«Родная старина Книга 1 Отечественная история с IX по XIV столетие»

Родная старина Книга 1 Отечественная история с IX по XIV столетие (fb2) - Родная старина Книга 1 Отечественная история с IX по XIV столетие 12860K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Василий Дмитриевич Сиповский

В. Д. Сиповский Родная старина Книга 1 Отечественная история с IX по XIV столетие

Откуда знаем мы наше прошлое

Предания о старине. — Письменные сказания и летописи. — Исследования ученых. — Народные певцы.

Более тысячи лет прошло с той поры, как первый русский князь утвердил свою власть на берегах реки Волхова. Много с той поры до наших дней совершилось крупных дел, и хороших, и дурных; немало за это время бед и горя пережил русский народ; были у него и светлые дни радости; было немало и людей, память о которых дорога всякому русскому сердцу. Есть о чем порассказать, есть что и послушать.

Откуда же нам узнать о том, что было за несколько сот лет до нас? Откуда нам взять сведения о стародавних временах?

Кому не случалось замечать, как любят рассказывать о своем прошлом пожившие на свете, бывалые, видавшие, как говорится, виды, — особенно старики. Рассказывают иной раз они подробно, плавно, спокойно — так хорошо, что можно их заслушаться. Чего только они не припомнят и не порасскажут: много пожили, много и видели. Память у стариков бывает нередко и богата, и торовата. Были бы только охотники слушать их, а за охотою рассказывать дело у них не станет.

Такая охота у старых людей была во все времена. Не будь ее в ту пору, когда у наших предков не было еще грамоты, не много бы мы знали о нашей глубокой старине.

И. Глазунов Боян. Слава предкам!

Рассказывают старики про старое, про бывалое. Слушают стариков дети их да внуки; западают глубоко в память их эти рассказы. Пройдут два-три десятка лет; деды уже сошли в могилу; внуки их и сыновья сами стали отцами и дедами. Рассказывают и они своим детям и о старой дедовской были, и о том, что сами на своем веку видели. Так из рода в род передаются рассказы о недавнем прошлом и о глубокой старине. Называются такие рассказы — преданиями. Века проходят, а предания о старине все живут в памяти народа. А то найдутся в народе и такие досужие да способные люди, что иные сказания и в песни сложат: в песне выходят они и складнее, и помнить их лучше, да и слушать песню приятнее, чем простой рассказ. Много преданий хранится в памяти народа, много и песен о старине поет он. Давным-давно уж нет на свете тех, про кого говорится в песне, даже и от могил их следа уже не осталось, а живая песня все еще говорит про их дела; сотни лет проходят, а горе и радости их все живут в этих песнях. Дороги они народу: родная старина сказывается в них.

В. Васнецов Боян

Да беда в том, что как ни хороша бывает память у старых людей на прошлое, а все-таки всего не удержит: выпадают из нее имена людей, спутывает она события, забывается и время, когда что случилось. Притом и говорится обыкновенно не обо всем, а о том, что ближе к сердцу, что посвежее сохранилось в памяти.

А. Новоскольцев Летописец

Иной рассказчик говорит о чудесном подвиге, о силе необычной какого-нибудь витязя, о событии, да невольно и прикинет от себя словцо-другое или спутает что-нибудь; смотришь — с былью уже и сплелась небылица. Прошел такой рассказ через уста нескольких поколений — предание уже и в сказку обратилось; и трудно уже в ней распознать быль от небылицы. Кроме того, жизнь не стоит: года идут за годами, являются новые люди, совершаются новые дела. У каждого поколения есть свои радости, свои заботы; зарождаются новые предания; новые песни складываются. Чем больше живет народ, тем больше накопляется их; а со временем наберется их столько, что самая крепкая память всего не удержит: они либо смешиваются между собою, либо вытесняются одни другими. Хоть и говорит пословица, что старики сказывают «по старой памяти, как по грамоте», да все память не грамота — всего не удержит. Не много мы знали бы о нашей старине, если бы не явилась грамота в подмогу памяти.

В древности, когда еще предки наши и не думали о том, что можно читать и писать, в нашу страну заходили грамотные иноземцы (арабы, греки и другие); они разносили известия о ней по своим землям; многое из их рассказов было и записано; кое-что сохранилось и до нашего времени. Записки иноземцев много помогают нам узнать наше прошлое.

К предкам же нашим книжное искусство пришло в десятом веке вместе с христианством, и потому первыми грамотными людьми у нас были священники да монахи. Между ними нашлись такие, которые стали записывать известия о событиях в Русской земле. Обыкновенно записывали не подробно и не связно, а делали только небольшие заметки: выставят год и запишут под ним коротко, что случилось в это время; затем следующий год обозначат и под ним сделают короткую запись, а ничего особенного не произошло, то ничего и не запишут, год пустым оставят. Такие короткие записи по годам, иначе сказать, по летам, называют летописями.

Немало у нас было летописцев, но особенно много пришлось потрудиться тому, который составил первую известную нам летопись «Повесть временных лет». Он не только отмечал в ней то, что на его памяти совершилось, но захотелось ему начать с самых древних времен: пришлось ему собирать старые сказания, заимствовать известия из других книг, записывать рассказы стариков. Темное предание о первых князьях, благочестивое сказание о первых христианских подвижниках на Руси, сказочный рассказ бывалого человека о диковинах Русской земли — все дорого для него, все это старательно записывает монах-летописец в свою книгу. Отрекся он от света, заперся в свою тесную келью, гонит он от себя всякие помыслы о мирских делах и утехах, — хочет думать только о Боге да о спасении своей души, да не оторвет он от сердца своего привязанности к родной земле; сильно хочется ему знать, что на ней творится и творилось; хочется и другим поведать о том, что сам знает. И вот, помолясь Богу, принимается он усердно за труд. В поход ли князь пошел, враги ли напали на землю Русскую, новая ли церковь основана, знамение ли какое явилось на небе — все старательно записывает он в свою летопись. Скорбно повествует он о неурядицах в Русской земле, о княжеских усобицах, о злодеяниях; с умилением сердечным заносит он сказание о подвигах христианского благочестия. Смотрит он на свой труд как на благочестивое дело: будут читать летопись князья, бояре да монахи, узнают, сколько зла творилось нечестивыми, как Бог карал их за это, узнают и хорошие дела лучших русских людей, и легче будет добрым людям избирать правые пути в жизни и от зла сторониться. Нелегко было написать целую книгу, когда не умели еще скоро писать и приходилось букву за буквой вырисовывать; но усердно трудится летописец: он надеется «от Бога милость прияти», надеется, что и люди прочтут его летопись и добрым словом помянут его.

В. Васнецов Нестор-летописец

Великое дело совершил смиренный монах, составивший «Повесть о первых временах русской истории». Из летописи этой мы и узнаем про нашу древнейшую старину.

Вслед за первым летописцем стали и другие монахи вести летопись. Почти во всех древнейших монастырях были летописцы.

Кроме летописей, от старинной письменности осталось немало отдельных сказаний о достопамятных событиях, житий, княжеских грамот, договоров и прочего, — все это — письменные следы древней русской жизни.

Со временем в древних монастырях все больше и больше накоплялось разных рукописей. Целые груды их лежали в монастырских книгохранилищах в полной неизвестности. С XVI века стали у нас печатать книги; да долго никто и не думал печатать древние летописи. Для того чтобы разобрать старинные рукописи, отличить важные от неважных, нужны были не только труд и усердие, но и знания и умение, а этого-то и недоставало у наших предков. Не умели они даже и беречь рукописей: много их погибло и от пожаров, и от сырости да пыли.

Только с прошлого столетия в нашем отечестве стали являться настоящие знания, настоящая наука. Нашлись и ученые люди, которые понимали цену древним рукописям. Сначала ученые у нас были из немцев, а потом принялись за науку и русские. Рукописи стали старательно собирать, разбирать, изучать, печатать. Довольно труда пошло на это дело. Затем нашлись и такие, которые попытались написать русскую историю с древнейших времен, да написать не так отрывочно, как писали летописцы, а связно, чтобы видно было, как одно событие происходит от другого. Дорога родная старина для всякого, но дороже всего она тому, кто всю жизнь кладет на изучение ее. Историки-ученые усердно роются в грудах старинных рукописей, изучают иностранные сказания, изучают и темные предания, и сказки народа, изучают древние здания, церкви, старинные вещи, даже могилы древние раскапывают; всюду ищут следов старины, как золотоискатели золота.

К. Мирошник Старые книги

И не напрасен их труд: все больше и больше набирается сведений о старине, все яснее и яснее возникает прошлое пред нами, словно оживает пред нашими глазами. На что уж, кажется, могила безмолвна, а ученому и она может многое сказать: оружие, утварь, монеты, найденные в древних могилах, иной раз очень помогают ему объяснить старину. На что уж причудлива и темна иная народная сказка. На нее сам народ уже смотрит как на выдумку, годную на потеху ребятам. Рассказывает дед малым внукам о небывалом царстве, да смеясь и приговаривает: «Я сам там был, мед, пиво пил — по усам текло, да в рот не попало». А ученые и в этих сказках открывают драгоценные следы старины, узнают из них, во что верил в глубокой древности народ, какие помыслы его занимали, чего искал он, от чего сторонился. Настоящие ученые не дают повадки своему сердцу, не говорят только о том, что им нравится, что им приятно, а всю правду говорят, как она есть, без прикрас. Правда, даже горькая и тяжелая правда, дороже для них сладкой лести, легкого обмана. У народа нашего сложились пословицы: «Правда светлее солнца», «Правда дороже золота», «Без правды не живут люди, а только маются». Как же ученым людям не ценить правды? Много они написали книг. Из них-то и узнаем мы про нашу старину, узнаем подробнее и вернее, чем из летописей, народных преданий и песен. Да беда в том, что книги эти не всякому и грамотному под силу: немало надо поучиться, чтобы понимать их.

В. Максимов Бабушкины сказки

Неграмотный же люд узнает свое прошлое до сих пор тем же способом, как предки его за тысячу лет тому назад, — из рассказов стариков, из преданий да из песен. На юге у нас до сих пор еще есть народные певцы (кобзари); теперь большей частью это — нищие-слепцы. Ходят они за своими поводырями (вожатыми) из села в село. Везде они желанные гости. Всякому хочется послушать песни о старине, о казацких временах: около кобзаря скоро собирается толпа и старого, и юного люда. Играет кобзарь на своей кобзе и под звуки ее струн поет свои песни. Поет он о том, как казаки попадали в татарскую или турецкую неволю, о муках нестерпимых, какие выносили они в руках басурман, — уныло звучит старческий голос певца, струны кобзы жалобно стонут. Тоскливо сжимаются сердца слушателей; стоят они недвижно, с опущенными головами, словно слышат они стоны предков своих, — слышат, а помочь не могут… Кончил свою песню кобзарь. Смутно у всех на душе. Но вот снова настроил он свою кобзу. Снова запел он, и запел другую песню. Поет он про степь широкую, вольную, поет о том, как по ней разливалась удаль казацкая, поет про лихие подвиги прадедов, про силу их могучую. Звонче гудят живые струны; крепнет голос старого певца, будто молодость вернулась к нему; подымаются опущенные головы слушателей, расправляют свои согнутые спины старые казаки, а у молодых и глаза блещут, — почуяли они, что и в их жилах течет казацкая прадедовская кровь…

Н. Ярошенко Слепцы

Как жили наши предки за тысячу с лишком лет назад

Страна. — Расселение славян. — Быт восточных славян. — Семья и род. — Жилища. — Одежда. — Оружие. — Наружный вид. — Пища. — Военные обычаи. — Города. — Союзы родов, общины. — Вече. — Нравы и обычаи. — Верования.

Страна наша громадной равниной раскинулась от Ледовитого моря до Черного, от Уральских гор до Карпат и Балтийского моря. На Крайнем Севере большую часть года стоит лютая зима; белой пеленой снег покрывает промерзлую почву; страшной стужей веет с Ледовитого моря; ночной сумрак полгода висит над землей. Не будь тут хорошей рыбной ловли, охоты за пушным зверем и птицей да быстрого и выносливого северного оленя, нельзя было бы и жить человеку на Дальнем Севере. Край здесь совсем бесплодный: ничего ни посадить, ни посеять нельзя. Коротким летом поверхность промерзлой болотистой почвы (тундры) оттаивает лишь на несколько вершков. Расти на ней может только мох — пища северного оленя. К югу от этого дикого и бесплодного края появляются деревья, сначала — в виде мелкого кустарника, а далее идут дремучие сосновые и еловые леса. Средняя полоса нашей страны богата и теперь лесами, а за тысячу лет назад лесу было гораздо больше. На целые сотни верст тянулись непроглядные, непроходимые лесные дебри. Много тут озер и болот. В лесной глуши привольно было водиться всякому лесному зверю. Белки, зайцы, волки, медведи, лисицы, куницы наполняли их.

Дикие кабаны, серны, зубры целыми стадами бродили тут. Приволье было здесь и всякой лесной птице. На севере в лесах больше всего встречаются хвойные деревья — ель да сосна, а южнее идут клен, дуб, липа и другие лиственные деревья. Здесь в изобилии роятся пчелы и кладут свой мед в дуплах старых деревьев.

К югу от лесной полосы идут по берегам рек богатые луга, поля, а дальше расстилается широкая, неоглядная степь. В древности она была совсем не заселена. Весною покрывалась она густыми, высокими травами. Словно волны ходили по этому зеленому травяному морю, когда вольный степной ветер разгуливал здесь на просторе. Раздолье было в степи травоядным животным и степной птице. Стрепеты, дрофы, дикие голуби, горлинки целыми стаями носились над степью. Рои мелких голосистых пташек наполняли воздух своим свистом и пением. Летом пестрела степь яркими цветами; запахом от них полон степной сухой воздух. Богатая пожива тут пчелиным роям.

Степи спускаются к берегам Черного и Азовского морей. Чем дальше уходят они на восток к Каспийскому морю, тем низменнее и бесплоднее становится почва; попадаются тут местами и голые пески, пропитанные солью (солончаки): в глубокой древности здесь было морское дно. Дальше на востоке наши степи сливаются с азиатскими.

И. Шишкин Лесная глушь

А. Шильдер Степь

Вся страна наша с ее степями, полями, лесами представляет равнину. Исходи ее всю вдоль и поперек, а гор не встретишь; разве попадутся кое-где небольшие возвышения да холмы. Внутри страны почва незаметно подымается и образует плоскую возвышенность (Алаунскую). Здесь много лесов, болот, озер. С этой возвышенности берут начало наши большие реки. С западной части ее (Валдайская возвышенность) течет на восток Волга сначала маленькой речонкой. Справа и слева к ней бегут ее притоки — ручьи и речки; все полноводнее, глубже и шире делается она, а когда сливается с рекой Камой, то становится такой широкой, что с одного берега еле-еле видишь другой. Здесь Волга поворачивает на юг, медленно и важно несет свои воды через дремучие леса, через широкие степи в Каспийское море. С этой же возвышенности берет начало и славный Днепр. Немало храбрых воителей носил он в древности на своих волнах. Немало и казацкой удали унес он в Черное море. И он начинается маленькой речкой, а потом все растет и растет, принимая в себя воды притоков, и тихо, не спеша пробирается чрез густые леса к вольной степи. В одном месте тут заслонили было ему путь камни да скалы (пороги); забурлили его воды; тесно им после приволья да простора степного пробираться по узким проходам между камнями. Пробился Днепр сквозь пороги, свободно и вольно разливается он вширь и впадает в Черное море таким широким устьем, что и не разберешь, где кончается река и где начинается море. С Валдайской же возвышенности течет Западная Двина в Балтийское море. Тут неподалеку начинаются реки, текущие в озеро Ильмень; из него Волхов идет в Ладожское озеро, а оно рекою Невою вливается в Балтийское море. От Валдайской возвышенности идет на восток к Уральским горам холмистая возвышенность (Алаунская гряда); с нее текут на север притоки реки Северной Двины, а на юг притоки Волги. Кроме этих рек, множество других пересекают страну по всем направлениям. Из средины ее они с бесчисленным множеством притоков расходятся на север и юг, на запад и восток. Многие из этих рек полноводные, рыбные, текут на целые сотни верст, текут спокойно, не спеша чрез леса, поля и степи.

Н. Мураш ко Вид на Днепр

А. Афонин Есть на Волге утес

П. Брюллов Пейзаж с рекой

Не будь этих рек, трудно было бы расходиться по стране первым поселенцам ее: легко было затеряться в беспредельных степях, легко было заблудиться в лесных трущобах. Да и пробираться сквозь непролазные дебри по топким болотам было очень тяжело и опасно: на каждом шагу можно было встретиться с хищным зверем. То ли дело река! Путь ровный! Сделать челн из старого дуплистого дерева не хитро. По течению реки плыть совсем легко: сама вода несет. Да и вверх подыматься не тяжело по тем рекам, которые текут тихо и ровно. Поднимешься к верховью одной реки, плыть дальше нельзя. Смотришь — не очень далеко начинается другая река. Три-четыре человека могут без особого труда перетащить челн до нее: где место гладкое, можно тащить по земле волоком, а где нет, там легкую ладью и на руках нетрудно перенести. Стоит только добраться до другой реки, спустить лодку в воду — и плыви себе иной раз целые сотни верст. Плавая по рекам, не заблудишься: они и обратный путь покажут, коли надо вернуться, да и опасности меньше. Приходится плыть сквозь темные леса; полны они рева и воя звериного да не очень-то страшны: не достанет зверь людей среди большой реки. Случается им иной раз и на берег выйти, поохотиться, раздобыться дичью; приходится тут и с большим лютым зверем встретиться. Опасно это человеку с плохим оружием в руках: не всегда осилишь зверя. Да все-таки опасность эта только на время. Это не то, что пробираться по лесам целые дни, недели, не знать покою ни днем ни ночью, быть постоянно в страхе, что вот-вот из сумрака непроглядного леса кинется лютый зверь. Не было в древности в стране нашей никаких дорог; лучшими путями были реки. По рекам наши предки славяне расходились и расселялись по великой Восточно-Европейской равнине.

А. Киселев На большой реке

С. Иванов Жилье восточных славян

Еще до славян много народов заходило сюда из Азии. Немало прошло их в Европу по степной полосе. Особенно часто заходили сюда из азиатских степей орды хищных кочевников.

Предки наши, славяне, в незапамятную еще старину пришли из Азии в Европу. Сначала поселились они по нижнему течению Дуная и заняли земли к северу от него до Карпатских гор. На Дунае жить было привольно: страны здесь были теплые, земли плодоносные, растительность богатая. Не ушли бы славяне отсюда по своей воле; да стали их теснить отсюда другие народы, — пришлось славянскому племени раздробиться и двинуться в другие земли. Одна часть их все-таки осталась на Дунае; от этих славян ведут начало сербы и болгары. Другая часть славян пошла дальше на север; от них произошли чехи, мороване, словаки и поляки, а те славяне, которые поселились по реке Эльбе да по берегу Балтийского моря, со временем затерялись среди сильных немецких племен, слились с ними в один народ — онемечились. Третья часть славян пошла на северо-восток, расселилась по Днепру и его притокам да по Ильменю и Волхову. Эти славяне и были нашими предками, от них ведет начало русский народ.

Места было тут вдоволь; тесниться было нечего; свободно можно было расходиться во все стороны. Пробирается по реке семья людей. Приглянется им какое-нибудь место на берегу — остановятся, поживут несколько времени. Коли хорошо живется, можно добыть пищу, да не очень опасно — устроят свои незатейливые жилища и живут себе; а худо — пойдет дальше искать новых мест. Где хорошо растут хлебные растения, земля плодородная, может она многих прокормить, там много семей селятся вместе большими поселками. А где леса да болота, где приходится промышлять охотою, звероловством, там селятся небольшими поселками, даже отдельными семьями. Неудобно охотиться на одном и том же месте большому числу охотников: зверь чуток и уходит из тех мест, где грозит ему постоянная опасность.

Н. Рерих. Ладьи

Разными промыслами занимались славяне: где охотою и звероловством, где рыболовством, а где были хорошие луга, там — скотоводством; но больше всего славяне любили заниматься хлебопашеством. Не только на юге, где тучная почва давала богатую жатву, но и на севере, среди дремучих лесов, на бедной почве, где только можно было, славянин выбирал местечко для своей пашни, бороздил лесную глинистую почву деревянным ралом, и хотя скудный плод давала северная почва, но и тут издавна наш народ чтит землю, свою «мать-кормилицу», как величает он ее.

Все славяне по языку, по нравам, даже и по виду были одним племенем; но не жили они как один народ. Не было еще такой силы, такой власти, которая сплотила бы их в один народ. В каждой отдельной семье повелителем был отец. Несколько семейств, происшедших от одной семьи, составляли род. Коли жив был дед, от которого вели начало эти семьи, то он был главою всего рода. Родоначальника должны были слушаться, как дети слушаются отца. Умирал дед, тогда брат его или старший сын становился главою рода. Когда с течением времени род разрастался, многие забывали уже о том, что они ведут начало от одной семьи, забывали о кровном родстве между собою, тогда род распадался на несколько отдельных родов. Эти роды даже враждовали между собою. Но один язык и одинаковые нравы отличали их от иноземных народов и связывали их в одно племя. Предки наши составляли только часть одного огромного славянского племени, но и они дробились еще на более мелкие племена, а те делились еще на меньшие части, на роды. Те славяне, что расселились на полях по среднему течению Днепра, назывались полянами: земля здесь плодородная, тучная, почва давала богатые урожаи, могла прокормить много народу; поляне селились здесь большими поселками и стали издавна заниматься земледелием. Древляне, что расселились в лесах по реке Припяти, жили разбросанно, небольшими поселками, промышляли больше охотой. Другие славяне — северяне, что жили к северо-востоку от полян, по Десне, кривичи, что жили к северу от полян, по верховьям Днепра и Западной Двины, радимичи и вятичи, жившие к востоку от кривичей, — промышляли кто чем мог, смотря по месту, и земледелием, и охотой, и рыболовством.

Н. Рерих Славяне на Днепре

Селиться славяне любили по берегам рек и озер, на высоких местах, чтобы водой не залило во время весенних разливов. За тысячу лет тому назад не умели славяне строить себе хороших жилищ, — сплетали себе жалкие лачуги из хвороста, покрывали соломой, лишь бы укрыться от дождя да непогоды, жили и в землянках. Ненастье и стужа заставили уже в древности предков наших задуматься о том, как бы получше устраивать себе жилища. Стали они свои плетенные из ветвей шалаши обмазывать глиною (до сих пор так делаются в иных местах на юге мазанки или хаты), а там, где было вдоволь лесу, научились делать стены из плотно сложенных бревен и строить себе избы. Печей и дымовых труб совсем не умели делать в древности, а устраивали среди жилищ очаги, где и разводили огонь, а дым уходил в отверстие в крыше или в стене (до сих пор еще в северных деревнях встречаются курные избы без дымовых труб и без хорошо устроенных печей). Скамьи, столы и вся домашняя утварь делалась в древности, как и теперь у нашего народа, из дерева.

И. Рерих «Восста род на род»

Ненастье да мороз заставили наших предков, зашедших с юга, подумать и о теплой одежде. Где нужда, тут и подмога: леса полны были пушным зверем. Надо было только изловчиться, а добыть шубы можно было. Не угнаться человеку за быстрым зверьком — за лисицей или зайцем; не одолеть ему силача — медведя. Да хитер человек, смышленее он зверя, — придумал тугой лук да острые стрелы. Быстрая стрела догонит и зайца в поле, и птицу в небе. Силен лесной богатырь-медведь, да и с ним может управиться человек, коли в руках у него рогатина или копье да тяжелый топор или секира про запас. Плохо было оружие наших предков за двенадцать веков тому назад; но были все-таки у них и стрелы, и копья с железными наконечниками. (А в глубокой древности, когда не умели еще ничего из железа делать, острия копий и стрел делали из кремней и рыбьих костей.) Умели предки наши и живьем ловить зверей капканами и западнями. Из звериных шкур славяне делали себе шубы и шапки. На ноги надевали обыкновенно лапти, а потом научились делать и кожаную обувь. А летом, когда было тепло, мужчины носили только рубахи и штаны. Когда приходилось им в жаркую пору сражаться, то снимали и рубаху, бились полунагие. Вместо рубахи часто накидывали на плечи кусок грубой ткани вроде плаща. Женщины носили длинные рубахи и такие же плащи, как и мужчины. Издавна любили женщины рядиться, любили разные украшения: кольца, серьги, ожерелья.

В. Васнецов Бой скифов со славянами

Предки наши были крепкого телосложения, сильные, высокого роста, стройные, русые. Были они выносливы: могли долго сносить жар, холод и голод. Питались самою грубою, иной раз даже и сырою пищею — мясом животных, рыбою, молоком. Из хлебных растений возделывались просо и гречиха. Не будь у древних славян выносливости, трудно было бы им обжиться в суровых северных странах. Славяне были сильны и храбры в бою; но много приходилось им терпеть беды от врагов. На тех славян, что жили близ степей, часто нападали степные хищники на своих быстрых конях, грабили их, уводили в рабство. На славян, живших к северу по Ильменю и Волхову, нападали морские удальцы, норманны, рыскавшие на легких ладьях своих по морям и рекам. Живи славяне большими поселениями, они смогли бы дать врагу отпор и даже наказать дерзких хищников; да беда в том, что раскидались славяне небольшими поселками, — и сотня-другая степных или морских грабителей могла натворить им много зла. Жилища свои славяне устраивали иногда со многими выходами, чтобы легче было уйти от внезапного нападения. Пожитки свои и запасы пищи обыкновенно зарывали в землю, а сами уходили и скрывались в лесах. Коли мало силы, чтобы в открытом бою справиться с врагом, надо на хитрости пускаться: научились славяне хорошо скрываться в высокой степной траве, умели устраивать засады в лесу, часто нападали нежданно-негаданно на неприятеля и одерживали верх над сильным врагом; умели ловко притворным бегством заводить неприятеля в лесную глушь и там, скрываясь сами за деревьями, поражали врагов стрелами, концы которых иной раз намазывали ядом. Особенно ловко умели они плавать по рекам и нырять; могли даже по нескольку часов скрываться на дне реки: они брали в рот один конец выдолбленного тростника (камыша), а другой выставляли из воды и таким образом могли дышать на дне реки. У берегов их росло много тростника, и врагам трудно было заметить хитрость славян. Кроме копий и стрел, славяне употребляли на войне еще большие деревянные щиты; панцирей и лат сначала они не имели.

Постоянно славянам грозила беда от нечаянного нападения; стали они на высоких берегах рек или озер, на холмах устраивать укрепленные места, городить города. Огородят небольшое пространство тыном из толстых бревен, устроят земляной вал. За такой оградой легче защищаться, чем в открытом месте. Заслышат врага, — и спешат жители окрестных поселков снести свои пожитки в город. Коли враг не особенно силен, попытаются в открытом бою сразиться с ним, коли сила его велика — можно укрыться в городе и обороняться из-за ограды. Враги сильно беспокоили славян; больше и больше городили они городов; все ближе и ближе к городским стенам ютились поселения: около городов стал собираться народ. Прежде каждый род, даже каждая семья хотели жить особняком, а тут, напротив, опасность заставляла их сблизиться. Коли жило много народу вместе, то и силы было больше: сообща можно и крепкий город срубить, — врагу труднее одолеть, и жить можно спокойнее. Сначала в каждом роде был свой старшина (называли его восточные славяне иной раз князем), а тут как вместе жило несколько родов, то приходилось, чтобы сообща какое-либо дело сделать, старшинам родов собираться на совещание, на мирскую сходку, как говорят теперь у нас в деревнях. В древности такие мирские сходы называли вечем. Сначала на вече ходили только старшины родов, а потом стали ходить и другие взрослые люди.

Н. Рерих Город строят

Здесь уже не отдельные родовые старшины орудовали всем, как было это, когда каждый род жил особняком, а решали всякое дело сообща. Община управлялась не одним лицом, а миром, как говорит наш народ.

Неизвестный художник Торг у древних славян

Нравы славян за двенадцать веков назад были еще очень грубы. Было у них многоженство: кто был побогаче, тот держал две, три жены и больше. У грубых древлян, у которых дольше держалась вражда между родами, мужчины силою уводили из других родов себе жен, похищали их, не спрашивали согласия их родителей. У полян, где уже по нескольку родов жило вместе, в союзе, мужчины брали себе жен с согласия их родителей, платили им вено (плата за невесту), то есть покупали себе жен. До сих пор у народа нашего сохранились свадебные обряды, которые указывают на древний обычай похищать себе или покупать жен. В некоторых деревнях наших, когда приходится ехать к венцу, невеста сама не хочет выходить из отцовской избы, и жених должен ее перенести через порог, как бы силою оторвать от родного дома. А иной раз жених должен дать брату невесты какую-нибудь монету: иначе он не позволяет жениху сесть рядом с невестой. Тяжела была доля женщины: она становилась безответной рабой своего мужа; на ее руках лежали самые трудные домашние работы. Как ни тяжела была жизнь женщин, но они были очень привязаны к своим мужьям: есть известие, что некоторые из них считали бесчестным жить по смерти своих мужей и добровольно сжигались на костре с их трупами. Бывали случаи, что славяне приносили в жертву богам детей своих и пленных. Во время войны славяне иногда становились так свирепы, что не давали пощады ни женщинам, ни детям и страшно истязали попавшихся к ним в руки врагов. У тех славян, которые вели охотничью жизнь, нравы были гораздо суровее, чем у земледельческих племен. Был у славян еще суровый обычай, это — родовая месть. Если кому-нибудь наносилась обида, то сам обиженный или его родичи должны были непременно отомстить обидчику или его родне. В случае убийства не только убийца, но и весь его род мог ждать гибели от детей убитого или родичей его. Позорным считалось не отомстить жестоко за обиду. Суда такого, которому повиновались бы разные роды, не было, и потому приходилось самому обиженному чинить и суд, и расправу над обидчиком, если он принадлежал к другому роду. Немудрено, что у предков наших в древности беспрестанно совершалась кровавая расправа и долго отдельные роды враждовали между собою.

С. Иванов Торг в стране восточных славян

Когда население стало все больше и больше собираться около городов, отдельные роды входить в союзы, нравы стали смягчаться. Предки наши стали понимать, что жить вместе, общиною, миром, как говорит наш народ, гораздо лучше, чем порознь, отдельными семьями или родами. Сообща можно было порядочное войско выставить в поле и дать сильный отпор врагу. Он не смел уже беспрерывно совершать свои набеги. Между родами, которые сблизились, породнились между собою, вражды стало гораздо меньше. «В мире жить — с миром жить», — говорит пословица. Стали больше заниматься мирными промыслами, вступили с соседними племенами в мирные сношения, стали вести меновую торговлю, то есть выменивать одни вещи на другие. У предков наших было в изобилии звериных шкур, мехов; их-то и променивали славяне на оружие, разные металлические вещи и ткани, которые привозили иноземцы. Звериные меха для предков наших за тысячу лет назад служили ту же службу, какую у нас служат деньги.

Ю. Сергеев Русское язычество. Волхв

Иноземцы, заходившие к славянам, очень хвалят их радушие и гостеприимство: всякого гостя они принимали ласково, старались угостить, чем только могли; даже не считали пороком, если бедный хозяин крал что-либо у богатого соседа для угощения гостя. Иноземцы чаще всего заходили к славянам с разными товарами и потому были желанными гостями для них. Хотя у славян были и суровые обычаи, но жестокость не была постоянным их свойством: с пленными обходились они дружелюбно, назначали срок их рабству, отпускали их за выкуп на родину, а если освобожденные не хотели возвращаться, то могли жить и среди славян на свободе. Любили предки наши и повеселиться: умели петь песни; были у них и гусли, и гудок, и дудка. Во время своих празднеств не прочь были они и поплясать. Пляски были, верно, такие же лихие, какие и теперь в ходу у нашего народа (вроде трепака или казачка).

К дурным свойствам восточных славян надо отнести склонность к пьянству и неряшество: пили они не в меру, да и ходить в грязной одежде было им нипочем.

Н. Рерих Идол

До конца десятого века предки наши были язычниками: истинной веры христианской не знали, а боготворили разные силы и явления природы. Люди в глубокой древности, как дети, совсем не понимали еще, что творится вокруг них в природе: всюду чудились им могучие существа, благие и злые. Благодетельным существом считали они солнце. Оно своим светом прогоняло ночную тьму, своим теплом согревало землю. Предки наши думали, что солнце ведет, как живое существо, постоянную борьбу с холодом и тьмою. Зимой, по древним верованиям, брал верх над солнцем холод, мороз. Зимой хоть и показывается на небе солнце, да реже, чем летом; сизый холодный туман часто скрывает его. А если оно и показывается, то недолго остается на небе, хоть и светит, да не греет. Мороз гуляет по земле. Она будто костенеет от его дыхания. Вся природа словно замирает: ни травы в поле, ни листьев на дереве, — холодной снежной пеленой покрыта помертвевшая земля. Тяжело было на душе у первобытного человека, не знал он еще наверно, вернется ли снова прежнее красное солнышко на небо, отогреет ли своим теплом застывшую землю. Но вот наступает весна. Солнце понемногу снова входит в силу: дольше остается оно на небе, светит ярче, начинает пригревать землю. Мороз слабеет; лед и снег начинают таять; стекают с полей в реки ручьи воды из растаявшего снега. Входят реки в силу, взламывают подтаявший лед, что сковывал их всю зиму, и несут его в море. Входит в силу и мать сыра земля; показывается трава, разбиваются в листья древесные почки. Защебетали весело в свежей листве и лесные пташки. Повеселело у людей на сердце. Радостно встречают они песнями ясное солнце, молят его, чтобы оно побольше дало тепла и света.

А. Клименко Перун

Черные тучи представлялись первобытным людям страшными чудовищами, драконами, громадными птицами — врагами солнца. Страшно становилось людям, когда темная грозовая туча надвигалась на небо. Ползет это неведомое темное существо по небу, все ближе и ближе подбирается к солнцу и вдруг хватает его. Вместо ясного солнечного света какая-то мгла легла над землею. Смутно на душе у людей. Вдруг удар грома, грохот раскатывается по всему небу, огненные стрелы пронизывают тучу. То идет страшная небесная борьба; то бог-громовник разит чудовище-тучу своими молниями-стрелами. Из тучи льется дождь. Это — живая вода, которую таило чудовище, но заставил его бог-громовник пролить ее на землю. Жадно пьет земля живую воду и входит еще в большую силу. Туча разбита стрелами бога-громовника. Сильный ветер гонит своим могучим дыханием остатки тучи с неба. Снова голубое небо приветно обнимает землю; снова над нею весело сияет красное солнышко. Радуются ему люди, приносят они благодарность и небесному воителю, богу-громовнику, и могучему ветру. Но не всегда эти боги благодетельны для человека. Иногда солнце так жжет землю, что почва трескается от зноя, травы выгорают на полях, хлеба на нивах. Ветер порою задует с такою яростью, что выворачивает из земли вековые деревья, разметывает жалкие хижины людей. Но страшней всех бог-громовник, когда раздаются над землей его страшные удары, когда он разит землю своими ужасными огненными стрелами. Вековой дуб разлетается мелкой щепой от их ударов. Не щадят порой эти стрелы и человека. Велика милость богов к нему, но ужасны эти боги ему в гневе своем. В страхе падает на землю несчастный человек, умоляет грозных богов о пощаде, готов он все отдать им в жертву, показать им полную свою покорность.

А. Клименко Сварог

Ю. Сергеев Русь языческая. Праздник урожая

Таким образом, воображение первобытных людей, не просвещенных истинной верой, наполняло природу множеством мнимых существ и создавало себе богов.

К. Трутовский Колядки в Малороссии

Предки наши чтили бога-громовника под именем Перуна, бога ветра под именем Стрибога. Божество солнца называли Дажбогом, Белесом или Волосом и некоторыми другими именами. Все эти боги считались детьми одного божества — бога неба Сварога, и потому их всех называли иногда Сварожичами. Кроме этих главных богов, верили во многих других: в лесу, по древнему верованию наших предков, жил лесной бог, леший; в воде — водяной бог, в руслах рек — русалки. Особенно же чтили домашнего бога.

Славяне, как и некоторые другие народы, думали, что души умерших предков не покидают родного очага, что они заботятся о своем потомстве, хранят его от всякой беды, если оно чтит память их. Если же нет, тогда эти домашние боги становятся беспокойными, производят всякую тревогу в доме. Души предков чтились под именем «домовых»; называли их также чурами или щурами. В случае беды какой-нибудь говаривали в старину: «Чур, меня защити». До сих пор в играх деревенских детей слышатся слова «чур меня»; дети, конечно, вовсе не знают древнего смысла этих слов. Давно уже народ наш принял христианскую веру, а много еще осталось у него обрядов, песен и праздников от языческой старины; осталось у него немало и нелепых верований, суеверий. Когда случится перебираться из старой избы в новую, то в иных деревнях у нас совершается такой обряд: старуха сгребает из печки несколько тлеющих угольков в горшок, бережно несет их в новую избу, высыпает в печку и говорит при этом: «Пожалуй, батюшка домовой!» Суеверный народ думает, что при этом домовой переходит из старой избы в новую. Коли домовой не доволен чем, тогда и в избе неспокойно. Когда что-то стучит под кровлею, лошадь бьется в стойле или скотина в хлеве, то нередко суеверный народ говорит, что это — дело домового, что он невзлюбил лошади и прочее.

Много древних языческих праздников в честь бога солнца до сих пор удержалось у нашего народа. В конце декабря, когда дни начинают прибывать, когда солнце, как говорит народ, поворачивает на лето, в старину язычники радовались, что солнце одерживает верх, приносили ему жертвы, молились. А теперь в некоторых деревнях накануне Рождества (24 декабря) молодые люди и дети собираются под окнами богатых крестьян, поют песню, величают Коляду (одно из названий солнца).

Ю. Сергеев Ночное гадание. Святки

Вот одна из этих песен:

За рекою за быстрою, Ой Колядка! Ой Колядка! Леса стоят дремучие, В тех лесах огни горят, Огни горят великие. Вокруг огней скамьи стоят, Скамьи стоят дубовыя. На тех скамьях добры молодцы, Добры молодцы, красны девицы Поют песни Колядушки. Ой Колядка! Ой Колядка! В средине их старик сидит; Он точит свой булатный нож, Котел кипит горючий, Возле котла козел стоит, Хотят козла зарезати…

В этой песне говорится о старом языческом празднике в честь солнца, причем приносили в жертву козла. Обычаи на святках гадать, переряжаться — тоже древние языческие.

Весну (во время теперешней Масленицы), когда солнце уже заметно входило в силу, предки наши встречали опять радостными песнями и празднествами. И теперь у нашего народа сохранился обычай закликать весну песнею:

Весна, весна красная! Приди, весна, с радостью, С радостью, радостью, С великою милостию, Со льном высоким, С корнем глубоким, С хлебами обильными.

В некоторых деревнях в конце Масленицы сжигают соломенное чучело, которое называют «зимою» (в других местах «мараной»), и радуются уничтожению зимы. В первый день Пасхи, по народному поверию, солнышко во всем своем блеске играет на небе. Если набежит тучка, в деревнях поют дети:

Солнышко, ведрышко, Выгляни в окошечко! Твои дети плачут. Солнышко, покажись, Красное, снарядись!

При наступлении лета до сих пор празднуется праздник Красная горка. Поют песни, водят хороводы, пляшут. Эти песни и хороводы ведут начало от древних языческих обрядов и богослужений. В разгаре лета, в конце июня (23-го числа), совершается праздник Купалы (одно из названий солнца). Солнце в эту пору еще в полной силе, но с этого времени наступает поворот к осени. В иных деревнях совершается в ночь с 23-го на 24-е июня такой обряд: берут колесо, обвертывают его соломой, зажигают и скатывают с горы: катящееся с горы огненное колесо знаменует солнце, сходящее с прежней своей высоты. Кроме того, зажигают костры, прыгают через огонь, купаются в реке.

И. Блохин Масленица

II. Крамской Русалки

Г. Семирадский Ночь накануне Ивана Купалы

Г. Семирадский Погребение знатного русича

В старину почитали огонь и воду и верили, что в иных случаях они имели очистительную и целебную силу. (До сих пор у народа нашего считается грехом плевать на огонь и на воду.) Старухи-лекарки стараются в купальский день набрать побольше целебных трав; по их верованию, травы, собранные в это время, имеют особенно целебную силу. Много еще и других верований и обрядов языческой старины до сих пор уцелело у нашего народа; всех здесь не переберешь. Многие из обрядов и обычаев уже совсем непонятны и для самого народа, и он держится их только по привычке. В народных сказках особенно много уцелело следов языческих верований.

Особых языческих храмов у предков наших не было, а молились они своим богам в лесной глуши, у озер и рек, на возвышенных местах, потом в городах. Делали идолов, то есть изображения своих богов в виде людей, обыкновенно из дерева. Приносили им в жертву разных животных, молились, гадали о будущем по разным приметам. Особенных жрецов у восточных славян не было, а совершали жертвы старцы, старшины родов. Было у славян верование и в будущую загробную жизнь. Покойников своих славяне зарывали в землю, а иногда сжигали. С покойным зарывали в могилу или клали с ним на костер пожитки его, утварь, а также оружие и боевого коня, если покойник был воин. Предки наши верили, что умершие снова воскреснут, и тогда им понадобятся их пожитки. После погребения на могилах совершали пиры (тризны).

Верили славяне и в предзнаменования. Думали, что боги разными приметами дают людям возможность узнать будущее. Отсюда ведет начало обычай гадать. Те люди, которые умели объяснять знамения и гадать, назывались волхвами, кудесниками, ведунами и ведьмами. По верованиям славян, они даже могли своими заклинаниями и волхвованиями отвратить беду или накликать ее.

Н. Рерих Идолы

До сих пор суеверный народ не только затмение солнца, появление новой кометы, но и вой собаки, карканье вороны, кукование кукушки и тому подобное принимает за предзнаменования. В некоторых деревнях наших до сих пор есть знахари и знахарки, которые заговаривают от разных болезней, и многие суеверные простолюдины вполне верят им. Все эти заговоры, приметы, поверья — остатки темной языческой старины.

Предания о первых русских князьях

Соседи восточных славян: хазары, болгары, финны, литовцы, греки, норманны. — Сказания о Рюрике, Аскольде и Дире, Олеге, Игоре, Ольге и Святославе.

По соседству с восточными славянами в десятом веке жило несколько инородных племен. На востоке, по Волге, у Каспийского моря жили хазары, народ турецко-татарского происхождения. Хотя у хазар были уже города (например, Итиль при устье Волги), но все-таки вернее их считать кочевниками, чем оседлыми: не многие богатые хазары имели глиняные мазанки и только у кагана (так называли хазары главного вождя своего) были высокие кирпичные хоромы. Летом город пустел: жители забирали свои пожитки и откочевывали в степь. Хазары вели торговлю с азиатскими народами и с восточными славянами, а некоторых из них (полян, северян, вятичей и радимичей) принудили платить себе дань.

К северу от хазар, по Волге и Каме, жили болгары. Они были того же происхождения, как и хазары, но с ними смешалось в один народ немало финнов, живших по Волге и Каме. Болгары занимались хлебопашеством, но главным их промыслом была торговля. По рекам они сносились и торговали с хазарами, финнами и славянами.

Весь северный край нынешней России был населен в древности финскими племенами. Предки наши звали их чудью (теперь народ наш зовет их чухнами). Финны жили среди лесов и болот, по берегам рек и озер, занимались рыболовством и звероловством. Жили они разбросанно, небольшими поселками и не были опасны своим соседям. Северные славяне вели с ними мирные сношения и могли расселяться в северном краю без особенной помехи.

Западными соседями славян были литовцы. Они дробились, подобно славянам, на несколько племен и жили по большей части в лесной и болотистой местности, по нижнему течению рек: Западной Двины, Немана и Вислы. По языку, древним верованиям и обычаям видно, что литовцы того же происхождения, как и славяне.

Кроме этих соседних племен, за тысячу лет до нынешнего времени предкам нашим приходилось сталкиваться еще с несколькими народами. По Днепру восточные славяне вели сношения с греками. Греки привозили им разные ткани, оружие и другие изделия, а взамен брали у них меха, мед и воск. Сношениям этим много мешали степные хищные племена, похожие на нынешних калмыков и киргизов. Заходили эти степняки из Азии, кочевали в степях между Доном и Днепром, рыскали по степям на своих быстрых лошадях и выжидали только удобного случая, чтобы нагрянуть врасплох на поселян или на караван купцов.

В. Нагорнов Возвращение из похода

Н. Рерих Заморские гости

На севере славянам пришлось рано познакомиться и с морскими удальцами — норманнами. Норманны — народ германского происхождения (сродни нынешним немцам) — издавна поселились в Скандинавии. Страна эта суровая: покрыта она большею частью скалами, озерами, дремучими хвойными лесами. Трудно было тут жителям заниматься земледелием, а тем, кому пришлось жить по берегам, где были голые скалы или пески, и совсем невозможно: им приходилось искать пропитания в море. Рыболовство было главным промыслом береговых жителей. Приходилось тут людям выносить жестокую стужу, бороться с бурями, а нередко терпеть и голод. Слабые не выносили такой жизни и гибли, но зато люди здоровые, сильные свыкались с тяжелыми лишениями и от постоянной борьбы с невзгодами и препятствиями становились крепки и телом, и духом, выносили и холод, и голод. А когда буря завывала, гудел прибрежный сосновый лес да море бешено билось своими волнами о береговые скалы, то им даже любо становилось. Смолоду свыкались они с морем, умели отлично управлять своими легкими лодками. Буря им была нипочем: тут можно было показать лучше и свое молодечество, и сноровку в морском деле. Таким удальцам не по вкусу было заниматься рыбной ловлей; нашли они себе другое дело: стали рыскать по морям, грабить встречные корабли с товарами да прибрежных жителей разных стран. Все лучшее на земле принадлежит храбрейшему и сильнейшему — вот правило, которым они руководились. На то боги дали и силу, и удаль, чтобы пользоваться ими. Мирного труда они не уважали, законов никаких не знали, смерти не боялись. Даже по их верованиям, только тот и в рай мог попасть, кто погибал в бою или в морской пучине. Находились между ними и такие бойцы, что в пылу боя с открытой грудью неистово кидались на неприятеля, чтобы погибнуть, но не попасть в плен, в рабство. Всюду, куда можно было зайти смельчакам на ходких ладьях, заходили они и добывали все, что может добыть храбрый и могучий воин тяжелой секирой и длинным мечом. Шайки этих морских удальцов с VI века под начальством своих бесстрашных вождей (морских королей) наводили ужас на всех береговых жителей Европы. Норманны не только грабили приморских жителей, но по рекам входили на своих легких плоскодонных ладьях в глубину страны, грабили жителей, брали богатые откупы с горожан или обращали города в груды пепла и развалин. Нагнали норманны такого страху на прибрежных жителей Европы, что они в церквях в особых молитвах молили Бога об избавлении страны от норманнского погрома. До сих пор во Франции, в Бельгии, по берегам рек Сены, Рейна и других виднеются развалины замков (небольших крепостей или укрепленных жилищ), где в былые времена помещики со своими семьями и людьми искали спасения от норманнского меча.

И. Глазунов Внуки Гостомысла: Рюрик, Трувор, Синеус

Шайки морских воителей не всегда состояли из одних норманнов. Нередко к ним присоединялись удальцы и из других племен, живших у берега моря поблизости Скандинавии, из литовских и славянских племен, обитавших по южному берегу Балтийского моря. Отвага, жажда добычи, один вождь да общая опасность связывали такую сбродную шайку в крепкую дружину.

Пришлось нашим предкам столкнуться с этими воителями. Норманны издавна уже пробирались по рекам нашим в Черное море. Из Финского залива по Неве плыли они в Ладожское озеро, затем подымались по Волхову в озеро Ильмень; отсюда плыли по Ловати. Здесь доходили они до верховья и, где нельзя было плыть по какой-нибудь речке, тащили волоком по земле свои ладьи или несли их, добирались до верховья Днепра, спускались по течению до порогов его; тут опять тащили лодки несколько времени волоком и затем без помехи доходили до Черного моря и плыли в Константинополь, столицу Греции. Ездили сюда они для наживы, вели торговлю, нанимались в императорскую гвардию: рослых и сильных воинов охотно брали на службу и платили им хорошие деньги. Норманны называли себя по-своему «варингер» (вооруженными людьми), — потому славяне и прозвали их варягами.

В. Васнецов Варяги

Варяги эти покорили славян, живших по озеру Ильмень и Волхову, кривичей и некоторых из соседних финнов и стали брать с них дань. Вздумали славяне освободиться от власти иноземцев, собрались с силами и прогнали варягов в 859 году за море. Но толку из этого никакого не вышло. Стали отдельные роды враждовать между собою; начались бесконечные усобицы. И решили тогда некоторые из родовых старшин по совету одного из них — Гостомысла найти себе такого властителя, который властвовал бы над ними и судил по справедливости. В своей среде было трудно найти такого властителя, который заставил бы всех остальных старшин повиноваться себе, судил бы справедливо, не мирволил бы своим родичам. Придумали тогда поискать себе князя в чужой земле, отправили, как говорит предание, послов к варяжскому племени русь. Послы явились к вождям этого племени, трем братьям: Рюрику, Синеусу и Трувору, и сказали: «Земля наша велика и обильна, а наряда (порядка) в ней нет; идите княжить и владеть нами». Братья согласились и в 862 году пришли в землю северных славян и соседних финнов. Старший из этих братьев — Рюрик водворился сначала при устье Волхова, у Ладожского озера, срубил себе здесь город Ладогу, а потом перешел к истоку Волхова и поселился в Новгороде. Второй брат — Синеус водворился на Белом озере, а третий, Трувор, — в Изборске. От них и страна, где они утвердились, стала называться Русью. Два года спустя умерли два младших брата Рюрика, и он стал властвовать на севере один, приказывал своим дружинникам в разных местах области рубить (строить) новые города, то есть строить деревянные ограды, крепости, где легко было держаться против внутренних и внешних врагов, где можно было хранить добычу и держать пленников. Врагов у Рюрика довольно было и между славянами: не все из них хотели подчиниться чужеземцу и платить ему дань; приходилось многих силою принудить к повиновению. В Новгороде произошло даже восстание: попробовали свергнуть Рюрика, но он одержал верх и казнил Вадима, главного зачинщика, и многих сообщников его. Много городов роздал Рюрик своим старшим дружинникам; они имели при себе вооруженные отряды и заставляли окрестных жителей повиноваться князю и платить дань.

В. Самсонов Призвание варягов

Двое из дружины Рюрика, не получившие в управление городов, отпросились у него идти со своими родичами в Константинополь искать счастья. Отправились они тем обычным путем, каким ходили из земли варягов в Грецию. Поплыли они по Днепру мимо Смоленска, города кривичей, мимо Любеча, города северян, дошли до неведомого им городка в очень красивой местности, на крутом берегу Днепра. Узнали они, что городок этот называется Киевом по имени Кия, который некогда основал здесь первые поселки с братьями Щеком и Хоривом и с сестрою Лыбедью. Узнали также, что жители Киева платят дань хазарам. Понравилось Аскольду и Диру это место. Они помогли киевлянам освободиться от власти хазар и сами стали властвовать здесь; понабрали они себе сильную дружину из своих земляков и утвердились в стране полян, на среднем течении Днепра, основали новое русское государство на юге, подобно тому, как Рюрик — на севере.

А. Кившенко Призвание князя — встреча князя с дружиной, старшинам и и народом славян

Недолго усидели спокойно в земле полян воинственные дружинники. Привыкли они к боевым тревогам, и скучна была для них мирная жизнь; а тут беспрестанно приходилось им слышать от бывалых людей баснословные рассказы о дивных богатствах Константинополя, о необычайной его роскоши; слышали они часто о том, что греки — народ слабый, изнеженный; что они боятся войны; что готовы скорее золотом откупаться от врагов, чем встречаться с ними в поле или море с оружием в руках. Соблазн был велик. Добраться до Константинополя было не особенно трудно. Начались приготовления к походу; стали собираться непоседливые, предприимчивые удальцы с разных сторон к Аскольду и Диру, — охотники до воинских утех да богатой добычи. Принялись строить лодки. Когда было все готово, пустились на двухстах лодках в путь. Легко было плыть по течению Днепра до самых порогов его; здесь приходилось с немалым трудом проводить лодки между камнями, а в иных местах надо было вытаскивать на берег лодки и волочить их по земле, а кое-где нести и на плечах. Затем опять течение широкого Днепра несло ладьи в Черное море. В затишье приходилось плыть по морю на веслах, а при попутном ветре подымались паруса, и легкие ладьи быстро скользили по поверхности моря, неслись, словно чайки морские, по широкому простору.

И. Глазунов Князь Рюрик

В. Орловский Окрестности Киева

Напали руссы на Константинополь врасплох. Император был в это время с войском в Азии, у восточных пределов империи. Ужас охватил все население роскошной столицы, когда из близких прибрежных селений беглецы принесли страшную весть, что множество русских лодок плывет к столице. Заперли городские ворота, расставили в разных местах по стене городской и по башням стражу, послали к императору весть о беде. Страшны были для изнеженных византийцев суровые воины севера. Это были рослые, крепкие люди со светло-русыми волосами, с быстрыми глазами. Самые знатные из них были с длинными усами, с бритыми подбородками. Тяжелые шлемы покрывали их головы. Грудь защищена была кольчугой. Накидывали они сверх кольчуги плащи, углы которых соединялись на правом плече запонкой. Тугие луки, острые оперенные стрелы, дротики, копья, тяжелые секиры (топоры) и обоюдоострые мечи составляли оружие этих воинов. Были у них и большие, полукруглые сверху и заостренные снизу щиты.

Династия Рюрика Роспись Грановитой палаты Московского Кремля

Подошли руссы с моря к Константинополю, высадились на берег, отрядами рассеялись по окрестным селам и беззащитным предместьям столицы и принялись страшно свирепствовать, разорять их, истреблять все мечом и огнем. Ни старому, ни малому пощады не было. Ни вопли детей, ни мольбы матерей — ничто не трогало свирепых воителей! Отчаяние овладело жителями столицы. Духовенство беспрерывно совершало молебствия в церквях; они полны были молящимися. Патриарх говорил проповеди. Он называл нашествие руссов карой, посланной Богом, за пороки и тяжкие грехи, в которых погрязло население столицы. «Народ жестокий и дерзкий, — говорил он, — разоряет и губит все: нивы, жилища, стада, женщин, детей, старцев, юношей — всех сражая мечом, никого не милуя, никого не щадя. Он, как саранча на ниве, как жгучий зной, как наводнение, явился в стране нашей и сгубил жителей ее». Указывал патриарх и на малодушие жителей, обезумевших от страха при нападении шайки полудиких воителей. «Не вопите, не шумите, перестаньте плакать, молитесь спокойно, будьте мужественны!» — увещевал он жителей. Но все напрасно: страх был сильнее его красноречия. Руссы у стен города насыпали огромный вал, и близок был уже тот час, когда с этого вала они могли взойти на стены и ворваться в город. Но этого не случилось. Руссы совсем неожиданно для осажденных поспешно ушли из-под стен Константинополя. Буря ли, поднявшаяся на море, или весть о приближении императора с большим войском побудила их к этому — неизвестно. Долго после того сохранялось у греков предание об этом первом нападении на их столицу руссов. Есть известие, что около этого времени некоторые руссы приняли христианство от греков.

И, Глазунов Князь Олег с молодым Игорем

В 879 году умер Рюрик. Сын его Игорь был еще очень мал, и за малолетством его стал княжить родич Рюрика Олег. Князь этот, как говорят предания, был очень предприимчив и воинствен. Только что попала власть в его руки, как он задумал большое дело — овладеть всем течением Днепра, забрать в свои руки весь водный путь в богатую Грецию; а для этого приходилось покорить своей власти всех славян, живших по Днепру. Для такого предприятия одной княжеской дружины было мало: Олег набрал много воинов из ильменских славян, из кривичей, подчиненных ему, из финских племен и двинулся с дружиной и войском на юг. Овладел Олег прежде всего Смоленском, городом тех кривичей, которые не были еще подвластны никому, затем взял Любеч, город северян, оставил в этих городах отряды своей дружины под начальством надежных, опытных дружинников, сам же пошел дальше. Наконец показался и Киев. Знал Олег, что силой нелегко будет взять этот город: княжили там Аскольд и Дир, опытные вожди, да и дружина была у них храбрая, бывалая. Пустился Олег на хитрости. Он оставил войско свое позади, а сам с несколькими лодками подплыл к Киеву, остановился неподалеку от города и послал сказать Аскольду и Диру, что их земляки, купцы варяжские, едут в Грецию, хотят повидаться с ними и просят их прийти к лодкам. Аскольд и Дир, не подозревая вовсе никакой хитрости, вышли одни на берег. Тогда воины, спрятанные в лодках, выскочили и окружили Аскольда и Дира. «Вы не князья и не княжеского рода, — сказал им Олег и прибавил, указывая на Игоря, — а вот сын Рюрика». По знаку Олега воины его бросились на Аскольда и Дира и убили их. Погребли их у берега Днепра на горе (доныне одна прибрежная гора у Киева называется Аскольдовой могилой). Киевляне, оставшиеся без князей и застигнутые врасплох, подчинились Олегу. Полюбился ему Киев, назвал он его матерью русских городов, и стал Киев с этого времени главным русским городом. Чтобы утвердить свою власть, Олег начал строить новые города в покоренной области, как Рюрик устраивал их на севере. Города эти раздавал он своим дружинникам и установил, какую дань должны давать покоренные племена.

Неизвестный художник Убиение Аскольда и Дира Олегом

В. Штейнберг Аскольдова могила

Не сиделось Олегу спокойно в Киеве. Каждый год, лишь только вскрывался Днепр, он с дружиной своей пускался в путь на быстрых ладьях, входил в реки, впадавшие в Днепр с правой и с левой стороны, подчинял своей власти жившие по берегам этих рек славянские племена и заставлял их платить себе дань. По Припяти он покорил древлян и принудил их платить себе дань по черной кунице с жилья. В следующем году поплыл он по Десне, победил северян и заставил их платить небольшую дань. Прежде они были данниками хазар. Затем заставил он и радимичей, живших по реке Сожи, платить себе дань, которую прежде они платили хазарам. Затем покорил Олег и еще некоторые славянские племена, жившие на западе от Днепра, по Бугу и Днестру Всюду Олег строил города или крепости, ставил наместниками своих дружинников, ежегодно ходил с дружиною собирать дань с подчиненных племен. Но, видно, дани этой было мало князю и дружине или слишком расходилась удаль дружины и предприимчивость князя: задумал Олег большой поход на Византию. Силы у него было гораздо больше, чем у Аскольда и Дира. Закипела работа, — приходилось одних ладей заготовить, как говорит предание, до двух тысяч. Каждая ладья могла поднять до 40 человек; войско, стало быть, для того времени было огромное. Войско это составилось из варягов, славян и финнов. В 906 году явились во второй раз руссы под стенами Византии. Запылали снова села в окрестностях столицы; загородные дворцы, дачи и церкви гибли в пламени. Горе было тем, кто пробовал противиться свирепым воинам и попадал в их руки: пленных рубили они мечами, расстреливали стрелами, топили в море. Византийцы успели загородить вход в свою гавань громадной цепью, заперлись в городе. Олег стал готовиться к приступу. Византийский двор предложил уплатить большую дань, лишь бы только Олег не разорял города. Олег потребовал по двенадцати гривен (фунтов) серебра на человека. Уплатить сразу такую громадную дань было не под силу и богатым византийцам: приходилось выплатить несколько тысяч пудов серебра. Серебро и золото в то время ценились гораздо дороже, чем теперь. Начались переговоры. Олег уменьшил свои требования, но все-таки взял он с греков дань очень большую. Дань эта была рассчитана не только на дружинников и воинов, бывших с Олегом в походе, но и на те отряды, что стояли по разным русским городам. Кроме того, Олег потребовал разных льгот для русских купцов, или гостей, как их звали в старину. Согласились греки на все требования, и Олег, дружина его и воины вернулись домой с богатой добычей. Дивились все необычайной удаче походов Олега, его уму и хитрости. Стали ходить из уст в уста разные россказни о ней. Рассказывали, как Олег велел под Константинополем вытащить ладьи на берег, приспособить к ним колеса и при попутном ветре на парусах подкатил на лодках к самым стенам греческой столицы и навел на греков ужас. Рассказывали, как он не поддался на разные уловки греков, которые славились своей хитростью, как прибил на воротах города свой щит в знак своей победы, как приказал на лодках простых воинов сделать паруса из полотна, а на лодках дружины из шелковой материи, взятой в добычу у греков, и так далее. Рассказы эти перешли потом в предания. Стали даже многие думать, что Олег одарен был какими-то особенными, нечеловеческими свойствами, прозвали его вещим (чародеем). Через пять лет после похода Олег скрепил свой мир с греками письменным договором. Для этого он послал нескольких знатнейших мужей из дружины своей в Константинополь.

Н. Бодаевский Князь Олег прибивает свой щит на врата Царьграда

Олег умер в 912 году. Самая смерть его, по преданию, была необыкновенна. Спросил раз Олег у волхва, или кудесника, о причине своей смерти. «Князь, — сказал кудесник, — умрешь ты от твоего любимого коня». С тех пор Олег не садился больше на этого коня; велел его и кормить, и холить, но не подводить к себе. Прошло много лет. Вспомнил раз Олег о коне и узнал от конюха, что конь уже околел. Посмеялся Олег над лживым предсказанием кудесника. Захотелось князю посмотреть кости коня; приехал он на то место, где лежали они. Наступил ногою на череп коня и с усмешкой сказал: «Не от этой ли кости умереть мне?» Вдруг из черепа показалась змея и укусила князя в ногу. От этого Олег разболелся и умер.

В. Васнецов Песнь о вещем Олеге

В. Васнецов Встреча Олега с волхвом

После Олега стал княжить Игорь. Древляне было возмутились, думали освободиться от уплаты князю установленной дани, но Игорь усмирил их и заставил платить более тяжелую дань. Игорь тоже совершал походы в чужие края, но удачи ему такой, как Олегу, не было. При нем совершен был набег на прикаспийских жителей. В 913 году русские на пятистах ладьях явились в Черном море, проплыли в Азовское, поднялись по Дону до того места, где он близко подходит к Волге, и послали к хазарскому кагану просить пропуска чрез его владения по Волге в Каспийское море; обещали отдать хазарам половину всей добычи, какую захватят. Каган согласился. Переволокли русские свои ладьи в Волгу, спустились в море, рассеялись по южным и западным берегам его, стали беспощадно убивать жителей, забирать в плен женщин и детей. Попробовали жители сопротивляться, но русские разбили их рать. Огромную добычу захватили русские и поплыли обратно в Волгу. Здесь отдали они, как условились раньше, половину награбленной добычи кагану, но захотели хазары и другую половину добычи отнять у руссов. После трехдневной битвы большая часть русской рати была истреблена, и остатки ее, спасавшиеся вверх по Волге, погибли в борьбе с болгарами.

В. Васнецов Смерть Олега

В конце девятого века по соседству с русскими появились новые орды кочевников турецкого племени — печенеги. Они кочевали в степях, от Дуная до Дона. Византийское правительство, чтобы спасти свои владения от их набегов, старалось жить с ними в мире, посылало богатые подарки их вождям; а иной раз греки и подкупали печенегов, чтобы те нападали на руссов. В мирное время печенеги продавали русским коней, быков, овец, нанимались иной раз перевозить товары и таким образом помогали торговым сношениям русских с греками. Но очень часто печенеги были во вражде с русскими; тогда они врывались небольшими отрядами в русскую область, грабили ее, сжигали поселения, уничтожали нивы; часто они нападали на русские купеческие караваны, поджидая их обыкновенно у днепровских порогов. Игорю первому из русских князей пришлось оборонять свою область от печенегов.

Задумал Игорь, по примеру Олега, сделать большой набег на Грецию и промыслить себе и дружине большую добычу. Собрав огромную рать, направился он обычным путем на ладьях к берегам Греции. Как только показались бесчисленные суда русские на Черном море, дунайские болгары дали знать об этом императору.

На этот раз руссы напали на азиатские берега империи и стали, как и прежде, страшно свирепствовать: они предавали разным истязаниям пленных, выжигали селения, грабили церкви и монастыри.

Великий князь Игорь Царский титулярник

Наконец греки собрались с силами, собрали корабли и выступили против хищников. Игорь был уверен, что руссы одержат победу, но ошибся. Когда сошлись греческие корабли с русскими, вдруг греки стали метать огонь на русские ладьи. Попадет огонь на ладью, спасения нет ей: пламя охватывает ее, вода его неймет; упадет он на воду и на воде горит. Ужас овладел всеми; самые смелые, боевые дружинники и те дрогнули. Все пустилось в бегство. Многие бросались с загоревшихся лодок прямо в воду и тонули. Много руссов погибло тут, много их попало в руки грекам. Спаслись немногие и рассказывали потом с ужасом, что у греков во время этого боя была в руках небесная молния, что они бросали ее на русские ладьи и те гибли от пламени. Дело в том, что греки употребляли на войне особый состав из нескольких горючих веществ (нефти, серы, смолы и другого). Когда состав этот зажигали, то огонь нельзя было погасить водой; она даже еще больше усиливала пламя. По воде состав этот плавал и горел.

На греческих судах на носовой части устраивались особые медные трубы; при помощи их греки, подойдя близко к неприятельским судам, бросали горящий состав и зажигали их. Этот «греческий огонь», как его звали, не одних руссов приводил в ужас, но и других варваров, нападавших на греков.

Игорь хотел во что бы то ни стало загладить стыд своего поражения и отомстить грекам. Он послал за море звать охочих людей из норманнов в поход на Грецию. Толпы хищных воителей, падких до добычи, повалили в Киев. Три года собирался Игорь; наконец изготовился, нанял и печенегов, а чтобы они не изменили, взял у них заложников и отправился в путь. Пришла в Константинополь ужасная весть из Корсуни (греческого города на Таврическом полуострове): «Идет Русь без числа: корабли их покрыли все море». За этой вестью последовала другая, от болгар: «Идет Русь и печенеги с ними».

Император рассудил, что лучше ублажить как-нибудь врагов и не вступать с ними в новую борьбу. Он послал несколько знатных бояр к Игорю сказать ему: «Не ходи на нас, возьми дань, какую брал Олег, мы еще и прибавим к ней». Отправили и печенегам богатые дары, много золота и дорогих паволок (шелковых тканей). Игорь в это время дошел уже до Дуная. Созвал Игорь свою дружину, сказал ей о предложении императора и стал советоваться, как быть. Дружина решила принять предложение императора. «Коли император, — сказала дружина, — и так предлагает уплатить дань, и мы можем взять золото, серебро и паволоки без боя, то чего нам еще? Разве известно, кто одолеет — мы или они? Да и с морем не уговоришься. Не по земле ведь ходим, а по глубине морской; общая всем нам может быть смерть». Принял этот совет Игорь, взял у греков золото и паволоки себе и на всех воинов своих и вернулся в Киев.

Поход Игоря с союзниками на греков Миниатюра из Радзивилловской летописи XVI века

На следующий год Игорь и императоры обменялись посольствами и заключили новый договор, похожий на договор Олега с греками. Игорь пришел со старшими своими дружинниками (боярами) на холм, где стоял идол Перуна. Все положили свое оружие — копья, мечи, щиты — и клялись греческим послам, что будут соблюдать договор. Были между дружинниками Игоря христиане, те присягали в церкви Святого Ильи.

Одарил Игорь греческих послов мехами, воском и челядью (то есть рабами) и отпустил их.

Стар был уже Игорь, не ходил он сам со своей дружиной на полюдие. (Полюдием назывался сбор дани. Князь со своей дружиной обыкновенно ходил по своей земле, «по людям», и собирал дань, которую делил он с дружиной.) За старостью Игорь сам не ходил за данью, а поручал это своему боярину Свенельду. Это невыгодно было для Игоревой дружины. Видно, не много доставалось на ее долю, и стала дружина роптать: «Отроки (дружинники) Свенельжи разбогатели оружием и платьем, а мы наги; пойди, князь, с нами за данью, и ты добудешь, и мы». Послушал их Игорь, пошел в землю древлян на полюдие, собрал с них дань, причем он и дружина его прибегали к насилиям. Игорь уже возвращался в Киев с данью, но захотелось ему собрать еще; большую часть дружины отпустил он в Киев, а с небольшим отрядом вернулся опять в землю древлян и стал снова собирать дань. Древляне возмутились, собрались на вече и порешили с Малом, своим старшиной, или князем, как называли они его: «Коли повадится волк ходить в стадо овец, то все стадо расхитит, коли не убьют его; так и этот (Игорь) если не убьем его, то всех нас погубит». Когда Игорь снова стал насильно собирать дань, то древляне из города Коростена перебили маленький отряд Игоря и самого его убили. Есть известие, что они привязали Игоря к двум деревьям, нагнув их верхи один к другому, потом пустили их, так что Игорь был разорван на две части.

А. Быстров Поход князя Игоря на Византию

В. П. Верещагин Мученическая гибель князя Игоря

Положение Руси было опасно после смерти Игоря. Святослав, сын его, был еще ребенком, а тут древляне подняли мятеж; за ними могли последовать и другие недовольные племена, а степные соседи — печенеги только и ждали удобной поры, чтобы пограбить Русскую землю.

Но Ольга, мать Святослава, оказалась женщиной очень умной, притом твердого и решительного нрава. Были и бояре, опытные военачальники, вполне преданные ей и Святославу. Прежде всего надо было унять и обуздать древлян. Ольга пошла на них с дружиной и войском, жестоко отомстила им за смерть мужа, сожгла Коростен, главный город в земле древлян.

В. П. Верещагин Месть княгини Ольги

Вот что говорят предания о мести Ольги древлянам. Древляне, убивши Игоря, решили уладить дело с Ольгою. Выбрали древляне из среды своей двадцать лучших мужей и послали их к Ольге предложить ей выйти замуж за князя их Мала. Когда они прибыли в Киев и Ольга узнала о предложении, то сказала им: «Люба мне ваша речь; мужа своего мне не воскресить. Хочу вам завтра оказать почесть пред людьми моими; идите теперь в ладьи ваши; завтра я пришлю за вами людей, а вы скажите им: не хотим ни верхом ехать, ни пешком идти, несите нас в лодках, вас и понесут;». Когда на другой день утром к древлянам пришли от Ольги люди звать их, они сказали посланным так, как научила их Ольга. «Нам неволя, — отвечали киевляне, — князь наш убит, а княгиня наша хочет выходить за вашего князя», и понесли древлян в лодке. Послы же сидели важно и гордились высокою честью. Принесли их на двор и бросили с лодкою в яму, которую раньше вырыли по приказу Ольги. Наклонилась Ольга к яме и спросила: «Хороша ли вам честь?» — «Честь эта нам хуже Игоревой смерти!» — отвечали несчастные. Ольга приказала засыпать их живых землею. Затем послала в землю древлян сказать им: «Если вправду вы просите меня, то пришлите за мною самых лучших людей ваших, чтобы с великой честью я пришла к вам; иначе не пустят меня киевляне». Прибыли новые послы от древлян. Ольга, по тогдашнему обычаю, приказала приготовить для них баню. Когда они вошли в баню, там их по приказу Ольги заперли и сожгли вместе с банею. Тогда послала она опять сказать древлянам: «Я уже иду к вам; приготовьте побольше меду, — хочу сотворить на могиле моего мужа тризну (поминки)». Древляне исполнили ее требование. Ольга с небольшой дружиной пришла к могиле Игоря, плакала по мужу своему и приказала своим людям насыпать высокий могильный холм. Затем стали править тризну. Древляне сели пить, отроки (младшие дружинники) Ольгины услуживали им. «Где же наши послы?» — спрашивали древляне у Ольги. «Идут они с дружиной мужа моего», — отвечала она. Когда древляне опьянели, велела Ольга своей дружине рубить их мечами. Много их было изрублено. Ольга поспешила вернуться в Киев, стала собирать войско и на следующий год пошла на древлянскую землю; при ней был и Святослав. Древляне думали было сразиться в поле с войском Ольги. Когда обе рати сошлись, маленький Святослав первый бросил копье; слаба была еще его детская рука: копье едва пролетело меж ушей коня и упало к ногам его. «Князь уже начал! — закричали воеводы, Асмуд и Свенельд. — Дружина, вперед, за князем!» Древляне были разбиты, бежали и укрылись в своих городах. Ольга хотела взять Коростен. Отчаянно оборонялись жители: знали они, что ждет их, если сдадутся. Целое лето простояла Ольга и не могла взять города. Где сила не берет, там иной раз умом да сноровкою можно взять. Послала Ольга сказать коростенцам: «Чего вы не сдаетесь? Все города ваши уже сдались мне, платят дань и спокойно возделывают нивы свои, а вы, видно, хотите досидеться до голодной смерти». Древляне отвечали, что они опасаются мести, а дань они готовы дать и медом, и мехами. Ольга послала сказать им, что она уже достаточно отомстила им, и потребовала от них малой дани: по три голубя и по три воробья от каждого двора. Обрадовались древляне, что так дешево могут отделаться от беды, и исполнили ее желание. Ольга приказала воинам своим привязать к ногам птиц куски трута (куски тряпок, пропитанных серою) и, когда смерклось, велела зажечь трут и пустить птиц. Воробьи полетели под крыши в свои гнезда, голуби в свои голубятни. Жилья в то время были все деревянные, крыши соломенные. Скоро Коростен запылал со всех концов, все дома охватил пожар. В ужасе кинулся народ вон из города и попадал прямо в руки врагов своих. Старшин Ольга взяла в плен, а простых людей — одних велела избить, других отдала в рабство дружинникам своим, а на остальных наложила тяжелую дань.

Миниатюра из Радзивилловской летописи XVI века: Месть Ольги за убийство Игоря: погребение сидевших в ладье древлянских послов живыми в глубокой яме, сожжение вновь пришедших древлянских послов в бане, обильное угощение древлянских воинов вином и расправа с ними, приношение дани Ольге по три голубя и по три воробья со двора

Многих пленных древлян Ольга принесла в жертву богам и велела похоронить вокруг могилы Игоря. Затем справила тризну; в честь покойного князя происходили воинственные игры, как требовали тогдашние обычаи.

В. Васнецов Княгиня Ольга

Если Ольга и не была так хитра, а древляне так доверчивы, как говорит предание, то все-таки в народе и в дружине верили, что дело было именно так. Хвалили Ольгу за то, что она так хитро и жестоко отомстила древлянам за смерть мужа. Суровы были в старину нравы наших предков. Кровавой мести требовал обычай, и чем ужаснее мститель мстил убийцам за смерть своего родича, тем большей похвалы заслуживал, по понятиям того времени.

И. Акимов Крещение княгини Ольги

После усмирения древлян Ольга со своим сыном и дружиною прошла по древлянской земле и установила, какую дань должны они платить ей. На следующий год обошла она с дружиною и другие свои владения, делила земли на участки, определяла, какую дань должны были жители платить ей. Умна была Ольга и, видно, понимала, сколько зла было оттого, что князь и дружина брали дани, сколько вздумается, а народ не знал вперед, сколько он обязан уплатить ее.

Самым важным делом Ольги было то, что она первая из княжеской семьи приняла христианство.

Со времени Аскольда и Дира, как говорит предание, христианство стало понемногу распространяться среди полян.

Приходили сюда греческие проповедники. Греческие торговцы, издавна приезжавшие в Киев, могли тоже помочь распространению христианской веры у славян. Наконец, сами руссы часто ездили в Царьград для торговли и там могли познакомиться с христианскою верою. Великолепие греческих храмов и торжественность богослужения возбудили у них удивление. При Игоре в Киеве была уже христианская церковь Святого Ильи; было несколько христиан и в дружине. Стало быть, Ольга могла у себя дома узнать, в чем состоит христианская вера. Нетрудно было Ольге, при ее уме, понять, насколько христианская вера выше языческой.

В 957 году Ольга поехала в Константинополь: она хотела принять крещение от самого патриарха. Когда русская княгиня прибыла в константинопольскую гавань, здесь пришлось довольно долго ждать доступа к императорскому двору При дворе долго обдумывали, как бы устроить торжественный прием высокой гостье так, чтобы и достоинства императора не унизить, и русскую княгиню не обидеть. Наконец, после разных проволочек и выполнения всяких придворных обычаев и обрядов, Ольга была допущена во дворец и удостоилась видеть императора и императрицу.

Император сидел на великолепном золотом троне в одежде, сияющей драгоценными камнями. Около него стояли знатнейшие вельможи в пышных одеждах. Затем длинным рядом богатых покоев повели Ольгу к императрице. В огромной палате, которая роскошно была отделана мрамором, украшена позолотой и драгоценными тканями, находилось возвышение, покрытое пурпуровыми тканями. На нем стоял золотой трон, на котором сидела императрица; подле нее, также на золотом троне, сидела ее невестка. Около них стояли царедворцы и придворные женщины в известном порядке, смотря по знатности. Один из сановников от имени императрицы приветствовал русскую княгиню. Затем Ольгу и сопровождавших ее русских боярынь отвели в особый покой, где они могли отдохнуть.

И. Машков Святая равноапостольная княгиня Ольга

В. Зальзенберг Внутренний вид собора Святой Софии в Константинополе

Была приглашена Ольга и на торжественный обед. Когда ввели ее в палату, где был приготовлен стол, все сделали очень низкий поклон императору и императрице, Ольга же только слегка наклонила голову. Императрица и ее невестка сидели за особым столом на возвышении. Русской же княгине пришлось сидеть с придворными женщинами. Во время обеда певчие пели хвалебные песни в честь императорского дома, играла музыка, а придворные плясуны тешили всех своей ловкой, искусной пляской. После обеда императорское семейство с Ольгой перешло в другой покой, где приготовлены были разные сласти на блюдах, украшенных драгоценными камнями. Русской княгине и окружавшим ее русским боярыням были поднесены в подарок по нескольку десятков червонцев. Тогда было в обычае обмениваться подарками. Ольга привезла императорской семье немало драгоценных мехов.

Константинопольский патриарх, по словам нашего летописца, сам совершил обряд святого крещения, а император Константин Багрянородный был крестным отцом Ольги. Нарекли ее во святом крещении Еленой, в честь матери Константина Великого.

В. Зальзенберг Внутренний вид собора Святой Софии в Константинополе

Немало, конечно, дивилась Ольга богатствам и великолепию императорского дворца и роскошной столицы. Какая разница между тем, к чему привыкла она у себя в Киеве, и тем, что она увидела здесь! Там жалкие деревянные лачуги, плетенные из ветвей изгороди, бревенчатые городские стены; здесь громадные роскошные дворцы, великолепные храмы с позолоченными сияющими главами, крепкие и красивые стены с бойницами и сторожевыми красивыми башнями.

Сильно хотела Ольга обратить и Святослава в христианскую веру. «Вот я познала истинного Бога и радуюсь, — говорила она сыну, — крестись, познаешь и ты Бога, будет радость и в твоей душе». — «Как я приму один иную веру, — возражал Святослав, — дружина станет смеяться надо мною». — «Коли ты крестишься, — настаивала Ольга, — все за тобою последуют». Но Святослав оставался непреклонен.

Князь Святослав Царский титулярник

С малых лет он освоился с боевой жизнью. Только и веселья ему было, что на войне. Удалые походы да битвы кровавые — вот что было у него на уме. Понятно, что христианство с его учением о кротости и миролюбии было не по душе Святославу. Он был настоящий воитель, настоящий князь-дружинник. Вся жизнь его прошла в походах и битвах. Походы он совершал необыкновенно быстро, — ходил как барс, по словам летописца. Никакого обоза не возил за собою. Никаких шатров не имел при себе, спал на голой земле, постелив только конскую попону да под голову подложив седло. Котлов он во все время похода тоже не брал с собою, никаких особенных кушаний не готовилось для него: он сам пек для себя на угольях, что доводилось, конину, зверину или говядину. Каков был князь, такова была и дружина, и все войско.

Не любил он прибегать к хитрости, не нападал на неприятеля неожиданно. «Иду на вас!» — посылал он сказать врагам, на которых готовился напасть, и давал им возможность приготовиться к боевой встрече. Закаленная в боях дружина, сильное испытанное войско да своя молодая сила и отвага давали Святославу веру в успех.

Задумал он совершить большой поход на хазар. По степям, по рекам, через лесные дебри добрался он до Оки. Там жило суровое племя вятичей. «Кому дань платите?» — спросил Святослав. «Даем дань хазарам», — отвечали вятичи. Князь заставил их платить себе и продолжал поход.

Спустился Святослав с войском своим по Оке в Волгу и поплыл вниз по течению ее. Плохо пришлось болгарам, жившим по Волге: Святослав разорил и предал грабежу и города, и села их. Большое хазарское войско с самим каганом во главе вышло навстречу Святославу. Начался бой. Хазары были совершенно разбиты. Разорил Святослав землю хазар, взял главный город их на Дону — Белую Вежу и победил ясов и касогов, воинственных жителей Прикавказья. Молва об удалых набегах Святослава, о неукротимой отваге его и страшной его дружине надолго нагнала страху на жителей прикаспийских областей.

Не успел Святослав отдохнуть в Киеве от походов на восток, как явилось к нему посольство от греческого императора Никифора Фоки — просить у него помощи против дунайских болгар. Тридцать пудов золота обещал император дать Святославу за помощь.

И. Акимов Великий князь Святослав, целующий мать и детей своих по возвращении с Дуная в Киев

Княгиня Ольга

Святослав охотно принял это предложение. Он собрал большое войско, до шестидесяти тысяч, и в 968 году русские ладьи явились на Дунае. Напрасно болгарское ополчение пыталось помешать русским высадиться на берег. Болгары были разбиты. Множество городов их было взято и разграблено, в том числе и Малая Преслава, или Переяславец, и сильно укрепленный Доростол. Святославу очень понравилось в Болгарии, на Дунае: земля здесь была богатая, всего было вдоволь, положение выгодное, — с Византией и другими богатыми соседними странами шла здесь большая торговля. Не хотел Святослав и уходить отсюда. А Русь в это время оставалась без князя. В Киеве была Ольга, уже очень престарелая, с малолетними внуками. Недалеко от Киева расстилалась степь, а по ней рыскали орды кочевников-печенегов; они только и выжидали удобного случая, чтобы напасть врасплох и пограбить. Нахлынули орды их на Киев. Заперлась Ольга с внуками в городе. Толпы печенегов расположились станом вокруг Киева: ни в город нельзя было никому пройти, ни из города выйти. Плохо пришлось киевлянам; мало у них уже оставалось съестных припасов, приходилось сдаваться. Помощи ждать было им неоткуда. На противоположном берегу Днепра собрался небольшой отряд ратных людей под командой воеводы Претича. Мог бы он попытаться помочь киевлянам и спасти Ольгу с внуками от плена, да, на беду, Претич вовсе не знал, что киевлянам приходится так плохо: он думал, что они еще смогут продержаться до прихода Святослава. Стали киевляне думать, как бы известить Претича о том, что им приходится сдаться, если никто не поможет им. Нашелся между киевлянами, как говорит предание, один юноша, который взялся известить Претича о положении киевлян. Юноша незаметно для врагов вышел из города с уздечкой в руках, прошел между печенегами, спрашивая всех встречных: «Не видали ли моей лошади?» Он умел говорить по-печенежски, и печенеги приняли его за одного их своих. Добрался он наконец до берега Днепра. Тут он быстро сбросил с себя одежду, кинулся в реку и поплыл. Догадались печенеги, что они обмануты, схватились за свои луки, засвистели стрелы; но пловец был уже далеко — попасть в него было трудно. Русские с той стороны Днепра завидели пловца, выехали навстречу ему на лодке и взяли его к себе. «Если не подступите завтра к городу, — сказал он, — то киевляне хотят сдаться печенегам». — «Подступим завтра, постараемся спасти княгиню и княжичей, — сказал Претич дружине, — перевезем их на эту сторону. Если не сделаем этого, то погубит нас всех Святослав». Все согласились. На другой день на рассвете раздались на Днепре громкие звуки труб, показались лодки с вооруженными людьми. Киевляне громким радостным криком приветствовали их со стен. Смелая попытка Претича удалась: печенеги испугались — им представилось, что сам Святослав с войском идет на выручку Киева. Они поспешно отошли от города. Того и нужно было Претичу. Ольга с внуками успела сесть в лодку и переехать на другой берег. Печенежский князь вступил с русскими в переговоры. «Кто это пришел?» — спросил он у Претича. «Люди с той стороны», — отвечал тот. «А ты не князь ли?» — спросил печенег. «Я княжий муж, — сказал Претич, — и пришел с передовым отрядом, а за мной идет князь с большим войском». Хитрость Претича удалась. Печенежский князь вовсе не расположен был бороться с самим Святославом и предложил заключить мир. Претич согласился.

Оба подали друг другу руки и обменялись подарками: печенежский князь подарил Претичу коня, саблю и стрелы; Претич дал ему броню, щит и меч.

Киевляне, говорит предание, послали сказать Святославу: «Ты, князь, чужой земли ищешь и блюдешь ее, а от своей отрекся: нас вместе с твоею матерью и детьми чуть не взяли печенеги. Если ты не защитишь, то оци возьмут нас. Неужели тебе не жаль ни твоей отчины, ни старухи матери, ни детей твоих?»

Военный совет князя Святослава

Святослав поспешил с дружиной своей в Киев, собрал войско и прогнал печенегов далеко в степь. Не долго пожил Святослав с семьей. Не сиделось ему в Киеве. «Не любо мне в Киеве, — говорил он матери и боярам, — хочу жить в Переяславце на Дунае. Там средина земли моей: туда сходится все благое с разных сторон: из Греции везут туда золото, ткани, вина и разные плоды, из земли чехов и венгров идут серебро и кони, из Руси — меха, воск, мед и рабы». Ольга уговаривала его несколько повременить. «Я уже больна, не уходи, — просила она, — похорони меня сперва, а там иди, куда хочешь». Три дня спустя Ольга скончалась. Она заповедала, чтобы по ней не справляли языческой тризны. У нее был священник, он и похоронил ее.

Святослав спешил в Болгарию. Эту страну, завоеванную им, считал он своей. Русская земля, по понятиям того времени, принадлежала не одному князю, а всему княжескому роду. Святослав поделил ее между своими сыновьями: старшему сыну Ярополку отдал Киевскую область, Олегу — землю Древлянскую, Новгородская область досталась младшему сыну Владимиру.

Сражение войск князя Святослава с воинами Хазарского каганата

Между тем в Греции дела изменились. Император Никифор Фока был убит, и убийца его Иоанн Цимисхий завладел троном. Новый император был человек очень деятельный, предприимчивый; знал он хорошо и военное дело. Понимал он, что Византии грозит постоянная опасность, если в Болгарии утвердится воинственный Святослав. Болгары тоже не хотели господства Святослава. Ему пришлось бороться с ними. Большое болгарское войско вышло навстречу русскому. Началась у Переяславца жестокая сеча. Несколько раз возобновлялся ожесточенный бой; наконец к вечеру Святослав одолел и взял в плен двух сыновей болгарского царя. Потом прошел он с огнем и мечом всю Болгарию и страшно отомстил болгарам за враждебную встречу. Иоанн Цимисхий отправил к Святославу посольство с богатыми дарами. Послы от имени императора объявили Святославу, чтобы он, получив награду, обещанную прежним императором, удалился из Болгарии. Не понравилось это Святославу: он считал уже эту страну своей. «Выкупите у меня все взятые мною города, — отвечал он послам, — выкупите ваших пленников, заплатите золотом за Болгарию, и я оставлю ее, а если не хотите, то нет вам мира». Началась война с греками. По словам нашего летописца, Святославу пришлось встретиться с огромным греческим войском. Смутились сначала руссы: их было гораздо меньше, чем врагов. Но Святослав воодушевил своих сподвижников. «Некуда нам уж деться, сказал он им, волей или неволей надо сразиться. Не посрамим русской земли, ляжем костьми: мертвым нет срама. Если в бегство обратимся, то и срам нам будет, и беды не избежим. Станем твердо. Я пойду впереди. Коли сложу свою голову, то думайте о себе сами». — «Где твоя голова ляжет, там и мы свои сложим!» — отвечали воины. Начался жестокий бой; Святослав одолел. Так говорит наш летописец. Но с каждым боем все меньше и меньше становилось число русских воинов, а ждать помощи им было неоткуда: Русская земля была далеко. Греки же были у себя дома. Император собрал огромное войско, снарядил корабли, заготовил множество запасов и с наступлением весны всеми силами двинулся на Святослава. Тяжелое время настало для русского войска. В Дунай вошли греческие корабли со страшными огнеметательными снарядами. Огромное и хорошо устроенное войско греческое явилось в Болгарии. Болгары тоже восстали против Святослава. Напали греки неожиданно на Переяславец и завладели им. Стоявший там отряд руссов сразился с греками сначала пред городом, потом должен был защищаться в городе. Когда греки вытеснили русских отсюда, они заперлись в царском дворце, который был расположен на отдельном возвышении и окружен особою стеною. Не могли греки никак взять этого дворца; стали они со всех сторон бросать в него огонь. Здание запылало. Пришлось руссам выйти; окружили их со всех сторон греки. Отчаянно рубились руссы; но почти все погибли здесь, только нескольким воинам удалось спастись и уйти к Святославу, который с главным своим войском стоял в Доростоле.

Первая битва под стенами Доростола была очень упорна. Руссы, сомкнув свои щиты, стояли стеной пред городом. Дружинники были хорошо вооружены: крепкие шлемы, кольчуги, щиты защищали их от ударов; тяжелыми мечами, секирами и острыми копьями поражали они неприятелей.

Простые воины были вооружены похуже: не у всех их были шлемы и кольчуги. Стоили они в то время очень дорого, и только князья да дружинники могли иметь хорошее вооружение. Лучшее оружие приобреталось из Византии.

Битва под Доростолом была упорная. Руссы дрались с неукротимой отвагой и с ярым криком поражали врагов. День уже склонялся к вечеру, а победа все еще колебалась. Греков было гораздо больше, чем русских; вооружены были они лучше, а главное, у греков была конница, а руссы сражались обыкновенно пешие. Иоанн Цимисхий пустил в дело свою конницу. Конница ринулась на руссов, уже утомленных боем. Не выдержали они этого стремительного натиска, отступили и заключились в городских стенах. Император приказал устроить укрепленный лагерь на возвышении близ города. Греки окопались и поставили свои шатры. Греческие корабли стояли на Дунае, и русским нельзя было отступить; они старались только как-нибудь укрыть у берега свои лодки, чтобы греки не истребили их «страшным огнем»: руссы живо еще помнили рассказы отцов о том, как этот огонь уничтожил суда Игоря.

Прием византийским императором послов Святослава

Руссы оборонялись с необыкновенным мужеством и стойкостью. Они не укрывались постоянно за городскими стенами и очень часто выходили из города и сражались с греками в открытом поле. Русская кольчужная рать обыкновенно выступала из города и, закрывшись своими длинными щитами, стеной шла на неприятеля. Ничто не могло устоять против страшного напора этого железного строя. Но Цимисхий недаром слыл искусным вождем, он и его полководцы умели неожиданными нападениями с боков и с тыла, стремительными налетами отрядов конницы расстраивать сомкнутый строй русских воинов и принуждали их отступать. В бегство руссы не обращались, но, закинув за спину свои огромные щиты, медленно шли к городу. Ночью иной раз они выходили в поле, подбирали тела убитых товарищей и сжигали их на кострах. При этом закалывали в жертву своим богам многих пленников, убивали, по своему обычаю, и женщин (вероятно, жен более знатных покойников). Кроме того, приносили в жертву младенцев и петухов, которых погружали в Дунай. Погребальные обряды они сопровождали дикими воплями и плачем в честь покойников. Нередко греки в числе убитых находили женщин: они в мужской одежде шли за своими мужьями в сражения.

Греки около города установили метательные снаряды, кидали тяжелые камни в город и убивали многих осажденных. Русские делали по ночам вылазки, старались уничтожить эти снаряды и добыть в окрестных селах съестные припасы: в них уже чувствовался недостаток. Иной раз вылазки эти бывали удачны и производили в греческом стане большой переполох.

К. Лебедев Свидание киевского князя Святослава с византийским императором Иваном Цимисхием

Два месяца с лишком длилась осада Доростола. Многих храбрых дружинников не стало; погибли в бою и два лучших русских воеводы (Сфенкел и Икмор). Приуныли храбрые воины Святослава. Созвал он на совет своих воевод и старших дружинников и спросил, как быть, что делать. Кто советовал в глухую ночь, в удобную пору, спасаться бегством; кто думал, что лучше заключить мир с императором; но не по душе Святославу были эти советы. Жизнь, спасенная бегством или купленная ценой унизительного мира, не привлекала его. Его мнение было — или победить, или погибнуть славною смертью в бою.

Опять начались отчаянные битвы. В одной из них греческий витязь, одаренный необыкновенной силой, заметил в толпе русских воинов Святослава. Витязь ринулся к нему, мечом своим проложил себе путь к русскому князю и нанес ему страшный удар в плечо. Святослав упал — так силен был удар. Но щит и крепкая кольчуга спасли его. Греческий витязь погиб под ударами русских. Смерть этого богатыря поразила греческих воинов страхом. Руссы стали теснить их. Плохо приходилось грекам. Император увидел опасность; велел он ударить в бубны и трубить в трубы, а сам с копьем в руках, во главе своего отряда «бессмертных» (так назывался отряд лучших воинов в греческом войске), понесся на русских. Бой загорелся с прежним ожесточением. Греки, воодушевленные своим императором, сильно напирали на руссов. На беду для русских, вдруг поднялась сильная буря, ветер дул им прямо в лицо, и облака пыли понеслись на них и заслепили им глаза. Между тем один отряд греков зашел в тыл русскому войску и грозил отрезать его от города. Тогда руссы поспешно отступили. Сам Святослав, израненный, истекающий кровью, едва спасся от плена.

С. Стрекалов Одежда Святослава. X век

Дольше сопротивляться нельзя было. В Доростоле настал страшный голод. Увидел Святослав, что надо мириться. Цимисхий охотно согласился на мир: греки были изнурены упорными битвами и сильно желали мира. Русский князь обязался выдать всех пленных греков, сдать Доростол и уйти из Болгарии. Обязывался он и впредь не начинать войны с греками и даже мешать нападениям и других племен на Грецию. По обычаю, руссы должны были клясться Перуном и Волосом, что они будут точно соблюдать договор.

Святослав пожелал повидаться с императором. По словам одного греческого писателя, они свиделись на берегу Дуная. Цимисхий верхом на богато убранном коне, в раззолоченных доспехах, окруженный блестящей свитой, подъехал к берегу Дуная. А Святослав подплыл на простой ладье, сам управляя веслом наравне с другими гребцами.

В. Васнецов Двор удельного князя

С любопытством смотрели греки на страшного для них Святослава. От них узнаем мы о наружности его. Это был человек среднего росту, коренастый, широкоплечий. Голова у него была бритая, и сверху ее свешивался пук волос (означавший благородство). В одном ухе у него была золотая серьга, украшенная двумя жемчужинами и рубином посредине. Лицо его было мрачно. Сурово глядели его голубые глаза из-под густых бровей, нос был несколько плоский, борода была бритая, усы были у него длинные. Одежда его поразила греков своей простотой. Белая рубаха его отличалась от одежды других его товарищей только большей чистотой. Свидание его с императором продолжалось недолго, и они расстались.

Пока Святослав боролся с греками в Болгарии, орды диких печенегов опустошали русские области и чуть не овладели Киевом. Святослав с остатком своего войска и дружиной зимовал у днепровского устья. С наступлением весны поплыли они вверх по Днепру. У порогов подстерегали Святослава печенеги: они знали, что с ним мало воинов и справиться с ним будет нетрудно. В самом опасном месте, где русским пришлось обходить пороги по берегу, отряд Святослава был окружен со всех сторон печенегами. Произошла отчаянная свалка. Святослав погиб в бою со всеми своими дружинниками, только нескольким человекам удалось уйти в Киев. Предание говорит, что печенежский вождь, Куря, велел из черепа Святослава сделать чашу и на пирах пил вино из этой чаши.

Так покончил свою жизнь (972 год) самый воинственный из первых русских князей.

Первые князья, кроме Ольги, как мы видели, мало думали о своей земле. Собирали они дань с подвластных им славян, брали у них людей в свое войско, делились данью со своей храброй дружиной и только и думали об удалых походах и богатой добыче. Не всегда даже князья могли как следует защищать подвластные им племена от врагов. Но все-таки важное дело совершилось: все восточные славяне соединились под одной властью, составили один народ. Князья много срубили новых городов, где для управления сажали наместниками своих бояр с отрядами дружинников. Около городов стало собираться население. Где много народу живет вместе, там усиливаются разные промыслы и торговля. Когда люди живут особняком, небольшими поселками, то каждой семье приходится самой делать почти все необходимое для жизни: и жилье, и домашнюю утварь, и одежду, и обувь. А когда много народу живет вместе, то некоторые могут тем заниматься, что им больше по душе: кто плотничьим делом займется, кто кожевенным, кто кузнечным и так далее. Коли работник приспособится к какой-либо работе, понатореет в ней, то дело в руках у него идет и живо, и хорошо. В обмен за свой труд работник получает нужные ему вещи от других или плату. В городе живет князь или княжий боярин с дружиной. Дружинники заняты больше войной; в досужее время они тешатся охотами да пирами. Война дает дружинникам богатую добычу: князья делятся с ними данью. Есть чем платить; тут был бы только товар пригодный, а покупатель найдется. Нужны дружинникам и жилья хорошие, и одежда красивая, и обувь, и оружие: найдется немало работы разным пригородным ремесленникам: плотникам, скорнякам, кузнецам, оружейникам и другим. Коли ремесленники наработают каких-нибудь вещей очень много, так что сбыть на месте трудно, то в соседний город отвезут, — там народу всякого немало — могут купить. Находятся и такие люди, которые только тем и занимаются, что в одном месте купят какие-нибудь вещи, а в другом месте продадут их с выгодою для себя (с барышом). Где явятся такие купцы, или «гости», как их называли в старину, там разные промыслы и ремесла идут лучше. Всякий охотно работает, коли знает, что без особого труда сбудет свою работу.

И. Билибин Город

Так мало-помалу является у народа разделение труда. Одни добывают произведения природы в сыром (то есть необработанном) виде, например, кожи, меха зверей, лен и прочее. Другие выделывают из них разные вещи: обувь, конскую сбрую, шубы, ткани и прочее. Третьи помогают и тем, и другим сбывать добытое или сделанное ими, помогают обмену разных произведений, то есть занимаются меновой промышленностью, торговлей.

Князь и дружинники в старину, между прочим, и сами часто торговали. С наступлением зимы они выходили за сбором дани (на полюдие). Весной князья возвращались в Киев и привозили с собой множество мехов, воску и меду. Избыток всего этого отправляли в Византию. Туда же отправляли на продажу и рабов (пленные, захваченные во время войны, делались рабами). На севере, где было много лесу и между жителями было много плотников, за зиму заготовлялось множество лодок. С наступлением весны их сплавляли по Днепру к Киеву. Здесь их отделывали, снастили, грузили товарами и отправляли в Византию. Новгород и Киев стояли на водном пути с севера в Византию и все больше и больше богатели благодаря торговле. Из Греции привозили тонкие ткани (паволоки), вина, различные южные плоды, золото. Ездили русские купцы и на Восток для торговли в землю хазар обыкновенно тоже водным путем: по Черному морю плыли в Азовское море, затем в устье Дона, поднимались вверх по этой реке до хазарской крепости Саркела (Белой Вежи), перетаскивали отсюда свои ладьи волоком до Волги и спускались по течению ее в Итиль, столицу хазар. Главным товаром, который сбывался здесь, были дорогие меха. С Востока же к нам шли драгоценные камни, золотые и серебряные изделия: цепочки, ожерелья, кольца, серебряные украшения для одежды, для конской сбруи, разные материи и прочее. С Востока и из Греции попадали к русским золотые и серебряные монеты. Они очень ценились и наравне с другими украшениями переходили из роду в род, закапывались иногда с покойниками, по старому обычаю, в землю.

Кроме того, вели торговлю и с другими соседними народами: с болгарами, жившими по Волге и Каме, и финскими племенами. Торговля велась на севере больше меновая. Вот что говорят о меновой торговле болгар с весью (одним из финских племен). Приезжают болгарские купцы в определенное место, оставляют там свои товары, а сами удаляются. Туземцы приходят, раскладывают свои товары рядом с болгарскими. Болгары чрез несколько времени возвращаются и, если находят, что мена для них выгодна, берут с собою туземные товары, а свои оставляют. Если же им кажется, что финны мало предлагают в обмен, то удаляются опять, не тронув товаров. Это значило, что желают прибавки. Финны надбавляли своего товару и таким образом удовлетворяли болгар. Такую торговлю арабы называли «немою». Вероятно, русские таким же образом, как болгары, производили обмен с полудикими финскими племенами, жившими на Дальнем Севере.

А. Попов Утро в деревне

Разные промыслы вели к тому, что люди стали больше различаться, чем прежде, и по занятиям, и по состоянию. Те занятия, где нужно было больше силы, ловкости и смелости, придавали и больше значения людям. Война и охота были главным делом дружинников. Когда князья затевали большой поход, то одной дружины было мало, и они набирали «воев». В войско шли из народа крепкие и смелые люди, мужи, как их называли в старину, а те, что были послабее и мало годились для войны, мужики (уменьшительное имя от «муж»), те оставались дома и занимались мирными промыслами: земледелием, пчеловодством, скотоводством и разными ремеслами.

Война и торговля обогащали некоторых. Богатые люди, дружинники и купцы стали больше отличаться от бедных, чем прежде. Жилья стали себе строить получше, попросторнее и поудобнее, одежду начали делать побогаче, стали носить дорогие украшения, пищу стали употреблять более изысканную. Торговля доставляла русским дорогие плоды, тонкие ткани, серебряные и золотые украшения, разные драгоценности. Все это шло на потребу более богатых людей. Особенно женщины любили рядиться: в большом ходу были серьги, браслеты, ожерелья (особенно любили носить женщины зеленые бусы на шее). При раскопках древних могил немало найдено этих вещей.

Принятие христианства и распространение его на Руси

Усобицы сыновей Святослава. — Владимир-язычник. — Испытание вер. — Крещение Владимира и его дружины. — Крещение киевлян. — Крещение новгородцев. — Борьба с печенегами. — Народные былины. — Смуты при сыновьях Владимира. — Ярослав и его деятельность. — Распространение христианства, постройка церквей. — Русская Правда. — Торговля.

Святослав поделил Русскую землю на три княжества: Киевское, Древлянское и Новгородское и роздал эти уделы своим сыновьям. Ярополк, как старший, получил Киевскую область и звание великого князя. Недолго братья ладили между собою. Случилось раз, что Олег, князь древлянский, на охоте убил сына престарелого Свенельда, главного советника Ярополка. Озлобленный Свенельд стал подбивать Ярополка к войне с Олегом. «Пойди на брата своего Олега, — внушал Свенельд Ярополку, — и отними у него волость». Послушался Ярополк, начал войну с Олегом, вступил с ним в бой и победил его. Олег во время этой битвы погиб: он упал в ров с моста, на котором теснились его бегущие воины. Тело его едва могли найти под грудой мертвых. Горько плакал Ярополк: он вовсе не хотел смерти своего брата. Когда узнал о гибели Олега младший брат, Владимир, князь новгородский, то ушел из Новгорода с дядею своим к варягам, чтобы набрать там войско и отомстить Ярополку за смерть Олега. Ярополк присоединил Новгород к своим владениям. Но Владимир вернулся из-за моря с хорошей ратью, занял снова Новгород, завоевал Полоцк, умертвил князя полоцкого Рогвольда и двух сыновей его, женился на дочери его Рогнеде против ее воли: она была невестой Ярополка. Владимир в это время был еще очень молод и делал все по указаниям и советам дяди своего Добрыни. Затем пошел Владимир на Ярополка. У Ярополка войска было немного, но он сначала оборонялся, а потом по совету одного приближенного боярина, подкупленного Владимиром, сдался на милость брата. По приказу Владимира два варяжских воина поразили мечами Ярополка в то время, когда он шел к брату, чтобы помириться с ним.

Снова соединилась вся Русская земля в руках одного князя. Немало пришлось Владимиру вести войн с соседями: воевал он с поляками и отнял у них несколько городов (часть нынешней Галиции); два раза ходил на вятичей, которые пробовали освободиться от дани, и усмирил их; овладел землею хищного племени ятвягов, западных соседей Русской земли, живших по верховьям Немана. Ходил он и на волжских болгар и победил их.

Удачны были походы эти, и всякий раз Владимир возвращался в Киев с большой добычей. Было чем поделиться с удалой дружиной. Начинались тут пиры и веселья. На пирах этих раздавались веселые песни, гудела музыка.

В. Васнецов Великий князь Владимир

Крепкие меды туманили головы удалых дружинников. Турий рог наполнялся вином заморским и обходил ряды пирующих. Обильны были пиры Владимира винами, медами, мясом всяким и дичью. Случилось раз, говорит наш летописец, захмелевшие дружинники стали корить князя: «Горе головам нашим! — дают нам есть ложками деревянными, а не серебряными». Услыхал это Владимир и велел исковать серебряные ложки. «Серебром и золотом не найду я храброй дружины, — сказал он, — а с удалой дружиной найду и серебро и золото». Понимал Владимир, что не будь у него храброй и сильной дружины, то и власти бы у него было не много: не только что у соседей взять добычи нельзя было бы, но и со своего народа не собрать бы дани. Понимал Владимир это и высоко ценил свою дружину, жил с нею душа в душу.

Князь Владимир и Рогнеда

Ласковый к дружине, склонный к веселым пирам и разгулу, Владимир был плохим семьянином. Он был многоженец. Тогда было в обычае держать по нескольку жен; у Владимира же их было несколько сот. Вот что говорит предание об одной из жен его, о Рогнеде. Жила она с сыном близ Киева, в своем тереме. Давно уже Владимир не видался с ней, и она печалилась, что он позабыл ее для других. Случилось раз, что он, возвращаясь с охоты, заехал к ней. Задумала она из ревности убить его. Когда он уснул, она взяла нож и хотела уже поразить князя, но он внезапно проснулся и успел схватить ее за руку. «Полюбила я тебя, — сказала Рогнеда, — хоть ты убил и отца моего, и мать, и братьев; но теперь ты охладел ко мне и к младенцу моему». Владимир решился сам казнить Рогнеду за ее злое намерение. Он велел ей одеться в княжеское платье, как была она одета в день свадьбы своей, сесть на богато убранном ложе и ждать его. Вошел Владимир с мечом, но вдруг явился маленький Изяслав и сказал: «Отец, ты не один здесь!» (Так сделать научила его мать.) Владимир не решился при сыне убить мать. Он велел позвать своих бояр, рассказал им все, как было, и просил их совета. Бояре советовали ему пощадить мать ради сына. Владимир дал Изяславу с матерью Полоцкую область во владение.

С. Иванов Христианство и язычество

Владимир был сначала очень ревностным язычником. С первых лет своего княжения стал он ставить в Киеве на видных местах, на холмах, кумиров, или идолов (то есть изображения языческих божеств). Идол главного бога Перуна был сделан из дерева, голова была серебряная, а усы золотые. Поставлены были кумиры и Дажбога, Стрибога и других. Пред этими идолами совершались языческие обряды, приносились обильные жертвы, приносили иногда в жертву даже людей.

Вот какой случай рассказывает наш летописец. После удачного похода на ятвягов старцы и бояре сказали: «Бросим жребий на юношей и девиц; на кого падет он, того принесем в жертву богам». Жребий пал на сына одного варяга, христианина, жившего в Киеве. Посланы были люди, чтобы у отца взять обреченного на жертву отрока. Варяг стал противиться. «Ваши боги — дерево, — говорил он, — сегодня стоят, а завтра сгниют; они не едят, не пьют, они сделаны руками людей. Есть единый истинный Бог, которого почитают греки, который сотворил землю и звезды, луну и солнце; Он сотворил и человека. Ваши же боги что сотворили? Они сами деланные. Не дам сына своего бесам».

Узнал народ, что варяг не выдает сына; толпами, с оружием в руках повалил он ко двору варяга, разметал забор. Несчастный отец стоял на крыльце своего дома и заслонял своего сына. «Отдай сына своего в жертву богам!» — кричал народ. «Если они боги, то пусть пошлют одного из среды своей, пусть он возьмет у меня сына моего, а вы зачем требуете?» Рассвирепели язычники, с криками бросились на жилище варяга, подрубили сени, на которых стоял отец с сыном, и оба они погибли. Это были первые мученики-христиане в Киеве.

В. Перов Первые христиане в Киеве

Видеть такие случаи и слышать такие речи приходилось Владимиру, верно, не раз. В Киеве было много христиан, было немало их и в дружине, да и мудрая Ольга, бабушка Владимира, была христианкою. Владимир, при его уме, легко мог задуматься о том, где истина — в том ли язычестве, которому он сначала ревностно служил, или в христианстве.

Нетрудно было Владимиру заметить высоту христианского учения сравнительно с грубыми языческими верованиями. Стал Владимир колебаться в своем язычестве. Об этом скоро узнали соседние народы. В Киеве, как в торговом городе, сходились купцы со всех сторон; они разносили молву в своих землях обо всем, что видели и слышали. Каждый из соседних народов делал попытки обратить Владимира в свою веру: каждому из них хотелось сделать такого сильного князя своим единоверцем.

Вот предание у нашего летописца об этом. В лето 986 года пришли из земли болгар магометане к Владимиру и сказали ему: «Ты князь мудрый, а истинной веры не знаешь. Прими нашу веру и поклонись Магомету». — «Какая же ваша вера?» — спросил Владимир. «Веруем мы в единого Бога, — отвечали болгары, — а Магомет заповедует нам свинины не есть, вина не пить». Затем рассказали о рае, где люди, исполнявшие закон Магометов, будут вечно наслаждаться. Рассказ о будущей жизни Владимиру пришелся по душе, но запрет есть свинину и особенно пить вино совсем не понравился. «Руси веселье есть питье, не можем без него быть», — сказал он.

Затем пришли к Владимиру немцы, послы от папы (римского патриарха). Владимир выслушал их и отпустил ни с чем. «Отцы наши, — сказал он, — не принимали вашего закона». Пришли и евреи из земли хазарской. «Слышали мы, — сказали они, — что приходили к тебе послы от магометан и христиан и проповедовали каждый свою веру. Христиане верят в того, кого мы распяли; мы же верим в единого Бога — Бога Авраама, Исаака и Иакова». — «В чем состоит закон ваш?» — спросил Владимир. «Свинины не есть и субботу чтить», — сказали евреи. «Где же ваша земля?» — спросил Владимир. «В Иерусалиме», — отвечали они. «Там ли?» — переспросил Владимир. «Бог разгневался на отцов наших, — сознались евреи, — и рассеял нас за грехи наши по разным странам, а землю нашу отдал во власть христиан». — «Как же вы других учите, — сказал Владимир, — когда сами отвергнуты Богом и расточены по разным странам за грехи ваши? Если бы Бог любил вас и веру вашу, то не рассеял бы вас по чужим землям. Хотите ли, чтобы и с нами было то же?»

И. Эггинк Великий князь Владимир избирает религию

Прислали к Владимиру и греки человека ученого и красноречивого (философа). Стал он говорить Владимиру о заблуждениях магометан, об ошибках западных христиан, подчиненных папе. Владимир с любопытством слушал красноречивого грека. «Приходили ко мне евреи, — сказал он, — и говорили, что в того, кого они распяли, немцы и греки веруют как в Бога. Правда ли это?» — «Если хочешь послушать, — сказал философ, — я расскажу тебе все с начала, ради чего сошел Бог с неба на землю». — «Рад послушать», — сказал Владимир. И начал греческий проповедник рассказывать о том, как Бог сотворил весь мир и первых людей, как блаженствовали они в раю, как нарушили заповедь и лишились рая, как люди потом погрязли в грехах и наказаны были всемирным потопом. Рассказывал дальше проповедник об истории евреев, пребывании их в Египте, о том, как Моисей вывел их оттуда, как стали управлять евреями цари, как народ стал забывать заповеди Божьи, как Бог посылал пророков, чтобы образумить заблуждающихся и предсказать рождение Спасителя.

Ф. Завьялов Выбор веры князем Владимиром

Внимательно слушал Владимир чудный рассказ проповедника. «Сбылось ли то, что предсказали пророки, или теперь сбудется?» — спросил он. И рассказал проповедник о рождении Христа, об учении его, чудесах, страдании, смерти, воскресении и вознесении на небо, объяснил, ради чего пострадал Христос, какую жизнь заповедал христианам. «Настанет день, — сказал проповедник в заключение, — когда Бог, сошед с неба, будет судить живых и мертвых и воздаст каждому по делам его: праведным даст Царство Небесное, красоту неизреченную, радость без конца и жизнь вечную; грешникам — мучения бесконечные. Такие же мучения будут и тем, кто не верует в Бога нашего Иисуса Христа. В огне будут мучаться те, кто не крестится».

При этом философ показал Владимиру картину Страшного суда Господня. Указал праведников на правой стороне, которые с радостью шли в рай, и грешников на левой стороне, идущих в муку. Сильно подействовали на Владимира и рассказ проповедника, и картина. Вздохнул Владимир и сказал: «Добро этим, что на правой стороне, и горе тем, что на левой». — «Коли хочешь стоять с праведниками на правой стороне, — сказал проповедник, — то крестись». Подумал Владимир и сказал: «Подожду еще немного». Он хотел разузнать хорошенько о всех верах. Щедро одарил он красноречивого проповедника и с великим почетом отпустил его от себя.

В. Верещагин Владимир принимает иностранных послов

Созвал после этого Владимир бояр своих и городских старцев и сказал им: «Приходили ко мне болгары, предлагали принять их веру; потом были немцы, и те хвалили свой закон; после них пришли евреи. Наконец, приходил ко мне посол от греков. Он порицает все законы, а свой хвалит. Много говорил он о начале мира. Чудны эти рассказы, всякому любо слушать их. Сказывал, что и другой свет есть; кто вступит в греческую веру, тот, говорит, если и умрет, то снова воскреснет и не умрет уже вовеки, а кто другую веру примет — гореть тому на том свете в вечном огне. Что вы мне посоветуете? Что скажете?» — «Сам знаешь, князь, — сказали бояре и старцы, — всякий свое хвалит, а не хулит. У тебя есть мужи; пошли их разведать, как служат Богу разные народы». Совет этот по душе пришелся Владимиру. Выбрал он десять лучших и смышленых мужей и послал их к болгарам, немцам, грекам — разведать, как у них совершается церковная служба. Послы эти были у болгар и у немцев; не понравилось им богослужение этих народов. Наконец прибыли послы в Царьград. Узнал царь, с какою целью явились они, принял их с большою честью и послал сказать патриарху, чтобы он совершил богослужение как можно торжественнее для русских послов: «Да видят славу Бога нашего». Повели послов в церковь. Храм сиял огнями. Блистали на иконах золотые ризы и драгоценные камни. Шла торжественная архиерейская служба. Раздавалось прекрасное пение певчих. Благовониями курились кадильницы. Русские послы были поставлены на удобном месте, так что могли видеть всю службу. Они были поражены великолепием и торжественностью службы. На прощание богато одарили послов и с большою честью проводили их. Когда вернулись они в Киев, созвал Владимир снова бояр своих и старцев и сказал: «Вот пришли посланные нами мужи; послушаем, что скажут они». — «Ходили мы, — рассказывали послы, — к болгарам, смотрели, как они молятся в своих храмах (в мечетях): стоят они без пояса; поклонившись, сядут и глядят и туда, и сюда, словно бешеные. Нет красоты в служенье их, нехорош их закон. Ходили мы и к немцам, были у них в храмах, красоты же никакой не нашли. Когда же пришли мы к грекам и когда ввели нас в храм, где служат Богу своему, мы не знали, на небе ли мы были или на земле. Нет на земле такого вида и такой красоты, и рассказать о ней мы не умеем; знаем только то, что там Бог пребывает с людьми и служба их лучше всех стран. Мы не можем забыть той красоты. Всякий человек, вкусив сладкого, не захочет после вкушать горького, так и мы: не хотим здесь быть». — «Если бы худ был закон греческий, — сказали Владимиру бояре, созванные на совет, — то не приняла бы его бабушка твоя Ольга, которая была мудрейшая из всех людей». — «Где же мы примем крещение?» — спросил Владимир. «Где тебе угодно», — отвечали бояре.

А. Иванов Крещение Владимира в Корсуни

Не хотелось русскому князю просить у греков крещения как милости, да кроме того, были, видно, какие-нибудь счеты у Владимира с греками. Он выступил с войском на Корсунь, богатый греческий город на Таврическом полуострове. Корсунцы затворились в городе и крепко отбивались. Владимир послал сказать им, что если они не сдадутся, то он будет хоть три года стоять под городом. Но корсунцы и не думали сдаваться. Владимир приказал у стен города сделать земляную насыпь: с высоты удобнее было поражать стрелами и камнями осажденных. Корсуняне прорыли под стеною подземный ход и ночью тайком уносили к себе в город землю, что насыпали русские за день. Долго бы пришлось Владимиру простоять под городом, да нашелся доброхот русским в Корсуни. Один корсунянин пустил в русский стан стрелу, на которой было написано Владимиру: «За тобою, с восточной стороны, находятся колодцы, от них вода идет по трубе в город, перекопай ее и перейми воду». Владимир, узнав об этом, сказал: «Если это сбудется и Корсунь сдастся, я крещусь». Владимир велел в указанном месте перекопать водопровод. Корсунцы остались без воды; жажда заставила их сдаться. Владимир вошел с дружиною в город и послал сказать греческим императорам: «Взял я славный ваш город; слышал, что у вас есть сестра-девица. Если не отдадите ее за меня, то и с вашей столицей будет то же, что с Корсунью». Опечалились императоры и послали сказать, что нет обычая у христиан выдавать родственниц своих за язычников. «Если крестишься, — прибавили они, — то и сестру нашу получишь, а также и Царство Небесное, и с нами будешь единоверник». Владимир отвечал на это царским посланцам: «Скажите царям, что я хочу креститься; я уже прежде испытал ваш закон: люба мне ваша вера». Затем он послал сказать императорам: «Пусть те священники, которые придут с сестрою вашею, крестят меня». Немалого труда стоило царям уговорить сестру свою Анну выйти за Владимира. «Иду точно в полон, — говорила она, — лучше бы здесь мне умереть». Братья убедили ее тем, что она будет содействовать обращению всей Русской земли к истинному Богу, а греческую землю избавит от лютой рати. «Видишь, — прибавили они, — сколько зла наделала Русь грекам? И теперь, если не пойдешь, будет то же». Анна с большой печалью простилась с роднёй своей, села на корабль и поплыла в Корсунь. С ней было немало священников. В Корсуни она была торжественно встречена. В это время, говорит предание, у Владимира разболелись глаза; он не мог ничего видеть и сильно тужил. Царевна сказала ему: «Если хочешь исцелиться от болезни, то крестись поскорее». Епископ корсунский с теми священниками, что прибыли с царевною, крестил Владимира, и когда возложил на него руки, то он вдруг прозрел. Удивился Владимир такому чуду и сказал: «Теперь только я узнал истинного Бога!» Многие из дружины его, видя это, крестились. Затем совершено было бракосочетание Владимира с Анною.

И. Акимов Новгородцы, нисповергающие Перуна

Ф. Бронников Крещение князя Владимира

Владимир отдал Корсунь грекам «в вено за жену свою», как говорит летописец. Затем он взял из Корсуни священников, мощи двух святых (Климента и Фива), церковные сосуды, иконы и вернулся в Киев. Здесь прежде всего крестил он своих сыновей и близких людей. Затем велел уничтожить кумиров: некоторые изрубить, другие сжечь. Перуна же приказал привязать к хвосту коня и стащить с горы в реку. В то время когда волокли кумир, несколько человек били его прутьями для большего поругания язычества. Многие язычники горько плакали, видя это поругание. Кумир был брошен в Днепр. До самых порогов шли по берегу по приказанию Владимира люди и смотрели, чтобы идол не пристал где у берега. В то время как идол, колыхаясь, плыл по течению и то скрывался под водою, то показывался на поверхности, некоторые язычники бежали по берегу и кричали: «Выдыбай, Перуне!» (То есть выплывай.)

Многие киевляне сами с радостью крестились. Но были и такие, что колебались и выжидали. Немало было и ревностных язычников, которые крепко держались за старую веру. Видя это, Владимир послал по всему городу оповестить, чтобы на другой день все некрещеные шли к реке. «Кто не придет к реке, возвещали вестники, богатый или бедный, работник или нищий, тот будет считаться противником князю». Призыв князя заставил решиться тех, которые еще раздумывали и колебались, заставил и многих закоренелых язычников страха ради исполнить приказание князя. Некоторые утешали себя мыслью, что, не будь крещение делом благим, не приняли бы его князь и бояре.

На другой день пришел Владимир с митрополитом, с корсунскими священниками на Днепр. Множество народу сошлось сюда. Все вошли в воду. Одни стояли в воде по шею, другие по грудь, малые дети стояли у берега, взрослые держали на руках младенцев. На берегу было немало крещенных раньше. Священники читали молитвы. Рад был Владимир, что познал истинного Бога и сам, и народ его. Поднял взоры он к небу и молился: «Боже, сотворивший небо и землю! Призри на новыя люди сия, и подаждь им, Господи, уведети тебя, истинного Бога, якоже уведеша страны христианские; утверди и веру в них праву и несовратну». Так рассказывает наш летописец о крещении киевлян. Произошло это событие в 988 году.

В. Васнецов Крещение Владимира

Крещение Руси Икона

В. П. Верещагин Закладка Десятинной церкви в Киеве в 989 году

Тотчас после крещения Владимир велит строить церкви на тех местах, где прежде стояли кумиры. На холме, где стоял кумир Перуна, сооружена была церковь во имя святого Василия (Владимир во святом крещении назван был Василием). Есть известия, что первый митрополит Михаил, прибывший вместе с Владимиром из Корсуни, ходил с епископами, присланными из Царь-града, с Добрынею, дядею Владимира, на север от Киева и крестил народ. Язычество держалось на севере крепче, чем на юге, и немало понадобилось труда, чтобы обратить суровых язычников в христианство.

Когда узнали новгородцы, что Добрыня идет крестить их, то собрали вече и поклялись не пускать Добрыню в город и не давать кумиров на поругание. Когда Добрыня пришел, новгородцы разобрали мост, ведущий через Волхов с торговой стороны Новгорода в самый город, вышли навстречу с оружием. Попробовал было Добрыня уговаривать их — они и слушать ничего не хотели, вывезли пороки (камнеметательные машины) против дружины Добрыни. Епископ со священниками остановились на торговой стороне. Ходили они по рынкам и улицам, учили людей, сколько могли; в два дня успели они окрестить несколько сот человек. На другой стороне один из старшин новгородских, Угоняй, ездил на коне между народом и кричал: «Лучше умереть нам, чем дать богов наших на поругание». Возбужденный им народ разорил дом Добрыни, разграбил имение, убил жену Добрыни и некоторых родичей. Тогда Путята, воевода Владимира, с небольшим отрядом надежных воинов ночью переправился через Волхов немного выше города, напал на двор Угоняя, схватил его и еще нескольких главных коноводов и отправил их к Добрыне за реку. Когда народ узнал об этом, то собралось несколько тысяч людей. Окружили они маленький отряд Путяты. Началась злая сеча. На рассвете подоспел на помощь ему Добрыня со всеми своими людьми. Велел он для острастки новгородцев зажечь некоторые дома на берегу. Новгородцы испугались, стали просить они мира у Добрыни. Он приказал уничтожить идолов: деревянных жечь, а каменных разбивать и бросать в реку. Многие язычники с воплями и слезами просили не трогать их богов. Добрыня с насмешкой говорил им: «Нечего вам жалеть о тех, которые сами не могут оборонить себя; какой пользы вы можете ждать от них?» Он приказал, чтобы все шли креститься. Некоторых удалось уговорить, и они шли по своей воле, а других тащили воины силою. О новгородцах сложилась поговорка, что их «Путята крестил мечом, а Добрыня огнем».

М. Шаньков Крещение Руси

Есть известие, что сам Владимир ходил в 992 году с епископами на юго-запад, распространял христианскую веру в земле Червенской, крестил людей и построил здесь город Владимир. Если в Новгороде, в большом городе, где уже жило немало христиан, так крепко держалось язычество, то в других более глухих местах оно было еще упорнее. Много времени нужно было, чтобы распространилось христианство по всей Руси. Да и большая часть тех, что приняли новую веру, не могли понимать ее как следует. Таких священников, которые могли бы вполне понятным для народа языком объяснить Святое писание, было очень мало. Корсунские священники, которых Владимир взял с собою в Киев, были греки, — им пришлось еще учиться славянскому языку. Были священники из дунайских болгар. Они могли говорить языком, понятным для русских славян, но их было немного. Понимал Владимир, что без своих священников, могущих говорить понятным для народа языком, нельзя обойтись. Приказал он брать детей у лучших людей и отдавать их в книжное учение. Матери плакали по ним, говорит наш летописец, как по мертвым, потому что еще не утвердились верою. Детей раздавали учиться по церквям священникам и церковным причетникам.

Кирилл и Мефодий Икона

Книги церковные шли к нам из Болгарии. За сто с лишком лет до Крещения Руси была изобретена славянская азбука святым Кириллом (до принятия монашества назывался он Константином). Кирилл и брат его Мефодий, уроженцы греческого города Солуня, перевели богослужебные книги с греческого языка на славянский. Славянская письменность особенно процветала в Болгарии при царе Симеоне в начале десятого века. При нем было переведено множество книг, не только необходимых для богослужения, но и сочинений разных церковных писателей и проповедников. Сначала все необходимые для церкви книги шли к нам из Болгарии, а потом, когда и между русскими появились грамотные люди, то стали книги переписываться и у нас, а потом и переводиться. Стало быть, с христианством вместе явилась на Руси и грамотность.

Владимир пожелал в Киеве построить церковь, подобную той, какую видел в Корсуни. Были призваны мастера из Греции. Шесть лет трудились над постройкой ее. Сооружена была она на том месте, где пролита была кровь христиан-варягов. Владимир отдал в эту церковь все, что привез из Корсуни: иконы, сосуды, кресты, и определил на содержание этой церкви десятую часть доходов от всего имения и городов своих.

Владимир, по словам летописца, сильно изменился после крещения. Из князя жестокосердного и разгульного он стал кротким, человеколюбивым и умеренным. Он не хотел даже казнить смертью разбойников. Сами епископы убеждали его, чтобы он построже карал преступников.

Даже и склонность к войне у Владимира ослабела: больших походов на соседей он уже не предпринимал. Только с печенегами приходилось постоянно вести борьбу. Владимир еще в начале своего княжения поставил много городов по рекам: Десне, Остру, Трубежу, Суле и Стугне, чтобы защитить свою землю со стороны степей. Несмотря на это, орды печенегов, кочевавших в привольных южных степях, то и дело что врывались в Русскую землю и страшно опустошали ее.

Е. Сорокин Ян Усмовец, удерживающий быка

Вот что говорит предание об одной войне с печенегами. Русское войско встретилось с печенегами на реке Трубеже. Русские стояли по одной стороне реки, печенеги — по другой, и ни те ни другие не смели перейти реку. Подъехал к реке печенежский князь и закричал Владимиру: «Выпусти ты своего воина, а я своего, пусть сразятся. Коли твой одолеет моего, то мы не будем воевать три года; если же мой победит, то мы будем три года опустошать твою землю». Послал Владимир биричей (вестников) по войску клич кликать: «Нет ли охотника выйти на поединок с печенегом?» Охотника не было. За кручинился Владимир. Но вот приходит к нему старик воин и говорит: «Князь, есть у меня меньшой сын. Вышел я с четырьмя сыновьями, а он остался дома. С самого детства никто не мог его одолеть. Раз я его бранил, в то время как он мял воловью кожу; рассердился он на меня и в досаде разорвал кожу руками». Обрадовался князь, услышав о таком силаче, послал за ним, и привели его. Князь рассказал ему, в чем дело. «Не знаю, — сказал тот, — смогу ли я. Пусть сперва испытают мою силу. Нет ли большого и сильного быка?» Привели огромного быка. Разъярили его раскаленным железом и пустили. Бык побежал в бешенстве мимо силача. Он изловчился, ухватил быка за бок и вырвал у него кусок мяса с кожею, сколько захватила рука. «Ты можешь бороться с печенегом», — сказал Владимир. На другой день стали спрашивать печенеги: «Где же ваш витязь? Наш готов». Выступили оба борца друг против друга. Печенежский богатырь был громадного роста и страшен на вид. Вышел и русский боец. Завидел его печенег и стал смеяться над ним: он был небольшого росту. Размерили место между обоими войсками. Началась борьба. Крепко обхватили они друг друга; русский силач задавил печенега руками и ударил его мертвого оземь. Радостный крик вырвался у русских, а печенеги бежали. Русские гнались за ними, рубили их и далеко прогнали их в степи. Рад был Владимир победе. Он тут же заложил город и назвал его Переяславлем. (Назван так город, объясняет наш летописец, потому, что русский боец переял, то есть отнял, славу у печенежского витязя.) Через три года печенеги снова напали на Русскую землю. Владимир не успел изготовиться к войне, вышел с небольшим отрядом. Печенеги одолели, так что Владимир едва только спасся от плена. Через два года после этого степные хищники сделали новый набег. Эти беспрестанные нападения заставили Владимира подумать об укреплении русских границ со стороны степей с юга и востока. Он велел строить новые города по южным окраинам Русской земли.

Н. Каразин Пир князя Владимира

Много потрудиться пришлось княжеской дружине, отражая врагов. Любил Владимир свою дружину, всегда советовался с нею о военных делах и о мирных. Был он щедр, ничего не жалел для нее. Тешил он дружину часто веселыми пирами. Не забывал он при этом и меньшую братию. Слова Евангелия: «Блажены милостивые, яко тии помилованы будут» и «продайте именья ваша и дадите нищим» глубоко запали ему в сердце. Приказывал Владимир всякому нищему и убогому приходить на княжеский двор и брать все нужное из княжеских запасов: питье, пищу; раздавались и куны (деньги). Мало этого. «Немощные и больные не могут дойти до двора моего», — сказал князь и велел возить по городу на телегах хлеб, мясо, рыбу, разные овощи, бочки с медом и квасом. Княжьи люди останавливались у дворов и спрашивали: «Где больные и нищие, что ходить не могут?» И щедро оделяли их всем нужным. Кроме разных праздников, каждую неделю, по воскресеньям, устраивались в княжеской гриднице пиры: бояре, все дружинники, старшие и младшие, и лучшие люди из горожан приходили сюда и пировали, при князе и без князя.

Н. Каразин Добрыня Никитич на пиру у князя Владимира

А. Рябушкин Пир богатырей

Щедрость и доброта Владимира, о которых говорит летописец, видно, по душе пришлись русским людям. В своих былинах народ наш вспоминает о пирах Владимира, называет его «ласковым князем», «красным солнышком».

В былинах этих смешались преданья народа о глубокой языческой старине, о Владимире и о том, что происходило после него. В народных былинах сказывается память о той поре, когда тяжело жилось людям. Только и дела было, что отбиваться от хищных врагов: налетали они на Русскую землю, словно хищные птицы. Да и дома у себя было довольно тяжелого труда предкам нашим. Лесные трущобы тянулись на сотни верст, полны они были лютых зверей; ни проезду, ни проходу не было в непролазных дебрях. Надо было и пути прокладывать, и от зверя землю очищать, и от хищных врагов ее оборонять. Приходилось вести тяжелую борьбу, нужна была тут сила да ловкость. Силачи да удальцы в большом почете бывают в такие времена. Выдавались в ту пору и у предков наших «удалые добрые молодцы», «богатыри могучие». О них-то и поет народ те песни, где вспоминает и о Владимире.

Пирует Владимир Красное Солнышко в своей гриднице высокой, пирует с ним и дружина его храбрая. Много на пиру славных могучих богатырей. Подают тут яства сахарные, питья медвяные. Все наедаются досыта, напиваются допьяна. Весело и привольно всем подле Красного Солнышка. На гуслях звонких наигрывают, песни веселые поют. Сам князь рад, потешается, по светлой гриднице похаживает да гостей потчует. Турий рог с вином заморским обходит гостей. Подносят одному ковш меду сладкого, другому чару зелена вина в полтора ведра. Принимает богатырь ту чару единой рукой, выпивает «за единый дух». Много на пиру славных могучих богатырей: тут удалой наездник Добрыня Никитич, что страшного Змея Горыныча убил; тут и Алеша Попович, что не столько силою, сколько хитростью да сноровкой одолел Тугарина Змеевича; тут и Илья Муромец. Много и других богатырей пирует у Владимира. Всем удальцам, какого бы рода и племени они ни были, есть место на «почестном» пиру у Владимира. Много сильных и храбрых богатырей за княжьим столом, но нет могучее Ильи Муромца.

Н. Каразин Иллюстрация к былине «Илья Муромец». Илья просит благословение у родителей на службу князю Владимиру Светлому Солнышку

Был Илья родом крестьянский сын. Не владел он сначала ни руками, ни ногами — в сиднях сидел тридцать лет и три года.

Пришли к нему раз нищие калики перехожие (сам Иисус Христос и два апостола, говорится в некоторых былинах). Просят они Илью дать им воды испить. Не мог сначала он встать. Второй раз требуют калики воды у Ильи; вдруг почувствовал он в себе силы, стал вставать, «словно встрепанный». Пьют калики и Илье велят испить воды.

Н. Каразин Илья Муромец поражает Соловья-разбойника

Выпил он и почуял в себе силу непомерную. Не сидится Илье после этого в родительском доме, просит он у своих родителей «великого благословеньица» ехать в Киев к князю Владимиру «на поможение» и «на сбережение». Дает отец Илье заповедь великую: не проливать крови понапрасну ни христианской, ни басурманской. Начинает Илья свои подвиги. Подъезжает он к Чернигову, а под городом стоит вражья сила — сметы нет. Богатырское сердце «разгорчиво и неуемчиво». Берет Илья в руки саблю острую и начал ею по силушке погуливать. Где проедет — делал улицы, где повернется — переулочки. Избил он рать вражью, только трех царевичей в живых оставил, чтоб они повсюду сказывали, что «святая Русь не пуста стоит», что «на святой Руси есть сильные могучие богатыри». Напали раз на Илью разбойники, хотели его ограбить. Вынимает Илья из налушна тугой лук, из колчана стрелку каленую, стреляет не в разбойников, а в сырой сучковатый дуб. Разлетелся дуб мелкой щепкой. А от треску и грому разбойники с коней попадали, пять часов без памяти пролежали. Захотел Илья проехать в Киев к Владимиру Красному Солнышку дорогою прямоезжею, да нельзя прямым путем попасть в Киев ни пешему, ни конному. Заложена та дорога Соловьем-разбойником. Сидит он на семи дубах, кричит он по-звериному, свистит по-соловьиному, никому не устоять против его посвиста. Поехал Илья дорогой прямоезжею, подъехал к Соловью. Стал Соловей свистать по-соловьиному, шипеть по-змеиному, реветь по-звериному. На колени пал конь Ильи. Пустил Илья стрелу каленую и угодил Соловью в правый глаз. Полетел Соловей с дуба комом к сырой земле. Илья привязывает его к седлу и везет в Киев. С этой удачи богатырской вошел он в большую славу, стал служить Владимиру и оборонять землю Русскую. Идолище поганое является к Киеву с похвальбой и требует у Владимира поединщика. Илья выходит против него и убивает его. Стоит затем Илья с могучими богатырями на заставе богатырской, оберегает от беды землю Русскую. Бьется тут Илья с Жидовином-богатырем и убивает его.

В. Васнецов. Богатыри

Святой равноапостольный князь Владимир Икона

Подвиги свои Илья совершает тогда, когда нужно избавить кого от беды, постоять за честь земли Русской. Действует он не из корысти, почета не ищет, похвальбы не любит, да и принимается за дело он только тогда, когда нельзя обойтись без него, когда ему «некем заменитися». Хитрости, лукавства в нем нет: всякое дело ведет он прямо, начистоту. Все эти свойства высоко ценит наш народ, потому-то Илья и самый любимый его богатырь.

Много былин сохранилось у народа и о других богатырях. В песнях этих много небылицы, похожи они на сказки, но есть в них и доля правды: в них живо отражается то время, когда беспрерывная борьба вызывала богатырские силы; без этих сил плохо пришлось бы нашим предкам.

Великий князь Владимир с сыновьями и приближенными Фрагмент росписи Грановитой палаты Московского Кремля

В Киеве на высоком берегу Днепра поставлен памятник Владимиру, а на том месте, где, по преданию, крестились киевляне, воздвигнут памятник крещения.

Великое дело совершил Владимир, обратив народ свой в христианство: оно мало-помалу стало проникать в нравы народа и смягчать их. Церковь наша признала Владимира после его смерти святым и равноапостольным. С христианством вместе явилась у нас грамотность.

Борис и Глеб Икона

Книжное искусство было в руках духовенства, но князья и бояре стали учить и своих детей грамоте. Сам Владимир грамоты еще не знал, но дети его были уже грамотны.

Владимир умер в 1015 году. Святополк, сын Ярополка, усыновленный Владимиром, узнав о его смерти, прискакал с дружиной своей из своего удела, Турова, и, как старший в роду, сел на великокняжеский престол. Захватил Святополк в свои руки великое княжение; но этого было ему мало — хотел он забрать всю Русскую землю в свои руки. Задумал он страшное дело: убить всех сыновей Владимира Святого, чтобы овладеть их уделами. Злодейство это удалось не вполне: убиты были Борис Ростовский, Глеб Муромский и Святослав Древлянский. Борис с киевскою ратью в это время возвращался из похода на печенегов. Некоторые дружинники советовали ему овладеть Киевом и сделаться великим князем, но благочестивый Борис отвечал, что он не поднимет руки против старшего брата. Борис распустил свою рать и с небольшой дружиной возвращался в Киев. Убийцы, посланные Святополком, ночью подобрались к шатру Бориса, когда он стоял на реке Альте, и убили его вместе с несколькими его отроками (младшими дружинниками). Глеба убийцы настигли у Смоленска; здесь был убит второй сын Владимира. Борис и Глеб, любимые сыновья Владимира, отличались кротостью и христианским благочестием. Церковь наша признала их святыми. Был убит затем и Святослав Древлянский. Святополк, чтобы расположить к себе киевлян, стал очень щедро раздавать многим из них подарки: кому дарил корзна (плащи), кому деньги, и роздал их множество.

Е. Кравцов Гибель великомученика Глеба

Ярослав Новгородский еще ничего не знал ни о смерти отца, ни о том, что делается в Киеве. Незадолго пред тем Ярослав собрал в Новгороде много варяжских наемных воинов. Они бесчинствовали в городе, делали разные насилия и так озлобили против себя новгородцев, что те восстали и избили их. Ярослав зазвал к себе под видом совещания знатнейших людей новгородских и велел их умертвить. В ту же ночь он получил весть из Киева от своей сестры: «Отец умер. Святополк в Киеве; он убил Бориса, послал убийц на Глеба, — берегись и ты». Ужаснулся Ярослав: беда была велика, а помощи ждать было неоткуда. Созвал он на другой день вече и сказал новгородцам: «Отец мой умер. Святополк утвердился в Киеве и губит братьев». Новгородцы решили помочь своему князю, несмотря на зло, какое он причинил им. Они готовы были помочь ему и деньгами, и войском, лишь бы не подчиняться киевскому князю, не платить ему тяжкой дани и не принимать к себе его посадника. Кроме того, около этого времени к Ярославу прибыли два норманнских витязя с дружинами. Подобно тому как Владимир Святой, когда боролся с Ярополком, пользовался помощью норманнских, или варяжских, воинов, воспользовался услугами их и Ярослав. Бродячие дружины варягов, привыкшие с юных лет к военному делу, охотно нанимались на службу к нашим князьям: война была для них промыслом. Варяжские воины были испытанные бойцы, бывавшие часто в сражениях; знали они хорошо военное дело, вооружение имели хорошее. Понятно, что такими воинами дорожили и давали им хорошую плату.

Великий князь Ярослав Владимирович Царский титулярник

Собрал Ярослав варяжскую дружину числом около тысячи человек да прочего войска около сорока тысяч и пошел на Святополка. Святополк призвал на помощь печенегов. Сошлись обе рати на Днепре, у Любеча. Одна рать стала по сю сторону реки, другая — по ту. Ни те ни другие долго не решались переправиться и начать битву. Первые напали новгородцы. Один воевода Святополка побудил их к этому: он ездил по берегу взад и вперед и подзадоривал их: «Чего вы, плотники, — кричал он, — пришли сюда с хромым князем вашим (Ярослав был хром. — B.C.)? Вот погодите, мы вас заставим рубить себе хоромы!» Обозлились новгородцы. «Завтра переправимся и ударим на них», — решили они. Святополк всю ночь беспечно пировал со своей дружиной. До рассвета новгородцы переехали незаметно для своих противников через Днепр и высадились на берег, а лодки оттолкнули, чтобы никто и думать не мог о бегстве. Началась злая сеча. Святополк защищался храбро, но печенеги, стоявшие за озером, не поспели вовремя ему помочь. Новгородская рать оттеснила войско Святополка на озеро. Тогда начались уже морозы, и озеро покрылось льдом; но он был еще тонок, не выдержал толпы людей, подломился, и множество воинов Святополка утонуло в озере. Святополк бежал в Польшу. Ярослав занял Киев. Но Святополку помог польский король, и Ярославу пришлось опять уйти в Новгород. Когда поляки ушли из Киевской области, Ярослав снова напал на Святополка. Упорная битва произошла на берегах реки Альты, где был убит Борис. С восхода солнца до вечера длилась злая сеча. Три раза начиналась рукопашная схватка; кровь текла ручьями по земле. К вечеру Ярослав одолел. Святополк бежал. Летописец говорил, что Святополк впал в тяжкую болезнь: он так ослабел, что не мог даже сидеть — несли его в носилках; укоры совести и беспрерывный страх обуяли его. «Бежим, бежим, — беспрестанно вскрикивал он, — гонятся за нами!» Скоро Святополк умер в тяжких мучениях. Летописец сравнивает Святополка за его злодейство с Каином.

Пришлось Ярославу вести борьбу со своим племянником Брячиславом Изяславичем, князем полоцким, который напал на Новгород, и с братом своим Мстиславом, который княжил в Тмутаракани (у Азовского моря).

В. Шереметьев Святополк Окаянный

Мстислав был князь очень мужественный и обладал богатырской силой. Вот что говорит о нем летописец. Пошел раз Мстислав на касогов, кавказское воинственное племя. Князь касожский, Редедя, выступил со своим войском. Когда сошлись обе рати, Редедя сказал Мстиславу: «Чем губить нам свои дружины, лучше покончим дело единоборством. Одолеешь ты — возьмешь мое имение, жену, детей моих и землю; а одолею я — возьму я у тебя все твое». Редедя был богатырь громадного роста и необычайной силы и надеялся на себя. Мстислав принял его вызов. Решено было бороться без оружия. Крепко схватились борцы. Долго длилась борьба: оба были почти равной силы. Наконец Мстислав стал изнемогать. Стал он молиться: «Пречистая Богородица, помоги мне! Если одолею, построю церковь во имя твое». Напряг он все свои последние силы, сломил Редедю и ударил его оземь. Затем Мстислав вынул нож и зарезал его.

С этим-то князем-богатырем пришлось воевать Ярославу. Мстислав не довольствовался одною Тмутараканскою областью и требовал себе от брата еще земель. Произошла война; одолел Мстислав, и Ярослав поделился с ним: все земли к востоку от Днепра достались Мстиславу; все области к западу — Ярославу. В 1036 году Мстислав умер, и тогда вся Русская земля соединилась в руках одного Ярослава.

Н. Зиновьев Битва Ярослава Мудрою с печенегами под стенами Киева

Хотя Ярослав не был охотник до войны, но пришлось ему совершить несколько походов. Печенеги продолжали делать свои опустошительные набеги. Ярославу удалось нанести им страшное поражение под самым Киевом. Ходил Ярослав и на север на чудь, и на запад на ятвягов и на Литву; удалось ему вернуть от Польши червенские города (Галицию), захваченные раньше польским королем Болеславом. При нем был предпринят последний поход на Византию. Со времени крещения сношения русских с греками были дружелюбные, но в 1043 году в Константинополе произошла из-за чего-то ссора между греческими и русскими торговцами. Ссора кончилась тем, что один из знатных русских гостей (купцов) был убит. Отсюда возникло неудовольствие между обоими правительствами, и началась война. Большая рать была собрана, немало было и наемных варягов. Начальствовал старший сын Ярослава, Владимир. Но поход кончился неудачно. Русские ладьи были истреблены частью греческим огнем, частью бурей.

Макет Софийского собора в Киеве

Для того чтобы укрепить сильнее границы своего государства, Ярослав основал несколько новых городов. На севере, в земле финского племени, неподалеку от озера Чудского, построил он город Юрьев (христианское имя Ярослава было Юрий); на Волге построен был Ярославль; по южной границе, на реке Роси, было тоже построено несколько городов. Киев обвел Ярослав хорошею каменною стеною. Главные ворота названы были Золотыми. Ярослав очень любил возводить красивые постройки; он украсил Киев новыми церквями. Особенным великолепием для того времени отличался Софийский собор. Заложен был этот храм в память победы, одержанной над печенегами, на месте самой битвы. Здание сооружалось греческими мастерами. Ярослав не жалел издержек. Храм был украшен роскошной мозаикой (мусией, как говорили в старину), стены были разрисованы картинами. Иконы византийского письма были в богатых серебряных и золотых ризах.

Стенная живопись (фрески), над которою трудились греческие живописцы, представляет несколько любопытных картин из жизни того времени. Некоторые рисунки этой древней стенной живописи сохранились до нашего времени. На стене у лестницы, ведущей на хоры, изображены случаи из охоты на вепря, на барса, всадники, стрелки, узник, сидящий в темнице. Один рисунок представляет богатую палату, близ которой сидит князь на троне. Князь в венце. Подле трона стоят два совершенно одинаковые оруженосца, с копьем в правой руке, со щитом в левой.

Любопытен также рисунок, изображающий музыкантов, плясунов и шутов. У музыкантов видны трубы, сопели (род флейты), гусли, арфа, гитара и тарелки. Вдали молодой акробат лезет на шест.

Небольшие искусники были тогдашние греческие живописцы, если сравнить их с теперешними нашими художниками; но русские XI века, вовсе не имевшие еще понятия о живописи, удивлялись мастерству греков и картины их считали прекрасными.

Богоматерь Оранта Мозаика Софийского собора

Изображения на стенах Софийского собора хотя сделаны греческими живописцами, но любопытны для нас особенно тем, что представляют картины из русской жизни, и потому по ним можно судить об одежде и о некоторых обычаях одиннадцатого века.

Киев очень украсился при Ярославе. Кроме Софийского собора, Ярослав построил монастырь Святого Георгия, в честь своего ангела, монастырь Святой Ирины, возобновил Десятинную церковь, построенную при Владимире Святом. Главные храмы Киева строились большею частью в подражание царьградским и носили их имена (Святой Софии, Святой Ирины). Много храмов строилось так же, как в Царьграде, в честь Богородицы. По примеру Киева строились и в других главных русских городах соборные храмы или софийские, или богородичные (Рождественские и Успенские). В Новгороде сын Ярослава, Владимир, заложил новый Софийский собор в 1045 году. Собор этот построен и украшен стенною живописью с помощью греческих мастеров.

Семейство Ярослава Мудрого Фреска Софийского собора в Киеве

Таким образом, с постройкой храмов появляются на Руси и зодчество, и живопись. Мало-помалу русские должны были перенять эти искусства у приезжих греческих мастеров. Ярослав не жалел издержек для украшения храмов. Позаботился он и о церковном пении. Из Греции приехали к нам певчие, у которых русские переняли напевы и научились согласному пению.

По примеру византийских императоров Ярослав, а раньше Владимир Святой дарили известную часть из княжеских доходов на содержание храмов и их причта, наделяли их землями и разными угодьями. Кроме того, епископы занимались судопроизводством (по церковным и семейным делам), и судебные пошлины шли в пользу их и церкви. Много строилось новых церквей, — много нужно было и грамотных людей для церковного причта; нужны были и книги церковные. Ярослав заботился о распространении просвещения. В Новгороде по его приказанию было устроено училище на 300 мальчиков, сыновей священников и старост. Любил очень Ярослав книжное дело, любил церковные уставы, любил духовенство, монахов, читал священные книги не только днем, но и ночью. Много собрал он книг. Поручал иногда переводить книги прямо с греческого языка или переписывать болгарские переводы. При Ярославе, под его покровительством, начали распространяться на Руси монастыри. Между монахами были грамотные люди, которые считали благочестивым делом переписку книг и много помогли распространению книжного дела на Руси.

Г. Лебедев София Новгородская

Летописец высоко ценит заслугу Ярослава и так сравнивает ее с делом Владимира Святого: «Как один вспашет землю, другой посеет, а третьи жнут и едят хлеб — так Владимир вспахал и умягчил землю, то есть просветил ее крещением, Ярослав насеял книжными словами сердца верных людей, а мы пожинаем, принимая книжное учение».

Ярослав заботился и о том, чтобы водворить больше порядка в судебном деле. На Руси были уже церковные законы. Перешли они вместе с христианством из Византии (собрание их называлось у нас «Кормчей книгой»). Задумал Ярослав установить и в мирских делах лучший порядок суда и расправы. Он составил первый сборник законов, Русскую Правду.

В первобытные времена люди руководятся во всех своих действиях только природными побуждениями, чувствами. Убьет кто-нибудь человека — близкие родичи убитого, естественно, из чувства мести стараются убить убийцу. Побьют кого — побитый чувствует злобу и желает выместить свою обиду на обидчике. Украдут ли у кого вещь какую-нибудь, потерпевший от кражи, понятно, будет стараться отыскать вора, отобрать от него свою вещь и, кроме того, причинить какое-нибудь зло вору, чтобы отвадить его от воровства. Так и в других случаях в первобытное время люди творили суд и расправу, следуя только природному чувству. С течением времени все это входило в привычку. Видели люди, как творили отцы их и деды в разных случаях суд и расправу, и сами поступали точно так же, руководясь уже не только своим собственным чувством и соображением, но и примером старых людей. Таким образом, известные действия при суде и расправе входят в привычку целого племени, становятся обычаем. Пока племя ведет простую жизнь, родовые старшины хранят старые обычаи, люди могут довольствоваться судебными обычаями. Но с течением времени обычаев накопляется очень много, а если племя сталкивается с другими народами, то от них заходят новые обычаи, иной раз непохожие на прежние, происходит путаница в обычаях; тогда необходимо привести их в порядок, записать точно и ясно, чтобы можно было судьям руководиться ими. Записанные обычаи, которые делаются правилами для всех и которые поддерживает правительство, становятся законами.

А. Кившенко Чтение народу «Русской Правды» в присутствии великою князя Ярослава

Русская Правда представляет у нас первое собрание обычаев. Здесь говорится о мести за убийство, о наказании за побои и оскорбления, за кражу. 1) За смерть мужа мстит брат, или сын, или отец, или двоюродные братья, или племянники. Если не будет мстителя, убийца должен уплатить 40 гривен. 2) За удар палкой, жердью, мечом виновный платит 12 гривен; за отсечение руки 40 гривен; за вырывание уса или бороды 12 гривен; за обнажение меча 1 гривну. 3) За увод челядинца и коня 3 гривны и прочее.

И. Билибин Суд во времена Русской, Правды

Итак, мы видим, что в случае убийства предоставлялось родственникам убитого самим отыскивать убийцу и чинить над ним суд и расправу.

Понятно, что при таком самоуправстве творилось немало неправды и насилия. Законы Русской Правды далеки от совершенства; но следует помнить, что это было за восемь с лишком столетий до нашего времени, когда государственная жизнь только еще начиналась. Незадолго до Ярослава русские жили родами, которые вели между собой борьбу, как отдельные народы. Случится обида или убийство, у кого было искать управы? Родичи считали своею священною обязанностью отомстить убийце. Позор ожидал их, если они не выполняли этой обязанности.

Привыкли предки наши так поступать, родовая месть вошла в обычай, а обычай этот попал и в Русскую Правду.

Исследовать и разбирать преступлений в XI веке предки наши не умели: много надо иной раз ума и умения, чтобы распознать, виновен ли человек в том, в чем его обвиняют. Обстоятельное разбирательство не под силу было нашим предкам. Коли трудно было решить, виноват или нет обвиняемый, а он сам не сознавался, — тогда прибегали к суду Божию, если дело было очень важное. Верили, что сам Бог покажет, прав или виновен подсудимый. Заставляли его опускать руку в кипяток или подержать несколько времени раскаленное железо в руке. Если были после этого на руке обжоги, то обвиняемого считали виновным. Когда происходила тяжба между двумя сторонами и никак не могли рассудить тяжущихся, то предоставлялось им судиться судом Божиим, выйти на поединок. Кто побеждал, тот и считался правым.

В. Измайлович Русский город-крепость

В XI столетии и у других западных народов судопроизводство было не лучше, чем у русских; только в Италии и Византии, где образование стояло для того времени высоко, законы были лучше и судопроизводство велось правильнее. Из Византии шли в Русскую землю церковные порядки, разные искусства, образование, отсюда потом стали являться к нам и новые порядки государственные. Когда грубый первобытный народ входит в сношения с народом образованным, то прежде всего заимствует то, что больше бросается в глаза, внешнюю обстановку. Строились у русских великолепные храмы наподобие византийских, украшались иконами, живописью, золотом. Князь стал жить более пышно, чем прежде. Жилище князя стало отличаться большим великолепием, чем прежде. Одежду князья в торжественных случаях стали носить роскошную, златотканую, подобно византийским царям, на голову надевали золотые венцы или короны.

На Руси с христианством явилось и просвещение. Русские в это время были в постоянных сношениях не только с Византией, но и с Западной Европой. Ярослав породнился с несколькими иноземными государями. Одну дочь свою выдал он за принца норвежского, другую за французского короля (Генриха I), третью за венгерского короля. Сыновей своих Ярослав тоже поженил на иностранных принцессах.

Киев, благодаря постройке новых храмов, городских стен и каменных домов, сильно изменился к лучшему. Иноземцы, видевшие Киев в это время, очень хвалят его красоту и местоположение. Видно, в это время Киев не уступал по своему устройству западным европейским городам, да и русский народ по нравам и понятиям не стоял тогда ниже своих западных соседей.

В Киев съезжалось много торговцев со всех сторон: тут были и венгры, и немцы, и скандинавы, и восточные купцы. Немало было и евреев. Целые части города были заселены иноземными купцами. На Днепре, у Киева, стояло множество купеческих судов. В городе было восемь рынков. Торговля, видно, шла бойко. Хотя еще держалась меновая торговля и русские менялись на меха, куньи, лисьи, беличьи (слово «куны» обозначало вообще деньги); но были уже и металлические деньги.

В это время встречаются гривны. Так назывались сначала ожерелья, а потом эти гривны стали употребляться как деньги. Серебряная гривна весила около фунта. Были при Ярославе и настоящие серебряные монеты. Греческих мастеров в Киеве было довольно, и они могли чеканить монету для русских по образцу греческой. При раскопке древних могил найдены серебряные монеты с именем Ярослава.

Благоверный великий князь Ярослав Владимирович Роспись Грановитой палаты Московского Кремля

Время удельных смут и усобиц

Завещание Ярослава. — Усобицы при сыновьях Ярослава. — Усобицы при внуках Ярослава. — Владимир Мономах. — Поучение его. — Преемники Мономаха. — Положение народа в удельный период. — «Слово о полку Игореве».

Много беды произошло на Руси от обычая князей делить землю на уделы между сыновьями.

Перед смертью Ярослав призвал своих сыновей и сказал им: «Отхожу я уж из этого света, дети мои! Да будет между вами любовь: вы — родные братья, дети одного отца и одной матери. Если будете жить в любви и согласии между собою, то Бог будет с вами и покорит вам врагов ваших. Если же будете жить в ненависти, распрях и спорах, то и сами погибнете, и погубите землю отцов ваших и дедов, которую приобрели они с большим трудом. Живите мирно; слушайте брат брата. Назначаю Киев старшему сыну моему и брату вашему Изяславу. Слушайте его, как слушали меня; пусть он будет вам вместо отца. Святославу даю Чернигов, Всеволоду — Переяславль, Игорю — Владимир (Волынский), Вячеславу — Смоленск».

Разделив так землю Русскую между своими сыновьями, Ярослав заповедал им не трогать чужих областей и затем сказал Изяславу: «Если кто захочет обидеть брата своего, то ты помогай правому».

Умер Ярослав в 1054 году, 76 лет от роду. Тело его положили в мраморную гробницу в Софийском соборе.

Лет десять сыновья Ярослава княжили мирно в своих уделах, не ссорились между собою. С общего согласия они дополнили Русскую Правду и отменили родовую месть.

В 1061 году нападают на русские области половцы, которые после печенегов явились в степях на южных и восточных окраинах Русской земли. Половцы были таким же хищным народом, как и печенеги. Грабеж и убийство служили для них, по словам летописца, воинской потехой, шатры — жилищем, а лошадиное молоко, сырое мясо, кровь животных, а иногда и падаль — пищею. Половцы с того времени, как стали кочевать в степях у реки Дона, не давали покою русским; летом, когда был для лошадей подножный корм, половцы на своих степных конях ордами врывались в русские пределы, страшно опустошали землю и целыми тысячами уводили к себе в рабство захваченных пленных.

Через три года после первого набега половцев начинаются усобицы и между русскими князьями.

Ярослав оделил своих сыновей областями, но ничего не дал внуку своему Ростиславу Владимировичу. Набрал себе Ростислав отряд удальцов в Новгороде и напал неожиданно на Тмутараканскую область (у Азовского моря) и выгнал отсюда своего двоюродного брата. Чрез два года Ростислава не стало. Тогда начинаются усобицы на севере. Всеслав, князь полоцкий, хотел увеличить свой удел, напал на Новгород, захватил в плен многих жителей, ограбил даже Софийский собор. Изяслав с братьями пошел против Всеслава, разбил его, зазвал его к себе в шатер, будто для переговоров. Всеслав поверил клятве Ярославичей, что они ему ничего худого не сделают, явился к великому князю, а тот велел своим воинам схватить его. Обманутого Всеслава вместе с двумя его сыновьями отвезли в Киев и посадили в темницу. Но вероломство это не помогло: не водворился мир на Руси. И году не прошло после этого, как снова нахлынули половцы на Русскую землю.

В. Нагорнов Ярослав Мудрый. Напутствие сыновьям

Вышли было Ярославичи против них с небольшими силами, но так были разбиты, что пришлось им спасаться бегством. Половцы рассеялись по южным областям русским, страшно опустошили их и творили всякие насилия. Собрались киевляне на вече и потребовали у Изяслава, чтобы он вел их в поле сражаться с половцами. Князь колебался и не знал, что делать. Народ тогда выпустил из темницы Всеслава, признал его своим князем, разграбил двор Изяслава, расхитил множество золота, серебра, куньих и беличьих мехов. Изяслав бежал в Польшу. С помощью поляков он снова водворился в Киев, но ненадолго. Братья его — Святослав и Всеволод выгнали его из Киева, — великим князем сделался Святослав.

Напрасно искал Изяслав помощи у иноземных государей: у императора германского (Генриха IV), у папы. Император послал было послов к Святославу, чтоб убедить его возвратить брату захваченный киевский престол. Святослав принял послов чрезвычайно вежливо, показал им свои богатства, щедро одарил их, так что они уехали от него очень довольные, хотя и не добились того, зачем приезжали. Изумились послы, увидев богатство Святослава, было у него множество золота, серебра, паволок. Не приходилось этим послам ни у одного немецкого князя того времени видеть столько богатства. Хоть и сильно удивлены были послы, но, по словам нашего летописца, благоразумно заметили князю: «Князь, богатство это мертво; дружина лучше: с ней добудешь больше!» Но было у Святослава другое богатство, про которое нельзя было бы сказать, что оно мертво. Были у него клети, наполненные божественными книгами. Святослав, подобно отцу своему, был большой охотник до книг. Он много их покупал дорогой ценой (хорошо написанные рукописи ценились очень дорого), заставлял писцов списывать новые, переводить с греческого языка. Из книг Святослава сохранилось до нашего времени два сборника (помещены в них небольшие статьи и отрывки из сочинений отцов церкви). Особенно любопытен «Изборник Святослава», написанный в 1073 году. Он украшен несколькими рисунками. Один из них изображает самого князя Святослава с его семейством. Хотя рисунок этот и сделан очень неискусно и в настоящее время сильно уже испорчен, но все-таки можно различить разные части одежды и цвета их, так как рисунок раскрашен. По этому рисунку мы можем видеть обыкновенную (не торжественную) одежду наших князей XI века.

Великий князь Святослав Киевский с семьей Из «Изборника Святослава»

Святослав одет в зеленый кафтан, сверх него накинут плащ (корзно) синий с красным подбоем, по краям золотая обшивка, застегнут плащ на правом плече запоной. Маленький Ярослав в малиновом кафтане, на котором от шеи до пояса золотая обшивка. Сапоги у Святослава зеленые, у Ярослава — красные. На Святославе шапка желтоватого цвета с синими наушниками и темно-красной опушкой, на маленьком Ярославе синяя. На княгине покрывало, завязанное у подбородка, верхняя одежда красного цвета с широкими рукавами, с широкою желтою полосою на подоле и с золотым поясом; видны рукава нижней одежды с золотыми поручами, башмаки золотые.

Не помогли и увещания духовенства, Святослав не мирился со старшим братом и продолжал княжить в Киеве. Только после смерти его (1076 год) Изяслав, примирившись с Всеволодом, вернулся в Киев. Здесь пришлось Изяславу и Всеволоду вести упорную борьбу с племянником, Олегом Святославовичем. Это был князь очень воинственный: он хотел во что бы то ни стало завладеть Черниговскою областью, где княжил раньше его отец и которую занял по смерти Святослава Всеволод. Олег призвал на помощь половцев; они рады были случаю пограбить и страшно опустошили Черниговскую область. Изяслав и Всеволод выступили против них. Произошла страшная сеча близ Чернигова (при селе Нежатина Нива). Олег был разбит и едва успел спастись с небольшою дружиною в Тмутаракань. В этой битве был убит великий князь Изяслав (1078 год).

Великий князь Всеволод Ярославович Царский титулярник

После смерти Изяслава брат его Всеволод стал княжить в Киеве. Это был князь набожный, добродушный и большой книголюбец; но трудно было ему управиться в то тревожное время. Племянники его добивались областей, спорили между собой; приходилось их мирить, разбирать да унимать. А в это время кочевники (торки и половцы) беспокоили с юга Русскую землю. Не справился бы со всеми делами Всеволод, да был у него хороший помощник, сын его Владимир. Это был князь очень деятельный; много ему пришлось потрудиться при отце: то он усмирял непокорных князей, то поражал хищных половцев. Под старость немощный Всеволод слишком уж доверялся своим наместникам и тиунам (должностные люди при князе). Много зла творили они: стали на суде мирволить богатым, брать взятки и творить всякое насилие бедному и простому люду. Киевляне надеялись, что после Всеволода станет княжить в Киеве Владимир, и терпеливо сносили. Когда умер Всеволод (1093 год), то Владимир рассудил, что было бы несправедливо ему утвердиться в Киеве помимо Святополка Изяславовича, старшего двоюродного брата, — заботился Владимир больше всего о том, чтобы мир был на Руси; послал он звать Святополка, а сам вернулся в Чернигов.

И. Билибин Половецкий лагерь

Владимир, как видно, хотел соблюдать порядок старшинства. Русская земля, по понятиям того времени, принадлежала всему княжескому роду. Делилась она на уделы по числу членов княжеского рода. Старший брат, великий князь, занимал главный город — Киев с его областью, а другие братья размещались по другим уделам по старшинству. Когда умирал великий князь, то не сын, а старший за ним брат занимал Киев и становился великим князем, а оставленный им удел переходил в руки следующего за ним по старшинству брата и так далее. По смерти каждого великого князя происходила подобная передвижка всех удельных князей. Такой обычай утвердился после Ярослава на Руси. При этом надо заметить, что сыновья тех князей, которые умирали, не достигнув великокняжеского престола, навсегда лишались права на него. Такие князья назывались изгоями. Если и получали они небольшие уделы, то только как бы из милости старших князей. Великие князья иной раз сильно хлопотали о том, чтобы своих сыновей пристроить на хорошие уделы и при дележе земли поступали не всегда справедливо. Распоряжениям старших князей не всегда повиновались младшие. Если родные братья Ярославичи ссорились между собой, то еще труднее было ужиться в мире двоюродным и троюродным братьям. Могли ли удельные князья чтить великого князя «как отца», когда князь этот, хотя и старший по происхождению, мог быть и несправедлив, и менее других князей опытен, и менее способен? Кроме того, при общем передвижении не все князья охотно оставляли прежние свои области; в иных городах и народ не хотел тех князей, каким приходилось по очереди занимать эти города, восставал против них и призывал других. Понятно, сколько смуты и неурядицы происходило на Руси в удельное время. Споры, раздоры, усобицы без конца, вторжения в Русскую землю половцев и других врагов, которым иной раз сами же русские князья показывали путь в свою землю. Тяжело жилось в это время русскому люду.

C. Кобуладзе Битва с половцами

Только что стал княжить Святополк, как началась война с половцами. Святополк не послушался опытных советников, которые советовали ему снарядить побольше войска. Владимир тоже не советовал начинать войны с небольшими силами. Не послушался Святополк, выступил в поход. Половцы одолели, русским пришлось спасаться бегством. Рассеялись шайки хищников по Русской земле, и начался грабеж. Запустели города и села. Целыми толпами уводили половцы пленных к себе в степи. Шли несчастные в плен, по словам летописца, скорбные, дрожащие от холода, голодные, томимые жаждою; шли они исхудалые, нагие и босые, ноги их были истерзаны тернием. Со слезами они рассказывали друг другу, откуда кто из них, из какого города, из какой деревни.

Заодно с половцами был и Олег Святославович: он, пользуясь общей бедой, отнял у Владимира Чернигов.

В 1097 году князья по мысли Владимира съехались в Любече, чтобы уладить дела. «Зачем губим мы землю Русскую, ссорясь между собою, — говорили некоторые из князей, — а половцы разоряют нашу землю и радуются, что у нас усобицы. Станем отныне жить согласно, станем общими силами блюсти Русскую землю; пусть каждый из нас владеет отцовской волостью (отчиною)».

Владимир уступил Черниговскую область сыновьям Святослава (Олегу, Давиду и Ярославу). Давиду Игоревичу достался Владимир-Волынский, а Володарю и Васильку Ростиславичам, князьям-изгоям (внукам Владимира Ярославича), города Перемышль и Теребовль. Так порешили князья и целовали крест. «Если кто из князей, — клялись они, — восстанет на другого, то против него будем все мы и честной крест».

Благое было намерение у князей, собравшихся на съезде, да мало вышло пользы от этого. Не успели еще все князья разъехаться по своим областям, как клятва их жить мирно между собою была нарушена. Совершилось злодейство, не слыханное до тех пор на Руси.

С. Иванов Съезд князей

Вот что говорится об этом в летописи. Давид Игоревич, который и раньше злобился на Василька за то, что тому досталась лучшая часть Волынской области, стал наговаривать Святополку на Василька, будто он вместе с Владимиром согласился отнять волости Киевскую и Волынскую и поделить их между собою. «Если не схватим Василька, — говорил Давид Святополку, — то не княжить ни тебе в Киеве, ни мне во Владимире». Подозрительный Святополк поверил Давиду. В это время Василько возвращался из Любеча и остановился на ночлег с людьми своими неподалеку от Киева. На другой день утром прислал Святополк звать Василька к себе на именины. Василько отговаривался тем, что ему необходимо поспешить домой. Святополк посылает снова сказать Васильку: «Если не хочешь оставаться здесь до моих именин, то хоть зайди ко мне повидаться, побеседуем с тобою и Давидом». Предостерегал Василька один из отроков его, чтобы он не доверялся Давиду и Святополку, но Василько, вспомнив, что недавно все князья клялись жить между собой мирно, поехал к Святополку с несколькими дружинниками. Когда приехал Василько на княжий двор, вышел навстречу Святополк, ввел гостя в комнату, пришел сюда и Давид. Стал снова Святополк уговаривать Василька остаться на именины. Василько отговаривался тем, что он уже отправил своих людей вперед. «Хоть позавтракай у меня, брат», — просил Святополк. На это Василько согласился. «Посидите здесь, — сказал Святополк Васильку и Давиду, — а я пойду распоряжусь!» Начал Василько разговаривать с Давидом, а тот был в таком смущении, что ни говорить, ни слушать не мог; немного спустя после Святополка и он вышел из комнаты. Тогда пришли воины, заковали Василька в двойные оковы и стали стеречь его. Утром на другой день Святополк созвал бояр и киевлян и передал им слова Давида, что Василько с Владимиром условились напасть на него, великого князя, погубить его и города его захватить. Бояре и киевляне сказали: «Тебе, князь, следует беречь себя: коли Давид сказал правду, пусть Василько примет казнь; если же сказал неправду Давид, то его Бог накажет, пусть он отвечает пред Богом». Святополк колебался и не знал, как поступить. «Если отпустишь его, — твердил Давид Святополку, — то ни тебе не княжить, ни мне». Малодушный Святополк уступил Давиду и позволил ему делать, что он хочет. В ту же ночь привезли Василька скованного на телеге в Белгород, в 10 верстах от Киева, ввели его в избу. Сидя тут, Василько увидел торчина, который точил нож. Догадался Василько, что грозит ему большая беда, стал он с плачем и стоном призывать Бога. Вошли конюхи Святополка и Давида, разостлали на полу ковер, схватили Василька и хотели его повалить на ковер; но он сильно боролся, и они не могли справиться с ним; тогда пришли им на помощь другие слуги, повалили Василька, связали его, сняли с полатей доску, положили ему на грудь и сели на концы доски; но все-таки не могли его сдержать; взяли другую доску, и еще двое человек сели на нее. Так сдавили они несчастного Василька, что в груди его затрещали кости. Тогда торчин, пастух Святополков, подошел с ножом и хотел ударить в глаз, но не попал и порезал Васильку лицо; затем ударил ножом в глаз и выхватил его, потом другой. Василько лежал как мертвый. Его положили на повозку и повезли во Владимир. В городке Воздвиженье сняли с него окровавленную рубашку и дали вымыть попадье. Попадья вымыла, надела на него и стала плакать по нем, как по мертвом. Он очнулся, услышав плач, и спросил: «Где я?» — «В городе Воздвиженье», — отвечали ему. Попросил он воды, ему подали. Испил он воды, пришел в себя, ощупал свою рубаху и сказал: «Зачем это вы надели на меня другую? Пусть бы я умер в той окровавленной сорочке и предстал в ней пред Богом». На шестой день приехали во Владимир. Прибыл сюда и Давид, — словно зверя он затравил: приставил он тридцать человек стеречь Василька.

В. П. Верещагин Ослепление князя Василько Теребовльского

В ужас пришли русские князья, когда узнали об ослеплении Василька. Владимир заплакал. «Не было еще такого зла в Русской земле ни при отцах наших, ни при дедах», — сказал он. Возмущены были этим вероломством и Святославичи (Давид и Олег). Все эти князья послали к Святополку потребовать ответа от него. «Чего ради совершил ты это зло Русской земле, — спрашивали они у него, — почему ты бросил среди нас нож (то есть завел новую распрю)? Зачем ослепил своего брата? Если на нем была какая вина, то зачем ты не обличил его пред нами? Объясни теперь нам, какая его вина?» Святополк отвечал: «Давид сказал мне, что Василько брата моего погубил, что хочет и меня погубить, и землями моими завладеть, что он и Владимир решили овладеть Киевской областью и Волынской; а свою жизнь я волен защищать, и не я ослепил Василька, а Давид, он и увел его к себе». На это сказали Святополку послы: «Не ссылайся ты на Давида, что он ослепил: не в Давидовом городе Василько взят и ослеплен, но в твоем». Князья хотели переправиться чрез Днепр и напасть на Святополка, а он собирался уже бежать из Киева, но киевляне не допустили этого. Они послали вдову Всеволода, мачеху Владимира, жившую в Киеве, и митрополита Николая к Владимиру: «Умоляем, князь, тебя и братьев твоих, — сказали они, — не губите Русской земли. Коли начнется война между вами, порадуются поганые враги наши (половцы и другие) и захватят землю Русскую, которую приобрели с великим трудом отцы наши и деды, а вы хотите погубить ее». Когда эти слова услышал Владимир, то заплакал и сказал: «Поистине отцы наши и деды берегли землю Русскую, а мы хотим погубить ее». Послушал Владимир княгиню, которую чтил как мать, и митрополита. Начались переговоры. Порешили на том, что Святополк пойдет на Давида Игоревича, захватит его в плен или выгонит его из его области. Святополк клялся, целовал крест, что исполнит это. Проведал Давид о беде, какая грозит ему, попробовал он помириться с Васильком и послал посланца к нему уговорить его, чтобы он не допустил новой усобицы, причем Давид складывал всю вину на Святополка. Василько выслушал предложение Давида и сказал: «Слышал я, что Давид намерен отдать меня в руки ляхам; видно, он еще не насытился моей кровью. Я мстил ляхам за отечество и сделал им много зла. Не боюсь я смерти. Открою тебе всю мою душу. Бог наказал меня за мою гордость. Надеялся я на помощь торков, берендеев и половцев и думал в гордости своей: „Теперь скажу брату Володарю и Давиду: дайте мне только свою младшую дружину, а сами пейте и веселитесь. Зимою выступлю в поход, летом завоюю Польшу. Земля у нас скудна жителями; пойду на дунайских болгаров и пленниками заселю пустыни. А там буду проситься у Святополка и Владимира на общих врагов земли Русской, на половцев: достигну славы или сложу голову за родную землю“. В душе моей не было иной мысли. Клянусь Богом, не хотел сделать я ни малейшего зла ни Святополку, ни Давиду, ни другим братьям».

Н. Рерих Дозор

Давид, несмотря на опасность, которая грозила ему, все еще думал овладеть уделом Василька. Началась усобица у Давида с Володарем, братом Василька. Не посмел Давид сразиться в поле с Володарем, заперся в городе Бужске; осадил тут его Володарь. Плохо пришлось Давиду. Послал ему сказать Володарь: «Совершил ты зло и не каешься в этом. Вспомни, сколько беды ты сотворил». Давид стал оправдываться: «Разве я это сделал, — отвечал он, — в моем ли городе я совершил это. Я боялся сам, чтобы меня не взяли и не сделали со мной того же. Неволя заставила меня действовать сообща с великим князем». — «Бог ведает, кто виноват, — отвечал Володарь, — а теперь отпусти брата моего, и я помирюсь с тобой». Давид отпустил Василька. Но только что наступила весна, Володарь и Василько напали на Давида: они хотели жестоко отомстить ему. Сожгли они дотла город его Всеволож, бесчеловечно умертвили жителей. Осадили Владимир, где заперся Давид, потребовали, чтобы владимирцы выдали главных советников Давида, которые содействовали злодеянию. Собрались жители города на вече и потребовали от Давида, чтобы он выдал виновных. «Выдай этих людей, — говорили они, — за тебя биться можем, но за них не хотим. Если не выдашь их, то мы отворим городские ворота, а ты сам промышляй о себе как хочешь!» Давид принужден был выдать требуемых людей. Их повесили, а затем расстреляли их стрелами.

А. Кившенко Долобский съезд князей — свидание князя Владимира Мономаха с князем Святополком

После этого Ростиславичи (Володарь и Василько) удалились; но Давид не избежал беды. Против него шел Святополк и овладел его областью. Давид бежал в Польшу. Святополк скоро опозорил себя новым вероломством. Когда он вступал в Волынскую область, он торжественно клялся Ростиславичам, что их владений он не тронет, а смирит только их общего врага Давида. Но, победив его, Святополк задумал захватить Перемышль и Теребовль, несмотря на свою клятву. У Святополка была сильная рать; но Ростиславичи выступили против него, чтобы отстоять свои владения. Слепой Василько появился на месте боя. Когда сошлись оба войска, Василько взял в руки крест, поднял его и громко кричал Святополку: «Вот крест, на котором ты клялся! Отнял ты у меня зрение, а теперь хочешь и жизнь от меня отнять. Пусть этот крест рассудит нас!» Началась битва. Битва была упорная: с той и с другой стороны множество людей пало. Святополк не устоял и обратился в бегство. Володарь и Василько, одержав победу, остановились на границе своих владений и дальше не шли. «Довлеет (довольно) нам стать на меже своей», — сказали они. Святополк послал звать на помощь венгров. Между тем явился снова Давид, помирился с Ростиславичами, а сам отправился в землю половцев, чтобы с их помощью вернуть свое владение. Венгры потерпели поражение. Междоусобия продолжались. Вероломство, жестокость, малодушие, властолюбие Святополка и Давида возмущали Владимира Мономаха и других лучших князей. Решили князья снова съехаться на съезде, чтобы сообща прекратить распри и водворить мир Русской земле. Съехались в августе 1100 года в Витичеве. Святополк, Мономах и Святославичи заключили между собою союз и звали на съезд Давида. Давид не посмел ослушаться и приехал. «Чего от меня хотите? Я здесь! Кто не доволен мной?» — сказал он. «Ты сам ведь говорил, — отвечал ему Владимир, — хочу, братья, прийти к вам и пожаловаться на свои обиды. Вот теперь сидишь ты с нами на одном ковре. Чего же ты не жалуешься, на кого из нас есть у тебя жалоба?» Давид молчал. Князья встали и сели на коней. Отъехав в сторону, каждый советовался с дружиной своей. Давид сидел один. Наконец они согласились между собою и послали своих мужей объявить Давиду свое решение. Посланные торжественно заявили Давиду: «Вот что говорят тебе твои братья: не хотим тебе дать Владимирской области за то, что ты между нас бросил нож (то есть произвел вражду); другого зла мы тебе не причиним. Даем тебе город Бужск и Острог, Святополк дает тебе Дубно и Черторижск. Сверх того Мономах дает тебе 200 гривен, Олег и Давид Святославичи дают столько же».

Послали князья своих послов и к Володарю Ростиславовичу — сказать ему: «Возьми к себе брата своего Василька, и будет вам одна область Перемышль, или пусти Василька сюда к нам, — мы будем содержать его, а пленных, захваченных вами, отпустите».

Но Ростиславичи и не думали повиноваться этому несправедливому решению. Василько остался княжить в своем Теребовле.

Венчание на царство Владимира Мономаха Фрагмент росписи Грановитой палаты Московского Кремля

Разделение земли на уделы ослабило Русскую землю. Власть князей не имела той силы, как при Ярославе. Народ, видя постоянные ссоры князей, не чтил их как следует. Особенно недружелюбно смотрел народ на тех князей, которые более других производили смуты. Новгородцы даже не хотели пустить к себе на княжение Святополкова сына. Радовались смутам только враги Русской земли — половцы.

Весной, как только показывалась трава в степях, русские так уж и ждали со страхом хищных гостей. На другой год после съезда в Витичеве Владимир задумал побудить Святополка к войне с половцами общими силами. Святополк советовался об этом со своей дружиной, но та отвечала: «Не годится идти в поход весной: только лошадей и поселян от полевых работ отнимать». Съехались Владимир и Святополк близ Киева и сели в одном шатре, Святополк со своей дружиной, а Владимир со своей, и долго молчали. Владимир наконец сказал Святополку: «Брат, ты старший, говори, как бы нам промыслить о Русской земле». Святополк отвечал: «Лучше ты начни говорить». — «Что же мне говорить, — сказал Владимир, — против меня будет и твоя дружина, и моя — скажут, что хочу я погубить поселян, оторвать их от работы. Дивлюсь я тому, что и поселян жалеете, и лошадей их, а того и не подумаете, что весною начнет крестьянин пахать с лошадью, придет половчин, застрелит мужика, а лошадь его, и жену, и детей возьмет себе и гумно сожжет». Вся дружина согласилась с Владимиром, и Святополк сказал: «Готов и я идти с тобою против половцев». — «Великое добро, брат, сделаешь ты Русской земле», — сказал Владимир Святополку. Они послали звать в поход и других князей. Многие пришли на помощь и с пехотой, и с конницей. Пешие плыли в лодках по Днепру, конница шла по берегу. Жестокая битва произошла с половцами. Русские победили, 20 ханов перебили, взяли много скота, овец, лошадей, верблюдов, кибитки со всякой рухлядью и множество рабов. Еще значительнее была война с половцами в 1111 году. Владимир Мономах снова уговорил всех князей общими силами ударить на половцев, которые не давали покою русским. Был Великий пост. Народ молился в церквях, а воины собирались в поход. Выступили 26 февраля. На берегах реки Ворсклы все торжественно целовали крест, готовясь умереть. Наконец дошли до Дона. Здесь все воины надели на себя свои брони (оружие обыкновенно возили за пешими воинами на возах) и двинулись к югу. Со времен Святослава русские не заходили так далеко в степи, как на этот раз. Воины Святослава, быть может, ободряли себя военными песнями; а перед ратниками Владимира шли по его приказанию священники и одушевляли воинов церковным пением. 24 марта русские разбили половцев и праздновали вместе с победою день Благовещения. Через два дня после этого половцы окружили русских со всех сторон на берегах реки Сала. Битва была отчаянная и кровопролитная. Владимир своим примером воодушевлял воинов. Искусным и быстрым движением своих полков он сломил неприятелей. С множеством пленных и добычи вернулись русские из этого похода. Слава о нем разнеслась по всей Руси и по другим странам. Долго после этого поражения половцы не тревожили Русской земли.

И. Глазунов Князь Владимир Мономах

Н. Кургузова-Мирошник, К. Мирошник Князь Владимир Мономах

Через два года после этого похода (1113 год) умер Святополк. Собрались киевляне на вече и решили выбрать своим князем Владимира Мономаха; послали звать его. Владимир медлил. Быть может, и на этот раз не хотел он нарушать старшинства и сесть на великокняжеский стол помимо Святославичей, старших двоюродных братьев своих. В Киеве начались беспорядки. Разграбили двор Путяты, любимца покойного князя, стали грабить жидов, озлобивших народ своим лихоимством. Послали снова киевляне просить Владимира: «Иди, князь, в Киев, а не то разграбят и княгиню Святополкову, и бояр, и монастыри». Владимир тогда прибыл в Киев. Народ выразил сильную радость. Мятеж утих. Святославичи не противились общему желанию: Владимира давно уже знала и любила вся Русская земля, трудно было оспаривать у него великокняжеский стол.

Владимир был человек необыкновенно деятельный. Беспрестанно он ходил в походы; во все он вникал, входил сам во все дела, и княжеские, и церковные, и домашние. Любил он читать книги и беседовать с духовными лицами. Был он также и смелым охотником. Не раз он с несколькими удальцами дружинниками на лихом коне рыскал по степям, лавливал сам по несколько диких степных коней в день; заходил он и в дремучие леса, не раз случалось ему переведаться с хищным зверем. Охоты в то время были гораздо опаснее, чем теперь. Тогда приходилось близко подпускать к себе зверя: дикого кабана, зубра, медведя стрелою не убить — надо было действовать больше копьем да рогатиною. Любили в ту пору тешиться и птичьими — соколиными или ястребиными — охотами. Выезжали охотники в поле со своими ручными соколами или ястребами, приученными к охоте. Завидят стаю лебедей или диких гусей и выпустят своих ястребов.

Взовьются высоко эти хищные птицы, быстро настигнут стаю — и к ногам охотников падают гуси или лебеди, пораженные острыми и сильными ястребиными клювами. Владимир любил и эту потеху.

Когда Владимир стал великим князем, ему было уже 60 лет, но он был бодр и духом, и телом. Половцы не смели при нем тревожить Русскую землю. Княжеские усобицы притихли. Правдивый и набожный, добродушный и вместе с тем воинственный, Владимир Мономах высоко стоял в глазах всех своих современников, привыкших видеть постоянно вероломство, насилие и злобу: удельные князья уважали Владимира и вместе с тем боялись его. Хоть был он милостив, но бывал и строг. Когда какой-нибудь князь начинал смуту, он старался всячески уговорить его, умиротворить, уладить дело мирным путем. Если же беспокойный князь упорствовал, то Владимир строго наказывал его, даже отнимал у него удел. Княжение Владимира Мономаха было самою счастливою порою в удельное время. Казалось, исполнилось заветное желание Ярослава Мудрого, чтобы великий князь заменял для младших удельных князей любящего и вместе с тем строгого отца. Был он правосуден: не давал слабых в обиду сильным, сам на своем княжем дворе творил суд. Русскую Правду дополнил: постановил, чтобы заимодавцы не брали больших резов, то есть большой лихвы (процентов) с должников. Любил и чтил он духовенство; глубоко проникнут был евангельским учением. Лучше всего мысли и чувства Владимира видны из того поучения, которое написал он для своих детей.

Поучение Владимира Мономаха

Дети мои или кто иной, прочитав эту грамотку, не посмейтесь, но примите ее в сердце свое. Прежде всего, ради Бога и души своей, страх Божий имейте в сердце своем и милостыню давайте нескудную. Это начало всякому добру. Встретили раз меня на Волге послы братьев моих и передали мне их слова: «Соединись с нами, выгоним Ростиславичей (Володаря и Василька) и волость их отнимем. Если не пойдешь с нами, то мы порвем союз с тобою». И сказал я им: «Хоть вы и гневаться станете, не могу идти с вами и нарушить клятву». Отпустив послов, взял я в печали Псалтырь, раскрыл ее и вот какое место попалось мне: «Векую печалуеши, душе? Вскуе смущавши мя? и прочее (то есть чего печалишься, душа, чего смущаешься)? Не ревнуй лукавствующим, не завидуй творящим беззаконье, лукавые погибнут, повинующиеся Господу, те получат власть над землею…» Поистине, дети мои, подумайте, как человеколюбив Бог и милостив. Мы, люди грешные и смертные, если нам кто зло сотворит, хотим уничтожить врага нашего и кровь его пролить, а Господь наш, в руках которого и жизнь, и смерть людей, терпит грехи наши «выше главы нашей» (выше всякой меры). Он как отец, который, любя свое дитя, хоть и наказывает, но затем и ласкает. Тремя добрыми делами можно от греха избавиться и Царствия Божия не лишиться: покаянием, слезами и милостынею. Нетяжкая эта заповедь, дети мои. Бога ради, не ленитесь, молю вас, не забывайте этих трех дел. Ни одиночество (отшельничество), ни монашество, ни голод (пост), чему подвергают себя некоторые благочестивые люди, не так важны, как эти три дела… Послушайте меня, дети мои. Если не все наставление мое примете, то примите хоть половину. Пусть Бог смягчит ваше сердце; проливайте слезы о грехах ваших, говоря: «Как разбойника и мытаря помиловал ты, Господи, так и нас грешных помилуй». И в церкви это делайте, и спать ложась. Когда на коне едете, твердите мысленно: «Господи, помилуй». Эта молитва всех лучше.

Всего же более убогих не забывайте, но по мере сил кормите их. Сироту и вдову сами на суде по правде судите; не дайте их сильным в обиду.

Ни правого, ни виноватого не убивайте и не позволяйте убивать, хотя бы и заслуживал смерти; не губите никакой христианской души.

Когда речь ведете о чем, не клянитесь Богом, не креститесь; нет в этом никакой нужды. Если же придется вам крест целовать (давать клятву), то подумайте сначала хорошенько, можете ли сдержать клятву; поклявшись, держитесь клятвы, чтобы, нарушив ее, не погубить своей души.

Епископов, попов и игуменов почитайте, принимайте от них благословение. Любите их и по мере сил заботьтесь о них, чтобы они молились за вас.

Более всего не имейте гордости ни в сердце вашем, ни в уме: мы все смертны — сегодня живы, а завтра в гробу. Все, что дал нам Бог, не наше, а поручено нам на короткое время. В землю сокровищ не зарывайте, то великий грех. Старика почитайте, как отца, молодых, как братьев.

В. Верещагин Поучение Владимира Мономаха

В дому своем не ленитесь, но за всем присматривайте сами; не полагайтесь на тиуна вашего и отрока, чтобы приходящие к вам не посмеялись над домом вашим и над обедом. На войне не ленитесь, не надейтесь на воевод ваших, не предавайтесь ни питью, ни еде, ни спанью. Сами стражу расставляйте. Устроив все, ложитесь спать около воинов, а вставайте рано. Оружия с себя не снимайте, не разглядев, есть ли опасность или нет: от беспечности человек может внезапно погибнуть.

Когда проезжаете по своим землям, не давайте слугам бесчинствовать и причинять вред ни своим, ни чужим, ни в селах, ни на нивах, чтобы все проклинали вас. Куда приедете, где остановитесь, напоите, накормите бедного. Более всего чтите гостя, откуда ни пришел бы он, простой ли человек, или знатный, или посол. Если не можете почтить подарком, то угостите кушаньем и питьем. Гости эти мимоходом по всем странам разнесут молву о человеке, как о добром или как о злом.

В. Васнецов Отдых Владимира Мономаха на охоте

Больного посетите, покойников провожайте и не минуйте никого без привета, скажите всякому доброе слово. Жену свою любите, но не давайте ей власти над собою.

Что знаете полезного, не забывайте, а чего не знаете, тому учитесь. Мой отец, дома сидя, знал пять языков. За это большая честь от других земель. Леность всему худому мать: что знаешь, то забудешь; чего не знаешь, тому не выучишься. Творите добро, не ленитесь ни на что хорошее.

Прежде всего идите в церковь. Пусть не застанет вас солнце на постели. Так делал мой отец блаженный и все лучшие люди. Сотворив утреннюю молитву и воздав Богу хвалу следует с дружиной думать о делах, или творить суд людям, или ехать на охоту (если нет никаких важных дел), а потом лечь спать. В полдень самим Богом присуждено спать и человеку, и зверю, и птице.

А вот поведаю вам, дети мои, о своих трудах и ловах. (Здесь Владимир подробно перечисляет свои походы.) Всех моих походов было, говорится далее в поучении, 83 больших, а прочих меньших и не вспоминаю. Девятнадцать раз заключал я мир с половцами при отце и после смерти его. Более ста вождей их выпустил из оков (из плена). Избито их в разное время около двухсот. А вот как трудился я на охотах и ловах: коней диких по 10, по 20 вязал я своими руками; два тура (дикие быки) метали меня на рогах с конем вместе; олень меня бодал; два лося — один ногами топтал, другой рогами бодал; вепрь оторвал у меня меч с боку, медведь у колена прокусил подседельный войлок; лютый зверь вскочил ко мне на колени и повалил коня со мною, а Бог сохранил меня целым и невредимым; с коня много раз я падал, голову разбивал два раза и руки, и ноги вредил себе в юности моей, жизни своей не жалел, головы своей не щадил. Что можно было делать и отроку моему, то сам я делал — на войне и на ловах, ночью и днем, в летний зной и в зимнюю стужу. Не давал я себе покоя, не полагался ни на посадников, ни на биричей — сам все делал, что надо; сам смотрел за порядком в доме, охотничье дело сам правил, о конюшнях, о соколах и ястребах сам заботился. Простого человека, убогой вдовицы не давал в обиду сильным; за церковным порядком и службой сам присматривал. Не осудите меня, дети мои или иной, кто прочтет эти слова. Не себя я хвалю, а хвалю Бога и прославляю милость Его за то, что Он меня, грешного и худого, сохранял от смерти столько лет и сотворил меня неленивым и способным на все человеческие дела.

Прочитав эту грамотку, постарайтесь творить всякие добрые дела. Смерти, дети мои, не бойтесь ни от войны, ни от зверя, но творите свое дело, как даст вам Бог. Не будет вам, как и мне, вреда ни от войны, ни от зверя, ни от воды, ни от коня, коли не будет на то воли Божией. А если от Бога смерть, то ни отец, ни мать, ни братья не могут спасти. Божья охрана лучше человеческой…

Из поучения этого ясно видно, как глубоко понимал Владимир Мономах учение Христово, как заботился он о правом суде и защите слабых.

Ф. Солнцев Шапка Мономаха

Он, по словам летописца, не величался, по заповеди Божией творил добро врагам своим, был очень милостив к нищим и убогим, не щадил имения своего — все раздавал нуждающимся. Понятно, отчего его так любил и простой народ, и духовенство; да и дружина не могла не любить его — вождя, не знавшего страха в бою, отважного охотника, князя милостивого и щедрого, хоть и не дававшего своим приближенным большой воли, не позволявшего им обижать народ. Благочестием он отличался таким, что, стоя в церкви и слушая церковное пение, не мог удерживаться от слез. Только к половцам, заклятым врагам Русской земли, он был очень суров, а иногда и беспощаден.

Умер Мономах на 73-м году от роду.

Тело его было привезено в Киев. Сыновья и бояре понесли его к Святой Софии, тут его и погребли рядом с отцом его. Народ плакал по нему, как дети плачут по отцу или матери.

Потрудился он для Русской земли. Слава о его доблести, говорит летописец, сияла как солнце и прошла по всем странам. «Был он братолюбец и нищелюбец, и добрый страдалец за землю Русскую».

При жизни Владимира было построено немало новых красивых церквей. Они украшались иконами греческого письма. Книжное искусство тоже все больше и больше распространялось. Киев в начале двенадцатого века украсился богатыми постройками. Еще при Святополке Изяславовиче был построен в Киеве Михайловский Златоверхий монастырь; стены его до сих пор сохранились. Близ Киева построен Выдубицкий монастырь на том месте, где был загородный двор Всеволода. Незадолго до смерти Владимир соорудил прекрасную церковь на реке Альте, на том месте, где убит был Борис.

Владимир Мономах был в близких сношениях со многими европейскими государями. С некоторыми из них и породнился. Сам он был сын греческой царевны, дочери византийского императора Константина Мономаха. Первой супругой его была Гида, дочь английского короля Гарольда. Старший сын Владимира — Мстислав — был женат на Христине, дочери шведского короля. Одна дочь Владимира была замужем за угорским (венгерским) королем, другая за греческим царевичем.

Ф. Солнцев Держава Мономаха

Дорогую по себе память оставил Владимир Мономах в народе. Цари московские впоследствии за честь для себя считали называться его потомками. В Московской Оружейной палате хранятся так называемая Мономахова золотая шапка и еще некоторые принадлежности торжественного царского убора (скипетр, держава и бармы). По преданию, они были присланы греческим императором в дар Владимиру Мономаху. Впоследствии московские цари в день торжественного венчания на царство стали надевать на себя эту шапку и бармы.

Великий князь Мстислав Владимирович Царский титулярник

Недолго продержались на Руси мир и тишина после смерти Владимира. Старший сын его Мстислав княжил всего семь лет. Он походил и умом, и нравом на своего отца. Жестоко наказал половцев, которые обрадовались смерти Мономаха и напали на Русскую землю. В руках держал Мстислав и удельных князей. Большей частью это были или братья его, или племянники. Владимир Мономах сумел мало-помалу забрать в свои руки чуть не всю Русскую землю и раздать ее в уделы своим сыновьям и внукам, а Мстислав овладел Полоцким княжеством и отдал его своему сыну Изяславу. Таким образом, в руки детей и внуков Мономаха попали почти все уделы (Киевский, Новгородский, Смоленский, Суздальский, Переяславский, Волынский и Полоцкий). Только два удела не принадлежали роду Мономаха — это Черниговский и Червенский (нынешняя Галиция).

Умер Мстислав (1132 год), и настают смуты, неурядицы и усобицы в потомстве Мономаха. Этим пользуются Ольговичи (Всеволод и Игорь) и захватывают на время Киевский удел. Затем загорается долгая и упорная борьба за Киев у Изяслава Мстиславича и Юрия Владимировича Долгорукого, суздальского князя. Киев несколько раз переходил из рук в руки. Киевляне совсем потеряли голову: то Изяславу клянутся в верности и готовности умереть за него, то принуждены признать князем своим Юрия. Когда не стало обоих соперников, то усобица идет между их сыновьями: Андрей Суздальский ведет борьбу с племянником своим Мстиславом Изяславичем. Плохо пришлось Киеву. Большую рать собрал Андрей. Одиннадцать князей было тут с их дружинами и ратью. Вел всю эту рать на Киев сын Андрея — Мстислав. Осадили Киев на второй неделе Великого поста. Три дня бился Мстислав Изяславич, три приступа отбиты. 12 марта 1169 года Киев был взят. Никогда еще до тех пор Киев, мать русских городов, как назвал его Олег, не подвергался такому поруганию. Грабили, жгли его два дня. Пощады не было ни женщинам, ни старикам, ни детям. В церкви врывались, срывали ризы с икон, колокола снимали. Мстили суздальцы киевлянам за старую обиду: за то, что после смерти Юрия киевляне перебили суздальцев, пришедших с ним.

Все больше и больше пустеет Южная Русь. Тяжело здесь жилось мирному, промышленному люду. Не пойдет и работа на ум, когда не знаешь, будешь ли цел завтра: того и гляди, что степная погань нагрянет и к себе, в свои степи, погонит целые толпы в горькую неволю да в работу тяжкую. А не то так и русский князь какой-нибудь, враждуя с другим, наедет с дружиной своей и воями, нивы потопчет, запасы заберет, а воины его, набранные из всяких встречных людей, охочих до боевой жизни, а еще больше до грабежа, вконец разорят: и лошадь возьмут, и скотину со двора сведут, да и других пожитков не минуют. Тут для поселянина совсем плохое житье. Много появилось в это время на Руси бедняков. У иного и силы довольно, и сноровка, и уменье есть, да ведь без сохи да без лошади земли не вспашешь. Остается одно — идти в работники, в наймиты к тому, у кого и соха есть, и лошадь лишняя найдется. Чтоб с голоду не умереть, шли бедняки в наемники к богатым. Таких наемников называли обыкновенно «закупами». Иногда они даже сами добровольно за деньги как бы продавали себя в неволю, шли в «кабалу» к богатому хозяину на несколько лет или на всю жизнь; тогда они назывались холопами и должны были, как рабы, быть в полной воле своего хозяина. Такие холопы жили на земле своего господина, работали на него, получали за это известную долю сбора с полей. Дети их обыкновенно тоже становились холопами. Прежде были рабы большей частью из пленных иноземцев, а с XI века на Руси стало от бедности все больше и больше своих людей обращаться в холопство. Кроме беспрестанных усобиц и нападений половцев, пустела Русская земля и от других бед: неурожаев, голода, повальных болезней.

Народ с благодатного и хлебородного юга все больше и больше переходил на север. Земля здесь была хуже, бывали зачастую неурожаи, да жить здесь было покойнее: усобицы тут бывали реже да и половцы сюда не заходили.

Запустели южнорусские области: Переяславская, Киевская и Черниговская. «Пуста земля моя, — говорит один переяславский князь, — от половецких нашествий»; а другой князь жалуется, что у него в Черниговской области города обезлюдели, что живут в них только псари его да половцы (пленные).

Плохо живется мирному люду во время постоянных войн да смут бесконечных; но в такое время много является и воинственных людей, которые так к войне привыкают, что она для них, словно охота, становится любимым делом, потехой молодецкой. Немало было на Руси таких князей-удальцов, которые только и ждали удобной поры, чтобы развернуться и показать свою удаль молодецкую. Дружинники, что постоянно ходили с князем на войну, тоже были охотники до нее: силу да удаль здесь могли они показать да и добычу захватить можно было хорошую. Нетрудно было собрать удалому князю себе дружину и шайку воинов. Стоило только клич кликнуть, дружинники других князей могли, как люди свободные, явиться и предложить свои услуги; а в войско тоже охотно шло немало людей. В XII веке по южным окраинам Русской земли осталось население, которое привыкло к войне: оно терпело от набегов половцев, да и само, улучив время, готово было мстить врагу тем же.

Вокняжение Мстислава Владимировича в Киеве; отъезд Ярополка Владимировича на княжение в Переяславль Миниатюра из Радзивилловской летописи

Разворот из издания «Слово о полку Игореве»

Много было удали, силы и молодечества на Руси, да все это тратилось попусту, и князья не могли совладать со своим исконным врагом — половцами. Беда в том, что не было единодушия у русских князей, ссорились они между собой, воевали и даже иной раз сами путь показывали половцам в Русскую землю. Лучше всего можно видеть, сколько было удали у князей и как попусту тратилась она иной раз, из древнего сказания о походе 1185 года северского князя Игоря Святославовича и брата его Всеволода «Слово о полку Игореве». Вот это сказание.

И. Глазунов Князь Игорь

И. Глазунов Отправление войск

Сказание о походе Игоря

Не начать ли нам, братья, печальное сказание о походе Игоря. Станем сказывать повесть свою по былинам нашего времени, а не по вымыслам Бояна (древнего певца). Боян вещий когда хотел кому песнь воспеть, то носился мыслью по лесам, серым волком рыскал по полю, сизым орлом парил под небесами… В старые времена князья на охоте пускали своих соколов на стаю лебедей. Чей сокол прежде настигал лебедь, в честь тому князю первому и песнь пелась. Боян же не десять соколов пускал на стадо лебедей, а клал свои вещие персты на живые струны, и они сами князьям славу рокотали.

Начнем же повесть свою об Игоре. Наполнилось сердце его ратным духом и доблестью. Захотелось ему повести свои храбрые полки на землю половецкую за землю Русскую.

Недоброе знамение было ему: солнце затмилось; тьма покрыла воинов его. Неймется князю: доблесть полонила сердце его. «Братья и дружина, — говорит он, — лучше изрублену быть, чем в плен попасть; сядем, братцы, на своих борзых коней, поглядим на синий Дон. Хочу копье свое испытать в поле половецком с вами, русичи, хочу голову свою там сложить или напиться шлемом из Дона».

Кони ржут за рекою Сулою. Гремит слава в Киеве. Трубы трубят в Новгороде (Северском). Стоят знамена в Путивле. Игорь ждет милого брата Всеволода. И сказал ему буй-тур Всеволод: «Один брат, один свет ты, светлый Игорь! Оба мы дети Святослава. Седлай, брат, своих быстрых коней, а мои кони уже готовы, оседланы, стоят у Курска, впереди. А мои куряне — лихие наездники, под трубами они пеленаны, под шлемами взлелеяны, концом копья вскормлены, дороги им ведомы, овраги им знакомы, луки у них натянуты, колчаны открыты, сабли навострены, скачут на конях, словно волки в поле, ищут себе чести, а князю славы».

Тогда вступил Игорь в свое златое стремя и поехал по чистому полю. То пред ним солнце затмилось, а теперь, как наступила ночь, буря застонала, грозою птиц разбудила в лесах. Звери воют в степях, зловещая птица (див) кричит с верху дерева.

Нетореными дорогами несутся половцы к великому Дону. Ведет Игорь к Дону своих воинов. Птицы уже чуют добычу; волки по оврагам завывают; орлы своим клектом скликают зверей на трупы.

Утром в пятницу русские смяли поганые полки половецкие и помчали в плен красных девиц половецких, а с ними золото, ткани, дорогие парчи. Кожухами и епанчами стали дороги мостить по болотам да по топким местам. Красное знамя, белая хоругвь, серебряное древко достались храброму Игорю.

Отдыхает в поле храброе гнездо (русских воинов). Не родилось оно на обиду ни соколу, ни кречету, ни тебе, черный ворон, поганый половчин. Гзак (половецкий хан) бежит серым волком, Кончак след ему прокладывает к широкому Дону.

Кровавой зарею начинается день. Черные тучи с моря идут. Закроют они князей русских. Трепещут в тучах синие молнии. Быть грому великому; идти дождю стрелами с Дону широкого; копьям тут изломаться; саблям зазубриться о шлемы половецкие на реке на Каяле, у Дону широкого.

О Русь, далеко зашла ты. Вот ветры, Стрибоговы внуки, веют стрелами с моря на храбрые полки Игоря! Земля дрожит, реки мутно текут, пыль по полям стелется, знамена шумят. Идут половцы от Дона, идут от моря, со всех сторон окружили они русское войско. Криками своими наполнили они поля. Заградили себя храбрые русичи багряными щитами. Яр-тур Всеволод! Ты стоишь впереди, прыщешь стрелами, гремишь мечами булатными по шлемам. Где проскачет буй-тур, своим золотым шлемом посвечивая, там лежат поганые головы половецкие; раздроблены шлемы аварские твоими саблями закаленными, яр-тур Всеволод!

А. Борисов Постоим

М. Самсонов Дружина Игоря в походе

Какой раны побоится тот, братцы, кто позабыл о почести, о жизни, о золотом отцовском престоле, кто отказался от ласок жены своей, прекрасной Глебовны?

Были тяжелые времена, были походы Олега Святославовича. Олег тот мечом крамолу ковал, стрелы по родной земле сеял. Много горя причинил он и Всеволоду, и Владимиру. Тогда при этом Олеге Гориславовиче сеялись и всходили усобицы, гибла жизнь человеческая, в княжьих крамолах век людской сократился. Редко тогда на полях в Русской земле раздавались голоса пахарей; но часто вороны каркали, деля между собою трупы убитых. То бывало во время тех битв, тех походов, а о такой битве, как эта, и не слыхано. С утра до вечера, с вечера до света летят стрелы каленые, гремят сабли о шлемы, трещат копья стальные в неведомом поле, среди земли половецкой. Земля была копытами вспахана, костьми засеяна, кровью полита; горем взошел посев этот по Русской земле!

Строит Игорь снова свои полки. Жаль ему милого брата Всеволода.

Бились день, бились другой, на третий день к полудню пали знамена Игоря. Тут братья разлучились на берегу быстрой Каялы, тут кровавого вина недостало, тут пир покончили храбрые русичи, сватов попоили, а сами полегли за Русскую землю.

В. Васнецов После побоища Игоря Святославича с половцами

Никнет трава от жалости, и дерево, словно в печали, опустило ветви свои к земле. Тяжелая невзгода в пустыни силу похоронила.

Не стало у князей единомыслия на поганых. Говаривал брат брату: «Это мое, и то мое же», и стали князья малое считать за великое и сами на себя крамолу ковать, а поганые (половцы) тем временем со всех сторон с победами приходили на землю Русскую… О далеко залетел сокол (Игорь), избивая птиц, к морю… Игоревой храброй дружины уже не воскресить! А по Русской земле поскакали половцы. Стали плакать жены русские, причитаючи: «Уже нам своих милых мужей ни мыслию примыслить, ни думою придумать, ни глазом увидеть, а золотом и серебром совсем уж не тешиться». Застонал, братья, Киев от скорби, а Чернигов от напастей. Тоска разлилась, печаль великая потекла по Русской земле. А князья сами друг на друга крамолу ковали; а поганые на Русскую землю нападали и дань брали по белке со двора. Храбрые Игорь и Всеволод пробудили снова ту вражду, которую усыпил было отец их, грозный Святослав. Он, как гроза, привел в трепет землю половецкую своими сильными полками, своими булатными мечами… Тут (иноземные торговцы в Киеве) немцы и венециане, греки и моравцы воздают славу Святославу, корят Игоря, что он силу потопил на дне Каялы, реки половецкой, много золота русского рассыпал…

И. Глазунов Стены Путивля

Видит Святослав недобрый сон. «В прошлую ночь, — рассказывает он боярам, — снилось мне, что в Киеве на горах с вечера покрывали меня черным покрывалом на тесовой кровати, черпали мне синее вино, с зельем смешанное, сыпали мне крупный жемчуг на постель… Всю ночь каркали вороны». И отвечали бояре князю: «Тоска, князь, полонила ум твой: два сокола слетели с отцовского золотого трона, чтобы опять добиться Тмутаракани или напиться шлемом из Дона. Уже подсекли сабли поганых крылья у обоих соколов, а самих оковали железными путами. На реке Каяле тьма покрыла свет. По Русской земле разошлись половцы, словно хищные барсы. Князья наши потопили свое счастье и дерзость придали хану».

Тогда Святослав изронил из души золотое слово, слезами облитое: «Дети мои, Игорь и Всеволод! Рано вы начали половецкую землю сокрушать мечами, а себе славы искать: бесславно вы победили, бесславно кровь поганую пролили. Ваши мужественные сердца крепким булатом скованы, буйной удалью закалены! — и вот что причинили вы моей седине!» (Далее сочинитель «Слова», выражая свою печаль, называет сильных князей, современных ему, Всеволода, Ярослава Галицкого и других, которые могли бы сокрушить половцев, если бы хотели. Затем вспоминает старые усобицы.)

А. Котухин Плач Ярославны Палехская миниатюра

Слышен голос Ярославны (супруги Игоря), словно кукушка невидимая, рано она плачет и причитает: «Полечу, — говорит она, — по Дону кукушкою, омочу бобровый рукав свой в Каяле-реке, оботру князю кровавые его раны на могучем теле его». Плачет Ярославна в Путивле на городской стене. «О ветер, ветрило! — говорит она. — Зачем, господин, несешь ты несчастье? Зачем несешь ты ханские стрелы на воинов мужа моего? Мало тебе разве веять на высоте под облаками? Лелеешь корабли ты на море, зачем же ты мое счастье развеял по ковылю? О Днепр Словутич! (славный) ты пробил каменные горы сквозь землю половецкую, ты лелеял на себе суда Святослава, взлелей, господин, моего мужа ко мне, чтобы я не слала ему слез моих. Светлое, пресветлое солнце! Всем тепло и красно ты, зачем же жгло ты своими лучами воев мужа моего? в поле безводном засухою у них луки согнуло, натуго у них колчаны сомкнуло?»

Б. Ольшанский Слово о полку Игореве

Неизвестный художник Бегство князя Игоря

(Игорю удается бежать из половецкого плена.)

Игорю-князю Бог путь дает из земли половецкой в землю Русскую к отцовскому золотому престолу. Погасла вечерняя заря. Игорь спит… Игорь пробудился… Мысленно он поле измеряет от Дона Великого до Малого Донца. Готов конь в полуночи, Овлур (сообщник Игоря) свистнул за рекою. Князя Игоря нет! Крикнул он, дрогнула земля, зашумела трава, поднялся стан половецкий. Пустился Игорь, словно горностай в тростнике, несется на борзом коне своем, словно волк в степи. Не догнать Гзаку и Кончаку своего пленного. «Тяжело тебе, голове, без плеч, — говорил в старину Боян, — худо тебе, телу, без головы, так тяжело земле Русской без Игоря. Что солнце сияет на небе, так Игорь в Русской земле». Игорь едет по Боричеву к Святой Богородице Пирогощей (церковь в Киеве). Страны рады, города веселы, воспевая песнь старым князьям, а потом молодым. Воспоем и мы: слава Игорю Святославичу, буй-туру Всеволоду, Владимиру Игоревичу! Да здравствуют князья и дружина, поборающая за христиан на полки поганые!

Киево-Печерская обитель

Монашество. — Святой Антоний. — Святой Феодосий. — Его игуменство в Киево-Печерском монастыре. — Значение древних монастырей в русской жизни. — Борьба с язычеством. — Просвещение.

В конце десятого века, когда к предкам нашим зашло христианство из Византии, там было уже много монастырей. Монашество впервые явилось на Востоке в третьем веке по Рождеству Христову. Учение Христа и набожность так увлекали некоторых людей, что они отказывались от всяких мирских утех и житейских забот, уходили в пустынь и здесь проводили одинокую жизнь в тяжелых лишениях, посте и молитве. С Востока монашество перешло и в Грецию. В Константинополе и в других больших и богатых городах Греции нравственный упадок в IV–V веках доходил до крайней степени. Богачи утопали в роскоши, в излишествах всякого рода, в пороках, а чернь от нищеты грубела, тупела и становилась склонна к зверству, к насилию. Тщеславие, зависть, жадность, лесть, обман, воровство и насилие встречались на каждом шагу. Напрасно лучшие проповедники в своих речах громили общество, обличали пороки его, напоминали о христианских обязанностях. Ничто не помогало! Тяжело, душно было жить всякому истинно нравственному человеку в таком обществе. Люди, полные благочестия и христианского чувства, не выносили подобной жизни. Отказывались они от семейной жизни, от родных и близких людей, отказывались от всяких благ земных, раздавали свое имение нищим, удалялись в пустыни и проводили жизнь в благочестивом размышлении, покаянии и молитве. Богачи жили в раззолоченных палатах, одевались в златотканые одежды, украшенные драгоценными камнями, и питались самой утонченной и дорогой пищей, а отшельники находили себе приют в мрачных пещерах, в дуплах старых дерев, одевали грубую, жесткую власяницу, питались сухим хлебом и то не всякий день. Эти отшельники, или аскеты (подвижники), как их называли в Греции, даже нарочно старались изнурять свое тело голодом, жаждой; зимой они подвергали себя холоду, а летом жгучему зною. Тело, по понятиям этих подвижников, было только обузой, бременем для души, помехой для душевного спасения. На земную жизнь смотрели эти отшельники как на временное испытание для души. Жизнь праведника, по их понятиям, должна была состоять в неустанной борьбе с телесными потребностями, при помощи которых лукавый искушал людей и старался ввести в грех. Отшельник, изможденный голодом, жаждой и бессонницей, но сильный духом, могущий проводить и дни и ночи в непрестанной молитве, покаянии и слезах, стал образцом истинного христианина, подвижника. Понятно, что среди изнеженного, малодушного и своекорыстного люда такие могучие духом подвижники возбуждали всеобщее удивление и вызывали свежих людей на подражание. Поблизости некоторых из таких отшельников селились их подражатели — другие подвижники. Каждый жил особняком. Таким образом, возникали уединенные жилища (монастыри). Обитатели этих монастырей — монахи (слово «монах» значит одиноко живущий, инок) считались как бы братьями, подчинялись старейшему (игумену, настоятелю) и чтили его как отца.

М. Нестеров В скиту

Т. Юшманова Тишина

М. Нестеров Старец — раб Божий

У нас явились монастыри вскоре после принятия христианства. При Ярославе на Руси их было уже несколько. Но ни один монастырь не имеет такого важного значения, как Киево-Печерская лавра.

Основателями этого монастыря были два подвижника — святые Антоний и Феодосий. Антоний родился в местечке Любече, неподалеку от Чернигова. С юных лет он уже отличался благочестием и набожностью. Он странствовал по Греции и достиг святой горы (Афонской), где было несколько монастырей. Благочестивая жизнь в этих обителях так пришлась ему по душе, что он пожелал сделаться монахом и поселиться в одной из обителей. Игумен (настоятель) постриг его в монахи и разъяснил ему все монашеские обязанности. Поселился Антоний отшельником в уединенной пещере и начал свою подвижническую жизнь. Его благочестие и строгая отшельническая жизнь обратили на него общее внимание братии. Тогда игумен, постригший его, сказал ему: «Иди снова в Русскую землю, да будет с тобою благословение Святой горы. От тебя произойдет множество черноризцев».

Пришел Антоний в Киев, долго искал себе места, обходил все монастыри, но нигде не захотелось ему остаться. Тогда начал он ходить по горам и лесам близ Киева и наконец нашел себе место — небольшую пещеру в лесу, у берега Днепра, и поселился здесь. Пещеру эту выкопал Илларион, священник из села Берестово, сделавшийся потом митрополитом. Илларион любил уединяться для молитвы в лесу и на случай непогоды ископал себе в крутом обрыве прибрежного холма небольшую пещерку. Антоний прорыл эту пещеру поглубже и поселился здесь. Он пребывал постоянно в молитве, трудах, не давал себе покоя ни днем ни ночью. Сухой хлеб, и то через день, был его пищей; простая вода — единственным напитком.

М. Нестеров Лисичка

Скоро проведали люди о подвижнической жизни Антония. Стали приходить к нему набожные люди за благословением, приносили ему все нужное для жизни. Нашлись и такие, что стали просить у него позволения поселиться близ него и вести жизнь по его примеру. Первый поселился подле Антония — Никон, а в 1032 году пришел Феодосий.

Родился Феодосий неподалеку от Киева, в городке Васильеве. Родителям его пришлось вскоре переселиться отсюда в Курск. Здесь провел Феодосий свое отрочество. С детских лет он обнаруживал набожность и благочестие. Церковь Божья была первым его училищем. Любил он слушать в церкви чтение божественных книг, детских игр чуждался, не любил богатой цветной одежды. Напрасно принуждали его родители надевать богатые наряды и играть с детьми. Скоро он научился грамоте у одного из городских учителей. Тринадцати лет он лишился отца. Мать Феодосия, женщина крутого нрава, очень упрямая, не могла выносить его склонностей: она любила своего сына страстно. Поступки же его казались ей и странными, и унизительными для ее рода. Невыносимо было для нее видеть, как сын ее в плохой одежде, ничем не отличаясь от рабов, шел с ними на работу. Мать запрещала ему это, умоляла его одеться в богатое платье, идти играть со сверстниками, приходила в ярость, когда он не повиновался ей в этом, била его. Ничто не помогало. Смиренно выносил Феодосий побои матери, но продолжал поступать по-прежнему. Наслушавшись рассказов о святых местах, где жил, учил и страдал Спаситель, Феодосий захотел во что бы то ни стало побывать там. Узнав от странников, проходивших через Курск, что они идут в Иерусалим, он стал умолять их, чтобы они взяли его с собою.

Основание Антонием Печерским кельи в пещере холмистого берега Днепра, где до него жил Илларион Миниатюра Радзивилловской летописи

Они обещали. Когда его известили странники, что они собираются в путь, Феодосий встал ночью, потихоньку вышел из дому, не взяв с собою ничего, кроме той плохой одежды, в какой обыкновенно ходил, и пошел вслед за странниками. Когда мать узнала, что сын ее ушел с богомольцами, бросилась она в погоню за ним. Наконец догнала. Гнев ее не знал границ. В ярости схватила она его за волосы, бросила наземь, била его ногами. Связанного, словно злодея, привела она сына домой. Гнев ее был так велик, что она и дома била его до изнеможения; наконец велела заковать его и держала его несколько времени в оковах. Наконец жалко ей стало сына, начала она его увещевать, умолять, чтобы он не уходил от нее. Любила она его больше всех детей своих и не могла жить без него. Феодосий обещал не покидать ее. Она предоставила ему полную свободу поступать, как он хочет.

По-прежнему стал Феодосий ежедневно ходить в церковь и, заметив, что был недостаток в просфорах, стал печь их и продавать. Излишек вырученных денег раздавал он нищим, а на остальные снова покупал жито, сам молол его и пек просфоры. Все сверстники Феодосия насмехались над ним, укоряли его, ругали его; он же сносил молча все поругания, тайно радуясь в сердце своем. Не вынесло материнское сердце насмешек над сыном; стала снова мать умолять сына, с любовью увещевать его. «Молю тебя, дитя мое, — говорила она, — оставь это дело, не позорь своего рода: нестерпимо для меня слышать ото всех укоры тебе. Неприлично тебе такое дело делать!» — «О мать моя, — отвечал Феодосий, — послушай меня. Господь наш Иисус Христос сам подал нам пример смирения: был Он и поруган, и оплеван, и заушаем, — все перенес Он спасения нашего ради. Нам же грешным тем более следует терпеть. А что до моего дела, то послушай: если сам Господь назвал хлеб своею плотию, то как же мне не радоваться, что Он сподобил меня приготовлять Его плоть». Подивилась мать разуму сына своего и оставила его в покое — но ненадолго. Через некоторое время, увидев на нем обжоги, стала снова она укорять его, грозить, умолять, чтобы он оставил неподходящее его званию дело. Смутился юноша и недоумевал, как ему быть. Решил он уйти от матери. Ночью тайно ушел он из дому в соседний город; там его принял к себе в дом один священник, и стал Феодосий по-прежнему печь просфоры для церкви. Долго мать в горести разыскивала его. Наконец узнала, где он, разыскала его, и снова Феодосий подвергся побоям и истязаниям. Понравился Феодосий властителю города (наместнику княжьему), взял он его к себе в дом, одевал в богатое платье; но Феодосий дарил нищим это платье, а сам по-прежнему ходил в старом и плохом. Мало того, он велел кузнецу сковать тяжелые вериги (цепи), опоясался ими и носил их под платьем. Железо перетирало ему тело до крови, но он не показывал и виду, что ему больно. Случайно мать увидела кровь на одежде его, узнала, что он истязает себя, снова пришла она в ярость, сорвала с него вериги и прибила его.

М. Нестеров Молчание

Однажды Феодосий при чтении Евангелия услышал слова: «…аще кто не оставит отца и матери и вслед Мене не идет, несть Мене достоин» и далее: «Приидите ко Мне вси труждающиеся и обремененные, и Аз вы упокою». На этот раз слова эти особенно сильно подействовали на Феодосия. Он решил уйти из дома во что бы то ни стало. Слышал он, что в Киеве есть монастыри: там думал он найти приют. Дороги в Киев он не знал. По счастью для него, шел в это время купеческий обоз в Киев. Феодосий пошел следом за ним, не упуская его из виду. Таким образом добрался Феодосий до Киева. Здесь обходил он все монастыри и просился, чтобы его приняли в монахи, но в некоторых монастырях не пожелали принять юношу, одетого в бедную, изорванную одежду. Услыхал он об Антонии и пришел к нему. Увидев его, Феодосий поклонился ему до земли и со слезами стал умолять, чтобы он принял его к себе.

— Чадо, — сказал Антоний, — видишь ли эту пещеру? Место это печальное и тесное: ты же еще юн, и, думаю, не снесешь ты печали в этом месте.

— Честный отец, — отвечал Феодосий, — ты знаешь, что Бог привел меня к тебе. Все, что только ты велишь, буду я творить.

Тогда Антоний благословил Феодосия и велел Никону постричь его и возложить на него черные монашеские ризы.

С. Афонина Преподобные Антоний и Феодосий Печерские

Начались иноческие подвиги Феодосия. Но ему предстояло новое тяжелое испытание. Узнав о бегстве Феодосия, его мать была в отчаянии. Напрасно она разыскивала его сама по всем окрестным местам. Тщетно искали его всюду посланные ею люди. Щедрую награду обещала она тому, кто его приведет, — все напрасно. Четыре года прошло. О Феодосии ни слуху ни духу. Но вот случайно, от путников, пришедших из Киева, она узнает, что Феодосия видели там. Немедленно спешит она в Киев, обходит все монастыри. Наконец сказали ей, что Феодосий в пещере у преподобного Антония. Она приходит к пустыннику и узнает, что сын ее жив и находится здесь. Захотела мать повидать своего сына, но Феодосий, отдавший себя Богу, решается отказать матери в свидании. Никакие мольбы не могут изменить его решения. Даже увещания самого Антония не действуют на Феодосия. Тогда его мать от мольбы переходит к угрозам. «Покажи мне сына моего, — говорит она в отчаянии Антонию, — если ты мне его не покажешь, то я погублю себя у твоей пещеры!» Антоний в тяжелой скорби входит в пещеру и умоляет Феодосия выйти к матери, Феодосий наконец повинуется и выходит. Увидела мать своего сына, бледного, исхудалого, изможденного, бросилась к нему на шею, горько рыдала, обливала его своими слезами. Успокоившись немного, стала она умолять его: «Возвратись в дом свой, детище мое! Все, что тебе надо для спасения души, — все ты будешь творить по своей воле, только не отлучайся от меня. Умру я, погребешь ты меня, тогда возвращайся в пещеру эту. Не могу я жить и не видеть тебя!» Но напрасны были мольбы матери. Феодосий, верный данному монашескому обету, был непреклонен. Он предложил матери, если она хочет видаться с ним, постричься в одном из киевских ближних женских монастырей. После долгой борьбы материнское чувство взяло верх над всеми мирскими утехами; мать Феодосия, не будучи в силах расстаться навсегда с сыном, постриглась в женском монастыре Святого Николая. (Все подробности эти о детстве и юности Феодосия Нестор узнал от келаря Феодора, а Феодор слышал от самой матери Феодосия.)

Молва о днепровской пещере и трех подвижниках ее: Антонии, Никоне и Феодосии — далеко разносилась по Русской земле. Со всех концов ее стала стекаться братия и из всех сословий. Сын знатного вельможи, Иван, приехал раз к старцу, беседовал с Антонием, выразил желание постричься в монахи. На другой день приехал он к пещере в светлой одежде, на богатом коне, в сопровождении своих слуг. Отшельники вышли из пещеры и поклонились ему, как следует вельможе. Он же в ответ поклонился им до земли и, сняв с себя боярскую одежду, положил ее пред старцем, поставил пред ним коней в богатых уборах и сказал: «Все это, отче, прелесть мира сего; как хочешь, так и поступи с нею. Я же, презрев все это, хочу быть монахом и жить с вами в пещерах и не возвращусь больше в дом свой». Антоний напоминал ему о силе обета, о власти отца, о гневе князя. Юноша не поколебался. Никон постриг его и нарек Варлаамом. Вслед за ним княжий слуга, любимец князя, также постригся в монахи под именем Ефрема. Узнав об этом, Изяслав сильно разгневался, велел, чтоб к нему привели одного из отшельников. Явился пред ним Никон. «Ты ли, — спросил его с гневом Изяслав, — постриг боярина моего и слугу в монахи без повеления моего?» — «Божиею благодатию, — отвечал Никон, — я постриг их повелением Царя небесного Иисуса Христа, призвавшего их на подвиг». — «Иди, — сказал князь, — и увещай их, чтобы они возвратились к себе домой; иначе я пошлю тебя и всех живущих с тобою в заточение и пещеру вашу раскопаю». — «Владыко, как тебе угодно, так и твори, а я не могу отнимать воинов у Царя небесного». Жена Изяслава смягчила гнев своего мужа.

М. Нестеров Под Благовест

Много усилий употребил отец Варлаама, чтобы вернуть сына из пещеры. Отец силой увел его из пещеры. Варлаам молча сидел в углу, не тронул пищи, принесенной ему, не обращал внимания на ласки жены. Три дня просидел он молча, не вкушая пищи, и только мысленно молил Бога, чтобы Он подкрепил его. Наконец родители поняли, что ничего с ним не поделать, со слезами отпустили его. Оплакивала его жена, плакали слуги, любившие его. Варлаам остался тверд в своем решении.

Варлаам был игуменом после того, как Никон ушел из Киева в Тмутаракань. Варлаам вскоре по желанию князя стал игуменом в монастыре Святого Димитрия в Киеве, а вместо Варлаама по благословению Антония братия избрала игуменом Феодосия.

Первыми подвигами Феодосия в игуменстве были постройка большой церкви и введение монастырского устава. Недалеко от пещеры нашел Феодосий удобное место для церкви, построил там церковь во имя Пресвятой Богородицы, выстроил около нее кельи. Феодосий ввел в своем монастыре устав Студийского константинопольского монастыря. Правила этого устава очень просты. Общая молитва всей братии в церкви считается выше одиночной келейной. У иноков должна быть общая трапеза. Пищу вкушать за братской трапезой должны были безмолвно, внимая чтению. Без благословения игумена никто не смел ни есть, ни пить, ни держать хлеба или воды в келии, ни съесть ягоды в поле. Имущество у иноков должно быть общим, даже и одежда. Никто не мог ничего назвать своим. Даже в разговоре запрещалось употреблять слова: «мое», «собственное», «твое». Инок не должен был принимать милостыни ни от кого. Взять что-либо у кого-нибудь позволялось не иначе как с благословения игумена. Инокам не позволялось ходить по кельям друг к другу. Без разрешения игумена никто не смел выходить за монастырские ворота. Разные ремесла и искусства составляли занятие иноков в досужее от молитвы время.

Более всего Феодосий требовал от иноков полнейшего повиновения воле игумена. Всякое уклонение от приказания игумена считалось тяжким грехом. Братия привыкла так повиноваться воле своего настоятеля, что раз вратарь не впустил в монастырь великого князя Изяслава, так как он приехал в такое время, когда Феодосий запретил впускать посторонних в монастырскую ограду.

Жизнь иноков проходила в долгих церковных службах и тяжелых трудах.

Пища была скудная. Монастырь был еще беден, и бывали случаи, что братия с вечера не знала, чем будет питаться завтра, но все иноки и игумен твердо верили, что Бог, питающий небесных птиц, пропитает и их. С течением времени, когда от разных пожертвований и вкладов обитель несколько обогатилась, Феодосий стал отделять десятую долю всех доходов монастыря на бедных, даже устроил особый двор, где жили на счет монастыря нищие, калеки и больные. Каждую субботу посылал Феодосий воз с хлебами по темницам. В келье у себя держал он расслабленного старца и ходил за ним.

Феодосий требовал, чтобы все иноки строго исполняли свои обязанности. Он часто обходил кельи, и если находил у кого сверх общих братских вещей лишнюю одежду или другие вещи, то бросал их в огонь. Даже по ночам строгий игумен обходил кельи, слушал у дверей, что делает каждый из иноков. Если он слышал в келье молитву, то благодарил Бога за благочестие инока, если же слышал беседу двух или трех иноков в келье, то стучал в дверь. Утром же призывал виновных и обличал их. Обличал он кротко со слезами.

«Молю вас, братия, — говорил он инокам, — будем подвизаться в посте и молитве. Попечемся о спасении душ наших.

А. Сибирский Вечерняя молитва

Возвратимся от злобы и от путей греха, каковы клевета, празднословие, пьянство, объедение, неприязнь к брату. Взыщем Бога рыданием, слезами, постом, неустанной молитвою, покорностью, послушанием. Назвавшись чернецами, мы должны каждый день каяться в своих грехах. Покаяние есть путь, приводящий к Богу. Оно есть ключ к царству: без него никому нельзя войти в Царство Небесное».

Строгий к другим, Феодосий был еще строже к самому себе. Никогда не видели его праздным: он носил воду, рубил дрова, работал в пекарне. За братской трапезой ел он только сухой хлеб и вареную зелень без масла, не пил ничего, кроме воды. Одежду носил он ветхую в заплатах, а под ней колючую власяницу. Спать он обыкновенно не ложился, а после повечерия засыпал сидя. Часто проводил он ночи без сна, молясь за себя и за братию. С наступлением Великого поста он обыкновенно удалялся в особую пещеру (известную до сих пор под именем Феодосиевой, или Дальней). Возвращался в обитель накануне Лазаревой субботы.

И. Машков В пещерах Киево-Печерской лавры

Смирение Феодосия было необыкновенно. Случилось ему раз быть далеко от обители у князя Изяслава. Князь приказал одному из своих слуг отвезти Феодосия в обитель. Слуга, видя инока в нищенской одежде и не зная, кого везет, сказал Феодосию дорогой: «Ты, чернец, всегда празден, а я живу в трудах: пусти меня отдохнуть в повозке, а сам садись на лошадь». Феодосий беспрекословно обменялся местом со слугой и целую ночь то ехал верхом, то шел подле лошади, чтобы не уснуть. Когда рассвело, бояре, ехавшие к великому князю, при встрече с Феодосием сходили с коней и низко кланялись ему. Слуга, увидев это, испугался, но Феодосий успокоил его, ласково ввел в обитель и приказал угостить его.

Кроткий и смиренный, Феодосий был в то же время суров, тверд и непоколебим, когда надо было изобличить неправду. Когда Святослав завладел киевским княжением, изгнал из Киева брата своего Изяслава, Феодосий строго обличал за это Святослава. Когда приходили в обитель бояре или люди князя, Феодосий изобличал князя за его несправедливость к брату и насилие и просил бояр передать свои слова князю. Мало того, он сам написал князю большое послание, где сравнивал поступок князя с преступлением Каина. Князь, прочитав послание, пришел в ярость. Братия, опасаясь за Феодосия, умоляла его смириться и не раздражать князя. Многие бояре, приходившие в обитель, упрашивали игумена не гневить князя и говорили Феодосию, что князь грозит послать его в заточение. «Радуюсь я этому, — сказал Феодосий, — для меня это самое лучшее в жизни. Чего мне бояться?

Потери ли имущества и богатства? Лишусь ли детей или сел?

Нагими мы пришли в этот мир, нагими же подобает нам и уйти из него». Феодосий продолжал свои обличения. И принужден был великий князь смириться перед иноком, сиявшим своим благочестием. Сила смирилась перед правдой. Князь старался даже сблизиться с Феодосием.

Часто приезжал в обитель к нему, искал его беседы, кротко выслушивал укоры его, с радостью принимал наставления. К Феодосию обращались часто миряне с просьбой, чтобы он заступился за них, попросил бы за них у князей и бояр; Феодосий помогал им. Князья и бояре чтили Феодосия как праведника и охотно исполняли его просьбы.

М. Нестеров Пустынник

Князья не только приходили сами к Феодосию, но нередко приглашали к себе. Раз пришел Феодосий к Святославу во время пира: гремела музыка, раздавались песни, скоморохи плясали. Феодосий сел поодаль, грустно опустил голову и, наконец, обратившись к князю, проговорил: «Будет ли так на том свете?!» Князь понял, как оскорбляет мирское веселье смиренного инока, проводящего все время свое в покаянии, слезах и молитве, и велел тотчас же прекратить веселье. С тех пор, как только докладывали князю о приходе игумена, музыка и веселье прекращались. Князь так уважал Феодосия, что говорил ему: «Если бы отец мой встал из мертвых, я так не был бы обрадован этим, как твоим приходом!» Феодосий, несмотря на то что Святослав благоговел перед ним и много добра сделал братии, все-таки не простил князю его проступка. На ектеньях во время богослужения в монастыре всегда молились сначала за Изяслава как законного великого князя, за ним уже поминали Святослава.

Богоматерь Светская с преподобными Антонием и Феодосием Печерскими Икона

От Феодосия до нашего времени сохранилось несколько поучений: одни из них касаются монашеской жизни; другие вообще христианских обязанностей. В одной из проповедей своих — «О казнях Божиих» — Феодосий признает голод, болезни, нашествие врагов карой небесной за грехи; указывает на разные языческие суеверия народа, нерасположение его к духовным лицам. (Встречу, например, с чернецом, с черницей народ считал дурным предзнаменованием.) Нападает также Феодосий на чародейство, на гадания, на ростовщичество, на мирские забавы, на музыку и пляску. Более всего распространяется о пьянстве: видно, этот порок был и в ту пору сильно распространен. Особенно в своих поучениях предостерегает он православных от сближения с иноверцами — с латинцами: он, видимо, опасался, чтобы они не совратили русских в свою веру.

Монастырь все более и более расширялся, число братии увеличивалось. Благодаря вкладам и пожертвованиям монастырь все больше и больше богател. Задумал Феодосий воздвигнуть большую каменную церковь в честь Успения Богородицы. Великий князь Святослав подарил для новой церкви хорошее место близ старого Печерского монастыря и пожертвовал большие деньги (около ста гривен золота) на сооружение ее. Были и другие пожертвования. Закладка церкви происходила в 1073 году. Феодосий с братией ежедневно работал при постройке и помогал мастерам. Но не пришлось ему дожить до окончания ее: он сильно занемог и скоро почувствовал приближение кончины. Созвал он всю братию. Все плакали. «Чада мои, любимая братия, — говорил он, — отхожу я уже к владыке нашему Господу Иисусу Христу; изберите себе сами игумена и повинуйтесь ему как духовному отцу, бойтесь его». Затем умирающий заповедал, чтобы погребли его в той пещере, куда он обыкновенно удалялся во время Великого поста. Горько плакали все иноки. Феодосий утешал их: «Обещаюсь вам, что я только телом отхожу от вас, а духом вечно пребуду с вами».

Феодосий Печерский с житием в 14 клеймах Икона

Он скончался 3 мая 1074 года, на 65-м году от роду. За год пред тем скончался Антоний 90 лет.

М. Нестеров Вечерний звон

Долго строилась Успенская церковь. Окончена постройка была чрез 16 лет после закладки. Красота этой церкви изумляла современников. Внутренность ее блистала золотом, мозаикой. Помост устроен был из разноцветных каменьев узорами. Церковные главы были позолочены. Крест на главном куполе был выкован из чистого золота. Современники называли Печерскую церковь «славою и украшением всей земли Русской».

Дух смиренного благочестия и сурового подвижничества, внесенный в обитель Феодосием, долго пребывал в монастыре. Много было благочестивых иноков и суровых подвижников и при Феодосии, и по его смерти. Кроме иноков, живших по келиям и сходившихся по уставу в церкви за общей молитвой да в трапезной, в Печерской обители были и затворники. Таков был Исаакий. Он был раньше богатым торопецким купцом. Роздал он все свое имение нищим и пришел в пещеру, постригся в монахи и начал тяжелую подвижническую жизнь, надел власяницу, сверх нее покрылся сырой козлиной кожей, которая на нем высохла, и затворился в тесной пещере. Здесь он непрестанно молился. Воздерживался он от пищи и питья. Через день по одной просфоре подавали ему чрез окошечко, куда едва проходила рука. Воздерживался он и от сна — сидя засыпал ненадолго. Изнурил он до крайности свою плоть; тяжелые видения томили его; он испытывал страшные искушения.

Другой подвижник, Иоанн-многострадальный, старался умертвить свою плоть, убить в ней все потребности. Долго боролся он с самим собой; наконец закопал себя в землю по грудь и так провел несколько лет. Кроме затворников, в Киево-Печерской обители было много и других иноков, прославившихся высоким благочестием. Таковы, например, Дамиан-целитель, Матвей-прозорливец, старец Иеремия, помнивший крещение Русской земли при Владимире, Агапит, безмездный врач, Алимпий, первый русский иконописец, и другие.

В. Васнецов Алимпий-живописец

Много дивных рассказов о Киево-Печерском монастыре и подвижниках его разносили по Русской земле богомольцы, бывавшие в Киеве. Рассказывали о чудном воздержании, терпении печерских подвижников, смирении, непрестанной борьбе их с искушениями, чудесах. Дивились все подвигам печерских иноков — этих богатырей духовной силы.

Киев сделался священным городом в глазах православных. В самом городе красовались великолепные церкви: Десятинная и Софийская. В первой была гробница святого равноапостольного Владимира. Близ Киева, в Вышгороде, находились гробницы святых Бориса и Глеба, а в окрестностях Киева, на берегу Днепра, сияла Печерская обитель, где покоились мощи святых Антония, Феодосия и многих других подвижников, погребенных в пещерах. Мало-помалу народ привык со всех концов Русской земли стекаться в Киев для поклонения его святыням.

Г. Кондратенко Вид Киева

Чем больше росла слава Печерской обители, тем больше приходило сюда богомольцев; росли и пожертвования. Князь Ярополк Изяславович дал Печерскому монастырю три волости; дочь его пожертвовала пять сел с челядью; было немало и других щедрых и крупных пожертвований в пользу монастыря. Монастырь мог теперь в больших размерах совершать дело благотворительности (давать приют и пропитание калекам, больным и нищим), мог предпринимать богатые постройки и украшать свои церкви. По своей славе Киево-Печерский монастырь считался старейшим между всеми русскими монастырями. Более пятидесяти человек из киево-печерских иноков были епископами. Некоторые иноки становились игуменами других монастырей; всюду они старались водворить порядки, устав и дух Киево-Печерской лавры. Монастырей в то время на Руси было немало. В одном Киеве и его окрестностях было их семнадцать (мужских и женских). Монашеская жизнь мало-помалу стала считаться на Руси образцом истинно праведной жизни. Составилось убеждение, что кто хочет угодить Богу, тот должен изнурять свое тело постом, долгой молитвой, вести одинокую жизнь, постоянно сокрушаться о своей греховности, каяться и прочее. Жизнь, не похожая на монашескую, стала считаться греховною. Все благочестивые миряне старались по мере возможности подражать монахам и делали богатые вклады в монастыри, надеясь молитвами истинных угодников Божиих снискать себе душевное спасение.

В то время как в Киево-Печерском монастыре многие иноки сияли истинным благочестием и оно проникало мало-помалу в среду князей, бояр и горожан, вдали от Киева, на севере и в глухих местах, многие языческие верования сильно еще держались. Народ хотя и крестился, ходил в церковь, но многого не понимал, смешивал своих языческих богов с христианскими святыми: Перуна с пророком Ильею, Волоса со святым Власием. По-прежнему верил народ в домовых, леших, водяных и русалок. Много приходилось духовенству бороться против такого двоеверия.

Разные невежественные странники и богомольцы, сами плохо понимая то, что делалось и читалось в церквях, своими рассказами часто мешали народу понимать как следует христианское учение. С ним смешивались разные языческие поверия и суеверия. Жития святых смешивались со сказками (легенды); библейские рассказы, сказания о подвигах какого-нибудь святого сливались с песнями о богатырях (духовные стихи). Народ верил в разные приметы, прибегал к гаданиям, к помощи разных кудесников и волхвов. Особенно сильны были языческие суеверия на севере. Летопись приводит несколько случаев, где волхвы возмущали народ. В Ростове (около 1070 года) настал страшный голод. В это время появились два волхва в Ростовской области, пошли они по Волге и везде распускали нелепую молву, будто женщины причиняют голод. Множество женщин было перебито суеверным народом, пока, наконец, Яну, боярину князя Святослава Черниговского, не удалось захватить волхвов. Они были преданы разным мучениям и, наконец, повешены. Сильное волнение было и в Новгороде в 1071 году. Появился там кудесник и стал хулить христианство. Народ взволновался, хотел убить епископа Феодора. Епископ с крестом в руках явился на вече, звал к себе всех христиан. Из народа никто не пошел к нему; весь народ стал на сторону волхва. На сторону епископа стал только князь Глеб с дружиной. Князь подошел к волхву: «Знаешь ли ты, что будет завтра утром и вечером?» — спросил он волхва. «Все знаю», — отвечал тот. «Ну, а что будет нынче?» — спросил князь. «Я сотворю, — отвечал кудесник, — великие чудеса». Тогда князь выхватил спрятанный под корзном топор и одним ударом рассек волхва надвое… Народ разошелся по домам. Находчивый и решительный князь, показав при всем народе ничтожество волхва, прекратил народное восстание.

Неизвестный художник Вид Киево-Печерской лавры

Мало-помалу, конечно, народ терял доверие к волхвам и менее поддавался их обманам. Когда в 1227 году появились четыре волхва в Новгороде и попробовали своими россказнями возмутить народ, то на них восстало уже не одно духовенство, а весь народ. Само вече присудило казнить их.

В Киеве христианство было сильнее, чем на севере, суеверий меньше и возмутить народ против духовенства было труднее. В конце XI века появился и тут кудесник; он стал рассказывать, что боги ему открыли, что через пять лет Днепр потечет вверх и Русская земля станет на месте греческой, а греческая на месте Русской. Хотя нашлись и в Киеве люди, которые поверили кудеснику, но большая часть смеялась над ним и говорила: «Бес играет тобою на пагубу тебе». Кудесник в Киеве не имел успеха.

Упорную борьбу с язычеством пришлось вести в Муроме. Край этот, глухой, лесистый, был заселен финскими племенами — муромой и мордвой. Славянских поселков в этой области было мало. В этом краю не было особого князя до конца XI века, когда сын Святослава Черниговского Ярослав получил в удел Муромо-Рязанские земли. Этот князь был родоначальником рязанских князей и просветителем этого края. Прибыл он в Муром с сыновьями — Михаилом и Феодором, с духовенством и дружиной. Язычники встретили его враждебно, с оружием в руках, и даже убили княжича Михаила. Ярослав занял город и велел строить в нем церкви. Чем усерднее старался князь распространять христианство, тем более злобились язычники. Однажды они целыми толпами обступили княжий двор и хотели убить князя. Ярослав неустрашимо вышел один к толпе с иконой в руках. Твердость князя смутила мятежников. Князю удалось многих из них обратить в христианство. В назначенный день на Оке произошло такое же крещение, как в Киеве при святом Владимире.

А. Афонин Монах у кельи с голубями

Ревнителям христианства много еще было дела: приходилось не только бороться с двоеверием, но и с настоящим и упорным язычеством. Киево-Печерский монастырь сильно помогал делу просвещения Русской земли христианством. Один из бывших иноков монастыря святой Леонтий сделался епископом в Ростове. Первые два епископа ростовские, греки по происхождению, принуждены были бежать от ярости язычников. Святой Леонтий не бежал, хотя язычники бранили его, били, выгнали из города и грозили убить его. Он поселился за городом, привлекал к себе ласками детей и учил их. Он видел, как трудно обратить в христианство людей взрослых, закореневших в язычестве, и думал действовать на молодое поколение. Поднялись против него язычники за то, что он детей их отвращает от старой веры, бросились к церкви с дубинами и оружием. Все окружавшие епископа трепетали от ужаса, но Леонтий облачился в святительские ризы и с крестом в руках вышел к дикой толпе. Спокойная твердость его поразила язычников. Сильное наставление святителя так подействовало на толпу, что многие изъявили готовность принять крещение. Подвиги святого Леонтия кончились, однако, мученическою смертью его (около 1070 года). Преемник святого Леонтия святой Исайя усердно продолжал его дело: он ходил по всей Ростовской и Суздальской земле, всюду проповедовал, крестил народ, уничтожал идолов и строил церкви. Позже всех славянских племен крестились вятичи. И здесь просветителем язычников был инок Киево-Печерского монастыря святой Кукша. Подобно святому Леонтию, и он претерпел мученическую смерть. Были и еще мученики из киевопечерских иноков. Преподобный Евстратий попался в плен к половцам, разграбившим Печерский монастырь в 1096 году. Он вместе с монастырскими работниками был продан к Корсунь одному еврею. Еврей стал принуждать их отречься от христианства, морил их голодом. Евстратий подкреплял их своими наставлениями. Они решились скорее умереть, чем изменить вере. Все они умерли от голода. Евстратий пережил их: он с юности привык к посту и потому дольше других мог выносить голод. В день Пасхи еврей распял Евстратия на кресте. Страдалец благодарил Господа Иисуса Христа за то, что Христос удостоил его пострадать так, как пострадал некогда Сам. «Я верую, — говорил мученик своим мучителям, — наступит день и мне Господь скажет, как сказал разбойнику: днесь будешь со Мною в раю». Раздраженный еврей пронзил Евстратия копьем и бросил тело его в море.

В. А. Кузнецов Божьи люди

Тяжким мученьям подвергся и другой инок киево-печерский, преподобный Никон. Попал он также в плен к половцам. Богатые родственники хотели выкупить его из плена, но он воспротивился. «Если бы Господу было угодно, — говорил Никон, — чтобы я был свободен, Он не отдал бы меня в руки беззаконников. Охотно перенесу все, что случится со мною по воле Его». Не получив выкупа, половцы озлобились, начали мучить пленника разными муками: морили голодом, били, жгли на огне, резали ножами, летом сажали на солнце, зимой держали на морозе; подрезали ему жилы на обеих ногах, чтобы не мог он бежать… Он все переносил с терпением… Примеры подобной необыкновенной твердости духа и переходившие из уст в уста рассказы о подвижниках и мучениках, этих богатырях духовной силы, действовали на народ очень сильно — сильнее, чем проповеди, и содействовали распространению христианской веры и большему утверждению ее в народе.

Евангелист Лука Миниатюра из Остромирова Евангелия 1056–1057 гг.

Киево-Печерская обитель и другие монастыри помогали распространению христианства и тем, что в них сосредоточивалось книжное искусство. Так как книги в то время были исключительно богослужебные и поучительные, то читать книги считалось делом благочестивым, а переписывать их и, таким образом, помогать распространению слова Божия считалось подвигом очень важным и богоугодным. С каждым годом основывались новые церкви. Богослужебных книг (Евангелий, Псалтырей и других) требовалось много. Ценились книги в то время очень дорого, так как были они рукописные. Князья и богатые люди, которые заботились о церквях, платили хорошие деньги за книги. Понятно поэтому, что в монастырях монахи, знавшие книжное искусство, усердно трудились над перепиской книг: дело было и богоугодное, и выгодное для монастыря, так как плата за книгу шла в пользу монастыря. В то время не писали еще так, как пишем мы, а каждую букву старательно вырисовывали. Некоторые писцы делали это очень искусно. Заглавные и начальные буквы обыкновенно очень старательно рисовали и придавали им иногда очень затейливый вид. Писали их обыкновенно киноварью (красною краскою), иногда эти буквы и узорчатые украшения в начале книги или главы наводили золотом. Писали обыкновенно на пергаменте, то есть особенным образом выделанной телячьей или бараньей коже. Понятно, что пергаментная книга, изящно написанная, ценилась очень дорого.

Списывание книг считалось таким важным искусством, что занимались им не только духовные лица, но и высокопоставленные лица светские, например, княжна полоцкая Евфросиния (XII век), Владимир, князь волынский (XIII век).

Кроме Евангелий, в большом количестве переписывались и другие книги, необходимые для церкви: Деяния апостолов, Пятикнижие Моисеево, Псалтырь и прочие.

Самый древний памятник церковно-славянской письменности на Руси, дошедший до нас, — это Евангелие, написанное в Новгороде в 1056–1057 годах, в княжение Изяслава Ярославича, дьяконом Григорием для посадника Остромира. Хранится это Евангелие в настоящее время в Императорской Публичной библиотеке в Санкт-Петербурге. Вот образчик древнего письма из Остромирова Евангелия.

Книги приобретались не только для церквей, но благочестивые князья и богатые люди из бояр не жалели иной раз издержек, чтобы иметь у себя дома рукописи. Любил книги, как мы уже видели, Ярослав I, сын его Святослав Черниговский имел у себя полные клети книг, Всеволод Ярославич тоже был большой книголюбец. Сын его Владимир Мономах не уступал в этом отношении своему отцу. После книг Святого писания в переводах болгарских и русских распространились у нас творения святых отцов, жития святых, сборники разнообразного содержания. Иной раз книги украшались картинками. Хотя некоторые из них рисованы и с большим старанием, но вообще очень неискусно. Греческие мастера того времени, как сказано выше, были тоже неискусны в живописи, и потому нашим рисовальщикам XI–XIII веков не у кого было научиться.

Лист с заставкой Остромирово Евангелие 1056–1057 гг.

В XI веке встречаются уже наряду с переводными сочинениями и произведения русских проповедников и писателей (Луки, новгородского епископа, Иллариона, митрополита Киевского, Феодосия). В Киево-Печерской обители появляются первые жития русских святых (Владимира, Бориса и Глеба). Нестора, монаха киево-печерского (1056–1113), считают первым русским летописцем, отцом русской истории. Образцом для него послужили византийские летописи (хронографы). Известия о древнейших событиях он мог записать по преданиям. Старцы-иноки могли сообщить ему сведения о минувших событиях, которые совершились на их памяти. Кроме того, в монастырь сходились богомольцы с разных концов Русской земли, они могли рассказать многое. В монастырь приезжали часто князья, бояре, дружинники. От них можно было узнать подробности разных походов, битв. Кроме того, Нестор мог пользоваться разными монастырскими и церковными записями, сделанными задолго до него. К сожалению, собственный труд его не сохранился до нашего времени. Не сохранился также и древнейший список с летописи Нестора, сделанный первым его продолжателем, игуменом киевского Михайловского монастыря Сильвестром, списавшим летопись в 1116 году.

В. П. Верещагин Великая церковь Киево-Печерской лавры

Начальная летопись, «Повесть временных лет», доходящая до 1110 года, послужила образцом для всех русских летописцев. Они обыкновенно вначале списывали «Повесть временных лет», а затем уже продолжали летопись, делали заметки преимущественно о местных событиях тех областей и городов, где жили они сами.

Из сказанного видно, что Киево-Печерская обитель, а затем и другие монастыри помогли не только распространению христианства и утверждению его, но и распространению книжного искусства и просвещения на Руси. При Андреевском женском монастыре в Киеве Янка, дочь Всеволода, завела училище для обучения девиц грамоте. Ярослав, князь галицкий, распорядился, чтобы монастыри на свой счет содержали школы и учителей для народа. Кроме монастырей, заводились школы и при церквях.

В. Васнецов Нестор-летописец

Русский народ до сих пор высоко чтит киевские святыни и особенно Киево-Печерскую лавру. С наступлением весны, особенно в последние недели Великого поста, по всем дорогам, ведущим в Киев, можно встретить множество богомольцев, по большей части пеших, с котомками за плечами, с посохами в руках, — идут они иной раз очень издалека в Киев, чтобы поклониться киево-печерским угодникам и встретить праздник Пасхи в стенах святой обители. Во время богослужения громадная пестрая толпа наполняет знаменитую Успенскую церковь Киево-Печерского монастыря и весь двор вокруг церкви. Тут можно видеть в толпе богомольцев и жителя Крайнего Севера, и южанина, великоруса и малоросса; тут можно услышать разные говоры, увидеть разные местные одежды; но вся эта пестрая толпа сливается здесь воедино: одной и той же святыне поклоняется, одни и те же молитвы творит. У церковных дверей, у входа на монастырский двор множество нищих, калек, слепых. Сбрелись эти убогие тоже с разных концов Русской земли сюда в лавру: здесь монахи, по старому преданию, дают им приют и кормят их. Иной раз слепцы, сидя на церковной паперти с деревянными чашками в руках, поют заунывным голосом духовные стихи, поют стих о Лазаре, — поют так, как пелся этот стих лет пятьсот тому назад. И кладет православный люд ради душевного спасения свои трудовые гроши в чашки нищих — калек, немощных телом, но, по убеждению народа, сильных у Бога своей молитвой.

Новгород и Владимир

Древний Новгород. — Торговое значение его. — Управление в Новгороде. — Борьба Новгорода с Суздалем. — Мстислав Удалой. — Ростовско-Суздальская область. — Андрей Боголюбский. — Город Владимир.

Герб Новгородского княжества

Городов на Руси в XII веке было много. Насчитывают их несколько сот. Города эти большей частью походили на села. Постройки были бедные, деревянные, вроде теперешних крестьянских изб. В стольных городах, где жили князья, княжеские дома, конечно, устраивались попросторнее и побогаче. Лучшими постройками в городах были церкви. И церкви в старину обыкновенно строились деревянные; только в более многолюдных и богатых городах встречаются каменные церкви. Главной принадлежностью древнего города была ограда. Огороженное место, или крепость, и называлось собственно «городом». Называли также его «детинцем», «кремлем», иногда «верхним городом», так как устраивали ограду обыкновенно на более высоком месте. В детинце, или в городе, жил обыкновенно князь со своей дружиной, а если город был не стольный, то наместник-боярин со своими людьми. Около стен города селились купцы, разные ремесленники и черный рабочий люд; таким образом, кроме внутреннего города, являлся город внешний, «кромный», или посад, как обыкновенно называли в старину внешний город. Иногда и такой посад обводился оградой. Бывали случаи, что в больших городах была еще и третья ограда. Самыми большими городами в XII веке у нас были Киев, Новгород, Чернигов и Смоленск. Города эти находились на торговом пути из Варяжского моря в Черное и могли процветать благодаря торговле.

Древний вид Новгорода

До нашего времени сохранился план древнего Новгорода. По этому плану, хотя и неискусно сделанному, можно судить о частях города и стенах его. Новгород находится в двух верстах от истока реки Волхова из озера Ильмень. Волхов делит город на две стороны: Торговую на восточном берегу и Софийскую на западном. Главной частью города был детинец на Софийской стороне. Это было довольно пространное место, обнесенное стенами с башнями и воротами.

Б. Угаров На Волхове

В. Васнецов Новгородский торг

В детинце, или кремле, жил князь со своей дружиной и новгородский владыка (архиепископ). Здесь же красовалась и главная церковь новгородская — Софийский собор. Вокруг кремля шел посад. Образовался он из отдельных поселков и делился на три части, или три конца, как говорили в старину. Здесь были еще две стены с башнями и воротами. Каменные стены эти выстроены в XII или даже XIII столетии, а раньше в Новгороде, как и в других древних городах, укрепления состояли из земляных валов и частоколов.

На восточном берегу Волхова была Торговая сторона. Из названия видно, что здесь, главным образом, помещались торжища, рынки и лавки. Главным местом на Торговой стороне было Ярославово дворище (здесь некогда помещался двор Ярослава). Место это представляло обширную площадь, около которой было построено много церквей. Здесь находилась вечевая башня, у которой собиралось обыкновенно вече. Подле нее расположены были готский торговый двор, немецкий и другие. Торговая сторона заключала в себе две части, или два конца, города, так что весь Новгород заключал в себе, кроме кремля и Ярославова дворища, пять концов. Торговая и Софийская стороны соединялись мостом.

К. Горбатов Новгород. Пристань

Новгород был самым торговым городом в Древней Руси. Местоположение его было удобно для торговли: по Волхову можно легко спуститься в Ладожское озеро, а отсюда по Неве — в Балтийское море; по рекам из Новгорода нетрудно было подойти близко к верховьям Днепра и Волги. И в наше время лучшими путями для торговли считаются реки, а в старину они имели еще больше значения. Народу жило тогда в стране мало, и прокладывать дороги сквозь леса, по болотам гати гатить да мосты через реки строить было населению не под силу. В XI и XII столетиях новгородцы ведут уже большую торговлю с островом Готландом на Балтийском море. Готландские купцы имели в Новгороде свой двор (готский) и свою церковь. На Готланде была тоже русская церковь. Построили ее заезжавшие на Готланд новгородские купцы. А в XII веке новгородцы ведут уже торговлю с немцами, особенно с городом Любеком. Позже, в XIII столетии, торговля с немцами становится еще обширнее. Тогда несколько немецких городов составляют союз (Ганзейский), и торговля с Новгородом усиливается. Иностранные корабли с товарами останавливаются обыкновенно в устье Невы, у острова Котлина. Здесь их встречали новгородские пристава. Они провожали иноземцев до самого Новгорода, охраняли их от всякой опасности, приискивали лоцманов — людей, знающих хорошо речной путь, подводные камни, мели. По Неве иноземные суда шли в Ладожское озеро, доходили до устья Волхова. Здесь товары перегружались на меньшие суда (большие морские суда не могли идти по Волхову). Неподалеку от Новгорода товары подвергались осмотру, облагались небольшой пошлиной и шли в Новгород. Здесь товары выгружались и на телегах свозились в склады на немецкий двор. Иностранцы привозили в Новгород разные товары в обработанном виде: шерстяные ткани, сукно, полотна, вина, стекло и другие изделия фабричной промышленности.

Н. Некрасов Новгородская торговля

Русские продавали иностранцам по большей части произведения в сыром виде, то есть необработанные: меха, кожи, сало, лен, коноплю и другое. Иностранные товары новгородские купцы развозили и по другим русским городам. Новгородские гости постоянно ездили в Суздаль, Владимир, Киев, Чернигов, Галич и там продавали заморские товары. Новгородская область не отличалась плодородием, бывали часто неурожаи, и потому новгородцы обыкновенно нуждались в хлебе. Хлеб доставлялся в Новгород из приволжских стран по Волге, а иногда и с юга по Днепру.

Меха и шкуры были наиболее ценным товаром, который продавали новгородцы иностранцам. Немало можно было добыть этого товару и близ Новгорода. Но чем дальше к северу, тем пушистее и красивее меха у зверей. Предприимчивые промышленники из Новгорода подвигались все дальше и дальше на север и восток. Страны здесь были бедные, малонаселенные: на далеком расстоянии один от другого были разбросаны маленькие финские поселки. Зато лесные дебри здесь шли бесконечные и пушного зверя было пропасть. Новгородские промышленники, заходившие сюда обыкновенно вооруженными толпами, заставляли финнов подчиняться себе, платить дань мехами, а не то устраивали и сами новые поселки (колонии), охотничьи станицы в более удобных местах, на берегах рек. Эти поселки иной раз разрастались в большие селения и города. Так основан был город Хлынов (Вятка). Таким образом, мало-помалу почти вся страна к северу от Волги, весь нынешний северный край был подчинен Новгороду, стал его волостью.

Благодаря обширной торговле Новгород раньше других русских городов достиг цветущего состояния и даже независимости. Во всех городах в древности был обычай у жителей собираться на вече для решения наиболее важных дел. Но нигде вече не имело такой силы, как в Новгороде. Ярослав I в благодарность за помощь новгородцев во время борьбы его со Святополком дал льготы Новгороду: вероятно, уменьшил дань, какую Новгород должен был платить великому князю, и дал больше прав вечу. С этого времени Новгород все больше и больше богатеет и вече его становится все сильнее и сильнее. Дело доходит до того, что вече само приглашает князя в Новгород, указывает ему путь из Новгорода, когда князь чем-либо был не угоден народу. Вече иной раз судит даже князя и других властных людей, избирает всех властей в Новгороде, посадников, тысяцких и других, издает законы, отменяет их, объявляет войну, заключает мир, устанавливает подати и повинности.

Население Новгорода состояло из бояр, владевших большими поземельными владениями, купцов и черных людей. На вече могли участвовать все члены новгородских общин, то есть все домовладельцы, хозяева, как богатые, так и бедные, как бояре, купцы, так и черные люди. Но не весь народ собирался поголовно. На правильное вече не могли приходить, например, сыновья домохозяев, хотя бы и совершеннолетние, не могли приходить и так называемые «вольные люди», не принадлежавшие ни к какой новгородской общине.

В. Худяков Новгородское вече. Вечевой колокол

Собиралось вече обыкновенно на Ярославовом дворе или на площади у Софийской церкви. Правильное вече созывал или князь, или посадник. Сзывать на вече князь посылал обыкновенно бирючей; они ходили по улицам и скликали людей, которым следовало идти на вече. На такое вече новгородцы собирались каждый конец и каждая улица со своими старостами. Когда все собирались на Ярославов двор и рассаживались в известном порядке на приготовленных для веча ступенях, тогда звоном колокола на вечевой башне возвещалось открытие веча. Водворялась тишина. Сам посадник или вечевой дьяк громогласно заявлял собравшимся те вопросы, которые надлежало решить. Собранные на вече новгородцы свое согласие и несогласие выражали криками. Когда дело было решено, то писалась грамота таким образом: «От посадника Великого Новгорода (имя посадника), и от всех старых посадников, и от тысяцкого Великого Новгорода степенного (имя тысяцкого), и от всех старых тысяцких, и от бояр, и от житых людей, и от купцов, и от черных людей, и от всего Великого Новгорода, от всех пяти концов. На вече на Ярославовом дворе положили сделать то-то (излагалось самое решение)». К грамоте прикладывалась вечевая печать с надписью: «печать Великого Новгорода». Новгород иной раз в грамотах величался «Господином Великим Новгородом».

На беду для новгородцев, не всегда веча бывали правильные. Нередко народ, недовольный распоряжениями посадника, собирался на веча, не соблюдая никаких правил. Случалось, что разом в нескольких церквях начинали звонить, и народ сходился на веча в разных концах города. Иногда эти неправильные сходки имели такую силу, что невозможно было созвать правильного веча и посадник и тысяцкий должны были пристать к какой-либо стороне. Нередко между противными сторонами происходили драки. Впоследствии бывали случаи, что разом собиралось два враждебных друг другу веча: одно у Святой Софии, а другое на Ярославовом дворе. Враждебные стороны сходились на Волховском мосту, и происходила свалка. В таких случаях, бывало, новгородский владыка являлся с причтом в полном облачении с крестом в руках и старался умиротворить враждующих.

Владыка новгородский выбирался так же, как и посадник, на вече. Выбирали обыкновенно трех лиц из новгородского духовенства, достойных, по мнению народа, быть владыками. Затем три жребия с именами этих лиц клали в алтарь Софийского собора на престол, приводили в алтарь слепца (или ребенка); он орал два жребия; оставшийся на престоле третий жребий указывал на избранника Божьего. Он должен был съездить в Киев, где митрополит и посвящал его в архиепископы.

К. Лебедев Вече в Новгороде

Главным выборным лицом в Новгороде был посадник. Он был посредником между народом и князем, созывал вече, вел переговоры с соседними областями. Без посадника не могла быть выдана ни одна важная грамота от имени новгородской общины; у него была печать с надписью: «Новгородская печать посадника». Эта печать прикладывалась ко всем грамотам, выданным от имени посадника. В случае войны полки новгородские были обыкновенно под его начальством, так что князь мог вполне свободно распоряжаться только своею дружиной. Посадник, исправлявший свою должность, именовался «степенным посадником», в отличие от посадников смененных, которые назывались «старыми посадниками» и пользовались часто также большим уважением со стороны народа. Иные посадники, умевшие угождать народу, бывали «степенными» часто по нескольку лет подряд.

Ближайшим помощником посадника был тысяцкий. Тысяцкие выбирались, подобно посадникам на вече, из боярских фамилий. Посадник был земским начальником всего Новгорода, а тысяцкий — начальником черных людей. При помощи черни, составлявшей большинство, тысяцкие могли многое сделать на вече. Кроме того, что тысяцкие помогали посадникам во всех делах, они имели свой отдельный суд, независимый от князя и посадника. Тысяцкий с пятью старостами заведовал преимущественно судом между черными людьми. Кроме тысяцких, на вече избирались и другие, менее важные должностные лица: сотские, старосты, биричи и другие.

Вече в тринадцатом веке вошло в такую силу, что, призывая князей, вступало с ними в «ряды», то есть в договоры. Князь обязывался «держать Новгород по старине и по пошлине» (по обычаю), без посадника людей новгородских не судить, земель новгородских своим людям не раздавать, без вины не лишать власти никого из выборных должностных лиц.

А. Максимов В усадьбе князя

Был раз в Новгороде такой случай (1218 год). Княжил здесь Святослав (один из смоленских князей). Не поладил он с посадником Твердиславом и стал требовать от веча, чтобы Твердислава сменили. «В чем его вина?» — спросили новгородцы. Святослав объявил, что он за посадником вины никакой не знает, но что тот ему не люб. Тогда новгородцы объявили: «Ты, князь, целовал нам крест, чтобы без вины не лишать мужа власти. Если тебе посадник не люб, то мы тебе кланяемся (прощаемся, то есть ты можешь уйти от нас)». Волей или неволей Святославу пришлось примириться с нелюбимым посадником.

Понятно, что при таких порядках князьям не жилось в Новгороде. Бывали случаи, что по нескольку лет подряд Новгороду приходилось оставаться без князя. Князья, имевшие свою волость, не шли княжить в Новгород, а посылали обыкновенно своих сыновей. И те большей частью не долго сидели в Новгороде; как только выходила им очередь наследовать какую-нибудь другую область, они спешили покинуть Новгород.

Но бывали времена, когда новгородцы очень нуждались в храбрых, воинственных князьях. С двенадцатого века на севере все больше и больше усиливается Суздальская область. Суздальские князья со второй половины XII века хотят все русские области подчинить своей власти; а Новгородская область лежала по соседству с Суздальской, и потому Новгороду скоро пришлось столкнуться враждебно с князьями суздальскими. Они постоянно пытались наложить руку на Новгород, стараясь, чтобы в Новгороде были князья из их дома и оставались их подручниками. Новгород упорно отстаивал свою независимость, но это было нелегко. Чрез Суздальскую землю по Волге шли разные товары с востока в Новгород, по Волге же подвозился сюда хлеб, в котором часто очень нуждались новгородцы: неурожаи в новгородской земле бывали часто. Вот этим-то обстоятельством и пользовались суздальские князья: стоило им только не позволить по своим владениям проходить новгородским купцам — и в Новгороде торговля сильно страдала, а иногда и хлеб страшно дорожал. Поневоле приходилось новгородцам уступать властолюбивым суздальским князьям и даже подчиняться им.

Святой князь Андрей Боголюбский

Завладев Киевом, захотел суздальский князь Андрей (Боголюбский) уничтожить и самостоятельность Новгорода. Зимою 1170 года явилась под Новгородом грозная рать. Тут были суздальцы, смоляне, рязанцы, муромцы и полочане. Начальствовал над всем войском сын Андреев, Мстислав. И предводитель, и войска были те же, которые брали Киев. Слух о злодействах и насилиях, какие творили воины Мстислава, проходя по Новгородской земле, воспламенили новгородцев; вспоминали они о разорении Киева суздальцами, о разграбленных церквях, о поруганной святыне и клялись умереть за Святую Софию и за свою вольность. Укрепили свой город новгородцы новым тыном. Редко когда русские в старину пытались брать города приступом; обыкновенно брали их осадою, то есть окружали со всех сторон и стояли под городом до тех пор, пока недостаток в припасах не заставлял жителей сдаться. Но на этот раз Мстислав понадеялся на силу своей рати и попробовал взять город приступом. Три дня суздальская рать готовилась к нему, на четвертый начался бой. Новгородцы защищались мужественно, но силы у Мстислава было больше; новгородцы стали уже изнемогать.

Чудо от иконы, Знамение Богоматери (Битва новгородцев с суздальцами) Икона

Казалось, пришел конец Новгороду; но он был спасен, как говорит предание, чудом.

В ночь со вторника на среду новгородский владыка, Иоанн, усердно молился пред образом Спаса; вдруг ему послышался голос от иконы: «Иди на Ильину улицу, в церковь Спаса, возьми икону Пресвятой Богородицы, вознеси ее на стену, и Богородица спасет Новгород». На другой день владыка в сопровождении многочисленного духовенства торжественно вынес икону на стену. Игумены, священники пели молитвы. Народ со слезами молился о спасении, отовсюду слышались громкие возгласы: «Господи, помилуй!»

Тучи стрел летели в город. Одна стрела, говорит предание, попала в икону, и она в тот же миг обратилась лицом к городу, и слезы закапали из глаз ее.

В то же мгновенье внезапный и необъяснимый страх охватил всю суздальскую рать, воины пришли в беспорядок, на них нашло какое-то одурение: стали они стрелять друг в друга. Новгородцы вышли из города и одержали блестящую победу над врагами, множество их избили, а пленных взяли столько, что, по словам новгородского летописца, «десяток суздальцев отдавали за гривну». Мстислав бежал со своею ратью, и лютость его отозвалась на нем же: пришлось проходить ему по тем местам, которые раньше он опустошил; нигде не находили хлеба, воины умирали от голода и болезней. И пришлось им, с ужасом говорит летописец, в Великий пост есть мясо коней своих. Так говорит предание о чудесном избавлении Новгорода от суздальской рати. (С этого времени в честь иконы Богоматери Знаменской установлен праздник 27 ноября.)

Богоматерь Знамение Икона XII века

Скоро, однако, новгородцам пришлось искать милости у Андрея Боголюбского. Был в Новгородской земле неурожай — настала страшная дороговизна, а хлеб шел в Новгород из Суздальской земли. Пришлось новгородцам признать своим князем Юрия, сына Андрея. Но все-таки победа новгородцев имела значение. Хоть Андрей и посылал в Новгород своих подручных князей, но «старины и пошлины новгородской» не нарушал.

Особенно замечательными князьями новгородскими были Мстислав Ростиславович Храбрый и Мстислав Мстиславович Удалой. Мстислав Ростиславович (сын Ростислава Мстиславовича, смоленского князя, внука Владимира Мономаха) оказал большие услуги Новгороду, одержал блестящую победу над чудью и мужественно отстаивал свободу Великого Новгорода. Новгородцы сильно любили этого князя, прозванного Храбрым. Когда он умер, то тело его погребли в храме Святой Софии. Отличался он не только храбростью, но и благочестием и делами милосердия. Летописец о нем говорит: «Он всегда порывался на великие дела. И не было земли на Руси, которая не хотела бы иметь его у себя и не любила бы его. Не может вся земля русская забыть доблести его». Драгоценна для новгородцев была память его; гроб его стал предметом поклонения. Впоследствии Мстислава причли к лику святых.

Дорог был для новгородцев и сын Мстислава Храброго — Мстислав Удалой (Удатный, как звал его народ). Всеволод, князь суздальский, назначил князем в Новгороде, не спросив согласия веча, своего сына Святослава. В Новгороде произошло волнение: немало было здесь людей, стоявших за старину новгородскую. Они напали на сторонников суздальского князя, разграбили и пожгли дворы их. Всеволод в наказание за это приказал задерживать новгородских купцов, ездивших по его землям, отбирать у них товары и не пропускать из своей земли хлеба в Новгород. Это было в 1210 году. В это время неожиданно является в Новгородской земле Мстислав Удалой. «Кланяюсь Святой Софии и гробу отца моего и всем новгородцам, — послал он сказать им, — услышал я, что князья творят над вами насилие, — жаль мне своей отчизны!» Новгородцы обрадовались, — волнения притихли. Сторонники суздальского князя примолкли — боялись перечить большинству. Князя Святослава посадили под стражу, и вече послало сказать Мстиславу: «Иди, князь, на стол». Пришел князь со своей дружиной, собралось и новгородское ополчение, но на этот раз до войны дело не дошло. Всеволод не решился на борьбу с Мстиславом, прислал к нему своих послов с такими словами: «Отпусти сына моего Святослава и мужей его, а я отпущу новгородских гостей с их товарами и вознагражу убытки их». Радовались новгородцы, что Мстислав одержал верх над Всеволодом, не проливши ни капли крови.

Много пользы Новгороду принес Мстислав: он ездил по Новгородской земле, учреждал порядок, строил укрепления и церкви. Два раза ходил он на чудь и подчинил Новгороду всю чудскую землю вплоть до самого моря.

С. Герасимов Новгородский кремль

В это время возникли усобицы на юге. Черниговский князь Всеволод овладел Киевом, выгнал отсюда родичей Мстислава и делал много всяких насилий. Мстиславу снова представился случай стать за правду. Он собрал вече и просил новгородцев помочь его изгнанным родичам. «Куда, князь, ты взглянешь очами, — закричали новгородцы, — туда мы обратимся своими головами». С помощью новгородцев одолел удалой князь своего врага, посадил в Киев своего двоюродного брата Мстислава Романовича и вернулся в Новгород. Но не сиделось ему тут: велика была охота у него к трудам, к подвигам. А на юге было для него дело. Звали его туда против венгров, которые захватили Галицкую землю, пользуясь смутами, и посадили там своего королевича. Собрал Мстислав вече, поклонился Господину Великому Новгороду. «Есть у меня, — сказал он, — дело на Руси, а вы вольны в князьях». Он со своею дружиной уехал в Галич. В то время как Мстислав боролся здесь с врагами Русской земли, в Новгороде взяли верх сторонники суздальских князей и призвали в Новгород Ярослава Всеволодовича. Князь этот был человек крутого нрава и стал не по праву, без суда, расправляться со своими противниками: двух из них заковал и выслал в Тверь, сторонники князя, по его наущению, разграбили дом тысяцкого. Тогда поднялся в Новгороде народ, и несколько сторонников князя было убито. Раздраженный этой народной расправой, Ярослав оставил в Новгороде своего наместника, а сам поселился в Торжке.

Торжок, или Новый Торг, как иначе называли его в старину, был пригородом Новгорода, то есть подчиненным ему городом. Ярослав задумал сделать Торжок, находившийся близ Суздальской земли, столицей, а Новгород обратить в пригород. Новгороду грозила большая беда. В Новгородской земле в это время мороз побил хлеб. Цена на хлеб страшно поднялась — плохо пришлось бедному люду. Ярослав не пропускал в Новгород ни одного воза с хлебом. Начался в Новгороде голод. Бедные люди за кусок хлеба продавали детей своих в рабство. Множество людей погибло голодной смертью. По улицам валялись тела умерших, собаки грызли их. Смирились новгородцы, послали к Ярославу — звать его к себе. Ярослав ничего не отвечал, а посланных велел задержать. Второй раз отправили новгородцы к нему послов с такими словами: «Иди, князь, в свою отчину ко Святой Софии». Посланные снова были задержаны, а ответа новгородцам не было дано. Ярослав велел хватать по всем дорогам новгородских гостей и держать их в Торжке, словно в плену. Казалось, пришел конец Новгороду.

Великий князь Ярослав Всеволодович Царский титулярник

Спасает Новгород и на этот раз от беды неминучей все тот же удалой князь, каратель неправды и насилия, восстановитель правды. Является он в Новгород (11 февраля 1216 года). Ожили упавшие духом новгородцы, хотевшие отстоять свою «старину». Приказал Мстислав прежде всего схватить и заковать Ярославовых людей, орудовавших в Новгороде. Затем собрано было вече; явился сюда Мстислав, целовал крест Великому Новгороду и сказал: «Либо освобожу новгородских мужей и новгородские волости, либо голову свою сложу за Великий Новгород!» — «На жизнь и смерть готовы идти с тобою!» — кричали новгородцы. Попробовал сначала Мстислав опять уладить дело мирным путем, послал к Ярославу посла уговорить его оставить Новгород в покое и освободить захваченных новгородцев. Ярослав не только не исполнил требования Мстислава, но, чтобы досадить ему, приказал заковать взятых новгородцев и разослать их в заточение по разным городам, а товары раздать своим дружинникам.

Когда весть об этом новом насилии дошла до Мстислава, он велел звонить на вече на Ярославовом дворе, явился среди народа и сказал: «Пойдем, освободим людей своих, ваших братьев. Не быть Торжку Великим Новгородом, ни Новгороду Торжком! Где Святая София — тут и Новгород!»

Ополчились новгородцы. На помощь им по призыву Мстислава пришли псковичи, а потом и смоляне. В это время в Суздальской земле спорили за первенство Константин Всеволодович с младшим своим братом Юрием. Мстислав объявил, что он не только стоит за Новгород, но хочет правды и в Суздальской земле, хочет поддержать права старшего князя Константина.

Ярослав ушел к брату своему Юрию во Владимир. Стали они готовить большое ополчение. Вся Суздальская земля вооружилась. На войну погнали из сел и деревень земледельцев. Суздальцам помогали муромцы. Пристали к ним и бродники (так назывались сбродные шайки восточных степей).

Мстислав послал сказать Юрию, что новгородцы не имеют никакой вражды к нему, что они обижены Ярославом. Юрий отвечал: «Мы с братом Ярославом — один человек». Послал Мстислав посла и к Ярославу с таким словом: «Освободи захваченных тобой новгородцев, верни волости новгородские, что ты занял, помирись с нами, целуй нам крест, не будем проливать кровь!»

«Мира не хотим, — отвечал Ярослав, — издалека вы пришли и попали как рыба на сушу».

Не помогли переговоры. Суздальские князья (Ярослав и Юрий) так были уверены в победе, что устроили у себя в шатре пир с боярами. Некоторые из старых и благоразумных бояр смущались тем, что правда была на стороне противника. Один из бояр даже уговаривал князей помириться с Мстиславом и Константином. «Не смотрите, — говорил этот боярин, — что рати у них меньше, чем у нас. Ростиславова племени князья мудры, справедливы и храбры и люди их — новгородцы и смоляне — смелы в бою. А про Мстислава сами знаете, что храбростью он выше всех!»

Не по душе пришелся князьям такой совет. Больше нравились им речи молодых бояр. «Никогда не бывало, — говорили эти бояре, — ни при отцах ваших, ни при дедах, чтобы кто вошел ратью в сильную Суздальскую землю, и вышел бы из нее цел… Что нам эти полки! — мы их седлами закидаем!»

«Сама добыча идет к нам в руки, — говорили самоуверенно князья своим дружинникам, — достанутся вам кони, оружие, брони, платье — берите все, только врагов не щадите. Не оставим в живых никого!» Затем и между собой уговорились князья, кому какой областью владеть из земель, какие попадут в их руки после победы.

К. Юон В провинции. Город Торжок. Тверская губерния

Суздальские князья послали гонца пригласить Мстислава на бой на Липицкое поле. Битва, таким образом, обращалась как бы в суд Божий.

Суздальцы стали на горе и несколько времени не вступали в решительный бой, не сходили с горы. Не утерпел Удалой Мстислав. «Братья, — сказал он своим воинам, — гора не поможет им и гора не победит нас. С нами честной крест и правда: пойдем на них!» Проезжая по рядам новгородцев, Мстислав говорил: «С Божьей помощью станем крепко. Не озирайтесь назад, побежавши, не уйдешь беды. Забудем жен, детей и дома свои. Идите в бой как кому лучше, пешие или на коне!»

«Не хотим умирать на конях, — закричали новгородцы, — мы будем биться пешие, как отцы наши!»

Сбросили они с себя верхнюю одежду, даже сапоги сняли. Босые с криком бросились они вперед. За ними кинулись в бой и смоляне. Вожди были на конях, чтобы видели их воины. Князья с дружиной были тоже на конях. Пешие новгородцы первые схватились с неприятелем. Поднялись крики. Пошли в дело дубины и топоры. Новгородцы стали одолевать. Уже один стяг (знамя) Ярославов был порублен. Мстислав, заметив, что новгородцы зашли слишком далеко и неприятель может окружить их, крикнул: «Не дай Бог, братья, выдавать этих удальцов!» Он пустился вперед на своем скакуне. За ним понеслись другие князья и дружина. Началась лютая сеча. Суздальские полки были смяты. Юрий и Ярослав обратились в бегство, бросили они весь свой обоз. Мстислав три раза проехал сквозь неприятельские полки, прокладывая себе путь своим тяжелым топором.

Н. Кошелев Новгородцы готовятся к битве

Суздальская рать бросилась врассыпную. Много суздальцев погибло под ударами топоров, много их утонуло во время бегства. Тридцать знамен, до ста труб и бубен и обоз достались победителям. Липицкая битва произошла 21 апреля 1216 года.

Летописцы живо говорят об ужасе этой битвы: сын шел против отца, брат на брата, слуга на господина. Было немало новгородцев, которые сражались за Ярослава; одни из родичей стояли под знаменами Мстислава и Константина, другие — под знаменами их противников.

Ярослав и Юрий бежали. Юрий загнал трех коней, на четвертом прискакал во Владимир. В городе остались только мирные обыватели: священники, чернецы, старики, женщины да дети. Завидев всадника, владимирцы было обрадовались: вот, думали они, вестник спешит с вестью о победе. Когда же узнали, в чем дело, то начался по всему городу плач и стон: из всех почти семей были взяты ратники на войну. К вечеру стали собираться в город беглецы с несчастного побоища: кто был изранен, кто вернулся нагим, кто босым, — всю ночь понемногу сходились бежавшие с побоища.

Князь собрал вече. «Братья, владимирцы, — говорил он, — затворимся в городе и станем отбиваться». — «Как мы станем биться, — возражали ему владимирцы, — братья наши избиты, другие в плен попали, а те, что вернулись, безоружны!» Юрий просил владимирцев, чтобы они, по крайней мере, не выдавали его Мстиславу и Константину, и обещал сам в крайнем случае выехать из города. Владимирцы согласились на это. 29 апреля союзники подошли к городу и окружили его. Юрий не мог обороняться и сдался на милость победителей. «Кланяюсь вам, братья, и челом бью, — сказал он. — Жизнь мне оставьте и хлебом накормите». Мстислав решил отдать город Владимир Константину, старшему брату Юрия, а последнему — Городец.

Другой суздальский князь Ярослав бежал с побоища в Переяславль. В ярости он приказал заковать в кандалы всех новгородцев и смолян, какие случились в это время в Переяславле, и бросить их в погреб. Новгородцев было более ста человек; многие из них задохнулись в тесных подвалах. Сколько он ни злобился, а смириться пред победителями пришлось и ему.

Ни один князь не принес столько пользы Новгороду, как Мстислав Удалой. При нем никто не осмеливался нарушить новгородской старины, да и в других областях боялись творить насилия и не по праву занимать княжеские столы. Мстислав готов был всегда помочь правому, наказать нарушителя правды.

В это время в Галиче опять стали хозяйничать венгры.

Мстислава тянуло туда восстановить там правду. Собрал он вече. «Клянусь, — сказал он, — Святой Софии, гробу отца моего и вам! Хочу поискать Галича, а вас не забуду.

Дай Бог мне лечь у Святой Софии, у гроба отца моего!»

Сильно упрашивали новгородцы Мстислава остаться у них — все напрасно. Он уехал, и навсегда. Не довелось ему лечь у Святой Софии.

Новгород. Софийский собор

Много церквей было в Новгороде, но самой главной была каменная церковь Святой Софии. Строилась она пять лет (1045–1050). Владимир Ярославович призвал мастеров из Греции, чтобы расписать стены церкви. Сохранилось любопытное сказание. Живописцы стали писать на куполе образ Спасителя с благословляющею рукой. Приходят на другой день, смотрят — рука Спасителя сжата. Иконописцы поправили снова руку; на следующее утро рука опять сжата. Поправили они снова руку. На третий день чудо опять повторилось. Наконец, на четвертое утро иконописцы услышали голос: «Писари, писари, не пишите меня с благословляющею рукой, а со сжатою! В этой руке держу я Великий Новгород, когда рука моя разожмется, то придет граду сему конец!»

Чем больше богател Новгород, тем больше строилось и церквей. Церкви строили владыки новгородские из своей казны; строили церкви и князья. Иногда в складчину сооружала храм какая-нибудь улица, то есть жители, имеющие дома на той улице, где сооружалась церковь. Во время повальных болезней ставили «обыденные» церкви, то есть в один день построенные и освященные. Большей частью церкви были небольшие и деревянные. Частные люди, богачи, иной раз давали по какому-нибудь случаю «обеты» построить церковь. Иные, чувствуя за собой какие-нибудь грехи, чтобы загладить их, строили церкви.

Б. Домашников Летнее утро. Новгород

Сохранилось следующее сказание.

Жил в Новгороде богач Щил с сыном. Нажил Щил огромное состояние. Нажил он его тем, что давал деньги в рост. Лихву (проценты) брал он небольшую. Скопил он себе громадное имение и задумал построить для спасения души своей церковь во имя Покрова и устроить монастырь на берегу Волхова. Испросил он у владыки благословение на это дело, а на какие деньги будет строить, не сказал. Когда церковь была построена, Щил попросил архиепископа освятить ее. Тут только Щил сказал, что соорудил церковь на лихвенные деньги. «Уподобился ты Исаву, — сказал архиепископ, — взял ты у меня обманом благословение. Иди и вели в твоей церкви в стене сделать гроб, надень саван, и пусть над тобою будет совершен похоронный обряд, вели сотворить по себе панихиду, а что случится далее, то пусть будет по воле Божией». Горько плакал Щил, не посмел он ослушаться архиепископа и сделал все, как было приказано. Как только стали его отпевать, вдруг гроб провалился в землю, и на месте, где стоял он, явилась пропасть. Когда узнал об этом архиепископ, он велел в память этого чуда изобразить на церковной стене Щила в гробу посреди ада. Церковь была после этого запечатана. В большом горе об отце сын Щила пришел к архиепископу и просил его совета, как помочь отцу. Владыка велел ему сорок дней поститься и молиться, раздавать в это время нищим щедро милостыню и в сорока церквях заказать по сорок панихид. Когда это было исполнено, послал архиепископ в церковь, построенную Щилом, посмотреть на стенную картину. Оказалось, что Щил лежит в гробу по-прежнему, но голова его уже вышла из ада. Отслужили еще сорок панихид, — посмотрели на картину, а Щил уже по пояс вышел из ада. В третий раз отпели сорок панихид — Щил на картине совсем вышел из ада с гробом своим. Изображение так и осталось, а в стене по-прежнему оказался гроб Щила, и пропасть исчезла.

В таком торговом городе, как Новгород, ростовщиков было немало. Сказание о Щиле показывает на то, что давать деньги в лихву (на проценты) считалось грехом. Действительно, церковь не раз сильно вооружалась против промысла ростовщиков, но искоренить его не могла.

В Новгороде было много монастырей. Самыми древними считаются Перынский и Юрьев. Перынский находится на левом берегу Волхова, у истока его, где прежде стоял истукан Перуна. Юрьев монастырь был основан еще Ярославом (христианское имя его Юрий) в 1030 году. В XII веке возникли еще два знаменитых новгородских монастыря: Антониев и Хутынский. В начале XIII века в Новгороде и его окрестностях было до 20 монастырей, а по всей области Новгородской более тридцати. Монастыри эти владели землями, огородами, деревнями; благочестивые князья, бояре и гости новгородские много жертвовали на монастыри и земель, и денег.

К. Бритов Старая Ладога

В Новгородской области было несколько городов, подчиненных Новгороду, пригородов его. В этих пригородах были свои веча; но пригороды должны были подчиняться Новгороду и в случае войны присылать ему на помощь свои рати. Новгородское вече назначало своих посадников в пригороды. В каждом пригороде был торг (торговая площадь) и главная церковь. Торжок состоял под покровительством святого Спаса, Порхов — святого Николы, Руса — святого Преображения. Церкви в небольших городах устраивались, конечно, попроще и поменьше, чем в Киеве и Новгороде.

В Ладоге, одном из самых древних русских городов, уцелела старинная церковь (XII века), на стенах которой сохранилась в нескольких местах старая живопись (фрески).

Духовенство приносило Новгороду много пользы, старалось умиротворить враждующих, удерживало, насколько могло, от разных насилий и беззаконий, вооружалось против ростовщичества, помогало разным должностным лицам наблюдать, чтобы в торговле не было обмана. В одной новгородской церкви хранились образцы некоторых мер, которых должны были держаться при торговле. В Новгороде были свои особенные меры и деньги. Новгородская серебряная гривна весила фунт. Кроме гривен, встречаются полугривны, которые иногда рубились пополам, отсюда название «рубли», отрубки в половину рубля стали называться полтинами. Была в Новгороде и мелкая монета, величиной с гривенник. Кроме того, были в ходу и иностранные монеты: западные — европейские и восточные — арабские. Нередко купцы по старине обходились и без денег — меняли товар на товар.

Бойко шла новгородская торговля. Предприимчивые и ловкие купцы наживали себе огромные состояния; немало было и богатых именитых бояр. Но не жилось спокойно в Новгороде. Много было в Новгороде недовольных бедняков; многочисленная новгородская чернь нередко волновалась. Случались голодные годы, повальные болезни, страшные пожары — все это причиняло волнения. Бывали случаи, что новгородская чернь подымалась против нелюбимого посадника или против бояр, творивших какое-нибудь насилие. Случалось, что и сами бояре, враждуя между собой, возбуждали народ к волнению, подкупали новгородскую чернь. Являлись на вечах подкупленные крикуны — вечники. Трудно бывало иногда удержать порядок на вече: подымался шум и гам со всех сторон, пускались в дело кулаки да дубины. Начиналась свалка. Немало гибло народу иной раз во время таких побоищ. Случалось, что дравшиеся входили в такой задор, что нельзя было и унять их. Ненавистных людей народ обыкновенно топил, бросал с моста в Волхов. Недовольных в Новгороде и между чернью, и между боярами было много. Сохранилось языческое предание в Новгороде, что низвергнутый Перун, плывя по Волхову, кинул палку на мост и заповедал Новгороду вековечные распри и драки.

Бывали случаи, что недовольные люди или удальцы, которым не по вкусу приходились разные стеснения в Новгороде, уходили из Новгорода искать удачи да счастья на стороне. Иногда составлялись целые шайки таких «повольников», пускались иногда они на ладьях (ушкуях) по рекам, разбойничали, грабили купцов, плавали и по морю, нападали на береговых жителей. Иногда они основывали новые поселки. Случалось, что вожди таких повольников под старость каялись, старались «замолить» свои грехи, делали большие вклады по церквям и монастырям за помин «грешной души», иногда ходили на поклонение по святым местам. В XII и XIII веках было в обычае на Руси ходить на поклонение в Иерусалим и на Афон. Таких странников называли «паломниками» (от слова «пальма» — они обыкновенно приносили с собою пальмовые ветви). Паломники эти иногда рассказывали о разных дивах, какие им приходилось самим видеть на пути, передавали рассказы и других о разных диковинах. Рассказы эти, переходя из уст в уста, иной раз преувеличивались, искажались, а в устах народа они нередко сплетались с разными сказками и суевериями, остатками язычества.

До сих пор еще народ в своих песнях поминает и новгородскую буйную вольницу, а также прежнюю славу и богатство господина Великого Новгорода.

В одной новгородской былине, «Василий Буслаевич», изображен буйный удалец, повольник.

В славном Великом Новгороде, — говорится в былине, — жил старый Буслай девяносто лет, жил он со всеми в мире-согласии, ладил с чернью новгородской, поперек ей слова не говаривал. Умер он, и остались по нем имение великое, вдова его да чадо милое Васенька. Отдавала мать сына своего учить грамоте, письму да пенью церковному. Ученье ему впрок пошло, и нет во всем Новгороде такого певца, как Васенька. Да на беду повадился он пить-пировать с веселыми удалыми молодцами.

Пьет он — допьяна напивается, по улицам похаживает да шуточки недобрые пошучивает: кого за руку возьмет — руку вывихнет, кого за ногу хватит — ногу вывернет. Идут мужики новгородские жаловаться Васиной матушке. «Честная вдова, — говорят ей, — уйми ты свое чадо милое! Нехорошие шутки стал он пошучивать!

А то ведь с такой удачей молодецкой быть ему в реке Волхове». Стала мать журить сына.

Не по душе это пришлось Васеньке, злится он на мужиков, что жаловались на него да грозили потопить его в Волхове.

Задумал он собрать себе дружину храбрую. Пишет он «ярлыки (записки) скорописчаты»: «Кто хочет пить и есть из готового, вались к Ваське на широкий двор — тот пей и ешь готовое и носи платье разноцветное». Рассылает он эти ярлыки по улицам и проулочкам новгородским. Собираются к нему удальцы со всех концов. Пришел Костя Новоторженин, пришли Потанюшка Хроменький, Хомушка Горбатенький и другие. Пробует их силу Васенька Буслаевич, заставляет выпить чару зеленого вина в полтора ведра, бьет каждого из них палицей в двенадцать пуд. Коли молодец стоит при этом не шелохнется — братается Васенька с ним и принимает его в свою «дружину хоробрую». Набрал себе он тридцать удальцов.

А. Рябушкин Василий Буслаевич

Вызывает тогда Василий Буслаевич всех мужиков новгородских на бой. Те принимают вызов. Начинается свалка на Волховском мосту. Плохо приходится мужикам новгородским — много их избито, изранено. Дружина Васильева одолевает их. Видят мужики — дело плохо, — на хитрости пустились. Побежали к матери Василия, принесли ей подарки и просят: «Прими у нас дороги подарочки и уйми свое чадо милое!» Мать унимает сына, сажает в глубокий погреб; покоряется ей Васенька, не смеет он ослушаться родимой матушки. Плохо пришлось дружине Васильевой без него: стали одолевать мужики новгородские. Выпускают тогда Василия из погреба.

Н. Каразин Садко с гуслями на доске

Разгорелось его сердце богатырское, схватил он ось тележную и бросается своим на помощь — мужиков так валом и валит. Стали снова они просить матушку вступиться за них. Посылает она Васильева крестового батюшку унять сынка. Одевает старчище-пилигримище колпак на голову в двадцать пуд, берет клюку в руки в десять пуд, приходит на мост к Василию, глядит ему прямо в ясны очи и говорит ему: «Ай же ты, мое чадо крестное! Укроти свое сердце богатырское, оставь мужичков хоть малую часть».

Расходилось сердце у Васеньки: нет на него ни уйму, ни удержу. «Ай же ты, крестный мой батюшка! — говорит он в ответ. — Не дал я тебе яичка в Христов день, дам я тебе яичко в Петров день!» Щелкнул он крестного батюшку осью железною, — тут крестовому батюшке и славу поют. Сама мать приходит унимать расходившегося Васеньку, догадалась старушка, зашла она сзади его и пала на плечи его могучие. «Ай же ты, чадо мое милое, — говорит она, — укроти свое сердце богатырское, оставь мужичков хоть малую часть!»

Тут Васильюшка Буслаевич опускает свои руки могучие к сырой земле, выпадает ось железная из белых рук. «Ай ты, свет государыня матушка, умела ты унять мою силу великую, догадалась зайти позади меня, а если бы зашла ты спереди, то не спустил бы тебе государыне матушке, убил бы тебя заместо мужика новгородского». Оставляет тогда Васенька смертное побоище. Оставил он мужиков малую часть, а набил их, что пройти нельзя.

Много беды да грехов натворил Василий Буслаевич. «Смолоду бито много, граблено, под старость надо душу спасти», — говорит он, — и просит он у своей государыни матушки благословенья великого «идти в Ерусалим-град со всею дружиною храброю, Господу Богу помолится, ко святой святыне приложитися, в Еране-реке искупатися». — «Чадо мое милое, — отвечает ему мать, — коли ты пойдешь на добрые дела, дам тебе благословение великое, а коли ты, дитя, на разбой пойдешь — и не дам тебе благословения, а и не носи Василия сыра земля». Пускается Василий со своей дружиной в путь далекий по рекам и морям. Приезжает он в Иерусалим. Василий служит обедню за матушку, за себя, служит панихиду по батюшке, купается в Иордане. На возвратном пути Василий гибнет. Увидел он большой камень на горе, написано на нем: кто перескочит чрез камень поперек — тому ничего не будет, а кто станет вдоль скакать — сломать тому буйную голову. Загорелось у Васеньки сердце неразумное, заговорила удаль буйная — стал он вдоль скакать и убился до смерти.

Другая былина, о Садко, богатом госте, показывает, что у народа сохранилась память о богатстве старого Новгорода. Сказываются в этой былине и языческие верования, вера в «водяного бога».

Жил-был в Новгороде Садко. Был он гусляр, ходил он по веселым пирам, тешил богатых людей своей игрой искусной, — тем он и жил. Часты бывали пиры в богатом Новгороде. Но вот случилось раз: день проходит, другой, третий — не зовут Садко на почестей пир. Соскучился Садко, пошел он к Ильмень-озеру, сел на камень прибрежный и стал наигрывать на своих гуселках. Как вдруг вода в озере всколыбалася; вышел из воды царь морской и говорит: «Ай же ты, Садко Новгородский, не знаю, чем тебя пожаловать за твои за утехи великие, за твою игру нежную. Ступай ты в Новгород и бейся об заклад, заложи свою буйную голову, а с купцов выряжай лавки товару красного и спорь, что в Ильмень-озере есть рыба — золотые перья. Как побьешься об заклад, поди свяжи шелковый невод и приезжай рыбу ловить в Ильмень-озере. Дам я тебе три рыбины — золотые перья, — тогда ты, Садко, счастлив будешь». Садко сделал так, как велел ему царь морской. Позвали Садко на почестей пир. Тешил гостей Садко игрой своей искусной, тешились гости и вином хмельным. Стал тут он хвастать, что знает он чудо чудное в Ильмень-озере, что есть в озере рыба — золотые перья. Заспорили купцы, что не может быть в озере такой диковинной рыбы. Предлагает тогда Садко биться об заклад. «Заложу я свою буйну голову, — говорит он купцам, — а вы закладывайте лавки товара красного». Нашлись три купца, ударились об заклад. Связали невод шелковый и поехали ловить рыбу на Ильмень-озеро. Закинули тоньку — и добыли рыбку — золотые перья, во второй раз закинули — добыли вторую рыбку — золотые перья, третью тоньку закинули, третью золотоперую рыбку добыли. Делать нечего — отдали купцы Садку свои лавки товара красного. Стал с той поры Садко поторговывать, стал получать барыши хорошие; нажил он себе имение великое, построил себе палаты белокаменные, сам стал задавать пиры на славу, сзывать к себе именитых гостей. Зазвал раз он к себе на пир гостей — настоятелей новгородских. «Все на пиру наедалися, все на пиру напивалися, похвальбами все похвалялися: кто хвастает бессчетной золотой казной, кто похваляется силой молодецкой, кто — конем добрым, кто — славным отечеством, кто — молодым молодечеством». А Садко все помалчивает. Стали тут говорить гости: «Что же наш Садко ничем не похвастает?» Говорит он в ответ: «Чем мне, Садку, хвастаться. У меня ли золота казна не тощится, цветно платьице не носится, дружина храбрая не изменяется. А похвастать — не похвастать бессчетной золотой казной: на свою золоту казну повыкуплю все товары новгородские, худые товары и добрые!» Не успел он и слова вымолвить, как настоятели новгородские ударились с ним о великий заклад — в тридцать тысяч, что не выкупить ему, Садку, всех товаров новгородских. Вставал на другой день Садко ранним утром, будил своих молодцов, без счета давал им золотой казны, рассылал их по всем улицам торговым, а сам шел прямо в гостиный ряд. Повыкупил он со своими молодцами все товары новгородские — худые и хорошие. На другой день опять вставал Садко ранехонько, снова рассылал свою дружину покупать товары и сам шел в гостиный ряд, — вдвойне товаров принавезено, вдвойне товаров принапасено на славу Новгорода Великого. Садко опять скупил все товары. На третий день снова выходит он с дружиной своей покупать товары, — втройне товаров принавезено, втройне принапасено; подоспеют товары заморские. «Не я, видно, купец богат новгородский, — побогаче меня славный Новгород». Пришлось Садку уплатить заклад.

Н. Рерих Садко

Построил Садко тридцать кораблей, нагрузил на них товары новгородские, продавал их за морем, получал барыши великие, насыпал бочки красна золота, чиста серебра. Едет Садко назад в Новгород. Случилось вдруг диво на море. Поднялась страшная буря, «волною бьет, паруса рвет, ломает корабли червленые, а корабли нейдут с места». «Век мы по морю ездили, — говорит Садко, — а морскому царю дани не плачивали: видно, царь морской от нас дани требует». Приказывает Садко бросить бочку чиста серебра, а буря не унимается, а корабли все с места нейдут. Бросают бочку красна золота — не помогает и это. «Видно, царь морской требует живой головы в сине море!» — говорит Садко. Два раза мечут жребий, кому идти в сине море. Оба раза жребий указывает на Садко. Покоряется он своей участи. Пишет он духовное завещание: часть имения отписывает Божьим церквям, часть — нищей братии, часть — молодой жене, а остаток — дружине своей храброй. Берет с собою Садко свои гуселки. «Бросьте, — говорит он, — на воду доску дубовую, — не так страшно будет мне смерть принять на синем море». Остался Садко на синем море, а корабли полетели как черные вороны, полетели в Новгород Великий. Заснул Садко на доске дубовой, а проснулся он в синем море, на самом дне. Увидел он на дне палату белокаменную, зашел он в палату — видит: сидит там царь морской. «Ай же ты, Садко-купец, богатый гость! — говорит морской царь. — Век ты, Садко, по морю езживал, мне, царю, дани не плачивал, а теперь сам пришел мне в подарочек. Поиграй мне в свои гуселки яровчаты». Стал Садко играть. Как расплясался тут царь морской! Играл Садко сутки, играл другие, играл и третьи, а все пляшет царь морской. В синем море вода всколыбалась, с песком желтым смутилась, стало разбиваться много кораблей на синем море, стало много гибнуть добра, много тонуть людей праведных. Стал в Новгороде народ молиться Николе Можайскому. Вдруг слышит Садко — тронул кто-то его за плечо правое, и слышит он голос: «Полно тебе, Садко, играть в гуселки яровчаты!» Обернулся Садко, видит: стоит старик седой. Говорит ему Садко: «У меня воля не своя в синем море, — приказано мне играть». Отвечает ему старик: «А ты струночки повырывай, шпенечки повыломай, скажи: у меня струночек не случилося, а шпенечков не пригодилося, сломалися гуселки яровчаты — не во что больше играть. Станет тебе царь предлагать жениться, выбирай девицу Чернавушку. Будешь, Садко, в Новегороде, на свою бессчетну золоту казну построй церковь Николе Можайскому». Послушался Садко, исполнил все, как приказал старец. (Садко женился на девице Чернавушке.) Было на дне морском столование — почестей пир. Заснул Садко на синем море, а проснулся в Новгороде, на крутом берегу реки Чернавы. Смотрит он — бегут его корабли по Волхову. Встречает он свою дружину. Дивуется дружина: «Остался Садко в синем море, очутился он впереди нас в Новегороде». Как повыгрузил Садко с кораблей свою бессчетну золоту казну, построил он церковь соборную Николе Можайскому. Не стал больше ездить Садко на сине море, стал себе поживать в Новгороде.

И. Репин Садко

Б. Ольшанский Садко в подводном царстве

Так в песнях народа сказывается о Великом Новгороде старая быль пополам с вымыслом. Вспоминает народ о торговле и богатстве старого Новгорода, вспоминает об удальцах-повольниках, буйства и грабежи которых немало бед причинили Русской земле, вспоминает и о внутренних смутах в Новгороде, которые и сгубили его.

Великий князь Юрий Владимирович Долгорукий Царский титулярник

В Новгороде и пригородах его немного сохранилось старины. Частые пожары сильно истребили ее. Но кое-что все-таки сохранилось: где уцелели стены старинных зданий и церквей (в Новгороде, Пскове, Ладоге), где остатки древней крепостной ограды (в Старой Ладоге).

В то время как на юге шли бесконечные усобицы между князьями, а в Новгороде — ссоры и распри на вече, на дальнем северо-востоке, в Ростовско-Суздальской области, начинались новые порядки.

По верхнему течению Волги земля большей частью неплодородная, богата она лишь дремучими лесами да болотами. Сначала жили здесь финские племена, а потом стали все больше и больше заселять этот край русские. Бедна здесь земля, скудный плод давала она земледельцу, много ему приходилось трудиться, чтобы существовать; зато человеку, который хотел заниматься мирным трудом или промыслом, меньше было помехи на севере: не заходили сюда половцы; княжеских усобиц сначала тут совсем не было, да и потом их было здесь меньше, чем на юге. Вот поэтому северный край и заселялся мало-помалу выходцами с юга. Особенно стала заселяться Ростовско-Суздальская область с того времени, как стал тут княжить младший сын Владимира Мономаха — Юрий Долгорукий. При нем здесь возникло несколько новых поселений и городов: Москва, Юрьев, Переяславль-Залесский, Дмитров и другие. Князьям надо было устраивать укрепленные места, то есть города, чтобы легче было управлять страною и защищать ее. Кроме того, промышленники да купцы помогали заселению страны.

В иных местах, на торговом пути, у верховья какой-нибудь реки, где нельзя было везти товар на лодках и барках и приходилось его выгружать на возы, устраивались обыкновенно поселки, где жили работники, которые занимались перегрузкой товаров, да возчики, перевозившие всякую кладь В других местах, обыкновенно при слиянии рек, куда удобно было свозить товары с разных сторон и производить обмен, устраивались склады товаров — базары, ярмарки. Было тут довольно дела и торговому, и рабочему люду, возникают тут поселки; растет торговля, растут и эти поселения — обращаются в города.

В. Черный Солнечный день. Суздаль

Наконец, монахи тоже способствовали заселению северного края. Забредет какой-нибудь отшельник в глубину леса, поставит здесь себе келью и проводит тут жизнь свою в тяжком труде и непрестанной молитве. Проведают об отшельнике другие благочестивые люди, богомольцы; селятся некоторые из них подле подвижника, стараются во всем уподобиться ему. Кельи огораживаются тыном, ставится деревянная церковь, — и колокол впервые нарушает лесную тишь. Разрастается монастырь, строятся тут и новая ограда, и более просторная церковь, и новые кельи. Немало работы найдется по монастырю; самим монахам не справиться, нужны разные работники. Не прокормить их всех самим монахам: земли-то вдоволь, да рабочих рук мало, нужны и земледельцы. Мало-помалу подле монастыря являются поселки, становятся они все больше да люднее. Жить на монастырской земле льготно: монахи не притесняют, да и князья чтут монастыри и работникам монастырским дают разные льготы. И вот на том месте, где некогда в темной чаще леса стояла одинокая убогая келья подвижника-отшельника, лет через сто или даже через пятьдесят стоит богатый монастырь с каменной оградой, с каменными златоглавыми церквями. Подле монастыря село. Далеко расстилаются возделанные монастырские поля. А если монастырь стоит у реки, на торговом пути или близ него, то со временем село может разрастись и в многолюдный торговый город. Жизнь в таком монастыре уже не та, как в уединенной келье отшельника, слишком много тут шуму людского, мирских забот и помышлений. Кому-нибудь из благочестивых монахов этого монастыря придет на мысль уединиться, пожить такою же жизнью, какою жил святой отшельник, основатель обители. Уходит инок из монастыря, старается подальше уйти от людных мест — уйти в «пустынь», чтобы мирские заботы не мешали ему думать только о душевном спасении, «спасаться». Селится он также в лесной глуши или на островке каком-нибудь, среди озера, ставит здесь свою одинокую келейку. Пройдут годы, и тут явится монастырь, возникнет и подле него людное село, и только старое предание гласит, что некогда на месте этом был темный непроходимый лес и спасался здесь одинокий благочестивый отшельник.

Таким образом, мало-помалу северный финский край заселялся русским людом. Финны во многих местах смешивались с русским населением, роднились с ним, забывали свой язык и сливались с русскими в один народ.

Ю. Орлов Князь Юрий Долгорукий

Юрий Долгорукий хоть и долго жил на севере, в Ростовско-Суздальской земле, но его все-таки тянуло на юг. Долго он добивался Киева, вел упорную борьбу с племянником своим Изяславом Мстиславичем, наконец добился-таки своего и умер великим князем киевским. Юрий, завладев Киевом, посадил старшего сына своего Андрея в Вышгороде, а Ростов и Суздаль отдал младшим своим сыновьям. Но Андрею не нравилось на юге. Хоть Андрей отличался большой храбростью и показал себя хорошим воином в битвах, но он был умен, властолюбив и не любил войны. В Южной Руси постоянно приходилось ожидать нападения или половцев, или русских же князей, приходилось угождать дружине, зависеть от нее, — все это было не по душе властолюбивому Андрею. Ему сильно хотелось уйти в Суздальскую землю. Там он родился, там он провел свои детские годы, там его знали и в детстве величали своим князем; а в Вышгороде ему было все чуждо. Решился Андрей уйти отсюда, не испросив даже согласия отца. Взял он с собою из Вышгорода местную чудотворную икону Пресвятой Богородицы, — взял тайно, так как жители добровольно не расстались бы со своею святыней. Икона эта, как гласило предание, была написана святым евангелистом Лукой и привезена из Царьграда. За десять верст от города Владимира, по пути в Суздаль, как говорит предание, совершилось чудо: кони под иконою вдруг стали; запрягли других коней — воз с иконою ни с места! Дивятся все чуду. Князь приказал остановиться. Раскинули шатер и расположились на ночлег. Поутру князь объявил, что Богоматерь явилась ему во сне и велела не везти икону в Ростов, а поставить ее во Владимире, а на том месте, где было видение, построить каменную церковь во имя Рождества Богородицы и основать монастырь. Тогда же на месте видения заложено было село — Боголюбово. Тут построена была богатая каменная церковь. Иконы и утварь блистали позолотой и драгоценными камнями. Здесь, в этом храме, была поставлена временно и взятая из Вышгорода икона. Андрей украсил икону богатым окладом, в котором было пятнадцать фунтов золота, много жемчуга, драгоценных камней и серебра. Построил себе Андрей здесь и каменный дворец.

Село Боголюбово сделалось любимым местопребыванием Андрея; отсюда и произошло его прозвище — Боголюбский.

Когда умер Юрий, то жители Ростова и Суздаля признали своим князем Андрея. Но он избрал своей столицей Владимир на Клязьме. Владимир, прежде небольшой и малонаселенный город, при Андрее населился, разросся и очень украсился. Андрей построил здесь великолепную церковь Успения Богородицы с позолоченным куполом. Построен был храм из белого камня, привезенного из Болгарии. Здесь была поставлена чудотворная икона Богоматери. Святыня эта в глазах народа сильно возвышала значение и города Владимира, и Андрея Боголюбского, которому сама Богоматерь как бы указала столицу. Много сюда стеклось поселенцев из Южной Руси. Построил Андрей во Владимире Золотые ворота, подобно Киевским, с церковью над ними.

Одной церкви, названной Десятинной из подражания Киеву, Андрей, подобно Владимиру Святому, назначил десятую долю всех своих доходов, подарил села и угодья. Строил он много красивых церквей, снабжал их иконами и утварью, не жалея средств. Кроме церквей, построил он во Владимире монастыри: Спасский и Вознесенский; строил церкви и по другим городам. Видел народ и щедрость его, и благочестие. Постоянные большие постройки давали работу многим, привлекали искусных рабочих из других мест, увеличивали население городов.

Явление Богоматери князю Андрею Боголюбскому Икона

По своему благочестию и набожности Андрей Боголюбский напоминал деда своего Владимира Мономаха: Андрея всегда можно было видеть, говорит летописец, в храме на молитве, со слезами умиления на глазах. Андрей всенародно раздавал милостыню убогим, чтил духовенство, чернецов и черниц и за то слышал похвалы своему христианскому милосердию и благочестию.

В это время не в ладах были с русскими болгары, жившие по Волге и Каме. Они делали набеги на русские земли. Войну с неверными (болгары были магометане) народ считал делом богоугодным. В 1164 году Андрей предпринял поход на болгар. С войском шло духовенство и торжественно под знаменами несло Святую икону Богоматери (взятую из Вышгорода). Князь и все войско пред выступлением в поход приобщились Святых Тайн.

Богоматерь Владимирская Икона первой половины XII века

Поход был удачен: болгарский князь обратился в бегство; русские взяли один болгарский город.

Хотелось Андрею возвысить свой Владимир над всеми русскими городами. Самым главным городом на Руси в то время был все еще Киев.

Когда в 1166 году киевским князем сделался Мстислав Изяславович, правнук Владимира Мономаха, тогда как Андрей был внуком Мономаха, то начинается снова борьба за Киев. Андрею удалось собрать огромное союзное войско (11 князей с их дружинами и ратью принимали участие в походе на Киев). 12 марта 1169 года Киев был взят. Древний Киев, мать русских городов, город, красе которого дивились иноземцы, был разграблен, посрамлен, унижен. Андрей посадил княжить в Киеве подручного себе князя, брата своего Глеба, а сам, приняв титул великого князя, остался во Владимире.

С этого времени Владимир на Клязьме становится главным городом на Руси.

Недаром Андрей утвердился во Владимире и сделал его своей столицей. Ростов и Суздаль были города старые; жители их, подобно новгородцам, для решения важных дел сходились обыкновенно на веча; решению их должны были повиноваться младшие города, или «пригороды», как их называли. А Владимир на Клязьме был город новый, основанный князем; вечевой порядок здесь еще не установился — князь здесь не мог встретить сильного препятствия своей власти. Владимирцы рады были лучше повиноваться своему князю, чем чужому вечу. Кроме того, владимирцы были расположены к Андрею: он украсил город великолепными зданиями, при постройке их много нашлось дела для рабочего люда. Андрей перенес из Вышгорода чудотворную икону Богоматери. Икона эта, под именем «Владимирской Божией Матери», стала главной святыней города Владимира. На поклонение ей стали приходить люди из окрестных мест. Это придавало больше значения и самому городу. Когда великий князь сделал Владимир своей столицей и дружина поселилась тут — стало в городе люднее, промыслы разные и торговля пошли бойчее. Немало, стало быть, пользы городу Владимиру принес Андрей, поэтому владимирцы любили его и готовы были повиноваться ему и идти с ним на врагов его.

В. Васнецов Князь Андрей Боголюбский

А врагов у Андрея было немало. Понимал он, что удельные распри губят Русскую землю, что она от них все больше и больше беднеет и слабеет, да и сам хотел быть великим князем не по имени только, а на самом деле. Из Ростовско-Суздальской области он, боясь усобиц, удалил своих родичей — младших братьев и племянников; выгнал он и старых отцовских бояр, которые привыкли слишком вмешиваться в княжеские дела.

Хотел быть «самовластием» Андрей не только в своей области, но и во всей Руси. В Киеве умер брат его Глеб. Владимир Мстиславич захватил было Киев в свои руки. Андрей приказал ему немедленно выехать из Киева и отдал его Роману Ростиславичу, князю кроткому, покорному, — отдал не по старшинству, а по «милости своей».

Андрей благоволил к Ростиславичам (князьям смоленским), так как они признали его старшинство и повиновались ему. «Вы назвали меня своим отцом, — велел он сказать им, — хочу вам добра и отдаю Киев брату вашему, Роману». Через некоторое время случилось, что Ростиславичи не исполнили одного желания Андрея. Тогда он послал сказать Роману: «Не ходишь в моей воле ты с братьями твоими, — так иди вон из Киева, а Давид пускай идет вон из Вышгорода, Мстислав — из Белгорода. Ступайте себе в Смоленск и делитесь там между собою, как знаете». Не слышали еще до сих пор русские удельные князья таких властных речей от великого князя. Роман повиновался, но другие Ростиславичи воспротивились. Они послали сказать Андрею: «Брат! Мы назвали тебя своим отцом, крест тебе целовали, и стоим на крестном целовании, хотим тебе добра, а ты теперь брата нашего Романа вывел из Киева и нам кажешь путь из Русской земли без всякой вины; так пусть рассудит нас Бог и крестная сила». Андрей никакого ответа на эти слова не дал. Тогда Ростиславичи тайно ночью въехали в Киев, схватили Андреева младшего брата и племянника и посадили в Киеве брата своего Рюрика.

К. Бритов У Золотых ворот древнего Владимира

Когда узнал об этом событии Андрей, он сильно разгневался. Обрадовались его гневу Ольговичи, князья черниговские: они стали Андрея подстрекать против Ростиславичей. «Кто тебе враг, — послали они сказать ему, — тот и нам; мы готовы идти с тобой». Андрей надеялся на свои силы. Призвал он своего мечника и наказал ему: «Поезжай к Ростиславичам и скажи им от меня: не ходите в моей воле, — так ступай же ты, Рюрик, в Смоленск к брату, в свою отчину; а ты, Давид, ступай в Берлад, не велю тебе быть в Русской земле. А Мстиславу скажите так: ты всему главный зачинщик, не велю тебе быть в Русской земле».

Мстислав, стоявший всегда за правду и за старину, сильно оскорбился такой речью и самовластием Андрея. Смолоду Мстислав привык не бояться никого, кроме одного Бога. В сильном гневе приказал он при себе остричь Андрееву послу голову и бороду и отослал его с такими словами к Андрею «Мы доселе чтили тебя как отца по любви, а ты прислал к нам такие речи, как будто не князьям, а подручникам. Твори, что замыслил, пусть Бог нас рассудит!»

Когда услыхал Андрей эти слова, когда узнал об оскорблении своего посла, то пришел в такой гнев, что даже опал в лице. Он велел немедля собирать войско. Собралась большая рать. Тут были ростовцы, суздальцы, владимирцы, переяславцы, белозерцы, муромцы, новгородцы, рязанцы. По счету оказалось 50 000 воинов. Сын Андрея Юрий с опытным воеводой вел это войско. Получили они от Андрея такой приказ: «Рюрика и Давида выгоните из моей отчины, а Мстислава схватите, ничего ему не делайте, приведите только его ко мне».

Вся эта рать пошла в Черниговскую область. Тут соединились с ней черниговские князья. Князья полоцкие тоже принуждены были соединиться с Андреевой ратью. Казалось, Ростиславичам несдобровать. Рюрик Ростиславович заперся в Белгороде, Мстислав в Вышгороде, а Давида они послали к галицкому князю Ярославу просить помощи.

Главные силы северной рати пошли на Вышгород, чтобы взять Мстислава, главного противника Андрея Боголюбского. Девять недель стояло под Вышгородом огромное ополчение. Храбро отбивался Мстислав, несмотря на то что силы у него было немного. Союзная рать действовала неединодушно. Многие из союзников воевали против своей воли. Между отдельными вождями согласия не было. Понятно, что дело союзников не ладилось. Много было тут шуму, крику, суеты, а настоящего дела не было. Многим надоело стоять под городом, взять который они потеряли надежду. Вдруг разнеслась молва, что галицкая рать, соединившись с Рюриком, хочет ударить на союзное войско, стоявшее под Вышгородом. Ужас охватил сборную Андрееву рать, она бросилась бежать от Вышгорода; бежали в таком беспорядке, что множество людей при переправе чрез Днепр утонуло. Мстислав, видя поспешное отступление вражьей силы, вышел из города, погнался за врагами, захватил их обоз и забрал многих в плен.

Эта неудача врагов Мстислава доставила ему громкую славу. Двадцать союзных князей с их ратями не совладали с ним. С этого времени и стали Мстислава Ростиславича звать Храбрым.

Стал после этого Киев снова переходить из рук в руки. Не такой человек был Андрей Боголюбский, чтобы помириться со своей неудачей и оставить враждебных себе князей полными хозяевами на юге; он, вероятно, добился бы того, чего хотел, да нежданная насильственная смерть постигла его.

В. Изотов Вид на Успенский собор. Владимир

Властолюбивый Андрей имел много врагов между князьями и боярами, оказались они и между ближними людьми. Был Андрей и к близким людям строг, если они злоупотребляли его доверием или не повиновались ему. Казнил он за какую-то вину одного из родственников своих по жене, боярина Кучковича. Брат казненного с несколькими княжескими слугами решился злодейством освободиться от строгого господина. Андрей, подобно другим князьям русским, принимал к себе на службу иностранцев. Одним из приближенных слуг к Андрею был ключник Анбал из иноземцев. Он тоже принял участие в заговоре. «Сегодня князь казнил Кучковича, — говорили заговорщики, — а завтра казнит и нас; покончим с ним». Ночью, взявши оружие, пошли заговорщики к княжескому терему. Когда подошли они к спальне князя, то их обуял страх; недоставало у них смелости совершить преступление. Тогда они пошли в медушу (погреб, где хранились меды и вина), напились вина и снова пошли в княжий терем.

Один из злодеев постучал в дверь спальни. «Кто там?» — спросил Андрей. «Прокопий!» — отвечал стучавший (Прокопий был одним из любимых слуг князя). «Нет, это не Прокопий!» — сказал князь, хорошо знавший голос своего слуги. Дверей он не отпер. Злодеи стали ломиться в дверь. Князь бросился к своему мечу, который обыкновенно находился подле него. Меча не оказалось. Анбал раньше убрал его. Заговорщикам удалось выломать дверь, бросились они на князя. Андрей был очень силен и стал обороняться. Одного из противников своих сбил он с ног. Впотьмах, не разглядев, злодеи поранили упавшего, приняв его за князя. Затем, увидев свою ошибку, напали на князя, стали наносить ему удары мечами, саблями, копьями. Князь сначала сильно боролся. «Нечестивцы! Что я вам сделал, — говорил он, — за что вы проливаете кровь мою? Бог вам отомстит за мой хлеб». Наконец, израненный и окровавленный, князь упал под ударами убийц. Злодеи думали, что князь убит, взяли раненого товарища своего и поспешно понесли его. Князь поднялся и, обливаясь кровью, со стоном вышел из спальни. Убийцы услышали стон его и вернулись. Не нашедши князя на том месте, где они оставили его, злодеи испугались. «Скорее ищите его, — говорили они друг другу, — а не то мы погибли!» Зажгли свечу и по кровавому следу нашли несчастного князя; он успел сойти по лестнице вниз и думал скрыться за лестничным столбом. Злодеи на этот раз окончательно умертвили его. «Господи, в руки Твои предаю дух мой!» — были последние слова несчастного князя.

Смерть Андрея Боголюбского Древнерусская летописная миниатюра

Умертвили заговорщики и Прокопия, верного слугу Андрея. Княжеское имущество было разграблено. Из кладовой князя злодеи забрали золото, драгоценные камни, разные ткани и одежды.

Тело убитого князя долго лежало брошенное в огороде; никто не решался взять его, чтобы отдать ему последний христианский долг. Все боялись заговорщиков. Но нашелся между слугами князя один, киевлянин Кузьма, который не побоялся злодеев. Стал он плакать над трупом Андрея. Насилу выпросил верный слуга у Анбала, чтобы тот дал что-нибудь покрыть труп убитого князя. Анбал бросил ковер и корзно. Кузьма обвернул тело и понес в церковь. Когда стал он просить, чтобы отворили ее, ему закричали: «Да кинь тело тут в притворе. Экая тебе печаль с ним!»

Все были уже пьяны. Стал тогда Кузьма плакать и причитать над своим господином: «Уж тебя, господин, слуги твои не хотят знать. Бывало, прежде, придет ли гость из Царьграда, или из какой-либо русской стороны, или латынянин, христианин ли, поганый ли, — ты, бывало, скажешь: введите его в церковь и на полати (на хоры), пусть видит истинное христианство и крестится, — что и бывало. Болгары, жиды и вся погань (язычники), видевшие здесь славу Божию и красоту церковную, больше сокрушаются по тебе, а эти (твои слуги) даже в церковь не пускают положить».

Только на третий день после убийства нашлось духовное лицо, которое решилось отпеть князя. А на шестой день, когда волнение, поднявшееся во Владимире, стихло, владимирцы решили перенести тело своего князя из Боголюбова во Владимир. Когда торжественная процессия приближалась к городу и толпы народа, стоявшего у городских ворот, завидели княжеский стяг (знамя), который несли перед гробом, многие из народа стали рыдать. Андрея похоронили в построенной им Богородичной церкви (1174 год).

Великий князь Всеволод Большое Гнездо Икона

После смерти Андрея ростовцы и суздальцы выбрали себе в князья не сына его и не братьев, а племянников: они думали, что они в благодарность за избрание будут править «по старине». Владимирцы призвали к себе на княжение брата Андреева, Михаила. Начались тогда усобицы между племянниками и дядями, старыми городами (Ростовом и Суздалем) и молодым городом Владимиром. В конце концов владимирцы одолели. Михаил Юрьевич утвердился во Владимире. Чрез год он умер, и место его занял брат его Всеволод, по прозванию Большое Гнездо (1176 год).

Всеволод III Юрьевич действовал по примеру Андрея Боголюбского: не дал он волостей своим племянникам, подчинил себе Рязань и Новгород, распоряжался Киевом. В Южной Руси в это время шли усобицы. Самым знаменитым князем был тогда сын Мстислава Храброго, Мстислав Удалой. Этот князь был образцом старого южнорусского князя: он не заботился об усилении своей области и власти, больше всего влекла его военная слава, на войну смотрел он как на суд Божий. С дружиной своей, закаленной в боях, он беспрестанно переезжал из одного конца русских владений в другой, являлся всюду, где нужно было оборонить слабого от сильного, постоять за «старину». Всеволод III был князем совсем не такого нрава: он был очень осторожен, до решительных действий был не охотник, битв и походных тревог не любил, всегда рассчитывал наверняка. К своей цели шел осторожно, обдуманно и твердо. А главная цель была у него — приобрести как можно больше владений, усилить свою власть на счет других князей, забрать их всех в свои руки.

Дмитриевский собор во Владимире

При Всеволоде во Владимире и в других городах Суздальской области было воздвигнуто много новых великолепных для того времени церквей. Во Владимире был построен Дмитриевский собор, по словам летописца, «дивно украшенный иконами и писанием».

В старину каменные церкви на Руси строили иноземные мастера — греки да немцы, но мало-помалу и русские стали перенимать у них кое-какие знания. Когда понадобилось в Суздале обновить Богородичную церковь, то епископ не искал мастеров у немцев, а нашел у себя между церковными служителями и во Владимире людей, которые умели и олово лить, и покрыть церковь свинцовыми листами, и известью выбелить. Во Владимирской области было немало каменщиков, но хороших зодчих между русскими было немного: церкви, построенные ими, часто обваливались.

С XII века все чаще и чаще воздвигаются каменные постройки. Самыми великолепными зданиями были церкви. Из камня стали строить городские стены, башни, иногда и княжеские дома. Большей же частью дома в городе строились по-прежнему из дерева и мало отличались от крестьянских изб, были только попросторнее и покрасивее.

Лесу в северных русских областях было вдоволь, и постройка простого жилища стоила очень дешево. В случае пожаров, которые в древности очень часто истребляли целые города, или неприятельских нашествий жители старались спасти более ценные свои пожитки. Истребленные пожаром города скоро вновь застраивались. При дешевизне построек и простоте быта жителям городов нетрудно было переселяться на новые места. Целые города иной раз бежали от неприятелей и затворялись в других городах. Бывали случаи, что князья переводили города из одной области в другую. Земли было на Руси вдоволь, а народу мало. Каждому князю хотелось побольше переселенцев привлечь в свою область.

Понятно, почему в древности на Руси жилища и земля не ценились так высоко, как теперь. Деньги, драгоценные украшения (ожерелья, серьги, кольца) да одежда — вот что составляло главное богатство наших предков. Благодаря сношениям с Византией и Востоком, где богатые люди любили роскошную одежду и драгоценные украшения, и на Руси зажиточные люди любили рядиться.

Летописец хвалит древнюю простоту и жалуется на излишнюю роскошь женщин. «В старину, — говорит он, — дружина не требовала многого от князя. Не говорили тогда дружинники: и 200 гривен мало мне, князь, не рядили жен своих в золотые обручи, не ходили жены их в серебре».

В старину покрой одежды не менялся так быстро, как в наше время: он в XII–XIII веках был тот же, как и в XI. Одежда зажиточных людей походила на княжескую, а одежда простолюдинов мало чем отличалась от теперешней.

С. Стрекалов Одежда зажиточных людей XII века

С. Стрекалов Одежда замужней женщины XII века

Злые времена татарщины

Первая встреча русских с татарами. — Быт и нравы татар. — Состояние Русской земли. — Нашествие Батыя на северные русские области и на южные. — Александр Невский и Даниил Галицкий. — Усиление Москвы. — Иван Калита. — Положение Руси под игом татар. — Дмитрий Донской. — Битва на Куликовом поле. — Новое нападение татар. — Следствия монгольского ига.

Раздоры и усобицы княжеские ослабили Русскую землю. К концу XII века распалась она на несколько отдельных областей; каждая из них в свою очередь делилась на более мелкие уделы, где были свои князья. Эти мелкие князья хотя были и близкие родичи между собой, но тоже нередко враждовали друг с другом. Все шло врозь, единства ни в чем не было. Хоть северные владимирские князья и старались подчинить себе все русские области, всех удельных князей сделать своими «подручниками», но они не успели еще достигнуть своей цели, как обрушилась на Русскую землю страшная беда.

В 1223 году, когда Мстислав Удалой был в Галиче, сюда неожиданно явился главный половецкий хан Котян; с ним было еще несколько ханов, его подручников. Никогда еще не видали русские князья половецких ханов в таком положении. Они в страшной тревоге, смиренно, даже униженно, с поклонами просят Мстислава о помощи, приносят ему обильные дары. «Пришли на нас, — говорят они, — страшные враги, разорили нашу землю. Помогите нам, а не то они придут и к вам и сделают с вами то же!»

«Кто такие эти враги?» — спрашивают князь и бояре; но половцы сами мало знали о страшных врагах своих, рассказали только, что враги эти пришли из-за Каспийского моря, что полчища их многочисленны, что они храбры и люты в бою, пощады никому и ничему не дают. Рассказали ханы также и о том, что враги их сначала победили разные кавказские народцы, а потом напали на половецкие степи, множество половцев побили, других загнали за Дон и за Днепр. Больше ничего рассказать о врагах своих половецкие ханы не могли. «Как же зовутся ваши враги?» — спрашивают русские. «Зовутся они татарами», — отвечают ханы.

Как быть? Вступать в борьбу с неведомым врагом или нет? Вопрос был важный, — касался он всей Русской земли. Мстислав решился созвать в Киев русских князей на совет, чтобы сообща предпринять что-нибудь. Понеслись гонцы во все стороны с тревожной вестью. Съехалось в Киев несколько князей. Кроме Мстислава Мстиславича Удалого, были здесь Мстислав Романович Киевский с сыном Всеволодом, Мстислав Святославич Черниговский с сыном, Михаил Всеволодович Черниговский, Даниил Романович Волынский и многие другие. Прибыли в Киев и знатные половцы. Кланялись они всем русским князьям, умоляли их о помощи, дарили щедрые подарки: коней, верблюдов, быков, невольниц. Один из ханов даже христианскую веру принял, чтобы расположить к себе русских. Главный же хан, Котян, больше всего старался подействовать на зятя своего, на Мстислава Удалого. Побудить к войне удалого князя было нетрудно: у него и так горело уже сердце желанием переведаться с храбрым, но лютым врагом, творившим всякую неправду и насилие, грозившим страшной бедой всей Русской земле.

Долго толковали между собой на совете русские князья. «Если мы, — убеждал их Мстислав Удалой, — не поможем теперь половцам, то они передадутся татарам и вместе с ними нападут на Русскую землю, — хуже тогда будет!» Решено было идти навстречу врагам. «Лучше нам их встретить, — порешили русские князья, — на чужой земле, чем на своей».

Князья разъехались, чтобы снарядить войска. С наступлением весны, с апреля месяца, потянулись со всех сторон полки. Одни ехали на ладьях, другие на конях, третьи шли пешком. Днепр весь был покрыт ладьями, так что воды не видно было и можно было по ладьям перейти с одного берега на другой. Отряды половцев тоже прибывали ежедневно. Сила собралась большая. Все верили в успех и бодро двинулись в половецкие степи.

Лето в тот год было знойное. Солнце страшно палило; дождя не выпадало ни капли; от засухи земля трескалась; леса и травы загорались.

А. Васнецов Татарское иго

Татары, проведав о том, что на них идет большое русское ополчение, послали своих послов сказать русским князьям: «Слышим, что идете вы против нас, послушавшись половцев, а мы не трогаем ни вашей земли, ни городов ваших, ни сел. Не на вас мы пришли, но по Божьей воле пришли мы на холопов наших, на поганых половцев. Возьмите с нами мир. Придут к вам половцы — бейте их и добычу берите себе. Слышали мы, что они и вам много зла творят».

Русские князья приказали избить татарских послов и продолжали поход. Когда русская рать подошла к устью Днепра, во второй раз явились татарские послы. «Послушались вы половцев, — сказали они, — послов наших избили и идете против нас. Мы вас не трогаем, а вы идете против нас, — пусть Бог нас рассудит». Этих послов князья отпустили, не причинив им никакого зла.

Русское ополчение шло далее. Вдруг разнеслась по всему войску весть, что передовой (сторожевой) отряд завидел татар. Молодой Даниил Романович вскочил на коня и понесся вперед: сильно ему хотелось поскорее увидеть не виданных еще врагов. За ним поскакало еще несколько молодых князей. Завидев толпу всадников, передовой татарский отряд скрылся.

Вернувшиеся с разведки молодые князья говорили разно: одним казалось, что татары «простые люди» и плохие воины, а другие утверждали, что по всему видно, что татары «настоящие воины». Молодым князьям и Мстиславу Удалому не терпелось: хотелось им поскорее схватиться с врагом. С небольшим отрядом Мстислав переправился через Днепр, встретил в степи сторожевой отряд татар, напал на него и разбил. Воины Мстислава угнали множество рогатого скота, который татары водили обыкновенно за собою. Этот успех ободрил всех. Все князья переправились через Днепр, десять дней шли по степи на восток, наконец дошли до реки Калки. За рекой стояла вся сила татар.

С. Архипов Схватка русских с татарами

Мстислав Удалой понадеялся на свои силы, не дал вести Мстиславу Киевскому, думал, что сам без его помощи одолеет татар. Он велел Даниилу Волынскому переправиться через реку, переправился и сам. Даниил первый ударил на татар. Начался бой. Юный Даниил на своем скакуне помчался вперед. За ним неслись другие удальцы. Даниил был ранен в грудь, но сгоряча и не замечал своей раны и продолжал биться. Много татар было избито. В это время вступили в бой половецкие полки. На беду, не выдержали они напора татар, смешались и побежали. Нестройные, бегущие толпы половцев навалились на русские полки, которые не успели еще изготовиться к бою. Все пришло в страшное смятение. С дикими криками со всех сторон налетали конные отряды татар на нестройную толпу половцев и русских и множество избили. Никто не знал, что делать, куда идти. Пешие, конные, телеги — все перемешалось. Устоять нельзя было. Поворотил Даниил своего коня к реке. Жажда мучила князя, припал он к воде. Тут только почувствовал он свою рану. Оглянулся он, увидел, что все бежит во все стороны, — увидел, что все дело проиграно и ничего не остается и ему, кроме бегства. Бежал и Мстислав Удалой, — бежал в первый раз от роду. Татары гнались за бегущими русскими полками до самого Днепра. Множество русских погибло. Шесть князей было убито. Мстислав Мстиславич с остатками войска переправился через Днепр и велел изрубить и сжечь все лодки, чтобы затруднить переправу татарам.

П. Рыженко После битвы на Калке

Мстислав Романович стоял в это время станом с подручными князьями на каменной горе, неподалеку от места битвы. Увидел он с высоты бегство русских, но сам не тронулся с места: решился он, видно, лучше погибнуть, чем бежать. Велел он укрепить стан, окружить его валом и кольями. Три дня отбивался он от татар. Пустились они на хитрость. Начальник над бродниками, приставшими к татарам, клялся и целовал крест, что татары не причинят вреда русским, отпустят их за выкуп. Видел Мстислав, что ему не отбиться от врагов, и согласился сдаться татарам. Жестоко поплатились князья за доверчивость Мстислава: как только татары овладели укреплением, тотчас же перебили всех бывших там русских воинов, а связанных князей положили на землю, навалили на них доски и сами сели на досках пировать. Несчастные князья были раздавлены.

Татары шли дальше, предавая все огню и мечу. Напрасно жители некоторых городов с покорностью выходили навстречу им. Всех избивали татары без пощады. Ужас охватил всю Русскую землю. Не дойдя до Киева верст около ста, полчища татар повернули неожиданно назад и скрылись в азиатских степях столь же быстро, как быстро появились. Все стихло. Рассказав о несчастной битве на Калке (16 июня 1224 года), летописец смиренно прибавляет: «Совершилось это с нами за грехи наши. Бог наслал на нас неразумие; людей погибло без числа; и были вопли, стоны и печаль по всем городам и волостям. Этих злых татар мы и не знаем. Откуда они пришли на нас, куда делись потом, — только Бог про то ведает».

У иноземных писателей сохранилось больше сведений о татарах, чем у нашего летописца. В азиатских степях, к северу от Китая, издавна кочевали орды татар. Происходили они из монгольского племени. Были татары небольшого роста, широкоплечи, коренасты, с большими головами. Головы они себе брили. Их широкие, смуглые и скуластые лица с небольшими узкими глазами казались нашим предкам отвратительными и страшными. Занимались татары скотоводством. У них было множество разнородного скота: верблюдов, быков, особенно же овец и лошадей. Ели татары всякое мясо и жидкую кашу из проса, — ели все нечистыми руками, обтирали их о свои кафтаны, сапоги или траву. Любимым напитком их был кумыс (лошадиное молоко). Владея огромными стадами, татары не оставались долго на одном и том же месте, а беспрестанно перекочевывали с пастбища на пастбище, с реки на реку. Городов и прочных постоянных жилищ поэтому они не строили, жили в круглых юртах (кибитках), сплетенных из хвороста и покрытых войлоком. Посередине юрты разводили огонь, и дым от него уходил в отверстие, бывшее наверху. Такие юрты легко разбирались, когда надо было, а то и неразобранные ставились на телеги и таким образом перевозились на другое место.

Татарские юрты

Мужчины у татар обыкновенно присматривали за стадами. Любили они тешиться верховой ездой и стрельбой из лука. Стрелки и наездники они были отличные. Дети с самых малых лет уже ездили верхом и пускали стрелы в цель. Они сами собою приучались к бою, потому что круглый год проводили на охоте. Девушки и женщины также ездили верхом и хорошо владели луками. Они были очень трудолюбивы, и все хозяйство лежало на их руках: они стряпали, шили платье, сапоги, чинили телеги, вьючили верблюдов. У татар было многоженство. Каждый имел столько жен, сколько мог содержать.

Пока татары делились на мелкие орды, они могли тревожить своих соседей только такими набегами, как набеги печенегов и половцев на Русскую землю. Орды татар часто враждовали между собой. Постоянные междоусобные войны ослабляли их, и потому они не были особенно опасны для своих соседей. Но в конце XII века дело изменилось. Между татарскими ханами явился необыкновенный человек. Это был Темучин. Внешним видом своим он резко отличался от всех своих соплеменников. Был Темучин огромного роста, с широким лбом и длинной бородой. Был он властолюбив, необыкновенно мужествен, тверд и беспощадно жесток. Когда, после смерти его отца, некоторые из подчиненных ханов хотели отложиться, Темучин разбил мятежников и в семидесяти огромных котлах велел сварить главных виновников восстания. После этого никто не смел ему противиться. Ханы различных татарских орд частью добровольно, частью от страха покорились ему. Покорив себе силой тех ханов, которые не хотели добровольно признать его своим владыкой, Темучин в 1206 году собрал подчиненных князей (ханов), клялся делить с ними все горькое и сладкое в жизни. Предание говорит, что какой-то старец-отшельник неожиданно явился в собрание ханов и пророчески возвестил, что Бог отдает Темучину под власть всю землю и потому он должен именоваться Чингисханом (то есть великим ханом). Темучин принял этот титул. С этого времени начались завоевания татар. «Как на небе существует одно солнце, так на земле должен быть один властелин, а все другие независимые властители и государства, не признавая его власти, тем самым оскорбляют волю неба и должны быть наказаны». Такого понятия держался Чингисхан. Вся среднеазиатская степь, Северный Китай, Бухара должны были признать над собою власть Чингисхана. Войска монгольские обогнули южный берег Каспийского моря, вошли на Кавказ, в Грузию, затем проникли в степь половецкую. Вот с этими-то войсками татарскими, бывшими под начальством Чепе и Субудая, и пришлось русским встретиться на реке Калке.

Чингисхан на соколиной охоте Старинная миниатюра

Чингисхан провозглашен императором Старинная миниатюра

Казалось бы, несчастное побоище на Калке должно было заставить князей русских одуматься, собраться с силами, чтобы в случае нового нападения страшного врага дать сообща ему могучий отпор, оборонить от лютости его Русскую землю. К несчастью, князья об этом вовсе и не помышляли: каждый только и думал о самом себе. Начались снова и на юге, и на севере бесконечные ссоры, смуты и усобицы; в Новгороде происходили по-прежнему народные волнения.

Разные явления в природе пугали суеверный народ, предвещали, по его мнению, страшные беды. Явилась на небе огромная звезда (комета), по виду похожая на копье. Затем началась такая засуха, какой никто из самых старых людей не помнил; леса, болота воспламенялись; густые облака дыма закрывали солнце; гарью был пропитан воздух; птицы мертвые падали на землю. Припоминали сказания, что при Всеволоде I было на Руси такое же лето и что Русская земля страдала тогда и от нападений врагов, и от голода, и от язвы. В 1230 году было землетрясение по всей Русской земле. Особенно сильно было оно на юге: каменные церкви расседались. 3 мая, когда праздновали в Киево-Печерской лавре память святого Феодосия, во время самой обедни, где присутствовали князь, бояре и митрополит, все почувствовали вдруг сильный подземный удар. Трапезница, где стояло уже кушанье для монахов и гостей, расселась, и кирпичи из свода падали на стол. Десять дней спустя произошло солнечное затмение, небывалые разноцветные облака пробегали по небу, показалось какое-то огненное облако. Суеверный народ пришел в ужас. Многие плакали, молились, каялись в грехах, просили друг у друга прощения, ждали смерти, думали, что наступает светопреставление.

Н. Рерих Поход Чингисхана

В том же году в Новгороде был страшный голод и мор. За четверть ржи приходилось платить гривну серебра и больше. Бедные ели мох, липовую кору, собак, кошек. Чернь, обезумевшая от голода, поджигала дома зажиточных людей, имевших запасы хлеба, и грабила их. Несколько десятков тысяч людей погибло от голода и болезней. На улицах, на площади, на мосту голодные собаки терзали непогребенные тела. Родители, чтобы не слышать воплей детей своих, отдавали их чужеземцам в рабство. «Не было у людей жалости, — говорит летописец, — казалось, что отец стал чужим для сына, дочь для матери. Сосед соседу не хотел уломить куска хлеба!» Кто мог — бежал в другие области. Но бедствие было тогда по всей Русской земле, кроме Киева: в одном Смоленске, тогда очень многолюдном, умерло около тридцати тысяч людей. Весной следующего года страшный пожар опустошил Новгород. Казалось, пришел ему конец. К счастью, немцы из-за моря привезли хлеб, и, таким образом, голод в Новгороде прекратился и город стал мало-помалу оправляться.

Таким образом, одна беда за другой обрушивалась над Русской землей. Но самое горшее зло было впереди.

Нашествие Батыя на Русь Летописная миниатюра

В 1227 году умер Чингисхан. Великим ханом провозглашен был сын его Угедей. Новый великий хан отправил племянника своего Батыя с огромным полчищем на запад для покорения стран к северу и западу от Каспийского моря.

Осенью 1237 года двинул Батый свои страшные полчища на болгар (живших по Волге). Столица болгар была обращена в пепел, жители беспощадно умерщвлены. Сквозь густые леса татары вступили в южную часть Рязанской области.

Татары представляли страшную военную силу. Они беспрекословно повиновались своим начальникам; ни один народ в мире не отличался таким послушанием и уважением к начальникам своим, как татары. Чингисхан дал им строгое военное устройство. Над каждым десятком человек был свой начальник — десятник; над десятью десятниками начальствовал сотник, над десятью сотниками — тысячник, над десятью тысячниками особый начальник — темник. Сторожевые отряды назывались караулами. Беглецы с поля битвы (если только не все войско бежало) предавались смерти. Если из десятка один или несколько храбро бились, а остальные не следовали их примеру, то последних умерщвляли. Если из десятка один или несколько попадали в плен, товарищи, не освободившие их, также предавались смерти. Понятно, что при таких жестоких военных обычаях татары поневоле отчаянно бились.

Каждый татарин должен был иметь лук, колчан со стрелами, топор и веревки, чтобы тащить осадные машины. Богатые, кроме того, имели сабли, копья, брони, шлемы, лошадей. Некоторые делали брони для себя и лошадей из кожи. Щиты у многих были хворостяные. На всем скаку могли наездники очень метко пускать стрелы. Ведя постоянные войны при Чингисхане, татары научились брать укрепленные города, имели стенобитные и метательные машины.

И. Глазунов Штурм града

Были татары очень выносливы: легко сносили голод и жажду, стужу и палящий зной.

Вступая в неприятельскую землю, татары посылали передовые отряды, которые не опустошали страны, а старались только убить как можно больше людей. За ними шло целое войско, которое беспощадно истребляло все на пути своем. При встрече с неприятелем передовой отряд татар пускал в него стрелы и если видел, что не справится с врагом, обращался в бегство, чтобы заманить неприятеля к засаде. Прямо на врага они посылали обыкновенно войска из покоренных племен, а отряды самых храбрых татарских наездников шли в объезд направо и налево в дальнем расстоянии, чтобы потом внезапно окружить неприятеля и напасть на него со всех сторон. Если неприятель упорно сражался и одолеть его оказывалось не под силу, тогда татары всем войском обращались в бегство и поражали преследующего врага стрелами. Они были не охотники до рукопашного боя — старались сперва перебить и переранить стрелами как можно более лошадей и людей и тогда уже, когда уверены были, что одолеют ослабленного неприятеля, вступали с ним в рукопашную схватку. Татары между собою были честны (воров у них не было, и потому их юрты, или кибитки, не запирались), друг с другом были обходительны, помогали один другому в нужде; но к чужим, особенно к врагам, они относились совершенно иначе: обман, коварство и крайнюю жестокость они считали позволительными. Убить человека им ничего не стоило. Пленных они избивали иной раз таким образом: сотники раздавали их своим людям по 10 человек на каждого, и те рубили несчастных топором. Не давали они пощады особенно знатным. Чингисхан постановил правило: не давать пощады ни имению, ни жизни врага. Из жителей покоренного города татары сохраняли только тех, кто знал какое-либо полезное для них ремесло, да сильных молодых людей, которых обращали обыкновенно в рабов. Таковы были страшные враги, которые появились во второй раз в Русской земле.

Послали татары своих послов — требовать у рязанских князей покорности и десятины (то есть десятой части) всего имения их. Князья ответили послам: «Когда из нас никого не останется в живых, тогда возьмите все». Послали князья во Владимир к великому князю Юрию просить помощи, но Юрий не помог им: он хотел один обороняться. (Есть в одной летописи сказание, что князь рязанский Юрий послал сына своего Феодора к Батыю с дарами. Феодор был умерщвлен, а жена его, прекрасная Евпраксия, узнав о гибели любимого мужа, не хотела пережить его, бросилась с младенцем своим из высокого терема и таким образом лишилась жизни.)

Н. Матвеев Евпраксия Рязанская

Батый двинулся к Рязани; на пути разорили татары города: Пронск, Белгород и другие, без милосердия избивая людей. 16 декабря татары осадили Рязань. Устроили они вкруг города тын, или острог, чтобы скрываться от русских стрел. Мог ли устоять город против татар, когда их было во его раз больше, чем защитников? Все защитники города должны были безотлучно находиться на стенах, ожидая с часу на час приступа, а татарские отряды, стоявшие под городом, могли сменяться и драться со свежими силами. Пять дней татары томили осажденных постоянной тревогой и поражали их стрелами, на шестой, 21 декабря, подошли к стенам города, стали бить их стенобитными машинами, бросать в город огонь (греческий огонь), зажгли крепость. Сквозь дым и огонь ворвались они в город. Никому не дали пощады свирепые враги. Князь, его супруга, мать, бояре, народ погибли. Хищники распинали пленников или расстреливали их стрелами, связав им руки. Грабили церкви, оскверняли их. Весь город с окрестными монастырями был обращен в груду развалин и пепла. Несколько дней продолжались убийства. В некоторых летописях есть любопытное сказание о подвиге одного рязанского боярина — Евпатия Коловрата. Узнав о нападении татар, он спешил на родину, чтобы принять участие в обороне ее от врагов, но было уже поздно: он нашел только пепелища да трупы избитых людей. Пылая чувством мести, Евпатий с 1 700 воинов пустился вслед за врагами, нагнал их и совершенно неожиданным нападением смял задние отряды татар и произвел между ними страшный переполох. Некоторым из них почудилось, что избитые рязанцы восстали на них. Батый спросил у взятых в плен, кто они такие. «Слуги князя рязанского, — отвечали они, — полку Евпатиева. Нам велено с честью проводить тебя, как русские провожают от себя иноплеменников — стрелами и копьями». Евпатий и смелая дружина его, конечно, погибли; немногие из них попали в плен. Батый, говорит сказание, уважая такое редкое мужество, велел освободить их.

Один город за другим гибли под ударами свирепых полчищ. Взята и разрушена была Коломна, сожжена Москва. Здесь попал в плен врагам второй сын Юрия, Владимир. Пришел в ужас Юрий, когда услыхал о новых победах и неистовствах татар: тут только увидел он, что приходится иметь дело с могучим и страшным врагом. Поручил он защиту Владимира двум сыновьям своим, Всеволоду и Мстиславу, а сам с небольшою дружиною удалился в Ярославскую область, расположился станом на берегах Сити и стал поспешно отовсюду собирать к себе войско.

2 февраля подступили татары к стенам Владимира. В ужас пришел народ, увидев огромное полчище врагов. Князья, Всеволод и Мстислав, и воевода ободряли жителей. Небольшой конный отряд татар подъехал к Золотым воротам, и посланные Батыем люди спросили: «Здесь ли великий князь или нет?» Вместо ответа со стен было пущено несколько стрел. «Не стреляйте!» — кричали из татарского отряда. Затем татары выставили вперед взятого в плен князя Владимира Юрьевича. «Узнаете ли вашего князя?» — спрашивали татары. Изможденного, исхудалого Владимира трудно было узнать. Заплакали от горя братья его и воины, когда наконец признали его. Всеволод и Мстислав хотели немедля выйти из города и ударить на татар в открытом поле. «Умрем, — говорили они дружине, — но умрем с честью и в поле!» Опытный воевода Петр сдерживал их: надеялся он, что великий князь соберет войско и подоспеет вовремя на выручку своей столицы.

П. Литвинский Евпатий Коловрат

Часть войска Батыева отправлена была к Суздалю. Город этот был скоро взят. Скоро та же участь постигла и Владимир. 6 февраля татары стали готовиться к приступу, готовить стенобитные орудия и лестницы. Князья и бояре понимали, что спасения нет, что не совладать с многочисленными полчищами врагов. Унижаться, просить мира они считали постыдным да и бесполезным: им было известно, что татары никому пощады не дают. Оставалось умереть, защищая родные стены. 7 февраля, в воскресенье, начался приступ; ворвались татары в город у Золотых ворот, и с северной стороны от речки Лыбеди, и еще в нескольких местах. Князья с дружиною укрылись в Старый, или Печерный, город, а епископ Митрофан, великая княгиня, супруга Юрия, с дочерью, внуками, снохами, с боярами, со многими из жителей, заперлись в главной соборной церкви. Татары зажгли ее. Епископ громко молился и благословлял всех несчастных, осужденных погибнуть в пламени. Одни погибли от огня, другие задохнулись от дыма. Татары отбили наконец церковную дверь, ворвались в церковь, и начался грабеж. Драгоценные камни, золото, серебряные сосуды, ризы с икон, древние княжеские одежды, которые хранились в церкви, — все, что не сгорело, попало в руки хищников. Жители, от старого до малого, были беспощадно избиваемы. Те немногие, которых хотели татары увести в рабство и тащили за собой босых и нагих, гибли от стужи и болезней.

Князья Всеволод и Мстислав видели, что никакой возможности нет отразить татар, думали со своим небольшим отрядом пробиться сквозь полчище врагов. Это им не удалось, оба они погибли в бою.

После этого татары разделились на несколько отдельных отрядов: одни пошли к Ростову и Ярославлю, другие на Галич и Городец. Переяславль, Юрьев, Дмитров и другие были взяты татарами. В один февраль месяц татары овладели четырнадцатью городами, кроме множества слобод и деревень.

Великий князь Юрий стоял в это время с войском на реке Сити. Когда страшная весть о гибели столицы и семьи дошла до Юрия, то он, по словам летописца, зарыдал. «Господи, — проговорил он, — разве пришел для меня конец твоему милосердию! Лучше мне умереть, чем жить на этом свете. Ради чего останусь жить?» Но мужество не покинуло его: он решился вступить в бой с татарами. Послал он передовой отряд на разведку Отряд воротился с вестью, что татарские полки уже обходят русских. Юрий, брат его Святослав и племянники изготовили войско к бою.

А. Максимов Взятие татарами Владимира

Долго шла упорная сеча. Русские бились мужественно и стойко, но не устояли. Татары одолели: их и числом было больше, и в военном деле у них было больше сноровки, чем у русских воинов, из которых многие держали оружие в руках в первый раз в жизни. В этой несчастной битве, 4 марта, был убит и великий князь, и множество воинов. Один из племянников великого князя Василько попался в плен. Татары предлагали ему перейти на их сторону и содействовать им в походе. Василько с негодованием ответил, что он не может быть заодно с лютыми кровопийцами и врагами своего отечества. Татары его убили.

Полчища Батыя направлялись к Новгороду. Слышали татары много о богатствах его. Взяли они Волок-Ламский, Тверь и подступили к Торжку. Две недели длилась осада. Жители оборонялись мужественно: надеялись они, что новгородцы вовремя подоспеют на помощь и выручат их из беды. Но помощь не приходила. Город был взят, и жители беспощадно истреблены. Двинулись дальше татары, уничтожая все на пути, кося людей, по выражению летописи, как траву. Около ста верст оставалось татарам до Новгорода, но они неожиданно повернули назад. Дело в том, что наступила весна. Начиналось весеннее половодье рек и озер. Новгородская область изобиловала реками, озерами и болотами, и потому татарам приходилось беспрестанно устраивать переправы. И в наше время очень нелегкое дело устраивать переправы для многочисленного войска, а для татар это было гораздо труднее.

Если нельзя было перейти вброд, то переправлялись они через реки обыкновенно так: делали большие кожаные мешки, набивали их сеном или клали в них одежду, сгоняли лошадей в воду, к хвостам их привязывали мешки и на этих мешках, как на плотах, и переправлялись. Понятно, что при широком разливе рек и быстром течении их такой способ переправы был очень опасен; кроме рек, в Новгородской области на пути татарам беспрестанно встречались бы и широкие озера, и вязкие болота. Таким образом, природные свойства Новгородской области спасли Новгород от татарского погрома.

На возвратном пути упорное сопротивление татарам оказал город Козельск. Семь недель Батый ничего не мог сделать. Жители Козельска решились умереть, но не сдаваться татарам. «Хоть князь наш и молод, — сказали они, — но положим жизнь свою за него: и на земле славу приобретем, и на небе венцы небесные получим». После долгих усилий татары наконец разбили городские стены и ворвались в город; но и тут жители отчаянно резались с ними ножами. Часть жителей вышла из города, напала на татарские полки и перебила более 4 000 врагов. Горсть этих смельчаков была вся истреблена. Хан в ярости приказал избить в городе всех без различия и женщин, и младенцев. Кровь лилась потоками. Татары прозвали Козельск «злым» городом. Молодой князь козельский (по имени Василий) пропал без вести. Некоторые говорили, что он утонул в крови.

Оборона Козельска Миниатюра из Лицевого летописного свода XVI века

По взятии Козельска Батый со своими полчищами двинулся в половецкие степи. Половецкий хан был разбит и удалился с остатками своего народа в Венгрию, где получил земли для поселения.

В следующем, 1239 году татары совершили нашествие на Южную Русь. Пошли они тем же путем, каким обыкновенно делали свои набеги половцы.

Взят был город Переяславль и опустошен. Церковь Святого Михаила, великолепно украшенная золотом и серебром, была разграблена и разрушена до основания. Большая часть жителей была истреблена. Затем татары осадили Чернигов. Черниговцы дали сильный отпор. Город стоял на высоком берегу реки Десны, и жители, отчаянно защищаясь, поражали неприятелей с высоты большими камнями. Наконец татары осилили. Сожгли Чернигов и направились к Киеву. Батый слышал давно уже о богатстве и красоте древней русской столицы. Он послал с передовым отрядом своего родича Мангу, внука Чингисхана, осмотреть Киев. Увидал Мангу город с левой стороны Днепра.

А. Орловский Монголы

На противоположном крутом берегу величественного Днепра красовался город. Гористый и обрывистый берег с его лесами и садами, белеющие стены, сверкающие главы многочисленных церквей — все это вместе представляло необыкновенно красивую картину. Мангу, по словам летописцев, не мог надивиться красоте Киева. Вид киевского берега действительно прелестен, особенно летом.

В 1240 году Батый явился под Киевом. Громадное полчище татар, словно грозовая туча, облегло город. От скрипа бесчисленных телег, рева верблюдов, мычания быков, ржания лошадей и свирепых криков татар такой гул стоял над Киевом, что, по словам летописца, жители едва могли слышать друг друга в разговорах. Киев тогда был в руках Даниила Романовича Галицкого. Самого князя в это время в городе не было. Для защиты его князь оставил воеводу Дмитрия. От одного взятого в плен татарина Дмитрий узнал, что Батый стоит под стенами Киева со всеми важнейшими своими ханами и что вражьей рати нет числа. Но Дмитрий выказал замечательную неустрашимость: он решился защищать город до последней крайности. Татары начали приступать к городу с той стороны, где лес близко примыкал к городским воротам (Лядским). День и ночь били стены стенобитными орудиями (пороками). Наконец стены были разбиты, и татары ворвались в город. Начался страшный рукопашный бой. Тучи стрел летели на защитников города. Свист стрел, треск ломающихся копий, звук щитов от ударов мечей и сабель, дикие вопли татар, стоны раненых, попираемых ногами, крики сражающихся — все это вместе сливалось в тяжелый страшный гул. К вечеру татары овладели стеной. Утомленные мужественным сопротивлением, остановились они на отдых. За ночь русские устроили тын вокруг Десятинной церкви и готовились снова к борьбе с врагом. Множество жителей со своим имуществом заперлись в самой церкви. Видели все, что спасения нет; но никто не думал умолять лютого врага о пощаде. Воевода Дмитрий, страдая от раны, все-таки мужественно готовился к новому бою. Утром татары снова начали битву. Слабая, наскоро устроенная ограда недолго сдерживала напор врагов, но русские бились так отчаянно, что татары хотя и достигли до церкви, но устлали весь свой путь своими трупами. Дмитрий был схвачен татарами. Батый, беспощадно истреблявший пленных, уважал воинскую доблесть, и мужественному воеводе была дарована жизнь.

Несколько дней дикие победители торжествовали свою победу. Совершались всевозможные ужасы истребления и разрушения. Древний Киев исчез, и исчез навеки. Десятинный храм был разрушен до основания. Та же участь постигла Печерскую лавру и другие здания. Хотя впоследствии Печерская лавра была восстановлена, но, по словам позднейшего летописца, прежнее строение лавры было более величественно и красиво, чем новое.

Пирующие татары

Весть о гибели Киева навела страх и на весь Запад. Даниил Галицкий отправился в Венгрию просить помощи. Батый пошел дальше на Запад. Город Каменец, Владимир, Галич и много других были взяты, разграблены и разорены. Тогда пленный воевода Дмитрий, желая спасти русские земли от окончательной гибели, стал говорить Батыю: «Будет тебе здесь воевать, время идти на венгров.

Если станешь еще медлить, то там соберутся с силами и не пустят тебя в свою землю!» Батый двинулся к венгерским границам.

Страх охватил Западную Европу, когда разнеслась повсюду страшная весть о приближении татарских полчищ. Рассказы о жестокостях их на Руси, о дикой бесчеловечности их распространялись по всей Германии. Суеверны и невежественны были тогда европейцы. Рассказывали, что войско татар так громадно, что занимает пространство на двадцать дней пути в длину и пятнадцать в ширину, что огромные табуны диких лошадей следуют за полчищем татар, что татары вышли прямо из ада, ужасны своим наружным видом и не похожи на других людей. Германский император (Фридрих II) рассылал повсюду воззвания, чтобы все вооружались и готовились к отпору страшного врага. «Настало время, — писал он, — пробудиться от сна. Лежит уже секира при дереве, и по всему свету разносится весть о враге, который грозит гибелью всему христианству. Давно уже слышали мы о страшном враге, но считали опасность далекою, так как между врагом и нами было столько храбрых народов и князей. Но теперь, когда одни из этих князей погибли, а другие обращены в рабство, настала пора стать всему христианству против свирепого врага». Но воззвание это не привело ни к чему. В это время и в Германии не было единодушия. Император сильно враждовал тогда с папою, а без благословения папы многие подчиненные императору князья и бароны не хотели идти в поход.

Ф. Солнцев Монгольский шишак с личиной

Весною 1241 года перешел Батый Карпаты и разбил венгерского короля, потом поразил двух польских князей. Затем татары вторглись в Силезию. Здесь разбили герцога силезского. Путь в Германию был открыт. Спасли ее войска чешского короля. При осаде города Ольмюца в первый раз татары потерпели поражение. Разбил их здесь чешский воевода Ярослав из Штернберга. После этого скоро орды татар отхлынули снова на восток, и Западная Европа была спасена. Весь тяжкий гнет дикой орды пришлось выдержать только нашему отечеству.

После татарского погрома ужасное зрелище представляла Русская земля. Словно страшная моровая язва, землетрясение и лютые пожары — все вместе свирепствовали здесь. Груды обгоревших развалин вместо городов и сел, белеющие кости непогребенных людей, поля, заросшие сорной травой, — вот что представляла Русская земля в тех местах, где проходили дикие орды татар. «Когда мы проезжали по Русской земле, — говорит путешественник (Плано Карпини), видевший ее через пять лет после татарского погрома, — то видели бесчисленное множество черепов и костей человеческих в степи. Киев был прежде очень велик и многолюден, а ныне в нем едва ли 200 домов». Многие храбрые князья пали в битвах, другие скитались в чужих краях, искали помощи у иноземных государей и не находили. Запустела земля Русская. Множество людей было избито, множество уведено в плен. Редкая мать, оставшаяся в живых, не оплакивала участи своих детей, или погибших в бою, или замученных татарами, или уведенных в тяжелую неволю. Успевшие скрыться от свирепости врагов хоть и возвращались на родные пепелища, но что была им за жизнь, когда приходилось быть постоянно в страхе, чтобы не попасть в руки врагов!.. Живые завидовали спокойствию мертвых.

Узнав о гибели Юрия, следующий за ним по старшинству брат — Ярослав Всеволодович — прибыл княжить во Владимир. Ярослав оказался князем твердого нрава, деятельным и распорядительным. Дела было много. Приходилось восстановить из пепла города и села, собрать рассеявшихся жителей, ободрить их словом, обновить государство. На дорогах и улицах, в развалинах домов, в обгорелых церквях тлело множество непогребенных тел. Ярослав приказал немедленно убрать их и схоронить, чтобы отвратить заразу. Скоро, благодаря распорядительности князя, восстановился порядок на севере; роздал Ярослав братьям своим волости в управление, восстановил правосудие.

Татары только те народы оставляли в покое, которые выказывали им полную покорность. О сопротивлении татарам Ярославу нечего было и думать. Одна мысль о новом вторжении дикой орды приводила всех в ужас. Приходилось покориться, изъявить покорность пред самим ханом. Отправился Ярослав к Батыю, который стал станом на берегу Волги. Батый, по словам летописи, принял Ярослава с честью и сказал ему: «Будь ты старший между всеми князьями в Русской земле». За Ярославом отправились к Батыю и все родичи его, и другие князья. Но этим дело не ограничилось. Пришлось Ярославу отправиться в Татарию к самому великому хану с изъявлением покорности. Здесь Ярослав в 1246 году и скончался.

Князьям приходилось в Орде подвергаться разным унизительным обрядам: проходить между священными огнями, разложенными подле ханской ставки, преклоняться пред изображением великого хана, становиться на колени, пить кумыс и прочее.

Ф. Солнцев Монгольский шишак, прилбица и мисюрка

Вот как описывает свое представление Батыю папский посол (Плано Карпини):

«Когда мы прибыли к Батыю, нас поместили в расстоянии одной мили от жилища его.

Прежде чем вести нас в палатку Батыя, нам объявили, что мы должны пройти между огней. Сначала мы не хотели согласиться на это, но нам сказали: „Не бойтесь: мы требуем, чтобы вы прошли между огней лишь потому, что огонь уничтожит зло, если оно есть в намерении вашем против нашего повелителя или если вы несете с собою яд“. Тогда мы ответили: „Мы готовы пройти меж костров, чтобы не дать повода подозревать нас в чем-либо подобном“. Когда пришли мы в Орду, чиновник Батыя нас спросил, чем мы намерены ему ударить челом, то есть какие несем подарки. Когда подарки были даны, тот же чиновник спросил нас о причине нашего приезда. После этих переговоров нас повели в юрту, на пороге ее сделали нам наставление, как вести себя. Когда мы вошли в юрту Батыя, то стали на колени и сказали нашу речь, затем подали письмо и просили дать нам переводчиков, которые могли бы перевести его. Батый окружает себя большим великолепием, имеет телохранителей и разных придворных чиновников, как император. Садится он на более возвышенном месте, как бы на троне, с одною из жен; другие жены, братья, сыновья и прочие младшие родичи садятся ниже на скамьях; остальные же лица — за ними на земле: мужчины вправо, женщины влево. Палатка Батыя просторна и очень красива. Мы, объяснив наше дело, сели по левую сторону, так как по обычаю требуется, чтобы приезжающие послы садились по левой стороне, а отъезжающие по правой. Среди палатки ближе к двери поставлен был стол с напитками в золотых и серебряных сосудах. Ни сам Батый, ни вельможи его, особенно в собрании, не пьют без пения и музыки. Когда Батый ездит на лошади, над головой его несут всегда зонтик на длинной палке; такой же обычай соблюдается и всеми более знатными татарами и женами их».

В. Смирнов Князь Михаил Черниговский перед ставкой Батыя

Татары жили в то время еще как настоящие кочевники, не имели домов, жили в шатрах, хлебопашества не знали, а кормились одним скотоводством. Постоянных мест поселения у них не было, а были как бы подвижные огромные города. Состояли эти города из юрт (кибиток). Где пожелает хан, там и устраивался кочевой город. Потом по приказанию хана все укладывалось на телеги, навьючивалось на верблюдов, и огромный обоз из нескольких тысяч телег, запряженных волами и лошадьми, со стадами овец и другого скота, с табунами лошадей, несколько дней шел по степи и располагался станом на новом месте, где приказывал хан.

Все князья, которые хотели сохранить свою волость, должны были ехать в Орду на поклон хану и получить от него ярлык, то есть утвердительную грамоту. Тем князьям, которые не выказывали хану полной покорности, грозила большая беда. В летописи сохранилось следующее сказание о смерти в Орде черниговского князя Михаила и боярина его Феодора.

Ханские сановники стали делать на Руси перепись оставшихся в живых жителей, налагали тяжкую поголовную дань на всех, от земледельца до боярина. Прибыли они, между прочим, и в Черниговскую область и велели князю Михаилу ехать в Орду на поклон хану. Делать было нечего, — приходилось повиноваться. Когда прибыл в Орду Михаил со своими людьми, стали требовать от него, чтобы он исполнил все обряды: прошел бы между огней, поклонился бы изображениям умерших ханов. Михаил воспротивился: «Недостойно христианам исполнять языческие обряды и поклоняться идолам, которым кланяются язычники. Вера христианская заповедует не кланяться ни тварям, ни идолам, но чтить Святую Троицу: Отца, Сына, Святого Духа». В сильный гнев пришел Батый, когда узнал, что князь не хочет исполнить требуемых обрядов, и велел сказать Михаилу: «Если ты исполнишь волю мою, то и жив останешься, и всю область свою получишь; если же не исполнишь, то погибнешь лютой смертью». На это Михаил ответил: «Тебе, царю, кланяюсь, так как Бог дал тебе царство и славу мира сего; но тому, чему кланяются язычники, не поклонюсь». — «Но знай, — говорили ему татары, — неминуемая смерть ждет тебя!» — «Хочу я пострадать за Христа и за истинную веру кровь свою пролить!» — отвечал твердо Михаил. Он достал запасные Дары, которые были при нем, причастился Святых Тайн, читал молитвы и пел псалмы. Любимый боярин его Феодор хотел разделить участь своего князя, пострадать вместе с ним. Напрасно внук Михаила, Борис Василькович, бывший с ним, и бояре уговаривали его подчиниться требованию хана. «Все за тебя епитимью примем, князь, — умоляли они, — со всей областью твоей. Подчинись воле хана!» — «Не хочу я, — возражал Михаил, — быть только по имени христианином, а творить дела язычников… Для вас не погублю души своей!» Затем он сорвал с себя княжескую мантию, бросил ее и сказал: «Возьмите славу сего мира, хочу славы небесной!» По данному знаку на князя бросились татары, повалили его, били в сердце, топтали ногами. Трепетали от ужаса русские бояре. Один Феодор стоял спокойно и ободрял несчастного мученика князя, говоря, что умирает он, как подобает истинному христианину. Наконец один из отступников, перешедших в веру татар, житель города Путивля, быть может, из сожаления к несчастному мученику отсек ему голову. Такой же участи подвергся и боярин Феодор. Мужество этих мучеников и твердость их в вере, говорят, удивили самого Батыя, и он назвал князя «великим мужем». Церковь наша признала князя Михаила и боярина его Феодора святыми мучениками.

В. Михеев Михаил Черниговский в стане Батыя

В первые времена тяжкого для Русской земли владычества татар было два весьма замечательных русских князя: Даниил Галицкий и Александр Невский.

Много пришлось бед перенести Даниилу. После смерти отца своего, Романа, праправнука Мономаха, остался он еще ребенком. Галиция, или Червонная Русь, стала сильною областью со времени Владимира, сына Володаря. Земля здесь была богатая, населенная; много было охотников овладеть ею: разные русские князья думали воспользоваться малолетством Даниила; соседи-иноземцы — венгерский король и поляки также хотели присоединить Галицию к своим владениям. Галицкие бояре тоже производили немало смут. Ни в одной русской области бояре не имели такой силы, как в Галиции. Здесь они владели большими и богатыми поместьями и хотели жить так же независимо от князей своих, как жили польские паны да бароны (помещики) в соседних германских землях. Они часто вмешивались в княжеские дела и сильно стесняли власть князей. Отец Даниила, Роман, при котором соединилась Волынь с Галицией в одно княжество, князь властолюбивый и жестокий, не выносил помехи своей власти со стороны своевольных бояр, беспощадно казнил многих из них. «Не передавивши пчел, — говаривал он при этом, — и меду не есть!» Но все-таки и после Романа боярство в Галиции было гораздо сильнее, чем в других русских областях.

Трудно было Даниилу утвердиться на отцовском престоле. Нашествие татар заставило его на время совсем покинуть родную страну. Даниил был одарен блестящими способностями, а те беды, изгнание и нужда, какие пришлось ему вытерпеть в детстве и юности, воспитали в нем твердость, выносливость и нравственную силу. Много ему пришлось вынести зла, но он не сделался жестоким, умел сдерживать свой гнев и даже против злейших врагов своих не позволял себе мести и слишком крутых мер.

Только в 1249 году удалось Даниилу окончательно утвердиться в Галиции. Пришлось ему беспрестанно вести борьбу с соседями: с венграми, ятвягами и Литвою.

Литовское племя, сначала разрозненное и потому слабое, мало-помалу стало уже подчиняться русским князьям; но упорная борьба с немцами, которые старались покорить литовцев и силою распространить среди них христианство, заставила мелкие племена литовские сплотиться; нашлись у них храбрые вожди, и литовцы стали не только мужественно отбиваться от врагов, но и сделались сильным и завоевательным народом. Пришлось Даниилу оборонять от них русские области. Воины Даниила были для него счастливы. Принимал участие он и в спорах королей — венгерского и чешского. На Западе высоко чтили Даниила.

Не одними внешними делами прославился Даниил. Он оказался и замечательным устроителем своего государства. Следы татарского погрома быстро исчезли в его области. Он обстроил снова разоренные города, основывал новые, привлекал в свою область население. Много перешло народу в Галицкую землю из других южных русских областей; немало шло сюда и иностранцев: немцев, поляков, армян. Особенно много поселилось здесь евреев. Закипела в Галиции и промышленность, и торговля.

Но самой заветной мечтой Даниила было освободить Русскую землю от татарского владычества. Он был в то время самым сильным русским князем. Галицкая, Волынская и Киевская области были в его руках. Он не считал себя еще данником хана, но знал, что с татарами дело у него мирно не обойдется. Он завел сношения с римским папою, так как надеялся, что папа может побудить европейских князей помочь русским в борьбе с татарами. Обрадовался папа, задумал он при помощи Даниила подчинить себе русскую церковь, послал в Галицию своего архиепископа и объявил, что обряды греческой церкви не будут нарушены. Кроме того, папа предложил Даниилу, чтобы задобрить его, королевский венец. Но Даниил не того искал.

«Что мне в королевском венце? — говорил он папскому послу. — Татары не перестают причинять нам зло. Зачем я буду принимать венец, когда мне не дают помощи!» Когда убедился Даниил, что папа более хлопочет о своем владычестве над русской церковью, чем о помощи русским против татар, то прервал сношения с папою и удалил из Галиции епископа, которого папа назначил было главою духовенства в Южной Руси.

Великий князь Александр Ярославович Невский Царский титулярник

Думал Даниил, что не придется ему, подобно другим князьям русским, ехать на поклон хану, но ошибся. В 1250 году прибыли к нему послы Батыя с грозным требованием: «Дай Галич!» Опечалился Даниил: знал он, что ему одному не под силу бороться с татарами, понимал, какая беда грозит родной земле, если нагрянут на нее снова дикие полчища татар. Помощи ждать было неоткуда. Подумал обо всем этом Даниил и скрепя сердце порешил ехать в Орду и поклониться грозному и ненавистному Батыю.

Когда прибыл Даниил в Орду, Батый обошелся с ним милостиво, не заставлял его выполнять обычаев, которые оскорбляли христианское чувство. Даниил должен был только покорно кланяться хану и главной жене его, пить кумыс, которым хан любезно угощал его. Прожил в Орде Даниил 25 дней и был милостиво отпущен. Батый отдал ему все области его в «вотчину», то есть в потомственное владение.

Радовались родичи князя и близкие ему люди, когда увидели, что вернулся он цел и невредим, радовались, но и скорбели в то же время… Как было не скорбеть! Знаменитый русский князь должен был унижаться перед ханом. Тяжело было всем русским людям это унижение. «О, злее зла честь татарская! — восклицает летописец. — Даниил Романович, князь великий, владевший Русской землей — Киевом, Волынью, Галичем, стоит на коленях, холопом называется, дань обещает платить, за жизнь трепещет, угроз страшится!»

Невыносима была для Даниила мысль, что долго еще ему придется сносить подобное унижение. Король венгерский примирил Даниила снова с папою. Прислал папа ему драгоценный королевский венец и другие царские украшения, обещал ему помощь христианских государей Западной Европы. В 1255 году Даниил был коронован.

Понадеялся Даниил на помощь Запада, начал было борьбу с татарами. Укрепил он города свои, чтобы можно было обороняться против татар. Но ошибся и на этот раз Даниил в своих расчетах: помощи никакой не было; принужден он был снова смириться перед татарами.

Пришлось русским идти по воле хана с татарами воевать в Литву, пришлось по приказу хана собственными руками уничтожать свои укрепления. Стены городов: Львова, Стожка, Кременца и Луцка — были разметаны. Бурандай, татарский военачальник, отправился сам с Васильком, братом Даниила, к городу Владимиру (Волынскому). Неподалеку от города Бурандай остановился на ночлег и сказал Васильку: «Иди и размечи свой город!» Василько приехал в свой город. Увидел он, что нельзя скоро разобрать стен, приказал зажечь их. Когда приехал Бурандай, стены уже догорали. С радостью глядел он на погасавшие стены. Погасала с ними и всякая надежда у русских на скорое освобождение от ига татар…

Много потрудился Даниил. Почти вся Южная Русь была в его власти. Казалось, здесь соберется вся сила Русской земли; но не исполнилась заветная мечта Даниила: не смог он освободиться от татарского владычества, не смогли и преемники его совершить это. В другом конце Русской земли собралась сила ее, сбросившая с русского народа тяжкое иго и соединившая разрозненные области в одно целое, а Галицкая Русь распалась на части и попала под власть чужеземцев.

В 1264 году умер Даниил. Не столько доблестные воинские подвиги его и многочисленные победы остались в памяти народа, сколько то, что он в тяжкие годы народных бедствий не потерялся, сумел не только загладить ужасные следы татарского погрома, но и привести свою землю в цветущее состояние, украсить ее богатыми городами, великолепными зданиями, усилить промышленность и торговлю, успокоил свой народ, утешил его. Эта умная, хозяйственная распорядительность Даниила особенно поражала современников. Другая черта, которую высоко ценили в нем, — это беспримерная дружба его к брату Васильку. С детских лет они были неразлучны, делили вместе горе и радости, жили одною мыслью, одним сердцем. В то ужасное время не часто встречалось на Руси такое братское согласие. Понятно, почему летописец высоко ценит его. О Данииле можно сказать, как о Мономахе, что «был он братолюбец и добрый страдалец за землю Русскую».

Князь Александр любил чтение «божественных словес» и слыл очень набожным Миниатюра Лицевого летописного свода XVI века

В то время как Даниил трудился на пользу Русской земли на юге, на севере оборонял ее от внешних врагов другой знаменитый князь — Александр Ярославич. С юных лет он княжил в Новгороде. Высокий ростом, статный, сильный, красивый, Александр поражал всех своею прекрасною, мужественною наружностью. Когда говорил он на вече или перед войском, его звучный голос, по выражению летописца, «гремел перед народом, как труба».

В то время, когда татары громили Русскую землю с востока, беда грозила ей и с запада.

Шведы задумали завладеть финскими и соседними новгородскими землями, чтобы, по желанию папы, распространить здесь римско-католическую веру. Зять короля, Биргер, сам принял начальство над шведским ополчением и послал Александру надменный вызов: «Если можешь, сопротивляйся, но знай, что я уже здесь и пленю землю твою». В 1240 году шведские корабли с большим войском под начальством Биргера вошли в устье Невы и стали на якорь при впадении в нее речки Ижоры. Шведы, видно, рассчитывали подняться по Неве, плыть через озеро и врасплох напасть на Ладогу, затем по Волхову идти на Новгород. Но Александр тоже не медлил. Помолился он у Святой Софии, получил благословение от владыки, наскоро собрал сколько мог рати. Невелика была она, но он бодро пошел с нею к устью Волхова. «Не в силе Бог, а в правде!» — говорил он. В воскресенье 15 июля (1240 год) ударил он на шведов. Шведы не ждали скорого нападения: суда их стояли у берега, на берегу были раскинуты шатры их. Всполошились они, когда новгородцы внезапно ударили на них и стали рубить их топорами и мечами прежде, чем те успели схватиться за оружие. Несколько витязей новгородских особенно отличились: один из них, гонясь за бегущим Биргером, заехал сгоряча верхом на коне на корабль по опущенной на берег сходне. Его сбросили с конем в воду, но он, выбравшись невредимо из реки, снова ринулся в бой и поразил многих шведских витязей. Другой с пешим отрядом ударил на неприятельские суда и три из них уничтожил. Третий врубился в толпу шведов, пробился до большого златоверхого Биргерова шатра, подсек столб, и шатер рухнул, к сильной радости новгородцев. Были и другие удальцы, показавшие себя в этом бою. Сам Александр нагнал Биргера и мечом нанес ему рану в лицо, «возложил ему печать на лицо», по словам сказания. Победа была одержана блестящая. Множество шведов осталось на поле битвы. Ночью, не дожидаясь рассвета, остатки шведского войска поспешно уплыли на своих судах в море.

Ю. Трузе-Серова Невская битва 15 июля 1240 года

Велика была радость новгородцев. Все славили Александра как неустрашимого вождя, как защитника православия. За эту победу и стали звать Александра Невским.

Сохранилось сказание о том, что благочестивому князю была оказана помощь свыше, что святые Борис и Глеб помогли ему.

Был в земле Ижорской, говорится в этом сказании, старшина по имени Пелгусий. Он принял крещение (христианское имя его было Филипп). Жил он очень благочестиво, соблюдал посты и удостоился видения. Незадолго до Невской победы был он на берегу Невы на страже, всю ночь не спал, а под утро поразил его сильный шум на воде. Увидел он лодку. Посреди ее стояли святые мученики Борис и Глеб в светлых ризах в таком виде, как обыкновенно изображают их на иконах. Гребцы были скрыты как будто мглою. И услышал Пелгусий, как Борис сказал Глебу: «Брат Глеб, вели грести, поможем нашему сроднику, князю Александру Ярославичу!» Пелгусий рассказал потом об этом видении Александру.

Новгородцы любили Александра, но все-таки он не мог долго ужиться с ними: он хотел большей власти и не выносил вечевых беспорядков. Вскоре после Невской победы он выехал из Новгорода. А между тем Новгороду очень нужен был в это время такой именно князь, как Александр. Большая опасность грозила Новгородской области со стороны немцев.

А. Корин Александр Невский

Восточное побережье Балтийского моря (где теперь Эстляндская и Лифляндская губернии) заселено было чудским и латышским племенами. Они еще были язычники и считались данниками отчасти Новгорода, отчасти полоцкого князя. Русские мало обращали внимания на эту страну. В 1158 году во время сильной бури выбросило на берег в устье Западной Двины корабль немецких купцов (из города Бремена); с этого времени немцы завели меновую торговлю с жителями, увидели, что это выгодно, стали чаще приезжать сюда, устроили здесь и складочное место для товаров. Полоцкие князья им позволили устроить здесь свою колонию. Задумали тогда немцы распространить между язычниками-туземцами христианство. Но это дело у них не ладилось. Язычники-туземцы крепко держались за свою старину и выказывали явную вражду к проповедникам. Тогда немцы увидели, что мирными средствами скорого успеха не добьешься, и стали силою принуждать туземцев креститься. Епископ Альберт с разрешения папы учредил здесь орден (общину) рыцарей. Это были монахи и воины вместе: они исполняли монашеские обязанности и вместе с тем должны были вести непрерывную войну с врагами христианства. Такими врагами считались на этот раз все бедные, невежественные туземцы-язычники. Община этих воинов-монахов стала называться Орденом меченосцев. В 1201 году возник при устье Двины сильный немецкий город Рига, и с этого времени немцы-рыцари пускают в дело оружие, не словом и убеждением обращают язычников в христианство, а оружием: захватывают земли их, устраивают здесь себе замки (небольшие укрепления), обращают туземцев в рабство. Ожесточились порабощенные. Некоторые из них бросались в Двину, думая таким образом смыть с себя то крещение, которое насильно было навязано им и вело за собою рабство и другие несчастья. Были при восстаниях озлобленных туземцев ужасные случаи: они злобно мучили и убивали попавших в их руки врагов, иногда заживо жарили их. Но и немцы, победив восставших, не давали им никакой пощады: казнили их целыми тысячами, выжигали дотла их села и так далее. Из Германии беспрестанно прибывали новые рыцари, желая послужить «делу веры», и пополняли убыль в Ордене меченосцев. Скоро этот орден сделался многочисленным и могущественным. Спохватились полоцкие князья, что они оплошали, позволив немцам утвердиться при устье Западной Двины, да было уж поздно. С 1206 года начинаются беспрерывные войны между орденом и соседними русскими княжествами. Но одолеть рыцарей было трудно: они были отлично вооруженные и лихие бойцы. Закованные с ног до головы в железное вооружение, рыцари с их тяжелыми и длинными мечами были страшными противниками. Эти «железные люди» не раз наносили поражения русским князьям, которые обыкновенно действовали не единодушно.

В. Серов Въезд Александра Невскою в Псков

Завладели немцы и несколькими русскими городами, настроили новых на месте русских поселений.

После татарского погрома немцы могли рассчитывать, что легко овладеют и Псковом, и Новгородом. Им даже удалось захватить Псков, и стали они мало-помалу покорять и новгородские земли. Неприятельские отряды доходили уже до окрестностей Новгорода, стояли в тридцати верстах от него, перехватывали купеческие обозы и наносили большой ущерб новгородской торговле. Тогда новгородцы стали просить Александра выручить их из беды; сам владыка новгородский отправился просить об этом Александра. Дело касалось не одного Новгорода, а всей Русской земли; Александр согласился и прибыл в Новгород.

П. Попов Ледовое побоище

Немедленно принялся он очищать Новгородскую область от врагов, разогнал их отряды, взял Копорье, где было утвердились немцы. С пленными обходился он очень милостиво, но изменников беспощадно вешал. Затем он дошел до Пскова, освободил его от немцев, двух немецких наместников Пскова отправил в оковах в Новгород. После этого Александр вошел в Чудскую землю, во владения ордена. Здесь Александр остановился на льду Чудского озера и стал поджидать неприятеля. Немцы двинули против Александра большую силу. На льду Чудского озера (5 апреля 1241 года) произошла знаменитая битва. При виде врагов Александр поднял руки к небу и громко сказал: «Рассуди, Боже, спор мой с этим высокомерным народом!» Немцы поставили своих воинов особенным строем, клином, врезались они в ряды русских и разорвали их строй надвое. Думали немцы уже, что победа на их стороне. Тяжелый гул от ударов мечей о щиты и шлемы, от треска ломающихся копий, от воинских криков и стонов раненых стоял над побоищем. Лед побагровел от крови и местами трескался.

В. Серов Ледовое побоище

Многие потонули. Русские пришли в смятение, и немцы уже радовались победе, как вдруг, к ужасу их, Александр с запасным полком ударил на них с тылу и расстроил их ряды. Немцы обратились в бегство. Русские гнали их семь верст. Множество врагов было избито, много попало и в плен.

Торжественно вступал Александр после этой знаменитой битвы, названной в наших летописях Ледовым побоищем, в Псков. Весь город вышел навстречу своему избавителю. Игумны и священники встретили его с крестами. Александр ехал верхом. За конем его вели знатных рыцарей, взятых в плен; позади гнали огромную толпу простых пленных. Долго не умолкали радостные клики, которыми народ приветствовал знаменитого победителя.

Ледовое побоище с изображением небесною войска и молящихся перед иконой Святой Софи и русских святых князей Бориса и Глеба и молитва перед святыми образами после победного возвращения князя Александра Невского Миниатюры Лицевого летописного свода XVI века

Важную службу сослужил Русской земле Александр Невский своими победами. Невская битва и Ледовое побоище надолго отвадили и шведов, и немцев от мысли завладеть северными русскими областями. Папа, которому хотелось подчинить русскую церковь себе, тоже увидел, что силою тут ничего не поделаешь, стал заискивать расположения Александра, прислал Александру любезное послание (1248 год) и затем посольство с целью убедить его подчинить русскую церковь Риму. Но Александр, не знавший страха, не поддавался и лести да хитрым уловкам. Все попытки папы не привели ни к чему.

Пришлось Александру оборонять Новгородскую область еще от третьего врага — от литовцев. Стали они делать разбойничьи набеги и доходили до Торжка. Александр три раза разбивал их, истребил многих вождей их и на некоторое время избавил Северную Русь от их набегов.

Князь Александр Ярославич отправлял «много злата и серебра» в Орду на выкуп русских пленников, тем самым «избавляя их от многих бед и напастей» Миниатюра Лицевого летописного свода XVI века

Твердо, с оружием в руках отстаивал Александр Русскую землю от западных врагов, но иначе относился он к страшному восточному врагу. Умный, расчетливый Александр понимал, что отбиться от отрядов немцев и шведов — это не то, что бороться с громадной ордой свирепых врагов, перед которой трепетала не только вся Русь, но и Европа. Огромное и хорошо устроенное войско нужно было для борьбы с бесчисленными полчищами степняков. А земля Русская, опустошенная, обезлюдевшая, обедневшая, разрозненная, могла ли выставить большую рать? Понимал Александр, что тут поневоле приходилось действовать другим путем, и как ни горько было, а надо было скрепя сердце выказывать смирение и покорность хану.

Наши летописцы говорят, что сам Батый потребовал к себе Александра. «Мне покорил Бог народы, — велел хан сказать Александру, — ты ли один не хочешь покориться державе моей? Коли хочешь сберечь себе землю свою, приходи на поклон ко мне и увидишь честь и славу царства моего».

Александр отправился в Орду. Летописец говорит, что хан, познакомившись с Александром, сказал своим вельможам: «Все, что мне ни говорили о нем, — все правда: нет князя, подобного этому!»

В Орде Александр ближе пригляделся к татарским порядкам. Понял он, чем сильны были татары: полное повиновение начальникам, беспрекословная покорность воле хана сплачивали суровых, выносливых и хищных татар в одну страшную военную орду.

В. Курдюмов Князь Александр Невский в Орде

Ф. Солнцев Шлем великого князя Александра Невского

Ф. Солнцев Шлем великою князя Александра Невского

К. Лебедев Полюдье. Сбор княжеской дани

Александр всеми средствами старался ублажить хана и его сановников, чтобы избавить Русскую землю от новых бед. Трудная была эта задача, когда даже родные братья его с ним враждовали. Только в 1252 году хан признал Александра великим князем и дал ему Владимир. С этого времени пришлось ему взять на себя тяжелое дело. Нелегко было ему раньше отбиваться от западных врагов, но зато блестящие победы, воинская слава, чувства народной радости и благодарности были тогда наградою ему за тяжелые воинские труды. Теперь ему приходилось унижаться перед ханом, заискивать расположения сановников его, одаривать их, чтобы спасти родную землю от новых бед; приходилось уговаривать свой народ не противиться татарам, позволить сделать перепись, уплатить требуемую дань; даже иной раз приходилось ему самому, в случае сопротивления, силой заставлять свой народ исполнять требования татар. Конечно, болезненно сжималось сердце Александра, когда ему приходилось наказывать своих людей за непослушание татарам. Многие в то время думали, что Александр не жалел своего народа, действовал сообща с татарами, и злобились на него. Немногие понимали тогда, что тяжелая необходимость заставляла Александра так действовать, что, поступи он иначе, новый страшный погром татарский обрушился бы на несчастную Русскую землю.

В 1256 году новый хан (Берке) приказал сделать вторую перепись на Руси. (Первая перепись была сделана при Ярославе Всеволодовиче.) В земли Рязанскую, Муромскую и Суздальскую явились татарские численники, ставили своих десятников, сотников, тысячников; всех жителей, исключая духовных лиц, переписывали, чтобы обложить поголовною данью. Новый хан пожелал, чтобы перепись была сделана и в Новгороде. Когда весть об этом дошла до Новгорода, поднялся здесь мятеж. Новгород не был, подобно другим русским городам, покорен татарским оружием, и новгородцы не думали, чтобы им пришлось добровольно платить постыдную дань. Чувствовал Александр, что быть беде, но не мог ничего сделать в пользу Новгорода. Прибыл он сюда с татарскими послами, которые требовали десятины. Новгородцы наотрез отказались уплатить дань; однако ханских послов не только не обидели, но даже одарили и с честью отпустили домой. Народ волновался. Многие злобились на Александра за то, что он держал сторону татар. Новгородский князь Василий, сын Александра, был на стороне недовольных новгородцев. Тяжело было его положение; не понимал и он, как большинство новгородцев, какая беда может постигнуть ослушников хана: стать на сторону отца, по мнению князя Василия, значило — изменить Новгороду, а противиться отцу было ему тяжело. Кончил он тем, что бежал в Псков. Александр на этот раз сильно озлобился, выгнал сына своего из Пскова, а некоторых новгородских бояр, главных зачинщиков мятежа, жестоко казнил.

Александр Невский Икона

Сильно волновались новгородцы. Напрасно более благоразумные уговаривали народ покориться тяжкой необходимости.

— Умрем честно за Святую Софию и дома ангельские, — кричал народ, — сложим головы наши у Святой Софии!

Однако страшная весть о том, что ханские полки идут на Новгород, и увещания некоторых благоразумных бояр наконец подействовали. Волнение улеглось. Татарские численники ездили по новгородским улицам, переписали дворы и удалились. Хотя после этого татарские чиновники не приезжали в Новгород собирать дань, но новгородцы должны были участвовать в платеже дани татарам — отдавать свою долю дани великим князьям. Только что успокоился Новгород, в других городах поднялась смута. Татарские сборщики собирали дань самым бесчеловечным способом. Брали дань с лихвою, забирали пожитки в случае недоимок, а из бедных семей уводили людей в неволю. Притом они грубо обращались с народом. Невмоготу стало терпеть. В Суздале, Ростове, Ярославле, Владимире и в других городах заволновался народ, и сборщики дани были перебиты.

Г. Семирадский Погребение Александра Невского

Г. Семирадский Кончина Александра Невскою

В сильную ярость пришел хан. В Орде собирались уже полчища: готовились татары страшно наказать мятежников. Александр поспешил в Орду. Видно, нелегко ему было ублажить хана и его приближенных, зиму и лето пришлось ему прожить в Орде. Зато ему удалось спасти родную страну не только от нового погрома, но и выпросить для нее важную льготу: по просьбе Александра хан освободил русских от обязанности поставлять татарам вспомогательное войско. Тяжело было бы русским биться за татар, проливать свою кровь за злейших врагов своих!..

Из Орды Александр возвращался больным. Крепкое его здоровье было надорвано постоянными тревогами и трудами. С трудом, еле перемогаясь, продолжал он свой путь. Доехал он до Городца. Здесь окончательно слег. Когда почувствовал он приближение смерти, принял схиму. Ночью 14 ноября 1263 года его не стало.

Скоро дошла до города Владимира скорбная весть о кончине Александра. Митрополит Кирилл, служивший в это время обедню, обратился к народу со слезами на глазах и сказал:

— Дети мои милые, закатилось солнце земли Русской!

Народ долго оплакивал своего князя.

Тело усопшего князя перевезли во Владимир. Несмотря на зимнюю стужу, митрополит Кирилл с духовенством встретил тело у Боголюбова, и отсюда со свечами и кадилами все духовенство провожало его до Владимира. Огромная толпа теснилась около гроба: каждому хотелось приложиться. Многие громко плакали. 23 ноября тело Александра Невского погребли во Владимирском монастыре Рождества Богородицы.

Потрудился Александр для Русской земли. Мужественно и победоносно боролся он с западными врагами, расчетливо, умно берег свой народ от хищных татар. Среди трудных княжеских дел не забывал благочестивый князь и христианских обязанностей: много серебра и золота передавал он в Орду, немало несчастных выкупил из тяжкой неволи татарской. Многие звали его своим «ангелом-хранителем». Русская церковь причла его к лику святых.

В. Васнецов Александр Невский

Недолго продержалось на Руси то спокойствие, о котором так радел Александр Невский. Умер он, и скоро начались усобицы, и новые беды обрушились на Русскую землю. Собственные же сыновья Александра (Дмитрий и Андрей) начали кровавый спор за великое княжение. Два раза приводил Андрей полчища татар на Русскую землю (1282 и 1294 годы). Хищники рады были случаю пограбить, нагнать страху на русских, напомнить им времена Батыя. Десятки лет нужны были, чтобы области, опустошенные при этом новом погроме, сколько-нибудь оправились. Усобицы северных князей в тринадцатом и четырнадцатом столетиях отличаются от старых усобиц на юге. Прежде князья, враждуя между собою, старались овладеть Киевским великокняжеским уделом или другим каким-либо старшим и лучшим уделом. Князья беспрестанно переходили со своими дружинами из одних областей в другие и считали их только временным своим владением. После смерти удельных князей уделы их переходили не к детям их, а к родичам, следующим за ними по старшинству в роде. Понятно, почему южные удельные князья мало заботились о том, чтобы получше устроить, расширить и обогатить земли.

На севере установился мало-помалу другой порядок. Подобно Андрею Боголюбскому, который, сделавшись даже великим князем, остается в своем Владимире, а не едет в Киев, и другие северные князья остаются жить в своих городах: тверской князь, сделавшись великим князем, не переезжает во Владимир, а остается в Твери, переяславский — в Переяславле, московский — в Москве. Каждый из этих князей старается свою область усилить, обогатить, увеличить за счет других земель, сделать свою область главною и упрочить ее вместе с титулом великого князя за своим потомством. Прежде нередко тот князь, у которого было много удали да дружина хорошая, брал верх над другими. А теперь не то: одна страшная сила, словно туча грозовая, повисла над Русской землей — то сила хана. От него все зависит: от него получают русские князья и власть свою, и землю. В его руках жизнь и смерть князей.

К. Мирошник Основание Москвы

Кто из них лучше умеет снискать милость хана и воспользоваться ею, в руках того больше и силы. Прежде и с удалым князем, говорившим о себе, что он никого не боится, кроме Бога, можно было попытать счастья в борьбе: силы этого удальца князя, то есть его дружина и войско, были не бог весть какие многочисленные. А теперь и робкий, и вовсе не воинственный князь, успевший снискать «великую милость хана», мог быть страшен самым храбрым князьям, так как стоило ему только съездить в Орду, и он мог привести оттуда рать хищников «без числа». А нашествия страшных татар на Руси боялись пуще грома небесного. При таких обстоятельствах брал верх не князь-удалец с пылким сердцем, а князь с холодным расчетливым умом — князь-«политик», то есть способный обдумывать каждый шаг свой, сообразоваться с обстоятельствами, умеющий ловко пользоваться удачей, ловко извернуться в беде, перехитрить врага. Та область, где у князей было больше способности к осторожной и дальновидной политике, должна была мало-помалу стать главной и подчинить себе остальные русские земли.

Более ловкими политиками оказались князья московские.

Летописное сказание говорит, что Москва была основана Юрием Долгоруким. В первый раз упоминается о ней в 1147 году.

Здесь, по преданию, раньше было поместье боярина Кучки. Он был казнен князем за какую-то вину. Местность на берегу реки Москвы очень приглянулась Юрию, и он основал здесь городок, названный по имени реки — Москвой.

Москва досталась в удел младшему сыну Александра Невского — Даниилу. Ему уже удалось сильно увеличить свой удел: он получил по завещанию от родича своего, умершего бездетным, Переяславль-Залесский с богатою областью. Напрасно великий князь (Андрей Александрович) хотел овладеть Переяславлем — Даниил не выпустил из своих рук богатого приобретения.

А. Васнецов Основание Москвы. Постройка первых стен Кремля Юрием Долгоруким в 1156 году

Но особенно много потрудились для усиления Москвы сыновья Даниила — Юрий и Иван. Хорошо понимали они, какую силу имеет «ханская милость», и умели снискать ее. Кто приходился хану по душе, был угоден ему, того он мог назначить великим князем, не стесняясь ничем. Чтобы снискать милость хана, надо было всячески выражать перед ним покорность, угождать и ему, и главным приближенным его. Задабривать их приходилось богатыми подарками. На деле выходило так, что тот князь, который был побогаче, пощедрее и умел расположить к себе хана и вельмож его, тот и получал ярлык на великое княжение.

По смерти Андрея Александровича стал добиваться великокняжеского достоинства племянник Александра Невского Михаил Ярославич, князь тверской. Юрий Данилович Московский тоже поехал в Орду попытать счастья. На этот раз верх взял Михаил: он был богаче Юрия и мог дать и обещать татарам больше, чем московский князь. Тягаться Москве с Тверью было, стало быть, еще рано. Юрий понял, что надо еще усилить Московскую область и увеличить свои средства. Раньше еще удалось ему присоединить к своим владениям город Можайск; затем отнял он от юного рязанского князя Коломну. Теперь владения Юрия порядком разрослись, можно было снова попытать счастья в борьбе с Тверью. Сильная борьба началась из-за Новгорода. Юрию пришлось ехать в Орду. Три года прожил он там, не жалел поклонов, не щадил казны своей, щедро одаривал приближенных ханских, вкрался в такое доверие хана, что тот женил его на своей любимой сестре Кончаке, принявшей христианскую веру, и назначил его великим князем. Юрий с торжеством возвращался из Орды: он вел с собою полчище татар. Сильно хотелось Юрию наказать своего противника. Рать Юрия стала страшно опустошать тверскую землю. В декабре 1317 года произошла битва. Юрий был разбит. Многие попали в плен, в том числе татарский вождь и Кончака. Михаил Тверской готов был помириться, даже уступить достоинство великого князя Юрию, лишь бы тот не разорял Тверской области. На беду Михаила, Кончака умерла у него в плену; враги его стали говорить, что умерла она от отравы. Юрий с несколькими своими сторонниками отправился в Орду, к хану Узбеку, с жалобою на тверского князя. Михаил чуял беду и сам спешил к хану. На пути уже встретил он ханского посла, который ему сказал: «Зовет тебя царь, — поезжай скорее. Коли через месяц не будешь там, то хан назначил уже войско на тебя и на твой город».

Бояре и сыновья Михаила уговаривали его не ездить, но он стоял на своем. «Если я уклонюсь, — говорил он, — земля моя будет полонена и множество христиан перебито; лучше уж мне одному положить свою душу за многие души!»

Великий князь Юрий Данилович Фреска Архангельского собора Московского Кремля

Когда прибыл Михаил в Орду, над ним был наряжен суд. Тут пошли в дело всякие клеветы и оговоры. Михаил был обвинен в том, что «не давал царевой дани, бился против царского посла и уморил княгиню, жену Юрия». После того к Михаилу приставили стражу, надели на шею ему колодку (тяжелую доску с отверстием для головы и рук). Нельзя было ему ни лечь, ни спиною опереться. Промучили несчастного князя таким образом с месяц и наконец убили.

Юрий торжествовал. Тверь была унижена. Опасного соперника его не было в живых. Новгород подчинился ему. Он оборонял Новгород от шведов, построил у истока Невы крепость Орешек (теперь Шлиссельбург), удачно оборонял Новгородскую область от литовских набегов. Однако беда не миновала и Юрия. Он был позван в Орду: его обвинял Дмитрий Михайлович в том, что он, взяв дань с тверских князей, не отдал ее татарскому послу. Вероятно, Юрий извернулся бы из беды и оправдался бы, но Дмитрий Михайлович при встрече с ним не стерпел: чувство мести, которое он со времени несчастной кончины отца своего таил в своем сердце, охватило его, и он поразил заклятого врага своего мечом. За это самоуправство Дмитрий был казнен в Орде.

Брат Юрия, Иван, по прозвищу Калита (слово «калита» значит мешок с деньгами), уже при Юрии, когда тому приходилось быть в Новгороде, управлял Московской областью. Он больше всех прежних князей помог возвышению Москвы. Он часто ездил в Орду, приобрел большое доверие и расположение Узбека. Как верный слуга хана, он сам стал собирать дань ханскую и отвозить ее в Орду. При нем татары не беспокоили Московской земли. Посещения татар были всегда ужасны для русского народа. Даже когда послы от хана проезжали по русским землям, то творили на пути всякие насилия, бесчинства и всячески оскорбляли русских. Благодаря тому что Иван Калита был в большой милости у хана и сам уплачивал дань, никто не смел обижать его людей. «Перестали, — говорит летописец, — поганые воевать Русскую землю; отдохнули христиане от великой истомы и многой тягости и от насилия татарского, и с этих пор наступила тишина по всей земле».

Великий князь Иоанн Даниилович Царский титулярник

Московская область, благодаря этому спокойствию, все больше и больше населялась. Бояре охотно переходили от других князей к московскому. Такие переходы были очень выгодны для Московской области, потому что бояре приводили с собою целые тысячи «своих людей» и, таким образом, сильно содействовали заселению области. Гулящей земли было у московского князя вдоволь, и он охотно давал большие поместья переходившим к нему боярам. Они за это обязывались отправлять воинскую повинность: в случае надобности являться на войну и приводить с собою известное число вооруженных на свой счет людей. Стало быть, переходы бояр с их людьми усиливали военные силы Московской области. Переселялись сюда и иноземцы, даже татарские мурзы (мелкие князья) поступали на службу к московскому князю. Калита заботился о том, чтобы в его области процветали разные промыслы и торговля. Он строго преследовал и беспощадно казнил воров и разбойников. Москва стала наполняться торговцами со всех сторон. На устье Мологи возникла тогда знаменитая ярмарка. Сюда съезжалось множество купцов с запада и востока. Росла промышленность и торговля, росли и доходы князя от пошлин, собираемых с купцов.

Город Москва в княжение Калиты сильно увеличился. В это время, кроме внутреннего укрепления — Кремля, и посад был обнесен крепкой дубовой стеной.

Особенно важным событием для Москвы было перенесение сюда митрополии. Раньше митрополиты жили в Киеве. Но со времени татарского погрома, когда Южная Русь запустела и Киев был разорен и обнищал, митрополиты хотя по-прежнему и считались киевскими, но в Киеве почти не жили; более всего они жили во Владимире. Митрополит Петр сошелся с Иваном Даниловичем, полюбил его и потому подолгу проживал в Москве.

Митрополит убеждал Калиту воздвигнуть каменную церковь во имя Богородицы.

«О боголюбезнейший и великий князь, — говорил святой Петр Калите, — если ты моего совета послушаешь и соборную церковь каменную поставишь во имя Пречистой Богоматери, то тебя Бог благословит, прославит больше всех других князей, и город этот распространит Бог более всех других городов, и Имя Его святое прославится в нем. Потомство твое не оскудеет, и властители из племени твоего, царствуя в месте этом из рода в род, одолеют врагов своих. Святители станут жить здесь, и мои кости тут будут положены».

Закладка Успенского собора Московского Кремля

Иван Калита и митрополит Петр Клеймо иконы

Слова эти оказались пророческими. Переходя от поколения к поколению, они в тяжелые времена ободряли и успокаивали московских государей. Собор во имя Успения Богородицы был заложен в 1325 году (4 августа). Это была первая каменная церковь в Москве. Построена она была по образцу Владимирского Успенского собора. Митрополит собственноручно устроил себе гробницу близ престола. В следующем году митрополит Петр скончался (1326 год, 21 декабря). Иван исполнил его завещание, похоронил его в приготовленной гробнице и достроил Успенский собор. Кроме того, построил каменную церковь во имя Михаила Архангела (нынешний Архангельский собор); со времени Калиты здесь погребались все московские государи. Успенский собор и Архангельский принадлежат к главным святыням Москвы. Преемник митрополита Петра — Феогност и следующие за ним митрополиты избирали своим местом пребывания Москву. Таким образом, этот город сделался столицей всей русской церкви.

Ловко пользовался Иван Калита всяким случаем, чтобы увеличить свои владения, подчинить себе других князей, унизить своих соперников. Обстоятельства ему благоприятствовали. В 1327 году в конце лета явился в Твери ханский посол Шевкал (народ звал его Щелканом) с отрядом татар. Они, как всегда, бесчинствовали в городе, творили всякие насилия. Сам Шевкал занял княжеский двор и хозяйничал здесь как дома. Бесчинства татар возбудили сильный ропот в народе. Стали ходить слухи в народе, что татары хотят вместо русских князей посадить на Руси для управления своих чиновников, что скоро начнут христиан обращать в басурман. Тверской князь Александр, носивший титул великого князя, не умел или не хотел сдержать свой народ. Один случай послужил поводом к восстанию. Несколько татар хотели отнять у одного тверитянина лошадь; он крикнул к народу, чтобы защитили его от обиды. Народ и без того был уже раздражен наглым насилием татар. Ударили в вечевой колокол. Народ сбежался со всех концов и начал с яростью избивать татар. С утра до самого вечера происходила на улицах страшная резня. Шевкал с остатком своего отряда заперся было в княжьем доме, но дом сожгли, и все скрывшиеся погибли. Даже купцов ордынских не пощадили расходившиеся тверитяне. Немногим из татар удалось спастись.

Тверь должно было постигнуть страшное мщение. В Орде могли думать, что избиение татар в Твери не было случайным и местным восстанием, что вся Русская земля хочет подняться против татарского владычества. Иван Данилович поспешил в Орду. Случай ему представился удобный погубить соперника. Во главе большой татарской рати шел Калита на Тверскую область. Суздальский князь должен был ему помогать. Тверская область так страшно была опустошена, так обезлюдела, что целые десятки лет не могла оправиться от погрома. Особенно сильно пострадали города Тверь и Кашин.

Митрополит Петр из деисусного чина Икона

За эту расправу хан Узбек очень хвалил Ивана Даниловича. С этого времени Калита пользовался полным доверием и расположением хана. Александр Михайлович бежал в Псков, князем в Твери стал брат его, Константин. Великий князь по приказу хана должен был представить Александра в Орду на суд. Когда псковичи не хотели отпустить Александра от себя, то Иван Данилович готовился уже двинуть рать на Псков; но до войны дело не дошло. Митрополит Феогност по желанию Ивана отлучил непокорных псковичей от церкви, наложил на них церковное проклятие: в Пскове приходилось запереть церкви и прекратить всякое богослужение и церковные обряды.

П. Г. Корин Интерьер Успенского собора

был в большой чести у хана, и никто не смел противиться ему. Как только представлялся удобный случай, Иван, владея большим богатством, покупал земли, села и даже целые города: Углич, Галич и Белозерск. Таким образом, при нем Московская область сильно увеличилась. Около Москвы мало-помалу собирались и объединялись разрозненные русские области. Ивана Калиту недаром прозвали «собирателем Русской земли».

Умному, расчетливому и дальновидному Калите, казалось, все благоприятствовало. Раз только стряслась было над ним беда. Александра Михайловича тоска взяла по Твери. Захотелось ему во что бы то ни стало вернуться в свой родной город. Решился Александр на смелую попытку. Отправился он в Орду, к хану Узбеку, и сказал ему, по словам летописца, такую речь: «Господин самовластный царь! Много я совершил дурного против тебя; теперь пришел я к тебе принять либо Александр не захотел подвергать псковичей такой беде. „Братья и друзья мои, — сказал он им, — пусть из-за меня не будет на вас проклятия и отлучения. Я уеду, а вы не выдайте врагам моей княгини“.

Александр бежал в Литву. Псковичи тогда послали сказать Ивану Калите: „Князь Александр уехал. Весь Псков тебе, великому князю, кланяется от мала до велика, и попы, и чернецы, и черницы, и сироты, и жены, и малые дети“. Таким образом, Псков в первый раз выразил Москве свою покорность. Иван Калита оставил Псков в покое; митрополит снял с псковичей церковное запрещение. Сила Москвы все больше и больше росла. Князья других северных русских областей боялись московского князя и должны были подчиняться ему. Одну дочь свою выдал он за ярославского князя, другую за ростовского; на зятьев своих смотрел Иван как на князей-подручников и самовластно распоряжался в их областях. Он жизнь, либо смерть — как Бог тебе на душу положит, а я на все готов!»

Такая прямота и покорность пришлись очень по душе Узбеку. «Видите ли, — сказал он своим вельможам, — как Александр Михайлович смиренной мудростью спас себя от смерти». Хан позволил Александру снова вернуться князем в Тверь.

Сильно опечалился Калита, когда заклятый враг его вернулся в Тверь, да еще вернулся «по милости хана». Эта милость хана, дававшая большую силу Ивану, была страшна для него в руках его врага. Надо погубить его, думал Калита, чтобы не погибнуть самому от него. Отправился Иван в Орду, взял с собою туда двух старших сыновей своих, представил их Узбеку как будущих важнейших и надежнейших слуг его рода, льстил ему и вельможам его, не жалел щедрых даров. Дело кончилось тем, что он сильно оговорил перед ханом своего врага, и участь последнего была решена. Его потребовали в Орду. Хотя и предчувствовал беду Александр, но на этот раз не ослушался, отправился в Орду, быть может чувствуя свою правоту и надеясь на «милость хана». Привез он щедрые дары. Но ничто не помогло. Сын его Феодор, приехавший вперед в Орду, со слезами на глазах известил отца, что дело плохо. Доброхоты тверского князя не скрывали от него опасности и говорили ему: «Царь хочет убить тебя! Сильно тебя оклеветали пред ним!» Александру ничего более не оставалось, как по-христиански приготовиться к смерти. Он и сын его по приказанию хана были убиты.

После этого ничто уже не мешало Ивану быть полным хозяином на севере.

В то время как росло могущество Москвы и около нее собиралась мало-помалу Русская земля, Кипчакская орда слабела от беспрерывных внутренних раздоров. Один хан свергал другого. Подчиненные мурзы (мелкие князья) иногда совсем выходили из повиновения сарайских ханов (Сарай, татарский город на Ахтубе, протоке Волги, был в это время главным местопребыванием хана Кипчакской, или Золотой Орды). Но, несмотря на все это, владычество татар для русских было по-прежнему грозно и тяжко. Ханы смотрели на Русскую землю как на свой улус (владение), на князей как на слуг своих, заставляли их унижаться пред собою, творили над ними суд и расправу. К счастью, татары не преследовали христианской веры, хотя во время первого нашествия грабили и разоряли церкви. Татары вообще отличались веротерпимостью. Один хан говорит европейскому послу о своей вере: «Мы, татары, веруем в единого Бога, по воле которого живем и умираем; но как руке Бог дал различные пальцы, так и людям дал разные пути к спасению. Вам Бог дал писание, нам дал колдунов, мы и делаем то, что они нам указывают, и живем в мире». По законам Чингисхана служители всех вероисповеданий освобождались от платежа дани. В то время как татары брали дань со всех сел и городов, с монастырей и церквей ничего не брали. Потом хан Мангу дал духовенству ярлык, по которому духовенство белое и черное освобождалось от платежа даней и всяких пошлин: «Пусть, — говорится в ярлыке, — беспечально молятся за хана и за все его племя». От дани освобождались и все родичи священнослужителей, живущие с ними. Церковные вещи (книги, сосуды и прочее) объявлены неприкосновенными. Под страхом лютой смерти запрещено было хулить православную веру. Из этого видно, что христианской веры татары нисколько не теснили. Если и случалось, что они казнили тех, кто отказывался пройти меж огней и исполнить некоторые обряды, то не за верования ослушников, а за то, что они выказывали непокорность воле хана.

В 1313 году хан Узбек принял магометанство; оно стало распространяться у татар. Магометане всегда старались искоренить все веры, кроме своей; можно было думать, что с этого времени татары начнут гонения против христианства на Руси, но татары по-прежнему относились ко всем верованиям равнодушно. В столице хана, Сарае, даже были христианские церкви и жил епископ. Русские митрополиты должны были, подобно князьям, ездить в Орду на поклон хану.

А. Васнецов Московский Кремль при Иване Калите

Тяжелее всего татарское иго было для народа. Русские области были обложены тяжелою данью. Сначала хан посылал своих баскаков (чиновников) с военными отрядами собирать дань, а потом ханы стали отдавать дань на откуп хивинским (бессерменским) купцам; откупщики эти вперед уплачивали хану деньги, а потом собирали дань, конечно, с большим барышом для себя. Откупщики эти ходили по селам и городам с отрядами татар и производили сбор дани с бесчеловечной жестокостью. Если кто не платил, ссылаясь на бедность, того подозревали, что он только притворяется неимущим, и беспощадно били палками на улицах или на перекрестках, на рыночных площадях. Забирали у крестьян часто все пожитки, лошадей, земледельческие орудия. Много крестьян после таких поборов оставались беспомощными нищими. Если нечего было взять у бедняков, то отбирали у них дочерей, сыновей или их самих уводили в рабство. До сих пор народ в песнях своих вспоминает, как татарин собирал дань:

С князей брал по сто рублей, С бояр по пятидесяти. С крестьян по пяти рублей; У которого денег нет, У того дитя возьмет; У кого дитяти нет, У того жену возьмет; У которого жены-то нет, Того самого головой возьмет.

Не одни сборщики податей притесняли народ. Часто по русским землям ездили к разным князьям татарские послы с конными отрядами. Всюду, где они проезжали или останавливались, они распоряжались как полные хозяева, бесчинствовали, грабили, оскорбляли всячески народ, требовали, чтобы все выказывали им рабскую угодливость. Не только простой люд, но и купцы, и бояре терпели от них оскорбления. С этой поры, верно, и завелся на Руси обычай у зажиточных людей скрывать своих жен и дочерей, держать их взаперти, чтобы охранить их от обид татар. Под видом послов нередко заходили в русские области бродячие шайки татар и творили всякие насилия. Татары охотно захватывали молодых женщин в рабство. У татар было многоженство, и потому невольниц в Орде охотно покупали.

С. Иванов Баскаки

Сохранилась у народа до сих пор память о ненавистных родственных связях с татарами. В одной колыбельной песне говорится о таком случае: попала в татарскую неволю русская девушка, когда была еще семилетним ребенком. Стала она потом женой татарина. Через несколько лет попала в плен этому татарину и ее мать. «Привез я тебе русскую нянюшку, — говорит татарин своей молодой жене, — ты заставь ее делать три дела: ковры вышивать, гусей стеречь и детей качать». Узнает мать в жене татарина свою родную дочь, убаюкивает ребенка, сына «своего злого ворога и родной доченьки». Больно щемит сердце няни, когда она поет:

Ты баю, баю, мое дитятко, Ты по батюшке злой татарчоночек, Ты не крещеный, не молитвенный, А по матушке мил внучоночек, Мой внучоночек — русская косточка!

Из южных и юго-восточных русских областей, куда беспрерывно заходили шайки татар, народ толпами уходил на север. И тут была жизнь тяжелая, «сиротское житье», как выражался народ, но все же сюда пореже заходили татары. Страшно обеднел народ от татарских поборов. Много обнищалых крестьян принуждено было идти в кабалу, в холопы к зажиточным людям. Охотнее всего крестьяне селились на монастырских землях и княжеских: здесь было больше охраны от татарских насилий.

Сильная ненависть затаилась в сердце русского народа к своему лютому врагу. До сих пор еще в языке народа удержались выражения и поговорки, указывающие на эту ненависть: «Злее злого татарина», «У татар, что у собак, души нет: один пар», «Не в пору гость — хуже злого татарина» и другие.

Тяжел был татарский гнет, порождал он глухую злобу, но не умирала у народа и надежда высвободиться из тяжкой неволи, отмстить за все неправды и насилия своему лютому врагу.

В одной колыбельной народной песне мать напевает своему малютке сыну, чтоб он отмстил злым татарам, которые разграбили имение его отца:

Встань, пробудись, мое дитятко, Снимай со стены сабельки И все-то мечи булатные. Ты коли, руби сабельками Злых татар с татарчонками; Ты секи, кроши губителей Все мечами да булатными.

Тяжелая неволя, нищета, вечный страх, подавленная глухая злоба к лютому губителю породили много бед в жизни народа. Силен, крепок иной работник, за троих наработает, стоит только ему за дело взяться, — да стоит ли? Заведет он себе хорошее хозяйство, заживет своим домком — только приманка для лютых хищников! Ласкает мать своего ребенка, ласкает, да не радуется. «А что, — думает она, — как ращу я его только на потеху злому татарину?» Думает она это, и тоскою щемит ее сердце.

Не жилось на Руси в тяжкие времена татарщины хорошей трудовой и семейной жизнью. Вместо «лихих работников» являлись все чаще и чаще «лихие разбойники», вместо хороших семьян — беспросыпные пропойцы. Пьянство, воровство и разбои умножились. Чаще, чем прежде, случались на Руси голодные годы, повальные болезни.

Духовенство и благочестивые люди видели в этом Божью кару за грехи и всякие беззакония, в которых утопал несчастный народ.

Глубокой скорбью проникнута речь проповедника (Серапиона, епископа Владимирского), обращавшегося с пастырским назиданием к народу лет сорок спустя после татарского нашествия.

«Не так скорбит мать, видя детей своих больными, как скорблю я, грешный отец ваш, — говорит проповедник, — видя вас болящих делами беззаконными. Многократно беседовал я с вами, но не вижу в вас никакой перемены. Всегда сею я на ниве сердец ваших семя божественное, но никогда не вижу, чтобы оно прозябло и принесло плод… Чего мы не навлекли на себя? Каких не понесли мы наказаний от Бога? Не была ли пленена земля наша? Не были ли взяты города наши? Не в короткое ли время отцы и братья наши пали мертвы на земле? Не отведены ли в плен жены и дети? А мы, оставшиеся, не порабощены ли были горьким рабством от иноплеменников? Вот уже сорок почти лет продолжается томление и мука и тяжкие налоги не прекращаются, также голод и мор скота нашего. Мы и хлеба не можем есть в сладость. От воздыханий и печали сохнут кости наши. Что же довело нас до этого? Наши беззакония и наши грехи, наше непослушание, наша нераскаянность». В заключение убеждает снова Серапион своих слушателей покаяться и исправиться.

В другом поучении тот же проповедник горько сетует, что не видит в людях исправления, и напоминает им ужасную картину татарского разорения. «Мы ни в чем, — говорит он, — не оказывались лучшими. Тогда Господь навел на нас народ немилостивый, народ лютый, народ, не щадящий ни юной красоты, ни немощи старцев, ни младости детей; ибо мы подвигли на себя гнев Бога нашего… Разрушены Божьи церкви, осквернены священные сосуды, попрана святыня, святители сделались добычею меча; тела преподобных иноков брошены в пищу птицам; кровь отцов и братьев наших, как вода обильная, напоила землю. Исчезла крепость наших князей, военачальников; храбрые наши бежали, исполненные страха, а еще более братьев и чад наших отведено в плен. Поля наши поросли травой, и величие наше смирилось, красота наша погибла, богатство наше досталось в удел другим, труды наши достались неверным. Земля наша стала достоянием иноплеменников, мы сделались предметом поношения для соседей наших, посмешищем для врагов наших. Свели мы на себя гнев Господа, как дождь с неба, подвигли на себя ярость Его, отвратили от себя великую Его милость, и довели себя до того, что на нас смотрят с сожалением. Нет наказания, которое не постигло бы нас».

«Земля колеблется от грехов наших, — не может носить наших беззаконий», — говорил тот же проповедник, напоминая о землетрясении. «Отступим от всех злых дел, — умоляет он, — от разбоя, грабительства, пьянства, скупости, обиды, воровства, лжи, клеветы, резоимания» (ростовщичества) и другое.

