«Клад замедленного действия»

КЛАД ЗАМЕДЛЕННОГО ДЕЙСТВИЯ

И-и-и — раз, и-и-и — раз, и-и-и — раз! — стиснув зубы, с трудом продирал Гришка через стену травы косу. Ноги его гудели от напряжения, руки онемели, а пот крупными каплями собирался на лбу, растекался в сторону от бровей, ручьем лил с подбородка. Может быть, остановиться? Поточить косу? Нет, конечно же. Дед опять начнет смеяться. Надо переломить себя и продолжать работу.

И-и-и — раз, и-и-и — раз! Казалось бы, что тут такого — остро отточенным лезвием смахнуть несколько былинок? Но все не так просто. Былинки то вдруг превращаются в спутанный вьюном клубок, то прячут за собой какую-нибудь кочку, в которую вгрызается коса, и ее потом заново приходится точить, а то и отбивать. Ой, хоть бы сейчас какая-нибудь кочка попалась! Гришка не выдержал, остановился, переводя дух. Рубашку он с себя уже давно скинул, и она белела далеким пятном на фоне небольшой просеки, которую он прорубил в сплошном травяном лесу.

Не послушался деда, снял рубашку. И напрасно. Теперь над мокрой спиной жужжали оводы, то и дело норовя жестоко укусить. Гришка, отдуваясь, наклонился, подхватил с земли клочок скошенной травы и принялся протирать им лезвие. Отбивать косу явно было рано, приходилось пользоваться лишь краткой передышкой. Гришка вынул из кармана наполовину забитый металлической крошкой брусок и принялся водить им по металлу.

Слева мерно раскачивалась спина деда, справа, обреченно махая косой, маячила костлявая фигура друга Гришки — Олега. Внезапно дед обернулся, приткнул косу острым концом в кочку и с озадаченным видом двинулся к Гришке.

— Чего-то ты, братец, частишь.

— Чего? — не понял Гришка.

— Так этак-то ты за один день косу мне до основания сточишь.

— Устал, — признался Гришка.

— А я тебе чего говорил? На большую полосу не замахивайся — мал еще. Косу легко держи, чуть на пяточку ее прижимай, иначе в землю будет уходить. И корпусом, корпусом работай, а не руками. Ты ж не боксер. Ладно, идите с Олегом передохните в лесок, а то солнце высоко стоит. Неровен час — удар хватит.

Гришка обрадовано воткнул свою косу в ту же кочку, куда определил свой инструмент дед, и весело свистнул Олегу. Тому, видать, тоже приходилось не сладко. Его светлые волосы потемнели от пота, были разбросаны по лбу слипшимися прядями.

— Олегович, — весело закричал Гришка, — перекур!

— Да какой перекур, — вяло отшутился Олег, — я и не курю вовсе!

— А пить-то ты пьешь? — засмеялся в свою очередь Гришка.

— Пить пью, — согласился Олег, — сок березовый.

— Ну так пошли! — гостеприимным жестом барина, зазывающего старинного друга в свою родовую усадьбу, пригласил Гришка друга в лес.

Повеселевшие друзья подобрали рубахи, по тропинке вышли к краю леса и нырнули в лощину, еще сохранившую прохладу с утра. Дед поднял их сегодня ни свет ни заря, согласно пословице «коси, коса, пока роса», так что мальчишки успели умаяться.

В лесу, умывшись холодной водой из родника, друзья почувствовали себя значительно лучше. А совсем хорошо стало, когда из кустов они извлекли пластиковую бутылку с березовым квасом — единственным, что могло утолить жажду косарей.

Гришка и Олег были неопытными работниками. И это неудивительно: ведь жили они не в деревне, а в городе. А сюда приехали погостить к деду Гришки. Вообще-то родители Олега собирались отправить его в какой-то модный лагерь, но Олег уперся и настоял на том, что если он и поедет из города отдыхать, то только в деревню — вместе с Гришкой. Родители сильно не сопротивлялись и дали себя уломать. Так мальчишки на целый месяц оказались в экзотических для них краях, где по утрам вместо автомобильных сирен кричали петухи, а вместо машин не менее важно, чем «Мерседесы», шествовали по улицам коровы.

— Уф, хорошо! — оторвался наконец от бутылки с березовым квасом Олег и передал ее Гришке, который в ожидании очереди то и дело облизывал пересохшие губы. Да, березовый квас — это нечто! Когда ребята только приехали в деревню и буквально сходили с ума от жары, они каждый день бегали в местный киоск и затаривались двухлитровыми бутылками кока-колы. Дед смотрел на них, смеялся, но объяснить, что никакой газировкой в деревне летом не напьешься, пытался всего лишь пару раз. Когда начался сенокос, Гришка и Олег наливались кока-колой до такой степени, что казалось, еще чуть-чуть — и пузырьки, скопившиеся у них в животах, превратят мальчишек в воздушные шары, легко поднимут их над землей, и ветер унесет юных горожан далеко-далеко. Однако сколько бы жидкости не закачивали в себя друзья, жажда продолжала их мучить, пока наконец Гришка, наблюдая за дедом, который лишь изредка прикладывался к бутылке с березовым квасом, спрятанной в кустах, не решил повторить его подвиг. Как ни странно, березовый сок, а вернее, квас, потому как соком он был весной, а потом бродил в большой бочке, оказался весьма вкусным. Он был кисловатым, и даже, казалось, с газом, хотя, конечно, никто специально сок этот не газировал. Экспериментальным путем мальчишки выяснили: да, березовый квас — это единственное, что может помочь городскому пацану, умирающему от деревенской жары.

— Слушай, — предложил Гришка, сделав несколько глотков, и завинтил пробку на бутылке. — Давай на выгон смотаемся! Заодно и попить Илье отнесем.

— Идет, — согласился Олег, поскольку перспектива прогулки по прохладному лесу у него никаких возражений не вызывала.

Мальчишки, которые пять минут назад чуть не падали от работы и от жары в поле, воспрянули духом. Гришка что-то весело насвистывал, Олег, обломив сухой сук, то и дело постукивал им по деревьям, как будто сражался с какими-то великанами.

Лесная тропинка то сбегала вниз в овраг, во влажную темень орешника, то желтой осыпью взбиралась наверх, где среди темного ельника мелькали золотистые тела сосен. Продравшись через подлесок, друзья вышли на большую лесную поляну, местами изрытую кротами. Заметив трех черно-белых коров, бредущих краем леса, Гришка приложил руки рупором ко рту и завопил что было мочи:

— И-лю-ха! Ты здесь?

Вспугнутая его богатырским криком стая ворон прыснула в небо и принялась метаться кругами, возмущенно каркая.

Коровы оторвались от своего важного жвачного занятия и недоуменно посмотрели на приятелей. Однако пастух Илья — белобрысый мальчишка двенадцати лет — не дал им застаиваться и, легонько похлопывая березовым прутиком по спинам, погнал стадо навстречу Гришке и Олегу. Наконец жвачные и гуманоиды оказались рядом. Коровы нежными губами продолжили пощипывать траву, а Гришка, Олег и Илья занялись неотложными делами.

— Ну так что, мы сегодня идем или как? — вцепился Гришка в Илью, как только тот напился.

— Наверное, — пожал плечами Илья. — Я вроде с отцом договорился. К обеду стадо домой пригоню — после обеда пасти их сеструха пойдет.

— Вот и отлично, — оживился Гришка. — А нам только нужно будет траву, которую мы сегодня накосили, разбросать да сено поворошить. И до вечера, пока скирдовать будем, тоже абсолютно свободны.

— Порядок! — обрадовался пастух. — Ну наконец-то!..

Гришка и Олег познакомились с Ильей случайно. Несколько дней назад они бродили по лесу и наткнулись на странную яму. Ее когда-то вырыли в лесу с совершенно непонятными целями. То, что она не природного свойства, было видно сразу: овраги никогда не имеют таких правильных форм. Эта же яма была когда-то, пока ее не размыли дожди, почти квадратной формы, довольно глубокой, метра полтора. «Может, метеорит сюда шваркнулся», — высказал предположение Гришка, но Олег, глубокомысленно поковыряв в ухе, возразил:

— Где же ты видел такие правильные метеориты? Их что там, на орбите, инопланетяне, что ли, обтесывают?

Во время этого научного спора мимо и проходил со своим стадом Илья. Он заметил пацанов, подошел к ним поближе, чтобы выяснить, что за новые фигуры шляются в их лесу. Вскоре он узнал в одном из незнакомцев внука соседей — Трофимовых.

— А-а-а, привет! — по-свойски поздоровался он с Гришкой и Олегом. — Землянку рассматриваете?

— Ах, это землянка, — переглянулись друзья. — А мы-то голову ломаем, что бы это могло быть?

— Это еще со времен войны осталось, — подошел к яме поближе Илья. — Может, кто из деревенских жил, чей дом тогда фашисты заняли, а может, прятался кто из партизан.

— Партизаны? — округлились глаза у Гришки. — Так здесь еще и партизаны были?

— А как не быть? — усмехнулся Илья. — Леса-то вон какие, их до сих пор вырубить не могут, как ни стараются. Тут чего только не было. До сих пор в лесу то оружие, то снаряжение какое находят.

— Оружие? — охнул на этот раз и Олег. — Да ну, брось, заливаешь!

— Очень надо! — оскорбился Илья. — Да здесь несколько баз партизанских было. А потом воевали много. Но то оружие, которое в окопах осталось, оно, конечно, сгнило, остается ствол один. А иногда бывает и кое-что поинтереснее. Вон одноклассник мой, Петька, один раз немецкий портсигар нашел… Лет пять назад корова от стада отбилась — на мине подорвалась… Тут с войны ого-го сколько добра!

Разговор тогда долгий у мальчишек не получился, поскольку стадо юного пастуха ждать не собиралось. Вскоре Илья бросился догонять своих подопечных, продираясь сквозь кусты, а изумленные Гришка и Олег некоторое время не могли вымолвить ни слова. Вот это да! А они-то думали, что приехали в скучную деревню, где не может быть решительно ничего интересного! Они-то считали, что историками да археологами уже все давно и везде исхожено и осмотрено. А оказывается вот оно что! И действительно: поди тут осмотри, когда кругом вековые леса да болота. Ну а если и не приезжают сюда ученые, так они-то приехали. Самое время, пока не кончились каникулы, начать розыски и тоже найти какие-нибудь раритеты. Гришка и Олег на секунду представили, как они привезут в город фашистскую каску или настоящий штык. Да, это были бы находки что надо! Можно было бы считать время, проведенное здесь, очень даже полезным.

Ошеломленные такими блестящими перспективами, Гришка и Олег, через несколько дней увидев Илью в соседском огороде, подошли к забору, чтобы потолковать по-свойски. Оказалось, Илья вовсе не прочь поисследовать местные леса. Видимо, слава одноклассника Петьки не давала покоя и ему. Но вот беда: в семье Илья был единственным мальчишкой, и поэтому вся мужская часть работы, которую не успевал делать отец, падала на Илюху. Трудно было выкроить несколько часов для того, чтобы побродить по лесам. Но Илья обещал все уладить и, похоже, свое обещание был готов выполнить…

Покормив еще некоторое время комаров и твердо уговорившись встретиться в три часа дня в лощине у родника, друзья побрели домой, а Илья, пытаясь избавиться от назойливых оводов, принялся отгонять стадо ближе к середине поляны, где гулял ветер…

Во время обеда, состоявшего из окрошки, сделанной на основе того же березового кваса, холодного мяса и хлеба, дед хвалил пацанов. Расчувствовавшаяся бабушка напекла им горячих лепешек. Сразу осилить их Гришка с Олегом не смогли, но прихватили про запас. Мало ли что может случиться в лесу! Идешь в тайгу на час — бери еды на неделю.

Повалявшись полчаса на лавках, полакомившись холодным кислым молоком, Гришка и Олег убедились, что необходимое количество времени убито и, заявив, что они идут гулять в лес, вышли в сени. Гришка нащупал припасенные им спички и перочинный ножик.

— Ба! — крикнул он. — Ну мы пошли, может, ягоды какой найдем.

— Идите, идите, — напутствовала их бабушка, — только далеко от лощины не отходите, а то потеряетесь!

— Мы что — маленькие? — засмеялся Гришка. — Да мы все приметы знаем: муравейники — на южной стороне, лишайник — на северной. Ну и так далее и тому подобное. Пока!

— К ужину чтоб были дома! — откликнулась бабушка.

— Раньше, раньше чтоб были! — закричал дед. — Нам еще стожки скирдовать надо.

— Ладно! — издалека донесся до бабушки и дедушки голос Гришки. — До заката явимся!

Илья сидел в уговоренном месте и с нетерпением поджидал приятелей.

— Ну вот, — обрадовался он, завидев горожан, — а я уж думал, вы не придете.

— Как это? — нахмурился Олег. — Мы же обещали.

— Да мало ли что с этими взрослыми. Сейчас одно говорят, потом другое. Я вот насилу вырвался.

— Тогда пошли скорее, — предложил Гришка. — А то точно сейчас твоя сестренка прибежит за тобой.

— Да, да, — заторопился Илья. — Уходим огородами.

Компания свернула в зелень леса и растворилась среди пятен солнечного света и тени, отбрасываемой лохматыми елями. Скорым шагом, поскольку утоптанная тропинка позволяла идти довольно быстро, друзья добрались до той самой полянки, где Илья обычно пас коров.

— Сейчас через поле перейдем — там будет канава. За канавой еще одно поле. Там и будет то самое место. А дальше — Волчье болото.

— Какое болото? — переспросил Олег.

— Волчье, — пояснил Илья. — Не, волки там вроде не водятся — очень ягоды волчьей много. Вот такое название и прижилось.

Поле ребята пересекли довольно быстро, а вот у канавы застряли. То ли это и в самом деле была канава, зачем-то прорытая здесь мелиораторами, то ли овраг принял такую странную форму и заполнился водой из нескольких ключей, но, как бы то ни было, препятствие образовалось серьезное. Пришлось, ежась от укусов комаров, раздеваться, брать одежду в руки и переправляться вброд.

Вода в канаве оказалась холоднющая.

— Это ничего, — успокоил ребят Илья, у которых после переправы зуб на зуб не попадал. — Зато здесь пиявки не водятся и другая какая гадость. Мерзнут, твари! А согреемся мы быстро: видите, как печет.

Олег и Гришка ответить Илье не успели, потому что где-то за лесом вдруг раскатисто ухнул взрыв. Сразу несколько стаек птиц испуганно брызнули в стороны, а над зубчатым краем леса высунулся рваный край дымного облачка и исчез.

— Что это? — дрожащим то ли от холода, то ли от испуга голосом спросил Гришка.

— Не знаю, — растерянно пригладил свои волосы Илья.

— Охотники, — предположил Олег.

— Какие охотники? — недоуменно моргнул Илья. — Во-первых, не сезон еще, зверь вес не набрал. А во-вторых, что ж за охотники, которые из пушек палят?

— Может, ружье какое помповое? — предположил Гришка. — Сейчас «новые русские» такими балуются.

— Нет, — побледнел Илья. — Боюсь, что кто-то на мине подорвался.

Над лесом повисло молчание, не стало вдруг слышно птиц, испуганно разлетелись комары, и даже ветер почему-то не трепал листья берез.

— Ну что, дальше мы пойдем? — осторожно осведомился Гришка.

— А чего ж не идти? — пожал плечами Илья. — Уж если кто на мину нарвался, то теперь эта мина нам не достанется. А потом надо посмотреть — вдруг кому помощь нужна?

— Точно, точно, — поторопил ребят Олег. — Пойдемте скорей! Только под ноги надо смотреть.

— Да чего тут смотреть? — скептически хмыкнул Илья. — Она ж, мина, если лежит, так в земле — не увидишь ты ее. Если противотанковая — не должна взорваться. Тут, наверное, противотанковых и не ставили — куда тут танками через леса ездить!

— А я в кино видел, — тянул разговор Олег, — бывают мины еще такие натяжные — проволоку натягивают между двух деревьев. Запнулся о нее — проволока чеку из гранаты выдергивает — и взрыв.

— Да, наверное, есть и такие, — нехотя согласился Илья. — Но я вас такой дорогой проведу, где сам не раз хаживал. Так что опасности, я думаю, нет никакой. И все-таки это не какие-то «новые русские». Уж больно взрыв был мощным.

Неожиданное происшествие сильно подпортило настроение экспедиции. Раньше в лесу все казалось ярким. И красные, похожие на стадо божьих коровок, капельки малины, облепившие солнечный склон. И нежно-изумрудный султан травы над кочкой. И строго-зеленые пушистые лапы сосняка, резким узором выделяющиеся на янтарно-желтом фоне стволов. Теперь, после непонятного взрыва, картина изменилась, как по волшебству. Справа от тропинки проклюнулись болотистые места, утыканные чахлыми березками, слева сосняк вытеснил серый, хмурый ельник. Верхние ветви деревьев, словно косматые, насупленные брови, нависали над нижними, рахитичными, сухими сучками. Даже яркие пятна мухоморов смотрелись уже далеко не весело, а зловеще.

— Смотрите-ка, — вдруг остановился Илья, сошел с тропинки и присел на корточки.

Гришка и Олег подошли к Илье. Тот рассматривал раздавленный мухомор.

— Ну и что? — удивился Олег. — Обыкновенный гриб.

— Да нет, не обыкновенный, — пробормотал Илья. — На него наступил кто-то, причем — смотри — совсем недавно. Видишь — шляпка отвалилась, а сок еще не застыл.

Действительно, из обрубка остова мухомора еще сочилась какая-то белая мутная жидкость.

Илья привстал, походил кругами и знаками подозвал приятелей.

— Вот, — молча ткнул он в сторону веток.

Гришка и Олег недоуменно переглянулись.

— Ну и что?

— Да вон он, — показал пальцем Илья на тонкий волосок темно-зеленого цвета, зацепившийся за острый сучок. — Кто-то здесь бродил, и опять же — совсем недавно.

— С мухомором все понятно, — процедил Гришка, которому было завидно, что Илья проявляет чудеса следопытского искусства, — а тут-то ты почему это заключил?

— Все очень просто. Волосок тонкий. С утра сегодня ветер был какой-никакой. Если бы здесь еще вчера кто-то ходил — волосок этот уже снесло бы. Продирался тут кто-то часа два назад, не больше. А там смотрите — на мхе еще следы остались.

— Ну и черт с ним, — сплюнул Гришка. — У них тут свои дела, у нас — свои.

— Да, в самом деле, — согласился Илья. — И все-таки интересно…

Ребята, пригнувшись, поскольку нижние ветви ельника спускались довольно низко, стали продвигаться вперед. Иногда им приходилось забирать то вправо, то влево, поскольку они напарывались на непроходимую чащобу.

— Да, это тебе не джунгли, — пошутил Гришка, пытаясь пролезть вперед гусиным шагом. — Там хоть взял мачете и иди себе, горя не знай. А тут попробуй через елки прорубись! И с бензопилой не удастся…

Отряд двигался минут пятнадцать, но никаких следов посторонних людей больше обнаружить не мог.

— Куда же они делись? — озадаченно вертел головой Илья. — Как сквозь землю провалились. А может, нас леший водит?

— Какой леший? — засмеялся Олег. — На дворе двадцать первый век, а он тут со своими сказками.

— Не скажи, — задумчиво закусил травинку Илья. — У нас вон мужик один как-то пошел за грибами, уж с детства здесь живет, все эти леса как свои пять пальцев знает, а домой вернулся через два дня — заблудился.

— Да пьяный он, наверное, был, — предположил трезвомыслящий Гришка, — раз заблудился.

— Может быть, — не стал ложиться поперек амбразуры, защищая чужие интересы, Илья. — Только он потом рассказывал, что встретил в лесу какого-то мужика. Сначала ничего особенного в нем не заприметил. Так — кепка засаленная, телогрейка, сапоги кирзовые. И только когда в лесу заплутал, вспомнил, что у мужика того правый сапог вместо левого был обут.

— Ну и что? — не понял Олег.

— А то, что это первое, по чему лешего можно определить.

— Да ну тебя, — отмахнулся Гришка, — со своими страшилками. Ну их к дьяволу, этих неизвестных. Давай выберемся на «круглышко» и там поищем, где твой приятель чего-то нашел.

— Хорошо, — согласился Илья, — только не назад пойдем, уж больно муторно на карачках пробираться, а влево возьмем. Там должна быть старая просека, по ней легче идти.

Друзья, уворачиваясь от острых сучьев и сухих веток, которые то и дело лезли в лицо и норовили поцарапать кожу, подошли к просеке довольно близко, так что в просветах между мрачным ельником была видна веселая молодая поросль папоротника. Вдруг, ударив по нервам, где-то недалеко ухнул еще один взрыв. Пуганные не раз в этот день птицы вновь сорвались с мести и в панике закружили над просекой.

— Да что же это такое? — нахмурился Илья. — Никогда раньше такого не было.

— Да это, наверное, геологи работы ведут — вот и взрывают, — предположил Олег.

— Геологи? — усмехнулся Гришка. — Сомнительно что-то: что им в лесах искать? Если бы тут горы были, тогда — да.

— Чего мы все гадаем? Пойдем да посмотрим, — предложил Олег. — Кто-нибудь может точно сказать, где рвануло?

Ребята посмотрели друг на друга. Да, в лесу разобраться, с какой стороны шел звук, оказалось не так-то просто, поскольку эхо работало на славу. Казалось, грохнуло где-то слева от просеки. А может быть, это был отзвук, а настоящий взрыв произошел справа и чуть сзади?

— Черт его знает, — честно признался Илья, что он не в состоянии точно указать направление. — Давайте здесь порыскаем, может, какие следы и отыщем.

— Ладно, — легко согласились Гришка и Олег, поскольку другого плана у них все равно не было.

По просеке рыскать оказалось не намного удобнее, чем по лесу. В густых зарослях папоротника притаились пни, и пару раз неопытные горожане летели через них кубарем. Но ничего подозрительного и здесь обнаружить не удалось.

— Все, устал, — отдуваясь, присел Илья на заросший мхом пенек. — Пошли на тропинку.

Ребята, несколько понурые и задавленные жарой, которая в лесу, казалось, донимала еще больше, чем на лугу, побрели в указанном Ильей направлении. Вскоре обнаружилась тропинка. То ли она вела когда-то на лесоразработки, то ли жители предпочитали ранее ходить по ней в лес по грибы да ягоды, но хотя она и зарастала теперь жесткой, неподатливой шевелюрой травы, идти по ней было куда удобнее и приятнее, чем по еловому лесу и папоротниковым зарослям.

Ребята приободрились. Гришка с хрустом потянулся.

— Не скрипи, попкорн, — одернул его Олег, который страсть как не любил подобных звуков.

— Да ладно тебе… Сейчас придем домой — чайку попьем, — мечтательно произнес Гришка.

— Да, — поддакнул Олег. — Я так с удовольствием.

Чайку у деда Трофимова действительно можно было попить с удовольствием, поскольку на стол кроме привычного горожанам чая ставились еще топленые сливки, оладьи или блины, по настроению бабушки, а также варенье всяческих сортов и мед в сотах. Последний очень полюбился Гришке, и он, вылавливая куском хлеба в большой деревянной плошке очередную соту, не раз доказывал Олегу, что эта пища куда полезней, чем «Дирол» с ксилитом и без оного. Олег сначала удивлялся, почему Гришка пользуется таким сравнением. А потом, когда попробовал деликатес с дедовой пасеки, понял, что сам мед во рту очень быстро вымывается — остается надолго лишь размолотый кусок соты, несколько похожий на жвачку.

Предвкушение сытного чаепития заставило троицу шагать еще быстрее. Как исследователи ни торопились на родную «базу», но глаза Ильи, который шел впереди, что-то уловили. Гришка и Олег, по инерции впечатавшиеся носами в Илью, недовольно забурчали. Их приятель, ни слова ни говоря, присел на корточки и показал пальцем на заинтересовавшее его место на тропинке. Гришка и Олег пристроились рядом и принялись рассматривать Илюшкину находку.

Сначала они ничего необычного не замечали: ну тропинка как тропинка, чуть пыльная. Вот муравей тащит какую-то соломину, перо от птицы валяется. И вдруг Олег толкнул Гришку в бок, показав на маленькие кусочки еще сырого торфа, которые лежали рядком. Теперь и Гришке стало понятно, почему Илья заинтересовался этим местом. Здесь явно кто-то выходил из леса, причем этот кто-то был обут в ботинки с рифленой подошвой.

— Видите, торф еще не засох, — почему-то вдруг перешел на шепот Илья. — Где-то в лесу он его подцепил, а тут он у него с подошв отвалился.

Гришка встал рядом со следом и, хотя на его ногах не было ботинок с рифленой подошвой, попытался представить, откуда мог идти человек.

— Из лесу, из лесу он брел! — дернул его за рукав Илья. — Видишь, куда кусочки глины направлены — чуть сбиты в сторону — значит, человек шагал из леса на тропинку. Пошли, сейчас разберемся, откуда он вышел.

Чуть отойдя в сторону, отряд снова заметил несколько ворсинок той зеленой материи, которую обнаруживал и раньше.

— Та же самая группа, — пробормотал Илья. — Но здесь они наследили больше.

И действительно, в одном месте друзьям встретилась даже такая неопровержимая улика недавнего присутствия людей, как свеженадломленная ветка, в другом месте прошлогодние листья, подхваченные подошвой, были перевернуты. В то время, как их соседи блестели сухо, матово, эти отражали своим внутренним мокрым слоем гораздо больше света.

— Так-так-так, — бормотал Илья, раскачиваясь из стороны в сторону, будто охотничья собака, учуявшая белку и решающая, на какое именно дерево могло спрятаться хитрое животное. — Сюда! — наконец определил он направление.

Не успели ребята пройти и десяти шагов, как наткнулись на яму.

— Так я и думал, — отодвинув в сторону лапы елей, вытер пот со лба Илья. — Незнакомцы рылись.

В отличие от остатков той землянки, которую видели Гришка и Олег, здесь кто-то основательно поработал. Яма была расширена и углублена. Фактически ее перекопали на манер огорода. В одном месте из земли что-то было выдрано. Гришка наклонился над следом и увидел в глине отпечаток.

— Смотрите! — позвал он друзей. — Это же приклад, приклад!

— Э, точно, — поднял Илья с земли ржавые останки немецкого автомата, — что же они его, интересно, не забрали? А вот, глянь, пряжка от пояса. Неужели не заметили? Или потеряли…

— А почему ты говоришь «они»? — обернулся к Илье Олег.

— Сам посмотри, — показал Илья на следы на бруствере из свежевырытой земли. — Вот та обувь, которая нам уже встречалась, а вот, видишь, это — кеды или, скорее, кроссовки. По-моему, тут человек пять шастало. Точнее не скажу — тут и мы еще слегка наследили.

Илья хотел еще что-то сказать, но почему-то решил промолчать, отвернулся и сбил со штанины комочки прилипшей грязи.

— Ладно, — наконец выдавил он, — хватит в игрушки играться. Пора нам, наверно, домой, а то как бы вас и меня не хватились. Попадет еще…

Бабушка встретила Гришку и Олега причитаниями о том, что солнце вот-вот зайдет, а стожки еще не заскирдованы, да и дед вцепился, как лесной клещ. Через десять минут работа закипела, как в электрочайнике. Гришка и Олег, вооружившись двумя жердями, подходили к сену, подсовывали палки под стог, поднимали его целиком и несли, как на носилках, к тому месту, где уже стоял поддон для скирды. Вначале работать было неутомительно, даже весело. А потом, когда нижний ярус заполнился сеном, дед потребовал, чтобы молодежь принялась его утаптывать. Танцевать в вязком, глубоком сене оказалось не так-то легко, и очень скоро Гришка и Олег запыхались, как запыхались бы запорожские казаки, спляши они гопака под спид-трэш-металл.

— Ладно, посидите в сторонке, — милостиво разрешил отдохнуть парням пять минут дед. — Я пока сено посолю.

Это заявление мальчишки приняли за обычную дедову шутку, на которые он был мастак. Нон он и в самом деле вдруг вынул из кармана бумажный пакет с солью и принялся щедро разбрасывать ее по сену.

— Ты чего делаешь, дед, на зиму сено солишь? — съязвил Гришка. — Как огурцы и капусту?

— Ну да, — хмыкнул дед, — а потом вам, городским, скармливать буду, когда вам ваши сникерсы поперек горла станут.

— Ой, стали, уже стали, дед, — Гришка двумя руками схватил себя за горло и изобразил городского жителя, которому еда из пищевых добавок и эмульгаторов действительно встала колом поперек горла.

— Ладно, клоуны, надо работать, — сказал, засовывая пачку в карман, дед. — А солю я сено, чтобы мыши его не пожрали. Они соленое не любят, вот и приходится… Ну, давайте, давайте, пока вечерняя роса не упала, еще рядок-другой заложим.

Ох и наломались в тот вечер Гришка с Олегом! И хуже всего было не то, что болели руки, ноги и спина, а то, что сено, которое теперь приходилось закидывать наверх, часто падало, забивалось за шиворот, отчего тело ужасно зудело — будто покусанное комарами. В общем, с того момента, когда солнце действительно село, и скошенная утром трава была убрана в стожки, высохшие стожки заскирдованы, а скирда накрыта сверху брезентом, Гришка и Олег еле волокли ноги. Но зато все старания были щедро вознаграждены бабушкой, которая хлопотала вокруг них заботливой наседкой, подсовывая то кусочек нового мыла для того, чтобы ребята ополоснули руки и лицо, то беляшик, чтобы они не упали до того, как согреется ужин, то по стаканчику березового кваса. К ужину Гришка с Олегом несколько воспрянули, а смолотив по тарелке картошки с тушеным мясом и навернув свеженьких огурчиков и помидорчиков из парника, и вовсе выглядели на все сто.

— Красота! — растянулся на свежих простынях Гришка, когда в доме погасли огни. — Знаешь чего? Я вот чего подумал. А если мы что-нибудь в лесу кроме пряжки найдем, то я, наверно, не все в музей отдам. Оставлю какой-нибудь кинжал и пистолет там старый себе для коллекции. Может же быть у меня своя личная коллекция? А, Олег?

Но Олег уже ничего другу не отвечал, поскольку, уткнувшись лохматой белобрысой головой в подушку, дрых без задних ног…

Густав Бауэр — банкир в пятом поколении, с самого детства стеснялся своего маленького роста. Родом он был из швейцарского кантона Апенцельс, про жителей которого и сами швейцарцы, и жители соседних стран сочинили немало анекдотов. И все они, как на грех, касались малорослости апенцельцев. Одни из этих анекдотов утверждают, что у апенцельцев нет блох, хотя, вполне вероятно, у блох есть апенцельцы. Другие рассказывают о том, как два швейцарца поспорили, кто стоит перед ними на сцене: француз с виолончелью или апенцелец со скрипкой. Третья с хитрой усмешкой утверждали, что апенцельца, пропавшего летом во время сбора ягоды, обнаружили осенью на рынке в ягодном ряду.

Густава дразнили этими анекдотами с самого раннего детства, и в гимназии, и в университете. Может быть, поэтому, несмотря на свою весьма невыразительную внешность, Густав вырос человеком, которого, как говорят у нас, на кривой кобыле не объедешь. Упрямо сжатые губы, лысеющая твердолобая, похожая на бильярдный шар, голова. Плюс — круглые глазки, которые наивными мог бы назвать лишь тот, кто совсем не знал старину Густава. Его зрачки обычно сканировали собеседника, словно оптические прицелы, выискивая самые уязвимые места. Когда-то, в гимназические и студенческие годы, Густав был тоненьким как былинка юношей с розовым румянцем на щеках. Теперь щечки обвисли, тело раздалось вширь, и, поскольку Густав с детства так и не подрос, он больше всего походил на симпатичного колобка из сказки, обряженного, правда, в дорогущий костюм от Кардена. Однако какими бы ни были вещи, окружавшие Густава, комплексы его оставались при нем.

Именно поэтому он не любил бывать в комнате для совещаний банка «Бауэр», председателем правления которого являлся. Во-первых, в комнате этой были слишком высокие потолки, что самого Густава подавляло. Во-вторых, дизайн мебели и интерьер проектировали японцы. И хотя сам проект стоил бешеных денег, казалось, что хозяева банка ставили перед японцами одну-единственную цель: сэкономить, на чем только возможно. Стены комнаты для совещаний были абсолютно голые, выкрашенные в нежно-салатовый цвет, стулья блестели изогнутыми хромированными трубками, стол был, правда, большой, но какой-то неосновательный, со стеклянной крышкой, на которую облокотиться-то боязно — а вдруг сломается.

Густав Бауэр привык к совершенно иным интерьерам — креслам, в которых можно спокойно расположить свое тело, не боясь опрокинуться налево или направо, дубовым столам, уютным каминам и гобеленам. Но работа есть работа, и определенную планку здесь надо держать. Так что приходилось господину Бауэру терпеть и хиленькие стульчики, и японский дизайн. Если бы не крайняя нужда, конечно, в эту комнату он бы не пришел, но сейчас образовалось дело настолько важное, что его необходимо было обсудить как можно скорее.

Одно в «японской» комнате было хорошо: герр Бауэр мог бы поручиться, что в ней нет никаких «жучков» и вообще никакой передающей аппаратуры, поскольку еще до японцев здесь поработали немецкие мастера, опутав специальной сеткой весь контур переговорной. Можно было не сомневаться: о том, что здесь говорилось, не узнает никто.

Не успел герр Бауэр рассердиться, что его собеседник опаздывает на целых пять секунд, как в комнату вошел человек, в не новом, скорее всего, но только что из химчистки, отутюженном костюме. Костюм был дорогой, это герр Бауэр определил наметанным глазом, так что понятно было, почему хозяин не захотел его сменить. С некоторыми своими костюмами сам Густав расставался с большим сожалением!

Мужчина, вошедший в комнату, в отличие от герра Бауэра был высок и широкоплеч и вообще годился на все сто в герои какого-нибудь американского третьесортного боевика.

— Садитесь, господин… — высокий мужчина вынул визитку, но герр Бауэр помотал головой. — С этого дня вы будете господин Первый. Я даже и знать не желаю ваше настоящее имя. Вполне достаточно, что вас прислали наши друзья из России, поскольку мы собираемся, — герр Бауэр пожевал губами, размышляя, стоит ли сообщать столь важную информацию Первому, потом все же решился, поскольку она могла подтолкнуть его выполнять свою работу наилучшим образом, — да, мы собираемся открыть в России свой филиал и теперь прощупываем, есть ли там люди, на чьи организаторские способности можно положиться, — банкир со значением посмотрел на Первого.

Первый попросил разрешения присесть, и эта церемонность герру Бауэру понравилась. Он махнул пухлой ладошкой на ряд стульев, приглашая выбирать любой.

— Итак, господин Первый, — нетерпеливо начал герр Бауэр, едва собеседник уселся и вначале самоуверенно закинул ногу на ногу, но тут же, спохватившись, опустил ее обратно. Это опять же понравилось Густаву, поскольку мужчина явно дал понять, кто в этом кабинете хозяин.

Герр Бауэр призадумался. Как бы преподнести задание этому русскому и не сболтнуть лишнего? Дело предстояло не то чтобы противозаконное, но достаточно щекотливое. Хотя Густав Бауэр и являлся председателем правления банка, носившего его имя, история этого кредитного учреждения сложилась так, что хозяйствовать в нем безраздельно он не мог. Существовало еще и само правление в виде пяти его партнеров, каждый из которых был упрям, как осел, и самодоволен, как индюк. Герр Бауэр уже целый год уламывал их вложить солидные средства в нефтяной бизнес, при этом, правда, усиленно скрывая, что к предприятию, которое он хотел подкормить швейцарскими деньгами, он имеет самое непосредственное отношение. То ли партнеры о чем-то догадывались, то ли имели свои виды на деньги банка, но они каждый раз отказывали Густаву, упирая на то, что свободных средств нет. И вот Густав нашел способ образовать эти свободные средства.

Швейцарские банки, как известно, самые надежные в мире, но и самые, если можно так выразиться, таинственные. Кто, когда, зачем и в каком размере сделал вклад — такую информацию швейцарцы хранят как зеницу ока и выдают далеко не в полном объеме, даже официальным органам. А в банке «Бауэр» было несколько десятков таких сомнительных счетов. Но всю их сомнительность перевешивали суммы, которые держали хозяева счетов именно в банке «Бауэр», а не где-нибудь еще. Самим банкирам это было чрезвычайно выгодно, поскольку далеко не всегда сомнительные капиталы, полежав некоторое время в сейфах и хранилищах, возвращались к хозяевам. Частенько бывало, что и сами хозяева могли где-нибудь сгинуть. Все средства, оставленные бывшими мафиози, наркобаронами и прочими богатыми негодяями, составляли тайный фонд, на котором, как на крепком фундаменте, стоял банк «Бауэр». Однако помимо верных счетов, были еще и такие, которые потенциально могли быть активизированы. Один из них был открыт еще во время Второй мировой войны верхушкой Третьего Рейха на имя генерала Гюнтера фон Крюге (хотя Швейцария заявляла о своей нейтральности, борьбу за капиталы она вела довольно успешно). И надо же было такому случиться, что владелец счета вдруг решил отправиться на восточный фронт и, согласно официальным документам, погиб при исполнении служебных обязанностей где-то в русских болотах. Вероятно, когда-нибудь педантичные немцы вспомнили бы о деньгах, которые они забабахали в банк «Бауэр», но дела на восточном фронте у них пошли совсем худо, и вскоре некому стало предъявлять претензии на враз осиротевшие деньги. Сам генерал фон Крюге давно покоился в русской земле, а его соратники были либо осуждены в 1946 в Нюрнберге, либо рассеяны по миру и прятались в дебрях Южной Африки и в сельве Южной Америки.

Ах, если бы удалось заполучить этот именной вклад генерала! А всего-то нужно было узнать код, который немедленно активизировал бы счет для любого его подателя. Это и была та самая возможность опереться на оборотный капитал, на которую рассчитывал Густав Бауэр. Первые четыре цифры кода герр Бауэр как председатель правления знал. Оставалось еще несколько цифр. Однако самому поисками их в дикой России, о которой и по телевизору слушать-то было страшно, Бауэру заниматься не хотелось. Поэтому он решил сочинить басню об открытии филиала в России и нанять русских, славившихся своей отчаянностью.

— Вам предстоит очень простое задание, за которое мы очень хорошо заплатим, — наконец начал деловую беседу герр Бауэр, прицеливаясь своими круглыми зрачками в переносицу незнакомца.

Однако тот этот взгляд выдержал довольно спокойно и слушал заинтересованно.

— Дело в том, что в нашей семье был один родственник, отношения с которым нам, по понятным причинам, афишировать не хотелось бы. Он был крупным военачальником Третьего рейха. Генерал Гюнтер фон Крюге. Возможно, если вы изучали историю Второй мировой войны, то о нем слышали. Долгое время — по политическим причинам — мы не могли себе позволить интересоваться судьбой нашего родственника, погибшего у вас в России. Однако теперь мы бы хотели найти его останки, личные вещи и перезахоронить прах генерала на нашем фамильном кладбище.

Первый, хотя и не верил половине слов, произнесенных заказчиком, только кивал. В конце концов, какое ему дело? Всего-то — найти вещи, останки… Раз за это платят, а тем более намекают, что он сможет работать в представительстве швейцарской фирмы в России, за такое дело нужно хвататься не только двумя руками, ногами, но еще и зубами в придачу.

— Не буду останавливаться на том, что афишировать данный розыск не совсем удобно. Вот здесь, — банкир пододвинул к Первому папку, — находятся все необходимые вам документы, по крайней мере те, которые мы смогли обнаружить на сегодняшний день. Здесь донесения русской разведки, немецкой разведки, а также английской. Впрочем, последние можете скидывать со счетов, это всего лишь пересказ украденной у немцев и русских информации. Место поисков вполне конкретное — это деревня Стрелковка. Вам разрешается, в пределах выданной сметы, нанять для розысков еще двоих людей. Следующая личная встреча, если она понадобится, состоится не здесь, а, скажем… Скажем, в ресторане «Фауст» в Лейпциге. Это был один из любимых ресторанов покойного генерала. Он так любил Гете… Вот вкратце и все. А теперь мы можем перейти в мой кабинет, — обрадовался герр Бауэр, что спихнул наконец проблему со своих плеч на чужие и может вернуться в свой уютный кабинет с основательной бюргерской мебелью, — и выпить чашечку кофе, как это называется у русских, на дорожку.

— На дорожку, — усмехнулся Первый и не стал поправлять герра Бауэра, что русские пьют «на дорожку» совсем не кофе и не чай.

Пробуждение было кошмарным. Гришке казалось, что он только-только смежил воспаленные веки и расслабил натруженные кости, как с него стали сдергивать одеяло, которое начало напитываться теплом. Хулиганила, естественно, бабушка. Она лишила Гришку и Олега одеял и помчалась куда-то на кухню, припевая: «Дети, в школу собирайтесь, петушок пропел давно!» Олег открыл один глаз и, убедившись, что бабушка уже на кухне, хриплым голосом добавил:

— Брейтесь, ешьте, похмеляйтесь, смотрит солнышко в окно!

— Достала! — потянулся Гришка и тоже открыл глаза.

За окном набирал силу рассвет. Хотя и стояла самая маковка лета, ранним утром солнечные лучи казались не золотистыми, а скорее розовыми, будто щеки, раскрасневшиеся с мороза. Конечно, никакого мороза не было и в помине, однако белесая роса еще лежала тяжелыми ртутными каплями на траве, и над лугом стелился туман.

— Так, сейчас дед явится, — сел на диване Гришка. — И тоже с прибаутками: коси, коса, пока роса, пока еще я жив, пока. Зарядку будем делать или как? — исподлобья взглянул он на Олега.

— Белены объелся?! — возмутился тот. — Сейчас тебе дед покажет зарядку — два притопа, три прихлопа.

Однако ребята, несмотря на неблестящую перспективу махать до изнеможения косой, чувствовали себя весьма неплохо. Выходить на поле придется разве что через полчаса, а пока можно плотно позавтракать. Остальное все будет потом. Да честно говоря, и вкалывать не всегда было в лом, потому что, когда разойдешься, и тело начинает двигаться словно само по себе, и к Гришке, и к Олегу приходило какое-то странное ощущение, будто они растворялись в работе. Эти мерные движения справа налево, и печальный шелест падающей травы, и тонкое тиньканье косы приводило их в весьма благостное расположение духа, близкое к восторженному.

Но в тот день трудиться поначалу оказалось непросто. Все-таки руки, ноги и спина ныли довольно ощутимо.

— Хорошо еще башка не болит, — мрачно пошутил Гришка, елозя точильным камнем по косе.

— А чего бы у тебя голова болела? — усмехнулся Олег. — Мы же здесь с тобой не задачки по математике решаем.

— Да уж, — подмигнул Олег, — зато к мускулам кое-чего прибавится.

— Это точно, — покосился на друга Гришка.

Еще пару недель назад Олег выглядел как тщедушный, золотушный городской подросток, которому тотально не хватает всего: и воздуха, и света, и нормальной пищи. Теперь же лицо его загорело, под рубашкой нет-нет да и проступали, пусть пока не стальные, но вполне ощутимо-бугристые мышцы.

Гришка и сам недавно втайне гляделся в зеркало. Правда, на культуриста он еще похож не был, но гордиться уже было чем. Ради этого стоило и косой помахать, и с вилами повозиться. Когда они с Олегом вернутся в школу, по коридору их будет провожать гораздо больше девчоночьих взглядов, чем раньше. По крайней мере, он был почти уверен в этом.

— Ну ладно, хватит болтать, — покосился Гришка на деда, который учесал вперед. — Давай за передовиками труда поспешать.

Дед, как и обещал, отпустил Гришку и Олега на послеобеденный отдых опять же до скирдования. Друзья, попив чайку и уняв жажду, первым делом помчались к забору и стали высматривать Илью. Тот возился рядом с поленницей.

— Илюх, ну ты чего, выйдешь? — стали выкликать его друзья.

— Да вот, надо переколоть тут чушки, — ответил Илья, разваливая колуном березовую плаху.

— А там много у тебя?

— Да на час еще хватит.

— А топор лишний найдется?

— Найдется, — посмотрел кругом Илья.

— Ну тогда мы к тебе, — решили Гришка с Олегом и оглядевшись — нет ли рядом взрослых — перемахнули через забор.

— Ну-ка, дай мне, — подхватил топор на длинной рукоятке и, примерившись к большому комлю, изо всей силы саданул его прямо в середину.

Илья с интересом наблюдал за приятелем, облокотившись на рукоятку колуна. Гришка дернул было топор, чтобы вытащить его и нанести своему деревянному противнику еще один удар, но топор не поддавался. Гришка пыхтел, мотал его вместе с комлем направо и налево, но вытащить не мог.

— Ну и кто же так дрова рубит? — усмехнулся деревенский мальчишка. — Смотри, как надо.

Илья забрал у Гришки топорище, качнул его вниз-вверх, и топор нехотя вылез из гнезда.

— А шарахнул ты его здорово, — завистливо посмотрел на Гришку Илья. — Только тут с умом бить надо. Во-первых, посмотреть, с какой стороны здесь сучки. Поперек ты сучок никогда не разрубишь, хоть убейся. Только вдоль. Ну и потом в середину бить топором бесполезно: черта с два его вытащишь. У меня тоже был опыт, — мотнул он головой в сторону, где лежали нерасколотые дубовые великаны. В одном из них торчала потемневшая ручка топора, намертво засевшая в дереве.

— Вон, даже отец вывернуть не мог. Короче, если рубишь топором, то работай сначала по краям.

Илюха взмахнул топором, но ударил деревяшку не в середину, а ближе к краю, отчего там сразу появилась трещина. Еще двумя ударами он отколол довольно тяжелое полено и принялся обрабатывать деревяшку со всех сторон, как чистят морковку. Вскоре от березовой плашки осталась лишь груда полешек.

— Складывай, что ли, — повернулся Илья к Олегу.

Тот стал собирать поленья и, присмотревшись, каким образом устроена поленница, стал ее дополнять.

— Ладно, — снисходительно повернулся Илья к Гришке. — Бери колун: им легче работать.

В четыре руки справляться с делом оказалось гораздо быстрее. Хотя Гришка несколько раз умудрился и новое орудие труда засадить глубоко в дерево и пару раз просвистел колуном мимо цели, тем не менее работа продвигалась довольно шустро, и уже через полчаса Илья, подобрав щепки, отер пот со лба и радостно улыбнулся:

— Ну вот и все.

— Отлично! — обрадовался Гришка, избавляясь от тяжеленного колуна. — Теперь пошли в лес.

— В лес? — нахмурился Илюха. — Я, ребята, вам вчера хотел сказать, да не стал. Думаю, в лес не надо нам идти. Люди там бродят странные, не историки-археологи… И не черные следопыты, которые оружие немецкое ищут, ордена, медали, а потом их загоняют.

— Да с чего ты взял?

— Чтобы черные следопыты пряжку от немецкого ремня бросили?! Да они за такие вещи удавятся! Это же валюта! Я вчера думал-думал — не могу понять, что они там искать могли. К тому же взрывы не на минные были похожи. Кажись, гранатами кто-то баловался.

— А ты откуда знаешь? — недоверчиво перебил Илью Гришка.

— Да у нас тут, — улыбнулся Илья, — дед Антип где-то в лесу гранаты нашел и на День Победы фейерверк устроить. Половина стекол в деревне вылетела…

Как бы то ни было, ни Гришка, ни Олег отказываться от разведки не собирались. Наоборот, когда в воздухе запахло чем-то из ряда вон выходящим, дело стало выглядеть еще интереснее.

— Ну и что с того, что они в лесу шастают? — уговаривал Илью Гришка. — Мы же по-тихому там будем ходить, никто нас и не заметит. Тем более ты места знаешь.

Эта легкая лесть попала в точку, и Илья то ли из боязни прослыть в глазах городских ребят трусом, то ли из врожденного, как и у них, авантюризма, согласился на вылазку. Поскольку все дрова были уложены на место, Илья спрятал инструмент, сбегал к дому, получил добро на то, чтобы развеяться перед обедом, не уточняя, где именно и с какой целью он будет нагуливать аппетит, и троица быстрым шагом пересекла луг и растворилась в лощине…

Петр Ефремович Мещеряков находился на пенсии уже третий год. Однако пенсионером он почувствовать себя никак не мог. Хотя утро не начиналось у него, как в прежние годы, с силовой зарядки, холодного душа и диетического завтрака — давал знать возраст — Петр Ефремович садился все же за свой любимый рабочий стол, сработанный мастерами-краснодеревщиками еще в прошлом веке, и погружался в бумаги. А бумаг у Петра Ефремовича было ой, как много!

Ранее работал он в одной весьма уважаемой как в России, так и за ее пределами организации и заведовал отделом по розыску военных преступников. А под военными преступниками в первую очередь в те далекие годы, когда Петр Ефремович еще был в полной силе, подразумевались в первую очередь фашисты, избежавшие суда в Нюрнберге. На всю эту когорту у Петра Ефремовича был особый, достаточно богатый материал, который частично, после многочисленных переименований организации, где он работал, осел у него дома. Может быть, со временем товарищ, а ныне господин Мещеряков и забыл бы обо всех этих архивах, но однажды он натолкнулся на один весьма любопытный документик.

Документик этот касался гибели в бою немецкого генерала. Некий политрук ссылался на снайпера своей роты, уверявшего, что «снял» офицера, у которого на шее висел самый настоящий железный крест. Да, железный крест, украшенный дубовыми веточками и алмазами. Такая штука не могла принадлежать ни низшему офицеру, ни тем более рядовому.

Основательно поворошив архивы, как доступные, так и недоступные простым смертным, Петр Ефремович пришел к выводу, что это вовсе не выдумка. Может быть, на эту историю он не обратил бы внимания, поскольку сам железный крест, даже усыпанный бриллиантами, его, конечно, заинтересовал, но уж никак не в плане солидного заработка. Но вдруг во всей этой истории стали проглядывать деньги. Причем колоссальные.

После войны прошло много лет, и засекреченные документы один за другим стали всплывать в зарубежных архивах. Часть из них после развала восточногерманской разведки попала в Москву. Поскольку они касались дел давно минувших дней, доступ к ним для Петра Ефремовича открыт. Тут-то Петр Ефремович и узнал, что некий Гюнтер фон Крюге, генерал, погибший от руки русского снайпера, был официальным владельцем огромной суммы. Только он один во всем Третьем Рейхе знал код, который мог активизировать счет в швейцарском банке. В том, что этот счет до сих пор существует, господин Мещеряков был абсолютно уверен. Один раз ему приходилось сталкиваться со швейцарскими капиталистами и юристами, которые насмерть стояли на страже своих клиентов, не желая особенно вдаваться, откуда у этих весьма сомнительных личностей могли появиться столь огромные деньги. Петр Ефремович не просто верил — он знал, что банк «Бауэр» не только сохранил деньги генерала, но, возможно, и приумножил их — за столько лет набежали проценты!

Петр Ефремович долго размышлял и пришел к выводу, что немецкий генерал никак не мог позволить себе унести тайну банковского кода в могилу. Больно педантичен он был, по отзывам современников, да и дисциплинирован. Либо он оставил указания на это счет своим соратникам, либо носил при себе, скажем, в своем мобильном архиве или, что еще логичнее, в медальоне, которые надевал любой солдат или офицер, отправляющийся на фронт, все сведения. И в самом деле, пока генерал был жив-здоров, он сам мог воспользоваться счетом, но если бы вдруг в него угодила случайная пуля? Или, скажем, сбила машина? Нет, генерал не мог допустить, чтобы деньги пропали зря. Значит, указания должны были быть. И когда генерал уезжал на восточный фронт, сведения о коде он обязан был взять с собой. Вернее всего, они остались в его медальоне.

Когда Петр Ефремович прикинул, какие плевые расходы сулят дальнейшие поисковые мероприятия, то понял, что в руки ему приплыл тот самый случай, который в мгновение ока делала богачами безвестных старателей Калифорнии и Аляски. Всего и дел-то — поработать пятнадцать минут лопатой в нужном месте. Правда, прежде надо было найти это самое «нужное место», где погребено сокровище. Сам Петр Ефремович такими делами заниматься уже не мог, да и не с руки ему было делать это напрямую. Пришлось выйти звонком (это выражение осталось в лексиконе Петра Ефремовича еще со старых времен, когда он руководил своим отделом) на своего бывшего подчиненного — Рому.

Поскольку Петр Ефремович брал Рому на работу, то не стесняясь попросил принести какие-то незначительные документы из архива. Встретился, однако, Петр Ефремович с Ромой не на служебной жилплощади и не на квартире, а в одном из небольших кафе, что как грибы после дождя стали появляться в Москве, заменяя собой пельменные, рюмочные и закусочные.

Петр Ефремович пришел в кафе «Бин» первым и, втайне гордясь своей стариковской дисциплинированностью, занял место в уголке, за столиком на двоих.

Кафе оказалось на удивление уютным, хотя Петр Ефремович и не привык к таким маленьким, плетенным из тростника столикам, ярко-желтым кружкам, перегородкам из темного дерева, библиотеке, из которой каждый желающий кофеман мог выбрать себе книжку по вкусу и листать ее, пока в кружечке не кончался напиток, а в кармане — деньги. От нечего делать Петр Ефремович положил свою шляпу на скамейку, поскольку никакого намека на гардероб не заметил, и пошел знакомиться, как он выражался, с репертуаром. Репертуар, то есть меню кафе, Петра Ефремовича неприятно изумил. Деньги были не просто большие для его пенсии, а очень большие. Однако это его только укрепило в той мысли, что он имеет полное, как моральное, так и материальное, право претендовать на деньги Третьего Рейха.

Не закончил еще Петр Ефремович сокрушаться, как в двери кафе влетел раскрасневшийся Рома, который отпросился у начальства на обед, давая понять, что от этого обеда, вполне возможно, зависит его семейное счастье. Ну и посмеялись бы его коллеги, узнав, что он встречается в кафе не с юной красоткой, а с Петром Ефремовичем Мещеряковым, которого знающие его люди, кроме как «старый кабан», и не называли. Петр Ефремович действительно был достаточно грузным, а с возрастом, когда не только его шевелюра, но и щетина поседела, стал похож на старого, раздобревшего, но еще достаточно крупного и сильного хряка, который при случае может и загнать до истерики молодого подсвинка, и заставить дрожать от ужаса охотничью борзую. Охая и изумленно крутя головой, Петр Ефремович взял чашку кофе и торт «Наполеон», а потом решил гулять на все, добавил еще денег и купил им с Ромой по бокалу вина, стоившего ему треть пенсии.

— Ну что вы, Петр Ефремович, — еще больше покраснел Рома. — Деньги какие-то безумные. Могли бы на улице поговорить.

— О таких делах, — наставительно произнес Петр Ефремович, — на улице не разговаривают. Садись, Рома, садись. Дело, которое я хочу тебе предложить, не очень… — Петр Ефремович помолчал, подбирая нужное слово, — не очень хорошего свойства. Однако, видишь, как все складывается… Всю жизнь трудился на Отечество, а в результате… — горько покосился он на свою кружку, — денег не хватает, чтоб чашку кофе выпить.

— Вы это к чему? — с тревогой уставился на него Рома.

— Да не беспокойся, — махнул рукой Петр Ефремович, — все продумано. Только давай договоримся сразу. В случае успеха предприятия деньги делим в пропорции семьдесят на тридцать. Тебе тридцать процентов, мне — семьдесят.

— Какие деньги? — изумился Роман и подумал, не свихнулся ли старый кабан окончательно и не замыслил ли он ломануть какой-нибудь банк или сберкассу.

— Рассуждай шире, — хмыкнул Петр Ефремович, шевеля своими седыми кустистыми бровями. — Хочу подломить один банк. Но не наш. Швейцарский.

Рома при этих словах чуть не выронил изо рта кусок «Наполеона».

— Какой? — пролепетал он.

— Швейцарский, швейцарский, ты не ослышался, — аккуратно отщипнул рукой кусок торта Петр Ефремович и с наслаждением его проглотил. — Видишь ли, Рома, где-то в болотах у деревни Стрелковка лежит немецкий служака, на имя которого в свои время в банке «Бауэр» был открыт колоссальный счет. И у меня есть предположение, что цифровой код, которые может активизировать этот счет, лежит в медальоне этого генерала. Бой там произошел скоротечный и жестокий. Обе стороны столкнулись лоб в лоб, столкнулись и разошлись. Наши откатились на восток, фашисты на запад, и блукать потом в этих лесах — хоронить людей было некогда, началась крупная общевойсковая операция. Так что клад этот лежит и дожидается нас с тобой, Рома.

— Даже не знаю, что и сказать, — развел руками Рома. — Как это неожиданно, Петр Ефремович. Да никогда я такими делами не занимался.

— Да я б тоже не занимался, — в сердцах опрокинул остатки микроскопической чашки кофе к себе в рот Петр Ефремович. — Да вот смотри, какая петрушка получается. Дочь без работы сидит, внучка в лицее учится. Знаешь, сколько там обучение стоит? Думаю, догадываешься. Внук, и того хуже, поступил на коммерческое отделение университета. Нам и раньше-то денег не шибко хватало, а теперь хоть квартиру продавай. А тут, если это дело выгорит, так мы с тобой, Рома, в другой разряд граждан перейдем, которых уважать будут и в России, и в Америке, и в Германии, и даже, подозреваю, в Антарктиде.

Петр Ефремович умел говорить убедительно. Кроме того, суммы, которые он называл, действительно были фантастическими, а дело не представлялось особо сложным. Поскольку у Романа намечался очередной отпуск, он, поломавшись для виду, согласился на предложение своего наставника, втайне, правда, решив проверить, не напутал ли чего пенсионер, и не потратит ли Рома зря свой отпуск, которого он с нетерпением ждал целых одиннадцать месяцев.

…Вначале разведчики шагали довольно бодро, но с приближением того места, где они вчера обнаружили раскопки, и настроение подугасло, и разговор подувял, и движения стали куда менее уверенные и куда более осторожные. К тому же страшная жара, будто прессом, придавила лес. Дышалось тяжело. Из-за пекла поникли ветви березы. Солнце раскаляло их так, что в воздухе стоял запах, какой бывает в хорошо протопленной бане, где уже замочили в кипятке березовые веники.

— Парилка, — вытер ладонью пот с лица Гришка. — Вот оно где выплывает, городское ничегонеделание! Вот оно каким боком выходит жрачка у телевизора. Вот они, пропущенные уроки физкультуры! Хорошо еще, дед на сенокосе нас немного поднатаскал, а то были бы, как дохлые мыши, санэпидемстанцией заморенные.

Олег и Илья жару переносили легче, но и они то и дело покрывались липкой испариной и тоже украдкой смахивали пот со лба и отдувались.

На месте, которое вчера обнаружили ребята, ничего нового найти не удалось.

— Ну что ж, — подумав, решил Илья. — Поищем в окрестностях. Либо они уехали совсем, либо находятся где-то рядом.

— Да, найди их теперь, — посетовал Гришка. — Лес-то вон какой большой!

— Лес-то большой — вроде согласился Илья, — да мест в нем, где ходить, не так-то много. С той стороны, — ткнул он пальцем в сторону, — болото — там не то, что копать, пройти трудно. С этой стороны — тоже топь… Так что вариантов не так много. Начнем, пожалуй, с того места, которое ближе.

— Пошли, — охотно согласились ребята, поскольку уже решили, что опасное на первый взгляд путешествие превращается в обычную увеселительную прогулку. Неизвестные, похоже, испарились. Так что можно просто пройти по их следам и найти то, что ускользнуло от их взгляда — ведь одну пряжку и ржавый ствол на троих разделить трудновато.

Свернув с утоптанной тропинки, Илья провел отряд редким соснякам и вскоре вывел на небольшую, почти ровную, овальной формы лужайку, заросшую розовыми стрелами люпина.

— Вот оно, «круглышко». Здесь кое-что находили, но, по-моему, наши деревенские ребята тут все прошерстили, и задерживаться нет смысла.

Гришка и Олег нехотя согласились. Уж больно симпатичным было местечко. Самое оно поискать тут что-нибудь эдакое. А в темный еловый лес, чернеющий рядом, соваться не хотелось. Кто же будет беседовать с мрачным, насупленным стариком, опирающимся к тому же на внушительного вида клюку, когда рядом стоит симпатичная девчонка, с которой можно мило поболтать о всякой всячине. Но симпатичная девчонка в виде «круглышка» не обещала друзьям ничего интересного, а вот старик, несмотря на насупленные брови, мог знать очень много любопытных вещей.

Собравшись с духом, друзья пересекли полянку и, пригибаясь, то и дело въезжая головами в еле заметную паутину, стали пробираться в глубь леса.

С каждой сотней пройденных метров лес словно вырождался. Поначалу ели, широко расставив свои лапы, заставляли отряд топать то влево, то вправо. Потом и сами деревья стали меньше и куда менее монументальными. Нижние ветви были сплошь сухими, а под ногами тревожно потрескивал валежник. Потом и валежника стало меньше. Звуки шагов совершенно поглотил мох. Местами, там, где просвечивала стальным блеском вода, он чавкал, потом местность вдруг повышалась, так что приходилось идти по совершенно сухому мху, который противно хрустел под ногами, как пемза.

— Стойте, — Илья, наклонив голову, будто спаниель, готовящийся спугнуть утку, к чему-то прислушивался.

Ребята напрягли слух. Увы, ничего, кроме далекого стука дятла, шелеста ветра в редких здесь березах, они различить не могли. Илья понял, что друзья ничего не слышат и, приложив палец к губам, поманил рукой вперед.

К счастью для отряда, высокое место, покрытое щелкающими маленькими выстрелами мхом, закончилось, и мальчишки снова совершенно бесшумно двинулись по роскошному темно-зеленому, напоенному влагой ковру. Метров через пятьдесят и Гришка, и Олег одновременно поняли, почему остановился Илья. Действительно, из глубины леса доносились голоса. О чем говорили, а, вернее, кричали люди, понять было невозможно. Но судя по интонациям, они то ли спорили, то ли ссорились.

Илья, ни слова ни говоря, опустился на четвереньки и двинулся вперед. Олег и Гришка переглянулись. Им в общем-то не улыбалось остаться после такого способа передвижения с зелеными пятнами на джинсах, но раз Илья счел необходимым сделать именно так, нужно было повторить его маневр.

Ползать по лесу оказалось удовольствием ниже среднего. В приветливом мягком ложе мха то и дело обнаруживались острые сучки, кора, иголки, хвоя, какие-то липкие, мерзкие грибы. Да, приключение становилось все менее и менее приятным. Бог его знает, почему, но когда на подобные дела ребята смотрели по телевизору, ощущения были совсем иными, даже если главный герой пробирался по каким-нибудь замшелым джунглям или, как часто бывает в боевиках, по канализации. Вероятно, нервы успокаивала приятная теплота пульта в руке, с помощью которого, будто из магического оружия, можно было одним движением пальца уничтожить всю нечисть, носящуюся, вопящую и стреляющую на экране. Ну и плюс к тому тапки и горячий чай в керамической кружке. Теперь же волшебного пульта под рукой не было, вместо теплых тапок лес настойчиво предлагал холодный мох, а вместо чая — болотную жижу. Тем не менее отряд пробирался все ближе к источнику шума, и вскоре до ребят стали доноситься отдельные слова.

— Я сказал, что крест… Да пошли вы… Отдай медальон… Живым хочешь…

Тут Илья на мгновение остановился, мягко соскользнул вниз и дальше пополз по-пластунски. Олег и Гришка снова переглянулись: н-да, теперь придется отстирывать не только джинсы, но и майки. Но спорить теперь было не только неразумно, но и опасно. Раз они слышали незнакомцев, значит, и те запросто могли заметить нежданных гостей. И потому Гришка и Олег без разговоров плюхнулись животами на мох и теперь уже, что называется, всем телом почувствовали тайные сюрпризы пушистого ковра.

Ловко ползти получалось только у Ильи. Хуже всех приходилось Гришке. Никак не удавалось ему ни ужом проскользнуть, ни скатертью расстелиться по зеленому ковру. Он было хотел плюнуть на все и встать, но тут, приподняв голову, увидел, что Илья остановился и вжался в мох. Тихо, насколько могли, Олег и Гришка подползли к его кроссовкам, и Гришка лаконично постучал в подошву Ильи пальцем. Илья оглянулся, скорчил зверскую физиономию и приложил палец к губам. Гришка хотел шепотом осведомиться, к чему такая секретность, что даже и словом потихоньку нельзя перемолвиться, как понял, почему Илья не полз дальше и лежал теперь локтями в луже, не предпринимая ничего, чтобы оттуда вылезти. Совсем рядом, наверное, метрах в пяти, перебранка вдруг вспыхнула с новой силой. Оказывается, некоторое время незнакомцы по какой-то причине молчали, и отряд разведчиков чуть не угодил в их негостеприимные объятия.

— Нечего тут думать — он, гад, его нашел. Потому и бегал от нас! — заорал вдруг кто-то истерично.

В ответ понеслась брань. Когда изощренные эпитеты замолкли, чей-то холодный, вежливый до издевки голос спросил:

— Ты так полагаешь?

Гришка осторожно поднял лохматую голову над небольшим пригорком, за которым пряталась их троица. Он увидел перед собой несколько фигур в зеленых маскировочных костюмах. С виду они вполне походили бы на туристов, невесть по какой причине шляющихся по болотам, если бы у одного из них, сухощавого, худого до выпирающих скул на лице, парня, не болтался в кобуре пистолет. И парень этот, споря со своими напарниками, напряженно всматривался в лес! Когда он вдруг потянулся рукой к кобуре, нервы у Гришки не выдержали, он вскочил, не сумев совладать с паникой, и с воплем: «Атас, линяем!» ломанулся в лес.

— Первый, чужие! — заорали у них за спиной.

Гришка оглянулся и увидел жуткую картину. За ним огромными прыжками, будто на ходулях, мчались вспугнутые Илья и Олег, а за деревьями тот самый худощавый парень с жестким, не предвещающим ничего хорошего лицом, вытаскивал из кобуры оружие.

— Быстрее! — снова завопил Гришка. — У них пистолет! — Первый, стреляй! Уйдут ведь, уйдут!

Бежать быстрее, казалось, было невозможно. Тяжелые промокшие кроссовки стали пудовыми гирями, привязанными к ногам. Мокрые штаны и майка противно хлюпали по враз покрывшемуся мурашками телу. Но ветер тем не менее свистел в ушах. И вдруг сзади загремели выстрелы. К свисту ветра добавился еще один, весьма неприятный: свист летящих мимо и отшибающих то тут, то там ветки пуль. Гришка от страха снова оглянулся. Ему уже казалось, что Первый, чавкая по мху, бежит совсем рядом, и сейчас пуля ударит в его, Гришкину, спину. Но незнакомцы только перескакивали через тот пригорок, за которым прятались разведчики. Илюха и Гришка, как при замедленной съемке, увидели рыскающий туда-сюда хищный зрачок пистолета, вылетающие от ствола облачка сгоревшего пороха и гильзы, отлетающие в сторону.

— Петляйте среди деревьев! — задыхаясь, крикнул Олег. Совет оказался к месту, поскольку редкий лес начал набирать силу.

— Да это же пацаны, — донеслось до них сзади. — Просто пацаны. Лазили тут и все.

— Все равно надо узнать, о чем они в курсе. А ну, стойте! А то теперь стрелять буду не поверх голов! — донесся до мальчишек грозный окрик.

Но куда их было остановить угрозами! Будто окрыленные вторым дыханием, они неслись в чаще, прыгая между деревьями с ловкостью горнолыжников на знакомой с детства трассе. Незнакомцы, ухитряясь громко топать даже по мху, бежали за ними. Юрким мальчишкам пока удавалось отрываться от преследователей. К счастью, те, несмотря на угрозы, больше не стреляли, вероятно, боялись привлечь лишнее внимание в деревне, справедливо полагая, что никуда пацаны от взрослых людей не денутся.

Илья вырвался вперед и, перелетев через очередную опушку, даже притормозил, поджидая запыхавшихся друзей.

— Сюда! — коротко бросил он, мотнув головой, и ринулся направо.

Не успели друзья преодолеть и полусотни метров, как темно-коричневая торфяная вода стала заливать им кроссовки.

— Ты куда? — схватил вдруг Гришка за руку Илью. — Там же болото.

— Я в курсе, — бухнул Илья, — но иначе они от нас не отвяжутся. Пошли быстро, я тут гать знаю.

Гать — дорога в болоте, сооруженная из настланного валежника и брошенных вдоль бревен, — не использовалась уже давно, а потому настил, здорово раскисший и подгнивший, опустился в болото. Вначале черная, противно пахнущая жидкость облепила ребятам лодыжки, потом пришлось брести по ней по колено и наконец почти по пояс. Сзади за высокими зарослями камыша слышались чавканье и пыхтение. Незнакомцы с настойчивостью гончих преследовали мальчишек.

— Зря, зря мы сюда полезли, — захныкал вдруг Гришка. — Поймают они нас здесь и утопят. И следов никогда никто не найдет.

Илья, до этого неутомимо, словно трактор «Беларусь», прокладывавший дорогу вперед, вдруг приостановился и даже присвистнул от изумления.

— Да, это мысль, — пробормотал он и, ничего не поясняя, двинулся дальше.

Гришка, для которого направлений движения было не так много: или в лапы к незнакомцам, или в сторону вязкого кошмара болот, выбрал самый предпочтительный на данный момент вариант.

Места кругом стали фантастически, неправдоподобно красивые. Высокие камыши зелеными стрелами вонзались в синее бездонное небо. То и дело справа и слева открывались лужайки с кудрявой травкой, по которой так и хотелось пробежаться. Но даже Гришка знал, что эта травка, похожая на ухоженный английский газон, самая настоящая ловушка. Стоит шагнуть туда, как под ногами откроется вязкая пропасть. «Мама» пару раз, наверное, можно будет успеть сказать, но потом болото засосет тебя безвозвратно, и над головой сомкнется все та же веселая лужаечка. Хорошо надгробный памятничек!

Илья, который ледоколом, правда, уже основательно запыхавшимся, таранил путь, выбрался на несколько притулившихся в кучу кочек и, разобравшись в склизких, запутавшихся шнурках, принялся стаскивать кроссовки.

— Это еще зачем? — изумился Олег.

— Братцы, делайте, как я, — взмолился Илья, тревожно поглядывая на только что пройденную ими гать. — В обуви наследим.

Олег и Гришка нехотя подчинились. Теперь они выглядели далеко не так браво, как утром. Больше всего они были похожи на остатки разбитой в пух и в прах спецназовской роты. Лица, как у заправских «зеленых беретов», талантливо вымазаны в грязи. Тем же слоем грязи была покрыта и одежда. Правда, за устрашающей боевой окраской прятались далеко не зверские, а довольно-таки испуганные мальчишеские физиономии.

Медлить на кочках Илья не стал. Широкими шагами, перескакивая с одного безопасного островка на другой, он двинулся вдоль гати.

— Осторожнее! — зашипел он, оглядываясь на Гришку с Олегом, которые, оберегая ступни от острой осоки, пытались приземлиться не в центр кочек, «оборудованных» таким негостеприимным растением, а с краешку.

Прыгая на манер зайцев, разведчики сместились левее, туда, где виднелась особенно большая «полянка», под которой скрывалась топь. Выбрав место, где поблескивала прикрытая ряской вода, Илюха, бормоча сквозь зубы: «Ну и попадет мне от бати!», содрал с себя майку и бейсболку и шагнул в коричневую жижу.

— Туда идите! — махнул он в сторону. Сам же, наклонившись так, чтобы как можно меньше тревожить ряску, забросил на край топи кепку, кинул рядом майку и сухой хворостиной притопил ее так, чтобы виднелся только ее край. Осторожно вылез на сухую поверхность и той же палкой «прибрался» — согнал ряску на освобожденное его вторжением в болото место. Теперь со стороны должно было казаться, что испуганные подростки ломанулись напрямик через болото и утонули.

В три прыжка догнав друзей, Илья быстро огляделся и показал, что нужно двигаться в направлении кустов. Через полминуты разведчики были на месте.

— А теперь придется рискнуть, — шепнул Илья. — Прячьтесь!

Отряд залег.

Преследователи не замедлили появиться. Гришка, Олег и Илья не успели еще как следует продрогнуть в мертвенно-холодной болотной жиже, что, казалось, облепила их со всех сторон, как недалеко от них послышались чавкающие звуки, с которыми незнакомцы выдирали свои ботинки из болота, а затем и хриплое дыхание людей, решивших расправиться с мальчишками во что бы то ни стало.

— Второй, ты смотришь налево, Третий, ты — направо! — приказал чей-то властный голос, и Гришка догадался, что он принадлежал тому поджарому парню, которого называли Первым. На несколько мгновений на болоте стало тихо. Тут же из общей звуковой картины выпорхнул, взлетел и остановился на высокой ноте комариный писк. Кровососы, как их неоднократно неласково обзывал Илья, облепили мальчишек. Но друзьям пока не было дела до назойливых тварей. Во-первых, потому, что совсем рядом их подстерегала другая, нешуточная, а если смотреть правде в глаза, и смертельная опасность. Во-вторых, грязь с болота, которая местами уже успела засохнуть в корочку, на этот раз сослужила отряду хорошую службу. Комары, как ни старались, не могли пробить тонкими хоботками слой глины. Единственное, чего следовало опасаться — комаров, способных залезть в нос: они могли заставить ребят чихать. Илья знал такую подлую сущность комаров, а потому прикрыл ладонью нос и показал знаками, чтобы Гришка и Олег сделали то же самое.

Противная вязкая тишина на болоте длилась недолго. Рядом снова зачавкали шаги, и Второй, как только заметил полузатопленную кепку на ряске, доложил:

— Первый, смотри!

— Вот это да! — присвистнул Третий. — Никак, утопли!

— Возможно, — процедил Первый и осторожно двинулся вперед. Потом он вывернул с корнем березку из кочки и, пробуя этой импровизированной вешкой путь впереди себя, двинулся к опасной промоине. Поскольку кепка и майка Ильи были закинуты довольно далеко в топь, Первый подойти к ним вплотную не рискнул. Он присел на корточки и принялся внимательно рассматривать участок болота, где виднелись вещи. Да, судя по всему, компания пацанов хотела пересечь болото напрямик, но не рассчитала своих сил, не дотянула до очередной кочки и погибла. По крайней мере, об этом красноречиво свидетельствовала полузатопленная и облепленная ряской кепка. То, что она осталась на поверхности, Первого не смущало, а пожалуй, даже наоборот: тяжелые тела теперь навсегда спрятаны в болоте, а кепка… Что ж кепка? Пусть она остается, как свидетельство того, что неразумные подростки сгинули в трясине. По крайней мере тогда на преследователей подозрение не падет.

Первый, довольно ухмыляясь, встал и поставил пистолет на предохранитель. Зря они, конечно, устроили пальбу. Кто-нибудь из местных мог ее слышать. Могли бы загнать этих пацанов в болото и так, без лишней шумихи. Ну, что сделано, то сделано. Главное — никого лично они не прибивали. Ну а болото при всем своем желании привлечь за убийство не сможет ни один суд в мире.

— Теперь надо разобраться с Рябым, — донеслась до ребят фраза Первого.

— Как разобраться? — после тягостной паузы спросил Третий.

— Навсегда, — жестко ответил Первый. — Раз — и навсегда!..

Друзья не рискнули вылезать из болота еще целый час. Наконец, когда у Гришки от неподвижного лежания свело судорогой левую ногу, а Олег едва мог приоткрыть глаза, опухшие от укусов комаров и невесть откуда взявшейся мошки, ребята решились на осторожную вылазку. Пригибаясь, они пошли обратным путем по гати, то и дело с опаской поглядывая на топи, раскинувшиеся вокруг. Илья время от времени останавливался и, водя головой, будто локатором, напряженно прислушивался, не раздастся ли в лесу шорох или еще какой-нибудь звук, свидетельствующий о засаде. Но лес, уже напрочь забывший о таком малозначительном происшествии, как погоня одних двуногих особей за другими, жил своей жизнью. Шлепнулась брюхом в лужу жаба. Самодовольно загукала лягушка. Летя от дерева к дереву оранжевой нитью, мимо с цоканьем проскочила белка.

— Это хорошо, — шепнул Илья друзьям, — значит, мы в конце болота. — Дальше сухие места пойдут.

Тукнул коротким сообщением на азбуке Морзе дятел. Тяжело вздохнула и, гулко топая по мху, удалилась в лес какая-то зверюга.

— Лось, — пояснил Илья. — Пойдемте-ка от него левее. Если лось, не дай Бог, попадется дурной, это будет почище кабана или медведя.

— Чего он нам сделает? — усомнился в его словах Гришка.

— Чего-чего! На рога подымет, вот чего. Или копытами затопчет, — недовольно отмахнулся от него Илья. — Слушайте, чего я говорю. И главное — тише. Вдруг эти психи кретинские еще рядом бродят.

Ребята, напуганные коварством болота, ступая след в след за Ильей, скользили прочь от опасного места. Каждый из них старался унять поднявшуюся то ли от страха, то ли от холода дрожь. У Ильи тряслись посиневшие губы. Олег никак не мог унять тик около правого глаза, а у Гришки и вовсе зубы выстукивали что-то среднее между чечеткой и аккомпанементом к зажигательному фламенко.

Да, отряд выглядел далеко не лучшим образом. Оборванные, вымазанные в грязи с ног до головы, к тому же испуганные, мальчишки представляли жалкое зрелище. Но им на это, честно говоря, было наплевать. Можно рисоваться где-нибудь на дискотеке, когда на тебя наезжает компания из соседней школы или назревает драка в подворотне. Что там драка? Ну надают тебе тумаков. Да и ты, наверное, в долгу не останешься и успеешь попортить пару челюстей. Два-три синяка — вот и все дела, через неделю забудешь. А тут пришлось столкнуться с таким… Никогда мальчишки не думали, что страх смерти может быть таким глубоким и отвратительным.

Наконец болото осталось позади, и тропинка, которая ранее то и дело терялась в камышах, тонула в торфяных ямах, вывела друзей к сосновому бору. Та самая белка, которая промчалась мимо них, смотрела на невиданных гостей любознательными глазками-бусинками. Со своей высоты она видела не только трех мальчишек, но еще одного взрослого в камуфляжном костюме, который притаился в кустах. Ничего не подозревая о присутствии рядом постороннего, ребята двигались, все убыстряя шаг. Хотелось поскорее оказаться дома и почувствовать себя под защитой взрослых. Но увы, в этот день их приключения еще не закончились.

— Эй, постойте! — донеслось до них вдруг из кустов.

Гришка при этих словах, произнесенных шепотом, чуть не свалился, будто фраза прозвучала не еле слышно, а шарахнула ему по голове с мощностью молнии, брошенной каким-нибудь крутым богом вроде Зевса. Илья вздрогнул и застыл на месте. Олег сделал шаг в сторону, чтобы немедленно юркнуть в кусты.

— Стойте, ребята, стойте, не убегайте, пожалуйста! — донесся до троицы хриплый шепот. — Мне помощь, помощь нужна! Я не из тех, кто в вас стрелял. Пожалуйста, помогите!

Как ни велико было желание немедленно задать стрекача, ребята застыли на месте. Они еще не были, подобно многим взрослым, отравлены циничным равнодушием к тем, кто просил о помощи. К тому же голос был таким жалким. Гришка нагнулся, подобрал суковатую палку и отодвинул ею в сторону кусты. Там, сквозь сучья, он увидел измученное болью лицо парня лет двадцати. Правой рукой тот зажимал рану в левом плече. Голова его то и дело дергалась, а губы двигались, будто что-то быстро-быстро шептали.

Друзья стали полукругом рядом с раненым.

— Пожалуйста, пожалуйста, помогите, — зачастил парень в камуфляже. — Я не стрелял в вас, честное слово.

— Это мы уже поняли, — довольно спокойно ответил Гришка, который в уме уже прикинул, что втроем с одним парнем они как-нибудь справятся. Если, конечно, он не прячет за спиной оружие. Впрочем, и тут он, наверное, успеет ударить противника палкой по руке прежде, чем тот успеет выстрелить.

— Не бойтесь, — успокоил их незнакомец. — Это правда, я не из того отряда. Они хотели меня убить, точно так же, как и вас. Я рад, что вы выжили.

— Мы тоже рады, — не слишком миролюбиво процедил Олег. — А чего они за нами погнались?

— Это из-за меня, из-за меня — попытался приподняться, чтобы сесть, парень.

Гришка покрепче ухватил палку, но незнакомец не обратил на это ровно никакого внимания. Все его мысли были прикованы сейчас к ране, из которой вязкими сгустками даже не вытекала, а словно выдавливалась кровь.

— Я тут нашел одну вещь. Угораздило меня. Ну и решили они от меня избавиться. — Голос незнакомца то взвивался на высоких нотах, то был едва слышен. — Хотели у меня отобрать, да я не дался. У меня ведь тоже с собой кое-что было. — Правой рукой парень похлопал себя по карману, и оттуда в траву вывалился чудной нож.

Гришка хотел шарахнуть незнакомцу прямо по башке и броситься бежать, но тот предостерегающе поднял руку:

— Да не бойтесь вы, я вам сказал. Я сейчас не опасней кролика, который в клетке сидит в наручниках… Если бы вы на нас случайно не напоролись, мне бы точно кранты были. Раненый я бы далеко не ушел. Гранатой, гады, меня достали. А как вы-то от них сбежали?

— Сделали вид, что в болоте утопли.

— Провели, значит, Первого? — удивился незнакомец. — Считайте, повезло. Первый — волчара еще тот. Хорошо, что им сегодня уходить надо было во что бы то ни стало. А то бы они тут по лесам еще пару дней могли рыскать, нас вылавливать.

— Значит, они ушли? — с надеждой спросил Олег.

— Думаю, что да, — кивнул незнакомец. — Они же считают, что вас, свидетелей, похоронили в болоте, ну а я ранен. С такой раной одному в лесу выжить практически невозможно. Да и потом не побегу же я в милицию жаловаться. На мне ведь тоже кое-что висит. Один этот нож, — парень покосился на оружие, тускло поблескивающее в траве. — Только он года на два потянет. Ребята, пожалуйста, Христом богом прошу, — через приступы хриплого дыхания выталкивал из себя незнакомец слова, — не бросайте меня: помру ведь.

— До деревни дотащим? — исподлобья вопросительно посмотрел Илья на друзей. — Только не думайте, что это так просто: он здоровый бугай.

— Нет, нет, — зашептал незнакомец, — в деревню нельзя. — Первый узнает — убьет. Мне в милицию нельзя, в больницу тоже. Я здесь отлежусь, я знаю. Вы мне только… — тут незнакомец на некоторое время замолчал и прикусил нижнюю губу так, что на ней тут же набухла густая капелька крови. — Только мне йоду надо, бинтов. Бинтов побольше, ваты. Да, воды еще. Если есть, стрептоцид. Водки можно. Я вас здесь, здесь буду ждать. Никуда не уйду, не смогу.

С этими словами незнакомец, страшно побледнев, упал на бок. Рука его, зажимавшая рану, бессильно упала.

— Умер, — выдохнул испуганно Гришка.

Илья наклонился над парнем, взял его за запястье и отрицательно покачал головой:

— Живой. Пульс слабый, но есть.

— Чего делать будем? — поморщился Олег, который не выносил вида крови даже в видеобоевиках. Ох, лучше бы он этим летом поехал в лагерь. По крайней мере, таких приключений у него бы не было.

— Черт его знает, — хмыкнул Гришка, пытаясь очистить руки от корочки сухой глины. — Может, он и правду говорил насчет этого Первого. Как он в нас сразу палить начал, не раздумывая. Точно волк, а не человек. Да и потом этого, — он посмотрел на распростертое перед ними тело, — наверное, и транспортировать нельзя. «Скорую» ему сюда вызвать бы, да откуда здесь «Скорая»?

— Ладно, — поднялся с колен Илья и аккуратно определил руку незнакомца ему на грудь. — Пусть лежит, как лежит — на спине. Кровь вроде запеклась. В конце концов, сам виноват, что с этими связался. А нам теперь ломай голову: и в милицию не сообщай, и его спасай. Пошли они все к чертям.

— Жалко, — плюнул на руки Олег и осторожно потер опухшие от комариных укусов веки. — Человек все-таки.

— А мы что — не человеки? — взвился Гришка. — Ладно, пошли в деревню. Не утащим мы его. Пока дойдем, чего-нибудь придумаем.

Ребята шагнули назад на тропинку. Кусты за ними сомкнулись. Никто, даже местные жители, проходя мимо, не сказали бы, что там, в двух шагах, лежит раненый человек.

Быстрыми, какими-то семенящими шагами, постоянно оглядываясь, будто совершили нечто нехорошее, друзья ринулись в деревню. Естественно, ничего придумать и обсудить «по пути» они не смогли. В головах у них шумели, метались, словно вспугнутые летучие мыши, обрывки мыслей.

— Да, ну и хорошо же мы, — оценивающе осматривал Илья друзей, догадываясь, что и он выглядит не лучше. — Черт с ним, с этим мужиком в кустах. Давайте лучше подумаем, чего врать-то сейчас будем?

— А чего врать? — попытался Гриша пригладить свои вихры. — Пошли в лес за земляникой, напоролись на болото, ну провалились, еле вылезли.

— Эй, — хмыкнул Илья, — не годится. Вас-то, может, дед еще и пожалеет, а меня отец точно выпорет. Да это ладно. Главное, потом обратно в лес не отпустит. Запрут в избе или на работу запрягут и глаз спускать не будут, а этот там помрет.

— Ладно, — согласился с его доводами Гришка, — тогда придется под маленьких косить. Скажем, что в индейцев играли.

— И так извазюкались?! — поразился Олег.

— А что делать?! Играли в индейцев по-настоящему. Ползали там, из лука стреляли. Конечно, тоже попадет, но, может быть, меньше.

— Ладно, индейцы так индейцы, — согласился Илья. — А вы пока у себя в доме поройтесь насчет бинтов и йода.

— Так ты думаешь, — решил уточнить Гришка, — надо туда вернуться?

— А что остается делать? — с раздражением дернул плечом Илья. — Ну заявим мы сейчас в милицию, заберут его оттуда, а потом в больнице бандиты во главе с этим Первым и прикончат. Как ты себя после этого будешь чувствовать?

— А если он там в лесу без медицинской помощи помрет? — влез в разговор Олег. — Как мы себя тогда будем чувствовать?

— Он сам выбор сделал, — буркнул Илья. — Либо мы ему помогаем, либо нет. В конце концов, он такой же от тех гадов пострадавший, как и мы.

— Ладно, — нехотя сдались Гришка и Олег. — Посмотрим, чего у нас дома есть. — Чего он там говорил? Йод, бинты, водка…

— Пожрать бы ему надо, — насупился Илья. — Ну ладно, сначала с родаками разберемся, а там видно будет.

Полные мрачных предчувствий, друзья отправились по домам…

Что там было с Ильей, Гришка и Олег не знали, зато прекрасно почувствовали на себе праведный гнев бабушки и дедушки. Бабушка, правда, все больше охала, разглядывая расцарапанные, искусанные мальчишеские лица и изгвазданную одежду. Дед, ни слова ни говоря, выдернул из брюк ремень и принялся охаживать Гришку и Олега куда попало.

— Стойте, стойте! — завизжал Олег, пытаясь прикрыться руками от жгучих укусов ремня. — Не имеете права меня бить, я не ваш внук!

— Ну и что, что не наш! — резонно ответил дед, не прекращая лупить ребят. — Воспитывать-то вас кто-то должен, охламонов.

— Мои родители не разрешали вам бить меня, — пытался образумить деда Трофимова Олег.

— Родители мне еще спасибо скажут, — по паре раз засветил дед друзьям по мягкому месту и остановился, пытаясь унять разыгравшуюся одышку. — За вас, пострелов, молоко надо давать за вредность.

— Зачем вам молоко? — морщась и отпрыгивая на всякий случай от деда Трофимова подальше, спросил Олег. — У вас и так своего девать некуда.

— Это точно, — вздохнул дед, продевая ремень обратно в петельки брюк. — Тогда зефиру с шоколадом. Ладно, чего там расхорохорились? Сами знаете, что виноваты.

— Виноваты, — потупились Олег и Гришка. — В индейцев заигрались.

— Тьфу ты, — сплюнул дед. — Здоровые лба, пахать на вас надо, а они в индюков заигрались. Кстати, что за «индюки» такие?

Мальчишки, потирая промассированные ремнем места, не ответили.

Обидно было слышать дедовы слова, но Гришке и Олегу ничего не оставалось, как прикидываться эдакими маленькими городскими идиотиками.

Бабушка, как квочка, у которой только что вылупившиеся симпатичненькие желтенькие птенцы промчались сквозь все грязные дворовые лужи, хлопотала вокруг. Она велела ребятам раздеваться и рылась по сундукам, выносила им то одну, то другую одежду. Но все это, по ее мнению, были или слишком чистым, или слишком новым, чтобы надевать на столь грязных, как она выражалась, мурзиков.

Наконец Гришка был обряжен в мягкую байковую рубашку с широченной заплаткой на правом локте, штаны без «молнии», которые сидели на нем мешком, а внизу собирались мощными, носорожьими складками. Олегу достался старый черный плащ, подбитый красным искусственным мехом. Плащ был девчачий, поскольку пуговицы располагались не на мужской стороне, но его новый хозяин, временно присмиревший после воспитательного процесса, решил по этому поводу не бухтеть.

Долго прохлаждаться ребятам не дал дед. Он получил инструкции от бабушки и, что-то недовольно бурча себе под нос, двинулся во двор, попутно прихватив за загривки внука и его друга.

— Так, бойцы, — начал ставить он им задачу. — Приказано к ужину вас вымыть. Посему требуется наносить из поленницы дров, а из колодца воды.

— Ясно, — тряхнул головой Гришка, сообразив, что они прощены, и воздаяние за испачканную одежду получили в полной мере. Поэтому он обрадовано подхватил два цинковых ведра и помчался к колодцу. Олег, закатывая на ходу слишком длинные рукава плаща, двинулся к поленнице. Сам дед отворил дверь бани, вооружился старым, исхлестанным до прутиков веником и принялся выгонять из предбанника сухие комочки грязи и листья, которые остались здесь еще от предыдущей помывки.

Первым в предбанник в своей хламиде протиснулся Олег. Дед принял от него поленья и наказал принести смолюшек для растопки.

— Каких смолюшек? — недоуменно заморгал Олег.

— Ах, — недовольно крякнул дед. — Чему вас только в городе учат? Ну таких тоненьких палочек сосновых. Лучинок, короче говоря.

— А, понял, — сообразил Олег и умчался в сарай.

Дед тем временем выгреб золу, собравшуюся с прошлой топки, и аккуратно ссыпал ее в ведро, поскольку она являлась ценным удобрением для огорода. Тут уж подоспел и Гришка, сгибаясь под тяжестью ведер. Шумно выплеснув их в большой бак для воды, укрепленный над топкой, Гришка поспешил за новой порцией. В двух шагах от бани он столкнулся нос к носу с другом.

— Слушай, Олег, как бы нам с Илюхой переговорить?

— Думаю, — нахмурился Олег и двинулся дальше по своим делам.

В следующий заход к бане мальчишки встретились снова. На этот раз Гришка шел с полными ведрами, а Олег налегке.

— Ну, чего надумал?

— Чего тут надумаешь, при таких ведрах? — пропыхтел Гришка и промчался в баню.

На третий заход опять же никаких конструктивных мыслей не обнаружилось, поскольку, хотя Гришка и шел с пустыми ведрами, зато Олег брел вперед, навьюченный, как осел-тяжеловоз, если существует такая порода ослов.

Проблема решилась сама собой, потому что, когда дед выскочил на улицу, чтобы посмотреть, ровно ли из трубы бани поднимается дым, и не нужно ли еще пошуровать кочергой в печке, его из-за забора позвал отец Ильи. Мужчины, разминая пальцами «Беломор», принялись о чем-то неторопливо беседовать. Сосед сообщил деду Трофимову, что его пацан извазюкался где-то в болотах, а поскольку дед Трофимов топит баню, то нельзя ли, чтоб его сын помылся с его внуками.

— Они же вместе лазили, — в сердцах плюнул дед. — Пусть теперь вместе друг друга и отдраивают. А мы потом, — весело подмигнул он соседу, — за их здоровье по рюмахе, а?

Возможность для оперативного совещания Гришке, Олегу и Илье представилась просто преотличная. Где бы еще они могли поговорить втроем спокойно, чтобы к ним то и дело не вламывались взрослые со своими проблемами? Так что в данном случае предложение деда Трофимова: «Идите-ка вы в баню!» было принято с большим энтузиазмом. Вначале дед, конечно, пошел париться сам, не доверяя никому проверку углей на предмет выделения угарного газа и, конечно же, спуск первого, самого ядреного и горячего пара. Вернулся он, разумеется, красный, словно рак, варенный в трех водах. Принял дежурные и вполне искренние «С легким паром!», в очередной раз промокнул стареньким вафельным полотенцем пот и заторопил внука и его друзей:

— Вы давайте, давайте по-быстрому, пока баня не простыла!

Глядя на пурпурные, прижженные сверху злым паром уши деда, Гришке, честно говоря, хотелось потянуть полчасика — он-то представлял, какой ад сейчас творится на полке. Но деда сердить не следовало. Еще посидишь здесь, он и по второму разу в баню намылится, внука любимого веником похлестать. А этого Гришке ой как не хотелось! Добавлять себе здоровья через экзекуции, достойные инквизиции, он еще не привык.

Ребята собрались у входа в баню. Гришка и Олег, будто два привидения, сбежавшие из английского замка, кутались в белые простыни. Илюха выглядел не менее экзотично. Обряжен он был в синие сатиновые трусы, калоши на босу ногу, старую телогрейку и вязаную шапочку с помпоном.

— Да, — констатировал Олег, — нам только сейчас в научно-фантастическом комедийном фильме сниматься. В роли пришельцев с других планет.

— Ладно, пришельцы, — вдохнул последний раз свежий летний воздух Гришка. — Пошли, что ли, на расправу!

Стоило Гришке приоткрыть дверь в предбанник, как на него ринулась волна запаха, в котором в причудливом коктейле были смешаны ароматы чабреца, полыни, размоченного в кипятке березового веника, мыла, раскалившихся камней и влажной свежести.

Друзья расположились на деревянной, будто съежившейся от времени лавке, и принялись раздеваться.

— Может, здесь поговорим? — просительно заглянул в глаза Гришке Илья, который знал привычку и норов деда Трофимова париться чуть ли не в кипятке, разлитом в атмосфере.

— Нет, — решительно заявил Гришка. — Там. А то неровен час бабушка заглянет, или дед решит проинспектировать, как мы тут паримся, а мы в предбаннике сидим. Представляешь его реакцию?

— Да, — процедил Илья. И спросил: — А можно, я шапку снимать не буду?

— Ты чего это? — хохотнул Олег. — Ну летом в шапке по улице — я еще понять могу, но чтобы в шапке в баню…

— Ага, — потрогал мочки своих ушей Илюха. — Сейчас на полок залезем, посмотрим, как заговоришь. Пожалеешь, что не то что шапку, шубу не надел вместе с валенками.

— Ладно, хватит вам, — прервал друзей Гришка. — Вперед!

Он встал и решительно рванул на себя чуть размокшую и просевшую дубовую дверь. Из бани, как из пасти злого дракона, только что разогнавшего команду пожарных, пыхнуло таким жаром, что волосы на лбу у Гришки приподняло вверх горячей волной.

— Ух ты, — зябко принялся он переминаться с ноги на ногу, поскольку через дощатый пол дуло ощутимо.

— Сахара, — уважительно заглянул он внутрь бани и, пригнувшись, как легионер, идущий в атаку на врагов Рима, проскользнул в адски звенящий банный зной.

— Ой! Ай! Ау! Вау! — донеслись до Олега и Ильи восклицания Гришки. Мальчишки переглянулись, но деваться было некуда. В конце концов, раз Гришка решился и уже целых четыре секунды просуществовал в парной, значит, нужно идти туда и им. Держась поближе к сквознячку, чуть ли не на четвереньках, Олег и Илья проскользнули в парную. Гришка, защищая уши ладонями, уже сидел на полке и болтал ногами.

— Давайте сюда! — завопил он. — Здесь ничего, только по первости горячо.

Вздохнув, как альпинисты, которые сдуру пообещали взобраться на Эльбрус, Илья и Олег полезли вслед за Гришкой.

Гришка оказался хитрецом, потому что первым занял место подальше от отверстия, в которое нужно было «поддавать» — зачерпывая ковшиком кипяток, лить его на раскаленные камни, а потом пытаться выжить в воздухе, где пачками помирают даже стойкие микробы.

— Ой! Ай! Ау! Вау! Вау! — вопили точно так же, как и Гришка, два его друга, пытаясь пристроиться на раскаленных шершавых досках.

— Ну что ж, — резюмировал Гришка, когда вопли друзей несколько поутихли. — Можем начинать наше экстренное совещание? Чего с мужиком-то будем делать?

— Я думаю, в милицию нужно звонить, — заявил практичный Олег. — Ну его к дьяволу!

— Да, а вдруг действительно после этого эти… из леса его пришьют? Ох, как я их ненавижу, — стукнул себя кулаком по коленке Илья. На коленке тут же размазался черный след.

— Да уж, — буркнул Гришка, наблюдая, как и на его теле ручейки пота начинают собираться в грязные потоки. — Этим гадам отомстить надо, точно. Не холостыми же стреляли!

— Тогда тем более в милицию надо сообщить! — стоял на своем Олег.

— Ну вот представь! — завелся Гришка. — Сообщили мы в милицию. Понаехали сюда оперуголподмоченные всяких рангов, начали нас допрашивать да бумажки всякие давать подписывать. Мало того, что нас потом дальше огорода не выпустят, так еще всякие нюансики выплывут.

— Какие еще нюансики? — почесал взмокшую голову Илья. — Мы же ни в чем не виноваты. Гуляли по лесу. Тут эти — с пистолетом.

— Есть нюансики. Вон Олег у меня в гостях. Кто он такой, где его родители? Представляешь, приедет сейчас милиция и начнет его родителей на отдыхе в Испании разыскивать? Они, естественно, все бросят, прилетят к любимому сыночку. Отпуск насмарку, наши изыскания в лесу — тоже…

— А толку? Думаешь, милиция, тем более местная, найдет этих гавриков?

— Ну, — пожал плечами Илья, — может, и найдет.

— Да брось! — махнул рукой Гришка и схватил с полка березовый веник с поникшими от воды веточками. — Ясно же, что эти парни из Москвы — видал, какой камуфляж на них был? Фирменный! Такой на здешние зарплаты не купишь. Потом, опять же, раритетами в виде пряжек разбрасываются. Деньги их, видать, не интересуют. Интересует что-то еще… — принялся Гришка обмахиваться веником, словно веером. — Илья, ты там ближе сидишь, открой-ка дверку в каменку, пора парку поддать!

— Что, с ума сошел? — воззрился Илюха на Гришку. — Тут и так не продохнуть.

— Боюсь, дед заглянет, — пояснил Гришка, — пару не будет — сам сюда зайдет, — запорет нас до полусмерти вениками своими.

Илья согласно кивнул, выудил из большого таза с парящим кипятком ковшик и его краем осторожно подцепил чугунную маленькую дверцу, которая вела в жерло печи. Тугой столб пока еще сухого, раскаленного воздуха опалил ему плечо.

— Смертоубийство, — процедил Илюха и, зачерпнув немного кипятка, сдобренного замоченными в нем еловыми лапами и высохшими плетьми мяты, плеснул его в темный зев печи.

— Ссссссс, — целым клубком змей зашипели камни. Белое облако пара ударило в деревянные стены бани и принялось растекаться горячим туманом над потолком.

— Ай! — завизжал Гришка. — Перестарался.

— Да куда, перестарался, — болтал ногами Илюха, уши которого были надежно защищены вязаной шапкой. — Чуть-чуть совсем и поддал.

— Надо этот пар разогнать, — решил Олег и принялся крутить над собой на манер винтов вертолета дубовым веником с широкими лопушистыми листьями.

Горячий пар, закручиваемый тугими струями, стал опадать вниз.

— Мало пару! Плесни еще! — скомандовал Гришка, по-прежнему не отнимая рук от ушей, будто там у него находились динамики от танкового шлемофона.

Илюха со вздохом подчинился.

Змеи в печи охотно откликнулись сотнями злобненьких голосов.

— Ох, ну я растекаюсь, — пожаловался Олег, с которого, и правда, пот и сконденсировавшаяся на нем вода лили ручьем.

— Так что насчет мужика-то? — вернул друзей к действительности Гришка.

— Да, — стал похлопывать себя веником по ногам Олег. — В милицию как-то не с руки обращаться. Если моих родаков с отпуска выдернуть, больше они меня не то что к тебе в деревню, и в квартиру не отпустят.

— Вот то-то и оно! Выходит, завтра с утреца надо бы нашему раненому медикаменты и жратву принести. Кто пойдет?

Идти в лес к страшному парню в заплывшей — грязью и кровью — камуфляжной форме никому не хотелось.

Змеи в печи потихоньку утихомиривались. Раскаленные кирпичи едва слышно потрескивали. С потолка бани падали вниз крупные тяжелые капли.

Вдруг в предбаннике послышался скрип открываемой двери.

— Атас! — громко зашептал Гришка. — Дед идет!!! Быстро все взялись за веники! Илюха, поддай еще!

Илья от неожиданности и испуга шарахнул в печь чуть ли не половину ковшика, и оттуда вырвалось не облачко пара, а целый циклон, который мгновенно заполонил все окружающее пространство. Даже лампочка под стеклянным колпаком, только что ярко светившая, теперь через плотные слои пара виднелась еле-еле. Друзья, как бешеные, принялись молотить друг друга вениками. Дверь бани отворилась, в нее протиснулась лохматая шевелюра деда Трофимова.

— Как парок, братцы? — осведомился он.

— Дверь, дверь закрывай! — завопил Гришка. — Пар выпустишь!

— О, это по-нашему, по-мужицки, — довольно ответил дед и поскорее плотно захлопнул дверь.

— Уф, — опустил веник Гришка и набросился на Олега: — Ты чего меня хлещешь? У тебя что — своей спины нету?

— До моей далеко, — ответил Олег, разглядывая свой весьма пооблетевший веник.

— Зато до меня она близко, — хохотнул Илюха и принялся охаживать Олега по спине.

Через пять секунд друзья снова принялись немилосердно молотить друг друга вениками. Наконец, запыхавшись и глотая вместо кислорода раскаленный пар, троица кубарем посыпалась вниз и принялась умываться холоднющей колодезной водой, налитой в старую эмалированную ванну.

— А слабо вот так? — подмигнул друзьям Илья и плюхнулся в эту ванну прямо с головой.

— А-а-а-а! — вырвался у него крик, как только Илюха в состоянии снова был дышать. Через полсекунды он уже опять сидел на полке с глазами, круглыми, как у голодного, испуганного котенка, и грелся. Гришка решил повторить подвиг товарища и тоже, всем телом перевалившись через край, плюхнулся в ванну.

— У-у-у-у! — взвыл он так, что, казалось, потолок завибрировал, и стены вздрогнули.

Олегу ничего не оставалось делать, как исполнить тот же трюк, и его вопль превзошел все ожидания. Гришка даже с опасением посмотрел на потолок — а не рухнет ли сейчас кирпичная труба?

— Это-то еще ничего, — зябко ощупывая плечи, тут же покрывшиеся мурашками, говорил Илья. — Я вот тут в вашу баню зимой приходил и тоже так сдуру в ванну полез, а там лед оказался. Тонкий, правда. Но я порезался, довольно здорово.

— И ощущеньице? — бросил взгляд на него Гришка.

— Нет, — покачал головой Илья. — Не так круто. Меня отец запарил так, что тело ничего не чувствовало. А тут ледяная вода! Это потом, когда я выходить начал. Вот где прикол был.

— Ну-ну, приколисты, — перевел дух Гришка. — Кто завтра в лес пойдет?

— Боязно, — честно признался Илюха. — Давайте попробуем все втроем. Втроем все-таки как-то надежнее. Я думаю даже, если понадобится, с этим парнем сможем справиться, тем более, что он раненый.

— Ну вот на том и порешили, — успокоился Гришка, который никогда особенно сильно не переживал о том, что произойдет завтра. Какой смысл переживать о завтрашней гороновской контрольной, когда, может быть, ночью как шарахнет в них какая-нибудь нейтронная бомба, и не останется ни его, Гришки, ни гороно, ни тем более контрольной. А сколько еще может произойти событий менее глобальных? Училка заболеет, правительство решит внеочередные каникулы ввести? Да мало ли еще что… Так неужели он, Гришка, будет из-за этого портить себе нервы? Да ни в жисть!

— Ладно! — подвел итог Гришка. — Будем считать, наше оперпротивное совещание закрытым. Чур я первым мыться!

— Фигушки: ты дальше всех от пара сидел! — спрыгнул с полка Илюха. — А я, если б не шапка, уже давно бы в сморщенный гриб превратился. Так что первым буду мыться я!

Долго в парной ребята не выдержали. Помывшись кое-как, поскольку и Гришка, и Олег, и Илья не представляли себе, как можно тщательно отдраивать себя не в ванной, а в бане, компания ринулась по домам.

Илья, шаркая калошами, побежал домой через две калитки, а Гришка и Олег в белых призрачных маскхалатах помчались доложиться деду, что банная церемония закончена.

— Ну-ну, — похвалил дед, который, как он выражался, уже «успел орюмашиться» и теперь гонял по тарелке скользкий, ядреный от анисовой приправы груздочек. — Хороши, хороши, — глянул дед на внука и его товарища. — А чего это ты, Гришка, пятнами пошел, как леопард?

Гришка глянул в зеркало и обомлел: действительно, по всему его лицу и телу растекалась некая пятнистость. Он из нормального мальчика превращался в существо, раскрашенное по принципу «красный горох на белом фоне». Хотя, если приглядеться, могло показаться, что это — белый горох на красном фоне.

— Это ты, брат, перестарался, — хохотнул дед. — Но ничего, не смертельно. Садись! Кваску шарахнешь. Вот давай картошечки с топленым маслом, капустка с зимы еще осталась, грибочки. Наворачивайте, братцы!

Еще минуту назад при мысли о том, что ему придется что-то есть, Гришка пришел бы в ужас. Вот пить — это другое дело! Но осилив большой бокал березового кваса одним махом, он вдруг почувствовал такой зверский голод, что вилка так и замелькала в его руках, будто был он не пацаном в русской деревне, а французом во время парижской дуэли. Хотя, нет. Вряд ли даже самый опытный фехтовальщик мог бы орудовать шпагой с такой ловкостью и скоростью, с какой управлялся с вилкой Гришка.

— Вот так, мужики! — хлопнул дед по плечам мальчишек так, что те взвыли. — Вот это уважаю!..

Просыпаться Гришке ой как не хотелось! Сон бежал от него, и Гришка уже чувствовал тугую крахмальность белья, свежий, упругий запах набирающего силу солнечного дня, слышал пересвист каких-то пичужек, но упорно не признавался себе в том, что ночь прошла, пора открывать глаза.

В соседней комнате, гремя сковородками, кухарила бабушка. Деда слышно не было. Гришка приоткрыл один глаз, оценил угол наклона солнечных лучей, которые запрыгивали в дом, и решил, что дед давно на лугу. Значит, их с Олегом пожалели, не стали будить в шесть утра.

— Ох, здоров! — повернулся Гришка в ту сторону, где спал Олег. Тот тоже проснулся и зевал громко и радостно, как слоненок, который отбился от стада и наконец-то увидел своих дорогих родственников.

— Пора, что ли? — сел на кровати Гришка. — Зарядку будем делать или как?

— Или как! — осадил его Олег.

— Да ну, че там? — встал со своего места Гришка и напряг мускулы. — Пошли, помашем косой, пока в лес не пора будет идти.

Последняя фраза несколько омрачила настроение друзей. Но поход в лес еще был далеко, а запах оладий, такой мягкий, обволакивающий, янтарно-нежный, с привкусом сахара во рту так и подстегивал поскорее одеться, надраить зубы и впиться ими в лакомство.

Гришка и Олег натянули брюки, накинули рубахи и босиком ввалились в кухню.

— Привет, бабушка! Умываться есть?

— Ну вы прямо запах еды чувствуете. Я думала, вас до обеда из пушки не разбудишь. Дед-то воды из колодца натаскал, так что садитесь…

— Щас, щетки зубами почистим, — пошутил Гришка.

Потолкавшись некоторое время у рукомойника, согревая колодезную воду в руках, ребята умылись и почистили зубы.

— Чего-то Илюхи не видать, — заглянул в соседний двор Гришка.

— Да он с утра, наверное, со своим стадом ушел, — предположил Олег. — Ну ничего, сейчас поедим, покосим, а там в лесок сбегаем, поищем его.

Завтрак прошел просто чудесно. Гришка и Олег набили себя оладьями со сметаной до отвала, напились чая с сахаром и, отдуваясь, откинулись на спинку дивана. Но бабушка не дала засиживаться им долго, вручила по кепке, по паре стираных носков и отправила во двор. Пока она убирала со стола, Гришка умыкнул с кухни шкалик с водкой. Вообще-то, это была не водка, которую их просил принести раненый незнакомец, а настойка зверобоя на спирту, поскольку дед магазинный алкоголь не жаловал. Однако по своим антисептическим свойствам она должна была дать сто очков вперед водке обыкновенной, поскольку настойка эта горела самым натуральным красно-синим пламенем. Дед один раз продемонстрировал, как он пьет этот горящий продукт. Пока он вчера орюмашивался, хитрый Гришка успел отлить в пустую чекушку грамм сто пятьдесят. В банку, свистнутую у бабушки, он накидал куски мяса, лихо отхваченные ножом от кости, торчащей из кастрюли с борщом, оладьев, два куска хлеба. Олег тем временем разорил местную аптечку. Правда, стрептоцида он там не нашел, но бинт, завернутый в пергаментную бумагу, обнаружил и отщипнул кусок ваты. А пузырек йода прихватил целиком. Гришка завернул добычу в старый полиэтиленовый пакет и припрятал его около собачьей будки.

Со двора послышался стук молотка о железку.

— Дед косу отбивает, — пояснил Гришка Олегу. — Удачно попали. Еще минут пять-семь можно оладьи попереваривать, — похлопал он себя по тугому животу.

Дед Трофимов сидел на лавке и, положив плоскость косы на специальный стальной выступ, колотил по ржавому инструменту молотком. Лезвие косы постепенно сплющивалось, истончалось. Дед прошелся молотком по обеим сторонам лезвия, внимательно оглядел жало косы и остался им доволен.

— Вот вам, бойцы, коса свеженаточенная. А еще две там на поле. Они в порядке. Ну пошли, что ли?

— Пошли, — кивнул Гришка, мысленно прощаясь с сытым, блаженным состоянием, которое охватило его после завтрака. Но если хочешь быть Геркулесом, а не задохликом, надо же, в конце концов, чем-то жертвовать!

Работа несколько успокоила Гришку. Сначала, как обычно, ему было трудно приноровиться, но потом, когда он стал вспоминать многочисленные советы деда и неукоснительно следовать им, дело пошло веселее. Он уже не сжимал косу в руках, как лом, которым можно отмахиваться от набегающих хулиганов. Она ходила легко, словно порхала в его руках. Чуть нажимая на пятку косы, Гришка и в самом деле добился того, что ее жало не тыкалось то и дело в землю. Потом Гришка попробовал захватывать травы поменьше, чем обычно, поскольку метод «раззудись, плечо, размахнись, рука!» себя не оправдывал. Даже остро отточенной косой он не мог продраться через почти двухметровый радиус. И последнее, что оставалось: забыть о том, что косить надо руками, и работать как следует корпусом.

Старания Гришки не прошли даром. Во-первых, дед видел, что внук двигается по лугу, уже не дергаясь клоунскими городскими движениями, а выступает за стеной травы с легкостью и решительностью истинного сельского жителя. А во-вторых, не успели Гришка с Олегом доработаться до ломоты в пояснице и до пересохшего, будто натертого наждаком, горла, как полянка, назначенная к выкосу, была очищена от травы.

Поворошив сено, раскиданное с утра на просушку, друзья отрапортовали деду о выполненном задании, и он милостиво разрешил им погулять до обеда.

Гришка извлек из тайника полиэтиленовый пакет, и друзья вихрем спустились в лощину и знакомой тропинкой через лес помчались к лугу, на котором Илюха обычно пас коров. Сократив путь, они принялись ломиться через валежник с настойчивостью и шумом стада слонов. На лугу действительно паслись Илюхины коровы, однако самого пастуха что-то не было видно.

— Эй, Илья, ты где? — закричал Олег. — Выходи!

— А, это вы? — появился вдруг Илья из-за ближайшего дуба, словно эльф, который только то и делал, что прятался по лесам.

— А ты думал кто? Первый-Второй? — хохотнул Гришка.

— Да ну вас! — набычился Илья. — Вы-то там с дедом около дома косите, а я тут один с утра ошиваюсь. Не по себе…

— Чего-нибудь подозрительное слышал? — принялся застегиваться на все пуговицы Олег, поскольку комары уже разнюхали о его, Олеговом, визите в данную часть леса.

— Нет, все тихо было, — уверенно сказал Илья. — Ни взрывов, ни выстрелов. Ни костров никто не жег. Я специально вон на дуб забирался, смотрел.

— Ну мы тогда пошли? — не то спросил, не то констатировал Гришка.

— Подождите, я с вами, — спохватился Илья.

— А коровы? — удивился Олег.

— А никуда они отсюда не денутся. Они на этом пятачке два года пасутся. Волки у нас хоть в лесу и водятся, но голодные они только зимой. Да и не думаю, чтобы скотину кто-нибудь задрал или увел. Кому они нужны?

— Ну тогда пошли, — охотно согласился Гришка, поскольку втроем они представляли более мощную и грозную силу.

Идти знакомым путем оказалось куда как веселее и быстрее, чем днем накануне. Правда, время от времени друзья, решив подстраховаться, останавливались и внимательно вслушивались в лесной гомон. Но он присутствия людей не выдавал.

Наконец отряд подошел к тому месту, где они оставили раненого. Гришка, на всякий случай намечая пути к отступлению, подошел к кусту.

Вдруг с другой стороны тропинки до ребят донесся стон. Гришка и Олег переглянулись, и никто из друзей не решился первым исследовать местность. Стон повторился. Тут Илюху осенило:

— Если его там, где мы его оставили, нет, он, наверное, переполз. Может, прятался, а может, еще по какой причине.

Ребята, успокоенные этим доводом, уже меньше ожидая найти в этом проклятом лесу второго раненого, углубились в кусты орешника и вскоре действительно увидели своего знакомого, которого успели окрестить Рябым. Нет, он не был болен оспой, ведь оспа давно побеждена. Просто когда в прошлый раз следопыты разговаривали с ним, лицо его было покрыто кляксами грязи, отчего действительно казалось рябым.

Раненый лежал, разметавшись на жесткой траве. Приближение отряда выдавал шорох листьев и треск сучьев, но Рябой на это не обратил ровно никакого внимания. Гришка осторожно подошел к нему и носком кроссовки осторожно потрогал ботинок Рябого:

— Эй, слышь, ты там живой? Эй, откликнись!

Но Рябой только хрипло, сквозь зубы, дышал.

— Чего это с ним? — испуганно уставился на распростертую под их ногами фигуру Олег. — Помирает, может?

— Может, и помирает, — хмуро ответил Илюха, присаживаясь на корточки перед Рябым.

Да, выглядел тот далеко не лучшим образом. Теперь грязь на лице была видна еще более четко, поскольку само лицо стало бледным. Выступившая щетина подчеркивала обнаружившуюся вдруг худобу Рябого. Скулы его выпирали, а закрытые глаза метались под темными веками, словно он пытался рассмотреть что-то там, по ту сторону бытия. Вдруг губы Рябого шевельнулись, он пытался что-то сказать. Илюха наклонился над ним и напряг слух.

— Бредит, по-моему, — наконец обернулся он к ребятам. — Что-то говорит, а чего — разобрать не могу.

Гришка и Олег тоже стали прислушиваться. На этот раз шепот Рябого, с легким свистом соскальзывающий с сухих потрескавшихся губ, был более громким:

— Встретимся у Фауста. У Фауста… Они говорили — у Фауста…

Илюха, решив, что нужно действовать, расстегнул рукав своей рубахи и полил на нее воды из припасенной бутылки. Отерев этой импровизированной тряпкой лицо Рябого, он выжал несколько капель ему на лоб. Рябой моргнул, застонал еще громче и вдруг открыл глаза.

— Вы кто? — попытался вскочить он, но тут же, застонав, рухнул обратно на землю.

Ребята не знали, что ответить. Рассказывать всю историю по новой? Если Рябой этого не помнил, значит, он и так невменяем. Что же теперь делать?

— А, — слабо улыбнулся раненый, — вы те пацаны, которых Первый в болото загнал. Здорово все-таки вы его провели. Лекарства принесли?

— Да! — показал Гришка полиэтиленовый пакет. — Здесь анальгин, бинты, йод. Спирта, правда, не нашли, самогон там.

— Это еще лучше, — пробормотал Рябой. Он порылся в сумке, то и дело кривясь от боли, вытащил оттуда чекушку с самогоном и тут же приложился к ней.

Эффект превзошел всякие ожидания. Рябой прокашлялся так, что бутылочка вылетела бы у него из рук, если бы ее вовремя не подхватил Олег.

— Ну и злющий самогон. Первач, наверное, — Рябой посмотрел слезящимися глазами на отряд. — Самое то, чтобы рану промыть. Ну, пацаны, спасибо, выручили вы меня. Я смотрю, у вас в пакете и еда есть?

— Конечно, — подтвердил Гришка. — Не могли же мы здесь тебя вот так бросить. Мы же не какие-нибудь…

— Да и я тоже не тот, о ком вы думаете, — посмотрел Рябой на друзей исподлобья. — Думаю, раз вы мне помогли, то ребята вы не из болтливых, и я могу вам доверить маленькую тайну. Я из милиции. А за этими, которые за вами гнались, я следил. Очень нам нужно раскопать, каким образом антиквариат большими партиями уходит за границу. Да вот, кстати, — сунул он руку за пазуху, — весь сыр-бор у них из-за железного креста произошел.

— Какого креста? — не понял Гришка и посмотрел на друзей.

Те лишь выразительно пожали плечами, давая понять, что ничего не понятно и им.

— Это награда такая была, немецкая. А тут железный крест попался не простой, не солдатский, а с бриллиантами. Соображаете, на сколько он может потянуть? А рядом с ним, на скелете то есть, медальон. Думаю, тоже не простой, не солдатский. Вот он, — Рябой вынул руку из-за пазухи, и на его грязной ладони с высохшими руслами засохшей крови ребята увидели металлическую капсулу.

— Видите: не деревянный, не пластмассовый. Металл. Дайте-ка мне бутылку с водой.

Гришка пододвинул поближе к своему новому знакомому двухлитровую бутылку, на три четверти заполненную водой из колодца.

— Вода не кипяченая? — уточнил Рябой, сделав несколько глотков.

— Не-а, — покачали головой Гришка и Олег.

— Жаль, лучше бы была кипяченая, — что-то прикинув, поджал губы Рябой. — Ну и эта годится.

Потом он взял капсулу и, протолкнув ее в горлышко бутылки, бросил вниз. Она тут же утонула и легла на дно бутылки.

— Зачем вы? Медальон же отсыреет, — недоуменно уставились на Рябого ребята.

— Ничего подобного. Это единственный способ его сохранить. Он там будет, как в невесомости. Держите бутылку, — протянул Рябой мальчишкам новый саркофаг для медальона. — Вода мне не нужна — тут родник рядом, доползу. А сами смывайтесь отсюда, и больше никому ни слова.

— Ну почему? — поразился Олег. — Если вы не бандит, то почему бы не вызвать милицию?

— Ну да, — строго взглянул Рябой из-под насупленных бровей на Олега, как на дошкольника, который не понимает элементарных вещей. — Откуда я знаю, что здесь, среди местной милиции, у Первого нет своего агента? Сейчас он считает, что я, да и вы тоже, мертвее мертвых. Я думаю, не надо его в этом разубеждать. Он ведь из той породы волков, который могут вернуться, чтобы догрызть добычу. Ясно я излагаю?

— Ясно, — потупились ребята. — А что дальше с медальоном делать?

— Ничего не делать. Вы в город когда поедете?

— Да на днях должны родители забрать, — вздохнул Гришка. — Так мы и не успели местные леса исследовать…

— Да и не надо вам сюда соваться, — хмыкнул Рябой. — Тут еще оказалось мин-ловушек до чертовой бабушки в лесу расставлено. Позавчера взрыв слышали?

— Слышали, как же! — не стали скрывать своего интереса мальчишки. — Поэтому в лес и полезли.

— Эх, пацаны, пацаны еще, — покачал головой Рябой. — В другую сторону бежать надо, когда взрывы слышите. Нет, тянет вас на приключения. Ну ладно, спасибо за все, а теперь давайте шуруйте домой.

— А медальон как же? — снова напомнил Гришка Рябому о находке.

— Медальон у вас заберут. Или я, или кто-то придет от меня. В какой школе учитесь?

— В пятна-адцатой, — протянул Гришка.

— В Москве? — уточнил Рябой.

— В Москве.

— Найду я вас, — прикрыл он глаза. — А теперь дайте отдохнуть, устал я. Потом перевязку сделаю и как-нибудь сам выберусь. Забудьте об этой истории. Понятно?

— Понятно…

Отряд еще чуть потоптался на месте и нехотя ретировался.

— Слушай, а чего ты ему соврал? — спросил Олег, наклоняясь к Гришкиному уху, будто Рябой и отсюда мог их слышать. — Мы же не в пятнадцатой школе учимся.

— Черт его знает, — задумчиво посмотрел на ползущие по небу облака Гришка. — Что-то вдруг такое накатило. Не поверил я ему. Чего-то он нам очки втирал… Если он в самом деле из милиции, думаю, найдет он нам.

— Он нас найдет, — хмуро пообещал Илья, — если он и не из милиции, но если ему очень надо будет. Ясно же, что мы откуда-то из деревни. А какая тут самая близкая деревня? Наша. Остальное — дело техники.

— Да, — задумчиво посмотрел Олег на Гришку. — Надо бы твоих дедушку и бабушку настропалить, чтобы кому попало информацию не давали.

— Угу, — хмыкнул Гришка. — Только как им об этом сказать?

— Да так и сказать, — решил, что можно не церемониться, Олег. — Так и так, придут по нашу душу спрашивать — говорите: знать не знаем.

— Ха, — засмеялся Гришка. — Да из меня потом бабуля да и дед всю душу вытрясут: как, что да почем. Что они, первый день, как родились, по-твоему?

— У-у, — скривился Олег, — и в самом деле придется молчать. Но у меня такое впечатление сложилось, что люди они не из болтливых.

— Да, в нашей стране поживешь, — срубил Илья подобранной палкой несколько люпинов, — будешь молчать, как рыб.

— А то не летать тебе, как птиц, — добавил Олег, и ребята засмеялись.

Когда Рябой и страшное болото остались позади, а впереди уютно замаячила деревня, страх куда-то отступил, и жуткое происшествие не казалось таким жутким. Хотя, если вдуматься, представить, как они под пулями бежали по лесу, а потом лежали, вжавшись в грязь, мечтая слиться с окружающим болотом, то тут же на сердце становилось холодно, а на душе начинала скрести целая свора кошек. Но к чему об этом вспоминать? Мало ли что произошло за лето? А теперь оно кончалось. Кончались и каникулы, и приключения. Впереди отряд ждали суровые школьные будни.

Утром Гришку обрадовала бабушка. Оказывается, вчера, поздно вечером, когда Гришка и Олег дрыхли в своей комнате, позвонила Гришкина мама и сказала, что на следующий день они заберут детей обратно в город. Мальчишки, которым житье в деревне не было в тягость, все-таки облегченно вздохнули. Во-первых, потому что в Москве они оказались бы подальше от жуткого болота и от Первого, во-вторых, потому что соскучились, как ни странно, по школе, по одноклассникам, по компьютерным игрушкам, телефонам, кинотеатрам со звуком долби-стерео, прохладному метро, мороженому в какой-нибудь уютной забегаловке… Да и мало ли прелестей сулит городская, когда ты чуть ли половину лета провел в деревне? Поэтому ребята ждали приезда Гришкиных родителей с нетерпением.

Бабушка и дедушка, конечно, были несколько расстроены тем, что у них забирают внука, да ничего не поделаешь. В конце концов, не последнее же лето. Раз ребятишкам в деревне понравилось, значит, они сюда обязательно вернутся. А пока пусть едут в город учиться.

Да, первое сентября было не за горами, хотя пару недель можно было на славу оттянуться еще и в городе. Поскольку бабушка потребовала, чтобы в последний день ребят не задействовали на хозяйственных работах, они были предоставлены сами себе. Собрать вещи, раскиданные по дому, оказалось, конечно, делом не минуты, а пары часов, но и этот труд был закончен.

— Уф, — устало плюхнулся на диван Гришка, найдя последнюю запропастившуюся пару носков. — Вроде привезли сюда один рюкзак с одеждой, а теперь… — с тоской посмотрел он на гору чистых — и не очень — вещей. — Такое ощущение, что трейлер заказывать надо для перевозки.

— Как говорят киргизы, знаешь? — начал Олег.

— Знаю, знаю, — махнул рукой Гришка. — В какой-то книжке из «Черного котенка» читал: «Считаешь, что бедный — попробуй, перекочуй». Хорошо, что у нас для кочевок не лошади и верблюды используются, а машинная тягловая сила в виде моего папани. Если машинная тягловая сила, — с беспокойством посмотрел он в окно, — не подведет, то сегодня мы перебазируемся в Москву.

— Слушай, — стал запихивать вещи в рюкзак Олег, — раз у нас еще и сегодня день выдался, может, смотаемся по-быстренькому на болото, посмотрим, как там наш друг Рябой поживает? Все-таки выглядел он не ахти, бредил, про Фауста какого-то говорил…

Гришка принялся помогать другу, и вскоре утрамбованные вещи втиснулись-таки в рюкзак, раздувшийся до неприличных размеров, как осенняя, нагулявшая за лето жир, жаба.

— Ладно, — нехотя согласился Гришка. — Если по-быстренькому, то можно. Только давай мы к нему подходить не будем. Черт его знает, чего у него там в голове. Издалека посмотрим и обратно.

Олег и Гришка натянули кроссовки и, как и были, в домашних рубашках, поскольку от работы дед их на сегодня освободил, помчались на улицу.

— Ба, мы в лес! — крикнул Гришка, пролетая мимо бабушки, которая колупалась на капустной грядке. Гришка полагался на эффект неожиданности и собственно ответа не ожидал, рассчитывая на реактивной скорости промчаться мимо, чтобы бабушка не запретила им идти туда, куда они запланировали. Но бабушка успела-таки уследить за ними. Заслонив глаза рукой от солнца, она посмотрела вслед прытким пацанам и крикнула вдогонку:

— С лесом прощаться?

— С ним, с ним, родимым! — отвечал Гришка, набирая скорость, так что ближе к лощине ветер засвистал у него в ушах.

Знакомый путь, знакомый до того, что здесь можно было ходить с закрытыми глазами, Гришка и Олег прошли на этот раз не спеша. Действительно, жалко было покидать лес. В Москве, увы, такого не найдешь. Даже если забраться в Ботанический сад или, скажем, приехать на Лосиный остров, — все это не то. Где еще встретишь такие вот мощные ели, покрытые вековой прозеленью? Или красноватые стволы лип, такие пышные, кудлатые березы, не замученные автомобильными выхлопами и выбросами всякой дряни из труб предприятий? Эх, а уж о том, чтобы по ходу дела сорвать какую-нибудь ягода да и слопать ее, в городе и речи быть не может. Слопаешь там на свою голову ягодку — потом в институте Склифосовского не откачают.

В поэтическом настроении друзья прошагали две трети пути. Любопытный Олег вертел по сторонам головой, а более практичный Гришка предавался любимому занятию. Он подбирал на земле ветки, ломал их на короткие, с ладонь длиной, палочки и, будто боевые ножи, метал их в стволы деревьев. Изредка ему удавалось попадать точно в цель, и при этом Гришка победно ухмылялся, глядя на Олега.

— Ладно, ладно, ниндзя ты наш новорусский, — успокоил его Олег. — Потише давай, подходим уже.

Вот и знакомый изгиб тропинки. Еще метров тридцать-сорок, и будет знакомое место. В разговоре друзья так и называли полянку, на которой они оставили Рябого: «то самое место». Памятуя о том, что в лесу тихо ходить очень трудно, мальчишки снизили свою скорость до черепашьей.

— Надо не сразу ногу ставить, — шепнул Гришка другу, — а постепенно, с пятки на носок, как будто перекатом. Тогда ветки хрустеть не будут.

— Откуда знаешь? — наклонился к другу Олег.

— В книжке прочитал, — прошипел Гришка.

Несмотря на то, что совет в книжке, вероятно, был дан дельный, научиться ходить перекатом оказалось не так-то просто. Гришка и Олег, старательно переступая с пятки на носок, наделали еще больше шума, чем если бы просто брели по лесу, не разбирая дороги. Убедившись, что такой вид передвижения требует тренировки, они плюнули на условности и просто стали глядеть под ноги, чтобы не переломить ненароком сухой сук или не раздавить трескучую шишку. Вскоре они оказались совсем близко к зарослям орешника. Присев, Гришка и Олег некоторое время наблюдали в просветы между тонкими стеблями деревьев за обстановкой в лесу. Но она была вполне мирной. Беззлобно зудели где-то повыше комары, ветер изредка веселым щенком пробегал по лесу, теребил листья. Солнечные зайчики резвились, перепрыгивали с места на место, и ничего страшного и грозного лес сейчас собой не представлял.

— По-моему, никого не слышно, — вопросительно глянул Гришка на Олега.

Тот согласно кивнул, но лезть вперед благоразумно не стал. Вскоре, однако, терпение ребятам изменило, и они, поднявшись в полный рост, потихоньку стали пробираться вперед. Удавалось это им довольно неплохо, поскольку сорока, которая сидела на одной из веток сосны и уже довольно долго наблюдала за странными перемещениями людей, не взвилась с испуга в небо, а спокойно, будто домохозяйка, помешивающая на кухне свое варево, смотрела какой-то свой сорочий сериал. Олег и Гришка продрались сквозь орешник, недоуменно переглянулись, повернули обратно. Никаких следов присутствия Рябого. Прочесав лесок еще раз, мальчишки убедились, что их новый знакомый исчез.

— Ушел, наверное, — предположил Гришка. — И как только сил хватило! Видел, какой он бледный был?

— Да, сильный мужик, — согласился Олег. — Я бы в таком состоянии из лесу даже не уполз. На носилках бы унесли.

— Слушай, а где мы его вчера оставили? — оглянулся Гришка.

Да, найти «то самое место» теперь, когда они двигались не от тропинки, оказалось делом затруднительным. Каждый куст был и похож, и не похож на предыдущий. Стоило отойти в сторону, как место чудесным образом изменялось. Можно было пройти три-четыре шага вперед, а потом не найти того пенька, который оставил за спиной.

— Ладно, — решил Гришка, — давай рискнем на тропинку выйти. От нее-то мы точно попадем куда надо.

Ребята, не таясь, выбрались на тропинку. Тут выяснилось, что они оказались гораздо ближе к болоту, чем предполагали. Пришлось вернуться назад.

— Так, это здесь, — узнал окрестности Гришка, — вначале он лежал с той стороны тропинки.

Ребята нырнули в кусты и обыскали местность.

— Смотри-ка, что это! — Олег выхватил из травы белый прямоугольничек.

— Ну-ка, ну-ка, — тут же заинтересовался Гришка, — дай мне!

— Чего это тебе? — отпихнул его руку Олег. — Я нашел. Дай я посмотрю.

— Ладно, чего мы, как маленькие, ссоримся, — насупился Гришка. — Смотри один, если хочешь.

— Да на, на, — отдал ему находку Олег. — Ничего особенного, старый проездной на метро.

— Может, ничего особенного, а может, и чего особенного, — пробурчал Гришка.

Он как следует рассмотрел бумагу. Да, действительно, это был бумажный проездной на метро с нанесенной на него магнитной полосой. Самый обычный московский проездной, какие в столице пассажиры выбрасывают или оставляют на турникетах тоннами. Но то в городе, а не в лесу. Тут проездной на метро — более чем странная находка.

— На пять поездок, — тут же определил Гришка, — четыре использованы. Ах, вот почему он его в метро не выбросил.

— Ты имеешь в виду Рябого? — уточнил Олег.

— Ну конечно, кого же еще? Думаешь, тут люди целыми толпами шляются? А может, Илюха потерял? — Но тут же спохватился: — Тьфу ты, откуда у него проездной на метро? Зачем он ему нужен?

— А ты с собой не привозил?

— Не-е, — открестился Гришка. — Да точно, это не твой и не мой. Смотри, видишь, тут первый проход когда был? — Гришка показал Олегу то место на проездном, где автомат пробивал время и число поездки. Мы в этот день в деревне куковали. Нас дедуля косой вовсю махать учил.

— Ага, значит, тогда Рябой был еще в Москве. Потом совершил еще четыре поездки и не стал проездной выбрасывать. Ну, видимо, на тот случай, если будет в Москву возвращаться. Да тут его и посеял. Может, эта штука его, а может, и нет, — повертел бумажку в руках Гришка. — Возьмем на всякий случай.

Он сунул проездной в карман. Друзья пересекли тропинку и внимательно исследовали то место, где оставили Рябого в последний раз. Увы, ничего интересного, кроме пропитанной кровью ваты, бинтов и остатков их полиэтиленового пакета, они не нашли. Так практически ни с чем ребята вернулись домой.

Не успели они включить телевизор, поржать над тупоголовыми Бивисом и Бат-хедом, как с улицы послышался рык мотора, и Гришка, подскочив к окну, увидел старый отцовский «жигуленок» кузнечикового цвета.

— Ура! — завопил он. — Родаки за нами приехали! Все, Олег, сегодня вечером мы с тобой в «Халф-лайф» резаться будем!

— Ух ты, здорово! — не скрывал счастливой ухмылки друг. — Как же я по компьютеру соскучился. Да и по своим тоже, — добавил он, чтобы Гришка не стал подозревать его в черствости.

— Ну что же, рюкзак у нас собран, сейчас и поедем.

Но прямо «сейчас» покинуть деревню не удалось. Гришкин отец завел с бабушкой и дедушкой длинный разговор о семейных делах. Потом, как это водится среди взрослых, беседа перешла на политику, и, как ни ерзал Гришка, как ни смотрел Олег выразительно на часы, из деревни удалось выбраться только под вечер.

Гришка и Олег простились с хлебосольными Трофимовыми-старшими, выкликнули из соседнего дома Илью, пообещав написать, если будут какие-то известия и, прихватив с собой бутылку с медальоном, уселись в машину.

— А это что у вас? — полюбопытствовала Гришкина мама.

— Да так, нашли в лесу.

— А что? — не отставала мама.

«Вот ведь женщины какие въедливые! — пронеслось у Гришки в голове. — Отец даже не заметил. А мама — так сразу вцепилась».

— Ну, это штука такая, — решил он не углубляться в те дебри, выбраться из которых и сам пока был не в состоянии.

Дед Трофимов сидел на самолично когда-то сколоченной лавке и вязал веники. Нет, не те, которыми можно подметать полы, те хозяйка дома могла купить на рынке. Те веники, которыми нужно париться, дед Трофимов не доверял делать никому, изготовлял сам. Он любовно собирал в пучок веточки березы, прокладывал между ними пару-другую сухих плетей мяты или зверобоя, увязывал все тесемкой и, определив пышный веник концом на колоду, отрубал ненужные концы прутиков топором.

Восемь веников, подвешенных за хвостики на протянутой поперек двора веревке, сушились на воздухе и солнце. Вениковязальщик приступил к производству девятой «икебаны», когда рядом с домом послышался шум мотора, и забрехала собака. Дед Трофимов слегка удивился, воткнул топор в колоду и вышел к забору посмотреть — не внук ли часом вернулся в деревню. Однако машина, которая подъехала на лужок перед его домом, самому хозяину лужка не была знакома. Он пожал плечами и вернулся к своему занятию. Может, к соседям кто?

Но приехавшие искали именно его, поскольку не замедлили появиться у калитки и, не найдя ни звонка, ни принятого в Европе молотка, принялись стучать кулаками. Дед Трофимов в сердцах плюнул, поскольку вязание веников считал занятием высокоинтеллектуальным, требующим в первую очередь спокойствия, и выглянул из-за угла дома. Однако непрошеные гости не собирались испрашивать разрешения на вход, поскольку оказались с дедом совсем рядом. Напрасно они это сделали, потому что, веди они себя повежливее, у них оставался малюсенький шанс, чтобы выяснить то, что они хотели. Но теперь, хотя дед и не показывал вида и весьма спокойно уселся на лавку, относился он к ним уже враждебно.

— Мы тут к вам за помощью, — не особо утруждая себя просительными нотками в голосе, проговорил высокий худощавый парень, в котором Гришка и Олег узнали бы Первого. — Пацан мой вот тут с вашими отдыхал, даже подружились они, говорят, а тут вдруг не видно, не слышно их. Уехали, что ли?

— Уехали, — коротко кивнул дед Трофимов, вынул из нагрудного кармана очки с резинкой вместо дужек и водрузил их на нос.

Дед сделал вид, что рассматривает какую-то траву и подбирает дубовые веточки для очередного веника. На самом деле он исподтишка прощупывал взглядом посетителей — троих здоровенных парней, и вид их совсем ему не нравился.

— Да? — огорчился Первый. — И давно уехали?

— Давно, — так же коротко ответил дед, отсекая дальнейшие расспросы.

Однако тройка незваных гостей такой информацией не удовольствовалась. Первый по привычке проверять и перепроверять все, что касается дела, выяснил, что ни в одной из ближайших к болоту деревень никакие пацаны не пропадали. Он же, порыскав по лесам, обнаружил старый полиэтиленовый пакет с остатками пищи, использованными бинтами. Первый понял, что его провели. Найти в деревне Стрелковка дом, где проживают приезжие городские подростки (а что они из города, по их добротной, модной одежде и обуви определить нетрудно) было делом одного дня. Теперь оставалось выяснить, куда делись те пацаны, которые могли забрать у серьезно раненного Рябого и крест, и медальон.

— Так куда же, дед, уехали они? — сел на корточки рядом Первый. — Мой-то пацан без них скучает. Пусть хоть письмо напишет по адресу.

— Адреса-то я и не знаю, — объяснил дед Трофимов, исподлобья глядя на Первого. «Ишь чего, — подумал он, — на кой ляд им Гришкин адрес? Так я и поверил, что парни, как красные девицы, будут друг другу письма писать! Держи карман шире! Их и книжку-то читать какую интересную не заставишь. А тут — писать! Это ты, брат, чего-то выдумал, да выдумал больно неуклюже».

— Не пойму я, — не отставал Первый, — как это вы адреса своего внука не знаете?

— А вот так — не знаю, — пожал плечами дед Трофимов. — Они по старому своему адресу уже не живут: квартиру меняют, а новый еще не сказали мне. Вот письмо пришлют через месячишко, тогда и заходите.

— Через месячишко не пойдет, мы уж уедем отсюда.

— А вы, кстати, где живете? — закинул удочку дед Трофимов, надеясь поймать своего собеседника на конкретном вранье.

— Да здесь неподалеку, — неопределенно махнул рукой Первый. — Ну а прежнее место жительства какое?

— Да не помню я, — воззрился на него с недоумением дед. — На бумажке было записано. А поскольку со старой-то квартиры они съехали, я бумажку-то и выбросил. Зачем она мне? И так в доме хлама полно.

— Понятненько, — процедил Первый, понимая, что больше ничего от этого старикана добиться не удастся.

Первый сорвал былинку, качающуюся рядом, сунул ее в рот и в задумчивости пожевал. Можно было бы, конечно, взять старика за грудки. Правда, покосился Первый на топор, воткнутый в колоду всего в полушаге от деда Трофимова, старик может и начудить, поранить не дай бог кого из парней. Потом и соседи могут появиться. «Ладно, разберемся с ним позже, — решил Первый, — если понадобится».

— Жаль, жаль, — приподнялся с корточек Первый и, мотнув головой своим напарникам, не проронившим ни слова, двинулся к машине.

Дед Трофимов оторвался от своих тесемочек и веточек и задумчивым взглядом проводил трех незнакомцев. Только сейчас ему в голову начали закрадываться сомнения. А не эти ли типы гоняли Гришку с Олегом по болотам?

Густава Бауэра, председателя правления одноименного банка, вывести из состояния равновесия было чрезвычайно трудно. В Швейцарии вообще все ведут размеренный образ жизни. Сам же Густав был, вероятно, типичным представителем флегматичных швейцарцев, холодную спесь и спокойствие которых может поколебать разве только финансовый ураган достаточно мощной силы. Но хотя на фондовых рынках наблюдалось относительное спокойствие, Густав чувствовал себя далеко не самым лучшим образом.

— Что значит не получается выяснить адрес? — кричал он в трубку так, что слюна мелкими точечками летела и оседала на дорогущем телефонном аппарате. — Я вам плачу настоящие деньги и требую настоящей работы. Как вы добьетесь этого — решать вам. Мое дело — заработать средства, а ваше — с толком их потратить.

Закончив свою гневную тираду, Густав так хлопнул телефонной трубкой об аппарат, что тот треснул. Да, положительно, такие испанские страсти могли вызвать в апенцельце лишь события, напрямую связанные с его кошельком. Да и поди тут не занервничай, когда ты уже открыл этот самый достаточно большой кошель и ждешь, что в него вот-вот польется золотой дождь, а тот все никак не начинается по милости этих остолопов, которых он нанял на работу. Ничего-ничего, теперь, после выволочки, они пошевелятся!

У деда Трофимова не выходил из головы странный визит незнакомой ему троицы. Вечером он лег, как обычно, после полуночи, но заснуть никак не мог. Вроде бы тихо и убаюкивающе шелестел листьями за окнами сад, мерно тренькал сверчок, уютно поскрипывал отходящий на покой дом. А сон к деду Трофимову не шел и не шел. Какое-то гнетущее чувство давило на грудь и заставляло то и дело открывать глаза.

«Тьфу ты, черт! — ругнулся про себя старик. — Надо меньше на ночь наедаться, а то заработаешь себе болезнь нервную».

Дед вертелся с правого бока на левый, кряхтел, взбивал подушку, но ничего с бессонницей поделать не мог. Вдруг он замер и, прислушавшись к чему-то, приподнялся на локте.

Со стороны улицы послышался рокот подъезжающей к дому малолитражки. Казалось бы, что в этом удивительного, но почему-то в окнах не сверкнули фары машины, а ведь они обязательно должны были пройтись по противоположной от окон стене. В ином случае водитель был бы камикадзе, поскольку на лужке в весны сохранилась пара глубоких колдобин и стоял, накренившись, старый телеграфный столб, который дед Трофимов все никак не мог спилить: не доходили за делами руки. Вскоре звук мотора растворился в тиши летней ночи, кто-то осторожно открыл дверцы машины и оставил их незакрытыми. Все это показалось деду Трофимову очень странным, и он, отбросив в сторону плед, нашарил на полу тапки, проковылял к окну и отогнул в сторону занавеску. Так и есть! Не зря чутье не давало ему заснуть!

К дому, пригнувшись и скользя из тени в тень, будто летучие мыши, которые боятся даже лунного света, двигались три фигуры. Не надо было быть сыщиком, чтобы узнать тех самых типов, которые во что бы то ни стало хотели выяснить адрес внука. Не теряя времени, дед Трофимов мягко отступил в глубь комнаты и отворил резко скрипнувшие дверки шкафа.

— Ты чего? — спросила его жена. — Чего не спишь-то?

Дед глянул в темноту и посоветовал.

— Ты только не пугайся, тихонечко так спускайся на пол и залезай под кровать. Неровен час стрельба начнется.

— Ты что, старый, совсем сдурел? — приподнялась на своем ложе старуха. — Какая стрельба?

— Со свистом, — неопределенно пояснил дед, проглотив зловещее слово «пуль».

Он вытянул за дуло старую охотничью двустволку, которая хранилась в этом месте с незапамятных времен, и нашарил в темноте патронташ. Тихонько затрещав, отошел в сторону замок затвора. Поднатужившись, дед переломил ружье пополам, так что в лунном блеске сверкнули две круглые дырки дульной части. Торопясь и обламывая ногти, дед Трофимов вытащил из патронташа два забитых сверху пыжами патрона, вогнал их в ствол, сложил ружье и замкнул замок. Теперь осталось только взвести тугие курки — и оружие будет готово к бою.

Троица тем временем подобралась к окнам достаточно близко. Один из незваных гостей прокрался к двери и осторожно попытался ее открыть.

— Тут, милый, и с топором за час не справишься! — достаточно громко сказал дед, направив ружье в сторону грабителей. — Дубовая дверь, отцом еще моим деланная.

Фигуры заметно вздрогнули и, увидев, что прятаться бесполезно, выпрямились.

— Вот что, дед, — полез в карман Первый. — Или ты нам сейчас скажешь, где живет твой внук, или…

— Что или? — подначил его старик.

— Мы тут как были, так и сплыли — вот вам и все «или». Или дом твой сгорит, — пригрозил Первый. — Или ты невзначай пулю получишь.

Тут дед Трофимов понял, что Первый вовсе не шутит, а в руках у него самый настоящий пистолет. Конечно, ночью и с двух метров не разберешь, игрушечный пистолет или настоящий, но деду Трофимову почему-то с трудом верилось, что эти немногословные люди будут баловаться муляжами.

— Ладно, чего там, — нетерпеливо цыкнул зубом Первый. — Давай, ребята, ломись в окно, только постарайтесь сильно не шуметь.

— Но-но-но! — прикрикнул на пару, ринувшуюся было ломать раму, дед Трофимов. — Только попробуйте! Щас из ружья жигану — мало не покажется. Дробь на медведя заложена.

— Давай, давай, — не поверил Первый в угрозы деда и нетерпеливо махнул пистолетом в сторону окна, призывая исполнителей к действию.

Они подобрали во дворе колоду и с размаху саданули ею в окно так, что рама вместе с осколками стекла влетел в комнату. Не успела ойкнуть в соседней комнате старуха, как дед, прицелившись, саданул из левого ствола в плечо молодчика, который кинулся на штурм дома. Тот как-то странно, по-детски, пискнул и тут же исчез из темного провала окна.

Первый, не ожидавший такого поворота, скорей с испуга, чем как следует подумав, тоже выстрелил. Но дед Трофимов, который еще помнил по военной службе одно из правил боя: «выстрелил — перекатился в сторону», у окна уже не стоял, а переползал вдоль стены ко второму, пока еще целому окну.

— Добром прошу, — снова заговорил он, взяв на мушку Первого, — идите вы восвояси.

Ответом ему были отборная брань и звон стекла, разбитого очередными пулями.

— Вперед! Вперед! — подталкивал своих напарников Первый. — У него один патрон остался или вообще ни одного, если одностволка!

— Двустволка, двустволочка у меня, — ласково передразнил его оставшийся невредимым дед. — Только на этот раз не в плечо метить буду, а в голову! Ну-ка, идите сюда, соколы мои ясные!

Первый, зарычав от отчаяния, еще пару раз выстрелил в окно, но повредил лишь стоявшую на серванте фарфоровую статуэтку лыжницы и вдребезги разбил старинную супницу. Сам дед, как бесплотный дух или Зорро в своем черном плаще на фоне черной ночи, перебежал в другое место — спрятался за большим тяжелым креслом. Первый рванул к разбитому окну, собираясь впрыгнуть в дом и разоружить старика. Но тут из окна хлестанула дробь, и Первый, зажимая рану в шее, отпрянул.

— Ну все! — захрипел он. — Теперь у него патронов нет!

И в самом деле — дед Трофимов, кашляя от поднявшегося порохового дыма, суетливыми движениями открывал ружье и пытался выбить засевшие гильзы. Однако дело это было не столь простое даже днем, а тут на дворе стояла ночь, да еще грабители ломились в окно.

— Вперед! Вперед! — подбодрил напарников Первый и снова шагнул к окну.

Но тут в соседнем доме, где жил отец Ильи, отворилось окно, и оттуда, без предисловий, полыхнул выстрел, пришедшийся Первому по ногам.

— А, черт! — испугался бандит, что вот-вот вся их компания попадет под перекрестный обстрел, и тогда уж отсюда, может быть, не будет выхода. Положат тут их эти двое сумасшедших, как пить дать положат!

— Отходим, отходим! — закричал Первый.

Второго и Третьего уговаривать не пришлось. Они сами увидели, что расклад не в их пользу. Черт! Разве можно было ожидать такой реакции от этих сельских жителей? Да таких спецназом брать надо! Ругаясь на чем свет стоит, троица быстро, как только могла, вскочила в автомобиль. Не дожидаясь, пока хлопнут дверцы, рыкнул мотор, и машина помчалась прочь.

— Ну вот! — удовлетворенно выглянул в окно дед Трофимов. — От горшка два вершка, жизни не видали, а туда еще — на деда Трофимова! — гордо закинул он ружье на плечо. — Ну что, бабка, вылезай из-под кровати, самовар ставь! Теперь до утра все равно не заснем!

Как найти незнакомого человека в населенном пункте? Конечно, если населенный пункт — обычная деревня, достаточно, как правило, спросить любого жителя, где живот такой-то и такой-то? Тебе тут же все объяснят в лучшем виде, а случись свободная минутка — доведут до нужного дома.

В поселке уже не так все просто. Жители одной улицы обычно знают друг друга, часто не по фамилии, но хотя бы по имени. Но стоит отойти на пять-шесть кварталов, повернуть, как начинается другая слободка, жители которой знают уже далеко не всех соседей из другого «района».

Маленькие городки «распадаются» на дома, большие города — на подъезды. В Москве же только совершенно законченный идиот может выйти и спросить у прохожего: «Где мне найти Григория Трофимова?». Здесь люди часто не знают, кто с ними живет на одной лестничной площадке, не говоря уже о подъезде, а то и целом доме. Москвичи, одни из наиболее скрытных жителей мира, прячутся друг от друга за железными дверями, смотрят в «глазок» перед тем, как выйти на улицу, и не особо приучены здороваться с соседями. Каждый живет своей обособленной, замкнутой жизнью и даже не может сказать, живет ли этажом ниже молодая пара или степенная чета стариков. Единственно доступная информация проникает из-за тонких стен: где-то заплакал ребенок, где-то залаяла собака. И знакомство соседей друг с другом, увы, состоится, как правило, по весьма неприятному поводу — когда кто-то кого-то зальет.

Первый прекрасно понимал всю эту специфику. Где можно было найти нужного Трофимова? Для таких целей существовали особые базы данных, которые собирали паспортисты из отделов Министерства внутренних дел. Но Первому пришлось бы долго искать и потратить немало средств, пока наметились бы какие-то общие знакомые, которые помогли бы залезть в милицейские архивы. Однако клиент — Бауэр — нервничал, не желал ждать, что, впрочем, было для него естественным: вокруг швейцарского банкира плясали люди и посерьезнее Первого.

День и ночь Первый ломал голову, как же найти Трофимова-младшего, пока случайно не познакомился с парнем-компьютерщиком. Тот выполнял для Первого одну нехитрую работу: изготовлял «на всякий пожарный» жучки, замаскированные под переходники, автоматические ручки и аудиокассеты. Первый лично принимал заказанную технику и заодно консультировался, где можно приобрести приемники для сканирования радиочастот. В нужном диапазоне можно было поймать и рабочую частоту пейджинговой компании, чтобы все переговоры их клиентов, что называется, «снимала с эфира». За разговором удалось выяснить, что найти нужного человека в многомиллионном городе, оказывается, проще пареной репы. Компьютерщик посоветовал Первому в выходные съездить на Митинский радиорынок, где можно найти не только милицейские базы данных, но и подробное описание документов, что хранятся в соответствующих организациях под грифом не менее, чем «Совершенно секретно».

Первый, конечно, был наслышан о размахе компьютерного пиратства в России, которое по масштабам этого незаконного, но выгодного бизнеса стояло на пятом месте в мире, но никак не предполагал, что оно зашло так глубоко. Действительно, стоило ему посетить Митинский рынок и побродить среди павильонов и столиков, на которых громоздились монбланы и эвересты компакт-дисков с записанной на них всякого рода информацией, и он готов был уже поверить во все, что угодно. Да, действительно, здесь торговали информацией, и шла она более бойко, чем «желтые» бульварные газеты, сообщавшие об очередном скандале с народным кумиром. На круглых дешевых компакт-дисках были записаны поистине бесценные данные, особенно для специалистов его профиля. Телефонную базу МВД Первый нашел почти что сразу и купил ее за смешные деньги. Из любопытства он еще походил вдоль прилавков, перебирая длинными худыми пальцами чудные компакты с названиями, от которых ранее любой оперативный работник милиции просто хлопнулся бы в обморок.

«Шпионские штучки» — назывался один компакт. «Недокументированные секреты Интернета» — значилось на обложке другого. «Автовзломщики», «Анонимные мейлеры», «Вирусы и конструкторы вирусов», «Взломщики игр и программ», «Генераторы номеров кредитных карточек», «Клавиатурные шпионы»… Компакт-диски от лотка к лотку становились все круче и круче: «Программы для вскрытия запароленных архивов», «Программы для взлома Интернета», «Все для вскрытия документов „Microsoft office“ с любой системой криптозащиты», «Пособие для юного террориста», «Как взломать сервер НАТО», «Хакеры и крекеры. Сборник № 1»…

«Да, — подумал Первый, проталкиваясь сквозь хакеров разного возраста. — Велика Россия, а убегать некуда! Да и от себя не убежишь!»

За несколько десятков рублей Первый получил сверхсекретную информацию, за разглашение которой еще лет десять назад уволили бы с работы с так называемым волчьим билетом. Злополучному обладателю такого «билета» трудно было бы устроиться даже дворником. Как бы то ни было, Первый приобрел на Митинке аж три разных диска, обложки которых наперебой обещали счастливому покупателю целую гору информации плюс удобный просмотровик, плюс возможность классифицировать добытые сведения по разным признакам. Это было именно то, что нужно!

Когда Первый вернулся на квартиру, в которой, подыхая от тоски в ожидании распоряжений шефа, валялись по диванам Второй и Третий, там уже все было готово. Новенький «ноутбук» мигал жидкокристаллическим монитором, с заставкой в виде звездного неба. Осторожный Первый для начала просканировал три диска на предмет вирусов или троянов — программ, которые могли поселиться в его компьютере и при работе в сети Интернет передавать информацию неизвестному третьему лицу.

Однако митинские пираты написанием специальных программ-следилок себя не утруждали. В конце концов, это был не их бизнес, и отбивать от своих лотков клиентов, столкнувшихся с программой-шпионом, у них никакого желания не было. Зато, как с удивлением выяснил для себя Первый, практически все опции, заявленные на обложках компакт-дисков, работали, да еще как!

Вначале Первый запросил на экран монитора всех абонентов Московской городской телефонной сети по фамилии Трофимов. Саму фамилию Гришки удалось без труда установить в селе, где проживал его несговорчивый дед. Молоденькая секретарша председателя колхоза, с которой Первый разговорился, якобы ожидая самого председателя (тот на глазах Первого уехал по делам), выболтала все, что знала, и еще прибавила кое-что от себя. Так Первый узнал, что фамилия того крутого деда Трофимов, что теперь милиция требует с него объяснений по поводу применения огнестрельного оружия, разрешение на которое давным-давно потерялось, что дети и внуки его живут в Москве, а сам он ни за какие коврижки в столицу перебираться не собирается, поскольку ведет натуральное хозяйство, и на всем готовом жить совесть ему не позволяет.

Трофимовых в Москве оказалась тьма-тьмущая. Но это Первого не смутило. Двигаться дальше ему должна была помочь система выборки. Для начала он прикинул, какого возраста должны быть родители Гришки, имея сына-шестиклассника или семиклассника. Вычислив год рождения мамы и папы Гришки с погрешностью в четыре года, Первый стал отсекать Трофимовых, не подпадавших под нужные параметры. Поскольку словоохотливая секретарша выболтала и фамилию Гришкиного друга, которую случайно услышала, когда приходила к Трофимовым за молоком, Первый продолжил поиск. Он выяснил, сколько в Москве проживало Козловых и также отсек тех, кто не подходил по возрасту. Теперь оставалось только сопоставить телефоны, принадлежащие оставшимся Трофимовым и Козловым. Выяснилось, что три первые одинаковые цифры в номере телефона имеет всего-навсего две семьи. Все сходилось. Первый нашел того, кого искал. Раз мальчики друзья, то скорее всего, друзья школьные, а раз ходят в одну школу, значит, и живут в одном районе — таков был ход мысли Первого. Теперь оставалось по специальной программе выяснить, АТС какого района принадлежали данные номера, а оттуда узнать и адрес.

Второй и Третий, которым жутко надоело слоняться по пустой квартире (отсвечивать на улице Первый им категорически запретил), столпились вокруг монитора, высвечивавшего нужные адреса. Вот это уже была настоящая работа!

Вначале необходимо было пошарить в квартирах подростков, причем Первый разрешил своим напарникам особо не церемониться. Далее, в случае неуспеха, пришлось бы тряхнуть и самих ребятишек, случайно получивших ту вещь, которая, по мнению Первого, им не принадлежала.

Как только Гришка и Олег попали домой, страшные события, происшедшие с ними в деревне, очень быстро стали вымываться из памяти. Конечно, ведь в городе оказалось столько дел, от которых они в глухомани были начисто оторваны. Поначалу общительный Гришка обзвонил всех приятелей и одноклассников, чтобы выяснить новости. Их оказалось немало. Парню из параллельного класса по кличке Бобслей отец вроде бы обещал за успешное окончание восьмого класса купить настоящий ямаховский мотоцикл. Так что примерно через год наклевывалась замечательная перспектива погонять с кем-нибудь на колесах, оснащенных мощным японским мотором. Лиска, она же Таня Лисицына, Олегова и Гришкина зазноба, была замечена на премьере какого-то фильма в кинотеатре «Пушкинский» с мэном внушительной наружности. Олег по этой причине жутко расстроился, но после проведенного экспресс-расследования выяснилось, что крутой Мэн приходился Лиске всего лишь дядькой. Но самую главную новость Гришке сообщил Олег. Пока они прохлаждались в деревне, его родители сподобились-таки купить навороченный компьютер со всеми полагающимися причиндалами. Так что теперь мальчишки могли резаться в любимые игры, не дыша друг другу в затылок и то и дело выдирая из неласковой лапы товарища «мышку», а как все цивилизованные люди — по сети.

Выходные закончились, родители Гришки и Олега разбежались по работам, и начался период великих и ужасных кровопролитных сражений. Первым делом друзья связались по модему и установили связь. Затем начались длинные, изнурительные подземные бои в игре под названием «Quake», проще именуемой «Квакой». «Квака» затянула парней на четыре дня. Так что к началу следующих выходных они уже толком и сами не понимали, где именно они находятся в реальности, а где — в игре. Темные мерцающие коридоры, за поворотами которых таились жуткие монстры с бензопилами наперевес, иной раз выглядели гораздо реальнее бутербродов, что мастерил на скорую руку, убежав от компьютера, тот или иной игрок.

К счастью для мальчишек, выходные, хоть и редкие, у родителей все же встречались, и игроков силком отодрали от компьютеров и выгнали гулять на улицу с наказом раньше, чем через три часа, не возвращаться.

Гришка и Олег встретились на автобусной остановке.

— И кто придумал эти выходные! — возмущался Олег, запинывая банку из-под пепси-колы в ближайшую траншею. — Только пятый уровень начали осваивать — и тут на тебе! Мои вообще пригрозили компьютер продать, если я не перестану торчать около него.

— А мы разве торчим? Всего-то четыре дня играем. Знаешь что? — задумчиво процедил Гришка. — А с «Квакой», кажись, пора завязывать.

— Почему? — изумился Олег и посмотрел на друга. Вид Гришки его не порадовал. Взлохмаченные волосы торчали во все стороны, лоб белел, как у обморочного, глаза слезились, зрачки, казалось, то сужались, то расширялись, а губы были плотно сжаты.

— Да, — согласился Олег. — Выглядишь ты не самым лучшим образом. Как мумия, неудачно оживленная.

— Да и ты тоже не принц из Пухляндии. Но дело не в этом, — Гришка потер воспаленные глаза. — Просто стою я сейчас и думаю: вон из-за угла компания вырулила. Их бы хорошо из автомата диагональю крест-накрест. А вон того старичка, который сейчас из окна высунулся — винтовкой с оптическим прицелом. Я прямо его башку в перекрестье прицела и вижу. Туда вон, где группа грузовичков стоит, базукой шарахнуть или флэшкэнноном каким-нибудь.

— Да, — протянул Олег, — да ты, старик, кажись, приплыл. Точно, завязывай с «Квакой». А то не ровен час среагируешь и трахнешь по башке старушку какую-нибудь.

— Ты за старушек не бойся, — хохотнул Гришка. — Они нынче боевые. Ты еще только за кирпичом потянешься, так она тебя сама авоськой своей трахнет. Авоськи они таскают — будь здоров! И скажешь спасибо, если сотрясением мозга отделаешься… Н-да, — растерянно двинулся вперед Гришка. — Чем же нам заняться, если не монстров в подземелье гонять?

— Может, коньки роликовые купим, — предложил Олег. — Погоняем. Вон у некоторых ребят лихо получается.

— Не, не хочу, надоело на улице, — отказался Гришка.

— Ну, может, тогда давай модель какую-нибудь купим, склеим. Не знаю я, чего еще, — Олег поднял глаза к голубой заплатке неба, еле умещавшейся между высотными домами.

— Да что мы, совсем малышня какая? — возмутился Гришка. — Ты еще скажи конструктор «Лего» купить, с моторчиком.

— Да ладно, — стал оправдываться Олег, — время куда-то девать нужно. Причем девать-то с пользой. Каникулы кончаются, следующие, считай, только через год будут. Может, на дискач какой пойдем?

— Да ну их, неохота, — вздохнул Гришка. — Ну, припремся мы туда… Ну, поскачем там, как козлы-единороги. А что толку? Еще наркота какая-нибудь привяжется.

— Может, с девчонками познакомимся? Все равно Лиска по телефону не откликается… — уныло бубнил Олег.

— А ты когда звонил? — ревниво осведомился Гришка.

— Да с первого дня, как приехали…

— Хоть бы мне сказал, — укорил друга Гришка.

— А чего говорить? Она же не откликается… Ну так, может, познакомимся с кем пока? Гулять будем.

— Знаю я, с кем ты познакомишься, — отрезал Гришка. — Нет уж, лучше в «Кваку».

— Ну ладно, но и от «Кваки» воздержимся, — вздохнул Олег. — У меня уж тоже в глазах по два монитора. Что-нибудь придумаем. Телевизор, в конце концов, посмотрим, видео или в кино сходим.

Со скрипом зубовным отгуляв положенные три часа, друзья вернулись по домам. Выходные, хоть и медленно, как черепахи, нажравшиеся снотворного, проползли. Гришку отец запряг переделывать вместе антресоль, а Олега заставили драить квартиру и разгребать гору посуды, которую он ухитрился накопить за неделю в своей комнате. Естественно, в понедельник сердца игроков не выдержали, и руки Гришки и Олега будто помимо их воли потянулись к тумблеру компьютера и к клавиатуре. Программа «ICQ», с помощью которой друзья общались в сети, где всегда могли найти друг друга, пока сидели у мониторов, тут же сообщила, что сеанс связи готов.

— «Ну что, в „Кваку“?» — побежали по монитору Олега строки сообщений от Гришки.

Олег посидел, задумчиво покачиваясь на стуле, махая руками взад-вперед, как гиббон, который идет к решетке клетки за очередным бананом. «Нет! — наконец ответил он, решительно подчеркивая несогласие восклицательным знаком. — А то у меня подозрение, что мы какие-то наркоманы компьютерные».

«А что, не так?» — язвительно ответил Гришка.

«Не так!!! — увеличил количество восклицательных знаков на два Олег. — Давай сыгранем во что-нибудь интеллектуальное. В стратегию какую-нибудь. Чего у нас есть сетевого?»

«Сейчас пороюсь в архиве, — пообещал Гришка и полез в нижний ящик тумбочки, забитый до отказа пиратскими компакт-дисками и синглами: — О, нашел! — наконец радостно сообщил он другу. — Последняя версия „Панцер Дженерал“. У тебя она, по-моему, тоже есть».

«Сейчас пороюсь, — туманно ответил Олег и на две минуты также отключился. — Есть, — прочитал наконец ответ Гришка. — Ну что, врубаемся?»

«Врубаемся!» — радостно ответил другу Гришка, и ребята, каждый на своем компьютере, принялись инсталлировать игру.

Суть ее состояла в том, что играющий должен был принять на себя командование бронетанковыми войсками той или другой стороны. Та или другая сторона состояла из советского командования и соответственно немецко-фашистского, поскольку действие происходило во время Второй мировой войны. Гришка за фашистов играть категорически отказался, и Олегу ничего не оставалось иного, как принять под свое крылышко танки «пантера» и самоходные гаубицы «фердинанд».

Игроки расставили свои части по карте, и сражение началось. Первый тур игры друзья закончили ближе к вечеру. В результате боев и операций, «котлов» и хитрых обходных маневров Олег ухитрился оттяпать у Гришки солидный кусок территории и загнать друга аж за Урал. За это компьютер наградил его железным крестом с бриллиантами. Олег, прочитав сообщение, выданное ему компьютером, тут же кинул Гришке по «ICQ», проще именуемой «аськой», письмо: «Видал, чем меня наградили?»

«Ну?» — не понял, куда клонит друг, Гришка.

«Да это ж тот самый крест, о котором нам Рябой говорил».

«Ну?»

«Ты хоть помнишь, кто такой Рябой-то?»

«Блин! — побежали буквы от Гришки по монитору Олега. — Мы ж с тобой за этой „Квакой“ совсем забыли, что у меня бутылка с медальоном стоит».

«Вот-вот, — откликнулся Олег. — А мы-то с тобой думали, чем заняться. Вот им, родимым, и займемся. Тем более, что история может оказаться интересной. Рябой ведь не случайно подчеркнул, что железный крест был не рядовой какой-то, а с бриллиантами. Теперь сам прикинь: если мне в игре такую награду забабахали, только когда я тебя к Тихому океану начал прижимать, то это, наверное, не проходной орден какой-нибудь, а…»

«Ладно, — согласился Гришка. — Дуй ко мне, будем разбираться. И с орденом, и с медальоном…»

Нет, ведь говорило же предчувствие герру Бауэру, чтобы он не связывался с этими русскими! Нужно было послать туда, в эту загадочную страну, своего, швейцарца. А лучше — маленького, незаметного апенцельца. Неужели не найдется здесь специалиста, хорошо говорящего по-русски? Черт возьми, надо же было так засветиться, да еще и со стрельбой!

Герр Бауэр был сильно недоволен, чудовищно недоволен, колоссально недоволен. Ведь у него, как и у любого банкира, есть враги. Стоит им разнюхать, что господин Густав был причастен к каким-то русским мясникам, которые гоняли детей по болоту, чуть не угробив их, а потом еще и совершили нападение на частный дом, и, о боже, что будет с его репутацией! С ним же перестанет здороваться за завтраком его собственная жена! Пятно может лечь не только на него самого, но и на детей, и на внуков! Кому-кому, а герру Бауэру были знакомы консервативные швейцарцы. Уж если они составят о ком-то мнение, то изменить его потом чрезвычайно трудно, хоть триста лет пройди. С них станется, шутка сказать, в Швейцарии до сих пор люди ложатся спать никак не позже одиннадцати часов вечера, а шумные ночные гуляния и дискотеки строжайше запрещены! Впрочем, сам Густав как раз и был поборником такого спокойного образа жизни. И сам бы, узнав о подобных развлечениях своего соседа, перестал бы с ним здороваться.

Но деньги, деньги! Ему так нужны эти деньги! Ведь они могут принести… новые деньги. И чем больше будет вложений, тем больше будет отдача. В конце концов, если ему удастся изъять со счета немецкого генерала хотя бы половину суммы, на которую он рассчитывал, за нее он купит общественное мнение всех швейцарцев, вместе взятых. Изберут его в парламент и будут уважать. Никуда не денутся. Однако этим русским нужно дать солидный нагоняй. А может быть, и вовсе сменить всю команду? Или убрать ее…

«Нет-нет, — стал гнать мысли из головы герр Бауэр. — Господи, и о чем я только думаю? Как это — взять и убрать? Убрать этого Первого, убрать его помощников, Второго, Третьего? В кого я превращаюсь? В крестного отца мафии? Нет уж, пусть эти русские хорошо сделают свою работу. Хоть я не могу спасти всю Россию, но трех-то русских я могу научить работать или в конце концов выдрессировать их?»

Да и потом — кто и когда раскопает эту историю? Общался с Первым банкир всего-навсего один раз в зале заседаний, защищенном от прослушиваний. Нанимали русских через третьих лиц. Теперь же следовало через третьих лиц вызвать этих недотеп в Германию, в условленное место, и как следует пропесочить им мозги. В конце концов не все так плохо. Произошло самое главное: медальон действительно найден. Ах, как гордился герр Бауэр своей проницательностью! Посмотрели бы сейчас на Густава те одноклассники, однокурсники, что когда-то смеялись над его маленьким ростом. Ай да апенцелец! Утер нос, в том числе и рослым, как гвардейцы, бернцам. Впрочем, осадил себя герр Бауэр, еще не время радоваться…

Петр Ефремович клял себя на чем свет стоит, когда узнал, что его подопечного Рому ранили на болотах. Нет, ну надо же было такому случиться! И кто эти конкуренты? Неужели их так плотно кто-то «опекал», что разговор с Ромой в кафе «Бин» был подслушан, а то и почище того — снят на пленку? Кто же эти загадочные конкуренты — Первый, Второй и Третий? А может быть, это интригует сам банк? Потихоньку пасли это место. Очень удобно обладать активами, за которыми хозяин никогда не придет. И вдруг увидели, что кто-то начинает копаться в этих местах и решили принять меры. Что ж, такое вполне возможно. Выходит, швейцарцы о кладе знают. Эффекта неожиданности не получится. Появиться в Цюрихе и прижать их к стенке не выйдет. До Швейцарии ни ему, ни Роме добраться не дадут…

Ну и перепугался же Петр Ефремович, когда Рома буквально упал в его прихожую, стоило Мещерякову, откликнувшись на звонок, открыть дверь. И в дурацкое же положение они попали! С такой огнестрельной раной, какая была у Ромы, обращаться в больницу было опасно. Ведь любой врач знает, что в таких случаях нужно немедленно сообщить о пациенте милиции. Хорошо у Петра Ефремовича в военном госпитале работал фронтовой друг. Рому удалось под видом спецназовца, пострадавшего в боях против чеченцев, пристроить на лечение. Потом, после мучительных сомнений Петр Ефремович пришел в палату к Роме и рассказал о своих соображениях. Повинился — бес попутал — да и неудивительно, когда подворачивается случай эдакие деньжищи оторвать! Предложил: крест оставь себе или в музей сдай. А об этой истории — забудь. Ни к чему биографию пачкать — Роме в начале жизни, а ему, Мещерякову, под ее занавес…

Гришка не случайно позвал друга к себе, так как условия для активных расследований у него были куда более благоприятные, чем у Олега. Дело в том, что от деда и прадеда Гришке досталась шикарная библиотека, в которой полным-полно было не только книг и собраний сочинений великих писателей, но также справочников и энциклопедий всякого рода, начиная от фолиантов «Брокгауза» и заканчивая двадцатью томами «Истории Второй мировой войны».

Не прошло и пятнадцати минут, как в дверь Гришкиной квартиры позвонили с такой силой и экспрессией, будто в доме случился пожар, или вот-вот должна была взорваться бомба. Гришка прекрасно знал, что так, выжимая из звонка совершенно невероятные трели, может звонить только Олег. И он не ошибся. Олег ворвался в квартиру, скинул на ходу кроссовки и, на ходу же поправляя съезжающие из-за плохой резинки носки, прочапал в Гришкину комнату, служившую по совместительству и библиотекой.

— Ну, и где мы будем искать? — оглядел он ряды полок, иные из которых уже основательно заросли пылью.

— Начнем с энциклопедии, пожалуй, — провел Гришка пальцем по корешкам книг, украшенных потемневшей от времени позолотой. — Сразу начнем на букву «ж» — «железный крест».

Из книги друзья выяснили, что понятие «железный крест» скорее ближе к Первой мировой войне, чем ко второй. Поэтому поиски затягивались, одна статья отсылала к другой, так что весь пол вокруг мальчишек был устлан томами на разные буквы, и ребятам приходилось рыться в них, как домохозяйкам в магазине «сэконд-хенд», выискивавшим самые потрясные кофточки по самой потрясной цене в пересчете на кило веса.

Наконец Олегу удалось обнаружить, что гитлеровский вариант железного креста назывался рыцарским крестом.

— Вот! — торжествующе ткнул он в нужный абзац и вкратце стал пересказывать его Гришке.

Гришка, сев на пол по-турецки и приняв позу лотоса, напряженно внимал, пытаясь пробудить в себе энергетические способности к сыщицкой деятельности.

— Так, рыцарский крест, — водил пальцем по строкам Олег. — Нацистская награда за доблесть. Учрежден приказом Гитлера 1 сентября 1939 года в связи с началом Второй мировой войны.

— Он тогда еще в наших лесах объявиться не мог, — прокомментировал Олег. — Не Гитлер, в смысле, а крест.

— Так-так… Возобновлялось награждение железным крестом военнослужащих германской армии, однако были изменены степень этой награды, ее внешний вид, и добавлена лента. Так, иллюстрации смотри на странице… — Олег перевернул несколько листков и принялся рассматривать изображение нацистского ордена.

Ничего особенного тот из себя не представлял. Внизу самый обычный крест, который малевали на танковой броне или на самолетах фашисты: равновеликий, с чуть расширяющимися в четыре стороны гранями, сверху увенчанный кокетливым матерчатым бантиком и какой-то блямбой с рыцарскими мечами, которая, вероятно, и украшалась бриллиантами.

— Ну что ж, хорошая штучка, — глубокомысленно заявил Олег. — И через границу такую наверняка перевезти нетрудно. Положил в карман — и все дела. А то еще и станется на грудь нацепить — не все же таможенники читают «Историю Второй мировой войны» в подлиннике. Но вернемся к нашему тексту. Так, рыцарский крест… Давался лицам, участвовавшим в боевых действиях. Ага… Значит, этот орден принадлежал не интенданту, а какому-то боевому офицеру. Новая награда, получившая название «Рыцарский крест», имела несколько степеней. Первая — «Рыцарский крест». Вторая — «Рыцарский крест с дубовыми листьями».

— Для дуболомов, видимо, — хохотнул Гришка.

— Третья — «Рыцарский крест с дубовыми листьями и мечами». Ага, вот это уже интересней. Впервые им был награжден… так… генерал-лейтенант «Люфтваффе» Адольф Гаунт. Какой еще «Люфтваффе»?

— Это у них это… — наморщил лоб Гришка, у которого по истории была пятерка. — Ну, «Люфтваффе» — летчики, это, короче.

— А, ну да, — спохватился Олег.

— …Адольф Гаунт, сбивший двадцать самолетов противника во время битвы за Англию.

— О, гад!

— Четвертая — «Рыцарский крест с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами».

— А вот тут поподробнее, — попросил Гришка.

— Да тут поподробнее и не получится: информации не так много. Значит, рыцарский крест с бриллиантами… Впервые был награжден майор «Люфтваффе» Вернер Мельгерс, уничтоживший сто пятнадцать самолетов противника.

— Дважды год!

— В числе других кавалерами «Рыцарского креста» стали офицеры ВВС Германии Галланд, полковник Гордон Гоуд, капитан Ганс-Йохен Марсель, майор Вальтер Найотный, тоже мне немец, майор Эрик Хартман, генерал Гюнтер фон Крюге. Пятая степень — «Рыцарский крест с золотыми дубовыми листьями, мечами и бриллиантами». Ну, блин, они дают. Прямо как девчонки. Этой награды был удостоен лишь полковник Ханс-Ульрих Рудель. И шестая степень — «Великий крест». Им награжден только Герман Геринг после победы над Францией.

— Думаешь, в наших лесах Геринг бегал? — приоткрыл один глаз Гришка, отрываясь от медитации.

— Не, Геринг вряд ли, — не согласился Олег. — Он, по-моему, в России-то и не был. Хотя черт его знает. Но начнем с полковника Ханса-Ульриха Руделя. Поищи рядом с тобой на букву «ры». Лежит?

Пять минут прошло в пыхтении и в поисках тома на букву «ры». Наконец нужная статья была найдена, и Олег продолжил чтение.

— Тэк-с, Ханс-Ульрих Рудель. Полковник «Люфтваффе».

— Ну да, значит, тоже летчик. Единственный кавалер «Рыцарского креста с золотыми дубовыми листьями, мечами и бриллиантами». Так, родился, о-о-о, аж в 1916 году. Закончил военную школу, ну, это понятно. Служил в полку пикирующих бомбардировщиков «Штука». Вот так штука! Затем летал. Как понять? А, раньше потому что был офицером-техником. Ремонтировал, наверное. Во время Второй мировой войны дослужился от лейтенанта до полковника в 1945 году. Ишь, гад, всю войну воевал! В октябре 1941-го потопил советский военный крейсер «Марат». Да, тот еще фриц. В марте 1944-го был сбит, попал в советский плен (ага!), но сумел бежать. Ни фига себе, я вообще ничего подобного не слышал, чтобы кто-нибудь из нашего плена бегал.

— Я тоже, — пожал плечами Гришка. — Наверное, не сильно это афишировалось.

— Так, потом в январе 1945-го получил «Рыцарский крест с золотыми дубовыми листьями, мечами и бриллиантами». Через месяц снова был сбит, потерял ногу. К концу войны на его боевом счету было две тысячи сто тридцать боевых вылетов и пятьсот тридцать два уничтоженных танка. Да, было за что бриллиантами награждать. После войны бежал в Аргентину, вернулся в Германию в 1953-м. Слушай, так он жив еще, наверное.

— Только вряд ли это его крест, — прокомментировал Гришка, который, в отличие от скакавшего по строкам Олега, слушал все внимательно. — Рыцарский крест он получил в январе 1945-го, а в январе 1945-го в наших лесах никаких боев уже быть не могло. Если бы его где-то в Восточной Пруссии откопали, тогда другое дело.

— Хм, — задумался Олег. — Да, действительно, вариант не лезет. Значит, в данном случае нас интересует не «Рыцарский крест с золотыми дубовыми листьями, мечами и бриллиантами», а просто с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами. И потерять такой орден в наших лесах мог, скорее всего, летчик. Как они там среди берез летали, ума не приложу.

— Не знаю, — вздохнул Гришка. — Может, что-то выясним из медальона?

— Да, пожалуй, выжать из книжек больше ничего не удастся, — обрадовался Олег, предпочитавший в розысках действовать, а не исследовать.

Гришка кое-как распихал книжки по местам и присоединился к Олегу, который, поставив пластиковую бутылку на стол, глубокомысленно изучал лежащий на дне старый медальон.

— Ну и как мы его открывать будем?

— Отверткой, наверное, — неуверенно предположил Гришка.

— Да в нем и винтов-то никаких нет, — Олег повернул бутылку набок, так, что медальон покатился по ее стенке. — Вариант только один — ножиком подцепить.

— А что там внутри может быть?

— Ну обычно… Бумага, наверное, — выдвинул гипотезу Олег. — Медальоны-то зачем использовались? Если кого убьют, чтоб потом было ясно, кого, кто там смертью храбрых помер, а кто дезертировал, в болотах увяз. Ну, в общем, чтоб опознать можно было.

— Ну так значит, там и есть имя. Этого, который железный крест свой потерял.

— Может быть, может быть, — глубокомысленно изучал медальон Олег. — Только вот я думаю: если он столько лет пролежал, что от него осталось — труха одна. Да, и самое главное: зачем Рябой велел нам его в воду положить? Странно, — Олег поставил бутылку на стол и подпер рукой подбородок. — Знаешь, что я думаю, Гришка? Давай его сами открывать не будем. Мне об одном парне рассказывали. Он приятель моей сеструхи двоюродной. Вроде как в свое время занимался следопытскими делами. Может, он что скажет?

— Разумно, — кивнул Гришка. — Было бы жалко потерять документ. Ну давай тогда, ищи, что ли, этого мужика.

Олег подгреб к себе телефон и отстучал на его кнопках нужный номер. Двоюродная сеструха оказалась на месте, поскольку и она находилась на излете каникул и высыпалась впрок.

— А, так вам Пашка нужен? — наконец сообразила она, когда Олег по четвертому кругу начал пересказывать, почему это он вдруг вспомнил телефон родственницы. — Так его легко найти. Ты помнишь, где я живу?

— Ну помню, — кивнул Олег.

— Так я живу на третьем этаже, а на пятом, под крышей, у этих ребят какая-то контора оборудована. Там Пашка обычно каждый день и ошивается. Может, и сегодня там.

— Ага, спасибо, — поблагодарил Олег, положил трубку и вскочил с места. — Марш вперед, труба зовет!

— Ладно, подожди, куда поскакал, — осадил его Гришка. — Ты чего, не видишь, не могу же я за тобой марш вперед в трусах скакать.

Олег, привыкший видеть своего друга во всяком облачении, хрюкнул от смеха. Действительно, Гришка, который с утра слонялся по квартире в майке, трусах и в тапках, бежать ни рысью, ни галопом, ни иноходью по улице еще никак не мог.

Олег милостиво отпустил ему пять минут на сборы, натянул кроссовки и топтался в прихожей, как стреноженный рысак, соскучившийся по бегу на вольных просторах. Может, «Квака» и нагоняла немыслимое количество адреналина в кровь мальчишек, но разогнать ее по-настоящему, что запросто делают занятия спортом или обыкновенная беготня по улицам, уж никак не могла.

Наконец Гришка был готов, и друзья от избытка энергии пренебрегли лифтом и помчались вниз, делая крутые виражи и развороты на лестничных площадках. Чуть не сбив внизу соседку по этажу, Гришка, как пробка из бутылки шампанского, вылетел из подъездной двери да так, что та едва не соскочила с петель.

— Вот шалопаи! — пробурчала старушка, но больше в адрес ребят ничего добавить не могла, поскольку те уже, набрав одну из космических скоростей, которую возможно достигнуть в пределах Земли, скрылись за поворотом.

Нужный дом, увы, найти удалось далеко не сразу. Выяснилось, что Олег приезжал к своей двоюродной сеструхе на машине, а потому местных пешеходных троп не знал. Друзья потерянными муравьями бродили по дворам, и Олег, озадаченно постукивая себя большим пальцем по губам, вертел головой, щурился, приседал, но никак местность узнать не мог.

— Вроде это похожий дом, — бормотал он, — да там напротив мусорка стояла.

— Так мусорку могли и перенести, — заметил Гришка.

— Могли и перенести, — соглашался Олег с другом. — Еще и детские качели были, сломанные, правда.

— Если сломанные, могли и убрать.

— Могли и убрать, — снова соглашался Олег и тащил Гришку в следующий двор. — О, точно, похоже. Только деревьев не было, а тут, смотри, стоят.

— Ты когда последний раз у сеструхи был? — посмотрел Гришка в упор на Олега. — В трехлетнем возрасте?

— Не, год назад.

— Так не могли деревья так быстро за год вырасти.

— Да, не могли, — снова не стал препираться Олег. — Пошли в следующий двор. Ты не боись, где-то здесь, найдем.

— Да я и не боюсь, — рассмеялся Гришка. — Времени у нас навалом. Куда нам торопиться?

— Ага, навалом, — кивнул Олег в сторону чахлого городского деревца, вяло опустившего свои ветки с уже начинавшими желтеть листьями. — Сейчас школа начнется, только мы с тобой свободу и видели!

— Да уж, — хмыкнул Гришка. — Давай включай свою моторную, зрительную там, какую-нибудь память! Ищи этот треклятый дом! А лучше давай позвоним твоей сеструхе да адрес спросим.

— Да не надо ей звонить, — уперся Олег. — Найду я.

И действительно: не прошло и четверти часа, как Олег, пробежав по очередному двору вокруг песочницы, словно собака, выпущенная наконец хозяином погулять, остановился перед подъездом и с видом триумфатора ткнул в его черное чрево: «Здесь!»

Гришка и Олег уже изрядно набегались, но воспользоваться лифтом не смогли по причине его отсутствия. Парни, притворно охая и стеная, как пенсионеры, полгода не получающие пенсии, добрались до последнего этажа пешком.

Гришка с бутылкой воды под мышкой постучал свободной рукой в дверь.

— Входите! — донеслось из-за нее.

Друзья протиснулись в узкий коридорчик и заглянули в комнату, в которой горел свет. Там сидел парень в камуфляже, высоких армейских ботинках и, не глядя на посетителей, лихо орудовал компьютерной «мышью» и клавиатурой. На экране по коридору от него во все лопатки удирал какой-то монстр. Вот он завернул за один угол, за второй. Гришка и Олег, сами не раз участвовавшие в подобных погонях, не выдержали и наперебой стали советовать.

— Защитное поле, поле включить надо! Оружие перезарядить! Он может сейчас подмогу вызвать, засаду за углом устроить.

Мальчишки как в воду глядели. Монстр, который, казалось, был испуган до смерти, вдруг выскочил из-за угла во всем своем великолепии при полном боевом облачении.

— Вот черт! — разочарованно пробормотал парень, выпуская в противника то ли струю нервно-паралитического газа, то ли электрический разряд. Монстр, однако, на этот выпад никак не отреагировал и в свою очередь начал палить из здоровенной пушки. В результате на экране появилась нелюбимая всеми компьютерными игроманами надпись, что игра закончена. Проще говоря, «пришел страшный зверь Гамовер».

— Вот черт! — всплеснул руками парень. На его лице было написано такое искреннее огорчение, что Гришка и Олег не могли не посочувствовать ему.

— Ну прямо как в анекдоте! — повернулся к друзьям низкорослый крепыш с кустистыми бровями и мелкими зрачками, запрятанными, казалось, глубоко-глубоко в череп. — Совсем как в анекдоте. Знаете?

— Не, — помотали головами ребята.

— Ну, короче, сидит, компьютерщик, который в игры любит резаться, перед телевизором, триллер смотрит. Там по коридору девица идет. Шорохи какие-то, всхлипы. Вот-вот монстр выскочит. Компьютерщик смотрит, смотрит, наконец не выдерживает, да как заорет: «Сохраняйся, дура, сохраняйся!» Так вот я — та самая дура, которая не сохранилась, — развел он руками.

— Бывает! — кивнули ребята.

— А вы, собственно говоря, к кому? — наконец вернулся от фантастической действительности к реальности парень в камуфляже.

— Да мы не знаем. Вот в лесу были, нашли эту штуку, — Гришка протянул парню бутылку.

— Меня, кстати, Паша зовут, — пробурчал парень, осторожно беря в руки пластиковую бутыль и рассматривая ее на просвет. — Хм, смотри-ка: медальон. Да-а, металлический. С таким придется повозиться. Где нашли?

Ребята рассказали о тех местах, где они отдыхали летом.

— Хорошая находка, хорошая, — осторожно поставил бутылку на стол Паша. — Сами будете вскрывать?

— А как его вскрывают?

— Так, понятно, — нахмурился поисковик. — Если вы в этом деле не спецы, то лучше не трогайте. Оставьте мне, я с ним разберусь.

— А когда ты с ним сможешь разобраться? — пробормотал Гришка, которому, честно говоря, не хотелось расставаться с драгоценной находкой.

— Понимаю, — усмехнулся Пашка. — Хотите посмотреть, как все это делается? Да, это любопытно, особенно если у кого тяга к химии есть. А пока, поскольку медальон металлический, с ним работать нельзя. Нужно его очистить от грязи, окиси, в общем, прополоскать в растворе трилона-Б. Это такое химическое вещество. Его обычно используют для смягчения воды. Я сегодня поставлю, через сутки, думаю, можно будет прорваться к медальону, который там запаян. Так что завтра приходите, посмотрим, что вы там нашли.

До завтра друзья удержать свое любопытство могли. Поэтому они согласно кивнули и ретировались. Уже в подъезде они услышали громоподобные рыкающие звуки и поняли, что поисковик не выдержал и бросился в новую атаку на цитадель монстра.

Потоптавшись некоторое время во дворе, друзья поняли, что им каким-то образом предстоит убить целые сутки. Время, как они уже поняли по опыту своей жизни, штука была изменчивая. Когда сидишь и режешься на компьютере, час пролетает за часом. Да что там час! И два дня убегут — не заметишь. А когда торчишь где-нибудь на уроке, а впереди еще пять таких же нудных и вялых, вот где засада — время останавливается, будто сонный слон, приваливается к забору и дрыхнет, не желая идти вперед совсем. Правда, на тех же уроках, когда случается, скажем, контрольная, слон этот несется вперед, как бешеный. И ты только-только приступаешь ко второму уравнению, как оказывается, что до звонка уже осталось всего каких-то жалких пять минут. В данном случае слон, с которым ассоциировали ребята время, плелся вперед еле-еле.

— Что бы нам такое придумать? — раскинув руки на манер самолета, шел по узкому бордюру Гришка. — Может, к кому в гости завалимся?

— Неохота, — промямлил Олег. — Опять засядем в компьютер играть.

— Хоть бы велик, что ли, починить. Но опять же в лом возиться. Тем более что лето кончается. Слушай, а пошли в кино? — вдруг оживился Гришка.

— А деньги? — зевнул Олег.

— Деньги у меня есть. Пошли в «Пушкинский» или в «Горизонт».

— Давай! — тут же оживился Олег, и от его сонного настроения не осталось и следа. — А что там идет?

— Да там все время боевики какие-нибудь шпарят. Какая нам, собственно говоря, разница?

Да, разница, собственно говоря, была действительно небольшой, потому как в последнее время «Голый вуд», как ласково называл Гришкин папа «фабрику грез» в Голливуде, старался на славу, выпуская в свет фильмы один лучше другого. По сюжету они, правда, были похожи, как близнецы: плохие парни обижали хороших ребят, а хорошие ребята, поднакопив здоровой пролетарской злости к богатым американским буратинам, мстили им как могли. Но привлекал в последнее время ребят в фильмах не сам сюжет, а скорее антураж фильма.

Западные режиссеры навострились использовать спецэффекты на полную катушку. Так что часто толпа подростков, выбираясь из кинотеатра, оживленно обсуждала крутой фильм, но совершенно не могла вспомнить, о чем же собственно в нем была речь. Но приятное ощущение от крутых спецэффектов, когда вдруг из стенки выпузыривалось какое-нибудь чудовище, или главный герой, разбежавшись как следует, облетал пару раз планету, безусловно, оставалось. Собственно говоря, это было уже скорее не кино, а поход в парк аттракционов, но Гришку и Олега киноведческая точка зрения волновала не сильно. Главное, что время в кинотеатрах, оборудованных большими экранами и потрясным стерео — или даже квадросистемой цифрового «долби», пролетало куда как быстрее, чем дома, у телевизора, по которому какой-нибудь фильм длиною в час растягивался часа на три из-за рекламы.

Просадив немалые деньги на билеты, Гришка и Олег остались-таки без спецэффектов. Но нельзя сказать, что фильм им не понравился. Дело в том, что они попали на очередное творение Джеки Чана, а Джеки Чан, образно выражаясь, сам себе спецэффект и не нуждается в дополнительных компьютерных трюках. Он и сам выделывал на экране такие чудеса, что, попробуй их повторить даже навороченный компьютер, мозги бы у него быстро задымились, не говоря уже про конечности. Симпатичный, верткий Джеки разобрался с очередной порцией крутых ребят, уложил их штабелями в их крутых резиденциях и под звуки бравурного марша с китайскими интонациями попрощался со зрителями своей немного печальной и одновременно озорной улыбкой.

— Здорово! — не уставал восхищаться Гришка, когда они с Олегом вместе с толпой киноманов вышли на улицу. — А как он тех троих уделал? Ты видел, да? Одному подсечку — раз, второму в ухо левой ногой — два, а третьему — правой ногой. Нет, ты видел когда-нибудь такое, чтоб в прыжке сразу двумя ногами мочили? Ну, крутой мужик этот Джеки Чан. Неужели он в жизни такой? Ловкий, как обезьяна. А ну-ка я так попробую, — разгорячился Гришка, и не успел Олег ответить, как его друг помчался по скверику вперед и с криком «Я-а-а!» высоко подпрыгнул и пнул сразу два деревца.

Да, Гришке было далеко до Джеки Чана, потому что, хотя деревца явно не были похожи на накачанных быков, которых укладывал Джеки одного за другим, но тем не менее опрокинуть ретивого мальчишку на спину они смогли.

— Ой, ой! — поднялся Гришка с земли, будто столетний старец, чувствующий боль уже в каждой косточке. — Блин! Ну я придурок! Стукнулся-то как!

— Точно, придурок, — усмехнулся Олег, отряхивая Гришкину спину. — Это все-таки кино, Гришка, а не жизнь. У них там, знаешь ли, дубли бывают, каскадеры. Потом, если куда упасть надо, так «соломки» подстелят. Наивный ты, Гришка, человек.

— Но у Джеки Чана же получается! — набычился Гришка. — Ничего же вроде трудного нет. Нужно подскочить повыше, левой ногой — раз, правой — раз, и опять на ноги.

— Этот Джеки Чан, чтоб ты знал, с пяти лет тренируется, — сообщил Олег недавно вычитанное в каком-то журнале. — А потом столько уже трюков выполнил, и все равно весь ломаный-переломаный.

— Да ты что? — поразился Гришка.

— Точно тебе говорю. У него что ни фильм, то гипс. Уже серьезных переломов штук двадцать было: руки, ноги, ребра.

— Да, — почесал спину Гришка. — Выходит, я легко отделался.

— Выходит, легко, — хохотнул Олег. — Ну ладно, слушай, у нас еще до вечера немного времени осталось. Пошли, что ли, по ВДНХ пошляемся.

Шляться по ВДНХ, которую переименовали в ВВЦ, было одним из любимых развлечений ребят. На огромной территории, где раньше демонстрировали достижения народного хозяйства страны, теперь располагалось великое множество магазинов и лавочек, торгующих достижениями народного хозяйства Японии, Китая, Америки, Малайзии, Индонезии и других известных и экзотичных стран. Естественно, покупать что-либо ребятам после похода в кино было уже не на что. Но это вовсе не означало, что они не могут походить, посмотреть на крутую видеотехнику, на диски с компьютерными играми или на всякие занимательные штуки, которые показывали в одном из павильонов.

Олег и Гришка, который, несмотря на боль в спине, все порывался продемонстрировать Олегу тот или иной трюк из «Джеки Чана», доехали до станции метро «ВДНХ» и выбрались на улицу. Проходили они по магазинам часа три. Однообразное мелькание товаров, вывесок и витрин наконец утомило их, и друзья направились к выходу, оставив на закуску тот самый павильон, где демонстрировались всякие чудеса.

Здесь в большом зале плескали фонтаны, стояли огромные аквариумы с рыбками, витрины с разными поделками из камня. Все здесь было жутко красивое и страшно дорогое. По правую сторону тянулись залы, в которых можно было посмотреть на голографические портреты и на разные смешные штуки, сооруженные местными умельцами.

Стоял здесь, например, обыкновенный водопроводный кран. Если смотреть на него издалека, казалось, что кран висит в воздухе и опирается на ту струю воды, которая из него вытекает. Другой, не менее забавный экспонат, разбрасывал от себя во все стороны искры, словно готов был вот-вот взорваться. Третью поделку, вероятно, притащил сюда какой-то чудак, который все никак не отчаивался соорудить вечный двигатель. Шарики причудливым образом сбегали здесь, как на американских горках, то вверх, то вниз, и если бы Гришка с Олегом не знали, что внутри у этого устройства стоит батарейка, можно было бы думать, что гениальное изобретение состоялось. У последнего экспоната Гришка задержался надолго.

— Ты чего? — толкнул его Олег. — Пошли домой скорей, темнеет уже!

— Да вот стою и думаю, как там наш медальон, — воззрился Гришка на лампу.

Лампа была бы самой обыкновенной, если бы не один химический трюк, примененный в ней. В высокой колбе плавали в какой-то жидкости большие красные сгустки. Когда они были наверху, то медленно остывали и падали на дно. Там их прогревала лампочка, и они снова всплывали наверх.

— А, понятно, почему ты про медальон вспомнил. Химия — друг человека! Да ладно, завтра к этому Пашке зайдем, наверное, он нам что-то интересное скажет. Впрочем, лето уже кончается, так что о школе надо думать, Гришка, о школе, а то опять в сентябре «пар» с тобой нахватаем, и не дадут нам родаки по сети в «Кваку» резаться.

— Не нахватаемся! — пробурчал Гришка. — Да и потом времени еще полно. Подтянем матику, все путем будет…

Гришка возвращался домой несколько хмурый. Во-первых, его почему-то не оставляла мысль о медальоне, а во-вторых, Олег, будь он неладен, напомнил о матике — предмете, которого Гришка искренне боялся и ненавидел. Однако, как только лифт вознес Гришку на его этаж, он начисто забыл о своих школьных проблемах. Еще бы тут не забыть, когда ты видишь дверь родной квартиры, выставленную со своего места вон. Гришка захлопал глазами и заглянул в прихожую. Там валялись куски штукатурки, наскоро сметенные в угол. В коридоре суетились какие-то незнакомые Гришке мужчины. Гришка оробел, но потом увидел маму, которая перекладывала вещи в глубине комнаты. Мама заметила его, подбежала, прижала к себе и зачастила:

— Ну слава богу, слава богу! А то я уж подумала — мало ли чего!

— А чего? — освободился из ее объятий Гришка, стеснявшийся таких прилюдных «телячьих нежностей».

— Квартиру у нас ограбили, — растерянно сказала Гришкина мама. — Взяли какие-то идиоты и дверь высадили.

— И чего украли? — поинтересовался Гришка, входя к себе домой. — Неужели мой компьютер?!

— В том-то и дело, — растерянно развела руками мама, — что я не могу понять, что они украли. Цепочка моя золотая на месте, сберкнижки лежат там, где лежали, даже деньги, которые я откладывала, уцелели.

— А монитор? — ревниво вскинул Гришка глаза на маму.

— Да на месте твои ящики, на месте. И телевизор тоже. И стереосистема. Ничего не понимаю.

— Да чего тут понимать! — с озабоченным лицом прошел мимо мужик квадратного вида. — Повезло вам, вспугнул их кто-то просто. Видно, что не профессионалы работали — так, шпана, наркоманы какие-нибудь.

Гришка заглянул на кухню. Там отец беседовал с местной милицией, подписывал какие-то протоколы.

— Дела-а, — вздохнул Гришка и с ужасом подумал, что было бы, если бы они с Олегом не пошли в кино, а сидели бы дома. Как выясняется, их не спасла бы никакая дверь. Ишь, как ее здорово высадили! Судя по следу — проломленной в стене ванной прямоугольной выемке, — дверь вылетела, будто выбитая курьерским поездом.

— Ну и дела-а! — еще раз процедил Гришка и скрылся в своей комнате. Он подгреб к себе телефон и, наполненный эмоциями до краев так, что чуть не захлебывался ими, позвонил Олегу. Однако Олег не дал ему вставить ни слова.

— Слышь, старый! У нас тут такие дела. Сейчас со стула в кресло упадешь! — первым начал он разговор. — У нас тут квартиру обокрали. Ну, вернее, не обокрали, а кто-то высадил дверь и пошарил тут здорово. В квартире форменный разгром. Милиция, правда, говорит, повезло, спугнули их, видать, так что ничего не взяли. По крайней мере, мать говорит, что вроде бы все на месте.

— Ты сейчас не со стула на кресло упадешь, — перебил его Гришка, — а со стула ниже уровня моря рухнешь! У меня та же самая фигня: дверь вышибли, в квартире шарили, правда, разгрома нет, — обвел глазами он комнату, — и милиция ту же самую гипотезу выдвигает.

В телефонной трубке застыло молчание. Лишь откуда-то издалека пробивалось радио, по которому певец жизнерадостным голосом вопил о том, что будет все хорошо. В отличие от представителя шоу-бизнеса, у Гришки и Олега хорошо было далеко не все. И у Гришки, и у Олега вдруг стали закрадываться смутные подозрения. А не с их ли персонами связаны эти странные события? Что могли искать неизвестные домушники одновременно у Олега и у Гришки? Ответ напрашивался очевидный и единственный: медальон, который они привезли из деревни.

Следующий сеанс связи у друзей состоялся наутро.

— Как дела? — поинтересовался Олег у Гришки, оторвав его звонком от телевизора.

— Дела у участкового, — вяло отшутился Гришка. — У нас так себе — делишки. К нам рабочие приехали, дверь железную ставят.

— Да ты что? — захохотал Олег. — И к нам приехали. Вон дрелью шуруют, так что говори погромче, а то я тебя почти не слышу. К этому-то, Пашке-поисковику, пойдем?

— Да что-то мне страшновато, — честно признался Гришка. — Представляешь, какие быки за нами охотятся, если они так двери вышибают?

— Ничего, — насупился Олег. — Пусть они попробуют железную дверь выбить. Надеюсь, что башку себе в лепешку и расплющат.

— Мы же не будем все время за железными дверьми сидеть, — заметил Гришка. — Тем более если сегодня к поисковику двинем.

— Да, тут надо подумать, как незаметно из дома выбраться. Или хотя бы безопасно. Ладно, давай через пару часиков созвонимся, а то меня маманя за веником гонит.

Два часа Гришка слонялся по квартире, наблюдал, как рабочие крепят новую дверь, разглядывал из-за занавесок двор, пытаясь вычислить в проходящих и ошивающихся неподалеку личностях загадочных домушников. Однако никого шибко подозрительного идентифицировать ему не удалось. С трудом вытерпев, чтобы прошло оговоренное время, он опять позвонил Олегу.

— Ну, надумал чего?

— Надумал, — отозвался Олег. — Завтра буду, тьфу ты, сегодня буду на месте.

— Да, — согласился Гришка. — Тут тянуть нельзя. Надо бы узнать, что там, в этом медальоне.

— Значит, и ты думаешь, что это из-за него? — решил раскрыть карты Олег.

— Посмотрим. Может быть, это все фантазии.

— Да, было бы неплохо, — поскреб себе макушку Олег. — Не хочется, чтобы к нам эти придурки, ну, которые нас на болотах гоняли, опять привязались.

— В городе, я думаю, они стрелять не будут, — предположил Гришка.

— Наверное, — не очень уверенно протянул Олег. — Ну ладно, я кое-что придумал. Выберусь, — пообещал он. — А у тебя мысли есть?

— Мысли есть, а вот как с воплощением будет?

— А ты постарайся. Будь в шесть вечера в том подъезде, где поисковики сидят.

— Лады, — согласился Гришка. — Будут проблемы — звони.

— И ты тоже звони.

До пяти часов Гришка усиленно пытался думать, как ему незаметно выбраться из своего дома. Задача казалась неразрешимой. Подъезд у их дома один, живет он не на первом и даже не на втором этаже, чтобы попытаться сигануть с балкона. В голову почему-то лезли всякие фантастические варианты в духе Джеймса Бонда: собрать на крыше дельтаплан и улететь в ближайший парк или, зацепившись ремнем, как Сталлоне в фильме «Танго и Кэш», за линию электропередач, проехаться до ближайшего столба, а там спуститься вниз. Или выбраться через подземные катакомбы. Жаль только, Гришка и предположить не мог, где в эти замечательные катакомбы вход.

В начале шестого он понял, что время фантазий закончилось, и если он хочет успеть на встречу с Олегом, то нужно что-нибудь действительно предпринимать. Первым делом Гришка оделся и сказал маме, которая по случаю установки новой двери не пошла на работу, что он отправляется гулять.

Мама сама уж точно не знала, что лучше: оставить сына здесь или выпустить во двор, потому что, как показывала практика, безопасных мест в городе уже не существовало. Наконец, взяв с Гришки честное слово, что в восемь часов он будет дома как штык, она отпустила сына.

Гришка вышел в коридор, вызвал лифт. Сошел он с него не на первом, а на втором этаже, осторожно подкрался к окошку, забранному решеткой, и оглядел двор. Ничего подозрительного он там не заметил, только двух парней, тусовавшихся у ларька, женщину с коляской да старика с клюкой, который сидел на скамейке и читал газету. Правда, не было никаких гарантий, что старик этот в мгновение ока не откинет свою клюку и не помчится за Гришкой резвее молодого. Гришка вздохнул: все-таки голова у него не шибко работает, недаром он по матике из троек выбраться не может. Но, впрочем, одна идейка у него имелась, может быть, не самая лучшая, но стоило ее претворить в жизнь.

Гришка пробежал по лестнице на первый этаж и вынул из кармана щепку от их бывшей входной двери. Для того, чтобы войти к ним в подъезд, нужно было преодолеть две двери: одну железную, с кодовым замком, и вторую деревянную. Между первой и второй дверью в подъезде был небольшой тамбур, где когда-то хотели посадить консьержку. Но поскольку ей нужно было платить, то жильцы подъезда так и не договорились о том, кто и сколько будет давать денег, и место оказалось вакантным. Гришка привалился к деревянной двери, заблокировал ее щепкой и спрятался в будочке для консьержки.

Вскоре кто-то из выходящих из подъезда попытался открыть дверь, но сделать этого не смог. Вероятно, с той стороны была женщина и маленькая девочка, по крайней мере, их голоса слышал Гришка. Затем кто-то более мощный попытался открыть дверь, и уже через пару минут с той стороны двери послышались разноголосый возмущенный гул и клацанье клавишей «Диспетчер» в лифте. Это было как раз то, что Гришка и ожидал. Никто еще не зашел в подъезд с улицы, а потому Гришка ногой выбил щепку из-под двери и снова нырнул в будочку. Маленькая девочка, та самая, что пыталась выбраться из подъезда первой, прислонилась к двери, и та неожиданно отворилась.

— Вот те на! — выдохнул здоровенный мужик — дядя Вася с третьего этажа. — Ну и перекосило же эту дверь!

Веселой освобожденной толпой жители дома хлынули на улицу. Незаметно, бочком-бочком, Гришка присоединился к соседям по дому. Да, пусть теперь неизвестная вражина попробует его только пальцем тронуть! Он завизжит таким обиженным ребеночком, что дядя Вася обидчика прихлопнет словно муху. То ли неизвестная вражина действительно испугалась толпы и внушительного дяди-Васиного вида, то ли во дворе ее и в помине не было, но Гришка добрался до подворотни, а потом и до нужного ему подъезда без всяких приключений. Он быстро обыскал все этажи, но Олега нигде не нашел. Впрочем, волноваться было рано, потому что до шести часов еще оставалось минут пять.

Олег появился во дворе в восемнадцать ноль-ноль, точный, как английская королева. В окне подъезда второго этажа он увидал Гришку и приветственно помахал ему рукой. Гришка спустился к нему на первый этаж и с ходу стал рассказывать о той штуке, которую он провернул, чтобы безопасно пройти по двору.

— А ты чего придумал? — стал приставать он к Олегу.

— А у меня все легче вышло, — беспечно махнул рукой его друг. — У нас, к счастью, не один подъезд, как у вас, а целых восемь. Пока у нас там двери ставили, я у папани потихоньку пилку по металлу стибрил и дужку замка на чердаке спилил. Потом через чердак выбрался на крышу. Оттуда — по пожарной лестнице — вниз. Всего и делов-то. Только пыльно там, зараза, на чердаке. И бомжатиной пахнет, — брезгливо повел носом Олег. — Ну что, пошли, что ли?

— Пошли! — поддержал его Гришка, который так же, как и его друг, горел желанием узнать, что же такого могло быть в медальоне, из-за которого неизвестные перетряхивали вещи в их квартирах. Больше всего он в тот момент был похож на дрессированного циркового медведя, который уже выполнил все сложные трюки и теперь ждет, когда ловкая рука дрессировщика сунет ему в рот кусок рафинада.

Однако вовсе не рафинад и не сахарная жизнь ожидали мальчишек. Но об этом они пока не догадывались.

Когда Гришка и Олег, для проформы постучав в дверь, ввалились в штаб-квартиру поисковиков, то застали Пашку за тем же занятием, что и вчера. Наклонившись к монитору, будто пытаясь что-то в нем разглядеть, и вцепившись в «мышь», как в последнюю гранату, Пашка преследовал все того же злобного монстра. Монстр, оказавшийся в результате перестрелки без патронов, трусливо удирал. Пашка, не обращая никакого внимания на вошедших, наступал врагу на пятки.

— Сейчас, если просэйвиться забудет, — шепнул Гришка Олегу на ухо, — опять его этот монстр замочит.

Гришка как будто глядел в самое нутро хитрого процессора компьютера. Тот действительно заманил доверчивого игрока в лабиринт, в котором монстр в несколько прыжков завернул за угол и выкатил оттуда с полным арсеналом. Через три секунды с Пашкиным героем все было кончено. Распластанный и разгвазданный в какой-то кислоте, он лежал в луже, как ненужная тряпка.

— Вот черт! О блин! Вот гад! — слились в один поток восклицания, которыми сопроводил сам Пашка гибель героя. — Опять на том же самом месте поймал! — обернулся он к ребятам. Губы его от возмущения дрожали, а правая рука все еще сжимала мышь. Он был похож на инженера, который где-то высоко в горах изобретал первую в мире электрическую лампочку и вот наконец, полный желания осчастливить человечество, спустился с гор и увидел перед собой сияющую неоновыми огнями рекламу электролампового завода.

— Сэйвиться, сохраняться надо! — подсказал на всякий случай Олег незадачливому игроку способ, который не раз приводил его к победе.

— Да знаю я! — с раздражением отпихнул от себя «мышь» Пашка. — Да вот такой я человек увлекающийся. Ну ладно, это даже хорошо, что он меня замочил, — недовольно посмотрел на экран, где красовалась ухмыляющаяся рожа монстра. — Хоть чего-то за сегодня полезное сделать успею. Пошли в лабораторию.

Пашка провел ребят маленьким коридорчиком, который упирался в дверь, завешенную шерстяным одеялом.

— Тут мы фотографии печатаем, пленки проявляем, ну заодно и мастерскую устроили, — пояснил он. — Ну пошли, только под ноги смотрите, а то у нас там тесновато.

Ребята протиснулись в щель, которую для них приоткрыл гостеприимный хозяин, и оказались в небольшой комнатушке без окон. Вдоль стен здесь тянулись полки и верстаки. На полках стояли всяческие фотопричиндалы в виде кюветов, банок для химикатов, резака для бумаги. Один угол гордо занимала высокая башня фотоувеличителя, закутанная, вероятно, от пыли в белую простыню. Издалека это сооружение напоминало куклуксклановца, поставленного в угол. Слева, укрепленные на верстаке, располагались небольшие слесарные тисочки и инструменты. Это были самые обычные инструменты, только очень маленькие. Небольшой молоточек, пилка по металлу, плоскогубцы, пинцеты, набор иголок и булавок, воткнутых в подушечку в виде сердца, сшитую из камуфляжного материала.

— Тэк-с, где у нас ваша находочка? — Пашка, как только занялся делом, принял вид добродушного, каковым он, по сути и являлся, парня. — Вот она, ваша находочка, — извлек он из фарфоровой чашки, вроде тех, что Олег и Гришка видели на уроках химии, металлический медальон. Полежав в каком-то хитром растворе, он уже практически очистился от окиси. Теперь его можно было вскрывать.

— Знаете что? — Пашка осторожно промыл медальон, взяв его не пальцами, как сделали бы друзья, а осторожненько пинцетом. — Скорее всего, естественным путем открыть мы его не сможем. Предлагаю не рисковать, повозиться, но зато быть уверенным за результат.

Гришка и Олег были согласны повозиться. Во-первых, потому что возиться придется явно не им, а во-вторых, времени у них было хоть отбавляй.

Пашка подхватил пинцетиком медальон и аккуратно, миллиметр за миллиметром, стал сжимать его в небольших слесарных тисочках. Потом он взял пилку по металлу, зажег сверху яркий свет и осторожно, едва-едва касаясь поверхности крышки медальона, стал делать на ней надпилы крест-накрест.

Так Пашка колдовал с пилкой довольно долго, то и дело смахивая небольшой кисточкой, явно позаимствованной из дамского косметического набора, на пол металлические крошки. Пару раз Пашка переворачивал медальон в увеличительное стекло, довольно хмыкал и продолжал трудиться.

— Да что ж это у вас за работа такая? — наклонился поближе Олег. — Ты с этим медальоном колдуешь, как будто ювелир над алмазом.

— А это потому что не работа, — хохотнул Пашка. — Это увлечение. Будь я ювелиром, я б с этим «алмазом» уже — раз-два и закончил! И пиво бы уже пошел пить, футбол смотреть. А это, брат, совсем другое дело. Ну вот, — откинул он челку со лба, — похоже, пора его крэкать.

— В смысле? — не понял Гришка.

— Сейчас раздавим эту капсулу, — пообещал Пашка и принялся закручивать рычаг тисков. И их металлические челюсти стали постепенно сжимать медальон.

Пашка поворачивал рычаг миллиметр за миллиметром, приложив ухо к медальону.

— Есть! — возвестил он, хотя ни Гришка, ни Олег никаких посторонних звуков не слышали. — Треснул, кажись. А ну, добавим еще! Тэк-с, хорошо! Ну что, считайте, полдела сделали. Налей-ка в кювету воды, — попросил Пашка Гришку.

Гришка знал, что кюветой называется небольшой лоточек, куда фотографы обычно наливают проявитель или фиксаж. Поэтому он подхватил емкость, открыл кран и принялся набирать воду.

— А ты чего делаешь? — недоуменно поднялась от тисков Пашкина голова. — Выплесни немедленно эту гадость!

— А чего такого? Разве это не водопроводный кран? — испугался Гришка.

— В том-то и дело, что водопроводный. А вода-то там какая? Хлорированная. Это нам, людям, ничего не делается, а если такая вода попадет на бумагу, которая здесь, — Пашка выразительно постучал по капсуле, — то, считай, половина написанного как корова языком слизнет.

— Ты же сказал воду набрать.

— Правильно, — подтвердил Пашка, — воду, но не хлорированную. Извини, вы же у нас новички. Надо было сразу сказать. Вон там внизу под верстаком ведро стоит с кипяченой водой. Оттуда и наливай. Ты когда-нибудь джинсы стирал?

— Нет, сам не стирал, — признался Гришка, орудуя ведром. — Но как мама стирала, видел.

— Какая вода выходит, видел?

— Видел. Если джинсы индиго, так синяя-пресиняя, как Черное море.

— Вот, я об этом и толкую. А синяя-пресиняя она не только потому, что индиго от джинсов хорошо отстает, а потому, что в хлорированной воде стираем. Во многие средства для чистки тоже хлор добавляют. Он же грязь разъедает. Ты понял?

— Понял, — ответил Гришка и сунулся под верстак. Там, однако, стояло два ведра. Гришка, недолго думая, зачерпнул из ближайшего. — Ну вот, воды налил.

— Туда мы нашу капсулу и заложим, — тон у Пашки снова стал добродушным, чувствовалось, что половиной проделанной работы он доволен. — Но тут нужна осторожность, — парень аккуратно опустил пинцет с драгоценным медальоном в воду. — Чуть чего — и поминай, как папу Карлу звали.

Пашка отошел налево, вынул из военно-полевого сердечка пару иголок, водрузил на голову обруч с закрепленным окуляром. Свет он передвинул поближе к кювете, присел, потом посмотрел на свои руки.

— Чтоб не дрожали, — пояснил он, — работа тонкая предстоит.

Пашка наклонился над кюветой и принялся колдовать над ней, как хирург в операционной.

— Тэк-с, тэк-с, тэк-с, — осторожно иголочками отделял он распавшиеся кусочки капсулы. — Вот и наш документик появился.

Небольшой кусочек бумаги, сложенный в шесть раз, выплыл из остатков капсулы и застыл в воде.

— Тэк-с, теперь мы аккуратненько пинцетиком остаточки медальона выбросим и займемся документиком.

Пашка не глядя (наверное, не раз проделывал эту работу) подхватил со стола лист бумаги и пинцетом аккуратно подвел его под плавающий в воде бланк.

— Тэк-с, теперь иголочками зацепим его за краешки и будем потихоньку тащить.

— А зачем в воде-то это делать? — не понял Олег. — Там же буквы сейчас совершенно расплывутся.

— Только в воде это и надо делать, — осторожно отогнул краешек документа в сторону Пашка. — В воде все, понимаешь, как в невесомости располагается. Плюс вода затекает, помогает бумаге расслаиваться. А если б она высохла, все бы слиплось в один комок, и считай тексту кранты. Сами-то вы ведь привезли медальон не в кармане, а в бутылке с водой. Или вас надоумил кто?

Гришка и Олег замолкли. Они не знали, что на это отвечать. Стоит ли посвящать Пашку во все или нет? В конце концов, на немой вопрос Олега Гришка скорчил рожу. Черт его знает: Пашку они знали без году неделя, вдруг он и сам потихоньку занимается делами, сходными с теми, которые проворачивают черные следопыты? Наживут еще одного врага.

— Сами догадались, — наконец соврал Гришка, — в одной книжке прочитали.

— Ну так что я вам тогда объясняю? — миролюбиво отступился от интересующей его темы Пашка. — Вот смотрите, наполовину мы его уже развернули.

И действительно, бумага, спрятанная в медальоне, постепенно разглаживаясь на изгибах, распрямлялась в кювете.

— Ну вот, — отложил иголки в стороны Пашка. — Теперь осталось его только извлечь. Смотри-ка, не повезло, не карандашом, чернилами что-то написано. Странный вы какой-то медальон нашли, — вскинул вдруг вихрастую голову Пашка, — обычно здесь фамилия, имя указаны, номер части, ну, чтоб в случае чего знали, кто погиб, сообщить родным там, а тут ничего такого нет.

Гришка и Олег наклонился над кюветой и в бликах, отбрасываемых чуть колыхаемой водой, увидели надпись по-немецки: «Zurich» и длинную строчку цифр. Содержание документа заканчивалось словом «Bauer». Фамилия это или название населенного пункта, мальчишки не поняли.

— Ну на адрес, может, и тянет, — хмыкнул Пашка. — Цюрих, понятно, город, Бауэр, вероятно, фамилия. Цифры… Что за черт! Не могло быть раньше такого адреса!

— Может, номер телефона или факса? — предположил Олег.

— Ты чё? — повернулась лохматая Пашкина голова. — Какие факсы в 1943 году? Да и телефоном это быть не может. Не было тогда таких длинных номеров. Телефоны тогда только-только по-крупному в жизнь входили. Даже если код брать… Нет, что-то не вяжется. Номер части? Да и части такой не могло быть. Это сколько частей нужно, чтобы ее номер за миллион зашкаливал?

— Ну ладно, об этом потом подумаем, — решил Пашка и наклонился над кюветой. Вдруг он схватил с верстака увеличительное стекло и на секунду замолчал. Потом вдруг заорал на Гришку: — Ты где эту воду набирал?! Я же сказал — не из-под крана! Записывайте текст — он исчезает!!!

Гришка подхватил листок бумаги, нашарил на верстаке, в том месте, где он видел, карандаш, но было поздно — в колышущейся глубине кюветы листок бумаги был абсолютно пуст!

— Я из ведра воду брал, — принялся оправдываться Гришка. — Как ты и сказал.

— Тогда почему текст исчез?! Так при хлорке бывает, я же вас предупреждал! Но почему так быстро, а? Где это ведро?

Гришка ткнул пальцем под верстак.

— Ой, блин, — схватился за голову Пашка, — ты же не из того ведра воду взял! Отстоенная вода в дальнем ведре! А в этом ребята хлор растворяли — полы мыли в комнате, где скелет собирали! Для дезинфекции. Какой козел его здесь оставил?! А, черт с ними, отойдите — вдруг еще что-то удастся спасти, — вновь склонился над работой Пашка.

Он нежно, прижимая пинцетом, утопил документ, прижал его к уже лежащему внизу листу бумаги, а сверху накрыл еще одним. Зацепив с двух сторон, Пашка вытащил всю эту конструкцию из воды и положил ее сушиться под пресс.

Наконец спасательно-восстановительные работы были закончены. Друзья помогли Пашке собрать и разложить по местам инструмент и, насухо протерев кювету, вышли обратно в комнату.

— Ну ладно, — стал приплясывать от нетерпения Пашка. — Документик вы, пацаны, принесли действительно странный. Правда, толку с него не будет. Если хотя бы имя солдата было ясно, мы бы извещение родным послали, ну если б нашли их, конечно. А так… Ну я, может, спрошу тут кой-кого. Сейчас мне пора.

Олег и Гришка переглянулись и не смогли сдержать улыбки. Они-то понимали, куда рвался Пашка. Наглая и ухмыляющаяся рожа монстра и несчастный компьютерный персонаж, втоптанный в грязь, требовали отомщения.

— Дался им этот медальон, — стал бурчать Гришка, едва друзья вышли на улицу. — Стоило из-за этого такой погром устраивать!

— Может, мы все-таки фантазируем? — неуверенно возразил ему более прагматичный и менее склонный к выдумкам Олег. — Действительно, там же ничего такого не написано. Ну Цюрих, ну Бауэр, ну цифры, ну и что? Я бы понял, если б это какая-то современная бумажка была, там, номер платежки или еще какая-нибудь бухгалтерская ерунда. Но она ж с сорок лохматого года валялась никому не нужная. И вот на тебе!

— Что-то я в такие совпадения не верю, — покачал головой Гришка. — Да и двери-то высадили одинаковым способом. Может, нам с тобой в лотерею поиграть, раз мы с тобой такие везучие?

— Везучие мы в кавычках, — открестился Олег. — Если бы мы и в самом деле везучие были, так нам бы на дороге пачки долларов подбрасывали, а не двери в квартирах вышибали.

— Ну и что дальше делать будем? — снова завел разговор Гришка после паузы, во время которой ребята шли молча, каждый обдумывая свое. — Я бы все-таки этих гадов нашел. Давай начнем с Рябого, — предложил Гришка. — По крайней мере он нам вроде не враг, а союзник. Втроем и сподручнее будет. А может, он чего умного присоветует?

— Да где же мы его найдем? — потер лоб Олег, словно эта мысль мучила его давным-давно. — Москва, она ого-го какая! Может, он в Бутове живет, может, в Ново-Косино, а может, где-нибудь в Центре. Что, будем по всем квартирам ходить, каждому в лицо заглядывать?

— Нет, ну зачем же по квартирам? — набычился Гришка. — У нас есть его проездной. Вот от этого и пойдем плясать.

— Ну и много мы там нароем, в проездном? Там адрес записан?

— Ну адрес не адрес, а кое-какие мысли имеются, — туманно намекнул Гришка. — Айда ко мне домой, рассмотрим его как следует.

Гришка с Олегом, попутно уважительно осмотрев новую стальную дверь, преграждающую путь в жилище Трофимовых, протиснулись наконец среди вещей, которые принялась перебирать мать Гришки в комнате сына. Здесь, правда, разгром не наблюдался. Но это вовсе не означало, что у Гришки царил идеальный порядок. Скорее здесь царил идеальный беспорядок. Гришкина мама не один год билась над тем, чтоб в комнате чада хоть что-то лежало на тех местах, которые были для этого приспособлены. Но нет. Учебники громоздились стопкой на полу, майки и рубашки возлежали на письменном столе, плейер висел на крючке вместе с наушничками. Из-под кровати выглядывали коробки со старыми Гришкиными игрушками и более подходящими для его возраста вещами: упаковкой от звуковой карты для компьютера, документацией от процессора и всякой другой дребеденью, которой Гришка иногда от нечего делать занимался. Но сколько он ни пытался разложить и систематизировать свои коллекции, получалось это у него настолько неуклюже, что беспорядок в комнате превращался просто в стихийное бедствие.

— Так-так-так, — рылся в коробках Гришка. — Вот сюда я этот проездной и закинул, как только приехал. Странно, нету. Интересное дело, а куда же он мог деться?

— Это у тебя надо спросить, куда он мог деться, — поддел друга Олег.

— Так, — прижал палец ко лбу Гришка. — Давай мыслить логически. Логически вытекает, что этот проездной существовал. Ты его видел?

— Видел, — подтвердил Олег.

— И я его видел. Более того, я помню, что, когда мы бежали из деревни, он у меня в кармане лежал. Лежал он у меня в кармане?

— Не знаю, — сказал Олег. — Я у тебя по карманам не лазил.

— Ну можешь мне поверить — лежал. Значит, судя по тому, что до этой квартиры я доехал в куртке… Я в куртке доехал до квартиры?

— Не знаю. Вы меня раньше высадили, — пожал плечами Олег.

— Ну в куртке я доехал, в куртке. Где же я ее мог потерять? Не по дороге же я ее выкинул? Значит, следуя логике, я вошел в этой куртке в квартиру. А, ну все ясно, — воскликнул Гришка. — Я, наверное, хотел его сюда, в эту коробку положить, но из куртки не вынул. Видишь? — торжествующе посмотрел он на Олега. — Логика — крутая вещь. Стоит только немного мозгами пошурупить.

Гришка вскочил с кровати, на которой он лежал на пузе, роясь в ящиках, и открыл платяной шкаф. Тот также не блистал порядком. Хотя большинство одежды и висело на плечиках, в чем была заслуга не Гришки, а его мамы, низ платяного шкафа, разумеется, занимали какие-то запчасти от велосипеда, старый жестяной фонарик, коробка краски «гуашь», рулон плотной ватмановской бумаги.

— Так-с, а где у нас эта куртка? — стал перебирать вещи Гришка. — Во, смотри, какой у меня куртец есть! — вынул он наконец из груды вещей черную снаружи и оранжевую внутри жутко модную куртку со страшным названием «бомбер».

— Так ты же не в ней из деревни ехал, — удивился Олег.

— Не в ней, так, показать хотелось, — отмахнулся Гришка. — А где ж тот куртец-то? Здесь нету. Ладненько, посмотрим в соседнем отделении.

Осмотр соседнего отделения вызвал катастрофу. Стоило Гришке отворить запертую на ключик дверцу, как из шкафа рухнул целый водопадик из шерстяных носков, свитеров, рубашек и старых бейсболок.

— Фу ты! Ну надо же! Еще до отъезда в деревню хотел разобраться, да времени не было. Запихал, еще тогда подумал: надо запомнить, что резко нельзя дверь открывать. Вот, на тебе!

Олег с тоской посмотрел на кучу вещей, зарывшую его друга почти по колено. Когда он теперь это все разберет! Так и день пройдет. Но Гришка и не думал наводить в этой секции порядок. Схватывая вещи охапками, он запихивал их обратно в нутро шкафа. Некоторые из них падали обратно, но терпеливый Гришка подбирал и заталкивал их обратно. В конце концов это превратилось в уморительную клоунаду, и Олег, который вначале только улыбался, видя, как Гришка пытался правой ногой удержать падающие вниз свитера, а левой рукой подбирал с пола бейсболки, вскоре и вовсе расхохотался.

— Чего ты ржешь, как лошадь скаковая? — повернул к нему красное от натуги лицо Гришка. — Помог бы лучше.

— Да я боюсь, к тебе подойду, а оттуда, — Олег кивнул в сторону шкафа, — и вовсе лавина ринется. А ты бы вещи сначала пересмотрел. Вдруг куртка-то твоя здесь и была?

— Нет, — пропыхтел Гришка, укладывая последние вещи в шкаф. — Я тебе говорю — еще до деревни я его запер. Отойди-ка!

Гришка, как дикарь, исполняющий танец в честь удачной охоты, отпрыгнул от шкафа, как от опасного зверя, и мгновенно захлопнул дверцу. Вещи, падавшие с угрожающим шуршанием, оказались подперты преградой. Гришка навалился на дверь и с трудом закрыл ее на ключ.

— Ну видишь, как просто, — обернулся он к Олегу.

— Да, мне бы так, — усмехнулся его друг. — Так меня маманя за такую рационализацию уже давно бы за вихры оттаскала.

— Нет проблем! — предложил гостеприимный Гришка. — Переезжай жить ко мне! Да, но все-таки где же мой куртец? Ах ты черт! — вдруг схватился он за голову. — Да его ж маманя, наверное, постирала. Вот будет номер, если она проездной оттуда не вытащила! Она ж наверняка не вытащит.

— Моя мама, — не согласился Олег, — всегда проверяет карманы, прежде чем что-то постирать.

— Ну и моя, наверное, тоже, — как-то неуверенно сказал Гришка. — Айда в ванную!

Ребята рысью, с трудом пробравшись через свалку, помчались в ванную комнату. Первым в нее заглянул Гришка и, внимательно изучив вещи, развешанные на натянутой под потолком леске, недовольно хмыкнул:

— Не, моего куртеца здесь нет. Значит, тут он, — ринулся он исследовать корзину для грязного белья.

Куртец Гришки действительно оказался там, но проездного в нем не было.

— Вот незадача! — удивился Гришка, вытряхнул все из корзины на пол и стал забрасывать вещи по одной обратно. — Нет, не выпал, смотри-ка! Значит, я, когда приехал, из куртки его таки вынул.

— Вот тебе и логика! — прыснул Олег.

— Логика тут ни при чем, — рассердился Гришка. — По логике все правильно. Просто голова моя дурная, — постучал он по ней, — не годится иногда ни для чего, кроме как яйца за завтраком об нее разбивать.

— А что, часто случается? — прищурился Олег.

— Что — яичница по утрам?

— Нет, об голову их разбивать.

— Бывает. Привычка такая дурная — с детского сада.

— Ну вот ты себе мозги-то все, наверное, и отшиб…

— Нет, не все, — отмахнулся Гришка, — маленько осталось. Пошли опять ко мне, сейчас я вспомню.

Гришка с размаху сел на свою кровать, подпер щеки руками и уставился на отражение в полированной плоскости шкафа.

— Ну вот, приехал я из деревни, в куртеце. Первым делом что я стал делать?

— Первым делом мы с тобой по сети в «Кваку» начали играть.

— Точно. Первым делом начали играть в «Кваку», — подтвердил Гришка. — Но не мог же я в «Кваку» резаться в куртке? Это же не бронежилет! Тем более что бронежилеты из других материалов делают, — печально закончил он. — Значит, куртку я где снял? В прихожей. Там ее и повесил. Ну, наверное, потом проездной и вынул. Точно! Ах, я осел! — вскочил с места Гришка. — Меня ведь когда мама в тот день от ящика отогнала, я книжку взял, ну, детективчик, как раз, когда мы с тобой в деревню уезжали, я его читал. Мне там осталось страниц двадцать. Хотел с собой в деревню взять, да забыл. Потом, считай, целый месяц мучился: кто же его пришил все-таки?

— Кого — его? — удивился Олег.

— Ну там главного героя.

— А… А что, его пришили?

— Да, кажется, — неуверенно сказал Гришка, который читал массу всякой беллетристики, в первую очередь фантастики и детективов, и она оседала у него в мозгу каким-то странным, перепутанным клубком. — Но дело не в этом, а в том, что читал я эту книжку, а чтоб о проездном не забыть, его в эту книжку и положил. Ну, навроде как закладку.

— Слава богу! — вздохнул Олег. — Давай теперь книжку-то эту найдем, проездной изымем.

— Так вот тут беда какая, — потупился Гришка. — Книжку-то я в библиотеку сдал. Она библиотечная была. А пока мы с тобой по деревням прохлаждались, так я ее вообще просрочил.

— Ну ты даешь! — развел руками Олег, проглотив готовые сорваться с языка обидные слова. — Что же теперь делать?

— Да ничего. В библиотеку бежать, — тут же нашелся Гришка, который редко когда унывал. — Книжку-то я сдал когда? Два дня назад. Авось ее никто еще и не брал.

Олег, правда, сильно сомневался, что книжка, а тем более интересный детектив, долго пылилась бы на полке библиотеки, но попытаться стоило.

Мальчишки в который раз галопом пронеслись через родительскую комнату.

— Господи! — схватилась за голову Гришкина мама. — Да вы исчезнете с глаз моих когда-нибудь наконец!

— Да, сейчас, мы этим и занимаемся! — завопил Гришка и через полминуты друзья, хлопнув стальной дверью, помчались к лифту.

Библиотека, на их счастье, еще работала.

— Здрасьте, Эмилия Ивановна, — с ходу обратился Гришка к библиотекарше, будто она была родной тетей. — А вы знаете, где книжка, которую я сдавал?

— Ты кто, мальчик? — недоуменно рассматривала Эмилия Ивановна не в меру общительного посетителя. — Какую книжку?

— Да я у вас тут читатель, Трофимов. Господи, да я уже два года к вам хожу, — подпрыгивал на месте Гришка, пытаясь рассмотреть корешки книг, которые лежали стопкой на столе библиотекарши.

— Ах, Трофимов? Понятно, — стала рыться в карточках читателей Эмилия Ивановна. — Вот он есть, Трофимов. Так какую книжку ты ищешь, Трофимов?

— Ну там детектив Чейза. Сейчас не помню, как называется. «Мертвым насморк не помеха» или что-то в этом роде.

— Ах, эту книжку? Ее забрали. Взял другой читатель. Впрочем, может, уже вернул, — сказала библиотекарша. — Пойду на полке посмотрю.

Она исчезла и рылась минуты две в своих анналах.

— Да, вот нашла, — наконец протянула она Гришке книжку.

— Это не та, — сказал Гришка. — Та была в серой обложке, а эта в зеленой.

— Какая разница? — посмотрела на обложку библиотекарша. — Чейз, «Мертвые насморка не имеют»…

— Да мне нужна именно та книжка. Я в ней проездной на метро забыл, ну понимаете, как закладку?

— А, понимаю, — сказала библиотекарша. — Так бы сразу и сказал.

Она ушла и вернулась на этот раз с целой стопкой из пяти книг. Все они были книгами Чейза про мертвецов и насморк — в разных переводах. Соответственно, и названия у них были разные — в зависимости от фантазии переводчика.

— Ага-ага, — принялся перебирать детективы Гришка. — «Мертвый насморк»… «Насморк вмертвую»… «Мертвые не сморкаются»… «Смерти — по соплям»… Хм-м… Это явно не то. А, вот — «Мертвым насморк не помеха», — выхватил из стопки нужную книгу Гришка. — Он осторожно потряс ее за корешок, и на пол выпал проездной на метро.

Библиотекарша подняла его, посмотрела на дату и удивленно произнесла:

— Так он же давно просроченный!

— Да, но он дороге мне как память! — забрал у нее ценную улику Гришка и, крикнув уже в дверях одну фразу: «Спасибоатеперьядомойпошелзайдукакнибудьвследующийраз!», вылетел, отодвинув в дверях какого-то дядьку, на улицу.

Чтобы продвинуться в расследовании дальше, Гришке и Олегу нужна была консультация специалиста. Сами они извлечь из проездного билета на метро могли разве что общую информацию. Этим они и занялись на следующий день. Они выяснили, что данная магнитная карта должна была использоваться в московском метрополитене и ни в каком ином, что действителен он был пять поездок с момента первого прохода. Мальчишки прочитали две стандартные фразы: о просьбе сохранять билет до конца поездки и о том, что подделка проездных документов преследуется по закону. Над последней угрозой ребята усмехнулись. Никто, естественно, билеты, особенно одноразовые, до конца поездки не сохранял, а пройдя через турникет, оставлял их либо на поверхности турникета, либо бросал в появившиеся в метро после долгого перерыва мусорные корзины. Что касается подделок, то далеко не все граждане, даже юного возраста, блюли закон. Среди знающих людей уже давно передавались, что называется из рук в руки, способы сделать из проездного на десять поездок проездной на двадцать поездок, и способами этими пользовались не только тайно, но и даже тиражировали их в Интернете и некоторых журналах.

На обороте проездного, после буквы «М», которая, собственно говоря, и обозначала метрополитен, стояли четыре цифры, после них еще четыре, а далее следовали день проезда, время проезда и количество оставшихся поездок.

Гришку и Олега сейчас в первую очередь интересовали эти неизвестные комбинации из четырех цифр. По мнению Гришки, здесь наверняка должна была быть закодирована информация о том, через какой именно турникет и на какой станции проходил человек. Недолго думая, мальчишки подошли к ближайшей станции метро. Но им не повезло. Станция оказалась переполнена народом. Хотя, раздвигая людей локтями, им удалось пробраться к тому турникету, во главе которого стояла контролерша, говорить тетка с ними не стала.

— Скажите, пожалуйста… — только успел заикнуться вежливый Олег, протягивая проездной, как контролерша выхватила его из рук мальчишки, бухнула: «Просроченный!» и отодвинула ребят в сторону, вгрызаясь глазами в чье-то очередное удостоверение.

Гришка покачал головой, давая приятелю знать, что с этой теткой номер не пройдет, и двинулся в кассу. Отстояв там минут пять, друзья расстались с очередной порцией денег и скормили турникету по магнитной карточке.

— Ладно, — решил ободрить друга Гришка. — К счастью, в Москве не одна станция метро и не одна дежурная.

Чтобы не ехать далеко, ребята, как только спустились по эскалатору вниз, постучались в стеклянную будочку дежурной по эскалатору. Та до этого клевала носом, но тут встрепенулась, как львица, которая должна была выполнять в цирке прыжок через горящее кольцо, но не вовремя задремала, и рыкнула не хуже дикого зверя:

— Справок не даем! Глухие, что ли?

После такой тирады, подкрепленной мощными усилителями, пожалуй, оглохнуть было можно. По крайней мере, двое пассажиров с неудовольствием зажали уши и оглядывали пространство в поисках динамиков, давивших на барабанные перепонки.

Испуганные Гришка и Олег отбежали в сторону от агрессивной дежурной и отправились на соседнюю станцию. Увы, увы! Видимо, работа под землей налагала на людей определенный отпечаток, потому что ни с вежливым Олегом, ни с напористым Гришкой никто беседовать не желал. Пришлось придумать жалостливую историю о том, что Гришка и Олег сами не местные, а приехали из голодного Приднестровья к своей тетке, но забыли, на какой именно станции она живет. Может быть, тетенька поможет по проездному определить, на какой именно станции они выходили и входили, чтобы добраться до родной тетушки?

Глядя на упитанные ребячьи физиономии, трудно было предположить, что они приехали из Приднестровья, тем более голодного. Но слезливые интонации в голосе, как ни странно, действовали, и на некрупной спокойной станции «Кропоткинская» дежурная, наморщив лоб, объяснила, что ехать им нужно на «Лубянку».

— Однако неплохо ваша тетя живет, — прокомментировала она. — В самом центре города. Продали бы там квартиру, переехали бы в Марьино и не надо в Приднестровье голодать.

— Точно! — подтвердил повеселевший Гришка. — Мы так ей и передадим!

Обрадованные ребята поспешили смыться с «Кропоткинской», выскочили из вагона на «Парке культуры» и, найдя свободную лавочку, плюхнулись на нее.

— Ну вот, — довольно потер руки Гришка. — Теперь, думаю, Рябого мы выследим.

— Почему ты в этом так уверен? — повертел в руках уже начинавший сереть от многочисленных рассматриваний проездной Олег.

— Ну тут же ясно: видишь, из четырех поездок две утренние. Обе в девять с небольшим. Это пока нам неизвестная станция. А вот около семи вечера. Это «Лубянка». Там-то мы его, субчика, и будем ловить. Как пить дать, в девять утра он на работу ходит, а после шести — с работы домой.

— Где же он в этом районе может трудиться? — наморщил лоб Олег, но кроме «Детского мира», ему ничего в голову не пришло.

— А у нас как раз, — глянул на часы Гришка, — минут сорок до шести часов есть. Поехали, обследуем окрестности.

Вскоре сыщики выскочили в город и принялись исследовать, казалось бы, с детства знакомые места. Однако, как ни странно, выяснилось, что в районе масса учреждений, которые раньше ребята не замечали. С большим удивлением Гришка и Олег узнали, что рядом с Лубянской площадью располагаются издательство «Детская литература», Музей истории и реконструкции Москвы, огромнейший книжный магазин «Библио-глобус», музей Маяковского, Политехнический музей и тот самый «Детский мир», что служил им ориентиром.

— Да, — неопределенно хмыкнул Гришка, поглядывая кругом. — Тут-то он мог где угодно вкалывать. Единственное, чего здесь нет — так это отделения милиции.

— Мало ли, — показал Олег глазами на будку регулировщика движения, водруженную на некое подобие постамента. — Может, он в такой будке трудится.

— Тогда чего в лес поперся? Кого он там регулировать мог? Волков с медведями разводить по полосам движения?

Набросав еще несколько фантастических гипотез, ребята устали от бесплодных разговоров и принялись выбирать себе точку для наблюдения за турникетами станции «Лубянка». Они оккупировали две небольшие ниши, в которых когда-то висели телефоны. Новые телефонные аппараты теперь были пришпандолены прямо в переходе, от старых же остались только провода, так что место для наблюдения было идеальным. Во-первых, там было темно, а во-вторых, туда никто бы не полез.

Ребята устроились на позиции и принялись просеивать глазами толпу пассажиров, которые весенним ручьем неслись в двух направлениях: из метро и в метро. Изредка эти два потока сталкивались, вызывая суматоху и неразбериху, так что некий гражданин с чемоданами, торопившийся в метро, вдруг оказался повернутым на сто восемьдесят градусов и летел к лестнице, которая должна была вывести его обратно в город.

Олег, о чем-то напряженно размышляя, колупал пальцем штукатурку, сгибал и разгибал проводки.

— Брось ты их! — зашипел Гришка. — Еще как током шарахнет!

— Слушай, — оставил свое занятие Олег не потому, что испугался угрозы, а потому, что он наконец поймал за хвост мысль, которая мучила его последние десять минут. — А ты знаешь, какую самую крупную организацию мы с тобой здесь, на Лубянке, пропустили?

— Какую? — водя головой вправо и влево, продолжал изучать лица толкущихся людей Гришка.

— А самую главную — туманно пояснил Олег. — Ты вспомни из москвоведения, кому памятник стоял в центре Лубянки?

— У, — возвел глаза к потолку Гришка тренированным движением. Это отрепетированное глубокомысленное таращенье в потолок не раз помогало ему выиграть время, чтобы вспомнить правильный ответ или чаще с помощью тонкого слуха услышать подсказку. — Кажись, первопечатнику Ивану Федорову.

— Нет, Федоров — тот в сторонке стоит, тут бери круче, — зашептал ему Олег. — На Лубянке памятник Дзержинскому стоял. А кто такой Дзержинский был, знаешь?

— Ну этот, как его… — Глаза Гришки опять полезли вверх. — Нарком чего-то: образования или политехнической промышленности. Недаром же тут Политехнический музей стоит.

— Эх ты, балда, — стукнул его костяшками пальцев по голове Олег. — ВЧК он командовал, КГБ или ФСБ по-нынешнему.

— Ах, я осел! — от неожиданности Гришка даже оторвался от созерцания толпы. — Как же я мог забыть, что здесь главное здание КГБ. Так вот в какой милиции наш Рябой работает!

— Ну это еще доказать надо, — смущенно продолжил колупать стенку Олег. — Всего лишь догадка. Но чтобы она превратилась в уверенность…

— Или, — пожал плечами Гришка, — в неуверенность. Ты лучше не метрополитен разрушай, а по сторонам посматривай. У меня глаз-то всего два, а их вон сколько!

Мальчишки разглядывали пассажиров до рези в веках. Теперь они уже начинали понимать теток, которые бросались на них разъяренными кобрами. Посидишь вот так, посмотришь на эту толпу и невольно начнешь умом двигаться в сторону шизофрении.

Первым не выдержал Гришка:

— Ты, слушай, понаблюдай, а у меня тут что-то с глазами, — принялся теперь он веки. — Будто песка насыпали или соли.

— Ага, и у меня тоже, — пожаловался Олег. — Сначала моргал — помогало, а теперь моргаю-моргаю и шиш.

— Ну давай по очереди, что ли, смотреть, — предложил Гришка. — Я пока постою, а ты вглядывайся, вглядывайся повнимательнее. Да скорее не на тех, кто выходит, а на тех, кто в метро спускается. Наш-то, по идее, должен с рабочего места сейчас сбрызнуть.

Олег терпел, сколько мог, пока Гришка продолжал неблагодарный труд колупания стенки. Потом они сменились. Сменились еще раз. Вдруг Олег сильно дернул друга за рукав:

— Глянь-ка! Он — не он? Вон, смотри, в голубой такой рубашке и черных джинсах.

Гришка от старания даже прищурился. Рябой был похож и не похож на себя.

— Кажись, он все-таки, — решил высказать предположение Олег. — Вроде по росту и по комплекции подходит. Морда лица та же самая, даже видишь — бледный. Небось не оклемался еще после ранения.

— Да, это Рябой, — подтвердил Гришка. — Пошли за ним, только близко не подходи. Сейчас выясним, где он у нас живет.

Стараясь не выпускать из поля зрения мелькающую в толпе голову Рябого, ребята протиснулись к турникету. У эскалатора возникла стихийная запруда, и перед мальчишками, как на грех, оказались два бородатых туриста с огромными длинными рюкзаками, напрочь закрывающими для обзора нужный им сектор. Мальчишки было заволновались, но как только ступили на эскалатор, увидели, что Рябой никуда не делся, стоит впереди них метрах в двадцати и спокойно читает газету.

Гришка и Олег набрались наглости и подошли к Рябому еще поближе, правда, стояли к нему вполоборота, чтобы, как только он оторвется от газеты, смотреть в другую сторону. Они проводили его на станцию, вошли в соседний с ним вагон и наблюдали за ним через два стекла.

Рябой никаких признаков волнения не испытывал. Было такое ощущение, что это не в него несколькими днями ранее стреляли, не он истекал кровью, и не он потом выбирался через болота из гиблых для него мест. Правда, на «Сокольниках» Рябой преподнес сыщикам сюрприз. Когда поезд остановился, он еще вгрызался в текст заметки в газете и вдруг, когда машинист уже объявил, что двери закрываются, выскочил на перрон. Гришка и Олег дернули было за ним, да не успели. Двери с надоевшей подстертой надписью «Не…слон…я» захлопнулись прямо у них перед носом. То ли Рябой заметил слежку, то ли, что называется, проспал свою станцию…

— Ну ладно, — резюмировал Гришка. — Ничего страшного. Если это случайность, то живет он в Сокольниках, завтра мы его здесь, родимого, и поймаем…

До завтра, правда, нужно было еще дожить. Гришка и Олег не знали, куда себя деть, слонялись каждый по своей квартире. Гришка добился наконец внимания — мама заставила его читать что-то по школьной программе, а Олег нарвался на приказ надраить полы в квартире.

Утром, несказанно удивив своих родителей тем, что выкатились из дома в восемь утра, Гришка и Олег помчались к станции «Сокольники». Место для наблюдения здесь было не таким удобным, как на «Лубянке». Если Рябой не имеет привычки читать газету и на ходу, то он вполне может столкнуться с сыщиками нос к носу. А хорошо это или плохо — ребята еще не знали. Поэтому они решили не рисковать, поднялись по ступенькам наверх, вышли в город и притаились за газетным киоском.

Одним глазком поглядывая на вход в метро, друзья нервно топтались на месте. В девять с небольшим Рябой не замедлил появиться все в той же голубой рубашке и черных джинсах. Секунду поколебавшись, он направился к киоску, и Гришка с Олегом было решили, что они пропали, как услышали, что он разговаривает с продавщицей. Купив пару газет, Рябой быстрым шагом отправился к мотающимся вперед-назад дверям метрополитена.

— Опаздывает, — не без злорадства констатировал Гришка, взглянув на часы. — Ну давай, вперед, ринули! А то из вида его потеряем.

— Не надо, — придержал друга Олег. — Мы же знаем, куда он едет. Не хотелось бы впечататься ему в спину. Давай подождем ровно двадцать секунд. За это время он наверняка подойдет к турникету, и разрыв между нами не будет таким большим, чтобы он успел уехать на поезде.

— Ну ладно, — согласился Гришка. — Разумная предосторожность на мне помешает.

— Совсем не помешает, — подчеркнул Олег. — Особенно после событий у нас в квартирах.

С трудом осилив двадцатисекундное ожидание, друзья ринулись на станцию «Сокольники».

Рябой никуда не успел деться и бежать, видимо, не собирался. Он спокойно стоял в толпе пассажиров, одной рукой поддерживал под мышкой кожаную папку, а в другой зажимал газету, проглатывая какую-то особо заинтересовавшую его статью. Гришка и Олег отошли от него подальше, влезли в вагон и до станции «Лубянка» молчали. Там они в первых рядах выкатились из вагона, заметив мелькающую среди других спин голубую рубашку Рябого, переглянулись. Рябой уверенно, глядя одним глазом в газету, а другим — на путь, выбирался наверх. Выскочил на божий свет он у здания «Детского мира».

— Ну вот, — процедил Гришка. — Приехали. Сейчас он пойдет в отдел товаров для дошкольников, где выяснится, что он младший продавец и специалист по памперсам.

Однако памперсовед Рябой в «Детский мир» не спешил. Он вышел на улицу, повернул налево и, бросив газету в мусорку, деловито зашагал дальше. Гришка и Олег, не опасаясь быть узнанными в пестрой толпе, где было много детей, пришедших вместе с родителями затариться товарами к первому сентября, особенно и не скрывались. Рябой, поглядывая на часы, ускорял шаг.

— Конечно, торопится, — обрадовался своей недавней догадке Гришка. — Раньше вставать надо, не фига по постелям нежиться.

Олег вначале с недоумением посмотрел на друга, а потом хохотнул: ну ладно, он ему припомнит, когда они сами будут из-за Гришкиных опозданий на всех парах нестись в школу.

Рябой, уверенно лавируя в толпе, подошел к углу здания бывшего Комитета государственной безопасности, ныне именуемого ФСБ.

— Ну вот, что я говорил! — обрадовался Олег. — Могли бы и раньше догадаться, что он фээсбэшник.

— Почему? — удивленно взглянул на него Гришка.

— Ну не знаю, физиономия у него такая.

Однако пока Олег пытался объяснить другу свое понимание физиономистики, Рябой проскочил мимо центрального входа в здание ФСБ на Лубянке и двинулся к углу.

— Нет, — заволновался Гришка, — все-таки он продавец. Чует мое сердце, продавец! Только не памперсов, а каких-нибудь брошюрок издательства «Знание — сила».

Но и тут Гришка ошибся, потому что в подземный переход, который вел к книжному магазину, Рябой также не пошел, а завернул за угол.

— Да господь с ним! Куда же он идет? — стал возмущаться Гришка. — Наверняка ведь где-то рядом работает, иначе какой-нибудь транспорт подобрал бы — автобус или троллейбус.

Ребята вприпрыжку бросились за Рябым. Тот прошел вдоль всего здания, повернул еще раз налево, пересек улочку.

— У-у-у, — совсем скуксился Гришка, — да он, оказывается, в церкви на ниве религии вкалывает.

И действительно, прямо по курсу Рябого стоял небольшой желто-белый католический костел.

— Но тогда уж совсем непонятно, — нахмурился Олег, — что ему в лесу было делать. Язычников обращать в христианство поздновато, на пару тысячелетий раньше этим заниматься надо было.

Однако завершить демонстрацию своих познаний истории Олег не успел, потому что Рябой снова резко поменял курс — вбежал по ступенькам в подъезд, который находился прямо против церквухи, и решительно толкнул огромную, в два его роста, дверь.

— А это что такое? — стал вертеть головой Гришка по сторонам.

Рядом с подъездом не было видно никакой вывески. Зато напротив него Олег заметил нахально выпирающую наружу мордочку видеокамеры. Олег схватил друга за локоть и потащил к забору, куда видеокамера, вероятно, достать не могла.

— Что это?

— То самое, Гришка, — прошипел он ему на ухо. — Только там, на Лубянке, стоит здание официальное, а здесь оно уже как бы не особо афишируется.

— С чего ты взял? — в ответ просвистел ему на ухо Гришка.

— А с того. Посмотри: здания отделаны одинаково. И двери одинаковые, с белыми шторками. Усек?

— Усек, — согласился с другом Гришка. — Однако чего же это вокруг нас такое творится.

— Узнаем, — пообещал Олег. — Либо сами докопаемся… Либо они до нас докопаются, — закончил он после тяжелой паузы.

Гришка и Олег, оглушенные открытием, ретировались со станции «Лубянка» и поехали по домам. Остаток дня они провели в сражениях с монстрами, и это оказало на них достаточно мощный психотерапевтический эффект. Сами посудите: если четыре часа кряду вам удается убегать по лабиринтам от жутких чудовищ с когтистыми лапами, бить каким-нибудь экзотическим оружием в лоб каких-нибудь не менее экзотичных ящероподобных гадов или забрасывать гранатами канализационные люки со всякой ядовитой слизью, то самые обыкновенные преступники, пусть даже вооруженные автоматом Калашникова, покажутся не такими уж и страшными.

С утра, чтобы еще более разрядить обстановку, Гришка позвонил своему другу и предложил закатиться в кино.

— Сейчас посмотрим, — не решился сразу сказать «да» или «нет» Олег.

Дело в том, что в кинотеатры они любили ходить хорошие. Ну, в те, где самые удобные мягкие кресла, где самый крутой звук и самый большой экран. Однако такие походы в «самые-самые» кинотеатры требовали и достаточно «самых» денег. Проверкой своей наличности Олег и занялся, пока Гришка болтался на проводе. Вначале он потряс как следует сувернирную свинью-копилку, подарок отца. Свинья выглядела достаточно вместительной, но — увы! — деньгами была набита не битком. Олег вытряс из нее монетки довольно скоро. И хотя сумма из них складывалась значительная, хотелось набрать деньжат еще на пепси-колу и поп-корн. Внутри глиняной свиньи явно шуршали бумаженции, но обратно в дырку копилки они не проходили. Пришлось Олегу, схватив трубку и гаркнув «Щас!», смотаться на кухню за ножом. Им он и поддел пластмассовую пробку в брюхе свиньи, предусмотрительно сделанную сувенирщиками, и выгреб-таки из сокровищницы всю наличность.

— А на что пойдем? — спросил он Гришку, засовывая деньги в карман. Вопросы «как», «куда» не подразумевались. В Москве было не так много кинотеатров, способных удовлетворить киноаппетиты друзей, и все их адреса мальчишки знали наперечет.

— Сейчас новый фильм со Шварценеггером вышел, — радуясь, что он первым может сказать приятелю эту потрясающую новость, зачастил Гришка. — Фильм, помнишь, где он прикинулся продавцом компьютеров, а сам в это время работал на разведку, а его жена ничего об этом не знала, и дочка тоже ничего не знала, а потом, когда они все узнали, началось такое…

— Да ладно, — оборвал его Олег, — раз Шварценеггер, — значит, что-нибудь да начнется… Вне зависимости от того, будет ли он торговать в фильме компьютерами или нет, и что подумают по этому поводу его очередные дочка и жена.

— Ну это да, конечно, — согласился Гришка, поскольку в их рейтингах был ряд актеров, которым можно было доверять безоговорочно. Ясно ведь было, что если ты идешь на Джеки Чана, тебя ждут головокружительные трюки в стиле китайского цирка, а какая-нибудь Мэрилин Монро или Джулия Робертс, несмотря на все свои лавры, ничего, кроме скуки, вызвать у мальчишек не могут.

До кино следовало перекусить, поскольку друзья на дорогие сандвичи в центре разоряться не собирались. Хотя состояние холодильника дома у Гришки и у Олега было достаточно разным: от полной забитости (в смысле нехватки места) шикарного «Боша» у Гришки до пустынного, хоть аукайся, «ЗИЛа» у Олега, меню у мальчишек было одно и то же: хлеб с маслом, чай с вареньем. Потом друзья еще раз созвонились, поскольку забыли назначить друг другу место и время встречи.

Местом сбора стала станция метро «Пушкинская». Правда, вариант этот был не из самых лучших. Стоило любому москвичу постоять хотя бы минут пятнадцать на одной из трех, соединенных между собой переходами, станциях «Пушкинская», «Чеховская» или «Тверская», как им обязательно встречался знакомый. Это могли быть или родственники, или друзья родителей, или одноклассники, или — того хуже — враги. Именно поэтому ребята не любили долго торчать на этих популярных станциях. Но в данном случае им предстояло идти в кинотеатр, который находился рядом с «Пушкинской», а пилить туда, скажем, от спокойной «Маяковской» было бы далековато и по неожиданно разыгравшейся в Москве жаре — неохота.

Гришка, как всегда, опаздывал, и Олег второй раз уже дал себе слово, что ждет еще пять минут, а потом уходит. Но «пять минут» проходили, а Гришка все не появлялся. Олег в сердцах плюнул (мысленно, конечно, так сказать, виртуально, а не в самом деле, поскольку кругом слонялись дежурные по станции и милиционеры) и пошел в сторону эскалатора. Там-то его и нагнал запыхавшийся друг.

— Ну я это… деньги забыл, — стал оправдываться он.

— Врешь ты все! — рассмеялся Олег. — Небось в компьютер до последнего играл.

— Ну вру, ну вру я, — развел руками Гришка. — А сам-то ты не играл, что ли?

— Не играл, — рассмеялся Олег, — у нас электричество отключили.

Когда эскалатор довез друзей до выхода со станции, маленький инцидент уже был забыт. Они приобрели в местной подземной забегаловке по бутылке пепси и, с наслаждением глотая прохладный напиток, вылезли в центрально-московскую жару. Центрально-московская жара, надо сказать, достаточно сильно отличалась от просто московской и тем более подмосковной. Мало того, что солнце жалило кожу тысячей змеек, так еще машины ползали кругом, словно мухи, прибитые толстенным учебником биологии. Из-за этого на улице Тверской образовывались колоссальные заторы. Никто, естественно, в этих заторах выключать двигатели не собирался, и между двумя рядами кирпичных домов собирался такой смог, что некоторые люди, не выдерживая, отходили от центральной улицы в сторону, предпочитая пробираться к своей цели, как разведчики, по глухим переулкам.

Поскольку Олегу и Гришке шагать было относительно недалеко, они, отчаянно морща носы и протирая заслезившиеся глаза, упрямо шли вперед. Наконец впереди вырисовался нужным им переулок, и они с облегчением отвалили в сторону от дымной реки сизого смога, который вяло перекатывался по улице.

В кинотеатре было достаточно пустынно, поскольку на утренние сеансы народу ходило мало, несмотря на всеобщие отпуска. Вероятно, народ в основном предпочитал греть пузо на крымском или турецком побережье, а не слоняться по центрально-московской жаре. Но друзьям это безлюдье было на руку. Во-первых, меньше в кинотеатре торчало идиотов, которые, судя по постоянным разговорам во время сеанса, приходили не фильмы смотреть, а обмениваться впечатлениями за прошедшие пять лет. Во-вторых, не мешали взрослые дядьки и тетки, которые не выключали сотовые телефоны, то и дело хватали трубки и начинали на весь кинотеатр обсуждать свои, никому не интересные, дела. Плюс к тому билеты можно было купить подешевле, а сесть на места, предназначенные для так называемых випов. То, что слово это образовалось от английского словосочетания very important person — ребята не знали. Но кто такие випы, прекрасно представляли. Либо бычары, стиснутые и задавленные галстуками до багровомордия, либо юркие интеллигентики в каких-то забавных костюмчиках и шелковых галстуках расцветки «пожар в джунглях».

Сжимая в руках широкие цветные билеты и обмахиваясь ими, как веером, парни прочапали по лестнице вверх. Дверь в зал была открыта, и их не заставили топтаться в предбаннике, что было чревато дополнительными расходами, поскольку именно там торговали поп-корном, водой, и зазывно мигали огоньками игральные автоматы. Но сегодня на удивление ни одна из этих монетовытрясательных точек не работала. В предбаннике было пустынно, как на Красной площади в пять утра.

Нагло заняв виповские места, мальчишки развалились в креслах и принялись ждать фильм. К сожалению, для того чтобы посмотреть собственно картину, приходилось ждать иногда довольно долго, пока администрация кинотеатра прокрутит рекламу. От мамы и папы Гришка и Олег узнали, что такая дурацкая традиция повелась недавно. Просто раньше перед кино показывали документальные фильмы о жизни Страны Советов и о прозябании несчастного Запада. Теперь несчастный Запад отыгрывался вовсю, демонстрируя чавкающие рты со жвачками, мартини с тонущими в нем пачками кубиков льда, опасные для жизни и здоровья сигареты, которыми так лихо затягивались на экране ковбои, не боясь каплей никотина убить своих лошадей. Наконец пытка рекламой тех товаров, которые доставали ребят с плакатов, установленных на перекрестках улиц, с экранов телевизоров, из динамиков радиоприемников, закончилась. Гришка и Олег облегченно вздохнули. Как же их достали всеми этими жвачками, памперсами и блендамедами! Дело уже дошло до того, что ни Гришка, ни Олег принципиально не покупали именно те товары, которые особенно назойливо втюхивали им умные до невозможности рекламщики. Причем мальчишки знали, что такая липучая реклама не нравилась и взрослым, и они поступали соответственно — наперекор тому, о чем им бесконечно капали на мозги.

Но, впрочем, это были проблемы людей с мудреными названиями вроде «менеджеров» и «креативных арт-директоров». Проблемой мальчишек могли стать два здоровенных жлоба, которые вдруг появились у входа. Лица их разглядеть ни Гришка, ни Олег не успели, но то, что это могли быть випы, видно было сразу по их белым, мерцающим в темноте рубашкам и коротким, аккуратным стрижкам. Понервничав с полминуты, что сейчас их сгонят, Олег и Гришка наконец успокоились и целиком погрузились в действие, которое перед ними развернул Арнольд Шварценеггер во всю ширину своих мускулов.

Когда картина подошла к концу, ребята переглянулись. Лента им понравилась, и они быстро стали выбираться из своих кресел, чтобы выйти в фойе и как следует ее обсудить. Однако другие зрители оказались более шустрыми и прошли в фойе первыми, поскольку от виповских мест до выхода было далековато.

У двери с зеленой надписью «Выход» мальчишки с удивлением обнаружили тех самых виповцев, которые чуть не опоздали в кино.

— Оказывается, это обыкновенные охранники, — шепнул Гришка, наклонившись к Олегу.

Ну а кем еще могли быть эти двое, стоявшие к ним аккуратными бритыми затылками, в характерной позе футболистов, ждущих, когда сейчас прямо в выстроенную ими стенку пробьют штрафной. Однако стоило Гришке и Олегу оказаться на одной линии с «охранниками», как те мгновенно схватили их за шеи и втолкнули в боковой аппендикс, где стояли игровые автоматы. Мгновенно шторка, отделяющая зальчик от коридора, была задернута.

Гришка скосил глаза и охнул бы от изумления, если бы горло его не сжимала, как клещами, рука одного из виповцев. Это были вовсе не охранники. И не торговцы «Мерседесами». В глаза Гришки жестко и зло смотрел Первый, тот самый, что чуть не пристрелил их в болоте.

— Приступай! — приказал он Второму.

Левой рукой Первый держал за горло Гришку, правой — Олега. Разъяренный Гришка попытался было стукнуть бандита носком ботинка, но не попал и тут же почувствовал, как пальцы на его горле сжимаются. Олег попытался что-то крикнуть, но из его горла наружу вырвалось лишь хриплое бульканье, как из открытого крана, в котором неожиданно кончилась вода. Второй в это время ловкими пальцами прощупывал одежду на мальчишках. Он содрал с Гришки ботинки, выдернул из них шнурки, положил в карман. Потом заглянул внутрь самих ботинок, оторвал подметку, согнул подошву, отставил в сторону. Ту же манипуляцию проделал со вторым ботинком. Дальше прощупал носки, брюки, вывернул наружу карманы, жестом фокусника поймав все вывалившиеся монетки. В рубашке ничего найдено не было. К удивлению Гришки, Второй даже проверил у него довольно сильно отросшую за лето шевелюру и приступил к обыску Олега. С ним, будто робот, специально запрограммированный на обыски, он проделал точно такую же операцию. Потом развел руками и посмотрел на Первого.

— Задние карманы брюк, — подсказал тот.

— Проверил, — пожал плечами Второй, но на всякий случай слазил в задние карманы джинсов Гришки и Олега еще раз.

Казалось, бандиты были несколько ошарашены итогами обыска. Что они хотели у них найти, кроме шнурков и мелочи, ребятам пока было непонятно.

— Стойте здесь пять минут, — предупредил их злым голосом Первый. — Увижу на улице раньше — головы поотрываю.

Ни Гришка, ни Олег не сомневались, что этот человек со стальным взглядом и жесткими, сильными пальцами в состоянии выполнить свою угрозу буквально, и насколько могли, кивнули. Первый оттолкнул их в сторону так, что они ударились головами об игральные автоматы, и вслед за Вторым шагнул за шторку. Гришка, потирая голову и хватая ртом воздух, опустился на пол. Рядом с ним тут же присел Олег.

— Чего это они? — то ли задал вопрос, то ли пожаловался он. — На мороженое, что ли, денег не хватало?

— Ага, щас, на мороженое, — уже сообразил Гришка причину такого интереса со стороны Первого и Второго. Но прежде чем продолжать фразу, шагнул в сторону занавески и убедился, что за ней никто не стоит. Но даже предприняв такие меры предосторожности, он подошел к Олегу вплотную и прошептал ему на ухо: «Медальон они искали. Или думают, что у нас какая копия с него есть».

— Вот ты черт — не было печали, — натягивал кроссовки Олег. — Ну и как теперь прикажешь идти? — выставил он вперед ногу с задранным вверх клапаном от кроссовки. — Меня ведь запросто могут арестовать за вызывающее поведение.

— Да ладно, черт с ним, — почесал голову Гришка. — А вот чего делать с оторванными подошвами — ума не приложу. Потом этот гад еще мне швы на рубашке порвал. Чего я там мог спрятать — патроны, что ли?

— Ну, бумажку свернутую спрятать бы мог, — глубокомысленно заявил Олег. — В любом случае нам следует идти по домам, запасные шнурки искать.

Ребята так и сделали. По улице люди пробирались очень быстро, пытаясь выбраться из кольца смога, а в метро вообще каждый был занят своей газетой или невеселыми размышлениями. На парочку ребят, у которых рубашки были превращены в лохмотья, а подошвы чавкали, словно голодные крокодилы, никто не обратил внимания.

Однако благополучно эта история не завершилась. Нет-нет, ребята отсидели положенные пять минут, и ни на Первого, ни на Второго ни на улице, ни в метро не наткнулись. Зато нарвались на Гришкину маму. Та, как увидела друзей, тут же схватилась за сердце и сползла по стенке на небольшой пуфик. Может быть, если бы сыщики пришли домой к Олегу, от его мамы и удалось бы как-нибудь отбояриться, рассказав тут же придуманную сказочку про белого бычка, который бегал за бедными мальчиками и порвал им всю одежду. Гришкина мама, увы, была не так легковерна. Только они начали что-то мычать о появившихся во дворе хулиганах, как она уже пришла в себя, схватила детей в охапку и потребовала немедленно признаваться во всем.

— Но это ладно, — с сомнением разглядывала их одежду Гришкина мама. — Могли они вам надавать. Но одежду-то зачем резать?

— Так порвали, когда дрались, — развел руками Гришка.

— Да не порвали, — въедливо рассматривала швы мама, — а именно разрезали. А лапшу зачем из ваших ботинок накромсали? И куда, собственно говоря, делись шнурки?

Гришка и Олег переглянулись. Да, будь у них хоть треть сыщицких способностей Гришкиной мамы, они давно бы распутали всю эту историю. Но теперь неизвестно было, как выкручиваться. История про хулиганов не прошла, а изобретать что-то новое времени не хватало. К тому же Гришка и Олег были достаточно сильно напуганы, чтобы пытаться справиться с проблемой самим, и решили благородно взвалить ее на хрупкие плечи Гришкиной мамы.

Как только Олег начал рассказывать историю, начавшуюся еще в болотах, Гришка подхватил ее, и скоро оба мальчика неслись вперед по канве рассказа так быстро, что Гришкина мама успевала лишь хлопать глазами и загибать пальцы, чтобы не забыть задать возникающие у нее вопросы. Поскольку стало ясно, что приключенческая повесть, излагаемая наперебой друзьями, довольно большая, мама Гришки загребла чад руками и затолкнула их на кухню. Пока они продолжали разливаться эстрадными соловьями, она успела поставить чайник и сыпануть в заварочный чайник цейлонского крупнолистового чая с щепоткой валерьяны, поскольку бедным мальчикам, по ее мнению, нужно было срочно успокоиться.

На самом деле в валерьянке, да не в простой, а в ударной дозе, нуждалась сама Гришкина мама. Теперь она прекрасно поняла те туманные намеки, которые ей делал дед Трофимов, позвонив недавно по телефону. Нет чтоб прямо сказать, что происходит! Темнил… Хотя, наверное, не хотел лишний раз пугать семью… Теперь Гришкина мама сообразила, что и взлом их квартиры и квартиры Олега имеет непосредственное отношение к тем событиям на болотах, и в панике пыталась сообразить, что же делать, и как оградить детей, жилище от бандитствующих элементов. Первым делом, конечно же, ей пришла в голову мысль, что мальчиков нужно увозить. Но вот куда? Она на мгновение задумалась. Куда-нибудь подальше. Куда же еще? Туда, где эти бандиты их не достанут. Но если отправить их к родственникам в Новгородскую область, что помешает преступникам взять билет на поезд и через несколько часов оказаться там же? Да и Красноярск, хоть и не ближний свет, их может не остановить. Самолеты-то туда летают… Гришкина мама насупилась и добавила в заварочник еще одну порцию валерьянки. «Бедные мальчики, — подумала она, — нужно будет обязательно показать их детскому психологу».

Хотя сами «бедные мальчики» таковыми уже не являлись. Почувствовав себя в родных стенах гораздо более крутыми и забыв, как они жалко топтались в холодном фойе кинотеатра, они начали украшать свой рассказ живописными подробностями, выдуманными из самых лучших побуждений: сделать повествование интересней.

Гришкина же мама, подавая чашки, все прикидывала, что же нужно предпринять в первую очередь, а что — во вторую. Вдруг она остановилась прямо посреди кухни, будто увидев, что соседи сверху нещадно заливают только что отремонтированное помещение, и, грохнув сахарницей о стол, воскликнула:

— Ну конечно же! Конечно же! Вас нужно спрятать в Германии! У сестры!

Гришка и Олег, захлебнувшись на полуслове, в изумлении вытаращили на нее глаза:

— Как это — спрятать? Зачем — спрятать? И почему именно в Германии?

Гришка, правда, о ходе мысли мамы своей догадался довольно быстро. Все понятно. И они, и взрослые несколько растеряны. Ведь милиция, которая якобы расследует взлом их квартиры, ничего и никого не обнаружила. А за ними явно ведется наблюдение. Куда в первую очередь прячут детей? По родственникам. Но в России особо не спрячешься. Зато у мамы была сестра в Германии, которая эмигрировала туда недавно. А смогут ли добраться Первый и Второй в Германию, это был еще большой вопрос. Гришка знал, что визы в Германию абы кому не раздавались. Мама и папа уже вентилировали этот вопрос через знакомых.

Выяснилось, что, прежде чем ты попадешь в Европу, ты потопчешься у немецкого посольства, пока тебя пустят внутрь, потом заполнишь массу анкет, по которым тебя проверят не хуже племенного коккер-спаниеля, допущенного к финальному показу мирового чемпионата по собаководству, а далее просканируют, а может, и допросят с пристрастием на двух границах, российской и немецкой.

Усиление так называемого паспортного контроля происходило, вероятно, сразу по нескольким причинам. Власти стран Европы старались ограничить, во-первых, въезд туристов из России, во-вторых, въезд вообще каких бы то ни было русских. Увы, среди них попадалось достаточно много людей, которые: а) не желали возвращаться на Родину и б) желали возвращаться на Родину с большими деньгами, приобретенными в странах Западной Европы с помощью вымогательства, бандитизма, угона автотранспорта и других малоприятных для западноевропейских аборигенов действий. Поскольку Германия участвовала в так называемом Шенгенском соглашении, то по визе, полученной для проезда в Берлин, можно было совершенно спокойно посетить Париж, Мадрид и Рим. Соответственно, меры предосторожности при выдаче виз в Германию чиновники множили на три. Смогут ли эти тройные меры преодолеть Первый и Второй? Наверное, нет, особенно если у них за плечами есть какой-то преступный опыт, выраженный хоть в отсидке в зоне, хоть в условном сроке. Таких типов заворачивали сразу — еще на собеседовании в посольстве.

Олег и Гришка сникли. С одной стороны, поехать в Германию — вариант вовсе не плохой. С другой стороны, а как же школа, одноклассники, Москва и вообще все расследование, касающееся медальона? Да и потом было не очень приятно осознавать, что они влипли в какую-то историю довольно крепко. И самое печальное заключалось в том, что они до сих пор не понимали, чего же именно от них хотят незнакомцы…

С тех пор, как было принято решение о поездке в Германию, для Гришки и Олега начался форменный кошмар. Их затаскали по различным организациям, где выправляли документы, свидетельствующие о том, что Гришкины мама и папа есть Гришкины мама и папа, а мама и папа Олега — это действительно его родители. И родители Олега передают на время путешествия в Германию право надзора за своим сыном госпоже Трофимовой, то есть Гришкиной маме. Кроме нудных очередей в коридорах с потертым линолеумом и стенами, расписанными, как на заказ, грязно-серой краской, приходилось посещать более светлые, но, тем не менее, более страшные места: поликлиники. У мальчишек взяли все возможные анализы и, обнаружив недоразвившийся кариес, погнали губить его в зародыше в стоматологический кабинет. Если бы заранее Гришке и Олегу кто-нибудь сказал, через какие мучения им придется пройти, чтобы попасть в дальнее зарубежье, куда без медицинской страховки не пускали, они бы наотрез отказались и хранили бы тайну о том, что их преследуют, а глубинах своего мозга. Ну теперь уж они вляпались так вляпались, а потому приходилось стоически терпеть и наглый визг бормашины, и холодный стетоскоп терапевта, и сильные руки хирурга, который исследовал их позвоночник с такой силой, как будто хотел придушить юных пациентов. Но, увы, когда все бумаги, касающиеся опеки и здоровья детей, были выправлены, началось самое гнусное: стояние в очереди у немецкого посольства за получением визы.

Никто из выезжающих в Германию — а ими были Гришкина мама, сам Гришка и Олег — не подозревали о том, что проникнуть на территорию объединенной Европы не так-то просто и для честных людей. Несколько подъездов в визовом отделе посольства были плотно оккупированы людской массой. Причем те, кто в Германию эмигрировал, и те, кто ехали по служебным или частным делам, проходили отдельно. Но какая бы причина ни была у страждущих попасть на землю Гете и Шиллера, прорываться туда им приходилось с боями.

Вначале Гришкина мама с детьми приехала к посольству на автобусе в двенадцать часов дня. Полчаса вся компания топталась в очереди, пока сердобольная старушка не сказала Гришкиной маме, что приезжать в полдень сюда бесполезно: в час дня неторопливые чиновники прием уже заканчивают. Все так и произошло, как предсказывала старушка. Без пятнадцати час из железных дверей небольшой будки выглянуло какое-то официальное лицо, что-то нечленораздельно буркнуло, и потом грохнул мощный засов, запирая дверь. Толпа, ворча и переругиваясь, начала расходиться.

— Сюда бы пару танков «Т-34», — недовольно косился на мощный забор здания посольства, похожего на крепость, белобрысый парень. Злиться ему было отчего. В очередях в посольство он успел не только настояться, насидеться, належаться, но даже и загореть. Но по какой-то мистической причине уже четвертый раз подряд двери захлопывали именно перед ним, каким бы номером он ни стоял.

В следующий раз мальчишки с Гришкиной мамой попытались попасть в посольство в пять часов утра. Для этого специально было заказано такси (старенький «жигуль» Гришкиного отца опять забарахлил), которое с шиком подвезло их к знакомым постройкам. Увы, вокруг проходных толпились люди и потихоньку составляли какие-то списки на очереди.

— Спиной, спиной стойте, — тревожно оборачиваясь назад, шипела какая-то тетка, как позже выяснилось, профессор искусствоведения. — Если увидят, что списки составляем, могут психануть и вообще прием отменить.

— Да, — подтвердил загорелый белобрысый парень, — третьего дня так и было. За очередь кто-то заспорил, тут Ганс ихний выглянул — и дверь на запор. Пришлось расходиться.

— Ой, неужели и сегодня не попадем? — волновалась молоденькая востроносая девчонка, которая ехала в Германию по обмену учиться. — Я уж второй день не высыпаюсь. Да и подъезде холодно.

— Что ж вы, милочка, — строго посмотрела на нее искусствоведческая дама, — в подъездах опасно, да и, действительно, простудиться можно. Здесь вон у старушек, — кивнула она в сторону бабушек, которые стояли поодаль, скорбно сложив руки на животе, — можно комнатушку на ночь снять.

— Да? Но надеюсь, нам это сегодня не понадобится.

— Надейтесь, надейтесь, — снисходительно вздохнула дама. — Я вот уже третий день надеюсь.

Да, засвидетельствовать свое почтение чиновникам из посольства Гришкиной маме с детьми удалось только на четвертый день. Пройдя через комнату, где им вручили какие-то бланки, они уже вздохнули, решив, что все их мучения кончились, но, увы, это было только начало. Во-первых, сами бланки нужно было заполнить и не иначе, как правильно. К этому педантичные немцы здорово придирались. Во-вторых, с заполненными бланками с нашлепнутыми на них фотографиями нужно было вставать в еще одну очередь к небольшим окошечкам, похожим на регистратурные. Длинные хвостатые змеи были составлены из научных работников, бизнесменов, курьеров туристических фирм. Все они тихим шепотом, боясь спугнуть легкий скрип бюрократической машины, рассказывали друг другу о своих изобретениях, роде занятий, ценах в Германии. Да мало ли о чем еще можно было говорить, пока мелкими шажками передвигаешься битый час к окошечку, из которого на тебя смотрят строгие и пытливые глаза посольских работников.

Под конец вдруг выяснилось, что для получения визы нужно платить сбор и не иначе, как в немецких марках. Гришкина мама, как услышала об этом, чуть не хлопнулась в обморок, потому что никаких марок у нее с собой не было. Пришлось Гришке взять на себя инициативу, пробежаться по толпе, поканючить и наменять втридорога купюры, которые тут же перекочевали в посольскую кассу. И вот наконец торжественный миг настал. Гришкина мама, то и дело переминаясь с затекшей ноги на другую, и ребята, раскачиваясь от усталости, как матросы, пережившие десятибалльный шторм, встали у финишной черты, за которой сидел человек со строгими глазами.

На неплохом русском языке чиновник начал допрашивать Гришкину маму о цели их визита в Германию, о вещах, которые казались допрашиваемым очень далекими от тем путешествий. Еще дома родители строго проинструктировали детей, чтобы те не вздумали ляпнуть, что они бегут в Германию, испуганные домогательствами неизвестных лиц. Нет, нет, нет. Цель поездки — культурное времяпрепровождение перед школой, посещение сестры (для Гришки — тетки), знакомство с музеями и концертными залами. Гришкина мама втайне надеялась, что так оно на самом деле и будет, слабо представляя себе, каким образом они будут в Германии продлевать визу. А продлевать наверняка придется: в милиции ей заявили, что найти людей, которые пристают к ее сыну, дело долгое и непростое.

Итак, чиновник, перекладывая бумаги, интересовался то отметками Гришки в школе, то вдруг неожиданно спрашивал, какие наркотики они употребляют, то интересовался подробностями жизни Гришкиной мамы, ее зарплатой, именем и местом проживания ее сестры, каверзно выспрашивал, как часто сестры пишут друг другу и на каком языке. Потом он вдруг вцепился в Олега, требуя от него назвать хотя бы несколько обиходных фраз по-немецки. Олег растерялся, потому как кроме широкоизвестных «Хенде хох!» и «Гитлер капут!» на ум ему ничего не пришло, но эти познания в филологии он благоразумно решил скрыть.

— Данке шен! (то есть спасибо), — решила прийти ему на помощь Гришкина мама. — Гутен таг — здравствуйте, гутен абенд — добрый вечер…

— Штрассе — улица, — вдруг добавил Гришка, вспомнив сериал про Штирлица, который жил на какой-то там штрассе. Ему еще помогал один старичок, пастор Шлаг. — Пастор — священник…

И опять Олегу ничего не оставалось добавить, поскольку далее по логике словарного запаса из «Семнадцати мгновений весны» шли «абвер», то есть фашистская армейская разведка и «гестапо» — тайная полиция.

Чиновник, подперев рукой щеку, слушали и слушал, призывая русских знакомить его с его же родным языком. Наконец ему, вероятно, надоело смотреть на двух подростков, морщивших лбы, он натянуто улыбнулся и сказал, что за ответом можно будет прийти через три дня.

Гришкина мама и ее подопечные выкатились на улицу совершенно ошарашенные, поскольку так и не поняли, дали им визы или нет? Будут они скрываться в Германии или лучше, пока не поздно, заказать билеты куда-нибудь в Ханты-Мансийск, куда пока, к счастью, виза не требуется.

Все бесполезно! Сколько надежд было у Первого на предложение герра Бауэра! Сколько работы пришлось провернуть! Простенькое дело завело его в болото. Подтолкнуло к перестрелке. Заставило шарить по квартирам. Но оно того стоило! И вот теперь — крах.

Первый вспомнил последнее происшествие и скривился. Безобразие — и как только обошлось без эксцессов? Неужели и у других профессионалов случаются такие проколы? Во-первых, они не смогли договориться с выслеженным поисковиком Пашей — пришлось того бить. Да и он, надо сказать, в долгу не остался — сломал Второму челюсть. Во-вторых, записку из медальона уже изъяли. Но это было бы полбеды — уцелей она! Нет, не уцелела! Выяснилось, что генерал фон Крюге записал номер кода чернилами, изготовленными на растительной основе. Конечно, генерал не разбирался в химии. Иначе должен был бы знать, что при попадании бумаги в хлорированную воду «растительные» чернила растворяются без остатка! Увы, в этом убедился в полной мере и сам Первый. Достав заветную бумажку и увидев, что на ней ничего не написано, он поспешил к спецам. Ведущие химики страны поработали с документом и с сожалением заявили: данные с него утрачены безвозвратно. Они не поддаются восстановлению ни с помощью электронного микроскопа, ни с помощью инфракрасного сканирования. Единственное, что ученые констатировали с уверенностью, так это принадлежность бумаги к сорту, изготовлявшемуся в фашистской Германии и к металлической капсуле, остатки которой Первый предусмотрительно прихватил из штаб-квартиры поисковиков.

Итак, поражение.

Первый устало потер лицо ладонями. Что же делать? Искать другого клиента — вот что. Первый вынул из кармана записную книжку и принялся ее листать. От этого занятия его отвлек телефонный звонок. На проводе был Третий — ему Первый поручил приглядывать за Трофимовым-младшим. Не потому, что ожидал что-то обнаружить, а так, на всякий случай, по привычке не сдаваться до самого конца или отмены операции.

Третий был сильно взволнован:

— Первый, объект посетил посольство Германии!

Первый тут же отложил записную книжку в сторону:

— Зачем?

— Они запрашивают визу в Германию!!!

Первый ошалело выслушал доклад Третьего. Выходит, эти ушлые подростки опять его провели? Зачем им ехать в Германию? Уж не затем ли, чтобы оттуда рвануть в Швейцарию и активизировать счет?! Вот был бы сюрприз дедушке Бауэру! Но Первый этого не допустит. Если код и существует, он останется в руках Первого. А потом можно будет поговорить с герром Бауэром о настоящих комиссионных, а не о жалованье работника мифического швейцарского представительства банка «Бауэр» в России…

Через три дня эпопея взятия посольства повторилась. Оказалось, на получение виз существовала точно такая же очередь страждущих. Гришка и Олег от бессонницы, поскольку поднимали их ни свет ни заря, совершенно осоловели. Так что, когда наконец все документы были получены, и они смогли их как следует рассмотреть, ничего, кроме глупой ухмылки, на их лицах оказаться не могло.

Начались предотъездные хлопоты. Гришкин папа извелся вконец, пытаясь объяснить своей жене, что ту гору вещей, которые она считала самыми необходимыми и собиралась взять с собой в Германию, не сможет перевезти ни один самолет, даже самый мощный в мире транспортный авиалайнер «АН-24». Гришкина мама спорила, отстаивая каждую вещь, словно француз очередную революцию. К тому же нервничала она страшно, так что пузырьки с валерьянкой и валидолом то и дело появлялись на свет божий. Пыталась Гришкина мама прикормить этими лекарствами и ребят, но они открещивались от лечения как могли, несмотря на то что вид имели бледноватый. Их совершенно не выпускали на улицу, боясь, что неизвестные на этот раз не только обшарят их карманы, но и вообще украдут. Наверное, в этом была логика, поэтому ребята не жаловались. К тому же им никто не запрещал круглые сутки сидеть перед компьютером.

Наконец день настал, и пробил час, и на очередном такси, на которых Гришкин папа, наверное, уже начинал разоряться, вся компания отбыла в аэропорт Шереметьево-2. Там Гришкиной маме предстояло прикончить очередной бутылек с валерьянкой, поскольку выяснилось, что справки на обмен валюты у нее старые, и ее пришлось тут же переводить в рубли и потом снова покупать разнесчастные марки.

Однако заграница в самолете еще не началась, поскольку переправлял их в Западную Европу вполне родной самолет «Ту» с вечными куриными крылышками, продавленными сиденьями и окурками в пепельницах, вделанных в кресла. Зато после допроса немецких таможенников и погранцов заграница началась по-настоящему.

Вылизанное здание аэропорта Шенфельд понравилось Гришке и Олегу сразу и безоговорочно. Хотя, как позже выяснилось, это было далеко не самое шикарное здание в Германии. Мальчишки вертели во все стороны головами, то и дело сверяясь по карманному словарю-разговорнику, на что именно указывали яркие надписи. На покупке разговорника настоял Гришка, который считал, что раз они едут к цивилизованным европейцам, то должны ознакомиться с их культурой и обычаями. А этого без словаря, увы, сделать никак было нельзя.

— Слушай, да здесь все по-нашему, по-русски! — изумлялся Олег. — Смотри, дас ресторан, дас кафе. Все понятно, где выпить и закусить. Дер таксиштанд, дер полицайревир, ди телефонзелль…

— А, щас, — возразил ему Гришка. — А вот это что такое, — ткнул он в надпись, — ди гэпэкаунгбеверунг?

— Не знаю, — честно признался Олег. — Абракадабра какая-то…

— То-то же, чушок, — постучал его по голове костяшками пальцев Гришка, — учить язык надо! Вот будем в свободное время этим и заниматься.

— Мальчики, ведите себя прилично! — одернула ребят Гришкина мама. — Вы находитесь в Западной Европе!

— Не, — не согласился Олег. — Если мы около Берлина, то мы в Восточной Европе находимся.

— Ладно, мне тут не до географии, — Гришкина мама стала копаться в сумочке. — Где-то здесь должен быть выход на автобусную остановку. Мне сказали, что автобус бесплатно довезет нас до железнодорожного вокзала, оттуда мы отправимся в Берлин, а оттуда — в Лейпциг.

— Бесплатно? — хором удивились мальчишки. — Так тут еще что-нибудь бывает и бесплатное?

— Ну, наверное, — нервно перебирала купюры, не зная, куда их получше спрятать, Гришкина мама. — По крайней мере, мне так сказали.

— Щас-щас, нет проблем, — Гришка стал листать разговорник. — Тэк-с, автобусная станция. О, нашел! Ди бухаутестель. Тьфу ты, а я бы подумал, что это бухгалтерия какая-нибудь. Кстати, этот, который ди гэпэк — это выдача багажа. Запомни, — со значением посмотрел он в глаза Олегу.

— Да, да, этот вот ди гопак, — сложила наконец вещи в сумочку Гришкина мама, — нам очень нужен. Вот багажные квитанции, надо получить наши чемоданы.

Ребята подхватили бумажку с какой-то немецкой надписью и орлом, который, словно культурист на подиуме, пытался демонстрировать мускулы. Пробившись на небольшую огороженную территорию, где на транспортере кругами ездили чемоданы, Гришка и Олег принялись высматривать добычу.

— Вон он наш, кожаный! — ринулся через толпу Гришка.

— Гриша, Гриша, — шипела за его спиной мама. — Будь поинтеллигентней!

— А буду я поинтеллигентней, — схватил чемодан Гришка, — и он опять уедет по новому кругу. Что нам тут, до вечера, что ли, торчать?

— Гришка, правда, не будь дикарем, — шепнул Олег на ухо другу.

— Пусть я лучше буду дикарем, — пыхтел Гришка, таща за собой чемодан, — чем дураком, который вещи свои упустит.

— Ладно, ладно, не дикарь ты, — усмехнулся Олег, — только чемодан поставь, у него внизу колесики привинчены, чтобы не на себе переть, как верблюду бедуинскому, а цивилизованно, на веревочке выгуливать.

Так цивилизованно, с привязанным к кожаному шнурку чемоданом, вся компания прошествовала на улицу, где стоял автобус с распахнутыми дверцами.

— Гриша, посмотри быстренько, как там будет фраза: «Куда едет этот автобус?»

— Ага, — кивнул Гришка, впорхнул в автобус, подошел к водителю и, просунув голову в небольшое окошко, фамильярно спросил: «Куда едем, шеф?»

Шеф неторопливо смерил Гришку взглядом, усмехнулся и брякнул: «До железнодорожной станции, браток. Билетов не надо, автобус бесплатный».

— Ну вот, — повернулся довольный Гришка к родительнице. — Здесь же половина наших! Язык все же, — прижал он к себе разговорник, — мы учить будем, ты не беспокойся. Мы не какие-нибудь там простые дикари. Мы будем дикари цивилизованные.

Пока автобус набирал пассажиров, Гришкина мама написала на бумажке адрес сестры в Лейпциге.

— На всякий пожарный. Знаете, всякое бывает, — сдула она челку со лба. — А то вдруг в метро дверь перед нами закроется? Или еще какая глупость случится… Как говорится, лучше перебдить, чем недобдить. Кстати, вот вам кроме адреса на всякий случай и деньги. Только умоляю, без нужды не тратьте. Договорились?

— Договорились, — протянули ребята. — Ну когда наконец автобус поедет?

Будто услышав просьбу земляков, шофер завел автобус и, совершив небольшой, метров в двести, полукруг, остановился.

— Чё это остановка так близко? — недоуменно осмотрелся Гришка. И вдруг увидел, что все пассажиры схватились за чемоданы и стали выходить. — Тьфу ты, так этот вокзал, оказывается, рядом был! Что же мы битый час в автобусе сидели?

— Ты же сам сказал, — хитро прищурился Олег, — будем цивилизованными дикарями, а цивилизованные дикари, они ножками, брат, не ходят. Они либо на автобусах двести метров проезжают, либо на такси, что гораздо цивилизованнее и круче.

— Ну и ну, — потряс головой Гришка и выволокся вместе с чемоданом на улицу. Тут, правда, ему пришлось испытать еще большее потрясение, поскольку пассажиры хватали небольшие тележки, припаркованные у входа в подземный переход, и вместе с этими средствами малой механизации исчезали в ярко освещенном тоннеле. Однако никакого служителя, который собирал бы дойчмарки, нигде не было.

— Это что ж, бесплатно все? — облизал Гришка губы.

— Бесплатно, бесплатно, — передразнил его Олег, — берите много, берите две.

— Да я бы все три взял, — обрадовался Гришка, — да их ведь все равно отсюда не укатишь. Ух ты, колеса какие! Классно! На таких бы катнуться, как на самокатах, а?

— Гриша, Гриша, перестань! — потерла виски пальцами Гришкина мама. — Вы же дома обещали мне, что будете вести себя тихо и спокойно.

— Так мы, мама, еще тихо и спокойно себя ведем, — затолкал пузо чемодана на тележку Гришка и помчался вперед по туннелю.

Следующие полчаса экспедиции пришлось, лихорадочно листая разговорник, разбираться в расписании. Наконец подходящий поезд на Берлин был найден, и даже куплены билеты, но, увы, до посадки оставалось никак не меньше часа.

— Очень хорошо, — принялась что-то соображать Гришкина мама. — Пойдемте, я вас сейчас в кафе отведу…

— В кафе? Ага… — обрадованно переглянулись Гришка и Олег, которые после постного аэрофлотовского завтрака были вовсе не прочь перекусить.

— Да, посидите там полчасика, потом я подойду, и двинемся на перрон. А я пока сестре позвоню, чтобы она не волновалась. Мы в Берлин к моей университетской подруге заедем, а в Лейпциг уже, наверное, на следующий день.

— Нам все равно, — бодро заявил Гришка, — в Берлин так в Берлин.

Гришкина мама завела ребят в симпатичное кафе под названием «Митропа». Само помещение было увито искусственными и натуральными растениями, размещенными по углам в кадках. В центре кафе почему-то возвышалась стойка, на которую официантки складывали подносики и грязную посуду. Рядом была закреплена вешалка.

— Не, я здесь раздеваться не буду, — заявил Гришка. — Чё это я рядом с помойками свой куртец держать буду?

— Ну как хотите, — махнула рукой Гришкина мама. — Вот десять марок. Купите себе кофе и бутерброды и отсюда ни ногой.

— Да нет, здесь очень уютно, — решил успокоить ее Олег. — Десять марок нам надолго хватит. Никуда мы не денемся, идите звонить.

— Ну ладно, — махнула очередную таблетку валерьянки Гришкина мама, усадила ребят за столик, купила им по чашке кофе и по бутерброду с ветчиной и помчалась звонить.

Друзья, прихлебывая крепкий кофе со сливками, принялись за изучение языка страны пребывания.

— А вот скажи мне, геноссе, — наморщил лоб и принялся листать страницы разговорника Гришка, — как будет по-немецки такая вот фразочка: «Еще раз подтверждаем, что в момент погрузки мешки с товаром были в состоянии, описанном в коносаменте»?

— Какие кони? — даже привстал со своего места Олег. — Ты чё гонишь?

— Да все очень просто, — отмахнулся от него Гришка. — По-немецки звучит это так: вир бестатиген нохмальс дас бей дер верладунг ди саке мит дер варе ин дем зустанд варен лер им коносамент бешрайбен ист!

— Стой, стой! — прервал его Олег. — Ты чего сразу в дебри полез? Ты давай что-нибудь попроще, нам познакомее!

— Познакомее? — принялся шуршать страницами книги Гришка. — Вот раздел в разговорнике «Полеты». Только что с тобой летали, слышал там, что стюардесса верещала по-немецки? Так что давай, ответствуй, как на языке местных аборигенов будет фразочка: «Меня тошнит»…

— Тьфу! — плюнул Олег, так как собирался откусить аппетитненький кусочек бутерброда с ветчиной, прикрытый сверху веточкой петрушки. — Ну-ка, дай книжку сюда, я сам тебя проинспектирую.

Олег проглотил кусок бутерброда, залакировал чашечкой кофе и углубился в чтение.

— Нашел: «Наши условия платежа инкассо…» Блин, тоже что-то не то. Погоди, погоди… Ну ладно, вот наконец поспокойней! «У меня нет мелочи». Слушай внимательно, дундук! «Я хабе кейн клейнгельд!»

— Да уж, — вздохнул Гришка, — мелочи у меня действительно «я хабе». Всего вот три марки осталось. Ну пойду я еще кофейку, что ли, куплю, а то маманя там совсем заговори…

Окончить свою фразу Гришка не успел, потому что глаза его расширились, брови взлетели вверх, так что, казалось, челка от изумления чуть подпрыгнула. Олег проследил за его взглядом и сам на секунду онемел. За чисто вымытыми стеклами, где по улице шмыгали «Мерседесы» и такси, шел человек с элегантным черным кожаным кейсом, с пиджаком через руку. Обряжен он был в белую, вероятно, впервые надеванную рубаху, модный шелковый галстук трепал ветер. Кудри его он трепать не мог, поскольку у человека короткая прическа, подчеркивающая мощность его челюстей и сухую строгость линий рта и прямого носа. Да, в этом джентльмене, только что сошедшем с самолета из Лондона, трудно было узнать того самого парня, который гнался за ними в камуфляжной форме по русским болотам. И тем не менее это был он, или почти он. Вылитая копия, двойник Первого.

Гришка, вдруг спохватившись, сделал резкое движение и отвернулся от окна. Первый, а это был он, мгновенно среагировал. Нахмурившись, он посмотрел в стекло и узнал Олега. Первый тут же взял себя в руки, поскольку приостановил шаг лишь на долю секунды. Однако Олегу уже все стало ясно.

— Он нас узнал, линяем! — вцепился он в Гришкину руку и, подхватив чемодан и одежду, рванул из кафе. — Стоп! — вдруг остановился он. — Там он нас перехватит. Выход же в один тоннель. А ну-ка сюда! — Олег шмыгнул под стойкой, около которой никого не было, и потянул друга в служебный коридор.

Ребята оглянулись, и теперь им стало совершенно ясно, что они имеют дело не с двойником, а с самым натуральным Первым, поскольку тот, видя, что мальчишки улепетывают, бросился к стеклу и сложил ладошки домиком.

— Неужто сейчас напрямую к нам ломанет? — пролепетал Гришка и помчался, не разбирая дороги, по узкому коридорчику.

Тут они чуть не сшибли веснушчатого немца-крепыша, который десять минут назад наливал им кофе. Остолбеневший немец распластался вдоль стенки, даже не пытаясь задержать двух подростков, совершивших немыслимый для любого добропорядочного гражданина поступок: ворвались в служебное помещение. Потрясенный официант, который на своем жизненном пути не встречал ничего более ошеломляющего, только хлопал рыжими ресницами, когда Гришка, толкнув очередную дверь, увидел, что она выходит на какой-то перрон.

— Иди сюда, быстрее! — зашипел он, заметив, что проводник рядом стоящего вагона уже дает сигнал к отправлению.

Гришка и Олег запрыгнули в тамбур, и дверь, мягко шипя, за ними затворилась. Поезд без толчка, очень плавно, тут же поехал прочь от станции. Мальчишки присели на корточки и увидели, как на перрон, не на тот, откуда они отправлялись, а на соседний, выбежал Первый и принялся дико озираться.

— Смотри, смотри, голубчик! — хмыкнул Гришка. — Много ты высмотришь теперь!

— Да, будут у тебя проблемки!

— Проблемки будут и у нас! — пробормотал Олег. — Ты, например, знаешь, куда мы едем?..

Долго сидеть в тамбуре Гришке и Олегу показалось неудобно. Тем более что из вагона в вагон нет-нет да и ходили пассажиры и искоса поглядывали на мальчишек, присевших у дверей. Одна тетка даже остановилась и принялась им что-то выговаривать, но видя, что подростки ее не понимают, попыталась перейти на язык жестов. Посмотрев на ее телодвижения с полминуты, Олег и Гришка сообразили, что она тыкает им под ноги. Там оказался рисунок: ступни, перечеркнутые белой полосой.

— А-а-а, — догадался Гришка наконец. — Это здесь помечено, что у дверей стоять опасно. Ну конечно, каждый любой демократический гражданин может стоять, где ему заблагорассудится, но вот власти предупреждают, что потом пусть пеняет на себя, если ноги прихлопнет.

Гришка с Олегом вышли в коридор вагона, а тетка что-то бегло, будто короткой автоматной очередью, пробурчала им вслед. К счастью, она отвязалась и пошла по своим делам, а друзья принялись осматриваться. Они юркнули в первое же попавшееся купе и затаились. Хотя поезда дальнего следования с вокзала Шенфельд и не ходили, место, где расположились Гришка и Олег, скорее напоминало пассажирский поезд, чем электричку. Здесь было пять мягких кресел, два откидывающихся столика, печка с регулятором, которую Олег тут же принялся рассматривать. На окнах висели веселенькие занавесочки, такие же занавески, с тем же рисунком, прикрывали стеклянные двери. Кроме того, Олег обнаружил в купе зеркала и полочки. Потом его угораздило заглянуть в какой-то ящичек:

— Тьфу! На мусорку нарвался! А это что такое? — пальцами вытянул он с небольшой полочки длинный бумажный пакет. — Смотри-ка, да это никак расписание движения нашего поезда!

— Иди ты! — восхитился Гришка. — Да не может такого быть! Если в каждое купе такую штуку забрасывать, так их и покрадут.

— Но ведь не крадут, — сказал Олег, — либо печатают их так много, что все и не скрадешь. Давай посмотрим, может, чего и разберем.

Поначалу въехать в смысл текста, с по-немецки длиннющими, как автострады в Америке, фразами, было трудно. Наконец ребята сообразили, что нужно в первую очередь обращать внимание не на текст, а на весьма красноречивые рисунки. Повертев проспект и так и эдак, ребята сделали вывод, что в поезде, помимо всего прочего, есть туалеты, камера хранения, ресторан, бистро, спутниковый телефон, хранилище для велосипедов и автомашин.

— Ну немцы, ну дают! Ну бюргеры зажравшиеся! — все никак не унимался Гришка. — Хранилище для велосипедов я понять могу, хотя могли бы и в тамбурах постоять, ничего страшного, но машины-то на фига на платформы загонять?

— Ну мало ли, — пожал плечами Олег. — Вдруг какой-нибудь герр едет, скажем, из Гамбурга куда-нибудь в Париж. Ну устал немножко, захотел выпить, закусить, не будет же он за рулем, как в каком-нибудь «Автомакдональдсе», хавать. Вот он машинку на платформу загонит, вещи в камеру хранения сдаст и спокойненько пойдет в ресторан, поест-попьет, в окошко посмотрит.

— Да, круто! — уважительно перелистал еще раз листки проспекта поезда Гришка. — Интересно, вот эта левая колонка — это, видимо, станции, на которых останавливается поезд. Но вот куда он едет?

— Подожди, сейчас будет первая станция, — успокоил его Олег. — Сразу и увидим. Единственное вот непонятно, че нам будет, что мы тут без билета едем?

— Да ничего не будет, наверное, — выдвинул предположение Гришка. — Я слышал, что здесь и в поездах билет можно купить, а деньги у нас есть. Так что не волнуйся и расслабься.

— Как же, расслабишься тут, — усмехнулся Олег. — Как представлю, что нас твоя мама в кафе не найдет, так самому хочется в обморок хлопнуться.

— Ну что же делать, — развел руками Гришка. — А если бы она нас там увидела хлопнутыми Первым, думаешь, лучше было бы?

— Да нет, было бы хуже!

Пока ребята обсуждали сложившееся положение, за окном электрички мелькала типичная аккуратная Германия. Если дорога — то ровная, если канава — то стрела, если поле — то с зелеными ростками в стандартных три миллиметра. Поезд успел отъехать от платформы всего километров на десять, а леса стали подступать вплотную к железнодорожному полотну. Но лес был непривычным для друзей. Не русский какой-то. Они долго приглядывались — в чем дело, почему здешний пейзаж оставляет такое странное ощущение? И, наконец, как в головоломке, где нарисованы картинки, и предлагается найти десять отличий, стали различать, чем именно немецкие лесопосадки отличались от их родных рощ и парков.

Сосны здесь были очень худенькие и прямые, ветви дубов росли гораздо ниже, чем в России, едва-едва не касаясь травы. Худосочные березы образовывали купола ветвей вверху, будто были они не северные растения, а самые настоящие южные пальмы. С интервалом примерно в пять минут езды Гришка и Олег замечали на лесных опушках аккуратно увязанный валежник, а пару раз даже и лесенку, по которой, вероятно, лесник взбирался, чтобы отпиливать ненужные дереву сучья. Впрочем, природа властвовала здесь лишь местами. На небольших станциях с деревянными и кирпичными зданиями, похожими на рыцарские замки, проглядывала и вполне городская тематика: надписи, начертанные местными любителями аэрозольной краски.

Вскоре поезд, который и рад был бы весело стучать колесами, да амортизаторы не давали, стал затормаживать, включились какие-то динамики, и мелодичный женский голос что-то сказал по-немецки. Гришка уловил несколько слов и принялся рассматривать буклет.

— Ну точно, точно, — выглянул он в окно, сверившись с наплывающей на них вывеской. — Вот эта станция. Значит, мы движемся вот в эту сторону. Смотри-ка, — восхитился он, глянув на часы, — минута в минуту приехали! Может быть, прямо здесь и сойдем?

— Подожди, не торопись, — осадил его Олег. — Неизвестно, вдруг Первый за нами на машине рванул. Ты заметил, автострада прямо от аэропорта все время вдоль железки идет. И давай посмотрим, где нам лучше пересадку сделать, чтобы в Берлин попасть.

— А в Берлин-то нам, пожалуй, и незачем, — стал покусывать нижнюю губу Гришка. — Тут, понимаешь, какое дело, я ведь не знаю, где в Берлине мамина приятельница живет.

— Как не знаешь? — охнул Олег. — Так мы что, выходит, потерялись здесь?

— Нет, ну почему же потерялись. Где тетку искать в Лейпциге, нам написали.

— Так то в Лейпциге, это далеко очень.

— Не, вряд ли, — наморщил лоб Гришка, пытаясь извлечь из глубин памяти географические сведения. — По-моему, Берлин и Лейпциг, они, когда еще единой Германии не было, в восточной части были. Значит, где-то достаточно близко.

— Да, ну давай посмотрим, как нам в Лейпциг попасть, — взял второй проспектик Олег. — Хорошо, если по этой ветке, по которой мы едем, а если нет? Где пересаживаться-то?

— Это просто, — принялся водить пальцем по строчкам Гришка. — Видишь, вот жирным шрифтом выделена станция? От нее стрелочки идут. Вот здесь можно пересесть на Гамбург, а вот отсюда уехать в Бонн. Понял? Все элементарно, Плаксон!

— Я не Плаксон! — обиделся Олег. — Просто поневоле занервничаешь. Языка мы с тобой не знаем, бродим тут, как чукчи. Неровен час, еще кондуктор придет.

Внимательно поизучав буклетики, Гришка и Олег выяснили, что им нужно выходить на следующей станции — «Биттерфельд», садиться на другой поезд, который и должен был довезти их до Лейпцига, судя по расписанию, через сорок минут. Никакой проверяющий, на их счастье, к ним не подошел, хотя по вагону и слонялись деловито какие-то люди в форменных фуражках. Но то ли это были официанты, то ли носильщики, друзья не разобрались и с облегчением покинули вагон на станции «Биттерфельд». Гришка, правда, воровато озираясь и оглядывая верх купе на предмет установленных видеокамер, сунул-таки в карман расписание движения поездов.

— Пригодится, — пояснил он Олегу. — Мало ли что?

Перрон, на котором оказались сыщики, был совсем небольшим. Здесь стояли транспаранты, один из которых извещал, что это станция «Bitterfeld», а на двух других были выведены надписи: «Gleise-1» и «Gleise-2».

— Посмотри-ка в своем поминальнике — подтолкнул Гришку Олег, — что это такое — «глейц»?

— Да тут и смотреть не надо, — усмехнулся Гришка, — это же «путь». Путь первый и путь второй. В одну и другую сторону. Ладно, пойду я билеты покупать.

Олег только усмехнулся такой самоуверенности друга. Но Гришка и в самом деле не ударил в грязь лицом. Хотя ему и пришлось полистать страницы разговорника и довести солидного мужчину в окошке кассы до белого каления, объясниться он сумел и гордо продемонстрировал другу два билета на электричку до Лейпцига. Вскоре нужный состав оказался у перрона. Друзья недоуменно переглянулись. Электричка выглядела совсем иначе, чем та, на которой они ехали. Та была обтекаемой формы, чуть приземистая, с отдельными купе. А эта была двухэтажная.

— Может быть, это вовсе не электричка? — огорошено замигал глазами Олег.

Тем временем поезд остановился, его автоматические двери отворились, и оттуда выскочили мужчины-проводники в синей, похожей на летчицкую, форме.

— Ну давай сейчас спросим, — двинулся вперед Гришка и стал тыкать билетами проводнику.

Тот взял бумажки, бегло осмотрел их и направил пассажиров в вагон: «Битте, битте!»

— Что «битте»? На Лейпциг-то он идет? Нах Лейпциг?

— Ляйпциг, Ляйпциг! — подтвердил немец. — Битте, битте, шнель!

«Шнель» ребята поняли, быстренько заскочили в вагон, и он тут же, словно мягко оттолкнувшись от перрона, отправился в путь. В этом вагоне никаких купе не оказалось и в помине. В начале его с одной и с другой стороны тянулся ряд мягких кресел, дальше шли прозрачные пластиковые перегородки, среди которых были расставлены столики и креслица. Друзья решили не придираться, хотя такое разнообразие электричек их несколько удивило, и заняли свободные места у окна. Гришка хотел было вынуть из кармана стибренное расписание поезда, как увидел, что и здесь лежит точно такой же буклетик, только с пометкой, что предназначен он для данного конкретного рейса направлением на Лейпциг.

— Ну вот, — расслабился Гришка. — Думаю, мы теперь попадем куда надо. Как бы теперь маманя «хвоста» не привела. Придется нам тогда полиции пожаловаться.

— Да тут десять раз подумаешь, прежде чем жаловаться, — пробурчал Олег. — Помнишь, как нас в посольстве допрашивали: что да зачем? Узнают, что мы здесь от преступников скрываемся, и попрут нас вместе с этими преступниками отсюда. Думаешь, им своих жуликов мало, чтоб мы тут чужих завозили?

— Проблемка, — забарабанил пальцами по столу Гришка. — Придется ее как-то решать. А все-таки мы тут неплохо сидим, а? — подтолкнул он Олега в бок.

— Да, «Европа класс А», — согласился Олег, откинулся на спинку кресла и, сладко жмурясь, будто кот, облопавшийся по недосмотру хозяйки свежей сметаной, задремал.

Гришкиной маме по идее полагалось ежеминутно хлопаться в обморок, но лошадиные дозы валерьянки сделали свое дело: она стала непробиваемой и спокойной, как робот-убийца «Терминатор-1», в которого конструкторы никакие чувства и не думали закладывать. Когда Гришкина мама возвращалась с известиями, что в Берлин она таки дозвонилась, и их с нетерпением ждут, то в кафе застала некоторую суматоху. Не проведя и нескольких часов на немецкой земле, она уже поняла, что торопиться и высказывать громко свои чувства здесь не принято. Однако кафе не то чтобы бурлило, но побулькивало определенно.

Посетители обсуждали невероятное происшествие, связанное с двумя подростками, которые вдруг, ни с того ни с сего, убежали через служебный вход кафе. Бармен, интимно перегнувшись через стойку, рассказывал какие-то подробности даме в меховом манто, у которой глаза с каждым его словом расширялись все больше и больше и стали вскоре похожи на блюдца.

Поскольку Гришкина мама готовилась к поездке тщательнее, чем Гришка, и освежила знание немецкого, полученное когда-то в школе, она тут же догадалась, о чем идет речь. Невероятным усилием воли подавив панику, которая возникла у нее, когда она увидела, что в кафе нет не только ее сына, но и его друга, она присела за столик. Услышав краем уха, что, похоже, за мальчишками гнался какой-то хорошо одетый господин, вероятно, комиссар полиции, как предполагали досужие зеваки, она сообразила, что шайка-лейка, которая преследовала детей в России, достала их и здесь, в Германии.

Вскоре тот самый «господин» появился в кафе снова и, отрекомендовавшись внештатным сотрудником полиции, начал разговаривать с барменом, пытаясь выяснить, не знает ли он, куда именно направлялись мальчишки. Тот лишь пожимал плечами, разводил руками. Пока Первый был занят расспросами, Гришкина мама, прикрыв шляпой лицо, выскользнула из кафе. Прежде всего она тщательно обследовала окрестности. Но, равно как и Первый, никаких следов мальчишек она не нашла. Тогда, решительно двинувшись к расписанию, она принялась внимательно всматриваться в него, лихорадочно пытаясь сообразить, куда именно могли уехать дети. То, что они уехали, она не сомневалась — иначе, увидев ее, они бы вылезли из убежища.

«В Берлин они поехать не могли, — соображала Гришкина мама, — они не знают адрес моей подруги. Значит, остается Лейпциг. Первым делом, конечно, надо сообщить в полицию».

Прежде чем поднимать на ноги стражей порядка, Гришкина мама позвонила подруге, сообщив, что к ней она так и не попадет, а затем и сестре в Лейпциг. Она спросила, каким образом здесь принято обращаться в полицию, с кем иметь и с кем не иметь дело.

— Знаешь что? — занервничала сестра. — Если ты думаешь, что дети поехали ко мне в Лейпциг, тогда давай притормози. В последнее время в газетах много пишут про братьев-славян, которые наводнили Германию и занимаются здесь разбоем. Как бы вас под общую метлу не выставили отсюда. Если тут в бюрократическую машину попадешь, неприятностей не оберешься. Я сейчас пойду на вокзал, буду высматривать Гришу. А дома оставлю Рольфа на тот случай, если твои мальчики доедут до нас каким-нибудь другим путем. Ты мне звони каждые полчаса на сотовый.

Гришкина мама, чтобы не мелькать на вокзале, переместилась опять в аэропорт, три часа нервно мерила его вдоль и поперек шагами, пока наконец сестра радостным голосом не сообщила ей, что Гришку и Олега она отловила на лейпцигском вокзале и сейчас везет домой. Гришкина мама еще раз с облегчением убедилась, что ее дети не пропадут ни в цивилизованной Германии, ни в дебрях тропической Африки, ни у болотах России, проглотила двойную дозу валерьянки и принялась наводить справки, как можно попасть в Лейпциг, минуя железнодорожный вокзал в Шенфельде, где вполне могли дежурить люди, преследующие ее мальчиков.

Гришка и Олег чуть не выскочили из поезда раньше, чем следовало. На одной из станций они увидели промелькнувшую надпись «Leipzig» и решили, что им пора на выход. Но тут в дело вмешались абсолютно седые, как два самых натуральных отцветших одуванчика, дедушка и бабушка, которые ранее на русских подростков внимания не обращали, а тут вдруг вскочили со своих мест, замахали руками и закричали:

— Найн Ляйпциг, найн Ляйпциг!

— Чего это они? — удивился Гришка.

— Найн Ляйпциг, найн! — тыкала в сторону окна старушка.

— Похоже, они говорят, что это еще не Лейпциг, — удивился Олег. Потом глянул еще раз в расписание и хлопнул себя по лбу: — Ну точно. Данке шеен, данке шеен, — закивал он, чтобы успокоить разволновавшихся старичков. — Видно, это грузовая станция какая-то. Там Лейпциг и еще что-то написано — штраубе, что ли. А в Лейпциге все-таки не платформа, а большой вокзал должен быть.

И действительно, вокзал, встретивший двух друзей, был не просто большим, а очень большим — одним из самых крупных в Европе. Восемь платформ прикрывал сверху стеклянный купол. Ребята не успели полюбоваться этим великолепным зрелищем, как на них налетела какая-то тетка и, вереща на высокой ноте, принялась, как она уверяла, прижимать их к сердцу. Гришка, правда, при этом уткнулся ей в плечо, а Олег и вовсе в сумку, висевшую у тетки на плече. Пока мальчишки приходили в себя, тетка на чисто русском, а не на немецком, от которого путешественники уже несколько устали, сообщила, что она и есть Гришкина немецкая родственница. Гришка тетку не признал, поскольку видел ее последний раз в глубоком детстве, но виду не подал. Вряд ли это был подстава от Первого, поскольку Гришка задал парочку наводящих вопросов и убедился, что родственница не липовая, а самая натуральная.

— А я тебя вот такусеньким помню, — показывала тетка размерчик Гришки, когда она видела его в последний раз. Таких, правда, детей не бывало даже и в кино, но Гришка стоически терпел рассказ о том, как и куда он писался, и какие именно пуговицы в каком именно возрасте на ее, теткиных, глазах, проглотил.

— А это вот наш вокзал, — потащила она мальчишек в сторону, взяв их за руки то ли для того, чтобы поддержать, то ли для того, чтобы они не вырвались и не убежали. — Реставрировали несколько лет — и вон какая красота получилась! Нет, на лестницу мы не пойдем, здесь есть эскалаторы. Вы, мальчики, наверное, сильно проголодались.

— Да уж, — открыли было рот Гришка и Олег, чтобы напроситься на немедленный и вкусный завтрак, поскольку даже воспоминание о кофе и бутербродах у них из желудков уже улетучилось.

— Ну ладно, домой приедем, — перебила их тетка, — поедим. А то здесь все жутко красиво и жутко дорого. Нет, это еще не первый этаж. Нужно еще спуститься по эскалатору, а там выйдем на улицу. Правда, здесь все красиво сделали, но товары дорогие, а где и что покупать, я вам скажу. Или вам мама денег не дала?

— Нам мама денег… — начал Гришка, но тетя Марина была, вероятно, из тех, кто предпочитает говорить сам, не ожидая, что именно ответит собеседник.

— Да, конечно, много денег детям давать нельзя, тем более вам, когда вы не знаете, что здесь и как. Здесь все очень сложно, поэтому ни шага от меня не отступайте и из дома одни не выходите. А вот это вот наша привокзальная улица. А вот это вот площадь университетская, а вот университет был в этом красивом здании, видите, треугольником? У нас его еще называют «Зубом мудрости», там теперь какие-то офисы, а куда университет делся, я не знаю. А вот тут вот оперный театр. А это…

— А это — туалеты, — пробурчал Олег. — Знаем, знаем…

— Ничего вы не знаете, — засмеялась тетка. — Эти кабинки — вовсе не туалеты. Это кабинки для спуска в подземный гараж. В общем, испоганили город страшно, страшно, как только могли… Слава богу, памятники еще стоят, так что вы много чего еще увидите.

Однако самое интересное, что встретилось Гришке и Олегу, была афиша нежно обожаемой ими группы «Металлика», которая как раз то ли гастролировала, то ли собиралась гастролировать в Лейпциге.

— Здорово! — толкнул друга Гришка. — Может быть, еще и на «Металлику» попадем. Потом в классе все умоются от белой и черной зависти.

— Если поверят, конечно, — хихикнул Олег.

— Поверят, поверят, мы им билетики покажем, — сжал локоть друга Гришка.

Проведя мальчишек по нескольким улицам то ли из желания показать им город, то ли из нежелания тратиться на такси и общественный транспорт, тетка Марина наконец подтолкнула ребят к солидной двери, которая вела в подъезд жилого дома.

Теткина квартира оказалась на втором этаже и по сравнению с московским малогабаритным жильем друзей казалась просто теннисным кортом.

— Вот, ребята, знакомьтесь, это мой сын Рольф, а это потерявшиеся мальчики.

— Ничего мы не потерялись, — возразил Олег, — если бы мы потерялись, мы бы сейчас в районе Дюссельдорфа где-нибудь ошивались.

— Ну молодцы, молодцы, — не стала спорить тетка Марина. — Вы тут знакомьтесь, а я побегу на кухню — кофе поставлю.

Темноглазый Рольф оказался сверстником Гришки и Олега. Звали его так, потому что тетя Марина познакомилась с будущим мужем, так сказать, немецким немцем, когда тот работал в России по контракту. Некоторое время Рольф, запустив руки в карманы защитного цвета брюк, критически рассматривал гостей. О чем беседовать, мальчишки не представляли. Это тетя Марина привыкла, приходя в любую женскую компанию, тут же находить тему для разговора, а пацанам найти общий язык часто ой как трудно, если они, конечно, не оказывались волей судьбы в одной футбольной команде или не дрались стенка на стенку, с тем, чтобы потом на долгие годы подружиться.

Наконец Олег заметил, что у Рольфа на майке нарисована чудовищная рожа, и что-то написано готическими буквами. Олег тут же сообразил, что имеет дело с поклонником хэви-металл-рок, и выдавил из себя:

— Говорят, к вам «Металлика» приезжает?

— Да, точно, я на концерт иду, — тут же оживился Рольф.

Оказалось, что он весьма неплохо говорит по-русски.

— Проходите ко мне в комнату, — пригласил Рольф ребят в свои апартаменты.

Он плюхнулся в кресло, Гришка присел на стул около стопки видеокассет, а Олег с вожделением глянул на компьютер.

— А в какие игры у вас играют?

— О, последняя вот эта, — оживился Рольф и, взъерошив свою черную шевелюру, переметнулся на компьютерное кресло и тут же застучал пальцами по клавишам.

В общем, когда тетя Марина накрыла на стол, мальчишки уже превратились в трехглавого игрока, который весьма удачно, в шесть рук, мочил жутких монстров в лабиринтах.

— Здорово! — вопил Рольф. — Здорово! Перезаряжай! Гришка, гранату! Бей! Шарах! Готов! Олег, ползи, Гришка, бластер! Бах, готов, сволочь! Слушайте, я так быстро этот уровень никогда не проходил, вот что значит втроем навалиться!

— Мальчики, — постаралась придать своему голосу строгость тетя Марина. — Пора на кухню.

Рольф огрызнулся по-немецки. Тетя Марина по-немецки же строго прикрикнул на него, и Рольфу пришлось нехотя сохранить игру и чапать на кухню. Там, на столике, вовсю исходил ароматным парком свежесваренный кофе.

— Вот садитесь: свежий хлеб, смалец, им можно наесться до отвала.

Обрадованный Гришка оседлал табуретку, подгреб к себе кофе и широким ножом оттяпал большой кусок смальца, положил его на хлеб и с вожделением откусил.

— Что это? — выкатились его глаза из орбит. — Что-то жирное и соленое.

— Так это ж смалец, — закатилась от смеха тетя Марина. — Его здесь все едят. Очень полезная штука.

— Штука, может, и полезная, — через силу проглатывал неизвестное для него яство Гришка, — только из чего она сделана?

— Ну, по-русски, считай что сало.

— Сало с кофе? — изумился Гришка. — Оригинально.

— Гриша, не выдумывай и ешь, — совсем как мама, осадила его тетя Марина. — Здесь все смалец едят, и никто не жалуется.

— Ну так у вас тут, может, не знают про печенье да торты? — съязвил Гришка. — А у нас салом обычно водку закусывают.

При этой фразе Рольф и Олег незаметно усмехнулись.

— Россия, Россия, — отмахнулась от Гришкиных подковырок тетка, набабахала себе на хлеб горку жирного смальца и тут же проглотила в один присест. — Ничего, очень даже вкусно. И к кофе тоже подходит. Здесь, кстати, чай почти и не пьют. Так что отвыкайте.

Лица у Гришки и Олега вытянулись. Друзья как раз были знаменитыми чаеманами.

Гришка и Олег в очередной день пребывания на чужбине маялись от безделья на квартире тети Марины. Их внезапное исчезновение с вокзала Шенфельд навело на маму Гришки страху. Однако после того, как два дня прошли спокойно, и никто личностями Гришки и Олега не интересовался, бдительность родительницы была несколько притуплена. Тем более что Гришкина мама и тетя Марина оказались заядлыми шмоточницами и теперь то и дело бегали по многочисленным лейпцигским магазинам. Гришку же и Олега они вначале водили с собой, но те вскоре взвыли, поскольку, хотя взрослым магазины казались ужасно замечательными и страшно занимательными, для мальчишек все они были на одно лицо. Разве что манекены разные да тряпки на них не одни и те же. И на ценниках чего-то там написано. Нет, это все их не интересовало. А вот сам город — это да!

— Ну мам, ну мам, — выпрашивал Гришка. — Ну как же так? Ну Лейпциг, такой старинный город, а мы так ничего и не увидим.

— Ладно! — наконец смилостивилась Гришкина мама. — Пусть тогда вам Рольф город покажет. Ты ведь покажешь мальчикам город, Рольф?

Рольф, честно говоря, не горел желанием выступать в роли гида, но Гришка, с которым он уже сдружился, так пнул его ногой под столом, что Рольф тут же усиленно закивал головой.

— Ну вот и прекрасно! — обрадовалась Гришкина мама. — Ты ведь, Рольф, в гимназии учишься от дома через дорогу? — Рольф снова закивал, боясь брякнуть что-нибудь не то и получить по ноге еще раз. — Ну вот после занятий мальчики за тобой и зайдут.

И вот Гришка и Олег вынуждены были ждать, пока у Рольфа закончатся факультативные занятия в гимназии. Вначале друзья мучили телевизор, но по всем двадцати девяти его каналам шли совершенно непонятные передачи на немецком. Попялившись на рекламу, которая сильно отличалась от той, что они видели дома, россияне со вздохом выключили ящик и принялись бродить по квартире. Гришка вертел специальное устройство для регулирования температуры в квартире, пытаясь понять, как оно работает. Олег с неменьшим интересом изучал смеситель новой конструкции на душе. Смеситель и правда был необычный. С его помощью можно было один раз настроить температуру воды, а потом только открывать и закрывать один кран.

Наконец чудеса немецкой техники наскучили мальчишкам, и они уселись у окна, вяло обсуждая свои дела.

— Ну а что мы можем сделать, — пожал плечами Гришка. — Если бы текст с медальона не пропал… А так… — безнадежно махнул он рукой. — И чего они к нам привязались? Как им дать понять, что толку с нас, как с козла молока?

— Да, тяжелый случай, — вздохнул Олег. — Не можем же мы все время по заграницам шляться?

— А что? Было бы неплохо, — весело глянул на него Гришка. — Никакой тебе школы — сплошные путешествия.

— Однако от них не оторвешься, — хмыкнул Олег. — Видишь, даже в Германии они нас зацепили.

— А я вот думаю, — нахмурился Гришка, — а может быть, и не случайно? Ведь в Москве они оставили нас в покое? А тут вдруг подумали, а с чего это мы за границу едем? А не по делам ли, связанным с медальоном? Сечешь, в чем дело?

— Ух ты! — аж привстал с подоконника Олег. — Выходит, мы их как бы спровоцировали.

— Все может быть, все может быть, — задумчиво смотрел на пешеходов, степенно шагающих по улице, Гришка. — По крайней мере ближайшее будущее покажет.

Наконец, совершенно измаявшись, друзья дождались, пока у Рольфа закончился факультатив, перешли через дорогу и вошли в здание, где располагалась гимназия имени Иммануила Канта, известная тем, что местные школьники изучали здесь третьим языком русский. Длинное здание казарменного типа снаружи было украшено хилой надписью — кто-то очень несмело намалевал бледным спреем логотип «Металлики» и, видать, повизгивая от своей крутости и страха, убежал прочь.

Внутри, к удивлению Гришки и Олега, которые судили о загранице по многочисленным просмотренным ими фильмам, не было никакой стенной росписи. Только светло-желтые пустые стены, изредка украшенные рейками вешалок. Класс, где занимался Рольф, был не совсем обычным: никаких парт там не было, стояли лишь полукругом стулья. Поскольку занятия окончились, и факультативщики расходились по домам, Гришка с Олегом зашли туда. Комната имела вид весьма жалкий: железные стулья, обшарпанная стальная этажерка, на которой разместился — мальчишки не поверили своим глазам! — старенький проигрыватель грампластинок. Рядом валялись рваные, изрезанные журналы «Girl» и древние записи еще гэдээровской группы «Пудис».

— Слушай, — с недоумением оглядывался кругом Гришка. — А где же этот, как его? Развитой капитализм? Да у нас в классе в сто тысяч раз все лучше изукрашено!

— Не изукрашено, а украшено, — поправил его Олег. — А потом ты не забывай, что класс-то наш в городе Москве находится. Хотел бы я посмотреть, как школы где-нибудь в городе Канске Красноярского края выглядит.

— Ну по крайней мере думаю, что лучше, чем здесь, — пожал плечами Гришка и, забрав Рольфа в плен, обхватил его за плечи и выволок из гимназии.

— Ну что, мужики? — хитро посмотрел Рольф на гостей. — Погуляем? Мне ваша маманя под культурную программу хорошую сумму в марках выдала.

— А ну давай делись! — тут же подступил к нему Гришка.

— Черта с два! — отскочил от него Рольф и засмеялся. — Ну ладно, давайте гульнем, а что останется, разделим!

— Вряд ли чего останется! — философски заметил Олег, и мальчишки, весело рассмеявшись, пошли прочь от здания школы.

Рольф шел вперед довольно целенаправленно: как-никак в этом городе он прожил всю свою сознательную жизнь. Гришка и Олег вертели головами, словно танк, башня которого сошла с ума и ездила вокруг своей оси на триста шестьдесят градусов. Вот табличка, извещающая, что в этом доме жил и работал знаменитый композитор Мендельсон, под музыку которого проходят в России все свадьбы. Вот чудной фонтан — никакой таблички не было, и потому Гришка окрестил это монументальное сооружение «девушкой с ведром». Девушка, правда, несла там два предмета, причем больше похожие на горшки, а не ведра.

Покинув Гольдшмидтштрассе, компания вышла на Университетштрассе и опять попала на новую же «штрассе», то есть по-немецки «улицу». Здесь Гришка с Олегом тормознули у Музея истории Египта. Он, на счастье Рольфа, который терпеть не мог таких заведений, был закрыт.

— Вам чего, и в самом деле интересно? — покосился Рольф на друзей.

— Ну конечно! — удивился Гришка. — Во-первых, мы за границей в первый раз, во-вторых, у вас здесь здорово — вот что я тебе скажу. Не цените вы этого. Чисто так, красиво и уютно. А потом, куда нам тут рваться? В «Макдональдс», что ли? У нас их в Москве штук десять, да дискотеки ваши, и ночные клубы, думаю, от наших не шибко отличаются. Разве что, — помедлил он, вспоминая старенький проигрыватель грампластинок в гимназии, — в худшую от нас сторону.

— Ой, ладно! — махнул рукой Рольф. — Пошлите покажу вам наши самые главные достопримечательности. Нам о них на уроках истории настолько уши прожужжали, что до конца жизни теперь помнить будем.

Рольф решительно повел ребят узкими улочками, от которых разбегались переулки и, выпирая из общего ряда, то и дело высовывались супермаркеты и магазины готового платья.

— Ну вот! — небрежно махнул рукой в сторону Рольф, словно знакомил школьных друзей с новой дачей своих родителей. — Собор святого Томаса. Здесь исполнял свои фуги Бах.

Гришка и Олег с уважением посмотрели на знаменитое здание. Одним фасадом оно напоминало верх бисквитного пирожного, а другим, из-за того, что там отсутствовали белые стены — срез шоколадного торта. Шоколадная сторона собора была богато украшена хитрым кондитером: множество розочек над дверьми и стрельчатыми окнами, слуховых оконец, шпилей, других готических прибамбасов. Словом, собор выглядел не как храм, а как конфетная коробка. Дав друзьям полюбоваться на достопримечательность, Рольф повел их дальше и через пять минут снова остановился, картинно обратив руку к очередному архитектурному достоянию города.

Собор святого Николая был не в пример строже и аскетичнее. Он напоминал насупленного старика-монаха, присевшего на минуту отдохнуть, да так и вросшего в землю в глубокой задумчивости.

Далее экскурсия продолжалась рывками, так как в центре города старинные здания соседствовали с ничем не примечательными пятиэтажками вроде наших «хрущевок». Это, как объяснил Рольф, были застройки пустот, возникших из-за бомбежек во время Второй мировой войны.

— Ратуша, — гостеприимным жестом направлял взоры друзей налево Рольф, а потом мчался дальше, обтекая очередной серый прямоугольник. — Маркет, — и снова короткая перебежка. — А вот это, — глубоко вздохнул Рольф, так что ноздри его широко раздулись, — место, где мы наконец-то пообедаем.

— «Тюрингенброд», — прочитал Гришка с трудом, поскольку готические буквы выглядели достаточно замысловато.

— Сейчас я вас угощу — впереди жаркое по-тюрингски. Ну, пошли, — подтолкнул Рольф двух друзей ко входу в ресторан.

— Да ты чего, рехнулся? — обернулся к нему Олег. — У нас же денег не хватит!

— Да хватит, хватит, — не все тут так дорого, — хохотнул Рольф. — Мы иногда, когда маманя расщедрится, с друзьями сюда приходим. Ну, пиво тут нам, конечно, не подадут, но еда вам понравится.

В ресторане русским друзьям Рольфа понравилось буквально все: и уютный зальчик, выдержанный в коричневых тонах с отделкой из настоящего дерева, и широкие удобные столы, и опрятные официантки в национальных костюмах, и, конечно же, еда, от которой пахло не как от жестяных консервов, а вполне домашней пищей. Особенно ребят изумляло то, насколько свободно Рольф говорит и по-русски, и по-немецки. Только что он о чем-то просил мило улыбающуюся официантку и тут же умолял Гришку не трогать приборы, пока не принесут еду. Для самого же Рольфа это не было удивительным: ведь он жил в этой стране и был здесь своим. И еще неизвестно, какой язык он знал лучше — русский или немецкий.

Натюрингившись, как выразился Гришка, в ресторане, друзья вышли на улицу в приподнятом настроении.

— Так! — глянул на часы Рольф. — Давайте-ка в магазин заглянем! Мне нужно пару кассет купить. Ребята обещали последние диски «Ромштайн» записать.

— А, ну да, дело стоящее! — закивали Гришка и Олег, для которых, в отличие от взрослых, эти слова не звучали как абракадабра.

Вся компания весело ввалилась через охранный турникет в какой-то большой супермаркет и поехала по эскалатору на второй этаж, где, судя по вывескам, продавалась канцелярия, и был музыкальный отдел. Кассеты здесь были навалены в большие бачки, похожие на мусорные, и немцы, преимущественно молодые, студенческого вида, ходили и рылись в них, словно в сэконд-хенде. Рольф, который прекрасно ориентировался в подобного рода магазинах, сразу отобрал, что ему было нужно, расплатился, и компания остановилась в холле, решая, куда двигаться дальше. Вдруг Гришка, ни слова не говоря, схватил за шиворот Рольфа и Олега и втянул их в небольшую нишу, которую образовывали веселые манекены в спортивных костюмах.

— Ты… ты чего? — захрипел Рольф, с ужасом хватаясь за свое горло. — Ты что, меня задушить захотел?

— Триллеров меньше смотреть надо! — одернул его Гришка. — Олег, встань поглубже!

— Да в самом деле, что случилось?

— Не что, а кто, — осторожно выглянул наружу Гришка. — Я тут, кажется, Первого видел.

— Не может быть! Неужто выследил? — побледнел Олег.

— Слушай, Рольф, — обернулся Гришка к приятелю, — будь другом — выгляни. Там около кассы мужик стоит. Лицо у него такое суховатое, вытянутое, довольно молодой. А ты, Олег, за ним выгляни, чтобы тебя незаметно было.

Выдохнув воздух, будто собираясь прыгнуть с парашютом, из-за манекена высунулся Рольф, а затем, хоронясь за его спиной, Олег. Головы мальчишек всего лишь на секунду появились в зале и тут же спрятались.

— Он, точно он, — подтвердил Олег.

— Интересненько, интересненько, — присел на корточки Гришка. — Знаете что? А давайте за ним проследим! Узнаем, где он живет. Он-то нас еще не заметил?

— К-кажется, нет.

— Ты чего, испугался? — повернулся Гришка к Олегу.

— К-кажется, да. Сам бы на себя посмотрел, — буркнул тот. — Ты сейчас выглядишь не лучше, чем граф Дракула, которого с поличным в донорском пункте сдачи крови поймали. Да и потом, как следить мы за ним будем? Задержится он чуть на эскалаторе, мы в него и врюхаемся. Думаешь, он нас не узнает?

— Определенно узнает, — согласился Гришка. — Но выход есть.

— Какой?

— Вот он, выход, — ткнул Гришка в Рольфа. — Его-то он еще, надеюсь, в лицо не видел? Вначале за ним пойдет Рольф. Потом и мы с тобой.

— А это не опасно? — поежился Рольф, который, как и большинство жителей спокойной, сытой Западной Европы, не любил ввязываться ни в какие истории.

— Конечно, опасно, — пожал плечами Гришка. — Но, думаю, менее опасно, чем когда мы под пулями на болоте бегали. Верно, Олег?

Тот лишь серьезно кивнул, и оба русских мальчишки уставились на своего немецкого приятеля.

— Ну надо, так надо, — пожал тот плечами, поскольку ни одному подростку в мире не понравится, если его заподозрят в трусости.

Выглянув еще несколько раз из-за манекена, Рольф запомнил приметы мужчины, и, как только тот с покупкой под мышкой направился к эскалатору, выскользнул за ним. Досчитав до десяти, из укрытия выбрались и Гришка с Олегом. Самого Первого они видели не все время. То его спина исчезала за перекрытиями, то ее заслонял какой-то стенд, но вот за Рольфом следить было удобно, поскольку его бейсболка выделялась красным пятном на общем фоне, словно мухомор в лесу.

— Слушай, — шепнул Олег Гришке на ухо, — давай догоним и скажем, чтобы он снял с себя гриб этот.

— Ничего, — успокоил его Гришка. — Пусть ведет себя естественно. А то напугаем, начнет дергаться. Нам же всего-то надо этого Первого до дома довести. Где он живет — дома или в гостинице? А может, ничего не получится: такси он сейчас возьмет и пока-пока…

Но Первый такси брать не собирался. Он вышел на улицу, глянул на часы и прогулочным шагом направился к центру города. За ним с таким же скучающим видом двигался Рольф, а по другой стороне улицы — Гришка и Олег, удачно пристроившиеся в хвост дородной семейной паре, тащившей на себе охапку покупок. Дойдя до центральной площади, Первый еще раз взглянул на часы и уже более целеустремленным шагом двинулся в небольшую крытую галерею, уходившую в глубину жилого квартала. Рольф тут же нырнул за ним. Олег и Гришка, не уверенные, далеко ли ушел их преследуемый, осторожно подобрались к углу и заглянули в полумрак. Впереди мелькнула бейсболка Рольфа, и друзья сообразили, что он по-прежнему преследует Первого. Чуть ли не на цыпочках, поскольку в галерее гулко отдавался каждый шаг, они двинулись в глубь кварталов, но за очередным поворотом Рольфа не увидели.

— Черт! Наверное, Первый слишком быстро идет, — прошипел Гришка. — А ну давай бегом!

Однако не успели они сделать и пяти шагов, как из темноты вынырнула чья-то рука и схватила Гришку за рукав. Он крутанулся на месте, дернулся было и вдруг обмяк.

— Тьфу ты, черт! — сплюнул он. — Напугал чуть ли не до полусмерти!

— Это тебе маленькая компенсация, — осклабился Рольф. — За то, что ты нас чуть в супермаркете не задушил.

— Ну чего? Ты его упустил, что ли? — кинулся с расспросами Олег.

— Да нет.

— Чего «да нет»?! Да или нет? В квартиру, что ли, вошел какую или в офис?

— И не в квартиру, и не в офис. Вон, — показал вперед Рольф.

Мальчишки оглянулись. Впереди маячили какие-то скульптуры, и вниз вел ход.

— Стоянка для подземных гаражей?

— Да какая стоянка! — прыснул Рольф. — Ресторан это. Чего, не узнаете фигуры, что ли?

Гришка прищурился и увидел, что одна из статуй изображает некое хвостатое существо с рожками на голове и чрезвычайно хитрой лисьей мордой.

— Вроде черт.

— Не черт, а Мефистофель, — торжественно поднял палец кверху Рольф. — Это вход в ресторан. В ресторан «Фауст». Тот самый «погреб Ауэрбаха», который Гете описал в своем «Фаусте». Одна из наших достопримечательностей. Забыл показать. Сейчас вспомню, как там Гете писал:

«А Лейпциг — маленький Париж.

На здешних всех налет особый,

Из тысячи нас отличишь» note 1.

— А мы-то думали, — схватился за голову Гришка, — что за «Фауст» такой? И фаустпатроны перебрали, и московские все забегаловки. А вот оно, оказывается, в чем дело! Слушай, Рольф, — со свойственной ему напористостью обратился Гришка к приятелю, — а ты не мог бы этого, того…

— Чего — того? — не понял Рольф Гришку, думая, что не в состоянии разобраться с каким-то новым русским сленгом.

— Ну того, — неопределенно махнул Гришка рукой в воздухе, словно фокусник, у которого фокус не получился, но вот-вот получится. — Ты бы не мог туда за нашим Первым спуститься и посмотреть, чего он там делать будет? Или с кем встречаться? Тебя-то он в лицо не знает.

— Годится, — уже легко согласился Рольф. — Только вы здесь не маячьте, спрячьтесь вон там, за колоннами. Я, когда выйду, в вашу сторону двинусь. Вы еще понаблюдайте, не будет ли за мной «хвоста», и валяйте за мной. А встретимся на площади у оперного театра.

Русские мальчишки согласно кивнули. Рольф скучающей походкой подростка, которого уже вконец задолбали дискотеки и вечеринки с девчонками, спустился по лестнице на небольшую площадку, куда выходили двери сразу двух ресторанов. Но Рольфа интересовал совершенно конкретный, тот самый, знаменитый, о чем напоминала еще одна табличка, висевшая непосредственно у входа в заведение. Рольф, поскольку здесь он был своим и не приучен был чего-либо бояться или стесняться, открыл дверь тяжелого дерева и шагнул в уютную прихожую.

Справа и слева у стен, отделанных темными дубовыми панелями, здесь стояли столики. На стенах висели гравюры — то ли оригиналы, то ли копии — отсюда Рольф разглядеть не мог, да и его искусствоведческие познания определить это не позволяли. В углу, в дальнем конце комнаты, сидела веселая компания, сидела веселая компания, изрядно накачавшаяся пивом. Рольф мазнул по ней взглядом, но Первого там не заметил. Тогда он пошел дальше и повернул направо, где находилась еще одна комната. В ней не было никого, если не считать семейной пары, которая пристроилась в уютном уголке и явно никаких соседей иметь не желала. Тут уж к Рольфу подскочил бойкий официант и плавным жестом, будто его обучали не в гостиничном колледже, а в балетной труппе, показал ему на свободный столик. Однако Рольф отрицательно покачал головой и отправился к небольшой лесенке, которая вела в еще одно подвальное помещение, то самое, знаменитое, описанное Гете в «Фаусте». Официант тут же оценил, что Рольф знает ресторан как свои пять пальцев и отнесся к нему соответственно — как к уважаемому клиенту. По этой причине он даже не стал напоминать, что крепкое пиво Рольфу пока что не полагается, и предоставил мальчишке самому выбирать свой, возможно, любимый, столик.

Рольф простучал каблуками по деревянной лестнице и инстинктивно нагнулся, чтобы скользнуть в высокую, но тем не менее какую-то давящую арку. Так он попал в сильно затемненное помещение, также отделанное темными дубовыми панелями, подсвеченными неяркими светильниками. На полу, теснясь у огромной дубовой бочки, стояло несколько нарочито грубо сработанных столов. Именно здесь, по уверению великого немецкого писателя, Фауст с Мефистофелем веселили местных студентов, добывая вино прямо из дырок в столах.

Рольф на секунду притормозил в дверном проеме, будто дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте. Того, кто ему был нужен, он увидел сразу. Высокий сухощавый мужчина с короткой стрижкой и жестким, будто высеченным рукой камнетеса, лицом сидел почти у самой бочки. Напротив него, чуть ли не болтая ногами в воздухе, примостился на широкой скамейке маленький человечек, издалека больше похожий на ребенка, чем на взрослого господина, которому позволено пить темное пиво.

Рольф, стараясь не привлекать лишнего внимания, скользнул вдоль столов и уселся спиной к интересующей его компании. Первый и неизвестный маленький человечек переговаривались по-немецки очень негромко, но, видимо, акустика «погреба Ауэрбаха» была такова, что Рольф все прекрасно слышал.

— Значит, вы уверены, что медальон безвозвратно потерян?

— Да, — согласился мрачно Первый. — К сожалению, это так, мы проверили. И нечего, кстати, было темнить. Сказали бы, что только медальон нужен — мы бы его быстрее нашли…

— И ваши два мальчи… э-э-э… клиента ничего не знают о том, что там написано? — спросил господинчик.

— Да, и в этом мы тоже убедились, — повертел в руках кружку пива, которое не лезло ему в горло, Первый. — По крайней мере убедились настолько, насколько это позволяет…

— Об этом не надо, — прервал Первого господинчик и нервно поежился. — Подведем итоги, — скомкал салфетку Бауэр и, по старой апенцельской привычке, вбитой в него генами предков, допил до последней капли пиво, которое ему, в общем-то, не понравилось. — Даже если вы, милейший, и не правы, данными из медальона никто не сможет воспользоваться, потому что по прихоти почившего генерала состояли они из двух частей. Вторая часть кода была заключена в медальоне, а первая, первая… — хохотнул человечек, который никогда не упускал возможности показать, как он считал, свое потрясающее чувство юмора, — первая находилась у вас под носом, но вы никогда об этом не догадаетесь. Что ж, — причмокнул он губами, — к сожалению, операция наша так и осталась незавершенной. Вы, Первый, равно как и ваши помощники, гонорара, естественно, не получите, и пусть это решение хоть немного скрасит мое разочарование от того, что я связался с вашей компанией.

Чем дольше говорил господинчик, тем меньше в его голосе оставалось вкрадчивых, мягких нот и больше появлялось злобного лязга. Бросив на стол несколько купюр — точную сумму за выпитое именно им пиво, господинчик, не утруждая себя прощанием, вышел из подвала наружу. Первый, тупо посмотрев на купюры, лежащие на столе, злобно выругался и минут пять мрачно заглатывал одну за другой кружки пива.

Рольф не стал дожидаться, когда он напьется и осатанеет вконец, попросил официанта принести ему стакан сока и печенья и настоял на том, чтобы расплатиться сразу, что, в общем-то, в немецких ресторанах не было принято. В общем, он изображал из себя подростка, который невесть каким образом забрался в этот ресторан, чтобы наскоро перекусить и побежать дальше по своим делам. Впрочем, Первому сейчас было не до подростков. Ему нужно было решить, как теперь объясняться со Вторым и Третьим. Жаль было зря потраченных колоссальных усилий. Впрочем, он и сам виноват. Не надо было связываться с этим жлобом Бауэром. У него же на лбу написано, что он скорее позволит вывернуть себя наизнанку, чем переплатит на рынке лишний швейцарский франк.

Заглотнув печенье, как удав, в один прием и выхлестав сок, Рольф, поглядывая на часы, бойко пересчитал ногами ступеньки, прошел через еще две комнаты ресторана, вынырнул наружу и, как и договаривался с ребятами, быстрым деловым шагом двинулся к площади оперного театра.

Гришка и Олег, просеяв глазами толпу и не увидев в ней ни Первого, ни Второго, ни Третьего, пошли было вслед за другом, но тут вдруг из темной ямы, словно из преисподней, выскочил Первый и задумчивым, неспешным шагом двинулся по улице.

Гришка и Олег переглянулись. Такой момент нельзя было упускать. Ведь именно сейчас можно выяснить, где остановился их враг. Лишняя информация не помешает. А с Рольфом они так или иначе встретятся вечером.

Разделившись, мальчишки принялись потихоньку следовать за противником. Гришка метнулся на правую сторону улицы, Олег двигался по левой.

Поначалу все шло просто замечательно. Но на одном из перекрестков Первый остановился, посмотрел на часы и вынул из кармана трубку сотового телефона. Гришка, которого сзади подпирала толпа, по инерции сделал несколько шагов вперед. Тут, на его беду, из магазинчика выскочила какая-то тетка и задала ему вопрос на немецком. Гришка, растерявшись, выдавил из себя по-русски: «Не знаю». Хотя он и стоял от Первого шагах в десяти, тот, по обостренной волчьей привычке, выделил из уличного гула необычные для этого города русские слова и оглянулся. Ему хватило и полмгновения, чтобы узнать Гришку. Однако и Гришка уже пришел в себя и тут же, развернувшись и не ожидая, пока Первый бросится за ним, побежал. Олег сориентировался достаточно быстро и также рванул прочь. Первому, в отличие от пацанов, было гораздо сложнее. Взрослые господа в солидном бюргерском городе не имеют обыкновения носиться по улицам, как мальчишки. Максимум, что он мог себе позволить под взглядами многочисленных видеокамер, охраняющих входы в магазины, это скорый, насколько возможно, деловой шаг.

Первый умел ходить быстро и потому легко держал мальчишек в поле зрения. Тем временем те добежали до очередного входа в супермаркет, и, нервно оглядываясь кругом, решали, куда им двинуть дальше. Тут Олег схватил Гришку за плечо и ткнул пальцем в стеклянные двери магазина. Сквозь них через огромный зал был виден выход на другую улицу. Друзья двинулись в магазин. По крайней мере, там всегда полно народу, и опасность быть схваченными непосредственно здесь им не грозила.

Первый, нахмурившись, поскольку прекрасно понимал, что никаких серьезных действий, пока мальчишки будут находиться в толпе, он предпринять не сумеет, последовал за ними. Нагнал он их в отделе, где продавались вещи для оформления интерьера квартиры: картинки в рамах, настенные фарфоровые тарелки, каминные щипцы, коврики, пледы и тому подобная дребедень, которая ни Гришку, ни Олега не могла заинтересовать даже в страшном сне. Но теперь они, словно недавно получившие квартиру студенты, ходили и перебирали каждую вещичку. Вплотную за ними, ничем не смущаясь и выжигая взглядом на их спинах дыры, двигался Первый. Он прямо-таки лопался от злости и вполне готов был стереть этих пацанов в порошок. Ведь именно из-за них накрылось не абы какое, а многомиллионное дело. Кроме того, Первый продолжал подозревать, что мальчишкам что-то может быть известно. А не вошел ли хитрый банкир Густав Бауэр с ними в соглашение? Это вполне в его духе. Купил пацанам какой-нибудь компьютер покруче, наобещал золотые горы, они ему и выложили код на блюдечке с голубой каемочкой. А на Первом этот банкир просто-напросто сэкономил. Нет, надо был все-таки довести дело до конца, узнать, где в Лейпциге остановились эти подростки, и чем они тут, собственно говоря, занимаются.

Гришка, Олег и Первый, искоса поглядывая друг на друга, приблизились к длинному ряду легких алюминиевых стеллажей, на которых стояли тарелки с видами Лейпцига. Гришка одну за другой перебирал их, показывая Олегу. Со стороны казалось, что двое сумасшедших, съехавших на фарфоровом деле, мальчиков осматривают продукцию местного завода. На самом деле Гришка прикидывал, как бы им половчее скрыться. Нужно было только отвлечь внимание Первого на две-три секунды. А там бы они нырнули за стойку, которая ведет к самому выходу. Там стоит шмыгнуть направо — и все. Минуты две быстрого бега до переулка, и Первый их уже никогда в жизни не найдет, если опять же случайно не встретит. Но как отвлечь его внимание и задержать хотя бы на немного?

Вдруг Гришка вздрогнул и потихоньку ущипнул Олега, глазами показав на чрезвычайно заинтересовавшее его зрелище. Стеллаж, у которого вполоборота к мальчишкам стоял Первый с тарелкой в руке, вдруг качнулся разок-другой и медленно, словно сам замирая от того ужаса, что сейчас произойдет, стал падать на пол. Гришка и Олег с изумлением заметили мелькнувшего за стеллажом Рольфа, который через мгновение уже увлеченно рылся в каких-то рекламных проспектиках; озадаченное лицо Первого, который пальцем не тронул рухнувшую у его ног сувенирную батарею; вылезающие из орбит глаза продавщицы, которая начала решительно двигаться в сторону осоловевшего Первого с единственной оставшейся в живых тарелкой в руках.

— Пора! — пригнув голову Олега за стойку решил Гришка, и на полусогнутых ногах, подталкивая приятеля кулаком в поясницу, бросился бежать.

Все прошло без сучка без задоринки. Незаметно они добрались до дверей, мелькнули в них быстрыми тенями и помчались вдоль по улице. Первому сейчас было явно не до них. Он все пытался объяснить продавщице, что и пальцем не тронул этот стеллаж, что он упал как бы сам собой.

Хитрый Рольф исподтишка наблюдал за этой сценой. Первый пререкался, сколько мог, пока продавщица не пообещала вызвать местную охрану и полицию. Объясняться с полицией Первому уж никак не хотелось, так что пришлось доставать кредитную карточку и платить сразу за гору разбитого вдребезги товара.

Первый не сомневался, что падение стеллажа было подстроено хитрыми мальчишками. Но как, как они это сделали, если стояли от него шагах в пяти? Первый, пока продавщица потрошила его кредитную карточку, был просто вне себя, ругался еле слышно сквозь зубы и давал себе зарок никогда больше не связываться с клиентами, которые имеют хоть какое-то отношение к Швейцарии, России и подростковому непредсказуемому возрасту…

Мальчишки встретились на квартире полчаса спустя. Все они были возбуждены происшедшими событиями, каждый хотел первым рассказать свою версию, поэтому на кухне стоял такой гвалт, от которого взрослые живо бы слетели с катушек. К счастью для ребят, ни Гришкиной мамы, ни мамы Рольфа дома еще не было, и компания была предоставлена себе. Рольф нервно тряс пакет с персиковым соком, Гришка и Олег колдовали над электрочайником, торопясь поскорее заварить чай. Тетя Марина, кстати, была в ужасе от их привычки хлестать крепкий чай по поводу и без повода. Она уверяла, что к двадцати годам у мальчишек испортится цвет кожи, и они станут желтыми, как китайцы. Правда, самих мальчишек мало беспокоило, какого цвета они будут к двадцати годам. Во-первых, двадцать лет — это было так далеко, а во-вторых, они же не девчонки, чтобы следить за цветом кожи. Ну привыкли они к чаю, что уж тут поделать! Вот лопают немцы сало — смалец или шмальц, как здесь говорят, а ведь тоже, надо сказать, вещь на любителя — толстеют от нее.

После шумного обсуждения операции «Тарелки вдребезги!» ребята наконец перешли к главному. По их просьбе Рольф три раза подряд пересказал почти слово в слово разговор маленького господинчика с Первым.

— Надо же! — под укоризненным взглядом Рольфа налил себе третью чашку чая Гришка. — Оказывается, код-то этот двойной.

— Двойной-то двойной, — пожал плечами Гришка, — а нам-то какая разница? Мы же ни первой части не знаем, ни второй не помним. Интересно, что он имел в виду, — размешал Гришка в чае белую, по утверждению тети Марины, смерть, которая ранее была в его представлении всего лишь банальным сахаром. — «Прямо у вас под носом, но вы никогда об этом не догадаетесь». Интересно, где это Первый бывает, что цифры могут оказаться прямо у него под носом?

— Где бывает, не знаю, — хитро сощурился Рольф, — но остановился он в гостинице «Адажио».

У Гришки аж ложка выпала из рук и звонко покатилась по краю блюдечка.

— Ты-то откуда знаешь?

— Так я дождался, пока из него в магазине марки вытрясут, а потом потихоньку за ним проследил, до самой гостиницы. И даже, кажется, знаю номер, где он остановился, — на втором этаже.

Видя, что ребята не понимают, он еще раз улыбнулся.

— Все достаточно просто. Я выждал пару минут, когда он заберет ключи и уйдет, зашел в гостиницу, подхватил там буклетик, подошел к портье (там портье, кстати, симпотная такая девчонка), ну и сказал, что тут проходил господин и выронил из кармана этот буклетик. «А, — говорит она, — это, наверное, тот самый, из сорок четвертого номера». А я говорю: «Мне неважно, из какого он номера, я вам вот его вещь отдаю, ежели она ему понадобится, так он у вас и спросит». Вот и все тайны лейпцигского двора.

— Ну ты, парень, крут! — хлопнул по-свойски Гришка Рольфа так, что часть заглоченного им персикового сока выплеснулась обратно в стакан. — А мы вот с Олегом попались, как лохи.

— Не мы, а вы, — рассмеялся Олег. — Ты чего этой тетке-то по-русски ляпнул? Мог бы что-нибудь по-английски или по-французски отчебучить. Будто тебя ничему в школе не обучали, и фильмов про мушкетеров ты не смотрел. Ну ляпнул там чего-нибудь… «шерше ля фам», что ли…

— Да растерялся я, — защищался Гришка, — налетела она на меня, как затарахтит.

— Чушь, — отмахнулся Олег. — Ну забыл вдруг все по-французски, сказанул бы что-нибудь по-немецки. «Данке шен», например.

— Ну да, — расхохотался Гришка, — представляешь, она меня спрашивает: «Как пройти на такую-то улицу?», а я ей: «Спасибо!». Ладно, бог с ней, с теткой, — увел разговор в более безопасное и необидное для себя русло Гришка. — Что за цифры могли быть под носом у Первого?

— Не знаю, — нахмурился Рольф. — Номер этого вашего Первого выходит на улицу, ничего примечательного там нет.

— А номер дома напротив?

Рольф на секунду замешкался, закрыл глаза, словно художник, вспоминающий особенности понравившегося ему пейзажа.

— Нет, номера дома там не было, возможно, он с другой, торцевой стороны, но из окна гостиницы тогда его не видно.

— Что же это может быть? — стал вышагивать Гришка по кухне, потом снова потянулся к чайнику, но, видимо, капанье на мозги со стороны тети Марины подействовало, и руку он отдернул.

— Прямо под носом… Нос… Глаза, нос… Мужики, я, кажется, понял, — рухнул он на табуретку, — это очки, понимаете? Нужно выяснить, какие диоптрии у Первого в стеклах. Скажем, минус два там, или минус четыре.

Олег поерзал на месте и сморщился:

— Нет, идея хорошая, но не то. Во-первых, лично я никогда Первого в очках не видел. Во-вторых, откуда этот его собеседник в ресторане знает, какие он диоптрии носит. Он что, личный окулист? В-третьих, ну, допустим, диоптрии минус четыре или минус пять, что, первая часть кода состоит всего лишь из одной цифры?

— Да, — разочарованно протянул Гришка. — А какая гипотеза была, хоть бы оценил кто!

— Да мы оценили, оценили! — отмахнулся от него Олег. — Ты что-нибудь другое теперь думай.

— А я, кажется, догадался, — растерянно провел рукой по лицу Рольф. — Может быть… Да нет, почти наверняка… Не случайно же они встречались именно в ресторане «Фауст», и сидели они рядом с бочкой.

— С какой бочкой? Не темни! — набросились на Рольфа ребята.

— Да старинная такая бочка. А на ней цифры.

— Что за бред! Откуда там цифры, какие?

— Да все очень просто. 1749. Это год рождения Гете. Бочка старая, выжжены цифры там достаточно давно. Они действительно прямо перед носом Первого были. Он на них не мог не смотреть, но видеть не мог… У нас когда-то экскурсия в этом ресторане была. Так вот там зажигали верхний свет, и цифры эти были видны. А когда свет горит приглушенный, на бочку тень падает, понимаете? Цифры действительно находились под носом у Первого, но видеть их он не мог.

— Вот это да! — Теперь уже все трое ребят повскакали с мест и замелькали по комнате, как мухи. — Вот это да! Значит, первую часть кода можно считать открытой.

— Да, — внес, как всегда, пессимистическую ноту Олег. — Но вторая-то безвозвратно потеряна.

Ребята помелькали по кухне еще минут пятнадцать, но поскольку больше никаких продуктивных идей не находилось, вся компания плавно перетекла к компьютеру. Родительницы тем временем, увлекшись пробежками по магазинам, казалось, совсем забыли о своих чадах, и те несколько заскучали.

— Чем бы нам еще таким заняться? — оглядывал полки в квартире Рольфа Олег. — Даже почитать у вас нечего.

Действительно, единственными книгами на русском языке здесь были альбом по искусству с репродукциями Третьяковской галереи и двухтомник Льва Николаевича Толстого «Война и мир». Ни первое, ни второе ребят не интересовало. С удовольствием они посмотрели бы сейчас что-нибудь по видаку, но фильмы, как назло, все были на немецком, и все, что они знали, «Терминатор», например, или «Парк юрского периода», они уже просмотрели.

— Слушай! — загорелся вдруг идеей Гришка, когда взгляд его упал на телефон. — А давай кому-нибудь из наших, ну домой, в Москву позвоним. Знаешь, как круто будет! «Ты чем занимаешься?» «Да я вот тут вот, у себя дома, в компьютер играю, давай по сети». «Да нет, по сети не можем, дороговато будет». «А что такое? Вы что, по сотовому будете?» «Да нет, мы просто сейчас в Германии, в Лейпциге отдыхаем». Круто, а?

— Круто, — согласился Олег и тоже заинтересованно двинулся к телефону. — А кому позвоним?

— А давай Таньке Лисицыной, — вдруг предложил Олге.

Гришка, бросив искоса взгляд на Рольфа, густо покраснел. Дело в том, что Танька Лисицына была одной из самых свято оберегаемых тайн Гришки и Олега. Так уж получилось, что росли мальчишки вместе чуть ли не с детского сада и чуть ли не с детского сада влюблялись в одних и тех же девчонок. Вначале это была толстенькая хохотушка брюнеточка Рая Волоянц, потом худенькая белобрысая Мила Панфилова и, наконец, когда Гришка и Олег перешли уже в разряд старшеклассников, сердца их полонила новая прекрасная дама — Танька Лисицына. Ничего в ней, наверное, с точки зрения других мальчишек, не было, но и Гришка, и Олег вдруг, как это у них водилось, одновременно и сразу влюбились в нее по уши. Однако у них хватало ума никому об этом не рассказывать и чувства свои напоказ не выставлять.

Да-а, чего там скрывать — все, что положено, в этой истории было: и звонки по телефону, и молчаливое пыхтение в трубку, и дежурство вечерами под окнами ее квартиры, и фланирование по близлежащему парку в надежде встретить ее и поговорить.

Конечно, и Гришке и Олегу хотелось бы сейчас выпендриться перед Танькой. Все-таки из Германии — это тебе не из Турции звонить. Это-таки Западная Европа.

— Ну давай, — вдруг согласился Гришка. — Рольф, ты знаешь код в Москву?

Рольф, поскольку его мама часто звонила Гришкиной маме, тотчас же стал диктовать. Гришка принялся набирать цифры на клавиатуре телефона. Они тут же выскакивали на маленьком жидкокристаллическом дисплее. Номер Таньки Лисицыной в Москве Гришка помнили так, в записную книжку лазить не пришлось. Через три секунды легкого пощелкивания и шуршания в проводах, словно невидимый оператор листал бумажки в поисках нужного абонента, раздались гудки. Гришка нервно барабанил пальцами по телефону и вдруг, взглянув на дисплей, охнул, словно барышня девятнадцатого века при виде Дубровского, вылезшего из дупла, и уронил трубку.

— Але, Але, — раздался издалека писклявый из-за помех голос Таньки. — Але, кто это? Не хотите говорить, ну и не надо. — И тут же послышались короткие гудки отбоя.

— Ты чего? — потрогал у Гришки лоб Олег. — Головкой перегрелся? Сил не хватает телефон держать?

— Сил хватает, — пробормотал Гришка. — Всего у меня хватает. А, впрочем, да… Наверное, не очень я себя чувствую.

С этими словами Гришка ушел в ванную, пустил там воду и долго сидел, глядя на льющуюся струю, и напряженно о чем-то размышлял.

Ближе к сентябрю взбунтовался Гришкин папа. Он заявил, что, во-первых, соскучился по сыну, а, во-вторых, не намерен терпеть, чтобы из-за каких-то бандюганов его семья жила в изгнании, и если инциденты будут повторяться, он через своих знакомых обратится к бывшим ветеранам службы «Вымпел», а те уж сумеют приструнить налетчиков любого уровня. Да и самой маме Гришки надоело слоняться по магазинам, поскольку нехитрые деньги их семьи были уже давно потрачены, а смотреть на остальное и не покупать было выше ее сил. Именно поэтому в самом конце августа Гришка, Олег и сопровождающая их родительница снова загрузились в самолет и полетели в родную Москву.

Международный аэропорт, досмотровые залы, магазины-шопы уже ни Гришку, ни Олега не изумляли. Они устали и хотели домой. К счастью, обошлось без проволочек. Самолет вовремя принял на борт пассажиров, вовремя взлетел и набрал высоту. Олег, которого Гришка милостиво пустил к иллюминатору, смотрел на ночной Берлин сверху. Отсюда город был похож на древние письмена, начертанные на огромном камне. Впрочем, очень скоро они стали отступать назад, внизу замелькали редкие огоньки маленьких поселков, и граница между небом и землей, казалось, стерлась. На секунду Олег вообразил себе, что они летят в космосе.

Из этого лирического настроения его вывел Гришка, который, заграбастав друга за плечи, притянул его вихрастую голову к своей голове.

— Слушай меня внимательно, — прошипел он Олегу на ухо. — Информация офигительно важная, я еле утерпел, пока мы до этого чертового аэропорта добрались и взлетели.

— А что, раньше нельзя было поговорить? — таким же приглушенным голосом ответил Олег, сразу сообразив, что речь идет о чем-то глубоко секретном.

— Здесь нас точно не подслушают, — жарким шепотом ответил в ухо другу Гришка. — Дело в том, что я вспомнил часть кода, которая в медальоне была!

— Когда?!

— Да вот когда телефон Таньки Лисицыной набирал. Представляешь, как на дисплее увидел ее телефон — один к одному! Перед тем, как мы эту глупость с хлорированной водой сделали и все на записке стерли, я на нее взгляд бросил. Мне уже тогда этот номер знакомым показался, но я не смог понять почему? Потому что кода Росси там не хватало. Усекаешь?

— Усекаю, — непослушными губами ответил Олег. — Так мы что, получается…

— Вот именно. Только даже не заикайся об этом. Вот когда нам исполнится по восемнадцать, будут у нас на руках паспорта, вот тогда мы всю эту вещь и провернем и деньги поделим. Понял?

— Понял, — согласился Олег. — Надо только Илье следующим летом все рассказать. И с Рольфом поделиться.

— Обязательно, — кивнул Гришка. — Без него до первой части кода мы бы не допетрили точно. И с поисковиком Пашкой.

— И с Танькой Лисицыной, — прибавил Олег.

— Само собой, без нее тоже бы ничего не получилось, — пожал плечами Гришка.

— А знаешь что? — хихикнул вдруг Олег. — Давай немного денег и Первому дадим, если, конечно, к тому времени разыскать сможем. И Рябому. Зря они, что ли, старались, с нами по болотам бегали?

— Точно! — аз взвизгнул от восторга Гришка. — Во прикол будет! Представляешь? Следил этот Первый за нами, следил, а денежки ему совсем из другого места обломятся… Только пока нам восемнадцать лет не стукнет, чтобы никому. Ты понял? Железно?

— Железно, — серьезно ответил ему Олег.

— Ну тогда спокойной ночи, — отдуваясь, откинулся на спинку кресла Гришка, которого теперь больше не тяготила тайна.

Турбины самолета уютно гудели, но пассажиры, казалось, застыли в безвоздушном пространстве, превратившись в маленькие крохотные звездочки. Это и было то самое состояние покоя, которое люди не замечают, но которое им так необходимо. Именно то состояние, что возникает, когда все трудности и опасности преодолены, а впереди расстилается захватывающий в своей неопределенности путь. Путь, по которому идти интересно уже потому, что ты никогда не знаешь, когда и куда он тебя приведет.

Note1

Перевод Б. Пастернака

(обратно)

Реклама на сайте