«Роль, заметная на экране»

Умейте любить искусство в себе, а не себя в искусстве.

Я пыталась объяснить происшедшее, но у меня совсем нет красноречия, а от смущения я кажусь еще моложе и глупее, чем на самом деле.

Коротко написать об этом я тоже не сумела, а хочу, чтобы вы знали все.

Прошу прочесть это не ради меня. Конечно, прочитав, вы поймете, виновата я или права, но дело не во мне.

Начну с самого начала.

Когда я поднялась на пароход, был обеденный час. Все толпились на нижней палубе, где была устроена столовая. На меня никто не обратил внимания. Одни стояли у буфетной стойки, другие, гремя ложками и тарелками, склонились над двумя длинными столами, покрытыми белой клеенкой. Я окинула взглядом всех, но тот, кого я ожидала увидеть еще на аэродроме, не встречал меня и здесь. Вокруг были только незнакомые люди.

Мой провожатый, Михаил Алексеевич, быстро пробирался вперед, и я, оглядываясь по сторонам, едва успевала за ним. Вдруг Михаил Алексеевич остановился и обернул ко мне свое широкое лицо. Круглые желтые глаза под рыжевато-серыми бровями и еще что-то неуловимое придавали ему сходство с филином. Филин выглядел доброжелательным. Он улыбнулся и, махнув рукой в сторону открытого в палубе люка, сказал:

— А вот и наш балетмейстер — Анна Николаевна.

Она поднималась по лестнице из ярко освещенного электричеством трюма, где пестрели ряды разноцветных костюмов, и не замечала меня. Лицо ее сильно загорело и было озабоченно, но отсутствие обычной резкой косметики очень молодило ее. Со своими широкими плечами и тонкой талией она казалась завидно здоровым человеком, и ей никак нельзя было дать сорока восьми лет.

Я радостно кинулась навстречу, но вдруг среди общего шума услышала за спиной восклицание:

— Так ведь это она приехала! Она… Прихлебательница из Москвы…

— По-моему, она похожа на цыганку! — разочарованно протянул другой голос.

Мужской насмешливый громкий шепот добавил:

— Состоит главным образом из рук и шеи…

Я поняла, что это обо мне. Насчет рук, ног и шеи ошибиться было нельзя. Иронические замечания об их длине и худобе я помнила с тех пор, как помнила самое себя. Я растерянно остановилась.

Анна Николаевна улыбнулась мне, как малознакомой, даже не подала руки. Я молча поклонилась. Она громко захлопала в ладоши, а когда все обернулись, сказала: