«Сказки капитана Эгры. Первое плаванье»

Сказки капитана Эгры. Первое плаванье (fb2) - Сказки капитана Эгры. Первое плаванье [publisher: Издательские решения] (Вышивальщица) 429K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Оксана Борисовна Демченко

Сказки капитана Эгры Первое плаванье Оксана Демченко

© Оксана Демченко, 2017

© Оксана Демченко, дизайн обложки, 2017

© NEILRAS, фотобанк shutterstock, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4483-6710-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Первый вечер

На закате бухта Жемчужницы красивее всего. Особенно в безветренную погоду. Темная полоска мокрого песка узкая, волны на тихой воде едва заметны, погода такая – лучше и не бывает. Для чего? Для сказки! На закате при хорошей погоде в бухту приплывает сам капитан Эгра. Конечно, если корабль знаменитого путешественника стоит на якоре в столичном порту. А ведь известно: Эгра в последние годы редко ступает на берег, который однажды уже посещал. Обычное дело для первооткрывателя: заметить остров или целый материк, быстро осмотреть прибрежные красоты, придумать открытию красивое имя – и поспешить к неизведанным берегам, пока что безымянным…

Но бухта Жемчужницы – особое место. Рядом большой город, где капитан, как всем известно, родился. Эта бухта давным-давно была для маленького Эгры всем миром. Но Эгра рос, и знакомый ему мир тоже делался больше. А город оставался прежним, и потому как будто сжимался, пока не стал точкой на карте странствий. Крохотной точкой… Всегда притягивающей взгляд. Ведь в этой точке по-прежнему помещался целый мир – тот, из детства. Волшебный.

Вернувшись в родной город, Эгра спешил переделать свои взрослые дела, и на закате приплывал в бухту Жемчужницы. И всегда его ждали дети. Ведь никто не умел лучше капитана рассказывать сказки. Дети его так и звали – Сказочник.

Даже в плохую погоду дети приходили на берег. Даже когда корабль Эгры покидал порт —ждали его возвращения. И, едва пролетал слух, что корабль Эгры виден на горизонте, город расцветал детскими улыбками: придет вечер, и вот тогда…

Капитан каждый раз всплывал у дальних скал, булькая и фыркая. Его панцирь казался драгоценным в вечерней золотой воде. Эгра быстро плыл к берегу, и усы волн тянулись за ним, словно уговаривая не покидать море, родное для всякого выра.

– Сказочник! – кричали дети и махали руками. – Эгра! Мы ждали! Ждали каждый день, даже в плохую погоду! Мы о тебе думали, когда приходил большой шторм! Мы уговаривали тетку бурю поберечь твой корабль!

После таких доводов море сдавалось, длинные усы волн разбегались, не смея удерживать капитана. Ведь его так ждали! И выр покидал воду, взбегал по мокрому песку, шелестя десятью парами коротких сильных лап. Эгра ложился на обычное место, потому что всякая сказка требует обстоятельности и порядка. Дети приносили сухие поленья и красивые, сложно скрученные, ветки. Эгра не только говорил. Он мастерил из дерева героев сказок и дарил детям.

И вот – вечер. Тихо…

Дети ждут. Кто-то первый замечает панцирь капитана! Щурится против солнца, не смеет поверить – и, наконец, шепотом спрашивает: Эгра? Скоро вся бухта звенит голосами. И Эгра плывет в золоте заката из большого взрослого мира – в огромный сказочный, пусть он на карте всего-то точка.

– Я вернулся, – говорит Эгра детям. – Я вам рад.

Он перебирает поленья, а дети наперебой напоминают знакомые истории, предлагают их повторить. И уговаривают рассказать новые…

Выр слушает гомон, согласно качает усами.

– Сегодня расскажу, как жил маленький Эгра, – обещает он.

Двигает ближе полено. Примерятся – и начинает вырезать фигурку выра.

А выры – они каковы? Ничуть не похожи на людей! Скорее уж родня креветкам, только гораздо крупнее. У выров длинное тело в крепком панцире из множества пластин, у них десять пар лап. Шеи нет, плеч нет и головы – тоже, вместо всего этого одна сплошная головогрудь. Еще выры усатые. У них имеется много мелких усов и пара главных: длинных, крепких. Усы – настоящее оружие выра.

Рук у выра целых шесть. Потому Эгра умеет вырезать фигурки из дерева очень быстро и ловко. Пока дети его рассматривают, он уже изготовил малыша-выра. И сейчас снимает последние тонкие стружки с его клешней. Ах, да, конечно же: у всякого выра есть клешни! Пока выр на суше, клешни его прижаты к головогруди, точно как у Эгры теперь. Но клешни могут занимать и другое положение, боевое…

Что еще необычно в выре? Его пять глаз. Два – как у людей, на лице. Только лицо у выра пластинчатое, неподвижное. Третий глаз – на макушке. Четвертый и пятый – у основания усов, и эти глаза самые интересные. Они могут подниматься высоко на длинных стеблях и рассматривать все вокруг, с любой стороны от выра. А как иначе ему жить? Шеи нет, голову повернуть никак нельзя… Остается крутить глазами.

– Давным-давно… – начинает Сказочник

Дети смолкают, рассаживаются поудобнее и принимаются рассматривать фигурку деревянного выра. Совсем малька – у него и клешни едва проклюнулись, и усы короткие, и хвост узкий, нет в нем настоящей силы.

– …жил-был капитан Эгра, – подсказывает девочка, которая сидит рядом с капитаном.

– Эгра тогда не был капитаном, он был малёк. Жил в гротах семьи. Ему еще и восьми лет не исполнилось, – поправляет Эгра. – Это самое-самое первое приключение. Началось оно тихим теплым днем, когда семья уплыла в гости к соседям. Малыша оставили одного. Эгра скучал. Взрослые не возвращались. Ночь подкрадывалась, она была коварная. Вот нависла над горизонтом – и накрыла весь мир мешком тьмы! Эгра немножко испугался. Один, такой кроха. Он испугался… но как раз тогда и решил построить корабль. Дело посильное: у выра много рук. Можно сразу взять три молотка, три гвоздя! Так думал Эгра.

– Еще надо запасти стамеску, – подсказал сын уважаемого в городе плотника. – И пилу, и топор…

Сказочник одобрительно качнул усами. Подтянул ящик с инструментом – и начал делать маленький кораблик, как раз годный для игрушечного выра.

– Тут и начинается сказка, – прогудел Эгра с таинственным видом. – Слышите? «Так-так», «так-так-так!». Это подбадривают малыша Эгру молоточки в его верхних руках.

Имя для корабля

– До утра закончу свой корабль! – пообещал Эгра, не прекращая работы.

– Так, так! – согласились молотки.

– Неуж-жели? – засомневалась пила.

Эгра не ответил ей. Пусть сомневается, утром станет понятно, кто прав. Солнце выглянет из-за дальнего холма и улыбнется. Оно никогда еще не видело такого красивого корабля! Весь резной. С узким корпусом, легкими веслами. Мачта острая, стройная. Пока, правда, нет паруса. Имени у корабля тоже нет: не придумал его Эгра. Очень уж старается выбрать лучшее.

– «Неустрашимый»? – спросил Эгра у себя самого. Засомневался и вздохнул, пояснил себе самому: – Имя корабля – это очень важно. Его один раз выбирают. Может, «Стремительный»? «Могучий»?

Хорошо бы хоть с кем посоветоваться… Толком обсудить! Называть всякий раз новое имя и слушать, как оно звучит и как произносится твоим другом. Только у Эгры, и это самое грустное, пока что нет друзей. Совсем. Трудно признаваться в такой окончательной и страшной беде.

Семья велика, старшие оберегают малыша. Часто напоминают: он маленький и слабый. Ворчат: за таким надо присматривать неустанно. Пока он в гротах, это более или менее удобно. Ах, да: все достойные выры живут в гротах. Иногда в надводных, похожих на дома людей и только ради порядка именуемых на вырий лад – гроты. Но чаще жилье выров особенное, построенное в прибрежных скалах. В таком доме есть надводные и подводные пещеры, много галерей и каналов.

