«Между "А" и "Б"»

А сейчас — скучища… Мама говорит: „Правильно, так и надо. Умные люди на студии работают, у самих, наверное, дети есть. Скучные передачи для того пускают, чтобы ребята сами выключали телевизор и садились за уроки или помогали мамам по хозяйству“.

Может, мама и права, но все равно скучно. Как у нас на сборах.

Вот недавно был сбор. Назывался он „Для чего мы учимся?“ Странные люди — „для чего мы учимся?“ Как будто не понятно! Для мам, чтобы они гордились нами, когда мы получаем пятерки, и для учителей, чтобы они нам эти пятерки ставили…

Для чего ж еще?

Галка Новожилова, — это наш председатель совета отряда, — растягивая слова, сказала: „Чтоб ты явился, Коробухин, тебя разбирать будем“. Она всех ребят по фамилии называет, для солидности.

Я, честно говоря, сдрейфил. Потому что двоек у меня — не одна, не две, а раза в три больше. Галстук достал, гладил его долго, чуть он у меня не сгорел. Пришел в зал, тихо сел с краю, тихо смотрю и слушаю.

А на сцене вот что происходит. Выходят девчонки и по шпаргалкам — а еще отличницы! — бойко шпарят доклады: „Ученье — свет, а неученье — тьма“, „Пятерки — наши путеводные звезды“, „Знания — наши крылья“… И все так гладко и ловко. А про нас, про двоечников, и ни слова, и ни полслова, и ни вот столечки не говорят. Ну, думаю, красота…

А доклад идет за докладом, и все такие длинные… И чувствую я, что веки мои слипаются, а голова так и клонится к спине рыжего Вовки Шлыка, который сидит впереди меня.

Заснул я, ребята! А скажу вам по секрету, по ночам я жутко храплю. Даже мама, привыкшая к моему храпу и свисту, и то иногда испуганно вскакивает и ругается:

— Совести у тебя нет. Целый день на ногах, дай хоть ночью отдохнуть.

Я говорю:

— Я больше не буду, мама. — И засыпаю.

Так вот, на сборе, как раз когда наш очкарик — Ленька Александров с трибуны сказал: „У нас есть отдельные ученики, которые не совсем понимают, как необходимы знания нам, тем, кто идет на смену нашим бабушкам и дедушкам, нашим отцам и матерям, дядям и тетям, старшим братьям и сестрам“, — как раз в этот момент из моего рта вырвались первые хрипящие звуки.

Это было как сигнал горна, который будит на заре пионерский лагерь, как школьный звонок, весело и бесцеремонно прерывающий тоскливый урок! Все радостно повскакивали, стали показывать на меня пальцами и хохотать.

Но мне про это потом рассказали. А тогда я ничего не слышал и не видел и только свое „хр-р-р!“ продолжал.