ПАВЛИК
Десять лет Павлик прожил в городе. И за это время только два раза отдыхал летом за городом. Да и то неудачно, так как отправляли его родители с соседним детским садиком и попадал он почему-то в малышковые группы. Поэтому в памяти остались только путешествия от жилого корпуса на игровую площадку. Впереди он, самый большой, за ним, взявшись руками за длинную веревку, цепочка желторотых гусят под присмотром нянь медленно брели туда, а потом обратно.
А как хотелось побыть в лесу, побегать по лужайкам, искупаться в речке!
И с таким же нетерпением, как ждал он когда-то поступления в школу, считая месяцы, недели, дни, Павлик ждал и давно обещанной мамой поездки в садоводство к тете Поле. И как ни тянулось время, долгожданный день пришел. Позади три года школы, три дня сборов. И вот он на конечной остановке автобуса. Смотрит в тетрадный лист, на котором тетя Поля нарисовала план поселка, и соображает, как найти нужную ему улицу. К нему наклонился мужчина и тоже посмотрел на листок.
— Кого-нибудь разыскиваешь?
— Ага. Тетю Полю. Васильеву Полину Ивановну. Она живет вот здесь, — и Павлик показал точку на плане.
— Так нам же, парень, по пути.
Свернули направо и пошли по широкой и ровной как стрела дороге, зажатой с двух сторон густыми лесозащитными полосами. Сзади, в двух километрах — Ропша. А далеко впереди — Петергоф.
— Надолго к нам? — поинтересовался новый знакомый.
— На все лето! — весело ответил Павлик.
— Тогда давай знакомиться. Я живу недалеко от вас. Так что видеться мы будем часто. Моя фамилия Карасев. Зовут Михаил Петрович, но ты можешь звать меня просто: дядя Миша.
— А я Павлик.
Минут пятнадцать шли они прямо, потом повернули влево. Наконец дядя Миша сказал:
— Ну, парень, я уже пришел. Тебе тоже недалеко, — и показал на улицу, где был виден дом под белой крышей. — А пока, если хочешь, зайди ко мне.
— Спасибо! Я уж лучше потом, — ответил Павлик, свернул на улицу, которую ему показал дядя Миша, и засмотрелся на крышу дома, на верхушке которого важно сидел вырезанный из жести петух, а еще выше, на длинном шесте, дребезжал флюгер.
— Что ты делаешь? Не смей! Как тебе не стыдно обижать маленьких! — услышал Павлик голос девочки.
Повернулся и увидел метрах в десяти на обочине дороги высокого худого мальчишку. На вид ему было лет двенадцать-тринадцать. Он старательно растаптывал песчаные куличики и пещеры. Два мальчика испуганно, исподлобья смотрели на разрушителя. Вокруг бегала светловолосая девочка и кричала: «Подожди, Костя, подожди! Приедет папа, я ему все расскажу!»
— Перестань, тебе говорят! — что есть силы крикнул Павлик.
Костя поднял голову, осмотрелся, сошел с кучи песка и ухмыляясь подошел к Павлику.
— Интересно, откуда здесь взялся этот шкет? — проговорил он ни к кому не обращаясь. — Такого лыцыря мы чего-то раньше не встречали. — И вдруг схватил Павлика одной рукой за воротник, а другой начал больно щелкать его по лбу.
Павлик взвыл от обиды и попытался вырваться, но Костя держал его крепко. Тогда он ударил Костю носком ботинка по ноге. Тот вскрикнул, ухватился руками за ушибленное место и… заплакал. Павлик растерялся. «Большой, а плачет!» — подумал он. Девочка, кричавшая до этого на Костю, схватила Павлика за руку, втащила в калитку своего дома, а немного погодя отвела его к тете Поле, дом которой был совсем рядом.
По дороге, вздыхая, как старушка, она приговаривала:
— Ай-я-яй! Ай-я-яй! Что же теперь будет? Ты, мальчик, не знаешь Костю Рыжего. Он тут самый большой. Чуть что, сразу стукнет. Он даже девочек бьет и никого не боится!
Девочку звали Таней, фамилия ее была Царева, но ребята звали Царицей.
ЗНАКОМСТВО
— Оля, оставь Тузика в покое, — сказала мама. — Сколько раз тебе говорили — не трогать животных. За столом надо только есть. Смотри на Павлика, какой он молодец, всю кашу съел, не то что ты. Ешь, Павлик, еще, не стесняйся. А ты, неугомонная, сиди спокойно. Сейчас налью чаю.
— Не хочу чаю…
— Оля! Последний раз предупреждаю, будешь капризничать, отдам Тузика тете Люсе, Ваську выгоню из дому, а тебя отведу в милицию. Хватит. Надоели твои фокусы. Когда папа уезжал в экспедицию, ты обещала слушаться, а теперь опять за свое. У соседей не дети, а радость, а ты у меня — слезы.
— А зачем ее в милицию? — спросил Павлик.
— Чтобы проучили хорошенько. Ты что, первый раз слышишь, что всех баловников, которые не слушают родителей, ведут в милицию. Там даже комната такая есть и называется детской.
А когда, после завтрака, Оля с Тузиком убежали в сад, тетя Поля продолжала:
— Хоть бы ты на нее повлиял. Большой уже, в четвертый класс перешел.
— Хорошо, я попробую, — ответил Павлик и тоже пошел на улицу. Оля сразу подбежала к нему и затараторила, показывая на грядки.
— Смотри, это «красавица Загорья», это «мысовка», это «комсомолка», а это «фестивальная», — объясняла она сорта клубники.
— Как ты их различаешь? Они же все одинаковые, — спросил он.
— Что ты, что ты, — горячилась Оля и объясняла снова: — А на этих грядках клубника еще маленькая. Ее посадили осенью. Я за ней сама ухаживаю, рыхлю и каждый день поливаю. У меня даже ведерки есть. Смотри.
— Такие маленькие?
— Это так кажется. А когда они полные, попробуй подними.
— А для меня ведра есть?
— Таких нету, а большие ты не снесешь.
— Снесу. Давай попробуем.
Оля вынесла из сарая ведра, и они побежали к водоему. Павлик наклонился, зачерпнул полное ведро и с трудом вытащил его обеими руками.
— Вот видишь, — сказала Оля.
— Что видишь, что? — не сдавался Павлик. — Если эту воду разлить в два ведра, то я их снесу запросто.
Так и сделали. Принесли воду на огород, вылили ее в лейки и начали поливать. После того как была полита грядка, за которой ухаживала Оля, Павлик спросил:
— Ты что, милиции боишься?
— Очень.
— Была там?
— Нет, но скоро поведут. Я совсем разбаловалась. Есть не хочу. Без разрешения на речку бегаю. Позавчера папину чашку разбила. А мама у меня знаешь какая, чуть что, сразу в милицию.
— Зачем же ты балуешься?
— Сама не знаю. Расту одна и некому на меня влиять — так мама тете Люсе говорила. А папа наш все время в командировке.
— Теперь я на тебя буду влиять.
— Ты?
— А что? Я ведь уже пионер, а ты еще маленькая, — ответил Павлик.
— А бить меня не будешь?
— Вот еще, что выдумала. Я девчонок не трогаю, а с тобой мы и так договоримся. Ты же мне все-таки сестра.
— Если так, — неуверенно сказала Оля, — то я согласна. Влияй.
— Только чур, — продолжал Павлик, — чтоб потом не отказываться. Ты должна, понимаешь, слушаться меня во всем и старших тоже. Поняла?
— А маму?
— Конечно. Ее в первую очередь и даже больше всех, — продолжал Павлик. — Ты смотри на меня, что буду делать я, то и ты делай. Но имей в виду, примешься за старое, перестану с тобой дружить и уеду домой.
— Не примусь. — Она хотела еще что-то сказать, но, посмотрев направо, крикнула: — Мама! Мама! Иди сюда. Иди скорее. Кто-то редиску рвал и потоптал грядку.
— Ну что ты скажешь. Снова какая-то нечистая сила нашкодила.
— Это ребята.
— Не ребята, а хулиганы. Ну подождите, сорванцы, доберусь я до вас, — погрозила она кому-то и ушла.
— Павлик, пойдем на веранду, я тебе покажу что-то. Только скинь, пожалуйста, тапочки, мы здесь босыми ходим. Так лучше.
На веранде стояли стол, несколько стульев, оттоманка, зеркало и этажерка с игрушками. Вся нижняя полка этажерки была занята куклами. Оля подала Павлику скамеечку, пригласила сесть и — необычно серьезным голосом сказала:
— Это мои куклы. Знакомься с ними. Вот эту, самую большую, зовут Пупсыня. А это — Пупсиха, — начала она тыкать пальцем в грудь куклам, сидевшим по росту. — Вот Пупся, — продолжала она. — Вот — Пупсишка. А эти маленькие, Пупсик и Пупсенок, их братики.
— Ну и что? — спросил Павлик.
— Как что? — не поняла Оля. — Я же тебя знакомлю с ними…
— Я не девчонка, чтобы возиться с куклами, да и зовут их как-то не по-людски. Психи — Пупсихи. Ты это сама придумала или их в магазине так назвали?
— Что ты, что ты, — испугалась Оля, схватила Павлика за руку, потащила на кухню и зашептала: — Ты думаешь, что это тебе просто куклы и все. Фигушки! Это они днем такие. Сидят и не шелохнутся. Потому что хитрые. А посмотрел бы ты на них ночью, когда они разговаривают, поют и танцуют, тогда бы ты не говорил: «Психи — Пупсихи». А называли мы их вместе с Валеркой. Тузик мой тоже умеет разговаривать. А нашего кота Ваську они не любят и боятся, потому что он злой. Издевается над Пупсенком. Топчет его лапами и кусает…
— Выдумываешь ты все, — начал было Павлик, но Оля продолжала:
— В прошлую ночь, только я легла, еще, наверное, и не уснула, как вдруг слышу — говорит Пупся: «А наша Оля опять Тузика наказывала». А Пупсиха, та тоже: «Ничего, ничего, девочки, доиграется она. Быть ей в милиции. Она не только Тузика обижает, но и Пупсенка не любит». Это я-то не люблю Пупсенка! Тоже мне сказала. А тут и Тузик заговорил: «Пусть она меня еще хоть раз за ухо дернет или в углу привяжет, так я не посмотрю, что она большая. Возьму и тяпну ее за палец. А то как служить ей на задних лапках, как слушаться на уроках и выполнять разные команды, так Тузик. А чуть что, так меня же в угол. Когда мама велела ей сидеть дома, она не послушалась, убежала к Тане». И тут все загалдели: «Надо жаловаться, надо жаловаться!» А Пупсыня, эта, самая большая, говорит: «Она исправится. На нее теперь Павлик будет влиять. Он положительный».
Утром проснулась, — продолжала Оля, — смотрю на Тузика, а он как будто ничего не знает. Сразу видно, что притворяется. Пошла к куклам, а те тоже сидят себе смирненько как ни в чем не бывало.
— Выдумываешь ты все. Не могут куклы разговаривать. Животные тоже не говорят. Это тебе приснилось.
— Ну и пусть, — не сдавалась Оля. — Может, они с тобой не разговаривают, а со мной всегда, но только почему-то ночью, — сказала она тихо, — а днем молчат…
Прибежал откуда-то Тузик и начал тереться у ног Оли.
— Сейчас, сейчас, Тузик, пойдем.
— Куда? — спросил Павлик.
— На улицу. Я с ним каждый день занимаюсь.
— И он уже что-нибудь умеет?
— А как же. Пойдем — посмотришь.
На улице за калиткой, возле кустов красной рябины, была маленькая площадка. Здесь Оля поочередно вынимала из сумки резиновый мячик, коротенькую палочку, старую варежку, косынку, свежий гриб и давала Тузику нюхать. Потом шла на полянку, за штабель с дровами, и что-нибудь там прятала. Возвращалась и командовала: «Ищи!» Тузик срывался с места и, уткнув нос в землю, мелкой трусцой бежал в сторону штабеля дров. Брал находку в зубы, весело бежал назад, отдавал ее Оле, а взамен получал конфетку. Но когда нашел спрятанный гриб, то в зубы его не взял, а стал сердиться и громко тявкать.
— Я учу его искать грибы, — объяснила она Павлику.
— Собаки грибов не ищут, — неуверенно сказал он.
— Ищут. Ищут, что ты. Это коты не умеют, хотя Вовка и учит своего Уголька.
Павлик ушел. К Оле подошла мама.
— Ну как, познакомилась с братцем?
— Познакомилась, познакомилась. Ты знаешь, какой он храбрый. Вчера так Рыжему дал, что тот заплакал и убежал с нашей улицы.
— Павлик побил Костю? Когда же он успел?
— А как шел к нам. Костя, понимаешь, потоптал наши куличики. Ну, Павлик ему и всыпал. Теперь Костя к нам и не заглянет…
«Час от часу не легче, — подумала Полина Ивановна. — Удружила сестра. Со своей никак не совладать, а тут — мальчишка».
— Путаешь ты что-то, — сказала она Оле, — как это он мог побить такого сорвиголову.
ЗАКОЛДОВАННЫЕ ПОРОСЯТА
— Пойдем к ребятам, — предложила утром Оля. И они направились на соседний участок.
— Что они делают? — спросил Павлик, показывая на двух мальчишек, к которым они подходили. Старший с увлечением хлестал грязную газету. Прут свистел, газета после каждого удара прыгала врерх, а он все не унимался. Меньший стоял в стороне и боязливо поглядывал на газету. В правой руке он держал длинную палку, а левой крепко прижимал к груди черного котенка.
— Валера! Что ты делаешь? — спросила Оля у старшего.
— Поросенка рублю.
— Какого поросенка? — переспросил Павлик. — Это же старая газета.
— Не газета, а зеленый поросенок, только он заколдованный. — Валера перестал махать прутом, выпрямился и вытер вспотевшее лицо. На вид он был ровесником Павлика. Высокий, худощавый, пшеничного цвета волосы, аккуратно расчесанные на пробор. На лице мелкие веснушки. Второй — чуть помладше. Он пока рос больше в ширину. Вовка, так звали младшего, оседлал свою палку и запрыгал на месте, временами покрикивая на своего беспокойного «скакуна».
— Это Павлик, — сказала Оля. — Он мой брат. Будет у нас жить. Он уже пионер. Не дерется и будет на меня влиять.
— Не дерется?… — протяжно спросил Валерик. — А Костю кто стукнул?
— Какого Костю? — спросил Павлик.
— Рыжего. Знаешь, какой у него на ноге синяк. Мы видели. Он сказал, что натравит на тебя Зеленого поросенка.
— Какого?
— Зеленого, — оглядываясь по сторонам, шепотом произнес Валерик.
— А что мне сделает его поросенок?
— Зеленый? — тараща в испуге глаза, переспросил Валерик.
— Хотя бы и Зеленый, — не сдавался Павлик.
— Да знаешь ли ты… — и ребята, перебивая друг друга, рассказали, что здесь в лесу, недалеко от их садоводства, живут страшные заколдованные поросята. — Красный, — говорил Валерик, — это так себе. Он просто кусается. Желтый кусает только за живот. А Зеленый… — и здесь Валерик снова перешел на шепот. — Зеленый может съесть тебя всего вместе с тапочками.
— А сами-то вы видели этих поросят? — поинтересовался Павлик.
— Нет, поросенков мы не видели, — сказал Вовка. — Нам о них Костя рассказывал. А вот как они пищат и хрюкают, слышали. Поэтому и в лес теперь не ходим. Боимся. Но мы часто видим, как Костя им еду носит. А один раз в сетке даже пиво было. Это я заметил, — ухмыльнулся Вовка.
— Пиво поросятам? И они его пьют?
— Так они же заколдованные. Им все можно, — ответил Валерик.
— А Костю они не кусают?
— У Кости есть такая соль. Он ее в спичечном коробке носит. Как только захочет какой-нибудь поросенок его укусить, а Костя ему соль под нос: «На — нюхай. Нюхай!» Поросенок хвост подожмет — и бежать.
— Опять набезобразничали! — услышал Павлик чей-то голос. Обернулся и увидел дедушку, собиравшего на Валеркином огороде кем-то вырванную и оставленную на грядках редиску.
— Снова приходил поросенок? — спросил дедушку Вовка.
— Дались тебе эти поросята, — с досадой ответил дедушка. — Они, внучек, на двух ногах ходят.
«Василий Михайлович! Василий Михайлович! — звали кого-то на дороге. — Идите сюда, и побыстрее. Вас ждут».
— Это дядя Петя кричит. Ночной сторож, — пояснил Валерик. — Побежали и мы, послушаем, что у них там.
У крайнего дома толпились люди. Дверь дома была открыта настежь, а в окне выбито стекло.
— Такого здесь еще не было, — услышали они голос женщины, стоявшей впереди всех. — Так, чего доброго, и по другим домам пойдут…
— Да, завелась какая-то пакость, — говорил старик, опираясь на клюку.
— Дежурить надо, дачники. Дежурить. Всем обществом по очереди.
— А сторож зачем? — крикнул кто-то.
— Сторож за всем не усмотрит. Он у вора всегда на виду.
— А что взяли?
— Вон сам хозяин идет, сейчас узнаем.
Толпа расступилась, и в дом рысцой вбежал мужчина с рюкзаком за плечами. Минут через пять он вышел.
— Ерунда, украли мелочь. Три банки консервов, что на столе лежали, — сказал он. — А дверь я сам забыл закрыть.
— А вы чего, ядрена-палка, под ногами путаетесь! — накинулся на ребят старик. — А ну, марш отседа! Рано вам такие разговоры слушать!
— Дедушка! Это, наверное, поросенок приходил, — сказал Вовка.
— Что-что? Поросенок? Какой такой поросенок? — переспросил дед. Но Валерик ухватил Вовку за руку, и они убежали.
Под вечер, когда вся компания ребят: Павлик, Валерик, Вовка, Таня и Оля — собралась в конце своей улицы на широкой поляне, отделяющей садоводство от леса, Оля спросила:
— Павлик, а ты пионер?
— Конечно.
— А вот Валерка говорит, что в младших классах звездочки бывают. А что это такое?
— Разве Валерка или Таня не рассказывали? Они же второй класс кончили. Понимаешь, собираются человек пять в отряд, занимаются полезными делами, готовятся в пионеры.
— Вот бы у нас организовать такую звездочку, — сказала Оля.
— Тоже выдумала. Звездочку на даче. Что это тебе, школа? — вмешался Валерик.
— А вот и неправда. Татьяна Дмитриевна нам говорила, что звездочка может быть везде, где только есть ребята, — возразил Павлик, — главное, организоваться и найти дело…
— Я согласна быть в звездочке, — первой высказалась Оля.
— Я тоже согласна, — подала голос Таня. — И командиром пусть будет у нас Павлик. Он самый большой и пионер… — Сказала, потом запнулась, посмотрела куда-то вдаль и вдруг весело закричала: — Смотрите, смотрите! Вон из-за леса какой большой верблюд вылезает, на горбе у него… на горбе… курица, — и рассмеялась.
Над лесом висело большое темно-серое облако.
— Не курица, а собака, — запротестовал Вовка.
— Это не верблюд, а лошадь. А на ней человек, — уверенно сказал Валерка. — Где же вы горб видите?
— Это слон, — переменил свое мнение Вовка.
— Да что вы, слепые, что ли, — не сдавалась Таня, но тут их перебили.
— Почему не купаетесь? — спросил кто-то.
Все обернулись. Возле них стоял высокий мужчина. Через руку у него висел перекинутый серый плащ. На голове такого же цвета шляпа, сдвинутая на затылок. Павлик сразу узнал дядю Мишу, с которым шел от автобусной остановки.
— Сегодня вода холодная, — за всех ответила Таня.
Мужчина сел рядом с Павликом.
— О чем спор? — весело спросил он.
— Мы звездочку хотим создать. А Валерик говорит, что на даче нельзя, — сказала Таня.
— А я думаю, что можно, — вмешался Павлик. — Правда же, дядя Миша? Мы и на даче можем сделать много полезного.
— Ну что ж, звездочка — дело важное. Только не разбрасывайтесь. Найдите действительно какое-нибудь интересное дело, — сказал дядя Миша.
— Дядя Миша, — продолжал Павлик. — Вот ребята говорят, что в лесу какие-то заколдованные поросята появились и Костя им еду носит. Я думаю, это все выдумки, правда ведь?
— История занятная. Кто-то, видно, хочет напугать вас. — Потом обращаясь к Павлику, добавил: — Неплохо бы тебе самому повидать Костю перед тем, как он пойдет в лес. Ну, мне пора.
— Кто это? — спросили ребята Павлика, когда мужчина ушел.
— Это дядя Миша. Милиционер. Но не тот, что по улице ходит. Он просто работает там, а в форме не ходит.
— А что же он там делает?
— Воров, наверное, ловит, — ответил Валерик.
— Я уже у него дома вчера был, — продолжал Павлик. — Он живет здесь недалеко. Учил выжигать по дереву, угощал чаем и обещал взять на рыбалку…
— Вот это да-а-а, — протянул Вовка.
— Ну теперь держись, Костя Рыжий, — сказала Таня. — Пусть он еще раз придет на наш песок, я сразу к дяде Мише побегу.
ТУЗИК
Когда Оля и Павлик прибежали домой, Полина Ивановна сразу усадила их за стол. Здесь же на веранде сидела их соседка. Она держала на руках Тузика и гладила его рыжую шерстку.
— Красавец! Ничего не скажешь, красивый щенок. Где вы его только достали?
— Знакомые из Ропши принесли. Он тогда был такой маленький, что даже бегать не мог. А теперь так носится — Оле не догнать, — ответила Полина Ивановна.
— Да, молодец, смотрите, смотрите, ну прямо-таки лев. Даже гривка есть, — продолжала хвалить Тузика соседка.
— А вы знаете, — вклинилась в разговор Оля. — Он все, все понимает.
— Тебя только слушай, наговоришь…
— Честное-пречестное, — продолжала Оля. — Недавно ко мне пришли ребята и мы решили играть в прятки. Стали в круг, и Танька…
— Таня! — поправила ее мама.
— И Таня рассчитала нас. И вот, понимаешь, мама, водить пришлось Боцману.
— Оля! Ну сколько раз тебе говорить…
— Вовке, Вовке, — поправилась Оля и, боясь, как бы ее не перебили, скороговоркой продолжала: — А он отказывается. «Не буду, — говорит, — водить, вы Тузика не посчитали». А Таня ему в ответ: «Тогда давай и твоего Уголька считать». А он знаешь какой упрямый. «Ты, — говорит, — Царица, моего котенка не тронь. Он — животное маленькое, еще только учится, а вот когда подрастет, тогда всегда — пожалуйста». Поставили мы Тузика в круг и снова начали считать. И что же думаешь? Водить пришлось ему. И знаешь, как он нас искал? Станет за сундук, чтобы не подглядывать, и ждет как миленький. И только когда кто-нибудь крикнет «Пора!», он выскакивает и всех находит. Вот только, когда он водит, на чердаке нельзя прятаться. Он еще не научился по лестнице лазать. А когда, мы остаемся с ним вдвоем, я учу его искать. Куда бы чего ни запрятала, все равно найдет. А когда играем в космонавтов, он сидит, скучает и ждет.
— Ну здесь ты что-то сочинила, — сказала соседка. — Такой маленький и уже ищет…
— А ведь Оля правду говорит. От этого бесенка ничего не спрячешь. Все найдет, — поддержала Олю мама.
Рассказывая, Оля нет-нет да и поглядывала на Тузика. Слушает ли.
— Только он очень обижается, — продолжала она, — когда его обзывают. Если я нечаянно скажу «Танька» или «Боцман», то ты меня всегда поправляешь. А его зовут, кто как хочет: ты вот говоришь на него то Тузик, то щенок. Тетя Дуся обзывает его Малявкой, а ребята еще хуже — кто Пузик, кто Карапузик, а некоторые еще чище — Тузик-Пузик-Карапузик. А Валерик так один раз даже назвал его Тузище-Пузище. Разве ему не обидно?
— Ладно, ладно, заступница. Чай остыл.
Оля посмотрела на Тузика, а тот только и ждал этого, прыгнул ей на колени.
— Видели фантазерку, — сказала Полина Ивановна, — и Тузик у нее умница, только что не разговаривает…
— Разговаривает, разговаривает. Ты только послушай…
— И кот-мурлыка, который мышей не ловит, тоже у нее какой-то необычный, — продолжала Полина Ивановна.
— Так он же Пупсенка обижает, — чуть не плача выкрикнула Оля.
— Вот-вот. А какие прозвища она дала своим куклам. На сытый желудок не выговоришь.
— Разве плохо? Пупсыня, Пупсиха, Пупся, Пупсишка, Пупсик и Пупсенок, — выпалила одним духом Оля.
— Хорошо, хорошо. Даже очень хорошо. Пей чай. А было бы еще лучше, если бы ты слушалась маму.
НА РЫБАЛКУ
На улице, против дома, где жили Павлик и Оля, ребята строили шалаш. Здесь же возились Тузик с Угольком, а чуть поодаль лежал жирный кот Васька. Михаил Петрович Карасев минут пять стоял незамеченный, пока Павлик не вылез из шалаша и не увидел его.
— Дядя Миша пришел! — закричал он.
— Чем занимаешься, герой?
— Шалаш строим. От дождя будем в нем прятаться.
— А завтра что будешь делать? На рыбалку хочешь?
— На озеро? — подпрыгнул от радости Павлик. — Конечно, хочу.
— Тогда накопай червей побольше и корзину не забудь. Пойдем завтра утром.
В воскресенье утром счастливого Павлика на рыбалку провожала вся детвора. Впереди, положив колечко хвоста на спину, бежал Тузик. А сзади, с котенком на руках, пыхтел Вовка. Павлику не верилось, что он идет на целый день в лес, будет на Черной речке, на озере и все время с дядей Мишей.
Проводив Павлика и дядю Мишу до водоема, ребята вернулись домой.
— Куда же вы грибы будете складывать? — спросил Павлик.
— В твою корзинку.
— Так она же маленькая.
— Ничего. Для двоих хватит.
— А удочка ваша где? — не отставал Павлик.
Карасев посмотрел на руки, в которых был только чемоданчик, и, казалось, сам был озадачен, что на рыбалку пошел без орудия лова.
— Ладно, что-нибудь придумаем. Червей хватит?
— Полная банка, — похвастал Павлик.
Разговаривая, они шли вперед, смотрели по сторонам и под ноги. Павлику первому улыбнулся пузатый боровик.
— Дядя Миша! Белый! Смотрите, какой большой. — Вытащил нож, аккуратно срезал гриб, положил его в корзинку и побежал дальше.
— Подожди, парень. Не спеши. Грибы этого не любят. Здесь еще должны быть белые. Обычно они растут семьями. Давай поищем.
И действительно, почти на том же месте они нашли в траве еще пять белых, пузатеньких, в бархатистых шапочках.
На небе ни облачка. Ветерок в лесу затерялся. Косые лучи утреннего солнца разбросали по редким полянам тени кружев от одиноко стоящих деревьев.
Когда корзина наполнилась, они сели, грибы высыпали на траву, отрезали от ножек шляпки и раздельно уложили в корзину.
На берегу озера Павлик начал готовить удочку.
— Э, да ты, я вижу, запасливый, — сказал Карасев, — у тебя лески на двоих хватит.
— Как же, а вдруг обрыв…
— Запасные крючки тоже есть?
— Много. Выбирайте любые.
Карасев срезал длинный березовый прут, очистил его от коры, отмотал у Павлика кусок лески, и через несколько минут у него тоже была хорошая удочка.
— А теперь мыться и обедать, а то, видишь, солнце на ели, а мы еще не ели.
Павлик помылся и вдруг вспомнил, что сверток с едой, который еще с вечера ему приготовила тетя Поля, забыл дома. Стало так стыдно, что даже слезы выступили.
— Я свой обед забыл дома. Но вы не беспокойтесь, я есть совсем не хочу.
— Очень хорошо, что забыл, — обрадовался дядя Миша, — я на двоих взял. Садись. Посмотрим, что у нас здесь.
Он открыл чемоданчик и начал выкладывать на газету свертки.
— Ну как, одолеем? — подмигнул он. — Не бычься. Садись.
Бутерброды с сыром, колбасой запивали холодным лимонадом. Павлик ел до тех пор, пока не почувствовал, что по-настоящему сыт.
— Спасибо. Наелся, — поблагодарил он.
— Вот теперь верю. А то такой здоровый парень целый день в лесу и вдруг не хочет есть. А сейчас отдых. Ложись и загорай. Захочешь пить — лимонад в чемодане.
Дядя Миша прямо на берегу лег у своих удочек и сразу уснул. А Павлик выбрал место в густом кустарнике. Положил под голову сухой мох, которого здесь было много, и лег лицом кверху. Но спать не хотелось. И вообще он не любил спать днем.
Глаза рассеянно блуждали по деревьям. На одном стволе выбивал морзянку дятел. На другом — белка скользила с вершины вниз и обратно летела вверх. Потом его внимание привлек реактивный самолет. Когда он скрылся и затих рев турбин, до слуха Павлика отчетливо донеслись чьи-то шаги и хруст сухого валежника. Павлик осторожно повернулся на бок и сквозь невысокий кустарник, метрах в сорока, увидел Костю и рядом с ним парня, выше ростом и шире в плечах. Они шли в сторону поселка и о чем-то говорили.
Минут через двадцать снова послышались шаги. Это возвращался тот второй, что шел с Костей. Но шел дальней тропинкой, и рассмотреть его не удалось.
Через час начали рыбачить. Павлик хотел сесть рядом, но дядя Миша запротестовал:
— Привыкай рыбачить один. Поймешь, в чем дело, сам от компании бегать будешь.
Сначала клева не было. Поплавок дремал на глади озера. Даже серебрянка не шалила. Вдруг, в один из забросов, поплавок стремительно пошел в воду, удилище согнулось в дугу и Павлика дернуло за руку. Он сделал подсечку, но леска не поддалась. Боясь оборвать ее, Павлик двумя руками взял удилище за конец и, пятясь назад, начал тащить его на себя. Рыба рвалась вправо, влево, а он все пятился. Наконец сверкнув на солнце чешуей, она сама выскочила на берег. Не в силах сдержать радость, Павлик схватил ее за жабры и побежал к дяде Мише.
— Форель, — сказал Карасев и показал на свой кукан, где между двух горбатых черных окуней блестела такая же рыбина, как и у него.
Павлик вернулся на свое место, закинул удочку и снова увлекся. Когда подошел Карасев, у него уже было четыре больших форели и таких же три окуня.
— Шабаш! — скомандовал Карасев.
— Дядя Миша. Такой клев… — взмолился Павлик.
— Хватит. Не торговать же ею ты собрался. Нанизывай на свой кукан и моих. Пойдем лес смотреть.
Солнце стояло высоко, и они не спешили. Карасев поднимал вверх голову, рассматривал кроны деревьев и то и дело спрашивал: «Ну, а это что за дерево, а это?» И, убедившись, что, кроме березы, Павлик ничего не знает, сказал:
— Не знать деревьев, которые всю жизнь с нами, не знать окружающих тебя растений — это, прости меня, все равно что не знать курицу, кота или собаку, — и стал рассказывать о том, что попадалось им на пути.
Под вечер они возвращались домой. Не верилось, что день уже прошел, что скоро они будут дома и дядя Миша уйдет. «Почему так, — думал Павлик, — иной раз день тянется-тянется, как целая неделя, а вот сегодня его как не бывало».
— Что нос повесил? Устал, что ли?
— Нет, нет. Что вы, — испуганно заговорил Павлик. И это была чистая правда. С дядей Мишей он мог идти сколько угодно.
Своего отца он не только не помнил, но даже не думал, что он мог у него быть. До сих пор считал, что мама и бабушка — это все. «А где же мой отец?» — подумал он и удивился, что эта мысль пришла ему впервые.
— Ну, а звездочка ваша действует? — поинтересовался Карасев.
— Начинает, уже несколько раз собирались. Только ребята долго спят. А Вовка даже на завтрак не встает.
— Вот это нехорошо. У вас должен быть строгий распорядок на день, на неделю, на месяц, а может, и на все лето.
— А вы подскажите, как его составлять. В школе как-то получалось, а здесь не очень. Пока только думаем.
— Здесь, парень, и я всего не знаю. Шевелите мозгами сами. Чаще собирайтесь, узнайте, кто чем интересуется и на что способен. На твоем месте при составлении распорядка дня я бы, например, запланировал подъем, ну во сколько договоритесь сами, но чтобы вставать всем одновременно и сразу, не дожидаясь мамы или бабушки, убрать за собою постель. После этого — физзарядка. Ну, а после нее, конечно, купаться. Потом завтрак.
— А после завтрака — работа, — продолжил Павлик.
— Да, работа. Час или два, не больше, главное, чтобы только ежедневно, чтобы ребята почувствовали, что это не игра, а обязанность, пусть даже маленькая. Работа, которую никто, кроме них, не сделает. За день вы должны успеть многое: и поработать, и книжки почитать, и на озеро сходить. Да мало ли у вас потребностей. Ну, а дальше сама жизнь подскажет, что добавить к плану, а что выбросить.
— Да и ребята какие-то все разные, — продолжал Павлик. — Даже не знаю, смогут ли они быть в звездочке.
— Как это понимать?
— А так, что из пяти человек я один пионер, остальные — октябрята, а Оля еще и в школу не ходит. Кроме того, — замялся Павлик, — и по-другому они разные. Какой же это член звездочки, если он котенка с рук не спускает, даже обедает с ним. Тоже самое и наша Оля. Без Тузика ни шагу.
— А ты что же хотел, чтобы они ходили по домам, собирали стариков и учили их уму-разуму? Или пошли на завод деньги зарабатывать? Всему свое время. На то они и дети. Хватит с них и того, что их командир растет вот этаким сухариком. Ты тоже, брат, пока есть время, больше бегай, прыгай, кувыркайся. Одним словом, веселись. Будь таким, как все. А то идешь с тобой, беседуешь и все время охота повернуть голову и еще раз взглянуть, кто же рядом. Уж очень ты все по-взрослому воспринимаешь. А ребята вырастут. Не сомневайся. Даю гарантию, — улыбаясь сказал он и, положив свою тяжелую пятерню на голову Павлика, пальцами начал перебирать его мягкие, выгоревшие на солнце волосы. — А что играют с котенком и щенком, так что же в этом плохого. Вот если бы мучали их, ну тогда другое дело.
— Нет, нет. Что вы, — заволновался Павлик. — Уголек ласковый и может сидеть на руках у каждого, но все время смотрит только на Вовку, за это Вовка его и любит. А Тузик, если Оля рядом, ни к кому не подойдет.
— Так чем же ты недоволен? Если дети любят животных, ухаживают за ними, жалеют, это же хорошо. От этого они сами становятся добрее и лучше. Вот пусть уход за щенком и котенком и будет для них постоянной обязанностью. Живеднце, брат, хорошо понимают ласку и людскую доброту. Ни одна порядочная собака, даже самая большая и злая, никогда не укусит маленького.
За разговорами незаметно кончился лес, прошли поляну с водоемом, и вот их улица, а навстречу уже бегут ребята.
ОБМАН
Через несколько дней после рыбалки Павлик с Вовкой сидели с удочками у большого котлована, наполненного водой. Возле них были Вовкин Уголек и большой трехцветный кот Тани Царевой по имени Катька. Почему Катька, никто не знал, но кот признавал только эту кличку.
Хорошей рыбы в котловане не было. За день можно было поймать с десяток мелких окушков, которые свободно помещались в пол-литровую банку. Зато серебрянки — хоть отбавляй. Она то и дело хватала наживку. Поплавки ныряли в воду — и ребята лихорадочно дергали вверх пустые крючки. Поймать серебрянку тоже наука. Здесь должна быть и снасть особая: тоненькая леска, самый маленький крючок и такая же насадка — мелкий-мелкий червячок. Кроме этого нужна и сноровка. В этом деле Вовке больше светила удача. Он уже второе лето рыбачил здесь и наловчился. А у Павлика пока не получалось.
И Уголек, сидевший рядом с Вовкой, и кот Катька, примостившийся у ног Павлика, завороженно глядели на поплавки и при их погружении вздрагивали. А когда в воздухе сверкала серебром рыбка — это чаще случалось на удочке Вовки, — Уголек становился на задние лапки и с нетерпением ждал, когда Вовка кинет ему добычу. А Катька, когда Уголек расправлялся с серебрянкой, отворачивался и с грустью смотрел на неудачливого Павлика. Отнимать добычу у маленького он не решался. А Павлик хоть и редко, но тоже выуживал и отдавал ему пойманную рыбку. Бывали случаи, когда и Вовка кидал ему свою серебрянку.
Олин Васька, постоянно лежавший на оттоманке, ходить на рыбалку ленился.
Поплавок на удочке Павлика задрожал, и он лихорадочно ждал момента подсечки. Уже и Катька поднялся на ноги и посматривал то на поплавок, то на Павлика, как бы говоря ему: «Ну дергай-дергай, чего же ты!», как вдруг Павлик вздрогнул от крепкого шлепка по спине. От неожиданности дернул удочку, к его удивлению высоко вверх взлетел красноперый окушок и, сорвавшись с крючка, шлепнулся в траву за спину. Павлик поднял глаза кверху и увидел стоявшего над ним Костю.
— Это ты? — спросил растерянно Костя. Павлику показалось, что крупных коричневых веснушек у Рыжего гораздо больше, чем он заметил во время их первой встречи. — А я, — продолжал Костя, — думал, что это Валерка.
Павлик поднялся поглядеть, куда упал его окушок, но над ним уже блаженствовал Катька.
— Ну ладно, шкеты, я пошел, — сказал Костя и направился на улицу, которая вела к лесу.
Павлик пошел за ним. Это озадачило Костю. Когда они дошли до последнего дома, после которого уже начиналась поляна с водоемом и лес, Костя остановился и уставился на Павлика.
— Ты чего?
— Ничего, — ответил Павлик. — Опять к нему?
— К кому? К кому? — испуганно забормотал Костя. — К кому я иду? А ну скажи.
— К тому высокому, с кем позавчера шел из леса. Я вас хорошо видел возле озера.
— Выдумываешь ты. Позавчера я в город ездил и в лесу не был.
— Врешь! — настаивал на своем Павлик. — Позавчера мы с дядей Мишей рыбачили и я вас обоих видел.
— А этот, твой дядя Миша, тоже видел?
— Нет, не видел. Он в это время спал.
— А-а-а-а, — протянул Костя и начал что-то вспоминать. — Так ты говоришь, позавчера? Верно. Было такое. Я ходил на болото за моховиками, заблудился, и меня из лесу вывел какой-то мужик. Он там сено косит. Дал трешку и велел принести хлеба, сигарет и лимонада.
— Заблудился? А говорят, что ты даже ночуешь в лесу, — неуверенно сказал Павлик.
— Брехня все это. Брехня, — оправдывался Костя. — За грибами я в лес хожу, за белыми. Их здесь знаешь сколько? Давай вместе.
— Где они? Покажи.
— Да вот же, совсем рядом. На той стороне, за водоемом.
— Пошли, — согласился Павлик.
— А собирать во что будешь? Беги домой и бери самую большую корзину. А я тебя подожду.
Павлик побежал к Вовке и закричал:
— Кидай удочку! Беги за корзиной. Пойдем собирать белые. Их там навалом.
— Мне в лес одному нельзя. Дедушка не велел.
— Так здесь же рядом. На поляне. По ту сторону водоема. Костя сказал, что их там видимо-невидимо.
— За большим водоемом? — вскочил как ошпаренный Вовка. — За большим водоемом? — еще раз переспросил он. — Да там до самой тропинки, что идет к Царской дороге, — вода и болото. В резиновых сапогах не пройдешь.
— Но Костя же сказал, — растерянно бормотал Павлик.
Вовка положил свою удочку и решительно сказал: «Пошли». Пробежав по улице, перескочили канаву, через которую все собирались поставить мостик, и подбежали к водоему, в который стекала из леса паводковая вода.
— За этим водоемом, говоришь? — еще раз с издевкой спросил он.
— Так это же Костя сказал, — уныло бубнил свое Павлик, чувствуя, что его обманули…
— Пойдем, — предложил Вовка и повел по сухому краю водоема со стороны поляны. Но как только он кончился и началось мелколесье, Павлик увидел редкие высокие кочки, как бы плавающие по озеру, из которого росли одинокие высокие березы, березы группами, но поменьше и обыкновенный кустарник.
— Здесь растут твои грибы? — с иронией спросил Вовка. Повернулся и с видом победителя зашагал к оставленным удочкам, где их терпеливо дожидались Уголек и Катька.
Павлик плелся сзади и недоумевал. Сам он никогда никого не обманывал, а вот его в течение каких-то пяти минут Рыжий обманул дважды. Во-первых, сказал, что подождет, а сам удрал. Во-вторых, показал на место, где никаких грибов быть не может, да еще к тому же заявил, будто позавчера в лес вовсе не ходил.
Значит, Косте зачем-то нужно было отделаться от них, значит, он что-то скрывает. Но что?
КНИЖКА В ЗЕЛЕНОЙ ОБЛОЖКЕ
Вечером Павлик решил пойти поговорить к Валерке. Может быть, он что-нибудь знает о Косте и его тайнах.
Валеру дома он не застал. Спросил у Вовки:
— Не знаешь, где Валерка?
— Дома он, дома. Запрятался от меня и читает какую-то книжку. Давай вместе поищем.
Минут сорок они искали в комнатах, на чердаке, в сарае. Валеры нигде не было.
«Куда все-таки он мог запрятаться?» — думал Павлик. Подошла Оля с Тузиком.
— Вы чего такие растерянные? — спросила она.
— Валерик нужен. Вовка говорит, он специально спрятался.
— Пошли домой, он скоро сам придет, — убежденно сказала Оля. — Он всегда так. Пока книжку не дочитает — не вылезет.
И они пошли по меже, чтобы у парника свернуть на свою тропинку. Около дровяника Павлик вдруг увидел, что Тузик насторожился, скосил голову набок и к чему-то прислушивается. Потом из дровяника донеслось какое-то ворчание, похожее то ли на всхлипывание, то ли на хрюканье, и неожиданно раздалось громкое «Апчхи!».
Тузик сантиметров на сорок подпрыгнул и с визгом пустился наутек. У колодца опомнился, остановился, от стыда юлой завертелся на месте, потом вернулся назад, нырнул в какую-то дыру и зашелся лаем уже внутри дровяника, откуда послышался недовольный голос Валеры.
Через минуту он в пыли и паутине выбрался наружу.
Следом шествовал Тузик. Весь его вид как бы говорил: «Ну и что из того, что испугался, зато первый учуял его, вернулся и нашел. А вы бы на моем месте?»
— Ты зачем это… — не сразу нашелся Павлик.
— Занимался делом, — ответил Валера, незаметно показывая глазами на Олю, как бы говоря, чтобы Павлик воздержался от дальнейших вопросов, так как при ней он все равно ничего не скажет.
Как только Оля ушла, Валерка огляделся по сторонам, достал из-за пазухи книжку в мягком зеленом переплете, похлопал по ней ладонью и сказал:
— Вот чем должны мы заниматься!
Павлик протянул руку, чтобы взять книгу, но Валера полистал ее и, найдя нужное место, начал читать сам:
— «Фашистские оккупанты грабили города и села, а награбленное вывозили в Рейх. Но была и масса случаев, когда за неимением транспортных средств или времени сразу же отправить наворованное они прятали в окрестных лесах самое ценное: антикварные вещи, драгоценности, предметы искусства и быта, промышленные товары, ценные бумаги и архивы.
Прятали чаще всего в блиндажах, окопах, просто закапывали в местах с особыми приметами. Многие грабители не вернулись к кладам. Кого настигла пуля, а кто просто не нашел запрятанное». И вот этот Сашка Белый, — продолжал Валера, — такой же, как и мы, школьник, но только из пятого класса, организовал ребят и начал все это находить и сдавать в сельсовет. А мы что, рыжие? Мы тоже можем что-нибудь найти и сдать. А зачем вы меня с Вовкой искали? — вдруг спохватился Валера. — Я все видел…
— И не отозвался! Какой же ты товарищ! Я с тобой хотел про Костю поговорить, он чего-то скрывает…
— А что про Костю говорить, у него свои дела, а у нас свои — поважнее, тайные…
— Да какая же это тайна, если она в книжке. Где ты ее раздобыл?
— Дедушка из Ленинграда привез. Достал в какой-то библиотеке.
— Вот видишь! А ты — тайна…
— Ну знаешь! — разозлился Валерик. — Ты лучше скажи, что искать не хочешь, так я и один справлюсь.
— Ничего тебе одному не сделать. Для этого нужна группа человек пять — десять…
— Ого, хватил. А как же Саша Белый? Сначала сам все находил, и только потом, когда одному стало не под силу, подобрал себе трех или четырех помощников. А ты — десять!
Договорились продолжить разговор с самого утра завтра.
Утром, сразу же после завтрака, Павлик с Валерой взяли удочки и ушли на большой водоем.
Забрались в самый дальний угол, чтобы никто не мешал, закинули удочки, и только Павлик собрался начать разговор, как поплавок на его удочке проворно нырнул в воду и, оставляя за собой пенистый след, понесся от берега. Павлик еле успел ухватить удилище, дернул его, и в воздухе, извиваясь зеленым телом с красными плавниками, закачался окушок.
«Леший тебя принес, — подумал Павлик, — и девать некуда». Только собрался бросить окушка в воду, как Валерка крикнул:
— Постой! Нанизывай на кукан, — и подал ему веревку с привязанной на конце спичкой. В этот момент поплавок его удочки тоже нырнул под воду. И так раз за разом. Не успев нацепить очередного окушка на кукан, насадить на крючок червяка и закинуть леску, вытаскивали следующего.
— Вот это рыбалка, — крикнул в свободную минуту Валерка. — Если бы заранее знать, захватили бы ведро и не надо бы с куканом возиться.
— Ты же говорил, здесь нет рыбы, — упрекнул Павлик.
— Раньше не было. Честное слово, не было! Но ты не беспокойся. Давай поймаем еще штук по пять и перестанем.
Но рыбалка сродни походу за грибами, остановиться трудно. Часов до трех сидели они над водоемом и, как автоматы, цепляли на крючки червяков, забрасывали лески, вытаскивали окушков, нанизывали на кукан.
Неожиданно они услышали голоса Оли и Вовки, выбежавших на поляну.
— Где вы прячетесь? — первым увидел их Вовка. — Вот дедушка вам задаст!
— Рыбу ловим, — ответил Павлик.
— Ха! Здесь такая же рыба, как и белые грибы, — начал было Вовка, но, увидев куканы, на которых шевелилось не меньше чем по тридцати небольших окушков, прикусил язык и попросил:
— Ребята, дайте хоть одного вытащить!
Павлик охотно уступил ему свою удочку, а сам осторожно стал выбирать кукан.
— После обеда приходи ко мне, — попросил Валера, когда они поднялись, чтобы идти домой.
Но и на этот раз разговор не состоялся.
Павлик совсем уже было собрался идти к Валерику, как его и Олю позвала на кухню тетя Поля. Там уже была приготовлена большая миска с водой и пустое ведро. Тетя Поля показала, как чистить рыбу, и сказала:
— Вот почистишь всю эту ораву, тогда поймешь, стоит ли ловить такую уйму мелочи. Ну скажи, пожалуйста, зачем нам столько? Ведь эти рыбешки еще могли подрасти.
Павлик вспомнил, что то же самое ему говорил и дядя Миша.
Только поздно вечером они, исколов о колючки пальцы, закончили работу. Перед сном к ним забежал Валерик и сказал Павлику:
— Приготовь заранее корзинку, утром пойдем в лес.
РЕКОГНОСЦИРОВКА
— Сегодня идем на разведку, — сказал Валерик, когда они, выйдя из дома, остановились на месте вчерашней рыбалки на западной стороне водоема.
— А ты лес хорошо знаешь?
— За грибами и за клюквой с дедушкой ходил за Черную речку и даже дальше — за канал.
— А сейчас куда пойдем?
— Посмотрим эти квадраты, что между болотом и Царской дорогой. Здесь и искать будем. А туда, где мы с дедушкой бродили, только в одну сторону, не останавливаясь, надо идти два часа. Какой же дурак будет прятать в такой дали. Сначала пойдем прямо на речку, а когда дойдем до нее, свернем вправо и — до Царской дороги. А по ней — домой, до охотничьей скамейки.
— Показывай направление, — скомандовал Павлик. — Пошли!
Потом стал спиной к водоему и сказал:
— Чтобы не сбиться, будем держать направление по солнцу. Оно должно светить нам все время в затылок и смещаться к левому уху.
Когда Павлик последний раз обернулся в сторону поселка, ему показалось, что между кустами на другой тропинке, ведущей в лес, промелькнули двое ребятишек — мальчик и девочка. Мальчик очень напоминал Вовку. Павлик сказал об этом Валерке. Они снова вернулись на берег водоема, где вчера сидели, но, сколько ни вглядывались в место, куда показал Павлик, ребят не увидели.
— Тебе показалось. Вовка на такое не решится, тем более что дедушка дома.
Не сговариваясь, они спрыгнули с насыпи, отгораживающей водоем от леса, и взяли курс на речку.
Вначале шли по местам хорошо знакомым. Здесь ребята с тетей Полей и Балериной бабушкой почти каждый вечер собирали грибы. Но вот перешли первую лесную просеку, ведущую к Ропше, и лес как будто подменили.
Собственно, это был уже другой лес, настоящий. Кустарников и лесной мелкоты, что встречались до этого, И в помине не было.
Здесь росли высокие с пышными кронами осины. Стволы их — ровные, без сучьев. Снизу кора темно-бурая в трещинах, замшелая. А на высоте пять-шесть метров она уже походила на зеленый отполированный глянец.
Стало пасмурней. Солнце можно было увидеть только на полянах. На одной из них они впервые натолкнулись на длинную, заросшую травой, но хорошо сохранившуюся траншею. Очень узкую, глубиной около метра, а местами и глубже, в форме полукруга с выступом на север. Здесь уже кто-то бывал. Наверху у конца траншеи лежали сложенные в кучку несколько касок, два котелка, штык от винтовки и истлевшие маски от противогазов с гофрированными почерневшими от времени резиновыми трубками, соединявшими когда-то маски с фильтрующими коробками. Там же были и куски истлевшего брезента.
Около часу провозились ребята возле траншеи. Старательно очистили ее от мусора, сухих веток, но ничего не нашли.
Валерка попытался ковырять землю на дне подобранной рядом сухой и крепкой палкой, которую он заострил перочинным ножичком.
— Надо брать с собой ломик и лопату. Палкой ничего не сделаешь, — сказал он, размазывая на потном лице грязь. — Ну ничего, мы еще сюда вернемся. Я это место запомнил.
Определив по солнцу направление, двинулись дальше. Часто попадались воронки от бомб — маленькие, средние и очень большие, в некоторых даже стояла вода; окопы, тоже разных размеров: от узенькой ямки, где больше чем одному человеку не поместиться, до больших — на пять — десять человек; траншеи, и совсем заросшие, и обвалившиеся, и целые. Даже два блиндажа обнаружили они на своем пути к речке.
Вначале пытались везде как можно дольше покопаться, но вскоре поняли, что без инструмента толку не будет. И все равно каждый окоп или траншея магнитом тянули к себе ребят, и спохватились они лишь тогда, когда Павлик заметил, что солнце, поднявшееся вверх, висело над головами и плохо служило ориентиром. Куда ни повернись, а оно все сверху.
— Что делать дальше? — спросил он.
— Как я есть хочу… — мечтательно и в то же время грустно отозвался Валерик. — Утром не хотелось, спешил, а сейчас — хоть бы сухарик в кармане был.
Павлик тоже чувствовал голод, а после слов Валерика есть захотелось еще сильнее.
— Дома поедим, а сейчас давай разберемся, в какую сторону идти.
Но Валерик смущенно топтался на месте.
Видя его растерянность, Павлик укоризненно сказал:
— Эх ты, знаток леса, — потом решительно добавил: — Надо найти высокое дерево, на которое можно взобраться и все увидеть. Давай ищи, высматривай, какое повыше и с сучьями.
Но, как назло, стволы высоких деревьев были гладкими, толстыми, и о том, чтобы взобраться на них, нечего было и думать. Но вот Валера закричал:
— Нашел! Нашел! Иди сюда! Быстрее!
И действительно, неподалеку, в тени толстой березы, росла другая, тонкая, но вытянувшаяся вверх на высоту соседки-богатырши. Ветки ее начинались почти от самой земли.
Валерка скинул куртку, завернул выше колен штанины, поплевал на руки и стал взбираться на тонкую березу, перелезая с ветки на ветку.
Павлик глядел на приятеля и дивился, как ловко у него получается. Валерка молча, упорно двигался вверх и скоро перелез на толстую березу. Здесь он удобно уселся на ветке и, обхватив руками ствол, посмотрел вниз.
— Ух какой же ты маленький! — крикнул он.
Павлику, глядевшему на него снизу, он тоже казался гораздо меньше, чем был на земле.
— Эй, на березе! Ну что там? Говори!
Валерка долго оглядывался, пересаживался на другие ветки и вдруг крикнул:
— Вижу! Вижу!
— Поселок?
— Да отойди от дерева назад. Дальше! Дальше! — командовал он. — А теперь влево. Еще. Стоп! Смотри на меня! Теперь у тебя за спиной поселок. Наш поселок!
— А речку не видишь?
— Вижу, вижу. Ты меня понял? Можно слезать?
Боясь снова потерять направление, ребята, стараясь не отвлекаться, пошли прямо и минут через пятнадцать были у речки. Не останавливаясь, свернули вправо, пошли в сторону Царской дороги и еще через час подошли к Олиному дому. Здесь их поджидали Вовка и Оля. На лицах — улыбки.
— Ну, показывайте добычу, грибники! — попросил Вовка, но, увидев в руках Павлика пустую корзину, подступил к Валерику: — А где твоя?
— Я пошел без корзины, — смущенно ответил Валерик. Он только сейчас вспомнил о ней и, конечно, не знал, где оставил.
— Пошел без корзины? — наступал Вовка. — Врешь! Мы все видели! И как собирались, и как уходили. Может, и на поляне ты без корзины был? Если завтра вы снова одни уйдете — все дедушке расскажу!
КОСТЯ В ПАНИКЕ
Оторвавшись от Павлика, Костя рванулся в лес и остановился только тогда, когда достиг убежища Славика. Славик лежал в просторном окопе, выстеленном толстым слоем сухого мха, накрытого сверху зелеными ветками.
— Вставай! Быстрее вставай! — вместо приветствия выкрикнул Костя.
Славик отложил в сторону книгу, которую читал до этого, и проворно выбрался наружу.
— Тебя что, змея укусила? Орешь, как поросенок, из которого щетинку дергают.
— Будет тебе сейчас змея, будет поросенок, будет и щетина, когда узнаешь, зачем я прибежал. Надо срочно сматываться отсюда. Понял?
— Куда и зачем сматываться? Говори толком. — Давно немытое лицо Славика заметно побледнело.
— А затем, что тот шкет засек нас, когда ты меня провожал домой и когда сам возвращался в берлогу. Они в это время на озере ловили рыбу. А сейчас, когда я шел к тебе, пристал как банный лист. «К нему идешь? — спрашивает. — Я вас видел. Знаю, где прячетесь. Веди в его берлогу», — врал Костя.
Но Славик ему поверил.
— Что же делать? — спросил он.
— Собирай быстрее манатки, и пойдем искать другое место. Найдем такой окопчик или блиндаж, что никакая милиция тебя не сыщет. Надо только подальше в глубь леса забраться. Махнем к Черной речке или за Царскую дорогу, а туда и грибники не забираются.
Говоря так, Костя понял, что хватил через край. Окопов, блиндажей, воронок от бомб и даже дотов здесь так много, будто война только вчера прошла по этим местам. Здесь можно и сейчас найти снаряды, гильзы от патронов, крупные осколки, но забираться так далеко, как он сгоряча предложил, — это уж слишком. «Славику что, — думал он. — Ему все равно где сидеть, хоть на турецкой границе, а мотаться за продуктами и сигаретами придется мне. Нет, надо найти убежище где-нибудь поближе».
Когда со старым окопом было покончено, Костя повел Славика в сторону Черной речки. Не доходя до нее метров четыреста и метров сто до лесной дороги, которая шла параллельно Царской дороге, они на одном холмике нашли здоровенный валун, под которым пряталась небольшая пещера, хорошо замаскированная, походившая на сухой и теплый блиндаж. Они спешно оборудовали ее под жилье и принялись завтракать, хотя, если судить по солнцу, было не меньше четырех часов дня.
Еда была скудной: одна буханка хлеба, три батона, две литровые бутылки молока, четыре бутылки лимонада, пучок редиски и с десяток луковиц, надерганных на грядках. И этой еды должно было хватить Славику на три или на четыре дня. Славик принялся было открывать бутылку с лимонадом, но его остановил Костя.
— Ты сначала молоко пей. Оно жирное. Я Тишурихину Белку выдоил. А кроме того, если молоко долго постоит, то может прокиснуть. А лимонаду ничего не станется, пусть полежит. — Последними из сетки Костя достал куриные яйца. — Восемь штук, — сказал он. — Смотрю, лежат на окне Тишурихиной времянки, а одна створка окна открыта. Ну я и взял. Только не знаю, вареные или сырые.
— Что ты к Тишурам пристал? Других соседей нет, что ли?
— Так Тишуриха на меня вовек не подумает. Она думает, что я хороший. Вчера после того как я подоил ее козу и прогнал на улицу, приходит ко мне бабка и спрашивает: «Костя, голубчик, не видал ли ты моего деда?» — «Видал, — говорю, — он на огороде капусту дергал».
— А зачем ему капуста? — спросил Славик.
— Капусту я таскал. Ихняя Белка так приучена. Перед тем как доить, надо дать ей капусты. Иначе молока не даст. У бабки этой капусты знаешь сколько посажено. Пока она маленькая, ее выдергивают для козы, а осенью вырастают большие кочаны. Как услыхала бабка про то, что дед капусту дергал, побежала домой и давай его казнить. «Куда, — кричит, — молоко дел? Подоил Белку и продал». Дед клянется, что не доил козу. «А кто капусту рвал? — кричит Тишуриха. — Костя, сиротинушка, видел». Дед ко мне: «Когда я капусту дергал?»
— Ну, а ты что? — не утерпел Славик.
— «Я видел, что кто-то по грядкам ползал, ну и подумал, что вы», — говорю деду. У них теперь чуть что пропадет — бабка бежит ко мне. Она думает, что дед. Он от нее деньги прячет.
В углу нового жилья Костя нашел солдатский котелок.
— На вот, посудина добрая. Можно и чай согреть, и яйца сварить. А завтра я тебе принесу новенькое ведро. Вчера дед из магазина притащил.
Когда Костя собрался домой, Славик пошарил в карманах, вытащил несколько смятых трешек и одну из них дал Косте.
— Купи с килограммчик мяса, а то от твоего молока и редиски живот болит.
— Нашел на что деньги тратить. Что у тебя, миллион? На деньги надо покупать самое нужное. А мяса я тебе и так принесу. У деда кроликов знаешь сколько.
Костя взял трешку и заспешил домой.
— Ведро не забудь, — услышал он вдогонку.
Костя, живя на даче у тети, чувствовал себя свободнее других ребят. Характер у тетки был покладистый, она его жалела и особенно не нагружала работами по огороду. Хорошо кормила и оставляла достаточно еды, когда уезжала в город на дежурство, где работала сутками сторожем. Но случалось, что ее по два дня не было на участке, так как после работы, как она любила говорить, надо и дома кое-что поделать. Но другой раз она бывала и строгой, особенно если кто из соседей жаловался на племянника. Тогда Косте приходилось целыми днями как привязанному сидеть дома.
Сегодня, что бы он ни делал, все время ощупывал пальцами карман, где была трешка, и думал, как ее использовать. Что купить. Но большего, чем покупал на три рубля раньше, придумать ничего не мог. Все та же буханка серого хлеба, два или три батона, сигареты и лимонад. А на другие продукты — картофель, редиску, лук и даже яйца — тратить деньги Костя считал излишним. Во-первых, он делился теми продуктами, которые оставляла ему тетя. Брал что только можно с тетиного огорода, ну, конечно, из огорода и погреба деда Тишура. Но вот килограммчик мяса, о котором просил Славик, озадачил Костю не на шутку. Как он ни прикидывал, все равно денег не хватало. А сказанное сгоряча насчет кроликов было пустым бахвальством. В этом Костя убедился сразу же, как только из дому отлучилась тетя.
Крольчатник дед закрывал на большущий замок. Двери были крепкие, их кувалдой не вышибешь, а поймать кролика на огороде и думать нечего. Они, чуть что, сразу шмыгают в небольшое квадратное отверстие, сделанное в крольчатнике на уровне пола.
Видя, что кролика ему сегодня не поймать, Костя снял с рогулек новое ведро, которое дед вчера принес из магазина, и, так как деда с бабкой не было дома — заготовляли для веников ветки березы, которыми осенью и зимой торговала бабка, — залез в погреб, наложил в ведро свежей картошки, моркови, черной редьки, приготовленных бабкой на рынок, и спрятал ведро у забора, а для надежности прикрыл его свежей травой. А на второй день вечером с купленными в магазине продуктами, после того как уехала в город тетя, с ведром, полным овощей из погреба деда, Костя самым коротким путем шмыгнул в лес и направился к новой берлоге.
ЗА СОКРОВИЩАМИ
Солнце, поднимаясь вверх, уже висело где-то над силосной башней Русско-Высоцкого. Павлик с Валериком решили взять поселок за ориентир во время странствий по лесу. Он расположился на возвышенности и всегда был хорошо виден. От него спускалась к садоводству высоковольтная линия, и к их поселку вела хорошая дорога, по которой машинами возили садоводам сжиженный газ в красных баллонах.
Павлик с Валериком вновь сидели на облюбованном месте на берегу водоема, перед тем как отправиться в новый поход. Теперь они были вооружены лучше. Легонький короткий ломик, саперная лопатка в чехле, металлический трезубец, которым на огороде рыхлят почву, и самое ценное — туристский топорик. Решено было за сегодняшний день определить район поиска и заметить самые подозрительные окопы и траншеи. Спешить особенно не стоило. В корзинках у них лежали свертки с едой и вода в бутылке. Завтра в лес они пойдут уже впятером. Вовка и Таня проявили настойчивость. Таня так и заявила, что если участвовать, то всем, иначе и звездочку создавать незачем.
Еще решили, что походы в лес должны продолжаться три-четыре часа и домой надо приносить хоть немного грибов, а то родители могут догадаться.
Само собой разумеется, что говорить об этом пока не надо никому: ни родным, ни знакомым, ни даже дяде Мише. Но сегодня их все-таки отпустили двоих…
— Пошли! — сказал Павлик и первый спрыгнул с насыпи.
Дошли до просеки и снова углубились в большой лес. Теперь он уже не казался Павлику таким угрюмым, как вчера. Его сейчас больше занимали лесные тропинки. С разных сторон подходили они к окопам, траншеям и блиндажам, петляли между ними, опоясывали и переплетались. И у Павлика впервые появились сомнения в успехе поисков. «Сколько же здесь прошло людей. Если бы что-нибудь здесь было спрятано — небось нашли бы». И Павлик поделился своими сомнениями с Валеркой.
— А ты пойди в лес в субботу или воскресенье, — ответил тот, — тогда увидишь, что здесь творится. Сюда наезжает столько городских, что, кажется, и по одному грибу не достанется, а все бегают, бегают, хватают. А окопы им до лампочки! Давай сразу здесь один окопчик посмотрим, хоть вот этот. У нас же теперь есть чем…
— Давай, — согласился Павлик.
Окоп, на который показал Валерик, был метра четыре-пять длиной. Вокруг тропинки. Внутри крошево сушняка и засохшая трава.
Валерка первый вскочил в окоп, осмотрелся и крикнул:
— Давай сюда трезубку! — Получив ее, начал очищать стенки окопа. — Вот это инструмент! Ты только посмотри…
Павлик сел на корточки рядом с окопом и начал наблюдать за его работой. Валерка оказался прав. Заточенные концы металлических стержней трезубки, согнутые дугой и насаженные на короткий черенок наподобие тяпки или лопаты, легко соскабливали засохшую траву и набившуюся в нее за долгие годы труху, пыль, землю. После нее на стенке оставалась чистая земля.
Осыпающиеся со стенок траву и мусор Валерка собирал руками и подавал Павлику. После стен той же трезубкой Валерка очистил дно. Подал мусор наверх и попросил лопату, чтобы собрать остатки. Но рукоятка у нее короткая, и пришлось землю подавать наверх корзинкой. Подавая очередную корзинку, сказал:
— А здесь уже есть добыча. Наверное, гильзы.
И действительно, когда он вылез наверх, они пропустили через пальцы все поднятое со дна и обнаружили десять пустых винтовочных гильз, четыре пузатеньких бочоночка револьверных гильз, одну обойму нерасстрелянных винтовочных патронов и маленький металлический серенький цилиндрик. Одни гильзы тускло поблескивали медью, на других, особенно на нерасстрелянной обойме, были пятна зелени.
— Ну, что ты теперь скажешь? — торжествовал Валерик.
— Да, работы много, — уклончиво сказал Павлик, собирая в специально захваченный из дома мешочек найденное.
— A c таким инструментом…
— Пошли дальше! — предложил Павлик.
Вскоре вышли к речке, а от нее лесом направились к Царской дороге. Здесь уже заблудиться было невозможно. Солнце с зенита свернуло к западу и хорошо служило ориентиром. Всего по лесу ходили три часа. Но за это время им встретилось столько окопов и траншей, что у Павлика снова возникли сомнения в успехе задуманной ими операции. Осмотрели еще два «подозрительных» окопа, но, кроме пустых гильз, ничего не нашли. По дороге домой решили обо всем рассказать ребятам. Вдвоем, конечно, им не справиться.
РАЗГОВОР С ДЯДЕЙ МИШЕЙ
Дядя Миша внимательно слушал сбивчивый рассказ Павлика о событиях последних дней, о зеленой книжке, блужданиях по лесу, об их «раскопках».
Идя к Карасеву, Павлик понимал, что без него не обойтись, но боялся, что тот посмеется над ними.
Но, к его удивлению, Карасев слушал внимательно и даже несколько раз записал что-то в свою записную книжку, которую всегда носил в правом боковом кармане пиджака. Тщательно осмотрел он и принесенные трофеи.
— Идея Валерика, конечно, ерунда. Случаев, описанных в книге, очень мало. Они единичны. Но сокровища в лесу есть. Искать их надо в нетронутых окопах, скрытых от людских глаз, соблюдая при этом осторожность, чтобы не нарваться на неразорвавшиеся снаряды, мины, гранаты.
Больше всего вас должны интересовать эти штучки. — Он показал на серебристый цилиндрик, который принес Павлик. — А брать только запаянные с обоих концов.
Долго объяснял дядя Миша Павлику, где, что и как можно найти.
— А Валерку не разочаровывай. Пусть думает, что все идет, как у Саши Белого. Работайте сообща всей звездочкой. О нашем разговоре ребятам знать пока не надо. В свое время я им все объясню. И кстати, было бы неплохо, если бы вы не трогали свежий окоп, который найдете, а сказали мне. Я сам пойду с вами.
Каждый раз накануне похода Валерка штудировал кусок из своей книжки и приходил к Павлику с новыми идеями.
Вдвоем обговаривали план поиска, а утром следующего дня все вместе или вчетвером, а то и втроем отправлялись в лес «по грибы».
По лесу ходили несколько часов, собирали грибы и искали, но настоящих находок все не было, хотя прошел почти месяц. Не было того, что предполагал найти Валера, — какого-нибудь клада, который можно было бы вернуть народу. Не было и того, что дядя Миша назвал «не менее ценным кладом» — следов памяти героических защитников Ленинграда — мечты Павлика.
Часто, обычно в середине дня, между приятелями возникали перебранки.
— Ну что ты все по кустам шастаешь! — сердился на Павлика Валера. — Окопов столько, что все не осмотреть, а ты все по кустам…
Павлик возвращался к ребятам, помогал осмотреть очередной окоп или траншею, а потом снова нырял в заросли, пытаясь обнаружить окоп, о котором со времен войны никто не знал.
«Ну где же он может быть? Где?» — думал он, продираясь сквозь густые кусты. Вылезал он оттуда часто весь исцарапанный, но продолжал искать.
Мечта его осуществилась неожиданно просто. Возвращаясь домой, ребята сели отдохнуть. Вовка сорвал с какого-то дерева лист и предложил ребятам отгадать с какого. Между Валериком и Таней разгорелся спор. Валерка доказывал, что лист с липы, Таня спорила, что это обычная осина. Павлик, не любивший сидеть на привалах, кружил поблизости. Метрах в десяти он заметил усохшую березу и буйную поросль молодых березок вокруг. Сердце Павлика замерло.
«А что, если он там, внутри…» — подумал он и полез в заросли. И действительно, деревца тщательно скрывали старый, заросший окоп. Павлик точно заметил место и, сделав топориком зарубку на старой березе, повел ребят домой.
ЗВЕЗДОЧКА
Несколько дней после встречи на рыбалке с дядей Мишей Павлик обдумывал план создания звездочки. Пытался вспомнить, чем занимались в школе, но сразу же убедился в правоте Валерика, что школа и дача — вещи разные. Там учительница, пионервожатая и шефы из старшего класса, а здесь придется самим все придумывать. И когда у качелей под тремя березами собрались все ребята, Павлик сказал:
— Ребята! Давайте собрание сделаем.
— Да. Надо решить, что будем делать в звездочке.
— Надо сначала выбрать командира…
— Мы уже выбрали тебя, — сказала Таня.
— Нет, не выбрали еще. Надо голосовать.
— А как это? Расскажи.
— Кто хочет, чтобы я был командиром звездочки, пусть поднимет руку.
— Поднимайте, поднимайте, — торопила всех Оля, поднимая обе руки сразу.
— А теперь давайте принимать в звездочку тех, кто согласен заниматься полезными делами.
— Зачем принимать? Все будем. Ты, я, Валерик, Вовка и Оля, — сказала Таня.
— Нет, — возразил Павлик, — Татьяна Дмитриевна говорила нам, что октябрята должны расти честными, смелыми, здоровыми и сильными и еще какими-то, но я забыл. А это к нашей Оле не подходит. Откуда же у нее будет сила, если она ничего не ест.
— Как не ест? — спросил, вскакивая на ноги, Вовка.
— Совсем-совсем ничего? — уставилась на Павлика Таня.
— Ну не так, чтобы совсем ничего. Мама ее как-то уговаривает съесть немножко, но сама Оля ничего не хочет: ни каши, ни молока, а о супе… — Павлик не договорил, а только рукой махнул.
— Такие нам не подходят! — решительно заявил Вовка. — Надо есть все, что дают. — Он поднял рубашку и похлопал ладонью по животу.
— Тебе тоже еще рано в звездочку. Маленький, — сказал Павлик.
— Это я маленький? — изумился Вовка, вытягиваясь вверх на пальчиках и выпячивая вперед живот. — Ты лучше быстрее вспоминай, что мы должны в звездочке делать, чтобы стать этими… октябренками.
— Октябрятами, — поправил Павлик.
— Правильно. Я тоже так сказал, — не смущаясь, сказал Вовка. — А в звездочку надо принимать всех, — поддержал он предложение Тани, — потому что мы всегда вместе. А есть Олю мы заставим, и силы у нее хватает. Попробуй поборись с ней…
— Будет есть как миленькая, — сказала Таня, строго поглядывая на Олю. — Пусть только попробует капризничать.
Оля сидела притихшая. Только глаза ее бегали по лицам ребят, как бы ища у них поддержки. Даже Тузик, видя, что с хозяйкой делается что-то неладное, присмирел и молча глядел на нее, дожидаясь, чем все кончится.
Но все обошлось благополучно.
— А теперь давайте говорить, чем будем заниматься в звездочке, — предложил Павлик.
— Во-первых, надо найти сокровища, — крикнул Валера.
— Тс-с! — остановил его Павлик. — Это само собой. Но мы должны держать все в тайне.
Помолчали, потом Таня сказала:
— Надо каждый день собираться вместе и читать книжки.
— Помогать старшим в работе, — добавил Павлик.
— Заниматься физзарядкой…
— Ходить в магазин за продуктами…
— А почему вчера не пошел с дедушкой за керосином?
— Почему, почему, — потупился Вовка. — Потому что тогда еще звездочки не было.
— Надо выследить вора, который по огородам шастает, — внес предложение Валерик.
— Учить стихотворения и потом читать их людям…
— Правильно. Делать представления. Я буду артисткой! — закричала Оля.
— Надо ухаживать за животными, — предложил Вовка.
— За какими? — спросил кто-то.
— За этими, — показал Вовка на спящего котенка, — и за Тузиком тоже. А то вы только играть с ними любите, а чтобы молока, колбасы или рыбы им дать, так вас нету…
— И за птицами тоже, — добавила Оля. — Я кроме Тузика и за скворцами ухаживаю. Даю им есть и пить. Они такие забавные… — И, немного о чем-то подумав, продолжала: — Тузика и Уголька мы всегда накормим, а вот что делать с чужими котами, которые каждое лето сбегаются к нам.
И, словно в подтверждение ее слов, из-под дома, оглядываясь по сторонам, боязливо вышла одноглазая кошка, а рядом два котенка. Один такой рябенький, как и она, а второй черный, точь-в-точь Уголек. Потом из-под дома начали вылезать и другие такие же грязные кошки. Они хорошо усвоили голос Оли. Если она была одна, безбоязненно вылезали из своих убежищ и терлись у ее ног, так как знали, что она их всегда накормит. Но теперь возле нее были ребята, и коты издали следили за ней.
— Откуда их столько? — спросил Павлик.
— Откуда? — отозвалась Оля. — Ты спроси об этом Валеру.
— Весной, — начал Валерик, — многие привозят котят на дачу. Ты же сам знаешь, какие они потешные, когда маленькие. Вот ими и забавляются. А осенью в город не берут. Осенью и зимой мы с дедушкой специально приезжаем сюда и привозим им еду. Они нас за километр чуют и бегут навстречу. В декабре прошлого года, когда мы шли домой, так на Четвертой улице за нами увязалось штук двадцать котов. Если бы ты их только видел: худые, длинные, злые, страшные.
— Узнать бы, кто их оставляет, — сказал Павлик.
— Зачем узнавать? Вот наша соседка, через дорогу напротив. Все зимы оставляла кота и сама же говорила, что он не хочет в город, потому что ему здесь лучше, а в том году оставила трех маленьких котят, и ни один из них не дожил до весны…
— Вашего бы Ваську оставить, — буркнул Вовка.
— Как тебе не стыдно. Что ты все васькаешь? Он не виноват, что в нашем доме мышей нет, а чужих ловить он не обязан. Он их не знает, — заступилась за своего кота Оля.
Предложений в план работы звездочки поступило много, но Павлик видел, что конкретного дела, которое по-настоящему увлекло бы ребят, нету, и он ухватился за идею, предложенную Валериком. Она показалась ему интересной.
— Слушать старших, помогать им в работе, есть все, что подают на стол, мы должны и без звездочки, — сказал он. — А вот чтобы выследить и поймать вора, как предлагает Валера, в одиночку не каждый сможет, а вот все вместе…
— Ну, теперь мы этого Костю поймаем как миленького. — Оля вскочила на ноги и, приплясывая, с жаром договорила: — Я все знаю. Все, все, все! Хотя бабка Тишуриха и защищает Костю, а нам дед сказал, что он человек темный, что за ним нужен, глаз да глаз.
— Если ты все знаешь, так и ловила бы сама, тоже мне милиционерша, — поддел ее Вовка. — Расшумелась. Слова никому не дашь сказать.
— Боцман! Не возникай. Не знаешь, так помалкивай. Я Павлику такое расскажу…
Таня, сидевшая рядом, дернула Олю за платье, и та сразу умолкла.
За разговорами не заметили, как сплошные темно-серые тучи, выползавшие из-за леса, закрыли солнце, как вовсю разговорились с прилетевшим откуда-то ветром листья на березах, как басовито загудели тополя на защитной полосе. И только тогда, когда над их головами тяжело грянул гром, все вскочили на ноги и без команды со скоростью ветра разбежались по домам.
Спустя несколько дней, под вечер, когда начала спадать жара, Карасев, захватив полотенце, направился на поляну к водоему. Проходя по Шестнадцатой улице, заметив у калитки Павлика, крикнул:
— Следопыт! Я — купаться. Догоняй.
Павлик забежал на веранду, схватил свое полотенце и вылетел из дома.
У водоема тишина. Только из леса доносился стук дятла. Он как бы подбирал себе работу. Стукнет раз, замолчит и к чему-то прислушивается. Потом еще раз, а то два или три удара, и снова молчок. А то зайдется пулеметной дробью — считать не успеешь. Несколько раз подала голос кукушка.
Павлик первый вылез из воды, расстелил полотенце и лег.
Устроившись рядом, Карасев спросил:
— Чего так мало купался, устал, что ли?
— А два раза кто переплыл водоем? Мы за день раза три-четыре купаемся, — ответил Павлик. — Сразу после физзарядки, а потом, как припечет, так мы все вместе — сюда.
После того как Павлик подробно рассказал о их последнем совещании и упомянул о Косте, Карасев сказал:
— Дался вам этот Костя. Ворами, парень, занимается милиция, а Костя, по-моему, обыкновенный огородный безобразник, которому за его проказы достаточно всыпать горячих по одному месту, и с него будет довольно. А вы всей звездочкой собрались его ловить. Слишком много чести. Допустим, ребята на первых порах увлекутся, а дальше? Надо, командир, найти такое дело, которое было бы им под силу, приносило какую-то пользу и в то же время чем-то обогащало.
— От этого никто не откажется, — вздохнул Павлик, — но где его найти. Помогите.
— Так я тебе и выложу, где найти. Это штука мудреная. Надо вместе думать. На первых порах, мне кажется, вам надо чаще бывать в лесу. Ребята вы городские, а о природе знаете мало. Это вам ох как пригодится в жизни. Научитесь ориентироваться в лесу, правильно разжигать костер. Когда я был пионером, мы даже соревнование устраивали, кто быстрее его разожжет, и притом одной спичкой. Костер, брат, большое дело. Возле него и дела свои хорошо решать и даже песню можно спеть. Хотя бы про ту же самую картошку-тошку-тошку-тошку.
ПАВЛИК ПРОСИТ СОВЕТА
Прошло три недели, как ребята начали жить по-новому.
У каждого члена звездочки над кроватью висел распорядок дня.
Утром, как только зазвонил будильник, Оля первая вскочила с кровати и побежала будить Павлика, но тот тоже встал. Быстро заправили кровати — и на улицу, делать зарядку.
После зарядки искупались — и сразу завтракать.
— Тетя Поля, дайте нам какую-нибудь работу, — попросил Павлик, когда они встали из-за стола.
— Делайте что хотите, разве я против…
— Нет, мама. Ты сама ее нам дай и покажи, как делать, а потом проверишь, — сказала Оля.
— Ну что ж, если вы вправду, тогда пошли. Посуду со стола потом уберу.
— Ну нет, посуду убирать тоже будем вместе, — и Оля начала носить на кухню тарелки, чашки, блюдца.
Тузик подумал, что Оля собралась идти гулять и забыла о нем, кинулся ей под ноги. Оля споткнулась и полетела на пол. От блюдец остались одни черепки. Только одна чашка, улетев в прихожую, осталась цела.
Оля вскочила на ноги и с ужасом смотрела на пол, на руки, в которых только что была посуда.
— Ничего-ничего. Бывает, — успокаивала ее мама, — говорят, что это к счастью. В следующий раз не спеши, смотри под ноги. — И принялась убирать осколки. Потом помыли посуду, убрали в комнате и пошли на огород.
— Вот грядки молоденькой клубники, которую ты поливаешь. Видишь, как они заросли. С них и начинайте. Рвите траву, кладите в ведро и носите в компостную яму. А этими трезубцами рыхлите вокруг кустов землю, — и мама показала, как делать, — устанете — отдыхайте. Зараз всю работу не сделаешь.
С непривычки болели спина и руки, но за час одну грядку они сделали. И все это время Оля думала: «Почему раньше за одну папину чашку мама ругала меня, а вот сегодня сколько посуды грохнула, и ничего…»
— Молодцы, — похвалила мама, — честное слово, молодцы. Если вы каждый день будете делать столько, мне будет легче.
В обед Оля съела первое, второе и потянулась за стаканом с молоком.
«Что с ней такое? — подумала мама. — Какая-то она другая в последнее время. Не заболела ли?»
На следующий день Павлик и Оля, работая на огороде, на соседнем участке видели Валерика, который тоже помогал дедушке на грядках. Мимо несколько раз с ведерком пробегала к водоему Таня. А вот Вовки что-то не видать было.
— Проспал он, — рассказывал Валерик, когда после обеда ребята снова собрались у Тани. — Я его будил, будил, а он только лягается. Дедушка говорит: «Не мучь ребенка», а он и рад.
— Что же получается, Вовка? — спросила Таня. — Когда создавали звездочку, сам громче всех кричал: «Распорядок! Распорядок!» А сколько раз с тех пор вставать ленился. Хочешь быть членом звездочки, а вставать за тебя Уголек будет?
— С завтрашнего дня я буду выполнять распорядок, а сегодня очень спать хотелось и сон интересный снился. Как будто меня принимали в космонавты. Хотели на луну послать. И если бы не Валерик…
— А если завтра приснится, что ты на Марс летишь, тогда что?
— Не приснится. Сначала я тоже так думал, потому и не вставал, все ждал, а оно и не приснилось. И все из-за Валерки, не мог маленько подождать, — с обидой сказал Вовка.
ТИШУРЫ
Соседями Кости Рыжего были старики Тишуровы, но все, кто их знал, звали просто Тишурами.
Бабка — полная старуха, темная от загара с весны до поздней осени. На ее широком смуглом лице нос, как круглая картофелина. Двойной подбородок. Шея в складках.
Толстые ноги, которыми она уверенно топтала землю, носили ее легко и быстро. К Косте она относилась хорошо и звала его сиротинушкой. Когда Костя глядел на ее загорелые сильные руки, всегда оголенные до локтей, его брала оторопь. Казалось, что, если Тишуриха его стукнет (а стукнуть было за что), добра не жди.
Дед был постарше бабки, но меньшего роста, тоньше и весь какой-то белый: и одежда на нем белая, и волосы, и бородка клинышком.
Сад - огород Тишуров отличался от других тем, что вместо яблонь, смородины и крыжовника, которые должны быть посаженными по плану, почти весь был засажен цветами. Цветы в теплицах, в парниках и в открытом грунте.
Почти с самой весны бабка нагружала ими полные корзины, несла с дедом до остановки и с первым автобусом уезжала на рынок. А дед в ее отсутствие готовил на следующий день новую партию. И весь день пропадал на огороде. Но иногда отлучался к ларьку, стараясь до приезда старухи вернуться домой.
Сегодня он где-то задержался дольше обычного и, когда пришел, бабка уже была дома. Сделав вид, что отлучался всего на несколько минут, пошел в конец огорода и принялся копать вокруг яблони землю, откуда вчера выдергал для базара цветы. Но обман не удался. Бабка властно позвала его в дом и грозно спросила:
— Кому цветы носил?
— Побойся бога, Марфа. Кто же, кроме тебя, торгует цветами? И с огорода отлучался всего на десять минут. Кроме того, в кармане у меня ведь ни копейки. Сама знаешь…
— Дыхни! — скомандовала она. — Ага, не хочешь… — И вдруг ее взор остановился на рогульках, где висела пустая посуда, и, не увидев там нового ведра, она распалилась еще пуще.
— Так, так. Ходил, говоришь, на десять минут, денег в кармане не было, цветы не продавал, тогда скажи, а где же новое ведро? Пропил? — повысила голос бабка.
Дед ошалело глядел на рогульки. Нового ведра, которое он позавчера купил в керосиновой лавке, не было. Утром он его видел, а сейчас нет. Наваждение и только. И в голове деда мелькнула догадка. О своих грехах он знал лучше кого-либо. Но зачем же напраслина? Козу он не доил, молоко от нее не продавал и тем более сам не пил, потому что запаха его не переносит. Яйца не воровал. Ведро не продавал. Так за что же его безвинно казнит старуха? Значит, есть кто-то другой, кто совершает эти мелкие пакости. Кто же это? Уж не сиротинушка ли? «Но ничего. Я дознаюсь, что к чему», — бормотал дед. И, повернувшись к бабке спиной, направился к калитке.
— Я дознаюсь! — крикнул он бабке уже с улицы.
КОНФУЗ ДРЕССИРОВЩИКОВ
Когда Павлик объявил об очередном походе звездочки по грибы, Оля решила, что пора наконец показать, на что способен ее Тузик.
— Вот смотрите, — говорила она ребятам, находившимся в тот вечер у нее дома. — Тузик! Иди сюда. — Щенок послушно подбежал, сел и уставился на нее глазами-бусинками, как бы спрашивая: «Ну, а дальше что? Говори, я готов».
Оля принесла из сеней небольшой, но плотный, на толстой ножке, белый гриб и показала щенку:
— Нюхай, Тузик, нюхай. Сейчас искать будешь, — и совала ему под нос боровик.
Тузик крутил головой, отворачивался, всем своим видом показывая, что подчиняется Оле только из уважения, а вообще такое занятие ему не по душе.
— Видели? Все видели? — спрашивала Оля. — Понюхал! А теперь, Тузик, ты сиди на месте, а я пойду спрячу, — и вышла в коридор. За ней увязался Вовка.
— Пойду посмотрю, чтоб без обмана, а то, может, у нее этих грибов во всех углах понапихано.
Вскоре они вернулись и Оля скомандовала:
— Тузик, иди ищи!
Щенок поднялся и затрусил в коридор. Вслед за ним — вся звездочка. В коридоре Тузик остановился, осмотрелся и как-то несмело подошел к табуретке у стены. Лапкой вытащил из-под табуретки тряпку, и все увидели спрятанный там гриб. Его Тузик тоже вытащил и залился звонким лаем.
— Видите! Видите! — ликовала Оля. — Завтра мы с ним столько грибов найдем, что вы ахнете.
— Как это тебе удалось? — спросил Павлик, когда ребята вернулись в комнату.
— Это совсем легко. Каждый может выучить своего щенка чему только захочет, — весело ответила Оля. — Надо только любить его и чтобы он знал, чего от него хотят.
— Подумаешь, расхвасталась, — фыркнул Вовка. — Мой Уголек тоже может.
Вовка с котенком подошел к Оле, взял гриб.
— Уголек, нюхай, — но котенок, пригревшись у него на руках, сладко дремал. — Тебе говорят, нюхай! — сердился Вовка.
Уголек открыл один глаз — зеленую щелочку, потом второй, недоуменно посмотрел на Вовку, как бы спрашивая: «И что тебе надо? Все порядочные коты спят в это время, а ты выдумываешь, сам не знаешь что…»
После того как Вовка еще раз сильно тряхнул котенка, Уголек окончательно проснулся, но нюхать гриб отказался. Вовка почти силой потер ему грибом нос и пошел в сени прятать. А когда вернулся, котенок спал на оттоманке рядом с ленивым Васькой.
Ребята развеселились.
— Ой, девочки, ой, мальчики, — повторяла Таня. — Ой, не могу… Насмешил, — хохотала она, держась за Олю.
— Ну что, перестанешь ты наконец хвастать своим Угольком, — серьезно говорила Оля Вовке. — Сколько раз было сказано, что коты грибов не ищут. А ты все свое. — Она была рада, что Тузик оправдал ее надежды.
Как всегда при неудачах или неприятностях, Вовка опустил голову, напыжился, отчего стал казаться ниже и толще.
— Сегодня уже поздно, он спать хочет. А вот завтра в лесу он больше Тузика найдет.
В шесть утра будильник поднял всех на ноги, а в половине седьмого вся компания направилась в лес.
Поход удался. К десяти утра корзины у всех ребят были полными. Не повезло только дрессировщикам. Как только грибники свернули в лес, Оля подозвала Тузика, дала понюхать гриб и сказала: «Ищи!» Тузик обрадовался и начал бросаться из стороны в сторону, пронзительно лая. Он подбегал то к одному, то к другому мухомору, которых здесь были целые заросли, ударял лапой и бежал дальше. Находил свинушки, сыроежки, горькушки. Не пропускал ни одной поганки.
Наконец, видя такое множество грибов, стал зверем кидаться на них, топтал всеми четырьмя лапами. Так он бегал и лаял до тех пор, пока не охрип. Пришлось Оле взять его на руки. А Уголек не захотел даже спуститься с Вовкиных рук на землю.
— Ничего, ничего, — бормотал смущенный Вовка. — Он еще маленький, а вот когда вырастет, тогда увидите. Он не будет метаться по лесу, как некоторые оглашенные Карапузики…
— Что же Тузик так подкачал? — спросил Олю Павлик, когда ребята возвращались из лесу домой. — Учила, учила…
— Это я виновата, — с грустью ответила дрессировщица. — Неправильно учила. Он думает, что и мухоморы, и все поганки тоже можно есть. Вот он и лаял на каждый гриб. Теперь я буду учить его по-другому.
— А как?
— В лесу. Пусть ищет только красные и белые. Он понятливый, научится. Это тебе не Уголек.
ЧТО БЫЛО В СЕТКЕ!
Павлик с Олей подметали садовую дорожку, когда к ним прибежал запыхавшийся Вовка.
— Павлик! Пошли быстрее. Валера зовет.
— Побежали, — обрадовалась Оля. Но Вовка поднял руку и сказал:
— Тебе нельзя. Нужен один Павлик.
Оля скисла, но спорить не стала.
— Что у вас? — спросил по дороге Павлик.
— Пошли, пошли, — торопил Вовка. — На кухне Костя сидит. Валера велел привести тебя к заднему окошку, чтобы ты поглядел на него.
— Пойдем лучше в кладовку, там тоже окошко есть, — предложил Павлик.
Вовка согласился, завел его туда, а сам вышел. Освоившись с темнотой, Павлик подошел к окошку. На пороге летней кухни сидел Костя и что-то тихо говорил Валерику. Потом достал папиросы и начал прикуривать. На коленях у него была сетка с продуктами.
— Костя, не кури здесь, а то дедушка заругается, — попросил Валера.
— Как же он узнает?
— А так. Он дома. Зайдет, увидит, знаешь, что тогда будет…
— А-а-а, — протянул Костя и положил папиросы в карман. — Всего-то вы, шкеты, боитесь, и дедушку, и бабушку, и маму…
— И поросенков, — добавил появившийся на кухне Вовка.
— Поросята само собой. Их все боятся…
— А зачем у тебя в сетке опять пиво? — спросил Вовка. — Что, твои поросенки пьяницы?
— Это не пиво, сколько тебе говорить надо, — сказал Костя. — Это вода такая, как волшебная соль. Против поросят. Понимаешь?
— Волшебная? — с ехидцей спросил Вовка и с ловкостью фокусника вытащил из сетки бутылку. — Думаешь, мы не знаем, что ты нам все врешь? Это не вода, а пиво. А поросята пиво не пьют. Давай хоть дедушку спросим…
Костя отобрал у Вовки бутылку и передал ее Валерику.
— Посмотри сам и скажи этому шкету, что это такое, чтобы он больше не приставал ко мне.
— Лимонад, — сказал Валерик, отдавая бутылку.
— Ну что, грамотей? — передразнил Костя, пряча бутылку в сетку.
Кроме лимонада Павлик заметил в сетке круглый хлеб, два батона и несколько свертков в серой бумаге…
— Ну, шкеты, я пошел. Закрывайтесь и сидите смирно. Если увижу, что подглядываете, пришлю всех трех сразу… Учтите, зеленый здесь совсем рядом…
— А где? — спросил в испуге Вовка.
— Вон в канаве, у леса.
— Хорошо, Костя, хорошо. Будем сидеть смирно и тихо, только уведи ты его, пожалуйста, подальше, — попросил Вовка.
Но Костя не ответил и, только выйдя на улицу, сказал:
— Если ты, шкет, хоть кому пискнешь, куда я пошел, или вздумаешь подглядывать, будешь иметь дело с зеленым. Понял?
— Понял. Все, Костя, понял. Никому не скажу и подглядывать не буду. Честное октябренское.
— Все видел? — спросил Валерик вошедшего Павлика.
— Закрывайте быстрее двери, — паниковал Вовка. — Там Зеленый.
— Ладно, закрывай, — согласился Павлик.
Как только были закрыты двери, Валерик мечтательно произнес:
— Эх, протопать бы за ним в лес и выследить, куда это он все ходит.
— Так давай, — оживился Павлик. — Догнать успеем.
— Мне сегодня нельзя. Дедушка велел собираться в Ленинград. Скоро машина придет. Да и ты не ходи. Когда-нибудь вместе.
Но Павлик уже не слушал. Вышел из дома, быстро подошел к кромке леса. Он знал, что метрах в сорока от места, где он сейчас стоит, находится перекресток двух дорог. Одна идет от Петергофского шоссе к Черной речке, а вторая в ближайший совхоз. «Если, — думал он, — его там не будет, вернусь домой». Но не прошло и пяти минут, как впереди показался перекресток. Павлик замедлил шаги и прямо перед собой увидел Костю. Тот сидел на скамейке, вынимал из сетки и раскладывал рядом с собой пакеты, разворачивал их, отрезал от каждого куска и ел, запивая лимонадом прямо из горлышка.
Перепробовав всего, Костя снова уложил продукты в сетку, закурил и не спеша пошел в сторону Черной речки.
Немного подождав, Павлик тоже вышел на перекресток и, прячась за деревьями, пошел за ним. Тот сначала шел медленно, вразвалочку, но потом ускорил шаг и пошел быстрее.
В лесу, у края дороги было много тропинок, они все время петляли, огибая непросыхающие лужи, старые воронки от бомб, густой кустарник. Чтобы не отстать и не потерять из вида Костю, приходилось спешить. Время от времени Павлик осторожно выходил на самую кромку леса и смотрел вперед. А Костя как ни в чем не бывало все шел и шел…
Павлик впервые был один в лесу так далеко и понял, что идет за Костей зря. Приблизиться к нему он не может, а как долго тот будет идти по дороге, когда и в какую сторону свернет в лес, не знал. И просто так, по инерции, продолжал его преследовать. Когда в очередной раз он выглянул на дорогу, Кости впереди не было. Пришлось ни с чем вернуться домой.
Вечером он был у дяди Миши. Сидел на своем обычном месте, в удобном плетеном кресле и рассказывал. Дядя Миша слушал и хмурился. Он даже перестал возиться с какой-то деревяшкой.
— Я же просил только узнать, что он понесет в лес, — сказал он, — а ты, как настоящий Шерлок Холмс, начал слежку. А если бы он тебя заметил или, что еще хуже, ты бы в лесу потерялся, тогда что? Коли согласился помогать — слушайся. А для того чтобы ты не заблудился, когда снова попадешь в лес, возьми этот компас, — и рассказал, как им пользоваться.
Уходя домой, Павлик увидел, как дядя Миша закрывает за ним калитку, как свободной левой рукой отбрасывает назад непослушные волосы, как, улыбаясь, кивает ему. У Павлика снова запершило в горле.
Если бы спросили, что с ним, вряд ли он бы ответил. Не так часто чужие взрослые дарят любовь маленьким. И чем она искренней, тем заметней. Еще реже встречается дружба большого с маленьким. Дружба искренняя, на равных.
На следующий день Павлик с Валериком испытали компас на местности. Входили в правый квадрат леса, в левый, подолгу бродили там, а потом, глядя на стрелку компаса, выходили на одно и то же место, на свой перекресток.
ВЫГОВОР
Прошло еще две недели. Каждый день Павлик ходил в лес. Часто приносил грибы, хотя специально их не искал, а срезал только те, которые попадались на глаза.
Ему, выросшему в городе, нравилось ходить по лесу одному. Нравилось густое мелколесье, где надо было продираться только тропинками, и то согнувшись, поляны с густой травой, островки деревьев с группами белоствольных берез, светло-зеленых осин, серебряная листва которых шумела в любую погоду.
Он видел птиц, вслушивался в их голоса. Наталкивался на муравейники и долго рассматривал в беспорядке сновавших муравьев. Однажды видел даже лосей, пробежавших совсем рядом.
Любил слушать ветер. В каждой точке леса он звучал по-разному. Как будто деревья были для него музыкальными инструментами, а ветви струнами…
Сегодня Оля сказала, что видела дядю Мишу и что он велел ему после обеда быть дома.
И вот после обеда он стоит и ждет. Дядя Миша подошел неожиданно.
— Пошли купаться, — сказал он.
До водоема шли молча. Разделись — и сразу в воду. Скоро Павлик вылез и лег на теплую траву. К нему подсел и дядя Миша.
— Где же ты все это время пропадал? — спросил Карасев.
— В лесу, — коротко ответил Павлик.
— Как в лесу? — не понял Карасев. — А ну-ка, рассказывай. — Выслушав Павлика, сказал: — Так вот оно что. А я-то думал… Пропал, а куда — никто не знает. Ребята сами по себе, а их командира нет. Это, парень, так нехорошо, что ты даже представить не можешь. Они тебе поверили, выбрали командиром, а ты их бросил. Живите, мол, как знаете, а мне до вас и дела нет.
— Так нас бы не пустили всех в лес.
— Всех бы не пустили. А тебя одного?
— И меня никто не пускал…
— Обманул, значит. Всех обманул. Ребят, тетю Полю, а заодно и меня.
— Я никого не обманывал. Не хотел обманывать. Я не знал, что может так получиться. Раньше никогда сам в лесу не был, а тут вы компас дали… Если бы вы только знали, что такое лес! — с жаром воскликнул Павлик.
— Ладно. Оставим это. Давай лучше подумаем, что дальше делать.
СОБРАНИЕ
После выговора от дяди Миши звездочка снова собиралась регулярно. Каждый день после обеда ходили на речку, купались и загорали, а потом собирались на веранде у Тани, где у нее была небольшая библиотечка.
Читал Павлик. Иногда приходили взрослые и ребята просили их почитать.
У каждого были свои любимые книжки. Таня, например, любила «Валерку председателя» и «Президента Каменного острова» Вильяма Козлова. Валерка, Павлик и Вовка — рассказы Виктора Голявкина.
Но были книжки, которые охотно слушали все.
Это русские народные сказки, лесные сказки Бианки, рассказы Сладкова, Носова, Житкова.
Сегодня, после того как закончила читать и ушла домой тетя Поля, Павлик сказал:
— А теперь, ребята, будем делать, как договорились. Пусть каждый расскажет, что он делал в последнее время и что произошло на участке, который мы за ним закрепили.
Встал и скомандовал:
— Звездочка, становись!
Все вскочили и построились в шеренгу. Справа самая высокая Таня, потом Валерик, за ним Вовка и Оля. У каждого грудь колесом.
— Рассказывайте, — предложил Павлик.
— Я рвала траву кроликам, чистила их клетки, носила воду, мыла посуду и помогала маме на огороде. У нас ничего не случилось.
— У нас тоже все в порядке, ты же сам знаешь, — сказала Оля. — Я работала, ела все, занималась с Тузиком и не баловалась.
— А у нас не все, — выкрикнул Вовка, — сначала было в порядке, а вчера нет. Ночью кто-то полгрядки редиски вырвал. Мы еще сами ее не ели. Дедушка хотел, чтобы она немножко подросла…
— Садитесь, ребята, — сказал Павлик, — займемся делом.
— Полезным? — спросила Оля.
— Да, да. Полезным. Только не повторяй ты, пожалуйста, все время это слово.
— А когда сам без конца говоришь «понимаешь», так тебе можно.
— Ночью на участке Валерика, — продолжил Павлик, — опять были воры. Они могут забраться и на другие огороды, надо их как-то поймать…
— А если они большие? — спросила Оля.
— С большими нам не справиться, — вздохнул Павлик, — но надо бы хотя узнать, кто они, и рассказать дяде Мише или Василию Михайловичу.
— Надо ночью установить дежурство, — предложила Таня.
— Нас дедушка на ночь не пустит, — сказал Валерик.
— Меня тоже, — вздохнула Оля.
— Молчала бы ты, сторожиха, — поддел ее Вовка, — вот если бы собаку привязать на огороде. Давайте Тузика.
— Ты, Боцман, чужими собаками не распоряжайся. Своего Уголька привяжи, — не выдержала Оля.
— Кто боцман? Кто? А ну повтори, — кинулся к Оле Вовка.
— Не шуми, Вовка. Разве Тузик собака? Он же первый убежит, если увидит чужого, — успокоил его Валерик.
— Собака здесь не поможет. Пусть она хоть всю ночь лает, а кто приходил, она же не скажет, — помирил всех Павлик. — Здесь надо придумать что-нибудь другое.
Ночью Павлик проснулся и начал прислушиваться к каким-то странным звукам, разбудившим его. За окном кто-то плакал. Сначала звук доносился тихо, как вой ветра за стеклами окон, но потом все громче и громче. Павлику стало не по себе. Наконец плач стал таким громким, что в соседней комнате зашевелилась тетя Поля.
— Что там на улице? — спросила она. — Кто там воет? Павлик! Ты спишь?
— Проснулся, тетя.
— Одевайся. Пойдем отвяжем это горе. Кто же это ухитрился привязать на огороде Тузика? А ты, стрекоза, зачем встала? Лежи! — крикнула она на Олю.
Хотя белые ночи кончились, но было светло. Росы не было. Тузик, услышав шаги, заскулил еще сильнее.
— Идем, идем, пискля несчастная! Тоже мне неженка! Ночи не смог отдежурить, а еще собакой называешься, — отчитывала его тетя Поля. — Да стой же ты, морока, на месте!
Но Тузик прыгал от радости, стараясь лизнуть ее в лицо.
— Павлик! Отвяжи ты его, окаянного, а то мне с ним не справиться.
Зажав Тузика между колен, Павлик с трудом развязал затянувшийся узел. Почувствовав свободу, Тузик стрелой метнулся к дому.
Утром, как обычно, после физзарядки и завтрака ребята собрались у Оли.
— Кто вчера вечером привязал у нас на огороде Тузика? — строго спросил Павлик.
— Вчера вечером, — ответила Оля, — Вовка взял его у меня, сказал, что только поиграет с ним и сразу принесет, а сам привязал…
Все посмотрели на опустившего голову Вовку.
— Так, значит, это твоя затея? — начал Павлик. — Что ты, неугомонный? Вечно что-нибудь придумаешь. Ну какой же из Тузика сторож?
— Какой, какой, — не выдержал Вовка. — Гавкать-то он умеет?
Из угла, где сидела Оля, послышалось всхлипывание, Валерка, сидевший рядом, спросил:
— Ты чего? Чего ревешь? Тебя что, обидели?
— Тузик заболел… — сквозь слезы ответила она. — Когда ты ночью отвязал его, он был еще ничего, бегал. А сейчас лежит и стонет. Живот у него болит, — и она по-настоящему разрыдалась.
Валерка нахмурился, почесал затылок, толкнул Павлика и сказал:
— Я пойду к Василию Михайловичу и попрошу, пусть свезет к ветеринару. Там его вылечат.
Вечером, когда Тузика привезли из ветлечебницы, все повеселели.
— Расстроился, — весело разглагольствовал Валерик, — перепугался, когда его привязали сторожить огород ночью. Но доктор дал ему что-то выпить, и будь здоров, Тузик.
Все глядели на бывшего больного, который не спеша, как будто к чему-то прислушиваясь, осторожно ходил по веранде.
— Не бойтесь! Будет жить! Будет! Так доктор сказал, — продолжал Валерик. — Он сказал, что у Тузика тоже есть нервы.
Оля смотрела на своего любимца, хотела, как все, радоваться, но боялась: «А вдруг он не совсем выздоровел?»
— Небось своего Уголька не привязал, — сказала она тихо.
— Уголька, Уголька, — повторяя, как всегда, одно и то же слово дважды, отозвался пристыженный Вовка. И чтобы как-то задобрить Олю, продолжал: — Тузик все-таки собака. Хорошая собака, — сказал он с жаром. — А Уголек что? Котенок и больше ничего. И сторожем быть он не умеет.
ПЕРЕСТАРАЛСЯ
Дедушка разбудил ребят ровно в восемь утра, и после завтрака они с Валерой ушли в магазин, а дома остался один Вовка. В саду он разыскал Уголька и сел с ним на ступеньку крыльца.
Солнце поднялось высоко и хотя еще не пекло, но грело хорошо. Очень хотелось спать, но спать было нельзя. Теперь он член звездочки, должен подчиняться ее распорядкам и делать полезные дела. А полезных дел так много, что забыть какое-нибудь из них можно запросто. Сколько ни вспоминал, о каких Делах говорилось на собрании, в памяти держалось только то, что надо охранять огород, поймать вора, который шастает по участкам, помогать старшим и ухаживать за животными. Последнее он лучше всего помнит, так как сам внес это предложение. Вот и сейчас Уголек, доверчиво прижавшись к коленям, закрыл глаза, сладко мурлыкает, а он гладит его теплую черную шубку и думает, как сделать что-нибудь такое, такое важное, чтобы Павлик похвалил его на собрании. Но почему-то раз от разу голова падает на грудь, он вздрагивает и опять смотрит на тропинку, которая тянется через весь участок, от калитки к соседнему забору. И вот в один из таких моментов он увидел, что по тропинке, в нескольких шагах от него идут двое: мальчик лет четырех, а девочка еще меньше. В руках они держали по пучку редиски.
«Где же они ее взяли? — подумал он. — И вообще, как сюда попали и что здесь делают? И не спал как будто, а не заметил».
По привычке хотел погладить Уголька, но того почему-то не оказалось на коленях. «Где же он?»
Вовка поднялся, потянулся так, что кости захрустели, и вышел ребятам навстречу. И тут в его голове стрельнула мысль: «Воры! Ну конечно же, воры. И сразу двое. Вот так повезло! Я первый поймал. Ох и разговоров будет…»
— Попались голубчики, — сказал он, оглядывая их с высоты своего роста, — думаете, если дедушки дома нет, так и воровать можно. Где редиску взяли? — спросил он строго.
Дети испугались и молчали. Потом мальчик как бы что-то вспомнил и сказал:
— Нам домой надо. Бабушка ждет…
— Ну нет, — запротестовал Вовка. — Ты сначала скажи, где редиску взял.
— Нам тетя Оля дала, — бубнил, как сонный, мальчик, не мигая глядя в лицо Вовке.
— А не врешь?
Мальчик молчал, а напуганная девочка расплакалась.
— Заворачивайте назад, — скомандовал Вовка.
И когда они подошли к грядке, где росла их редиска, Вовка вырвал две штуки, приложил их к пучку мальчика и затрясся от возмущения.
— Что же ты врешь про тетю Олю, — закричал он. — Это наша редиска. Видишь, одинаковая. Совсем, совсем похожая.
Ему не жалко было редиски, но желание отличиться взяло верх. Он открыл дровяник, загнал туда малышей и закрыл их на крючок. Сначала дети молчали, потом захныкали, а вскоре оттуда раздался рев. «Ничего, ничего, голубчики, посидите немного. Сейчас сбегаю к Павлику, он разберется». А в голове радостные мысли: «Я первый поймал воров».
Павлика дома не оказалось. И чтобы не ходить домой и не слышать из сарая детский плач, Вовка остановился на дороге, по которой должны были идти из магазина дедушка с Валериком, и стал ждать. Вскоре они показались. Захлебываясь от радости, Вовка рассказал им, как поймал воров, и очень удивился, что дедушка не похвалил его, а чуть ли не бегом пустился домой. Открыл сарай, выпустил оттуда детей и начал угощать их конфетами. Когда они успокоились, взял их за руки и отвел домой. Удивило Вовку и то, что дедушка даже не спросил, где они взяли редиску. Домой вернулся он сердитый. Весь день молчал и только вечером заставил Вовку еще раз повторить утреннее происшествие.
— Не думал я, что ты на это способен. Я думал, ты добрый, — сказал дедушка, всматриваясь ему в глаза. — Котенка жалеешь, с Тузиком играешь, а малышей в сарай. Как же это, Вовка?
— Так они же воры, — уныло сказал Вовка.
— Нет, Вовка. Воры не такие…
— Дедушка! — вмешался Валерик. — А ты его самого посади туда на ночь. Пусть узнает, хорошо ли там.
— Но, но, ты не больно-то, — запротестовал напуганный Вовка. — Я редиску не воровал, и нечего мне в сарае делать.
КТО ПРИХОДИЛ НОЧЬЮ!
Каждый вечер перед сном Павлик обходил огород вдоль забора и все замечал, а утром, просыпаясь раньше всех, снова выбегал в огород. Чужих следов не было. Но однажды утром возле сарая он отчетливо увидел следы ног, ведшие в густые кусты смородины. «Похоже, Костины», — подумал Павлик. Рядом были следы побольше. Почти на четвереньках, осторожно отклоняя росистые ветки, он пополз по следу и неожиданно натолкнулся на Вовку.
— Ты что здесь делаешь? — спросил Павлик.
— Я? — вскочил на ноги перепуганный Вовка.
— Да, да. Ты.
— На вашем огороде? — продолжал он тянуть время.
Потом, отряхнув прилипшую к коленям, к локтям и животу землю, шмыгнул носом и ответил:
— Уголек наш сбежал. Вот что…
— Как сбежал?
— Так. Я всегда с ним сплю. Сегодня просыпаюсь, а его нет. Убежал. Вот я и пошел искать. Они с Тузиком, когда жарко, в вашей смородине прячутся.
— Так то когда жарко, а сейчас утро…
— А может, ему и сейчас жарко. Откуда ты знаешь? Черным всегда жарко…
Вовка взглянул хитрыми глазами на Павлика, повернулся и засеменил короткими ножками к калитке.
«Врет он про котенка», — решил Павлик и пошел за ним.
— Мы нашли следы сначала на нашем, а потом и на вашем огороде, — сказал Валерик.
— Чего же вы раньше не сказали?
— Сначала сами хотели проверить. Пойдем покажу.
На рыхлой земле между кустами смородины и штакетником забора Павлик сразу увидел следы Кости и другие, незнакомые.
Погода стояла сухая и жаркая. Уже с десяти утра раскаленное добела солнце нагревало воздух так, что ни о какой работе не было и речи. Одно спасение — речка или водоем. И только под вечер, когда солнце уходило куда-то за Ропшу и уже не жгло, а только грело, ребята расходились по домам, брали лейки и поливали засохшие за день грядки.
Когда ребята прибежали на поляну, они увидели дядю Мишу, сидевшего на берегу с удочкой.
— Здесь не клюет, — предупредил Валерик и побежал к ребятам, уже барахтавшимся в воде.
— А ты чего не купаешься? — спросил Павлика Карасев.
— Я к вам. Ребята нашли следы у нас и у Валерика на огороде. Они идут от соседнего, никем не занятого участка. Пойдемте покажу.
— Ладно, иди. Я следом.
Минут через десять Карасев шел по тропинке вдоль забора. Вдруг две штакетины подались немного вперед и разъехались в стороны. В образовавшуюся дыру влез улыбающийся Павлик.
— Хорошо придумано? Смотрите, — позвал он дядю Мишу. — Видите следы? Вот эти, поменьше, Костины. А вот большие наверняка того парня, о котором я вам говорил.
— Да, здесь есть над чем подумать, — сказал Карасев. — Ну, а пока пойдем рыбачить.
Карасев поднялся и пошел на речку к оставленной удочке. «Пора заниматься Костей и его дружком», — решил он.
ЭТО БЫЛ КОСТЯ
В пятницу на дачу к Прохоровым из Ленинграда приехали гости, и так как им негде было спать, то Валерика отправили к Павлику.
— Что же теперь делать? — сокрушался он. — Если Костя попадется, ты же не услышишь, — говорил он Вовке.
Вчера вечером они тайно от всех ребят поставили против дыры у забора ловушки из петель и провели от них веревку в комнату, где спали. А к веревке привязали колокольчик.
— Я не услышу? — хорохорился Вовка. — Да я… я знаешь…
— Знаю я твое «я», соня. Тебе хоть гром греми, хоть воду в ухо лей, все равно спать будешь.
— Ты, Валерка, не ври больно. Гром пусть себе, дома не страшно, он спать не мешает, а вот если надо, я всегда встану. — Потом подумал и вдруг зачастил: — Придумал! Придумал! Давай веревку с колокольчиком перенесем к Павлику, где вы будете спать.
Валерик согласился, и к вечеру с особыми предосторожностями работа была сделана. Но там, где случилась неудача, жди вторую. С койки, на которой они должны были спать с Павликом, их перевели на веранду, а на их место легла Полина Ивановна с Олей.
Валерик ворочался с боку на бок и думал, как выпутаться из этого положения. «Надо будет отвязать колокольчик из-под кровати тети Поли и перенести на веранду», — подумал и незаметно уснул. И вот он видит сон. Густой лес. Высокие деревья. К каждому дереву привязано по корове. Они ходят вокруг, срывают губами траву и мотают головами. На шее каждой коровы — колокольчик, но звонят почему-то не все, а только один. «Дзинь-дзинь. Дзинь-дзинь» — и перестанет. «Дзинь-дзинь. Дзинь-дзинь» — и снова тихо. «Павлик!» — кричит кто-то из леса. И опять «дзинь-дзинь».
— Павлик! — кричит все тот же голос, но уже близко. И вдруг начинают звонить колокольчики на всех коровьих шеях. А знакомый голос кричит почти рядом:
— Павлик! Валера! Ребята!
Валерка вскакивает и вместе с Павликом бежит на крик. На кровати сидит перепуганная тетя Поля. Рядом, прижавшись к ней, — Оля, а под кроватью не умолкая звенит колокольчик.
— Попался! Попался! — закричал Валерик и метнулся из комнаты. За ним, еще ничего не поняв, побежали Павлик и тетя Поля. На границе двух участков, возле забора, сидел парень, лихорадочно освобождая ноги от веревок.
— Это Костя Бабкин! — закричал Павлик.
— Он, он, — вторил Валерик.
Костя вскочил на ноги, но снова рухнул на землю.
— Ах ты мазурик! Вот я тебе сейчас… — кинулась к Косте тетя Поля, но, налетев на веревку, протянутую ребятами через огород к ее комнате, полетела в клубнику и со страху тоже закричала: «Караул!» Косте все-таки удалось освободиться, и не разбирая дороги он побежал в сторону леса.
— О господи, — стонала тетя Поля. — Что здесь творится, что происходит? Я вас спрашиваю! — накинулась она на ребят. — С меня довольно. Хватит. То какой-то кирпич над дверью повесили, то щенка привязали, и он всю ночь как сумасшедший выл. А сегодня еще чище, — продолжала она. — Слышу, что-то звонит. Просыпаюсь — тихо. Думала, приснилось. Только уснула, а оно опять. И где бы вы думали? У меня под подушкой. От такой шутки заикаться станешь.
КОНЦЕРТ
Утром все были в сборе. Не было только Вовки.
— Он котенка ищет, — сказал Валерик. — Скоро придет.
Наконец Вовка показался, но в его движениях было что-то странное. Он то останавливался и колдовал над котенком, то брал его на руки и бежал бегом, то опять опускал на землю и пытался вести его на веревочке. Но Уголек, вместо того чтобы бежать рядом, как того хотел Вовка, упирался лапками в землю, и его приходилось тащить по траве волоком, отчего он задыхался и кашлял. Когда ребята прибежали на Восьмую Речную улицу, где собрались садоводы, собрание было в полном разгаре. Говорили о деньгах на водопровод, на дорогу и на сторожа.
«И чего они тянут? — думал Павлик. — Говорят, что надо платить. Надо так надо. А они все говорят, говорят…»
Но вот собрание кончилось и председатель правления — Василий Михайлович — объявил:
— Товарищи! Прошу не расходиться. Сейчас детишки дадут нам концерт. Павлик, иди сюда.
— Это еще что за выдумка, — возмутился кто-то, — дел по горло, а вы с пустяками.
— А ты за всех не распинайся. Не хочешь слушать — беги. Не привязан, — крикнула женщина, стоявшая рядом со столом.
— Мы на своей улице, — начал Павлик заранее заученные слова, — создали октябрятскую звездочку из пяти человек и делаем разные нужные дела… Помогаем старшим, читаем книжки и все время находимся вместе. А сейчас ребята выучили стихотворения и прочитают вам.
— Ты бы, хлопец, поподробнее рассказал про свою детскую организацию. Детей-то у нас много, и каждый сам по себе. Может, и их как-то организовать? — попросил мужчина в белой майке и старой изломанной соломенной шляпе.
— Об этом потом, — вмешался Василий Михайлович, — а сейчас видишь, артисты ждут.
— Таня Царева прочитает стихотворение Михалкова «Дядя Степа», — объявил Павлик.
После Тани стихотворение Агнии Барто читал Валерик. За Валериком очередь его, Павлика. Но вместо стихов ему все-таки пришлось отвечать на вопросы: как создалась в садоводстве звездочка и чем она занимается. После Павлика Оля танцевала «барыню». Ей много аплодировали, и она, как настоящая артистка, кланялась, а потом станцевала еще и «цыганочку». Возвращаясь к ребятам, она остановилась, несмело посмотрела на председателя и тихо, как мышонок, пропищала: «Дяденька! Василий Михайлович! Скажите всем, чтобы не оставляли здесь на зиму котят. Им без хозяев плохо».
Наконец дошла очередь и до Вовки. По программе он тоже должен был читать стихотворение, но, выйдя в круг, где до него выступали его друзья, вынул из-за пазухи Уголька, поставил его на землю и полез зачем-то в карман. Но котенок так проворно шмыгнул к ребятам, что Вовка не успел и рта раскрыть, потом опомнился, догнал его — и снова на сцену.
Достав из кармана кусок рыбы, он начал вертеть им у носа Уголька, но тот даже не смотрел на рыбу, а отвернувшись, внимательно разглядывал свой гладкий черный хвостик, как будто увидел на нем муху.
— Ничего, ничего, не волнуйтесь! — успокаивал зрителей Вовка. — Мы выступаем первый раз, и он немножко стесняется. Сейчас успокоится и будет прыгать, как собака, — и вместо рыбы поднес к морде котенка кусочек мяса.
Уголек водил глазами за мясом, вертел головой, но не прыгал. Потом, изловчившись, ухватил мясо зубами и начал пятиться назад. Тут, откуда ни возьмись, появился Тузик и схватил мясо с другого конца, вырвал его у Уголька и наутек. Уголек за ним. Зрители подумали, что все было задумано заранее, начали аплодировать. Довольный Вовка пошел к ребятам.
— Ты же должен читать стихотворение, — набросился на него Валерик. — Зачем же ты со своим котенком?
— Таня — стихотворение, ты — стихотворение и я тоже? Нет. Уж лучше я — цирк…
— У тебя все время цирк, — упрекнула Таня. — Тоже мне член звездочки! Уж лучше бы танцевал, как Оля, чем с котом возиться.
— Я не виноват, что дедушка накормил его утром. Вот он и не прыгал за рыбой, — говорил Вовка с обидой, — и, если бы эта артистка держала своего Пузика, Уголек бы обязательно прыгнул, а то налетел как сумасшедший, отобрал у маленького мясо, и бежать. Хозяйка! Нечего сказать. Уморила голодом собаку. — Возмущению Вовки не было конца.
— Ты лучше за собой смотри, кошачья мама, — огрызнулась Оля.
— А ну повтори! Повтори! Кто кошачья мама?
Павлик развел их, и они пошли домой. А Вовка еще долго не мог успокоиться. Шел сзади всех и бубнил, обращаясь уже к Тузику, вертевшемуся у него под ногами:
— Разве ты собака, Тузик? Свинья ты после этого, а не собака. Хорошие собаки не обижают котят.
— А ты когда-нибудь видел живую свинью? — спросила Таня.
— Видел, видел, не беспокойся! По телевизору показывали…
ЭКСКУРСИЯ
— Ну, все собрались? — спросил дядя Миша.
— Все, все!
— Хорошо. Сейчас проверим ваше снаряжение.
— Я уже проверял, — сказал Павлик. — Еда у всех. Воды две фляги. А у мальчишек кроме корзин еще и удочки.
— Для вас тоже удочку взяли! — похвастался Вовка.
— Ну что ж, коли так, тогда, как говорится, добро. Пойдем на озеро. Дорогу помнишь, командир? Веди!
Павлик достал из кармана привязанный на шнурок компас в латунном корпусе, повертел его в руках, направился через дорогу. Ребята гуськом последовали за ним. Метров через двести кончилось мелколесье и начался настоящий лес. Стало просторнее. Небо поднялось выше. Посветлело.
Красные, коричневые и темно-бурые подосиновики прятались в высокой траве, в мелких кустарниках, а то и прямо как напоказ красовались на чистых полянках. Ребята наперегонки собирали и складывали их в корзинки. Через час сделали привал.
— Дядя Миша! Пойдем дальше! — торопили его ребята, но он не спешил.
— Как-то мы с Павликом ходили на рыбалку, — начал Карасев, — и я убедился, что он не знает ни пород деревьев, ни птиц, ни названия растений. А это, как я ему тогда сказал, очень плохо. Человека ведь недаром называют хозяином природы. А какой же это хозяин, который не знает, чем владеет? То, чего вы не узнаете сейчас, в детстве, потом узнать будет гораздо сложнее. Так уж устроен человек, что больше всего он узнает в вашем возрасте.
— А мы, дядя Миша, знаем, — заявил Вовка.
— Знаем, знаем! — подтвердила Оля. — Честное-пречестное. Хоть сейчас спросите!
— Хорошо, спрошу. Оля! Пойди и принеси мне листья рябины, осины и черемухи. А ты, Вовка, — листья березы и дуба и, если найдешь, ольхи.
Ребята вскочили с места и через минуту представили образцы.
Таня и Валерик тоже быстро справились с заданием.
— Молодцы! — похвалил их удивленный Михаил Петрович. — А вот Павлик сплоховал. Оказалось, что малыши, жившие на даче каждое лето, знают лес гораздо лучше. Придется тебе, Павлик, потренироваться. Больше спрашивай ребят. Это тебе мое задание, — сказал Карасев.
Прогулка близилась к концу. Пора было возвращаться домой. Сделали последний привал. Ребята перебирали сорванные листья, сравнивали их один с другим и пытались определить породы деревьев. Один только Валерик ходил вокруг и с любопытством рассматривал все, что попадалось под ногами: стебельки трав, цветочки, муравьев и других насекомых, раздвигал густые кусты, пытаясь узнать, что они скрывают от глаз человека. И вдруг он закричал:
— Дядя Миша! Ребята! — да так громко, что все, как по команде, вскочили с места.
— Идите сюда. Посмотрите, что я нашел, — и показал пальцем на куст ольхи.
Ребята вместе с Карасевым подошли к нему. Валерик отогнул большую ветку. За ней в неглубоком, заросшем травой окопчике, закрытом со всех сторон кустами, лежала каска, на которой кое-где сохранились пятна серо-зеленой краски, ржавая коробка от противогаза и позеленевшие от времени короткие пузатенькие гильзы.
— Ах вот оно что, — неопределенно произнес Карасев.
Раздвинул руками ветки, подошел к краю окопа, сел на корточки и начал рассматривать находку. Потом Карасев осторожно взял в руки каску и начал ее разглядывать.
— Так вот откуда смерть пришла, — сказал он, показывая небольшую, с копейку величиной, дырку. — Ударила под прямым углом. Обычно они, — Карасев потряс каской, — защищали солдат. Коснувшись ее, пуля скользила и улетала, оставляя после себя вмятину. А эта попала прямо. Солдат встретил врага грудью, воевал до конца. А почему, собственно, солдат? — задал он вслух сам себе вопрос. — Судя по гильзам, стреляли из пистолета. Это определенно был офицер.
Оля нагнулась над окопом и подняла похожую на гильзу серую трубку, закрытую с обоих концов.
— Дядя Миша, что это? — спросила она.
— Медальон, — ответил Карасев, после того как внимательно осмотрел трубку. — Они были у всех фронтовиков. В нем должна находится бумажка, в которой указаны данные его владельца.
— Посмотрите, пожалуйста, посмотрите, что там написано, — хором попросили ребята.
Карасев, повозившись немного с трубкой, открыл ее, но находившуюся там бумажку вынимать не стал.
— Истлела, — объяснил он ребятам. — Если ее сейчас вынуть, она рассыплется в порошок. Но вы не волнуйтесь, мы все равно узнаем, что там написано.
— Как же мы узнаем, если ее нельзя вынимать? — недоверчиво спросил Павлик.
— Очень просто. В милиции есть такой отдел. Научно-техническим называется. Сокращенно мы зовем его НТО. Там есть такая техника, которая позволяет прочитывать текст, залитый чернилами, на сожженной бумаге, если хорошо сохранить пепел, или, как вот у вас, прочитать истлевшую записку.
— А я вот что нашел, — сказал Вовка, выковыривая палочкой металлический предмет.
Вовка очистил его от земли. Ребята увидели большой финский нож. Карасев взял его у Вовки, достал из кармана кусок ветоши и начал протирать, но потом положил финку в карман.
— Займемся ею дома, — сказал он. — А теперь за дело. Тащите сюда валежник и ветки. А ты, Валера, наведи в окопе порядок.
Из свежих веток Валерик сделал веник, вскочил в окоп и начал его подметать. На дальней стенке трава, за многие годы спускавшаяся вниз и высыхавшая, превратилась в войлок. Отдирая ее пальцами, он обнаружил бутылку из темно-зеленого стекла и сразу же отдал ее подошедшему Карасеву.
— Я думал, что там просто стеклышко поблескивает, — а это бутылка.
Карасев, не скрывая волнения, вытер бутылку ветошью, поднес к глазам и начал смотреть через нее на солнце.
— Богатая у нас сегодня добыча, — сказал он.
— А ее открыть нельзя? — спросил Валерик.
— Боюсь рисковать. Если там и вправду что-то есть, то, очевидно, очень важное. Придется подождать.
НА ПОМОЩЬ ПРИХОДИТ МИЛИЦИЯ
В четыре часа дня ребята были возле дома дяди Миши. Со слов Павлика знали, что именно сегодня ему должны сообщить в НТО, что было в медальоне и бутылке. Вскоре Таня начала посылать ребят домой узнавать время. Оля спрашивала у мамы, а Вовка у дедушки.
Еще издали, подбегая к компании, очередной посыльный кричал: «Четыре часа тридцать две минуты», «Четыре часа сорок пять минут», «Пять часов двенадцать минут». И только Вовка собрался в очередную пробежку домой, как из-за поворота показался дядя Миша. Через минуту ребята окружили Карасева.
— Меня ждали? Честное слово? Ах молодцы! Я привез хорошие вести. Пошли ко мне.
Когда все расселись вокруг стола, на котором лежал специально привезенный для них большой куль жареных фисташек, Карасев достал из бумажника два листа, и затихшие в ожидании ребята услышали:
— «Уважаемый товарищ Карасев! Переданный Вами на экспертизу солдатский медальон и пивная бутылка, обнаруженные ребятами в окопе, нами исследованы. В извлеченной из медальона записке удалось прочесть следующее:
«Командир 3-го взвода… роты… полка, старший лейтенант Белов Валентин Петрович, проживавший в Ленинграде, поселок Стрельна, дом 9».
А в записке из бутылки написано:
«Рота Славина из полка Прохорова, находившаяся при наступлении на Ропшу в арьергарде, вчера утром была контратакована большими силами фашистов и окружена. Под вечер основные силы роты вырвались из окружения. Наш взвод их прикрывал. Оставшиеся со мною бойцы взвода ночью зарыли в блиндаже патронный ящик с ротными документами и мелкими группами тоже начали пробираться на Ропшу. Блиндаж находится недалеко от Черной, за Царской дорогой, под большим валуном. Под утро из нового окопа я по одному отправил вперед трех находившихся со мною солдат. Сам уйти не мог, опоздал. Обложили, гады, надежно. К тому же рассвело. Прощайте, друзья. Прощай, Катя. Живи, родная, долго. Прости, что не дожил до победы, что не увижу тебя и нашего Васятку. А теперь пора за работу. Зашевелились фрицы, ползут. А у меня две гранаты и три патрона. Ком. взвода Белов В. П. 18.01.44».
Эксперты полагают, что записка из бутылки написана человеком, данные которого находились в медальоне, найденном в том же окопе, а именно старшим лейтенантом Беловым Валентином Петровичем.
Передайте, пожалуйста, наш привет и благодарность ребятам, нашедшим ценные следы героического прошлого наших воинов, защитивших Родину в Великую Отечественную войну.
Подпись».
Ребята молчали.
— Вот и все, — сказал Карасев. — Докладываю последнюю новость. Сегодня я был в Центральном адресном бюро города и там мне сообщили, что в поселке Стрельна в доме девять проживает Белова Екатерина Михайловна, тысяча девятьсот седьмого года рождения. Вместе с ней живет и ее сын Белов Василий Валентинович, тысяча девятьсот двадцать шестого года. Завтра все вместе поедем к ним и на месте проверим, не тот ли это Белов, которого мы нашли. Заодно захватим и Вовкину находку, может, и ее признают. Карасев достал из ящика стола финский нож. Теперь он был очищен, смазан и блестел, как будто вчера от слесаря. На стальном лезвии хорошо просматривались вытравленные чем-то темные буквы БВП.
А Павлику все время вспоминалась одна и та же фраза записки: «Блиндаж недалеко от Черной, за Царской дорогой, под большим валуном».
ПОЕЗДКА К БАБУШКЕ КАТЕ
В десять утра празднично одетые ребята собрались у автобусной остановки.
На собранные заранее у ребят деньги Оля купила билеты и положила их в карманчик своего фартука. Все заняли места поближе к дяде Мише.
Автобус несся по знакомой дороге, вившейся вдоль капризных изгибов узенькой, но проворной ключевой речушки Стрелка, берущей свое начало в Ропше.
Ехали минут двадцать.
— А вот и ваша остановка, — наконец сказала кондуктор.
Автобус остановился у большого здания из красного кирпича, на одной из стен которого кто-то из озорства написал крупно белилами «Рио-де-колония».
— А теперь смотрите в оба, — сказал Карасев. — Ищите девятый номер.
Дом с двумя верандами под одной крышей и двумя мансардами, обшитый вагонкой и выкрашенный в светло-коричневый цвет, оказался рядом.
Поднялись на крыльцо, и Карасев постучал в дверь, которая вскоре бесшумно открылась. На пороге стоял мужчина в майке, брюках и тапочках на босу ногу. На вид ему было лет сорок с небольшим.
— Будьте добры, нам Екатерину Михайловну, — попросил Карасев.
— Сейчас. Она дома, — сказал и пошел в дом.
На пороге крыльца появилась полная пожилая женщина. Посмотрела сначала на Карасева, а потом принялась внимательно разглядывать толпившихся за его спиной детишек…
— Здравствуйте. Я вас слушаю, — сказала она.
— Мы к вам по важному делу. Если можно, разрешите в дом, — попросил Карасев.
— Пожалуйста, пожалуйста. Ради бога, — засуетилась она.
Повернулась, щелкнула выключателем на стене и еще раз сказала:
— Пожалуйста, за мной.
Провела их каким-то коридорчиком, открыла одну дверь, затем вторую, и они очутились в большой и чистой комнате. Здесь была широкая металлическая кровать с блестящими шарами и горкой пуховых подушек, оттоманка, пузатый комод, буфет, набитый посудой, а посредине комнаты круглый стол, накрытый новой цветастой клеенкой. На стене рядом с буфетом большие рамки с разнокалиберными фотографиями.
— Проходите, проходите к столу, — пригласила хозяйка.
И только после того как все расселись, она взяла стул, села сама и посмотрела на Карасева, как бы давая понять, что серьезный разговор можно начинать.
— Вы меня извините, но вначале скажите, как звали вашего мужа? — начал Михаил Петрович.
При слове «мужа» она вздрогнула и уже другим голосом, как будто вдруг охрипла, глуховато произнесла:
— Валя. Валентин. Валентин Петрович Белов.
— Девятьсот четвертого года?
— Да, да. Тысяча девятьсот четвертого года, — повторила она.
— Вы похоронное свидетельство получили?
— Получила, но уже после войны, этак в году сорок девятом или пятидесятом. Сейчас покажу. — Встала, подошла к пузатому комоду, порылась в пухлом старом ридикюле и подала Карасеву бумажку.
— «Уважаемая Екатерина Михайловна!
На ваш запрос о муже Белове В. П. сообщаем: старший лейтенант Белов Валентин Петрович 1904 года рождения пал смертью храбрых при героической защите города Ленинграда. К сожалению, точного времени гибели и места захоронения установить не представилось возможным», — прочитал вслух Карасев. Немного помолчав, продолжил, обращаясь к хозяйке: — Мы пришли сказать вам, Екатерина Михайловна, что знаем, вернее, что нашли место гибели вашего мужа. Вот этот мальчик, — Карасев показал на Валерика, — нашел окоп, а эта девочка, ее зовут Оля, нашла в окопе личный медальон Валентина Петровича, по которому мы узнали, что это именно он. Место нами замечено и надежно укрыто. Кстати, в том же окопчике мы нашли этот нож…
— Я нашел нож, — неожиданно громко сказал Вовка.
— Посмотрите, может, признаете, — продолжал Карасев. Екатерина Михайловна осторожно взяла нож и начала его разглядывать. И вдруг громко крикнула:
— Вася! Вася! — поднялась из-за стола и проворно выбежала из комнаты.
Вскоре она привела с собой мужчину, открывшего дверь.
— Мой сын, — сказала она. — Когда началась война, ему было четырнадцать. Эти люди, — торопливо начала она объяснять Василию, — нашли место, где погиб наш отец. Нашли документы. А вот это помнишь? — и сунула в руки сына нож. — Смотри же, смотри. Помнишь, как батя хотел тебя наказать, когда ты его потерял? Я тогда весь двор излазила, а нашла, — и, уже обращаясь к Карасеву, продолжала: — Перед войной Валя служил в Ленинграде и в каком-то кружке обучал своих солдат, как безоружному отбиться от вооруженного. Забыла, как назывались эти занятия. И были тогда у мужа деревянные пистолеты, ножи и еще что-то. Потом Валентин где-то купил или сам сделал этот нож. «Это мое боевое оружие», — не раз говорил он. И на фронт с собою взял. И вот оно опять дома…
— Да, это батин нож, — сказал Василий, осмотревший финку. — Мама! Чего же ты ребят не угощаешь?
— Ой, забыла, милый! От таких вестей — голова кругом. Но ничего, сейчас мы это исправим. Включи, сынок, чайник, — и стала суетливо покрывать скатертью стол, расставила чайную посуду, поставила вазу с печеньем, сахарницу, варенье.
— Ну а пока чайник закипит, посмотрите картинки, — и подала детям два толстых альбома с открытками и фотокарточками.
Вскоре раздался голос Оли:
— Ой, мальчики! Смотрите, смотрите, здесь Костя Рыжий.
Все подбежали к ней. Подошел и Карасев. Действительно, на фотографии рядом с высоким смуглым черноголовым пареньком стоял Костя и чему-то улыбался.
Потом Михаил Петрович подошел к Екатерине Михайловне, отвел ее к окну и тихо, чтобы не отвлекать ребят, сказал:
— Вот еще одна находка в том же окопе. Здесь место, точное время гибели Валентина Петровича и несколько его слов лично вам, — и подал ей записку из бутылки.
Она надела очки, прочла записку, тяжело поднялась и тихо вышла в другую комнату, видимо, опять к сыну. Минут через десять они вернулись оба.
НАЧАЛО ПОИСКА
Только через неделю, когда приехал дядя Миша, ребята собрались у него. Было решено начать поиск блиндажа.
Неожиданно под конец разговора пришел дедушка — Алексей Иванович. Ребята насторожились. Алексей Иванович не спеша вынул из кармана большой лист, сложенный вчетверо, развернул его на столе Карасева, подозвал к себе ребят и, как бы продолжая прерванный разговор, начал:
— Вот наш садоводческий поселок. Верхнюю, западную его границу я обозначил коричневой линией. Выше нее, на запад — сплошной лес. Километра через три, примерно параллельно верхней границе поселка, течет Черная речка. Ее я начертил синим фломастером. Сам лес, между поселком и речкой, так же поделен просеками, прорубленными с востока на запад. Раньше ими пользовались как дорогами. По некоторым и сейчас можно проехать, другие заросли молодняком. Сохранились только пешеходные тропинки.
Алексей Иванович, высокий, сухощавый, не обращая внимания на недоумение ребят, спокойно водил карандашом по своей самодельной карте.
— Вот Черная речка. А это Царская дорога. Видите? На месте их соприкосновения я поставил крестик. Если Белов пишет: «Недалеко от Черной речки за Царской дорогой», то искать надо в этом квадрате. Я обвел его красным. Второй крестик — место найденного вами окопа. Возьмите, ребята, может, пригодится мой труд, поскольку я слышал, что вы собираетесь отыскать блиндаж. Похвально. Приветствую, — и подал карту Павлику.
Как только за Алексеем Ивановичем закрылась дверь, ребята уставились на дядю Мишу. На их лицах читался вопрос: «Что все это значит?» Договорились, что поиск блиндажа будет тайной звездочки, а прошла всего неделя, и о ней уже знает дедушка. Даже карту успел нарисовать.
— Это я ему рассказал. Не мог я скрыть от него нашу операцию. Он сам воевал в этих местах, записку Белова читал. Вот я и попросил его помочь вам, — сказал Карасев.
Солнце все выше поднималось над горизонтом. Не обращая внимания на его жаркие лучи, на перекрестке двух лесных дорог, на широкой скамейке, сидели два приятеля — Павлик и Валерий. Сегодня они вышли на первую разведку.
Валера, лучше знавший лес, водил прутиком по карте.
— Вот здесь находимся мы. Видишь? Дед даже скамейку нарисовал. Направо просека идет в сторону поселка. Налево — к речке. До этой, до следующей, просеки — метров пятьсот. Это будет Царская дорога. И идет она… постой, постой, да как же это он, этого не может быть… — тихо говорил он про себя.
— Что ты бормочешь? — не выдержал Павлик.
— Дедушка, видимо, рисовал карту по памяти и сделал две ошибки. Он забыл, что вот в этом месте, отсюда и до речки, есть еще две просеки. А у него их нету. И потом, на его карте не нарисована высоковольтная линия, которая идет по лесу в сторону Русско-Высоцкой.
— Значит, он ставил знаки приблизительно? — Павлик показал крестики на карте.
— Об этом и я думаю. То ли спешил, то ли по рассеянности забыл…
— Тогда давай вернемся и спросим у него.
— Что ты, что ты! — запротестовал Валера. — Он, может, специально так сделал, чтобы проверить, какие мы следопыты. Знаю я его штучки. Найдем, а потом скажем: «Ну что, дедуля, умеем искать?»
— Но уже середина августа, — возразил Павлик. — Через полмесяца — школа. А потом, когда еще сюда приедешь.
— Ничего, — не сдавался Валерик. — За оставшееся время можно обшарить не только этот квадрат, в каждом окопе, до самого Ломоносова, можно побывать.
— Ну здесь-то ты загнул! — не выдержал Павлик.
Валерик не стал спорить и, став серьезным, спросил:
— Какой избираем маршрут, командир?
Павлик повернул к себе карту, сверил ее с компасом, ответил:
— Идем прямо до Царской. На ней свернем влево и до самой речки. Отметим на карте все, что пропустил твой хитрый дед.
Валерка оказался прав. На пути к речке они обнаружили не две, а три просеки. Последняя шла не параллельно остальным, а как-то наискосок, с севера к востоку. Нарисовали на карте три нитки высоковольтной.
Так как работа была только на перекрестках, а расстояние между ними метров пятьсот — семьсот, Валерик пытался использовать любой удобный момент, чтобы хоть ненадолго шмыгнуть в лес и посмотреть грибы. Павлику наконец надоело это.
— Грибы будем искать на обратном пути, — сказал он. — Ты все время по лесу шастаешь, а мне одному идти скучно. Тоже мне товарищ. Ты лучше расскажи, что вы с Вовкой за цирк устроили с газетой, когда я пришел к вам первый раз.
Валерка смутился, но ответил:
— Просто играли… Так я возле себя Вовку удерживал. Он все куда-то исчезал, и мне нужно было его искать. А когда он поверил Косте насчет поросят, я и стал пугать его этим. Скажу, бывало: «Без меня ни шагу, а то напорешься на заколдованных поросят», вот он и ходил за мной целый день, как пришитый.
— А почему Вовка с Олей все время цапаются? — спросил Павлик снова.
— Сейчас уже не то, — смеясь ответил Валера. — Посмотрел бы ты, что раньше было. Цирк. Даже соседи собирались смотреть. С утра друзья — водой не разольешь. Бегают, играют, смеются, аж завидки берут, а вечером дерутся. Сейчас не то, — еще раз повторил он. — А почему? — спросил и сам ответил: — Скучали, вот у них только и дела было — капризничать и драться. Ну а сейчас другое дело. В звездочке все заняты делом. А продолжают цапаться так, по привычке.
Около двенадцати часов были у речки. Отдохнули, набрали воды во флягу, свернули в свой квадрат, который дедушка обвел красным, и медленно пошли в сторону дома. Свое задание на сегодня выполнили, а теперь — грибы.
У Валерика корзина была меньше, и примерно через час он ее наполнил доверху, а сейчас шел рядом с Павликом и отдавал ему то, что находил сам.
— Ты этих, что в красных беретах, берешь? — спросил он и показал на траву под деревом.
— Так это же подосиновики, — обрадовался Павлик, — да сколько же их здесь…
— Они, они, — смеялся Валера. — Бери, даю бесплатно…
Павлик поставил корзину на землю и торопливо начал срезать красные. Валерка тоже опустился на колени.
— Валера! А Валера! — шепотом позвал Павлик.
Тот оглянулся.
— Ложись, — так же тихо скомандовал Павлик и сам лег на землю.
Совсем рядом, метрах в ста, за их спиной, горел костер. Возле него сидели двое. Один повыше, как будто взрослый, а во втором они узнали Костю. Костер горел возле бугра, но на самом деле это был или блиндаж, или окоп.
— Мы же, кажется, оттуда шли, как не увидели? — спросил Павлик.
Валерик пожал плечами.
— Давай хорошенько запомним это место — и быстрее домой к дяде Мише.
Но Карасева не оказалось дома. Оставили ему записку.
СЛАВИКУ НАДО ПОМОЧЬ
Фотография Кости в альбоме Беловых озадачила Карасева, и он спросил у Василия Валентиновича, как она туда попала.
— Так это же дружок моего Славки, — ответил тот и рассказал такую историю.
Славик их первый и единственный ребенок. В семье его любили, хорошо одевали, не отказывали в игрушках, а когда пошел в школу, снабжали карманными деньгами. Особенно не чаяла в нем души бабушка.
Парень быстро рос, не болел и хорошо учился. Так длилось до тех пор, пока из колонии не вернулся их сосед, восемнадцатилетний Жора. Незаметно он прибрал к рукам малолеток, таких как Славик и Костя. Научил их курить, играть в карты и даже пиво давал пробовать. Рассказывал разные басни о местах, где приходилось отбывать срок, о бывших друзьях. Закончилось тем, что под его началом трое подростков, Славик, Костя и еще один мальчишка, забрались ночью в ларек, чтобы полакомиться шоколадом и запастись папиросами. Когда прибыла милиция, Жора с Костей убежали, а Славик с соседом попались. Суд приговорил их к одному году в детской воспитательной колонии.
— И чего не хватало парню, — говорил, сокрушаясь, отец. — Учился хорошо. Всех слушался, и вот тебе на…
— А как он там себя ведет?
— Хорошо. Даже очень, — замялся Василий Валентинович. — Я два раза к нему ездил. Переписывался с его воспитателем. Он Славку очень хвалил. «Взялся за ум», — говорил. И вот, представляете, около двух месяцев тому назад я получил извещение, что Слава от них бежал. До конца срока оставалось две недели, ждали домой, а он сбежал. Как это понять?
Карасев попросил, и ему дали письма Славика и переписку с начальником отряда. Перечитывая все это, он думал, что же произошло в колонии, заставившее паренька, «твердо ставшего на путь исправления», как писал отцу Славы воспитатель, почти полностью отбыв срок, бежать, заведомо зная, что за это следует строгое наказание.
Обо всем этом он написал в колонию, а сам решил во что бы то ни стало встретиться с Костей. А то с самой весны он только и слышал от ребят: «Костя, Костя», а сам до сих пор не собрался узнать, что это за фрукт. Теперь он был почти уверен, что его мелкие кражи на огородах, таинственные уходы в лес, сетки с едой, которые он туда таскал, связаны с посещениями дружка, по неизвестной причине сбежавшего из колонии и теперь прячущегося в лесу. Надо увидеть Костю и вместе с ним добраться до Славы. Жаль, что времени мало и в садоводстве ему приходится бывать только по выходным, да и то не всегда.
ПОТЕРЯЛИСЬ В ЛЕСУ
Утром Павлик сбегал к дяде Мише и снова вернулся ни с чем. Того все не было. Но как он удивился, когда застал всю звездочку с корзинками. Все собрались в лес за грибами.
— Нет, нет, — запротестовал он. — Что вы. В воскресенье пойдем со взрослыми. Одним нельзя. Разве забыли…
— Хитрый! «Вместе», — передразнила Таня. — Ты, может, и пойдешь. Тебя дядя Миша возьмет, а мы опять дома?
— Как полезные дела, так все вместе, а как за грибами, так ты один, — сказал Вовка. — Сколько раз обещал…
— Пойдем, Павлик, — упрашивал Валерик. — Мы не долго. Походим недалеко от просеки, и домой.
— Хорошо, — согласился Павлик, — надо только тете Поле сказать.
— Мамы дома нет, будет только после обеда, — сказала Оля, — но мы к этому времени вернемся, — добавила она.
— Опять ты со своим кусакой, — разозлился Валерик, поглядывая на Тузика.
— Он нам дорогу будет показывать…
— Павлик! Пусть эта артистка прогонит собаку. Возится со своим Карапузиком, как с куклой. Кто же со щенком в лес ходит.
С тех пор как Тузик укусил Валерика за палец, их дружбе пришел конец. Валерик старался не замечать щенка, а Тузик не ласкался к нему, как прежде.
— Какой же ты, Валера, вредный. Один только раз он тебя поцарапал, и ты теперь всю жизнь помнить будешь. Сам виноват. Не надо было дергать за хвост. Это тебе не Уголек…
— А Уголька, по-твоему, можно, что у него, хвост крепче? — не выдержал Вовка. — И что за привычка, чуть что — сразу Уголек…
Рассердился не на шутку. Пришлось Оле отвести Тузика домой и закрыть на веранде.
И вот, растянувшись цепочкой, они пошли в лес. Погода сегодня была необычной. С ночи, не утихая, все усиливался ветер. Как-то по-особому грозно шумел лес, окружавший поселок. Гремели железом крыши и водосточные трубы.
— Павлик! Может, сегодня не пойдем. Ты только послушай, как страшно воет лес, — первым сдался Вовка. — И солнце куда-то спряталось. Нет, ты послушай, послушай, как воет. Может, там поросенков много собралось?
— Это, наверное, только здесь так, а в лесу потише, — сказала Таня.
— Ребята, подождите, я за компасом сбегаю, дома забыл.
— Не надо, мы далеко не пойдем, — успокоил его Валерик. — Поищем в первом квадрате, и домой. А для того чтобы не заблудиться, на деревьях будем ломать ветки, а на тропинках стрелки рисовать. По ним всегда найдем дорогу домой.
Пройдена просека. Начался настоящий лес. Сегодня он был не таким, каким знал его по прежним походам Павлик. Ветер подымал вокруг водоема пыль, швырялся рыжими колючками прошлогодней травы. И завывал так, как будто рядом за толстыми осинами сидели великаны и дули в разные трубы.
Одна труба все время гудела: у-у-у, у-у-у, у-у-у — Другая: о-о-о, о-о-о, о-о-о… Третья: а-а-а, а-а-а, а-а-а… А остальные трубы то блеяли, как козлята, то хрюкали, то свистели, от чего становилось зябко и страшно.
— Я же говорил, что это поросенки, — хныкал Вовка, но его никто не слушал.
Густые темно-зеленые кроны осин, обычно закрывавшие небо, теперь, как петушиные хвосты, распластавшись под ветром, гнулись к земле, а стройные в рябых сарафанах березы, как девушки в хороводе, кланялись друг дружке. Над самыми кронами стонущего леса летала сорока и что-то высматривала. Ветер бил ее в грудь, трепал хвост, отчего она летала не прямо, а как-то боком и, как заводная, все время трещала.
Чем дальше заходили в лес, тем тревожней становилось на душе Павлика. Он уже несколько раз предлагал ребятам вернуться, но Таня уверяла, что эти места она хорошо знает, они с мамой всегда здесь собирают грибы. И когда Павлик все-таки решил вернуть ребят домой, было поздно. Заметки свои они давно потеряли. Павлик понял, что заблудились. Откуда-то издалека, приглушенное ветром, донеслось: «А-у-у-у». Павлик, не раздумывая, повел ребят туда. Потом голоса послышались справа и они снова повернули на них. Шли долго, но больше ничего не услышали.
— Эх, Валерик, — вздохнула Оля, — был бы сейчас Тузик, он бы дорогу домой нашел…
«Хотя бы солнце выглянуло, я бы по нему нашел дорогу», — думал Павлик. Но Тузика не было, солнце в этот день так и не показалось, а компас он забыл дома. Вскоре плававшие по небу разрозненные тучи расширились, опустились ниже и закрыли все небо. А когда наступила короткая ленинградская ночь, над головой не оказалось ни одной звездочки, как будто их склевала летавшая днем сорока.
Карасев держал в руках записку и думал, что же случилось. После дежурства надо бы отдохнуть, но записка беспокоила. В ней говорилось, что ребята нашли в лесу Рыжего и того другого, большеногого. И вместо того чтобы лечь» он оделся, закрыл комнату и вышел.
Дома Павлика не было. Не было его и на поляне возле водоема. Когда он вернулся назад, во дворе, где жил Павлик, увидел Полину Ивановну и показал ей письмо.
— Ах вот что, — улыбнулась она и начала рассказывать о событиях той ночи, когда в петлю попался Костя. — Господи, и что это за дети. Чего они только не придумают, — увлеклась и начала рассказывать о Павлике, об Оле, об остальных.
— А я, признаться, тоже привязался к этому мальчику, но часто мне кажется, что я его не понимаю. Какой-то он не по годам серьезный. Кстати, где же дети? — спросил Карасев.
— И то правда, где же они? — повторила она, вспомнив, что по возвращении домой не видела ни Олю, ни Павлика, закричала: — Дети! Павлик! Оля! — но никто не отзывался. — Вы посидите немного, а я сбегаю за ними.
Карасев видел, как ее белый платок мелькал то на одном, то на другом участке. Вернулась она бледная, запыхавшаяся.
— Как сквозь землю провалились. Господи, куда же они девались?
— А соседские дети дома?
— Их тоже нет, — сказала она и испугалась своих слов.
— Пойдемте, поищем вместе, — предложил Карасев.
— А куда идти? Я уже все обегала, — сказала Полина Ивановна.
— Сходим на поляну, ребят поспрашиваем…
Но там ни Павлика, ни его компании не было. Только какая-то женщина сказала им, что видела, как в двенадцатом часу дня две девочки, три мальчика пошли в лес с корзинками.
— Как в лес? — растерянно спросила Полина Ивановна. — Неужели Павлик мог решиться на такое?
— Пойдемте искать.
— Пойдем, — с надеждой подхватила она.
Молча шли они минут тридцать — сорок. Наконец Полина Ивановна остановилась и сказала:
— Разве же их найдешь? Здесь вон сколько дорог, — и показала на причудливо переплетающиеся тропинки.
— Может, они уже дома? — спросил Михаил Петрович.
— И то правда! Пошли домой, — быстро ответила она и повернула назад. Впереди мелькнуло что-то белое. Полина Ивановна опередила Карасева и первая наклонилась к земле.
— Олина косынка! Но у нее же утром была панамка… Пошли скорее домой.
Карасев еле поспевал за ней, а она все прибавляла шаг. Но дома детей не было. Она сразу сникла, растерялась. Уже ни к кому не обращаясь, твердила одно и то же:
— Господи! Ну где же они? Где? Где?
На Алексея Ивановича Прохорова, дедушку Валерика и Вовки, прибежавшего к Полине Ивановне, было жалко смотреть. В глазах отчаяние, страх…
— Как мы их будем искать, как мы их будем искать, — твердил он, — ума не приложу. Вы же знаете наш лес…
— Да, лес большой. Вы правы. Но не сидеть же нам сложа руки, — ответил Карасев.
— Давайте Тузика возьмем, — предложила Полина Ивановна. — Он поможет…
— Не чуди, Полина, — с досадой отозвался Алексей Иванович. — Здесь горе, а ты со своим щенком.
— Да что ты, Алексей Иванович. Я серьезно говорю. Он Олю где угодно разыщет. Сколько раз бывало: прибежит один домой, а я спрашиваю: «Тузик, а Оля где?» — он сразу поворачивается назад и убегает. И вскоре приходят домой вместе. Всегда находил.
— Хорошо, Полина Ивановна, попробуем вашу ищейку, — ответил Карасев.
Августовские ночи довольно светлые. Решили идти сразу, рассвета не ждать. Захватили одежду, еду и питье детишкам. Приладили Тузику ошейник с поводком, чтобы не убежал, и четверо взрослых с маленьким щенком вышли из дома и направились в лес. Тузик, не привыкший ходить на поводке, бурно протестовал. Останавливался, ложился на спину и лапами пытался снять ошейник. Но, видя, что из этого ничего не получается, поднимался и деловито бежал вперед.
— Полина! Дай ему что-нибудь понюхать, — попросил Алексей Иванович.
— Что ты, сосед. Он ее и так учует.
— А ты все-таки дай. Не упрямься. Так вернее будет.
Полина Ивановна совала под нос щенку какие-то тряпки, он нюхал или только делал вид, чихал и бежал дальше.
Карасев с волнением ждал выхода на поляну. От женщины, с которой они беседовали, он знал, откуда дети начали свой путь в лес. Тузик не подвел. Он привел именно в то место, на правую кромку водоема и, не задерживаясь, по хорошо известной всем тропинке побежал в лес. Около часа петляли они по первому квадрату. Потом Тузик повел их прямо на запад, в противоположную от дома сторону.
Алексей Иванович с тревогой отметил, что ребята, очевидно, пошли к болоту. Через час лес кончился. Впереди — непроходимая болотистая равнина, покрытая желтой осокой, по которой ветер гнал упругие волны. Тузик остановился и начал метаться из стороны в сторону, потом, натянув поводок, пошел по кромке леса у самого болота. Идти становилось тяжелее. Ноги то и дело скользили с зеленых кочек, проваливались в воду. Ветки карликовых берез, росших на границе с болотом, больно хлестали по лицам.
— Вы эти места хорошо знаете? — спросил Карасев Алексея Ивановича.
— Знаю.
— Скоро кончится болото?
— Нет. По прямой еще километра полтора будет, а там, возле Черной речки, оно повернет влево и пойдет вдоль нее, а где кончится — не знаю.
— Не понимаю, — начала Танина мама, — почему они все к болоту жмутся?
— А ты на их месте, на ночь глядя, свернула бы в лес? — подал реплику Алексей Иванович.
— Вы говорили, что впереди будет речка. Далеко еще?
— Должна быть рядом. Метров двести, не больше…
— Тогда пошли, — поторопил их Карасев.
И снова Тузик повел вперед. Болото круто свернуло влево. Впереди заблестела речка.
Вдруг Тузик рванулся вправо. На невысокой сопке и полуразрушенном окопе, прижавшись друг к другу, лежали четверо ребят. Возле них, спиной к подошедшим, сидела Оля и чиркала спички, пытаясь разжечь лежавшую рядом кучу хвороста.
— Оля! — тихо позвал Карасев.
Она как бы нехотя повернула голову, недоуменно посмотрела снизу вверх и с плачем кинулась к нему.
— Дядя Миша! А мы вас ждем, ждем…
— Зачем же вы сами в лес пошли?
— За грибами… Ой! И мамочка здесь! — еще громче закричала Оля. — И Тузик тоже!..
Спавшие ребята проснулись и вскочили на ноги.
КОСТЯ И СЛАВИК
Домой шли вместе. Впереди, уже без ошейника, бежал Тузик. За ним шли Павлик и Валера. Вовка, поранивший ногу, сидел на плечах у дедушки. Олю нес на руках Карасев. Шествие замыкали Таня и две мамы. Солнце только-только поднялось. Ветер утих. К женщинам подошел Алексей Иванович и только хотел что-то сказать, как в это время Оля, озорно улыбаясь, сказала маме:
— Ты меня все милицией пугала, а она вот здесь! И ничего!
— За самовольный уход в лес вас всех наказать бы следовало, — ответил Михаил Петрович, — но так и быть — прощаем! Скажи спасибо своему Тузику. Это он вас нашел.
Оля устало улыбнулась и положила голову ему на плечо. И, уже засыпая, тихо проговорила:
— Тузик все может, если его хорошенько попросить. Он умненький.
— А я, честно говоря, не верил в вашу затею со щенком, — вмешался Алексей Иванович. — А получилось, как в пословице: мал золотник, да дорог. Молодец, Оля, твой Тузик! Честное слово, молодец!
Но Оля уже спала.
Впереди что-то зашелестело и слева, прямо на группу, вышел Костя. Остановился, изумленно оглядел всех, секунду помедлил и кинулся назад.
— Это Костя Бабкин! Это он! — в один голос закричали ребята.
— Костя, стой! — крикнул Карасев. — Все равно догоним.
Тот сбавил темп, но все еще бежал, словно решая, остановиться или бежать дальше.
— Хуже будет. Добром прошу, — еще раз крикнул Карасев.
Когда Костя остановился, Михаил Петрович отправил всех, кроме Павлика с Валеркой, домой и, обращаясь к Косте, сказал:
— А теперь веди к Славику.
— К какому Славику? Вы что? — испугался Костя.
— К Славику Белову.
— Не знаю я никаких Славок, никаких Беловых, — хорохорился Костя. — Думаете, если работаете в милиции, так имеете право обижать сироту.
— Артист. Посмотрите на него, какой талант пропадает. Как жалостно врет. А понять, что дурак, ума не хватает. Его другу Славке помощь во как нужна, — и Карасев провел ребром ладони по горлу, — а он в кусты. Помочь надо Славику, пока не поздно. Понял? — обратился он к Косте.
— А я, по-вашему, не помогаю? Третий месяц как угорелый мотаюсь, — скороговоркой выпалил Костя и виновато поднял глаза на Карасева. — Думаете, мне легко?
— Правда, мотаешься ты лихо. Об этом весь поселок говорит. Но я не вру. Славику, действительно, нужна помощь и притом срочная. Я при тебе ему все объясню. Иначе пройдет дней пять-шесть и его, раба божьего, возьмут здесь же, в берлоге, и как миленького увезут на «воронке».
— Так вы и про берлогу знаете?
— Я все, брат, знаю. Веди!
Костя мог еще поломаться, но, глядя на Карасева, которого он часто видел издали (близко подходить боялся), понял, что куражиться не стоит. С ним этот номер не пройдет. Поверил ему и уже спокойно, впервые за много дней, уверенно зашагал в сторону берлоги.
…Карасев шел за Костей и думал: «Бывает же так, что в голове у тебя торчит какая-то заноза: сегодня, завтра, вчера, позавчера и месяц тому назад. Эта мысль мучает тебя, преследует, но додумать до конца, принять какое-то решение то времени не хватает, то что-то мешает, то сама мысль пропадает куда-то. Но сколько случаев, когда бывает наоборот. Только о чем подумаешь, чего пожелаешь, а оно как по заказу: тут как тут. Пример? Пожалуйста, сегодня, возвращаясь из леса, подумал, что надо найти Костю и узнать, где прячется Белов. И Костя появляется».
На днях он получил письмо из колонии от начальника отряда, воспитателя Славика. Тот подробно описал ему не только историю побега своего подопечного, но все его почти годичное пребывание в колонии.
…Только в самом начале Славик пытался противиться режиму. Бормотал какие-то блатные слова, твердил о воровских «законах», о которых наслышался от Жоры, но скоро убедился, что большинство ребят попали сюда по недомыслию или обмануты, как и он сам, жалеют о прошлом, ждут не дождутся, как быстрее вернуться домой и начать жить по-новому. Слава перестал отлынивать от работы, исправно посещал занятия в девятом классе и числился в активе у начальника отряда. Мечтал по возвращении домой поступить в Арктическое училище. Но недели за две до освобождения его заманили в компанию, где шла игра в карты, и он проигрался. А потом потребовали то, чего он не мог сделать: велели забраться в кабинет своего воспитателя и выкрасть у него бумажник. Но воровать у Евгения Федоровича, или, как все его звали там, дяди Жени, — это для Славика было сверх допустимого. Для вида он согласился, а под утро бежал.
Подошли к блиндажу под большим валуном.
— Дядя Миша! — взволнованно сказал Павлик. — Вот он, наш блиндаж с валуном!
— Он? — переспросил обрадованный Карасев.
— Он! Он! Он! — твердил Валерик.
— Вот здесь, — показал пальцем Костя и позвал: — Славик! Слава! Ты что, уснул? Слава! — еще громче крикнул он.
— Ну чего тебе? — послышался изнутри ворчливый голос.
— Вылазь. Тебя здесь ждут. Только не пугайся, пожалуйста.
Раздвинулись ветки, и из-под камня показалась давно не стриженная, черная как смоль голова. Потом вылез и весь Слава.
Карасев увидел рослого, широкоплечего парня с приятным, но довольно грязным лицом. Одни только зубы сверкали белизной. Исподлобья настороженно смотрели усталые глаза.
— Я принес тебе привет от Евгения Федоровича, — сказал Карасев.
— Не знаю, о ком вы говорите.
— А дядю Женю знаешь?
— Нет, не знаю…
— А вот он о тебе помнит, даже письмо написал, — и Карасев подал ему лист бумаги.
Он помнил, что там написано: «Славик! Я ждал от тебя письма. Но ты не написал. Передаю тебе свое через товарища Карасева. Почему ты не зашел тогда ко мне? Я бы что-нибудь придумал. Приезжать в колонию не надо. Документы о твоем освобождении пришлем в Ленинград. Их тебе передаст Михаил Петрович Карасев. Верь ему и слушайся.
Твой дядя Женя. Напиши, пожалуйста».
Славик прочитал записку и, не поднимая головы, продолжал смотреть на белую бумагу, по которой рябили фиолетовые буквы.
«Твой дядя Женя», — стучало молоточками в голове. «Не забыл, значит. А как он узнал, что я здесь? Как узнал Михаил Петрович?» — подумал он и поднял глаза сначала на Карасева, а потом на Костю.
— Это я сообщил воспитателю, что ты здесь, — предупредил его вопрос Карасев.
— А как вы узнали? — не удержался Славик и снова подозрительно посмотрел на Костю.
— Не я, — замотал головой Костя. — Я их сам первый раз сегодня вижу. Сказали, веди в берлогу к Славке, я и повел…
— Костя прав. Он здесь ни при чем. У нас мало времени. Пошли.
— Куда?
— Поедем домой. Пора готовиться в военное училище. Ну и само собой разумеется, когда отдохнешь, придется рассчитаться за то, что учинили с Костей на огородах садоводов. От этого, брат, вы никуда не уйдете, а пока помоги ребятам достать патронный ящик, он, видимо, неглубоко зарыт, — и подал ему саперную лопатку, с которой всегда ходил в лес.
НАГРАДА
Август на исходе. Днем еще ярко светит солнце и бывает жарко, а по утрам — прохладно. Подросшая темно-зеленая трава в серебре росы… Вечерами по низинкам плавает серо-дымчатый туман. Утром члены звездочки собрались на участке Оли и вскоре направились к правлению объединенного садоводства. На площадке у дома правления уже было много ребят. Некоторые в пионерской форме, у многих на груди октябрятские звездочки, но были ребята и в возрасте Оли.
Василий Михайлович пригласил звездочку Павлика сесть недалеко от президиума. Из-за стола поднялся высокий пожилой мужчина.
— Это председатель, — сказал Валерик.
— Мы у него с дедушкой дома были! — пояснил Вовка.
— Товарищи! — начал председатель. — Товарищи дети! — поправился он. — Сегодня, хотя и с большим опозданием, мы проводим первое собрание октябрятских звездочек, которые к этому времени сумели организоваться в нашем садоводстве. Обычно в большинстве случаев за детьми здесь присматривают дедушки и бабушки, а родители приезжают раз в неделю или еще реже. А здесь, вы сами понимаете, река, лес, водоемы и озеро. Когда мы узнали о звездочке с Шестнадцатой Западной, то сразу убедились, что они заняты делом…
— Полезным! — выкрикнула с места Оля.
— Да, да! Полезным! — поправился председатель. — И вот видите, сколько по их примеру у нас появилось новых звездочек. На днях все ребята, которым надо в школу, разъедутся по домам. Надо постараться и на следующий год с первой недели отдыха возобновить работу старых звездочек и создать новые.
Таня, сидевшая рядом с Вовкой, заметила, что тот все время ерзает по скамейке, как будто под ним муравейник. Кутается в свой короткий пиджачок, гримасничает и вот-вот расплачется, а примостившийся у его ног Тузик подозрительно смотрит на него снизу вверх и чего-то с нетерпением ждет.
— …Когда дети не только не балуются, а, наоборот, сами помогают по дому… — продолжал оратор.
«Мяу - у-у-у» — послышался кошачий вопль со стороны скамейки, где сидела звездочка Павлика.
Председатель сбился со слова, внимательно оглядел ребят и, не увидев кошки, пожевав губами, продолжал:
— А наоборот, помогают по дому…
«Мяу - у-у! Мяу-у-у-у-у!» — еще громче заорал котенок.
Вовка вскочил с места, расстегнул курточку и вытряхнул на землю Уголька, а тот что есть силы — бежать.
Тузик, как будто только и ждал этого, — в погоню. Догнал, и сразу же между ними завязалась обычная возня. Не то игра, не то драка. Вовка подбежал к ним, схватил Уголька на руки и, смущенный, вернулся на место.
— Ты что же это? Баловаться сюда пришел? — неуверенно спросил председатель.
— Я думал, концерт будет, — ответил Вовка. — Держал Уголька голодным, а он чует в кармане колбасу и царапается… Смотрите, что наделал!
Вовка поднял рубашку и показал поцарапанный живот.
— Ладно. Сиди спокойно и не мешай.
В конце собрания председатель вручил Павлику, Валерику, Тане, Вовке, Оле по книжке и на всех один большой торт. По пути домой Вовка, обрадованный тем, что история с Угольком обошлась благополучно, разглагольствовал:
— Тоже мне члены звездочки. Подумаешь! Ни у кого даже приличного котенка нет.
— Таких котят, как твой Уголек, в садоводстве можно полный мешок набрать, — поддела его Оля.
— А таких собак, как твой Тузик… Таких, таких, знаешь… сколько! — и Вовка лихорадочно начал придумывать число. — Таких… В машину, в самосвал не поместить. Машина, полная Карапузиков! Ха-ха-ха! — смеялся он, подпрыгивая на одной ноге. — Машина Тузиков, машина Пузиков и машина Карапузиков! Ха-ха-ха!
— А все-таки Тузик сильнее Уголька! Сильнее! — не сдавалась Оля.
— Подожди, пусть только Уголек подрастет, тогда посмотрим, кто сильнее.
— Собака всегда сильней кота. И ты, пожалуйста, не прыгскокай.
— Так то собака, а не Пузик. Васька твоего Карапузика одной левой. А ты не дразнись «прыгскокай». Дедушка говорит, что такого слова нет.
— Звездочка, стой! — скомандовал Павлик.
Ребята остановились и с удивлением посмотрели на него.
— Вот что, — начал Павлик, — сейчас же, как только придем домой, пусть каждый запишет в свой распорядок: «Жить дружно. Не ссориться и не дразниться». А то взрослых стыдно. Вовка и Оля как сойдутся, так и шпыняют друг друга. Как вам не стыдно?
— Мы из-за животных цапаемся, — пояснил надувшийся Вовка. — Я своего Уголька все время воспитываю, чтобы он был хорошим и добрым. А Тузик его обижает.
— А вот и неправда, — сказала Оля, — это я все время учу Тузика. Все знают, какой он умный. Он даже нас в лесу нашел. И вовсе он не обижает твоего котенка. Просто ему скучно и хочется поиграть, а мы с тобой, Вовка, не всегда ругаемся. В этом году за все лето ни разу даже не подрались. Но если в звездочке и дразниться нельзя… то так бы и сказали, а то сразу записывать…
ПРОЩАЛЬНЫЙ КОСТЕР
Павлик тяжело переживал два последних события. Самовольный поход звездочки в лес и находку берлоги. До сих пор он чувствовал себя виноватым в том, что позволил уговорить себя пойти в лес без компаса и не предупредив взрослых. Со вторым было сложнее. С одной стороны, хорошо, что нашли блиндаж, но с другой — обидно. Он был уверен, что нашли бы его и без Кости. Все шло к тому. Сделали разведку. Уточнили нарисованную Валеркиным дедушкой карту. Два дня подряд всей звездочкой ходили в лес и обследовали правые квадраты. На очереди были левые, и десять дней в запасе. И надо же было подвернуться Косте. Теперь доказывай, что звездочка сама могла найти блиндаж.
Павлик сидит на качелях и думает, что завтра надо уезжать домой. Расставаться с ребятами, со знакомыми взрослыми, с дядей Мишей. И начинает понимать, что все не так просто.
— Ты дома? — услышал он чей-то голос. Поднял голову и увидел Вовку. — Никуда не уходи. Сейчас он придет.
Через десять минут подошел Валера.
— Уезжаешь? — спросил.
— Завтра.
— А еще два дня побыть не можешь? У Вовки послезавтра день рождения.
— Не могу. Мама записку прислала. Я бы очень хотел…
— Тогда бери Олю и приходите пораньше на поляну. Последний раз вместе посидим у костра. У нас там все готово: и сушняк и шишки.
Уложив в рюкзак вещи, Павлик бродил по саду, смотрел на яблони, прикидывал, с какой из них завтра лучше нарвать яблок для мамы. Белый налив уже отошел. Правда, на деревьях еще висело много яблок. Крупные, восковато-желтые, они то и дело срывались с веток и падали в траву. Некоторые даже потрескались. Такие Павлик особенно любил. Но их нельзя было долго хранить. А вот осенние полосатые сейчас самые красивые. Крепко держатся на ветках, но вкус пока еще не тот. Валерка говорил, что через месяц или полтора они тоже будут вкусные, но срывать их можно и сейчас. Антоновка еще совсем зеленая.
«Ничего, завтра ребята помогут набрать. Они в этом деле мастера». Пора было идти за Олей, и он направился к дому. Но она уже сама бежала навстречу. В новом платьице, на шее голубая косынка, какую она надевает только на концерты.
На поляне их уже ждали: Таня, Валерик и Вовка. На черном, выгоревшем под кострами круге уже стоял аккуратно сложенный шалашик из веток сушняка. Внутри, смятая в комок, старая газета и сухая трава. Осторожно, чтоб не свалить шалашик, Вовка обкладывал его еловыми и сосновыми шишками и сухими ветками.
— Не торопись, делай как надо, — крикнул Валерка.
— Учи ученого, — неохотно отозвался тот. — Ты лучше за Угольком посматривай, а то удерет в лес за птицами. Потом ищи ветра в поле.
— Работай, работай, никуда твой хищник не денется, — отозвался Валера и, опустившись на колени, начал помогать брату.
Возле них, как всегда, играли Уголек и Тузик.
Если Тузик остался таким же щенком, каким его увидел Павлик в день своего приезда, то Уголек выглядел совсем взрослым котом. Хотя сам себя продолжал считать маленьким.
— На спички, зажигай, — сказал Валера, подавая Павлику коробок.
— Подождите! — крикнула Таня. — Вон дядя Миша идет.
Карасев подошел к костру.
— Все в сборе?
Павлик поднялся, собираясь ответить, но его опередил Валера.
— Так точно, товарищ капитан! — весело и громко отрапортовал он. — По случаю отъезда домой командира звездочка собралась на его проводы, — и, повернувшись к Павлику, скомандовал: — А теперь зажигай!
Павлик чиркнул спичкой, поднес к газете. Появился сизый дымок, потом уголок газеты начал чернеть и вдруг, когда казалось, что надо зажигать вторую спичку, побежало бледно-голубое пламя. Костер начал разгораться. И уже втроем мальчишки торопливо стали обкладывать костер сухими ветками.
— Шишки, шишки не забывайте. Кладите их побольше, — напомнил дядя Миша.
Костер удался. Короткие оранжевые языки пламени освещали лица ребят на фоне сразу потемневшего леса. Тузик примостился у ног Оли, а Уголек по привычке забрался к Вовке на руки.
— Валера! А картошка? — напомнил Вовка.
— Я мигом, — ответил старший брат, вскакивая на ноги.
— Может, не надо, ребята, — начал Карасев, но его перебил Валерик:
— А я ее мыл, мыл…
— В другой раз, в сентябре, — продолжал Карасев, — а на сегодня дел и так хватает…
— А я и соль приготовил, — проворчал Вовка, доставая из кармана аккуратно перевязанный пакетик.
К костру подошел сосед, что живет через дорогу от Оли, Леонид Васильевич. В руках у него была гармошка.
— Не опоздал? — спросил он, присаживаясь на пенек у костра.
— Как будто в самый раз. Я уже хотел посылать за вами, — ответил Карасев. — Ну, что вы приготовили, Валерик?
— Мало. Только Оля и Вовка. Дядя Леня, можете играть.
Леонид Васильевич, усевшись удобней на своем пеньке, растянув меха, прошелся пальцами по белевшим кнопкам-пуговицам. Из вихря звуков постепенно начала вырисовываться плавная мелодия «барыни». Растянув над головой косынку, Оля плавно пошла по поляне вокруг костра. Ребята хлопали. Вовка в азарте даже подпрыгивал, а ноги непроизвольно дергались сами собой.
Когда гармошка умолкла и Оля остановилась, аплодировали не только члены звездочки вместе с Карасевым, но и чужие ребята, и взрослые, сидевшие до этого у других костров и подошедшие ближе.
Оля подошла к гармонисту и что-то шепнула ему на ухо. Тот кивнул головой, и его пальцы снова забегали по кнопкам. Он играл матросский танец «Яблочко». На этот раз Вовка не выдержал, вскочил на ноги и завертелся возле Оли волчком: сучил ногами, топал, прыгал козленком, и все не в такт. Глядя до этого на Олю, он думал, что танец — дело пустяковое, каждый сможет. А сейчас, как он ни старался, не получалось. И чтобы спасти положение, решил пойти вприсядку. Как это делается, он не раз видел по телевизору. Но не тут-то было. Не удержался на ногах и, падая, нечаянно ухватился за проплывавшую Олю, повалил ее наземь.
Тузик с самого начала с неодобрением отнесся к затее Вовки и настороженно следил за ним, подозревая какой-то подвох. Тут он вскочил и накинулся на барахтающегося Вовку с таким сердитым лаем, что, казалось, сию минуту разорвет его на части. Оля, не поняв, что произошло, вступила в отчаянную схватку с партнером. Вовка тоже, стараясь быстрее вскочить на ноги, не понимал, почему Оля его держит. Так они барахтались около минуты, пока к ним подбежали Павлик с Валеркой и помогли подняться.
— Ты что, драться? — чуть не плача спросил Вовка.
Оля, оглушенная произошедшим, в недоумении раздраженно переспросила:
— Драться?? Я?? Ну знаешь. — Развела руками и пошла к костру.
Леонид Васильевич, положив гармошку, хохотал. Визжала, как будто ее щекотали, Таня. Смеялся Карасев. На поляне, вокруг их костра, шумела публика. Собравшиеся аплодировали, настойчиво вызывали танцоров.
— Идите кланяться, артисты, — предложил Валерик.
— Братец твой пусть кланяется, — сердито ответила Оля.
А Вовка, как будто конфуз случился с кем-то другим, вышел к костру, раскланялся и вернулся на место.
Когда все успокоились и костер разгорелся с новой силой, Леонид Васильевич спросил Олю:
— Будете еще танцевать? А нет, так я домой.
— Идите. Мы уже натанцевались. — Она с усмешкой посмотрела на Вовку.
— А ты почему такой кислый сегодня? — спросил Павлика Карасев.
— На Костю за блиндаж злится, — ответил за Павлика Валерик.
— Это правда? — еще раз спросил Павлика Карасев.
— Дядя Миша! — с жаром начал Павлик. — Мы бы сами его нашли. Он же у самой дороги…
— Так вот оно что. Тогда твоя обида не по адресу. Меня вини. Несколько недель подряд искал я случая встретиться с Костей, а когда встреча произошла, велел вести к Славику, так как уже знал, что в лес он бегает именно к Славику и ни к кому другому. Чего я тогда не знал, так это то, что блиндаж, где были спрятаны ротные документы, и берлога Славика одно и то же. Дело, парень, не в том, кто первый нашел Славика, я или вы. Главное, что нашли. Подумать страшно, что было бы с ребятами, куда бы их еще занесло, не найди вы окопа и всего, что в нем было. Так что радоваться надо, а не хныкать. На следующий год снова приедешь к нам? — спросил Карасев.
— Тетя Поля сама просила об этом маму, — ответил Павлик. — А где вы живете в Ленинграде?
— Недалеко от тебя. — Карасев вынул из кармана пиджака сложенный вчетверо лист. — Здесь мой адрес. Будет время — заходи.
ДОМА
После завтрака Павлик обошел знакомых по даче, попрощался с ними и уехал домой. Через полтора часа был на проспекте Стачек. Можно было проехать еще одну остановку троллейбусом, но он пошел пешком.
Почти три месяца он не был в городе. По-летнему грело солнце. Мужчины ходили без пиджаков, женщины в светлых платьях, на газонах росла густая трава, а на деревьях еще не было ни одного желтого листика.
Павлик вошел во двор своего дома, поднялся по лестнице на второй этаж… Ему вдруг показалось, что не было трех месяцев дачи и вообще ничего не было. Это чувство стало сильнее, когда он открыл дверь и вошел в квартиру, в мир знакомых вещей. Но на самом деле все-все было: тетя Поля, ребята, звездочка, работы на огороде, речка Стрелка, водоем на поляне, блиндаж с ротными документами. Были Костя и Славик, был дедушка Алексей Иванович, был, наконец, дядя Миша. Да, да, дядя Миша. И хотя лето так быстро пролетело, этих трех месяцев ему не забыть никогда.
Положив на место рюкзак и чемоданчик, Павлик вошел в свою комнату. На секретере, на буфете и даже на телевизоре стояли свежие цветы.
Подойдя к открытому окну, он увидел во дворе все ту же зеленую стену тополей, которая теперь казалась и гуще, и выше.
У дорожки росла знакомая вишенка, тщетно тянувшаяся к солнцу, а чуть подальше — белоствольная в черных крапинках березка. Откуда она взялась? Сколько себя он помнит, ее здесь не видел. Он выбежал во двор и подошел к незнакомке. Потрогал ее, покачал. После этого начал обходить ряд за рядом остальные деревья. И чем дальше, тем больше находил нового.
Оказалось, что кроме тополей здесь росли две березы, из них одна, как в лесу, большая. Два богатырского вида дубка, ель и еще несколько деревьев, породу которых он не смог определить.
«Эх, был бы здесь дядя Миша, он бы сказал, что это за деревья. Не выросли же они здесь за три месяца лета. И как я их раньше не замечал», — думал он, возвращаясь в квартиру.
В комнате Павлик достал из платяного шкафа свое белье, вошел в ванную и в ожидании, пока набежит вода, стал ходить по коридору.
Зазвонил телефон. Подбежал к нему и снял трубку. Но в ней уже пищали гудки. Видно, кто-то неправильно набрал номер. Послышался шорох ключа в замке. Открылась дверь, и на пороге появилась мама.
— Здравствуй, я знала, что ты приедешь сегодня, — сказала она.
Комментарии к книге «Чужие следы», Дмитрий Никифорович Баханцев
Всего 0 комментариев