«Большая книга ужасов – 16»

Большая книга ужасов – 16 (fb2) - Большая книга ужасов – 16 [Страна восковых фигур. Дом тысячи страхов] 948K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Елена Александровна Усачева

Елена Усачева Большая книга ужасов 16

Страна восковых фигур

Глава I Трамвай вне расписания

Дождь шел второй день.

Ладно бы осень или весна. Ты сидишь в классе, и тебе все равно, что там за окном. Во время учебы все можно стерпеть. А зимой в минус двадцать и вообще занятия отменяют.

Но за окном лето, и затяжной дождь совершенно не к месту.

Танька Фролова стукнула кулаком по коленке и сползла со стула.

Дождь. Лето. Каникулы.

Она отшвырнула стул, оказавшийся на ее пути, и пошла из комнаты. Делать было решительно нечего. Не книжки же читать…

Если бы светило солнце, можно было бы пошляться по улице, встретить кого-нибудь, на лавочке посидеть, на прохожих поглазеть. А сейчас даже смотреть не на кого – все под зонтами. Прячут носы, боятся промокнуть…

В коридоре ей под ноги попалась Ленкина кукла. Это сейчас она принадлежала младшей сестре, а когда-то была любимой Танькиной игрушкой и носила гордое имя кукла Таня. «Боже мой, какая я была глупая, – любила потом вздыхать Фролова, – давать кукле такое бестолковое имя». Свое имя она, конечно же, не любила.

Кукла было уже порядком потрепанной, с коричневыми тусклыми глазами, в голубом платье с обвисшим бантом на пузе. Губы у нее были подкрашены фломастером, челка торчала коротким ершиком – глупая пятилетняя Ленка была убеждена, что волосы у кукол растут, вот и отстригла ей челку. До сих пор, наверное, ждет, когда прическа у игрушки станет прежней.

«У всех сестры как сестры, у одной меня непонятно что!»

Эта фраза тоже относилась к разряду часто повторяемой. При этом надо было встать в позу – выставить правую ногу вперед, тяжело вздохнуть, всплеснуть руками и проникновенно заглянуть в глаза собеседника. Собеседник при этом начинал активно кивать головой.

Танька секунду постояла над игрушкой, наливаясь злобой, поддела куклу мыском тапочка и заорала:

– Ленка, сколько раз тебе нужно говорить: не разбрасывай своих кукол по квартире! Я из-за тебя чуть не упала!

Сестра тут же появилась из кухни, подхватила любимицу на руки и после короткого размышления выдала:

– Дура ты, Танька!

– Что?

Фролову переполнило бешенство. Она метнулась за сестрой, но Ленка оказалась проворнее. Она проскочила между Танькиных рук и снова оказалась на кухне.

– Чему вас в детском саду учат! – вопила Танька, пытаясь выудить сестру из-под стола.

– Злая, злая, – Ленка отбивалась от сестры куклой, готовая вот-вот разреветься.

– Татьяна! – негромко произнесла мама.

Танька вздохнула и плюхнулась на табуретку.

И кто только придумал ее так назвать? Глупее имени не придумаешь. Ух, как ей оно не нравилось! Если бы ее звали как-нибудь по-другому, Виолеттой или на худой конец Агнетой, она бы училась лучше и наверняка была бы добрее.

Но с таким именем… Не дождетесь!

– Таня, – горестно покачала головой мама, вытирая руки о полотенце. – Перестань задевать сестру. У тебя другого дела нет?

– Есть! – с вызовом произнесла Фролова. – Я в гости иду!

– К кому? – удивилась мама. – С утра ты никуда не собиралась.

– А теперь собираюсь!

Танька пошла переодеваться.

– Купи сыра и коржиков.

Краем глаза Фролова заметила, как мама оставила в прихожей на тумбочке деньги и пакет.

Но брать она ничего не стала. Вредная Ленка и без коржиков обойдется.

От души хлопнув дверью, Танька побежала на улицу.

Бывают же неудачные дни! Все не так, как хочется! В придачу к уже случившимся неприятностям Танька еще и зонт забыла.

– Вот назло всем промокну, заболею и умру, – пробормотала она себе под нос, шагая из-под козырька подъезда.

Дождь был теплый. Он вяло падал с неба, норовя попасть Таньке как раз по макушке. Под таким даже насморка не схватишь.

– Я тебе! – Фролова погрозила неизвестно кому и пошла на улицу.

Лето… Из класса в городе остались только Макс Тихомиров и Ирка Веселкина.

Ни с кем из них разговаривать, а тем более встречаться Таньке не хотелось.

Звякнул, проезжая мимо, трамвай. Хоть какое-то развлечение!

Номера трамвая заметить Танька не успела – лобовое стекло вагона было подернуто мелкой изморосью.

Какая разница, какой номер? Если это «пятый», то она доедет до рынка и там что-нибудь придумает. Если «шестнадцатый», то вагон провезет ее по извилистому маршруту мимо домов до реки.

Фролова проскакала по лужам мимо остановки и уже подняла руки, чтобы взяться за поручни, как вдруг кто-то тронул ее за рукав.

– Не надо, не садись, – прошептал старческий голос.

– Почему это? – нахмурилась Танька.

Трамвай звякнул, предупреждая о том, что если Фролова не поторопится, вагон уедет без нее. Больше жаждущих ехать неизвестно куда не было.

– Он вне расписания. – Рядом с ней стоял невысокий ссутулившийся дед с потухшими глазами. – Дождись следующего.

– Следующий будет через год, – отмахнулась от странного предостережения Танька и взбежала по ступенькам.

– Да, следующий будет через год, – пробормотал старик, но Фролова его уже не слышала.

Двери закрылись, и, тяжело ухая, трамвай побежал вперед. Он грузно переваливался на стыках, мотая не успевшую зацепиться за что-нибудь Таньку по всему салону.

О том, что у нее нет денег, Фролова вспомнила, когда уперлась взглядом в малоприметную старушку, устроившуюся на высоком сиденье.

– Платим за проезд, – хихикнула старушенция, встряхивая у себя на животе потертую коричневую сумку с деньгами.

– Я из многодетной семьи, – брякнула Танька первое пришедшее в голову.

– А документик? – прищурилась старушка.

– Дома оставила, – отмахнулась от нее Фролова и села, давая понять, что говорить ей с контролером больше не о чем. – И вообще дети могут ездить бесплатно!

– Ну да, ну да. – Бабка снова встряхнула сумку, тяжело звякнув мелочью. – Езжай, деточка, тебе и без денег можно. За такой проезд плату не берут.

Танька фыркнула. Древним бабкам надо дома сидеть, а не в трамвае кондуктором работать. А то несут всякий бред.

Старушка продолжала сверлить Таньку взглядом. Фролова даже обернулась посмотреть, не кажется ли ей все это…

Бабка, мило улыбаясь, смотрела на нее в упор.

– Ты ведь седьмой класс закончила? – неожиданно спросила она.

Танька кивнула и беспокойно заерзала на сиденье. На второй остановке все вышли, и теперь в вагоне они были с бабкой одни.

– От-куда вы знаете? – запнувшись на первом слове, спросила Танька.

– А здесь случайные люди не ездят.

Фролова глянула в окно и, к своему ужасу, не узнала места.

– А какой это номер? – забеспокоилась она. – «Пятый» или «шестнадцатый»?

– Какая разница? – подняла сухонькую лапку старушка и снова захихикала.

Танька поняла, что эта старушенция ее просто бесит, и пошла к выходу.

– Ты еще не приехала, – всполошилась бабка.

– В следующий раз, – сквозь зубы пробормотала Фролова, спускаясь по ступенькам.

Будет она ездить непонятно с кем! Можно подумать, у нее времени хоть отбавляй, чтобы со всякими психами ездить…

– Стой! – Бабка проявила невероятную прыть: слетела с лавки и кинулась за Танькой. – Мы же за тобой приехали! – Цепкие пальцы ухватились за рукав. – У нас на тебя наряд!

– Какой еще наряд? – Силища у старушенции оказалась о-го-го! Вроде божий одуванчик, а хватанула так, что руку свело.

– Вернись на место! – прошипела бабка.

– Вы тут совсем с рельсов сошли? – заволновалась Танька и забарабанила в дверь. – Открывайте! Я свою остановку проехала!

– Нет здесь остановок, – выла бабка, из милой старушенции превращаясь в Бабу Ягу. – У тебя транзит до самого конца!

Фролова почувствовала, как какая-то нечеловеческая сила втаскивает ее обратно в вагон, и впервые за всю эту сумасшедшую поездку испугалась.

– А ну, пусти! – завопила она.

Вагон дернулся. Танька вместе с бабкой повалились обратно к подножке. Потом трамвай дернулся еще раз. Фролова кувырком пролетела по ступенькам, над головой у нее кто-то зашипел, словно она попала в гнездо змей. В лицо дохнуло дождем, и она оказалась сидящей в луже.

Обиженно захлопнув двери, трамвай побежал вперед. Танька растерянно смотрела ему вслед.

В заднем стекле показалась маленькая головка. Круглая мордашка, вьющиеся локоны и косо отрезанная челка.

– Это же… – выскочила из лужи Фролова.

То, что она увидела, действительно было похоже на Ленкину куклу. И челка точно так же отрезана…

Танька до того была удивлена случившимся, что чуть не налетела на распахнутую дверь.

– Ой! – Она отскочила в сторону и столкнулась с манекеном. Деревянная подпорка сломалась, и вся сложная конструкция повалилась на землю.

– Ходить не умеешь, что ли?

Около двери, которую Танька только что чуть не протаранила лбом, стояла высокая полная женщина в каком-то странном платье до земли и со сложной многоуровневой прической.

– Что застыла? – Голос у женщины был несколько грубоват, но говорила она спокойно. – Поднимай, что уронила, и неси внутрь.

Если бы Фролова не была оглушена падением из трамвая, она ни за что бы не послушалась женщину. Будет она какие-то манекены таскать? Но встреча с лужей сделала ее более миролюбивой, да и женщина на нее явно не собиралась ругаться. Поэтому Танька без лишних слов подхватила легкую картонку и понесла в дом.

От входа вверх бежали полустертые каменные ступени. Тащить манекен было неудобно, он постоянно задевал ногами, как будто специально подставлял мыски под выступы лестницы.

– Тяжелый, – пропыхтела Танька и оступилась, чуть не выпустив ношу из рук.

– Карлуша, не хулигань, – произнесла женщина, и нести сразу стало легче.

На верхней площадке Фролова прислонила манекен к стене и только потом его рассмотрела. Это было вырезанное из картона в человеческий рост изображение пацана лет восьми-десяти. Этот пацан был невысокий, худой и какой-то болезненно бледный. Узкое красивое лицо, брови надменно хмурятся, узкие губы сжаты в тонкую полоску.

– Бледность у него теперь на всю жизнь, – вздохнула у Таньки за спиной женщина, видимо, проследив за ее взглядом. – Эти изверги посадили его в темную комнату и продержали там шесть месяцев!

– А потом? – Вопрос сам собой сорвался у Таньки с языка, хотя для начала не мешало бы выяснить, кого и за что сажали.

– Одни говорят, что он умер от золотухи, другие – что сбежал. Но больше его никто не видел.

– А кто он?

– О, это долгая история… – Женщина сделала жест, приглашая Таньку пройти в большой зал.

Около входа Фролова остановилась. Прямо на нее смотрел тот же самый мальчишка. Те же тонкие черты лица, тот же нахмуренный лоб. Только в плечах он оказался еще худее, чем был изображен на манекене.

В первую секунду Таньке показалось, что перед ней живой пацан, только очень бледный. Мертвенно-бледный. Его кожа была белой-белой, без единой прожилки. И стоял он неестественно ровно. Ни один нормальный парень долго так не простоит.

– Мама! – Крик вырвался у Таньки откуда-то изнутри. Она бросилась обратно к лестнице, но у нее на пути оказалась женщина. Тогда Танька заметалась на маленьком пятачке, между женщиной и парнем, стараясь не смотреть на… мертвеца!

Парень был мертвым!

Да, самый настоящий труп. Чем еще объяснить восковую белизну?

– Именно этим и объяснить, – словно прочитав мысли, женщина мягко взяла Таньку за руку. – Это восковая фигура. Неужели ты думаешь, я буду набивать трупы соломой и выставлять на всеобщее обозрение, как это делают в зоологическом музее? Фу, как это негуманно. – Женщина подошла к мальчику и погладила его по голове. – Это Карл-Людовик, сын французского короля Людовика XVI. Я надеюсь, ты хорошо изучала историю и знаешь, что Людовика XVI казнили во время Французской революции, а его сына Карла посадили в крепость Тампль, где полгода держали в темной комнате. Он умер от золотухи. Бедный малыш, я его больше всего люблю.

Только сейчас Танька смогла оглядеться. В зале в разных позах замерли другие фигуры. И все они были так же бледны.

– Так это что же, музей восковых фигур? – начала потихонечку приходить в себя Фролова. – А я и не знала, что у нас в городе есть такой музей.

– Что ты, он здесь давно. – Женщина махнула рукой и ласково улыбнулась. – Сегодня дождь, посетителей нет. Хочешь, я проведу тебе персональную экскурсию?

Что за вопрос? Конечно, Танька хотела. Она опустила руку в карман, где звякала мелочь – рубль в общей сложности. Экскурсия в музее наверняка стоила дороже.

– Это бесплатно, – еще шире заулыбалась женщина. – Как я могу брать деньги с такой милой девочки. – Она взяла Фролову за подбородок и заглянула ей в глаза. – Ты мне понравилась, и я хочу сделать тебе подарок.

Танька насторожилась. Подарок, конечно, хорошо. Но обычно за все подарки приходится платить.

– Меня зовут Мари, – величественно произнесла женщина, проходя по комнате. – И все это принадлежит мне! – Она провела рукой над головой, давая понять, что не только эта комната, но и весь дом от подвала до чердака – ее. – Ты слышала что-нибудь о Музее Тюссо в Лондоне?

Танька почувствовала себя стоящей у доски, когда учитель задает вопрос и ты вроде что-то об этом слышал, но ничего конкретно сказать не можешь. На всякий случай Танька кивнула, надеясь, что женщина не будет уточнять глубину ее знаний.

– Это крупнейший музей восковых фигур, – в голосе женщины зазвучала гордость. – И первыми его героями стали люди, казненные во время Французской революции.

– Как это? – Танькино желание посмотреть Музей стало медленно испаряться.

– Очень просто. – Женщина не переставала добродушно улыбаться. – Людям отрубали головы, мадам Тюссо делала с них посмертные восковые маски, долепливала все остальное и выставляла на всеобщее обозрение. Кстати… – Танька уже твердо решила сматываться, но тут женщина мягко взяла ее за руку. – До того как заняться этим делом, мадам была воспитателем детей короля, того самого, что потом казнили, Луи XVI и его жены Марии-Антуанетты. Ей тоже отрубили голову.

– Какой ужас! – вырвалось у Фроловой. Что-то больно много покойников получалось.

– Еще бы! – поддержала ее женщина. – Сначала воспитывать, а потом делать с них посмертные маски.

Тут Танька вспомнила фигуру мальчика. Как его там… Карлуша.

– Да, да, – снова прочитала ее мысли женщина. – Карл… Бедный мальчик. Но не будем о грустном! Посмотри на мою коллекцию! – Мари широкими шагами прошла по комнате. – У меня тоже есть кое-что интересное. Это семья последнего российского царя. Николай II с женой Александрой Федоровной и детьми. Младшему, Алексею, 14 лет. – Танька мельком глянула на застывшие как на фотографии наряженные в странные одежды фигуры. – Это друг венценосного семейства Распутин, его сначала пытались отравить, потом застрелить и в результате утопили. – Бородатый мужик не по-доброму косился на одинокую посетительницу. – Ну, здесь не так интересно. – Женщина увлекала Таньку в глубь большой комнаты. – Эти лица будут тебе более знакомы. Мэрилин Монро. Любовь Орлова. Чарли Чаплин.

Мари произнесла еще несколько имен, и Фролова перестала ее слушать. Она уже стояла в самом дальнем углу этого странного музея. Со всех сторон ее обступали восковые фигуры. Они смотрели на нее остановившимися глазами. Неподвижность лиц, мертвенная белизна щек. Танька переводила взгляд с одного лица на другое, и ей казалось, что остановившиеся глаза вот-вот оживут, а искусно подкрашенные губы растянутся в улыбке. Стоял бы здесь какой-нибудь Шварценеггер или Павел Майков… Ну, хоть один популярный сейчас актер, а главное – живой, не так было бы неуютно. Но вокруг нее были фигуры уже умерших людей. И чем дальше, тем больше Фроловой становилось не по себе.

Танька попятилась. Ее взгляд зацепился за что-то странное. Она обошла стороной нежно улыбающуюся Любовь Орлову.

В углу около батареи сидела кукла. Рядом с гигантскими фигурами она казалась совсем крошечной. Но Танька-то знала, что кукла не такая уж и маленькая. Ее головка как раз помещается в ладони, а ростом она с локоть. Вздернутый носик, пухлые губки. И челка, которую отстригли в надежде, что она отрастет заново.

Кукла подняла длинные искусственные ресницы. Губы ее дрогнули, готовые вот-вот раскрыться в улыбке.

Танька бросилась обратно, но ее неожиданно ослепила яркая вспышка. Девочка завизжала. Сквозь собственный крик она расслышала легкий смех женщины.

– Что ты? – все так же ласково пел голос. – Это всего лишь фотоаппарат.

Когда Танька проморгалась и вытерла навернувшиеся на глаза слезы, то смогла рассмотреть приветливое лицо хозяйки.

– А вот и подарок, – нежно пропела Мари, размахивая перед ее носом какой-то картонкой. – У тебя будет своя восковая фигура!

Танька испуганно замотала головой. Этого только не хватало!

– Не бойся, – догадалась женщина о ее испуге. – Тебя пока никто не собирается убивать! Я сделала фотографию. – Она снова сунула под нос своей единственной посетительницы картонку. – Этого мне вполне достаточно.

На полароидном снимке была видна перекошенная от страха Танькина физиономия. Вспышка ударила ей прямо в лицо, от этого оно приобрело веселенький белесый цвет.

– Я думаю, вы с Карлушей подружитесь, – продолжала щебетать женщина. – А то мальчику грустно одному среди больших дядь и теть.

– Я с мелюзгой не вожусь, – огрызнулась Танька, примериваясь, как бы улизнуть отсюда.

– Да, Карл для тебя маловат, ему всего восемь, – согласилась женщина. – Я тебя познакомлю с кем-нибудь из великих княжон, дочерей Николая II. А кавалером тебе будет Павел II. Когда он умер от оспы, ему было как раз пятнадцать лет. Такой возраст тебе подойдет?

– Я не дружу с покойниками! – выкрикнула Фролова, поворачиваясь к выходу.

– А с кем же тебе теперь дружить? – удивленно спросила женщина.

Но Танька решила, что для нее на сегодня экскурсий достаточно. Она скатилась с лестницы, с трудом открыла тяжелую входную дверь и шагнула под дождь.

Дверь самостоятельно захлопываться не собиралась, и Фролова, натужно пыхтя, стала закрывать ее. На глаза ей попалась вывеска.

«Спешите! Впервые! Лондонский Музей мадам Тюссо открывает свой филиал».

– Почему Лондонский? – От удивления Танька забыла, куда собиралась бежать. – Она же во Франции жила!

– В Лондоне тоже любили убивать своих правителей.

Голос раздался у Таньки за спиной, а значит, со стороны улицы. Мари не могла пройти мимо Фроловой незамеченной. Ей бы пришлось открывать и закрывать тяжелую дверь.

Волна ужаса захлестнула Таньку. Девочка помчалась прочь от этого страшного дома.

И встретилась с трамваем.

Он вынырнул из-за угла совершенно бесшумно. Ни грохота, ни трезвона Танька не слышала. Вагон просто надвинулся на нее огромной темной массой, и она перестала что-либо видеть и чувствовать.

Когда темнота рассеялась, она увидела, что лежит в вагоне на полу. Трамвай вздыхал и переваливался на стыках путей. Спиной она ощущала, как скребутся старые проржавевшие детали друг о друга.

Вокруг Таньки лежали и стояли давно забытые ею вещи. Вот старые санки, из которых она когда-то выломала все прутья. Вот плюшевый мишка, на котором она экспериментировала с уколами, таблетками и перевязками. Даже пыталась кормить его и ставила клизму. Кажется, потом мишка куда-то делся. Может, обиделся и ушел?

– Она проснулась! – раздался тоненький голосок, и к Танькиным глазам подъехала грузовая машина с одним колесом. Двигалась она медленно, тяжелый кузов волочился по полу, пустая передняя ось оставляла бороздку. – Теперь ты за все ответишь!

Грузовичок попытался наехать на Таньку, но запутался в ее куртке и замер. Фролова щелчком пальцев перевернула машинку и села.

Вагон был набит ее старыми поломанными игрушками. Ближе всех на диванчике сидела кукла с отрезанной челкой – та, что когда-то была ее любимой игрушкой, и звали ее Таней. В те далекие времена это имя Фроловой еще нравилось, и она всех так называла. У нее был зеленый плюшевый бегемотик Танюша. Грузовичок звали Татьяна. Даже комнатный цветок носил имя Танечка. Вскоре это имя Фроловой перестало нравиться. Грузовичок был безжалостно разломан, а цветок совершенно случайно выпал из окна. Когда кукле Тане сестра отстригла челку, Фролова сильно расстроилась. А потом решила, что это даже хорошо – у куклы с таким именем красивой прически быть не может.

И вот сейчас эта кукла Таня сидела перед Фроловой и глупо хлопала ресницами.

– Тебя тут только не хватало, – попыталась отмахнуться от нее Танька. – А ну, убирайся отсюда! И вообще! Куда мы едем? Мне домой пора!

Холодные ярко-карие глаза еще пару раз закрылись пластмассовыми веками, и вдруг лицо куклы ожило. Маленькие пухлые губки открылись, демонстрируя пустой провал рта.

В Таньке вновь шевельнулись нехорошие предчувствия. Она обвела взглядом недружелюбно смотрящие на нее игрушки.

– Э, чего это вы? – попятилась она ближе к выходу. – Что вы тут делаете?

– Тебя везем!

– Везем!

– Везем! – раздалось из кучи игрушек.

– Куда?

Танька подбежала к окну. Позвякивая и погромыхивая, трамвайчик ехал через какое-то поле. Сквозь дождевые капли на стекле виднелись редкие деревья. И до горизонта больше ничего не было.

Перепрыгнув через вставший у нее на пути грузовичок, Танька бросилась к машинисту. Она еще не добралась до перегородки, как хриплый голос запел:

«Голубой вагон бежит-качается. Скорый поезд набирает ход…»[1]

Ноги помимо Танькиной воли сделали последние два шага.

За перегородкой в кресле удобно расположился зеленый бегемотик по имени Танюша. Передние лапы он положил на приборную доску. Из-под форменной фуражки со значком, на котором были скрещены два молоточка, торчали уши и страшно довольные глаза.

– Лево руля! – взвизгнул бегемотик.

Вагончик дернуло вправо, и из распоротого брюшка бегемотика повалилась вата. Увидев это, Танька вспомнила, какая участь постигла бывшую любимицу Танюшу, и вернулась в салон.

– Выпустите меня отсюда, – жалобно попросила она, теряя последние остатки храбрости. – Я больше не буду.

– Не будешь, – дружно подхватил хор игрушек. – Потому что ты теперь сама станешь игрушкой!

Вагон снова дернулся. Со стороны машиниста раздался оглушительный крик: «Тормози!» Танька ухватилась за поручни, но ее сбило с ног шквалом навалившихся игрушек. От сильного удара двери распахнулись, и Фролова выпала на улицу.

Позвякивая и помигивая огоньками, трамвай понесся дальше. В последнем окне показалась голова куклы Тани.

– Так я с вами и поехала, – пробормотала Танька, вставая с земли. – Нашли дурочку! – Она погрозила кулаком вслед исчезнувшим красным огонькам. – Вы меня так просто не достанете! Чтобы какие-то старые куклы испортили мне жизнь!

К Фроловой вернулась отошедшая было на минутку храбрость.

Теперь-то ее точно никто и ничто не напугает.

Танька резко развернулась на пятках и потопала по трамвайным путям обратно в город. Первые несколько минут шла она быстро и уверенно. Но вокруг ничего не менялось, рельсы все бежали и бежали через пустое поле с чахлыми кустиками.

– И долго мне так идти? – возмущенно топнула ногой Танька, на секунду почувствовав себя Алисой в Стране чудес. Сейчас по всем законам сказки из воздуха должен соткаться Чеширский Кот, который предложит отправиться направо, к Оболванившемуся Шляпнику, или налево, к Мартовскому Зайцу.

Но на брошенный в воздух вопрос никто не ответил. Только неприятный ветерок подул, да горизонт подернулся туманом.

Танька остановилась.

– Я, наверное, не туда иду, – решила она, поворачивая в обратную сторону.

Но идти обратно оказалось тяжело. На Таньку медленно наплывал туман. В серой пелене не видно было даже ног. Поэтому неудивительно, что Танька не заметила идущего ей навстречу человека. С лету она врезалась в него, и тот плашмя упал на землю.

– Под ноги надо смотреть! – заранее свалила всю вину на неизвестного Танька. – Куда вы хоть идете? – смягчилась она. Неизвестный пока не подавал признаков жизни. – Эй, вы что, померли?

Туман стал совершенно непроглядным, так что упавшего Таньке пришлось искать на ощупь. Она нашарила странно одеревеневшую руку, гладкое неподвижное лицо. И уже догадавшись, кто это может быть, взвизгнув, отпрянула назад.

– Ну что ты, это же Карлуша, – пропел у нее над головой мягкий голос Мари. И из тумана медленно поднялась восковая фигура мальчика. – Не бойся его.

С криками Танька бросилась в туман, споткнулась и полетела в темноту.

Первым к ней вернулся слух. Кто-то прямо над ухом противно лязгал, словно ножницами отрезал что-то хрусткое. Фролова шмыгнула носом и открыла глаза.

Над ней склонилась кукла Таня. Глаза у нее были полны внимания и сосредоточенности.

Хррум.

Танька чуть повернула голову и ахнула. Кукла обеими руками держала огромные портняжные ножницы. И этими ножницами резала Фроловой волосы.

– Ты что делаешь? – ахнула Танька, отшвыривая ножницы подальше от себя.

– Не шевелись, – угрюмо пробормотала кукла, еле шевеля губами. – А то я не смогу доделать свое дело.

– Иди ты со своим делом знаешь куда? – орала Танька, стараясь рассмотреть понесенные убытки – полголовы у нее было беспощадно выстрижено.

– Волосы надо отрезать, – упрямо твердила кукла, возвращаясь с ножницами. – Так всегда делают перед казнью.

– Перед чем? – Фролова перестала дергаться и уставилась на Таню. – Ты что это тут несешь?

– Когда рубят голову, волосы всегда стригут, – жестко произнесла кукла и для подтверждения своих слов щелкнула ножницами.

Танька в панике обернулась.

Хррясь!

Тяжелое лезвие пронеслось по деревянным желобкам и ухнуло вниз.

Гильотина!

– Что это вы выдумали? – От испуга Танька икнула. – Отстаньте от меня!

Она бросилась прочь, но что-то еще привлекло ее внимание в этой странной комнате.

Около двери с одной стороны замерла восковая фигура Карла-Людовика. А с другой стоял кто-то знакомый. Танька стороной обошла постоянно падающего Карлушу и приблизилась ко второй фигуре.

Это была девчонка лет тринадцати. В кроссовках, джинсах, испачканных на коленях, в вытянутой майке и серой куртке с надписью Nike. Капюшон куртки был надвинут на глаза. Из-под капюшона торчал короткий курносый нос, виднелись покусанные губы.

Отлично понимая, что ничего хорошего она сейчас не увидит, Танька медленно подняла руку и откинула с головы фигуры капюшон. На секунду Фроловой показалось, что к ней поднесли зеркало. Она посмотрела в свои серые глаза, машинально поправила растрепавшиеся короткие русые волосы. Когда отражение перед ней не шевельнулось, наваждение с зеркалом улетучилось.

– Мама! – завопила Танька, шарахаясь прочь от своего двойника.

– Понравилось? – В дверях появилась Мари. – Это моя лучшая работа. Помнишь фотографию? Я очень старалась.

– Но у вас в Музее выставлены только мертвецы! – прошептала Фролова. До нее только сейчас дошел весь ужас ее положения. Она заметалась по залу, тщетно пытаясь вспомнить, где выход. – А я живая! Слышите, живая! – Танька остановилась около Мари. – Немедленно уничтожьте эту куклу! – потребовала она, стискивая кулаки. – Сожгите ее!

– Ну и что, что живая, – пожала полными плечами женщина. – Это же временно. Сейчас живая, через пять минут – нет. Раз есть копия, оригинал не нужен.

Хррясь!

Опустилось лезвие гильотины.

Хррям.

Щелкнули ножницы.

– Все как в той сказке, – лицо Мари уже не выглядело добрым и приветливым. – Любимая дочка не помогла Дедушке Морозу, и тот ее заморозил. Твой приговор: за грубость, злость и жестокость я приговариваю тебя к смерти. Поверь, люди умирали и за меньшие прегрешения.

Хррр.

Лезвие гильотины поползло вверх.

– Мама! – заорала Танька.

Хррясь!

Лезвие полетело вниз.

Глава II Охота на кошек

Танька шмыгнула носом и громко отхлебнула чай из большой чашки.

– Все, что ты говоришь, чушь! – По огромной кухне туда-сюда вышагивал Макс Тихомиров. Но был он такой высокий, что даже эта кухня казалась для него маленькой.

Танька смутно помнила, как выбралась из Музея, как, налетая на людей, бежала по улице и как совершенно случайно встретила своего одноклассника Макса.

– У нас в городе нет Музея восковых фигур. В Питере есть, а у нас нет. Поняла?

Танька снова всхлипнула и повторила фразу, которую твердила последние полчаса.

– Меня хотят убить!

– Фролова, кому ты нужна?

– Я боюсь.

Макс остановился, тяжело вздохнул и в сотый раз пожалел, что стал ей помогать.

На улице Танька чуть не задушила его. Она вопила что-то о куклах и убийцах, при этом мертвой хваткой держалась за рукав тихомировской куртки. Пришлось Максу вести ее к себе домой и отпаивать чаем. Его куртка, как спасательный круг, все еще лежала у Таньки на коленях.

– Все дети ломают игрушки. – Макс говорил громко, четко проговаривая слова, словно от испуга Танька могла потерять слух или перестала понимать русскую речь. – Если бы эти игрушки действительно мстили, ни один человек не дожил бы до конца школы. Ты меня поняла?

Танька кивнула и снова опустила нос в чашку. Она все понимала, но недавние события были такими яркими, что принять их за простую фантазию было невозможно.

– Ты мне просто не веришь, – прошептала она.

– Ну, ты совсем больная! – в очередной раз вздохнул Тихомиров. – Во что я должен верить? В то, что с тебя сделали восковую фигуру? В то, что кукла стригла тебе волосы?

Танька машинально протянула руку к макушке. С прической – если можно назвать прической то, что было у нее на голове, – оказалось все в порядке. Это Таньку окончательно расстроило, и она заплакала.

– Слушай. – Макс уже проклинал себя за то, что связался с Фроловой. – Если все так плохо, иди в милицию, расскажи родителям.

Танька отрицательно покачала головой. Если ей не верил Макс, то в милиции ее и подавно примут за ненормальную.

Но она не сумасшедшая! Это все было! И трамвай. И полоумная кондукторша. И Мари со своим музеем. И Карлуша…

– А как же Карл-Людовик? – ухватилась за последнюю мысль Танька. – Я же раньше про него не знала. А теперь знаю. Откуда?

Макс остановился напротив Фроловой. Одну руку он положил на спинку ее стула, другую на стол и пристально посмотрел ей в глаза.

– Нам об этом говорили на уроке истории, – как заклинание стал произносить он. – После падения ты об этом вспомнила.

– Не знаю я ничего про Французскую революцию! – радостно завопила Танька, вскакивая. – Болела я тогда!

– Фролова, ну чем ты хуже других? – Тихомиров опустился на ближайшую табуретку и устало сгорбился. – Я тоже в детстве ломал паровозы. Что же, мне теперь судьба под электричкой погибнуть?

Танька плюхнулась обратно на стул и с тоской посмотрела на Макса. Помогать он ей явно не собирался. И вообще ничего Тихий – так иногда Макса звали в классе – делать не хотел. Даже если Фролова начнет помирать у него на глазах, он так и будет вышагивать по кухне и с умным выражением лица говорить всякую ерунду. У, зануда!

– Сволочь ты, Тихомиров. – Танька отпихнула от себя чашку. Чай плеснулся на стол. – И фамилия у тебя соответствующая. По тебе – все должно проходить тихо и гладко.

– А что я могу сделать? – Макс был все так же невозмутим. – Встать на голову? Или позвонить Охотникам на привидений?

Танька встала, опрокинув стул, и пошла по коридору к выходу.

– Сумасшедшая! – долетело до нее из кухни.

Это слово заставило ее так шарахнуть входной дверью, что стекла в подъезде зазвенели. От злости она забыла про свой страх, в открытую шагая по улице.

Много бы Фролова сейчас отдала, чтобы на голову вредному Тихомирову что-нибудь свалилось.

– Позолоти ручку, погадаю, – противно проскрипел голос за спиной, и Танька чуть не завизжала от испуга, решив, что ее сейчас опять поведут в Музей восковых фигур.

– Ты чего орешь?

Невысокий старик, больше похожий на бомжа, сам испуганно отскочил в сторону.

– А вы чего ко мне пристаете? – огрызнулась Танька, собираясь пройти мимо. – Некогда мне!

– На свою жизнь у человека никогда нет времени, – произнес старик загадочную фразу и замер, ожидая Танькиной реакции.

– Сегодня в психушке День открытых дверей? – через плечо бросила она. – По улице одни ненормальные ходят.

– Я знаю, где ты только что была. – В голосе старика появились нотки сказочника, рассказывающего свою самую любимую историю.

– В этом доме, – Танька кивнула на подъезд, из которого вышла. Старик ее начинал раздражать.

– В Музее. И тебе там сделали подарок.

Фролова успела пройти несколько шагов, прежде чем слова незнакомца дошли до нее.

– Что? – Она так резко повернулась, что в шее у нее что-то хрустнуло.

Около подъезда никого не было.

– Какого черта?..

– Тебе нужно опасаться транспорта со звоном, грустных воспоминаний и дамы из прошлого.

Старик оказался у Таньки за спиной.

– И не стоит ни у кого искать помощи, – многозначительно добавил он.

– Откуда вы знаете, что я была в Музее?

– Дай денежку, я тебе еще и не такое скажу.

– Нет у меня денег. – Танька в который раз пожалела, что не согласилась сходить за хлебом – тогда деньги были бы наверняка.

– Поговорим в следующий раз. – Улыбка исчезла с лица старика. Он сгорбился и, перешагнув через низкое ограждение, пошел вдоль дома.

– Подождите! – Танька начала лихорадочно соображать, что бы такое дать жадному старику, чтобы он не уходил. От волнения она стала грызть ноготь на руке и заметила блеснувший зеленый камешек. – Возьмите мое кольцо! Оно совсем новое!

Про то, что кольцо новое, Танька, конечно, соврала. Колечко она носила уже года два, и оно ей жутко нравилось. Но граненый зеленый камешек блестел как новенький, и ее вранье вполне могло пройти.

– Ну что же… – Старик мгновенно оказался около Таньки и со вздохом посмотрел на ее украшение. – Не богато…

Он взял ее за безымянный палец, на котором так уютно сидело колечко, и вдруг перевернул кисть ладонью вверх. Грязный палец уткнулся в одну из линий.

– У тебя наступают тяжелые времена. Впереди тебя ждет неожиданная встреча. Берегись пролетающей над головой птицы. Если ты переживешь сегодняшний день, то жизнь у тебя будет долгая и счастливая.

Танька до того опешила, что не заметила, как старик вновь перевернул ее кисть. На пальце колечка уже не было.

– Дождь сегодня будет, – вздохнул предсказатель и посмотрел на пасмурное небо.

Фролова тоже задрала голову. Тучи по небу бежали, но ливший до этого два дня подряд дождь, как ни странно, перестал, и где-то между тучами уже пробивались солнечные лучи.

– Какой дождь? – возмутилась Танька. – Эй, подождите, а делать-то мне что? Как от всего этого избавиться?

Она не ожидала, что старик отзовется. Но он остановился. Постоял, раскачиваясь с мыска на пятку. А потом повернулся и с задумчивым выражением лица пробормотал:

– Тебе надо поймать кошку, искупать ее в трех водах. Последней водой обрызгать все вокруг себя. Ночь спать с закрытым окном. И ни в коем случае не смотреть на белые машины.

Старик уже давно ушел, а Танька все еще стояла, мысленно повторяя его слова. Больше всего ее волновало предсказание о неожиданной встрече и пролетающей над головой птице. Какую опасность несут птицы, Танька еще могла представить. С неожиданной встречей было сложнее. Шел второй месяц каникул, и за это время ничего неожиданного с ней не произошло. Если, конечно, не считать посещение Музея.

Колечка было жалко. Фролова была убеждена, что отдала его зря – старик был больше похож на психа, чем на настоящего предсказателя. Птицы, машины… Третья вода… Бред сумасшедшего – только и всего. Пока единственный, кто мог объяснить происходящее, была кукла Таня. Все беды начались именно с нее, с утреннего столкновения в коридоре. Не окажись кукла на полу, Танька не поругалась бы с сестрой и не отправилась бы от злости на улицу. Хотя особого повода ругаться им и не надо – занимались они этим с Ленкой постоянно.

Итак, сначала нужно поговорить с куклой Таней!

Фролова решительно дошла до улицы, пропустила пару белых легковушек, спешащих проехать на желтый свет, и только потом вспомнила о предостережении.

– Кошка… Не смотреть на белые машины…

И как назло, рядом с ней остановилась белая «Газель» с крупными красными буквами на борту. Танька секунду тупо смотрела на ее блестящий бок, потом закрыла глаза и перестала дышать.

– Эй, девочка…

Судя по звукам, водитель машины вышел из кабины и направился в Танину сторону. Фролова замотала головой, еще больше зажмурилась и сделала несколько неуверенных шагов вперед.

– Девочка!

Танька зашагала прочь, как ей показалось, в противоположную сторону от дороги, налетела на «Газель» и расстроенно подняла веки.

– Понаставили тут, – зло прошипела она, потирая ушибленный лоб.

Первое пророчество сбылось – встреча с машиной не принесла ничего хорошего.

– Смотри, куда идешь! – Водитель, усатый хмурый дядька, любовно погладил протараненный Танькой борт машины.

Фролова, высунув язык, скорчила злую рожицу.

Вот тебе и неожиданная встреча…

Только сейчас она разглядела, что на машине крупными буквами было написано «Цирк зверей и птиц».

– Долго еще? – Задняя дверь в «Газели» открылась, и оттуда вышел высокий худой парень. – Сколько можно ездить?

За его спиной кто-то пронзительно заорал, и из дверей вылетел огромный разноцветный попугай.

– Лови! – Парень подпрыгнул, его пальцы скользнули по блестящему хвосту птицы.

– Ой, птичка, – обрадовалась Танька.

Попугай услышал ее крик и, заложив широкий вираж, полетел в сторону Фроловой.

– Берегись!

Попугай издал победный клич. Танька до того была удивлена случившимся, что стояла, задрав голову и открыв рот.

«Опасайся пролетающей над головой птицы!»

Но было поздно. Попугай захлопал крыльями прямо у Таньки над головой и, выбросив вперед лапы с острыми когтями, приземлился ей на макушку. Фролова не успела и охнуть, как прямо перед своими глазами увидела большущий загнутый вниз острый клюв. Клюв раскрылся, показав фиолетовый обрубок языка.

– Ап! – прокричали у Таньки над ухом.

И попугай, оцарапав ее жесткими крыльями, совершил кульбит через голову. В следующую секунду он оказался в руках запыхавшегося парня.

– Ап, Федя! – рявкнул он на попугая, и огромная птица послушно совершила еще один кульбит. – Место! – Попугай полетел к клеткам.

– Девочка! – Голос водителя заметно дрожал. – Где здесь Ореховая улица?

В ответ Танька только замотала головой и бросилась бежать через дорогу.

Если Фроловой и угрожала белая машина, то сейчас у этой машины были все шансы ее сбить. Но этого не произошло. Через несколько минут она стояла около своего дома.

– Кошка, кошка… – лихорадочно бормотала Танька. – Чертов старик! Дурацкий день!

Она перебрала в голове пророчества. Все, что должно было случиться, случилось – четко по предсказаниям. Ей осталось найти кошку и как-то пережить сегодняшний день.

– Кошка, кошка…

Двор как раз перебегал серый зверь.

– Стой!

От крика кошка вздрогнула и нырнула под машины.

– На, на, на… – Танька протянула вперед руку, словно хотела угостить зверя.

Но кошка оказалась умной и из-под машины не показалась. Танька подняла глаза, увидела перед собой белый борт автомобиля и тяжело вздохнула.

– Что такое не везет и как с этим бороться? – пробормотала она, снова оглядывая двор.

В любое другое время у нее бы под ногами путалось десяток разных кошек, но когда они нужны, не было ни одной.

– А ну, появляйтесь, – крикнула Танька в пустоту двора и стукнула кулаком по капоту машины. Машина тут же отозвалась жалобным воем сигнализации.

– Что же это такое? – Фролова по-воровски оглянулась и, пригибаясь к земле, вдоль кустов побежала вон из двора.

Потом она сидела на лавочке около соседнего дома и злилась на весь свет. Лавочка была влажная от дождя, джинсы у нее давно промокли, но из вредности Танька не вставала, а только еще больше бесилась.

– Все кругом гады! – сделала она вывод и грустно посмотрела на ближайшие кусты.

Там кто-то зашевелился, и сквозь ветки показалась печальная маленькая мордочка.

Танька замерла, а когда весь зверек выполз из куста, брезгливо поморщилась. Это оказался страшно грязный котенок, которого совершенно не хотелось брать в руки. Не хватало еще притащить в дом неизвестную блохастую зверюгу.

Танька решительно встала и повернулась спиной к котенку. Она вспомнила, где можно достать нужного ей зверя. У Ирки Веселкиной.

За шесть лет учебы все уже устали шутить над Иркиной фамилией. Ну, не повезло человеку, бывает. С такой фамилией даже кличку было тяжело придумать, но класс очень старался, и в конце концов за Иркой закрепилось прозвище Килька. И все из-за того, что однажды на уроке географии она не смогла выговорить название горы Килиманджаро. Первый день так и дразнили «Килиманджаро – хвост поджало…» А потом сократили до короткого Килька. Ирка обижалась. За нее пару раз вступался старший брат. Но кличка прикипела к ней. Да еще к седьмому классу из пухлой девочки она превратилась в настоящую кильку, высокую и тощую.

Больше всего на свете Ирка любила кошек. Она их подбирала на улице, отмывала, откармливала и отдавала «в хорошие руки». Из-за этих кошек Веселкина не могла никуда уехать на лето – своих любимцев она никому не доверяла.

Сейчас у Кильки жили две кошки. Одна иссиня-черная с пронзительными зелеными глазами, а другая обыкновенная, полосатая, но с подбитым глазом.

Заметив, что Танька внимательно смотрит на кошек, Веселкина обрадовалась.

– Хочешь взять? – Улыбка сделала ее худое лицо еще более некрасивым.

– Мне она нужна на время, – честно призналась Танька. Хотя с нее бы сталось взять навсегда, а потом выбросить на улицу. Но жили девушки рядом, кошка могла вернуться к хозяйке, и вышло бы некрасиво.

– Зачем? – удивилась Килька.

– Эксперимент хочу провести, – Фролова начала с ходу выдумывать. – Если моей сестре понравится, возьмем котенка.

– Скажи мне, я вам найду самого красивого. – В Иркином голосе появились нотки профессионала.

Танька кивнула и решила, что возьмет черную. С черными всегда какая-нибудь чертовщина связана, а это как раз и нужно было. Кошку усадили в сумку, Фролова взялась за ручку двери, и эта ручка сама собой в ее руке повернулась.

В панике Танька вспомнила все свои сегодняшние кошмары и решила, что это пришли за ней, чтобы вести на казнь. В следующую секунду она уже пыталась закопаться в ванной под сорванные полотенца и халаты.

– Ага, эта сумасшедшая уже и до тебя дошла!

Танька с изумлением сбросила с головы футболку, вытащила из-под своего зада сумку с кошкой и только потом посмотрела на говорящего.

В коридоре стоял Макс.

– Ей кошка нужна, – простодушно произнесла Ирка.

Из сумки раздалось жалобное мяуканье, а потом показалась помятая черная голова.

– А метлу она у тебя не попросила? – зло спросил Тихомиров, все еще стоя на пороге. – Или инструкцию юных Гарри Поттеров?

– Она сказала, на время, – совсем умирающим голосом произнесла Килька.

– Оставь животное! – приказал Таньке Макс.

Но Фролова в ответ только язык показала.

Будет она слушаться неизвестно кого!

– Что ты с ней будешь делать? – не унимался Тихомиров. – Верхом кататься?

– Суп сварю и тебе скормлю, – огрызнулась Танька, надевая кроссовки.

– Ну, ну, – ухмыльнулся Макс, убирая ногу от двери и давая однокласснице пройти. – Посолить не забудь.

– Вот урод! – От расстройства Танька шагала прямо по лужам. Даже капюшон не натянула на голову, хотя опять пошел дождь.

Дождь!

Танька остановилась. Вода из лужи плеснулась внутрь кроссовки.

Он пошел! Не должен был, а пошел. Все так, как предсказал старик!

Она развернулась и по лужам помчалась обратно.

Дверь квартиры Веселкиной осталась открытой. Еще не разувшийся Макс топтал придверный коврик.

– Эй, ты, Буратино! – позвала его Фролова. – Лучше скажи, что за псих в твоем доме живет? Он правда судьбу предсказывает?

– Ну ты, Фролова, совсем с крышей распрощалась! – Для убедительности Тихомиров покрутил пальцем у виска. – Ты этого старика в упор видела? Это же самый обыкновенный ненормальный! – Макс схватился за край сумки. – Это он велел тебе кошку взять? Я так и подумал! Зверя отдай!

– Да иди ты! – Танька выскочила на лестничную клетку, чуть не утянув за собой Тихомирова. – Любовнички! – добавила она в захлопнувшуюся дверь.

А действительно, что Тихомиров забыл у Кильки? Явно ведь не за кошкой пришел.

– А не проследить ли за ними? – пробормотала себе под нос Танька, снова оказавшись на улице и задрав голову, отсчитала седьмой этаж, где находилась Иркина квартира.

Прямо в глаз ей упала огромная капля дождя, и Фролова решила пока засаду не устраивать. Начнется учебный год, и все станет ясно – кто с кем дружит, кто в кого влюблен.

Дома она сразу же прогнала подальше от сумки с добычей радостно взвизгивающую сестру, коротко бросила маме, что кошка нужна на время, и закрылась в своей комнате.

Даже если дед был психом, то кое-что предсказать он мог. Например, машину и попугая. Да и встреча с дрессировщиками была весьма неожиданной. И что самое удивительное, дождь пошел опять, хотя уже показывалось солнышко.

Сумка зашевелилась, и кошка осторожно вытащила одну лапу.

– Ладно, попробуем, – прошептала Танька. Уж больно ей не хотелось, чтобы события сегодняшнего дня имели какое-то продолжение.

Добровольно купаться в тазу кошка отказалась. Исцарапав Таньке руки, она вырвалась на свободу и забралась на подоконник.

– Будем считать, что это первый раз, – решила Фролова и налила второй таз воды.

Мокрая кошка оказалась на редкость скользкой. Она выскальзывала из пальцев. Даже хвост ухватить не получалось. Порядком извозившись в пыли под кроватью, кошка наконец сдалась на милость победителя. Но, оказавшись в воде, она вдруг взбрыкнула, и таз перевернулся.

– Два! – в азарте прокричала Танька и бросилась закрывать дверь. Но кошка оказалась шустрее.

– Киса, – завизжала от восторга Ленка.

– Держи!

Потерявшаяся в незнакомом месте, кошка заметалась по коридору и юркнула в другую открытую дверь – на кухню.

По грохоту Танька поняла, что кошке кухня не очень понравилась, а по маминому крику – что и квартирантам кошка тоже пришлась не ко двору.

Из кухни кошка выбралась, слегка побелев от муки, сразу же скрылась в Ленкиной комнате. Танька шагнула к сестре с тазом воды и чуть снова не пролила все на пол.

Прямо на нее осуждающими искусственными глазами смотрела кукла Таня. Кошка пряталась за спиной куклы, и глаза у нее были такими же огромными, как у игрушки.

– Опять ты! – рассвирепела Танька, с грохотом поставила таз на пол и подхватила бывшую любимицу. – Пришла мстить!

Кукла моргнула пластмассовыми веками и хрипло произнесла:

– Ма-ма.

– Не обижай ее, – подскочила Лена.

Но в Таньку словно бес вселился. Глядя в безжизненные глаза куклы, она шагнула к окну и, сильно замахнувшись, выбросила Таню на улицу.

Завизжала Ленка так громко, что всполошила рыбок в аквариуме. И сквозь этот визг Таньке почудилось, что она услышала шелестящий голос:

– До встречи!

Она повернулась к зареванной сестре.

– Хватит! – ледяным тоном приказала она. – Я тебе новую куплю. Лучше этой, с нормальной прической.

– Не хочу другую! – ревела Ленка, но Танька ее уже не слушала.

Оглохшая от криков кошка легко пошла к ней в руки. Даже согласилась немного посидеть в тазу, хотя ее всю колотило от страха. Добившись своего, Танька вышвырнула бедное животное из таза, взяла горсть воды и стала обрызгивать все вокруг. Когда вода снова полилась на кошку, та только зажмурилась и поджала ушки.

– Теперь только попробуйте ко мне сунуться, – мрачно прошептала Танька, сжимая кулаки.

Глава III Восковой палец

Ночью ее разбудил стук в дверь. Танька не сразу поняла, что стучат именно к ней в комнату. В первую секунду ей показалось, что это барабанит дождь по подоконнику.

Стук повторился. Скрипнула ручка – с той стороны кто-то попытался попасть в комнату. Но Танька, как человек самостоятельный, давно закрывалась на задвижку. Этим она подчеркивала свою независимость.

По двери провели рукой, словно искали еще одну ручку, а потом опять постучали.

– Какого лешего! Кто там?

Фролова никак не могла выдернуть себя из сна – она все еще витала где-то в розовых облаках.

Вдруг что-то тяжелое мягко опустилось ей на грудь. Сразу стало нечем дышать. Перед глазами мгновенно возникла картинка: Мари накрывает ее лицо подушкой.

– Раз есть копия, оригинал уже не нужен, – шепчет она и со всей силой давит на подушку.

Фролова вскрикнула и села на кровати. С груди ее свалилась внезапно разбуженная кошка и испуганно закопалась в одеяло.

– Дура! – в сердцах выдохнула Танька, чувствуя, как по телу бегают противные мурашки и трясутся от волнения руки.

– Таня, – позвал голос за дверью.

– Да иду я!

Танька нащупала шлепанцы и отодвинула засов.

В первую секунду ей показалось, что она вновь лежит на кровати и видит сон.

Перед ней стоял Карл-Людовик и бледно улыбался.

– Здрасьте, приехали! – ахнула Танька. От давно умершего принца на нее дохнуло могильным холодом. – Тебе что нужно?

Кошка на кровати зашипела. Танька всего на мгновение отвернулась. Когда она вновь посмотрела на Карлушу, он уже стоял в комнате.

– Я за тобой, – прошептал он искусственными губами, и Танька ощутила мягкое пожатие восковых пальцев.

– Я сейчас заору, – предупредила Танька.

– Бывают случаи, – мягко заговорил мальчик, – когда крик уже не помогает.

Пальцы еще сильнее сжали ее локоть, и Фролова увидела, как рука ее плавится от крепкого пожатия.

– Я – кукла? – ахнула Танька. – Восковая фигура?

– А ты об этом еще не догадалась? – бледно улыбнулся Карлуша.

Комната начала медленно кружиться вокруг нее.

Первое, о чем Танька подумала, придя в себя, это о том, что старик все же оказался прав – неожиданная встреча у нее состоялась. И были это не клоуны с попугаями, а восковая фигура Карла-Людовика.

Вспомнив об этом, Танька вскочила как подброшенная. Вернее, она это сделала мысленно, потому что тело слушаться отказалось. Руки и ноги гнулись с трудом, голова была тяжелой, глаза не открывались, словно веки кто-то склеил. И вообще она чувствовала себя страшно неуклюжей, в теле не было привычной легкости.

«Ну вот, заболела», – решила Танька, все еще пытаясь открыть глаза. Она хотела их протереть, но пальцы в кулаки не сжимались.

«И какого я шлялась под дождем без зонта? – думала Фролова, продолжая бороться со своим организмом. – Не хватает все каникулы валяться в постели. На меня еще вредную Ленку повесят…»

Однако голова не раскалывалась – значит, никакая это не болезнь.

– Мари, все получилось.

Услышав этот шелестящий голос, Танька наконец смогла распахнуть глаза. И сразу пожалела об этом. Вокруг нее застыл десяток восковых фигур. Ближе всех оказался Карл-Людовик. Рядом – хозяйка Музея. Сейчас Мари выглядела не лучше своего любимца – лицо у нее имело такую же восковую бледность.

– Кто вы? – Губы у Фроловой еле шевелились.

В воздухе послышался еле слышный треск. Танька испуганно приподнялась. Восковые фигуры аплодировали. Они били ладошами, отчего получался такой звук, как будто по полу прыгает рассыпанный сухой горох.

– Поздравляю, мадам. – К руке Мари склонился какой-то тип в парике и в широкой шляпе с пером.

– Спасибо, Луи, – благосклонно улыбнулась ему хозяйка Музея и повернулась к Таньке. – Ну что же, осваивайся на новом месте. Карлуша тебе поможет. Если что – спрашивай, тебе любой будет рад услужить.

И все фигуры согласно закивали.

– Что значит – осваивайся? – Танька с трудом согнула колени – восковые ноги слушались плохо. – Что вы со мной сделали? Кто вы такая? И почему стали восковой? Днем вы были нормальной.

Мари обвела взглядом собравшихся.

– Оставьте нас, – приказала она.

Собравшиеся стали медленно расходиться. Глядя на то, как они двигаются, Танька похолодела. Перед ее глазами возникла восковая рука.

– Вставай! – Мари пошевелила пальцами, давая понять, что ждет, когда Фролова соберется с силами.

Танька подняла свою руку к глазам и с воплем начала подниматься.

Ей, конечно, не нравилось ее имя. Она не любила свое отражение в зеркале. Ее не устраивал курносый нос, короткие пальцы, пухлые щеки. Ей все в себе не нравилось. Но это не означало, что она собиралась помереть или превратиться в куклу! Она собиралась жить долго и счастливо.

Надо бежать!

Танька медленно повернулась – она теперь все делала так медленно! – и уперлась в зеркало.

Из зеркала на нее смотрела та самая фигура, что она видела во сне. Точная копия, только с восковой бледностью. Так похожая на живую, но все-таки мертвая.

– Вы меня убили?

Танька готова была расплакаться, но слез не было.

– Чтобы тебе было понятнее, я расскажу все с самого начала. – Карлуша придвинул хозяйке Музея большое старинное кресло, и та опустилась в него, шурша шелком платья. – Позволь представиться еще раз – Мари Тюссо.

– Как? – В отличие от движений, с чувствами и эмоциями у Таньки все было хорошо, на слова Мари отреагировала она быстро.

– Да, да, – кивнула женщина. – Это я создала Музей, я вылепила первые фигуры. Из Франции мне пришлось перебраться в Англию. Со своими любимцами я путешествовала по всей стране. Когда я умерла, такую же фигуру сделали с меня. Согласись, восковые фигуры так похожи на живых людей. Им не хватает только одного – быть живыми. Да и век восковой фигуры недолог. Воск – хрупкий материал. И это так несправедливо – быть копией живых. Они приходят, они смотрят на нас, они показывают пальцем, они нас разрушают. Я решила восстановить справедливость. Мы не можем стать вновь живыми, зато мы можем создавать себе подобных. Ведь это легко – нужно сделать всего лишь копию, и человек перестает существовать.

– Но почему я? – Таньку уже давно трясло от ужаса. От осознания невозвратности происходящего она готова была удариться в истерику.

– Это сложная отработанная система. Франция, Англия, Германия… Где мы только не работали! Можно сказать, мы отдельное восковое государство. Теперь вот добрались до России. Мы весь мир превратим в Музей восковых фигур. Странами будем править мы, мертвые! Хорошая идея?

Карлуша закивал, а Танька только губы надула.

– Плохая, – зло бросила она. – Брали бы кого-нибудь другого. Со мной у вас ничего не получится.

– Уже получилось. – Восковой палец уперся в Таньку. – Мы не берем случайных людей. Нам нужен, во-первых, человек, недовольный собой и жизнью, грубый, злой. Кстати, – остановила она сама себя, – о таких людях меньше всего грустят, когда они пропадают. А потом, нам помогают куклы.

– Кто? – Таньке показалось, что она ослышалась.

– Куклы. – Мари была само обаяние и терпение. – Обыкновенные детские игрушки. Они рассказывают нам о своих хозяевах и помогают им попасть на трамвай.

– Подождите, подождите! – Фролова начала что-то понимать, но основной смысл все равно от нее ускользал. – Вы хотите сказать, что на меня нажаловалась кукла Таня?

– И не только она. Там был кто-то еще… – Мари вопросительно посмотрела на Карлушу.

В руках у мальчика появился блокнот. Восковой палец уперся в строчку.

– Зеленый бегемот Танюша, герань Танечка и грузовик Татьяна, – отчеканил мальчик.

– А герань-то как с вами разговаривала? – простонала Фролова.

– Надо уметь слышать, – с достоинством произнесла мадам Тюссо. – Кукол часто обижают, и со временем они научились защищаться. У них есть гениальное изобретение – трамвай. Он увозит самых мерзких и гадких детей в страну, откуда не возвращаются. Эту городскую легенду дети рассказывают друг другу темной ночью, когда за окном гремит гром и сверкает молния. – Женщина покосилась на окно, за которым тоже лил дождь. – Сейчас подходящее время. Неужели ты никогда не слышала этой легенды?

Танька замотала головой. Вернее, ей хотелось, чтобы голова быстро двигалась, на самом деле она только еле шевельнула ею.

– Ну, ничего, у тебя еще будет время ее услышать. Кстати, ты никогда не замечала, – Мари доверительно склонилась к Таньке, – что детей больше, чем взрослых? Значит, не все дети вырастают…

Танька вспомнила трамвай, на котором ехала в окружении игрушек. Вел его бегемотик… Так вот, значит, куда они ее везли. Везли, везли… Но не довезли!

– Я от них сбежала! – вспомнила Фролова. – Ничего ваши куклы сделать не могут!

– Это немного усложнило дело, – царственно кивнула женщина. – Вообще мы думаем, что с детьми в этой стране у нас будет много проблем. Какие-то вы… неправильные. – На лице Мари впервые появилось злое выражение. – И куклы у вас очень терпеливые. Но ничего, с этим мы тоже справимся. – Мадам Тюссо встала и оправила на себе длинную юбку. – Осваивайся. Скоро тебя приспособят к делу.

Женщина вышла. Шуршание юбок стихло.

– Какому делу? – Танька никак не могла примириться с произошедшим. Голова не верила глазам. Хотелось зажмуриться и снова очутиться дома, понять, что все это сон и больше ничего. И еще очень хотелось плакать, но слез не было – восковым фигурам не нужны слезы, поэтому их и нет.

– Не расстраивайся, – попытался утешить ее Карлуша. – Это поначалу непривычно, а потом ничего. Даже лучше. Живые люди и болеют, и в школу ходят, и умирают. А Мари сделает так, что ты будешь жить долго-долго. Только на солнце не выходи, расплавиться можешь.

– Что за ерунда! – Танька не могла себя больше сдерживать. Ей страшно хотелось схватить Карла-Людовика и выбросить в окно. – Что ты меня успокаиваешь? Не нужны мне твои утешения. Меня искать будут! У меня родители есть.

– А для них ты умрешь, – Карлуша был невозмутим, как и его хозяйка. – Грузовик на тебя наедет. Или из окна выпадешь. Можешь сама выбрать. У тебя еще есть время.

– Какое время?

Карлуша легко справился с тяжелым креслом, отодвинув его обратно к стене. И бледно улыбнулся Таньке.

– Ну, – протянул он, отводя взгляд, – ты сбежала из трамвая. Да еще своим друзьям о нас рассказала. Копию с тебя сделали, а убить – не убили. У Мари обычно наоборот получалось. Человека сначала убивали, а потом она фигуру лепила. В этот раз она поторопилась – работала с фотографией. Но куклы в последний момент решили тебя пожалеть, дали убежать. Теперь ты некоторое время побудешь в двух видах – в живом и в восковом. Когда ты здесь совсем освоишься, тело само придумает, как умереть. Лето, можно и в речке утонуть.

– Значит, я могу вернуться домой? – завопила Танька, не веря в свое счастье.

Это все был сон! Это все сейчас кончится!

Карлуша снова наградил Таньку бледной улыбкой.

– Никуда ты теперь отсюда не денешься. Чем дольше ты будешь в теле восковой фигуры, тем больше будешь к нему привыкать. Тебе даже понравится. А потом ты и вовсе не сможешь из него выбраться. Это закон.

– И через сколько это произойдет?

– У кого как получается, – пожал плечами принц. – Кому-то одного раза достаточно, кто-то неделю держится. А ты, – он, прищурившись, окинул Фролову взглядом, – дня три-четыре продержишься. Вы все какие-то упертые, за жизнь держитесь. Мы были другие.

– Нашел с кем сравнивать, – проворчала Танька. Она была убеждена – стоит ей выбраться отсюда, и поминай как звали. А если что, так и вернется она сюда добровольно. В общем, насильно фиг ее кто сюда притащит!

– Пойдем, я тебя провожу до выхода.

Карлуша галантно поклонился и толкнул тяжелую дверь. Теперь все залы Музея были пусты. Лишь изредка раздавался шорох, и в зеркалах мелькали чья-нибудь пестрая юбка или кафтан.

Они вышли на знакомую Таньке лестницу, и Фролова чуть ли не бегом спустилась на первый этаж, всем телом навалилась на дверь и выскочила на улицу.

– Ждите меня теперь! – крикнула она в отполированную множеством ладоней дверную ручку.

– Ждать не будем. – Карл стоял за ее спиной. – Я за тобой зайду.

Из-за поворота показался трамвай и, звякая, побежал к остановке.

Танька как завороженная смотрела на его приближение. Со стороны вагон был такой веселый, разноцветный, внутри горели яркие огоньки. Но Фролова чувствовала, что на нее надвигается неумолимый рок.

– Трамвай тебя довезет до дома.

Танька схватилась за поручень, забралась на нижнюю подножку.

– И еще. – Принц удержал ее за край куртки. – Ты рассказала о нас двоим приятелям. Их тоже нужно привести в Музей. О нас никто не должен знать.

Двери захлопнулись. Карлуша махнул рукой на прощание.

Танька еле доползла до ближайшей лавки. И увидела ту самую старушенцию, что продавала вчера билеты.

– Ну вот, теперь покатаемся, – довольно улыбнулась бабка, поправляя на пузе объемную сумку с выручкой. – А то что-то застоялись мы.

– Застоялись?

Наконец-то Танька смогла расплакаться. Она глянула на свои руки, которые медленно покрывались хорошо знакомыми царапками и ушибами и из которых постепенно уходила восковая бледность. Фролова вновь становилась нормальным человеком.

– Да как вы можете этим заниматься?

Танька сжала кулаки и пошла на бабку.

– Ой, – опешила кондуктор. – Караул! Убивают!

Старушка проворно соскочила с лавки. Опрокинулась сумка. Под ноги Таньке посыпалась мелочь.

Оказавшись на полу, бабка стремительно уменьшилась в размерах, сбросила с себя серый балахон и, превратившись в куклу Таню, юркнула в кабину водителя.

– Стой!

Вокруг Таньки все почему-то завертелось. Нога поскользнулась на россыпи монет, и она кувырком полетела к первой двери.

– Остановка! – заверещал бегемотик, показывая зеленую морду из-за перегородки.

Не успев ни за что ухватиться, Танька вылетела из трамвая. Асфальт стремительно приблизился к ней. Фролова сжалась, ожидая удара и неминуемой боли. Но асфальт оказался мягким. Над ухом обиженно мяукнули, и Танька открыла глаза.

Одеяло под ней шевелилось. Танька отодвинулась в сторону, и кошка из последних сил выбралась на свободу. Фролова машинально погладила зверька по голове.

– Приснится же, – пробормотала она, забираясь обратно в постель.

Чтобы окончательно убедиться, что это был сон, она покосилась на запертую дверь.

– Слава богу, – выдохнула Танька, подтаскивая к себе совсем очумевшую кошку. – Ты держись, – шепнула она в черное ухо, – нам надо до утра дотянуть, а потом уже все хорошо будет. Тот предсказатель еще ни разу не ошибся.

А он ведь предупреждал, чтобы она не обращалась ни к кому за помощью – вот, растрезвонила по всем углам, что ее хотят убить, теперь и ребят втянула в эту историю…

Фролова утопила ладони в мягком мехе. На левой руке что-то мешало, как будто один палец был забинтован и теперь за все задевал.

Уже предчувствуя очередную неприятность, Танька потянулась к выключателю.

Первым ее желанием было завизжать и делать это так долго, пока не сбежится весь дом, вся милиция, чтобы потом эти люди пошли к Музею и уничтожили его.

Фролова даже рот открыла, но правая рука машинально захлопнула его, поэтому Танька смогла издать только жалобный писк.

Мизинец левой руки был из воска и двигался с некоторым опозданием от остальных пальцев. Как в замедленном кино – все уже прошли, а последний только подходит.

– Значит, все правда?

Кошка, успевшая уютно устроиться на Танькиных коленях и даже заурчать, снова полетела на пол. Фролова метнулась по комнате, распахнула окно.

Дождь все еще шел. Водяные брызги ударили Таньке в лицо. Ей стало нечем дышать. Она упала грудью на подоконник и снова залилась слезами.

Выхода из этой невероятной ситуации не было. Завтра Карлуша опять окажется у ее порога и уведет в Музей, откуда, может быть, уже не будет возврата.

Неугомонная кошка забралась Фроловой на колени и тут же принялась урчать.

– Я даже тебе ничего не могу рассказать, – прошептала Танька, глотая слезы. – Мне теперь никто никогда не поможет.

Кошка продолжала петь свою песню. Танька подумала, что не спросила у Кильки, как зовут зверя, и что не все предсказания старика сбылись – третья вода не защитила ее от несчастья…

Старик. Предсказатель.

Фролова выпрямилась и вытерла слезы.

Вот кому можно ничего не рассказывать и кто посоветует, как быть!

Танька еле дождалась рассвета. Замотала руку бинтом, чтобы никто не приставал с расспросами, сунула кошку в сумку и выскользнула на улицу.

Дождь все еще шел. Но предусмотрительная Танька раскрыла зонтик и заняла удобную позицию около дома Тихомирова – забралась на крыши гаражей, загородившись ветками низко склонившейся липы.

Ее терпения хватило на час. Потом Фроловой надоело держать зонтик, захотелось есть да и доспать не мешало бы. Во всей этой истории только кошке было хорошо. Она пригрелась в сумке и снова урчала, голову положив новой хозяйке на колени.

Вдруг Таньку озарило.

– Дед не в этом доме живет! – пробормотала она, тормоша кошку, так как это был ее единственный собеседник. – Он случайно проходил! Я вспомнила, это тот самый старик, что пытался меня о чем-то предупредить на остановке. Еще на трамвай не советовал садиться.

Фролова с шумом сползла с крыши и чуть не сбила с ног сонного Макса.

– Ну, знаешь ли… – Тихомиров был хмур, но до раздражения правильный и логичный. Даже в такую рань. – Ты бы, Фролова, в каком-нибудь другом месте прыжками занималась.

– Все сказал? – Танька медленно наливалась злобой. – А то, что жить тебе здесь всего пару дней осталось, ты в курсе? – выпалила она и зашагала прочь.

– Откуда ты знаешь? – прошептал Тихомиров и судорожно сглотнул.

– Знаю, – бросила Фролова через плечо, останавливаясь. Она решила пока обо всем не говорить. Хотя, если быть честной, она с удовольствием отправила бы Макса покататься на том трамвае. Уж больно он был вредный. – Кстати, – вернулась Танька как ни в чем не бывало, – предсказатель у вас тут где-то ходит. Не знаешь, где живет? – И осеклась, потому что впервые видела, чтобы люди так стремительно бледнели.

– Уже все знают…

Казалось, Макс больше не слышал Таньку. Сгорбившись, он побрел прочь от дома, что-то бормоча себе под нос. Но Фролова была не из тех, кто просто так оставляет такие заявления.

– Эй, погоди! – заспешила она за одноклассником. – Чего ты так переживаешь? Никто, кроме меня да Кильки, знать не будет.

– А вот Ире это знать совершенно ни к чему! – Макс повернулся так резко, что Танька чуть сумку с кошкой не уронила. – Незачем ее раньше времени расстраивать. И верни ей Глафиру. Ирочка без нее скучает.

– Кого? – На секунду Таньке показалось, что воск затекает ей в мозги, она перестала соображать, о чем идет речь.

– Кошку! – Макс даже пальцем показал, чтобы Фролова лучше поняла.

– Да зачем ей кошка? – отмахнулась Танька. – Ей ведь с нами собираться.

– Куда? – С той же скоростью, с какой бледнел, Макс стремительно покраснел и насупил брови. – Фролова, у тебя опять с головой проблема? – Тихомиров сделал небольшую паузу, давая понять, что низкий уровень Танькиных умственных способностей ни для кого не секрет. – Или ты, лазая по крышам, ушиблась? Кто куда собираться будет?

– Слушай, Тихомиров, – рассердилась Танька. – Не думай, что ты один тут такой умный! Ты же сам сказал, что все знаешь. В Музей, конечно!

Макс открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут Танька увидела вчерашнего старика. Фролова помчалась за ним, издавая нечленораздельные звуки, потому что от быстроты происходящего никак не могла сообразить, как обращаться к таинственному предсказателю. И только добежав до него, выдавила:

– Дядя!

Старик остановился, но головы не повернул. Плечи его мелко тряслись. С перепугу Танька подумала, что деда сейчас хватит какой-нибудь приступ и она не успеет с ним поговорить. Но старик негромко засмеялся.

– Никогда не езди больше на трамваях, – произнес он и засеменил прочь.

– А делать-то что теперь? У меня во! – И Танька стала спешно разматывать палец, но доделать своего дела не успела.

– Дед! – Одним движением Тихомиров отстранил Таньку и направился к старику. – Что ты творишь? Я должен с утра за тобой бегать? Все спят, а он уже лыжи куда-то навострил!

– Он твой дед? – Танька была до того удивлена, что машинально сняла бинт, и теперь настал черед Тихомирова делать круглые глаза:

– Чего у тебя с пальцем? Обожгла?

Дед снова засмеялся.

– Тебя ждет много поездок, – произнес он и снова собрался куда-то идти, но Макс жестко взял его за плечо и развернул в свою сторону.

– Все, дед, погулял и хватит. Домой пошли.

– Погоди! – Фролова метнула в одноклассника скомканным бинтом. – Пускай еще что-нибудь скажет.

– Он же псих, – удивился Макс. – Что ты от него хочешь услышать? Он десять лет назад умом тронулся и теперь несет всякую чушь.

– Никакой не псих! – Танька засунула обратно в сумку кошку, которая под шумок уже собралась улизнуть, и забежала вперед. – Он про Музей все знает. И про трамвай. И про попугая предсказал. И встреча у меня вчера была.

Тихомиров тяжелым взглядом посмотрел на хихикающего деда, потом на размахивающую сумкой Фролову и обреченно вздохнул.

– Мой дед сумасшедший, – повторил он. – И ты вместе с ним. Ничего он предсказывать не может, так, говорит всякую ерунду.

– Дождь пойдет, – пожаловался старик, и на глаза у него набежали слезы.

– Видела?

Танька почесала намокшую макушку – дождь так и шел не переставая.

– А как же быть с Музеем? – уже теряя всякую надежду, спросила она.

– Он просто тебя там видел, – Макс снова был раздражающе спокоен. – Дед вчера сбежал, я полдня за ним по улице бегал. Если бы не ты со своими криками, я бы его раньше нашел.

– Да-да, – пробормотала Танька, глядя в грустные глаза кошки, которая уже порядком намучилась в сумке. – Он видел, как я садилась в трамвай… А потом… – Фролова была готова разрыдаться. – Значит, мне никто не поможет…

– Валерьянка тебе поможет. И чай с медом, – преподавательским тоном заявил Тихомиров, беря деда за руку. – Отдай Глафиру Ире и иди домой. И руку подлечи, может начаться воспаление!

Они пошли к подъезду. Танька отвернулась от них и вновь раскрыла зонтик, хотя он ей уже был ни к чему.

– Кукла проведет тебя по тоннелю, – услышала она за своей спиной. – Красный рычаг в руках. – Танька крутанулась на пятках. Макс уже открыл дверь и стоял, ожидая, пока дед переступит порог. Но старик на секунду остановился. – Трамвай…

– Идем! – Тихомиров дернул деда за плечо, и дверь за ними закрылась.

– Ты что-нибудь поняла? – Фролова посмотрела на кошку.

Дверь снова хлопнула.

– Ире ничего не говори! – Максим с мольбой посмотрел Таньке в лицо.

– О чем? – На секунду Фролова подумала, что сумасшествие вещь заразная и Тихомиров в припадке какой-нибудь паранойи сейчас душить ее начнет.

– О том, что я уезжаю. Ну, ты знаешь…

– Так мы вместе… – начала Танька, но Макс перебил ее.

– Понимаешь, деда берут в санаторий, и мы на все оставшееся лето едем вместе с ним. Просто я Ире обещал никуда не уезжать. Неудобно получилось. Она расстроится. – Макс побежал обратно к подъезду. – И Глафиру верни, это Ирина любимица!

Макс убежал, а Танька осталась стоять под дождем (из-за неожиданного возвращения одноклассника зонт из ее руки вывалился) и ничего не понимала. Хотя кое-что было ясно – Тихомиров влюблен в Кильку.

– Любовнички, – зло прошептала Танька, подбирая зонт. – Ну-ну, недолго вам радоваться осталось.

И Фролова пошла домой. С возвращением кошки можно было и подождать, а вот кое с кем поговорить ей было просто необходимо. Наверняка Ленка сбегала на улицу и принесла выброшенную в окно куклу обратно. Значит, разговор состоится.

Глава IV Третья вода

– Где она?

Танька ураганом ворвалась в комнату сестры, разбрасывая все на своем пути. Испуганно метнулись рыбки в аквариуме.

– Где она, я тебя спрашиваю!

Ленка отвечать ей не стала, а сразу ударилась в крик.

– Мама!

– Говори, куда ты ее дела, а то я тебе все игрушки переломаю!

Но ломать Фроловой ничего не пришлось. То, что она искала, лежало у сестры под одеялом.

Танька схватила куклу и посмотрела в ее пластмассовые глаза.

– Обиделась, да? – С каким наслаждением Фролова разбила бы эту куклу обо что-нибудь жесткое. – Жаловаться побежала? Жалко, что я тебя на кусочки тогда не порезала, как бегемота!

– Мама! – Ленка висела у сестры на руках. – Не трогай!

– Это моя кукла, поняла? – Танька отшвырнула сестру обратно на кровать и пошла к себе в комнату. – Что хочу, то и делаю!

– Не смей, она хорошая! – бежала за ней Ленка. Но кукла Таня, видимо, была обречена.

Танька захлопнула дверь, смахнула все со стола, посадила на него куклу, а сама устроилась на стуле.

– Рассказывай! – приказала Фролова, с ненавистью глядя в хорошо знакомое лицо. – Что за тоннель, что за трамвай и что это за бредятина с Музеем?

Таня продолжала улыбаться накрашенными губами и не шевелилась.

– В трамвае ты была шустрее, – стала накаляться Танька. – Или не ожидала, что тебя так быстро раскроют? Представь себе, я тебя видела, и в Музее, и в вагоне. Куда ты меня должна везти?

В дверь стали стучать. Видимо, Ленка таки нажаловалась маме.

– Татьяна!

– Мне некогда! – Фролова и не думала открывать. Но тут до недавнего времени прочная задвижка соскочила со своих винтиков, и дверь открылась.

Увидев дочь, сидящую напротив куклы, мама ахнула, а когда разглядела ее странный палец, схватилась за сердце.

– Это я обожгла, – стала оправдываться Танька. – Кипятком из чайника.

– Мама, не сердись, – забежала вперед Ленка. – Таня хорошая.

– Дурдом! – с чувством произнесла Фролова. – Я пошла кошку отдавать.

Танька поискала глазами несчастное черное создание и с удивлением обнаружила его сидящим в луже.

– Чего это с ней?

Ленка подхватила кошку на руки и ласково заглянула ей в глаза.

– Она в сумке сидела, – стала докладывать сестра. – И была вся мокрая-мокрая. Даже на пол накапало. Давай ее посушим, а то она простудится. – В голосе Ленки появились противные капризные нотки, которые Танька терпеть не могла. – Она такая хорошенькая, – продолжала пищать сестра. – Как ее зовут?

– Глафира, – выдавила из себя Танька, чувствуя, как в бешенстве сжимаются кулаки. – А у тебя, сестренка, выходит, все хорошие?

И тут же все раздражение ушло из нее. Левая рука в кулак не сжималась.

Мизинец. Музей.

– Делай, что хочешь, – отмахнулась от Ленки Фролова, тяжело опускаясь на кровать. Вот помрет она, тогда они пожалеют, что так плохо с ней обращались. Тогда вспомнят, какая она была хорошая. И тогда им станет ее не хватать…

– Сколько воды-то с нее натекло. – Мама с тряпкой в руках склонилась над лужей. – Как будто бы купалась.

– Купалась? – Танька отвлеклась от своих мрачных мыслей. – Это же первая вода!

Она выхватила у мамы тряпку и, подставляя ладони под капельки, помчалась в ванную. Там она выжала тряпку в таз и любовно прижала его к себе.

– Нужна третья! Значит, кошка будет где-то еще купаться…

– Странная ты стала, Татьяна. – Мама стояла у нее за спиной и недовольно качала головой. – Может, у тебя что-нибудь болит?

– Теперь уже ничего! – От радости Фролова была готова выпить эту грязную воду. – Ленка, суши кошку, она остается у нас.

Чуть не приплясывая, Танька вернулась к себе в комнату. Надо было решить еще один вопрос – как поступать с одноклассниками. Никаких нежных чувств к ним она не испытывала, особенно к Максу. Килька со своими котами тоже особой любви не вызывала. Если бы можно было вместо себя отправить их, Танька это с удовольствием сделала бы. Но ребят хотят видеть вместе с ней, а это сильно усложняет дело.

В коридоре послышался хохот и топот ног – Ленка резвилась с новой игрушкой.

Танька перебрала в голове несколько вариантов. Можно привязать себя к кровати, и когда придет Карл, он просто не сможет сдвинуть Фролову с места. Но эта идея была сразу отвергнута – принц говорил, что тело им не нужно. Так что привязанную Фролову он отвязывать не станет, придушит только слегка, чтобы не дергалась, подождет, когда она умрет, и отправится с новым экспонатом Музея к хозяйке.

Еще можно забаррикадировать дверь. Воск – материал мягкий, Карлуша не сможет пробиться сквозь стулья, столы и шкафы.

Танька ладонью провела по лбу – не подойдет. Принц, неизвестно как, умеет перемещаться вне времени и пространства. Так же как и Мари. Они вдруг появлялись за ее спиной, хотя только что стояли с другой стороны.

А если сделать все, чтобы Макс с Иркой в Музей не попали? Ребята противной Мари просто жизненно необходимы. А достать их можно только через Таньку. Видимо, Килька со своими куклами обращалась хорошо, и на нее никто не жаловался. А разломанные Тихомировым паровозы вряд ли кому-то будут рассказывать о своей тяжелой судьбе. Так что одна Фролова способна посадить одноклассников в злосчастный вагон. И чем дольше она это делать не будет, тем большее время пробудет между двумя мирами. И тем у нее будет больше шансов что-нибудь придумать!

Издав боевой клич, Танька кувырнулась на кровати и бросилась к телефону. Но телефонный звонок опередил ее.

– Послушай, Фролова…

Если в России задумали бы снимать фильм «Терминатор», то главную роль обязательно должен был бы играть Макс – в любой ситуации он оставался спокойным, как робот. А может, он и был роботом, только этого никто не замечал?

– Фролова, ты почему кошку не отдаешь?

– Представляешь, – томным голосом начала Танька, – она мне все еще нужна.

– Будешь ее в сумке по улице таскать? – В голосе Макса звучало осуждение.

Танька уже открыла рот, чтобы сказать все, что она думает о своем чванливом однокласснике, но вовремя спохватилась. Если они начнут ругаться, то Макс ее не послушает.

– Нет, посажу в аквариум к рыбкам и буду перед сном расчесывать ей хвост. А скажи-ка лучше, Тихомиров, ты мог бы пораньше уехать в свой Затютеевск с дедом? И Кильку с собой прихватить?

На том конце провода повисла долгая пауза. Фролова уже успела подумать, что в ярости Макс поломал свой телефон. Но вот в трубке послышалось сопение. Видимо, Тихомиров был не на шутку разозлен.

– Шла бы ты, Фролова, со своими шуточками, – выдавил он из себя.

– Погоди! – заорала Танька и даже руку подняла, чтобы он не давал отбой. Словно этим жестом могла остановить Макса. – Дело же верное. Если это санаторий, то можно путевку и для Веселкиной купить. Там же не ходят трамваи?

– При чем тут трамвай? – простонал Тихомиров. – Фролова, ты что, издеваешься? У Ирочки кошки, она не может их бросить.

– Кошек я беру на себя, – смело предложила Танька. – У меня в аквариуме места для всех хватит.

Макс снова задумался, и Танька затаила дыхание. Если этот ход сработает, тогда…

– Ты разве любишь кошек?

Фролова чуть не расхохоталась, вспомнив старую шутку: «Как, вы не любите кошек? Вы просто не умеете их готовить!» Что делать с кошками, она не знала, но это сейчас ее волновало меньше всего.

– Если бы не сестра, – трагическим голосом произнесла Танька, – у меня был бы целый табун кошек. К тому же мама раньше не разрешала, говорила, животные отвлекают от учебы.

Про маму это она добавила зря. Училась Танька не очень хорошо, так что от уроков ее отвлечь было явно проблематично.

– Надо поговорить с Ирой, – начал сдаваться Макс.

– Хочешь, мы вместе поговорим! – Танька беззвучно скакала по комнате – подкатывающий к горлу восторг нужно было куда-то выплеснуть.

Тихомиров снова задумался, и Фролова зажала себе ладонью рот, чтобы ничем не выдать бившую через край радость.

– А как твой Музей? – с другой стороны зашел Макс. – Видения закончились?

– Ты что! – как можно беззаботней выдавила из себя Танька. – Это я тебя разыграла! Скучно было. Вот и решила пошутить!

– Шуточки у тебя… Ладно, подходи к Ирочкиному дому, я там через полчаса буду.

Фролова дала отбой и издала такой пронзительный крик, что стекла звякнули. К ее удивлению, никто не стал ломиться в дверь, выяснять, почему она вопит. Наоборот. В коридоре нарастал свой шум. Раздался грохот. Тоненько взвыла Ленка.

Танька выскочила в коридор в предвкушении хорошей ругани, но тут же споткнулась о сестру. Ленка держала ладошки ковшиком, вода из них стремительно утекала на пол. В этом импровизированном бассейне билась золотая рыбка.

– А ну, быстро в ванную!

От крика Ленка вздрогнула, открывая ладони и зажмуривая глаза.

– Дура!

Танька с трудом поймала ускользающую от нее рыбку и помчалась в ванную. С шумом полилась вода. Рыбка метнулась по раковине, подозрительно покосилась на затычку в водосливе и замерла, делая вид, что ее тут нет.

– Других тащи! – Сестра уже устроилась на бортике ванной, чтобы посмотреть, что будет дальше, так что пришлось ее грубо спихнуть с насеста, чтобы она начала шевелиться.

С ревом Ленка побежала в свою комнату. Танька пошла следом.

На дне расколоченного аквариума сидела оглушенная Глафира. Но даже в таком состоянии она умудрялась придерживать лапой трепыхающуюся добычу.

– Она сама прыгнула, – пожаловалась на хищницу Ленка, подбирая оставшихся рыбок.

Забыв про все, Фролова бросилась к кошке. Глафира была похожа на пирата – зеленые водоросли повисли у нее на голове, прикрыв один глаз наподобие повязки. Кошка попыталась освободиться от зелени и, не выдержав, чихнула.

– У, противная, – погрозила кулачком Ленка, убегая в ванную.

– Вторая вода, – прошептала Танька.

Фролова осторожно высвободила кошку из осколков.

Больше она с ней не расстанется. Третью воду пропустить ни в коем случае нельзя! Но сначала нужно уговорить Кильку с Максом поскорее уехать из города.

Наскоро высушив Глафиру, Танька сунула ее в сумку и побежала к Веселкиной.

Она примчалась вовремя, чтобы застать трогательную сцену. Макс с Иркой стояли в подъезде, нежно держась за руки, и не отрываясь глядели друг другу в глаза. В любое другое время Танька не преминула бы съязвить. Но сейчас она подавила смешок – через полтора месяца в школе она отыграется, а пока стоит потерпеть.

– Я же говорил, что она чокнутая, – нахмурился Макс. – Ты зачем Глафиру притащила? Она же тебе еще нужна!

– Нужна, – кивнула Танька, уже привычным жестом поправляя сумку. – Я ее принесла показать, что с вашей кошкой все в порядке. Вот смотрите, жива и здорова.

– Ты ее кормила? – с тревогой спросила Ирка.

Танька мысленно сплюнула. Про кормежку ей никто ничего не говорил. Да и в такой суете невозможно обо всем упомнить!

– Конечно! – убежденно произнесла Фролова. Но вредная кошка начала жалобно мяукать, опровергая ее слова.

– Все у тебя шиворот-навыворот! – Макс снова был спокоен, но и в позе, и в выражении лица читалось безграничное презрение к незадачливой однокласснице.

Конечно, такой чистенький мальчик никогда не обратит внимания на вечно лохматую девочку с исцарапанными руками и перепачканными коленями. Он выше этого! Вот за это Танька Макса и ненавидела. Ну, ничего, у нее еще будет время отомстить.

– Представляешь, Ира, – продолжал между тем Тихомиров, пока Килька открывала дверь своей квартиры, – эта сумасшедшая налетела на меня вчера и стала твердить, что ехала в трамвае с игрушками.

– Помолчал бы лучше! – взорвалась Танька. Ух, с каким удовольствием она врезала бы ему! Но Танька помнила о своем деле, поэтому ей снова и снова приходилось себя сдерживать.

– А потом она стала утверждать, что была в Музее восковых фигур и что там с нее сделали копию и теперь хотят убить. Представляешь?

– Игрушки были нарисованы на трамвае? – Килька в общем-то была нормальной девчонкой и Максову игру во всеобщее презрение не поддерживала.

– Нет! – От радости, что может такое рассказать про одноклассницу, Макс даже хлопнул в ладоши. – Они ехали вместе с ней и даже разговаривали.

– Трамвай? – Килька насыпала в плошку корм, и Глафира, жадно урча, накинулась на еду. – Я что-то такое слышала… – в задумчивости Ирка прижала к груди пакет с кормом. – Да, да! Трамвай с игрушками!

– Ну вот, и ты туда же! – обреченно всплеснул руками Тихомиров. – Я хотел тебя повеселить…

Танька забыла, как дышать. Ей показалось, что коврик у нее под ногами превратился в дребезжащий пол вагона. Еще чуть-чуть, и она услышит хриплый голос бегемотика: «Голубой вагон бежит-качается…»

– Кто-то мне про это рассказывал, – Килька рассталась с пакетом и теперь готовила для гостей чай. – Точно! Это было в лагере в прошлом году. Есть такая легенда про трамвай, который ходит без расписания. – Веселкина теперь обнималась с пакетом сахара. – Такой трамвай есть в каждом городе. Никто никогда не знает, где и когда он остановится. Он может ходить везде, по всем маршрутам. Люди стоят на остановке, приходит состав, и они садятся. Никто не замечает номера, все думают, что сели правильно. Больше их никто не видит. Говорят, в этом трамвае с людей делают копии, которые остаются вместо людей и начинают за них жить. Только они не живые, а бесчувственные и холодные, как куклы. Постепенно этот трамвай соберет всех людей во всех городах, и на земле останутся одни двойники.

– На земле помимо городов есть еще деревни, – наставительно произнес Тихомиров, – там трамваи не ходят.

Килька опешила и, опустив голову, снова занялась чаем.

– Но из деревень, – заступилась за нее Танька, – люди хотя бы пару раз в жизни приезжают в город. А там их поджидает трамвай… А почему у него такое странное название?

– Считается, что он исполняет желание человека стать другим, уехать в неведомую страну.

– А мне говорили, что этот трамвай придумали куклы, – вспомнила Танька слова Мари.

– Куклы и есть наши копии, – легко ответила Ирка.

От простоты этого ответа Таньке только хуже стало. Она почувствовала, как пульсирует восковой мизинец, словно хочет оторваться от руки и убежать к своей хозяйке.

– Я после этого рассказа неделю спокойно спать не могла, – прошептала Килька. – Мне все казалось, что вокруг меня двойники и что они очень хотят, чтобы я тоже умерла.

– Что за чушь! – фыркнул Макс. – Никаких копий не существует. Это только в кино бывает. Да еще в Танькином Музее восковых фигур.

– С чего ты взял? – Килька сняла с плиты вскипевший чайник и переставила его на стол. – Ты же не можешь отличить живого человека от мертвого.

– Мертвые лежат в гробах и не шевелятся, – категорично заявил Тихомиров.

– А если не лежат? – Глаза у Ирки стали огромными, а расширившийся зрачок окрасил их в мрачно-черный цвет. – Если такие копии существуют, то их никак не отличишь от оригинала. Иначе копии легко можно было вычислить. И я тогда как представила, что рядом со мной в палате может спать двойник, мне сразу так страшно становилось. Особенно я боялась нашу вожатую Варю. Она была совершенно равнодушна к тому, что у нас происходит, все время ругалась и не умела рассказывать смешные истории. И ходила на негнущихся ногах, как кукла. Я только в конце смены поняла, что она все-таки живая. Ее кто-то расстроил, и я видела, как Варя плачет. Куклы ведь плакать не могут.

– Восковые фигуры тоже, – добавила Танька, на своем горьком опыте знавшая это.

Веселкина совсем скисла, забыв и про гостей, и про чай. Макс недовольно барабанил пальцами по столу.

Вот уж кто точно был копией, а не человеком, – так это он. Бесчувственный, холодный и равнодушный ко всему.

Танька глянула на неподвижное лицо одноклассника, и ей тоже стало не по себе. Наверное, так же, как Кильке в лагере.

До чего же лицо Тихомирова сейчас было похоже на восковую маску!

Фролова даже попятилась, думая о том, в какую дурацкую ситуацию попала – сбежать из Музея, чтобы нарваться на Макса. И зачем они за ним гоняются, если он уже копия?

Танька сделала еще шаг и наступила на хвост мирно жующей Глафире.

От такого наглого обращения кошка взвыла и метнулась по кухне. Ирка успела подхватить чайник, а Глафира уже взлетела на стол и стала носиться по нему, опрокидывая чашки, сахарницу и вазу с печеньем. Последним, до чего она добралась, был графин с водой. Она врезалась в него головой и через секунду была мокрой.

– Третья вода, – завопила Танька, кидаясь к кошке.

Фролова увернулась от Максовых рук, который решил, что одноклассница окончательно сбрендила, подхватила Глафиру и начала ее выжимать над блюдом, в котором недавно лежало печенье.

Ирка в растерянности топталась, не в силах придумать, куда деть чайник. Макс хлопал глазами. Кошка орала. А Танька кричала так, как, наверное, вопили ирокезы, выходя на тропу войны.

Закончив свое дело, Фролова спустила кошку на пол и любовно подняла блюдо на руки.

– Теперь все получится, – торжественно произнесла она. – Собирайте свои манатки. Чтобы к вечеру вас в городе не было! Кошек я беру к себе. А позже зайду, – через плечо бросила она Веселкиной, – ты мне скажешь, чем их кормить.

Ирка качнулась вперед, но Фролова остановила ее царским жестом.

– Спасибо будете говорить, когда все закончится. А пока… – Она погрузила руку в мутную воду, в которой плавали остатки печенья с кошачьими волосами, и окропила кухню. – На удачу!

Танька была так рада появившейся третьей воде, что не сразу сообразила – для удобства воду стоило перелить во что-нибудь другое. Так она и пошла к выходу, следя за тем, чтобы ее драгоценная ноша не выплеснулась через край.

Вероятно, у Фроловой был шанс донести воду до дома. Ни сильно разболевшийся мизинец левой руки, ни косые взгляды прохожих не могли ей помешать. Единственный, кто мог встать на ее пути, был Тихомиров. И он не преминул это сделать.

– Тарелку отдай, – злым шепотом произнес он, дергая блюдо на себя.

От неожиданности Танька разжала руки. Макс потянул сильнее, и бесценная вода оказалась на Танькиной куртке и джинсах. Она еще машинально успела подставить ладошки, подхватывая последние капли. Но и те быстро убежали сквозь щели между пальцами. Танька крутанулась на пятках, взмахивая руками. Остатки «третьей воды» полетели во все стороны.

– Ну ты и… – выдавила из себя Фролова, с ненавистью глядя на спокойного Тихомирова.

Ей много что хотелось сказать глупому Максу. Очень много. И даже эти слова не могли описать всего того, что накопилось за последние пару дней в адрес непрошибаемого одноклассника. Спасение было рядом. Оно было у нее в руках! И какой-то остолоп из-за своей хозяйственности все испортил.

Танька сжала кулаки, из горла у нее вырвался не то стон, не то писк. Видимо, в ее лице было что-то странное, потому что Макс, прижав к себе блюдо, словно щит, стал пятиться назад.

– Не подходи, – крикнул он. – Я умею справляться с буйными психами!

– Если ты сегодня же не уедешь, ты не уедешь уже никогда! – Слова сами сорвались у Фроловой с языка.

Она развернулась и зашагала к своему дому. Видеть Макса она больше не могла.

Танька так и топала к подъезду, сжав кулаки и чеканя шаг, словно репетировала смотр конкурса строя и песни. Лишь когда ее перестало трясти от бешеного раздражения, она смогла расслабиться и почувствовать…

Фролова в панике подняла руки к глазам и начала быстро сгибать и разгибать пальцы. Мизинец на левой руке не отставал от соседей ни на секунду.

– Кошечка моя родная! – завопила Танька, прыгая от восторга на месте. – Подействовало!

Чудо свершилось! Третья вода подействовала! Мизинец вновь стал нормальным! А это значит, что у Таньки есть верное средство против всех ее врагов!

Теперь в ее распоряжении две кошки, с которых можно будет сколько угодно собрать третьей воды. И пускай только эти мертвые короли и королевы попробуют к ней подойти. Она окропит им восковые головы водичкой! Посмотрим, что с ними после этого станет!

Фролова оглядела себя. Одежда успела немного подсохнуть, из нее уже ничего не выжмешь.

Танька сделала несколько шагов в обратную сторону, собираясь немедленно идти к Ирке, и начать экспериментировать с очередной кошкой, но вовремя остановилась. Занудный Макс все еще был у своей ненаглядной, а встречаться с ним Таньке сейчас совсем не хотелось.

– Подождем, – решила Фролова, поднимаясь в свою квартиру. – До ночи время есть.

Она была убеждена: до того, как сядет солнце, Карл не появится. Танька почему-то решила, что принцу для перемещения по городу нужна темнота – восковые фигуры боятся солнца, да и видок у Карла не совсем обыкновенный, чтобы просто так на людях показываться.

Как же Танька на его счет ошибалась! А когда поняла свою ошибку, было уже поздно.

Мамы дома не оказалось. Ленка о чем-то шушукалась со своей любимицей.

– И о чем вы тут секретничаете? – ехидно осведомилась Фролова, картинно останавливаясь в дверном проходе.

Младшая сестра тут же спрятала куклу себе под юбку.

– Ни о чем, – с вызовом произнесла она. – Кукла Таня хочет, чтобы я ей сшила новое платье.

– А она не хочет, чтобы ей голову открутили? – вкрадчиво спросила Танька. – Если бы ты знала, с кем ты тут секретничаешь! Это же убийца!

– Таня хорошая! – заканючила Ленка.

– Это я хорошая, а кукла плохая, – Танька попыталась отнять игрушку у сестры, но Ленка ловко увернулась, вскочив с ногами на кровать. Фроловой достался только кукольный ботинок. – Вот отправит она тебя на трамвае покататься, будешь знать, какая она хорошая.

Фролова швырнула в сестру ботинком и ушла, хлопнув дверью.

– Хорошая! Нет, вы слышали? – возмущалась Танька, вышагивая по своей комнате. – Кукла хорошая, а сестра нет! Ну, я с куклой ночью разберусь! Мы еще посмотрим, кто хороший, а кто плохой!

В дверь поскреблись.

– Не буду я с тобой мириться, – проворчала Танька, останавливаясь у окна. – Ты глупая и ничего не понимаешь!

Но Ленка не ответила. Она продолжала водить ногтем по двери, шевельнула ручку.

– Я с тобой не разговариваю! – отрезала Фролова.

Пусть знает, что со старшей сестрой нельзя так себя вести.

Ленка и не собиралась разговаривать. Настойчивый стук в дверь повторился, и Таньку начало это злить.

– Ты что, язык проглотила? – выкрикнула она, выходя из комнаты.

Стоящий на пороге гость был немного выше Ленки, поэтому Фроловой пришлось перевести взгляд с ажурного воротника на лицо, чтобы увидеть бледную улыбку и тусклые серые глаза.

– Пойдем, – легко сказал Карлуша, протягивая восковую руку.

– Куда? Как? – Танька бросилась обратно, распахнула штору. – Не подходи! Я выпрыгну!

– Это будет хороший выход, – еле заметно кивнул принц. – Давай, я подожду.

Фролова глянула в окно и обомлела. По воздуху, негромко позвякивая, плыл разрисованный трамвай. На месте машиниста виднелась широко улыбающаяся зеленая морда.

Это было до такой степени невероятным, что Танька сползла с подоконника и поскорее задернула штору.

– Карета подана, – Карлуша склонился в галантном поклоне.

– Да ты что! – замахала руками Фролова. – Еще не ночь. Я не сплю. А потом – у меня дел полно. Меня кошки ждут!

Не прекращая мило улыбаться, принц выслушал бессвязную Танькину тираду, покачал головой и произнес:

– Нам пора! А спишь ты уже давно – посмотри.

Танька глянула на кровать и увидела саму себя, лежащую поверх одеяла, в куртке и джинсах. Она спала, подсунув под щеку кулак, и на губах у нее играла блаженная улыбка. Видимо, прошедшая ночь ее сильно утомила, раз она уснула, даже не заметив этого.

За спиной раздался оглушительный грохот. На полном ходу трамвай врезался в окно и, разбрызгивая стекла, влетел в комнату.

«Голубой вагон бежит-качается…» – донеслось до Фроловой, прежде чем железная махина накрыла ее.

Но даже в эту секунду она продолжала смотреть сама на себя. Девушка на кровати продолжала спать. Грохот ее не разбудил.

Глава V Девочка с седыми волосами

В этот раз Мари была не такой приветливой. Она сидела за чайным столом и недовольно ковыряла ложечкой кусок торта.

«Снова старик пошел к морю, неспокойно синее море», – процитировала Танька, поднимаясь с пола.

Теперь справляться с телом было легче.

– Ну, и где же твои друзья? – бровки мадам Тюссо были сомкнуты на переносице. – Кажется, мы договаривались? И что это за фокус с водой?

– Химический эксперимент, – соврала Танька. – Говорят, кошки после себя оставляют воду, в которой медь растворяется. Хотела попробовать. Я же не знала, что на воск она тоже действует. Думала, на него только огонь действует.

– Думала она! – Маленькая ладонь опустилась на стол так сильно, что чашки подпрыгнули. – Здесь за всех думаю я! А те, которые пытаются думать сами, лишаются головы! Можешь у Марии-Антуанетты спросить.

Изящная дама с высокой пышной прической поклонилась и ласково улыбнулась Таньке. На ее открытой шее был отчетливо виден глубокий рубец, словно голову сначала отрубили, а потом приставили обратно. Фролова непроизвольно потянула руки к горлу.

– Так где они? – Мари отодвинула от себя растерзанный торт и встала. – Я не могу больше ждать! У меня для вас уже есть дело.

Она кивнула себе за спину. Там вдоль стен на низкой банкетке стояло несколько голов. В первую секунду Таньке показалось, что это настоящие отрубленные головы и сейчас хозяйка Музея заставит ее снимать маски с покойников. Но приглядевшись, она заметила, что это все-таки воск, и мысленно выдохнула.

– Вы должны будете украшать свежесделанные головы волосами. Каждую волосинку вставляют отдельно. Тысячи, миллионы волосков! И все должны быть на своем месте. Это достойная работа. И заметь – лысых среди моих подопечных нет! Но тебе нужны помощники. Когда ты их приведешь? А то ведь заставлю работать одну!

Перспектива возиться с чьими-то волосами Фролову не очень радовала. Тем более с помощниками. Да еще с такими, каких ей навязывали, – с Килькой и Тихомировым.

Но тут по полу простучали шаги, и из-за длинных юбок дам вынырнула кукла Таня.

– Предательница, – гордо бросила ей Фролова. Сколько бы Ленка ни плакала, сколько ни просила, эта кукла не жилец на свете. Уж Танька придумает ей достойную расправу.

– Как наши дела? – повернулась к кукле Мари. – Хоть ты скажи мне что-нибудь приятное.

Кукла что-то пискнула хозяйке Музея и потянула ее за юбку в сторону.

Столпившиеся фигуры расступились, и перед изумленной Танькой показалась Ирка Веселкина с Глафирой на руках.

– Как интересно, – пропела Мари, чье настроение мгновенно улучшилось. – Кажется, кошек мы еще не делали.

– Она ничего не знает! – кинулась вперед Танька, а вернее, сделала несколько неуклюжих шагов. – Ее можно отпустить. Она все равно ничего не сможет рассказать!

– Она знает достаточно, чтобы здесь оказаться, – отмахнулась от фроловских криков хозяйка.

Килька топталась на месте, не в силах сдвинуться или хоть что-нибудь сделать со своим телом.

– Отпустите ее! Она должна уехать! – не унималась Танька. – Совсем уехать, в другой город.

– Деточка, – ласково похлопала ее по щеке мадам Тюссо. – От нас нельзя скрыться.

– Но она же ничего не сделала! – продолжала настойчиво защищать одноклассницу Фролова. – Она вся из себя положительная! Ее не за что убивать!

– Дитя мое, – на лицо Мари вернулась ее извечная улыбка, – если бы у нас убивали только по делу, то не случилось бы и половины казней. Что бы мне тогда пришлось делать? Оставаться безработной? Вспомни, я всегда жила за счет смертей!

– Нашла чем гордиться, – пробурчала себе под нос Танька.

– Это все дело привычки. – С хорошим настроением к Мари вернулась словоохотливость. – Что же, остался еще один.

– Вот уж Макса вам сюда ни за что не притащить! – убежденно произнесла Фролова.

Услышав знакомое имя, Килька забеспокоилась, начала двигаться быстрее.

– Мак-сим? – Веселкиной удалось разлепить губы.

– Еще ни одному человеку не удалось избежать смерти! Так что и ваш отличник Тихомиров в конце концов у нас окажется.

– Этот конец наступит лет через шестьдесят, – проворчала Танька. – Что же, нам теперь сидеть и ждать его?

– Сидеть не надо, – разрешила Мари. – Ты отправишься обратно, а твоя подруга останется. Так ты будешь более сговорчивой.

– Ага, – Танька уже давно не боялась всей этой разряженной компании, – а вы пока ее распилите на части и начнете делать восковую фигуру.

– Зачем? – Мадам Тюссо обошла вокруг замершей Ирки. – Девушка ехала на трамвае, а он сам делает копии. Ну, ты же знаешь эту легенду про трамвай вне расписания?

– Теперь знаю, – проворчала Танька, соображая, что бы еще такого придумать, чтобы вытащить отсюда бестолковую Кильку. В голове вертелось только одно – кукла.

– Вот и умница, – потрепала ее по голове Мари. – А теперь иди на выход за Карлушей. Мы будем с нетерпением ждать твоего возвращения.

Танька поплелась за принцем. Проходя мимо Кильки, она ободряюще шепнула:

– Держись, Веселкина, мы что-нибудь придумаем.

Карл ждал ее около лестницы.

– Почему ты не хочешь помогать Мари? – Он явно не спешил, собираясь немного поболтать. – Она хорошая. Она так много для нас делает. Она дает нам вторую жизнь, делает нас бессмертными. Ты сможешь жить сколько захочешь!

– Я и так буду жить сколько захочу! – буркнула Танька, сбегая по ступенькам. Но сколько она ни бежала, лестница все удлинялась и удлинялась, а Фролова так и оставалась на ступеньку ниже Карла.

– Но если твоя судьба умереть послезавтра? – Слова принца были такие же бледные, как и он сам. – Почему ты ей противишься?

Танька перестала бежать и остановилась, уперев руки в бока.

– Это вы хотите, чтобы я послезавтра померла! – возмущенно заговорила она, поднявшись на один уровень с принцем. Под ногами Карла тут же выросла новая ступенька, которая снова разделила его и Таньку.

– Другие тоже могут быть судьбой, – невозмутимо продолжал Карл, чем стал жутко напоминать занудного Макса. – И эту судьбу надо принимать, а не убегать от нее.

– Тоже мне, великий учитель! – фыркнула Фролова. – Да тебя под ногами не видно, а туда же, поучает. – Танька развела руками, словно в упор не видит принца. – Да еще неизвестно, настоящий ли ты! Мари рассказывала легенду, по которой принцу помогли сбежать, а вместо него подложили недавно умершего мальчика. – Карл отвел глаза, Танька тут же заметила это. – Ага, – торжествовала она, – молчишь! А говоришь, судьба. Кто-то, кажется, попытался ее избежать?

– Иди.

Ступеньки под ногами принца стремительно сложились, и он вместе с Фроловой оказался на площадке перед дверью. Не произнеся больше ни слова, Карл распахнул дверь и чуть не вытолкнул Таньку на улицу.

На остановке ее уже поджидал трамвай.

Предусмотрительная кукла не стала переодеваться контролером – ее место около перегородки кабины водителя было свободно.

«Каждому, каждому в лучшее верится…»

Другой песни в репертуаре бегемотика, видимо, не было.

Танька плюхнулась на сиденье, вагон качнуло – машинист резво взял с места в карьер. От очередного толчка Танька чуть не полетела на пол. И только встав на ноги, она заметила свою мучительницу – кукла удобно устроилась на заднем буфере.

Фролова снова подпрыгнула, но теперь уже от негодования. Проникнуть сквозь стекло, чтобы схватить обидчицу и проучить, возможности не было. Поэтому оставалось только мечтать о том, что она сделает с гадкой игрушкой, когда доберется до нее. Но замыслам ее не суждено было осуществиться.

Трамвай услужливо довез ее почти до дома и высадил на остановке. Танька спрыгнула на землю, собираясь догонять тут же юркнувшую в подворотню куклу, как вдруг увидела Макса. Он садился в трамвай.

– Стой! – завопила Танька, забыв и про куклу, и про то, что бежать навстречу трамваю гиблое дело – вагон первым не свернет.

Тихомиров на секунду замер, но увидев, что это всего лишь его сумасшедшая одноклассница, пожал плечами и легко вскочил в салон. Двери захлопнулись, чуть не прищемив тихомировскую куртку.

На месте машиниста появилась довольная зеленая морда, готовая вот-вот разразиться известной песенкой.

Танька заколотила кулаками по разноцветному боку трамвая.

– Открывай! Я с вами! Он без меня не доедет!

Но равнодушная махина дрогнула и покатилась по рельсам. Через секунду вагон исчез. А вместо него приехал обыкновенный, желто-белый, с облупившейся краской. И Танька машинально села в него.

Мысли лихорадочно скакали в ее голове, но ни одной толковой не приходило.

Макс скоро окажется в Музее, а значит, следующий приход Карлуши будет для нее последний. Она может обложиться со всех сторон кошками, улиться водой, порубить на мелкие кусочки огромное количество кукол – ей уже ничего не поможет.

И Таньке стало жалко себя, свою коротенькую бестолковую жизнь. Стало жалко, что она постоянно ругалась с сестрой и обижала маму, что не читала, не училась, а все больше злилась и раздражалась. И имя у нее такое хорошее – Танечка, Танюша, Татьянка. Это вам не Оля, не Лена и не Маша, которых пруд пруди. Даже Карин у них в классе было две. А Таня одна, Фролова.

И неужели ее, такую уникальную, убьют?

Танька опустила лицо в ладони и заплакала. Ей было обидно за себя, за родителей, за глупого Макса, который купился на такую подставу, и за весь мир за компанию, который скоро может лишиться такой классной девчонки, как Танька Фролова.

Танька шмыгнула носом, подняла глаза и крякнула от удивления.

На обочине перед тротуаром стоял разрисованный трамвай. Около его переднего колеса сидел зеленый бегемотик и лениво обмахивался своей фирменной фуражкой, хотя на улице было совсем не жарко, а, наоборот, прохладно, да к тому же все еще моросил противный дождь.

Фролова заметалась по салону. Ей нужно было срочно выйти, но вагон только что отъехал от остановки, и следующая у него была не скоро.

– Подождите!

Разрисованный трамвай медленно проплывал за окном. Танька бросилась к кабине машиниста и, не добежав до нее, увидела красный рычаг стоп-крана. Не раздумывая, она схватилась за него. В голове всплыл старческий голос: «Будешь рвать рычаг», и она потянула стоп-кран на себя.

Кто-то ругался, кто-то кричал, кто-то осуждающе качал головой. Из-за перегородки выглянул недовольный машинист. Но Таньку это все уже не волновало. Она увидела, что открылась единственная створка двери спереди, и ринулась к ней. Она даже не притормозила, когда навстречу ей пошел разъяренный водитель. Он поднял руку. Фролова успела присесть и проскользнуть под рукой. Тяжелая ладонь опустилась ей на голову. Вернее, она должна была опуститься, Танька даже увидела эту ладонь у себя надо лбом. Но машинист, видимо, промахнулся, потому что Фролова ничего не почувствовала и побежала дальше.

Разрисованный трамвай все еще стоял на обочине. Не было бегемотика. Зато его ноги торчали откуда-то с крыши. И оттуда же неслось знакомое: «Может, вы обидели кого-то зря…»

– Вас обидишь, – проворчала Танька, заглядывая в салон через окно.

Макс в гордом одиночестве стоял посредине вагона и с удивлением оглядывался. Его никто и не подумал выпустить. Танька обежала вокруг трамвая и изо всех сил стукнула по двери кулаком. Не ожидавшая такого бесцеремонного с собой обращения дверь распахнулась. Но Тихомиров даже не сдвинулся с места.

– Что у тебя с головой? – ахнул он.

– Неужели она стала квадратной? – ухмыльнулась Фролова. – Давай, выходи отсюда. Некогда мне с тобой объясняться.

– Но ты вся белая… – Макс сделал долгожданный шаг в ее сторону.

– А ты и не подозревал, что я белая и пушистая? – продолжала ёрничать Танька, начиная злиться на Тихомирова, который выбрал неподходящее время для шуток. – Выходи скорее! После поговорим. Этот дурацкий трамвай скоро поедет.

– У тебя парик?

На Танькиной памяти Макс впервые был таким тупым и неповоротливым.

– Нет, это я поседела с горя, что ты куда-то намылился без меня, – в голос заорала она. – Какого лешего ты полез в этот трамвай?

Только после этого крика Тихомиров сдвинулся с места и, продолжая с удивлением рассматривать Танькину голову, по ступенькам спустился на землю.

Они благополучно прошли мимо занятого починкой трамвая бегемотика и побежали в обратную сторону. Макс не выдержал и коснулся Танькиной головы.

– Какие-то они у тебя странные, – пробормотал он, переходя на шаг.

– Что ты ко мне привязался? – разозлилась Фролова. – Шути над кем-нибудь другим. Ну, не причесалась я. Как встала, так и пошла. Вообще не люблю все эти расчески, заколки, резинки, ободки…

Танька тряхнула головой и для верности провела пятерней по волосам, желая показать, что надежней расчески не придумаешь…

Под пальцами хрустнул нейлон.

– Мамочка! – ахнула Фролова. Колени подкосились, и она плюхнулась прямо на дорогу. Глаза у нее оказались как раз напротив зеркальца машины, припаркованной на обочине.

Она отлично помнила, что до недавнего времени волосы у нее были невразумительного темно-русого цвета, росли они как попало, ни в какую прическу не укладывались, предпочитая торчать во все стороны. Сейчас же на голове у нее было нечто пепельно-белое, аккуратно уложенное, с кокетливой челочкой.

Танька присвистнула и снова пощупала это нечто у себя над головой. Волосы были искусственные и чуть похрустывали при касании. Да и сама кожа головы была… восковой.

– Мама! – Танька схватилась за щеки, готовая впасть в истерику.

– Ты у мамы парик стащила? – «догадался» Тихомиров. – Не беспокойся, тебе не идет. Можешь отдать обратно.

– Отдам, – мрачно пообещала Фролова, поднимаясь с асфальта. – И не только это.

Танька задумчиво отряхнула испачканные джинсы.

И все из-за этих двух дураков!

– Вот ты умный? – накинулась Танька на одноклассника. – А раз умный, скажи, куда ты ехал на этом дурацком трамвае?

– Ира пропала. – Максим сейчас выглядел растерянным, что для него было необычным и даже невероятным.

– А зачем ты ее отпустил? – не унималась Фролова. – Вы же должны были в дорогу собираться? Вот и собирались бы себе по-тихому, вещички складывали в чемодан. Зачем по улицам бегать?

– Да Глафира эта… – От досады Тихомиров даже стукнул кулаком о ладонь. Такого проявления чувств Танька за ним не помнила. – Ты ушла. Кошка поканючила, а потом взяла и в форточку выпрыгнула. Ирочка побежала на улицу. И тут этот трамвай. Останавливается, двери открывает. Кошка и забежала внутрь. Ирочка за ней. Трамвай тут же поехал. Я чуть в окно не вышел, увидев это. И главное, Ирочка даже рукой мне помахала. Я на улицу выбежал, а там уже никого. И на остановке ни одного человека – спросить не у кого, какой номер был. Я туда, сюда. И вижу – такой же трамвай. Думаю, поеду. На какой-нибудь остановке Иру увижу.

– Тоже мне, Ромео, – проворчала Танька.

Макс выглядел на удивление слишком расстроенным. На него даже ругаться не хотелось. Да, влюбленные действительно становятся заметно глупее.

– Доехал бы до конечной, встретил бы свою ненаглядную, – вздохнула Фролова, имея в виду, что конечный пункт трамвая – Музей, где сейчас сидит восковая Ирка.

– Тогда надо возвращаться! – засуетился Макс.

– Туда ты еще успеешь, – развернула его Танька в другую сторону.

Но Макс рвался обратно; тогда Фролова почесала свой искусственный затылок и начала рассказывать.

Поначалу Макс недовольно морщился – первую часть рассказа он уже слышал. Но когда Танька напомнила ему про кошек, мизинец и деда, Тихомиров перестал ухмыляться.

– Складно получается, – согласился он под конец. – Но все равно, чушь собачья-я-а! – На последнем звуке Макс поперхнулся, потому что Танька тряхнула перед ним искусственными волосами.

– Третья вода – и ты во все поверишь!

– Ладно! – Тихомиров поднял ладонь, отгораживаясь от одноклассницы. – Допустим, в нашем городе есть Музей восковых фигур. Может, он недавно появился. Я просто еще не в курсе. Возможно, там сумасшедшая хозяйка, которая выдает себя за мадам Тюссо, у нее есть друзья, которые любят наряжаться в театральные костюмы и пугать посетителей. Допустим, кто-нибудь из них обладает способностью гипноза, чтобы внушить тебе всю эту чушь. А Ирочка-то тут при чем?

Танька тяжело вздохнула. А вроде умный, на пятерки учится и даже иногда сообразительный. Но во все остальное время такой…

– Ничего ты не понял! – начала накаляться Фролова. – Они хотят всех превратить в восковые фигуры! И чтобы им никто не мешал, они в первую очередь уничтожают свидетелей. Я вам случайно все рассказала. Вы свидетели, которых они убирают. И этот дурацкий трамвай у них средство передвижения. Может, они вообще не в нашем городе, а где-нибудь в Африке. Только на трамвае реально туда доехать. И Ирка в этот трамвай села. Вернее, кошка ее туда затащила. Значит, кошки тоже их сообщники!

– Да какие они сообщники? – Макс все еще отказывался верить своим ушам. – Глупые животные!

– Все у тебя глупые, – Танька порядком устала говорить с непробиваемым одноклассником. Такому пока не покажешь – ни за что не поверит. – Один ты… Короче, тебе нужно срочно уезжать туда, где трамвай тебя не найдет.

– Нет, – Тихомиров решительно одернул на себе курточку. – Ты показываешь мне, где этот Музей, я забираю Иру, и только после этого мы уезжаем.

За их спинами звякнуло. Отремонтированный трамвайчик простучал по рельсам, перевалился с боку на бок и остановился. Скрипнули двери.

Танька вцепилась в Максима и покачала головой.

– Не смей! – прошептала она. – Я тебя туда не пущу. Если ты хочешь помереть, помирай один. Без меня. Но сначала я должна избавиться от этого проклятья. А тогда хоть с обрыва головой вниз прыгайте.

Но Тихомиров вырвал свою руку и схватился на поручень.

– В наше время за просто так никто никого не убивает, – торжественно проговорил он, поднимаясь по ступенькам в салон. – Всему должно быть логическое объяснение. Твой рассказ – это чья-то злая шутка. Я…

Двери закрылись.

«Скатертью, скатертью Дальний путь стелется…»

Танька от досады попробовала почесать в затылке, запуталась в синтетических волосах и чуть не расплакалась от глобального расстройства.

Такого с ней еще не бывало. Из любой ситуации хоть какой-нибудь выход, но находился. Не готова к контрольной, не читала учебника, проспала школу, разорвала новые джинсы… Все это было как-то не смертельно. Через день-два мама забывала, двойка исправлялась, наступали выходные. В конце концов от всех проблем можно было просто спрятаться: закрыть дверь, упасть на кровать и врубить телевизор.

А теперь жди, что какая-нибудь машина задавит тебя, на голову свалится подъемный кран или прилетит огромный гриф и утащит в Гималаи.

На Таньку накатила страшная апатия.

Все бессмысленно. Можно, прячась по подворотням, добраться до дома. А там на пороге ее будет ждать Карлуша и, галантно извиваясь, проводит к гильотине. А помогать ему будет дубина Макс, уже превращенный в восковую фигуру.

«Куклу, что ли, у Ленки стащить?» – мысли с трудом шевелились в Танькиной голове. – «Или пойти кошек искупать?»

Но ключей от Килькиной квартиры у нее не было. Так что кошки обречены погибнуть мучительной голодной смертью, если Иркины родители не соизволят вернуться пораньше. Куда они там у нее укатили? В Египет?

Фролова медленно брела по улице. Теперь мелкий дождик не мочил ее. Капельки сбегали с восковой головы, оставляя волосы сухими.

«Наверное, я странно выгляжу со стороны, – вяло подумала Танька. – В грязных джинсах, старой куртке и начесанная, как Мэрилин Монро».

Ей снова стало страшно жалко себя. Фроловой не хотелось умирать. Ей нравился этот город, этот дождь, эти мрачные люди на улицах. Ей нравилась школа, одноклассники и ее имя. Она на самом деле любила сестру и маму. И ей ужасно не хотелось, чтобы у всех в памяти она осталась как ругачее озлобленное существо, которое ненавидит все на свете.

Ведь на самом деле все не так! Это она так шутила!

На самом деле…

Танька шла, размазывая слезы по щекам. От безысходности она готова была упасть на асфальт и окаменеть. Лишь бы не слышать этот сухой шелест восковых ладоней, не видеть пустых глаз. Неужели оставшиеся тысячу лет до конца света ей придется вкалывать волосинки в чью-то лысину?

– Нет, нет, не хочу! – Фролова помчалась сквозь дождь. Ей стало уже все равно – будут ее сбивать или падать сверху. Она не намерена бездеятельно ждать своего конца.

Решив в последние часы своего существования быть необыкновенно хорошей, Танька нацепила себе на лицо приветливую улыбку и вошла в свою квартиру.

Но дома никого не оказалось.

От досады, что никто не узнает ее с другой стороны, Фролова чуть не выругалась. Но вовремя вспомнила, что ей это теперь не к лицу.

В первую очередь надо переодеться. Хватит ходить в старой куртке и рваных джинсах. Что, у нее одежды нет?

Под новую прическу Танька подобрала себе пеструю легкую блузку и однотонные бежевые брюки. К ним узкие туфли-лодочки. Махнула по губам помадой.

Неожиданно ей понравилось то, что она увидела в зеркале.

«Танюша» вывела она губной помадой на зеркале. По телевизору так часто делали героини, чтобы оставить о себе какой-нибудь след или улику.

Написала и застыла.

Перед этим за полчаса она развила такую деятельность, перебирая и перемеряя свои наряды, что не видела и не слышала ничего. Ей даже понравилось это занятие. Если она выпутается…

В соседней комнате говорили. Ленкин голос что-то бубнил на одной ноте, то приближаясь, то удаляясь.

Танька медленно закрыла помаду и бесшумно выглянула в коридор.

На кухне лилась вода. Видимо, пока Фролова «бушевала», мама с Ленкой вернулись.

Голос сестры звучал отчетливо. Вряд ли Ленка говорила по телефону – делать это она пока не могла. Сама с собой Ленка тоже не стала бы разговаривать. Значит, в ее комнате кто-то был… Кто-то, кому можно было долго о чем-то рассказывать.

Танька живо представила Карлушу, сидящего на Ленкином детском стульчике и умильно слушающего ее трескотню. Они бы точно понравились друг другу.

Фролова прижала ухо к двери.

– …побежим, как только она уснет, да? – весело щебетала Ленка. – А потом, может быть, ей расскажем, да? Только чтобы она не сердилась. Я так не люблю, когда она сердится! И трамвай пускай будет, и бегемотик. Жаль, что я его не видела… Он, наверное, забавный.

Услышав что-то знакомое, Танька приоткрыла дверь.

По центру комнаты на том самом маленьком стуле сидела кукла Таня. Ленка скакала вокруг нее, возбужденно взмахивала руками и без остановки трещала:

– А Таня мне кошку обещала подарить. И не одну, а целых пять. Ту, что она приносила, Глафирой зовут. Только она ее унесла куда-то. Я просила оставить, а она не послушалась.

«Да она жалуется кукле! – догадалась Танька. – Она все ей обо мне рассказывает! Так вот почему эти музейные работники за меня взялись! Ленка наябедничала, и кукла побежала выполнять прихоть маленькой хозяйки. Так, значит, желание, чтобы я умерла, исходило от моей родной сестры?»

Когда до Таньки дошел трагический смысл происходящего, она медленно выпрямилась и толкнула дверь.

Еще несколько секунд Ленка совершала свой ритуальный танец вокруг куклы, а потом заметила сестру.

– Предательница! – выдохнула Фролова в испуганное личико. – Наглая лгунья! Убить меня хочешь? И из-за кого!

В этот раз Танька оказалась быстрее. Она схватила куклу и снова запустила ею в открытое окно. Прямо в дождь.

– Она же тебе помогает! – Ленка совершила прыжок, в надежде перехватить летящую игрушку, но промахнулась, встретившись со своим стулом.

– Знала бы ты, какая от нее помощь! – завопила Фролова, выскакивая из комнаты.

Зря она выбросила эту чертову куклу. Нужно было что-то сделать: разобрать на запчасти или надежно спрятать. А так она оказала игрушке услугу – отпустила. И теперь кукла натворит дел!

Танька была в ярости. Она метнулась к Ленкиной двери. Оттуда раздавался рев и крики:

– Она помогает, помогает!

Из кухни выглянула мама. Увидев Таньку с необычной прической на голове, она открыла рот от удивления. Но Фролова не стала ничего объяснять.

Она решила проверить, куда делась кукла. Если она лежит под окнами…

Танька спустилась на первый этаж, распахнула дверь подъезда.

Во дворе стоял разрисованный трамвай. Огни в нем были потушены, электрические усы опущены. Словно трамвай затаился и ждал чего-то. Или кого-то.

«За мной приехали, – догадалась Танька. – Ждут, когда я усну».

Она даже не удивилась, что трамвай оказался в ее дворе, где сроду никаких трамвайных путей не было, куда даже машины не заезжали, до того он был узкий и неудобный для любого вида транспорта, кроме велосипеда.

Но трамвай стоял, неминуемый как смерть. А умирать Фроловой сейчас совсем не хотелось.

В первую секунду она попятилась, собираясь спрятаться от этого кошмара в доме. Пускай попробуют ее найти!

Вдруг трамвай ожил. В салоне загорелся свет, зазвенели веселые колокольчики.

«Медленно минуты уплывают в даль…» – понеслось над тихим двором.

Таньку кто-то дернул за штанину. Это была кукла.

– Вот ты-то… – начала Фролова.

Но кукла сделала предостерегающий жест ручкой и показала, чтобы Танька немедленно уходила отсюда. И первая побежала за дом.

– А ну, погоди! – Танька бросилась за игрушкой, и та ловко отвела ее в сторону.

В ту же секунду, когда Танькина яркая рубашка исчезла за поворотом, из дверей трамвая вышел Карлуша. Он внимательно оглядел притихший двор, задрав голову, глянул на окна Танькиной квартиры и плавной походкой пошел к подъезду. Он это делал так долго, что Фролова успела обежать дом вокруг и появиться с другой стороны. Кукла бежала перед ней. Она что-то пискнула и бросилась к вагону.

– Ага! – кровожадно крикнула Танька. – К своему убежищу рванула?

И тут она остановилась.

Кукла стояла на верхней ступеньке салона и делала знаки, чтобы Танька тоже поднималась.

– Фигушки, – выпалила Фролова. – Меня сразу же на смерть повезут.

Таня сделала резкое движение рукой, так что Фролова машинально обернулась. Из подъезда выходил Карлуша. Лицо у него было вытянуто от удивления.

– Бежим! – крикнул голос за спиной.

И Танька не заметила, как оказалась в вагоне.

«И хотя нам прошлого немного жаль», – надрывался зеленый машинист.

Кукла повлекла ее за собой. Вместе они пересекли салон. Кукла Таня ловко вскарабкалась на сиденье и шагнула в окно.

Фролова остолбенела. Она ожидала, что кукла сейчас врежется в твердое стекло, но она прошла сквозь него, как сквозь воздух.

– Ее нет дома, – раздался холодный голос. Карл говорил с бегемотиком.

Медлить больше было нельзя. Танька зажмурилась и побежала к сиденью.

Под ногой спружинила мягкая обивка кресла, потом тонкую подошву туфель резанул острый край окна, и Фролова оказалась в кромешной темноте.

Глава VI Окно в стене

Алевтина Ивановна, толстая и неповоротливая учительница литературы и русского языка, в минуты хорошего настроения любила рассказывать о своем походном прошлом. Как она на Эверест ходила, лазила по разрушенным стенам Екатерининского дворца в Царицынском парке, а потом изучала карстовые пещеры в Крыму. Про пещеры ее ученики знали больше всего – и про кромешную темноту, и про опасные провалы, и про коварные подземные озера, у которых может быть два, а то и три дна. Правда, глядя на то, как Алевтина Ивановна боком протискивается между рядами парт, с трудом верилось в эти рассказы.

Именно про пещеры вспомнила Танька, когда вслед за куклой нырнула в окно.

«Входишь. В спину еще бьет дневной свет. Делаешь поворот. Света становится заметно меньше. Еще поворот, и ты попадаешь в абсолютную темноту. Вроде бы только что перед тобой была спина впереди идущего товарища. И вот ты не видишь ничего, даже своей руки».

Приблизительно так звучал рассказ учительницы. Он сам всплыл в памяти, когда Фролова оказалась в полном мраке.

В первую секунду она подумала, что забыла открыть глаза. Но потом оказалось, что с глазами у нее все в порядке, они открыты. Просто смотреть здесь невозможно. Вокруг была та самая «кромешная темнота».

Фролова вытянула руку, ее она тоже не видела, но темнота пока не имела границ. Так что рука ее ни с чем не встретилась, и Танька сделала первый неуверенный шаг.

– Эй, – позвала она пустоту. Говорить с куклой было как-то неудобно. Но раз игрушка могла двигаться, могла она и говорить. – Где ты?

Голос отражался от стен, и Таньке казалось, что вокруг нее стоит десяток человек, которые передразнивают ее.

– Таня! – уверенность в том, что игрушка ее слышит, у Фроловой исчезла.

– Музей! – отозвался незнакомый голос, и Танька остановилась.

Ей только не хватало сейчас оказаться в Музее. Хорошо она будет выглядеть – сбежала от Карлуши, чтобы самой добраться до места смерти.

«Извините, хотелось прогуляться. Надеюсь, я вас не сильно задержала? Гильотина у вас не проржавела? Палач не утомился?»

– Погоди! – Танька всего минуту провела в темноте, но уже успела потеряться – откуда пришла, куда собиралась идти и где она вообще находится. – Пошли обратно. Зачем тебе Музей? Ну, хочешь, я извинюсь перед тобой и никогда больше не буду обижать Ленку? – Фролова прислушалась. Кто-то где-то шел. Вокруг было столько звуков, что она не могла понять, откуда раздается топот ног. – Не хочешь? – Танька сделала несколько шагов, предварительно ногой ощупывая пол перед собой. – А чего ты хочешь?

Где-то что-то упало, по темноте прокатилось эхо. Танька втянула голову в плечи.

– Да что ты там делаешь?

– Иди вперед, – пискнула кукла.

– А «вперед» – это где? – Фролова не была уверена, что стоит лицом в ту сторону, под которой кукла подразумевала «вперед».

– Неважно. – Теперь голос долетел с потолка. – Просто иди.

– Иди и провались куда-нибудь, – проворчала Танька. – Это месть твоя? Я же пообещала больше так не делать!

– Иди! – Голос подтолкнул ее в спину, и Фролова пошла.

Первые несколько шагов дались ей тяжело, она все боялась провалиться или на что-нибудь налететь. Но постепенно страх пропал – она шла и шла, не встречая на пути препятствия.

Впереди что-то зашуршало. На фоне открывшегося небольшого круглого отверстия появилась кукла Таня. Она выглянула в это окошко и, ткнув куда-то пальцем, пискнула:

– Твои друзья!

– Так ты меня за ними сюда привела? – удивилась Фролова. Вот уж о ком она сейчас не собиралась думать, так об этой паре ненормальных. Особенно о Максе – сам сел в трамвай, она только отговаривала.

Но кукла настойчиво звала ее подойти к окошку, и Таньке пришлось сделать оставшиеся несколько шагов.

Через отверстие был виден большой зал, тот самый, куда Танька попала в свой первый день. Вдоль стен замерли восковые фигуры. Фролова узнала Марию-Антуанетту, Людовика XVI, Распутина, Мэрилин Монро и заметно поредевшую царскую семью. Место Карла-Людовика около двери пустовало. Под окошком на лавочке сидела неподвижная Ирка с Глафирой, которая что-то усиленно грызла. Макса видно не было. Может быть, он еще не доехал?

– Мне их нужно просто забрать и провести через этот тоннель? – шепотом спросила Фролова и осеклась. Слово «тоннель» вырвалось у нее случайно.

«Кукла проведет тебя через тоннель», – всплыл в голове дребезжащий голос старика.

Правильно. Все, как он и предсказал.

«Ладно, уговорили, – решила Фролова. – Вытащу я эту сумасшедшую парочку. Но если они сейчас же не уберутся из города, я сама с ними что-нибудь сделаю».

Танька уже хотела спросить у куклы о другом входе в Музей, когда двери зала распахнулись, и на пороге появилась Мари. Рядом с ней стоял Макс. Был он в своем обычном виде, человеческом, и двигался очень даже быстро. Увидев свою даму сердца, Тихомиров побежал к ней.

– Ирочка! – кричал Максим, теребя Кильку за руки, что, с Танькиной точки зрения, выглядело сейчас преглупо. – Мне Фролова говорила, а я не верил. Как же так? – Он замер, с ужасом рассматривая, во что превратилась его подруга.

Веселкина никак не отреагировала на появление кавалера. Она все так же сидела, неестественно прямо держа спину, положив безжизненную руку на кошку, и смотрела перед собой.

У Мари за спиной возник Карл. Он что-то быстро прошептал своей хозяйке. Та медленно качала головой в такт его словам.

– Но он не может сломаться! – произнесла наконец она, поворачиваясь. – Этот трамвай выдумка! Выдумка не ломается.

– В этой стране ломается не только выдумка, – пожал тощими плечами Карлуша, – но и то, чего вообще нет.

– Ты что несешь? – Мадам Тюссо развернулась так стремительно, что своими пышными юбками чуть не сбила тщедушного принца с ног. – Кто пустил сюда этого мальчишку в таком виде? Где ОНА?

– Ее нет, – прошелестел Карл. – Она должна была быть у себя. Но ее нигде не было. И я ее не чувствую. – Карл обвел взглядом стены, и Танька отпрянула от своего наблюдательного пункта. – Может, она уже здесь?

– Раз ты ее не чувствуешь, значит, она мертва! – торжественно произнесла Мари, радостно взмахивая руками.

От этих слов у Фроловой внутри все похолодело.

Не может быть! Неужели она попала под машину и не заметила этого?

Танька лихорадочно потерла лоб.

Нет, ничего такого она не помнит. Не могла же она пропустить свою смерть.

А что, если и правда она обыкновенный мертвец? Как там Ирка говорила? Они ходят между простыми людьми, никто на них не обращает внимания, а на самом деле они мертвые. И эмоций у них никаких нет.

На какое-то время Танька забыла о происходящем в зале.

Как же отличить живого от мертвого?

Мертвый лежит в гробу.

А если не лежит?

Фролова в панике схватилась за голову, под пальцами захрустели искусственные волосы.

Вот оно! Если бы она умерла, к ней бы вернулись ее волосы!

Жива! Жива!

Танька вновь метнулась к отверстию, но, не дойдя до него одного шага, остановилась.

А если волосы не должны обратно поменяться? Как помер, так помер.

Фролова с отчаяньем посмотрела в окошко.

Мари стояла около до боли знакомой восковой фигуры – Танькиной копии – и внимательно рассматривала ее.

– Если бы эта негодная девчонка была здесь, – задумчиво бормотала мадам Тюссо, – ее фигура ожила бы! – Она медленно пошла через зал. – Мне все это не нравится. – Фигуры, мимо которых проходила хозяйка, начинали двигаться. – Я не понимаю, почему не получается все сделать сразу?

– Отсталая страна, – махнула ручкой Мария-Антуанетта, поправляя сбившуюся прическу. – Во всех цивилизованных странах каждый сам за себя, а здесь… как это… «сам погибай, а товарища выручай», – произнесла она, картавя русские слова. – Так, кажется?

Со всех сторон раздался довольный гул голосов и редкие аплодисменты.

– Вот, – горестно покачала головой Мари, – даже королева стала изучать местный фольклор. Куда все катится? Где кукла? Почему эти дурацкие игрушки стали им помогать? Уж они-то, кажется, не в этой стране сделаны.

Танька поморщилась. А ведь правда! Она отлично помнила, как папа пришел домой с небольшой разноцветной коробкой с прозрачной пленкой-окошком спереди. Внутри в красивой упаковке лежала невероятно нарядная кукла. Первое время эта коробка была для новой игрушки постелью, и Фролова успела хорошо ее изучить – на ней было много иностранных буковок. Кажется, папа говорил, что кукла из Германии. У нее даже имя было какое-то смешное… Танька его уже, конечно, забыла.

Гретта, Меметта, Каретта…

Ну вот, теперь и память ее подводит. Наверное, так смерть и выглядит. Сначала забываешь свое давнее прошлое, потом детский сад, потом школу, потом вчерашний день… И улетаешь в небо прозрачным облачком.

Танька даже голову подняла, чтобы проследить свой полет. Но потолок при скудном освещении был не особо виден.

Кукла опять же с ней разговаривает. Когда это с ней куклы разговаривали? Как померла, тут же заговорила! Вот вам и доказательство.

Домой пришла, никого не было. А потом вдруг появились. Что же она не слышала, как дверь хлопнула?

Не услышала, потому что была мертвой!

И Карл ее не увидел, хотя они стояли в трамвае практически напротив друг друга. Почему? Все потому же!

Танька сползла на пол и зажмурилась.

Ей было не страшно, нет. Пусто. Внутри было до ужаса пусто и холодно. Вокруг была темнота. И из этой темноты ей не выбраться никогда. Уж лучше бы ей быть восковой фигурой. Тогда хоть с кем-то можно общаться. С Карлом или Мэрилин Монро. Да с той же самой Мари…

На Таньку вновь напала апатия. Все напрасно. И сделать уже ничего нельзя. И глупому Максу уже не поможешь. И Килька так и останется восковой. А Мари будет все пополнять и пополнять свой Музей новыми экспонатами, пока весь мир не станет одной страной – Музеем восковых фигур.

Под руку Фроловой попал камешек. Она бездумно подбросила его на ладони, перекинула с руки на руку.

Когда-то давно она смотрела фильм, где убили одного дядьку. Через какое-то время он вернулся, чтобы отомстить своим убийцам. Но поначалу он ничего не мог сделать, потому что привидения не способны чувствовать людские предметы. Но другое привидение научило его кое-каким фокусам, и дядька к концу фильма отомстил.

Танька тупо рассматривала камешек у себя в руках, ощупывала его холодную неровную поверхность и понимала, что для нее еще не все потеряно.

Даже если она и померла, то кое-какие человеческие способности в ней сохранились. А уж про эмоции и говорить не стоит. Эмоции переполняли ее через край.

Вдруг Фролова поняла, что уже какое-то время из окошка доносится шум. Она вернулась на свой наблюдательный пункт.

Двое держали Тихомирова за руки. Он вырывался и орал, что все здесь разнесет. Веселкина сидела все так же, не шевелясь, и Танька поняла, что это не настоящая Ирка, а восковая фигура, и глупая Глафира уже сжевала рукав ее восковой куртки.

– Что же с тобой делать? – произнесла Мари после долгой паузы, во время которой она изучала лицо Макса. – Впрочем, любая машина дает сбой. Придется это исправить. – Она подошла и осторожно погладила Тихомирова по голове. – Отведите его в мастерские. – И, вздохнув, добавила: – Придется над ним поработать.

Мадам Тюссо повернулась к Карлуше и провела указательным пальцем по шее.

Танька почувствовала, как у нее мгновенно вспотели ладони, а по спине пробежали испуганные мурашки. Хотя она тут же загнала испуг обратно в пятки, мысленно приговаривая: «Так ему и надо. В следующий раз будет меня слушать… А ведь следующего раза не будет».

Макса повели вон из зала, и Фролова не выдержала. Она сжала кулаки и почувствовала в правой руке камень.

– Не смейте его трогать! – завопила она, бросая камень в окошко. – Немедленно отпустите!

Куда упал камень, Танька не разглядела, потому что уже мчалась, как ей казалось, вдоль стены. Она хотела найти вход в зал. Если было тайное слуховое окошко, должна быть и тайная дверь.

Перед ней мелькнула какая-то фигура, державшая в руках фонарь.

Кукла Таня вернулась! Она-то и покажет Фроловой дверь.

Фигура впереди двигалась не совсем обычно, движения ее были замедленными, поэтому Танька легко догнала ее. Потом сделала еще несколько шагов и остановилась.

Это был Карл. Только сейчас он оказался одет в темную курточку с большим светлым воротником. Принц бежал тяжело, немного прихрамывая, с трудом переставляя восковые ноги. Фонарь в его руках чуть поскрипывал.

Бегущий заметил, что за ним никто не следует, и стал медленно поворачиваться.

Пока он поворачивался, Фролова сто раз успела бы убежать. Но теперь спешить было некуда. Она еще успеет от него смыться – бегала она всегда быстро. Сейчас же ей было интересно, почему принц бежал не за ней, а вместе с ней.

– Как пробежался? – начала она и осеклась.

Это был не Карл.

Где-то Танька видела этого мальчишку, аккуратно причесанного, с сурово сдвинутыми бровями. Незнакомец качнул фонарем около своего лица.

– Быстрее! – медленно произнес он. – Они скоро будут тут.

– Так я и пошла неизвестно с кем, – с вызовом произнесла Фролова. – Ты кто?

– Алеша, что же вы! – Из темноты медленной грациозной походкой вышла красивая высокая девушка в длинном белом платье, подвязанном под грудью широкой лентой. В руках у нее тоже был фонарь. Увидев, что все стоят, она нетерпеливо махнула рукой. Жест у нее, понятное дело, тоже вышел неспешный. – Пойдемте, пойдемте, потом все разговоры!

– Вот еще, буду я с вами куда-то идти, – буркнула Танька. – Еще зарежете за поворотом. Мне в зал надо.

– Вам туда нельзя. – Голос у девушки был властный, не терпящий возражений. – Мы покажем, куда отведут ваших друзей.

Вдруг темнота озарилась ослепительным светом – под потолком загорелись электрические лампочки. И Танька побежала, уже не соображая, куда и зачем она бежит. Перед ней были сплошные повороты и никаких дверей с табличками «вход» или «выход».

– Сюда, сюда! – позвал мальчишка, и Фролова нырнула в нишу между двух колонн.

– Алеша, – выговаривал строгий голос, – почему вы убежали от мамы? Что за мальчишество? Вас будут искать в первую очередь.

– Хорош лаяться, – бесцеремонно влезла в их разговор Танька. – Вы кто такие?

Девушка надменно поджала губки и уже собралась ответить, как вперед выскочил мальчишка.

– Меня зовут Алексей, – звонко произнес он, протягивая Таньке ладошку. – А мы тебя видели. Ты ошибка мадам Тюссо.

– Сами вы ошибка, – пробормотала Фролова.

Девушка открыла рот, чтобы возразить, но мальчик оказался быстрее:

– Мы не ошибка, – легко махнул он рукой. – Мы правильные. Нас сначала убили, а потом сделали копии. А тебя трамвай недопереехал.

– Алеша! – наконец вставила свое возмущенное слово девушка.

– А это Настя, – тут же представил девушку мальчишка. – Она моя сестра и очень правильный человек. Мы здесь уже давно и все-все знаем.

– А ты только с мертвыми такой бойкий или со всеми? – Танька вспомнила свои мысли о смерти. А если они с ней разговаривают только потому, что она такая же мертвая, как и эти двое?

– Он просто непослушный, – ответила за мальчишку девушка Настя. – И нам пора на место.

– А что с Максом-то? – напомнила Фролова.

– Алеша, нам нужно обратно, – настойчиво повторила девушка.

– Пойдем!

Мальчишка отстранил сестру и выглянул из ниши.

– Я здесь все знаю, – похвастался он, потрясая своим фонарем. – Каждый поворот. Здесь столько всего интересного! Я даже огня не боюсь и могу зажечь свечку! Другие ни за что это не сделают!

– Меня хотят статуей сделать, – пожаловалась Танька.

– Я знаю. – Алексей шел по длинным коридорам, сворачивал, уверенно ведя спутницу вперед. – Я как раз в зале тогда был. А здорово ты с Мари разговариваешь. Ты смелая, за друзьями вернулась. Я бы так не мог. Я бы точно испугался.

Танька не стала возражать мальчишке и объяснять, что все на самом деле не так. Было приятно, что о ней хорошо думают. Может, и правда заделаться правильной?

Неожиданно Алексей остановился.

– Наверное, у Мари теперь ничего получаться не будет, – заговорил он, глядя Таньке в глаза. – Я так думаю. Двести пятьдесят лет ей все удавалось. Но тогда она просто делала свое дело. А теперь… – Мальчишка весело подмигнул. – Хорошо, что мы вернулись в Россию! – В отличие от других фигур, глаза у Алексея были почему-то живые. – Здесь всегда все происходит не так, как задумывается. – И без паузы затараторил. – Делаем так. Я вбегаю первый и начинаю кричать, что Музей горит. Ты хватаешь своего друга. И если Настя не будет упрямиться, она выведет вас обратно к тоннелю. А там через трамвай вы окажетесь у себя. Только обещай, что обязательно придешь ко мне в гости.

– Конечно, – машинально кивнула Фролова, еще не сообразив, что у нее попросили.

– Ну, все!

Мальчишка толкнул дверь, и Танька увидела небольшую комнату, заполненную восковыми фигурами. Часть из них стояла вдоль стен, другая часть столпилась вокруг стола.

– Горим! Горим! – завопил Алексей.

Фигуры отшатнулись в разные стороны, и Фролова наконец смогла разглядеть стол. На нем лежал Макс, лицо его было облеплено бледно-розовой жижей.

В первую секунду Танька решила, что они опоздали, – Тихомирова уже убили и снимают с него посмертную маску.

– Быстрее! – подогнал ее Алексей и стал с криками опрокидывать высокие стеллажи. На пол посыпался инструмент.

Танька и сама не знала, зачем она идет к столу. Тяжеленного Макса она с места не сдвинет. Да и что делать с его телом, непонятно.

И тут произошло неожиданное.

Мертвый Тихомиров всхрапнул. Еще не веря в свою удачу, Танька схватила его за руку и вскрикнула, почувствовав под пальцами что-то холодное.

Значит, он все-таки мертв!

И только пригнувшись, она рассмотрела, что на руке у Тихомирова тоже воск.

Макс снова всхрапнул и стал поворачиваться на бок.

– Ах ты, соня!

Танька сдернула спящего Тихомирова на пол. Оглушенный, еще не пришедший в себя Макс замычал. Застывающая маска на лице не давала открыть ему глаза. Танька потянула одноклассника за руку и потащила к выходу. Идти он не мог, потому что из-за вынужденной слепоты обо все спотыкался – стараниями Алексея на полу лежало много всего.

– Что такое?

Танька уже почти выволокла одноклассника в коридор, когда навстречу ей вышла Мари. Максим, уже сообразивший, что к чему, содрал с себя маску и, увидев мадам Тюссо, запустил комком воска в нее.

– У, кикимора болотная, – выругался он, и Танька прыснула – таких слов она от правильного Тихомирова не ожидала.

Таньке под ноги попал фонарь – вбегая в комнату, Алексей оставил его на пороге. Фитилек внутри еле горел.

– Не подходи! – Фролова подхватила фонарь и открыла дверцу. – Я сейчас здесь все спалю!

Она сдернула с Максова уха остатки воска и сунула поближе к огню. Воск затрещал и поплыл.

– Несносные дети! – взвизгнула Мари. – Вам все равно не выбраться из моего Музея. Тот, кто сюда попадает, живым на улицу не выходит.

– А вот и врешь! – В Таньку словно маленький бесенок вселился. Она была жива, а все остальное теперь казалось абсолютно не важным. – Я выходила и еще раз выйду!

– Ты – моя ошибка, и я ее исправлю.

– Это вы ошибка! – завопила Танька, занося руку с фонарем. – Восковые фигуры не могут двигаться и убивать людей!

Она швырнула фонарь под ноги Мари, прямо на подол платья. Мадам Тюссо совершила прыжок, довольно резвый для восковой фигуры, и освободила ребятам дорогу.

– Идемте, идемте, – позвала из глубины коридора Настя. – Сейчас здесь окажется весь Музей! – Она нервно теребила носовой платок и с тревогой поглядывала на суматоху за спиной ребят. – Давайте скорее! Мне надо еще проследить, чтобы Алеша вернулся на место. Не дай бог, его в чем-то заподозрят.

– Он что, важная фигура? – Танька мертвой хваткой держала Макса за руку и как тягач потащила его за собой. – Чего ты его все к родителям тянешь? Он ведь уже большой.

– Кто?

– Как кто? – От удивления Настя остановилась. – Он цесаревич, наследник престола.

– Кто? – Танька споткнулась.

– Будущий царь России.

«Вот это компашка! – мысленно ухмыльнулась Фролова. – Принц французский, наследник российской короны. Кому рассказать, не поверят».

Она тут же зауважала мальчишку. Будущий царь, а им помогает.

Если французского дофина Танька нисколько не боялась и даже ни капельки не жалела, то царевича ей было немножко жалко. Его тоже убили. А он ведь совсем пацан.

Свою грустную мысль Фролова до конца не додумала, потому что они вновь оказались возле длинной стены со слуховым окошком.

– Уходите! – Мягкие руки толкали их в спину. – Идите прямо и попадете на трамвай. И не приходите сюда больше никогда! Живым здесь не место. После сегодняшнего Мари вряд ли будет вас искать. Надеюсь, на этом ваши приключения закончились.

– Нужно Иру забрать! – Макс снял со своего плеча руку Насти. – Без нее я не уйду.

– Она уже умерла, – покачала головой девушка.

– Неправда! – завопил Тихомиров, и Танька испугалась, что он сейчас упадет на пол и забьется в истерике.

– Почему вы меня не слушаете? – удивилась Настя. – У вас нет времени за ней ходить.

Танька глянула Максу в глаза и поняла, что без Кильки не сдвинет его с места.

– Идите к трамваю, – приказала она. – Мы с Веселкиной скоро придем. – Фролова повернулась к Насте. – Как попасть в зал?

Девушка махнула рукой вдоль стены в обратном направлении, и Танька, чтобы больше ни с кем не спорить, не оглядываясь, побежала назад.

Дверь вскоре нашлась. Перед этим в темноте она просто пробежала мимо нее.

Ирка все так же сидела на лавочке. Глафира задремала, свернувшись у нее на коленях.

– Вставай! – Танька схватила Кильку за плечи. – Просыпайся!

Плечи у Веселкиной были каменные, и сама она была вся словно деревянная.

– Ну же!

Танька прислушалась. Крики и топот раздались где-то за стенкой. Там шумели, что-то роняли, ругались. В зале пока никого не было. В углу только стоял столик, за которым Мари днем пила чай. Еще один стол оказался в другом углу. За ним обычно сидел тощий бородатый мужик в рубахе. Мадам Тюссо называла его Распутиным. Он единственный из всех почему-то был обречен вечно пить чай.

Покачивались пыльные растения на подоконниках.

– Ирка, тебя Макс ждет!

Фролова врезала Веселкиной по щеке, отбила ладонь и зашипела от боли. Взгляд ее упал на небольшую изящную лейку с длинным изогнутым носиком.

– Вода, – пробормотала она. – Третья вода!

Почуяв неладное, Глафира подняла голову.

– Потерпи, киска!

С этими словами Танька вылила содержимое лейки на черную голову. Глафира взвыла и попыталась спрятаться у хозяйки за шиворотом.

– Раз!

Вода в лейке закончилась, и Фролова побежала к столу. Все чашки были пустые, и только в заварнике в густо заваренной коричневой жиже плавали чаинки.

Когда кошке на голову вместе с коричневой водой посыпалась заварка, она завопила дурным голосом и полезла хозяйке на голову.

– Два!

Танька проследила, чтобы с Глафиры заварка стекла на Кильку, и побежала к столу Распутина. Здесь ее ждало полное разочарование – во всех чашках, графинах и рюмках была искусственная жидкость.

Да это и к лучшему. Фролова просто не знала, что это была инсценировка последнего дня жизни Распутина, а его тогда отравили. И если бы жидкость была настоящей, то Глафира, а может быть, и Ирка, не дожили бы до утра – такой сильный там был яд.

Танька в сердцах сбросила всю посуду на пол.

– Это было бы слишком просто, – пробормотала она. – Третья вода, и все свободны. Вода, вода, мне нужна вода!

Таньке позарез нужно было чудо…

– Дождь! – завопила она.

Действительно, за окном должен был идти дождь. И однажды дождевая вода ей уже помогла.

Танька сняла с ноги туфлю и со всего размаха стукнула каблуком по стеклу. На пол посыпались осколки.

Дождь шел. Не такой сильный, как хотелось бы. Но и этого было достаточно.

Увидев, что Танька снова к ней приближается, Глафира выгнула спину и зашипела. Но Фролова бесстрашно вырвала кошку из волос Веселкиной и на вытянутых руках выставила за окно. Уже согласная на все, Глафира (лишь бы не били) обвисла в ее ладонях.

Танька, наверное, долго ждала бы, пока кошка промокнет, – дождик шел ленивый и редкий. На ее счастье, внизу был желоб, куда стекала вода с крыши. Этой воды оказалось достаточно.

Глафира даже не дернулась, когда ее в очередной раз искупали. Она только жалобно мявкнула, и Фролова безжалостно выжала ее прямо на голову Кильки.

– Ты что делаешь!

Танька до того была увлечена процессом, что не заметила, как Ирка ожила.

– Отпусти!

Кошка прыгнула в руки хозяйке и сразу же начала жаловаться на безобразное с ней обращение.

– Ожила?

От волнения Танька обе пятерни запустила в волосы, запуталась в прическе и мысленно застонала – когда же это кончится? Настроение у нее тут же ухудшилась, и она грубо поставила Веселкину на ноги.

– А теперь деру отсюда, пока кто-нибудь не пришел!

– Что происходит? – подняла удивленные глаза Ирка.

Вот парочка! Одна тормозит, другой упрямый как осел. Они нашли друг друга.

– Идем! – Танька схватила Кильку за руку и потащила к тайной двери. Оттуда к ним уже бежал Алексей.

– Вы еще здесь? – ахнул он. – Они возвращаются!

Фролова пропустила Веселкину вперед и обернулась на пороге.

С другого конца зала на нее смотрела ее копия. Таньку даже передернуло – до того эта восковая фигура была на нее похожа.

И тут ей в голову пришла гениальная идея.

– Ваше… это… величество, – буркнула она.

Неожиданно Фролова почувствовала, что робеет перед этим мальчишкой. Карла она совсем не боялась, а тут испугалась. Все-таки цесаревич, наследник российского престола. А как правильно обращаться к Алексею, она не знала.

– Извините, вы сможете довести Ирку до трамвая? Там уже должна быть ваша сестра с Максом.

– Максим здесь? – Веселкина все еще удивленно хлопала ресницами. – А что это за место?

– Тебе нельзя задерживаться. – Алексей потянул Фролову за руку. – Пойдем. Вы еще успеете выбраться. Я так хочу, чтобы у вас все получилось.

– Мы в любом случае успеем. – Танька мягко освободилась от руки мальчика. – Идите, я сейчас вас догоню.

Чтобы с ней больше не спорили, она побежала через зал к своему двойнику. Фролова почему-то была убеждена, что, если сломает эту копию, ей некуда будет возвращаться, Карлуша больше никогда не придет, и весь этот кошмар с Музеем действительно закончится.

Она добежала до фигуры и в замешательстве остановилась. Как же она будет ее разрушать? Голыми руками отрывать голову и выдергивать руки с ногами? А может быть, стол в нее бросить?

Но копия смотрела на нее такими проникновенными грустными глазами, что Танька попятилась.

Вот если бы перед ней сейчас поставили фигуру Тихомирова, она бы ни секунды не раздумывала. Но бить саму себя?

Танька вновь взлохматила свои волосы, от волнения даже не заметив, что они стали нормальными, ведь перед этим она провела по ним руками, намоченными в «третьей воде».

Фролова набралась храбрости, глубоко вдохнула, зажмурилась, склонила голову и с боевым кличем бросилась на своего двойника. Фигура упала. В то же время распахнулись все двери, и в зал стали входить его восковые обитатели.

Танька попятилась, но было уже поздно. Потайная дверь была от нее отрезана сотней искусственных людей. Жизнь осталась там, за стеной воска. Здесь же был мрак.

– Держите ее! – прогремел властный голос.

И все фигуры бросились на Таньку.

Ни в каком кошмарном сне Фролова не могла представить такого ужаса – сотни гладких, нежно-розовых восковых рук, тянущихся к ней, сотня остановившихся искусственных глаз, сотня ртов, растянутых в ласковой улыбке. Она впервые почувствовала дикий звериный страх и, уже не помня себя, кинулась сквозь эти руки, лица, плечи и головы. Танька визжала, брыкалась и царапалась, сама уже не зная, куда стремится.

Глава VII Почти как люди

Таньке Фроловой и раньше время от времени снились кошмары. Как-то за ней бегал бандит и уже должен был вот-вот нагнать и зарезать, но за секунду до трагедии она успела проснуться с бешено колотящимся сердцем. Или ей все норовила упасть на макушку летающая машина. Самая обыкновенная машина, которая обычно ездит по дорогам, почему-то взлетела и начала охотиться на Танькину голову. Или ей приснился огромный сфинкс, который своим взглядом убивал все живое. Фроловой же просто необходимо было выйти из комнаты. Но чуть только она пыталась просунуть руку, как по ней начинал бить огненный взгляд. Так она весь сон и просидела за дверью, боясь пошевелиться.

Днем эти сны уже не казались такими страшными. Машины не летают, бандиты среди бела дня на девочек не нападают, а у сфинкса в глазах не могут быть лазерные пушки. Но ночью все это навевало почему-то нечеловеческий ужас.

Вот и сейчас Танька открыла глаза, с трудом вспоминая, что же такого неприятного ей приснилось. Где-то она бегала, кто-то ее ловил, мяукала кошка, смеялся мальчишка по имени Алеша, упорно не желающий становиться царевичем.

Лежать было неудобно, Фролова заворочалась, повернулась на бок и встретилась взглядом сама с собой.

– Мама! – вскочила она.

– Ничего не понимаю, – покачала головой Мари. – Почему не происходит переход?

Никакой это был не сон. Ее действительно ловили, хватали и били. И никуда она не убежала, а осталась в этом чертовом Музее. И двойника своего она разбить не смогла. Зря только возвращалась. Сидела бы сейчас дома да чай с плюшками пила. Возомнила себя Джеймсом Бондом!

Она все еще была в зале. Рядом с Мари безмолвной тенью маячил Карлуша. Чуть дальше стояла его мать Мария-Антуанетта. Краем глаза Танька успела заметить царственное семейство. Чтобы не навлекать подозрение на Алексея, Фролова перестала туда смотреть и попыталась остановить взгляд на Мари. Но ее глаза отказывались на нее смотреть. И Танька постоянно приказывала себе: «Смотри! Смотри!»

– Может, все дело в том, что она по-другому одета? – подал голос Карл.

– И кольца нет. Вероятно, в нем была какая-то сила… – Мадам Тюссо подняла Танькин подбородок. – Зачем ты переоделась и куда делось кольцо?

Фролова машинально схватилась за палец, но зеленого камешка на нем не было.

«Потеряла!» – мелькнуло у нее в голове. Но потом она вспомнила, что отдала его старику за гадание. Как давно это было… И совсем в другой жизни.

Неожиданно Фролова мелко хихикнула. Все это было похоже на фильм про войну, где у партизан злобные фашисты пытаются узнать страшную Военную Тайну.

Мари сжала кулачок, видимо, собираясь ударить Таньку, но передумала, отчего Фролова снова нервно захихикала.

– Надо действовать, – прошептал сзади Карл. – Мы упускаем время!

– Как действовать, если ей кто-то из Музея помогает? – Мадам Тюссо оглядела притихшую толпу своих творений. – Это бунт? Жить надоело? Я здесь никого не держу, идите, и вас съест первая же стая диких собак, вас сожжет солнце и источит вода. Вы там не продержитесь и часа. Идите! Идите все, кому не нравится быть в моем Музее! Я создам новый Музей без вас! И в конце концов моим Музеем станет весь мир! А вы превратитесь в огарки из-под свечей!

Фигуры молчали. К людям никто идти не собирался, да и становиться свечами пока никому не хотелось.

– Молчите? – продолжала бушевать хозяйка. – Тогда быстро говорите, кто помогает этой девчонке? Я все равно узнаю. Говорите сами.

Танька поискала глазами царскую семью. Алексей стоял рядом с матерью в сторонке. Он еле заметно качнул головой.

Мари коршуном кинулась к Таньке.

– Куда ты сейчас смотрела? Туда? Туда?

Она начала тыкать во все стороны, но направление она выбрала правильное, туда, где стоял царевич.

Танька опустила глаза и жестко сжала губы.

– Хорошо. – Мадам Тюссо снова приняла величественный вид. – У тебя тут появились друзья – прекрасно. Теперь не так будет скучно. Карл для тебя маловат, ты, видимо, нашла кого постарше. Осваивайся. В ближайшее время трамвай здесь не появится, так что придется тебе пожить здесь.

– Ничего, – хмыкнула Фролова. – Я и пешком дойду, не развалюсь.

Со всех сторон раздались сухие смешки.

– Не развалишься, – Мари качнула монументальной прической. – Потому что идти отсюда некуда. Думаешь, ты находишься в своем городе?

– А где же еще? – пробормотала Танька. – Просто в этом районе я еще никогда не была.

– Не была, – согласилась хозяйка, – потому что такого района у вас нет. Это не город. И даже не планета Земля. Это Место, где находится мой Музей. Моя страна. Неужели ты еще не поняла этого? Ну, представь, с чего бы это восковые фигуры начали говорить? У них же нет голосовых связок, языка, нет легких, мышц. Если они начнут говорить, то это будет самый настоящий фильм ужасов.

– Ага, – фыркнула Танька, к которой постепенно возвращалась способность соображать, – а так здесь сплошная комедия.

– А разве это не смешно, когда куклы действуют как люди? Я даже больше скажу, они почти люди. Впрочем, – Мари вздохнула, – что для тебя мои слова? В тебе пока есть один большой недостаток – ты живая. Умрешь, станешь одной из них, все поймешь сама. Надо только решить, как лучше с тобой поступить. С твоим появлением у меня начались сплошные неприятности. Человек, переступающий порог Музея, превращается в восковую фигуру. В своем мире он умирает. Я сильно удивилась, увидев тебя первый раз. Даже сфотографировала, чтобы самой сделать твою фигуру. И случилось то, что должно было случиться – фигура ожила. Но ты снова смогла вернуться. Еще недоставало, чтобы этот трамвай начал возить в другую сторону! То-то люди обрадуются, когда на них снизойдут живые мертвецы, известные тираны, правители и самодуры. Да они перевернут все вверх дном. Представляю этот цирк! – Мари склонилась к Таньке. – Вот почему я тебя отсюда больше никуда не выпущу. Только я боюсь, что, убив тебя, я не смогу оживить твою фигуру. А мне будет обидно, ты была достойным противником. Мне будет приятно с тобой еще раз встретиться.

– Хороша приятность!

Фролова поежилась. От слов хозяйки ей становилось не по себе. Она опять вспомнила, что вокруг нее ходячие мертвецы. Да и в словах Мари была какая-то безысходность. Так просто никуда отсюда не уйдешь, нужно только ехать? А если этот трамвай больше никогда не появится? Что же, теперь ей жить среди этих восковых истуканов? И никогда больше не видеть ни маму, ни Ленку, ни школу, ни улицу? А все время вот здесь… И зачем она вернулась? Ведь могла же не выпендриваться, а пойти вместе со всеми. Могла! Почему она этого не сделала?

Танька попятилась. Вокруг нее были только ровные восковые лица, бледно-розовые, так похожие на живых и на мертвых одновременно, с пустыми глазами, с подкрашенными губами и нарисованным румянцем на щеках.

И все они мертвы, давно мертвы! Их тела сотни лет назад сгнили в могилах, а они ходят, напоминая всем о себе.

Эх, жалко, Килька забрала Глафиру, Танька бы устроила им сейчас такой цирк с оживлением…

– Ее надо убить, – прошелестел за спиной Мари Карл.

– Успеем, – отмахнулась мадам Тюссо. – Теперь у нас времени много. Мы успеем все.

Она вышла из зала, шурша юбками. Восковые фигуры тут же потеряли к Таньке интерес и разошлись по углам. Но боевой задор во Фроловой еще не угас. Она потрепала по голове свою восковую копию, демонстративно зевнула и лениво произнесла:

– Скукота!

Карл в ответ надменно поджал губы и прищурился.

– Что ты на меня уставился? – накинулась на него Танька. – Кажется, не я тебя в тюрьму сажала! Тебе злиться на меня не за что!

– Не люблю людей, – еле разлепив губы, выговорил принц.

Танька фыркнула и отвернулась. Те, кто еще остались в зале, смотрели на нее с ужасом.

– Чего это они все такие перекореженные? – Карл от Фроловой не отходил, поэтому Танька решила с ним еще поговорить. – Чего они боятся? Вроде бы самое страшное у них позади, померли уже.

– Воск хрупкий материал. – Таньке показалось, что лицо у принца еще больше заострилось и побледнело. – С ним можно сделать что угодно. Смять, разорвать, слепить заново. Так было еще в настоящем Музее, в Лондоне. Один сумасшедший оторвал голову известной актрисе. Не нравилась она ему. С тех пор актриса без головы живет. Ты ее можешь встретить в коридорах. Голову свою ищет. Куда ей без нее?

Фролова поперхнулась слюной, закашлялась и машинально схватилась за горло.

– Быть изгнанным не самое страшное, – как злой вещун, продолжал говорить Карл. – Страшно перестать быть похожим на человека. Так что твоим помощникам я не завидую.

Танька на провокацию не поддалась и не стала смотреть в ту сторону, где замер Алексей. Она только шмыгнула носом и спросила:

– И часто вас здесь переделывают?

– Не часто, но бывает.

– Дурдом, – прошептала Танька. Ей снова стало не по себе. Отсюда надо было бежать, и чем скорее, тем лучше.

Она поправила на ногах туфли, решительно встала и пошла вон из зала. Карл неслышной тенью двинулся за ней.

– Ты так и будешь за мной ходить? – поинтересовалась она, когда они уже прошли несколько комнат.

– Ты ищешь выход, – произнес Карл.

– Ищу, – кивнула Танька. – И если ты мне будешь мешать, я тебе откручу голову.

– Не открутишь, – холодно отозвался принц, и Фролова подумала, что если бы Карл стал правителем Франции, то этой стране не поздоровилось бы. Королем Карл-Людовик был бы жестоким.

– Ну, где она, эта лестница, к которой ты меня водил? – капризным тоном спросила Танька, мысленно пытаясь удачней назвать то место, куда хотела попасть. – Я же в правильную сторону иду! Дай мне самой убедиться, что трамвай за дверью не стоит.

– Никто тебя туда не проведет, – прошипел мальчишка, хватая Таньку за руку. – Я не дам тебе разрушить Музей!

– Нужен мне ваш подвал! – отпихнулась от него Фролова. – Сидите здесь себе на здоровье!

Вдруг Танька за своей спиной услышала шорох. Она с визгом прыгнула вперед и только потом обернулась. Прямо на нее неслась высоченная восковая фигура женщины без головы. Она размахивала руками, недвусмысленно давая понять, чего она от Фроловой хочет.

Когда Танька пришла в себя после первого шока, она легко увернулась от вновь побежавшей на нее безголовой актрисы.

– Чего ей надо? Пусть идет дальше по своим делам! – пискнула Танька, в третий раз отпрыгивая в сторону.

– Она хочет оторвать твою голову, – спокойно ответил Карл, со стороны наблюдая за охотой. – Только голова живого человека может ей помочь.

– Как же она меня видит, если у нее нет глаз? – с подозрением спросила Фролова, чувствуя в этом какой-то подвох.

– Она чувствует все живое.

– Давно бы себе посадила голову какой-нибудь крысы. – Танька вновь увернулась от преследовательницы и отошла от нее подальше.

Потеряв цель, фигура замерла, опустив свои длинные руки.

– Какая-то у вас гигантская актриса вышла, – пробормотала Танька. Она все еще вздрагивала после пережитого ужаса.

– За это ее и покалечили. – В голосе Карла не появилось и капли жалости к бедняжке, он был все такой же холодный и равнодушный.

– И много у вас тут увечных?

– Достаточно, чтобы твое хождение по Музею стало опасным.

Танька покосилась на безголовую фигуру, все еще мирно стоящую в сторонке, и ее передернуло от омерзения. Она так и представила, как к ней со всех сторон тянутся безногие, безрукие и безголовые восковые фигуры, как они дерут ее на части, каждый отрывая то, что ему нужно.

– Бр-р-р, – пожала она плечами, прогоняя неприятные мысли. – Ну и местечко, – пробормотала она. – Вот это повезло так повезло.

– Возвращайся в центральный зал, – посоветовал Карл. – Там для тебя самое безопасное место.

Танька послушно пошла обратно.

Нужно было как-то отделаться от назойливого принца. Ясно, что с ним она далеко не уйдет. Он найдет способ подсунуть ее какому-нибудь крокодилу, которому не хватает хвоста.

Танька свернула в новый коридор.

– Не сюда, – остановился у нее за спиной Карл.

– Земля круглая, – отмахнулась Фролова. – А ваш Музей бесконечный. Не заблудимся.

Она прибавила шаг. Принц пытался не отставать. Танька свернула еще раз, толкнула пару дверей, но они оказались заперты.

Карл пыхтел сзади.

И Фролову осенило. Она перешла на бег и легко оторвалась от преследователя.

– Стой! Туда нельзя!

Вскоре голос принца исчез вдалеке.

Танька сделала еще пару поворотов и остановилась. Если поначалу она еще пыталась считать все эти «налево» и «направо», то теперь запуталась окончательно. Ей даже показалось, что она здесь была и вот-вот появится Карл с довольной физиономией.

Но вокруг было тихо и пусто, и Фролова решила идти вперед.

– Здесь надо повесить табличку «Мертвецам вход запрещен», – пробормотала она, надеясь себя этим подбодрить, но звук собственного голоса только напугал ее.

Она затравленно обернулась и вжалась в стену. Со всех сторон раздавались шепоты, шорохи и вздохи, но никого видно не было. Словно какие-то несчастные были замурованы в эти стены и теперь просили их освободить. Таньке даже показалось, что кто-то невидимый тянется к ее голове, что прозрачные пальцы легко проникают сквозь череп и погружаются в мозги.

– Мое, – шелестит голос.

– Мама!

Больше стоять на месте сил не было. Фролова помчалась вперед, стараясь поворачивать только направо, но коридор обманом вел ее в другую сторону. Танька в панике металась между серых невзрачных стен. Вскоре они стали смыкаться над ее головой. И когда эти бесконечные коридоры готовы были поглотить ее окончательно, перед ней оказалась лестница вниз.

Не раздумывая, Фролова начала спускаться, хотя голос Карла в голове настойчиво твердил: «Туда нельзя!»

– Ничего, прорвемся, – сама себя попыталась успокоить Танька.

Судя по сырому затхлому воздуху, это был подвал. Где-то вдалеке капала вода. Не призрачная, а самая настоящая – там просто не закрыли кран.

На этот звук Фролова и пошла.

Слабая надежда на спасение у нее еще оставалась. Во-первых, Килька с Максом должны хотя бы попытаться вернуться сюда. Друзья они ей или не друзья, в конце концов? Она им помогла, вот пусть теперь они ей помогают. Есть еще кукла Таня. Если она не сбежала вместе со всеми, то вполне может попробовать вытащить бывшую хозяйку из этой передряги. Начала помогать – доводи дело до конца. И в-третьих, Алексей. Вряд ли его сильно напугали слова Мари, так что он еще мог появиться на Танькином горизонте. Хорошо было бы с ним поболтать где-нибудь в сторонке. Царевич, как-никак. Когда это она еще с царевичем поговорит…

Фролова остановилась, поняв, что, увлекшись размышлениями, начала ходить кругами. Куда бы она ни шла, везде был низкий коридор с тусклыми редкими лампочками. И ни одной двери в стене.

– Дурацкое место, – пробормотала Танька. – Зачем делать столько коридоров, если они никуда не ведут? Здесь хотя бы одна комната есть?

Вопрос эхом прокатился по коридору.

– Есть, – ахнуло в ответ.

Фролова попятилась. Одной безголовой фигуры ей вполне хватило, чтобы начать бояться собственной тени.

– И много комнат, я вам замечу.

Танька шарахнулась в сторону, потому что слова эти произнесла стена.

– Прощай, разум, – прошептала она, готовая от ужаса хлопнуться в обморок. Спасаться от нового наваждения некуда – стены были вокруг.

В первую секунду Фроловой показалось, что у нее двоится в глазах или она вообще стала плохо видеть. Перед ней появилась белесая пелена. Постепенно эта пелена сформировалась в руку и голову. Все это оказалось торчащим из говорящей стены.

Видимо, за сегодняшний день Танька достаточно натерпелась страха, так что новую неприятность она оценила не сразу. Ей пришлось долго моргать глазами, прежде чем она поняла, что перед ней… привидение.

– Мама! – завопила Фролова, отпрыгивая назад. Она спиной налетела на стену, звонко стукнулась затылком и замерла, в ужасе широко распахнув глаза.

Привидение вздрогнуло и вновь ушло в стену.

Таньке очень хотелось убежать отсюда, спастись, где-нибудь спрятаться. Мысленно она уже совершила головокружительный скачок в сторону от очередного кошмара, но ноги ее сделали нечто другое. Они стали ватными и перестали ее слушаться. Колени подогнулись, и Танька сползла на пол.

В ту же секунду из стенки вылезли белесые пальцы. Они пошевелились, словно проверяя, в нужную ли сторону двигаются. Вслед за ними показались ладонь и тонкое запястье. Потом проклюнулась голова.

– Помогите, – пискнула Фролова, зажмуриваясь.

– Помогите! – повторил призрак.

Танька приоткрыла один глаз.

С явным усилием привидение вытащило руку до локтя, дальше у него почему-то не шло. Оно трясло головой, не продвигаясь больше ни на сантиметр.

– Никогда больше не буду смотреть фильмы ужасов, – пробормотала Фролова, на четвереньках отползая подальше от дергающегося кошмара.

– Подожди! – Голос у призрака был грустный, казалось, еще чуть-чуть, и он расплачется. – Первый человек за все время. Не уходи! Что-то я застрял. Раньше легче проходил. А теперь стены стали другие, что ли, делать? Какой-то материал непроходимый. Дай руку.

– Может, тебе еще и ногу дать? – Пока призрак кряхтел и стонал, Танька пришла в себя и уже с явным сомнением осматривала свой несостоявшийся кошмар. На деле он оказался совсем не страшным. Одна голова и рука не очень пугали. Выглядело это все скорее смешно.

– Тогда я уйду, – произнесло привидение, и рука стала медленно исчезать в стене.

– Эй, погоди! – Танька схватила за оставшиеся пальцы. Ладонь защекотали легкие искорки, словно по ней провели оголенным проводком с небольшим разрядом тока. И призрак тут же выпал из стены.

Им оказался некто в белом кисейном балахоне, с тяжелыми стоптанными армейскими башмаками на ногах.

– Ну и видок, – хихикнула Танька.

– На себя посмотри, – обиделся призрак. – Что выдали, то и носим. – Призрак быстро наклонился к Таньке, а потом отпрянул назад. – А ты вроде живая.

– Вроде, – согласилась Фролова, на всякий случай отходя подальше. – Заблудилась я у вас тут. Выход не покажешь?

– Выход… – прошелестело привидение и «зависло»: приподнялось над полом и замерло. Перед Танькиными глазами оказались ботинки со свисающими шнурками. Фролова машинально дернула за шнурок, и он остался у нее в руке – призрачный, полупрозрачный, на ощупь напоминающий тонкую шелковую веревку.

Потерю собственности призрак не заметил. Он еще немного поболтался под потолком и мягко опустился вниз.

– Когда-то давно я тоже искал выход, – вздохнуло привидение.

Вблизи оно оказалось не таким уж и старым. Это было моложавое существо с сильно отросшими спутанными волосами, всклокоченной бородой и усами. Глаза его очень даже шустро оглядывали Таньку, а сквозь усы то и дело пробивалась хитрая усмешка. Да и голос его был без старческой надтреснутости.

– Куда мне идти, чтобы на второй этаж попасть? – громко произнесла Фролова, решив, что от старости призрак впадает в маразм и плохо слышит. – Или здесь есть свой выход?

Неожиданно призрак разразился радостным криком, и от его снулости и следа не осталось. Он возбужденно заметался между стенами.

– Есть выход, есть! – вопил он, кружа вокруг Таньки.

– Везет мне сегодня на психов, – Фролова уже решила искать выход самостоятельно.

Но призрак вернулся к ней, наградив новой серией электрических ударов.

– Это мне везет, – жизнерадостно произнес он. – Не каждый день встречаешь живого человека. Ты как сюда попала?

– Меня не могут в восковую фигуру превратить, – похвасталась Танька.

– У тебя есть двойник? – Казалось, привидение сейчас разорвет от радости. – Пойдем, пойдем, я тебе помогу и все-все расскажу. Ты знаешь, сколько я здесь живу? У-у-у, столько не живут. А дверей здесь нет, двери здесь не нужны. Мы ж, привидения, сквозь стены ходим. Для нас никаких преград нет. Зачем нам двери? Да и открывать мы их не можем. Что нам людские предметы?

Привидение тараторило без остановки. У Таньки даже голова начала болеть от такого потока слов.

– Слушай, – не выдержала она. – Ты замолчишь или нет? А то я тебя сейчас обратно в стенку засуну. Будешь со своими общаться.

– Я просто рад, что все так получилось! – Танькина угроза призрака не смутила. Он, казалось, еще больше раздулся от радости. – Сейчас все сделаем.

Привидение летело вперед. Танька за ним еле поспевала. Перед ней вновь были бесконечные повороты и узкие коридоры. Но вот впереди показалась лестница.

Призрак уверенно направился наверх.

– Эй, а тебе туда можно? – с сомнением спросила Танька. Что-то слишком легко это лохматое чучело согласилось ей помочь. Но времени на раздумья не было. – Мне выход на улицу нужен.

– Сейчас все будет! – жизнерадостно завопило привидение. Танька даже начала опасаться, что на эти вопли сбежится весь Музей. Но коридоры по-прежнему оставались пустыми.

Вдруг Танька узнала длинный проход, за стенкой которого был основной зал.

– Все, дальше я сама!

Фролова махнула рукой вслед удаляющемуся призраку и повернула в сторону. Трамвайная остановка была где-то там.

– Подожди! – Призрак возник прямо перед ней, возмущенно уперев руки в бока. – Как это «сама»? Я тебя спасаю, а она сбегает! Нет, так дело не пойдет! Иди за мной!

– Мне в другую сторону, – улыбнулась Танька. В мыслях она уже была далеко отсюда, поэтому совершенно не понимала возмущения призрака. – Спасибо тебе, конечно, но здесь мы расстанемся. Я домой пошла.

Привидение озадаченно нахмурилось, почесало нос, потрясло головой и разразилось жутким воплем.

– Ты, – призрак схватил Таньку за руку, отчего Фролову мелко затрясло, – пойдешь туда, куда я скажу!

От добродушия привидения не осталось и следа. Теперь перед ней был жуткий монстр, глаза которого наливались нехорошей темнотой.

– Отстаньте! – Фролова попыталась отцепить от себя наэлектролизованного спутника, но от этого ее только сильнее ударило током. – Эй, ты чего? Больно же!

– А мне не больно? – прошипел ей прямо в лицо призрак. – Двести лет сидеть взаперти! Десять лет ждать освобождения и умереть, так ничего и не дождавшись!

– Я-то тут при чем? – В Танькиной душе зародились нехорошие подозрения, что призрак не так уж и добр, что вел он ее явно не к выходу, что Танька ему самому была для чего-то нужна.

– Вы все – живые! И я вас ненавижу!

Электрический ток бил уже не только по рукам, но и по лицу – щеки и нос неприятно кололо, волосы вставали дыбом.

– Все зло от вас! Какое на мне было преступление? Ерунда! А я из-за этого обречен вечно мучиться – быть призраком! За что? Нет! Я сыграю свою игру! Я снова стану живым.

– Да пожалуйста, жалко, что ли? – пробормотала Танька, пытаясь оторвать от себя шелковые пальцы. – Вы тут оживайте, а я пойду.

Привидение мелко хихикнуло, расплывшись в довольной улыбке.

– Нет, теперь мы пойдем вместе!

– Что?

Таньку ударил сильнейший разряд тока. От жуткой боли она заорала. Ее всю трясло мелкой дрожью. Фролова хотела остановить эту дрожь, но мышцы словно свело. Последними усилиями она поискала глазами призрак, но ее злобного собеседника и след простыл. Больше Танька ничего сделать не смогла. Тело ее содрогнулось снова, и она упала на пол.

Глава VIII У Фроловой отбирают нечто важное

Танька застонала и приоткрыла глаза. Ее больше не трясло, и искры из глаз сыпаться перестали.

– Что это было? – хрипло спросила она, но ей никто не ответил. – Эй, ты где? – позвала она. Ответом ей снова была тишина. – Смылся, – решила Фролова и крикнула в пустоту над головой: – Струсил!

Танька и представить не могла, что ей будет так приятно остаться одной. Видимо, вредное привидение растворилось в воздухе или решило сходить на какой-нибудь другой этаж. Короче, не было его.

Фролова хотела вскочить и закричать «ура», но мышцы от малейшего движения свело такой адской болью, что она осталась сидеть на полу.

Наверное, в этих мрачных стенах часто раздавались крики и стоны, к этому все привыкли, поэтому на ее вопли никто не прибежал. Коридор оставался таким же пустым, каким был до появления Танькиного злобного спутника.

– Хоть что-то хорошее, – пробормотала Фролова, собираясь с силами, чтобы встать. Но сил не было. Она закрыла глаза, прислушиваясь к шебуршанию вокруг.

Вдруг в это умиротворенное состояние ворвался голос призрака:

– Быстро встала и пошла в зал!

Танька испуганно оглянулась. Голос раздавался прямо у нее над головой, а вернее, почти в самой голове.

– Руки-ноги собрала – и в путь!

Фролова открыла рот, чтобы возразить. Какой-то дух ею командует, а она должна подчиняться. К тому же призрак все еще был не виден.

Призрак-невидимка – очень смешно.

Тем временем ноги, помимо ее воли, согнулись в коленях, тело рывком выпрямилось. И хотя в Танькином теле все вопило от жуткой боли, она начала идти.

– Давай, давай. – В голосе привидения слышалась радость. – У нас еще много дел.

– Ты где? – не выдержала Фролова. – Ты стал невидимым? Появляйся, а то я с тобой разговаривать не буду.

– Я сейчас более чем виден! – ликовал призрак. – Идем, идем!

И Танька шла, хотя совершенно не хотела этого.

– Что такое? – Она даже попыталась схватить себя за ногу, но руки только дернулись, и больше ничего не произошло. – Прекрати! Хватит колдовать!

– Никакого колдовства, – отозвалось привидение. – Все всамделишное. Мы идем к твоей восковой фигуре.

– Идем? Мы?

– А ты еще не поняла?

Танька неожиданно для себя остановилась. У нее даже голова разболелась от такого самоуправства над ее телом. Но поделать она пока ничего не могла.

– Теперь я – это ты, – промурлыкал призрак прямо Таньке в ухо. И Фроловой стало по-настоящему страшно.

Она хотела остановиться, хотела стукнуть кулаком по голове, чтобы выгнать из себя этот кошмар. Но ни того ни другого сделать ей не удалось. Ноги ее снова пошли, руки болтались вдоль тела.

– Прекрати! – завопила Танька, чувствуя, что сама уже находится не внутри себя, а где-то сбоку. Словно вредный призрак вытесняет ее наружу. – Убирайся отсюда! Иди обратно в свой подвал, тебя там твои любимые крысы заждались. Оставь меня в покое! Ты даже не представляешь, с кем связался!

– О таком новом жилище, – ликовал призрак, – можно было только мечтать. Вас же в школе должны были учить честности, справедливости и щедрости. Я тебя честно обманул. Я уже двести лет скитаюсь без тела, намучился. Тебе твое тело все равно не нравится, и по закону справедливости оно теперь может стать моим. Ну а потом, друзья должны делиться!

Танька с трудом понимала, что говорит призрак.

– Чем я должна делиться? – пробормотала она.

Лучше бы ей оторвали голову, было бы не так обидно – все-таки часть тела отбирают. А тут хотят отобрать все.

– Готовься к переселению, – промурлыкал призрак.

– Какому еще переселению? – простонала Фролова. Пускай этот псих переселяется куда угодно, хоть на Луну, лишь бы оставил ее в покое.

– В свою копию!

Только сейчас до Таньки дошел замысел ее коварного обидчика. Он доведет ее до зала, там впихнет в восковую фигуру, а сам в ее теле отправится куда глаза глядят. Благо он знает, куда надо отправляться.

Фролова заскулила от отчаянья и изо всех сил приказала своему организму остановиться, перестать слушаться узурпатора. Тело ее вздрогнуло, мгновение постояло на месте, а потом вновь пошло вперед.

– Не старайся, – хмыкнуло привидение. – У тебя ничего не получится. Ты слишком непрочно сидишь в своем теле.

– Караул, – прошептала Фролова. – Грабят.

Вернее, не прошептала, а подумала, потому что губы, как и все остальные части тела, слушались теперь не ее.

Таньке хотелось рыдать, кричать и ругаться. Она чувствовала, как ее сознание в панике бьется в голове, которая принадлежала уже не ей.

– У тебя ничего не получится! – мысленно выкрикнула Фролова. – Я отсюда никуда не пойду! Это мое тело, и тебе оно не достанется.

– Оно уже мое! – взвыл призрак и от восторга пришлепнул губами. – Осталось только тебя пристроить, чтобы не мешалась тут.

– Это кто еще мешается, – из последних сил возразила Танька и замолчала. В разговоре с призраком она чувствовала свою полную беспомощность – говори не говори, он все равно сделает по-своему. Ей же оставалось только ждать и надеяться, что ей снова, в который уже раз, повезет.

А ноги продолжали все идти и идти. Судя по всему, привидение ориентировалось в Музее очень хорошо, легко находя нужные коридоры. Оно даже начало мурлыкать себе под нос какую-то песенку.

Вдруг из-за очередного поворота перед ними (их все-таки уже было двое) появился Алексей. Царевич выбежал из-за угла и с удивлением уставился на Таньку.

– Ты еще здесь? – закричал он. – А Карл сказал…

– С дороги! – прорычал призрак.

От резкого толчка наследник престола полетел в сторону.

– Это не я! – попыталась оправдаться Фролова. – Я бы так никогда…

– Ты что толкаешься? – Алексей сидел в углу, потирая ушибленную коленку.

Таньке очень хотелось сказать, что она здесь ни при чем, что это все вредный призрак. Но ноги ее продолжали идти вперед. Ей удалось только немного повернуть голову в сторону, в надежде, что Алексей заметит эту несостыковку в движениях.

– А я еще тебе помогал, – обиженно сопел царевич, пытаясь встать. – А ты вот как, да?

Призрак нагло хихикнул прямо в лицо расстроенному царевичу.

– Карлуша! – завопило привидение.

Танька еще толком рассмотреть ничего не успела, как призрак уже дернулся вперед, раскрывая объятья, в которых тут же утонул озадаченный принц.

– Как мы давно не виделись, дорогой мой!

– Эй, эй, полегче, – попытался высвободиться Карл. – Сомнешь.

Призрак разжал руки, но тут же вцепился принцу в плечи.

– Я все поняла и готова вам помогать, – проникновенно заговорил он, заглядывая Карлуше в глаза.

– Какая-то ты странная, – с опаской пробормотал принц, стараясь хоть на секунду освободиться от железной хватки привидения. – Зачем вернулась? Скучно стало?

– О-о-о, – взвыл призрак Танькиным голосом. – Я так соскучилась, так соскучилась! Ты даже и не представляешь. Словно сто лет в одиночной камере отсидела. Пойдем скорее в зал, будем фокусы показывать.

Карл часто заморгал глазами, пытаясь, видимо, убедиться, что перед ним стоит именно Фролова, а не кто-то другой. Такая резкая перемена настроения кого хочешь удивила бы, даже восковую фигуру.

«Делайте, что хотите», – мысленно согласилась на все Танька и закрыла глаза. Видеть все это безобразие она больше не могла.

«Ага, сдаешься!» – ликовал призрак и вдруг совершил такое, после чего Карл стал держаться от него на приличном расстоянии, а Алексей перестал изучать повреждения на своей коленке и встал.

Призрак хлопнул себя по щекам, потом по макушке и громко, брызгая слюной, проорал: «Упс! Знай наших!»

– Ну, пойдем, – пробормотал принц, обходя весело размахивающую руками Таньку стороной.

– Идем, идем! – Танькино тело само собой подпрыгнуло и ударило в ладоши.

Карл недовольно сдвинул брови, но все же пошел вперед.

В ближайшей нише мелькнуло что-то синее.

«Таня!» – ахнула Фролова.

– Моя игрушка! – завопил призрак, хватая куклу Таню за волосы. – Моя верная подруга! Ты теперь тоже пойдешь со мной.

Кукла округлила рот, словно хотела выдуть из себя весь воздух.

– Трамвай, – прошептала она. – Он пришел!

– Йеху! – Привидение веселилось вовсю. – Я говорила, что у нас получится!

Карл из осторожности отошел на несколько шагов в сторону и только потом повернулся.

– Что еще? – недовольно спросил он.

– Эта кукла говорит, что пришел трамвай, – произнес призрак, продолжая радостно улыбаться.

Танька почувствовала, как в душе у нее что-то обрывается. Это что-то со звоном прокатилось по всему телу и эхом отдалось в пятках.

А лицо ее между тем продолжало жизнерадостно улыбаться.

– Таня! – механическим голосом произнесла кукла. Глаза ее стали безжизненными, пластмассовые веки медленно опустили бархатные ресницы.

– Видите, – ликовало привидение. – Она молчит! Боится. Они все боятся, потому что все хотели мне помочь! Я сейчас все расскажу! Кукла Таня привела сюда трамвай, а цесаревич Алексей обещал показать к нему дорогу!

– Я так и думал, что этот русский мальчишка будет ей помогать, – прошипел Карл, с ненавистью глядя на Алексея.

Танькиному возмущению не было предела. Она чувствовала, что сейчас лопнет от желания что-то сделать. Невероятными усилиями она развернула себя в сторону принца и, чувствуя, что от напряжения теряет сознание, проговорила:

– Знаешь, кто ты?

На секунду показалось, что рядом появился призрак. Видимо, в ней накопилось столько ненависти и злости, что на привидение просто не осталось места. Но призраку снова удалось влезть обратно. Танька это поняла, потому что по телу вновь прошел разряд тока и кто-то бесцеремонно отпихнул ее сознание в сторону.

– Ну ладно, идем, – махнуло рукой привидение, словно ничего и не произошло. – Ты не обращай внимания, это у меня бывает. – Он мелко захихикал. – Раздвоение сознания. В школе столько уроков задают, что в нормальном состоянии ну никак не прожить.

Привидение сунуло куклу под мышку и зашагало вперед.

– С тобой я потом разберусь, – Карл наградил Алексея холодным взглядом и заспешил за Фроловой.

«Трамвай пришел, – лениво подумала Танька. – Значит, починили».

Откуда-то издалека послышалось:

«К новым приключениям спешим, друзья… Эй, прибавь-ка ходу, машинист!»

– Мне надо на трамвай, – жалобно пискнула Танька.

– Все, твой трамвай уже уехал, – захохотал призрак. – А меня он подождет. Ух, я на свободе таких дел наверчу! Я это вижу. Ты даже не представляешь, как много имела и что теряешь!

– Мы еще посмотрим, кто и что потеряет!

С каким удовольствием Фролова упала бы сейчас на пол и забилась в истерике. Но ноги ее шли, руки хлопали по бокам, а губы расплывались в дурацкой улыбке.

Еще два дня назад она скучала, сидя у окна, злилась на вечно занятую маму, на постоянно задающую вопросы сестру, ненавидела себя и свою жизнь. А она вон у нее какая замечательная! Просто чудесная! И Таньке совершенно не хотелось с ней прощаться. Отмотать бы пленку жизни обратно, она всю оставшуюся жизнь просидела бы у окна, радуясь всему на свете.

Впереди показались двери зала. Призрак чуть ли не бежал. Карл еле поспевал за ним.

Танька больше не сопротивлялась. С отчаяньем она понимала, что с каждым шагом теряет все, окончательно и бесповоротно. Что стоит ей переступить порог зала, и ее оставят в этом мрачном Музее навсегда, что ей придется до скончания века общаться с Карлом и слушать кровавые истории мадам Тюссо.

Двери распахнулись.

– Я вижу, у тебя все получилось? – ласково улыбнулась Мари своему подопечному.

– Получилось, получилось, – подпрыгнул призрак, сидящий в Таньке. – Я на все готова.

– Я рада. – Ледяная ладонь хозяйки коснулась Танькиной щеки.

Мысленно Фролова снова закрыла глаза. У, как она сейчас ненавидела всех этих существ, как она ненавидела это место и презирала себя за то, что ничего не может сделать! От ненависти ей даже стало трудно дышать. Призрак закашлялся и остановился.

– Не тормози! – прикрикнул он на Таньку. – Это тебе все равно не поможет!

Они уже шли по залу. Увидев копию Фроловой, привидение чуть ли не побежало к ней.

– Как похожа, – восхищалось оно. – Чувствуется рука мастера!

– Не торопись, – остановила его Мари. – У нас осталось маленькое дело.

– Что еще? – Призрак от нетерпения сжал кулаки. – Давайте сначала закончим со мной! Мне не терпится стать такой же, как вы.

– Что-то ты быстро поменяла свое мнение, – покачала головой мадам Тюссо. – Я хочу проверить твою решимость. Ты помогла нам найти предателя. – Мари кивнула, и в зал ввели Алексея. – И еще одного лазутчика. – Она забрала из рук Фроловой куклу Таню. – Надо сначала завершить дело с ними, а потом закончим с тобой. Пока они живы, ты не сможешь перейти в достойную тебя форму.

– Пока живы? – ахнула Танька.

Хозяйка удивленно посмотрела на нее.

– Тебе их жалко?

– Нисколько! – замахал руками призрак и придал Танькиному лицу самую безобидную улыбку, какую только было возможно. – Хотите, я их сожгу?

– Именно это мне и надо, – медленно кивнула Мари, не спуская удивленных глаз с Фроловой. – Эй, там, огня!

Несколько фигур притащили большой лист железа, накидали на него бумаги с мелкими палочками.

– Из моих подданных никто не может зажечь спичку. – Мадам Тюссо была само обаяние. – Боятся. И правильно делают. Воск не дружит с огнем. Неосторожное движение, и тебя нет. Сделать костер можешь только ты. Ты же человек.

– Кстати, – произнес призрак, беря коробок из рук хозяйки и кивая в сторону Алексея, – кое-кто тоже умеет зажигать огонь. – Привидение выкинуло вперед дрожащий палец. – У него с сестрой даже есть фонари.

– Ну что же, – кивнула мадам Тюссо, – у них будет возможность узнать о последствиях воздействия огня на воск. Поджигай!

– Легко! – Призрак радостно потряс коробком около уха. – Всю жизнь любила устраивать маленькие пожары. Помню, как однажды…

– Воспоминания потом. – Мари сделала отстраняющий жест рукой. – Я хочу, чтобы ты расплавила этого негодного мальчишку, а куклу сожгла. Сделаешь?

– Конечно!

Танька увидела свои пальцы, которые доставали спичку.

Чирк.

Сера зашипела. Оранжевый огонек разгорелся и стал стремительно поедать спичку.

– Алеша! – вскрикнула из своего угла Настя.

Танька вздрогнула, спичка упала на пол. Восковые фигуры шарахнулись в разные стороны.

– Немедленно прекрати! – изо всех сил мысленно приказала Фролова.

– Я их всех сожгу! – прошептал призрак, доставая очередную спичку. – Не забывай, кто здесь главный! – хмыкнул он, уверенно проводя спичкой по шершавому боку коробка.

– Зря вы ей это доверили, – произнес Карл, не спускавший глаз с Таньки. – Она все испортит.

– Не волнуйся, – похлопала его Мари по плечу, – она сделает то, что обещала. У нее нет выхода. Иначе я сама ее убью. И уже никакой восковой фигуры не будет. Останется только вечная смерть.

– Ах! – вздохнул призрак, роняя очередную спичку в ворох бумаг.

Пламя взвилось вверх.

– Не трогайте его! – Настя пробилась к самому огню. – Вы не можете с ним так поступить, он наследник российского престола.

– Бывший наследник, – отстранила ее Мари. – Кажется, вас всех расстреляли. И расстреляли предки той, кому твой братец пытался помочь. – Настя хотела возразить, но только закрыла лицо ладонями. – А будешь его защищать, и тебя пущу на свечки. Твое семейство мне давно не нравится. Этого огня хватит на всех.

Настя качнулась, готовая вот-вот упасть, и ее тут же задвинули за спины другие фигуры.

– Давай скорее, пока все не прогорело! – торопила мадам Тюссо. – Где этот мальчишка?

Восковые фигуры испуганно вытолкнули Алексея вперед.

Танька не смотрела на него. Она только почувствовала, что рядом кто-то встал, и поняла, что это он.

Пальцы без ее воли все еще крутили коробок.

– Огня маловато, – пробормотала Фролова, хотя губы хотели сложиться для других слов.

– Не надо! – пронесся над головами голос Насти. – Он же еще маленький!

– Не тяни время, – взвыл призрак у Таньки в голове. – Быстро обделаем дело, переселим тебя, и все свободны! Не устраивай здесь представления.

– А я и не устраиваю!

Фролова лихорадочно пыталась придумать хоть какой-нибудь выход. Беда была в том, что любая ее мысль была известна призраку. Танька не успевала подумать, как ее злобный узурпатор тут же узнавал об этом и был готов ответить на любую каверзу.

– Ну что же, приступим! – хихикнуло привидение, схватило Алексея за руку и потащило его к огню. – Пора закончить этот балаган!

Все обитатели Музея сделали почтительный шаг назад. Мари довольно покачивала головой. На ее губах играла улыбка, но глаза смотрели не по-доброму. Она ждала подвоха.

И неожиданное случилось. Царевич, не сопротивляясь, сделал два шага вперед, потом резко отклонился назад. Призрак потянул его за собой. Алексей круто повернулся, отчего потерявший равновесие призрак в Танькином теле оказался в костре. Произошел маленький взрыв – это одновременно загорелось полсотни спичек в руках Фроловой.

Восковые фигуры ахнули. В задних рядах началась давка.

– Не-е-ет! – взвыло привидение, выскакивая из Танькиного тела. – Я не хочу умирать!

Фролова почувствовала, как ее со всех сторон обхватил огонь. И одновременно в голове появилась давно забытая невероятная легкость.

Она была одна! Никто не зудел и не вопил в ее мозгу, никто не заставлял делать то, что не хотелось.

Какое это было счастье!

Жар вокруг нарастал. Синтетические брюки подпалились. В воздухе явственно запахло горелой резиной – это начали плавиться подошвы туфель.

– Не подходи! – завопила Танька, выскакивая из костра. От нее во все стороны летели искры. Занявшаяся огнем куртка чадила, отчего Фролова стала похожа на маленький факел. От брюк во все стороны летели подожженные лоскутки.

Увидев такое чудо, восковые фигуры бросились врассыпную. В зале поднялась паника. Кто-то влетел в костер и побежал, унося на себе кусочки огня. Музей взорвался криками.

Танька бежала, сама не соображая, куда бежит. Восковые фигуры перед ней расступались, и в конце образовавшегося прохода Фролова увидела свою копию.

Восковая Танька стояла и словно ждала, чтобы к ней кто-то подошел.

Фролова сжала кулаки и бросилась вперед. В прошлый раз она ничего сделать не смогла. Но теперь она знала, как поступают с восковыми фигурами в этом Музее.

Копию необходимо уничтожить, иначе все эти разговоры о переселении душ не закончатся никогда.

К счастью, в суматохе никто и не подумал Фролову ловить или останавливать. Все были озабочены собственным спасением. Поэтому Танька беспрепятственно добежала до своего двойника и с разбегу попыталась приподнять его.

Опс!

Она чуть не свалилась вместе со своей копией на пол – приподнять такую махину оказалось непростым делом. Весила она килограммов сто, не меньше. От расстройства Фролова пнула своего двойника ногой и взвыла от боли.

Идея донести копию до костра и сжечь там отменялась.

По залу прокатился громовой гогот. Привидение (где только оно было раньше?) спикировало прямо на Таньку.

– Иди ко мне! – прорычал призрак, намереваясь вновь влезть в Танькину голову.

– Обойдешься! – отмахнулась от него Фролова. – Ищи других дураков!

Привидение вновь зависло над Танькиной головой. Перед ее глазами промелькнули армейские ботинки, в одном из которых не было шнурка.

– Мне и тебя хватит! – вопило привидение, примериваясь, как бы лучше подлететь к своей жертве.

Танька сжала кулак и погрозила призраку.

– Только подойди! – предупредила она. – В костер прыгну!

Призрак зло оскалился и протянул к Фроловой белесую руку.

И тут Таньке в голову пришла гениальная мысль. Она достала из кармана свою добычу – шнурок из ботинка призрака. Пальцы неприятно кольнуло электричеством.

– Меня не проведешь, – шипело привидение уже почти у Танькиного лица.

Если он ее коснется, то сможет вновь завладеть ее сознанием, и тогда…

Ее руки все сделали молниеносно – обвили шнурок вокруг воскового запястья, соединили концы вокруг призрачной руки и затянули прочный узел.

Привидение на секунду замерло, потом попыталось подняться вверх. Но оторвать от пола восковую фигуру ему тоже не удалось.

– Пусти! – прорычало привидение, взмывая вверх. Но крепкий шнурок снова не отпустил его. Призрака бросило обратно на Танькину копию и…

Он исчез.

Еще секунду назад накаленное злобой привидение болталось в воздухе, изрыгая проклятья. А в следующую – его не стало.

Стеклянные глаза восковой фигуры дрогнули, пару раз моргнули, с удивлением посмотрели вокруг. Восковые пальцы шевельнулись, колени подкосились, и Таня Фролова в искусственном варианте свалилась на пол.

Фролова отпрыгнула назад, чтобы ее не задавила восковая кукла и торжественно потрясла кулаком!

– Ага! Чья взяла?

Ладонь неприятно кольнуло. Танька расправила пальцы и, к своему удивлению, увидела кольцо. Потертое. С зеленым камешком.

Сначала в ее голове что-то замкнуло. Она никак не могла понять, откуда у нее это. Ведь оно должно быть у старика.

Неужели какое-то чудо вернуло ее любимое украшение?

Додумать Фроловой не удалось.

На секунду отключившийся призрак пришел в себя.

– Нет! – Восковая фигура забилась на полу. – Не хочу! Обманули!

Танька сунула находку в карман и попятилась. Самое время было бежать, пока все не разобрались что к чему и не произвели обратный обмен.

Где-то там за бесконечными коридорами и поворотами ее ждал трамвай, и бегемотик распевает уже свою неизменную песенку… Где-то там нормальная жизнь. Где-то там о ней волнуются ее друзья.

Танька крутанулась на каблуках и встретилась с ледяным взглядом мадам Тюссо. За ней неизменной тенью маячил Карл.

– Хозяйка, – промурлыкал принц. – Переход состоялся.

– Вот только кого и куда, – сквозь зубы процедила Мари.

– Мы так не договаривались, – рыдал призрак, пытаясь встать.

– Тебе что было сказано? – зло глянула на него мадам Тюссо.

– Я все сделал, но в последний момент… – Привыкший к молниеносным перемещениям в пространстве, призрак с трудом справлялся с восковыми ногами и руками. – Я не согласен на такое тело! Выпустите меня отсюда!

– Несносная девчонка, – негромко произнесла Мари. – С первой же секунды ты приносишь мне одни несчастья.

– Отдайте ее мне! – вопил призрак, пытаясь хоть что-то сделать. Правая нога у него была повернута в одну сторону, левая в другую. Одна рука вцепилась в «молнию» на куртке, другая почесывала нос. Танька чуть не прыснула – до того все это было смешно. – Она провела меня, как последнего барабашку. Пустите, я устрою ей настоящий ад!

– Все! – Мадам Тюссо подняла руку, и привидение тут же смолкло. – Ты свою роль уже отыграл. Сиди, куда посадили, раз оказался таким недотепой. Потом подумаем, что с тобой делать!

Танька бросила взгляд в сторону костра. Бумага в нем давно прогорела, от палочек остались одни чадящие угольки. Огонь, единственное ее спасение, погас.

– Ну что же, – Мари медленно обошла вокруг напряженно замершей Фроловой, – не получилось у нас с тобой по-хорошему. Добровольно умирать ты не хочешь. – Танька отрицательно покачала головой. – Друзей ты своих отпустила. – Фролова вздохнула и посмотрела в потолок. Чувствовала она себя как на уроке, когда даже не представляешь, о чем идет речь. – Что же мне с тобой делать?

– Домой отпустить, – брякнула Танька и перестала дышать.

А вдруг и правда отпустит?

– Езжай! – легко согласилась мадам Тюссо. – К тому же трамвай починили. Доедешь с ветерком.

В зале повисла гробовая тишина, даже призрак перестал скулить.

– Я пошла? – Танька сделала шаг и поняла, до какой степени у нее были напряжены все мышцы.

– Иди, – кивнула Мари. – Карл проводит тебя.

– Я сама найду! – отмахнулась от провожатого Фролова и побежала к двери.

Внутри у нее все вопило от восторга. Она еле сдерживалась, чтобы не помчаться к двери вприпрыжку.

По лестнице Танька спустилась чуть ли не кувырком. Всем телом упала на дверь. Тяжелая пружина нехотя скрипнула.

На улице стоял трамвай. В его салоне горели веселые огоньки. Из кабины водителя слышалось:

«И хотя нам прошлого немного жаль, Лучшее, конечно, впереди…»

До свободы оставалось сделать всего пару шагов.

Глава IX Тишина и пустота

Танька сделала один шаг и остановилась.

Салон вагона был пуст. Свет ярких лампочек отражался от блестящих сиденьев. Песенка бегемотика гуляла туда-сюда.

Это было непривычно.

А кому еще было здесь ехать? Кукла осталась в Музее. Алексей с сестрой там же. Ой-ой-ой, что-то с ними теперь будет…

Никогда раньше Танька не переживала так за других.

Что они ей? Подумаешь…

Но теперь… Теперь она не могла их бросить в беде. Их нужно было спасать. И никто, кроме нее, сделать этого не мог!

Фролова стукнула кулаком по сложенной двери.

– Трогай! – крикнула она услышанную в каком-то фильме фразу. Внутри вагона сразу что-то заурчало и затрыкало.

«Скатертью, скатертью Дальний путь стелется…» –

взревел машинист, и трамвайчик, тяжело переваливаясь с боку на бок, простучал по рельсам.

Когда красные огоньки скрылись за поворотом, Танька почувствовала, что плачет. В этих слезах не было ни горечи, ни обиды. Наоборот, ей сейчас было легко-легко, как никогда.

Она знала, что делать, и ни минуты не сомневалась, что еще прокатится на этом трамвае до своей остановки. Это обязательно случится, но потом. Чуть-чуть попозже. Сейчас же ее ждала пара неотложных дел.

Для начала нужно было придумать, как вытащить из беды куклу Таню. Ленка очень расстроится, если Фролова вернется без ее любимой игрушки. Да и еще кое перед кем у нее остался должок.

Алексей, Настя – они не должны из-за нее пострадать.

Короче, дел набралось много. Нужно было спешить. И как назло, в голове у нее не было ни одной стоящей идеи.

Фролова постояла около крыльца, соображая, как лучше поступить. Ее возвращения не ждут, поэтому можно было неожиданно ворваться в зал, подхватить куклу, Алексея и сбежать.

Танька представила весь этот цирк и грустно хмыкнула. Пока она со своей «добычей» дойдет до выхода, ее успеют сто раз остановить.

Есть еще вариант – потихоньку влезть в окно.

– Просочиться в трубу, – подзадоривая сама себя, прошептала Танька, обходя Музей кругом, – проползти по вентиляции. Что там еще может быть? – Она оглянулась. За ней пока никто не следил. – Еще можно пройти сквозь стену, превратиться в привидение. О! Сделать подкоп! – Она копнула мыском ботинка жесткую, как асфальт, землю. – Месяца через два я окажусь в подвале, это если копать без перерывов на обед, ужин и сон. А завтрак за такую работу просто не полагается.

Фролова с тоской посмотрела вокруг.

Ну и захолустье Мари выбрала для своего убежища. Страннее места не придумаешь. Улица не улица. Дом напротив вроде бы есть, но дойти до него нельзя. Как только делаешь шаг, тут же попадаешь в густой туман, при этом сверху начинает накрапывать противный дождик, и ни здания напротив, ни самой улицы уже не видно.

Бррр, чертовски неприятное расположение у этого дома.

Где бы такое на нашей планете могло быть?

– Ну, хоть раз в жизни повезло, – буркнула Фролова, заканчивая обход Музея. – Забесплатно смотаться на часок на другую планету. Только транспорт несолидный. Была бы ракета – это да, а трамвай…

Со стороны крыльца что-то зазвенело, заскрежетало, заухало, и тонкий голосок заверещал:

– Чур, не драться! Я ценный кадр. У меня голос!

Танька на цыпочках подкралась к углу и выглянула.

Около крыльца снова стоял трамвай. Только теперь огоньки в его салоне не горели, и вообще он выглядел несколько потертым и помятым, словно побывал под обвалом.

– У нас договоренность! У меня планы! Руки!

Верещал бегемотик. Он сучил лапками и пытался вырваться из крепких рук Тихомирова. Но Макс жестко держал его за шкирку, и когда игрушка орала особенно пронзительно, безжалостно встряхивал ее, отчего из распоротого брюшка горе-машиниста начинала вываливаться вата. Фуражка на его голове съехала набок и чудом держалась на одном ухе.

– Вы что тут делаете?

Вот уж кого, а Макса с Килькой Фролова увидеть здесь точно не ожидала. Нет, она, конечно, надеялась, что они ей как-нибудь помогут, но чтобы так быстро…

– Ты знаешь, что он хотел сделать? – Тихомиров вновь встряхнул бегемотика, но тот уже не кричал и не упирался, а только безвольно висел, старательно делая вид, что его здесь нет. – Он собирался столкнуть трамвай с обрыва!

– Когда вы в нем ехали? – ахнула Танька, и кулаки ее инстинктивно сжались.

– Нет! – Макс сейчас был не похож сам на себя. Он пылал от ярости. – Когда ты там должна была ехать. Мы с Ирочкой искали этот трамвай. Мы весь город обегали. Мы стояли на всех остановках.

– Зачем? – спросила Фролова, хотя ей было чертовски приятно, что о ней так беспокоились. – Надо было сразу с твоим дедом поговорить.

– Да, – обрадовался Тихомиров. – Я поговорил, и он мне отдал твое кольцо. Сказал, что вещи, если их очень любить, возвращаются к своим хозяевам. Сами их находят. И как только мы вышли с кольцом на улицу, мы увидели, как этот мерзавец, – бегемотик еле слышно пискнул, но передумал возражать и закрыл рот лапками, – гонит состав на разобранные рельсы.

– Я не виноват! – не выдержал певец «Голубого вагона». – Мне приказали. Я заслуженный работник! Со мной нельзя так обращаться! А будете трясти, из меня вся вата высыпется. – Он обиженно шмыгнул носом. – Нет чтобы зашить, а они сразу драться.

Тихая Веселкина без слов откуда-то достала нитку с иголкой, забрала у Макса игрушку и пристроилась зашивать ее.

– Это другое дело. – Бегемотик старался не шевелиться, чтобы не мешать Кильке, но молчать он был не в силах. – Какая у меня тяжелая жизнь! Все что-то хотят, что-то требуют. А я машинист, у меня тонкая душевная организация. Я вообще ни в чем не виноват.

– Рассказывай! – Для верности Тихомиров показал игрушке кулак.

– Все просто, – легко согласился бегемотик. – Мне сказали – посадишь пассажира и пустишь трамвай под откос вместе с ним. А я и не против. Трамвай-то уже несколько дней как сломался. Ездить ездит, а двойников не делает. Зачем он теперь нужен? – Машинист грустно покачал головой. – А как мы до этого жили хорошо. Путешествовали по городам, делали с людей копии. Почему все так быстро изменилось?

– Не на тех напали, – коротко бросил Макс. – Нас так просто не возьмешь. Фролова, скажи!

– Ага! – кивнула Танька. – Я даже на городской контрольной ухитряюсь списывать. А тут какой-то трамвай. Да его разломать пара пустяков!

– Но раньше-то все получалось, – возразил машинист. – Со всеми!

– А мы неповторимые, – тихо произнесла Ирка. – Нас невозможно копировать.

Она оторвала нитку и расправила аккуратный шов. Бегемотик встал на ножки и встряхнулся.

– Ну вот, – буркнул он, удовлетворенно рассматривая работу Веселкиной. – Теперь я себя нормальным человеком чувствую. Смогу пристроиться в хорошее место. Хоть на карусели работать. – Бегемотик опомнился и глянул на ребят. – Давайте теперь я для вас что-нибудь сделаю. Если к нам по-хорошему, мы тем же отвечаем.

– Расскажи про этот Музей, – попросила Танька.

– Всего я не знаю. – Бегемотик засопел, поудобней устраиваясь на скользком рельсе. – Мы же когда появились? Лет сто назад. Как дети стали друг другу ужастики на ночь рассказывать, так и мы в первый рейс вышли. Меня тогда, конечно, не было. Но куклы очень хорошо все умеют рассказывать. Сначала мы возили злых детей, которые очень плохо обращались со своими игрушками. Ночью их отправляли смотреть самые страшные сны, в которых были колдуны, ведьмы и оборотни. Мы были фантазией. А эта Машка, – это я так хозяйку Музея называю, уж больно она мне не нравится, – когда-то реальной была. Ей было мало, что при жизни она не давала душам умерших успокоиться. Она же не только восковые фигуры делала. Она брала отрубленные головы, заспиртовывала их и выставляла на ярмарках.

Танька представила балаган с отрубленными головами в банках, и ей стало нехорошо.

– Какая гадость, – скривилась не менее эмоциональная Килька.

– Кому гадость, а кто и деньги на этом зарабатывал, – хмыкнул бегемотик. – Конечно, после этого она не смогла нормально умереть. Ее душа переселилась в восковую копию, собрала всех своих любимцев и захотела стать правительницей мира. Тогда-то она про наш трамвай и узнала. И главное – как ловко все повернула. Говорит, мы делаем одно дело, мир от плохих людей освобождаем. Ведь на казнь хорошего человека не поведут. Давайте, говорит, делать свое дело вместе. Мы и согласились. А когда поняли, что нас обманули, уже поздно было.

– Могли бы послать ее ко всем чертям! – возмущенно закричал Макс.

Танька подняла на него удивленные глаза.

Тихомиров, спокойный, уравновешенный Тихомиров, сейчас клокотал, как маленький разбуженный вулкан. Бывают же чудеса на свете. После такого в любое превращение поверить можно.

– Не могли мы этого сделать, – вздохнул бегемотик. – Мы слово дали. А куклы если что обещают, обязательно выполняют. Иначе нельзя. Иначе дети в нас верить перестанут.

– Бедные, – еле слышно прошептала Ирка. – Как вам было тяжело.

– Хоть одна понимающая душа! – Машинист был готов зарыдать от умиления, но вовремя посмотрел на сурового Макса и снова стал серьезным. – Теперь мы ездили по городам вслед за Машкой и привозили ей копии людей. Любых, кто сядет в трамвай. Только детей старались не брать.

– Ага, не брали детей! – теперь пришла очередь Таньке возмущаться. – Меня вы прокатили с ветерком. Да еще всяких гадостей наговорили!

– Ты попала случайно, – бегемотик как-то сразу скис.

– Ничего себе – случайно! А игрушки, которые обещали мне отомстить?

Бегемотик замялся, а потом резко вскочил и побежал к своему трамваю. Но как только двери открылись, оттуда на него выскочили сразу две кошки. Одна из них была Глафира. Как зовут вторую, серую в полоску, с подбитым глазом, Танька не знала. Кошки бросились к своей хозяйке, а бегемотик опрокинулся на спину и беспомощно задергал лапками. Пока Ирка обнимала своих любимцев, Фролова нехотя перевернула плюшевую игрушку на брюшко.

– Ну, хорошо, – пробормотал бегемотик, поднимая с земли свою кепку. – Мы ехали специально за тобой. Только не говори, что ты хорошая! – тут же пошел он в наступление. – Зачем герань из окна выбросила?

– Она меня раздражала!

– А ему, цветочку несчастному, между прочим, больно было!

– Значит, Ленка все-таки нажаловалась? – сощурилась Танька в разочарованной ухмылке. Как просто все, оказывается, объясняется.

– Все было бы хорошо, если бы не твоя сестра. – Бегемотик нахлобучил кепку, обиженно надвинув козырек на самые глаза. – К нам прибежала кукла Таня и стала всех убеждать, что ты не такая плохая, как рассказывают игрушки. А мы ничего и не сделали бы. Прокатили бы тебя туда и обратно и вернули домой. Ты сама около Музея вышла. Здесь уж не наша вина.

Слова бегемотика о том, что кукла Таня просила за нее, сильно резанули Фролову по сердцу. Значит, все было не так, как она представляла. Бедная Ленка, сколько ей пришлось пережить… Бедная кукла Таня…

– Нужно срочно спасать Таню! – Фролова решительно оправила на себе курточку и зашагала к подъезду Музея.

– Стой! – Макс схватил ее за руку. – Ты не поняла? Мари приказала тебя убить. Думаешь, почему бегемот трамваекрушением занимался? Несчастный случай – и тебя больше нет.

– Меня? – наконец до Таньки все дошло. – Так вот почему она меня так легко отпустила! – хлопнула она себя ладонью по лбу. – А я-то думала, что все это закончилось и Мари поняла, что с нами просто нельзя справиться.

– Ну, – бегемотик громко сопел, низко опустив голову, – приказали мне. Говорят, возьмешь пассажира, разобьешь вагон. Я ведь даже не стал смотреть, кого везу. А тут вдруг эти, – он кивнул на Макса с Иркой, – налетели. Стали ругаться, вату из меня вытрясать. – На этих словах бегемотик любовно погладил новый шов. – Заставили обратно ехать. А я ведь, главное, уже и место себе новое присмотрел, на карусели. И песенку другую подобрал. Хотите, спою?

И, не дожидаясь разрешения, бегемот широко разинул пасть.

– Нет! – Танька зажала уши руками. – Только не это! От твоего пения я глохну.

– Как хотите, – легко согласился бегемотик. Видимо, с такой реакцией на свое искусство он сталкивался не впервые. – Что теперь будем делать?

Ребята посмотрели друг на друга.

– Можно вернуться, – неуверенно предложил Макс.

– Мы кошек привезли, – вставила Ирка, словно ее любимцев можно было не заметить. – Ты говорила, они помогают.

Танька глянула на серое пустое небо, с которого сейчас ничего не капало, не сыпалось, не лилось, и вздохнула. Помогают-то они помогают. Где только в совершенно сухом Музее воду брать?

– Уехать мы не можем. – Она глянула на свою притихшую команду. – Мари так просто нас не оставит. Да и куклу Таню надо выручить. И еще кое-кому помочь.

Все снова посмотрели друг на друга.

– Здесь только один вход? – повернулась Танька к бегемотику.

Тот ответил не сразу, какое-то время возился с кепкой, о чем-то думая.

– Один, – наконец произнес он. – Машка специально так сделала, чтобы к ней во все щели не лезли.

– А что это за место? – тихо спросила Ирка. – Где мы сейчас?

– Нигде, – легко ответил бегемотик. – Это вообще место. – Он насупился и последние слова буркнул уже себе под нос. – Место и все. Вот привязались с расспросами.

И он медленно пошел в сторону входной двери.

– Стой! Куда? – перехватил его Макс.

– Пойду докладывать, что трамвай разбился, – вздохнул машинист.

– Как это разбился, если он вот тут стоит… – Танька повернулась, но трамвая за ее спиной не оказалось. Только что был, глядел на ребят пустыми окнами. И вдруг его не стало.

– Я же говорю, разбился! – пожал плечами бегемотик, никак не объясняя удивительного исчезновения, и снова пошел к двери.

Дверь начала открываться ему навстречу.

Таньке очень захотелось в этот момент провалиться куда-нибудь. Как трамвай. Чтобы она была, а в следующую секунду ее бы уже не было.

Но прятаться здесь было негде. Только если за туман, но он сейчас, как нарочно, стал прозрачный и еле заметный.

На пороге стоял Карл.

– Ну что? – Он почему-то не замечал замерших ребят и смотрел только на бегемотика.

– Все готово, приятель! – Бегемотик дошел до ступенек подъезда и нагло развалился на них. – Девчонку ты больше не увидишь!

– Я доложу об этом хозяйке, – холодно кивнул принц.

Он уже собрался уйти обратно в Музей, но мимо него прошмыгнула Глафира.

Танька открыла рот от удивления. Глафира просто так от Кильки не отошла бы. Фролова чуть шею не свернула – так резко она повернулась. Веселкина спустила на землю вторую кошку. Та принюхалась к незнакомым запахам и ленивой походкой хищника пошла к Карлу.

– Что это? – брезгливо поджал он губы. – Это ты привез? – недовольно посмотрел он на игрушку. – Ненавижу кошек.

– Как я мог привезти, если мне больше не на чем ездить, – лениво отмахнулся бегемотик. – Я теперь могу только на паровозике по кругу детишек возить на аттракционах. Я себе там уже и место присмотрел. И песню подобрал. Хочешь, спою? – И снова, не дожидаясь приглашения, запел: – «Чунга-Чанга, синий небосвод…»

Эту песню он выводил еще хуже, чем «Голубой вагон».

«Чудо-остров, чудо-остров…» – надрывался машинист, закатив глаза.

– Ненавижу кошек, – повторил принц. – Они опасные! От них много грязи!

К нему подбежал серый питомец Кильки. На лице Карла появился настоящий ужас.

– Ты всех привез обратно! – завопил принц. – Они здесь! Это их кошки!

Дальше события стремительно понеслись вперед. Сначала в глубине Музея раздался какой-то грохот, потом сидящая на ступеньках серая кошка лизнула Карлушин ботинок.

– Мари! – заорал Карл и повернулся, чтобы исчезнуть в недрах Музея.

– Подожди! – Танька побежала к крыльцу.

Увидев ее, Карл округлил глаза.

– А-а-а! – заорал он. – Призрак! Призрак!

– Погоди! Дай сказать!

Если он расскажет Мари, что видел ее, вся их конспирация пойдет насмарку. Мадам Тюссо найдет способ с ними разделаться, идей по части мерзостей ей не занимать.

Но принц уже скрылся за дверью.

Танька рванула на себя отполированную сотнями ладоней ручку.

– Стой, ненормальная, – Макс мчался за ней и явно не успевал. – Нам нужно договориться! Нужен какой-нибудь план!

Дверь закрылась, хлопнув Фролову по попе.

На лестнице уже никого не было.

Неуклюжий восковой Карл оказался проворней ее? Это просто невозможно!

Танька на всякий случай постучала по стенкам. Нет, потайной двери здесь не было. Значит, он успел подняться. И не просто подняться – взлететь.

Фролова в три прыжка преодолела все ступени и остановилась около двери в зал.

Вредный принц наверняка уже успел доложить своей хозяйке о том, что ее план по Танькиному уничтожению не сработал. А значит, все пропало, их сейчас схватят, и что будет дальше – даже представить страшно.

Танька попятилась. Нужно возвращаться и действительно вместе с Максом что-нибудь придумывать.

За дверью было подозрительно тихо. А ведь должен был начаться настоящий переполох. Где грозный голос мадам Тюссо? Где срочные распоряжения?

Фролова потянула на себя ручку и заглянула в зал сквозь маленькую щелочку.

В зале никого не было.

Вообще никого. Даже стола, за которым обычно сидел Распутин. Даже лавочек вдоль окон.

Зал был пуст и от этого казался необъятным и гулким.

Фролова повернулась к замершим на нижних ступеньках одноклассникам.

– Там никого нет, – глупо хихикнула она. – Они испугались и убежали.

– Не ходи! – Тихомиров стал подниматься по лестнице. – Это ловушка.

– Да какая ловушка, если там пусто!

Танька распахнула дверь и переступила порог.

Каждое ее движение эхом отражалось от стен и далекого потолка. Танька вспомнила сегодняшнюю прогулку по подвалу. Там слышались такие же шорохи и вздохи.

На душе стало как-то нехорошо. А вдруг и правда ловушка? Хитрый план умной мадам Тюссо?

Макс не рискнул входить в зал, топтался в дверях и опасливо озирался.

– Вернись! – негромко попросил он.

– Нись, нись, нись, – отозвались стены.

– Здесь может быть опасно!

– Асно, асно, асно! – упало с потолка.

– Меня постоянно преследует это жуткое эхо, – передернула плечами Фролова от нехороших воспоминаний.

– Я-а-а!

– Но, но, но…

– Эхо, эхо, эхо.

Звуки налетали со всех сторон. Казалось, что вокруг стоят люди и каждый что-то хочет от Фроловой. Вот-вот из пустоты высунутся руки, появятся головы. Рты будут зло оскалены, кулаки сжаты. И вся эта толпа сейчас кинется…

– Что ты здесь забыла? – не унимался Макс.

– Ыла, ыла, ыла, – с той же настойчивостью отзывались пустые углы.

– Плюнь на эту куклу! Ты уже выросла из игрушек!

– Шек, шек, шек…

– Есть еще одно дело, – коротко ответила Фролова и от накатившего на нее ужаса, присела на корточки.

Ее слова не отразились от стен. Они вылетели из ее рта и замерли.

Танька обернулась.

Тихомирова в зале больше не было.

Она осталась одна.

– Эй, – жалобно позвала Танька, теряя последние остатки храбрости. – Максик, где ты?

Слова свалились к ее ногам и растворились в навалившейся тишине.

– Мама! – завопила Танька.

Огромными прыжками она понеслась обратно.

Зачем, зачем она снова вернулась? Какого лешего она опять потащилась в этот Музей? Сели бы все вместе в трамвай и покатили бы домой. Нет, ей нужно было совершать подвиги, делать глупости, накликая несчастья на свою бедовую голову!

Она добежала до двери и приоткрыла ее. На лестнице было так же глухо и пусто, как и в зале.

Фролова осторожно спустилась вниз. От окружающей тишины даже ступеньки казались скользкими. Они словно хотели столкнуть с себя Таньку, чтобы она по ним не ходила.

На улице стелился туман.

– Макс! – завопила Танька и испугалась собственного голоса.

Туман шевельнулся, в его клубах стало что-то прорисовываться.

Танька попятилась, а потом зайцем скакнула за дверь и навалилась на нее плечом.

За спиной что-то упало. Фролова взвизгнула, уже не зная, куда податься. Вперед-назад – везде таилась непонятная опасность.

Когда в уши Таньке снова стала заползать ватная тишина, она приоткрыла глаза. Около ее ног лежал хорошо ей знакомый манекен – Карлуша. Тот самый, что Фролова таскала в первый день.

– Ты здесь откуда? – ахнула она. Танька точно помнила, что, когда поднималась, а потом спускалась по этой лестнице, никто внизу не стоял. Все углы были пусты.

Сейчас принц смотрел на нее картонными глазами и слегка улыбался. От этой улыбки становилось не по себе. Что-то в ней было нехорошее. Словно Карл о чем-то знал, что Таньке еще предстояло узнать. И известия эти были явно дурными.

– Так вы меня и взяли, – Танька пнула манекен ногой и снова повернулась к двери. Делать в Музее больше было нечего. Нужно было срочно искать пропавших ребят, куклу, Алексея и валить отсюда.

Составив для себя приблизительный план действий, Фролова немного успокоилась и потянулась к ручке. Но внутри двери что-то трыкнуло, и на Танькины толкания она никак не среагировала.

– Что за шутки, – сурово спросила Танька пустоту, наваливаясь на дверь всем телом. – А ну, открывайте!

Но ее грозного голоса никто не испугался, не прибежал и не отпер невидимый засов.

– Пусти! – прикрикнула на дверь Фролова и от души пнула ее.

Безрезультатно, только ногу отбила.

И тут Таньке показалось, что на нее кто-то смотрит. Она испуганно обернулась.

Лестница, стены, приоткрытая дверь в зал. Никого.

Минуту Танька мысленно уговаривала себя сдвинуться с места, потому что вроде бы ничего страшного вокруг не было. Если она никого не видит, значит, его и нет.

Но ноги не слушались ее, руки дрожали. Она и не знала, что пустота может навевать такой ужас.

– Ладно, – дрожащим голосом произнесла Фролова. – Поиграем в прятки. Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать. Кто не спрятался, я не виновата.

С невероятными усилиями она оторвалась от запертой двери и пошла наверх. Подошвы прилипали к ступенькам, коленки предательски дрожали.

Зал снова был пуст. Танька прошла сквозь него и оказалась в хорошо знакомом бесконечном лабиринте коридоров и поворотов. Вроде бы совсем недавно они были заполнены восковыми фигурами. Еще утром на каждом шагу ей встречались новые и новые лица. А сейчас не было никого.

Фролова поежилась. Если она долго будет здесь блуждать, то сойдет с ума от всей этой тишины и пустоты.

Ей смертельно захотелось услышать звук. Хоть какой-нибудь. Хоть вечно раздражающую ее капель из крана. Хоть звук проходящего под окном трамвая.

– Мама! – прошептала Танька. И не услышала себя.

Ей снова стало страшно.

За ней следили! Кто-то невидимый смотрел на нее. И не просто смотрел, а сверлил ее спину взглядом, словно хотел проверить, что у Фроловой внутри находится.

Это было невыносимо.

Танька забилась в первую же нишу и зажала уши.

Сразу же появились звуки. В голове у нее ожили шорохи, вздохи и шебуршания, словно призрак, уходя, оставил все это после себя в наследство как ненужный мусор.

– Иди к нам, к нам, – звали шорохи.

– Здесь хорошо, хорошо, – обещали вздохи.

– Тихо, тихо, – завлекали обещания.

Танька отвела ладони от ушей. И ее тут же накрыла оглушительная тишина. Фролова закрыла уши.

– Прямо, прямо, – шептал голос. – Никуда не сворачивая. К нам.

– Отстаньте от меня! – завопила Танька, кулаком ударяя себя по голове. – Вы меня не получите! Никогда!

Она вскочила, и от нее словно воздух отшатнулся.

А потом послышался знакомый, но страшно неприятный звук.

Нож гильотины медленно полз вверх. Скрипела пружина. Звенел натянувшийся трос.

Таньке представилась огромная толпа. Сотни глаз с любопытством следят за медленным движением гильотины. Зрители затаили дыхание. И только где-то в глубине толпы слышно, как канючит ребенок, которого не хотят взять на руки, а за высокими спинами взрослых ему ничего не видно. А так хочется посмотреть, как будут рубить голову. Это же интересно.

Над площадью повисает звенящая тишина. Доски помоста прогибаются под тяжелыми шагами. В толпе раздается единый вздох. Судья невнятно бормочет приговор.

Колени сгибаются. Кивок. Звенит отпущенная веревка. Летит вниз тяжелый нож.

Вниз, вниз, вниз.

– А-а-а-а!

Танька закрывает лицо руками, чтобы острое лезвие не попало по глазам. Но это не может помочь. Потому что скорость большая, нож острый, он разрубает все – руки, лицо, голову.

Толпа снова ахает. И откуда-то издалека по коридору на Фролову накатывается странный шуршащий звук.

Она открыла глаза, и крик ужаса застрял у нее в горле.

По коридору к ней катилась голова. Танька не сразу узнала, чья. Черты лица были сильно искажены. Но немного растрепанная монументальная прическа могла принадлежать только одному человеку.

Голова подкатилась к ногам Фроловой и замерла.

Когда первый ужас прошел, Танька почувствовала, что не дышит. Она закашлялась.

Голова открыла глаза, синюшные губы раздвинулись в улыбке, а потом произнесли:

– Здравствуй, Таня Фролова! Вот мы и встретились.

Глава X Посторонним вход воспрещен

Таньку снова подвели ноги. Мысленно она уже давно сбежала из этого проклятого места. Широкими скачками промчалась по коридорам, пронеслась через зал, скатилась по ступенькам, вскочила в уже тронувшийся трамвай, и захлопнувшиеся двери навсегда отсекли от нее все музеи и восковые фигуры.

Но ноги ее сделали другое. Колени подогнулись, и как тогда, в подвале, она свалилась на пол.

– Страшно? – любезно поинтересовалась голова мадам Тюссо.

Фролова кивнула, и от ужаса из груди у нее вырвалось предательское: «Ик!»

Наверное, если бы она еще немного посмотрела на этот кошмар, то наверняка сошла бы с ума. Спокойный сон после этого ей уже точно не грозил.

Но произошло нечто непредвиденное. Раздалось недовольное кошачье шипение, и приглушенный свет в коридоре вспыхнул ярче.

Голова перестала улыбаться, щеки у нее обвисли, губы недовольно схлопнулись.

– Уберите от меня кошку! – раздался раздраженный голос Мари, и в коридоре из ниоткуда появилась Глафира. Она подбежала к Таньке и спряталась у нее за ногами, жалуясь на дурное с ней обращение.

– Что за фокусы? – нахмурилась Фролова, все еще глядя на голову. Говорила явно не она – губы у головы не шевелились. Голос раздавался откуда-то сбоку. Танька обернулась туда-сюда. В коридоре по-прежнему никого не было.

Вдруг среди этой пустоты прошуршал щелк платья, кто-то пронзительно вскрикнул, и мадам Тюссо завопила:

– Кошку, кошку уберите! Она разорвет все декорации.

Из-за почти невидимого кисейного занавеса к Таньке шагнула сама хозяйка Музея.

Фролова протянула руку вперед и коснулась тончайшей ткани. Она была под цвет стен и на их фоне была совершенно незаметна. За этой импровизированной ширмой и пряталась Мари!

Мадам Тюссо снова взвизгнула, отпрыгивая в сторону. Из-под ее юбки выбежала серая кошка.

– Уйди, – прикрикнула мадам Тюссо, отмахиваясь от кошки. – Не подходи, затопчу.

Но угроза на зверька не произвела никакого впечатления. Он подпрыгнул. Затрещали порванные кружева.

Фролова подняла голову. Чуть дальше по коридору из-за таких же незаметных занавесей выглядывали любопытные восковые лица.

Они все за ней наблюдали!

– Это что, спектакль? – ахнула Фролова.

– А ты как думала? Жизнь? – огрызнулась Мари, пытаясь наступить кошке на хвост. – Забери ее!

Танька подозвала кошку к себе, и та с радостью прыгнула ей на руки.

– Кошек не любите? – ехидно поинтересовалась она.

– Еще при жизни терпеть не могла, – брезгливо заявила Мари, подбирая свою голову с пола. – А сейчас и подавно. Кошки грызут воск, портят фигуры. Кстати, как тебе моя работа? – Она повернула отрубленную голову лицом к Фроловой.

– Гадость! – скривилась Танька, стараясь не смотреть в остановившиеся глаза.

– Не гадость, а прелесть. – Мадам Тюссо поправила выбившийся локон в прическе головы. – Совершенная копия. Ты просто ничего не понимаешь.

– И понимать не хочу, – отрезала Фролова. – Где Алексей?

Мари устало вздохнула и, подхватив голову под мышку, повернулась к своим подданным.

– Где он? – Восковые фигуры попятились. Она выразительно посмотрела на Таньку. – А кто его знает, где он… – равнодушно пожала она плечами. – Бегает где-то.

– Вы ему ничего не сделали? – удивилась Танька.

– Что с ним нужно сделать? – устало вздохнула хозяйка. – К следующему выступлению он готовится самостоятельно.

– Выступлению? – Танька с недоверием оглядела присутствующих.

– Ты еще не догадалась, что все это балаган? – Мари перекинула свою восковую голову откуда-то появившемуся Карлу, и тот ловко поймал ее. – Самый обыкновенный балаган с розыгрышами и приколами.

– Так это все спектакль? – У Фроловой закружилась голова. Она попыталась за что-нибудь ухватиться. Под руки ей попал занавес. Но Танька брезгливо оттолкнула его от себя.

– Какая же ты непонятливая. – Мари ласково взяла Фролову под локоть и повела мимо притихших подопечных. – Сейчас я тебе все объясню. Восковые фигуры делались для того, чтобы их возить по балаганам и показывать людям. Представляешь, было время, когда люди жили без телевизоров и радио! Развлечений никаких. И народ ходил на ярмарки. Хорошие деньги, кстати, можно было заработать. Сейчас все изменилось. Люди сидят дома, их ничего не интересует. А нам нужен зритель. Мы не можем без этого. Вот и выкручиваемся как умеем.

Танька была до того поражена, что кошка вывалилась у нее из рук.

Это все был спектакль? С призраком, костром, помощью Алексея, куклой Таней. Все-все? От начала до конца? Начиная с трамвая и предсказания тихомировского деда и заканчивая отрубленной головой?

– Но вы же на самом деле хотели меня убить! – вспомнила Фролова.

– Если бы ты знала, сколько людей убивают в трагедиях Шекспира, – ухмыльнулась Мари. – И ничего, все актеры пока живы.

– Актеры…

Танька глупо захлопала глазами. Еще минуту назад она ненавидела Мари до такой степени, что сама готова была сделать ей какую-нибудь гадость. А теперь? Как же ей быть?

– Зачем вам нужна была я? – еле слышно спросила она.

– Зрители, – трагическим голосом произнесла мадам Тюссо. – Какой балаган без зрителей? А их у нас совсем не осталось… В этом мире никто не хочет смотреть наши выступления. Никого не прельщает смерть.

– Как все просто, – вздохнула Фролова.

Ей даже стало немного неудобно. Люди старались, играли, а она тут кричала, пугалась и качала права.

– Отомрите. – Махнула рукой Мари в сторону своих подопечных, стоящих до этого чуть ли не по стойке «смирно». – Все закончилось. Можете отдыхать.

Толпа как-то сразу разошлась. У кого-то в руках Танька заметила магнитофон.

«Да, да, – вспомнила она, – все эти стоны и крики. Они записаны на пленку…»

– Как же мне теперь быть? – робко спросила Фролова.

– Собирай своих друзей, зови с собой кого хочешь и возвращайся домой. Надеюсь, наш спектакль тебе понравился.

– Очень, – пробормотала Танька, от волнения снова хватая кошку на руки. Та недовольно мявкнула и, оцарапав ей руку, вырвалась на свободу.

– Вот и хорошо. – Мари недобро покосилась на зверька и пошла прочь.

Фролова смотрела на удаляющуюся спину и чувствовала какую-то незавершенность во всей этой истории.

Что-то все-таки было не так. Слишком простое объяснение в очень запутанном рассказе. Столько всего было наворочено – и трамвай, и обозленные игрушки, и сумасшедшее привидение, и сотню раз обещанная ей смерть. А это всего лишь розыгрыш…

Танька снова оглядела пустой коридор. Развеять ее сомнения было некому, оставалось только отправляться восвояси.

Кошки, серая и черная, терлись около ее ног, словно солдаты, верно выполнившие свой долг и теперь ожидающие нового приказания.

– Пошли по домам, – скомандовала Фролова. – Нечего нам здесь больше делать.

Кошки подняли морды, кончики хвостов у них нервно задергались.

– Не знаете, куда идти? – Танька и сама не знала, в какой стороне выход. Она посмотрела сначала в один конец коридора, потом в другой и решила, что пойдет в противоположную сторону от той, куда ушла Мари.

Фролова сделала пару шагов и неожиданно уперлась в тупик. Такого с ней еще не было. Она могла бегать по этим закоулкам до бесконечности, и еще ни разу коридоры не заканчивались глухой стенкой. Всегда за поворотом был новый поворот.

Она на всякий случай пощупала стенку, не кажется ли она ей. Нет, стенка была настоящей. Танька повернулась в обратную сторону и чуть не вскрикнула от неожиданности.

Перед ней стояла ее копия. Выглядел призрак неважно. Черты лица его немного стерлись, глаза стали тусклыми, волосы свисали паклей.

«С телом свыкается, – мелькнула неожиданная мысль. – Еще чуть-чуть, и он не сможет из него выйти».

Фролова мельком глянула на его запястье – шнурок все еще был на месте.

– Я пришел за тобой, – хрипло произнес призрак, чуть не падая на Таньку.

– Эй, – Фролова оттолкнула от себя восковую фигуру, чтобы она не свалилась на нее окончательно. – Ты что, не слышал? Все закончилось! Спектакль отменяется! Все разошлись.

Призрак долгое мгновение переваривал эту информацию. Его тяжелый взгляд снова уперся в Таньку.

– Отдай свое тело!

Он протянул руки вперед, и у Фроловой родилось нехорошее предчувствие, что это все не понарошку. Что достаточно одного касания – и призрак снова окажется у нее в голове.

– Эй, эй! – крикнула она, уворачиваясь от рук. – Все, занавес! Балаган переезжает на другое место. Я домой иду.

– Отдай! – прорычал призрак, кидаясь на Таньку.

Он упал на четвереньки, издал звериный рык и бойко поскакал за Фроловой. Танька высоко подпрыгнула и задала стрекача по коридору. Призрак сразу же отстал.

Фролова покружила по коридорам и прислушалась. Вроде бы за ней никто больше не гнался.

– Вот повезло встретиться, – перевела она дух.

Не успела Танька это сказать, как из-за поворота – с той стороны, куда она только собиралась пойти, на нее выскочила восковая фигура.

– Отдай!

Фролова развернулась и помчалась обратно. Она снова легко оторвалась от преследователя, но для верности поплутала еще немного и только потом остановилась.

– Вот пристал, – пробормотала она, пытаясь унять дрожь в коленках.

– Не уйдешь!

Призрак снова оказался перед ней. Он безошибочно вышел на нее, хотя коридоров здесь было достаточно, чтобы потеряться.

– Мама! – Танька бросилась бежать. Но спиной и пятками она чувствовала, что за ней идут. Какими-то только ему ведомыми короткими путями призрак обгонит ее и вскоре снова окажется впереди.

Танька остановилась, вжавшись в стену. Бежать бесполезно. Прятаться негде. Ее все равно найдут, куда бы она ни залезла.

Через минуту, пригибаясь к земле, словно вынюхивая след, показался призрак. Увидев Таньку, он поднялся с пола и, нехорошо сгорбившись, пошел вперед.

– Да что тебе надо? – Танька была готова разреветься.

– Отдай! – двойник выкинул вперед руку.

И Фролову осенило. Ему нужно кольцо! То самое, что она случайно сняла с пальца восковой фигуры. Вот почему призрак безошибочно находит ее. Его ведет по следу его собственность!

Как там сказал умный Тихомиров? Вещи возвращаются к своим хозяевам. Если к ним хорошо относились, они могут сами найтись.

Она запустила руку в карман. По спине пробежали нехорошие мурашки. В кармане лежало два кольца.

Ах, Тихомиров, Тихомиров… Какую нехорошую шутку ты сыграл. Так бы и держал кольцо при себе. Нет, понадобилось тебе его отдавать!

Фролова замешкалась. Какое доставать? То или это?

Она покрутила кольца в руках. Зажмурилась. И выхватила одно. Наудачу.

Призрак ловко подпрыгнул, ловя добычу, и сразу отошел в сторону.

– Псих, – выдохнула Танька, когда его шаги затихли за очередным поворотом. – Попадется же такой в темноте… Идти-то куда? – спросила она пустоту. – Я в этих коридорах совсем запуталась.

– Давай я помогу.

Фролова с удивлением уставилась на Карлушу.

– Ты? С чего бы это?

– Ты же не знаешь, где выход. Я тебе покажу, – легко предложил он.

– С крыши свалился?

– Ниоткуда я не свалился, – немного обиделся принц. – Просто выход там. – Он мотнул головой вдоль по коридору. – Иди. А то скоро стемнеет.

– А где остальные?

– Они ждут тебя на улице. Алексей придет проводить. Куклу мы нашли.

Карл протянул Таньке игрушку.

Кукла Таня была мертва, вернее, вела себя, как самая обыкновенная игрушка – не говорила, не шевелилась и вообще не подавала признаков жизни.

– Возьми меня с собой, – еле слышно пробормотал принц.

– Зачем? – вырвалось у Таньки.

– Не могу я здесь больше. – Голос Карла стал проникновенным. – Возьми, а? Алешка с тобой не пойдет. У него тут сестры, родители. Куда он от них?

– У тебя ведь тоже родители!

Фролова не понимала, чего от нее хотят. Она чувствовала в окружающем какой-то подвох. Ей врали, снова врали. Как сказал бегемотик? «После вранья уже никакого доверия нет». А они ей врали постоянно.

Танька взволнованно прижала к себе куклу.

Конечно, это все был спектакль. Они с ней играли. Все! И Мари, и Карл, и Алексей. Им зачем-то нужно было морочить ей голову, постоянно разыгрывать, задерживать в этом Музее, не отпускать. Они придумали этот трамвай, чтобы возить к себе людей, а потом издеваться над ними. Хороший человек или плохой, им неважно. Кто попадется. Вот только зачем?

– Зачем? – повторила Танька, пристально глядя в лицо Карлу.

Но ничего там не увидела. Перед ней было абсолютно гладкое и бесстрастное восковое лицо, на котором не отражались никакие эмоции.

– Ты была права, я не настоящий принц, – начал Карлуша. – Тот убежал. Ему помогли охранники. А вместо принца подложили меня. Я умер от тяжелой болезни. Но все решили, что так удобней, чтобы не возникало ненужных разговоров. Теперь я хочу уйти отсюда. Нет у меня здесь родственников. Я знаю, у вас есть свои музеи восковых фигур. Я хочу туда, к людям.

– А как же солнце, вода… – неуверенно начала Танька.

– Это будет не твоя забота. Ты меня только выведи.

Фролова снова прижала к себе куклу. Очень уж все было странно.

А если Мари говорила правду и ей достаточно только дойти до двери? Там будут Алексей, Килька, Макс. Как хотелось в это верить… Как хотелось, чтобы все закончилось. Она так устала бегать, ругаться, спасать себя и других. Ей хотелось домой, где все понятно и легко, где мама, папа и сестра Ленка.

– Ладно, – кивнула Танька. – Идем. Доберемся до дома, а там решим, что делать.

Карл расплылся в довольной улыбке. И сразу его лицо стало очень хорошим, из него исчезла вся жесткость и холодность.

– Тогда нам туда!

Принц побежал вперед. Танька пошла следом. Ни о чем плохом она думать больше не хотела.

Они ушли. Коридор секунду был пуст и тих. Но вот в том месте, где стояла Танька, шевельнулся воздух. Невидимая занавеска отодвинулась, выпуская мадам Тюссо. Она довольно потерла маленькие ручки и снова скрылась.

А Фролова уже вовсю бежала за Карлом.

– Сюда, сюда, там ждут! – торопил он.

Повороты слились в один. Кто-то шел навстречу, кто-то сочувственно смотрел вслед.

Всего этого Танька не видела. Мысленно она уже была дома.

Вот и зал. Они пронеслись по гулкому паркету. Фролова мельком глянула в окно. Дождя не было. Там светило яркое солнце.

– Ты была права, – захлебываясь от восторга, кричал Карл. – Судьба зависит от нас. Все можно сделать. Главное – захотеть. А я хочу все изменить. Хочу, чтобы все стало по-другому.

Они уже бежали по ступенькам. Танька настолько была опьянена предстоящим возвращением, что не обратила внимания на странный шум за дверью.

– Хочу, чтобы мир стал новым!

Принц взялся за ручку и резко толкнул ее.

В лицо Таньке ударил яркий свет, поэтому она не сразу увидела огромную толпу. Сотни восковых фигур стояли с двух сторон длинного помоста, который заканчивался возвышением. На нем стояла странная косая конструкция.

– У-у-у! – прокатилось по площади, когда они с Карлом выбежали из Музея.

– Хочу, чтобы миром правили восковые фигуры, – жестко закончил свою речь принц.

Танька с удивлением обернулась. От былого благодушия на лице Карла не осталось и следа. Оно снова стало холодным и каким-то далеким, нос заострился, губы сжались в тонкую линию.

– Ты обманул меня! – Танька никак не могла поверить в это превращение. – Ты мне все время врал! Тебе просто надо было, чтобы я шла вместе с тобой!

– Иди, – ледяным тоном произнес Карл. – Публика ждет твоего выступления.

– Я никуда не пойду!

Во Фроловой проснулась ее былая злость. Какой-то пацан, недомерок будет ей указывать, что делать. Толпа давно умерших людей, превращенных в восковые фигуры, будет диктовать ее судьбу? От сумасшедшей мадам Тюссо будет зависеть, жить ей или нет?

– Я в вашем спектакле не участвую! – зло произнесла Танька, сунула куклу под мышку и пошла обратно. – А ты врун и жухала, – крикнула она Карлу в лицо. – За такое у нас в классе бьют.

Но пройти мимо принца оказалось нелегко. Фролова сделала шаг в сторону, и перед ней выросла еще одна восковая фигура Карла. Его глаза так же холодно смотрели на нее, губы были жестко сжаты.

– Иди, – произнес двойник сквозь зубы.

– Обломишься, – огрызнулась Танька и пошла в другую сторону.

Но там уже стоял третий двойник.

– Иди, – произнес он.

– Щас!

Танька наотмашь ударила новопоявившуюся копию, но та не шелохнулась. Только за его спиной, как гриб, вырос еще один Карл.

– Да сколько вас тут? – ахнула Танька.

– Иди! – приказал четвертый и сделал шаг вперед. Это движение за ним повторили и все остальные. Они стали теснить Фролову по помосту в сторону странной конструкции, в которой Танька, к своему ужасу, стала узнавать гильотину.

– Отстаньте от меня! – Фролова кинулась головой на все увеличивающийся и увеличивающийся ряд Карлов. – Максим!

– Танька!

Фролова завертела головой. Это был голос Тихомирова.

– Максик! – От волнения голос у нее срывался на хрип.

– Ненормальная! Стой там!

И Танька увидела его. Тихомиров пробивался с дальнего края площади сквозь непроходимый строй восковых спин.

Минутное замешательство Фроловой стоило ей нескольких метров по эшафоту и десятка новых копий Карла. До гильотины оставалось шагов пять.

– Пусти! – Танька в отчаянии бросилась на этот импровизированный строй, но принцы сомкнули ряды и откинули ее обратно.

Карлы наступали. Фролова сдала еще два шага. Из толпы на помост царственной походкой вышла Мари. Площадь взорвалась аплодисментами – подданные приветствовали свою королеву.

Мадам Тюссо подняла руку, и все звуки стихли.

– Подходит к концу наш спектакль, – пронеслось над склоненными головами. – Он завершается как обычно – принятием в наши ряды нового члена. Наше общество растет, и скоро мы займем достойное для себя место – Землю. Мы должны быть там, откуда пришли. И мы там будем!

Восторженная толпа взревела.

От ужаса Таньке стало нечем дышать. Ей показалось, что сам воздух заполняется воском.

– Мак-сим! – завизжала она, падая на колени. – Я туда не пойду! Нет!

Она глянула в лица стоящих рядом кукол. Их лица улыбались. В панике Фролова не могла определить, кто это – мужчины, женщины, знает она их или первый раз видит. Но это уже было неважно. От них веяло таким холодом и равнодушием, что узнавать здесь было некого.

Очередной Карл чуть не наступил Таньке на руку. Над ее головой пророкотал приказ:

– Иди!

И Танька кулем свалилась в толпу. Она ожидала, что восковые фигуры расступятся и она окажется на земле. Тогда у нее был шанс сквозь толпу пробиться к Тихомирову.

Но упасть ей не дали.

Восковые руки подхватили ее. Живая цепочка донесла Фролову до гильотины и осторожно поставила около смертоносного снаряда.

Сквозь слезы Танька посмотрела на Мари.

– Деточка, – вкрадчиво произнесла хозяйка Музея. – Ты обвиняешься в том, что ты живая. А это у нас смертельный грех.

– А я обвиняю вас в том, что вы все лжете, – выкрикнула Фролова. Ей хотелось броситься с кулаками на Мари, сбить с ее лица эту вкрадчиво-добрую улыбку, заставить ее перестать врать.

Она даже сделала шаг навстречу обидчице, но перед ней вырос ряд принцев, не допускающий к своей покровительнице.

Танька погрозила им кулаком, но не нашла что сказать и только зло сверкнула в их сторону глазами.

– Я до вас еще доберусь, – пообещала она, отворачиваясь от них.

– Приговор будет немедленно приведен в исполнение!

Оказывается, за это короткое время Мари успела прочитать Танькин приговор.

– Так вы меня и взяли, – буркнула Фролова, окончательно теряясь в происходящем.

Ей казалось, что вокруг нее происходит один сплошной кошмар и что надо срочно проснуться, перевернуть подушку, улечься на другой бок, и дальше начнут сниться только хорошие сны.

Мари сама подошла к гильотине и потянула за веревку. Начищенный до блеска нож беззвучно пополз вверх.

– Ты приговариваешься к смерти, – произнесла мадам Тюссо, делая приглашающий жест, чтобы Танька удобней устраивалась на смертном ложе.

Фролова снова прижала к себе куклу. Происходящее не укладывалось в ее голове. Она не понимала, что происходит и что от нее хотят. Очередной Карл грубо толкнул ее в спину. Танька покачнулась, но удержалась на ногах. Секунду постояла, шатаясь, и сама свалилась на деревянный помост.

Вокруг нее все кружилось. Лица, глаза, натянутые в улыбке губы. Все это казалось не настоящим, а нарисованным на холсте.

Смерть летала вокруг нее.

И только какой-то звук врывался в ровный гул искусственных голосов. Что-то жалобное и до боли знакомое. Танька бессмысленным взглядом обвела толпу, тусклое небо, шершавые доски. И заметила между досками щель.

Под помостом кто-то был.

Кошки.

Танька чуть не завопила от восторга. Это были Иркины кошки и кто-то еще…

Точно!

Она увидела Кильку. Та что-то такое делала, отчего серая одноглазая кошка жалобно мяучила.

Так вот что это был за звук. Это орала кошка.

Фролова мельком глянула на Мари. Но та была слишком увлечена настройкой гильотины, так что не слышала голоса нелюбимого животного.

Но вот Веселкина выпрямилась, ногой высадила одну из досок помоста и вышла в толпу. Первый ряд восковых фигур шарахнулся от нее во все стороны.

– И так будет с каждым, – торжественно начала Мари и осеклась.

Сначала на помосте показалось огромное блюдо с водой, потом на возвышение вскарабкалась Ирка.

– В чем дело? – нахмурилась мадам Тюссо.

– Душ, – коротко бросила Килька и опрокинула содержимое блюда Мари на голову.

Секунду та стояла с широко раскрытым ртом. А потом начала стремительно складываться, словно кто-то великий и могучий стирал ее огромным ластиком. Через секунду на помосте от великой правительницы будущей вселенной осталась маленькая лужица, да и та вскоре испарилась.

– И даже мокрого места не осталось, – вздохнула Ирка, вытряхивая последние капли. – Как от Гингемы. Или Бастинды… Я уже не помню.

– Что это? – Танька почувствовала, что совсем перестала соображать.

– Ты же сама рассказывала, – спокойно стала объяснять Веселкина. – Взять кошку, искупать в трех водах… Что ж, я зря Глафиру везла? Кис-кис-кис!

Из щели в помосте выскочили оба зверя. Глафира прыгнула на ближайшую фигуру и провела по ней когтями.

Раздался странный треск. Ближний ряд восковых фигур повис лохмотьями.

– Что это? – повторила Фролова, словно других слов в запасе у нее не осталось.

– Декорация. – Килька не отрывала взгляда от кошек. – Муся, не халтурь.

Серая кошка по кличке Муся тоже взялась за дело.

Вскоре все декорации были жестоко порваны, а оставшиеся восковые фигуры толпились у входа в Музей – каждый норовил войти туда первым.

К эшафоту подошел крайне деловой Макс. За ним, переваливаясь с боку на бок, спешил бегемотик.

– Ну что, путешественники, все живы? – весело спросил он.

– Не уверен, – произнес Максим, отряхивая с себя остатки декорации.

– Тогда давайте скорее оживайте – и в дорогу, – бросил машинист, поправляя на голове кепку.

– Что это? – На большее Танька уже была не способна.

– Куклы, спектакль, – бодро начал Тихомиров. – Они изобразили перед тобой представление, а мы им немного подыграли. По-моему, Ирочкин выход с блюдом был самый гениальный. А все эти шутки с исчезновением еще Копперфильд раскрыл. Он тоже любил Эйфелеву башню прятать да статую Свободы с места на место переносить. А фокус-то простой. Перед тобой вешают тряпку с изображением окружающей обстановки, и тебе кажется, что вокруг никого нет. В это время зрители стоят за этой тряпкой и смеются над тобой. А я-то думал, что ты все про какие-то коридоры врешь… Все просто – занавес. Трамвай-то как пропадал? Вот он стоит, потом наплывает туман, трамвай в этом тумане неслышно отъезжает. А когда туман рассеивается, получается, как будто никого и нет. Или ты стоишь, и тебя не видно. А все потому, что свет не на тебя падает. Вот так. Гулкий зал, тишина, коридоры – все декорация. Артисты… – торжественно завершил свою речь Макс.

– А при чем здесь кошки? – сбила его с патетической ноты Танька.

– Они любят обо все когти чесать, вот декорации от них и пострадали, – отмахнулся Тихомиров. Для него в этой жизни ничего непонятного не было.

– А третья вода?

– Про воду ты у моего деда спроси, – выкрутился Макс. – Может, он и объяснит. Хотя вряд ли – дед обыкновенный сумасшедший.

– Находимся-то мы где? – не унималась Фролова.

– А черт его знает, – пожал плечами Максим. – Может быть, в соседнем от твоего дома дворе. Ты со своими глупостями могла все до такой степени напутать, что знакомое место приняла бы за незнакомое.

Фролова обиделась на слишком умного Тихомирова и замолчала. Никогда она его не любила. И даже теперь, после спасения, он ей не нравился. Задается много. Так и хочется ему врезать.

Танька забралась по ступенькам в салон трамвая и сунула руки в карманы. Пальцы наткнулись на что-то жесткое.

Колечко!

Фролова повертела его в руках, надела на палец. Кольцо оказалось непривычно свободным.

– Что такое? – пробормотала она, крутя украшение вокруг пальца.

Вдруг ее пронзила догадка. Это было не ее кольцо. Гладкий блестящий ободок, красиво переливающийся зеленый камешек…

– Ой, мамочки, – ахнула Танька и дернулась было бежать обратно – ей только этого кольца не хватало. Ведь призрак, разобравшись в ошибке, непременно вернется за ним.

Но трамвай уже бежал через знакомую пустынную местность с чахлыми деревцами.

– Пусть только попробует прийти, – пробормотала Фролова, сжимая кольцо в кулаке. – Я ему такую встречу устрою!

И она уставилась в окно, за которым уже мелькали дома ее родного города.

Дом тысячи страхов

Глава I Кукла с черными глазами

Все началось со сна. Самого обыкновенного кошмара, который может присниться каждому. Но не у каждого сон становится реальностью. А вот у Вовки Наковальникова стал.

Поверхность озера была где-то там, далеко-далеко вверху. Отсюда, с глубины, казалось, что над головой плавает сотня рыбок с серебристыми брюшками. Все они красиво переливаются на солнце, но смотреть на них неудобно, глаза режет от яркого света.

– Во-о-овка!

Сквозь толщу воды звук почти не проникает. Всплывать не хотелось, смотреть наверх было неудобно, поэтому Вовка поплыл вниз. Все глубже и глубже, навстречу темноте. На мгновение мелькнула тревожная мысль, что если он и дальше будет уходить от поверхности, то ему может не хватить воздуха на подъем. Но дышать было необязательно. Здесь вообще все было необязательно. Можно было не дышать, не шевелиться, закрыть глаза, заткнуть уши. И все равно попадешь туда, куда ты ДОЛЖЕН попасть.

Темнота обступила Вовку, втянула в себя. Наковальников дернулся обратно, но вокруг раздался дружный гогот.

– Не трепыхайся, малец, – прохрипели у него над ухом и больно толкнули в спину. Если бы вокруг не было воды, он, наверное, упал бы. А так – вода мягко подхватила его и вытащила на свет.

Вовка встал на ноги, провалившись по щиколотки в мягкий ил, убрал со лба длинные волосы, мешающие смотреть, и огляделся.

Дно было усеяно мусором, палками и досками. Среди всего этого безобразия стояло штук пять старых сундуков, стянутых железными лентами. Два передних были распахнуты, остальные закрыты на тяжелые висячие замки. Один из раскрытых сундуков был доверху наполнен чем-то блестящим, похожим на драгоценные камни. В другом если что и лежало, то на самом донышке – с Вовкиного места видно не было.

– Давай, иди! – снова прохрипели ему в спину.

Из-за сундука вынырнул спрут – гигантское чудовище с большими глазами, серым телом-мешком и постоянно шевелящимися мощными щупальцами с двумя рядами присосок. Чуть ниже глаз, сбоку, виднелась короткая трубочка, из которой вытекала тонкая струйка чернил. Но это происходило, только когда осьминог сердился.

Сейчас же он внимательно посмотрел на замершего Наковальникова и вдруг промурлыкал неожиданно ласковым голосом:

– Веселее, малыш! Покажи нам, что ты принес.

Вовка машинально сделал еще один шаг и оказался около сундуков. Только сейчас он разглядел, что в них, помимо драгоценных камней, лежат блестящие желтые монеты и украшения.

Впереди материализовался тощий тип в драном пиджаке и стоптанных штиблетах. В костлявом кулаке он сжимал весело позвякивающую диадему. Дойдя до пустого сундука, он размахнулся и со злым уханьем бросил свою ношу внутрь.

Настала очередь Вовки. Спрут подполз поближе.

Наковальников не шевелился.

– Но у меня… ничего нет, – прошептал он, чувствуя, как по спине начинают бегать противные мурашки, как холодеет внутри и этот холод распространяется по рукам и ногам.

– А ты посмотри внимательней, – вкрадчиво посоветовал спрут, мигая огромными невинными глазами.

– Нет у него! – недовольно хмыкнули сзади. – Чего тогда торчишь здесь? Тоже мне – покойничек!

Вовка обернулся.

За ним стояло странное существо, получеловек-полускелет, закутанный в саван. Под мышкой он держал небольшой гробик, обитый желтенькой тканью с бахромой. Монстр нетерпеливо топтался на месте, и гробик с легким звоном гулял из одной его руки в другую. В выцветших губах чудовища тлел грязный окурок. Вовка просто обалдел, потому что впервые видел сигарету, горящую в воде.

– Давай, шевелись! – Скелет грубо толкнул Вовку в грудь. – А то второй раз утонешь.

«Утону?» – хотел спросить Наковальников. Только сейчас страшная догадка потрясла его.

Вот почему ему не надо дышать, смотреть и даже шевелиться! Он утонул! Нырнул слишком глубоко и не смог вынырнуть. Вокруг него покойники. Они зачем-то здесь собрались… Видимо, затем, чтобы оставить накопленное за всю жизнь в этих сундуках.

От расстройства Вовка сжал кулаки. В правую ладонь врезалось что-то острое.

Не веря своим глазам, Наковальников поднес находку чуть ли не к носу. Не будь вокруг столько свидетелей, он бы ее лизнул, чтобы удостовериться в том, что она существует на самом деле.

Это были три крупные монеты тусклого желтого цвета, стесанные по краям наподобие восьмигранников. На обеих сторонах когда-то что-то было изображено. Но сейчас все стерлось, остались только неровности, напоминающие о бывшем узоре.

– Дорогой ты наш! – ринулся вперед спрут, но добежать до Вовки не успел.

– Сколько можно с ним возиться! – возмущенно заорал стоящий сзади скелет. Гробик полетел на землю, углом стукнулся об удачно подвернувшуюся деревяшку и распахнулся. Колыхнулась разорвавшаяся желтая ткань. Из-под нее вынырнула небольшая кукла в пышном голубом платье, со светящимися черными глазами и бросилась к сундукам.

Когда ил осел, стало видно, что в гробу остался еще кто-то.

«Не смотри!» – приказал себе Вовка, но любопытство взяло верх. Он качнулся вперед.

В гробу лежала еще одна кукла. Это был мальчик, одетый в водолазку и вельветовые штаны, непокорные светлые волосы зачесаны назад. Как только Вовка склонился над ним, мальчик открыл огромные кукольные глаза. Тонкий рот дернулся, растягиваясь в кривую усмешку. Кукла стала подниматься. И чем больше она вставала, тем яснее становилось Вовке, что это не просто кукла.

А точная его копия.

Вовка Наковальников в уменьшенном варианте.

– Нет! – завопил Вовка, закрывая ладонями лицо. Забытые монеты скатились на землю. – Убирайтесь!

Но даже сквозь зажмуренные глаза и ладони он видел, как поднимается двойник, как тянутся его руки к нему, настоящему Вовке Наковальникову.

Одного касания этих кукольных пальчиков будет достаточно, чтобы Вовка умер второй раз… Теперь уже окончательно и бесповоротно.

Надо бежать!

Ноги задеревенели и не слушаются.

Кричать, звать, чтобы помогли!

Вода залила рот и легкие – ни крикнуть, ни вздохнуть не получается…

Хотя бы отодвинуть гроб со страшной куклой подальше от себя!

– Подбери что кинул, змееныш! – прошипел сзади хозяин гроба.

Вовка вздрагивает, откидывается назад и сначала бьет по истлевшей физиономии злобного советчика, а потом – по гробу. Вскидывается, чтобы снова ударить, но руки сводит судорогой. Больно, очень больно! Наковальников кричит, падает на землю. Взметнувшийся ил забивается в рот, нос, уши, глаза. Теперь он ничего не видит и не слышит. В этот момент сверху опускается что-то темное. Пальцы нащупывают бахрому и мягкую обивку.

Это… это крышка гроба!

Раздаются оглушительные удары. Тяжелые молотки бьют о ржавые головки гвоздей – гроб заколачивают.

Вовка визжит от ужаса, руками рвет мягкую обивку, пытается поднять крышку. Ледяной ужас окатывает его с головы до ног.

Голове становится прохладно и свободно. Наковальников дергается, сбрасывает с себя мокрое одеяло, с шумом вдыхает прохладный утренний воздух и… открывает глаза.

Рядом послышалось противное хихиканье.

– Ну что, Наковальня, утонул? – уже в открытую заржал знакомый голос. – На, еще покупайся.

Не успел Вовка прийти в себя, как на голову ему снова полилась вода – вредный Колька Спиридонов вылил на него содержимое котелка.

– Дурак ты, Спиря! – выкрикнул Вовка, выбираясь из залитой постели.

Колькин смех потерялся в дружном хохоте остальных ребят. Хохотал Макс Галкин, звонко хлопая себя ладонями по голому животу. Смеялся, уткнувшись в подушку, Сережка Пашкович. Рядом с ним, издавая квакающие звуки, прыгал на своей кровати его закадычный друг Пашка Серегин.

– Да ну вас! – окончательно разозлился Вовка, кидая мокрое одеяло в Спирю, который все еще стоял поблизости с котелком в обнимку.

Наковальников понимал – какой бы грозный вид он сейчас ни принял, его все равно не испугаются. Разве может кого-нибудь напугать невысокий худой мальчишка с нежными девчачьими чертами лица, с длинными тонкими руками, с непокорными светлыми волосами, которые упорно не хотят лежать так, как их причесываешь, а все время норовят упасть на глаза?

Поэтому он ничего не делал, а только стоял, злился, сопел и с ненавистью смотрел на веселящихся ребят.

Вовка никогда не любил смотреть свои фотографии. Мимо зеркал он не проходил, а пробегал, чтобы лишний раз не расстраиваться. И в кого он таким уродился? Настоящее стихийное бедствие!

В школе мальчишки не хотели принимать его за своего. В драках и разборках он не участвовал, через заборы лазить не умел, про свой успех у девчонок не врал, да и курить пока не спешил. Так он и прозябал на своей последней парте, запустив в светлые вихры пятерню, с тоской урок за уроком разглядывая класс.

Время от времени перед его носом опускался очередной самолетик, журавлик или в несколько раз сложенная разноцветная записка. Это неугомонные девчонки закидывали его шуточными любовными записками. Ничего! Вот когда они подрастут, тогда поймут, как жестоко в нем ошибались!

Но пока седьмой класс, не девятый – и приходится терпеть…

Забитый со всех сторон, Вовка однажды в порыве отчаяния пошел и записался в клуб «Бригантина», где в одном из отрядов ребята учились морскому делу – ходили под парусом на катамаранах, вязали узлы, умели разводить костры под дождем и снегом, ходили в походы, пели веселые песни. В отряде Вовку приняли хорошо – никто не дразнил, не гонял. Суровые «морские волки» не признавали мелочных разборок по такому пустяковому поводу, как внешность. Вскоре отряд для Наковальникова стал родным домом. Вовка быстро освоился с премудростями водной стихии, научился ставить парус и выбирать нужный ветер.

Летом отряд вышел на свою первую парусную практику. Быстро покидав вещички в рюкзаки, взвалив на плечи тяжелые чехлы с разобранными катамаранами, ребята приехали к Лисьему водохранилищу. На пароме переправились через канал, соединяющий водохранилище с двумя речками, и «бросили якорь» в домике рыбака.

Ближайший месяц жить им предстояло в двухэтажном деревянном здании. С одной стороны от цивилизации они были отрезаны каналом, с другой – затоном – водой, оставшейся после весеннего разлива водохранилища. Сам домик стоял в небольшом заливе, за которым начиналось водохранилище.

Но ребят не интересовала «большая земля». Главное, что от хлипких деревянных мостков лодочной станции можно было, ловя попутный ветер, выйти на свободную воду, а потом уже мчаться вперед, куда занесет тебя вольный шквал. Чувствовать, как напрягается от порыва ветра парус, как режет руку шкот – специальный крепежный трос, как захватывает дух от скорости. А все эти слова – гик, такелаж, грот. Было в этом что-то от Карибского моря, пиратов и хриплого крика попугая: «Пиастры! Пиастры!»

И все было хорошо, пока не стало совсем плохо. На второй же день Вовка рассказал ребятам, что боится воды и не умеет плавать.

Моряк, не умеющий плавать! Смешнее сочетания не придумаешь.

Теперь на Наковальникова вода лилась постоянно. То, что его утопили в кровати, – это еще не худший вариант. У ребят хватило бы ума вместе с постелью донести его до водохранилища и отправить в таком виде немного искупнуться.

Он должен пересилить себя и научиться плавать, иначе вечно ходить ему сухопутной крысой и тонуть в стакане с компотом.

Если бы не сон, Вовка посмеялся бы с ребятами и попросил ехидного Спирю научить-таки его плавать. В уважительной просьбе Колька не сможет отказать.

Но сон не давал Вовке покоя. После него не хотелось ни просить, ни идти к воде. А месяц только начался! То ли еще будет через неделю…

Распахнулась дверь, и на пороге нарисовалась высоченная фигура одного из их капитанов – Ирки Винокуровой.

– Я же просила не поднимать всех раньше шести часов! – грозно произнесла она, сдвинув брови и сверкнув из-под черной челки пронзительными темными глазами.

На незнающего человека Ира действительно производила впечатление. Высокая, крупная, с разметавшимися по плечам густыми волосами, с тяжелым овалом лица и вечно недовольным выражением глаз, эта девушка у каждого отбивала охоту с ней разговаривать. А вдруг прибьет вечно сжатым тяжелым кулаком?

Хотя на самом деле Ира была добрейшим человеком, и мальчишки знали, что пройдет секунда и в суровом взгляде их командира появится веселая искринка, а грозно сомкнутые губы расплывутся в приветливой ухмылке. Она бы и сейчас уже улыбалась, если бы не вспомнила, что учится в педагогическом институте и должна показать перед ребятами свой твердый педагогический характер.

– Раз не спится, – вкрадчиво произнесла она, быстро оценив ситуацию, – тогда встаете и отправляетесь на кухню перебирать гречку и варить ее на завтрак. – Ребята уже открыли рты, готовые начать возмущаться. Винокурова повернулась к Вовке: – А Наковальников идет на двор сушить свое одеяло. Заодно проверит катамараны – не унесло ли их ночным бризом. На сборы пять минут. Время пошло.

Ира вскинула руку с часами к глазам, исподволь поглядывая на ребят.

Сначала они пытались кричать. Но капитан красноречиво постучала ногтем по циферблату и покачала головой. Этот жест означал только одно – если ее подопечные не уложатся в пять минут, то на кухню отправятся в том, в чем продолжают сидеть на кроватях. Причем пойдут они туда добровольно, потому что на помощь Винокурова позовет своего напарника и тайного воздыхателя Антона Виноградова. Против Иры Антон выглядел маленьким и худеньким. Но если Винокурова брала силой и грозным внешним видом, то Виноградов брал непоколебимым авторитетом и метким словом. С ним хорошо было дружить и совсем плохо ругаться.

Ребята дотянули время до последнего, в минуту покидали одеяла на кровати, натянули шорты и, притворно вздыхая, вереницей потянулись на первый этаж.

Вовка шел последним, нагруженный полным комплектом своей постели – одеялом, бельем и матрасом.

– Наковальников, – простонала над ним Ирка, – я бы на твоем месте обиделась.

– Я и обиделся, – буркнул Вовка, стараясь как можно быстрее пройти опасный участок коридора с капитаном.

– Да не на них! На себя! – с чувством произнесла Винокурова. И пристыженный Вовка галопом помчался по лестнице вниз.

Утро звенело и искрилось всеми звуками и красками, какие только можно придумать, – орали птицы, стрекотали кузнечики, слепило солнце, безмятежно плескалась вода. Наковальников быстро развесил свое добро на веревках сушиться и побежал к мосткам.

В это время из-за угла дома вышел сухонький старичок, в рваной курточке и стоптанных башмаках, коленки на линялых тренировочных были растянуты. Старик проводил взглядом рано вставшего обитателя дома, недовольно покачал головой с редкими седыми волосами и скрылся там же, откуда вышел.

В ту же секунду окно на первом этаже справа от входа распахнулось, и из него снова выглянул старик, очень похожий на предыдущего, только вместо тренировочных и куртки на нем была старая пижама. Это был хозяин домика, полуострова, мостков и полузатонувших лодок – Андрей Геннадиевич Малахов. Он так же мрачно посмотрел на радостно прыгающего Наковальникова и так же сурово покачал головой. Малахов с большой неохотой согласился принять у себя парусный отряд. Но в это время года других постояльцев ждать было бессмысленно, поэтому приходилось принимать тех, кого подбрасывала судьба.

В этот раз судьба оказалась коварной, и жильцы нравились ему все меньше и меньше. Мальчишки, сующие везде свой нос, жеманные девочки, слишком молодые руководители. От грядущего месяца ничего хорошего Андрей Геннадиевич не ждал. Поэтому-то с таким недоверием и смотрел в спину убегающего Вовки.

От мостков водохранилище казалось огромным морем – противоположный берег терялся в утренней дымке. Далеко-далеко на левом берегу виднелись домики деревни. Справа за высокой насыпью прятался канал, по которому туда-сюда сновали теплоходы и пассажирские пароходики. Они выныривали из шлюза, проходили паром и исчезали за бесконечными поворотами далекой реки. Отсюда их видно не было. О том, что пароходы проходят, можно было догадаться по плеску воды да приветственным гудкам. И только высокие четырехпалубные красавцы показывали над прибрежными кустами свои макушки.

Вдоль прогнивших мостков плюхались на водной ряби несколько таких же прогнивших лодок и моторок – домик рыбака давно перестал быть излюбленным местом для туристов.

Вовка дошел до конца мостков, лег животом на уже нагретые доски.

Сначала в воде не отражалось ничего, кроме солнца. Потом Наковальников разглядел светлые волосы, тонкий нос, большие глаза. То есть свое отражение, слегка подправленное водной рябью.

Изображение поехало в сторону, а Вовка остался на месте. От удивления он нахмурился, пытаясь вновь увидеть себя там, где видел до этого. На нужном месте ничего не появлялось, а вот в стороне Наковальников номер два вытянулся во весь рост, по бокам у него появились белые кружавчики, дальше шло что-то черное. Уже догадавшийся обо всем, Вовка отпрянул в сторону.

Кукла в гробу еще какое-то время поболталась под водой, а потом медленно растаяла. Наковальников осторожно ступил на край мостков, на всякий случай глянул вниз. Ничего заметить он не успел, кроме ослепительной вспышки, ударившей по глазам. Голова у него закружилась, и он плашмя упал в воду.

Вовка медленно шел на дно, даже не пытаясь спастись. Вокруг него булькали пузырьки, стремившиеся наверх. Он их провожал взглядом, а сам опускался все ниже.

Колыхнулся ил, шарахнулись потревоженные рыбки, склизкие водоросли потянулись к ногам и стали быстро их опутывать. Из-за замшелого камешка показалась знакомая голова спрута, рот его был растянут в довольную улыбку. Но улыбка сменилась гримасой. Вовка почувствовал, как его потянуло вверх.

И он перестал тонуть.

Через секунду голова его оказалась на поверхности, руки цеплялись за мостки.

– Держись! – оглушительно кричали над ним.

Перед лицом мелькнули бешеные глаза Антона. Капитан что-то еще говорил, но Вовка больше ничего не слышал. Он слабо улыбнулся своему командиру и снова погрузился под воду. Но властная рука Виноградова не дала ему в этот раз утонуть. Антон схватил его за шиворот и одним рывком вытащил на прогретые доски мостков.

– Тебя куда, дурака, понесло? – прохрипел, отдуваясь, Виноградов. – А если бы я в окно не выглянул? Так бы и купался до скончания века?

Вовка закашлялся, переворачиваясь на живот. Мир перестал вертеться, исчезли наглые глаза спрута.

– Они меня утопить хотят, – с трудом проговорил Наковальников.

– Кто? – склонился над ним Антон. – Спиридонов? Я ему уши откручу и к макушке приставлю.

Вовка замотал головой, отчего окружающее снова покачнулось.

– Не… Там мужик с гробом и осьминог какой-то.

Антон с тревогой глянул на Вовку и, ничего больше не говоря, поставил его на ноги.

– Пошли катамараны посмотрим, – пробормотал он, отводя Наковальникова подальше от воды. – Днем будем тебя учить плавать.

От одной мысли, что ему придется вновь плескаться в этом водохранилище, Вовку передернуло. Но Антон понял это по-своему.

– Все в порядке, парень! Держись! Подумаешь – плавать не умеешь! С кем не бывает!

В ответ Наковальников только хмыкнул.

В тенечке у кустов лежало три катамарана. Вовка в который раз подумал, что проще конструкцию и придумать нельзя. Два продолговатых поплавка, наполненных воздухом, между ними натянута палуба, как раз чтобы разместились три человека. К алюминиевому каркасу крепится пятиметровая мачта с парусом, под мачтой вниз уходит киль, в морском деле называемый умным словом шверт, сзади – руль. Вот и все. Вся конструкция легко собирается и разбирается, ломаться в ней практически нечему, если целенаправленно не гнуть мачту и не протыкать поплавки. Поэтому они с Антоном для проформы несколько раз обошли вокруг всего этого добра. Вовка согнал с разложенного на земле паруса греющуюся на солнце лягушку. Убедившись, что все в порядке, они отправились на завтрак.

Каша у мальчишек подгорела, воду они до конца не вскипятили, поэтому чаинки в чае грустно плавали сверху, не желая завариваться. Девчонки с тоской ковыряли ложками в мисках, всем своим видом показывая, что таким поварам, как их любимые мальчики, не место на этой земле.

– На сборы полчаса, – скомандовал Антон, прерывая затянувшееся молчание. – Еще полчаса на подготовку катамаранов к спуску на воду. Через час общее построение.

– Время пошло, – с улыбкой садиста на лице произнесла Ира, поглядывая на часы.

Подхватив миски, все бросились к рукомойникам.

– Сатрапы! – недовольно бурчал Колька. – Поесть спокойно не дадут! Все у них по часам!

– Морской закон! – с пониманием дела кивнул головой Макс.

Спиря, не обладающий ни терпением, ни спокойным характером, грохнул миску в раковину и помчался в комнату.

Но сколько бы ребята ни возмущались, через полчаса все стояли около своих катамаранов. Первое, чему их научила суровая Ирка, – дисциплине и порядку. Кто-то проверял снасть, кто-то поддувал спустившийся поплавок, кто-то перетягивал палубу, кто-то замывал испачканный парус.

К выходу командиров все было готово. Три плавсредства замерли около воды, готовые к любым испытаниям. Рядом с ними стояли команды. Спиря, Серега и Пашка – в одной. Макс с Вовкой – во второй. К ним еще присоединялся Антон. Третья команда была чисто женской – там были Ленка Снежкина и Майка Голованова. На борт к себе они брали Иру.

– На воду! – скомандовал Виноградов.

Все с готовностью подхватили свои катамараны и наперегонки помчались к мосткам. Через минуту три паруса дернулись, ловя слабый ветерок. Друг за другом команды медленно пошли к «большой воде».

Здесь порывы ветра стали сильнее. Первыми сумели выбрать нужное направление девчонки. Их катамаран, прозванный «Неторопливым», скрипнул мачтой и вырвался вперед. Спиря бестолково дергал парус туда-сюда, не давая ветру хотя бы сдвинуть их с места. Серега самозабвенно крутил руль, отчего их катамаран с гордым названием «Лихой» вертелся на месте, создавая вокруг себя легкие волны.

– Парус подобрать, руль вправо! – скомандовал Антон. – Направление на деревню. Макс, хватит дергаться, выравнивай руль. Володя, до конца вытягивай парус.

Вовка рванул на себя шкот, отчего ладоням стало горячо. Парус трепыхнулся, но Максим чуть подправил направление рулем. Парус хлопнул последний раз, тренькнул туго натянутый такелаж, и катамаран с легкомысленным названием «Настоящий» стал быстро набирать скорость.

– Парус по ветру, руль прямо, – крикнул Антон все еще стоящей на месте команде «Лихого». Судя по яростным воплям, там спорили, решая, что лучше сделать с самого начала. Но вот и они перестали дергаться и, все увереннее и увереннее выбирая курс, стали нагонять остальных. Вскоре три паруса мчались к далекому берегу.

Почувствовав на лице ветер, услышав, как журчит вода, разрезаемая швертом, увидев взвихряющиеся бурунчики, идущие за поплавками, Вовка позабыл обо всем. Он уже представлял себя храбрым пиратом, стоящим на носу пробитого в нескольких местах галеона. За бортом бушует море, в небе кричат испуганные чайки, от сильных порывов ветра трещат мачты. У руля стоит старый капитан, просоленный ветрами всех морей и океанов. Единственным глазом он зорко смотрит вперед, единственной рукой жестко держит штурвал, единственная нога уверенно стоит на скрипящих досках палубы. За его спиной – дубовые двери, за которыми спрятаны сундуки с сокровищами – хмельная добыча последнего похода. В сундуках – золотые дублоны, сверкающие бриллианты, блестящие драгоценности, слитки серебра…

Вовка так ярко все это представил, что казалось – протяни руку и коснешься столетней крышки сундука. Но что-то во всем этом ему не понравилось.

Из-за сундука вдруг потянулось щупальце, и стала выглядывать серая макушка спрута.

Видение тут же исчезло. Вовка качнулся, выпуская из рук веревку. Ослабленный конец паруса хлестнул Макса.

– Наковальников! Не спать! – прикрикнул Антон, и Вовка тут же поставил парус обратно.

Теперь ему было не до ветра и плеска воды. Он перебрался поближе к центру палубы, с опаской косясь на далекий берег. По спине пробежал озноб.

Антон как будто почувствовал его тревогу. Он резко перегнулся вперед, развернул парус, отчего катамаран потерял ветер и встал.

– Перекур! – скомандовал Виноградов. – Есть предложение искупаться.

– Ура! – радостно завопил Макс, стягивая футболку. – Чур, я первый.

– Давай быстро! – кивнул командир. – Потом – мы с Вовкой.

– Тут же глубоко!

Представив, что ему придется нырять и куда-то плыть, Наковальников задохнулся и побледнел.

– На мели учатся плавать одни головастики, – авторитетно заявил Антон. – Настоящие моряки учатся на глубине.

«Настоящий» качнулся – Галкин рыбкой ушел под воду. Вовка ухватился за мачту.

– Ничего, – весело подмигнул ему Антон, расстегивая рубашку. – К концу месяца мы сделаем из тебя настоящего «морского волка». Главное – не бойся! Вода сама тебя будет держать.

Слова капитана радовали несильно. Непослушными пальцами Вовка стал искать пуговицы на шортах, но мысль о том, что ему, может быть, в который раз придется встретиться со своим двойником-мертвецом, заставила его замереть.

У катамарана показалась довольная физиономия Макса.

– Водичка – класс! – заорал он. – Теплынь. Вовка, давай купаться!

– Залезай! Мы потом.

Макс ловко вскарабкался на палубу, как собака встряхнулся и перехватил у Вовки веревки.

– Иди! – подтолкнул он приятеля.

С обреченностью приговоренного Наковальников подполз к краю, лег на живот и стал медленно опускаться в воду. Резкий толчок отбросил его в сторону – это прыгнул следом за ним капитан.

– А теперь – не забываем работать руками и ногами, – командовал Виноградов, пока Вовка пытался вновь уцепиться за катамаран.

Перед глазами плясало название «Настоящий».

– Барахтайся, барахтайся! – вертелся вокруг Антон. – Хлюпикам и нытикам на воде не место!

Вовка изо всех сил барахтался. Так барахтался, что в глазах потемнело. На мгновение он увидел, что катамаран уже значительно отошел от них, и зажмурился.

– Ногами! Ногами! – настырно кричал у него над ухом Антон.

Ногами не очень получалось, а вот руки взбивали воду в белую пену. От старания Вовку крутило на месте. Время от времени на своем загривке он чувствовал уверенную ладонь капитана. Казалось, прошла вечность, когда он смог наконец-то открыть глаза.

Катамаран покачивался на волне в пяти метрах от него. Где-то далеко-далеко виднелась крыша домика рыбака. Еще два всплеска, и домик исчез за плотной стеной деревьев.

Неожиданно для себя Вовка почувствовал прилив сил. Он перестал дергаться и спокойно огляделся.

– Ну вот! А ты боялся! – удовлетворенно пыхтел около него Антон. – Давай еще две минуты и вылезай.

Мимо, нагнав волну, пронесся «Лихой».

– А спорим, – заорал Колька, стягивая рубашку через голову. – Спорим, я донырну до дна!

– Спиридонов, – нахмурился Виноградов. – Отставить эксперименты.

– Я мигом! – прокричал Колька, рыбкой ныряя с борта.

Команды обоих катамаранов замерли.

– Время вышло, – напомнил Антон открывшему рот Вовке.

Наковальников вертел головой, пытаясь определить, откуда появится Спиридонов. Рядом с ним мелькнула темная тень. Из воды сначала вынырнул сжатый кулак, затем – рука и лишь потом – Колькина голова. Он широко распахнул рот, вдыхая воздух.

– Во! – завопил Спиря, раскрывая ладонь.

Сквозь грязные пальцы стекали ил и песок, из комка грязи торчала обломанная палочка. Колька поболтал кулаком в воде. И тогда на солнце сверкнул странный предмет – плоская, обтесанная по краям монета с полустертым изображением.

Увидев эту находку, Вовка одним рывком вытащил себя из воды, кубарем прокатившись по палубе.

– Спиридонов! – Антон подплыл ближе к ликующему Кольке. – Еще раз так сделаешь, и всю оставшуюся практику будешь сидеть на берегу, картошку чистить.

– А чего я? – сразу набычился Спиря, но договорить не успел.

Неизвестно откуда взявшиеся облака закрыли солнце. Шквальный ветер стал отгонять катамараны в сторону.

– Эй, куда? – завопил Колька, пряча добычу в плавки и устремляясь за «Лихим». – Серега, заворачивай!

Пашкович изо всех сил дергал парус, но что-то у него там заело, и катамаран разворачиваться отказывался. «Настоящий», сделав широкий круг, подошел к капитану. Антон ухватился за поплавок. Но скорость была слишком большой, чтобы он смог забраться на палубу. Оттого, что он болтался сбоку, катамаран кренило в сторону, поэтому он шел не по прямой, а по дуге.

Новый шквал, и «Настоящий» нагнал Спирю.

– Тормози! – до хрипоты заорал Виноградов.

Макс бестолково повел рулем, и катамаран на полном ходу налетел на Кольку. Спиридоновская голова мелькнула между поплавками, под палубой раздался глухой удар. Антона волной отнесло в сторону. Он несколько раз поднырнул.

Но Спиридонова нигде не было видно.

«Лихой» и «Настоящий» на большой скорости шли прочь. А навстречу им, едва касаясь волны, мчался «Неторопливый». Ленка с Майей сидели, уцепившись за палубу. У руля на коленях стояла Ирка. Глаза ее светились нехорошим блеском.

Глава II Неудачное соревнование

– Первое. Купание с катамаранов запрещено! – Ирка вышагивала по центру маленькой кают-компании, заложив руки за спину, отчего больше походила на циркуль, чем на человека.

– Второе. Подходить к воде без разрешения командиров категорически запрещено.

За ней, прислонившись к стене, стоял взъерошенный Антон, он нервно кусал губы и, не отрываясь, следил за передвижениями своей напарницы.

– Третье. После обеда каждый сдает мне зачет – проплывает сто метров, чтобы я убедилась, что все умеют плавать.

Вовка сидел, не поднимая головы, теребя распушившийся кончик пояса шорт.

– И четвертое! – Ирка остановилась напротив Спиридонова.

Колька хлопал красными от воды глазами, нервно взбивал все еще мокрые волосы и все время поглядывал на сидящего рядом Серегу, как будто от Пашковича зависела его дальнейшая жизнь.

– Еще одна попытка подводного плавания, и все отправляются домой. Это ясно?

Винокурова суровым взглядом обвела притихшую команду. Возражать ей никто не стал.

Как только собрание закончилось, Спирю окружили ребята. Колька довольно ухмыльнулся. На его бледном лице улыбка выглядела хиловато.

Злосчастное столкновение с катамараном отбросило его назад, и он стал тонуть. Что было потом, Колька помнил смутно. Когда открыл глаза, перед ним маячило суровое лицо Ирки Винокуровой, откуда-то сбоку слышались вздохи и причитания девчонок. Антон держал его за руку, непослушными пальцами пытаясь нащупать пульс.

– Да жив он! – из ватной дали послышался голос Макса.

Из-за облаков показалось солнце.

Теперь Колька был несомненным героем дня, пострадавшим ни за что ни про что. По рукам ходила его находка – истертая монета со стесанными краями. Одна сторона была почти что гладкой, а с другой виднелся чей-то портрет, от которого осталась только лысая черепушка и впалые глаза.

– Класс! – восхищенно произнес Серега. – Ее надо какому-нибудь оценщику показать. Наверняка она бешеных бабок стоит.

– Интересно, как ее к нам занесло? – Находка была в руках у Пашки. – Она точно нерусская.

– Я место запомнил, – сверкая красными глазами, зашептал склонившимся к нему приятелям Спиря. – Если что, можно еще попробовать нырнуть.

– Как ты это сделаешь? – нахмурился всегда рассудительный Макс. – После твоего купания нас вообще никуда не пустят.

– А, ерунда, – отмахнулся Колька. – Дня два последят, а потом им самим надоест. Вот тогда-то мы и совершим вылазку. Тут всего делов-то на час, не больше. Я когда нырял, точно видел – там еще есть. Мы после этой поездочки богачами станем. Каждый себе по катамарану купит! А ты чего, Килограмм, молчишь? Или закладывать нас побежишь?

В ответ Вовка только тяжело вздохнул. Ну вот, еще одно расстройство – за его невысокий рост и худобу противный Спиря как-то обозвал его Килограммом. Теперь же эта кличка норовит прирасти к нему навсегда.

Во всей этой истории с потоплением Наковальников тоже успел отличиться. Когда Спиридонова общими усилиями вытащили на палубу и откачали, Колька первым делом полез проверять, на месте ли его добыча. Как следует разглядев монету, Вовка накинулся на Спирю, пытаясь вырвать ее из рук приятеля.

– Выброси ее! Слышишь? – вопил он в красные Колькины глаза. – Выкинь прямо сейчас!

Он стал выкручивать Спире руку, но Колька быстро опомнился и оттолкнул взбесившегося Наковальникова.

– Завидно, да? – зло спросил он, пряча монету в карман шорт. – А раз завидно, ныряй – там этого добра много.

Вовка хотел еще что-то сказать, но только махнул рукой – чтобы его поняли, пришлось бы все объяснять. На такой подвиг он сам был пока не готов.

Этот разговор состоялся еще на воде. Сейчас, вспомнив его, Вовка мгновенно покраснел, подобрал ноги, рывком поднялся.

– Никуда я не побегу, – пробурчал он. – Не стоит ваша монета ничего. Так, пустышка. А будете за ними нырять, перетонете все, поняли?

– С чего это вдруг? – нехорошо сощурившись, спросил Спиря. – Или ты будешь под водой сидеть и всех за ноги на дно тащить?

– Не я, – замотал головой Наковальников. – Вы сами… Я сказать не могу – не знаю как. Только выброси ты ее! Правда! Выброси!

– Псих, – хихикнул Пашка, вертя пальцем у виска. – Ты когда голову последний раз проверял, Наковальня?

– Не верите – и не надо, – сжал кулаки Вовка.

Грозный вид у него опять не получился. Приятели засмеялись, и разобиженный Наковальников бросился к выходу.

Кают-компания – так они назвали просторную комнату на первом этаже, где обедали, обсуждали планы на следующий день и пытались хоть как-то настроить маленький черно-белый телевизор, чтобы знать, что происходит вокруг, – осталась позади. Чтобы попасть в свою комнату, нужно было подняться на второй этаж по узкой скрипучей лестнице. Лампочки здесь не было, поэтому ночью она была еще и темной. Днем свет падал сквозь небольшое пыльное окно.

Поднимаясь, Вовка не сразу обратил внимание, что на верхней ступеньке лестницы кто-то сидит. Маленький, светленький, в пышном голубом платье.

– Девчонки, вы чего тут? – на всякий случай спросил Вовка, боясь помешать какой-нибудь игре. Вырулишь неожиданно из-за угла, а они там переодеваются. Вот визгу будет!

Но уже договаривая вопрос, Наковальников понял, что никакие это не девчонки. На ступеньке сидела кукла. Льняные кудрявые волосы, круглое глупое лицо с огромными глазами.

Черными глазами.

Кукла два раза махнула длинными ресницами и потянула вперед пухлую руку.

Игрушка была та самая, из сна.

Вовка застыл. По его телу пробежала дрожь. Он уже готов был закричать, но тут кукла дернулась в сторону – чья-то рука схватила ее.

По коридору простучали шаги.

Ошарашенный Вовка бросился следом, но в темном коридоре никого уже не было.

За спиной скрипнула лестница. От неожиданности Наковальников качнулся вперед. Но перед ним был неосвещенный коридор, в котором таился кто-то неизвестный, стащивший куклу. Поэтому Вовка вжался в стенку и перестал дышать.

Хрипя и откашливаясь, по лестнице поднимался Андрей Геннадиевич.

– Ох-ох-ох! – выдохнул он, добравшись до второго этажа. – Ну что, молодежь, еще не все потопли? – спросил хозяин, с трудом распрямляясь. – Чего молчишь-то?

Вовка не сразу понял, что обращаются к нему. Показалось, что в этот момент рядом находится еще кто-то. Но старик стоял, ожидая ответа, и Наковальникову пришлось шагнуть из полутьмы на свет.

– Чего это мы должны тонуть? – буркнул он, собираясь пройти мимо.

– Хилые вы все какие-то, как я погляжу, – усмехнулся хозяин. – Не то что раньше – богатыри! Вас же одной темнотой напугать можно. Чуть от берега отплыли – и уже на дне.

– Чего это мы на дне? – как заведенный повторил Вовка. – Мы все умеем. Вон – Колька монету со дна достал.

– Какую монету? – В глазах старика появилось любопытство.

– Восьмигранную. – Наковальников стал вспоминать Спирину находку. И зачем-то добавил: – Там еще череп с костями на одной стороне.

– Да ты что! – Брови Андрея Геннадиевича полезли вверх, белесые с красными прожилками глаза округлились. – Никогда не слышал о таких монетах. Из новомодных?

– Нет, – замотал головой Вовка. – Старая, вся проржавевшая.

Неожиданно хозяин шагнул вперед, встал на цыпочки и заглянул Наковальникову в глаза. На Вовку пахнуло прокисшим запахом старости.

– А где Колька-то твой? Внизу?

– Внизу, – кивнул Вовка, бочком, по стеночке отползая от странного собеседника.

– Ну-ну, – фыркнул старик. – Молодежь! Эх, молодежь!

И он медленно пошел вниз, вздыхая чуть ли не на каждой ступеньке. Вовка удивленно посмотрел ему вслед.

Неужели старик поднимался только за тем, чтобы поговорить с ним? Или он шел за чем-то другим, а потом передумал?

Странно все это.

Совершенно забыв о кукле и о ком-то страшном, что притаился в темном коридоре, Вовка пошел к своей комнате.

Спиридонов был героем дня недолго. После обеда все вновь вышли на берег. Колька многозначительно переглядывался с Пашкой и Серегой, напоминая о том, что им еще предстоит небольшая парусная прогулка к условленному месту.

Первыми зачет по плаванию сдавали девчонки. Выходя на мостики, Ленка с Майкой стеснительно хихикали, неуверенно трогали ногами воду, как бы проверяя, сильно ли она остыла за последние несколько часов.

Глядя, как они не спеша плывут отмеренные сто метров до застывшего неподалеку катамарана с Иркой на борту, мальчишки ехидно подтрунивали над ними. И только Колька неожиданно побледнел и отвернулся от воды.

– Хорошо, – удовлетворенно кивнул Антон вернувшимся девочкам. – Следующая пара.

На мостки лихо взбежали Серега с Пашкой, дурачась, поклонились во все стороны, демонстративно поразмахивали руками и одновременно спрыгнули с мост-ков. Они уже возвращались обратно, когда Серега странно дернулся. За его спиной возникла какая-то темная фигура и исчезла. Взметнулись над водой две серые руки.

Наковальников усиленно заморгал глазами. В заливе бултыхались только два неразлучных друга. Никаких фигур видно не было.

Последние несколько метров Серега проплыл на боку.

– Что? – наклонился к нему Антон, чтобы помочь вылезти на берег.

– Ногу свело, – виновато пробормотал Пашкович. – Накатило вдруг… Никогда такого не было.

– Давай руку! – Лицо Виноградова стало серьезным. Как только Серега встал на мостки, капитан повернулся к остальным: – Колян! Сейчас ты с Максом. – Он глянул на замершего Вовку и тише добавил: – С Наковальниковым я сам поплыву.

Галкин кивнул и резвой трусцой побежал к мосткам. Колька брел за ним. С каждым шагом голова его опускалась все ниже и ниже.

– Поехали! – дал отмашку капитан.

Макс коротко размахнулся и головой вперед ушел под воду. Спиря с тоской проследил за движением приятеля и, вместо того чтобы прыгнуть, пошел обратно.

– Колян, ты чего? – удивился Антон. За его спиной замолчали до этого возбужденно переговаривавшиеся ребята.

– Я не могу, – посиневшими губами прошептал Спиридонов, сходя с мостков.

– Что не можешь? – Виноградов заглянул ему в глаза. – Тут плыть всего ничего…

Колька поглядел на притихших приятелей, на бодро работавшего руками Макса. В лице его появилась жесткость, резко обозначились скулы, в глазах мелькнуло что-то нехорошее. Он решительно крутанулся на пятках и вновь ступил на мостки. Со спины это выглядело так, будто ему предстояло пройти сквозь толпу и влезть по лестнице на эшафот.

«Не надо!» – хотел закричать Вовка, но промолчал. Его могли неправильно понять.

Мостки кончились, Спиря сделал последний шаг и плашмя ухнулся в воду. Долгую секунду ничего не происходило. Прокатывались туда-сюда волны.

Макс поплыл обратно.

Пронзительно завизжала Майка.

Антон первым промчался по мосткам, на ходу срывая с себя рубашку и сбрасывая сандалии, за ним бежали Серега с Пашкой. Три фигуры одновременно мелькнули в воздухе. На поверхности тут же появилась безвольно откинутая темная Колькина голова. Ленка лежала пузом на досках, руками пытаясь ухватиться за подталкиваемого снизу Спиридонова. Общими усилиями его вытащили на берег.

– Ну вы, ребята, даете, – только и смог пробормотать Антон, когда Колька наконец открыл глаза. – Что же вы сразу не сказали, что никто из вас плавать не умеет?

– Чего это не умеем? – обидчиво выпятил грудь Серега. – Умеем… – Но вспомнив сегодняшнюю неудачу со сведенной ногой, он замолчал и поник.

Спиря глядел вокруг себя бессмысленным взглядом. Наконец его глаза остановились на Наковальникове.

– А! – завопил он, вскакивая. – Это ты!

Не ожидавшие столь бурной реакции ребята отпрянули в сторону. Колька мертвой хваткой уцепился за Вовкину рубашку.

– Это ты, – быстро зашептал он. – Я тебя видел. Там. Ты стоял и звал меня. Я запомнил! – Он отпрыгнул от Наковальникова и каким-то нехорошим взглядом посмотрел на Ленку. – И кукла! Там была кукла!

Руками вперед он полетел на Снежкину, но его успел перехватить Антон. Виноградов несколько раз встряхнул сразу же обмякшего Спиридонова.

– Прекрати истерику! – прямо ему в лицо гаркнул капитан. Потом он обвел взглядом притихшую команду. – Плавание на сегодня отменяется. Гуляем, дышим свежим воздухом, думаем о хорошем. Увижу кого около воды, тут же отправлю на паром и домой. Поняли? – Застывшие в немом оцепенении ребята молчали. – Все! Отбой воздушной тревоги! Разбежались.

Они расступились, пропуская Антона с Колькой. Капитан, осторожно поддерживая Спирю, увел его в дом.

На крыльцо вышел Андрей Геннадиевич, с осуждением покачал головой и скрылся за углом.

– Ничего! Это пройдет! – как можно жизнерадостней сообщила Ирка. – Сегодня только четвертый день, впереди у нас еще три недели – как-нибудь со всем этим справимся.

Серега с Пашкой, перемигнувшись, отошли в сторону.

– Чего это он про какую-то куклу орал? – задумчиво спросил Макс. – В «Детский мир» на дне сходил? Наковальня, чего молчишь?

Задумавшийся Вовка вздрогнул.

– Не знаю я ничего, – буркнул он, засовывая руки в карманы шорт. – Мало ли что ему там привиделось?

Но упоминание о кукле и о том, что его, Вовку Наковальникова, видели на дне, не давало покоя его голове. Одно дело сон. Мало ли какой глюк ночью привидится? Но чтобы твой сон приснился другому, да еще днем – это уже слишком.

– Что-то вы тут все темните, – нахмурилась Винокурова. – Что у вас там произошло? Или кто подрался? Наковальников, чего молчишь?

– А чего сразу я? – Вовка решил пока ничего не рассказывать, потому что вся эта история могла сойти за бред сумасшедшего.

– Кукла… – почесала нос Ленка. – У меня нет никакой куклы.

– Точно! Я видела куклу! – вскрикнула Майка. – На втором этаже, в углу валялась! Большая такая… – Она развела руки, чтобы показать. – В голубом платье. Я еще подумала, откуда здесь может быть кукла? В доме нет маленьких девочек… Мальчишки, или это кто из вас притащил? – хихикнула она, глядя на притихших парней.

– Еще чего! – протянул Серега, чтобы хоть что-то сказать.

– Ну, тогда все объяснимо, – облегченно вздохнула Ирка. – Колян тоже видел эту куклу. В воде она ему и померещилась. Ладно, не забивайте себе этим голову. Завтра все забудется.

Она потрепала по голове сникшего Вовку и тоже пошла в дом.

– Братцы-кролики! – крикнула она уже у крыльца. – Оттащите катамаран подальше от воды и опустите парус. На сегодня плавание закончилось.

Серега с Пашкой тут же побежали к берегу. Но вместо того чтобы поднять катамаран и отнести его подальше к кустам, ребята потоптались около него, побросали на палубу спасательные жилеты и стали дружно спихивать «Лихой» в воду.

– Без Коляна они то место не найдут, – пробормотал Макс, глядя, как приятели спешно разбирают шкоты и опускают руль. – А с Коляном и подавно – Спиря теперь не пловец. Вообще вся эта затея с парусной практикой может скоро провалиться.

– Почему? – Вовка не отрывал взгляда от катамарана. Он ничего не понимал в том, что происходит. Одно только знал: в воду сейчас лучше не соваться.

– Плохо началось, плохо закончится, – как дурной вещун, закончил свою мысль Галкин.

Белый парус проплыл мимо мостков и скрылся за деревьями.

– Не закончится, – пробормотал Наковальников.

Сам от себя не ожидавший таких слов, он снова покраснел, засмущался и побежал к насыпи, отделявшей водохранилище от канала.

Отсюда много что было видно. Паром был как на ладони. Сейчас лебедки его были опущены, потому что по каналу шли кораблики. Как послушные дети в детском саду, они двигались друг за другом, не сбивая строй и не забегая вперед. «Окский-6», «Окский-66». Проходя мимо будки паромщика, они сигналили и, не задерживаясь, шли дальше. На другом берегу стояли несколько человек, негромко тарахтела машина – все ждали, когда возобновится переправа.

С другой стороны шумело водохранилище. Солнце скрылось, вместе с облаками появился сильный ветер, побежала волна.

«Лихой» шел вдоль берега. Ребята, нарядившись в разноцветные спасжилеты, старательно гребли, пытаясь как можно дальше уйти от залива, где стоял домик рыбака. Они все еще боялись, что глазастая Ирка заметит их и вернет обратно. Но вот катамаран дернулся – ребята, видимо, решили, что теперь их никто не остановит. Парус развернулся и бойко пошел к «большой воде», туда, где еле виднелись домики далекой деревни.

За Вовкиной спиной послышался долгий протяжный гудок. Последний маленький теплоходик, догоняя остальных, пробежал мимо станции. Люди на том берегу оживились, подхватывая сумки, стали выстраиваться в очередь, машина затарахтела громче.

«Интересно, куда они все собираются потом идти?» – подумал Вовка. После нескольких дней на берегу у него сложилось четкое представление, что они совершенно отрезаны от «большой земли», со всех сторон окружены водой и что больше ни одного человека на много-много километров нет. Оказывается, есть. Причем не так далеко. Где-то совсем рядом от их пристанища.

Паром неспешно преодолел небольшой канал, стукнулся о причал. Здесь у перил темнела одинокая фигура. Вовка ожидал, что человек, пропустив сходящих, отправится на тот берег. Но человек стоял, движением головы провожая каждого спускающегося.

Словно почувствовав к себе интерес, он повернулся. Это был Малахов, хозяин рыбацкого домика. Никого не заметив, Андрей Геннадиевич отвернулся и сразу же шагнул к последнему пассажиру. Им оказался кто-то невысокий с большим туристическим рюкзаком за плечами. Вовку удивило, что к темному рюкзаку был приделан ярко-оранжевый клапан – верхняя защитная ткань. Пассажир с хозяином о чем-то поговорили, старик кивнул и первым сошел на берег. Владелец рюкзака потопал следом. Вскоре оба скрылись за кустами.

Как только они ушли, Вовка вспомнил о «Лихом». Парус виднелся вдалеке, как белое пятнышко. Ветер крепчал, но пятнышко четко стояло на месте, как пришпиленное.

Шквал прокатился по воде, подняв рябь. За ней пришла небольшая волна. Небо недовольно заурчало. Но облака еще не превратились в тучи – дождь если и пойдет, то не скоро. Парус все так же стоял на одном месте. Наковальников сейчас много бы дал, чтобы оказаться там, на «Лихом», и узнать, что творится у приятелей. А в том, что там не все гладко, он не сомневался.

По-хорошему нужно было идти к Антону и обо всем рассказывать. И не только о том, что ребята ушли одни, но и про сон, про странную монету, которую нашел Спиря, и про сидящую на лестнице куклу с черными глазами. Про таинственного жильца, что бродит в темноте и предпочитает не выходить на свет. Потом вместе с командиром помчаться к другому берегу, всех спасти и, скрываясь от надвигающейся грозы, полететь обратно.

Но ничего этого Вовка делать не стал. Во-первых, засмеют – здоровый тринадцатилетний парень, а боится каких-то глупых снов и темноты. Во-вторых, обидятся – пошел и всех заложил. В-третьих, ничего там с Пашкой и Серегой не случится – промокнут, замерзнут, намучаются с рулем и парусом, но до дома доберутся. Не через час, так через три.

О том, что может случиться что-то страшное, Вовка даже думать не стал.

Он посмотрел на притихший за его спиной дом. Старое двухэтажное здание тусклыми стеклами настороженно смотрело на залив. Вовке в какой-то момент показалось, что оно живое. Затаилось в ожидании чего-то нехорошего.

Ладно, хватит здесь торчать.

Он спустился обратно во двор. В окно кают-компании были видны головы ребят. Среди всех мелькнуло незнакомое лицо.

Посередине комнаты стояла невысокая девчонка в темно-зеленых штанах и такого же цвета футболке. Светлые кудрявые волосы, круглое розовощекое лицо, большие светлые глаза, пухлые губы. У ее ног, обутых в походные бахилы, лежал туристический рюкзак с оранжевым клапаном. Среди ребят, одетых в шорты и рубашки, и девчонок в сарафанах смотрелась она странно.

Новенькая приветливо улыбалась, переводя взгляд с одного лица на другое. Перед ней на столе сидел Антон.

– У вас здесь хорошо, – высоким нежным голоском пропела новенькая. – Влад мне все так и рассказывал.

– А чего он сам не приехал? – как можно равнодушней спрашивал Виноградов. Хотя и так было заметно, что ему о многом хочется расспросить девчонку. Но время расспросов еще не настало.

– У него сессия. – Широко распахнутые глаза доверчиво смотрели на капитана. – Он обещал появиться после первого экзамена.

– Ну что ж, – с какой-то обреченностью вздохнул Антон и оглянулся на застывшую у него за спиной Ирку, – располагайся в комнате у девочек. Майя, Лена, проводите Алину.

Новенькую звали Алина Бабкина. Она тоже ходила в клуб «Бригантина», только в другой отряд, он назывался «Ветер», их капитана звали Влад. И была у него смешная фамилия Король. В отряде ребята занимались пешими походами. Из-за каких-то семейных проблем Алина не смогла вместе со всеми уйти покорять Крым. Поэтому ее и отправили к ним, сюда, в домик рыбака.

В сопровождении всех Бабкина поднялась на второй этаж. От нечего делать мальчишки торчали в дверях, наблюдая, как из необъятного рюкзака появляются все новые и новые вещи. Первой на подушку была любовно усажена кукла. Самая обыкновенная, со светлыми льняными волосами, круглыми бессмысленными глазами и пухлыми розовыми ручками. На кукле были синий комбинезончик и белая футболочка. На вид ей было лет сто, щеки и глаза оказались старательно подкрашенными, костюмчик недавно подновлен.

– Смотри, – хихикнул уже порядком оправившийся Спиря. – Она сюда приехала в куклы играть! Малявка!

В ответ он получил такой суровый взгляд светлых глаз куклиной хозяйки, что отшатнулся. Быстро подскочившая Майка захлопнула перед носами любопытных мальчишек дверь.

– Ее хозяин привел, – зачем-то сказал Вовка.

– Он всегда к парому бегает, – протянул Колька. – Все ждет кого-то. Это я еще в первый день заметил.

Ребята бессмысленно потоптались в полутемном коридоре.

– Ну что? – хлопнул в ладоши Спиря. – Полезли на чердак?

– Здесь есть чердак? – удивился Вовка.

– Темнота ты, Килограмм! – хохотнул Колька. – Чем ты занимался несколько дней? По мамочке скучал? Это же интереснейший дом. Ему тыща лет! Странно, что он еще не развалился. – Спиридонов уверенно пошел по коридору. – Я там, на лестнице, даже водоросли нашел.

– Как водоросли? – спросил Макс, спеша следом. – Этот дом тонул, что ли?

– Тонул – не тонул, но под водой, видимо, побывал, – многозначительно бросил через плечо Спиря и, как заправский спелеолог, нырнул в темноту.

Там оказалась дверь, за нею – лестница наверх. Колька пошарил под притолокой, достал огарок, чиркнул спичкой.

– Я здесь уже пару раз был, – загадочно прошептал он. – Только дед этот все время мешается – шастает туда-сюда. Однажды я полчаса за дверью проторчал на цыпочках, ждал, когда он уберется наконец. Ладно, пошли, одну вещь покажу, – поманил он за собой приятелей и ступил на лестницу.

На ступеньках действительно висели высохшие водоросли. В одном месте Вовке показалось, что он видит скелет рыбки. Он хотел рассмотреть получше, но Колька спешил наверх, унося вместе с собой единственный источник света.

Пять ступенек привели их к маленькой площадке. Вбок шло еще пять ступенек, упирающихся в чердачную дверь.

Первым в нее толкнулся Макс.

– Закрыто, – разочарованно прошептал он.

– А ты ждал фейерверк и туш в свою честь? – зло спросил Спиря, отталкивая застывшего на его пути Галкина. – Все делается гораздо проще. Наковальня, иди, встань на стрёме.

Вовка послушно спустился вниз, выглянул за дверь. В коридоре никого не было, да и весь дом казался вымершим. Он поднялся на площадку. Что происходило наверху, видно было плохо. Кажется, Спиря выкручивал из петель, держащих дверь, винтики. Вовке стало любопытно, он поднялся наверх.

– Ты куда приперся? – остановил его Колька. – За коридором следи, балбес. Когда надо будет, мы тебя позовем.

Обиженно засопев, Вовка спустился обратно. Но далеко не пошел, остался на площадке. Здесь он облокотился о стенку и, стараясь не смотреть на ребят, уперся взглядом в доски под лестницей. Постепенно глаза привыкли к прыгающему свету свечи. При этом неверном освещении он вдруг увидел, что доски напротив него не сплошные. Вовка пригляделся.

Там была дверь, замаскированная под стену. Маленькая деревянная ручка была похожа на сучок. Ни замка, ни запора…

Наковальников пошарил рукой. От простых толчков дверь не открывалась ни внутрь, ни наружу. Он даже не смог найти петли, чтобы, как Спиря, вытащить штыри. Казалось, что дверь не просто заперта, а намертво прибита гвоздями.

Вовка как следует изучил ручку – небольшая, затертая до гладкости. Ею пользовались! И довольно часто.

«Кнопка! Здесь должна быть какая-нибудь кнопка!» – догадался Наковальников, шаря руками вокруг. Но ни кнопки, ни рычажка не нашлось.

Оставалось предположить, что дверь открывается с помощью пульта или другого хитроумного приспособления. Отчаявшийся что-либо сделать, Вовка навалился на загадочную дверь плечом и по косой стал сползать на пол.

Вместе с ним дверь поехала в сторону.

Не ожидавший такого поворота событий, Вовка вскочил, испугавшись, что какой-то скрытый механизм все-таки заработал.

Но все оказалось гораздо проще – дверь по металлическим пазам откатывалась вбок.

Если бы здесь был свет, Вовка успел бы рассмотреть гораздо больше. Но в полной темноте он долгую минуту стоял, переминаясь с ноги на ногу.

Внизу распахнулась дверь. Лестница осветилась. Прежде чем что-либо сообразить, Наковальников успел заметить, что комната завалена барахлом, в глаза бросился продолговатый ящик, покрашенный в желтый цвет. Потом он машинально шагнул вперед, задвигая за собой дверь. Наверху тоже что-то грохнуло, скрипнуло и замерло – Спиря с Максом успели забраться на чердак и спрятаться там, прежде чем вошедший человек заметил их.

Мысли лихорадочно скакали в Вовкиной голове. Почему стало светлее, он сообразил не сразу и, только ступив в каморку, понял, что кто-то решил подняться на чердак. И этот кто-то, скорее всего, был Андрей Геннадиевич, встреча с которым не обещала ничего хорошего.

Дверь внизу со скрипом закрылась, стукнув о косяк, заныли под тяжелыми шагами ступеньки. Первая жалобно тренькнула, прогибаясь. Вторая обиженно ухнула. Третья издала легкий испуганный стон. Четвертая басовито прогудела. Пятая несколько раз вздохнула.

Подошва чьего-то ботинка шваркнула о площадку. В дверь каморки негромко поскреблись.

Вовке показалось, что перед ним взорвался фейерверк – от испуга в глазах скакали разноцветные искры, кровь бешено пульсировала в голове. Он припал к стене, надеясь, что вошедший пойдет обратно или поднимется выше.

Но стоящий на площадке не спешил.

Вовкины ладони шарили по доскам, но двери не находили. Она как будто растворилась. Найди он сейчас дверь, и он был бы спасен – ее достаточно заклинить, чтобы в каморку никто не зашел.

С внешней стороны снова чем-то провели по стене.

Даже если сюда войдут, у Вовки еще был шанс остаться незамеченным.

Вытянув руки, он шагнул в сторону. Дрожащие пальцы коснулись прохладной шершавой поверхности, потом под рукой оказалось что-то мягкое. Дальше он нащупал нечто, похожее на сложенную ткань.

За стеной все еще продолжали шуршать. В Вовкиной голове всплыло совершенно неуместное воспоминание – встреча Нового года в школе. Тогда девчонки их класса устроили разные аттракционы. Среди них была «Комната мертвеца». Человека с завязанными глазами вводили в темный класс. Чей-то завывающий голос произносил:

– Неделю назад здесь умер один человек. Тело обнаружили только что. От него до сих пор идет трупный запах. – В лицо брызгали ядовитой жидкостью, от которой хотелось чихать и кашлять. – Вот останки его одежды. – Под руку подсовывали рваные тряпки. – Вот его обнажившиеся кости. – Пальцы касались чего-то жесткого. – Вот волосы. – Какая-то шерсть, разваливающаяся на клочки. – Вот зубы. – То, что это обыкновенная зубная щетка, догадаться можно было сразу. – А вот его глаз!

Палец быстро опускался во что-то густое и холодное, действительно похожее на глаз.

Это уже потом, выбежав на свет, можно было спокойно рассмотреть, что твой палец испачкан в зубной пасте. Но до этого ты успевал представить много всяких гадостей.

Вспомнив все это, Вовка замер, боясь нащупать что-нибудь похожее. Мало ли какие ошибки прошлого хранил здесь хозяин! Мог и пару трупов запрятать.

По площадке продолжали ходить. Но двигались теперь не только снаружи. Легкий ветерок коснулся Вовкиного лица. С правой стороны вздохнули. Еле слышно тренькнуло.

В глазах Наковальникова вновь взорвался фейерверк. В свете радужных искорок Вовка заметил, как с еле слышным стуком с желтого ящика отодвинулась крышка. На уровне его колена шевельнулась невысокая светлая фигура. По голой ноге задели чем-то жестко-шершавым. Рядом с тряпичным шелестом вздохнуло большое темное полотно. Оно надвинулось, собираясь прикрыть собой Наковальникова. Но у него еще хватило сил выставить вперед руку, и ткань замерла в миллиметре от его пальцев.

– Мальчик! – произнес механический голос.

В ту же секунду дверь отъехала в сторону, вместе со свежим воздухом впуская свет.

У Вовкиных ног стояла небольшая черноглазая кукла в голубом платье и внимательно смотрела Наковальникову в лицо. Ее пухлые ярко-красные губы улыбались, обнажая окровавленные зубы.

Ноге стало щекотно. Вовка чуть наклонился, чтобы увидеть, что там такое происходит.

В следующее мгновение он уже кувырком летел вниз.

Именно летел!

Потому что споткнулся на пороге комнаты, и, вместо того чтобы упасть, встать и спокойно спуститься вниз собственными ногами, он сгруппировался, сделав кувырок на площадке. Дальше Вовка шел без задержки, спиной и затылком пересчитывая ступеньки. В наружную дверь он ударился пятками. По инерции пролетел полкоридора и растянулся у ног Пашки с Серегой, только что поднявшихся на второй этаж.

Оба были бледны, исцарапаны и мокрые с головы до ног. В широко распахнутых глазах ясно читался испуг.

Глава III Цунами местного разлива

– Это безобразие! – стуча сухоньким кулачком по столу, кричал Андрей Геннадиевич. – Почему вы не следите за своими детьми?

Антон внимательно вглядывался в выцветшие глаза старика и на каждый его всхлип начинал быстро кивать головой.

– Я вам сдал три комнаты и нижнюю гостиную, а не весь дом! Я, кажется, еще в первый день вас предупреждал, что не потерплю, если они будут везде лазить!

Ирка стояла у окна и демонстративно смотрела на улицу. Перед ней, переминаясь с ноги на ногу, вздыхал Вовка. В волосах у него застряла паутина, под коленкой красовалась свежая ссадина, от которой вниз тянулся подсохший кровавый след.

– Я последний раз предупреждаю – запретите мальчикам залезать на чердак и входить на мою половину.

– А кто туда входил? – попытался защититься Вовка. – Я там и не был.

– Молчать! – взвизгнул старик, и лицо его опасно налилось кровью. Вовка испугался, что Малахов сейчас умрет от разрыва сердца.

– Владимир, – покачала головой Ирка.

– На чердаке лежат ценные вещи и снасти, – уже хрипя, твердил хозяин. – Если хоть что-нибудь пропадет…

– Нет там ничего ценного, – снова возмутился Вовка, вспоминая кавардак в каморке и куклу. Уж не из-за нее ли старик так разорался?

– Хулиганье! – снова вспыхнул Андрей Геннадиевич. – Я вас предупредил. Увижу еще кого-нибудь, немедленно, сразу же вызываю милицию. Она вас увезет… и не домой, а в тюрьму!

Наверху до боли знакомо хлопнула чердачная дверь. Прошуршали торопливые шаги, в кают-компанию заглянули бледные, взлохмаченные Спиря с Максом. Увидев их, старик задрожал, сжал свои маленькие кулачки и, не видя больше ничего перед собой, пошел к выходу.

Как только за ним закрылась дверь, Вовка нервно заржал.

Тогда в каморке его жутко напугала кукла с окровавленными зубами. А когда он увидел кровь на своей ноге, то бросился в панике бежать. Даже в самых кошмарных снах ему не представлялось, что в конце жизни он будет съеден наглым маленьким созданием. Выбегая, он сбил с ног замершего на пороге Андрея Геннадиевича. Это окончательно доконало старика. Он не пошел выше и не успел заметить спрятавшихся Кольку с Галкиным – тогда бы его точно хватил инфаркт. Весь свой гнев он обрушил на несчастную голову Наковальникова.

Малахов так кричал, что в суматохе никто не обратил внимания на странный вид Пашки с Серегой и на то, что «Лихой» лежит на берегу со спущенным поплавком да к тому же перевернутый.

Вовка уже смирился с мыслью, что всю вину за эту глупую вылазку придется принимать на себя. Но тут очень вовремя из своего укрытия вылезли Спиря с Максом. Их появление спасло несчастную Вовкину голову.

Андрей Геннадиевич еще долго фырчал, хрипел, грозя в воздух кулаком и сурово качая головой.

– Наковальников, я от тебя этого не ожидала, – как можно строже произнесла Винокурова. – Мы же предупреждали…

Вероятно, праведный гнев капитанов и осуждение товарищей сровняли бы Вовку с землей. Может быть, в качестве сурового, но справедливого наказания его отправили бы домой…

Но ему помог дождь. За окном быстро потемнело, с сухим треском взорвалась короткая электрическая вспышка. Свет погас.

И хлынул ливень.

Вода сплошной стеной падала сверху. Это было особенно хорошо видно, потому что ни одного огонька вокруг не горело.

– Очень хорошо, – хмыкнул Антон, рукой ощупывая стену. – Мы теперь весь вечер будем сидеть без электричества.

– Зато никто никуда не полезет, – радостно поддакнула Винокурова. – Или есть еще желающие? – спросила она, оглядывая своих подопечных. Жаждущих подвигов не нашлось, поэтому она повернулась к Вовке. – Наковальников, в наказание идешь работать на кухню. Спиридонов с Галкиным – тебе в помощники. Пока будете готовить, придумаете общую для всех легенду, где вы были и что там делали. Время пошло.

Ирка по привычке вскинула левое запястье к глазам, но ничего не увидела, плюнула в сердцах и оторвалась от окна.

– Да! – напомнила она, выходя. – Не забудьте взять с собой свечи, а то еще перережете себя в темноте кухонными ножами и открывалками.

Пока ребята добирались до кухни, Спиря на чем свет стоит ругал хозяина, так не вовремя решившего проверить свои владения, а заодно Вовку, которому нельзя доверить ни одного ответственного дела.

– Ну, а вы где были? – накинулся он на Серегу с Пашкой. В отличие от Ирки поломку «Лихого» Колька заметить успел. – Меня дождаться не могли?

– Спиря, ты же тонул сегодня! Куда тебе с нами плыть? – жалобно оправдывался Серега.

– Нашли что-нибудь? – остановился Колька. В прыгающем пламени свечи его лицо снова заострилось, как тогда, перед падением в воду.

– Мы не успели, – прошептал Пашка.

Вовка облегченно вздохнул – уж очень ему не хотелось, чтобы ребята принесли на берег эти чертовы монеты.

– А ты чему радуешься, Килограмм? – повернулся в его сторону Спиридонов, вспомнив, что еще не все выяснил у притихшего Наковальникова.

Но тут же махнул рукой, потому что его сейчас больше интересовали приятели, чем молчаливый Вовка.

Оказалось, что Серега с Пашкой не только не успели что-либо сделать, им еще всю дорогу крупно не везло.

С попутным порывистым ветром друзья быстро дошли до нужного места. Тот же самый ветер не дал им остановиться, гоня дальше. Им пришлось сделать несколько кругов на одном пятачке, прежде чем Серега смог поставить катамаран против ветра, и «Лихой» замер на месте. Прыгали в воду по очереди. Серегин даже до дна доплыл, но слишком быстро вынырнул обратно…

– Акула! Честное слово! – жарко шептал Пашка, вскрывая банки с тушенкой и передавая их Сереге, который мелко рубил мясо на кусочки. – Огромная рыбина с острыми зубами. Я думал, она мне голову оттяпает. В сантиметре проплыла, я ее чуть не коснулся. И, главное, дно – вот оно! Руку протяни, и оно там. Мне даже показалось, что я какой-то ящик видел. Подумал, точно, они – наши денежки! А тут эта рыбина. Мамочки! Все, с жизнью попрощался. Она как пасть откроет, а там – зубы, зубы, зубы…

– Ты чего, совсем с крышей распрощался? – не выдержал Колька.

– Почему это? – всхлипнул Серегин.

– Какие акулы в водохранилище? – хихикнул чистящий картошку Макс. – Они только в океанах водятся.

Вовка до того ярко представил выплывающую со дна водохранилища акулу, что не сразу понял, над чем хохочет Галкин.

– Вы что перед этим жевали? – все больше и больше распалялся Спиридонов. – А подводную лодку вы там не видали? Стая зелененьких дельфинов не проплывала?

– Что, я не знаю, как акула выглядит? – пытался оправдываться Серегин. – Честное слово! Огромная рыбина с желтыми глазами!

– Может, какая-нибудь местная достопримечательность? – неуверенно вставил Пашкович, облизывая нож с кусочками мяса. – Есть же в Шотландии лох-несское чудовище. Здесь тоже такое может всплыть.

Колька зашипел от злости.

– Чего вы тут сказки рассказываете? – страшно вращая глазами, спросил он. – Испугались – так и скажите. В следующий раз будете знать, как одни на такое идти.

– А потом вы так быстро возвращались, что весь катамаран переломали? – хихикнул Макс, вываливая очищенную картошку в кипящую воду. – Тоха завтра узнает, вы сразу два лох-несских чудовища увидите. Причем не в воде, а на суше.

– Я тоже сначала не поверил. – Остервенение, с каким Серега кромсал тушенку, говорило о том, что он еле сдерживается, чтобы не кинуться на ухмыляющегося Галкина с кулаками. – Хотел Пашку обратно в воду скинуть. А потом оно всплыло. Я морду не видел, только спину… И острый плавник. Огромная рыбина, на кита похожа. Она прошла прямо под нами, и поплавок у «Лихого» лопнул. Кажется, она его порезала. Мы еле ушли…

– Это предупреждение! – Вовка щедрой рукой сыпанул в чайник заварки, не глядя, бросил еще столько же. – Кто-то не хочет, чтобы эти монеты нашлись.

– Тоже мне, сыщик, – проворчал Колька. – Да тебе просто завидно! Ты же не можешь до дна поднырнуть! На мелководье тонешь… – Но поняв, что говорит что-то не то, замолчал.

– А сам-то ты почему воды испугался? – прошептал Наковальников, наливая в чайник кипяток из-под картошки.

После ужина Винокурова постановила мальчишек на кухню больше не пускать, зачислив их в вечные посудомойки. Крепчайший картофельный чай, подгоревшее пюре, которое в пылу спора Макс зачем-то снова поставил на огонь, редкие кусочки мяса – от волнения Серега съел половину выделенной тушенки – и просыпанное на пол печенье – рванувшийся в драку Колька опрокинул стол – все это убедило Ирку в том, что кое-кого в повара записывать рано.

В наказание мальчишек раньше времени отправили спать, предварительно отобрав все свечки. Угомонились они довольно быстро, но среди ночи их комнату сотряс жуткий крик. Темная фигура метнулась между кроватями, на что-то налетела. Раздался приглушенный вздох, потом хлопок, словно кого-то уронили.

Спиря вытащил из-под подушки заветный огарок, чиркнул спичкой.

Около двери на полу сидел Серега, на лбу у него наливалась синевой здоровая шишка. Пашкович ошарашенно хлопал глазами, непонимающе вертя головой.

– Где она? – сухими губами прошептал он. – Где эта тварь?

Изгибаясь всем телом, он нырнул сначала под одну кровать, потом – под другую.

– Ты видел? – метнулся он к застывшему Спиридонову.

– Отстань от меня! Совсем больной! – отскочил в сторону Колька.

– Кукла? – холодея от догадки, спросил Вовка.

– В голубом платье с черными глазами, – проблеял Серега, нехорошо глядя на приятеля.

Свеча в Колькиной руке дрогнула, и пламя погасло.

– Она тебя тоже съесть хотела? – икнув от страха, прошептал Наковальников.

– Живым в гроб вколачивала, – с такой яростью ответил Серега, как будто уже держал эту куклу в руках. – Спиря, ты что, заснул там? Зажигай свет!

– Ну, вы совсем больные, – тяжело вздохнул Макс, включая фонарик.

В желтом электрическом свете все увидели, что Колька сидит на кровати, неестественно выпрямившись, и стремительно бледнеет.

– Это она! – вдруг завопил он, выбрасывая из-под одеяла руку.

Ребята посмотрели туда, куда он показывал. В темном углу действительно что-то шевелилось. Что-то черное, бесформенное колыхалось на одном месте. А потом, прижавшись к полу, юркнуло между кроватями и утекло в щель под дверью.

– На простыню похоже, – первым подал голос Пашка.

– Ага, – повел фонариком по сторонам Макс. – Черную. А заодно красную руку, зеленые глаза и фиолетовые чернила. Вы что, народ, как в детском саду, решили себя сказками попугать?

Серега сел на Вовкину кровать. Руки его заметно тряслись.

– А ты откуда про куклу знаешь? – дрогнувшим голосом спросил он Наковальникова. – Ты ее сейчас видел? Правда, да? Я когда глаза открыл, думал, с ума сошел. Потом решил, что это девчонки пошутили – подбросили куклу, чтобы потом над нами посмеяться. И тут она зашевелилась – глаза бешеные, зубы скалит, а в руках напильник…

– Что? – подался вперед Макс. Но тут же откинулся назад, хохоча и дрыгая ногами.

Серега посмотрел на него непонимающим взглядом и вновь повернулся к Вовке:

– Она сказала, что сейчас отпилит ножки кровати, чтобы меня легче было в гроб перекладывать. И главное – ящик уже стоял, готовенький. Осталось только лечь и самому себя заколотить.

– Желтый? – на всякий случай спросил Вовка.

Пашкович даже кивать не стал, только еще больше побледнел.

– Эй, народ, у вас с головками все в порядке? – не на шутку разозлился Галкин. – Что вы здесь какой-то бред лепите? Какие куклы, какие гробы? У вас массовая паранойя – и больше ничего!

– Это она ко мне пришла, – подал голос Колька, пятерней взлохмачивая свои волосы. – Кукла эта чертова! Обещала утопить, вот и явилась выполнить обещание.

– Макс, хорош ржать! – не выдержал Вовка. Он целый день молчал и боялся. Дальше носить все это в себе он был не в силах.

Рассказ его был путаный. Наковальников говорил про сон, про себя в гробу, про мертвеца с ношей, про то, как тонул и как его чуть не съела кукла. Про странный разговор с хозяином, о том, что он видел на станции, когда приехала Алина, и как чуть не утоп, нырнув утром с мостков.

– Значит, это она все подстроила! Бабкина! – вскочил Серега. На смену страху пришла ярость. Он хотел сейчас же, немедленно разделаться со всеми врагами и нормально доспать сегодняшнюю ночь. – Ну, смотрите – четыре дня прожили нормально, а как она явилась – все, прости-прощай спокойная жизнь.

– Я этой кукле башку отверчу! – прошипел Колька, срываясь с кровати.

Обвязавшись простыней, он вылетел в коридор, рванул дверь комнаты напротив. За ним, как стадо маленьких разъяренных мамонтов, топали остальные. Выхватив у Макса фонарь, Спиря добрался до кровати новенькой.

Алина спала на спине, одеяло было натянуто до подбородка, светлые волосы разметались по подушке. Она и сама сейчас была похожа на куклу. Круглое лицо, румяные щеки. Вот только глаза светлые.

Глаза!

Бабкина лежала на кровати, странно выпрямившись, с широко распахнутыми небесно-голубыми глазами. Пухлые губки ее были приоткрыты, и из-под них в свете фонаря блестели белоснежные зубы.

Зрелище было настолько неожиданным и жутким, что все качнулись назад. Но тут Бабкина шевельнулась, освобождая из-под одеяла руку. Вместе с ней появилась лохматая светлая голова куклы.

Толкаясь и пыхтя, мальчишки помчались обратно. Спиря захлопнул за собой дверь, навалившись на нее всем телом.

– Не та, – с трудом переводя дух, прошептал он.

– При чем тут Алинка? – покрутил пальцем у виска Макс. – Подумаешь, приехал человек! Мало ли какие совпадения бывают?

В комнате раздались недовольные голоса, в дверь постучали.

– Эй, придурки! Вы чего там делаете? – послышался недовольный голос Майки. – Еще раз в нашей комнате увижу, всем головы пооткручиваю!

– Да спите вы! – крикнул Серега, ежась от ночного прохладного воздуха. – Подумаешь, человек дверью ошибся.

– Он башкой ошибся, а не дверью, – не унималась Голованова, снова пытаясь открыть дверь.

– Кукла живет в каморке у чердака, – медленно произнес Вовка. – Там и гроб стоит, – добавил он, догадываясь, что за желтый ящик он успел заметить днем. – И еще там всякого барахла полно.

– Там небось и денег этих до фига, – присвистнул Серега, отходя в сторону.

Дверь с грохотом распахнулась. На пороге появилась разъяренная Майка.

– Ну, кому здесь жить надоело? – грозно спросила она.

За ней виднелись довольные лица Ленки и Алины.

– Сказали тебе – ошиблись, – повторил за другом Пашка. – Марш по кроватям, пока в них муравьи не завелись.

Девчонки отшатнулись назад.

– Давай, показывай, – приказал Спиря, направляя на Вовку фонарь.

Наковальников тяжело вздохнул и пошел по коридору. У заветной двери он остановился. Если днем она была просто прикрыта, то сейчас на ней висел массивный замок с дужкой в палец толщиной.

– Вот гад! – выругался Спиря, на всякий случай дергая ручку. – Вот жучара! Запер-таки! Ну, хозяин, ну, удружил! Снасти свои пожалел. А на чердаке ничего и нет, кроме пыльных досок. Мы с Галкиным видели. Правда, Макс?

Галкин молча кивнул, задумчиво рассматривая темный тупик. Потом так же молча развернулся. Его шаги зазвучали на лестнице. Вернулся он с большущим кухонным ножом.

– Старик не зря слюной тогда брызгал, – по-деловому произнес он, ковыряясь ножом в замке. – Не чердак его беспокоил. Он за свою куклу переживал, фетишист старый!

– Кто? – шевельнулся за его спиной Пашка, который совершенно ничего не понимал во всей этой истории. – Почему фашист?

– Серегин, ты какой-то совсем темный, – не отрываясь от своего дела, хмыкнул Максим. – Фетишист – это тот, кто с каким-нибудь предметом как с писаной торбой носится. У нашего деда это кукла… – Галкин выкрутил последний винтик, и замок, жалобно скрипнув, повис на одной дужке. – И всего делов! Давай, Наковальня, показывай, где смерть Кощеева сидит?

– Это не здесь, – остановился на пороге Колька. – Если бы кукла жила на чердаке, то как она выбиралась бы сквозь запертую дверь?

– Она ключ с собой носит! – хихикнул Галкин. – На груди. Не стой на пороге, пойдем.

Шествие замыкали совсем сникший Серега и негромко подбадривающий его верный друг Пашка.

На площадке их встретило новое препятствие – дверь в каморку была крест-накрест забита толстыми досками. От удивления Макс присвистнул.

– Ничего себе защита! – почесал он в затылке. – Видать, Геннадиевич и сам свою куколку боится.

– Чего у вас тут?

От этого вопроса и так уже достаточно напуганный Спиря бросился вперед. Было слышно, как он всем телом врезался в закрытую дверь чердака.

– Слушай, Бабкина! Так ведь и заикой остаться можно! – повернулся к ней Галкин.

– В следующий раз о своем появлении буду предупреждать звоном колокольчика, – хмыкнула Алина.

В отличие от ребят она успела одеться, обуться и даже причесаться. В руках у нее были фонарик и веревка.

– Чего у вас тут? – второй раз спросила она, с любопытством оглядывая собравшихся.

– Шла бы ты, – посоветовал вышедший вперед Пашка. – А то потом спать плохо будешь. Да и кукла твоя без хозяйки скучает.

– Ничего, переживет! – Алина не обратила внимания на грозный вид Серегина. Она сразу повернулась к Максу: – Доски можно веревкой оторвать. Просунуть в щелочки и дернуть.

Галкин с недоверием посмотрел на девочку, потом покосился на притихших ребят, но веревку взял.

Сверху спустился совершенно бледный Спиридонов.

– А ты что, не боишься? – вдруг спросил он у весело улыбающейся Бабкиной.

– Там крысы? – беспечно спросила она, поудобней перехватывая свой конец веревки.

– Нет. – Колька с удивлением приглядывался к новенькой. – Там…

– Тяни, – мотнула она кудрявой головой в сторону Макса.

Галкин как будто ждал этого приказа. Они одновременно потянули с двух сторон, и доска с легким хлопком отскочила.

Остальные как завороженные следили за действиями товарищей. Вторую доску постигла та же участь.

Макс кивнул, пропуская Вовку вперед. Наковальников нащупал затертую ручку и толкнул дверь в сторону. С металлическим звуком дверь отъехала по рельсе. Из каморки на ребят глянула чернота.

– Ну, что тут у нас?

Алина легко шагнула на порог, повела по сторонам фонариком. Ребята сгрудились у нее за спиной.

Кукла валялась на полу около самой двери.

– Какая хорошенькая! – пропела бесстрашная Бабкина, поднимая игрушку.

– Брось, – ударил ее по руке Спиря. – Она кусается.

Кукла с тяжелым стуком упала на пол.

Вовка, не отрываясь, следил за ней, ожидая, что игрушка вот-вот шевельнется, поднимет голову, посмотрит на него жуткими глазами и улыбнется. Но она не подавала признаков жизни.

С левой стороны от входа на верстаке лежал приоткрытый гроб, обитый желтой тканью, с такой же желтой бахромой по краям. На нем лежала черная шелковая простыня. В дальнем углу, грустно облокотившись на краешек крышки гроба, стоял скелет. Дальше на крючках висели длинные, по локоть, перчатки – красные, синие, черные, зеленые. В прозрачных коробочках лежали глаза – желтые, красные, зеленые. На стенах виднелись подтеки, в основном красные и черные. А в противоположном от скелета углу сидело пыльное привидение. Оно еле заметно шевелилось – поднимался и опадал серый балдахин.

Привидение было не единственным, кто в этой каморке подавал признаки жизни. Пятна на стенах перемещались, чуть заметно двигали пальцами перчатки. Нет, это были уже не перчатки, а настоящие руки, отрубленные по локоть. С легким шелестом простыня на гробе стала расправляться, сползая на пол.

На столпившихся у входа ребят напало оцепенение. Они вертели головами, хлопали глазами, но не шевелились. Даже рассудительный Макс с отколотой доской в руке стоял, открыв рот.

Простыня медленно подползла к ногам ребят.

– Я что-то не поняла. Это что?

Вот уж на кого не действовала гипнотически эта каморка, так это на Альку. Она переступила плывущую простыню, наклонившись, подняла куклу, подошла к привидению и стала его просвечивать фонариком.

– Эй, ты спишь, что ли? – спросила она, касаясь пыльного плеча.

От этого прикосновения привидение вскинулось, тяжело вздохнуло. Взлетело в воздух серое облачко.

– Ма-ма! – Кукла повернула голову. Ее глаза налились ярким черным светом, пухлые губы разъехались в широкой улыбке, обнажая белые острые зубки.

– Надо же, какой бред! – пожала плечами Бабкина. – Напридумывали всякой глупости… – возмущалась она, не замечая ожившей игрушки в своей руке.

Зная, что произойдет дальше, Вовка качнулся назад. За его плечом явственно всхлипнул Колька. Макс выпустил из рук деревяшку.

– Ма-ма? – Кукла повела головой из стороны в сторону, вопросительно оглядывая окружающих.

Бабкина подошла к гробу, положила игрушку сверху. Но кукла словно приросла к ее руками. За запястье Альку цапнула костлявая рука ожившего скелета.

– Ты принесла? – хриплым голосом спросил он.

– Дай мне, дай мне! – капризным тоном потребовала кукла.

Но, видимо, того, что им требовалось, у Альки не было.

– Да отвали ты! – стряхнула руку скелета со своего плеча Бабкина. – Заблудился, что ли, в темноте?

Скелет внимательно посмотрел на нее, удовлетворенно кивнул и широко шагнул к ребятам. Бесцеремонно отодвинув Вовку, он уставился на Спирю.

– Давай! – раскрыл ладонь скелет.

Колька попятился.

– Там! – Палец уперся в Колькины шорты.

Спиридонов машинально запустил в карман руку. В слабом свете фонарей сверкнула восьмигранная монета.

– Всего-то? – разочарованно протянул скелет, щелчком сбрасывая монету в воздух и ловко ловя ее. – Маловато будет… Ладно, для начала считай, что расплатился. Ну, а ты? – Он повернулся к Наковальникову. – Парень, нельзя задерживать людей. Гони все, что нажил.

Вовка открыл рот, но вместо того, чтобы хоть что-то сказать, он громко икнул.

– Мне! – взвизгнула кукла и вместе с Алининой рукой, от которой еще не отцепилась, дернулась к Наковальникову.

Сделав шаг, Бабкина мыском ботинка наступила на край упавшей доски. Доска подпрыгнула, поддав скелету под зад. Он качнулся вперед и плашмя упал на ребят. Полетели во все стороны кости. Монета покатилась к Колькиным ногам. Он подхватил ее и первым бросился к выходу. С легким шуршанием простыня устремилась следом.

– Тикай! – раздался чей-то крик, и все побежали вниз по лестнице.

– Да отвали ты! – дернула рукой Алина, пытаясь освободиться от приклеившейся куклы.

– Плохая! – надула губки кукла и, прежде чем оказаться на полу, цапнула Бабкину за руку.

– Ах ты дрянь такая! – Алька погналась за куклой, но та уже скрылась в пыльном углу.

Вовка стоял чуть в стороне от входа и не верил своим глазам. Вслед за бежавшими ребятами устремилась вся нечисть, скопившаяся в каморке. За простыней полетели руки. Легким облачком проплыло привидение. По полу и по стенам прошуршали пятна. Подхватив гроб, протопал скелет.

От всего этого Наковальникова мороз пробирал по коже. Но на Бабкину ничего не действовало. В пылу азарта Алька гонялась по всей каморке за куклой, пытаясь снова ухватить ее и, судя по угрозам, открутить голову.

Беглянка показывала язык, строила рожицы, но каждый раз успевала увернуться от брошенной в нее кроссовки или протянутой руки.

– Тебе не страшно? – одними губами прошептал Вовка.

– Чего тут бояться? – перевела дух запыхавшаяся Алька. – Я понимаю, что-нибудь серьезное. А это так… ерунда!

– Плохая, плохая! – кричала кукла. – Страшная! Ру…

Но тут ее настигла Бабкина, и игрушка замолчала.

Домик уже ходил ходуном от криков и топота.

– Пошли к старику! – Наковальников выдернул Бабкину из каморки, закрыл перед самым носом куклы дверь и потащил бесстрашную воительницу на выход.

– Пусти меня! – упиралась Алька. – Я ей башку откручу!

Рядом с отважной Бабкиной Вовка почувствовал себя гораздо храбрее.

В коридоре царила суматоха. Ничего не понимающие капитаны бегали от одной мельтешащей фигуры к другой. Спиридонов с вещами в охапку кувырком летел вниз по лестнице. За ним, как две пчелы, мчались черная и желтая руки. Красные глаза, передвигаясь по стенке, старались от них не отставать.

– Идем, идем! – поторопил Вовка девочку.

Колька побежал прямо к выходу. Они же от лестницы свернули направо.

На половине хозяина Наковальников никогда не был. Поэтому он стал открывать все двери подряд. За первыми двумя оказались кладовка и кухня. Дальше шла импровизированная ванная с рукомойником и тазом, стоящим на трехногой горелке. Следующие две комнаты были пустыми.

– Эй, как там тебя? – позвала Бабкина.

Она стояла на пороге самой дальней комнаты. Это была спальня. Свет фонарика пробежал по голым деревянным стенам, осветил разобранную кровать, разбросанные по полу вещи. Все это выглядело так, словно здесь кто-то боролся. Одеяло и простыня были порезаны на кусочки, одежда разорвана.

Самого старика нигде не было.

– Смотри!

Алька пробежала через комнату, повисла на подоконнике, прижав лицо к стеклу.

Из комнаты Андрея Геннадиевича были хорошо видны залив, мостки, лодки. Березка склоняла свои ветки к самой раме. Но не это увидела Бабкина. С водохранилищем, еще вечером таким мирным и спокойным, что-то творилось – вода ушла, оголив дно. Лодки лежали на земле, мостки обнажились. На илистом дне показались остовы разбитых катеров, стоял накренившийся парусник. И над всем этим, медленно набирая силу, накапливалась огромная волна. Она стягивала вокруг себя воду, поднимаясь все выше и выше. На гребне пенились белые барашки. На склоне мелькнул плавник огромной рыбины.

Весь ужас был в том, что все это происходило в полной тишине – ни плеска воды, ни шелеста потревоженного гравия и останков.

Волна набрала силу и с шипением понеслась на домик. Вовка вцепился в подоконник, не в силах оторваться от этого зрелища: серая стена воды падала на берег.

– Там же рыбки! – ахнула Алька.

И цунами местного разлива накрыло их.

Глава IV Комната страха

– Прекратить панику! – Антон замер посередине коридора, широко расставив ноги, как моряк на корабле во время качки. Его голос мощным гулом прокатился по углам, эхом отразившись от стен. И как будто откликнувшись на этот призыв, загорелся свет.

– Ой, мамочки! – ахнула Ирка.

Удивиться действительно было чему – разбросанные по коридору вещи, напуганные ребята, странный грохот на первом этаже.

По лестнице простучали нетвердые шаги. Прижимая к себе остатки своего добра, появился Спиря.

– Они идут и идут, – прошептал он, опускаясь на пол.

– Кто? – машинально спросил Виноградов. В этот момент его больше интересовало, что происходит внизу, чем постоянно идущие неизвестно куда.

– Пароходы, – взгляд у Кольки блуждал по старым потрескавшимся стенам. – Без остановки. Шлюз уже закрылся, а они все идут.

Только сейчас капитан внимательно посмотрел на Спиридонова. В следующую секунду он уже бежал по улице.

После дождя стало прохладней. Землю перед домом развезло. От водохранилища тянуло гнилью. Катамараны были сдвинуты со своих мест, словно по ним прошелся шторм. Блестящие от воды мостки, еще больше затонувшие лодки, склоненная к земле под тяжестью мокрых листьев березка.

Поскальзываясь на сыром дворе, Антон зашел за дом, взобрался на пригорок.

Тихо шурша по воде, мимо прошел темный грузовой теплоход. Белая башенка капитанского мостика была пуста. Выдержав положенное расстояние в несколько метров, за ним спешил такой же теплоходик. На капитанском мостике снова никого не было. Потом еще один и еще.

Потухшие огни паромной станции. Замерший у противоположного берега паром.

– М-да! Дела! – задумчиво протянул Виноградов, провожая глазами очередной корабль. Вереница судов все двигалась и двигалась, и конца ей пока видно не было.

Спиридонов громко шмыгнул носом. Антон хлопнул его по плечу. Вдвоем они молча пошли обратно к домику.

У водохранилища маячили две фигуры. Колька вздрогнул и забежал на крыльцо.

– Эй, кто там? – громко позвал капитан.

– Отпускай! – раздался из темноты шепот. Фигуры еще секунду покопались около воды и пошли к домику.

Это были Вовка и Алина. Выглядели они странно. Оба промокшие с головы до ног. В светлых волосах Бабкиной виднелись водоросли. Глаза у Наковальникова были красные, как будто он долго плавал под водой.

– Вы что там делали? – нахмурился Антон.

– Рыбку отпускали, – простодушно улыбнулась Алина. – Ее в дом занесло. Мы поймали и отпустили.

– Куда занесло? – не понял Виноградов.

– С огромной волной, – развела руками Бабкина. – Когда вода ушла, рыбка на полу осталась. Вот мы ее и спасли.

– Какой волной? – спросил Антон, начиная злиться оттого, что все вокруг окончательно запуталось.

– Цунами, – вздохнул Вовка. – Или до второго этажа вода не дошла? Первый весь затопило.

Капитан метнулся к домику. Первый этаж выглядел так, как будто через него действительно прошло цунами. Вся мебель была опрокинута, в щелях деревянных полов виднелись песок, ил и водоросли. Маленький телевизор кают-компании, сбитый с тумбочки, лежал в огромной луже.

– Так, – выдохнул Антон, взъерошивая волосы на затылке. – Идите в свои комнаты.

Он еще секунду постоял на месте, что-то соображая, а потом решительным шагом направился на половину хозяина.

– Его там нет, – побежала за ним Алька. – Мы уже смотрели.

В комнатах старика что-то упало. Капитан побежал на звук. Алина с Вовкой удивленно переглянулись.

– Андрей Геннадиевич! – Виноградов появился в дверном проеме, как-то странно посмотрел на ребят. – Вы видели? – спросил он. – Только что должен был здесь пройти.

– Кто? – шепотом спросил Вовка.

– Малахов. – Лицо у капитана вытянулось. – Я – в комнату, а он оттолкнул меня и сюда побежал. Я сам видел, как в коридоре старик повернул в сторону выхода.

– Не было никого, – пожала плечами Алька, лукаво улыбаясь.

– Так! – снова произнес Виноградов, но уже менее уверенно. – Ладно… – Он беззащитно огляделся. – Дождемся утра.

Издалека раздался ровный гудок теплохода. Все посмотрели в сторону окон.

Утро и так заглядывало в комнату. Серый рассвет медленно пробирался по мокрой земле.

Предусмотрительный Макс подпер дверь, ведущую в каморку и к чердаку, стулом. Неунывающая Бабкина подвесила на нее колокольчик – если кто-нибудь захочет войти или выйти, медный перезвон даст об этом знать.

Мальчишки сидели по кроватям среди всеобщего разгрома. Вспоминать, кто что видел и что произошло, им уже надоело. Хуже всех себя чувствовал Спиридонов. Он осунулся, побледнел, намокшие волосы висели паклей.

– Ничего не понимаю! Ничего! – в который раз произнес он, с головой зарываясь в подушку. – Если бы неделю назад мне кто-нибудь сказал, что я испугаюсь детской страшилки, я бы его по стенке размазал. А здесь какая-то кукла… Скелет…

– Ты монету забрал? – хмуро спросил Максим.

– Забрал. – Колька пошарил по карманам. – Я ее лучше обратно положу, чем этому чучелу костлявому отдам. И откуда он узнал, что монета у меня?

– Это плата, – вздохнул Вовка, вспоминая сон. – Они требуют с человека все, что он смог скопить за жизнь. Эти монеты и их количество как-то связаны с тем, какая у тебя была жизнь. Наверное, чем лучше ты ее прожил, тем их больше.

– И сколько их было у тебя? – с подозрением спросил Спиря.

– Три, – смутившись, сам не зная чему, ответил Наковальников.

– Негусто.

В комнате повисла пауза.

– Смотрите! – вдруг заорал сидящий на подоконнике Пашка.

Все сгрудились около окна.

С негромким тарахтением к мосткам подошла моторная лодка. У руля сидел Андрей Геннадиевич. Он умело подвел лодку к свободному месту, заглушил мотор, перекинул веревку, легко перепрыгнул на доски, закрепил веревку о торчащий штырек.

Но уже на берегу походка его стала менее уверенной. Он стал приволакивать ногу и клонить голову набок. На середине двора хозяин остановился, с подозрением оглядываясь вокруг. Больше всего его расстроила погнутая береза.

На крыльце он снова остановился. Но домик молчал. Уставшие за ночь ребята тихо сидели по углам.

Первым к двери бросился Макс. Он выглянул в коридор, прислушиваясь к шагам на первом этаже. Минуту или две с половины хозяина раздавалось только неясное бормотание. Но тут тишину разрезал пронзительный визг. Не успели ребята пересечь коридор, как на втором этаже появился красный от гнева Малахов.

– Хулиганье! – с трудом переводя дыхание после быстрого подъема, орал он. – Кто вам позволил? Где он? Всех выгоню!

Но от лестницы он побежал не в сторону комнат, а к двери на чердак. Увидев открученный замок и приставленный стул, хозяин с визга перешел на прямо-таки предсмертный вопль. Резко зазвенел колокольчик. На этот звук в коридор высунулась Алька. Глаза ее азартно горели, с губ рвался победный крик. Но заметив посеревшего от гнева хозяина, она замерла.

Андрей Геннадиевич беспомощно дергал дверь. Весело тренькал колокольчик.

– Не надо, – подошла ближе Бабкина. – А то они опять оттуда полезут. Или еще кто придет… Похуже.

Посмотрев на Алину, старик сразу успокоился.

– Я же предупреждал, – одними губами прошептал он. – Сюда нельзя ходить…

В глазах его появилась тоска. Перед ним встал взъерошенный Галкин, и взгляд хозяина стал жестче.

– Кто посмел? – Старик качнулся, сжав кулаки. – Ты? – ткнул он скрюченным пальцем в ошарашенного Макса. – Или ты? – нехорошо глянул он на Пашку.

– Вы лучше скажите, что это было? – из-за спин ребят подал голос Спиря. – И при чем здесь вот это? – Он вышел вперед, крутя между пальцами монету.

Хозяин вздрогнул, снова сжал кулаки, раскрыл рот, чтобы что-то сказать. Но промолчал.

Он потоптался на месте, зачем-то еще раз дернул забаррикадированную дверь, прислушался к умирающему звону колокольчика и сквозь толпу пошел к лестнице. Ребята двинулись следом. На первом этаже старик помедлил, выбирая поворот, и, осторожно заглядывая за все углы и двери, словно боялся кого-то встретить, вошел в кают-компанию. Трясущейся рукой поднял перевернутый стул, смахнул с сиденья прилипшие водоросли.

– Может, чаю хотите? – предложила Ирка, с опасением поглядывая на своих осунувшихся «морячков».

– Уезжать вам отсюда надо, – пробормотал Андрей Геннадиевич, с грустью глядя в окно. – Не думал я, что все так далеко зайдет…

Словно в ответ на его слова, раздался долгий гудок парохода.

– Мы не можем, – с нажимом произнес Антон. – Паром не работает. Там корабли…

– Значит, уже поздно, – покачал головой Малахов и замолчал.

Никто не решался прервать его молчание. Но вот он поднял на ребят сверкнувшие слезами глаза, потер щеку замусоленным рукавом.

– Не я это начал, они сами сюда пришли, – дребезжащим голосом заговорил старик. – Прятались по углам, играли с тенями. Редко кто выходил на свет. Не знаю уж, чем им это место понравилось…

– Кто – они? – нарушила вопросом наступившую паузу Майка.

Малахов посмотрел на нее тяжелым долгим взглядом.

– Да кто ж их знает? – Он опять отвернулся к окну. – То вроде скелеты, то привидения. А то и двойники бывают, – со значением добавил он.

– Ой, – не выдержала Ленка.

– Войдет в комнату, сядет напротив тебя и молчит – как будто бы перед тобой зеркало поставили. Или того хуже – безобразничать начнет, вещи раскидывать, кровать переворачивать. Это уж как повезет, в каком он будет настроении.

Вовка понимающе закивал, вспоминая разгром на хозяйской половине. Значит, к нему кто-то приходил, они боролись, и старик, испугавшись, сбежал на моторке…

– Сюда уж и люди не ездят, а они все бродят. Простыни какие-то, глаза… – Он посмотрел в светлые лица ребят. – Ищут кого? Не знаю… А может, ждут…

– Нас, что ли? – нахмурился Спиря.

Старик мелко захихикал, но ничего не сказал.

– Почему же вы отсюда не уезжаете? – тихо спросила Майка.

Лицо Малахова стало злым.

– Это уже мое дело! – холодно произнес он. – Вас оно не касается! И вообще никто не имеет права меня об этом спрашивать! – выкрикнул он, пальцами впиваясь в сиденье стула. Его крик повис в кают-компании, затравленное эхо метнулось между влажных стен.

Повисла пауза.

– А кукла? – напомнил Серега, прервав слишком затянувшееся молчание.

– Кукла? – напрягся старик. – Какая кукла?

Серега с удивлением посмотрел на ребят, ища у них поддержки.

– Небольшая такая, в голубом платье, – неуверенно начал он. – Глазищи у нее еще такие… черные! Кусается.

Хозяин неожиданно сорвался с места, засеменил к двери. У выхода он остановился, осторожно глянул за угол и только после этого вышел.

– Может, он того? – Спиря покрутил пальцем у виска.

– А дед и сам чего-то боится, – присвистнул Макс. – Уж не своей ли игрушки?

Продолжить Галкин не успел. В дверном проеме сначала показалась голова Малахова, потом он вошел сам, мелко переставляя ноги.

– А что кукла? – спросил он, как ни в чем не бывало усаживаясь на стул.

– Кусается, – буркнул Спиря. – Алька, покажи свою руку.

Бабкина не сдвинулась с места.

– Кусается? – захихикал старик. – Ну, это я не знаю, кто там у вас кусается. Может, какой крокодил завелся. А вообще все от страхов идет. Вы боитесь, они и появляются…

Антон посмотрел на свою скисшую команду и встал.

– При чем здесь это? – решительно спросил он. – Боитесь, не боитесь… Сегодня-то что произошло? Все мирно спали, никто ничего не боялся. С чего они все взбесились? Цунами какое-то пронеслось…

Малахов снова залился мелким противным смехом.

– А это значит, – вытирая выступившие слезы, произнес он, – что среди вас есть кто-то, кто очень сильно чего-то боится. Воды, например. Или с перепугу убежать отсюда хочет. Со страхом здесь жить нельзя.

– Успокоишься тут, когда вокруг такое творится! – попытался оправдаться Колька.

– Кто не боится, тому ничего не угрожает. А дрожащие так и сгинут от собственных страхов.

– Подождите, подождите, – поднял руку Антон. Последние слова старика ему совсем не понравились. – Что значит – сгинут? Вы хотите сказать, что ребята обречены на смерть?

– Они сами себя убьют, – довольно произнес старик. – Я предупреждал, что на чердак лазить нельзя? Предупреждал. Они сами выбрали свою судьбу, когда пошли по темным коридорам.

– Почему вы нам этого раньше не сказали? – Против сухонького хозяина крупная Ирка выглядела просто великаном.

– Знаете ли, об этом не предупреждают. – Андрей Геннадиевич тоже встал. – Это просто случается. Считайте, что вам немного не повезло. Ваши страхи теперь тоже поселились в этом доме. – Он пошел к выходу тяжелой, шаркающей походкой, но в дверях обернулся. – А со страхами, вы сами знаете, бороться бесполезно. Они все равно победят.

Малахов выглянул в коридор, с опаской ступил за порог. Его шаги затихли в отдалении.

– Вот это номер! – присвистнул Макс. – С кого же это все началось?

– Глупость какая! – вскочила Алька. – Скелеты, привидения… Детский сад! Разве этого можно бояться? Хотите, я вам докажу, что все это ерунда? И если уж верить, то во что-нибудь серьезное! В домовых и леших, например. Но не в эти же сказки!

Она подошла к окну, распахнула его, впуская внутрь мокрой затхлой комнаты свежий утренний воздух.

– Смотрите!

Она легко перемахнула через подоконник и, едва касаясь земли, побежала к мосткам. На мгновение замерла на берегу, повернулась к застывшим в окне ребятам.

– Смотрите! – звонко повторила Алька, скидывая с себя шорты и футболку.

В следующую секунду она рыбкой нырнула в воду. Взметнувшиеся брызги радугой блеснули на солнце.

Мальчишки, затаив дыхание, высматривали, где же Бабкина всплывет. Виноградов рывком перепрыгнул через подоконник и помчался к заливу – ничего хорошего от этого места он уже не ждал, поэтому был готов к худшему.

С легким всплеском над водной поверхностью появилась светлая голова. Широкими махами Алька плыла прочь от берега.

– Вернись! – позвал Антон. Но в его голосе не было ни уверенности, ни настойчивости.

– Вода – класс! – звонко крикнула Алька, бултыхаясь на одном месте. – Майка!

Голованова перелезла через подоконник и, на ходу расстегивая рубашку, пошла на зов.

– Майка! Не надо, – громко прошептала Ленка, занося ногу на окно.

Майя аккуратно сложила свои вещи на уже подсохшей травке, рукой тронула воду.

– Теплая, – радостно кивнула она. – Теплая! – повернулась она к остальным.

Это стало своеобразным сигналом. Оставшиеся в кают-компании мальчишки попрыгали из окна и с гиканьем кинулись к берегу. Водохранилище взорвалось криками, визгами и хохотом. Макс пытался догнать прилично отплывшую Майку. Напуганный вчерашними судорогами, Серега плескался на мелководье, Пашка далеко от него не отходил. Ирка, обогнав Галкина, плыла наравне с Алиной. Антон с тревогой поглядывал на разошедшихся ребят. Он на всякий случай стянул с себя одежду, готовый в любую минуту очутиться в воде.

На берегу остались только Спиря с Вовкой. Они понимающе покосились друг на друга, усаживаясь на мост-ках.

– Значит, все началось с монеты? – хрипло спросил Колька.

– Нет, – покачал головой Наковальников. – Все началось с моего сна и с того, как я вчера утром свалился в воду.

– Чего это ты туда свалился? – недоверчиво покосился на него Колька.

– Не знаю, – равнодушно пожал плечами Вовка. – Потянуло что-то…

– Эх ты, Наковальня! Говорили тебе – учись плавать! Тогда ничего бояться не будешь.

– А я и не боюсь, – буркнул Вовка, ногой взбивая воду.

Он не хотел, чтобы поверхность залива становилась спокойной. Чтобы в ней появилось его отражение.

Спиря поглядел на взлетевшие брызги и вдруг хлопнул себя ладонью по лбу.

– Дурак я! – со стоном произнес он. – Ой, дурак! Я все понял! Ты же плавать не умеешь, а значит, боишься воды! А я еще тебя все подначивал – плыви, плыви… Дурак… – Последние слова Колька прошептал, уткнувшись в колени. Уши у него стали пунцовыми. – Ты прости меня, – глухо пробормотал он, не разгибаясь. – Хотя за это я уже поплатился.

Вовка с унынием посмотрел на радостно бултыхающихся в воде товарищей. Его мучило тяжелое сомнение. Слишком уж все просто объясняется. Значит, стоит ему утонуть, и все спокойненько могут отправляться по домам? Ведь именно про него говорил старик – «кто-то, кто сильно чего-то боится».

Или ребят задержат собственные страхи? Но почему именно здесь? Что же, они дома ничего не боятся? Наверняка ведь боятся. Только не мрут от этого. Иначе все человечество давно бы уже исчезло. В жизни каждый чего-то да боится. Не собак, так грома, не темноты, так шагов за спиной.

Наковальников обернулся. Если там, над водохранилищем, светило яркое солнце, то над стареньким двухэтажным зданием все еще висела пасмурная туча. От этого домик выглядел мрачным и неуютным. Распахнутое окно кают-компании звало вернуться обратно, отсвечивающие стекла нехорошо поглядывали на развеселившихся жильцов. За ними стояла темнота, хранившая свою тайну. В окне комнаты хозяина сидела кукла.

Вовка несколько раз сморгнул.

Дом вздохнул и покосился еще больше. Скрипнули ставни. Отшатнулась светлая береза. Изо всех щелей полез черный туман. От его дыхания вяла трава, темнела земля, еще больше наклонялся дом.

– Иди! – ахнуло в Вовкиных ушах. – Тебя ждут! Ты нам нужен! Иди!

– Я знаю, что надо делать! – Спиря выпрямился, из глаз его ушла тоска. – Надо вернуться к тому месту, где я нашел монету, и выбросить ее. Тогда все проклятье с меня спадет.

– А как же рыба? – Вовка снова посмотрел назад, но там больше ничего не было. Темнота ушла, туча рассеялась, дом перестал крениться, в его стеклах отразилось веселое солнце.

– Это Пашкин страх, – легко отмахнулся от Вовкиных слов Колька. – Мы его и не возьмем с собой. Мы лучше Альку позовем. На нее вообще ничего не действует. Первый раз такую девчонку вижу.

Он поискал глазами далекие фигурки пловцов.

И вдруг до Наковальникова дошли Спирины слова: «Мы позовем…» Значит, он хочет взять его с собой!

Услышь он это еще позавчера, прыгал бы до потолка от радости. Еще бы! Сам Спиридонов, великий и могучий Спиря, пригласил его в свою компанию! Раньше об этом можно было только мечтать!

Сейчас радость быстро улеглась. И не потому, что Колька растерял за вчерашний день и ночь весь свой авторитет, – при желании он сможет завоевать его снова. Просто Вовке уже не очень хотелось быть с кем-то. Когда приходит беда, делиться ею и слушать сочувственные вздохи приятелей совершенно не тянет.

– Смотри, как классно плывет! – искренне восхитился Колька способностями Бабкиной.

– А меня ты зачем зовешь? – мрачно спросил Наковальников, отворачиваясь от воды. Смотреть на нее он уже не мог. – С меня же все началось…

– С чего ты взял? – Глаза у Спири стали узкими и злыми. – Здесь вообще непонятно, отчего и почему. – Он придвинулся ближе к Вовке. – Не нравится мне этот дед. Кукла какая-то… Запирает он ее. А чего сам-то не уезжает? Нормальный человек давно бы сбежал отсюда. А этот сидит. Почему?

– Не знаю! – Наковальников откинулся назад. Ему уже порядком надоело обо всем этом думать. – Может, у него здесь любимая кошка похоронена. Или он последнюю любовь здесь встретил…

– Я думаю, здесь что-то есть еще.

Колька подобрал камешек и запустил его в воду. Вовка проследил за траекторией его полета.

Перед глазами снова было водохранилище.

– Ты не единственный, кто чего-то боится, – совсем тихо пробормотал Спиря. – Девчонки наверняка с ума сходят из-за тараканов. Ирка Винокурова однажды мышь у нас в клубе увидела. Мы ее потом со шкафа снимали. А Макс как-то раз в одном из лагерей с нами на кладбище идти отказался. Значит, покойников боится. Чего там у Пашки с Серегой, не знаю, но наверняка и у них что-нибудь есть.

– И у тебя?

– Есть и у меня, – вздохнул Колька, снова поворачиваясь к воде. – А тебя мы к мачте привяжем, чтобы незаметно к борту не подобрался. Так что в воде не окажешься.

– Лучше вам вдвоем идти. – Наковальников поднялся. – Меня это водохранилище не любит. Потонем.

– Ничего, – хмыкнул Спиря. – Вылечим твою водобоязнь, глядишь, и сами отсюда выберемся. Может быть, все от монеты зависит? Эх, поговорить бы с этой куклой, чего она там скрывает и куда прячет… Да старик ее теперь из рук, наверное, не выпустит.

– Выпустит, – задумчиво произнес Вовка. – Не может же он с ней в обнимку спать? К тому же он ездит все время куда-то…

– Точно! У него есть моторка!

Спиря вскочил, оглядывая мостки. Пришедшей утром лодки не было.

– Спрятал… – Колька зло сплюнул. – Тоже мне – фокусник. Ладно, посмотрим, какой еще фокус он нам покажет…

Но первый фокус произошел в исполнении самого Спири.

После завтрака, стараясь проскочить незаметно от всех, Колька отправился к парому. Макс, отложив свою миску, пошел следом. Алька многозначительно подняла бровь. Ленка с Майей посмотрели друг на друга, дождались, пока медленно крадущийся Галкин скроется за углом дома, и тоже побежали к выходу. За ними потянулись Пашка с Серегой. Последними, переглянувшись, встали из-за стола капитаны.

Корабли больше не шли, но паром все равно не работал. Лебедка провисла, исчезнув под водой. На станциях с обеих сторон никто не стоял, ожидая начала движения.

– Странно. – Макс покрутился на месте. – Никому никуда не надо? А до этого куда все так торопились? – Он даже на цыпочки приподнялся, чтобы рассмотреть хотя бы одного пассажира. Но противоположный берег был пуст. – Чего? Вообще никто ехать не хочет? Хоть бы один какой-нибудь старичок завалящий. Они здесь повымерли все, что ли?

– Один-то старичок у нас есть, – съехидничала Ирка. – И не завалящий, а самый настоящий колдун местного пошива. Сидит сейчас со своей куклой, страхами с ней делится.

– Не нравится мне это… – задумчиво произнес Антон. – Если к обеду паром не заработает, надо будет либо вплавь через канал перебираться, либо на катамаранах идти к деревне, а оттуда искать другую дорогу домой.

Осмелевший после утреннего плавания, Пашка подошел к воде, тронул ее ногой. Неподвижная водная гладь дрогнула. Но очень скоро снова замерла, словно это была не вода, а застывшее желе.

– Ой! – тихо вздохнула Ленка.

Канал все больше и больше твердел, становясь похожим на прозрачное стекло.

Пашка снова занес ногу. Но тут вода раскололась, выпуская на поверхность громадную рыбину с острым верхним плавником и сине-фиолетовой спиной. От неожиданности Серегин чуть не повалился вперед. Но его вовремя подхватили и оттащили подальше на берег.

– А если я? – вышла вперед Алька.

– Персонально для королевы пришлют моторку, – мрачно пошутил Серега.

Неподалеку раздалось тарахтение. Все одновременно сделали шаг назад.

Из-за поворота показалась моторка. На руле сидел мужик в вытянутой футболке и белой продырявленной кепке.

– Эй, молодежь! На тот берег нужно? – хрипло спросил он, притормаживая у пристани и глуша мотор. – С каждого по пятерке. В два счета всех перекину. Ну чего, красавица, ты первая? – обратился он к Бабкиной.

Алька, широко распахнув свои светлые глаза, всматривалась в мужика.

– Чего? Не хотите? – разочарованно протянул мужик. – Как скажете!

Мужик рванул леску мотора, лодка дернулась в сторону и запыхтела дальше. Над водой поплыл сизый дымок.

– Антон! – Бледная Ирка нервно покусывала губы.

– Что я могу сделать? – раздраженно развел руками Виноградов, но тут же спохватился, оглянулся на ребят и скомандовал: – Так! Сейчас пройдемся вдоль берега. Все люди исчезнуть не могли. Куда-то ведь тот народ, что сюда приезжал, девался. Здесь, наверное, есть деревня. Оттуда можно будет позвонить. – В глазах капитана снова появился задорный огонек. – Так я говорю, Пашка?

Серегин оторвал взгляд от воды и машинально кивнул.

Антон первым пошел по натоптанной тропинке. За ним побежали Ленка с Майкой, которые все утро старались не отставать от сильного защитника. Колька дернул Алину за короткую юбку и многозначительно кивнул. Когда все скрылись за деревьями, три фигуры направились обратно в сторону дома.

Тропинка все бежала и бежала вперед. Из светлого березника выбралась на луг. Оттуда снова нырнула в небольшой лесок. Ни одного дома за деревьями видно не было. За леском блестела на солнце вода.

Это вновь было Лисье водохранилище.

– Мы на острове? – озадаченно спросил Максим.

– Зачем же сюда столько народа ехало? – покачала головой Майка. – За рыбой?

– За рыбой это мужики, – подала голос Ирка. – А женщины зачем? Мужьям еду подвезти?

Антон пошел вдоль берега. Но вскоре на его пути встали камыши, и он повернул обратно.

– Нет, – наконец произнес он. – Люди сюда ехали за чем-то другим. Но этого чего-то здесь уже нет.

– Пойдем спросим у старика, – предложила Ленка, зябко передергивая плечами: от всего происходящего ей становилось не по себе.

– А где Алина? – вдруг спросила Винокурова. – Девочки, вы видели Алину?

– Домой, наверное, вернулась, – равнодушно пожала плечами Майка.

– И Колян с Вовкой тоже? – нахмурился Антон. – Впрочем, ладно. Пройдем еще немного. Если никого не встретим, я на катамаране иду до первого же населенного пункта и пытаюсь там что-нибудь выяснить. Окажется, что все действительно так плохо, как нам сейчас кажется, свернем лагерь и отправимся по домам. Если все происходящее объяснится какой-нибудь обыкновенной местной легендой или глупым розыгрышем, останемся назло всем врагам. Так подойдет? – с энтузиазмом спросил капитан.

Но радости на лицах ребят он не увидел.

– Это что же, еще одну ночь здесь сидеть? – осторожно спросил Серега.

– Чем день отличается от ночи? – как можно беззаботней возразил Виноградов. – Бояться ничего не надо, и все будет нормально.

От небольшого ветерка по воде пробежала рябь. Все завороженно посмотрели на нее.

– Вам же объяснили – это самые обыкновенные страхи, – как можно нежнее проговорил Антон. – Разве нам есть чего бояться? Посмотрите на себя! Это при виде таких орлов все должны впадать в панику и разбегаться. – Но стоящие вокруг него ребята не спешили соглашаться с жизнерадостным капитаном. – Что же вы молчите! – не выдержал Виноградов. – Ну, хотите, я переплыву этот дурацкий канал и позвоню, чтобы сюда кто-нибудь из наших приехал?

– Ты чего? – почти одновременно закричали ребята. – Не надо!

Словно разбуженный их криками, снова подул ветер, о берег плеснулась небольшая волна, за ней набежала другая. Солнечные зайчики испуганно дрогнули и брызнули в разные стороны.

– Неужели опять дождь пойдет? – подняла голову Ирка.

На небе собирались неспешные облака.

– Ладно, – махнул рукой Антон, поняв, что свою команду он сегодня не расшевелит, – пошли обратно. Погода сегодня явно не парусная.

И, как будто опровергая его слова, на середине водохранилища появился катамаран.

– Это наш? – забеспокоилась Ирка.

– Кто-то тоже на парусную практику приехал, – равнодушно пожал плечами Виноградов, отходя от берега.

На секунду появившееся солнце отразилось от алюминиевой мачты. Парус трепыхнулся на ветру. Сидящий на руле человек в ярко-желтом спасательном жилете повернулся.

– Спиря! – удивленно воскликнул Макс, делая несколько шагов к воде. – Колька! – заорал он. Ветер вернул его слова обратно.

Порыв налетел на развернутый парус. От этого удара один поплавок приподнялся над водой и с брызгами опустился обратно. По палубе метнулась светловолосая фигура в оранжевом спасжилете. Удобней перехватив шкот, она уселась на подпрыгивающий поплавок. Катамаран стал устойчивей. По дуге он уходил все дальше, увеличивая скорость. После разворота стал виден третий человек. Он сидел по центру палубы, вцепившись в мачту.

– Сумасшедшие! – выдохнул Антон, забегая в воду по колено. – Эге-гей! – закричал он, пытаясь привлечь к себе внимание. Но и этот крик ветер вернул обратно. Тем временем парус ушел слишком далеко, чтобы можно было что-то сделать.

Хлесткая волна ударила капитана по ногам.

– Вернутся, я им все уши откручу, – от бессилия прошептал он.

– У нас есть еще два катамарана, – напомнила Ирка.

– Один, – поправил ее капитан – в отличие от напарницы лопнувший поплавок «Лихого» он заметить успел. – Но мы останемся их ждать на берегу.

Глава V Смерть под парусом

«Лихой» помятой тряпкой валялся на земле. Поплавок был не просто порезан, он был искромсан, словно его долго резали ножницами.

«Пашка с Серегой над ним попотеют», – злорадно подумал Вовка.

Алька пересчитала спасательные жилеты, проверила состояние «Неторопливого».

– Возьмем этот! – решительно произнесла она, разбирая такелаж. – Ставьте парус!

Наковальников с сожалением посмотрел на «Настоящий» и склонился к «Неторопливому». «Настоящий» он знал лучше, в девчачий «Неторопливый» верил с трудом.

В молчании все натянули на себя жилеты, потуже закрепили ремешки.

– Может, на тебя два надеть? – покосился на бледного Вовку Спиря.

– Обойдусь, – обиженно отмахнулся Наковальников. Он не хотел унижаться перед красивой Алькой, хотя сейчас с удовольствием натянул бы на себя все спасжилеты, которые были у отряда.

Скрипнув, мачта встала вертикально, хлопнул, расправляясь, парус, трепыхнулся маленький желтый платок, привязанный Бабкиной к макушке катамарана.

– Живо! – командовал Колька. – Они могут вернуться!

Отходить от берега решили не таясь. На веслах выгребли из заливчика. Ветер нетерпеливо подгонял их вперед.

Вовку к мачте привязывать не стали, но он на всякий случай сидел в центре палубы. Алька устроилась рядом со Спирей на корме. Побелевшими от напряжения пальцами Колька держал румпель руля. Бабкина собирала шкот, подтягивая гик – поперечную перекладину, к которой была прикреплена нижняя часть паруса.

– Полный вперед! – зычно скомандовал Спиря, давая понять, кто на их корабле главный. – Курс на деревню.

Ветер был не совсем попутный, приходилось часто лавировать, чтобы их несильно отнесло в сторону.

– Ого! – выдохнула Бабкина, когда на них налетел очередной порыв.

Наковальников побледнел и вцепился в мачту.

– Давай, давай! – вопил от возбуждения Колька. – Навались!

И ветер навалился. От следующего шквала дрогнул, натягиваясь до предела, парус, застонала мачта. Катамаран прыгнул вперед. Правый поплавок хлопнул о воду и стал опасно приподниматься.

– Бабкина! Чего сидишь? – заорал Спиря. – Отвешивайся! А то кильнемся!

Но до киляния, то есть переворота, «Неторопливому» было далеко. Поплавок снова взлетел, но тут уже подоспела Алинка. Не выпуская шкота из рук, она метнулась через всю палубу и уселась на прыгающий поплавок. Катамаран перестало подбрасывать, и он понесся вперед, едва касаясь воды.

– Эге-гей! – Будь у Кольки возможность, от восторга он пустился бы в пляс. Но здесь, на маленькой палубе, он мог только кричать, от всей души стискивая румпель.

Облитый с ног до головы водой, Вовка сидел с закрытыми глазами и сам себя уговаривал: «Спокойно… Спокойно… Все нормально».

Когда он открыл глаза, на быстро удаляющемся берегу заметил замершие фигуры.

– Наши! – одними губами произнес он. Но Спиря услышал его.

– Черт, заметили, – зло выдохнул он, вглядываясь в стоящих вдалеке людей.

– Ерунда! – Алька провела рукой по мокрым волосам. – Объясним, что решили проветриться.

– Ага, ты это потом Антону скажи… Сейчас они за нами погоню устроят… – нахмурился Колька. – Догонят, развернут и отправят домой.

– Очень даже неплохо, – хихикнула Бабкина. – Кто-то еще ночью пытался сбежать.

Спиря бросил на нее испепеляющий взгляд.

– За парусом следи, мы теряем ветер! – только и сказал он.

Но ветер и не думал теряться. Наоборот, он только крепчал. Зазвенели от натяжения шкоты и ванта – снасть, которой мачта укрепляется с борта. Алька захохотала, запрокинув голову. Происходящее ее сильно веселило. Вовка поежился – было в этом хохоте что-то зловещее.

Солнце скрылось. Рваные облака плыли низко над землей. Казалось, еще чуть-чуть и они заденут рвущийся желтый флаг на макушке «Неторопливого».

– Мы еще не прошли то место? – крикнула Бабкина в перерыве между шквалами.

Колька оценивающе посмотрел вперед, назад, прикинул расстояние до деревни и ближайших островов.

– Нет! – помотал он головой. – Нужно еще немного вперед пройти.

– Ты будешь нырять? – впервые за все время этого сумасшедшего путешествия подал голос Вовка.

– Можно и нырнуть, – сквозь зубы процедил Спиря.

– Давайте я нырну. – Алька выглядела все такой же неунывающей и бесстрашной. – Чего там нужно найти? Клад? Затонувший корабль?

– Может, надо, чтобы ты ее обратно и положил, – осенило вдруг Наковальникова. – Сам взял, сам и возвращай. Из чужих рук не считается.

– Тоже мне советчик, – раздраженно отозвался Спиря. – Никто никуда не будет нырять. Я ее просто выброшу.

– Ну да! Ты бросишь, а упадет она совсем не там. Что тогда будешь делать? Снова нырять, доставать и перекладывать? Так, что ли?

– Слушай, Наковальня, – взорвался Колька. – Чего ты такой занудный? То, не то… Мы можем туда, куда надо, вообще не попасть. Так что сиди и молчи, пока тебя не смыло с палубы.

– Я не напрашивался, – буркнул обиженно Вовка, отворачиваясь от вредного Спиридонова. – Сам меня позвал…

– Пришли! – скомандовал Колька. – К повороту готовьсь!

Алька соскользнула с поплавка, перемещаясь обратно на корму. Спиря резко дернул руль. Катамаран крутанулся на одном месте. Хлопнул, переворачиваясь, парус. Вовка втянул голову в плечи, чтобы скакнувший в сторону гик не задел его.

«Неторопливый» по инерции пролетел вперед и замер – ветер дул ему четко в нос, не давая сдвинуться ни вправо, ни влево. От этого удары волн стали сильнее, сидящих на палубе снова окатило с головы до ног.

– Супер! – похвалил свою команду Колька.

Он закрепил руль и, свесившись с поплавка, посмотрел вниз. Взбаламученная волнами вода была непроницаемой.

– Вот черт! – тихо выругался Спиря. До последней секунды он надеялся, что отделается простым выбрасыванием монеты. Но слова Наковальникова смутили его. А вдруг и правда монета должна вернуться туда, откуда он ее взял?

– Да бред все это! – сам с собой заговорил Колька. – Я ее со дна поднял случайно, глаза у меня были зажмурены. Как я найду то же самое место?

– Там должен быть сундук, – в который раз стал вспоминать свой сон Вовка.

– Ага! – закивал Спиря. – А еще скелеты и гробы. Тогда не надо было так далеко идти. Остались бы в доме и выложили бы все старику. У него с загробным миром хорошая связь.

«С загробным миром…» – Вовке не очень понравилась эта фраза. Что-то в ней было… неприятное.

– Чего вы спорите? – бесстрашная Бабкина стояла на коленях у другого борта и тоже вглядывалась в воду. – Давайте я нырну! Что там надо найти?

– У тебя совсем с головой плохо? – От испуга, что бесшабашная Алька и впрямь нырнет, Вовка выпустил из рук мачту и вскочил. – Сиди на месте! Спиря сам все сделает.

Но у Кольки, видимо, тоже что-то случилось с головой. Он пристально посмотрел на стоящую во весь рост Бабкину.

– А ты правда не боишься? – медленно спросил он. – Совсем ничего?

Взгляд Альки поскучнел.

– Какие-то вы неинтересные, – вздохнула она, усаживаясь обратно. – Страшно – не страшно. Вы сразу говорите, надо делать или нет? Если надо – сделаем. Если нет – пошли обратно. Или вы хотите дотянуть до дождя?

– Не смей ее туда посылать! – закричал Вовка. – Лучше сам прыгай.

– Я утону, – с обреченностью произнес Спиря.

– Она тоже может утонуть!

– Если она не боится, то ничего с ней не будет!

– Сильно ты боялся, когда первый раз прыгал?! – заорал прямо в лицо Спири Наковальников. – Почему же ты потом тонуть начал?

За их спинами раздался всплеск. На палубе от Бабкиной остался только оранжевый спасжилет.

– Давайте свою монету. – Светловолосая Алькина голова, как поплавок, торчала над водой. – Что там должно быть? Сундук? Мешок?

– Просто дно. – Спиря наклонился над бортом, запуская руку в карман. – Там камни странно будут стоять, ты сразу обратишь внимание – таким полукругом. Как будто бы их специально ставили. Где-нибудь в этом полукруге и бросай.

– Не смей! – дернул его на себя Вовка.

– Отвали, – не оборачиваясь, отпихнул приятеля Колька. – Будь осторожна. Тут подныривать всего ничего. Я еще тогда заметил! Метров шесть, не больше.

– Вытащи ее! – снова кинулся к Спиридонову Наковальников.

– Да отстань ты, Килограмм недовешенный! – отмахнулся Спиря, все так же не поворачиваясь к Вовке лицом. – Держи крепче, – протянул он девочке монету. – Если со второго раза не найдешь, бросай ее просто так и плыви обратно. Черт с ней, как-нибудь без нее разберемся.

Бабкина сверкнула невероятно голубыми глазами, задорно улыбнулась, запрокинула лицо, глубоко вдохнула. Над водой мелькнули ее пятки, и она стремительной тенью пошла ко дну. В ту же секунду вышло солнце. В его свете Вовке показалось, что Алька слишком тоненькая и прозрачная, как последний осенний листик на дереве.

– Сволочь!

Вовка и сам не ожидал от себя такой ярости. Он сжал кулаки и шагнул вперед:

– Трус!

От бешенства у него на мгновение потемнело в глазах. Спиря резко выпрямился, поворачиваясь к противнику. Катамаран качнулся. Вовка уже занес ногу, чтобы сделать еще один шаг, и…

Что там он хотел сказать, так и осталось загадкой. Палуба спружинила у него под ногами, набежавшая волна добавила крена, и, так ничего и не успевший сообразить, Наковальников съехал в воду.

– Эй, ты куда?

Колька слишком поздно повернулся, чтобы увидеть пылающее ненавистью лицо приятеля, но вовремя, чтобы заметить, как тот исчезает за бортом.

– Вовка! Не надо! Она все сделает!

Спиридонов решил, что разозлившийся Наковальня кинулся спасать несчастную Альку. Колька плюхнулся животом на палубу, вглядываясь во взвихренную воду.

От толчка со стопора соскочил шкот, крепящий парус. Освобожденный гик развернуло, вовремя подоспевший ветер подтолкнул катамаран вперед, и он легкой птичкой запрыгал по воде.

В ту же секунду над водой появился бултыхающийся Наковальников. Он изо всех сил работал руками и ногами, спасательный жилет норовил перевернуть его кверху животом. На мгновение перестав барахтаться, он завертел головой в поисках катамарана. Увидев, что «Неторопливый» быстро уходит прочь, Вовка стал одного цвета с водой – таким же серым. На него накатил такой ужас, какого раньше он никогда не испытывал.

В десяти метрах от него показалась Алькина голова. Девочка ловко повернулась на месте, пытаясь сообразить, куда все делись.

Увидев девчонку, Вовка перестал барахтаться, выплюнул изо рта воду, вдохнул побольше воздуха, но крикнуть не успел.

Что-то с невероятной силой приподняло его над водой, встряхнуло, а потом бросило вниз. От такого скачка у него заложило уши, снова помутилось в глазах. Он перестал видеть удаляющийся парус, вертящуюся на месте Бабкину – вокруг все стало серым. Но это быстро прошло. Снова показалось пасмурное небо, ходящее ходуном водохранилище. Вовку потянуло вверх. Только сейчас он догадался, кто этот загадочный великан, что все время его приподнимает, а потом бросает.

Это начали идти огромные волны.

«Опять на меня? За что?» – чуть не плача, подумал Вовка, с высоты катясь вниз. И тут его осенило: «Так вот почему появляется цунами! Раз я сам не тону, они решили меня утопить. А как это сделать на суше? Да проще простого – обрушить на меня воду! Значит, пока я не пойду ко дну и не отдам им эти чертовы три монеты, они от меня не отстанут. Да и катамарану, пока он на воде, тоже не поздоровится…»

Вовка так глубоко задумался, что третья волна накрыла его с головой. От неожиданности он наглотался воды, несколько раз кувыркнулся, теряя представление, где небо, а где земля. Но спасжилет выкинул-таки его на поверхность. Первое, что он увидел, когда смог отдышаться, это пронзительно-голубые глаза Альки.

– Цел? – спросила она, железной хваткой держа Наковальникова за шиворот. – Николай где?

Вместо ответа Вовка забулькал, делая страшные глаза, и мотнул головой в сторону быстро убегающей волны.

Когда их подняло на очередной гребень, они увидели, что «Неторопливый» несется к небольшому острову. Сидит ли на нем Спиря, разглядеть не удалось, потому что волна пошла дальше, а они кувырком скатились вниз.

– Работай руками, – приказала Бабкина. – Греби вот так. – Она выпустила Вовкин спасжилет и ловко стала загребать руками в разные стороны, совершая круговые движения. – И ногами, – напомнила она, отплывая в сторону.

Ничего другого Наковальникову и не оставалось. Он снова забарахтался. Теперь в нем сидела стопроцентная уверенность, что рядом с Алькой с ним ничего не случится.

К большому удивлению, волны тут же прекратили вздергивать их вверх. По небу раскатился гром. Но дождь не пошел. Наоборот, в тучах появились разрывы, в них проглянуло солнце. Ветер начал стихать. Теперь он дул легкими порывами, взбивая на гребнях маленьких волн такие же маленькие белые барашки.

Алька носилась вокруг порядком запыхавшегося Наковальникова, не давая ему замереть ни на секунду. Но теперь у них была цель – в сотне метров на берегу острова ярко-оранжевым пятном виднелся катамаран.

– Алина, а ты правда ничего не боишься? – спросил Вовка, на каждом слове глотая воду.

– Чего вы привязались к моим страхам? – Бабкина повернула в его сторону лицо. – Боюсь – не боюсь. Если надо чего-то сделать, какая разница, боюсь я что-нибудь или нет? Чего тут бояться? Того, что утонешь? Пока плывешь, этого с тобой не случится. А когда случится, то бояться будет бесполезно. Того, что собака укусит? Всем известно – если этого бояться, то собака почувствует твой страх и обязательно набросится. Тогда уже бойся – не бойся, а ноги уноси. Чего еще? Темноты? Грома? Молнии? Ерунда! Все равно что бояться приближающейся электрички, когда стоишь на платформе. Как будто бы поезд может сойти с рельсов и начать крушить все вокруг.

– Но они же сходят! – Вовка и не заметил, как за разговором он уже совершенно перестал думать о воде и только что прокатившемся цунами, что он уже вполне уверенно плывет, а остров, еще десять минут назад такой далекий, стал гораздо ближе.

– Это случайность. Бояться случайности – самое глупое дело: тогда лучше совсем не жить.

– А как же все эти страшилки, ужастики, гробы, покойники?

– Все выдумано! Сколько бы ты ни думал о Фредди Крюгере, себя напугаешь, но в жизни ты его никогда не встретишь. Это кино! Ну, или книжка, – добавила Алька более миролюбиво.

– А скелет на чердаке? Он же разговаривал, – не сдавался Вовка.

– С чего ты взял? Ночь, темно, слабый свет фонарей. Это же театр теней! А там можно все что угодно показать.

Рассуждения Бабкиной были такие правильные, что в них очень хотелось верить. Но Вовку все-таки терзали некоторые сомнения. Неужели десять человек испугались прыгающих по стенам теней? А невероятно реалистичный сон, который ему приснился, – это всего-навсего его собственная фантазия? Тогда почему то же самое увидели Спиря и Пашка?

– Ты не о том думаешь! – одернула его Алька, как будто смогла прочитать его мысли.

От этого окрика Вовка с головой ушел под воду, но спасжилет тут же выкинул его обратно.

– Но если люди боятся, значит, что-то есть! – в отчаянии прошептал он. – Не могут все-все бояться просто так!

– Могут, – коротко бросила Бабкина, широкими махами плывя вперед. – А бояться нужно не собственных фантазий, а реальных вещей.

– Учителей, что ли? – усмехнулся Вовка.

– Зачем? – Алинка повернулась, остановившимися глазами вгляделась в его лицо. – Есть реальные вещи – домовые, русалки, мары…

– Кто? – захохотал Наковальников.

– Мары – духи ночи, – без тени улыбки, очень серьезно пояснила Бабкина. – Они навевают плохие сны, приносят с собою кошмары. А иногда… Иногда садятся спящему на грудь и душат его. – Широкими махами она поплыла вперед. – Просыпаются не все, – донеслось издалека.

– Очень хорошо, – пробормотал Вовка, плывя следом. – Ничего не боятся только трупы, – мрачно пошутил он.

Но, к счастью, его никто не услышал.

Остров был уже рядом. По берегу туда-сюда мельтешило желто-оранжевое пятно – это бегал в своем спасательном жилете Спиря, размахивая над головой бесполезным Алькиным жилетом. Увидев подплывающих ребят, Колька повалился на песок.

Катамаран выглядел плачевно. У основания мачты все крепежи были сорваны, сама мачта лежала на боку, смятое крыло паруса было забрызгано грязью. «Неторопливый» на большой скорости врезался в берег, мачта не выдержала удара и сломалась. Единственное, что смог сделать Колька, это оттащить покалеченный катамаран подальше от воды.

Последние несколько метров Вовку несли на руках, потому что, как только под ногами он почувствовал землю, тут-то силы его и покинули.

– Ну что, все плохо? – словно ничего не произошло, спросила Алина, разглядывая разложенный на берегу катамаран.

– Я не успел повернуть, – начал оправдываться Спиря. – А тут еще ветер…

– Так. – Бабкина из-под руки посмотрела на домики, стоящие на далеком берегу. – А деревня далековато. За раз не доплывешь… Ага… – Она огляделась вокруг, по-деловому прошла вдоль воды. – И катамаран нас не спасет… Тоже хорошо.

Ветер совсем стих, вода успокоилась.

– И ветра нет, – добавила Алина, довольно улыбнувшись. – Коля, ты не смотрел, на острове кто-нибудь есть?

– Кажется, никого… – пробормотал Спиря, боясь поднимать глаза на девушку.

– «Теперь-то этот остров обитаем. А раньше, ну, буквально никого…» – задорно пропела Алина несколько строк из песенки про пиратов, попавших на необитаемый остров. – «На третий день сожрали попугая, нашли пиастры в брюхе у него…» Кинем жребий, чтобы решить, кого съедим в первую очередь. Кто из вас самый толстый, а ну признавайтесь!

– Бабкина, не напрягайся, – устало махнул рукой Колька. – Никто не собирается впадать в панику. Надо немного подождать, за нами наверняка придут. Хватятся же они когда-нибудь, что нас нет!

Но Алька оказалась не из тех, кто ждет у моря погоды. Подхватив свой ярко-оранжевый спасжилет, она помчалась вдоль берега, размахивая им над головой, как флагом.

– Люди! – орала она куда-то в сторону деревни. – Эй! Там! Помогите!

Вовка безучастно лежал на земле, с тихой завистью глядя на неутомимую девочку.

– Народ! – раздавалось уже издалека – Алина успела отбежать на приличное расстояние. – Давай сюда!

– Сумасшедшая, – только и смог сказать Спиря. – Она хоть монету-то бросила? – спросил он у Вовки.

– Вроде да, – неуверенно пробормотал Наковальников, приподнимаясь.

– Вот это она молодец, – хлопнул в ладоши Колька. – Вот это здорово! Была монетка – и нету. Свобода!

Он прошелся колесом по берегу и плюхнулся рядом с приятелем.

– Теперь нам никакие вурдалаки не страшны! А ты отпускать ее не хотел!

Но Вовка не слушал радостных воплей друга. Ему показалось, что где-то летит вертолет – еле слышно бормотал мотор, то приближаясь, то удаляясь. Но на небе ничего не было, кроме бегущих облаков. Когда Наковальников обшарил взглядом водохранилище, то не поверил своим глазам – от деревни с легким тарахтением к ним приближалась моторная лодка. Она четко шла к острову, как раз к тому месту, где прыгала Алька.

– Не может быть… – только и сумел прошептать Вовка, откидываясь обратно.

– Да может, – хлопнул его по плечу разошедшийся Спиря, который ничего не видел и не слышал. – Теперь можно собирать вещички и мотать отсюда. Или починить катамараны – и в поход, по всему водохранилищу. А лучше…

– Да погоди ты! – вскочил Наковальников.

Теперь и Колька повернул голову.

В моторке сидел невысокий крепкий парень, с сильно обветренным загорелым лицом, с выцветшими волосами и бровями. Маленький курносый нос был усыпан веснушками. Парень ловко подвел моторку к берегу и затормозил у самых Алькиных ног.

– Привет! – улыбнулся он, отчего веснушки разбежались у него по щекам, подбородку и даже лбу. Но, увидев поднявшихся Спирю с Вовкой, он перестал улыбаться, в его прищуренных глазах появилась настороженность.

– Здорово, здорово! – заторопилась Бабкина, по колено входя в воду. – У нас катамаран сломался, мы не можем домой попасть. Ты нам не поможешь? Тут совсем рядом.

– До станции, что ли? – нахмурился парень, и все веснушки у него собрались на носу, превратив его в ярко-желтое пятно.

– До станции? – Алька беспомощно посмотрела на подходящих ребят. – Нам бы к домику рыбака. Он во-о-он там. – Она вытянула тонкую руку в направлении берега.

– Вы что, оттуда?

– Ага! – радостно закивала Бабкина. – Ты нас туда не отвезешь?

В ответ парень наклонился, поднимая со дна весло. Алька отшатнулась, прикрывая голову руками.

– А ну, брось! – прыгнул вперед Наковальников. Но добежать не успел. Парень воткнул весло в дно и, покраснев от натуги, стал отталкивать моторку от берега. Вовка открыл от удивления рот.

– Подожди! Ты куда? – как всегда первой, пришла в себя Алина. – Ты чего испугался? – удивленно спросила она, цепляясь за борт лодки.

– Идите вы! – выдохнул парень, сильнее наваливаясь на весло. – Убирайтесь обратно к своим чертям!

– Куда?! – Теперь и Спиря пришел в себя. Он зло сузил глаза, в два прыжка добежал до застрявшей в илистом дне лодки и тоже ухватился за ее деревянный борт. – Ты что сказал?

– А-а-а-а! – Парень побледнел, отбросил весло, вскочил, от чего моторка наклонилась, и спиной вперед упал в воду. Его белесая голова вынырнула в двух метрах от лодки. – Все забирайте, – заорал он, отплевываясь от попавшего в рот песка. – Забирайте и проваливайте!

Бабкина развернулась и пошла обратно на берег. Проходя мимо Наковальникова, она пожала плечами, прошептав:

– Псих!

– В натуре, – кивнул Вовка. – Эй, парень, у тебя что, крышу сорвало?

Колька не стал тратить время на расспросы. Пока Наковальников пытался договориться с хозяином лодки, он, совсем забыв о том, что не должен соваться в воду, поднырнул за моторку и оказался за спиной парня. Здесь он его схватил за рубашку и как следует встряхнул.

– Если ты с башкой не дружишь, я тебе ее вставлю на место! – прошипел он, подталкивая парнишку обратно на берег.

– Ребят, ребят, вы чего? – вертелся на месте парень, стараясь не смотреть никому в глаза. – Я же пошутил… – Оказавшись перед Бабкиной, он вдруг упал на колени, весь согнулся и прошептал в песок: – Вы только не убивайте!

Ребята озадаченно переглянулись. Алина загадочно ухмылялась.

– Тебя как зовут? – спросила она, усаживаясь рядом с замершим парнем.

– Г-глеб, – заикнувшись, прошептал тот.

– А меня – Алина, – легко произнесла она, протягивая в его сторону растопыренную ладошку.

– В-вы привидения? – Глеб все еще боялся поднять голову.

– С чего ты взял? – подошел вплотную к нему Спиря. – Чего ты тут выкаблучиваешься? Кто привидения? Ты на себя посмотри!

Гневная Колькина отповедь привела парня в чувство. Он приподнялся, с тревогой вглядываясь в лица ребят.

– Мы сюда на катамаране пришли, – громко, четко проговаривая каждое слово, произнес Колька, показывая в сторону растерзанного судна. – Мачта у нас сломалась. Хрясь – и нету! – Он для наглядности переломил воображаемую палку. – Нам бы до своих добраться. – Спиря ткнул пальцем в себя, Вовку и Алину, сделал круг и махнул в сторону далекого берега. – До домика рыбака. Это там! – Колька щелкнул пальцем перед носом опешившего Глеба и показал в сторону канала.

– Так ведь его нет, – прошептал парень, без отрыва глядя в лицо Спири.

Колька выпрямился, глянул на друзей, давая понять, как тяжело объяснять деревенскому дурачку, что от него хотят.

– Нет так нет! – снова заорал он. – Ты нас только довези туда. – Устав кричать, он выдохнул и уже тише произнес: – А хорошо бы и катамаран прихватить. А то Антон нас за него точно убьет, и наши могилы станут местными достопримечательностями.

Колька с Вовкой выжидательно смотрели на парня. Алина, вдруг потеряв к нему всякий интерес, пошла вдоль берега и принялась подбирать вынесенные волной палочки и соринки. Набрав горсть, она села на песок, спиной к мальчишкам, и стала что-то из них плести.

– Поможешь или нет? – уже более миролюбиво спросил Колька, отрывая взгляд от Бабкиной.

Вместо ответа Глеб протянул вперед дрожащую руку и ткнул Спирю пальцем в коленку. От неожиданности Колька отпрыгнул в сторону.

– Ты чего? – Он опять начинал злиться.

– Вы живые? – с искренним удивлением спросил Глеб.

– А какие еще? – взорвался Спиридонов, вскакивая. – Уж не покойники, поверь!

До Вовки вдруг стало доходить, чего так испугался этот деревенский парень. Он подошел к Глебу и взял его за запястье. Глеб вздрогнул, но руку не вырвал. Его взгляд был теперь прикован к Наковальникову.

– Поможешь нам? – медленно спросил Вовка.

– Так ведь его же нет, – осторожно проговорил Глеб, косясь на Спирю.

– Кого? – Вовка старался сохранять спокойствие.

– Домика этого, – сглотнув, прошептал парень. – Его второй год, как сожгли.

Вовка почувствовал, как по его голове бегут противные мурашки.

Кольку это сообщение тоже ошарашило. Он стоял, открыв рот, соображая, что лучше сказать.

– Место там н-нечистое, – быстро забормотал Глеб, приподнимаясь на колени. – Мне отец говорил. Давно еще, как только построили, стали там нехорошие дела твориться. Люди вроде тонут, а потом возвращаются как ни в чем не бывало. Главный ведьмак там – хозяин. Всем заведует, народ заманивает – мол, рыбы много, житье привольное. И сам же всех и топит. Страх там живет! И ходить туда нечего!

– Ты чего сказки рассказываешь? – уселся рядом Колька, но в голосе у него уже не чувствовалось прежней уверенности.

– Какие сказки! Мой батя сам видел, как они из воды выходят. Кожа облезлая, сами синюшные – и в дом. Музыка там ночами гремит, людей привлекает. А потом они стали по берегу расползаться, воду мутить, ветры насылать. Бабы какие-то появились. И стали, понятное дело, окрестные мужики туда сбегаться. Кто возвращался, а кто и нет. Вот два года назад его и спалили, чтобы не заманивали они больше никого. А еще русалка там живет. Днем вроде на девчонку похожа, а ночью оборотнем становится. Она-то людей и топит. Сама серая, вместо волос водоросли. Никто от нее живым не уходит. Всякого защекочет и на дно утащит.

– Ее тоже видели? – хмыкнул Спиря. – Или так, местная легенда?

– Я правду говорю! – забеспокоился Глеб.

– Глупость все это! – раздался обиженный Алинин голос. Она все так же сидела на берегу, спиной к ребятам, и, судя по двигающимся локтям, что-то плела. – Как может не быть того, что есть?

– Действительно, – поддержал ее Колька. – Стоит дом. Мы там живем…

– Нет его! – возбужденно выпалил Глеб. – Я сам видел. Еще по весне сети ставил, специально мимо него проплыл. Мостки все под воду ушли, ни одной лодки не осталось, вместо дома черный скелет стоит. Мне батя рассказывал, что хотели они тогда стены растащить, да побоялись. Они и так-то страху натерпелись. Как дом загорелся, все вокруг выть и скрежетать начало, земля задрожала, а по воде здоровущие волны пошли. Мужики еще беспокоились, что эти волны огонь затушат. Что их специально русалка нагнала. Но вроде все обошлось.

– Что вы его слушаете? Он все выдумывает! – снова закричала Алька. – Не было ничего этого! Стоит дом! И Андрей Геннадиевич жив!

Ребята вновь оглянулись на нее.

Девочка так и не повернулась и сидела, уперев руки в песок. В правой была зажата кукла в синем комбинезончике, со светлыми кудрявыми волосами.

– Бабкина, ты чего? – удивленно забормотал Спиря. – Не волнуйся ты так. Мы сейчас все выясним, кто жив, а кто нет. Наковальня, чего молчишь?

Вовка, не отрываясь, смотрел на куклу, на побелевшую от напряжения Алькину руку. Кукла повернула в его сторону голову и распахнула небесно-голубые глаза.

– А ты, местный житель, чего замолчал? – не унимался ничего не замечающий Колька. – Вставай, довезешь нас до того берега, а там разберемся, что и где происходит. И ты, Бабкина, шевелись, хватит сидеть.

– Убирайтесь отсюда! – завизжала Алина, вскакивая. Теперь стало особенно заметно, что все ее тело стало белым. Вовка машинально сделал несколько шагов в сторону. Ему вдруг страшно захотелось взглянуть девчонке в лицо. Но он успел заметить только профиль – совершенно белый, с блестящим стеклянным глазом, со впалыми серыми щеками, с туго скрутившимися в колечки желтыми завитками волос, в которые были вплетены зеленые ленточки, очень похожие…

В Наковальникова тут же что-то полетело, а сама Бабкина что есть духу побежала прочь. По дуге обогнула берег с замершими ребятами, с разбегу прыгнула в воду.

Опешивший Спиря только и смог, что поднять руку. Слова застряли у него в горле.

– Ма-ма! – раздалось у самого Вовкиного уха.

Он осторожно скосил глаза и увидел, как по его спасжилету ловко карабкается кукла, которую в него бросила убегающая Алька. Глаза куклы нехорошо блестели, рот раскрывался в широкой белозубой улыбке. С чавкающим звуком руки прилипали к жилету и с таким же противным чмоком отлипали. Кукла явно подбиралась к его горлу.

– Дьявол! – первым заорал Глеб, снова подхватывая весло и занося его над замершим Наковальниковым. Размахнулся он от всей души и, наверное, убил бы опешившего Вовку, но тут вовремя опомнился Спиря. Он поднырнул под руку парня, ударил его по локтю, выбивая весло, и вместе с ним повалился на песок.

Глава VI Дом с привидениями

Парус плескался на воде. Катамаран кое-как прикрепили к правому борту моторки, и, чтобы его все время не заносило под мотор, идти пришлось на самом малом ходу. Глеб с Колькой друг на друга не смотрели. У обоих на лицах красовались синяки. Вовка сидел, понурившись, перед ним к лавке была привязана кукла.

Поначалу Глеб категорически отказывался брать колдовскую игрушку с собой.

– Потопит она нас, – бурчал он, замывая царапины после драки со Спиридоновым.

Вовка неуверенно поддел лежащую на земле куклу. После падения она замерла и оживать, судя по всему, не собиралась. Ее кукольные в полосочку зрачки бессмысленно смотрели в небо, помятый комбинезончик и рубашечка были запачканы в песке, в волосах застряли зеленые ниточки водорослей. Перепуганный Вовка отшвырнул ее сначала в воду, но потом решил вытащить на берег.

– Выброси ее, выброси! – зудел над ухом Глеб. – Я с ней никуда не поплыву!

Но Наковальников решил ее оставить.

– Может пригодиться, – пробурчал он, снимая веревку с катамарана и крепко прикручивая куклу к лавке. – Может, Алька появится.

Странное исчезновение Бабкиной совсем не укладывалось в его голове. Куда она могла уплыть? За всей этой суматохой вокруг куклы, шума из-за драки он не успел заметить, в какую сторону она подалась.

– Ну, Бабкина-то, а? – воскликнул Колька, распрямляясь. – Какой номер выкинула?

– Нечисть это, нечисть, – на одной ноте тянул Глеб. – Кто же еще? И кукла оттуда. Из преисподней. Выкинь ее, а? – в сотый раз попросил он у Вовки. Но Наковальников только упрямо замотал головой.

– Да какая же она нечисть, если мы с ней весь день провели – и ничего? – настаивал на своем Спиря.

И только сейчас в Вовкиной голове стали складываться все те странности, что он успевал раньше замечать, но не понимал. Это же Колька говорил про хорошую связь старика с загробным миром – так оно и получается. Или Алькино бесстрашие? Конечно, чего ей бояться, если она уже мертва.

Мертва…

Вовка замотал головой.

Не то! Так не может быть! Она его спасла! Она помогла дверь в каморку открыть. Бред, бред!

Но лежащая перед ним кукла доказывала, что никакой это не бред, а самая настоящая правда. Страшная и очень неприятная.

– Как же хозяин может жить, если он того… покойник? – подал голос Колька. – Трупаки в земле лежат, разлагаются, их черви грызут… Как же он может бегать?

– А он не труп. – Глеб уверенно вел моторку вперед. – Привидение. Его тело давным-давно рыбы слопали.

– Как слопали? – нахмурился Спиря.

– Так он первый здесь и потонул. Как приехал, через месяц и кувыркнулся с лодки. Рыба у него большая попалась, она его за собой и потянула. А к вечеру он возвращается как ни в чем не бывало, живехонький. Сказал, мол, спасся, смог выплыть. А он и выплыл, только уже мертвяком. Мужики говорили, что там, на дне, он душу свою выкупил. Испугался сильно, что вот так сейчас возьмет и помрет. Поэтому тело осталось, а дух его вернулся. Или наоборот – душу продал, чтобы остаться жить.

– Что ты тут байки рассказываешь? – прервал Глеба нетерпеливый Колька. – Кто чего выкупил? Если человек тонет, то он тонет насовсем. Не может он потом вернуться.

– Кто-то не может, а у кого-то и получается.

Увлеченный рассказом, Вовка не сразу заметил, что вода рядом с ним как-то подозрительно плещется. Уже готовый ко всяким гадостям, он медленно повернул голову.

Цепляясь за борт синюшной рукой с длинными черными ногтями, наполовину высунув из воды тощее серое тело, в лодку бесшумно забиралось жуткое существо. С зеленых волос-водорослей капала вода и с легким шипением тут же испарялась. Существо уже ухватилось за веревку, которой к лавке была привязана кукла.

От удивления потерявший дар речи, Наковальников отшатнулся. Качнула низкими бортами моторка. Реакция Глеба была мгновенной – он снова выхватил весло и со всей силой опустил его на костлявую спину существа. Оно взвыло, запрокидывая голову. На Вовку смотрели голубые глаза Бабкиной.

– Убирайся! – выкрикнул Глеб, сдергивая куклу с лавки. От рывка у старой игрушки оторвалась голова и покатилась по дну лодки. – Забирай свое барахло!

Сначала в существо полетела нижняя часть куклы, потом – голова. Поймав то и другое и прижав все это к себе, существо спиной упало в воду. На Вовку последний раз посмотрели голубые глаза, искривились в улыбке пухлые губы. И все исчезло.

– У-у-у, дьявол! – Глеб погрозил кулаком взбаламученной воде и победно оглянулся.

– Здорово ты ее, – только и смог прошептать Колька.

Глеб не стал упиваться своей победой, он снова плюхнулся на лавку и прибавил газу.

– Значит, так, – быстро заговорил он. – Я прямо к этому берегу не пойду, высажу вас рядом. Там шлюз, закрытая территория, но вы пройдете. По створкам переберетесь на другую сторону. До станции будет километра три.

– Как же мы пойдем – босиком и в плавках? – рассматривая свои голые ноги, спросил Спиря.

– Это уже не моя забота, – не глядя на него, пробормотал Глеб – после победы над русалкой он чувствовал свое преимущество. Теперь с ним спорить было трудно. Было видно, что сделает он все равно по-своему. – Вы хотели на этот берег – я вас привез. Хотите, возвращайтесь обратно. Только это уже без меня. А как помрете, к нам не приходите. У нас мужики хорошо веслами орудуют. Головы вам поотшибают. Придется вам без голов людей пугать. Поняли?

– Ты нас в покойники-то не записывай, – снова стал злиться Спиря. – Это мы еще посмотрим, кто дольше кого проживет…

Но тут он замолчал, потому что из-за поворота показался хорошо знакомый залив. Полузатопленные мостки стояли на месте. А вот дома действительно не было. Вместо него стояли четыре обгоревшие стены, без крыши, с черными провалами разбитых окон. Вокруг останков разросся бурьян и широколистные лопухи.

– Я же говорил, – с каким-то облегчением произнес Глеб, прибавляя скорость. – Тикайте отсюда, пока целы.

Когда залив снова скрылся за деревьями, моторка пристала к берегу. Глеб, путаясь в узлах, стал быстро отвязывать катамаран.

– Бывайте! – махнул он рукой, разворачивая лодку обратно к своему берегу. Затарахтел мотор, к берегу побежали небольшие волны.

Ребята стояли по колено в воде и тупо смотрели ему вслед.

– Что делать будем? – спросил Спиря, подтягивая «Неторопливый» к ближайшим кустам. – Спрячем катамаран и на станцию?

– А как же наши? – прошептал Вовка. – Они тоже исчезли вместе с домом?

– Сбежали уже, наверное. – Колька, пыхтя, запихивал катамаран между ветками. – Мы до станции дойдем, оттуда позвоним. Скажем, что случилась беда. И либо домой поедем, либо кого-нибудь дождемся.

Вовка неуверенно мял в руках Алькин оранжевый спасжилет.

– Может, сходим, посмотрим, – пробормотал он. – Не могли они уйти, не подумав о нас. Там какая-нибудь записочка быть должна. Или остался кто-нибудь.

– Что ты такой вредный? – Колька туго затянул ремни своего жилета. – Пошли, по дороге все решим.

Но дорога у них оказалась настолько сложной, что про обсуждение пришлось на время забыть. Совсем потерявший от страха голову, Глеб высадил их в месте, похуже, чем тот «необитаемый» остров, где они были до этого.

Вся территория шлюза была завалена какими-то железяками и колючками. Так что приятели передвигались очень медленно, поминутно шипя и чертыхаясь от боли.

– Понакидали здесь! – то и дело выкрикивал Спиря, наступая на что-нибудь острое.

Вовка в ответ вздрагивал, сопел и ойкал.

То, что предложил им сделать Глеб, можно было сравнить со «смертельным» номером в цирке. Шлюз состоял из нескольких ворот, преграждающих ход воды. С одной стороны вода – выше, с другой – ниже. По верхнему краю одной воротины он и предложил пройтись ребятам.

– Закрытая территория… – вертел головой Колька. – Где-нибудь в кустах сейчас сидит снайпер и целится аккурат нам в задницу.

Они прятались в высокой траве, наблюдая, как за последним теплоходом закрываются створки и как сквозь щели начинает набираться в шлюз вода.

– И чего эта деревенщина испугалась? – продолжал ворчать Колька. – Высадил бы неподалеку от залива, не пришлось бы бегать кругами. А так…

– Что же ты раньше ему этого не сказал? – прервал Спирины причитания Наковальников. В ответ Колька обиженно засопел.

Вовка высунулся из травы. Вокруг вроде бы никого не было. Казалось, что шлюзы открываются и закрываются сами собой. А почему бы и нет? Если залив заразился бешенством и через паром без остановки идут себе корабли, то водные ворота вполне могут работать без посторонней помощи.

Наковальников, оглядываясь, вышел к краю шлюза.

Стрелять в спину пока никто не собирался.

Под неустанное бормотание Спири он шагнул на узкую площадку шлюза. Ему показалось, что под ногой что-то загудело.

– Вот так живешь, живешь, – бубнил сзади Колька, – а потом на тебя всякие мерзости из воды выскакивают.

Смотреть вниз было непривычно. С правой стороны вода была близко, метрах в пяти, а с левой – далеко-далеко. Вовка так увлекся разглядыванием воды, что обо всем забыл.

Он уже стоял на середине, когда дрожание шлюза усилилось, внутри что-то щелкнуло, и ворота стали расходиться.

В панике Наковальников замер, не в силах решить – бежать ему вперед или возвращаться обратно. Он посмотрел на Спирю. Тот стоял, подняв одну ногу, и в ужасе смотрел на Вовку.

– Прыгай! – заорал он, бросаясь обратно. – Возвращаемся.

– Сейчас, сейчас, – заторопился Вовка, соображая, с какой ноги лучше начать прыгать. – Я уже иду.

Ворота разошлись довольно широко, сквозь образовавшуюся щель стала просачиваться вода. Увидев, с какой высоты эта вода падает, Вовка решился шагнуть. Но было уже поздно. Голая подошва поскользнулась на замусоренной площадке, другая нога поехала вперед, и Наковальников не придумал ничего лучше, чем плашмя полететь в воду.

– Наковальня! – бросился обратно Колька.

Он в два прыжка преодолел половину шлюза, легко перепрыгнул небольшую еще щель, пролетел оставшуюся половину. Его прыжок как будто стал сигналом к тому, чтобы ворота открылись окончательно. Сверху обрушился водопад. В нем скрылся еле заметный всплеск от Вовкиного падения.

Забыв про колючки и шипы, про неизбежный выстрел в спину, Колька мчался по берегу, высматривая в бурлящей воде хоть какой-нибудь знак, что Наковальников жив.

На гребне одной из волн показался жесткий плавник акулы. В другом месте мелькнуло серое тело русалки Бабкиной. Спиридонов прибавил скорость. Добежав до колючей проволоки, он огляделся. Вода стремительно неслась мимо. Больше на ней никого не было видно.

Колька пару раз тряхнул металлическую сетку.

Забор держался крепко.

От отчаяния Спиря чуть сам не прыгнул в бурлящую рядом воду. Но в последний момент вспомнил закон любого забора – какой бы он ни был прочный и надежный, в нем обязательно найдется дырка.

Колючки сетки в кровь рвали кожу, но Колька упорно продирался вдоль решетки.

Через пять пролетов дыра нашлась.

Оставив на колючей проволоке часть жилета, Колька пролез в щель и по более мягкой дорожке побежал к каналу. Отсюда уже виднелся паром. Лебедка была натянута, значит, перевозчик работал.

Спиря вновь спустился к воде – она все еще бурлила, клокоча и бушуя. А это могло означать только одно – если Вовку тащило вдоль течения, то его уже давно пронесло мимо.

– Наковальня! – на всякий случай прокричал Колька.

– Ня! Ня! Ня! – эхом отразилось от деревьев.

– Вовка! – еще громче заорал Спиря.

– Ка! Ка! Ка! – откликнулись вороны.

К эху примешался звон колокольчика. Колька завертел головой. Шлюз закрылся, вода шуметь перестала, на паромных станциях с той и с другой сторон стояли по два человека, но паром еще не двигался. Спиря поднял глаза выше и медленно сполз на землю.

В просветах между деревьями виднелся двухэтажный деревянный дом с ржавой покатой крышей.

Снова зазвенел колокольчик, негромко рассмеялись. Спиря опустил глаза к воде. На противоположном берегу сидел, скрючившись, Вовка и что-то делал. Перед ним склонилось серое тощее изломанное существо со светлыми кукольными волосами и негромко смеялось.

– Наковальня… – еле слышно прошептал Колька, чувствуя, как в голове у него что-то замыкается.

Вовка повернулся. В руках у него была кукла Бабкиной. Вытянув крепежные резиночки, он связывал их, прикрепляя злополучную голову на место.

Как только кукла стала целой, к ней потянулась тощая рука с длинными ногтями. Существо, сидящее рядом с Наковальниковым, зашипело, посмотрело в сторону Спири холодными голубыми глазами и, извиваясь, как ящерица, устремилось к воде. Мелькнул серый силуэт.

– Ты как? – только и смог спросить Колька, когда Вовка заметил его.

– Нормально, – слабо улыбнулся Наковальников. Их слова через канал долетали легко.

– Ты там посиди, я сейчас!

Встав на ноги, Спиря почувствовал, что держат они его с трудом. Через силу добравшись до паромной станции, он плюхнулся на лавку. К его счастью, тут же появилась женщина-паромщица и, не спрашивая ни у кого билета, включила мотор.

Через пять минут паром, недовольно скрипнув, глухо стукнулся о берег. Пассажиры заспешили к выходу. Колька поднялся последним, но, как только он сделал первый шаг по земле, ему тут же захотелось развернуться, вплавь перебраться через канал, бегом преодолеть несколько километров до железнодорожной станции, сесть в поезд и уже через два часа быть далеко-далеко отсюда.

У перил стоял Андрей Геннадиевич. Он ласково улыбнулся Кольке.

– Гуляли? – приветливо спросил он.

Спиря мотнул головой, потому что говорить он сейчас явно не мог.

– Возвращаетесь? – В глазах старика читалось сочувствие.

Колька снова кивнул, чувствуя противную слабость в ногах.

– Проводить?

От одной мысли, что придется идти рядом со стариком, Спирю замутило. Он так активно замотал головой, что чуть не свернул себе шею.

– Да… – протянул хозяин, задумчиво разглядывая расцарапанного Кольку. – А там все искали кого-то… Не тебя?

– Я не терялся! – выкрикнул Спиря, срываясь с места.

Не дыша, он пробежал мимо Андрея Геннадиевича, споткнулся и кувырком полетел к каналу.

– У, черт, – погрозил он на всякий случай рукой воздуху и, прихрамывая, пошел к сидящему неподалеку Наковальникову.

– Дом стоит, – первым делом сообщил он. – Целый. А на станции – хозяин. Живой и здоровый. Нами интересуется. Ты-то как? Что это за чучело рядом с тобой было? Бабкина?

– Она меня опять вытащила. – Лицо у Вовки было растерянным. – Я уже тонуть начал, даже жилет не спасал. А тут она. Глазищами своими смотрит. Я, наверное, сам на берег выскочил. С перепугу. А она еще сзади меня подталкивала, заставляла голову над водой держать. И уже на берегу куклу мне протягивает. Я и отказаться не мог. Она так смотрела… Слушай, а ты тоже считаешь, что она… мертвая?

– Кто ее знает… – Колька задумчиво смотрел на воду. – Теперь их никто не разберет… Кто живой, кто мертвый… Ну что, пошли наших смотреть, раз уж мы добрались до этого берега?

После «купания» Вовка держался на ногах плохо, Спире пришлось буквально тащить его на себе.

Первым их заметил Макс. Он сидел под березой на солнышке, тискал хозяйскую кошку и от нечего делать вертел головой. Увидев плетущуюся парочку, он открыл рот. Кошка с громким мявом прыгнула в сторону. Галкин медленно поднялся.

– Вы чего? – брякнул он первое, что пришло в голову.

– У вас все живы? – вместо ответа тоже спросил Колька, с подозрением рассматривая Галкина. Спиридонов был заранее настроен на то, что все в этом проклятом месте уже покойники.

– В смысле? – поднял брови Макс и закричал: – Вы куда ходили? Вас сейчас Антон на запчасти разбирать будет! А катамаран где?

– Цел твой катамаран, – буркнул Спиря, таща Вовку к крыльцу. – Народ куда подевался?

– Разбрелись кто куда, – ничего не понимающий Макс шел следом. – Девчонки у себя сидят. Пашка с Серегой рыбу ловят…

– Рыбу? – с придыханием спросил Колька, оглядываясь на Вовку. Тот понимающе кивнул. – И давно они ловят?

– Тебе-то что? – начал выходить из себя Макс. – Алинку куда дели? А, вот она…

Наковальников вздрогнул. Он посмотрел на медленно вытягивающееся лицо Спиридонова. И только потом повернулся сам.

Около них в оранжевом спасжилете стояла, потупившись, Бабкина. Такая, какая была перед плаванием. Руки она спрятала за спиной. Оттуда выглядывала кудрявая голова куклы.

– А у нас все нормально. – Вид у нее был совершенно невинный, как будто бы ничего и не произошло. – Ветер только сильный был, а так все ничего. – Алинка сделала лукавое лицо. – Мы катамаран тащить сюда не стали. Вдруг нас решат утопить, мы бы тогда на нем до дома подались. – Она весело улыбнулась. Потом медленно перевела глаза с Максима на Вовку. Ее улыбка застыла, глаза остекленели, чуть заметно качнулась голова.

Наковальников сглотнул и закашлялся.

– Ладно, – облегченно вздохнул Галкин. – Живы – и хорошо. Идите капитанам покажитесь, а то они вашим родителям уже звонить собираются.

Но до капитанов они дошли не сразу. Ступив за угол дома, Колька сразу набросился на Бабкину.

– Ты чего тут делаешь? – зло прошептал он, в то время как Вовка дрожащей рукой ощупывал теплое дерево строения. Оно было самым настоящим, никаким не горелым, целым и вполне реальным.

Бабкина с куклой под мышкой смотрела в сторону водохранилища.

– Не могу я сейчас уйти, – упрямо пробормотала она. – У меня дело. Да и хозяин, если узнает, что меня нет, сразу все поймет, и вы отсюда никогда уже не выберетесь.

– Ты зачем сюда опять пришла? – не унимался Спиридонов, тесня Алину ближе к воде. – Катись к своим покойникам! Нечего среди живых шастать! А если плохо понимаешь, я тебе сейчас по-другому объясню. – И он показал кулак.

– Это ты не понимаешь! – Бабкина качнулась вперед, чуть ли не упав на Кольку. – Сами лучше убирайтесь отсюда… пока живы. Хоть кто-то.

От последних слов Вовке снова стало нехорошо. Он посмотрел в небесно-голубые Алькины глаза. Они были совершенно равнодушными и холодными. Но тут она кого-то заметила, улыбнулась. В глазах появился теплый огонек. Наковальников проследил за ее взглядом. От паромной станции шел Андрей Геннадиевич.

Колька стряхнул с себя Вовку, усадил его на солнышке и побежал к дому. Все происходящее совершенно не укладывалось у него в голове. Обгоревшие останки, ожившая Бабкина, какие-то полунамеки, переглядки.

– Антон! – заорал он, вбежав на первый этаж.

Из кают-компании выглянул Виноградов.

– Ага! – радостно закивал он. – Вернулись! Ну, иди сюда, буду тебе уши откручивать.

– Потом открутишь, – отмахнулся от капитанской шутки Спиря. – Давай команду собирать вещи. Паром заработал.

– Ага… – повторил Антон, озадаченно морща лоб. – И чего? Это не повод уходить на катамаране без моего разрешения.

– Какое разрешение! – заорал Колька. Ему хотелось слишком много сказать. Так много, что это не складывалось в обычные фразы. Шторм, необитаемый остров, Глеб, синюшная Бабкина, самораскрывающиеся шлюзы, сломанный «Неторопливый». – Драпать надо, пока нас здесь не укокошили!

– Так! – За виноградовской спиной показалась Ирка. – Во-первых, не ори. Во-вторых, объясни толком, где вы были и что произошло.

– Не кричите так, молодые люди!

В коридоре стоял Малахов. Его тщедушная фигурка четко вырисовывалась на фоне яркого дверного проема.

– Громко очень, – объяснил он. – Эти места не любят шума.

С улицы вошли еще двое. Хозяин посмотрел на них, вздохнул и отправился на свою половину.

– А вот и рыбаки пришли. – Антон больше не смотрел на опешившего Спиридонова. – Много наловили?

Но стоящие на пороге Пашка с Серегой смотрели не на капитана, а в спину удаляющемуся старику.

– Эй, братцы, отомрите! – хлопнул в ладоши Виноградов. – Чего оцепенели?

– А? – повернул голову Пашка. – А… Все нормально. Подлещик даже один попался. А так все плотвички и красноперки.

Он показал огромную сетку, забитую рыбой.

– Да вы что? – изумился Антон, принимая добычу. – Словно сетями ее ловили, а не удочкой. Это же нам весь день чистить! Молодцы!

– Ребята! – как-то механически обрадовался Серегин. – Вы вернулись!

Только сейчас он заметил стоящего с раскрытым ртом Спирю. По Кольке скользнули равнодушные глаза. В темноте их цвет было не определить, но Спиридонов не сомневался, что они голубые.

На негнущихся ногах он прошел мимо приятелей и буквально выпал на улицу. На солнце ему стало холодно, тело содрогнулось от озноба. Чтобы не свалиться с лестницы, он ухватился за косяк и тяжело задышал.

– Ты чего? – рядом стоял Вовка. За ним шел Макс.

– Поздно! – нервно зашептал Спиря, цепляясь за Вовкин жилет. – Они Пашку с Серегой утопили, потом за нас возьмутся. Не ходите туда, пошли лучше сразу обратно. Тут до станции километра три, сядем на электричку и домой. Так далеко они нас не достанут.

– Да хватит тебе паниковать, – попробовал отмахнуться Галкин. Но Спиридонов схватил его за рубашку, прижал спиной к стене и, путаясь в очередности происходящего, выложил ему все, как было.

– Я даже тебе не могу доверять, – под конец добавил Спиря. – Может, ты тоже, того… с куколкой какой-нибудь бегаешь.

Макс долго хмурился, сопел, пытаясь переварить полученную информацию.

– Надо предупредить девчонок, – выдал он наконец. – Они сегодня к воде не подходили. И Антона с Иркой. Правда, я не видел, что они после завтрака делали…

– Капитаны подождут, – снова забормотал Колька. – Драпать нам нужно отсюда, драпать!

– Пошли наверх, там посмотрим, – решил Галкин, входя в дом.

Девчонки были в своей комнате и, негромко щебеча, что-то делали. Когда дверь распахнулась, они подняли головы, и стало видно, что они кроят какую-то новую одежку для Алькиной куклы. Сама Бабкина сидела на подоконнике и, сильно свесившись наружу, болтала ногами.

– Бабкина, свалишься, – по привычке предупредил Макс, но тут же закусил губу, с подозрением поглядывая на девочку. – Девчонки, можно вас попросить? – как можно дипломатичней начал он. – Не выходите никуда из комнаты.

– С чего это? – фыркнула Майка. – Мы хотели цветных камешков пойти пособирать.

– Голованова, обойдешься без булыжников. – С девчонками Спиридонов никогда не церемонился. – Говорят тебе, сейчас не время для прогулок. Сказано – сидеть, значит, сидеть. Или у нас тут кто-то сильно хочет прогуляться? – спросил он, с нехорошим прищуром поглядывая на Бабкину.

– Ой, боюсь, боюсь, – хихикнула Алина, едва не выпадая из окна.

Свесилась она так резко, что Вовка, испугавшись, что она упадет, испуганно дернулся вперед.

– Какие вы грозные, – запрокинув голову, рассмеялась Бабкина. – Смотрите, сами себя не напугайте…

Когда ребята выскочили за дверь, вслед им несся дружный хохот. Они уже на несколько шагов отошли от комнаты, но хохот все не стихал. Казалось, что он идет от самих стен, отражается от потолка, выползает из темных углов.

– Ведьма! – выругался Колька. – Надо было не кукле голову отрывать, а ей. Тогда бы она успокоилась. Зачем она вернулась?

– А как бы ты объяснял, что ушли трое, а вернулись двое? – напомнил ему Вовка. – Сказал бы, что она пошла родственников на дне водохранилища проведать и скоро вернется?

– Тьфу, черт! – выругался Спиря, стаскивая с себя остатки жилета.

Они уже дошли до своей комнаты. Водохранилище за окном было удивительно тихое и спокойное. Даже не верилось, что несколько часов назад по нему ходили огромные волны.

Колька выдвинул из-под кровати свой рюкзак и стал, комкая, бросать туда вещи. Вовка медленно расстегивал пряжки жилета.

– Интересно, – так же медленно начал он. – А почему они все с куклами ходят? У старика – кукла, у Алины – тоже. Это как символ? Что будет, если ее отобрать?

– Отбирали уже один раз, – напомнил Спиря, ползая по полу в поисках своих тапочек. – Не вышло ничего.

– А все-таки? – не унимался Вовка. – Может, у них вся сила в этих игрушках?

– Нет! – Колька резко затянул веревку рюкзака. – Что-то Бабкина не спешила помирать без своей цацки, – пробормотал он, оглядываясь. – Ну, а вы чего сидите? – Только сейчас он заметил, что все сборы проводил в гордом одиночестве. – Собирайтесь! Не понимаете, что оставаться здесь опасно?

Но друзья молчали, обдумывая каждый что-то свое. И в этой наступившей секундной паузе стало отчетливо слышно, как стены дома чуть вздрагивают от медленных тяжелых постукиваний.

– Опоздали, – упал обратно на кровать Спиря.

Макс сначала метнулся к окну, но во дворе никого не было, потом выглянул в коридор.

«Ша-ша-ша», – пробежал шорох по коридору. Вдоль стены прошмыгнула тень. Галкин устремился следом. Уже достаточно за сегодняшний день напуганный, Вовка вытянул шею, пытаясь разглядеть, что происходит.

Вернулся Макс, в рубашку его было что-то завернуто. И это что-то отчаянно брыкалось. Галкин бросил свою находку на кровать, придавил сверху подушкой.

– Вот, получайте! Под дверью подслушивала!

– Кукла? – догадался Спиря. – Чья?

– Старика. Мы ее на чердаке видели. Злющая – жуть. Я думал, она мне пальцы оттяпает.

По коридору простучали шаги, вошли Пашка с Серегой.

– Видели, сколько мы рыбы поймали? – хвастливо задрали они головы. – А вы здесь все сидите! Антон сказал, что после обеда снова купаться пойдем. А кое-кто и на катамаране выйдет.

Но Макс, Спиря и Вовка не разделяли радости приятелей. Они настороженно смотрели на их торжествующие, разгоряченные солнцем лица.

Кукла под подушкой шевельнулась. Макс бухнулся на нее сверху.

– Чего вы такие странные? – прошел по комнате Серега. – Случилось что?

– Случилось, – медленно кивнул головой Спиря. – Как водичка в озере? Не холодная?

– Нормальная, – неуверенно ответил Пашкович. – Да мы и недолго ловили. Час всего? Да? – повернулся он к Серегину.

– Час, – медленно кивнул Пашка, не сводя глаз с Галкина и с шевелящейся под ним подушки. – Там больше и делать нечего. А ты, Колян, куда собрался? – заметил он скособоченный рюкзак. – Домой бежишь? Не рановато ли?

– В самый раз, – буркнул Спиря, подтаскивая поближе свое добро. – Если вам здесь все нравится, можете оставаться.

– Нравится, – согласился Серега, поглядывая на притихших приятелей голубыми глазами.

Но тут Макс подпрыгнул слишком высоко, чтобы это осталось незамеченным.

Дверь распахнулась. На пороге стоял хозяин.

– Вам, кажется, сегодня еще за катамараном идти? – тихо спросил он. – Будьте осторожны на воде. Она, знаете ли, коварна. Всякое может случиться. По дорожке пойдете, на сучок наступите…

– Откуда вы знаете, что с катамараном что-то случилось? – прошептал Вовка. – Мы с вами не встречались.

– Так вы же мимо залива прошли. А потом мне девочка ваша обо всем рассказала. Алина, кажется… Да и командир ваш громко ругался. Смотрите, если помощь понадобится… Я могу моторку дать.

– Не видели вы нас! – вспомнил Вовка. – Не было дома, когда мы проплывали.

– Дома не было, а я был, – старик незаметно продвигался к подпрыгивающему на подушке Максу. Только сейчас стало заметно, что у хозяина водянисто-голубые глаза. Всегда гладко выбритые, сейчас его щеки быстро зарастали щетиной. – Я теперь тут всегда. Место это мое.

– Значит, дом сгорел? – то ли спросил, то ли сам для себя уточнил Вовка.

– Сожгли, – горестно вздохнул Андрей Геннадиевич. – Нехорошие люди пришли и сожгли. А ведь предупреждали их, что добром это не кончится. Не послушались. Нельзя древних духов беспокоить. Никогда это хорошо не кончалось. А домовых тем более.

– А вы-то как выжили? – Страх давно прошел, осталось сильнейшее желание разобраться, что же здесь такое произошло. Поэтому Наковальников несся со своими вопросами, как скоростная электричка сквозь снежную пургу.

– Так об этом вам еще в деревне сказали, – хмыкнул старик, облокачиваясь на спинку кровати Галкина. Макс, стараясь сдержать натиск рвущейся из-под него подушки, пытался не шевелиться. – Или вы древние поверья не знаете? В детстве сказок не читали?

– Вы утопленник? – медленно спросил Вовка.

Малахов по-старчески засмеялся, закашлялся.

– Ох, и выдумщики они там… – Андрей Геннадиевич сел на краешек кровати. – Днем тень свою увидят, решат, что с привидением встретились. Это понятно. Живут у воды, от нее зависят. Как тут всяких баек не напридумывать. Но все ведь гораздо проще.

– Вы утонули и откупились монетами? – направил разговор в нужное русло Вовка.

– Я всех поначалу предупреждал – не суйтесь, странное место. Плохое. Но меня не слушали. – Старик придвинулся ближе к Галкину. – Есть вещи, о которых лучше не знать и держаться от них подальше.

Макс снова подпрыгнул, и все повернулись к нему. Малахов сел к нему вплотную.

– Я и вас предупреждал – не ездите, не лазайте куда не надо. А вы полезли.

Старик быстро сунул руку под подушку, но Галкин оказался проворнее. Он вскочил, выдергивая из-под себя куклу. Волосы у нее были растрепаны, голубое платье помято, лицо перекошено гримасой ненависти.

– Отдай мне, – все так же мягко потребовал хозяин. – Отдай. – Его лицо, заросшее густой бородой, свело судорогой, над глазами закосматились брови.

– Дай! – пронзительно взвизгнула кукла.

– Отпустите Серегу с Пашкой, – потребовал Макс, кивая в сторону вытянувшихся по стойке «смирно» ребят. – И дайте нам отсюда уехать.

– Даже если ты с ней что-нибудь сделаешь, – движения старика были все такими же неспешными, – никто из вас не выберется отсюда живым!

При этих словах за спиной старика стало разгораться пламя. По стенам побежали оранжевые языки. Кукла в руках Галкина зашлась в истеричном крике.

– А раз ничего уже не сделаешь, то – получайте!

Макс со всего маху ударил орущей куклой по подоконнику. С треском лопнула фарфоровая головка. Крик оборвался на полутоне. Брызнули во все стороны голубые кружева. Окно полыхнуло огнем.

Старик сразу же посерел и осунулся, фигурка его еще больше скукожилась.

– Все равно вы здесь все умрете, – прошептал он. Его фигура начала крючиться. – Вас напугают ваши же собственные страхи. А их у вас много! У каждого! – Он ткнул корявым пальцем в Макса. – Особенно у тебя! Ты не по рангу выбрал себе противника! Вам с этим местом не справиться. Оно вас задавит. А не убьете себя сами, мы поможем!

На последних словах старик вспыхнул яркой свечкой и исчез. Вслед за ним стало гаснуть пламя. Оно отступало, не оставляя после себя никаких следов.

Колька осторожно тронул пальцем подоконник, где только что разгорался настоящий костер. Белая крашеная древесина даже не нагрелась.

– Ничего себе, – присвистнул он, глядя на свою руку. – Вот это старичок.

– Смотрите! – Вовкина рука показывала в сторону двери, в которую медленно вплывала черная простыня.

Глава VII Когда все умирают

– Макс, а чего это старик к тебе так привязался? Чего ты такого особенного боишься? – спросил Колька, краем глаза отслеживая движение темного предмета.

– Я? – Галкин в задумчивости рассматривал свои ладони, которыми только что сжимал игрушку. – Не знаю… Контрольной по физике. Директрисы. Когда отец ругается.

В дверь пролез угол школьной доски с физической формулой. Ее пыталась протолкнуть внутрь полная женщина со сложной высокой прической на голове. Щелкнув об руку ремнем, вошел мужчина, очень похожий на Галкина.

Макс, как бы не замечая всего этого, продолжал:

– А так, как обычно: зеленые руки, красные глаза. Покойников. Но это, когда маленький был. Сейчас уже не так.

Отстранив всех рукой, в комнате появился высокий тип в строгом черном костюме и в белых тапочках. Кожа на его щеках обвисла и местами отстала от черепа. Единственное, что хорошо держалось, – роскошные черные волосы на голове. Выплюнув изо рта червячка, покойник улыбнулся.

– А я однажды в зоопарке крокодила испугался, – подхватил Вовка. – В детский сад еще ходил. Потом мне полгода этот крокодил снился. Я все думал, что он у меня под кроватью живет и если во время сна свесить руку, то он обязательно за нее цапнет.

По полу проскреблись острые коготки, и длинная зеленая тень юркнула под кровать.

– А еще…

– Хватит! – взвился Колька.

– И грозы я боялся… – вздохнул Вовка. – Помню, у бабушки в деревне мне сказали, что если стоять на одной ноге, то в тебя обязательно попадет молния, а от грома лопнут барабанные перепонки.

– Прекратите! – взмолился Спиря.

Но за окном уже потемнело, заворчало небо, обещая сильнейшую грозу. По стене ярким пятном мелькнули зеленые глаза. Тяжелыми шагами, разваливая дверной проем, вошла огромная глиняная кукла с черными глазами и железными ногами.

– Бабушка в детстве Игошей пугала, – хихикнул своим воспоминаниям Наковальников. – Говорила, что если я не буду спать, то ко мне придет мальчик Игоша, станет меня за пятки щекотать, одеяло отнимать, волосы в колтуны запутывать, шнурки на ботинках завязывать. А может и с собой на тот свет взять. Этого я больше всего боялся. К кровати себя привязывал, чтобы никто меня утащить не смог, пока я сплю.

– Не надо!..

Появившийся в дверях Игоша имел внушительный вид и весьма грозное лицо.

– Кто здесь плохо спит? – прогремел он тяжелым грудным голосом. – А ну, все тихо, а то растопчу, замучаю!

– Дожили, – сполз по стенке на пол Спиря. – Нам только его не хватало!

– А вон еще идут. – Макс сидел на подоконнике и меланхолично сбрасывал на улицу останки хозяйской куклы. Двор в это время заполняли все новые и новые привидения – страхи бывших жильцов.

– Теперь мы никуда не уйдем, – простонал Колька, засовывая руки в карманы. Но тут лицо его озарилось. Он чем-то громыхнул. – А может, сожжем это – и вся недолга! Жгли же деревенские мужики…

– Спички детям не игрушка, – грозно проревел Игоша, пытаясь вырвать из Колькиной руки коробок.

– Отвали! – отпихнул его Спиря. – Вон, к Вовке иди. Ты его страх.

– Страх, страх… – Наковальников тер лоб, силясь хоть что-нибудь понять. – Гробы эти дурацкие, скелеты… Это же все чьи-то страхи. Старик их собирал. А чтобы самому не было страшно, перепоручал бояться за себя кукле. Страх… Ему зачем-то нужен был страх.

– А чего тут удивительного? – Макс спрыгнул с подоконника и захлопнул окно. – Человечек умирает, а страх остается. Малахову, наверное, нужно было получить что-то от людей, чтобы самому здесь остаться. Покойники откупались монетами, а он держался за счет страхов.

– Галкин! Ты опять разбил стекло! – вдруг заверещала толстая тетка со сложной прической на голове. Она так и не смогла впихнуть в комнату доску, зато протиснулась сама и теперь грозила Максу через всю комнату.

– Когда, Ирина Всеволодовна? – возмутился Галкин.

За его спиной раздался звон. Макс вовремя втянул голову в плечи – у него над ухом просвистел камень и упал к ногами директрисы.

– Вот, – победно произнесла она, указывая на булыжник. – Я же говорила!

Галкин, пригибаясь, выглянул на улицу.

– Ничего себе! – присвистнул он. – Ребята, кажется, нас бить идут!

Вовка с Колей подбежали к окну.

На улице уже собралась приличная толпа. В основном это были мужики в высоких рыбацких сапогах, плащах, зеленых куртках. У многих в руках были весла и дубины. Из толпы полетел камень в стену дома, раздался глухой удар.

Кто-то стал теребить Вовку за сандалии. Наковальников скосил глаза.

Это был его крокодил.

– Пошли отсюда, – скомандовал мальчишка, отстраняя рептилию ногой. – А ты здесь останешься! – приказал он Игоше, пытавшемуся увязаться за ним. – Да отстаньте вы! – отмахнулся он от вставшей на его пути черной простыни. – Вон, на улицу идите! Там ваши клиенты!

Руки, глаза и скелеты, появившиеся к тому времени в комнате, устремились к окну.

– Детский сад какой-то, – сердито засопел Колька, таща за собой рюкзак.

– Девчонок надо забрать! – напомнил Макс.

Вовка выбежал в коридор, рванул дверь комнаты напротив.

Бледные Майка с Ленкой сидели на одной кровати. На тумбочке перед ними вытанцовывал скелет. Алина стояла у окна. Зажатой в руке куклой она дирижировала неслышной музыкой, ногой отбивала такт, чтобы танцующий не сбивался с ритма.

Вошедшим ребятам Алина дружелюбно кивнула головой, не прерывая своего занятия.

– А ну, кыш отсюда! – прикрикнул Макс на скелет, сгоняя его с тумбочки.

Из-под кровати тут же полезло черное облачко, на стене стало быстро вырисовываться красное пятно. Увидев это, Майка завизжала, прячась головой под подушку.

– А я никогда этой ерунды не боялась, – пожала плечами Ленка, еще больше побледнев.

– Хорошо, что вы пришли, – улыбнулась Алина. – Нам как раз вас не хватало. Хотите, Вася станцует для вас румбу? Он умеет.

Бабкина строго посмотрела на скелет.

Тот с готовностью кивнул и принял позу, готовый танцевать по первому же знаку.

– Иди-ка сюда, – поманил Колька Алину.

– Не трогай ее, – остановил приятеля Вовка, догадавшись, что тот хочет отобрать у Бабкиной куклу.

– А никто никого не трогает! – притворно возмутился Спиря, медленно подходя к окну.

– Бабкина, зачем ты вернулась? – через всю комнату крикнул Наковальников. – Зачем ты меня спасала? Что тебе нужно?

Алина поправила на кукле комбинезончик. Сморщила лобик и только потом подняла на Вовку глаза.

– Живу я здесь, – просто ответила она. – В этом водохранилище. А здесь, в доме, приятель у меня живет…

– Малахов, что ли? – нехорошо сощурился Колька.

– Кому Малахов, а кому и кое-кто другой, – пожала плечами Бабкина. – Это как он себя покажет.

– Оборотень? – проявлял свою сообразительность Спиря.

– Оборотни – это в сказках, – Алька в упор глянула на Вовку. – А у нас домовые.

– Где же ты была раньше? – прошептал совсем сбитый с толку Наковальников.

– Где, где? – пожала плечами Бабкина. – В воде!

– Дай посмотреть, – перебил Спиря Вовку, протягивая руку к кукле. – Кажется, у нее снова голова отрывается…

Бабкина посмотрела на него долгим внимательным взглядом.

– Вы, жалкие людишки, – прошептала она, протягивая куклу, – ничего не сделаете нам, вековечным духам этого места! Лешие, домовые, кикиморы, мары и русалки – вот кто завоюет мир страха, а не какие-то выдумки, нарисованные карандашами.

При этих словах скелет с треском рассыпался.

Колька схватил куклу и отпрыгнул в сторону.

– Не надо! – попытался помешать ему Наковальников. – Не убивай ее! Это не поможет!

Но Спиридонов грубо оттолкнул приятеля, пробираясь к выходу.

– Все, Бабкина! – заорал он, вставая в дверях. – Катись обратно к своим чертям. И Малахова своего не забудь.

Он со всей силой шарахнул куклой по железной спинке кровати.

Вовка во все глаза смотрел на Алину. Она была спокойна. Даже улыбалась.

Кукла с хрустом врезалась в кровать и… отскочила от нее.

– Дурак. – Бабкина уже стояла около опешившего Спиридонова. – Она резиновая.

Вырвав куклу из рук, Алина выбежала в коридор. Макс рванул за ней.

Вовка уже стоял около впавших в транс девчонок.

– Быстро взяли все необходимое и бежим отсюда!

Из необходимого у Майки оказалось полотенце, Ленка схватила из-под подушки книгу.

В коридоре снова бесчинствовали призраки. Хорошо знакомый скелет с гробом под мышкой тащил за собой сундук. По стеночке медленно пробиралось пыльное привидение. Увидев ребят, оно тяжело вздохнуло. В воздух взлетели несметные пылинки.

На лестнице гремели голоса. Майка в полуобморочном состоянии повисла на Коле. Вовка с трудом тащил Ленку, которая норовила вырваться и убежать обратно.

На ступеньках первого этажа сидел молодой светловолосый парень. Он правил спиннинг. На звук шагов поднял голову.

– О! – широко улыбнулся он. – И вы приехали отдохнуть? Славно! Значит, будет весело! Добро пожаловать в наш мир!

Он развел руками, и тогда стал заметен уродливый глубокий шрам у него на шее.

Ленка перестала сопеть Вовке в ухо и мелко задрожала. По первому этажу прогрохал тяжелыми болотными сапогами бородатый мужик. Под мышкой он нес охапку удочек и весло.

– А! Молодежь! – махнул он рукой, останавливаясь. – Кто со мной? По всем приметам, сегодня будет славный улов.

Пока мужик говорил, лицо у него посерело, а потом и посинело.

Спиря, идущий спереди, активно замотал головой.

– Мы погуляем, – громко сказал он утопленнику, удобней перехватывая свой рюкзак и падающую Майку.

– Антон! – Макс метался по первому этажу, пытаясь найти хотя бы одного капитана. – Ирка!

– Ну? – остановился передохнуть Колька.

– Это не девчонка, а бегун на короткие дистанции, – стал рассказывать Галкин. – Она так рванула к водохранилищу! Я даже не успел голову повернуть.

– Упустили, – вздохнул Спиря, собираясь идти дальше.

Но стоящий на дороге Галкин остановил его.

– М-м-м… – протянул он. – Туда лучше не ходить.

Сказал он это зря, потому что Колька сбросил на Макса свой рюкзак и Майку и побежал к выходу.

Весь двор был заполнен людьми. Каждый занимался каким-то своим делом – чинил весло, сматывал удочку, развешивал сушиться рыбу, проверял лодку, штопал рваный плащ. При Колькином появлении призраки повернули к нему головы, не отрываясь от своего занятия.

Спиря замер, боясь пошевелиться.

– Откуда вас здесь столько? – прошептал он.

Но тут все отвернулись от него и посмотрели на водохранилище.

Заложив резкий поворот, в заливчик вошла моторка, с разбегу врезалась в берег.

Мелькнул чадящий факел.

– Отстань ты! – отчаянно прокричал мальчишечий голос, и к дому метнулась невысокая коренастая фигура.

– Глеб! – радостно замахал руками Спиря.

Бегущий человек остановился. Факел недовольно фыркнул в его руке.

– А! – протянул Глеб, с прищуром вглядываясь в вышедших на улицу ребят. – Вы еще не потопли? А я плыву мимо, смотрю – дом целый! Чуть в воду от удивления не кувыркнулся. Хотел уже мимо пройти, но тут эта дурная русалка с куклой ко мне в лодку полезла. Ах вы, твари, думаю, уже и на людей кидаетесь. Я веток на берегу наломал, смола у меня всегда в банке есть. Если дом тогда не догорел, надо его еще раз подпалить.

И с глубоким осознанием того, что он поступает правильно, Глеб ткнул факелом под крыльцо.

Первой занялась сухая трава. Высохшие доски порожка тоже быстро загорелись.

Люди на улице с любопытством смотрели на происходящее.

– Горим! – заорали со второго этажа, и из разбитого окна полетел гроб.

Ударившись о землю, он раскрылся. Вовка вздрогнул, ожидая увидеть там себя. Из-под крышки посыпались куклы. Много разных кукол. Среди них он увидел что-то знакомое.

– А вот и она! – Сухая старческая рука сунулась в разноцветную кучу, выуживая кудрявую светловолосую куклу в розовом платье.

Андрей Геннадиевич, или уже не Андрей Геннадиевич, а домовой, поправил помявшийся бантик в волосах куклы и грустно посмотрел на поднимающееся вверх пламя.

– Опять жгут, – вздохнул он. – И что это всем так приспичило его именно сжигать? Могли бы и взорвать для разнообразия. Или, на худой конец, растащить по бревнышку. Огонь – это уже немодно.

Только сейчас Вовка поймал себя на том, что не слышит приглушенных голосов людей на дворе. Он осторожно повернулся. Двор был пуст, зато стало заметно, как сильно приблизилась к ним вода.

– А вот это уже нехорошо, – нахмурился старик. – Очень некстати. Остальные могут нам все испортить.

– Ничего, домовушко, – из-за его спины вышла русалка Бабкина, – он все равно уже наш. А эта мелюзга своими шутками уже никого не испугает. Если что – я буду там рядом.

Вода накрыла ребят с головой.

Это была очень странная вода. Она не сбивала с ног, не журчала, накатывая. Она была такой же, как во сне – тихой и очень легкой. В ней можно было совсем не дышать и хорошо видеть, что происходит вокруг. Дом остался на месте. Он продолжал полыхать, только пламя стало не таким ярким и горячим.

Малахов растворился в мутной зыби. На его месте появился спрут.

Мимо проплыла с вытаращенными глазами Майка. Макс цеплялся за нее, хватая ртом воду. Ленка до боли сжала Вовкину руку. Спиря поймал всплывающий рюкзак и в обнимку с ним вертелся на месте, пытаясь понять, что же это такое происходит.

– Чего застыл, малец, шевелись! – прохрипели за Вовкиной спиной.

Это был все тот же тип в разодранном пиджаке и стертых штиблетах. Только на этот раз в руках у него было не ожерелье, а грязный мешочек. Когда он его перекидывал из одной руки в другую, внутри мешочка что-то позвякивало. Тип сделал вид, что не узнал Вовку. Поэтому, когда нужно было дальше двигаться, он просто грубо толкнул его в плечо.

– Мелкоты развелось, – прошипел он при следующем шаге.

Вовка поискал глазами Макса с Колей. Не нашел, зато заметил совершенно опешившего Глеба. От испуга или удивления глаза у него вылезли из орбит, веснушки испуганно разбежались по всему лицу.

– Вот это влип! – прошептал он, подбираясь ближе к Вовке. – Это что же – я потонул?!

Сзади рассмеялся тип в штиблетах. Ленка негромко заскулила.

Вовка почувствовал, что ладонь его что-то режет. Он раскрыл руку. Там лежали три стесанные по краям монеты. Снежкина покопалась у себя в карманах и нашла только одну. Глеб громыхнул целой пригоршней.

– Сейчас выкуп требовать начнут, – мрачно пообещал Наковальников, когда они уже почти подошли к сундукам.

– А потом? – со слезами в голосе спросила Ленка.

– Потом станешь как Бабкина, русалкой.

Неподалеку раздался звон колокольчика – проплывающая над их головами Алина рассмеялась, покачав головой.

– Ну уж, дудки! – Глеб засунул свои монеты глубже в карман и вышел из очереди. – Я, знаете ли, не тонул. И делать мне на том свете нечего. Бывайте! Меня моя моторка ждет.

И он пошел прочь, взбивая ногами ил. Коротенькая очередь как зачарованная смотрела ему вслед.

– Эй, погоди! Я с тобой! – Колька побежал следом, вскидывая на плечо рюкзак. – У меня все равно ничего нет, – радостно сообщил он, выворачивая карманы.

– На! – На синюшной ладошке Бабкиной блеснула монетка. – Это твое.

– Иди ты! – Спиря попятился.

– Она твоя! – улыбнулась Алина. Теперь ее глаза были прозрачные, как вода. – Чего ты испугался? Это же ваши собственные страхи. Или хочешь пойти со мной?

– Так, молодежь! – Спрут подполз поближе, хлопнув щупальцами, как ладонями. – Расплачиваться собираемся? Или так и будем тонуть?

Глеб подошел к горящему дому.

– Сам тони, дурень старый, – выругался он через плечо. – А мне домой пора.

Он взбежал на крыльцо и исчез за дверью. Спрут злым взглядом проводил его, потом повернулся к остальным.

– Ну, а вы что стоите? – крикнул он. – Марш в очередь.

– А мы уже тут, а мы уже тут! – заплясал на месте тип в штиблетах и демонстративно бросил в сундук свой мешочек. Избавившись от груза, он легко поплыл наверх.

– Следующий! – быстро перебирая лапками, осьминог пополз на свое место. – И не задерживайте! Шевелитесь!

Вперед шагнула Майка, в ладошке у нее была зажата заколка в форме бабочки, крылышки переливались перламутровыми вставками. Вышедшее солнце осветило дешевенькую побрякушку, сделав ее похожей на драгоценность. Алина заплыла вперед, ожидая, когда Голованова избавится от своего откупа.

Думалось Вовке медленно и лениво. Для начала он пытался понять, куда так уверенно направился Глеб. Неужели через второй этаж или чердак можно вернуться на берег? А что здесь делает Бабкина? Почему она так радуется, что все потонули? Если бы ей это было нужно, она бы уже давно их с Колькой могла утопить и не устраивать всех этих представлений. Вовка при ней два раза пытался пойти ко дну, но она его почему-то оба раза спасала. И потом, ему совершенно не нравилось, что у Майки вместо привычных монет на откуп пошла заколка. Зачем она ее отдает?

Последний вопрос слишком навязчиво крутился у него в голове. Он зудел, как комар ночью. И до того достал Вовку, что он шагнул к Майке и взял ее за руку.

Сзади тихо взвыл спрут:

– Опять задержка!

– Откуда это? – спросил Наковальников, глазами показывая на заколку.

– Не знаю! Нашла, – пожала плечами Майя и, не глядя, бросила заколку в сундук.

Вода вокруг сразу же помутнела, заволновался потревоженный ил. Громко захохотала Бабкина. Майка улыбнулась и поплыла в ее сторону. Из-за кучки камней вынырнул Макс и схватил Голованову за пятку.

– А ну, вернулась! – приказал Галкин. – Пока капитанов нет, я здесь главный.

– Ну, дети, пошли! – Спрут стучал по руке Макса, освобождая Майку. – Вы чего здесь командуете? Нормальный ребенок должен мирно стоять в очереди и бояться. Это что за самоуправство? Быстро вернулись в очередь и начали трястись от страха! Что-то непонятно? Вы утонули! Умерли! Это катастрофа!

– Голованова! Я кому говорю? – продолжал ругаться Галкин, не обращая внимания на слова осьминога.

– Я говорил – надо было бежать! – обиженно засопел Колька, усаживаясь на свой рюкзак.

– Да погоди ты! – остановил Спиридонова Вовка, глядя на проплывающего мимо типа в штиблетах. – Эй! Как там тебя? Как дела?

– Замечательно! – помахал рукой тип.

– А чего ты сюда возвращаешься? Ты же уже заплатил.

– Так то было в прошлый раз. Сейчас совсем другой сон. – Черепушка типа подернулась рябью. Видимо, под водой это у него означало улыбку.

Ну, конечно! В разных снах может быть разный откуп…

От ошеломившей его догадки Вовка подпрыгнул.

– Спиря! – Он коснулся рукой замершего Спиридонова. Тот безвольно сполз с рюкзака, запрокинулся на спину. Глаза у него были остекленевшие, рот приоткрыт.

– Ну вот, помер, – вздохнул остановившийся рядом Макс. – Говорили ему, не таскай тяжелого! Зачем он кирпичи с собой взял? Конечно, они его утопили.

Завалившийся набок рюкзак раскрылся, из него выкатилось несколько булыжников.

– Когда это он успел? – опешил Вовка. – Он же рубашки свои туда клал… – Но о далеких сборах вспоминалось с трудом. Кто его знает, что он туда положил? Может, пока была общая суматоха и паника, повыкидывал свои вещи и кирпичами заменил? Или еще чего подбросил, что под водой в камни превратилось. Кто ж теперь у Кольки это узнает?

– Это бывает, – успокоил его проплывающий мимо Антон. – Сны никогда четко не помнишь. Конец там или середину – это еще туда-сюда. А вот с чего все началось – это уже стирается из памяти. Так что не напрягайся понапрасну.

– При чем тут сны? – нахмурился Макс. Майку он упустил и теперь недовольно оглядывался, размышляя, что делать дальше. – Мы разве спим?

– Не может быть, чтобы мы все вместе видели один и тот же сон! – прошептал Вовка. – Такого не бывает. И какой сон днем? Мы же обедать собирались! Ты нас за катамаран еще не поругал.

Но Виноградов уже уплыл, махнув на прощание рукой.

– А с чего ты взял, что сон один? – Спрут выгребал из Спириного рюкзака содержимое. Между камней сверкнула монетка. – Ты спишь, тебе и снится. Твоему приятелю, – он кивнул в сторону Макса, – снится что-нибудь другое… Учителя или отец. Девчонки про украшения думают… Все вокруг сон. Вы даже сами не заметите, как умрете. Тихо… Во сне всегда легче умирать. Вот только отдадите все, что нажили, и в путь. Эй, юноши! – Серая голова осьминога повернулась в сторону появившихся из пустоты Пашки с Серегой. – В очередь, в очередь! Что у вас там?

Серега тряхнул прозрачным полиэтиленовым пакетом, в котором плавали рыбки. После второго встряхивания они превратились в серебристые блесны, какие обычно цепляют на леску, чтобы заманить больших хищных рыб.

– Годится, – улыбнулся спрут.

Рыбки упали в сундук, а Пашка с Серегой, вытянувшись параллельно земле, поплыли в сгущающийся сумрак воды.

– Вот так… – Спрут пополз к своему месту.

Теперь около сундука стояла Ленка. Ее темные волосы были заплетены в тугие косички, глаза криво подведены черным карандашом, от воды тушь с ресниц растеклась по сильно нарумяненным щекам. При каждом движении топорщащееся во все стороны голубое платье неприятно шуршало. В руках у нее была шкатулка. Под крышкой виднелись разноцветные стеклянные камешки бус, колечек и браслетов.

Вовке все меньше и меньше нравился этот глупый сон. Он был какой-то слишком длинный и бестолковый. Почему ему должна сниться всякая гадость?

Наковальников пощипал себя за щеку, подергал за волосы, потер глаза. Но проснуться не удалось. Наоборот, окружающее еще больше становилось похожим на действительность.

Ленка вытряхнула содержимое шкатулки в сундук, потом подумала и бросила туда же саму шкатулку. Как только глухой звук от падения распространился по всему дну, Снежкина запрокинулась назад, выгнув тело дугой. Течение подхватило ее и понесло куда-то прочь.

Монеты в кулаке Наковальникова зашевелились, просясь наружу.

«Нет, так не годится! – решил про себя Вовка, пряча свой выкуп подальше в карман шорт. – Любой, даже самый кошмарный сон можно прервать. Нужно только очень захотеть».

Он подошел к неспешно горящему дому и сунул руку в огонь. Сначала было приятно. Тепло ласкало ладонь, облизывало пальцы. Но вот кто-то невидимый сделал огонь жарче, и держать в нем руку стало больно. Дыхание перехватило, от набежавших слез защипало в глазах.

Вовка отдернул руку, когда ему показалось, что с нее уже начала слезать кожа. Победно оглянулся.

За спиной серой вереницей двигалась очередь, издалека слышался командный голос спрута.

От злобы Наковальников шарахнул обожженной рукой об угол дома и тут же взвыл от жуткой боли, пронизавшей его от кончиков пальцев до пяток.

Вокруг была все та же вода. Она негромко плескалась, поблескивая на далеком солнце.

Вовка прислонился к мокрому дереву лбом, постучал головой о дом.

Не помогает… Ничего не помогает…

Значит, не сон…

По лицу поползло что-то влажное. Он коснулся лба. На пальцах была кровь.

Ничего себе – ударился! Лоб разбил до крови! После таких ударов даже медведь проснется. Почему же он не просыпается?

Макс стоял неподалеку, в глазах у него читалось сочувствие.

– Ну, а тебе что снится? – мрачно спросил Вовка, поднимаясь на крыльцо. – Тоже весь этот бред с домом и сундуками?

– Нет, – помотал головой Галкин. – Мне снится, что мы едем на машине и скоро врежемся в грузовик.

– А проснуться никак нельзя?

– Грузовик выехал из-за поворота…

– Или остановиться?

– Он пытается затормозить, но его заносит…

– Кто за рулем?

– А руля там нет, – просто ответил Макс, отворачиваясь. По лицу его пробежала судорога боли. Видимо, грузовик все-таки въехал в их машину.

«Заходи!» – пригласил дом, приоткрывая дверь.

Вовка попятился, чуть не упал со ступенек крыльца, но перила мягко обволокли его, подталкивая вперед.

Он уже ненавидел эту старую деревянную постройку со скрипучими половицами и бесчисленными комнатами, с трухлявыми дверями и затертыми ручками. За несколько дней он устал бояться шорохов и звуков, притаившихся в темных углах, незваных гостей в виде покойников и кусающихся кукол. Ему очень захотелось, чтобы это все закончилось. Сейчас же, немедленно! Чтобы перестал зудеть над ухом противный голос старика-домового, чтобы не слышался звонкий хохот Бабкиной. Чтобы больше не бояться и не видеть чужих страхов.

В голове хрустальным звоном бились окна кувыркающейся под откос машины. Заплетала тугую косичку Ленка Снежкина. Вытягивали сетью Нептуна с трезубцем Пашка с Серегой. На большой скорости летел к берегу Спиря на катамаране. Старик, сидя на берегу, с тревогой поглядывал на вечернее водохранилище, а оттуда уже неслись голоса возбужденных деревенских мужиков, плывущих сжигать ненавистный домик рыбака. Русалка, сверкнув голубыми глазами, уходила под воду.

Все! Он не хочет всего этого ни видеть, ни слышать. Хватит!

«Иди!» – приглашал дом.

Вовка поднялся на второй этаж. Двери всех комнат были распахнуты. От одной к другой плавало грустное пыльное привидение и негромко ухало.

В комнате мальчишек стоял полумрак. На кроватях виднелись замершие фигуры. Макс, Серега, Спиря, Пашка… Они лежали, вытянувшись, с остановившимися глазами, посиневшими приоткрытыми губами и зеленоватой кожей щек.

Наковальников медленно закрыл за собой дверь – больше здесь делать нечего.

«Смелее!» – уговаривал дом.

Вовка прошел по длинному коридору, ступил на чердачную лестницу. Здесь все двери тоже были раскрыты. Из темноты вода вымывала соринки и кусочки желтого покрывала, оставшегося от гроба.

Чем выше поднимался Вовка, тем больше его душой овладевали тоска и безразличие.

«Не бойся!» – подбадривал глухой голос.

Во сне Макса он разбился. В собственном – утонул. В снах остальных с ним тоже что-то произошло или вот-вот произойдет. С этим уже ничего нельзя сделать, он все равно умрет. Просто возьмет и исчезнет. Судьба у него такая.

«Прошу», – скрипнула дверь чердака.

В прошлый раз так высоко забирались Спиря с Галкиным и ничего не нашли, кроме рыболовных снастей. Сейчас здесь плавала разноцветная стайка мелких рыбешек. И стояли сундуки. Старые, новые, железные, деревянные. Они громоздились друг на друге, кренились, норовя упасть.

Через этот дом за годы прошло много людей, и все что-то оставили, выкупая себе право остаться в призрачном мире. Все эти люди были сильные, умные, смелые. Но никто ничего сделать не смог. Все умерли. И Вовка не сможет с ними бороться. Из-за этого погибнут ребята.

Нет, так не будет! Он все сделает сам! Сам прекратит весь этот кошмар!

Около двери Наковальников заметил приставную лестницу, она вела к небольшому окошку на крыше. Окошко было призывно приоткрыто. Вовка с трудом протиснулся в него. Вылез на крышу. Старое железо, тяжело охая, продавилось под его ногой.

Он осторожно сполз к краю. Внизу росла березка, лежали два катамарана, по каналу шли теплоходы. За деревья садилось солнце. Темное молчаливое водохранилище негромко плескалось о мостки, поднималась и опускалась на слабой волне привязанная к колышку моторка.

От этого рождалось ощущение, что людей больше не существует. Они все умерли, и Вовка единственный, кто остался в окружающем мировом безмолвии.

Этого чувства выдержать было нельзя.

«Смелее!» – позвали издалека, и Вовке показалось, что он видит неясные черты хозяина. Впрочем, это мог быть и не он. Это мог быть домовой, спрут, тип в штиблетах…

Наковальников последний раз посмотрел на березку, на пустынный двор. Чем-то ему все это не понравилось. Сейчас внизу должно было быть что-то другое.

Но думать сейчас не хотелось.

За спиной уже грохотала неумолимая смерть в виде жуткого человекоподобного старика, заросшего волосами по самые глаза. Откуда-то издалека слышался стрекот мотора.

Пора!

Наковальников перегнулся через край.

Что же ему так не нравится в этом дворе?

– Стой! – Этот крик донесся до него через ватную пустоту, оказавшись далеким и глухим. – Не смей!

«Вперед!» – скомандовал неизвестный голос.

И тут Вовка понял, что ему так не понравилось внизу.

Но было поздно. Он прыгнул вниз.

Глава VIII Вовкины страхи

– Держись! – Антон по пояс свесился с крыши. – Ой, дурак! – орал он в перепуганное Вовкино лицо. – Какого лешего тебя на крышу понесло?

Наковальников из последних сил цеплялся за карниз. Правую руку нестерпимо жгло, как будто он держался за раскаленный металл. Глаза застилала капающая со лба кровь. Где-то внизу под ногами виднелись березка, залив, мостки и взволнованные лица ребят.

Виноградов держал Вовку только за левую руку. Чтобы ухватиться удобней, ему нужно было отпустить Наковальникова или самому еще больше съехать вниз. И то, и другое не очень его устраивало, поэтому-то он и продолжал висеть, с каждой секундой чувствуя, как уходят последние силы.

– Парус! – прохрипел капитан, чувствуя, как скользит во взмокшей ладони холодная Вовкина рука.

Ребята внизу перестали кричать и кинулись к катамаранам.

– А лоб-то тебе кто разбил? – продолжал ругаться Антон, пытаясь подтянуть Наковальникова к себе.

– Я… я… н-не знаю, – икая от ужаса, прошептал Вовка.

– Ладно, это потом. – Виноградов внимательно посмотрел в ошалевшие от ужаса Вовкины глаза. – Значит, так! – жестко произнес он. Это были слова, которые не подлежали обсуждению. – Отталкиваешься ногами от стены и отпускаешь руки. Ты меня понял?

– Я р-разобьюсь, – упрямо пробормотал Вовка, еще сильнее стискивая обожженной правой рукой карниз, отчего пальцы у него окончательно свело.

– Не разобьешься! – В голосе Антона слышалось бешенство. – Мне еще надо тебе уши открутить и заставить катамаран починить. А потом можешь делать все что угодно. Так что – прыгай!

Из последних сил капитан оттолкнул все еще упирающегося Наковальникова от крыши.

Карниз ушел из-под Вовкиной руки. Еле коснувшись ногами стены, мальчишка спиной полетел вниз.

Его падение длилось секунду или две. Но за это время он успел вспомнить всю свою короткую жизнь, а заодно пожалеть самого себя – что все так неудачно заканчивается.

Антон сам чуть не свалился с крыши – так резко он наклонился вперед, чтобы убедиться, что Вовка благополучно упал на растянутый парус. Только после этого он смог глубоко вздохнуть и заметить, как сильно дрожат его руки.

– Во-первых…

По кают-компании широкими шагами расхаживала Ирка. Она нехорошим взглядом посматривала на притихших ребят.

– Никаких привидений мы больше по дому не ловим.

Перед этим у капитанов состоялся серьезный разговор с их малочисленным отрядом. Выяснилось, что никто ничего толком сказать не может. От прошедшей ночи у каждого остались свои воспоминания – но все это было больше похоже на сон, чем на действительность. Вовка со Спирей пытались рассказать про свою сумасшедшую прогулку. На что вредная Алька закатывала глаза и противно хихикала. Им не верили. Максим разводил руками – мол, что поделаешь? Бывает. Пашка с Серегой пожимали плечами. Девчонки лукаво переглядывались. Все уже давно сошлись на том, что мечтательный Наковальников эти истории просто выдумывает, а Колька настолько влюблен в красавицу Бабкину, что ради нее готов врать без остановки.

– К катамаранам без спроса не подходим! – Винокурова продолжала ходить кругами. – Мы их вообще сейчас соберем и спрячем под замок. Да-да, не кривитесь! Каждый раз перед выходом будем собирать их заново.

За спрятанным у шлюза катамараном отправился Антон на моторке Андрея Геннадиевича. У «Неторопливого», помимо сломанной мачты, оказался порван парус и отсутствовала половина такелажа.

– Дальше. – Ирка выразительно посмотрела на Макса. – Мы попросили хозяина закрыть чердак. Если хоть одна душа подойдет к двери ближе, чем на пять шагов, все собирают вещи и отправляются по домам. Скалолазы нам здесь больше не нужны!

Вовка сидел с перебинтованной рукой и заклеенным лбом. Он снова не понимал, что происходит вокруг. Почему вдруг действительность стала сном, и как потом этот самый сон снова превратился в реальность? К тому же он не помнил, что понесло его на крышу и зачем он хотел с нее спрыгнуть.

– Сегодня вечером, если будет ветер, тренируемся на «Настоящем». Владимир с Николаем чинят «Неторопливый». Запасные части пускай находят где хотят.

Спиря тяжело вздохнул. Вовка все еще пребывал в состоянии полного отупения, поэтому ни вздыхать, ни вертеть головой он был пока не в силах.

– Бабкина, так ты русалка или нет? – спросил он, когда все побежали мыть руки перед обедом.

– Наковальня, тебе еще не надоело? – хихикнула Алька, щуря голубые глаза. – Сколько можно носиться со своими фантазиями? Тебе же Ирка ясно сказала – не было ничего! Понял?

Ничего он не понял. И поговорить не с кем. Ребята смеются, Спиря отмахивается, мол, отстань от меня, ты заразный.

– Слушай, Наковальников, у тебя среди родственников случайно психов нет? – спросил Макс, разглядывая содержимое своей миски, где в жирном бульоне плавали куски тушенки. – Говорят, через поколение это передается.

Вовка молчал, машинально кроша в руках хлеб, злясь на всех и каждого. Не было у него ненормальных ни в роду, ни среди знакомых. И спал он раньше по ночам крепко, не говорил во сне и на крыши с закрытыми глазами не лазил. Все у него было хорошо, пока сюда не приехал…

– Наковальников, – вывела его из оцепенения Ирка. – Хватит продукты переводить! Ешь давай!

Вовка уткнулся носом в тарелку.

Нет-нет, поначалу все было нормально. Первые два дня. И хозяин был нормальный, и куклы по темным углам не прятались, и сны никакие не снились. Даже тонуть никто не собирался. Но вот что-то произошло… Сон приснился? Спиря нашел монету? Бабкина приехала?..

Ложка упала обратно в суп.

– Бабкина, а где ты так навострилась под парусом ходить? – громко спросил Вовка. – Отряд «Ветер» не занимается катамаранами. Вы только в пешие походы ходите…

Прежде чем ответить, Алька широко улыбнулась, оценивая Вовкин вопрос. Он ей понравился.

– Наш капитан Влад однажды взял меня с собой в короткий поход, – медленно, словно подбирая слова, начала говорить она. – Он тогда хотел опробовать новый катамаран. Позвал с собой всех желающих. Я пошла… с одним мальчиком. – Она немного подумала и добавила для верности: – Мы были на Селигере.

Не получилось…

Вовка снова взялся за ложку. А может, все началось с хозяина?

Он зачерпнул густой жижи и вспомнил суматошное утро. Аппетит тут же улетучился.

Все, есть он больше не мог. Пока сам для себя не убедится, что вокруг происходит на самом деле, а что выдумка.

Не могут быть глюки такими реальными!

После обеда Спиря исчез, ясно давая понять, что никакой катамаран чинить он не будет. Если все объявлено фантазией, то и сломанный «Неторопливый» можно списать туда же.

Наковальников несколько раз обошел вокруг дома. Прочный, деревянный, с потемневшими от времени бревнами…

– Антон! – Капитан во дворе рассматривал распоротый «Лихой». – Откуда ты узнал про это место?

– Влад из «Ветра» рассказывал. Он здесь год назад отдыхал. Говорил, классная рыбалка тогда была. На катамаране есть где развернуться. И хозяин приветливый. Я потом съездил, посмотрел – лучшего места для парусной практики придумать нельзя.

– А Бабкину ты раньше видел?

– В «Ветре» новый набор недавно прошел. Она, вероятно, оттуда.

Капитана отряда «Ветер» Влада со смешной фамилией Король Вовка часто видел. Невысокий толстенький смурной парень. В своем отряде он пользовался всеобщей любовью – с ним никто никогда не скучал. Видимо, с Алиной он здесь был в прошлом году. И это место ему понравилось. Выходит, что ничего странного он тогда не увидел.

Год назад? Но Антон Бабкину не помнит, значит, она в отряде от силы месяца два… Что-то не сходится.

В задумчивости Вовка еще раз обошел вокруг дома, заметил заросшую травой старую длинную лестницу, которая раньше, видимо, была приставлена к крыше. Давненько ею не пользовались…

В очередной раз обходя дом, Наковальников решил дойти до парома.

У канала все было спокойно. Трос был натянут, небольшая железная платформа сновала туда-сюда, перевозя редких пассажиров.

От нечего делать Вовка решил прокатиться. Как назло, паром стоял на другом берегу. Из будки паромщика раздавались крики.

– Алло! Алло! – надрывался женский голос. – Станция! Алло!

Призывы гулким эхом разносились по спокойной воде. Потом послышались тяжелый удар, ругань, и на пороге возникла раскрасневшаяся паромщица. Она в сердцах хлопнула дверью и пошла к парому.

«А что, если позвонить Владу и спросить его про Бабкину?» – осенило вдруг Вовку.

Теперь он ждал паром, приплясывая на месте от нетерпения. Но злая паромщица никуда не спешила. Наковальников уже готов был прыгать в воду и плыть на другой берег, когда трос дернулся и потянул железную платформу к его берегу.

С парома Вовка сбежал первым, дождался, когда на него никто не будет смотреть, и шагнул к будке. Здесь его встретило новое препятствие – в будке сидела еще одна женщина, перед ней висело какое-то табло с мигающими лампочками. Из репродуктора несся противный механический голос: «Внимание, корабль! Внимание, корабль!» Другой приемник постоянно шипел, время от времени выплевывая редкие команды: «Окский-6»! «Окский-6!» Почему стоите? «Окский-20», сдайте немного назад!»

Между двумя этими приемниками стоял телефон.

Женщина, разложив на бумаге толстенные бутерброды, лениво помешивала в стакане чай, с тоской глядя на неизменный пейзаж за окном.

«Внимание, корабль! Внимание, корабль! – дурным голосом заголосил динамик, и по табло побежали красные огоньки. – Паром, опустить трос!»

– Варя! – заорала женщина в громкоговоритель, чуть не опрокинув на себя стакан с чаем. – Делай остановку, корабль идет!

Женщина долго нажимала какие-то клавиши. Механизм, видимо, не сработал. Тогда она выбежала из домика и стала опускать трос вручную. Над каналом загорелся красный сигнал семафора.

Вовка нырнул в открытую дверь. Телефон клуба он помнил наизусть. Но противный аппарат упорно не хотел соединять его с городом. После безуспешного нажимания на все кнопки в трубке раздался удивленный голос:

– Чего вам?

– Мне город, номер…

– Минуту!

В трубке зашипело, где-то далеко-далеко заиграло радио.

Вовка скосил глаза на бутерброды. Это были розовые толстые кружки вареной колбасы, уложенные на огромные ломти белого хлеба. Наковальников сразу вспомнил недоеденный обед из полуфабрикатов и кислый тоненький кусочек черного хлеба.

– Набирайте номер, – ожила трубка.

Пальцы сами крутили диск – отвести глаза от бутербродов было выше Вовкиных сил.

На линии опять заработало радио.

Влада, как обычно, долго искали. Наковальников представил их подвал с бесконечными закутками и небольшими комнатками. В задумчивости он отломил от бутерброда.

– Алло! – отозвались на другом конце провода.

Вовка не стал представляться – вряд ли Король его помнит. Только передал привет от Антона и спросил, когда «Ветер» уходит в Крым.

– Через два дня. – В голосе Влада слышалось удивление.

– А Бабкину чего с собой не взяли?

– Какую Бабкину? Она откуда?

– Из «Ветра». – От волнения Вовка уже вцепился в бутерброд и откусил от него изрядный кусок. – Алина Бабкина.

– Нет у нас никакой Бабкиной, – озадаченно отозвался Король. – И не было. А кто это говорит?

Вовка медленно положил трубку на рычаг, встал из кресла, последний раз глянул на мигающие лампочки и шагнул к выходу. Он стоял на крыльце, засовывая в рот остатки бутерброда, когда женщина около семафора повернулась.

– А-а-а! – заорала она низким, тяжелым голосом. – Держите вора!

Вовка чуть не подавился последним куском. Кубарем скатился с крыльца, прыгнул в высокую траву и, не раздумывая, головой вперед нырнул в канал. Ему казалось, что и сквозь воду до него доносится ругань разъяренной хозяйки колбасы.

Только добравшись до своего берега, он вспомнил, что еще утром боялся воды и не умел плавать.

Впрочем, сейчас ему было не до этого.

Он добежал до дома, покопался в траве, разыскивая лестницу. Она оказалась здоровой и тяжелой, все норовила выпасть из его рук или разбить окно. Когда лестница все-таки дотянулась до крыши, то в центре ее обнаружился опасный провис. Первые пять перекладин Вовка еще проверял на прочность. Потом ему это надоело. Он быстро пополз наверх, поскальзываясь на подгнившем дереве.

Окно, через которое он всего несколько часов назад выбирался на крышу, было приоткрыто. В суматохе никто и не подумал его закрывать. Вовка протиснулся в узкую раму, спрыгнул на пол.

Чердак был завален хламом – поломанные весла, кресла, через балки были перекинуты старые сети, на вешалке висело несколько тулупов.

Сундуков нет, уже хорошо.

Путь на чердак оказался свободен – значит, хозяин запер только внешнюю дверь в коридор. Прислушиваясь к скрипу ступенек, Вовка спустился на площадку. Здесь стоял полумрак. Свет пробивался в щель под дверью в коридор и с чердака.

Странно, раньше здесь была непроглядная темнота.

В углу лежали отбитые доски.

Ага, значит, что-то все-таки было!

Дверь в каморку бесшумно распахнулась.

От волнения Вовка схватился за косяк. Под пальцами оказался выключатель.

Что-то раньше они никакого света не находили.

Под потолком загорелась тусклая лампочка. Ее свет с трудом пробивал пыль каморки. Здесь были старая мебель, желтая садовая скамейка без ножек, сломанный в трех местах уличный фонарь. Казалось, вещи настороженно наблюдают за вошедшим, ждут, что он будет делать дальше.

А Вовка и не собирался ничего делать. Он стоял, глупо хлопая глазами, пытаясь сообразить, что же все это значит.

Бабкиной в отряде «Ветер» нет, но она знает, что год назад Влад здесь был. В каморке ужастики не сидят, не клацает челюстью скелет с гробом под мышкой. Что еще? Есть кукла старика. Но если и ее не окажется, то Вовка может занимать очередь в психушку.

Он собрался выходить, протянул руку к выключателю, когда краем глаза заметил в углу какое-то движение. Что-то низкое и темное, еле слышно топая по полу, прошмыгнуло вдоль дальней стены.

«Драпать нужно!» – вспомнились вдруг слова Спири. Вовка машинально шагнул за порог, захлопнув дверь.

Свет остался внутри, в каморке. На площадке, даже после тусклой лампочки, ничего не было видно. Вовка испуганно озирался, перед глазами прыгали разноцветные круги.

В дверь негромко поскреблись. Или это ему только показалось? Слишком громко стучала в ушах кровь.

«Тук, тук!» – раздались в дверь еле слышные удары.

Кто это?

Вовка огляделся в темноте.

Ни шороха, ни звука.

Чего он испугался? Собственного страха? Глупости. Час назад ему популярно объяснили, что ничего нет, что он все сам выдумал. А раз выдумал – то и бояться нечего.

Он распахнул дверь, собираясь выключить свет.

Зелеными тоскливыми глазами на него смотрел Древний Страх.

Вовке еще хватило ума побежать вверх, а не вниз. Если бы он помчался вниз, то через пять ступенек наткнулся бы на запертую дверь. Побежав вверх, он смог добраться до чердака, доламывая и без того исковерканные временем стулья, вскарабкаться к оконцу, проскочить в него и, чуть не упав с крыши, на заду съехать к карнизу.

Земля внизу перед его глазами опасно накренилась. Чтобы не свалиться, Вовка ухватился за лестницу. И сначала полез с нее лицом вверх. Только когда каблук опасно соскользнул с перекладины, он перевернулся. Следующие перекладины ему пришлось пересчитать подбородком – одна из них сломалась, он слетел с нее, следующая подломилась под его массой. И так до конца.

Грохот, наверное, стоял еще тот. Но никто пока не бежал вокруг дома, желая выяснить, что снова происходит.

Наковальников сидел на земле. Лестница снова ухнулась в траву. Он рассматривал сбившуюся повязку у себя на руке. Ладонь была обожжена, на ней уже появились белые пузыри.

Значит, огонь был, а горящего дома не было. Где же он тогда нашел огонь? И где ухитрился разбить лоб?

Неувязочка получается, Антон Виноградов! И не надо на меня смотреть ехидными глазами, Алина Бабкина! Вы тут все спелись! Но меня так просто не возьмешь!

Вовка вспомнил про каморку и задрал голову.

Из оконца никто не лез. Но он же ясно видел – что-то темное, с грустными глазами. Он даже угадал, что это!

Как только Наковальников об этом подумал, из оконца потянулся темный след.

Этого только не хватало!

Все еще поглядывая наверх, Вовка обогнул дом.

У мостков купались. По приказу Антона все забыли о своих страхах и вели себя так, словно ничего не случилось.

Ладно, пускай пока думают как хотят.

Из-за ближайших кустов показалась лохматая голова Спиридонова. Колька был хмур, бледен, глаза его беспокойно бегали. Он тоже вел какое-то свое расследование.

Вовка посмотрел на дом. На половине хозяина на подоконнике сидела кукла. Та самая. Только сильно постаревшая. В голубом вылинявшем платье, с выгоревшим лицом и блеклыми, навсегда распахнутыми глазами.

Наковальников медленно подошел к окну, потянул на себя отставшую фрамугу. Потревоженное стекло недовольно тренькнуло.

При свете солнца кукла оказалась пыльной, бесцветной. Ее давным-давно никто не брал в руки. Когда Вовка коснулся ее пухлой ручки, ему показалось, что она сейчас рассыплется в прах. Но кукле ничего не сделалось, а на том месте, где она сидела, осталось ярко-белое пятно. Ее так долго не трогали, что подоконник вокруг нее успел сильно выгореть.

В глубине комнаты шевельнулась фигура. К окну подошел Андрей Геннадиевич. Самый настоящий. Гладко выбритый. В аккуратном домашнем костюме.

Вовка даже не удивился.

– Откуда она? – спросил он, сажая игрушку обратно.

– Кукла-то? – Малахов провел по кукольной ручке рукой, тяжело вздохнул. Сейчас он выглядел таким же старым и пыльным, как и его игрушка. – Она когда-то принадлежала моей дочери. Катюша приехала тогда последний раз. Вот так посадила свою ляльку и больше не вернулась.

– Что с ней стало?

– Уехала. Моя жена не захотела здесь жить и ушла, забрав Катюшу. Только кукла и осталась… – Старик опять тяжело вздохнул, стряхивая пыль с голубого платьица.

– Кого же вы ходите встречать к парому?

– Гостей. Все надеюсь, что с ними и Катюша моя вернется.

– Зачем же вы рассказывали про каких-то двойников? Про то, что здесь постоянно кто-то тонул?

Водянистые глаза старика пристально смотрели на Вовку.

– Я ничего не рассказывал, – жестко произнес он. – А ты тот самый мальчик, которому снятся странные сны?

Вовка словно удар под дых получил. Он отскочил от окна, свирепо сжал кулаки.

– Кто же у вас тогда живет в каморке под чердаком? – прошептал он.

– Стулья, – коротко бросил хозяин, отходя в глубь комнаты.

«Стулья! Это мы посмотрим, какие там стулья живут!»

Вовка решительно шел к мосткам, чувствуя, как в уголках глаз наворачиваются предательские слезы.

Все против него! Все! Все хотят доказать, что он псих – недаром полез с крыши прыгать! Зачем он всем рассказал про сон? Зачем уговаривал Спирю выбросить монету? Зачем Колька ее выбросил, если ничего нет? Хотел оценщику показать! Вот и показывал бы!

Он шел, собирая обиды прошлых дней, вспоминая обрывки слов, косые взгляды ребят, усмешку Бабкиной. Вот сейчас он дойдет и скажет им все, что о них думает. Дайте ему только до мостков добраться!

За спиной хлопнула дверь. Хозяин просеменил в сторону парома. Спиря, как заяц, выскочил из кустов и, пригибаясь к траве, побежал следом.

Ну-ну, следопыт. Интересно, что он там узнает…

Вовка до того разозлился, что у него разгорелось лицо. Надо же, как его довели!

Он, наверное, шел бы так целый час, проклиная всё и всех, сжимая и разжимая кулаки, самому себе обещая быть решительным и не отвлекаться на насмешки. Но, в конце концов, даже до его затуманенного яростью сознания дошло, что происходит что-то не то.

В пяти шагах сзади от него все так же стоял дом, в окне хозяина виднелась кукла. Далеко впереди блестело на солнце водохранилище, оттуда раздавались веселые крики ребят, слышался заливистый хохот Бабкиной и суровый голос Ирки, зовущий кого-то вылезать из воды. За все то время, что Наковальников шел, он ни на метр не приблизился к своей цели.

Тупо глядя себе под ноги, Вовка сделал несколько шагов. Он двигался – под ногами были уже другие травинки. Но то ли место у него оказалось заколдованным, то ли остальные предпочитали оставаться там, где сейчас находились. Мостки были все так же далеко. Оттуда так же раздавались голоса.

Сзади зашуршала трава. Высоко поднимая морду, к Вовке двигался его персональный страх – крокодил. За ним неуверенно шел Игоша.

– Вас нет, – машинально пробормотал Наковальников, помня наставления Антона.

– Плохой мальчик, – заверещал Игоша, протягивая в его сторону толстую руку. – Ложишься спать не вовремя, кушаешь плохо. Бутерброд у тетки стащил! Затопчу, замучаю тебя за это!

Он ринулся в бой. Крокодил, злобно клацнув челюстью, запрыгал следом. Видимо, его осенила давнишняя идея укоротить Наковальникова на руку.

– Эй, – возмутился Вовка, пятясь, – вы чего все на меня? Вон, к другим идите!

– Мое! – выл Игоша, наваливаясь на Наковальникова всем телом. Из-за его плеча глянули знакомые тоскливые зеленые глаза Страха.

И Вовка испугался. Еще бы не испугаться, когда на тебя такое наседает!

Он пробежал несколько шагов вперед, но, так как водохранилище все еще не собиралось к нему приближаться, пришлось повернуть в сторону дома.

Игоша оказался не таким хорошим бегуном, как говорил о себе сам. Затоптать и замучить у него не получалось хотя бы потому, что он был неуклюж. Что же до крокодила, то его длинное неповоротливое тело хорошо двигалось только вперед и разворачивалось с трудом.

Неожиданно смех Бабкиной стал особенно громким. Алина свесила ноги с подоконника, где пять минут назад сидела кукла.

– Ой, не могу! – болтая ногами, смеялась Бабкина. – Вот умора!

– Так, – остановился Вовка. – А тебе что здесь нужно?

– Это что ВАМ здесь нужно? – пристально глядя на Наковальникова, спросила Алька. – Зачем вы сюда приехали? Что вы хотите? Поразвели собственных глупых страхов. Кого это добро испугает?

– Мое! – радостно вздохнул Игоша, опуская тяжелую руку на Вовкино плечо.

– Подожди! – отмахнулся от привидения Наковальников. – Эй, Бабкина, а ты-то сама кто? Русалка?

Алина кувыркнулась с подоконника в комнату старика. В окне показалась ее голова с синюшным лицом и мокрыми волосами, в которых застряли водоросли.

– Вы не того боитесь, – хрипло произнесла она, снова забираясь на свое место. Серое тощее тело, зеленоватые руки, длинные ногти. – Подумаешь, учителя или родители! Есть кое-что посильнее! Глупый народ! – Она уже сползала с подоконника на землю. – Вы совсем про нас забыли! А мы есть, мы здесь, мы то, что вас окружает – вода, земля, воздух, огонь. И мы уничтожим вас! Как уничтожали ваших предков. – На мгновение на ее губах показалась знакомая лукавая усмешка. – Ты думаешь, почему не можешь до своих дойти? Будто водит тебя кто-то? Леший и водит!

Из-за ближайших кустов показалась страшная заросшая морда с крючковатым носом и лохматой шевелюрой.

Вовка до того был поражен увиденным, что не заметил, как к нему подобрался крокодил и мотнул в его сторону мордой. Ногу пронзила самая настоящая боль. Наковальников вскинул руки, опрокидываясь на спину. Над ним склонилось синюшное лицо.

– Я вас ненавижу! И я вас всех уничтожу!

– За что? – Вовка одной ногой отбрыкивался от назойливого крокодила, рукой сдерживал напирающего Игошу. – Ты же сама меня спасала!

– Потому что ты будешь первым, – торжественно произнесла Бабкина, отводя голову чуть назад и одновременно широко распахивая голубые глаза. – И умрешь ты тогда, когда нужно мне, а не когда получится у тебя! – Она стала медленно приближать к нему свое лицо, между синюшными губами мелькнули белые острые зубы. – Первая жертва, – прошипела она, выпуская длинный язык.

– Ну, а это чучело что здесь делает? – раздался ленивый голос. – Бабкина, тебе сколько раз говорили – шла бы ты в свое болото!

Алина с силой отшвырнула от себя Наковальникова и прыгнула на Спирю. Казалось, что из ее ядовито-голубых глаз сейчас полетят искры. Колька ловко поставил ей подножку, отчего Алька рухнула на землю.

– Призываю братьев моих и сестер! – прошипела она, стукнув сжатым кулачком по траве.

От этого удара земля содрогнулась и, тяжело охнув, встала дыбом. Из кустов показался давешний верзила с жутким лицом. Руки и ноги у него были похожи на козлиные копытца. От воды полезли зеленые твари. Березка качнулась, от нее отделился тонкий силуэт. С крыши дома спрыгнуло кряжистое существо, по глаза заросшее волосами, коротенькие ручки по локоть были перепачканы сажей. Пока оно шло, лицо его постоянно менялось – то в нем виделись черты Малахова, то Вовки, то Глеба. Это шла местная достопримечательность – домовой, с которым постоянно путали хозяина рыбацкого домика. По чистому небу прокатился гром, отчего на землю посыпались искры. Касаясь травы, они превращались в тоненькие подвижные создания. Каждый их шаг оставлял после себя пепел.

– Вековечный Страх, напомни о себе! – из последних сил орала Бабкина.

Снова ухнула земля. Вовка зажмурился, заранее предчувствуя, что увидит.

– Ну, и что это за явление? – нахмурился Спиря, которого со всех сторон окружили огненные существа. – Что все это означает?

– Это… – Бабкина торжественно обвела глазами сборище. – Это древние страхи, поверья и легенды. Сотни лет они жили там, куда их загнали люди. Вы окружили себя новомодной техникой, придумали новые страхи. И совсем забыли про нас! А мы есть, мы существуем! И я докажу, что простая вода гораздо опаснее выдуманной барабашки!

До Спири наконец дошло, что ничего забавного в происходящем нет. Что закончиться все может не так уж и хорошо!

– А ну, разошлись! – заорал он, отталкивая от себя светящиеся угольки. – Дорогу дайте!

– Нет, вы никуда не пойдете!

– Что же ты с нами сделаешь? – хрипло спросил Вовка, уже порядком уставший бороться с крокодилом, который все еще норовил что-нибудь от него откусить.

– Съем! – кровожадно захохотала Алина, резко наклоняясь к нему.

Глава IX Место тысячи страхов

– Чего опять замер? – раздался хриплый голос сзади. – Шевелись! Никто не будет ждать тебя вечно!

Перед глазами у Вовки все плыло. Ему казалось, что он все еще видит русалочий оскал, ледяные глаза. Но глаза отодвинулись в сторону и растворились в воде…

В воде?

Наковальников подпрыгнул, в ту же секунду его снова хлопнули по плечу:

– Ну, чего, малява, застыл? Или гвоздем к месту прибили?

Под зад ему дали увесистый пинок, и Вовка полетел вперед. Вернее, поплыл. И остановился, когда его голова встретилась с краем сундука. Удар был не очень сильный, но достаточный, чтобы привести его в чувство. Как только Вовка чуть-чуть пришел в себя, перед ним показалась лиловая голова спрута.

– Мы снова рады видеть тебя, – мягким голосом пропело чудовище, помахивая щупальцем. – Принес что-нибудь?

Вовка отрицательно помотал головой.

– А ты там посмотри. – Щупальце уперлось в карман шорт. Звякнули монеты.

– Анд-дрей Геннадиевич… – начал Наковальников, приподнимаясь.

Вокруг спрута взлетели пузырьки, на секунду скрыв его от Вовкиных перепуганных глаз. Нахохотавшись, осьминог подполз ближе.

– Ты ошибаешься, дружок, – пробулькал он. – Мы здесь сами по себе, а они там, – он выразительно глянул вверх, – самостоятельно перебиваются.

– Ой, ну, долго еще? – возмутился тип в штиблетах, бросая прозрачный полиэтиленовый мешок на землю. Как кочаны капусты, в нем переваливались несколько отрубленных голов. Потревоженные головы открыли красные глаза, зашевелили синюшными губами.

Икнувший с перепугу, Вовка откатился подальше, оперся о какой-то плоский предмет. За ним переместился спрут.

– Что ты тянешь время? – продолжал нашептывать он. – Все уже давно решено.

– Ч-что решено?

Вовка почувствовал сзади подозрительное шевеление. Он мельком бросил взгляд через плечо и на мгновение забыл, как дышать. За его спиной был гроб, обитый желтенькой тканью с бахромой. По крышке нервно постукивал костяной рукой скелет. Весь его вид выражал крайнюю степень недовольства. На коленях у него сидела кукла в голубом платье и смотрела на Вовку злыми черными глазами.

Этот взгляд поднял Наковальникова на ноги.

– Что вы ко мне привязались? Что хотите от меня? Нате вам ваши монеты! – Рука сама опустилась в карман. Взлетели бурунчики ила, скрывая брошенные золотые. – Только отстаньте!

Он бы еще долго орал и топал ногами – так много у него накопилось за эти дни. Но спрут шевельнул щупальцем, и говорить стало трудно. Вода заволновалась, потемнела, в ней появились ручейки холодного течения, над головами собравшихся замелькали расплывчатые тени.

– Ладно, – пробормотал осьминог, отползая обратно к сундукам. – Времени мало… Монеты – это ерунда. Это то, что ты сам придумал. Мы же твой сон.

– Что? – Вовка почувствовал, что у него сейчас начнется истерика.

– Мы тебе приснились, ты испугался – и вот, пожалуйста, мы здесь. Ты решил, что все портят монеты, и вот каждый, кто с ними сталкивается, начинает тонуть. Ты испугался воды, и вот она уже сама к тебе приходит. Вспомни, как ты сам себя напугал крокодилом…

Тип в штиблетах мелко захихикал.

– А ведь никакого крокодила под кроватью быть не может! – Спрут доверительно наклонился к Вовке. – Как не могут плавать простыни и бегать по стенам глаза. Хорошо хоть Фредди Крюгера не стал бояться – слишком уж он нервный тип.

– В-вас не существует? – До Наковальникова что-то стало понемногу доходить.

– Помнишь старую страшилку? – Спрут не спеша сложил свои щупальца, усаживаясь поудобней. – Переехала семья в новую квартиру на последнем этаже и обнаружила на потолке желтое пятно. Утром пятно стало больше. Мама ушла на работу и не вернулась. На следующий день пятно снова увеличилось. Папа ушел на работу и тоже не вернулся. И вот настал вечер. Сидит мальчик дома один и дрожит, глядя на пятно. А оно растет прямо у него на глазах. Он схватил тряпку и стал его затирать. Потолок стал чистым. Утром мальчик проснулся, видит, пятно в два раза больше стало. Собрался он в школу, вышел за дверь, постоял на лестничной клетке и решил подняться на чердак, посмотреть, если ли такое же пятно там.

При упоминании чердака Вовка поежился.

– Дверь на чердак оказалась открытой, – голос осьминога стал завывающим. – Мальчик вошел! – Спрут подпрыгнул, приблизив к Наковальникову свои огромные глаза, страшно похожие на глаза Бабкиной. – А там сидит котенок и писает!!!

Тип в штиблетах заржал, опрокинулся на спину и задергал тощими ногами. Скелет на гробе довольно заухал. Кукла на его коленях мелко захихикала.

– А родители мальчика, – все тем же мрачным тоном закончил свою историю рассказчик, – стоят рядом и ругают этого котенка!

Спрут замер, наблюдая за Вовкиной реакцией.

Когда до Наковальникова дошло, что над ним просто издеваются, он надулся и обиженно засопел.

– Вы смеяться надо мной тут собрались?

Тип в штиблетах зашелся новым приступом хохота, в котором слышалось захлебывающееся кваканье. Спрут цыкнул на него, и тот отполз подальше в водоросли, но и оттуда слышались довольное подвывание и скрежет костей.

– Нет, не издеваемся. – Осьминог доверительно посмотрел в Вовкины глаза. – Мы предлагаем тебе выбрать. Либо ты остаешься с нами, с хорошо знакомыми тебе крокодилами и гробами. Или поступаешь в распоряжение старых страхов.

– Эт-то что еще такое? – Наковальников оглянулся, ожидая увидеть очередную мерзость.

– Понимаешь, в чем дело… – Спрут многозначительно повел щупальцем у себя над головой. – Люди испокон веков боялись вполне конкретных вещей. Человек утонул, значит, водяной на дно утащил или русалки защекотали. Заблудился в лесу – леший заморочил голову. Умер от удара молнии – Огненный Волк удачно в него плюнул. У бабы тесто для хлеба не подошло – домовой покуролесил. Все свои страхи люди знали и не старались выдумать новых. Но сейчас про старые страхи забыли. Ну, кто, когда пойдет купаться на речку, будет помнить о русалках и бояться их шаловливых пальчиков? Скорее скажут, что подводная лодка рядом прошла или инопланетяне залетные появились. Раньше дети друг друга пугали лешаками, а теперь гробами и черными простынями.

– А я-то тут при чем? – напомнил о себе Вовка.

– С тобой все сложно, – протянул спрут, выпуская изо рта струйку пузырьков. – У тебя была слишком непоследовательная бабушка. Ты боялся крокодила и зеленых глаз. Но зачем-то втянул в эту компанию Игошу. Ты знаешь, кто это такой?

– Чучело неповоротливое, – буркнул Наковальников, вспоминая давешнее явление.

Кукла снова мелко захихикала.

– Не только. – Спрут сердито зыркнул в сторону скелета, и смех прекратился. – Раньше верили, что если ребенок умирает при рождении, то его душа не попадает на небо, а остается на земле, превращаясь в Игошу. Он живет в доме, пакостит по мелочи – нитки путает, соли в суп подсыпает. Иногда может расшалиться – ребенка в колыбели придушить. Или еще чего… похуже.

Осьминог сделал внушительную паузу, выжидательно глядя на Вовку. Наковальников затравленно оглянулся.

– От меня-то вы чего хотите? – истерично воскликнул он.

– Здесь, в доме, где вы сейчас живете, уже многие годы идет война старых страхов с новыми. Русалка доказывает свое право на существование…

– Бабкина! – догадался Вовка.

– Она! Голубоглазая бестия! Никому покоя не дает! Страх существует, пока в него верят. А в нее верили! Не здесь. В деревне. Оттуда она и пришла сюда. Водохранилище небольшое, плавай туда-сюда сколько хочешь! Вот она и заплыла. Рыбаки-то просто так здесь тонули – кто по глупости, кто еще из-за чего. Она прознала про это и давай местных пугать, мол, ее это работа. Древние страхи сильны, могут повелевать стихиями. Ты видел, что она творит с огнем и водой! Ни одному нашему это не под силу. Но с каждым годом она слабеет – в нее верят все меньше и меньше. В деревне про нее забыли, сюда народ валом не валит. Вот она и заставила мужиков из деревни поджечь домик рыбака. Только они его не сожгли, потому что испугались хозяина с куклой, приняв его за нового демона. А что хозяин? Так, спятивший старик, живущий воспоминаниями о прошлом. Он и к парому бегает в надежде, что его дочь приедет. Но русалка еще чудит, показывает, каким этот дом может стать.

– А при чем здесь кукла? – Вовка посмотрел на игрушку, сидящую на коленях у скелета.

– Предмет живого мира. Русалка не может оказаться среди людей без людского предмета. Ей не нужно было вас убивать. Ей нужно было заставить ее бояться. Ее! Представительницу старых страхов. Кстати, дед с куклой никакой не хозяин домика рыбака, если ты не догадался. Андрей Геннадиевич обыкновенный старик. А вот за ним по пятам ходит его копия – домовой. Он-то с куклой и носится. Причем придумал себе такую же, какую хранит у себя хозяин, в голубом платье. Сделал специально, чтобы всех запутать. Помнишь, Малахов говорил, что часто видит сам себя? Даже бороться пытался со своим подобием. А чего с ним бороться, если это душа домика рыбака. Самый обыкновенный дух, слабенький только, гораздо слабее русалки. И где она такую древность откопала? Но силы у него хватает, чтобы быть похожим на Малахова. Это у них заведено – устраивать игры двойников. Малахов его боится. Но не дети… Они всегда упрямы. Разве их Сереньким Волчком перед сном напугаешь? Только хохотать будут. А вот покемон на них подействует.

– А монеты? – не сдавался Вовка.

– Это ерунда, – шевельнул щупальцем спрут, раскапывая три золотых. – Условность. Если ты веришь в нас, то монеты будут для тебя что-то означать. Дай нам их – и мы повеселимся на славу! Устроим бурную ночку. Для этого дела я припас парочку совершенно новых ужасов. С бензопилами, с клыками и брызжущей во все стороны кровью! – Осьминог на секунду замолчал. – Конечно, ты можешь сейчас уйти, – тихо добавил он. – Но они, – щупальце поднялось вверх, показывая на все еще мелькающие у них над головами тени, – могут тебя отсюда и не выпустить.

Вовка задрал голову. Где-то далеко в вышине плавали несколько фигур с длинными хвостами и человеческими руками.

– Русалки? – догадался он.

– Они самые. – Спрут вложил в безвольную Вовкину руку монеты. – Не знаю, какие у них планы относительно тебя… Нам же все равно. Не ты, так кто-нибудь другой. Но лучше уж ты. Поверь: с нами тебе скучно не будет… Это я тебе обещаю…

За Вовкиной спиной тут же появилась очередь. Тип в штиблетах подхватил свой мешок и нетерпеливо задышал ему в ухо. Скелет, тяжело кряхтя, поднялся, закинул куклу под крышку гроба. При этом Вовка успел хорошо разглядеть своего двойника, устроившегося на белых подушках.

– Давай скорее, – снова затянул свою волынку тип сзади. – Время идет!

Вовка подошел к сундукам, раскрыл ладонь.

Выбор у него был не очень сложный: милые и хорошо знакомые страхи с крокодилами и гробами. Или непонятные русалки и домовые. Эти хоть только пугают. А те и съесть могут. Вон, какие у Бабкиной зубы! Такая на дно затянет и не посмотрит, что ты ее не боишься.

Наковальников вытянул руку. Совсем недавно рука была обожжена, теперь же никакого ожога на ней не было. Правильно! Какой ожог, если дом не горел? Все это внушение!

Теперь Вовка действовал машинально. Он резко опустил руку вниз и сжатым кулаком со всей силой ударил об острый край сундука. От боли потемнело в глазах. Рука судорожно дернулась, ладонь раскрылась, из нее посыпались монеты. Одна, две, три, четыре, пять. Получилась не ладонь, а бездонный мешок.

Но сейчас было не до них. Вовка с ужасом смотрел, как набухает кровью глубокий порез, как темнеет застрявшая в середине ладони неизвестно откуда взявшаяся железка. Вслед за увиденным пришла боль. Жуткая, нечеловеческая. Завыл за спиной от восторга тип с мешком.

Перед глазами у Вовки снова все поплыло. Он еще успел заметить, как тонкой струйкой всплывает вверх вытекающая из раны кровь.

Наковальников откинулся назад. Под ним что-то жалобно скрипнуло. Голова больно ударилась о железную спинку кровати.

Он открыл глаза, и первое, что увидел, были его руки. Левой он ухватился за запястье правой. На ребре ладони медленно проступал красный рубец.

– Ах, вот вы как! – в ярости прошептал Вовка, окончательно просыпаясь.

В комнате все спали. За окном было раннее утро. Солнце освещало притихший берег с тремя разложенными катамаранами, влажную от росы березку, полузатопленные мостки.

Вовка помотал головой, пытаясь прогнать наваждение. Либо окружающее сейчас исчезнет, и все станет более понятным, либо то, что есть, так этим и останется. Но тогда все запутается бесповоротно.

Однако путать оказалось нечего. И так было ясно, что война началась.

Секунду назад спокойное водохранилище забурлило, меняя цвет с лилового на черный. Заволновалась вода от сотни двигающихся тел – к берегу спешили водяные. Вздрогнула березка, пронеслись над берегом шорохи и вздохи, чуть заметно задрожала земля. Из-за угла дома вышел Игоша, остановился, поднял голову, ища нужное окно на втором этаже.

Вовка вовремя отпрянул, чтобы не встречаться с бессмысленными глазами шального духа.

– Спиря! Вставай, – подбежал он к Колькиной кровати.

Но Спиридонова там не было. Откинув одеяло, со скрипучей постели поднялся мрачный скелет. Покопавшись в белье, он достал железную косу с длинной деревянной рукоятью, выправил лезвие, потрогал пальцем, острое ли.

– Ну что, малец? – Пустые глазницы черепа уставились на Вовку. – Повоюем? Эх, хорошо пойдет!

Уже ни на что не надеясь, Вовка подошел к кровати Галкина. На ней, не снимая своих штиблет, лежал противный тип и, высунув от азарта язык, играл в тетрис.

– А мы так! А теперь вот так! Падай, родная, падай! – шептал он, со всей дури давя на кнопки. Заметив Вовку, он кивнул ему как хорошему знакомому. – Сейчас иду, – пробормотал он. – Минутку.

Дальше Наковальников не пошел. Пашки с Серегой тоже нет. Бежать за капитанами бесполезно. Девчонки?

Вовка обогнул глиняного великана, разминающегося перед сражением, и вышел в коридор. Все стены здесь уже были испещрены разноцветными пятнами. Суетясь, как мошкара перед лампой, носились глаза. Хрустели пальцами готовящиеся к бою руки. Пиковая Дама с Пиковым Королем в углу играли в дурака. Плыло неспешное привидение. Оно тяжело вздыхало, образуя вокруг себя облачко пыли.

Дверь в комнату девчонок заклинило. Наковальников несколько раз дернул за ручку. Дверь даже не шелохнулась.

Он уже собирался как следует разбежаться и навалиться всем телом, когда домик вздрогнул. Древние духи начали наступление.

– Они пришли!

Вовка впервые услышал, как говорит кукла. Бестия в голубом платье стояла перед лестницей, и выражение ее лица не предвещало ничего хорошего. Голос у нее был высокий, писклявый и такой сильный, что легко перекрыл громкий спор Короля с Дамой, выясняющих, какой у них на этот раз козырь.

Дом содрогнулся от топота. С улицы послышались глухие удары. Из стены показалось жуткое лицо, заросшее до глаз волосами, в звериной шкуре, из-под которой торчала пара аккуратных копыт. Существо кровожадно ухало и скрежетало зубами. Вовка узнал в нем лешего. С тяжелым вздохом протопал скелет, размахивая косой. Леший протянул волосатую лапу и вместе со скелетом исчез в стене. Послышались звуки борьбы.

Кто-то тяжело прошелся по крыше, раздалось знакомое завывание: «Затопчу! Замучаю!»

Прыснули во все стороны глаза. Простыни, связываясь тугими узлами, потянулись наверх.

Вовка снова дернул ручку. Но теперь ему показалось, что никакого входа в комнату нет – ручка просто прикручена к стене, на которой тонким карандашом обозначен контур бывшей двери.

– Майка! – закричал он, барабаня по дереву. – Ленка!

Снаружи что-то тяжело бабахнуло, как будто бы там начали стрелять из пушки. А вслед за тем раздались редкие выстрелы.

По коридору прошмыгнул низенький пацан, тащивший на себе тупорылый пулемет. Через плечо у него были перекинуты ленты с патронами.

«Маленький мальчик нашел пулемет… – машинально вспомнил Наковальников старый «садистский» стишок. – Больше в деревне никто не живет».

Воздух сотряс тяжелый взрыв. Казалось, что дом подпрыгнул на месте. Из всех щелей повалил дым. Из стены сначала вылетела сломанная коса, следом выпихнули согнутый пополам скелет. Леший снова стал выбираться в коридор. К нему кинулись две пары рук и стали бойко щекотать его. Леший испуганно заухал, скорчил недовольную рожу и повалился обратно в стену.

Ровными рядами по потолку прошли глаза. С первого этажа раздался писклявый голос куклы. Под тяжелыми шагами заскрипела лестница. В коридоре показалось печальное привидение. Бесформенным кульком оно пошло вперед.

Наковальников снова начал атаковать дверь. Его настораживало, что из комнаты никто не откликается. Он совершенно не собирался принимать участие в этой сумасшедшей войне. Пускай страхи сами с собой выясняют отношения, если им так уж необходимо решить, кто главный. По его мнению, горели бы они все вместе синим пламенем и никогда бы с ним не встречались.

Он на всякий случай простукал стену. Она отозвалась глухим эхом. Что это значит, Наковальников не знал, поэтому снова дернул за ручку. Пролетевшая мимо рука с факелом на секунду осветила пятачок, на котором топтался Вовка. Он успел рассмотреть все тот же контур двери и петли. А еще он почувствовал, как на что-то наступил.

Этим чем-то оказалась отвертка.

– Как удачно! – пробормотал Вовка, нащупывая головки винтиков, держащих петли. Если он правильно помнит, именно так Спиря вскрывал дверь на чердак.

Вовка успел открутить два винтика, когда до него добралось привидение.

– Ух, – вздохнуло оно, останавливаясь.

– Потом, потом! – отмахнулся Наковальников.

– Ух, – настойчиво повторило привидение.

– Чего еще? – рявкнул Вовка, переходя к третьему винтику.

– Ты почему не спишь? – раздался знакомый голос.

Отвертка выпала из Вовкиных рук. Он почувствовал, как по спине пробежали противные мурашки.

Это был голос его давно умершей бабушки.

– Только плохие мальчики не спят так поздно, – обиженно произнесла она. – Вот придет Игоша и утащит с собой!

– Бабушка! – взмолился Вовка. – Я уже сплю!

– Ну, спи, спи, – миролюбиво согласилась бабушка. – Давай я тебя укутаю, чтобы крокодилы не могли до тебя добраться.

Бабушка протянула руку – Вовка испуганно прижался к стене. Но эта рука прошла сквозь него, как сквозь воздух, и исчезла в стене. Туда же втянуло и всю бабушку.

– Сплю я, – пробормотал Вовка, сглатывая застрявший в горле комок. Он попробовал точно так же пройти сквозь стену, но у него это не получилось. Дерево отказывалось пропускать человека. Тогда он снова взялся за отвертку. Но, как только коснулся винтика, сзади недовольно зацыкали зубом.

– Ай-ай-ай! Как нехорошо!

Рядом снова стояла бабушка, кутаясь в безразмерный пуховый платок, при каждом движении вверх взлетала пыль.

– Ну, бабушка! – начал канючить Вовка, чувствуя себя снова маленьким. Вот он лежит на своей жутко неудобной кровати. Сквозь пододеяльник чувствуется, какое кусачее у него одеяло. В стекло стучится ветер, и даже через все закрытые окна слышно, как скрипит уличный фонарь. По стене ползают размытые пятна. На шатком стуле сидит бабушка и, чуть раскачиваясь из стороны в сторону, приговаривает:

– Спи, спи, солнышко! Утро вечера мудренее. Все заботы оставь до завтра. Спи, а то Игоша придет. Спи!

От ее низкого протяжного голоса становится еще страшнее. Громче начинает скрипеть фонарь, тени на стене вырисовываются в кляксы и глаза. Они задавят, задушат, замучают. Уже слышны тяжелые шаги непонятного Игоши, чем-то напоминающего карапуза-переростка. После таких фантазий не то что спать, лежать на кровати тяжело. Хочется вскочить, включить свет, врубить радио на полную громкость, попрыгать на кровати, размахивая подушкой, покричать. И только после этого можно упасть обратно на кровать, натянуть на голову одеяло и заснуть. А лучше всего смотреть телевизор, пока глаза сами не закроются. И тогда уже не будут волновать ни скрипы, ни шумы, ни звуки.

И только так! Никак иначе! Только так…

– Спи, спи, – бормотал противный голос. Но это уже была не бабушка. На Вовку смотрели пронзительные голубые глаза.

– Усни, и мы навсегда останемся вместе!

Последний винтик скользнул между пальцев и упрыгал в темноту. Дверь послушно отошла от косяка. Сначала Наковальникову показалось, что он стоит перед гигантским, во всю комнату, аквариумом. Там за стеклом – мутная озерная вода, сплетенные водоросли. Припечаталось к стеклу серое лицо русалки, зеленые волосы, голубые глаза. Русалка протягивает костистую руку и хватает Вовку за футболку.

– Иди сюда, мой милый, – нежно шепчет она. – Здесь хорошо. Здесь спокойно. Здесь вечная тишина.

Алина втянула Наковальникова в комнату, и только сейчас он понял, что никакой это не аквариум. Просто каким-то странным образом здесь удерживается вода.

С двух сторон к Бабкиной подплыли еще две русалки. В них Вовка с трудом узнал Майку с Ленкой.

– Отпусти их! – Наковальников перехватил Алину за руку. – Немедленно.

– Они сами захотели, – пропела Бабкина, ласкаясь к Вовке. – САМИ. Ты ведь тоже САМ пришел. А здесь хорошо, очень хорошо. Теперь мы всегда будем. Станем жить, людей привораживать, души их к себе переманивать. Соглашайся. – Голубые глаза становились все ближе и ближе. – Соглашайся… Ты не пожалеешь. Тебе понравится. Только захоти.

Слова застревали в голове, не давая ни о чем думать. Вовке уже чудилось, что он сам это говорит и, что самое ужасное, этого хочет. И всегда хотел. Быть бессмертным, жить в озере. Бабкина такая милая и приветливая. Она его уже не раз спасала и сейчас спасет.

Над головой пронеслась струйка холодного течения. Стало неуютно. Но Алина все еще была здесь.

– Только кивни, и мы уплывем отсюда далеко-далеко. Нас уже ждут, к твоему приходу все готово.

Дом снова вздрогнул. Снаружи не на шутку разгорелась битва, но здесь пока было спокойно. И будет спокойно всегда.

Холодное течение стало сильнее, от него заныл затылок.

В дверь ломились.

– Откройте! – кричали снаружи.

– Быстрее! – торопили голубые глаза. – Один кивок!

– Майка! Ленка! – надрывался голос.

– Пора! – Бабкина потащила Вовку в глубь комнаты, где было гораздо темнее, чем на пороге.

– Вы меня слышите? – Дверь сотрясли частые удары.

Шаг – и Вовку как будто окатили водой. От этого стало зябко и противно. Бабкина тянула его за собой, но двигалась она быстрее, чем ее спутник. От этого рука ее вытянулась, посерела. Проступили редкие длинные волоски. Наковальников остановился. Рука продолжала растягиваться. Бабкиной уже не было видно, только длинная рука указывала то направление, где она скрылась.

Вовка легонько хлопнул по костистой лапе, сжимающей его запястье. По всей длине руки прошла волна возмущения. Он стукнул еще раз. Почувствовал, как сильнее впились в него ногти, как стремительно сокращается невероятно растянувшаяся рука. Но не настолько быстро, чтобы сию секунду Бабкина могла оказаться здесь.

Наковальникова резко потянуло вверх, к свету, к солнцу, заплескалась над его головой вода. Шею сдавил чей-то тяжелый обхват.

Рука Бабкиной разжалась. И Вовка оказался на поверхности воды. Сделал глубокий вдох, забарахтался, пытаясь освободиться от чьего-то объятия.

– Не дергайся, а то как врежу! – заорал ему в затылок хорошо знакомый Спирин голос.

От радости Вовка чуть снова не пошел на дно. Но его дернули за волосы, поднимая вверх лицо.

– Какого лешего ты сюда полез? – яростно шипел Колька, отбиваясь от Вовкиных рук. Пытаясь ухватиться за что-нибудь, Наковальников цеплялся за Спиридонова, утаскивая его вслед за собой под воду.

Неподалеку раздалось знакомое тарахтение. Ребята перестали отпихиваться друг от друга и завертели головами, ища, с какой стороны должна показаться моторка. Лодка вынырнула неожиданно. Глеб успел заметить бултыхающихся пловцов.

– Чего вы? – крикнул он, закладывая крутой вираж. – Нашли где купаться! У нас так далеко от берега не отплывают!

Вовка покрутился на месте. Берег был и правда далеко.

Первым в моторку забрался Спиря, рывком вытащил из воды Наковальникова.

– Как я здесь очутился? – шепотом спросил Вовка, боясь, что Глеб примет его за сумасшедшего, если услышит такой вопрос.

– По воде пришел, – мрачно буркнул Колька, через голову стаскивая мокрую футболку. – Так и топал, словно не по воде, а по дороге идешь. А потом под воду провалился. Я еле доплыть успел.

– Она меня утащила. – Испуг прошел. Вовку стал бить озноб. – Бабкина. Они там войну затеяли, захотели выяснить, кто сильнее – древние страхи или современные ужастики.

– Тоже мне нашли занятие! – мрачно хмыкнул Спиря. – И что, выяснили?

– Им понадобилось, чтобы я встал на чью-нибудь сторону. Но я отказался. – Вовка икнул, выплевывая изо рта противную воду. – Они Майку с Ленкой русалками сделали.

– Дома они, – мрачно глядя на приближающийся залив, буркнул Колька. – Тебя все ищут.

– Значит, дом стоит? – напомнил о своем существовании Глеб. – Я недавно мимо проплывал, заметил его. Да и батяня мне сказал, что тогда не смогли его сжечь. Ни с чем ушли. Спугнуло их что-то. – Парень наклонился вперед и зашептал так тихо, чтобы его слышали только ребята: – Домового они увидели. Всамделишного. Сначала вроде хозяин вышел. Они с ним чин чином поговорили. А потом он спиной повернулся. Они смотрят, а он ростом стал ниже, посерел весь. Так они и смекнули, что не Малахов это был, а домовой. Они ж, когда долго в одном месте живут, на одно лицо с хозяином становятся. Их и не отличишь. А потом мужики долго из залива выйти не могли, будто их кто водил. Тогда-то они и решили больше сюда не соваться, а для остальных говорить, что, мол, спалили дом, не осталось от него ничего. Чтоб никто больше сюда не совался.

– Так, может быть, его и на самом деле поджечь? – задумчиво спросил Спиря. – Пусть его совсем не будет.

– А что ты с духами сделаешь? – пожал плечами Глеб, заводя моторку в залив. – Они как жили здесь, так и будут жить.

– Ну да, – закивал головой Вовка. – Только в них никто верить не будет, поэтому они станут слабыми. И никому никакого вреда не принесут.

– Знаете что, – предложил Глеб, глуша мотор. – Собирайте-ка вещи и мотайте отсюда. Если эти чудики решили извести друг друга, пускай делают что хотят.

– Как же они будут без людей жить? – с сомнением спросил Наковальников. – Им же надо кого-то пугать!

– Кого пугать, они найдут всегда, – пообещал Глеб.

Ребята выбрались на берег. Мотор чихнул, заводясь заново.

– А как… – начал Вовка, только сейчас сообразив, что забыл спросить у Глеба, как он узнал, что они с Колькой именно сейчас тонут посередине водохранилища.

На Наковальникова глянули пронзительно-голубые глаза, и моторка унеслась прочь.

– Подожди! – прошептал Вовка, но останавливать было уже некого.

Он развернулся и побежал догонять Спирю.

Эпилог

Этот сон снова приснился Вовке через неделю. Но теперь спрут сидел печальный. Его огромные глаза были темны, а все тело медленно меняло цвет от серого до красного, потом желтого и опять серого. Из трубочки сзади время от времени всплывало чернильное пятно.

– Не боишься, значит? – грустно спросил он, захлопывая крышку сундука. – Надеюсь, это ненадолго. Мы еще встретимся! И ты сможешь сделать правильный выбор.

Из-за сундука вылез тип в штиблетах. Теперь в его руках был зажат пучок водорослей. Он сунул свой букет в ротовое отверстие спрута и нежно погладил его по голове.

– Ничего, – миролюбиво произнес он. – Найдем другого. Мелюзги здесь шастает достаточно.

Сбоку от сундуков Наковальников успел заметить разбитый гроб. Ткань с него была сорвана, на оголившемся дереве уже поселились моллюски. Из-под распиленной пополам крышки виднелся кусочек голубого платья.

– Но какой был экземпляр! – вздохнул осьминог, исчезая в чернильном облаке.

Чернота расползлась. Вовке стало нечем дышать. Он замотал головой, оттолкнулся от дна и начал быстро всплывать. Грудь сдавила тяжесть, руки потянулись к вороту рубашки.

Еще секунда, еще две! Уже видны блики солнца на поверхности. Все тело сводит судорогой. Вовка судорожно вдыхает и… просыпается.

Вокруг стояла тишина хорошо знакомого, обжитого дома, его родной квартиры, где за стенкой спят родители. За окном горел фонарь, по стенам бегали неясные тени.

Дышать действительно было нечем.

Наковальников заворочался, рукой провел по груди. Пальцы ткнулись во что-то мохнатое.

На Вовку в упор смотрели холодные зеленые глаза крошечного заросшего шерстью существа, со скрюченными коричневыми лапками, с искривленными в злой гримасе тонкими синими губками.

Существо цапнуло Вовку за палец и отпрыгнуло в сторону. Сразу стало легче дышать, в голове прояснилось.

– Ты кто? – спросил Наковальников, слыша самого себя как будто бы издалека.

– Мары мы, – раздался ответ, хотя существо губами не шевельнуло. – Духи. Злые. Как кошмарчик? Ничего?

– Убирайся отсюда! – замахал руками Вовка, усаживаясь на кровати.

Существо захихикало, прячась под одеяло.

– До встречи! – раздался веселый голос. – До следующего кошмара!

Простыня шевельнулась. И все замерло.

За окном грустно скрипнул уличный фонарь.

Примечания

1

Из песни на слова Э. Успенского.

(обратно)

Оглавление

Страна восковых фигур

  Глава I Трамвай вне расписания

  Глава II Охота на кошек

  Глава III Восковой палец

  Глава IV Третья вода

  Глава V Девочка с седыми волосами

  Глава VI Окно в стене

  Глава VII Почти как люди

  Глава VIII У Фроловой отбирают нечто важное

  Глава IX Тишина и пустота

  Глава X Посторонним вход воспрещен

Дом тысячи страхов

  Глава I Кукла с черными глазами

  Глава II Неудачное соревнование

  Глава III Цунами местного разлива

  Глава IV Комната страха

  Глава V Смерть под парусом

  Глава VI Дом с привидениями

  Глава VII Когда все умирают

  Глава VIII Вовкины страхи

  Глава IX Место тысячи страхов

  Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg