«Есть так держать!»

Однополчанину юнге Олегу Ольховскому посвящается

На Неве тяжело ухают пушки военных кораблей, стоящих во льду. Изредка, как раскаты далекого грома, доносятся до города залпы фортов Кронштадта.

Редкие хлопья влажного снега падают на пальто, шапку и валенки Вити. Можно стряхнуть снег, но Витя не хочет шевелиться. Он сидит на крыше своего дома, смотрит вдаль немигающими глазами, прячет подбородок в мамин пуховый платок и при каждом взрыве бомбы еще плотнее прижимается к холодной дымовой трубе.

Дом высокий, и крыши других домов толпятся вокруг него снежными холмами. На всех на них видны черные пятна самой причудливой формы. Иногда они медленно передвигаются по снежному полю, но чаще всего неподвижны до тех пор, пока не раздастся сигнал отбоя воздушной тревоги. Это сидят наблюдатели — «истребители» зажигательных бомб.

Выше аэростатов заграждения, темнеющих на сером небе, летают фашистские самолеты. Они кружатся над городом, засыпают жилые дома зажигалками. Но часто падают и фугасные бомбы. Тогда дома вздрагивают, а тот, в который попала бомба, начинает медленно крениться и вдруг рассыпается по мостовой грудой камней.

От фугасок одно спасение — бомбоубежище, но всем туда уходить нельзя: пока люди сидят в убежище, маленькая, на первый взгляд безобидная, зажигалка упадет на крышу, пробьет ее и жаркое пламя вспыхнет на чердаке. Начнется пожар.

Вот за этими зажигательными бомбами и следит Витя.

Опасно сидеть на крыше: фашистские самолеты обстреливают дома из пулеметов, звенят осколки зенитных снарядов, ударяясь о железо. Но Витя сам выбрал для себя это место, сам решил, что здесь будет защищать Ленинград.

Конечно, это решение пришло не сразу. В первые дни после объявления войны он, как и большинство его сверстников, бегал по улицам и провожал части, уходившие на фронт: черные прямоугольники матросских батальонов, бесконечные колонны народного ополчения. Ему нравились поскрипывающие новые ремни, винтовки, грозившие небу острыми штыками. На фронт шли и молодые парни, и мужчины, виски которых были седыми. Шли на войну разные люди, но лица у всех были одинаково суровы.