Грубый и суеверный народ, по своему невежеству, приписывал часто разные бедствия, засухи, болезни, падеж скота — разным волхвованиям и беспощадно мучил и сжигал людей, слывших колдуньями и волшебниками. Просвещенный Серапион сильно восставал против такого грубого суеверия и насилия народа. «Я думал, — говорит проповедник, — что вы уже утвердились в вере и с радостью принимаете божественное писание… Между тем вы еще держитесь языческих обычаев, верите волхвованию и сжигаете невинных людей… Из каких книг, из какого писания узнали вы, что от волхвования бывает голод на земле и что, опять, волхвованием умножается хлеб?»

Но не все пастыри церкви действовали подобно Серапиону: были и между ними люди, погрязшие в беззакониях и грехах. Главным хранителям чистоты русской церкви, митрополитам, приходилось не раз обращать внимание на греховную жизнь священнослужителей. С целью исправить разные злоупотребления в церкви митрополит Кирилл II созвал собор во Владимире. В поучении священникам Кирилл говорит между прочим: «Простец (мирянин) согрешит, — он даст ответ пред Богом за одну свою душу; а когда иерей согрешит, то соблазнит многих и за их души примет осуждение. Блюдитесь же отселе всякого греха: не работайте плоти, отстаньте от пьянства и объедения, прекратите тяжбы, свары, вражды… Блюдите и порученных вам людей, как научить их и представить непорочными на суде перед Богом. Ложных книг не читайте, еретиков уклоняйтесь, чародеев бегайте, говорящим не от божественных писаний заграждайте уста».

Чем дальше, тем больше и больше глохло просвещение на Руси, реже и реже звучала задушевная обличительная проповедь, сильнее и сильнее невежество и суеверие охватывало не только народ, но и священников: не могли они объяснять народу как следует Священное писание, сами путались в разных суевериях и лжеучениях, не могли отличать истинных книг от ложных. Всю беду эту причинило нам монгольское владычество.

Бедность, нищета от татарского разорения и поборов больше всего мешали просвещению. Не до учения, не до книг было, когда большинству приходилось думать о том, как бы не умереть с голоду. Во время татарского погрома много погибло книг, дорогих рукописей. Еще дороже, чем прежде, стали цениться книги, еще недоступнее, чем прежде, стали они для недостаточных людей.

М. Нестеров Видение отроку Варфоломею

Сношения с образованной Византией затруднились: далек был путь туда из Северной Руси да и опасен. Надо было проходить по безлюдным областям да по степям, где кочевали орды татар. К тому же и Византия с конца XIV столетия доживала свои последние дни. Турки со всех сторон теснили ее. От западного латинского образования русское духовенство бережно сторонилось, опасаясь вреда православию. Сношения с Западом через Новгород были исключительно торговые. Только монастыри являлись хранителями древнего благочестия и образования. Конечно, образование монастырское заключалось по большей части в простой начитанности, в умении читать да списывать книги. Но все-таки хотя простая грамотность держалась в монастырях, тогда как у мирян и она составляла большую редкость. В XIV–XV веках не только бояре, но даже и князья нередко были вовсе безграмотны.

И прежде, до татарского погрома, монастырская жизнь считалась на Руси образцом праведной жизни; а в XIII и XIV веках, когда страшные бедствия обрушились на Русскую землю, монастырская жизнь получила в глазах наших предков еще большую цену. Страшно карал Бог в глазах благочестивых людей Русскую землю за греховную плотскую жизнь в «миру»; надо было подумать о душе, зажить жизнью духовной в святой «обители». «Не для того мы созданы, — говорит один проповедник, — чтобы есть, пить и одеваться в различные одежды, а для того, чтобы угодить Богу и наследовать будущие блага». Понятно, что число монастырей во времена татарского владычества очень увеличилось. Особенно много их было основано начиная с XIV века. В этом столетии несколько раз опустошали Русскую землю страшные заразительные болезни. Ужас и уныние распространились всюду от этой новой Божьей кары. И прежде был обычай на Руси, что благочестивый человек, готовясь умереть, старался загладить грехи свои, постригался в монахи, принимал схиму, а теперь, когда лютая смерть грозила всякому, многие в молодых даже летах постригались в монахи и отдавали свое имущество монастырям. До двухсот монастырей во времена татарщины возникло преимущественно в северных лесах. Дикий, суровый Север с его непроходимыми лесами заселялся пустынножителями, около которых потом собиралась братия и возникали новые монастыри.

М. Нестеров Юность преподобного Сергия

Из северных монастырей особенно замечателен Троице-Сергиевский.

И. Прянишников Построение Троице-Сергиевой лавры

Основателем его был святой Сергий Радонежский. Варфоломей (мирское имя святого Сергия) был боярского происхождения. Родители его, когда он был еще ребенком, переселились из Ростова в местечко Радонеж. Уже с детства Варфоломей выказывал склонность к строгой подвижнической жизни. До двенадцатилетнего возраста он удручал себя постом: в постные дни недели не ел ничего, а в другие питался только хлебом да водою. Большую часть ночи проводил без сна, в молитве. «Дитя мое, — увещевала его мать, — не сокрушай тела своего многим воздержанием! Ты слишком еще молод: впадешь в болезнь. Тело твое растет и цветет. Никто в годы твои такому посту не предается». Увещания эти не действовали на благочестивого ребенка. С трудом ему давалась сначала грамота; но потом чудесным образом открылся у него дар грамоты, и он стал бойко читать и помогать при церковной службе. Рано почувствовал он призвание к отшельничеству. Тихость, кротость, благочестие, доброта и любовь ко всем — вот свойства, которыми отличался он от своих сверстников. Когда достиг он юношеского возраста, стал он проситься у родителей в «пустынь». «Потерпи немного, — просили его родители, — мы стары и немощны. Братья твои женились и заботятся о своих женах. У тебя же одна забота — как бы угодить Богу. Твоя благая часть не отнимется у тебя. Послужи нам еще немного, а когда проводишь нас до могилы и землей покроешь, тогда твори что желаешь». Когда почувствовали родители Варфоломея приближение смерти, они постриглись. По смерти их Варфоломей отдал свою часть наследства женатому брату и пошел искать в окрестностях места для пустынного житья. С ним пошел и старший брат его Стефан: он после смерти жены хотел тоже посвятить себя Богу. В 12 верстах от Радонежа в глухом лесу срубили они себе келейку и маленькую церковь (на том самом месте, где ныне стоит богатый Троицкий собор Сергиевской лавры). По просьбе Стефана митрополит послал священников освятить церковь по желанию Варфоломея во имя Святой Троицы. Недолго прожил с братом Стефан. Не вынес он скорбного житья среди глухого леса и тяжких лишений, какие приходилось переносить отшельнику. Ушел Стефан в общежительский монастырь, в Москву. Варфоломей принял пострижение от игумена одного из монастырей, ближайшего к его пустыни, и наречен был Сергием. Ему было тогда всего двадцать три года.

А. Васнецов Троице-Сергиева лавра

Прожил Сергий в лесу, в своей пустыни, в полном одиночестве около двух лет. Среди глухого, непроглядного леса жил юноша-отшельник. Голод, жажду, зимнюю стужу, страх, уныние приходилось вытерпеть ему. Подкреплял он себя непрестанной молитвой. Не раз в ночное время, когда от сильного ветра стонал лес, когда стаи голодных волков выли подле его кельи, жутко ему становилось. Ужас одолевал его, когда слышались ему чьи-то страшные слова: «Беги отсюда! Чего здесь ищешь? Разве не боишься умереть с голоду? Душегубцы-разбойники убьют тебя или звери плотоядные растерзают тебя!» Но Сергий превозмог все эти страхи. Непрестанная молитва и твердая надежда на Бога давали ему несокрушимую твердость. Перестал он бояться и лютых зверей. Спокойно встречался он с ними, и они не трогали его. Раз Сергий увидел пред своей кельей медведя. Заметив, что он голоден, Сергий вынес кусок хлеба и положил ему на пне. Медведь стал часто приходить за пищей, и пустынник делил с голодным зверем свою скудную трапезу. Бывали случаи, что Сергий отдавал ему последний кусок хлеба, а сам голодал.

Г. Лебедев Троице-Сергиева лавра. Вид с юга

Когда стало известно, что в лесу, близ Радонежа, спасается отшельник, начали приходить к нему монахи один за другим и строили подле его хижины свои кельи. Скоро собралось 12 человек. Они служили сами в деревянной церкви заутреню, вечерню и часы, а для литургии призывали по временам соседнего священника. Через некоторое время с большим трудом уговорили самого Сергия принять игуменство. Он был рукоположен в священники и сделался игуменом. Таково было начало Троице-Сергиевского монастыря.

Сначала монастырь был очень беден. Братии было всего двенадцать человек. Скудость во всем была такая, что богослужение совершалось при свете березовой лучины, богослужебные книги были писаны на березовой коре, священные сосуды были деревянные, священнические ризы сделаны были из простой крашенины. Случалось, что по нескольку дней хлеба не было и братия голодала. Сам игумен одевался так бедно, что его принимали иногда за нищего. Однако он постановил строгим правилом для братии жить своим трудом, а просить милостыню было строго запрещено. Позволялось принимать только добровольные, невыпрошенные даяния. Святой Сергий, подобно святому Феодосию, подавал братии пример строгой жизни и трудолюбия: сам пек хлебы, шил обувь, носил воду, рубил дрова. Никогда не видели его праздным. Питался он только хлебом и водою, но крепкое его здоровье помогало ему выносить все страшные лишения и труды. Денно и нощно наблюдал он, чтобы все в его обители строго выполняли свои монашеские обеты.

М. Нестеров Труды преподобного Сергия Триптих

Молва о святой жизни Сергия и его обители разносилась все шире и шире. Являлись новые ревнители святой жизни. Число братии стало расти. Сергий не иначе постригал новых лиц, как после долгого и строгого испытания. Много богомольцев стало посещать обитель. Приходили сюда толпами и нищие странники, и немощные, нуждавшиеся в помощи монастыря; приходили и богатые люди, бояре, князья, и делали щедрые пожертвования в пользу монастыря. Обитель стала богатеть. О Сергии шла молва, что он обладает даром предвидения, что молитва его имеет чудесную силу. Но смиренный подвижник ни в чем не изменился: по-прежнему вел он суровую жизнь, полную страшных лишений и тяжких трудов; по-прежнему был он прост и добродушен в обращении с другими: одинаково, с той же добротой обращался он как с нищими, питавшимися на счет монастыря, так и с князьями и боярами, делавшими богатые вклады в монастырь.

Леса падали кругом обители, раскинулись около нее пажити и луга, возникли починки и села. Крестьяне охотно шли работать на монастырь. Дорога к святой обители прорубалась сквозь лесную чащу все шире и шире. Молва о святой жизни Сергия дошла до константинопольского патриарха. Предложил он Сергию ввести в его монастырь общежительский устав. Митрополит, святой Алексий, любил Сергия, навещал его, советовался с ним. Чувствуя близость смерти своей, митрополит Алексий желал сделать преемником своим Сергия: лучшего блюстителя русской церкви, по мнению Алексия, нельзя было найти. Сергий решительно отказался, даже не хотел принять от Алексия золотого креста. «Прости, владыко, — сказал Сергий, — от юности моей я не был златоносцем, а в старости тем паче хочу в нищете остаться». Смирение было главным свойством Сергия: ему страшны были блеск и величие земли. Но и в смиренном звании игумена Сергий принес, как увидим ниже, большую пользу Русской земле.

Дивилась братия строгости жизни Сергия, его необыкновенной выносливости, способности в глубокой старости неустанно трудиться. «Ищите прежде всего Царствия Божия, — говорил он — своей братии, — а все это дастся вам».

Святой Сергий скончался 78 лет, в 1397 году. Основанная им обитель имела такое же важное значение для Северной Руси, как Киево-Печерская лавра для Южной.

В настоящее время Троицкая лавра — один из самых богатых русских монастырей. Много святынь, драгоценных для русского человека, хранится в ней; много дорогих исторических воспоминаний связано с ней. И при жизни Сергия по его благословению и по его смерти ученики его основывали новые монастыри. Особенно замечателен впоследствии был Кирилло-Белозерский монастырь, основанный учеником святого Сергия святым Кириллом. Ученики последнего в свою очередь распространяли монашество.

Великую службу сослужили Русской земле святые подвижники. В годы тяжкой неволи, рабского унижения, злобы, горькой нищеты, голода, повальных болезней легко человеку упасть духом, опуститься, зажить грубой, животной жизнью. И вот в такую тяжкую пору в разных концах Русской земли, в глухих местах, где не бывала человеческая нога, где ютились только дикие звери, являются один за другим пустынники. Почет, богатство, семейные радости — все, что так дорого людям на земле, — все презрели эти подвижники: все это в их глазах ничто в сравнении с иною жизнью, жизнью вечной, духовной. Проведают о подвижнике люди, дивятся ему: старик один-одинешенек живет в безлюдной глуши, ни хищного зверя не страшится, ни лихого человека не пугается, боится только одного греха — боится его пуще лютой смерти. Тяжкие труды несет он, голод и холод добровольно терпит и все Богу молится. Рассказывают те, кому доводилось видеть пустынножителя, что приветлив он, светел душою, что готов утешить он всякого скорбного, что сладко слушать слова его.

«Коли сам Бог, — говорит он, — претерпел всякие лишения, нужду и страдания за грехи людей, то нам, грешным людям, невеликое дело — потерпеть нужду и лишения за свои грехи, которых паче меры… Ничтожна эта земля с ее кратковременными страданиями и горестями в сравнении с Царством Небесным, где жизнь вечная, красота неизреченная и радость без конца!»

Светлее становилось на душе у несчастного, подавленного горем человека от таких речей: вера в лучшую будущую жизнь согревала душу его. Учился он у старца, немощного телом, но крепкого духом, добровольно терпевшего всякие лишения и нужду, терпеливо сносить свою горькую долю, не падать духом.

Недоступны были простому темному люду священные книги, не приходилось ему слышать церковную проповедь: в тяжкое время татарщины и в больших городах на Руси все реже и реже раздавалась она, наконец и совсем смолкла. Но сильнее книг и проповедей действовал на простых людей живой пример подвижников и их простое задушевное слово. Молва об их подвигах широко расходилась и повсюду проникала в самые глухие уголки и поддерживала у темных людей веру в Бога и в будущую лучшую жизнь.

Н. Пучков Свято-Троице-Сергиева лавра

Со времени Калиты великокняжеское достоинство упрочилось за московскими князьями. Оставил он своим преемникам такую сильную область, что трудно было с ними тягаться кому-либо из князей. Еще важнее было то, что ханское доверие и расположение перешло и к его сыновьям: Симеону, прозванному Гордым за то, что относился к удельным князьям свысока, и Ивану II.

Они шли по следам отца, пользовались милостью хана и не уронили значения Москвы. После смерти Ивана II (1359 год) остался десятилетний Дмитрий. Трудное время настало для Москвы: суздальский князь — Дмитрий Константинович — пытался удержать за собою великокняжеское достоинство; но московские бояре вступились за своего малолетнего князя: для них самих важно было, чтобы Москва удержала первенство, чтобы князь, которому они служили, был великим князем, а не подручным. Бояре при поддержке митрополита Алексия добились того, что достоинство великого князя осталось за малолетним московским князем. Началась было усобица; но суздальский князь наконец примирился с московским, уступил ему и даже породнился с ним: выдал за него свою дочь.

У суздальского князя шла в это время усобица с братом Борисом за Нижний Новгород, и помощь Москвы была ему нужна. Москва действительно помогла ему. По просьбе Дмитрия Ивановича митрополит послал в Нижний Новгород преподобного Сергия — требовать Бориса Константиновича на суд в Москву. Борис не послушался; тогда преподобный Сергий по приказу митрополита и великого князя запер все церкви в Нижнем Новгороде. Борьба кончилась в пользу Дмитрия Суздальского.

Святой благоверный князь Михаил Тверской Хромолитография Е. Фесенко

Более тяжелую борьбу пришлось вести Москве с Тверью. Тверской князь Михаил Александрович, князь властолюбивый и решительный, вовсе не желал быть подручником московского князя и не терпел вмешательства его в дела своей области. Тверскому князю было не под силу одному тягаться с Москвою, но была у него сильная подмога. В соседней Литве княжил в это время Ольгерд, женатый на тверской княжне, сестре Михаила Александровича.

Два раза тверской князь приводил Ольгерда на Москву.

В обычае хитрого Ольгерда было не говорить никому заранее о том, куда направляет он войско, походы совершать чрезвычайно быстро и нападать неожиданно. Дмитрий не успевал и рати собрать, как Ольгерд являлся под стенами его столицы. Взять город, впрочем, не удавалось Ольгерду: в это время вместо прежних деревянных стен Дмитрий построил в Москве крепкий каменный Кремль (1367 год). Но литовцы страшно разорили Московскую землю, жгли села, грабили пожитки, угоняли скот, избивали или уводили в плен людей, не успевших бежать и скрыться в лесах. Дмитрий после ухода Ольгерда мстил тверскому князю, страшно разорял его землю и добычей, взятой в Тверской области, вознаграждал убытки Московской. Пробовал Михаил Тверской другим путем осилить своего соперника, ездил в Орду, добыл ярлык на великое княжение; но и из этого ничего не вышло.

Вести татарскую рать на Русскую землю, предать ее на разорение хищникам, у Михаила не хватало духу, а своей силой ему было не совладать с Москвой. Тем временем Дмитрий сумел задобрить хана подарками и остался великим князем. В конце концов пришлось Михаилу, чтобы избежать полного разорения своей земли, примириться с противником своим и заключить договор, по которому тверской князь обязывался за себя и своих наследников подчиняться московскому князю, по приказу его ходить на войну самому или посылать своих воевод, не искать и не принимать от хана великокняжеского достоинства, отказаться от союза с Литвою. Особенно важно в договоре было условие о союзе против татар. «Будем ли мы в мире с татарами, — говорится в договоре от имени московского князя, — дадим ли выход (дань) или не дадим, это — наше дело. Если татары пойдут на нас или на тебя, то нам биться вместе; если мы пойдем на них, то и тебе идти с нами вместе».

Из этих слов видно, что Дмитрий считал себя уже в силах бороться с татарами и предвидел, что скоро наступит время борьбы с ними.

В. Маторин Хан Мамай

Орда в это время уже ослабела. Стала она распадаться. Сразу являлось по нескольку ханов, которые свергали один другого. Случалось, что сыновья убивали отцов, чтобы скорее завладеть престолом. Ханы беспрестанно сменялись. Во второй половине XIV века было десятилетие, в которое переменилось ханов пятнадцать. Некоторые вожди стремились отложиться и сделаться самостоятельными ханами. Трудно было в это время и московскому князю ладить с Ордою. Дмитрию пришлось сразу у двух враждебных ханов добывать себе ярлык на великое княжение. Когда являлось несколько ханов, враждовавших между собою, как было знать, кому угождать, кто из них возьмет верх, да и задаривать сразу нескольких ханов было не под силу даже и богатому московскому князю. Казалось, настала удобная пора для русских покончить с тяжелым и постыдным для них владычеством татар. После долгих смут в Орде овладел наконец ханской властью воевода Мамай. Злобился он сильно на Дмитрия Ивановича за то, что тот не обращал большого внимания на его требования, не хотел платить ему той дани, какую прежде платили московские князья ханам. К тому же в Нижнем Новгороде была избита татарская дружина, пришедшая с ханским послом и творившая всякие насилия. Убит был и посол. Никто из русских князей не поехал оправдываться и смягчать ханский гнев. Ясно было, что русские князья выходят из повиновения. Мамай еще не собрался с силами, чтобы идти самому; стал он для острастки посылать небольшие орды на земли подручных Москве князей.

В 1376 году напала с дозволения Мамая орда, под предводительством какого-то Арапши, на Нижний Новгород. Русская рать пошла навстречу. Русские думали, что татары еще далеко, и расположились у реки Пьяны отдыхать. День (2 августа) был очень знойный. Доспехи, копья, сулицы и рогатины были на возах. Воины, не ожидая близкой опасности, прохлаждались в одних охабнях (плащах), попивали себе мед, пиво и вино. Многие хвастались своею силою и удалью и не чаяли близкой беды. Тем временем татары, разделившись на пять отрядов, кинулись вдруг с пяти сторон на безоружных русских, так что те не успели и оружия вынуть из телег. Много тут пало русских воинов напрасной смертью, многие кидались в реку Пьяну, думая спастись, и перетонули.

В следующем году опять Мамай послал свою орду на Русь. Татары напали на Нижний, взяли его и разорили; а другое татарское войско пошло на великого князя. Князь сам вышел навстречу ему. На реке Воже произошла битва. Москвичи выждали, чтобы татары переправились, а затем ударили на них разом с трех сторон. Татары не выдержали напора и побежали. Множество их перетонуло. Русские переправились и гнались за татарами. Множество шатров, телег, кибиток и всякого добра досталось русским.

Напутствие Сергия Радонежского монахам Пересвету и Ослябе Летописная миниатюра

Радовались русские, видели они, что и они могут бить татар. Сильнее стала надежда на полное освобождение от лютых врагов. Победа эта должна была повести к большой войне с татарами. Мамай пришел в ярость. Понимал он, что надо по-прежнему привести русских в ужас и трепет; иначе владычеству татар придет конец. Стал собирать Мамай огромное войско. Кроме татар, в ополчении Мамая были черкесы, ясы и разные наемные иностранцы. Он хотел повторить времена Батыя, разгромить Русскую землю, нагнать на нее такого страху, чтобы навсегда отбить у русских всякую охоту противиться ханской воле.

Великая пора настала… Решался вопрос: быть ли Москве и Русской земле или окончательно погибнуть под ударами татар!..

Мамай, по словам одного сказания, говорил своим сановникам: «Возьму Русскую землю, разрушу церкви русских, веру их на свою переложу, прикажу им поклоняться Магомету. Где были христианские церкви, там велю поставить мечети, посажу своих баскаков по всем русским городам, а князей русских перебью!»

А. Новоскольцев Святой Сергий благословляет великого князя Дмитрия Донского перед ею походом против Мамая

Олег Рязанский, который еще раньше вел борьбу с Дмитрием Ивановичем, изменил русскому делу, вступил в тайные переговоры с Мамаем. Боялся Олег, что его область пострадает больше всех, так как чрез нее лежал путь татарам. Уверен был Олег также, что Москве пришел конец. В это время Мамай заключил союз с литовским князем. Можно было думать, что Москве не выдержать удара двух таких противников.

В исходе лета 1380 года узнал Дмитрий, какая гроза собирается над его головой. Сам Олег, желая скрыть свою измену, извещал Дмитрия, что ему грозит опасность. «Но еще наша рука высока, — писал он, — бодрствуй и мужайся!»

Усердно помолившись, Дмитрий разослал гонцов по всем областям, чтобы поскорее шли отовсюду войска к Москве. Скоро вся Северная Русь пришла в движение. Целые города вооружались в несколько дней; тысячами ратники шли к Москве. Отряд за отрядом вступали в столицу. Стук оружия, топот и ржание коней не умолкали на улицах. Народ любовался бодрым видом воинов, блестящих вооружением князей и бояр. Все встрепенулось, как будто проснулось от долгого сна, ожила надежда на освобождение от позорного ига.

Дмитрий по совету духовенства послал к Мамаю посла и предложил уплатить дань; но дань, предложенная Дмитрием, казалась Мамаю мала. Войны нельзя было миновать.

Пред выступлением в поход отправился Дмитрий в Троицкую обитель. Жив был еще великий подвижник ее святой Сергий. Преподобный устроил для князя трапезу. Приметил Дмитрий двух иноков, которые были прежде ратными людьми и слыли богатырями. Один звался Пересвет, другой Ослябя.

«Дай мне, отче, — сказал Дмитрий святому Сергию, — на брань этих двух иноков! Ведомо мне, что были они великие ратники, крепкие богатыри, смышленые в военном деле».

Сергий приказал им идти с Дмитрием, взял схимы с нашитыми крестами, возложил им на головы.

«Носите их вместо шлемов, — сказал он, — это вам доспех нетленный вместо тленного. Пострадайте, — прибавил он потом, — как доблестные воины Христовы».

Затем после трапезы Сергий благословил князя и всех бывших с ним крестом, окропил святою водою и сказал князю:

«Господь Бог будет тебе помощник и заступник. Он победит и низложит супостатов твоих и прославит тебя».

Радостно забилось сердце Дмитрия, когда услышал он эти пророческие слова.

Усердно молился Дмитрий в Успенском соборе у мощей святого Петра — митрополита, первого заступника Москвы. Молился Дмитрий и в Архангельском соборе, где были гробницы предков его. Войско выступило из Москвы 20 июля.

28 июля Дмитрий с московскими полками вступал в Коломну. Епископ встретил их с крестом у ворот города. Здесь присоединились к русскому ополчению еще некоторые отряды. Дмитрий устроил здесь смотр всему войску. Никогда еще на Руси не собиралось такого большого ополчения: более ста пятидесяти тысяч конных и пеших стояло в стройных рядах.

Тут пришла весть Дмитрию, что Мамай с огромными силами недели три уже стоит за Доном и поджидает своего союзника — литовского князя. Узнал в это время Дмитрий и об измене Олега Рязанского. Опечалился великий князь, назвал с горестью Олега вторым Святополком.

Не все еще отряды собрались, но медлить нельзя было: надо было идти скорее чрез Рязанскую область в степи, чтобы не допустить Мамая с его страшною ордою ворваться в русские земли. Приняв напутственное благословение коломенского епископа, Дмитрий выступил 20 августа к устью реки Лопасни. Вожаками взяли десять купцов, которые вели с Востоком торговлю, часто ездили туда и потому хорошо знали пути.

В. Штейн Боброк Волынский

26 августа русское войско переправилось за Оку, в Рязанскую землю. Олег, узнав о силах Дмитрия, испугался, не знал, что и делать, переезжал беспрестанно с места на место, посылал гонца за гонцом к татарам и литовскому князю. Не знал Олег, кого больше опасаться ему — Дмитрия или Мамая. Совесть мучила Олега, но вражда к московскому князю и боязнь татарского погрома были в нем сильнее укоров совести.

Войска русские бодро шли вперед. Погода стояла хорошая: осенние дни были ясны и теплы, земля суха. Когда рать подходила уже к Дону, прибыли навстречу люди из передового отряда, посланного для разведки, и принесли важную весть: «Мамай стоит на Дону, на Кузьминой Гати, и дожидает к себе Олега и литовского князя (Ягелла). А силы у Мамая столько, что и перечесть нельзя».

Собрал Дмитрий на совет князей и воевод. Надо было решить вопрос: переходить ли русскому войску за Дон и напасть на татар или не переходить и ждать нападения врагов. Одни говорили: «Лучше остаться на этой стороне реки. Враг силен: на всякий случай должны мы удержать себе путь назад». Другие, более решительные, особенно Ольгердовичи, говорили иное: «Лучше переправиться как можно скорее. Надо, чтобы ни у кого не было и мысли назад возвращаться; пусть всякий без хитрости бьется, пусть не думает о спасении. Говорят, сила велика у врагов. Что на то смотреть! Не в силе Бог, а в правде!»

В это время гонцы от преподобного Сергия привезли грамоту великому князю. Святой подвижник благословлял его и обещал ему помощь Бога и Пречистой Богородицы.

Радостно забилось сердце Дмитрия. Прочел он в кругу своих соратников-вождей эту грамоту. Великую силу в глазах всех русских имело слово преподобного Сергия. Дмитрий больше не колебался. Присоединился он к мнению Ольгердовичей.

— «Честная смерть лучше позорной жизни, — сказал он в ответ слишком осторожным советникам своим, — уж лучше было нам не начинать похода против безбожных татар, чем, пришедши сюда и ничего не сделавши, вернуться назад».

Да и надо было поспешить, чтобы не допустить литовцев соединиться с татарами.

Стали русские искать на реке бродов для конницы и строить мосты для пеших. В ночь с 7 на 8 сентября русская рать перешла через Дон.

В эту ночь, говорит сказание, пришел к великому князю воевода Дмитрий Боброк, родом волынец. Он был смышленый, опытный воин и слыл искусным гадателем.

— «Не желаешь ли, — сказал великому князю Боброк, — я покажу тебе приметы, по которым ты узнаешь, что случится вперед?»

Князь согласился, условившись держать это гадание в тайне. Сел Дмитрий на своего коня и вместе с Боброком выехал вперед.

Ночь была тихая и теплая. Пред ними расстилалось широкое ровное поле, звалось оно Куликово. Позади них был Дон, впереди протекала речка Непрядва, приток его. Дмитрий с гадателем остановились посреди поля. Ночная мгла скрывала оба стана.

— «Оборотись к татарской стороне, князь, и слушай!» — сказал Боброк.

Несколько времени стояли они молча. Слышались им от татарского стана сильные крики, стук, звуки труб. Слышалось им, как за татарским станом страшно завывали волки, а по правой стороне зловеще кричали птицы, граяли вороны, стаями перелетали с места на место; на реке Непрядве гуси и лебеди крыльями плескали, предвещая грозу.

— «Что, князь, слышал?» — спросил Боброк.

— «Слышал грозу великую», — отвечал Дмитрий.

— «Оборотись теперь на полки русские!» — сказал Боброк.

Е. Данилевский К полю Куликову

Послушал князь несколько времени и сказал: — «Не слыхать ничего. Тишина великая, вижу только множество огней и зарево от них!»

— «Господин князь, — сказал Боброк, — огни — это доброе знамение тебе. Призывай Бога небесного и верою не оскудевай!»

«Есть у меня еще примета», — сказал гадатель. Сошел он с коня, припал к земле ухом, долго пролежал он, все к чему-то прислушивался. Наконец он поднялся. Стоял он с опущенной головой, с грустным лицом и молчал.

— «Ну, что, брат, какая примета?» — спросил его великий князь. Боброк в тяжелом смущении молчал. Князь стал его упрашивать, умолять. Боброк прослезился. Заныло сердце у князя.

«Брат Дмитрий, скажи мне, — тревожно упрашивал он Боброка, — сердце у меня очень болит!»

— «Господин князь! — сказал наконец Боброк. — Поведаю тебе только одному об этих приметах; ты же никому не говори о них. Одна примета тебе на великую радость, а другая на великую скорбь. Слышал я, как земля горько, горько плакала: с одной стороны, казалось, будто женщина-мать о детях своих плачет, по-татарски причитает, голосит и слезами разливается; с другой стороны, слышалось мне, будто девица плачет в великой скорби и печали, плачет нежным голосом, тонким, как свирель. Много видывал я битв, не раз изведывал всякие приметы, знаю я их. Уповай на милость Божию, татар ты одолеешь; но твоего христианского воинства на поле ляжет от вражьего меча многое множество!» Заплакал князь от этих слов, но потом сказал: «Как Богу угодно, пусть так и будет. Кто воле Его противник?!»

С. Андрияка На поле Куликовом

Еще раз Боброк просил князя никому не говорить о гадании, чтобы не напало на воинов уныние. Когда князь с Боброком ехали с поля в свой стан, слышали они, как вдали страшно завывали волки, каркали вороны и орлы клектали. Страшная была эта ночь!

В эту же ночь, говорит сказание, один воин, стоявший на страже, видел видение: по воздуху двигалось с востока, словно туча, громадное полчище татар. Навстречу ему неслись два юноши в светлых, сияющих ризах, с мечами в руках, и слышен был голос: «Кто вам, татарам, велел губить наше отечество?» И начали юноши рубить врагов. Многих изрубили, а остальные разбежались. Когда воин рассказал о своем видении Дмитрию, догадался он, что то были святые Борис и Глеб.

Ранним утром стало готовиться войско к бою. Сначала густой туман лежал на земле. Русским это было кстати: Владимир Андреевич, князь серпуховский, и воевода Дмитрий Боброк с отборным войском успели занять незаметно для татар лес неподалеку от русского стана, вверх по Дону. Наконец туман стал подыматься. Засияло солнце. Русское войско стояло уже в боевом строю. Вперед, по обыкновению, был выставлен сторожевой полк. Средними полками начальствовали князья Андрей и Дмитрий Ольгердовичи. На правом крыле были князь Андрей Федорович Ростовский, князь Стародубский и другие, на левом — князь ярославский, Василий Васильевич. Много было и других князей и воевод, которые начальствовали отдельными полками.

Великий князь с холма глядел на свою рать. Стройные, необозримые ряды войска занимали громадное пространство. Развевались бесчисленные знамена и хоругви. Сверкали на солнце доспехи и оружие воинов. Еловцы (маленькие красные значки на шлемах) словно огнем пылали. Прекрасен был вид великого воинства. Любовался великий князь своим войском. Тяжело стало у него на душе, когда подумал он, что многое множество воинов его сложит головы свои на этом поле. Пал Дмитрий на колена пред своим черным знаменем, на котором сиял образ Спасителя. Долго и усердно молился великий князь. «Обрати, Господи, — взывал он, — лицо Твое с яростью на нечестивых, творящих зло рабам Твоим!»

Сел затем великий князь на коня и стал объезжать ряды своего войска. Пред каждым отрядом он останавливался и старался всех ободрить своим словом.

Смотр русских войск Летописная миниатюра

Засадный полк Летописная миниатюра

— «Отцы и братья, — говорил он, — Бога ради подвизайтесь, святых ради церквей и веры христианской! Сия смерть не в смерть, но в жизнь вечную».

Затем стал снова Дмитрий под свое черное знамя, снял с себя княжескую приволоку (плащ). Своего коня и приволоку отдал он боярину своему Михаилу Бренку. Снова помолился Дмитрий и вкусил благословенного хлеба, присланного ему Сергием. Великий князь хотел сам биться в рядах как простой воин.

Воеводы удерживали князя, говорили, что ему, как главному вождю, не следует рисковать собою, но все было напрасно.

— «Братья мои милые, добрые ваши речи, — отвечая Дмитрий, — но хочу я общую чашу с вами пить. Умру, так умру вместе с вами; жив буду — вместе с вами же».

А. Бубнов Утро на Куликовом поле

Русское войско двинулось к устью Непрядвы, к татарскому стану. Часу в шестом дня русские увидели Мамаево полчище. Словно громадная туча двигалось оно, сходя с холма. Пешие воины их шли рядами. Задние клали свои копья на плечи передним. Копья у воинов второго ряда были длиннее, чем у передних. Татары по большей части сверх доспехов надевали кафтаны, сверх шлемов меховые или кожаные колпаки. Одежда у татар была темного цвета, и поэтому войско их не имело такого нарядного и блестящего вида, как русское.

Мамай со своими мурзами остановился на холме, чтобы наблюдать за битвой. Уже враждебные полчища стояли одно против другого и ждали знака, чтобы начать бой. Тогда из татарского войска выехал наездник по имени Челубей. Он был громадного роста и необыкновенной силы. Шел он начинать бой. По обычаю татар, удальцы-силачи начинали битву и показывали другим пример. Стал богатырь громко вызывать себе противника. Не сразу нашелся между русскими охотник биться с великаном. Но вот выступает Пересвет. Шлем его был покрыт схимою, которую возложил на инока-воина святой Сергий. Помолился Пересвет, принял от священника благословение, низко поклонился он русскому воинству. «Отцы и братья, — сказал он, — простите меня грешного!» Сел он на боевого коня, и со словами: «Преподобный Сергий, помоги мне твоею молитвою!» — пустил он коня во всю прыть. Навстречу ему несся татарский богатырь. На всем скаку, с налету сшиблись они копьями. Удар был так силен, что кони их едва устояли и присели на задние ноги, а бойцы слетели наземь оба мертвые.

В. Васнецов Поединок Пересвета с Челубеем

Грянули трубы, и начался бой. «Боже, помоги нам!» — кричали русские; татары призывали помощь Магомета. Загорелся лютый бой. Такой битвы не бывало до тех пор на Руси. На пространстве десяти верст кругом кипела кровавая сеча. Несколько сот тысяч воинов бились с яростью. Казалось, земля дрожала и страшно гудело все поле от ярых криков, стонов раненых, треска оружия и конского топота. Бились оружием, руками терзали один другого. Часа два уже длилась страшная битва. Кровью было залито все поле. Телами было устлано оно, так что трудно было пройти. Труп валился на труп. Татары стали одолевать. В русском войске были отряды молодых воинов, не бывалых еще в бою, притомились уже они, не выдержали нового напора татар и обратились в бегство. Погнались за ними татары, пробились до черного великокняжеского знамени. Тут стоял любимец великого князя, воевода Бренк. Приняли его татары за великого князя и убили. Много уже вождей русских пало под ударами врагов. Знамя падало за знаменем. Ужас охватил русских. Дрогнули самые смелые. Все бежало… Поражение русских было полное. Мамай торжествовал…

Давно уже порывался князь серпуховский, Владимир Андреевич, ударить из лесу на татар, спасти своих от поражения; воевода Боброк удерживал его, говорил, что еще не время.

М. Шаньков Засадный полк

Владимир терял терпение.

— «Что ж это такое, — с досадой говорил он Боброку, — к чему же стоим мы тут? Кому от этого польза! Беда пришла русскому войску!»

— «Да, беда великая, — отвечал Боброк, — да еще не пришла наша пора. Кто не в пору начинает, тот беду себе принимает!»

Наконец, когда татары, считая русских окончательно разбитыми, гнались за ними уже нестройными толпами и были уже сильно утомлены, Боброк крикнул: «Пора! Да поможет нам благодать Святого Духа».

Кинулись русские из засады на татар, словно соколы на стаю журавлей; с громким криком ударили они на врагов с тылу и стали страшно разить их.

Неожиданный удар ошеломил татар. Как испуганное стадо, заметались они, не зная, что делать. «Беда нам! — кричали они. — Русские перехитрили нас. Худших из них мы побили, а теперь лучшие ударили на нас!» С переполоху чудилось татарам, что они уж вконец разбиты, что рать, напавшая на них, бесчисленна. Ободренные успехом, русские смело разили татар, прорывали их толпы, врубались в средину их полчища, рубили их и справа, и слева, и сзади, и спереди. Татары в ужасе кидали оружие и бежали.

Мамай, увидев неожиданный поворот битвы, так оторопел и растерялся, что не послал на помощь своим запасные силы, бывшие у него, а сам пустился бежать. Татары бежали толпами: одни бежали за Непрядву, и множество их потонуло в реке, другие бросились направо к реке Красивой Мечи. Русские гнали их и страшно избивали. Множество возов со всяким добром досталось в добычу победителям.

Часть русского войска преследовала татар до реки Мечи. Князь Владимир Андреевич остановил своего коня на месте побоища и велел трубить сбор. Стали съезжаться к нему вожди, оставшиеся в живых и не пострадавшие в бою. Великого князя не было.

— «Где великий князь? — тревожно спрашивал Владимир Андреевич. — Кто из вас его видел?»

Поехал Владимир Андреевич меж воинов и со слезами на глазах спрашивал, не видал ли кто великого князя, не слышал ли, где он. Один из воинов сказал, что видел его в пятом часу, как он крепко бился; другой видел, как четыре татарина напирали на него; третий рассказывал, как он сам старался выручить великого князя из беды. Но сведений о том, жив ли он и где находится, никто дать не мог.

По приказу серпуховского князя отроки княжьи и множество ратных людей рассеялись по бранному полю отыскивать великого князя. Долго искали его. Наконец двум ратникам посчастливилось найти его. Под ветвями срубленной березы лежал великий князь. Глаза его были закрыты. Но воины заметили, что он дышит.

— «Жив, жив! — радостно закричали они. — Великий князь Дмитрий Иванович здравствует!»

Владимир Андреевич с князьями и воеводами поскакали к тому месту, где лежал великий князь. Доспехи его были избиты и измяты ударами татарских сабель. Когда сняли с князя его вооружение, то оказалось, что ран на теле не было. Лишился чувств он от чрезмерного напряжения сил и утомления. Дмитрий Иванович хотя был крепкого телосложения, высок ростом, широкоплеч, но, по словам летописца, был весьма тучен и тяжел.

П. Попов Куликовская битва (Удар засадного полка)

Н. Присекин. Куликовская битва

В. Маторин Дмитрий Донской

Мало-помалу пришел он в чувство и открыл глаза.

— «Кто тут? Что за речи слышу я?» — проговорил он.

Тогда Владимир Андреевич громогласно возвестил: «Милостью Бога и Пречистой Матери Его, помощью сродников твоих святых мучеников Бориса и Глеба, молением святого Петра и Сергия-игумена, супостаты наши побеждены!»

Когда великий князь совсем пришел в себя и понял, в чем дело, то прежде всего благодарил Бога за дарованную русским победу. Узнав о том, как нападение засадного войска на врага повернуло дело в пользу русских, великий князь обратился к Дмитрию Боброку и сказал: — «Поистине разумен ты: тебе всегда должно быть воеводою!»

Поехал великий князь со своими главными сподвижниками по бранному полю. Страшно было это поле! Было оно устлано убитыми, умирающими, ранеными. Казалось, все поле тяжело стонало… Тихо подвигались вперед кони: едва находили они место, где ступать. С поникшими головами, с тяжелой скорбью, со слезами на глазах ехали великий князь и спутники его. Давно ли восходящее солнце озаряло блестящие ряды русских воинов, бодрых, полных жизни и силы, давно ли лучи его весело играли на блестящих доспехах, — а теперь, на заходе, освещало оно груды окровавленных тел, лица убитых, обезображенные мучительной смертью, лица раненых, искаженные страданиями, лужи и потоки крови, избитые доспехи, обломки и осколки всякого оружия! Все говорило о страшной жестокости боя: в одном месте убитый русский воин лежал на теле побежденного им врага; в другом — убитый татарин лежал на русском; здесь, крепко переплетясь руками и ногами, лежали мертвые татарин и русский, боровшиеся, очевидно, даже и в предсмертных страданиях; а там лежала целая груда тел русских и татар, бившихся в тесной схватке до последнего издыхания. Русская и татарская кровь тут смешалась и струилась одним потоком из-под груды тел…

Пред некоторыми трупами князь останавливался. Увидел он князей белозерских, отца и сына, — лежали они вместе.

«Братья, князья русские! — молвил со слезами Дмитрий, сдержав коня своего. — Молите Господа Бога о нас, да соединит Он нас вместе с вами в будущей жизни!»

Постоял великий князь с тяжелой грустью и пред телом боярина своего Михаила Андреевича Бренка, лежавшего в великокняжеской приволоке.

«Вот, братья, наш починальник! — сказал Дмитрий Иванович, узнав по схиме инока Пересвета. — Без него многим бы из нас пришлось испить здесь горькую чашу от руки татарского витязя!»

Тут же, подле Пересвета, лежал труп его противника, великана-татарина. Многих храбрых князей и воителей узнал Дмитрий меж мертвыми. Тяжкая скорбь давила ему сердце, когда ехал он с побоища: он, по словам современника, «умывался слезами» при виде множества погибших. Правда, убитых татар было гораздо больше, чем русских, но и русских легло на Куликовом поле великое множество.

Победа была великая, но вместе с тем и скорбная! Из огромного русского войска едва уцелело тысяч сорок. Более двухсот тысяч человек, татар и русских, было убито на Куликовом поле, и Дон, по словам сказания, три дня тек кровью…

Так представляется нам, по разным преданиям и сказаниям, достопамятная Куликовская битва.

Восемь дней после битвы стояли русские на поле. Подавали помощь раненым, разбирали тела убитых: русских погребали, а татар оставляли на поле в добычу хищному зверю и птице.

Дмитрий установил обычай вечно праздновать память воинов, убитых в Куликовской битве (Дмитровская суббота).

На Куликовом поле стоит теперь памятник, поставленный в память о великой победе.

Литовский князь Ягелло, спешивший соединиться с Мамаем, в день битвы был верстах в сорока от места боя. Узнав о победе русских, он поспешно отступил.

Понеслись гонцы от Дмитрия в Москву, в Переяславль, в Кострому, во Владимир и другие города с радостною вестью о победе. Все со страхом и нетерпением ждали известий из войска, денно и нощно молились в храмах. Наконец желанные вести пришли. Восторг был неописанный. Все встрепенулось и ожило. Думали, что Орда пала навсегда, что пришел конец татарскому владычеству!.. Дмитрия прославляли, сравнивали его с Ярославом Великим, с Александром Невским, прозвали его Донским, а Владимира Андреевича Храбрым.

Но радоваться было еще рано.

Мамай был разбит Тохтамышем, ханом орды, кочевавшей за рекою Яиком (Уралом). Тохтамыш воцарился в Орде и послал известить русских князей, что он победил их врага Мамая. Дмитрий принял ласково ханских послов, отпустил их с честью, вслед за ними отправил своих людей с богатыми подарками хану. То же сделали и другие князья. Думали все, что этим дело и обойдется, но ошиблись: Тохтамыш хотел властвовать над Русской землею, как Батый.

В следующее лето явился от хана сановник с отрядом воинов в 700 человек и от имени хана потребовал, чтобы русские князья, как подданные хана, ехали немедленно в Орду. Требование это поразило всех князей как громом: неужели, думали они, напрасно лилась русская кровь на Куликовом поле и все пойдет по-старому? Мысль об этом приводила всех в негодование. Ханскому послу, доехавшему до Нижнего Новгорода, было дано знать, что великий князь не ручается за его безопасность, если он явится в Москву со своим отрядом. Побоялись татары народной ярости и уехали. Прошло еще около года: казалось, татары оставили русских в покое. Но вдруг пришла тревожная весть, что татары захватили в земле болгарской всех наших купцов и на судах их переправляются через Волгу. Затем пришла весть, что Тохтамыш идет уже на Русскую землю и что Олег Рязанский показывает ему пути. Все это сделалось так скоро, что русские не успели и опомниться и приготовиться к отпору. Тохтамыш, видно, и рассчитывал напасть на Москву врасплох. Великий князь совещался с воеводами и с некоторыми князьями, как быть, что предпринять, но все, казалось, потеряли голову. Великий князь поехал в Переяславль, оттуда в Ростов и Кострому собирать полки.

В. Васнецов Княгиня Евдокия, жена Дмитрия Донского

Москва оставалась беззащитна. Тохтамыш взял уже Серпухов и быстро шел к Москве. Пламя и дым горевших сел обозначали его путь. В Москве было полное безначалие. Поднялся народный мятеж. Одни из москвичей хотели защищаться в Кремле, другие спасаться бегством. Толпы народа со стен бросали камни в беглецов. Некоторые с оружием в руках стали у ворот и не пускали никого из города, творили всякие бесчинства и насилия. К счастью, нашелся опытный вождь, который прекратил смуту и водворил некоторый порядок. Это был Остей, один из литовских князей, случайно находившийся на ту пору в Москве. Он убедил москвичей выпустить из города всех искавших спасения в бегстве и затворился в Кремле с более смелыми, готовыми защищаться до последней крайности.

Бояре и купцы свозили в Кремль свои пожитки и товары. Множество драгоценной церковной утвари, богослужебных книг из окрестных церквей было снесено в Кремль. Все надеялись на каменные стены его. Постройки вокруг Кремля, которыми могли воспользоваться татары, то есть весь посад, были сожжены самими москвичами.

23 августа появились татарские передовые отряды. Объезжали они кругом Кремля, осматривали рвы и стены его. Видя малое число врагов, некоторые из москвичей храбрились, со стен ругали татар и старались всячески оскорблять их. Татары в ответ грозили русским своими саблями. Татарские отряды все подходили да подходили к Москве, к вечеру их была уже несметная сила. Приуныли тут москвичи. Некоторые из них, более благочестивые, стали готовиться к смерти, каялись в грехах, причащались.

Неизвестный художник Дмитрий Донской

Сначала шла перестрелка. Тучи стрел летели с той и с другой стороны. Татарские наездники носились на своих легких конях перед стенами Кремля и на всем скаку били русских стрелами без промаха. Татарские стрелки были искуснее русских. Пробовали татары взять Кремль приступом, ставили лестницы и лезли на стены. Русские валили на врагов бревна, тяжелые камни, сшибали их с лестницы в ров, обдавали кипятком. Три дня пытались татары взять Кремль приступом, но были отбиваемы. Летописец в первый раз говорит, что некоторые из русских били врагов из огнестрельного оружия. Большой урон потерпели татары. Увидел Тохтамыш, что силою ему города не взять: стены Кремля были крепки; стенобитных машин у татар на этот раз не было; русские мужественно бились. Пустился Тохтамыш на хитрость. На четвертый день подъехали к стенам знатнейшие мурзы и от имени хана вступили в переговоры.

— Царь наш, — говорили они, — не хочет разорять своего улуса; не бойтесь ничего, выйдите только к нему с честью и дарами. Царь наш хотел наказать холопа своего Дмитрия, но его тут нет. Отворите город, царь вас пожалует.

Москвичи сначала не поверили этим словам, но суздальские князья, пришедшие с Тохтамышем, клялись, что татары зла не сделают москвичам.

— Нам поверьте, — говорили суздальские князья, — мы ваши христианские князья; мы ручаемся за то, что это — правда!

Быть может, они и в самом деле верили, что Тохтамыш говорил правду. Поверили на этот раз и москвичи. Посоветовались между собою, как быть. Надежда на скорую помощь была плоха; долго выдержать осаду нельзя было, — порешили сдаться на милость хана.

А. Васнецов Оборона города от хана Тохтамыша

Отворились ворота Кремля, и защитники его стали выходить: впереди шел Остей; за ним несли богатые дары хану; затем шло духовенство в полном облачении, с иконами и крестами; далее шли бояре и народ. Татары выждали, пока защитники Кремля вышли из ворот, затем вдруг, как хищные звери, ринулись на них и принялись рубить саблями всех без разбору, топтать конями… Это была не битва, а дикая, ужасная бойня. На месте ее остались растерзанные, раздавленные трупы, втоптанные в грязь иконы, кресты, священнические ризы…

Ворвались татары в Кремль. Оставшаяся здесь толпа народа обезумела от страха; люди в беспамятстве метались туда и сюда, ища, где бы укрыться от диких губителей. Многие прятались в церквях. Все напрасно! Татары разбивали церковные двери, вламывались в алтари и рубили нещадно всех, и стариков, и женщин, и детей… Церковные сосуды, одежды, княжеское имущество, пожитки бояр, товары купцов, снесенные в Кремль, — все было разграблено. Множество книг, собранных отовсюду в кремлевские церкви, погибло. Что не было разграблено, то было уничтожено пожаром. Татары зажгли с нескольких концов город и отступили от Москвы, насытившись дикой местью.

Ужасный вид представляли развалины Москвы. «Был дотоле, — говорит летописец о ней, — город великий, чудный, многолюдный! Много было в нем всякого богатства, и вот в один день все изменилось: видны только земля, пыль, пепел, множество лежащих трупов да святые церкви, разоренные, пустые и осиротелые…»

Татарские отряды рыскали по всей великокняжеской области и страшно опустошали волости городов: Юрьева, Звенигорода, Дмитрова, Можайска и других. Из князей русских только Владимир Андреевич Серпуховский не потерял мужества: он неожиданно ударил на сильный татарский отряд и разбил его. Эта победа и слух о том, что великий князь собрал у Костромы сильную рать, побудила Тохтамыша отступить.

Когда Дмитрий вернулся на свое родное пепелище, то, по словам летописца, заплакал. «Отцы наши, — сказал Дмитрий, — не побеждали татар, но были менее нас злополучны!» Действительно, со времен Калиты до Дмитрия Донского Москва не терпела такого разорения.

Тяжелое дело предстояло Дмитрию. Немедленно велел он погребать тела убитых. Собрано было их на пепелище одной Москвы до 24 000. А сколько было убито во всей области, сколько было сгоревших, изувеченных и уведенных в неволю, — этого и сосчитать нельзя было. Кремлевские стены, башни и стены некоторых церквей были целы, и Москва могла скоро вновь обстроиться; но не скоро могла она стать таким многолюдным и цветущим городом, каким была до татарского погрома.

Н. Рерих Русский воин

Пришлось опять русским князьям ездить в Орду, искать ханской милости, пришлось по-прежнему городам и деревням русским уплачивать татарам тяжелую дань.

Дмитрий Иванович умер в 1389 году, 39 лет от роду.

Перед смертью он назначил великим князем сына своего Василия, благословил его великим княжением владимирским. Уверен был Дмитрий, что ни татары уже не помешают Василию, ни другие русские князья не посмеют оспаривать великокняжеское достоинство у него.

В тяжелые годы пришлось княжить Дмитрию Донскому. Два раза Московская земля была при нем страшно опустошена литовцами, потерпела ужасный татарский погром. Кроме внешних врагов, были и свои русские враги. У московского великого князя была постоянная вражда с Тверью и Рязанью. После нашествия Тохтамыша московская рать за измену Олега сильно разорила Рязанскую область. Вражда эта долго не кончилась бы, если бы преподобный Сергий не помирил Олега с Дмитрием. Сверх того пришлось Дмитрию Ивановичу унимать новгородцев. Слишком уж расходилась буйная удаль новгородской вольницы: два раза ушкуйники грабили Кострому, нападали на Нижний Новгород, на Вятку; мало того, повольники хватали людей и продавали их иноземцам в рабство. Разбои повольников так озлобили всех, что 26 городов с радостью послали свои ополчения на помощь Дмитрию, когда он порешил силою обуздать новгородцев. Сначала новгородцы думали было обороняться, но скоро смирились, уплатили за все убытки, понесенные купцами от новгородских разбойников, и обязались уплачивать ежегодно великому князю так называемый «черный бор» (подать с черных людей). Кроме бедствий от усобиц, были и другие несчастия: страшная моровая язва свирепствовала на Руси (в 1363–1364 годах), так что живые не успевали хоронить мертвых. От сильных засух не раз были голодовки и падеж скота. Печальные следствия татарского владычества тоже уже ясно сказывались.

В. Владимиров Кончина Дмитрия Донского

От погромов татарских и поборов бедность, нищета и горе были повсюду. Хоть народу стало легче, когда вместо татарских сборщиков стали русские князья сами собирать дань и отвозить ее в Орду; но и князья принуждены были брать с народа своего очень много, чтобы насытить корыстолюбие ханов, их жен и ханских вельмож. Кроме прямой дани, приходилось еще установить разные налоги и пошлины. За право торговли, за провоз товаров должны были платить известные налоги, собирались пошлины и с разных промыслов: с рыбных ловель, с мельниц и прочее. Со всех почти промыслов и занятий шли пошлины. Прежде, до татарского нашествия, этого не было: платили только дань князьям, да и то небольшую. Понятно, что под владычеством татар не могли на Руси процветать ни промыслы, ни торговля.

Бедность да неволя вредили сильно и нравам. Бедняки привыкали унижаться, прибегать к разным уловкам и обманам, чтобы соблюсти свои выгоды. Торговцы, платившие большие пошлины, старались купить товар за бесценок, а продать втридорога. Ремесленники, которым давали купцы слишком низкую плату за их изделия, не старались улучшать их, а заботились только о том, как бы побольше да поскорее наработать товару да сбыть его как-нибудь с рук долой. Сложилось даже убеждение, что без обмана ни в торговле, ни в промыслах обойтись нельзя. Безысходная нужда побуждала многих к нищенству: «ходить по миру» многим даже и здоровым людям казалось более выгодным промыслом, чем какая-либо работа. Богатство, достаток были в те времена только приманкою и для хищных татар, и для других «лихих людей». Зажиточному человеку, чтобы не нажить беды какой-либо, приходилось скрывать свое имущество, прикидываться бедняком, а «с босого да нагого — взятки гладки»! В те злосчастные годы привыкали люди жить кое-как, перебиваться изо дня в день, не заглядывать в неверное будущее, — являлась беспечность, привычка жить на авось. Но по пословице «нужда слабого мнет, а в крепком волю кует» мы видели уже, какие сильные духом подвижники являлись в те тяжелые времена. Но и из тех, которые не уходили от мирской жизни, немало было людей сильных, крепких волей. Среди всяких бед и невзгод складывались нравы русского народа и свойства: сметливость, находчивость, изворотливость и та необычайная выносливость, которая и до сих пор удивляет иноземцев в русском человеке. «Голь на выдумки хитра», «Нужда научит калачи есть!» — говорит наш народ в своих пословицах. Научился он подсмеиваться, хоть иной раз и горько, над своим горем-злосчастием. «Наготы да босоты изувешены шесты; холоду да голоду амбары полны», «Шапка волосяная, рукавицы своекожаные», — говорит народ в пословицах о своей бедности.

А. Васнецов Московский Кремль при Дмитрии Донском

Не только в народе была бедность, была она и в других сословиях; таких богатых людей, какие встречаются в наше время, тогда и в помине не было. Даже великие князья того времени были не богаче нынешних крупных помещиков.

Печальна, неприглядна была жизнь русского народа в конце XIV столетия, но она скрашивалась светлою надеждою на скорое освобождение от тяжкого татарского ига. После Дмитрия Донского надежда эта уже не казалась никому несбыточной мечтой. Куликовская битва была великим событием для русского народа: после нее у русских прибыло смелости настолько, насколько убыло ее у татар. Битва эта была блестящей пробой соединенных русских сил. Сами ханы, на беду себе не понимая, конечно, этого, помогли усилиться московским князьям и начать то «собирание Русской земли», которое сделало ее могучею, дало ей силы справиться с сильными врагами.

И. Глазунов Князь Дмитрий Донской

Две великие задачи обозначились ясно для потомков Ивана Калиты и Дмитрия Донского: первая — довершить собирание Русской земли, вторая — покончить с позорным татарским владычеством. Выяснилась уже и третья великая задача — борьба не на жизнь, а на смерть с Литвою, которая, пользуясь бедствиями Русской земли во время татарщины, завладела многими русскими областями, окрепла, усилилась и постоянно грозила бедой Московской Руси.

Много тяготы и труда пришлось еще вынести русскому народу, много крови пролить, чтобы выполнить эти задачи.

Для князей московских ратное дело долгое время должно было быть самым важным делом.

В каком же виде было в XIV веке русское военное искусство? Во время татарского владычества оно сильно изменилось. Прежде русские князья во время своих усобиц и борьбы с половцами действовали обыкновенно небольшими отрядами, а теперь в борьбе с татарскими полчищами пришлось выставлять огромные ополчения. Постоянного войска, кроме небольшой княжеской дружины, не было. Собиралось оно только в случае надобности. По примеру татар, русская рать делилась на тысячи, сотни, десятки. Конница составляла главную часть войска. В древности русские дружинники и воины вооружались подобно норманнам, а в XIV веке в военном деле многое заимствовано было у татар. Конский убор был тот же, что у татар. Кривые татарские сабли стали заменять мало-помалу прежние мечи. Кроме сабель, наступательным оружием служили самострелы, луки, различного вида копья, секиры и палицы. Хотя и упоминается в летописи об огнестрельном оружии при Дмитрии Донском, но вошло оно в общее употребление позже. Охранительное вооружение было очень разнообразно. В старину не было одного общего для всех вооружения: каждый ратник вооружался по своим средствам и желанию. Исключение составляли только княжеские дружинники, которые, вероятно, имели более однообразное вооружение. Щиты, шлемы, панцири, поножи, поручи должны были хорошо защищать от ударов вражьих бояр и богатых ратников, составлявших конницу. Шлемы были по виду очень разнообразны и носили разные названия (шишаки, колпаки, ерихонки, мисюрки и другие). Панцири, защищавшие туловище, были тоже весьма разнообразны: у одних воинов были простые кольчуги, у других были бахтерцы, байданы, юшманы. Это были те же кольчуги с прибавлением металлических пластинок или щитков различного вида на груди, спине и боках; у третьих были куяки, то есть кожаные или суконные рубахи, на которых были прикреплены металлические бляхи различного вида. Полное и хорошее вооружение стоило очень дорого и потому было доступно немногим. Так как оно было и весьма тяжело, то для пешего воина и не годилось. Бедняки часто довольствовались только тегиляями — это были толстые, набитые пенькой и простеганные кафтаны. В толще тегиляев клали куски железа, обломки старого вооружения. На голову такие воины надевали вместо железных шлемов подобные тегиляям толстые, набитые пенькой колпаки. Вооруженные подобным образом воины были очень неуклюжи на вид, но довольно хорошо защищены от стрел и сабельных ударов. Самые названия различных частей русского вооружения в конце XIV века показывают, что оно было заимствовано от татар и других восточных народов.

В Западной Европе в это время военное дело стояло значительно выше.

Оглавление

Откуда знаем мы наше прошлое

Как жили наши предки за тысячу с лишком лет назад

Предания о первых русских князьях

Принятие христианства и распространение его на Руси

Время удельных смут и усобиц

  Поучение Владимира Мономаха

  Сказание о походе Игоря

Киево-Печерская обитель

Новгород и Владимир

Злые времена татарщины Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg