяющей восприятие магии Тумана ваш смертный отец подумает, что вы идёте учиться. Да, папа. Нам нужно решить несколько математических задачек, включающих вычисление траектории движения дротиков духовой трубки, выпущенных по движущимся мишеням.

Пайпер перевела нас через дорогу к ближайшему соседскому дому — особняку Франкенштейна с тосканской плиткой, современными окнами и викторианскими фронтонами, который просто кричал: «У меня слишком много денег и слишком мало вкуса! ПОМОГИТЕ!»

На широкой подъездной дорожке как раз вылезал из своего белого Кадиллака Эскалейд полный мужчина в спортивной одежде.

— Мистер Бедросян! — позвала его Пайпер.

Мужчина подпрыгнул, оборачиваясь к Пайпер с выражением ужаса на лице. Несмотря на его футболку, опрометчиво надетые штаны для йоги и дорогие кроссовки, он выглядел скорее неторопливым, чем спортивным. Его редеющие волосы выглядели, как идеальная полоска черного жира на скальпе. Когда он хмурился, черты его лица стягивались к центру, будто окружая черные дыры ноздрей.

— П-Пайпер, — пробормотал он. — Что ты?..

— Я бы хотела одолжить Эскалейд, спасибо! — Пайпер просияла.

— Э-э-э… на самом деле это не…

— Это не проблема? — подсказала девушка. — И вы будете счастливы отдать мне её на денёк? Фантастика!

По его лицу прошла судорога. Он выдавил слова:

— Да, конечно.

— Ключи, пожалуйста.

Мистер Бедросян перебросил ей брелок, после чего побежал в дом так быстро, как только позволяли его узкие штаны для йоги.

— Это было круто, — присвистнула Мэг.

— Что это было? — спросил Гроувер.

— Это чарующая речь, — ответил я. Я взглянул на Пайпер Маклин по-новому, не уверенный, должен ли я восхититься или убежать в панике следом за мистером Бедросяном. — Редкий дар, встречающийся у детей Афродиты. И часто ты одалживаешь машину у мистера Бедросяна?

Пайпер пожала плечами:

— Он был ужасным соседом. У него дюжина других машин. Поверь мне, мы не причиняем ему никаких неудобств. Кроме того, обычно я возвращаю то, что одалживаю. Обычно. Поехали? Аполлон, ты можешь сесть за руль.

— Но…

Она улыбнулась пугающе сладкой улыбкой, которая говорила: «Я могу тебя заставить».

— Я поведу, — произнёс я.

Мы поехали по живописной прибрежной дороге на юг в Бедросян-мобиле. Поскольку Эскалейд был немногим меньше огнеметного танка Гефеста, мне приходилось прикладывать усилия, чтобы избежать столкновения с проезжающими мотоциклами, почтовыми ящиками, детьми на трёхколёсных велосипедах и другими раздражающими препятствиями.

— Мы собираемся заехать за Джейсоном? — спросил я.

На пассажирском сидении рядом со мной Пайпер вставила дротик в свою духовую трубку.

— В этом нет необходимости. К тому же он в школе.

— Ты нет.

— Я переезжаю, забыл? А что касается следующего понедельника, я зачислена в старшую школу Талквы, — она подняла своё оружие, как стакан шампанского. — Вперед, Тигры.

Ее слова прозвучали на удивление неиронично. Я снова задался вопросом, как она могла быть настолько покорна своей судьбе, настолько готова позволить Калигуле вырвать ее и ее отца из жизни, что они построили здесь. Но так как у нее в руках было заряженное оружие, я не стал ее провоцировать.

Голова Мэг неожиданно протиснулась между нашими сиденьями.

— Нам не нужен твой бывший парень?

Я резко повернул руль и чуть не сбил чью-то бабушку.

— Мэг! — упрекнул я. — Сядь на место и пристегнись, пожалуйста. Гроувер, — я посмотрел в зеркало заднего вида и увидел сатира, жующего кусок серой ткани, — Гроувер, прекрати есть ремень безопасности. Ты подаешь плохой пример.

Он выплюнул ремень.

— Извините.

Пайпер взъерошила волосы Мэг, а затем шутливо толкнула ее на заднее сиденье.

— Отвечая на твой вопрос — нет. Мы обойдемся без Джейсона. Я могу показать вам дорогу в лабиринт. Все-таки это было в моем сне. Это вход, которым пользуется император, так что это должен быть самый короткий путь к центру, где он держит вашу сивиллу.

— А когда вы ходили туда в прошлый раз, — спросил я, — что произошло?

Пайпер пожала плечами.

— Все то, что обычно бывает в Лабиринте — ловушки, меняющиеся коридоры. И еще какие-то странные существа. Охранники. Сложно описать. И огонь. Много огня.

Я вспомнил мое видение о Герофиле, поднимающей свои скованные руки и извиняющейся перед кем-то (но не мной) в комнате, полной лавы.

— То есть на самом деле вы не нашли оракула? — спросил я.

Пайпер ничего не отвечала примерно с полквартала, глядя на блеск воды в океане, видневшимся меж домами.

— Нет. Но был момент, когда мы разделились, я и Джейсон. Сейчас… я задаюсь вопросом, рассказал ли он мне все, что произошло с ним. Я почти уверена, что нет.

Гроувер вновь пристегнул свой искореженный ремень безопасности.

— Зачем ему лгать?

— Это, — произнесла Пайпер, — очень хороший вопрос и веская причина вернуться туда без него. Чтобы увидеть своими глазами.

У меня было чувство, что Пайпер и сама немало скрывала от нас — свои сомнения, догадки, личные чувства, а, возможно, и то, что в Лабиринте произошло с ней самой.

«Ура, — подумал я. — Ничто так не помогает разнообразить опасный поиск, как личная драма двух когда-то влюбленных героев, которые могут рассказывать, а могут и не рассказывать друг другу (и мне) всю правду».

Пайпер направила меня в деловой центр Лос-Анджелеса.

Я посчитал это плохим знаком. «Деловой Лос-Анджелес» всегда казалось мне оксюмороном вроде «горячего мороженого» или «военного интеллекта». (Да, Арес, это было оскорбление.)

Весь Лос-Анджелес — это застройка да предместья. Наличие делового центра города не предполагалось, по крайней мере не больше, чем наличие кусочков манго в пицце. Да, конечно, то тут, то там, среди скучных серых правительственных зданий и витрин закрытых магазинов кусочки делового центра вносили в городской пейзаж некоторое оживление. Пока мы петляли по улицам, я заметил немало многоквартирных домов, хипстерских магазинов и модных отелей. Но как по мне, все эти усилия были так же эффективны, как нанесение макияжа на римского легионера. (Уж поверьте мне, я пробовал.)

Мы затормозили около Гранд-Парка, который не только не был грандиозным, но и не особенно походил на парк. По другую сторону улицы возвышались восьмиэтажные соты из стекла и бетона. Я вспомнил, как однажды был здесь, лет десять назад, чтобы подать заявление о разводе с Гретой Гарбо. Или это была Элизабет Тэйлор? Не помню.

— Городской архив? — спросил я.

— Да, — сказала Пайпер. — Но мы не собираемся заходить внутрь. Просто остановись прямо здесь, в зоне пятнадцатиминутной парковки.

Гроувер наклонился вперед.

— А что, если мы не успеем вернуться через пятнадцать минут?

Пайпер улыбнулась.

— Тогда, я уверена, буксировочная компания хорошо позаботиться об Эскалейде мистера Бедросяна.

Дальше мы пошли за Пайпер в сторону правительственного комплекса, около которого она приставила палец к губам в знак тишины и жестами приказала нам заглянуть за угол.

Вдоль всего квартала возвышалась стена высотой в двадцать футов, прерываемая неприметными металлическими дверями, которые я посчитал за служебные входы. Перед одной из таких дверей, примерно примерно в полуквартале от нас, стоял странный на вид охранник.

Несмотря на то, что на улице было тепло, на нем был черный костюм и галстук. Он был приземист, крепко сложен, с необычайно большими руками. Вокруг его головы было обвязано что-то — не слишком понимаю, что именно — напоминающее невероятно большую куфию[14], сделанную из белой махровой ткани, что лежала складками на его плечах и свешивалась до середины его спины. Это само по себе было не особенно странно. Он мог бы оказаться личным телохранителем какого-нибудь нефтяного магната из Саудовской Аравии. Вот только зачем он стоит в переулке около невзрачной металлической двери? И почему все его лицо покрыто белым мехом — мехом, точно совпадающим с материалом его головного убора?

Гроувер втянул носом воздух, после чего затащил нас обратно за угол.

— Этот парень — не человек, — прошептал он.

— Дайте этому сатиру какую-нибудь премию, — прошептала Пайпер в ответ, хотя я и не понимал, почему мы старались вести себя так тихо. Мы были в полуквартале, и на улице было довольно шумно.

— Что он такое? — спросила Мэг.

Пайпер проверила дротик в своей духовой трубке.

— Хороший вопрос. Но они могут доставить много проблем, если не застать их врасплох.

— Они? — спросил я.

— Да, — Пайпер нахмурилась. — В прошлый раз их было двое. И шерсть у них была черная. Не знаю, насколько этот отличается от них. Во всяком случае та дверь — это вход в лабиринт, так что нам нужно вырубить его.

— Мне использовать мои мечи? — спросила Мэг.

— Только если я промахнусь, — Пайпер сделала несколько глубоких вдохов. — Готовы?

Не думаю, что она приняла бы отрицательный ответ, так что я кивнул вместе с Мэг и Гроувером.

Пайпер сделала шаг вперед, подняла свою трубку и выстрелила.

Это был выстрел с пятидесяти футов, на грани того, что я считаю радиусом поражения духовой трубки, но Пайпер попала в цель. Дротик пробил левую штанину существа.

Охранник опустил взгляд на новую странную штуку, торчащую у него из бедра. Оперение дротика идеально подходило к его белой шерсти.

«Чудесно, — подумал я. — Мы разозлили его».

Мэг призвала свои золотые мечи.

Гроувер нащупал в кармане свои свирели.

Я приготовился в ужасе бежать.

— Подождите, — сказала Пайпер.

Охранника качнуло в сторону, как если бы целый город наклонился вправо, после чего он замертво свалился на тротуар.

Я удивленно вскинул брови.

— Яд?

— Фирменный рецепт дедушки Тома, — сказала Пайпер. — А теперь идем. Я покажу вам кое-что действительно странное в Меховой Морде.

Глава 15

Гроувер умён,

В отличие от меня,

Быстро смотался.

— ЧТО он такое? — спросила Мэг ещё раз. — Он забавный.

Забавный — не то прилагательное, которое я бы выбрал.

На губах распластавшегося на спине охранника была пена, а его полуприкрытые глаза полубессознательно дёргались под веками.

На каждой руке у него было по восемь пальцев. Это объясняло, почему руки выглядели такими большими издали. Судя по ширине его чёрных кожаных туфель, на ногах тоже было по восемь пальцев. Он выглядел молодым, не старше подростка по человеческим меркам, но, за исключением лба и щёк, всё его лицо было покрыто гладким белым мехом, похожим на шерсть на груди терьера.

Но больше всего внимания привлекали его уши. То, что я принял за головной убор, развернулось, оказавшись двумя гибкими овальными хрящами, формой напоминающими человеческие уши, но размером с пляжное полотенце. В школе кличкой бедняги точно было бы Дамбо. Его слуховые проходы были настолько широкими, что ими можно было ловить бейсбольные мячи, и забиты таким количеством волос, что Пайпер могла бы использовать их для оперения целого колчана дротиков.

— Большие Уши, — сказал я.

— Да неужели? — фыркнула Мэг.

— Нет, я имею в виду, что это, должно быть, один из Больших Ушей, о которых говорил Макрон.

Гроувер отступил.

— Существа, которых Калигула использует в качестве своей личной охраны? Они должны так пугающе выглядеть?

Я обошёл молодого гуманоида.

— Подумайте, какой острый у него должен быть слух! И представьте все аккорды на гитаре, которые он может сыграть этими руками! Почему я никогда не слышал об этом виде? Они могли бы стать лучшими музыкантами в мире!

— Хмм, — сказала Пайпер. — Не знаю насчёт музыки, но сражаются они так, что ты даже не поверишь. Вдвоём они чуть не убили меня и Джейсона, а мы сражались с кучей разных монстров.

Охранник не был вооружён, но я мог поверить, что он был сильным бойцом. Эти восьмипалые кулаки могли нанести немалый ущерб. И всё равно мне казалось расточительством тренировать этих существ для войны…

— Невероятно, — прошептал я. — После четырёх тысяч лет я всё ещё узнаю что-то новое.

— Например, насколько ты тупой, — предложила Мэг.

— Нет.

— Значит, ты уже знал это?

— Ребята, — вмешался Гроувер. — Что мы будем делать с Большими Ушами?

— Убьём его, — сказала Мэг.

Я хмуро посмотрел на неё.

— Что случилось с «Он забавный»? Что случилось со «Всё живое заслуживает шанс расти»?

— Он работает на императоров, — ответила она. — Он монстр. Он просто рассыплется в пыль и вернётся в Тартар, так ведь?

Мэг взглянула на Пайпер, ожидая одобрения, но та была занята, осматривая улицу.

— Всё ещё кажется странным, что здесь только один охранник, — задумалась Пайпер. — И почему он такой молодой? После того как мы уже однажды вломились сюда, было бы логично поставить на этот пост больше охранников. Если только…

Она не закончила мысль, но я услышал её чётко и ясно: «Если только они не хотели, чтобы мы пришли».

Я всматривался в лицо охранника, все ещё дергающееся под действием яда. Почему его лицо казалось мне пушистым животом собаки? Это усложняло его убийство.

— Пайпер, что конкретно делает твой яд?

Она опустилась на колено и вытащила дротик.

— Судя по тому, как он действовал на другие Большие Уши, он парализует его надолго, но не убьёт. Это разбавленный яд кораллового аспида с добавлением нескольких особенных растительных компонентов.

— Напомни мне никогда не пить твой травяной чай, — пробормотал Гроувер.

Пайпер ухмыльнулась.

— Мы можем просто оставить Большие Уши. Кажется неправильным отправлять его в Тартар.

— Хмм, — Мэг не выглядела убеждённной, но взмахнула своими клинками, мгновенно возвращая им форму золотых колец.

Пайпер подошла к металлической двери и распахнула её, открывая взору ржавый грузовой лифт без дверей с единственным рычагом управления.

— Хорошо, просто чтобы прояснить, — сказала Пайпер, — я покажу вам, где мы с Джейсоном зашли в лабиринт, но я вам не стереотипная коренная американка-проводник. Читать следы не умею. Я не ваш гид.

Мы все охотно согласились, как и поступают люди, когда их друг с твердыми принципами и отравленными дротиками ставит им ультиматум.

— Также, — продолжила она, — если кому-то из вас понадобятся духовные наставления в этом поиске, я не окажу вам такую услугу. Я не собираюсь раздавать частицы древних знаний чероки.

— Отлично, — сказал я. — Хотя, как бывший бог пророчеств, я люблю частицы духовных знаний.

— Тогда тебе лучше обратиться к сатиру, — сказала Пайпер.

Гроувер прочистил горло.

— Переработка отходов улучшает карму?

— Вот видите, — сказала Пайпер. — Все в порядке? Все на борт.

Лифт был слабо освещён и пах серой. Я вспомнил, что у Аида в Лос-Анджелесе есть лифт, который ведёт в Царство Мёртвых, и понадеялся, что Пайпер не перепутала свои поиски.

— Ты уверена, что он идёт к горящему лабиринту? — спросил я. — Просто я не взял с собой лакомства из сыромятной кожи для Цербера.

Гроувер всхлипнул.

— Ты упомянул Цербера. Это плохая карма.

Пайпер нажала на рычаг. Лифт затрясся и начал падать вниз с той же скоростью, что и моё настроение.

— Эта часть полностью принадлежит смертным, — заверила нас Пайпер. — Деловой центр Лос-Анджелеса изрешечён заброшенными тоннелями метро, бомбоубежищами, канализационными каналами…

— Мои любимые вещи, — проворчал Гроувер.

— Я не совсем знаю историю, — сказала Пайпер, — но Джейсон сказал мне, что некоторыми тоннелями пользовались контрабандисты и тусовщики во время «сухого закона». Сейчас же здесь ходят граффитчики, беглецы, бездомные, монстры, государственные служащие.

Рот Мэг дёрнулся.

— Государственные служащие?

— Да, это так, — сказала Пайпер. — Некоторые работники города используют тоннели для перемещения из одного здания в другое.

Гроувера передернуло.

— Когда они могут просто пройти под солнечным светом на природе? Омерзительно.

Наша ржавая металлическая коробка затряслась и заскрипела. Что бы ни было внизу, оно не могло не услышать, как мы прибываем, особенно если у него уши размером с пляжное полотенце.

Примерно через пятьдесят футов лифт вздрогнул и остановился. Перед нами тянулся цементный коридор, идеально квадратный и скучный, освещённый слабыми голубыми флюоресцентными лампами.

— Не так уж и страшно, — сказала Мэг.

— Подожди немного, — сказала Пайпер. — Всё веселье ещё впереди.

Гроувер без энтузиазма взмахнул руками.

— Ура.

Квадратный коридор переходил в большой круглый тоннель, потолок покрывали воздуховоды и трубы. Стены были настолько разрисованы, что, должно быть, были неизвестным шедевром Джексона Поллока. Пол был завален мусором — пустыми банками, грязной одеждой и заплесневелыми спальными мешками, — наполнявшим воздух легко узнаваемым запахом лагеря бездомных: пахло потом, мочой и глубоким отчаянием.

Никто из нас не говорил. Я старался дышать как можно меньше, пока мы не вышли в ещё больший тоннель, по которому тянулись ржавые рельсы. На стенах висели покорёженные металлические знаки с надписями: «ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ», «ВХОД ЗАПРЕЩЁН» И «ВЫХОД ЗДЕСЬ».

Щебень железной дороги хрустел под нашими ногами. Крысы сновали вдоль путей, клацая зубами на Гроувера, когда пробегали мимо.

— Крысы, — прошептал Гроувер, — такие грубые.

Через сто ярдов Пайпер провела нас в боковой коридор, пол которого был покрыт линолеумом. С потолка моргали наполовину перегоревшие группы лампочек. На полу рядом друг с другом скрючились две фигуры, еле видимые при тусклом освещении. Я думал, что это бездомные до тех пор, пока Мэг не застыла.

— Это дриады?

Гроувер тревожно вскрикнул:

— Агава? Денежное Дерево?

Он рванул вперёд, остальные пошли вслед за ним.

Агава была огромным природным духом, достойным своего растения. Стоя она была бы по крайней мере семь футов в высоту, кожа её была серо-голубой, конечности — длинными, а зазубренные волосы были в прямом смысле убийственны для желающих их помыть. Вокруг шеи, запястий и лодыжек она носила шипастые полоски, на случай, если кто-то попытается нарушить её личное пространство. Стоя на коленях рядом со своей подругой, Агава выглядела достаточно неплохо, пока не повернулась к нам и мы не увидели её ожоги. На левой стороне лица обгоревшая ткань перемешалась с блестящим соком. От её левой руки остался только иссохший коричневой завиток.

— Гроувер! — прохрипела она. — Помоги Денежному Дереву. Пожалуйста!

Он опустился на колени рядом с пострадавшей дриадой.

Я раньше никогда не слышал о денежном дереве, но понял, как она получила своё название. Её волосы были густой массой сплетённых дисков, напоминавших зелёные четвертаки. Платье было сделано из того же материала, так что казалось, будто она была одета во множество хлорофилловых монеток. Её лицо, должно быть, когда-то было красивым, но сейчас оно было сморщенным, как воздушный шарик с вечеринки недельной давности. Ниже колен у неё не было ног — они сгорели. Она попыталась сфокусировать взгляд на нас, но её глаза были матово-зелёными. Когда она двигалась, нефритовые монетки осыпались с её волос и платья.

— Гроувер здесь? — ей голос звучал так, словно она дышала смесью цианистого газа и металлических опилок. — Гроувер… мы были так близко.

Нижняя губа сатира задрожала. На глаза его навернулись слёзы.

— Что случилось? Как?..

— Там, внизу, — сказала Агава. — Пламя. Она просто вышла из ниоткуда. Магия…

Она начала отхаркивать сок.

Пайпер осторожно заглянула в коридор.

— Я пойду на разведку. Скоро вернусь. Не хочу, чтобы нас застали врасплох.

Она помчалась вниз по коридору.

Агава снова попыталась заговорить, но начала заваливаться на бок. Каким-то образом Мэг поймала и поддержала её, не оказавшись проткнутой шипами. Она коснулась плеча дриады и тихо пробормотала: «Расти, расти, расти». Трещины на обгоревшем лице Агавы начали зарастать. Её дыхание стало легче. Затем Мэг повернулась к Денежному Дереву. Она положила руку на грудь дриады и сразу отпрянула, так как упало ещё больше нефритовых лепестков.

— Здесь, внизу, я не могу сделать для неё много, — сказала Мэг. — Им обеим нужны вода и солнечный свет. Прямо сейчас.

— Я вынесу их на поверхность, — сказал Гроувер.

— Я помогу, — сказала Мэг.

— Нет.

— Гроувер…

— Нет! — его голос сорвался. — Когда я буду снаружи, я смогу вылечить их так же, как и ты. Это моя поисковая группа, они здесь по моему приказу. Это моя обязанность помочь им. Кроме того, твой поиск внизу, с Аполлоном. Ты правда хочешь, чтобы он пошёл без тебя?

Я подумал, что это было превосходным замечанием. Мне была нужна её помощь.

Затем я заметил, что они смотрели на меня так, как будто сомневались в моих умениях, моей смелости, способности закончить этот поиск без помощи двенадцатилетней девочки, держащей меня за руку.

Конечно, они были правы, но от этого было не менее стыдно.

Я прочистил горло.

— Ну, я уверен, если мне придётся…

Мэг и Гроувер уже потеряли интерес ко мне, как будто мои чувства не были их главной заботой. (Я знаю. Я тоже не мог в это поверить.) Вместе они помогли Агаве подняться.

— Я в порядке, — настаивала Агава, опасно шатаясь. — Я смогу идти. Донеси Денежное Дерево.

Гроувер аккуратно поднял её.

— Осторожно, — предупредила Мэг. — Не тряси её, а то она потеряет все свои лепестки.

— Не трясти Денежное Дерево, — сказал Гроувер. — Понял. Удачи!

Гроувер поспешил в темноту вместе с двумя дриадами как раз тогда, когда вернулась Пайпер.

— Куда они идут? — спросила она.

Мэг объяснила.

Пайпер ещё сильнее нахмурилась.

— Надеюсь, они удачно выберутся. Если этот охранник проснётся… — она не закончила мысль. — В любом случае, нам лучше идти. Будьте начеку. Смотрите по сторонам.

Не знаю, мог ли я быть ещё более начеку или больше смотреть по сторонам, если только не ввести мне в кровь чистый кофеин или наэлектризовать нижнее бельё, но мы с Мэг последовали за Пайпер вниз в мрачный светящийся коридор.

Тридцатью ярдами ниже коридор расширился, и мы оказались в огромной комнате, напоминающей…

— Стоп, — сказал я. — Это что, подземная парковка?

Это реально было похоже на подземную парковку, ну, разве что машин на ней не было. На уходящем в темноту гладком цементном полу были нарисованы желтые стрелки, указывающие направление, и ряды парковочных мест. Линии квадратных столбов удерживали потолок высотой двадцать футов. На некоторых из них были знаки вроде: «ПОСИГНАЛЬТЕ», «ВЫХОД», «УСТУПИ ПОМЕХЕ СЛЕВА».

В городе с таким огромным количеством машин, как Лос-Анджелес, было странным отказаться от столь полезной подземной парковки. Но потом я подумал, что оставить машину на улице — не худший вариант, когда альтернатива — жуткий лабиринт, посещаемый поисковыми группами дриад и правительственными работниками.

— Это то место, — сказала Пайпер, — где мы с Джейсоном разделились.

Запах серы здесь был сильнее, смешанный с каким-то более сладким ароматом… вроде гвоздики и меда. Этот запах раздражал меня, напоминая мне о чем-то опасном, что я не мог точно вспомнить. Я подавил порыв убраться отсюда.

Мэг поморщилась.

— Беее.

— Точно, — согласилась Пайпер. — Этот запах был здесь и в прошлый раз. Думаю, он означает… — она тряхнула головой. — Так или иначе, где-то здесь из ниоткуда появилась стена огня. Джейсон побежал направо. Я — налево. Говорю вам — жар от огня казался злобным. Он был самым сильным, что я когда-либо чувствовала. А я сражалась с Энкеладом.

Я вздрогнул, вспоминая огненное дыхание гиганта. Когда-то мы каждые Сатурналии слали ему в подарок жевательные антациды, просто чтобы побесить его.

— И после этого вы с Джейсоном разделились? — спросил я.

Пайпер отправилась в сторону ближайшего столба. Она провела рукой по знаку «УСТУПИ».

— Конечно, я пыталась найти его. Но он просто исчез. Искала я его довольно долго. Чуть не сошла с ума от страха. Я не хотела потерять еще одного…

Она запнулась, но я все понял. Она уже однажды пережила потерю Лео Вальдеса, которого до недавнего времени считала мертвым. Она не хотела потерять еще одного друга.

— Так или иначе, — сказала она. — Я почувствовала этот аромат. Похоже на гвоздику?

— Вроде похоже, — согласился я.

— Противный запах, — добавила Мэг.

— Он начал заметно усиливаться, — сказала Пайпер. — Честно, я испугалась. Одна, в темноте, я запаниковала. Я потерялась, — она поморщилась. — Не слишком по-геройски, знаю.

Я не собирался смеяться, так как мои колени дрожали и отстукивали друг о друга «БЕГИ» азбукой Морзе.

— Джейсон объявился позже, — продолжила Пайпер. — Просто вышел из двери. Он ничего не рассказал о том, что случилось с ним. Просто сказал, что возвращение в лабиринт ни к чему не приведет. Ответы были в другом месте. Он сказал, что хочет кое над чем поразмыслить, а потом вернется ко мне, — она пожала плечами. — Это было две недели назад. Я все еще жду.

— Он нашел оракула, — предположил я.

— Это я и хочу узнать. Возможно, если мы пойдем этой дорогой, — Пайпер указала направо, — то во всём разберёмся.

Никто из нас не сдвинулся с места. Никто из нас не воскликнул «Ура!» и не умчался в пахнущую серой темноту.

Мои мысли сменялись так быстро, что я заволновался, не начала ли моя голова действительно вращаться.

Яростный жар, будто живой. Прозвище императора — Неос Гелиос, Новое Солнце. Объявление Калигулы себя богом на земле. И слова Невия Макрона: «Надеюсь, в тебе осталось достаточно божественности, чтобы магическому другу императора было с чем работать».

И этот запах гвоздики и меда… будто древний парфюм, смешанный с запахом серы.

— Агава сказала, что она появилась из ниоткуда, — вспомнил я.

Рука Пайпер сжала рукоятку кинжала.

— Я надеялась, что мне послышалось. Или, возможно, она имела в виду Денежное Дерево.

— Эй, — сказала Мэг. — Послушайте.

Это было довольно тяжело из-за спутанных мыслей в голове и бьющегося током нижнего белья, но наконец мне удалось услышать это: треск дерева и металла, отзывающийся эхом в темноте, шипение и шарканье огромных существ, приближающихся с большой скоростью.

— Пайпер, — начал я, — о чём напомнил тебе этот запах? Почему он тебя напугал?

Ее глаза были такого же голубого цвета, как ее перо гарпии.

— Мм… старый враг… мама предупреждала, что я однажды встречу её. Но она вряд ли могла бы быть…

— …Колдуньей, — предположил я.

— Ребята, — прервала нас Мэг.

— Да, — голос Пайпер стал тяжелым и холодным, как будто она только поняла, в какой передряге мы действительно были.

— Колдунья из Колхиды, — сказал я. — Внучка Гелиоса, управлявшая колесницей.

— Запряженной драконами, — добавила Пайпер.

— Ребята, — сказала Мэг более напряженно. — Нам стоит спрятаться.

Конечно, было уже слишком поздно.

Из-за угла вывернула колесница, запряжённая двумя золотыми драконами, выдыхавшими огонь, как натопленные серой локомотивы. Наездница не изменился с тех пор, как я видел ее в последний раз, пару тысяч лет назад. У нее все еще были темные волосы и царственные манеры, а вокруг нее струилось черное шелковое платье.

Пайпер вытащила свой кинжал и выступила вперёд, оказываясь на видном месте. Мэг последовала за ней, призывая свои мечи и вставая плечом к плечу с дочерью Афродиты. Я, как последний дурак, встал рядом.

— Медея, — Пайпер выплюнула это слово с такой силой и злобой, как если бы выстрелила дротиком из своей духовой трубки.

Колдунья натянула поводья, останавливая колесницу. При других обстоятельствах я бы насладился удивлением на ее лице, но оно не длилось слишком долго.

Медея засмеялась с истинным наслаждением.

— Пайпер Маклин, милая девочка, — она окинула меня мрачным хищным взглядом. — А ты — Аполлон, так? Ох, ты сэкономил мне столько времени. И когда я разберусь с вами, Пайпер, ты станешь отличной закуской для моих драконов.

Глава 16

Битва голосов.

Ты уродка и отстой!

Я всё. Победа?

СОЛНЕЧНЫЕ драконы… ненавижу их. А ведь я был богом солнца.

Так-то для драконов они не особенно крупные. С небольшим количеством смазки и мускулов вы можете запихать одного из них в дом на колёсах для смертных. (Именно это я и сделал. Видели бы вы лицо Гефеста, когда я попросил его зайти в Виннебаго[15] и проверить педаль тормоза.)

Однако маленький размер солнечные драконы компенсируют злобой.

Питомцы-близнецы Медеи рычали и щёлкали клыками, в пылающих пастях выглядевшими как белоснежный фарфор в печи для обжига. Золотая чешуя излучала жар. Их крылья, сложенные на спинах, сияли, как солнечные панели. Хуже всего были их светящиеся оранжевые глаза…

Пайпер толкнула меня, заставляя оторвать взгляд.

— Не смотри, — предупредила она. — Иначе они парализуют тебя.

— Знаю, — пробормотал я, хотя мои ноги уже начали каменеть.

Я забыл, что больше не бог. Теперь я не был защищен от таких незначительных вещей, как глаза дракона и, типа, возможности быть убитым.

Пайпер толкнула локтём Мэг.

— Эй. Ты тоже.

Мэг моргнула, выйдя из оцепенения.

— Что? Они красивые.

— Спасибо, дорогая! — голос Медеи стал мягким и успокаивающим. — Мы раньше не встречались. Я Медея. А ты, очевидно, Мэг МакКэффри. Я так много о тебе слышала, — она похлопала по сиденью рядом с собой. — Подойди, милая. Тебе не нужно меня бояться. Мы с твоим отчимом друзья. Я отведу тебя к нему.

Мэг нахмурилась, смутившись. Концы её мечей опустились.

— Что?

— Она использует чарующую речь, — голос Пайпер будто окатил меня холодной водой. — Мэг, не слушай её. И ты тоже, Аполлон.

Медея вздохнула.

— Серьезно, Пайпер Маклин? Мы собираемся устроить ещё одну битву чар?

— Нет нужды, — сказала Пайпер. — Я снова выиграю.

Медея скривила губу, подражая оскалу солнечных драконов.

— Место Мэг рядом с её отчимом, — она махнула рукой в мою сторону так, словно отбрасывала мусор. — А не рядом с таким жалким подобием бога.

— Эй! — возмутился я. — Если бы у меня были мои силы…

— Но у тебя их нет, — сказала Медея. — Посмотри на себя, Аполлон. Посмотри, что с тобой сделал твой отец! Но не стоит волноваться. Твои страдания близятся к концу. Я выжму все твои оставшиеся силы и найду им достойное применение.

Костяшки пальцев Мэг побелели на рукоятках её мечей.

— Что она имеет в виду? — пробормотала она. — Эй, магическая дамочка, что ты имеешь в виду?

Колдунья улыбнулась. Она больше не носила корону принцессы Колхиды, но на её шее всё ещё блестел золотой кулон — скрещенные факелы Гекаты.

— Мне рассказать ей, Аполлон, или ты сам? Наверняка ты знаешь, почему я привела тебя сюда.

Почему она привела меня сюда.

Как будто каждый шаг, который я предпринял с тех пор, как вылез из мусорного контейнера в Манхэттене, был предопределен и организован ею… Была проблема: я нашёл это вполне правдоподобным. Эта колдунья уничтожила царства. Она предала своего отца, помогая Ясону украсть золотое руно. Она убила своего брата и разрезала его на кусочки. Она убила собственных детей. Она была самой жестокой и властолюбивой из последователей Гекаты, а также самой могущественной. Помимо этого, она была полубогом древней крови, внучкой самого Гелиоса, бывшего титана солнца.

А это означало…

Мои колени подкосились от мгновенного и ужасного осознания.

— Аполлон! — рявкнула Пайпер. — Вставай!

Я попытался. Я действительно попытался. Мои конечности не хотели меня слушаться. Я упал на четвереньки и унизительно застонал от боли и ужаса. «Хлоп-хлоп-хлоп», — услышал я и задался вопросом, не порвались ли наконец узы, удерживающие мой разум в смертном черепе.

Затем я понял, что Медея вежливо мне аплодирует.

— Ну наконец-то, — усмехнулась она. — Это заняло время, но даже твой медленный мозг в конце концов справился.

Мэг схватила меня за руку.

— Не сдавайся, Аполлон, — приказала она. — Скажи мне, что происходит.

Она помогла мне подняться.

Я пытался подобрать слова, чтобы удовлетворить её требование. Я совершил ошибку, посмотрев на Медею, взгляд которой был таким же парализующим, как и у её драконов. На её лице я увидел злобное ликование и агрессивное рвение её дедушки Гелиоса, каким он был в дни былой славы, прежде чем ушёл в небытие, прежде чем я занял его место в качестве хозяина солнечной колесницы.

Я вспомнил, как умер император Калигула. Он готовился покинуть Рим, чтобы отправиться в Египет и создать новую столицу там, где люди знали о богах на земле. Он хотел сделать себя воплощением бога — Неос Гелиосом, Новым Солнцем — не только на словах, но и буквально. Вот почему его преторы так стремились убить его в тот вечер, перед тем как он покинет город.

«Какая у него конечная цель?» — спросил как-то Гроувер.

Мой сатирский духовный наставник был на правильном пути.

— У Калигулы всегда была одна цель, — прохрипел я. — Он хочет быть центром

мироздания, новым богом солнца. Он хочет занять моё место, как я когда-то занял место Гелиоса.

Медея улыбнулась.

— С более хорошим богом такого бы не случилось.

Пайпер переместилась.

— Что ты имеешь в виду под… «занять место»?

— Заменить! — сказала Медея, а затем начала считать на пальцах, словно давая кулинарные советы на дневном телевидении. — Во-первых, я вытяну каждый кусочек бессмертной сущности Аполлона, которой в данный момент не так уж много, так что это не займёт много времени. Затем я добавлю его сущность к тому, что у меня уже есть — остаткам сил моего дорогого покойного дедушки.

— Гелиос, — сказал я. — То пламя в лабиринте. Я… я узнал его гнев.

— Ну, дедушка немного не в духе, — пожала плечами Медея. — Такое бывает, когда твоя жизненная сила практически исчезает, а затем твоя внучка призывает тебя понемногу, пока ты не становишься восхитительной бушующей огненной бурей. Я бы хотела, чтобы ты страдал так же, как страдал Гелиос — вопя тысячелетиями в состоянии полузабытья, но при этом осознавая свою потерю в достаточной мере, чтобы чувствовать боль и возмущение. Но, увы, у нас не так много времени. Калигула беспокоится. Я заберу то, что осталось у тебя и Гелиоса, вложу эту силу в моего друга-императора, и вуаля! Новый бог солнца!

Мэг хмыкнула.

— Это тупо, — сказала она, будто Медея предложила новое правило для пряток. — Ты не можешь этого сделать. Ты не можешь просто уничтожить бога и создать нового!

Медея не удосужилась ответить.

Я знал, что то, что она описала, вполне возможно. Императоры Рима сделали себя полубожественными, просто создав культ среди населения. За прошедшие века несколько смертных сделали себя богами или были возведены в ранг бога олимпийцами. Мой отец, Зевс, сделал Ганимеда бессмертным просто потому, что он был милым и знал, как подавать вино!

Что касается уничтожения богов… большинство титанов были убиты или изгнаны тысячи лет назад. А теперь здесь стою я, простой смертный, лишённый всякой божественности в третий раз просто потому, что папочка хотел преподать мне урок.

Для колдуньи, подобной Медее, такая магия была доступна, при условии, что её жертвы были достаточно слабы, чтобы их победить — например, остатки давно исчезнувшего титана или шестнадцатилетний дурачок по имени Лестер, который угодил прямо в её ловушку.

— Ты уничтожишь своего собственного дедушку? — спросил я.

Медея пожала плечами.

— Почему бы и нет? Вы, боги, все являетесь одной семьёй, но постоянно пытаетесь убить друг друга.

Ненавижу, когда злые колдуньи оказываются правы.

Медея протянула руку к Мэг.

— А теперь, моя дорогая, запрыгивай ко мне. Твоё место рядом с Нероном. Тебе всё простят, я обещаю.

Чары пропитывали её слова, как гель Алоэ Вера — вязкие и прохладные, но каким-то образом успокаивающие. Я не знал, как Мэг могла бы им воспротивиться. Её прошлое, её приёмный отец и особенно Зверь никогда не покидали её мыслей.

— Мэг, — возразила Пайпер, — не позволяй никому из нас говорить, что тебе делать. Прими своё собственное решение.

Благословите интуицию Пайпер, обращающуюся к упрямству Мэг. И благословите своевольное, покрытое сорняками маленькое сердце Мэг. Она встала между мной и Медеей.

— Аполлон — мой тупой слуга. Ты не можешь его забрать.

Колдунья вздохнула.

— Я ценю твою смелость. Нерон говорил мне, что ты особенная. Но у моего терпения есть границы. Мне стоит показать, с чем ты имеешь дело?

Медея ударила поводьями, и драконы атаковали.

Глава 17

Фил и Дон мертвы

Прощай, любовь и счастье

Хай, безголовье

Я не меньше любого другого божества люблю переезжать людей на колесницах, но от перспективы быть перееханным самому в восторг не прихожу.

Драконы уже рванулись на нас, а Мэг осталась стоять, где стояла, что было одновременно восхитительно и самоубийственно. Я попытался решить, что сделать: спрятаться за Мэг или отскочить в сторону (оба варианта были менее восхитительными, но также и менее самоубийственными), но тут необходимость выбирать отпала. Пайпер метнула кинжал, и тот вонзился в глаз левого дракона.

Левый Дракон закричал от боли, врезался в Правого, и колесницу повело в сторону. Медея пронеслась мимо, на безопасном расстоянии от мечей Мэг, и исчезла в темноте, оскорбляя своих питомцев на древнеколхидском — языке ныне мёртвом, но включающем в себя двадцать семь синонимов для «убить» и ни одного варианта для «Аполлон жжёт». Я ненавижу колхидцев.

— Ребята, вы в порядке? — спросила Пайпер.

Кончик носа у неё обгорел, а перо гарпии в волосах тлело. Такое случается, если тесно пообщаться с перегретыми ящерицами.

— Всё хорошо, — проворчала Мэг. — Мне даже не пришлось ничего протыкать.

Я показал на пустые ножны для кинжала Пайпер.

— Хороший бросок.

— Да, но мне бы кинжалов побольше. Похоже, мне придётся вернуться к использованию дротиков.

Мэг покачала головой.

— Против этих драконов? Ты видела их бронированную шкуру? Я сражусь с ними своими мечами.

Вдалеке Медея продолжала кричать, пытаясь взять своих чудовищ под контроль. Колеса резко заскрипели, и я понял, что колесница развернулась для второй попытки.

— Мэг, — сказал я. — Медее достаточно произнести своим чарующим голосом одно слово — и ты побеждена. Если она в нужный момент велит тебе споткнуться…

Мэг посмотрела на меня с негодованием, будто я был виноват в том, что у волшебницы чарующий голос.

— Мы можем как-нибудь заставить Магическую Леди заткнуться?

— Будет проще закрыть твои уши, — предложил я.

Мэг убрала клинки и стала рыться у себя в припасах, в то время как колесница грохотала всё громче и ближе к нам.

— Быстрее, — сказал я.

Мэг разорвала пакет с семенами и посыпала немного в каждый слуховой проход, затем зажала свой нос и выдохнула. Пучки голубых люпинов проросли из её ушей.

— Интересно, — сказала Пайпер.

— ЧТО? — прокричала Мэг.

Пайпер потрясла головой, будто говоря: «Неважно».

Мэг протянула семена голубых люпинов и нам. Мы отказались. Пайпер, думаю, от природы была невосприимчива к чужим чарам. Я же не собирался оказываться так близко к Медее, чтобы стать её главной мишенью. Не было у меня и слабости Мэг — противоречащего желания (пусть неверного, но сильного) угодить отчиму и вернуть некое подобие дома и семьи, — которой Медея смогла бы воспользоваться. К тому же меня воротило от мысли о торчащих у меня из ушей люпинах.

— Приготовься, — предупредил я.

— ЧТО? — спросила Мэг.

Я указал на колесницу Медеи, приближающуюся к нам из темноты. Я провёл пальцем по горлу, показывая общеизвестный жест, означающий: «Убей колдунью и её драконов».

Мэг призвала свои мечи.

Она атаковала солнечных драконов так, как будто они не были в десять раз больше её.

Медея закричала голосом, в котором, казалось, звучала настоящая забота.

— Отойди, Мэг!

Мэг не остановилась. Её нарядная защита ушей скакала вверх-вниз, как крылья огромной голубой стрекозы. Прямо перед лобовым столкновением Пайпер закричала.

— ДРАКОНЫ, СТОЙТЕ!

Медея тоже не отступила:

— ДРАКОНЫ, ВПЕРЁД!

Результатом стал хаос, невиданный со времён плана «Фермопилы».

Чудовища дергались в своей упряжи. Правый Дракон продолжал атаку, а Левый Дракон полностью остановился. Правый споткнулся, потянув за собой Левого, так что оба дракона рухнули вместе. Хомут перекрутился, и колесница упала на бок, а Медея вылетела на землю, как корова из катапульты.

Прежде чем драконы успели прийти в себя, Мэг вонзила в них свои клинки. Она обезглавила Левого и Правого, выпуская настолько сильный поток жара из их тел, что мои носовые пазухи обожгло.

Пайпер подбежала и выдернула свой кинжал из глаза мёртвого дракона.

— Хорошая работа, — сказала она Мэг.

— ЧТО? — спросила Мэг.

Я вышел из-за цементной колонны, за которой мужественно прятался на случай, если моим друзьям понадобится помощь.

От луж драконьей крови, собравшихся у ног Мэг, исходил пар. Ушные украшения из люпинов дымились, а щеки были обожжены, но тем не менее она была невредима. Жар, исходящий от тел солнечных драконов, уже начал спадать.

В тридцати футах от нас, на парковочном месте «только для компактных машин», поднялась на ноги Медея. Её тёмные уложенные в причёску волосы растрепались, заструившись вдоль одной стороны лица, как нефть из пробитого танкера. Она двинулась вперед, обнажая зубы.

Я выхватил лук и пустил стрелу. Меткость у меня была приличная, но сила натяжения была низкой даже для смертного. Медея щёлкнула пальцами, и порыв ветра унёс мою вращающуюся стрелу в темноту.

— Вы убили Фила и Дона! — прорычала волшебница. — Они были со мной тысячелетиями!

— ЧТО? — спросила Мэг.

Взмахнув рукой, Медея вызвала более сильный порыв ветра. Мэг перелетела через парковку, врезалась в столб и рухнула на землю, а её мечи загремели по асфальту.

— Мэг! — я попытался подбежать к ней, но ветер закрутился вокруг меня, образовав удерживающую меня на месте воронку.

Медея засмеялась:

— Останься там, Аполлон. Я займусь тобой через секунду. Не переживай насчёт Мэг. Потомки Племнея отличаются выносливостью. Я не собираюсь убивать её, разве что мне придётся это сделать. Нерону она нужна живой.

Потомки Племнея? Я не знал, что это значит и каким образом относится к Мэг, но мысль об её возвращении к Нерону заставила меня сопротивляться активнее.

Я направил все свои силы на борьбу с миниатюрным циклоном. Ветер отбросил меня назад. Если вы когда-нибудь высовывали руку из окна солнечного Мазерати, мчащегося по небу, и чувствовали силу ветра скоростью тысяча миль в час, пытающегося оторвать ваши бессмертные пальцы, я уверен, вы понимаете, что я ощутил в тот момент.

— А что касается тебя, Пайпер… — глаза Медеи сверкали как черные льдинки. — Помнишь моих воздушных слуг, вентусов? Я могу с лёгкостью заставить одного из них швырнуть тебя об стену и сломать каждую косточку в твоём теле, но разве это будет весело? — она остановилась, сделав вид, что задумалась над своими словами: — На самом деле очень весело!

— Боишься? — выкрикнула Пайпер. — Встретиться со мной лицом к лицу, как женщина с женщиной?

Медея ухмыльнулась:

— Почему герои всегда это делают? Почему они всегда пытаются подначить меня сделать что-нибудь глупое?

— Потому что обычно это срабатывает, — сладко ответила Пайпер. Она присела с духовой трубкой в одной руке и кинжалом в другой, готовая сделать выпад или увернуться по необходимости. — Ты продолжаешь говорить, что убьёшь меня. Ты продолжаешь рассказывать, какая ты могущественная. Но я продолжаю побеждать тебя. Я не вижу могущественную колдунью. Вместо неё я вижу дамочку с двумя мёртвыми драконами и плохой причёской.

Конечно, я понимал, что делала Пайпер. Она давала нам время: Мэг, чтобы прийти в сознание, и мне, чтобы найти способ выбраться из персональной тюрьмы-торнадо. Ничто из этого не представлялось вероятным. Мэг продолжала неподвижно лежать там, где упала. А я, пытаясь изо всех сил, не мог прорваться сквозь вихрящегося вентуса.

Медея дотронулась до испорченной причёски, а затем отдёрнула руку.

— Ты никогда не побеждала меня, Пайпер Маклин, — прорычала она. — На самом деле вы сделали мне одолжение, разрушив мой дом в Чикаго в прошлом году. Если бы не это, я бы никогда не встретила своего нового друга здесь, в Лос-Анджелесе. Наши цели замечательно совпадают.

— О, держу пари, — сказала Пайпер. — Ты и Калигула, самый чокнутый римский император в истории? Союз, заключённый в Тартаре. На самом деле, именно туда я и собираюсь тебя отправить.

По другую сторону от обломков колесницы Мэг МакКэффри пошевелила пальцами. Её цветочные беруши закачались, как если бы она сделала глубокий вдох. Я никогда в жизни так не радовался тому, что дикие цветы колышутся в чьих-то ушах.

Я надавил плечом на воздушный поток. У меня всё ещё не получалось пробиться сквозь барьер, но он как будто стал мягче, словно Медея начала терять концентрацию. Вентусы — духи неусидчивые. Без нажима со стороны хозяйки мой тюремщик давно потерял бы ко мне интерес и улетел бы на поиски парочки хороших голубей или пилотов самолёта, чтобы преследовать их.

— Смелые слова, Пайпер, — произнесла колдунья. — Знаешь, Калигула хотел убить тебя и Джейсона Грейса. Так было бы намного проще. Но я убедила его, что будет лучше позволить тебе страдать в изгнании. Мне понравилась мысль о тебе и твоём когда-то знаменитом отце, застрявших на грязной ферме в Оклахоме и постепенно сходящих с ума от скуки и безнадёжности.

Лицевые мышцы Пайпер напряглись. Внезапно она напомнила мне свою мать, Афродиту, всякий раз, когда кто-либо на земле сравнивал свою красоту с её.

— Ты пожалеешь, что позволила мне жить.

— Возможно. — Медея пожала плечами. — Но было забавно наблюдать, как твой мир рушится. А что касается Джейсона, этого прекрасного мальчика с именем моего бывшего мужа…

— Что с ним? — потребовала Пайпер. — Если ты навредила ему…

— Навредила ему? Совсем нет. Представляю, как он сейчас сидит в школе, слушая какую-нибудь скучную лекцию, или пишет эссе, или какой ещё тоскливой работой может заниматься смертный подросток. Последний раз, когда вы оба были в лабиринте… — она улыбнулась. — Да, конечно, я знаю об этом. Мы позволили ему попасть к сивилле. Вы же знаете, что иначе к ней не добраться. Дойти до центра лабиринта можно только с моего позволения, если, конечно, вы не обуты в ботинки императора. — Медея засмеялась так, будто мысль об этом позабавила её. — И, серьезно, они бы не подошли к вашим нарядам.

Мэг попыталась сесть. Её очки скосились набок и держались на кончике носа.

Я ударил локтем свою клетку-циклон. Ветер определенно стал закручиваться медленнее.

Пайпер схватила кинжал:

— Что вы сделали с Джейсоном? Что сказала сивилла?

— Она просто сказала ему правду, — заявила Медея с удовлетворением. — Он хотел узнать, как найти императора. Сивилла рассказала ему. Но она рассказала ему немного больше, как обычно и поступают Оракулы. Правды было достаточно для того, чтобы сломить Джейсона Грейса. Теперь он никому не угрожает. Так же, как и ты.

— Ты заплатишь за это, — сказала Пайпер.

— Чудесно! — Медея потёрла руки. — Я сегодня великодушная, поэтому отвечу на твой вызов. Дуэль только между нами, женщина с женщиной. Выбирай себе оружие. А я выберу своё.

Пайпер заколебалась, очевидно, вспомнив, как ветер отбросил мою стрелу в сторону, и повесила духовую трубку на плечо, оставаясь вооружённой только кинжалом.

— Хорошенькое оружие, — произнесла Медея. — Хорошенькое, как Елена Троянская. Хорошенькое, как ты. Но позволь мне дать тебе совет как женщина женщине. Красота может быть полезной. Но могущество лучше. В качестве своего оружия я выбираю Гелиоса, солнечного титана!

Она подняла руки, и пламя заполыхало вокруг неё.

Глава 18

Воу, Медея!

Горячим дедушкой так

Не швыряются

В ДУЭЛЬНОМ ЭТИКЕТЕ есть важное правило: выбирая оружие для поединка, никак нельзя называть таковым своего дедушку.

Вообще, с огнём я на короткой ноге.

Я с руки кормил солнечных коней расплавленным золотом. Я плавал в кратерах действующих вулканов. (Гефест знает, как замутить шикарную вечеринку в бассейне.) Я чувствовал на себе огненное дыхание гигантов, драконов и даже моей сестры, утром не успевшей почистить зубы. Но ничто из перечисленных мной ужасов не сравнится с чистой сущностью Гелиоса, некогда титана солнца.

Он не всегда был таким отталкивающим. О, в дни своей славы он был душкой! Помню его безбородое лицо, вечно юное и красивое, его тёмные кудри, увенчанные огненной диадемой, такой яркой, что на него нельзя было смотреть дольше мгновения. Его золотые одежды развевались, а скипетр в руке пылал, когда он вышагивал по залам Олимпа, болтая, шутя и бесстыдно заигрывая.

Да, он был титаном, но во время первой войны с Кроносом выступил на стороне богов и вместе с нами сражался с гигантами. Его дух был добрым и щедрым — тёплым, каким и должно быть солнце.

Но с течением времени олимпийцы обретали всё большую власть и почитание среди людей, а память о титанах блекла. Всё реже можно было встретить Гелиоса на Олимпе. Он стал отстранённым, раздражённым, гневным, испепеляющим — а этим качествам солнца радуются куда меньше.

Люди начали заглядываться на меня — блестящего, золотого, сияющего — и связывать меня с солнцем. Разве можно их в этом винить?

Я никогда не просил о такой чести. Я просто проснулся как-то утром и обнаружил, что стал повелителем солнечной колесницы вдобавок к остальным обязанностям. Гелиос же рассеялся, превратившись в смутное эхо, шёпот из глубин Тартара.

Теперь он вернулся. Типа того. И всё благодаря своей злобной внучке-колдунье.

Медею окружил ревущий раскалённый добела вихрь. Я ощутил гнев Гелиоса, его взрывной темперамент, когда-то помогший ему заслужить своё место под солнцем. (Нда, каламбур не очень. Простите.)

Гелиос никогда не был богом на все руки — в отличие от меня, многостороннего и любознательного. Всю свою преданность и сосредоточенность он отдал одному — управлению солнцем. Теперь я понимал, каково ему было, когда его место отошло мне, дилетанту, правящему солнечной колесницей по выходным. Медее должно было быть несложно призвать его силы из Тартара: ей лишь нужно было воззвать к его обиде, желанию отомстить. Гелиос горел желанием разрушить меня, того, кто затмил его. (Нда, ещё один.)

Пайпер Маклин побежала. Тут не стоял вопрос о храбрости или трусости: тело полубога попросту не смогло бы вынести такого жара. Останься Пайпер поблизости от Медеи, она бы сгорела.

Плюс в этом был только один: мой тюремщик вентус исчез. Видимо, Медея не могла управлять одновременно им и Гелиосом. Я заковылял к Мэг, поднял её на ноги и поволок прочь от нарастающей огненной бури.

— О нет, Аполлон! — воскликнула Медея. — Чур не сбегать!

Я дотащил Мэг до ближайшей цементной колонны и укрыл её от прорезавшей парковку стены пламени — резкой, стремительной и смертельной. У меня словно выжгло весь воздух из лёгких, а одежда загорелась. В отчаянии я инстинктивно перекатился и заполз за следующую колонну. Голова кружилась, а от одежды поднимался дымок.

Мэг подобралась ко мне. Она тоже дымилась и была вся красная, но зато живая, а в ушах у неё упрямо гнездились подкопченные люпины. Я всё-таки прикрыл её от самой сильной вспышки жара.

Откуда-то с другой стороны парковки донёсся отдавшийся эхом голос Пайпер:

— Эй, Медея! Ну ты и мазила!

Медея повернулась на звук, и я выглянул из-за колонны. Колдунья стояла, окружённая огнём, и метала волны раскалённого пламени во все стороны, что напоминало спицы, мелькающие вокруг центра колеса. Одна такая спицевидная волна полетела на голос Пайпер.

Пайпер тут же откликнулась:

— О нет! Я начинаю мёрзнуть!

Мэг задёргала меня за руку.

— ЧТО МЫ ДЕЛАЕМ?

Моя кожа по ощущениям напоминала шкурку сваренной сосиски. Кровь у меня в венах пела, и слова этой песни были такие: «ГОРЯЧО, ГОРЯЧО, ГОРЯЧО!»

Я знал, что ещё одна подобная вспышка означает для меня смерть. Но Мэг была права. Надо было что-то делать. Мы не могли позволить Пайпер принимать весь огонь (причём буквальный) на себя.

— Выходи, Аполлон! — издевалась Медея. — Поздоровайся со старым другом! Вместе вы образуете топливо для Нового Солнца!

Новая стена огня на мгновение взметнулась в паре колонн от нас. Сущность Гелиоса не издавала рычания и не пестрила разными цветами; она была призрачно-белой, почти прозрачной, но тем не менее убила бы нас так же верно, как ядерный взрыв. (В целях общественной безопасности подчёркиваю: уважаемые читатели, не ходите на ближайшую АЭС и не стойте в реакторной камере.)

У меня не было стратегии, которая позволила бы нам победить Медею. У меня не было божественных сил, божественной мудрости — ничего, кроме ужасающего ощущения, что, если я переживу это, мне понадобятся новые розовые камуфляжные штаны.

Мэг, должно быть, заметила выражение безысходности у меня на лице.

— СПРОСИ СТРЕЛУ! — проорала она. — Я ОТВЛЕКУ ВОЛШЕБНУЮ ДАМОЧКУ!

Ужасное предложение. Мне захотелось проорать в ответ: «ЧТО?»

Но прежде чем я успел это сделать, Мэг уже умчалась.

Я полез в колчан и вытащил стрелу Додоны.

— О Мудрое Орудие, нам нужна помощь!

— ДЮЖЕ ГОРЯЧО, — заметила стрела. — ИЛИ СИЕ Я ГОРЯЧА?

— Тут колдунья швыряется титаническим жаром! — крикнул я. — Гляди!

Я не был уверен в том, есть ли у стрелы волшебное зрение, радар или ещё какие способы ощущать окружающую обстановку, но я высунул её кончик из-за углы колонны. Пайпер и Мэг играли в опасную игру «собачка» («жареная собачка») со вспышками огня Медеиного дедушки.

— ТЫ ЯКШАЛСЯ С ДУХОВОЙ ТРУБКОЙ?

— Да.

— ПАКОСТЬ! ЛУК И СТРЕЛЫ КУДА КАК БОЛЕЕ ЛЮБЫ!

— Она получероки, — ответил я. — А это традиционное оружие чероки. Теперь ты будешь любезна сказать, как нам победить Медею?

— ХММ, — задумалась стрела. — ТЕБЕ НАДЛЕЖИТ ВЗЯТЬ ДУХОВУЮ ТРУБКУ.

— Но ты только что сказала…

— НЕ НАПОМИНАЙ! С ГОРЕЧЬЮ РЕКУ СИЕ! ТЫ ПОЛУЧИЛ ОТВЕТ!

И стрела замолчала. Раз в жизни я попросил её сказать больше, а она заткнулась. Ну ещё бы.

Я снова сунул её в колчан и подбежал к следующей колонне, используя как укрытие знак «ПОСИГНАЛЬТЕ».

— Пайпер! — крикнул я.

Она была в пяти колоннах от меня.

Она обернулась. Всё в её лице выдавало сильнейшее напряжение; руки казались панцирями вареных лобстеров. Мои знания медицины подсказали мне, что у неё не больше пары часов до того, как наступит тепловой удар — тошнота, головокружение, потеря сознания, возможно, смерть. Но я сосредоточился на этой паре часов. Мне нужно было верить, что мы проживём достаточно, чтобы погибнуть от таких причин.

Я жестом изобразил, как стреляю из духовой трубки и указал в сторону Медеи.

Пайпер уставилась на меня так, словно я свихнулся. Даже если бы Медея не отмахнулась от выстрела порывом ветра, деревянный дротик едва ли мог пережить полёт через обжигающую завесу.

Мне оставалось только пожать плечами и одними губами произнести: «Доверься мне. Я спросил свою стрелу».

Уж не знаю, что подумала об этом Пайпер, но духовую трубку она вытащила.

Тем временем на другой стороне парковки Мэг дразнила Медею в своём фирменном стиле.

— ТУПИЦА! — орала она.

Медея отправила в её сторону вертикальную волну жара, но, судя по направлению огня, она хотела напугать Мэг, а не убить.

— Выйди и прекрати это безумие, милая! — позвала она, вкладывая в эти слова заботу. — Я не хочу навредить тебе, но титана сложно контролировать!

Я стиснул зубы. Слова Медеи слишком напоминали игры Нерона с разумом Мэг, которые удерживали ее на привязи под угрозой его альтер эго, Зверя. Я надеялся лишь, что Мэг не расслышит ни слова благодаря своим тлеющим цветущим берушам.

Стоило Медее в поисках Мэг повернуться к Пайпер спиной, та выступила на открытое место.

И выстрелила.

Дротик пролетел прямо сквозь стену огня и поразил Медею между лопаток. Как? Могу только гадать. Может быть, оружие чероки не подчинялось законам греческой магии. Может, как и небесная бронза, проходящая без вреда сквозь тела простых смертных, не признавая их за достойные мишени, пламя Гелиоса не разменивалось на испепеление ничтожных метательных дротиков.

В любом случае колдунья выгнулась и закричала. Она обернулась, метая взглядами молнии, и, потянувшись назад, вытащила древко.

— Дротик из духовой трубки? — недоверчиво уставилась она на него. — Вы шутите?

Пламя по-прежнему бурлило вокруг неё, но ни всполоха не метнулось в сторону Пайпер. Медея пошатнулась, её глаза скосились.

— Яд? — на грани истерики расхохоталась колдунья. — Вы попытались отравить меня, лучшего в мире знатока ядов? Нет яда, с которым я бы не справилась! Невозможно… — она рухнула на колени. Изо рта у неё потекла зелёная слюна. — Ч-что это за варево?

— Спасибо дедушке Тому, — ответила Пайпер. — Старый семейный рецепт.

Лицо Медеи стало белым, как её огонь. Она с трудом выдавила несколько слов, перемежавшихся с рвотными позывами:

— Думаете… что-то меняет? Мои силы… не призывают Гелиоса… Я его сдерживаю!

Она рухнула на бок. Пламя, вместо того чтобы погаснуть, завихрилось вокруг неё ещё яростнее.

— Бегите, — просипел я. А затем проорал изо всей мочи: — БЕГИТЕ НЕМЕДЛЕННО!

Мы пробежали половину обратного пути до коридора, когда парковка позади превратилась в сверхновую.

Глава 19

Нижнее бельё

Всё в смазке. Не так смешно,

Как это звучит

Я плохо помню, как мы выбрались из лабиринта.

В отсутствие каких-либо доказательств обратного я припишу это своей собственной храбрости и стойкости. Да, должно быть, дело было в них. Я, как избежавший самых яростных вспышек жары, храбро поддерживал Пайпер и Мэг и призывал их идти дальше. Дымясь, едва не теряя сознание, но оставаясь живыми, мы плелись по коридорам, шаг за шагом, пока не достигли лифта. Последним героическим усилием я переключил рычаг, и мы поднялись наверх.

Мы вышли на солнечный свет — обычный солнечный свет, а не злобный мертвенный свет якобы мертвого титана — и повалились на тротуар. Потрясенное лицо Гроувера возникло надо мной.

— Горячо, — простонал я.

Гроувер вытащил свою свирель. Он начал играть, и я потерял сознание.

Во сне я обнаружил, что нахожусь на празднике в древнем Риме. Калигула только что открыл свой новый дворец у подножия холма Палатин, приняв смелое архитектурное решение — разрушить заднюю стену храма Кастора и Поллукса и использовать её как парадный вход. Поскольку Калигула считал себя богом, он не видел в этом никакой проблемы, но римская знать была в ужасе. Это было таким же святотатством, как установить широкоэкранный телевизор на алтаре церкви и устроить вечеринку в честь Суперкубка с вином для причастия.

Это не мешало толпе участвовать в торжествах. Появились даже некоторые боги (под прикрытием). Как мы могли пропустить такую дерзкую, богохульственную вечеринку с бесплатными закусками? В освещенных факелами огромных залах толпились гуляки в костюмах. В каждом углу музыканты исполняли песни со всех концов империи: из Галлии, Испании, Греции, Египта.

Сам я был одет в костюм гладиатора (тогда, с моим божественным телосложением, я отлично выглядел в нем). Я проходил мимо сенаторов, переодетых рабынями, и мимо рабынь, переодетых сенаторами, миновал нескольких призраков в безвкусных тогах и парочку предприимчивых патрициев, которые соорудили первый в мире костюм осла на двух человек.

Лично я не был против кощунственного храма или дворца. В конце концов, храм-то был не мой. И в те первые годы Римской Империи я считал Цезарей оригинально непристойными. Кроме того, зачем нам, богам, наказывать наших главных благодетелей?

Когда императоры увеличивали свое могущество, они увеличивали и наше могущество. Рим распространил наше влияние на немалую часть мира. Теперь мы, олимпийцы, были богами империи! Подвинься, Гор. Даже не думай об этом, Мардук. Для олимпийцев наступило время господства!

Мы не собирались портить себе такую малину просто потому, что императоры стали много о себе воображать, особенно когда они брали пример высокомерия с нас.

Я разгуливал на празднике инкогнито, наслаждаясь пребыванием среди всех этих симпатичных персон, когда наконец появился он: молодой император в золотой колеснице, в которую был запряжен его любимый белый жеребец Инцитат.

Сопровождаемый преторианскими гвардейцами — единственными людьми не в костюмах, — Гай Юлий Цезарь Германик, почти обнажённый, был с головы до ног окрашен в золотой цвет, а его голову венчала корона из солнечных лучей вокруг лба. Очевидно, он изображал меня. Но когда я увидел его, моим первым чувством был не гнев. Это было восхищение. Этот красивый, наглый смертный играл роль идеально.

— Я — Новое Солнце! — провозгласил он, улыбаясь толпе так, словно его улыбка излучала все тепло в мире. — Я Гелиос. Я Аполлон. Я Цезарь. Теперь вы можете греться в моем свете!

Нервные рукоплескания раздались в толпе. Должны ли они падать ниц? Должны ли они смеяться? Это всегда было сложно угадать, имея дело с Калигулой, и, если ты ошибался, ты обычно умирал.

Император выбрался из колесницы. Его коня отвели к столу с закусками, пока Калигула и его стража прокладывали путь сквозь толпу.

Калигула остановился и пожал руку сенатору, переодетому рабом.

— Прекрасно выглядишь, Кассий Агриппа! Так ты будешь моим рабом?

Сенатор склонился.

— Я ваш верный слуга, Цезарь.

— Великолепно! — Калигула повернулся к своим гвардейцам. — Вы слышали этого человека. Теперь он мой раб. Отведите его к моему надсмотрщику. Конфискуйте все его имущество и деньги. Но все же оставьте его семью свободной. Я настроен великодушно.

Сенатор что-то забормотал, но не смог подобрать слова протеста. Двое стражников потащили его прочь, Калигула сказал ему вслед:

— Благодарю за твою верность!

Толпа заволновалась, как стадо коров в бурю. Те, кто стремился вперед, надеясь поймать взгляд императора и, возможно, заслужить его милость, теперь пытались раствориться в гуще людей.

— Все дело в плохой ночи, — прошептал кто-то, предупреждая своих коллег. — У него плохая ночь.

— Марк Фило! — крикнул император, заметив в углу бедного юношу, который пытался спрятаться за двумя людьми в костюме осла. — Иди сюда, подлец!

— Пр-принцепс, — запинаясь, произнес тот.

— Мне понравилась та сатира, которую ты написал обо мне, — сказал Калигула. — Мои стражники нашли ее копию на Форуме и довели до моего сведения.

— С-сир, — сказал Фило. — Это всего лишь легкая шутка. Я не имел в виду…

— Чушь! — Калигула улыбнулся толпе. — Эй, вы, разве Фило не великолепен? Вам понравилась его работа? То, как он описал меня в виде бешеной собаки?

Толпа была на грани окончательной паники. Воздух был так наэлектризован, что я задумался — возможно ли, чтобы мой отец скрытно присутствовал здесь.

— Я обещал, что поэты смогут открыто выражать себя! — объявил Калигула. — Больше никакой паранойи, как при старом Тиберии. Я восхищаюсь твоим серебряным языком[16], Фило. Думаю, каждый должен иметь возможность им восхищаться. Я награжу тебя!

Фило сглотнул.

— Благодарю, владыка.

— Стража, — сказал Калигула. — Уведите его отсюда, вырвите ему язык, окуните в расплавленное серебро и выставьте в Форуме, чтобы каждый мог восхищаться им. В самом деле, Фило — чудесная работа!

Двое преторианцев поволокли визжащего поэта прочь.

— И ты, там! — позвал Калигула.

Лишь тогда я понял, что толпа вокруг меня поредела, оставив меня на виду. Внезапно Калигула оказался прямо передо мной. Его красивые глаза сузились, когда он рассматривал мой костюм, мое божественное телосложение.

— Я тебя не узнаю, — сказал он.

Я хотел заговорить. Я знал, что мне нечего бояться Цезаря. В худшем случае я просто скажу: «Пока!» и исчезну в облаке блёсток. Но, должен признать, в присутствии Калигулы я был охвачен благоговением. Этот молодой человек был необузданным, могущественным, непредсказуемым. От его дерзости у меня перехватило дыхание.

В конце концов я сумел поклониться.

— Я просто актер, Цезарь.

— О, разумеется! — Калигула сиял. — И ты играешь гладиатора. Ты бы сразился до смерти в мою честь?

Мысленно я напомнил себе, что бессмертен. Это немного придало мне уверенности. Я поднял свой гладиаторский меч, который был не чем иным, как бутафорским клинком из мягкого олова.

— Покажи мне моего соперника, Цезарь! — я окинул взглядом всех стоящих и прокричал: — Я уничтожу любого, кто посмеет угрожать моему повелителю!

Чтобы продемонстрировать это, я сделал выпад и ткнул мечом в грудь ближайшего преторианца. Мой меч отскочил от его нагрудного панциря. Я поднял вверх мое смешное оружие, теперь имевшее форму буквы Z.

Последовала опасная тишина. Взгляды всех присутствующих устремились на Цезаря.

Наконец Калигула засмеялся.

— Хорошая работа!

Он похлопал меня по плечу, а потом щелкнул пальцами. Один из его людей слуг прошаркал вперед и вручил мне тяжелый мешочек золота.

Калигула прошептал мне на ухо:

— Теперь я чувствую себя в безопасности.

Император пошел дальше, и окружающие с облегчением засмеялись; некоторые из них бросали на меня завистливые взгляды, будто хотели спросить: «Как ты это сделал?»

После этого я десятилетиями держался от Рима в стороне. Редкий человек может заставить бога нервничать, но Калигула выбил меня из колеи. Он почти стал лучшим Аполлоном, нежели я.

Видение изменилось. Я снова увидел Герофилу, Эритрейскую сивиллу, протягивающую свои скованные руки. Ее лицо освещали красноватые отблески лавы.

— Аполлон, — произнесла она. — Тебе покажется, что это не стоит того. Я и сама не уверена, что стоит. Но ты должен прийти. В их печали ты должен удержать их вместе.

Я погружался в лаву, Герофила все еще звала меня по имени, пока мое тело разрушалось и превращалось в пепел.

И тут я проснулся от собственного крика, лежа на спальном мешке в Цистерне.

Алоэ Вера суетилась вокруг меня. Колючие треугольники ее волос были большей частью отломаны, так что теперь она щеголяла блестящей короткой стрижкой.

— Все хорошо, — уверила она, прикладывая свои холодные ладони к моему горячему лбу. — Ты через многое прошел.

Я осознал, что остался только в нижнем белье. Все мое тело было темно-бордового цвета, обмазанное соком алоэ. Дышать через нос было невозможно. Я дотронулся до него и обнаружил, что в ноздри у меня вставлены маленькие кусочки алоэ.

Я вычихнул их.

— Мои друзья? — спросил я.

Алоэ подвинулась в сторону. За ней, между спальными мешками Пайпер и Мэг, сидел, скрестив ноги, Гроувер Ундервуд; обе девушки спали. Как и я, они были полностью обмазаны чем-то липким. У меня появилась идеальная возможность сфотографировать Мэг с кусочками зелени в ноздрях, чтобы потом этим её шантажировать, но я был слишком рад, что она жива. И да, у меня не было телефона.

— С ними все будет хорошо? — спросил я.

— По сравнению с тобой они были в худшем состоянии, — ответил Гроувер. — Какое-то время они висели на волоске, но всё-таки выкарабкаются. Я дал им нектар и амброзию.

Алоэ улыбнулась.

— А еще мои целительные свойства легендарны. Просто подожди. Они встанут уже к ужину.

Ужин… Я поднял взгляд на темно-оранжевый круг неба. Может, уже вечерело, может, где-то близко были пожары, а, может, и то, и другое.

— Медея? — спросил я.

Гроувер нахмурился.

— Мэг рассказала мне о битве перед тем, как отключилась, но я не знаю, что стало с колдуньей. Я не видел ее.

Я вздрогнул под слоем геля из алоэ. Мне хотелось верить, что Медея умерла во взрыве пламени, но я сомневался, что нам могло так повезти. Было похоже, что пламя Гелиоса не причиняет ей вреда. Возможно, она была невосприимчива от природы. Или, может быть, она наколдовала для себя какую-то магическую защиту.

— А твои друзья-дриады? — спросил я снова. — Агава и Денежное Дерево?

Алоэ и Гроувер обменялись печальными взглядами.

— Может быть, Агава выкарабкается, — сказал Гроувер. — Она впала в спячку, как только мы вернули ее к ее растению. Но Денежное Дерево…

Он покачал головой.

Я едва знал эту дриаду. Несмотря на это, было тяжело услышать о ее смерти. У меня возникло ощущение, словно это я сбрасываю зеленые листочки-монетки с моего тела, теряя при этом ценные кусочки самого себя.

Я подумал о словах Герофилы из моего сна: «Тебе покажется, что это не стоит того. Я и сама не уверена, что стоит. Но ты должен прийти. В их печали ты должен удержать их вместе».

Мне стало страшно от мысли, что смерть Денежного Дерева — лишь небольшая часть той печали, что ожидает нас.

— Мне жаль, — произнес я.

Алоэ похлопала меня по моему склизкому плечу.

— Это не твоя вина, Аполлон. Когда вы нашли ее, она уже была слишком близка к гибели. Если бы только…

Она не дала себе договорить, но я знал, что она имела в виду: «Если бы только у тебя были твои божественные способности». Многое бы изменилось, если бы я был богом, а не самозванцем в этом жалком теле Лестера Пападопулоса.

Гроувер коснулся духовой трубки на боку у Пайпер. Она была вся в дырах и обуглена, возможно, не подлежала восстановлению.

— Тебе стоит знать кое-что еще, — произнес он. — Когда мы с Агавой вынесли Денежное Дерево из лабиринта… Тот охранник с большими ушами… Его не было.

Я задумался.

— Ты имеешь в виду, он умер или превратился в пыль? Или он встал и пошел прочь?

— Я не знаю, — ответил Гроувер. — Что-то из этого кажется похожим на правду?

Ни то, ни другое не было похоже на правду, но я решил, что у нас есть проблемы поважнее, о которых стоит беспокоиться.

— Этой ночью, — сказал я, — когда Пайпер и Мэг проснутся, нам нужно организовать новое собрание с дриадами. Мы собираемся раз и навсегда выбить этот Горящий Лабиринт из игры.

Глава 20

О Муза, дай нам

Восхвалить ботаников!

Они всё растят

НАШ военный совет был больше похож на дрожащий совет.

Благодаря магии Гроувера и постоянному увлажнению (в смысле, вниманию) Алоэ Веры, Пайпер и Мэг пришли в сознание. К ужину наше трио смогло помыться, одеться и даже пройтись без особых вскрикиваний, но мы все еще были сильно ранены. Каждый раз, когда я вставал слишком резко, крошечные золотые Калигулы танцевали перед моими глазами.

Духовая трубка и колчан Пайпер — семейные реликвии, доставшиеся ей от её деда — были приведены в полнейшую негодность. Её волосы опалились. А обгоревшие руки, сверкающие от алоэ, выглядели как совсем недавно глазурованный кирпич. Она позвонила своему отцу, чтобы предупредить его, что останется на ночь у партнёров по школьному проекту, а затем устроилась в одной из кирпичных ниш Цистерны вместе с Мелли и Хеджем, который продолжал настаивать, чтобы та пила больше воды. Малыш Чак сидел у неё на коленях, неотрывно глядя в её лицо, будто оно было самой завораживающей вещью в мире.

Что до Мэг, она угрюмо сидела возле бассейна, опустив ноги в воду и держа тарелку с сырными энчиладами на коленях. На ней была детская голубая футболка из «Милитари-мании Макрона» с улыбающимся мультяшным АК-47 и подписью: «Клуб юных снайперов Шути[17]». Рядом с ней сидела Агава, выглядевшая удручённо, несмотря на то, что новый зелёный шип начал расти там, где отвалилась её засохшая рука. Её друзья-дриады всё время подходили к ней, предлагая удобрения, воду и энчилады, но она мрачно качала головой, уставившись на горсть опавших лепестков денежного дерева в своей ладони.

Денежное Дерево, как мне сказали, посадили на холме со всеми надлежащими дриаде почестями. Все надеялись, что она переродится в новый прекрасный суккулент или, возможно, в белохвостого суслика. Денежное Дерево всегда любила их.

Гроувер выглядел истощённым. Исполнение всей этой лечебной музыки сказалось на нём, не говоря уже о стрессе от возвращения назад в Палм-Спрингс на опасных скоростях в одолженном/немного украденном Бедросян-мобиле с пятью жертвами тяжелых ожогов.

Когда мы все собрались — обменялись соболезнованиями, съели энчилады и обмазались слизью алоэ, — я начал совещание.

— Всё это, — объявил я, — моя вина.

Вы можете представить, как сложно мне было сказать это. Этих слов просто не было в словаре Аполлона. Часть меня надеялась, что собравшиеся здесь дриады, сатиры и полубоги поспешат убедить меня, что я невиновен. Они не сделали этого.

Я продолжил.

— У Калигулы всегда была лишь одна цель: сделать себя богом. Он видел, что его предки обожествлялись после смерти: Юлий, Август, даже отвратительный старый Тиберий. Но Калигула не хотел ждать смерти. Он был первым римским императором, хотевшим стать богом при жизни.

Пайпер оторвалась от игры с маленьким сатиром.

— Калигула сейчас что-то вроде младшего бога, так ведь? Ты сказал, что он и два других императора существуют тысячелетиями. Значит он получил, что хотел.

— Частично, — согласился я. — Но Калигуле недостаточно быть младшим богом. Он всегда мечтал заменить одного из олимпийцев. Он тешил себя мыслью о превращении в нового Юпитера или Марса. В конце концов он решил стать, — я сглотнул кислый привкус во рту, — новым мной.

Тренер Хедж почесал свою козлиную бородку. (Хмм. Если козёл носит козлиную бородку, то это человеческая бородка?)

— Так что? Калигула убивает тебя, надевает бейджик с надписью: «Привет, я Аполлон!» и идёт на Олимп, надеясь, что никто не заметит?

— Это будет хуже, чем просто убийство, — сказал я, — Он поглотит мою сущность вместе с сущностью Гелиоса, чтобы сделать себя новым богом солнца.

Опунция ощетинилась.

— И остальные олимпийцы просто позволят этому случиться?

— Олимпийцы, — сказал я с горечью, — позволили Зевсу лишить меня сил и сбросить на землю. Они сделали за Калигулу половину работы и не станут вмешиваться. Как обычно, они будут ждать, когда герои всё исправят. Если Калигула станет новым богом солнца, я исчезну. Исчезну навсегда. Вот к чему подготавливалась Медея со своим Горящим Лабиринтом. Это огромная кастрюля для супа из солнечного бога.

Мэг сморщила нос.

— Отвратительно.

Впервые я был полностью согласен с ней.

Стоящий в тени Дерево Джошуа скрестил руки.

— Значит, это пламя Гелиоса уничтожает нашу землю?

Я развел руками.

— Ну, люди тоже виноваты. Но помимо обычного загрязнения и изменения климата — да, Горящий Лабиринт стал последней каплей. Всё, что осталось от титана Гелиоса, сейчас носится по этой части Лабиринта под Южной Калифорнией, медленно превращая её в огненную пустыню.

Агава дотронулась до своего покрытого шрамами лица. Когда она взглянула на меня, её взгляд был острым, как её воротник.

— Если Медея преуспеет, вся сила уйдёт Калигуле? Лабиринт перестанет гореть и убивать нас?

Я никогда не считал кактусы исключительно жестокой формой жизни, но когда другие дриады уставились на меня изучающим взглядом, я очень живо представил себе, как они намертво связывают меня подарочными лентами и, прикрепив большую открытку с надписью: «КАЛИГУЛЕ ОТ ПРИРОДЫ», бросают меня на порог императора.

— Ребята, это не поможет, — сказал Гроувер. — Калигула ответственен за то, что сейчас происходит с нами. Ему плевать на духов природы. Вы правда хотите наделить его полной силой солнечного бога?

Дриады забормотали, неохотно соглашаясь. Я сделал мысленную заметку отправить Гроуверу милую открытку на День Козла.

— Ну и что мы будем делать? — спросила Мелли. — Я не хочу, чтобы мой сын рос в горящей пустыне.

Мэг сняла свои очки.

— Мы убьём Калигулу.

Было потрясением слышать, насколько буднично двенадцатилетняя девочка говорит об убийстве. Ещё больше потрясало то, что я сам был склонен с ней согласиться.

— Мэг, — сказал я, — это невозможно. Ты помнишь Коммода. Он был слабейшим их трёх императоров, но лучшее, что мы смогли сделать — это вынудить его покинуть Индианаполис. Калигула гораздо сильнее, он запустил свои корни глубоко в эту землю.

— Мне всё равно, — пробормотала она. — Он сделал больно моему отцу. Он сделал… всё это.

Она широким жестом обвела всю старую цистерну.

— Что ты имеешь в виду под всем этим? — спросил Джошуа.

Мэг бросила на меня взгляд, говоривший: «Твоя очередь».

Снова я вынужден был пересказать все, что видел в воспоминаниях Мэг: Эталес, каким он когда-то был, юридическое и финансовое давление, которое использовал Калигула, чтобы остановить работу Филиппа МакКэффри, то, как Мэг и её отца заставили бежать прямо перед тем, как дом был взорван.

Джошуа нахмурился.

— Я помню сагуаро по имени Геркулес из первой теплицы. Он был старой, крепкой дриадой. Одним из тех, кто пережил пожар в доме. Так до конца и не оправившись от полученных ожогов, он продолжал держаться за жизнь. Он говорил о девочке, которая жила в этом доме, и что он ждёт её возвращения, — Джошуа повернулся к Мэг с изумлением. — Это была ты?

Мэг стёрла слезу со своей щеки.

— Он не выжил?

Джош покачал головой.

— Он умер несколько лет назад. Мне жаль.

Агава взяла Мэг за руку.

— Твой отец был великим героем, — сказала она. — Несомненно, он делал всё, что мог, чтобы помочь растениям.

— Он был… ботаником, — сказала Мэг, и это слово прозвучало так, будто она только что вспомнила его.

Дриады опустили головы. Хедж и Гроувер сняли свои головные уборы.

— Мне интересно, что за большой проект был у твоего отца, — сказала Пайпер, — с этими светящимися семенами. Как Медея назвала тебя… потомок Племнея?

Дриады дружно вздохнули.

— Племней? — спросила Реба. — Тот самый Племней? Мы даже в Аргентине знаем о нём!

Я уставился на неё.

— Знаете?

Опунция фыркнула.

— Да ладно тебе, Аполлон! Ты же бог. Наверняка ты знаешь о великом герое Племнее!

— Эм… — у меня возник соблазн обвинить мою неисправную смертную память, но я был вполне уверен, что никогда не слышал этого имени, даже будучи богом. — Какого монстра он убил?

Алоэ бочком отодвинулась от меня, словно не хотела оказаться на линии огня, когда другие дриады буду стрелять в меня своими шипами.

— Аполлон, — проворчала Реба, — богу исцеления следует знать больше.

— Э, конечно, — согласился я. — Но, эм, кто такой?..

— Как всегда, — пробормотала Пунци. — Убийц помнят как героев. Созидателей забывают. Только мы, духи природы, помним их.

— Племней был греческим царём, — объяснила Агава. — Благородный человек, но его дети были прокляты еще до рождения. Стоило его ребенку заплакать хоть раз до выхода из грудного возраста, он мгновенно умирал.

Я не совсем понял, как это сделало Племнея благородным, но вежливо кивнул.

— Что случилось?

— Он призвал Деметру, — сказал Джошуа. — Богиня лично вырастила его следующего сына, Орфополиса, чтобы он выжил. В благодарность Племней построил храм, посвящённый Деметре. С тех пор его дети посвятили себя служению Деметре. Они всегда были великолепными земледельцами и ботаниками.

Агава сжала руку Мэг.

— Теперь я понимаю, как твой отец смог построить Эталес. Его работа, должно быть, была и впрямь особенной. Помимо того, что он из рода героев Деметры, он ещё и привлёк внимание богини, твоей матери. Для нас большая честь, что ты вернулась домой.

— Домой, — согласилась Опунция.

— Домой, — повторил Джошуа.

Мэг сморгнула слёзы.

Момент казался идеальным для того, чтобы сесть в кружок и спеть песню. Я представил, как дриады обнимают друг друга своими колючими руками и покачиваются, распевая «В саду». Я был даже готов подыграть им на укулеле.

Тренер Хедж вернул нас к суровой реальности.

— Это здорово, — он одобрительно кивнул Мэг. — Малыш, твой отец, должно быть, — просто нечто. Но я не знаю, как это нам поможет, если только он не выращивал какое-то секретное оружие. У нас всё ещё есть император, которого надо убить, и лабиринт, который надо уничтожить.

— Глисон… — упрекнула его Мелли.

— Эй, разве я ошибаюсь?

Никто ему не возразил.

Гроувер печально смотрел на свои копыта.

— В таком случае что нам делать?

— Придерживаться плана, — сказал я. Уверенность в моем голосе, казалось, удивила всех. Меня она точно удивила. — Найти Эритрейскую сивиллу. Она больше, чем просто приманка. Она ключ ко всему. Я в этом уверен.

Пайпер качала малыша Чака, ловившего её перо гарпии.

— Аполлон, мы пытались пройти лабиринт. Ты видел, что произошло.

— Джейсону Грейсу удалось его пройти, — сказал я. — Он нашёл оракула.

Лицо Пайпер помрачнело.

— Возможно. Но если верить Медее, Джейсон нашёл оракула только потому, что Медея этого хотела.

— Она упомянула другой способ пройти по лабиринту, — сказал я. — Обувь императора. Видимо, они позволяют Калигуле ходить там, не подвергаясь опасности. Нам нужна эта обувь. Вот что означало пророчество: «В ботинках вражьих путь пройти успешно».

Мэг вытерла нос.

— Значит, ты говоришь, что нам надо найти жилище Калигулы и украсть его ботинки. Разве мы не можем убить его там, раз уж все равно уже зашли?

Она задала этот вопрос так небрежно, как могла бы спросить: «Не могли бы мы заехать в Таргет[18] по пути домой?»

Хедж ткнул пальцем в МакКэффри.

— Вот это я называю планом. Мне нравится эта девочка.

— Друзья, — сказал я, желая иметь хоть крупицу дара убеждения Пайпер, — Калигула живёт тысячи лет. Он младший бог. Мы не знаем, как убить его так, чтобы он остался мёртвым. Также мы не знаем, как уничтожить лабиринт, и мы уж точно не хотим ухудшить ситуацию, выпустив весь этот божественный жар на поверхность. Нашей первоочерёдной задачей должна быть сивилла.

— Потому что это твоя первоочерёдная задача? — проворчала Пунци.

Я подавил желание закричать: «Ещё бы!»

— В любом случае, — сказал я, — чтобы узнать местоположение императора, нам нужно посоветоваться с Джейсоном Грейсом. Медея сказала, что оракул дал ему информацию о том, как найти Калигулу. Пайпер, отведёшь нас к Джейсону?

Пайпер нахмурилась. Малыш Чак сжал её палец в своём крохотном кулачке, притягивая его опасно близко к своему рту.

— Джейсон живёт в школе-интернате в Пасадене, — наконец сказала она. — Не знаю, послушает ли он меня. Не знаю, поможет ли он. Но мы можем попробовать. Моя подруга Аннабет всегда говорит, что информация — это самое мощное оружие.

Гроувер кивнул.

— Я никогда не спорю с Аннабет.

— Значит, всё улажено, — сказал я. — Завтра мы продолжим наш поиск, выкрав Джейсона Грейса из школы.

Глава 21

Коль есть семена,

Сажай их в сухой камень

Да, я оптимист

Я плохо спал.

Вы удивлены? Я да.

Мне снился один из моих известнейших Оракулов — Дельфийский, но, к сожалению, действие сна происходило не в старые добрые времена, когда меня там встретили бы с цветами, поцелуями, конфетами и моим обычным VIP-столиком в ресторане «Chez Oracle».

Вместо этого передо мной предстали Дельфы современные, без жрецов и молящихся, наполненные отвратительной вонью Пифона — моего давнего врага, вернувшегося в своё древнее логово. Его запах тухлых яиц/протухшего мяса было невозможно забыть.

Я стоял глубоко в пещерах, куда не ступала нога смертного. Издалека доносились два голоса, чьих владельцев было не разглядеть среди вихрящихся вулканических испарений.

— Оно под контролем, — сказал первый высоким, гнусавым голосом императора Нерона.

Второй говоривший зарычал, что звучало так, будто по древним американским горкам цепями тянули в гору вагонетку.

— Мало что было под контролем после того, как Аполлон упал на землю, — сказал Пифон.

От его холодного голоса у меня по телу пробежала дрожь отвращения. Я не видел его, но мог представить его янтарные глаза с золотыми крапинками, его обличье огромного дракона, страшные когти.

— У тебя есть отличная возможность, — продолжил Пифон. — Аполлон слаб. Он смертный. Его сопровождает твоя собственная приёмная дочь. Почему же он ещё не умер?

Голос Нерона стал напряженнее.

— Мы расходимся во мнениях — мои коллеги и я. Коммод…

— Глупец, — прошипел Пифон, — которого заботят только представления. Мы оба это знаем. А твой двоюродный дед Калигула?

Нерон заколебался.

— Он настаивает, чтобы… Ему нужна сила Аполлона. Он хочет, чтобы бывший бог встретил свою судьбу очень, ну, специфическим образом.

Массивная туша Пифона переместилась в темноте — я услышал, как его чешуя трётся об камень.

— Я знаю план Калигулы. Мне интересно, кто кого контролирует? Ты заверял меня…

— Да, — огрызнулся Нерон. — Мэг МакКэффри вернётся ко мне. Она будет служить мне. Аполлон умрёт, как я и обещал.

— Если Калигула преуспеет, — размышлял Пифон, — то соотношение сил изменится. Я бы предпочёл поддерживать тебя, конечно, но если новый бог солнца взойдёт на западе…

— У нас с тобой договор, — зарычал Нерон. — Ты поддержишь меня, когда Триумвират будет контролировать…

— … все источники пророчеств, — согласился Пифон. — Но пока что это не так. Вы проиграли Додону греческим полубогам. Пещера Трофония уничтожена. Я так понимаю, что римляне предупреждены о планах Калигулы на Лагерь Юпитера. У меня нет желания править миром в одиночку. Но если ты подведёшь меня, если мне придётся убить Аполлона самому…

— Я выполню свою часть сделки, — сказал Нерон. — Ты выполнишь свою.

Пифон захрипел, что было злобным аналогом смеха.

— Посмотрим. Следующие несколько дней будут очень поучительными.

Я проснулся, глубоко вздохнув.

И обнаружил себя, дрожащего, в Цистерне в полном одиночестве. Спальные мешки Пайпер и Мэг были пусты. Кристально-голубое небо сияло надо мной. Я бы хотел поверить, что это означало, что лесные пожары взяты под контроль. Но, скорее всего, это значило лишь перемену ветра.

Моя кожа вылечилась за ночь, хотя мне всё ещё казалось, будто меня окунули в жидкий алюминий. Стараясь как можно меньше визжать и кривить лицо от боли, я смог одеться, взять свой лук, колчан и укулеле и забраться по пандусу на склон холма.

У подножия холма я заметил Пайпер, разговаривающую с Гроувером около Бедросян-мобиля. Я осмотрел развалины и увидел Мэг, присевшую рядом с первой разрушенной теплицей.

Подумав о своём сне, я вскипел от злости. Если бы я всё ещё был богом, я бы взревел от неудовольствия и создал новый Большой каньон среди пустыни. Но сейчас я мог только сжимать кулаки до тех пор, пока ногти не поцарапают ладони.

Было и так плохо от того, что трио злых императоров хотело забрать моих Оракулов, мою жизнь, саму мою сущность. Ещё хуже было то, что мой древний враг Пифон отвоевал себе Дельфы и ждал моей смерти. Но идея Нерона использовать Мэг как пешку в своей игре… Нет. Я сказал себе, что никогда не позволю Нерону снова забрать Мэг в его когти. Моя маленькая подруга была сильной. Она стремилась освободиться от ужасного влияния отчима. Мы через слишком многое прошли вместе, чтобы она вернулась к нему.

Слова Нерона всё ещё заставляли меня нервничать: «Мэг МакКэффри вернётся ко мне. Она будет служить мне».

Я задавался вопросом… если мой собственный отец Зевс просто появится передо мной и предложит мне вернуться на Олимп, какую цену я соглашусь заплатить? Оставлю ли я Мэг на произвол судьбы? Брошу ли я полубогов, сатиров и дриад, ставших моими товарищами? Забуду ли я все то плохое, что Зевс сделал мне за все эти века, и проглочу свою гордыню просто для того, чтобы вернуть своё место на Олимпе, достаточно хорошо зная, что я всё ещё буду под его каблуком?

Я был подавлен этими вопросами. И не был уверен, что хотел знать ответы.

Я присоединился к Мэг рядом с разрушенной теплицей.

— Доброе утро.

Она не подняла взгляд, копаясь в обломках. Полурасплавленные поликарбонатовые стены были опрокинуты и отброшены в сторону. Её руки были грязными от того, что она копалась в почве. Около неё стояла запачканная стеклянная банка из-под арахисового масла, а рядом валялась ржавая крышка от неё. В руке Мэг сжимала несколько зеленоватых камешков.

У меня перехватило дыхание.

Нет, это были не камушки. В ладони Мэг лежало семь шестиугольников размером с монетку — зелёные семена, в точности такие же, как и те, что были в воспоминаниях, которыми она поделилась.

— Как? — спросил я.

Она подняла взгляд. Сегодня на ней была надета бирюзовая камуфляжная форма, от чего она выглядела абсолютно другой опасной и пугающей маленькой девочкой. Кто-то протёр её очки (Мэг никогда этого не делала), так что я смог увидеть её глаза. Они сверкали так же сильно и ясно, как стразы в оправе её очков.

— Семена были закопаны, — сказала она. — Я… видела сон о них. Сагуаро Геркулес сделал это, положил их в эту банку прямо перед своей смертью. Он спас семена… для меня, когда придёт нужное время.

Я не знал, что сказать. «Поздравляю. Какие милые семена». Если честно, я мало что знал о том, как растут растения. Но я заметил, что семена не светились, как это было в воспоминаниях Мэг.

— Ты думаешь, что они всё ещё, ну, в хорошем состоянии? — спросил я.

— Вот и выясню, — ответила она. — Я выращу их.

Я осмотрел пустынный холм.

— Ты имеешь в виду здесь? Сейчас?

— Ага. Время пришло.

Как она узнала об этом? Я также не понимал, как выращивание нескольких семян может что-то изменить, когда из-за лабиринта Калигулы горит пол-Калифорнии.

С другой стороны, сегодня мы пойдём в очередной поиск в надежде найти дворец Калигулы без всяких гарантий, что вернёмся живыми. Возможно, другого времени у нас просто не будет. И если от этого Мэг будет лучше, то почему бы и нет?

— Чем я могу помочь? — спросил я.

— Сделай лунки, — и, будто мне были нужны дополнительные указания, она добавила: — В земле.

Я справился с этим с помощью наконечника стрелы, сделав семь маленьких ямок в пустынной каменистой почве. Я не мог не думать о том, что эти лунки для семян не выглядели очень удобными для прорастания.

Мэг принялась помещать свои зелёные шестиугольники в их новые дома, а меня отправила набрать воды из колодца Цистерны.

— Она должна быть именно оттуда, — предупредила она. — Большую полную чашку.

Спустя несколько минут я вернулся с пластиковой чашкой размера «Большой Мачо» из «Enchiladas del Rey». Мэг чуть-чуть полила своих свежепосаженных друзей.

Я ожидал чего-нибудь драматичного. В присутствии Мэг я привык к взрывам семян чиа, демоническим персиковым детям и мгновенно вырастающим стенам из клубники.

Земля не шелохнулась.

— Думаю, нужно немножко подождать, — сказала Мэг.

Она обхватила руками колени и направила взгляд на горизонт.

Солнце пылало на востоке. Оно встало сегодня, как вставало всегда, но уже без моей помощи. Ему было все равно, управляю ли я солнечной колесницей и бушует ли Гелиос в туннелях под Лос-Анджелесом. Не важно, во что верят люди; вселенная не останавливалась, и солнце продолжало свое обычное движение. При других обстоятельствах это бы меня успокоило, но в тот момент равнодушие солнца показалось мне жестоким и оскорбительным. Через каких-то пару дней Калигула может стать богом солнца. Можно было бы предположить, что солнце откажется вставать и садиться под таким злобным руководством, но, к моему неприятному удивлению, дни и ночи не собирались прекращать сменять друг друга.

— Где она? — спросила Мэг.

— Кто? — я моргнул.

— Если моя семья так важна ей… Тысячи лет благословения и всё такое, так почему же она ни разу не?..

Она махнула в сторону огромной пустыни, как если бы хотела сказать: «Так много земли, так мало Деметры».

Она спрашивала, почему же ее мать никогда не приходила к ней, почему же Деметра позволила Калигуле уничтожить работу ее отца, почему дала Нерону вырастить ее в своем проклятом императорском дворце в Нью-Йорке.

Я не мог ответить ей. Или наоборот, как бывший бог, я смог бы найти несколько возможных ответов, но ни один из них не помог бы Мэг почувствовать себя лучше. Деметра была слишком занята, решая проблемы с посевом культур в Танзании. Деметра отвлеклась на изобретение нового вида сухих завтраков. Деметра забыла о твоем существовании.

— Я не знаю, Мэг, — произнес я. — Это… — я указал на семь маленьких мокрых кружочков в земле. — Это то, чем твоя мама может гордиться. Вырастить что-то там, где это невозможно. Упорно продолжаешь создавать жизнь. Это по-глупому оптимистично. Деметра бы оценила.

Мэг посмотрела на меня, будто решая, поблагодарить меня или стукнуть. Я успел привыкнуть к этому взгляду.

— Идем, — наконец сказала она. — Может, семена прорастут, пока нас не будет.

Мы втроём — Мэг, Пайпер и я — забрались в Бедросян-мобиль.

Гроувер решил остаться — возможно, чтобы сплотить деморализованных дриад, хотя я думаю, что он просто устал от смертельно опасных вылазок со мной и Мэг. Тренер Хедж предложил свою компанию, но Мелли быстро аннулировала предложение. Что касается дриад, никто не горел желанием стать нашим растением-щитом после случившегося с Агавой и Денежным Деревом. Трудно было их в этом винить.

По крайней мере, Пайпер согласилась сесть за руль. Если нас остановят за вождение угнанной машины, она сможет применить чары, чтобы избежать ареста. Вот я со своей удачей наверняка угодил бы за решётку, а с лицом Лестера фото для полицейских файлов получились бы не ахти.

Мы повторили свой вчерашний маршрут — та же жаркая местность, то же небо, затянутое дымом, те же пробки. Прямо живое воплощение калифорнийской мечты.

Никто из нас не хотел разговаривать. Пайпер не сводила глаз с дороги, наверняка думая о предстоящей неприятной встрече со своим бывшим, которого она оставила при неловких обстоятельствах. (О, как же я её понимаю).

Мэг рассматривала узоры на своих камуфляжных штанах. Я предположил, что она думает о последнем ботаническом проекте отца и о том, почему Калигула счёл его угрожающим. Сложно было поверить, что вся жизнь Мэг перевернулась из-за семи зеленых семян. С другой стороны, она была дочерью Деметры. Когда дело касается богини растений, то, что сначала кажется незначительным, может в итоге оказаться очень важным.

«Маленький росток, — говорила мне Деметра, — вырастает в вековой дуб».

Что касается меня, я не испытывал нехватку проблем, над которыми нужно было подумать.

Пифон ждал. Я чувствовал, что однажды мне придется встретиться с ним. Если каким-то чудом я переживу все заговоры императоров, одержу победу над Триумвиратом, освобожу оставшихся оракулов и самостоятельно приведу в порядок мир смертных, я все равно буду должен найти способ отобрать власть над Дельфами у моего самого древнего врага. Только потом Зевс, может, позволит мне снова стать богом. Потому что Зевс такой вот клёвый. Спасибо, папочка.

Тем временем я должен был разобраться с Калигулой. Я должен был помешать ему сделать меня секретным ингредиентом своего супа из бога солнца. И я должен был сделать это без своих божественных способностей. Мои навыки стрельбы ухудшились. Мои пение и игра не стоили и оливковой косточки. Божественные силы? Харизма? Блеск? Магия огня? НИЧЕГО.

Моя самая унизительная мысль: Медея схватит меня, попытается отобрать мои божественные способности и обнаружит, что на самом деле у меня их нет.

«Что это? — закричит она. — Здесь нет ничего, кроме Лестера!»

А потом она просто убьет меня.

Пока я размышлял обо всех этих веселых возможностях, мы проезжали Пасадинскую долину.

— Этот город мне никогда не нравился, — проворчал я. — Он напоминает мне об игровых шоу, безвкусных парадах и бывших киноактрисах-пьяницах с искусственным загаром.

Пайпер кашлянула.

— Если хочешь знать, мама Джейсона родом отсюда. Она погибла здесь в автомобильной аварии.

— Мне жаль. Что она сделала?

— Она была бывшей киноактрисой-пьяницей с искусственным загаром.

— Ох, — я дождался, пока кольнувшее смущение исчезнет. На это потребовалось несколько миль. — Так с чего Джейсон вдруг захотел пойти в местную школу?

Пайпер сжала руль.

— После того как мы расстались, он перевелся в мужскую школу-интернат на холмах. Вы увидите. Думаю, ему захотелось чего-нибудь другого, чего-нибудь тихого и непривычного. Без драмы.

— Значит, он будет рад видеть нас, — пробормотала Мэг, смотря в окно.

Мы ехали по холмам над городом. Дома становились все более и более впечатляющими по мере того, как мы поднимались выше. Но деревья начали умирать даже здесь, в Краю Особняков. Ухоженные газоны увядали по краям. Понимание того, что все серьезно, приходит, когда нехватка воды и повышенная температура задевают даже богатые районы. Богачи и боги страдают последними.

Школа Джейсона была на вершине одного из холмов. В растянутом кампусе светлые кирпичные здания переплетались с садиками и затененными акациями аллеями. На въезде на невысокой кирпичной стене висел знак, тонкие бронзовые буковки на котором гласили: «ШКОЛА- ИНТЕРНАТ ЭДГАРТОНА».

Мы припарковали машину на ближайшей улице, используя стратегию Пайпер Маклин: «Если-ее-отбуксируют-просто-попросим-новую».

На входе в школу стоял охранник, но Пайпер сказала ему, что нам было разрешено войти, и он, выглядя чрезвычайно сбитым с толку, согласился, что нам было разрешено войти.

Все классные комнаты выходили во двор. Здесь же в ряд стояли шкафчики учеников. Такая планировка школы вряд ли сработала бы, скажем, в Милуоки в сезон метелей, но ясно говорила о том, что жители Южной Калифорнии принимают свою мягкую стабильную погоду как должное. Я сомневался, что в зданиях были кондиционеры. Если Калигула продолжит поджаривать богов в своем Горящем Лабиринте, школе Эдгартона придется пересмотреть свои взгляды относительно этого.

Как бы Пайпер ни подчёркивала, что держится от Джейсона на расстоянии, она все еще помнила его расписание. Она повела нас прямиком к классу, где проходил его четвёртый урок. Через окно я увидел дюжину учеников. Это были молодые парни в голубых пиджаках, парадных рубашках с красными галстуками, в серых штанах и блестящих ботинках, как юные директора предприятий. Перед классом в кресле директора бородатый учитель в твидовом костюме читал «Юлия Цезаря» в мягком переплёте.

Тьфу. Билл Шекспир. В смысле, да, он был хорош. Но даже он ужаснулся бы тому, сколько часов смертные тратят на то, чтобы вбить его пьесы в головы скучающих подростков, и сколько косяков, твидовых пиджаков, мраморных бюстов и плохих сочинений было вдохновлено даже самыми непопулярными его пьесами. В то же время Кристофер Марло, который жил в ту же эпоху и был куда красивее, оказался не у дел.

Но я отклонился от темы.

Пайпер постучала в дверь и заглянула в класс. Ученики резко перестали выглядеть скучающими. Пайпер сказала что-то учителю, который несколько раз моргнул, а затем махнул рукой парню, сидевшему в среднем ряду.

Через секунду Джейсон Грейс присоединился к нам во дворе.

Я видел его всего несколько раз — когда он был претором в лагере Юпитера; еще один раз, когда он был на Делосе; и потом, когда мы сражались бок о бок против гигантов в Парфеноне.

Сражался он вполне неплохо, но я бы не сказал, что уделял ему какое-то особое внимание. Тогда я еще был богом. Джейсон был всего лишь одним из полубогов на Арго II.

Сейчас в своей школьной форме он выглядел довольно впечатляюще. Его светлые волосы были коротко пострижены, голубые глаза сверкали за очками в черной оправе. Джейсон закрыл за собой дверь класса, сунул книги подмышку и выдавил улыбку; при этом бледный шрамик в уголке его губ дёрнулся.

— Пайпер. Привет.

Интересно, как Пайпер удавалось выглядеть такой спокойной. Я прошел через кучу сложных расставаний. Со временем это не становилось легче, а у Пайпер не было возможности обратить своего бывшего в дерево или просто подождать, пока его короткая смертная жизнь закончится, чтобы только потом вернуться на землю.

— Да, привет, — произнесла она с легким намеком на напряжение в голосе. — Это…

— Мэг МакКэффри, — произнес Джейсон. — И Аполлон. Я ждал вас, ребята.

Он не выглядел ужасно обрадованным из-за этого. Он сказал это так, как кто-нибудь может сообщить: «Я ждал результатов моего срочного сканирования мозга».

Мэг смерила взглядом Джейсона, как будто нашла его очки куда хуже своих.

— Да?

— Да, — Джейсон посмотрел по сторонам. — Давайте зайдем ко мне в комнату. Здесь небезопасно.

Глава 22

Мой школьный проект?

Игра «Монополия.

Языческий храм»

НАМ пришлось пройти мимо учителя и двух сторожей, но, благодаря чарам Пайпер, они все согласились, что для нас четверых (включая двух девушек) абсолютно нормально проскользнуть в общежитие в учебные часы.

Когда мы добрались до комнаты Джейсона, Пайпер остановилась перед дверью.

— Что ты имеешь в виду под «небезопасно»?

Джейсон посмотрел поверх её плеча.

— Монстры проникли в преподавательский состав. Я слежу за учителем гуманитарных наук. Уверен, что она эмпуса. Мне уже пришлось убить своего учителя по матанализу, потому что он был блеммией.

Из уст смертного такие слова наводили бы на мысли об одержимом, жаждущем крови параноике. Из уст полубога это звучало как описание обычной недели.

— Блеммии, да? — Мэг вновь изучила Джейсона, как будто придя к выводу, что его очки, возможно, не такие уж и плохие. — Ненавижу блеммий.

Джейсон ухмыльнулся.

— Заходите.

Я бы назвал его комнату спартанской, но я видел комнаты настоящих спартанцев. Им спальня Джейсона показалась бы до смешного комфортной.

На пятидесяти квадратных футах располагались книжный шкаф, кровать, стол и платяной шкаф. Единственной роскошью было открытое окно, из которого открывался вид на каньоны и доносился теплый аромат гиацинта. (Почему это должен быть именно гиацинт? Моё сердце всегда разбивается, когда я чувствую этот запах, даже спустя тысячи лет.)

На стене Джейсона висела рамка с фотографией его сестры Талии, улыбающейся в камеру, с луком за спиной, в то время как её волосы развевались на ветру. За исключением ярко-голубых глаз, она ничем не напоминала своего брата.

Впрочем, никто из них не выглядел похожим и на меня, а я, будучи сыном Зевса, технически был их братом. И я флиртовал с Талией, которая… фу-у. Будь ты проклят, отец, за то, что у тебя так много детей! Из-за этого мои попытки сходить на свидание с каждым тысячелетием все больше и больше напоминают минное поле.

— Кстати, твоя сестра передаёт привет, — сказал я.

Глаза Джейсона просветлели.

— Ты видел её?

Я пустился в пересказ наших приключений в Индианополисе: Вэйстейшн, император Коммод, охотницы Артемиды, спускающиеся на футбольный стадион, чтобы спасти нас. Затем я сдал немного назад и рассказал о Триумвирате и о обо всех унижениях, которые я перенес с тех пор, как вылез из того мусорного бака на Манхэттене.

Тем временем Пайпер сидела, скрестив ноги, на полу, спиной к стене, как можно дальше от более удобной для сидения кровати. Мэг стояла у стола Джейсона, рассматривая что-то вроде школьного проекта в виде куска пенопласта, усеянного маленькими пластиковыми коробочками, которые, возможно, изображали здания.

Когда я походя упомянул, что Лео жив, здоров и в настоящее время выполняет миссию в Лагере Юпитера, все электрические розетки в комнате заискрились. Джейсон посмотрел на Пайпер, ошёломлённый.

— Знаю, — сказала она. — После всего, через что мы прошли.

— Я не могу даже… — Джейсон тяжело сел на свою кровать. — Я даже не знаю, смеяться или кричать.

— Не ограничивай себя, — проворчала Пайпер. — Сделай и то, и другое.

Мэг окликнула нас со своего места у стола.

— Эй, что это?

Джейсон покраснел.

— Персональный проект.

— Храмовая гора, — подсказала Пайпер, старательно не выражая эмоций. — В Лагере Юпитера.

Я пригляделся. Пайпер была права. Я узнал композицию из храмов и святилищ, в которых полубоги Лагеря Юпитера почитали древних божеств. Каждое здание было представлено маленькой пластиковой коробочкой, приклеенной к доске, название каждого святилища было написано тут же, на пенопласте. Джейсон даже обозначил линии рельефа, показывая топографические уровни горы.

Я нашёл свой храм: «АПОЛЛОН», изображённый в виде красного пластикового здания. Оно даже близко не напоминало свой прототип, с его золотой крышей и филигранными платиновыми узорами, но я не хотел придираться.

— Это дома из «Монополии»? — спросила Мэг.

Джейсон пожал плечами.

— Я, типа, использовал то, что у меня было — зелёные дома и красные отели.

Я посмотрел на доску, прищурившись. Я достаточно давно не нисходил на Храмовую гору в лучах славы, но, казалось, свободного места на макете было меньше, чем на настоящей горе. Там были как минимум двадцать маленьких меток, которые я не мог опознать.

Я наклонился и прочитал некоторые сделанные от руки подписи.

— Кимополея? Боги, я не вспоминал о ней веками! Почему римляне построили ей святилище?

— Ещё не построили, — сказал Джейсон, — Но я дал ей обещание. Она… помогла нам в нашем путешествии в Афины.

По тому, как он это сказал, я решил, что он имел в виду: «Она согласилась не убивать нас», что было гораздо более похоже на Кимополею с ее характером.

— Я сказал ей, что прослежу, чтобы никто из богов и богинь не был забыт, — продолжил Джейсон, — ни в Лагере Юпитера, ни в Лагере Полукровок. Чтобы у всех было что-то вроде алтаря в обоих лагерях.

Пайпер посмотрела на меня.

— Он проделал огромную работу над своими эскизами. Видели бы вы его скетчбук.

Джейсон нахмурился, явно не понимая, хвалит ли его Пайпер или критикует. В воздухе витал запах электричества.

— Ну, — наконец сказал он, — эскизы ничего нам не дадут. Мне надо, чтобы Аннабет помогла с настоящими чертежами.

— Почитание богов — благородное стремление, — сказал я. — Ты должен гордиться.

Джейсон не выглядел гордым. Он выглядел обеспокоенным. Я вспомнил, что сказала Медея о новостях оракула: «Правды было достаточно, чтобы сломать Джейсона Грейса». Он не казался сломленным. Впрочем, и я не казался Аполлоном.

Мэг наклонилась ближе к экспозиции.

— Почему Потина получила дом, а Квирин — отель?

— В этом нет никакой логики, — признался Джейсон. — Я просто использовал метки, чтобы указать расположение.

Я нахмурился. Я был уверен, что получил отель, а Арес — дом, потому что я был более значимым.

Мэг постучала по метке своей матери.

— Деметра крутая. Тебе следует расположить всех крутых богов возле неё.

— Мэг, — упрекнул я, — мы не можем классифицировать богов по крутости. Это приведёт ко множеству споров.

Кроме того, я подумал, что каждый захотел бы быть рядом со мной. Затем я с горечью задался вопросом, будет ли это все еще правдиво, когда и если я вернусь на Олимп. Или время, проведенное в теле Лестера, навсегда оставит на мне клеймо бессмертного неудачника?

— В любом случае, — вмешалась Пайпер, — причина, по которой мы пришли: горящий лабиринт.

Она не обвинила Джейсона в том, что он скрыл информацию. Не рассказала ему то, что говорила Медея. Она просто изучала его лицо, желая увидеть его реакцию.

Джейсон сплёл свои пальцы. Он смотрел на гладиус в ножнах, прислоненный к стене рядом со стиком для лакросса[19] и теннисной ракеткой. (Эти модные школы-интернаты на самом деле предлагают полный диапазон внешкольных занятий.)

— Я не всё тебе рассказал, — признал Джейсон.

Молчание Пайпер, казалось, было ещё более могущественным, чем её чарующий голос.

— Я-я достиг сивиллы, — продолжил Джейсон. — Я даже не могу объяснить как. Я просто наткнулся на эту огромную комнату с огненным бассейном. Сивилла… стояла напротив меня на каменной платформе, её руки были скованы огненными кандалами.

— Герофила, — сказал я. — Её зовут Герофила.

Джейсон моргнул, как будто до сих пор мог ощущать жар и пепел комнаты.

— Я хотел освободить её, — сказал он. — Разумеется. Но она сказала мне, что это невозможно. Это должен быть… — он указал на меня. — Она поведала мне, что это ловушка. Весь лабиринт. Для Аполлона. Она сказала, что рано или поздно вы придёте ко мне. Ты и она — Мэг. Герофила сказала, что я ничего не смогу сделать, кроме как помочь вам, если вы попросите. Она попросила передать тебе, Аполлон… ты должен спасти её.

Конечно, я всё это знал. В моих снах я видел и слышал то же самое. Но услышать это от Джейсона в реальности было хуже.

Пайпер облокотила голову о стену. Она уставилась на мокрое пятно на потолке.

— Что ещё сказала Герофила?

Лицо Джейсона напряглось.

— Пайпс… Пайпер, понимаешь, извини, что не сказал тебе. Просто…

— Что ещё она сказала? — повторила Пайпер.

Джейсон взглянул на Мэг, затем на меня, возможно, в поисках моральной поддержки.

— Сивилла сказала мне, где я смогу найти императора, — сказал он. — Ну, более или менее. Она объяснила, что Аполлону будет нужна информация. Ему будет нужна… пара ботинок. Я знаю, что это не имеет смысла.

— Я боюсь, что имеет, — сказал я.

Мэг пробежалась пальцами по пластиковым крышам домиков на карте.

— Мы можем убить императора, пока будем красть его ботинки? Сивилла ничего об этом не говорила?

Джейсон покачал головой.

— Она сказала только то, что Пайпер и я… мы больше не смогли бы сделать ничего своими усилиями. Это должен быть Аполлон. Если бы мы попробовали… Это было бы слишком опасно.

Пайпер сухо рассмеялась. Она вскинула руки, будто делая подношение мокрому пятну.

— Джейсон, мы в буквальном смысле прошли через всё вместе. Я даже не могу сосчитать, сколько опасностей мы повстречали, сколько раз были на волосок от смерти. И сейчас ты говоришь, что соврал мне… ради чего? Чтобы защитить меня? Чтобы не дать мне и дальше преследовать Калигулу?

— Я знал, что ты бы это сделала, — пробормотал он. — Без разницы, что сказала сивилла.

— Тогда это был бы мой выбор, — сказала Пайпер. — Не твой.

Он несчастно закивал.

— А я бы настоял на том, чтобы пойти с тобой, не важно, каким бы был риск. Но то, какие у нас были отношения… — он пожал плечами. — Работать в команде было сложно. Я подумал… Я решил подождать, пока Аполлон найдёт меня. Я совершил ошибку, не сказав тебе. Прости.

Он уставился на свою модель Храмовой горы, как будто пытаясь выяснить, где поставить храм богу ужасных чувств из-за неудавшихся отношений. (О, подождите. Он у него уже был. Храм Афродиты, мамы Пайпер.)

Пайпер глубоко вздохнула.

— Это касается не только меня и тебя, Джейсон. Сатиры и дриады умирают. Калигула планирует превратить себя в нового бога солнца. Сегодня новолуние, и Лагерь Юпитера под большой угрозой. В это время Медея находится в этом лабиринте, разбрасываясь повсюду огнём титана…

— Медея? — Джейсон сел прямо. Лампочка в светильнике на его столе взорвалась, рассыпав осколки стекла на его диораму. — Подожди. Каким образом Медея связана с этим? При чем тут новолуние и Лагерь Юпитера?

Я думал, что Пайпер откажется делиться информацией, просто в отместку, но она не стала. Она рассказала ему о пророчестве из Индианы, которое предсказывало, что Тибр наполнится телами. Затем она объяснила кулинарный проект Медеи с её дедушкой.

Джейсон выглядел так, словно наш отец только что ударил его молнией.

— Я и понятия не имел об этом.

Мэг скрестила руки.

— Так ты собираешься нам помочь или нет?

Джейсон изучающе посмотрел на неё, очевидно, пребывая в сомнениях насчет того, как относиться к этой пугающей маленькой девочке в бирюзовом камуфляже.

— К-конечно, — сказал он. — Нам нужна машина. Мне также необходима причина покинуть кампус.

Он с надеждой взглянул на Пайпер.

Она поднялась.

— Хорошо. Я пойду в учительскую и договорюсь. Мэг, идём со мной, просто на случай, если мы наткнёмся на эту эмпусу. Встретимся у главного входа, мальчики. И, Джейсон?..

— Да?

— Если ты ещё что-то скрываешь…

— Верно. Я-я всё понял.

Пайпер развернулась и удалилась из комнаты. Мэг посмотрела на меня взглядом, говорящим: «Ты уверен насчёт этого?»

— Иди, — сказал я ей. — Я помогу Джейсону собраться.

Когда девочки ушли, я повернулся, чтобы поговорить с Джейсоном Грейсом по душам, как один сын Зевса/Юпитера с другим.

— Хорошо, — сказал я. — Что на самом деле рассказала тебе сивилла?

Глава 23

Денёк сегодня

Здесь выдался прекрасный…

Нет, если честно

ДЖЕЙСОН помедлил с ответом.

Он снял пиджак и повесил его в шкаф. Развязал галстук и перекинул его через крючок для пальто. Я вспомнил своего старого друга, Фреда Роджерса, ведущего детских телепередач, который излучал такую же спокойную сосредоточенность, когда вешал рабочую одежду. Фред разрешал мне перекантоваться у него на диване всякий раз, когда у меня был плохой день в качестве бога поэзии. Он ставил передо мной тарелку с печеньем и стакан молока и пел мне серенады до тех пор, пока я не начинал чувствовать себя лучше. Особенно мне нравилась песня «Ты тот, кто мне нравится». О, я скучаю по этому смертному!

Наконец, Джейсон повязал ножны с гладиусом. В своих очках, рубашке, слаксах, лоферах и с мечом он стал меньше похож на мистера Роджерса и больше на хорошо вооруженного помощника адвоката.

— Почему ты думаешь, что я что-то скрыл? — спросил он.

— Прошу, — сказал я. — Не пытайся быть уклончивым по части пророчеств с богом по части уклончивых пророчеств.

Джейсон вздохнул. Он закатал рукава, обнажая римскую татуировку на внутренней стороне предплечья: молния, символ нашего отца.

— Во-первых, это было не совсем пророчество. Больше напоминало серию вопросов для викторины.

— Да. Герофила так делится информацией.

— И ты знаешь, какие обычно бывают пророчества. Даже если оракул дружелюбный, они всё равно с трудом расшифровываются.

— Джейсон…

— Ладно, — сдался юноша. — Сивилла сказала… Она сказала, если мы с Пайпер пойдём к императору, один из нас умрёт.

Умрёт. Это слово с грохотом упало между нами, как огромная выпотрошенная рыба.

Я ждал объяснений. Джейсон уставился на свою пенопластовую Храмовую Гору, будто пытаясь материализовать её силой воли.

— Умрёт, — я повторил.

— Да.

— Не исчезнет, не не вернётся обратно, не потерпит поражение?

— Нет. Умрёт. Или, если точнее, слово из пяти букв, начинающееся с У.

— Тогда не уголь, — предположил я. — И не укроп.

Идеальная блондинистая бровь поднялась над оправой очков Джейсона:

— Если вы отправитесь искать императора, один из вас укроп? Нет, Аполлон, этим словом было «умрёт».

— Всё равно, это может обозначать многое. Например, путешествие в Царство Мертвых. А также может означать смерть как у Лео, где вы потом возвращаетесь к жизни. Или…

— А теперь уклончив ты, — сказал Джейсон. — Сивилла имела в виду смерть. Окончательную. Реальную. Бесповоротную. И ты должен быть там. Вот что она сказала. Если, конечно, у тебя нигде в карманах не завалялся лишний пузырёк с лекарством целителя…

Он отлично знал, что не завалялся. Лекарство целителя, которое вернуло Лео Вальдеса к жизни, можно было взять только у моего сына Асклепия, бога медицины. И поскольку Асклепий хотел избежать глобальной войны с Аидом, он очень редко выдавал бесплатные образцы. Ну как редко? Никогда. Лео был первым счастливчиком за четыре тысячи лет. И, скорее всего, последним.

— Тем не менее…

Я пытался подобрать альтернативные теории и лазейки. Я ненавидел мысль об окончательной смерти. И, будучи бессмертным, я делал это в силу личных убеждений. Каким бы хорошим ни было ваше загробное существование (а чаще всего оно не было хорошим вообще), жизнь всё равно лучше. Тепло настоящего солнца, яркие краски наземного мира, угощения… Серьезно, даже Элизиуму было нечем крыть.

Пристальный взгляд Джейсона был неумолим. Я заподозрил, что за недели, прошедшие с его разговора с Герофилой, он мысленно проиграл уже каждый сценарий. Он отлично прошёл стадию переговоров в процессе принятия этого пророчества. Он осознал, что смерть есть смерть, так же, как Пайпер Маклин осознала, что Оклахома есть Оклахома.

Мне это не нравилось. Спокойствие Джейсона снова напомнило мне Фреда Роджерса, но теперь это раздражало. Как мог человек быть постоянно таким смирившимся и уравновешенным? Иногда мне хотелось, чтобы он взбесился, закричал и кинул свои лоферы через всю комнату.

— Предположим, что ты прав, — сказал я. — Ты не рассказал Пайпер правду, потому что?..

— Ты же знаешь, что случилось с её отцом, — Джейсон изучал мозоли на руках, доказывающие, что он не давал своему умению владеть мечом атрофироваться. — В прошлом году, когда мы спасли его от огненного гиганта на горе Диабло… Рассудок мистера Маклина не был в порядке. А теперь, после банкротства и всего этого, можешь ли ты представить, что с ним будет, если он потеряет еще и свою дочь?

Я вспомнил растрёпанную кинозвезду, бродящую по подъездной дорожке в поисках воображаемых монет.

— Да, но ты не можешь знать, каким образом пророчество сбудется.

— Я не позволю ему сбыться посредством смерти Пайпер. Она и её отец в конце недели должны покинуть город. На самом деле она… Не знаю, является ли «рада» правильным словом, но для неё будет облегчением выбраться из Лос-Анджелеса. С тех пор как мы знакомы, её самым заветным желанием было проводить больше времени с отцом. А теперь у них появится шанс начать сначала. Она сможет помочь отцу найти покой. Может, найдёт покой и для себя.

В его голосе слышались то ли вина, то ли сожаление, то ли страх.

— Ты хотел благополучно вывезти её из города, — понял я. — А затем ты собирался найти императора самостоятельно.

Джейсон пожал плечами:

— Ну, с тобой и Мэг. Я знал, что вы придёте ко мне. Герофила предупредила меня об этом. Если бы только вы просто подождали ещё неделю…

— Что теперь? — требовательно спросил я. — Ты позволишь нам торжественно проводить тебя к твоей смерти? Как это отразится на покое Пайпер, когда она узнает?

Уши Джейсона покраснели. И это напомнило мне, как он юн, не старше семнадцати. Старше моего смертного воплощения, да, но не намного. Этот молодой человек потерял свою мать. Он пережил суровое обучение Лупы, богини-волчицы. Вырос в дисциплине Двенадцатого легиона в лагере Юпитера. Сражался с титанами и гигантами. Помог спасти мир по крайней мере дважды. Но по смертным стандартам он даже не считался взрослым. Он ещё не мог голосовать или пить.

Несмотря на его опыт, было ли справедливым с моей стороны ожидать от него логического мышления и ясного представления о чувствах других в процессе обдумывания собственной смерти?

Я попытался смягчить свой голос.

— Ты не хочешь, чтобы Пайпер умерла. Я понимаю это. Она не хочет, чтобы ты умер. Но избежать пророчеств никогда не получается. А хранить секреты от друзей, особенно секреты, касающиеся смерти… вообще никогда не получится. Это будет нашей задачей — вместе столкнуться с Калигулой, украсть ботинки этого одержимого убийствами маньяка и уйти прочь без всяких слов из шести букв, начинающихся на «С».

Шрам в уголке рта Джейсона дёрнулся.

— Сырник?

— Ты ужасен, — сказал я, но напряжение между лопаток спало. — Ты готов?

Он взглянул на фото своей сестры Талии, затем на модель Храмовой Горы.

— Если со мной что-нибудь случиться…

— Прекрати.

— Если будет так, если я не смогу сдержать своё обещание Кимополее, отнесёшь мой проект в Лагерь Юпитера? Блокноты с набросками новых храмов в обоих лагерях здесь, на полке.

— Ты их сам отнесёшь, — настаивал я. — Твои новые храмы будут прославлять богов. Это слишком хороший проект, чтобы потерпеть неудачу.

Он убрал осколок от лампочки с крыши отеля Зевса.

— Быть хорошим не всегда помогает. Например, то, что случилось с тобой. Ты разговаривал с отцом с тех пор, как?..

Он проявил порядочность, не сказав: «С тех пор, как ты приземлился на мусор в виде дряблого шестнадцатилетнего подростка с отсутствием положительных качеств».

Я сглотнул, почувствовав медный привкус во рту. Из глубин моей маленькой памяти смертного прогрохотали слова отца: «ТВОЯ ВИНА. ТВОЁ НАКАЗАНИЕ».

— Зевс не разговаривал со мной с тех пор, как я стал смертным, — сказал я. — До этого момента мои воспоминания нечёткие. Я помню битву в Парфеноне прошлым летом. Я помню, как Зевс вырубил меня. После этого и вплоть до того момента, как я проснулся, стремительно падая вниз по небу в январе, — пустота.

— Мне знакомо это чувство, когда у тебя забрали шесть месяцев твоей жизни, — он посмотрел на меня взглядом, полным боли. — Мне жаль, что я не смог сделать большего.

— А что ты мог сделать?

— Я имею в виду в Парфеноне. Я попытался вразумить Зевса и сказал ему, что он был не прав, наказывая тебя. Он не послушал.

Я в оцепенении уставился на него. Всё, что осталось от моего природного красноречия, комом застряло у меня в горле. Джейсон Грейс сделал что?

У Зевса было много детей, а значит, у меня было много сводных братьев и сестёр. За исключением моей сестры-близнеца Артемиды, я никогда не чувствовал близости с ними. Конечно, у меня никогда не было брата, защищавшего меня перед отцом. Мои олимпийские братья скорее предпочли бы отвлечь гнев Зевса от себя, крикнув: «Это сделал Аполлон!»

Этот молодой полубог заступился за меня. У него не было причин делать это. Он едва знал меня. Но он рискнул собственной жизнью и столкнулся с яростью Зевса.

Моей первой мыслью было закричать: «ТЫ СУМАСШЕДШИЙ?»

Затем мне в голову пришли более подходящие слова.

— Спасибо тебе.

Джейсон взял меня за плечи, не из злости, не пытаясь вцепиться в меня, а как брат.

— Пообещай мне кое-что. Что бы ни случилось, когда ты вернёшься на Олимп, когда ты снова станешь богом, помни. Помни, каково это — быть человеком.

Несколько недель назад я бы посмеялся над ним. С чего бы мне захотелось помнить хоть что-то из этого?

В лучшем случае, если бы мне повезло вернуть свой божественный трон, я бы вспоминал этот ужасный опыт, как малобюджетный ужастик, который наконец-то закончился. Я бы вышел на солнечный свет из кинотеатра, думая: «Фух! Хорошо, что это закончилось».

Однако сейчас у меня были подозрения насчёт того, что имел в виду Джейсон. Я многое узнал о человеческой слабости и человеческой силе. Я стал… по-другому относиться к смертным, пока был одним из них. По крайней мере, это предоставит мне превосходное вдохновение для сочинения новых песен!

Тем не менее я не хотел ничего обещать. Я и так жил под проклятьем одной нарушенной клятвы. В Лагере Полукровок я опрометчиво поклялся на реке Стикс, что не буду использовать свои навыки лучника и музыканта, пока снова не стану богом. Затем я сразу же нарушил клятву. С тех самых пор мои навыки ухудшились.

Я был уверен, что мстительный дух реки Стикс ещё не расправился со мной. Я практически чувствовал, как она сердито смотрела на меня из Царства Мёртвых: «По какому праву ты можешь обещать что-то кому-либо, клятвопреступник?»

Но как я мог не попытаться? Это наименьшее, что я мог бы сделать для этого храброго смертного, который заступился за меня, когда никто другой этого не сделал.

— Я обещаю, — сказал я Джейсону. — Я сделаю всё возможное, чтобы запомнить свой опыт в качестве человека, как только ты пообещаешь сказать Пайпер правду о пророчестве.

Джейсон похлопал меня по плечам.

— Договорились. Кстати говоря, наверное, девочки ждут.

— Ещё кое-что, — выпалил я. — О Пайпер. Просто… вы кажетесь такой хорошей, сильной парой. Ты правда… ты расстался с ней, чтобы ей было легче покинуть Лос-Анджелес?

Джейсон уставился на меня своими лазурными глазами.

— Она тебе так сказала?

— Нет, — признал я. — Но Мелли казалась, ну, расстроенной из-за тебя.

Джейсон обдумал сказанное.

— Ничего страшного, что Мелли винит меня. Возможно, так даже лучше.

— То есть ты хочешь сказать, что это не так?

В глазах Джейсона я увидел лишь намёк на отчаяние, словно дым от лесных пожаров, мгновенно растворяющийся в голубом небе. Я вспомнил слова Медеи: «Правды было достаточно, чтобы сломать Джейсона Грейса».

— Пайпер бросила меня, — сказал он тихо. — Это произошло несколько месяцев назад, задолго до Горящего Лабиринта. А сейчас пойдём. Давай найдём Калигулу.

Глава 24

Санта-Барбара!

Сёрфинг, рыбные тако,

Психи-римляне!

К СОЖАЛЕНИЮ для нас и мистера Бедросяна, в том месте, где мы припарковались, не было никаких признаков «Кадиллака Эскалейд».

— Увезли на штрафстоянку, — небрежно сообщила Пайпер, как будто для нее это было обычным делом.

Она вернулась к главному зданию школы. Через несколько минут она выехала из ворот на зелено-золотом микроавтобусе школы Эдгартона.

Пайпер опустила стекло.

— Эй, ребята. Не хотите ли поехать на экскурсию?

Когда мы отъезжали, Джейсон нервно поглядывал в пассажирское зеркало заднего вида, возможно, беспокоясь о том, что охранник станет нас преследовать и требовать подписанное разрешение на выезд из кампуса с целью убийства римского императора. Но никто за нами не последовал.

— Куда? — спросила Пайпер, когда мы достигли автострады.

— Санта-Барбара, — сказал Джейсон.

Пайпер нахмурилась, как если бы этот ответ был лишь чуть более ожидаемым, чем «Узбекистан».

— Ладно.

Она поехала, следуя дорожным указателям, на Западное шоссе 101.

Впервые я понадеялся на пробки. Я не горел желанием увидеть Калигулу. Но дороги были почти пусты. Как будто система дорог Южной Калифорнии услышала мои жалобы и мстила мне.

«О, Аполлон, вперед! — словно бы говорило шоссе 101. — По нашим оценкам, ты легко доберешься до своей унизительной смерти!»

Сидя рядом со мной на заднем сидении, Мэг барабанила пальцами по своим коленям.

— Сколько еще?

Я лишь смутно представлял себе Санта-Барбару. Я надеялся, что Джейсон скажет, что это далеко — ну, может, где-то за Северным Полюсом. Не то чтобы мне хотелось застрять на столь долгое время в одном микроавтобусе с Мэг, но по крайней мере тогда мы смогли бы сделать остановку в Лагере Юпитера и прихватить с собой отряд тяжело вооруженных полубогов.

— Около двух часов, — сказал Джейсон, обрушив мои надежды. — На северо-запад, вдоль побережья. Мы направляемся к Стирнс Уорф[20].

Пайпер обернулась к нему.

— Ты был там?

— Я… да. Просто проводил разведку местности вместе с Бурей.

— Бурей? — спросил я.

— Его конь, — пояснила Пайпер и снова обратилась к Джейсону: — Ты отправился туда в одиночку?

— Ну, Буря — это вентус, — пояснил Джейсон, игнорируя вопрос Пайпер.

Мэг перестала барабанить пальцами.

— Как те ветряные штуки, которые использовала Медея?

— Не считая того, что Буря дружелюбный, — сказал Джейсон. — Я вроде как… не то чтобы приручил его, но мы стали друзьями. Обычно он появляется, когда я зову его, и позволяет мне ездить на нем.

— Ветряной конь, — Мэг обдумала идею, без сомнения, сравнивая его достоинства со своим собственным демоническим персиковым младенцем в памперсах. — Думаю, это круто.

— Возвращаясь к теме, — сказала Пайпер. — Почему ты решил провести разведку на Стирнс Уорф?

Джейсон выглядел таким обеспокоенным, что я испугался, как бы он не взорвал электрические системы микроавтобуса.

— Сивилла, — сказал он наконец. — Она сказала, что я найду Калигулу там. Это одно из мест, где он останавливается.

Пайпер наклонила голову.

— Где он останавливается?

— Его дворец — на самом деле не дворец, — сказал Джейсон. — Мы ищем судно.

Мой желудок вывалился и направился к ближайшему выходу обратно в Палм-Спрингс.

— А, — сказал я.

— А? — переспросила Мэг. — Что «а»?

— А в этом есть смысл, — сказал я. — В древности Калигула был известен своими прогулочными судами — большими плавучими дворцами с банями, театрами, вращающимися статуями, ипподромами, тысячами рабов…

Я вспомнил, какое отвращение испытывал Посейдон при виде Калигулы, болтающегося вдоль и поперек по заливу в городе Байи, хотя, думаю, Посейдон просто завидовал — в его дворце не было вращающихся статуй.

— В любом случае, — сказал я, — это объясняет, почему тебе было трудно его засечь. Он может перемещаться из порта в порт, когда захочет.

— Да, — согласился Джейсон. — Когда я проводил разведку, его там не было. Думаю, Сивилла имела в виду, что я найду его на Стирнс Уорф, когда должен буду его найти. Полагаю, это сегодня, — он заёрзал на сидении, отодвигаясь как можно дальше от Пайпер. — К слову о Сивилле… есть еще одна деталь, касающаяся пророчества, которой я не поделился с тобой.

Он рассказал Пайпер правду о слове из пяти букв, которое начинается с «у» и которое не «укроп».

Эти новости она выслушала, держась на удивление хорошо. Она не перебивала его, не повышала голос. Просто выслушала и сохраняла молчание еще милю или около того.

Наконец она потрясла головой.

— Немаловажная деталь.

— Я должен был рассказать тебе, — сказал Джейсон.

— А, ну да, — она вывернула руль в точности таким же движением, каким ломают шею цыпленку. — Однако… знаешь что, если говорить честно? На твоем месте я могла бы поступить также. Я тоже не хотела бы, чтобы ты умер.

Джейсон моргнул.

— Это значит, что ты не злишься?

— Я в ярости.

— О.

— В ярости, но также могу тебя понять.

— А, понятно.

Меня поразило, как свободно они говорили друг с другом, даже о том, что касалось трудных вещей, и как легко они понимали друг друга. Я вспомнил слова Пайпер о том, в каком отчаянии она была, когда их с Джейсоном разделили в Горящем Лабиринте — о том, что она не могла потерять еще одного друга.

Я снова задался вопросом, что стояло за их разрывом.

«Люди меняются», — сказала Пайпер.

Ты умеешь напускать туман, девочка, но мне нужна правда.

— Итак, — сказала она, — еще сюрпризы? Какие-нибудь крошечные детали, о которых ты забыл?

Джейсон покачал головой.

— Думаю, на этом всё.

— Ладно, — сказала Пайпер. — Тогда мы идем к причалу. Ищем этот корабль. Находим магические башмаки Калигулы и убиваем его, если представится возможность. Но не позволяем друг другу умереть.

— И мне тоже, — добавила Мэг. — И даже Аполлону.

— Спасибо, Мэг, — сказал я. — Твои слова согревают моё сердце, прям как частично размороженное буррито.

— Обращайся, — она поковырялась в носу на случай, если вдруг умрёт и никогда не получит другого шанса это сделать. — Как мы узнаем, какой корабль нам нужен?

— У меня такое чувство, что мы поймём, — сказал я. — Калигула никогда не был скрытным.

— При условии, что корабль будет там на этот раз, — сказал Джейсон.

— Уж лучше бы ему быть, — сказала Пайпер. — Иначе я украла этот фургон и вытащила тебя с твоей лекции по физике просто так.

— Чёрт, — сказал Джейсон.

Они сдержанно улыбнулись, словно говоря друг другу что-то вроде: «Да, отношения между нами все еще натянутые, но я не планирую позволить тебе умереть сегодня».

Я надеялся, что наша экспедиция пройдёт так же гладко, как описала Пайпер. Но подозревал, что у нас было больше шансов выиграть в лотерею «Мега-бог Олимпа». (Моим самым большим выигрышем были пять драхм на скретч-карте.)

Мы ехали вдоль шоссе у побережья моря в тишине.

Слева от нас блестел Тихий океан. Серферы рассекали волны. Пальмы гнулись на ветру. Слева были сухие коричневые холмы, усеянные красными цветками страдающих от жары азалий. Как ни старался, я не мог перестать думать об этих пунцовых участках земли, как о пролитой крови дриад, погибших в бою. Я вспомнил наших друзей-кактусов, оставшихся в Цистерне, смело и упрямо цепляющихся за жизнь. Я вспомнил Денежное Дерево, сломленную и сгоревшую в лабиринте под Лос-Анджелесом. Ради них я должен остановить Калигулу. Иначе… Нет. Никаких «иначе».

Наконец мы добрались до Санта-Барбары, и я понял, почему Калигуле могло понравиться это место.

Если бы я прищурился, я мог бы представить, что вернулся в римский курортный город Байи. Изгиб береговой линии здесь был почти таким же, так же как и золотые пляжи, холмы, усеянные оштукатуренными домами с красными черепичными крышами, и прогулочное судно, пришвартованное в гавани. У местных жителей даже были такие же загорелые лица с вечным выражением приятного расслабления на них, будто они просто убивают время между утренним серфингом и послеобеденным гольфом.

Самая большая разница: вдали не возвышалась гора Везувий. Но у меня появилось чувство, что иная сущность витает над этим чудесным маленьким городком, и она была не менее опасной и огнедышащей.

— Он будет здесь, — сказал я, как только мы припарковали фургон на бульваре Кабрильо.

Брови Пайпер изогнулись.

— Ты чувствуешь колебания в Силе[21]?

— Ну не надо, — пробормотал я. — Я чувствую своё обычное невезение. Это место выглядит слишком безобидно. Не может быть, чтобы мы не нашли здесь неприятностей на свои головы.

Мы прочесывали побережье Санта-Барбары до вечера, от восточного пляжа до волнореза. Распугали стаю пеликанов на полосе прибоя; разбудили спавших на рыболовной пристани морских львов. В гавани, проталкиваясь через толпы туристов на Стирнс Уорф, мы обнаружили лес одномачтовых лодок, как и несколько роскошных яхт, но ни одна из них не казалась достаточно большой и безвкусной для римского императора.

Джейсон даже пролетел над водой, чтобы провести разведку с воздуха. Когда он вернулся, то сообщил об отсутствии каких-либо подозрительных судов.

— Ты сейчас был на своей лошади Буре? — спросила Мэг. — Я не смогла понять.

Джейсон улыбнулся.

— Нет. Я призываю Бурю только при крайней необходимости. Я летал самостоятельно, используя воздух.

Мэг надулась, рассматривая карманы своего пояса для садоводства.

— Я могу призывать батат.

В конце концов мы бросили поиски и заняли столик в кафе на пляже. Тако с жареной рыбой были достойны оды от самой музы Евтерпы.

— Я не против сдаться, — признался я, положив немного острого севиче в рот, — если это будет сопровождаться ужином.

— Это просто перерыв, — предупредила Мэг. — Не расслабляйся.

Хотел бы я, чтобы она не произнесла это как приказ. Мне было трудно усидеть на месте всё оставшееся время.

Мы сидели в кафе, наслаждаясь лёгким ветерком, едой и чаем со льдом, пока солнце не опустилось до горизонта, окрашивая небо в фирменный оранжевый цвет Лагеря Полукровок. Я позволил себе надеяться, что мое предчувствие присутствия Калигулы было ошибочным. Мы приехали сюда напрасно. Ура! Я уже собирался предложить вернуться в фургон, возможно, найти какой-нибудь отель, чтобы мне не пришлось опять ночевать в спальном мешке на дне колодца в пустыне, когда Джейсон поднялся со скамейки.

— Там, — он указал на море.

Корабль, казалось, материализовался из солнечного света, прямо как моя солнечная колесница всякий раз, когда я заезжал в закатные конюшни в конце долгого дня. Яхта была блестящим белым монстром с пятью палубами над ватерлинией, её тонированные чёрные окна выглядели как удлинённые глаза насекомого. Как это бывает со всеми большими кораблями, было трудно определить размер на расстоянии, но тот факт, что у него было два бортовых вертолёта — один на корме, а другой спереди, плюс небольшая подводная лодка, установленная на подъёмном кране по правому борту, — подсказывал мне, что это не обычное прогулочное судно. Наверняка в мире смертных есть яхты и побольше, но что-то говорило мне, что их не очень много.

— Похоже, это он, — сказала Пайпер. — Что теперь? Вы думаете, он причалит?

— Погоди, — сказала Мэг. — Смотри.

Другая яхта, идентичная первой, появилась из солнечного света примерно в миле к югу.

— Это, должно быть, мираж, так ведь? — спросил Джейсон с беспокойством. — Или приманка?

Мэг охнула и в смятении снова указала на море.

На полпути между первыми двумя показалось третье судно.

— Это безумие, — сказала Пайпер. — Каждая из этих яхт должна стоить миллионы.

— Полмиллиарда, — поправил я. — Или больше. Калигула никогда не стеснялся тратить деньги. Он — часть Триумвирата. Они накапливали богатство на протяжении веков.

Ещё одна яхта показалась на горизонте, словно выйдя из солнечных лучей, а затем ещё одна. Вскоре их можно было считать дюжинами. Перед нами предстала движущаяся свободным строем армада, растянувшаяся поперек устья гавани, как натянутая на лук тетива.

— Не может быть, — Пайпер потёрла глаза. — Это, должно быть, иллюзия.

— Это не иллюзия, — моё сердце сжалось. Я уже видел подобную картину раньше.

Пока мы смотрели, суперяхты начали стягиваться ближе друг к другу, образовывая форму арки. Сверкающая плавучая баррикада тянулась от Сикамор-Крика до самой пристани, создав заграждение как минимум милю длиной.

— Мост лодок, — сказал я. — Он сделал это снова.

— Снова? — спросила Мэг.

— Калигула в древние времена, — я попытался подавить дрожь в своем голосе, — когда он был ещё мальчиком, получил предсказание. Римский астролог сказал ему, что у него столько же шансов стать императором, сколько проехать на лошади через залив в городе Байи. Другими словами, это было невозможно. Но Калигула стал императором. Поэтому он приказал построить флот суперяхт, — я вяло махнул рукой в направлении армады, — вроде этих. Он выстроил суда поперек залива, сформировав из них гигантский мост. Затем он проскакал по ним на лошади. Это был самый большой из когда-либо воплощенных в жизнь плавучих проектов. А ведь Калигула даже не умел плавать. Но это его не беспокоило. Он был полон решимости показать кукиш судьбе.

Пайпер прикрыла рот рукой.

— Смертные должны видеть это, верно? Он не может просто перекрыть всё движение судов в гавань и из гавани.

— О, смертные заметили, — сказал я. — Смотри.

Маленькие лодки начали собираться вокруг яхт, как мухи, привлеченные к роскошному пиру. Я заметил два корабля береговой охраны, несколько местных полицейских лодок и десятки надувных лодок с подвесными моторами, которыми управляли вооруженные люди в темных костюмах («Личная охрана императора», — догадался я).

— Они помогают, — пробормотала Мэг ничего не выражающим голосом. — Даже Нерон никогда… Он подкупал полицию, у него было много наемников, но он никогда не выставлял это на всеобщее обозрение.

Джейсон сжал рукоять своего гладиуса.

— Откуда нам вообще начать? Как мы найдём Калигулу среди всего этого?

Я совсем не хотел искать Калигулу. Я хотел убежать. Смерть, необратимая смерть с шестью буквами и с «с» в начале, внезапно показалась слишком близкой. Но я чувствовал, что уверенность моих друзей колеблется. Им нужен был план, а не кричащий паникующий Лестер.

Я указал на центр плавучего моста.

— Начнём с середины — самого слабого звена цепи.

Глава 25

Все в одной лодке

Стоп. Двое же пропали.

Лишь половина

ДЖЕЙСОН Грейс испортил эту замечательную фразу.

Как только мы направились к линии прибоя, он тихо подошёл ко мне и прошептал.

— Это не так, ты знаешь. В середине цепи такой же предел прочности, как и в любом другом месте, учитывая то, что сила одинаково действует на все связи.

Я вздохнул.

— Ты компенсируешь свою пропущенную лекцию по физике? Ты знаешь, что я имел в виду!

— Вообще-то нет, — сказал он. — Почему мы должны атаковать по центру?

— Потому что… я не знаю! — ответил я. — Они не будут этого ожидать?

Мэг остановилась у кромки воды.

— Выглядит так, словно они ожидают чего угодно.

Она была права. Как только закат окрасил небо лиловым, яхты засияли, словно огромные яйца Фаберже. Лучи прожекторов охватили всё небо и море, как будто рекламируя самую большую распродажу водяных матрасов в истории. Дюжины маленьких патрульных катеров пересекали гавань, просто на случай, если кому-то из жителей Санта-Барбары (санта-варварам?) хватит наглости попробовать использовать своё собственное побережье.

Мне было интересно, всегда ли у Калигулы было столько охраны, или он ждал нас. К настоящему моменту он точно знал, что это мы взорвали «Милитари-манию Макрона». Также он, возможно, слышал о нашей битве с Медеей в лабиринте, если волшебница выжила.

Ещё у Калигулы была Эритрейская сивилла, что означало, что у него был доступ к информации, которую Герофила дала Джейсону. Сивилла могла и не хотеть помогать злобному императору, державшему её в расплавленных кандалах, но она не могла отказать ни одному убедительному просителю, задающему прямые вопросы. Такой была природа магии Оракула. Я понял: большее, что она могла делать, — это давать ответы в форме очень сложных подсказок к кроссвордам.

Джейсон изучал поисковые прожекторы.

— Я могу подбросить вас туда, ребята, по одному за раз. Возможно, они не увидят нас.

— Я думаю, мы должны избегать полётов, если это возможно, — сказал я. — И нам нужно найти путь туда, пока не стало ещё темнее.

Пайпер убрала растрепавшиеся на ветру волосы с лица.

— Почему? Темнота даёт нам лучшее прикрытие.

— Стриксы, — сказал я. — Они становятся активными примерно через час после заката.

— Стриксы? — спросила Пайпер.

Я рассказал о нашем опыте с птицами смерти в Лабиринте. Мэг вставляла полезные редакционные комментарии, такие как «фу», «ага», «вина Аполлона».

Пайпер вздрогнула.

— В историях чероки совы несут дурные вести. Обычно они бывают злыми духами или шпионящими лекарями. Если стриксы такие же, как и огромные совы-кровопийцы… да, нам лучше их не встречать.

— Согласен, — сказал Джейсон. — Но как мы доберёмся до кораблей?

Пайпер шагнула в волны.

— Может быть, мы попросим подвезти нас.

Она подняла руки и помахала ближайшей шлюпке, находившейся примерно в пятидесяти ярдах от нас, когда та обшаривала пляж прожекторами.

— Эм, Пайпер? — спросил Джейсон.

Мэг призвала свои мечи.

— Прекрасно. Когда они подойдут ближе, я убью их.

Я уставился на свою маленькую хозяйку.

— Мэг, они смертные. Во-первых, твои мечи не смогут их ранить. Во-вторых, они не понимают, на кого работают. Мы не можем…

— Они работают на З… злого человека, — сказала она. — На Калигулу.

Я заметил её оговорку. Мне казалось, что она собиралась сказать: «Работают на Зверя».

Она убрала свои клинки, но её голос оставался таким же холодным и решительным. Внезапно у меня в голове возникла ужасающая картинка с МакКэффри Мстительницей, нападающей на лодку, имея при себе лишь кулаки и пакетики с семенами.

Джейсон взглянул на меня, как будто бы спрашивая: «Ты свяжешь её или я?»

Шлюпка свернула к нам. На борту сидели трое мужчин в камуфляжной одежде, бронежилетах и защитных шлемах. Один работал с подвесным мотором позади. Второй управлял поисковым прожектором спереди. Третий, несомненно, самый дружелюбный, стоял по центру с автоматом, упирающимся в его колено.

Пайпер помахала и улыбнулась им.

— Мэг, не нападай. Я сама разберусь с этим. Все вы, дайте мне немного пространства для работы, пожалуйста. Я смогу лучше зачаровать этих ребят, если вы не будете пристально наблюдать за мной позади.

Это не было сложной просьбой. Мы втроём отошли назад, хотя мне и Джейсону пришлось оттаскивать Мэг.

— Привет! — позвала Пайпер, когда лодка подплыла ближе. — Не стреляйте! Мы друзья!

Лодка села на мель с такой скоростью, что мне показалось, что она могла бы пропахать землю до самого бульвара Кабрильо. Мистер Прожектор выпрыгнул первым, на удивление гибкий для парня в бронежилете. Мистер Автомат последовал за ним, обеспечивая прикрытие, пока Мистер Мотор выключал двигатель.

Прожектор осмотрел нас, положив руку на оружие.

— Кто вы?

— Я Пайпер! — сказала Пайпер. — Вам не нужно сообщать об этом. И вам точно не нужно направлять этот автомат на нас!

Лицо Прожектора скривилось. Он начал повторять улыбку Пайпер, но потом вспомнил, что его работа обязывала смотреть на людей с негодованием. Автомат не опустил оружия. Мотор достал свою рацию.

— Документы, — крикнул Прожектор. — Каждого из вас.

Мэг напряглась рядом со мной, готовая стать МакКэффри Мстительницей. Джейсон попытался выглядеть незаметным, но по его рубашке с треском прошёлся электростатический заряд.

— Конечно! — согласилась Пайпер. — Впрочем, у меня есть идея получше. Сейчас я загляну в свой карман, хорошо? Не нервничайте.

Она достала пачку денег — может, долларов сто. Насколько я знал, это то, что осталось от состояния Маклинов.

— Мы с друзьями говорили, — продолжила Пайпер, — о том, какая трудная у вас работа, насколько это должно быть тяжело — патрулировать гавань! Мы сидели в том кафе, ели эти превосходные рыбные тако и подумали: «Эй, те ребята заслуживают перерыв. Мы должны купить им ужин!»

Глаза Прожектора, казалось, больше не были соединены с мозгом.

— Перерыв на ужин?..

— Безусловно! — сказала Пайпер. — Вы можете опустить эту тяжёлую пушку, бросить эту рацию. Чёрт возьми, вы можете просто оставить всё нам. Мы присмотрим за вещами, пока вы едите. Морской окунь на гриле, домашние кукурузные лепёшки, севиче с сальсой, — она взглянула на нас. — Чудесная еда, правда, мальчики?

Мы побормотали, соглашаясь с ней.

— Ням, — сказала Мэг. Она преуспевала в ответах, состоящих из одного слога.

Автомат опустил оружие.

— Мне бы не помешало немного рыбных тако.

— Мы усердно работали, — согласился Мотор. — Мы заслуживаем перерыв на ужин.

— Точно! — Пайпер вложила деньги в руку Прожектора. — За наш счёт. Спасибо вам за работу!

Прожектор уставился на пачку денег.

— Но мы ведь и правда не собирались…

— Есть во всей вашей экипировке? — предложила Пайпер. — Вы абсолютно правы. Просто киньте всё в лодку: бронежилеты, оружие, мобильники. Вот так. Так будет удобнее!

Ещё несколько минут ушло на задабривание и шутливые беседы, но в конце концов трое наёмников разделись до нижнего белья. Они отблагодарили Пайпер, для верности обняли её, а потом побежали штурмовать пляжное кафе.

Как только они ушли, Пайпер упала на руки Джейсону.

— Ого, ты в порядке? — спросил он.

— В-всё хорошо, — она неуклюже оттолкнулась назад. — Просто зачаровать целую группу людей сложнее. Со мной всё будет хорошо.

— Это было впечатляюще, — сказал я. — Сама Афродита не сделала бы лучше.

Пайпер не выглядела счастливой от моего сравнения.

— Мы должны поспешить. Чары продержатся не долго.

Мэг заворчала.

— Всё равно было бы проще убить…

— Мэг, — упрекнул я.

— …побить их до потери сознания, — поправила она.

— Верно, — Джейсон прочистил горло. — Все в лодку!

Мы были в тридцати ярдах от берега, когда услышали крики наемников.

— Эй! Остановитесь!

Они бежали в сторону воды, держа в руках наполовину съеденные рыбные тако, и выглядели ужасно растерянными.

К счастью, Пайпер забрала все их оружие и средства связи.

Она дружелюбно помахала им, и Джейсон увеличил мощность подвесного мотора.

Джейсон, Мэг и я быстро надели бронежилеты и шлемы наемников. Пайпер осталась в своей обычной одежде — она единственная из нас могла зачаровывать толпы солдат — и позволила нам устроить маскарад без нее.

Из Джейсона вышел отличный наемник. Мэг выглядела глупо — маленькая девочка, тонущая в бронежилете своего отца. Сам я выглядел не лучше. Бронежилет был жутко неудобным в талии. (Проклятые, непригодные для боя жировые складки!) Огромный шлем был раскален, как игрушечная духовка «Готовь без забот!», а забрало постоянно падало, возможно, пытаясь скрыть мое прыщавое лицо.

Мы выбросили все оружие за борт. Это может показаться глупым, но, как я уже говорил, огнестрельное оружие не слишком надежно в руках полубогов. Оно хорошо справляется со смертными, но, что бы ни говорила Мэг, я бы не хотел ходить и косить обычных людей.

Я должен был верить, что наемники тоже выбросили бы свое оружие, если бы понимали, на кого работали. Естественно, люди не будут по собственной воле слепо следовать за таким ужасным человеком — имею в виду, кроме тех нескольких сотен исключений из истории человечества… Но не за Калигулой!

Как только мы добрались до яхт, Джейсон сбавил скорость нашей лодки до скорости остальных патрульных судов.

Мы подплыли к ближайшей яхте. Вблизи она возвышалась над нами, как белая стальная крепость. Перламутровые и золотые огоньки поблескивали чуть ниже поверхности воды, и судно казалось плывущим на облаке римского могущества. Вдоль носа корабля тянулись чёрные буквы, которые были крупнее меня и гласили: «ЮЛИЯ ДРУЗИЛЛА XXVI»

— Юлия Друзилла Двадцать Шестая, — произнесла Пайпер. — Императрица?

— Нет, — ответил я. — Любимая сестра императора.

В груди все сжалось, когда я вспомнил эту бедную девочку — такую красивую, такую покладистую, такую беспомощную. Ее брат Калигула любил ее до безумия, поклонялся ей. Когда он стал императором, он заставлял ее разделять с ним каждый прием пищи, быть свидетелем всех его извращений, принимать участие в самых жестоких его утехах. Она умерла в двадцать два года, задавленная удушливой любовью социопата.

— Возможно, она была единственной, кого любил Калигула, — сказал я. — Но почему эта яхта двадцать шестая, я понятия не имею.

— Потому что вот эта — двадцать пятая, — Мэг указала на следующий корабль в ряду, чья корма находилась в паре футов от носа нашей лодки. Действительно, на нем было написано «ЮЛИЯ ДРУЗИЛЛА XXV».

— Ставлю, что та позади нас — под номером двадцать семь.

— Пятьдесят суперяхт, — задумался я. — И все названы в честь Юлии Друзиллы. Да, похоже на Калигулу.

Джейсон осмотрел корпус корабля. Не было ни лестниц, ни люков, ни удобно расположенных красных кнопок «НАЖМИ, ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ БОТИНКИ КАЛИГУЛЫ».

Времени было немного. Мы прошли территорию патрульных судов и прожекторов, но, конечно, на каждой яхте были камеры наблюдения. Пройдёт немного времени, прежде чем кто-нибудь задастся вопросом, почему наша маленькая шлюпка плавает вблизи XXVI. Кроме того, наемники, которых мы оставили на берегу, сделают все, чтобы привлечь внимание своего командира. А ещё были стаи голодных стриксов, наверняка готовых с минуты на минуту проснуться и выискивать незваных гостей, которых можно было бы распотрошить.

— Я подниму вас, ребята, — сказал Джейсон. — По одному за раз.

— Меня первой, — сказала Пайпер. — На случай, если придется зачаровать кого-нибудь.

Джейсон повернулся и позволил Пайпер обхватить рукой свою шею, как они делали ранее уже бесчисленное количество раз. Ветра закружились вокруг шлюпки, взъерошив мои волосы, и Джейсон с Пайпер поднялись на яхту.

Как же я завидовал Джейсону Грейсу! Как просто это было для него — оседлать ветер. В бытность богом я мог проделать такое с лёгкостью. Сейчас, застрявший в этом жалком теле в комплекте с жировыми складками, я мог только мечтать о такой свободе.

— Эй, — Мэг слегка подтолкнула меня локтем. — Сосредоточься.

Я возмущенно поперхнулся.

— Да я воплощение сосредоточенности. Могу, однако, спросить, где твоя голова.

Она нахмурилась.

— Что ты имеешь в виду?

— Твоя злость, — ответил я. — Ты так часто говоришь о том, чтобы убить Калигулу. Твое желание… бить его наемников до потери сознания.

— Они — враги.

Её слова были остры, как её же скимитары, и давали понять, что она добавит меня в свой список «Бить до потери сознания», если я продолжу эту тему.

Я решил поучиться у Джейсона — двигаться к своей цели аккуратнее, под менее прямым углом.

— Мэг, я когда-нибудь рассказывал тебе о том, как я впервые стал смертным?

Она взглянула на меня из-под своего нелепо огромного шлема.

— Ты облажался или что?

— Я… Да, я облажался. Мой отец, Зевс, убил одного из моих любимых сыновей, Асклепия, за то, что он возвращал людей из Царства Мертвых без разрешения. Долгая история. Смысл в том, что… Я был безумно зол на Зевса, но он был слишком силен, и я боялся сражаться с ним. Он бы испепелил меня. Так что я отомстил другим способом.

Посмотрев на вершину яхты, я не увидел каких-либо признаков Джейсона или Пайпер. Надеюсь, это значило, что они нашли ботинки Калигулы и просто ждали слугу, который принесет им пару нужного размера.

— В любом случае, — продолжил я, — я не мог убить Зевса. Так что я нашел ребят, которые сделали его молнии, — циклопов. Я убил их за Асклепия. В наказание Зевс сделал меня смертным.

Мэг пнула меня по ноге.

— Ай! — воскликнул я. — За что?

— За тупость, — сказала она. — Убивать циклопов было тупо.

Я хотел запротестовать, сказать, что это было несколько тысяч лет назад, но побоялся, что получу еще один пинок.

— Да, — согласился я. — Было тупо. Но смысл в том, что… Я сорвал свою злость на ком-то другом, ком-то, кто был менее опасным. Думаю, ты поступаешь сейчас точно так же, Мэг. Ты срываешься на Калигуле, потому что он не так опасен, как твой приемный отец.

Я напряг ногу, готовясь к новой боли.

Мэг опустила взгляд на бронежилет на своей груди.

— Не в этом дело.

— Я не виню тебя, — поспешил я добавить. — Злость — это хорошо. Это значит, что ты развиваешься. Но помни, что ты прямо сейчас можешь быть зла не на того человека. Я не хочу, чтобы ты слепо лезла в битву именно с этим императором. В это сложно поверить, но он может быть ужаснее или опаснее Не… Зверя.

Она сжала кулаки.

— Говорю же, не в этом дело. Ты не знаешь. Ты ничего не понимаешь.

— Ты права, — сказал я. — То, что ты перенесла в доме Нерона… Я не могу представить этого. Никто не должен проходить через такое, но…

— Заткнись, — отрезала она.

Конечно, я замолчал. Слова, которые я приготовился сказать, закатились обратно в горло.

— Ты не знаешь, — повторила она. — Этот парень Калигула сделал достаточно мне и моему отцу. Я могу злиться на него, если захочу. Я убью его, если смогу. Я… — она запнулась, будто пораженная неожиданной мыслью. — Где Джейсон? Он уже должен был вернуться.

Я посмотрел наверх. Если бы мог, я бы закричал. Две огромные темные фигуры легко и тихо летели на нас, спускаясь на чем-то вроде парашютов. Потом я осознал, что это были не парашюты — это были гигантские уши. Через мгновение существа были уже около нас. Они величественно приземлились на оба конца нашей лодки, свернув уши и приставив к нашим шеям мечи.

Существа были очень похожи на охранника Большие Уши, которого Пайпер подстрелила у входа в Горящий Лабиринт, только эти были старше, и у них была темная шерсть. Их тупые, зазубренные с обоих сторон мечи были одинаково пригодны для битья и рубки. Я вздрогнул — это были кханды из Индии. Я бы похвалил себя за то, что вспомнил такой неочевидный факт, если бы одна из этих зазубренных кханд не была приставлена к моей яремной вене.

Потом я вспомнил еще кое-что: один из пьяных рассказов Диониса о его военных похождениях в Индии — как он столкнулся со злобным племенем полулюдей с восемью пальцами, огромными ушами и свирепыми лицами. Почему я не подумал об этом раньше? Что Дионис рассказывал мне о них?.. Ах, точно. Вот его слова: «Никогда, никогда не пытайся сражаться с ними».

— Вы — пандаи, — прохрипел я. — Вот как называется ваша раса.

Тот, что был около меня, оскалил свои чудесные белые зубы.

— Совершенно верно! А теперь будьте милыми маленькими пленниками и следуйте за нами. Или ваши друзья умрут.

Глава 26

О, Флоренс и Гранк,

Ла-ди-да, что-то, что-то

Скоро вернусь к вам

ВОЗМОЖНО, Джейсон, эксперт по физике, смог бы объяснить мне, как летали пандаи. Я этого не понимал. Каким-то образом они, даже с нами в качестве дополнительного груза, запустили самих себя в небо при помощи одних только ушей. Вот бы это увидел Гермес. Он навсегда перестал бы хвастаться, что может шевелить ушами.

Пандаи бесцеремонно бросили нас на палубу по правому борту, где ещё двое таких же, как они, нацелили луки на Джейсона и Пайпер. Один из этих охранников выглядел моложе, чем другие, с белой шерстью вместо чёрной. Судя по его кислому выражению лица, я догадался, что это был тот же парень, которого Пайпер вырубила в деловом центре Лос-Анджелеса, используя особый рецепт дедушки Тома.

Наши друзья стояли на коленях, их руки были связаны за спинами кабельными стяжками, оружие конфисковали. У Джейсона был синяк под глазом. Половина лица Пайпер была залита кровью.

Я поспешил помочь ей (ведь я был хорошим) и дотронулся до её черепа, пытаясь определить степень её ранения.

— Ой, — пробормотала она, отдаляясь от меня. — Со мной всё в порядке.

— У тебя может быть сотрясение, — сказал я.

Джейсон несчастно вздохнул.

— Это должно быть по моей части. Это я обычно получаю по голове. Извините, ребята. Всё пошло не совсем так, как планировалось.

Самый большой охранник, тот, что переправил меня на корабль, ликующе захихикал.

— Девчонка попыталась очаровать нас своим волшебным голосом. Нас, пандаи, которые слышат все оттенки речи! Мальчишка попытался с нами сразиться. С нами, пандаи, которые с рождения учатся обращению с любым оружием! Теперь вы все умрёте!

— Умрёте! Умрёте! — рявкнули другие пандаи, однако я заметил, что юноша с белой шерстью не присоединился к ним. Он неуклюже подвинулся, словно его всё ещё беспокоила нога с отравленным дротиком.

Мэг переводила взгляд с одного врага на другого, возможно, оценивая, как быстро она сможет их нейтрализовать. Стрелы, нацеленные прямо в грудь Джейсона и Пайпер, определенно усложняли расчёты.

— Мэг, не надо, — предупредил Джейсон. — Эти ребята… они безумно хороши. И быстры.

— Быстры! Быстры! — рявкнули пандаи, соглашаясь.

Я осмотрел палубу. К нам не приближалось никаких новых охранников. Ни один луч прожектора не был направлен на нас. Не ревела сигнализация. Где-то внутри корабля играла спокойная музыка (не совсем тот саундтрек, которого можно ожидать во время вторжения).

Пандаи не подняли общую тревогу. Несмотря на угрозы, они ещё не убили нас. Они даже не поленились связать руки Пайпер и Джейсона. Почему?

Я повернулся к самому большому охраннику.

— Сэр, вы здесь главный панда?

Он зашипел.

— Форма единственного числа — пандос. Ненавижу, когда меня называют пандой. Разве я выгляжу как панда?

Я решил не отвечать на это.

— Ну, Мистер Пандос…

— Меня зовут Амакс, — его голос сорвался.

— Конечно. Амакс, — я уставился на его величественные уши, затем рискнул сделать обоснованное предположение. — Я думаю, вы ненавидите, когда люди подслушивают вас.

Чёрный волосатый нос Амакса дёрнулся.

— Почему ты это спрашиваешь? Что ты подслушал?

— Ничего! — заверил я его. — Но я могу поспорить, что вам приходится быть осторожными. Другие люди, другие пандаи всегда лезут в ваши дела. Поэтому… поэтому вы ещё не подняли тревогу. Вы знаете, что мы важные пленники. Вы хотите держать ситуацию под контролем, чтобы кто-то другой не присвоил себе результаты вашей отличной работы.

Другие пандаи заворчали.

— Вектор с двадцать пятого корабля всегда шпионит, — пробормотал лучник с тёмной шерстью.

— Присваивает все наши идеи, — сказал второй лучник. — Например, задумка с броней для ушей.

— Точно! — сказал я, стараясь игнорировать Пайпер, недоверчиво произносившую одними губами слова: «Броня для ушей?» — Именно поэтому, эм, перед тем, как вы сделаете что-то необдуманное, вам стоит послушать, что я могу сказать. Наедине.

Амакс фыркнул.

— Ха!

Его товарищи присоединились к нему:

— ХА-ХА!

— Ты только что солгал, — сказал Амакс. — Я услышал это в твоём голосе. Ты боишься. Ты блефуешь. Тебе нечего сказать.

— Зато мне есть что сказать, — возразила Мэг. — Я приёмная дочь Нерона.

Кровь так резко прилила к ушам Амакса, что я удивился, как он не упал в обморок.

Шокированные лучники опустили своё оружие.

— Тембр! Крест! — голос Амакса надломился. — Направьте свои стрелы на цель! — он с негодованием посмотрел на Мэг. — Похоже, ты говоришь правду. Что здесь делает приёмная дочь Нерона?

— Ищу Калигулу, — сказала Мэг. — Чтобы убить его.

Уши пандаи вздрогнули в тревоге. Джейсон и Пайпер переглянулись, как будто думая: «Что ж. Сейчас мы умрём».

Амакс прищурился.

— Ты сказала, что ты от Нерона. Однако ты хочешь убить нашего господина. В этом нет никакого смысла.

— Это очень интересная история, — пообещал я. — Полная секретов и неожиданных поворотов. Но если вы убьёте нас, вы никогда не услышите её. Если вы отведёте нас к императору, то кто-то другой вытянет её из нас. Мы бы с радостью рассказали ее вам. В конце концов, это вы нас поймали. Но нет ли здесь более укромных мест, где мы могли бы поговорить и нас никто не подслушал?

Амакс взглянул на нос корабля, как будто Вектор уже подслушивал.

— Похоже, ты говоришь правду, но в твоём голосе так много слабости и страха, что сложно быть уверенным.

— Дядя Амакс, — впервые заговорил пандос с белой шерстью. — Возможно, прыщавый мальчик в чём-то прав. Если это полезная информация…

— Тишина, Крест! — голос Амакса сорвался. — Ты уже один раз опозорился на этой неделе.

Главный пандос достал больше кабельных стяжек из своего пояса.

— Тембр, Пик, свяжите прыщавого мальчика и приёмную дочь Нерона. Мы уведём их всех, сами допросим, а затем передадим императору!

— Да! Да! — рявкнули Тембр и Пик.

Вот так три могущественных полубога и один бывший бог из числа важнейших на Олимпе были захвачены в плен и уведены в трюм супер-яхты четырьмя пушистыми существами с ушами размером со спутниковую тарелку. Явно не мой звездный час.

Так как я достиг пика своего унижения, я думал, что Зевс выберет именно этот момент, чтобы отозвать меня на небеса, и следующие сто лет остальные боги будут насмехаться надо мной.

Но нет. Я полностью остался жалким Лестером.

Охранники провели нас на корму, где находились шесть горячих ванн, разноцветный фонтан и мигающий золотым и фиолетовым светом танцпол, ожидающий прибытия тусовщиков.

Над водой выступал застеленный красным ковром трап, прикреплённый к корме и соединяющий наш корабль с носом другой яхты. Я догадался, что все яхты были соединены таким образом, создавая дорогу через гавань Санта-Барбары, просто на тот случай, если Калигула решит пересечь ее на гольф-мобиле.

Посередине корабля возвышалась верхняя палуба, сияющая тонированными стёклами своих окон и белыми стенами. Далеко наверху на фоне рубки выделялись радиолокационные и спутниковые антенны и два развевающихся знамени: одно — с имперским орлом Рима, другое — с золотым треугольником на фиолетовом фоне, который, как я предполагал, был эмблемой «Триумвират Холдингс».

Ещё два охранника стояли около массивной дубовой двери, ведущей внутрь. Парень слева выглядел как смертный наёмник, на нём был такой же чёрный камуфляж и бронежилет, как и у тех джентльменов, которых мы отправили в дикую погоню за рыбными тако. Парень справа был циклопом (его выдавал единственный огромный глаз). Также он пах как циклоп (сырыми шерстяными носками) и был одет как циклоп (джинсовые шорты, порванная чёрная футболка и гигантская деревянная палица).

Человеческий наёмник нахмурился, увидев нашу веселую банду из захватчиков и пленников.

— Что здесь происходит? — спросил он.

— Не твоё дело, Флоренс, — рыкнул Амакс. — Дай нам пройти!

Флоренс? Я чуть не засмеялся, вот только Флоренс весил три сотни фунтов, имел шрамы от ножевых ранений по всему лицу и обладал именем все же лучшим, нежели Лестер Пападопулос.

— Это правила, — сказал Флоренс. — У вас пленники, значит я должен об этом сообщить.

— Не сейчас, — Амакс раскрыл свои уши, как капюшон кобры. — Это мой корабль. Я скажу тебе, когда доложить об этом. После того, как мы допросим незваных гостей.

Флоренс нахмурился и повернулся к своему партнёру-циклопу.

— Что ты думаешь, Гранк?

Вот Гранк — это хорошее имя для циклопа. Я не знал, в курсе ли Флоренс, что работает с циклопом. Туман может быть непредсказуемым. Но я сразу же придумал сюжет для сериала о приключениях двух приятелей — Флоренса и Гранка. Если переживу плен, обязательно расскажу об этом отцу Пайпер. Возможно, он мог бы помочь мне организовать парочку обедов и представить свою идею. О боги… я пробыл в Южной Калифорнии слишком долго.

Гранк пожал плечами.

— Это уши Амакса на кону, если босс разозлится.

— Хорошо, — Флоренс пропустил нас. — Развлекайтесь.

У меня было мало времени, чтобы оценить роскошный интерьер — фурнитуру из чистого золота, роскошные персидские ковры, произведения искусства на миллион долларов, мягкую фиолетовую мебель, которая, я был уверен, когда-то принадлежала певцу Принсу.

Мы не увидели ни других охранников, ни каких-либо членов экипажа, что было странно. Впрочем, наверное, даже с ресурсами Калигулы найти достаточное количество персонала для пятидесяти супер-яхт сразу может быть трудновато.

Когда мы проходили через отделанную ореховыми панелями библиотеку, увешанную шедеврами живописи, у Пайпер перехватило дыхание. Она указала подбородком на абстракцию Жоана Миро.

— Это из дома моего отца, — сказала она.

— Когда мы выберемся отсюда, — пробормотал Джейсон, — заберём её с собой.

— Я слышал это, — Пик ткнул рукояткой меча Джейсону в рёбра.

Джейсон споткнулся об Пайпер, которая наткнулась на Пикассо. Увидев шанс, Мэг ринулась вперёд, по-видимому намереваясь взять Амакса в борцовский захват со своими сорока пятью килограммами веса. Прежде чем она сделала два шага, в ковер у ее ног вонзилась стрела.

— Не стоит, — сказал Тембр.

Вибрирующая тетива была единственным доказательством того, что он сделал выстрел. Он натянул лук и выстрелил так быстро, что даже я не мог в это поверить.

Мэг отступила.

— Хорошо. Боже.

Пандаи загнали нас в переднюю гостиную. Перед нами встала стеклянная стена, выходящая на нос корабля. Со стороны правого борта мерцали фонари Санта-Барбары. Перед нами на тёмной воде в сверкающее ожерелье из аметиста, золота и платины выстроились яхты, с двадцать пятой по первую.

Мой мозг не мог обработать всю эту ничем не разбавленную эксцентричность, а я ведь всегда полностью «за» эксцентричность.

Пандаи поставили четыре мягких стула в ряд и втиснули нас на сиденья. Учитывая новоприобретенную роль комнаты для допроса, гостиная выглядела не так уж и плохо. Пик расхаживал позади нас, приготовив меч на случай, если потребуется кого-нибудь обезглавить. Тембр и Крест притаились с обеих сторон, их луки были опущены, но натянуты. Амакс придвинул стул и сел лицом к нам, развесив уши вокруг себя, подобно королевской мантии.

— Это место приватное, — объявил он. — Рассказывайте.

— Во-первых, — сказал я, — я хотел бы узнать, почему вы не являетесь последователями Аполлона. Такие прекрасные лучники? С лучшим слухом в мире? Восемью пальцами на каждой руке? Вы же прирождённые музыканты. Кажется, мы созданы друг для друга!

Амакс изучающе посмотрел меня.

— Это же ты бывший бог, да? Нам сообщили о тебе.

— Я Аполлон, — подтвердил я. — Ещё не слишком поздно поклясться мне в верности.

Рот Амакса дрогнул. Я надеялся, что он сдерживает слёзы и вот-вот бросится к моим ногам, моля о прощении.

Вместо этого он разразился громким смехом.

— Зачем нам олимпийские боги? Особенно боги-прыщавые подростки без каких-либо сил?

— Но я мог бы многому вас научить! — настаивал я. — Музыка! Поэзия! Я мог бы научить вас писать хокку!

Джейсон посмотрел на меня и энергично замотал головой, хотя я понятия не имел зачем.

— Музыка и поэзия вредит нашим ушам, — пожаловался Амакс. — Мы не нуждаемся в них!

— Мне нравится музыка, — пробормотал Крест, сгибая пальцы. — Я немного играю…

— Молчать! — закричал Амакс. — Ты можешь сыграть в молчанку хоть раз, никчёмный племянничек!

Ага, подумал я. Даже среди пандаи имеются несостоявшиеся музыканты. Амакс неожиданно напомнил мне моего отца, Зевса, когда он вихрем пронесся по коридору на горе Олимп (в прямом смысле слова вихрем — с громом, молнией и проливным дождём) и приказал мне прекратить извлекать из цитры инфернальные звуки. Всем известно, что два часа ночи — это наилучшее время для практики игры на цитре.

Возможно, я мог бы переманить Креста на нашу сторону… если бы у меня только было больше времени. И если бы он не был в компании трех пандаи постарше и посильнее, чем он. И если бы наше знакомство с ним не началось с выстрела Пайпер ему в ногу отравленным дротиком.

Амакс откинулся на своем мобильном фиолетовом троне.

— Мы, пандаи, — наемники. Мы сами выбираем себе хозяев. Зачем нам такой потрепанный божок, как ты? Когда-то мы служили царям Индии! Теперь мы служим Калигуле!

— Калигула! Калигула! — закричали Тембр и Пик. Крест же демонстративно молчал и хмурился, опустив взгляд на собственный лук.

— Император доверяет только нам! — похвастался Тембр.

— Да, — согласился Пик. — В отличие от этих германцев, мы ни разу не забивали его ножом до смерти.

Я хотел отметить, что это довольно низкая планка для преданности, но Мэг прервала меня.

— Ночь только началась, — сказала она. — Мы могли бы все вместе пырнуть его ножом.

Амакс усмехнулся.

— Я всё ещё жду, дочь Нерона, твоей пикантной истории о причинах, по которым ты хочешь убить нашего хозяина. И лучше бы твоя информация была хорошей. С большим количеством подробностей и поворотов сюжета. Убедите меня, что вас стоит доставить Цезарю живыми, а не мёртвыми, и, возможно, сегодня я получу повышение! На этот раз меня не обскачет какой-нибудь идиот вроде Овердрайва с яхты номер три, или Вау-Вау с яхты номер сорок-три.

— Вау-Вау? — Пайпер издала звук, напоминающий нечто среднее между икотой и хихиканьем, что могло быть следствием полученной ею травмы головы. — Вы все названы в честь гитарных педалей? У моего отца таких целая коллекция… была.

Амакс нахмурился.

— Гитарные педали? Я без понятия, что это значит! Если ты высмеиваешь нашу культуру…

— Эй, — сказала Мэг. — Вы хотите услышать мою историю или нет?

Мы все повернулись к ней.

— Эм, Мэг?.. — спросил я. — Ты уверена?

Пандаи, разумеется, почуяли мой нервный тон, но я не мог ничего с этим поделать. Во-первых, я понятия не имел, что вообще Мэг могла сказать такого, что повысило бы наши шансы на выживание. Во-вторых, зная Мэг, я был уверен, что она выразит это в десяти словах, или и того меньше. А после мы все умрем.

— Я расскажу всё с подробностями и поворотами, — она прищурилась. — Но уверены ли вы, что мы одни, мистер Амакс? Никто не подслушивает?

— Конечно нет! — сказал Амакс. — Этот корабль — моя база. Это стекло обладает идеальной звукоизоляцией, — он жестом указал на корабль перед нами. — Вектор не услышит ни слова!

— Что насчёт Вау-Вау? — спросила Мэг. — Я знаю, он на яхте сорок три вместе с императором, но что если его шпионы находятся поблизости…

— Это смехотворно! — сказал Амакс. — Император вовсе не на сорок третьей яхте!

Тембр и Пик захихикали.

— Сорок третья яхта — хранилище для обуви императора, глупая девчонка, — сказал Пик. — Это важное назначение, не спорю, но тронный зал находится совсем не там.

— Ага, на самом деле он на яхте Реверба, номер двенад…

— Тишина! — сорвался Амакс. — Достаточно промедления, девчонка. Расскажи мне, что знаешь, или умрёшь.

— Хорошо, — Мэг наклонилась вперёд, словно собиралась поведать некую тайну. — Подробности и повороты.

Она подняла руки, неожиданно и необъяснимо свободные от кабельных стяжек. Кольца, которые она отправила в полет, вспыхнули, на лету превращаясь в скимитары, несущиеся к Амаксу и Пику.

Глава 27

Могу всех убить

Или спеть Джо Уолша

Выбор за вами

ВСЕ дети Деметры — спецы по цветочкам. Янтарным полям зерновых культур. Кормлению мира и поддержанию жизни.

Они также превосходны в выращивании скимитаров в грудных клетках своих врагов.

Клинки Мэг, сделанные из имперского золота, достигли своих целей. Один ударил Амакса с такой силой, что он взорвался облаком жёлтой пыли. Другой разрубил лук Пика, а его самого поразил в грудь, отчего тот осыпался, словно песок в песочных часах.

Крест выстрелил из своего лука. К счастью для меня, он промахнулся. Стрела прожужжала мимо моего лица, лишь оцарапав мой подбородок оперением, и вонзилась в стул.

Пайпер оттолкнулась на своём стуле назад, ударив Тембра так, что его меч сбился с намеченного пути. Прежде чем он успел собраться и обезглавить её, Джейсон переволновался.

Я говорю об этом из-за молнии. Небо снаружи вспыхнуло, разбилась изогнутая стеклянная стена, и нити электричества обернулись вокруг Тембра, поджаривая его до кучки пепла.

Эффективно, да, но не так скрытно, как мы надеялись.

— Упс, — сказал Джейсон.

Крест в ужасе вскрикнул и уронил свой лук. Он отшатнулся назад, пытаясь обнажить меч. Мэг вытащила свой первый скимитар из стула, покрытого пеплом Амакса, и двинулась к нему.

— Мэг, подожди! — сказал я.

Она взглянула на меня.

— Что?

Я попытался поднять руки в умиротворяющем жесте, но потом вспомнил, что они связаны у меня за спиной.

— Крест, — сказал я, — сдаваться не стыдно. Ты не боец.

Он сглотнул.

— Т-ты не знаешь меня.

— Ты держишь меч наоборот, — указал я. — Так что если ты не собираешься проткнуть себя…

Он завозился, чтобы поправить ситуацию.

— Лети! — просил я. — Этот бой не должен быть твоим. Выбирайся отсюда! Стань тем музыкантом, которого ты бы хотел увидеть в этом мире!

Крест, должно быть, услышал искренность в моём голосе. Он бросил свой меч и выпрыгнул в дыру, зияющую в стекле, уплывая в темноту на своих ушах.

— Почему ты дал ему уйти? — потребовала ответа Мэг. — Он всех предупредит.

— Я так не думаю, — сказал я. — К тому же, это не имеет значения. Мы только что оповестили всех о нашем присутствии в прямом смысле с помощью молнии.

— Да, простите, — сказал Джейсон. — Иногда такое случается.

Удары молнией, похоже, были той силой, которую ему было необходимо взять под контроль, но у нас не было времени спорить на эту тему. Как только Мэг разрезала наши кабельные стяжки, в комнату ворвались Флоренс и Гранк.

Пайпер закричала:

— Остановитесь!

Флоренс споткнулся и упал лицом на ковёр, выпуская всю обойму своей винтовки в сторону, простреливая ножки ближайшего дивана.

Гранк поднял свою дубинку и пошёл в атаку. Я инстинктивно достал свой лук, натянул тетиву и выпустил стрелу прямо в глаз циклопа.

Я был ошеломлён. Я действительно попал в цель!

Гранк упал на колени, опрокинулся в сторону и начал распадаться, положив конец моим планам на комедию о приятелях разных видов.

Пайпер подошла к Флоренсу, стонущему из-за сломанного носа.

— Спасибо, что остановился, — сказала она, а затем кляпом заткнула ему рот и связала запястья и лодыжки его собственной кабельной стяжкой.

— Ну, это было интересно, — Джейсон повернулся к Мэг. — И то, что ты сделала, — просто невероятно. Эти пандаи… когда я пытался сражаться с ними, они обезоружили меня, как будто это было детской игрой, но ты, с этими мечами…

Щёки Мэг покраснели.

— Да ничего необычного.

— Это очень необычно, — Джейсон взглянул на меня. — Ну что будем делать сейчас?

Приглушённый голос прожужжал у меня в голове:

— СЕЙЧАС ГНУСНОМУ НЕГОДНИКУ АПОЛЛОНУ ДОЛЖНО УБРАТЬ МЕНЯ ИЗ ОКА СЕГО ЧУДА-ЮДА КАК МОЖНО СКОРЕЕ!

О нет. Я сделал то, чего всегда боялся, и о чём иногда мечтал. Я по ошибке использовал стрелу Додоны в бою. Её священный наконечник сейчас дрожал в глазнице Гранка, от которого не осталось ничего, кроме черепа — как я предполагал, он был военным трофеем.

— Извиняюсь, — сказал я, выдёргивая стрелу.

Мэг фыркнула.

— Это?..

— Стрела Додоны, — сказал я.

— И МОЙ ГНЕВ БЕЗГРАНИЧЕН! — нараспев произнесла стрела. — ТЫ ВЫСТРЕЛИЛ МНОЮ, ЧТОБЫ УМЕРТВИТЬ СВОИХ ВРАГОВ, БУДТО Я ОБЫЧНАЯ СТРЕЛА!

— Да, да, я прошу прощения. А сейчас потише, пожалуйста, — я повернулся к своим товарищам. — Нам нужно скорее двигаться. Охрана скоро придёт.

— Император Тупица на двенадцатой лодке, — сказала Мэг. — Туда мы и пойдём.

— Но лодка с ботинками, — сказал я, — сорок третья, она в другом направлении.

— Что если император Тупица сейчас носит эти ботинки? — спросила она.

— Эй, — Джейсон указал на стрелу Додоны. — Это и есть тот мобильный источник пророчеств, о котором ты говорил нам, так? Может быть, следует спросить её.

Я счёл это предложение раздражающе разумным и поднял стрелу.

— Ты слышала их, о мудрая стрела. Какой путь нам избрать?

— СНАЧАЛА МНЕ НАДЛЕЖИТ СОМКНУТЬ УСТА, А ТЕПЕРЬ ИЗРЕЧЬ СВОЮ МУДРОСТЬ? О ПАКОСТЬ! О ЗЛОДЕЙСТВО! ПОСЛЕДУЙТЕ ЖЕ В ОБОИХ НАПРАВЛЕНИЯХ, КОЛИ ЖЕЛАЕТЕ ДОСТИЧЬ УСПЕХА. НО СТЕРЕГИТЕСЬ! ВИЖУ БОЛЬ ВЕЛИКУЮ, СТРАДАНИЕ ВЕЛИКОЕ. ЖЕРТВА — КРОВАВЕЙ НЕ СЫЩЕШЬ!

— Что она сказала? — спросила Пайпер.

О, читатель, мне так хотелось солгать! Сказать друзьям, что стрела была за возвращение в Лос-Анджелес и бронирование номеров в пятизвёздочном отеле.

Мой взгляд наткнулся на Джейсона. Я вспомнил, как уговаривал его рассказать Пайпер правду о пророчестве сивиллы, и решил, что и сам должен сделать не меньшее.

Я передал им слова стрелы.

— Значит, мы разделяемся? — Пайпер покачала головой. — Не нравится мне этот план.

— Мне тоже, — отозвался Джейсон. — Что означает, скорее всего, правильный выбор.

Он опустился на колени и достал гладиус из пыльных останков Тимбра. Затем он перебросил Катоптрис Пайпер.

— Я пойду к Калигуле, — сказал он. — Даже если ботинки не там, может, я смогу выиграть вам, ребята, немного времени, отвлекая охрану.

Мэг подобрала второй скимитар:

— Я пойду с тобой.

Прежде чем я смог возразить, она выпрыгнула в разбитое окно, что было точной метафорой её подхода к жизни.

Джейсон бросил на нас с Пайпер последний встревоженный взгляд:

— Будьте осторожны.

Он выпрыгнул следом за Мэг. Сразу же началась пальба на носу корабля.

Я поморщился, посмотрев на Пайпер:

— Эти двое были нашими бойцами. Мы не должны были позволять им идти вместе.

— Не стоит недооценивать мои боевые навыки, — ответила Пайпер. — А теперь пойдем за обувью.

Она задержалась лишь на время, достаточное для того, чтобы я смог очистить и перевязать рану на ее голове в ближайшем туалете. Затем она надела боевой шлем Флоренса, и мы выдвинулись.

Скоро я осознал, что Пайпер не нужен волшебный голос, чтобы влиять на людей. Она держалась уверенно, переходя с корабля на корабль, будто так и надо. Яхты охранялись слабо, возможно, потому что большинство пандаи и стриксов улетели проверить вспышку молнии на двадцать шестом корабле. Несколько смертных наёмников, мимо которых мы проходили, лишь бросили на Пайпер короткие взгляды. Поскольку я следовал за ней, меня тоже игнорировали. Я подумал, что если они привыкли работать бок о бок с циклопами и большеухими, то могли и не заметить пару подростков в защитном снаряжении.

Двадцать восьмой корабль был плавающим аквапарком с многоуровневыми бассейнами, соединенными водопадами, горками и прозрачными трубами. Единственный охранник предложил нам полотенца, когда мы проходили мимо, и, кажется, погрустнел, когда мы отказались их брать.

Двадцать девятый корабль: спа с полным спектром оказываемых услуг. Пар вырывался из каждого открытого иллюминатора. На кормовой палубе стояла армия скучающих массажистов и косметологов, готовая к тому, что Калигула может заглянуть с пятьюдесятью друзьями и устроить вечеринку с шиацу, маникюром и педикюром. Мне захотелось задержаться ради коротенького массажа плеч, но Пайпер, дочь Афродиты, промаршировала мимо, даже не взглянув на предлагаемые услуги, и я решил не позориться.

Тридцатый корабль был буквально передвижным банкетом. Всё судно, казалось, было спроектировано для обеспечения круглосуточного шведского стола, к которому никто не подходил. Повара стояли. Официанты ждали. Выносились новые блюда, а старые заменялись. Я подозревал, что несъеденная еда, которой хватило бы для того, чтобы прокормить большую часть Лос-Анджелеса, будет просто выброшена за борт. Типичная экстравагантность Калигулы. Твой сэндвич с ветчиной становится намного вкуснее от осознания того, что сотни таких же сэндвичей были выброшены, пока твои повара ждали, когда ты проголодаешься.

Удача покинула нас на тридцать первом корабле. Как только мы прошли по застеленному красной ковровой дорожкой трапу к носу корабля, я понял, что у нас проблемы.

Группы незанятых наемников отдыхали тут и там, болтали, ели, проверяли свои телефоны. На этот раз нам досталось больше хмурых и недоумевающих взглядов.

По напряжённости Пайпер я понял, что и она это ощутила. Но не успел я сказать: «О боги, Пайпер, думаю, мы наткнулись на плавучие казармы Калигулы и скоро умрём», как она рванула вперёд, несомненно решив, что будет так же опасно отступать, как и пытаться пройти мимо.

Решение было неверным.

На корме мы обнаружили, что оказались посреди волейбольного матча между циклопами и смертными. В заполненной песком яме полдюжины волосатых циклопов в плавательных шортах сражались с полдюжиной таких же волосатых смертных в камуфляжных штанах. Вокруг игрового поля другие наёмники жарили стейки на гриле, смеялись, точили ножи и сравнивали татуировки.

У гриля широченный чувак с ёжиком на голове и татуировкой на груди, которая гласила «МАМА», заметил нас и застыл:

— Эй!

Волейбольная игра прекратились. Все повернулись и сердито уставились на нас.

Пайпер сняла шлем:

— Аполлон, прикрой меня!

Я испугался, что она может поступить, как Мэг, и ввязаться в битву. В таком случае, прикрывать её значило бы, что потные бывшие военные лишат меня всех конечностей, одна за другой, что не входило в мои планы.

Но вместо этого Пайпер запела.

Я не был уверен, что удивило меня больше: прекрасный голос Пайпер или песня, которую она выбрала.

Я мгновенно узнал её — «Life of illusion» Джо Уолша. Восьмидесятые для меня прошли как в тумане, но эту песню я запомнил. 1981, самое начало MTV. О, эти прелестные клипы, которые я срежиссировал для Blondie и Go-Gos! Масса израсходованного лака для волос и леопардового спандекса!

Толпа наёмников слушала в смятенном молчании. Должны ли они убить нас сейчас? Или надо подождать, пока мы закончим? Не каждый день вам поют серенады Джо Уолша посреди игры в волейбол. Я уверен, что наёмники немного плавали в теме этикета.

После пары строчек Пайпер бросила на меня острый как бритва взгляд, говорящий: «Не хочешь помочь?»

А, она хотела, чтобы я прикрыл её музыкой!

С большим облегчением я выхватил укулеле и заиграл. По правде говоря, голосу Пайпер не нужен был аккомпанемент. Она громко пела со страстью и ясностью. Это была шокирующая волна эмоций, которая была мощней душещипательного выступления, мощнее чарующей речи.

Она продвигалась через толпу и пела про свою иллюзорную жизнь. Она проживала песню. Девушка наполняла слова песни болью и печалью, превратив увлекательную мелодию Уолша в меланхоличную исповедь. Она пела о том, как прорваться сквозь стены смятения, выдержать маленькие сюрпризы, которые преподносит судьба, прийти к выводам о том, кто она.

Она не меняла строчки песни. Но тем не менее я чувствовал её историю в каждой строчке, её испытания как заброшенного ребенка кинозвезды, смешанные чувства от факта, что она дочь Афродиты, и самое ранящее из всего — осознание того, что предполагаемая любовь всей её жизни, Джейсон Грейс, не был тем человеком, с которым она хотела бы быть. Я не совсем это понимал, но сила её голоса была неоспоримой. Моё укулеле отзывалось. Аккорды стали более резонирующими, а риффы проникновенными. Каждая сыгранная мной нота была плачем сочувствия к Пайпер Маклин и моим собственным музыкальным навыком, усиливающим эффект.

Охранники потеряли концентрацию. Некоторые сели на пол, раскачивая голову в руках. Другие пялились в пространство, позволяя стейкам подгорать на гриле.

Никто из них не подумал о том, чтобы остановить нас, пока мы пробирались через кормовую палубу. Никто не последовал за нами по мосту к тридцать второму кораблю. Мы преодолели половину яхты, когда Пайпер закончила петь и тяжело ухватилась за ближайшую стену. Её глаза были красными, а лицо опустошенным, лишенным всяких эмоций.

— Пайпер? — я уставился на неё в восхищении. — Как ты?..

— Обувь сейчас, — прохрипела она. — Разговоры потом.

Она споткнулась.

Глава 28

Аполлон в виде

Аполлона под видом…

Нет. Слишком мрачно

НИЧТО не указывало на то, что наёмники преследовали нас. Да и как бы они смогли? Даже от закалённых в бою бойцов не ожидаешь, что они смогут погнаться за тобой после такого выступления. Я представил, как они рыдают в объятиях друг друга или перерывают всю яхту в поисках запасных коробок с платками.

Мы прошли через тридцатые номера суперяхт из цепочки Калигулы, при необходимости скрываясь, но в основном полагаясь на безразличие встреченных нами членов экипажа. Калигула всегда внушал страх своим слугам, но это нельзя приравнивать к преданности. Никто не задавал нам вопросов.

На сороковом корабле ноги Пайпер подкосились. Я ринулся помочь ей, но она оттолкнула меня.

— Я в порядке, — пробормотала она.

— Ты не в порядке, — сказал я. — Возможно, у тебя сотрясение. Ты только что использовала сильные музыкальные чары. Тебе нужна минутка отдыха.

— У нас нет минутки.

Я это прекрасно осознавал. С той стороны, откуда мы пришли, из-за гавани по-прежнему доносился треск редких автоматных очередей. Ночное небо оглашали резкие крики стриксов. Наши друзья выигрывали нам время, и мы не могли терять его понапрасну.

Также этой ночью было новолуние. Какими бы ни были планы Калигулы на Лагерь Юпитера, находившийся далеко на севере, сейчас они осуществлялись. Я мог только надеяться, что Лео добрался до римских полубогов, и они смогли защититься от чего-то злого, пришедшего к ним. Невозможность помочь им не переставала меня терзать. Мне очень хотелось не терять ни секунды.

— Тем не менее, — сказал я Пайпер, — у меня нет времени на твою кому или смерть у меня на руках. Так что ты немножко посидишь. Только давай уйдём с открытого места.

Пайпер была слишком слаба, чтобы возражать всерьёз. Я сомневался, что в нынешнем состоянии она смогла бы чарующим голосом избежать штрафа за парковку. Я занёс её внутрь сороковой яхты, оказавшейся выделенной под гардеробную Калигулы.

Мы прошли огромное количество комнат, наполненных одеждой: костюмами, тогами, доспехами, платьями (почему бы и нет?) и множеством маскарадных костюмов — от пирата до Аполлона или панды. (Опять же, почему бы и нет?)

У меня было искушение одеться, как Аполлон, просто чтобы пожалеть самого себя, но я не хотел тратить время на применение золотой краски. Почему смертные всегда считали меня золотым? Я имею в виду, что я мог быть золотым, но блеск отвлекал внимание от моей великолепной природной внешности. Поправка: моей бывшей великолепной природной внешности.

Наконец мы нашли примерочную с кушеткой. Я сдвинул стопку вечерних платьев, а затем заставил Пайпер присесть. Достав раздавленный кубик амброзии, я заставил её съесть его. (Вот это да, каким я могу быть властным при необходимости. По крайней мере, это было единственной божественной силой, что у меня осталась.)

Пока Пайпер кусала свой божественный энергетический батончик, я уставился на стеллажи нарядов, сделанных на заказ.

— Почему ботинки не могут быть здесь? Всё-таки это его гардеробная.

— Да ладно, Аполлон, — Пайпер сморщилась, когда переместилась на подушки. — Каждый знает, что для одних только ботинок нужна отдельная суперяхта.

— Я не знаю, шутишь ли ты.

Она подняла платье от Стеллы Маккартни — прекрасное, с глубоким вырезом, сделанное из алого шёлка.

— Милое, — затем она вытащила свой нож, скрипнув зубами от усилий, и резанула прямо по лицевой стороне наряда.

— Это было приятно, — решила она.

Это показалось мне бессмысленным. Нельзя причинить боль Калигуле, уничтожая его вещи. У него было всё. Также было непохоже, что Пайпер стала счастливее. Благодаря амброзии цвет её лица стал лучше. Глаза ее перестали быть мутными от боли. Но на её лице всё ещё бушевали грозы, так же, как и у её матери, когда она слышит, как кто-то восхваляет прекрасную внешность Скарлетт Йоханссон. (Совет: никогда не упоминайте Скарлетт Йоханссон рядом с Афродитой.)

— Та песня, которую ты пела наёмникам, — рискнул я, — «Life of Illusion».

Взгляд Пайпер стал жёстче, как будто она знала, что этот разговор состоится, но была слишком уставшей, чтобы уйти от него.

— Это раннее воспоминание. Сразу после того, как мой отец получил свой первый большой перерыв от съёмок, он врубил эту песню в машине. Мы ехали в наш новый дом в Малибу. Он пел для меня. Мы оба были так счастливы. Я, наверное, была… не знаю, в детском саду?

— Но то, как ты её пела… Казалось, что ты говорила о себе, о том, почему рассталась с Джейсоном.

Она изучала свой нож. Клинок оставался пустым, без видений.

— Я пыталась, — прошептала она. — После войны с Геей я убедила себя, что всё будет идеально. Некоторое время, возможно, несколько месяцев, я думала, что так и есть. Джейсон замечательный. Он мой самый близкий друг, даже ближе, чем Аннабет. Но… — она развела руками, — я думала, мы будем жить долго и счастливо, но… оказалось, что это не так.

Я кивнул.

— Ваши отношения зародились в критической ситуации. Такие романы сложно сохранять, когда её больше нет.

— Дело не в этом.

— Век назад я встречался с великой княжной Татьяной Романовой, — вспомнил я. — Во время русской революции между нами всё было хорошо. Она была так напряжена, так напугана, я был очень нужен ей. Потом переломные времена прошли, и магии просто больше не было. Подожди, вообще-то, возможно, это потому, что её расстреляли с остальными членами семьи, но всё равно…

— Это была я.

Мои мысли дрейфовали по Зимнему дворцу среди едкого запаха дыма и жуткого холода 1917 года. Сейчас я вернулся к происходящему.

— Что значит, это была ты? Хочешь сказать, ты поняла, что не любишь Джейсона? В этом нет ничьей вины.

Она скорчила рожицу, как будто я до сих пор не понял, о чём она говорила… или, возможно, она сама не была уверена.

— Я знаю, что никто не виноват, — сказала она. — Я правда люблю его. Но… как я уже сказала тебе, Гера вынудила нас быть вместе — богиня брака создала счастливую пару. Все мои воспоминания о начале отношений с Джейсоном, наши первые месяцы вместе были абсолютной иллюзией. Сразу после того, как я выяснила это и еще не успела все обдумать, Афродита признала меня. Моя мама, богиня любви.

Она покачала головой в смятении.

— Афродита заставила меня думать, что я была… что мне нужно… — она вздохнула. — Взгляни на меня, великую обладательницу чарующего голоса. У меня даже нет слов. Афродита ожидает от своих дочерей, что они будут обводить мужчин вокруг пальца, разбивать их сердца и всё такое.

Я вспомнил, как много раз мы ссорились с Афродитой. Я питаю слабость к романам. Афродита всегда веселилась, отправляя мне трагически заканчивающих возлюбленных.

— Да. У твоей мамы есть определённые представления о том, какими должны быть романы.

— Так что, если убрать всё это, — сказала Пайпер, — богиню брака, толкающую меня на стабильные отношения с хорошим мальчиком, богиню любви, заставляющую меня быть идеальной романтичной леди или кем-то в этом роде…

— Ты задаёшься вопросом, кем ты являешься без этого давления.

Она уставилась на то, что осталось от вечернего платья.

— Знаешь о традициях чероки? Твоё наследие передаётся по материнской линии. Ты происходишь из того же клана, что и твоя мать. Сторона твоего отца почти ничего не значит, — у неё вырвался нервный смешок. — Это означает, что технически я не чероки. Я не принадлежу ни к одному из семи основных кланов, потому что моя мама — греческая богиня.

— А.

— То есть я хочу сказать, могу ли я вообще как-то идентифицировать себя? Последние несколько месяцев я пыталась узнать больше о моем наследии. Включила в свой арсенал духовую трубку деда, разговаривала с отцом о семейной истории, чтобы отвлечь его от плохих мыслей. Но что, если я не являюсь тем, кем, как мне все говорили, я являюсь? Я должна понять, кто я.

— Ты пришла к какому-нибудь заключению?

Она заправила волосы за ухо.

— Я думаю над этим.

Я мог это понять. Я тоже думал над этим. Это было больно.

Строка из песни Джо Уолша эхом отдавалась в моей голове.

— Природа любит свои маленькие сюрпризы, — сказал я.

Пайпер фыркнула.

— Это точно.

Я уставился на ряды одеяний Калигулы — от свадебных платьев и костюмов от Армани до брони гладиатора.

— Я пришел к выводу, — сказал я, — что вы, люди, являетесь чем-то большим, нежели совокупность частей всей вашей истории. Вы можете выбирать, что из своей родословной принимать, а что — нет. Вы можете выйти за рамки ожиданий вашей семьи и общества. То, что ты не можешь делать и никогда делать не должна, так это пытаться быть кем-то, кем ты — Пайпер Маклин — не являешься.

Она криво улыбнулась.

— Мило. Мне нравится. Ты уверен, что ты не бог мудрости?

— Я претендовал на эту должность, — сказал я, — но ее отдали кому-то другому. Какой-то изобретательнице олив.

Я закатил глаза.

Пайпер покатилась со смеху, отчего я почувствовал, будто дружественный сильный ветер унес весь дым от пожаров из Калифорнии. Я ухмыльнулся в ответ. Когда я в последний раз так обменивался позитивными эмоциями с другом, родственной душой, кем-то, кто был со мной на равных? Я не мог вспомнить.

— Ладно, о Мудрейший, — Пайпер поднялась на ноги. — Нам лучше идти. У нас еще много кораблей, на которые нужно незаконно проникнуть.

Сорок первая яхта: отдел для нижнего белья. Избавлю вас от отделанных рюшечками подробностей.

Сорок вторая яхта: обычная супер-яхта, с небольшим экипажем, который не обратил на нас внимания, двумя наемниками, которых Пайпер зачаровала и заставила прыгнуть за борт, и с двухголовым парнем, которого я развоплотил, подстрелив в пах (благодаря чистому везению).

— Зачем помещать обычное судно между кораблями с одеждой и с башмаками? — удивилась Пайпер. — Это просто плохая организация.

Что примечательно, ее голос был спокойным. Мои собственные нервы начинали сдавать. Я чувствовал себя так, словно распадался на кусочки, как в тот раз, когда несколько десятков греческих городов молились мне, призывая меня явить свое великолепие в нескольких местах сразу. Это так раздражает, когда города не согласовывают между собой свои праздники.

Мы перебрались через левый борт, и я мельком увидел движение в небе над нами — бледный скользящий силуэт, слишком большой, чтобы быть чайкой. Когда я посмотрел снова, он исчез.

— Думаю, за нами следят, — сказал я. — Наш друг Крест.

Пайпер вгляделась в ночное небо.

— Что будем делать с этим?

— Предлагаю не делать ничего, — ответил я. — Если бы он хотел напасть на нас или поднять тревогу, он бы уже сделал это.

Вид Пайпер свидетельствовал, что она не рада нашему большеухому преследователю, но мы продолжили путь.

Наконец мы достигли «Юлии Друзиллы XLIII», легендарного корабля ботинок.

На этот раз, благодаря сведениям, полученным от Амакса и его ребят, мы были готовы к тому, чтобы увидеть охранников-пандаи во главе с грозным Вах-Вахом. Мы были лучше подготовлены ко встрече с ними.

Как только мы вступили на палубу, я приготовил свою укулеле. Пайпер произнесла очень тихо:

— Ох, надеюсь, никто не подслушает наши секреты!

Естественно, сразу же примчались четверо пандаи — двое с левого борта и двое с правого. Они натыкались друг на друга, поскольку каждый пытался достать нас первым.

Как только я увидел белизну их ушных раковин, я брякнул минорный секстаккорд от ноты до с тритоном на максимальной громкости, что для существ с таким тонким слухом должно было по ощущениям равняться чистке ушей электрическими проводами.

Пандаи с визгом упали на колени, что дало Пайпер достаточно времени, чтобы разоружить их и тщательно связать. Когда они оказались должным образом связаны, я прекратил свою пытку на укулеле.

— Кто из вас Вах-Вах? — осведомился я.

Пандос слева зарычал:

— А кто спрашивает?

— Здравствуй, Вах-Вах, — сказал я. — Мы ищем волшебные ботинки императора — знаешь, те самые, которые позволяют ему передвигаться по Горящему Лабиринту. Ты можешь сэкономить нам уйму времени, если скажешь, где они.

Он дернулся и выругался.

— Никогда!

— Или, — сказал я, — пока моя подруга Пайпер будет искать, я буду здесь играть вам на своем расстроенном укулеле. Вы знаете «Tiptoe through the Tulips» Тайни Тима?

Вах-Ваха передернуло от ужаса.

— Вторая палуба, левый борт, третья дверь! — залопотал он. — Пожалуйста, только не Тайни Тим! Только не Тайни Тим!

— Приятного вечера, — сказал я.

Мы оставили их в покое и отправились найти кое-что из обуви.

Глава 29

Лошадь есть лошадь

Да, да, никто не может…

БЕГИ! ОН УБЬЁТ!

ДВОРЕЦ на плаву, полный обуви. Это был бы рай для Гермеса.

Не то чтобы он официальный бог обуви, но как покровитель путешественников он к этому ближе остальных олимпийцев. Его коллекция кроссовок «Air Jordan» не сравнима ни с чем. Его шкафы были наполнены летающими сандалиями, везде стояли ряды обуви из лакированной кожи, стеллажи с замшевыми туфлями, и даже не заставляйте меня говорить о его роликах. Мне до сих пор снятся кошмары, где он катается по Олимпу с этой своей пышной шевелюрой, в спортивных шортах и длинных носках в полоску, слушая Донну Саммер на своём плеере «Walkman».

Поднявшись на вторую палубу по левому борту, мы с Пайпер направились мимо освещённых подиумов с дизайнерскими туфлями по коридору, стены которого от пола до потолка были усеяны полками, забитыми ботинками из красной кожи. Одна из комнат была полностью посвящена футбольным бутсам по причинам, которых я не мог понять.

В комнате же, в которую нас направил Вах-Вах, явно на первое место ставили не количество, а качество.

Она была размером с солидную квартиру. Окна её выходили на море, так что лучшим императорским ботинкам открывался прекрасный вид. В середине комнаты стояла пара кушеток, напротив них — кофейный столик с рядом бутылок экзотической питьевой воды, просто на случай, если ты захочешь пить и восполнишь нехватку жидкости в перерыве между одеванием левой и правой туфли.

Что до собственно обуви, то вдоль стен носовой и кормовой частей тянулись ряды…

— Вау, — сказала Пайпер.

Я подумал, что это было метко сказано: ряды «вау».

На одном пьедестале располагалась пара боевых ботинок Гефеста — огромные механизмы с шипастыми пятками и носами, со встроенными кольчужными носками и шнурками, являющимися крошечными бронзовыми змеями-автоматонами для предотвращения несанкционированного пользования обувью.

На другом пьедестале дёргалась, пытаясь улететь, пара крылатых сандалий в прозрачной акриловой коробке.

— Могут ли они быть теми, что нужны нам? — спросила Пайпер. — Мы бы могли пролететь прямо через лабиринт.

Идея была привлекательной, но я покачал головой.

— Крылатые туфли хитры. Если мы наденем их, а они окажутся заколдованными на то, чтобы перенести нас не в то место…

— Да, точно, — сказала Пайпер. — Перси говорил мне о паре, которая чуть не… ладно, это не имеет значения.

Мы рассмотрели оставшиеся пьедесталы. На некоторых стояла просто единственная в своём роде обувь: усыпанные бриллиантами ботинки на платформе, парадные туфли, сделанные из кожи вымершей птицы додо (как грубо!) и пара кроссовок «Adidas», подписанная всеми игроками «Лос-Анджелес Лейкерс» 1987 года.

Остальная обувь была волшебной, и на ней висели соответствующие надписи. Там была пара тапочек, сотканная Гипносом для получения приятных сновидений и крепкого сна, пара танцевальных туфель, созданных моей давней подругой Терпсихорой, музой танцев. На протяжении многих лет я видел лишь немногие их экземпляры. Такие были у Астера и Роджерс[22]. И у Барышникова. Также там была пара старых мокасин Посейдона, которые обеспечивают тебе прекрасную погоду на пляже, удачную рыбалку, высокие волны и превосходный загар. Эти мокасины казались мне весьма интересными.

— Там, — Пайпер указала на старую пару кожаных сандалий, небрежно брошенных в углу комнаты. — Можем ли мы предположить, что самая не подходящая на вид обувь на самом деле является нужной?

Мне не понравилось это предположение. Я предпочёл бы, чтобы те, которые больше всего похожи на популярных, чудесных или талантливых, и оказались самыми популярными, чудесными или талантливыми, ведь обычно таким я и был. Однако в данном случае я думал, что Пайпер, должно быть, права.

Я присел на колени рядом с сандалиями.

— Это калиги. Обувь легионера.

Я зацепил одним пальцем ремешки сандалий и поднял их. В них не было ничего особенного — лишь кожаные подошвы и шнуровка, ставшие мягкими от износа и потемневшие от времени. Они выглядели так, словно побывали не в одном походе, но их смазывали маслом и с любовью поддерживали в хорошем состоянии веками.

— Калиги, — сказала Пайпер. — Как Калигула.

— Точно, — согласился я. — Это взрослая версия маленьких ботиночек, которые подарили Гаю Юлию Цезарю Августу Германику его детское прозвище.

Пайпер сморщила нос.

— Ты чувствуешь какую-нибудь магию?

— Ну, они не жужжат от избытка энергии, — сказал я. — И не заставляют меня вспоминать о вонючих ногах, не принуждают меня надеть их. Но я думаю, что это те ботинки. Они его тёзки. Они несут в себе его силу.

— Хмм. Я полагаю, что если ты можешь разговаривать со стрелой, то сможешь понять и пару сандалий.

— Это дар, — согласился я.

Она присела рядом со мной и взяла одну из сандалий.

— Это не подойдёт мне по размеру. Слишком большие. Они должны подойти тебе.

— Ты намекаешь, что у меня большие ноги?

На её лице промелькнула улыбка.

— Они выглядят такими же неудобными, как и позорные туфли — у нас была такая ужасная белая пара туфель медсестры в домике Афродиты.

Их нужно было носить в качестве наказания, если сделать что-то плохое.

— Это похоже на Афродиту.

— Я избавилась от них, — сказала она. — Но эти… Я думаю, что раз уж ты не против ставить ноги туда, где были ноги Калигулы…

— ОПАСНОСТЬ! — прокричал голос позади нас.

Прокрасться за чью-нибудь спину и закричать: «Опасность!» — лучший способ заставить человека одновременно подпрыгнуть, обернуться и упасть на задницу, что и сделали мы с Пайпер.

В дверях стоял Крест. Его белый мех блестел, с него стекала вода, будто бы он влетел в бассейн Калигулы. Его восьмипалые руки схватились за дверной косяк, грудь вздымалась. Чёрный костюм был разорван в клочья.

— Стриксы, — выдохнул он.

Моё сердце подпрыгнуло до носовой полости.

— Они преследуют тебя?

Он потряс головой, причём его уши затрепыхались, как испуганные кальмары.

— Думаю, я ушел от них, но…

— Почему ты здесь? — осведомилась Пайпер, готовая выхватить кинжал.

В глазах Креста смешались паника и страстное желание. Он указал на мое укулеле.

— Ты можешь показать мне, как играть?

— Я… да, могу, — сказал я. — Хотя, возможно, гитара при твоём размере рук подошла бы лучше.

— Этот аккорд, — сказал он. — Тот, что заставил Вах-Ваха верещать. Хочу научиться ему.

Я поднялся. Медленно, чтобы не напугать его ещё больше.

— Знание минорного секстаккорда с тритоном от ноты до — это огромная ответственность. Но да, я могу показать тебе.

— И ты, — он взглянул на Пайпер. — То, как ты пела. Ты можешь научить меня?

Кисть Пайпер соскользнула с рукояти.

— Я… Я думаю, что могу попытаться, но…

— Тогда мы должны уходить сейчас же! — сказал Крест. — Они уже поймали ваших друзей!

— Что? — Пайпер вскочила на ноги. — Ты уверен?

— Пугающая девочка. Парень с молниями. Да.

Я проглотил комок отчаяния. Крест дал безупречное описание Мэг и Джейсона.

— Где? — спросил я. — У кого они?

— У него, — сказал Крест. — Императора. Его люди скоро будут здесь. Мы должны бежать! Стать бродячими музыкантами!

При других обстоятельствах я бы счел это прекрасным советом, но не теперь, когда наши друзья были пойманы. Я завернул императорские сандалии и сунул их на дно своего колчана.

— Ты можешь отвести нас к нашим друзьям?

— Нет! — взвыл Крест. — Ты умрёшь! Колдунья…

Почему Крест не услышал врагов, подкравшихся к нему сзади? Возможно, от молний Джейсона у него все еще звенело в ушах. Может быть, он отвлекся, слишком сфокусировавшись на нас, чтобы защищать собственный тыл.

Что бы ни было причиной, Крест пролетел вперед, врезавшись лицом в коробку с крылатыми сандалиями. Он рухнул на ковёр, и высвободившаяся летающая обувь забарабанила по его голове. На его спине блестели две глубоко отпечатавшихся вмятины в форме лошадиных копыт.

В дверях стоял величественный белый жеребец, чья голова почти задевала притолоку. Внезапно я понял, почему на яхтах императора были такие высокие потолки, широкие коридоры и двери: они были спроектированы под стать его коню.

— Инцитат, — сказал я.

Он встретил мой взгляд так, как ни одна лошадь не смогла бы — его большие карие глаза сверкали злобным разумным блеском.

— Аполлон.

Пайпер выглядела ошеломленной, как человек, обнаруживший говорящую лошадь на яхте с башмаками.

Она начала:

— Что за?..

Инцитат атаковал. Он перескочил прямо через кофейный столик и боднул её, ударив о стену с тошнотворным хрустом. Пайпер упала на ковёр.

Я бросился к ней, но конь отшвырнул меня прочь, и я приземлился на ближайший диван.

— Ну что же.

Инцитат оценил ущерб: опрокинутые пьедесталы и разбитый кофейный столик; разбитые бутылки с экзотической водой, впитывающейся в ковёр; Крест, стонущий на полу и всё ещё пинаемый сандалиями; неподвижная Пайпер с кровью из носа; и я, сидящий на диване, держащийся за свои ушибленные ребра.

— Сожалею, что моё вторжение помешало вашему вторжению, — сказал он. — Понимаешь, я должен был быстро вырубить девчонку. Не люблю чарующую речь.

Его голос был таким же, каким я его слышал, когда прятался в мусорном баке за «Милитари-манией Макрона» — низким и усталым, с оттенком раздражения, словно он видел все глупости, какие только могут натворить двуногие.

Я в ужасе уставился на Пайпер. Казалось, она не дышала. Я вспомнил слова Сивиллы… Особенно ужасное слово, начинающееся на «с».

— Ты… ты убил её, — запинаясь, выдавил я.

— Убил? — Инцитат обнюхал грудь Пайпер. — Нет. Пока нет, но уже скоро. А теперь пошли. Император желает видеть тебя.

Глава 30

Будь навек моим

Любовь нас соединит

Или клей, тож норм

НЕКОТОРЫЕ из моих лучших друзей — волшебные лошади.

Арион, самый быстроногий жеребец в мире, — мой двоюродный брат, хотя и редко приходит на семейные ужины. Знаменитый крылатый Пегас — тоже мой брат, только, кажется, троюродный. Его мама была горгоной, и я не совсем понимаю, как это получилось. И, конечно, мои любимцы — солнечные кони (хотя, к счастью, никто из них не умеет разговаривать).

Но Инцитат?

Он мне не особенно нравился.

Он был прекрасным животным — крупный, сильный, с сияющей, как освещенное солнцем облако, шерстью. Его шёлковый на вид белый хвост покачивался сзади, словно бросая вызов любым мухам, полубогам и иным вредителям: «Попробуйте подойти ко мне сзади». Ни поводьев, ни седла на нём не было, но подковы на его копытах сияли золотом.

Его величавость вдавливала меня в землю. От пресыщенности в его голосе я ощутил себя ничтожным и крохотным. Но больше всего я ненавидел его глаза. У лошадей не должно быть такого холодного и разумного взгляда.

— Забирайся, — сказал он. — Мой мальчик ждёт.

— Твой мальчик?

Он обнажил свои белые, словно мрамор, зубы.

— Ты знаешь, о ком я. Большой К. Калигула. Новое Солнце, которое слопает тебя на завтрак.

Я ещё сильнее вжался в диванные подушки. Мое сердце бешено колотилось. Я уже видел, каким быстрым может быть Инцитат, и невысоко оценивал свои шансы в нашем единоборстве. Я бы не успел даже выпустить стрелу или провести пальцами по струнам прежде, чем он лягнул бы меня в лицо.

Тут бы и случиться приливу божественной силы, чтобы я смог выбросить коня в окно. Увы, ничего подобного я не ощутил.

Рассчитывать на подмогу тоже не приходилось. Пайпер стонала; её пальцы подёргивались. Она была в лучшем случае в полубессознательном состоянии. Крест, хныча, пытался сжаться в клубочек, чтобы спрятаться от злобных крылатых сандалий.

Я поднялся с дивана, сжал руки в кулаки и заставил себя посмотреть Инцитату в глаза.

— Я всё ещё бог Аполлон, — предупредил я. — Я уже встретился с двумя императорами и победил обоих. Не испытывай меня, конь.

Инцитат фыркнул.

— Неважно, Лестер. Ты слабеешь. Мы за тобой приглядывали. В тебе едва что-то теплится. Так что прекращай тянуть лошадь за хвост.

— И как ты заставишь меня пойти с тобой? — поинтересовался я. — Ты не можешь схватить меня и забросить себе на спину. У тебя нет рук! Нет противостоящих больших пальцев! Вот в чём твоя роковая ошибка!

— Ну, я могу просто лягнуть тебя в лицо. Или…

Инцитат коротко заржал. Звук оказался похож на тот, каким подзывают собаку.

В комнате возникли Вах-Вах и двое его стражников.

— Вызывали, господин Жеребец?

Конь ухмыльнулся мне.

— Мне не нужны противостоящие большие пальцы, когда у меня есть слуги. Тупые, конечно, и приходится выжёвывать их из их же собственных стяжек…

— Господин Жеребец, — возразил Вах-Вах, — это была укулеле! Мы не могли…

— Загрузить их, — велел Инцитат, — пока у меня из-за вас не испортилось настроение.

Вах-Вах и его помощники забросили Пайпер ему на спину и заставили меня забраться туда же, затем они снова связали мне руки — на этот раз спереди, так что я по меньшей мере мог удерживать равновесие.

Наконец они поставили Креста на ноги, вернули крылатых хулиганов в коробку, связали Кресту руки стяжкой и погнали его перед нашей мрачной процессией. Мы поднялись на палубу, причём мне приходилось нагибаться перед каждой притолокой, а затем повторили уже знакомый нам путь по плавучему мосту из супер-яхт.

Инцитат не спеша цокал вперед. Каждый раз, когда мы проходили мимо наёмников или кого-то из экипажа, они опускались на колени и склоняли головы. Хотелось бы верить, что почести предназначались мне, но я подозревал, что они выражали почтение способности коня размозжить головы тех, кто не проявит достаточного уважения.

Крест споткнулся. Другой пандаи силой поставил его на ноги и подтолкнул вперёд. Пайпер всё время соскальзывала со спины Инцитата, но я как мог старался не дать ей упасть.

Один раз она пробормотала:

— И-а.

Что могло означать: «Спасибо», «Развяжи меня» или «Почему у меня во рту вкус подковы?».

Её клинок, Катоптрис, был совсем рядом. Я уставился на его рукоять, гадая, успею ли схватить его и освободиться или воткнуть его в шею коня.

— Я бы не стал, — сказал Инцитат.

Я замер.

— Что?

— Использовать нож. Это было бы глупо.

— Ты… ты мысли читаешь?

Конь всхрапнул.

— Не нуждаюсь в этом. Ты вообще представляешь, как много твоё тело сообщает тому, на чьей спине ты едешь?

— Я… не сказал бы, что опытен в таких делах.

— В любом случае я знаю, что ты замышлял. Так что не стоит. А то мне придется сбросить вас. Тогда ты и твоя девушка разобьёте головы и умрёте…

— Она не моя девушка!

— …а Большой К рассердится. Он хочет, чтобы вы умерли определенным образом.

— Ай, — живот отозвался той же болью, что и рёбра. Интересно, есть ли какое-то особенное название для морской болезни, которая появляется, когда едешь на лошади по кораблю. — Значит, когда ты сказал, что Калигула съест меня на завтрак…

— О, я не имел в виду буквально.

— Слава богам.

— Я имел в виду, что колдунья Медея закуёт тебя в цепи и освежует твою человеческую оболочку, чтобы извлечь остатки твоей божественной сущности. Тогда Калигула поглотит твою суть и суть Гелиоса, и станет новым богом солнца.

— О…

На меня накатила слабость. Я подозревал, что во мне осталось немножко божественной сущности — какая-то крохотная искорка прежней клёвости, позволявшая мне помнить, кто я и на что некогда был способен. Я не хотел лишаться этих остатков, особенно если эта процедура включала в себя свежевание. От такой мысли желудок мой взбунтовался, и я понадеялся, что Пайпер не обидится, если меня на неё вырвет.

— Ты… ты кажешься разумным конём, Инцитат, — сказал я. — Почему ты помогаешь кому-то настолько непостоянному и вероломному, как Калигула?

Инцитат издал негромкое ржание.

— Постоянный-шмостоянный. Мальчик слушает меня. Я ему нужен. Неважно, насколько злобным или непредсказуемым он кажется другим. Я могу контролировать его и использовать для того, чтобы продвигать свои дела. Я поставил на ту лошадку.

Он кажется, не замечал иронии в том, что лошадь ставит на лошадку. А ещё меня удивило, что у него есть свои дела. У большинства копытных всё более чем просто: еда, бег, ещё еда, хороший груминг. Повторить в желаемой последовательности.

— А Калигула знает, что ты его, э… используешь?

— Конечно! — воскликнул конь. — Малыш не дурак. Когда же он получит то, что хочет, ну… тогда наши дорожки разойдутся. Я намерен свергнуть человеческую расу и создать правительство из лошадей и для лошадей.

— Ты… что?

— Думаешь, лошадиное самоуправление бредовее мира, управляемого олимпийскими богами?

— Никогда об этом не думал.

— Ну ещё бы ты думал! Со своим-то прямоходящим самодовольством! Свяжешься с людьми — так только и жди, что на тебе куда-то поедут или вообще в телегу запрягут. А, что воздух сотрясать. Всё равно ты до революции не доживёшь.

О читатель, как выразить ужас, охвативший меня при мысли об этом — не о лошадиной революции, но о том, что жизнь моя близится к концу! Да, я знаю, что люди тоже оказываются перед лицом смерти, но, говорю вам, для бога это куда хуже! Я прожил тысячи лет, зная, что великий кругооборот жизни и смерти меня не затронет. И вот теперь внезапно оказывается: ЛОЛ, так-то не совсем!! Меня выпотрошит и слопает тип, у которого в советниках воинственный говорящий конь!

Продвигаясь дальше по цепочке супер-яхт, мы видели все больше и больше следов недавней битвы. Двадцатый корабль выглядел так, словно в него не раз ударила молния. Его надстройка превратилась в обугленный дымящийся остов, а чернеющие верхние палубы были покрыты пеной огнетушителей.

На восемнадцатом корабле устроили лазарет. Всюду были уложены раненые, которые стонали от боли в размозжённых головах, сломанных конечностях, кровоточащих носах и пострадавших от прицельных ударов промежностях. Многие схлопотали по коленям или ниже — как раз туда любила пинаться Мэг МакКэффри.

Над несчастными кружила стая голодно покрикивающих стриксов. Возможно, они просто отвечали за охрану, но меня не оставляло ощущение, что они присматриваются к тем из раненых, которые могут не выкарабкаться.

На четырнадцатом корабле Мэг МакКэффри нанесла решающий удар. Девичий виноград оплел всю яхту, включая большую часть экипажа, многие члены которого были пригвождены к стенам плотной паутиной лоз. Команда садовников (без сомнения, призванных сюда из ботанических садов на яхте номер шестнадцать) в данный момент пыталась освободить своих товарищей с помощью садовых ножниц и газонокосилок.

То, что наши друзья нанесли такой серьёзный ущерб и забрались так далеко, меня обнадёжило. Может быть, Крест ошибся насчёт того, что их взяли в плен. Разумеется, два способных полубога вроде Джейсона и Мэг в состоянии сбежать, когда их загонят в угол. Я рассчитывал на это, особенно учитывая, что сейчас мне нужно было, чтобы они меня спасли.

Но что, если они не смогут? Я терзал мозг в попытке придумать умный план или коварную схему, но тот, вместо того чтобы разогнаться, еле плёлся, да и то с одышкой.

Я ухитрился придумать первую часть великого замысла: я сбегу, не убившись при этом, а затем освобожу своих друзей. Вторую часть (как именно это сделать?) я как раз усиленно разрабатывал, когда мое время вышло. Инцитат пересёк палубу Юлии Друзиллы XII, легким галопом промчался через ряд двойных золотых дверей и, спустившись по пандусу, доставил нас во внутрение покои, включавшие в себя лишь одно громадное помещение: комнату Калигулы для аудиенций.

Войти в неё было всё равно что нырнуть в пасть морского чудовища. Уверен, что такого эффекта добивались намеренно. Император хотел, чтобы входящие испытывали панику и чувство беспомощности.

«Тебя поглотили, — словно сообщала эта комната. — А теперь переварят».

Окон здесь не было. Стены высотой в пятьдесят футов были покрыты кричаще-яркими фресками, изображающими битвы, извержения, штормы и безумные вечеринки — словом, картины могущества, вышедшего из-под контроля, стирающего границы, готового изменить действительность.

Выложенный плиткой пол был таким же отображением безумия: причудливо-кошмарные мозаики изображали богов, пожираемых разными чудовищами. Высоченный потолок был окрашен чёрным, и с него свисали золотые канделябры, скелеты в клетках и оголенные мечи, подвешенные на таких тонких шнурках, что, казалось, в любую секунду они сорвутся и пронзят того, кто окажется под ними.

Я склонялся то в одну сторону, то в другую, стараясь сохранить равновесие на спине Инцитата, но это было невозможно. В комнате не было ни одного предмета, на котором хотелось бы задержать взгляд, и покачивание яхты тоже не помогало.

Вдоль стен этого тронного зала стояла на страже дюжина пандаи: шестеро по правому борту и шестеро по левому. Они были вооружены копьями с золотыми наконечниками и с ног до головы облачены в золотые кольчуги. Также у них были огромные металлические щитки на ушных раковинах, при ударах о которые у пандаи, должно быть, знатно звенело в ушах.

В дальнем конце комнаты, где корпус корабля сужался до точки, находилось возвышение для трона. Таким образом, император сидел спиной к углу как любой хороший, страдающий паранойей правитель. Перед ним вихрились две колонны из ветра и каких-то обломков. Я не мог сообразить, что это. Какой-то вентусовский перфоманс?

По правую руку от императора стоял пандаи в полном облачении преторского командира — видимо, это был Реверб, капитан охраны. По левую руку я увидел Медею, чьи глаза победно сверкали.

Сам император выглядел почти так же, как мне и помнилось: молодой, стройный, достаточно красивый, хотя его глаза отстояли далековато друг от друга, уши были весьма выдающимися (хоть и не настолько, как у пандаи), а усмешка была слишком уж тонкой.

На нём были белые брюки, белые же топ-сайдеры, полосатая бело-голубая рубашка, голубой блейзер и капитанская фуражка. У меня в голове всплыли кошмарные воспоминания о том, как я в 1975 году по глупости благословил группу Captain & Tennille на хит «Love Will Keep Us Together». И если Калигула был Капитаном, то Медее отходила роль Теннилл, что казалось неправильным по всем параметрам. Я попытался выбросить эту мысль из головы.

Наша процессия приблизилась к трону, и Калигула, подавшись вперёд, потёр руки, словно только что внесли следующую перемену блюд.

— Как раз вовремя! — воскликнул он. — У меня тут с твоими друзьями занимательнейшая беседа.

Моими друзьями?

Только тут я осознал, что находится внутри вихрящихся колонн из ветра.

В одной из них кружило Джейсона Грейса. В другой — Мэг МакКэффри. Оба тщетно сопротивлялись. Оба кричали, не издавая при этом ни звука. Вокруг обоих кружились торнадо из сверкающей шрапнели — крохотных кусочков небесной бронзы и имперского золота, разрезавших их одежду и кожу, медленно разрубая их на части.

Калигула поднялся и устремил на меня взгляд своих спокойных карих глаз.

— Инцитат, ну не может же это на самом деле быть он?

— Боюсь, что он, дружище, — ответил конь. — Позволь представить тебе не лучший образчик бога: Аполлон, также известный как Лестер Пападопулос.

И он согнул передние ноги в коленях, сбрасывая нас с Пайпер на пол.

Глава 31

Даю вам сердце

Ну, в переносном смысле

Убери ножик

Я мог назвать Калигулу огромным количеством разных имён. «Дружище» не было одним из них.

Тем не менее Инцитат чувствовал себя как дома в присутствии императора. Он продефилировал на правый борт, где два пандаи начали чистить его шерсть, а третий встал на колени, чтобы предложить ему овса из золотого ведра.

Джейсон взбесился, пытаясь выбраться из ветряного туннеля из шрапнели. Он бросил встревоженный взгляд на Пайпер и прокричал что-то, что я не смог услышать. В другом ветряном столбе парила Мэг, её руки и ноги были скрещены, она хмурилась, как злобный джинн, игнорируя кусочки металла, режущие её лицо.

Калигула спустился со своего помоста. Он прогулялся между ветряных столбов; в его походке было нечто щегольское, несомненно, благодаря эффекту от костюма капитана яхты. Остановившись в паре футов от меня, он подбросил на ладони два маленьких кусочка золота — кольца Мэг МакКэффри.

— Это, должно быть, милая Пайпер Маклин, — он нахмурился, взглянув на неё, как будто только сейчас поняв, что она почти без сознания. — Что это с ней? Я не могу дразнить её, когда она в таком состоянии. Реверб!

Командир преторианцев щёлкнул пальцами. Два охранника подошли к Пайпер и поставили её на ноги. Один помахал маленькой бутылочкой у неё перед носом — возможно, с нашатырным спиртом или каким-нибудь мерзким магическим его эквивалентом от Медеи.

Голова Пайпер опрокинулась назад. Дрожь пробежала по её телу, потом она оттолкнула пандаи.

— Я в порядке, — она моргнула, осматривая своё окружение, увидела Джейсона и Мэг в их ветряных столбах, затем взглянула на Калигулу. Она попыталась вытащить нож, но пальцы её не слушались. — Я убью тебя.

Калигула усмехнулся.

— Это было бы забавно, моя дорогая. Но давай пока не будем убивать друг друга, хорошо? Сегодня ночью у меня другие приоритеты.

Он расплылся в улыбке, глядя на меня.

— О, Лестер. Какой же дар мне преподнёс Юпитер!

Он обошёл вокруг меня, проведя кончиками пальцев по моим плечам, как будто проверяя на наличие пыли. Я думаю, мне стоило атаковать его, но Калигула излучал такую ледяную уверенность, такую сильную ауру, что это сбивало меня с толку.

— Не так уж много божественного осталось в тебе, так ведь? — сказал он. — Не переживай. Медея вытащит это из тебя. Затем я отомщу Зевсу за тебя. Утешься этой мыслью.

— Я… не хочу мести.

— Конечно, хочешь! Это будет чудесно, просто подожди и увидишь… Ну, вообще-то ты уже будешь мёртв, но тебе придётся довериться мне. Ты будешь мной гордиться.

— Цезарь, — позвала Медея со своей стороны помоста, — возможно, мы могли бы поскорее начать?

Я услышал в её голосе напряжённость, которую она пыталась скрыть. Как я уже убедился на смертельной парковке, даже у Медеи есть предел. Удерживание Мэг и Джейсона в двух торнадо наверняка отнимало у неё много сил. Она, возможно, не могла поддерживать свои тюрьмы из вентусов и использовать магию, нужную для того, чтобы забрать мою божественную часть. Если бы я смог выяснить, как использовать эту слабость…

На лице Калигулы промелькнуло раздражение.

— Да-да, Медея. Через минутку. Сперва я должен поприветствовать своих верных слуг… — он повернулся к пандаи, провожавшим нас от обувного корабля. — Который из вас Вах-Вах?

Вах-Вах поклонился, и его уши распластались по мозаичному полу.

— Я з-здесь, сэр.

— Хорошо мне служил, так ведь?

— Да, сэр!

— До сегодняшнего дня.

Пандос выглядел так, словно пытался проглотить укулеле Тайни Тима.

— Они… они обманули нас, господин! Этой ужасной музыкой!

— Понимаю, — сказал Калигула. — И как вы собираетесь это исправить? Как я могу быть уверен в вашей преданности?

— Я-я обещаю вам своё сердце, сэр! Сейчас и всегда! Мои люди и я…

Он зажал рот своими большими руками.

Калигула ласково улыбнулся.

— Эй, Реверб?

Командир его преторианцев шагнул вперёд.

— Господин?

— Ты слышал Вах-Ваха?

— Да, господин, — согласился Реверб. — Его сердце ваше. А также сердца его людей.

— Ну что ж, — Калигула щёлкнул пальцами в неопределённом жесте «Уходите прочь». — Уведите их отсюда и заберите то, что принадлежит мне.

Охранники тронного зала двинулись к Вах-Ваху и схватили его и двух его лейтенантов за руки.

— Нет! — закричал Вах-Вах. — Я… я не это имел в виду!..

Он и его люди пытались вырваться и рыдали, но всё это было бесполезно. Пандаи в золотой броне утащили их прочь.

Реверб указал на Креста, стоявшего рядом с Пайпер, дрожащего и хныкающего.

— Что насчёт этого, сэр?

Калигула сузил глаза.

— Напомни, почему у него белая шерсть?

— Он молод, сэр, — сказал Реверб без следа сочувствия в голосе. — Мех наших людей темнеет с возрастом.

— Понимаю, — Калигула погладил лицо Креста тыльной стороной ладони, от чего молодой пандос захныкал ещё громче. — Оставьте его. Он забавный и кажется достаточно безобидным. А сейчас прочь, Командующий. Принесите мне их сердца.

Реверб поклонился и поспешил за своими людьми.

Кровь стучала у меня в висках. Я хотел убедить себя, что всё было не так плохо. Половина охраны императора и их командующий только что ушли. Медея была напряжена, контролируя двух вентусов. Это означало, что нужно справиться только с шестью элитными пандаи, лошадью-убийцей и бессмертным императором. Сейчас было самое подходящее время для осуществления моего хитроумного плана… если бы он у меня был.

Калигула шагнул ко мне. Он обнял меня, как старый друг.

— Понимаешь, Аполлон? Я не сумасшедший. Я просто ловлю людей на слове. Если ты пообещаешь мне свою жизнь, или сердце, или богатство… значит, это ты и имел в виду, так ведь?

У меня заслезились глаза. Я был слишком напуган, чтобы моргнуть.

— К примеру, твоя подруга Пайпер, — сказал Калигула. — Она хотела проводить время со своим отцом. Она обижалась на его карьеру. И знаешь, что случилось? Я разрушил эту карьеру! Если бы она просто уехала с ним в Оклахому, как они и планировали, она бы получила то, что хотела! Но поблагодарила ли она меня? Нет. Она пришла сюда, чтобы убить меня.

— Я так и сделаю, — сказала Пайпер, её голос стал чуть-чуть ровнее. — Поверь мне на слово.

— Вот о чём я говорю, — кивнул Калигула. — Ни капли благодарности.

Он похлопал меня по груди, отчего ушибленные рёбра вспыхнули болью.

— А Джейсон? Он хочет быть жрецом или кем-то в этом роде, строя храмы для богов. Отлично! Я бог. Я ничего не имею против этого! Затем он приходит сюда, чтобы разрушить мои яхты своими молниями. Разве так должны вести себя жрецы? Вот уж не думаю.

Он прогулялся к вихрящимся ветряным столбам. Тем самым он открыл свою спину, но ни Пайпер, ни я не двинулись атаковать его. Даже сейчас, вспоминая это, я не могу сказать, почему. Я чувствовал себя таким беспомощным, как будто находился в видении, произошедшем века назад. Впервые я почувствовал, что случится, если Триумвират будет контролировать всех оракулов. Они не просто будут предвидеть будущее — они будут определять его. Каждое их слово станет неизбежной судьбой.

— И эта, — Калигула изучил Мэг МакКэффри. — Её отец однажды поклялся, что он не будет отдыхать до тех пор, пока не возродит рождённых кровью серебряных жён! Можешь в это поверить?

Рождённые кровью. Серебряные жёны. От звучания этих слов у меня по нервам словно пробежал разряд. Я чувствовал, что должен был знать их значение, то, как они были связаны с семью зелёными семенами, посаженными Мэг на холме. Как и прежде, мой человеческий мозг протестующе кричал, в то время как я пытался переворошить информацию в его глубинах. Я так и видел раздражающее сообщение, мигающее у меня перед глазами: «Файл не найден».

Калигула ухмыльнулся.

— Ну, конечно, я поймал доктора МакКэффри на слове! Я сжёг его цитадель дотла. Но если честно, я думаю, что был слишком щедр, дав возможность жить ему и его дочери. Маленькая Мэг жила чудесной жизнью с моим племянником Нероном. Если бы она просто сдержала данные ему обещания…

Он неодобрительно покачал пальцем.

На правом борту Инцитат отвлекся от своего золотого ведра с овсом и рыгнул.

— Эй, Большой К? Отличная речь и всё такое. Но не должны ли мы убить этих двух в вихрях, чтобы Медея могла сосредоточить свое внимание на свежевании Лестера заживо? Я очень хочу это увидеть.

— Да, пожалуйста, — согласилась Медея, стиснув

зубы.

— НЕТ! — закричала Пайпер. — Калигула, отпусти моих друзей.

К несчастью, она едва стояла на ногах. Её голос дрожал.

Калигула усмехнулся.

— Моя дорогая, я учился противостоять чарующей речи у самой Медеи. Тебе нужно лучше стараться, если…

— Инцитат, — позвала Пайпер, сделав голос немного сильнее, — лягни Медею в голову.

Ноздри Инцитата раздулись.

— Я думаю лягнуть Медею в голову.

— Нет, ты не будешь этого делать! — резко завопила Медея чарующим голосом. — Калигула, заставь эту девчонку замолчать!

Калигула шагнул к Пайпер.

— Извини, дорогая.

Он так сильно ударил её наотмашь по рту, что она сделала полный разворот перед тем, как упасть.

— О-О-О-О! — Инцитат заржал от удовольствия. — Хороший удар!

Я сломался.

Никогда раньше я не чувствовал такого гнева. Ни когда уничтожал всю семью Ниобиодов за оскорбления, ни когда сражался с Геркулесом в моих покоях в Дельфах. Ни даже тогда, когда я сразил циклопов, сделавших смертоносные молнии моему отцу.

В тот момент я решил, что Пайпер Маклин не умрёт этой ночью. Я бросился на Калигулу, намереваясь сомкнуть руки на его шее. Я хотел задушить его до смерти, лишь бы только стереть эту самодовольную улыбку с его лица.

Я был уверен, что моя божественная сила вернётся. Я бы разорвал императора на части в своём праведном гневе.

Вместо этого Калигула толкнул меня на пол, почти не взглянув в мою сторону.

— Пожалуйста, Лестер, — сказал он. — Ты ставишь себя в неловкое положение.

Пайпер лежала, дрожа, как будто ей было холодно.

Неподалёку сидел Крест, безуспешно пытаясь закрыться своими огромными ушами. Без сомнений, он сожалел о своём решении последовать за мечтой и брать уроки музыки.

Я сфокусировал свой взгляд на двойных вихрях в надежде, что Джейсон и Мэг смогли каким-то образом выбраться. Это было не так, но, как ни странно, как будто в немом соглашении, они, казалось, поменялись ролями.

Вместо того чтобы бушевать в ответ на то, что Пайпер ударили, Джейсон сейчас парил, будучи абсолютно неподвижным. Его глаза были закрыты, лицо выглядело, словно камень. Мэг, напротив, царапала свою клетку из вентусов, крича слова, которых я не слышал. Её одежда была вся в лохмотьях. Лицо было заштриховано дюжиной истекающих кровью порезов, но, казалось, это её не волновало. Она пиналась, и била, и бросала пакеты с семенами в вихрь, вызывая праздничные взрывы из анютиных глазок и нарциссов среди шрапнели.

Медея на императорском помосте стала бледной и вспотела. Противодействие чарующей речи Пайпер, должно быть, заставило её напрячься, но это не успокоило меня.

Реверб должен был скоро вернуться со своими охранниками и принести сердца врагов императора.

Холодная мысль заполнила мой разум. Сердца его врагов.

Я чувствовал себя так, будто это меня ударили. Я был нужен императору живым, по крайней мере сейчас. Это означало, что моим единственным козырем…

Выражение моего лица, должно быть, было забавным. Калигула разразился смехом.

— Аполлон, ты выглядишь так, словно кто-то наступил на твою любимую лиру! — он выразил своё неодобрение. — Ты думаешь, это у тебя всё было плохо? Я вырос как заложник во дворце моего дяди Тиберия. Ты знаешь, каким злобным был этот человек? Я каждый день просыпался, ожидая, что меня убьют, как и остальных членов моей семьи. Я стал непревзойдённым актёром. Кем бы ни хотел видеть меня Тиберий, я был им. И я выжил. А ты? Твоя жизнь была золотой от начала до конца. У тебя не хватает стойкости быть смертным.

Он повернулся к Медее.

— Очень хорошо, волшебница! Можешь ускорить свои маленькие блендеры, чтобы убить этих двух пленников и сделать из них пюре. Затем мы займёмся Аполлоном.

Медея улыбнулась.

— С удовольствием.

— Подожди! — закричал я, вытаскивая стрелу из своего колчана.

Оставшиеся охранники императора направили свои копья на меня, но император закричал:

— ОСТАНОВИТЕСЬ!

Я не пытался достать лук. Я не атаковал Калигулу. Вместо этого я развернул стрелу к себе и надавил её концом на свою грудь.

От улыбки Калигулы не осталось и следа. Он изучал меня с плохо скрываемым презрением.

— Лестер… что ты делаешь?

— Отпусти моих друзей, — сказал я. — Всех их. После этого делай со мной, что хочешь.

Глаза императора блестели так же, как и у стрикса.

— А если я не отпущу их?

Я призвал всю свою храбрость и выдал угрозу, которая не пришла бы мне в голову в мои предыдущие четыре тысячи лет жизни.

— Я убью себя.

Глава 32

Не заставляйте

Меня, я ведь сделаю…

Ох, это больно

— ТЕБЕ НЕ НАДЛЕЖИТ СОТВОРЯТЬ СИЕ, — прожужжал голос в моей голове.

Мой благородный жест был испорчен, когда я осознал, что снова по ошибке вытащил стрелу Додоны. Она яростно тряслась в моей руке. Без сомнения, из-за этого я выглядел ещё более напуганным, чем был на самом деле. Несмотря на это, я крепко держал её.

Калигула сузил глаза.

— Ты никогда этого не сделаешь. В твоём теле нет инстинкта самопожертвования!

— Отпусти их, — я надавил на кожу стрелой так сильно, что пошла кровь. — Или ты никогда не будешь богом солнца.

Стрела загудела с яростью:

— УБИВАЙ СЕБЯ КАКИМ-НИБУДЬ ДРУГИМ СНАРЯДОМ, НЕГОДНЫЙ. ИСПОЛЬЗУЙ ОБЫЧНЫЕ ОРУДИЯ УБИЙСТВА, А Я НЕ ТАКОВА!

— Эй, Медея, — позвал Калигула, обернувшись через плечо, — если он убьёт себя таким образом, ты всё ещё сможешь совершить свою магию?

— Ты знаешь, что я не смогу, — пожаловалась она. — Это сложный ритуал! Мы не можем позволить ему убить себя каким-нибудь небрежным способом до того, как я буду готова.

— Ну, это слегка раздражает, — вздохнул Калигула. — Послушай, Аполлон, не ожидай, что это хорошо закончится. Я не Коммод. Я не играю в игры. Будь хорошим мальчиком и позволь Медее убить тебя надлежащим образом. Тогда остальные умрут безболезненной смертью. Это моё лучшее предложение.

Я решил, что из Калигулы вышел бы ужасный продавец автомобилей.

На полу рядом со мной дрожала Пайпер. Возможно, её нейронные пути были перегружены травмой. Крест завернулся в свои собственные уши. Джейсон продолжал медитировать в своём конусе из крутящейся шрапнели, однако мне казалось сомнительным, чтобы он смог достичь нирваны в таких условиях.

Мэг кричала и жестикулировала мне, возможно, говоря мне не быть дураком и опустить стрелу. Я впервые не был счастлив, что не мог слышать её приказов.

Охранники императора стояли там, где и были, сжимая свои копья. Инцитат жевал свой овёс так, словно он был в кинотеатре.

— Последний шанс, — сказал Калигула.

Где-то позади меня, на верхушке пандуса позвал голос:

— Мой господин!

Калигула посмотрел туда.

— Что такое, Фленж? Я тут немного занят.

— Н-новости, мой господин.

— Позже.

— Сэр, это насчёт северной атаки.

Я почувствовал резкий прилив надежды. Этой ночью происходило нападение на Новый Рим. У меня не было такого хорошего слуха, как у пандоса, но истеричные нотки в голосе Фленжа говорили сами за себя. Он не принёс императору хороших новостей.

Выражение лица Калигулы стало кислым.

— Тогда иди сюда. И не трогай идиота со стрелой.

Пандос Фленж прошаркал мимо меня и прошептал что-то императору на ухо. Может, Калигула и считал себя непревзойдённым актёром, но он плохо скрывал своё отвращение.

— Как это разочаровывает, — он бросил кольца Мэг в сторону, словно они были бесполезным камешками. — Пожалуйста, твой меч, Фленж.

— Я… — Фленж завозился со своей кхандой. — Д-да, мой господин.

Калигула изучил тупой зазубренный клинок, а затем вернул его хозяину, с жестокой силой вонзив его в живот бедного пандоса. Несчастный взвыл и рассыпался в пыль.

Калигула взглянул на меня.

— Так на чём мы остановились?

— Твоя северная атака, — сказал я. — Плохо прошла?

Было глупо с моей стороны раздражать его, но я не мог не сделать этого. В тот момент я был не рациональнее Мэг МакКэффри — я просто хотел сделать больно Калигуле, разбить всё, что у него было, вдребезги.

Он отмахнулся от моего вопроса.

— Немного работы, которую я должен сделать сам. Логично было предположить, что лагерь римских полубогов будет подчиняться приказам римского императора, но увы.

— У Двенадцатого Легиона богатая история поддержки хороших императоров, — сказал я. — И свержения плохих.

Левый глаз Калигулы дёрнулся.

— Эй, Буст, где ты?

На левом борту один из лошадиных пандаи-парикмахеров в тревоге уронил свою щётку.

— Да, господин?

— Возьми своих людей, — сказал Калигула. — Передайте всем. Мы немедленно перестраиваемся и плывём на север. Мы не закончили дела в области залива Сан-Франциско.

— Но, сэр… — Буст посмотрел на меня, как будто решая, представляю ли я достаточную угрозу или можно оставить императора без имеющейся охраны. — Да, сэр.

Оставшаяся часть пандаи покинула зал, и не осталось никого, кто мог бы держать перед Инцитатом его золотое ведро с овсом.

— Слушай, К, — сказал жеребец. — Разве хомут надевают с хвоста? До того как мы отправимся на войну, ты должен закончить свои дела с Лестером.

— О, я это сделаю, — пообещал Калигула. — А теперь, Лестер. Мы оба знаем, что ты не собираешься…

Он кинулся ко мне с ослепительной скоростью и попытался выхватить стрелу. Я предвидел это. Прежде чем он смог меня остановить, я ловко вонзил стрелу себе в грудь. Ха! Это покажет Калигуле, каково недооценивать меня!

Дорогой читатель, чтобы навредить себе, необходима большая сила воли. И сила воли не в хорошем смысле, а в глупом, безрассудном смысле, который вы никогда не должны и пробовать призывать, даже в стремлении спасти своих друзей.

Ранив себя, я изумился нахлынувшей на меня боли. Почему убивать себя так неприятно?

Костный мозг словно превратился в лаву. Лёгкие наполнились горячим сырым песком. Кровь пропитала футболку, и я, задыхаясь, упал на колени. Голова шла кругом, мир вращался вокруг меня, словно весь тронный зал стал огромной тюрьмой-вентусом.

— ЗЛОДЕЙСТВО! — прожужжал голос стрелы Додоны в моей голове (а сейчас ещё и в груди). — ТЫ ЖЕ ВОНЗИЛ МЕНЯ В СЕБЯ! О МЕРЗОСТЬ, О ЧУДОВИЩНАЯ ПЛОТЬ!

Где-то на задворках сознания промелькнула мысль, что несправедливо, когда жалуется стрела, а умираю я, но я не смог бы заговорить, даже если бы и захотел.

Калигула бросился вперёд. Он схватил древко стрелы, но Медея закричала:

— Прекрати!

Она пробежала через тронный зал и опустилась на колени рядом со мной.

— Если вытащишь стрелу, можешь только ухудшить ситуацию! — прошипела она.

— Он пырнул себя в грудь, — сказал Калигула. — Что может быть ещё хуже?

— Дурак, — пробормотала она. Я не был уверен, относился ли этот комментарий ко мне или к Калигуле. — Я не хочу, чтобы он истекал кровью, — она достала чёрный шёлковый мешочек из своего пояса, вытащила из него стеклянный пузырёк с пробкой и сунула мешочек Калигуле. — Подержи это.

Она откупорила пузырёк и вылила его содержимое на входное отверстие раны.

— ХОЛОДНО! — жаловалась стрела Додоны. — ХОЛОДНО! ХОЛОДНО!

Я ничего не чувствовал. Жгучая боль притупилась, пульсируя по всему телу. Я был довольно-таки уверен, что это было дурным знаком.

К нам процокал Инцитат.

— Вау, он и вправду это сделал. Теперь совсем другое дело[23].

Медея изучала рану. Она ругалась на древнеколхидском, затрагивая тему прошлых романтических отношений моей матери.

— Этот идиот даже не может правильно себя убить, — ворчала волшебница. — Выглядит так, словно он каким-то образом промахнулся мимо сердца.

— ЭТО БЫЛА Я, ВЕДЬМА! — нараспев произнесла стрела из стенок моей грудной клетки. — ВЫ ДУМАЕТЕ, ЧТО Я С РАДОСТЬЮ ПОЗВОЛИЛА БЫ СЕБЕ ВОНЗИТЬСЯ В ОМЕРЗИТЕЛЬНОЕ СЕРДЦЕ ЛЕСТЕРА? Я УКЛОНЯЛАСЬ!

Я сделал мысленную заметку позже поблагодарить или сломать стрелу Додоны — в зависимости от того, что будет более кстати.

Медея щёлкнула пальцами Калигуле.

— Подай мне красный пузырёк.

Калигула нахмурился, явно не привыкший к роли ассистента хирурга.

— Я никогда не копаюсь в женских сумочках. Особенно в сумочках волшебниц.

Я подумал, что это самый верный знак того, что он был в здравом уме.

— Если ты хочешь быть богом солнца, — рыкнула Медея, — сделай это!

Калигула нашёл красный пузырёк.

Медея покрыла свою правую руку его липким содержимым. Левой рукой она схватила стрелу Додоны и выдернула её из моей груди.

Я закричал. В глазах потемнело. Казалось, мои грудные мышцы были просверлены дрелью. Когда зрение восстановилось, я обнаружил, что рана от стрелы закрыта густой красной субстанцией, словно сургучом, который используется для печатей на письмах. Боль была ужасной, невыносимой, но я снова мог дышать.

Не будь я так несчастен, расплылся бы в триумфальной улыбке. Я рассчитывал на целительные силы Медеи. Она была такой же умелой, как и мой сын Асклепий, хотя её врачебная этика оставляла желать лучшего, а лекарства обычно предполагали тёмную магию, мерзкие ингредиенты и слёзы маленьких детей.

Я, конечно, не ожидал, что Калигула отпустит моих друзей. Но я надеялся, что раз Медея отвлеклась, она потеряет контроль над своими вентусами. Что она и сделала.

Тот момент запечатлелся в моей памяти: Инцитат, уставившийся на меня сверху вниз, его морда с крупицами овса, волшебница Медея, изучающая мою рану, её руки, липкие из-за крови и магического средства, Калигула, стоящий надо мной, его роскошные белые брюки и туфли, забрызганные моей кровью, и Пайпер с Крестом, лежащие неподалёку на полу, о чьём присутствии моментально забыли наши захватчики. Даже Мэг, казалось, застыла в своей крутящейся тюрьме, в ужасе от того, что я сделал.

Это был последний момент перед тем, как всё пошло не так, и перед тем, как произошла наша большая трагедия, — когда Джейсон раскинул руки, и ветряные клетки взорвались.

Глава 33

Нет благих вестей

Я тебя предупреждал

Уйди, читатель

ОДНО торнадо может испортить весь ваш день.

Я видел, в какие разрушения может вылиться ярость разгневавшегося на Канзас Зевса. Так что не удивился, когда наполненные осколками духи ветра прорвались сквозь «Юлию Друзиллу XII», словно бензопилы.

Мы все должны были умереть от взрыва. Я определённо был в этом уверен. Но Джейсон направил его вверх, вниз и в сторону двухмерной волной — взрывая стены на левом и правом борту; разрывая чёрный потолок, осыпавший нас канделябрами и мечами; пробиваясь через мозаичный пол в недра корабля. Яхта стонала и тряслась — металл, дерево и стеклопластик ломались, словно кости в пасти монстра.

Инцитата и Калигулу отбросило в одну сторону, Медею — в другую. Никто из них не получил травм сильнее царапины. Мэг МакКэффри, к сожалению, была слева от Джейсона. Когда вентусы взорвались, её унесло прямо в только что образовавшуюся дыру в стене, и она исчезла в темноте.

Я пытался закричать. Хотя думаю, это больше прозвучало, как предсмертный хрип. От взрыва в ушах так звенело, что я не мог сказать наверняка.

Я едва мог двигаться. Не было и шанса, что я смогу отправиться за моей юной подругой. Я отчаянно стал осматриваться и остановил свой взгляд на Кресте.

Глаза молодого пандоса были так широко раскрыты, что по размеру почти соответствовали ушам. Золотой меч упал с потолка и проткнул плитку на полу прямо между его ног.

— Спаси Мэг, — прохрипел я, — и я научу тебя играть на любом инструменте, каком пожелаешь.

Я не знал, как даже пандос мог услышать меня, но, похоже, у Креста это получилось. Выражение его лица изменилось с потрясённого на безрассудно решительное. Он добрался до дыры в стене по накренившемуся полу и, развернув уши, ринулся в неё.

Трещина в полу стала расширяться, отрезая нас от Джейсона. Водопады высотой в десять футов попадали на левый и правый борт через повреждённый корпус, омывая мозаичный пол грязной водой с обломками и заливаясь в увеличивающуюся расщелину по центру комнаты. Повреждённые механизмы внизу исходили паром. Пламя разрасталось, а морская вода уже начала заливать трюм. Вверху, обрисовывая края разрушенного потолка, появились кричащие и обнажающие оружие пандаи — но тут небо вспыхнуло, и завитки молнии превратили охранников в пыль.

Джейсон вышел из дымовой завесы на противоположной стороне тронного зала с гладиусом в руке.

Калигула зарычал.

— Ты один из тех детишек из Лагеря Юпитера, так ведь?

— Я Джейсон Грейс, — сказал он. — Бывший претор Двенадцатого Легиона. Сын Юпитера. Дитя Рима. Но я принадлежу обоим лагерям.

— И это годится, — сказал Калигула. — На тебе будет лежать ответственность за сегодняшнее предательство Лагеря Юпитера. Инцитат!

Император схватил золотое копьё, катившееся по полу. Он запрыгнул на спину жеребца, направился к разлому и пепепрыгнул его в один скачок. Джейсон кинулся в сторону, чтобы не попасть под копыта.

Откуда-то слева я услышал гневный рев. Пайпер Маклин поднялась. Нижняя половина её лица выглядела кошмарно — её опухшая нижняя губа была разбита, челюсть съехала вбок, струйка крови текла из уголка рта.

Она направилась к Медее, которая повернулась как раз в подходящий момент, чтобы получить от Пайпер кулаком в нос. Волшебница споткнулась, закрутила руками, пытаясь удержать баланс, в то время как Пайпер толкнула её в расщелину. Волшебница исчезла в пенящемся бульоне из горящего топлива и морской воды.

Пайпер кричала Джейсону. Она, должно быть, говорила: «ПОШЛИ!» Но выходил только гортанный крик.

Джейсон был немного занят. Он уворачивался от нападений Инцитата, отбивая копьё Калигулы своим мечом, но он медленно двигался. Я мог только догадываться, сколько энергии он израсходовал, контролируя ветры и молнию.

— Выбирайтесь отсюда! — крикнул он нам. — Уходите!

В его левое бедро вонзилась стрела. Джейсон простонал и споткнулся. Сверху собиралось всё больше пандаи, несмотря на угрозу сильных гроз.

Пайпер предупреждающе закричала, когда Калигула снова напал. Джейсон смог только откатиться в сторону. Он сделал захватывающий жест в воздухе, и порыв ветра дёрнул его вверх. Внезапно он оказался верхом на миниатюрной грузовой туче с четырьмя облачными воронками вместо ног и потрескающейся от молний гривой. Это был его конь-вентус Буря.

Он поехал навстречу Калигуле, направляя меч против копья. Другая стрела попала Джейсону в плечо.

— Я говорил вам, что это не игра! — кричал Калигула. — Вы не уйдёте от меня живыми!

Корабль сотряс раздавшийся внизу взрыв. Помещение раскололось ещё сильнее. Пайпер пошатнулась, что, возможно, спасло ей жизнь; три стрелы попали в то место, где она только что стояла.

Каким-то образом она подняла меня на ноги. Я держал стрелу Додоны, хотя не помнил, чтобы поднимал её. Я не видел ни намека на присутствия Креста, Мэг и даже Медеи. Стрела попала мне в носок ботинка. Но мне было уже так больно, что я не мог сказать, проткнула она мою ногу или нет.

Пайпер дёрнула меня за руку. Она указала на Джейсона, настойчиво, но неразборчиво что-то говоря. Мне хотелось помочь ему, но что я мог сделать? Я только что воткнул себе в грудь стрелу. И был вполне уверен, что если чихну слишком сильно, то красная пробка вылетит из моей раны, и я умру от кровопотери. Я не мог натянуть тетиву или даже сыграть на укулеле. Тем временем на треснувшей крыше появлялось всё больше и больше пандаи, готовых помочь мне умереть от стрелы.

Состояние Пайпер было ничуть не лучше. Сам факт того, что она стояла на ногах, был чудом — одним из чудес, которые возвращаются убить тебя позже, когда адреналин спадает.

Тем не менее, как мы могли уйти?

Я с ужасом смотрел, как Джейсон и Калигула сражались. Теперь каждая конечность Джейсона истекала кровью из-за стрел, но он каким-то образом всё ещё мог поднять меч. Места было слишком мало для двух людей на конях, но они всё же кружили вокруг друг друга, обмениваясь ударами. Инцитат ударил Бурю своими передними копытами с золотыми подковами. Вентус ответил электрическими вспышками, опалившими белые бока жеребца.

Как только бывший претор и император промчались мимо друг друга, Джейсон встретился со мной взглядом с другой стороны тронного зала. Его выражение лица передало мне его план предельно ясно. Как и я, он решил, что Пайпер Маклин не умрёт этой ночью. По какой-то причине он решил, что я тоже должен выжить.

Он снова прокричал:

— ИДИТЕ! Помни!

Я медлил и стоял в ступоре. Джейсон задержал свой взгляд на мне на долю секунды дольше, возможно, чтобы удостовериться, что последнее слово было услышано. «Помни» — обещание, которое он вытащил из меня миллион лет назад, этим утром, в его комнате в Пасадене.

Как только спина Джейсона оказалась открытой, Калигула ринулся к нему. Он метнул своё копьё, вгоняя его наконечник между лопаток Джейсона. Пайпер закричала. Джейсон застыл, его голубые глаза широко раскрылись от шока.

Он резко упал вперёд, обнимая руками шею Бури. Его губы шевелились, как будто он что-то шептал своему коню.

«Унеси его отсюда! — взмолился я, зная, что ни один бог не услышит. — Пожалуйста, просто дайте Буре унести его в безопасное место!»

Джейсон свалился со своего коня. Он упал на палубу лицом вниз. Копьё всё ещё торчало из его спины, его гладиус с лязгом вывалился из руки.

Инцитат подбежал к упавшему полубогу. Стрелы продолжали сыпаться вокруг нас.

Калигула пристально смотрел на меня через пропасть тем же недовольным, хмурым взглядом, каким одаривал меня отец перед тем, как назначить одно из своих наказаний: «А теперь посмотри, что ты заставил меня сделать».

— Я предупреждал тебя, — сказал Калигула. Потом он взглянул на пандаи, стоящих наверху. — Оставьте Аполлона в живых. Он не представляет угрозы. Но убейте девчонку.

Пайпер взревела, трясясь от ярости и бессилия. Я встал перед ней и ожидал смерти, с холодной отрешённостью гадая, куда попадёт первая стрела. Я смотрел, как Калигула выдернул своё копьё, а затем снова вогнал его в спину Джейсона, лишая нас последней надежды на то, что наш друг выжил.

Как только пандаи натянули тетиву и прицелились, затрещал заряженный озоном воздух. Ветры закружились вокруг нас. Внезапно мы с Пайпер стали быстро удаляться от корпуса горящей «Юлии Друзиллы XII» на спине Бури — вентус выполнял последний приказ Джейсона: доставить нас в безопасное место, хотим мы того или нет.

Я рыдал от безысходности, в то время как мы пролетали над поверхностью гавани Санта-Барбары, всё ещё слыша звуки взрывов, грохочущих позади нас.

Глава 34

Сёрф-авария —

Мой новый эвфемизм для

Худшего денька

НА следующие несколько часов мой разум покинул меня.

Я не помню, как Буря скинул нас на пляже, хотя он, должно быть, сделал это. Вспоминаются моменты, когда Пайпер кричала на меня и сидела в прибое, то содрогаясь от беззвучных рыданий, то бессмысленно хватая мокрый песок пригоршнями и швыряя его в море. Пару раз она отталкивала амброзию и нектар, которые я пытался дать ей.

Я помню, как в холодной от морской воды рубашке медленно шагал босиком по тонкой полоске пляжа. Затычка из липкой слизи пульсировала в моей груди, иногда протекая и выпуская немного крови.

Мы больше не были в Санта-Барбаре. Не было ни гавани, ни флота супер-яхт, только темный Тихий океан, протянувшийся перед нами. За нами вырисовывался темный утес. Зигзаг деревянной лестницы вёл к огням дома на вершине.

Мэг МакКэффри тоже была здесь. Стоп. Когда она появилась? Она была насквозь промокшей, её одежда была изрезана, а лицо и руки были сплошь покрыты синяками и порезами. Она сидела рядом с Пайпер и делилась амброзией. Полагаю, моя амброзия не была достаточна хороша. Крест уселся на некотором расстоянии от основания скалы, изучая меня голодным взглядом, будто ожидая своего первого урока музыки. Пандос, кажется, сделал то, о чем я его просил. Каким-то образом он нашёл Мэг, выудил её из воды и прилетел с ней сюда… Где бы ни было это «сюда».

Тем, что я запомнил особенно отчётливо, были слова Пайпер:

— Он не умер.

Она повторяла это снова и снова с тех пор, как смогла снова произносить слова, когда нектар и амброзия сняли отёк вокруг её губ. Она по-прежнему выглядела ужасно. На верхнюю губу нужно было наложить швы. У неё явно намечался шрам. Челюсть, подбородок и нижняя губа были одним гигантским баклажанового цвета синяком. Счёт от стоматолога обещал быть огромным. Тем не менее, она решительно выдавила:

— Он не умер.

Мэг держала её за плечо:

— Возможно. Мы выясним это. Тебе нужно отдохнуть и подлечиться.

Я недоверчиво уставился на свою молодую хозяйку:

— Возможно? Мэг, ты не видела, что произошло! Он… Джейсон… копьё…

Мэг вперилась в меня взглядом. Она не сказала мне заткнуться, но я громко и отчётливо услышал этот приказ. На ее руках сверкали золотые кольца, хотя я понятия не имел, как она смогла их вернуть. Может, как многое магическое оружие, они автоматически возвращались к владельцу в случае потери. Вполне в духе Нерона дарить приёмной дочери такие приставучие подарки.

— Буря найдёт Джейсона, — настаивала Мэг. — Нам просто нужно подождать.

Буря… точно. Я смутно припомнил, что после того, как вентус принёс нас в это место, Пайпер насела на духа, используя невнятные слова и жесты, чтобы приказать ему вернуться обратно к яхтам и найти Джейсона. Буря умчался по поверхности моря, как электрическая водяная воронка.

Сейчас, глядя на горизонт, я задумался, смею ли я надеяться на хорошие новости.

Мои воспоминания с корабля начали возвращаться, складываясь во фреску, более ужасную, чем всё, что было нарисовано на стенах у Калигулы.

Император предупреждал меня: это не игра. Он действительно отличался от Коммода. Как бы Калигула ни любил театральность, он никогда бы не испортил казнь, добавив блестящие спецэффекты, страусов, баскетбол, гоночные машины и громкую музыку. Калигула не притворялся, что убивает. Он убивал.

— Он не умер, — Пайпер повторяла свою мантру, будто пытаясь зачаровать себя своим голосом так же, как и нас. — Он прошёл через слишком многое, чтобы умереть сейчас вот так.

Я хотел ей верить.

К несчастью, я был свидетелем десятков тысяч смертей смертных. Лишь некоторые из них имели какое-то значение. Большинство же были несвоевременными, неожиданными, недостойными и, наконец, слегка смущающими. Люди, которые заслуживают смерти, живут вечность. Те же, кто достоин жить, всегда уходят слишком рано.

Вступить в схватку со злым императором, чтобы спасти своих друзей… это казалось слишком правдоподобной смертью для такого героя, как Джейсон Грейс. Он рассказал мне, что сказала Эритрейская сивилла. Если бы я не попросил его пойти с нами…

«Не вини себя, — сказал Эгоистичный Аполлон. — Это был его выбор».

«Это был мой поиск, — возразил Виноватый Аполлон. — Если бы не я, Джейсон был бы в безопасности в своей комнате в общежитии, делая наброски новых храмов для сомнительных второстепенных богов! Пайпер Маклин была бы невредима, проводя время со своим отцом и готовясь к новой жизни в Оклахоме».

Эгоистичному Аполлону было нечего на это ответить. Или он эгоистично оставил слова при себе.

Я мог только смотреть на море и ждать, надеясь, что вот сейчас Джейсон Грейс появится на Буре из темноты, живой и здоровый.

Наконец в воздухе запахло озоном. Молния промелькнула на поверхности воды. Буря ступил на берег; что-то тёмное было перекинуто через его круп, как седельная сумка.

Вентус опустился на колени. Он аккуратно позволил Джейсону соскользнуть на песок. Пайпер закричала и побежала к нему. Мэг бежала следом. Самым ужасным было видеть секундное облегчение на их лицах, прежде чем к ним пришло осознание.

Бледно-пергаментная кожа Джейсона была забрызгана слизью, песком и пеной. Море смыло кровь, но его школьная рубашка была пурпурной, как сенаторский пояс. Стрелы торчали из его рук и ног. Его правая рука застыла в указывающем жесте, будто он всё ещё приказывал нам уходить. Выражение его лица не казалось измученным или запуганным. Он выглядел спокойным, будто решил поспать после трудного дня. Мне не хотелось его будить.

Пайпер трясла его и рыдала:

— Джейсон! — её голос отзывался эхом от скал.

Лицо Мэг застыло в хмурой гримасе. Она села на корточки и посмотрела на меня.

— Вылечи его.

Сила её приказа потянула меня вперёд, заставила сесть на колени рядом с Джейсоном. Я положил ладонь на его холодный лоб, что только подтвердило очевидное:

— Мэг, я бы очень хотел, но не могу излечить от смерти.

— Всегда есть способ, — сказала Пайпер. — Исцеление! Как то, что использовал Лео!

Я покачал головой.

— Лео исцелился сразу же в момент смерти, — мягко объяснил я. — Он прошёл через многое, чтобы получить ингредиенты. И даже с ними ему нужен был Асклепий, чтобы приготовить лекарство. Это не сработает сейчас для Джейсона. Мне очень жаль, Пайпер. Слишком поздно.

— Нет, — она настаивала. — Нет, чероки всегда учили…

Она судорожно вдохнула, будто готовясь к боли от предстоящего долгого рассказа.

— Одна из самых важных историй. Давным-давно, когда человек впервые начал разрушать природу, животные решили, что он является угрозой и поклялись сражаться с ним. У каждого животного был свой особый способ убивать людей. Но растения… они были добрые и имели сострадание. И поклялись в обратном: в том, что каждое из них найдёт свой способ защищать людей. Таким образом получилось, что существует растительное лекарство от всего, вне зависимости от того болезнь ли это, яд или рана. Какое-то растение может исцелить тебя, надо просто знать, какое именно!

Я поморщился:

— Пайпер, эта история содержит много мудрости. Но даже если бы я все ещё был богом, я не смог бы предложить вам средство для возвращения мертвых. Если бы оно существовало, Аид никогда не допустил бы его использования.

— Тогда Врата Смерти! — сказала она. — Медея смогла вернуться через них! И Джейсон сможет! Всегда есть способ обмануть систему. Ну же, помоги мне!

Её чарующая речь нахлынула на меня, настолько же сильная, как и приказ Мэг. Затем я посмотрел на спокойное выражение лица Джейсона.

— Пайпер, — сказал я, — вы с Джейсоном сражались, чтобы закрыть Врата Смерти. Потому что вы знали, что неправильно выпускать мёртвых обратно в мир живых. О Джейсоне Грейсе я могу сказать многое, но обманщиком он не был. Хотел бы он, чтобы ты разрывала небеса, землю и Царство Мёртвых, чтобы вернуть его?

Её глаза злобно сверкнули.

— Тебе всё равно, потому что ты бог. Ты вернёшься на Олимп после того, как освободишь Оракулов, так какая разница? Ты используешь нас, чтобы получить то, что ты хочешь, как и все остальные боги.

— Слушай, — сказала Мэг мягко, но решительно. — Это не поможет.

Пайпер надавила рукой на грудь Джейсона.

— Ради чего он умер, Аполлон? Ради пары ботинок?

Приступ паники почти выбил пробку из моей груди. Я совсем забыл про ботинки. Я сдёрнул колчан со спины и перевернул вверх дном, вытряхивая из него стрелы.

Свёрнутые сандалии Калигулы упали на берег.

— Они здесь, — я подхватил их трясущимися руками. — По крайней мере… по крайней мере, они у нас есть.

У Пайпер вырвался сдавленный всхлип.

— Да, да, это прекрасно. Теперь ты можешь пойти и увидеть своего оракула. Оракула, который его УБИЛ!!!

Откуда-то позади меня, на полпути к верхушке утёса, донёсся мужской голос:

— Пайпер?

Буря скрылся, оставив после себя лишь ветер и капельки дождя.

Спеша вниз по ступенькам со стороны скалы, к нам подбежал Тристан Маклин, одетый в клетчатые пижамные штаны и белую футболку.

Конечно, я понял. Буря принёс нас к дому Маклинов в Малибу. Откуда-то он знал дорогу сюда. Отец Пайпер, должно быть, услышал её крики с верхушки скалы.

Он бежал нам навстречу, его сланцы шлёпали подошвами, забрасывая песком отвороты брюк, футболка колыхалась на ветру. Его тёмные растрёпанные волосы попадали в глаза, но это не скрывало его тревоги.

— Пайпер, я ждал тебя! — позвал он. — Я был на террасе и…

Он застыл, сначала увидев побитое лицо дочери, а затем тело, лежащее на песке.

— О нет, нет, — он рванул к Пайпер. — Что… что это?.. Кто?..

Убедившись, что над Пайпер не нависает угроза смерти, он встал на колени рядом с Джейсоном и положил руку на шею мальчика, проверяя пульс. Он поднёс ухо к его рту, проверяя дыхание. Конечно, он не нашёл их.

Он смотрел на нас с недоумением. Затем получше пригляделся к Кресту, когда заметил его неподалёку, обернувшего огромные белые уши вокруг всего тела.

Я почти чувствовал, как Туман окутывал Тристана Маклина, в то время как он пытался разгадать, что он видел, стараясь поместить это в рамки того, что понимал его смертный мозг.

— Несчастный случай во время сёрфинга? — предположил он. — О, Пайпер, ты же знаешь, что эти скалы опасны. Почему ты не сказала мне?.. Как это?.. Неважно. Это неважно.

Трясущимися руками он вытащил телефон из кармана пижамных штанов и набрал 911.

Телефон пискнул и зашипел.

— Мой телефон не… Я… я не понимаю.

Пайпер разрыдалась, прижимаясь к груди отца.

В тот момент Тристан Маклин должен был сломаться раз и навсегда. Его жизнь развалилась на части. Он потерял всё, ради чего работал все время. А сейчас на уже не принадлежавшем ему пляже нашел раненую дочь и её умершего бывшего парня — конечно, этого любому достаточно, чтобы потерять рассудок. У Калигулы была бы ещё одна причина отпраздновать хорошую ночь садистской работы.

Вместо этого меня снова удивила человеческая стойкость. Его выражение лица как будто стало стальным. Его взгляд чётко сфокусировался. Должно быть, он понял, что нужен дочери и не может позволить себе поддаваться жалости к самому себе. Он должен был сыграть ещё одну важную роль: роль её отца.

— Хорошо, детка, — сказал он, поглаживая её голову. — Хорошо, мы… мы всё выясним. Мы разберёмся с этим.

Он развернулся и указал на Креста, всё ещё прячущегося у скалы.

— Ты.

Крест, как кот, зашипел на него.

Мистер Маклин моргнул; его мозг с трудом перезагрузился.

Он указал на меня.

— Ты. Отведи остальных наверх в дом. Я останусь с Пайпер. Используй мой домашний телефон на кухне. Позвони девять-один-один. Скажи им… — он посмотрел на разбитое тело Джейсона. — Скажи им приезжать сюда немедленно.

Пайпер подняла взгляд, её глаза были опухшими и красными.

— И, Аполлон. Не возвращайся. Ты слышал меня? Просто… просто уйди.

— Пайпс, — сказал её отец. — Это не их…

— УХОДИ! — закричала она.

Поднимаясь по ветхим ступенькам вместе с Крестом и Мэг, я не был уверен, что было тяжелее: моё измученное тело или груз боли и вины, засевших в моей груди. На протяжении всего пути до дома я слышал рыдания Пайпер, эхом отражающиеся от тёмных скал.

Глава 35

Лишь дашь пандосу

Укулеле — захочет

Урок. НЕ НАДО

НА смену плохим новостям приходили новости ещё хуже.

Ни я, ни Мэг не могли заставить телефонную линию работать. Каким бы ни было проклятие, нарушившее связь полубогов, оно не давало нам дозвониться.

В отчаянии я попросил Креста попробовать. У него телефон работал прекрасно. Я воспринял это как личное оскорбление.

Я сказал ему набрать девять-один-один. Когда он дважды потерпел неудачу, до меня дошло, что он пытался вбить IX–I-I. Я показал ему, как правильно.

— Да, — сказал он оператору. — Здесь на берегу мертвый человек. Ему нужна помощь… адрес?

— Оро дель Мар, двенадцать, — сказал я.

Крест повторил.

— Да, верно… Кто я?

Он зашипел и повесил трубку.

Похоже, для нас это был сигнал уходить.

Беда за бедой: «Форд Пинто» Глисона Хеджа все еще был припаркован перед домом Маклинов. За неимением лучшего я был вынужден вести его обратно в Палм-Спрингс. Я все еще ужасно себя чувствовал, но магический герметик, которым Медея лечила мою грудь, кажется, восстанавливал меня, словно армия маленьких демонов с мебельными степлерами, бегающих внутри моей грудной клетки.

Мэг ехала на переднем сидении, наполняя машину запахом дыма, пота, сырой одежды и подгоревших яблок. Крест сидел сзади с моей боевой укулеле, тренькая и перебирая струны, хотя я еще не научил его ни одному аккорду. Как я и ожидал, гриф был слишком мал для его восьмипалой ладони. Каждый раз, когда он брал неверное сочетание нот (а это происходило постоянно), он шипел на инструмент, словно надеясь, что сможет запугать его и заставить сотрудничать.

Я ехал как в тумане. По мере того как мы удалялись от Малибу, я все чаще ловил себя на мысли: «Нет. Разумеется, этого не было. Сегодняшний день, должно быть, был дурным сном. Я не видел смерть Джейсона Грейса. Я не оставил Пайпер Маклин рыдающей на том побережье. Я бы никогда не позволил случиться чему-то подобному. Я хороший!»

Я не верил себе.

Скорее, я был тем, кто заслуживает вести желтый Пинто среди ночи в компании сварливой замарашки и пандоса, одержимого укулеле.

Я даже не знал, зачем мы возвращаемся в Палм-Спрингс. Что это даст? Да, Гроувер и другие наши друзья ждут нас, но все, что мы можем предложить им, — трагические новости и старая пара сандалий. Наша цель была в центре Лос-Анджелеса: вход в Горящий Лабиринт. Чтобы смерть Джейсона не была напрасной, мы должны были ехать прямо туда, найти Сивиллу и освободить ее из плена.

А, кого я обманываю? Я был не в состоянии сделать хоть что-нибудь. Мэг чувствовала себя немногим лучше. Лучшее, на что я мог надеяться, — это добраться до Палм-Спрингса, не уснув за рулем. Затем я мог бы свернуться на дне Цистерны и заснуть в слезах.

Мэг положила ноги на переднюю панель. Ее очки треснули пополам, но она продолжала их носить, как перекошенные авиаторские очки.

— Дай ей время, — сказала она мне. — Она сердится.

На секунду я задумался, не говорит ли Мэг о себе в третьем лице. Только этого мне не хватало. Потом я понял, что она имела в виду Пайпер Маклин. Мэг пыталась утешить меня. Пугающие чудеса этого дня всё не прекращались.

— Я знаю, — сказал я.

— Ты пытался убить себя, — заметила она.

— Я… я думал, что… это отвлечет Медею. Это было ошибкой. Все это моя вина.

— Нет. Я тебя понимаю.

Мэг МакКэффри простила меня? Я подавил рыдание.

— Джейсон сделал выбор, — сказала она. — Такой же, как ты. Герои должны быть готовы пожертвовать собой.

Я почувствовал беспокойство… и не потому, что Мэг произнесла такое длинное предложение. Мне не нравилось ее определение героизма. Я всегда думал о герое как о том, кто стоит на параде, машет рукой толпе, бросает конфеты и наслаждается поклонением простых людей. Но жертвовать собой? Нет. Я не включил бы это в список ключевых пунктов для брошюры по набору героев.

Кроме того, Мэг, кажется, называла меня героем, относя меня к той же категории, что и Джейсона Грейса. Это не было похоже на правду. Бог из меня был куда лучший, чем герой. Говоря Пайпер об окончательности смерти, я был искренен. Джейсон не вернется. Если бы я погиб здесь, на земле, я бы тоже не смог начать сначала. Я никогда не мог относиться к этой мысли так же спокойно, как Джейсон. Я проткнул себе грудь в полной уверенности, что Медея меня вылечит, хотя бы для того, чтобы через пару минут содрать с меня кожу живьем. В этом смысле я был трусом.

Мэг ковыряла мозоль на ладони.

— Ты был прав. Насчет Калигулы. Нерона. Почему я была так зла.

Я взглянул на нее. Ее лицо было напряженным и сосредоточенным. Она произнесла имена императоров со странной отрешенностью, как если бы изучала образцы смертельного вируса по другую сторону стекла.

— И что ты чувствуешь сейчас? — спросил я.

Мэг пожала плечами.

— То же. Не то же. Не знаю. Что бывает, когда растению отрубают корни? Вот что я чувствую. Это тяжело.

Отрывистые фразы Мэг показались мне разумными, что не свидетельствовало о хорошем состоянии моего рассудка. Я подумал о Делосе — острове, где я родился, который плавал по морю и не имел корней до тех пор, пока моя мать, Лето, не поселилась на нем, чтобы произвести на свет мою сестру и меня.

Мне было трудно вообразить мир таким, каким он был до моего рождения, представить свободно дрейфующий Делос. Мой дом буквально пустил корни по причине моего существования. Я никогда не испытывал сомнений в том, кто я, кем были мои родители, откуда я пришёл.

Делос Мэг дрейфовал всегда. Разве мог я винить её за злость?

— Ты из древней семьи, — заметил я. — Линия Племнея даёт тебе повод гордиться своим происхождением. Твой отец в Эталесе делал важное дело. Рожденные кровью, серебряные жены… Чем бы ни были эти семена, которые ты посадила, они пугали Калигулу.

На лице Мэг было столько новых порезов, что было трудно понять, хмурится она или нет.

— А если я не смогу вырастить эти семена?

Я не рискнул ответить. Я бы не вынес новые мысли о поражении этой ночью.

Крест просунул голову между сидениями.

— Ты не мог бы показать мне сейчас аккорд три-четверти в до-минор?

Наше воссоединение в Палм-Спрингсе было не из счастливых.

По одному лишь нашему состоянию дежурные дриады смогли догадаться, что мы принесли плохие вести. Этим утром их было две, но они собрали в Цистерне все население теплиц вместе с Гроувером, тренером Хеджем, Мелли и малышом Чаком.

Когда Дерево Джошуа увидел Креста, дриада нахмурился.

— Зачем вы привели к нам это существо?

— И что более важно, — сказал Гроувер, — где Пайпер и Джейсон?

Он встретился со мной взглядом, и его хладнокровие рухнуло, как карточный домик.

— О нет. Нет.

Мы рассказали им нашу историю. Вернее, рассказал я. Мэг сидела на краю бассейна и с безысходностью вглядывалась в воду. Крест забрался в одну из ниш и завернулся в уши, как в одеяло, баюкая моё укулеле, как Мелли баюкала малыша Чака.

Мой голос надламывался несколько раз, когда я описывал последний бой Джейсона. Его смерть лишь теперь стала для меня реальной. Я оставил последнюю надежду на то, что смогу пробудиться от этого кошмара.

Я ожидал, что тренер Хедж взорвется, начнет махать битой на всех и вся. Но, как и Тристан Маклин, он удивил меня. Сатир сделался тихим и спокойным, его голос был невозмутимо ровным.

— Я был защитником этого ребёнка, — сказал он. — Я должен был быть с ним.

Гроувер попытался утешить его, но Хедж поднял руку:

— Не надо. Просто не надо, — он посмотрел на Мелли. — Мы нужны Пайпер.

Облачная нимфа стёрла слезу:

— Да. Конечно.

Алоэ Вера сжала кулаки:

— Мне тоже нужно идти? Может быть, я смогу что-нибудь сделать, — она посмотрела на меня с подозрением. — Ты пробовал алоэ вера на этом мальчике, Грейсе?

— Боюсь, он действительно умер, — ответил я, — и это за пределами способностей алоэ.

Она выглядела сомневающейся, но Мелли сжала ее плечо:

— Ты нужна здесь, Алоэ. Вылечи Аполлона и Мэг. Глисон, возьми сумку с памперсами. Встретимся в машине.

С малышом Чаком на руках она взмыла в воздух и выплыла из Цистерны.

Хедж щёлкнул мне пальцами:

— Ключи от Пинто.

Я перебросил их ему:

— Пожалуйста, не делай ничего опрометчивого. Калигула… Ты не сможешь…

Хедж остановил меня холодным взглядом:

— Мне нужно позаботиться о Пайпер. Это у меня в приоритете. Оставляю опрометчивую чепуху другим.

Я услышал горечь обвинения в его голосе. Слышать это от Хеджа было особенно несправедливо, но мне не хватило духу возразить.

Как только семья Хедж удалилась, Алоэ Вера засуетилась вокруг нас с Мэг, смазывая слизью наши раны. Она вынула красную пробку из моей груди и заменила её симпатичным зелёным шипом из своих волос.

Другие дриады, казалось, не знали что делать или говорить. Они стояли вокруг воды, ожидая и размышляя. Думаю, как растения, они не испытывали дискомфорта от долгого молчания.

Гроувер Ундервуд тяжело опустился рядом с Мэг и провёл пальцами по отверстиям своих тростниковых трубочек.

— Потеря полубога… — он потряс головой. — Худшее, что может случиться с хранителем. Давно, когда я думал, что потерял Талию Грейс… — он резко замолчал и в отчаянии поник. — О, Талия. Когда она узнает об этом…

Я не думал, что можно чувствовать себя ещё хуже, но от мысли об этом мне в грудь будто снова вонзились лезвия. Талия Грейс спасла мне жизнь в Индианаполисе. Её ярость в бою была сравнима только с нежностью, которая появлялась в её голосе, когда она говорила о своём брате. Я чувствовал, что я должен быть тем, кто сообщит ей новость. С другой стороны, мне не хотелось быть с ней в одном штате, когда она услышит её.

Я оглянулся на своих унылых товарищей и вспомнил слова сивиллы из сна: «Тебе покажется, что это не стоит того. Я и сама не уверена, что стоит. Но ты должен прийти. В их печали ты должен удержать их вместе». Теперь я понял. Но хотел бы не понимать. Как мне удержать вместе целую Цистерну колючих дриад, когда даже сам не могу собраться?

Тем не менее я поднял древнюю пару калиг, которую мы добыли на яхтах:

— По крайней мере у нас есть это. Джейсон отдал жизнь, чтобы дать нам шанс остановить Калигулу. Завтра я надену их и пойду в Горящий Лабиринт. Найду способ освободить оракула и остановить пожары Гелиоса.

Я подумал, что это довольно хорошие воодушевляющие слова, призванные вернуть уверенность и успокоить моих друзей. Я опустил упоминание о том, что понятия не имею, как сделать хоть что-то из задуманного.

Опунция ощетинилась, что она делала с непревзойденным мастерством:

— Ты сейчас не в состоянии что-либо делать. Кроме того, Калигула будет знать, что ты планируешь. Он будет ждать и в этот раз будет готов.

— Она права, — сказал Крест из своей ниши.

Дриады, хмурясь, уставились на него.

— А он почему вообще здесь? — требовательно спросила Чолья.

— Уроки музыки, — ответил я.

Чем и заработал несколько десятков непонимающих взглядов.

— Долгая история, — сказал я. — Но Крест рисковал своей жизнью ради нас на яхтах. Он спас Мэг. Мы можем доверять ему, — я посмотрел на молодого пандоса и понадеялся, что моя оценка была верной. — Крест, можешь рассказать нам что-нибудь полезное, что может помочь?

Крест сморщил свой пушистый белый носик (что совсем не делало его милым и не вызывало во мне желание его потискать):

— Вы не можете воспользоваться главным входом. Они будут ждать.

— Мы смогли пройти мимо тебя, — сказала Мэг.

Огромные уши Креста стали розовыми по краям:

— Это другое, — пробормотал он. — Мой дядя наказал меня. Это была обеденная смена. Никто никогда не атакует во время обеденного перерыва.

Он уставился на меня так, будто я должен был это знать.

— Теперь они выставят больше бойцов. И ловушек. Даже конь может быть там. Он передвигается очень быстро. Один звонок, и он появится.

Я вспомнил, как быстро Инцитат появился в Милитари-Мании Макрона и как яростно он сражался на обувной яхте. Не хотелось бы снова встретиться с ним лицом к лицу.

— Существует ли другой путь внутрь? — спросил я. — Какой-нибудь, я не знаю, менее опасный и удобно ведущий прямо к оракулу?

Крест крепче прижал к себе свою укулеле (мою укулеле):

— Есть один. Я знаю о нём. Другие нет.

Гроувер склонил голову к плечу:

— Должен сказать, это звучит слишком удобно.

Крест сделал кислую мину:

— Я люблю исследовать. Остальные не любят. Дядя Амакс всегда говорил, что я мечтатель. Но когда исследуешь, находишь разные вещи.

С этим было трудно поспорить. Я заметил тенденцию, что когда исследую, мне попадаются опасные вещи, желающие убить меня. И я сомневался, что завтрашний день будет чем-то отличаться.

— Ты сможешь отвести нас к этому секретному входу? — спросил я.

Крест кивнул:

— Тогда у вас будет шанс. Вы сможете пробраться внутрь и найти оракула до того, как охранники найдут вас. А потом ты выйдешь и дашь мне уроки музыки.

Дриады уставились на меня, выражения их лиц были безразлично пустыми, будто они думали: «Эй, мы не можем говорить тебе, как умирать. Это твой выбор».

— Мы сделаем это, — Мэг решила за меня. — Гроувер, ты в деле?

Гроувер вздохнул:

— Конечно. Но для начала вам обоим нужно поспать.

— И полечиться, — добавила Алоэ.

— И энчилады? — спросил я. — На завтрак?

В этом вопросе мы достигли взаимопонимания.

И так, размышляя о грядущих энчиладах, а также, вероятно, о смертельном путешествии в Горящий Лабиринт, я завернулся в спальный мешок и отключился.

Глава 36

Аккорд до-диез

Обычно звучит как раз

Перед внезапной…

ПРОСНУЛСЯ я весь в слизи и (уже в который раз) с шипами алоэ в носу.

Была и хорошая сторона: мои ребра, судя по ощущениям, больше не были заполнены лавой. Раны на груди исцелились, остался лишь сморщенный шрам в месте, где я себя пырнул.

Раньше у меня никогда не было шрама.

Хотелось бы мне смотреть на него как на почетный знак. Вместо этого я боялся, что теперь каждый раз, глядя вниз, буду вспоминать худшую ночь в своей жизни.

По крайней мере спал я глубоко и снов не видел. Алоэ вера — это вещь.

Солнце пылало прямо надо мной. В Цистерне кроме меня был только Крест, похрапывающий в своей нише и прижимающий к себе укулеле, как плюшевого мишку. Кто-то (возможно, не один час назад) оставил у моего спальника тарелку с энчиладами и газировку «Big Hombre». Еда была едва тёплой, а лёд в газировке давно растаял, но мне было всё равно. Я набросился на еду, благодарный уже за то, что острая сальса выбила из моих придаточных пазух запах горящих яхт.

Стерев с себя слизь и вымывшись в бассейне, я переоделся в свежий комплект камуфляжа от Макрона — арктически-белый, ведь на эту цветовую палитру такой огромный спрос в пустыне Мохаве.

Я повесил на плечо лук и колчан. Закрепил ботинки Калигулы на ремне. Подумал, не забрать ли у Креста укулеле, но решил пока оставить инструмент ему, так как не хотел, чтобы мне отгрызли руки.

Наконец я выбрался наружу, в удушающую жару Палм-Спрингса.

Судя по положению солнца, было часа три дня. Я задался вопросом, как Мэг могла позволить мне проспать так долго. Я внимательно изучил склон, на котором стоял, и не увидел ни души. На мгновение я эгоистично представил себе, как Мэг и Гроувер безуспешно пытаются разбудить меня и, бросив это дело, уходят разбираться с лабиринтом самостоятельно.

«Блин, — сказал бы я им, когда они вернулись. — Сорян, ребят! А ведь я тоже был готов!»

Но нет, сандалии Калигулы болтались у меня на ремне, а без них они бы не ушли. Также я сомневался, что они забыли бы Креста — единственное существо, знавшее сверхсекретный вход в лабиринт.

Краем глаза я уловил какое-то движение — две тени колыхались за ближайшей теплицей. Направившись в ту сторону, я услышал звучащие серьёзно голоса Мэг и Джошуа.

Я не был уверен, оставить ли их в покое или же направиться прямо туда с криками: «Мэг, сейчас не время заигрывать со своим парнем-юккой!»

А потом я понял, что они говорят о климатах и периодах вегетации. Фу. Я подошёл ближе и обнаружил их разглядывающими семь юных росточков, пробившихся сквозь каменистую почву… в тех самых местах, где Мэг посадила семена лишь вчера.

Джошуа тут же меня заметил — арктический камуфляж явно работал.

— Что ж. Он жив, — я не заметил в его голосе особого восторга по этому поводу. — Мы тут как раз обсуждали новеньких.

Каждый росток достигал трёх футов в высоту. Веточки были белыми, листья — как бледно-зеленые бриллианты, слишком нежные для пустынного зноя.

— Это деревья ясеня, — ошеломлённо произнёс я.

О ясеневых деревьях я знал много… Ну, в любом случае больше, чем о большинстве других деревьев. Давным-давно меня называли Аполлон Мелийский, Аполлон Ясеневый из-за моей священной рощи, располагавшейся в… да где же это было? Тогда у меня было так много мест, где можно было провести отпуск, что все в голове не удержишь.

В моем мозгу завертелись шестеренки. У слова «мелии» было и другое значение помимо «деревья ясеня». Оно имело особый смысл. Несмотря на совершенно враждебный климат, эти молодые растения излучали силу и энергию, которые мог ощутить даже я. За ночь они стали здоровыми ростками. Интересно, какими они будут завтра.

Мелии… Я мысленно вертел это слово так и эдак. Что там говорил Калигула? Рождённые кровью. Серебряные жёны.

Мэг нахмурилась. Она выглядела гораздо лучше, чем вчера — снова в своем наряде-светофоре, чудесным образом зашитом и выстиранном. (Я подозревал дриад; они мастера по части тканей.) Её очки были заклеены синей изолентой, шрамы на руках и лице побледнели, превратившись в лишь едва заметные белые полоски, подобные следам метеоров в ночном небе.

— Всё ещё не понимаю, — сказала она. — Ясени не растут в пустыне. Почему папа экспериментировал с пеплом?

— Мелии, — ответил я.

Глаза Джошуа заблестели.

— Вот и я о них подумал.

— О ком? — переспросила Мэг.

— Полагаю, — пояснил я, — что твой отец не просто исследовал новые устойчивые сорта растений. Он пытался воссоздать… или, скорее, вернуть к жизни древний вид дриад.

Показалось ли мне, или ростки деревьев зашелестели? Я подавил желание отступить и убежать. «Это всего лишь растения, — напомнил я себе. — Милые безвредные крохотные растения, не имеющие ни малейшего намерения убить меня».

Джошуа опустился на колени. В своей одежде для сафари цвета хаки, со взъерошенными серо-зелёными волосами, он выглядел как специалист по диким животным, готовящийся рассказать телеаудитории о каком-нибудь смертоносном виде скорпионов. Вместо этого он коснулся веточек ближайшего ростка и тут же отдёрнул руку.

— Возможно ли это? — пробормотал он. — У них ещё нет сознания, но мощь, которую я ощущаю…

Мэг скрестила руки на груди и надулась.

— Ну, я бы не стала сажать их здесь, если бы знала, что это важные ясеневые деревья, или как их там. Мне никто не сообщил.

Джошуа сухо улыбнулся.

— Мэг МакКэффри, если это мелии, они выживут даже в этом суровом климате. Они были самыми первыми дриадами — семь сестёр, рождённых из крови убитого Урана, окропившей плоть Геи. Они появились одновременно с фуриями и были наделены той же великой силой.

Меня передёрнуло. Фурии мне не нравились. Уродливые, себе на уме, никакого музыкального вкуса.

— Рождённые кровью, — произнёс я. — Так назвал их Калигула. И серебряные жёны.

— Мм, — кивнул Джошуа. — Согласно легенде, мелии вышли замуж за людей Серебряного века и дали жизнь расе века Бронзового. Но мы все совершаем ошибки.

Я разглядывал ростки. Они не напоминали праматерей человечества времен Бронзового века. Как, впрочем, и фурий.

— Даже для такого искусного ботаника, как доктор МакКэффри, — сказал я, — даже с благословением Деметры… Возможно ли это — возвращение к жизни столь могущественных созданий?

Джошуа задумчиво покачивался.

— Как знать? Кажется, род Племнея тысячелетиями шёл к этой цели. Никто не справился бы лучше. Доктор МакКэффри улучшил семена. Его дочь их посадила.

Мэг вспыхнула.

— Ну не знаю. Как оно там. Типа странно.

Джошуа рассматривал деревца ясеня.

— Запасёмся терпением и увидим. Но представьте себе семь исконных дриад, наделенных великой силой и настроенных на сохранение природы и уничтожение любого, кто представляет для нее угрозу… — выражение его лица было на удивление воинственным для цветущего растения. — Калигула точно увидел бы в этом огромную опасность.

С этим трудно было поспорить. Достаточную опасность, чтобы сжечь дом учёного и отправить их с дочерью прямиком в лапы Нерона? Похоже, что так.

Джошуа поднялся.

— Ну, мне нужно поспать. Даже для меня дневные часы утомительны. Мы присмотрим за нашими новыми семерыми друзьями, а вам удачи в вашем поиске!

И он взорвался облаком волокон юкки.

Мэг казалась недовольной; может быть, из-за того, что я помешал их интимному разговору о климатических зонах.

— Ясени, — буркнула она. — А я посадила их в пустыне.

— Ты посадила их там, где они должны были оказаться, — ответил я. — Если это и правда мелии… — я изумлённо покачал головой. — Они откликнулись на твой зов, Мэг. Ты вернула к жизни силу, отсутствующую тысячелетиями. Это впечатляет.

Она оглянулась на меня.

— Ты прикалываешься?

— Нет, — заверил её я. — Ты истинное дитя своей матери, Мэг МакКэффри. Ты можешь быть очень впечатляющей.

— Хм.

Я понимал её скептицизм.

Деметру редко описывали как впечатляющую. Куда чаще над ней посмеивались как над не слишком интересной или могущественной. Как и растения, Деметра работала медленно и тихо. Её проекты неспешно осуществлялись на протяжении веков. Но когда эти проекты приносили свои плоды (плохой каламбур на тему фруктов, простите), они бывали необычайными. Как Мэг МакКэффри.

— Иди разбуди Креста, — сказала Мэг. — Встретимся у дороги. Гроувер отправился за машиной.

По части добычи шикарных автомобилей Гроувер был почти так же хорош, как Пайпер Маклин. Он раздобыл нам красный Мерседес XLS, на что в любом другом случае я и не подумал бы жаловаться, только вот это была та самая марка и модель, на которой мы с Мэг ехали из Индианаполиса в пещеру Трофония.

Хотелось бы заявить, что я не верю в дурные знамения. Но так как я бог знамений…

По крайней мере, Гроувер согласился сесть за руль.

Ветер переменился на южный, даже больше обычного наполнив долину Моронго дымом пожаров и смогом. За ними, подобно зловещему глазу, виднелось полуденное солнце.

Я с испугом подумал, что солнце будет выглядеть так враждебно до конца времён, если его богом станет Калигула… но нет, такие мысли нужно было гнать прочь.

Если Калигула завладеет солнечной колесницей, нельзя даже представить себе, какие ужасные вещи он сделает, чтобы украсить свое новое авто: секвенсоры[24], подсветка шасси, рифф из «Low Rider» вместо гудка… Некоторые вещи просто нельзя допустить.

Я уселся рядом с Крестом на заднее сиденье и делал все, что мог, пытаясь научить его основным аккордам на укулеле. Несмотря на размер своих рук, схватывал он быстро, однако ему быстро надоели все эти мажорные трезвучия и захотелось научиться комбинациям поэкзотичнее.

— Покажи мне ещё раз тот аккорд до-диез, — попросил он. — Мне понравилось.

Конечно, ему нравились самые тяжело берущиеся аккорды.

— Надо купить тебе большую гитару, — вновь попробовал я. — Или даже лютню.

— Ты играешь на укулеле, — не согласился он. — Я буду играть на укулеле.

Почему я всегда привлекаю к себе таких упрямых спутников? Было ли дело в моём располагающем лёгком характере? Я не знал.

Когда Крест был сосредоточен, его выражение лица, как ни странно, напоминало мне Мэг МакКэффри — такое юное, но при этом серьёзное и внимательное, как будто судьба всего мира зависела от правильности сыгранного аккорда, выращенных семян из пакетика, сумки с гнилыми продуктами, брошенной в лицо уличного бандита.

Я не мог сказать, почему это сходство заставило меня симпатизировать ему, но из-за него я наконец осознал, как много Крест потерял вчера: свою работу, дядю, практически всю свою жизнь — и как сильно он рисковал, идя с нами.

— Я так и не сказал, как сильно сожалею, — отважился заговорить я, — о твоем дяде Амаксе.

Крест обнюхал гриф укулеле.

— О чем бы тебе здесь сожалеть? И о чем здесь сожалеть мне?

— Эм… понимаешь, это просто такое проявление вежливости… когда ты убиваешь чьих-то родственников.

— Он мне никогда не нравился, — сказал Крест. — Мама отправила меня к нему, сказав, что он сделает из меня настоящего воина, — он ударил по струнам, но по ошибке взял уменьшенный септаккорд. Он выглядел довольным собой. — Я не хочу быть воином. А какая у тебя профессия?

— Ну, я вроде как бог музыки.

— Тогда и я стану таким же. Богом музыки.

Мэг обернулась с ухмылкой на лице.

Я попытался ободряюще улыбнуться Кресту, втайне надеясь, что он не захочет освежевать меня заживо и поглотить мою сущность. Иначе ему пришлось бы встать в очередь.

— Ну, давай для начала одолеем эти аккорды, ладно?

Мы проследовали на север Лос-Анджелеса через Сан-Бернардино и Пасадену. Я обнаружил, что не могу оторвать глаз от холмов, где мы посетили «Школу Эдгартона». Я задавался вопросом, что будет делать преподавательский состав, когда обнаружится, что Джейсон Грейс пропал, а их школьный автобус угнали и бросили на набережной Санта-Барбары. Я подумал о диораме Храмовой горы на столе Джейсона, о скетчбуках, ожидающих на его полке. Было непохоже, что я проживу достаточно долго, чтобы сдержать данное ему обещание в целости и сохранности доставить его планы в оба лагеря. Мысль от том, что я снова могу подвести его, заставило моё сердце болеть сильнее, чем попытка Креста сыграть минорный секстаккорд соль-бемоль.

Наконец Крест велел нам выехать на магистраль I-5 и двигаться на юг, по направлению к городу. Мы съехали на Кристал-Спрингс-Драйв и оказались в Гриффит-парке с его извилистыми дорожками, площадками для гольфа и густыми эвкалиптовыми рощами.

— Дальше, — сказал Крест. — Второй поворот направо. Вверх по тому холму.

Он направил нас по посыпанной гравием служебной дороге, совсем не предназначенной для Мерседеса XLS.

— Там, — Крест указал куда-то в лес. — Дальше придется пешком.

Гроувер остановился рядом с насаждением юкк, которые, судя по всему, были его друзьями. Он внимательно осмотрел начало тропинки, где на небольшой табличке значилось: «СТАРЫЙ ЗООПАРК ЛОС-АНДЖЕЛЕСА».

— Я знаю это место, — у Гроувера задрожала бородка. — И я его ненавижу. Зачем ты привел нас сюда?

— Говорил же, — ответил Крест. — Вход в лабиринт.

— Но… — Гроувер сглотнул, без сомнения, разрываясь между естественным отвращением к местам, где животных держат в клетках, и горячим желанием уничтожить Горящий Лабиринт. — Ладно.

Учитывая обстоятельства, Мэг казалась вполне счастливой. Она глубоко дышала тем, что в Лос-Анджелесе заменяло свежий воздух, и даже пару раз на пробу прошлась колесом, пока мы карабкались вверх по тропинке.

Мы забрались на верхушку хребта. Под нами были расположены руины зоопарка: заросшие тротуары, крошащиеся бетонные стены, ржавые клетки и искусственные пещеры, полные строительного мусора.

Гроувер обнял сам себя, дрожа, несмотря на жару.

— Люди забросили это место десятилетия назад, когда построили новый зоопарк. До сих пор чувствую эмоции содержавшихся здесь животных, их грусть. Это ужасно.

— Вниз! — Крест расправил свои уши и, пролетев над руинами, приземлился в глубокий грот.

За неимением пригодных для полета ушей, остальные из нас были вынуждены искать путь и пробираться по пересеченной местности. В конце концов мы присоединились к Кресту на дне запачканной сажей цементной чаши, покрытой сухими листьями и мусором.

— Медвежья яма? — Гроувер побледнел. — Ох. Бедные медведи.

Крест надавил своими восьмипалыми ладонями на заднюю стену камеры. Он нахмурился.

— Что-то не так. Он должен быть здесь.

Мой дух в своем падении достиг новых глубин.

— Ты хочешь сказать, твой секретный вход пропал?

Крест зашипел от досады.

— Я не должен был говорить об этом месте Крикуну. Амакс, должно быть, услышал наш разговор. Он каким-то образом запечатал его.

Я подавил искушение заметить, что делиться своими секретами с кем-то, кого зовут Крикун, изначально не могло быть хорошей идеей, но, судя по его виду, Кресту и так уже приходилось несладко.

— Что теперь? — спросила Мэг. — Пойдём через выход в центре города?

— Слишком опасно, — ответил Крест. — Должен быть способ открыть этот вход!

Гроувер дёргался так, будто у него в брюках завелась белка. Вид у него был такой, словно ему очень сильно хочется сдаться и бежать из этого зоопарка как можно скорее. Вместо этого он вздохнул:

— Что там говорилось в пророчестве о копытном гиде?

— Что только ты знаешь путь, — припомнил я. — Но это уже исполнилось, ты привёл нас в Палм-Спрингс.

Гроувер неохотно вынул свою свирель.

— Думаю, что это ещё не всё.

— Песнь открытия? Как та, что Хедж исполнил в магазине Макрона?

Гроувер кивнул.

— Давно этого не пробовал. В последний раз я открывал путь из Центрального Парка в Царство Мертвых.

— Просто приведи нас в лабиринт, — поспешно вставил я. — Не надо в Царство Мертвых.

Он поднял свирель и заиграл «Tom Sawyer» группы «Rush». Крест пребывал в состоянии транса. Мег заткнула уши.

Цементная чаша покачнулась и треснула посередине, явив нам грубо вытесанные ступени, ведущие вниз, в темноту.

— Превосходно, — проворчал Гроувер. — Я ненавижу подземелья почти так же сильно, как зоопарки.

Мэг призвала свои клинки и зашагала внутрь. Глубоко вздохнув, Гроувер последовал за ней.

Я обернулся к Кресту.

— Ты с нами?

Он помотал головой.

— Говорил же — я не боец. Я присмотрю за входом и буду практиковать аккорды.

— Но мне может понадобиться уку…

— Я буду практиковаться, — с нажимом повторил он и пробренчал до-диез.

Я последовал в темноту за своими друзьями, а аккорд продолжал звучать у меня за спиной — как та зловещая фоновая музыка, под которую ожидаешь драматичную, леденящую кровь битву.

Иногда я всей душой ненавидел до-диезы.

Глава 37

Хочешь поиграть?

Всё просто. Предположи,

А затем сгори

В этой части лабиринта не было лифтов, бродячих государственных служащих или знаков, напоминающих о необходимости посигналить перед поворотами на углах.

Мы достигли подножия лестницы и обнаружили в полу вертикальную шахту. Гроувер, будучи наполовину козлом, спустился вниз безо всяких сложностей. Он крикнул, что там нас не поджидают ни чудовища, ни провалившиеся медведи, и Мэг вырастила толстый стебель глицинии, который позволил нам спуститься вниз, и к тому же приятно пах.

Мы оказались в маленьком квадратном зале с четырьмя расходящимися в стороны туннелями — по одному в каждой стене. Воздух был жарким и сухим, как будто огонь Гелиоса уже прокатился здесь. На коже у меня выступили бисеринки пота. Древки стрел в колчане поскрипывали, а оперения шипели.

Гроувер с грустью посмотрел на крошечный лучик солнечного света, просачивающийся сюда сверху.

— Мы вернёмся наверх, — пообещал я ему.

— Я просто задумался о том, получила ли Пайпер моё сообщение.

Мэг посмотрела на него поверх заклеенных голубой изолентой очков.

— Какое сообщение?

— Я столкнулся с облачной нимфой, пока одалживал Мерседес, — сказал он, как будто столкновения с облачными нимфами часто случались, когда он забирал автомобили. — Я попросил её передать сообщение Мелли, сказать ей, что мы собираемся делать… предполагая, что, ну, ты знаешь, нимфа доберётся туда благополучно.

Я обдумал это, удивляясь тому, что Гроувер не упомянул об этом раньше.

— Ты надеялся, что Пайпер встретит нас здесь?

— Не совсем… — его выражение лица говорило: «Да, пожалуйста, боги, нам бы пригодилась её помощь». — Я просто подумал, что она должна знать, что мы делали, на случай…

Его выражение лица говорило: «На случай, если мы воспламенимся, и никто о нас никогда не услышит».

Мне не нравилось выражение лица Гроувера.

— Время ботинок, — сказала Мэг.

Я понял, что она смотрит на меня.

— Что?

— Ботинки, — она указала на сандалии, свисающие с моего пояса.

— Ах да, — я сдёрнул их с пояса. — Полагаю, эм, никто из вас не хочет их примерить?

— Неа, — сказала Мэг.

Гроувер вздрогнул.

— У меня был плохой опыт с заколдованной обувью.

Я не испытывал пламенного желания обувать сандалии злобного императора. И побаивался, что они превратят меня в жаждущего власти маньяка. Кроме того, они не подходили к моему арктическому камуфляжу. Тем не менее, я сел на пол и зашнуровал калиги. Это дало мне понять, насколько больше земель могла бы завоевать Римская империя, если бы у них была обувь на липучках.

Я поднялся и попробовал пройти пару шагов. Сандалии врезались в мои лодыжки, давили с боков. К столбцу «плюсов» можно было приписать то, что я не чувствовал себя большим социопатом, чем обычно. К счастью, я не заразился калигулитом.

— Хорошо, — сказал я. — Ботинки, ведите меня к Эритрейской сивилле!

Ботинки ничего не сделали. Я ткнул носком в одну сторону, потом в другую, задаваясь вопросом, нужен ли им пинок, чтобы начать. Я проверил подошвы на наличие кнопок или отсеков для батареек. Ничего.

— Ну и что мы будем делать? — спросил я, не обращаясь ни к кому конкретно.

Зал озарило тусклом золотым светом, как будто кто-то нажал на выключатель.

— Ребята, — Гроувер указал нам под ноги.

На грубом цементном полу появилась светящаяся слабым золотым цветом линия, очерчивающая квадрат площадью в пять футов. Если бы тут был люк, мы все провалились бы вниз. Одинаковые соединённые квадраты расходились по всем коридорам, словно клетки в настольной игре. Полосы не были равной длины. Одна уходила вглубь коридора лишь на три клетки. Другая была пять клеток в длину. Следующая — семь. Ещё одна — шесть.

На стене зала, находящейся справа от меня, появилась золотая надпись на древнегреческом: «Убийца Пифона с золотой лирой, вооружённый стрелами ужаса».

— Что происходит? — спросила Мэг. — Что здесь написано?

— Ты не можешь читать по-древнегречески? — спросил я.

— А ты не можешь отличить клубнику от батата, — парировала она. — Что тут написано?

Я перевёл ей фразу.

Гроувер погладил свою козлиную бородку.

— Похоже на Аполлона. Я имею в виду, на тебя. Когда ты был… хорошим.

Я подавил свои задетые чувства.

— Конечно, это Аполлон. В смысле, я.

— Значит, лабиринт так… приветствуют тебя? — спросила Мэг.

Это было бы мило. Я всегда хотел виртуального ассистента с голосовым управлением для моего дворца на Олимпе, но Гефест не смог заставить технологию работать правильно. Когда он попытался, ассистента звали Алексасириастрофона. Она была очень придирчива к правильному произношению своего имени и к тому же имела раздражающую привычку неправильно понимать мои просьбы. Я мог сказать: «Алексасириастрофона, отправь чумную стрелу уничтожить Коринф, пожалуйста». А она бы ответила: «Я думаю, ты сказал: „Добавь черешни, смолы, немного корицы и жалуйся“».

Я сомневался, что здесь, в Горящем лабиринте, был установлен виртуальный ассистент. Если бы он здесь был, то, возможно, он бы спрашивал только, при какой температуре я хочу быть приготовлен.

— Это словесная загадка, — решил я. — Как акростих или кроссворд. Сивилла пытается привести нас к себе.

Мэг нахмурилась, посмотрев на коридоры.

— Если она пытается помочь нам, почему она не может просто всё упростить и дать нам единственное направление?

— Так действует Герофила, — сказал я. — Только так она может нам помочь. Я думаю, что нам нужно, эм… заполнить правильное число клеток правильным ответом.

Гроувер почесал свою голову.

— У кого-нибудь есть гигантская золотая ручка? Вот бы Перси был здесь.

— Не думаю, что нам это понадобится, — сказал я. — Нам просто нужно пройти в правильном направлении, чтобы прописать моё имя. Аполлон, семь букв. Только в одном коридоре семь клеток.

— А ты учитываешь клетку, в которой мы стоим? — спросила Мэг.

— Эм, нет, — сказал я. — Давайте предположим, что это начальная клетка.

Однако её вопрос заставил меня сомневаться.

— Что, если ответ — Лестер? — сказала она. — Здесь шесть букв.

От этой идеи у меня зачесалось в горле.

— Можешь, пожалуйста, перестать задавать хорошие вопросы? Я уже разгадал всё это!

— А что, если ответ должен быть на греческом? — добавил Гроувер. — Вопрос же на греческом. Сколько тогда клеток займёт твоё имя?

Ещё одна раздражающе логичная догадка. На греческом моё имя читалось как Απολλων.

— Тогда оно займёт семь клеток, — признал я. — Даже если написать транскрипцию на английском: «Apollon».

— Может, спросить стрелу Додоны? — предложил Гроувер.

Шрам на моей груди покалывало, словно он был неисправной электрической розеткой.

— Это, возможно, против правил.

Мэг фыркнула.

— Ты просто не хочешь говорить со стрелой. Почему бы не попробовать?

Если бы я сопротивлялся, думаю, она бы произнесла это как приказ, так что я вытащил стрелу Додоны.

— НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ, НЕГОДНИК! — предупреждающе прожужжала она.

— БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ СМЕЙ ВТЫКАТЬ МЕНЯ В СВОЮ МЕРЗЕЙШУЮ ГРУДЬ! И В ОЧИ ТВОИХ НЕДРУГОВ!

— Успокойся, — сказал я ей. — Я просто хотел посоветоваться.

— ТАК ВОТ КАК ТЫ ТЕПЕРЬ РЕЧЕШЬ, НО Я ПРЕДУПРЕЖДАЮ… — и тут стрела застыла. — НО ЧУ! КРОССВОРД ЛИ Я ЛИЦЕЗРЕЮ ПРЕДО МНОЙ? Я ВОИСТИНУ ЛЮБЛЮ КРОССВОРДЫ.

— О, радость. О, счастье, — я повернулся к своим друзьям. — Стрела любит кроссворды.

Я объяснил наше затруднительное положение стреле, настаивавшей на том, что ей нужно поближе взглянуть на квадраты на полу и подсказку, написанную на стене. Поближе взглянуть… какими глазами? Я не знал.

Стрела вдумчиво прожужжала:

— МЫСЛЮ, ЧТО ОТВЕТУ НАДЛЕЖИТ БЫТЬ НА НАРЕЧИИ ОБЫЧНОМ, АНГЛИЙСКОМ. СИЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ТВОЁ ИМЯ, НАИПАЧЕ ВЕДОМОЕ НЫНЕ.

— Она изрекает… — я вздохнул. — Она говорит, что ответ будет на английском. Надеюсь, имеется в виду современный английский, а не странный шекспировский сленг, на котором она разговаривает…

— ОН НЕ СТРАННЫЙ! — возразила стрела.

— Потому что у нас не хватит клеток на надпись «Аполлониус есть ваш ответ».

— О, ХА-ХА. СИЯ ШУТКА ТАК ЖЕ СЛАБА ЕСТЬ, КАК И ТВОИ МЫШЦЫ.

— Спасибо за игру, — я убрал стрелу в колчан. — Значит так, друзья, тоннель с семью квадратами. Аполлон. Пойдём?

— А если мы выбрали неправильно? — спросил Гроувер.

— Ну, — сказал я, — возможно, магические сандалии помогут. Или, вероятно, сандалии сначала дают нам возможность сыграть в эту игру, и если мы свернём с правильного пути, несмотря на усилия сивиллы помочь нам, мы навлечем на себя гнев лабиринта…

— И сгорим дотла, — сказала Мэг.

— Я люблю игры, — сказал Гроувер. — Веди нас.

— Ответ: Аполлон! — сказал я просто для протокола.

Как только я наступил на следующую клетку, под моими ногами появилась большая буква «А».

Я принял это за хороший знак и ступил на следующую клетку. Там появилась «П». Друзья следовали за мной по пятам.

В конце концов мы наступили на седьмую клетку в маленьком зале, идентичном предыдущему. Сзади, где мы прошли, светилось всё слово: «Аполлон». Перёд нами было ещё три коридора с золотыми рядами квадратов, ведущих вперёд — влево, вправо и прямо.

— Здесь ещё одна подсказка, — Мэг указала на стену. — Почему на этот раз на английском?

— Не знаю, — сказал я, затем вслух прочитал светящиеся слова:

— Вестник новых входов, открывающий мягко скользящий год, Янус с двумя.

— Ох, этот тип. Римский бог дверей, — Гроувер содрогнулся. — Я встречал его однажды, — он с подозрением осмотрелся. — Надеюсь, он не появится здесь. Ему бы понравилось это место.

Мэг провела пальцами по золотым линиям.

— Довольно-таки просто, да? Его имя прямо здесь, в подсказке. Четыре буквы, Я-Н-У-С. Значит, нам надо туда.

Она указала в сторону правого коридора, единственного с четырьмя клетками.

Я уставился на подсказку, затем на квадраты. Я начал чувствовать нечто, тревожащее даже больше, чем жар, но сложно сказать, что именно это было.

— Янус — это не ответ, — решил я. — Здесь, скорее, нужно заполнить пропуск, разве нет? Янус с двумя чем?

— Лицами, — сказал Гроувер. — У него было два лица, ни одно из которых я не хочу видеть снова.

Я громко объявил пустому коридору:

— Правильный ответ — лица!

Никакой реакции не последовало, но как только мы пошли по коридору справа, появилось слово «ЛИЦА». Обнадёживало то, что мы не были заживо поджарены огнём титана.

Из следующего зала новые коридоры снова вели в трёх направлениях. На этот раз светящаяся подсказка на стене снова была на древнегреческом.

По моему телу пробежало волнение, как только я прочитал строки.

— Я знаю об этом! Это из стихотворения Вакхилида, — я перевёл отрывок для друзей. — Но верховный бог, могущественный своими молниями, отослал Гипноса и его близнеца со снежного Олимпа к бесстрашному бойцу Сарпедону.

Мэг и Гроувер безучастно смотрели на меня. Ну правда, просто потому, что я носил ботинки Калигулы, я должен был всё делать?

— Что-то изменено в этих строках, — сказал я. — Я помню события. Сарпедон умирает. Зевс уносит его тело с поля боя. Но формулировка…

— Гипнос — бог сна, — сказал Гроувер. — В этом домике делают чудное молоко и печенье. Но кто его близнец?

Моё сердце заколотилось.

— Вот что изменилось. В настоящих строках говорилось не о близнеце. Там близнец назывался Танатос. Или Смерть на английском.

Я посмотрел на три тоннеля. Ни в одном коридоре не было семи клеток для Танатоса. В одном было десять, в другом — четыре, а в третьем было шесть — как раз достаточно, чтобы заполнить их словом СМЕРТЬ.

— О, нет… — я прислонился к ближайшей стенке.

Возникло ощущение, будто одна из колючек Алоэ Веры двигалась вниз по моей спине, оставляя скользкий след за собой.

— Почему ты выглядишь таким напуганным? — спросила Мэг. — У тебя пока всё хорошо получается.

— Потому что, Мэг, — сказал я, — мы не просто решаем случайные загадки. Мы собираем воедино пророчество в виде словесной головоломки. И пока что оно говорит: «АПОЛЛОН ВЗГЛЯНЕТ В ЛИЦО СМЕРТИ[25]».

Глава 38

Я пою себе!

Хоть Аполлон и круче

Намного круче

НЕНАВИЖУ, когда я прав.

Как только мы добрались до конца тоннеля, слово «СМЕРТЬ» вспыхнуло позади нас. Мы оказались в ещё большем круглом зале. Пять туннелей разветвлялись перед нами, словно пальцы огромной руки автоматона.

Я ждал появления новой загадки на стене. О чём бы она ни была, я очень хотел, чтобы ответом были слова: «НЕ СОВСЕМ ТАК». Или, возможно: «И ЛЕГКО ОДОЛЕЕТ ЕЁ!»

— Почему ничего не происходит? — спросил Гроувер.

Мэг наклонила голову к плечу.

— Слушай.

У меня в ушах бурлила кровь, но всё-таки я услышал то, о чём говорила Мэг: отдалённый крик боли — глубокий и гортанный, скорее чудовищный, нежели человеческий — вместе с унылым потрескиванием огня, словно… о, боги. Словно кто-то или что-то было задето жаром титана и сейчас лежало, умирая медленной смертью.

— По звуку похоже на монстра, — решил Гроувер. — Должны ли мы помочь?

— Как? — спросила Мэг.

В её словах был смысл. Шум эхом отдавался со всех сторон, и невозможно было понять, из какого коридора он исходил, даже если бы мы могли выбрать наш путь, не решая загадок.

— Нам нужно продолжать идти, — решил я. — Думаю, внизу у Медеи на страже стоят монстры. Это, должно быть, один из них. Я сомневаюсь, что она очень обеспокоена тем, что они время от времени попадают в огонь.

Гроувер поморщился.

— Не думаю, что это правильно — оставлять его страдать.

— Кроме того, — добавила Мэг, — что, если один из этих монстров спровоцирует вспышку огня, которая пойдёт в нашу сторону?

Я уставился на свою юную хозяйку.

— Да ты сегодня прямо источник мрачных вопросов. Мы должны верить.

— В сивиллу? — спросила она. — В эти злобные ботинки?

У меня не было ответа для неё. К счастью, меня спасло запоздалое появление следующей загадки — трёх золотистых строчек на латыни.

— О, латынь! — сказал Гроувер. — Подождите. С этим я справлюсь, — он прищурился, рассматривая слова, затем вздохнул. — Нет. Не справлюсь.

— Серьёзно? Ни греческого, ни латыни? — сказал я. — Чему вас учат в школе сатиров?

— В основном, ну, знаешь, важным вещам. Таким как растения.

— Спасибо, — пробормотала Мэг.

Я перевёл загадку моим менее образованным друзьям:

— Надо теперь рассказать об изгнанье царя.

Был последним царем над римским народом.

Несправедливый человек, дюжий, однако, в бою.

Я кивнул.

— Полагаю, что это цитата из Овидия.

Ни один из моих товарищей не выглядел впечатлённым.

— Ну и какой ответ? — спросила Мэг. — Последний римский император?

— Нет, не император, — сказал я. — В самые первые дни Рима городом правили цари. Последний из них, седьмой, был свергнут, и Рим стал республикой.

Я попытался вернуться мыслями к Римскому царству. Весь этот временной период был для меня немного туманным.

Мы, боги, всё ещё находились в Греции. Рим для нас был чем-то вроде захолустья. Последний царь, впрочем… его личность навевала некоторые плохие воспоминания.

Мэг разбила мои грёзы.

— Что значит дюжий?

— Это означает сильный, — сказал я.

— Звучит непохоже. Если кто-то назовет меня дюжей, я его ударю.

— Но ты действительно дюжая во владении оружием.

Она ударила меня.

— Оу.

— Ребята, — сказал Гроувер. — Так как звали последнего римского царя?

Я подумал.

— Та… хм. Я только что помнил, но сейчас забыл. Та… что-то там.

— Тако? — любезно подсказал Гроувер.

— С чего бы у римского царя было имя Тако?

— Не знаю, — Гроувер потёр живот. — Потому что я голоден?

Дурацкий сатир. Теперь я мог думать лишь о тако. Затем ответ вернулся ко мне.

— Тарквиний! Или Тарквиниус на латыни.

— Ну и который из них? — спросила Мэг.

Я изучил коридоры взглядом. В крайнем левом тоннеле, похожем на большой палец, было десять клеток, как раз для имени Тарквиниус.

В тоннеле посередине — девять, как раз для имени Тарквиний.

— Думаю, этот, — решил я и указал на центральный тоннель.

— Как ты можешь быть уверенным? — спросил Гроувер. — Потому что стрела сказала, что ответы будут на английском?

— Да, — согласился я, — а также потому, что эти тоннели выглядят, как пять пальцев. Думаю, логично, что лабиринт покажет мне средний палец, — я повысил голос. — Разве это не так? Ответ — «Тарквиний», средний палец? Я тоже люблю тебя, лабиринт.

Мы прошли по этому пути, и за нами золотым светом вспыхнуло имя ТАРКВИНИЙ.

Коридор привёл в квадратный зал, —

самое большое помещение из тех, что мы пока видели. Стены и пол были покрыты выцветшей римской мозаикой, похожей на подлинную, хотя я был вполне уверен в том, что римляне никогда не колонизировали ни одну из агломераций Лос-Анджелеса.

Воздух был ещё теплее и суше. Пол был настолько горячим, что я чувствовал жар через подошвы сандалий. Единственное, чем комната могла порадовать, так это тем, что выбирать предлагалось всего из трёх, а не пяти тоннелей.

Гроувер принюхался к воздуху.

— Мне не нравится эта комната. Я чую что-то… чудовищное.

Мэг крепко сжала скимитары.

— Откуда?

— Эм… со всех сторон?

— О, взгляните, — сказал я, пытаясь казаться бодрым, — следующая загадка.

Мы приблизились к ближайшей стене с мозаикой, где на плитке золотым светом сияли две строки на английском:

«Листья, листья плоти вырастут надо мной, над смертью,

Вечные корни, высокие листья. Да не заморозит зима вас, о нежные листья».

Возможно, я ещё не отошёл от латыни и греческого, потому что эти строки ничего для меня не значили, даже на понятном английском языке.

— Мне нравится, — заявила Мэг. — Тут о листьях.

— Да, листьев много, — согласился я. — Но это бессмыслица.

Гроувер поперхнулся.

— Бессмыслица? Ты не узнал цитату?

— Эм, а должен был?

— Ты же бог поэзии!

Я почувствовал, как моё лицо запылало.

— Я был богом поэзии, но это не означает, что я ходячая энциклопедия, знающая каждый малоизвестный отрывок, когда-либо написанный…

— Малоизвестный? — пронзительный голос Гроувера прокатился эхом вниз по коридорам. — Это Уолт Уитмен! Из «Листьев травы»! Не помню точно, из какого стихотворения, но…

— Ты читаешь стихи? — спросила Мэг.

Гроувер облизал губы.

— Знаешь… в основном, стихи о природе. Для человека Уитмен прекрасно рассказывал о деревьях.

— И листьях, — заметила Мэг. — И корнях.

— Точно.

Я хотел прочитать им лекцию о том, насколько сильно был переоценен Уолт Уитмен. Этот человек всегда пел песни себе, вместо того чтобы восхвалять других, например, меня. Но я решил, что с критикой стоит подождать.

— Тогда ты знаешь ответ? — спросил я Гроувера. — Это вопрос типа «заполни пробелы»? Множественного выбора? Или «правда-ложь»?

Гроувер изучал строки.

— Я думаю… да. Здесь в начале отсутствует слово. Должно читаться так: «Листья гробницы, листья плоти» и так далее.

— Листья гробницы? — спросила Мэг. — Здесь нет смысла. Хотя тоже самое и с листьями плоти. Если только он не говорит о дриаде.

— Это образные выражения, — сказал я. — Очевидно, что он описывает место смерти, заросшее зеленью…

— О, а теперь ты эксперт по части Уолта Уитмена, — хмыкнул Гроувер.

— Сатир, не испытывай меня. Когда я снова стану богом…

— Вы двое, прекратите, — приказала Мэг. — Аполлон, скажи ответ.

— Хорошо, — вздохнул я. — Лабиринт, ответ — гробница.

Мы ещё раз успешно прошли по среднему пальцу… я имею в виду, центральному коридору. Восемь клеток позади нас вспыхнули словом ГРОБНИЦА.

Наконец мы пришли в круглую комнату, ещё более широкую и изысканно украшенную. Вдоль куполообразного потолка была расположена серебристо-голубая мозаика в виде зодиакальных знаков. Шесть новых тоннелей расходились в стороны. По центру на полу находился фонтан, к сожалению, сухой. (Я бы был очень признателен за возможность попить. От истолковывания поэзии и решения загадок в горле пересыхает.)

— Комнаты всё больше, — заметил Гроувер. — И обставлены всё лучше.

— Возможно, это хорошо, — сказал я. — Это должно означать, что мы всё ближе.

Мэг посмотрела на зодиакальные изображения.

— Ты уверен, что мы никуда не свернули с правильного пути? Пророчество пока что даже не имеет смысла. Аполлон лица смерть Тарквиний гробница.

— Стоит предположить и наличие служебных слов, — сказал я. — Думаю, в послании говорится: «Аполлон взглянет в лицо смерти в гробнице Тарквиния», — я сглотнул. — Вообще-то, мне не нравится это послание. Возможно, мы пропустили другие маленькие слова: «Аполлон НЕ взглянет в лицо смерти; гробница Тарквиния… что-то там». Может быть, дальше следует «одарит его сказочными сокровищами».

— Ага-ага, — Мэг указала на край фонтана, где появилась новая загадка.

Три строки гласили:

«Назван в честь погибшей любви Аполлона, этот цветок нужно сажать осенью.

Посадите луковицу в почву острым концом вверх. Засыпьте землёй.

Тщательно поливайте… не пересаживаете.»

Я подавил всхлипывание.

Сначала лабиринт вынудил меня читать Уолта Уитмена. Теперь он издевался надо мной, напоминая мне о прошлом. Упомянуть мою умершую любовь, Гиацинта, и его трагическую смерть, сократить его до вопросов викторины оракула… Нет. Это было слишком.

Я сел на край фонтана и закрыл лицо руками.

— Что случилось? — с тревогой спросил Гроувер.

Мэг ответила.

— Это загадка о его бывшем парне. Гиацинтусе.

— Гиацинте, — исправил я.

Я резко поднялся на ноги, и грусть сменилась злостью. Мои друзья осторожно попятились. Думаю, я выглядел, как сумасшедший, и я в самом деле чувствовал себя так.

— Герофила! — закричал я в темноту. — Я думал, что мы друзья!

— Эм, Аполлон? — сказала Мэг. — Не думаю, что она специально дразнит тебя. Кроме того, вопрос о цветке, гиацинте. Я вполне уверена, что эти строки из «Альманаха фермера».

— Мне всё равно, будь они хоть из телефонного справочника! — взревел я. — Всему есть предел. ГИАЦИНТ! — закричал я в коридоры. — Ответ — ГИАЦИНТ! Ты довольна?

Мэг закричала:

— НЕТ!

Если подумать, ей стоило закричать: «Аполлон, остановись!» Тогда у меня не было бы иного выбора, кроме как подчиниться её команде. Следовательно, то, что произошло дальше — вина Мэг.

Я прошагал по единственному коридору с семью клетками.

Гроувер и Мэг побежали за мной, но к тому времени, как они настигли меня, было уже слишком поздно.

Я посмотрел назад, ожидая увидеть слово «ГИАЦИНТ», написанное на полу. Вместо этого лишь четыре клетки светились ярким цветом красной ручки:

Е

С

Л

И

Пол тоннеля исчез под ногами, и мы упали в огненную яму.

Глава 39

Благородная

Жертва: прикрою тебя.

Ух, я хороший

ПРИ других обстоятельствах как бы рад я был увидеть это ЕСЛИ.

Аполлон встретит смерть в гробнице Тарквиния, если…

О счастливый союз! Это значило, что есть способ избежать потенциальной смерти, а я только и думал о том, как избежать потенциальной смерти.

К сожалению, падение в пылающую яму ослабило мою вновь обретенную надежду.

Не успел я ещё даже сообразить, что происходит, как вдруг мой полёт резко прекратился на полпути. Ремень колчана крепко впился мне в грудь, а левая ступня была близка к тому, чтобы оторваться от лодыжки.

Я обнаружил, что повис около стены ямы. В двадцати футах подо мной простиралось огненное озеро. Мэг отчаянно цеплялась за мою ногу. А Гроувер одной рукой сжимал мой колчан, а другой держался за крошечный каменный выступ. Он сбросил свою обувь и пытался копытами удержаться на стене.

— Отличная работа, храбрый сатир! — крикнул я. — А теперь вытащи нас отсюда!

Глаза Гроувера были выпучены, а по лицу стекал пот. Он издал хнычущий звук, который, судя по всему, был признаком того, что он не настолько силён, чтобы вытянуть всех троих из ямы.

Если я выживу и снова стану богом, нужно будет поговорить с Советом козлоногих старейшин о внедрении дополнительных уроков физкультуры в школе сатиров.

Я цеплялся за стену в надежде найти удобную перекладину или запасной выход. Но безуспешно.

Снизу Мэг кричала:

— Серьёзно, Аполлон? Поливайте гиацинты тщательно, ЕСЛИ не пересаживаете!

— Откуда я должен был это знать? — запротестовал я.

— Ты СОЗДАЛ гиацинты!

Тьфу. Логика смертных. То, что бог создал что-то, не означает, что он понимает это. В противном случае Прометей знал бы всё о людях, а он, уверяю вас, не знает. Я создал гиацинты, и теперь я должен знать, как их сажать и поливать?

— Помогите! — пискнул Гроувер.

Его копыта упирались в крошечные расщелины. Пальцы дрожали, а руки тряслись так, будто он держал вес двоих дополнительных людей, что… хм, на самом деле, он и делал.

Жар, идущий снизу, мешал думать. Вы когда-либо стояли возле огня для барбекю, или ваше лицо было слишком близко к открытой духовке? Представьте, что это чувство увеличилось в сто раз. Мои глаза стали сухими. Во рту пересохло. Еще несколько вдохов обжигающего воздуха — и я, вероятно, потеряю сознание.

Пламя внизу, казалось, охватывало каменный пол. Падение само по себе не было бы смертельным. Если бы только был способ выключить огонь…

Мне пришла в голову мысль — очень плохая мысль, в которой я обвинил свой кипящий мозг. Это пламя питалось сущностью Гелиоса. Если осталось хоть немного его сознания… теоретически было возможно, что я смогу с ним пообщаться. Может быть, если я непосредственно коснусь огня, я смогу убедить его, что мы не враги, и он должен позволить нам жить. У меня, наверное, будут роскошные три наносекунды, чтобы сделать это, прежде чем умереть в агонии. Кроме того, если я упаду, у моих друзей будет шанс вылезти. В конце концов, я был самым тяжелым человеком в нашей группе, благодаря жестокому проклятию жира на боках от Зевса.

Ужасная, ужасная идея. Я бы никогда не решился на подобное, если бы не подумал о Джейсоне Грейсе и о том, что он совершил для нашего спасения.

— Мэг, — сказал я, — можешь закрепиться на стене?

— Я что, похожа на Человека-Паука? — прокричала она в ответ.

Немногие люди могли похвастаться тем, что выглядят в трико так же хорошо, как Человек-Паук. И Мэг явно была не из их числа.

— Используй мечи! — закричал я.

Держа мою лодыжку только одной рукой, она призвала скимитар. Она ударила в стену один раз, затем второй. Изгиб лезвия усложнял ей задачу. Тем не менее с третьего удара остриё погрузилось в скалу. Мэг обхватила рукоять и отпустила мою лодыжку, удерживаясь над пропастью лишь при помощи меча.

— Что дальше?

— Оставайся на месте!

— Это я могу!

— Гроувер! — закричал я. — Ты можешь отпустить меня сейчас, но не волнуйся. У меня есть…

Гроувер отпустил меня.

Вот честно, какой защитник просто бросает тебя в огонь, когда ты говоришь ему бросить тебя в огонь? Я ожидал долгого спора, во время которого заверил бы его, что у меня есть план спасти себя и их. Я ожидал протестов от Гроувера и Мэг (ну, может, от Мэг и не ожидал) по поводу того, что я не должен жертвовать собой ради них, что я, вероятно, не выживу в пламени, и так далее. Но нет. Он отпустил меня без раздумий.

По крайней мере это лишило меня шанса передумать.

Я не мог мучить себя сомнениями в духе: что, если это не сработает? Что, если я не смогу выжить в солнечном огне, бывшем когда-то моей второй натурой? Что, если это милое пророчество, которое мы собираем по кусочкам, говорящее о моей смерти в гробнице Тарквиния, НЕ означало автоматически, что я не умру сегодня в этом ужасном горящем лабиринте?

Я не помню, как ударился о пол.

Моя душа, казалось, вылетела из тела. И я обнаружил, что переместился во времени на тысячи лет назад, в то самое утро, когда стал богом солнца.

Той ночью Гелиос пропал. Я не знал, какая из адресованных мне как богу солнца молитв наконец-то нарушила баланс, предав старого титана забвению и одновременно позволив мне воцариться на его месте, но вот он я — на пороге Дворца Солнца.

Охваченный ужасом и волнением, я распахнул двери в тронный зал. Воздух горел, свет ослеплял меня.

Огромный трон Гелиоса был пуст; его плащ покоился на подлокотнике. Его шлем, кнут и позолоченные туфли лежали на пьедестале в ожидании своего хозяина. Но сам титан попросту исчез.

«Я бог, — сказал я себе, — я смогу сделать это».

Я подошел к трону, мысленно пожелав себе не сгореть. Если бы я выбежал из дворца в объятой огнем тоге в первый же рабочий день, то мне бы припоминали это до конца света.

Пламя медленно расступилось передо мной. Усилием воли я увеличился до такого размера, чтобы мне подошли плащ и шлем моего предшественника.

Правда, я не опробовал трон. У меня была работа, и времени оставалось в обрез.

Я взглянул на кнут. Некоторые тренеры скажут вам, что вы никогда не должны показывать доброту в обращении с новой упряжкой лошадей. Они примут вас за слабака. Но я решил оставить кнут. Я не стал бы приступать к новым обязанностям как суровый надсмотрщик.

Я вошел в конюшню. От сверкающего великолепия солнечной колесницы на мои глаза навернулись слезы. Четыре солнечных коня стояли уже запряженные, их копыта блестели полированным золотом, по гривам пробегали волны пламени, а глаза казались расплавленными слитками.

Они настороженно рассматривали меня. «Кто ты?».

— Я Аполлон, — сказал я, постаравшись придать голосу уверенность. — Сегодня у нас великий день!

Я вскочил в колесницу, и мы тронулись.

Должен признаться, это была крутая кривая обучения. Точнее, дуга приблизительно в сорок пять градусов. Возможно, я описал несколько нечаянных петель в небе. Может быть, я стал причиной появления нескольких новых ледников и пустынь, пока не нашёл нужную крейсерскую высоту. Но к концу дня колесница была моей. Лошади подчинились моей воле, подстраиваясь под мою личность. Я был Аполлоном, богом солнца.

Сейчас я попытался держаться за то чувство уверенности, тот восторг удачного первого дня.

Пришёл в себя я съёжившимся среди языков пламени на дне ямы.

— Гелиос, — сказал я. — Это я.

Пламя кружилось вокруг меня, пытаясь сжечь мою плоть и растворить мою душу. Я ощущал смутное присутствие титана, исполненного горечи и злобы. Его кнут, казалось, хлестал меня тысячу раз в секунду.

— Я не сгорю, — сказал я. — Я Аполлон. Я твой законный наследник.

Пламя бушевало все жарче. Гелиос был на меня в обиде… нет, подождите. Это ещё не все. Это место, где он находился, было ему ненавистно. Он терпеть не мог этот лабиринт, эту тюрьму полужизни.

— Я освобожу тебя, — пообещал я.

В моих ушах трещало и шипело. Возможно, дело было в том, что огонь добрался до моей головы, но мне казалось, я слышу голос из пламени: «УБЕЙ. ЕЁ».

Её…

Медею.

Эмоции Гелиоса прожгли себе путь к моему сознанию. Я ощутил его ненависть к внучке-колдунье. Все, что Медея сказала мне раньше о сдерживания гнева Гелиоса, похоже, могло оказаться правдой. Однако, помимо всего прочего, она не давала Гелиосу убить её. Она связала его, скрепила его волю со своей, оградила себя мощной защитой от его божественного огня. Гелиосу я не нравился, да. Но он ненавидел дерзкую магию Медеи. Ему была нужна смерть его внучки, чтобы избавиться от мучений.

Я задумался, не в первый уже раз, почему мы, греческие боги, не создали богиню семейной психотерапии. Мы бы точно нашли ей применение. Или, может быть, у нас была такая ещё до того, как я родился, и она сбежала. Или Кронос проглотил её целиком.

Так или иначе, я сказал, обращаясь к пламени:

— Я это сделаю. Я освобожу тебя. Но ты должен позволить нам пройти.

Тотчас же пламя умчалось прочь, как будто во вселенной открылся разрыв.

Я тяжело дышал. Моя кожа дымилась. Арктический камуфляж посерел и слегка поджарился. Но я был жив. Комната вокруг меня быстро остывала. Пламя, как я понял, отступило вниз по единственному туннелю, ведущему из комнаты.

— Мэг! Гроувер! — позвал я. — Вы можете спуститься…

Мэг свалилась мне на голову, сплющивая меня в лепешку.

— Ой! — крикнул я. — Ну не так же!

Гроувер был повежливее. Он слез по стене и приземлился на пол с достойной козла ловкостью. Он пах, как горелое шерстяное одеяло. Его лицо было сильно обожжено. Кепка с него свалилась в огонь, обнажив кончики рогов, которые дымились, как миниатюрные вулканы.

Мэг каким-то образом осталась невредимой. Она даже ухитрилась вытащить меч из стены, прежде чем упасть. Достав флягу из своего пояса, Мэг выпила большую часть воды, а остальное отдала Гроуверу.

— Спасибо, — проворчал я.

— Ты справился с этим огнём, — отметила она. — Хорошая работа. В конце концов смог выдать вспышку божественной силы?

— Хм… Я думаю, это скорее Гелиос решил дать нам пройти. Он хочет покинуть этот лабиринт так же сильно, как мы хотим выдворить его. Он хочет, чтобы мы убили Медею.

Гроувер сглотнул.

— Значит… Она здесь, внизу? Она не умерла на той яхте?

— Держи карман шире, — Мэг щурилась, глядя на дымящийся вход в коридор. — Гелиос пообещал не сжигать нас, если ты провалишься на еще каких-нибудь вопросах?

— Я… Это не было моей ошибкой!

— Было, — сказала Мэг.

— Вроде того, — подтвердил Гроувер.

Ну здорово. Я падаю в пылающую яму, заключаю перемирие с титаном, изгоняю огненный смерч из комнаты, чтобы спасти моих друзей, а они все же хотят поговорить о том, что я не могу вспомнить инструкции из «Альманаха Фермера».

— Не думаю, что мы можем рассчитывать на то, что Гелиос никогда не станет нас сжигать, — сказал я. — Не более, чем ожидать от Герофилы, что она перестанет говорить загадками. Такова их природа. Это была одноразовая карточка под названием «выйти живыми из огня».

Гроувер потушил кончики рогов.

— Ладно, тогда не будем тратить ее зря.

— Верно, — я подтянул свои немного поджаренные камуфляжные штаны и попытался вернуть тот уверенный тон, с которым впервые обратился к своим солнечным коням. — Следуйте за мной. Я уверен, все будет хорошо!

Глава 40

О, поздравляем!

Вы решили загадку,

И ваш приз… враги

ХОРОШО в данном случае обозначает «хорошо, только если вы любите лаву, цепи и злобную магию».

Коридор привёл нас прямо в комнату оракула, что с одной стороны… ура! А с другой стороны, не так уж чудесно. Прямоугольное помещение было размером с баскетбольную площадку. В стенах имелось полдюжины входов: каждый из них представлял собой обычный каменный дверной проход с небольшой площадкой, нависающей над бассейном лавы, который я видел в своих видениях. Однако сейчас я понял, что кипящая и светящаяся субстанция — не лава. Это был божественный ихор Гелиоса — горячее, чем лава, сильнее, чем ракетное топливо, совершенно не выводимый с одежды, если в нем выпачкаться (могу сказать вам это, исходя из личного опыта). Мы достигли самого центра лабиринта — резервуара, хранящего в себе силу Гелиоса.

На поверхности ихора плавали огромные каменные плиты, — каждая около пяти квадратных футов — создавая столбцы и строки, не имеющие никакой логической связи.

— Это кроссворд, — сказал Гроувер.

Конечно, он был прав. К сожалению, ни один из каменных мостов не был соединён с нашим маленьким балконом. И также ни один из них не вёл на противоположную сторону комнаты, где в одиночестве на каменной платформе сидела Эритрейская сивилла. Её дом был ничем не лучше тюремного изолятора. Её обеспечили раскладушкой, столом и туалетом. (И да, даже бессмертным сивиллам нужно пользоваться туалетом. Некоторые из их лучших пророчеств пришли к ним… Неважно.)

Мне было больно смотреть на Герофилу, находящуюся в таких условиях. Она выглядела в точности такой, какой я её запомнил: молодая девушка с заплетёнными каштановыми волосами и бледной кожей. Крепкое атлетическое телосложение досталось ей от выносливой матери-наяды и сильного отца-пастуха. Белое платье сивиллы окрасилось из-за дыма и было запятнано пеплом. Она пристально наблюдала за входом, находящимся слева от неё, так что, похоже, не заметила нас.

— Это она? — прошептала Мэг.

— Если только ты не видишь другого оракула, — сказал я.

— Ну тогда поговори с ней.

Я не был уверен, почему именно я должен был делать всю работу, но я откашлялся и прокричал через кипящее озеро ихора:

— Герофила!

Сивилла вскочила на ноги. Только тогда я заметил цепи. Расплавленные звенья, такие же, как те, что я видел в своих видениях, сковывали её запястья и лодыжки, привязывая её к платформе и позволяя двигаться лишь от одной стороны к другой. О, унижение!

— Аполлон!

Я надеялся, что её лицо засветится от счастья, когда она увидит меня. Вместо этого она скорее выглядела шокированной.

— Я думала, что вы придёте через другую… — её голос замер. На лице появилось выражение сосредоточенности, а затем она выпалила:

— Пять букв, заканчивается на «Ь».

— Дверь? — предположил Гроувер.

Каменные плиты на поверхности озера заскрежетали и сместились друг к другу. Один блок прижался к нашей маленькой платформе. Ещё четыре плиты присоединились к нему, создавая мост из пяти плит, уходящий вглубь комнаты. На плитах, начиная с «Ь» у наших ног, засветились золотые буквы: ДВЕРЬ.

Герофила восхищённо захлопала, зазвенев своими расплавленными цепями.

— Молодцы! Поторопитесь!

Я не стремился испытывать свой вес на каменном плоту, плавающем в горящем озере ихора, но Мэг шагнула прямиком туда, так что Гроувер и я последовали за ней.

— Без обид, Мисс Леди, — Мэг обратилась к сивилле, — но мы уже почти упали в одну штуковину с огненной лавой. Не могла бы ты просто сделать мост отсюда без всяких загадок?

— Если бы я могла! — сказала Герофила. — Это моё проклятье! Либо говорить так, либо оставаться абсолютно… — она замолчала. — Десять букв. Седьмая — «В».

— Тихий! — закричал Гроувер.

Наш плот загрохотал и закачался. Гроувер взмахнул руками и, скорее всего, упал бы, если бы Мэг не поймала его. Хвала небесам за то, что существуют невысокие люди. У них низкие центры тяжести.

— Не тихий! — взвизгнул я. — Это не наш окончательный ответ! Это было бы по-идиотски, так как здесь лишь пять букв и нет «В». Я взглянул на сатира.

— Извините, — пробормотал он. — Я переволновался.

Мэг изучала плиты. Стразы на оправе её очков сверкнули красным цветом.

— Безголосье? — предложила она. — Здесь десять букв.

— Во-первых, — сказал я, — я впечатлён, что ты знаешь это слово. Во-вторых, контекст. «Оставаться абсолютно безголосье» — это не имеет никакого смысла. И здесь опять нет буквы В.

— Тогда какой же ответ, бог-всезнайка? — потребовала она. — И не ошибись в этот раз.

Как несправедливо! Я пытался придумать синонимы к слову «тихий». Я любил музыку и поэзию. Тишина — в самом деле не моё.

— Безмолвный, — сказал я наконец. — Это должно быть то, что нужно.

Наградой нам стало формирование второго моста в виде десяти плит по горизонтали — слово «БЕЗМОЛВНЫЙ» соединилось с первым мостом при помощи «В». К сожалению, поскольку новый мост вёл в сторону, мы ничуть не приблизились к платформе оракула.

— Герофила, — позвал я, — я понимаю твоё затруднительное положение. Но нет ли какого-нибудь способа управлять длиной ответов? Возможно, следующим может быть очень длинное, очень простое слово, ведущее к твоей платформе?

— Ты знаешь, что я не могу, Аполлон, — она сцепила руки. — Но, пожалуйста, вы должны торопиться, если желаете препятствовать становлению Калигулы… — она замолкла. — Три буквы, посередине «О».

— Бог, — сказал я с сожалением.

Сформировался третий мост. Три плиты соединились с «безмолвный» через «О», что лишь на одну плиту приблизило нас к цели. Мэг, Гроувер и я столпились на плите «Б». В комнате, казалось, стало ещё жарче, как будто ихор Гелиоса впадал в ярость, пока мы приближались к Герофиле. Гроувер и Мэг неслабо потели. Мой камуфляж промок насквозь. Так некомфортно при групповых объятиях мне не было со времён первого шоу «Rolling Stones» в Мэдисон-сквер-гарден.

(Заметка: Как бы это ни было заманчиво, не бросайтесь на шею к Мику Джаггеру и Киту Ричардсу во время их повтора на бис. Эти парни могут потеть.)

Герофила вздохнула.

— Мне жаль, друзья. Я попытаюсь снова. Иногда я хочу, чтобы прорицание было даром, который я никогда… — она вздрогнула от боли. — Две буквы. Вторая «Е».

Гроувер закрутился на месте.

— Подожди. Что? Буква «Е» там.

От жара мои глаза по ощущениям напоминали луковицы для шиш-кебаба, но я попытался рассмотреть все ряды и столбцы букв.

— Возможно, — сказал я, — этот новый ключ — ещё одно слово по вертикали, которое содержит букву «Е» из «безмолвный»?

Глаза Герофилы ободряюще блеснули.

Мэг вытерла лоб.

— А зачем тогда мы ломали голову над богом? Это ни к чему не ведёт.

— О нет, — простонал Гроувер. — Мы все ещё складываем пророчество, не так ли? Дверь, безмолвный, бог? Что это значит?

— Я… Я не знаю, — признал я, мои мозговые клетки кипели внутри черепной коробки, как лапша в курином бульоне. — Давайте попробуем какие-нибудь другие слова. Герофила сказала, что она хотела бы, чтобы прорицание было даром, которого она никогда… что?

— Не имела — это два слова, — проворчала Мэг.

— Не получала? — предложил Гроувер. — Нет. Снова два слова.

— Может быть, только первое слово, «не»? — предположил я. — А кроссворд не дал ей закончить предложение, оборвав на нужном для пророчества слове?

Грувер сглотнул.

— Это наш ответ?

Они с Мэг посмотрели вниз на горящий ихор, а потом снова на меня. Их вера в мои способности не радовала.

— Да, — решил я. — Герофила, ответ — «не».

Сивилла с облегчением вздохнула, когда новый мостик с буквой «Н» вырос рядом с «Е» в слове «безмолвный», ведя нас на другую сторону озера. Сгрудившись на плите с буквой «Н», мы были теперь всего лишь в пяти футах от платформы сивиллы.

— Не перепрыгнуть ли нам? — спросила Мэг.

Герофила вскрикнула, затем зажала рот руками.

— Предполагаю, что прыгать будет не слишком умно, — сказал я. — Мы должны разгадать загадки полностью. Герофила, может быть, еще одно очень маленькое слово, ведущее прямо вперед?

Сивилла переплела пальцы, затем произнесла медленно и спокойно:

— Восклицание, по горизонтали. Начинается с Й. Распахнёт, по вертикали.

— Двойное задание! — я оглянулся на друзей. — Думаю, первый ответ — йоу. А если второе слово — откроет, мы как раз попадём на платформу.

Гроувер уставился на бурлящее и побелевшее от жара озеро ихора под плитами.

— Не хотелось бы облажаться сейчас. Йоу — это вообще слово?

— У меня нет с собой правил игры в Эрудит, — признался я, — но думаю, что да.

Я был рад, что это не Эрудит. Афина со своим невыносимым словарным запасом постоянно выигрывала. Однажды она выложила слово «абаксиальный» с утроением очков! Зевс от ярости снёс молнией верхушку Парнаса.

— Это наш ответ, сивилла, — решился я. — Йоу и откроет.

Новые плиты заняли свои места, соединив наш мост с платформой Герофилы. Мы побежали по ним, а она захлопала в ладоши и заплакала от радости, а затем протянула руки, чтобы обнять меня, но вспомнила, что скована обжигающе горячими цепями.

Мэг оглянулась на пройденные нами ответы.

— Окей, если это конец пророчества, то что оно значит? Дверь безмолвный бог не йоу откроет?

Герофила начала было что-то говорить, но передумала и с надеждой посмотрела на меня.

— Давайте снова предположим, что служебные слова могут быть пропущены, — начал я. — Если соединить первую часть головоломки с этой, получится… Аполлон встретит смерть в гробнице Тарквиния, если… ээ, дверь?… — я покосился на Герофилу в поисках одобрения, и та кивнула. — Дверь безмолвный бог… Хм. Не знаю, кто это. Если дверь безмолвный бог… — Герофила мотнула головой. — Нет? Если дверь к безмолвному богу не откроет…

— Ты забыл йоу, — заметил Гроувер.

— Думаю, можно его пропустить, раз задание было двойное.

Гроувер подёргал свою подпаленную козлиную бородку:

— Вот почему я не играю в Эрудит. К тому же я склонен к поеданию плиток с буквами.

Я повернулся к Герофиле.

— Значит, Аполлон… я… встречу смерть в гробнице Тарквиния, если дверь к безмолвному богу не откроет… кто? Или что? Мэг права. Это не всё пророчество.

Откуда-то слева раздался знакомый голос:

— Не обязательно.

На выступе посреди левой стены стояла колдунья Медея, выглядевшая очень живой и довольной тем, что мы пришли. Позади нее два охранника-пандаи держали связанного и избитого пленника: нашего друга Креста.

— Приветствую, мои дорогие, — Медея улыбнулась. — Понимаете, пророчеству не нужно продолжение, так как вы все сейчас умрёте в любом случае!

Глава 41

Мэг поёт. Это

Конец. Идите домой,

Мы поджарены

МЭГ начала действовать первой.

Быстрыми, уверенными движениями она разрубила цепи, связывавшие сивиллу, затем взглянула на Медею, как будто желая сказать: «Ха-ха! Я освободила своего боевого оракула!»

Кандалы упали с запястий и лодыжек Герофилы, обнажая ужасные красные кольца ожогов. Герофила отшатнулась назад, прижимая руки к груди. Она выглядела скорее охваченной ужасом, нежели благодарной.

— Мэг МакКэффри, нет! Ты не должна была…

Какую бы загадку она ни собиралась задать нам, по горизонтали или вертикали, это уже не имело значения. Цепи и кандалы снова соединились, полностью восстановившись. Затем они рванули, словно атакующая гремучая змея — ко мне, а не к Герофиле. Они закрепились на моих запястьях и лодыжках. Боль была такой сильной, что сначала они показались мне прохладными и приятными. Затем я закричал.

Мэг ещё раз ударила по расплавленным звеньям, но сейчас они отразили её клинки. С каждым ударом цепи стягивались сильнее и тянули меня к земле. Всей своей ничтожной силой я боролся с ними, но быстро понял, что это была плохая идея. Сражаться с этими кандалами было все равно, что прижимать запястья к раскалённой сковороде. Я почти потерял сознание из-за мучений, а запах… о, боги, мне не нравился запах Лестера во фритюре. Только оставаясь абсолютно безучастным, позволяя кандалам указывать мне, что делать, я мог держать боль на уровне просто мучительной.

Медея засмеялась, явно наслаждаясь моими извиваниями.

— Молодец, Мэг МакКэффри! Я собиралась сама сковать Аполлона, но ты сэкономила мне заклинание.

Я упал на колени.

— Мэг, Гроувер, уведите сивиллу отсюда. Оставьте меня!

Ещё один храбрый жест самопожертвования. Я надеюсь, вы ведёте счёт.

К сожалению, мой совет оказался бесполезным. Медея щёлкнула пальцами. Каменные плиты переместились по поверхности ихора, отрезав платформу сивиллы от любого выхода.

Позади волшебницы два её охранника прижали Креста к полу. Он спиной сполз по стене вниз. Его скованные руки упрямо цеплялись за моё боевое укулеле. Левый глаз пандоса опух. Губы были разбиты. Два пальца правой руки были согнуты под неестественным углом. Когда он встретил мой взгляд, лицо его исказилось от стыда. Мне хотелось убедить его, что он не подвёл нас. Мы не должны были оставлять его одного на карауле. И, несмотря на два сломанных пальца, он всё равно смог бы использовать фингерпикинг[26].

Но я едва был в состоянии здраво мыслить, что уж говорить об утешении моего юного ученика.

Два охранника раскрыли свои огромные уши и пролетели через всю комнату, позволяя горячим восходящим потокам воздуха нести их к разным плитам рядом с углами нашей платформы. Они подняли лезвия своих кханд и встали наготове — просто на тот случай, если мы окажемся настолько глупыми, что попробуем перепрыгнуть.

— Вы убили Тембра, — прошипел один.

— Вы убили Пика, — сказал другой.

Медея усмехнулась.

— Видишь, Аполлон, я взяла с собой парочку крайне заинтересованных добровольцев! Остальные тоже требовали, чтобы я взяла их сюда, но…

— Снаружи ещё больше? — спросила Мэг.

Нельзя было сказать, нашла ли она эту мысль полезной («Ура, меньше убивать сейчас!») или угнетающей («Уу, больше убивать потом!»).

— Конечно, моя дорогая, — сказала Медея. — Даже если у вас есть какой-то глупый план, как пройти мимо нас, это не будет играть никакой роли. Ну и Флаттер с Децибелом не дадут этому случиться. Так ведь, мальчики?

— Я Флаттер, — сказал Флаттер.

— Я Децибел, — сказал Децибел. — Можем мы теперь убить их?

— Пока что нет, — ответила Медея. — Аполлон сейчас там, где он мне и нужен, готовый к распаду на частицы. Остальные, просто расслабьтесь. Если вы попытаетесь помешать, я скажу Флаттеру и Децибелу убить вас. Потом ваша кровь прольётся в ихор, что испортит чистоту смеси, — она развела руками. — Ну вы понимаете. Испорченный ихор нам не подойдёт. Для этого рецепта мне нужна лишь сущность Аполлона.

Мне не понравилось, что она говорила обо мне, как будто я уже умер и был всего лишь ещё одним ингредиентом, ничуть не важнее, чем жабий глаз или сассафрас.

— Я не распадусь на частицы, — прорычал я.

— О, Лестер, — сказала она. — Именно это ты и сделаешь.

Цепи затянулись ещё сильнее, заставив меня упасть на все четыре конечности. Я не мог понять, как Герофила терпела эту боль так долго. Впрочем, она всё ещё была бессмертной. А я нет.

— Давайте начнём! — воскликнула Медея.

И начала своё заклинание.

Ихор засветился белоснежным светом, обесцвечивая комнату. Под кожей у меня словно завозились крохотные каменные плитки с острыми краями, сдирающие с меня смертную оболочку и перекраивающие меня в некую загадку, среди ответов на которую не было Аполлона. Я закричал и начал что-то лопотать, должно быть, мольбу о пощаде. К счастью для того небольшого достоинства, что у меня осталось, я не смог внятно произнести ни слова.

Краем глаза, в туманных глубинах моих мучений, я смутно осознавал, что мои друзья пятятся назад, напуганные дымом и огнём, извергающимися из трещин в моём теле.

Я не винил их. Что они могли сделать? В тот момент вероятность взорваться у меня была выше, чем у семейного набора гранат для веселья из магазина Макрона, а моя оболочка даже и близко не была такой защищённой от вскрытия.

— Мэг, — сказал Гроувер, возясь со своей свирелью, — я собираюсь сыграть песню о природе. Посмотрим, смогу ли я прервать это заклинание или, возможно, позвать помощь.

Мэг сжала свои клинки.

— При такой жаре? Под землёй?

— Природа — это всё, что у нас есть! — ответил он. — Прикрой меня!

Он начал играть. Мэг стояла наготове, подняв свои мечи. Даже Герофила помогала: стиснула кулаки, готовая показать пандаи, как сивиллы разбирались с отморозками когда-то в Эритрее.

Пандаи, похоже, не знали, как реагировать. Они сморщились от звука свирели, обернув головы ушами, как тюрбанами, но не атаковали. Медея велела им не делать этого. Мелодия Гроувера звучала неуверенно, и они явно испытывали то же самое по поводу того, считать ли её актом агрессии.

Я тем временем пытался противиться тому, чтобы меня свежевали, пока ничего не останется. Каждая кроха моей силы воли инстинктивно пыталась удержать меня в целости. Я был Аполлоном, не так ли? Я… я был прекрасен, и люди любили меня. Я был нужен миру!

Чары Медеи подрывали мою решимость. Её древние колхидские слова пробивались в мой разум. Кому нужны эти старые боги? Кого волнует Аполлон? Калигула куда интереснее! Он лучше подходит этому современному миру. Он соответствует ему. Я нет. Почему бы мне просто не исчезнуть? Тогда я был бы в покое.

Боль — интересная вещь. Ты думаешь, что достиг своего предела и просто не можешь чувствовать себя более вымученным. Затем ты открываешь, что возможен и новый уровень агонии. И ещё один. Каменные плитки под моей кожей резали мою плоть, рвали её, перемещались, и по всему моему жалкому смертному телу разгорались солнечными вспышками огни, прожигавшие дешёвый арктический камуфляж по скидке из магазина Макрона. Я забыл, кто я такой и зачем сражался за то, чтобы остаться в живых. Я так сильно хотел сдаться, просто для того, чтобы боль прекратилась.

Затем Гроувер поймал нужный ритм. Его ноты стали увереннее и живее, темп — стабильнее. Он играл неистовую, отчаянную джигу — похожую на ту, что сатиры исполняли весной на лугах Древней Греции в надежде побудить дриад выйти танцевать с ними среди полевых цветов.

Песня безнадёжно не подходила этому огненному подземелью кроссвордов. Ни один дух природы не мог услышать её. Ни одна дриада не пришла бы танцевать с нами. Тем не менее музыка притупила мою боль. Она снизила температуру, словно холодное полотенце, положенное на мой разгорячённый лоб.

Заклинание Медеи ослабло. Она нахмурилась, посмотрев на Гроувера.

— Серьёзно? Ты собираешься прекратить это, или мне тебя заставить?

Гроувер заиграл ещё более неистово. Это был сигнал бедствия природе, эхом раздававшийся по всей комнате, заставляя коридоры отражать звук, словно трубы церковного органа.

Внезапно к нему присоединилась Мэг, запевшая бессмыслицу с ужасающим отсутствием попадания в ноты.

— Эй, как насчёт этого, природа? Мы любим эти растения. Спускайтесь сюда, дриады, и, эм, растите и… убейте эту волшебницу и остальных.

Герофила, которая когда-то обладала чудесным голосом и с рождения пела пророчества, сейчас с горечью смотрела на Мэг. Благодаря выдержке, словно у святой, она не ударила Мэг в лицо.

Медея вздохнула.

— Ладно, на этом всё. Мэг, извини. Я уверена, Нерон простит меня за то, что я убью тебя, когда я объясню, как ужасно ты пела. Флаттер, Децибел… заставьте их замолчать.

Позади волшебницы что-то с тревогой бормотал Крест. Невзирая на связанные руки и сломанные пальцы, он возился со своим укулеле.

Флаттер и Децибел тем временем восторженно ухмыльнулись.

— Теперь мы можем отомстить! УМРИТЕ! УМРИТЕ!

Они развернули уши, подняли свои мечи и прыгнули в сторону платформы.

Могла ли Мэг справиться с ними своими верными скимитарами?

Я не знаю. Вместо этого она сделала движение, такое же неожиданное, как и ее внезапное желание петь. Возможно, глядя на бедного Креста, она решила, что крови пандоса было пролито уже достаточно. Возможно, она до сих пор раздумывала о своей неправильно направленной злости и о том, на кого она на самом деле должна была тратить энергию ненависти. В любом случае её скимитары с щелчком вернулись в форму колец. Она схватила пакетик из своего пояса и разорвала его, рассыпав семена на пути наступающих пандаи.

Флаттер и Децибел завизжали и шарахнулись в сторону, пока растения, прорастая, покрывали их бесформенными зелеными скоплениями амброзии. Флаттер врезался в ближайшую стену и принялся яростно чихать; амброзия удерживала его на месте, как муху на липучке. Децибел шлепнулся на платформу у ног Мэг; амброзия росла вокруг него, пока он не стал больше походить на куст, чем на пандоса, — беспрестанно чихающий куст.

Медея закрыла лицо рукой.

— Ну вот… говорила ведь Калигуле, что воины из зубов дракона в качестве охраны были бы намного лучше. Но не-е-ет. Он настоял на том, чтобы нанять пандаи, — она с отвращением покачала головой. — Мне жаль, ребята. У вас был шанс.

Она снова щелкнула пальцами. Вентус ожил, взметнув пепельное облако на озере с ихором. Дух ринулся на Флаттера, оторвал визжащего пандоса от стены и бесцеремонно сбросил его в огонь. Затем стремительно пересек платформу, задев ноги моих друзей, и столкнул с нее Децибела, который все еще чихал и вопил.

— А теперь, — сказала Медея, — если остальные из вас соизволят ПОМОЛЧАТЬ…

Вентус атаковал, окутав Мэг и Гроувера и поднимая их над платформой.

Я закричал, дергая свои цепи, уверенный, что Медея бросит моих друзей в огонь, но они просто повисли в воздухе. Гроувер все еще играл на своей свирели, хотя ни один звук не пробивался сквозь ветер. Мэг что-то гневно кричала, может быть, нечто вроде: «ОПЯТЬ? ТЫ ШУТИШЬ?».

Герофилу вентус ловить не стал. Я решил, что Медея не опасается ее. Она встала рядом со мной, сжав кулаки. Я был благодарен ей, но не представлял, что может поделать одна сивилла в рукопашной схватке против могущества Медеи.

— Замечательно! — сказала Медея, блеск триумфа сверкнул в ее глазах. — Начну сначала. Это заклинание вместе с удержанием контроля над вентусом — нелегкая работа, так что, пожалуйста, ведите себя хорошо. Иначе я могу потерять концентрацию и уронить Мэг и Гроувера в этот ихор. В самом деле, там уже и так многовато примесей, включая пандаи и амброзию. Так, на чем мы остановились? О, точно! Сдирание твоей смертной оболочки!

Глава 42

Хошь пророчество?

Вот те абракадабра,

Тарабарщина!

— СОПРОТИВЛЯЙСЯ! — Герофила опустилась на колени рядом со мной. — Аполлон, ты должен сопротивляться!

Боль не давала мне сказать ни слова. Иначе я ответил бы: «Сопротивляться? Боги, ну спасибо за такую великую мудрость! Ты, наверное, оракул или типа того!»

По крайней мере, она не заставляла меня выкладывать слово «СОПРОТИВЛЯТЬСЯ» на каменных плитах.

Пот ручьями стекал по моему лицу, тело горело изнутри и отнюдь не в хорошем смысле, как это бывало в мою бытность богом.

Чародейка продолжила своё заклинание. Я знал, что ее силы напряжены до предела, но на этот раз не видел способа воспользоваться этим. Я был прикован и не мог провернуть трюк со стрелой в груди, а если бы и смог, то подозреваю, что Медея уже зашла так далеко, что могла бы и позволить мне умереть. Моя сущность просто просочилась бы в ихор.

Я не умел играть на свирели, как Гроувер. Не мог положиться на амброзию, как Мэг. Не был способен, как Джейсон Грейс, проломить клетку из вентусов и спасти своих друзей.

Сопротивляться… но как?

Сознание начало меркнуть. Я попытался мысленно держаться за дату своего рождения (да, я помнил и такую древность), когда я выпрыгнул из утробы матери и начал петь и танцевать, наполняя мир своим чудесным голосом. Я вспомнил свой первый спуск в Дельфийскую расщелину, схватку с моим врагом Пифоном, обхватившим моё бессмертное тело своими кольцами.

Другие воспоминания были коварнее. Я помнил, как направлял солнечную колесницу по небу, но при этом был не собой… а Гелиосом, титаном солнца, хлеставшим своих жеребцов огненной плетью. Я видел самого себя, окрашенного золотой краской, с короной из солнечных лучей на лбу, прокладывающего путь сквозь толпу восхищенных смертных… но то был император Калигула, Новое Солнце.

Кем был я?

Я попытался вспомнить лицо своей матери Лето. И не смог. Мой отец Зевс при всём своём ужасающем гневе был лишь смутным воспоминанием. Сестра… конечно, я не мог забыть своего близнеца! Но даже её черты оставались в моей памяти неопределёнными. У неё были серебряные глаза. Она пахла жимолостью. Что ещё? Я запаниковал. Я не мог вспомнить ее имени. Я не мог вспомнить своего имени.

Я расправил пальцы на каменному полу. Они дымились и крошились, как ветки в костре. Мое тело будто распадалось на пиксели, как тела уничтожаемых пандаи.

— Держись! Помощь близко! — шептала мне на ухо Герофила.

Я не понимал, откуда ей знать это, пусть она и была оракулом. Кто пришёл бы ко мне на помощь? Кто бы смог?

— Ты занял моё место, — сказала она. — Используй это!

Я застонал от злости и раздражения. Что за чушь она несёт? Почему бы ей снова не начать говорить загадками? Как я мог воспользоваться тем, что занял ее место, оказался в ее цепях? Я не был оракулом. Я даже богом больше не был. Я был… Лестером? О, класс. Это-то имя я помнил.

Я обвёл взглядом ряды и колонны каменных плит, теперь пустых, словно бы в ожидании новых заданий. Пророчество не было завершено. Может быть, если я найду способ закончить его… изменит ли это что-нибудь?

Должно изменить. Джейсон отдал свою жизнь, чтобы я смог зайти так далеко. Мои друзья рисковали всем. Я не мог просто сдаться. Чтобы освободить оракула, чтобы освободить Гелиоса из этого горящего лабиринта… я должен был закончить начатое.

Медея всё ещё бубнила своё заклинание, подстраивающееся под биение моего сердца, завладевавшее моими мыслями. Мне нужно было преодолеть его, разрушить точно так же, как это сделал своей музыкой Гроувер.

Ты занял моё место, сказала Герофила.

Я был Аполлоном, богом пророчеств. Пришла пора мне стать своим собственным оракулом.

Я заставил себя сосредоточиться на каменных плитах. Вены у меня на лбу вздулись, готовые взорваться фейерверком. Я выдавил:

— Б-бронза на злате.

Каменные плиты сдвинулись, образуя ряд из трёх блоков в верхнем левом углу пещеры. На каждом из квадратов появилось по слову, образовав надпись: БРОНЗА НА ЗЛАТЕ.

— Да! — воскликнула сивилла. — Да, именно! Продолжай!

Мне пришлось приложить неимоверные усилия. Цепи горели, пригибая меня к земле. Я в агонии простонал:

— Едины восток и запад.

Второй ряд из четырёх плит занял своё место под первым, пылая произнесёнными мной словами.

Из меня полились новые строки:

— Легионы спасены.

Лей свет на глубины,

Один против многих:

Никогда не сразить дух!

А древние слова рекли:

«Когда фундамент сотрясён!..»

Что это всё означало? Я не имел ни малейшего понятия.

Меняющиеся местами блоки и возникающие из озера камни для новых слов подняли настоящий грохот. Вся левая сторона озера была теперь наполовину скрыта под восемью рядами строк, напоминавшими выдвижное покрытие для бассейна. Жар спал. Мои кандалы остыли. Заклинание Медеи оборвалось, вернув мне способность мыслить связно.

— Что это? — прошипела колдунья. — Мы слишком близки к цели, чтобы останавливаться сейчас! Я убью твоих друзей, если ты не…

Позади нее Крест сыграл на укулеле аккорд до-диез. Медея, которая, очевидно, забыла о нем, чуть не свалилась в лаву.

— И ты туда же? — закричала она на него. — Не мешайте мне работать!

Герофила шепнула мне на ухо:

— Поторопись!

Я понял ее. Крест пытался выиграть мне время, отвлекая Медею. Он упорно продолжал играть на его (моей) укулеле серии из самых раздражающих аккордов, которым я его обучил. Некоторые из них он, должно быть, придумывал на ходу. Тем временем Мэг и Гроувер кружились в своей клетке из вентуса, безуспешно пытаясь вырваться. Один щелчок пальцев Медеи — и их постигнет та же участь, что и Флаттера с Децибелом.

Заговорить снова было даже труднее, чем вытащить солнечную колесницу из грязи. (Не спрашивайте. Долгая история с участием привлекательных болотных наяд.)

Каким-то образом я выдавил из себя еще одну строчку:

— То сокрушишь тирана.

Еще три плиты выстроились в ряд, но на этот раз — в верхнем правом углу.

— О, помоги крылатым! — продолжал я.

«Боги,» — думал я. — «Я говорю тарабарщину!» Но плиты продолжали следовать указаниям моего голоса и делали это намного лучше, чем Алексасириастрофона когда-либо.

— Есть жеребец великий,

Его дитя под златыми холмами.

Плиты продолжали укладываться, образуя вторую колонку линий, которая оставила видимой только тонкую полоску огненного озера в середине пещеры.

Медея пыталась игнорировать пандоса. Она возобновила заклинание, но Крест тут же снова помешал ей сосредоточиться с помощью ля-бемоль минор.

Волшебница закричала:

— Хватит, пандос!

Она вытащила кинжал из складок своего платья.

— Аполлон, не останавливайся, — предупредила Герофила. — Ты не должен…

Медея пырнула Креста в живот, оборвав его диссонансную мелодию.

Я всхлипнул от ужаса, но каким-то образом заставил себя продолжить.

— Да услышишь глас трубный, — надломленным, едва слышным голосом просипел я. — И повернешь поток красный…

— Прекрати! — заорала Медея. — Вентус, швырни заключённых…

Крест извлек новый аккорд, ещё более безобразный.

— У-У! — чародейка повернулась и снова пырнула его.

— Ты войдёшь в дом незнакомца, — прорыдал я.

Новый до-диез от Креста, новый удар медеевого клинка.

— Яркую славу вернёшь! — выкрикнул я.

Последние блоки встали на место, завершив второй столбец строк, дальний от нашей платформы.

Я почувствовал, что пророчество окончено, и это ощущение было желанным, как глоток воздуха после долгого нахождения под водой. Пламя Гелиоса, видимое теперь только в центре озера, остыло до равномерного красного цвета, не страшнее обычного крупного пожара.

— Да! — воскликнула Герофила.

Медея, хищно оскалившись, повернулась ко мне. Её руки блестели от крови Креста. За ее спиной пандос, застонав, сполз на землю, прижимая укулеле к израненному животу.

— Что ж, отличная работа, Аполлон, — усмехнулась Медея. — Пандос погиб ради твоего блага, но впустую. Ритуал почти подошел к концу, а освежевать тебя можно и по старинке, — она приподняла свой нож. — Что же до твоих друзей… — она щёлкнула окровавленными пальцами. — Вентус, убей их!

Глава 43

Лучшая глава

Лишь одна плохая смерть

Всё испортила

ЗАТЕМ она умерла.

Я не буду лгать, благосклонный читатель. Большую часть повествования было больно писать, но последняя строка принесла несказанное удовольствие. О, это выражение лица Медеи!

Но я должен отмотать назад.

Как такое произошло? Это весьма счастливая случайность или судьба?

Медея застыла. Её глаза расширились. Она опустилась на колени, нож с лязгом выпал из её руки. Она упала лицом вниз, открывая взгляду новоприбывшего, стоявшего позади неё — Пайпер Маклин, одетую в кожаные доспехи поверх обычной одежды, с недавно зашитой раной на губе и по-прежнему покрытым синяками, но исполненным решимости лицом. Кончики её волос были подпалены. Внушительный слой пепла покрывал ее руки. Её кинжал, Катоптрис, сейчас торчал из спины Медеи.

За Пайпер стояла группа девушек-воинов, всего семь человек. Сначала я подумал, что это охотницы Артемиды снова пришли спасти меня, но эти воительницы были вооружены щитами и копьями, сделанными из дерева медно-золотистого цвета.

Вентус за моей спиной развеялся, уронив Мэг и Гроувера на пол. Мои расплавленные цепи рассыпались, превратившись в угольную пыль. Герофила поймала меня, когда начал падать.

Руки Медеи дёрнулись. Она повернула голову в сторону и открыла рот, но не смогла произнести ни звука.

Пайпер опустилась рядом с ней. Она почти ласково положила руку на плечо волшебницы, а затем другой рукой вытащила Катоптрис из спины Медеи, прямо между её лопаток.

— Один хороший удар в спину заслуживает ещё одного, — Пайпер поцеловала Медею в щёку. — Я бы сказала тебе передать Джейсону привет от меня, но он будет в Элизиуме. А ты… не будешь.

Глаза волшебницы закатились. Она перестала двигаться. Пайпер обернулась и посмотрела на своих союзников в деревянной броне.

— Как насчёт того, чтобы выбросить её?

— ХОРОШАЯ ИДЕЯ! — прокричали в унисон семь девушек.

Они промаршировали вперёд, подняли тело Медеи и бесцеремонно кинули его в огненный бассейн из пламени её собственного деда.

Пайпер вытерла свой окровавленный кинжал о джинсы. Улыбка на её опухших губах с зашитыми ранами выглядела скорее пугающей, нежели дружелюбной.

— Привет, ребята.

У меня вырвался всхлип убитого горем человека, который, возможно, не был тем, чего ожидала Пайпер. Каким-то образом я поднялся на ноги, игнорируя жгучую боль в лодыжках, и пробежал мимо неё к месту, где лежал Крест, что-то тихо бормоча.

— О, храбрый друг, — слезы обожгли мои глаза.

Меня не беспокоила моя собственная невыносимая боль, то, как болела моя кожа, когда я пытался двигаться.

Пушистое лицо Креста обмякло из-за шока. Кровь брызгами покрыла его белоснежный мех. Область живота превратилась в блестящее месиво. Он сжимал укулеле, как будто она была единственной вещью, связывающей его с миром живых.

— Ты спас нас, — сказал я, давясь словами. — Ты… ты выиграл нам ровно столько времени, сколько было нужно. Я найду способ вылечить тебя.

Он посмотрел мне в глаза и с трудом прохрипел:

— Музыка. Бог.

Я нервно засмеялся.

— Да, мой юный друг. Ты бог музыки! Я… я научу тебя любому аккорду. У нас будет концерт с девятью музами. Когда… когда я вернусь на Олимп…

Мой голос замер.

Крест больше не слушал. Его глаза стали стеклянными. Его измученные мышцы, подвергнутые пыткам, расслабились. Тело рассыпалось, разрушившись до тех пор, пока укулеле не оказалось на кучке праха — маленьком, грустном памятнике огромному количеству моих неудач.

Я не знал, как долго я стоял там на коленях, поражённый и трясущийся. Было больно плакать. Я всё равно плакал.

В конце концов Пайпер присела рядом со мной. Её лицо выражало сочувствие, но, казалось, где-то за взглядом её прекрасных разноцветных глаз виднелась мысль: «Ещё одна жизнь потеряна ради достижения твоей цели, Лестер. Ещё одна смерть, которую ты не смог предотвратить».

Она не сказала этого, а просто убрала свой кинжал в ножны.

— Скорбеть будем позже, — сказала она. — Прямо сейчас наша работа ещё не доделана.

Наша работа. Она пришла к нам на помощь, несмотря на всё, что случилось, несмотря на Джейсона… Я не мог больше расклеиваться. По крайней мере, не сильнее, чем уже расклеился.

Я поднял укулеле и хотел пробормотать какое-то обещание пыли Креста. Затем вспомнил, что случалось из-за моих невыполненных обещаний. Я поклялся научить юного пандоса играть на любом инструменте, каком он пожелает. Теперь он мёртв. Несмотря на жгучий жар комнаты, я почувствовал на себе холодный взгляд Стикс.

Я оперся на Пайпер, и она помогла мне вернуться на платформу, где ждали Мэг, Гроувер и Герофила.

Семеро воительниц стояли неподалёку, как будто ожидая приказов.

Так же как и щиты, их броня была сделана из умело подогнанных деревянных досок медно-золотистого оттенка. Женщины выглядели величественно, каждая была, возможно, семь футов ростом, а лица их были такими же гладкими и точёными, как и броня. Их волосы разных оттенков белого, светлого, золотого и русого цветов струились по спинам водопадом косичек. Их глаза были цвета хлорофилла, как и вены на достаточно мускулистых конечностях.

Они были дриадами, но не такими, как те дриады, которых я когда-либо встречал.

— Вы мелии, — сказал я.

Женщины рассматривали меня с пугающе живым интересом, как будто они были одинаково рады сразиться со мной, потанцевать со мной и кинуть меня в огонь.

Одна из тех, что стояли с левого конца, заговорила.

— Мы мелии. А ты Мэг?

Я моргнул. Мне казалось, что они ожидали ответа «да», но я был так же обескуражен, как и уверен в том, что я не был Мэг.

— Эй, ребята, — вмешалась Пайпер, указывая на Мэг. — Это Мэг МакКэффри.

Мелии перешли на ускоренный марш, поднимая свои ноги выше, чем нужно. Они сомкнули ряды, образовав полукруг перед Мэг, как марширующий оркестр. Остановившись, они один раз ударили копьями о щиты, а затем уважительно склонили головы.

— ПРИВЕТСТВУЕМ ТЕБЯ, МЭГ! — закричали они. — ДОЧЬ СОЗДАТЕЛЯ!

Гроувер и Герофила забились в угол, словно пытались спрятаться за унитазом сивиллы.

Мэг изучала семерых дриад. Волосы моей юной хозяйки были растрёпаны из-за вентуса. Изолента отклеилась от её очков, отчего она выглядела так, словно носила не подходящие ей инкрустированные стразами монокли. Её одежда опять сократилась до коллекции сожжённых, разорванных лохмотьев. Наряд ведьмы, на мой взгляд, придавал ей именно такой вид, какой и должен быть у Мэг.

Она проявила своё обычное красноречие:

— Привет.

Губы Пайпер искривились в чуть заметной улыбке.

— Я встретила этих ребят перед входом в лабиринт. Они просто рвались найти тебя. Сказали, что услышали твою песню.

— Мою песню? — спросила Мэг.

— Музыка! — воскликнул Гроувер. — Она сработала?

— Мы услышали зов природы! — вскричала главная дриада.

Для смертных фраза имела иное значение, но я решил не упоминать об этом.

— Мы услышали свирель повелителя природы! — сказала другая дриада. — Думаю, это был ты, сатир! Приветствуем тебя, сатир!

— ПРИВЕТСТВУЕМ ТЕБЯ, САТИР! — эхом отозвались остальные.

— Эмм, ну, — едва слышно произнёс Гроувер. — И я вас приветствую.

— Но прежде всего, — сказала третья дриада, — мы услышали голос Мэг, дочери создателя. Приветствуем!

— ПРИВЕТСТВУЕМ! — присоединились остальные.

Для меня было уже достаточно торжественных приветствий.

Мэг сощурила глаза.

— Когда вы говорите «творец», вы имеете в виду моего отца, ботаника, или мою мать, Деметру?

Дриады пошептались между собой.

Наконец главная сказала:

— В этом состоит самое замечательное обстоятельство. Мы имели в виду МакКэффри, великого садовника дриад. Но сейчас мы понимаем, что ты также дочь Деметры. Ты — дважды благословенная, дочь двух творцов! Мы к твоим услугам!

Мэг поковырялась в носу.

— К моим услугам, значит? — она взглянула на меня, словно спрашивая: «Почему ты не можешь быть таким же крутым слугой, как эти?» — Так как вы, ребята, нас нашли?

— Мы владеем многими силами! — воскликнула одна из них. — Мы рождены из крови Матери-земли!

— В нас струится изначальная сила жизни! — сказала другая.

— Мы вскормили Зевса-младенца! — сказала третья. — Мы дали начало целой расе людей — воинственной бронзовой!

— Мы — мелии! — сказала четвертая.

— Мы могущественные ясени! — вскричала пятая.

В итоге последним двум сказать было особенно нечего. Они просто пробормотали: «Ясени. Ага, мы ясени».

Пайпер вмешалась:

— В общем, тренер Хедж получил сообщение Гроувера через облачную нимфу. Тогда я и отправилась искать вас, ребята. Но я не знала, где этот секретный вход, так что я снова пошла в центр Лос-Анджелеса.

— Одна? — спросил Гроувер.

Глаза Пайпер потемнели. Я понял, что она пришла сюда прежде всего и главным образом затем, чтобы отомстить Медее, и уже потом — чтобы помочь нам. Остаться живой… это было на последнем третьем месте в ее приоритетах.

— В любом случае, — продолжила она, — Я встретила этих леди в центре города и мы заключили своего рода союз.

Гроувер сглотнул.

— Но Крест сказал, что главный вход — смертельная ловушка! Он был надежно укреплен!

— Да, был… — Пайпер указала на дриад. — Уже нет.

Дриады выглядели довольными собой.

— Ясень могуществен, — сказала одна.

Остальные согласно зашумели.

Герофила выступила из своего укрытия за уборной.

— Но ведь еще пламя. Как вы?..

— Ха! — вскричала дриада. — Требуется нечто большее, чем пламя солнечного титана, чтобы уничтожить нас!

Она подняла свой щит. Один уголок был обуглен, но сажа уже отпадала, обнажая новую, нетронутую древесину.

Судя по хмурому виду Мэг, ее мозг усиленно работал. Это меня нервировало.

— Так… вы теперь служите мне? — спросила она.

Дриады снова в унисон ударили своими щитами.

— Мы будем подчиняться приказам Мэг! — сказала главная.

— Например, если я скажу вам принести мне энчилады…

— Мы спросим, как много! — закричала другая дриада. — И насколько острой должна быть сальса!

Мэг кивнула:

— Круто. Но для начала не могли бы вы безопасно вывести нас из лабиринта?

— Будет сделано! — сказала главная дриада.

— Подождите, — произнесла Пайпер. — Что насчёт этого?

Она указала на плиты пола, где мои бессмысленные слова все ещё светились на камне.

Стоя на коленях и закованный в цепи, я не имел возможности оценить их порядок:

Бронза на злате, Едины восток и запад. Легионы спасены. Лей свет на глубины, Один против многих: Никогда не сразить дух! А древние слова рекли: «Когда фундамент сотрясён, То сокрушишь тирана». О, помоги крылатым! Есть жеребец великий, Его дитя под златыми холмами. Да услышишь глас трубный И повернёшь поток красный; Ты войдёшь в дом незнакомца, Яркую славу вернёшь.

— Что это значит? — спросил Гроувер, глядя на меня так, как будто я хоть что-то здесь понимал.

Мой разум страдал от горя и изнеможения. В то время как Крест отвлекал Медею, выигрывая Пайпер время, чтобы она успела прийти и спасти жизни моих друзей, я нёс полную чепуху: два столбца текста с огненной границей посередине. Они даже не были оформлены необычным шрифтом.

— Это означает, что Аполлон преуспел! — с гордостью сказала сивилла. — Он закончил пророчество!

Я покачал головой.

— Но я не сделал этого. Аполлон встретит смерть в гробнице Тарквиния, если дверь к безмолвному богу не откроет… Всё это?

Пайпер внимательно изучила строки.

— Тут много текста. Стоит ли записать его?

Улыбка сивиллы дрогнула.

— Вы хотите сказать… что не видите этого? Оно прямо здесь.

Гроувер прищурился, вглядываясь в золотые слова.

— Видим что?

— О, — кивнула Мэг. — Конечно, да.

Семь дриад с восхищением наклонились к ней.

— Что это значит, великая дочь создателя? — спросила главная.

— Это акростих, — сказала Мэг. — Смотрите.

Она подбежала к верхнему левому углу комнаты и прошла вдоль первых букв каждой строки, затем перепрыгнула через границу и прошла вдоль первых букв строк второго столбца, всё это время громко произнося буквы: «Б-Е-Л-Л-О-Н-А-К-Т-О-Е-Е-Д-И-Т-Я»

— Вау, — Пайпер в изумлении покачала головой. — Мне до сих пор непонятно, что в пророчестве означают слова о Тарквинии, безмолвном боге и тому подобном. Но, по всей видимости, тебе понадобится помощь дочери Беллоны. Здесь говорится о главном преторе Лагеря Юпитера — Рейне Авиле Рамирес-Ареллано.

Глава 44

Ха-ха, дриады?

«Ха» звучит из уст коня

Пока, мистер Конь

— ДА здравствует Мэг! — закричала главная дриада. — Да здравствует решившая головоломку!

— Да здравствует Мэг! — согласились остальные, сопровождая это падением на колени, ударами копьев о щиты и предложениями сбегать за энчиладами.

Я бы поспорил с тем, что Мэг достойна восхваления. Если бы меня, закованного в раскалённые цепи, только что не пытались освежевать заклинаниями, я бы и сам догадался, что к чему. Также я был уверен, что Мэг понятия не имела о том, что такое акростих, пока я не объяснил ей.

Но у нас были проблемы поважнее. Пещера начала сотрясаться. Пыль сыпалась с потолка. Несколько каменных плит с плеском упали в бассейн ихора.

— Нам нужно уходить, — сказала Герофила. — Пророчество закончено. Я свободна. Это место долго не протянет.

— Мне нравится уходить! — согласился Гроувер.

Мне тоже нравится уходить, но было одно обещание, которое я хотел бы сдержать, как бы сильно Стикс ни ненавидела меня.

Я встал на колени на краю платформы и уставился в пылающий ихор.

— Эм, Аполлон? — спросила Мэг.

— Нам его оттащить оттуда? — спросила одна из дриад.

— Или столкнуть его? — спросила другая.

Мэг не ответила. Возможно, она взвешивала, какое предложение звучит лучше. Я попытался сосредоточиться на пламени внизу.

— Гелиос, — пробормотал я, — твое заключение окончено. Медея мертва.

Ихор вспенился и вспыхнул. Я почувствовал полуосознанную злость титана. Теперь, оказавшись на свободе, он, казалось, думал: «Почему бы не выпустить всю свою мощь из этих туннелей и не превратить местность в пустыню?» Также он, возможно, был не очень рад двум пандаи, амброзии и собственной злой внучке, сброшенным в его прекрасную огненную сущность.

— Ты имеешь право злиться, — сказал я. — Но я помню тебя — твоё великолепие, твою теплоту. Помню твою дружбу с богами и смертными. Мне никогда не быть таким же великим божеством солнца, как ты, но я пытаюсь чтить твоё наследие, помня о твоих лучших качествах.

Ихор запузырился ещё яростнее.

Я твердил себе, что всего лишь беседую с другом. Это не то же самое, что уговаривать межконтинентальную баллистическую ракету не запускаться.

— Мне это по силам, — продолжил я. — Я верну солнечную колесницу. Пока я буду ей править, тебя будут помнить. Я буду следовать по твоему небесному пути четко и уверенно. Но тебе больше, чем кому-либо, известно, что огню колесницы не место на земле. Он должен согревать её, а не уничтожать! Калигула и Медея превратили колесницу в оружие. Не дай им победить! Тебе всего лишь нужно отдохнуть. Возвращайся в эфир Хаоса, мой старый друг. Иди с миром.

Ихор раскалился добела. И я чуть было не подвергся экстремальной чистке кожи лица.

Затем огненная сущность затрепетала и замерцала, словно бассейн, наполненный крыльями мотыльков, — и ихор исчез. Жар рассеялся. Каменные плиты превратились в пыль и посыпались в пустую яму. Ужасные ожоги на моих руках пропали. Трещины на коже сами собой затянулись. Боль упала до уровня агонии «меня-всего-лишь-пытали-шесть-часов», и я, трясясь от холода, упал на каменный пол.

— Ты сделал это! — прокричал Гроувер. Он посмотрел на дриад, затем на Мэг и восхищённо рассмеялся. — Вы чувствуете это? Сильный зной, засуха, лесные пожары… они исчезли!

— Действительно, — сказала главная дриада. — Слабый слуга Мэг спас природу! Да здравствует Мэг!

— Да здравствует! — присоединились остальные дриады.

У меня даже не было сил, чтобы возразить.

Стены загрохотали ещё яростнее. Огромная трещина прошла зигзагом по середине потолка.

— Давайте убираться отсюда, — Мэг повернулась к дриадам. — Помогите Аполлону.

— Мэг сказала своё слово! — сообщила главная дриада.

Две дриады подняли меня на ноги и и потащили за собой, поддерживая с обеих сторон. Я пытался перенести вес на ноги, просто из чувства собственного достоинства, но это было похоже на катание на роликах с колёсами из вареных макарон.

— Вы знаете, где выход? — Гроувер спросил дриад.

— Сейчас знаем, — сказала одна. — Это самый быстрый путь к природе, и это то, что мы всегда можем найти.

По шкале «Помогите, я скоро умру» от одного до десяти выход из лабиринта набрал десять. Но так как всё, что я делал на этой неделе, набирало пятнадцать, то это было как кусочек пахлавы. Крыша тоннеля рушилась вокруг нас. Полы рассыпались. На нас нападали чудовища, которым удавалось добиться только того, чтобы семь энергичных дриад помогли им расстаться с жизнью, при этом выкрикивая:

— ДА ЗДРАВСТВУЕТ!

В конце концов мы достигли узкой шахты, которая вела наверх под уклоном к крошечному квадратику солнечного света.

— Это не тот путь, которым мы пришли, — заволновался Гроувер.

— Он достаточно близко, — сказала главная дриада. — Мы пойдём первыми!

Никто не спорил. Семь дриад подняли свои щиты и одной колонной промаршировали наверх шахты. Пайпер и Герофила пошли следующими, за ними следовали Мэг и Гроувер. Я замыкал шествие, так как пришёл в себя настолько, что мог ползти самостоятельно, причём почти не хныча и не охая.

К тому времени как я вышел на солнечный свет и встал на ноги, все уже заняли боевую позицию.

Мы вернулись в старую медвежью яму, хотя я не знал, как шахта привела нас туда. Мелии сформировали стену из щитов вокруг входа в туннель. Остальные мои друзья стояли позади них, подняв оружие. Над нами, по краю цементной чаши, нас ждала дюжина пандаи со стрелами на тетиве луков. По центру стоял великолепный белый жеребец Инцитат.

Увидев меня, он встряхнул свою гриву.

— Вот и он, наконец-то. Медея не смогла сделать дело, да?

— Медея умерла, — сказал я. — Если вы сейчас не уйдёте, то будете следующими.

Инцитат заржал.

— Всё равно никогда не любил эту волшебницу. А насчёт отступления… Лестер, как давно ты себя видел? Ты не в той форме, чтобы выступать с угрозами. Мы заняли лучшую позицию. Ты видел, как быстро пандаи могут стрелять. Я не знаю, кто твои милые союзники в деревянных доспехах, но это не имеет значения. Тихо подходите сюда. Большой К уплывает на север разбираться с вашими друзьями в области залива Сан-Франциско, но мы легко его догоним. У моего мальчика есть множество подарочков, подготовленных лично для тебя.

Пайпер оскалилась. Вероятно, единственным, что удерживало дочь Афродиты от нападения на врагов в одиночку, была рука Герофилы на её плече.

Скимитары Мэг блестели на вечернем солнце.

— Хэй, ясеневые дамочки, — сказала она, — как быстро вы можете подняться туда?

Главная бросила взгляд наверх.

— Достаточно быстро, о Мэг.

— Классно, — сказала Мэг. Затем она закричала наверх в сторону коня и его войска: — Последний шанс отступить!

Инцитат вздохнул.

— Хорошо.

— Хорошо, вы отступаете? — спросила Мэг.

— Нет. Хорошо, мы убьём вас. Пандаи…

— Дриады, АТАКУЙТЕ! — прокричала Мэг.

— Дриады? — недоверчиво переспросил Инцитат.

Это были его последние слова.

Мелии вылетели из колодца. Им это оказалось не труднее, чем перепрыгнуть ступеньку крыльца. Десяток лучников-пандаи, самых быстрых стрелков на Западе, не успели выпустить ни единой стрелы, прежде чем ясеневые копья обратили их в пыль.

Инцитат в панике заржал. Когда мелии окружили его, он встал на дыбы и принялся лягаться своими копытами с золотыми подковами, но даже его огромная сила не шла ни в какое сравнение с первозданными смертоносными духами деревьев. Жеребец изогнулся и упал, пронзённый сразу с семи сторон.

Дриады взглянули на Мэг.

— Дело сделано! — объявила их лидер. — Не хотела бы Мэг сейчас поесть энчилады?

Пайпер, стоящая рядом со мной, выглядела так, будто её слегка тошнит, словно месть несколько потеряла свою привлекательность.

— Я думала, что мой голос сильный.

Гроувер захныкал, соглашаясь с ней.

— У меня никогда не было кошмаров о деревьях. Скорее всего, после сегодняшнего дня всё изменится.

Было заметно, что даже Мэг чувствовала себя неуютно, как будто только сейчас поняла, какую силу получила. Я был рад видеть этот дискомфорт. Это был верный знак того, что Мэг осталась хорошим человеком. Сила вызывает у хороших людей беспокойство, а не радость или желание бахвалиться. Именно поэтому хорошие люди так редко получают силу.

— Давайте выбираться отсюда, — решила она.

— Куда мы должны выбираться отсюда, о Мэг? — спросила главная дриада.

— Домой, — сказала Мэг. — В Палм-Спрингс.

В её голосе не было горечи, когда она произнесла эти слова вместе: «Домой. В Палм-Спрингс». Ей, как и дриадам, нужно было вернуться к своим корням.

Глава 45

Пустыня цветёт,

Закатный воздух сладок.

Час шоу-игры!

ПАЙПЕР с нами не поехала.

Она сказала, что должна вернуться в дом в Малибу, чтобы не волновать отца и семью Хеджей. Они все вместе отправляются в Оклахому завтра утром. Кроме того, у нее были какие-то обязательства, требующие ее участия. Судя по её мрачному тону, дела эти были связаны с Джейсоном.

— Встретимся завтра после полудня, — она протянула мне сложенный лист желтой, как одуванчик, бумаги — уведомление от «Н. Г. Финансы». На обороте она нацарапала адрес в Санта-Монике. — Мы тебя подбросим.

Я не был уверен, что она имела в виду, но Пайпер без объяснений зашагала в сторону парковки возле гольф-площадки, расположенной неподалеку — без сомнения, чтобы одолжить автомобиль Бедросян-класса.

Мы же вернулись в Палм-Спрингс на красном «Мерседесе». Герофила была за рулём. Кто бы знал, что древние оракулы умеют водить? Мэг села рядом с ней. Гроувер и я поместились сзади. Я все время с грустью смотрел на своё сиденье, где ещё несколько часов назад сидел Крест, так сильно хотевший научиться аккордам и стать богом музыки.

Возможно, я плакал.

Семь мелий маршировали вровень с нашим «Мерседесом», как агенты секретной службы, с легкостью следуя за нами, даже когда мы вырывались из пробок.

Несмотря на победу, настроение у нас было мрачным. Никто не заводил остроумную беседу. Один раз Герофила попыталась растопить лед.

— Угадайте, что я вижу на букву…

Мы хором ответили:

— Нет.

После этого мы ехали в молчании.

Температура снаружи упала как минимум до пятнадцати градусов. Морской циклон обложил небо над Лос-Анджелесским бассейном, как гигантская мокрая тряпка, впитывая горячие суховеи и дым. Когда мы добрались до Сан-Бернардино, темные тучи затянули вершины холмов, укрыв дождевой завесой выжженные, почерневшие от огня холмы.

Поднявшись на перевал, мы увидели Палм-Спрингс, и Гроувер радостно вскрикнул. Пустыню укрыл ковер диких цветов — ноготков, маков, одуванчиков и первоцвета, — все блестело после только что прошедшего дождя, сделавшего воздух прохладным и свежим.

Десятки дриад ждали нас на вершине холма перед Цистерной. Алоэ Вера хлопотала над нашими ранами. Опунция хмурилась и спрашивала, как мы умудрились опять перепортить нашу одежду. Реба была в таком восторге, что пыталась станцевать со мной танго, хотя в сандалиях Калигулы было сложно изящно двигаться. Прочие хозяева обступили мелий широким кругом и с благоговением таращились на них.

Джошуа обнял Мэг так крепко, что она пискнула.

— Ты справилась! — сказал он. — Пожаров больше нет!

— Ты слишком уж удивлён, — проворчала она.

— И эти… — он посмотрел на мелий. — Я… я видел сегодня, как они появляются из своих саженцев. Они сказали, что услышали песню, за которой должны последовать. Это была ты?

— Ага, — кажется, Мэг не понравилось, как Джошуа таращится на ясеневых дриад с отвисшей челюстью. — Они мои новые подчиненные.

— Мы мелии! — подтвердила предводительница. Она преклонила колени перед Мэг. — Нам нужно указание, о Мэг! Где нам следует укорениться?

— Укорениться? — переспросила Мэг. — Но я думала…

— Мы можем остаться на склоне холма, где ты посадила нас, Мэг Великая, — сказала предводительница. — Но если ты хочешь, чтобы мы укоренились где-то в другом месте, ты должна решать быстро! Мы скоро станем слишком большими и крепкими для пересадки!

Я внезапно вообразил, как мы покупаем грузовик, нагружаем полный кузов земли и едем на север в Сан-Франциско с семью ясеневыми деревьями-убийцами. Мне понравилась эта идея. К сожалению, я знал, что это не сработает. Деревья не слишком хорошо переносят дорогу.

Мэг почесала ухо.

— Если вы, ребята, останетесь здесь… с вами все будет в порядке? Я имею в виду, тут пустыня и все такое?

— Мы будем в полном порядке, — сказала предводительница.

— Хотя немного больше тени и воды не помешало бы, — сказала другая дриада.

Джошуа откашлялся. Он застенчиво пригладил пальцами свои лохматые волосы.

— Для нас, э-э, было бы величайшей честью принять вас! Сила природы уже достаточно сильна в этом месте, но если среди нас будут мелии…

— Да, — согласилась Опунция. — Никто больше не будет нам докучать. Мы сможем спокойно расти!

Алоэ Вера с сомнением посмотрела мелий. Я предположил, что она не доверяет формам жизни, которые так мало нуждаются в лечении.

— Насколько широк ваш ареал? Какую территорию вы можете защищать?

Третья мелия рассмеялась.

— Сегодня мы ходили в Лос-Анджелес! Было не так уж трудно. Если мы укоренимся здесь, мы сможем защищать все на сотню лиг вокруг!

Реба провела рукой по своим темным волосам.

— Это достаточно далеко, чтобы охватить Аргентину?

— Нет, — сказал Гроувер. — Но это охватит большую часть Южной Калифорнии, — он повернулся к Мэг. — Что думаешь?

Мэг так устала, что её покачивало, словно молодое деревце. Я уже думал, что она пробормочет ответ в стиле Мэг, типа «Не знаю», и упадёт в обморок. Но вместо этого она указала на мелий.

— Подойдите сюда.

Мы все последовали за ней к краю Цистерны. Мэг показала на колодец в тени, по центру которого был глубокий голубой пруд.

— Как насчёт пространства вокруг бассейна? — спросила она. — Тень. Вода. Я думаю… я думаю, моему отцу это бы понравилось.

— Дочь создателя сказала своё слово! — закричала мелия.

— Дочь двух создателей! — сказала другая.

— Дважды благословлённая!

— Мудрец, решающий головоломки!

— Великая Мэг!

Двум последним мало что осталось добавить, так что они пробормотали:

— Ага. Великая Мэг. Ага.

Остальные дриады что-то пробормотали и покивали. Хотя ясени собрались укорениться в месте, где дриады обычно перекусывали энчиладами, никто не возражал.

— Священная ясеневая роща, — сказал я. — В древние времена у меня тоже была такая. Мэг, это прекрасно.

Я взглянул на сивиллу, тихо стоящую позади, без сомнений ошеломлённую количеством окружавших её людей после долгого заточения.

— Герофила, — сказал я, — эта роща будет хорошо защищена. Никто, даже Калигула, не сможет здесь тебя достать. Не буду говорить тебе, что делать. Выбор за тобой. Но ты ведь подумаешь о том, чтобы выбрать это место в качестве дома?

Герофила обхватила себя руками. Её каштановые волосы были того же цвета, что и пустынные холмы под светом вечернего солнца. Я задавался вопросом, думала ли она, как сильно отличается этот холм от того холма в Эритрее, где она родилась и где у неё была пещера.

— Я могу быть счастлива здесь, — решила она. — Сначала я думала — и это было просто идеей — я слышала, что в Пасадене снимают множество игровых телешоу. У меня есть несколько идей для новых передач.

Опунция вздрогнула.

— Давай отложим это на потом[27], дорогая? Присоединяйся к нам.

Воткнуть иглу — хороший совет от кактуса.

Алоэ Вера кивнула.

— Для нас будет честью иметь оракула! Вы всегда сможете предупредить меня, что кто-то начинает заболевать!

— Мы поприветствуем вас с распростёртыми объятиями, — согласился Джошуа. — За исключением тех, у кого колючие руки. Они, скорее всего, просто вам помашут.

Герофила улыбнулась.

— Хорошо. Я буду… — она осёклась, словно собиралась начать новое пророчество и отправить нас сражаться.

— Отлично! — сказал я. — Не нужно благодарностей! Всё решено!

Как только Палм-Спрингс получил оракула, оставшаяся часть мира была спасена от нескольких новых дневных игровых шоу типа «Сивилла удачи» или «Оракул прав!». Все были в выигрыше.

Оставшуюся часть вечера мы провели, разбивая новый лагерь у подножия холма, ужиная купленной едой (я выбрал энчилады с зеленым соусом, спасибо за вопрос) и уверяя Алоэ Веру, что слой лечебной слизи на нас достаточно густой. Мелии выкопали свои собственные саженцы и пересадили их в Цистерну, что, как я догадывался, было для дриад чем-то вроде вытаскивания себя из болота за волосы.

На закате их лидер подошла к Мэг и низко поклонилась.

— Сейчас мы уйдём в спячку. Но когда бы ты ни позвала нас, если мы будем в пределах досягаемости, то отзовёмся! Мы должны защищать эту землю во имя великой Мэг!

— Спасибо, — сказала Мэг со своей обыкновенной поэтичностью.

Мелии скрылись в своих семи ясеневых деревьях, которые теперь составляли красивое кольцо вокруг пруда. Их ветки светились мягким, масляным светом. Остальные дриады двинулись вперёд по холму, наслаждаясь прохладным воздухом и звёздами в ночном небе, свободном от дыма, в то же время проводя сивилле экскурсию по её новому дому.

— А здесь — камни, — говорили они ей. — А там — ещё камни.

Гроувер сел рядом с Мэг и мной, сделав довольный вздох.

Сатир сменил свою одежду: зелёная кепка, свежая футболка ручной покраски, чистые джинсы и новая пара ботинок от «New Balance», подходящих к копытам. На его плече висел рюкзак. Моё сердце сжалось при виде его одежды для путешествий, хотя я не был удивлён.

— Собираешься куда-то? — спросил я.

Он улыбнулся:

— Обратно в Лагерь полукровок.

— Сейчас? — требовательно спросила Мэг.

Он развёл руками:

— Я был здесь много лет. Благодаря вам, ребята, моя работа здесь наконец окончена! То есть я знаю, что у вас впереди долгий путь, освобождение оракулов и всё такое, но…

Он был слишком вежливым, чтобы продолжить свою мысль: «…но, пожалуйста, не просите меня идти с вами дальше».

— Ты заслужил возвращение домой, — сказал я мечтательно, думая о том, чтобы сделать то же самое. — Но разве ты не хочешь отдохнуть ночью?

Взгляд Гроувера устремился вдаль:

— Мне нужно вернуться. Сатиры — не дриады, но у нас тоже есть корни. И мои — в Лагере полукровок. Меня не было слишком долго. Надеюсь, Можжевелка не нашла себе другого козла…

Я вспомнил, как дриада Можжевелка беспокоилась и переживала о своём отсутствующем парне, когда я был в Лагере.

— Сомневаюсь, что она смогла бы найти замену такому замечательному сатиру, — сказал я. — Спасибо, Гроувер Ундервуд. У нас бы ничего не вышло без тебя и Уолта Уитмена.

Он засмеялся, но его лицо тут же омрачилось:

— Я просто сожалею о Джейсоне и…

Его взгляд упал на укулеле у меня на коленях. Я не упускал её из виду с самого нашего возвращения, хотя у меня не было желания настраивать её и тем более играть на ней.

— Да, — согласился я. — И о Денежном Дереве. И о всех, кто погиб, пытаясь отыскать Горящий лабиринт. Или из-за пожаров и засухи…

Ого. Секунду назад я чувствовал себя хорошо. Однако, Гроувер знает, как испортить настроение.

Его козлиная бородка задрожала:

— Я уверен, что вы, ребята, доберётесь до Лагеря Юпитера, — сказал он. — Я никогда там не был и не встречал Рейну, но слышал, она хороший человек. Мой приятель, циклоп Тайсон, тоже там. Передайте ему от меня привет.

Я подумал о том, что ждёт нас на севере. На яхте Калигулы нам удалось подслушать, что нападение в новолуние прошло не особенно удачно, но помимо этого мы не знали ничего о том, что происходит в Лагере Юпитера, и был ли Лео Вальдес всё ещё там или уже летел обратно в Индианаполис. Всё, что нам было известно сейчас, — что Калигула без своего жеребца и волшебницы сейчас плывет по направлению к заливу Сан-Франциско, чтобы разобраться с лагерем Юпитера лично. Нам было

необходимо добраться туда первыми.

— С нами всё будет хорошо, — произнёс я, стараясь убедить самого себя. — Мы освободили трёх оракулов из-под власти Триумвирата. Теперь, кроме собственно дельфийского, остался один источник пророчеств — книги Сивиллы… Или, если быть точным, попытки гарпии Эллы восстановить их по памяти.

Гроувер нахмурился:

— Да. Элла. Девушка Тайсона.

Он выглядел сбитым с толку, будто не было никакого смысла в том, что девушка циклопа — гарпия, да ещё и с фотографической памятью, которая стала нашей единственной ниточкой к пророческим книгам, сгоревшим столетия назад.

В подобной ситуации было мало смысла, но я бывший олимпиец. Я привык к нелогичности.

— Спасибо, Гроувер, — Мэг обняла и чмокнула сатира в щёку, и в этом поступке было безусловно больше благодарности, чем получал от неё я за все время нашего знакомства.

— Да уж, — сказал Гроувер. — Спасибо, Мэг. Ты… — он сглотнул. — Ты отличный друг. Мне понравилось говорить с тобой о растениях.

— Я тоже там был, — сказал я.

Гроувер смущённо улыбнулся. Он поднялся на ноги и застегнул нагрудные крепления на своём рюкзаке:

— Поспите хорошенько, ребята. И удачи вам. Я чувствую, что встречусь с вами снова до… Ага.

До того, как я вознесусь на небо и верну свой бессмертный трон?

До того, как мы все умрем каким-то несчастным образом от рук Триумвирата?

Я не знал. Но после того как Гроувер ушёл, я почувствовал пустоту в груди, будто дыра, которую я проделал стрелой Додоны, становилась всё шире и глубже. Я снял сандалии Калигулы и отбросил их.

Я спал ужасно, и сон мой был ужасным.

Я лежал на дне холодной, тёмной реки. Надо мной парила женщина в чёрных шёлковых одеждах — богиня Стикс, живое воплощение дьявольских вод.

— Ещё больше нарушенных обещаний, — прошипела она.

Слёзы застряли у меня в горле. Мне не были нужны напоминания.

— Джейсон Грейс мёртв, — продолжила она. — Юный пандос тоже.

«Крест! — хотел закричать я. — У него было имя!»

— Ты начал чувствовать безумство своей безрассудной клятвы на моих водах? — спросила Стикс. — А будет ещё больше смертей. Мой гнев будет распространяться на всех твоих близких до тех пор, пока мы не будем в расчёте. Наслаждайся существованием в качестве смертного, Аполлон!

Вода начала заполнять мои лёгкие, как будто тело только сейчас вспомнило, что нуждалось в кислороде.

Я проснулся, тяжело дыша.

Над пустыней занимался рассвет. Я так сильно обнимал свою укулеле, что она оставила царапины на моих предплечьях и синяки на груди. Спальный мешок Мэг был пуст, но прежде чем я отправился её искать, она спустилась ко мне с холма со странным блеском восхищения в глазах.

— Аполлон, вставай! — сказала она. — Ты должен это увидеть!

Глава 46

Второе место:

Поездка под Бон Джови

Первое… к чёрту

ОСОБНЯК МакКэффри родился заново.

Вернее, заново вырос.

Всю ночь пустынные деревья пускали побеги и росли с невероятной скоростью, образуя балки и полы многоэтажного дома, очень похожего на старый. Тяжелые лозы появились из каменных руин, вплетясь в стены и потолки, в которых оставались проемы для окон и световых люков, затененные навесами из глициний.

Самое большое отличие от старого дома состояло в том, что гостиная оказалась построена в форме подковы вокруг Цистерны, и ясеневая роща оставалась под открытым небом.

— Надеемся, вам понравится, — сказала Алоэ Вера, которая повела нас на экскурсию по дому. — Мы собрались все вместе и решили, что это меньшее, что мы можем сделать.

Внутри было прохладно и уютно. В каждой комнате были фонтаны и ручейки, благодаря живым трубам-корням получавшие воду из подземных источников. Цветущие кактусы и деревья Джошуа украшали помещения. Крупные ветви складывались в форме мебели. Даже старый рабочий стол мистера МакКэффри был с любовью воссоздан заново.

Мэг шмыгнула носом, яростно моргая.

— О, дорогая, — сказала Алоэ Вера. — Надеюсь, у тебя нет аллергии на этот дом!

— Нет, это место удивительно, — Мэг бросилась в объятия Алоэ, не обращая внимания на её многочисленные острые шипы.

— Ух ты, — сказал я. (Должно быть, поэзия Мэг свела на нет мою собственную.) — Сколько духов природы понадобилось, чтобы сделать это?

Алоэ скромно пожала плечами.

— Каждая дриада в пустыне Мохаве хотела помочь. Вы спасли нас всех! И вы возродили мелий, — она одарила Мэг клейким поцелуем в щеку. — Твой отец так гордился бы. Ты завершила его труд.

Мэг сморгнула слёзы.

— Жаль только…

Продолжать было излишне. Мы все знали, как много жизней не было спасено.

— Ты останешься? — спросила Алоэ. — Эталес — твой дом.

Мэг вгляделась в пустынную даль. Я пришёл в ужас при мысли, что она скажет «Да». Ее последним приказом станет указание продолжать мой поиск самостоятельно, на этот раз приказ будет искренним. Что мешает ей так поступить? Она нашла свой дом. У нее здесь есть друзья, включая семерых очень могущественных дриад, которые будут приветствовать ее и приносить ей энчилады каждое утро. Она сможет стать защитницей Южной Калифорнии, далеко за пределами власти Нерона. Она может обрести мир.

Возможность освободиться от Мэг еще несколько недель назад обрадовала бы меня, но теперь я находил эту идею абсолютно неприемлемой. Да, я хотел, чтобы она была счастлива. Но я знал, что у нее осталось много незавершенных дел — и первым среди них была новая схватка с Нероном, чтобы завершить эту страшную главу ее жизни битвой и победой над Зверем.

О, и еще я нуждался в помощи Мэг. Считайте меня эгоистом, но я не представлял свой путь без нее.

Мэг пожала руку Алоэ.

— Возможно, когда-нибудь. Я надеюсь на это. Но прямо сейчас… нам нужно в другое место.

Гроувер любезно предоставил нам мерседес, который он позаимствовал… где-то.

Попрощавшись с Герофилой и дриадами, которые были заняты обсуждением планов создания гигантской доски для игры в «Эрудит» на полу в одной из задних спален Эталеса, мы поехали в Санта-Монику по адресу, который дала нам Пайпер. Я посматривал в зеркало заднего вида, задаваясь вопросом, не остановит ли нас дорожный патруль за автомобильную кражу. Это было бы идеальным концом недели.

Потребовалось некоторое время, чтобы найти нужное место: небольшой частный аэродром около набережной Санта-Моники.

Охранник на входе пропустил нас через ворота без вопросов, будто ждал двух подростков на, вероятно, краденом красном мерседесе. Мы поехали к взлётной полосе.

Ослепительно белая Сессна была припаркована около терминала рядом с жёлтым Пинто тренера Хеджа. Я вздрогнул, задаваясь вопросом, не попали ли мы в выпуск «Оракул был прав!». Победителю достаётся Цессна, а обладателю второго места… Нет, не хочу об этом думать.

Тренер Хедж менял малышу Чаку подгузник на капоте Пинто, дав ему погрызть гранату, чтобы отвлечь. (Наверное, она была муляжом. Наверное.) Мелли стояла рядом, критически наблюдая.

Увидев нас, она помахала и с грустью улыбнулась, но указала в направлении самолёта, где у подножия трапа Пайпер разговаривала с пилотом.

В руках Пайпер держала что-то большое и плоское — демонстрационную доску. Подмышкой у неё также была пара книг. Справа, почти в хвосте самолёта, был открыт грузовой отсек. Члены наземной команды аккуратно фиксировали латунными креплениями огромный деревянный ящик. Гроб.

Когда мы с Мэг подошли, капитан пожал Пайпер руку. Его лицо отражало сочувствие.

— Всё готово, мисс Маклин. Пока пассажиры будут готовиться, я займусь предполётными проверками.

Он быстро кивнул нам, а затем забрался в Сессну.

Пайпер была одета в выцветшие джинсы и зелёную камуфляжную майку. Волосы она коротко и неровно постригла — возможно, потому что по большей части они и до этого были подпалены, — что придавало ей жутковатое сходство с Талией Грейс. Её разноцветные глаза приобрели серый оттенок асфальта, так что её можно было принять за дитя Афины.

Демонстрационная доска, которую она держала, конечно же, была диорамой Храмовой горы в Лагере Юпитера. Подмышкой были зажаты два скетчбука Джейсона.

В горле у меня застрял ком.

— Оу.

— Да, — сказала она. — Школа позволила мне забрать его вещи.

Я взял карту так же, как кто-нибудь мог взять сложенный флаг павшего солдата. Мэг положила скетчбуки в свой рюкзак.

— Ты отбываешь в Оклахому? — спросил я, указывая подбородком в направлении самолёта.

Пайпер засмеялась.

— Ну, да. Но мы едем на машине. Мой папа арендовал внедорожник. Он ждёт меня и семью Хеджа в Данкин Донатс, — она с грустью улыбнулась. — Это первое место, куда он сводил меня позавтракать, когда мы сюда переехали.

— На машине? — переспросила Мэг. — Но…

— Самолёт — для вас двоих, — сказала Пайпер. — И… Джейсона. Как я и сказала, у папы было достаточно много полётов и топливный запас на последний полёт. Я попросила его помочь мне отправить Джейсона домой; в то место, которое он называл домом дольше всего, в области залива Сан-Франциско, и предложила вас двоих в качестве сопровождающих. Папа согласился, что вам самолёт пригодится больше, а мы с радостью поедем на машине.

Я взглянул на диораму Храмовой горы — все маленькие здания из монополии были помечены рукой Джейсона. Я прочитал то, что было написано на табличке: «АПОЛЛОН». Мне так и слышался голос Джейсона в голове, произносящий моё имя и просящий меня об одной услуге: «Что бы ни случилось, когда ты вернёшься на Олимп, когда ты снова станешь богом, помни. Помни, каково это — быть человеком».

Я подумал, что это и значит быть человеком. Стоять на взлётной полосе и смотреть, как смертные погружают тело друга и героя в грузовой отсек, знать, что он никогда не вернётся. Прощаться со скорбящей молодой девушкой, которая сделала всё, чтобы помочь нам, и знать, что никогда не сможешь оплатить ей, никогда не компенсируешь всего, что она потеряла.

— Пайпер, я… — у меня перехватило горло, как у сивиллы.

— Всё хорошо, — сказала она. — Просто благополучно доберитесь до Лагеря Юпитера. Позвольте им устроить Джейсону римские похороны, которых он заслуживает. Остановите Калигулу.

В её словах не было горечи, к которой я был готов. Они были скорее сухими, как засушливый воздух Палм-Спрингса: не осуждение, а лишь естественный жар.

Мэг взглянула на гроб в грузовом отсеке. Ей явно было не по себе от мысли о полёте с мёртвым попутчиком. Сложно было её в этом винить. Я никогда не приглашал Аида кататься со мной на солнечной колеснице по вполне понятной причине. Смешивание подземного и наземного миров было не к добру.

Несмотря на это, Мэг пробормотала:

— Спасибо.

Пайпер обняла её и поцеловала в лоб.

— Не стоит благодарности. Если когда-нибудь будешь в Талкве, навестишь меня, хорошо?

Я подумал о миллионах молодых людей, что молились мне каждый год, надеясь покинуть родные городки, разбросанные по всему миру, и приехать сюда, в Лос-Анджелес, чтобы воплотить свои огромные мечты в реальность. Сейчас Пайпер Маклин шла обратным путём — оставляла гламур и блеск фильмов из прошлой жизни отца, возвращалась в маленький городок Талкву в Оклахоме. И казалось, что она с этим смирилась, будто знала, что ее собственный Эталес ждёт её там.

Мелли и тренер Хедж подошли к нам; малыш Чак на руках отца продолжал жизнерадостно жевать гранату.

— Хэй, — сказал тренер. — Ты готова, Пайпер? Впереди долгий путь.

Выражение лица сатира было мрачным и решительным. Он посмотрел на гроб в грузовом отсеке, затем быстро перевёл взгляд на асфальт.

— Почти, — кивнула Пайпер. — Вы уверены, что Пинто готов к такой долгой поездке?

— Конечно, — сказал Хедж. — Просто, эм… знаешь, имей его в виду, если внедорожник сломается и вам понадобится моя помощь.

Мелли закатила глаза.

— Мы с Чаком едем во внедорожнике.

Тренер фыркнул.

— Хорошо. У меня будет время послушать музыку. Я как раз приобрёл кассету с полной коллекцией песен Бон Джови!

Я попытался ободряюще улыбнуться, хотя решил подать Аиду новую идею для Полей наказаний, если когда-нибудь снова увижу его: Пинто, поездка, кассета с Бон Джови.

Мэг щелкнула малыша Чака по носу, отчего он принялся хихикать и плеваться огрызками гранаты.

— Что вы, ребята, собираетесь делать в Оклахоме? — спросила она.

— Работать тренером, конечно! — сказал тренер. — Там, в Оклахоме, есть несколько отличных спортивных команд. К тому же, я слышал, что природа там вполне ничего. Хорошее место, чтобы растить ребенка.

— И там всегда есть работа для облачных нимф, — добавила Мелли. — Всем нужны облака.

Мэг уставилась в небо, может быть, задумавшись над тем, сколько среди этих туч облачных нимф, отрабатывающих свою зарплату. Внезапно ее рот изумленно приоткрылся.

— Э-э, ребята?

Она указала на север.

На фоне белой полосы облаков стал заметен блестящий силуэт. Сначала я решил, что это маленький самолет заходит на посадку. Но затем он взмахнул крыльями.

Люди из наземной службы засуетились, когда бронзовый дракон Фестус совершил посадку с Лео Вальдесом верхом на его спине.

Наземная команда замахала сигнальными фонарями, указывая Фестусу площадку рядом с Сессной. Никто из смертных нисколько не удивился такому повороту событий. Один из членов экипажа крикнул, спрашивая, не нуждается ли Лео в заправке топливом.

Лео ухмыльнулся.

— Не-а. Но если вы можете помыть моего мальчика и натереть полиролью, и, может быть, дать ему немного соуса табаско, это будет здорово.

Фестус одобрительно зарычал.

Спустившись с дракона, Лео подбежал к нам. Какие бы приключения ему ни выдались, кучерявая шевелюра чёрных волос, озорная улыбка, невысокий рост и сложение эльфа остались с ним. На нём была фиолетовая футболка с золотистой надписью на латыни: МОЯ КОГОРТА ПОБЫВАЛА В НОВОМ РИМЕ, А ВСЁ, ЧТО Я ПОЛУЧИЛ — ЭТА ОТСТОЙНАЯ ФУТБОЛКА.

— Можно начинать тусовку! — объявил он. — Вот мои чуваки!

Я не знал, что сказать. Мы все просто стояли, пока Лео обнимал нас.

— Боги, что с вами, ребята? — спросил он. — Вы как после световой гранаты. Так, у меня есть хорошие и плохие новости из Нового Рима, но вначале… — он всмотрелся в наши лица. И его лицо дрогнуло. — Где Джейсон?

Глава 47

Питьё на борту

Долейте мне в него слёз

Только без сдачи

ПАЙПЕР не выдержала. Бросившись Лео на шею, она, рыдая, рассказала всё, пока он, ошарашенный, не обнял её в ответ, пряча покрасневшие глаза в ее волосах.

Члены экипажа отошли в сторону, чтобы не мешать нам. Хеджи вернулись к Пинто, и тренер крепко обнял Мелли и малыша — как каждый обнял бы свою семью, осознавая, что беда может в любое время коснуться любого.

Мы с Мэг остались. Я по-прежнему держал в дрожащих руках диораму Джейсона.

Рядом с Сессной Фестус поднял голову и издал низкий, полный тоски звук, а после дохнул в небо огнём. Слегка встревоженная наземная команда окатила его крылья из шланга. Я предположил, что частные самолёты редко тоскуют, выдыхают огонь из ноздрей или… вообще обладают ноздрями.

Воздух вокруг нас словно сгустился, наполнившись острыми осколками чувств, готовых ранить нас при первом движении, каким бы оно ни было.

Лео выглядел так, словно его ударили, и не один раз. (Я точно знаю. Я видел, как его ударяли, и не один раз.) Смахнув слёзы, он уставился на грузовой отсек, а затем на диораму в моих руках.

— Я не… я даже не попрощался, — пробормотал он.

Пайпер качнула головой.

— Как и я. Всё произошло так быстро. Он просто…

— Сделал то, что всегда делал Джейсон, — кивнул Лео. — Спас всех.

Пайер отрывисто вздохнула.

— Что насчет тебя? И твоих новостей?

— Мои новости? — Лео подавил всхлип. — Кому дело до моих новостей после такого?

— Эй, — Пайпер слегка ударила его по руке. — Аполлон рассказал, чем ты был занят. Что произошло в Лагере Юпитера?

Лео барабанил пальцами по бёдрам, словно одновременно вел целых два диалога на азбуке Морзе.

— Ну, мы… отразили нападение. Типа. Получили огромный ущерб. Это плохие новости. Много хороших людей… — он снова посмотрел в сторону грузового отсека. — Ну, Фрэнк в порядке. Рейна, Хейзел. Это хорошие новости… — он вздрогнул. — Боги. Даже думать не могу сейчас. Это нормально? Забыть, как думать?

Я мог заверить его, что да, по крайней мере, судя по моему опыту.

По трапу спустился капитан.

— Простите, мисс Маклин, но подходит наша очередь вылета, и если мы не хотим пропустить окно…

— Да, — сказала Пайпер, — конечно. Аполлон и Мэг, идите, ребята. Мы с тренером и Мелли справимся. Лео…

— О, от меня ты не отделаешься. Ты только что выиграла эскорт бронзового дракона до Оклахомы.

— Лео…

— Никаких возражений, — отрезал он. — Кроме того, это почти по пути обратно в Индианаполис.

Улыбка Пайпер была такой же едва заметной, как слабый туман.

— Ты осядешь в Индианаполисе. Я в Талкве. Вот это жизнь, а?

Лео повернулся к нам.

— Давайте уже. Отвезите… отвезите Джейсона домой. Отдайте ему должное. Вы найдете Лагерь Юпитера на прежнем месте.

Последнее, что я увидел из иллюминатора: Пайпер, Лео, тренер и Мелли, сбившись в кучу на бетонированной площадке, обсуждали путь на восток на бронзовом драконе и жёлтом Пинто.

Мы тем временем вырулили на взлётную полосу, и наш частный самолёт взмыл в небо, направляясь в Лагерь Юпитера на встречу с Рейной, дочерью Беллоны.

Я не знал, как найду гробницу Тарквиния или кто такой безмолвный бог. Не знал, как нам помешать Калигуле напасть на пострадавший римский лагерь. Но ничто из этого не беспокоило меня так сильно, как то, что уже произошло с нами: столько загубленных жизней, дребезжащий в грузовом отсеке гроб героя, трое всё ещё живых императоров, готовых принести новые страдания всем и всему, что мне было дорого.

Я понял, что плачу.

Какая нелепица. Боги не плачут. Но я смотрел на диораму Джейсона на соседнем сиденье и мог думать только о том, что он никогда не увидит, как воплотятся его тщательно продуманные планы. А укулеле в моих руках напоминала лишь о том, как Крест сыграл свой последний аккорд сломанными пальцами.

— Эй, — сидевшая передо мной Мэг развернулась. Несмотря на свои прежние очки и аляповатую одежду дошкольницы (в который раз каким-то чудом приведённую долготерпеливыми дриадами в прежний вид), сегодня она казалась более взрослой. Более уверенной в себе. — Мы всё исправим.

Я горько покачал головой.

— Что это вообще значит? Калигула направляется на север. Нерон всё ещё где-то там. Мы столкнулись с тремя императорами и ни одного не одолели. А Пифон…

Она щёлкнула меня по носу — куда сильнее, чем малыша Чака.

— Ай!

— Теперь ты будешь слушать?

— Я… да.

— Так слушай: ты доберёшься до Тибра живым. И вернёшь драйв. Так ведь утверждало пророчество из Индианы? Доберёмся туда, и всё станет понятно. Ты победишь Триумвират.

Я моргнул.

— Это приказ?

— Это обещание.

Я хотел бы, чтобы она сформулировала это иначе. Я так и слышал смех Стикс и её голос, эхом отражающийся от стен холодного грузового отсека, хранившего гроб, в котором обрёл покой сын Юпитера.

Мысль об этом разозлила меня. Мэг была права. Я одолею императоров. Освобожу Дельфы из-под власти Пифона. Я не позволю всем этим жертвам оказаться напрасными.

Возможно, этот поиск и завершился до-диезом. У нас ещё так много работы.

Но с этого момента я решил быть кем-то большим, чем Лестер. Кем-то большим, чем просто наблюдатель.

Я решил быть Аполлоном.

И помнить.

Гид по речи Аполлона

«Chicago Black Sox» — восемь членов бейсбольной команды «Chicago White Sox» высшей лиги, обвиненные в умышленном проигрыше за деньги команде «Cincinnati Reds» на мировом чемпионате 1919 года.

«Edsel» («Эдсел») — автомобиль, производившийся компанией «Ford» с 1958 года по 1960 год; стала одним из крупнейших провалов в истории автомобилестроения.

Адриан — четырнадцатый император Рима; правил с 117 по 138 год н. э.; известен постройкой стены, отмечавшей северную границу Британии.

Аид — греческий бог смерти и богатства, повелитель Царства Мёртвых.

Александр Великий — царь древней Македонии с 336 по 323 гг. до н. э. Объединил греческие города-полисы и завоевал Персию.

Амброзия — пища богов, даёт бессмертие тому, кто её вкушает. Полубоги могут употреблять её в малых дозах для лечения своих ран.

Арбутус — любой кустарник или дерево из семейства вересковых с белыми или розовыми цветами и красными либо оранжевыми ягодами.

Арго 2 — летающая трирема, построенная домиком Гефеста в Лагере Полукровок, чтобы доставить полубогов Пророчества Семи в Грецию.

Арес — греческий бог войны. Сын Зевса и Геры, сводный брат Афины. Римская ипостась — Марс.

Артемида — греческая богиня охоты и Луны. Дочь Зевса и Лето. Близнец Аполлона.

Асклепий — бог медицины, сын Аполлона; его храм был центр целительства Древней Греции.

Афина — греческая богиня мудрости.

Афродита — греческая богиня любви и красоты. Римская ипостась — Венера.

Беллона — римская богиня войны, дочь Юпитера и Юноны.

Битва при Петерсберге — сражение во время Гражданской войны в Виргинии, во время которого от взрыва взрывчатки, приготовленной для конфедератов, погибло четыре тысячи солдат Союза.

Блеммии — племя безголовых людей с лицами на груди.

Бритомартида — греческая богиня охотничьих и рыболовных сетей. Её священное животное — грифон.

Вентусы — духи бури.

Врата Смерти — дверь в Дом Аида, расположенная в Тартаре. Врата имеют два входа — один в мире смертных, второй в Царстве Мёртвых.

Вулкан — римский бог огня, включая вулканический и огонь кузнечного дела; греческая ипостась — Гефест.

Вэйстейшн — убежище для полубогов, мирных монстров и охотниц Артемиды, расположенное над Юнион Стэйшн в Индианаполисе, в Индиане.

Гарпия — крылатое существо женского пола, ворующее вещи.

Геката — богиня магии и перекрёстков.

Гекуба — царица Трои, жена царя Приама, правившего во время Троянской войны.

Гелиос — титан, бог Солнца, сын титанов Гипериона и Теи.

Гера — греческая богиня брака; сестра и жена Зевса, мачеха Аполлона.

Геракл — греческий аналог Геркулеса, сын Зевса и Алкмены, сильнейший из смертных.

Геркулес — римский аналог Геракла, сын Юпитера и Алкмены, наделенный великой силой при рождении.

Германик — приёмный сын императора Тиберия; стал выдающимся военачальником Римской империи, прославившимся своими успешными германскими кампаниями; отец Калигулы.

Гермес — греческий бог-покровитель путешественников; проводник душ мертвых; бог связи.

Герофила — дочь водной нимфы, имевшая столь прекрасный певческий голос, что Аполлон благословил её даром пророчества, сделав Эритрейской сивиллой.

Гестия — греческая богиня дома и домашнего очага.

Гефест — греческий бог огня, ремесла и покровитель кузнецов; сын Зевса и Геры, женат на Афродите. Римская ипостась — Вулкан.

Гея — греческая богиня земли; жена Урана; мать титанов, гигантов, циклопов и других чудовищ.

Гиацинт — греческий герой и возлюбленный Аполлона, который умер, пытаясь впечатлить Аполлона своим умением метать диск.

Гидра — змееподобное водяное чудовище с множеством голов.

Гипнос — греческий бог сна.

Гладиус — колющий меч, главное оружие римских солдат-пехотинцев.

Гора Везувий — вулкан возле Неаполитанского залива в Италии, извержение которого произошло в 79 году н. э. и погребло римский город Помпеи под пеплом.

Гора Олимп — обитель двенадцати олимпийцев.

Дафна — прекрасная наяда, которую полюбил Аполлон; она была превращена в лавр, когда пыталась убежать от него.

Девять Муз — богини, которые даруют вдохновение, покровительствуют художественному творчеству и выразительности; дочери Зевса и Мнемозины; в детстве учились у Аполлона; их имена — Клио, Эвтерпа, Талия, Мельпомена, Терпсихора, Эрато, Полигимния, Урания и Каллиопа.

Дедал — искусный изобретатель, создавший критский Лабиринт, где содержался Минотавр (полубык-получеловек).

Делос — греческий остров в Эгейском море близ Миконоса. Место рождения Аполлона.

Дельфийский Оракул — глашатай пророчеств Аполлона.

Деметра — греческая богиня сельского хозяйства, дочь титанов Реи и Кроноса.

Денарий (мн. число — денарии) — римская валюта.

Дионис — греческий бог вина и разгула; сын Зевса.

Дриада — дух (обычно женского пола), связанный с определённым деревом.

Евтерпа — греческая богиня лирической поэзии, одна из девяти муз, дочь Зевса и Мнемозины.

Елена Троянская — дочь Зевса и Леды, считавшаяся самой красивой женщиной в мире; послужила причиной Троянской войны, когда ушла от своего мужа Менелая к принцу Трои Парису.

Зевс — греческий бог небес и царь богов. Римская ипостась — Юпитер.

Золотое Руно — драгоценное руно златошерстного крылатого барана, которое хранилось в Колхиде у царя Ээта под охраной дракона, пока его не добыли аргонавты.

Имперское золото — редкий металл, смертельно опасный для монстров, освященный в Пантеоне; его существование было тщательно охраняемым секретом императоров.

Инцитат — любимый конь римского императора Калигулы.

Кабрито — жареное или тушеное мясо козлёнка.

Калиги — римская военная обувь.

Калигула — прозвище третьего императора Рима, Гая Юлия Цезаря Августа Германика, прославившегося своей жестокостью и кровавыми расправами за четыре года правления с 37 по 41 н. э.; он был убит своей собственной стражей.

Катоптрис — зеркало (древнегреч.); кинжал, некогда принадлежавший Елене Троянской.

Кимополея — греческая богиня яростных штормовых волн; дочь Посейдона.

Клавдий — римский император (41–54 гг. н. э.), преемник своего племянника Калигулы.

Коммод — Луций Аврелий Коммод был сыном римского императора Марка Аврелия. В шестнадцать лет он стал соправителем императора, а в восемнадцать, когда его отец умер — императором. Он правил в 177–192 гг. н. э., был развращенным и страдал манией величия. Он считал себя Новым Геркулесом, любил убивать животных и сражаться с гладиаторами в Колизее.

Кусаригама — традиционное японское оружие, представляющее собой серп, закрепленный на цепи.

Кханда — обоюдоострый прямой меч, важный символ сикхизма.

Ла Вентана — зал для концертов и мероприятий в Буэнос-Айресе, Аргентина.

Лабиринт — подземное сооружение, изначально построенное на острове Крит мастером Дедалом, чтобы удерживать Минотавра.

Лагерь Полукровок — тренировочная площадка для греческих полубогов; находится на Лонг-Айленде, Нью-Йорк.

Лагерь Юпитера — тренировочная площадка для римских полубогов; находится между Окленд Хиллс и Беркли в Калифорнии.

Легионер — солдат римской армии.

Лето — мать Артемиды и Аполлона, богиня материнства.

Лукреция Борджиа — была дочерью Папы и его любовницы; красивая аристократка, которая приобрела известность политической интриганки в Италии пятнадцатого века.

Малый Тибр — граница Лагеря Юпитера.

Марк Аврелий — римский император (161–180 н. э.), отец Коммода, считается последним из «пяти хороших императоров».

Марс — римский бог войны. Греческая ипостась — Арес.

Медея — греческая чародейка, дочь царя Колхиды Ээта и внучка солнечного титана, Гелиоса; жена героя Ясона, которому она помогла получить Золотое Руно.

Мелии — греческие нимфы ясеневых деревьев, рожденные Геей. Они нянчили и взрастили Зевса на Крите.

Мефитис — богиня зловонных земных испарений, особенно почитаемая в районах болот и зон вулканической активности.

Микеланджело — итальянский скульптор, художник, архитектор и поэт эпохи Высокого Возрождения; выдающийся гений в истории западного искусства; в огромное число его шедевров входит роспись потолка Сикстинской капеллы в Ватикане.

Минотавр — получеловек-полубык; сын царя Миноса. Жил в Лабиринте и убивал посланных туда людей. В итоге был побежден Тесеем.

Небесная бронза — могущественный волшебный металл для создания оружия греческих богов и их детей-полубогов.

Невий Суторий Макрон — префект Преторианской гвардии с 31 по 38 годы н. э., служивший под командованием императоров Тиберия и Калигулы.

Неос Гелиос — Новое Солнце в переводе с греческого. Титул, присвоенный императором Калигулой.

Нерон — царствовал на троне римского императора с 54 по 58 н. э.; он предал смерти свою мать и первую жену; многие верили, что он ответственен за пожар, охвативший Рим, хотя он обвинил в этом христиан, которых он сжигал на крестах; построил экстравагантный новый дворец на расчищенном для этого месте и потерял поддержку, когда расходы на строительство заставили его повысить налоги; он покончил с собой.

Нимфа — женское божество, одушевляющее природу.

Ниобиды — дети, убитые Аполлоном и Артемидой за то, что их мать, Ниобея, хвасталась более многочисленным потомством, чем у Лето, матери близнецов.

Нунчаку — изначально земледельческий инструмент, использовался для уборки урожая риса, а также оружие жителей Окинавы, представляющее собой две трости, связанные концами с помощью короткой цепи или веревки.

Орфополид — единственный ребенок Племнея, выживший после рождения; мальчик выжил благодаря Деметре, которая ухаживала за ним, приняв облик старухи.

Пан — греческий бог дикой природы, сын Гермеса.

Пандаи (в ед.ч. — пандос) — племя людей с гигантскими ушами, восемью пальцами на руках и ногах и телами, покрытыми шерстью, с рождения белой, но чернеющей с возрастом.

Паразониум — кинжал с треугольным клинком, был в ходу у женщин в античной Греции.

Пещера Трофония — глубокое ущелье, обитель Трофонийского Оракула.

Пифон — чудовищный дракон, поставленный Геей охранять Дельфийского оракула.

Племней — отец Орфополида, которого вырастила Деметра, чтобы обеспечить ему процветание.

Помпеи — римский город, уничтоженный в 79 г. после взрыва вулкана Везувий и похороненный под слоем пепла.

Посейдон — греческий бог моря, сын титана Кроноса и Реи, брат Зевса и Аида.

Претор — избираемый римский магистрат и полководец.

Преторианская гвардия — элитное подразделение римских солдат в имперской армии.

Принцепс — лат. первый гражданин или первый в очереди; ранние Римские императоры выбрали этот титул для себя, впоследствии он приобрел значение «принц», член правящей династии.

Река Стикс — река на границе Земли и Царства Мертвых.

Сарпедон — сын Зевса, ликийский принц и герой Троянской войны; он отличился в сражениях на стороне троянцев, но был убит греческим воином Патроклом.

Сатир — греческое лесное божество, получеловек-полукозел.

Сатурналии — древний римский праздник, отмечавшийся в декабре и посвященный богу Сатурну, римской ипостаси Кроноса.

Сивилла — пророчица.

Ситула — ведро (лат.).

Скимитар — меч с искривленным лезвием.

Спартанец — житель Спарты.

Спартанский — относящийся к Спарте.

Спарта — государство в Древней Греции с преобладанием военных аспектом жизни.

Стигийская сталь — редкий волшебный металл, способный убивать монстров.

Стикс — могущественная водяная нимфа; старшая дочь титана Океана; богиня важнейшей реки Царства мертвых; богиня ненависти; река Стикс названа в её честь.

Стрикс — огромная кровососущая совоподобная птица, считается дурным предзнаменованием.

Сыворотка жизни — лекарство, созданное Асклепием, богом медицины, которое могло вернуть мертвого к жизни.

Сюрикен — метательная звезда ниндзя; плоское оружие с лезвиями, применявшееся как кинжал или для отвлечения.

Тарквин Луций Тарквиний Супербус — был седьмым и последним царём Рима, правил с 535 по 509 год до н. э., когда в результате народного восстания была создана Римская Республика.

Терпсихора — греческая богиня танцев, одна из Девяти Муз.

Тибр — третья по длине река в Италии, на берегах которой был основан Рим. В Древнем Риме осужденных преступников казнили, бросая их в реку.

Титаны — раса могущественных греческих божеств, потомков Геи и Урана, правивших в золотой век и свергнутых расой более молодых богов, олимпийцев.

Трагус (мн.ч. траги) — мясистый выступ в передней части наружного уха.

Трирема — греческий военный корабль, имеет по три ряда вёсел с каждого борта.

Триумвират — политический союз, сформированный тремя сторонами.

Трофоний — полубог, сын Аполлона, архитектор храма Аполлона в Дельфах и дух Тёмного Оракула. Он обезглавил своего брата Агамеда, чтобы избежать разоблачения после их проникновения в сокровищницу царя Гириея.

Трофонийский Оракул — грек, превращенный в Оракула после смерти. Обитает в Пещере Трофония. Известен тем, что мучает кошмарами ищущих его.

Троя — римский город, расположенный в современной Турции; место, где происходила Троянская война.

Троянская война — согласно легенде, велась против города Троя ахейцами (греками), после того как троянец Парис похитил Елену, жену Менелая, царя Спарты.

Уран — олицетворение неба у греков. Муж Геи, отец титанов.

Фаланга — отряд тяжело вооруженных военных в сомкнутом строю.

Фермопилы — горный проход рядом с морем, находящийся на севере Греции, в котором прошло несколько битв, самая известная — между персами и греками во время греко-персидской войны 480–479 годов до н. э.

Ферония — римская богиня дикой природы, также ассоциировалась с плодородием, здоровьем и изобилием.

Филипп Македонский — король древнегреческого царства Македония с 359 г. до н. э. до его убийства в 336 г. до н. э.; отец Александра Великого.

Фурии — богини мести.

Холм Палатин — самый известный из семи холмов Рима; считался одним из самых привлекательных районов в Древнем Риме, на нем жили аристократы и императоры.

Храм Кастора и Поллукса — античный храм в Римском Форуме в Риме, воздвигнутый в честь близнецов — детей Юпитера и Леды, и посвященный римскому военачальнику Авлу Постумию, одержавшему великую победу в битве при Регильском озере.

Царство Мёртвых — обитель умерших, куда навеки уходят души, и где правит Аид.

Циклопы — раса первобытных гигантов. У каждого ее представителя один глаз посреди лба.

Эдесия — римская богиня пиршеств.

Элизиум — рай, в который попадали греческие герои, когда боги дарили им бессмертие.

Эмпуса — крылатый кровососущий монстр, дочь богини Гекаты.

Эней — принц Трои и предполагаемый предок римлян; герой поэмы Вергилия «Энеида».

Энкелад — гигант, сын Геи и Урана, был главным противником богини Афины во время войны гигантов.

Эриманфский вепрь — гигантский дикий вепрь, терроризировавший население острова Эриманф, пока его не укротил Геракл во время третьего из своих двенадцати подвигов.

Эритрейская сивилла — пророчица, управлявшая оракулом Аполлона в Эритрее, Иония.

Эталес — вечнозеленый (древнегреч.).

Юпитер — римский бог неба и царь богов. В Греции его называли Зевс.

Янус — римский бог начал, открытий, дверей, ворот, путей, времени и конца; изображался с двумя лицами.

Примечания

1

Boolean search — поиск по базам данных с использованием булевых (логических) операторов. Они помогают путем добавления условий сузить или расширить область поиска.

(обратно)

2

слово duck (утка), так же можно перевести как «пригнись»

(обратно)

3

Fraggle Rock — детский телевизионный сериал, транслировавшийся в США, Канаде, Новой Зеландии и Великобритании с 1983 по 1987 год

(обратно)

4

situla — древний сосуд, похожий на современное ведро

(обратно)

5

фламбирование, иногда «фламбе», в кулинарии — приготовление пищи в условиях естественного огня

(обратно)

6

англ. porta — передвижной, poo — экскременты

(обратно)

7

метод «поливай и молись», англ. «spray and pray» — вести неприцельный огонь длинными очередями

(обратно)

8

в оригинале Speak of the praetor — видоизмененная английская идиома Speak of the Devil (кстати, о Дьяволе), означающая «легок на помине».

(обратно)

9

наколенники Юпитера (Jupiter’s jumpers) — аксессуар на ноги из игры Team Fortress 2

(обратно)

10

Edsel — марка Ford Motor Company. Продукция рекламировалась как автомобили будущего, но получилась не оправдывающими ожиданий; «Гинденбург» — немецкий дирижабль, после года службы загорелся и потерпел крушение; Chicago Black Sox Scandal — инцидент 1919 года, когда 8 членов бейсбольной команды Chicago White Sox были обвинены в намеренном проигрыше с целью получения денег с тотализатора.

(обратно)

11

измененная поговорка «beggars can't be choosers» — «бедняки не выбирают»

(обратно)

12

в оригинале «O, Pinto, Pinto! Wherefore art thou» — переделанная цитата из «Ромео и Джульетты» Шекспира: «O Romeo, Romeo! Wherefore art thou Romeo?»

(обратно)

13

«to drive with a heavy foot» — дословно «вести машину тяжелой ногой» — ехать неровно, то разгоняя машину, то тормозя

(обратно)

14

куфия — мужской головной платок, популярный в арабских странах

(обратно)

15

Winnebago — фирма, выпускающая дома на колёсах

(обратно)

16

в английском языке silver tonguе, дословно «серебряный язык», обозначает «красноречие»

(обратно)

17

англ. shootie — от «shoot» — «стрелять».

(обратно)

18

Target — американская сеть магазинов

(обратно)

19

лакросс — контактная спортивная игра между двумя командами с использованием небольшого резинового мяча и клюшки с длинной рукояткой, называемой стик.

(обратно)

20

Stearns Wharf — пристань в гавани в Санта-Барбаре, штат Калифорния, США.

(обратно)

21

Фразу «I felt a great disturbance in the Force» произнёс Оби-Ван Кеноби из «Звёздных войн»

(обратно)

22

Астер и Роджерс — известный американский актёрский и танцевальный дуэт; Барышников — советский и американский артист балета, балетмейстер, актёр.

(обратно)

23

в оригинале используется выражение «That's a horse of a different color», что означает «Это лошадь другой масти».

(обратно)

24

секвенсер — аппаратное устройство или прикладная программа для записи, редактирования и воспроизведения последовательности цифровой музыки.

(обратно)

25

в оригинале APOLLO FACES DEATH, слово faces переводится как лица, но также может выступать в роли глагола

(обратно)

26

фингерпикинг — один из приёмов фингерстайла, в котором большим пальцем правой руки играется ритм-партия, остальные пальцы ведут мелодию или соло-партию.

(обратно)

27

с англ. «put a pin in that» — отложить на потом, буквально — втыкать во что-то иглу

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Гид по речи Аполлона Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg