«Империя»

Империя

Сергей Петренко

Страничка автора: /

«Всё, что описано, произошло или произойдёт»

Из «Законов развития Волшебного мира»

Книга первая Трон Мерлина

Часть первая Принц

глава 1

Димка. Ему одиннадцать лет. Волосы не тёмные и не светлые, летом они с лёгким золотистым оттенком, а зимой — с каштановым. Глаза голубые с серыми крапинками. Роста он невысокого, хотя в своём классе не самый маленький. Мама с папой считают Димку худеньким мальчиком, но это не совсем правильно, потому что худенький — это почти то же, что "тощий" и "хилый" — а Димка на самом деле не выглядит ни тощим, ни хилым, скорее он, как выразилась одна писательница — "деликатного сложения".

В начале нашего повествования Димка сидел на скамейке у дома. Сидел он не просто так, а играл. Перед двором, у дороги лежало большое каменное корыто, коричнево-серое от многолетних пятен лишайника. Лежало оно рядом с колодцем, и когда-то, очень-очень давно им пользовались — поили коров или лошадей. Было это много лет назад. Теперь корытом пользовался только Димка — ещё в дошкольные времена придумал себе Страну, в которой его дом был Замком, двор — Городом, а все ближние окрестности — разными герцогствами и графствами. Каменное корыто, например, было крепостью Кронг. Ужасно древней и почти неприступной...

К истории нашей это корыто, впрочем, не имеет никакого отношения. Почти никакого. Оно, разве что, отвлекло Димку, и странного действа на противоположной стороне улицы он не заметил.

Соседом Димки через дорогу был невысокий, сухощавый старичок, одетый летом, весной и осенью в серые пиджак и брюки. Любому постороннему мгновенно бросался в глаза его блестящий, будто лакированный, абсолютно невозможный для деревенского жителя — да и вообще для любого нормального человека! — чёрный цилиндр. Под цилиндром скрывались прекрасно выхоленные, длинные и такие же антрацитно-чёрные волосы. Старик этот поселился в Димкиной деревне лет двадцать назад, и сразу удивил местных жителей замкнутостью, которая переходила все естественные границы. Его не встречали ни в магазине, ни на почте, ни в больнице. Огород за домом пришёл в полное запустение — старику он был, наверное, совершенно ни к чему. Увидеть Димкиного соседа можно было только на скамейке у ворот дома. Там, в тени большущего клёна, проводил он дни напролёт... а если кто-нибудь решался подойти, старик отвечал, что ему нездоровится, что ни в чьей помощи он не нуждается, давая убедиться нарушившему его покой в абсолютной тщетности попыток завязать разговор.

Димка ко всему этому, конечно же, привык — каким бы странным ни было явление, если наблюдаешь его всю сознательную жизнь, оно становится частью тебя самого, и удивлять может лишь изредка, в те особенные минуты, когда вообще всё привычное вдруг оказывается чудным и непонятным.

И вот, невесть откуда взявшийся огромный чёрный ворон подлетел к старику. Птица держала в клюве листок бумаги. Оставив послание на скамейке, ворон негромко каркнул и взмыл в вышину. В этот момент ветер, лениво колыхавший листву, дунул с силой, бумага, выпорхнув из рук старика, покатилась через дорогу прямо к Димкиным ногам. Велико было удивление мальчика, когда, прочитав написанное на листке, он увидел рядом с собой старика с перекошенным и злым лицом.

Выхватив у Димки письмо, старик пробежал его глазами, охнул, завертел зачем-то головой, будто выглядывая исчезнувшую птицу. Взгляд его замутился, он присел рядом с мальчиком на скамейку.

Димка хотел бежать за отцом, но старик ухватил его за плечо:

— Ты невольно узнал то, чего не должен знать никто, — прошептал он. — Ну ладно, мне нужен помощник, придётся тебе выполнить эту работу. — Димка недоуменно посмотрел на старика. — Дело легкое, но если проболтаешься... — Глаза старика сверкнули. — Я убью тебя. Сегодня, в половине двенадцатого ночи будь возле калитки моего дома. И не вздумай хитрить!

Старик встал, огляделся, и, убедившись, что улица безлюдна, принял свой прежний, равнодушный ко всему миру вид, заковылял к дому. Димка изумлённо смотрел ему вслед.

глава 2

Наступил вечер, и усилилось беспокойство. После разговора со стариком Димка посчитал его слова за дурную шутку — всё-таки старик был не совсем нормален. Но чем меньше времени оставалось до назначенного срока, тем больше и больше верил он в серьёзность происходящего. Предчувствие событий, нисколько не похожих на всё знакомое и обычное, превращало окружающий Димку мир в подобие сна. Реальное и ненастоящее можно было перепутать, нелепые фантазии обретали убедительную действительность. Осознав, что больше не сможет противостоять сомнениям, Димка принял окончательное решение — выполнить указания старика.

И решение это вдруг показалось Димке самым естественным и верным, и он, неожиданно для себя, обнаружил, что почти не боится приключения... И когда родители вернулись с работы, они не заподозрили ничего необычного в поведении Димки.

Опасаясь, что может проспать, Димка взялся за книжку. Но за час за полуночи не находил себе места, то и дело поглядывал на часы. И вот, назначенное время наступило.

Предусмотрительно надев куртку, Димка выскользнул из дома и при свете полной луны зашагал ко двору напротив. Старик уже ждал. В руках он держал большой чемодан и трость с набалдашником в виде головы волка. Поверх обычной одежды на нём был длинный, тёмный плащ, а на ногах — высокие сапоги. Чемодан он сунул мальчику.

— Поможешь донести мои вещи, иди за мной, не отставай. — Его голос показался Димке не таким грозным, как накануне. — Помощь твоя мне, в общем-то, не нужна, но я хочу, чтобы ты оставался у меня на виду, пока дело не разрешится. Пришлось немного напугать тебя, чтобы твой язык не болтал о чём не следует... Через полчаса я отпущу тебя, и можешь рассказывать обо всём кому угодно.

Чемодан оказался довольно тяжёлым, Димке трудно было поспевать за стариком. Когда луна зашла за тучу, и сделалось темно, Димка испугался, что может отстать. Он поднажал изо всех сил — и едва не наступил на волочившийся по траве плащ старика...

Выйдя из деревни, они направились по выгону к оврагу. У самого обрыва путники повернули и зашагали вдоль. Когда же овраг кончился, старик остановился у большого валуна, взял у Димки чемодан, ударил тростью четыре раза о камень и стал ждать.

Вдруг валун сдвинулся. Из-под него выбрался тот самый ворон, что приносил старику письмо. Димка как-то даже не особенно удивился — стало ясно, что дальше может случиться всё, что угодно.

Тут старик обернулся и раздражённо воскликнул:

— Ты ещё здесь?! Иди домой!

Но ворон, резким, скрипучим, леденящим душу голосом возразил:

— Он пойдёт с тобой, Вампыр!

Старик зло сверкнул глазами на птицу, но возражать не посмел.

— Идите! — скомандовал ворон.

В ту же секунду камень вырос до размеров небольшого холма, внутри открылся грот, освещённый слабым желтоватым сиянием. Ворон, тяжело взмахнув крыльями, полетел внутрь. Вампыр последовал за ним, последним шёл Димка, не посмевший ослушаться приказа.

Едва старик и мальчик переступили порог пещеры, как скала отгородила их от внешнего мира. Впереди обнаружилась крутая каменная лестница, ведущая вниз. Подземный ход освещали вставленные в расщелины светильники, горевшие ярко и без копоти. Ворон куда-то исчез, и старик с Димкой продолжили путь вдвоём.

Вскоре спуск кончился, дальше подземный коридор шёл горизонтально. Пол был неровным, и Димка, запнувшись о коварный каменный выступ, едва не сбил старика с ног. Вампыр раздражённо оглянулся, но промолчал.

Ход привёл путников к низкой двери-плите, отворившейся при их приближении. Димка очутился в полутёмном мраморном зале. Одинокий светильник, подвешенный к высокому потолку, имел форму многоликой головы какого-то чудовища с огнями в глазницах. Напротив двери стоял диван, обитый роскошной парчой. Рядом с диваном Димка увидел Вампыров чемодан. Старик, подхватив его, исчез в темноте.

Димке, оставшемуся одному в подземном зале, стало вовсе не по себе. Однако, не прошло и минуты, как Вампыр вернулся. Теперь на нём от прежнего наряда остались только сапоги и плащ, под которым виднелся синий камзол с широким кожаным поясом и кинжалом в ножнах. На груди сверкала усыпанная драгоценностями восьмиугольная звезда. Длинные волосы были непокрыты, на них лежал тонкий золотой обруч. Лицо Вампыра стало благородным и строгим.

В это время дверь, не замеченная Димкой раньше, открылась, и появившийся в проёме ворон наклоном головы пригласил следовать за ним.

Зал за дверью был огромен. На стенах висели ковры и картины в золотых рамах. В полутьме стенных ниш белели мраморные фигуры. Всюду стояли канделябры в рост человека и выше, увенчанные тысячами горящих свечей. Потолок украшала лепнина — словно из тумана проступали странные очертания чудовищ, полускрытые облаками — золотыми, пурпурными и цвета индиго. Пол же, как показалось Димке, выложенный из плит хрусталя, был так скользок, что ступать приходилось с большой осторожностью.

В конце зала, на малахитовом возвышении стоял трон, казалось, выточенный из цельного алмаза — другие самоцветы и драгоценные металлы сверкали в нём редкими звёздами. Над троном на цепи висел кристалл берилла размером с голову человека — на стенах и на полу лежали отбрасываемые им волшебные синие блики.

Кроме ворона и Димки с Вампыром в зал вошли ещё люди, числом восемь. Одеждой они мало отличались от Вампыра, и лица их показались Димке одинаково бесстрастными и надменными. При виде мальчика, однако, во взглядах собравшихся проскальзывало недоумение. Глаза на мгновение словно превращались в крохотные колючие искры, и Димке отчаянно хотелось спрятаться — хотя бы за спину Вампыра, если больше ничто не могло защитить...

Тогда Димка, наконец, ясно осознал — удивительная случайность привела его на тайное собрание магов, и что произойдёт в следующую минуту — он не стал даже гадать.

глава 3

Отвлечёмся ненадолго от событий в подземном дворце магов, и попытаемся коротко объяснить, что же послужило причиной всему этому загадочному действу.

Во-первых, следует привести текст письма, полученного Вампыром. Вот он:

"Великий Мерлин прекратил существование."

Прочитав это короткое сообщение, Димка не догадывался, предвестником каких грандиозных событий оно окажется. В минуты, когда Димка в смятении и тревоге ждал полуночной встречи с Вампыром, события эти уже обнаруживали себя в разных концах Земли, где-то малозаметно, а где-то им сопутствовал громкий скандал. К примеру, в Китае одному из магов ворон доставил письмо прямо на заседание научного симпозиума, вызвав шок у именитых профессоров и академиков.

Волшебный мир нашей Земли, как известно, существовал ещё в глубокой древности. Он развивался и угасал в соответствии с законами магии, сформулированными знаменитым магистром общей магии Колдусом Балдусом. Перенесёмся ненадолго в мрачные, невежественные времена Средневековья. В самое их начало. Войдём в полутёмную, заставленную алхимическими приборами келью, расположившуюся в башне одного из английских замков. Там, за столом сидит человек в тёмных одеждах, там его можно увидеть летом и зимой, много лет, изо дня в день, он поднимается со стула лишь затем, чтобы проглотить кусок чёрного хлеба и запить его кисловатым, бодрящим душу и тело, привезённым из далёкой страны вином. И не спит он, прогнав сон чудодейственным эликсиром, а пишет и пишет незнающим износа пером в огромной книге... Кто же таков этот загадочный отшельник — монах или алхимик?.. Не связывают его свободу ни обеты Богу, ни замки дверей. Перед нами — могущественнейший маг всех времён, ближайший советник короля Артура — Мерлин. Кончили свою жизнь, кто в схватках с врагами, кто — одряхлев от старости — легендарные рыцари Круглого Стола и сам их государь. А Мерлин в подаренном Артуром замке, оставив дела королевства, пробыл в затворничестве девять лет. Постигал он закономерности волшебного мира, и множество тайн открылось только ему. Собрав воедино все свои знания, создал он чёрную магию — науку, которая позволяла изменять устройство мира. И, наконец, узнал Мерлин великую тайну — волшебный мир, истощив силы, должен был вскоре исчезнуть.

Отчаяние охватило мага. Метался он по келье, изрыгая проклятия и заклинания. Рвал волосы и колдовские книги. Неужели все знания, силы пропадут даром? Мерлин, отдавший жизнь магии, был потрясён. Он избил единственного и верного слугу. Он вызывал духов, просил совета и помощи. Но ничего утешительного не могли они сообщить магу.

Тогда задумал Мерлин совершить небывалое. Но прежде послал он слугу, обратив его в ворона, на восток, в Гималайские горы, за эликсиром бессмертия. Недолгим было путешествие, и в награду Мерлин подарил слуге вечную жизнь в обличии ворона.

А Мерлин, подкрепив истощённое беспрерывной работой тело, снова сел за книги. Могущественный чародей надумал посредством чёрной магии повлиять на саму основу волшебного мира. Вновь и дни, и ночи скрипело перо старца. На пергамент ложились строчки магических символов. И текло время, месяц за месяцем, год за годом, пока не закончил Мерлин великий труд. Тотчас же произнёс заклинание, и Земля содрогнулась, и Солнце на миг погасло. Почувствовал Мерлин, как протянулись от рук, от пальцев, и от всех тончайших нервных окончаний на коже незримые нити, связав его существо с Огнём и Водой, Воздухом и Твердью, и понял, что стало в его власти повернуть вспять угасание и напитать Стихии новою силой.

Так и случилось, что возродились в нашем мире волшебные твари, и чары остались в земле и в небесах ещё на долгие времена.

Мерлин же, сотворив подземный тайный дворец, удалился от мира, оставив вместо себя вершить земные дела девятерых Наместников. А слуга его, Ворон, остался при нём.

...Прошли века. Как ни велик был Мерлин, но не удалось ему изменить самые основы законов магии. Слабела магическая ткань Земли, исчезали волшебные создания, не осталось былого могущества у чародеев. Люди, однако, не осознали ещё всей глубины изменений, привыкнув верить в привидения, бояться вампиров и мечтать о чудесных предметах, дарующих могущество. Пока волшебные силы были растворены в природе, мало кто из смертных мог оценить, насколько важны они для мира. Страх перед необъяснённым, могущественным, чужим часто рождал в душах людей ненависть. А когда волшебство стало исчезать, привычка верить долгое время ещё заменяла настоящее...

И взрослый, и ребёнок — кто не видел их в прежние времена? В избах и замках жили страшноватые, но добродушные домовые, в редком лесу не обитала семья леших, а болота сторожили покрытые с ног до головы тиной водяные.

Разве обходился мало-мальски таинственный заброшенный дом без духов и привидений, разве ваши бабушке не хранили в памяти десятки жутковатых история о проделках нечисти?

А ведьмы? Какие загадочные, опасные это были существа! Одни только празднества их, знаменитые шабаши, о которых люди сочинили столько небылиц, достойны целой библиотеки. Да разве книги могли бы всё рассказать!

Но что же Мерлин? Неужели за много веков не нашёл он способ преодолеть умирание волшебства? Увы, силы чародея таяли. Пропал источник живительного эликсира, и стал немощным в прошлом могучий повелитель магов. Устал он от долгой жизни.

И вот призвал Мерлин верного слугу своего, ворона, и молвил:

— Друг мой, мы совершили с тобой немало славных дел, и много лет наблюдали за течением жизни, и путь пройден такой, какой никем до нас не был осилен. Счастья и невзгод, испытанных нами, достанет не на один десяток судеб. Но сослужи ты мне последнюю службу...

Отвечал ворон:

— Приказывай, повелитель, до последнего дыхания буду верен делу твоему!

— Так слушай. В полночь приму яд Локусты, ученицы моей, от которого не бывает смертному спасения. А ты созови всех Наместников и объяви волю мою предсмертную: пусть каждый, кто будет в час тот присутствовать во Дворце, подойдёт к магическому Кристаллу, и тот, при ком воспылает берилл сиянием, станет преемником престола. Открой ему тайны заветные и книги волшебные, и передай наказ: не должен он жалеть сил для спасения чудес земных... Да ещё запомни, хотя ты и так это знаешь — Наместники мои коварными и властолюбивыми себя выказывали, как бы не вспыхнул раздор меж ними. Прошу тебя, сделай всё, чтобы не обагрились эти покои междоусобной кровью. И когда увидишь, что не погибнет плод усилий наших, можешь оставить и ты бренный мир сей.

Так напутствовал Ворона великий Мерлин в свои последние часы. И уже уходя в тайную комнату, поведал маг своему слуге самую главную и опасную тайну, повелев хранить её до самого конца...

...И понёс слуга Мерлина весть о конце эпохи в разные уголки Земли.

* * *

Спустя некоторое время после того, как Димка с Вампыром вошли в тронный зал, перед гостями вновь предстал Ворон. Тишина, которая и так господствовала во дворце, при его появлении стала ещё заметнее, и маги, застыв неподвижно в напряжении, пытались угадать мысли того, от чьих слов зависели сейчас судьбы мира.

Это была минута, значимость которой не мог понимать Димка, но подсознательно он чувствовал грандиозность происходящего. Даже страх отодвинулся куда-то вглубь, Димка в эти мгновения просто не мог думать о самом себе, об опасности, о доме... Потрясающие размеры зала, блеск золота и драгоценных камней, чудовища, изображённые на барельефах — и молчаливые фигуры магов, гнетущая атмосфера. Одеяния магов, их тёмно-синие плащи, камзолы, шляпы — и простая Димкина одежда — этот контраст в другое время заставил бы Димку испытывать ужасную неловкость... но не теперь, теперь случайно оказавшийся в тронном зале мальчик был последним, на что маги пожелали бы отвлекаться — и Димка это осознавал.

Наконец, Ворон, по всей видимости, главный в собрании, заговорил. Вначале он ещё раз осведомил Наместников о тяжёлой утрате, произнося слова медленно и скорбно. За этим последовала пауза, наполненная тревожным ожиданием. Помолчав минуту, Ворон продолжил. И как ни бесстрастно он выглядел, даже Димка мог понять по его голосу, что бывший слуга Мерлина немало взволнован.

— Великие маги, — сказал Ворон. — Волею Мерлина я обязан исполнить необходимое таинство. Сейчас каждый из вас приблизится к Кристаллу, и мы узнаем, кому из нас судьбою определено править волшебным миром.

Наместники с каждым его словом всё явственнее выказывали беспокойство. Они сдвигались, шуршали плащами, лица их, бледные, как у мертвецов, казалось, вот-вот оторвутся от тел и окружат Ворона порождениями ночного кошмара.

Первым у трона встал Ворон. Димка даже почувствовал, как у Вампыра перехватило дыхание — ведь приближённый Мерлина имел большие шансы...

Но Кристалл продолжал равнодушно поблёскивать редкими огоньками. В гробовом молчании слетел слуга к дальней стене. Никто теперь не смотрел в его сторону. Мальчику даже стало его жалко, он испытал странную симпатию к зачарованной птице, имевшей огромную власть над волшебством. Димке показалось, будто от Ворона исходили невидимые лучи, единственное живое ощущение в холодной мощи Дворца.

Место у трона пустовало недолго. Маги, повинуясь какой-то очерёдности, подходили к бериллу. Тишину нарушали несдерживаемые чародеями проклятия и заклинания, которые Наместники бормотали, в полном смятении сходя с возвышения. Чем меньше оставалось не прошедших испытание, тем заметнее становились злоба и раздражение одних и волнение других, ещё ожидавших своей участи. Наконец, к трону подошёл последний из Наместников, торжествуя, уверившись в том, что корона Мерлина достанется ему. Димка даже чуть зажмурился, ожидая вспышки. Но... словно поражённый молнией стоял маг у трона — Кристалл "молчал".

Дворец вновь тревожно замер. Тогда на середину зала вылетел Ворон. Маги с прежним почтением расступались перед ним.

Он с торжеством в чёрных и страшных глазах оглядел собравшихся — и вдруг остановил взор на Димке. Чуть помедлив, Ворон знаком приказал мальчику приблизиться.

Димка шёл словно в забытьи. Ощутив прикосновение крыла, он вздрогнул и чуть не упал — так ослабели ноги. И вдруг началось волшебство! Димка почувствовал, как страх уходит, а вместо него сердце наполняется спокойной уверенностью. Стряхнув с себя оцепенение, Димка следовал за магом в обличье птицы к трону. Кто-то — из далёких-далёких пределов — бросил:

— Он посторонний!

Но взгляд Ворона, словно стальной щит, разделил мальчика и ропщущих магов. Спустя несколько мгновений Димка стоял на возвышении...

глава 4

Очнулся он в просторной постели, с удивлением обнаружив под собой мягчайшую перину. Сверху к краям ложа ниспадали изумрудного цвета занавесы, образуя над головой подобие купола. Димка долго соображал, где он и как сюда попал. В конце концов он пришёл к мысли, что находится в одном из покоев подземного дворца. Но вспомнил не всё — Димка решительно не мог понять, когда и кто перенёс его в постель. Последнее, что запечатлелось в памяти — ступени у трона и волшебный берилл, сверкавший над ними. А больше — ничего.

Наконец Димка решился разведать обстановку. Вставая с постели, он увидел на себе тёмно-синий халат, тёплый и удобный. Но не привычный к таким нарядам, Димка поспешил от него избавиться — его собственная одежда оказалась здесь же, на обитой бархатом тумбе у края ложа.

Переодевшись, Димка отодвинул край балдахина и был немало удивлён открывшимся ему видом. Димка попал в сад. В самый настоящий сад, с деревьями и птицами, травой и цветами. Сад выглядел обыкновенным — странным в нём было лишь присутствие кровати с зелёным куполом.

Плоды на деревьях оказались тоже настоящими, и Димка незаметно для себя переходил от дерева к дереву, поедая крупные, спелые и сладкие вишни. И неизвестно, сколько бы это могло длиться, не появись из за кустов человек в синей ливрее — он держал перед собой поднос, накрытый салфеткой.

Молча поставив поднос на возникший перед Димкой столик, слуга удалился. Отсюда Димка сделал вывод, что чудеса ещё не кончились, и оставив вишни в покое, снял салфетку.

На подносе был сервирован завтрак — бутерброды и чашка с горячим какао. Не успел Димка всё это как следует распробовать, как во второй раз стал свидетелем чудесного явления. В двух шагах от столика с яствами материализовался ворон-чародей. Димка едва не поперхнулся — в дневном освещении маг не казался таким грозным и таинственным, как в тронном зале, но его величина поражала — птица высотой была Димке до подбородка.

Учтиво осведомившись о самочувствии, Ворон произнёс:

— Ваше Высочество, вы вероятно, были нездоровы после того, как презренный Наместник метнул молнию, исполненный слепой ярости...

Димка вскочил.

— Неужели... Кристалл выбрал меня?!

— Ваше Высочество, Вы совершенно правильно разобрались в случившемся...

Несколько секунд стояла тишина.

— И я теперь могу колдовать?

— О, нет, мой принц! Но Вы сможете этому научиться... я надеюсь. Пока же я, Ваш покорный слуга, и все маги внемлют Вашим приказам.

— Здорово... Просто как во сне! — Димка ещё некоторое время обдумывал произошедшее, и всё ещё как будто искал какой-нибудь подвох, какую-нибудь неправильность... Наконец, Ворон нарушил молчание:

— Могу ли я задать Вашему Высочеству один деликатный вопрос?

— Да, да, пожалуйста!

— Ваше Высочество, Вы мне доверяете?

Димка задумался. Он вспомнил то чувство, которое вызывал у него Ворон во время испытания магов, и счёл возможным ответить утвердительно.

— В таком случае я возьму на себя смелость дать Вам совет.

— Ну... да, пожалуйста.

— Маги укрощены, и Вам ничего не угрожает непосредственно сейчас. Но поверьте старому слуге Мерлина, которому Он (Ворон секунду молчал благоговейно) доверил самые сокровенные тайны, — Наместники сделают всё возможное, чтобы хитростью взять власть, и тогда они могут натворить недопустимого! Я советую Вам остерегаться их лести и коварства. — Димка кивнул. — И ещё. Мерлин оставил своему преемнику наказ, согласны ли Вы выслушать его сейчас?

— Конечно.

— Мерлин завещал тому, кто станет у власти, не жалеть ни времени, ни сил для спасения волшебного мира Земли.

— Он существует?!

— Да, но в ужасном состоянии, он погибает.

— Что я должен делать?

— Пока ничего, у нас слишком мало сил, и, кроме того, нам не помешало бы вначале заявить о себе при дворе Принцессы Миров...

— О! Кто это?

— ...Но всему своё время. Ваше Высочество, чем Вы хотите заниматься сейчас?

— А могу я побывать дома?

— Ну, разумеется! Хоть сию минуту! Только я бы посоветовал Вам взять с собою учебник магии, чтобы, если выпадет свободная минута и появится желание, Вы могли познакомиться с основами того, чем Вам предстоит повелевать.

Димка кивнул, и маг подал ему небольшую книжицу в синем переплёте с золотым тиснением.

— А теперь, если желаете, Ваше Высочество, мы можем отправиться в путь...

глава 5

Вы видели когда-нибудь, чтобы принц сидел взаперти? Ну, да, конечно, скажете вы, случаются же государственные перевороты и всякое такое... Но не пугайтесь! Димка не попал в темницу, или сырой каменный мешок, куда принца с удовольствием бросили бы его же Наместники. К счастью, до этого дело не дошло. Всё намного проще. Димка оказался узником в своей комнате. Да, да, его, принца, "арестовали" дома родители, самые обыкновенные люди, не то что не короли, но даже не виконты какие-нибудь, не маги и не колдуны. Им не потребовались для этого даже стражники с алебардами. Отец после неприятного разговора (разумеется, не поверив ни единому слову о приключениях в подземном дворце), сказал, чтобы Димка из дому вообще не выходил, пока не признается, где его носило целые сутки. А что мог сделать Димка? Конечно, ему было очень жалко маму, которая встретила его вся заплаканная — от неё пахло лекарствами, и отец, увидев, что Димка вернулся невредимым, решил было впервые в жизни использовать дедовский метод воспитания... Мама стала кричать, чтобы он не устраивал тут глупости, а потом они стали кричать все вместе, и Димка тоже заплакал, потому что не знал, как ему быть и что сделать, чтобы дома ему поверили — или хотя бы просто перестали добиваться правды, раз не хотят её принимать...

Сперва Димке было очень обидно — ведь домой он шагал в самом радостном настроении, предчувствуя удивительные события. Но теперь впору самому сомневаться — не привиделись ли волшебные приключения?

Поразмыслив, Димка всё же решил особенно не расстраиваться. Мама с папой долго сердиться не будут. Хуже другое — он вспомнил и запоздало пожалел о том, что не договорился с магом, каким образом будет возвращаться во дворец? Эта мысль даже как-то испугала Димку — а вдруг он навсегда расстался с волшебным миром? Но потом Димка убедил себя, что уж такие то могущественные люди найдут способ связаться с ним. Димка верил Ворону, верил и надеялся.

...Может быть, стоит полистать учебник магии? Димка совсем забыл о нём из-за этих объяснений с родителями! Он вытащил книжку из за подкладки куртки. Учебник был не новый, с потрескавшейся кожей на переплёте, казалось, он пахнет какими-то травами или магическими зельями. Открыв книгу, Димка увидел письмена на совершенно незнакомом языке. Эх, подумал он, наверно, мой наставник не учёл, что я не знаю языка магов! Да, но ведь разговоры-то я понимал...

Пришлось спрятать книгу подальше. Димка, правда, пролистал её до последней страницы — но ни интересных картинок, ни знакомых слов так и не обнаружил.

* * *

...Жизнь Димки потекла вполне обыденно. Мама с папой решили больше не вспоминать о странном исчезновении, поняв, что добиться правды от сына — где тот пропадал целые сутки, — будет невозможно. Первые две недели Димка ещё весь кипел, с нетерпением ожидая известия от магов, нет-нет, да и пролистывая книгу Мерлина — больше для того, чтобы доказать себе — всё это случилось с ним наяву!

Однако постепенно мысли о возвращении в сказку отодвинулись в какую-то дымку, сделавшись больше мечтой, чем настоящим ожиданием каких-то чудесных событий.

Часть вторая Мятеж

глава 1

...Прошло полтора месяца. Ничего не изменилось в Димкиной деревне. Не случилось никаких событий, которые могли бы хоть как-нибудь сказать миру о том, что над магами Земли теперь поставлен новый господин.

Димка скоро узнал, что валун, служивший дверью в тайные дворцовые подземелья, куда-то пропал. Димка не раз приходил к оврагу, подолгу сидел на горячей земле, вспоминая события волшебной ночи. И надеялся. Иногда он, оглядевшись украдкой, брал палочку, представляя, будто в руках у него — трость Вампыра, взмахивал ею, касался земли...

Возможно, кто-то захочет узнать о дальнейшей судьбе дома Вампыра. Его тоже снесли. Через неделю. Ах, как Димка пожалел, что не решился забраться туда ночью и всё там разведать. Вряд ли Наместник оставил какое-нибудь важное имущество — но проверить это теперь было невозможно. Димка спрашивал приятеля Сашку, кто и зачем так скоро пожелал сравнять с землёю дом старика, и что думают люди о его внезапном исчезновении — но Сашка только пожимал плечами. В деревне как будто забыли о таинственном старике. С мамой и папой Димка говорить на эту тему вообще опасался — чтобы не бередить болезненную тему. Ясно было одно — никому из взрослых и в голову не приходило связать Димкины похождения с отбытием Вампыра. О, эти взрослые! Странные люди... Ну, ладно, не верите в сказку — но хотя бы задумайтесь над необычным!

Кончилось лето, и Димка снова пошёл в школу. Теперь ещё меньше оставалось времени на мечты. Школу Димка не любил, а иногда так и вообще терпеть не мог. Нет, учился-то Димка с удовольствием, в дневнике были одни пятёрки и четвёрки, интересовался он самыми разными вещами, любил и почитать, и на велике покататься, или из лука пострелять, или замок из деревяшек построить... И учителя им, в общем-то, были довольны, но... Неинтересно было ему в классе, забавы сверстников казались Димке большей частью грубыми и пустыми, доброжелательство учителей — искусственным. Жизнь взрослых его не прельщала, а игры с приятелями хоть и увлекали иногда, но чаще казались скучными — мало в них фантазии. И самое главное — дружбы настоящей у Димки не получилось. Время провести, в войнушку поиграть, в поход сходить — пожалуйста, на Димкиной улице — трое его ровесников, и Димке с ними неплохо, даже не ссорились они почти никогда. А вот так, чтобы по-настоящему, чтобы плохо без человека было, чтобы любой радостью поделиться хотелось и в беду броситься выручать — нет, не находилось таких.

Несчастным Димка себя не считал. Жил, учился, играл, радовался открытиям всяким. Вот только теперь, увидев настоящее волшебство, всё чаще с тоской стал задумываться о том, что жизнь всё-таки неправильная получается. Неполная. И хотелось ему частенько куда-нибудь уйти — далеко-далеко.

В один из сентябрьских дней Димка вдруг отчётливо понял — не может так длиться дольше. Толчком к тому, что в конце-концов случилось, стала неприятность в школе. Димкин одноклассник Вовка, сидевший сзади, на уроке математики от скуки то и дело тыкал Димку в спину ручкой. Ябедничать Димка не умел, но и терпеть забавы этого придурка надоело. Вскочил, с яростью треснул Вовку портфелем по башке и выбежал из класса. Произошло всё стремительно, никто не успел опомниться — учительница только рот раскрыла. Да и сам Димка никаких планов не строил. Но в голове будто установилась кристальная ясность. И звенел один вопрос: что делать? Что теперь делать? Что сделать... И вдруг Димка понял — а ничего ведь больше не остаётся, только бежать, бежать в сказку или куда-нибудь, хоть куда — но отсюда. И так, чтобы путь назад исчез. И скорее, скорее, прямо сейчас, иначе будет поздно, не сможет он уйти, не хватит сил.

К счастью, погода в эти дни держалась тёплая, а в кармане школьного костюма оказалась трёшка. Димка сразу же и отправился на автобусную остановку. Километрах в восьми от села был лес, в котором жил дальний Димкин родственник, лесничий. Что Димка сделает дальше, после того, как окажется в доме лесника, он не представлял. Отмахнулся от этого вопроса — не хотелось строить планы.

До вечера времени оставалось ещё много, Димка полагал, что успеет найти домик в лесу засветло. Выйдя из автобуса, он свернул с асфальтированной дороги и зашагал по узкой просеке. Идти было нелегко — коридор в море деревьев зарос высокой травой по плечи, затянулся молодой порослью. Но теперь, оказавшись в полном одиночестве, Димка вдруг почувствовал неведомую прежде радость. Может быть, то было ощущение полной свободы, или тишина и покойные деревья вокруг подарили эту радость... Мысли о будущем стали просто ненужными. Мир сделался свежим, светлым и большим. И как будто — так же радовался Димке. Ждал его. Давно-давно ждал.

И не хотелось думать про то, что беззаботность мира обманчива. Больше всего Димка желал бы сейчас стать настоящим лесным существом. Нет, не зверем и не деревом. А кем-то таким, кому от леса ничего не нужно, только бродить по нему летом и зимой, смотреть, как осенью желтеют и облетают листья, как наступает черно-белый декабрь, и как потом звонкие весенние ветры и пронзительное солнце обсушат пригорки с нежно-зелёной травой, и как лето прихлынет горячей земляникой и медовыми одуванчиками.

Нужно сказать, в одиночку Димка ещё никогда не забирался в лес так далеко и надолго. И никогда ещё природа не вызывала в нём столь сильных чувств. Он осознавал это, и с удивлением прислушивался к себе, старался запомнить это новое состояние, думая, что будет приходить в лес снова и снова.

Время, однако, не стояло на месте. Димка шагал и шагал вперёд по просеке, не сбавляя скорости, помня о том, чтобы засветло добраться до цели. Одолев километра три, Димка понял, что идти стало легче. Шумел в берёзах и осинах ветер, зелень листвы сменялась то золотом, то бронзой сосновых мачт и малахитом хвои, перекликались птицы, уже не так весло и шумно, как в начале лета, но всё-таки их голоса делали лес светлей, а Димка даже забормотал про себя какую-то мелодию...

Солнце опустилось за деревья, становилось прохладно, и в сердце постепенно закрадывалась тревога. Вечерний лес притих, надвинулся густою тенью, сосны сделались выше, и мнилась за ними всякая жуть. Теперь-то Димка вспомнил, что вампиры, оборотни, ведьмы и черти — уже не просто сказки, про которые когда-то думалось — хорошо бы, всё это на самом деле было! Не-ет, принц-то он, конечно, принц, да только чудища лесные того не знают — разорвут на куски и сожрут, они и про Ворона, небось, не слышали, и Мерлина самого, наверно, давным-давно, позабыли...

Заторопился Димка, почти бегом бежал, хоть и устал очень. Наконец, уже в сумерках, увидел среди деревьев домик. А подошёл поближе — показалось, избушка как-то постарела. Словно стала ниже и темнее, чем в прошлом году, летом, когда Димка последний раз гостил у лесника.

Да... Такого только и не хватало — дверь оказалась заколоченной накрест досками, сквозь ступени пробиваются былинки — не живёт здесь никто давно.

Вот так история! Как будто нарочно кто-то злобный подстроил всю череду испытаний для Димки! Что же теперь оставалось, не идти же ночью через лес назад... В сердцах Димка пнул ногой дверь — и доска с негромким треском разломилась.

Придётся ночевать в брошенном доме одному. Прежде всего, Димка хорошенько осмотрел избушку. Обстановки в ней почти не было — только щелястый стол, под которым виднелись кучки древесной трухи, наточенной жуками, скамейка из широченной дубовой доски, — с неё Димка грохнулся в прошлом году, разбив чашку. Лесник тогда хохотал до слёз и за чашку не сердился.

В другой комнатке, отделённой от первой тяжёлой, изветшавшей до дыр занавесью, имелась железная кровать с ворохом белья, от которого шёл явственный запах плесени. Печка располагалась так, чтобы обогревать обе половины дома.

Во всех углах от потолка к стенам тянулись плотные, серые полотнища паутины, развешанные процветающими паучьими семействами. Пауков Димка побаивался, поэтому энергично принялся разгонять неприятных соседей, намотав тряпку на длинную палку. После этого пришло время подумать о еде и сне. Около стола, под полом находился погребок, где лесник хранил в прежние времена картошку, капусту, банки с соленьями. Димка открыл люк и, убедившись в надёжности лестницы, спустился в подпол. Шарить в потёмках, натыкаясь на осклизшие холодные стены мало кому доставит удовольствие, подвал оказался пуст, и Димка, приуныв, вспомнил об огородике за домом. Надежда найти там еду была слабенькой, но Димка кинулся в огород почти бегом, точно опасался, что какой-нибудь таинственный злодей утащит с грядок всё съедобное.

Грядки, не будь они обозначены редкими, и кое-где уже отвалившимися жердями, пожалуй, невозможно было бы отличить от самых что ни на есть диких зарослей бурьяна. И всё-таки судьба пожалела бродягу, подарив ему несколько узловатых морковин, непонятно каким чудом выросших среди сорняков. С этими драгоценностями Димка возвратился в дом. Морковка была жёсткой и невкусной, но Димка сгрыз две штуки, чтобы хоть как-то утолить голод. Вспоминался ему завтрак во дворце Мерлина. Эх, подумал он, как бы то угощение не оказалось последним королевским завтраком в жизни.

Темнота к тому времени безраздельно владела лесом. Крики ночных птиц, загадочные шорохи и скрипы — как будто ветви деревьев тёрлись друг о друга в полном безветрии — жизнь в лесу не замерла. Ночь принесла с собою и холод, и тяжёлые мысли о доме. Димка почти раскаялся теперь в своём поступке, и переживал случившееся с новой горечью. Пытаясь отогнать грусть, он вышел из избушки и сел на крыльцо. Деревья замерли, чёрные, высокие, жуткие. На небе к этому времени должны были зажечься звёзды, но с запада наползали тучи — не дай бог, дождь ещё зарядит, подумал Димка. Ему очень хотелось в эту минуту видеть звёзды, их высокий и вечный свет, их глубину и бессчётность, узоры созвездий и сияние галактики. Но и в этом утешении природа отказала ему. И Димка вдруг заплакал. В этих слезах была и обида на людей, таких равнодушных и не верящих в сказку, и на древнего Ворона, оставившего своего принца одного...

Со слезами исчез куда-то страх, к которому Димка уже почти привык. Посидев на крыльце ещё немного, он вернулся в дом, вытряхнул из старых тряпок пыль, разложил их на кровати вместо матраса, из остатков соорудив какое-то подобие подушки, устроился поудобнее и спустя несколько минут уснул.

* * *

К сожалению, Димке не удалось провести остаток ночи в спокойном сне. Часа за два до рассвета в дом вошли двое. Завернувшиеся в тёмные плащи, в шляпах с широкими полями, в сапогах — в кино они могли бы сыграть роль эдаких благородных разбойников или дворян, готовящих заговор против короны. Но как бы ни выглядели эти тёмные личности, дворянами они, скорее всего, не были, а разбойничьим ремеслом заниматься не испытывали необходимости. Судьба свела Димку в заброшенной избушке с его же поданными — Наместниками-магами. И по странной прихоти той же судьбы Наместники, в отличие от Димки, не стали утруждать себя обследованием дома — возможно, дело, затеянное магами, так поглотило все их мысли, что заставило забыть об осмотрительности, или же они были слишком уверены в том, что в лесную избушку никому не забрести. Маги зажгли свечу на столе, сели на скамью...

Одним из них оказался старый Димкин знакомый — Вампыр. Второй... имя его ничего не скажет вам, Вампыр в разговоре называл его Урдом. Для мага это была странная личность — безвольный и глуповатый колдунишка, непонятно как очутившийся в числе Наместников Великого Мерлина. После избрания Принца Вампыр надумал сделать Урда своим сообщником, добившись этого нехитрой лестью и заманчивыми обещаниями.

— Ну, Урд, мы совсем близко. До утра здесь остановимся, к полудню будем на месте. Только бы не убрался он куда из деревни, а уж разделаемся мы с ним мгновенно... За удачу!

Вампыр встал, вытащил из кармана куртки серебряную фляжку с гербом. Откуда-то на столе взялись две крохотные рюмочки, маг их наполнил, жестом предложил одну Урду. Выпили, сели... И тут...

У скамьи, видимо, опять подломилась ножка. С грохотом, руганью Урд упал, в темноте оказался под столом, и, распрямляясь, ударился головой о столешницу. От шума в соседней комнате проснулся Димка, сел испуганно на кровати, вслушиваясь. И похолодело у него внутри — голос как будто был тот самый, старика соседа — а потом мага-Наместника Вампыра — и ещё чей-то. Первым побуждением было кинуться туда, к магу, попросить помочь вернуться во дворец. Но Димка вовремя вспомнил предостережения Ворона и, став у занавески, осторожно смотрел в щелку.

Маг, ругаясь и кляня весь белый свет, поднимался с пола. Будто почуяв присутствие постороннего, Вампыр насторожился. Приказав Урду зажечь упавшую свечу, он тихо шагнул к занавеске...

В полумраке Димка уловил в глазах мага отблеск того холодного огня, что пронизывал принца в торжественный миг церемонии избрания. Димка, ужаснувшись, чуть было не поддался оцепенению колдовского гипноза — страх лишал разума, заполняя мир, словно удушливый газ. Этот страх и почувствовал маг. Он на секунду обернулся к Урду, намереваясь взять у него свечу. Но и секунды хватило Димке, чтобы сбросить с себя оковы гипнотического взгляда. Он с удивительной быстротой и чёткостью оценил обстановку. Оконный переплёт от толчка локтем вывалился наружу вместе со стеклом, Димка рванулся в проём как раз в тот момент, когда Вампыр вошёл в комнату, держа перед собой огонь. Это была ошибка мага — он-то полагал, что незнакомец в доме парализован страхом. Пламя свечи настолько же слепило и отвлекало взгляд, насколько освещало комнату. Бросившись к беглецу, Вампыр скользнул пальцами по Димкиной куртке — но не смог его удержать.

— А нас подслушали... — мрачно проговорил маг, посмотрев на колыхнувшиеся кусты за огородом.

— Н-неужели? — Урд ещё не вполне пришёл в себя после встряски.

— Да очнись ты, идиот! Все наши планы могут провалиться к дьяволу... Кто бы это мог быть?.. О, идиот, ну зачем я тебя взял!.. — Далее последовал целый поток ругани, которую Урд сносил с удивительным смирением, так, однако, и не уяснив, в чём была его вина. Между тем Вампыр вдруг заметил на подоконнике какой-то предмет.

— Смотри, книга! Ну-ка... "Учебник магии Мерлина..." Проклятье!!! — Лицо мага искривилось, и Урд даже отшатнулся — казалось, Вампыр сейчас испепелит всё живое вокруг себя. Да, Наместник понял — но слишком поздно — кого он упустил этой ночью. Планы Вампыра были сорваны. Что именно услышал принц и как он это истолковал — раздумывать не имело смысла.

В эту ночь все лешие леса, если они в нём, конечно, обитали, были жестоко разбужены: два старика подозрительного вида мчались через чащу со скоростью, сделавшей бы честь даже молодому человеку. И шум от этой погони стоял прямо возмутительный...

Дистанция между преследователями и жертвой сокращалась... Как вдруг лес перед Димкой расступился, и он оказался у насыпи асфальтированного шоссе. Бежать дальше не было сил. Перебравшись через полосу дышавшего дневным теплом асфальта, Димка без чувств свалился в какую-то канаву. В ту же минуту маги, выскочив на дорогу, замерли, соображая, в какую сторону мог направиться этот чёртов беглец.

И так случилось, что размышления их были прерваны вырвавшимся из за поворота автомобилем...

глава 2

Чреда невероятных событий, происходивших с Димкой, отнюдь не закончилась. Больше того — они оказывались всё удивительней и удивительней...

Спустя полчаса у дороги появились два странных существа. Первый был двухметровым великаном, с ног до головы обросшим шерстью, и обладал наружностью, прямо скажем, далеко не безобидного добряка. Он передвигался немного косолапой походкой, опираясь на корявую дубину в правой руке. Изо рта торчали клыки, а когти, втягивающиеся, словно у кошки, могли бы порвать шкуру быка...

На плече у великана сидело нечто маленькое, жутко мохнатое, однако с личиком почти человеческим и даже по-своему симпатичным. Это существо беспрестанно пищало что-то на ухо великану, которому, по всей видимости, болтовня малютки доставляла удовольствие. Увлёкшись рассказом своего спутника, Джа (а именно так звали великана) чуть было не наступил на Димку — но был остановлен внезапным и пронзительным визгом малыша Кхо. Джа удивлённо замер с поднятой ногой, разглядывая лежавшего без сознания мальчика. Казалось, великан был не в силах осмыслить самостоятельно, что же произошло? Он повернул косматую башку к другу.

— Бедненький, его гудилищем сбило! — из глаз малютки брызнули слёзы. Ещё не вполне разобравшийся в своих вязких мыслях, но глубоко потрясённый слезами друга, Джа замычал что-то нечленораздельное и принялся гладить малыша, желая его успокоить. Кхо сердито встряхнулся:

— Балда, бери мальчишку скорее, пошли домой. — Великан мигом подхватил Димку на руки, да так осторожно, что от его прикосновения не проснулся бы и спящий. — Быстрей, быстрей, быстрей! — верещал мохнатый малыш, от нетерпения ерзая на плече Джа. А тот несся через лес, круша кустарники и едва не сшибая молоденькие деревца, пыхтя и ухая от желания угодить маленькому другу. Чаща становилась всё мрачнее, дремучее. В небе уже занимался рассвет — но здесь царила темнота. Вокруг замерли вековые гиганты с толстыми, в два обхвата, стволами — а меж ними встречались другие, причудливо изогнутые, чёрные и мёртвые. Ни дуновения ветра не достигало этой глуши, ни единый звук не доносился из мрака, только гнилые ветки потрескивали под ногами. Многолетний слой палой листвы оказался таким толстым, что в него можно было зарыться полностью, если лечь на землю. Воздух стал сырым, отдавало болотом.

Наконец, показался небольшой, свободный от деревьев пригорок, с избушкой на нём, выглядевшей удивительно уютной в этом сердце дремучего леса.

* * *

Димка пришёл в себя уже в домике лесных существ, когда Джа, повинуясь указаниям своего маленького друга, водрузил чан с водой над огнём. Кхо не переставал тараторить, втолковывая великану, как лучше всего лечить всяческие недуги — по его словам, стоит выкупаться в отваре травы чумазки — и вмиг избавишься от любой хвори.

— Так делала моя матушка, — пояснял Кхо, суетливо готовя снадобья. А Джа, восхищаясь образованностью малыша, то и дело радостно ухал — ещё бы, ведь у него есть такой умный, добрый, заботливый друг!

Но Димка, конечно же, не мог знать намерений этих косматых обитателей чащи, и увидев над собою голову чудовища — то ли лешего, то ли ещё кого похуже — решил, будто старик Вампыр, настигнув наконец свою жертву, обернулся демоном... Димка онемел от ужаса, когда Джа легонько погладил его взлохмаченные волосы, и... вдруг в следующую секунду он понял — ничего плохого с ним не случится! Глаза безобразного великана были полны такой ласковостью и добродушием, что Димка совершенно успокоился и обессилено отдался во власть лесных существ. А те помогли ему снять одежду и осторожно посадили в большущий чан, наполненный отваром трав, приятный аромат которых чуть-чуть кружил голову. Димка чувствовал, как медленно погружается в дрёму, и через несколько минут он уже спал на единственной кровати, имевшейся в избушке, укрытый тёплой медвежьей шкурой. Джа со своим другом стояли рядом с умилением глядя на мальчика, и простодушный великан время от времени вздыхал — ему почему-то очень хотелось, чтобы этот человечек остался у них навсегда.

Проснулся Димка уже в самый полдень. Солнечные лучи с трудом пробивались в избушку сквозь два крохотных, пыльных оконца без рам. Более жалкое жилище, пригодное для обитания в лесу придумать было трудно — в провисшем дощатом потолке зияли внушительные щели, из которых кое-где торчали клочья почернелой травы. Щели были и в стенах, и в полу, заткнутые чем попало — мхом, кусками коры, просмоленными щепками. Димка подумал, что с наступлением холодов в такой избушке мог жить разве что самый выносливый охотник или лесник. Вместо печи в избушке оказался каменный очаг, кровать из толстенных дубовых плах со звериными шкурами вместо перины, две круглые чурки — стулья, стол с деревянной посудой. Над столом с гудом носился жук.

Через всю избушку от стены к стене под потолком тянулся шнурок с сушёными травами, низками грибов и пучками ягод. Над очагом вялился большой кусок дичины. Дымом от очага пахло всё в этой избушке, а потолок был почти чёрен от копоти.

Лесной домик нравился Димке. Он казался почти живым, уютным, даже сказочным.

А я, пожалуй, остался бы здесь надолго, подумал Димка.

Мечтать, разглядывая избушку, было, приятно, но скоро мысли его обратились к вчерашним событиям. Оставаться в неведении о том, что делают сейчас Наместники, было опасно. К тому же, ещё одна тревожная мысль кольнула Димку — где он мог потерять учебник магии?

Одевшись, Димка вышел из избушки. Солнце припекало почти по-летнему. Птицы шумно играли и ссорились, а сам лес вовсе не казался таким уж глухим и мрачным — даже вековые сосны приветливо качали лохматыми кронами. В этом ярком сентябрьском дне не было места для злых магов и ночных погонь...

Наверное, Наместники потеряли мой след, решил Димка. Но что будет дальше? Сейчас самое главное — выяснить, кто же такие эти лесные существа, в чьём домике он оказался. Димка не знал, как лучше поступить — дожидаться хозяев или же попробовать отыскать какую-нибудь тропинку и шагать по ней наугад, в надежде выйти к людям? Но чем люди могут помочь? Как защитят от магов? И как он сможет дать знать Ворону, что попал в беду?

Пока Димка так раздумывал, послышался всё нарастающий шум — шаги, треск и сопение — как будто через чащу ломилась целая толпа медведей. Димка замер — он даже не спрятался, растерявшись — и вскоре между деревьями замелькали серые, коричневые и бурые пятна, а ещё через пару мгновений Димка понял, что к избушке идут больше десятка лесных жителей, похожих и непохожих на хозяев домика, приютивших беглеца. Тут были и лешие с длиннющими, спутанными волосами и бородами до колен, корявыми пальцами, криворотые и косоглазые, некоторые из них были одеты в шкуры, а другие так обросли шерстью, что одежда им никогда бы и не потребовалась. Были тут вертлявые, перекрученные, перегнутые, подпрыгивающие на каждом шагу кикиморы с большими ртами и глазами-щелками. Про иных же гостей и сказать было трудно — как они назывались, одно слово — нечисть.

Димку почему-то не испугало их появление — он только с любопытством глазел на лесной народ — а они, сгрудившись в двух шагах от мальчика, так же бесцеремонно изучали Димку.

— Это, значит, тот самый? — скрипучим басом спросил невысокий, но страшно сильный на вид лешак — и, не дожидаясь ответа, подошёл вплотную к Димке, взял его за подбородок и посмотрел прямо в глаза из под косматых бровищ. — Зачем он нам?

Только теперь Димка заметил Кхо — сейчас малыш казался совсем незаметным, да и голосистости у него поубавилось.

— Да... хорошенький такой мальчик, я думал...

Димка чуть отступил от лешака, вытерев лицо рукавом. Тот шумно расхохотался.

— Ну и ну, Бузь, ты видел?! Вот, у нас в лесу все теперь такие чистенькие ходить будут, причёсанные, постриженные... Ты, Бузь, готовься, будем из тебя человека делать! Ох... — Лешак согнулся от хохота, за ним загоготал и Бузь, хромой и кривоглазый, и вся лесная компания. Димка повернулся и убежал в дом.

— Ишь, какой, — услышал он вслед. Но из чащи в это время появился великан Джа. Он нёс на плечах огромную вязанку хвороста, да не разобравшись, решил, что его новому другу досталось от нечисти. Джа с яростным рёвом кинулся на лешака, и тому пришлось бы худо, не вмешайся малыш Кхо.

А спустя несколько минут этот грубоватый и простодушный лесной народ уже помирился с Димкой — лешие расселись на поляне перед избушкой и говорили о всякой всячине, с удовольствием подшучивая друг над другом.

глава 3

Шло время, лето окончательно превратилось в осень. Лес не сбросил ещё свой наряд, и холодные ветры лишь вскользь задевали своим дыханием домик на поляне. Но солнце теперь не могло согреть землю, и даже в середине дня Димке частенько бывало зябко в лёгкой курточке. Нельзя было посидеть на траве, на сухом и тёплом бугорке, наслаждаясь покоем и красотой. А утром приходилось либо бегать вокруг дома, либо сразу подсаживаться к очагу, если дрова в нём не прогорали за ночь. Очаг в домике теперь почти не гас — ведь у Джа и Кхо появился новый друг, не приспособленный к их прежним условиям жизни — но всё равно к рассвету холод проникал в избушку, и Димка ворочался в постели, просыпался, чтобы получше укутаться в медвежьи шкуры. Димка делил кровать с малышом Кхо, а Джа, насобирав в лесу еловых веток и мха, устроил себе постель на полу. Великана не брали никакие холода. Да и Димка с удивлением однажды заметил, что ни разу не простудился за всё то время, что жил в лесу. Если даже он чувствовал какое-то недомогание — отвар травы чумазки моментально всё вылечивал.

Димка то дни, то ночи проводил в компании лесной нечисти. Проказливые и грубоватые, они оказались хорошими друзьями. Собираясь вместе, устраивали "шабаши" или "набеги". Никаких ведьм верхом на помелах Димка, правда, ни разу не видел, слышал только рассказы о настоящих ведьмах — опасных и скрытных созданиях, тёмных, зыбких, как тени. Даже лешие их боялись — говорили, что они могут подкрасться и выпить душу, украсть тело и расхаживать в нём, пока плоть окончательно не разложится.

Шабашами в лесной компании назывались ночные игры или просто посиделки у костра, с жуткими или весёлыми историями. Лешие играли как дети, озорные и переменчивые. Шутки у них случались грубоватыми, но к Димке лесной народ теперь всегда относился деликатнее — словно к любимому и младшему ребёнку в семье. К примеру, никому из чудищ и в голову бы не пришло проделать с мальчиком одну их обычных шуток — подкрасться к приятелю, ухватить того за ногу, раскрутить — да и забросить на ветку повыше... Жертва сперва визжала — и испуганно, и восторженно, затем скатывалась на землю и начинала носиться за шутником, пока оба, довольные и уставшие, не решали передохнуть...

Лешие, как сороки, любили собирать всякие красивые, да и просто непонятные штуковины — будь то оставленный сто лет назад кем-то из жителей заброшенной деревни самовар — или серебряный кинжал, потерянный царским воеводой пол тыщи лет назад на охоте. Драгоценности эти лесная компания прятала и перепрятывала едва ли каждый день, любовалась, рассказывала истории, может, и вправду, случавшиеся с этими вещицами, а скорее — выдуманные.

Были ещё набеги на деревни... Больше из озорства, чем из желания поживиться. Подкрасться к окнам человечьх жилищ, заглянуть одним глазком, пока собака, боязливо скуля, гремит цепью и прячется в будке. Влезть на крышу, погрохотать железом, раскидать поленицу... ну, утащить какую-нибудь безделушку, если уж очень глянется...

А как потом забавно вспоминать те набеги у костра! Ночные костры — это было любимое время у Димки. Время историй, время тишины, огня и темноты. Время задумчивых глаз и шёпота откуда-то из другого мира — мира жутковатых преданий, колдовства.

В старые времена, рассказывали лешие, в их краях случались дела куда какие страшные! Колдуны по лесам жили — не чета нынешним — и духи им всяческие служили, и летать они умели — в котлах железных, или прямо так ходили по макушкам деревьев. Клады в лесах хоронились богатые — что там нынешние безделушки! И стерегли их чудища такие, что не всякому магу одолеть под силу. По дорогам призраки бродили, у болот ведьмы добычу поджидали — девушка молодая или ребёнок из их владений никогда не возвращались.

Забытые-заброшенные кладбища у оставленных людьми деревень облюбовали упыри. В самых глухих чащобах таились поселения карликов. Речные и озёрные создания выходили в лунные ночи или на рассвете на берега, играли... Нескучно жилось тогда лешим.

Последние лет сто леса сделались другими. Тесными. Пустыми. Целую ночь можно брести по тайной тропе среди уснувших вековых деревьев — и не встретить никого из нежити. Со всех сторон теснили лес вырубки, асфальтированные дороги, или же просто разбавляли опустелые, неуютные для волшебного народа угодья, истоптанные, испорченные людьми.

Лишь однажды случилось Димке участвовать в по-настоящему опасном приключении с компанией леших. Стояла глухая ночь, и на поляне было темно, хоть глаза выколи. Лешие подходили молча, ждали. Потом Джа посадил мальчика на одно плечо, малыша Кхо на другое — всё молча, Димка удивился — что такое случилось? — но спрашивать и спорить не стал. И они все побежали, не так как обычно — шумно и толпой, — а цепочкою, скользя, как тени. Димке сделалось жутко. Но предчувствие чего-то особенного, волшебного, было сильнее. Он обхватил великана за шею и старался не дёргаться, когда толстенные ветки, казалось, неслись прямо на него.

Потом все остановились на краю огромной поляны. Джа дышал тяжело, что показалось Димке совсем странным — он не помнил, чтобы великан когда-нибудь уставал. Правда, очень быстро силы к Джа вернулись. Димка подумал, что это ветерок, веющий от дальнего края поляны, нёс такую свежесть, что она и мёртвого бы оживила.

Деревья, видневшиеся вдали, заставили Димку забыть обо всём! Небо над лесом разъяснилось, луны не было видно, но звёзды, редкие, яркие, пронзительные, пылали так, что представилось, будто весь их свет устремился сюда, на эту поляну, на эти деревья и на него, Димку...

Деревья были громадными и живыми. Они не двигались, нет. Но там всё было иначе, там таилась какая-то чужая жизнь, там бродили, играли, прятались и занимались прочими, самыми различными делами удивительные существа.

Димка с нетерпением ждал, что лешие вот-вот устремятся туда, к тому Лесу, к огням между ветвями, к ветру, такому свежему... Но они просто стояли, замерев, и смотрели. А потом наваждение кончилось, на небо набежали облака, и поляна с чудесными деревьями оказалась скрыта в темноте. Спустя несколько мгновений лесные чудища стряхнули оцепенение, повернулись и побежали назад. Дохнул в спины ледяной воздух. Что-то скрежетало и свистело позади. Димка чувствовал, как спина Джа покрывается холодным потом, волосы становятся дыбом. От какой опасности они убегали тогда — он не узнал. Не решился спросить — да, наверно, ему бы и не сказали, потому что не знали сами.

Об этом приключении в лесной компании не вспоминали. На следующую ночь компания собралась у костра, и Кхо попросил Димку рассказать о людях, о том, как он жил в деревне, и о том, что случалось интересного в этой жизни. Сперва Димка растерялся, потому понятия не имел, что будет интересно узнать о нём лешим. Но оказалось — всё! Они жадно слушали про игры, в которые Димка играл один и с приятелями, про науки, которым учат человеческих детей в школе, про разные технические чудеса, вроде телефонов, телевизоров или самолётов. Димка рассказывал всю ночь, а на следующую лешие всей гурьбой пришли к домику Джа и Кхо и терпеливо ждали за деревьями, пока мальчик выйдет — так им хотелось продолжения историй!

Потом Димка стал пересказывать прочитанные им книжки, из самых увлекательных. Вот уж когда все были просто околдованы, да что там — лесные чудища, словно пятилетние малыши, раскрыв рты, слушали истории о Винни-Пухе, о волшебной девочке Пэппи, о Питере Пэне и Элли — фее летающего домика... Димка вообще-то был не очень хорошим рассказчиком, но скоро оказалось, что он может рассказывать часами, и получалось у него всё лучше и лучше.

Когда Димка всё же уставал, лесная компания принималась обсуждать его истории. И тут обнаруживалось, что все эти чудища — вовсе не простаки и тугодумы! Порою даже Джа проявлял неожиданное остроумие, чем приводил своего друга, малыша Кхо, в совершеннейший восторг. И оба они так этому радовались и так привязались к Димке, что и представить теперь не могли прежней жизни в лесу — без этого мальчишки.

Так пролетел сентябрь и половина октября. В один из дней Димка сидел у небольшой речки на толстом, поваленном бобрами дереве вместе с Кхо, весело болтая о том, о сём. Малыш бросал в воду камешки, стараясь подогнать к берегу сосновую ветку и, размахнувшись в очередной раз, едва не шлёпнулся в воду.

— Тише, — сказал мальчик. — Вот представляю, как бы ты продрог, если б искупался. Костёр разжечь нам тут нечем.

— Да ну, ерунда!.. А вообще-то, конечно, мало приятного... — Кхо, усевшись поудобнее, оставил прежнее занятие и принялся сдирать кору с дерева. Его руки постоянно были чем-то заняты, что-то теребили, гнули, швыряли — или мельтешили просто так, и Димка уже не обращал на это внимания. Малыш, отщепив большой кусок коры, задумчиво спросил у мальчика:

— Для него она будто одежда, да?

— Ты о чём?.. А, ну конечно.

— Знаешь, я понял, каждый во что-нибудь одевается: звери — в шкуру, деревья — в кору, люди в — тряпочки, и даже я одеваюсь — во что-нибудь, что попадается...

При этих словах Димка снова подумал о зиме.

— А как они их делают, а, Димка?

— Кого?

— Ой, ты какой-то сонный сегодня... Одежду, я говорю.

— Это долго рассказывать, надо лучше подумать, где бы её достать.

— Да ерунда, шкуры же теплее!

— Тогда я стану совсем диким, — пошутил Димка. — А если серьёзно — то когда-нибудь мне придётся что-то придумывать... надо будет вернуться домой... хоть на время.

Кхо помрачнел:

— Мы же передаём твои письма, ты же в них пишешь — и что с тобой ничего не случилось, и что тебе хорошо!

— Ты не понимаешь, — Димка стал смотреть куда-то выше деревьев — такими глазами, что малыш обеспокоенно заёрзал. — Письма — это совсем не то...

— В деревне тебе опасно! — не сдавался Кхо. — Ты сам говорил. Этот... который Вампыр... небось только и ждёт! А у нас ему тебя нипочём не найти. И даже если придёт. Мы чужака сразу почуем — и так его угостим! А тебя спрячем. У нас, знаешь, сколько укромных пряталок? У-у-у...

— Но, Кхо... нельзя же так всю жизнь? Прятаться!

— Почему? Мы так всегда живём. Мы... не прячемся. Мы просто...

Димка лишь молча вздохнул. Сзади хрустнула ветка. Он обернулся, и, увидев идущего к ним Джа, соскочил на землю.

— Ди-имка-а-а! — протяжно произнёс великан — и сразу стало ясно — Джа принёс какое-то известие, весь вид его говорил: "Вот я как скажу новость — закачаетесь!" Ужасно он любил выполнять важные поручения, чувствовать себя нужным — а сейчас — сейчас Джа знал кое-что, такое, чего не знали ни его умный маленький друг Кхо, ни даже сам Димка! — Димка-а, там человек.

— Человек?! Где?

— Да у нас дома, маленький, вроде тебя.

Вот уж действительно новость, растерялся Димка. Кто же это? Как его сюда занесло?

Расспрашивать дальше у Джа было бесполезно — пока всё выговорит, до избушки скорее доберёшься. И Димка вместе с друзьями поспешил к их дому.

По дороге мысли Димкины совсем запутались. Кем окажется этот новый человек? И как всё может измениться теперь в их лесной жизни? Только что Димка мечтал хоть на денёчек очутиться дома, поесть нормальной человеческой еды, поваляться на диване, листая книжки, посмотреть мультики... а сейчас вдруг со страхом стал думать, что не хочет никаких перемен... И вместе с тем — Димку съедало самое обыкновенное любопытство — он понял, что отвык от людей, встреча с человеком кажется ему чем-то удивительным.

С такими противоречивыми чувствами Димка подошел, наконец, к избушке лесных существ. Отворив дверь, он, хоть и считал, что готов к неожиданностям, удивлённо ойкнул и замер на пороге. На травяной подстилке, новом спальном месте Джа, лежал мальчик, чуть младше Димки, в чёрной курточке и брюках, в резиновых сапожках. Мальчик тихо постанывал в забытьи.

Димка присел рядом.

— Что с ним?

— Я грибы собирал. Вижу — лежит. Ну, я подумал, может — помочь нужно? Поговорить хотел — а он как завопит! — промямлил великан.

— Испугался, наверно, тебя, — вставил Кхо тоненьким голоском.

— Он ногу вывихнул, — сказал Димка. — Видишь, она вон как распухла!

— Ай-яй! Беда какая, ну ничего, мы сейчас, мы это легонько вылечим, только отвар вот сделать, отвар... — засуетился малыш — и с этими словами исчез за порогом. — Джа, помоги котёл втащить! — послышался его голос. Великан послушно вышел. А Димка внимательно рассматривал невольного гостя и гадал, что привело его в такую глухомань. Заблудился или тоже от кого-нибудь убежал? Димке почему-то хотелось думать о втором — ведь, может оказаться, тогда у него появится новый друг... С Кхо и Джа, конечно, хорошо, они добрые и с ними интересно — но сейчас Димка впервые понял, что ему не хватает именно друга-человека. Какими бы удивительными ни были приключения в лесу — их хочется испытать с тем, единственным человеком, который был бы очень похож на тебя самого, так же точно радовался и так же точно замирал от чувства опасности. Димка подумал, что самое главное, чего ему не хватает — он не может поговорить с Кхо или Джа, так, как говорил бы с другим мальчишкой, вроде себя — чтобы каждое слово было понятным, чтобы у них были похожие переживания, увлечения, книжки и фильмы, огорчения и удовольствия. В глубине души Димка понимал, как малы шансы, что первый встретившийся в лесу мальчишка окажется тем самым Другом, о котором мечтает любой человек. Но он так давно не видел людей, что тоска по ним словно сделала мальчика доверчивей.

Тем временем незнакомый мальчик открыл глаза и, увидев Димку, встревожено спросил:

— Ты кто?

Димка улыбнулся.

— Я — Димка, ты не беспокойся, всё будет отлично.

В это время Джа втащил котёл.

— М-меня... варить будут?

— Вот ещё! Выдумал чепуху какую! Лечить... Джа добрый, это он на вид страшный. Ты слушайся его и не бойся.

Мальчик нерешительно кивнул.

...Чего только не припасла природа для своих детей! Димка в который раз убедился в чудодейственных свойствах травы чумазки, и снова удивлялся — как же это, в самом деле, невзрачный такой стебелёк с листиками, как у ландыша и фиолетовыми цветочками творит чудеса, недоступные самым современным лекарствам? Простуду и головную боль, яд змеи или глубокую рану за несколько минут побеждала эта лесная травка. Вот и сейчас компресс из мха с отваром чумазки снял опухоль без следа, а Димка, глядя на мальчишку, думал, что вот так же и он сам всего месяц назад, потерявшийся, испуганный и беспомощный попал к добрым лесным существам, поверил им и полюбил их. Что будет дальше — с ним и с этим мальчишкой? Какие испытания несёт зима? Тревожные вопросы, но скоро, уже очень скоро они разрешатся...

Погруженный в размышления, он просидел до темноты, потом сон сморил его, и Димка прилёг, свернувшись калачиком, рядом с гостем на подстилку Джа.

Утром вся компания лесных жителей собралась у избушки. Каждый хотел увидеть нового человека, поговорить с ним... Наученные опытом первого знакомства с Димкой, они вели себя куда деликатнее. Мальчик, которого звали Славкой, сидел на крыльце между Димкой и Кхо, и рассказывал. Оказывается, он сам не помнил, как и зачем забрёл в лес, какая-то болезнь началась у него лихорадкой и бредом, его мучили видения и жуткие чудовища гнались в темноте — Славка даже не мог сказать, сколько часов или дней провёл в лесу, пытаясь выбраться к людям — пока не запнулся о корягу и не упал, потеряв сознание.

Выслушав Славку, вся компания основательно подкрепилась, после чего они ещё поболтали о том, с сём, и в полдень Славка сказал, что пора ему возвращаться домой. Он попросил Димку проводить его, а некоторые лешие стали возражать, что не стоит так запросто отпускать человеческого детёныша, который может рассказать о них людям.

— Чепуха какая! — рассердился Димка. — Может вы и меня в плен возьмёте?!

— Не... — смутился самый волосатый лешак Журяга. — Ты наш, тебя мы знаем...

— Да ну и пусть рассказывает! Будто про вас сказок мало насочиняли?

Лешие помялись и согласились, Славка пообещал никому не рассказывать о своих приключениях. Джа и Кхо вызвались было провожать мальчишек, но Димка возразил:

— Не надо вам близко к деревне подходить днём. А то опять кто-нибудь увидит.

На самом деле, Димка немного покривил душой — ему хотелось расспросить Славку кое о чём с глазу на глаз...

Дорога в Славкину деревню была неблизкой. Сперва они шли вчетвером, потом лес поредел, и Джа с Кхо остались дожидаться Димку у большого, заросшего кустарником оврага. Когда мальчики выбрались на просёлок, Димка сказал:

— Слушай, я тебя спросить хотел... Дело такое, очень для меня важное... Ты не удивляйся. — Они остановились. — В твоей деревне нету дома пустого, в котором перезимовать можно?

Славка не понял.

— Кому перезимовать?

— Да мне же!

— А зачем? Разве та избушка...

— Да избушка-то хорошая... Хоть зимой в ней и холодно будет. Я вот думаю — нельзя ли нам, ну, то есть мне маме с папой, как-нибудь на время в другое село переехать... пока меня маги искать не перестанут.

— Думаешь, они согласятся?

— Нет, конечно... — Димка покачал головой. — Но я должен что-то придумать! Я же не могу на всю жизнь остаться в лесу. Вот если Джа или Кхо со мной придут к маме с папой, и обо всём расскажут — тогда, может, они поверят...

Славка озадаченно задумался.

— Знаешь, такой, чтобы подходящей, я даже не знаю... Может, поспрашивать?

— Да нет, не стоит. Только удивятся все — зачем тебе надо.

— Да уж, удивятся, наверно...

Дальше они долго шли молча, Славка пытался придумать, чем бы ещё помочь своему новому знакомому.

— Может, тебе из одежды что-нибудь достать нужно? Или ещё что-нибудь?

— Одежду мне добыли... А книжки у тебя есть? Я верну потом... постараюсь.

Славка кивнул обрадовано.

— Только я не знаю, сумею ли сразу вынести? Если за меня дома крепко возьмутся!.. Ты проводи меня ещё чуть-чуть, я место покажу, где можно тайник устроить. И я там всё оставлю, что нужно, а ты мне записку напишешь. Ты же сможешь приходить ещё?

— Конечно. Я постараюсь.

— Дим... А можно мне ещё когда-нибудь к тебе в лес прийти?

— Только не заблудись опять. Напиши записку, когда, а мы за тобою зайдём.

— Ага! — кивнул Славка. — Я обязательно!

Было уже далеко за полдень, когда мальчики подошли к краю деревни.

— Вот... Тут я и живу.

Несколько двориков затерялись среди садов и огородов. Славка указал на свой дом, голубой с красной крышей.

— А тайник устроим вот здесь! — У небольшого холмика, где кончались огороды, остался заброшенный сад. В старой яблоне Славка когда-то обнаружил дупло — теперь оно оказалось пригодным для тайника.

— Пойдём, может, дома никого нет, тогда я сразу книжки вынесу, — предложил Славка. Но заходить во двор Димка не стал.

— Я тебя тут, на скамейке подожду.

Славка ушёл в дом, а Димка смотрел вокруг с какой-то жадной напряженностью. Он понял, что боится людей, словно за последний месяц сам превратился в дикаря, лесное существо, разучился правильно вести себя; словно скажи он сейчас что-нибудь первому же встречному — и тот поймёт, что Димка — чужой, неправильный, не такой... Он боялся — и всё-таки тосковал по всему человеческому.

Деревня была маленькой, даже Димкино село по сравнению с нею выглядело центром цивилизации. Здесь Димка не заметил ни колонок водопровода, ни асфальтированной дороги; скорее всего, даже клуба и средней школы — и тех не стали строить. Улица казалась безлюдной, из обитателей деревни только куры безмятежно бродили у дворов, клевали что-то в траве или валялись в пыли.

Димка ждал долго. Прошло, наверно, полчаса, и он забеспокоился. Димке не хотелось встречаться сейчас с кем-нибудь из местных, привлекать любопытные взгляды, а то и отвечать на всякие вопросы... Его, конечно, давно объявили в розыск, и хоть милиции тут наверняка нету, но кто знает, сколько соглядатаев у Наместников?

Наконец, ждать Димке надоело, и он решил заглянуть в окно, надеясь выяснить, стоит ли рисковать дальше. Ухватившись за подоконник, он подтянулся... и тут же чьи-то руки дёрнули воротник. Димка перепугано дёрнулся и упал бы — но руки держали крепко.

— В дом лезть собрался среди бела дня, что ль? — Димку развернула лицом к себе здоровенная тётка с красным лицом. От неё пахнуло вяленой рыбой и мокрыми тряпками, и хватка оказалась прямо железная. Димка трепыхнулся один раз и безвольно, перепугано съёжился — такого с ним ещё никогда не случалось. Он даже говорить ничего не мог — никогда взрослые так с ним не обращались!

— И кто же он такой будет-то, а? Приблуднай какой-то... Чего творится? Парнишка блукает где-то двое суток, еле жив вернулся, а тут ещё эти по окнам лазят! Цыгане, что ль подучили или ещё банда какая? Ну, признавайся у меня! — Но Димка как будто онемел, и тётку это вовсе не разжалобило. — Посиди в сарае, что ль, покуда говорить не научишься. Чего-то думается мне, не просто так оно всё... Наверно, не один ты тут, дружки ещё какие небось околачиваются.

Продолжая громко ругаться, как будто напоказ, то ли для соседей, то ли чтобы устрашить придуманную ею же банду, тётка потащила Димку во двор, к небольшому сарайчику. Димка дёрнулся ещё раз, чем только сильнее разозлил тётку.

В сарайчике было темно, зато сухо и даже уютно, неприятный тёткин запах исчез, его вытеснили запахи жмыха и свежераспиленных дров. Несколько минут Димка ещё не мог соображать — он только приходил в себя и слушал, как тётка, возмущённо трындыча, ходит по двору, звякает вёдрами, хлопает дверями. Скоро к этим звукам добавились жалобные восклицания Славки, потом всё затихло — тетка загнала его в дом и туда же отправилась сама.

Покричи, покричи, зло подумал Димка. Ишь, разоралась, мымра! А ничего ты со мной не сделаешь! И всё равно скоро убегу. Главное — милиция отсюда далеко. А вот Джа — близко. Посмотрим, как ты заорёшь, когда ему ждать меня надоест, заявится он, да и раскидает твой сарайчик в щепки!

Димка огляделся — сарайчик, и правда, выглядел не таким уж крепким — брёвна и доски кое-где у земли подопрели, был бы у мальчика ломик — и без Джа выбрался. Оконце маловато и высоко до него... но всё-таки... если встать вон на ту колоду, да вместе со стеклом высадить и деревянную раму...

Димка приободрился. Паниковать не стоило. Пусть тётка пока успокоится — а там, может, Славка ей всё объяснит, даже и убегать не придётся.

Но что это? Во дворе снова голоса. И теперь мужские. Вот это уже становится по-настоящему опасным!

глава 4

В палате их оказалось восемь человек. Было утро, завтрак прошёл, и каждый занимался своим делом, дожидаясь обхода. Четверо резались в "козла", перебрасываясь крепкими замечаниями. Другие — кто-то дремал, кто-то читал... нам же интересен лишь один, пациент преклонного возраста, чья кровать стояла у окна. Лежал он тихо и неподвижно, уставясь в потолок. Губы его еле заметно шевелились.

Человек этот поступил в отделение травматологии около месяца назад, и почти всё время находился в состоянии глубокой депрессии. Он ни на что не жаловался, реагировал только на слова врача или медсестёр, иногда ощупывал свою забинтованную руку, морщился, и с каким-то особенным сожалением, даже зло глядел на неё.

Соседи по палате слышали по ночам его восклицания во сне — хриплые, яростные. Об этом рассказали врачу. Шок, сказал доктор. Он молчит днём, ну а ночью все чувства прорываются наружу. Ничего страшного, пропишем ему ещё одну таблетку на ночь.

Старик считался одиноким, даже документов при нём не оказалось, в больнице не знали, кто он на самом деле и где живёт. Но к концу месяца, перед самой выпиской, к нему явился посетитель — тихий, грустный старичок. Он робко постучал в дверь палаты и озадачил пациентов такой странной витиеватой фразой:

— Извините меня, если побеспокоил почтенных мужей своим визитом... но не здесь ли проходит курс лечения мой дорогой друг, именующий себя Варлаамом Михайловичем?

Варлаам Михайлович, оказавшийся тем самым престарелым больным, быстро поднялся с кровати. Посетитель ещё раз извинился и так же тихо и робко скрылся за дверью. Больничный коридор был пуст.

— Пусть все черти ада проклянут тебя, Урд! — негромко воскликнул старик с перебинтованной рукой. — Да, да, пользуйся моим бессилием, пока можешь, броди, где тебе вздумается, пока драгоценное время утекает у нас между пальцами... Ты чуть не свёл меня в могилу своим отсутствием! О, дьявол! Целый месяц! Что он мог натворить, мне страшно подумать. Да, я всегда видел, что ты глуп, Урд. Ну? Говори!

От прежнего облика пациента не осталось и следа — глаза сверкали, голос, хоть и был сдерживаем, казалось гремел недалёкой грозой. Однако уже через минуту старик держал себя в руках, усилием воли восстановив видимое безразличие.

— Всё в порядке, Вампыр, — сказал гость. — Он в наших руках.

— Дьявол! Это правда? Смотри же, шутки тебе дорого обойдутся, Урд! Ну! Рассказывай, рассказывай же... О, как ты меня порадовал, мой старинный союзник!

— Тише, прошу тебе, тише! — отпрянул Урд. — Всеми силами той стороны тебя заклинаю!.. В ту ночь, после катастрофы, я не прекратил погони. Едва тебя увезли, я пошёл вглубь леса, не меняя направления — ведь мальчишка, по моему рассуждению, вряд ли додумался путать следы...

— Ты поступил мудро, Урд. Но продолжай...

— Спустя, может быть, четверть часа я отчаялся и от усталости валился с ног. Я стоял, прислонившись к дереву, как вдруг что-то тёмное мелькнуло в чаще. Из последних сил я устремился за ним. Это оказался один из тех лесных выродков, которые пугают людишек в лунные ночи. На плече у него лежал Пр... Он!

— О!

— О, да! Я не мог ошибиться. Я последовал за ними в некотором отдалении, но запнулся о корягу и встать уже не смог. Пролежал в беспамятстве сутки или больше. Потом побрёл, куда глаза глядят, будучи в совершенном отчаянии. Я проклинал себя за бессилие... Да. Но судьба всё же смилостивилась над нами. К вечеру третьего дня моих блужданий я набрёл на избушку лесной нечисти. Он жил у них. Сам я не решился пробраться туда и придумал план... О, это была блестящая идея, и она удалась на славу! Впрочем, уже через час ты сможешь в том убедиться. Нам немедленно нужно ехать. Немедленно. По дороге я доскажу остальное. Бери же вещи — и поторопимся. Нас ждёт трон Мерлина!

* * *

ПАЗик, надрывно гудя, оставлял за собой длинный пылевой след. Шофёр торопился, этот рейс у него сегодня был последним. Пассажиры торопились не меньше. Во всяком случае, два старика на передних сиденьях — глаза на их закаменевших лицах горели так, словно эти странные пассажиры желали взглядами прожечь дорогу через лес — чтобы спрямить путь.

Вампыр, который ушёл из больницы в пижаме, напялив поверх свои брюки, не обращал внимания на удивлённые, а то и настороженные взгляды. Он встал у дверей, горделиво задрав подбородок... Наконец, впереди показалась развилка. Автобус, высадив магов, покатил прочь. Оставалось ещё немного — каких-нибудь десять минут ходьбы. Вот уже Урд, торжествуя, указал на домик, четвёртый от края маленькой деревушки. Калитка. Двор. С крыльца сбежала раскрасневшаяся женщина.

— Я дедушка того мальчика, которого ваш сын привёл из леса, — быстро бросил Урд и направился к сарайчику, не дожидаясь ответа. Женщина всплеснула руками, заулыбалась, залебезила что-то извинительное... и смолкла. Волчья голова на конце трости, описав в воздухе дугу, опустилась на её затылок. Женщина, оглушённая, упала. Вампыр молча прошёл за Урдом. Дальше действие разворачивалось бесшумно, как в страшном немом кино. Дверь вмиг была открыта, Димку, не посмевшего даже крикнуть, связали, повалив на землю, заткнули кляпом рот. Урд выхватил откуда-то мешок, накинул его на пленника, потом взвалил себе на плечи. С этой ношей маги зашагали к лесу.

глава 5

Так в деревне у леса разыгралась сцена, достойная самого живого зрительского внимания и участия, но... Впрочем, один свидетель драматического похищения всё-таки был. Но о нём позже... А пока... Пока стоит рассказать о плане Урда, придуманном и исполненном, как мы смогли увидеть, блестяще.

Вначале попробуем войти в положение Урда. Чего он не имел: а) руководства и помощи Вампыра, на которого привык всегда и во всём рассчитывать; б) магической силы, употреблять которую против своего законного повелителя было чревато самыми катастрофическими для Наместника последствиями; в) хладнокровия, и г) времени. Зато он знал, где прячется Димка, а также в распоряжении мага был многовековой опыт.

Примерно так рассуждал Урд, сидя недалеко от домика Джа и Кхо в сухой канаве, замаскированный валежником. Вот уже полдня он тут торчит, а в голове — только злость на всю эту кутерьму и гул от усталости и голода.

"Дьявол, уж лучше бы Мерлин оставался себе на троне, правил нами тихо и мирно, чем такие испытания! И за что?! За нового самодура — Вампыра. О-о-о! Уж этот-то непременно всех облапошит и усядется под берилл. Эх, жаль, не насмерть его машиной задавило тогда... Стараюсь, стараюсь, а для чего всё?.."

Однако, мысли эти остались лишь временным проявлением слабости. Вскоре Урд взял себя в руки, отогнал подступавшую дрему и, не спуская глаз с избушки, принялся решать первейший вопрос — как увести Димку от его новых друзей хотя бы на час — а уж тогда Урд справится с принцем и без всякой магии.

"А у них, у этого лесного отребья, шум, гам, веселье! Пьют, едят, бегают туда-сюда... Тут хоть бы ноги размять! И бесёнок этот даже и не отойдёт никуда без провожатого. У-у-у, повелитель сопливый!"

Тут надо бы Урду спросить самого себя — а чем, собственно, не угодил ему принц? Чем он хуже Вампыра? Но... над этим вопросом маг так и не задумался.

Ни в тот день, не в последующие почти три недели Урд ничего не смог предпринять. Тем более, что уйдя однажды в город за продуктами, был задержан милицией за хулиганство — он напился, буянил, орал невообразимые заклинания. Протрезвев в соответствующем заведении, Урд вышел на свободу уже с холодной решимостью и уверенностью в победе. В голове мага наконец-то появился план, к реализации которого он тут же и приступил.

Прежде всего, рассуждал Урд, как юный повелитель попал в заброшенную избушку лесника той ночью, когда судьба столкнула его с магами? В общем-то, для дела это несущественно, но Урд предположил, что принц откуда-то сбежал по тем или иным причинам, и возможно, от кого-то уже прятался. И скорее всего — от людей. Поэтому, именно людей и решил маг использовать для "спасения любимого внука" из лап нечисти. Да, Урд надумал прикинуться Димкиным дедушкой, разыскивающим мальчишку, непонятно почему исчезнувшего из дома.

Конечно же, обращаться за помощью к милиции Урд не собирался. Большую часть своей жизни маг провёл в небольшом замке в диких дальних краях, довольствуясь обществом глухонемого слуги. Он имел очень слабое представление о нынешнем устройстве человеческого общества и продолжать опыты в этом направлении ничуть не стремился. Урд рассчитывал обойтись помощью одного человека, и лучшим вариантом было бы использовать для этих целей Димкиного ровесника — дети, полагал Урд, доверчивы, ими легко управлять — если, конечно, их ещё не испортил Великий Кристалл Мерлина...

Теперь вы, наверное, догадались и сами, в общих чертах, как было устроено похищение Димки. Мальчика Славку Урд отыскал в ближайшей к избушке леших деревне. Вначале маг уболтал мальчишку, наплёл ему всякой чепухи про исчезнувшего внука, подарил волшебное колечко с бриллиантом, имеющее свойство отпирать замки... Мало помалу, Урд затуманил мальчику голову чарами так, что о разговоре с магом Славка позабыл, очнулся в лесу, неподалёку от домика Джа и Кхо с распухшей ногой (её Урд натёр особым снадобьем). Наверное, от чар и от снадобья Славка бредил, и привидевшуюся в бреду историю рассказал лесным жителям.

Вначале Урд не имел чёткого плана, как именно он выманит Димку даже со Славкиной помощью. Приказывать и внушать мысли Урд не мог, даже заколдовав жертву. Он рассчитывал поговорить с мальчиком второй раз, подкупить, запугать, обмануть... Однако, так случилось, что Славка невольно поспособствовал исполнению коварного замысла без нового вмешательства мага, пригласив Димку в гости. Джа и Кхо остались в лесу, но потом Джа, беспокоясь за друга, стал потихоньку красться следом. Он сопровождал мальчиков до самой опушки, и Урд его видел. Маг дождался, пока Димка и Славик войдут в деревню, и тут возникла новая проблема — на открытом пространстве принц мог снова ускользнуть. И опять Урд выжидал, а судьба преподнесла ему ещё один подарок — Димку заперли. Это была удача, и удача редкая, упусти её Урд — не будет ему прощения. Но маг не решился действовать в одиночку, предпочтя переложить ответственность на Вампыра, благо, до райцентра от Славкиной деревни недалеко, а уж остановить машину и припугнуть водителя было для Урда делом нехитрым.

Итак, план Урда удался, и Димка был схвачен Наместниками. У этого драматического действа, несмотря на стремление магов провести всю операцию в относительной тайне, всё же оказался единственный свидетель. Славка видел из окна всю сцену, и не сомневался, что старики, похитившие Димку, какие-то необычные бандиты. Самого Славку мать заперла в наказание в доме, и едва маги вышли за калитку, мальчик попытался открыть окно, потом схватил стул, чтобы выбить стекло, но в это время заметил, что мама поднялась с земли, растерянно оглядываясь. Увидев Славку, она непонятно махнула ему рукой и торопливо вышла из двора. Наверное, соседей звать на помощь, решил мальчик. Сидеть взаперти было невмоготу. Всё-таки выбить окно? И тут он вспомнил! Один из бандитов — тот самый "дед", с которым Славка встречался в лесу... да, конечно же, это он, тот самый! И он тогда ещё подарил Славке волшебную штуковину, которой по силам отпереть любую дверь. Самое время её испытать!

Славка нащупал в кармане колечко, прислонил к замочной скважине, как объяснял когда-то Урд. В замке мягко щёлкнуло, Славка вздохнул облегчённо — он боялся, что маг обманул и в этом.

Теперь — в погоню. Сам виноват, хоть невольно, а помог бандитам добраться до Димки. Нужно его выручать. Как — пока неясно, но думать сейчас некогда. Главное — узнать, куда направляются таинственные "старики". Они не могли уйти далеко с пленником на спине. И Славка выскочил на улицу, побежав со всех ног — конечно же, к лесу. Понятно, что Димку выследили в лесу. А дорога в город пуста, машин Славка не видел и не слышал. Но даже если след в лесу не отыщется — там, неподалёку, поджидают Димку друзья, Джа и Кхо. Уж от них-то в лесу похитителям будет непросто спрятаться.

Впрочем, маги не успели далеко уйти. Славка увидел их на опушке. Он упал в бурьян, потом стал передвигаться короткими перебежками, прячась за кочками, кустами. Похитители даже не оглядывались — не опасались погони, а может, просто мысли их были поглощены чем-то иным. Скоро Славка насмелился приблизиться к ним настолько, что смог расслышать несколько коротких фраз. Тот, кто представлялся Димкиным дедушкой, сказал:

— Что-то тревожно мне, Вампыр... Ты уверен — Ворон надёжно...

— Тихо, глупец! ОН всё слышит.

— Да какая теперь разница, к дьяволу?!

— Такая... Чем меньше будешь болтать, тем дольше будешь жить. Знавал я таких, уверенных, что дело сделано...

Маги шагали и шагали, как будто усталость была им неведома. Славке казалось, они отмахали уже километра четыре, но даже не думали устраивать привал. Славка нервничал, боялся упустить бандитов с Димкой, а Джа и Кхо так и не появились, в случае чего — рассчитывать на помощь лесных существ не приходилось. Наверное, Джа просто не обратил внимания на магов, высматривая Димку.

Куда направляются эти старики, гадал Славка. На вид им лет по семьдесят, а несутся, как двадцатилетние! Сам он уже устал и проголодался, а между тем на небе вместо белесых, спокойных облаков стали собираться тяжёлые, налитые свинцом тучи. И двигались они тоже на удивление стремительно. Но ветер, собиравший тучи, дул только в вышине. На лес опустилось безмолвие.

И — ка-ак даст осенний ливень! За все солнечные деньки, за дороги без слякоти. Намокли ветки деревьев, полегла жухлая трава под ударами тяжёлых капель, потекли мутные потоки. Секунды через три после начала с высоты сорвался ветер, чуть не ураган, стал гнуть задремавшие было деревья, и те заскрипели жалобно. Тучи водяной пыли носились над лесом и вдоль опушек, и ничего уже почти не видно. Моет, моет ливень землю, вымывает приставшее лето.

Стало холодно. Нигде не спастись от ливня — всё голо. Промок насквозь Славка, растерялся, пометался туда-сюда — никого нет, потерял магов и Димку. Хоть ложись на землю и подвывай тихонько от отчаяния.

Но вот, ещё минута — и нет ливня. Унёс ветер лохматящиеся тучи, унёс так торопливо, словно по ошибке и начинал всю эту карусель... Или приказал ему кто... Схлынули потоки воды, заблестели мокрые ветки под выглянувшим, но, увы, холодным солнцем. Смыло дождём все следы, и никакой леший их теперь не отыщет. Что делать? Куда идти? Повертелся Славка на месте, стуча зубами, ещё, может, минут пять вглядывался в далёкие тени, сплетения ветвей...

Бесполезно теперь всё, горько подумал мальчик. Пропал Димка.

глава 6

Сколько дней проплакала мать Димки, у отца давно уже не было слов, какими бы мог отвлечь её, облегчить горе, но и сам он всё дольше просиживал, остановив взгляд на чём-то нездешнем. Хозяйство, работа — всё заброшено, и что только не делалось ради того, чтобы разузнать, хоть немного продлить надежду — что вернётся их мальчик. Месяц минул, как пропал Димка, а слухи бродят, не утихают. Нелепые слухи, странные, и милиция, выслушивая их, только в раздражении отмахивается.

Но вот новые известия дошли — будто видели в соседней деревне, как бандиты украли мальчишку. Всколыхнулась боль понову. Тревожно стало в селе, с удвоенным старанием ищет милиция, с утроенным беспокойством гудит село. Но нет известий...

Шептались на лавочках и во дворах старухи, колюче, немигающе следили их выцветшие глаза из-под платков. И покажется кому-то, что старуха та уже одной ногою в могиле — ан нет, где-то украли, там-то убили, там в семье скандал, меж соседями разлад — все слухи по селу разнесут, получаса не пройдёт, ветхие, еле живые старушки. И снова попрячутся, только из тёмных окошек домов смотрят, примечают, смакуют в уме, как начнут разговор: "А слыхала, Онисья..."

Тут хватились наконец и старика, Димкиного соседа. Тоже ведь пропал, как в воду канул. Вспомнили о нём — и удивились — как это так, столько времени прошло, никто не озаботился, внимания не обратил, что человек исчез. Да вот, оправдываются, очень уж тихо жил старик, незаметно, и так же и сгинул.

Милиция Димку во всесоюзный розыск объявила, лес прочёсывали с собаками, и добровольцы искать ходили, и с вертолёта высматривали, и по радио объявляли...

Нет мальчика. И всё тут.

Не успели затихнуть тревожные разговоры, и люди ещё косились на окна Димкиного дома, как снова поползли новые страхи-охи. Слышно стало в районе, будто то тут, то там шайка хулиганская орудует. Поначалу их принимали за обычных шалопаев — набегут ночью на чей-нибудь двор, проломят палисадник, грядки в огороде потопчут. Но случаи всё чаще стали, всё разнузданней, изощрённей. Бывало, ляжет спать хозяйка, только дрёма подступит — и то ли мыши подполом шарудят, то ли кот по чердаку шныряет. А утром — глядь, во дворе всё поломано, повыворочено, стёкла в сарае побиты, скотина места себе не находит, у кого корова — молока неделю потом нет, кур по всей деревне искать приходится. И так эти безобразия пошли — спасу нет. Гуляет шайка, милиция только руками разводит, ни поймать, ни выследить ночных безобразников не может. Собаки след не берут, у каждого двора не расставишь по дежурному. А вскоре — новое безобразие, в лес сходить нельзя стало. Не то, что ночью — днём запугают человека дикими воплями, да скрипом, да треском, да уханьем, свету белого не взвидит, бегом назад припустит, а из чащи всё поддают, поторапливают.

Дальше — больше. Чертовщина натуральная творится. Было, идут с базара две бабы, судачат промеж собой, в руке по сумке. Дело под вечер, но светло ещё. Одна чует — никак в сумке шевелится кто-то. Глянула — обмерла. Батюшки! Из сумки-то маленький такой, с руками, с ногами, а безобразен — чисто чёрт, и как прыснет прямо на голову ей. Ну, крику было... Бабки визжат, будто свиньи в хлеву, сумки побросали, мечутся, а чертёнок то на одну, то на другую сигает, и не скинешь его никак. Еле-еле избавились, полуживыми домой добрались.

Другой случай ещё диковинней. Из города отдыхающие приехали на "Москвиче", прямо в лес прикатили, не знали, какие тут дела творятся. А погода тёплая, солнечная. Выбрали полянку покрасивее, палатку поставили, магнитофон включили, скатерть разостлали, кресла раскладные вытащили. Развлекаются. Сидели так долго, да вечера веселье, шум. Потом уже в подпитии двое в палатку ушли, спать, третий у костра остался. Вдруг — бац! — на голову ему ветка. Он почесался, ругнулся, ладно. Опять — бац! Тут уже взъярился не на шутку парень, полез на дерево, думает, приятели шутки так шутят. Сейчас, думает, полетят они у меня прямо в угольки.

До половины он на дерево забрался, и — что за чертовщина, в спину кто-то когтями вцепился, будто кошка, только тяжёлый. Закричать хотел, тут чья-то лапа мохнатая рот закрыла. Помутилось в глазах, шлёпнулся он, да прямо на палатку. Крики, драка. Никто ничего не понимает. Еле успокоились, отдышались. Рассказал приятелям парень, как его чёрт чуть не порешил, а те и не знают, злиться, смеяться ли над дураком. Внушили ему, что б и сам с ума не сходил, и других в покое оставил, и снова спать завалились.

А к ночи холодненько стало, осень через половину перевалила, как ни как. Хмель быстро выветривался, один парень очухался, слышит — храпят уж больно смачно рядом. Дай-ка, думает, я ему рот закрою, посмотрю, чего он делать будет. Забрыкается, небось!

Потянулся, нащупал кого-то, да так и обомлел. Лицо... да не лицо! Морда мохнатая, изо рта клыки торчат. Парень из палатки сиганул, и в "Москвич", да поскорее вон отсюда. А приятели его ещё с полчаса в палатке провалялись, а потом уже до города своим ходом дёру дали кроссом.

Да, невиданные дела творились в лесу. Хочешь верь в неё, хочешь, не верь, а нечисть о себе заявляет, и никакими разбойниками не объяснить уже всего. Оно, конечно, сколько-то слухов — брехня, бредни. Понапридумывали, раздули, и не отличить, что правда, а что нет. Оттого и милиция долго отмахивалась, когда приходили люди и несли такую вот чушь несусветную. Но маши — не маши, а меры принимать надо, начальство вон уже обеспокоено. Начальству ведь всё равно, дьявол там у них в лесу угнездился или бандиты отчаянные, иль шантрапа бродяжная, на голову больная. Начальству надо, чтобы народ не беспокоился, чтобы тишина была и порядок. Нельзя народ без защиты оставлять.

И вот, 25 октября, на рассвете по шоссе от города двинулась колонна автомобилей. И в каждом — солдаты. Едут, пыль тучами валит, в грузовиках автоматчики, следопыты с собаками. Кто-то весёлый, кто-то злой. Кто-то будто на забаву едет, а кого зло берёт — дескать, делать больше нечего, только чертей придуманных из болота таскать.

За грузовиками тяжёлая техника ползёт. Бронетранспортёры с взрывниками, бульдозеры. К полудню окружили кордонами нехороший участок. Кое-где деревья повалили, чтобы выходы в соседние овраги перегородить, облегчить работу. Дали команду — рассыпались цепью солдаты, двинулись прочёсывать лес. В тишине шли, птицы не пели, деревья не поскрипывали. Пасмурно. Даже военным не по себе отчего-то. Ждут все — словно враз поверили в необъяснимое. Одного хотят — чтобы скорее что-то произошло, чтобы тишины этой не стало, чтобы врага лицом к лицу встретить.

Наконец — очередь автоматная. Одна, вторая. В разных концах оцепления заговорили АКМы. Командиры кричат в передатчики, требуют объяснить, что случилось, где противник, по кому огонь открыли. А по всему выходит, что у солдат нервы сдали, в пустоту палят.

Приказали — остановиться. Полчаса ждали, полчаса над лесом два ветолёта кружили. Потом вдруг новая команда — уходить всем. Закончить операцию. Что к чему — не понятно, учебные маневры, наверное, были...

Зашевелились люди и техника, вздохнули с облегчением солдаты и командиры. Ушли колонны, рыча двигателями, изрыгая в осенний воздух зловонные выхлопы. Ушли люди, оставили лес в покое. Лишь вывороченные деревья да разорванный гусеницами дёрн с запахом железа, гари, масла и бензина остались на опушках. Снова тихо стало всюду. Ни одна птица не вскрикнет. Пусто. Рано в тот день пришли сумерки в лес.

глава 7

Тихо в лесу, пусто в лесу. Берёзы, сосны, осины стоят печальные. Сорвал ветер последние листья, оцепенели деревья. Гнули их ураганы, жгло солнце, леденил мороз, били молнии. Жил лес. Только человек, равнодушный, жестокий, обнажил, расстрелял сердце чащи. Будут ходить по дебрям волки зубатые, лисы хвостатые, зайцы прыгучие серыми комочками через полянки мелькать, лоси рогами о рога стучать, сороки белогрудые разговоры свои сорочьи трещать... Но другим станет лес. Уйдёт тайная жизнь из его дремучего сердца. Уйдут оттуда и звери, высохнут ручьи, не станет души у черных, вековых великанов, болот непроходимых, троп нехоженых. Наступит зима, за нею весна придёт. И полетит какой-нибудь добродушный и важный человечек на вертолёте над зеленеющим краем, и скажет своему спутнику:

— Смотри, Иван Иваныч, тепло раннее какое, деревья уже листвою убраны, красота! Нету в мире земли равной русской земле, до чего велика, сильна, прекрасна она, а воздух — так аж пьян от чистоты, вода в реке прямо как кристаллами сверкает.

Согреет землю солнце, горячее, умытое, свежее. Ароматы цветущей земли к облакам поднимутся, и всё пестрей и нарядней она будет становиться, словно принцесса. В проснувшемся лесу зазвучат птичьи трели, запрыгают по ветвям зверушки, зашумит лес. Увидят это люди, восхитятся — бессмертна красота природы. И только тысячелетний дуб возле лаза в медвежью берлогу, да старый её хозяин, глядя на резвящихся медвежат своих, застонут неслышно, зная — погибает душа леса.

* * *

Не сумел Славка забыть, не избавился от мыслей о том, что должен что-то сделать, каким-то образом разыскать Димку. Храбрецом или легкомысленным любителем приключений сам себя не считал, но лишился покоя после неудачной погони за Наместниками, и думал, строил планы, а утром того самого дня, когда была устроена облава на нечисть, решился. Собрал рюкзак с кой-какой одеждой, консервами, положил буханку хлеба, нож, спички. Дорогу к избушке Славка помнил лишь приблизительно (или думал, что помнит), поэтому заблудиться ничего не стоило, и Славка это понимал, только ничуть уже не боялся. Без страха думал теперь о лесных хищниках и ночной тьме. Да и людей, похитивших Димку, Славка сейчас бы не испугался. Исчез куда-то страх. Была только злость и обида. И беспокойство за что-то неосязаемое, неуловимое, что может исчезнуть, растаять, оставив после себя тоску и пустоту. Это ощущение Славка не смог бы описать, даже не знал, откуда оно взялось, может быть, жил с ним всегда, и только чудесные события в лесу изменили самого Славку, и теперь он мог видеть и воспринимать больше. Сам мальчик не задавал себе эти вопросы, он безотчётно верил странному чувству.

День был мрачный, промозглый, словно сплющенный между тёмно-свинцовыми тучами и чёрной с крапинами буреющих листьев и жухлой травы землёй. Чуть покачивались под ветром голые деревья по обеим сторонам просеки, казалось, кто-то огромный и исстрадавшийся еле слышно ноет от бесконечной зубной боли. Не таким любят художники и поэты осенний лес, тоскливое, тягостное предзимье не оставило следа от многоцветья пылающих листьев. Отовсюду веяло холодом близкой зимы, воздух, по осени всегда такой терпкий и бодрящий, сейчас отдавал гнилью, всё было безжизненно.

Славка чувствовал враждебность леса. Казалось, деревья нарочно сомкнулись на пути. Капли нарочно падали с мокрых веток точно за шиворот, холодный ветер пробирался за Славкой следом далеко в чащу.

Как будто я виноват, снова и снова шептал Славка. Что Димку схватили...

Славка подумал, что лес не пропустит его к логову леших. А возможно и вовсе погубит, нарочно уведёт в какие-нибудь гиблые дебри. Как ни странно, эти мысли только добавили Славке решимости.

А случилось иначе, наперекор предчувствиям, или, может быть, некая сила всё-таки хранила Славку — к полудню он достиг дремучего сердца леса, места, где несколько дней назад впервые встретился с Димкой.

Здесь всё казалось прежним. Холм с зарослями почернелого бурьяна на пологих склонах, которые ветер успел обсушить после дождя. Ручеёк у подножия. Домик, косивший на гостя крохотным оконцем из неровных кусков стекла. Славка подумал, что ещё пару месяцев назад это жилище было бы трудно разглядеть за высокими травами и кустами лещины, так буйно они тянулись к солнцу, переплетаясь друг с другом.

Избушка встретила Славку тишиной. Хозяева куда-то ушли, но он решил, что удача сегодня и так велика, поэтому не стал огорчаться. К тому же Славка устал, и сил беспокоиться о чём-то просто не было. Он с наслаждением растянулся на травяной подстилке у очага. Славка полагал, что Джа и Кхо, скорее всего бродят где-нибудь поблизости и наверняка к ночи возвратятся домой.

Прошёл, может быть, час, Славка успел уже отдохнуть и даже немного поспал, когда за стеной послышались негромкие восклицания. Это они! — обрадовано вскинулся Славка. Он выскочил наружу и тут же на кого-то налетел. И присел испуганно — перед дверью стоял совершенно незнакомый человек. Синий плащ, камзол, перевязь со шпагой, сверкающая бриллиантами звезда на груди и обруч из драгоценного металла, обрамляющий высокий лоб. Выражение лица у нежданного гостя было надменным, властным. Димка мгновенно узнал бы в нём одного из Наместников, а вот Славка только растерялся. Он прислонился к стене и негромко воскликнул:

— Кто в...?

— Тихо! — сдавленным голосом остановил его маг. Тонкие, чуть скрюченные пальцы Наместника потянулись мальчику, Славка попытался крикнуть, но только молча смотрел широко раскрытыми, дикими глазами на иссохшую, словно мумифицированную ладонь у своей шеи.

Внезапно маг дёрнулся, будто ударенный током, резко повернулся, и тут же лицо его невероятным образом изменилось. Ледяное презрение исчезло, а губы растянулись в улыбке, только в глубине глаз остались еле заметные, недобрые огоньки.

— А, это ты, чучело! — приветствовал он. Из зарослей вышли великан Джа с Кхо на плече.

— Оставь его, Грук, он наш друг.

— Да? А... я подумал было... Ну, тогда извини, малыш, — обратился Грук к Славке, который уже пришёл в себя, но на мага косился с недоверием.

— Славка, ты чуть не опоздал! Беда! Мы уходим. Димка в беде, Ворон в беде. А это — Грук, он Наместник, он пришёл, чтобы помочь нам освободить их. Ты идёшь с нами? — пропищал малютка Кхо.

— Д-да... — Славка не до конца разобрался, кто, всё-таки, кроме Димки, попал в беду, и при чём тут Наместник Грук, но идти с Джа и Кхо спасать Димку — в этом ведь и был главный смысл всего предприятия.

— Тогда вперёд, не медлим! — Славка опять вздрогнул — так громко и властно объявил Грук.

Кхо напоследок деловито окинул взглядом избушку, словно вспоминая, не забыли ли чего-то необходимого в дороге. И тоже скомандовал тоненьким голоском:

— Вперёд!

Грук шёл во главе маленькой колонны, валежник оглушительно трещал под его сапогами. На руки он надел перчатки и с лёгкостью отбрасывал преграждавшие дорогу ветки. От каждого движения мага веяло уверенностью и силой.

За ним шагал Джа с малюткой Кхо на плече. После того, как исчез Димка, жизнерадостного великана словно подменили. Он и прежде говорил не много, теперь от Джа давно никто не слышал ни слова. Он ходил, понуро опустив большую, мохнатую голову, на расспросы леших отвечал угрюмым, злым взглядом. Первые сутки он часто ревел, оглашая лес дикими, жуткими звуками, ломал деревья. Потом великан притих, но только внешне.

Разумеется, Кхо переживал за Димку не меньше. Но за всегдашней суетливостью малыша это было не так заметно. Много забот свалилось на Кхо — надо было всюду успеть, всех предупредить, опросить, разъяснить, чтобы все в этом лесу, да и в соседних, знали — случилось несчастье, явились враги, надо искать Димку, искать изо всех сил — да ещё быть бдительными, ведь кто знает, почему украли мальчика?

Всё это было слишком странным, никак не укладывалось в голове когда-то беззаботного лесного существа. Кхо пришлось играть новую, такую трудную роль командира.

Славка замыкал шествие. Озадаченный появлением и поведением Грука, он, вместе с тем, радовался забрезжившей надежде. И размышлял на ходу, стараясь привести мысли в порядок (чего те никак не хотели делать):

"Кто он, этот Грук? Слишком странный человек. Или маг. Маги — они и должны быть такими? И почему он вдруг за нас? А ещё Ворон какой-то тоже... Откуда они все взялись?"

Славка не хотел расспрашивать Кхо в присутствии мага. Он решил подождать — часто вопросы разрешаются сами собой. Ещё он вспомнил об оставленном в избушке рюкзаке, хотел разозлиться на свою забывчивость... но не получилось. А малютка Кхо вдруг заговорил сам, обращаясь к Славке:

— Вы ушли тогда, а мы с Джа так отчего-то боялись за Димку! Мы без него уже не могли, понимаешь? Пусто было везде, изнутри давило — я чувствовал беду. На другой же день мы обыскали и деревню твою, и ещё пол леса. И с горя подвывали, точно волки. — Кхо говорил жалобно, Славка даже подумал, что в голосе малыша — упрёк ему. Но нет, вот Кхо повернулся, и Славка понял по его глазам — никакого упрёка нет. Просто хотелось малышу хоть кому-то излить душу, пожаловаться. А Славка — поймёт, это Кхо знал. — Наконец, мы совсем измучились, пошли опять в деревню. Там собака одна вспомнила, что какая-то тетка, чтоб ей пусто было (Славка опустил голову), поймала нашего мальчика в конуру. А потом его утащили люди, какие-то неправильные старики. Джа, когда узнал это, будто взбесился — ночами рыскал по сёлам, а днём неистовствовал в лесу. Потом к нему другие лешие присоединились, стали изводить людей за Димку...

— А люди-то при чём? — вдруг отозвался Грук.

— Димка говорил — люди плохие!

— Вот уж это — точно! — раскатисто хохотнул маг, словно забыл осторожность. Никто из его спутников не уловил иронии в словах Грука. — А сам он — разве нелюдь?

— Димка особенный. Трудно объяснить так, — задумчиво сказал малыш. Спустя минуту он встряхнулся, словно сбрасывая оцепенение, продолжил: — Четыре дня назад кто-то из них ранил Джа из... как его?

— Ружья? — подсказал Славка.

— Ага, из ружья. Рана быстро зажила, но мы решили — пусть люди уходят. Они надоели нам, они злы, жадны, коварны. Они губят лес. Больше терпеть невозможно. Мы прогоняли их из леса. А сегодня утром пришёл вот он. — Кхо кивнул на мага. — Он сказал, Димке грозит опасность, надо идти во Дворец, выручать. Ещё он сказал, что ушёл от магов...

— Ну да, если Вампыр, один из Наместников, сядет на трон — всем несдобровать! — перебил Грук. — Ни Димке вашему, ни мне, никому. Он — дьявол! Я решил, пусть лучше правит... Ворон, старый, верный великому делу Мерлина маг. Наместники схватили его, схватили Димку — потому что мальчик узнал случайно одну важную тайну... Мы должны спешить, освободить наших друзей.

— А где же остальные лешие? — спросил Славка.

Малыш махнул рукой.

— Бродят где-то. Некогда искать.

глава 8

С особым волнением я приступаю к изложению этой части истории. Ведь именно в ней должны произойти события, которые определят судьбы всех героев повествования. В самом деле — наступает момент, когда пути Вампыра и Димки, Грука, Славки, Джа и Кхо, Ворона, Урда и других Наместников неизбежно пересекутся. Кто может сказать, как завершится столкновение? Интриги магов зашли столь далеко, что развязка стала неотвратимой. И более всего, разумеется, опасность грозит принцу. Не знаю, проявит ли себя Димка в кульминационный момент как истинный наследник трона повелителя волшебных сил Земли... Не знаю, и не смею рассуждать о смелости и о подобных вещах, не мне судить об этом, не я, но Димка, одиннадцатилетний мальчишка оказался там, в минуты, когда решалась участь волшебного мира Земли...

Возможно, я говорил уже, но стоит напомнить — убить принца Наместники не могли. Сила магического Кристалла уничтожила бы всякого в тот миг, когда злоумышленник прямо или косвенно вздумал осуществить преступление против воли Мерлина. Множество планов было составлено, пока Димка отсутствовал во Дворце. Заговорщики предлагали устроить несчастный случай, подкупить бандитов. Однако Ворон, подозревавший о заговоре, созвал магов и предупредил их, что Мерлин не был столь наивен. Если наследник трона погибнет — погибнут все, кто прямо или косвенно окажутся причастны к его смерти. Об этом ясно написано в Книге Кристалла.

На время Наместники отчаялись. А Ворон допустил ошибку. Посчитав, что враги достаточно усмирены, он отлучился из Дворца, чтобы разыскать своих давних знакомых из числа низших магов. Ворон намеревался созвать Великий Совет, на котором присутствовали бы самые разные существа волшебного мира. Именно среди них можно было найти союзников принцу. Если бы Великий Совет удалось собрать до переворота, Наместники почти наверняка бы проиграли. Ворон торопился. Он отчаянно жалел, что Мерлин не предусмотрел этот вариант, и не распорядился созвать Совет до объявления воли Кристалла. Впрочем, Мерлина можно было понять — он помнил Наместников послушными, угодливыми, устрашёнными, верными его слову и делу. Самого понятия "Великий Совет" при Мерлине не существовало, да и Мерлин на самом-то деле не правил миром — он лишь "приглядывал" за ним, время от времени призывая Наместников из разных концов Земли, чтобы выслушать их доклады, дать совет или указание. Собрания магов и прочих волшебных созданий время от времени устраивались, но то были скорее шабаши или праздники, на которых гости могли себя показать и на других поглядеть, узнать новости или попросить о помощи.

Пока Ворон отсутствовал, Вампыру удалось проникнуть в библиотеку Мерлина, изучить Книгу Кристалла. И действительно — Кристалл бдительно охранял жизнь принца, страшная кара ждала любого, по чьей вине наследник мог погибнуть. Однако в Книге не говорилось о том, что принцу вовсе нельзя причинять вред. Либо Мерлин упустил эту возможность, либо посчитал слишком сложным оговорить все нюансы понятия "вред", либо вообще не предполагал, что наследником может оказаться простой смертный. Так или иначе, но Вампыр решил, что вовсе не обязательно избавляться от принца сразу. Достаточно будет лишить его возможности править, изъявлять свою волю. Конечно, можно было просто запереть его где-нибудь на краю света в темнице, под присмотром верного слуги... Верного слуги? О, нет, уж кто-кто, а Вампыр не собирался доверяться слугам. Даже верным, окажись у него такие. Слуги совершают ошибки, а пленники имеют свойство непостижимым образом ускользать из самых надёжных темниц. Поэтому принца решено было для начала лишить языка. Злобный и подозрительный Гат из Шотландии советовал Вампыру для надёжности ещё и ослепить мальчика, отрезать руки и ноги, дабы полностью исключить все возможные варианты возвращения принца на трон. Но Вампыр не согласился с этим планом — он опасался, что здоровью наследника будет причинён слишком тяжкий урон, и когда тот умрёт, Кристалл может расценить совершённое как убийство.

Трудно сказать, правильно ли поступил Ворон, отпустив Димку домой. Оставлять мальчика во дворце тоже было рискованно, и Ворон надеялся, что маги не сразу поймут, что принца нет в его подземных апартаментах. Так и случилось, и Ворон получил почти целый месяц времени, в течение которого Наместники полагали, будто Димка остаётся во дворце, в каких-нибудь секретных и тщательно защищённых магией покоях. Наконец, обман раскрылся...

* * *

...Когда Вампыр с Урдом и пленником возвратились во дворец, их уже ждали. В одном из залов, далеко не таком внушительном, как тронный, собрались они — люди, повелевающие магическими силами, с душами и сердцами, окаменевшими за века. В неизменных, тёмно-синих нарядах, грозные, величественный, безжалостные. И страшные. Казалось, в их глазах нет живой искорки, а тела так же холодны, как мрамор и гранит дворца. Они хладнокровны, как удавы, ледяной хваткой удушающие жертву, и, наверное, ни один мускул бы не дрогнул на лицах, если бы даже скала рухнула на их головы.

Пять магов встали по окружности зала, освещённого громадной люстрой. Урд вытряхнул мальчика на середину. Каким маленьким и беспомощным выглядел он сейчас... Едва став на онемевшие от неудобного положения ноги, Димка затравленно огляделся. И понял — сейчас всё будет кончено. Он хотел отойти к стене — невыносимо было так стоять в самом центре зала — но остановился под пронзительным взглядом мага. Вздрогнув, Димка повернулся, кинулся назад, поскользнулся на гладком полу и неловко упал. Подниматься он не стал, боясь ещё раз увидеть их лица.

А маги молчали и не двигались. Тишина овладела гигантскими покоями подземного дворца. На холодном полу, под высокими сводами замерла, сжавшись, маленькая фигурка. Никто не решался первым ступить к ней. Никто.

И вдруг — словно волна пробежала по залу — маги качнулись вперёд, разом. И ещё, и ещё. Ближе и ближе, пока не сомкнулись их плащи вокруг Димки. Тогда он поднял голову и чуть слышно прошептал:

— Пусти... те! — И, обессиленный, закрыл глаза.

Он чувствовал, как его подняли и понесли. Несли долго, двигаясь ровно и мягко, словно опасаясь расплескать что-то. Внешний мир погрузился для Димки в какой-то туман, мысли остановились, склеенные тягучим оцепенением. То ли гипноз, то ли ужас, то ли другие, неведомые силы сжимали разум в тиски. Возможно, это был наркотический дурман, сродни тем снадобьям, какими в древних цивилизациях подавляли волю несчастных, предназначенных в жертву богам.

Очнулся Димка уже связанным по рукам и ногам, прислонённый к холодному, шершавому столбу. Тонкие, крепкие верёвки вонзались в обвисшее бессильно тело, причиняя боль. Невыносимо захотелось пить, в голове шумело и звенело тысячами нот, ныли все мышцы. В любое другое время Димка бы просто закричал, заплакал от боли, от страха, от жалости к себе. А сейчас... Сейчас он увидел врагов.

Вот они, близкие и бездушные. Без масок, уверенные в безнаказанности. Один держит в руках странный предмет...

"Гады! Дряни! Я растоптал бы вас всех, дайте мне только свободу, я убью, я разорву ваши каменные морды!"

Что-то случилось вдруг в душе мальчика. Он почувствовал себя выше этих мерзких тварей, сильнее, гнев подступал к горлу и перехлёстывал через край.

"Как вы смеете, подлые изменники, пугала с глазами питонов, подойдите только ближе, и я... я!.."

Димка захлебнулся воздухом, сжал зубы и пальцы, до крови раздирая кожу о путы, в дикой ярости вжимаясь в каменный столб. В его глазах в тот момент пылал огонь ещё более сильный и грозный, чем даже ледяные молнии врагов. Это пламя, вырвись оно наружу, поразило бы магов, словно струя пламени из огнемёта сухие снопы. Димка стал Принцем...

Маг, уже было двинувшийся к нему, остановился, поражённый столь внезапной переменой, потом отпрянул в растерянности. Они стояли неподвижно. Они не могли смотреть ему в глаза. Они, смотревшие в глаза Мерлину! Они пятились, будто шкодливые шакалы под взглядом Человека.

Принц заметил это.

"А, поджали хвосты! Ну, вы, трусы, вы всесильны только над теми, кто прячет глаза перед вами. Что затихли, гады! Я освобожусь — как я покараю вас!"

Димка уже уверился в победе, совсем забыв о своей беспомощности, и тут...

— Э, вы размокшие тряпки! Что смотрите, как кролики? Он младенец, а не удав. Неужели, забыли, кто он? Вы маги, вы Наместники. Выколите ему глаза, и, если у вас нет воли смотреть в лицо щенку — не смотрите! Но помните — вы превращаетесь в ничтожеств. Чего боитесь — вам теперь нечего терять. Скорее! За дело!

Тут бы и кончилось, вернее всего, наше повествование, но те секунды промедления, что допустили маги, оказались для них роковыми...

* * *

...Грук вёл спутников бесконечными переходами, лестницами, большей частью погружёнными во тьму, злым шёпотом торопя великана, неуклюже протискивавшегося в тесные проёмы. Шаги почти полностью глушил пол, нарочно вымощенный пористым камнем, и это тоже сбивало с толку Джа — переходы то поднимались, постепенно превращаясь в ступени, то, сделав очередной крутой поворот, вдруг резко уходили вниз — и по звуку шагов нелегко было определить, как движется идущий впереди маг. Худо приходилось и Славке, мальчик боялся отстать и навсегда пропасть в подземном лабиринте.

Тайные переходы дворца долгое время пребывали без надобности, порою целые пласты пыли рассыпались от движения воздуха, изредка проносились у самой головы летучие мыши — и Славка всякий раз вздрагивал и ежился от озноба.

Маленький отряд пробирался туда, где по словам Грука должны были собраться маги-изменники. И внезапно Наместник остановился.

— Чего?! Чего, а? — взволнованно и тихо просипел Кхо, когда великан едва не свалил мага с ног.

— Здесь, — Грук указал на дверь в стене, почти сливавшуюся с нею. — Маги заточили Ворона. Без него нам нечего и пытаться спасти принца. Но дверь заперта... И мои заклинания перед этим замком бессильны. Всю дорогу я думал, как справиться с этим препятствием. Не знаю. Не нашёл способа...

— Так... — прошептал малыш. Напряжённое молчание повисло в подземелье.

— Талисман! — звонкий, сорвавшийся от волнения на последнем слоге, голос мальчика разбил тишину.

— Тише! — Грук даже вздрогнул. — Какой, к чёрту, талисман?

Славка молча, не медля ни секунды, выхватил из кармана подарок Урда, приложил к замку. Казалось, даже стены заскрипели, просыпаясь от вековой дрёмы, когда тяжёлая глыба из почерневшего серебра со скрежетом отошла в сторону. Грук только мельком взглянул на перстень в руке у мальчика, и в следующее мгновение проскользнул в нишу, махнув остальным, чтобы шли следом. Очутившись в сплошном мраке, они вертели головами, напряжённо вглядывались во тьму, на ощупь продвигались вдоль холодных стен, пока не упёрлись в тупик. Тогда Грук что-то вспомнил, коротко выругавшись, достал из кармана камзола старинное огниво. На трут посыпались снопы искр, слабый огонёк выхватил из темноты кусок стены со вставленным в отверстие факелом. Грук поспешно ткнул горящим клочком в фитиль, зашипел, обжёгши пальцы, и выдернул факел из стены.

Теперь путники смогли различить очертания небольшого зала. Он был похож, скорее, на коридор с высоким потолком, абсолютно без украшений, без люстр и факелов, кроме того, единственного, что был в руках у мага. Неровно обтёсанный камень стен, пола, потолка словно вытягивал тепло и свет, отдавая взамен мертвый холод. Наверное, это место было самым тайным и надёжным укрытием дворца — или тюрьмой, расположенной в стороне от парадных, роскошно отделанных самоцветами и драгоценными металлами покоев. Камень словно сам говорил о неприступности этого обособленного убежища — здесь каждая клеточка тела чувствовала мощь и тяжесть нависающих над живыми существами тысяч тонн тверди. Даже Грук на секунду замер, поддавшись власти камня, об остальных же и говорить нечего — они будто сами превратились в изваяния и зачарованно молчали. Грук, однако, очень быстро собрался внутренне, ещё раз окинул взглядом зал, выступил на середину. Лицо мага как-то исказилось, словно по нему прошла судорога, тень Наместника причудливо и страшно заплясала по полу и стенам. Пламя факела отчаянно трепыхалось, будто живой зверь, попавший в капкан и чующий неминуемую смерть.

Маг вставил факел в углубление в полу, сам стал рядом, едва не задевая краем плаща коптящие языки. Он расположился спиной к поражённым спутникам, и они видели только, как бесилась тень мага, выписывающего руками в воздухе невообразимые пассы, видели, как пламя то вздымалось в рост человека, то грозило погаснуть, а облака сизого, едкого дыма, принимая феерические очертания, десятками невесомых химер уносились к потолку.

В полной тишине, без движения застыли у стены свидетели магического действа. Впервые у них на глазах творилось истинное, могучее волшебство. Джа теперь был похож на чучело медведя со вздыбленной шерстью и остекленевшим взглядом, словно в ту минуту разум и даже жизнь покинули великана. Кхо, вцепившийся ручонками в косматую шею друга — казался маленьким котёнком перед лицом неведомой опасности. И Славка — точно испуганный цыплёнок, не выпустивший из побелевших ладоней лапу Джа... Они смотрели.

И это произошло. Где-то внизу послышался сдавленный рёв проснувшегося чудовища — так показалось друзьям — и перед магом прямо из щели в разверзшемся полу появился огромный чёрный ворон. В то же мгновение раздался страшный треск — скальные плиты сдвинулись, и щель исчезла. Ворон пошевелился. Сверкающим взором он окинул мага с ног до головы — и тот съёжился, словно уменьшился в размерах.

— Подлецы! — гневно, громовым голосом воскликнул Ворон. А Славка в ужасе опустился на пол — колени мальчика подогнулись. — Подлецы, изменники!

— О, Ворон...

— Ты... Ты! Я раздавлю тебя, как блоху!

— О, великий, я не виновен, я не с НИМИ... — Ворон пристально взглянул в глаза мага. — Великий, я старался, как мог. Но открыто противостоять им — значило только погубить всё. Всё напрасно, великий, принц у них, он в страшной опасности, и у нас нет времени...

— Презренный, ты хочешь, чтобы я поверил тебе? Только потому, что ты освободил меня для какой-то своей, корыстной игры!

— Но за что ты отказываешь в доверии мне? Взгляни, великий, я привёл с собой друзей принца, они подтвердят мои слова и намерения.

Только теперь Ворон обратил взгляд на прижившиеся к скале фигурки.

— Кто вы?

Но ответа не последовало. Ворон приблизился к ним, глаза несколько мгновений изучали лесных существ, и невыносимо долго пытали мальчика.

— Хорошо. Пусть так. — Ворон повернулся к выходу. — Твоё счастье, Грук, что я не знаю за тобой тайных делишек. Но — смотри!

Великий маг направился к двери. В проёме он чуть задержался.

— Принц во дворце?

— Да.

Едва Ворон скрылся в переходе, Грук обратился к спутникам:

— За ним. Быстро!

* * *

Помощь подоспела вовремя. В зал первым ворвался Грук, заставив магов своим появлением прервать исполнение их дьявольского действа. Вампыр, не скрывая подозрительности, раздражённо спросил:

— Грук, что такое?..

Но тут же был вынужден защищаться, потому что Грук без слов выхватил палаш, направив клинок с маленьким огненным шариком на конце в сторону магов. Они тут же обнажили оружие, изготовившись к схватке. Исход боя был бы предрешён, но вдруг...

Сразу два смутьяна рухнули замертво, обратившись в кучки пепла на том месте, куда низвергся со свода огненный смерч. Маги в ужасе отпрянули. Перед ними стоял старик, низенький, сухой и немощный с виду, с косматыми седыми бровями, седою, до самого пола бородой и лысой головою, такой иссохшей, что казалось, кожа обтягивала череп, лишённый мускулов и жил. Но страх и изумление магов быстро прошли. Ибо стариком этим оказался всего лишь Ворон в своём настоящем обличии, не виденном доселе никем из живых, — а вовсе не Мерлин, за которого они и приняли в первые мгновения его верного слугу. Не Мерлин — хотя куда опаснее Грука.

Некоторое время маги колебались, зная — в схватке с Вороном и Груком многие изменники будут уничтожены — их осталось пятеро против двоих.

— Маги, иного пути нет, — мрачно прохрипел Вампыр. — В человечьем обличье Ворон опаснее, но и сам он вот-вот рассыплется от древности — действие Эликсира Мерлина для него прекратилось! — Он ядовито усмехнулся, глядя в глаза Ворону. — Твои часы сочтены, слуга!

И завязался бой. Самый беззвучный и при этом — самый смертоносный из когда-либо виденных людьми. Грук и Ворон, прислонившись друг к другу плечами, выставили клинки. Маги-изменники тоже сдвинулись, направив на противников острия палашей. Сталь раскалилась добела, испуская молнии — зелёные и синие трещины в пространстве метались от клинка к клинку. Кто-то из Наместников уже обратился в серый пепел, а его палаш с тихим и жалобным звяканьем упал на пол, когда за спинами сражающихся отступников показались Джа с Кхо и Славка. Малыш прыснул с плеча друга к столбу и моментально перегрыз путы на Димке. Тот еле устоял на ногах, и, поддерживаемый Джа, с волнением наблюдал за поединком. В живых теперь оставались только Ворон и Вампыр, но силы старца-слуги быстро угасали. Едва удерживая в ладонях палаш, он обратился к принцу:

— Ваше высочес... в тронный зал скорее... за троном меч... сруби цепь!

Произнесённые слова ещё больше истощили Ворона, он отступил к стене, чтобы прислониться. Почерневшие пальцы судорожно сжимали рукоять.

Димка не смог ступить и шагу — голова вдруг закружилась от слабости. Он умоляюще глянул на Джа. Великан всё понял. Подхватив Димку на руки, Джа бросился из зала, наугад по тёмным коридорам.

Чутьё или удача, или что-то другое привело Джа к гигантской двери, украшенной золотым барельефом. Толкнув её ногою, Джа ворвался в зал и тут же растянулся на скользком полу. Увидев трон, Димка переборол слабость и, не дожидаясь, пока великан поднимется, на четвереньках пополз к возвышению. Большего всего в эти мгновения Димка боялся, что меч окажется теперь слишком тяжёлым для него, но все опасения рассеялись, едва только он, собравшись с силами, дотянулся до цели. Через ладонь, соприкоснувшуюся с холодным металлом рукояти, как будто хлынула свежей волной неведомая мощь, и Димка почувствовал, как приятная прохлада делает его тело живым и сильным, словно сжались и стали готовыми к действию миллионы тугих пружин.

Димка вскочил — свободно и бесстрашно, без усилия поднимая сверкающее драгоценными камнями оружие. Бесконечную секунду он не мог оторвать глаз от бегучих огоньков на лезвии — таким оно казалось прекрасным. И ни за что на свете не назвал бы Димка в тот миг чудесный меч тем, чем являлся он на самом деле — грознейшим оружием в мире...

В зал, пошатываясь, ворвался Вампыр с перекошенным от ярости лицом. Страшная догадка поразила Димку: "Ворон!.." И чуть-чуть шевельнулся где-то далеко внутри страх. И сразу пропал. Вампыр сам испугался, увидев меч. Он замер перед троном, и слёзы покатились по его изрезанному морщинами лицу. Он проиграл. Проиграл не могущественному Ворону, не магам, а мальчишке. Но даже не это душило сейчас Наместника. Какая-то неизвестная доныне боль, боль неминуемого прощания с жизнью. С борьбой, с надеждой, сожаление по бессмысленно прожитым векам, которых не вернуть, как не вернуть и надежды на что-то великое, что-то дивное, надежды, сделавшей много веков назад из человека — мага.

Глаза Вампыра, источавшие ледяной огонь, потухли и остекленели, а тело жило. И тут Джа, находившийся позади мага, бесшумно подскочил к нему, вытянув руки. Раздался отвратительный хруст, и окровавленная голова смутьяна-Наместника полетела в дальний угол. Джа радостно плясал, а Димка, чуть вздрогнув при этом звуке, даже не посмотрел в их сторону. Его внимание несколькими мгновениями раньше привлёк Ворон, появившийся в зале.

Великий старец, поддерживаемый Славкой, беззвучно всхлипывавшем от потрясения, едва живой, весь обгоревший и без одного глаза был невыразимо страшен и жалок. Несчастный умирал, вместо дыхания из его груди вырывались хрип и стоны, и Славка, вконец измученный, остановился посреди зала. Димка подбежал к ним, опустился на колени рядом с Вороном и заплакал.

Мутный взор старца вдруг прояснился. Он прижал дрожащей рукой белую, без кровинки, ладонь мальчика к своей груди.

— Мой принц, — прошептал он холодеющими губами. Ноги уже не слушались его. Ворон опустился рядом с Димкой. — Это страшно, мой принц. Но ты будешь жить. Ты — Принц, я понял это ещё тогда... Ты станешь прекрасным и великим... — Ворон задыхался, но из последних сил не закрывал глаз, чтобы видеть мальчика. — Ты спасёшь волшебство мира, Принц! — Он повалился на зеркальные плиты, и агония сотрясала его тело, но ладонь Димки он сжимал крепко. Вдруг он на мгновение пришёл в сознание и прошептал:

— Ты разрубил Цепь? Разруби... — и затих.

Во дворец входила новая Сказка. Скоро-скоро она высушит слёзы на лицах друзей, развеет печаль и прежние тревоги, будто летний дождик пробежит по земле, смывая пыль, и мир засверкает под солнцем...

Книга вторая

Часть первая Дворец

глава 1

А в городе шёл дождь.

Крупные, холодные капли падали на асфальт, на камни, на скучную, голую землю. Она недовольно фыркала и чихала, ёжилась мутными лужами. Всё было серым и безжизненным.

Земле не нравился этот дождь. Она готовилась к зимнему сну, по утрам поскрипывая в морозце, а глубокие овраги до самого полудня оставляли у себя внизу на потемневшей траве серебристый налёт инея. Земля устало задремала, и дождь ей теперь только мешал.

Город просыпался. Облака беспорядочно двигались в небе, толкаясь, рассыпаясь в разные стороны. Лужи на асфальте начинали всхлипывать и плескать водой на ноги торопливо шагающим людям. Просыпались дома, на час обсыхали, обдуваемые ветром, потом снова покрывались кляксами дождя. Окна, сияющие голубым или оранжевым в солнечную погоду, сейчас растворили в себе унылость, вдвинулись глубоко в ниши каменных панцирей. Автомобили сновали туда и сюда, не делая город живым. Взрослые торопились, не поднимали взгляды. Замелькали школьники в пёстрых куртках, но и они были молчаливы и сосредоточены. Таяли остатки ночных тайн и настроений, рассыпались бесплотные сны.

Как мало знает город дня о городе ночи. Не о том городе, где огни, шумные рестораны, тёмные личности крадутся в тёмных переулках, и временами воцаряется какая-то нереальная даже для спящих улиц тишина. Жизнь истинного города ночи обыкновенно не видна людям. Но обнаружить её можно, если знать, где и что хочешь найти.

После полуночи заберёмся на крышу трёхэтажного дома в старом квартале. Увидим множество других крыш, кое-где здания снизу будут скрыты тьмой, другие же помигивают точками огней. Простор. На крыше — чистый, промытый дождём воздух. Где-то поблизости живут птицы, а ветер приносит неожиданные и необычные звуки и запахи. А в небе сквозь слои бегучих облаков проглядывает луна. Дух приключений — они рядом. И грудь хочет разорваться, чтобы вдохнуть в себя всё это. Ну кто же станет спать, когда такая ночь? Не спите! Пусть ваши родные там, внизу, в мягких кроватях видят сны. А мы высоко. Мы сейчас дышим жизнью настоящего Ночного Города, и сны наяву прилетят к нам. Мы увидим Город, мы увидим волшебство...

Вот! Слышите скрип? Робкий, почти неразличимый. Это ветхая дверь чердака отворяется, обнаруживая зияющий провал в крыше. Низенькая, сгорбленная фигурка медленно выбирается на крышу.

Ночное существо, кряхтя, выпрямилось, потянулось узловатыми руками, несколько раз чихнуло, сгоняя пыль с одежды и длинной, косматой бороды. Потом деловито огляделось, шумно вдохнуло влажный воздух, причмокнуло от удовольствия и надолго замерло.

Существо никуда не торопилось. Возможно, оно даже задремало несколько раз, чуть заметно вздрагивало, очнувшись, внимательно вглядывалось куда-то в пустоту.

Один раз луна, проглянув в прореху туч, особенно ярко высветила его лицо. Серебристые, густые, кустистые брови, большой, до уродливости нос. Взгляд старика в эти мгновения стал необыкновенно живым, цепким. С севера, над крышами домов, чуть повыше торчащих беспорядочно антенн, летело нечто странное. Оно быстро увеличивалась в размерах, меньше чем за полминуты приблизилось к дому на расстояние, достаточно близкое, чтобы можно было различить в летуне сгорбившуюся старуху верхом на палке. Старика-домового захватила настоящая буря восторга — он неуклюже подпрыгивал, размахивал руками, топал и пытался что-то кричать слабым голосом. Выделывать на покатой крыше все эти трюки было довольно опасно, по счастью, летучая старуха быстро заметила подаваемые ей знаки и тот час же опустилась на крышу к домовому.

— Кассиза, ты ли это? Мои старые глаза отказываются верить. Ох, неужели, это ты? — Старик, давным-давно отвыкший говорить в полный голос, выталкивал из груди только писклявые и сиплые звуки, в которых с трудом можно было разобрать слова. Он порывался обнять ведьму, но та мягко отстраняла его.

— О, Кассиза, забыть всё, забыть всё прошлое? Сколько же лет минуло?! Неужели ты не рада меня видеть?

— Пф-ф...

— А помнишь те ночки, помнишь, а? О, Кассиза, мой чердак скоро развалится, но — пусть, я улечу с тобой хоть в ад!

Кассиза деликатно, насколько то вообще было возможным для существа, принадлежащего к нечистой силе, прервала его излияния:

— Успокойся, старичок. Теперь другие века — люди кругом так и кишат. Ну, что ты?! Помню, помню я всё...

— А за столько лет и одним глазком не собралась поглянуть...

— Да ладно, дед, ладно!

— Ладно... Сама-то, небось, с молодёжью на горку летаешь?

— Ох уж, ты скажешь! Какая молодёжь, дед? Её нету теперь, никакой молодёжи. А что не бывала давно, так оно — время такое. Вот ты — часто ли теперь на крышу выползаешь, на звёзды любоваться? А? То-то! Одряхлел, можно подумать — старше меня лет эдак тыщ на пять... Тебе свобода нужна, дед. Давай присядем, а то я отвыкла уж на крышах плясать...

Они сели. Домовой притих, погрузившись в воспоминания.

— Эх, Кассиза, помнишь: мы под ручку идём, луна, звёзды, простор такой и — песни. Какие песни были! Ты не забыла то маленькое привидение? Вижу, нет. Весь город слушал его трели. Притихнет за полночь всё — у-у-у-у-эа-эа-э-э-э-а! Душа к небу мчится. Но и сами ночи — какие были ночи! А ведь я ждал тебя всё это время, и этой ночью... — Старик с нежностью коснулся её руки.

— Ладно, дед. — Кассиза вдруг встала. — Я тут по делу.

— По делу? Ты?!..

— Ну, и так что же? Что тут такого?

Домовой удивлённо хмыкнул.

— Какие же это дела у ведьм появились? Или жилплощади малы стали?

— Да ну тебя, дед! Вот балагурю я с тобой уже битых полчаса, гляди и рассвет наступит... Ну, в общем, так. Летишь со мной?

Домового столь поразило это предложение, что он, словно лишившись дара речи, вскочил и затряс головой.

— Да погоди. Не на шабаш. Тут серьёзное дело. — Кассиза подчеркнула. — Серьёзное очень дело. Похоже... власть меняется... То ли сменилась уж.

— Чего? Ты это... Чего? САМ умер?! Шутишь, бабка!? Ты меня не дури. Нет, чего, неужели ж правда? — Старик в волнении сперва снова сел... затем встал, уже опираясь на трубу. — Слухи это. И дурные какие... слухи. Не мог он... А кто ж теперь на троне?

— Да говорят там больно невнятно что-то... Чёрт его знает. Слыхала, мол, всех Наместников перебил, а Ворон так и при смерти.

— И Ворон!? Ах, подлецы!.. Хотя, если рассудить — нам-то что с того, кто во Дворце властвует? Одна разница — сдохнем мы скоро, истлеем и рассыплемся при такой жизни...

Они некоторое время молчали.

— Ну так летим?

— О чём разговор!

Спустя минуту странная пара взмыла в ночное небо...

глава 2

Маленький мальчик сидит в огромном зале. Зал пустой и холодный. И красивый. А мальчик... Нестриженные, спутанные волосы, потёртая куртка, порванная на спине и на локтях, школьные брюки, вылинявшие и грязные. Лицо у мальчика грустное, но живое. Кажется, будто мальчик чувствует себя одиноким — но потом вдруг вспоминает, что у него есть друзья, они даже и не так далеко — и тогда мальчик стряхивает грусть, пытается быть бодрым, он окидывает взглядом зал... но снова находит вокруг тишину и тяжесть одиночества.

У мальчика есть друзья, но они не знают, как помочь. Есть и власть — огромная, фантастическая власть — но мальчик не знает, как её использовать. Он — Принц. И он должен что-то делать... Но кто подскажет — что?

...-Димка?

— А?

— Ты чего так... сидишь? Из-за Ворона? — Славка тихо подошёл к нему, присел рядом.

— Ну, — Димка пожал плечами. — Я совсем мало знал его... А всё-таки...

— Он кто?

— Я точно не скажу, вроде как помощник Мерлина... был.

— А эти? За что они так?

— Мешал он им, он хотел, чтобы волшебство в мире жило. А Наместники только власть взять хотели. Ворон стал меня защищать, когда Кристалл выбрал, чтобы принцем... Кажется... он вообще хорошо ко мне относился, не только из-за того, что я принц. Я даже когда только-только во дворце очутился, почувствовал: Ворон — он особенный. А теперь... как теперь без него?

— Это же я виноват, — прошептал Славка. — Что маги тебя схватили.

— Какая теперь разница? Ворона они всё равно давно заточили. А меня... наверно, схватили бы и так, чуть позже. Кхо говорил, что у тебя кольцо оказалось магическое. Если бы не оно — Ворон, может, так замурованным и остался? И мы бы все погибли... Хорошо, что ты про кольцо вовремя вспомнил. А Ворон... Он не потому умер, что слабее магов. Он бессмертный был, пока птицей оставался. Я сейчас только сообразил, что ему всё равно умереть бы пришлось. Эту историю Ворон мне давно рассказал.

— Какую историю?

— Про то, как Мерлин волшебный мир спас и Ворона в птицу превратил. Про эликсир.

— Ты мне расскажешь?

— Ладно. Потом...

Надо его отвлечь, подумал Славка. От всех таких мыслей. Только бы не сказать что-нибудь неправильное. Отчего ему ещё хуже сделается.

Но весёлые темы для разговора в голову не приходили. Поэтому, Славка просто сказал:

— Чего ты себя зря мучишь? Надо о хорошем думать, тогда и выход скорее найдётся!

— Да?.. Наверно, ты прав. Только о чём?

Славка стал вертеть головой, точно что-то в зале могло подсказать ему интересную и негрустную тему.

— Хочешь, — предложил Димка. — Я расскажу историю, которую мне Кхо рассказывал, про старые времена? Много-много лет назад, когда леса были без конца и края, дремучие и ужасно дикие, а люди трепетали от страха, услышав, как перекликаются лесные существа, а ведьмы...

— Послушай, а где Кхо? — вдруг перебил Славка.

— Я думал, он с тобой был.

— Не-а...

Димка обеспокоенно вскочил.

— Пошли, посмотрим!

Из тронного зала Димка помнил только одну дорогу — в небольшой покой с длинными диванами вдоль стен. Дальше коридоры дворца расходились в разные стороны, и Димка не мог с уверенностью сказать, в каких из этих переходов он бывал. После битвы с магами и смерти Ворона, Димка с друзьями не стали исследовать дворец, решили отдохнуть, вместо спальни устроившись в зале с диванами. Димка проснулся вторым. Славка ещё спал, Кхо задумчиво изучал барельефы на стенах, великан уютно сопел, положив голову на сложенные руки.

Сейчас эта зала оказалась пустой. Димка в растерянности замер. Наверное, Джа с малышом зачем-то пошли в один из переходов, но какой?

— По-моему, в этом месте тоже была дверь? — неуверенно предположил Славка. — А сейчас дверей будто меньше...

Помня о том, что некоторые из переходов во дворце закрывались каменными плитами так, что вход становился незаметным, Димка подошёл к стене. И на секунду замер, ему почему-то сделалось страшно, словно все эта толща скальных пород только и ждала неосторожного гостя, чтобы раскрыться, впустить — и поглотить.

С тихим рокотом отошла дверь. И в то же мгновение на Димку прыгнуло существо... Димка вскинул руки, чтобы отбиться, но существо — лохматое, дрожащее — успело обхватить его шею, жалобно бормоча.

Из темноты перехода высунулась голова Джа.

— Почему она закрылась, Димка!? Там страшно, там ход такой длинный — он, наверно, ведёт в самую середину земли! — причитал Кхо.

— Зачем вы туда пошли?

— Не знаю, Димка, не знаю, тут, внизу, в этих камнях всё плохое. Я не могу запоминать дорогу, камни обманывают меня, путают, пугают. Они очень-очень холодные. Мне послышалось, будто оттуда слышен твой голос, я разбудил Джа, потому что сам боялся...

— Может, это было какое-то эхо?

— Да, наверное, эхо, наверное...

— Но почему же она закрылась? Неужели, ловушка? — удивился Димка.

— Если ловушка — тогда почему сразу и открылась, когда ты её коснулся?

Димка с опаской просунул голову в проём, потрогал края руками. Потом отступил, снова положил ладонь на камень стены. Плита, заворчав, закрыла проход.

— Она слушается...

— Я тоже попробую. — Но у Славки открыть дверь не получилось. Кхо и великан тоже не смогли подчинить хитрый механизм. Дверь отодвинулась только когда её снова коснулся Димка.

Они некоторое время экспериментировали, и обнаружили, что почти все переходы Дворца закрываются, стоит кому-нибудь приложить ладонь к стене у дверного проёма. А вот открывать их мог только Димка.

— Наверное, у тебя тоже есть какой-то магический предмет, — предположил Кхо. — Есть, да? Ты покажешь?

— Кхо, понимаешь... Мне кажется, дело не в магических предметах. Ну, у меня их нет, точно.

— Тогда ты знаешь секрет, да? Этих дверей...

— Я догадываюсь. Кхо... ты вот спрашивал о Вороне... А ты, Славка, хотел узнать о том, как я попал сюда первый раз. Я рассказывал вам, но не всё. Не рассказал о том, почему они хотели меня уничтожить.

— Ну... Грук, вообще-то, говорил об этом. Он сказал, что ты случайно узнал тайну... Или, может быть, даже не узнал — маги только подозревали, что ты мог знать.

— Какой Грук? Кто это?

— Да тот, из магов, что был за нас, он нам всем помог, и Ворона освободил из плена.

— Как странно... Я не знал, что среди Наместников есть наш союзник. Ворон бы предупредил... наверное. А про тайну — это ерунда. Грук вас обманул.

— Значит, он тоже против нас? Значит, он спасал тебя и Ворона из хитрости?

— Не знаю. Кхо, я ведь так мало знаю! Может, он правильно сделал, скрыв правду. Я вот тоже долго не хотел говорить... Но я сейчас скажу, только... вы пообещайте, что ничего не изменится, ну, что мы останемся все как раньше, друзьями, и...

— Димка, да что ты такое говоришь! У тебя голова болит, что ль? Конечно, обещаем, раз ты хочешь, правда, Джо, Славка?

Те в полном недоумении кивнули.

— Ладно. Я и сам не знаю, зачем вас об этом просил — может, правда, головой стукнулся... — Димка улыбнулся. И стал рассказывать — а его голос окреп, и звонко отражался от каменных сводов дворца. — Вы знаете, кто такой Мерлин?

Это имя мало что значило для Славки, зато лесные существа удивили Димку — великан, до сих пор не вымолвивший ни слова, в ужасе закатил глаза, затем стал оглядываться, как будто ожидая немедленной кары за одно лишь упоминание всемогущего повелителя. Кхо несколько раз открыл и закрыл рот, прежде чем смог выговорить слова:

— О, Димка, зачем ты назвал Его? Старые лесные духи всегда учили нас трепетать при одной лишь мысли о Нём. Он велик и могуч, он повелевает магией, ему подвластно всё — и мы, и ты. Он в мгновение может превратить всех нас, и даже этот огромный дворец — в прах. Прошу тебя, Димка, забудь о Нём!

— Не бойся, малыш... Ты же видел Ворона?

— Да, но...

— А ты знаешь, что Ворон — главный помощник и слуга Мерлина?

Кхо, ошарашенный, оглушённый такой новостью, молчал. А Димка на несколько секунд показался друзьям похожим на мага — была в его взгляде такая отрешённость и даже холодность, и смотрел он куда-то вверх, мимо их глаз. Лесные существа были слишком растеряны, чтобы понять, что творилось с ним в эту минуту — а Димка отчаянно пытался скрыть страх перед тем мгновением, когда все слова будут сказаны, и что-то неминуемо изменится в их мире, в их отношениях.

— Ну, чего ты тянешь?! — не выдержал Славка. — Чего ты нас мучаешь?

— Я должен сказать сейчас всё... Поэтому... мне трудно. Как вы думаете, где мы сейчас? — И вдруг Димка заговорил быстро, чтобы не дать возможности себе сомневаться. — Во дворце Мерлина! Мерлин умер. Мерлин умер, а я... я очутился на его троне — но я совсем не понимаю, почему Кристалл выбрал меня. А этот дворец теперь наш. И вам нечего бояться — все враги теперь мертвы (И Ворон — мелькнула горькая мысль). Джа, Кхо, Славка! Я не шучу. Я... Мы должны... научиться... повелевать миром.

Трудно, как трудно было им осознать это, принять и понять, справиться с массой нахлынувших чувств: Мерлин, великий Мерлин — мёртв, а Димка, мальчик, к которому все они так привыкли, их друг — принц волшебного мира Земли. Впрочем, они поверили ему, поверили сразу и без капельки сомнения, и скоро отбросили все тревожные мысли о своём будущем, и просто радовались тому, что кончилось время, когда надо было прятаться, убегать, опасаться каждой тени, переживать за похищенного друга.

Не умея иначе выразить бурю нахлынувших чувств, Джа и Кхо тут же устроили беготню по залу, вереща, рыча и кувыркаясь. Димка стоял и весело смеялся над этой кутерьмой. Только Славка долго обалдело смотрел на него, почти не двигаясь.

Как странно, как легко преобразился мрачный и таинственный дворец. Тёмные тона картин в тяжёлых рамах и холодное золото украшений превратились в сверкающие радостными переливами краски, пламя светильников теперь не коптило и не мигало — канделябры словно засияли тысячами крошечных солнышек. Тишина, бывшая такою невыносимой, ушла из зала, дворец же точно наполнился еле слышной, неясной, но весёлой, даже чуточку дурашливой музыкой незримого оркестра. В эти минуты Димка совсем забыл свои тревоги о завтрашнем дне, о предстоящем огромном, неведомом труде, завещанном ему Мерлином — и жил беззаботностью друзей.

— Но что же дальше? — спросил Димка, когда все наконец утихомирились.

— Как — что? — не понял Кхо.

— Вам есть хочется?

— Очень! — воскликнули разом друзья. В самом деле — у всех у них со вчерашнего дня не было во рту ни крошки, а Димке так пришло выдержать настоящую голодовку.

— И поспать бы на мягкой кровати не помешало?

— Лучше скажи — где? Димка, сделай всё это, ты же можешь? — попросил Славка.

— Думаешь, стал бы так дурачиться, если б мог... Не могу, ничего я не могу! — вдруг в отчаянии крикнул Димка. — Слишком рано умер Ворон, а без него... Над кем я принц? Принц пустого дворца? Не могу сотворить самого пустякового волшебства, понимаете?..

— Ладно, — сказал он спустя некоторое время. — Один путь у нас есть. Дворец меня слушается, и мы выйдем наружу, когда захотим. А потом...

— Димка!!! — малыш Кхо заверещал так, что друзья вздрогнули. — Я вспомнил! Я придумал!

И он рассказал такую историю: однажды — тогда Кхо был совсем ещё крошечным и глупым, его отец стал куда-то суетливо собираться. Он весь день — а родители Кхо были существами ночными, и днём обыкновенно спали — хлопотал, много раз исчезал и возвращался, что-то приносил и уносил, но ничего не рассказывал сыну. А под вечер предстал в удивительном наряде (малыш запомнил только то, что наряд этот делал отца ещё более косматым и круглым, даже почти не похожим на самого себя).

Устроили обильный ужин перед дорогой, потом отец посадил Кхо на плечо и сказал:

— Сегодня, малыш, великий день в нашей жизни. Мы идём на Чёртову гору. — Только тут Кхо заметил, как отец волновался. И недаром. Путь их оказался ужасно длинным, Кхо успел выспаться на плече, провёл несколько часов, просто наблюдая, как мелькают деревья и холмы, покачивался в такт шагам — и снова уснул. И — вот чудеса! — ночь тянулась, словно лесной мёд капал из дупла — на место они прибыли ещё задолго до полуночи. Минуты перед началом собрания малыш помнил смутно — крики, визги, вой, там носятся, как угорелые, там драка. Кто-то толкается, кто-то кусается. Даже в воздухе их — тучи, а на земле — настоящее месиво. Неразбериха, темь. Врезался в память один хриплый, заунывный вой, перекрывающий общий гул, то усиливающийся, то затихавший на время. И такой тоской, такой болью пронизан был тот звук, что малыш до крови раздирал себе кожу, отчаянно скребясь когтями, словно в каком-то безумном припадке.

А дальше вдруг всё оборвалось. Стало тихо, и лишь кое-где одинокий шорох выдавал замершую в ожидании толпу. Порой ещё короткий всписк какой-нибудь мелюзги свидетельствовал об очередной отдавленной конечности.

И вот малыш увидел слепящий глаза столб пламени, вздымавшийся с рёвом и грохотом до неба откуда-то из середины этой массы копошащихся тел. Сжавшись в крохотный комочек, Кхо зажмурил глаза и слышал громовые раскаты страшного голоса. Кхо запомнил всего лишь несколько отдельных фраз, слов: "инквизиция, ведьмы, переселение, не летать над человеческими поселениями..."

Не дождавшись конца, Кхо то ли забылся сном, то ли, обессилев, лишился чувств. Только дома он узнал, что случилось на Чёртовой горе: Великий Мерлин собрал нечистую силу "для консультаций" — Кхо с удовольствием запомнил это длинное и трудное слово, и "утверждения нового порядка".

На этом малыш умолк.

— И что же, ты предлагаешь созвать волшебных существ, как когда-то Мерлин?

— Да.

— Ну... а смысл?

— Так ведь... вместе мы придумаем, наверное, что-нибудь, решим, как быть.

Димка в сомнении покачал головой.

— Вряд ли они помогут. Если повелитель бессилен, то... какой же он повелитель? А Ворон мне ещё говорил — они и сами в бедственном положении, чем они помогут... — Однако Димка уже ухватился за предложение. Он некоторое время раздумывал, затем спросил: — Только как же их всех созвать, как разнести наш призыв?

Кхо растерялся. Он забормотал что-то про леших, но Димку это уже не смущало — у него появились кое-какие собственные мысли на этот счёт.

— Ладно, это мы придумаем... Сейчас нам пора бы выбраться наверх.

— Ты знаешь дорогу?

— Нет, но ведь мы откроем любые двери...

глава 3

Меркони Лисо знает в Неаполе каждый, кто хоть однажды сталкивался с правосудием или же с магией любого цвета. Меркони — загадочная фигура в мире правосудия, и самый известный факт, с которым вас не преминет познакомить хоть последний карманный воришка, хоть уважаемые адвокат: ни одно преступление, прошедшее через его руки, не было закончено поражением для той стороны, на которой решал выступить синьор Лисо. Любопытно было также и то, что Меркони Лисо мог оказаться как в роли адвоката обвиняемого, так и в роли частного детектива. Он мог вмешаться в процесс внезапно и вытащить из цепких объятий закона ужасного убийцу — а мог ополчиться на вполне, казалось бы, законопослушного гражданина, почтенного "отца города" — и довести дело до того, что несчастный и недавно ещё всеми уважаемый синьор оказывался в глазах общества последним негодяем, и толпа провожала его с улюлюканьем в тюрьму.

Вполне естественно, что синьора Лисо боялись, уважали или ненавидели в Неаполе и далеко за его пределами — однако даже среди тех, кому случилось тесно иметь с этим синьором дело, вряд ли вам указали бы человека, рискнувшего утверждать, что знает Меркони Лисо достаточно хорошо. Частная жизнь синьора Лисо протекала незаметно. Истинных размеров его счетов в банках сколько-нибудь точно не знал никто, на окраине Неаполя у Меркони Лисо имелся обширный особняк восемнадцатого века, но особняк не кичливый, незаметный даже, автомобили синьор адвокат предпочитал и вовсе самые демократичные, разъезжая по городу в чёрном "фиате".

Гораздо меньше знали в Неаполе о другой стороне деятельности синьора Лисо. И тут, как нельзя лучше, к нему подходило выражение: "широко известен в узких кругах". Круг же посвященных был действительно узок. И знали эти посвящённые, что синьор Меркони — человек, напрямую общающийся с духами, да не как-нибудь по-шарлатански, не из желания обогатиться за счёт доверчивых клинетов, и даже не причуды ради, а был он, по утверждениям людей знающих, самым настоящим чародеем. Чародейство синьора Меркони заключалось большей частью в том, что им призывались некие духи из потусторонних материй, и духи эти могли, если бывало на то их благорасположение, выполнить ту или иную просьбу, либо показать удалённые события из настоящего или из прошлого. Само собой, ни о каком дешевом духовидстве речи не шло — силы, вызываемые синьором Лисо, были самыми что ни на есть реальными и могущественными.

Внешности же Меркони Лисо был вполне заурядной — лет сорока, роста среднего, ясное дело — брюнет, с короткой бородкой. Лицо выдавало в нём скорее греческие корни, нежели итальянские, был он всегда спокоен, нетороплив, уверен в себе. Человек внимательный мог бы определить в Лисо глубоко спрятанное честолюбие. Носил он обыкновенно тёмные очки, но когда снимал их, взгляд итальянца, как отмечали многие, оказывался необыкновенно проницателен, до того даже, что собеседники вполне серьёзно задавались вопросом — а не читает ли синьор Лисо мысли?..

События нашей истории коснулись синьора Лисо как раз в тот момент, когда он, находясь в своём доме, в легендарной среди посвящённых "комнате призраков", представлял гостю неких духов самого разного возраста и, с позволения сказать, калибра. Счастливчик, допущенный в лабораторию Лисо, намеревался наблюдать явление в наш мир душ умерших знаменитостей, в частности, на тот вечер были заявлены такие известные личности, как Птолемей, Аристотель и Ньютон, а так же, непонятно каким образом затесавшаяся в эту компанию кухарка графа де Падеде.

Лаборатория представляла собой тесную комнатку без окон, почти не обставленную, с единственной дверью, запиравшейся на четыре хитроумных замка. Противоположную двери стену затягивало белое полотно. Освещалась "комната призраков" исключительно масляными светильниками, по два на разной высоте в каждом из углов. Посередине возвышался метровый помост, обитый бархатом иссиня-чёрного цвета. На помосте стояло золотое блюдо, испещрённое множеством рун, и на дне этого блюда, в красной со ртутным блеском жидкости лежал гигантский бриллиант, размером с человеческий кулак. Вот и всё. Само же таинство заключалось в следующем: жаждущий удостоиться чудесного откровения вставал между помостом и занавешенной стеной, спиною к бриллианту. Синьор чародей в тишине начинал "творить эфир сил" — как он сам называл ароматный дым, выделявшийся в процессе обряда из магической жидкости в блюде. Спустя приблизительно пять минут из этого "эфира" формировался необходимый облик.

В описываемый нами момент посетитель "комнаты призраков", чьё имя для нас совершенно не имеет значения, пожелал лицезреть так же и дух почившего два года назад премьер-министра, в надежде выведать у того секретные сведения, затрагивающие щекотливые вопросы в не менее щекотливых областях внутренней политики. И тут надо бы всё-таки сознаться — никаких духов синьор Меркони, конечно же, не вызывал по той простой причине, что делать этого он не умел. Что же, спросите вы, видели посетители чудо-лаборатории? Неужели Меркони Лисо, человек не бедный и дороживший своей репутацией, всего лишь мистифицировал клиентов, используя дешевые фокусы или приёмы гипноза? О, нет! Синьор Меркони действительно владел искусством настоящей магии, хотя и в весьма скромных пределах. Малая толика колдовства плюс немножко изобретательности — и ошеломлённые клиенты становились очевидцами мнимого явления духов. Для чего Меркони обманывал их? Наверняка можно сказать лишь одно — корысть тут ни при чём. Бывает же у человека такая потребность — казаться другим людям кем-то более таинственным, высшим, нежели ты есть на самом деле...

Однако, вернёмся к сеансу "духовидения". Вначале он проходил безупречно. Блюдо "дымило", как положено, и близилось мгновение, когда сам "призрак" должен был явиться перед гостем Меркони. И тут... произошло чудо, не предусмотренное Меркони, нарушившее ритуал, но, как оказалось впоследствии, славу мага только утвердившее. Из дыма вместо покойного министра соткалось привидение, принявшееся тут же яростно чихать и кашлять, разгоняя клубы багрового "эфира". Пламя погасло. И гость, и хозяин растерянно уставились на бледно-прозрачное облачко с глазами и ртом. Надо отдать должное Меркони — он быстро оценил ситуацию и вежливо выпроводил клиента, сетуя на "магнитные бури, сорвавшие сеанс". Клиенту было предложено приходить "на следующей неделе". Сам же маг поспешил обратно, понимая, что привидение явилось неспроста, а объяснения насчёт "магнитных бурь" удовлетворят лишь непосвящённых доверчивых обывателей...

Привидение он застал на том же месте. Тихо качаясь в воздухе, оно, после непродолжительного молчания, заговорило:

— Вы — Меркони Лисо, специалист по прикладному колдовству II класса?

— Да, я Меркони... специалист...

— На советы магов и потусторонних сил прежде вызывались?

— Нет-нет!

— С высшей магической властью связи не имели?

— Нет...

— Вам надлежит явиться во дворец Мерлина. Карту подземных переходов вы не видели? Смотрите, я покажу вам ваш вход... Вам надлежит быть на месте послезавтра, в полночь. Теперь я исчезаю, прощайте...

глава 4

— Ваше Высочество! — весело завопив на весь дворец, в тронный зал вбежал Славка. — Ваше Высочество, гос...

— Тихо ты! — шикнул Кхо. — Спит он.

Славка умолк, смутившись. Но Димка, что-то невнятно бормоча сквозь сон, уже поднял голову. Спал Димка сидя на троне, положив щеку на подлокотник. Славка виновато покосился на малыша и продолжил:

— Гости прибывают, Димка!

— А? Что? Какие гости?

— О! Один важный такой! — Славка состроил гримасу, выпучив глаза и надув щёки.

— Как — важный, опять маг, что ли? — переполошился Кхо.

— Да ну, Кхо, чего ты дёргаешься — откуда им теперь взяться, магам. Небось, колдун какой-нибудь... — Димка оправил курточку, поровнее уселся на троне. — Ну, как, можно мне перед народом представать? — За шутливым тоном он прятал озабоченность — как-то всё пройдёт, первое впечатление самое важное, а какое оно может быть, первое впечатление, если ты одиннадцатилетний мальчик в поношенной одежке...

— Можно, можно! — успокоил его Славка. — Волосы чуть-чуть пригладь... Я пошёл за ним, звать, ага?

Славке ужас как не терпелось посмотреть церемонию. Когда он скрылся за дверью, друзья переглянулись. Ну, что-то будет... Уже три дня прошло с тех пор, как Джа и Кхо разыскали на Нечистой Гари старую знакомую, ведьму, а та обещала "переказать" весть привидениям в городе, с тем, чтобы все духи, ведьмы, лесные, горные и прочие твари, а так же колдуны всяческих рангов и мастей были оповещены о большом сборе во дворце.

И потянулось время. Друзья уже дважды ходили на землю, за едой и другими самыми необходимыми вещами. А вот добыть какую-нибудь парадную одежду вовремя не догадались.

Но вот и первый гость. Славка — сама важность — посторонился, пропуская в зал человека. Меркони Лисо. Неаполитанец был немало взволнован, однако ему скрывать свои чувства было привычней, чем принцу или кому-либо из Димкиных друзей. Замешательство синьора Лисо осталось незамеченным, между тем он пытался понять, в чем причина такого странного приёма — дворец блещет великолепием, но вот встречают гостей всего лишь два мальчика, великан-страшилище и... всё. И кто же здесь главный, как себя вести? Где остальная знать, маги? Опасаясь допустить промах, Меркони ухитрился дипломатично поприветствовать всех присутствовавших одним коротким поклоном. Затем, чуть опустив голову, оглядел зал из-под бровей, и молча уставился на Димку.

Тишина становилась непереносимой. И тут Славка всех спас. Он вышел вперёд и солидно проговорил, обращаясь к Димке:

— Ваше Высочество, их светлость прибыли для участия в Совете.

Как это он так наловчился!? — удивился Димка. Вероятно, в ту минуту у итальянца ещё оставались сомнения — неужели его просто дурачат? Но что ему оставалось делать? Он подошёл к трону, тщетно пытаясь вспомнить какое-нибудь, подходящее случаю приветствие, преклонил колено. Димка совсем смутился, к тому же Славка, стоявший позади гостя, зажимал рот ладонями, чтобы не фыркнуть от смеха. Пролепетав что-то неразборчиво, принц сердито глянул на Славку, как бы говоря: раз ты начал, так доведи до конца эту авантюру. Тот понял:

— Их Высочество рад вас видеть. К сожалению, после мятежа наш двор находится в весьма затруднительном положении. Поэтому мы и созвали подданных — нам сейчас нужны советы и помощь.

Славка не видел лица итальянца, поэтому мог говорить долго и запросто, зато до Димки вдруг дошло — Лисо ведь иностранец, и всё их красноречие абсолютно бесполезно.

— Славка, — паническим шёпотом проговорил принц. — Он же ничего не понимает!

— Извините, — гость заговорил впервые — и на чистейшем русском языке. — Я прекрасно понимаю вашего слугу, но вот смысл его речей от меня ускользает. Извините... — Прибавил он, так мягко, почти вкрадчиво, с подчёркнутой почтительностью. До этого момента Меркони предпочитал помалкивать, опасаясь как-либо себя скомпрометировать или же выказать растерянность.

Принц покраснел и почему-то разозлился — на себя и на всех. Он мучительно собирался с мыслями, чтобы придумать достойный выход из ситуации, и наконец выпалил:

— Простите, как ваше имя?

— Меркони Лисо, Ваше Высочество, из Неаполя, — с поклоном ответил итальянец.

— Вы знаете русский?

— О, нет. Совершенно им не владею.

Это заставило Димку ненадолго задуматься.

— Хорошо. Дело в том, Меркони Лисо, что мы сейчас остались одни, победа дорого нам обошлась. В нашем распоряжении лишь дворец Мерлина. Мои друзья передали просьбу всем волшебным существам на земле. Мы ждём гостей со дня на день, надеемся, что вместе сможем предпринять хоть что-то. Если вы, Меркони, пожелаете остаться во дворце в качестве советника, мы будем вам очень благодарны. — Димка так волновался, что вспотел и время от времени переводил дух. В конце концов, он признался: — Я так не могу, пожалуйста, давайте попробуем говорить просто, без этих дурацких официальностей. А то с ума сойти можно! Да и вид у нас не такой, чтобы церемониться...

Чуть улыбнувшись, Меркони произнёс уже свободнее:

— Да-да, я согласен. Кроме того, — он окинул взглядом одежду принца. — Вашу одежду я мог бы несколько улучшить прямо сейчас. Как-никак, мне знакомы основы прикладного колдовства.

— О, это было бы отлично, пожалуйста, если можно! — попросил Димка. — А то неловко представать перед подданными в такой нищете.

— Вы предоставите выбрать наряд мне или предложите что-то на свой вкус?

— Лучше вы...

Спустя полчаса мальчиков было не узнать. Димка впервые почувствовал, что же это такое — не только быть принцем, но и выглядеть как принц. Меркони Лисо постарался на славу. Конечно, неаполитанский адвокат и духовидец сам поверхностно представлял себе внешний вид юных аристократов, детали гардероба до этого момента также мало интересовали мага. И всё-таки Димка в новом наряде оказался настоящим принцем — в короткой бархатной курточке средневекового фасона, чёрной, с белым кружевным воротничком, черных рейтузах, лёгкой накидке и изящных сапожках — и в движениях его непонятно каким образом появилась особенная, аристократическая грациозность. Никаких украшений для Димки придумывать не стали, в небольшой шкатулке в одной из залов он выбрал серебряную цепь с большим рубином в оправе в виде звезды, и узкий поясок из усыпанных бриллиантами пластинок. Меркони Лисо удивлённо хмыкнул, взвесив поясок в ладони:

— Платина... Надо же.

— Надо будет тебе кинжальчик приладить к этому поясу, — посоветовал Славка, сощурясь и наклонив голову.

Для Славки придумали яркий наряд — золотистый, узкий камзол с широкой перевязью, серебристую накидку с золотым шитьём и белые же сапожки. Потом Славка пошептал что-то Меркони, выразительно взмахивая руками — и камзол мальчика чуть изменился, превратившись в нечто среднее между пажеским нарядом и комбинезоном астронавтов из фильмов про космические приключения.

Пока длилась эта процедура перевоплощения, великан Джа и малыш Кхо с восторгом наблюдали, как их друзья из обыкновенных растрёпанных мальчишек превращались в сказочных существ. Однако, когда Меркони поинтересовался, как желают выглядеть они сами, Кхо наотрез отказался от каких-либо изменений внешности, а великан его поддержал, с жаром кивая.

— Уж лучше мы где-нибудь спрячемся, притаимся — только не надо на нас цеплять человечьи штуки! Они, конечно, страшно красивые, только я буду себя в них чувствовать, как деревянный, — пропищал малыш категорично. — У меня до сих пор мурашки по спине бегают, лишь только вспомню тот случай!

Димка немедленно попросил рассказать.

— Однажды я в город пробрался. Залез ночью в какую-то трубу на углу громадной домины — да и заснул нечаянно. Просыпаюсь — утро, по улице не прокрадёшься, пришлось сидеть до темноты. И тут слышу — кто-то тявкает. Я выглянул — о, черти драные! — представляете, собачонка такая, ростом с меня, захудаленькая вся, а уж морда донельзя глупая, а шерсти никакой и нет, облезлая она. Так то б ещё ладно! Но, поверишь, жилетец на ней напялен, не то собака, не то уродец заморский! Меня аж скривило всего — до чего вкусы у них в городе поганые, даже собаки себя позволяют дурами полными выставлять. Вот я и боюсь, Димка, как бы самому не стать этаким псёнком сумасшедшим.

Рассказ малыша заставил Меркони улыбнуться, и все согласились, что Джа и Кхо облачать в наряды не стоит, ведь, как-никак, большинство гостей тоже не будут отличаться светским видом. Да и поди, подбери для лесного существа подобающий случаю придворный костюм! Бессмысленно это, и пожалуй что и глупо.

Когда с внешностью хозяев все вопросы были решены, настала очередь тронного зала. Менять что-либо в его убранстве Димка не собирался, да и опасно это — магия дворца сама по себе сильна, кто знает, чем кончится попытка изменить самое её сердце? Ограничились тем, что притащили из соседних покоев скамьи и кресла, расставили у стен. На этом приготовления завершились.

глава 5

Госпожа Пустырья де Каромысло, великая фурия Салеха, блистательнейшая светская особа, сгубившая дьявольскими чарами сотни душ, прирождённая колдунья, чьё мастерство и приверженность запрещенной магии Кохха известны всему чародейскому обществу. Несравненная, неотразимая синьора Льюсиммора, румынка по отцу, египтянка по матери и сам бес-искуситель по сути, куртизанка, мастерством перевоплощения достигшая невероятных высот обмана, в других кругах известная как странствующая цыганка и прорицательница, при этом носившая титул маркизы и обольстившая чуть ли не половину молодых воздыхателей на знаменитом балу у Цахи Морикчезо. Старая карга Лючипфа с Филиппинских островов, демонические песни которой взяты на вооружение всеми шаманами мира, а рецепты ядов совсем немногим уступают творениям Локусты — живущая, тем не менее, в нищете, в грязи, словно дряхлая гиена, мумия, кукла из костей и праха в гнилых лохмотьях, о которой говорят, будто в её волосах метровой длины водятся если не змеи, то уж, по меньшей мере, черви.

И особо следует отметить присутствие самого Слепого Дьявола, как прозвали свои же "коллеги" короля всех ужасов и ночных кошмаров Кыхшрух Ыра, один только облик которого, случалось, был причиною смерти увидевшего его человека. Имя это приводило в трепет даже лесных чудищ. Олицетворение страхов славилось, однако, не только видом, но и жуткими звуками, каковые оно издавало время от времени. Звуки, душераздирающие, протяжные, зазубренными иголками впивались в нервы и тянули, тянули — пока несчастная жертва не сходила с ума — если Кыхшрух не решал раньше её съесть.

Слепой Дьявол водил на поводке упыря, вечно сопящего на встречных трубчатым ртом. Иногда губы-трубочки оттягивались назад, оскаливая ряды иголочек и лезвий, и внимание оказавшихся поблизости сразу же обращалось на поводок — изгрызенный и местами почти перетёртый.

...Что же касается особ интеллигентных, то и здесь никак нельзя было пожаловаться на недостаток прославленных личностей. Из числа таковых можно указать, к примеру, дона Феньяго, испанского профессора, автора знаменитой трилогии о вариациях прошлого. Дон Феньяго имел исключительное влияние на испанского монарха, но в магических кругах был более известен как отъявленный лгун и человек абсолютно беспринципный. Злые языки утверждали, что имел профессор солидный штат шпионов по всему свету, покупающих и продающих коммерческие и государственные тайны. Утверждали также, будто состояние его приближалось к тридцати миллиардам долларов — однако, тут болтуны ошибались — по крайней мере, золотые и платиновые запасы в хранилищах этого дона вернее было оценить в сумму на порядок большую.

Разумеется, не все маги имели склонность к неумеренному обогащению — примером тому мог служить господин Допы Клон Хи, личность малоизвестная в светских кругах, но в своём роде, несомненно, интересная. Главной страстью господина Хи была... если можно так выразиться, генная инженерия. Не совсем обычная, правда, ибо вмешательство в генные процессы носило в большой степени магический характер. Господин Хи был скромен — его не притягивала слава и влияние в научных кругах. Господин Хи не стремился получить власть над миром — и не создавал ни гигантских монстров, ни смертоносных микроорганизмов. Жучки, червячки, мошки — в лабораториях господина Хи вы могли бы увидеть самых удивительных созданий, как правило, безобидных, если не считать их опасности для психики неподготовленного визитера — так, например, в стеклянной банке на столе вам могли запросто показать муху с крохотным, но вполне натуральным старушечьим личиком.

Кстати, господин Хи был известен как изумительный рассказчик забавных историй — анекдотов, как сказали бы в России.

Ну, и последним из знаменитостей — последним в перечислении, но отнюдь не по значимости для магического сообщества — мы представим уже упоминавшегося чуть раньше в нашей истории магистра общей магии Колдуса Балдуса — человека мудрейшего, философа в жизни и в науке, чрезвычайно далёкого от всякой политики и суеты. Этому гению, постигшему сокровеннейшие тайны магии, сформулировавшему законы магических полей, переносов, интрафоносинклуаций — исполнилось сто восемьдесят два года. Древний старец был почти неизвестен среди людей, даром что в учебнике магии по Лу его имя упоминается в числе величайших теоретиков на первых же страницах. К несчастью, Балдус, постигнув вершины теоретической магии, по неведомым причинам так и не смог овладеть элементарными приёмами прикладного колдовства и довольствовался скромной должностью профессора кафедры научного атеизма в одном провинциальном университете. Впрочем, сам Балдус никогда не жаловался на свою судьбу.

Кроме виднейших представителей магической элиты, во дворце Мерлина присутствовали сотни обыкновенных колдуний и колдунов, призраков и оборотней, обитателей лесных чащ и горных ущелий, болот и холмов. Когда все гости собрались в тронном зале, Димка начал было опасаться, что для совета он окажется тесным — но либо магия дворца расширила пространство, либо собравшиеся ухитрились компактно распределиться — так или иначе, гости, видимо, не испытывали неудобства. Одни степенно обсуждали важные дела и события, или молчали, время от времени многозначительно поглядывая на пустующий трон, другие болтали о совершенных пустяках; кто-то отрешённо застыл в самых тёмных углах, иные же, наоборот, носились по залу, как расшалившаяся малышня, с визгом и писком, а время от времени даже летали под сводом. Благодушные и надменные, простоватые и злобные, и даже безразличные ко всему окружающему лица. Но в гомоне, шуме, заполнившем тронный зал можно было уловить особенную окрашенность, присущую скрытому напряжению, затаённой тревоге. И неудивительно, что едва только на пустующее возвышение у трона взошёл мальчик в ярком наряде, зал моментально затих.

— Новый повелитель волшебного мира Земли рад видеть у себя во дворце многоуважаемых гостей! — выпалил Славка заранее отрепетированную фразу. В ту же секунду парадные двери позади трона распахнулись и под звуки величественной музыки (музыку устроил Меркони Лисо) появился сам принц в полном великолепии. Димку сопровождал его советник — итальянец, невозмутимый и преисполненный достоинства.

Принц по совету Меркони чуть наклонил голову в знак приветствия, стал у трона. Звуки музыки стихли, и благоговейный шепот пробежал по залу, всколыхнулся и угас. Димка, больше всего боявшийся растеряться перед таким собранием, только мельком окинул глазами собрание, и тут же стал смотреть выше голов, чтобы не чувствовать устремлённых не него сотен пронзительных взглядов. Этот метод Димка уже применял в школе, когда пришлось читать стихи на сцене Дома культуры. Главное, сохранить форму в первые минуты, уверял себя принц. Потом будет легче. Абсолютно ничего страшного...

В это мгновение он почувствовал лёгкое прикосновение к руке — синьор Меркони напоминал: пора!

— Господа, — негромко, но внятно и как-то неожиданно уверенно произнёс принц. — Волею великого Мерлина я поставлен над миром магии, и отныне вами повелеваю.

— К дьяволу! — послышался вдруг резкий, отвратительный голос. — Это мошенники, самозванцы!

Из толпы вырвался маленький, лысый человечек, одетый, как подобает приличному господину, в чёрный костюм-тройку, однако руки и лицо придавали ему большое сходство с нарядившимся скелетом.

— Один авантюрист и двое сопляков пудрят нам мозги! Братья! И вы верите, что бессмертный Мерлин, да будет он славиться в тысячелетиях, по словам самозванцев, стал прахом?! Чушь! — Зал молчал, выжидая. — Да как можно поверить, что Мерлин передал бремя власти безвестному мальчишке, когда у Него есть девять преданных Наместников и слуга, наделённый лишь ненамного меньшею силой, чем Сам. Каждый из них одним лишь взглядом способен испепелить сотню таких вот проходимцев, и так и будет сделано, как только Наместникам станет известно об этом безобразии. Нас, известных всему миру магистров, постигших вершины магии, хочет околпачить шайка пройдох!

— Ты кончил? — со стальною нотой в голосе негромко спросил Меркони. Итальянец предвидел, что кто-нибудь из гостей потребует доказательств, однако ничего достаточно убедительного они с принцем не сумели придумать. Предстояло трудное, опасное, но, к счастью, хорошо известное синьору Лисо дело — словесная дуэль.

— Нет, я только начал. — Магистр-скелет зло усмехнулся. — Что ваша шайка может сказать на это?

Димка шагнул вперёд.

— Великий Мерлин умер. Я говорю вам. Ворона убили Наместники — и сами пали от его рук. А я, — принц повысил голос. — Не намерен слушать тут пустого лая. Пусть тот, кто считает повиновение мне ниже своего достоинства, уйдёт — но пусть он также знает — мы пока слабы, и всё-таки сумеем одолеть наших врагов, врагов дела Мерлина. — С такими словами Димка, как будто совершенно забыв благоразумие, второй раз встал под берилл, который до поры спокойно мерцал на цепи. И кристалл вспыхнул второй раз, и было в том ослепительном сиянии что-то, столь непостижимо страшное, что всех — даже друзей принца — охватил безумный ужас. Кто зажмурил глаза и закрыл лицо руками, кто и вовсе упал ниц. Несколько долгих мгновений зал выжженным негативом в беззвучии падал в смерть. Ужас чувствовал и принц — но Димку это чувство не лишало жизни, лишь заворожило, заполнило, стало единственным, стало и болью, и невыразимым наслаждением, уничтожив всё слабое, несовершенное и человеческое.

...Принц отступил, и берилл погас. Казалось, зал погрузился во тьму — таким ничтожным было пламя светильников. А когда глаза снова смогли естественно воспринимать мир, все увидели, что от безумного магистра осталась горстка пепла.

Новая победа стала решением только одной проблемы — маги и волшебные существа прониклись страхом и склонили головы перед новым повелителем. Но принц не для того собрал подданных, чтобы запугать их, принудить к беспрекословному повиновению. Ему нужны были их совет и поддержка. Народ, которым предстояло править, оказался таким разным — и необходимо было теперь же найти общие слова для прожженных авантюристов-магов и лесных чудищ-страшилищ. Убедить их, что затевается не бессмысленная игра в смену власти, а настоящая битва за выживание волшебного мира.

Как сказать это сейчас, Димка не знал. Поэтому он решил устроить небольшую паузу, чтобы гости немного пришли в себя. Принц отступил, увлекая Славку и Меркони, и что-то им прошептал. Меркони, обнаруживший, что магические возможности его во дворце значительно усилились, кивнул, и тут же в зале, повсюду, где были свободные места, возникли столы со всевозможными яствами, воздух наполнился ароматами. Зазвучала негромкая, нежная музыка. Славка вышел на возвышение и объявил, что принц ненадолго покинет собрание, а гости могут угощаться и забыть все неприятности и тревоги.

Конечно же, проницательные маги, искушённые авантюристы и многомудрые древние колдуньи усмехнулись про себя — как же, дадим мы так просто обвести нас вокруг пальца! Однако, большинство гостей с радостью и облегчением последовало приглашению.

Димка же, стараниями итальянца переоблачённый в новый, неприметный костюм, больше напоминавший лохмотья, под видом не то домовёнка, не то ученика какого-то захудалого колдуна вернулся в зал через боковой ход. Меркони, тоже преобразившийся, с фальшивыми усами и пышной бородой, сопровождал принца. Они неспешно передвигались от одной группы гостей к другой, и наконец Меркони остановился позади полного господина в серой паре и в старомодном пенсне, без умолку трещавшего на ухо какой-то миловидной особе, слушавшей его с живым интересом.

Меркони довольно бесцеремонно прервал их разговор:

— Простите, господин э-э-э...

— Лорд Доблати, к вашим услугам, сударь! — любезно представился толстяк.

— Я извиняюсь, сэр, не подскажете ли вы, что здесь происходит, я немного задержался и...

— О, конечно-конечно! — Особа, так прельстительно строившая глазки, была моментально забыта. — Я, видите ли, прибыл издалека, верите — в пути преодолел ужасные трудности! О, бог мой! Хотя бы эти самолёты! Они чудовищно вредны для тонких материй моего организма — хотя я и придерживаюсь, знаете ли, определённых норм в питании, и всё же...

— Извините, но нельзя ли покороче?

— Конечно-конечно, разумеется! Так вот, вы не поверите, но мне пришлось пробираться ночью! Одному! Через заросли совершенно дикой чащи! — почти выкрикнул полный господин. — Но ведь я — я личность известная в самых высших кругах. Просто безобразие... А потом — ещё эти комары! Боже, до чего вредные создания, они чувствую человека за мили, слетаются отовсюду, высасывают, выпивают мою кровь. Я едва жив!.. Ах, что же я! — воскликнул он, поймав грозный взгляд итальянца. — Но общество, скажу я вам прямо, общество здесь подобралось весьма странное! О, какие примитивные уродцы — к чему они здесь — все эти волосатые гоблины, деревенские колдуньи? Я бы хотел спросить — кому пришло в голову приглашать ИХ на это высокое собрание?! Это же просто грязные разбойники... Эй, куда же вы, постойте, мистер... как вас?..

Меркони двинулся дальше, искусно лавируя среди людей и чудовищ. Димка не отставал. Вторым собеседником Меркони оказалась старуха, низенькая, сгорбленная, сухая, с тонким личиком, выглядывавшим из под изъеденного молью платка. Закутанная в рваные, словно истасканные собаками куски материи в лоснящихся тёмных пятнах, она представлялась Димке самой настоящей ведьмой из сказок. Старуха пребывала в полной неподвижности, наблюдая за происходящим вокруг с тусклым огоньком в глубоко посаженных глазках, изредка сморкалась и вытирая длинные, уродливые пальцы о край платка.

Карга, оказавшаяся не кем иным, как самой госпожой Лючипфой, отвечала на вопросы Меркони как будто с неохотой, но без неприязни.

— Как вы добирались, сударыня?

— Всё отлично, человек, всё отлично... — причмокивая, ответила колдунья.

— Не устали в дороге?

— С каких пор? Или ты считаешь, что Лючипфа будет стонать, хватаясь за поясницу, как та слюнтяйка Рэска?

— Что вы!..

— Не-ет, я знаю. Ты так подумал. Но — смотри. Лючипфа ещё покажет...

— А как вам тут нравится?

Лючипфа потрясла головой:

— А что, человек, дворец неплох, неплох. Люди тоже не из берлог, видно — деликатное общество. И мальчонка тот, оранжевенький, тоже хорошенький, да. Только вот нехорошо — здесь-то оно видно, что важен он, персона, значит? А встреть такого в лесу — так ведь и невзначай того, с незнания дела и скушать можно.

— Ну, а принц?

Старуха промолчала. То ли надоели ей вопросы, то ли не желала отвечать...

...Следующим оказался сам Кыхшрух Ыр. Чудовище, которому никто из гостей не стремился составить компанию, не скучало, оно неторопливо и спокойно прохаживалось вдоль украшенной золотыми фресками стены. Время от времени Кыхшрух издавал урчание, словно громадная кошка, пригревшаяся на солнышке. Человек несведущий мог даже подумать, будто Слепой Дьявол задремал на ходу — так равнодушно он относился к окружающему. Впрочем, облик Кыхшруха был ближе к звериному, и человеку не просто было угадать скрывающиеся за ним мысли. Только встретившись случайно с Кыхшрухом взглядом, храбрец или неосторожный мог ощутить тщательно скрываемое им чувство внутреннего напряжения, дьявольскую хитрость и внимание — даже малейшая деталь происходящего не ускользала от него.

Обратившись к Слепому Дьяволу, Меркони сам едва не стал жертвой злобного упыря. Когда зубатая тварь уже рванулась, намереваясь вонзить иголочки и лезвия в ногу Димкиного секретаря, Кыхшрух, до того мгновения как будто остававшийся в неведении о характере своего спутника, резко, почти неуловимо для взгляда дёрнул ремешок. Упырь, чуть всхрипнув, с оскаленными зубами отпрянул назад, прижался к ноге хозяина, продолжая горящими глазками следить за человеком. К чести Меркони, он не выказал страха, что до некоторой степени расположило к нему Слепого Дьявола. Итальянец решил инцидент "не заметить":

— О, господин Кыхшрух, неужели даже вы почтили большой Совет своим присутствием?! — "Господин" Кыхшрух криво усмехнулся. — В таком случае, здесь и в самом деле собралась вся элита магического сообщества! Как лестно! Я благодарен случаю, что могу лицезреть легендарного повелителя ужасов! — Комплимент достиг цели, и Кыхшрух усмехнулся уже благосклоннее. — Но какой дворец! А?! А принц? Как вам принц? — воскликнул Меркони, всплескивая руками. Ответа, однако, не последовало. "Неужели же он раскусил меня? Дьявол, нужно сменить тему!" — Я, простите, забыл представиться! Меркони Лисо, из Неаполя... Видите ли, здесь так много публики, я в совершеннейшей растерянности, почти никого не зная... и как хорошо, что встретил вас! Боюсь показаться навязчивым, но кто же кроме вас в силах разобраться во всём этом бурлении событий, в этой сутолоке... при том, мне кажется, здесь назревал некоторый скандальчик, а человеку несведущему... ну, вы понимаете меня... просто жизненно необходимо иметь какой-то якорь, какое-нибудь заслуживающее доверия лицо в знакомых! А вы — вы, несомненно, имеете вес и можете подсказать, в какую сторону склониться таким ничтожным персонам, как я... Поэтому я уповаю на ваше любезное разрешение держаться поблизости, хотя, конечно же, я предпочту превратиться в один из камней, из которых сложены стены этого дворца, нежели стану надоедать вам своим обществом...

Тут уж итальянец явно перегнул, испытывая реакцию "собеседника" — едва уловимый огонёк сверкнул в глазах, Кыхшрух безмолвно отвернулся и продолжил прерванную было прогулку вдоль стены, увлекая за собой упыря.

Меркони Лисо остался, однако, доволен проведённым исследованием. Из тех, чьей поддержкой секретарь рассчитывал заручиться на Совете, оставались неопрошенными ещё двое, но их Меркони знал давно и в лояльности новому повелителю не сомневался.

глава 6

Гости покидали дворец. Покидали с разными мыслями и настроениями. И многие, многие оказались разочарованы — а как же, большой Совет, на который призвано более тысячи персон со всех концов Земли, закончился, можно сказать, ничем. Не называть же результатом скандал с испепелённым магистром — да и скандал-то хилый, что ж это за такое — ни массовых допросов, ни пыток, ни казней, ни грозных речей с громами и молниями... Если не считать за необыкновенность смену власти саму по себе, более ничего интересного и не произошло.

Поэтому, узнав, что Совет закрывается, гости медлили — вдруг это уловка, обман, может, новые власти опомнятся, может, найдётся какой-нибудь ещё скептик-бунтовщик. Но тщетно — ничего, ничего больше с ними не собиралась сделать, жизнь осталась той же — неторопливо и гибельно двигающейся в привычном русле.

На самом-то деле всё было совсем не так. На самом деле всё происходило по плану Меркони, и покидавшие собрание гости просто не ведали о том, что иные (числом около десяти) были отобраны, и состоялись с ними тайные разговоры, чтобы заручиться поддержкой и обговорить дальнейшие действия. В новое правительство вошли: глава — Меркони Лисо, адъютант Славка, советники: Колдус Балдус, Кыхшрух Ыр и Лючипфа, Пустырья де Каромысло и дон Феньяго, а так же синьора Льюсиммора и господин Хи. Правительство заседало два часа, после чего советники возвратились в свои резиденции. А Димка и Славка, усталые от непривычных дел, буквально спали на ходу и еле доплелись до диванов — столько нового пришлось узнать, столько рассуждений выслушать и осмыслить. Оказывается, они почти ничего не знали о своей планете, о мире, в котором жили, о сложных и необыкновенных взаимосвязях в нём. Работа впереди была большая, трудная, долгая — но Димку это не пугало. Пока колдуны предлагали, обсуждали, спорили — он почти всё время молчал и слушал. У принца уже появилось несколько своих, интересных идей, но он решил обсудить их завтра — с Меркони.

Ночью во дворец вернулись Джа и Кхо, уходившие в родной лес, посмотреть, как там их избушка, проведать друзей. Возвратились они, тревожно перешёптываясь, а малыш Кхо даже всхлипывал тихонько, но будить Димку не стали, уселись рядом, а спустя несколько минут и сами забылись.

...Первым проснулся Меркони. Его деятельная натура требовала постоянного движения вперёд — решив какую-нибудь задачу, он не умел надолго расслабляться, поиск нового, оценка сил, своих и противника, легкая толика честолюбия (оно, однако, никогда не заслоняло основной цели), умение рассчитать момент, когда следует остановиться, жизнь, как превосходно построенная шахматная партия.

Итальянец удивлялся сам себе — как странно повернулась его судьба! Оказаться во главе Совета магов, решать самые сложные из задач, какие только можно было себе представить... И никакого страха, нерешительности! Он на своём месте, он там, где его предназначение, и уж он-то, конечно, не повторит ошибок самовлюблённых, оглупевших за века Наместников — Трон Мерлина ему не нужен, он желает только одного — быть рядом с принцем, быть правой рукой, решать самые трудные задачи... и видеть восхищение и благодарность принца. Как странно! Меркони смотрел на Димку, и думал о том, что никогда раньше не обращал внимания на детей. На детей, взрослых — на людей вообще! Его интересовали новые решения новых задач, движение вперёд. А сейчас...

Я буду с ним до конца, сказал себе Меркони. С удивлением и радостью. Я сделаю всё, чтобы задуманное получилось, чтобы он правил волшебными миром, процветающим и великим!

Меркони постоял у дивана ещё минуту с задумчивым видом, усмехнулся чему-то, достал из кармана записную книжку, черкнул в ней несколько слов, вырвал листок, положил его рядом с Димкиной ладонью и удалился.

* * *

...-Славка, проснись!

— Мм-м-м? — Славка, разомлев после долгого сна, с трудом разлепил глаза. — Чего?

— Вставать пора, а то совсем заспимся. Мы, наверно, целые сутки дрыхли.

— Да, похоже... У меня всё тело, как чужое. А где Меркони?

— Ушёл. К себе, ненадолго. Вот, записку оставил.

— Так... "В Неаполь, за книгами и записями, скоро буду..." Ясно. Давно он ушёл?

— Не знаю, я же спал.

— Какие книги, заметки?

— Спроси, сбегай... — Они помолчали.

— Он же итальянец, а пишет по-русски. — Снова и снова Славку удивляла эта особенность магии дворца.

— Да, теперь ясно, почему... Ворон давал мне книжку, учебник магии, я потерял её в лесу, когда от магов убегал. И непонятно было — почему я в ней дома ни единого словечка разобрать не могу. Колдовство во дворце, значит, такое. Ну, и правильно — сюда ведь со всех концов земли народ собирается, как бы они друг друга понимали?

— А тогда... получается, если мы из дворца выйдем, мы Меркони вообще понять не сможем?

— Да... это скверно.

В это время в зале появился Джа с малышом на плече. Дожидаясь, пока друзья проснутся, он от нечего делать бродил по дворцу, исследуя все доступные уголки. Увидев Димку, Кхо, точно белка, прыгнул к нему на локоть. И... расплакался.

— Ты что? — растерялся Димка.

— Наш дом... Дом поломали.

— Как... Кто?

— Люди, наверно. Их запах, — зло проворчал великан.

Поблекшие воспоминания о жизни в лесной избушке вспыхнули с новой силой, Димке показалось, словно он пришёл оттуда только час назад. И теперь уже ничего не могло быть прежним. Но что для Димки стало светлым прошлым, для Джа и Кхо означало разрушение всего их привычного мира. Чем он мог помочь? Он понимал, что для лесных существ ещё долгое время жизнь протекала бы в привычном укладе, не появись в этом тайном мирке он, беглец, преследуемый магами. И какой толк теперь что-то говорить, какие-то слова?

Закусив губу, Димка посмотрел на трон, величественно сверкавший холодным огнём.

"Мерлин! Я твой наследник, я должен продолжить твоё дело, но я не знаю совсем ничего, и пока что власть, вручённая тобой, приносит мне и моим друзьям потери и несчастья..."

Вслух он сказал:

— Мы постараемся исправить, что можно, Кхо! И отомстим. И вообще, всё устроим так, что будет очень хорошо. Даже лучше, чем было. Не обижайся на меня...

Кхо хотел сказать, что он даже и подумать не мог обижаться на Димку... Но Димка вдруг вспомнил... и неприятное беспокойство кольнуло его:

— Почему я до сих пор не разрубил эту цепь, как говорил Ворон?! Я же помнил об этом, мог сделать в любую минуту, и...

Словно какая-то сила удержала меня, подумал Димка. Незаметная — и почти неодолимая. Неужели, противится сам дворец? Или кристалл? Нет, надо во что бы то ни стало сделать это, именно сейчас! Выполнить волю Ворона! Но почему? Почему он так боится? Откуда этот страх — магия дворца, сам дворец боится того, что случится? Но если дворец идёт против воли Мерлина — почему он слушается меня во всём другом. Почему, почему я не знаю, что случится после? Ворон... он знал? Или ему наказал Мерлин, также ничего не объясняя? Может быть, то, что случится, будет слишком опасным...

Димка не сомневался, что Ворон во всём следовал желанию Мерлина спасти волшебный мир. Но... какое-то объяснение должно было существовать. Больше всего Димку страшила именно неизвестность. Совершенно ясно было, что разрубив цепь, он совершит что-то очень-очень важное. И возле принца теперь не окажется человека, такого сильного и мудрого, как Ворон, чтобы можно было во всём уповать на него.

Ящик Пандоры, вспомнил Димка историю из книжки с мифами. Именно так. Конечно, дворец боится. Он просто тоже не знает. У него есть задача — охранять меня. А разрубив цепь, я выпущу такую силу, контролировать которую не под силу и дворцу! Мы с ним оба — заложники страха. Но я же — принц! Я не могу оставаться послушным страху — и страху даже не своему, а чужому, страху дворца.

Ну почему он не посоветовался с магистром Колдусом!? Наверняка мудрейший учёный что-то знает, или хотя бы догадывается о предназначении кристалла, о том, к чему приведёт уничтожение его связи с дворцом, и о том, что за меч хранится у трона Мерлина...

Но ждать больше нельзя! Как бы ни было страшно. Димка всем телом чувствовал нарастающее напряжение сил, как будто он катастрофически опаздывал... или уже опоздал...

И принц, мягко отстранив малыша, направился к трону. Рукоять меча, лежавшего на прежнем месте, так же уверенно лёгла в ладонь, наполняя мышцы тугой энергией. И всё было замечательно, только какой-то озноб противно пробежал по телу. Но теперь уже не остановиться, вот он, кристалл, прямо перед принцем, цепь тускло блестит... только чуть-чуть размахнуться...

Друзья с удивлением смотрели на Димку. Молчали. Они ничего не понимают. Вдруг... Димка ощутил чей-то взгляд спиной. Осязаемый, как ледяное острие сосульки. Перехватило дыхание от страха, Димка чувствовал — тот, кто стоит позади, настолько могуч и опасен, что уже просто повернуться к нему лицом — невозможно, но и не видеть его — мука ещё большая, невыносимая.

Димку затрясло, он хотел кричать — и немел, боялся так, как никогда в жизни, как никогда не бывает наяву, только в самом кошмарном сне, в припадке сумасшествия... И меч, и кристалл, скованные неведомой волей, оставили своего хозяина. Пытаясь вернуть себе ощущение власти над магией дворца, Димка сделал последнее усилие — но только судорога исказила его лицо.

— Положи меч! — послышался резкий, срывающийся в визг, голос. Принц выполнил приказ. — Не поворачивайся! Отойди от берилла! Ну!! Так стой! Не шевелись!

Димка видел, как тьма заполняет пространство, и эту тьму рассекают разноцветные молнии. Он упал. Чёрная фигура, с ног до головы закутанная в плащ, склонилась над ним, факелы и светильники во дворце гасли, откуда-то из глубин раздался рёв, сотрясший стены подземных покоев; гранит, мрамор, малахит, золото, серебро, железо — всё крошилось, иссекалось трещинами, оплывало и рассыпалось в прах. Все эти громадные массы вещества, поднятые в воздух хоботом смерча, закружились в наступившей мгле и просыпались на землю. Оглушающие звуковые волны, пламя, вырвавшееся из глубин, превратило местность в окружности десятков километров в пустыню без признаков жизни.

Часть вторая Трастильская партия

глава 1

Пасмурным летним утром по дороге, ведущей к королевскому замку двигался небольшой отряд всадников. Пустынная местность, ещё дремлющая природа, тишина и покой, казалось, царили сейчас во всей вселенной. Кругом не было видно ни деревца, выгоревшая под палящим солнцем долина, редкие, чахлые кустики, овраги — и замок впереди.

Замок казался мёртвым. Без флагов, без стражников, без людского гомона. Мёртвая дорога, не зарастающая травой. И даже небо с неподвижными облаками было точно нарисованным на громадном холсте.

Путников, однако, совершенно не удивлял унылый вид местности. Один, среднего роста, черноволосый, худой, одетый в бархатный, облегающий камзол и короткий плащ. На голове красовался бархатный же берет с потрёпанным страусовым пером. Во всей одежде преобладали синие и красные цвета, сплетавшиеся в замысловатые узоры, только берет и сапоги были однотонно чёрные. Лицо всадника выражало полнейшее равнодушие ко всему миру. Оно имело правильные, аристократические черты, и казалось суровым и даже злым из-за старого шрама, рассекающего щёку у резко обрисованного рта.

Второй был полной противоположностью своему спутнику — грузный, с отдуловатым лицом, щеки на котором живописно подпрыгивали при каждом шаге коня. Взгляд у него был весёлый, даже несколько плутоватый. Одежда толстяка была яркой, чванливой, с кружевными манжетами и воротничком, с золочёным, в затейливой насечке нагрудником, с атласными лентами и витыми шнурами.

Сопровождала их легковооружённая охрана числом около двадцати всадников.

В то время, когда путники подъезжали к замку, между ними происходил такой разговор (или, вернее, монолог):

— Дорогой мой друг, вся придворная магическая наука зиждется на постулате о постоянном числе, и новомодные теории шарлатанов — это просто откровенная чушь, исходящая от людей, желающих подорвать священное учение, и они-то и есть самые злостные еретики. По ним давно костёр плачет, нашего славного епископа! — Эти слова принадлежали толстяку (он же — лорд Оурбан, канцлер) и были сказаны с единственной целью — вытянуть из маршала Кронга хотя бы несколько фраз. Оурбан уважал старого вояку за ум и смелость, но в пути неразговорчивость спутника изрядно утомила любившего весёлое общество придворного. Более всего лорд Оурбан досадовал, что не взял в поездку своего шута.

— Да, кстати, вы слышали, сэра Рида обвинили в колдовстве, взяли под стражу, и сейчас он, скованный по рукам и ногам сидит в Монастырской башне. Наш король не хотел его ареста, но епископ настоял.

Кронг, звякнув ножнами меча о латы, обернулся к Оурбану, выжидающе и как-то особенно мрачно посмотрел на толстяка. Тот, захваченный новою темой, не заметил взгляда.

— Во дворце говорят: епископ дорвался до власти, будет свирепствовать, пока не выкорчует всю ересь. Вы слышали — среди дворянства существует организация "Чёрный ворон", в которую входят многие знатные вельможи, и наш святейший отец, преисполнен ярости, утверждает, что сведёт с плахой либо с костром любого, кто окажется замешан в этом деле. Воистину, безумные слова безумного человека, но!.. — Оурбан поднял палец. — Человека, в чьих руках сейчас большая власть. Боже, несчастный король вынужден был сдаться, когда епископ, обнаружив по доносу тайный документ организации (Кронг при этих словах изменился в лице) потребовал у него права брать в кандалы каждого, кто окажется причастен "Чёрному ворону".

— Что же было в документе, Оурбан? — спросил хриплым, низким голосом маршал.

— Этого я не знаю... — Лорд Оурбан намеревался объяснить Кронгу ещё кое-какие тонкости последних политических событий при дворе, но путники уже въезжали в замок, и зрелище, открывшееся им, заставило канцлера умолкнуть.

От дверей главной башни двигалась процессия. Впереди шествовала четверка юных пажей в тёмных, бархатных костюмах. Следом шли носильщики с закрытым, без окон, паланкином мышиного цвета, с золотым гербом на двери, изображавшим восьмиугольник и вписанную в него окружность. За паланкином шагали ещё двое пажей.

Процессия неспешно и величественно проплыла мимо почтительно посторонившихся путников к воротам замка. Маршал и канцлер долгое время стояли, не шевелясь, как будто заколдованные или парализованные ужасом. Ворота закрылись, а взгляды вельмож были прикованы к тому месту, где несколько минут назад плыла обитая рыхлым бархатом и кожей крыша паланкина, а теперь покоился массивный засов. Лишь когда лошади запереступали, замотали головами, норовя куснуть друг дружку, побледневший лорд Оурбан проявил первые признаки жизни, вздрогнул, оглядел двор замка и, как будто с трудом преодолевая немоту, спросил маршала:

— Что могло привести ЕГО к нам?..

— Только бог может это знать, — проговорил Кронг в глубоком раздумье. И тут оба путника вздрогнули, а лорд Оурбан снова изменился в лице, покрылся испариной и затряс рыхлыми щеками.

— Боже, боже!.. Черт, проклятый щенок!

Причиной испуга стал грохот, раздавшийся где-то внутри замка, а двумя секундами позже из низенькой дверцы в стороне от главного входа стрелой вылетел мальчик-поварёнок, растрёпанный, взъерошенный — и со сдавленным смехом исчез за углом. Вслед за сорванцом в проёме показался сам повар, румяный толстяк с внушительной сковородкой в руке. Обругав мальчишку, он высморкался в передник и нырнул обратно. Наблюдавший за этой сценой лорд Оурбан бросил в сердцах:

— Чёрт возьми, теперь я буду шарахаться от каждого скрипа!

глава 2

Король обедал. Человек в летах, но ещё далеко не старый, коренастый, похожий на буйвола, с широким, смуглым лицом, он редко терял аппетит, и сейчас яства, в изобилии стеснившиеся на столе, исчезали в августейшем чреве так скоро, что человек непривычный к подобному зрелищу мог заподозрить некий обман зрения. Король, впрочем, успевал заниматься и множеством других дел. К примеру, когда свиная нога, брызгая соком и взбрыкивая всеми имеющимися в наличии суставами, попадала между его бульдожьими челюстями, король решал вопрос об удовлетворении ходатайства на постройку новых конюшен для будущих лошадей. Когда вино из полуведёрного кубка лилось в глотку — ухитрялся обсуждать расположение пороховых погребов во вновь возводимой башне. А едва рот получал возможность отдохнуть, заглатывая хрустящих, лоснящихся от жира перепелов, король хохотал над очередным анекдотом шута о том, как Гисбулт будет валяться здесь, у ног его величества, жалостным голосом моля о пощаде.

Нужно сказать, что и кони, и порох имели непосредственное отношение к предстоящему вскоре большому и радостному событию — войне с соседом, герцогом Гисбултом, который, будучи мерзавцем из мерзавцев, нагло заявил во всеуслышание о якобы ложных правах его величества на владение землями Гисбултов. Страна готовилась к празднику, и общий воинственный дух, как нигде, естественно, царил в самом королевском замке. Кроме короля за столом имели удовольствие присутствовать его мать, Агнет Корлианская, сын — наследник престола, а ныне герцог Торнский, его преосвященство епископ Бульони, а так же десяток мелких вассалов и придворных, и шут — любимец своего хозяина. Такое общество — если не считать пажей, прислуги, охраны — можно было застать в тот час в столовой зале замка. Само помещение блистало роскошью, но для людей знающих производило впечатление "сорочьего гнезда" — здесь в безвкусности были собраны богато инкрустированная золотом мебель, картины в тяжёлых рамах, бесчисленные канделябры и люстры, пол устилали ковры, а на потолке красовался громадных размеров герб его величества, сверкающий самоцветами и драгоценными металлами. Подобная же крикливость была присуща и одежде придворных.

Итак, король обедал и вёл важный государственный разговор, а вернее, вёл его святейший отец-епископ, говоривший с таким пылом, что, казалось, ещё чуть-чуть — и жаркое в блюдах начнёт подгорать, а вино в фужерах едва не закипало.

...-Особенно сейчас, ваше величество, сейчас, и как можно скорее надо покончить со всеми внутренними делами. Вы должны понять меня, я не в коей мере не хочу оттянуть то событие, которого мы все так ждём. Нет. Война будет, и очень скоро. Но. Но враг у нас самый главный кто?

— Герцог Гисбулт! — гаркнул шут, пожилой гримасник и льстец. Король с силой затряс головой, показывая абсолютное согласие. Епископ Бульони, явно ожидавший подобной реакции, пылко воскликнул:

— Нет! Вы заблуждаетесь. Наш враг не тот жалкий сквалыга и дряхлый трус! Он сдастся на милость нам после первого же свиста стрелы. — Здесь его величество одобряюще хмыкнул. — Да, от первого! А истинный наш враг — рядом!

— Что-о-о?! — весь стол изумлённо содрогнулся.

— Да-да, рядом. Вы посмотрите, кто вас окружает, ваше величество. — Величество огляделся, но только ещё больше удивился. — О, нет же, я говорю — вообще, кто ваши слуги?

— Вы, епископ...

— Да, я — ваш преданный слуга. Зато кроме меня у вашего трона множество тех, кто, прикрываясь маской благородства, продал вас и вашу страну герцогу Гисбулту!

— Кто они?! — в гневе воскликнул король, отрывая фазанью ножку ото рта с таким пылом, что брызги жира разлетелись в стороны на несколько шагов. — Покажи их мне, покажи — и ты увидишь, как по прошествии часа... нет, половины часа их головы уже никогда не смогут соединиться с телами!

— О... — Епископ поморщился. — Я знаю, ваше величество, вы полны решимости. Однако выслушайте же до конца. Ваша страна полна нищих и бедных людей, тогда как благородных, истинных и чистых дворянских родов становится всё меньше. Это первое. В вашей стране привольно гуляют шайки разбойников, грабя караваны вашего величества. Ваши вассалы, поджав хвосты, сидят по своим замкам, боясь высунуть нос из конуры. Казна пуста. Крепости полуразрушены, да что там... — Епископ перевёл дух, собираясь произнести последний, сильнейший аргумент. — Что вы едите, государь?!

Государь бросил ошеломлённый взгляд сначала на Бульони, потом на остаток фазаньей ножки.

— А что?

— О, боже великий, ваше величестве, разве это если ваши предки?! О, вы не простите мне, если я начну перечислять вам все те изысканные чудеса поварского искусства, коими отцы наших родов утешали свои души после великих и славных дел. А теперь? Да на этих столах жалкие объедки, к ним побрезговали бы прикоснуться в добрые времена слуги вассалов ваших предков! — Король угрюмо молчал. — Итак, государь, собираясь на войну с герцогом, нам необходимо расправиться прежде всего с теми врагами, кто пользуясь вашим доверием, вашей добротой, вашей любовью к подданным, вашим мужественным и честным сердцем, которое отличает ваше величество от того же подлеца, герцога Гисбулта, обманом и хитростью, лицемерим и подкупом терзают королевство, бросают камни на и без того тяжёлое бремя вашей власти, оставаясь безнаказанными. Так неужели вы, государь, в такой ответственный момент для будущей войны, и более того, для самой незыблемости государства, закроете глаза на происки подлых шакалов, расшатывающих устои святая святых — трона!

— Его преосвященство хочет ещё одной подписи под смертным приговором... — глубокомысленно изрёк шут.

— Правда, мой друг? — спросил король, счастливый уже тем, что ему предоставили возможность спасти королевство всего лишь единственной жертвой.

— О, ваше величество столь проницательны! — восхищённо заметил епископ.

— Кто же он? — с некоторым беспокойством поинтересовался король, оставляя в покое останки осетра.

— Маршал Кронг! — доложил начальник стражи, распахивая двери в зал. Неожиданный раскат громового баритона испугал обедающих, а король чуть было не подавился костью. И только епископ и шут остались невозмутимыми. Злой блеск промелькнул в глазах священника — дело сорвалось, притом, что неожиданный гость и в другое время вряд ли оказался бы приятен ему. Так или иначе — маршал пока оставался лицом весьма значительным, и пришлось любезно приветствовать военачальника вместе с прочими вельможами. Кронг вошёл, позвякивая полувоенным-полупридворным костюмом — последние месяцы среди приближённых к трону дворян такое сочетание в одежде стало обычным, и не считалось дурным тоном являться к столу в специальных, лёгких кирасах, украшенных позолотой и изящной чеканкой, мечи и боевые топоры не сдавали охране перед аудиенцией у его величества, как бы демонстрируя тем высокий воинственный дух и стремление немедленно выступить в поход. И даже монахи нарочно перестали прятать кольчуги под одеждой, превратив монастыри в подобие военных орденов, получив на то благословение его преосвященства.

Маршал Кронг слегка наклонил голову, тряхнув чёрной шевелюрой, щёлкнул сапогами, приветствуя короля как военный — командира. Епископ по обыкновению недовольно сжал губы, но его величество добродушно хмыкнул, жестом приглашая маршала присоединиться к трапезе. Король мало заботился об этикете, особенно в минуты, когда его внимание оказывалось поглощено более важными делами.

Епископ, проявив чудеса выдержки, подавил бешенство и тихо обратился к королю:

— Ваше величество, вы не забыли?

— Что?

— Спросить маршала о результатах поездки.

— Ах, правда, в самом деле! Всему виной наш повар, негодяй, он говорит, что брианское вино кончилось, а югосское мне всегда напоминало помои... Так о чём я хотел спросить?

— О путешествии, ваше величество, о путешествии.

— Да-да... Итак, маршал, чем вы нас порадуете?

Кронг, который к тому времени уже занял место за столом и принялся неторопливо вкушать блюда королевской кухни, казалось, не замечал переговоров епископа с государем. С последними словами Бульони он откинулся назад, вытерев губы салфеткой, и доложил, почему-то глядя прямо в глаза его преосвященству:

— Поручение, ваше величество, выполнено в срок и надлежащим образом. Я и лорд Оурбан удовлетворены сооружением, однако...

— Кстати, а где Оурбан? — поинтересовался король.

— Лорда Оурбана очень утомила поездка, ему нездоровится. Но он просил передать, что появится, как только примет ванны и переоденется.

Епископ отвернулся — колючий взгляд маршала пронзал его насквозь.

— В таком случае, мы увидим канцлера только завтра, — заметил шут, подмигнув королеве. Кронг продолжал:

— Однако есть одна тонкость, одна закавыка, ваше величество, и весьма существенная... Прошу меня простить, но об этом я расскажу лично вашему величеству.

В зале воцарилось напряжённое молчание. Короля оно раздражало, и, заинтригованный секретностью дела, он приказал всем удалиться. Придворные и члены королевской фамилии починились незамедлительно, за столом, кроме короля и маршала остался только епископ.

— Ну, выкладывай! — сказал король, уже изрядно захмелевший. Ни один мускул не дрогнул на лице маршала, но голос выдавал его ярость:

— Я же сказал: лично вашему величеству!

— К-как?.. А мы... это... Епископ, он же... — Его величество растерялся, краска на его лице сменялась бледностью, но непривычный к подобным затруднительным ситуациям, он не мог пребывать в этом состоянии долго. Внезапно рассердившись, король решительно произнёс:

— Э-э... Ваше преосвященство, оставьте нас, я вас позову потом, — И он нервно махнул рукой, словно говоря: "А, ну вас всех к чёрту, король я, или не король?!"

Епископ стремительно вышел, почти выбежал, так полыхнув парчовыми полами мантии, что один бокал на столе опрокинулся. Кровавая, чуть искрящаяся струйка потянулась по скатерти под обиженный звон хрусталя и намочила колено королю. Тот, однако, не заметил, испугавшись собственной смелости и уже сожалея о ней, хотя чувство оскобленного монаршего сана обязано было как-то выплеснуться наружу. После нескольких мгновений молчания он вздохнул, как показалось маршалу, жалобно, и сказал:

— Ну вот... я слушаю.

— Ваше величество, подземный ход, который вы повелели провести от ваших покоев до крепости Агунт, пролегает под Терра-Брок.

— Ну и что?

— Ваше величество, вы забыли? Владение Терра-Брок принадлежит Великому...

Король вздрогнул, словно очнувшись от дрёмы.

— А в обход?

— Это потребует дополнительных затрат в пятьдесят тысяч терцитов. Лорд Оурбан объяснил мне состояние вашей казны — она обеспечит требуемую сумму, но тогда войну вести станет невозможно.

Король кусал губы, король раздражался — он не привык самостоятельно решать подобные вопросы, рассуждать хладнокровно — стихия Бульони, и гнев от собственной беспомощности не на ком было выместить. План с подземным ходом — это была затея Бульони, он даже не затруднил себя объяснить толком, зачем и как всё это будет устроено. А теперь маршал хочет, чтобы его величество принял решение, но почему Кронг устроил этот спектакль с секретностью? Епископ ведь всё равно вынюхает, король не держал на этот счёт иллюзий, понимая, что сдастся после двух-трёх хитроумных аргументов Бульони, перескажет разговор. А совет его ох как был сейчас нужен...

— Может быть, посвятить в наше дело его преосвященство? — неуверенно спросил король.

— Ваше величество!

— Ах, да-да-да! Он же друг Великого... — Последовало короткое раздумье. — Ладно, тогда веди через Терра-Брок, будь что будет, в случае чего я на тебя свалю вину... Можешь идти, Кронг, устал я...

глава 3

На земле Трастилии наступила ночь. Тьма принесла тишину, свежесть и блистающую красоту звёздного неба. На пустошах появились уродливые маленькие фигурки вечно суетливых шакалов, спутников волчьих стай. Эти бродяги время от времени покидали убежища под сенью лесов или в оврагах, рыскали по равнинам, взбирались на холмы, обозревая местность. Тогда под серебристым сиянием луны различались причудливые, длинные тени, слышались тягучие, тоскливые ноты — или визг и лай, пугающие случайных путников. Прекрасная для поэтов, ночь изнутри была иной, людям и животным с любой стороны грозила незримая опасность, дух её витал в пьяном воздухе, заставляя трепетать безоружного, беспокойно озираться защищённого...

В полночь королевский замок покинул всадник. Он неспешно двигался по западной дороге, покачивался в такт мерной поступи коня, насвистывая чуть грустную, красивую мелодию, иногда прерывая её, чтобы ловко бросить в рот мелкий орешек, с хрустом разгрызал и сплёвывал скорлупу. Внешностью человек напоминал купца средней руки, каковых всегда немало бывает в городе, ещё не заплывшего жирком от бестревожной жизни. Самоуверенность путника казалась, несколько нарочитой и даже подозрительной, однако обратить внимание на такие мелочи на ночной дороге было некому, ибо разбойники избегали окрестностей замка, а честные люди в эти часы спокойно спали в своих кроватях.

Всадник одолел уже около двух вёрст пути, когда еле уловимый звук заставил его насторожиться. Слегка привстав в седле, он вслушивался в шорохи равнины. Со стороны замка доносилось ржание, людские голоса. Однажды щёлкнула тетива и последовавший за этим душераздирающий крик шакала в предсмертной агонии резанул неподвижный воздух. Всадник пришпорил коня, пустил галопом и, проскакав так минуты две, свернул с дороги, спешился за темневшими у обочины кустами. Коня он отвёл ещё дальше, в неглубокий овраг, а сам спрятался в кустах, словно хищник, подстерегающий добычу, и пристально вглядывался в сумрак. Ожидать долго не пришлось, над дорогой показалось сначала облачко пыли, несомое ветром впереди обоза, затем вынырнул и сам обоз — десять крытых повозок, сопровождаемых легковооружёнными конниками. Обозники, несомненно, принимали все мыслимые меры для того, чтобы лошади и повозки производили меньше шума — колёса были тщательно смазаны, копыта обёрнуты тряпками. Однако, королевская охрана, известная своей безалаберностью, по которой её узнавали с закрытыми глазами, сводила на нет все усилия.

Обоз миновал человека, притаившегося в засаде. Проводив взглядом последнюю телегу, он тихо, словно тень, вскочил на ноги. Таинственный путник теперь производил впечатление разбойника, во что бы то ни стало вознамерившегося заполучить желанную добычу. Он с ловкостью пантеры крался следом за тёмными силуэтами повозок, ровно на таком отдалении, чтобы все слова, произносимые солдатами охраны, были явственно различимы.

Наконец вереница повозок приблизилась к развилке дороги и повернула направо, туда, где в вышине сияла над планетой, переливаясь всеми цветами, вторая луна — ночное светило Оосса. Обоз скрылся за рощицей, предваряющей большой королевский лес Иннут, а загадочный человек почему-то оставил преследование, усевшись на обочину у самого распутья. Любопытство было удовлетворено. В течение нескольких минут он спокойно отдыхал, наслаждаясь покоем и сиянием ночных светил. Ночные хищники смолкли, ветерок улёгся. Далеко на юге как будто алела заря — там жил вулкан, там, из жерла высокой горы временами ярче, временами слабее полыхало пламя демонов ада. Редко-редко оттуда доносились глухие раскаты, тогда вулкан вздрагивал, и столб огня поднимался до самых звёзд. Страшное место. Терра-Брок, земля Великого...

Человек ещё раз бросил задумчивый взгляд на алый край неба. Пора было возвращаться, в замке скоро забурлит жизнь, и его, несомненно, хватятся, будут искать. Он поднялся и... словно окаменел, зачарованный увиденным. Со стороны Терра-Брок, по левой дороге, навстречу ночному бродяге двигалось тёмное пятнышко. Оно было ещё далеко, едва выделялось над голой равниной, приближаясь с небольшой скоростью. Должно пройти не менее получаса, прежде чем оно окажется у развилки. И человек изменил свои первоначальные намерения — казалось, он хочет повторить все те же приёмы разведки, что были проделаны с королевским обозом. Быстро спрятавшись в канаву (на этот раз ему повезло меньше, на дне оказалось немного жидкой грязи) — лазутчик следил за дорогой. Пятнышко колебалось, теряло отчётливые формы, разбивалось на несколько, и наконец превратилось в кавалькаду всадников, числом двенадцать, сопровождавших карету с шестёркой лошадей. Одежда всадников, карета, лошади — всё чёрного цвета, без какого либо намёка на показную роскошь. Ни оружия, ни факелов, окно в карете плотно закрыто, и лишь дверцу украшал герб — два золотых полумесяца и звезда между ними.

Невероятно тихо, почти беззвучно промелькнула кавалькада — она направлялась к замку. Полыхнули длинные плащи — будто ветер пронёсся над землёй. Человек в страхе даже не пытался её преследовать — он выбрался из канавы, не отряхнув с одежды грязь, и обрёл видимость прежней беззаботности лишь доплетшись до своего коня.

глава 4

Лорд Оурбан соврал. Когда его величество ублажал своё алчущее чрево дарами флоры и фауны, епископ раздувался от ярости и переполнялся желчью, плетя интриги в замке, маршал занимался служением короне, канцлер вовсе и не думал отдыхать, как он сказал Кронгу. Только простодушный вояка и обжора-король могли поверить в эту отговорку прожжённого придворного, епископ же сразу заподозрил неладное — ещё бы, так запросто игнорировать королевский обед! Канцлер не отличался особенным умом, но быть таким нахалом! Епископ Бульони, уничтоживший добрую половину высших сановников за мнимую либо истинную причастность к запрещённому ордену "Чёрный ворон", канцлера оставил в покое. Потому что предполагал сделать из этого "ряженого петуха" удобную марионетку на случай опалы перед королём. И вот... лорд Оурбан завёл какие-то тайны!

Покинув пиршественную залу, епископ едва сдерживал гнев. Скоро, скоро он разделается с маршалом... Но теперь вот нужно параллельно заниматься канцлером — куда этот болван нацелился?! Бульони всегда полагал, что хорошо знает его мысли и дела: связь с королевой, длинный язык, короткая память, труслив. На заговор не пойдёт, а королева сегодня уезжает — значит, появилось нечто, неизвестное ему, епископу. Неужели, причина — в этой поездке с Кронгом? Да, нужно незамедлительно принимать меры.

В переходе, соединявшем донжон со зданием, где располагались основные жилые помещения замка, Бульони встретил двух долговязых пажей, видевших канцлера на пути к "чёрному замку" — так называли здесь башню, расположенную чуть на отшибе, у южной стены. Юнцы были вдрызг пьяны, к тому же до смерти перетрусили перед его преосвященством, и поэтому от их внимания ускользнула бледность, на несколько мгновений покрывшая лицо епископа. Ужасная догадка поразила Бульони — если канцлер видел гостей, и эта встреча подтолкнула его... И маршал — они же были вместе. Тут уж не до тонких интриг. "Чёрный замок" — владения Великого — об этом отлично знают и тот, и другой. Если что-то вынюхали, что-то заподозрили... все планы могут рухнуть, Великий рассердится на епископа. И Бульони твёрдо решил: появится хоть тень подозрения — уничтожить, убить, отравить немедленно, он не остановится ни перед чем. Гнев короля — пустяк по сравнению с тайной, доверенной ему Великим. Нужно опередить врага любой ценой.

По тайному ходу епископ проник в "чёрную башню". Там, в одной из подземных келий нынешней ночью будет спрятано нечто, настолько секретное, что Бульони даже боялся допустить саму мысль, что о предстоящем могут проведать его враги. Епископ тщательно осмотрел келью. Коридор, проходивший у её стен, потолок, пол, дверь, замки. Слой пыли свидетельствовал о том, что до Бульони здесь давно никто не бывал, и епископ вздохнул свободнее. Он собирался возвращаться обычным путём, через двор замка, и ещё раз окинув запретное подземелье острым взглядом, зашагал по винтовой лестнице наверх, держа впереди себя свечу. Мрак башни всегда угнетающе действовал на епископа, ему казалось, будто эти камни, доставленные из владений Великого в Терра-Брок, вливают в душу ледяное дыхание. В то же время "чёрный замок" возбуждал воображение, Бульони казалось, его холодное величие заставит всё смертное склониться, разум, придумавший и воплотивший бездушную громаду, даже не мог быть человеческим. Сам епископ знал лишь малую часть сложнейшей сети переходов и комнат в толще камня под королевскими владениями. Эта сеть простиралась далеко за пределы замка, и, думая об этом, Бульони не мог устоять перед греховными мыслями. Он мечтал. Мечтал о невероятной власти, ожидающей его, о новых, неведомых землях, которыми будет владеть, о дворцах, что вознесут золотые купола и шпили башен к вящей славе повелителя стран и народов... Уж он-то покажет миру, что значит быть истинным государем! Что ему какие-то войны, ничтожные мятежи, оружие, неуклюжие войска?! Он, приблизившись к Великому, станет полубогом, а затем... кто знает, кто знает... как распорядится судьба?

...Тихий скрип вырвал епископа из власти химер. Вначале робкий, одинокий звук раздался где-то вверху, там, где должен быть вход в башню. Бульони вздрогнул, словно ему за шиворот упал слизняк. Лицо перекосилось в испуге, но уже через мгновение обрело выражение сосредоточенности и злобы. Сообразив, что случай сам ведёт к нему жертву, епископ почти ликовал: "Ага, жирная свинья, ты вообразил себя лисой, выслеживающей добычу, и сам сейчас очутишься в ловушке! Посмотрим-посмотрим, как ты думаешь превзойти меня в ловкости, и что ты будешь делать!.. Впрочем, — осадил себя Бульони. — Не верю, чтобы этот простак шёл сюда с каким-нибудь планом. Им движет всего лишь любопытство, тупое щенячье любопытство. Ну и ладно, поставим сейчас тебе капкан, и решим — дать тебе порезвиться ещё немного, или же нафаршировать твоими мозгами пирог к завтраку короля!"

С такими мыслями епископ медленно отступил в тёмный провал — нишу в стене — погасив свечу. И сразу же страх проник в самое его сердце, и с каждой секундой становился непереносимей. Выпучив глаза, епископ жадно глотал тяжёлый воздух, как будто насыщенный всеми муками и кошмарными видениями сгинувших в безвестности узников башни. Бульони, вопреки рассудку, был готов уже закричать, чтобы хоть каким-то образом разорвать власть ужаса, зажечь огонь...

Шаги приблизились. Из-за поворота показался мерцающий, мутный свет коптящего факела, и за ним — освещённое лицо человека. Видны были только нос, подбородок и лоб, под которым чернели впадины глаз. Очертания искажались, то прячась во мраке, то проступая яснее, из-за этой игры света и тьмы лицо канцлера было почти неузнаваемым. Лорд Оурбан боролся со страхом, уступая любопытству, двигался осторожно, словно охотник через трясину. Иногда он замирал, прислушиваясь. Из его приоткрытого рта вырывалось влажное сипение, пот капал с складок щёк.

Миновав нишу в стене, канцлер ощутил лёгкое прикосновение к плечу. Нервы не выдержали, воображение дало последний толчок, свет факела перед глазами поплыл — вначале медленно, потом с вызывающей дурноту быстротой, ушли куда-то стены, потолок, пол. Откуда-то выскочили черти с пылающими рожами, закружились в бешеном вихре, а голос, показавшийся Оурбану голосом дьявола, тысячью медных щитов гремел в ушах.

Невероятным усилием канцлер переборол слабость, прислонившись к стене и цепляясь ногтями за выступы в камне, чтобы не сползти вниз.

— Что это так напугало вас, ваша светлость?

— ...!

— Да успокойтесь же, ради Бога! Здесь никого и ничего нет, кроме нас с вами...

— Это в-вы... ваше преосвященство...

— А вы что решили — вас чёрти в преисподнюю утащить хотят? Конечно, я. Но, святое древо, вы-то как сюда попали?

— Я-я-а-а... М-м-м...

— Совершенно непонятно, и даже странно, Оурбан, очень-очень. Неужели же вам понадобились чертежи тайных переходов, чтобы, когда герцог Гисбулт подойдёт к замку, спрятаться здесь? А? Ха-ха! Видите, как я остроумен, не правда ли?

— Да... Нет... Я просто увидел, монсеньор...

— Увидели? — посерьёзнев, прервал его епископ. — Это Я вижу. Вижу, вы, господин Оурбан, завели тайны от вашего лучшего друга. Э-хе, такова наша доля — быть преданными — и чему это я так удивляюсь? А ведь и война-то ещё не началась... Не оправдывайтесь, господин канцлер, я всё понял. Завтра же король узнает обо всём...

Канцлер опустился на колени.

— Господи, ваше преосвященство, смилуйтесь, смилуйтесь над бедным глупцом, бес помутил разум мне... Пощадите...

— Ладно... Пока ладно. Пусть Бог, взирающий денно и нощно на грехи наши, судит нас! Но... смотрите, Оурбан. Такие похождения отличаются от любовных одним небольшим нюансом — я — не король, а Башня не покои её величества. Идите с миром...

...Очень хорошо, думал епископ, возвращаясь в свои апартаменты, Оурбан полностью в моих руках. Однако, зачем, всё-таки, он ходил в Башню? Не может быть, чтобы одно только любопытство...

...Очень хорошо, думал канцлер, понемногу обретая душевное равновесие за бутылкой великолепного вина десятилетней выдержки. — Бульони и вправду решил, будто я хотел разведать ходы под замком. Пускай себе!.. И всё же — зачем Великий приезжал туда? И почему Бульони так сторожит подземелье?

Оурбан впервые пожалел о собственной трусости — повторить разведку он так и не насмелится...

глава 5

Через несколько дней Трастилия начала войну. Граф Брианский с пятнадцатитысячным войском подошёл к Агунту, расположившись на равнине в низовьях Триба — великой реки, протекающей через всю страну от западных границ Бургонда до восточных уделов Брианы. Брианское войско составляли преимущественно лёгкая конница и пешие меченосцы, которых ещё называли броневиками из-за их больших и тяжёлых щитов. Немногочисленное рыцарство графства почти в полном составе сопровождало ставку Гессена, командующего Брианским войском.

С другого берега Триба переправлялась конница графа Югосского, возглавляемая им самим и маркизом де Буш, наместником южных колоний. Просторные степи графства воевали редко, его войско насчитывало всего семь тысяч. Люди вольных равнин, и кочевники, и оседлые пахари, они были хорошими всадниками, стремительно налетавшими на врага, не давая тому возможности занять удобные позиции, окружали, снова исчезали, появляясь там и тут, наводили панику, а тучи стрел довершали дело.

Один недостаток видели в них военачальники — очень уж свободолюбивы были "степные птицы Югосии": ни деньги, ни плети , ни гневные указы графа не могли заставить идти их в бой, только ненависть к врагу собирала разрозненные отряды в единое войско.

Ядром Трастильских полков, цветом и гордостью всей королевской армии признавались грозные силы герцога Бургондского, могущественнейшего повелителя трети территории страны, вассала строптивого и упрямого, чьи предки не единожды пытались сеть на трон, а то и просто отделяли герцогство в самостоятельное государство. Сам Бургонд, в былое время неприступный, как небо, расположенный на склонах и у подножия Аронского хребта, по древности соперничал с Трастилинобургом. Как западный форпост страны, он с успехом отражал нашествия диких племён Ацции, легионов Рума и Троеносии. Четырежды враг штурмовал его стены, а флот близлежащего моря-озера Гепон неизменно топил неприятельские суда южных соседей. Последние десятилетия Бургонд подрастерял былую мощь, хотя и разросся в площади, катаклизмы в недрах Аронского хребта изменили очертания Гепона, уменьшив его почти на треть, стерли с лица земли самую неприступную часть цитадели, плато Чёртова Голова с башнями на нём. Кроме того, на территории герцогства росли и процветали новые города — Столм — основанный румским полководцем Трабаном и впоследствии отошедший Трастилии; Великий Оазис — предмет вожделения Троеносии и часто меняющий подданство, ожерелье мелких — Тим, Кукронг, Тур, Борн, Комариная Гора. В отличие от самого маркизата Трастильского, Бургондские земли имели развитую сеть мануфактур, процветала торговля, открывались рудники. Централизация власти Бургонда слабела, однако вассалы и на этот раз выставили под знамёна герцога самую внушительную, 30-тысячную армию.

Бургондские полки подошли к Агунту последними, расположились дугою. Их лагерь выглядел необыкновенно внушительно, со множеством шатров, обозами, подготовленными для длительной войны.

Утром туман над берегами Триба прорезал рёв сигнальных труб — приближались троеносские полки. В готовой к бою армии Трастилии заканчивалась передислокация прибывших вечером отрядов графа Сорунгского, правителя юго-восточной колонии. Солнце едва показалось над горизонтом, а лагерь давно пробудился. Лязг оружия, крики часовых и рассыльных, конское ржание — сливались в общий, почти слитный гул. То там, то тут, среди серой массы солдат мелькали перья и плащи рыцарей. Время от времени проносились целые кавалькады нарядных всадников — это какой-нибудь военачальник со свитой устраивал смотр своим полкам. На высоком холме располагалась ставка, туда стекались отовсюду ручейки дворян, надеявшихся выслужиться или хотя бы просто удостоиться благосклонного взгляда его светлости барона Койти, второго маршала Трастилии. Шатёр барона, весь расшитый золотыми гербами, со штандартом на шпиле, изредка обнаруживал в себе вход, куда ныряли с обнажённой головой военачальники. Сам же второй маршал до начала битвы ни разу не покинул походные апартаменты.

Итак, сражение начиналось. Трастильские полки под рёв труб двинулись туда, где сквозь рвущуюся дымку показалось войско неприятеля. В тумане сохранять боевой порядок армии становилось всё сложнее, лавина человеческих тел ломалась, адъютанты с приказами от маршала растерянно выкрикивали имена командиров. Мгла местами становилась такой, что в двух шагах ничего нельзя было увидеть. С холма перемещения полков угадывались, но слишком много времени уходило на координацию действий. Люди рушили строй, внезапно натыкались на препятствия — край левого крыла почему-то угодил в болото, несколько сот пехотинцев стояли, не зная, куда им двигаться.

Даже сам маршал выбежал из шатра, беспокойно прикладывая трубу к глазам, переходил от одного края обзорной площадки к другому, как будто это давало возможность лучше увидеть ситуацию.

И тут в небе что-то произошло. Сперва послышался гул, всё усиливающийся, ставший невыносимо громким. Кони бесились, сбрасывая всадников, потом ужасающей силы шквал пронесся над долиной, смёл палатки, сорвал стяги... и стих. Гул и ветер прекратились в одно мгновение, но за те секунды, что длилась паника, клочья тумана были размётаны, и появившееся солнце озарило грандиозную картину, пестрившую всеми цветами радуги: внизу, на равнине, на многие версты вокруг виднелись лоскутки беспорядочно рассыпавшихся полков, а с юга к ним двигалось Троеносское войско в полном боевом порядке, чёткие шеренги сминали кавалерию, лучников, пехоту, ряды щитов и шлемов сияли, а впереди, на белом коне под парчовой попоной ехал сам Гисбулт — великан в серебряных доспехах, сопровождаемый знаменосцем...

Спустя несколько часов Трастильское войско было разбито.

Часть третья Тьма и Свет

глава 1

Плохое, тяжёлое время наступило. Беда обрушилась на Трастильскую землю, с каждым днём всё больше несчастья принося её народу. Пылали города, замки, деревни и поля, люди не хотели воевать, оставались в домах или прятались в лесах и пещерах, предпочитали сдаться на милость победителям, которые, видя в том свою выгоду, оставляли мирное население в покое, едва оттуда уходило королевское войско. Западным территориям Трастилии смена власти была не в новинку, и полки второго маршала оставались без поддержки, панически отступая, провожаемые насмешками. Сражений было мало, но войско редело — солдаты разбегались. Пала линия обороны Западных гор, Агунт, Коронг. Югоск оставили без боя, Бриана оказалась в кольце врага. Гисбулт стал лагерем у стен Трастилинобурга. Оставив мощные рыцарские конные отряды, всю прочую конницу и тяжёлую пехоту на равнине со стороны Южных Ворот, герцог с отрядами лучников и лёгкой пехотой углубился в леса, намереваясь осадить столицу. Королевский двор охватил ужас, его величество вместе с женой и небольшой свитой покинул уединённый замок в окрестностях столицы.

Под торжественный рёв труб и отнюдь не праздничные взгляды горожан он проследовал в Капитолий — гигантский дворец-крепость в центре столицы, где и был любезно встречен придворным обществом, и тут же, не теряя времени, принялся запивать вином, заедать изысканными кушаньями свою, впрочем, довольно-таки слабо выраженную тревогу за будущее государства. Капитолий сотрясали балы и обеды, высший свет развлекался, недоумевая... И за всем этим немногие придворные разглядели странную деталь, в другое время давшую бы повод для целого роя слухов и сплетен: епископ пропал. Он, всегда и всюду неизменно сопровождавший короля, ревностно примечая любые мелочи, вынюхивая тайны и сговоры, ухитряясь не оставлять без внимания любого мало-мальски сомнительного дворянчика. Он, который всюду нёс страх виселицы и костра, без каких либо скидок на титул и заслуги...

Впрочем, вместе с епископом исчез и маршал, человек, в такое тревожное время особенно значимый.

* * *

Но чего не слышали уши придворных, то знают стены Чёрной башни. Чёрная башня... Таинственное название. Однако, ничего в ней чёрного и таинственного, особенно, если смотреть снаружи, нет. Башня, как башня — серый каменный цилиндр метров двадцать пять в высоту, с площадкой на вершине, окружённой массивными зубцами. Она стояла чуть в стороне от основных построек королевского замка, и смотрелась как-то неуклюже в этой удалённости.

В лунные ночи башня и в самом деле выглядела жутковато, когда остальные здания будто приседали, уменьшались в размерах, она вырастала, далеко отбрасывая тень, казалась даже не башней, а исполинской статуей, застывшей фигурой сказочного великана, которого вот-вот пробудит колдовской лунный свет, оглушительно треснет камень, и тяжёлые шаги сотрясут равнину...

Днём наваждение исчезало, башня равнодушно смотрела на мир редкими, бессмысленными бойницами.

Мало кто ходил в Чёрную башню, посторонним казалось, она влачит бесполезное существование и зимой и летом, только хранились в ней кое-какие ценности казны (совсем незначительные), да архив покойного короля. Может, и нашёлся бы какой-нибудь любопытный или вор, много слухов о башне ходит, и охраны возле дверей не видно — да только известно, что следят за дверью денно и нощно шпионы епископа, боже упаси навлечь на себя беду, даже приблизиться к башне — и то боязно!

Был, говорят, в башню потайной ход, ну, да это совсем уж из области страшных легенд...

...Пасмурное небо провисало, по площади ветер носил пыль, какие-то тряпки, перья, играя миниатюрными смерчиками. Людей — никого, полдюжины грачей чего-то выискивали на ещё тёплой от солнца мостовой. Из парадного входа замка вышел человек, настороженно огляделся, запахнулся поплотнее в серый плащ, пересёк наискось площадь, направляясь прямо к Чёрной башне, торопливо вытащил из кармана ключ, отпер дверь. И прежде чем скрыться в тёмном проёме, оглянулся на замок, сделал кому-то невидимому знак рукой.

Сразу же за дверью вошедшему в башню открывалось два пути, один наверх — лестница с перилами, вся затканная густой паутиной с хлопьями едкой пыли. Другой вниз, в подземелье — узкий, крутой ход опасный неожиданными поворотами и провалами на месте некоторых ступеней. Там, над землей, хоть какой-то лучик света проглядывал в бойницы. Внизу — только мрак и сырость. Тесные коридоры с плесенью на стенах, ни звука, ни огонька, и кажется — камень слушает незваного гостя, всё помнит и ждёт, чтобы услужить потом хозяину.

Человек спустился на пару ярусов ниже уровня земли, освещая дорогу масляным фонарём. Переходы изгибались, ветвились всё чаще, и с некоторого момента, не доверяя себе, человек привязал к кольцу в стене шелковую нить. Возле каждой развилки он останавливался уже надолго, то ли вспоминая, то ли определяя верное направление по каким-то тайным приметам.

Наконец, он встал перед невысокой дверью из красной меди. Отперев замок, человек попал в маленькую комнату, со столиком посередине, мягким креслом и окованным сундуком. На краю столика стоял канделябр, свечи на котором были тут же зажжены, после чего человек закрыл дверь изнутри. Сняв тяжёлый плащ, человек уселся в кресло, вытянул ноги и расслабился на две-три минуты.

Потом он достал из кармана в плаще фомку, сосредоточенно осмотрел сундук и одним движением, как опытный взломщик, сорвал крышку, откинувшуюся под действием спрятанного внутри механизма.

Из сундука извлеклась стопка бумаг. Прочитав надпись на первом листе, человек стукнул кулаком по столу, коротко и неразборчиво воскликнул. Потом он замер, прочитав ещё несколько строчек, снова прошептал что-то, вроде: "Я говорил, лучшего места для наших бумаг, чем его же собственная берлога, не найти! Он наверняка ходит мимо них каждый день... Но вот, ты, Рид, в кандалах, а бумажки — они здесь, в целости, и никто их не трогал, никто, вся пыль тут как тут, всё целёхонькое, ни одна не пропала... Бедный Рид, ты обречён, а я стал единственным хозяином бумаг "Чёрного ворона". Жизни сотни дворян королевства — у меня в руках, они мои, да уж..."

Шепот человека время от времени прерывался хриплым смехом вперемешку с кашлем, пока наконец, успокоившись он не достал откуда-то из тайника в углу большую бутыль. Приложившись к ней, человек умолк. Стало тихо. До жути. Чёрная башня вдруг начала проявлять то свойство воздействовать на людей, о котором ходили легенды — и очередная жертва зачарованного подземелья поддалась ему. Да и кто из незваных гостей мог избежать уготованного? Однако, этот человек оказался из крепких. Лоб его покрылся испариной, но человек тут же взял себя в руки, погрозил пальцем тьме, и снова углубился в чтение бумаг. Прошло около пяти минут, как вдруг...

В гробовой тишине послышался слабый, но отчётливо различимый, тонкий крик, полный боли и отчаяния. Крик повторился раза четыре и смолк. Охваченный дрожью, человек вскочил, нечаянно погасив свечу.

— Тысяча шакалов! — выругался он, пытаясь голосом взбодрить себя. Но помогло это мало. Страх уже леденил руки, а человек знал — после таких симптомов начинается быстрое развитие сумасшествия — сила башни ломала любого. Скорее вон отсюда!

* * *

Епископ неистовствовал. После крупной удачи — отъезда короля со свитой и отлично начатой кампании (если всё случится, как задумано, власть над всей планетой ему обеспечена) — такая мелкая неприятность другого лишь на минуту бы огорчила. Но Бульони привык уделять внимание мелочам — его шпион, следивший за Чёрной башней, оказался мёртвым на своём посту. Личный врач его преосвященства установил, что несчастного отравили. Кто-то посмел пойти против епископа и успел опасно развить преступные планы.

Уже спустя час принесли второе известие — в Чёрной башне был неизвестный в плаще. Епископ побелел. Из его личной псарни доставили собаку-следопыта, гордость королевского егеря, содержавшуюся в отдельных, секретных помещениях. Собака взяла след. С дрожью во всём теле епископ следил за поведением пса и, увидев, что тот уверенно направляется к одному из флигелей замка, засмеялся в яростном предвкушении расправы. Следопыт остановился у чёрного входа помещений, занимаемых маршалом Кронгом...

глава 2

Гулкое эхо шагов разносилось по залу. Под высоким, сияющим волшебными цветовыми переливами сводом, под лепными химерами и серебряными вращающимися шарами, блики от которых отражались в изумрудных плитах пола и от колеблющихся под разноцветной дымкой, словно нематериальных стен; под хрустальными видениями, парящими в воздухе, наполненном благоуханиями райских цветов, шли двое. Лёгкая, но неровная и какая-то тревожная походка одного и твёрдая, решительная поступь второго колыхали эфемерную атмосферу зала, заставляя трепетать иллюзии и разметая световые блики. Зал казался бесконечным из-за этих видений, но вот темнеющей пастью чудовища впереди замаячил выход. Стоявшие по обе стороны тени было подняли руки и сомкнулись, преграждая ход — однако тут же растаяли, причудливо извиваясь в клубах жёлтого дыма. Один из гостей, будто оробев, на миг чуть замедлил шаг. Он был ниже ростом и казался невыносимо хрупким в грандиозном пространстве дворца. Высокий спутник молча положил руку на его плечо. В ту же секунду тяжёлая громада двери ушла вверх. Двое, переступив незримый барьер, очутились в покоях, разительно отличавшихся от первых. Это небольшое помещение имело чёткие очертания, серые, безо всяких причуд, стены. В центре зала, спиною к вошедшим, сидел, развалившись в кресле, абсолютно лысый человек. Он что-то писал крохотным световым стилом на экранчике прибора. С потолка лился мягкий зеленоватый свет, а всю комнату наполнял гул, очень тихий, почти неуловимый. Человек обернулся. На мгновение его уродливое лицо исказилось гримасой то ли ужаса, то ли неукротимой ярости, затем, однако, приобрело обычный свой вид. Лишь уголок рта с белыми, сжатыми в ниточку губами, чуть подёргивался.

Голова этого человека, похожая на дыню, выглядела бы смешно, если бы не глаза, большущие, посаженные неестественно глубоко, излучавшие злобу, скрыть которую человек не мог даже усилием воли.

Человек встал, обнаружив на себе пурпурную тогу с золотым обручем вокруг шеи.

— Вы... — коротко, хрипло проговорил он.

— Что вы здесь делаете, господин канцлер-магистр? — спросил высокий. Человек в тоге смотрел однако на его спутника, который, оробев, отодвинулся к стене.

— Ваше высочество, я всего лишь подыскал место для своих научных занятий, спокойное, уединённое место.

— Её высочеству известны ваши занятия.

— Позвольте, с кем имею честь?.. Ваше высочество, ваша охрана ведёт себя совершенно непозволительно и... Ваш отец будет проинформирован. И... извините, как вы сюда проникли? Окрестные миры небезопасны...

— Если вам дорого ваше ничтожное существование, канцлер, отвечайте только на наши вопросы. Я же скажу вам вот что — Карабандур снял с себя бремя власти и, уединившись на Эйхе, просил не беспокоить его. Вы хорошо поняли?

— Боже!.. — прошептал канцлер.

— Это ещё не всё, Зоарх. Карабандур пожелал соединения дочери со спутником, достойным её и той власти, которая будет на него возложена. Было предсказано, что таков лишь один человек во Вселенной.

Зоарх побагровел, но всё же собрался с силами и ответил колкостью:

— Надеюсь, этот человек — не вы, о смелый незнакомец?

— Нет-нет, — без тени раздражения ответил высокий. — Я всего лишь имперский секретарь.

— Что...

— И опекун Её высочества.

— Так-так! — вскричал канцлер-магистр. — Значит, Великого Зоарха, правую руку самого Карабандура, уже ни во что не ставят! Прекрасно! Повелитель Миров сей же час будет поставлен в известность о насилии над его дочерью!

Имперский секретарь нахмурился.

— Аккуратнее в выражениях, мессир. В противном случае разговор будет вообще прекращён. Алиса не имела никакого отношения к формированию нового правительства. Сам Повелитель Миров Карабандур утверждал его. А ваши махинации с планетами низкой цивилизации известны Карабандуру. Ему известны также ваши теории переменного числа, подрывающие стабильность Империи. Вы низложены, Зоарх.

Канцлер вдруг принял невозмутимый вид, равнодушно хмыкнул и сел, поглаживая обтянутый блестящей кожей череп. Он достал откуда-то из стола кальян и, затянувшись наркотическим дымком, повернул кресло вправо-влево...

— Ну, хорошо, э-э-э... как вас называть?

— Моё имя Форкингем.

— Милорд Форкингем... Я могу чем-нибудь помочь новому правительству? Вы ведь поэтому прилетели сюда вот так, без гвардии, можно сказать, неофициальным образом... Может быть, вы хотели дать мне шанс облегчить мою участь? Кстати, вы уже знаете, кто этот человек, этот избранник? Я что-то такое читал об Уникальных парах... Кажется, их элементы рождаются во Вселенной чрезвычайно редко, и при воссоединении идеально дополняют друг друга, из-за чего способности таких людей возрастают тысячекратно... Не так ли?

— Всё верно.

— И, вроде бы, там сказано, что вероятность соединения таких пар ничтожна по теории Бэга.

— Во-первых, теория Бэга распространяется только на сознания, относительно которых известно, что они смертны; а во-вторых, согласно другому постулату, Колдуса, встреча их неизбежна, и в пространстве, и во времени, хотя при этом может потребоваться перенос в измерениях.

— Что ж, признаться, ваши познания в теории магии внушают мне уважение, милорд Форкингем. И что же, вы его нашли? Если это не секрет.

— Не секрет теперь. Он — повелитель волшебного мира Солнечной системы.

Форкингем тогда не понял, почему канцлер так стремительно развернул кресло — он скрывал гримасу, исказившую лицо. В руки ему сама падала удача, невероятный шанс на победу — и главное было — обмануть главу нового правительства.

— Как? Этот старец Мерлин?!.. — пожалуй, слегка переиграв с удивлением в голосе, воскликнул Зоарх.

— Нет, конечно. Очень странно, у вас такое недостаточное информирование... Очень.

— Да в чём же дело?!

— Пока достаточно. Прощайте, Зоарх. Повелитель решил пока не лишать вас свободы полностью в зачёт ваших прошлых заслуг, однако с условием, что вы оставите свои махинации с цивилизациями, и да упаси вас Бог от прочих интриг и покушений на власть Империи.

— О, милорд!

— Довольно. Очень надеюсь, что наши пути и наши дела больше не пересекутся. Ещё раз — прощайте.

Форкингем и принцесса вышли из зала.

— Я тоже очень надеюсь... ми-лорд... — с яростью прошептали ему вслед губы канцлера. — Однако... я ведь ещё даже не начинал настоящую войну...

* * *

Едва принцесса и её спутник очутились за пределами дворца Великого Зоарха, перед ними приземлились два флайера. Форкингем внимательно посмотрел на Алису:

— Я очень беспокоился за тебя и мог допустить ошибку. Лучше бы тебе оставаться дома.

— Да, Форк, но отец мне говорил — надо увидеть глаза врага. Я тоже очень боялась.

Имперский секретарь молча кивнул и жестом предложил занять места в аппаратах.

— Куда мы сейчас, Форк? — Алиса смотрела на уплывающий за горизонт дворец. Чуть хриплый голос Форкингема из переговорника ответил:

— Мне кажется, принцесса, Зоарх что-то затевает. Он вёл себя подозрительно. В замке местного короля у меня есть агент, мы расспросим его обо всём, что здесь творится.

глава 3

В Трастилии настала ночь. Накрытый тишиною пустой королевский замок был величав в сиянии восходящих лун. Чёрные силуэты башен, в такие часы казавшихся неприступными, далёкий волчий вой, высокое звёздное небо и абсолютная неподвижность создавали ощущение зачарованного, заклятого места, давным-давно покинутого.

На самом деле в королевском замке оставались люди. И один из них в самый глухой час снова пробирался через площадь, и снова лицо его скрывал низко опущенный капюшон...

Если бы какой-нибудь авантюрист решил проследить за крадущимся человеком в плаще, и если бы этот смельчак-авантюрист (либо просто глупец) присутствовал ранее и на дороге в Терра-Брок, в момент передвижения по ней таинственного наблюдателя за обозами... он бы наверняка воскликнул (про себя, разумеется): Ба! Да это же тот самый парень, так испугавшийся странного ночного отряда, следовавшего из Терра-Брок в замок. Отчаянный, однако же, разведчик, и зачем ему понадобилось впутываться ещё в одно приключение? Вот он открыл дверь Чёрной башни, двинулся по крутой лестнице (разумеется, вниз!), уверенно прошёл лабиринт и остановился у какой-то, не виденной нами ранее двери.

Вот он достал ключ... Но стоп! Внизу, от одного из потайных ходов, слышен звук шагов. Ближе и ближе. Человек отскочил в сторону, прислонился к холодной стене, зажимая в руке непонятный предмет.

Ага, появился ещё один старый знакомый — епископ! Его преосвященство взволнован, факел в его руке дрожит и капает на одежду. У пояса — внушительная связка ключей и длинный кинжал. Сейчас что-то произойдёт...

— Тихо, монсеньер, без шума, — произнёс неизвестный, заламывая руки Бульони, не успевшему даже понять — какой это демон выпрыгнул из темноты и единственным движением парализовал сопротивление. Факел выпал из рук священника, обжёг ногу нападавшему, смола расползлась пылающим пятном, ярко осветив всё вокруг. К тому времени епископ был уже связан и брошен в угол, словно тюк соломы.

— Шут?!! — с безграничным удивлением воскликнул он, не веря глазам. — Какого дьявола, бросьте шутить, здесь не ужин у короля... И... и потом, вы же уехали с королём!

— Шутки кончились, монсеньёр, шутить будете вы на костре, вроде того, на которых вы так любите сжигать людей, — мрачно усмехнулся шут, стирая с лица грим.

— Рид!!! — Епископ содрогнулся. — Великий Боже, что это?! Я схожу с ума в башне!

— Пока нет.

— Но ты же в кандалах. Я лично видел!..

— В кандалах шут его величества. А я, слава богу, свободен, благодаря тупости твоих слуг, и горе тебе, несчастному. Помолись теперь, если помнишь ещё свои молитвы, сейчас мне некогда церемониться с тобой.

И сэр Рид, оставив поражённого священника исходить бессильной злобой, отомкнул по порядку все четыре замка двери. Она, однако, не отворялась. Епископ, видя неудачу врага, залился тонким, пронзительным смехом, перешедшим в истерику. Сэр Рид растерянно замер.

* * *

В это же время к башне спустились два флайера.

— Алиса, прошу тебя, побудь пока в аппарате, здесь очень опасно.

— Хорошо, Форк.

Флайер принцессы повис в трёх метрах над землёй. Алиса устало положила голову на пульт и затихла, уснув после почти целых суток бодрствования. Последняя неделя оказалась для неё небывало тяжёлой — отлёт с Меги, встреча с отцом, церемонии, речи, полёты с планеты на планету, и вот теперь — сумасбродная экспедиция с имперским секретарём. Алиса так и не поняла, почему решилась на это — столь авантюрные приключения её всегда прельщали мало. Доказать что-то себе самой? Оказаться подальше от дворцовой суеты?

Луна нежно серебрила прозрачную полусферу флайера, лучи небесного светила касались лица принцессы. И ей снился сон...

...Из фиолетовой бездны ночного небосвода опускалось золотистое облачко. Оно увеличивалось, оставляя вокруг себя сияние, похожее на удивительную, лёгчайшую пыльцу. Когда оно стало большим, Алиса увидела, что облако состоит из громадного количества звёзд, галактик, кроме света, казалось, источавших чудесный аромат.

С облака спрыгнул мальчик, чем-то похожий на птицу, стремительный, лёгкий. А звёзды и галактики вдруг превратились в мириады сияющих цветочных лепестков. Мальчик повёл рукою, и лепестки опали, обсыпав его и принцессу, а потом протянул ладонь, их пальцы соприкоснулись, и Алиса вздрогнула, словно горячая струя пробежала по всему телу. Лицо мальчишки оказалось очень близко, принцесса видела, как на его ресницах задрожала и прыгнула куда-то вверх искорка звёздной пыльцы. Алиса отчаянно хотела заглянуть в его глаза, но почему-то не могла... и как раз в самый главный, самый сияющий миг послышался голос отца, она проснулась.

На щеке отпечатался красный кружок, покалывало в затёкшей руке, было зябко. Заблокированный пульт светился синеватыми огоньками. Алиса огляделась, надеясь обаружить флайер Форкингема — возможно, секретарь вернулся, но не стал будить её.

Взглянув вниз, принцесса вздрогнула. На том месте, где прежде была площадь, сейчас колыхалась непонятная серая масса. Оболочка флайера почти не пропускала шум, однако слабый гул и отдельные выкрики на пределе слышимости доносились до Алисы. Она включила передатчик, но пальцы плохо слушались, не сразу настроился канал. В пустоту космоса полетел её взволнованный голос, на который откликались лишь шорохи и всплески электромагнитных бурь.

В памяти вдруг вспыхнули, соединившись в единое целое, слова, напутствие отца перед расставанием: "Девочка моя, что бы ни случилось в твоей жизни, всегда сохраняй ясность мысли. Будь спокойной перед лицом опасности, какой бы большой и непонятной она ни казалась..."

"Только без паники!" — Алиса ещё раз глянула вниз. Да, башни, замок на месте, вот появились какие-то огоньки, их всё больше и больше, глухо ревущая масса покрылась светящимися точками.

Может, включить прожектор? В конце концов, всегда ведь можно подняться повыше или улететь вообще. Знать бы, где пропадает Форк?

Алиса так ничего и не предприняла, только проверила исправность силовой защиты, потом, скрючившись втрое на кресле, впала в тревожное забытье...

* * *

...Форкингем встретил сэра Рида у входа Чёрной башни, когда тот, чертыхаясь, тащил на кожаном ремне пленника — епископа Бульони. Имперский секретарь, узнав агента, поприветствовал Рида и с удивлением спросил, что происходит в стране. Сэр Рид представил Форкингему того, кто недавно был епископом — жалкого, растрёпанного человечка, уже смирившегося с выпавшей ему долей и лишь временами тихо воркующего себе под нос бессмысленные фразы.

— Смотрите, ваша светлость, вот эта свинья доставила нам немало хлопот. Местный самодур и инквизитор, к тому же — сообщник Зоарха. Хотел отправить меня на костёр, но я давно настороже, и чтобы сбить его со следа, создал нелегальную организацию. Зоарх успел здесь многое с помощью епископа. Во-первых, им удалось втянуть несколько государств в войну. Это часть плана, по которому они собирались разобщить и затем полностью подчинить себе планету. До сути второго замысла я не успел докопаться, но чувствую, это составляющая плана, ещё более важного, опасного, несмотря на кажущуюся безобидность... Если вы не возражаете, нам лучше пройти к тому самому месту... да-да, в башню! Чертовски хитроумное сооружение...

Все трое спустились вниз.

— Видите эту дверь? Вот уже месяц, как епископ тайно наведывается сюда по подземному переходу. Там, в замке напротив, всегда торчал наблюдатель — доносил епископу обо всех, кто пытался проникнуть в башню. Это навело меня на мысль о какой-то чертовщине, спрятанной в тайниках, я так полагал довольно долго... Но дело двигалось дальше. Недавно ночью, наблюдая за королевскими обозами, я увидел паланкин Зоарха, направлявшийся к замку. А теперь знаю точно — Зоарх и епископ встречаются здесь. Я хотел сегодня их подслушать, спрятавшись в соседней келье, но епископ спутал планы, да к тому же дверь там имеет чертовски хитрое устройство. По моим расчетам, Зоарх скоро будет в башне, надо бы всё же открыть дверь, ваша светлость...

— Ты всё рассказал?

— Если кратко — то всё, но если потребуется подробный отчёт, то я предоставлю вам завтра.

— Ну хорошо...

Форкингем встал около двери, вынул из кармана куртки прибор, похожий на стеклянный ёлочный шарик, прикрепил под потолком. Шарик вспыхнул, освещая ярким сиянием всё вокруг до мельчайших деталей. Даже воздух сразу как будто потеплел, исчезла пахнущая плесенью сырость. В то же мгновение, уступая силе заклинания, произнесённого беззвучным шёпотом, дверь натужно застонала и отворилась. Сэр Рид подался к проёму, из которого пахнуло холодом и как будто распространялась неподдающаяся свету шарика тьма. Но тут же отпрянул, застыл в изумлении и страхе с выкаченными белками глаз. Даже Форкингем едва заметно вздрогнул — у порога стоял сам Великий Зоарх. Закутанный в чёрный плащ, он производил жуткое впечатление, тем более, что голова его, ничем не покрытая, резко контрастировала с туловищем, сияя ослепительной белизной. Казалось, искусный фокусник взметнул перед зрителями свой магический плащ с гигантским яйцом — злобным Шалтаем сверху...

И "яйцо" заговорило:

— Прошу прощения, господа, за столь внезапное явление, но примите к сведению — если кто-нибудь из вас шевельнётся, то мой магический нож тут же пронзит грудь этому удивительному отроку... И сие деяние вряд ли доставит радость вашей, милорд секретарь, подопечной.

Только теперь Форкингем заметил позади магистра маленькую фигурку. Присмотревшись, он понял, что пленник Зоарха мальчик лет двенадцати, закутанный в чёрную ткань, словно в кокон, дававший ему возможность лишь ходить, да и то с трудом. Спутанные волосы падали низко на лоб, почти закрывая глаза. Один раз он вскинул лицо, окинув взглядом окружавших людей. И снова быстро наклонил голову. Форкингему показалось, что глаза мальчика наполнены какой-то отрешённой, бесконечной тоской. На миг секретарь подумал, что должен был где-то видеть мальчика раньше, но затем это ощущение исчезло. Удивительно, подумал секретарь, что мне так больно его видеть таким... словно он... как будто я представил на его месте Алису! Глаза! Его глаза просто отравили меня тоской!..

— Освободите его, я дам любую клятву, что вы вольны будете уйти, куда хотите.

— Не-е-ет! — злобно прошипело яйцо-голова. — Он мне ещё понадобится.

— Но зачем, дьявол вас возьми?!

— Потом... потом узнаете... господин секретарь. Пока что... Счастливо оставаться! — И магистр заковылял вверх, увлекая за собой мальчика.

— Ради бога, не издевайтесь над ним! — беспомощно прокричал в темноту Форкингем.

— Это всецело будет зависеть от вас, дорогой друг... Передавайте привет её высочеству...

Башню поглотила тишина. Бессильные что-либо предпринять, Форкингем и его агент стояли так довольно долго, наконец, сэр Рид всё же решился нетерпеливо кашлянуть. Форкингем встрепенулся.

— Принцесса, наверное, меня заждалась. Идём, Рид.

Уже почти у самого выхода они услышали неясный шум снаружи, он всё усиливался, вскоре можно было различить человеческие голоса, лязг металла, грохот, глухие удары. Форкингем в растерянности замер, так и не сумев для себя определить природу звуков, но Рид объяснил, что именно такой шум характерен для многочисленных армий отсталых планет, а значит, башня в осаде, и выбраться отсюда будет трудновато.

— Почему? — спросил Форкингем.

— Этим людям невозможно объяснить, кто мы, разве что, придётся употребить фототроны, чтобы многочисленные жертвы убедили убраться прочь остальных. Конечно, есть ещё подземные переходы, и знай я их так же хорошо, как епископ... да, между прочим, а где он?! Я совсем забыл о нём, боюсь, подлец-инквизитор улучил момент и удрал. — Рид быстро спустился вниз, оттуда послушался его сокрушённое восклицание. — Дьявол, ну конечно, остались только ремешки... Надо же, я плохо обыскал, наверняка у него было припрятано что-то режущее. Ну ладно, он никуда не денется, а вот нам, пожалуй, стоит переждать самое горячее время здесь, пока Гисбулт не разграбит замок. В подземелья его храбрецы вряд ли сунутся...

Форкингем в сомнении задумался. С одной стороны, принцессе не угрожала непосредственная опасность. Алиса обещала не покидать флайер, а Форкингем достаточно хорошо её знал, чтобы быть уверенным, что принцесса не совершит опрометчивых поступков. Но на сердце было тревожно.

— Подождём ещё час, — сказал он. — И если к тому времени толпа не разойдётся...

* * *

Сколько миров в безграничной Вселенной? Сколько звёзд и галактик, таящих непознанное? Разве возможно какому бы то ни было разуму познать их все? Карабандуру, Повелителю миров, известно многое во Вселенной, а Бог, когда желает, обращает взор своего могущественнейшего вассала в тот или иной край её. Он знает всё, но делает лишь то, в чём мудростью судеб сокрыто движение вперёд, к вершине бытия...

Часть четвёртая Финал. Оранжевое и фиолетовое

глава 1

Есть к западу от Эвклоны, столицы одной из трастильских колоний, замок, забытый людьми. Небольшой — всего лишь широкая круглая башня в три этажа да низенькая обветшавшая пристройка с подслеповатыми бойницами, сложенная из неровных глыб песчаника, источенных водой, морозом, солнцем и ветрами. В щели между камнями в ненастье свободно проникали ледяной воздух и брызги дождя. Сверху пристройка крыта могучими плахами, казалось, свитыми из тугих, жилистых прутьев, они не боялись ни дождя, ни солнца, но щели и там законопачены плохо.

Внутри башня выглядела пригодной для жилья, во всяком случае, дождь и ветер не могли так свободно проникать во все уголки.

Издали же замок выглядел как классический приют бедного рыцаря, будто сошедший с картины романтичного художника. Особенно хорош он был в часы заката, когда вся окружающая каменистая степь делалась красновато-пепельной, пространства удлинялись, вытягивались тени, приоткрывался горизонт, воздух становился до странности зыбок и невесом.

С северной стороны в башне имелась единственная дверь, массивная, обитая листами меди, с крошечным оконцем в метре от земли и фонарём над нею. Дороги к замку не было, только тропинка, еле заметная на пыльной равнине, вела куда-то за горизонт...

За дверью башни начинался узкий коридор, опоясывающий внутренние помещения. На первом этаже располагалась столовая и комната для слуг. На втором находилась спальня и две пустующие комнаты, а на третьем — оружейный склад и приспособления для отражения неприятеля. Под землей был устроен ещё один этаж с колодцем. Пристройка же имела непонятное предназначение, в ней было четыре комнаты, в которых в беспорядке валялся всякий хлам — лавки, столы, на полу гнили шкуры вперемешку со свитками пергамента, кости, посуда, ржавые части доспехов, музыкальный инструмент, похожий на скрипку, почти целый, на нём недоставало только струн...

Посередине пристройки стояла огромная печь, общая для всех комнат, однако, человеку внимательному хватило бы одного только взгляда, чтобы понять — печью не пользовались лет десять, а то и больше...

Вот и всё, что можно было рассказать о замке, ни тайн, ни ужасов, только пыль и паутина... И тишина. Покойная, прогретая солнцем и напитанная запахом времени.

Однажды, когда солнце клонилось к горизонту и палящий жар полудня сменился вечерней томительной неподвижностью, в замке объявился его хозяин — маленький, морщинистый старичок с лицом бронзово-свекольного цвета, сухой и ужасно древний. Старик дрожащими руками долго отпирал замок, ковыряясь в скважине большущим ключом с вычурно-фигурной головкой, шаркая, поднимался на второй этаж, дыша часто, с болезненным присвистом, как будто в лёгких его была дыра. Оказавшись у дивана, он тут же опустился в изнеможении на потёртую, потрескавшуюся обивку. Диван скрипел на разные голоса, жалобно и долго, точно был живым. Спустя несколько минут тишина в замке восстановилась, однако, ненадолго. Сон старика был прерван появлением в зале сизого, мутного вихря, с душераздирающим свистом возникшего из ничего. Потоки воздуха взбили многолетнюю пыль, расшвыряли по полу какие-то тряпки, волосы старика разметались, и он со вздохом разомкнул воспалённые веки.

У дивана, освещённая лучами вечернего солнца, возвышалась фигура, закутанная в чёрный плащ. Старик чуть вздрогнул и просипел с усталой досадой:

— Что надо тебе опять, Зоарх?

— Есть дело, старик. Почему ты валяешься, как дохлая гусеница, когда я здесь?

— Я не могу подняться...

— Ладно, дьявол с тобой! Слушай, старик... Я доставил тебе кое-кого тут... За ним нужно присмотреть, очень-очень хорошо присмотреть, понял?

— Неужели ты?!..

— Да-да, моя догадка оказалась верной. Это он самый. К тому же, теперь, кажется, он мне стал ещё нужнее. И в приличном виде, понял?!

— Негодяй...

— Что?!..

— Тише, не вопи. Я едва жив.

— О, дьявол! Ладно. Но смотри у меня! До встречи, и не вздумай подыхать, я знаю, ты живуч, как демон.

С такими словами Зоарх распахнул полу плаща, что-то мягко упало на пол. В следующий миг канцлер исчез, оставив старика в полном замешательстве. Силы иссякали. С трудом дотянулся старик до рассохшейся дверцы шкафчика, достал оттуда пузырёк, покрытый пылью, опрокинул часть содержимого себе в рот. Зажмурился, потом замигал, распрямляя спину. Кровь горячела и текла живее, он глубоко вздохнул, в глазах будто засветился мягкий огонёк.

— Пока жив... Кажется, всего на раз осталось, — пробормотал старик, с некоторым смущением оглядев склянку. — А там можно спокойно умирать... Посмотрим, посмотрим, кого этот изверг мне оставил...

Старик прошёл на середину зала, нагнулся над скорчившимся телом, отвернул край плаща. Левая бровь его изумлённо приподнялась, а лицо исказилось болью. Он что-то прохрипел неразборчиво, погрозил кулаком, поднял, морщась, лежавшего на полу мальчика и бережно уложил на диван. Плащ был выброшен. Жертва Великого Зоарха казалась обречённой. Мертвенная бледность лица и ладоней, губы дышали холодом смерти. Бархатная курточка мешком обвисала на исхудавшем теле.

Старик суетился, забыв о дряхлости. Он тёр мальчику щёки и вдувал в лёгкие воздух, он старался согреть ему ноги и ледяные пальцы рук. Он укрыл его тёплыми шкурами и намазал лоб живительным бальзамом. Тщетно. Улучшения не наступало. Старик горестно сморщил лицо, шепча: "Башня... Чёрная башня проклятого канцлера. Сколько же он продержался там? Неужели, несколько суток?.. Отчаяться?.. Нету, нету средства... другого средства я не знаю... Пусть! Моя смерть всё равно неминуема. Это судьба..."

И старик влил остаток эликсира из заветного пузырька в рот мальчику.

глава 2

...Минуло несколько дней. В заброшенном замке жизнь теперь текла по-иному, правда, почти так же неторопливо и спокойно. Когда утренние лучи золотили стены башни, она просыпалась. Просыпалась вместе с первыми голосами бескрайней степи, вместе с шорохом ручья у стены и еле уловимым шелестом трав. В поднебесье, высоко-высоко над замком, поднималась большая чёрная птица, обгоняя солнце, она парила в горячих и сухих потоках воздуха весь день.

В башне, на втором этаже, в зале с низким, неровным потолком и камином, с паутиной в углах и многолетней серой коростой пыли и копоти, пахнущей тайной и покоем, просыпался мальчик. На широкой деревянной кровати, где он спал среди роскошных, но ветхих, до прозрачности вытершихся простынь и одеял, ещё пряталась ночь. Нега манила, уговаривала смежить веки, хранила легкие, будто наркотические ароматы, казавшиеся мальчику ароматами заморских пряностей. Само время дремало, забившись в мягкие складки пуховиков...

Но мальчик всё-таки просыпался, растревоженный каком-то новым дыханием ветерка, случайно влетевшего в окна. Мальчик смотрел на узкие бойницы, в которых сияло небо, на пятна солнечного света, ещё неуверенные и словно чуть дрожащие. Он игрался с искорками, повисшими на полусомкнутых ресницах, потом подходил к окну, садился на ещё прохладный камень стены.

Красновато-пепельная пустыня простиралась вокруг, и только изредка чуть сильнее подувший ветерок нарушал однообразие, поднимая пыльные вихри.

Безоблачное небо уходило вдаль и там, казалось, не решившись соединиться с землею, тянулось ещё дальше и дальше, в немыслимую бесконечность. Как будто мир сделался плоским...

Мальчик смотрел и смотрел, забыв обо всём на свете. Шли минуты. Просыпался второй обитатель башни. Медленно, превозмогая груз лет, поднимался со скрипучего ложа, погружал ступни в мягкие, меховые тапочки и надолго замирал в таком положении, собираясь с силами. Наконец, сердце вспоминало — тело бодрствует, пора разгонять кровь, стуча с надсадными рывками, как будто в груди ему стало не за что держаться...

А солнце уже жарило вовсю, и только в башне, за толщей камня царила приятная прохлада. Старик подходил к окну, щурясь на ослепительный лоскут неба за ним. Фигурка мальчика тёмным контуром вырисовывалась на фоне лазури. Старик становился рядом с мальчиком, долго рассматривал его взбившиеся вихры, казавшиеся чуть золотистыми от растворённого в песках сияния пустыни. Потом он касался рукой его нагретых волос, невесомых, текучих между пальцами шелковистыми ручейками. Мальчик чуть вздрагивал, стряхивал наваждение, тело его напружинивалось, будто готовясь взлететь в вязкий от жары воздух...

Мальчик спрыгивал с бойницы, сбивал ладонями пыль с коленок и благодарно прижимался щекою к руке старца.

Время близилось к полудню.

Мальчик и старик спускались вниз, пробираясь сквозь захламлённые помещения, шли в пристройку. Там дух старины ещё более усиливался, смешивался с озорным настроением приключений и беспорядка, а прохлада, исходившая от земляного пола, была особенно приятной. От каждой старой вещи веяло волшебством. Их было много, этих теперь никому не нужных безделиц, и мальчик подолгу занимался ими. Не играл, но просто видел в воображении, как когда-то они служили воинам и ремесленникам, учёным и музыкантам, и даже сейчас они несли в себе то, чем обладали прежде. Поломанные, искорёженные, эти предметы оставались интересными и даже красивыми. Следы времени не портили, а только усиливали чары. И мальчик мечтал...

Приносили дрова — узловатые поленья, с терпким, смоляным ароматом. Огонь в очаге пылал, окружающее пространство как-то изменялось, становилось ещё уютней, почти родным, а внешний мир отодвигался, уходил в нереальность...

Трещали дрова, выбрасывая угольки, словно алые звёздочки, они разлетались в стороны, дымя. Старик оживал. Силы возвращались к нему, он доставал дочерна закопченный котелок, мальчик приносил воду, крупу, травы. Варево в котелке начинало булькать и шипеть, иногда выплёскиваясь пахучей пеной через края, падая на угли. Старик варил кашу, мешая её причудливой ложкой с длинной деревянной ручкой, покрытой резьбой. Огонь отражался в тёмных его глазах, старик наслаждался покоем. А мальчик подбрасывал поленья и катал красные угольки кочергой или пёк картофелины. За окном смеркалось. Старик и мальчик ужинали (обедали и завтракали).

Неторопливо текло время, появлялись звёзды. Огонь в очаге засыпал, но угли ещё светились мягким сиянием, грели. Старик доставал свечу и две толстые книги, такие же старые, как и всё здесь. Обитателей замка ждали два мягких кресла...

* * *

...Однажды старик обратился к мальчику, и нотки торжественности прозвучали в его голосе:

— Ты узнал покой, и он целительным бальзамом заживил твои душевные раны. А прежде ты прошёл другие испытания, но ты победил. Пришло время нам расставаться...

При этих словах мальчик вздрогнул, и словно стряхнул с себя забытье. Он испуганно посмотрел на старца:

— Уже?

— Да, мальчик, ты рождён для Света. Может быть, какая-то часть твоей души ещё влечёт тебя сюда, в эту обитель древности и покоя, но в сердце твоём очень скоро зазвучит голос, зовущий в путь. Ты юн и светел, жаль, что я должен проститься с тобой, ведь в тебе есть доля и моей жизни, и с тобою я счастлив так, как не был счастлив, может быть никогда. Но оставшись здесь, ты погубишь больше, чем можем предположить мы оба. Иди же.

— А вы?

— Знаешь ли ты, сколько я живу? Ох, мальчик, я хорош лишь для вот этих стен, только здесь моя мудрость ещё называется мудростью, а сам я нужен себе, пока я среди своей старины. Я ценю жизнь, её тепло и красоту, но мне давным-давно пора оставить мир... Лишь мысль, что враг мой возвысился, давила, но теперь... Впрочем, враг ли он мне? Настоящим врагом оказался тот, кого я считал своим соратником. Он теперь сосёт мою кровь, да и ты — его жертва.

— О чём вы?

— То, что я расскажу тебе — великая тайна. Сам Карабандур не знает этого. Если тебе будет трудно, расскажи её слугам Карабандура — они сделают всё, они помогут тебе. Слушай...

Я и Карабандур, Повелитель Миров — давние противники. Много тысячелетий назад Карабандур создал свою теорию, теорию, подсказанную ему вскоре после рождения планет и разума, и основной постулат её: вера — основа бытия. Вещество и энергия починяются сознанию. Карабандур стал полубогом, он правил Вселенной. Я же исходил из другого утверждения, о незыблемости законов материи. Наши магические учения столкнулись, и победил он. Его сила была бесспорной, я был сослан и забыт, и Карабандур больше не преследовал меня. Постепенно я полюбил покой пустыни, был по-своему счастлив в уединении с моими книгами и мыслями. Так продолжалось очень долго... Но вот на планете появился этот проходимец Трох. Маг и негодяй... с головы до пят... он жаждал власти любым путём. И добивался своего медленно и верно, в обход, хитростью, которой ему не занимать. Он пришёл ко мне, плохо знающему людей, прикинулся ярым приверженцем моего учения, выразил желание стать моим учеником. Я согласился. Я научил его тому, на что не способна магия Карабандура, я посвятил его в тайны преобразования измерений, в теорию магических полей. Минуло лет двести, Трох покинул меня, обещав вскоре навестить. И навестил...

Тогда этот негодяй был уже "Великим Зоархом" — имперским канцлером у Карабандура, второе лицо во Вселенной. Он добивался своего, умело используя преимущества обеих теорий, обманывая Повелителя Миров с необычайным искусством. Но меня он по-прежнему боялся. Он видел ту силу моего учения, которая скрыта от поверхностных взоров.

Скоро он начал новую кампанию за власть. К тому времени на планете моей ссылки возникла цивилизация. Люди здесь жили храбрые, свободолюбивые. Великий Зоарх решил подчинить их себе, своему культу. Он создал для них религию, а служители религии были его ставленниками. Дальше — больше...

Взоры Зоарха обратились к делам Земли. На Мерлина он не посягал, однако преемник представлялся ему лёгкой добычей. Последовало соглашение с наместником Груком, чтобы убрать Вампыра и тебя двумя чёткими выпадами. Затея рухнула — Вампыр оказался достаточно сильным в борьбе за власть. И тогда Зоарх вмешался лично.

— Значит, это он похитил меня?

— Да, и если бы только похитил... Он — сам дьявол в магической психодинамике. Он воздвиг башню-душегубку, душегубку в наибуквальнейшем смысле слова. Её стены высасывают душу из человека. — Мальчик вздрогнул всем телом, словно вновь увидел те смертельные кошмары... — Да-да, ты спасся чудом. Убить тебя он не мог, не смел, а вот уничтожить душу...

— Зачем же Зоарх выпустил меня?

— О, конечно, у него есть замысел относительно тебя... Думаю, он хочет кого-то шантажировать, и даже догадываюсь, кого именно. Ты сейчас ему нужен, как воздух, причём живым и невредимым, а исчезнув отсюда, ты отомстишь ему.

— А вы, что он сделает с вами?

— О, пустые угрозы! Великий лишь лает, однако не посмеет и пальцем прикоснуться ко мне. Зоарх, при всём его дьявольском уме, верит в судьбу, а ему однажды было предсказано, что с моей смертью он потеряет всё. О-хо-хо! Этот губитель доставляет мне самые чудодейственные лекарства, но рано или поздно все его старания будут погребены с моим прахом. Иди же, мальчик, иди к тому, кто низверг меня и спасёт и возвеличит тебя...

Спустя полчаса всё было готово. В мягких кожаных сапожках, с курточкой на меху, чтобы не мёрзнуть по ночам, с маленьким посохом в руке он походил отчасти на пастушка из сказок или на гнома. В притороченной за плечами котомке уместилось всё, что могло понадобиться в пути — огниво, сушёное мясо, сухари... К широкому ремню, взятому из мушкетёрского снаряжения, прицеплен нож и фляжка с приятным кисловатым напитком.

Собирая мальчика в дорогу, старик не проронил ни слова, и только в последнюю минуту перед расставанием его сухие губы что-то прошептали. Этих людей на короткий миг свела судьба, подарив одному мимолётное счастье на закате жизни, оставив в памяти другого тёплый свет. Мальчику хотелось спросить, не знал ли старик Ворона, они казались очень похожими, иногда даже мнилось — история повторяется, а Ворон вернулся, у него то же лицо, тот же голос... он просто не смог оставить юного принца в беде, преодолел на короткий миг смерть... Нет, конечно, они были разные. От Ворона веяло величием и силой, спокойствием и даже надменностью. Дряхлый старик в замке посреди всеми забытой пустыни казался всего лишь бесконечно древним, усталым от жизни человеком, смирившимся со всеми невзгодами и самою смертью. И только в бесконечной глубине его глаз мальчик мог увидеть всё то, что было присуще и Ворону, но кроме величия и мудрости эти глаза могли вдруг показаться юными и задорными, с брызгами весёлых огоньков... или печальными.

Почему он не может омолодить себя?! — в отчаянии восклицал мальчик. Мерлин же мог, а ведь Мерлин был всего лишь повелителем Земли. Почему?! Неужели магия бессильна?.. Да чушь! Она крушит пространства и создаёт новые, она нарушает любые законы... кроме своих собственных... В чём же дело, в чём природа того круга, что пленил старика? Неужели... этот постулат Карабандура: вера — основа бытия? Если старик верит в неизбежность, он её власти. Но ведь он-то как раз был против, он — за другую теорию.

Интересно, промелькнула однажды у мальчика мысль, если я видел Ворона, потом Зоарха, потом Старика, то не придётся ли мне в конце концов встретиться с самим Повелителем Тьмы во плоти и крови?

Он даже спросил об этом у Старика, а тот улыбнулся и взъерошил мальчику волосы. Тьма, сказал он, бесплотна. Она — ничто. Она — отсутствие.

Потерявшись в потоке воспоминаний, мальчик не заметил, как вместе со Стариком очутился на первом этаже башни. Мальчику эта зала казалась похожей на подвал — из-за крохотных, высоко расположенных бойниц и скудной обстановки. У стены Старик нащупал тщательно замаскированный люк в полу, открыл. В последний раз прижал к себе влажное от слёз лицо мальчика. И всё. "Прощай..." — чуть слышно прошелестел шепот, будто сама башня произнесла это слово. Глаза Старика улыбнулись, подбадривая мальчика. Я сейчас упаду, подумал мальчик. Как будто я — птенец, который должен прыгнуть из гнезда, а он мне говорит, что ничего страшного не случится. Без полёта нельзя стать птицей...

Без битвы не победить судьбу...

глава 3

Путь в подземелье оказался совсем коротким — всего несколько минут назад Димка, освещая дорогу тщедушным огоньком фонаря, спустился в тесный, с удушливым запахом пыли, коридор — и вот уже впереди забрезжил выход. Димка даже усомнился — может быть, он настолько погрузился в мысли, что время пролетело незаметно? Главное не это. Главное — скоро случится что-то, что отвлечёт его от тяжёлых дум.

Предчувствие событий было почти осязаемым, оно висело в воздухе подземелья тонким, царапающим душу звоном.

Выход — просто-напросто округлая дырка в обрыве — открыл перед Димкой мир, от которого он, казалось, давно отвык — мир светлого, беззаботного летнего дня. Ошеломлённый, Димка смотрел на сочную, зелёную траву с лоскутами проглядывающего сквозь неё чернозёма, на омытую дождём опушку леса, на ручей, искрившийся у обрыва кусочками солнца.

Земля?! Или... всё таки нет. Что-то было странным, инородным в этом пейзаже. Глазом не уловить, но оно явственно проступало, окрашивая мир в оттенок искусственности.

Димка сделал несколько шагов, ноги мягко ступали по траве. И вдруг из леса галопом вылетел всадник на вороном коне. Всадник был в доспехах стального цвета с синеватыми отливом, но без оружия, с глумливой какой-то, ехидной физиономией. Осадив коня в ярко размалёванной попоне, он зычно гаркнул (а конь забавно прял ушами):

— Такси надо?

Только теперь Димка заметил на задней части коня белые "шашечки". Изумление лишило его способности размышлять.

— Что?

Вместо ответа этот тип дёрнул за какую-то верёвочку и со спины коня скатилась верёвочная лесенка.

— Добро пожаловать! Добро пожаловать! Фирма "Крюкошлях и Ко". Оплата сдельно-премиальная!

С ума сходят так? — думал Димка. — Я бы сходил постепенно, и не просто ни с того, ни с сего. А так — не-е-ет! Значит, меня разыгрывают.

И он принял приглашение незнакомца.

К счастью, тряска в седле позади громыхающего железом "таксиста" оказалась недолгой. Они въехали в лес и достигли обширной, ровной поляны, когда из за деревьев напротив со свистом и грохотом выкатилось новое "явление", на вид совершенно неопределённой природы, окутанное облаками дыма и пара. По мере приближения шум становился невыносимым, однако "рыцаря-таксиста" всё это, похоже, нисколько не удивило. Он резко тормознул, отчего животное взвилось на дыбы, а Димка еле удержался на своём месте. В то же мгновение дым с грохотом исчезли, остались лишь отдельные клочья пара и негромкий перезвон каких-то железок. Впереди вырисовались контуры обладателя адского дымогрохота — сначала одна голова — Димке она напомнила головы древних ящеров-динозавров, вымерших на Земле миллионы лет назад, зелёная, одетая в панцирь из бугристых щитков. Потом другая, точно такая же, третья...

"Интересно, сколько их всего?.."

Но лязгающая чертовщина этим количеством решила ограничиться. За головами последовало вообще невероятное — место предполагаемого туловища занимали горы почернелых костей, куски чернозёма и валуны, покрытые коричневым мхом — а сверху всё это было покрыто кусками ржавого металлолома. Как это всё скреплялось между собой, осталось загадкой.

Змей Железякович, мысленно окрестил Димка новое чудо. Оно выдохнуло клуб чёрного, как копоть, дыма и прорычало:

— Ах ты, собачий сын, костяной мешок, перехватил-таки гостя! (Это он обо мне, сообразил Димка). — Выходи биться!

— Погоди, чудище поганое, не поймавши бела лебедя, рано разоряешься! — Всадник почему-то запинался и речь у него была не столь выразительной и звучной, как у противника. Опасаясь, видимо, что гость может подумать о нём неправильно, он сдал немного назад, пришпорил коня и, разогнавшись, на всё скаку протаранил головой железную шею чудища. Противник разлетелся во все стороны сотнями мелких кусков, но и "таксисту" пришлось покинуть седло — он приземлился шагах в десяти от точки контакта. Лошадь понесла. Перепуганный Димка, сжавшись в комок, судорожно цеплялся за ремешки, цепочки, шнурочки — и держался. Деревья мелькали с огромной скоростью, царапали лицо и руки, благо, хоть куртка оказалась крепкой, колючие ветки ей были нипочём.

Казалось, бешеная скачка продолжалась уже целый час, лес то редел, то снова дремученел, и наконец оборвался узкой полосой молодого ельника. Впереди золотистым ковром раскинулась степь. Высокая трава колыхалась, шла волнами под горячим ветром.

Лошадь остановилась, захрустела спелыми колосьями, наклонив голову к земле. Димка воспользовался передышкой и огляделся. Недалеко виднелся замок — другой, не тот, где остался Старик. Большой, он казался бестолковым нагромождением башен и стен. Очень захотелось туда, к людям, будь что будет, но только чтоб без сумасшедших рыцарей и Змеев.

Верхом ехать Димка побаивался — а ну, как лошадь снова понесёт! — но пробираться ещё час пешим через заросли колючек и репьёв хотелось ещё меньше. Всё таки он решился — вцепившись в ремни сбруи, робко сказал:

— Но... — Лошадь повела ухом — и только. Тогда Димка слегка стукнул пяткой по боку. И "такси", слава богу, поняло, что от него хотят. Спокойным шагом лошадь направилась к замку, на ходу пофыркивая и косясь чёрным оком на горе-наездника...

...На пути к замку на Димку накатила вдруг волна беспокойства, такое странное чувство, совершенно, казалось, беспричинный страх, он сначала был приглушённым, дремал где-то в закоулках сознания — и как будто лопнула перегородка — вырвался, резанул по нервам. Димка пытался вспомнить, где он испытывал такие же ощущения — и не мог. На душе становилось всё тревожней, разгадка была мучительно близко. И тут... волна схлынула. Захотелось спать. Жутко. Он больше не мог удержаться, и небо, и степь, и замок поплыли перед глазами, погрузились в темноту...

Когда он очнулся, не было ни коня, ни пейзажа с замком. Была серо-коричневая стена, испещрённая струйками воды и полумрак. Димка в ужасе вскочил. Неужели снова Башня, проклятая Башня?! Нет... Здесь слабый свет проникает сверху, и тишина совсем другая — безопасная, робкая. Она не задушит, скорее сама рассыплется от малейшего шороха... Да-да, вот и в самом деле что-то зашуршало рядом. Лёгкое такое движение, словно ветерок в мягкой траве играет. Димка ощутил прикосновение чего-то необыкновенно нежного к руке.

— А!.. — В полуметре от него кружилось, то опускаясь к полу, то поднимаясь на высоту лица, маленькое облачко, излучающее серебристый свет. Пока Димка раздумывал, испугаться ли ему по-настоящему, оно замерло в воздухе и тоненько прозвенело:

— Привет тебе, пришелец! Твоё общество мне приятно.

— Ты кто?

— Дух.

— Привидение, что ли?

Облачко обиделось, оно несколько секунд молчало, но желание поговорить взяло верх.

— Дух! Я сказал — ду-у-ух! — По темнице гуляло эхо, множа голоса.

— А где я?

— Где? Ты нигде. Ты в расслоённых измерениях.

— Не понимаю...

— Куда тебе! Ты просто мальчишка. А я — ду-у-ух! Я субстанция, которая витает свободно между измерениями. Я посредник между ничем и всем обычным миром. Даже нет смысла сравнивать нас.

Теперь обиделся Димка. И хотя слова Духа его больше удивили, он решил утереть нос зазнайке:

— А я зато принц!

Непонятно, изменил ли отношение к нему Дух, но кичиться он перестал.

— Да? А какой же планеты?

— Земли.

— Ого! — Облачко помолчало. — Ну, тогда иди.

— Куда?

— Куда хочешь. Здесь всё равно куда.

Димка нерешительно шагнул.

— Иди-иди. И не оборачивайся. Бойся теней!

Дух исчез, а эхо всё перекликалось с каменной стеной, тревожа тишину:

— Бойся... теней... теней... теней...

Глубоко вздохнув, чтобы успокоить стучащее сердце, Димка пошёл куда-то в полумрак, прочь от стены.

Как-то странно тянулось время в таинственном месте. Прошлое, будущее, настоящее, словно резиновые нитки, то сжимаясь, то растягиваясь, то спутываясь в клубок, текли здесь во всех направлениях. Димка забыл, откуда он идёт и куда, мысли, давно исчезнувшие, вдруг возвращались, толкаясь и жужжа, а когда клубки наконец были готовы распутаться, всё внезапно превращалось в такой кисель, что рассудок оказывался в глупом положении голодной собаки с собственным хвостом в зубах.

Постепенно мир вокруг Димки изменялся. В нём появлялся свет, но до того необычной консистенции... он как будто распылился во тьме до состоянии эмульсии, мельчайших капелек и сгустков. Эти сгустки парили там и тут, кружились, сталкивались между собой, иногда задевая Димкины волосы или ладони. Если бы Димка мог в эти мгновения думать, он бы поразился невероятному зрелищу, но размышлять он не мог, только жил, чувствовал, продолжал шагать и со стороны представлялся бы обычным мальчиком. Сам для себя он стал чем-то вроде невесомого воздуха, текучего, растворяющегося в окружающем пространстве. Димка видел, как оно светлеет с каждым шагом, исчезает клейкий мрак, сияющие сгустки превращаются в пучки лучей.

И наконец, как будто толчок — все мысли швырнуло на свои места, хаос обрёл привычные формы. Тьма кончилась. Несколько мгновений Димка думал, что всё вернётся к естественному виду, но свет продолжал затоплять мир — он стал белым, слепящим, без единого пятнышка, тени. Невероятная белизна пугала Димку, очень не нравилось ему шагать в световом молоке, даже не видя того, на что опираются ноги. Страшно хотелось оглянуться, казалось, там, позади, есть другое, отличное от общей белизны. Тревога гудела стальным канатом. Это — свет или ловушка ещё похуже, чем "Чёрная башня"?

Однажды Димке почудилось, будто за спиною мелькнуло нечто — тёмное, жуткое, он чувствовал это всего одно мгновение. Самое странное — Димка был уверен, что существо, притаившееся в неестественной белизне — знакомо ему. Очень знакомое — и страшное.

Во второй раз тень, пронёсшаяся сзади, была замечена Димкой уже отчётливо. Он вздрогнул. "Бойся теней... теней..." — звенела тишина.

Впереди появились люди. Призрачные, наплывающие целыми армадами лица, безмолвные и воздушные, с остекленевшими взорами. Были они знакомые и незнакомые, одно у них оставалось общим — бессмысленность, бездушность в глазах. Димка узнал маму и дирктора школы, Ворона и Грука, Кхо, Славку. Он сделал ещё открытие — одни лица были тёмные, другие — светлые, а третьи серые, словно комки пыли — эти, казалось, вот-вот рассыплются...

И внезапно поток иссяк. Путь Димке преградила чёрная стена с большими сияющими буквами: БУДУЩЕЕ.

Что же теперь? — подумал Димка. Едва он остановился, сзади кто-то начал приближаться к нему, окружать, отрезая дорогу назад. Тени сдвигались. Уродливые, дышащие смертью, они протягивали руки, стремясь ухватить эфемерными пальцами за одежду. Охваченный ужасом, Димка закричал, прыгнул навстречу стене, но, как оказалось, в бездонную пропасть.

...Перед Димкой разыгралось причудливое действо. Город, площадь, ратуша с часами, старинные экипажи, тишина, которую порождает огромный колокол. Тишина то наплывает, делаясь густой и давящей, то, отхлынув, разрежает воздух до удушливой, хрустальной чистоты. Бом-м-м! Бом-м-м! Люди не разговаривают, спешат куда-то, озабоченно озираясь. Безмолвие. Однотонность одежды, спин, лиц, затылков. Взглянув на ратушу, Димка обнаружил, что на часах нет стрелок. Он с болезненной гримасой на лице вертелся на месте, надеясь найти что-нибудь живое. Будто в сумасшедшем доме — кружится, кружится хоровод полуразумных недолюдей на прогулке...

Вдруг Димке показалось, что один из прохожих — тень, та самая, опасная тень из сияющего "беспространства". Тень замаскировалась под человека. Димка судорожно повернулся — и человек с тёмными, пустыми глазницами исчез в толпе. Вопреки рассудку, Димка кинулся за ним. Люди рассыпались в стороны с безразличным видом, не оборачиваясь. Зачем он бежит? Где этот человек-тень? Что они все за существа?

И тут, точно услышав его мысли, толпа стала иной. Вместо глаз у всех зияли тёмные провалы. Димка смотрел туда-сюда — везде одинаковые лица. Он метался, пытался вырваться из толпы, спотыкался, и при каждом прикосновении к призракам вздрагивал всем телом. Тогда он выхватил нож, рубил им, не глядя, падал, снова вскакивал, снова, снова...

И проснулся. До чего же спокойно, уютно, безопасно наяву! Ощущения реальные, живые, нет страха, безумия, и хорошо так, хорошо...

Димка ещё вздрагивал от озноба, то ли от приснившегося кошмара, то ли от прохлады подземелья, но скоро это кончилось. Димка попил жадно из фляжки, поднялся на затёкшие ноги — оказывается, он находился всё ещё в том же подземном переходе, что вёл от замка Старика в неизвестную страну. Сколько времени длился сон? Пора в дорогу, навёрстывать упущенное.

глава 4

...— Твоя задача, Рид, убрать епископа. Помешанный или нет, он много знает... Далее. Понаблюдай, не обнаружатся ли где следы Зоарха, но осторожно. Ни в коем случае не выдавай себя. Если Кронг будет мешать, убери и его. В политику пока не входи, это нам сейчас ни к чему, в религию тоже. Главное — не допускать резких потрясений, смотреть и видеть. Отчёты представишь мне недели через две, если не будет ничего срочного. — Сказав это, Форкингем сел в флайер. Вокруг аппарата во множестве виднелись следы недавних попыток пробить силовую защиту — естественная реакция завоевателей, покинувших замок четверть часа назад.

— Прощайте, мессир. — Рид заторопился, гримируясь, потом исчез в темноте. Передатчик тревожно пискнул — вызов принцессы.

— Форк!

— Я уже поднимаюсь, всё хорошо?

— Да...

Принцесса помолчала несколько секунд.

— Я заставил тебя ждать, толпа не слишком досаждала?

— Ничего, Форк. А как наши дела?

— Кое-что разрешилось, но вопросов ещё много. Во всяком случае, Зоарх среди них сейчас не главный. Мне нужно поработать с архивами Канцелярии... Летим на Эйхе.

* * *

Прошла неделя после бегства имперского канцлера Великого Зоарха из своей тайной резиденции на Таллуре. Принцесса к тому времени вернулась на Мегу, в сказочный мир её детства. Там, среди волшебных существ, в прекрасных садах и замках провела Алиса почти всю жизнь, пока отец, Повелитель Миров, не призвал её на Эйхе. Невыразимо трудно было расставаться с друзьями, уютным и добрым миром Меги, но Алиса понимала свою ответственность. Перед отцом, который часто казался ей добрым и справедливым, но недостижимо далёким и могучим сверхсуществом. Они виделись очень редко...

Потом Эйхе. Громадная фантастическая планета. Таких горизонтов Алиса не видела нигде — бесконечная равнина, ни гор, ни впадин. Принцессе объяснили, что такой ландшафт — следствие некогда чудовищной гравитации.

Дворец. Символ и предел имперского величия. Галантные, любезные до приторности придворные. Бесконечные вереницы лиц — слуги, гвардейцы. Алиса ещё не привыкла их не замечать. Графы, бароны, герцоги — чинные, важные — и она, маленькая, тоненькая перед ними, к ней склоняются сотни увенчанных знаками власти, седовласых голов. В безмолвном почтении. Кровь Повелителя Миров всё же давала себя знать — принцесса поначалу свободно владела собой и вела торжественные церемонии, некоторое время даже доставлявшие ей удовольствие. Но скоро тоска по сказочной Меге стала расти, заслонив собой блеск и роскошь императорского дворца. И другая, непонятная, неведомая ей раньше тоска.

Здесь, с космических расстояний, Алиса по-новому видела свою прошлую жизнь. И был в этой жизни словно какой-то изъян. Недоставало чего-то неуловимого, но важного, без чего прошлое уже не могло бы стать для неё тем же, радостным, светлым миром. А будущее вообще представлялось непонятным и даже чуть ли не бессмысленным.

Да, сейчас Алиса поняла, то время было совсем не таким, как оно виделось ей изнутри сказочного мира. Волшебные истории, которые окружали принцессу, словно перестали быть её сказками. Да, они с радостью принимали Алису в себя, изменялись так, чтобы ей было уютно и интересно. Но в них были свои герои, а принцесса была гостьей, пусть и желанной, пусть её любили и даже считали самой главной — однако сейчас ей было понятно, что на самом деле всё не так. Она приходит и уходит. И что толку от десятков сказочных друзей?

Алиса вдруг почувствовала — ей нужна своя сказка, та, где, главной героиней будет она сама, она будет жить по законам этой сказки, а не диктовать их, как Создательница...

Может быть, поэтому принцесса, не зная, как изменить судьбу, решилась на полёт к Таллуре...

* * *

Форкингем, поглощённый имперскими делами, оставался на Эйхе. Повелитель Миров ещё принимал иногда посетителей, но редко и неохотно, словно суета жизни тяготила его. Однако Форкингем видел — Карабандур с прежним вниманием относился к некоторым вопросам, особенно его заинтересовало недавнее путешествие на Таллуру. Но Повелитель молчал, избегая даже малейшего нажима на секретаря в принятии решений. Порою казалось — Величайший знает всё, такая мудрость светилась в его глазах.

Однажды утром из приёмной доставили отчёт Рида. Уединившись, Форкингем включил запись.

"...Епископа я выследил ещё четыре дня назад. Совершенно помешался, бродил в районе Терра-Брок с жезлом в руке — я не стал его тревожить, убрал безболезненно. Сложнее с маршалом. Он странно ведёт себя, осторожно и загадочно, будто что-то знает, но вытащить из него, что именно, нельзя, в этом Кронг настоящий кремень. Пока оставил его...

Трастилия прекратила войну, договорившись о контрибуции Гисбулту. В королевском дворце произошёл загадочный инцидент, нити которого я ещё не распутал. Было так: королевские повара нёсли обед из кухни в столовую залу. Вдруг, откуда ни возьмись, выбегает вор, хватает с подноса курицу и пытается скрыться. Его задержали, бросили в темницу, а по дороге он несёт, по словам охранников, полнейший вздор, но одна фраза — неизвестный повторял её часто — охраннику врезалась в память. Дословно: "Я знаю тайну для Карабандура!"

!!! Как вам это?! К сожалению, темницу на удивление хорошо охраняют, а для такого дела лучше соблюсти полную тишину и благопристойность. Я всё подготовил, жду указаний".

* * *

Они оставили флайер за пределами замка, чтобы не вызывать ненужных волнений. Впереди шагал шут его величества с невозмутимым видом пройдохи и наглеца. Чуть отставая — высокий, худой человек в форме, чёрной, от сапог до короткой кожаной куртки с золотым шитьём. Они приблизились к воротам, и стражник, позёвывавший с совершеннейшим ко всему безразличием, проводил их взглядом, ещё раз особенно смачно зевнул, потянулся к фляжке за поясом, но потом вдруг решил проявить бдительность и буркнул скучным голосом:

— Э-э-эй, чёрный, тебе куда?

Высокий обернулся, лицо его, казалось, не изменилось, но что-то в нём так поразило стражника, что челюсть отвисла, точно у сопливого новобранца, а фляжка с печальным звоном упала на камни. Шут, состроив глумливую гримасу, рыкнул на солдата, и они двинулись дальше.

Во дворце было почти пусто — король спал, шуметь, без особой причины шатаясь по залам, возбранялось. Никого не встретив из вельмож, шут и его спутник спустились по переходам в подземные ярусы — со складами вина, вяленой дичи, оружейными и личной королевской тюрьмой. У массивной двери с решётчатым оконцем стоял ещё один стражник.

— Этого придётся убрать, мессир, — негромко сказал шут.

— Посмотрим.

Стражник шевельнулся, узнав шута его величества.

— Отойди от дверей, болван! Закричишь — убью!

— Э... Б-б-б... — Бедняга совсем растерялся, слишком уж неординарная выходила ситуация, а пост — важный. Однако повиновался, с тихим проклятием шагнул в сторону.

...Сперва Форкингему показалось, что камера пуста. Свеча не горела, деревянная кровать, еле различимо чернела в углу. Но нет... На кровати кто-то спал, скорчившись, видимо, чтобы было теплее, он выглядел каким-то слишком маленьким, а возможно, так казалось из-за темноты.

Рид зажёг свечу и даже отпрянул от неожиданности. Вид узника — мальчишки лет двенадцати — привёл его замешательство. Форкингем вопросительно взглянул на агента... а тот подозвал стражника.

— Эй, ты, где преступник, покушавшийся на королевский обед?!

— Да в-вот же он! — подумавший было, что узник и вправду сбежал, солдат перепугано выдавливал из себя слова.

— Дай факел!

Форкингем, отодвинув стражника, включил электрический фонарь. От яркого света мальчишка проснулся, заслонил рукою глаза.

— Боже! — прошептал имперский секретарь. — Он ли это, Рид?

— Кажется... да-да, очень возможно... — Сейчас Рид был, наверное, спокойнее своего начальника. — И это объясняет многое, мессир. И его слова о тайне Кара... Он, вероятно, сбежал от Зоарха... не представляю только, как ему удалось...

Но Форкингем его уже не слушал. Он склонился над кроватью.

— Как ты себя чувствуешь, мальчик?

— Спасибо, нормально. Только есть хочется.

Видимо, состояние мальчика не вызвало у Форкингема особой тревоги. Он, уже хладнокровнее, произнёс:

— Ты у друзей, мальчик. Ты пойдёшь с нами?

— Да. — И, вспомнив недавний сон с призраком, чуть смущённо добавил. — Ваше общество мне приятно. Я верю вам...

глава 5

В флайере Димка с молчаливого одобрения незнакомца в чёрном быстро освоился. Он восхищённо трогал рукоятку управления, панель с мониторами. И с замиранием сердца думал о новом, таком удивительном повороте на его пути. Будущее казалось совсем не страшным. Димка был уверен, что все приключения, ожидающие его, теперь могут оказаться только хорошими, безопасными, как в "сказочном" сне. Может быть, причиной тому была необыкновенная уверенность и сила, доброжелательность, исходившие от незнакомца. Он был надёжным и... почти родным.

Несколько минут полёт проходил в молчании. Наконец, Форкингем сказал:

— У меня с собою только "сухой паёк", печенье, фрукты. Хочешь, поешь, или подожди час, пока окажемся на корабле.

— Я печенье, можно?

— Там, открой ящик под сиденьем. Бери, сколько хочешь, не стесняйся.

Посмотрев на Димку, Форкингем вспомнил о чём-то своём...

— Регулярно обновляю запас. Алиса вечно забывает позавтракать.

...Алиса? Почему-то Димку взволновало это имя... Такое чувство, словно оно говорит ему о чём-то важном.

— Алиса... — произнёс он одними губами.

Молчание опять нарушил Форкингем:

— Я видел тебя в башне с Зоархом. — Димка вздрогнул. — Он — преступник, мы следили за ним, и вот... Тогда мы не решились пытаться освободить тебя. — Немой вопрос был выразительнее слов. Имперский секретарь продолжил: — Карабандур разоблачил многие его преступные операции, сместил Зоарха с поста канцлера, но тот не успокоился...

— Карабандур! — вскрикнул Димка. — Вы можете передать ему...

— Конечно. И тайна, о которой ты упоминал, нам очень важна.

— А что будет со мной?

— Твои глаза...

— Что?!..

— Твой взгляд мне кажется очень знакомым, особенным... Это странно... Я не брошу тебя.

Димка поражённо молчал некоторое время.

— Но про Зоарха вы уже всё знаете...

— О нет, далеко не всё. Но кто тебе о нём рассказал?

— Старик. Он спас меня... И теперь ему тоже нужна помощь!

— Спас? От Зоарха? Весьма любопытно... Какой ещё Старик?

— Ему нужна помощь!

— Хорошо, хорошо... Но где нам его найти? Что он ещё тебе говорил?

— Он говорил, что Зоарх хочет использовать меня для какого-то шантажа.

Флайер дёрнулся в сторону — дрогнула рука Форкингема.

— Ради бога, дальше!

...-И он говорил, что убить меня нельзя, а Зоарх только грозился...

— Но почему?!

— Я принц...

— ??

— Наследник Мерлина... Что с вами, вам плохо?

Испарина покрыла лоб секретаря. Отчаянная догадка...

— Ничего-ничего... Я просто немного растерялся. О, великий космос, ту умеешь делать сюрпризы! Мальчик... вы... если твои слова — правда, то... прости, что я так говорю, но... Но тогда ты не только наследник трона Мерлина, ты...

Несколько секунд флайер шёл на предельно низкой высоте, на горный хребет, вынырнувший из за горизонта не обращали внимания ни Димка, ни Форкингем. Сработала защита, аппарат, дрогнув, остановился.

— Ты помнишь, как выглядит то место... жилище Старика?

— Я помню. Только... я видел его замок с земли, но, наверное, узнаю... Он особенный.

— Летим искать.

* * *

Называть Таллуру цветущей планетой будут вряд ли. Есть на ней пустыни и голые скальные плато, и страны вечных снегов. Но Красная пустыня, край без жизни и движения, словно отделённый от остального мира непроходимой чертой — единственная в своём роде.

Димка узнал сразу и тот воздух, в мареве горячих струй, и багрово-ржавые с оранжевым пески, окружавшие замок. Они, словно камни Гингемы, охраняли тайное убежище Старика.

...Его застали в башне, на своём ложе. Он был ещё жив, но, как видно, жизнь тихо и неуклонно покидала его. В ясном сознании он устремил взор на гостей. Глаза заискрились радостью, Старик прошептал:

— Впервые за сотни лет моё предчувствие обмануло меня, господи! Я снова удостоен счастья видеть тебя, мальчик мой!

Забыв обо всём, Димка бросился к постели, приник головой к груди старца. Тот тяжело вздохнул:

— Возьми мою руку... — Димка выполнил просьбу. — Так... хорошо...

Они долго молчали.

— Я умираю радостно...

— Нет! — вскрикнул Димка. — Я видел, как погиб Ворон... разве мало... мало этого было?! Я так не хочу! Я хочу, чтобы ты жил... — Говорить он больше не мог, рыдания сотрясали его.

Этот мальчик не мог меня обмануть, подумал Форкингем. Значит...

Он выступил на середину зала. Димка услышал, резко повернулся.

— Сделайте что-нибудь! — Это был и приказ и мольба. И Форкингема снова поразили его глаза... Но не было времени думать о своих ощущениях.

Через пять секунд флайер, вызванный секретарём, с грохотом пробил стену, опустился посреди зала. Старика с трудом уложили в кресло — кабина вдруг оказалась удивительно тесной...

— Четверть часа продержитесь ещё, господин, — прошептал Форкингем. — Умоляю вас...

* * *

На корабле, подкреплённый биостимуляторами, старец задышал ровнее, глубже. Губы его потеплели, и приборы показывали, что пока, во всяком случае, на ближайшие несколько часов, угроза жизни миновала.

Форкингем не говорил о делах — боялся помешать молчаливой радости людей — старика и мальчика, встретившихся снова, вопреки преопределённому. Он смотрел на них, пытаясь найти, воссоздать в памяти хоть что-то, что могло бы пролить свет на таинственную фигуру — Старика, о котором всеведущая Имперская канцелярия не знала абсолютно ничего. Но тщетно.

Старик же решил объясниться сам.

— Я догадываюсь, мы у слуг Повелителя Миров? Мальчик мой, ты рассказал им всё?

Димка кивнул.

— Тогда я спокоен за тебя, они помогут тебе.

— Можете не сомневаться, — вставил Форкингем. — Я, имперский секретарь нового правительства, не допущу более подобных промахов.

— А... — кивнул старец. — Так Карабандур отдал престол дочери...

Форкингем удивился, но промолчал. Он сам дьявол? Может, он притворяется слабым? — пронеслась мысль.

— А Зоарх ушёл от вас? — продолжил Старик.

— Да, но теперь, когда руки у меня развязаны...

— Едва я проводил тебя, — обратился Старик к Димке. — Как явился Зоарх. Как он кричал! Однако потом всё же совладал с собой. У него оставалось последнее средство — он попытался достать тебя магической сетью, задержать на границе измерений. Я мешал ему, как мог, но силы уходили. Наконец, он сдался.

Форкингем смотрел во все глаза — этот человек совершенно перестал вписываться в его привычные представления о соотношении сил.

— Но где же он теперь? — спросил секретарь.

— Где-нибудь далеко. Забился в щель и ожидает моей и своей гибели — так было предсказано.

Димка смотрел на них, и вдруг почувствовал, что от усталости кружится голова. Свет померк, перед глазами поплыли образы, лица — жизнь проходила немым фильмом, прокручивалась с ужасающей быстротой...

...Потом он спал уже здоровым, крепким сном в постели. А Форкингем всё смотрел и смотрел на его лицо. И разгадка, такая ясная, очевидная, простая, поразила. Как странно, что я не видел этого, когда глаза его были открыты, улыбнулся Форкингем. Только сейчас. Не сами глаза, а то, что в них, в глубине, то, как они смотрят на мир — с задумчивым и жизнерадостным удивлением. Вот что общее... такое знакомое мне...

* * *

Золотой и белый свет заливал гигантский тронный зал. Свод терялся в бесконечности, в мерцающих искрах и синей дымке. Впереди возвышался трон с человеком в чёрной одежде. Из противоположных концов зала вышли две маленькие фигурки, одна в фиолетовом, другая в оранжевом. Они приблизились к трону, устремив взгляды на Повелителя Миров. И тот взял ладони детей, на мгновение задержав их трепещущие пальцы в своих, соединил.

Их взгляды встретились.

Петренко Сергей Семёнович

Великоархангельское, сентябрь 1988 — август 1989 года.

предварительная правка 2008 — 2009 года (с минимальными исправлениями).

Оглавление

Книга первая Трон Мерлина

  Часть первая Принц

    глава 1

    глава 2

    глава 3

    глава 4

    глава 5

  Часть вторая Мятеж

    глава 1

    глава 2

    глава 3

    глава 4

    глава 5

    глава 6

    глава 7

    глава 8

Книга вторая

  Часть первая Дворец

    глава 1

    глава 2

    глава 3

    глава 4

    глава 5

    глава 6

  Часть вторая Трастильская партия

    глава 1

    глава 2

    глава 3

    глава 4

    глава 5

  Часть третья Тьма и Свет

    глава 1

    глава 2

    глава 3

  Часть четвёртая Финал. Оранжевое и фиолетовое

    глава 1

    глава 2

    глава 3

    глава 4

    глава 5 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg