«Вернисаж»

Алена Василевич

Вернисаж

Перевод с белорусского Б.Бурьяна И В.Машкова

Целую неделю мы с сестрёнкой спорили, ссорились и однажды даже подрались. Никак не могли решить, какой подарок лучше сделать маме в её день, Восьмое марта.

Сестра сказала:

- Я вышью маме салфетку. А на салфетке - котик лакает молоко из тарелки.

Вот! Котик лакает молоко. На салфетке! А потом этой салфеткой будут накрывать хлебницу...

- Ну, знаешь ли, я с твоим котиком есть хлеб из одной хлебницы не собираюсь! - возмутился я.

- А я тебе и не собираюсь его дарить, - насмешливо проговорила сестрёнка.

- Ясно, не мне, а маме. Но всё равно...

- А вот и не всё равно! Маме любой мой подарок понравится. Что захочу, то и подарю!

Она упёрлась на своём - не помогла даже сетка (обычная капроновая сетка, с которой мы ходим в магазин!). Сетка эта не раз служила мне, когда мама оставляла нас вдвоём с сестрёнкой и на меня возлагалась задача воспитания... А сегодня у меня не было времени заниматься её воспитанием: до праздника оставался всего один день, а подарка всё ещё не было...

И я пустился на хитрость. Сделал вид, что глубоко задумался, помолчал некоторое время, потом с самым серьёзным выражением лица обратился к упрямой сестре:

- Котик лакает молоко из тарелки - конечно, это неплохо. Но ведь и в прошлом году ты тоже вышивала маме котика.

- Нет, в прошлом году я вышивала зайчика!

- Гм-м... Вот видишь. А в детском саду у тебя тоже был зайчик?

- Нет, в детском саду, когда я была в старшей группе, я вышила для мамы вишенки. А в младшей группе вырезала красивый зелёный кружочек и наклеила на него малюсенькие красные кружочки... Не веришь, могу показать. Все мои подарки лежат в мамином столе. Мама говорит, что она их сохранит и отдаст мне, когда я вырасту большая...

Переспорить мою сестрёнку невозможно. Невозможно её и уговорить не делать того, что никому неинтересно.

- Ладно, ладно, - попытался я прервать Натку.

Но разве вы её остановите! Я и оглянуться не успел - сестра разложила передо мной папку со своими "сокровищами", как она называет собственное рукоделие.

Подумаешь! Тоже мне "сокровища"!

Письмо маме, когда мама лежала в больнице. Буквы печатные - и все шиворот-навыворот:

МАМА Я БЕЗ ТЕБЯ СКУЧАЮ

Непонятно, почему мама не порвала и не выбросила до сих пор эти каракули!

Кроме всяких вышивок и аппликаций были среди "сокровищ" и рисунки сестры. Ваза, похожая на ведро. Стол - все четыре ножки по одну сторону... Ну, а дальше пошли всякие зайчики, вишенки, котики... А вот локон волос, перевязанный шёлковой ленточкой: локон остригли у Натки, когда ей исполнился ровно год...

Я едва сдерживался: зачем маме понадобилось хранить этот хлам? Да ещё прибавить к этому мусору какого-то котика, который лакает молоко... Салфетка! Конечно, маме неудобно сказать Натке, что ей надоели вышитые котики и зайчики... Бедная мама!

Я, например... Я тоже делаю маме подарки на праздники. Правда, в прошлом году на 8 Марта я как-то и сам не знаю почему, но забыл про мамин день. А в день рождения мамы принёс из школы записку от учительницы. Подумаешь, на уроке дёрнул за косу Лорку-зубрилу, а учительница заметила... Зато уж теперь я решил сделать маме необыкновенный подарок! Только нужно придумать - какой же?..

- Знаешь, я не буду вышивать котика, - сказала вдруг сестрёнка, пряча в стол свои "сокровища". - Я передумала!

- А что ты будешь?

- Я подарю маме рисунок. Красивый-красивый. Как в музее, где картины.

- Рисунок?! - Я даже подпрыгнул от неожиданности.

И как это мне в голову не пришло! Мама ведь очень любит, когда мы рисуем и играем. (Натка играет на скрипке, я тоже немножко умею на баяне, но мама говорит, что я ленюсь.)

В прошлое воскресенье мы ходили с мамой в музей. Сколько там картин разных увидели! Возвращаясь домой, мама и сказала нам:

- Видите, дети, какую радость нам сегодня доставил музей.

Так почему же не доставить маме новую радость? Я ведь тоже могу подарить ей рисунок. И уж наверняка не хуже, чем у Натки, выйдет...

- Я нарисую маме птичку! - объявила сестра из другой комнаты.

Она уже раскладывала на столе бумагу и краски. Я не выдержал и крикнул:

- Подумаешь, задавака! И отдай, пожалуйста, мои краски. Я тоже собираюсь рисовать...

- Жадина!

- Я говорю, отдай!

- А вот и не отдам!

Ничего больше не говоря, я направился в переднюю, где обычно на гвоздике висит наша капроновая сетка-авоська.

- Всё равно не отдам! Всё равно! - захныкала Натка.

- Плакса-вакса-гуталин! На носу горячий блин! - передразнил я сестрёнку, как и всегда, когда воспитывал её.

- А ты... А ты!..

Но и мне и Натке вдруг надоело ссориться. Мы вместе засели за рисование. Ладно, пусть у неё будет птичка, зато я нарисую картину - зимний лес.

Через пять минут Натка спросила у меня:

- Ты скоро закончишь?

И так потом повторялось без конца: "Ты скоро... Ты скоро..."

Краем глаза я видел, что сама она стирала что-то резинкой, потом рисовала опять кисточкой, потом снова стирала и опять принималась рисовать.

Натка раскраснелась так, что казалось, будто она и щёки раскрасила акварельными красками. И вспотела вся - так старалась.

А у меня...

Я тоже старался. Но мой зимний лес получился таким зелёным и пёстрым, каким он не бывает даже летом. Я взял другой лист бумаги и нарисовал на нём одну-единственную ёлку. Подумаешь!.. Вот ёлка, а рядом нарисую пень, засыпанный снегом. Пень у меня вроде получился. Мне понравилось! Я нарисовал ещё один пень и тоже присыпал снегом. А вокруг - ещё и ещё... Я увлёкся и не заметил, как вышел у меня не зимний, а вырубленный лес...

- Ты скоро нарисуешь? - снова спросила у меня сестрёнка, размахивая своим рисунком над головой, как флагом. - А у меня уже сушится!..

- Скоро, - ответил я, хотя, по правде сказать, не знал, что мне делать со своими пнями дальше.

- У меня ноги не получаются... - пожаловалась Натка. - Может, ты мне нарисуешь ноги, Вовочка?

Ага, когда ей нужны ноги, так я уже и Вовочка!

- Давай сюда! - сказал я.

Интересно всё же, что там она изобразила.

Натка подала мне свой рисунок.

- Вот видишь, всё хорошо, только ноги у меня...

- Ноги у тебя... А что это за птица?

- Голубь.

- Голубь? Какой же это голубь? Это же ворона!

- Сам ты ворона! - накинулась на меня Натка, но тотчас спохватилась: ещё одно оскорбление - и я откажусь пририсовывать ее птице лапки.

- И вовсе не ворона! И вовсе голубь! Как у нашего дяди Коли. Серенький, - ища примирения, заговорила Натка.

- Серенький... А клюв?

Клюв у Наткиного голубя и в самом деле был великоват - длинный и толстый.

- А хвост?

И хвост скорее смахивал на вороний.

- Эх ты, художница! Давай покажу, как рисуют настоящие художники! - И я взял у Натки кисточку.

Р-раз... Д-два-а... Р-раз... Птица встала на небольшие серые лапки. Вот сейчас она сделает несколько торопливых коротеньких шажков.

- Ой, какой красивенький! Какой красивенький! - захлопала в ладоши Натка.

Она до того восхищалась голубем, что меня злость взяла. Нарисовала какую-то ворону, а форсу сколько! Да если б не мои лапки, то взглянуть было бы противно на её голубя...

- Подумаешь, задавака! "Вороне где-то бог послал кусочек сыру..."

Я ждал, что Натка сейчас набросится на меня, будет сердиться и даже заплачет... А она вдруг как засмеётся:

- Ой, как хорошо! Ой, как хорошо! А я не знала, как мне назвать свою картину!.. Ты мне, Вовочка, дорисуешь ёлку - ёлки у тебя вон как хорошо получаются, - сыр я уже сама нарисую!..

И Натка взялась за "сыр"... За мой "сыр": ведь это я ей его подсказал.

А сам я сидел над своим лесом и всё подрисовывал новые пни, засыпанные снегом.

"Вот тебе и зимний лес", - думал я.

Оно, конечно, лучше было бы взять новый лист бумаги и, как говорит наш учитель в школе, поменять тему...

Разделавшись быстро с "сыром", сестрёнка, довольная своей картиной, обратила наконец внимание на мою вырубленную поляну...

- Что это у тебя - одни пни? - Глаза у неё широко распахнулись от удивления, губы вытянулись в трубочку. И вдруг, помолчав, она давай хохотать. Повалилась на диван и катается от смеха. - Ой, помру. Ой, помру!..

- И ничего тут смешного нет, - обиделся я, закрывая свои пеньки чистым листом бумаги. - Думаешь, твоя ворона...

- Знаешь, Вовка... Знаешь, как нужно твою картину назвать? - сквозь смех проговорила Натка.

- Ну как? - не ожидая от неё ничего хорошего, всё же спросил я.

Натка снова упала на диван, заливаясь смехом.

- "Плакала... плакала Саша... как лес вырубали..."

- Натка, ты - гений! - захлопал я в ладоши.

И тут же аккуратно сделал подпись под рисунком: "Плакала Саша, как лес вырубали".

На следующий день мы встретили маму с работы ещё на пороге. Приняли у неё из рук тяжёлую сумку и даже сдержались, не спросили, как обычно: "А что ты нам принесла?"

Мы помогли маме раздеться и торжественно, под руки, повели её в комнату. А там, на самом видном месте, висели в рамках наши рисунки.

Наткин голубь, или "Вороне где-то бог послал кусочек сыру".

И мои пни, или "Плакала Саша, как лес вырубали".

- Ого! - От удивления мама остановилась за несколько шагов до наших рисунков. - Ого! - повторила она. - Значит, я попала на вернисаж!

Мы с Наткой такого слова ещё не слыхали и не знали, что оно обозначает.

- Поздравляю тебя с праздником, мамочка, - не очень уверенно проговорила Натка.

- И я тебя поздравляю, мама, - вслед за сестрёнкой повторил я.

- Спасибо, спасибо вам, мои дорогие художники! - И мама по очереди поцеловала Натку и меня. - Ну, а раз у нас нынче вернисаж... На вернисаже обычно принято говорить художникам приятные слова, хвалить их работу... Вот и я сегодня...

Мама торопливо прошла к своей тяжёлой сумке и достала оттуда две коробки с конфетами. Одну мама дала Натке, другую - мне.

Вот, оказывается, что означает это непонятное слово - вернисаж!

Нам с сестрёнкой оно очень понравилось!