«Роза и семь братьев»

ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

Американская писательница Луиза Мэй Олкотт родилась в 1832 году в небогатой семье писателя Амоса Бронсона Олкотта. Она рано начала работать, была гувернанткой, учительницей, швеей. С детства увлекалась литературой, сочиняла небольшие рассказы и сказки, писала пьесы для домашнего театра.

Во время Гражданской войны в США Луиза служила медсестрой в военном госпитале в Джорджтауне. В 1863 году были изданы ее письма родным, которые она посылала из госпиталя, и эта книга принесла ей первую известность.

В 1868 году вышла в свет самая известная и популярная книга Олкотт — «Маленькие женщины», повествующая о взрослении четырех дочерей семьи Марч: Мег, Джо, Бет и Эми. Прообразом Мег послужила старшая сестра писательницы Анна, саму себя она изобразила в образе Джо, а образы Бет и Эми были списаны с ее младших сестер Элизабет и Мэй соответственно.

Успех книги побудил Луизу Олкотт сочинить несколько связанных с этим произведением романов. Так, в 1869 году вышло продолжение, которое повествует о юности сестер Марч и их замужестве. В 1871 году была издана книга «Маленькие мужчины», также полуавтобиографическая, — о племянниках писательницы; наконец, в 1886 году вышла книга «Ребята Джо». Кроме того, многие из последующих рассказов и повестей Олкотт перекликались с «Маленькими женщинами».

В отличие от Джо Марч, своего литературного воплощения, Луиза Мэй Олкотт никогда не была замужем. В 1879 году, после смерти своей сестры Мэй, писательница взяла на воспитание двухлетнюю племянницу.

Несмотря на ухудшавшееся здоровье, Олкотт продолжала писать до самой своей смерти (умерла в 1888 году), оставив своим читателям около 30 произведений.

Повесть «Роза и семь братьев» была впервые опубликована в 1875 году. Это история о тринадцатилетней Розе Кэмпбелл, которая после смерти родителей осталась сиротой и попала в замечательный дом родственников отца, где ее воспитанием занялись многочисленные дядюшки и тетушки. Девочка впервые в жизни оказалась в компании мальчиков — своих семи разновозрастных кузенов. Отзывчивому сердцу девочки предстоит научиться ценить их дружбу и преданность.

На русский язык повесть была переведена О. Бутеневой в 1897 году и стала настолько популярна, что IV отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии рекомендовало ее для чтения в женских институтах и гимназиях. С тех пор книга в России не переиздавалась.

Мы решили познакомить широкого читателя с незаслуженно забытой повестью Луизы Мэй Олкотт и сохранили прелесть старого перевода, позволив себе лишь бережную литературную обработку.

Глава I ДВЕ ДЕВОЧКИ

Маленькая Роза одиноко сидела в огромной парадной гостиной. В руках она сжимала крохотный носовой платочек. Он был нужен Розе, чтобы вытирать слезы. А слезы так и лились из глаз девочки, стоило ей только подумать о своем горе. Вот она и держала платок наготове.

В гостиную она пришла потому, что здесь было темно и тихо. Никто не мешал ей плакать и думать о печальном. Лучшего места для грусти, чем эта просторная комната со старинной мебелью и темными портьерами на окнах, нельзя было и придумать. Высокие стены украшали портреты суровых стариков в париках, надменных дам в причудливых головных уборах и детей, одетых в куцые сюртучки и платьица с короткими лифами. Да, это было отличное убежище, а весенний дождь, стучавший в окна, казалось, говорил: «Ты плачешь, и я плачу. Давай плакать вместе!»

А плакала Роза потому, что осталась круглой сиротой. Мама ее умерла несколько лет назад, а теперь не стало и папы. Старые тетушки отца, добрые и заботливые, взяли на себя заботу о девочке. Они хотели видеть девочку счастливой, с улыбкой на лице. И делали для этого все, что было в их силах. Но время шло, а Роза по-прежнему оставалась печальной и совсем не была похожа на других — беззаботных — детей. Она напоминала старым леди несчастную раненую бабочку.

Тетушки разрешили ей ходить по всему дому. И целых два дня она была занята изучением своего нового жилища. То был старинный, полный очарования дом, с великолепными комнатами, уютными закоулками, коридорчиками и таинственными переходами. Окна — разной формы, крохотные и очень большие, но неизменно красивые — располагались в самых неожиданных местах, а чудесные маленькие балкончики выходили на романтичного вида садик.

Верхний зал был настоящим собранием чудес. Дело в том, что все Кэмпбеллы — из поколения в поколение — становились морскими капитанами. Из дальних странствий они привозили домой всевозможные редкости, самые разные удивительные вещицы и многочисленные любопытные диковины.

Тетя Изобилие… Надо сказать, что когда-то давным-давно племянники дали своим тетушкам шутливые прозвища. Одну тетушку они назвали тетя Изобилие, потому что в ее обширном хозяйстве можно было найти все, что только душе угодно, а щедрость этой леди вообще описанию не поддавалась. Другую же, за кроткий нрав, окрестили тетя Спокойствие.

Так вот, тетя Изобилие даже позволила Розе пересмотреть все, что хранилось в ее большом китайском шкафу. Там было столько необыкновенных вещей и настоящих сокровищ, что любой ребенок пришел бы в восторг. Тетя надеялась, что такое сильное средство хорошо подействует на девочку, но увы: заморские диковины оставили Розу равнодушной, и тетушка Изобилие впала в отчаяние.

Кроткая тетя Спокойствие попробовала занять Розу рукоделием и начала вместе с нею шить для куклы новую красивую одежду — целый гардероб. Все это могло бы покорить сердце девочки и постарше, но Роза не интересовалась атласными шляпками и тоненькими чулочками. Она послушно шила до тех пор, пока тетя не заметила, что девочка вытирает слезы шлейфом подвенечного платья для куклы. Занятия шитьем прекратились.

Потом, посовещавшись, старые леди решили пригласить в гости к своей внучатой племяннице дочку соседей, которую все окружающие считали образцовым ребенком. Но и эта попытка расшевелить Розу провалилась. Та просто видеть не могла Ариадну Блиш, называла ее восковой куклой и однажды даже ущипнула, чтобы узнать, закричит она или нет. Чопорную Ариадну отослали домой, а тетушки, истощившие все свои силы, на несколько дней предоставили Розе полную свободу.

Дождливая и холодная погода не позволяла Розе выходить в сад, и большую часть времени она проводила в библиотеке, где находились книги ее отца, которые девочка привезла с собой. Здесь она немного читала, немного плакала, и главное, предавалась мечтам, в которых дети с пылким воображением находят радость и утешение. Все эти занятия ей очень нравились, но здоровью девочки явно вредили. Глаза ее покраснели и опухли, она сделалась бледной и апатичной. И это несмотря на то, что тетушка Изобилие пичкала ее железом в таком количестве, что из него можно было бы сделать целую печку, а тетушка Спокойствие беспрерывно ласкала ее, как маленького пуделя.

В поисках нового развлечения бедные старушки отважились на весьма смелый поступок, хотя не очень рассчитывали на успех. Они решили ничего не говорить Розе о своем плане и оставили ее в покое до субботнего вечера, когда сюрприз должен был открыться. Тетушки и не подозревали, что странное дитя найдет себе приятное занятие совершенно неожиданным образом.

Едва успела Роза отереть слезы, как раздался слабый звук, который заставил ее прислушаться. Это было чириканье птички, которая, несомненно, была весьма талантлива: чириканье перешло в нежный свист, потом в трели, в приятное воркование и окончилось музыкальным соединением всех звуков, как будто птица расхохоталась. Роза тоже засмеялась, забыв свою грусть, и вскочила:

— Это американский дрозд. Но где же он?

Пробежав через зал, она выглянула из всех окон по очереди, но никаких певчих птиц не обнаружила: на дворе только один-единственный цыпленок барахтался в грязи под листьями репейника. Она опять прислушалась: птица была явно в доме. Взволнованная, Роза пошла за изменчивыми звуками, и оказалась у дверей комнаты, где хранились сокровища, привезенные из Китая.

— Неужели она там? Как это смешно! — растерялась девочка.

Но и тут птиц не оказалось, если не считать ласточек, украшавших посуду. Вдруг лицо Розы просияло, она тихонько отворила дверь в коридор и открыла окно в кухню. Волшебные звуки смолкли, и вместо птички Роза увидела служанку в синем переднике, которая мыла очаг. Роза молча смотрела на нее несколько минут и затем все-таки спросила:

— Вы слышали пение дрозда?

— Я называю эту птичку Фиби, — ответила девочка, глядя на нее.

И черные глаза ее засияли особенным блеском.

— Куда же она улетела?

— Она до сих пор здесь.

— Где?

— В моем горле. Хотите послушать?

— О, да! Я сейчас приду, — и Роза протиснулась в широкое окно, не желая тратить время на обходной путь через дверь.

Незнакомка вытерла руки, встала на коврик, выбравшись из моря мыльной воды, вздохнула… и тотчас из ее тоненькой шейки полились чарующие звуки: щебетание ласточки, свист красношейки, пение дрозда, воркование лесного голубя и множество других трелей, что раздаются над мягкой травой лугов в ясный июльский вечер.

Роза была так изумлена, что едва усидела на месте, и, когда маленький концерт закончился, она с восторгом захлопала в ладоши:

— Ах, это прелестно! Кто вас этому выучил?

— Птицы, — улыбнулась девочка и опять принялась за работу.

— Как это удивительно! Я умею петь, но у меня не выходит и вполовину так хорошо… Как ваше имя?

— Фиби Мур.

— Я слыхала о птичке Фиби, но не думаю, чтобы настоящая могла бы петь так хорошо, — сказала Роза, смеясь, и прибавила, с любопытством глядя, как скатывается по кирпичу белая мыльная пена: — Могу я остаться тут и посмотреть, как вы работаете? Знаете, одной так скучно…

— Конечно, мисс, если вы так хотите, — ответила Фиби и высоко подобрала платье, чтобы не забрызгать его.

— Должно быть, очень весело вот так вспенивать мыло. Я бы тоже хотела попробовать, но думаю, что тетушкам это не очень понравится, — проговорила Роза, всецело поглощенная созерцанием этого нового для нее занятия.

— Вы бы очень скоро устали. Уж лучше посидите в сторонке и посмотрите.

— Я думаю, вы много помогаете своей маме?

— У меня нет родных.

— Неужели! Где же вы живете?

— Я надеюсь, что буду жить здесь. Дэбби нужна помощница, и я пришла на неделю, на пробу.

— А я надеюсь, что вы и останетесь здесь, мне так скучно одной, — Роза вдруг почувствовала сильную любовь к девочке, которая пела, как птичка, и работала, как взрослая женщина.

— Я тоже на это надеюсь; пора мне самой зарабатывать на хлеб, мне ведь уже пятнадцать лет. А вы приехали сюда погостить? — спросила Фиби, глядя на свою гостью и удивляясь, как может быть скучно девочке, у которой есть красивое шелковое платье, хорошенький передник с оборками, восхитительный медальон и бархатная ленточка в волосах.

— Да, я пробуду здесь, пока не приедет дядя. Он мой опекун, и я не знаю, как он планирует со мной поступить. У вас тоже есть опекун?

— О, Господи помилуй! Нет, меня нашли на ступеньках богадельни совсем маленькой, мисс Роджер сжалилась над сироткой и взяла к себе. У нее я и воспитывалась до сих пор. Теперь она умерла, и я должна сама заботиться о себе.

— Как это интересно! Точно история Арабеллы Монтгомери в повести «Дитя цыган». Вы читали эту прекрасную историю? — спросила Роза, которая очень любила сентиментальные новеллы и читала их в большом количестве.

— У меня нет книг, а когда я свободна, то убегаю в лес, и это доставляет мне куда больше удовольствия, чем книги, — ответила Фиби, которая тем временем уже кончила одно дело и принялась за другое.

Она принесла большую корзинку бобов и начала их перебирать. Роза наблюдала за ней и удивлялась, как это можно целый день работать и совсем не играть. Фиби подумала, что теперь пришла ее очередь задавать вопросы, и поинтересовалась:

— Вас заставляют много учиться?

— О, да, моя милая! Я была в школе почти год и чуть не умерла от уроков. Чем больше я трудилась, тем больше мисс Пауэр меня загружала. Я была так несчастна, что чуть не выплакала себе глаза. Папа никогда не задавал мне таких трудных вещей, с ним было так весело учиться. Ах, как мы были счастливы, как мы любили друг друга! Но теперь он умер, и я осталась одна-одинешенька.

Слезы, которые не показывались, когда Роза ожидала их, теперь сами собой потекли по щекам и красноречивее всяких слов рассказали о ее грусти.

Ненадолго в кухне слышны были только всхлипывание маленькой девочки и шум дождя, барабанившего в окна. Фиби перестала перекладывать бобы из одной корзинки в другую и с искренним сочувствием смотрела на склоненную кудрявую головку Розы. Что толку в красивом шелковом платье, когда сердце рвется от горя, что толку в нарядном передничке, когда он нужен только для того, чтобы вытирать им слезы.

В эту минуту Фиби перестала завидовать Розе. Ведь она была счастлива в простом ситцевом платьице и синем полосатом переднике. Никогда ей не приходилось плакать так горько, как этой девочке. Если бы она посмела, то встала бы и крепко поцеловала Розу. Но, боясь, что это будет неприлично, Фиби просто сказала своим веселым голосом:

— Ну, разве вы одиноки? У вас так много родных, и все они такие умные и богатые. Они так любят вас и так хотят, чтобы вы жили только у них, что даже готовы из-за этого перессориться. Это Дэбби так говорит. Ведь вы — единственная девочка в семье.

Последние слова Фиби заставили Розу улыбнуться сквозь слезы; она выглянула из-за своего передника и изобразила комическое отчаяние:

— Это и мое горе. У меня шесть тетушек, и все они хотят взять меня к себе, а я с ними почти незнакома. Папа называл это место «Муравейником», и теперь я понимаю почему: тетушек здесь так же много, как муравьев в муравейнике.

Фиби засмеялась вместе с ней и одобрительно кивнула:

— Муравейник и есть! Все так говорят. Название очень подходящее: все мисс Кэмпбелл живут поблизости и часто навещают старых леди.

— С тетушками я еще могу поладить, но у меня еще есть целая дюжина двоюродных братьев. Все они — ужасные мальчики, я их просто ненавижу! Некоторые из них приезжали навестить меня в прошлую пятницу, но я легла в постель, и, когда тетушка Изобилие пришла позвать меня, я накрылась одеялом и притворилась спящей. Но мне все равно придется время от времени с ними встречаться. Это просто ужасно.

И Роза вздрогнула от отвращения. Живя одна с больным отцом, она совсем не знала мальчиков и считала их одним из видов диких зверей.

— О, я уверена, что вы их полюбите. Я видела, как они тут бегали, ездили на лошадях и катались в лодке. Если вы любите эти удовольствия, то тоже будете с ними кататься.

— Ну, нет, я боюсь лошадей, а когда катаюсь в лодке, меня укачивает. И я ненавижу мальчиков.

И бедная Роза горестно всплеснула руками. Один из этих ужасов она могла бы еще перенести, но все три вместе — это чересчур много для одной девочки. Она начала подумывать о скором возвращении в противную школу.

Фиби так смеялась над ее горестями, что бобы принялись скакать в корзинке.

— Может быть, дядя поселит вас там, где нет мальчиков. Дэбби говорит, что он по-настоящему добрый человек, и всегда, когда приезжает, привозит всем много подарков, — постаралась она утешить Розу.

— Да, но это для меня новое горе; я совсем не знаю дядю Алека. Он очень редко приезжал к нам, хотя часто присылал замечательные подарки. Теперь он — мой опекун, и я должна подчиняться его воле, пока мне не исполнится восемнадцать лет. Как же мне любить незнакомого человека? А ведь я должна любить своего дядю. Это меня очень мучит.

— На вашем месте я бы не придумывала себе мучений. Я считала бы себя очень счастливой, если бы у меня было столько родных и столько денег, и радовалась бы жизни, — начала было Фиби, но остановилась.

Шум, раздавшийся на дворе, заставил обеих девочек подскочить.

— Это гром, — сказала Фиби.

— Нет, это цирк! — закричала Роза, которая увидела со своего места красивый экипаж и нескольких пони с развевающимися хвостами.

Тут все стихло. Девочки было собрались продолжить свою беседу, но тут в кухню вошла старая Дэбби. Она была не в духе, и помятый чепчик явно указывал на то, что она только что проснулась.

— Вас просят прийти в гостиную, мисс Роза.

— Приехал кто-нибудь?

— Маленькие девочки должны делать то, что им велено, а не задавать вопросы, — отрезала Дэбби.

— Надеюсь, что это не тетушка Майра; она всегда досаждает мне расспросами о моем кашле и вздыхает надо мной так, как будто я умираю, — сказала Роза, собираясь уйти той же дорогой, которой пришла, то есть через кухонное окошко. Оно было сделано для того, чтобы подавать большие рождественские индейки и пудинги. Пролезть через него худенькой девочке было проще простого.

— Я думаю, вы пожалеете, что это не тетушка Майра, когда увидите, кто приехал. Вперед, пожалуйста, мисс. И не заставляйте меня рассказывать тетушкам, что вы приходите в кухню таким манером, или я засажу вас в большой котел, — проворчала Дэбби, которая считала своей обязанностью бранить детей при всяком удобном случае.

Глава II КЛАН

Роза проскользнула через окошко так быстро, как только было возможно, и развеселилась, строя рожицы Дэбби, пока та приводила в порядок ее платье. Это маленькое приключение придало Розе уверенности, и она спокойно отправилась в гостиную.

Из гостиной не доносилось ни звука, и Роза решила, что гостей принимают наверху. Она смело заглянула в полуотворенную дверь, обвела комнату взглядом — и обомлела. Семь мальчиков разного возраста и роста выстроились в ряд. Они были непохожи друг на друга, но у всех были золотистые волосы и голубые глаза. И одеты мальчики были одинаково — в шотландские костюмы.

Гости разом улыбнулись, поклонились Розе и сказали в один голос:

— Как поживаете, кузина?

Роза вздохнула, затравленно осмотрелась кругом, думая убежать. От страха ей показалось, будто вся комната наполнена мальчиками. Но прежде чем она успела скрыться, старший из прибывших вышел из ряда, подошел к ней и сказал ласково:

— Не пугайтесь, это клан пришел приветствовать вас, а я — его предводитель, Арчи, к вашим услугам.

Говоря это, он протянул Розе загорелую руку, и девочка робко ответила на рукопожатие — ее маленькая ручка утонула в широкой ладони Арчи. Тот продолжил свою речь, держа Розу за руку:

— Мы явились при полном параде, как это у нас принято в важных случаях. Надеюсь, вам это понравилось. Теперь разрешите представить вам всех этих ребят, и все будет в порядке. Самый высокий — это Принц Чарли, единственный сын тетушки Клары, поэтому он вдвойне хорош. Это — старый дружище Мэк. Он — настоящий книжный червь, для краткости мы называем его Червем. Это нежное создание — Стив, он — франт, настоящий денди, обратите внимание на его перчатки и бант на шляпе. Мэк и Стив — сыновья тети Джейн. Уверяю вас, они прекрасные ребята. А вот — Птенцы, мои братья: Джорджи, Уилл и Крошка Джеми. Теперь, джентльмены, приблизьтесь и продемонстрируйте даме свои хорошие манеры.

К полному отчаянию Розы, к ней протянулись еще шесть рук — очевидно, она должна была пожать их все. Наступила минута тяжелого испытания для застенчивой девочки. Но тут Роза вспомнила, что это — ее родственники, пришедшие ее поприветствовать. Она сделала над собой усилие, чтобы ответить как можно более ласково.

Когда торжественная церемония была наконец закончена, клан разбрелся по гостиной. И Розе опять показалось, что комната переполнена мальчиками. Девочка быстро удалилась в угол и уселась в большое кресло, наблюдая за своими гостями и недоумевая, отчего это тетушки не спешат ей на помощь.

Как бы желая добросовестно исполнить свой долг и как будто стесненный им, каждый мальчик, бродя по комнате, подходил к кузине, останавливался, делал какое-нибудь короткое замечание, получал еще более короткий ответ и удалялся с успокоенным видом.

Арчи подошел первым. Он облокотился на спинку кресла и начал отеческим тоном:

— Очень рад, что вы приехали, кузина, и надеюсь, что «Муравейник» вам понравится.

— Надеюсь, что понравится.

Мэк откинул волосы, падавшие ему на глаза, споткнулся о кресло и поинтересовался:

— Вы какие-нибудь книги с собой привезли?

— Да, четыре полных ящика. Они все сложены в библиотеке.

Мэк мгновенно исчез из комнаты, опустевшее место занял Стив. Приняв элегантную позу, от которой его костюм особенно выигрывал, он произнес с любезной улыбкой:

— Жаль, что нам не удалось повидать вас в прошлую пятницу. Надеюсь, ваша простуда прошла?

— Да, благодарю вас.

И на губах Розы показалась улыбка, когда она вспомнила, как спасалась под теплым одеялом.

Расстроенный тем, что ему не уделили должного внимания, Стив отошел, гордо подняв голову. А Принц Чарли вприпрыжку пересек комнату и сказал совершенно просто:

— Мама просила передать вам привет; она надеется, что вы будете хорошо себя чувствовать и на будущей неделе приедете к нам погостить на день или два. Тут, должно быть, ужасно скучно для такой крошки, как вы.

— Мне тринадцать с половиной лет, хоть я и кажусь маленькой, — забыв свою застенчивость, воскликнула Роза. Ее оскорблял тот факт, что существовали люди, не знающие, что ей уже больше тринадцати лет.

— Извините, миледи, вот уж никогда бы не подумал!..

И Чарли, улыбаясь, отошел, очень довольный тем, что ему удалось расшевелить робкую кузину.

Джорджи и Уилл подошли вместе; одному было двенадцать, а другому одиннадцать лет. Они устремили на Розу одинаковые круглые голубые глаза и один за другим выстрелили в нее вопросами — как будто участвовали в состязании по стрельбе, а Роза была целью.

— А вы свою обезьянку привезли?

— Нет, она умерла.

— А вы будете кататься на лодке?

— Надеюсь, что нет.

Тут они оба повернулись и пошли, сознавая, что исполнили свой долг, а маленький Джеми спросил Розу с детской непосредственностью:

— А вы привезли мне что-нибудь вкусненькое?

— Да, я привезла много конфет, — ответила Роза.

В ту же минуту Джеми вскарабкался к ней на колени и, крепко поцеловав, заявил, что очень ее любит.

Роза вздрогнула; а так как все мальчики смотрели на нее и улыбались, то она, чтобы скрыть свое смущение, быстро спросила маленького шалуна:

— А ты знаешь, что сюда приехал цирк?

— Когда? Где? — заволновались все мальчики.

— Перед самым вашим приездом. Точнее, мне показалось, что цирк. Я видела тележки, красные с черным, и множество маленьких пони, и…

Но тут ее прервал взрыв хохота, и Арчи, давясь от смеха, поспешил разъяснить, в чем дело:

— Это наша новая тележка, в которую мы запрягаем собак. И наши шетландские пони. Боюсь, мы и есть ваш цирк, кузина. Другого и не было.

— Но пони было так много, и они бежали так быстро, а тележка была такой красной, — попыталась оправдать свою ошибку Роза.

— Пойдемте, посмотрим на них, — сказал Принц.

И не успела она сообразить, что случилось, как уже очутилась в сарае и была торжественно представлена трем косматым пони и новой красной тележке, запряженной собаками. Роза еще никогда не бывала в сараях и сомневалась, прилично ли ей здесь находиться. Но когда она осторожно высказала предположение, что тетушки могут не одобрить ее поведения, мальчики закричали в один голос:

— Тетушки велели нам развлекать вас, а здесь мы можем сделать это лучше, чем без толку слоняясь по дому.

— Я могу замерзнуть без пальто, — пробормотала Роза, которой хотелось остаться, но она чувствовала себя не совсем уверенно.

— Нет, нет! Не замерзнете! Мы вас согреем!

Один из кузенов нахлобучил ей на голову свою шляпу, другой накинул на плечи теплый жакет и завязал рукава вокруг горла; третий едва не задушил, заворачивая ее в каретное одеяло, четвертый отворил дверцу старой коляски и, поклонившись, проговорил высокопарно:

— Входите, мисс, садитесь поудобнее, а мы вас будем развлекать.

Роза сидела в коляске, словно королева на троне, и смотрела, как мальчики исполняли для нее танец горных шотландцев. Ребята танцевали с таким искусством и с такой увлеченностью, что она в восторге хлопала в ладоши и смеялась от души, как не смеялась несколько недель.

— Как вам понравился наш танец? — спросил Принц, подходя к Розе с пылающим лицом и едва переводя дух, когда представление закончилось.

— Ах, это было великолепно! Я только раз была в театре, но танцы там были совсем не так хороши, как этот, — Роза по-королевски улыбнулась своим родственникам.

— О, да! Мы — молодцы! Но это только начало. К сожалению, мы не захватили волынки, не то мы бы показали, на что еще способны, — ответил Чарли, которому похвала кузины была очень приятна.

— Я не знала, что мы — шотландцы, папа никогда не говорил мне об этом. Правда, ему нравилось, когда я пела старинные шотландские баллады, — заметила Роза. Ей вдруг показалось, что она перенеслась из Америки в Шотландию.

— Мы тоже не задумывались о своих корнях. Только недавно, читая один шотландский роман, узнали, что наш дед был шотландец. И тут же принялись отыскивать старые шотландские повести, достали себе волынки, надели на себя пледы и отдались душой и телом славе нашего клана. Вот уже несколько месяцев, как мы занимаемся этим, и нам очень весело. Всем это нравится, и я думаю, что из нас получился недурной отряд.

Арчи говорил это, сидя на подножке коляски. Остальные разместились кто где, отдыхая после танца.

— А еще, милая кузина, в один прекрасный день мы покажем вам сражение на шпагах. Это очень важная вещь, уверяю вас, — многозначительно добавил Принц.

— Да, и вы услышите, как Стив играет на волынке. Он так славно заставляет ее сопеть, лучше всех! — закричал Уилл, сидевший на козлах.

— Мэк отыскивает для нас старые повести, объясняет, как мы должны одеваться, как говорить и как петь, — заметил Джорджи, желая замолвить слово за отсутствующего брата.

— А что делаете вы с Уиллом? — спросила Роза у Джеми, который сидел подле нее, будто боясь потерять ее из вида, пока не получит обещанные подарки.

— О, я — маленький паж, исполняю поручения старших, а Уилл и Джорджи представляют собой войско, когда мы в походе; оленей, когда мы на охоте; и изменников, когда кого-нибудь казним.

— И приносят много пользы, — отметила Роза, между тем как «полезные люди» просияли улыбками скромной гордости и решили при первой же возможности разыграть в честь своей кузины Уоллеса и Монтроза.[1]

— Давайте играть в чехарду, — закричал Принц. Он вскочил и звонко ударил по плечу Стива.

Позабыв про свой элегантный вид, франт стремглав бросился за ним, совсем как обычный мальчик. Все остальные с радостью включились в игру и сновали по сараю с такой скоростью, будто хотели сломать себе шеи или изувечиться каким-либо другим способом.

Для Розы, только что покинувшей образцовую школу, это было совершенно новое и удивительное зрелище. Она с восторгом наблюдала за играющими братьями. Мальчики бегали так быстро, что у нее захватывало дух. Кузены казались ей более ловкими, чем бедная Мопс, ее умершая обезьянка.

Уилл покрыл себя славой, забравшись на высокий чердак. Ему даже удалось благополучно спуститься, когда появилась Фиби. Она принесла пальто, шляпу и калоши для Розы и сообщила, что тетушки зовут ее домой.

— Отлично, мы сейчас привезем ее, — кивнул Арчи. Он отдал таинственное приказание, которое было так быстро исполнено, что прежде чем Роза успела выйти из коляски, мальчики схватились за дышло, вывезли коляску из сарая и поволокли к дверям дома с таким грохотом, что две головы в чепчиках поспешили выглянуть к окно, а Дэбби грозно закричала, выйдя на заднее крыльцо:

— Сумасбродные мальчишки, вы же убьете это маленькое нежное создание!

Но «нежное создание», казалось, было очень довольно своим путешествием. Роза весело взбежала по лестнице. Щечки ее порозовели, а волосы растрепались. Но тут ее встретила взволнованная тетушка Изобилие. Она испугалась, что Роза заболеет, и стала упрашивать ее сейчас же пойти и лечь в постель.

— О нет, пожалуйста, тетя, мы приехали, чтобы выпить чаю с кузиной. Даем слово, что будем примерными мальчиками, если вы позволите нам остаться, — наперебой заговорили ребята. Они не только успели уже полюбить свою кузину и не хотели с ней расставаться, но и не желали пропустить тетушкин чай с разными вкусностями. Они-то знали, что прозвище «Изобилие» лишь в слабой степени отражает ее настоящую щедрость.

— Хорошо, мои дорогие, оставайтесь, только не шумите. Роза пусть пойдет наверх, примет свое лекарство и приведет себя в порядок. А мы пока подумаем, чем бы вас угостить, — сказала старая леди. Она удалилась, сопровождаемая залпом просьб и пожеланий:

— Мне мармеладу, тетя!

— А для меня, пожалуйста, побольше пирожков со сливками!

— Пусть Дэбби приготовит печеные груши!

— А ваш покорнейший слуга хотел бы попробовать лимонный торт…

— Велите приготовить оладьи, мне сказали, что Роза любит их.

— Нет-нет, я знаю, что ей полезно есть сладкие пирожки!

Когда через четверть часа Роза сошла вниз в своем лучшем переднике, с гладко причесанными волосами, все мальчики были в гостиной. Она остановилась на лестнице, чтобы получше рассмотреть своих новообретенных кузенов, так как ей пока не удавалось этого сделать.

Мальчиков отличало семейное сходство, хотя у одних волосы были темнее, у других — светлее, а щеки у кого-то были смуглыми, у кого-то — румяными. Они были разного возраста: старшему Арчи было шестнадцать, а младший Джеми был на десять лет его моложе. Ни один из них не был особенно красив, кроме Принца, но все они были сердечными и жизнерадостными ребятами. И Роза решила, что мальчики совсем не так ужасны, как она себе воображала.

Все они были заняты какими-то делами, каждый сообразно своему характеру. Роза не могла удержаться от улыбки, глядя на них. Арчи и Чарли, очевидно, старые друзья, отделившись от других, ходили взад и вперед, насвистывая какую-то песенку. Мэк сидел в углу и читал, уткнувшись носом в книгу. Франт расчесывал волосы перед овальным зеркалом. Джорджи и Уилл исследовали внутреннее устройство часов, похожих на луну. Джеми лежал на нижней ступеньке лестницы и стучал каблуками об пол, поджидая кузину с обещанными гостинцами.

Роза, не дожидаясь просьбы, высыпала на него целую горсть конфет. Джеми издал восторженный вопль, а другие мальчики невольно заулыбались при виде девочки. Она была очень хороша: спокойные, задумчивые глаза, блестящие волосы и нежная улыбка на лице. Черное платье напомнило мальчикам о ее недавней потере. Их сердца переполняло желание принять живейшее участие в судьбе кузины, у которой «нет другого дома, кроме этого».

— Посмотрите, как она прекрасна! — воскликнул Стив, целуя ей руку.

— Пойдемте, мисс, чай готов, — прибавил Принц.

— Я сам поведу ее, — Арчи с достоинством предложил девочке руку. Роза от этой чести покраснела, как вишня, и готова была опять убежать наверх.

Ужин получился очень веселым. Старшие мальчики забавляли всех, таинственно намекая на какое-то интересное событие, которое должно было вот-вот свершиться. Они уверяли, что это будет нечто необыкновенно прекрасное, но точнее ничего сказать не могли, потому что это — страшная тайна.

— Видел ли я это когда-нибудь? — спросил Джеми.

— Да, но ты не можешь этого помнить, а вот Мэк и Стив это очень любят, — ответил Арчи. Двум упомянутым джентльменам пришлось на время отвлечься от превосходных оладьев Дэбби, чтобы поразмыслить над сказанным.

— А кто первым получит это? — поинтересовался Уилл, набивая рот мармеладом.

— Тетушка Изобилие, я полагаю.

— Когда же она это получит? — Джорджи от нетерпения начал раскачиваться на стуле.

— Я думаю, в понедельник.

— Господи помилуй! О чем это мальчики толкуют? — заговорила старая леди. Ее загораживала высокая ваза, из-за которой выглядывал лишь чепчик, а лица видно не было.

— А разве тетушка ничего не знает?! — раздалось разом несколько голосов.

— Нет, не знает. В этом-то и вся соль! Уж она-то это любит больше всех!

— А какого это цвета? — Роза тоже решила принять участие в общем разговоре.

— Синего и коричневого.

— А есть это можно? Это вкусно? — спросил Джеми.

— Некоторые люди находили, что да, но я не стал бы пробовать, — засмеялся Чарли и тут же пролил чай.

— А кому это принадлежит? — вставил свое слово Стив.

Арчи и Принц посмотрели друг на друга в некотором замешательстве, а потом в глазах Арчи появился особенный блеск, и Чарли опять засмеялся:

— Дедушке Кэмпбеллу!

Это окончательно сбило всех с толку, и Джеми признался Розе, что он решительно не знает, как ему дожить до понедельника.

Вскоре после чая клан уехал, дружно распевая «Все синие шапки на границе…»

— Ну, моя милая, как тебе нравятся твои двоюродные братья? — спросила Розу тетушка Изобилие, когда последний пони завернул за угол и шум затих.

— Они мне нравятся, но Фиби я люблю больше.

Удивленная таким ответом, тетушка Изобилие в отчаянии всплеснула руками и пошла сказать сестре, что она никогда не поймет этого ребенка, и какое счастье, что Алек скоро снимет с нее эту ответственность.

Утомленная необыкновенно оживленным вечером, Роза устроилась в уголке дивана, чтобы отдохнуть и подумать про тайну, о которой столько говорили за чаем. Она даже не подозревала, что узнает обо всем раньше всех. Мечты перешли в дремоту, и девочка заснула.

Ей снилось, что она опять дома, в своей постели. Вот она просыпается и видит отца, склонившегося над ней, слышит, как он произносит: «Моя маленькая Роза». А она отвечает ему: «Да, папа». Он берет ее на руки и нежно целует…

Сон был настолько реальным, что Роза проснулась с радостным криком. И обнаружила, что обнимает ее незнакомый темноволосый и бородатый господин, который говорит добрым голосом, очень похожим на голос ее отца:

— Это — моя маленькая девочка, а я — дядя Алек.

Глава III ДЯДЮШКИ

Проснувшись на следующее утро, Роза точно не знала, было ли все происходившее накануне вечером явью или ей это приснилось. Было еще совсем рано, но она встала и начала одеваться. Девочка не могла больше спать. Ей ужасно хотелось сойти вниз и посмотреть, на самом ли деле в холле стоят дорожный мешок и чемодан. Она вспомнила, как споткнулась о них, когда шла спать. Тетушки вчера отослали ее наверх, потому что было уже поздно, а сами еще долго разговаривали.

Роза открыла окно, чтобы подышать свежим майским воздухом. Пахло морем, ярко светило солнце. Девочка вышла на балкон. Сначала она смотрела на птичку, которая завтракала червячком. Потом увидела человека, который перескочил через садовую решетку и пошел, насвистывая, по тропинке. В первую минуту Роза решила, что это случайный прохожий, но, присмотревшись, поняла, что это ее дядя возвращается с моря после раннего купания. Вчера вечером она едва посмела поднять на него глаза, зато теперь могла хорошенько рассмотреть.

Дядя шел медленно, поглядывая по сторонам, очень довольный тем, что опять видит родные места. У него были темные кудрявые волосы, он время от времени встряхивал шевелюрой. Широкоплечий, ловкий в движениях, дядюшка выглядел сильным и здоровым. Вообще говоря, он понравился Розе, хотя она и не могла бы объяснить, чем именно. Девочка решила, что сможет полюбить дядю Алека. В эту минуту он поднял глаза, разглядывая каштан, густо усыпанный почками, и увидел Розу, которая наблюдала за ним. Девочка смутилась и покраснела. А дядя поклонился ей, помахал рукой и приветливо улыбнулся:

— Ты рано встаешь, маленькая племянница!

— Я хотела убедиться, что вы не приснились мне, а на самом деле приехали, дядя.

— Правда? Ну, так спускайся в сад и увидишь, что я — это я.

— Мне не позволяют выходить до завтрака.

— Вот как? — он пожал плечами и прибавил. — Ну, значит, я сам поднимусь, чтобы поприветствовать тебя.

И, к огромному изумлению Розы, дядя Алек вскарабкался по одной из колонн галереи; взобрался на крышу, с крыши перелез на балкон и, перемахнув через широкие перила, оказался рядом с девочкой.

— Ну, надеюсь, теперь-то ты не сомневаешься, что я здесь?

Роза была так поражена, что смогла ответить ему только улыбкой.

— Как поживает моя девочка сегодня утром? — спросил он, держа маленькую нежную руку девочки в своих больших ладонях.

— Довольно хорошо, благодарю вас.

— Но надо, чтобы было очень хорошо. Отчего же это не так?

— Я всегда просыпаюсь с головной болью и чувствую себя усталой.

— Разве ты плохо спишь?

— Я долго не могу заснуть, а потом мне снятся тревожные сны, и я не высыпаюсь.

— А что ты делаешь целый день?

— Читаю, немного шью и потом сижу с тетушками.

— А ты не бегаешь по саду, не катаешься на пони и ничего не делаешь по дому?

— Тетушка Изобилие говорит, что я слишком слаба для таких усилий. Иногда я катаюсь с тетушками, но я не особенно люблю эти поездки.

— Неудивительно, — сказал дядя Алек как бы сам себе и быстро прибавил: — Кто-нибудь приходит поиграть с тобой?

— Никто, кроме Ариадны Блиш; но она такая глупая, я терпеть ее не могу. Вчера тут были мальчики. Кажется, они хорошие, но ведь я же не могу играть с ними.

— Отчего же нет?

— Барышни моего возраста не должны играть с мальчиками.

— А вот и нет, это именно то, что тебе надо. Мне кажется, ты слишком изнеженна. Они хорошие ребята, и со временем вы обязательно подружитесь и будете играть вместе. Кроме того, я постараюсь найти тебе подружек, не испорченных хорошим воспитанием.

— Фиби очень хорошая, я ее очень люблю, хотя и встретила только вчера, — воскликнула Роза, оживляясь.

— А кто эта Фиби, скажи, пожалуйста?

Роза с жаром рассказала то, что знала; дядя Алек слушал, и странная улыбка блуждала на его губах, в то время как глаза были совершенно серьезны и он внимательно смотрел на личико, поднятое к нему.

— Я очень рад, что в тебе нет сословных предрассудков, но я не могу понять, за что ты любишь эту девочку из приюта.

— Вы можете смеяться надо мной, но я ее люблю, хотя не могу сказать за что. Она кажется такой счастливой и рассудительной. И хорошо поет. У нее так много сил, что она может все мыть и чистить. У Фиби нет никаких горестей, которые бы ее мучили, — сказала Роза, делая над собой усилие, чтобы объяснить все это.

— Откуда тебе это известно?

— О, я рассказывала ей о моих горестях и спросила, грустит ли она о чем-нибудь. Фиби ответила, что нет, только ей хочется ходить в школу, и она думает, что когда-нибудь это устроится.

— Выходит, она не грустит о том, что одинока, бедна и должна много трудиться? Значит, она хорошая девочка, и я буду очень рад с ней познакомиться, — дядя Алек одобрительно покивал головой, и Розе захотелось, чтобы он и ее похвалил.

После минутного молчания, он спросил:

— А какие же горести у тебя, детка?

— Не спрашивайте меня о них, дядя.

— Разве ты не можешь рассказать мне о них, как рассказывала Фиби?

И было в его голосе что-то такое, что Розе захотелось тут же рассказать все и покончить с этим. Она покраснела и, отвернувшись в сторону, прошептала:

— Самое ужасное, что я лишилась папы…

Дядя Алек обнял племянницу, притянул ближе к себе и ласково сказал голосом, так похожим на голос ее отца:

— Этому горю я помочь не могу, дитя мое, но постараюсь сделать все, чтобы тебе стало легче. Что тебя еще беспокоит, дорогая?

— Я такая слабая и жалкая и ничего не могу делать. Это меня сердит. И у меня часто болит голова, — Роза со вздохом потерла виски.

— Это можно вылечить, и мы это сделаем, — проговорил дядя и так решительно потряс головой, что волосы упали ему на глаза, и Роза заметила в темных кудрях седые пряди.

— Тетушка Майра говорит, что я очень слабого сложения и никогда не буду здорова, — заметила Роза таким задумчивым тоном, будто решала, плохо или хорошо быть больным ребенком.

— Тетушка Майра просто… гм! Она прекрасная женщина, но у нее есть одна слабость. Она любит воображать, что все кругом тяжело больны и стоят на краю могилы. Я уверен, что она обижается, если люди не умирают! Мы покажем ей, как сделать тебя сильной и превратить бледную изнеженную девочку в румяную и здоровую. Это ведь мое дело, ты знаешь, — прибавил он уже более спокойно, увидев, что мгновенная вспышка немного испугала Розу.

— А я и забыла, что вы доктор, дядя. Как хорошо! Мне бы очень хотелось быть здоровой, только я надеюсь, вы не будете давать мне много лекарств. Я их принимаю целую кучу, но лучше мне не становится.

Роза указала на маленький столик у окна. На нем выстроилась целая батарея разнокалиберных склянок с лекарствами.

— Сейчас посмотрим, какой вред они принесли, эти благословенные женщины, — и, протянув руку, доктор Алек поставил все флаконы перед собой и стал пристально рассматривать каждый, то улыбаясь, то хмуря брови. Пересмотрев все, он сказал:

— Теперь я покажу тебе самый лучший способ принимать эти снадобья.

И с этими словами выбросил в окно склянки, одну за другой, — прямо на цветочную клумбу.

— Но это не понравится тетушке Изобилие, а тетя Майра будет сердиться, ведь это она все принесла! — закричала Роза полуиспуганным-полурадостным голосом.

— Теперь ты — моя пациентка! Мое лечение наверняка даст хорошие результаты. Ты с каждой минутой выглядишь здоровее, — он засмеялся так заразительно, что девочка последовала его примеру.

— Если ваши лекарства будут нравиться мне не больше, чем эти, и я их тоже выброшу в сад, что вы тогда скажете? — спросила она задорно.

— Если я пропишу подобные глупости, то можешь вышвырнуть их за борт, когда захочешь. Ну, что еще тебя беспокоит?

— Я думала, что вы уже обо всем меня расспросили.

— Как же я смогу помочь тебе, если не буду знать, в чем дело? Ну, рассказывай, в чем заключается твоя третья проблема?

— Это очень дурно с моей стороны, но иногда я жалею, что у меня так много тетушек. Они все очень добры ко мне, и мне хочется угодить всем. Но тети так не похожи друг на друга… Я чувствую, что меня как будто разрывают на части, — пробормотала Роза, пытаясь передать ощущения заблудившегося цыпленка, которому показывают дорогу шесть куриц разом.

Дядя Алек откинул голову назад и расхохотался, как мальчишка. Он-то отлично понимал: каждая из теток хотела, чтобы все делалось так, как желает именно она. И это окончательно сбило с толку бедную Розу.

— Попробуем теперь жить под руководством дяди. Может, дело и пойдет на лад. Я хочу, чтобы ты слушалась только меня, и никто не будет давать мне советов, пока я их не спрошу. Иначе на нашем корабле не будет порядка, а я — командир этого маленького корабля; на время, впрочем. Что еще?

Но Роза так вздрогнула и покраснела, что дядя догадался, в чем причина.

— Право, я не могу сказать вам этого; это будет невежливо, да к тому же я думаю, что это не будет меня больше беспокоить.

Когда она пробормотала это, доктор Алек повернулся и, пристально глядя на море, заговорил так серьезно и нежно, что Роза запомнила его слова надолго:

— Дитя мое, я не жду, что ты сразу полюбишь меня и станешь мне доверять. Но я прошу тебя верить, что я всем сердцем отдаюсь своим новым обязанностям, и если буду делать ошибки — а я, конечно, буду их делать, — никто больше меня не будет сожалеть об этом. Моя вина в том, что я для тебя — чужой, тогда как должен быть лучшим другом. Это одна из моих ошибок, и никогда я так не сожалел о ней, как теперь. Между мной и твоим отцом была ссора, и я думал, что никогда не прощу его. Но прошло много лет. Благодарю Бога, мы помирились. Когда я видел брата в последний раз, он просил меня заботиться о тебе в случае его смерти. Это был знак любви и примирения. Я не могу заменить тебе отца, но постараюсь быть полезным. И если ты будешь любить меня хотя бы вполовину меньше, чем любила папу, я буду самым гордым и счастливым человеком на свете. Веришь ли ты мне? И попробуешь ли полюбить меня?

Выражение лица дяди глубоко тронуло Розу, и когда он с волнением взглянул на нее, она потянулась к дяде Алеку и скрепила их соглашение доверчивым поцелуем. Дядя обнял ее, и девочка почувствовала, как тяжелый вздох всколыхнул его грудь. Больше не было произнесено ни слова. Они молчали, пока стук в дверь не заставил обоих вздрогнуть.

Роза обернулась к дверям и сказала:

— Войдите.

Доктор Алек поспешно провел рукавом по глазам и начал что-то насвистывать.

Вошла Фиби с чашкой кофе в руках.

— Дэбби приказала принести вам кофе и помочь одеться, — сказала она. Широко раскрыв от удивления большие черные глаза, Фиби глядела на дядю Алека, гадая, какими судьбами моряк попал сюда.

— Я уже одета, спасибо, мне не нужна ваша помощь. Надеюсь, что кофе крепкий и сладкий, — прибавила Роза, глядя на чашку, от которой шел пар.

Но ей не пришлось его попробовать. Сильная рука остановила ее, и дядя быстро проговорил:

— Подожди, дочка, дай мне посмотреть прежде, что ты пьешь. Ты каждое утро пьешь такой крепкий кофе, дорогая?

— Да, я очень люблю кофе, и тетушка считает, что он укрепляет меня. После него я всегда чувствую себя лучше.

— Вот отчего ты плохо спишь по ночам и вздрагиваешь от всякой ерунды! Потому и твои щеки так бледны и не знают румянца! Отныне ты не будешь больше пить кофе, моя дорогая, и со временем увидишь, что я прав. Есть в доме парное молоко, Фиби?

— Да, сэр, прямо из-под коровы.

— Вот питье для моей пациентки. Принесите полную кружку молока для Розы и еще одну чашку для меня. Мне и самому захотелось молока. Клумбе же кофе не причинит вреда, ведь нервов у нее нет.

И, к огорчению Розы, кофе отправился в окно — вслед за лекарствами.

Доктор Алек поймал недовольный взгляд девочки, но решил не обращать на это внимания. Он постарался исправить ситуацию, весело сказав:

— У меня есть хорошенькая маленькая чашечка. Я подарю ее тебе. Это будет специальная чашка для молока. Она сделана из дерева, и знающие люди уверяют, будто она придает целебные свойства тому напитку, который в нее наливают. Да, кстати, один из ящиков, который вчера вечером Фиби хотела тащить наверх, — твой. Зная, что по возвращении домой найду там дочку, я сложил туда разные забавные и хорошенькие вещицы. Может быть, какая-нибудь из них тебе понравится. Завтра утром мы все это вместе разберем. Вот и наше молоко! Предлагаю тост за здоровье мисс Розы Кэмпбелл — и от всего сердца пью за него!

Роза не могла долго дуться, тем более что ящик с прекрасными подарками уже будоражил ее воображение. Невольно улыбнувшись, она тоже выпила за свое здоровье и нашла, что парное молоко — совсем недурное питье.

— Теперь я должен уйти, пока меня не поймали, — сказал доктор Алек, собираясь уйти той же дорогой, какой и пришел.

— Вы всегда лазаете, как кошка, дядя? — спросила Роза, которую это очень смешило.

— Я привык так выбираться из своего окна, когда был мальчиком, чтобы не беспокоить тетушек. Да и теперь я предпочитаю эту дорогу, потому что она короче и поддерживает меня в хорошей форме, ведь взбираться на мачту мне больше уже не придется. До свидания, до завтрака.

И он, спустившись вниз по водосточной трубе, скрылся за кустами.

— Веселый опекун, не правда ли? — сказала Фиби, держа в руках пустые чашки.

— Он очень добр ко мне, — ответила Роза, продолжая раздумывать о большом ящике с подарками и стараясь угадать, что в нем окажется.

Когда при звуке колокола дядя явился в столовую, он застал Розу, тревожно разглядывающую новое блюдо, от которого шел пар.

— Еще одно разочарование, Роза? — спросил он, ласково погладив ее по голове.

— Дядя, неужели вы будете заставлять меня есть это варево из овсяной муки? — спросила девочка трагическим тоном.

— Разве ты его не любишь?

— Я его ненавижу! — Роза тяжело вздохнула, с отвращением отворачивая свой носик от тарелки.

— Значит, ты не настоящая шотландка, если не любишь овсяную кашу. Очень жаль, я сам приготовил ее для тебя и думал, как это будет вкусно со сливками. Ну, что же, делать нечего!

И он сел к столу с расстроенным видом.

Роза хотела настоять на своем, потому что и на самом деле ненавидела овсянку. Но дядя Алек не пытался ее уговаривать, и она решила не упрямиться.

— Я попробую кашу, чтобы сделать вам приятное, дядя. Все вокруг твердят, как она полезна для здоровья, поэтому я и возненавидела ее, — нерешительно произнесла она и сама ужаснулась глупости этих слов.

— Мне будет очень приятно, если овсянка тебе понравится. Мне хочется, чтобы моя девочка была сильной и здоровой. Ты видела своих кузенов. Они самые крепкие и выносливые мальчики в округе. Они не едят ни горячего хлеба, ни сладкого печенья. По доброй старой традиции они выросли на овсянке. Здравствуйте, тетя!

Доктор Алек встал и поклонился старой леди, а Роза, с твердым намерением съесть овсянку или умереть при этом испытании, села за стол.

Через пять минут Роза напрочь забыла о том, что ест; она была слишком увлечена разговором. Ее очень забавляло, что тетушка Изобилие называла своего сорокалетнего племянника «мой дорогой мальчик». А дядя Алек оказался прекрасным собеседником. Он находил увлекательные темы для разговора. Казалось, что он знал обо всем на свете. И так весело рассказывал о разных разностях, а о «Муравейнике» в особенности, что отвратительная овсянка исчезла совсем незаметно.

— Я надеюсь, что ты пойдешь с нами в церковь, Алек, если, конечно, не очень устал, — сказала старая леди, когда завтрак закончился.

— Обязательно пойду. Только я должен предупредить сестер о своем приезде; они не ожидают меня раньше завтрашнего дня, и вы знаете, какой шум поднимется в церкви, если мальчики неожиданно меня там увидят.

— Я пошлю кого-нибудь из прислуги на гору, а вот к Майре ты можешь зайти сам; ей это будет очень приятно, а у тебя на все хватит времени.

Доктор Алек тотчас скрылся, и никто не видел его до той минуты, пока старинная коляска не была подана к крыльцу и тетушка Изобилие не сошла с лестницы в своем воскресном наряде. Роза проскользнула за ней, как тень.

Пока они ехали в церковь, дядя Алек поминутно снимал шляпу и раскланивался со всеми встречными, которые радостно приветствовали его и весело улыбались.

Дядя Алек поступил мудро, предупредив мальчиков о своем приезде. Но все равно племянники были ужасно взволнованы, и взрослые в страхе ожидали какой-нибудь безумной выходки. Честно говоря, их можно было понять. Церковь — не лучшее место для взрыва ребячьих эмоций. Семь пар глаз были неотрывно прикованы к дяде Алеку. И нетрудно представить, как ужасно вели себя мальчики во время проповеди.

Сначала Роза не смела даже взглянуть на кузенов. Они просто заразили ее своим волнением. Девочка не знала, плакать ей или смеяться. Чарли весело подмигивал ей, прячась за веер матери. Мэк без зазрения совести показывал пальцем на дядю, сидевшего рядом с Розой. Высокая спинка скамьи не давала маленькому Джеми увидеть дядю. Малыш уставился на спинку таким пристальным взглядом, что запросто мог бы просверлить в ней дыру. Джорджи упал со стула и уронил три книги. Уилл рисовал на чистой манжетке матросов и китайцев и, к большому смущению Розы, показывал всем свои рисунки. Стив же переполошил всю компанию. Он чуть не сжег себе нос нюхательными солями, уверяя, что только так может справиться с волнением. Даже серьезный Арчи пал так низко, что, написав на своем молитвеннике «Разве он не синий и коричневый?» — передал молитвенник Розе.

Единственным ее спасением был дядя Мэк. На него она и старалась смотреть. То был полный спокойный джентльмен, не обращавший ни малейшего внимания на волнение клана. Он мирно дремал, уютно устроившись на скамейке. Это был единственный дядя, которого Роза знала. Дядя Джем и дядя Стив, мужья тетушек Джесси и Клары, находились в морском плавании, а тетя Майра была вдовой. Дядя Мэк был купцом, очень богатым деловым человеком. Дома же он был тихим, как мышь. Его окружало такое количество женщин, что он предпочитал молчать и ни во что не вмешиваться, а все управление домом предоставил жене.

Роза очень любила этого доброго молчаливого человека, который приехал к ней, когда умер ее отец, и присылал ей красивые коробки конфет, пока она училась в школе. Он часто приглашал ее в свой огромный магазин, наполненный разными сортами чая, специями, винами и заморскими фруктами. Там он всегда угощал племянницу всем, что ее душа пожелает, и никогда не отпускал с пустыми руками. Роза втайне сожалела, что не он будет ее опекуном. Но с тех пор как познакомилась с дядей Алеком, она перестала расстраиваться по этому поводу, тем более что ей не очень нравилась тетушка Джейн.

Когда служба закончилась, доктор Алек быстро пошел к выходу из церкви. И тут же мальчики набросились на него, как медведи на добычу. А сестры пожимали ему руки и радостно улыбались. Розу чуть не придавили дверью, но дядя Мэк спас ее и для безопасности посадил в коляску.

— Ну, девочки, я хочу, чтобы все сегодня обедали у меня вместе с Алеком. Мэк тоже, конечно. Но я не могу принять мальчиков! Мы не ждали нашего дорогого гостя раньше завтрашнего дня, и я не подготовилась. Отправьте-ка их домой, пусть ждут понедельника. Будем считать это наказанием за ужасное поведение в церкви, — сказала тетушка Изобилие племянницам, усаживаясь в коляску рядом с Розой.

При других обстоятельствах отчаянные мальчишки подняли бы бунт, но теперь они только ворчали, пока дядя Алек не успокоил их, сказав:

— Не унывайте, старые друзья, завтра я сделаю для вас все, что хотите, если вы сейчас спокойно разойдетесь по домам; иначе никто из вас не получит ни одного подарка из моего самого большого сундука.

Глава IV ТЕТУШКИ

Роза чувствовала, что старшие собираются поговорить о ней. По окончании обеда она уже не сомневалась в этом, потому что, когда все пошли в гостиную, тетушка Изобилие шепнула ей:

— Пойди наверх, моя дорогая, и посиди с тетушкой Спокойствие. Она любит слушать, как ты читаешь, а нам надо заняться делами.

Роза послушалась. Комнаты наверху своей тишиной походили на церковь и часто успокаивали ее встревоженную душу, а девочка, в свою очередь, приносила радость доброй старой леди, которая уже много лет терпеливо ждала там прекращения своих страданий.

Роза знала грустную историю ее жизни, и это окружало тетушку, которую она любила, ореолом нежного очарования и грусти. Когда тетушке Спокойствие было двадцать лет, она собиралась выйти замуж. Все было готово: подвенечное платье сшито, свадебный букет ждал своего часа. Счастье было уже на пороге, когда пришло известие о том, что жених ее погиб.

Все думали, что мягкая и добрая девушка умрет от горя. Но она убрала подвенечное платье и смогла мужественно перенести несчастье. Красивая и смиренная, с белыми как снег волосами, она продолжала жить, но румянец на ее щеках так и не появился. Она не носила траура, предпочитая платья нежных, светлых тонов, будто готовилась к свадьбе, которой никогда не суждено было состояться.

Тридцать лет прожила она, медленно угасая, но всегда оставалась веселой и трудолюбивой, интересуясь всем, что происходило в семье. Ближе всего принимала она к сердцу радости и печали молодых девушек, выраставших рядом с ней. Для них она была советчицей, доверенным лицом и другом во всех волнениях и радостях. И в самом деле, красивая старая дама с волосами цвета серебра и с безмятежным выражением лица казалась окруженной облаком спокойствия, которое окутывало всех, кто оказывался с ней рядом.

Тетушка Изобилие была полной противоположностью своей сестре. Пышная, живая старая леди с проницательными глазами, веселой речью и с лицом, румяным, как зимнее яблоко. Она была поглощена мирскими заботами и совершенно счастлива ими.

Роза была права: пока она читала псалмы тетушке Спокойствие, остальные родственники вели откровенную беседу о ее положении и воспитании.

— Ну, Алек, как ты находишь свою воспитанницу? — начала тетушка Джейн, когда все уселись кружком у горящего камина, а дядя Мэк притулился в тихом уголке, где и начал подремывать.

— Я? Было бы лучше, если бы мне пришлось заботиться о ней с самого начала. Бедный Джордж вел такую уединенную жизнь, что дитя страдало от одиночества. А после его смерти страдает еще больше, судя по состоянию, в котором я ее нашел.

— Мой милый мальчик, мы делали для девочки все, что казалось нам правильным и полезным, ожидая, когда ты оставишь свои дела и вернешься домой. Я всегда говорила Джорджу, что он воспитывает ее совсем не так, как надо; но он никогда не принимал моих советов, а теперь мы и остались с несчастной девочкой на руках. Признаюсь откровенно: я решительно не знаю, что с ней делать. Она похожа на тех странных экзотических птиц, которых ты привозил, — и тетя Изобилие тряхнула головой так сильно, что украшавшие ее чепчик пунцовые ленты, похожие на бутоны крокуса, смятенно заколыхались.

— Если бы меня послушали, она бы и теперь оставалась в той прекрасной школе, куда я ее поместила. Но тетушка решила, что лучше забрать ее оттуда, потому что девочка все время плакала и жаловалась. Из школы Розу забрали, и с тех пор она бездельничает. Ничего хуже и придумать нельзя для такой нервной и избалованной девочки, как она, — сказала миссис Джейн строго.

Она не могла простить старой леди, что та уступила трогательным просьбам Розы дождаться приезда опекуна и не отдавать ее на следующий учебный год в школу. Школа эта была настоящей оранжереей, где молодые дарования взращивались, как экзотические растения. Там в бедные детские головы вбивали такое количество знаний, что не всякие мозги могли это выдержать.

— Я всегда считала, что эта школа не годится для такой богатой наследницы, как Роза. Она хороша для девушек, которым придется стать гувернантками и зарабатывать на хлеб уроками. А нашей девочке нужно всего лишь проучиться пару лет в модной школе, чтобы к восемнадцати годам блистать в свете, — заметила тетушка Клара, которая в молодости славилась красотой и до сих пор была очень привлекательной женщиной.

— Ах, милые, милые, как вы все близоруки; все рассуждаете о воспитании и строите какие-то планы, а несчастный ребенок стоит одной ногой в могиле, — проговорила тетушка Майра с глубоким вздохом. Она мрачно покачала головой в темном чепце, который не снимала, потому что страдала хронической простудой.

— По моему мнению, наша дорогая малютка нуждается только в свободе, спокойствии и заботе. Совершенно очевидно, что ей недостает того, чего никто из нас не может дать — материнской любви, — сказала тетушка Джесси, блестящие глаза которой наполнились слезами при мысли, что ее мальчики могли так же, как и Роза, остаться на попечении старых леди.

Дядя Алек, который до сих пор молчал, вдруг повернулся к сестре, которая говорила последней, и произнес, одобрительно кивнув головой:

— Ты совершенно права, Джесси! Я надеюсь, мы дадим девочке почувствовать, что она не совсем сирота.

— Я приложу все силы и рассчитываю на твою помощь, милый Алек. Уверена, что буду нужна тебе. Как ты ни умен, но понять нежное и робкое сердце Розы так, как его поймет женщина, тебе не дано, — ответила миссис Джесси, улыбаясь ему нежной материнской улыбкой.

— Я совершенно уверена, что я, как женщина, у которой была дочь, могу лучше вас всех воспитывать девочку, и до сих пор удивляюсь, отчего это Джордж не поручил ее моим заботам, — заметила тетушка Майра с мрачным достоинством. У нее одной из всей семьи была дочка. И этим она отличалась от других сестер, у которых рождались только мальчики. Правда, злые люди говорили, будто она до смерти залечила свою девочку.

— Я никогда не буду осуждать его за это, потому что отлично помню, как ужасно ты обращалась с бедной Кэрри, — начала миссис Джейн резким тоном.

— Джейн Кэмпбелл, я не хочу слышать ни одного слова! Память о моей Каролине для меня священна! — тетушка Майра гневно поднялась, чтобы выйти из комнаты.

Доктор Алек остановил ее. Ему нужно было защитить свою позицию и получить поддержку сестер, чтобы по-настоящему помочь Розе.

— Незачем нам ссориться, мои милые, и драться из-за Розы, как собаки из-за кости. Хотя, правду сказать, она и в самом деле тонка, как косточка. Бедная девочка! Она провела с вами целый год, и вы делали с нею, что считали нужным и полезным. Не могу сказать, что вы достигли больших успехов. Не бывает толку, когда тесто месят много рук. Теперь я буду действовать так, как сам считаю нужным. Если к концу года Розе не станет лучше, я сложу с себя обязанности опекуна и передам девочку кому-нибудь из вас. Это разумно, не правда ли?

— Через год нашей дорогой девочки уже не будет в живых, и никому не надо будет брать на себя ответственность, — сказала тетушка Майра, натягивая черные перчатки, будто готовясь идти на похороны.

— Право, Майра, ты способна отнять всякую энергию и у святого! — воскликнул в сердцах доктор Алек, и глаза его вспыхнули. — Твои мрачные прогнозы собьют девочку с толку; она — котенок с пылким воображением, и подобные рассуждения ей очень вредны. Ты уже вбила ей в голову, что у нее слабое здоровье, и ей нравится эта мысль. Не будь у нее крепкого сложения, она давно лежала бы в могиле, и вам не о ком было бы заботиться. Мне не нужны помощники. Пожалуйста, поймите это и отступитесь; предоставьте мне принимать решения самому. Если мне понадобится совет, я спрошу его.

— Слушайте, слушайте! — раздалось из угла, где дядя Мэк притворялся спящим.

— Ты — законный опекун, и мы ничего не можем с этим поделать. Но я предсказываю, что твое воспитание только испортит хорошую девочку, причем окончательно и непоправимо, — мрачно отозвалась миссис Джейн.

— Благодарю тебя, сестра. Я думаю, что если женщина может так хорошо воспитать двоих мальчиков, как ты своих сыновей, то и мужчина, если он целиком посвятит себя воспитанию ребенка, с таким же успехом сможет воспитать девочку, — возразил доктор Алек с комически-серьезным видом. Его слова заставили присутствующих улыбнуться. Всем было прекрасно известно, что мальчики тети Джейн были избалованы больше, чем все остальные дети вместе взятые.

— А я абсолютно уверена, что Алек сможет вылечить Розу. Он — отличный врач. А через год мы отдадим ее в школу мадам Роккабеллы, где она получит достойное воспитание, — сказала тетушка Клара, поправляя свои кольца и думая о том, как она будет вывозить в свет хорошенькую и прекрасно образованную племянницу.

— Вероятно, ты останешься здесь, в старом доме, пока не надумаешь жениться, — кстати, тебе уже давно пора, — заметила миссис Джейн, обиженная последними словами брата.

— Нет уж, с женитьбой я повременю, благодарю вас. Пойдем, выкурим по сигаре, Мэк, — пригласил доктор Алек.

— Не женись, в семье и без того слишком много женщин, — пробормотал дядя Мэк, и джентльмены поспешно удалились.

— Тетушка Спокойствие желает видеть всех вас, — сказала Роза, входя в комнату. И леди были лишены возможности продолжить разговор.

— Чахотка, чахотка, моя дорогая! — пробормотала тетушка Майра, и тень мрачного чепчика упала на Розу, а пальцы в черной перчатке коснулись ее щеки.

Роза покраснела под перекрестным огнем взглядов родственниц.

— Я очень рада, что ее локоны вьются от природы, это замечательно. Девочка подрастет и станет настоящей красавицей, с такими-то волосами, — проговорила тетя Клара, склонив голову набок.

— Теперь, когда твой дядя приехал, я не думаю, что тебя отправят в школу. Но надеюсь, что ты не будешь проводить время в одних пустых развлечениях, — заметила тетя Джейн и вышла из комнаты с видом мученицы.

Тетушка Джесси не сказала ни слова, но поцеловала маленькую племянницу с таким теплом и искренней симпатией, что Роза прижалась к ней на мгновение и провожала тетушку глазами до тех пор, пока за той не затворились двери.

Когда гости уехали, доктор Алек долго бродил в сумерках по нижнему залу, глубоко погрузившись в свои мысли; он то улыбался, то хмурился, то останавливался как вкопанный. Вдруг он заговорил вполголоса, как будто решившись на что-то:

— Я должен начать немедленно, надо заставить ее думать о чем-нибудь другом, а то из-за бесконечных причитаний Майры и нотаций Джейн она выглядит как привидение.

Подойдя к одному из сундуков, которые стояли в углу, и порывшись в нем, он извлек красиво вышитую шелковую подушечку и оригинальную резную чашечку из черного дерева.

— Для первого раза этого достаточно, — сказал он, взбивая подушку и стирая с чашки пыль. — Не надо начинать слишком энергично, а то Роза испугается. Я должен сначала расшевелить и развеселить девочку, а когда вполне заслужу ее доверие, тогда и начну действовать.

В эту минуту вошла Фиби, неся на тарелке поджаренные хлебцы для Розы, которой не разрешали есть их с чаем.

— Я возьму у вас немного хлеба, — сказал доктор Алек и, взяв несколько ломтиков, ушел в кабинет, оставив Фиби в одиночестве удивляться его аппетиту. Она изумилась бы еще больше, увидев, как он сделал из этого хлеба хорошенькие маленькие пилюли, уложил их в ящичек из слоновой кости, предварительно вынув из него лаванду.

— Вот так! Если они будут настаивать на лекарствах, я буду давать девочке эти пилюли, от них никакого вреда не будет. Конечно, я буду все делать по-своему, но мне хочется по возможности сохранить мир в семье. Если у меня получится, то я признаюсь, что разыгрывал их.

Разговаривая сам с собой, он был похож в эту минуту на озорного мальчугана, задумавшего веселую шалость.

Роза тихонько играла на маленьком органе, который стоял в зале наверху, чтобы тетушка могла наслаждаться музыкой, не переставая беседовать с гостями. Дядя Алек тоже с удовольствием прислушивался. Играла Роза хорошо. Когда пробило восемь часов, он сказал ей:

— Моей девочке пора ложиться спать. Иначе завтра она не сможет рано встать, а у нас много интересных планов. Посмотри, что я тебе принес.

Роза подбежала к дяде. Глаза ее светились любопытством.

— Странствуя по свету, я приобрел несколько прекрасных лекарств. Они не только полезны, но и очень приятны. Я думаю, тебе пора начать их принимать. Смотри, это подушечка с травами. Ее мне подарила одна мудрая старушка в Индии, когда я там заболел. Подушка набита шафраном, маком и другими душистыми растениями. Положи ее на ночь под голову, и будешь спать сладко, без дурных снов, а утром встанешь бодрой и веселой.

— Как она хорошо пахнет!

Роза с удовольствием взяла маленькую подушечку, полюбовалась ею и, наслаждаясь приятным запахом, выслушала другой совет доктора.

— Вот чашка, о которой я тебе говорил. Считается, что она приносит больше пользы, если человек, который из нее пьет, сам добудет себе питье и сам нальет его в чашку. Значит, ты должна научиться доить корову, а я тебе покажу, как это делают.

— Я боюсь, что никогда не смогу этому научиться, — сказала Роза, с интересом рассматривая чашечку, на ручке которой был вырезан презабавный пляшущий чертенок.

— А ты не находишь, что она должна принимать какое-нибудь более действенное средство, чем молоко в волшебной чашке, Алек? Я, право, буду беспокоиться, если ты не будешь давать ей что-нибудь укрепляющее, — забеспокоилась тетушка Изобилие, подозрительно разглядывая «лекарства». Она больше верила в проверенные средства, чем во всякие магические чашки и ароматические подушки Востока.

— Хорошо, я буду давать ей пилюли, если вы считаете, что это необходимо. Они просто замечательные, употреблять их можно в большом количестве без всякого вреда для здоровья. Вы знаете про экстракт конопли? А это лекарство приготовлено из ржи и ячменя. Подобные средства пользовались большой популярностью в старину и, я надеюсь, принесут пользу и теперь.

— Господи, как это удивительно! — воскликнула тетушка Изобилие, надевая очки и рассматривая пилюли с таким уважением и интересом, что доктор Алек с трудом сдержал улыбку.

— Прими одну пилюлю утром, Роза. Спокойной ночи, дитя мое, — сказал он и после нежного поцелуя отпустил свою пациентку.

Когда она ушла, дядя Алек взъерошил волосы обеими руками и сказал со смешанным чувством беспокойства и радости:

— Когда я думаю о том, что я затеял, уверяю вас, тетя, мне очень хочется убежать куда глаза глядят и вернуться, когда Розе исполнится восемнадцать лет.

Глава V ПОЯС И ЯЩИК

На следующее утро Роза вышла из своей комнаты с чашкой в руках, и первым человеком, которого она увидела, был дядя Алек. Он стоял на пороге комнаты, расположенной напротив комнаты Розы, и внимательно ее осматривал. Услышав шаги девочки, он повернулся и запел:

— «Куда ты идешь, моя прелестная девица?»

— «Я иду доить коров, сэр, — ответила она», — Роза подхватила песенку, и они допели ее вместе.

Прежде чем они успели начать разговор, дверь одной из комнат отворилась. Оттуда высунулась голова в ночном чепце, большая и растрепанная, похожая на кочан капусты, и раздался удивленный тетушкин голос:

— Почему вы так рано встали?

— Чтобы вместе спеть песню, моя милая! Тетя, могу я занять эту комнату? — поинтересовался доктор Алек, указывая на комнату, которую только что обозревал.

— Конечно, дорогой мальчик. Ты можешь жить в любой комнате, которая тебе понравится, кроме комнаты сестры, разумеется.

— Благодарю вас. А могу я обыскать чердак и все кладовые, чтобы подобрать мебель по своему вкусу?

— Дорогой, ты можешь перевернуть дом вверх дном, если решишь здесь жить.

— Это щедрое предложение, тетя, спасибо! Решено: я остаюсь и бросаю здесь якорь. Может быть, я вам еще надоем за это время, — дядя Алек по-матросски отсалютовал тетушке.

— Этого никогда не случится! Не забудь надеть теплую кофточку, Роза. Не утомляй ее своими штуками, Алек… Я иду, сестра, иду! — и чепчик мгновенно скрылся за дверью.

Первый урок доения оказался забавным. Роза познакомилась с коровой, которую звали Клеверочек. После короткой паники и нескольких тщетных попыток Розе, наконец, удалось наполнить чашку. Работник при этом придерживал коровий хвост, а дядя Алек стоял так, чтобы корова не могла видеть новую доярку.

— Кажется, ты замерзла. Ну-ка, побегай по саду и сразу согреешься, — сказал доктор, когда они вышли из хлева.

— Я взрослая барышня, мне уже тринадцать с половиной лет, а барышням бегать неприлично, дядя. Так говорит мисс Пауэр, — чопорно ответила Роза.

— Беру на себя смелость защитить тебя от разных чересчур благовоспитанных леди, и, как твой доктор, я приказываю тебе бегать. Ну-ка, вперед! — дядя Алек строго посмотрел на Розу и повелительно махнул рукой. Роза, желая угодить дяде, припустилась что было мочи.

Она долго бегала между клумбами, пока совсем не запыхалась. Наконец, она направилась к крыльцу, на котором стоял дядя Алек, и плюхнулась на ступеньки. Щеки ее были совершенно пунцовыми.

— Ай, молодец! Ай, хорошо! Как я погляжу, детка, ты еще не разучилась пользоваться ногами, хотя тебе и больше тринадцати лет. Но пояс этот слишком туго затянут, распусти его, и тебе будет легче дышать.

— Нет, дядя, он не тугой, и я могу дышать совершенно свободно, — возразила Роза, едва переводя дух.

Дядя ничего не ответил, просто поставил девочку на ноги и расстегнул новый пояс, которым она очень гордилась. Как только пряжка была расстегнута, пояс отлетел на несколько шагов, и из груди Розы невольно вырвался глубокий вздох, который явно противоречил ее уверениям.

— Я и не знала, что он такой тугой, я совсем этого не чувствовала. Но мне и не приходилось так тяжело дышать, я же никогда не бегала, — проговорила Роза, потрясенная этим открытием.

— Ты не привыкла дышать полной грудью и потому можешь носить такие нелепые вещи. Какая бредовая фантазия: затягивать куском кожи со сталью нежную детскую талию, когда она должна еще развиваться, — сердито покачал головой доктор Алек.

Дядя повертел пояс в руках, недовольно его разглядывая, и переставил пряжку на несколько дырочек, к тайному неудовольствию племянницы. Роза гордилась своей стройной фигурой и каждый день радовалась, что она не такая толстая, как Лили Миллер, одна из ее прежних школьных подруг. Той приходилось очень туго затягивать свою обширную талию.

— Так он свалится, и я его потеряю, — сказала девочка, с беспокойством наблюдая за тем, как дядя колдует над поясом.

— Нет, не потеряешь, если будешь дышать полной грудью. А я этого и хочу. Хоть я и переставил пряжку, но скоро пояс опять тебе станет узок. И ты распустишь его еще на несколько дырочек. В конце концов твоя талия будет походить на стан богини здоровья Гебы, а не на модные картинки, самую отвратительную вещь, какую только можно вообразить.

— Вид ужасный! — Роза с презрением взглянула на пояс, который свободно крутился вокруг ее тонкого стана. — Я точно потеряю его и умру от досады, ведь это дорогая вещь. Хорошая сталь и настоящая русская кожа. Понюхайте, как хорошо пахнет!

— Если ты потеряешь его, я подарю тебе другой, еще лучше; мягкий шелковый шарф, который подойдет такой нежной девочке, как ты, больше, чем эта сбруя. У меня есть синий итальянский шарф и турецкий кушак. Как тебе это понравится?

Он потрепал Розу по щеке, и девочка улыбнулась ему.

— Это очень глупо с моей стороны, но я не могу удержаться, так мне хочется знать…

Тут Роза остановилась, покраснела и, опустив голову, как бы стыдясь, прибавила:

— Вы находите, что я хорошенькая?

Смех заискрился в глазах доктора Алека, но он сказал совершенно серьезно:

— Ты тщеславна, Роза?

— Мне неприятно в этом сознаваться, но, кажется, это так, — ответила она слабым голоском. Девочка опустила голову, и густые пряди волос упали ей на лицо.

— Это большой недостаток, — дядя Алек вздохнул, огорченный ее признанием.

— Я знаю и стараюсь исправиться, но все меня хвалят. Мне же это очень нравится, и я в самом деле думаю, что не отвратительна.

Последние слова и тон, каким они были произнесены, были до того забавны, что доктор Алек рассмеялся, хотя и собирался быть серьезным.

— Я согласен с тобой; но, чтобы ты была еще менее отвратительна, я хочу, чтобы ты стала такой же красивой девушкой, как Фиби.

— Фиби?!

Роза приняла такой рассерженный вид, что дядя поспешил добавить:

— Да, Фиби, потому что в ней есть именно то, чего тебе недостает — здоровье. Если б вы, маленькие девочки, знали, что такое настоящая красота, то не затягивали бы себе талии узкими поясами и не голодали, чтобы сохранить романтическую бледность. Сколько бы вы сберегли времени, денег и труда! Здоровый дух в здоровом теле — вот лучшая красота, причем как для мужчины, так и для женщины. Понимаешь ты это, моя дорогая?

— Да, дядя, — ответила Роза, пораженная тем, что ее сравнили с простой девочкой из приюта.

Она обиделась и выказала свое недовольство:

— Верно, вы бы желали, чтобы я все мыла и чистила, носила бы старое коричневое платье и ходила с засученными рукавами, как Фиби?

— Я был бы очень рад, если б ты могла работать наравне с ней, если б твои руки были такими же сильными. Я давно не видел такой красивой картины, как сегодня утром, когда смотрел на Фиби. Распевая, словно птичка, и закатав рукава, она мыла посуду.

— Право, мне кажется, что вы самый странный человек из всех, какие когда-либо жили на свете…

Роза была ошеломлена тем, что дядя открыто продемонстрировал дурной вкус.

— Ты еще не знаешь всех моих странностей, дорогая. Так что приготовься к неожиданностям, — сказал он с таким таинственным видом, что Роза от души порадовалась тому, что в эту минуту раздался звонок, звавший к завтраку, и прервал их препирательства.

— Ты найдешь свой ящик в комнате тетушки, он открыт. Можешь развлекаться, разбирая его. Я же все утро буду занят устройством своей комнаты, — объявил доктор Алек после завтрака.

— Не могу ли я помочь вам, дядя? — спросила Роза, от души желая услышать утвердительный ответ.

— Нет, благодарю. Мне нужна Фиби, если тетушка Изобилие сможет мне ее уступить.

— Кого угодно и что угодно, Алек. Я тоже буду нужна тебе, я знаю. Только отдам приказания об обеде и буду к твоим услугам, — и старая леди впопыхах вышла, возбужденная любопытством и желанием быть полезной.

«Со временем дядя увидит, что я могу делать то, чего Фиби не может», — подумала Роза, покачав головой, и побежала в комнату тетушки Спокойствие, к вожделенному ящику.

Все маленькие девочки легко могут себе представить, насколько приятно Роза провела время, погрузившись в море сокровищ. Она одну за другой вытаскивала из ящика восхитительные вещи. Они заполнили уже всю комнату, радуя глаз веселыми красками, а воздух в комнате пропитался смешанным ароматом мускуса и сандалового дерева. Роза была в совершенном упоении. Она простила доктору Алеку овсяную кашу, взяв в руки прелестный ящик из слоновой кости. Она примирилась с тем, что ее кожаный пояс стал слишком широк, когда увидела несколько шелковых кушаков радужных расцветок. Когда же она добралась до двух прелестных флакончиков с розовыми духами, то почувствовала, что может отпустить дяде грех, который он совершил, признав Фиби красивее ее.

Доктор Алек между тем поймал тетушку Изобилие на слове и действительно перевернул дом вверх дном.

В зеленой комнате произошла настоящая революция. Темные портьеры из дамасской парчи были сняты и сложены руками Фиби, Бен вынес маленькую печку в подвал. Большую кровать, разобрав на части, отправили на чердак. Ее несли три человека. Тетушка Изобилие постоянно бегала из одной кладовой в другую, что-то разыскивала в бельевых шкафах. Казалось, эти перемены и поражали, и забавляли ее.

И хотя в закромах у тетушки Изобилие хранилось невероятное количество нужных и полезных вещей, аккуратно переложенных камфорными шариками от моли, она не смогла найти и половины того, что было нужно любимому племяннику.

Когда Роза время от времени отрывалась от своих сокровищ, она видела дядю Алека, проходившего мимо нее широкими шагами. Он нес то бамбуковый стул, то пару старинных щипцов для камина, то японскую ширму, то ковер. И, наконец, притащил, надев на голову, большой таз для умывания.

— Какая это будет необыкновенная комната, — сказала Роза и села отдохнуть от избытка впечатлений.

— Я думаю, ты полюбишь ее, дорогая, — ответила тетушка Спокойствие, отрывая глаза от рукоделия — милого пустячка из белой кисеи и голубого шелка, — и поглядела на Розу с улыбкой.

Но Роза не заметила улыбки, потому что в эту самую минуту в комнату вошел дядя. Девочка закружилась перед ним в веселом танце, по-детски радуясь чудесным подаркам.

— Посмотрите, посмотрите на меня! Вам нравится, как я одета? Я выгляжу просто великолепно! Я сама себя не узнаю в этих нарядах, но эти вещи мне ужасно нравятся!

— Ты похожа на яркого попугайчика, в этой феске и красочных восточных одеждах. Я радуюсь всем сердцем, и вижу, что маленькая черная тень превратилась в радугу, — заметил дядя Алек с одобрением.

А еще он про себя подумал, что племянница представляла картину, несравненно более красивую, чем Фиби за мытьем посуды. Фиолетовая феска выгодно оттеняла ее золотистые локоны. Шелковые переливчатые шарфы обвивали стройную талию. Роза надела нарядный алый жилет с золотым солнцем, вышитым на спине, серебряной луной на груди и сияющими звездами на рукавах. На ногах ее были турецкие туфли без пяток, с загнутыми носами, а шею украшали бусы из янтаря и кораллов изумительной красоты. В одной руке Роза держала очаровательный флакончик с нюхательными солями, в другой — ящичек с восточными сладостями.

— Я кажусь себе героиней из «Арабских ночей» и все надеюсь найти волшебный ковер или чудесный талисман. Только не знаю, как я смогу отблагодарить вас за все эти прекрасные подарки, — Роза перестала танцевать и остановилась, не зная, как выразить переполнявшие ее чувства.

— Я сейчас скажу тебе как: хватит носить темные платья. Ты ходила в них достаточно долго. Я привез много веселых разноцветных нарядов. Носи их. Тебе самой станет легче жить, да и наш старый дом повеселеет. Верно я говорю, тетя?

— Я нахожу, что ты прав, Алек, и очень рада, что еще не начала шить для Розы весенние туалеты. Майра считает, что девочка не должна носить ничего, кроме лилового, а на мой взгляд, лиловый будет ее еще больше бледнить.

— Если вы не возражаете, я буду помогать мисс Хемлинг шить. Вы не поверите, но я великолепно разбираюсь в складках, оборках, рубчиках, проймах и других портновских тонкостях, — заявил доктор Алек, с видом знатока разглядывая нежную кисею, легкие шелка и добротную шерсть.

Тетушка Спокойствие и Роза хохотали так, что ему пришлось замолчать. Когда они наконец успокоились, он добродушно проворчал:

— Смейтесь-смейтесь, но я прослежу за тем, чтобы пояса Розе не жали. Однако я должен заняться своими делами, а то я их никогда не закончу.

— Дядя Алек меня так рассмешил, все эти его рубчики и складки — такая умора! — воскликнула Роза, вволю насмеявшись. Она снова принялась разбирать ящик.

— Но, в самом деле, тетя, — прибавила она уже серьезно, — мне кажется, я не должна жадничать и оставлять себе все эти чудесные подарки. Что если я поделюсь с Фиби? Как вы думаете, дядя не обидится?

— Не думаю, что он обидится. Только эти вещи Фиби не подходят. Лучше отдай ей несколько своих старых платьев; они ей точно пригодятся, — ответила тетушка Спокойствие скучным голосом, как бы удерживая Розу от столь пылкой благотворительности.

— Боюсь, она может обидеться, если я отдам ей старые платья. Она гордая девочка и не станет носить их. Если бы она была моей сестрой, то все было бы по-другому. У сестер это принято. А так получится некрасиво. О! Я придумала, как это устроить. Я удочерю Фиби! — и Роза просияла от этой мысли.

— Я думаю, пока это невозможно сделать законным путем. Ты еще слишком молода. Но ты можешь поговорить с Фиби и узнать, понравится ли ей твой план. Во всяком случае, ты можешь относиться к ней по-сестрински. В некотором смысле мы все сестры в этом мире и должны помогать друг другу.

Старушка посмотрела на Розу так ласково, что девочке захотелось тотчас же устроить это дело, и она побежала на кухню в своих новых нарядах. Фиби усердно чистила старые каминные принадлежности и вздрогнула, когда у нее за спиной раздался голос Розы:

— Понюхайте это, попробуйте это и посмотрите на меня!

Фиби вдохнула аромат розовых духов, продегустировала заморские сладости и оглядела Розу, которая порхала по кухне, как яркокрылый попугай.

— Господи, какая вы нарядная! — Фиби всплеснула грязными руками.

— У меня так много чудесных вещей там, наверху, я покажу их вам. Я хотела поделиться с вами, но тетя говорит, что они вам не нужны. Поэтому я подберу для вас что-нибудь другое, вы ведь не обидитесь? Знаете, я решила вас удочерить, как Арабелла в книжке, которую я читала. Это будет хорошо, не правда ли?

— Что с вами, мисс, в своем ли вы уме?

Нет ничего удивительного, что Фиби задала подобный вопрос, Роза так тараторила, казалась такой смешной в своем невероятном костюме и была так взволнована, что Фиби не могла удержаться от подобного замечания. Видя замешательство служанки, Роза немного успокоилась и попыталась изложить свои планы:

— Разве это хорошо, что у меня есть все, а у вас нет ничего? Я хочу вас любить, как будто вы моя сестра, да и тетушка Спокойствие говорит, что, в сущности, все мы сестры. Но я вас удочерю, если только смогу это сделать, так будет лучше всего. Хотите ли вы этого?

К большому удивлению Розы, Фиби, не сказав ни слова, села на пол и закрыла лицо передником.

«О Господи! Теперь она обиделась, и я не знаю, что мне делать», — подумала Роза, ужасно огорченная тем, что ее предложение расстроило Фиби.

— Пожалуйста, простите меня, я не хотела оскорбить вас и надеюсь, вы не подумаете… — она замолчала, не зная, как исправить свою ошибку.

Но Фиби удивила Розу еще больше: она опустила передник, улыбнулась и, обвив ее обеими руками, произнесла:

— Я думаю, что вы самая лучшая девочка на свете. Как вы решите, так все и будет. Я не стану возражать.

— Значит, вам нравится мой план? Вы плакали не потому, что вам показалось, будто я хочу вам покровительствовать. Право, я так не думала, — сказала развеселившаяся Роза.

— Разумеется, мне это нравится! А плакала я оттого, что до сих пор никто не был так добр ко мне. Что же касается покровительства, то можете хоть ходить по мне, я не обижусь, — призналась служанка с искренней благодарностью. Слова Розы «мы все сестры» глубоко тронули ее сердце.

— Теперь мы будем играть. Я буду добрым гением, вышедшим из ящика, или, еще лучше, крестной матерью-волшебницей, явившейся из камина. А вы — Золушкой. Говорите же, что вам нужно, — Роза старалась выражаться как можно деликатнее.

Фиби поняла это, так как обладала достаточным умом и здравым смыслом, хотя и была всего лишь девочкой из приюта.

— Мне кажется, пока никаких чудес не нужно, мисс. Благодарю вас за то, что вы хотите для меня сделать, — ответила она, вытирая слезу, совсем непоэтично катившуюся по носу.

— Да я еще ничего и не сделала, только угостила вас сладостями. Вот, возьмите еще. И подумайте, что я могу для вас сделать. А мне надо пойти переодеться. До свидания. И не забывайте, что я вас удочерила!

— Вы дали мне то, что слаще всех конфет на свете, и я никогда этого не забуду.

Фиби тщательно вытерла руки и с чувством пожала маленькую ручку Розы. Черные глаза Золушки были полны благодарности, когда она смотрела вслед уходящей девочке.

Глава VI КОМНАТА ДЯДИ АЛЕКА

Вскоре после обеда — Роза даже не успела как следует рассмотреть все подарки — доктор Алек предложил ей поехать вместе с ним, нанести визиты и вручить подарки тетушкам и их сыновьям. Роза с радостью согласилась, так как ей очень хотелось обновить подаренный дядей бурнус[2]. Бурнус был очень хорошеньким, с прелестным капюшоном и забавными шелковыми кистями.

Большая коляска была доверху набита пакетами и пакетиками, свертками и сверточками. Даже на козлах лежали индийские боевые булавы, огромный китайский воздушный змей и полированные рога африканского быка.

Дядя Алек, подтянутый, загорелый, одетый, по своему обыкновению, в синий костюм, сидел на краешке сиденья и, вытянув шею, как зачарованный смотрел на знакомые с детства пейзажи. А Роза, завернувшись в мягкий бурнус, откинулась на спинку сиденья. Под стук колес ей хорошо мечталось. Девочка представляла себя сказочной восточной принцессой, объезжающей свои владения.

Три визита были весьма краткими. У тетушки Майры обнаружилось обострение простуды. Тетушка Клара попыталась устроить светский прием, а тетушка Джейн пустилась в такие нудные рассуждения о населении, промышленности и политике Европы, Азии и Африки, что дядя Алек ретировался при первой же возможности.

— Я надеюсь, что у тетушки Джесси нам все-таки удастся приятно провести время. Может быть, мальчики будут дома, — сказала Роза.

Она облегченно вздохнула, когда за холмами показался дом тетушки Джесси.

— Этот визит я специально оставил напоследок. К этому времени ребята уже должны вернуться из школы. Да вот и Джеми — караулит нас у ворот. Скоро ты увидишь и весь клан.

Как только Джеми увидел приближающихся гостей, он испустил пронзительный свист. И ему — с луга, из дома, из сарая — отозвалось восторженное эхо. И вот уже со всех сторон к ним весело бежали двоюродные братья.

— Ура! Дядя Алек!

Ребята напали на коляску, как разбойники с большой дороги. Они вытащили из нее все пакеты и свертки, а «пленников» с ликованием повели в дом.

— Мамуля! Мамуля! Они приехали! И привезли чудесные подарки! Спускайся скорее к нам! Посмотри, как тут весело! — кричали Уилл и Джорджи.

В комнате царил хаос. Бумага, в которую были упакованы подарки, валялась под ногами вместе с веревочками, которыми были перевязаны свертки. И среди всего этого разгрома бегали взволнованные мальчишки со своими «разбойничьими трофеями».

Тут появилась тетушка Джесси. Ее чепчик сбился набок, но лицо светилось такой добротой, что любой бы подумал, что даже помятый головной убор служит ей украшением. Не успела тетя поздороваться с Розой и доктором, как мальчики обступили ее; каждый показывал свои подарки, и она радовалась вместе с ними. Перед тетей размахивали африканскими рогами, будто собирались забодать, над головой вращали боевыми булавами, ее колени завалили удивительными предметами, привезенными со всех сторон света, а семь взбудораженных мальчиков говорили разом. Но тетушке это нравилось; она сидела и, улыбаясь, всем восхищалась, все объясняла, не обращая внимания на шум.

А шум стоял такой, что Роза зажала уши, а доктор даже пригрозил, что сейчас уедет. Тут наступила относительная тишина. И пока дядя Алек в одном конце комнаты принимал благодарности членов клана, в другом тетушка вела дружескую беседу с племянницей.

— Ну, дорогая, как идут твои дела? Я думаю, теперь лучше, чем прежде?

— Тетя Джесси, думаю, что теперь, когда приехал дядя, я буду счастлива. Он делает странные вещи, но он так добр ко мне и я люблю его.

И Роза, крепко прижавшись к тетушке, рассказала ей обо всем, что случилось, закончив повествованием о ящике с подарками.

— Я очень рада, моя дорогая. Но должна сказать кое-что важное: не позволяй дяде баловать тебя.

— Но мне нравится, когда меня балуют, тетя.

— Я не сомневаюсь в этом, но если через год ты будешь без меры избалована, все станут осуждать Алека, а тебя передадут другому опекуну. Это будет очень обидно, не правда ли? Он от души желает тебе добра и может сделать много хорошего, но его доброе сердце берет иногда верх над рассудком.

— Мне это даже в голову не приходило, но теперь я не дам себя избаловать; хотя не знаю, как это сделать, — сказала Роза с беспокойством.

— Не противься, когда дядя советует делать что-нибудь полезное для твоего здоровья; слушайся и люби его; ради хорошего иногда можно чем-нибудь и пожертвовать.

— Я буду так делать, непременно буду. Но если у меня возникнут проблемы, могу я прийти к вам? Дядя советовал мне это.

— Можешь, дорогая, мы вместе разберемся с твоими проблемами, — тетушка Джесси ласково прижала к себе кудрявую головку Розы.

Она глядела на девочку с нежностью, прекрасно понимая, какое лекарство нужно этому ребенку. Розе было до того хорошо и уютно, что она просидела бы так долго-долго. Но тут раздался тоненький голосок

Джеми:

— Мамуля, как ты думаешь, Поуки будет довольна, если я подарю ей несколько раковин? Роза поделилась своими подарками с Фиби, и это очень хорошо с ее стороны. Можно я тоже так сделаю?

Джеми необычайно взволновал рассказ кузины об удочерении.

— Кто это, Поуки? — удивленно спросила Роза, услышав такое странное имя.

— Поуки — моя кукла. Хотите с ней познакомиться? — спросил Джеми.

— Да, я очень люблю кукол, только не говори мальчикам, а то они будут смеяться надо мной.

— А надо мной они не смеются и часто играют с моей куклой. Но она больше любит меня, — с этими словами Джеми убежал.

— Я привезла с собой старую куклу, но прячу ее: ведь я слишком взрослая, чтобы играть с ней. Но выбросить не могу, я так ее люблю, — прошептала Роза на ухо тетушке Джесси.

— Можешь приходить и играть с куклой Джеми, когда захочешь, мы тут любим кукол, — предложила тетя, загадочно улыбаясь.

В эту минуту появился Джеми. И Роза поняла, почему улыбалась его мама. Кукла оказалась хорошенькой четырехлетней девочкой, которая шла так быстро, как только позволяли ее маленькие ножки. Она подбежала к груде ракушек, набрала их полную горсть и сказала, сверкая белозубой улыбкой:

— Все это Джеми и мне, Джеми и мне!

— Вот моя кукла. Хорошенькая, не правда ли? — спросил Джеми, с гордостью глядя на свою любимицу.

Мальчик стоял, заложив руки за спину и широко расставив ноги, — поза, которую он старательно копировал у братьев.

— У тебя очаровательная куколка, — сказала Роза, восхищенная новой игрушкой.

— Она такое любопытное создание, любит совать везде свой крошечный носик.

И это действительно было так. Поиграв с ракушками, резвая малютка принялась рассматривать все, что попадалось ей на глаза. Арчи поймал малышку в ту минуту, когда она принялась сосать шахматные фигуры из слоновой кости, полагая, что они сахарные. Картинки на рисовой бумаге были тоже подхвачены ею, разорваны и положены в маленький кармашек. И она едва не раздавила страусиные яйца, усевшись на них.

— Джеми, уведи ее отсюда! Поуки — вредитель, не лучше глупенького щенка, девочку нельзя оставлять тут, — скомандовал старший брат, взял малышку за руку и подвел к Джеми. Тот встретил маленькую безобразницу с распростертыми объятиями, заявив при этом брату:

— Я хочу удочерить Поуки, как Роза удочерила Фиби! И вы все, большие мальчики, должны быть очень ласковы с ней. А ты ее прогоняешь!

— Удочери ее, детка! Но тогда я подарю тебе клетку, в которой ты будешь ее держать. Подумай, как же ее можно тут оставить, если она себя ведет, как озорная обезьянка.

С этими словами Арчи направился к своим сокровищам. Тетушка Джесси, чтобы разрядить атмосферу, сказала, что уже поздно и малышке пора домой.

— Моя кукла лучше вашей, не так ли? Она умеет ходить, говорить, петь и танцевать, а ваша не умеет ничего, — сказал Джеми, с гордостью глядя на Поуки, которая в эту самую минуту принялась забавно танцевать джигу[3] и петь:

— Где ты была сегодня киска? — У королевы у английской. — Что ты видала при дворе? — Видала мышку на ковре[4].

После этого представления она удалилась, сопровождаемая Джеми. По дороге они наткнулись на груду ракушек, которые рассыпались с оглушительным грохотом.

— Нам пора ехать, Роза, мне хотелось бы вернуться домой до заката. А ты не хочешь прокатиться с нами, Джесси? — спросил сестру доктор Алек.

— Нет, благодарю, но вижу, что мальчикам очень этого хочется. Если ты ничего не имеешь против, пусть они проводят вас до дому. Только в дом они не войдут. Это им позволяется только по праздникам.

Едва тетушка Джесси произнесла эти слова, как Арчи скомандовал:

— Мы обещаем. В седла, господа, поторопитесь!

— Отлично!

Через мгновение в комнате не осталось ни одного мальчика.

Юные всадники неслись во весь дух. Упитанные лошадки, впряженные в коляску, решили не уступать шетландским пони в резвости. Они припустили с такой скоростью, что Роза в страхе ухватилась за руку дяди. Им даже удалось вырваться вперед. Но Арчи и Чарли не могли с этим смириться и не успокоились до тех пор, пока коляска не осталась далеко позади.

Бен с азартом принял вызов, и гонка продолжилась к общему удовольствию.

— С вами в цирк ходить не надо! — засмеялась Роза.

Возле дома мальчики спешились и встали, словно почетный караул, по трое у каждой дверцы коляски. Дядя Алек торжественно подал руку царственной особе, помогая ей выйти из экипажа. Потом клан попрощался, ребята вскочили на лошадей и помчались с диким криком, который назывался у них арабским.

— Теперь, когда все кончилось благополучно, я открыто заявляю, что поездка была просто великолепной, — призналась Роза.

Она поднималась по ступенькам лестницы, а шелковые кисти на бурнусе покачивались в такт ее шагам. Это ужасно понравилось девочке.

— Я куплю тебе пони, как только ты немного окрепнешь, — сказал дядя Алек, с ласковой улыбкой глядя на племянницу.

— О, нет, нет! Не надо! Какой кошмар! Пони будет подо мной шевелиться! Он будет смотреть на меня! Да я же просто умру от страха, — Роза трагически сложила руки.

— Разве ты трусиха?

— В отношении лошадей — да.

— Ну, значит, нечего об этом и думать. Пойдем, посмотрим лучше мою новую комнату.

Дядя Алек больше ничего не сказал, и они в молчании стали подниматься по лестнице. Идя за ним, Роза вспомнила советы тетушки Джесси. Она уже раскаивалась, что говорила с дядей так резко. А потом совесть ее совсем замучила…

— Теперь осмотри все хорошенько и скажи мне, что ты обо всем этом думаешь, — сказал доктор.

Он открыл дверь, пропуская Розу вперед. Тут из комнаты выскользнула улыбающаяся Фиби с метелкой и совком в руках, поклонилась и побежала по своим делам.

Роза вошла и замерла от восхищения. Сияющими глазами она смотрела на чудесно преобразившуюся комнату.

Эта комната была кабинетом, по чьей-то прихоти пристроенным к библиотеке. Кабинетом никто не пользовался, и комната долгие годы пустовала. Лишь на Святки, когда дом заполняли многочисленные гости, в ней появлялись люди. В комнате было три окна. Одно выходило на восток, и из него открывался чудесный вид на залив. Второе окно смотрело на юг, в сад, и высокие каштаны протягивали к нему ветви с набухшими почками. Третье окно было обращено на запад, из него виднелись холмы и вечернее небо. Румяный закат озарял комнату волшебным светом. Было слышно, как мягко шумит море, как малиновки щебечут: «Доброй ночи!» — порхая с ветки на ветку.

Это было первое, что увидела и услышала Роза, войдя в комнату. Ее чистая детская душа мгновенно откликнулась на открывшуюся красоту. Потом девочка увидела, как изменилась комната. Прежде пустая и мрачная, теперь она была полна света и тепла и обставлена со сдержанной роскошью.

Красочный индийский ковер покрывал весь пол, еще несколько ковриков с кокетливым рисунком лежали там и тут. Старинная подставка для дров была начищена до зеркального блеска, а в широком камине пылало радостное пламя, изгоняя промозглый дух необитаемой комнаты. Бамбуковые кресла и стулья уютно расположились вокруг изящных маленьких столиков; на одном из них стояла премиленькая рабочая корзинка, на другом лежало несколько знакомых книг. Альков занимала белая кровать, на которую с прекрасной картины смотрел кроткий лик Мадонны. Японские ширмы были немного отодвинуты, и за ними виднелся мраморный столик. На нем лежали туалетные принадлежности тонкой работы, выдержанные в белых и голубых тонах. Там же стояла большая медная ванна. Около нее висело пушистое турецкое полотенце и лежала губка, почти такой же величины, как голова Розы. «Дядя, верно, любит холодную воду, как утка», — от этой мысли девочка поежилась.

Потом она с любопытством заглянула в полуотворенную дверь маленькой комнаты с заманчивыми шкафчиками, полочками и ящичками, содержимое которых так восхищает сердца детей.

«Вот самое подходящее место для моих новых замечательных вещей. Интересно, а что здесь будет хранить дядя?» — подумала Роза.

«Ах! Какой очаровательный туалетный столик!» Вот первое, что пришло Розе в голову, когда она его увидела.

Над столиком висело старинное круглое зеркало в тяжелой раме. Раму украшал позолоченный орел, в клюве он держал голубой бант. Бант поддерживал белый кисейный полог, обрамлявший зеркало с обеих сторон. На столике расположились пара хорошеньких серебряных подсвечников, щетка для волос с ручкой из слоновой кости, фарфоровая спичечница и несколько маленьких подносов для разных мелочей. Но самое главное украшение столика составляла голубая шелковая подушечка для булавок. Она была кокетливо обшита кружевом, а по углам ее украшали розочки. Эта подушка очень удивила Розу, да и весь туалетный столик как-то не вязался с образом дяди. И Роза подумала с хитрой улыбкой: «Ну и ну! Дядя-то, оказывается, настоящий денди!» Но тут доктор прервал ее размышления. Он открыл дверцы одного из шкафов и, поманив Розу таинственным жестом, сказал:

— Я знаю, что люди любят вместительные шкафы. В таких шкафах удобно хранить одежду. Как ты думаешь, в этом шкафу поместятся мои вещи?

Роза заглянула в шкаф и вздрогнула, хотя увидела там самые обыкновенные вещи, какие и встречаются в шкафах: платья, башмаки, ящички, сумки и так далее. Но черные платья в шкафу были маленькими! Башмаки, которые стояли под ними, тоже никак не подошли бы на ногу доктора Алека, зеленая картонка, из которой высовывался серый шарф, и… О, конечно, это ее мешок для лоскутков, с дыркой в одном углу, висел тут же на двери. Роза быстрым взглядом окинула всю комнату и поняла, почему тут все было слишком нарядно для мужчины, почему ее молитвенник лежал на столике у кровати и почему к голубой подушечке для булавок были пришиты розочки. Радостная мысль, что этот маленький рай приготовлен для нее, вдруг озарила девочку и, не зная, как выразить свою благодарность, она в восторге бросилась на шею дяде:

— О, дядя! Вы слишком добры ко мне. Я буду делать все, что вы пожелаете: буду ездить на диких лошадях, принимать холодные ванны, есть противную овсянку и перестану затягивать талию, чтобы доказать вам, как глубоко благодарна вам за эту прелестную комнату.

— Так она тебе нравится? Но почему ты думаешь, что она твоя, моя девочка? — спросил доктор Алек, очень довольный, и, сев на стул, посадил к себе на колени взволнованную племянницу.

— Я не думаю, я знаю, что она для меня! Я вижу это по вашему лицу и чувствую, что совсем не заслужила этого. Тетя Джесси говорит, что вы меня избалуете и что я не должна позволять вам этого делать. О, Господи, может быть, я должна отказаться от этой прелестной комнаты? — Роза посмотрела на дядю с таким выражением, как будто нашла бы в себе достаточно мужества для такого поступка. Правда, она не могла представить, кому нужна эта жертва.

— Очень обязан за это миссис Джесси, — сказал дядя, недовольно хмурясь, хотя в глубине души сознавал, что сестра права. Но вот светлая улыбка озарила его лицо, и он весело сказал:

— Это часть твоего лечения, Роза. Ты будешь жить в этой комнате потому, что здесь весело, здесь много солнца, много свежего воздуха. Здесь ты можешь принимать холодные ванны. Воздух, солнце и вода — вот твои главные лекарства. А еще ты будешь сама наводить в комнате порядок и содержать ее в чистоте. Фиби научит тебя, как это делать. Она будет твоим другом и твоей учительницей. Как тебе это понравится, моя дорогая?

— О, очень понравится! Я сделаю все возможное, чтобы быть хорошей пациенткой. Но я, право, не думаю, чтобы кто-нибудь мог заболеть в такой комнате, — пролепетала Роза со счастливым вздохом. Она глаз не могла оторвать от своего нового чудесного жилища.

— Я вижу, мои лекарства тебе нравятся больше, чем лекарства тетушки Майры. Ты же не захочешь выбросить их в окошко?

Глава VII ПОЕЗДКА В КИТАЙ

— Пойдем, моя девочка, я хочу дать тебе еще одно новое лекарство. Я думаю, ты примешь его не так охотно, как последнее, но со временем полюбишь и его, — сказал доктор Алек спустя неделю после большого сюрприза.

Роза сидела в своей комнате, где с удовольствием проводила бы все время, если бы это было позволено. Она взглянула на дядю с улыбкой, так как уже не боялась ни его самого, ни его лекарств. Ей даже было интересно узнать, что же это за снадобье. Последним средством была работа в саду; девочка помогала дяде приводить в порядок цветочные клумбы. При этом она узнала много нового и занимательного о растениях. Хотя Роза изучала ботанику в школе, но там наука эта казалась ей сухой материей. Сравнить нельзя с тем увлекательным уроком, который преподал ей дядя Алек.

— А какое это лекарство? — спросила она, беспрекословно откладывая свою работу.

— Соленая вода.

— И что я с ней буду делать?

— Надень-ка новое платье, которое вчера прислала мисс Хемминг, и приходи на берег моря, там я тебе все покажу.

— Хорошо, дядя, — ответила Роза покорно.

«Купаться еще слишком рано, он, наверное, захочет меня покатать на этой ужасной лодке», — с содроганием подумала она, когда доктор вышел.

Новое голубое фланелевое платье, отделанное белыми тесемками, и матросская шапочка с длинными лентами отвлекли ее внимание от предстоящего испытания. Громкий свист напомнил девочке, что дядя ожидает ее. Она быстро побежала через сад по песчаной тропинке, ведшей на берег моря, к пристани, которая, как и дом, тоже принадлежала тетушкам. У причала доктор Алек снаряжал симпатичную лодку, белую с красным. Суденышко мягко и неторопливо покачивалось на волнах.

— Какая красивая лодка и как необычно названа. «Бонна Белль» очень милое имя, — проговорила Роза, стараясь скрыть волнение.

— Она твоя, садись и учись управлять рулем, грести ты пока не в силах.

— Разве все лодки так качаются? — спросила девочка, останавливаясь, якобы для того, чтобы поправить шапочку.

— О да; а когда на море шторм, лодки подбрасывает, как ореховую скорлупу, — ответил дядя-моряк, не подозревавший о ее страхах.

— А сегодня штормит?

— Нет, море достаточно спокойно; ветер, кажется, меняет направление, но мы успеем вернуться к тому времени, когда погода изменится. Поедем.

— Вы умеете плавать, дядя? — Роза крепко ухватилась за протянутую ей руку.

— Я плаваю, как рыба.

— О, пожалуйста, держите меня крепче, пока я не сяду в лодку! Отчего это руль так далеко?

И, подавив вздох, Роза села на скамейку и ухватилась за нее обеими руками. Вид у девочки был такой, будто она ждала, что сейчас набежит большая волна и опрокинет лодку.

Доктор Алек, казалось, не обращал внимания на ее страхи. Он терпеливо учил Розу пользоваться рулем. Она так усердно старалась запомнить его наставления, что забывала вскрикивать «Ой!» каждый раз, когда лодку качало волной.

— Ну, куда же мы поплывем? — спросила она. Свежий ветер дул ей в лицо, и скоро лодка уже вышла на середину залива.

— Поплывем, например, в Китай.

— Разве это не очень далекое путешествие?

— Нет, когда я гребу. Вот обогнем мыс, повернем к пристани, и ты увидишь Китай минут через двадцать.

— О, я так хочу увидеть Китай!

Девочке очень захотелось узнать, что же дядя затеял. Но пока они плыли в загадочную страну, Роза любовалась чудесными видами.

Она смотрела на «Муравейник», окруженный зеленеющими рощами, провожала взглядом знакомые дома, стоявшие вдоль берега моря, — величественные, комфортабельные и живописные. А когда лодка обогнула мыс, ее глазам открылся простор большого залива, наполненный кораблями с высокими мачтами и развевающимися на них флагами. Но даже самые высокие мачты не могли соперничать с устремленными в небо шпилями старого города.

— Мы едем туда? — спросила Роза.

Ей еще не приходилось смотреть на город с моря. Отсюда богатый старый город выглядел необыкновенно привлекательно.

— Да. У нашего дяди Мэка тут есть еще один магазин — с товарами из Гонконга. Я думаю, ты не откажешься посетить его?

— О, я очень люблю ходить в магазины дяди Мэка. Там всегда столько всего любопытного! А Китаем я сейчас интересуюсь еще больше, чем раньше, потому что вы там побывали.

— Я тебя познакомлю с двумя китайцами. Они только что приехали из Китая. Ты, конечно, будешь вежлива и приветлива с Вонг Ло и Фун Си.

— Конечно. Только не заставляйте меня с ними разговаривать. Вдруг меня рассмешат их забавные имена и необычный вид — косички, раскосые глаза. Позвольте мне просто молча ходить за вами, это будет гораздо лучше.

— Отлично! Теперь правь прямо к тому большому кораблю с необычным флагом. Это «Раджа». Если хочешь, мы можем подняться на корабль.

Они плыли между кораблями по зеленой прозрачной, спокойной воде. Все было ново и необычно для девочки — незнакомые запахи, незнакомые звуки. Но все это очень ей нравилось, и она воображала, будто они и в самом деле очутились в Гонконге. Наконец, они подплыли к «Радже». На палубе громоздилось множество ящиков и тюков, которые переносили в трюм крепкие мускулистые грузчики. Они легко взваливали большие тюки себе на спины. Самые тяжелые грузы поднимали краном. Кран зацеплял тюк, поворачивался и опускал его в широкие двери, где ноша исчезала, будто в глотке голодного великана.

Доктор Алек и Роза поднялись на палубу «Раджи», и девочка могла все хорошенько рассмотреть. Она с любопытством исследовала корабль, рискуя потеряться, утонуть или быть раздавленной.

— Ну, малышка, скажи, хотелось бы тебе совершить вместе со мной кругосветное путешествие на таком вот замечательном корабле? — спросил ее дядя, когда они отдыхали в капитанской каюте.

— Конечно, с удовольствием. Но если уж путешествовать, то не на этом вонючем и грязном суденышке. Другое дело, плыть на большой красивой яхте, чистой и удобной. Чарли говорит, что так только и нужно путешествовать! — ответила Роза, неодобрительно оглядывая каюту.

— Ты и Чарли с вашей роскошной яхтой — не настоящие Кэмпбеллы, раз не любите запаха смолы и морской воды. Ладно, нам пора на берег, мы же собирались поболтать с жителями Поднебесной империи.

Пройдя по восхитительному большому магазину, они нашли дядю Мэка в его кабинете беседующим с желтолицыми господами. Тут было множество образцов разных товаров, редкостей и всевозможных только что привезенных сокровищ. Все это лежало в беспорядке.

Чтобы не мешать беседе взрослых, Роза устроилась в тихом уголке между фарфоровым идолом и зеленым драконом. Но тут оказалось, что Фун Си сидит на ящике с чаем как раз напротив Розы, уставившись на нее похожими на бусинки черными глазками. Девочка смутилась и решительно не знала, что делать.

Мистер Вонг Ло был пожилым джентльменом, одетым в обычную американскую одежду. Его косичка была уложена аккуратным узлом на затылке. Он вел деловой разговор с дядей Мэком на обычном английском языке. Словом, ничего интересного, Роза смотрела на него с разочарованием.

Зато Фун Си был настоящим китайским китайцем, начиная от башмаков с высокими каблуками, похожими на джонку[5], и кончая пуговкой на шляпе, фасоном напоминавшей пагоду[6]. Он был одет в настоящий китайский костюм с шелковым жакетом и широкими брюками. Фун Си был невысок, полноват, ходил забавными маленькими шажками. Глаза его были очень узки, а желтое лицо слишком широко. Да, это был самый настоящий китаец!

Дядя Алек сказал Розе, что Фун Си приехал сюда, чтобы получить образование, что он еще очень плохо говорит по-английски, а потому просил ее быть снисходительной к бедному юноше.

Фун Си, действительно, был молод, хотя казался едва ли не старше, чем господин Вонг Ло. Роза обещала быть любезной, но никак не могла придумать, как ей занять необычного гостя, который, казалось, сошел с картинки, нарисованной на рисовой бумаге. Когда он кивал головой, как игрушка, изображавшая мандарина[7], Роза едва удерживалась от смеха. Девочка не успела еще преодолеть своего смущения, как дядя Мэк, видя, как два маленьких человечка смотрят друг на друга и не знают, что им делать, решил помочь им познакомиться. Он взял один из ящиков, передал его юноше со словами, которые тому очень понравились.

Фун Си встал и принялся очень осторожно открывать ящик, а Роза с любопытством смотрела, что будет дальше. Прежде всего он достал из ящика чайник, при виде которого Роза всплеснула руками от восхищения. Он был сделан в виде маленького китайца: шляпа служила крышкой, косичка — ручкой, а трубка — носиком. Фарфоровый китаец стоял на ногах, физиономия у него была такой же широкой и улыбающейся, как у Фуна, когда тот распаковывал чайник. Роза весело засмеялась, и юноше это было очень приятно.

Затем на свет были извлечены две симпатичные чашечки с крышками и алый поднос, дополнявшие сервиз. Розе невольно захотелось попробовать чаю в «китайском стиле», без сахара и сливок.

Поставив сервиз на маленький столик перед Розой, Фун показал жестами, что дядя дарит ей этот сервиз. Роза таким же способом ответила ему. И Фун опять уселся на ящик из-под чая. И, не имея другой возможности беседовать, они улыбались и кланялись друг другу самым глупым образом, до тех пор пока Фуна не озарила новая идея. Вскочив с места, он побежал так скоро, как только позволяла ему одежда. Роза надеялась, что он не принесет ей жареную крысу или тушеного щенка, или какое-нибудь экзотическое блюдо в этом роде, от которого из деликатности она будет не в силах отказаться.

Ожидая возвращения своего забавного нового друга, она «совершенствовала» свой ум, отчего тетушка Джейн наверняка пришла бы в восторг. Джентльмены беседовали о разных интересных вещах. Роза слушала их очень внимательно, надеясь когда-нибудь при случае поразить окружающих своими познаниями. У девочки была хорошая память, и в ту минуту, когда она старалась запомнить, что Амой отстоит от Гонконга на двести восемьдесят миль, Фун прибежал обратно.

В руках у юноши, как сначала показалось Розе, была маленькая шпага. Но вот Фун развернул сверток, и она увидела огромный веер. Китайцы, даря кому-то веер, таким образом желают благополучия и счастья. Фун подал веер Розе и произнес китайский комплимент, который немало позабавил бы девочку, если бы она понимала по-китайски, конечно. Но ее очаровали звуки китайского языка.

Веер был просто потрясающим. Роза никогда не видела ничего подобного. Он был разрисован необыкновенно искусно, но вместо линейной перспективы китайский художник использовал особый прием, «плавающий» фокус. Прекрасная леди, с голубыми вязальными спицами в волосах, сидела на островерхой величественной пагоде. На другом рисунке ручей, казалось, втекал в парадную дверь дома почтенного джентльмена и вытекал из дымохода. Третья картина изображала стену, которая прорезала небо, как зигзаг молнии, а птица с двумя хвостами кружилась над одиноким рыбаком, лодка которого направлялась прямо на луну.

Роза с удовольствием рассматривала бы веер еще очень долго, к большому удовольствию Фуна. Но она взмахнула веером, поток воздуха взъерошил волосы дяди Алека, и тот, будто очнувшись, вспомнил, что давно пора возвращаться домой.

Сервиз был снова тщательно упакован, Роза с сожалением сложила веер. Дядя Алек взял несколько пакетиков с отборными сортами чая в подарок старым тетушкам. Им оставалось только попрощаться со всеми, что они и сделали. А Фун отвесил девочке такой церемонный поклон, каким китайцы, пожалуй, удостаивают лишь своего императора.

— Мне кажется, будто я и на самом деле побывала в Китае, — поделилась впечатлениями Роза, оглядывая содержимое лодки, когда они отправились в обратный путь.

Вонг Ло подарил ей замечательный зонтик. Дядя Алек захватил фонарики для украшения ее балкона. Большой веер лежал у Розы на коленях, а ящик с чайным сервизом притулился в ногах.

— Это неплохой способ изучения географии, как ты думаешь? — спросил дядя, от которого не ускользнуло то, с каким вниманием девочка слушала разговор

взрослых.

— О, это очень приятный способ! Мне кажется, что я сегодня узнала о Китае больше, чем за все то время, что провела в школе. А ведь я была прилежной ученицей. Ничего особо интересного нам о Китае не рассказывали, помню только, что оттуда привозят чай и шелк и что у китайских женщин очень маленькие ступни. Я заметила, как Фун смотрел на мои ноги. Они, наверное, показались ему огромными, — ответила Роза, с внезапным презрением взглянув на свои хорошенькие башмачки.

— Мы заведем карты и глобус, и я покажу тебе, в каких краях побывал, и расскажу о своих путешествиях. Думаю, это будет тебе полезно.

— Вы очень любите путешествовать, и вам, боюсь, будет очень скучно здесь, дядя. Знаете, тетушка Изобилие говорит, что вы, наверное, уедете отсюда через год или два.

— Очень может быть.

— О, а что же тогда станет со мной? — судорожно вздохнула Роза.

По тому, с каким отчаянием это было сказано, дядя Алек с радостью понял, что девочка к нему искренне привязалась. Он поспешил ее утешить:

— Если я и уеду, то возьму с собой и мой маленький якорь. Что ты об этом думаешь?

— Это правда, дядя?

— Правда, племянница.

Роза даже подпрыгнула от радости, сильно качнув лодку. Но даже не обратила внимания на такой пустяк. Лицо девочки светилось от восторга, в голове у нее роились тысячи вопросов, которые она хотела задать дяде Алеку. Но не успела она открыть рот, как доктор сказал:

— Посмотри-ка вон на ту лодку. Как она хорошо идет! Какие прекрасные гребцы! Вот и ты скоро будешь грести не хуже…

«Буревестник» шел очень быстро; на веслах сидели шесть молодых красавцев-матросов. Все они были в синих рубашках и шляпах, на которых блестели звезды и якоря.

— Как красиво идут, а ведь они еще совсем мальчики. Ах! Мне кажется, что это наши мальчики! Действительно, это они! Вон Чарли смеется, я его отлично вижу. Гребите, дядя, гребите! Гребите быстрей, не дайте им догнать нас, — Роза пришла в такое волнение, что едва не уронила в воду новый зонтик.

— Мы отлично идем!

«Бонни Белль» действительно неслась, как стрела, рассекая воду узким носом. Мальчики не отставали от них. И доктор Алек, несомненно, достиг бы берега раньше, не дергай Роза руль самым неморяцким образом. Да еще шляпка опять слетела с ее головы. Это маленькое происшествие положило конец безумной гонке. Пока дядя Алек и Роза выуживали из воды головной убор, другая лодка подошла к ним. Мальчики перестали грести и подняли весла.

— Вы ловите раков, дядя?

— Нет, я поймал голубую рыбку, — ответил доктор, вытаскивая из воды мокрую шляпу.

— Чем вы сегодня занимались?

— Мы познакомились с Фуном.

— Отлично, Роза! Это здорово! Нам тоже не терпится его увидеть. Мы хотим, чтобы он показал нам, как надо запускать воздушного змея. У нас ничего не получается. А этот Фун большой?

— Нет, маленький.

— Вы шутите, наверное. А что это у вас такое? Покажите, пожалуйста!

— Ваш веер такой большой, что вполне бы мог служить парусом.

— Одолжите Франту ваш зонтик. Он всегда боится, что его нос обгорит на солнце!

— Дядя Алек, вы, что, собираетесь устроить праздник фонарей?

— Нет, я устрою праздник хлеба и масла, так как уже пора ужинать. Судя по этой черной туче, в скором времени разыграется шторм. Арчи, надо как можно скорее возвращаться домой, а то ваша мама будет беспокоиться!

— Слушаюсь, сэр! До свидания, дядя! До свидания, Роза! — отсалютовал Чарли. — Нам надо почаще встречаться, и мы научим вас грести.

Лодки разошлись, и над волнами понеслась веселая песенка, которую мальчики очень любили:

За синей волной, зеленой волной      Синерукие Джамбли живут. Все дальше и дальше, к земле иной       Они в решете плывут. И встало солнце и вновь померкло,    Погас голубой простор. И Джамбли лунную песнь запели,    И трубы медные заблестели В тени золотистых гор:    «О Тимбалоо, как счастливы те, Кто может в кувшине и в решете,       Кто вслед за луной всю ночь напролет Под зеленым парусом вдаль плывет        В тени золотистых гор!» О Тимбалоо[8]!..

Глава VIII ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО

— Дядя, вы можете одолжить мне девять пенсов? Я вам верну их, как только у меня будут карманные деньги, — сказала в тот же вечер Роза, войдя поспешно в библиотеку.

— Конечно, могу, а так как я не буду брать с тебя за это процентов, ты можешь не торопиться расплачиваться со мной. Возвращайся потом сюда, ладно? Если у тебя нет какой-нибудь более веселой работы, то ты поможешь мне разбирать книги, — ответил дядя Алек, вручая племяннице деньги с готовностью, которая так приятна, когда мы просим взаймы.

— Я приду сию же минуту. Мне очень хочется привести в порядок мои книги, но я боялась до них дотрагиваться, потому что вы всегда качаете головой, когда я читаю.

— Я буду качать головой и тогда, когда ты будешь писать, если твой почерк не изменился с момента составления этого каталога.

— Я знаю, что каталог составлен кое-как, но тогда я спешила, так же, как и теперь.

И Роза скрылась, очень довольная тем, что избежала нравоучений.

Но ей пришлось-таки выслушать их по возвращении, потому что дядя Алек все еще хмурил брови над каталогом. Он показал на одно из заглавий, криво и неразборчиво написанное, и строго спросил:

— Что тут написано, мисс? «Пчелиный рой»?

— Нет, сэр, это «Потерянный рай».

— Я очень рад, что узнал это, потому что подумал было, что ты собираешься изучать энтомологию. А это что такое, хотелось бы знать? «Опята и Бекон»? Я вижу, ты увлеклась кулинарией.

Роза с трудом расшифровала свои каракули и произнесла с умным видом:

— О, это «Опыты Бэкона».

— Мисс Пауэр, как я вижу, не учила вас такому старинному занятию, как искусство писать. Теперь посмотри на эти записи. Их мне дала тетушка Изобилие. Видишь, какой у нее красивый и твердый почерк. Она посещала так называемую женскую школу, и хотя изучала там не очень много предметов, но все это были самые полезные вещи, и она изучила их фундаментально. Ты же училась в школе, которую все считают превосходной. А как же иначе? Там учеников откармливают знаниями, как индеек ко Дню благодарения. А могли бы кормить полезной и здоровой пищей: теми знаниями, которые пригодятся детям в будущем. Это — беда многих американских школ.

— Дядя, я блестяще училась в школе. Мы с моей подругой Лили были первыми в нашем классе. Нас всегда хвалили, особенно за успехи во французском языке, музыке и других предметах, — обиделась Роза.

— Если ты знаешь французскую грамматику не лучше, чем английскую, то похвала была незаслуженной, моя дорогая.

— Дядя! Английскую грамматику я знаю и отлично умею делать грамматический разбор. Мисс Пауэр всегда просила нас показать, как мы делаем разбор текста, когда пансион посещали гости. И говорю я так же правильно, как многие девочки.

— Это правда, но все мы слишком бесцеремонно обращаемся с английским языком.

— Да, я знаю, что должна еще учиться и учиться правильной литературной речи.

— Если ты будешь всегда признавать свои ошибки, в чем я не сомневаюсь, я буду еще больше любить мою маленькую янки. Кстати, если ты заметишь, что я делаю ошибку в грамматике, манерах или в поступках, скажи мне — и я приму это с благодарностью. Я много лет скитался по белу свету и порой бываю во многом небрежным, но хочу, чтобы ты была хорошо воспитана. Мы будем совершенствоваться вместе, хотя, быть может, нескоро достигнем высот.

Он говорил так серьезно и, казалось, был так огорчен, что Роза подошла к нему, села на подлокотник его кресла и сказала кротко:

— Мне очень жаль, дядя, что я рассердилась. Мне надо бы благодарить вас за такую заботу обо мне. Думаю, что вы во многом правы. Я училась легко и весело, когда со мной занимался папа. А вот с мисс Пауэр у меня бывали проблемы. В моей голове была такая смесь французского, немецкого, истории, арифметики, грамматики и музыки, что временами голова шла кругом. И я нисколько не удивляюсь, что она у меня часто болела, — и Роза сжала руками голову, как будто она вдруг закружилась при одном воспоминании об этом кошмаре.

Эта тема была одним из коньков доктора Алека, и Роза опасалась, что он вспылит; но он сдержал себя и дал новое направление ее мыслям, вынимая из кармана толстый бумажник:

— Дядя Мэк передал мне все твои деньги. Вот тебе карманные на месяц. Ты ведешь им счет, я надеюсь?

— Благодарю вас. Да, дядя Мэк дал мне бухгалтерскую книгу, когда я поступила в школу, и я записывала туда мои расходы, но счета у меня никогда не сходились. Видимо, цифры — это такая вещь, которая мне совсем не дается.

И Роза отыскала в ящике потрепанную книгу.

— Видишь ли, цифры — это очень важная вещь для всех. В один прекрасный день тебе придется вести большие счета. Поэтому не будет ли благоразумнее сначала выучиться распоряжаться пенни, прежде чем в твои руки попадут фунты?

— Я думала, что вы возьмете на себя всю эту бухгалтерию и будете заботиться о фунтах. Неужели я должна буду сама возиться с ними? Я ненавижу деньги.

— Я буду распоряжаться твоими деньгами до твоего совершеннолетия. Но ты должна знать, как управляют твоею собственностью, вникать в это, чтобы не зависеть от честности других людей.

— Господи, неужели я не могла бы положиться на вас, если б у меня были миллионы и биллионы! — воскликнула Роза, возмущенная этим предположением.

— Но я могу соблазниться, это иногда случается с опекунами. И тебе лучше следить за мной. А вместе с тем, ты выучишься сама вести свои дела, — ответил дядя Алек, внося новый расход в свою аккуратную расходную книгу.

Роза заглянула через дядино плечо, потом посмотрела на арифметическую путаницу, которая была в ее собственной книге, и сказала со вздохом:

— Дядя, у вас никогда не получается так, что после всех подсчетов денег оказывается больше, чем было вначале?

— Нет, дорогая. У меня, как правило, оказывается денег меньше, чем было вначале. А тебя смущает именно это?

— Да, это очень странно, но я никогда не могу свести концы с концами.

— Может быть, я смогу тебе помочь, — сдержанно сказал доктор Алек.

— Я думаю, что сможете, потому что если уж мне надо заниматься подсчетами, то я должна научиться делать это как следует. Но, пожалуйста, не смейтесь! Я знаю, что очень глупа; эта книга — просто мое отчаяние! Но что же мне делать, если я никогда не могла писать красиво.

И девочка нерешительно протянула дяде свою бухгалтерскую книгу.

Доктор Алек был так добр, что не засмеялся. Роза была ему за это искренне благодарна. Просмотрев ее записи, он сказал ласковым тоном:

— У тебя смешаны доллары и пенсы; может быть, если я разделю их, мы добьемся толку.

— Пожалуйста, сделайте это и покажите мне на новом листке, как я должна поступать, чтобы моя книжка была такой же чистой и аккуратной, как ваша.

Наблюдая, как дядя быстро приводил в порядок ее хаотичные записи, Роза решила немедленно приняться за первые четыре правила арифметики и хорошенько выучить дроби. И пока она не научится считать, как следует, она не прочтет ни одной волшебной сказки!

— Я богатая девочка, дядя? — вдруг спросила она, глядя на длинные колонки цифр.

— Скорее бедная, раз должна была занять девять пенсов.

— Это ваша вина, вы забыли мне выдать карманные деньги. А буду ли я богатой, когда вырасту?

— Боюсь, что будешь.

— А чего же вы боитесь, дядя?

— Слишком много денег — это плохо.

— Но ведь я могу их раздавать, вы же знаете; а это самое лучшее, на что может нам служить богатство, я думаю.

— Очень рад, что ты понимаешь это, потому что с твоим богатством можно сделать много добра, если знать как.

— Вы мне обязательно расскажете, как это делать. Когда я буду взрослой, мы откроем школу, где будем учить детей только самому нужному, но зато основательно; все дети будут питаться овсянкой, а у девочек талии будут не меньше метра в обхвате, — сказала Роза, и насмешливая улыбка пробежала по ее губам.

— Ты — дерзкая маленькая девочка. Ты напрасно смеешься надо мной. Мне еще никогда не приходилось воспитывать детей. Ты — мой первый опыт. Ничего, ничего, подождите, мисс, в следующий раз получите от меня самое горькое лекарство на свете!

— Я видела, что вы готовы рассмеяться, вот и рассмешила вас! Теперь я буду очень послушна, господин учитель, и хорошо приготовлю урок.

Доктор расхохотался, а Роза села и внимательно выслушала правила ведения счетов, которые она впоследствии никогда не забывала.

Когда счета за последний месяц были проверены, а новая страница аккуратно начата, дядя Алек вдруг попросил:

— Ну, а теперь почитай мне вслух, у меня устали глаза. Так приятно посидеть тут у огонька, когда на дворе идет дождь, а наверху тетушка Джейн изводит родственников нотациями.

Роза любила читать вслух и охотно прочла главу из романа Чарльза Диккенса «Жизнь и приключения Николаса Никльби», где мисс Кенуигс берет уроки французского языка. Роза очень старалась. Она боялась, что дядя будет ее критиковать, но надеялась, что читает хорошо. Чтение — это не счета или дроби, в которых она ничего не понимала.

— Продолжать, сэр? — спросила она, дочитав главу до конца.

— Если ты не устала, моя дорогая. Мне доставляет большое удовольствие слушать тебя, читаешь ты замечательно, — услышала девочка в ответ, и сердце ее наполнилось гордостью.

— В самом деле, дядя? Как я рада! Папа учил меня читать, и я читала ему целыми часами, но думала, что мое чтение доставляло ему удовольствие только потому, что он очень любил меня.

— И я тоже люблю тебя; но ты действительно замечательно читаешь. Это настоящий талант, который редко встречается и который я очень ценю. Сядь сюда, в это низкое кресло. Так тебе будет удобнее, тут светлее, да и я смогу дернуть тебя за локоны, если ты начнешь читать слишком быстро. Как я погляжу, ты станешь большим утешением своему старому дяде, моя дорогая.

Доктор посмотрел на нее с такой отеческой нежностью, что Роза почувствовала, что ей легко будет и любить дядю, и слушаться его. Ведь он так чудесно умел перемежать похвалу с выговором.

Не успели они закончить чтение второй главы, как услышали, что к крыльцу подали карету. Это означало, что тетя Джейн собирается уезжать. Прежде чем Роза успела пойти с ней попрощаться, тетушка сама появилась в дверях. Одетая в непромокаемый плащ, она походила на необычной высоты мумию, а очки ее блестели из-под шляпы, как глаза кошки.

— Я так и знала! Этого ребенка балуют до смерти и позволяют допоздна читать разные глупости. Я надеюсь, ты вполне сознаешь всю тяжесть ответственности, которую взял на себя, Алек, — сказала она с мрачным видом. Казалось, она была даже довольна тем, что воспитание девочки идет не так, как надо.

— Я полагаю, что имею о ней четкое представление, сестра Джейн, — ответил доктор Алек. Он смешно повел плечами и подмигнул племяннице.

— Как неприятно видеть, что такая большая девочка понапрасну теряет драгоценное время. Мои мальчики учились целый день, и я уверена, что Мэк до сих пор сидит за книгой, между тем как у тебя, наверное, не было ни одного урока с тех пор, как ты приехала сюда.

— У меня сегодня было пять уроков, тетя, — неожиданно возразила Роза.

— Очень рада слышать. И какие именно? Роза перечислила скромно:

— Мореплавания, географии, грамматики, арифметики и умения обуздывать свой нрав.

— Странные уроки, однако. Хотела бы я знать, что ты почерпнула из этого замечательного сочетания.

В глазах Розы блеснула насмешка, когда она, взглянув на дядю, сказала:

— Я не могу рассказать вам все, тетя, но я почерпнула много полезных сведений о Китае, главным образом, относительно чая. Самые лучшие сорта его: Лансанг, Сушонг, Ассам Пеко, редкий Анкое, Флаури Пеко, Сенча Капер, чай Пэдрэл, черный Кимун, зеленый Туанкей. Шанхай стоит на реке. Гонконг в переводе означает «остров Тихой воды». Сингапур — «город Льва». В Китае есть люди, которые всю жизнь проводят на лодках; китайцы пьют чай из маленьких чашечек. Важнейшие производства: фарфор, чай, корица, олово, шали, тамарин и опиум. У них очень красивые храмы и забавные идолы. Кантон — место жительства священных поросят; четырнадцать из них очень толсты и велики, и все до единого слепы.

Этот поток сведений, и особенно последнее сообщение произвели на тетушку Джейн потрясающий эффект — она была совершенно сбита с толку. Роза выпалила все так быстро, так внезапно, и все сказанное ею было столь разнообразно, что тетя была невероятно изумлена. Она еще некоторое время озадаченно глядела на девочку сквозь очки, потом поспешно проговорила: «О! Действительно!» — и отбыла в смятении и растерянности.

Она пришла бы в еще большее замешательство, если бы увидела своего достойного порицания шурина, триумфально отплясывающего с Розой польку — в честь того, что они на этот раз заставили замолчать батареи врага.

Глава IX ТАЙНА ФИБИ

— Чему это вы улыбаетесь, не говоря ни слова, Фиби? — спросила Роза однажды утром, когда они работали вместе, потому что доктор Алек находил, что работа по дому — самая полезная гимнастика для девочки. Поэтому Роза училась у Фиби мести пол, вытирать пыль и стелить постель.

— Я подумала об одной тайне и не могла удержаться от улыбки.

— А может быть, мне эта тайна тоже когда-нибудь станет известна?

— Конечно, в свое время.

— И мне она понравится?

— Вне всякого сомнения!

— Как скоро это случится?

— На этой неделе.

— Я знаю, что это такое: мальчики хотят устроить фейерверк, и это сюрприз для меня, не правда ли?

— Чистая правда!

— Хорошо, теперь я буду терпеливо ждать. Только ответьте мне на один вопрос: дядя принимает в этом участие?

— О, конечно! Разве хоть одна забава может обойтись без него?

— Значит, все будет очень хорошо. Я в этом абсолютно уверена.

Роза вышла на балкон, чтобы вытряхнуть коврики. Она энергично выбила их и повесила на балюстраду проветриваться. А потом занялась цветами. На балконе стояло несколько высоких ваз и кувшинов. Июньское ласковое солнышко и теплые дождики сотворили чудеса с семенами и рассадой. Ипомеи и настурции карабкались по шпалерной решетке, перегоняя друг друга в безудержном буйном цветении. Алые бобы и жимолость тянулись навстречу очаровательным соседкам, увивая все, до чего могли дотянуться, и свешивались вниз роскошными зелеными фестонами.

Вода залива сверкала под солнцем, свежий ветер колыхал ветви каштанов, слышался нежный шелест листвы. Сад был полон порхающих бабочек и пчел. Птицы чирикали и щебетали, занятые своими летними делами, а вдалеке белокрылые чайки ныряли в море, по которому плыли корабли, издали похожие на больших птиц.

— Ах, Фиби, сегодня такой чудесный день. Я бы хотела, чтобы ваша тайна открылась сегодня же! Мне так хочется радости и смеха. А вам, Фиби? — спросила Роза, раскинув руки, как бы намереваясь лететь.

— Конечно, хочется! Но пока время для радости еще не пришло, и я не перестаю работать в ожидании его. Теперь вы вытрете пыль, а я пойду убирать лестницы.

И Фиби, напевая, вышла из комнаты со щеткой в руках.

Роза остановилась и подумала о том, как радостно ей стало жить в последнее время, с ней случилось столько хорошего. Она научилась сажать цветы, и вот они расцвели. Она выучилась плавать и грести. Сколько было приятных прогулок, катаний, замечательных часов, проведенных за книгами и в разговорах с дядей Алеком. А лучше всего было то, что прежняя головная боль и скука теперь редко беспокоили ее. Она работала или играла в продолжение целого дня, крепко спала по ночам и наслаждалась жизнью, как здоровый и счастливый ребенок.

Роза пока не была такой здоровой и сильной, как Фиби, но все-таки начала поправляться. Щеки, прежде бледные, покрылись румянцем, руки сделались крепче и загорели, и она уже не боялась потерять пояс. Никто не напоминал ей о болезни, и она забыла о своем слабом сложении. Роза не принимала других лекарств, кроме средств, прописанных доктором Алеком. И они, по-видимому, шли ей на пользу. Тетушка Изобилие приписывала все эти положительные изменения пилюлям, но так как девочка не принимала их, то старая леди, скорее всего, ошибалась. Роза была вполне достойна своего имени, когда стояла, улыбаясь сама себе и думая о тайне, которая была гораздо лучше тайны Фиби. О тайне, которую она сама раскроет несколько лет спустя, — о тайне магической силы здоровья.

Тут большая роза скользнула по ее щеке, и голос сзади произнес:

Посмотри, — сказал гном, — На ее хорошенькое голубое платье, На платочек, повязанный на ее головке, И на ее маленькие башмачки.

— О чем мечтаешь здесь, принцесса, в этом висячем саду? — прибавил дядя Алек, когда племянница, в свою очередь, бросила ему ипомею.

— Я думала о том, что бы мне сделать такого приятного сегодня. Хочется чего-нибудь нового и интересного! Этот чудесный воздух так освежил и развеселил меня.

— А что если мы поедем на остров? Я собирался туда после обеда, но если тебе так хочется, отправимся прямо сейчас.

— Да, да! Я буду готова через четверть часа, дядя, мне нужно еще вытереть пыль в моей комнате. У Фиби очень много дел.

И Роза исчезла, прихватив с собой коврики, а доктор Алек пошел вниз, говоря сам себе со снисходительной улыбкой:

— Это может немного расстроить планы, но для детей главное состоит в том, чтобы они получали маленькие радости тогда, когда они этого желают.

Никогда еще тряпка не ходила по всем вещам так быстро, и никогда еще комната не была так проворно прибрана, как в этот день. Столы и стулья летели на свои места, как живые; занавеси колыхались, как будто от сильного ветра. Китайский сервиз дрожал, а маленькие вещички падали, как при землетрясении.

В одно мгновение Роза надела матросский костюм и, подпрыгивая, выбежала из комнаты, даже не подозревая, что пройдет много времени, прежде чем она опять увидит свое жилище.

Когда они пришли с дядей на берег, доктор Алек положил в лодку большую корзинку. А перед тем как они отчалили, Фиби принесла большой тюк странной формы, завернутый в непромокаемый плащ.

— Мы не съедим и половины этой еды, и я точно знаю, что нам не понадобится столько одежды. Я бы не стала так нагружать лодку, — сказала Роза, которая в глубине души еще немного трусила на воде.

— Разве вы не могли связать его поплотнее, Фиби? — спросил дядя Алек, подозрительно глядя на сверток.

— Нет, сэр, я очень спешила, — Фиби засмеялась, стараясь покрепче стянуть узел.

— Ну, ничего, он будет служить балластом.

— Не забудьте отослать письмо для миссис Джесси, которое я вам дал.

— Да, сэр, я пошлю его сейчас же, — и Фиби убежала так быстро, будто у нее выросли крылья.

— Мы прежде всего заедем посмотреть на маяк, ты еще не была там, а на него стоит взглянуть. Пока мы там все осмотрим, станет уже жарко, и мы поедим на острове под деревьями.

Роза была на все готова, и очень радовалась, что увидит маяк; она живо представляла себе, как будет подниматься по железным лестницам и рассматривать большой фонарь.

На маяке они оставались долго. Доктор Алек, казалось, не спешил; он несколько раз смотрел в подзорную трубу, как будто старался что-то разглядеть на море или на суше. Было уже двенадцать часов, когда они приехали на остров, и Роза с нетерпением ожидала закуски.

— Ах, как хорошо! Как жаль, что мальчиков нет, а я бы хотела, чтобы они пробыли с нами все каникулы. Они начинаются сегодня, кажется? Ах, почему я не вспомнила об этом прежде; может быть, они бы и поехали вместе с нами, — говорила девочка, закусывая сэндвичами под яблоней.

— Да, это можно было бы устроить. Ну, в другой раз, когда ты не будешь так спешить, мальчики, верно, отправятся с нами, — согласился дядя Алек, допивая холодный чай.

— Дядя, я чувствую запах чего-то жареного, — заметила Роза полчаса спустя, укладывая в корзинку остатки трапезы.

— Я тоже чувствую; кажется, пахнет рыбой.

С минуту они втягивали в себя воздух, как собаки, потом дядя Алек вскочил на ноги и сказал решительно:

— Этого быть не может! Никто не может ступать на этот остров без позволения. Я должен знать, кто осмелился жарить рыбу на моей земле!

Схватив в одну руку корзинку, в другую узел, он, как разгневанный лев, пошел на запах. Роза с зонтиком последовала за ним.

— Мы как Робинзон Крузо и его слуга Пятница, которые отправляются смотреть, не приехали ли к ним на остров дикари, — сказала она, вспоминая подробности книги, которая так нравится всем детям.

— А вот и они! Две лодки и две палатки. Негодяи, кажется, очень веселятся тут.

— Нужно, чтобы было несколько лодок, а палаток не должно быть вовсе. Удивляюсь, где же пленные?

— Вот следы их пребывания, — доктор хмуро посмотрел на голову и хвост рыбы, валявшиеся на траве.

— А вот и еще, — Роза, смеясь, показала на горку пустых красных панцирей омаров.

— Дикари, вероятно, поедают теперь свои жертвы; в этой палатке слышен стук ножей.

— Мы должны подползти и заглянуть в нее. Робинзон был очень осторожен, вы помните, и Пятница ему подчинялся, — продолжала шутить Роза.

— Но Робинзон бросился на них, не думая о последствиях. Если я буду убит или связан, бери корзинку и беги к лодке. Провизии тебе хватит до возвращения домой.

Сказав это, дядя Алек бросился к передней палатке, запустил в нее узлом, как бомбой, и закричал громовым голосом:

— Пираты, сдавайтесь!

Раздались шум и смех. Из палатки выскочили дикари, потрясая ножами, вилками, костями от цыплят, оловянными чашками. Все они бросились на нарушителя спокойствия и принялись кричать:

— Вы приехали слишком рано! Мы еще не готовы! Вы все испортили! Где Роза?

— Я здесь, — едва слышно ответила Роза, сидя на груде красных костюмов для купания, которые она приняла за панцири омаров. Она опустилась на нее в припадке смеха, когда увидела, что вместо пиратов на острове оказались ее двоюродные братья.

— Вы ужасные мальчики! Вы всегда устроите что-нибудь смешное, а я каждый раз попадаюсь, потому что не привыкла к подобным шуткам. А дядя такой же, как вы, и это замечательно, — проговорила Роза, когда мальчики столпились вокруг нее. Одни выражали свое неудовольствие, другие приветствовали ее, и все вместе радовались этому двойному сюрпризу.

— Вы должны были приехать после обеда, и тогда госпожа встретила бы вас.

— Не все еще готово; поставлена только ваша палатка. Мы устроили ее прежде всего. Вы можете сесть там и смотреть, как мы будем работать, — предложил Арчи, который всегда играл роль хозяина.

— Роза как будто чувствовала, что здесь что-то происходит. Она хотела ехать немедленно, и мне пришлось согласиться. Я задержал бы ее еще на час, если бы запах рыбы вас не выдал, — объяснил дядя Алек. Он был уже не свирепым Робинзоном Крузо, а самим собой, веселым и добрым.

— Однако тут сыровато, я лучше встану, — сказала Роза, немного успокоившись.

Шесть пар рук протянулись к ней и помогли подняться. Чарли веслом разбросал по траве красные одежды:

— Перед обедом мы отлично выкупались, и я сказал Птенцам, чтобы они разостлали костюмы для просушки. Надеюсь, вы привезли вещи, Роза, ведь вы тоже будете омаром, вы знаете об этом? У нас конца не будет веселью, когда мы станем учить вас нырять, плавать и бегать по воде.

— Я ничего не привезла, — начала Роза, но остановилась, увидев, что Птенцы — Уилл и Джорджи — выбежали из палатки, таща большой узел, порядком растрепавшийся от перевозки, перетаскивания с места на место и падений. Из одного угла торчала красная фланелевая юбка, из другого — голубой капот[9]. Туалетные принадлежности, калоши и серебряный кофейник тоже были тут.

— Ах, эта хитрая Фиби! Так вот в чем заключалась ее тайна! Она собрала все это, когда я уже ушла на берег, — закричала Роза, и глаза ее заблестели.

— Кажется, там что-то разбилось, потому что выпал кусочек стекла, — заметил Уилл, положив узел к ее ногам.

— Нигде не найдешь девочки, которая поехала бы куда-нибудь без зеркала. Не то, что мы, у нас в комнате нет ни одного, — отозвался Мэк с мужским достоинством.

— У Франта есть; я видел, как он смотрелся в него, расчесывая волосы после купания, — Джорджи указал пальцем на Стива. Тот, в свою очередь, заставил брата замолчать, стукнув по голове барабанной палочкой, которую только что обточил.

— Идите работать, ленивые мальчишки, а то мы не успеем все закончить к приезду мамы! — вмешался Арчи. — Принц, отнеси вещи Розы в палатку и покажи ей там все. Мэк и Стив, пойдите-ка и принесите остальную солому; вы, малыши, уберите со стола, если закончили есть. Пожалуйста, дядя, я хочу просить у вас совета. Надо выбрать место для кухни. И покажите мне, где кончается наша территория.

Все весело бросились выполнять приказы. Роза в сопровождении Чарли, который был готов стать ее верным слугой, отправилась в свою палатку. Девочка пришла в полный восторг, когда кузен, помогая ей раскладывать вещи, рассказал об их плане.

— Мы всегда во время каникул несколько дней живем по-походному, разбиваем палатки, ночуем под открытым небом, готовим себе еду на костре. В этом году мы выбрали Остров, здесь очень удобно, да и фейерверк будет отсюда хорошо виден.

— Разве мы останемся здесь и на Четвертое июля[10]? На целых три дня? Отличная новость! Представляю, как это будет здорово!

— Еще бы! Мы, старшие мальчики, остаемся здесь и по целой неделе. Но в этом году с нами отправились малыши, поэтому мы проведем здесь всего три дня. Вы увидите, какое у нас тут веселье. Здесь есть пещера, и мы играем в капитана Кидда[11] и в кораблекрушение. Устраиваем бега и другие разные игры. Мы с Арчи уже, конечно, выросли из детских игр, но принимаем в них участие, чтобы доставить удовольствие детям, — прибавил Чарли, вспомнив вдруг, что ему уже шестнадцать лет.

— Я даже представить себе не могла, что мальчики умеют так приятно проводить время. Но, впрочем, прежде их игры никогда не меня интересовали. То ли потому, что я совсем не знала мальчиков, то ли потому, что вы мальчики необыкновенные, — заметила Роза, искренне говоря лестные вещи.

— Мы все — умные ребята, это правда. Но, кроме того, у нас есть много преимуществ. Начать с того, что нас много, наши семейства живут тут вот уже целое столетие, мы богаты и многое можем себе позволить. Повесьте на этот гвоздик ваше разбитое зеркальце, кузина, тут вам будет удобно расчесывать волосы. Какое одеяло вам больше нравится, синее или красное? Выберите, какая подушка удобнее, соломенная или надувная. Можете располагаться тут, как вам нравится. Вы свободны, как индейская женщина в своем вигваме. Это — ваши владения, леди, и мы без позволения не перейдем границы, начертанной дядей. Могу я еще что-нибудь сделать для вас?

— Нет, благодарю вас. Остальное, я думаю, можно оставить до приезда тети; а теперь не могу ли я чем-нибудь помочь вам?

— О, конечно, можете. Пойдемте, и посмотрите кухню. Вы умеете стряпать? — спросил Чарли, подходя к выступу скалы, где Арчи развешивал парус наподобие палатки.

— Я умею заваривать чай и поджаривать тосты.

— Отлично, а мы научим вас жарить рыбу и варить похлебку. Теперь расставьте по местам эти котлы и горшки. Тетушка Джесси хочет, чтобы вы тоже во всем участвовали, а я считаю, что вам будет удобнее всего работать здесь.

К четырем часам весь лагерь был приведен в порядок, а работники уселись на прибрежные камни. Они наблюдали за морем, ожидая, когда покажется лодка с миссис Джесси и Джеми. Малыш, как всегда, был рядом с мамой.

Мальчики были похожи на стаю синиц — все в синих матросских костюмах, в шапочках с развевающимися на ветру длинными синими лентами. Какие же звонкие голоса были у этих птичек! Мальчики пели, и веселое эхо донеслось до миссис Джесси прежде, чем она увидела сыновей.

Как только показалась лодка, на острове подняли флаг и мальчики трижды прокричали «ура!». На это приветствие с лодки начали махать платком, и громкое «pa!.. pa!.. pa!..» разносилось в воздухе. Маленький матрос стоял на корме лодки и бойко махал шляпой, рука матери крепко держала его.

Великую царицу Клеопатру, выходившую когда-то из золотой ладьи, не приветствовали с таким восторгом и сердечностью, как мамулю. Мальчики на руках перенесли ее из лодки в палатку, где она из любви к детям согласилась прожить три дня без привычного комфорта. Джеми же, обняв Розу, заявил, что будет защищать ее от многочисленных опасностей.

Зная по опыту, что мальчики всегда голодны, тетушка Джесси предложила устроить ранний ужин. Она надела большой передник, нахлобучила на свой красивый чепчик старую шляпу Арчи и тут же принялась за готовку.

Роза помогала ей и старалась быть такой же проворной, как Фиби. Это было трудной задачей и требовало немалого искусства, ведь стол, который Роза должна была накрыть, был совершенно не похож на обычные столы. Наконец, все было готово, и веселая компания расположилась под деревьями и принялась с аппетитом есть и пить, нисколько не смущаясь визитами паучков и муравьев в тарелки и чашки.

— Я никогда не думала, что мне будет приятно мыть посуду, а теперь мне это нравится, — сказала Роза. Она сидела в лодке, споласкивала тарелки в морской воде, а потом тщательно их вытирала.

— Какая же вы странная! Не проще ли было почистить посуду песком, а потом обтереть бумажкой? — недоумевал Джорджи, отдыхавший в другой лодке.

— Как бы Фиби понравилось тут! Я удивляюсь, отчего дядя не взял ее.

— Он хотел, но старая Дэбби заявила, что не может обойтись без нее. Мне очень жаль, что ее нет; мы все любим птичку Фиби. Как она весело распевала бы тут!

— У нее, как и у всех нас, должен быть праздник. Нехорошо, что она все время работает.

Эта мысль часто приходила в голову Розе в продолжение ужина и всего вечера. Фиби очень украсила бы собой концерт, который они давали при лунном свете. Она тоже восхищалась бы прекрасными рассказами, проворно бы находила рифмы, играя в слова, и смеялась бы от души вместе со всеми. Особенно жалела о ней Роза, когда стала ложиться спать. Ей очень хотелось пошептаться перед сном с подружкой, обсудить события дня, похихикать и поведать свои секреты, как это любят делать все девочки на свете.

Все уже крепко спали, а Роза все еще лежала в своей постели, возбужденная новизною того, что происходило вокруг нее. И ей в голову пришла одна интересная мысль. Роза услышала, как где-то далеко, в селе, часы пробили двенадцать раз. Яркая звезда, как любопытный глаз, заглядывала в палатку через откинутый полог, а монотонный шум волн как будто призывал девочку к себе.

Тетушка Джесси крепко спала, Джеми тоже спал, свернувшись у ее ног, как котенок. И никто из них не услышал, как Роза встала и вышла посмотреть на то, как выглядит мир ночью.

Роза уселась на бочонок из-под селедок и с восторгом, свойственным ее возрасту, стала любоваться пейзажем.

К счастью, доктор Алек успел вовремя спасти ее от простуды. Он решил откинуть полог своей палатки, чтобы впустить свежий ночной воздух, от которого так сладко спится, и вдруг увидел маленькую фигурку, залитую лунным светом. Доктор Алек не верил в призраков. И, конечно, сразу узнал Розу. Он тихо подошел и провел рукой по ее блестящим волосам:

— Что ты тут делаешь, моя девочка?

— Наслаждаюсь прекрасной погодой, — ответила Роза, нисколько не испугавшись.

— Интересно, о чем же это моя девочка думает? Она выглядит такой серьезной…

— Я думала о храбром моряке, о котором вы нам рассказывали, как он уступил свое место на плоту женщине и отдал последнюю каплю воды бедному ребенку. Все восхищаются людьми, которые приносят себя в жертву, не правда ли? — спросила Роза.

— Да, если это настоящая жертва. Но иногда бывает и так, что жертвы эти остаются неизвестными, и великодушные люди не получают похвалы. Это обстоятельство не уменьшает заслуги героя, хотя делает такой благородный поступок более трудным. Мы все любим, чтобы нам сочувствовали, — и доктор Алек тяжело вздохнул.

— Я думаю, вы приносили много жертв. Расскажите мне хотя бы об одной из них, — попросила Роза, от которой не ускользнул вздох дяди.

— Последняя заключалась в том, что я перестал курить, — услышала она прозаический ответ.

— Зачем вы это сделали?

— Чтобы не подавать дурного примера мальчикам.

— Это очень хорошо с вашей стороны, дядя! А вам было тяжело?

— Совестно признаться, но да. Впрочем, один мудрец сказал: поступать справедливо — наш долг, но быть при этом счастливым совсем необязательно.

Роза задумалась над этим высказыванием; казалось, оно ей очень понравилось; потом сказала, взглянув на дядю сияющим взглядом:

— Настоящая жертва — это отказ от чего-нибудь такого, что мы очень любим. Но именно это принесет нам больше радости, не правда ли?

— Да.

— Принести себя в жертву другому человеку, потому что мы любим его и хотим, чтобы он был счастлив?

— Да.

— Сделать все это добровольно, быть этим довольным и не думать о похвале, которую можно заслужить?

— Да, дорогая моя, это настоящий смысл самопожертвования. Ты, кажется, понимаешь его суть, и — я так думаю — в жизни тебе не раз придется испытать подобные вещи. Но, надеюсь, что жертвы твои не будут особенно тяжелы.

— А я думаю, что они будут… — начала Роза, но остановилась.

— Хорошо, принеси сейчас одну жертву, ложись-ка ты спать, а то завтра моя девочка будет больна, и тетушки скажут, что ей не следовало проводить несколько дней в лагере.

— Я иду, спокойной ночи! — и Роза исчезла.

Оставшись в одиночестве, доктор прошелся по берегу, вспоминая о жертвах, принесенных им. Об этих жертвах никто даже и не подозревал, но они сделали его тем, кем он был теперь.

Глава X ЖЕРТВА РОЗЫ

На другой день на острове Кэмпбеллов действительно царило безудержное веселье, как и предсказывал Чарли. Роза принимала во всех забавах активное участие. Она хотела насладиться каждой крупицей радости. Завтрак прошел очень весело, за ним последовала необыкновенно удачная рыбная ловля. Потом явились омары в полном составе, так как и тетушка Джесси нарядилась в красную фланель. Дядя Алек, очень искусный пловец, делал в воде разного рода штуки, и мальчики старались подражать его силе и ловкости. Все ныряли и резвились на разные манеры, желая отличиться. Роза много плавала, и не на мелководье, а там, где она даже не доставала ногами до дна. Дядя, конечно же, был рядом. Он подстраховывал девочку, чтобы тут же прийти ей на помощь, если это потребуется. Тетушка Джесси спокойно плескалась у берега вместе с Джеми, который был похож на маленького китенка рядом с заботливой матерью. Мальчики же плавали наперегонки, ныряли и вытворяли забавные фортели. Они очень походили на стаю сумасбродных фламинго или на компанию танцоров из «Приключений Алисы в Стране чудес».

Только желание отведать рыбацкой похлебки заставило их прекратить возню и вызвало из моря. Это чтимое с древних времен кушанье требовало совместных усилий нескольких пар крепких рук и лучших умов, и потому «дети воды» вышли на берег и принялись за стряпню.

Нечего и говорить о том, что когда похлебка была приготовлена, она оказалась самым замечательным блюдом, которое когда-либо подавалось к столу. Кроме того, ее было съедено такое количество, что это изумило бы весь мир, но так и осталось бы тайной, каким образом все это можно съесть за один раз. После этого героического деяния его участникам полагался отдых; все прилегли — кто в палатках, кто под открытым небом. Утомленные мальчики сейчас же задремали, как воины после битвы.

Взрослые еще продолжали отдыхать, когда молодежь, освежившись коротким сном, уже была готова к новым подвигам. Движимые вдохновением, мальчики отправились в пещеру и нашли там пучки стрел, старые сабли, булавы и другие реликвии неизвестного назначения. Роза сидела на большом камне. Рядом с ней примостился Джеми. Он гордо объяснял девочке, зачем нужны те или иные непонятные предметы, и сообщал другие важные сведения. Роза с вниманием смотрела, как братья увлеченно разыгрывают перед ней исторические сценки.

При этом мальчики старались соблюсти все реалии прошлых эпох. Капитан Кук был убит туземцами самым ужасным образом. Капитан Кидд темной ночью тайно зарыл в землю котел, наполненный драгоценностями, и застрелил двух несчастных, которые случайно узнали об этом. Синдбад-мореход пережил множество захватывающих приключений. И, наконец, бесчисленные кораблекрушения усеяли берег обломками. Представление это показалось Розе самым великолепным спектаклем, который она когда-либо видела. Когда же в заключение островитянами Фиджи ей был показан необыкновенный балет, сопровождаемый варварскими криками, она просто не находила слов, чтобы выразить свое восхищение.

Еще было купание при закате солнца, а потом вся компания наблюдала, как сияющие огоньками пароходы уходили в открытое море, а маленькие лодки возвращались в гавань. Так прошел еще один веселый день в лагере. Все рано отправились спать, чтобы набраться сил к празднеству, которое предстояло завтра.

— Арчи, я слышала, что дядя велел вам завтра утром отправиться домой за молоком и за чем-то еще? — спросила Роза шепотом, когда перед сном прощалась с двоюродными братьями.

— Да, а что?

— Пожалуйста, возьмите меня с собой; мне надо устроить одно очень важное дело. Знаете, я так скоро собралась ехать сюда…

— Я согласен и думаю, что Чарли тоже не будет противиться этому.

— Благодарю вас. Пожалуйста, завтра поддержите мою просьбу, а до тех пор никому ничего не говорите, кроме Чарли. Обещаете? — спросила Роза так убедительно, что Арчи принял картинную позу и произнес драматично:

— Клянусь светом луны!

— Тише. Теперь все устроено.

И Роза, весьма довольная результатами переговоров, ушла.

— Какое странное маленькое создание, не правда ли, Принц?

— Скажи лучше, прелестное создание, я просто очарован ею.

Чуткое ухо Розы расслышало оба эти замечания, и она удалилась в свою палатку, говоря про себя:

— Маленькое создание! Право, эти мальчики смотрят на меня как на ребенка. Но я уверена, что они будут относиться ко мне с большим уважением после того, что произойдет завтра.

На следующее утро Арчи, как и обещал, поддержал просьбу кузины. Мальчики должны были сейчас же вернуться назад, и Роза была отпущена с ними. Они отправились в путь, и девочка с задумчивым видом махала платком островитянам; геройский дух овладел ею, а самопожертвование готово было проявиться новым и очень трогательным образом.

Мальчики отправились за молоком, а Роза пошла искать Фиби. Она велела подруге сейчас же оставить посуду, надеть шляпу и отвезти записку дяде Алеку. В записке Роза объясняла мотивы своего таинственного поступка. Фиби послушно собралась, а Роза проводила ее до лодки и сказала мальчикам, что она еще не готова ехать. Пусть отправляются без нее, а когда она завершит все свои дела, то вывесит белый флажок на своем балконе. Тогда мальчики смогут за ней приехать.

— Не понимаю, почему бы вам не вернуться сейчас, с нами? Что случилось, мисс? Дядя, наверное, будет недоволен, — протестовал Чарли.

— Делайте то, что я вам говорю, маленькие мальчики. Дядя все поймет и объяснит вам. Будьте такими же послушными, как Фиби, и не спрашивайте меня ни о чем. У меня так же, как и у других, могут быть свои тайны.

И она удалилась гордо и независимо, что произвело сильное впечатление на ее друзей.

— Это, видно, какой-то заговор между Розой и дядей. Что ж, не будем им мешать! Все готово, Фиби? Греби, Принц.

И мальчики отправились на остров, где были встречены с удивлением. Записка, которую привезла Фиби, заключала в себе следующее:

«Дорогой дядя!

Я буду исполнять сегодня обязанности Фиби, а она пусть повеселится. Пожалуйста, не обращайте внимания на то, что она будет говорить, а оставьте на острове. Скажите мальчикам, чтобы сделали мне приятное и были очень ласковы с ней. Не думайте, что мне было легко на это решиться. Нет, мне очень тяжело отказаться от такого приятного дня, как сегодня, но я такая эгоистка, пользуюсь всеми благами жизни, а Фиби — нет, потому-то мне и хочется принести эту жертву. Будьте добры, позвольте мне это сделать; не смейтесь надо мною; я вовсе не желаю, чтобы меня хвалили, но, честное слово, мне очень хочется это сделать.

Шлю всем сердечный привет.

Роза».

— Господи! Как же великодушна наша девочка! Съездить нам за ней, Джесси, или оставить ее, и пусть делает, что хочет? — спросил доктор Алек, когда первая минута изумления прошла.

— Оставь все как есть и не мешай ей принести жертву. Она сама решилась на это, и самый лучший способ, каким мы можем выразить уважение к ее победе над собой, — это доставить Фиби сегодня как можно больше радости. Я уверена, девочка вполне заслужила это.

И миссис Джесси со значением кивнула мальчикам. Те сразу поняли, что они должны скрыть свое неудовольствие и сделать все возможное, чтобы угодить гостье Розы.

Сложнее пришлось с Фиби, ее еле удержали. Она непременно хотела сейчас же отправиться домой, уверяя, что не может веселиться без Розы.

— Она не выдержит целый день и приедет к обеду, я готов держать пари на что хотите, — сказал Чарли.

Все были расположены поверить ему. Братья смирились с исчезновением своей королевы и утешились надеждой, что отсутствие ее будет непродолжительным.

Но час проходил за часом, а на балконе условленный знак не показывался. Фиби напряженно следила за домом. Не одна пара глаз из-под белокурых волос и круглых шляп с надеждой глядела на проплывающие мимо лодки. Но напрасно: в них не было долгожданной беглянки. Солнце стало садиться, освещая облака чудным светом, а Роза так и не появилась.

— Я, в самом деле, никак не ожидал этого от малышки. Я думал, что это ее сентиментальность, но вижу, что девочка обдумала все серьезно и хочет, чтобы жертва была настоящей. Милое мое дитя, я постараюсь вознаградить ее за этот поступок тысячу раз. Я буду просить у нее прощения за то, что считал это просто капризом и желанием произвести эффект, — говорил с раскаянием доктор Алек. И глаза его обращались в ту сторону, где он как будто бы видел в саду трогательное существо, которое накануне ночью сидело вот здесь, на бочонке, обдумывая свои маленькие планы, которые стоили ей дороже, чем можно было вообразить.

— Но все-таки она увидит фейерверк, если только не вздумает спрятаться в какой-нибудь чулан, — заметил Арчи, оскорбленный неблагодарностью Розы.

— Она отлично увидит маленький фейерверк, но не увидит большого, на холмах, если только папа не забыл про него, — прибавил Стив, перебивая рассказ Мэка о празднествах древних.

— Для меня было бы гораздо приятнее увидеть ее, чем наслаждаться самым лучшим фейерверком, — сказала Фиби.

Она всерьез подумывала о побеге с острова. Например, можно было бы остановить проплывающую мимо лодку и попросить рыбаков довезти ее до берега.

— Предоставим делам идти своим чередом; если Роза устоит против нашего блестящего приглашения, то будет настоящей героиней, — вздохнул доктор Алек, надеясь в душе, что племянница не устоит.

Между тем Роза трудилась целый день; она помогала Дэбби, прислуживала тетушке Спокойствие и твердо противилась желанию тетушки Изобилие отослать ее обратно на счастливый остров. Нелегко ей было утром переселиться из фантастического мира, украшенного флагами и пушками; мира, полного всевозможных забав и затей, где наслаждались своими каникулами ее братья, и начать мыть посуду, слушать воркотню Дэбби и жалобы тетушек. Тяжело ей было видеть, как уходит день, и думать о том, как чудесно его провели там, на острове. Ей стоило всего лишь сказать одно слово, и она очутилась бы там, куда стремилась всем сердцем.

Но главным испытанием стал вечер, когда тетушка Спокойствие заснула, тетушка Изобилие беседовала с кем-то в гостиной, а Дэбби расположилась на крыльце смотреть фейерверк. Маленькой служанке не оставалось ничего другого, как только со своего балкона наблюдать за веселыми ракетами, поднимавшимися с острова, с холма и из города. Играла музыка, и лодки с радостными людьми плыли по заливу, освещенные мерцающим светом фейерверков. Надо сознаться, что одна или две слезинки все же покатились из голубых глаз. В яркой вспышке фейерверка Розе даже представилось на минуту, что она видит на острове палатки, кудрявые головы мальчиков, бегающих взад и вперед; и настурция, росшая подле, слышала шепот:

— Я надеюсь, что кто-нибудь там вспомнит, что меня нет с ними.

Слезы исчезли, и Роза продолжала любоваться фейерверком и даже улыбнулась, подумав о том, как много нужно было трудиться, чтобы устроить такой прекрасный праздник, когда дядя Мэк подошел к ней и сказал поспешно:

— Здравствуй, милое дитя, надень-ка что-нибудь теплое и скорей пойдем со мной. Я хотел было позвать Фиби, но тетушка сказала мне, что ее нет, потому я пришел за тобой. Фун ждет меня внизу в лодке. Мне хочется, чтобы ты поехала посмотреть мой фейерверк. Я ведь приготовил его только для тебя и буду в отчаянии, если ты все пропустишь.

— Но, дядя, — начала Роза, чувствуя, что она должна отказаться, может быть, даже и от этого.

— Знаю, моя дорогая, знаю. Тетушка все рассказала мне; теперь ты свободна, все дела на сегодня закончились, и я настаиваю на том, чтобы ты пошла со мной, — упорствовал дядя Мэк, который, казалось, хотел отправиться в путь как можно скорей.

Придя на берег, Роза увидела маленького китайца, сидящего в лодке, украшенной хорошенькими фонариками. Фун помог девочке войти в лодку и весело смеялся, стараясь объяснить на ломаном английском языке, что очень рад видеть ее. Часы в городке пробили девять, когда их лодочка вошла в залив, и фейерверк на острове, казалось, уже закончился. Ни одна ракета не взвилась оттуда в ответ на последнюю «римскую свечу», осветившую холм.

— Наши, кажется, уже отстрелялись, но в городе фейерверк еще продолжается. Как это красиво, — сказала Роза, зябко кутаясь в свою тальму[12] и задумчиво любуясь картиной ночного залива, расцвеченного огнями фейерверка.

— Надеюсь, что мои мальчики не беспокоятся по поводу того, что я задержался, — проговорил дядя Мэк и прибавил весело, показывая на загорающуюся звездочку. — Нет-нет, вот начинается, посмотри, Роза. Как тебе нравится? Я велел это приготовить именно в твою честь.

Роза зачарованно смотрела, как звездочка, постепенно увеличиваясь, превратилась в золотую вазу, потом из нее начали показываться зеленые листья, а затем и яркий цветок.

— Это роза, дядя? — спросила она, всплеснув руками от восторга.

— Разумеется. Смотри, что будет еще, — дядя Мэк, как мальчик, радовался своему успеху.

Вокруг вазы образовалось что-то вроде пунцового венка. Роза внимательно смотрела. Она уже стояла в лодке, опираясь на плечо дяди, и, наконец, закричала в волнении:

— Это чертополох, дядя? Шотландский чертополох! Но я вижу семь цветков… Каждому из мальчиков! Ах, как это чудесно!

Девочка долго смеялась и смотрела не отрываясь, пока не погас последний огонек.

— Да, в самом деле, все удалось отлично. Я очень доволен, — улыбнулся счастливо дядя Мэк. — Тебя отвезти на остров? Или ты хочешь домой, мое милое дитя?

Он говорил таким ласковым тоном, что Роза поцеловала его.

— Домой, дядя, пожалуйста. Я вам очень благодарна за фейерверк, который вы устроили для меня. Я так рада, что видела его, и теперь буду долго вспоминать, как это было чудесно!

Девочка произнесла это очень решительно, но дядя Мэк заметил, какой задумчивый взгляд она бросила при этом на остров, который теперь был так близко, что оттуда до них доносился запах пороха и видны были силуэты людей.

Но они все же приехали домой, и Роза заснула, говоря сама себе: «Моя жертва была труднее, чем я воображала, но я очень довольна, что принесла ее. Я не желаю другой награды и хочу только одного: пусть это доставит удовольствие Фиби».

Глава XI БЕДНЫЙ МЭК

Жертва Розы не произвела того впечатления, на которое она рассчитывала. Взрослые оценили ее поступок по достоинству, они полюбили ее еще больше и всячески выказывали это. Зато мальчики вовсе не прониклись к ней уважением, как надеялась девочка. Чувства ее были глубоко оскорблены, когда она случайно услышала, как Арчи заявил, что в этом самопожертвовании не было никакого смысла. Принц огорчил ее еще больше, прибавив, что она «самый смешной цыпленок, которого он когда-либо видел». Нелегко было Розе переносить все это. Если мы и не желаем, чтобы о наших поступках трубили повсюду, все-таки бывает очень приятно, если их замечают.

Но совершенно неожиданно девочке удалось заслужить не только уважение, но еще и благодарность и расположение двоюродных братьев.

Вскоре после поездки на остров Мэк получил солнечный удар, ему было очень плохо. Это случилось так внезапно, что все страшно перепугались. Несколько дней жизнь мальчика была в опасности, но, к счастью, все обошлось. Он начал поправляться, и семейство радовалось его выздоровлению. Но тут новый удар поразил всех: Мэку стала грозить слепота.

У бедняги всегда было слабое зрение, а он еще перенапряг глаза непомерными нагрузками и усиленными занятиями.

Никто не смел передать ему ужасное предсказание знаменитого окулиста, который приезжал лечить мальчика. Мэк поначалу был очень терпелив. Он думал, что это всего лишь последствия солнечного удара и зрение восстановится, надо лишь отдохнуть несколько недель. Но разве можно за несколько недель восстановить то, что расстраивалось в течение нескольких лет! Мэку было строго запрещено читать, а это было единственное занятие, которое доставляло ему удовольствие. Все хотели читать ему вслух, и братья, особенно в начале болезни, рассматривали это как привилегию. Но неделя проходила за неделей, а бедный Мэк все еще был болен и вынужден был лежать в темной комнате. Усердие мальчиков мало-помалу ослабевало, и они, один за другим, стали уклоняться от этой обязанности. Никто их не бранил, так как все понимали, как тяжело деятельным и веселым ребятам сидеть взаперти во время каникул. Братья ограничивались теперь короткими посещениями больного, хотя искренне сочувствовали Мэку. Взрослые делали все, что от них зависело; но дядя Мэк был очень занят; а тетя Джейн читала таким нервным голосом, что ее невозможно было долго слушать; другие тетушки были поглощены своими заботами, хотя и выказывали мальчику участие.

Дядя Алек тоже не мог полностью посвящать больному все свое время, и если бы не Роза, то Бог знает, что сталось бы с бедным Червем. Ее голос был ему приятен, терпение девочки не истощалось, и время, казалось, не стоило ей ничего. Она от всего сердца хотела помочь брату, что само по себе было тому утешением.

Самопожертвование, вообще свойственное всем женщинам, было в этой девочке особенно развито, и Роза оставалась возле Мэка, когда все покинули его. Час за часом сидела она в темной комнате, где только один луч света падал на книгу, и читала. А мальчик лежал с завязанными глазами, наслаждаясь единственным удовольствием, которое поддерживало его в эти мрачные дни.

Иногда он бывал в таком дурном расположении духа, что угодить ему было просто невозможно. Мэк ворчал, что чтица без всякого увлечения читает серьезную книгу, которая его интересовала. Временами он впадал в отчаяние, и бедная девочка сама страдала, глядя на брата.

Роза терпеливо переносила все капризы больного, стараясь угодить Мэку. Когда он раздражался, она была ласкова с ним, спокойно читала одну за другой страницы серьезной книги, которые для нее не были сухи в одном только отношении — слезы, одна за другой, нередко скатывались на них; а когда Мэку становилось совсем худо, она старалась ободрить его.

Мальчик никогда не выражал свою благодарность словами, но глубоко чувствовал ее, и Роза ясно осознавала это.

Если кузина опаздывала, больной делался нетерпелив; когда ей надо было уходить, Мэк чувствовал себя обездоленным. Когда голова его болела более обыкновенного, Роза навевала ему сон пением старинных песен, которые так любил ее отец.

— Право, не знаю, что бы я делала без этого ребенка, — часто повторяла тетушка Джейн.

— Она одна стоит всех этих мальчиков, взятых вместе, — прибавлял дядя Мэк.

Благодарность Мэка согревала Розе душу, и, когда она, утомленная долгим чтением, смотрела на курчавую голову, лежавшую на подушке, и повязку на глазах кузена, ее сердце сжималось от сострадания, и это давало ей силы.

Роза даже не представляла, как много знаний приобрела она за время болезни Мэка благодаря книгам и своей ежедневной жертве. Она особенно любила повести и стихи, но кузен не ценил их. С тех пор как ему запретили читать, он не мог самостоятельно изучать любимых писателей — греков и римлян, а Роза не знала ни греческого языка, ни латыни. Поэтому Мэк просил читать ему книги о путешествиях, биографии великих людей, истории разных изобретений и открытий. Вначале Роза не разделяла его вкусов, но скоро заинтересовалась приключениями Ливингстона[13] и деятельностью Гобсона[14] в Индии. Другие серьезные книги тоже принесли большую пользу мечтательной девочке, а ее искреннее участие и терпение не только тронуло, но и покорило сердце мальчика, и много времени спустя они оба поняли, как много принесли им обоим эти скучные часы.

В одно ясное утро Роза уже заняла свое обычное место, собираясь читать историю французской революции и со страхом думая о том, как трудно ей выговаривать длинные имена. Мэк, бродивший по комнате, как слепой медведь, вдруг остановил ее, резко спросив:

— Какое сегодня число?

— Седьмое августа, кажется.

— Больше половины каникул уже прошло, а я наслаждался только одной неделей! Это ужасно! — воскликнул он.

— Да, это так, но со временем вы все наверстаете.

— Может быть, я и смогу все наверстать. Неужели этот старый дурак доктор думает, что я буду еще долго тут сидеть?

— Конечно, пока вашим глазам не станет лучше.

— Что он сказал, когда приходил в последний раз?

— Я не видела его, вы знаете. Могу я начать читать? Это, кажется, очень интересно.

— Читайте, мне все равно, — и Мэк лег на диван, опустив голову на подушку.

Роза собралась с духом и бойко прочла главы две. Она полагала, что совершенно правильно выговаривает трудные имена, поскольку Мэк ни разу ее не поправил. Девочке казалось, что он слушает с большим интересом. Но вдруг, не дождавшись, пока Роза дочитает фразу до конца, Мэк вскочил с дивана и сказал взволнованно:

— Остановитесь! Я все равно ничего не слышу, переведите на минуту дух. Мне надо кое-что спросить у вас.

— Что такое? — встревожилась Роза.

На душе у нее было тяжело, и голову переполняли печальные мысли, и теперь ей показалось, что Мэк это чувствовал. Следующий его вопрос показал девочке, что она не ошиблась.

— Послушайте, кузина, вы обязательно должны мне ответить.

— Пожалуйста… — начала Роза умоляющим голосом. — Вы должны мне сказать правду, или я сорву эти

повязки и стану смотреть на свет, пока у меня хватит сил, — и он приготовился исполнить свою угрозу.

— Я скажу! Скажу, если только знаю ответ; но ради Бога, не делайте ничего ужасного, — воскликнула девочка в отчаянии.

— Отлично! Слушайте и будьте откровенны, не так, как другие. Доктор, когда был в последний раз, нашел, что мои глаза в плохом состоянии. Не правда ли? Мама не скажет мне этого, а вы должны сказать.

— Да, Мэк, — ответ был едва слышным.

— А!

Больше он ничего не сказал, но Роза видела, как кузен крепко сжал губы и глубоко вздохнул. Он мужественно перенес удар и через минуту спросил твердым голосом:

— А когда, по его мнению, я буду в состоянии начать заниматься?

Тяжело было отвечать на этот вопрос, но она должна была это сделать, так как у тети Джейн не хватало духу сказать правду, а дядя Мэк прямо попросил Розу объявить бедному мальчику приговор врача.

— Еще через много месяцев.

— Сколько именно? — спросил он жалобно.

— Может быть, через год.

— Целый год! А я думал за это время приготовиться к поступлению в колледж, — и Мэк, отодвинув повязку, впился в Розу глазами, которые сразу же начали слезиться, едва их коснулся свет.

— У вас впереди еще много времени, надо запастись терпением и довести лечение до конца, или глаза опять начнут болеть и тогда будет еще труднее их вылечить, — проговорила Роза, сдерживая слезы.

— Этого не будет! Я хочу учиться. Просто шарлатанство — лечить так долго. Доктора рады держать своих больных взаперти. Но я этого не позволю, клянусь, я не позволю! — и он принялся комкать ни в чем не повинную подушку, как будто это был бессердечный доктор.

— Ну, Мэк, послушайте меня, — начала Роза, стараясь быть спокойной, хотя голос ее дрожал, а сердце готово было выпрыгнуть из груди, — вы знаете, что испортили глаза тем, что много читали при свечах и в сумерках. И теперь вы расплачиваетесь за это, так сказал доктор. Вы должны быть очень осторожны и исполнять все, что он вам прикажет, иначе вы ослепнете.

— Нет!

— Да! Это — правда. Доктор считает, что только полнейшее бездействие и спокойствие может излечить вас. Я понимаю, что это ужасно; но мы все будем помогать вам; я буду читать вам целые дни напролет; буду прислуживать вам — одним словом, делать все, чтобы облегчить ваше положение.

Тут она замолчала, так как было очевидно, что кузен ничего не слышит. Слово «ослепнете» так поразило его, что он уткнул голову в подушку и лежал так тихо, что девочка испугалась. Несколько минут она сидела без движения, придумывая, как бы утешить Мэка, и от души желая, чтобы дядя Алек пришел к ней на помощь, как обещал. Вдруг послышалось сдержанное рыдание. Страшной болью отозвалось оно в сердце Розы; вполне сочувствуя бедному мальчику, она понимала, какой вред приносят глазам слезы. «Французская революция» упала на пол, и кузина, быстро вскочив со своего места, подбежала к дивану, опустилась на колени и проговорила с материнской нежностью:

— Милый мой, ради Бога, не плачьте. Это так вредно для ваших глаз. Поднимите голову с этой горячей подушки, дайте я освежу вам голову. Я понимаю, как вам это тяжело; но, пожалуйста, не плачьте. Я буду плакать за вас, для меня это не вредно.

Говоря это, она осторожно вытащила подушку и заметила следы слез, которые красноречиво свидетельствовали о том, как глубоко был огорчен Мэк. Он был тронут ее сочувствием, но как бы мальчик ни хотел выразить свою благодарность, он только вытер слезы рукавом сюртука:

— Не беспокойтесь, больные глаза всегда слезятся. Я совершенно спокоен!

Но Роза дернула Мэка за рукав:

— Не трогайте глаза этой толстой шерстяной материей; я сейчас сделаю вам компрессы, и боль сразу утихнет.

— Да, глаза у меня и в самом деле горят. Будьте так добры, не говорите другим мальчикам, что я вел себя как ребенок, — прибавил он, со вздохом покоряясь своей сиделке. Роза быстро сняла с его глаз повязку и приложила к ним мокрый платок.

— Конечно, я ничего не скажу! Но на вашем месте всякий был бы расстроен подобным известием. А вы храбро перенесли его, я вас уверяю, а когда вы освежитесь, вам станет намного легче. К тому же, ведь это только на время! Пусть вы пока не сможете учиться, зато вольны развлекаться в свое удовольствие. А потом будете носить синие очки, как забавно, правда?

И, придумывая разные утешительные слова, Роза продолжала ставить примочки на глаза больного, а его голову сбрызнула лавандовой водой. Пациент спокойно лежал с грустным выражением лица.

— Гомер был слеп, Мильтон[15] тоже, но несмотря на это они стали знаменитыми, — мрачным тоном сказал он скорее самому себе, потому что даже синие очки не вызвали у него улыбки.

— У папы была прелестная картина, на ней были изображены Мильтон с дочерью, пишущей под его диктовку. Эта картина мне очень нравилась, — заметила Роза.

— Может быть, я буду в состоянии заниматься, если кто-нибудь будет мне помогать. Мне кажется, это можно будет устроить, как вы думаете? — спросил Мэк, озаренный лучом надежды.

— Я думаю, это можно будет устроить, когда вам станет немного лучше. А то ведь солнечный удар повлиял и на ваши глаза, и на ваш мозг. Вы должны отдохнуть, сказал доктор.

— Я поговорю с ним сразу же, как только он придет, и тогда буду точно знать, что меня ожидает. Как я был глуп в тот день, когда так напрягал свою бедную голову и читал на солнце до тех пор, пока буквы не стали прыгать перед глазами! Я и теперь, стоит мне только закрыть глаза, вижу черные круги, звезды и разные смешные фигуры. Они так и скачут перед глазами. Неужели это бывает со всеми слепыми?

— Не думайте больше об этом. Давайте я вам еще немного почитаю? Мы дочитали до самого интересного места, и когда пойдет рассказ о захватывающих событиях, вы забудете о своих бедах.

— Нет, я этого никогда не забуду. Бросьте вы эту революцию, я не хочу больше о ней слышать. Голова болит, у меня, наверное, жар. Ах, как бы я хотел покататься на лодке!

Бедный Мэк метался по подушке, не зная, что с собою сделать.

— Хотите, я спою вам? Может быть, вы задремлете, и тогда день покажется вам короче! — Роза взяла веер и уселась подле брата.

— Может быть, я подремлю немного. Прошлую ночь я совсем не спал, лежал и все думал, думал. Послушайте, Роза, скажите всем, что я знаю правду и прошу, чтобы со мной не разговаривали обо всем этом и не причитали надо мной. Вот и все. Теперь спойте, а я попробую заснуть. Как было бы хорошо, если б я мог заснуть на целый год и проснуться здоровым.

— О, как бы и я этого желала!

Девочка произнесла это с таким жаром, что Мэк был глубоко тронут. Он лег поудобнее и ухватился за край ее передника, как будто ему было приятно сознавать, что она рядом, и сказал:

— Вы добрая душа, Роза. Спойте мне «Березы». Эта такая спокойная песня, она убаюкает меня лучше любой колыбельной.

Довольная тем, что больной выразил ей свою признательность, Роза, обмахивая его веером, вполголоса запела старинную шотландскую песню:

Милый друг, милый друг, Не пойдешь ли, милый друг, К березам Эберфельди[16]?

Не прошло и десяти минут, как мальчик заснул, измученный страшным известием и желанием мужественно перенести его.

Глава XII ДРУГИЕ МАЛЬЧИКИ

Роза всем рассказала о том, что произошло, и окружающие вели себя так, чтобы не взволновать мальчика. Разговор с доктором мало утешил Мэка, но надежда, что со временем он будет в состоянии заниматься, придала ему сил, чтобы пережить угрозу слепоты. Привыкнув к этой мысли, он стал вести себя так хорошо, что все только удивлялись: никто не предполагал в тихом Черве столько мужества.

Мальчики были глубоко тронуты несчастьем, которое нависло над головой их брата, и тем, как стойко он переносил его. Они были очень добры к Мэку, но вот благоразумия в попытках занять или развеселить его им хватало не всегда, и Роза часто находила его встревоженным после посещения клана.

Девочка все еще продолжала занимать место главной сиделки и чтицы. Ее кузены тоже изо всех сил старались быть полезными, но не знали, как к этому подступиться. Иногда они даже обижались на то, что заботы Розы принимались больным с большим удовольствием, нежели их услуги, и по секрету говорили один другому, что старый дружище Мэк полюбил девочку за то, что она так ласково с ним обращается. Но они не могли не сознавать, как полезна кузина и что она одна осталась верна Мэку до конца, — факт, который возбуждал угрызения совести в некоторых из братьев.

Роза чувствовала, что в этой комнате она — самая главная персона. Тетушка Джесси полностью доверяла племяннице. Она знала, что Роза приобрела большой опыт в деле ухода за больными, когда была заботливой сиделкой для своего страдальца отца. Мэк скоро убедился в том, что никто лучше Розы не может ухаживать за ним. Девочка же нежно полюбила своего пациента, хотя прежде он был для нее самым непривлекательным из всех кузенов.

Мэк был не так вежлив и внимателен, как Арчи, не так весел и красив, как Принц Чарли, не так изящен и обходителен, как Стив, не так забавен, как Птенцы, не так доверчив и ласков, как маленький Джеми. Он был неловкий, рассеянный, не очень вежливый, даже иногда дерзкий мальчик — одним словом, он не мог нравиться девочке с таким изысканным вкусом.

Но, когда Мэка посетило несчастье, Роза открыла в нем много хороших качеств. Она почувствовала не только симпатию, но еще и уважение, и любовь к бедному Червю. Мэк старался быть терпеливым и веселым, и никто, кроме маленькой сиделки, которая видела его в самые мрачные минуты, не мог себе представить, чего мальчику это стоило. Розе стало казаться, что братья не понимают Мэка, а в скором времени ей представился случай высказать свое мнение на этот счет, что произвело глубокое впечатление на кузенов.

Каникулы подходили к концу, начинался новый учебный год, но Мэк должен был отказаться от школьной жизни, которая ему так нравилась. Одна эта мысль приводила его в уныние, и братья изо всех сил старались развеселить его. В один прекрасный вечер они сговорились и решили порадовать Мэка. Джеми притащил корзинку, полную ежевики, которую он «собрал сам, без чьей-либо помощи» (об этом красноречиво свидетельствовали поцарапанные пальцы и испачканные губы). Уилл и Джорджи привели в комнату Мэка своих щенят, трое старших прибежали, чтобы поговорить о бейсболе, крикете и других интересных занятиях, которые особенно остро напоминали больному о его потере.

Розы не было дома. Дядя Алек настоял на том, чтобы она поехала с ним кататься, так как постоянное пребывание в душной комнате, и к тому же еще и темной, было вредно для ее здоровья. Роза подчинилась, но мысленно постоянно была с Мэком и, вернувшись домой, тотчас же побежала к нему.

Несмотря на благие намерения, мальчики принесли больше вреда, чем пользы, и зрелище, которое предстало глазам Розы, было ужасно. В комнате царил хаос.

Щенки лаяли, Птенцы и Джеми прыгали, а старшие говорили одновременно, перекрикивая друг друга. Шторы были подняты, комнату заливал яркий свет, а ягоды рассыпались по полу. Повязка Мэка сползла; сам он был раздражен: щеки горели, а голос звучал все громче, когда он спорил с братом о каких-то книгах, которые не мог прочитать без посторонней помощи.

Роза, считавшая себя полной хозяйкой в этой комнате, принялась распоряжаться с такой энергией, какой мальчики даже представить себе не могли. Прежде они не видели, чтобы кузина выходила из себя, и потому эффект был впечатляющий. Роза прогнала их всех. В эту минуту она была похожа на наседку, защищающую своих цыплят. Ребята ушли послушно, как кроткие овечки. Младшие сейчас же убежали из дома, а трое старших затаились в соседней комнате. Они надеялись улучить момент и попросить прощения у раздраженной молодой особы, которая с быстротой молнии принялась ликвидировать последствия их визита.

Оставшись одни, мальчики наблюдали за Розой сквозь приоткрытую дверь. Они коротко и шепотом обсудили все, что произошло. Братьев мучили угрызения совести: они поняли, что, не желая того, причинили больному вред.

— Она убрала все в одну минуту! Вот это была глупость, что мы притащили туда собак и подняли такой шум, — заметил Стив после долгого молчания.

— Бедный Червь ворчит так, будто она его терзает, а не возится с ним, как с котенком. Какой он, однако, сердитый! — прибавил Чарли, прислушиваясь к тому, как Мэк жалуется на сильную головную боль.

— Роза успокоит его; но как это с нашей стороны нехорошо, что мы взбудоражили Мэка, а теперь оставили ее там одну. Я бы охотно помог, да не знаю как, — Арчи был очень расстроен и не мог простить себе невольной бестактности.

— Я бы тоже! Как странно, что женщины имеют какой-то необыкновенный талант ухаживать за больными, — и Чарли задумался над этим фактом.

— Она была всегда очень ласкова с Мэком, — начал Стив, будто бы упрекая самого себя.

— Ласковее, чем его брат, да, — перебил его Арчи, который находил утешение в возможности бранить других.

— Не надо меня упрекать! Ни один из вас не сделал для Мэка ничего хорошего, хотя могли бы. Он вас любит больше, чем меня. Я всегда раздражаю его, разве это моя вина? — проговорил Стив в свое оправдание.

— Все мы эгоисты и совсем не заботились о нем. Нечего теперь ссориться, надо постараться быть лучше, — заключил Арчи, великодушно принимая на себя общую вину.

— Роза просто замечательно ухаживает за Мэком, и нет ничего удивительного в том, что ему нравится общество кузины. Будь я на месте Мэка, тоже предпочел бы видеть рядом Розу, — заметил Чарли, чувствуя, что недооценивал девочку.

— Вот что я вам скажу, ребята, мы совсем не так относились к кузине, как следовало бы, и теперь должны исправить это, — отозвался Арчи, который имел очень строгие представления об уплате долгов, тем более в отношении девочки.

— Мне очень жаль, что я смеялся над ее куклой, которую нашел Джеми. И назвал Розу малышкой, когда она плакала над мертвым котенком, — признался Стив, откровенно сознаваясь в своих ошибках и всем сердцем желая загладить их. — Девочки иногда бывают такими смешными!

— Я на коленях буду просить у Розы прощения за то, что обращался с ней как с ребенком. А это очень сердило кузину, ведь, подумайте, она только двумя годами моложе меня. Но она такая маленькая и хорошенькая, что кажется настоящей куклой! — и Принц посмотрел с высоты своего роста так, как будто Роза действительно была совсем крошкой.

— У этой куклы прекрасное сердце и светлый ум. Мэк говорил, что часто она многое понимает быстрее, нежели он. А мама сказала, что она замечательная девочка, хотя и не очень образованна. Не задавайся, Чарли. Ты, конечно, выше ее ростом, но Роза больше любит Арчи, чем тебя, потому что он обращается с ней с большим уважением. Да-да, она сама сказала это! — Стив разгорячился, как молодой петух.

— Успокойся, сын мой, от этого не будет никакого толку. Разумеется, все любят вождя клана больше, но так и должно быть. Я сверну голову любому, кто не разделяет этого убеждения. Успокойся, Франт, и посмотри на себя, прежде чем выговаривать другим.

Принц проговорил все это с большим достоинством и благодушием. Арчи, казалось, был очень доволен лестным мнением своих подданных, а Стив чувствовал, что он, как и братья, исполнил свой долг.

Потом последовала пауза, во время которой тетя Джейн вошла в соседнюю комнату, неся большой чайный поднос, и принялась готовить чай для своего больного птенца — обязанность, которую она не уступала никому.

— Если у тебя есть свободная минута, не сошьешь ли ты, милое дитя, новую повязку для Мэка? Эта вся в пятнах от ягод, а завтра он, может быть, пойдет гулять, если будет пасмурно, — сказала миссис Джейн.

— Да, тетя, — ответила Роза мягко, и мальчики едва могли поверить, что это был тот самый голос, который так недавно произнес грозное приказание: «Вон из этой комнаты, все до единого!» Не успели они опомниться, как Роза быстро прошла мимо них в зал, села к рабочему столу и принялась шить, не сказав им ни слова. Смешно было смотреть, как три мальчика робко поглядывали на маленькую кузину, погруженную в работу. Они хотели попросить прощения, но не знали, как начать. Роза же смотрела на братьев с таким достоинством, что было очевидно: она не намерена первой начинать разговор. Пауза становилась уже неловкой, когда Чарли тихо подошел к Розе, опустился на колени и, ударив себя в грудь, произнес прерывающимся голосом:

— Прошу вас, простите меня на сей раз, и я никогда больше не буду так поступать.

Девочке нелегко было оставаться серьезной, но она торжественно произнесла:

— Вы должны просить прощения у Мэка, а не у меня; вы не мне, а ему причинили вред ярким светом, шумом, свистом и спорами о таких вещах, которые его раздражают.

— Вы в самом деле думаете, что мы причинили ему вред, кузина? — спросил Арчи, в тревоге глядя на нее.

— Да, я так и думаю, потому что у Мэка началась головная боль и глаза покраснели, как эта фланель, — ответила Роза мрачно, втыкая иголку в пурпурную подушку-игольницу.

Стив рвал на себе волосы, говоря метафорическим языком, на самом же деле только растрепал свою прическу, которой очень дорожил. Чарли лежал на полу и умолял, чтобы его казнили. Арчи, который чувствовал себя худшим из всех, не говорил ничего. Он только пробормотал, что будет читать Мэку до тех пор, пока его собственные глаза не станут краснее игольницы.

Роза была довольна тем, что ее поведение заставило мальчиков прочувствовать свою вину. И она решила, что можно, наконец, дать им маленькую надежду на прощение. Ей было смешно смотреть на распростертого на полу Принца, но хотелось помучить еще. Он оскорблял ее чаще, чем сам это воображал. Слегка стукнув Принца наперстком по голове, Роза сказала тоном, в котором слышалось сознание своего превосходства:

— Не дурачьтесь, встаньте, и я скажу вам, что вы должны делать, вместо того чтобы валяться на полу.

Чарли покорно поднялся с пола и уселся на скамейку у ее ног. Двое других провинившихся придвинулись ближе, чтобы не пропустить ни одного слова. Смягченная такой покорностью, Роза заговорила с материнскими интонациями.

— Если вы и в самом деле хотите быть полезными Мэку, то вот что вы должны делать: не говорите с ним о том, что он делать не может, не упоминайте об этих глупых играх в мяч. Ведь это Мэка только раздражает. Лучше рассказывайте ему о школе, достаньте какие-нибудь интересные книги, читайте их ему и предложите помочь заниматься, но только немного. Это вы можете сделать лучше меня. Я не знаю ни греческого языка, ни латыни, ни других головоломных вещей.

— Да, это правда. Но вы доказали, что намного способнее нас во всех отношениях, — Арчи одобрительно взглянул на Розу, что было ей очень приятно.

Но она не могла удержаться, чтобы не сделать Чарли еще одного замечания. Покачивая головой и кусая один из своих локонов, чтобы скрыть улыбку, она произнесла:

— Я очень рада, что вы так думаете, хотя я — всего лишь «смешной цыпленок».

Услышав эти слова, Принц от стыда закрыл лицо руками. Стив же гордо поднял голову, зная, что это замечание относится не к нему. Арчи засмеялся, а Роза, заметив взгляд веселых голубых глаз, которые смотрели на нее сквозь загорелые пальцы, дружески ущипнула Чарли за ухо, заменяя этим оливковую ветвь — знак примирения.

— Теперь мы все будем умнее и станем придумывать разные планы, чтобы утешить бедного Мэка, — сказала она и улыбнулась так приветливо, что мальчикам показалось, будто солнце выглянуло из-за тучи и яркий свет озарил их. Буря прошла и освежила воздух, и за нею последовала удивительная небесная тишина. Мальчики строили самые разнообразные планы и выдвигали удивительные предложения, так как все сгорали от желания принести жертву на алтарь бедного Мэка, а Роза служила им путеводной звездой, которой они поклонялись.

Естественно, такое восхитительное положение вещей не могло продолжаться долго, но в этот момент все было прекрасно. У братьев было хорошо на душе даже тогда, когда жар энтузиазма немного остыл.

— Вот, повязка для завтрашней прогулки готова. Я надеюсь, что будет пасмурно, — сказала Роза, закончив свою работу, за которой мальчики следили с большим вниманием.

— Я думал, что завтра будет ясный день. Но, пожалуй, попрошу клерка из канцелярии погоды переменить планы. Он очень обязательный господин и непременно сделает все от него зависящее, можете быть покойны, — заявил Чарли, к которому уже вернулось его обычное расположение духа.

— Вам хорошо шутить, а что бы вы сказали, если бы вам пришлось неделями носить такую повязку.

И Роза приложила к его глазам повязку, так как он все еще сидел у ее ног.

— Ужасно! Снимите, снимите! Я не удивляюсь, что у бедного мальчика начались приступы раздражения от этой штуки, — и Чарли с таким ужасом принялся срывать с себя это орудие пытки, что Роза поспешила снять повязку и пошла попрощаться с Мэком.

— Я провожу Розу до дому. Становится темно, а она у нас немного пуглива, — сказал Арчи, забыв, как он прежде смеялся над этой слабостью кузины.

— Я думаю, что это я должен пойти, она же ухаживает за моим братом, — возразил Стив, настаивая на своих правах.

— Пойдемте все, это ей понравится, — предложил Чарли, вдруг почувствовав прилив вежливости.

— Пойдемте! — три голоса прозвучали как один.

И пошли, к великому удивлению и тайному удовольствию Розы, хотя собственно рядом с ней шел один Арчи, а двое других все время прыгали через изгороди и бегали взапуски.

Подойдя к дому, они дружески пожали друг другу руки, поклонились вежливо и с достоинством и удалились. Роза посмотрела им вслед и сказала сама себе с девичьей гордостью:

— Мне бы хотелось, чтобы со мной всегда так обращались.

Глава XIII УЮТНЫЙ УГОЛОК

Каникулы закончились. Братья отправились в школу, а бедный Мэк остался дома один. Он уже не сидел в темной комнате. Мальчик носил теперь синие очки. Может быть, поэтому все представлялось ему в столь мрачном свете. Но другого и не следовало ожидать: ведь Мэк ничего не мог делать, только лишь развлекаться, не утруждая глаз.

Тот, кто когда-либо был приговорен к подобному испытанию, понимает, как это тоскливо. Можно легко представить себе состояние духа Мэка, когда он как-то сказал Розе в полном отчаянии:

— Послушайте, если вы не придумаете для меня какого-нибудь занятия или развлечения, я лишу себя жизни. И это так же верно, как и то, что я здесь стою.

Роза побежала к дяде Алеку за советом, и он предложил больному и его сиделке на месяц отправиться в горы. Тетушка Джесси и Джеми должны были сопровождать их. Поуки и ее мать тоже присоединились к компании.

И в одно прекрасное сентябрьское утро шесть на вид очень счастливых личностей сели в вагон, чтобы отправиться на экстренном поезде в Портленд. Две улыбающиеся мамаши были нагружены корзинами с завтраком и теплыми вещами. Хорошенькая девушка держала на коленях сумку с книгами. Высокий юноша надвинул на глаза шляпу, а двое маленьких детей сидели, болтая коротенькими ножками. Их румяные личики сияли от восторга, ведь они отправлялись в настоящее путешествие.

Чудесный закат солнца приветствовал их, когда, пропутешествовав целый день, они подъехали к большой ферме. Тут они увидели беленького жеребенка, рыжую корову, двух кошек, четырех котят, множество кур и целую дюжину людей всех возрастов. Люди приветливо кланялись и улыбались путешественникам, а симпатичная старая леди перецеловала их всех по очереди и сказала от души:

— Как я рада всех вас видеть! Входите и отдохните, ведь вы, верно, устали. Чай будет готов через минуту. Лиззи, проводи гостей наверх! Китти, беги, помоги отцу принести багаж! А мы с Дженни приготовим чай. Господи помилуй! Эти крошки хотят идти сами!

Три хорошенькие девушки разбежались в разные стороны, а приезжие тотчас почувствовали себя как дома, потому что хозяева были гостеприимны и внимательны. Тетя Джесси пришла в восторг от ковров ручной работы и от старинной мебели. Роза не отходила от окна, из которого открывался прекрасный вид, малыши сразу познакомились с детьми, и те, как настоящие хозяева, забавляли их, позволяя играть с цыплятами и котятами.

Звук рога позвал всех к ужину, и большое общество — хозяева, шестеро их детей и Кэмпбеллы — собралось в большой столовой. Все проголодались и в отличном расположении духа приступили к ужину. Не было никакой возможности оставаться молчаливым и мрачным, до того заразительна и естественна была веселость семейства Аткинсон.

Матушка Аткинсон, как все звали хозяйку, была самым жизнерадостным и самым деятельным человеком в семье. Она поминутно вскакивала, чтобы присмотреть за детьми, принести какое-нибудь новое кушанье или выгнать животных, которые тоже отличались необыкновенно общительным характером.

Жеребенок вошел в комнату, чтобы попросить сахару. Кошки всем по очереди усаживались на колени и с любопытством заглядывали в тарелки. Пестрые куры подбирали крошки, падавшие на пол, и дополняли своим кудахтаньем общий разговор.

После чая все пошли любоваться закатом солнца и наслаждались этим зрелищем до тех пор, пока не погасли последние лучи. Тут появились комары. Они, как маленькие трубачи, звонко затрубили в свои трубы, и это послужило сигналом к отступлению. Не успели гости войти в дом, как услышали звуки органа. Отец Аткинсон играл чудесную мелодию на инструменте, который был сделан им самим. Все дети собрались вокруг него и под руководством старших сестер очень мило пели до тех пор, пока маленькая Поуки не заснула, а Джеми не стал немилосердно зевать в самой середине своей любимой песни:

Воркуй, — сказал маленький голубок. Воркуй, — ответила голубка.

Затем утомленные путешественники отправились спать и заснули как убитые на матрацах, набитых заботливыми руками самой матушки Аткинсон. Казалось, будто она подсыпала в матрацы немного сонного зелья, так глубок и сладок был их сон.

На следующее утро началась веселая жизнь на свежем воздухе, которая творит чудеса с усталыми умами и слабыми телами. Погода стояла великолепная. Чудный горный воздух живительно подействовал на детей, и они резвились, как ягнята. Старшие улыбались друг другу и говорили: «Как здесь хорошо, не правда ли?»

Даже осторожный Мэк перепрыгнул через изгородь, как будто он никак не мог от этого удержаться, и, когда Роза догнала кузена, подавая ему широкополую шляпу, он предложил пойти в лес за ягодами.

Джеми и Поуки были сейчас же зачислены в легкую пехоту по-настоящему превосходной армии, состоявшей из одних офицеров. У каждого на голове красовалась треугольная шляпа, а на боку висела шпага. Малыши размахивали знаменами и били в барабаны. Самый серьезный человек не удержался бы от улыбки, глядя, как этот щегольской полк выступал со двора.

Предводительствовал капитан Фред Дав, серьезный большеголовый мальчик лет одиннадцати. Приказания свои он отдавал с важностью генерала; и его потешный полк с энтузиазмом подчинялся приказам. Лейтенант Джек Дав благосклонно принял пополнение, равно как и барабанщик Фрэнк, исполнявший в доме обязанности посыльного. Джеми и прежде умел маршировать, а потому был сразу произведен в полковники. Что же касается Поуки, то она вызвала взрывы хохота и рукоплесканий со стороны зрителей. Треугольная шляпа совсем закрыла один глаз, знамя лежало на плече, а деревянная шпага была нацелена в небо. Лицо малышки сияло, волосы были растрепаны, и она делала неимоверные усилия, перебирая толстенькими ножками, чтобы не отстать от других.

Мэк и Роза собирали ежевику в кустах около дороги, когда солдаты прошли мимо, не заметив их, и ребята сделались свидетелями очень милой комической сцены. Чуть дальше располагалось семейное кладбище. Когда армия приблизилась к нему, капитан Фред Дав приказал своему войску остановиться и объяснил этот приказ следующими словами:

— Вот — кладбище. Мы перестанем бить в барабаны и опустим знамена, когда будем проходить мимо. Я думаю, нам всем даже надо будет снять шляпы. Это — почтительно и правильно.

— Как это хорошо с их стороны, — шепнула Роза, когда маленькое войско замедлило шаг, звуки барабанов смолкли, знамена и шпаги были опущены, все головы обнажились и детские лица вдруг сделались серьезны, как будто по ним пробежала тень.

— Пойдемте за ними, посмотрим, что они будут дальше делать, — предложил Мэк, которому уже наскучило есть ягоды.

Роза и Мэк отправились вслед за армией. Когда войско миновало кладбище, снова забили барабаны и знамена стали развеваться в воздухе. Дети шли по направлению к старой церкви, которая стояла на перекрестке двух дорог. Вдруг послышалось пение. Роза и Мэк прибавили шагу и стали свидетелями еще одной замечательной сцены.

Капитан Дав устроил себе кафедру на бревне, лежавшем на лугу, около дороги, и серьезно поглядывал на войско, которое, сняв оружие, уселось на траву и пело воскресные гимны.

— Помолимся, — сказал капитан Дав с благоговейным видом капеллана армии и, сложив руки, начал шептать молитву. Прекрасную коротенькую молитву, но не совсем подходящую к этому случаю, так как начиналась она словами: «Я ложусь сейчас спать».

Приятно было видеть, как все дети, благочестиво склонив кудрявые головки, повторяли хорошо известные слова.

— Теперь я прочту вам коротенькую проповедь на тему: «Дети, любите друг друга». Я просил маму, чтобы она выбрала мне тему, и она выбрала эту. Сидите смирно, а я буду проповедовать. Вы должны слушать меня, а не шептаться, Марион. Это значит, что мы должны быть добры друг к другу и не ссориться в играх, как это было сегодня утром из-за экипажа. Джек ведь не может всегда править и не должен сердиться, когда я хочу ехать с Фрэнком. Аннетт следует иногда быть и лошадкой, а не только кучером. Уилли не должен возражать, если Марион хочет строить дом возле его дома. Джеми, кажется, хороший мальчик, но если я замечу за ним что-нибудь, то сделаю и ему замечание. Поуки, в церкви нельзя целоваться. И то снимать, то надевать шляпу тоже. Вы должны помнить мои слова, так как я ваш капитан, и все должны меня слушаться.

Но тут лейтенант Джек возразил капитану:

— Что вы нам проповедуете, лучше бы смотрели за собой. Ну-ка, расскажите, как вы взяли мой ремень и забрали самый большой пирог, и совсем нехорошо правили лошадьми, когда мы ехали в тележке.

— Да, и ударили Фрэнка; я видел, — проворчал Уилли Сноу, стуча ногами о землю.

— Вы взяли мои книги и спрятали, потому что я не хотела кататься, когда вы меня звали, — прибавила Аннетт, старшая из трех Сноу.

— Я бы не могла строить дом возле дома Уилли, если бы он этого не хотел, — вставила маленькая Марион, присоединяясь к недовольным.

— Я буду целовать Джеми. А шляпу я сняла потому, что меня колола булавка, — бормотала Поуки, несмотря на все попытки Джеми заставить ее молчать.

Капитан Дав, казалось, был поражен этим бунтом, но, будучи очень спокойным господином, сохранил свое достоинство и не дал разгореться возмущению, объявив:

— Теперь мы споем последний гимн: «Нежное, нежное прости». Все его знают, и потому, прошу вас, спойте хорошенько, и потом мы пойдем завтракать.

Мир был немедленно восстановлен, и звуки пения, к счастью, заглушили взрывы хохота Розы и Мэка, которые они не могли сдержать.

Отдохнув с четверть часа, войско уже положительно не могло идти домой так чинно, как шло из дому. Все мчались сломя голову и не жалея ног. Дома ребятишек уже ждал завтрак, и они с аппетитом набросились на еду. Детвора тут же забыла проповедь капитана. Один только Джеми надолго запомнил слова Дава, поскольку они произвели на мальчика сильное впечатление.

Удивительно, сколько интересных занятий нашли себе дети в Уютном Уголке. Мэк, вместо того чтобы лежать в гамаке и слушать чтение, как он предполагал, оказался самым деятельным из всех. Дети строили городок на лугу, заросшем ежевикой. Мэка пригласили возглавить строительство Скитервиля, как дети назвали городок. Мэку очень нравилось планировать улицы и наблюдать за дневными работами. Он консультировал «членов городской управы», где лучше возвести то или иное общественное здание. По сути, Мэк еще оставался ребенком, несмотря на то, что ему исполнилось пятнадцать лет и он очень любил чтение.

Иногда Мэк ходил удить рыбу с одним веселым господином, и хотя им редко удавалось поймать что-нибудь, кроме простуды, они очень смеялись над своим несостоявшимся уловом. Кроме того, Мэка охватила страсть к геологическим изысканиям. Он лазил по скалам, вооружившись геологическим молотком, собирал образцы горных пород и минералов и рассказывал Розе о геологических эпохах, сменявших друг друга. А Роза собирала листья и мхи и в свою очередь читала ему лекции по ботанике.

Жизнь в Уютном Уголке текла весело и интересно. Сестры Аткинсон беспрестанно устраивали пикники, и делали это так хорошо, что совместные трапезы на природе никому не прискучили.

Итак, все шло хорошо, и не прошло и месяца, как стало очевидно, насколько подходящее лекарство прописал своим пациентам доктор Алек.

Глава XIV СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Двенадцатого октября был день рождения Розы. Казалось, никто не помнит об этой дате, а сама девочка считала неделикатным напоминать о себе. Накануне она заснула прежде, чем успела подумать о том, подарят ли ей что-нибудь.

Вопрос этот прояснился рано утром. Розу разбудило чье-то мягкое прикосновение. Открыв глаза, она увидела маленькое черно-белое создание, которое сидело на подушке и смотрело на девочку круглыми глазами, похожими на ягоды черники. Это была Китти Комета — одна из самых хорошеньких кошечек в доме. Она осторожно дотрагивалась до носа Розы своей мягкой лапкой, чтобы обратить на себя внимание. Было ясно, что она явилась с поручением. Шею Китти украшала ленточка, к которой были пришпилены букетик гвоздик и записка: «Мисс Розе от Фрэнка».

Роза пришла в восторг, но это было только начало. Восхитительные сюрпризы и подарки целый день так и сыпались на нее. Девочки Аткинсон были на это большие мастерицы, а Роза давно стала в их доме общей любимицей. Но самый лучший подарок она получила на горе Бурная Вершина, где решено было устроить пикник по случаю такого важного события. Три хорошенькие тележки отправились туда тотчас же после завтрака, потому что вся компания непременно желала очутиться там как можно раньше. И было видно, что все рассчитывают хорошо повеселиться, особенно матушка Аткинсон. Она надела похожую на зонтик шляпку с большими полями и взяла рог, в который трубила, сзывая всех обедать, чтобы не дать своему стаду заблудиться.

— Я буду править лошадью в экипаже, в котором поедут тетя и дети, а вы поедете верхом на пони. И, пожалуйста, постарайтесь отстать от нас, когда мы будем подъезжать к станции. Мы должны получить там кое-что, чего вы не должны видеть до обеда. Вы не рассердитесь на это? — спросил Мэк в суматохе.

— Нисколько, — успокоила его Роза. — Я оскорбилась бы, если б меня попросили прятаться в любое другое время, но в день рождения и на Рождество надо быть слепой, глухой и таиться по углам, ведь это тоже часть забавы. Я готова подыграть вам!

— Стойте под большим кленом, пока я не позову вас; тогда вы точно ничего не увидите раньше времени, — попросил Мэк.

Он помог Розе сесть верхом на пони, которого отец прислал для него. Баркис был очень красивым и послушным коньком. Роза сначала боялась ездить на нем, но потом решила приготовить сюрприз для доктора Алека. Когда она вернется домой, то предстанет перед дядей отличной наездницей. Теперь девочка с удовольствием ездила верхом по горам и долам, а Мэк всегда сопровождал ее на лошади мистера Аткинсона, старой Соррель.

Итак, они отправились в путь и, подъехав к красному клену, Роза покорно остановилась там. Конечно, она не могла удержаться и искоса поглядывала в запрещенную сторону, дожидаясь, пока ее позовут. Сначала она увидела, что под сиденье положили какой-то пакет; а потом появился высокий господин, которого Мэк постарался как можно скорее усадить в карету. Одного взгляда Розе было достаточно, чтобы признать в высоком господине дядю Алека. С восторженным криком Роза выехала на дорогу с достойной удивления скоростью.

«Я удивлю дядю, — подумала она. — Поскачу очень быстро, и докажу ему, что я не трусиха».

Занятая этими мыслями, она пришпорила Баркиса, и тот, не переставая удивляться, помчался что было сил по крутой каменистой дороге. Роза решила подъехать поближе и, осадив лошадку, приподняться на стременах и поклониться родственникам. Но не тут-то было. Две заблудившиеся курицы вдруг с кудахтаньем бросились под копыта конька. Баркис от неожиданности остановился так резко, что незадачливая наездница свалилась прямо перед удивленной старушкой Соррель.

Роза вскочила на ноги прежде, чем дядя Алек успел выйти из экипажа, и, обнимая его грязными руками, закричала прерывающимся от волнения голосом:

— Ах! Дядя, как я рада вас видеть! Это гораздо приятнее, чем целая тележка подарков! Как хорошо, что вы приехали!

— Не ушиблась, детка? Ты так сильно упала, что могла себе что-нибудь повредить, — доктор оглядывал свою девочку с беспокойством и гордостью.

— Моя гордость уязвлена, но кости целы. Так нехорошо вышло! Я была уверена, что проеду отлично, но глупые куры испортили все дело, — пожаловалась Роза, удрученная неудачей.

— Я не поверил своим глазам, когда спросил: «Где Роза?» — а Мэк вдруг указал мне на маленькую амазонку, которая мчалась по холму во весь опор. Ты не могла сделать для меня ничего более приятного, и я восхищен тем, как хорошо ты ездишь. Ну, теперь ты поедешь верхом или Мэк сядет на пони, а ты займешь его место в экипаже? — спросил дядя Алек.

Тетя Джесси уже поторапливала их, потому что детям не терпелось тронуться в путь.

— Гордыня наказывается падением, мисс, лучше не испытывайте судьбу, — назидательно произнес Мэк, который не упускал случая прочесть наставление.

«Гордыня наказывается падением, но неужели за падением следует вывих лодыжки?» — подумала Роза, мужественно скрывая боль, и ответила с большим достоинством:

— Я предпочитаю ехать верхом. Увидим, кто приедет первым!

Роза вскочила в седло и села так, как положено сидеть настоящему всаднику: спина выпрямлена, плечи развернуты, руки согнуты в локтях под прямым углом, голова гордо поднята. Девочка уверенно подобрала поводья и пустила пони спокойным шагом. Она проделала все это без сучка и задоринки, стараясь загладить свой позорный промах.

— Вы бы посмотрели, как она берет препятствия, запросто перескакивает через изгороди! Мы любим с ней скакать наперегонки. Да и сама она теперь носится, как олень. Когда мы играем в «Повтори за мной», она перепрыгивает через камни и бросает мяч не хуже меня, — похвастался Мэк дяде Алеку, когда тот похвалил Розу.

— Я боюсь, ты найдешь, что наша грустная девочка стала совершенным сорванцом, Алек. Но, право, она так весела и счастлива, что у меня не хватает духу останавливать ее. Роза открылась нам с совершенно неожиданной стороны. Кто бы мог подумать! Она скачет, как веселый жеребенок, и говорит, что чувствует в себе столько сил и энергии, что ей хочется бегать и прыгать. Она перестала задумываться, прилично это или нет, — прибавила миссис Джесси, которая сама когда-то была настоящей сорвиголовой.

— Отлично! Это самая лучшая новость, какую ты только можешь мне сообщить, — с восторгом потер руки доктор Алек. — Пусть себе бегает, сколько ей угодно. Это верный признак здоровья и столь же естественно для счастливого ребенка, как движение для молодого зверя, полного жизни. Из сорванцов обыкновенно вырастают сильные женщины, и мне куда приятнее слышать, что Роза играет в мяч с Мэком, нежели что она корпит над вышивкой бисером, как эта унылая Ариадна Блиш.

— Но не может же она только и делать, что играть в мяч. Мы не должны забывать, что ей следует понемногу приучаться к женским занятиям, — заметила миссис Джесси.

— Мэк тоже скоро перестанет играть в мяч. Как только его здоровье окрепнет, у него появятся другие интересы. Лоск придать нетрудно, когда основание прочно; но никакая позолота не принесет пользы, если инструмент не дает хорошего звука. Уверяю тебя, что я прав, Джесси, и если остальные шесть месяцев все пойдет так же хорошо, как теперь, то можно считать, что мой опыт вполне удался.

— Конечно, все пойдет хорошо. Когда я сравниваю это цветущее личико с тем бледным, исхудалым лицом, при виде которого сердце мое сжималось, я думаю, что на свете существуют чудеса, — сказала миссис Джесси, когда Роза обернулась, чтобы показать, какой красивый вид открылся впереди, и щеки ее были румяны, как спелые яблоки в саду поблизости. Глаза девочки были ясными, как высокое осеннее небо, и жизнь играла в каждой линии ее легкой фигурки.

Приготовление походной трапезы вызвало веселую суматоху среди ребятни. Все дети хотели помогать готовить. Матушка Аткинсон надела передник, засучила рукава и принялась за работу так же весело, как и на своей кухне. Чайник подвесили на треножнике, и под ним ярко запылал огонь. Девочки Аткинсон между тем превратили большой мшистый камень в изобильный праздничный стол, уставленный деревенскими яствами. Дети прыгали вокруг, внося свою лепту во всеобщее радостное оживление, пока звук рога не позвал их к столу, как стайку голодных птиц.

После веселого завтрака и непродолжительного отдыха было решено поиграть в шарады. Зеленая лужайка между двумя величественными соснами стала сценой. Две шали превратились в занавес, за которым скрылись актеры. Зрители заняли свои места. Ждать долго не пришлось, слово было придумано быстро.

Первая сцена изображала следующее: Мэк, одетый в лохмотья, сидел в унылой позе. Было видно, что его что-то тревожит. К нему подошло странное существо с коричневым бумажным пакетом на голове. В пакете было проделано несколько дырок. Из одной дырки высовывался розовый носик. Сквозь другую виднелись белые зубки. А выше ярко сверкали два веселых глаза. Пучки травы под носом изображали усы. Скрученные уголки пакета изображали уши. И никто не сомневался, что черный шарф, приколотый сзади булавками, был хвостом.

Этот немыслимый зверь утешал своего хозяина и, судя по жестам, давал ему мудрые советы, которым хозяин тут же последовал. Мэк снял с себя сапоги и помог маленькому существу надеть их. Потом он поцеловал зверьку лапу. Зверек громко замурлыкал и, делая уморительные жесты, удалился. Все это было представлено так хорошо, что все зрители закричали разом:

— Кот! Кот в сапогах!

— «Кот» — вот задуманное слово, — раздался голос, и занавес упал.

Вторая сцена была замысловатее. Появилось другое «животное». Оно шло на четырех лапах, у него был хвост, правда, совсем не такой, как у кота, и длинные уши. Голова была обмотана серой шалью, но предательский солнечный луч отразился в стеклах очков, которые блеснули из-под бахромы. На спине этого странного зверя восседал маленький джентльмен в восточном костюме. Он принимал картинные позы и так вертелся, что чуть не падал со своего скакуна. Внезапно появился ангел в белых одеждах, с золотистыми локонами, обрамлявшими лицо. За спиной у него трепетали крылья, сделанные из газет. Странно, что скакун заметил это чудесное явление и в ту же секунду попятился и остановился, а наездник ничего не видел. Он пытался сдвинуть серого с места, немилосердно погоняя его, но безуспешно. Упрямый скакун не подвигался ни на шаг, так как ангел стоял прямо перед ним. Началась презабавная борьба, которая кончилась тем, что восточный джентльмен свалился в цветущий куст. Дети не могли разгадать шараду, пока матушка Аткинсон не сказала:

— Если это не Валаам и его осел, то я бы очень желала знать, что это такое? Роза была настоящим ангелом, не правда ли?

Очевидно, «осел» — и было задуманное слово. Ангел же удалился, улыбаясь, так как комплимент долетел до его ушей.

Затем была показана сцена из бессмертной истории: «Дети в лесу». Джеми и Поуки вышли рука об руку, и так как им уже не раз приходилось разыгрывать эту сценку, то исполнили они ее талантливо и непринужденно, громко поправляя один другого. Ягоды были уже собраны, малютки сбились с дороги, начали плакать и, наконец, умерли, лежа с открытыми глазами и уткнув носки четырех маленьких башмачков в кустик маргариток.

— Теперь прилетят малиновки. Ты совсем умер, Джеми, а я приподнимусь, чтобы посмотреть на них, — наивно прошептал один голос так громко, что было слышно зрителям.

— Надеюсь, что они скоро появятся, мне очень неудобно лежать на камне, да и паук щекочет мне ногу, — пробормотал другой.

В эту минуту прилетели малиновки. У них на груди были повязаны красные шарфы, а в клювах птицы несли листочки, которые осторожно положили на детей. Колючий листик ежевики попал на носик Поуки. И девочка чихнула так сильно, что ее маленькие ножки поднялись в воздух. Джеми громко закричал, и жалостливые малиновки, хихикая, быстренько улетели. После долгих размышлений все решили, что было загадано слово «листик».

Потом задумали еще одно слово. Артистам было интересно, легко ли зрители отгадают его.

Когда занавес поднялся, маленькая Анна Сноу лежала в постели, очевидно, очень больная. Мисс Дженни изображала ее встревоженную мать, и их веселые разговоры забавляли публику, пока не пришел Мэк в качестве доктора. Он был очень забавен со своими большими часами, величественными манерами и глупыми вопросами. Он прописал какие-то пилюли, название которых невозможно даже выговорить, и взял двадцать долларов за короткий визит. Больная выпила лекарство. И тут ей стало так плохо, что встревоженная мать попросила добрую соседку сходить за матушкой Всезнайкой. Та быстро исполнила поручение, и через минуту появилась маленькая живая старушка в чепце. Она принесла с собой большую связку трав и рассказала о неоценимой пользе, которую растения могут принести больной. Она налепила куда попало припарки из банана, пластыри из кошачьей мяты и привязала к горлу больной несколько листков. Умирающее дитя сейчас же ожило и попросило печеных бобов. Благодарные родители хотели заплатить матушке Всезнайке пятьдесят долларов. Но та с презрением отказалась от денег и удалилась, с улыбкой объявив, что с соседей брать плату не следует. Подразумевалось, что действия подскажут зрителям слово «шарлатан».

Все долго смеялись над этой сценкой, потому что Роза великолепно изобразила миссис Аткинсон. Эта добродушная леди свято верила в целебную силу трав. Сама матушка Аткинсон хохотала громче остальных.

Последняя сцена была коротка, но очень эффектна. Две телеги, ехавшие с разных сторон, столкнулись посредине сцены, и вызванная этим неразбериха означала слово «катастрофа».

— Теперь мы разыграем пословицу. Я уже придумала, какую именно, — сказала Роза, которая просто умирала от желания отличиться перед дядей Алеком.

Все, кроме Мэка и Розы, заняли свои места и обсуждали шарады. Поуки откровенно объявила, что сцена, в которой она участвовала, была лучшей.

Минут через пять занавес поднялся; зрители увидели только большой лист коричневой бумаги, пришпиленный к дереву. На нем были нарисованы циферблат и рука, указывающая на цифру четыре. Подпись внизу, извещала почтенную публику, что цифра четыре обозначает четыре часа утра. Едва зрители успели усвоить этот важный факт, как из-за дерева выполз длинный змей. Человек маленького роста мог бы лучше изобразить то, что требовалось, тем более что эта рептилия извивалась, как червяк. Затем вдруг появилась громадная птица. Она быстро двигалась, громко щебетала и клевала невидимые зернышки длинным клювом. На ее голове торчал забавный хохолок из зеленых листьев. Пучок листьев побольше изображал хвост, пестрая шаль — трепещущие крылья. Это была на самом деле благородная птица; поступь ее была очень гордой, глаза блистали умом, и голос был так звучен, что рептилия ужасно испугалась. Она суетилась, бросалась в разные стороны, но все напрасно. Хохлатая птица схватила ее, прочирикала что-то и с торжеством утащила добычу.

— Эта ранняя пташка поймала такого большого червяка, что насилу унесла его, — сказала, смеясь, тетя Джесси. Дети пришли в полный восторг от этой шутки и прозрачного намека на прозвище Мэка.

— Это одна из любимых пословиц дяди: «Кто рано встает, тому Бог подает». Поэтому я представила именно ее, — пояснила Роза, выходя к зрителям вместе с двуногим Червем.

— Это очень мило. Что же будет еще? — спросил дядя Алек, когда она села подле него.

— Мальчики Дав представят нам случай из жизни Наполеона; они уверяют, что сыграют хорошо, — ответил Мэк снисходительно.

На сцене стояла палатка. Около нее взад и вперед ходил маленький часовой. Он обратился к публике, сообщив, что в мире свершаются важные события, что он в этот день прошел чуть ли не сто миль и что теперь просто умирает от усталости и очень хочет спать. Потом солдат остановился и задремал, опираясь на ружье. Мало-помалу сон так одолел его, что часовой лег на землю и крепко уснул. Тут на сцене появился Наполеон в треуголке, сером сюртуке и высоких сапогах. Руки его были сложены на груди. Фрэд Дав любил эту роль и всегда восхищал зрителей блистательной игрой. Большеголовый мальчик с выразительными черными глазами и густыми бровями был, как говорила матушка Аткинсон, настоящим портретом «этого мошенника Бонапарта». Наполеон, казалось, строил великие планы: переход через Альпы, пожар Москвы или сражение под Ватерлоо. Он ходил по сцене молча и задумчиво, до тех пор пока легкий храп не прервал его великие мысли. Он увидел спящего часового и сказал мрачным тоном:

— А! Заснул на своем посту! Наказание за это — смерть, он должен умереть!

Подняв ружье, Наполеон уже был готов привести в исполнение свой приговор, но остановился, тронутый выражением лица солдата. И действительно, Джек, игравший роль часового, был очень мил. Шляпа его свалилась, глаза были закрыты, и он едва сдерживал смех. Забавно было видеть черные усы, приклеенные над розовыми губами. Эта картина могла бы смягчить сердце любого полководца, и Наполеон сказал:

— Храбрый малый, как он измучен! Пусть отдохнет, а я займу его место.

И взяв ружье, Бонапарт стал ходить по сцене с достоинством, которое очень тронуло молодых зрителей. Часовой проснулся и, увидев, что произошло, решил, что погиб. Но император подал ему оружие и с улыбкой, которой завоевывал сердца, сказал, указывая на высокую скалу, на которую как раз в это время случайно сел ворон:

— Будь мужествен и тверд! И помни, что с этих пирамид целые поколения смотрят на тебя!

Произнеся эти исторические слова, он исчез, оставив благодарного солдата стоящим навытяжку с рукой под козырек, с беспредельной преданностью императору на юношеском лице.

Рукоплескания, последовавшие за этим представлением, не успели еще смолкнуть, как плеск воды и громкий крик заставили всех подбежать к ручейку, протекавшему между скалами. Поуки хотела перепрыгнуть через ручей и упала в неглубокий поток. Джеми, как вежливый кавалер, бросился ей на помощь, но и сам угодил в воду. Дети немного испугались, но в целом неожиданное купание им даже понравилось.

После такого приключения надо было как можно скорее отправить домой промокших малышей. Кареты были заложены, и компания отправилась в обратный путь в таком хорошем расположении духа, будто горный воздух был сладким пьянящим питьем. Мэк сказал, что он так весел, как будто пил шампанское, а не домашнее смородинное вино, привезенное в корзинке от тетушки Изобилие вместе с большим, облитым сахаром тортом, украшенным сахарными розами. Роза принимала участие во всех затеях и не выдала ни взглядом, ни словом, как сильно болит у нее поврежденная нога. Но вечером она отказалась участвовать в играх и предпочла их беседе с дядей Алеком, который слушал Розу с радостью и восхищением. Она призналась ему, что играла в лошадки, маршировала с пехотным полком, лазила по деревьям и делала еще много подобных ужасных вещей, узнав о которых, тетушки пришли бы в отчаяние.

— Я не стану беспокоиться о том, что они скажут, если только вы, дядя, меня не осудите, — сказала Роза.

— А! Это хорошо, что ты бросаешь им вызов; но ты стала такой необузданной, что, пожалуй, скоро не будешь считаться и с моим мнением. Что тогда будет?

— О, нет, этого не случится. Я не посмею, потому что вы — мой опекун и можете надеть на меня смирительную рубашку, — засмеялась Роза, обнимая дядю.

— Честное слово, Роза, я начинаю понимать человека, который купил слона, но не знал потом, что с ним делать. Я-то думал, что нашел себе радость и утешение на долгие годы вперед. Но ты растешь, как боб, и не успею я оглянуться, как на моих руках очутится женщина с твердыми убеждениями. Это — предостережение мне.

Комическое отчаяние доктора Алека быстро прошло, потому что в это время дети начали танцевать на лугу фантастический танец, держа на головах пустые тыквы с фонариками внутри. Это тоже составляло часть сюрприза.

Когда Роза ложилась спать, она увидела, что дядя Алек не забыл про подарок. На ее столике стоял изящный мольберт с двумя миниатюрными портретами в бархатных рамках. Она узнала эти лица, и глаза ее наполнились слезами, горькими и радостными одновременно. То были прелестные копии с выцветших уже портретов ее отца и матери.

Она опустилась на колени, взяла портреты, поцеловала их и сказала торжественно:

— Я буду поступать так, чтобы они могли гордиться мной.

Такой была маленькая молитва Розы в ночь ее четырнадцатого дня рождения.

Дня через два Кэмпбеллы отправились домой. Их многочисленная компания стала еще больше. С ними были теперь дядя Алек и Китти Комета. Китти путешествовала в комфортабельной корзинке, настоящем персональном железнодорожном вагоне-люкс. На дно корзинки был постелен мягкий коврик, на котором кошечке было удобно лежать. Для Китти были приготовлены бутылка молока и кукольное блюдечко, из которого она могла это молоко пить, немного хлеба и мяса. Китти была очень довольна и с удовольствием выглядывала из корзинки.

Прощание с обитателями Уютного Уголка было очень трогательным. Объятиям, поцелуям и взаимному маханию платками не было конца. Едва Кэмпбеллы тронулись в путь, матушка Аткинсон бросилась догонять их и снабдила горячими пирожками прямо из печки:

— Моим дорогим деткам прискучит есть одни сэндвичи во время такого длинного пути.

Не успели гости отъехать далеко, как их опять остановили. Дети Сноу просили вернуть им трех котят, которых Поуки унесла в своем дорожном мешке. Несчастные животные были извлечены из мешка полуживыми и возвращены владельцам несмотря на протесты маленькой похитительницы, которая объявила, что взяла их, чтобы они не скучали без своей сестрички Китти Кометы.

Была и третья остановка. На этот раз их задержал Фрэнк, чтобы отдать корзинку с закусками, которая была благополучно забыта, хотя все были убеждены, что взяли ее.

Дальнейший путь обошелся без приключений, и время пролетело незаметно. Все забавлялись, глядя на Поуки, которая премило играла с котенком.

— Розе не хочется возвращаться домой, ведь она знает, что тетушки не позволят ей резвиться так, как в Уютном Уголке, — заявил Мэк, когда старый дом уже показался вдалеке.

— Да я и не смогу при всем желании. Знаете почему? Я вывихнула лодыжку, когда упала с пони, и теперь мне все хуже и хуже. Я пыталась сама вылечить ногу, никого не беспокоя, но у меня, кажется, не получилось, — пожаловалась Роза.

Она нахмурилась, собираясь выйти из кареты. «Лучше бы дядя вынес меня, а не мои вещи», — подумала девочка. Но прежде чем она успела ступить на землю, Мэк подхватил ее на руки и отнес в дом. Он положил Розу в гостиной на кушетку и сказал:

— Вот вы и дома. Теперь о вас будут заботиться; и помните, что если нога будет сильно болеть и вы не сможете ходить, я стану вашим слугой. Это будет для меня приятной обязанностью, потому что я не забыл, как вы были добры ко мне.

И Мэк удалился, чтобы позвать Фиби. Он был полон благодарности и желания помочь Розе. Блеск его глаз был виден даже сквозь синие очки.

Глава XV СЕРЬГИ

Вывих Розы оказался довольно серьезным, тем более что вначале его плохо лечили. И доктор Алек приказал племяннице лежать не вставая, по крайней мере, две недели. Она потихоньку ворчала, но не смела громко жаловаться, потому что мальчики прочитали ей маленькую лекцию о терпении, заимствованную у нее же самой.

Пришла очередь Мэка ухаживать за больной Розой и таким образом заплатить свой долг. В школу он еще не ходил, и у него было много свободного времени, которое теперь целиком посвящалось кузине. Он помогал ей, чем мог, даже позволял Розе учить его вязать. Мэк уверял себя, что некоторые храбрые шотландцы «умели щелкать спицами». Но все же, прежде чем он приступал к вязанию, Роза должна была дать торжественную клятву, что сохранит это в тайне. Мэк не возмущался, когда его очки называли «каретными фонарями». Но он бы не вынес, если бы братья прозвали его «старой бабушкой». И как только появлялся кто-нибудь из мальчиков, вязанье его волшебным образом исчезало. Честно говоря, из-за этих беспрерывных исчезновений дело у Мэка продвигалось туго.

В один прекрасный октябрьский вечер Роза работала, лежа на диване в верхнем зале. Поуки и Джеми были тут же. Их оставили развлекать больную. Дети играли с Китти и со старой куклой Розы. Вдруг вошла Фиби и подала хозяйке визитную карточку. Роза повертела белый прямоугольник в руках, прочитала, что на нем написано, сморщила нос и рассмеялась:

— Я приму мисс Блиш, — и поправила платье, медальон и локоны.

— Как вы поживаете, моя дорогая? Я каждый день собиралась прийти к вам, с тех пор как вы приехали, но у меня так много приглашений, что я решительно не могла выбраться до сегодняшнего дня. Очень рада, что вы одни, потому что мама позволила мне посидеть с вами. Я принесла вам показать мою работу из кружев; она прелесть как хороша, — прощебетала мисс Блиш, целуя Розу.

Та хоть и не ответила ей жарким поцелуем, но вежливо поблагодарила за внимание и попросила Фиби пододвинуть для гостьи кресло.

— Какая у вас хорошенькая служанка! — сказала Ариадна, усаживаясь в кресло. — Но, милая моя, вы так одиноки и, верно, хотели бы иметь искреннего друга.

— У меня есть двоюродные братья, — ответила Роза с достоинством. Покровительственный тон гостьи начинал раздражать ее.

— Бог с вами, моя милая! Не можете же вы дружить с такими большими мальчиками! Моей маме кажется неприличным, что вы проводите с ними так много времени.

— Они мои братья, и тетушки не находят это неприличным, — возразила Роза несколько резко; ее возмущало, что мисс Блиш суется не в свое дело.

— Я хотела предложить вам быть моим другом, потому что с Хэтти Мейсон у нас вышла страшная ссора, и теперь мы не разговариваем. Она слишком неприлично ведет себя, и я порвала с ней. Подумайте, она никогда не угощает меня конфетками, которые я приношу ей, и не приглашает к себе на вечера. Конфеты я бы ей еще простила, но она обращается со мной так резко, что я не в силах этого выносить. Вот я и сказала, что не хочу ее знать.

— Вы очень добры, но мне, право, друг не нужен, благодарю вас, — сказала Роза, когда Ариадна кончила свой рассказ о неприличных поступках Хэтти Мейсон.

Мисс Блиш в душе называла Розу «скверным котенком». Но многие девочки хотели бы, но не могли познакомиться с ней, и старый дом был очень приятным местом, где весело проводили время. Кроме того, мальчики были известны всем как очень хорошие молодые люди, да и вообще «Кэмпбеллы — одна из первых семей», как говорила ее мама. Поэтому Ариадна скрыла свое неудовольствие и постаралась переменить тему разговора.

— Вы занимаетесь французским языком, как я вижу. Кто ваш учитель? — спросила она, перелистывая книгу «Поль и Вирджиния», которая лежала на столе.

— Мне нет нужды заниматься. Я читаю по-французски так же свободно, как и по-английски. И часто целыми часами говорю по-французски с дядей. Он говорит на этом языке как на родном и находит, что у меня хорошее произношение.

Роза не могла удержаться, чтобы не похвастаться своим французским. Она действительно хорошо владела им и гордилась этим, хотя старалась по возможности скрыть свое тщеславие. Но ей хотелось щелкнуть Ариадну по носу, и трудно было не поддаться желанию в свою очередь выказать превосходство.

— В самом деле? — сказала мисс Блиш немного сконфуженно, потому что сама не очень-то была сильна во французском языке.

— Через год или два я поеду с дядей за границу, и он считает, что необходимо знать иностранные языки. Многие девочки после школы плохо говорят по-французски, и это бывает очень неприятно, когда они оказываются за рубежом! Я буду очень рада помочь вам, если хотите, тем более что вам не с кем практиковаться дома.

Хотя Ариадна и походила на восковую куклу, но все-таки не была лишена самолюбия. Надменный тон Розы оскорбил ее. Она подумала, что теперь Роза зазналась больше, чем когда-либо, и ей очень хотелось унизить выскочку во что бы то ни стало. Ариадне показалось, будто кто-то ударил ее по уху, и она инстинктивно поднесла к нему руку. Ощупав серьгу, гостья утешилась, придумав, как расквитаться.

— Благодарю вас, моя дорогая, мне не нужна ваша помощь. Наш учитель приехал из Парижа и, конечно, говорит по-французски лучше, чем ваш дядя.

Затем она тряхнула головой так, что зазвенели сережки, и прибавила:

— Как вам нравятся мои новые серьги? Папа подарил мне их на прошлой неделе. Все находят их прелестными.

Роза с комичной быстротой спустилась с высот своего величия. И теперь торжествовала Ариадна. Роза обожала хорошенькие вещицы и жаждала носить их. Одним из сильнейших ее желаний было проколоть уши, но дядя Алек находил это глупостью, и потому оно не осуществлялось. Роза охотно отдала бы все свои познания во французском языке за пару золотых колокольчиков с язычками, украшенными жемчужинками, какие были в ушах Ариадны, а потому всплеснула руками и ответила тоном, который подействовал на сердце ее слушательницы как целительный бальзам:

— Боже мой! Они чудо как хороши! Если бы дядя Алек позволил мне носить серьги, я была бы совершенно счастлива!

— Я бы не стала обращать внимания на то, что он говорит. Папа тоже прежде смеялся надо мной, а теперь ему очень нравится, что я ношу серьги, и он обещал подарить мне подвески с бриллиантами, когда мне исполнится восемнадцать лет, — заметила Ариадна, очень довольная своим успехом.

— У меня есть пара серег, которые носила мама. Они очень хорошенькие, с жемчугом и бирюзой, и мне так хочется носить их, — вздохнула Роза.

— Нет ничего проще! Я проткну вам уши. Несколько дней поносите в них шелковые ниточки, пока дырочки не заживут, а ваши локоны прикроют их. Через несколько дней наденете серьги и увидите, что они понравятся дяде.

— Я спрашивала его, когда у меня болели глаза, не стоит ли проколоть уши, но он лишь рассмеялся. А ведь этим лечат глаза, не правда ли?

— Конечно! О, у вас покраснели глаза. Дайте-ка мне посмотреть. Да, я нахожу, что вы непременно должны это сделать, пока вам не стало хуже, — Ариадна умела быть убедительной.

Роза раскрыла глаза очень широко, чтобы Ариадна могла хорошо рассмотреть их.

— А это очень больно? — спросила Роза, колеблясь.

— О нет, моя милая, вы почувствуете укол, и больше ничего. Я протыкала много ушей и знаю, как это делается. Откиньте волосы и дайте мне большую иголку.

— Мне бы не хотелось протыкать уши, не спросив совета дяди, — проговорила Роза, когда все было готово к операции.

— Да он разве запрещал вам это делать? — поинтересовалась Ариадна, как вампир склоняясь над своей жертвой.

— Нет, никогда.

— Ну, так что же вам мешает это сделать? Конечно, если вы боитесь…

Последние слова мисс Блиш и решили дело. Зажмурив глаза, Роза сказала: «Прокалывайте», как будто отдавала приказание стрелять. И Ариадна проколола ей уши. Жертва перенесла эту операцию с геройским мужеством, хотя побледнела, и глаза ее от боли наполнились слезами.

— Теперь почаще передергивайте шелковинки, и каждый день на ночь мажьте уши кремом. И скоро вы сможете носить серьги, — Ариадна была очень довольна собой, потому что девочка, которая свободно и с хорошим произношением говорила по-французски, лежала на диване с таким видом, как будто у нее отрезали оба уха.

— Мне очень больно, и к тому же я знаю, что дядя будет недоволен, — вздохнула Роза, которую терзало раскаяние. — Обещайте никому не говорить, не то я замучаюсь до смерти, — прибавила она с беспокойством, совершенно забыв о двух маленьких существах, наделенных глазами и ушами, которые издали наблюдали за этой сценой.

— Ни за что! Господи помилуй! Что это? — Ариадна вздрогнула, услышав топот нескольких пар ног и звуки веселых голосов.

— Это мальчики! Скорее спрячьте иголку! А уши мои видны? Не проговоритесь ни единым словом, — шепнула Роза, стараясь скрыть все следы операции от зорких глаз клана.

Мальчики вошли очень чинно, нагруженные мешком с каштанами, которые они только что собрали, и, по своему обыкновению, преподнесли Розе, как своей королеве.

— Как их много и какие крупные! После чая мы будем их жарить. Как весело, не правда ли? — сказала Роза, запуская обе руки в мешок, между тем как клан стоял в стороне и дружно кивал головами Ариадне.

— А эти предназначаются специально для вас, Роза. Я собрал их своими руками, они самые крупные, — сказал Мэк, подавая Розе небольшой мешок.

— Если б вы только видели, как он лазил за ними! Он непременно упал бы, если б Арчи не поддержал его, — сообщил Стив, усаживаясь на подоконник.

— Что ты можешь рассказать, Франт, когда ты не отличишь дуба от каштана! Ты и пытался рвать каштаны с дуба, пока я не остановил тебя, — возразил Мэк и уселся на диван рядом с Розой, так как пользовался особыми привилегиями.

— Зато я не ошибаюсь, когда побеждаю тебя в борьбе, — парировал Стив без малейшего уважения к старшему брату.

— Темнеет, и мне пора домой, а то мама будет волноваться, — сказала Ариадна, поспешно вставая, хотя надеялась, что ее пригласят остаться.

Но никто не произнес ни слова, и все время, пока она надевала шляпку, перчатки и обнимала Розу, мальчики делали друг другу знаки, показывая, что кто-нибудь из них должен проводить домой молодую леди.

Ни один не чувствовал в себе достаточно героизма, чтобы совершить этот подвиг. Даже вежливый Арчи отвел Чарли в соседнюю комнату и тихо сказал:

— Я не пойду. Пусть Стив провожает мисс Блиш и хвастается перед ней своими манерами.

— Не пойду, хоть повесьте меня! — взвился Принц, который не любил мисс Блиш за то, что та пыталась кокетничать с ним.

— Ну, так я пойду! — к величайшему удивлению мальчиков сказал доктор Алек, который только что вошел в комнату. И направился к мисс Блиш, чтобы предложить молодой особе свои услуги.

Но он опоздал. Мэк, повинуясь взгляду Розы, принес себя в жертву и неохотно поплелся за девочкой, искренне желая, чтобы хорошенькая Ариадна оказалась сейчас далеко-далеко, на дне Красного моря, к примеру.

— Ну, в таком случае я отнесу эту леди вниз, пить чай, так как другая уже нашла кавалера, который проводит ее домой. Я вижу, лампы зажжены, и чувствую очень приятный запах. Наверное, тетушка приготовила сегодня к чаю что-то очень вкусное.

Говоря это, доктор Алек приготовился было, по обыкновению, отнести Розу вниз, но Арчи и Принц выступили вперед и попросили оказать им честь и позволить самим отнести кузину. Роза согласилась. Она боялась, что зоркие глаза дяди заметят злополучные шелковые нити у нее в ушах. Мальчики скрестили руки, Роза обняла их за шеи, и процессия тронулась в путь. Остальные сопровождали ее, словно королевская свита.

Чай подали раньше обычного, чтобы Джеми и его куколка смогли принять участие в чаепитии. Был праздник, и малышам позволили остаться до семи часов. Им обещали выдать по двенадцать жареных каштанов, но с тем, чтобы они их съели только завтра.

Когда чай был выпит, все общество уселось вокруг большого камина в столовой. Каштаны весело прыгали на горячих угольях и выскакивали оттуда, к великому ужасу детей.

— Роза, расскажите нам какую-нибудь историю, пока мы здесь трудимся. Если уж вы не можете помогать нам, то займите нас рассказом, как приветливая хозяйка, — предложил Мэк, который сидел на полу и раскалывал каштаны. Он знал по своему опыту, что кузина может своими рассказами затмить и Шахерезаду.

— Да, мы, бедные обезьянки, не можем жечь лапки даром. Так начинайте же, Киска, — прибавил Чарли и, бросив несколько горячих каштанов Розе на колени, долго махал обожженной рукой.

— Хорошо, у меня есть одна маленькая история, с поучением в конце, и я расскажу вам ее, хотя, собственно, это история для малышей, — ответила Роза, которая обожала рассказывать поучительные истории.

— Начинайте! — скомандовал Джорджи, и Роза послушалась, не подозревая, какими печальными последствиями окажется чреват для нее этот рассказ.

— Хорошо. Раз одна маленькая девочка пошла навестить знакомую молодую леди, которая очень любила ее. У молодой леди болела нога. Ногу приходилось каждый день бинтовать, и поэтому в корзинке у нее лежало много аккуратно свернутых в рулончики бинтов. Маленькой девочке понравилось играть с этой корзинкой. И вот однажды, думая, что ее никто не видит, она без разрешения взяла один из рулончиков и положила себе в карман.

Тут Поуки, которая любовно разглядывала пять горячих каштанов, лежавших у нее в кармане, вдруг подняла голову и воскликнула: «О!» — будто пораженная этим нравоучительным рассказом.

Роза услышала невольное признание маленькой грешницы и продолжила рассказ самым многозначительным тоном. Мальчики поняли, в чем дело, и страшно развеселились.

— Но кто-то видел непослушную девочку, и кто это был, как вы думаете?

— Бог! — пробормотала смущенная Поуки и хотела закрыть личико своими толстенькими ручками, но они оказались слишком малы для этого.

Роза, видя, что произвела требуемое впечатление на Поуки, продолжала серьезно:

— Да, Бог видел ее, а также и леди. Но леди не сказала ничего и ожидала, что будет делать девочка. Малышка была сначала очень весела. Но когда она взяла бинт и положила его в карман, вдруг погрустнела, перестала играть, села в угол и глубоко задумалась. Девочка подумала-подумала, потом пошла и тихонько положила бинт на место. В ту же минуту личико ее просияло, и она снова сделалась счастливой. Молодая леди была очень довольна тем, что увидела. Она поинтересовалась, что же заставило малышку положить бинт на место.

— Совесть мучила ее, — пробормотала Поуки, продолжая тянуть ручки к покрасневшему лицу.

— А зачем она взяла бинт, как вы думаете? — спросила Роза тоном наставницы, чувствуя, что слушатели заинтересованы рассказом и его неожиданным применением.

— Рулончик был такой хорошенький, он очень понравился девочке, — ответил тоненький голосок.

— Но хорошо, что у нее была еще совесть. Мораль же этого рассказа заключается в том, что тот, кто берет чужое, не радуется этим вещам и не бывает счастлив, пока не возвратит взятого. А что заставляет маленькую девочку закрывать лицо? — спросила Роза, окончив свой рассказ.

— Мне так стыдно, — пробормотала, всхлипывая, преступница, совершенно подавленная угрызениями совести.

— Это очень нехорошо, Роза, рассказывать при всех о ее маленьких проделках и распекать таким образом. Что если б так поступили с тобой? — сказал доктор Алек, посадив к себе на колени плачущего ребенка и стараясь утешить Поуки поцелуями и каштанами.

Роза не успела еще выразить своего сожаления, как Джеми, который уже несколько минут краснел и злился, как петух, вдруг разразился потоком слов, в отмщение той, которая обидела его нежно любимую куколку.

— А я знаю, что вы сделали что-то очень дурное и сейчас все расскажу. Вы думали, что мы ничего не заметили, а мы видели. Вы говорили, что это не понравится дяде и что мальчики будут смеяться над вами. Вы заставили Ариадну пообещать, что она никому ничего не скажет. Она проколола вам уши, чтобы вы могли носить серьги. Это гораздо хуже, чем взять какой-то бинт! Я ненавижу вас за то, что вы заставили плакать мою Поуки.

Несвязная речь Джеми произвела на всех сильное впечатление. Маленькое приключение с Поуки было забыто, и Роза чувствовала, что наступила ее очередь.

— Что-что? — закричали хором мальчики и, бросив свои ножи, собрались вокруг кузины.

— Ариадна сделала это… — тихо проговорила Роза и прижала руки к ушам, чем полностью выдала себя. В ужасе она спрятала голову в подушки, как маленький страус.

— Теперь она будет носить в ушах разные разности: корзинки, клетки с птичками и тому подобное, как другие девочки, и будет похожа на куклу, не правда ли? — произнес один из ее мучителей, дергая выбившийся из-под подушек локон.

— Я не думал, что Роза такая глупышка, — разочарованно сказал Мэк, и Роза поняла, что уважение к ней мудрого двоюродного братца сильно поколебалось.

— Эта Блиш просто ходячее несчастье. Ее не следует пускать в дом с этими ее глупостями! — в сердцах воскликнул Принц, чувствуя сильное желание задать молодой особе трепку, как сердитая собака вредному котенку.

— Что вы об этом думаете, дядя? — спросил Арчи, который, как глава семьи, всегда строго держался дисциплины.

— Я очень удивлен; но вижу, что она прежде всего девочка, и так же тщеславна, как все другие девочки на свете, — ответил дядя Алек со вздохом, как будто считал Розу ангелом, которому чужды все земные искушения.

— Что же теперь делать, сэр? — осведомился Джорджи. Его очень волновало, какое наказание понесет преступница.

— Я думаю, любительнице украшений понравится носить кольцо и в носу? У меня, кстати, есть такое. Его носила одна красавица на островах Фиджи. Я, пожалуй, пойду, поищу его, — и доктор Алек встал, перепоручив Джеми заботу о Поуки, как будто в самом деле собирался пойти за кольцом.

— Отлично! Мы сейчас это устроим. Вот буравчик. Подержите кузину, мальчики, а я сейчас займусь ее хорошеньким носиком, — заявил Чарли, быстро стягивая подушку с головы Розы. Братья в это время скакали вокруг дивана, изображая пляску аборигенов острова Фиджи.

Это была ужасная минута для Розы. Она была совершенно беспомощна. Сбежать она не могла и только пыталась защитить нос одной рукой; другую же она протянула вперед и закричала:

— Дядя! Спасите меня, спасите!

И, разумеется, дядя спас ее. В надежных объятиях дяди Роза почувствовала себя защищенной от всех бед. Она созналась в своей глупости так трогательно, что мальчики, хотя и посмеялись, но простили ее. Всю вину за случившееся они возложили на соблазнительницу Ариадну. Ну, а доктор Алек, сменив гнев на милость, вместо медного кольца для носа подарил ей пару золотых серег.

А что ему оставалось делать? Роза была девочкой и любила украшения. Дядя Алек был к ним безразличен, что свойственно многим мужчинам. Но именно потому, что был настоящим мужчиной, он не мог не порадовать маленькую преступницу такой безделицей, как сережки.

Глава XVI ХЛЕБ И ПЕТЕЛЬКИ

— О чем это задумалась моя девочка? Почему у тебя такой серьезный вид? — спросил доктор Алек, входя в один из ноябрьских дней в свой кабинет, где и нашел Розу. Она сидела, подперев подбородок руками, погруженная в глубокую думу.

— Мне хочется серьезно поговорить с вами, дядя, если только вы свободны, — сказала она, будто не слыша его вопроса.

— Я всегда к твоим услугам и буду счастлив тебя выслушать, — ответил он с присущей ему вежливостью.

Роза иногда любила вести себя как взрослая девушка. В такие моменты дядя всегда старался обращаться к ней в шутливо-почтительном тоне, который ей очень нравился.

Роза уселась рядом с доктором и решительно заявила:

— Я хочу избрать какое-нибудь ремесло, чтобы изучать его, и теперь прошу у вас совета.

— Как, душа моя?! Ремесло? — и дядя посмотрел на нее с таким изумлением, что она поспешила объяснить.

— Я забываю, дядя, что вы не слышали наших разговоров в Уютном Уголке. Мы часто сидели с рукоделием под соснами и разговаривали обо всем на свете. Мы — это все дамы. Я очень любила эти беседы. Матушка Аткинсон полагает, что все должны изучать какое-нибудь ремесло или что-нибудь такое, что давало бы заработок. Всякое бывает в жизни, богатые люди могут потерять состояние, а бедным так и вовсе необходимо работать. Ее дочери большие искусницы и мастерицы, они умеют делать много полезных и нужных вещей. Тетя Джесси считает, что матушка Аткинсон права. И когда я увидела, какие эти девушки счастливые и независимые, мне тоже захотелось выучиться чему-нибудь. Тогда я не буду зависеть от размера моего состояния, хотя деньги — вещь хорошая.

Доктор Алек слушал это объяснение с видимым удивлением и удовольствием и смотрел на племянницу, как будто она действительно превратилась во взрослую женщину. Она очень выросла за последние шесть месяцев и очень поумнела. Роза была из числа тех детей, которые наблюдают, обдумывают увиденное, а потом изумляют окружающих не по годам мудрыми и необычными замечаниями.

— Я согласен с мнением матушки Аткинсон и Джесси и буду очень рад помочь тебе принять решение, — сказал доктор серьезно. — Скажи мне, пожалуйста, какое занятие тебе по душе? Лучше выбирать из того, что нравится.

— У меня нет никаких особых талантов и никакого специального влечения к чему бы то ни было, поэтому я и не могу решить, дядя. Думаю, что следует выбрать что-то полезное. Я буду изучать это дело не для своего удовольствия, а как обязанность, входящую в мое воспитание, а также на случай, если обеднею, — ответила Роза, как будто ей и в самом деле хотелось обеднеть, чтобы употребить приобретенные навыки.

— Ну что же, я знаю одну прекрасную женскую обязанность, к ее выполнению должна быть готова каждая девушка, она нужна и бедным, и богатым. Бывает, что от нее зависит благосостояние всей семьи. Эта прекрасная обязанность нынче в загоне, ее находят старомодной. На мой взгляд, в этом-то и заключается большая ошибка, одна из тех, которую я не сделаю, воспитывая мою девочку. У меня есть одна знакомая образованная дама, которая знает все об этой обязательной, по моему мнению, части женского воспитания. Она постарается передать тебе все свои знания.

— Скажите же, дядя, что это за обязанность? — воскликнула Роза, восхищенная тем, что дядя помогает ей с такой готовностью.

— Ведение домашнего хозяйства!

— А разве для этого нужен талант? — лицо девочки вытянулось от столь прозаичного предложения.

— Да, это полезнейшая и важнейшая часть женских навыков. Может быть, не столь романтичная, как пение или рисование, но одна из тех, которые доставляют многим счастье и спокойствие и делают домашний очаг приятнейшим местом в свете. Ты можешь сколько угодно делать удивленные глаза, но дело в том, что мне было бы во сто раз приятнее, если бы ты была хорошей хозяйкой, чем самой блестящей светской дамой. Это необходимая часть твоего воспитания, она не помешает развитию ни одного из твоих талантов, и я надеюсь, что ты этим теперь же и займешься.

— А кто эта дама? — спросила Роза под впечатлением такого искреннего разговора.

— Тетушка Изобилие.

— Но разве она образованная? — удивилась девочка, которой казалось, что эта бабушка-тетя была менее культурна, чем остальные тетушки.

— По старому доброму времени она была прекрасно образованна. Она сделала из своего дома наисчастливейшее место для всех нас, с самых ранних наших лет. Пусть она не так элегантна, зато добра, как ангел. И все ее любят и уважают и будут скорбеть и часто вспоминать ее, когда она от нас уйдет… Никто не сможет заменить ее, потому что домашние добродетели нынче не в моде, как я уже говорил, но ничто из новейших достижений не может быть и наполовину так прекрасно — по крайней мере, для меня!

— Я была бы рада заслужить такую всеобщую любовь! Не может ли тетушка Изобилие обучить меня всему тому, что она знает, чтобы мне сделаться такой, как она сама? — робко поинтересовалась Роза. Ей было немного стыдно, что она считала тетушку Изобилие недостаточно утонченной и образованной.

— Конечно, может, если ты не будешь пренебрегать теми простыми уроками, которые она в состоянии тебе давать. Я знаю, что ее доброе сердце будет преисполнено радости от сознания, что кто-нибудь будет у нее учиться, потому что она понимает, что время ее уже на исходе… Пусть она научит тебя быть тем, кем она всегда была, — усердной, радушной и веселой хозяйкой, творцом и хранительницей домашнего очага. Впоследствии ты и сама поймешь цену этим урокам.

— Хорошо, дядя. Когда же начнутся эти уроки?

— А вот я с ней переговорю, и они с Дэбби все устроят. И начнут с кулинарии, потому что в стряпне заключается, как ты знаешь, великая сила…

— Знаю, дядя. Я и дома любила готовить, но меня некому было учить, так что я больше грязь разводила, чем готовила. Печь пироги очень весело, но Дэбби такая сердитая, что едва ли допустит меня в кухню.

— Тогда мы станем готовить еду в гостиной! Не беспокойся, тетушка Изобилие сумеет с ней справиться. Помни только, что полезнее учиться печь хлеб, чем пироги. Когда ты мне принесешь хорошо испеченный свежий хлеб, я буду рад ему больше, чем самым новомодным вышитым туфлям. Я не стану тебе льстить, но обещаю, что съем твой каравай весь, до последней крошки.

— Хорошо, дядя, я ловлю вас на слове! Пойдем и переговорим с тетушкой обо всем, потому что мне хочется начать обучение как можно скорее, — сказала Роза.

Она пританцовывала от нетерпения по дороге в гостиную, где тетушка Изобилие сидела в полном одиночестве и что-то мирно вязала, готовая бежать по первому зову на помощь, кому бы она ни понадобилась.

Можно не говорить, как она была обрадована и польщена просьбой обучить девочку всем домашним премудростям, которые знала досконально. Можно было не говорить и о том, с какой энергией тетушка принялась претворять в жизнь эту приятную для нее идею. Дэбби не посмела ей перечить, потому что тетушка Изобилие была единственной особой, которую она принимала в расчет. А Фиби громко радовалась, что эти уроки еще больше сблизят их с Розой. Кухня в глазах доброй девушки с этого момента превратилась в очень важное место.

Надо признаться, что старые тетушки почти не принимали участия в воспитании внучатой племянницы. Но девочка давно завладела их сердцами. Для тетушек Роза стала лучом солнца, осветившим дом. Старушки часто говорили об этом между собой. Но все эти разговоры всегда заканчивались тем, что любовь их милой девочки, конечно же, по праву принадлежит Алеку. Он взял на себя всю ответственность за воспитание Розы, за ее здоровье и благополучие. А им достаточно и того, что девочка с ними нежна и приветлива.

Дядя Алек догадался, что его любимые тетушки тайно страдают из-за этого. Он укорял себя в душевной слепоте и эгоизме. Алек уже стал было придумывать что-нибудь такое, что могло бы исправить положение, когда Роза обратилась к нему со своей новой идеей. Это дало ему прекрасную возможность переключить внимание девочки с себя на тетушек. Доктор и не подозревал в себе такой сильной любви к Розе до тех пор, пока не передал ее тетушке Изобилие.

Он стал часто заглядывать к ним, чтобы потихоньку посмотреть, как справляется Роза с тестом или слушает со вниманием кулинарную лекцию тетушки Изобилие. Иногда дамам удавалось застигнуть шпиона врасплох, когда он подглядывал за ними. Тогда они изгоняли дядю Алека из своих владений, приставляя к его боку скалку вместо пистолета. Если же стряпня была удачнее обыкновенного и кухарки пребывали в мирном расположении духа, они угощали доктора кусочком пряника, или каким-нибудь маринадом, или сладким пирожком, форма которого казалась им небезупречной.

Теперь каждый день на столе появлялись новые блюда, и доктор всегда хвалил великолепно приготовленную еду. Как-то раз он особенно многословно воздал честь одному кушанью, после чего узнал, что его готовила Роза. Она же премило покраснела от скромности и невинной гордости:

— Я очень рада, что вам понравилось, дядя.

Это было незадолго до того достопамятного дня, когда на столе появился пресловутый каравай. Выучиться печь хлеб нелегко, а тетушка Изобилие была до тонкостей точна в своем преподавании. Так что сначала Роза изучала дрожжи, и потом через освоение тайн пирожного и бисквитного теста дошла и до удачного, красивого и хорошо выпеченного каравая хлеба. Его подали за чаем, сияющая Фиби торжественно внесла хлеб на серебряном подносе и шепнула доктору Алеку:

— Как вам хлебец, сэр?

— Вот так хлеб! Вот так великолепие! Неужели моя девочка испекла его сама? — спросил он, осматривая красивый и вкусно пахнущий каравай с видимым интересом и удовольствием.

— От начала и до конца Роза все сделала сама и даже ни разу не попросила ни моей помощи, ни моего совета, — тетушка Изобилие даже всплеснула руками от гордости за ученицу.

— У меня столько было неудач и ошибок, что я стала думать, что никогда не сумею справиться с хлебом самостоятельно. Однажды Дэбби сожгла один великолепный хлеб, потому что я о нем забыла. Она была в кухне и почувствовала запах горелого хлеба, но не дотронулась до него. А потом сказала мне, что если уж я взялась печь хлеб, то не должна ни на что отвлекаться и думать только о хлебе. Как это вам понравится? Разве она не могла меня позвать? — вздохнула Роза, вспомнив о недавнем огорчении.

— Она хотела, чтобы ты все познала на своем опыте, как та Розамонда в истории про пурпурный кувшин, помнишь?

— Я всегда считала, что во всем виновата ее мать. Она же ни единым словом не предупредила девочку о последствиях, и всякий раз, подавая Розамонде чашку, чтобы положить в нее пурпур, говорила вызывающим тоном: «Я не хочу давать тебе чашку, но вот она, мое дитя»! Фу! Мне всегда хотелось встряхнуть эту противную женщину, хоть она и выставлялась примерной мамашей.

— Ну, расскажи мне лучше о каравае, — сказал доктор Алек, потешаясь над негодованием Розы.

— Да что о нем рассказывать, дядя? Я только старалась быть внимательной и не отходила от печки, пока он в ней сидел, так что чуть не испеклась сама. На этот раз все шло как по маслу, и вот он вышел красивый, круглый и поджаристый. Попробуйте же его, дядя. Так же он вкусен, как красив?

— Неужели его придется разрезать? Не поставить ли каравай под стекло, как это делают с восковыми цветами и разным изящным рукодельем?

— Да что вы, дядя! Ведь он заплесневеет, засохнет, испортится, к тому же над нами будут смеяться, а также и над моим старомодным ремеслом. Ведь вы обещали его съесть до последней крошки и должны сдержать свое обещание! Конечно, не сразу весь, а понемножку, а я могу испечь еще.

Доктор Алек торжественно отрезал горбушку, которую в хлебе любил больше всего, и медленно, словно исполняя какой-то ритуал, съел ее. Потом вытер рот салфеткой и поцеловал племянницу в лоб, сказав ей от всего сердца:

— Душенька ты моя! Хлеб великолепный, и ты делаешь честь своей учительнице. Когда мы устроим нашу образцовую школу и я предложу премию за лучший хлеб, ты ее получишь.

— Я уже и так ее получила и вполне довольна, — улыбнулась Роза, усаживаясь на свое место и стараясь скрыть обожженную правую руку.

Ей было больно, но девочка не хотела огорчать дядю Алека. Однако доктор все же заметил ожог и догадался, когда и как он был получен. А после чая заставил племянницу смазать обожженное место мазью.

— Тетушка Клара говорит, что я испорчу себе руки, но мне все равно, потому что мне так приятно общаться с тетушкой Изобилие. Думаю, что и ей нравится возиться со мной. Только вот что меня заботит, дядя, и я должна с вами посоветоваться, — сказала Роза, когда они в сумерках прохаживались по столовой, и опустила свою обожженную и перевязанную руку в ладонь дяди Алека.

— Опять какие-то секреты? Я их ужасно люблю. Говори, мой друг, говори.

— Видите ли, дядя, я думаю, что тетушка Спокойствие также хотела бы меня чему-нибудь научить, и даже знаю, чему именно. Вы ведь знаете, что она почти не выходит из своей комнаты, ей трудно ходить. А с тех пор, как мы с тетушкой Изобилие так заняты, тетушка Спокойствие, вероятно, очень скучает и чувствует себя совершенно одинокой. Вот я и надумала поучиться у нее шитью. Она так чудесно шьет, а шитье ведь очень полезная наука, и мне будет нелишне стать хорошей швеей, не так ли?

— Да благословит Бог твое доброе сердечко, ведь я именно об этом и думал, когда тетушка Спокойствие призналась мне, что редко видит тебя с тех пор, как ты начала учиться готовить. Я хотел с ней поговорить, но думал, что у тебя и так много дел. Добрая старушка придет в восторг и с удовольствием передаст тебе все, что знает о рукоделии. Особенно о петельках для пуговиц, потому что едва ли найдется много женщин, умеющих делать их хорошо. По крайней мере, я так думаю. Поэтому обрати особое внимание на петли. Можешь наделать их на всех моих сюртуках, если это тебе понадобится для практики! Я готов ходить весь в петлях!

Роза очень смеялась над подобным предложением, но обещала серьезно заняться этой частью рукоделия и призналась, что совсем не умеет штопать чулки и носки. Дядя изъявил готовность предоставить ей чулки во всевозможных стадиях разрушения, а также купить себе запас новых носков, чтобы она имела удовольствие штопать на них пятки.

Потом они пошли с просьбой к тетушке Спокойствие и, к ее великой радости, представили свое прошение в весьма почтительной форме. А тетушка решила сразу же приготовить хорошенькую рабочую корзинку для своей ученицы, подобрала штопальные иголки, подготовила нитки.

Что за счастливые и деятельные дни начались теперь у Розы! Утром она вместе с тетушкой Изобилие обходила весь дом, чтобы убедиться, что все в порядке, осматривала шкафы с бельем и кладовые, заглядывала в банки с маринадом и вареньем, не забывала проверить чердак и подвал. Так она постигала тонкую науку ведения домашнего хозяйства.

После обеда и прогулки — пешком или в экипаже — Роза приходила к тетушке Спокойствие, чтобы учиться шитью, а тетушка Изобилие, у которой глаза уже были не такими зоркими, усаживалась тут же со своим вязаньем. Веселые разговоры про старину вызывали смех, а иногда на глаза наворачивалась непрошенная слеза. Хотя в иголки были вдеты простые нитки, и делали эти иголки несложные стежки или смиренно штопали простые чулки, но воображение рисовало немало великолепных узоров из жизни их обладательниц.

Приятно было смотреть на румяное лицо девочки, сидевшей между двумя старушками и со вниманием слушавшей их наставления. Своей оживленной болтовней и веселым смехом Роза делала эти уроки необыкновенно радостными и приятными. Если кухня казалась доктору Алеку привлекательной, когда там работала Роза, то и швейная комната сделалась для него таковою же, тем более, что никому не приходило в голову прогонять его, в особенности, когда он читал вслух или разматывал нитки или гарус[17].

— Посмотрите, дядя, я сшила вам целую партию ночных рубашек — по четыре петельки на каждой. Посмотрите, как они чисто обметаны! — похвасталась Роза через несколько дней после начала уроков швейного мастерства.

— Ровно, как по линейке. И с аккуратной поперечиной внизу и вверху каждой петельки, так что я не разорву их, когда буду продевать пуговицы. Великолепно, мисс! Я вам столь благодарен, что даже сам пришью пуговки, чтобы избавить ваши пальчики от лишнего труда и уколов.

— Сами пришьете? — удивилась Роза.

— А вот погоди, пока я достану мой швейный набор! Тогда ты увидишь, что я умею делать.

— Да разве он и в самом деле умеет шить? — спросила Роза у тетушки Спокойствие, когда доктор вышел из комнаты с уморительно важным и комичным видом.

— Еще бы! Ведь это я научила его шить много-много лет тому назад, прежде чем он отправился в море. Тогда, я думаю, ему немало приходилось пришивать и зашивать, да и потом тоже, так что он не должен был разучиться.

Дядя Алек и доказал это на деле, ибо скоро вернулся с пресмешным маленьким мешочком, откуда вынул наперсток без донышка и, вдев нитку в иголку, стал так ловко пришивать пуговки, что Роза и удивлялась, и смеялась.

— Ох, дядя, есть ли на свете что-то, чего вы не умеете делать?! — воскликнула она почти с благоговейным восторгом.

— Есть две вещи, до которых я не дошел, — ответил доктор, забавно размахивая рукой, чтобы натереть нитку воском, а глаза его смеялись.

— А именно?

— Хлеб и петли, дорогая моя мисс!

Глава XVII ХОРОШИЕ УСЛОВИЯ

Был дождливый воскресный вечер. Четверо мальчиков собирались скромно провести его в библиотеке в доме тетушки Джесси. Уилл и Джорджи сидели на диване, погруженные в чтение рассказов о мошенниках и негодяях. В те времена такие рассказы были в большой моде. Арчи развалился в кресле и держал в руках газету. Чарли стоял у камина в любимой позе, изображая английского аристократа с безупречными манерами. К сожалению, надо сказать, что они оба курили.

— Право, мне кажется, что этот день никогда не кончится, — заметил Принц, немилосердно зевая.

— Читай и развивай ум, сын мой, — ответил Арчи, показывая на газету, за которой он и сам дремал.

— Не проповедуй, пожалуйста, а лучше надень толстые сапоги и пойди погуляй, вместо того чтобы киснуть тут у огня, как больная старуха.

— Нет, благодарю покорно, прогулка в такую погоду меня нисколько не прельщает.

Тут Арчи остановился и прислушался. Приятный голосок послышался из другой комнаты.

— Мальчики в библиотеке, тетя?

— Да, дорогая моя, они скучают. Сегодня такой пасмурный день, что на улице делать нечего. А ты станешь для братьев солнечным лучиком, — ответила миссис Джесси.

— Это Роза пришла, — и Арчи поспешно бросил в камин свою сигару.

— Зачем ты бросил сигару? — спросил Чарли.

— Джентльмен не должен курить при леди.

— Это правда, но я не хочу бросать свою, — и Принц аккуратно положил сигару в пустую чернильницу, которая служила им пепельницей.

На легкий стук в дверь последовал многоголосый ответ: «Войдите!» — и появилась Роза, свеженькая, с зарумянившимися от холода щеками.

— Если я вам мешаю, то скажите, я уйду, — начала она, останавливаясь на пороге.

Было что-то странное в выражении лиц старших мальчиков, и это возбудило в ней любопытство.

— Вы никогда не мешаете нам, кузина, — сказали оба курильщика, а младшие оторвались от героев-разбойников, чтобы приветливо раскланяться с гостьей.

Подойдя к камину, Роза наклонилась, чтобы согреть перед огнем руки. Окурок сигары Чарли тлел в горячей золе, испуская сильный аромат табака.

— Ах вы, дурные мальчишки, как вы можете курить, тем более сегодня? — воскликнула Роза с упреком.

— Что же тут дурного? — спросил Арчи.

— Вам прекрасно известно, что ваша мама курения не одобряет. И я тоже. Это скверная привычка и лишняя трата денег.

— Все мужчины курят, даже дядя Алек, которого вы считаете совершенством, — начал Чарли, желая поддразнить ее.

— Нет, он не курит, и я знаю почему, — с жаром возразила девочка.

— Да, в самом деле, теперь припоминаю: я не видел, чтобы он курил с тех пор, как воротился домой. Неужели он ради нас бросил курить? — поинтересовался Арчи.

— Да, — и Роза рассказала о том, что произошло на морском берегу во время их лагерной жизни.

Рассказ этот произвел глубокое впечатление на Арчи, и он сказал твердо:

— Пусть же его жертва не пропадет даром, по крайней мере в отношении меня. Я еще не очень пристрастился к курению и легко могу бросить. Тем более что курю в основном ради шутки. Обещаю вам, что сдержу свое слово.

— И вы тоже? — Роза посмотрела на любезного Принца, который в эту минуту был менее любезен, чем когда-либо, и взял опять сигару, только для того, чтобы поддразнить Розу.

Чарли так же, как и Арчи, не особенно дорожил курением, но не хотел так скоро сдаваться. Он гордо поднял голову и выпустил большой клуб дыма:

— Вы, женщины, всегда требуете, чтобы мы отказывались от вещей, которые, в сущности, приносят мало вреда. И лишь из-за того, что это вам не нравится. А вот если бы мы так же поступили с вами, мисс? Вам бы понравилось?

— Если б я делала что-нибудь вредное или глупое, то была бы очень благодарна, если бы вы указали мне на это, — ответила Роза простодушно.

— Теперь посмотрим, сдержите ли вы слово. Я перестану курить, чтобы доставить вам удовольствие, если вы откажетесь от чего-нибудь, чтобы угодить мне, — сказал Принц, пользуясь удобным случаем, чтобы выказать свою власть над более слабым существом.

— Я соглашусь, если это так же глупо, как сигары.

— О! Это еще глупее.

— Обещаю! Что же это такое? — и Роза затрепетала от желания узнать, от какой из своих привычек или вещей она должна будет отказаться.

— Перестаньте носить серьги, — Чарли рассмеялся, уверенный, что она никогда не согласится на такое условие.

Роза ойкнула и схватилась руками за уши, которые украшали хорошенькие золотые сережки.

— О, Чарли! Нельзя ли попросить что-нибудь другое? Я пережила столько волнений и перенесла столько страданий! И наконец могу носить серьги…

— Носите, сколько вам угодно, а я буду преспокойно курить, — пожал плечами упрямый кузен.

— Не удовольствуетесь ли вы чем-нибудь другим? — голос Розы стал умоляющим.

— Нет, — ответил он непреклонно.

С минуту Роза стояла молча, размышляя о том, что ей говорила тетушка Джесси: «Ты имеешь на мальчиков большее влияние, чем сама думаешь. Употреби его, и я буду всю жизнь благодарна тебе». Теперь представлялся случай принести пользу, пожертвовав собственным маленьким тщеславием. Роза понимала это, но ей было очень тяжело решиться на жертву. Она спросила задумчиво:

— Вы хотите сказать, что я никогда не должна носить их, Чарли?

— Никогда, если хотите, чтобы я не курил.

— Я никогда не буду носить серег. Итак, заключим договор.

Чарли не предполагал, что Роза так поступит, и был очень удивлен, когда она поспешно вынула из ушей свои любимые серьги и подала их ему:

— Я больше люблю моих двоюродных братьев, чем серьги, а потому даю обещание и сдержу свое слово.

Это было сказано с таким добродушием, что смуглые щеки Чарли окрасил румянец.

— Стыдись, Принц! Оставь ей висюльки, пусть носит, если они ей нравятся, и не заключай глупого соглашения! — воскликнул Арчи с негодованием.

Но Роза решила показать тетушке, что она может употребить свое влияние на пользу мальчикам, и повторила:

— Это решено, и будет так. Я говорю серьезно. Пусть каждый из вас носит на часах по сережке, она будет напоминанием о нашем договоре. Я же не забуду его, потому что не смогу носить серьги, даже если бы и захотела.

Говоря это, Роза дала каждому мальчику по серьге, а они, видя, как честно она поступает, охотно повиновались. Когда уговор состоялся, Роза протянула руку обоим кузенам, которые выглядели отчасти довольными, отчасти сконфуженными своей ролью в этом деле.

В эту минуту в комнату вошли доктор Алек и миссис Джесси.

— Что это! Вы, кажется, собираетесь танцевать? — спросил дядя Алек, с удивлением глядя на трио.

— Нет, дядя, мы организовали лигу против курения. Не хотите ли присоединиться к нам? — сказал Чарли, между тем как Роза подошла к тете, а Арчи бросил обе сигары в камин.

Взрослые были очень довольны таким решением проблемы и горячо благодарили Розу, будто она совершила по меньшей мере подвиг во имя отечества. Она оказала услугу мальчикам, заставив их побороть дурные привычки.

— Мне бы хотелось, чтобы Роза повлияла и на Уилли с Джорджи, — сказала миссис Джесси, садясь на диван между двумя читающими, которые вежливо спустили ноги с дивана, чтобы дать ей место. — Я нахожу, что эти книги так же вредны для маленьких мальчиков, как курение для больших.

— А я полагал, что эти книги в моде, — сказал доктор Алек, придвигая большое кресло и усаживаясь в него вместе с Розой.

— Курение тоже в моде, но оно вредно. Я не сомневаюсь, что у сочинителей этих народных повестей были хорошие намерения, но мне кажется, они ошибаются. Их девиз: «Будь терпелив — и станешь богатым», хотя надо бы: «Будь честен — и станешь счастливым». Я сужу далеко не опрометчиво, Алек. Я прочитала целую дюжину этих книг. В них в самом деле много интересного и нужного для мальчиков, но есть и дурное. Да и другие родители, с которыми я говорила об этом, согласны со мной.

— Нет, мамуля, ты слишком уж строга. Мне очень нравятся эти книги, они просто-таки отменные! — возразил Уилл.

— Это интересные книги, и умом не приложусь, чем они могут навредить, — прибавил Джорджи.

— Да ведь ты только что продемонстрировал нам один из главных недостатков подобных книг. Это их язык, — кротко ответила мать.

— Многие люди говорят грубовато и с ошибками, и если бы герои книг говорили правильно и хорошо, то не было бы так смешно, — запротестовал Уилл.

— Мальчики, которые чистят сапоги на улице, не могут знать грамматики, и если б маленький газетчик не употреблял подчас крепкого словца, то это было бы ненатурально, — объяснил Джорджи, и оба мальчика тут же выступили в защиту своих любимых авторов.

— Но мои сыновья не чистильщики сапог и не разносчики газет. И я не хочу, чтобы они употребляли грубые слова. Я допускаю, что книги эти могут быть полезны, но только они должны быть написаны иначе. Я не думаю, что они могут исправить мошенников, если те, конечно, будут их читать, но знаю наверняка, что они не принесут пользы порядочным мальчикам, которых они вводят в полицейские конторы, игорные и питейные дома и другие подобные сомнительные заведения.

— Некоторые из героев книг делаются очень хорошими, мама; они отправляются в море, совершают кругосветные путешествия, и им все удается.

— Я читала о них, Джорджи, и хотя они лучше других, но я недовольна этими выдумками, как я их называю. Посудите сами, естественно ли, что мальчики в пятнадцать или пусть даже в восемнадцать лет командуют кораблями, побеждают пиратов, ловят контрабандистов и достигают такой славы, что адмирал Фаррагут[18] приглашает их к себе обедать и говорит, например: «Благородный человек, вы делаете честь своей стране». Или, если герой служит в армии, то он участвует во множестве опасных приключений, и все, разумеется, оканчиваются благополучно. Под конец он отправляется в Вашингтон по приглашению президента или главного командира для получения всевозможных наград. Если же герой просто честный мальчик и добывает себе пропитание трудом, то непременно вместо того, чтобы составить себе состояние после нескольких лет усиленного труда, он вдруг делается богачом, потому что его усыновляет какой-нибудь миллионер, которому он возвратил потерянный бумажник. Или же богатый дядюшка является из-за моря как раз вовремя, или замечательный мальчик зарабатывает несколько долларов, а потом, спекулируя, быстро делается богачом, да таким, что Синдбад из повести «Бриллиантовая долина» просто жалкий бедняк по сравнению с ним. Ну, естественно ли это?

— Конечно, люди, о которых говорится в этих книгах, особенно счастливы и умны, — ответил Уилл, разглядывая картинку, на которой маленький, но очень добродетельный юноша дрался с пьяным великаном, а под картинкой была изящная надпись: «Неустрашимый Дик прошибает голову пьянчуге Сэму».

— Эти книги дают детям ложные представления о жизни и труде и знакомят их со злом и низостью, о чем они могли бы и не знать; и учат добиваться одного — богатства или суетных почестей, которые часто не стоят времени, потраченного на их приобретение. Мне кажется, что некоторые из этих писателей могли бы писать недурные, правдивые и полезные рассказы, в которых были бы хорошие герои, хотя и с недостатками, как и у всех людей. Я просто не могу видеть в библиотеке толпы мальчиков, читающих такие глупости. Произведения эти очень слабы, чтобы не сказать вредны. Это дурные книги для умов, которые жаждут пищи, и мальчики останавливаются на них лишь потому, что не находят ничего лучшего. Моя лекция кончена; теперь я хотела бы услышать ваше мнение, джентльмены, — с пылающим от волнения лицом сказала тетушка Джесси и замолчала.

— Мне очень нравится Том Браун, мама, и мне бы хотелось, чтобы мистер Хьюз написал еще одну такую же хорошую повесть, — заметил Арчи.

— В книге про Тома Брауна ты и не найдешь ничего подобного.

— Но в моей книжке так интересно рассказывается про другие страны! — воскликнул Уилл.

— Описания автор, вероятно, заимствовал из путеводителей, и я думаю, только они и имеют какую-либо ценность. Остальную же часть книги составляют приключения мошенников. Они-то вас и интересуют, — ответила мать, откидывая рукой волосы, падающие на лицо. Она не любила читать нотации и поэтому выглядела расстроенной и смущенной.

— Во всяком случае, мама, те места, где описывается путешествие по морю, прочесть небесполезно. Мы учимся, как надо управлять кораблем, а опыт приобретем, когда выйдем в море, — заметил Джорджи.

— В самом деле? Значит, вы можете объяснить мне, например, вот эти слова, — и миссис Джесси зачитала несколько фраз из той же книги. — «Ветер зюйд-зюйд-вест, и мы можем подняться на четыре румба и лечь в бейдевинд в шесть румбов от ветра. По мере того, как наше судно подходит, будем выбирать фок- и грот-мачты, отпустим наветренные брасы и подтянем подветренные».

— Конечно, я бы мог, если б не боялся дяди. Он знает гораздо больше, чем я, и будет смеяться, — начал Джорджи, явно смущенный вопросом.

— Ведь ты знаешь, что мы не можем, так зачем же обманывать? — заявил Уилл, переходя на сторону неприятеля, к величайшему отчаянию Джорджи. — Мы и наполовину не понимаем морского языка, мама, и мне кажется, что и все остальное в книге может быть неправильным.

— А мне бы хотелось, чтобы мальчики не говорили со мной, как будто я корабль, — произнесла Роза обиженно. — Когда мы шли сегодня из церкви, дул очень сильный ветер, и Уилл кричал на всю улицу: «Уберите фок и спустите бом-кливер, это облегчит вас».

Мальчики засмеялись над тем, как Роза изобразила Уилла. Они ведь хотели только посоветовать ей плотнее завернуться в пальто и придержать перо на шляпке.

— Сказать правду, если мальчики и должны иметь какой-нибудь особый язык, то пусть лучше это будет «морской язык», как говорит Уилл. Меня меньше огорчит, если мои сыновья будут говорить «поднять фок», чем «черт возьми». Однажды я сказала, что у меня в доме никто не будет произносить грубых слов, но вот, к сожалению, сейчас сама нарушила свой же запрет. Я не хочу, чтобы в моем доме читали такие безобразные книги. Арчи, пожалуйста, отправь их туда же, куда вы отправили сигары.

Миссис Джесси обняла обоих мальчиков.

— Да, да, туда же, — продолжила она энергично. — Вам нравятся морские приключения, мои дорогие, и даю слово: вы их получите. Но теперь прошу вас, пообещайте мне не читать подобных книг, по крайней мере, месяц, и я вознагражу вас за это.

— О, мама! Неужели ни одной? — закричал Уилл.

— Только дочитаем эти, — умолял Джорджи.

— Ваши братья выбросили наполовину выкуренные сигары, и книги должны последовать за ними. Неужели вы хотите, чтобы «старички», как вы их называете, перещеголяли вас, или хотите показать, что менее послушны вашей мамуле, нежели они — своей кузине Розе?

— Конечно, нет! Ну-ка, Джорджи!

И Уилл геройски дал обещание. Брат же его вздохнул и покорился, сказав предварительно, что он дочитает свою повесть до конца месяца.

— Ты взвалила на себя трудную обязанность, Джесси. Теперь тебе надо найти хорошее чтение для мальчиков взамен приключенческим повестям. Это все равно что перейти от тортов с малиной к простому хлебу с маслом; но ты, наверное, спасешь их от этой лихорадки, — засмеялся доктор Алек.

— Я помню, как дедушка говорил, что страсть к хорошим книгам — одно из лучших средств, которое охраняет человека от многих неприятностей, — сказал Арчи, глядя в раздумье на маленькую библиотеку, которая была перед ним.

— Да, но современным людям некогда читать: человек должен стараться нажить как можно больше денег, или он — ничто, — заметил Чарли, желавший похвастаться своим знанием жизни.

— Любовь к деньгам — это язва Америки, и ради нее люди готовы продать свою честь и доброе имя. Теперь не знаешь, кому верить, и только такой гений как Агассис[19] осмелился сказать: «Я не могу терять время на то, чтобы разбогатеть», — печально вздохнула миссис Джесси.

— Так ты хочешь, чтоб мы были бедны, мама? — спросил Арчи с удивлением.

— Нет, мой дорогой, и надеюсь, что этого не произойдет, если только вы не лишитесь способности владеть руками; но я боюсь этой жажды наживы и соблазнов, которые следуют за ней. О, дети мои! Я дрожу, думая о том времени, когда отпущу вас от себя. Мне кажется, сердце мое будет разрываться на части, зная, какие искушения ждут вас. Легче будет видеть вас мертвыми, чем узнать, что о вас нельзя сказать тех слов, которые говорили о Самнере[20]: «Ни один человек не смел предложить ему взятки».

Миссис Джесси была так взволнована, что голос ее задрожал при последних словах, и она крепче прижала к себе белокурые головы, будто боясь отпустить ребятишек от берега, на котором они были в безопасности, в океанское плавание, где погибает так много маленьких лодочек. Младшие мальчики теснее прижались к матери, а Арчи сказал спокойным и твердым тоном:

— Я не могу обещать быть таким замечательным человеком, как Агассис или Самнер, мама, но постараюсь быть честным человеком.

— Теперь я спокойна, — и, крепко пожав руку, которую протянул ей сын, мать закрепила его обещание поцелуем, в котором выразились и вера, и надежда.

— Я не могу понять, как мальчики могут стать плохими людьми, когда тетушка Джесси так любит их, так гордится ими, — прошептала Роза, растроганная этой сценой.

— Ты должна помочь ей сделать их такими, какими они должны быть. И ты уже начала это делать. А когда я думаю о том, где теперь твои сережки, моя девочка, ты кажешься мне милее, чем если б в твоих ушах блистали самые большие бриллианты, — ответил дядя Алек, с одобрением глядя на нее.

— Я так рада, что вы верите в мои силы. Я очень хочу быть полезной своим родным и близким. Ведь они все так добры ко мне, особенно тетя Джесси.

— Я думаю, что ты в состоянии уплатить свои долги, Роза. Если девочка способна отказаться от своего тщеславия, а мальчики — от своих дурных привычек, и все это только для того, чтобы поддержать друг друга в добрых намерениях, то дело пойдет на лад.

Глава XVIII МОДА И ФИЗИОЛОГИЯ

— Послушайте, сэр, я бы посоветовала вам пойти наверх, а то, пожалуй, будет поздно. Я слышала, как мисс Роза говорила, будто она знает наверняка, что это вам не понравится. И что она не посмеет показаться вам на глаза, — выпалила Фиби, просунув голову в дверь кабинета, где доктор Алек читал книгу.

— Так они все там? — спросил он, быстро осматриваясь кругом и как бы готовясь к битве.

— Да, сэр, они так громко разговаривают, и мисс Роза, кажется, не знает, что ей делать, потому что все эти вещи такие модные, и она выглядит в них такой щеголихой.

— Вы умная девушка, Фиби. С вашей помощью я все улажу. Вы уверены, что знаете, как эти вещи надо надевать?

— О, да, сэр! Но все они такие смешные! Я думаю, мисс Роза решит, что это шутка, — и Фиби рассмеялась, как будто что-то очень забавляло ее.

— Нечего беспокоиться о том, что она подумает, лишь бы послушалась. Скажите, чтобы она сделала это для меня, и она найдет это самой лучшей шуткой. Я предчувствую, что будет сражение, но я выиграю его, — заявил доктор Алек, поднимаясь наверх с книгой в руках.

В комнате для занятий рукоделием раздавалось так много голосов, что никто не услышал, как дядя Алек сначала постучал в дверь, потом отворил ее и стал наблюдать за тем, что происходит. Тетушка Изобилие, тетушка Клара и тетушка Джесси пристально смотрели на Розу, которая медленно прохаживалась между ними и большим зеркалом, одетая в зимний костюм, сшитый по последней моде.

«Господи, помилуй! Да это хуже, чем я ожидал», — подумал доктор и внутренне вознегодовал, потому что перед ним предстала девочка, разряженная как пава. Но в новом пышном наряде не было ни грации, ни красоты, ни удобства — словом, ничего, что говорило бы в его пользу.

Костюм голубого цвета был сшит из двух отрезов не только разного оттенка, но и разной фактуры. Верхняя юбка была так стянута, что невозможно было сделать полного шага, а нижняя так тяжело навьючена — другого слова не найти — оборками и воланами, что смотрелась крайне неэлегантно. Позади, ниже пояса, был пришит большой бант. Маленький жакет из той же материи был отделан широкой оборкой сзади и открыт спереди так, чтобы были видны кружева и медальон. Тяжелая бахрома, плиссе, буфы и отвороты довершали туалет. Голова могла пойти кругом при мысли, сколько было потрачено труда и времени на все это, а между тем красота материи исчезала под горой отделки.

Высокая бархатная шляпа с букетом из роз была лихо заломлена кверху, а белое перо спускалось за ухо и сзади смешивалось с локонами. Голова Розы скорее походила на шлем средневекового рыцаря, чем на головку скромной молодой девушки. Сапоги на высоких каблуках, заставлявшие девочку наклоняться вперед, и вуаль с мушками, до того крепко обтягивавшая лицо, что даже прижимала ресницы, довершали этот модный костюм.

— Теперь она похожа на других девочек, и мне нравится видеть ее такой, — говорила тетушка Клара с искренним восхищением.

— Она похожа на модную молодую леди, а мне бы хотелось, чтоб Роза одевалась так, как одевали детей в мое время, — ответила тетушка Изобилие, тревожно глядя на Розу через очки, так как не могла себе представить, что это разодетое создание сиживало у нее на коленях, бегало по всему дому и оживляло его своим детским смехом.

— Многое переменилось с тех пор, тетя, и тебе надо привыкать к новым порядкам. А что скажешь ты, Джесси? Тебе этот костюм нравится больше, чем те свободные платья, которые она носила все лето? Сознайся! — настаивала тетушка Клара, желая, чтобы похвалили творение ее рук.

— Хорошо, моя милая, я буду честна и скажу тебе, что нахожу его ужасным, — ответила тетя Джесси с откровенностью, которая поразила Розу.

— Слушайте, слушайте же! — произнес громкий голос, и все леди вздрогнули, увидев рядом с собой неприятеля.

Роза покраснела до корней волос и стояла, чувствуя себя совершенной дурой, между тем как тетушка Клара поспешно стала объяснять:

— Конечно, я знала, что тебе не понравится этот костюм, Алек, но я не считаю тебя судьей в том, что прилично носить молодой девушке. Оттого-то я и взяла на себя смелость сделать Розе костюм для прогулок. Она, конечно, может не носить его, если он тебе не нравится. Я помню, что мы обещали не вмешиваться в то, что ты будешь делать с этой бедняжкой в течение целого года…

— Это костюм для прогулок, я не ослышался? — спросил доктор Алек мягко. — Знаете, я никак не могу себе представить, что он предназначается для зимней переменчивой погоды. Повернись-ка, девочка, дай мне рассмотреть всю красоту и удобство этого одеяния.

Роза попыталась пройтись своей обыкновенной скорой походкой, но не могла. Нижняя юбка обвивалась вокруг ног, верхняя была так крепко стянута, что Роза не могла сделать полного шага, а высокие каблуки сапог мешали ходить прямо.

— Я еще не привыкла к нему, — сказала девочка и весело откинула ногой шлейф, пытаясь повернуться перед зеркалом.

— Вообрази, что за тобой мчится бешеная собака или лошадь. Сможешь ли ты убежать, не упав? — поинтересовался дядюшка, с лукавой улыбкой глядя на молодецкую шляпку.

— Не думаю, чтобы у меня получилось, но попробую, — Роза попыталась пробежать по комнате.

Каблуки задевали за ковры, несколько тесемок лопнуло, шляпа съехала на глаза. Тут девочка плюхнулась в кресло и засмеялась так заразительно, что все, кроме тетушки Клары, присоединились к ней.

— Костюм для прогулок, в котором нельзя ходить; зимняя одежда, которая не защищает головы, горла и ног от холода и сырости, — это очень неудачно, Клара. Тем более что в костюме нет и красоты, которая бы примиряла с его неудобствами, — констатировал дядя Алек, помогая Розе снять вуаль, и прибавил тихо: — Полезная вещь для глаз, нечего сказать. Ты скоро начнешь видеть точки перед глазами, после того как снимешь вуаль, а со временем расширишь практику окулиста.

— Нет красоты! — воскликнула тетушка Клара с жаром. — Это просто мужская слепота! Все сделано из самого лучшего шелка и верблюжьей шерсти, а это — настоящие страусиные перья и очень дорогая муфта из горностая. Что может быть сделано с большим вкусом и быть более приличным для молодой девушки?

— Я покажу вам что, если Роза сейчас пойдет к себе в комнату и, чтобы меня порадовать, наденет те вещи, которые там найдет, — заявил доктор Алек с неожиданной поспешностью.

— Алек, если это Блюмер[21], то я протестую. Я так и знала! Но я не могу видеть, как это хорошенькое дитя приносится в жертву твоим диким идеям о здоровье. Скажи мне, это не Блюмер? — и тетушка Клара с мольбой сложила руки.

— Нет.

— Слава Богу! — она отошла со вздохом и прибавила жалобно: — Я надеялась, что ты примешь мой костюм, потому что бедную Розу всегда так уродовали ужасными платьями, которые не могут понравиться ни одной девочке.

— Ты говоришь, что я уродую дитя, а сама делаешь из нее какую-то беспомощную смешную куклу, — ответил доктор Алек, показывая на маленькую модницу, которая спешила скрыться из вида.

Он с шумом затворил дверь, но прежде чем кто-либо из присутствующих успел вымолвить хоть слово, его зоркие глаза увидели нечто такое, что заставило его нахмурить брови и спросить с негодованием:

— После всего того, что я говорил, неужели вы в самом деле будете заставлять мою девочку носить эти отвратительные вещи?

— Я возьму все назад, если она не будет их носить, — пробормотала тетушка Клара, поспешно убирая два корсета. — Я принесла их только для того, чтобы примерить. Роза полнеет, и у нее не будет хорошей фигуры, если она в ближайшее время не начнет носить корсет, — прибавила она с убежденностью, что еще более рассердило доктора.

— Полнеет! Да, слава Богу! И, надеюсь, будет продолжать полнеть! Природа знает, как сформировать женщину лучше, чем какая-нибудь модистка, изготовляющая корсеты, и я не хочу, чтобы Роза была изувечена. Милая моя Клара, ты сошла с ума, если хочешь заставить девочку, которая растет, носить такие орудия пытки! — быстрым движением он вытащил из-под диванной подушки корсеты и держал их с таким выражением, как будто они действительно были предназначены для истязания.

— Не будь безрассуден, Алек. Тут нет никакого неудобства. Крепко стягиваться теперь не в моде, и корсеты нынче делают очень удобными. Все их носят, даже детей одевают в маленькие корсеты, которые поддерживают спину, — начала тетушка Клара, стараясь отстоять заблуждение многих женщин.

— Я знаю это. Потому-то у этих жалких созданий и бывают слабые спины, какие были у их матерей. Бесполезно рассуждать об этом, и я решительно не намерен спорить, но говорю раз и навсегда, что если когда-нибудь увижу у Розы корсет, то брошу его в огонь, и вы можете прислать мне счет.

Говоря это, он действительно готов был бросить корсеты в камин, но тетушка Джесси удержала его руку и весело сказала:

— Не жги их, ради Бога, Алек, в них так много китового уса, что мы потом не избавимся от ужасного запаха. Отдай корсеты мне, я буду следить за тем, чтобы они никому не причинили вреда.

— Китовый ус, да, это правда. Его тут такая тьма, да еще и металлическая пластинка спереди, как будто недостаточно своих собственных костей. Если бы мы только дали им возможность хорошо исполнять свое дело, — ворчал доктор, возвращая сестре «яблоко раздора». Потом лицо его вдруг просияло, он поднял палец и сказал улыбаясь: — Слышите, как девочки смеются? Стянутые легкие не могли бы производить таких чудесных звуков.

Из комнаты Розы доносились взрывы хохота, и присутствующие невольно улыбнулись.

— Верно, опять какая-нибудь твоя новая затея, Алек? — благосклонно спросила тетушка Изобилие. Она начинала верить в необычные идеи своего племянника. Хоть они и были странными, но давали хорошие результаты.

— Да, это, и правда, моя последняя затея, тетя. Надеюсь, она вам понравится. Я узнал, что придумала Клара, поэтому к сегодняшнему дню тоже велел подготовить наряд для Розы. Не хочу огорчать девочку, но пусть она сама выберет костюм, и, если я не ошибаюсь, Роза предпочтет именно мой. Пока мы ждем ее, объясню, в чем дело, и тогда вы лучше поймете, что я имел в виду. Модель я нашел в этой маленькой книжке. Она просто поразила меня своим совершенством. На мой взгляд, эта одежда отвечает требованиям здравого смысла и хорошего вкуса. Рисунок наглядно показывает, как женщины могут удобно и красиво одеваться, а это самое главное. Этот костюм коренным образом меняет представления о женской моде. Вот, посмотрите на картинку. Я думаю, женщин подобная одежда должна только радовать.

Говоря это, доктор Алек подал книгу тетушке Изобилие, которая, подчиняясь ему, надела очки и, поглядев внимательно на картинку, сказала с некоторым неудовольствием:

— Господи помилуй, это точно ночные панталоны, которые носил Джеми. Надеюсь, ты не намерен заставить Розу ходить по улицам в таком костюме? Это неприлично, и я этого не позволю!

— Именно намерен, и думаю, что моя милая тетя согласится, когда поймет, что это хорошо. Я называю эту одежду индейским словом «паймас». Это — нижнее платье, а поверх него Роза может надевать, что угодно. Сшито это из одного куска фланели. Сверху надета юбка, свободно завязанная у пояса. Ребенку тепло в такой одежде; тело не давят ни пояса, ни пряжки, ни разные оборки. Платье дает простор мышцам и не стесняет движений. Я уверен, что у Розы не будет болеть спина, и она не будет знать ни одного из длинного списка недугов, которых вам, бедным женщинам, невозможно избежать.

Наконец за дверью раздались голоса.

— Войди, моя гигиеническая модель, дай мне посмотреть на тебя, — воскликнул дядя Алек.

Роза вошла с такой веселой плутовской улыбкой на губах, что было видно, какое удовольствие доставляет ей одежда. Доктор с удовольствием глядел на девочку.

— Что же, я не вижу тут ничего замечательного. Это недурное и чистенькое платье, материал хорош, и нет ничего неприличного, если ты хочешь, чтобы Роза походила на маленькую пансионерку[22]. Но в нем нет ни крошечки стиля, и никто не захочет взглянуть на нее в другой раз, — заявила тетушка Клара, чувствуя, что последнее замечание ее безосновательно.

— Это именно то, чего я хотел, — ответил доктор, потирая руки от удовольствия. — Роза теперь соответствует самой себе: скромная маленькая девочка, которая не хочет, чтобы на нее обращали внимание. Но я надеюсь, что она заслужит одобрительные взгляды людей, которые любят здравый смысл и простоту более, нежели шум и блеск. Повернись, моя Геба[23], и дай моим глазам отдохнуть, глядя на тебя!

Правда, рассматривать было особенно нечего: простенькое платье из темной коричневой материи, приятного оттенка, доходившее до сапожек на низких каблучках. Сумка из тюленьей кожи, шляпа, перчатки, лента ярко-красного бархата вокруг шеи и такая же лента, подвязывавшая хорошенькие локоны, — вот и весь костюм, в котором Роза походила на красношейку, которая порхает зимой, но не страдает от холода.

— А тебе, Роза, костюм нравится? — спросил доктор, чувствуя, что для полного успеха мнение Розы важнее, чем мнение тетки.

— Мне с непривычки странно, но очень свободно и очень тепло! Ничто мне не мешает, — ответила Роза, подскакивая и показывая на свои ноги, которые под короткой юбкой могли двигаться так же свободно, как ноги мальчиков.

— Ты можешь убежать от бешеной собаки или идти быстро, не рискуя упасть и расшибить нос, я полагаю?

— Да, дядя. Я представляю себе, что собака бежит за мной, и сейчас перескакиваю через забор так… Когда буду гулять в холодный день, то пойду вот так…

Желая представить все в лицах, Роза перескочила через спинку дивана так легко, как это сделали бы ее двоюродные братья; потом стремительно прошлась по комнате.

— Ну, вот и результат! Давайте, одевайте ее как мальчика, и она будет вести себя как они! Я ненавижу все эти изобретения мудрых женщин, — воскликнула тетушка Клара, когда Роза вернулась на свое место.

— Но мы обязаны этим изобретением одной молодой модистке, которая сделала костюм — красивый или, если это выражение тебе больше нравится, шикарный, и вместе с тем удобный. Миссис Ван Тэссель была у госпожи Стон, и на ней было точно такое платье. Миссис Ван Тэссель сама говорила мне, что она уже больше не лежит на кушетке, а выходит, несмотря на слабое здоровье.

— Здесь что-нибудь не так! Дай-ка мне посмотреть эту книгу, — и тетушка Клара принялась разглядывать новые выкройки с возросшим уважением. Если щеголиха миссис Ван Тэссель носит эти ужасные вещи, то они заслуживают того, чтобы на них обратили внимание, несмотря на все предубеждение против них.

Доктор Алек посмотрел на тетушку Джесси, и они оба улыбнулись, потому что «мамуля» знала о новой затее своего брата и очень радовалась его успеху.

— Я думаю, все это уладится, — кивнул головой доктор.

— Я рада, что миссис Ван Тэссель показала мне пример, и я первый раз в жизни раньше Клары приняла новую моду. Я уже заказала себе такой же костюм, и скоро вы увидите, как я в нем буду играть с Розой и мальчиками, — объявила тетушка Джесси, подмигивая Алеку.

Тетушка Изобилие между тем внимательно рассматривала костюм Розы. Девочка объясняла ей фасон нижней юбки.

— Видите, тетя, какая красивая красная фланель, и какая пестрая юбочка, и длинные чулки. Ах, как мне тепло! Фиби и я, мы чуть не умерли со смеху, когда я надевала этот костюм, но он мне очень нравится. Он так удобен, не надо никаких поясов, и я могу сидеть и не бояться, что сомну его. Я не люблю мятую одежду, и если на мне вещи, которые мнутся, я все время думаю о них, а это очень неприятно. Скажите, он нравится вам? Я вполне полагаюсь на дядю, потому что он лучше знает, что хорошо для здоровья, и готова носить хоть мешок, если он этого захочет.

— Я не допущу ничего подобного, Роза! Но я хочу, чтобы ты сравнила и оценила оба костюма и выбрала тот, который тебе больше нравится. Предоставляю это твоему здравому смыслу, — доктор Алек был уверен в своей победе.

— Я, конечно, возьму этот, дядя! Тетин тоже модный, и, по правде сказать, нахожу его очень красивым, но он такой тяжелый, что если я надену его, то буду двигаться как кукла. Я очень благодарна тетушке, но возьму этот.

Роза говорила все это очень мило, но решительно, хотя и взглянула с сожалением на другой костюм, который Фиби уносила. Естественно, ей хотелось быть похожей на других девочек. Тетушка Клара вздохнула, а дядя Алек улыбнулся и сказал ласково:

— Благодарю тебя, моя дорогая; прочти эту книгу и ты поймешь, отчего я хочу, чтобы ты его носила. Потом, если захочешь, я дам тебе новый урок. Вчера ты просила меня позаниматься с тобой, а этот урок будет гораздо для тебя нужнее, чем урок французского языка или домоводства.

— Какой же это будет урок? — и Роза взяла книгу, которую тетушка Клара отбросила с неудовольствием.

Хотя доктору Алеку было уже сорок лет, он не утратил юношеской страсти к розыгрышам и подтруниванию. Довольный своей победой, он не мог удержаться от соблазна помучить тетушку Клару и заставить ее предположить ужасную для нее вещь. А потому ответил полушутя-полусерьезно:

— Урок физиологии, Роза. Может быть, ты захочешь изучать медицину и стать врачом, как твой дядя. Я буду твоим учителем. И ты займешь мое место, когда я уже не смогу практиковать. Если ты согласна, то я завтра же вытащу из чулана старый скелет.

Это переполнило чашу терпения тетушки Клары, и она поспешила уехать, взволнованная мыслью о новом костюме миссис Ван Тэссель и о новых занятиях Розы.

Глава XIX КОСТИ ТОВАРИЩА

Роза приняла предложение дяди, и об этом дня через два или три узнала тетушка Майра. Заехав рано утром в гости к тетушкам и услышав голоса в кабинете, она отворила дверь, вскрикнула и быстро захлопнула ее, по-видимому, очень испугавшись. Доктор Алек вышел в ту же минуту узнать, в чем дело.

— Как ты можешь спрашивать? Разве ты не видишь, что этот длинный ящик похож на гроб, и мне представилось, что это и в самом деле гроб. К тому же эта ужасная вещь сразу бросилась мне в глаза, едва я отворила дверь, — ответила тетушка Майра, показывая на скелет, который висел на подставке и, казалось, скалил зубы на всех присутствующих.

— Это медицинская школа, куда допускаются и женщины. Входите, мисс, окажите мне честь присоединиться к моему классу, — доктор Алек вежливо поклонился.

— Входите, тетя! Это очень интересно, — раздался голос Розы. Девочка выглянула из-за скелета, улыбаясь и кивая головой с самым веселым видом.

— Что ты тут делаешь, дитя? — спросила тетушка Майра, усаживаясь в кресло и пристально глядя на нее.

— О, сегодня я изучаю кости, и мне это очень нравится. Вы знаете, у нас двенадцать ребер, два нижних называются свободными, потому что не прикреплены к грудной кости. Оттого-то они и сжимаются так легко, — Роза сияла гордостью, с удовольствием демонстрируя свои познания.

— Ты думаешь, для нее полезно рассматривать все эти вещи? Она нервный ребенок, и, боюсь, это пойдет ей во вред, — заметила тетушка, наблюдая за племянницей, которая считала позвонки и двигала кости, скрепленные проволокой.

— Отличное занятие, я рад, что оно ей нравится. И я хочу научить ее управлять своими нервами так, чтоб они не были для нее наказанием, по незнанию или по непониманию, как для многих женщин. Делать из всего этого тайну или предмет ужаса — большая ошибка. И я думаю, что теперь наша девочка будет понимать и беречь свое здоровье, а не пренебрегать им.

— И это тебе в самом деле нравится, Роза?

— Очень, тетя! Все это так удивительно и хорошо устроено. Я просто глазам своим не верю. Только подумайте, в двух легких помещается шестьсот миллионов клеточек для воздуха! А на участке кожи величиною в квадратный дюйм[24] расположено две тысячи пор. Вот видите, какое количество воздуха мы должны вдыхать, и как мы должны заботиться о нашей коже, чтобы все крошечные дверцы отворялись и запирались, как следует. А мозг, тетя! Вы не можете себе вообразить, как он интересен! Я еще не дошла до него, но дойду, и дядя покажет мне манекен, который можно разбирать по частям. Подумайте, как будет интересно разместить все органы по своим местам; но только я бы хотела, чтобы они могли действовать, как наши…

Забавно было видеть лицо тетушки Майры, когда Роза стояла перед ней и торопливо рассказывала, положа самым дружелюбным образом одну руку на плечо скелета. Каждое слово, сказанное доктором и Розой, больно ранило добрую леди. Когда она слушала их, длинный ряд разнообразных склянок и коробочек из-под пилюль пронесся перед ее взором, упрекая в невежестве и в недостатке знаний. Из-за того, что тетя Майра принимала много всяких лекарств, она сделалась тем, кем была: нервной, слабой и несчастной старой женщиной.

— Я не знаю, может быть, ты и прав, Алек, только не заходи очень далеко. Женщинам не нужны такие познания, не для того сотворил их Бог. Я не могла бы изучать все эти гадкие вещи, и мне даже неприятно слышать об органах, — вздохнула она, приложив руку к левому боку.

— Разве не полезно знать, тетя, что печень находится у нас справа, а не слева? — спросила Роза, и в глазах ее блеснул озорной огонек, потому что девочка увидела, как тетя, жалуясь на боль в печени, показывала совсем на другое место.

— Все мы смертны, дитя, и не в том дело, где заключаются наши страдания; рано или поздно мы все отправимся туда, откуда уже не вернемся, — был ответ тети Майры.

— Хорошо, но я намерена узнать, если смогу, что меня убивает, а тем временем буду наслаждаться жизнью, несмотря на то, что умру. Мне бы хотелось, чтобы вы тоже начали заниматься с дядей, это принесет вам пользу, я уверена, — и Роза опять принялась считать позвонки с таким счастливым лицом, что тетушка не нашла слов, которые могли бы охладить увлеченность девочки.

— Может быть, и следует позволять ей делать то, что она хочет, в то короткое время, которое она будет с нами. Но прошу тебя, будь осторожен, Алек, и не позволяй ей слишком много работать, — шепнула тетя Майра, выходя из комнаты.

— Вот именно об этом я все время и забочусь, но нахожу это совсем не легким, — прибавил он, затворяя дверь, потому что милые тетушки иногда страшно мешали ему.

Через полчаса явилась новая помеха занятиям, в лице Мэка, который возвестил о своем появлении коротким, но изящным замечанием.

— Ого, это что за новая затея?

Роза охотно объяснила. Мэк испустил долгий свист изумления и потом, обойдя вокруг скелета, заметил серьезно:

— Он выглядит довольно забавно, но не просите меня восхищаться его красотой.

— Не смейте над ним издеваться, он славный господин. Вы будете так же красивы, если с вас снять мясо, — сказала Роза, защищая своего нового друга.

— Благодарю вас, только я постараюсь свое мясо сохранить. Вы заняты и не можете почитать мне? — спросил Мэк, глаза которого стали болеть меньше, но не настолько, чтобы он мог читать.

— А разве вы не хотите присоединиться к моему классу? Дядя объяснит нам все это, а потом вы будете смотреть на рисунки. На сегодня мы уже оставим кости и займемся глазами, это будет более интересно для вас, — прибавила Роза, не заметив на лице брата особенной жажды к познанию физиологии.

— Роза, мы не можем так перескакивать с одного предмета на другой, — начал было доктор Алек, но племянница кивнула головой на Мэка, который повернул голову в сторону запрещенных для него книг, и поспешно шепнула:

— Он очень мрачен сегодня, нам надо его развлечь; прочтите небольшую лекцию о глазах, это развеселит его. Не думайте обо мне, дядя.

— Очень хорошо; прошу класс садиться, — и доктор Алек громко постучал по столу.

— Садитесь подле меня, мой милый кузен, и мы будем вместе рассматривать рисунки. А если утомитесь, то сможете прилечь, — Роза великодушно пригласила Мэка в свою школу, стараясь отвлечь его от грустных мыслей.

Сидя друг подле друга, они слушали очень простое объяснение принципа работы глаза, но нашли его таким удивительным, словно волшебный рассказ… Раскрашенные картинки усиливали впечатление, а учитель употреблял все свое старание, чтобы урок был интересным.

— Боже, если б я знал, какой вред наносил этому сложному «механизму», то вам бы не пришлось следить, не читаю ли я у огня камина или при ярком солнечном свете, — сказал Мэк, мрачно глядя на глазное яблоко увеличенных размеров, а потом добавил с негодованием: — Почему это человека не учат, как устроены все его «механизмы» и как надо беречь себя, чтобы он по глупости не накликал на себя разные напасти? Что толку в том, если ему скажут все это после, когда беда уже настигнет его; тогда уж он поймет все сам собою и не поблагодарит вас.

— Ах, Мэк, это именно то, о чем я говорил, но никто не хотел меня слушать. Вам, мальчикам, этого рода знания необходимы. Отцы и матери должны были бы давать их вам. Но очень немногие из них в состоянии это сделать, вот почему все мы живем как во мраке. Если когда-нибудь у меня будут сыновья, они не много будут знать по-гречески и по-латыни, но будут иметь четкие представления о здоровье. Математика очень хорошая вещь, но этика и моральные устои — еще важнее, и как бы я хотел внушить это всем учителям и родителям!

— Некоторые так и поступают. У тети Джесси ведутся такие интересные беседы с мальчиками по научным вопросам, и мне хотелось бы, чтобы и у нас были такие же. Но мама очень занята хозяйством, а отец — своими делами, и потому никогда нет времени на подобные разговоры. Да если и есть, то нам нелегко говорить о таких вещах, потому что мы к этому не привыкли.

Бедный Мэк был прав, он сказал то, что чувствуют многие мальчики и девочки. Отцы и матери бывают так заняты делами и хозяйством, что у них нет времени интересоваться своими детьми и тем самым развивать естественное и отрадное чувство доверия, которое для детей — самая спасительная сила, охраняющая их, а для родителей — самое верное средство влияния. Юные сердца скрывают свои печали и искушения, и обоюдное сожаление появляется слишком поздно, когда вред уже нанесен.

Потребность в доверии проснулась в сердцах Розы и Мэка, и они оба потянулись к доктору Алеку, потому что на свете часто случается, что заботливые сердца, преисполненные теплоты и здравого смысла, встречаются не у родителей, а у холостых дядюшек и у незамужних теть. И эти достойные создания — прекрасное доказательство предусмотрительности природы, создавшей их для любви к чужим детям. Они сами находят в этой любви большое утешение для себя и получают так много искренней привязанности, которая в противном случае пропала бы даром. Доктор Алек был одним из таких людей, и в его добром сердце было место для всех восьми племянников, в особенности же для сиротки Розы и больного Мэка. И потому, когда мальчик пробормотал этот упрек своим родителям, а Роза прибавила со вздохом: «Как хорошо, должно быть, иметь мать!» — сердце доктора откликнулось на эти слова. Поспешно закрыв книгу, он сказал обычным ласковым голосом:

— Послушайте, дети! Вы всегда можете прийти ко мне и рассказать обо всех ваших горестях. Я постараюсь утешить вас, ибо думаю, что для того лишь и создан, и буду очень счастлив, если вы будете верить мне.

— Мы верим вам, дядя, верим! — ответили они оба с тою искренностью, которая была для него очень приятна.

— Отлично, теперь лекция закончилась, и я советую вам пойти освежить ваши шестьсот миллионов клеточек в легких, побегав по саду. Приходи опять, когда тебе захочется, Мэк, и мы будем учить тебя всему, чему можем, из области твоих, как ты их называешь, «механизмов», и они будут у тебя хорошо работать.

— Я приду, дядя. Очень вам благодарен! — и ученики отправились в сад.

Мэк пришел опять, и был очень доволен, что может заниматься, не утруждая своих глаз. Знания, которые он получал на этих занятиях, были весомее, чем те, которые ему давали в школе.

Прочие мальчики смеялись над всем этим и ужасно надоедали ученикам доктора Алека. Но они продолжали заниматься, и в один прекрасный день случилось нечто такое, что заставило всех мальчиков изменить свое мнение.

Был праздник, и Роза сидела в своей комнате; как вдруг ей показалось, что она слышит голоса своих двоюродных братьев; она сбежала вниз, чтобы поздороваться с ними, но никого не нашла.

— Нет сомнения, что они сейчас явятся, и тогда мы повеселимся, — сказала она себе и решила подождать их в кабинете.

Она стояла у стола и рассматривала географическую карту, как вдруг какой-то странный звук коснулся ее уха. Слышались легкие удары. Прислушавшись, Роза поняла, что звук шел из ящика, в котором лежал скелет, когда не был нужен. Ящик этот, чтобы никому не мешать, стоял в углублении между двумя тяжелыми книжными шкафами.

Роза посмотрела в сторону ящика и удивилась. Как в него могла попасть крыса? Вдруг крышка приподнялась, и Роза со страхом увидела, что оттуда высунулась костлявая рука и пальцем поманила ее. В первое мгновение девочка испугалась и с сильно бьющимся сердцем побежала к двери, но в ту минуту, как она взялась за ручку, глухой хохот заставил ее остановиться и покраснеть от досады.

Она простояла еще с минуту, чтобы собраться с духом, и тихонько подошла к костлявой руке. Приглядевшись, она увидела черные нитки, привязанные к пальцам; концы их проходили через дырочки в дне ящика. Продолжая всматриваться, она обнаружила рукав хорошо знакомой серой куртки.

Роза тотчас поняла шутку. Страх ее прошел, и она с лукавой улыбкой взяла ножницы и обрезала нитки. Костлявая рука с шумом упала, и прежде чем Роза успела сказать: «Выходите, Чарли, и оставьте скелет в покое», целая толпа мальчиков появилась со всех сторон и весело провозгласила, что шутка шалуна не удалась.

— Я уговаривал его не делать этого, потому что вы могли испугаться, — объяснил Арчи, вылезая из дальнего шкафа.

— У меня был наготове флакон с солями, если бы Роза упала в обморок, — прибавил Стив, выходя из-за большого кресла.

— Какая жалость, что вы не закричали и не убежали, как мы рассчитывали. Вы нам испортили такое веселье! — раздосадованные Уилл и Джорджи выбрались из-под дивана.

— Вы, однако, стали очень храброй девочкой, Роза! Многие девочки подняли бы страшный шум, увидев, как их манит пальцем этот господин, — сказал растрепанный и грязный от пыли Чарли, выходя из своего тесного угла.

— Я привыкла к вашим проказам и всегда бываю настороже. Мне бы не хотелось, чтобы вы брали для ваших шалостей этот скелет. Уверена, что это не понравится и дяде, и потому прошу вас об этом, — проговорила Роза.

В эту минуту вошел дядя Алек. Он тотчас понял, в чем дело, и сказал спокойно:

— Послушайте, как я достал этот скелет, и тогда, может быть, будете обращаться с ним с должным уважением.

Мальчики уселись, где попало, и слушали с большим вниманием.

— Много лет тому назад, когда я работал в госпитале, к нам поступил один бедный человек с очень редкой и мучительной болезнью. На спасение надежды не было, но мы приложили все усилия, чтобы облегчить его страдания. Он был нам так благодарен, что, умирая, завещал госпиталю свое тело. Он хотел, чтобы мы изучили малоизвестную болезнь и смогли помочь другим таким же больным. Это было очень важно для нас, и мы потом долго вспоминали мужественного человека. Ему казалось, что я был к нему добрее других, и он сказал одному из моих товарищей-студентов: «Скажите доктору, что после смерти я оставлю ему свои кости, потому что ничего другого у меня нет». Вот таким необычным образом достался мне этот скелет. Поэтому я так его берегу. Невежественный бедняк сделал все возможное, чтобы помочь другим, и выказал свою благодарность тем, кто хотел помочь ему.

Когда доктор замолчал, Арчи закрыл крышку ящика с таким уважением, как будто там хранилась мумия египетского фараона. Уилл и Джорджи торжественно посмотрели друг на друга, очень взволнованные рассказом дяди, а Чарли задумчиво заметил, сидя на корзине для угля:

— Я слышал, что из мертвецов делают скелеты, но, полагаю, мало у кого есть медицинское пособие с такой интересной и поучительной историей, как у нас.

Глава XX ПОД ОМЕЛОЙ

Фиби обещала Розе, что утром в Рождество принесет чулки для подарков в «беседку», как Роза называла свою комнату. Ведь половина прелести рассматривания подарков пропадает, если одна, а не две головки в ночных чепчиках склоняется над этими сокровищами, и один, а не два счастливых детских голоса выражает свои восторги.

В праздничное утро Роза открыла глаза и увидела верную Фиби, которая сидела, завернувшись в платок, на ковре у камина. Она смотрела на слабые всполохи пламени, а чулки висели нетронутыми.

— Поздравляю вас с праздником! — воскликнула маленькая госпожа, весело улыбаясь.

— И вас также, — ответила служанка так задушевно, что приятно было слышать.

— Принесите чулки, Фиби, посмотрим, что нам подарили, — попросила Роза, усаживаясь на постели и радуясь, как дитя.

Содержимое пары длинных чулок было аккуратно выгружено на одеяло и рассмотрено с должным восхищением, хотя каждая девочка заранее знала, что находится в чулке другой.

Наконец все подарки были одобрены, и восторженные голоса стали утихать.

— Теперь, кажется, у меня есть все, чего я только желала, — сказала Роза, с выражением полнейшего удовольствия откидываясь на подушку.

А Фиби, улыбаясь и глядя на свой передник, наполненный подарками, ответила:

— У меня еще никогда в жизни не было такого великолепного Рождества.

Потом прибавила с многозначительным видом:

— Пожелайте-ка еще чего-нибудь! Я чувствую, что в эту минуту за дверью находятся еще два подарка.

— Ах, как меня балуют! — воскликнула Роза в волнении. — Я бы хотела еще получить пару хрустальных туфелек, как у Золушки, но это шутка. Право, даже не знаю, чего бы еще пожелать?

Фиби соскочила с кровати и, подбежав к двери, расхохоталась:

— Один из них, во всяком случае, на вашу ногу. Но не знаю, что вы скажете о другом. По мне, так он очень хорош.

Когда из-за двери появились санки и пара блестящих коньков, Роза захлопала в ладоши.

— Это посылает мне дядя, я знаю! Он запомнил, как я говорила, что мне хочется кататься на коньках и на санках. Как это красиво! Посмотрите, как они идут мне!

И, усевшись в новые санки, Роза принялась примерять коньки на босые ноги, а Фиби стояла рядом и любовалась этой картиной.

— Теперь надо поскорей одеваться, ведь нам сегодня предстоит много дел! А еще хотелось бы перед обедом опробовать новые санки.

— Господи, помилуй! Я должна сию же минуту вытереть пыль в зале!

Молодая леди и служанка расстались с такими счастливыми лицами, что любой, кто увидел бы девочек, сразу догадался, что сегодня праздничный день, даже никого не спрашивая об этом.

— Роза, Бирнамский лес идет к Дунсинану[25], - сказал доктор Алек, вставая после завтрака из-за стола, чтобы отворить дверь процессии, вошедшей в комнату с ветвями омелы, остролиста и кедра в руках.

Несколько минут летели снежки и слышались поздравления с Рождеством. Потом настало время украшать старый дом, так как в этот день все семейство обедало вместе.

— Я проскакал несчетное количество миль, как говорит Бен, чтобы достать этот прекрасный экземпляр, и повешу его здесь как венец украшений, — сказал Чарли, прицепляя зеленую ветку к люстре в зале.

— Ну, разве это не красиво? — приговаривала Роза, украшавшая камин роскошными ветвями.

— Это омела, и, по стариной традиции, тот, кто остановится под ней, получает поцелуй, — предупредил Чарли, указывая на украшенную зеленью люстру.

— Меня вы не поймаете, — произнесла Роза с большим достоинством.

— Посмотрим!

— Я буду следить за Фиби, — заметил Уилл таким покровительственным тоном, что все засмеялись.

— Бог с вами, мне все равно, — ответила Фиби так равнодушно, что любезность Уилла пропала даром.

— «О, ты, ветка омелы», — пропела Роза.

— «О, ты, ветка омелы!» — повторили хором мальчики и закончили приготовления дружным пением любимой баллады.

До обеда было довольно времени, чтобы опробовать новые коньки. Роза взяла первый урок катания на маленьком заливе, который как будто нарочно замерз для этого случая. Она несколько раз падала и вставала, вся красная и разгоряченная. Шестеро мальчиков учили ее, и, наконец, кузина смогла обходиться без помощи и самостоятельно проехала по льду.

Окрыленная успехом, она отважилась раз двенадцать прокатиться по берегу в своих новых санях, прозванных Амазонкой.

— Ах, этот зловещий румянец! У меня сердце разрывается, когда я его вижу, — закаркала тетушка Майра, когда, немного опоздав, Роза вошла в гостиную. Щеки девочки были румяны, как ягоды остролиста на стене, а локоны Фиби уложила со всевозможной тщательностью.

— Я очень рада, что Алек позволяет этому бедному ребенку наряжаться, несмотря на свои нелепые идеи, — прибавила тетушка Клара, с удовольствием заметив, что на голубом шелковом платье Розы были три оборки.

— Она очень умная девочка, и у нее очень хорошие манеры, — заметила тетушка Джейн с особенной снисходительностью, заметив, что Роза пересадила Мэка в тень, чтобы защитить его глаза от яркого света.

«Если б я могла показать такую дочку моему Джему, когда он воротится домой, я была бы самой гордой и счастливой женщиной», — подумала тетушка Джесси, и тут же упрекнула себя: ведь у нее были такие славные сыновья.

Тетушка Изобилие была слишком поглощена хлопотами об обеде и потому даже не заметила, какой эффект произвел на мальчиков ее новый наряд. Она никогда не отрицала, что любит изысканные чепчики. Но в этот день ее головной убор был поистине великолепен: жесткие кружева с лентами выглядели так, что казалось, будто множество желтых бабочек окружили голову тетушки. При ходьбе оборки колыхались, а кружева так забавно развевались, что Арчи вынужден был спрятать братьев за занавеску, пока они не перестали смеяться.

Дядя Мэк привез к обеду Фун Си, и это было очень приятно. Старшие мальчики подшучивали над изменениями, происшедшими в наружности молодого китайца. Теперь он носил американский костюм, китайскую косичку заменила современная стрижка. Он уже хорошо говорил по-английски, освоив язык всего за шесть месяцев. Но, несмотря на все это, желтое лицо и раскосые глазки составляли уморительный контраст с окружавшими его белокурыми Кэмпбеллами. Уилл прозвал юношу Тайфуном, и прозвище прижилось, хотя сам Фун был от него не в восторге.

Тетушку Спокойствие принесли из комнаты вниз на кресле и посадили за стол, потому что всегда в этот день она обедала вместе со всем семейством и как бы представляла собою «олицетворение мира на земле», как сказал дядя Алек, усаживаясь подле нее. На другом конце стола возле тетушки Изобилие сидел дядя Мэк.

— Я очень мало ел за завтраком, зная, что меня ждет обильный рождественский обед, но, право, думаю, что не в состоянии больше ничего съесть, если не расстегну пуговиц, — шепнул Джорджи и безнадежно поглядел на щедрое угощение, стоявшее перед ним на столе.

— Никто не может знать, что он в состоянии сделать, пока не попробует, — ответил ему Уилл, принимаясь за свою полную тарелку с очевидным намерением мужественно исполнить свой долг.

Всякий знает, что такое рождественский обед, и потому мы не будем тратить слов на его описание, а поспешим рассказать, что случилось в конце застолья. Конец обеда был так далек, что еще до десерта пришлось зажечь газовые лампы, потому что пошел снег и зимний день стал угасать. Но от этого теплая и теперь хорошо освещенная комната стала еще уютнее. Все были очень веселы, только Арчи почему-то казался необыкновенно взволнованным. Чарли даже шепнул на ухо Розе, что опасается, не выпил ли их предводитель лишнего.

Роза с негодованием опровергала это предположение, так как отлично видела, что мальчики тетушки Джесси налили в свои рюмки воды, чтобы поднимать праздничные тосты в подражание старшим. Роза сама сделала то же самое, несмотря на подтрунивания Принца.

Но Арчи действительно вел себя необычно. Тогда кто-то вспомнил, что сегодняшний день был годовщиной свадьбы дяди Джема и тети Джесси и высказал сожаление, что капитан не сидит вместе со всеми за праздничным столом и не может произнести соответствующую случаю речь. Однако старший сын пожелал заменить отца. Арчи произнес речь, не совсем связную и переполненную риторическими украшениями, как обыкновенно и бывает у неопытных ораторов, но зато конец речи был положительно великолепен. Арчи обратился к матери и с легкой дрожью в голосе пожелал ей, достойнейшей из достойных, благословения миром и изобилием. Пожелал ей быть увенчанной розами и любовью сыновей. Пожелал обрести счастье, которое стремится к ней из-за моря сквозь бури и непогоды, дабы бриллиант семьи заблистал всеми своими гранями.

Этот намек на возвращение капитана вызвал слезы у миссис Джесси, старавшейся скрыть их за салфеткой, и радостное «ура!» у мальчиков. Затем, как будто смутившись тем, что он не произвел должного эффекта, Арчи выбежал из комнаты, как сумасшедший.

— Он слишком застенчив и не хочет слышать похвал, — отметил Чарли, оправдывая странную выходку предводителя.

— Фиби делала ему знаки; я видела это, — сказала Роза, пристально глядя на дверь.

— Еще какие-нибудь подарки? — с интересом поднял голову Джеми.

И в эту минуту в дверях снова показался старший брат, еще более взволнованный, чем прежде.

— Да, подарок маме, вот он! — провозгласил он и пошире распахнул двери, чтобы впустить высокого мужчину, который воскликнул с порога:

— Где моя любимая женушка? Первый поцелуй ей, а потом уже всем остальным!

Не успел он договорить этих слов, как миссис Джесси утонула в складках его толстого пальто, а четверо мальчиков запрыгали вокруг, с нетерпением ожидая своей очереди.

Несколько минут ничего не было слышно, кроме радостного шума. Роза отошла к окну и оттуда наблюдала за всем происходящим, как будто это была глава из рождественского рассказа. Приятно было видеть, как дядя Джем с гордостью смотрел на своего старшего сына и нежно целовал малышей.

Но еще приятнее было смотреть, как он пожимал руки братьям, как будто никак не мог расстаться с ними. И так крепко целовал сестер, что даже мрачная тетушка Майра на минуту просияла. Но всего лучше было то, как он уселся в дедушкино кресло, рядом со своей «любимой женушкой». Трое младших мальчиков сидели у него на коленях, а Арчи склонился над ними, как ширококрылый херувим. Это в самом деле была, как сказал Чарли, «отрадная для любого глаза картина».

— Все здоровы и все здесь, слава Богу! — сказал капитан Джем, прерывая наступившее молчание и осматриваясь вокруг, с выражением искренней благодарности на лице.

— Все, кроме Розы, — ответил маленький Джеми, вспомнив о кузине.

— Господи, я и забыл об этом ребенке. Где же маленькая девочка Джорджа? — спросил капитан, видевший Розу еще совсем маленькой.

— Лучше спроси, где большая девочка Алека, — отозвался дядя Мэк, который, казалось, завидовал своему брату.

— Я здесь, сэр! — Роза вышла из-за занавеси с таким видом, будто ей больше хотелось остаться там.

— Боже мой! Как крошка выросла! — воскликнул капитан Джем, спустив мальчиков на пол и встав, чтобы поклониться взрослой девушке, как подобает джентльмену. Но, когда он сжал в своей большой ладони маленькую ручку, лицо племянницы напомнило ему черты покойного брата и он не в состоянии был удовлетвориться таким холодным приветствием. В дядиных глазах появилось очень нежное выражение, он схватил Розу на руки и, прижав свою грубую щеку к ее нежной щечке, сказал:

— Бог да благословит тебя, дорогое дитя! Прости, что я на минуту забыл о тебе, но будь уверена, что из твоих родных дядя Джем больше всех рад тебя видеть здесь.

Эти слова уладили дело, и когда дядя опустил Розу на пол, ее лицо вновь сияло радостью. Очевидно, магические слова стерли неприятное ощущение от того, что она так долго стояла одна за занавеской, забытая остальными членами семьи.

Затем все уселись вокруг дяди Джема и слушали рассказ об обратном плавании капитана. Он хотел непременно приехать к Рождеству, но обстоятельства складывались так, словно хотели воспрепятствовать его планам. Однако в самую последнюю минуту все устроилось. Он послал телеграмму Арчи, прося его сохранить тайну и каждую минуту ожидать приезда отца, ведь корабль должен был прийти в другой порт, и капитан мог опоздать к празднику.

Затем Арчи рассказал, как лежавшая у него в кармане телеграмма не давала ему покоя; как он открыл свою тайну Фиби, и та была так умна, что задержала капитана, пока речь не была окончена, так что он мог войти с необыкновенным эффектом.

Взрослые готовы были сидеть и говорить весь вечер, но молодежь вышла из-за стола, чтобы, по обыкновению, приняться за рождественские забавы. Просидев с час, весело болтая, они начали перемигиваться и совещаться, как бы расстроить семейный совет.

Стив потихоньку вышел, и через минуту раздался звук волынки, призывавший клан Кэмпбеллов к шумному веселью.

— Давай-ка потише, мальчик! Играешь ты хорошо, но производишь дьявольский шум, — закричал дядя Джем, затыкая уши.

Новый талант сына был новостью для капитана и очень поразил его.

Стив тотчас же затянул горный танец так важно, как только мог, а мальчики заплясали, к удовольствию всех родственников. Капитан Джем, как истый матрос, не мог оставаться равнодушным, если вокруг него веселились, и когда волынка замолкла, вышел на середину зала и спросил:

— Кто может сплясать «с носа на корму»?

И, не дожидаясь ответа, начал насвистывать национальную шотландскую мелодию с таким вызывающим видом, что миссис Джесси подошла к нему, смеясь, как девочка. Роза и Чарли стали за ними, и все четверо начали танцевать с таким увлечением, что заразили всех своим примером.

Это послужило сигналом к началу танцев, которые продолжались до тех пор, пока танцоры не выбились из сил. Даже Фун Си танцевал с тетушкой Изобилие, которая ему очень понравилась. Тетя была очень полной, а в Китае считается, что полнота украшает женщину. Веселая старушка, казалось, была очень польщена вниманием молодого человека, а мальчики объявили, что она совсем вскружила китайцу голову, иначе он никогда бы не посмел поймать ее под омелой и, поднявшись на цыпочки, вежливо поцеловать в пухлую щечку.

Как они все смеялись ее удивлению и как блестели маленькие глазки Фуна! Это Чарли подучил его. Самому же Чарли очень хотелось оказаться под омелой с Розой, и он употребил для этого все возможные хитрости и даже попросил остальных мальчиков помочь ему. Но Роза была против этого глупого обычая и сумела избежать западни, которую ей уготовили. Но бедной Фиби не так повезло: Арчи поймал ее, не совсем честно воспользовавшись той минутой, когда она, ничего не подозревая, подавала чай тетушке Майре, ненароком остановившись под злополучной веткой. Если бы приезд отца не вскружил голову Арчи, то предводитель клана, всегда державший себя с таким достоинством, никогда не унизился бы до такой ребяческой выходки. Он тут же извинился и поддержал поднос, который чуть не выпал из рук Фиби.

Джеми же смело приглашал всех леди подходить и целовать его; что касается дяди Джема, то он вел себя так, будто вся комната была увешана гирляндами из омелы. А дядя Алек просто положил веточку на чепчик тетушки Спокойствие и затем нежно поцеловал ее. Эта маленькая шутка очень понравилась тете, потому что она любила принимать участие во всех семейных забавах, а Алек был ее любимым племянником.

Одному Чарли не удалось поймать свою осторожную птичку; чем чаще ускользала она от него, тем сильнее ему хотелось подловить ее. Когда все хитрости были испробованы, он попросил Арчи предложить игру в фанты.

«Знаю я эти штучки», — подумала Роза и была так осторожна, что среди фантов, вскоре собранных, ее фанта не оказалось.

— Теперь оставим это и начнем какую-нибудь новую игру, — сказал Уилл, не подозревая, в чем дело.

— Еще один круг, и тогда начнем другую, — ответил Принц, которому хотелось попробовать еще раз.

Когда очередь дошла до Розы, в зале раздался отчаянный крик Джеми:

— Ах! Идите скорей! Скорей!

Роза вскочила, не отвечая на вопрос, и со всех сторон раздался крик: «Фант, фант!» — в котором принял участие и маленький предатель.

«Наконец-то я ее поймал», — подумал плутишка, радуясь от души.

«Теперь я пропала», — вздохнула про себя Роза и подала подушечку для булавок с таким суровым видом, который смутил бы всякого, только не Принца; но он все-таки решил придумать для Розы какое-нибудь легкое задание.

— Вот очень хорошенький фант. Что должен исполнить тот, кому он принадлежит? — спросил Стив, держа подушку для булавок над головой Чарли, который непременно хотел быть судьей.

— Хорошенький или очень хорошенький?

— Очень хорошенький.

— Гм, отлично! Он или она должен отвести старину Мэка под омелу и от души поцеловать его.

«Как же Мэк взбесится», — радовался маленький плут, не заметив двусмысленности сказанного. Он думал, что поставил родных в неловкое положение.

Наступившее молчание свидетельствовало о том, что все молодые люди тоже не обратили внимания на оговорку Чарли. Они ведь знали: Мэк взбесится, потому что он терпеть не мог подобных пошлостей и отошел к взрослым, когда началась игра. В эту минуту он стоял перед камином и с глубокомысленным видом слушал разговор между его отцом и дядями. В этот момент он был очень похож на молодого филина. Он и не подозревал, что против него что-то замышляли.

Чарли ожидал, что Роза скажет: «Я не хочу», и потому был удивлен, когда она, посмотрев на свою жертву, вдруг засмеялась и, подойдя к группе мужчин, взяла за руку дядю Мэка и, подведя его под омелу, очень изумила крепким поцелуем.

— Благодарю тебя, моя дорогая, — сказал ничего не подозревавший дядя, по-видимому, очень довольный этой неожиданной честью.

— Нет, это неправильно, — начал было Чарли, но Роза быстро прервала его и, сделав изящный книксен, проговорила:

— Вы сказали «старину Мэка», и хотя это очень непочтительно, но я сделала то, что выпало на мою долю. Это был ваш последний шанс, и вы его потеряли!

С этими словами Роза сорвала ветку омелы и бросила ее в камин, между тем как мальчики смеялись над Принцем, понесшим поражение, а находчивую Розу превозносили до небес.

— В чем дело? — спросил младший Мэк, привлеченный взрывом хохота.

Смеялись все: и молодежь, и взрослые. Когда же Мэку объяснили, в чем дело, он в раздумье посмотрел на Розу сквозь очки и сказал тоном философа:

— Что ж, думаю, я бы даже не заметил поцелуя кузины…

Эта фраза очень рассмешила мальчиков, и потом долго, вспоминая ее, они начинали хохотать, а бедный Мэк не мог понять, что же смешного он сказал.

Вскоре после этого небольшого происшествия маленького Джеми нашли крепко спящим в углу дивана. Это послужило сигналом к тому, что пора расходиться по домам.

Кэмпбеллы стояли в зале, желая друг другу спокойной ночи, когда приятный голос, распевавший «Родной дом», заставил всех остановиться и прислушаться. Пела Фиби, бедная Фиби, у которой никогда не было семьи, которая не знала, что такое любовь матери, братьев и сестер. Она была сиротой, но не унывала и не боялась жизни, а с радостью принимала те крупицы счастья, которые выпадали на ее долю и, без жалоб и ропота, пела за своей работой.

Счастливое семейство сочувствовало ей, и когда одинокий голос допел строфу песни, другие голоса начали вторить ей. Песня звучала так красиво, что казалось, и старый дом подхватил мелодию и повторял слова, которые долго еще звучали в душах двух девочек-сироток, которые впервые проводили Рождество под его гостеприимной крышей.

Глава XXI ИСПУГ

— Братец Алек, ты ведь не позволишь Розе выходить на улицу в такой холод, как сегодня, — сказала тетушка Майра, заглянув в одно февральское утро в кабинет, где доктор Алек читал газеты.

— Почему же нет? Если такая болезненная особа, как ты, может переносить этот холод, то и моей девочке он не страшен, тем более что она одета очень тепло, — ответил доктор Алек.

— Но ты не можешь себе вообразить, какой на улице резкий ветер. Я промерзла до мозга костей, — и тетушка Майра принялась тереть кончик красного носа.

— Ничего удивительного в этом нет. Ты же носишь шелк и креп вместо фланели и меха. Роза выходит гулять в любую погоду, и не будет беды, если она и сегодня с часок покатается на коньках.

— Хорошо, но я нахожу, что ты слишком рискуешь здоровьем ребенка и слишком надеешься на то, что она окрепла за этот год. Она все-таки очень нежного сложения и может умереть от первой же серьезной болезни, как ее бедная мать, — продолжала настаивать женщина, и большой чепец качался в такт ее словам.

— И буду рисковать, — дядя Алек нахмурился как всегда, когда ему напоминали о матери Розы.

— Попомни мои слова, ты раскаешься в этом! — и с этим грозным предсказанием тетушка Майра исчезла, как тень.

Надо сказать, что в числе недостатков доктора — а у него они, конечно, имелись — был один, свойственный всем мужчинам: он не любил, чтобы ему давали советы, когда он их не спрашивал. Он всегда с уважением выслушивал советы своих тетушек, часто советовался с миссис Джесси, но прочие три леди просто испытывали его терпение постоянными предостережениями, жалобами и указаниями. Особенно надоедала ему сестрица Майра, и как только она начинала говорить, у него сразу появлялось желание сделать ей наперекор. Доктор решительно не мог удержаться от этого и часто сам смеялся над собой.

Так было и теперь. Он подумал, что Розе лучше бы остаться дома, пока не стихнет ветер и не выглянет солнце. И тут об этом заговорила Майра. Алек не смог удержаться от соблазна пренебречь ее советом и отпустил Розу гулять. Доктор не боялся, что Роза простудится, потому что она выходила на прогулку ежедневно. Выглянув в окно, он увидел на улице улыбающуюся розовощекую девочку с коньками, в костюме, делавшем ее похожей на эскимоса.

— Я надеюсь, что девочка не будет гулять слишком долго, этот ветер может заморозить кости куда более молодые, чем косточки Майры, — пробормотал доктор Алек, когда через полчаса вышел в город, чтобы нанести визиты больным, которых взялся лечить по старому знакомству.

Эта мысль часто приходила ему в голову в это утро, потому что день выдался действительно очень холодным, и доктор Алек дрожал, несмотря на теплое пальто, подбитое медвежьим мехом. Но он надеялся на здравый смысл Розы.

Между тем Мэк, которому теперь было разрешено читать, обещал Розе, что как только сделает уроки, тоже придет покататься на коньках.

Роза обещала подождать его и исполнила свое обещание с точностью, которая дорого ей стоила. Ведь Мэк о договоренности забыл и после уроков занялся химическими опытами. Он вспомнил о Розе только тогда, когда сильный взрыв газов выгнал его из лаборатории. Мальчик поспешно начал собираться на каток, но мать запретила ему выходить, говоря, что холодный ветер может повредить его глазам.

— Но она ждет меня, мама, и будет ждать! Ведь я просил ее остаться, пока я не приду, а Роза всегда держит слово, — объяснял Мэк, представив себе маленькое существо, зябнувшее на ветру в ожидании кузена.

— Конечно, дядя не пустит ее в такой холод. А если и пустит, то, верно, она догадается прийти сюда, за тобой, или уйти домой, — сказала миссис Джейн.

— Но если мне нельзя идти, может быть, Стив сходит и посмотрит, там ли Роза, — предложил Мэк с беспокойством.

— Стив не сделает больше ни шагу, благодарю вас. Он уже отморозил себе пальцы и очень голоден, — ответил Франт, только что пришедший из школы, и поспешно начал снимать сапоги.

Роза ждала Мэка до обеда. Она делала все, что только могла, чтобы не замерзнуть: каталась на коньках, пока не устала и не разгорячилась. Потом наблюдала за другими катающимися, пока не озябла, пробовала ходить взад и вперед, пытаясь согреться, но не смогла. Затем в отчаянии притулилась под высокой сосной, чтобы не пропустить кузена. Когда девочка, наконец, поняла, что ждать Мэка больше не имеет смысла, она решила вернуться домой. Роза так закоченела, что едва могла идти против ветра, который немилосердно трепал ее одежду.

Возвратившись домой, доктор Алек уютно расположился у яркого огня в своем кабинете. Неожиданно он услышал звук сдерживаемого рыдания, который заставил его броситься в зал. Там, дрожа от холода, у камина лежала Роза. Она уже сняла часть теплых вещей и, всеми силами стараясь не расплакаться, пыталась отогреть замерзшие пальцы.

— Что с тобой, моя дорогая? — дядя Алек взял ее на руки.

— Мэк не пришел… Я не могу согреться… Мне больно от огня! — проговорила Роза, страшно дрожа, и разразилась, наконец, плачем, между тем как зубы ее стучали, а маленькие пальцы так посинели, что на них было страшно смотреть.

Доктор Алек тут же уложил девочку на диван и завернул в свое медвежье пальто. Фиби растирала холодные ноги Розы, а он — руки. Тетушка Изобилие приготовила горячее питье, а тетушка Спокойствие прислала для внучатой племянницы свою грелку и вышитое одеяло.

Мучимый угрызениями совести, доктор Алек возился со своей новой пациенткой до тех пор, пока Роза не сказала, что чувствует себя хорошо. Он не позволил ей встать к столу и сам кормил ее, совершенно забыв о собственном обеде, наблюдал, как от действия укрепляющего питья, приготовленного тетушкой Изобилие, девочка начала дремать, а затем заснула.

Доктор не покидал своего поста несколько часов и с беспокойством заметил, что на щеках Розы выступил лихорадочный румянец, что ее дыхание сделалось порывистым и неровным, и что временами она жалобно стонала, как будто у нее что-то болело. Вдруг она вздрогнула, проснулась и, видя, что тетушка Изобилие склонилась над ней, протянула руки, как больное дитя, и сказала раздирающим душу голосом:

— Пожалуйста, позвольте мне лечь в постель.

— Это самое лучшее место для тебя, моя дорогая. Отнеси ее наверх, Алек, я уже велела приготовить горячую воду, а после хорошей ванны она выпьет чашку настоя шалфея, заснет и проспит свою простуду, — весело ответила леди и ушла давать необходимые распоряжения.

— У тебя что-нибудь болит, дорогая? — спросил дядя Алек, неся девочку наверх.

— У меня болит бок, когда я дышу, и мне как-то нехорошо. Но это пустяки, не беспокойтесь, дядя, — прошептала Роза, прижимая горячую маленькую руку к его щеке.

Но доктор, казалось, очень беспокоился, и было от чего. Когда Дэбби вошла в комнату с грелкой в руках, Роза попробовала засмеяться, но не могла, у нее от сильной боли захватило дыхание, и она заплакала.

— Плеврит, — со вздохом констатировала тетушка Изобилие, наклоняясь над ванной.

— Пьюмония! — проговорила Дэбби, заворачивая в простыни грелку.

— А это плохо? — спросила Фиби, чуть не уронив от страха ведро с горячей водой. Она понятия не имела о болезнях, и слова Дэбби показались ей особенно ужасными.

— Тише! — сказал доктор таким тоном, что все примолкли и принялись за работу.

— Постарайтесь устроить все как нельзя лучше, а когда она будет в постели, я приду к ней, — прибавил он, когда ванна была готова, а одеяла висели у камина.

Он зашел к тетушке Спокойствие, чтобы ободрить ее, сказав, что это всего лишь простуда. Потом долго ходил взад-вперед, пощипывая бороду и хмуря брови, — верный признак большой тревоги.

— Я воображал, что мне повезет, и я за этот год не потерплю ни одной неудачи. Да будет проклято мое упрямство! Зачем я не послушал Майру и не оставил Розу дома. Нехорошо, что ребенок страдает из-за моей безумной самоуверенности. Нет, она не будет страдать из-за меня! Однако, это действительно пневмония. Но я не боюсь ее! — и он толкнул ногой индейского идола, который попался ему на глаза, как будто эта безобразная кукла мешала ему.

Однако как ни бодрился доктор Алек, сердце его болезненно сжалось, когда он снова увидел Розу. Страдания девочки усилились, и ничто: ни ванны, ни теплые одеяла, ни горячее питье — ей не помогло. Несколько часов бедный ребенок сильно страдал, и мрачные образы носились в умах тех, кто с нежной заботой ухаживал за ней.

Во время сильного приступа кашля пришел Чарли с каким-то поручением от матери.

— Что такое случилось? Вы смотрите так мрачно, точно вышли из могилы, — спросил он у Фиби, которая выходила из комнаты Розы с горчичником, не принесшим никакой пользы.

— Мисс Роза сильно больна.

— Черт возьми, что с ней?

— Не говорите так, мистер Чарли. Роза в самом деле очень больна, и всему причиной мистер Мэк.

И Фиби рассказала о случившемся в достаточно резком тоне, потому что в эту минуту была готова объявить войну всем мальчишкам на свете.

— Ну, уж задам же я ему, будьте покойны, — топнул ногой Чарли. — Но неужели Роза опасно больна? — прибавил он с беспокойством, когда увидел тетушку Изобилие, которая быстро шла с какой-то склянкой.

— О, да! Доктор мало говорит, но он больше не называет это простудой. Теперь это плеврит, а завтра, пожалуй, будет пьюмония, — ответила Фиби, с отчаянием глядя на горчичник.

Чарли засмеялся над новым произношением слова «пневмония», а Фиби посмотрела на него с презрением, причем черные глаза ее сверкнули огнем, и сказала с трагическим жестом:

— Как у вас хватает духу смеяться, когда она так страдает. Прислушайтесь и потом смейтесь, если посмеете.

Чарли прислушался, и лицо его приняло такое же серьезное выражение, как и лицо Фиби.

— О, дядя, пожалуйста, сделайте так, чтобы боль утихла, дайте мне немного отдохнуть! Не говорите мальчикам, что я так малодушна. Я стараюсь удержаться, но боль так сильна, что я не могу не плакать.

На глазах Чарли выступили слезы, когда он услышал этот слабый, прерывающийся голос. Но ведь мужчины не плачут, и мальчик, пытаясь оправдать свои слезы, быстро нашел им объяснение. Проводя рукой по глазам, он сказал Фиби:

— Не держите так близко горчичник, у меня от него текут слезы.

— Не понимаю, как это может быть, когда в нем нет никакой крепости. Это сказал доктор Алек и послал меня купить новый, — проговорила Фиби, нисколько не смущаясь тем, что ее крупные слезы капают на горчичник.

— Я схожу за горчичником! — и Чарли на некоторое время исчез, очень довольный так кстати подвернувшимся случаем.

Когда он возвратился, следов волнения на его лице уже не было видно. Отдав Фиби коробку с самыми крепкими горчичниками, какие только можно было найти, Принц ушел, чтобы задать трепку Мэку. По его мнению, это было необходимо. Чарли исполнил это так энергично и добросовестно, что бедного Червя охватило отчаяние. Мэк мучился угрызениями совести и, ложась спать, чувствовал, что недостоин теперь называться честным человеком и что на челе его горит печать Каина.

Благодаря искусству доктора и преданности его помощников Розе к полуночи сделалось лучше, и все надеялись, что опасность миновала. Доктор Алек ничего не ел и не пил с тех пор, как Роза заболела. Тетушка Изобилие настаивала на том, чтобы он хотя бы напился чаю. Фиби как раз заваривала чай у камина в кабинете, когда в окно кто-то постучал. Фиби вздрогнула и посмотрела в ту сторону, откуда раздался стук. В окне она увидела чье-то лицо, но не испугалась, потому что, взглянув еще раз, поняла, что это было не привидение и не вор, а Мэк, лицо которого было особенно бледно при зимнем лунном свете.

— Впустите меня, — попросил он и, войдя в комнату, крепко сжал руку Фиби и угрюмо спросил: — Что Роза?

— Слава Богу, ей лучше, — ответила Фиби с улыбкой, которая успокаивающе подействовала на бедного мальчика.

— И завтра она будет совсем здорова?

— О нет. Дэбби говорит, что у нее будет ревматическая лихорадка, если не пьюмония, — ответила Фиби, уверенная, что правильно произнесла название болезни.

Лицо Мэка снова приняло грустное выражение, и, мучимый раскаянием, мальчик спросил с глубоким вздохом:

— Я думаю, мне нельзя будет ее навестить?

— Конечно нет, особенно теперь, ночью, когда мы пытаемся сделать все, чтобы она заснула.

Мэк открыл рот, чтобы сказать что-то, и вдруг чихнул так громко, что эхо раздалось по всему дому.

— Как же вы не удержались? — упрекнула его Фиби. — Вы, пожалуй, разбудили ее.

— Я не ожидал, что это случится. Такое уж мое счастье, — проворчал Мэк, собираясь уйти и боясь, что его присутствие наделает еще больше беды.

Но вдруг голос с лестницы тихо произнес:

— Мэк, подойди сюда, Роза хочет тебя видеть.

Он поднялся и увидел дядю, который ожидал его.

— Что заставило тебя прийти сюда в такой час, мой мальчик? — спросил дядя шепотом.

— Чарли сказал, что я всему виною, и если она умрет, так это из-за меня. Я не мог заснуть и пришел узнать, что с ней. Никто не знает об этом, кроме Стива, — сказал Мэк с таким волнением, что у дяди не хватило духа его отругать.

Прежде чем он успел сказать еще что-нибудь, слабый голосок из комнаты позвал:

— Мэк!

— Побудь одну минуту, чтобы доставить ей удовольствие, и уходи. Я хочу, чтобы Роза заснула, — и с этими словами доктор впустил Мэка в комнату.

Лицо на подушке было бледным, и улыбка, которой Роза приветствовала Мэка, была очень слаба, потому что девочка все еще страдала. Но она не успокоилась до тех пор, пока не сказала двоюродному брату слов утешения.

— Как мило, что вы пришли меня проведать, несмотря на столь поздний час. Не беспокойтесь, мне теперь гораздо лучше. И не корите себя, ведь я сама во всем виновата, а вовсе не вы. Глупо было с моей стороны стоять и мерзнуть, потому что я обещала ждать вас.

Мэк поспешил разъяснить ей ситуацию, осыпал себя упреками и умолял не умирать; так сильно подействовало на бедного мальчика нравоучение Чарли.

— Вот уж не знала, что я в такой опасности, — Роза посмотрела на Мэка с выражением какой-то торжественности в больших глазах.

— О, надеюсь, что опасности нет. Но, знаете, иногда люди умирают так неожиданно, и я не мог успокоиться. Мне хотелось, чтобы вы меня простили, — пробормотал Мэк.

Роза лежала тихо, золотистые волосы ее рассыпались по подушке, и на бледном лице застыло выражение страдания.

— Я не думаю, что умру, дядя не даст мне умереть, но если что-нибудь случится, помните, что я вас простила.

Она посмотрела на Мэка с нежным выражением в глазах и, видя, как он глубоко огорчен, ласково добавила:

— Я не хотела вас поцеловать под омелой, но теперь поцелую. Хочу, чтобы вы были уверены: я прощаю вас и люблю так же, как и прежде.

Бедный Мэк был полностью уничтожен. Он едва смог пробормотать несколько слов и стремглав выбежал из комнаты. Придя в гостиную, он лег на диван и лежал, мучаясь мыслью, что вел себя, как ребенок. Но, потом все же заснул, устав от усилий не «хныкать, как девчонка».

Глава XXII ЧЕМ БЫ ЗАНЯТЬСЯ?

Как ни серьезна была болезнь Розы, но все тревоги родных скоро миновали, хотя тетушка Майра наотрез отказывалась этому верить. Доктор Алек в течение нескольких месяцев с особенной бдительностью и нежностью следил за здоровьем своей девочки. Розе очень понравилось болеть. Как только страдания прошли, начались удовольствия, и недели две она вела жизнь сказочной принцессы, живущей в волшебном замке. Все хотели ей услужить, сделать что-нибудь приятное, позабавить. Глаза близких смотрели на нее с искренней любовью. Но потом доктор уехал навестить своего приятеля, который был опасно болен, и Роза почувствовала себя выпавшим из гнезда одиноким птенцом.

Один раз ей стало очень грустно. Это случилось в послеобеденное время, когда тетушки спали, в доме стояла абсолютная тишина, а за окнами кружились снежинки.

— Пойду поищу Фиби, она всегда чем-нибудь занята и любит, когда я ей помогаю. Если Дэбби не помешает, то мы сможем приготовить карамель и сделаем сюрприз мальчикам, когда они придут, — сказала себе Роза и закрыла книгу, чувствуя потребность в каком бы то ни было обществе.

Она с осторожностью заглянула в окно кухни, опасаясь встретить Дэбби, которая не любила ее посещений. Но поле боя было свободно, никого не было видно, кроме Фиби, которая сидела у стола, положив голову на руки. Она, по-видимому, спала. Роза решила было разбудить девочку. Но в этот момент Фиби приподняла голову, отерла глаза концом синего передника и сосредоточенно взялась за работу.

Роза никак не могла понять, что такое случилось с Фиби, почему она плакала. Кроме того, Розу разбирало любопытство, ей хотелось узнать что это Фиби переписывает из маленькой книжки, водя старым пером по клочку серой бумаги.

«Я должна знать, что делает эта добрая девочка и почему она плачет. Как она сжала губы и старается», — подумала Роза, забывая о карамели. И войдя в дверь кухни, весело сказала:

— Фиби, мне хочется чем-нибудь заняться. Я могу вам чем-нибудь помочь или я мешаю?

— О нет, мисс, я всегда рада вам. Когда вы со мной, то все в порядке. Что же вы хотите делать? — спросила Фиби, отворяя ящик, чтобы убрать с глаз долой предмет своих занятий; но Роза остановила ее, воскликнув, как любопытное дитя:

— Покажите, что это такое? Я не скажу Дэбби, если вы не хотите, чтобы она знала.

— Я только хотела немного поучиться. Но я так глупа, что у меня ничего не выходит, — ответила девочка, неохотно позволяя маленькой хозяйке посмотреть на свои опыты.

В ящике лежали кусок черного шифера, упавший с крыши, кусочек грифеля, старый альманах для чтения, несколько листочков серой бумаги, сшитых вместе в виде тетради, рецепты, написанные четким почерком тетушки Изобилие, служившие Фиби прописями, скляночка чернил и несколько старых перьев. Это было все богатство Фиби, и нечего было удивляться, что ученье шло плохо, несмотря на все ее терпение, настойчивость и слезы.

— Можете смеяться надо мной, если хотите, мисс Роза. Я знаю, мои учебные принадлежности смешны, поэтому я и прячу их. Но пока вы не застали меня, мне было все равно, только немного совестно оттого, что в мои годы я так глупа, — проговорила Фиби смиренно. Щеки ее покраснели, и она вытерла слезы, капнувшие на аспидную доску.

— Смеяться над вами? Да я готова заплакать, думая о том, какая я эгоистка. У меня так много книг и письменных принадлежностей, а я даже не подумала предложить их вам. Что же вы не пришли и не попросили меня научить вас читать и писать, а возитесь со всем этим одна? Это очень дурно с вашей стороны, Фиби, и я никогда не прощу вам, если вы будете продолжать так поступать, — ответила Роза, положив одну руку на плечо Фиби, а другой перебирая листки тетради.

— Я не люблю просить, а вы и без того всегда добры ко мне, дорогая мисс, — объяснила Фиби, с благодарностью глядя на Розу.

— Ах, вы, гордое создание! Как будто это не было бы для меня удовольствием. Теперь слушайте, что я придумала, но вы не должны ничего говорить, не то я рассержусь. Мне хочется заняться чем-нибудь полезным, и я буду учить вас всему, что сама знаю. Это не займет много времени, — и Роза, смеясь, нежно обняла Фиби.

— Как это будет хорошо! — лицо Фиби просияло при этой мысли, но затем она прибавила задумчиво: — Я боюсь, что мне не следует позволять вам это делать, мисс Роза. На занятия у вас будет уходить много времени, и доктор будет недоволен.

— Он не хочет, чтобы я теперь училась, но он никогда не говорил о том, что я не должна учить. Во всяком случае, мы можем попробовать, пока он в отъезде. Так, убирайте свои вещи и пойдем в мою комнату. Начнем сегодня же. Право, для меня это большое удовольствие, и вы увидите, как нам будет весело! — говорила Роза с воодушевлением.

Приятно было видеть, как вскочила Фиби, собирая все свои вещи в передник, как будто ее самое задушевное желание вдруг исполнилось. Еще приятнее было смотреть, как весело побежала вперед Роза, улыбаясь, как добрая волшебница, и напевая:

В мой зал ведет лестница винтом, И много любопытных вещей покажу я вам, когда вы войдете. Хотите, хотите войти туда, милая Фиби?

— О! Разумеется, хочу! — ответила Фиби и прибавила с жаром, когда они вошли в комнату Розы: — Вы поймали меня, как паук ловит мушку. Но вы — самый милый паук, какой когда-либо существовал, а я самая счастливая мушка!

— Я буду очень строгой учительницей. Итак, садитесь на этот стул и не говорите ни слова, пока школа не будет открыта, — приказала Роза, радуясь тому, что нашла такое приятное и полезное занятие.

Фиби села на указанное ей место, между тем как учительница вынула несколько книг, аспидную доску[26], хорошенькую чернильницу и маленький глобус.

Потом поспешно отрезала кусочек от своей большой губки, очень ловко очинила грифель и, приготовив все это, осмотрелась с таким восхищением, что ее ученица рассмеялась.

— Теперь школа открыта, и я послушаю, как вы читаете, чтобы знать, в какой класс я должна посадить вас, мисс Мур, — произнесла Роза с большим достоинством и, положив книгу перед своей ученицей, села в кресло, держа длинную линейку в руках.

Фиби читала довольно хорошо, только останавливалась на трудных словах и не совсем правильно произносила некоторые из них, так что Роза делала над собой усилие, чтобы не улыбнуться.

Урок письма был далеко не так удачен. О географии Фиби имела лишь смутное представление. Грамматики она не знала вовсе, хотя уверяла, что старается говорить, как образованные люди, и что Дэбби часто укоряет ее тем, что служанка не знает своего места.

— Дэбби очень упрямая, не обращайте на нее внимания. Она всегда будет говорить неправильно и будет уверять, что так и следует. Вы говорите чисто, Фиби, я это заметила, а грамматика поможет вам говорить еще лучше. Вы узнаете, почему в одном случае говорят так, а в другом этак, то есть иначе, я хотела сказать, — прибавила Роза, поправляя себя и чувствуя, что сама должна говорить правильно, чтобы служить хорошим примером для Фиби.

Когда же дело дошло до арифметики, маленькая учительница была крайне удивлена, заметив, что ее ученица складывает проворнее, чем она сама. Фиби объяснила ей, что она много упражнялась в складывании цифр по булочной и мясной книжкам. Услышав это, Роза подумала, что по этой части ученица скоро догонит ее, особенно если сама она не пойдет вперед. Похвала Розы очень обрадовала Фиби, и обе девочки так увлеклись занятиями, что не заметили, как пролетело время. Но тут в дверях появилась тетушка Изобилие и с удивлением посмотрела на двух девочек, склонившихся над аспидной доской.

— Боже мой! Что вы тут делаете?

— Здесь школа, тетя, я учу Фиби, и это так весело! — воскликнула Роза, глядя на тетушку сияющими глазами. Лицо Фиби тоже светилось, но она проговорила в замешательстве:

— Может быть, я должна была прежде спросить позволения. Но когда мисс Роза предложила мне заниматься, я была так счастлива, что забыла обо всем. Мне следует перестать учиться, мэм?

— О нет, дитя мое, я очень рада, что тебя интересуют книги и что Роза хочет помочь тебе. Моя незабвенная мать часто сидела за работой, окруженная девушками, которых она учила разным полезным предметам. В старину это было принято, не то что теперь. Занимайтесь, милые, только не забывайте ваших обязанностей, — проговорила тетушка своим мягким голосом и приветливо глядела на девочек.

Фиби взглянула на часы и, увидев, что уже пять часов, то есть наступило время, когда Дэбби приходит на кухню и начинает готовить ужин, поспешно положила грифель:

— Пожалуйста, позвольте мне идти, я приду опять, когда освобожусь.

— Школа закрывается, — кивнула Роза, и Фиби, поблагодарив несчетное количество раз свою учительницу, убежала, повторяя про себя таблицу умножения.

Таково было начало, и в продолжение недели уроки шли отлично, доставляя удовольствие одной и принося пользу другой. Ученица выказала блестящие способности и приходила на занятия, как на праздник, а юная учительница употребляла все усилия, чтобы быть достойной высокого мнения, которое составила о ней ученица. Ведь Фиби утверждала, что мисс Роза знает все, что только можно знать.

Мальчики, конечно, узнали о занятиях Розы, и хотя слегка подтрунивали над учебным заведением, как они называли это новое предприятие, но в душе сознавали всю его пользу. Они даже предлагали свои услуги — давать уроки греческого и латинского языка бесплатно. Но, говоря между собой, они решили, что Роза впадает в крайность, давая Фиби такое блестящее образование.

Сама же Роза немного волновалась, как к ее занятиям отнесется дядя, и приготовила к его приезду длинную речь. Она хотела убедить дядю в полезности своего проекта и собиралась изложить ему свой план. Но ей и не пришлось произнести свою речь. Дядя Алек появился так неожиданно, что все слова вылетели у Розы из головы. Девочка сидела на полу в библиотеке, перелистывая страницы толстой книги, которая лежала у нее на коленях. Роза даже не подозревала, что тот, кого она с нетерпением ожидала, вернулся. Вдруг две сильные руки взяли ее за плечи и повернули, а потом кто-то крепко поцеловал ее в обе щеки, и знакомый голос проговорил с упреком:

— Почему это девочка роется в пыльной энциклопедии, когда ей следовало бы бежать навстречу старому дяде, который не может больше ни минуты жить без нее?

— Ах, дядя! Как я рада! Что же вы не дали нам знать, когда приедете? Как я скучала без вас! Какое же это счастье — гладить вашу кудрявую голову, — воскликнула Роза.

Энциклопедия упала на пол, когда она вскочила и бросилась на шею доктору Алеку. Дядя обнял ее так нежно, как обнимают самое дорогое существо на свете.

Затем он сел в кресло, а Роза устроилась у него на коленях. Она улыбалась и говорила так быстро, как только могла, а он наблюдал за ней, гладил ее лицо, сжимал в ладони ее руки, теперь заметно окрепшие.

— Хорошо ли вы провели время? Вылечили старого друга? Рады, что возвратились домой, где вас опять будет мучить ваша девочка?

— Отвечаю на все эти вопросы сразу. Да! Теперь расскажи мне, что ты тут затеяла? Тетушка сказала, что ты хочешь посоветоваться со мной о каком-то новом замечательном проекте, который решила составить в мое отсутствие.

— Надеюсь, она не сказала вам, в чем именно он состоит?

— Ни слова, кроме того, что ты сомневаешься, как я приму его, и хочешь заморочить мне голову, как ты это любишь делать, хотя порой и безрезультатно. Ну, теперь излагай. В чем дело?

И тут Роза поведала все о своей школе. Она говорила о стремлении Фиби к знаниям, о ее горячем желании учиться. Рассказывала о том, как она, Роза, рада помочь ей.

— Мне эти занятия тоже приносят пользу. Фиби очень способная, все схватывает на лету, и я сама должна больше заниматься, чтобы она не могла обогнать меня. Сегодня, например, нам встретилось слово «хлопчатая бумага», и Фиби попросила меня объяснить, что это такое, и все подробно рассказать. И тут я с ужасом обнаружила, что сама очень мало знаю об этой хлопчатой бумаге. Я смогла только сказать, что хлопок — это южное растение, похожее на шелковичные деревья, и что из него делают одежду. Когда вы вошли, я как раз читала о хлопке, чтобы завтра все объяснить Фиби. Видите, эти занятия приносят мне пользу, я повторяю все, чему когда-либо училась. Такие занятия гораздо веселее для меня, чем если б я все повторяла одна.

— Ах ты, хитрая девочка! Вот как ты задумала обойти меня! Так это не ученье, по-твоему?

— Нет, дядя, это преподавание! И, пожалуйста, позвольте мне продолжать. Мне интереснее заниматься с Фиби, чем одной сидеть над учебниками. Да к тому же вы знаете, что я ее удочерила и обещала быть ей сестрой. Я дала слово и должна сдержать его, не правда ли? — Роза поглядывала на дядю то с беспокойством, то с надеждой, ожидая его решения.

И, конечно же, доктор Алек безоговорочно капитулировал, когда Роза так трогательно рассказала об учебных принадлежностях Фиби. Этот добрейший человек не только решил дать Фиби возможность посещать школу, но и упрекал себя за то, что, полностью посвящая себя одной девочке, забыл о другой. И когда Роза с грустью подумала, что потерпела поражение, дядя Алек засмеялся, ущипнул ее за щеку и сказал самым веселым и ласковым тоном:

— Я абсолютно ничего не имею против ваших занятий. Я уже сам думал, что теперь, когда ты достаточно окрепла, ты сможешь начать понемногу заниматься. А твой проект дает отличную возможность испытать силы. Фиби — славная, способная девушка. При нашей помощи и поддержке ей обеспечен успех в жизни. Так что, если когда-нибудь у нее появятся друзья, они не будут стыдиться ее.

— Мне кажется, она уже нашла своих друзей, — начала Роза с живостью.

— Как? Что? Разве кто-нибудь приходил сюда в мое отсутствие? — поспешил спросить доктор Алек, потому что в семье бытовало твердое убеждение, что рано или поздно родные Фиби отыщутся.

— Нет, но думаю, что ее лучший друг уже явился сюда. Это вы, дядя, — и Роза поцеловала дядю в щеку. — Я не могу выразить вам мою благодарность за доброту к моей ученице. Но она сумеет отблагодарить вас. Я знаю, из нее выйдет женщина, которой можно будет гордиться. Ведь она такая целеустремленная, правдивая и любящая.

— Бог с тобой, дитя мое, я еще ничего не сделал для Фиби и стыжусь этого! Но теперь займусь этим. Как только она начнет преуспевать в занятиях, мы отдадим ее в хорошую школу, где она будет учиться в свое удовольствие. Как тебе моя идея? По-моему, неплохо придумано.

— Это будет «божественно», как говорит Фиби, потому что ее самое искреннее желание — учиться, и как можно больше. Как она будет счастлива, когда я передам ей ваши слова. Могу я это сделать? Весело будет видеть, как это милое существо широко откроет свои глаза и захлопает в ладоши, услышав столь приятную новость.

— Никто не будет вмешиваться в это дело, ты все устроишь сама, только не торопись и не строй раньше времени воздушные замки, моя дорогая. Время и терпение — вот необходимые условия для успеха нашего дела.

— Да, дядя. Но как запоет наша птичка, когда все будет устроено! — радовалась Роза, смеясь и в волнении бегая по комнате, и глаза ее блестели.

Вдруг она остановилась и сказала серьезно:

— Но когда Фиби пойдет в школу, кто же будет исполнять ее обязанности? Я охотно буду делать все, что смогу.

— Подойди сюда, я открою тебе один секрет. Дэбби постарела. С годами ее характер сделался таким невыносимым, что тетушка решила отпустить ее. Она даст Дэбби пенсию, чтобы та могла жить со своей дочерью, которая очень счастлива замужем. Я видел ее на прошлой неделе, она очень хочет, чтобы мать жила с ней. Итак, весной у нас появятся новые кухарка и горничная, если, конечно, найдутся такие, которые будут в состоянии угодить нашим почтенным родственницам.

— Ах! Да как же я буду жить без Фиби! Нельзя ли ей все-таки жить у нас, чтобы я могла ее видеть? Я охотно соглашусь платить за нее, только бы она не уходила. Я так люблю ее!

Доктор Алек засмеялся, услышав это предложение; а Роза была очень довольна, когда он объяснил ей, что Фиби по-прежнему останется ее горничной и будет выполнять только такие обязанности, которые не помешают ее школьным занятиям.

— Она гордое создание и ни за что не захочет жить из милости, даже если это исходит от нас. Фиби должна знать, что в один прекрасный день будет в состоянии сама заплатить за все. А так все будет хорошо, она будет работать, получать деньги за свой труд и из этих денег сможет сама платить за обучение в школе.

— Вы, как всегда, придумали все умно и хорошо! Оттого ваши планы всегда удаются, и все охотно позволяют вам распоряжаться собой. И я, право, не знаю, как другие девочки могут жить, когда у них нет дяди Алека, — вздохнула Роза, искренне жалея тех, кто был лишен подобного счастья.

Когда Фиби сообщили радостную новость, она не стала ходить на голове от восторга, как пророчил Чарли, а приняла ее очень достойно. Как потом она сама говорила, это было так замечательно, что она просто не могла найти слов, чтобы выразить свою благодарность. Жизнь, наконец, повернулась к девочке своей светлой стороной, благодаря тем, кто исполнил ее заветное желание. Фиби платила им за это своей любовью и преданностью.

Сердце ее было переполнено радостью, и она пела. Приятный голосок, раздававшийся по дому, красноречивее всяких слов выражал ее признательность. Ноги Фиби никогда не уставали, сильные руки были всегда заняты работой, она готова была летать, исполняя поручения тех, кто сделал ее жизнь счастливой. С каждым днем она становилась красивее, оттого что с лица ее не сходило выражение преданной любви, которое доказывало, что Фиби постигла одно из главных правил жизни — благодарность.

Глава XXIII ПРИМИРЕНИЕ

— Стив, я хочу вас попросить рассказать мне кое-что, — сказала Роза Франту, любовавшемуся на себя в зеркало в ожидании ответа от тетушки Изобилие на письмо, принесенное им от матери.

— Может быть, расскажу, а может быть, и нет. В чем дело?

— Не поссорились ли Арчи и Принц между собой?

— Между нами, мальчиками, часто случаются маленькие ссоры, как вы знаете! Что это такое с моим правым глазом? — и Стив погрузился в созерцание своих ресниц.

— Нет, я хочу знать все подробно. Уверена, что есть что-то более серьезное, чем маленькая ссора. Пожалуйста, милый Стив, расскажите мне!

— Ужасно неловко! Неужели вы хотите, чтобы я вам передал все? Ведь это будет сплетня! — проворчал Стив, поправляя галстук, как всегда делал, когда попадал в затруднительное положение.

— Да, хочу, — ответила Роза решительно, так как видела по поведению кузена, что ее подозрение было небезосновательным. Она хотела во что бы то ни стало узнать от него этот секрет. — Я не хочу, конечно, чтобы вы рассказывали эту историю всем и каждому, но мне позволительно знать, я имею на это право. За вами, мальчиками, непременно должен кто-то присматривать, и я беру эту обязанность на себя. Девочки, как известно, умеют примирять и знают, как обращаться с людьми. Так говорит дядя, а он никогда не ошибается.

Стив готов был согласиться с тем, что она должна присматривать за ними, как вдруг ему пришла в голову мысль, как он может одновременно и угодить Розе, и извлечь пользу для себя.

— Что вы мне дадите, если я расскажу вам все? — поинтересовался он, и щеки его покрылись румянцем, а в глазах блеснуло какое-то смущение, потому что он сам несколько стыдился своего предложения.

— А что вы хотите? — спросила Роза, удивленная его вопросом.

— Мне нужно занять несколько долларов. Я не стал бы просить их у вас, но у Мэка теперь совсем нет денег. С тех пор, как он завел химическую лабораторию. Там он когда-нибудь сам разложится на части, а вы и дядя будете иметь удовольствие собрать его заново, — и Стив рассмеялся этой мысли.

— Я с удовольствием дам вам денег, только расскажите мне все.

Успокоенный этим обещанием, Стив опять поправил галстук и принялся рассказывать.

— Пожалуй, я согласен с вами, что вы должны все знать. Только не говорите мальчикам, что я вам рассказал, не то Принц оторвет мне голову. Видите ли, в чем дело, Арчи не любит некоторых мальчиков, с которыми Чарли дружит. Это бесит Принца, и он нарочно продолжает с ними общаться, чтоб позлить Арчи. Вот они и не разговаривают друг с другом.

— А это дурные мальчики? — забеспокоилась Роза.

— Нет, не думаю, только они очень шустрые. Они старше наших братьев и любят Принца за то, что он такой красивый, хорошо поет, танцует и играет в разные игры. Чарли выиграл партию на бильярде у Жоржа. А это чего-нибудь да стоит, потому что Жорж воображает, будто он все знает и умеет лучше других. Я был при этой игре, и это было очень забавно.

Стив с большим воодушевлением говорил о достоинствах Чарли. Он всегда восхищался братом и старался подражать ему. Роза не представляла себе всей опасности, которой подобная дружба могла грозить Чарли, но инстинктивно чувствовала, что тут что-то неладно, если Арчи не одобряет этого знакомства.

— Если нашему Принцу нравится какой-нибудь мальчик, который играет на бильярде, больше, чем Арчи, то я не очень высокого мнения о его уме, — сказала она строго.

— Конечно нет, но, видите ли, Чарли и Арчи оба горды до невероятности, и ни один не хочет уступить. Я думаю, что Арчи прав, но я не могу бранить Чарли, потому что, знаете, иногда хочется побыть в компании веселых товарищей, — Стив покачал головой, а глаза его заблестели при мысли о приятном обществе.

— Ах, Боже мой! — сказала Роза со вздохом. — Право, не знаю, что я могу сделать, но надо, чтобы мальчики помирились. С Чарли никогда не случится ничего дурного, если он будет дружить с Арчи. Арчи такой хороший и умный.

— В том-то и дело, что Арчи всем читает нотации, а Принц не хочет его слушать. Он назвал Арчи педантом, а тот сказал, что Чарли не джентльмен. Господи! Они оба точно с ума посходили. Была минута, когда я думал, что они подерутся. Да, пожалуй, это было бы и лучше, чем дуться друг на друга столько времени. Мэк и я всегда решаем свои ссоры схваткой, а потом опять все идет как по маслу.

Роза не могла удержаться от смеха, когда Стив начал комкать диванную подушку, чтобы наглядно продемонстрировать Розе свои слова. Он несколько раз сильно ударил по подушке и снисходительно улыбнулся Розе, как бы сожалея, что она, по своему женскому невежеству, не знает, как мужчины решают споры.

— Какие смешные эти мальчики! — заметила Роза со смешанным выражением тревоги и удивления на лице. И эти слова Стив принял за комплимент сильному полу.

— Мы очень изобретательны, мисс, и вы не можете обойтись без нас, — ответил он, задирая нос. А потом, вспомнив о деле, прибавил: — А как насчет денег, которые вы мне обещали? Я вам все рассказал.

— Конечно, я дам. Сколько вам надо? — Роза вынула свой кошелек.

— Не могли бы вы дать мне пять долларов? Мне надо уплатить долг чести, — и Стив принял очень озабоченный вид.

— Разве не все долги — долги чести? — спросила Роза самым невинным тоном.

— Да, конечно, но это — пари, которое я проиграл и должен уплатить долг немедленно, — начал Стив, путаясь в словах.

— Ах, как дурно заключать пари! Я знаю, что это было бы очень неприятно вашему отцу. Обещайте, что вы не будете больше этого делать. Пожалуйста, обещайте! — и Роза крепко сжала руку, в которую положила деньги.

— Хорошо, я не буду. Если б вы знали, как это меня беспокоило. Очень вам благодарен, кузина, теперь я спокоен, — и Стив поспешно удалился.

Решив помирить кузенов, Роза искала удобного случая, который не замедлил представиться.

Она была в гостях у тетушки Клары, которая пригласила к себе на обед нескольких молодых гостей и желала, чтобы принимала их Роза, так как находила, что ее застенчивой племяннице пора уже появляться в обществе. Обед закончился, и все гости разъехались. Тетя Клара пошла отдохнуть, прежде чем ехать на какой-то вечер, а Роза ожидала Чарли, он должен был проводить ее домой.

Она сидела одна в изящной гостиной, чувствуя себя особенно красивой и хорошо одетой. На ней было ее лучшее платье, на голове красовалось модное украшение — золотистое бандо[27], которое ей только что подарила тетушка, а на груди приколота чайная роза, как у мисс Ван Тессэл, которой все восхищались. Роза удобно устроилась в большом кресле и любовалась своими новыми туфлями с пряжками, похожими на георгины. Тут вошел Чарли, и, судя по его походке и заспанному виду, Роза предположила, что он очень устал. Увидев ее, он сказал с улыбкой, которая превратилась в зевок:

— Я думал, что вы с мамой, и немного подремал после того, как проводил девочек домой. Теперь я к вашим услугам, Роза.

— Кажется, у вас болит голова. Если это так, то не беспокойтесь обо мне, я не боюсь идти домой одна, ведь еще рано, — ответила Роза, заметив, что щеки ее двоюродного брата горели, а глаза были совсем сонными.

— Нет, я этого не допущу. От шампанского у меня всегда болит голова, но на воздухе мне будет лучше.

— Зачем же вы его пьете? — спросила Роза с беспокойством.

— Не могу не пить, я же хозяин. Ну, пожалуйста, не начинайте вашей проповеди. Я много выслушал этих старомодных речей от Арчи, и с меня довольно.

Чарли говорил все это сердитым тоном и вообще держался совсем не так, как обычно — просто и весело. Роза отметила это про себя и сказала мягко:

— Я не буду проповедовать, но скажу только, что когда один человек любит другого, то ему тяжело видеть этого другого страдающим.

Эти слова несколько образумили Чарли, тем более что губы Розы дрожали, хотя она старалась скрыть это, нюхая цветок, приколотый к ее груди.

— Я настоящий медведь, простите меня, Роза, — проговорил Чарли своим обычным откровенным тоном, который так располагал к нему окружающих.

— Я бы хотела, чтобы вы попросили прощения у Арчи и опять сделались добрыми друзьями. Вы никогда не бывали таким сердитым, когда были с ним дружны.

Чарли, наклонившийся было к Розе, мгновенно выпрямился, глаза его засверкали гневом, и он заметил высокомерно:

— Вам лучше не вмешиваться в дела, в которых ничего не понимаете, кузина.

— Нет, я понимаю, и меня очень беспокоит, что вы так холодны друг с другом. Я привыкла всегда видеть вас вместе, а теперь вы едва говорите с братом. Вы же сразу согласились просить у меня прощения, и я не понимаю, почему не хотите попросить его и у Арчи, когда вы не правы.

— Я прав!

Эти слова были произнесены так отрывисто и резко, что Роза вздрогнула, а Чарли прибавил более спокойно, хотя так же надменно:

— Джентльмен всегда должен просить извинения у леди, если он обошелся с нею невежливо, но мужчина не должен унижаться перед тем, кто его оскорбил.

«О, Боже мой! Каким он стал вспыльчивым!» — подумала Роза, и, желая рассмешить его, прибавила лукаво: — Я говорила не о мужчинах, а о мальчиках, и один из них Принц, который должен служить хорошим примером своим подданным.

Но Чарли не улыбнулся и, решив переменить тему разговора, сказал с важностью, снимая серьгу со своей цепочки:

— Я нарушил свое слово и потому возвращаю вам серьгу. Вы свободны от нашего уговора. Мне очень жаль, но я нахожу, что мое обещание было очень глупым, и я не намерен его исполнять. Выберите себе пару серег, которые вам больше идут, — это мой штраф. Теперь вы имеете право их носить.

— Нет, я могу носить только одну, потому что Арчи сдержал свое слово, я в этом уверена, а одну сережку носить не принято!

Роза была так огорчена, осознав, что ее надежды рухнули, поэтому говорила резко и не хотела брать сережку у того, кто изменил своему слову.

Чарли пожал плечами и бросил серьгу ей на колени. Он старался казаться холодным и равнодушным, но это ему плохо удавалось, потому что он стыдился самого себя. Розе хотелось заплакать, но гордость не позволяла ей этого. Она была очень рассержена, и не слезы, а резкие слова принесли ей некоторое утешение. Бледная и взволнованная, она встала со стула, отбросила серьгу в сторону и, пытаясь сохранить спокойствие, проговорила голосом, дрожащим от гнева:

— Вы совсем не тот мальчик, каким я вас считала, и я вас больше не уважаю. Я старалась помочь вам быть хорошим человеком, но вам это не нужно, а я больше не буду и пытаться. Вы много говорите об обязанностях джентльмена. Но вы не джентльмен, потому что не сдержали своего слова, и я никогда более не буду вам верить. Я не хочу, чтобы вы провожали меня. Я охотнее пойду с Мэри. Прощайте!

Произнеся эту речь, Роза вышла из комнаты, оставив Чарли в глубоком изумлении. Она очень редко сердилась и потому, когда выходила из себя, производила сильное впечатление на мальчиков. Как правило, это бывала не простая вспышка ребяческого гнева, а неудовольствие, основанное на чем-нибудь серьезном.

Роза облегчила свою душу, поплакав немного, пока собиралась идти домой. Поспешно простившись с тетушкой Кларой, которую в эту минуту причесывал парикмахер, она отправилась искать служанку Мэри. Но та куда-то вышла, равно как и лакей, и Роза выскользнула за дверь, радуясь, что избежала помощи Чарли.

Но она ошиблась. Едва за ней затворилась дверь, как послышались знакомые шаги и Принц догнал ее. От его вежливого и покорного тона гнев Розы исчез, как по волшебству:

— Можете не говорить со мной, если вам не угодно, но я хочу убедиться, что вы благополучно дошли домой, кузина!

Она обернулась, протянула мальчику руку и сказала с жаром:

— Я была слишком резка, пожалуйста, простите меня, и будем опять друзьями.

Эти несколько слов принесли Чарли более пользы, чем дюжина проповедей о прелести прощения, потому что они показали ему, как утешительно сознаваться в своих ошибках, и что Роза применила к делу свои проповеди.

Он крепко пожал протянутую ладонь, потом взял Розу под руку и сказал, как бы желая снова заслужить ее хорошее отношение, потеря которого была для него непереносима:

— Посмотрите, Роза, я вернул серьгу на прежнее место и теперь снова попытаюсь бросить курить. Если бы вы знали, как трудно держать слово, когда над тобой смеются.

— Да, я знаю! Ариадна высмеивает меня при каждом удобном случае за то, что я не надеваю серег. И это после того, как я долго не решалась проколоть уши!

— Нет, это еще ничего, но каково удерживаться, когда мне говорят, что я пришит к женскому переднику, и тому подобные глупости, — вздохнул Чарли.

— Я думала, что у вас достаточно силы воли. Тем более что мальчики полагают, что вы самый храбрый из всех братьев, — сказала Роза.

— Да, это на самом деле так. В некоторых случаях. Но я не могу переносить, когда надо мною смеются.

— Это трудно, но если вы сознаете, что вы правы, разве это вам не помогает?

— Мне нет. Может быть, это поддерживает таких благонравных людей, как Арчи.

— Пожалуйста, не отзывайтесь о нем так. Я уверена, что у него больше нравственного мужества, а у вас физического. Дядя объяснил мне эту разницу: нравственное всегда выше, хотя и не кажется таковым, — сказала Роза.

Чарли не понравилось это замечание, и он заметил поспешно:

— Я не думаю, чтобы он устоял, если б его окружали такие же люди, как меня.

— Может быть, потому-то он и не общается с ними? И хочет, чтобы и вы держались от них подальше?

Роза намеренно перевела разговор на эту тему. Чарли понял ее мысль, но не рассердился. По странному стечению обстоятельств, в темноте он видел вещи в более ясном свете, и ему легче было откровенничать с кузиной.

— Если б он был моим родным братом, то имел бы право командовать, — начал Чарли обиженным тоном.

— Как бы я этого желала! — воскликнула Роза.

— И я тоже, — ответил Чарли, и оба рассмеялись.

Смех хорошо подействовал на мальчика, и, когда он снова заговорил, в его голосе слышалась задумчивость, а не самоуверенность.

— Видите ли, мне очень тяжело, у меня нет ни братьев, ни сестер. Другие гораздо счастливее, потому что не должны ходить за советами, когда они им нужны. А я один-одинешенек, и был бы рад даже маленькой сестренке.

Эта фраза прозвучала очень трогательно, хотя слово «даже» делало ее непохожей на комплимент. И Роза произнесла застенчиво и серьезно, чем окончательно покорила кузена:

— Хотите, я буду вашей маленькой сестренкой? Знаю, что я глупая, но это лучше, чем ничего. И я все буду делать для вас с любовью.

— Я тоже! И все пойдет отлично, Но почему вы называете себя глупой, моя дорогая? Мы все считаем, что вы очень умненькая девочка, и я горжусь, что у меня такая сестра, — и Чарли посмотрел на кудрявую головку с выражением искренней любви.

Роза подпрыгнула от удовольствия и, положив руку на его плечо, сказала со счастливой улыбкой:

— Это так мило с вашей стороны. Теперь вы больше не будете одиноки. Я постараюсь занять место Арчи, пока вы не помиритесь с ним, потому что уверена, что он не будет противиться, как только вы выкажете малейшее желание помириться.

— Да, пока я был дружен с ним, то не сожалел, что у меня нет братьев и сестер. Но с тех пор как он меня бросил, я чувствую себя столь же одиноким, как Робинзон Крузо, пока Пятница не вернулся к нему.

Этот порыв откровенности убедил Розу в том, что ей нетрудно будет возвратить Чарли его наставника и брата; но она не сказала ничего более. Они расстались как самые лучшие друзья, и Принц пошел домой, размышляя о том, как странно, что мужчина иногда, не задумываясь, доверяет девушке или женщине то, чего он никогда не открыл бы мужчине.

Роза, ложась спать, тоже много размышляла по этому поводу и пришла к убеждению, что на свете много странных вещей и что она уже начинает понимать некоторые из них.

На другой день она пошла к тетушке Джесси, чтобы увидеться с Арчи, и пересказала ему то, что сочла нужным, из своего разговора с Чарли и просила все позабыть и простить его.

— Я уже думал, что мне следует сделать первый шаг к примирению, хотя я и прав. Я люблю Чарли и нахожу, что он самый добродушный мальчик на свете. Но он не умеет говорить «нет», и потому с ним может случиться беда, если он не будет осторожен, — сказал Арчи своим спокойным и мягким голосом. — Когда отец вернулся домой, я старался побольше бывать с ним, а в это время Чарли сошелся с людьми, которые мне не нравятся. Они слоняются без дела, совершают глупые поступки и думают, что это доказывает их мужественность. Льстят ему и заставляют делать разные дурные вещи: играть на деньги, держать пари. Меня возмущает, что Принц сошелся с бездельниками, я хотел остановить его, но принялся задело не так, как следовало, и мы поссорились.

— Чарли готов помириться с вами, если вы не будете много говорить об этом. Он уже сознался мне, что был неправ, но я не думаю, что он признается в этом вам, — заметила Роза.

— Это меня как раз и не волнует, я лишь хочу, чтобы он бросил эту компанию и стал таким же, каким был прежде. Я смогу промолчать. Я боюсь, что он должен этим людям денег и не может порвать с ними, пока не выплатит долг. Хотелось бы думать, что больших долгов у него нет, но я боюсь спросить об этом. Может быть, Стив знает. Он, к сожалению, всегда бывает с Принцем, — проговорил Арчи с беспокойством.

— Я думаю, Стив знает; он что-то говорил о долгах чести в тот день, как я дала ему… — тут Роза запнулась и покраснела.

Но Арчи заставил ее сию же минуту рассказать все. Никто не смеет ослушаться предводителя, и Роза сдалась. Он насильно положил ей в карман пять долларов и решительно произнес:

— Никогда не делайте этого больше. Пошлите Стива ко мне, если он боится пойти к отцу. Чарли не таков, он никогда не займет у девочки ни пенни; но пример его вреден для Стива, который его обожает и подражает во всем. Не говорите никому ни слова. Я все устрою, и вас никто не будет бранить.

— Ох, я всегда причиняю всем беспокойство, вместо того чтобы помочь, — вздохнула Роза, очень огорченная тем, что проболталась. Арчи успокоил ее, сказав, что всегда следует говорить правду, и утешил обещанием заключить мир с Чарли так скоро, как только возможно.

Он сдержал свое слово. В тот же день после обеда, выглянув случайно в окно, Роза увидела приятное зрелище. Арчи и Принц шли по аллее рука об руку, как в былые времена. Они говорили без умолку, как бы желая наговориться за то время, что были в ссоре. Роза бросила свою работу, побежала к двери, широко распахнула ее и встала на пороге, улыбаясь такой счастливой улыбкой, что лица мальчиков просияли в ответ, и они подбежали к ней.

— Вот наш маленький миротворец, — сказал Арчи и крепко пожал ей руку.

А Чарли прибавил, посмотрев на Розу так, что она почувствовала себя гордой и счастливой:

— И моя маленькая сестренка.

Глава XXIV ВЫБОР

— Дядя, я поняла, для чего на свете девочки существуют, — сказала Роза на следующий день после примирения Арчи и Принца.

— И для чего же, моя дорогая? — поинтересовался доктор Алек, который прохаживался взад и вперед по комнате.

— Для того, чтобы заботиться о мальчиках! — улыбнулась Роза, очень довольная своим ответом. — Фиби засмеялась, когда я ей это сказала. Она считает, что девочки сначала должны научиться заботиться о самих себе, а уже потом о ком-то другом. Но ведь она говорит так потому, что у нее нет семи двоюродных братьев, как у меня.

— Фиби права, Роза. Впрочем, ты права тоже. Можно и нужно заботиться не только о себе, но и о других. Помощь, которую ты хочешь оказывать мальчикам, полезна и для тебя, — заметил дядя Алек.

Он улыбнулся, посмотрев на сияющее лицо Розы, которая сидела в большом кресле, отдыхая после прерванной дождем веселой игры в волан на лугу.

— Правда? Очень рада этому. Я, дядя, на самом деле чувствую, что должна заботиться о мальчиках. Они часто обращаются ко мне за советом по разным поводам. Мне это очень приятно, только я не всегда знаю, что мне им посоветовать. Можно, прежде чем я начну поражать их своей мудростью, я буду советоваться с вами?

— Отлично, моя дорогая. О чем же ты хочешь меня спросить? Я вижу, тебя что-то волнует. Иди сюда и расскажи мне все.

Роза взяла дядю под руку и, прохаживаясь взад и вперед вместе с ним, рассказала обо всем, что произошло с Чарли, и спросила, как она может помочь ему быть стойким, — одним словом, как ей стать для него сестрой на самом деле.

— Может быть, ты решишься пожить месяц у тетушки Клары? — спросил доктор, когда она закончила свой рассказ.

— Да, дядя, хотя мне это и не очень нравится. Вы в самом деле хотите, чтобы я там погостила?

— Самое лучшее лекарство для Чарли — это ежедневный прием розовой воды, или Розы с водой. Ты готова отправиться туда и следить за тем, чтобы он принимал ее? — засмеялся дядюшка.

— Вы полагаете, я смогу быть ему полезной, если поживу там и отважу Чарли от дурной компании?

— Именно так.

— Но не будет ли Чарли со мной скучно? Ему, наверное, интереснее общество мальчиков.

— Не бойся, у него будет и то, и другое. Разве ты не заметила, что они роятся вокруг тебя, как пчелы вокруг своей королевы?

— Тетушка Изобилие часто говорила, что до моего приезда они редко здесь бывали. Но я никогда не думала, что этому причиной — я. Мне кажется таким естественным, что они сюда часто приезжают.

— Ты — скромная девочка, вот и не заметила, что ты и есть тот магнит, который их притягивает, — дядя Алек нежно потрепал Розу по щеке, а девочка даже зарделась от радости при мысли о том, что все ее так любят.

— Когда мы отправим магнит к тетушке Кларе, он притянет мальчиков, как железные опилки. Ты сама увидишь, что они станут чаще приезжать к ней, а не сюда. А Чарли будет так счастлив дома, что забудет о своих дурных приятелях. Я в этом уверен, — прибавил доктор.

Дядя Алек прекрасно знал, как трудно удержать семнадцатилетнего мальчика от первой попытки познакомиться с тем, что он называет жизнью и что — увы! — часто приводит к трагическим последствиям.

— Я поеду туда сейчас же! Тетя Клара всегда приглашает меня погостить у нее. Я думаю, она будет рада меня видеть. Мне, конечно, придется модно одеваться, поздно обедать и вращаться в светском обществе. Не уверена, что мне это будет интересно, но я же всегда могу повидаться с вами, дядя? — с подкупающей робостью сказала Роза.

Как решили, так и сделали. Роза, ничего не говоря о настоящей причине, поселилась у тетушки Клары. Она знала, что ей предстоит многое сделать, и сгорала от желания поскорее приняться за дело и достойно выполнить свою миссию.

Доктор Алек был прав, говоря о пчелах и магнитах. Мальчики сейчас же последовали за Розой, и тетушка Клара не могла надивиться их частым визитам. Они усердно являлись то к обеду, то заглядывали «на огонек» вечером. Чарли оказался приветливым и любезным хозяином. Он был очень ласков с Розой, таким образом выражая свою благодарность. Чарли, конечно же, догадался, зачем приехала кузина, и был тронут ее безыскусным старанием помочь ему стать хорошим человеком.

Розе часто хотелось вернуться в старый дом, к своим незатейливым развлечениям и полезным занятиям. Но девочка знала, что, приняв решение переехать к тетушке Кларе, она взяла на себя серьезные обязательства. И эта мысль утешала ее.

Приятно было видеть задумчивую хорошенькую девочку в обществе рослых мальчуганов, с любовью и терпением старавшуюся понять их, помочь им, доставить им радость.

И ее милое общество творило маленькие чудеса. Роза не представляла себе, что тесное общение с ней изменяет поведение мальчиков. Дурные выражения, грубые манеры, небрежные привычки были забыты. Мальчики не могли себе позволить быть невежливыми в присутствии молодой леди. Качества, свойственные мужчинам, развивались в них все более и более, поощряемые искренним восхищением той, чьим мнением все они необыкновенно дорожили, хотя и не всегда признавались в этом.

Роза, в свою очередь, старалась подражать им во всем хорошем. Она совсем отбросила свои девичьи страхи и тщеславие, старалась быть твердой, справедливой, откровенной, неустрашимой, и в то же время скромной, доброй и красивой.

Все было просто замечательно, но прошел месяц, и Роза стала готовиться к отъезду домой. Но тут она получила приглашение от Мэка и Стива погостить и у них. Роза согласилась поехать к тетушке Джейн. Она подумала, что, может быть, и эта серьезная дама скажет ей при прощании, как тетушка Клара: «Я бы хотела, чтобы ты прогостила у меня всю жизнь, моя дорогая».

Следом за Мэком и Стивом Арчи и его братья тоже стали просить кузину посвятить и им несколько недель. У них она была так счастлива, что готова была остаться навсегда. Единственное, что омрачало ее пребывание в гостях, — это то, что рядом не было дяди Алека.

Конечно, нельзя было отклонить приглашение тетушки Майры, и Роза с затаенным отчаянием отправилась в «Мавзолей», как мальчики окрестили ее мрачное жилище. К счастью, она жила очень близко от старого дома, и дядя Алек приходил туда так часто, что пребывание Розы там оказалось намного приятнее, чем она ожидала. Не раз они с дядей заставляли тетушку Майру от души смеяться. Даже в этом унылом доме Роза смогла многое изменить, словно лучик света проник в него через занавешенные окна. Она готовила вкусную и полезную для пожилой женщины еду, пела милые песенки и так забавляла тетушку лекциями по физиологии, что та забывала принимать пилюли и эликсиры. А после долгих прогулок и катаний на свежем воздухе тетушка Майра великолепно спала, не нуждаясь в снотворном.

Так быстро прошла зима, и уже наступил май, когда Роза вернулась домой. Ее прозвали «Розой-на-месяц», так как она провела по месяцу у каждой тетушки и везде оставила такое приятное воспоминание о своем посещении, что все непременно желали вновь видеть ее у себя.

Доктор Алек очень радовался, что его сокровище возвратилось к нему. Срок его педагогического эксперимента заканчивался, и в душе он боялся, что Роза следующий год решит прожить у тетушки Джесси или даже, ради Чарли, у тетушки Клары. Он ничего не говорил, продолжал как можно лучше исполнять обязанности, которые взял на себя, но с волнением ожидал неминуемого разговора о дальнейшей судьбе племянницы.

Роза же была совершенно счастлива. Она проводила почти целые дни на воздухе, наблюдая за пробуждающейся природой. Весна вступала в свои права. Старые каштаны зеленели в саду под ее окнами. Цветы, как по волшебству, вырастали из земли под руками Розы, бутоны быстро распускались, птицы весело щебетали над ее головой, и каждый день она слышала многоголосое дружеское приветствие: «Доброе утро, кузина! Не правда ли, сегодня чудесная погода?»

Никто не помнил числа, когда произошел достопамятный разговор, после которого доктор начал свой опыт. Никто, кроме него самого. В субботу все тетушки Розы были приглашены на чай. Они беззаботно разговаривали, когда их брат Алек вошел в комнату с двумя фотографическими карточками в руках.

— Ты помнишь это? — спросил он, показывая одну из фотографий тетушке Кларе, которая сидела ближе всех.

— Да, конечно, это Роза. Она была такой, когда приехала сюда. Это ее исхудавшее бледное лицо с большими печальными глазами.

Фотография переходила из рук в руки, и все вспоминали, какой была Роза год назад.

— Итак, это мы выяснили, — сказал Алек и показал сестрам другую фотографию.

Тут тетушки одобрительно закивали головами, говоря об «очаровательном сходстве». Вторая фотография представляла поразительный контраст с первой. С нее на тетушек смотрела прелестная улыбающаяся девочка, пышущая силой и здоровьем. В ее открытом взгляде не было ни малейшего признака меланхолии, и только мягкая линия губ говорила о чувствительной натуре.

Доктор Алек поставил обе фотографии на камин и, отойдя чуть в сторону, в течение нескольких минут рассматривал их с большим удовольствием, а потом окинул взглядом сестер и быстро проговорил, показывая на оба лица:

— Срок прошел. Находите ли вы, что опыт мой удался, леди?

— Господи, ну конечно! — тетушка Изобилие даже уронила иголку от изумления.

— Отлично, мой милый, — ответила тетушка Спокойствие, одобрительно улыбаясь.

— Девочка, конечно, выздоровела, но наружность обманчива, а у Розы очень хрупкое сложение, — мрачно сказала тетушка Майра.

— Я согласна. В отношении здоровья эксперимент дал отличные результаты, — заметила благосклонно тетя Джейн, которая никогда не смогла бы забыть все, что Роза сделала для Мэка.

— Я тоже так считаю и еще хочу сказать, что Алек сотворил настоящее чудо. Года через два или три девочка будет просто красавицей, — проговорила тетя Клара, чувствуя, что не может сказать ничего лучше этого.

— Я всегда знала, что он добьется успеха. Я очень рада, что вы все согласны с этим. Алек заслуживает большего доверия, нежели вы ему оказывали, и больше похвал, нежели получил, — воскликнула тетушка Джесси и захлопала в ладоши с таким энтузиазмом, что красный шарф, который она вязала для Джеми, взвился в воздух, как триумфальное знамя.

Доктор Алек почтительно всем поклонился, и вид у него при этом был очень довольный. Затем он сказал серьезно:

— Благодарю вас от всего сердца. Теперь надо решить, должен ли я продолжать воспитывать Розу? Потому что это только начало. Никто из вас не знает, сколько у меня было трудностей, сколько я сделал ошибок, как должен был напрягать свой ум, и сколько волнений я пережил. Сестра Майра права в одном отношении: Роза — нежное создание, она хорошо цветет на солнце, но может быстро завянуть без него. Она унаследовала от своей матери нежную натуру и требует разумных и тщательных забот, чтобы сохранить пылкую душу в нежно организованном теле. Я думаю, что нашел правильный путь и с вашей помощью, полагаю, мы можем вырастить любящую и честную женщину, которая будет нашей гордостью и утешением.

Тут доктор Алек остановился, чтобы перевести дух. Он говорил с таким волнением, что голос его задрожал при последних словах. Нежные голоса сестер, наполнившие комнату, подбодрили его. Доктор хотел, чтобы сестры единодушно отдали ему свои голоса. Он продолжал, обращаясь к ним с приветливой улыбкой:

— Я не хочу быть ни эгоистом, ни тираном. И не хочу воспользоваться своей властью опекуна. Поэтому предоставляю Розе самой сделать выбор. Мы все рады видеть ее у себя, и если она предпочтет жить с кем-нибудь из вас, а не со мной, то пусть так и будет. Зимой Роза, с моего одобрения, пожила у каждой из вас. И теперь она знает, что мы можем ей предложить. Пусть она сама выберет дом, где будет чувствовать себя всего счастливее. Мне кажется, что это — справедливое решение. Согласны ли вы принять ее выбор так же, как приму его я?

— Да, мы согласны, — ответили тетушки в один голос, и каждая из них в душе надеялась, что Роза проживет у нее целый год.

— Хорошо! Она сейчас придет сюда, и тогда мы решим проблему следующего года. Прошу заметить, что это очень важный для нее год. Роза сделала большой шаг вперед, и, если все и дальше пойдет так же хорошо, она быстро расцветет. А потому я прошу вас быть мудрыми, не разрушать сделанного мною и обходиться очень бережно с моей девочкой. Если с Розой что-нибудь случится, мое сердце разорвется от горя, — и доктор Алек быстро повернулся спиной к тетушкам и сестрам, делая вид, что рассматривает картины.

Но они поняли, как дорого было это дитя одинокому человеку, который много лет безнадежно любил ее мать и теперь нашел свое счастье в заботе о маленькой Розе, которая очень походила на нее. Добрые леди покачали головами, повздыхали и сделали друг другу таинственные знаки, давая понять, что ни одна из них не будет жаловаться, если не будет избрана, и не сделает ни малейшей попытки лишить брата Алека его «драгоценного сокровища», как звали Розу мальчики.

В ту же минуту в саду послышались веселые голоса. Это возвращались с прогулки двоюродные братья с сестрой. Они несли в руках и в корзинках первые весенние цветы. И сразу улыбки озарили серьезные лица собравшихся. Доктор Алек быстро повернулся и, высоко подняв голову, сказал:

— Вот и она. Пора приступить к делу.

Молодежь веселой гурьбой вошла в комнату.

— Вот наша хорошенькая шотландская роза, окруженная шипами, — сказал доктор Алек, с гордостью и нежностью глядя, как его племянница подает тетушке Спокойствие полную корзинку ранних цветов, зеленых листьев и красных мхов.

— Не шумите, мальчики, и сидите спокойно, если хотите остаться тут. Мы заняты важным делом, — сказала тетушка Изобилие, грозя пальцем буйному клану, который бурлил весельем, порожденным движением и весенним солнцем.

— Конечно, мы хотим остаться! И ни за что не пропустим случая напиться у вас чаю, — сказал предводитель, одним словом водворив спокойствие и тишину между своими подчиненными.

— Что это? Военный совет? — спросил Чарли с притворным ужасом и неподдельным любопытством, оглядывая всех леди поочередно, потому что выражение их лиц показывало, что должно произойти что-то необычное.

Доктор Алек в нескольких словах изложил суть дела, он старался говорить как можно короче и спокойнее, но его слова произвели сильное впечатление на ребят, и каждый мальчик старался задобрить кузину и убедить ее выбрать его семью.

— Право, вы должны жить у нас, чтобы утешить маму. Я думаю, мальчики ей уже очень надоели, — начал Арчи, приводя самый сильный аргумент, какой только пришел ему в голову.

«О да, — подумала Роза, — он очень хочет, чтобы я жила у них! Мне давно хотелось исполнить какое-нибудь его желание, и теперь я могу это сделать».

Но когда, по знаку тетушки Спокойствие, наступило молчание, Роза покраснела и, застенчиво оглядевшись, тихо проговорила:

— Мне очень трудно принять решение, потому что все так любят меня, но все-таки, думаю, что должна идти к тому, кому я больше всего нужна.

— Нет, дорогая, к тому, кого ты больше всех любишь и с кем будешь счастливее, — сказал поспешно доктор Алек.

В эту минуту тетушка Майра грустно вздохнула и пробормотала: «О! Святая Каролина!» — что заставило Розу остановиться и обернуться в ее сторону.

— Не спешите, дорогая кузина, у вас много времени впереди. Обдумайте все хорошенько и помните, что я ваш искренний друг, — прибавил Чарли с некоторой надеждой.

— Мне не нужно много времени! Я знаю, кого люблю больше всех, с кем буду счастливее всего. И выбираю дядю. Дядя, хотите ли вы по-прежнему заботиться обо мне? — воскликнула Роза, и столько было в ее голосе доверия и нежной любви, что слова девочки тронули сердца всех присутствующих.

Даже если она хоть сколько-нибудь сомневалась, то довольно было взглянуть на лицо дяди Алека, чтобы это сомнение исчезло. Не говоря ни слова, он широко раскрыл объятия, и Роза бросилась в них, чувствуя, что дом ее действительно здесь.

Несколько минут никто не говорил ни слова, тетушки, видимо, были слишком растроганы услышанным и увиденным. Чтобы не дать им расплакаться, мальчики взялись за руки и принялись танцевать вокруг дяди и кузины, напевая детскую песенку: «В кружок вокруг Розы!»

Эта выходка действительно положила конец трогательной сцене, и Роза подняла свое улыбающееся личико с плеча доктора Алека. Пуговица его сюртука отпечаталась на ее левой щеке. Он заметил это и, крепко целуя девочку, весело сказал:

— Вот моя маленькая овечка, я наложил на нее свою печать, чтобы никто не мог украсть ее у меня.

Мальчики по этому поводу снова запели, на этот раз другую песню: «У дяди есть маленькая овечка!»

Но Роза прекратила шум. Проскользнув в центр круга, она потребовала, чтобы мальчики танцевали около нее, как танцуют юноши и девушки вокруг Майского дерева. В эту минуту в комнату вошла Фиби, которая принесла свежую воду для цветов. Она начала чирикать, ворковать и петь, так что можно было подумать, будто птицы со всех концов света собрались праздновать наступление весны вместе с семью братьями и их сестрой.

1

Уильям Уоллес и Джемс Монтроз — национальные герои шотландского народа.

(обратно)

2

Бурнус — плащ с капюшоном, сделанный из плотной шерстяной материи, обычно белого цвета.

(обратно)

3

Джига — старинный кельтский народный танец, популярный в Ирландии и Шотландии.

(обратно)

4

Перевод С. Маршака.

(обратно)

5

Джонка — деревянное парусное грузовое судно.

(обратно)

6

Пагода — буддийская постройка, выполненная в форме павильона или многоярусной башни.

(обратно)

7

Мандарин — прозвище чиновников феодального Китая.

(обратно)

8

Стихи Эдварда Лира, перевод Д. Крупской.

(обратно)

9

Капот — женская верхняя одежда широкого покроя, предназначенная для домашней носки.

(обратно)

10

Четвертое июля — День независимости Америки.

(обратно)

11

Капитан Кидд — один из известных пиратов XVII века.

(обратно)

12

Тальма — женская длинная накидка без рукавов.

(обратно)

13

Давид Ливингстон — знаменитый английский путешественник, исследователь Африки.

(обратно)

14

Джон Аткинсон Гобсон — английский экономист и реформист.

(обратно)

15

Джон Мильтон — английский поэт, политический деятель, мыслитель.

(обратно)

16

Стихи Р. Бернса, перевод С. Маршака.

(обратно)

17

Гарус — цветная шерстяная пряжа для вышивания.

(обратно)

18

Дейвид Глазго Фаррагут — американский адмирал, один из самых популярных героев Гражданской войны.

(обратно)

19

Жан Луи Родольф Агассис — швейцарский естествоиспытатель.

(обратно)

20

Чарлз Самнер — политический деятель США, сенатор, убежденный противник рабства.

(обратно)

21

Амелия Блюмер в 1840-х годах предложила женский костюм, характерным элементом которого были шаровары до щиколоток и надетая на них юбка до коленей.

(обратно)

22

Пансионерка — воспитанница пансиона.

(обратно)

23

Геба — в древнегреческой мифологии богиня вечной юности.

(обратно)

24

Дюйм — мера длины, равная 2,54 см.

(обратно)

25

В драме Шекспира Макбету было предсказано, что он лишится короны, когда Бирнамский лес подойдет к Дунсинану.

(обратно)

26

Аспидная доска — грифельная плита для письма.

(обратно)

27

Бандо — украшение из лент.

(обратно)

Оглавление

ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

Глава I ДВЕ ДЕВОЧКИ

Глава II КЛАН

Глава III ДЯДЮШКИ

Глава IV ТЕТУШКИ

Глава V ПОЯС И ЯЩИК

Глава VI КОМНАТА ДЯДИ АЛЕКА

Глава VII ПОЕЗДКА В КИТАЙ

Глава VIII ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО

Глава IX ТАЙНА ФИБИ

Глава X ЖЕРТВА РОЗЫ

Глава XI БЕДНЫЙ МЭК

Глава XII ДРУГИЕ МАЛЬЧИКИ

Глава XIII УЮТНЫЙ УГОЛОК

Глава XIV СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Глава XV СЕРЬГИ

Глава XVI ХЛЕБ И ПЕТЕЛЬКИ

Глава XVII ХОРОШИЕ УСЛОВИЯ

Глава XVIII МОДА И ФИЗИОЛОГИЯ

Глава XIX КОСТИ ТОВАРИЩА

Глава XX ПОД ОМЕЛОЙ

Глава XXI ИСПУГ

Глава XXII ЧЕМ БЫ ЗАНЯТЬСЯ?

Глава XXIII ПРИМИРЕНИЕ

Глава XXIV ВЫБОР

Реклама на сайте