«Переезд»

Носов Евгений Валентинович (Новосибирск)

ПЕРЕЕЗД

Солнце пекло. Мухи попрятались в тени. Трезор Барбосович Костогрызов, солидный пес с признаками благородства на угрюмой физиономии, возлежал на траве, скрываясь за добротной конурой. Трезор Барбосович находился на службе. Дело, надо полагать, серьезное, ответственное. Костогрызов так и полагал - он бдил, несмотря на полуденный зной. Чай, не казенное охранял, а хозяйское, стало быть, и свое.

Покой и равнодушие царили в просторном полупустом дворе. И вдруг покой нарушился неслыханной по наглости выходкой какого-то замухрышки воробья. Трезор Барбосович в изумлении широко раскрыл глаза: воробей клевал мозговую кость, которая терпеливо ждала обеденного часа, чтобы доставить удовольствие Костогрызову, ему и только ему!

Грозный рык вырвался из груди Трезора Барбосовича. Воробей моментально исчез, словно испарился от гневного взгляда.

- Вконец обнаглели, на чужое зарятся!.. - прорычал Костогрызов. Но мысли его были уже далеко.

"Помозговать разве?" - в переносном смысле подумал Трезор Барбосович. Вопрос показался ему серьезным и весьма своевременным. Да и чутье подсказывало, пора, мол. Но тут за забором послышался веселый лай Жулика, бездомного по прописке и неунывающего попрошайки и авантюриста по характеру.

- Трезорка! - заполошно прогавкал Жулик. - Пошли на соседнюю улицу: там дома ломают. Говорят, кран подъемный туда приехал, "Като" называется. И бульдозер тоже какой-то импортный. Облаять бы надо?!

- Не Трезорка, а Трезор Барбосович, шантрапа ты беспородная!

Костогрызов Жулика не уважал: "Лишняя, пустая собака, - считал он. - Ну, любит его ребятня с нашей улицы, ну и что? Хозяйством обзаводиться нужно, добро копить, а ему все игрушки... Уж и не молод, а все то же: ни кола, ни двора..."

Трезор Барбосович слышал, как Жулик нетерпеливо перетаптывался с лапы на лапу за заборам, но молчал.

- Трезор, может, пожевать у тебя чего найдется? - не очень уверенно спросил Жулик.

- Поди лучше на кран погавкай.

Жулик промолчал; иного ответа он и не ожидал. За забором стало тихо.

"Помозговать разве?" - снова подумал Костогрызов, но уже в прямом смысле: интерес к мозговой кости пропал до другого, более подходящего для этого настроения. Тем более никто уже не покушался на кость. Трезор Барбосович натужно зевнул, клацнул зубами и принялся за философию.