Эмма Фишел ЛИЦА В ОКНЕ
1 Сейчас взорвется
— Выметайся отсюда, — прошипела Флоелла, — не видишь, сейчас взорвется!
Стэн потихоньку подвинулся ближе. Вот еще, уходить, когда тут начинается самое приятное.
Сегодня прямо с утра надо было складывать вещи, и вести себя прилично, и помогать, и не путаться под ногами. Такой омерзительный день мог как-то скрасить только хорошенький Флоеллин эксперимент.
Флоелла, стоя на коленках посреди комнаты, запихивала пробку в горлышко громадной пластмассовой бутыли. Там внутри пенилось и чуть-чуть клокотало что-то коричневое.
— Да отойди ты! — закричала она и изо всех сил замахала руками.
Стэн стоял как вкопанный и во все глаза смотрел на бутылку. Все это бульканье и хлюпанье ужасно его занимало.
Наверное, у Флоеллы опять что-нибудь не получалось. Вид у нее был мрачный-премрачный. Как будто она сама не знала, что теперь будет.
Пу-у-у-умс… Вслед за пробкой вылетел целый фонтан коричневой пены.
Флоелла прыгнула в сторону — совершенно напрасно: темная гадость уже текла у нее по волосам, по лицу и капала с носа.
А потом запахло. Неизвестно откуда взявшаяся, отвратительная, жуткая вонь. Она просачивалась прямо в горло, и Стэну, чтобы совсем не задохнуться, пришлось закутать голову в свитер.
Из бутылки брызгали последние тонкие струйки, они собирались в темные лужи на нежно-розовом коврике и окрашивали в коричневый цвет незабудочки на обоях.
Стэн с восхищением оглядывал комнату. Вот это Флоелла! Дайте девчонке всего два часа, и она разгромит вам любую комнату в любом новом доме.
А уж себя-то его сестра всегда сумеет приукрасить. Посмотрели бы вы на мисс Флоеллу Лампкинс, когда она отдыхает после очередного высоконаучного опыта. Б-р-р, зрелище не для слабонервных. А ей хоть бы что.
— Странно. С какой стати она вдруг взорвалась? — сказала Флоелла и со всех сторон оглядела бутылку. — Придется завтра еще раз попробовать. Ну что, идем чай пить?
«Ну и ну, — подумал Стэн, — ну и Флоелла».
Нормальные вещи ее совсем, ни капельки не интересуют. Ей просто наплевать, что сегодня на обед — рыба или сосиски, сколько недель осталось до Рождества, кто запустил таракана к Белинде Грегори в пенал.
Зато она не задумываясь ответит вам, с какой скоростью движется снежная лавина. Может рассказать кучу всего интересного про зуб динозавра. И наверное, сумеет сделать настоящего робота.
Только имейте в виду, что спрашивать ее о том, какой сегодня день недели или какой автобус идет на каток, совершенно бесполезно. Все равно не ответит. Даже и не подумает.
Ну конечно. У Флоеллы Амелии Лампкинс не было времени раздумывать про нормальные вещи. Уж это-то Стэнли Лампкинс успел усвоить — зря что ли он всю жизнь прожил с ней под одной крышей.
Под этой самой крышей с ними жил еще кое-кто — и этот кто-то только что сердито кричал им из передней, а теперь быстро топал вверх по ступенькам. Такой голос и такие шаги могли быть только у одного человека на всем белом свете — у Алана Морриса Лампкинса, Папочки.
Стэн приготовился. Тут можно и без Флоеллиных мозгов догадаться: сейчас взорвется.
На пороге с открытым ртом стоял Папочка. Он очень внимательно разглядывал стены и пол. Было тихо-тихо.
Потом он взглянул в грязно-коричневое лицо Флоеллы и прищурил один глаз.
Стэн старался не шевелиться. Сейчас Папочка удивительно напоминал небольшого саблезубого тигра.
— Обживаетесь на новом месте, а, детки? — сказал он и скрипнул зубами.
Флоелла ничего не ответила. Ей нечего было сказать. А вот Папочке было. И он сказал. Он набрал побольше воздуха и разразился отменной нотацией.
Воспитанная Флоелла слушала Папочку очень внимательно, почти так же, как на прошлой неделе, когда ее искусственная буря вырвалась из холодильника и перебила на кухне посуду. Правда, на самом деле Папочке вовсе незачем было так стараться. Он и сам прекрасно знал: как только в голове у Флоеллы появится МЫСЛЬ, она бросится ее проверять и плевать ей тогда на любые нотации. Попробуйте-ка остановите голодную слониху, когда она мчится за любимым бананом!
В конце концов Папочка выдохся. Тогда заговорила Флоелла.
— Ничего страшного, — преспокойно заявила она. — Это все отмывается.
И это отмылось.
2 Переехали
Флоеллин взрыв был далеко не самым неприятным событием в этот день. Сегодня они наконец переехали, но чего это стоило Стэну…
Подняли ни свет ни заря, заставили куда-то бежать…
— Просыпайся-улыбайся! — прогремел Папочка, влетая в спальню и отдергивая занавески.
Стэн приоткрыл один глаз.
— У нас каникулы, — сонно пробурчал он.
— У нас переезд! — провозгласил Папочка и потащил одеяло с кровати. — Нас ждет гора дел, и мы к ним приступаем НЕМЕДЛЕННО!
И началось. Папочка носился по всему дому, считал коробки, искал забытые вещи и всем раздавал поручения.
Стэн и Флоелла бегали взад-вперед, подносили, подавали, протирали, проверяли… Они вынули посуду из шкафа, помыли полки, запаковали корзины. Они смели пыль, пропылесосили, отлакировали… От бдительного Папочкиного глаза не ускользнула ни одна соринка, ни один комочек грязи. В конце концов они так наработались, что тряпка и веник буквально падали у них из рук.
К полудню дом номер один по Кротовьей Дороге блестел и лоснился. Аккуратно упакованные вещи на крыльце дожидались носильщиков. Наконец-то не надо было ничего больше делать, наступила пора прощаться.
Стэн обходил комнаты, одну за другой. По правде сказать, обходить было особенно нечего. Дом номер один по Кротовьей Дороге был совсем крошечным, настоящее «скромное жилище», как называл его Папочка. Все равно, как бы он там ни назывался, Стэн успел его полюбить.
Не важно, что в ванной потолок совсем заплесневел. И пусть кухонная стена наклонилась и вот-вот упадет в гостиную. Главное, что это был его дом. Дом, в котором он прожил всю жизнь и где каждый уголок был знакомым и милым. Здесь ему часто бывало ужасно весело, иногда — очень грустно, и теперь ему так трудно уезжать отсюда.
Он заглянул в кухню. У двери были нарисованы фломастером черточки: зеленые — его, а у Флоеллы — синие. Черточки поднимались все выше и выше, и возле каждой был написан день, когда их с Флоеллой измеряли, и сколько тогда им было лет.
Стэн засопел и позорно всхлипнул.
— Помнишь? — Папочка, оказывается, стоял радом.
— А я правда был таким маленьким? — спросил Стэн и опять засопел.
— И даже еще меньше, — сказал он и странно кашлянул. Было похоже, что он как будто вдруг подавился.
Потом Папочка попробовал пошутить:
— Вот видишь, еще одна забытая вещь. Ну так что, тащим стену с собой?
Он вытер Стэну глаза рукавом своей куртки, а нос — тряпочкой для протирания пыли.
— Я вовсе не потому, что не рад. — Стэну очень хотелось все объяснить. — Просто…
— Ну конечно, — сказал Папочка и обнял Стэна за плечи. — Конечно.
Стэн кивнул. Он ведь правда был рад переезду. Ему хотелось пожить в новом доме, с новым садом, найти новых друзей.
И Папочке, наверное, будет там веселее… В этом доме после маминой смерти стало как-то темно, хотя Стэну все равно было здесь хорошо.
— Знаешь, нам, похоже, пора, — сказал Папочка и сильнее прижал Стэна к себе.
Они постояли немного, а потом вышли на улицу и заперли дверь.
Флоелла уже залезла в машину. Она уткнулась в очередной «Дневник изобретений» и с бешеной скоростью что-то строчила. К ним она даже не повернулась.
Стэн устроился на заднем сиденье, между кормушкой для морских свинок и горой пластмассовых банок с очень острыми краями, которые все время норовили пихнуть его в ребра.
Папочка завел мотор. Соседи дружно замахали платками. Сейчас машина отъедет от фонаря — того самого, при свете которого Стэн всю жизнь засыпал ночью в детской.
— Эй, подождите! — Из двадцать третьего дома выскочил кто-то очень всклокоченный и помчался к машине.
— Мидж, — сказал Стэн и расплылся в улыбке. Потом он быстро опустил окошко.
— Вот, держи, — проговорил знакомый голос, и в руке у Стэна оказался конверт.
Пока Папочка следил за машинами на дороге, Стэн аккуратно распечатал письмо. Клей на конверте еще не высох — Мидж, как всегда, делал все в последнюю секунду.
Внутри была открытка, настоящая, с большими красными цветами и вазой. Такая, как те, что лежат у Папочки в ящике письменного стола, куда нельзя лазить, потому что там «все не для детей». С обратной стороны открытка была исписана красивыми, с завитушками, буквами.
«С наилучшими пожиланиями переежжающим друзьям искренне ваш Уинстон Дж. Миджи иначе говоря Мидж Друг, сосет и одно класник Примичание: Здесь еще афтограф для вашей колекцеи».
К открытке был прицеплен автобусный билетик с каким-то чернильным пятном.
— Это кошачья лапа, — гордо объяснил Мидж. — Совсем измучился, пока подманил этого зверя. Идет только на сардинки.
Машина тронулась. Прощай, милая Кротовья Дорога!
Стэн плакал. Папочка тоже, хотя он-то, конечно, уверял их, что все дело в ужасной пыли, которая почему-то набилась ему в глаза.
Флоелла даже не посмотрела назад.
3 Дом номер сорок
Через двадцать минут они уже подъезжали к Просеке — так называлась широкая дорога, вдоль которой в прохладной тени деревьев стояли большие удобные дома, все ужасно красивые и похожие один на другой. Дом номер сорок — предпоследний на улице — тоже выглядел очень уютно.
На Кротовьей Дороге такой роскоши они даже представить себе не могли. Дом был раза в четыре больше их прежнего, с окнами во всю стену и с гаражом, в котором уместился бы, наверное, автобус.
Папочка, конечно, бежал к дому первым. За ним семенила Флоелла, а сзади, шаркая кроссовками по песку, топал Стэн.
— Готовы? — спросил Папочка и, как заправский фокусник, достал прямо из воздуха ключ.
Стэн кивнул. Флоелла тоже.
Чик. Ключ повернулся в замке, и они уже стояли внутри. Спереди Папочка, потом Флоелла, потом Стэн.
Все вокруг казалось каким-то чудесным и странным, даже эта прихожая. Стэн раньше заходил сюда, но теперь это был ЕГО дом, и вещи в нем вели себя совсем по-другому.
— Пойдем сверху вниз, — скомандовал Папочка и полез по ступенькам.
Наверху было целых четыре больших пустых комнаты, в которых очень приятно было скакать и кричать: «Чур, это моя!» и «А здесь пусть будет диван!». Потом они пошли в ванную — голубую, всю в солнечных зайчиках, со всякими позолоченными штуковинами, с кафелем и даже с зеркалом.
— Сюда вся наша команда из школы залезет, можно и в бассейн не ходить, — сказал Стэн, после того как со всех сторон обошел ванну.
— А запасные уместятся в душе, — добавил Папочка.
Флоелла их не слушала. Она уже нашла кое-что интересное: небольшой пузырек с этикеткой — наверное, его забыли забрать прежние владельцы. Похоже на йод или что-нибудь в этом роде.
Флоелла вынула пробку, понюхала и сморщила нос. Вид у нее сразу стал важный-преважный. Стэн прекрасно знал, что будет дальше. Ничего хорошего. Сейчас Флоелла устроит им что-нибудь жутко грязное, шумное или вонючее, во всяком случае, что-нибудь такое, что наверняка не понравится Папочке.
— Вы тут смотрите пока без меня, я сейчас, — протараторила она и умчалась в свою новую спальню.
Стэн с Папочкой отправились вниз. На первом этаже оказались три обычные комнаты и четвертая, совсем крохотная. Папочка сразу же забрался в нее, достал бумагу и ручку, и через пару минут на двери красовалась надпись:
ЗДЕСЬ ЖИВУ Я!
Личностям, не доросшим до метра восьмидесяти, вход воспрещен!
Идет работа мирового значения!
Не входить под страхом смерти!
Стэн уже представлял себе эту комнату. Через неделю самое большее она с пола до потолка будет завалена разными папками, стопками и бумажками. Обрывки и кусочки, исписанные и перечеркнутые. Картина называется «Папочка сочиняет статью».
В последнее время Папочка стал настоящей знаменитостью. Все началось после его репортажа о надписях на заборах. Сначала «Новости дня» наградили его специальным призом, а теперь на телевидении захотели снять по его сценарию целый фильм.
Заказов хоть отбавляй.
Наконец-то удастся отдохнуть от «Правил борьбы с вредоносными слизняками», которые он строчил для «Любителей зелени».
Больше ему не придется рассуждать в «Болтушке» о том, почему в жару учителя чаще болеют. И «Новости Ривердитча» уже едва ли уговорят его писать о благотворительных ярмарках или детских аттракционах.
Отныне — только первоклассные публикации в первоклассных газетах. До сих пор все свои лучшие идеи он записывал примостившись где-нибудь в уголочке гостиной дома на Кротовьей Дороге. Отныне с этим покончено!
Наконец-то Папочка, известный читателям как «независимый журналист А. М. Лампкинс», обзавелся собственной, самой настоящей, независимой комнатой.
Их путешествие по дому длилось уже почти три часа. Наконец Папочка решил, что настала пора отправляться на кухню.
— Сейчас будем обедать, — провозгласил он, взглянув на часы. — Скажи Флоелле, что у нее осталось всего пять минут.
Стэн помчался к сестре, но не успел сказать ей ни слова, потому что попал как раз к началу этого ее дурацкого взрыва. Весь вечер после этого Папочка сердился и молчал.
Стэн слизнул с подбородка остаток шоколадного масла и встал.
Он зевнул и пробормотал что-то вроде: «Ну так что, спокойной ночи, что ли».
Он переминался с ноги на ногу и чувствовал себя ужасно неловко. Может, хоть сегодня удастся как-нибудь отвертеться. Хоть сегодня обойдется без этого вечернего поцелуя.
Стэн не знал, как ему быть. Что бы такое придумать? Ему совсем не хотелось расстраивать папу. Особенно в такой день.
Он любил своего Папочку, и даже очень. Иногда он размышлял, какие бывают на свете папы, и выходило, что ему достался едва ли не самый лучший из всех.
Но эти поцелуи… Понимаете, Стэн был капельку… в общем, для таких штучек Стэн уже давно был чуть-чуть СТАРОВАТ.
— Ну, значит, спокойной ночи, — ответил Папочка. Он посмотрел на Стэна, но не двинулся с места.
Стэн совсем растерялся. Папочка сидел на стуле и, похоже, не собирался вставать. И это при том, что обычно он быстренько вскакивал и неизменно целовал Стэна в лоб. Каждый вечер, в любую погоду.
Папочка улыбнулся.
— Давай, топай спать, — сказал он, по-прежнему не шевелясь.
«Вот это да! — подумал Стэн. — Получается, он знает все мои мысли».
— Ага. В общем, это, спокойной ночи, — пролепетал Стэн, пятясь к ступенькам. Он все никак не мог поверить, что такое возможно.
У самой лестницы он остановился и опять повернулся к отцу.
— Знаешь, Папочка, мы здесь заживем просто отлично, — сказал он. — Я это уже чувствую.
— Я был бы очень рад, Стэн, — улыбнулся Папочка. — Очень-очень рад.
Стэн пошел к себе наверх. И тут за спиной он услышал Папочкин голос:
— Послушай, Стэн, мне кажется, ты что-то забыл.
Стэн обернулся. Он так и знал. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Сейчас начнется.
— Ты ведь еще не познакомился с местными привидениями, — сказал Папочка и хитренько улыбнулся. А потом послал Стэну воздушный поцелуй.
И подмигнул.
Ступеньки под ногами Стэна громко скрипели. В пустом доме каждый звук казался в десять раз громче.
«Домам плохо без людей, — думал Стэн. — Без людей и вещей. Без детей, без игрушек, без смеха дом — это просто пустое место. Даже хуже: холодный и мертвый кусок камня, как человек без любви и без сердца».
Дверь в его комнату была открыта. Внутри было темно. Стэн перешагнул через порог и быстро включил свет.
Комната была большой и квадратной. Большое квадратное окно выходило в сад. По подоконнику постукивали капли дождя. Стэн прижался носом к стеклу и стал смотреть на улицу.
Он рассеянно оглядывал деревья и огромный соседский дом, который стоял прямо за садом. Он уже его видел мельком, раньше, когда они в первый раз приезжали сюда. Но тогда было лето, и за листьями нельзя было ничего разглядеть — только крышу да трубы. Папочка сказал, что там давно никто не живет. Так он и стоит пустой неизвестно уже сколько лет.
А теперь листья почти все облетели, и его было видно совсем хорошо — во всяком случае, завтра днем наверняка можно будет его рассмотреть во всех подробностях. Сейчас, под дождем, при блеклом свете луны дом казался Стэну огромной тенью — не то зловещей темницей, не то старым замком. Ни проблеска света. Ни звука.
Стэн отошел от окна. Ему почему-то не хотелось больше смотреть на этот дом, такой одинокий и грустный. Ему было как-то не по себе.
Если честно, ему было немножко страшно.
Стэн разделся и забрался в кровать. Надо будет попросить Папочку купить занавески.
В новой комнате с ее незнакомыми темными стенами было очень приятно лежать в старой уютной кровати, закутавшись в милое теплое одеяло. На Просеке было гораздо тише, чем рядом с Кротовьей Дорогой.
Никаких машин, с диким ревом выскакивающих с соседнего шоссе.
Никаких почтальонов, громыхающих на своих мотоциклах. Только иногда слабое постукивание колес где-то далеко, на железной дороге.
Сколько ни прислушивайся, все равно ничего другого не услышишь.
Как будто их дом стоит где-то в пустыне и на многие мили вокруг — никакого жилья.
Стэн уже почти спал. Громыхнул гром, но Стэн только натянул на уши одеяло и повернулся к стене. Еще секунда, и он закрыл глаза и уснул.
Если бы он еще чуть-чуть постоял у окна, он услышал бы, как ветер шумит все сильнее и сильнее. Он услышал бы, что раскаты грома звучат совсем рядом. И увидел бы молнию, которая от края до края разрезала непроглядную черноту неба.
Если бы он чуть-чуть постоял у окна…
Но Стэн крепко спал и не знал ничего ни об ужасной грозе, ни о тех ужасах, которые уже тянули к нему свои костлявые лапы.
4 У окна
На следующее утро Папочка поднялся раньше всех петухов. Во всяком случае, так показалось Стэну, когда он, потягиваясь, приплелся на кухню. Папочка насвистывал какую-то очень бодрую песенку и весело носился от стола к плите.
Стэн и Флоелла ели в полном молчании. Стэну было как-то не по себе. В воздухе пахло опасностью: с минуты на минуту Папочка скажет, что именно сегодня им СОВЕРШЕННО НЕОБХОДИМО…
— Я в магазин, — сказал Папочка, вскакивая и ловко подбрасывая ключи от машины. — К обеду вернусь. Флоелла, за это время тебе совершенно необходимо…
— Извини, пожалуйста, — произнесла Флоелла, аккуратно разрезая бутерброд на четыре совершенно одинаковых треугольника, — но сегодня ничего не получится. Ты забыл? Мы же с Марджори договорились.
— Н-да, — разочарованно протянул Папочка. Можно было и не сомневаться, что он забыл.
— Ты мне сам разрешил, — не умолкала Флоелла.
«Еще бы, ведь это было до взрыва», — подумал Стэн.
— Тухлые огурцы, — объяснила Флоелла, запихивая в рюкзачок баночку из-под джема с этикеткой «Образцы гнили». — Это для опыта.
Вчерашние нравоучения, похоже, впечатлили ее ничуть не больше, чем предыдущие.
— Флоелла, — начал Папочка очень медленно и очень спокойно, — когда ты вернешься домой, тебе совершенно необходимо будет…
— Да-да-да, обещаю, обещаю, — протараторила Флоелла, натягивая ботинки. — Я ужасно опаздываю. Представляешь, я сказала Марджори, что буду там в девять.
Стэн прекрасно знал этот терпеливый Папочкин голос. Он означал, что еще немного и начнется настоящая буря. Папочка сморщил лоб и мрачно глядел исподлобья. Попадись он сейчас на глаза Белинде Грегори, она наверняка выдала бы ему приз за первое место в конкурсе «Изобрази настроение».
— Так что до вечера, — прощебетала Флоелла, запихивая в рот треугольничек номер четыре.
— До чая. До шести, — твердо произнес Папочка. — Не позже.
— Пока-а-а-а! — прокричала Флоелла, махнула рукой и исчезла.
Стэн вздохнул. Она всегда так — раз-раз, и нету. А что будет теперь, каждому ясно. Не успеешь сосчитать до пяти и…
Один. Два. Три. Четыре…
— Стэн, — сказал Папочка. — К моему приходу тебе совершенно необходимо распаковать все свои вещи и аккуратно разложить их по местам! Ты меня понял?
С этими словами он нырнул в машину, так что отвечать уже не было смысла.
Стэн грустно поплелся к себе. Ему и года не хватит, чтобы разобрать все эти чемоданы, узлы и коробки, по которым, если их взгромоздить друг на друга, наверняка можно будет добраться до Марса. Ну и денек его ждет!
Лучше не бывает.
Он плюхнулся на кровать. В комнате вдруг стало холодно. Снаружи небо потемнело, и по нему опять побежали сизые тяжелые тучи. По стеклу забарабанили капли.
Он заглянул в первый ящик, тот, который стоял поблизости от кровати. Сверху лежала маска клоуна, ее когда-то подарила тетушка Джой. Можно повесить на дверь, там как раз под вешалкой есть свободный крючок.
Потом он вытащил фотографию, их снимали во время самого первого спектакля в школе, он еще играл тогда розового дракона. Потом — какие-то глупые детские рисунки, про которые он давным-давно успел позабыть. Он кинул их на кровать — запихнутся куда-нибудь, когда все остальное разложится по местам. Потом засунул руку поглубже.
Сначала не нащупывалось ничего, кроме разной мягкой плюшевой ерунды. Вдруг он наткнулся на что-то твердое. К Стэну сразу вернулось хорошее настроение. Эту штучку, действительно, стоит повесить поаккуратнее.
Диплом
подтверждающий,
что Стэнли Артур Лампкинс
действительно написал
душераздирающую,
кровеохлаждающую,
ужасающую,
устрашающую историю под названием
«Из тумбочки раздался вопль призрака»,
прочитав которую,
Ми все дружно
ВЗВИ-И-И-ЗГНУЛИ.
Подписал кровью
Стр. Ах. Взвизг.
Из Города Визгов
Стэн подышал на стекло и протер его рукавом.
Это был его единственный настоящий диплом. Тот, который ему выдали в шесть лет за совершенно идиотский танец на детском Фестивале искусств, разумеется, можно было не считать — такие дипломы дали всем шестилеткам, даже той жирной коротышке, которая все время стояла и ковыряла в носу.
Зато этот диплом был только у него и больше ни у кого. Он получил его всего две недели назад. Это был конкурс, который устроили в одном новом магазине на главной улице. Магазин назывался «Эй, взвизгнем!». Ему выдали к тому же кучу жетонов, на которые в «Эй, взвизгнем!» можно было накупить разных разностей. А в «Новостях Ривердитча» о нем была целая статья, с фотографией в полный рост. Папочка клялся, что он тут совершенно ни при чем. Стэн, правда, все равно не поверил.
Но диплом, пожалуй, понравился ему больше всего. С ним он чувствовал себя совсем взрослым. Стэн повесил рамку над изголовьем кровати и отступил на два шага. Неплохо.
Потом стал раскладывать книги. Сначала те, которые купил на жетоны. Подумать только, как долго он их выбирал! Если бы ему разрешили, он взял бы с собой весь магазин. Детективы, рассказы о привидениях, фантастические приключения, описания призраков, вампиры, ведьмы, злодеи! Ох, как ему нравились все эти истории! Читал бы с утра до вечера!
Нельзя сказать, чтобы Папочка пришел в восторг, когда увидел заглавия и обложки. Он сказал, что опасается, как бы Стэну не начали сниться кошмары. Но Папочка просто не понимал. Ничего такого Стэн не боялся, совершенно ни капельки. Когда он читал, у него холодели руки и озноб пробегал по спине, но страшно не было ни единой секунды.
Прийти к Бладжет и обнаружить, что забыл дома тетрадь, — вот это было ужасно. Или пить в школе молоко с пенкой, или сидеть в очереди на прививку, или играть перед кучей народа дуэт с Белиндой Грегори.
Этого он, конечно, боялся. Того, что бывает на самом деле. Настоящих кошмаров. А не ведьм, чудовищ и тумбочек с вопящими привидениями.
Стэн выгрузил все книги на пол и тихонько хмыкнул. Скоро двенадцать. Того и гляди появится Папочка.
Было слышно, как на улице завывает ветер в деревьях. Дождь бил по стеклу звонче и звонче.
Стэн подошел к окну. За черными голыми ветками, на другом конце сада, он снова увидел этот дом. Темные стены и много-много окошек, маленьких, тусклых, как будто слепые глаза, уставившиеся в пустоту.
А потом Стэн заметил еще кое-что. Он придвинулся ближе к стеклу, чтобы скорей разглядеть. Точно. Теперь видно. Лицо. В одном из окошек он увидел лицо. Окно отличалось от всех других: узкое, сводчатое, под самыми скатами крыши.
Стэн зажмурил глаза. Повертел головой. Откуда оно там взялось?
Странно. Получается, в доме все-таки кто-то живет. В конце концов, Папочка мог, как всегда, ошибиться. Стэн открыл глаза.
Нет, здесь что-то не так.
Он и сам не знал, зачем ему нужно снова и снова искать глазами это окно. Что он хочет увидеть там, за мутным стеклом?
Лицо никуда не исчезло.
Лицо мальчика, такого же, как Стэн или каплю помладше. Самое обычное, такие встречаются сплошь и рядом. Вот только…
Стэн заморгал, сильно-сильно. Наверное, ему показалось. Ведь не может же…
Полная ерунда. Мальчик был от него за сотню ярдов, если не больше. Но сквозь потоки дождя и мелькание веток его лицо Стэн видел до ужаса ясно. Так ясно, что хотелось вытянуть руку и потрогать его.
И еще. Оно не шевелилось. Да-да, этот мальчик как будто бы и не дышал. Не мигал, не открывал рта, не вертел головой. Он застыл.
Он смотрел как раз туда, где был Стэн. Только не на него самого, а насквозь, вдаль, в пространство. Даже и не смотрел, а так просто стоял у окна и, может быть, раздумывал или мечтал. Мальчик как мальчик, и все-таки какой-то ненастоящий, как с картинки.
А потом он взял и пропал. Испарился. Только что был тут, а теперь — пустота. Стэн не собирался пугаться: он ведь просто моргнул, и за это время мальчик успел убежать. Он попробовал что-нибудь спеть, но это не помогло — сердце колотилось как бешеное и, главное, очень хотелось скорей отойти от окна.
Вот смешно. Настоящий мираж.
Дзи-и-инь!.. Это Папочка! Стэн помчался в переднюю, перепрыгивая через ступеньки. Папочка успел отпереть дверь и теперь, прижимая локтем коробки с пиццей, пытался расшнуровать ботинок. Хорошо, что он уже дома. Теперь пусть хоть сто застывших мальчишек в окне!
Весь день Стэн уговаривал себя: пустяки, ничего не случилось. Но на кухне, когда он ел пиццу, когда пылесосил, смотрел телевизор, все время вспоминал это неподвижное лицо, и ему делалось страшно.
Этот мальчик был какой-то такой, что от его лица становилось не по себе. Но какой — Стэн совершенно не мог объяснить.
И еще он никак не мог спросить у Папочки одну вещь, хотя еще в обед твердо решил это сделать. Только вечером он наконец собрался с духом и заговорил:
— Ты видел тот дом, ну, знаешь, за садом, ты еще говорил…
— Мм-м-м, — пробормотал Папочка, внимательно изучая какую-то рекламу семян.
— А он правда пустой? — выпалил Стэн. — То есть там правда никого нет?
— Да вроде бы, — сказал Папочка. — Ворота закрыты, на двери замок, и это уже с… с незапамятных времен. — И уткнулся носом в фотографию вьющихся роз.
— Значит, там никто не живет? — еще раз спросил Стэн, чтобы знать уже наверняка. — И никто не может залезть?
Папочка опять поднял голову. Голос у него, как утром, когда он говорил с Флоеллой, стал терпеливым-претерпеливым.
— Нет, конечно. Я же тебе объяснил — там замок. — Он помолчал. — А в чем дело?
— Нет, я так, — быстро ответил Стэн. — Из любопытства. Так просто, — соврал он. Стэн вовсе не собирался разговаривать с Папочкой про лицо в окне. Папочка наверняка скажет что-нибудь про неумеренное воображение и, скорее всего, свалит все на книги из «Эй, взвизгнем!». Стэн уже слышал, как он произносит: «После этих твоих привиденческих книжек еще не такое увидишь». Может, так оно и есть?
Как бы там ни было, Стэна больше ни за какие коврижки не заманить ночью к окну. Он поднимется в спальню и ляжет, и плевать ему на этот дом.
Даже думать о нем неохота.
Стэн выключил свет и прыгнул в кровать. Он зажмурил глаза, но заснуть не удавалось никак. О чем бы он ни вспоминал, мысли в конце концов возвращались к окошку под крышей и к лицу, к его неподвижным и тусклым глазам.
«Ну давай, засыпай, — говорил он себе. — Там, на улице, ничего нет, только сад, только ветки и дом, большой пустой дом. Да, пустой. В нем никто не живет».
Нет, похоже, сейчас не уснуть.
Стэн сел на постели. Он совершенно не хочет вставать и топать к окну… но придется. Ему очень надо взглянуть.
Стэн смотрел и смотрел. Ничего. Тогда почему же он вздрогнул?
Темный дом в бледном свете луны казался огромным и жутким, как чудовище, притаившееся перед прыжком.
Стэн лег на кровать и уткнулся носом в подушку.
5 Пропал мальчик
— Бассейн… да, зарос… и лягушки… лилии — это так чудесно… вы согласны? — Из сада доносились невнятные обрывки разговора. Один голос — Папочкин, а другой Стэну был незнаком.
Он потянулся и сладко зевнул. Вот и утро. Стэн выбрался из кровати и прошлепал к окну. Дождик кончился, и небо ярко сияло.
Внизу был их сад. Длинный, узкий и чистый, с пригорком из разноцветных камней и жаровней для шашлыка. В середине — лужайка, сейчас она вся засыпана листьями, по бокам — аккуратные клумбы, еще есть бассейн и много цветочных горшков. От настоящего леса он отгорожен высокой деревянной оградой.
Стэн стал разглядывать землю. На мокрой лужайке отпечатались чьи-то следы. Они были широкими, длинными и вели в глубину сада.
Стэн мог дать голову на отсечение, что таких громадных ботинок нет ни у кого, кроме Папочки. А вот и он сам: стоит у забора и болтает с кем-то из дома номер сорок два.
Стэн сморщил нос. Повезет ему, если эта дама окажется такой же ЗАМЕЧАТЕЛЬНОЙ, как их сосед на Кротовьей Дороге.
«Уважаемый мистер Лампкинс, я хотел бы только ЗАМЕТИТЬ, что мяч Стэнли опять закатился в сарай третьего дома». Или же: «Мне придется ЗАМЕТИТЬ, мистер Лампкинс, что ваш Стэнли на прошлой неделе катался на роликах и врезался прямо в новый забор соседей из седьмого дома».
Стэн только-только начал чувствовать себя человеком без этих вечных придирок. Соседи — это настоящая катастрофа!
Стэн старался разглядеть Папочкину собеседницу. Нет, так сразу не угадаешь, но с Папочкой она уже, похоже, нашла общий язык, трещит как сорока.
Стэн отошел от окна. Пора одеваться. Потом — завтрак. Он весело насвистывал любимый мотив.
«А НАВЕРХ ТЫ НЕ ПОСМОТРЕЛ, — пропищал голосок у него в голове. — НАВЕРХ, НА ДОМ». — Стэн наклонился, чтобы поправить ботинок.
«ТЫ ПРОСТО БОИШЬСЯ, — долбил свое голосок. — НЕ ХОЧЕШЬ ПОДНЯТЬ ГЛАЗА И ВЗГЛЯНУТЬ».
Стэн выпрямился. То, что случилось вчера, наверняка можно как-нибудь объяснить. Да, объяснить так, чтобы все сразу стало понятно. Никаких тебе тайн. Никаких привидений.
«ТОГДА ИДИ ПОСМОТРИ, — упрямился голосок — НУ, ДАВАЙ!»
И Стэн посмотрел. Сделал два шага к окну и взглянул. Потом потер глаза и взглянул еще раз. Потом засмеялся.
И надо же было так струсить! А там всего-навсего дом.
Большой-пребольшой. Старый-престарый. И совершенно пустой.
Лицо, которое ему тогда померещилось, конечно, было ненастоящим. Да с такого расстояния и слона не увидишь! К тому же шел дождь. Точно: это… как его там? Стэн старался припомнить умное слово. Ну да, атмосферное явление или что-нибудь в этом роде. Капли воды, луна как-то не так отразилась, а он уже успел напридумывать себе невесть что.
«Глупости, — думал Стэн по дороге на кухню. — И что его так напугал этот домишко? И это оконце под крышей, и лицо — полная ерунда. Чушь собачья».
По стенам кухни бегали солнечные зайчики. Под окном щебетали воробушки. По радио передавали отличный концерт, а на столе стояла куча разной вкуснятины.
Стэн отстукивал пяткой такт песни и одновременно запихивал в тостер бутербродики с маслом. Было видно, как Папочка топчется у забора и по-прежнему отвечает что-то соседке. Наверху, похоже, только что выползла из постели Флоелла.
Одной рукой Стэн перекладывал абрикосовый джем, а другой дирижировал воображаемым хором. Все-таки приятно вот так завтракать на новом месте, и по Кротовьей Дороге он теперь почти не скучал.
Надо будет сегодня отправиться на разведку: хорошенько полазить по саду, побегать по Просеке.
Ура! Гренки готовы.
Стэн, насвистывая, подбежал к тостеру и вынул хлебцы. Сложил их на блюдце, обернулся, чтобы поставить на стол…
И застыл на месте.
Прямо перед ним лежала газета… «Новости Ривердитча». А с ее страниц на Стэна внимательно и серьезно смотрело лицо. То самое.
Стэн никак не мог оторвать ногу от пола. Дышать стало трудно. У него закружилась голова, но дело было не только в этом портрете.
Сверху листа вдоль всей страницы шли жирные черные буквы, и Стэн прочитал:
ПРОПАЛ МАЛЬЧИК
Таинственное исчезновение юного изобретателя
Весь Ривердитч с волнением ждет новых известий о судьбе одиннадцатилетнего Раймонда Голайта, пропавшего вчера во второй половине дня.
Вместе с родителями, Дафной и Маркусом Голайтами, мальчик ехал на автобусе номер 22 в Парк на Просеке. Утром он посетил замечательную выставку «Чудеса космоса», открывшуюся недавно в Музее Ривердитча. Миссис Голайт, известный квантовый физик, прочитала там лекцию под названием «Теории гравитации».
Раймонд сел в автобус, следующий по маршруту «Музей — Парковый Холм». Однако по дороге он неожиданно попросил позволения выйти на несколько остановок раньше Парка. Свое решение он объяснил тем, что ему необходимо зайти в магазин на Просеке и купить несколько приспособлений для будущих опытов.
— Мы сразу же согласились, — рассказывает нам отец мальчика. — Раймонд много раз бывал в этом магазине, к тому же мы знаем, как замечательно он ориентируется в пространстве.
— Больше мы его не видели, — со слезами добавляет миссис Голайт. — Это произошло ровно в два часа. Я запомнила, потому что услышала тогда, как играют на руке у Раймонда часы. Он сконструировал их так, что каждый час они исполняли по мелодии из кантаты Баха. Музыка кончилась, и сразу после этого он выпрыгнул из автобуса.
Куда направился мальчик, попрощавшись с родителями, остается загадкой. Его не видели ни в одном из магазинов на Просеке. Родители напрасно ждали его в парке. Дома он тоже не появился.
Полиция считает, что это происшествие останется единственным случаем исчезновения детей в нашем городе.
— Мы не думаем, что в Ривердитче существует какая-нибудь опасная банда преступников, — говорит инспектор Бланд, которому поручено расследовать это дело. — Однако мы просим всех родителей и детей быть сейчас особенно внимательными и осторожными.
Родители Раймонда надеются на помощь всех жителей нашего города.
— Раймонд обязательно должен найтись, — сказал нам его отец. — Он всегда так любил нас!
В прошлом месяце мы уже писали о Раймонде — этот суперумный мальчик стал победителем конкурса «Юные гении Ривердитча», в котором участвовали все одаренные дети города.
Юным исследователям было предложено изучить какую-нибудь серьезную научную проблему, волнующую сегодня наших сограждан.
В своей работе Раймонд подробно описал влияние ливней и влажности на рост овощей в Ривердитче и Петитфоссе — городе на юге Франции. Его исследование жюри единогласно признало самым лучшим.
6 Не может быть
На негнущихся ногах Стэн еле доплелся до стула. Голосок у него в голове опять принялся за свое:
«ЧТО, НЕ ВЕРИШЬ? ДУМАЕШЬ, НЕ МОЖЕТ БЫТЬ?»
Он изо всех сил ущипнул себя за руку. Пора просыпаться. Ведь должен когда-нибудь кончиться этот сон, ужасный сон… разве на самом деле такое бывает? Но рядом на столе лежала газета, в которой была фотография мальчика… Большая, отчетливая фотография, а на ней — то же лицо, которое появилось вчера перед Стэном в окне проклятого черного дома. Лицо Раймонда Голайта, мальчика, который пропал.
— Ты чего? — Флоелла удивленно уставилась на него с порога. — Заболел? Наверное, опять ангина.
Стэн не мог говорить, не мог пошевелить языком. Просто забыл, как это делается. Когда он передавал Флоелле газету, руки его так дрожали, что фотография чуть не упала на пол.
Флоелла подхватила ее и возмущенно топнула ногой.
— Опять этот Голайт! Сколько можно! Все про него да про него! Ничего себе, — уже тише произнесла она, прочитав заголовок. — Он, конечно, обскакал нас на «Юных гениях», но такого я от него… — Она покачала головой и опять стала читать.
Да-да, теперь Стэн тоже вспомнил. Флоелле ведь все пророчили первое место. Правда, теперь это уже не важно.
— Флоелла… — прошептал он, потянув ее за рукав.
— Мы с Марджори ночами не спали с этим макетом поливальной машины, — бормотала Флоелла, продолжая изучать статью.
— Я его видел, Флоелла, — сказал Стэн и потянул посильнее. — Я его видел вчера. У окна.
Флоелла наконец кончила читать. Голос у нее стал взволнованным:
— Бедный Раймонд! На самом деле он, скорее, милый мальчишка. Он почти заслужил тогда приз. Почти заслужил.
Стэн вскочил. Надо как-то заставить ее помолчать. Он вцепился ей в плечо.
— Я в окне видел лицо, ты понимаешь, Флоелла? Его лицо.
Флоелла ничего не понимала. О чем это он? Стэн придвинул поближе стул и снова сел. Сейчас он ей все объяснит.
И рассказал ей все, но на лице у Флоеллы было написано, что она не верит ни единому слову.
— Идиотская история, — помолчав немного, сказал Стэн. — Я сам не знаю…
— А я знаю, — быстро выпалила Флоелла и мрачно смерила его взглядом с ног до головы. — Опять твои глупые шуточки.
— Нет, Флоелла… — попробовал перебить ее он, но девочка не дала ему договорить.
Она продолжала, грозно подняв указательный палец:
— Слушай, ты видел лицо в окне пустого дома напротив? — Флоелла подошла к окну. — Вон того, на холме, за деревьями, — произнесла она, глядя вдаль. — С окошками и с башенками?
Умоляюще глядя на нее, Стэн кивнул.
Флоелла прищурилась.
— Расстояние отсюда дотуда… — Она замолчала и наморщила лоб, как будто собиралась решать задачку по математике. — Как два футбольных поля. Может, чуточку больше. Потом это лицо испарилось. Пш-ш-ш-ш. Вот так, — продолжала она. — И ты говоришь, что это был Раймонд Голайт, которого сейчас ищет весь город?
Стэн прикусил губу. Не надо было ей говорить. Когда она пересказывала все таким тоном, ему самому начинало казаться, что он все наврал.
— Стэн, — сказала Флоелла с таким видом, как будто догадливей ее нет на свете. — Еще одна совершенно правдивая история про привидения, да? — Она, как учительница, постукивала по столу пальцем. — Зря старался, все равно не поверю. И никто не поверит. Тут даже не страшно, сразу ясно, что это сплошная чушь. По-моему, ты разучился придумывать. Про призрака в тумбочке было гораздо интересней. Даже про ногтедера у меня под кроватью мне и то больше понравилось.
Зря старался. Можно было и раньше догадаться, что ничего из этой затеи не выйдет. Она думает, что это сказки. И ужасно рада, что его раскусила.
— Скажу тебе по секрету, что с такого расстояния вообще ничего разглядеть невозможно, тем более лицо.
— Знаю, — согласился Стэн. — Я что, виноват, что я видел?
— Неужели? — ехидно протянула Флоелла. — Ну давай, ври дальше. И во сколько это, по-твоему, было?
— В двенадцать, — быстро ответил Стэн. — Я как раз посмотрел на часы.
— Ха! — радостно завопила Флоелла. — Попался! Читай-ка. — И она ногтем подчеркнула строчку в газете. — До двух он все время был с папой и с мамой. Понял? Ты не мог его видеть.
Одержав такую блестящую победу, Флоелла на секунду умолкла, чтобы перевести дыхание. Потом с важным видом продолжала:
— Ты все-таки мог бы подумать сначала, про что стоит выдумывать истории, а про что — нет. Это ведь не твои глупые сказки, а настоящее горе. И всякие розыгрыши тут совершенно некстати.
— Да не разыгрываю я тебя, — уже безо всякой надежды попробовал убедить ее Стэн. — Это было на самом деле. Я узнал лицо на фотографии, потому что видел его вчера в окне. Правда!
7 Крушитель
Через полчаса Стэн до того запутался, что уже и сам перестал понимать, где правда, а где — «глупые сказки». Он сидел на ступеньке крыльца и палкой чертил на песке разные страшные рожи. Флоелла ведь тоже может иногда сказать что-нибудь дельное. И если до того дома действительно так далеко, значит, он просто НЕ МОГ видеть лицо. Он его, наверное, выдумал, а потом нечаянно взял и поверил в свою же историю.
Скри-и-и-ип… Скри-и-и-ип…
Стэн поднял голову. Дверь гаража потихоньку приоткрывалась. Сначала показался ботинок, потом рука, а потом Флоелла выкатила наконец свой велосипед. К багажнику было прицеплено какое-то огромное пластмассовое ведро. Сверху оно было замотано любимым Папочкиным полотенцем, так что у Стэна никак не получалось заглянуть внутрь. Зато на Флоеллу он налюбовался вдоволь: особенно ему понравились ее руки — все в голубых пятнышках и ярких черных подтеках.
— В этот раз должно получиться, — объявила она, запихнув в багажник блокнот. — Если Папочка спросит — я провожу важный эксперимент в одном совершенно безлюдном засекреченном месте.
С этими словами она плюхнулась на велосипед и изо всей силы нажала на педали.
— Главное — скорость! — провозгласила она уже на ходу, и велосипед укатил к перекрестку на другом конце Просеки.
С крыльца Стэну было видно, как Флоелла лихо крутанула руль и помчалась по главной дороге. Он привстал, чтобы посмотреть, куда это она направляется.
И в ту же секунду почувствовал, как внутри у него что-то вздрогнуло.
— Нет уж, только не это! — выдохнул он. Но сомневаться не приходилось.
Прямо по Просеке ехало на велосипеде чудовище совершенно ужасного вида. Восемьдесят килограммов мускулов и мышц: Колин Армитадж, Крушитель. Пятнадцатилетний тупоумный верзила.
Крушитель считал себя прямо-таки знаменитостью. Он был победителем конкурса «Стальные мышцы». Собственно, никакого конкурса там и не было — все просто ходили по сцене, надували мышцы и ждали, кому же дадут первое место. Всего за два часа Крушитель успел так очаровать публику, что главный приз присудили ему, а не прошлогоднему чемпиону, на шесть лет его старше — правда, может быть, все происходило совсем по-другому. У Крушителя разве разберешь что-нибудь.
Во всяком случае, его показали по телевизору, передали по радио его интервью и напечатали на первой странице «Новостей Ривердитча» его огромную фотографию.
И вот сейчас он катил по улице, где жил Стэн, подъезжая все ближе и ближе к их дому.
Стэн передернул плечами. С кем он вовсе не мечтал бы сейчас повстречаться, так это с Крушителем. Он слишком хорошо помнил, как они поговорили с ним в прошлый раз. Все началось со школьного театра и с непредусмотрительной дерзости Стэна…
— Кого я вижу? Лампкинс-писательс-бумагомарательс! — с ухмылочкой пробасил Крушитель, загородив собой вход. — Пришел поделиться со мной денежками за свои привидения?
Стэн прислонил велосипед к стене и пошел прямо к двери.
— Доброе утро, Колин, — сказал он. — Ну как, выучил свою строчку?
Лицо Крушителя перекосилось. Стэн быстро отпрыгнул на несколько шагов назад. Что такого он сделал? Что? Дважды оскорбил мистера Стальные Мышцы. И за это его ждет расплата.
Во-первых, он назвал Крушителя его настоящим именем. А этого тот терпеть не мог. Разве «Колин» может приводить в трепет всю начальную школу?
И потом, у него хватило наглости напомнить Крушителю про его роль. Нельзя сказать, чтобы Крушитель очень уж рвался играть. Честно говоря, его просто заставили. Но если уж он согласился, то вправе был требовать лучшую роль. Вся неприятность заключалась в том, что он абсолютно не годился для сцены. Зато он умел петь. Ангельским голосом.
В этом здоровом балбесе жил голос, чьи звуки заставляли детишек мечтать о том, как они раздадут все игрушки бедным нищим, братьев переполняла непередаваемая нежность к своим сестричкам, а учителя чувствовали, что их обуревает любовь ко всем ученикам. Даже Бладжет, когда слушала Крушителя, всегда подносила к глазам платочек.
Но для сцены он совсем не годился.
Так что после каждой репетиции его роль сокращали и сокращали, и в конце концов, кроме песен, в ней осталась всего одна-единственная строчка. Понятное дело, что Крушитель не любил, когда в разговоре кто-нибудь ненароком касался этой неприятной темы.
Вот и теперь он побагровел и стал бешено вращать глазами.
— Сейчас ты у меня попляшешь, крошка Стэнли, — просипел Крушитель и схватил Стэна за воротник.
Вот так влип! Стэн старался прикрыть лицо рукой.
Фр-р-р-р-р!..
Буквально в самую последнюю секунду во двор на мопеде ворвался мистер Платт — тот самый, который сочинил эту пьесу и собирался теперь ее с ними поставить. Он резко затормозил, соскочил на землю и прокричал им, указывая на дверь:
— Репетиция начинается, все в зал, все в зал!
Стэн перевел дух. Спасен. Во всяком случае, на какое-то время.
Репетиция кончилась самым плачевным образом всего через пару минут — сразу же после той сцены, в которой Крушителю полагалось поднять Мелани Гиббинс и сильно-сильно ее раскружить.
Мелани была звездой их театра — хрупкой и до ужаса красивой.
Может быть, Крушитель залюбовался на нее и забыл все на свете — во всяком случае, его знаменитые стальные мышцы на этот раз его подвели. Раскружить-то он ее смог, но потом почему-то вдруг отпустил, и бедная Мелани полетела прямо на балкон королевского замка.
Ей действительно не повезло, потому что декорацию еще не успели закрепить. Так что в следующую секунду визжащая Мелани Гиббинс исчезла под грудой разноцветных картонок. Все, что от нее осталось, — это синенький бантик, трепещущий на перилах того, что недавно было балконом. Мистер Платт объявил, что в связи с несчастным случаем репетиция прекращается.
Стэн постарался поскорее собрать свои вещи. Того и гляди, Крушитель придет в себя и вспомнит, что еще не разобрался со Стэном.
Последнее, что слышал Стэн, был хвастливый голос Крушителя, который радостно описывал слушателям, как ловко он сумел отправить в полет Мелани Гиббинс.
— Знаете, какие у нее теперь будут переломы — о-го-го! Не хуже, чем у малютки Вилсона. Он подошел ко мне и говорит: «Помоги достать с дерева змея». Ну, в общем, я его подбросил, а этот растяпа не смог ухватиться за ветку. Я ему потом виноград в больницу таскал, так он его даже есть не мог.
Крушитель вдруг замолчал.
— Слушайте, а где этот Лампкинс? По нему ведь тоже больница плачет, я ему…
Но Стэн уже что есть духу мчался домой.
Вот так они поговорили в прошлый раз. А теперь Крушитель, откуда ни возьмись, появился на его улице и преспокойно катил куда-то мимо него. Наконец он остановился, слез с велосипеда и достал ключи.
У Стэна похолодели ладони. Хорошенькая жизнь его ждет. Такое только в каком-нибудь страшном сне может присниться, но сейчас, к сожалению, он не спал: Крушитель действительно был его соседом. Из дома номер тридцать два.
Бамс!
Подул ветерок, и дверь гаража захлопнулась с жутким грохотом.
Стэн застонал. Ну почему ему так не везет?
Крушитель, конечно, повернул голову. Он узнал Стэна, и лицо его расплылось в гадкой ухмылке. Он несколько раз кивнул, спрятал ключи и медленно пошел к дому сорок.
8 Спасайся!
Стэн дышал быстро-быстро. Флоелла ушла. Папочки нет. А Крушитель шел наверняка не для того, чтобы поздравить его с переездом.
Надо исчезнуть. Чем скорее, тем лучше.
Стэн перелез через заборчик и побежал по тропинке. Здесь начинался их сад.
«ПРЯЧЬСЯ, — шептал ему голосок. — А ТО НЕ УСПЕЕШЬ!»
— Эй, ты, Стэнли Лампкинс, стой, я все равно тебя достану!
Стэн не оглядываясь мчался по саду. Дышать было тяжело, и уже начинал болеть бок. Но вот тропинка исчезла, и Стэн уткнулся носом в забор. Попробуй тут спрячься. Все как на ладони. Сейчас подбежит Крушитель и…
Правда, если…
Он посмотрел на забор. Высокий, но перелезть можно, а уж с той стороны такие заросли, что Крушителю до него не добраться. Пусть хоть весь день ищет.
Стэн подпрыгнул и ухватился за самую нижнюю доску. Потом подтянулся и перекинул за забор ноги. Потом схватился за ветку дерева, которое росло на той стороне. Потом зажмурился и прыгнул.
И как раз вовремя.
Заскрипела калитка — значит, Крушитель уже в саду. Стэн скрючился возле забора, стараясь потише дышать.
— Все равно не уйдешь! Поймаю, не сегодня, так завтра! — злобно прохрипел знакомый голос.
Теперь Стэн слышал громкое «бум, бум, бум» — это Крушитель носился по саду. Стэн сейчас хорошо представлял себе его: длинные руки, глупое круглое лицо, маленькие горящие глазки, которые рыскают туда-сюда в поисках добычи.
Интересно, скоро он догадается, куда исчез Стэн?
Стэн выпрямился и на цыпочках отошел от забора, а потом побежал. Сухие ветки с треском ломались у него под ногами, камушки, громко шурша, разлетались во все стороны, но он уже не думал о том, что его могут услышать. Ему казалось, что главное теперь — успеть отбежать как можно дальше. Скоро он почувствовал под ногами что-то вроде дорожки, прикрытой листьями и заросшей по краям мхом. Стэн помчался по ней дальше, вглубь. Он все время боялся услышать сзади отвратительный голос, и ему было наплевать, куда бежать, лишь бы Крушитель его не догнал.
Он останавливался только для того, чтобы вздохнуть. Подальше отсюда. Еще немножко. Еще капельку, чтобы Крушитель уж точно сюда не дошел.
Дорожка вдруг резко завернула направо, а прямо перед собой Стэн увидел огромные чугунные ворота. Есть там где спрятаться? Тогда, может быть, лучше туда? НАВЕРНЯКА.
Стэн навалился на ручку, толкнул, еще раз. С дорожки ясно послышалось: бум, бум, бум. Он догадался!
«ОТКРЫВАЙТЕСЬ! — упрашивал ворота Стэн. — МИЛЕНЬКИЕ, НУ, ПОЖАЛУЙСТА!»
Бесполезно. Заперты намертво. Стэн сам не знал, как это у него получилось, но через минуту он уже слезал с другой стороны ограды, туда, где почти вплотную стояли темные высокие деревья.
Вопли Крушителя слышались где-то совсем далеко, но Стэн все никак не мог остановиться. Он продирался сквозь кусты, ломая сучья и царапая руки.
Надо посмотреть, может быть, уже можно залечь где-нибудь. Стэн обернулся…
Хрясь!
Он споткнулся и изо всей силы налетел лбом на камень. Голова закружилась, и Стэн растянулся на земле, уткнувшись носом в пушистый прохладный мох.
Он всхлипывал и всхлипывал. Что за размазня! Перестань, ПЕРЕСТАНЬ, а то Крушитель живо сюда прискачет.
Но Крушителя было не видно и не слышно. Надоело без толку бегать или он просто залег в засаду и ждет?
Лучше пока не вставать: вдруг он где-то поблизости. Тихо. Стэн сел и вытер лицо рукавом. Потом моргнул несколько раз подряд. Теперь понятно, во что он врезался.
На земле, покрытая лишаями и мхом, лежала каменная плита.
Похоже на камни, которые бывают на кладбищах. У Стэна вдруг замерзли кончики пальцев. Здесь-то она зачем? С одной стороны плиты были видны буквы. Они почему-то не заросли ни мхом, ни травой. Какая странная надпись:
А ТЕ, КОГО ГНАЛ
ОТВРАТИТЕЛЬНЫЙ СТРАХ,
ДУМАЛИ, ЧТО СПАСУТСЯ,
НО ОКАМЕНЕЛИ.
Стэн еще раз моргнул. За камнем, на том конце парка стояла какая-то глыба. Вернее, фигура. Скульптура.
Стэн нехотя поплелся вперед.
«Мог бы и раньше догадаться, — подумал он. — Парк, ворота… это ведь ТОТ САМЫЙ дом».
Фигура мужчины была выточена из гладкого серого камня. Он стоял спиной к Стэну, но лицо можно было разглядеть, потому что он сильно запрокинул голову. Перекошенное лицо с открытым ртом. Одну руку мужчина прижимал к груди, как будто его ранили, а другую вытянул, чтобы показать что-то. Наверное, вон ту лужайку. И фигуры на ней.
Много-много фигур из гладкого серого камня.
Стэн долго смотрел на них издали, потом шагнул вперед. Еще шаг, еще один, и они окружили его. Он находился в толпе — одни бежали, другие ковыляли из последних сил, кто-то согнулся, кто-то закрыл голову руками. Каменные дети, их папы и мамы — разного возраста, в разной одежде. Некоторые — ростом со Стэна, были и выше, и ниже, но все точно, как в жизни, такие похожие на обычных людей, что Стэну пришлось дотронуться до одной статуи пальцем, чтобы поверить, что она неживая.
Нет, просто камень. Холодный. Как сосулька, если взять ее без варежки.
Но по-настоящему напугали Стэна их лица.
Как будто все они что-то видели. Что-то ужасное. И очень боялись. И не только. Как будто им всем было жутко противно. Противно и страшно.
С него хватит, он сейчас же уйдет и не будет смотреть. Только бы понять, почему они так странно стоят… И Стэн не двигался с места, надеясь разгадать их секрет.
Как будто они прибегали сюда, чтобы спастись от чего-то такого ужасного, мерзкого… И каменели, не успевая подумать ни о чем, кроме своего страха, ничего не замечая кругом.
У них в глазах ужас. Холодный ужас.
На них неприятно было смотреть. Пальцы сжаты, губы закушены, они как будто стонали или молча звали на помощь.
— Прямо как живые, — прошептал Стэн. — Как на самом деле…
А сзади, за статуями и за кустами, был черный дом. Тихий и злобный, настоящее чудище, с каменным телом и с противно сощуренными окошками-глазками. Все, кроме одного: сводчатое окно под крышей было распахнуто настежь. Оно кого-то дожидалось.
«СПАСАЙСЯ! — пробормотал голосок. — СПАСАЙСЯ, ЗДЕСЬ ДОЛЖНО ЧТО-ТО СЛУЧИТЬСЯ! ЧТО-НИБУДЬ НЕХОРОШЕЕ. УХОДИ!»
Но Стэну было страшно повернуться спиной к дому. Он не мог заставить себя опять бежать.
Скульптуры, темные шторы на окнах, тишина… колдовское, противное место. Дышать тяжело, того и гляди в горло забьется что-нибудь скользкое, гадкое. Даже трава и деревья как будто политы ядом. Стэну казалось теперь, что за каждым кустом кто-то прячется.
Кто-то злой… и опасный.
«БЕГИ БЕГОМ!»
Стэн попробовал отвернуться от статуй, шагнуть, побежать, спастись. Он пятился, а сам все смотрел на окошко под крышей, на лужайку… Обратно, по мху, по траве, подальше от дома, обратно в милый добрый сад.
Наконец он собрался с силами и помчался — быстрее, быстрее, пока не увидел ворота, и тут он застыл, остановился как вкопанный.
А потом закричал.
9 Разговоры
От ворот прямо к нему катился коричнево-черный клубок. Стэн стоял и кричал, а клубок с размаху налетел на него и прицепился к штанине.
— Тяфкин! — донесся из-за кустов чей-то пронзительный голос. — Отпусти немедленно!
И послушный Тяфкин — у мехового клубка, оказывается, было имя! — немедленно бросил штанину и завилял хвостом. Вид у него был очень смущенный.
— Извини нас, пожалуйста, ладно? — прокричал голос. — Он, наверное, собрался меня защищать. Мы здесь первый раз кого-то встречаем.
Стэн увидел, что из глубины сада к нему спешит незнакомая дама. Папочкиного возраста, и тоже, наверное, без ума от разных там новых сортов помидоров, по крайней мере, из дырки в кармане у нее на тропинку падали семена.
Стэн перелез через ограду. Получилось не так быстро, как при бегстве от Крушителя, но радовался он, наверное, не меньше.
— А я тебя знаю, — произнесла дама, поглаживая Тяфкина, который сразу же уткнулся ей носом в колени. — Тебя зовут Стэн. Твой папа показывал мне твою фотографию. — Она протянула ему руку: — Меня зовут Имельда. Я живу в сорок втором доме.
Первый раз в жизни Стэн почувствовал, как приятно, что на свете бывают соседки. А все их замечания — это же, в сущности, такая ерунда! К тому же эта дама с дырой на коленке, похоже, не была особенно ЗАМЕЧАТЕЛЬНОЙ.
Она повела Стэна по еле заметной тропинке, которая очень скоро уткнулась в заборчик их сада. Пока они шли, Стэн несколько раз замечал на песке свежие отпечатки кроссовок, а у забора на траве валялась сломанная толстая ветка. Странно. Он что-то не помнил, зачем ее ломал…
С какой стати она бы ему вдруг понадобилась? А если не ему, кому же тогда? Понятно кому. Стэн передернул плечами. Даже если Крушитель сейчас преспокойно обедает дома, можно не сомневаться: он скоро вернется.
Тропинка огибала их сад, шла вдоль каменной стены, за которой был сад Имельды, а потом заворачивала направо.
— Вот здесь гуляй, пожалуйста, сколько хочешь, — говорила Имельда. — Правда, обычно тут не любят ходить. Я, честно говоря, тоже только из-за Тяфкина здесь бываю. Какой-то он мрачный, наш лес. А дом этот…
— Скажите, пожалуйста, кто там живет? — вдруг выпалил Стэн.
Имельда посмотрела на него удивленно:
— Никто не живет. Он пустой. Просто ужас как он запущен. Его столько лет не ремонтировали, что…
— А чей он?
— Сейчас? Даже не знаю. Раньше там жил один врач. По-моему, хирург. — Она поморщилась. — Я с ним как-то раз встретилась. Будем надеяться, что больше он в этих краях не появится.
Тропинка кончилась, и они стояли теперь перед высокой деревянной калиткой. Имельда открыла задвижку и подтолкнула Стэна вперед.
Удивительное дело! Они вдруг оказались прямо на Просеке, у самого крайнего дома.
— Приве-е-е-ет!
И из-за угла на Просеку выкатила Флоелла. Она резко затормозила и спрыгнула с велосипеда. На багажнике у нее по-прежнему болталось ведро, только теперь в нем была огромная круглая дырка.
— Все прекрасно! — радостно прокричала она, отвязывая ведро. — Еще парочка опытов — и наука узнает о необыкновенном открытии!
На штанах у Флоеллы сияли яркие синие пятна. Тяфкин тут же встал в стойку и начал бешено их облаивать. А локти и колени девочки были покрыты толстым слоем грязи.
Имельду Флоеллин вид, кажется, поразил до глубины души. Она даже не остановила Тяфкина и начисто позабыла, что только что болтала со Стэном. Но он вовсе не собирался прекращать их беседу.
— А что этот врач?.. — сказал он.
— Ну да, врач… — очнулась Имельда. — Про него здесь много чего говорили… про его делишки. Как он в этом доме… в общем, разное болтают. Он был не слишком приветлив с соседями, ничего о себе не рассказывал. Что ни слово, то грубость. Вот его и не любили. Придумывали про него невесть что. Я-то ничему такому не верю. А потом его не стало.
— Не стало? — переспросил Стэн.
— Ну, уехал. Исчез. Помер. Про него никто ничего не знает, — ответила Имельда. — Я думаю, у него начались неприятности. Какой-нибудь скандал. Короче говоря, однажды утром оказалось, что в доме никто не живет. За день до того кто-то был, а тут — раз, и ни души. Все заперто: двери закрыты, окна занавешены, на воротах замок. Он так больше и не появился.
— Значит, дом все время пустой? — спросил Стэн.
Имельда кивнула:
— Вот именно. Туда никто никогда не заходит, даже почту не носят. По-моему, парадным въездом уже и пользоваться-то нельзя, так он зарос. — Она замолчала и с хитрой улыбкой поглядела на Стэна: — Конечно, если захотеть, туда можно пробраться через лес, там ведь еще одни ворота — те, у которых мы встретились… про них, правда, мало кто знает. А теперь мне пора, — сказала она и добавила: — Просто преступление так запустить этот парк! Статуи там ни к чему, я согласна, но сама лужайка… — Она покачала головой. — Я по ней прошлась граблями в прошлом году. Может, и не надо было, но я решила, что от этого никому хуже не станет.
Имельда пошла к дому. Уже открывая калитку, она в последний раз обернулась и проговорила:
— Грустные эти фигуры. Бегут куда-то, а на самом деле давно поумирали…
Имельда махнула рукой и скрылась за дверью, потом убежала Флоелла, и Стэн остался один. Он стоял на дороге и думал о старом доме, заброшенном парке и статуях из гладкого серого камня.
Вернувшись домой, Стэн обнаружил в прихожей кипы рваной оберточной бумаги, а на кухне среди кучи разноцветных пакетиков сидел Папочка и извлекал из сумки очередную порцию покупок. Папочка радостно закивал и достал из-под коробок с рассадой большой нарядный сверток. Он усмехнулся и протянул его Стэну:
— Открывай!
Стэн разрезал ленточку… Дротики и мишень. Сколько лет он уговаривал Папочку их купить! Он поменял бы на них любую книжку о привидениях! Но Папочка упорно называл их опасной игрушкой и не желал прислушиваться ни к каким доводам.
— Вот это да! Спасибо! Ну ты даешь! — выпалил Стэн.
Папочка посмотрел на него неожиданно серьезно.
— Я хочу, чтобы у нас опять был настоящий дом, Стэн, — сказал он. — И он у нас будет. — И Папочка улыбнулся.
Стэн кивнул. Да, он понимал.
Когда это началось? Почти три года назад, но Стэну все время казалось, что это случилось на прошлой неделе. Откуда-то выползла странная пустота и проглотила весь смех, все их игры, весь дом.
Во вторник, в тот день, когда умерла мама. Очень солнечный день. Стэн до сих пор помнил, как удивило его, что на улице бегали и хохотали дети.
А у них была тишина. Даже старые часы в прихожей не хотели больше тикать. Эти часы мама всегда заводила сама.
Они с Папочкой сидели в гостиной, но все равно можно было подумать, что дом пустой.
И что здесь всегда молчат.
Они прожили молча много дней, недель, месяцев.
Стэн на цыпочках слонялся по комнатам, боялся присесть, боялся дотрагиваться до вещей. Он мало что понял. И ему не у кого было спросить. Ему никто не объяснил. Никто не мог объяснить, почему она заболела, почему ее не вылечили доктора, почему она умерла и больше к ним не вернется. Флоелла заперлась у себя в комнате и все время читала.
Наверное, ей было еще хуже, потому что она была старше и больше знала. Но Флоеллу трудно понять. Она никогда не плакала. Может быть, у себя в «Дневнике чувств» она заполнила страничку под названием «Грусть» и немного утешилась.
Ну а Папочка… Папочка изо всех сил старался, чтобы все было как раньше. Водил их в школу, в гости к друзьям, покупал им еду и даже заставлял себя время от времени пробормотать: «А ты знаешь, что мама…»
Он хотел, чтобы они видели его веселым, но смех у него был какой-то ненастоящий. И голос тоже: как будто он уговаривал их выпить «это вкусненькое лекарство» или сходить в гости к противному дядюшке Арчи, у которого «вот увидите, как вам понравится». Специальный голос для разных «это-совсем-не-больно». А им было больно. И даже очень.
Им хотелось спрятаться от пустоты. Но было негде. И только прошлым летом они вдруг опять начали жить. Как-то вечером, когда Папочка разбирал антресоли и наткнулся на целую коробку фотографий.
Стэн с Флоеллой их раньше не видели. Они там были совсем малышами — радостные детишки со счастливыми папой и мамой. Все вместе.
Они их рассматривали, а Папочка сказал:
— Просто удивительно, Стэн, как ты на нее похож.
И голос у него был самый обыкновенный. Не торжественный, не особенно грустный, не этакий радостный голосочек. Нормальный голос.
А Флоелла вцепилась в какую-то фотографию и ужасно долго на нее смотрела.
А потом вдруг сказала:
— Я сама тогда больше всего хотела умереть.
И заревела. И у Папочки тоже текли по носу слезы.
Стэн стоял и не знал, что ему делать. Она ведь не плачет. Даже когда ударится ужасно сильно. А Папочка, если у него заметят слезинку, всегда объясняет, что это от холода или что-то попало в глаза…
И тут Стэну показалось, что пустота от них отодвинулась. Стало можно жить. А потом они переехали — попрощались с маминым домом. Не забыли его, нет, конечно, просто он стал для них ПРОШЛЫМ.
Стэн долго выискивал подходящее место для мишени. Флоелла залезла на стул, а он снизу кричал ей: «Туда! Нет чуть-чуть передвинь». А потом они по очереди кидали, и Папочка их ужасно смешил, и Флоелла все время хихикала, и они опять достали фотографии и долго-долго смотрели.
Папочка сказал, что им надо выбрать какую-нибудь мамину фотографию и поставить ее на камин.
И они целый час препирались и даже немножко поссорились, а потом помирились и решили, что самая лучшая — та, где на маме купальник в цветочек, а они сидят у нее на руках оба в отличных желтых соломенных шляпах.
Потом Папочка запихнул в сковородку три огромные сардельки, и они шипели и плевались маслом. А когда сардельки стали коричневыми и хрустящими, Папочка отнес сковородку на стол, и они съели все, до последней капельки.
Вечер был просто прекрасный, и все было так хорошо, пока… пока кто-то не включил телевизор.
10 Ночью
«А теперь экстренный выпуск новостей».
Стэн зажмурился. Он прекрасно знал, что за лицо покажут сейчас на экране.
О Раймонде Голайте по-прежнему нет никаких известий.
Полиция до сих пор не знает, где его искать. Мальчика никто не видел, и тайна его исчезновения пока остается нераскрытой. Всех, кто может что-нибудь сообщить о Раймонде, просят немедленно откликнуться.
Немедленно… Значит, надо прямо сейчас… А что он им скажет? Он что-то видел, но ведь Фло-елла уже объяснила… Разве он может чем-нибудь помочь?
Предположим, он придет к ним. И станет рассказывать. Про то, как в окошке пустого дома появилось лицо? И как он увидел потом это лицо в «Новостях Ривердитча»? А расстояние между домами ярдов триста, и ветки мешают смотреть… Но лицо он запомнил?
НЕТ. Каждому ясно, какая это глупая чушь. Если Флоелла решила, что он ее разыграл, то уж полицейские точно скажут, чтоб он не валял дурака.
И тем более Папочка. Нетрудно представить, какое лицо у него будет, когда Стэн выступит со своим «сообщением». Папочка нахмурится и тихо скажет: «Стэн, такими вещами не шутят. Если хочешь что-нибудь рассказать, говори только правду».
Он уже видел, как они пойдут из полиции и Папочка грустно скажет: «Не ожидал от тебя такого». И как это будет ужасно.
Папочка ведь ни за что не поверит в его историю. Да он и сам с трудом верит.
В доме никого нет. Имельда сказала, а она-то уж знает. Он ведь и сам туда заходил, то есть в парк. Ну он неприятный, конечно, но какая разница, раз он совершенно пустой. Никаких признаков жизни.
Так что и у того окошка никто не мог стоять, а если и мог, он никак бы его не разглядел. С такого-то расстояния! И уж во всяком случае это не был Раймонд Голайт, потому что в то время он еще преспокойно ходил по музею.
Значит, он все придумал. Точно. Наверняка.
Да, конечно, но Стэну трудно было забыть это лицо и то, как оно глядело сквозь дождь, совсем настоящее и как будто бы неживое.
Стэн сказал, что идет к себе в комнату. Он накрылся с головой одеялом и повернулся так, чтобы лежать спиной к окну. И почему только Папочка до сих пор не повесил ему занавески!
Он слышал, как наверх прошла Флоелла, потом Папочка, мурлыкая что-то, отправился спать. Он слышал, как щелкнул выключатель.
Папочка лег.
Теперь вокруг было совсем темно. Вечерняя суматоха утихла, и улица замерла. Тихо-тихо. А Стэн все никак не мог уснуть.
Снаружи стоял старый черный дом, и на нем плясали лунные блики.
Огромный дом, опасный дом, пустой. Да, пустой. Так сказала Имельда.
Стэн спрятал голову под подушку. Не смотреть. И даже не думать об этом проклятом месте.
Но даже с закрытыми глазами он видел мрачный силуэт, одинокое окошко под крышей и лицо, которое глядит на него, через него, пустыми, пустыми зрачками… И сейчас у окна тоже, может быть, кто-то стоит. Тот, кого ищут повсюду. Раймонд Голайт.
Стэн вскочил на ноги. Он ДОЛЖЕН рассказать Папочке, и пусть тот смеется или называет его фантазером. Он должен рассказать Папочке то, о чем думал весь день. Может быть, все как-нибудь очень легко разъяснится и не надо будет больше бояться, что сходишь с ума.
Может быть, Папочка ему ПОМОЖЕТ, потреплет по волосам и скажет: «Ну что, понял теперь? Топай, спи». Он вышел в коридор. Тихонько толкнул дверь Папочкиной спальни и подкрался к кровати.
— Папочка, — прошептал он.
Никакого ответа.
— Папочка, — повторил он погромче.
Ни звука.
Он стоял и смотрел. Папочка посапывал, лежа на спине. Стэн дотронулся до его плеча. Папочка пробормотал что-то и повернулся на бок.
Стэн отдернул руку. Нет, не надо. Как его разбудишь, когда он так крепко спит? И как ни с того ни с сего заговоришь с ним про дом и про лицо?
«ПОМОГИ, — простонал внутри у него голосок. — ПОМОГИ, Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО ДЕЛАТЬ».
Но будить Папочку уже не хотелось.
Он запрыгнул в кровать и прижался щекой к простыне. Ему никогда не было так одиноко. Только когда мама умерла. А больше ни разу.
А когда наконец он заснул, ему приснился странный, полный ужасов сон. Он кричал и хотел убежать, но кто-то звал его, тянул к нему руки и умолял: «Помоги!» Лица не было видно. Только руки и широкие от страха глаза. Не мигая, они смотрели на Стэна.
Опять и опять чей-то голос просил: «Помоги мне, пожалуйста. Потом будет поздно». — «Кто ты? — спрашивал Стэн, катаясь по простыне, сбивая в кучу одеяло, подушку. — Кто же ты?»
Но ему не ответили. Глаза закрылись, а голос шептал теперь совсем невнятно.
Зато где-то рядом раздался смешок. Гадкий, злой, так смеются только жестокие люди, и Стэн всхлипнул, потому что смех приближался и, значит, этот человек сейчас доберется и до него.
Он проснулся. Лоб был мокрым от пота, зубы стучали. Стэн сел на кровати и прислушался. Опять смех.
— Пошел вон! — закричал Стэн и тут только очнулся окончательно.
Стэн посмотрел на часы. Полвторого… Так рано? Ночь только что началась, ей тянуться еще много-много часов. Длинная темная ночь.
И он здесь один.
Он спустил ноги на коврик и постоял, стараясь дышать равномерно, чтобы скорей успокоиться. Ну вот, кажется, прошло.
Стэн повернулся. И посмотрел в окно на деревья, на небо, на дом. И УВИДЕЛ. В сводчатом окошке, высоко, под самой крышей.
Там было лицо, неподвижное и почти прозрачное. Оно немножко поблескивало, как будто изнутри его освещал маленький огонек.
Бледные щеки и лоб и сверкающие глаза. Каждая черточка видна так, что, кажется, можно потрогать пальцем. Вытянуть руку и прислонить ладонь… к чему?
— Н-н-нет, — простонал Стэн. Он не хочет смотреть и не будет, сейчас ляжет спать и…
Но лицо в окне не отпускало. Из темного дома на Стэна не мигая смотрел… нет, не Раймонд Голайт, а совсем другой мальчик. Стэн узнал его сразу.
Только теперь он не ухмылялся, не подмигивал, не скалил зубы.
Вообще не делал ничего такого, что привык делать в жизни Колин Армитадж.
Лицо у Крушителя словно застыло. И было таким же безжизненным, как раньше у Раймонда Голайта.
«НЕ НАДО, Я НЕ ХОЧУ, — лепетал голосок внутри Стэна. — ВЕДЬ ЭТО НЕПРАВДА. ПЕРЕСТАНЬТЕ, Я НЕ ХОЧУ».
Стэн сделал шаг к двери. Надо идти в коридор, там нет окон, оттуда не видно… Тело стало мягким и непослушным. Колени согнулись.
Стэн упал.
11 Долгий день
Рано утром, когда Флоелла забежала зачем-то в его комнату, она увидела брата на полу у окна.
— Ну проснись же, Стэн! Просыпайся! — Флоелла потянула его за рукав, и Стэн наконец открыл глаза. Ему было холодно и неудобно. Почему он спал не в кровати? Чего от него хочет Флоелла? И вдруг он вспомнил.
— Оно опять там было. Лицо. Только теперь это Крушитель. В окне. Стоит и смотрит. Я его видел! Не Раймонд Голайт, а Крушитель! — Стэн цеплялся за ее руку и говорил. Без умолку, как будто словам было тесно и они спешили и подталкивали друг друга. Он говорил торопливо, невнятно, он так хотел, чтобы сестренка его поняла! — Послушай, оно смотрело через меня, как в тот раз. Чуть-чуть светилось, и его, наверное, можно было потрогать. Это Крушитель. Точно, разве его с кем-то спутаешь? И не шевелился, а во сне кричал голос…
Стэн замолчал и вытер лицо рукавом. Потом взглянул на Флоеллу. Смеется? Думает: «Ну и дурак»? Хочет позвать Папочку?
Ни то, ни другое, ни третье.
— Вот это да, — удивленно протянула Флоелла.
«И все? — подумал Стэн. — Это все, что она может сказать?»
— Опять лицо? — произнесла она. — И не просто незнакомого мальчика, а Крушителя? Интересненько! — И Флоелла задумчиво сморщила лоб.
Стэн изо всех сил ударил кулаком по полу.
— Да ты что, совсем ничего не понимаешь? Я тут с ума чуть не сошел от этих ужасов, а она — «интересненько»! Ты все еще думаешь, что я вру, что ли?
— Нет, я уже верю, — сказала Флоелла.
Стэн глубоко вздохнул и прислонился к стене.
— То есть верю, что ТЫ в это веришь, — продолжала Флоелла.
— Флоелла. — Стэн говорил каким-то чужим, хриплым голосом. — Честное слово, я тебя не разыгрываю.
— Ну конечно. — Флоелла разговаривала с ним сейчас, как будто ему было два года, не больше. — Тебе КАЖЕТСЯ, что это случилось. А на самом деле ничего не было. Я недавно читала, — говорила она, оглядывая Стэна с ног до головы, как какую-то музейную мумию, — что новые впечатления вызывают самые неожиданные реакции мозга. И вот как раз: мы переехали, тут все новое, твоему мозгу приходится привыкать, а ему пока трудно, и он…
— При чем тут… — начал Стэн, но сразу же замолчал. Бесполезно!
А Флоелла продолжала сыпать своими любимыми умными словечками. Теперь уж ее не остановишь!
— Не думай, что с тобой происходит что-нибудь необычное, Стэн, — объясняла она. — Нормальные галлюцинации! Резкая смена среды обитания приводит к сдвигам в работе нервной системы.
Ей было ужасно приятно чувствовать себя такой ученой. И она наверняка воображала, что младший брат не проживет ни секунды без ее мудрых советов.
— Я же знаю, как ты относишься к Крушителю. Постарайся поменьше о нем думать. Сейчас я тебе объясню. Понимаешь, на Кротовьей Дороге ты чувствовал себя в безопасности, и вдруг оказалось, что твой злейший враг…
«Еще немножко — и я ее стукну», — подумал Стэн и закричал:
— А я его видел! Видел, видел, видел! Пожалуйста, не хочешь — не верь! А его жирная гадкая морда все равно была там, в окне! И его свинячьи глазки на меня смотрели, и я мог сосчитать, сколько у него веснушек на носу!
Флоелла покачала головой:
— Ну можно быть таким глупым? Я же тебе сто раз объясняла: тот дом отсюда далеко, окошко и то еле видно, тем более в темноте, тем более среди ночи, так что не болтай, пожалуйста, ерунду! Я даже не вижу, сколько цветов на клумбе, а она, между прочим, гораздо ближе.
Стэн чувствовал, что сейчас заплачет. Таким, как его сестра, ничего не докажешь! Хоть на уши встань! А Папочка, можно подумать, поверит? Нет, конечно! И никто! Потому что он видел то, чего не бывает.
«И ВСЕ-ТАКИ, — прошептал голосок. — ЭТО НЕ ЕРУНДА. ЭТО ПРАВДА».
— Но я могла и ошибиться, — проговорила Флоелла, уже стоя у двери. Стэн поднял голову. — Я готова допустить, что все дело в пятом куске сардельки. Папочка же говорил тебе, что ты зря его ешь.
И она как ни в чем не бывало потопала в кухню.
В доме было тепло и уютно, в саду ветер весело шуршал листьями, а Стэн чувствовал себя одиноким и очень несчастным. Весь день он старался внушить себе, что Флоелла права: переезд и все прочее, он зря огорчается, зря делает из мухи слона… Стэн повторял себе тысячу раз: «Глупости! Чушь собачья!» Он грозил сам себе кулаком и обзывал себя трусом — напрасно! Настроение не улучшалось.
Он то и дело вспоминал старый дом, черные окна, лица мальчиков и странные статуи на лужайке. А вдруг в пустых темных комнатах действительно что-то ПРОИСХОДИЛО? Что-то ужасное, такое, от чего даже у Флоеллы задрожали бы коленки?
И чем больше он хотел ЗАБЫТЬ эти мысли, тем чаще они лезли в голову, и тогда сердце у него колотилось, а кончики пальцев немели.
Стэн не мог ни читать, ни играть. Он бродил из комнаты в комнату вслед за Папочкой и соглашался делать любую, самую нудную домашнюю работу — лишь бы ни секунды не быть одному. Он вычистил раковину на кухне, подмел везде пол, навел порядок в ванной. Он тер стены в кладовке так старательно, как будто собирался выступать на конкурсе домашних хозяек. Все, что угодно, — только не думать.
Он попробовал позвонить Миджу, но у него никто не подходил к телефону, даже автоответчик и тот был отключен. Больше Стэну ни с кем говорить не хотелось. Что толку опять начинать объяснять — все равно не поймут. Так что, когда оказалось, что Папочка не может придумать ему больше ни одного поручения, он без всяких уговоров и просьб уселся за пианино. Он переиграл все этюды, которые знал, и принялся за гаммы. Он стучал по клавишам изо всех сил, так что пальцы болели…
Папочка стоял на пороге и озабоченно смотрел на Стэна.
— Где у тебя болит? — спросил он и пощупал Стэну лоб.
— Нигде, — печально ответил Стэн. Нет, он не станет рассказывать Папочке всю эту чушь.
Он вспомнил, что можно еще почистить клетку морских свинок, но бледные неподвижные лица снова уставились на него из пустоты, и он не решился встать с места. Ох, как странно они смотрели: молча, не шевелясь, не мигая. Он так хорошо их запомнил, как будто бы видел только что, только что…
И, главное, сколько себя ни утешай, черный дом все равно никуда не исчезнет.
«Притаился и ждет, — тревожно подумал Стэн. — Караулит кого-то».
На улице стало темнеть. Самый долгий день в его жизни кончался.
Стэн быстро задернул занавески в гостиной. Наконец-то можно было спрятаться от любопытных злых окон и от грозно поднятых каминных труб.
Он сел поближе к огню и стал смотреть, как синенькие и красные огоньки появляются и исчезают на углях. У него дрожали губы.
«СЕЙЧАС СЛУЧИТСЯ, — повторял голосок в голове. — СКОРО. НЕДОЛГО ОСТАЛОСЬ».
— Чепуха, — бормотал Стэн.
А голосок не унимался, и Стэн уже был уверен, что сейчас и правда случится ужасная вещь, большое несчастье, что-то гадкое, злое…
— Ну, ты как тут? — спросила, войдя в гостиную, Флоелла. — Сосчитал веснушки у привидений? — И она довольно фыркнула.
Стэн прикусил губу. Ей смешно. А ему так плохо!
— Не было там никаких привидений! Настоящие лица. Сначала Раймонда Голайта, а этой ночью — Крушителя. А ты только умеешь хихикать, а сама ничегошеньки не понимаешь! — выпалил он.
Флоелла кусала кончик карандаша и улыбалась.
— Где уж мне! — тоненько пропела она. — А ты покажи, как они растворялись в воздухе. Крушитель превращается в пушистое облачко — вот так картинка!
Стэн всхлипнул. Слезы уже капали у него из глаз.
Тра-та-та. Кто-то барабанил дверным молотком на парадном крыльце. Флоелла вздрогнула и от удивления раскрыла рот.
— Гости? Ночью? — бормотал Папочка, идя по коридору с ботинком и щеткой. Флоелла бегом бросилась вслед за ним.
Через минуту она уже вернулась в гостиную. Щеки у нее стали красными-красными, а глаза как-то странно блестели.
— Да, в общем… там пришли из полиции, — сказала она. Она как будто хотела добавить еще что-то, но не знала, как начать.
В прихожей Папочка беседовал с двумя полицейскими.
— Простите, что побеспокоили вас в такой час, — сказал один из офицеров.
— Ничего страшного! — ответил Папочка и пригласил полицейских в гостиную.
— Мы должны обойти все дома, — сказал другой офицер, устроившись в кресле и протянув ноги к огню. — Пропал человек. Вчера поздно вечером. Парень, четырнадцать лет. Жил на вашей улице. Имя: Колин Армитадж.
12 Что теперь будет?
Дверь захлопнулась. Полицейские отправились дальше.
— Ого! — прошептала Флоелла. — Чудеса.
Она схватила Стэна за руку, потащила его наверх в спальню, пихнула на кровать и, встав у окна, торжественно произнесла:
— Знаешь, кто ты? Ясновидец. Это так называется.
Собственное открытие так ее потрясло, что она даже захлопала в ладоши от радости. И как только она раньше не догадалась? Настоящий ясновидец: видит лица людей, которые должны исчезнуть.
— Ты умеешь читать будущее и заранее знаешь, что с кем случится, — говорила она, с восхищением глядя на Стэна. — Ты видишь внутренним зрением. Вот, например, эти лица: в атмосфере появились тоненькие лучики будущего, ты их почувствовал и тебе показалось…
Какая ему разница, как это там называется. Она до сих пор ничего не поняла. В доме было лицо, а ее «лучики» — это очередная ученая болтовня.
— Надо было сказать им, — проговорил он, колотя кулаком по подушке. — Рассказать про оба лица. Они бы пошли и обшарили бы этот дом.
Стэн замолчал. Он не сказал полицейским ни слова. Когда наступила его очередь, он как будто бы онемел. Открыл рот и не смог выдавить ни единого звука.
Они сидели в гостиной, такие серьезные, важные, настоящие… в общем, настоящие взрослые. Ну зачем он будет позориться со своей дурацкой сказкой про лица в окне?
Парадная дверь снова хлопнула. Папочка ушел в гости к Имельде. Там сегодня какой-то праздник. Они разойдутся часа через два-три, не раньше.
Стэн опять принялся бить по подушке. От абажура на стену падал теплый розовый свет. В новом доме было, пожалуй, не хуже, чем в прежнем. Вещи смотрели со своих мест добродушно, и рядом с ними было не страшно. Здесь нечего было бояться.
А вот за окном…
Стэн приподнялся, чтобы взглянуть за окно. Темно и мрачно. В саду воет ветер, и капли дождя барабанят по мокрым дорожкам.
И черные трубы старого дома нацелились в закрытое тучами небо.
«Притаился, — неизвестно почему снова подумал Стэн. — Ждет чего-то. Или, может, кого-то».
— Стэн, ты как, ничего? — спросила Флоелла.
Он обернулся к ней. Сколько времени он просидел вот так на кровати? Час или год? Флоелла стояла рядом и ласково смотрела на него. Она улыбнулась, чтобы его подбодрить.
Но улыбка сразу растаяла. Флоелла растерянно переводила взгляд с него на какой-то предмет за окном. Щеки у нее были белые-белые, ни кровинки.
— Что с тобой? — спросил Стэн. — Тебе плохо, Флоелла?
Но она не ответила. Стояла прямая-прямая, вцепившись в спинку кровати, и не сводила глаз с окна.
— Стэн, — прошептала она наконец еле слышно. — Ох, Стэн.
— Что? — отозвался Стэн.
Ему было холодно. На ладони, на горло, на щеки навалилось по огромному куску льда.
— Что еще?
Тогда Флоелла зашептала опять — тихо-тихо, он едва разбирал слова:
— Встань. Стэн. Посмотри на тот дом. Там, под крышей, смотри.
Стэн не мог шевельнуться. Он не мог, но знал, что должен.
Надо подняться и посмотреть. На старый дом. На окошко — маленькое, под самой крышей. С трудом, страшно медленно, он встал на ноги и взглянул.
В окне Стэн увидел лицо. Он ждал, что там кто-нибудь будет. Но эти глаза, эти губы и нос… Почему?
Он открыл рот, но кричать не стал. Звать на помощь?
Разве от ЭТОГО можно спасти?
Из окна смотрело лицо. На него, сквозь него. Неподвижное, бледное, страшное. Знакомое. Слишком знакомое.
— Что теперь будет, Флоелла? — простонал он. — Что со мной будет?
Флоелла вцепилась Стэну в плечо. Ногти у нее побелели.
— Видишь? — шепотом спросила она. — Ох, Стэн, посмотри, ведь лицо… Ведь это же ТЫ.
13 Старый дом
И вот оно исчезло. Только что лицо смотрело на них из окна, а теперь его не было. Растворилось, пропало. Черное окошко в черном доме на фоне черного неба.
Стэн стоял у кровати и думал, что ни за что на свете не двинется с места. Ему ничего не хотелось — ни спрашивать, ни объяснять, ни бежать. А потом он вдруг начал дрожать и никак не мог остановиться, хотя очень старался — плотно сжимал губы и изо всех сил напрягал коленки.
— Стэн, — тихо позвала его Флоелла. — Надо действовать.
Она по-прежнему не отрываясь смотрела на старый дом. Дождь лил все сильнее и за потоками воды все труднее было разглядеть темную крышу и тонкие трубы. На улице стало черным-черно, ни огонька, ни лучика света. Но девочка вглядывалась в темноту, как будто не было сейчас ничего важнее, чем вот так, молча стоять у окна.
— Мне страшно, Флоелла, — прошептал Стэн. — Просто до ужаса. Раймонд… Крушитель… Пропали. А я не хочу!
Он упал на кровать и спрятал голову под подушку.
Флоелла еще несколько секунд смотрела на дом, на плачущий сад, на зловещее небо. Потом быстро повернулась и скомандовала Стэну:
— Пошли! Сейчас все узнаем, — говорила она, решительно топая к двери.
Стэн замотал головой и еще крепче прижался к кровати.
— Ничего не получится, — сказал он. — Все очень запутанно, и мы не сможем.
Никогда раньше он не чувствовал себя таким беспомощным и беззащитным.
— Вот еще! — мрачно сказала Флоелла. — Стану я сидеть и дожидаться, пока у меня украдут брата. И не надейтесь!
Флоелла опять была умной и храброй, как прежде, — ну конечно, ведь это не ЕЕ лицо только что появлялось в окне.
— К-к-куда мы идем? — пробормотал Стэн, прекрасно зная, что она ему сейчас ответит.
— В старый дом, а куда же еще? Вставай, пошли скорее!
Стэн кивнул. Правильно, надо же что-то делать. Но почему не начать с чего-нибудь другого? С чего угодно другого.
— А давай лучше… например, позовем Папочку, — неуверенно проговорил он.
— Ну да, конечно, — насмешливо сказала Флоелла. — Воображаю, как мы ворвемся на праздник, растолкаем гостей и объявим Папочке, что ему срочно нужно нестись под дождем неизвестно куда! — И она пожала плечами. — Предположим, он вдруг нам поверит. Ну и что? Все равно он наверняка велит ждать до утра. А если тогда будет поздно? Мы же не знаем, что и во сколько с нами случится.
«Случится СО МНОЙ», — подумал Стэн, но не двинулся с места.
Он, съежившись, сидел на кровати, а Флоелла стояла у двери и смотрела на него. Стэн вдруг показался ей совсем маленьким мальчиком, испуганным и таким одиноким. Он изо всех сил прижимал к себе подушку, как будто только она могла его спасти.
Флоелла присела рядом с ним и тихо сказала:
— Послушай, мы не можем просто сидеть здесь и ждать. — Она накинула ему на плечи куртку. — Если должно случиться что-то плохое, надо этому помешать.
Она потянула Стэна с кровати.
— Пойдем сходим в тот дом.
Флоелла смотрела, как Стэн очень медленно просовывает руки в рукава.
— Готов? — спросила она.
— Готов, — глядя в пол, шепотом ответил Стэн.
По Просеке со свистом носился ветер. Было сыро и очень темно. Невозможно темно. Луну спрятали тучи, они накрыли все небо, ни одной звездочки не было видно.
— Флоелла, — сказал Стэн, глядя с крыльца на дорогу. — Пожалуйста, дай я поговорю с Папочкой. Дай я попробую.
Флоелла не ответила. Она только взглянула на него и молча кивнула. Стэн помчался по тропинке к дому Имельды. Разве Папочка не повторял каждый день, что в первую очередь советоваться обо всем надо с ним? И что ему можно доверить любую, самую ужасную тайну?
Стэн взбежал на крыльцо и остановился. Между занавесками на окне была щель, и через нее на траву падал яркий луч света. Наверное, сначала надо взглянуть, что там делает Папочка, а уж потом к нему идти. Стэн подкрался к стене и заглянул в комнату. Вон он, Папочка, стоит в уголке и беседует с Имельдой и еще с кем-то. Такой веселый, счастливый, да, просто счастливый, в толпе нарядных гостей, и все поздравляют его с новосельем.
Там человек тридцать, не меньше. Стэн сделал шаг назад. Нет, не получится. Ему страшно входить одному в эту комнату, где столько людей, и говорить, что он, как маленький, ищет папу.
Любую, самую ужасную тайну… Папочкин голос звенел у него в ушах.
«Но эта — слишком ужасная для тебя, Папочка, — думал Стэн. — Будет нечестно пугать тебя ею».
Стэн повернулся и побежал обратно к крыльцу, у которого неподвижно стояла Флоелла.
Чик. Открылись ворота в лес. Они вышли из сада. Они шли по узкой тропинке, стараясь ступать в полосу света, которую высвечивал на земле слабенький Флоеллин фонарик. И каждый шажок приближал их к зловещему старому дому.
Вот они уже добрели до края леса. Быстрее, быстрее, через парк, мимо камня со страшной надписью, мимо статуй, спасающихся от кого-то, мимо заросших лужаек, вверх по ступенькам — к двери, огромной, пугающей, черной.
Над ними стоял страшный дом, тихий, как могила, и неподвижный, как дикий зверь перед прыжком. Все окна закрыты, ни звука, ни шороха.
— Пойдем отсюда, — сказал Стэн. Зубы у него так стучали, что Флоелла едва разбирала слова. — Вернемся к нам. Что тут делать?
Флоелла не двинулась с места.
— Перестань… — прошипела она и стиснула его локоть. И вдруг замолчала. — Слушай… — прошептала она.
Он прислушался. Ревел ветер, по двери стучал дождь, но Стэн различил какой-то новый звук, потрескивание или вроде того.
— Что это? — спросила Флоелла. — Как ты думаешь? Какой-нибудь аппарат?
Стэн попятился. Все, с него хватит.
— Флоелла, — сказал он. — Я не могу…
Флоелла перебила его:
— Теперь надо войти.
Кррак. Кррак. Треск стал громче. Рядом с ними что-то сдвинулось с места.
Большая дубовая дверь. Они как заколдованные стояли и молча смотрели на нее, а она медленно-медленно распахивалась во всю ширь. Без ручки, без звонка, без ключа. Ни шагов, ни дыхания — только мерное потрескивание и скрип несмазанных петель. А впереди — пустота. Черные таинственные просторы.
Флоелла перешагнула через порог. Она сжала руки в кулаки и стиснула губы. Раньше Стэн никогда не видел ее такой. Потом она остановилась, вздохнула и улыбнулась.
— Как в кино. Ну, не трусь! Ты же любишь приключения.
Она смотрела на него очень ласково, но Стэн никак не мог заставить себя пойти следом. Наконец он зажмурился и шагнул.
14 Еще не поздно вернуться
Стэн поежился. В старом доме было холодно, как в пещере или как в склепе. Они шли на цыпочках, но шелест подошв звучал в пустом зале, словно залпы снарядов. Когда они останавливались, вокруг наступала мертвая тишина — только ветер гудел где-то за толстыми стенами.
Фонарик дрожал в руке у Флоеллы, и его слабый лучик прыгал то по холодным каменным плитам, то по истертым коврам, то по пыльным шторам на окнах. Из темноты вдруг показывался длинный узкий стол, окруженный хороводом стульев, или большие часы, такие, какие они видели у прадедушки, — стрелки у них испуганно застыли на цифре двенадцать, или старинный камин, на котором была нацарапана надпись:
ЧЕРЕЗ ЖЕРТВЫ
ПРИДЕШЬ ТЫ К СЛАВЕ.
А в каждой стене были двери. Много-много дверей, и за ними другие темные комнаты и коридоры.
«Я совсем не хочу их открывать, — думал Стэн. — Там, наверное, еще страшнее, чем здесь».
Он посмотрел наверх. С черных портретов за ним следили черные люди.
«В этом доме всем плохо жилось, — думал Стэн. — Здесь ни о ком не заботились, никому не были рады. От вещей здесь пахнет печалью. Это нехороший дом. Невеселый. Недобрый. И очень опасный».
Но сейчас вокруг все было тихо и мирно. Никаких бандитов, и Раймонда нет. И Крушителя. Только голосок почему-то шептал и шептал Стэну:
«ЕЩЕ НЕ ПОЗДНО ВЕРНУТЬСЯ. БЕГИТЕ ОТСЮДА. СКОРЕЙ!»
— Флоелла… — сказал Стэн.
Но она не дала ему договорить. Девочка прижала палец к губам и застыла, прислушиваясь.
— Там опять этот треск, — прошептала она. — Что это, как ты думаешь?
Наверху, где-нибудь под самой крышей, на самом деле что-то потрескивало и шипело. Звук иногда замолкал, а потом опять тихонько включался. Вдруг Флоелла вздрогнула и схватила Стэна за рукав. Теперь и он слышал. Шаги. Шлеп-шлеп-шлеп — зашаркали по полу чьи-то ноги. Не здесь. Далеко. За дверями.
И еще там кто-то смеялся. Не так, как смеются с друзьями, не так, как хохочут после веселого фильма, не так, как хихикают от щекотки. Смех был хриплый и невеселый, злобный. Он тоже шел сверху.
Значит, под крышей. То, что они ищут, спрятано на самом верху дома. Оно ждет там… ждет Стэна.
«ТЕБЕ ЗДЕСЬ НЕЧЕГО ДЕЛАТЬ, БЕГИ, — упрашивал голосок. — СЕЙЧАС ЕЩЕ МОЖНО. СПАСАЙСЯ».
«Правда, лучше уйти», — подумал Стэн и взглянул на Флоеллу.
— Надо подниматься, — тихо сказала она.
Стэн замотал головой. Он не сможет. Пройти через весь зал, а потом еще лезть неизвестно сколько по узкой лестнице, которую едва-едва освещает луч фонаря!
— Ничего не поделаешь, надо, — повторила Фло-елла и взяла его за руку.
Потом они добежали до лестницы и встали на первую ступеньку. Еще один шаг — остановка, снова шаг — они медленно поднимались навстречу странному треску, смеху и шлепанью ног. Лестница кончилась. И тут оказалось, что их окружает небывалая, невыносимая тишина.
Они шли по низкому темному коридору. Флоелла подняла фонарь.
Кружок света качнулся и остановился. Впереди была дверь.
«ПОДХОДИТЕ ПОБЛИЖЕ», — как будто скрипела она, то приоткрываясь, то снова захлопываясь от сквозняка.
— Не бойся, я тут, — шепнула Флоелла и изо всех сил вцепилась Стэну в руку.
Стэн тоже хотел сказать что-нибудь очень мужественное, но не смог и только молча кивнул. Теперь они не останавливались. Взявшись за руки, дети медленно крались к двери. Она больше не закрывалась. Она тоже ждала.
Коридор кончился. Фонарик погас.
«Не пойду», — думал Стэн, но Флоелла уже протиснулась внутрь.
Он ужасно хотел остановиться, а ноги сами несли его дальше и дальше.
Они оказались в крошечной комнатке, в середине которой начиналась еще одна лестница. Высокие ступени уходили наверх, в темноту. Флоелла полезла первой. Стэн за ней. Медленно, тихо…
Пять ступенек, и все.
Только четыре.
Стэну казалось, что к ногам ему' привязали по огромному камню.
Ему еще никогда не было так трудно идти.
Три.
Смех — гнусное бульканье, рычание, хрипение — звучал почти рядом.
Две.
«ВЫ ЕЩЕ УСПЕЕТЕ, — неуверенно бормотал голосок. — ПОВОРАЧИВАЙТЕ, ПОКА МОЖНО».
«Нет, уже нельзя», — почти спокойно подумал Стэн.
Одна.
Пришли.
Прямо перед ними опять находилась дверь. Из-под нее пробивалась мутная полоска света, освещающая кусок грязной стены и пыльный пол. Дверь была тяжелая, старая, такую всегда тяжело бывает открыть.
Стэн замер. Сейчас начнется. Пора. Что бы ни случилось теперь, ему уже не убежать. Поздно.
«НЕ ВХОДИ, — кричал голосок. — ВДРУГ ТЕБЯ НЕ ВЫПУСТЯТ БОЛЬШЕ! ОСТАНЕШЬСЯ ТАМ НАВСЕГДА!»
Но дверь уже тихо распахивалась перед ними, как будто приглашая зайти.
— А нас, оказывается, ждали, — прошептала Флоелла еле слышно.
И они шагнули внутрь.
15 Страшный человек
Стэн воображал себе эту комнату совсем по-другому. Ему бы и в голову не пришло, что она может оказаться такой. Светлая, с высоким потолком. Белые стены, белый потолок, много ламп. В их свете лицо Флоеллы казалось бледным и почти неподвижным. Флоелла глубоко вздохнула и пошла вперед. Стэн поплелся за ней.
Здесь было тихо, только деревянные половицы поскрипывали, когда на них наступали. Но вот опять послышался треск — тот, который они слышали снизу, только теперь громче, гораздо громче. Он шел из большой серой коробки, которая стояла прямо посреди комнаты.
Стэн подошел поближе. Флоелла прижалась к его плечу.
— Странная штука, — пробормотала девочка. — Интересно, зачем она?
Скорее всего, это был какой-нибудь аппарат. Сзади к нему были прицеплены разные проводочки. Одни шли к розеткам в стене, а другие прикреплялись к самому обычному маленькому компьютеру. Длинный красный провод тянулся к очень странному приспособлению, похожему на большой телескоп. Телескоп, нацеленный прямо в окно.
Узкое высокое оконце под потолком. Стекло на нем как будто замерзло, по крайней мере оно было совсем непрозрачным и сквозь него ничего не было видно.
Так вот оно какое, ОКОШКО С ЛИЦОМ.
Стэн растерянно смотрел на него.
А потом ни с того ни с сего он быстро пошел к окну… к телескопу… к…
К экрану компьютера. И вдруг остановился. Самый обыкновенный экран с разноцветной картинкой. Вернее, с портретом. С лицом, которое он сразу узнал. Потому что это было его лицо.
Перед глазами у него поплыли серые точки. Лицо просвечивало как сквозь туман. Стэн сразу понял, откуда этот портрет — из «Новостей Ривердитча»: его фотографировали для статьи о конкурсе в «Городе Визгов». Но кому понадобилось в незнакомом доме…
А лицо уже исчезло. По экрану проползли полоски и замигали циферки. Сегодняшнее число. Потом засветились слова:
СРЕДА
27 ОКТЯБРЯ
СО СТЭНЛИ АРТУРОМ ЛАМПКИНСОМ ВСЕ ПРОШЛО ВЕСЬМА УДАЧНО.
Потом все погасло. Экран сделался серым, и в комнате стало тихо. Не слышно ни звука… Скрип половиц — ближе, ближе. И ласковый голос.
— Рад видеть тебя, — сказал кто-то. Человек говорил тихо, вежливо, почти нежно, но у Стэна от этого голоса стало горько во рту. — Ты оказался чуть-чуть проворнее, чем я думал, но это не страшно, — продолжал голос. — Не переживай, я как-нибудь все улажу. Пришел раньше, чем надо, да еще вместе с девчонкой… Ну ничего…
Стэн наконец собрался с духом и обернулся. Флоелла тоже.
На другом конце комнаты стоял человек. Он привалился к стене и, скрестив на груди руки, с улыбкой оглядывал Стэна. Высокий. Худой, как палка, у него все косточки были видны. Седой. И лицо тоже белое, бледное, как будто из него кто-то выпил всю кровь.
Стэн не мог двинуться с места. И Флоелла застыла с ним рядом.
Чик. В двери что-то щелкнуло.
— Замочек, — объяснил человек.
У него в руках появился откуда-то маленький продолговатый предмет, похожий на пульт, чтобы включать телевизор. Он не сводил со Стэна глаз — водянистых, умных, холодных. Глаз, которые не умеют смеяться. Безжалостных глаз.
Потом он перевел взгляд на Флоеллу… снова на Стэна… и губы его искривились в довольной ухмылке. Улыбался он тоже невесело — жестоко, почти кровожадно. Если бы шакал умел смеяться, наверное, он точно так же разевал бы свою пасть.
Шлеп, шлеп, шлеп — он неторопливо, вразвалочку зашаркал к ним.
Шлеп, шлеп, шлеп — он уже очень близко.
Он выбросил вперед руку и схватил ладонь Стэна. Пальцы у него были похожи на сосульки.
— Давайте знакомиться, — произнес он. Самые обычные слова казались зловещими, как шипение гремучей змеи.
— Я — Фентон Мальтраверс.
Стэн и Флоелла молчали.
— Надо бы представить вас остальным моим гостям, — продолжил он, еще шире раздвинув в улыбке тонкие губы. Фентон Мальтраверс поднял пульт и направил его на голую белую стену. Потом быстро стукнул пальцем по кнопке.
И стена покачнулась. Сверху донизу по ней прошла трещина, что-то лязгнуло, и две половинки стены разъехались в разные стороны.
Стэн никак не мог вздохнуть по-настоящему. У Флоеллы побелели уши, кончик носа, даже губы. Они стояли и, боясь пошевелиться, смотрели прямо перед собой. На тайник за стеной. На несчастные, жалкие лица Раймонда Голайта и Колина Армитаджа Крушителя.
16 Попались
Раймонд и Крушитель, похоже, были напуганы до смерти, так, что им даже в голову не пришло заговорить. У них хватало храбрости только молча смотреть на Стэна, на Флоеллу, снова на Стэна. Но слова были и не нужны, каждый догадался бы, что они просят о помощи.
«Спасите, — беззвучно кричали их глаза. — Умоляем, спасите!»
Стэн и Флоелла одновременно бросились к мальчикам.
«Почему они в пижамах? — подумал Стэн. — Заболели? Но здесь разве лечат?»
Оба мальчика сидели на креслах, таких, которые Стэн видел в поликлинике, когда ему лечили зубы. Они не могли двинуться с места, потому что руки и ноги у них были пристегнуты ремешками, и шея тоже, и плечи. Но противнее всего показались Стэну тоненькие проводочки. Их было ужасно много, и они чуть ли не целиком закрывали головы Крушителя и Раймонда.
Другим концом проводочки были прицеплены к черной железной коробочке с кнопками. Она висела на крючке почти под потолком. От нее толстый шнур полз к квадратному экранчику. Как у телевизора или как у компьютера. На нем подпрыгивали и извивались тонкие зеленые полоски, но, что они означали, Стэн не успел догадаться.
Он хотел схватить Раймонда за плечи, встряхнуть, оторвать от дурацкого кресла, он даже потянул за один ремень — без толку, застежки не разорвать! Глаза Раймонда уже ни о чем не просили. В них были отчаяние и пустота. Сверху на лица лился бледный серебристый свет, и из-за него зрачки казались тусклыми, а волосы на лбу — почти седыми.
Стэн собрался попробовать как-нибудь отвязать Крушителя, но вдруг заметил, что в комнате есть еще одно кресло. Пустое.
— Твое, — улыбнулся Фентон Мальтраверс, заметив, куда смотрит Стэн.
Он снова вынул из кармана пульт и нажал на какую-то кнопку. Стена, через которую вошли Стэн с Флоеллой, медленно поползла обратно. Чик. Две половинки сомкнулись.
«Готово, — подумал Стэн. — Мы попались. Заперты в белой ужасной комнате. Здесь нет двери. Отсюда не выйдешь. И никто не поможет, никто не узнает, где мы».
— А сейчас посмотрите-ка на мой кабинет, — сказал Фентон Мальтраверс. Он не хрипел, не сипел, не шепелявил, в общем, говорил совсем не так, как вампиры и привидения в фильмах, но Стэн с большим удовольствием побеседовал бы сейчас с любым ожившим покойником, лишь бы оказаться подальше от этого добродушного на вид человека.
Тем временем стенка, у которой стояли кресла Раймонда и Крушителя, отодвинулась, и за ней появилась еще одна комната.
В ней ничего не было, только стол. Чистенький, белый, а на нем — инструменты. Стэн видел такие в больнице. Блестящие ножнички, тонкие острые иглы. До таких страшно дотрагиваться, того и гляди проткнешь палец. Папочка говорил, что даже настоящие хирурги долго учатся с ними правильно обращаться. Детям нельзя близко к ним подходить. А если они попадут в руки к злодею… страшно подумать, что может случиться.
Фентон Мальтраверс уже стоял у стола. Он вытянул длинные пальцы и схватил скальпель. Повертел его, помахал им, проверил, хорошо ли наточен. Лезвие ярко блестело и со свистом рассекало воздух. Фентон Мальтраверс с улыбочкой поглядывал на Флоеллу и Стэна. Похоже, он был доволен.
Потом он облизнулся, как кот, который собирается еще поиграть с маленькой мышкой, и поставил палец на кнопку пульта. Теперь он смотрел на Стэна с задумчивым любопытством.
«Хватит-хватит, — подумал Стэн. — Неужели осталось еще что-нибудь?»
Но третья стена уже поехала в сторону; Показался шкаф с ящичками и множеством полок.
Стэн взглянул на него и чуть не умер от страха. Из шкафа вдруг вывалился странный булыжник. Нет, это снова скульптура: огромная серая тяжеленная крыса. Она окаменела, потому что увидела что-то ужасное. Крыса спрятала морду в лапы, оскалила зубы и поджала хвост. Она так выгнулась, что было сразу понятно: ей ужасно, ужасно страшно.
У Стэна затрясся подбородок. Он прижал его рукой, но это не помогало. Пальцы тоже тряслись, даже локти и плечи. Флоелла погладила его по щеке и неуверенно заявила Фентону Мальтраверсу:
— А ну-ка, перестаньте! Нам уже надоело!
Фентон Мальтраверс запрокинул голову и захохотал. Смех был прежний — они уже слышали его на лестнице. Смех человека, который радуется, когда другим плохо.
Ботинки опять зашлепали по полу, и он оказался прямо перед Стэном. Мальтраверс нагнулся и с трудом поднял крысу.
— Давненько мы с ней не видались, — пропел он и, прижав крысу к груди, замер, глядя на Стэна.
Потом щелкнул крысу по носу и забормотал:
— Испугалась, испугалась, бедняжка. Да, бывает… Знаешь, когда за тобой гонится страх, можно и… окаменеть.
Тут он опять засмеялся. Хихикнул несколько раз, как будто ему был известен какой-то очень интересный секрет. Теперь он стоял совсем рядом со Стэном. Мог бы коснуться его рукой. Длинной, костлявой рукой.
Стэн отпрыгнул назад. Ему было гадко и страшно и очень хотелось оказаться сейчас у себя в спальне. И он тоскливо подумал: «Хорошо бы это был сон».
А Фентон Мальтраверс все еще говорил. Он как будто читал их мысли.
— Хочется проснуться в теплой кроватке и забыть нехорошие сны? — Голос у него был сладенький и ужасно противный. — Нет, милые мои, у нас тут все на самом деле. Запутались совсем? Думаете: кто он такой? И как сюда попал? И что ему от нас надо? Не волнуйтесь, узнаете. Я вам все объясню.
Он разговаривал с ними теперь, как добрая старая учительница с непонятливыми учениками. Наверное, так говорят настоящие гипнотизеры.
— Только сначала кино, — провозгласил он и нажал на кнопку.
Тотчас же с потолка спустился большой белый экран и повис над столом. Началась передача. Скорее всего, это была запись какой-то давнишней телевизионной программы. Важный господин в сером пиджаке медленно читал разные сообщения.
«Суд принял наконец решение по делу Фентона Мальтраверса, — говорил диктор. — Его единогласно поддержали все врачи нашего города».
На экране теперь была женщина. Она стояла в большом светлом зале и громко читала по бумажке:
«Мы рассмотрели все обстоятельства этого дела и решили запретить Фентону Мальтраверсу заниматься хирургией, так же как и любой другой врачебной деятельностью».
Потом экран на секунду погас, как будто из пленки что-то было вырезано, и женщина заговорила снова.
«Ему не разрешается продолжать его научные эксперименты, которые, как выяснилось, вредно влияют на здоровье участвующих в них людей».
И снова диктор:
«Этот хирург, который еще недавно считался одним из лучших наших врачей и ученых, был известен прежде всего своими исследованиями деятельности мозга. В последнее время он увлекся психохирургией и неоднократно заявлял, что научился вылечивать с помощью новых, им самим придуманных операций некоторые серьезные повреждения рассудка. Его бывший коллега Эдвин Ларусс обратил внимание наших сограждан на жестокость подобных опытов».
На экране что-то мигнуло, и заговорил другой человек. Высокий, просто огромный, старый и седой.
Странно: Стэн был уверен, что раньше его уже где-то видел.
«Это очень-очень печально, — говорил человек. — Я работал раньше с Мальтраверсом и знаю, как много он сделал для развития современной науки. Но сейчас он занялся тем… — Он покачал головой. — Понимаете, врачи и ученые всегда должны оставаться людьми, они должны любить своих пациентов».
И вот на экране сам Фентон Мальтраверс. Почти такой, как сейчас. То же худое лицо, та же седина, те же длинные пальцы. И все-таки он с тех пор изменился. Раньше он был гораздо приятнее. В нем было еще что-то вполне человеческое. Да, все дело в глазах. Они смотрели пристально и мрачно, но не так злобно. Не холодно.
«Здесь, разумеется, какая-то ошибка, — объяснял он, глядя прямо на зрителей. — Мою работу неправильно поняли. Я уверен, что в недалеком будущем меня ОБЯЗАТЕЛЬНО оценят по заслугам. Уверяю вас, вы еще не знаете, кто такой Фентон Мальтраверс».
Экран погас.
— А теперь, — прошептал на ухо Стэну бархатный голос, — настало время выполнить свои обещания.
17 Страх
Стэн прижался к теплому Флоеллиному плечу. Флоелла на секунду обернулась, и Стэну показалось, что глаза у нее растерянные и от страха очень большие.
Но Флоелла вдруг заговорила, и Стэн с облегчением услышал знакомый, звенящий от нетерпения голос.
— Ну, да, да, помню, конечно, — произнесла она.
Фентон Мальтраверс с любопытством уставился на нее:
— И что же ты помнишь, а, детка?
— Что раньше вас все считали великим ученым.
— Раньше? — Фентон Мальтраверс прищурился.
— Да, когда вы писали книжки про то, как устроены люди, почему они умеют думать, как они чувствуют и что запоминают. Когда вы лечили людей… — говорила Флоелла.
Лоб у нее был бледный-бледный, а щеки, наоборот, горели. Она кричала, и голосок у нее почему-то стал ужасно тонкий, она почти охрипла.
— Раньше, когда вы делали доброе дело.
— Добрее некуда, — захихикал Фентон Мальтраверс. Вернее, он просто растянул в улыбке губы, а глаза у него оставались такими же колючими и злыми.
— А потом вы совершили один нехороший поступок, — продолжала Флоелла, быстро переводя взгляд с одной стены на другую.
«Хочет заболтать его. Решает, как нам отсюда сбежать, — подумал Стэн. — Без толку. Никуда он нас не отпустит».
Стэну казалось, что комната потихоньку уплывает куда-то. Здесь так жарко и душно и очень трудно дышать. И думать тоже трудно.
— Нехороший поступок? — переспросил Фентон Мальтраверс. Он прошаркал к столу и стал сдувать со своих ножичков несуществующую пыль. — Я всего-навсего проделал научный эксперимент.
— Вы нашли двух братьев, по-моему, они были близнецы, и… — начала Флоелла, но он не дал ей договорить.
— Они были серьезно больны. Плохо учились в школе, ни с кем не дружили — расстройство психики, так это называют ваши врачи. На самом деле все гораздо проще: просто у них в мозгу сломались кое-какие детали. Согласитесь, друзья мои, я неплохо придумал: одного отдал этим докторам — пусть попробуют сделать что-нибудь своими разговорчиками и таблеточками. Зато другого я взялся вылечить сам — разрезал, исправил, зашил. Так аккуратненько! Вспомнить приятно.
— Но он же умер, вы что, забыли? — попыталась вставить Флоелла.
— Ну и что? — преспокойно ответил Фентон Мальтраверс. — Да, признаться, я думал, что он окажется повыносливей. С виду такой здоровяк… Впрочем, операция была сложной, так что, может быть, даже будь он посильнее… Но что там теперь говорить, главное — все мои предположения оказались совершенно правильными, я сделал кучу новых открытий. Честно говоря, никогда в жизни мне не было так приятно, как в тот день.
Флоелла сжала в кулаки руки и прокричала:
— Как вам не стыдно быть таким эгоистом!
— А в чем дело? — удивленно спросил Фентон Мальтраверс. — Я совсем не хотел, чтобы он умер. Но раз уж так получилось, не останавливать же мне из-за этого работу!
— А тот дяденька по телевизору сказал… — не унималась Флоелла.
— А, Эдвин Ларусс! — перебил ее Фентон Мальтраверс и сморщился, как будто откусил лимон. — Эдвин Ларусс, — повторил он и стал играть ножницами — раздвинул их, соединил, погладил пальцем. — Он мне просто завидовал.
— Он все проверил, и вам не разрешили больше проделывать эти гадкие эксперименты.
— Не разрешили. А мой милый коллега куда-то исчез. Так и не нашли. Жалко, правда? — Он поцокал языком и несколько раз вздохнул.
Все молчали. Стэн смотрел, как щеки у Флоеллы становятся все бледнее и бледнее.
«Она поняла, что от такого не вырвешься. Все. Мы попались. Его не уговоришь. Мы ему зачем-то нужны, и он сделает с нами все, что захочет».
— А я, смотрите-ка, жив и здоров. И знаете почему: потому что я — великий человек, а они по сравнению со мной — букашки. Со мной ничего не может случиться, — радостно продолжал Фентон Мальтраверс. — А вот с ними — может. К сожалению, они до этого не додумались вовремя. Что ж, им же хуже, им же хуже, — зашептал он, покачивая головой.
«Хочу домой, — повторял про себя Стэн. — Мне здесь плохо. Хочу домой».
— Так что пришлось работать одному, без помощников. — Фентон Мальтраверс говорил теперь быстро, как будто ему надо было скорее закончить скучный рассказ, чтобы начать, наконец, веселые фокусы. — И вот что я вам скажу: самые великолепные идеи приходят в голову по ночам, когда сидишь в пустом темном доме, а за окном визжит ветер и бьется в окошко. Вы представить себе не можете, сколько я сделал открытий, — сказал он, и глазки у него заблестели. — Иногда бывает: думаешь, думаешь и вдруг случайно набредешь на такое…
Он хихикнул и пощекотал крысу за ухом.
— Вот этот дружок мне очень, очень помог. Знаете: работать со мной — большая честь. Надеюсь, вы это понимаете? — И он пристально посмотрел Стэну в глаза. — Имейте в виду, я привел вас сюда…
— Неправда! — перебила его Флоелла. — Мы сами пришли! Мы пошли на разведку.
Она высоко подняла подбородок и смотрела презрительно и бесстрашно.
«Почему она так громко кричит? — подумал Стэн, — Сердится? Или чтобы не очень бояться?»
— На разведку? — ухмыляясь, переспросил Фентон Мальтраверс. У него был такой довольный вид, словно он собирался сделать им удивительно приятный сюрприз.
— Да, — уверенно сказала Флоелла. — Нам надо было узнать, что это за лица появлялись в окне.
Фентон Мальтраверс с улыбкой покачал головой:
— Вы пришли только потому, что мне так захотелось.
— Вовсе нет! — На этот раз голос у Флоеллы был немного растерянный. — Мы видели мальчиков у вас в окошке. И пошли посмотреть, в чем тут дело.
— Вот именно, — сказал Фентон Мальтраверс. — Вот именно. Неплохо придумано, правда? Я так и знал, что рано или поздно Стэн прибежит в мой уютный старенький домик.
В комнате стало тихо-претихо. Фентон Мальтраверс молча потирал костлявые руки. Потом он снова заговорил:
— Я знаю, как заставить человека делать то, что мне надо. Как заставить ВАС сделать все, что угодно. Я могу догадаться, о чем вы думаете. Это несложно.
Он опять замолчал, как будто хотел, чтобы у них было время поразмыслить над тем, что он сказал.
— Вы что-нибудь очень любите? Терпеть не можете? Чего-то боитесь? Чему-нибудь рады? А почему? Потому что у вас в голове есть такая штучка, в которой булькают разные вещества. То так булькнут, то этак. — Он торжественно оглядел застывших слушателей. — Штучка под названием мозг. Как кастрюлька с бульоном. Если знаешь рецепт, можно сварить любой суп. Сваришь горькое — будут плеваться, сладенькое — улыбнутся. Видите, как все просто.
Теперь даже у Флоеллы пропало желание спорить.
А Фентон Мальтраверс все говорил и говорил:
— Как вы здесь оказались? Увидели в окне свои лица и живенько прискакали. А кто вам их показал? Я. Значит, кто вас привел? Я, конечно! Вы ведь очень разные, не правда ли? А бульончик у всех в голове один и тот же. У одних закипает раньше, у других позже — какая разница, главное, что мой супчик удался на славу! Помнишь, Раймонд, — и он подмигнул мальчику в кресле, — как ты ехал в автобусе с папой и мамой? А что потом было? Лицо, которое посмотрело на тебя из окна незнакомого дома.
Фентон Мальтраверс подошел вплотную к Раймонду и медленно произнес:
— Я тебя знаю, мой мальчик. Ты же ученый, как я. Любишь тайны. Как же ты мог не слезть на первой же остановке и не помчаться скорее узнавать, что там за чудо!
Раймонд умоляюще переводил глаза с Флоеллы на Стэна, а Фентон Мальтраверс шептал ему прямо в ухо:
— Добежал до старого дома, а там… Странно, да? Дверка открылась. Ах, как тебе было любопытно, даже не вспомнил, что без приглашения в гости ходить неприлично. Ну ничего, я не в обиде!
На лице у Раймонда было написано такое отчаяние, что Стэн подумал: «Все так и было, как он говорит. Бедный Раймонд!»
— Боюсь, тебе сейчас не до лекций, мой милый, — продолжал Фентон Мальтраверс. — Так что пусть эти лица в окне останутся моей маленькой тайной. Впрочем, ты наверняка и сам додумаешься, если хорошенько поразмышляешь. Это было несложно. С моим компьютером все делается буквально за две минуты. Но мы уже наверняка надоели нашему дорогому Колину своей нудной научной болтовней. — И Фентон Мальтраверс с улыбочкой повернулся к Крушителю. — Помнишь, Колин, как ты увидел в окне сам себя? Кстати, почему ты не спал, ведь все детки давно должны были лежать в мягких кроватках? Да ты ведь у нас известный проказник! Наверняка смотрел по телевизору что-нибудь эдакое!
И он захохотал своим отвратительным хриплым смехом. Крушитель не мог произнести ни слова. Не мог двинуть пальцем.
— А может, мечтал, что станешь Мистером Стальная Мышца Вселенной, а, признавайся? И тут — ах, какая удача! — огромный портрет Великого Колина появляется на фоне ночного неба! Надеюсь, ты был доволен, не правда ли?
Фентон Мальтраверс и сам казался необыкновенно довольным. Он почти приплясывал и весело размахивал руками.
— Значит, я правильно рассчитал! Ты ведь очень любишь себя, милый Колин, поэтому ты и примчался сюда. Послушай, а ты, случайно, не РАССЕРДИЛСЯ? — Он медленно, по слогам выговорил последнее слово. — Ты же мог вообразить, что над тобой просто смеются. А ты никому не позволишь шутить с обожаемым Колином, правда, Колин? Ты ведь нам всем еще покажешь, где раки зимуют?
Крушитель сжимал руки в кулаки, мотал головой — напрасно: ремни крепко-накрепко прижали его к сиденью. Наконец он заплакал, громко всхлипывая и подвывая.
— А вот Стэнли совсем не такой, — сказал Фентон Мальтраверс, и Стэну вдруг стало трудно дышать. — Хотите, расскажу вам про Стэнли? — И он посмотрел Стэну прямо в глаза. — Ты же видел их лица у меня в доме. Но ты дал себя уговорить, ты убедил сам себя, что ничего не случилось. А ведь ты мог бы сбегать в полицию. Мог бы привести сюда Папочку. Ты бы вполне мог мне помешать. Но ты не захотел. А я знаю почему. — И Фентон Мальтраверс подмигнул Стэну. Помолчал немного, а потом прошептал: — Потому что ты испугался. Ты боялся, что над тобой посмеются. Да ты просто струсил, Стэнли. Я рисковал, но я хорошо тебя изучил. И я не ошибся!
Стэн посмотрел на Раймонда, потом на Крушителя.
«Это я виноват, — подумал он. — Из-за меня они здесь. Надо было кричать на всех перекрестках про то, что я видел. А я промолчал. И теперь уже поздно».
— Но, честно говоря, я надеялся, что в конце концов ты все-таки возьмешь себя в руки и придешь. И я весьма благодарен твоей уважаемой сестре, — тут Фентон Мальтраверс отвесил насмешливый поклон Флоелле, — за то, что она заразила тебя своим бесстрашием, иначе я просто не знал бы, что делать.
Стэн посмотрел на Флоеллу. Она кусала губу и глядела на Фентона Мальтраверса так, как будто хотела прожечь ему взглядом рубашку. И тут Стэн вспомнил вдруг совсем другую Флоеллу — тихую, с морской свинкой на коленях. И Папочку — как он смеется и дергает ее за косичку. И камин в гостиной. И дом. Стэн почувствовал, что сейчас заплачет. Ему так хорошо было дома!
«Папочка, забери меня отсюда, — повторял он про себя. — Где ты? Пожалуйста, спаси нас».
Флоелла тряхнула головой и, высоко задрав подбородок, начала говорить:
— Я все поняла. Вы обычный фокусник и гипнотизер. Люди смотрят на эти лица в окне, и ноги сами несут их к вам в дом. Правильно?
Она очень старалась говорить спокойно, но голос у нее сильно дрожал.
— Нет, неправильно, — улыбнулся он. — Но это уже совершенно не важно, мои дорогие.
И он снова захохотал, злобно и совсем не весело.
— Я пригласил вас сюда, и вы пришли — остальное не имеет никакого значения.
«Никакого. Он прав, — подумал Стэн. — Мы здесь. Мы попались. И ОНО скоро начнется…»
— Стэнли, — произнес Фентон Мальтраверс. — Пора начинать.
18 Думающая машина
Фентон Мальтраверс достал из шкафа пижаму.
«Сейчас или потом — все равно», — почти спокойно подумал Стэн и протянул руку.
— Вам повезло, друзья мои, — громко сказал Фентон Мальтраверс. — Вы на собственном опыте скоро узнаете, как замечательно быстро движется вперед наука. — Глаза у него загорелись зеленоватым блеском, как у волка, на которого Стэн смотрел в зоопарке. — Разумеется, ваша роль в этом удивительном эксперименте будет невелика, но все-таки…
Он медленно переводил взгляд с Раймонда на Крушителя… потом на Стэна. Голос его звучал теперь ужасно серьезно.
— Наконец-то в мире появится хоть что-то прекрасное, — торжественно говорил он. — Я подарю человечеству идеальную думающую машину: три разных мозга убьют друг в друге все слабое, и останется только самое-самое лучшее, что есть в каждом из трех.
Все молчали. Крушитель и Раймонд побледнели так, будто вместо лиц у них были кусочки льда. Стэн долго смотрел на них, потом взглянул на белое, холодное, бескровное лицо Фентона Мальтраверса и уже не мог отвести глаз.
«ОН С УМА СОШЕЛ, — бормотал внутри него голосок. — ОН ПРОСТО БОЛЬНОЙ ЧЕЛОВЕК. НЕНОРМАЛЬНЫЙ. ТАК ЧТО ЖЕ ТЫ ТЕРПИШЬ, ЧТОБЫ ОН ВАМИ КОМАНДОВАЛ?»
Наконец в полной тишине раздался громкий голос Флоеллы:
— Ну и бред! Полный бред!
Фентон Мальтраверс печально покачал головой.
— Опять не понимают, — проговорил он, укоризненно глядя на нее. — Как всегда!
И он несколько раз притворно всхлипнул.
«Пожалуйста, пусть я проснусь, — шепотом просил кого-то Стэн. — Я ведь уже устал. С меня хватит. Пусть окажется, что это сон».
— У каждого из вас куча недостатков, — продолжал между тем Фентон Мальтраверс. — Но что вы хотите — природа может так мало! Она сделала все, что могла, и теперь моя очередь. Я исправлю ее ошибки. Столько лет я готовился, ждал, и вот он, этот день. Сейчас я начну…
И он мечтательно улыбнулся, глядя на Стэна так, как будто был уверен, что тот разделит с ним его радость.
— За какие-нибудь пару дней я устрою здесь такое, чего не видал ни один человек с сотворения мира! — Он замолчал и довольно облизнулся. — Ах, что за чудесный подарочек я подарю завтра людям. Подумайте только: великолепная думающая машина — ну разве не об этом ваши прадедушки, и дедушки, и папы мечтали долгие-долгие годы?
В комнате опять на секунду стало тихо, но Стэну казалось, что он слышит злобный звон скальпелей и шипение шприцев.
— Не машина, а загляденье! Хочешь включить любовь или радость — пожалуйста! Хочешь выключить — раз, и готово. Обращаться с ней сможет младенец!
Фентон Мальтраверс прошелся несколько раз по комнате. Возле пустого кресла он остановился и поманил пальцем Стэна:
— А знаете, как ею управлять? С помощью страха. Того, кто боится, можно заставить делать все, что угодно. СТРАХ, — повторил он. — Уж кто-кто, а Стэнли понимает, что это такое.
— С какой стати Стэну бояться! — вмешалась Флоелла. — Вы просто сумасшедший, и нам на вас наплевать!
«Только я-то ведь БОЮСЬ, — подумал Стэн. — Никогда еще так не боялся».
— Страх, — тихо продолжал Фентон Мальтраверс, — это странная штука! Никогда не знаешь, куда он тебя поведет.
Флоелла стиснула зубы. Стэну было видно, как она молча шевелит губами.
— Может, вы еще малы, но, надеюсь, и вы понимаете, что без страха жизнь перестала бы существовать, — негромко втолковывал им Фентон Мальтраверс. — Как вы полагаете, отчего обезьяны стали людьми? Отвечаю: они боялись. Боялись врагов — и начали точить топоры, боялись замерзнуть — и научились жечь огонь, боялись помереть с голоду — и стали сажать семена.
«Почему он так долго болтает? — думал Стэн. — Сам же говорил, что пора начинать. Ну давай! Все, что угодно, только чтобы больше не ждать».
— Но не советую вам забывать, что страх легко может разрушить все, что угодно. Люди пугаются того, что их ждет, пугаются неизвестности, пугаются бедности, да мало ли еще чего… И из страха рождается лень, бессилие и болезнь. — Он молча переводил взгляд с одного мальчика на другого. — А теперь подумайте только, что сможет совершить тот, кто научится управлять страхами. Немножко больше — и выпрыгивает новая мысль, чуть-чуть поменьше — и чувства засыпают. Страх течет по проводочкам и заставляет работать думающую машину. Удивительную машину. Мою.
— Но при чем тут они? — опять не выдержала Флоелла. — Почему вам понадобились именно эти трое?
— О, это совсем не случайно, — улыбаясь, проговорил Фентон Мальтраверс и любовно обвел взглядом Раймонда, Крушителя и Стэна. — Я долго, долго и очень тщательно выбирал. И нашел, что хотел: ум, силу и воображение. К тому же они прекрасно реагируют на страх. Но совсем по-разному. — Фентон Мальтраверс прикрыл глаза и продолжал, как будто старался вспомнить выученный наизусть урок. — Раймонд хочет объяснить любой страх. Ему кажется, что, когда он узнает, чего боится, страхи сами исчезнут. А Колин, наоборот, не хочет думать о страшном. Вы можете мне не поверить, но это правда: он из вас всех самый трусливый. Но мне лично больше всех нравится Стэнли. — И Фентон Мальтраверс, медленно и тяжело ступая, направился прямо к Стэну. — В нем столько всего перемешано — прямо диву даешься, честное слово. Он любит прятать голову под одеяло, чтобы страхи ушли, а потом сам же их подманивает и оберегает. Он разбивает одни ужасы, чтобы на их место прибегали другие. Он ужасно трусит, но никогда не опускает руки. Да-да, здесь, среди нас, Стэнли наверняка самый храбрый. Тот, кто не боится, тот ведь не может быть смелым.
Липкими и холодными пальцами он потрепал Стэна по щеке.
— Прекрасный экземпляр, — пробормотал он. — Первосортные вещества, бери и размешивай их как хочешь. Размешивай и добавляй. Добавляй, — повторил он, подмигивая Крушителю с Раймондом.
Он наклонился к самому уху Стэна и громко прошептал:
— Моя машина будет очень похожа на тебя. На тебя, милый Стэнли.
Стэн смотрел, как на белой стене колышутся тени. Он видел, как шевелятся у Фентона Мальтраверса губы, слышал слова, но перестал понимать, что они значат.
— К тому же ребятишки… — продолжал Фентон Мальтраверс.
— Стэн не РЕБЕНОЧЕК, — возмутилась Флоелла. — Он уже почти…
— Ребятишки, — не обращая на нее внимания, говорил Фентон Мальтраверс, — всегда такие необыкновенные! У них столько мыслей и планов — не то что у взрослых, которые раздумывают часами о всякой ерунде.
— А девочки вам, похоже, совсем не нужны? — прищурившись, пробормотала Флоелла.
— Ну разумеется: какой от них прок? Пустые трещотки — вот кто они. Повсюду лезут, а толку от них никакого. — И Фентон Мальтраверс презрительно смерил взглядом Флоеллу. — Ну ладно, хватит болтать, — сказал он и, подойдя к столу, достал из коробочки шприц. Он ласково посмотрел на Стэна: — Иди ко мне, детка.
«ПОТЕРПИ, СКОРО ВСЕ КОНЧИТСЯ», — пропел голосок внутри Стэна, и Стэн быстро шагнул вперед.
— Ты что! Не смей! Стой на месте! — зашипела Флоелла.
Стэн грустно взглянул на нее. У нее был такой несчастный вид.
Глаза совсем испуганные, щеки горят, волосы растрепались. Он хотел сказать ей, что расстраиваться больше не из-за чего. Она сделала все, что могла. Она вела себя замечательно. А теперь осталось только чуть-чуть подождать.
«СКОРО, СКОРО КОНЧИТСЯ», — опять пообещал голосок.
Он хотел объяснить ей, что волноваться не стоит. Переживать, и кричать, и топать ногами вовсе не нужно. Надо успокоиться и делать, что говорят. Вот и все. Он хотел попросить ее… Но шевелить языком — это тоже так сложно. И Стэн молча сделал еще один шаг к пустому креслу. Фентон Мальтраверс одобрительно кивал головой и довольно хихикал.
— А НУ-КА ПЕРЕСТАНЬТЕ! — закричала Флоелла. — Вы что, не понимаете, что так НЕЛЬЗЯ? Что вы поступаете просто МЕРЗКО?
Фентон Мальтраверс протянул руку, как будто для того, чтобы вцепиться Флоелле в платье, но быстро опустил ее и только злобно затряс головой:
— Можно, нельзя! Ты, шмакодявка, не указывай мне!
— Но если вы сами не знаете, что НЕЛЬЗЯ разрезать человеку мозги! Спросите кого угодно, вам скажут, что… — наклонившись вперед и размахивая руками, кричала Флоелла.
— Разрезать мозги? Ну конечно, это нехорошо, — перебил ее Фентон Мальтраверс. — А разве я говорил, что собираюсь заниматься такой ерундой? Никаких ножей, только маленькая иголочка, пик — и готово. Вот здесь. — И он дотронулся до ее лба своей высохшей желтоватой рукой. — Или же здесь. — Его палец медленно пополз к ее глазу.
Флоелла обеими руками оттолкнула его и изо всех сил прижалась к стене.
— Но это потом, а сейчас давайте-ка капельку развлечемся, — сказал Фентон Мальтраверс и повернулся к экранчику, по которому все еще скакали полоски. — Мне нужно, чтобы вы попереживали, поплакали хорошенько. Посмеялись. И побоялись, конечно, тоже. Ваши мозги заработают на полную силу, тут-то мы их и — чик!
Он подул на пульт и направил его на коробку, привешенную под потолком.
— Жалко, что вы еще малы, — пробормотал он, — а то бы я рассказал вам, какую чудесную схему я сам изобрел для этой вот штучки. Показывает, что делает мозг, когда в него попадают идеи. Как он съеживается, скукоживается, дрожит, трясется и что он чувствует, бедненький. И она же закидывает в него эти идеи. Ну, например: упырь стоит у дверей и уже дергает ручку. Но это еще не самое интересное, у меня есть идейки получше! — И он захохотал. — Я назвал ее Медузой, — продолжал он. — Медузочкой. Помните, была такая у греков? Со змеями вместо волос. Бывало, посмотрит на нее какой-нибудь герой и окаменеет. Отличное имя, правда?
Может быть, он просто шутит? Хочет их запугать? Какая разница!
Стэну было уже все равно. А Флоелле нет! Она не собиралась спокойно слушать всякие глупости!
— А вы сами хоть что-нибудь чувствуете? — возмущенно спросила она. — Вам хоть капельку стыдно? Вам разве их совсем не жалко?
Она говорила долго и очень взволнованно. Стэн не слушал. Зачем она говорит? Разве слова могут помочь?
— Чушь! — выговорил наконец Фентон Мальтраверс и повернулся к Флоелле спиной.
Он молча взглянул на Стэна. И кивнул головой. Он не улыбался. Он ждал.
Стэн медленно поплелся к креслу. Ах, как он устал! Ну вот, уже можно садиться. Скорей бы все кончилось.
Фентон Мальтраверс опять обернулся к Флоелле:
— Вот видишь, а брат твой со мной абсолютно согласен. Боюсь, тебе нас не понять. Девчонки вообще существа тупоумные.
«А что тут понимать? — думал Стэн. — Даже мне и то ясно. Наверное, он великий ученый и решил, что главнее его нет на свете. Ему никто не нужен, и мы для него не лучше той крысы».
— Вас посадят в тюрьму, — сказала Флоелла, но в голосе ее не чувствовалось прежней уверенности.
Фентон Мальтраверс покачал головой:
— С какой стати?
Пять коротких шагов, и Стэн коснется рукой кресла.
— Нас найдут полицейские, — продолжала упорствовать Флоелла.
— Сомневаюсь, — улыбнулся Фентон Мальтраверс. — Во всяком случае, до сих пор еще никого не нашли.
И он замурлыкал какую-то веселую песенку.
— Да что ты все про меня да про меня, — проговорил он. — Полюбуйся лучше на мою Медузу. Сейчас мы ее включим и…
Он потер руки и с ухмылочкой послал воздушный поцелуй каменной крысе. Стэн тоже взглянул на нее. Несчастный зверек, замученный, раздавленный страхом. Закованный в серый камень. Навсегда. Скоро он сам станет таким же. Скорей бы.
До кресла осталось три шага.
Два.
Только один.
Фентон Мальтраверс, напевая, возился с пультом.
— Начинаем, — провозгласил он наконец.
Стэн опустился на кресло и засунул руки под ремни. Глаза у него были широко раскрыты, но они тускло смотрели в пространство. Он не видел белых стен, не видел экрана, не видел Флоеллу, которая, сжав кулаки и наклонившись вперед, сверлила его взглядом.
«НАКОНЕЦ-ТО! — шептал голосок у него в голове. — ЭТО СЛУЧИТСЯ ПРЯМО СЕЙЧАС. ОНО НАЧНЕТСЯ И КОНЧИТСЯ, ТАК ЧТО НЕ ПЕРЕЖИВАЙ И МОЛЧИ».
Казалось, Стэн засыпает. Он не собирался ни с кем бороться.
Если Флоелле хочется, она может ругаться и драться сама. Он-то знает, что все бесполезно.
Фентон Мальтраверс отошел в дальний конец комнаты и стал сосредоточенно рассматривать трех мальчиков в креслах, как художники смотрят на свои картины, прежде чем дорисовать их. Про Флоеллу он, похоже, совсем забыл. Глаза его сверкали, руки чуть-чуть тряслись. Он высоко поднял пульт и поставил палец на кнопку. Нажал или нет? Стэн взглянул ему прямо в глаза… И завопил:
— Помогите!
19 Спасены
— Не смейте!
Голос, выкрикнувший эти слова, был такой дрожащий и хриплый, что Стэн едва узнал его. Можно было подумать, что кричит не Флоелла, а смертельно раненный тигр. Потом Стэн услышал громкий стук, и что-то тяжелое с грохотом рухнуло на пол.
Фентон Мальтраверс неподвижно лежал рядом с креслом. Стэн моргал и тер глаза, он никак не мог понять, что случилось. Флоелла стояла рядом и не шевелилась. В руках у нее была каменная крыса. Она не могла оторвать глаз от лежащего на полу человека.
«Она ведь и со мной-то драться почти не умеет, как же она смогла?» — подумал Стэн.
В комнате было тихо-претихо. Стэн посмотрел на Фентона Мальтраверса. Он не двигался.
Стэн перевел взгляд на Раймонда, потом на Крушителя. Они как будто застыли, а лица у них были белые, как стены вокруг.
Стэн глубоко вздохнул и ущипнул себя за руку. Потом пощупал себе нос, лоб, щеки, уши. Так, значит, он цел? Кошмар кончился? Все в порядке?
Стэн вскочил с кресла и принялся торопливо отцеплять провода от головы Крушителя. Когда он отстегнул ремни, Крушитель закрыл руками лицо и хотел что-то сказать, помычал, кашлянул и так и остался сидеть с открытым ртом.
Раймонд тоже не мог говорить. Он дрожал, и дрожал, и дрожал. Как будто забыл все слова, или просто они ему были уже не нужны.
И Флоелла молчала. Она не отрываясь смотрела на пол и не двигалась с места. Стэн подошел к ней и потянул у нее из рук крысу. Крыса оказалась страшно тяжелой и очень холодной, но теперь ее мордочка выглядела довольной и чуть-чуть улыбалась.
— Флоелла, — прошептал Стэн и погладил ее по плечу. Но она даже не взглянула на него, не повернула головы, она словно застыла.
Фентон Мальтраверс приоткрыл один глаз…
Другой…
Он смотрел теперь прямо на Стэна. Сначала взгляд у него был мутным, но постепенно он становился яснее, и скоро на его лице заблестели прежние острые глаза-сосульки. Тонкие губы зашевелились. Пальцы потянулись вперед.
Шатаясь, он поднялся на ноги. Он стоял очень прямо, почти не качаясь. Стэн с надеждой посмотрел на Флоеллу. Бесполезно. От остальных тоже не будет толку.
«НЕ СТОЙ ТАК, — бодро заговорил знакомый голосок. — ДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ. ОНИ НЕ СМОГУТ».
Стэн нагнул голову, разбежался и изо всех сил навалился на Фентона Мальтраверса. Он старался повалить его, а сам думал: «А вдруг я не смогу? Ну уж нет! Теперь-то я больше не струшу! Мы его победим! Мы выйдем отсюда!» Фентон Мальтраверс с треском плюхнулся в кресло. Ремешки, цепочки, веревки… А Папочка еще ругал Стэна за то, что он медленно зашнуровывает ботинки!
Через минуту Стэн уже стоял в противоположном конце комнаты и наблюдал за человеком в кресле.
— Отпусти, — прищурившись, сказал человек.
Но Стэн уже не боялся. Холодные злые глаза не могли больше приказывать ему.
— Развяжи меня, и я разрешу вам уйти, — сказал Фентон Мальтраверс своим гадким сладеньким голосом. — Расстегни сейчас же ремни! — визгливо закричал он.
— Пойдемте отсюда! — Стэн попеременно посмотрел на Крушителя, Раймонда и Флоеллу. — Вставайте, пошли!
— А я как же? — зарычал Фентон Мальтраверс. — Ты что, не видишь, что Медуза уже включена?
Стэн взглянул на Флоеллу. Она быстро подбирала с полу проводочки, идущие от коробки под потолком. Аккуратно, яростно, спокойно она обматывала их вокруг головы Фентона Мальтраверса.
Стэну стало не по себе.
— Что ты делаешь? — почему-то шепотом спросил он.
— Хочу, чтобы он хоть раз в жизни проэкспериментировал на себе. — И она продолжала возиться с проводами.
— Зачем? — кричал Фентон Мальтраверс. — Настоящий ученый должен рисковать не собой, а другими! Ты не знаешь, что делаешь. Медуза вселяет в жертву ужасный страх! — Он захлебывался и брызгал слюной. — Сейчас же выпустите меня!
Стэн схватил валявшийся на полу пульт и, наставив его на стену, стал наобум тыкать во все кнопки. Никакого толку. Он ударил по ним кулаком. И тут же стена медленно начала раздвигаться. Чик. Вот и отперта дверь.
— БЕЖИМ! — закричал Стэн и потащил Крушителя с кресла. — А то поздно будет! СКОРЕЙ!
— Стойте! — визжал Фентон Мальтраверс. — Выключите Медузу! Вы не представляете себе, что может сделать страх!
Он щелкал зубами, бешено вращал глазами и мотал головой.
Дети кинулись к двери.
В коридор, по узким ступенькам, вдоль темных стен, по большой лестнице, через залы, мимо стульев и мимо стола, мимо надписи на камине, на улицу, в ночь.
Они вдохнули свежий морозный воздух. Потом, не переговариваясь и только пыхтя от быстрого бега, помчались по парку, обежали темные статуи и бросились в лес.
И тут они услышали крик. Он несся за ними и, казалось, хотел прорезать насквозь. Он будил птиц, и те в ужасе дергали крыльями, от него прятались в землю жуки, а мыши и суслики замирали, не в силах двинуться с места. Так мог кричать побежденный дракон, и едва ли кто-нибудь мог догадаться, что эти звуки издавал человек.
А потом в лес вернулась тишина. Крик прекратился. Слышался только шелест листьев и топот ног, уносивших их далеко от старого дома на уютную и безопасную Просеку.
«Дома, — подумал Стэн. — Вот мы и дома».
20 А потом…
Когда полицейские ворвались в старый дом, они без труда нашли узкую лестницу и комнату под самой крышей. Все выглядело именно так, как рассказали мальчики и Флоелла: проход в стене, кресла, стол, коробка под потолком, окаменевшая крыса. Ничего не изменилось.
Не было только Фентона Мальтраверса. Ни в комнате, ни в зале. Нигде в доме. Полицейские попросили всех еще раз вспомнить, что с ними было.
Крушитель и Раймонд говорили путано и не слишком понятно. Стэн чувствовал, что и сам не может толком ничего объяснить. И только Флоелла рассказала все подробно и внятно. Все, каждую мелочь.
Она рассказала, как Фентон Мальтраверс поймал их, что хотел с ними сделать, как их пугал. И как она ударила его по голове крысой, потому что не смогла придумать ничего другого, а ей так хотелось их всех спасти.
Стэн объяснил, как получилось, что Фентон Мальтраверс оказался привязан к креслу и как он просил их выключить его Медузу, а они убежали. И полицейские сказали, что верят каждому их слову.
Фентона Мальтраверса так и не нашли. Кресло, на котором он сидел, валялось посреди комнаты, ремни были порваны, застежки перекручены, а цепочки разогнуты. Перепутанные провода лежали рядом на полу. Экранчик по-прежнему светился, но зеленые полоски уже не прыгали: по всему экрану шла одна длинная ровная полоса. В комнате был такой беспорядок, как будто по ней, разрушая все на своем пути, бегал человек, за которым гналось нечто совершенно ужасное.
Полицейские обшарили лес, соседские дома — никого. Он исчез.
А потом, через много-много недель, почти через год, Стэн и Флоелла решили еще раз сходить посмотреть на старый дом.
Они часто видели его издалека: Папочка купил наконец занавески, но Стэн время от времени подходил к окну спальни и смотрел туда, где из-за деревьев виднелась островерхая крыша. Все окошки по-прежнему были закрыты, но теперь казалось, что дом просто спит. Он как будто бы освободился от мрачного волшебства и больше не хотел никого пугать. Стэн был уверен, что ничего плохого в нем больше не приключится. И с радостным вздохом отворачивался от окна.
В тот день они вдвоем вышли с Просеки, отыскали знакомую тропинку в лесу, перелезли через скрипучие тяжелые ворота и побежали в парк. Вот и каменная плита. Странная надпись видна так же отчетливо — мох и плесень, покрывшие все кругом, не оставили на ней следа. Они дошли до лужайки и увидели первую статую — великана с протянутой вдаль рукой…
И застыли на месте.
Скульптур стало больше. В густой высокой траве прямо посередине лужайки стояла еще одна, новая фигура. Стэн был уверен, что раньше он ее здесь не видел. Это был мужчина с перекошенным от страха лицом.
Высокий, худой, с длинными костлявыми руками. Он вытянул шею и поднял ногу, как будто окаменел на бегу. За ним гналось что-то. И он не успел спастись.
Губы у него были тонкими и очень злыми, и Стэну показалось, что он раздвинул их в отвратительной, жестокой улыбке.
Он стоял, протянув вперед палец, словно показывал всем на кого-то…
На Стэна.
Он показывал прямо на Стэна, а солнечные зайчики сверкали в его каменных холодных глазах.
Комментарии к книге «Лица в окне», Эмма Фишел
Всего 0 комментариев