«Дельфиний мыс»

Дул попутный ветер, и Зевс, косматый и грозный, смотрел с тугого паруса вдаль.

Там кувыркались дельфины, сверкало солнце, а здесь ритмично взлетали длинные весла и из трюма доносилось слабое постукивание: в несколько рядов стояли в деревянных ячеях большие глиняные сосуды с вином - острый, дурманящий запах его щекотал ноздри кормчего, управлявшего судном.

Понт Эвксинский* искрился и полыхал синевой.

Кормчий задумался. Он вспомнил слепящие белым камнем Афины, откуда еще мальчиком был увезен родителями сюда, в Скифию, потому что у отца отобрали за долги крошечную гончарную мастерскую. Здесь он окреп, возмужал, а год назад нанялся к хозяину судна кормчим: возил грузы. Что ни день - то качка, от которой поташнивает, брызги в лицо, скрип весел и острая резь в глазах - вечно напрягаешь их, глядя вперед, чтобы не налететь на риф, не сесть на мель, - и вечно от зноя сухо в глотке…

Скорей бы прибыть в Херсонес и спуститься в подвальчик, где много холодного вина и острой еды, усесться на деревянную лавку и забыть обо всем…

Кормчий смотрел вперед, оглохнув от солнца и воспоминаний, смотрел в смутную синеву - и ничего не видел.

И не слышал.

Не слышал голосов тех, кто сидел за веслами. А они о чем-то кричали. И очень громко и возбужденно.

Он трогал свою жесткую бородку и мечтательно улыбался.

И вдруг - удар!

Море вокруг клокотало, мачта накренилась. Огромное лицо Зевса с вытаращенными глазами перекосилось. В нем был гнев и ужас. Удар! Еще удар! Гигантский острый мыс, врезавшийся в море, был далеко, но из воды вокруг судна вдруг выскочили скалы. Море возле них взрывалось, крутилось, пенилось. Судно накренилось. Загремели, выскакивая из ячей, глиняные сосуды. Гребцы стали прыгать в воду. Мачта переломилась, и лицо Зевса сморщилось, исказилось от боли.

- Какой неверный, какой скалистый берег! - крикнул кормчий, хватаясь за обломок мачты…

Судно так и не прибыло со своим грузом в бухту назначения. Но гибель его не прошла бесследно. Не прошла хотя бы уж потому, что через две тысячи лет она перевернула вверх дном жизнь одного московского мальчишки, да и не только его…

Одик с сестрой и родителями ехал в Скалистый - приморский городок, названный так, наверно, потому, что там было множество острых опасных скал.