«Обыкновенное мужество»

Уважаемый читатель!

Перед тем как отдать на твой суд две повести, объединенные названием «Обыкновенное мужество», я хочу сказать, что события, положенные в основу этих повестей, не выдуманы, а лишь перемещены мной, если можно так сказать, во времени и пространстве. Изменил я и имена героев — участников описываемых событий.

Почему?

Потому, что правда факта, пройдя сквозь призму сознания человека, взявшегося рассказать об этом факте, приобретает свою неповторимую окраску. Тогда повествование уже становится частицей мироощущения и мировоззрения автора-повествователя; оценка факта — субъективной оценкой. Так рождается не точная фотография жизненного факта, а рассказ или повесть.

В данном случае повести. Ну, а все остальное рассказано в самих повестях.

Автор

Трудно сказать, как повернулась бы моя жизнь в дальнейшем, не прими я в тот памятный вечер странное для меня решение — пойти на танцы. Вероятно, уехал бы я в свой родной город Вельск, где до сих пор живут мои отец, мать и сестренка. Там я бы устроился на завод учеником слесаря, как об этом всегда мечтал мой отец, рабочий-слесарь высокого разряда, и со временем стал бы таким же отличным металлистом, как он. И уж конечно, я бы помирился с Коськой Никиенко, бывшим секретарем нашей школьной комсомольской организации. Теперь мне даже кажется, что он не стал бы долго подсмеиваться над моей так жалко провалившейся попыткой учиться непременно в Ленинграде. Впрочем, что гадать, как было бы, когда все получилось иначе.

В техникум я не поступил — срезался на экзаменах. Собираясь домой, я ясно представлял себе презрительный взгляд отца, грустные глаза матери и ехидную улыбку Касьяна: он был зазнайкой, этот Никиенко, и считал себя очень умным. Так по крайней мере я думал в ту пору. А не терпел я его вот почему: в восьмом классе я подал заявление в комсомол, но Коська убедил комитет не принимать меня, и мне отказали. Я демонстративно разорвал заявление на четыре части и, напыщенно кинув: «История нас рассудит!», повернулся к нему спиной.

И черт меня дернул сказать: «История нас рассудят!» Наверно, сработала моя тогдашняя привычка к необдуманным поступкам и громким фразам.