Дом Эгры велик, его родные полагают, достаточно велик, чтобы малыш не покидал его. Никогда.

«Никогда» – очень страшное слово. Оно как скала, огромное и крепкое. Об него можно в лепешку разбиться… И остаться по-прежнему слабым, одиноким. Разве таким позволяют выйти в море в поисках неведомого? Нет. Старшие умеют говорить тихо и ровно это короткое слово: «нет». Оно вроде точки в разговоре. После него напрасны любые возражения… Сколько раз Эгра повторял: я уже вырос, я справлюсь. Его не слушали. Просто делали по-своему. По взрослому.

Эгра решил: есть один, последний способ доказать правоту. Надо построить корабль и выйти в море. Быстро построить, за один день и одну ночь, пока семья гостит у соседей.

– Так, так, так! – еще бодрее застучали молотки.

– Неуж-жели? – снова заспорила пила…

Как одному построить корабль, да без опыта, да сразу – самый лучший? Сомнения понятны. Только и Эгра – он не прост. Лениться не умеет ничуть. И рук у него целых шесть! Можно и доски держать, и молоток, и пилу – сразу! Значит, по меркам людей, он за троих работает. Он ведь – выр. И он очень старается.

Теперь верите, что до утра Эгра успеет построить корабль?

– Неуж-жели? – не унялась пила. – Блаж-жь, блажь…

Ей простительно недоверие, грызет доску, всеми зубами в ней увязла, вот и не видит главного. Не хочет замечать. Повторяет слова взрослых выров: угораздило в восемь лет остаться маленьким – чуть больше метра в длину – значит, сиди дома, за спинами братьев. Они велики, братья: длинной от основания усов и до кончика хвоста – три метра, а то и поболее. У них мощные боевые клешни и прочные панцирные усы. С такими вырами пила бы не поспорила. Ей приходится грызть доску долго и нудно, а взрослый выр просто перекусывает доску: клац! Одно движение клешней. Увы, клешни Эгры малы, он вынужден выслушивать зудение и жужжание сварливой пилы. Снова и снова, пока не завершит работу.

Восток светлеет, волны сделались заметны, их спины глянцево блестят под неярким небом. Влажным, серым – как штукатурка стен, на которые еще не нанесли рисунок рассвета.

– Уж-же? – огорченно вздохнула пила.

Она хоть и сварлива, а работу любит. Кончено дело – значит, пора отдыхать, и пойди угадай, когда тебе снова дозволят погрызть свежую доску… Пила зазвенела напоследок и улеглась в удобный ящик, домик и для неё, и для молотков.

Эгра оглядел новый кораблик. Наверняка солнцу понравится такой красивый! Ждать осталось недолго. Пока можно отдохнуть, поплавать.

Казалось бы, зачем корабль тому, кто умеет плавать и дышать под водой? Чтобы видеть красоту моря с палубы и именоваться капитаном. А еще – чтобы отчалить от берега вместе с другом! Правда, пока некого пригласить в плаванье… Но Эгра не отчаивается. Он решил: может статься, он попадет в приключение? И уж тогда непременно вызволит кого-то из беды, чтобы дальше плыть вместе.

Эгра смел с палубы опилки.

– «Бурегон»? – новое название казалось неплохим. – Вот так, сам плывет и бурю прогоняет. Сильный. Гордый корабль…

Имя было, прямо скажем, несколько самонадеянным. Корабль пока не видел настоящей бури. Можно ли заранее хвастаться? Эгра поник усами. Вот он исполнил первую часть давней мечты – построил корабль. Он уже почти капитан! Но как отойти от берега, не дав кораблю имя?

– Я чуть-чуть позже выберу, вот так, – пообещал себе Эгра. – Зачем спешить? Дело важное.

Эгра часто разговаривал сам с собой. И все сказанное звучало вполне умно и уместно. А если выходило не особенно складно, Эгра себя одергивал и воспитывал.

Корабль пока что застрял между сушей, и морем: зарылся килем в рыжий песок отмели. Волны, мелкие и слабые, шипели от любопытства, ползли по песку, норовили дотянуться до борта, пощупать его доски – но не могли. Волнам корабль казался интересной игрушкой. Он легкий и яркий. Поймай его на водяную ладонь и гони, и толкай соседкам, и лови снова. Точно так люди на берегу играют в мяч.

Эгра приволок прочные водоросли, опутал корабль и, упираясь всеми лапами и хвостом, потащил к воде. Было очень тяжело. Непосильно. Но сдаться – тоже никак нельзя. Сдаться – значит, признать все взрослые «нельзя» и «нет». Остаться насовсем дома, в родном гроте. Без друзей. Хуже, услышать от братьев что-то вроде «Похоже, ты навсегда останешься таким, раз до сих пор не вырос».

«Всегда» – острая и опасная скала, она ничуть не ниже скалы «никогда», и обе способны разбить в щепки самую крепкую мечту…

– Я сильный, – подбодрил себя Эгра и уперся хвостом. – Вот так! Еще! И – раз!

Он командовал себе и с каждым словом старался тянуть корабль ближе к воде.

– Ты с-сильный, – прошелестела волна, касаясь киля корабля. – Прокопай каналы, с-слева, с-справа, я подмою пес-сок. Мы вместе отправимс-ся в плаванье. Мы с-станем дружить.

Это была хитрая волна, большая, – у таких есть пенный гребень. Братья много раз говорили Эгре о больших волнах, предупреждали: они коварны.

Большая волна еще ночью расслышала стук молотка и жалобы пилы, явилась издали, с глубокой воды, чтобы рассмотреть: что за шум на тихом месте? Ей понравился кораблик. А еще ей захотелось позабавиться, присвоив игрушку. Волна сгорбилась, спрятала свой гребень из перламутровой пены и ловко притаилась среди мелких волночек. Повела дело мягко, осторожно: пообещала дружбу и помощь…

Эгра поверил. Душа его наполнилась радостью. Может, уже нашелся друг? Вот так сразу – настоящий друг! Эгра заспешил, засуетился, выполняя совет волны. Прокопал две канавки. И волна устремилась по ним на отмель, чтобы вымывать береговой песок. Волна шуршала и посмеивалась. Дело у неё ладилось. Кораблик накренился в луже полужидкого песка, почти лег на борт… но волна сразу выросла, подхватила его и одним движением унесла на глубину.

– Вещь! – победно плеснула большая волна, показывая свой гребень. Зашипела надменно и сердито: – Вс-сё мне, пш-шел, малыш-ш…

Волна была так уверена в себе! Еще бы, у кого еще найдется роскошный гребень жемчужной пены? Подарок от самой тетки бури! А она-то мелюзгу не привечает и полагает своими игрушками даже самые большие корабли…

Волна нависла над корабликом, готовясь свести ладоши и уложить его в свой карман. Она видела, как растерялся малыш-выр, как он забегал по песку. Слышала, как Эгра напоминает о дружбе и просит вернуть кораблик. Смешно! Разве с таким недомерком стоит заводить знакомство? Да и игрушку ни с кем делить не хочется.

Волна пару раз вскинула кораблик на своем гребне и понесла в открытое море, дальше и дальше.

– Отдай! Не честно! – возмутился Эгра. – Лгунья! С тобой никто не станет дружить! Никогда!

Но большая волна полагала, что ей совсем не нужны такие друзья, как Эгра. В море полно волн, они пихаются, им тесно, и все норовят вырасти и понравиться тетке буре, все желают завести знакомство с яростным вихрем. Но никак не с выром, который к тому же и для выра-то слишком мал…

Эгра отчаялся уговорить волну по-хорошему и нырнул в теплую мелкую воду. Братья строго-настрого велели: не уплывать туда, где вода темна! С большой глубины не видно желтого песка отмели, там сгущается сумерками моря. Детям нельзя одним уплывать в его опасный простор!

Но Эгра – вы ведь помните – решил стать капитаном. Ему почти восемь, он – взрослый… Он оставил братьям письмо, сам сочинил. И полагал, что вышло удачно, что братья поймут и не будут беспокоиться. Едва родные вернутся домой, они увидят конверт. Эгра оставил письмо посреди главной пещеры, на коврике из цветных морских губок.

«Я построил корабль. Он надежный, из сухого дерева, так что не переживайте. Ухожу в плаванье, о своих приключениях расскажу, когда вернусь.»

Эгра верил, что, прочитав подобное, братья смогут спокойно ждать. Ну разве что их немножко, совсем чуть-чуть, станет донимать любопытство. Все же не у каждого выра есть корабль. И удивительные встречи выпадают не всякому. Надо быть самое меньшее капитаном, чтобы рассчитывать на толковое приключение. Большое, опасное, настоящее…

И вот – первая беда. Преграда. Эгра не успел назваться капитаном, не успел взойти на палубу и почувствовать, как кораблик качается, как волны трутся спинами о его борта… И он уже обманут и обворован!

Новенький корабль, так и не получив имени, удалялся от берега один, без капитана, и волна играла им, опасно накреняя и забрызгивая пеной до самой верхушки мачты. Вот так приключение! У самого родного грота, в знакомой с рождения бухте…

Эгра плыл изо всех сил, он яростно работал хвостом и лапами, все его сердца оглушительно стучали: тук-тук-тук, та-так-та… Та-ак-та…

У выров, которые от рождения здоровы и растут быстро, пять сердец. Эгра имел всего-то три, развитых полноценно. Об этом братья тоже напоминали и безжалостно поясняли: это навсегда. Нельзя отрастить новые сердца. Невозможно. Сиди дома и купайся в мелкой воде, где тебе ничто не угрожает.

Ту-ук-тук-тук, та-так-т…

Сердца работали неровно, Эгре казалось, его панцирь лопается и дышать совершенно нечем. Боль сжимала тело стальным кольцом – это третье сердце норовило встать и немного отдохнуть. Или хуже, остановиться навсегда? Но крошка-выр греб в полную силу, вытянув глаза на стеблях и не упуская из виду свой кораблик. Волны быстро движутся, но все же он явно нагонял воровку.

– Смеш-шной, – прошуршала волна, сердито пеня гребень.

Выр оказался упрям, он плыл быстро и нагонял кораблик! Уже вынырнул близко, потянулся кончиком уса к борту кораблика, попытался выпрыгнуть из воды и в полете намотать ус на рулевое весло, или взобраться на палубу. Это сейчас важно: стать капитаном и управлять кораблем! Переложить руль, сесть на весла. Был бы парус – вырваться из лап волны удалось бы еще быстрее, – думал с огорчением Эгра.

Волна не собиралась отдавать игрушку. Она гостила у самой тетки бури, где была признана взрослой. И накопила немало коварства. Ловкость крохи-выра разозлила волну. И тогда большая волна собрала длинные пряди водорослей, оплетающие кораблик, вырвала еще целый комок таких же со дна, добавила старых обрывков водорослей с поверхности моря – и всеми ими, как сетью, начала опутывать выра.

«Эх, мне бы большие клешни», – с тоской подумал Эгра, отбиваясь и ворочаясь в ворохе водорослей. Он был смелым выром и боролся изо всех сил. Но волна, увы, оказалась опытнее и сильнее. К тому же она окончательно разозлилась: ведь украденный кораблик уже считала своим. Так что борьба пошла не на жизнь, а на смерть!

Утопить выра в море нельзя, он умеет дышать под водой. Волна это знала, и потому еще плотнее обмотала Эгру водорослями и понесла к берегу. Поднялась в полный свой рост и бросила выра на острые камни…

– Вес-сь ссохнешься, – прошипела она напоследок и отхлынула, умчалась в море.

Эгра промолчал. Остро болело третье сердце. Выр задыхался. И кроме того, он не желал доставлять радость злодейке волне, жалуясь или вскрикивая от боли. Да, без крепких клешней из сети водорослей не выбраться. Он устал, едва дышит. Солнце, которому так хотелось показать кораблик, поднимается все выше. Сушит водоросли. И панцирь сушит. Вода далеко, хотя её отсюда и видно, и запах соли и моря – вот он, вдыхай…

Ужасно погибнуть на острых камнях, запутанным в сохнущих водорослях. Короткое получилось приключение, страшное. И гордиться нечем: кораблик не отстоял, воровку-волну не одолел. Значит, он так и останется маленьким, слабым выром, ни на что не годным. Правы были братья… Не зря велели сидеть дома. Не зря даже в гости с собой не взяли: зачем такого показывать соседям?

Эгра поник усами. Он всегда понимал в глубине души, что его стесняются. Но очень боялся признаться в таком даже себе и молча: семья не гордится младшим. И, прочтя письмо, братья не кинутся искать его. Скажут: ну и пусть. Одной обузой меньше…

– Только слабые себя жалеют, вот так! – строго одернул себя Эгра. – Я капитан, я должен бороться. Даже когда враг слишком силен и одержал победу. Временную.

Эгра вслушался в звучание слов и приободрился. У капитана нет права умирать на камнях, оставив корабль в лапах злодеев. Пусть клешни слабые, но ведь они есть. Надо пилить водоросли. Надо торопиться и перекусывать стебли по одному, пока они не ссохлись в общую массу, пока не задавили, мешая дышать и наполняя воздух гнилостью. Важно успеть, пока солнце не взбежало по тропке своего ежедневного похода на гору полудня. И не высушило панцирь окончательно.

Эгра возился и сопел, кусал стебли. Он лежал на спине, зажатый в расщелине скал. Было душно и очень жарко. Песок забился под стыки панциря и тер нежную кожу, причиняя дополнительную боль. Третье сердце предательски вздрагивало – с каждым разом реже и тише… А глаза на стеблях все еще сохраняли любопытство. Оглядывали бухту. Незнакомую: видимо, волна со злости бросила малыша далеко от дома.

Бухта была много больше родной. Песчаный пляж окружали светлые скалы, и их облизывал прибой. Над скалами стеной – в два роста взрослого выра! – высился каменный обрыв. Серый и угрюмый. Его вершину венчали золотые стволы сосен. Не тех, какие зовут корабельными, потому что они прямы, как лучи солнца, и годны для изготовления мачты. Над бухтой росли иные сосны: кривоватые, разлапистые, со сложно скрученными стволами и широко раскинутыми ветками.

Эгра припомнил, что братья назвали такие сосны негодными. Но ведь и кривые деревья живут. За камень цепляются и собою красивы… Иначе, чем корабельные, но тоже хороши. Эрга расстарался и вслух, сиплым шепотом сохнущего без воды голоса, сказал об этом соснам. Вряд ли сосны понимают выров и интересуются их мнением. Но – зашумели, кокетливо отмахиваясь ветками и потягиваясь всем стволом.

– Трудно выбраться. Очень трудно, – признался Эгра. – Но я не сдаюсь.

Он и правда не сдавался, хотя третье сердце уже затихло, а второе болело так, что все тело выгибала судорога. Глаза видели все тусклее и хуже. Солнце взобралось на гору дня, прогоняя все тени и внимательно всматриваясь в мир, полный моря. Может быть и даже наверняка солнце видело кораблик. И скорее всего очень расстроилось, рассмотрев, как плохо приходится маленькому капитану. Солнце высветило Эгру, нацелило на него золотой пучок ярких лучей, указывая возвращающимся домой родным – вот, глядите, ваш малыш в беде. Но никто не обернулся, не увидел выра…

Темнота среди белого дня упала на Эгру. Он перестал видеть, ощущать себя и даже, кажется, дышать. Он высох.

– Ничего себе попался! – сочувственно вздохнул кто-то рядом.

На выра полилась вода – прохладная, живительная. Много воды! Вдоволь. Вода текла на глаза, на усы, на прожаренное солнцем брюхо.

– Сейчас, погоди.

Водоросли зашуршали, не желая отпускать жертву. Но тот, кто советовал подождать, уже резал их острым стальным ножом. Справлялся высвободить выра и делал это очень быстро и ловко. Скоро Эгра ощутил, что его толкают в бок чтобы перевернуть, и стал помогать лапами. Получилось. Эгра пополз, едва двигая лапами, туда, куда велел ползти незнакомый спаситель. К воде!

Теплая мелкая вода сперва погладила брюхо, потом поднялась выше, и наконец накрыла спину. Эгра нырнул, задвигался, выгоняя песок из стыков пластин и промывая жабры. Да здравствует свобода! Он вынырнул – снова зрячий и вполне здоровый. Даже третье сердце потихоньку оживало. Дрожало, болело – но пробовало биться.

Эгра огляделся.

Море синее и бескрайнее, небо синее и глубокое, волны облаков играют с облачными же корабликами, которые они не воровали – сами их взбили из утреннего тумана и запустили в плаванье. Эгра повернулся к своему спасителю, унимая восторг. Вежливо протянул для приветствия усы.

– Спасибо. Ты мне жизнь спас. Ты настоящий герой.

– Всегда пожалуйста, – сморщил нос незнакомец, гордясь похвалой.

На героя он был не очень-то похож, вряд ли так его называли многие и часто. Одно Эгра понял сразу и точно: перед ним человек.

Людей Эгра видел всего-то раз или два. Взрослых, серьезных и даже мрачных. Но и того хватило, чтобы понять: спаситель гораздо меньше ростом. Значит, он еще ребенок. Тощий, с волнистыми рыжими волосами, со смешными конопушками на коже. Словно солнышко расшалилось и нарисовало много-много пятнышек самыми яркими закатными лучиками. А глаза у мальчика были зеленые, как морская вода – и это очень понравилось Эгре.

– Ты выр? – уточнил спаситель, заходя по колено в воду. – Я никогда не видел ни одного выра. Я думал, вы скользкие, огромные и опасные.

– Опасные? Почему? – поразился Эгра.

– Потому что у людей только охранники и разбойники постоянно носят оружие, – рассмеялся мальчик. – А ваши клешни всегда при вас… Но у тебя почти нет клешней и ты невелик. Да и панцирь не скользкий. Ты дружелюбный выр, так я думаю.

Эгра тихонько вздохнул «уф-ф»… Он-то, пока спаситель говорил, два раза успел невесть что себе придумать и почти обиделся. То ли его назвали разбойником, то ли над его клешнями посмеялись… Оказывается, ни то, ни другое. Просто он так мало разговаривал с посторонними, что совсем не научился выслушивать их, а уж после без спешки решать, что означает сказанное. Он не умеет разобраться в чужих словах – внимательно.

– Я Эгра, выр, и совсем не огромный, ты прав, – признал Эгра. И добавил, хотя такое непросто сказать вслух: – Клешни столь малы, это даже неприлично. Но я уродился таким. Однажды братья мне прямо сказали: мол, уродился ты – уродливый…

– Иногда и братьев не стоит слушать, раз они говорят невесть что, – возмутился спаситель. – Ты очень даже толковый выр. А я Фима. Ну, еще можно Фимкой звать. Я тоже, знаешь ли, уродился.

Фима шмыгнул носом и присел на валун, выпирающий из воды, как спинной панцирь взрослого выра. Эгра подплыл и тоже выполз на теплый большой камень всей головогрудью. Ему показалось, что у нового знакомого в жизни стряслось что-то совсем плохое.

– Твои братья обижают тебя? – заподозрил Эгра.

– Нет… Один я такой, недоросль, на весь наш лес. Все меня учат. Все наставляют, любят и советами кормят, как кашей, – Фима скривился еще грустнее. – Жизнь у меня взрослая, ответственная. Я ведь не вполне человек, Эгра. Я лесовик. Мое дело – всему лесу пригляд дать. Чтоб болота не пересохли и наоборот, не разжирели, не подтопили лес. Чтобы орешник не засох, на нем зреют лучшие беличьи запасы… Кора ивовая да осиновая тоже важна, она в зиму корм зверью. Много дел. Однако же я все, вроде, переделал и до осени стал свободен. Заскучал, пригорюнился. Один я в лесу… такой. Гляжу – деревенские мальчишки в моем сосняке играют в прятки. Я с ними решил побегать. Только их почти сразу домой позвали. Ну, я и запутал эхо лесное… Чтобы подольше поиграть-то.

Эгра качнул усами – продолжай, что случилось? Фима окончательно пригорюнился, звучно шмыгнул носом. Выр опасливо припомнил: люди, когда им плохо, вроде бы плачут, капли соленые из глаз роняют. Неужели Фиме именно так плохо – окончательно?

– Велика ли беда, – попробовал утешить выр. – Ты эхо запутал, ты и распутай. Ты вон как ловко водоросли порезал, которыми я был связан.

– До ночи мы играли, – тихо сказал Фима. – А потом тетка туча разобрала, что я натворил, деду моему донесла… Тучи ужасно склочные и вредные. Не зря наша – самой буре младшая сестра. Ну, и пошло-поехало. Дед меня за ухо оттрепал и из лесу выставил. Потому что нельзя ради забавы беспокойство всей деревне учинять. Оказывается, мальчишек, с которыми я играл, искали очень даже всерьез… Получился я кругом виноват. Дед сказал: иди, не годен ты для взрослых дел. Вон из лесу! И сказал еще: набирайся ума.

Эгра от изумления осел на камень всем брюхом. Вот какая бывает родня! Малыша, у которого и клешней нет, и панциря самого слабого никогда не будет – он же человек! – гонят из родных гротов, силой втравливают в приключения. Получается, дома держат – плохо, из дома гонят – не лучше? Сложная штука жизнь!

– И как ты теперь?

– Сам по себе, – хитро прищурился Фимка. – Я тебя спас? Спас! Выходит, я герой. Ты сам так сказал. Могу я на правах героя напроситься в приятели? Вдвоем мы наверняка больше ума наберемся. Один я пока не справляюсь.

Эгра от радости хлестнул себя усами. Он-то и не знал, как бы новому знакомому предложить приятельствовать. Все же когда тебя из водорослей выпутывают, полумертвого и жалкого, можно запросто усомниться: годен ли ты в друзья? Выр уселся поудобнее и рассказал о постройке корабля и коварстве большой волны.

Фима от возмущения порозовел аж до ушей.

– Злодейка! Эх, не будь я с дедом в ссоре, не рассерди я тетку тучу, я бы на эту волну нашел управу. Тетка её живо бы исхлестала дождем или хуже, молниями выпорола!

– Жаловаться старшим – разве хорошо? – усомнился Эгра.

– Так она же воровка!

Фима чуть помолчал, вздохнул и виновато пожал плечами. Он, если уж толком разобраться, частенько жаловался. Это было удобно. Скажи: «Ой, от меня ягоды прячутся, не уважают» – и болотница, добрая душа, притащит полное лукошко наилучшей клюквы. Не надо спину гнуть, собирать по единой ягодке… Теперь вот, без помощи лесных родичей, пойди насобирай вкусных ягод.

– Хорошо, мы сами накажем злодейку, – согласился Фима. Хитро прищурился на нового приятеля. – Только сперва надо набрать ежевики для отвара. Меня, как я вспоминаю, тетка туча уж очень просила, уговаривала… Засуха тут приключилась, недалече. Вон сразу за горочкой. Надо колючим ежевичным дождиком прогнать беду. А я не набрал ягод. Знаешь, какие у ежевики заросли? Вот такие шипы. И вот такенные колючки…

Эгра храбро встопорщил усы.

– Давай я наберу ягод! У меня панцирь. Мне колючки не страшны.

Рыжий Фимка захихикал, закивал. Невесть откуда добыл лукошко, спрыгнул с камня и побрел по воде к берегу, оттуда побежал по песку к скалам. Забрался на косогор. Выр следовал за другом, хотя бежать по крутому склону было страшновато.

Сверху, со скал, выр оглянулся на море. Отдышался. Ох и красиво… То ли синее оно, то ли зеленое, все засыпано бликами – живыми, прыгучими. И вдали, едва заметный виднеется кораблик, украденный волной. Эгра погрозил усом. Он не сомневался, что, покончив со сбором ягод, накажет воровку-волну.

Колючки ежевики поразили воображение выра. Он подумал: да будь у него такие на панцире, даже самая нахальная волна не рискнула бы связываться с ним! Острые, длинные колючки. И не просто иглы. Вроде как крюки: вцепится такой в стык панцирных пластин – и держит надежно, как якорь. Но Эгра был смелым выром. И, если он должен собирать ягоды по важному делу, не ради баловства – он без жалоб и отдыха исполнил обещание. Полное лукошко набрал. Правда, весь спинной панцирь исцарапал до окончательной неопрятности, а в трех местах даже проколол…

– Держи, готово дело, вот так, – солидно сказал Эгра, верхними руками протягивая лукошко другу Фиме.

Исколотый панцирь болел и нещадно чесался. Но разве это важно, если ты помогаешь другу? Настоящему своему другу, в большом и важном деле…

Эгра потоптался, пытаясь унять зуд. Огляделся. И такое увидел… Выры не умеют плакать. Иначе Эгра рыдал бы в голос!

– Крупная! – Фима набрал полную горсть ягод и засыпал в рот. – М-ммм, вкусно! Ты ловок собирать ежевику, друг Эгра.

Фима снова принялся жевать ягоды, похваливать их вкус и щуриться. Эгра глядел – и ему опять хотелось плакать… Неужели второй раз за этот ужасный день – обман? Сперва волна пообещала дружбу и уволокла кораблик. Теперь вон, ничуть не лучше дело складывается: спаситель Фима заставил собирать ягоды шутки ради. Ведь яснее ясного, нет за горушкой засухи, не требуется ежевичный дождик…

Эгра молча отвернулся и побрел по тропке вдоль скал, и дальше – вниз, к берегу. Опять один… И кораблик вдали уже не разобрать. Где искать злодейку волну? Как её одолеть одному?

Фимка догнал уже в воде, невежливо дернул за ус, и расхохотался, запрыгал и зашумел. Показал синий язык и пояснил – от ежевики он таким сделался…

– От вранья, – тихо буркнул Эгра, хотя разговаривать не хотелось вовсе. – Теперь я знаю, за что тебя выгнал дед. Ты обманщик, совсем как злодейка волна. Не просила у тебя ягод тетка туча.

Выр выдернул свой ус из ладони Фимы и двинулся дальше, от берега. Поплыл быстро, и даже глаза на стеблях больше не стал разворачивать к берегу. А кому понравится, что его обманывают? Панцирь в соленой воде зудел вдвое сильнее прежнего. Горел весь, словно ошпаренный. Обида от боли крепла и росла.

– Спасите! Тону! Буль -буль!

Эгра сразу сообразил, что ловкач Фима снова обманывает. Наверное, еще лукошко ягод рыжему хитрюге требуется. Только два раза кто же верит обманщику? Выр заработал хвостом еще усерднее. А потом нырнул – и в полную силу рванулся под водой обратно, к берегу! Потому что пока Фимка, конопатый обманщик, кричал, было ничуть не страшно. Но когда он стал тонуть молча… Молча ведь тонут – всерьез. Эгра как раз вспомнил: не все люди умеют плавать. Люди с рождения странные, воды не знают. И еще: разве в лесу есть море?

Под водой рыжие фимкины волосы утратили яркость, стали темны, словно погасли. И румяное его лицо сделалось зеленоватым, прямо неживым.

Выр подхватил Фиму всеми руками, вытолкнул на поверхность и поволок к берегу. Это оказалось тяжело. Еще бы! В Эгре роста – метр, он совсем мал. Но зато упорства в нем хватило бы на двух взрослых выров. И Эгра справился, вытянул Фиму из моря, выволок на мокрый песок.

– Эй! Очнись! – попросил Эгра. – Ты как, цел?

– Ох, плохо мне, – всхлипнул Фима, открывая глаза.

Покрепче прихватил выра за руку и за ус.

– Я почти правда почти утонул!

От третьего за день обмана у Эгры лапы подкосились… Ну кому после этого верить? И как понять, врут тебе или нет? Фима сел, резко встряхнулся, помотал головой, разбрасывая во все стороны брызги. Шмыгнул носом. Но его виноватый вид уже не казался достойным жалости.

– Эгра, прости. Ну такой я есть, – серьезно сказал Фима. – Я же объяснял: один я в лесу недоросль. Все меня любят, балуют. Вот я и привык. Честное слово, больше не буду шутить, не подумав.

Фимка снова тряхнул головой, провел руками по мокрым волосам, уже скручивающимся в завитушки кудрей. Виновато дернул костлявым плечом и прищурился.

– Вот сам посуди: сказал бы я, что хочу ежевики. Просто хочу и все. Ты полез бы в заросли?

– Если просто – не полез бы, – согласился Эгра. – Но если очень хотел и сказал бы: «Пожалуйста, друг Эгра»… Тогда, наверное, я бы полез. А теперь прощай, пора мне.

– Ты что, хочешь, чтобы я взаправду утонул? – серьезно спросил Фима. – Куда ты собрался один? Нет, так не годится. Мы договорились отбивать корабль вместе. Просто я был голодный, совсем ослабел и хотел подкрепиться ягодами. Теперь я сытый, я окреп. И я вот что надумал: ты здесь чуток подожди. Я сбегаю к знакомой болотнице. Попрошу сделать парус. По-быстрому, хоть самый простой, на первое время.

– Тебя из лесу выгнали, – припомнил Эгра с сомнением. – Или тоже соврал?

Фима привычно шмыгнул носом, хитро прищурился и загадочно кивнул. А еще он повел руками и покачал головой – мол, думай, Эгра, что хочешь: и да, и нет, и может быть… Потом рассмеялся, взбил пятками брызги в мелкой воде.

– Прогнали, да. Только сгоряча и не всерьез. Но я воспользовался и сказал, что сам уйду ума набираться.

– Деду сказал? – уточнил Эгра.

– Я сказал знакомой белке, чтобы она передала своему приятелю дятлу, а тот уж отбил сообщение деду, он громко вести выстукивает, на весь лес… – начал Фима и сник.

– А белка-то не забудет сказать?

– Да ну… это… Она бы не должна, хотя она такая… попрыгушка. Вот.

– Знаешь, трудно с тобой дружить. Ты обманываешь даже родного деда, – заподозрил Эгра. – Давай так. Я поверю тебе еще раз. Но ты сам спросишь у деда, отпускает ли он тебя. Без этих твоих…

– Без петель и путаницы, – отчеканил Фима, хлопнув себя ладонью по груди. – Это я так говорю, когда взаправду обещания даю.

Он вскочил на ноги и умчался по каменистой тропе, да так быстро – едва глазом можно разглядеть. И видно лишь, как рыжие кудри меж скал мелькают. Эгра лег у воды и стал ждать. Подставил мелким волнам свой бок – толкайте, играйте, я не против мирных игр.

Солнышко клонилось к закату. Эгра лежал и глядел в небо. Кораблики облаков поставили вечерние паруса – розовые, золотистые, синие…

Фимка вернулся очень скоро. Показал невесомый серый сверточек и заверил: это парус, самый наилучший, так сказала болотница. А она хоть и девчонка, и соплячка, но врать не умеет. Еще Фима с важным видом передал Эгре в руки лукошко, полное какой-то непонятной белой мякоти.

– Дед сказал, что если хоть кто-то еще верит мне, надо такого друга держаться. Он отпустил в путешествие, если с другом, – сообщил Фима. – Еще велел гостинец передать. Вырий гриб. Ешь. От него, оказывается, выры растут и здоровеют.

– Спасибо.

Эгра усердно скушал весь гриб, до последней крошечки. Еще бы! Он так хотел подрасти хоть немножко, хоть на ширину фимкиной ладони… Пока выр ел, Фима еще раз сбегал на скалы, посвистел, пошумел – и вернулся очень довольный.

– Ветер хоть и непутевый, зато он бывает за день во многих местах. Я спросил у него вежливо, и узнал, где искать кораблик, – сообщил Фима. – Большая волна наигралась и бросила его. Прямо на запад надо плыть. Там есть островок, на мели у северного его пляжа лежит наш кораблик. На боку, вот неприятность… – Фима немного помолчал, покосился на приятеля. – Только я один не поплыву. Буду за твой ус все время держаться. Ты не подумай, я глубины не боюсь, я плаваю лучше всех в лесу. Я просто вдруг запереживал: а ну как ты потеряешься?

Эгра молча протянул ус. Если у вас есть знакомый выр, с ним можно смело плыть даже в глубокое море, даже очень далеко от берега. Потому что утонуть рядом с выром никак невозможно, он не допустит. И, само собой, желательно держаться вместе. Тут Фима прав.

– Лезь мне на спину, – великодушно пригласил Эгра. – Цепляйся за кромку панциря или основания клешней. Так удобнее. Ус тонкий, скользкий, особенно в воде. Ты можешь не удержать меня.

Фима послушался. На спине у выра, пусть и некрупного, ему очень понравилось. Плывет-то выр за двоих: он хвостом работает, лапами гребет. А ты только лежи и не мешай. Береги в сухости связку с одеждой и парус, свернутый в маленький узелок…

Остров показался впереди довольно скоро. Фима даже не успел сильно замерзнуть. Он раньше никогда не плавал в море, тем более не забирался на глубину, и ему казалось, что море теплое. Совсем как озеро в родном лесу. Оказывается – ничуть не так! Это со скал вода синяя, солнышко её греет, золотит… А на самом деле все – обман! То есть вроде тебя и не обманывает никто, но то, что ты сам решил издали – оно не правда. Дед называл такое дело по умному: «самообман», когда сам себе придумаешь нечто и, не проверив, полагаешь правдой.

От самообмана у Фимы постепенно бледнели губы, на коже появлялись островерхие болотные кочки мурашек. Делалось все понятнее, насколько человеку для путешествий в море необходим корабль. Еще больше, пожалуй, чем знакомый выр!

– Вижу корабль! – обрадовался Фима, рассмотрев далеко впереди берег острова и борт кораблика, лежащего на песке.

Эгра согласно качнул усами. Говорить он не мог: он плыл и почти весь был под водой, он дышал жабрами, как рыба. Только выбравшись на песок, Эгра смог раскрыть легкие. В это время Фима уже прыгал и шумел: радовался. И еще – грелся. А кому хочется признаваться, что он замерз, если рядом выр и этому выру ничуть в воде не холодно?

– Ура! Мы его нашли! Он наш! – кричал Фима и растирал ладошками грудь и плечи.

– Не шуми, – попытался уговорить Эгра. – Видишь: одного весла нет, парус мы пока что не поставили. Руль не проверили. Если большая волна вернется, не сможем отстоять кораблик. Рано праздник праздновать.

Успевший согреться Фима покладисто кивнул и притих. Прошлепал по мелкой воде к кораблю. Оглядел его, стал подкапывать сбоку песок, чтобы корабль мог выровняться и не лежал так жалко на боку, побежденный и выглядящий неживым.

Эгра уплыл искать весло, и пока лесовику приходилось работать одному. Это было настоящее приключение. Фима осознал: до берега так далеко, что знакомые золотые сосны и не видать! Даже их верхушечки… Солнце бурое, вечернее, сползает все быстрее и ниже к воде. Того и гляди, ночь упадет – а он один посреди моря, на необитаемом острове, где нет даже леса…

Для Фимы-лесовика лес – весь его мир и смысл жизни! Значит, теперь выживание полностью зависит от корабля, построенного Эгрой. Фима копал песок усердно, даже губу закусил, так старался. И только изредка позволял себе выпрямиться, вздохнуть и быстро оглядеть горизонт: а ну как большая волна подкрадывается? Но пока злодейки поблизости не замечалось.

Корабль постепенно лег ровно, но всплыть ему мешала вода, накопившаяся в трюме. Предусмотрительный Эгра закрепил возле обоих бортов черпаки, и теперь Фима торопливо вычерпывал воду. В трюме она была серая, как будто мертвая. Но, стоило её набрать в черпак и поднять повыше, как она оживала, наполнялась красками заката.

Фиме казалось, что он не просто осушает трюм, но и выпускает на волю крошечных мальков-волн, которых заперла в неволе лодки большая злая волна.

Наконец корабль выпрямился и закачался, поскрипывая килем по мелким камешкам. Фима повесил черпак на место. Прошел к кормовой надстройке, где до поры лежал без внимания сверток будущего паруса. Болотница сказала: «с таким не пропадешь». Она не обманщица, но ведь очень интересно, что за парус? Уж больно он легкий и маленький, серый и невзрачный… да и откуда болотнице взять настоящий парус? Она моря ни разу не видела. Живет посреди леса, в глубокой темной воде. Плещется в омутах без дна, дом свой украшает кувшинками разных цветов.

Фима бережно развернул тонкую, как паутинка, ткань паруса. И охнул от удивления…

– Ох… То есть – здравствуйте.

В середине свертка сидел крупный паук, на вид довольно устрашающий. Черный, мохнатый, воинственный. На спине паука взблескивал золотой узор, по форме сильно похожий на якорь. Когти на двух парах лап паука до оторопи напоминали кривые сабли. Паук потоптался, собрал в одну кучку весь парус. И без слов полез на мачту. Там он стал споро и ловко крепить парус-паутину. Паук умело разворачивал ткань, выдувал новые нити веревок и делал из них необходимые кораблю канаты.

– Эх, салага, крепи шкот, – велел паук каким-то сухим, прямо хрустящим, голосом.

– Не знал, что в нашем лесу живет морской паук, – вслух удивился Фима.

– Не жил я там. Страдал, – отозвался паук, расправляя парус. – Клянусь треуголкой капитана! Страдал с тех пор, как шторм унес меня на сушу. Я был лучшим мастером парусных дел на весь южный пролив. А как я летел на обрывке штормового паруса! Бесстрашно и отчаянно, над волнами, которые выше этих вот береговых скал в пять… нет, в десять раз!

– Наверное, твой капитан тоже страдал, потеряв такого мастера, – предположил Фима.

– Он? Да корабль неизбежно погиб в первый же шторм, кто бы восстановил им парус? Кто сплел бы новые канаты без меня? Нет, не искал. Я осиротел, я один на всем свете остался из команды «Звезды». – Паук закончил плести канаты и гордо развел лапами, лязгнул клинками острых когтей. – Ты здесь капитан? Принимай работу.

– Нет, капитан у нас Эгра, – честно сказал Фима. – Я, наверное, пассажир.

– Балласт на борту, – презрительно проскрипел паук и отвернулся, убежал на самую верхушку мачты.

Стало понятно: он готов разговаривать только с капитаном… По счастью, именно в это время приплыл выр. Он булькал от радости и волок по воде весло: нашел, хоть и далеко пришлось плыть. Паук спустился с мачты и замер на самом носу корабля, приветствуя капитана.

– Кэп, горизонт чист, волнения никакого, ветер слабый до умеренного, – проскрипел паук.

– Парус, – счастливо вздохнул Эгра. – Парус настоящий, красивый и большой… И канаты, и сетка. Все готово. Спасибо.

– Не спасибо, нет, что за пустой разговор! – паук презрительно лязгнул когтями. – Надо обсудить условия моего найма, кэп. Я не салага, цену себе знаю. Требую каюту на верхушке мачты. И учтите: я не питаюсь мухами, даже не думайте так дешево отделаться! В первом же порту вы загрузите два бочонка крепчайшего кленового сиропа. И каждое утро я желаю получать салат из морской капусты. Свежий салат, без всякой там гнили, кэп. Днем рыба, это я допускаю. Но утром – строго и обязательно салат. Или я схожу на берег!

– Салат утром, это можно, – Эгра чуть-чуть насторожился от напористости паука. – Это я осилю. Нырну и наберу…

Если у вас есть знакомый паук, вряд ли стоит кормить его морской капустой и кленовым сиропом, не спросив ни о чем и не разобравшись. Но доставленный Фимой паук оказался упрям, к тому же он сразу нашел общий язык с выром и лесовиком. Что ж, если он не ценил мух и иную обычную пищу – его право. Для морского паука это даже удобно: ну где Эгра добывал бы мух – да посреди моря?

Паук лязгнул длинным острыми когтями и вскинул вверх четыре лапы, празднуя свою победу над капитаном.

– Именно салат, да! Осилите… Еще бы! Со мной не торгуются. И это не все. Мои причуды – это мои причуды. Если кто хоть раз булькнет смехом – вызову на бой, – угрожающим тоном закончил паук.

Он, не ожидая ответа Эгры, метнулся на вершину мачты, принялся плести себе гамак. Потому что все моряки, если они, конечно, настоящие и опытные, спят только в гамаках.

– Он не сказал, как его зовут, – шепотом пожаловался Фима. – И наши имена не спросил. Я так растерялся, что назвался пассажиром.

– Ты рулевой, – быстро сообразил Эгра. – А имя его мы еще выведаем. Вся команда в сборе, – выр сказал громко, чтоб слышал и паук на мачте. – Впередсмотрящий…

– Здесь, кэп, – проскрипел паук.

– И рулевой, – добавил Эгра.

– Здесь, – отозвался Фима.

– Вот так… Пора в путь. Не хотел бы я ночью встретить большую волну.

Фима молча кивнул. Он бы, если честно, и днем не хотел. Все же первый раз на корабле, надо привыкнуть к качающейся под ногами палубе, к плеску волн. К тому, что всюду кругом – одно только море… Глубокое и, как выяснилось, холодное.

– Клянусь треуголкой! – заскрипел паук с мачты. – Слева по курсу большая волна. Вас, салаг, всему надо учить. Курс на врага! Мы не подставим злодейке свой борт!

Эгра быстро закрепил весло в уключине. Показал Фиме, как поворачивать руль и держать курс. Убедил привязаться за пояс страховочным канатом и второй его конец привязал к кольцу на носу корабля. Сделал из другого каната петлю, накинул на свою головогрудь, как хомут, и поплыл вперед, на волну, потому что выры умеют тянуть корабли, как никто иной.

Паук сам подавал себе команды и сам управлялся с парусом, что было очень удобно. В считанные мгновения парус поймал ветер, Фима сел на весла, закрепив руль в нужном положении – и корабль помчался вперед.

Большая волна катилась и шипела, росла все выше, выставив острый перламутровый гребень во всей его опасной красоте. Большая волна знала свою силу и полагала, что она сомнет кораблик и сломает его, сплющит. Уничтожит упрямого выра, рискнувшего заявить права на то, что приглянулось ей, любимице тетки бури… Но раздавить и погубить – это позже. А сперва она напугает всех, кто рискнул взойти на борт и назваться командой…

Но Эгра уже поверил в то, что стал настоящим капитаном. Он не собирался второй раз уступать корабль злодейке. Он греб лапами и хвостом изо всех сил. Тянул свой корабль. Паук приказал себе «взять рифы» на парусе, готовясь к порыву ветра. Волна нависла над кораблем. Он заскользил вниз в водяную яму, темную, словно там уже наступила ночь. Это было и страшно, и красиво. И увлекательно. От стремительного движения перехватывало дыхание. Сквозь волну закат казался удивительным, его цвета уплотнялись, текли. Только что солнце было рыжим – и вот оно уже угрожающе-багряное с прозеленью по краю, словно и оно нырнуло.

Кораблик достиг дна водяной ямы и рванулся вверх, разрубая волну надвое, разрезая от самого низа и до верха. Перламутровый пенный гребень – гордость большой волны – с плеском и шипением подломился и рухнул водопадом брызг на палубу!

Волна всплеснула ладонями, испуганно дрогнула. Корабль уже резал её спину, все более пологую и совсем не опасную.

Большая волна потеряла гребень, распалась надвое и бессильно зашумела, сгорбилась, прячась среди других волн. Ей было стыдно: все видели, как она проиграла схватку крошечному кораблику и его неопытной команде. Когда окружающие пихаются локтями и не дружат, а только завидуют, обязательно найдется хитрая мелкая волна, которая донесет на тебя тетке буре. И тогда уже не будет никакой надежды получить новый гребень из перламутра…

– Назовем наш корабль «Волнорез», – сказал Фима.

– Глупости! – проскрипел паук с мачты. Завозился и подал себе команду: – Убрать парус! Эй, салага! Волнорез – это здоровенная скала. Или насыпь, созданная людьми на краю суши, чтобы резать большие волны и не пускать злодеек в бухту. Даже в шторм! Но так не называют корабли. Тем более маленькие.

– А мне нравится, – негромко и осторожно признался Эгра.

– Слушай кэпа, рулевой, – важно буркнул паук. – Он выбрал имя кораблю. Кто еще может так ловко справиться с этим делом? Только он, наш Эгра. Капитан «Волнореза».

Фима сперва хотел возмутиться, ведь именно он предложил имя, а паук сказал… Но потом Фима решил промолчать. Ему вспомнилось, что паук честно предупредил: у него есть причуды. Как теперь понятно, одна из них – неумение спорить с капитаном… Не самая ужасная причуда. Зато паук знает, как управлять парусом. Он помог верно выбрать курс и одолеть волну. А ведь справиться с волной можно только в одном случае: если работать, как команда. Всем вместе, не ссорясь и не пытаясь обидеть друг друга. Вон – волны. Толкаются локтями и ябедничают, злятся и завидуют. Но команду собрать не могут. И потому они и в следующий раз проиграют «Волнорезу».

– Осмелюсь доложить, кэп, – почтительно прошелестел паук, спускаясь на длинной нитке к самой воде, к усам выра. – Вон там, прямо под Полярной звездой, в полудне хода отсюда, есть удобная бухта. Можно пополнить запас воды. И еще там богатый пляж, много янтаря. Если набрать и отдать мастеру, он выточит имя корабля. Чтобы светилось ярче золота!

– Сам выточу, – пообещал Эгра. – Спасибо за совет. Мы идем в бухту… Если Фима согласен.

– Рулевым приказывают, с ними не советуются, – проскрипел паук, умчался на верхушку мачты и приказал себе: – Ставить парус, полный ход! Эх, беда, рулевой у нас лентяй, давно бы надо принять на два румба к северу…

– Есть, капитан, идем в бухту, – пряча улыбку, отозвался Фима и переложил руль.

Ему очень нравилось быть рулевым, с которым советуются.

Кораблик прицелился носом точно по указанной пауком звезде. Совсем еще бледной, только-только народившейся в светлой синеве вечернего неба. И первое плаванье «Волнореза» началось…

– Капитан Эгра! – сын плотника даже вытянул руку и привстал, стараясь обратить на себя внимание старого выра. – Капитан! А вот эта история – она сказка? Или немножко, уж простите, неправда? Ведь вы росли здесь, в столице, и ваша семья…

– Хороший вопрос, – оживился Сказочник.

Осмотрел готовые фигурки выра-малыша, мальчика Фимы и паука. Передал их ближнему из детей, поднялся на лапах и побрел к воде – облиться и отдохнуть. Ведь всякому известно: выры очень любят воду и, чем чаще они могут смочить панцирь, тем лучше себя чувствуют. Эгра нырнул пару раз, погружаясь до самых глаз. Но долго плавать не стал, снова вернулся на прежнее место.

– Чем вымысел отличается от лжи, вот твой вопрос, так? – переспросил он. – Правильный вопрос. Очень важный.

Эгра взял фигурку лесовика Фимы и погладил отполированную древесину. Поднял фигурку выра и обратил к ней оба подвижные глаза. Потому что разницу в правде и лжи лучше разбирать на своем примере, не затрагивая слова и дела друзей. Даже и случайно.

– Если бы я сказал: жил-был могучий и непобедимый капитан Эгра, и был он больше всех иных выров и имел самые огромные во всем море клешни, – нараспев, с долей насмешки сказал Эгра, – это была бы ложь или просто вымысел? Молчите, не хотите обижать… Зря. Разве обидно – что у меня не самые большие клешни и я сам не огромный? Такова правда. Я все равно настоящий капитан. Но, если бы я хвастливо говорил о себе, я бы вам лгал, дети. Сказка отличается от лжи: она не обижает и не врет в главном. Она может переиначивать мелочи, да. Где я встретил Фиму и была ли встреча с волной нашим первым общим приключением – это я могу поменять хоть десять раз, чтобы сделать рассказ интереснее. Но я не меняю нас самих. Таких, какие мы внутри. Я не меняю того, что мы думаем. Чувствуем. Я не отбираю у нас страхов и побед. Наших ошибок и даже ссор. Я не делаю нас смешными уродцами, которые так велики и непобедимы, что под нами должна палуба прогибаться и ломаться.

Сказочник потоптался на лапах, показывая, как огромный выр пытается поместиться на крошечном кораблике. Как он угрожает клешнями и гудит, и шумит. Топорщит усы… Дети засмеялись, им такой Эгра показался нелепым.

Выр лег и подтянул ближе новые поленья. Проследил, как дети раскладывают инструменты для обработки дерева.

– Я был бы плохим рассказчиком и жалким лгуном, если бы сказал, что у малыша Эгры всегда были друзья. Но я не обманул вас в самом главном и очень для меня больном, – тихо прошептал Эгра. – Нет, ничуть. Еще я не рассказал, какими неуютными были настоящие гроты моей семьи. И как себя вели братья, когда я был мал. И не расскажу. Плохо не хочу о них говорить. А хорошо… Нет, тоже не стану.

– Расскажи еще сказку про капитана, – попросил сын плотника. Ему было неловко от того, что Эгра расстроился, заново переживая старую боль. – Ведь мы так и не знаем, что за имя было у паука. И за какие такие свои причуды он готов был драться с любым в команде, хотя не умел спорить с капитаном.

– Хорошо, я расскажу, – пообещал выр. – Садитесь. Еще одну сказку сегодня расскажу. Вот так. А завтра мы наберем камешков и стеклышек и соорудим калейдоскоп. Это тоже важно. Очень-очень. Только так и можно понять окончательно, чем сказки отличаются от всего иного на свете. И почему они не ложь. И почему они всегда не похожи на нашу жизнь так, как отражение в зеркале, но и не врут, ничуть…

Добыча паука

Остров, в бухте которого бросил якорь «Волнорез», был очень красивым. Песок его берега, светлый и мелкий, накопил и постепенно отполировал до гладкости разнообразные цветные ракушки. А тетка буря тут и там разбросала поднятые с глубины кучи водорослей. В них прятались кусочки янтаря, похожие на затвердевшие солнечные блики.

Фима старательно выбирал из берегового мусора янтарь и никак не мог остановиться. Каждая следующая находка оказывалась другого цвета и иной формы, и её следовало толком разглядеть. Очистить. Тогда янтарь вбирал свет… и мгновенно делался для взгляда лучше всех, найденных прежде. Его хотелось протереть снова, выложить в общий ряд. Без спешки сравнить с похожим и непохожим, чтобы еще раз порадоваться красоте.

Поиск янтаря – волшебное занятие. Нет в нем усталости, нет однообразия. Это же не сбор земляники или хуже – ежевики! Необитаемый малый остров, как быстро понял Фима, был настоящей янтарной сокровищницей. Загадай любой цвет – и найдешь его! Есть белый, как молоко янтарь, багряный с черным прожилками, похожий на сыр – желтый с пузырьками воздуха, и ярко-рыжий, как веснушки на собственном носу… А еще слоистый, и даже окончательно чудесный: с песчинками и травинками внутри.

Фима радовался каждой находке. Лишь одно беспокоило его: Эгра ушел под воду с утра, да так и не появляется за весь день ни разу. Глупо переживать за выра в море, но ведь без него – скучно… Вдвоем рассматривать янтарные сокровища было бы интереснее. Фима попробовал показать находки пауку. Тот хоть и ворчит «салага», но иногда, и это приходится признать, умеет высказывать дельные мысли…

Паук прибежал, быстро оглядел всю россыпь находок – и вцепился в кругленький, сияющий мелкий камешек. С трудом поднял его в передних лапах и поволок к валуну у кромки прибоя. К этому валуну паук, едва «Волнорез» встал на якорь, закрепил длинную нитку, чтобы бегать с борта на берег посуху. Нитку паук назвал «трап».

– Эй, ты что? – удивился Фима.

– Молчи, салага, мы не на борту, что хочу – то и делаю, я в увольнении, – насмешливо проскрипел паук.

И убежал по трапу на корабль… Скоро он вернулся и выбрал еще один кусочек янтаря, и еще… Всякий раз молча или с насмешкой, без пояснения. В конце концов паук утащил все маленькие прозрачные янтарики, какие смог поднять. И больше не вернулся, забрался на самый верх мачты и занялся «важным делом». Так он сам сказал. Да пригрозил укусить, да еще угрожал саблями-когтями. Фима сразу понял: чтобы его больше не отвлекали и даже не окликали.

– И не больно-то хотелось, – рассердился Фима.

Отвернулся от корабля и сел на песок, заново перебирая янтарь. Особенно красивы были два кусочка: плоские, довольно большие и совсем прозрачные. Если глядеть через них, мир делается волшебным, словно камни создают оконце в сказку. Там, за оконцем – зеленовато-рыжее небо, расплавленное оранжевое солнце, море из сплошного зеленого золота… И капитан Эгра тоже сказочный, у него бронзовый панцирь, весь влажный – сияющий, и каждая капелька на спине или усах – живой яркий янтарь… Фима отложил кусочек.

– Эгра, ты вернулся! – обрадовался он.

– Я все время здесь, рядом, но я был очень занят, потому и не всплывал, вот так, – выр виновато поник усами. – Не зря я нырял. Гляди, набрал янтаря для названия корабля. Во всю ширину кормы, крупными буквами.

Фима охнул от изумления! Он-то думал, его находки хороши. Оказывается, лучший янтарь прячется под водой… Не иначе, сторонится людей. Они ведь любят отбирать сокровища и закрывать в сундуки. А что за жизнь там? Ни соленой воды, ни золотого солнца.

Эгра вытряхнул добычу из водорослевой сетки. Он щедро и решительно смешал добычу, ссыпал в общую кучу, уравняв в ценности с находками Фимы. И тем порадовав лесовика. Фима прищурился, погладил ладонями песок, отбросил ракушки и мусор. Еще очистил место, и еще, пока не остался доволен. Примерился, начал по буковке вырисовывать: «ВОЛНОРЕЗ». Эгра следил и иногда усами дополнял надпись, ставя красивые завитушки и хвостики. Когда написание названия корабля обоим понравилось, капитан и рулевой, не сговариваясь, принялись перебирать янтарь по кусочку. Они изучали каждый камешек, прилаживали всякий на удобное, ему назначенное, место в надписи. А в таком деле важны и цвет, и форма, и размер и прозрачность. Тогда звучное имя корабля будет смотреться – волшебно!

Не успели Эгра и Фима подобрать камни для буквы «В», как прибежал паук. Само собой, он не мог допустить, чтобы без него делали важное дело. Разве сами справятся? Паук настоял, чтобы под названием была выложена зеленым волна, а посреди кормы помещался выточенный из темного янтаря якорек… Еще паук отмечал своей нитью все годные камешки и соединял их в сеточки, каждую букву – отдельно, чтобы позже ничего не перепутать.

Уже сумерки сгустились, уже солнышко нырнуло и скрылось под водой целиком, словно оно – родня вырам. Прохладный ветер потянул с севера туман, укутал теплую воду шалью серого пуха. Луна подсветила его бледным золотом ночи… И только тогда Эгра закончил рассматривать янтарь и грустно вздохнул.

– Скоро у моего кораблика будет сияющее имя, – прошептал он, – а я все еще не знаю, куда стоит плыть. Где искать приключения, интересные нам всем. Я-то думал, приключения вроде рыбных косяков. Нырни – и вот они, выбирай любое. А только нет! Они скорее донные рыбы: прячутся в тени и маскируются, не угадаешь, где высматривать подходящее…

– Везде есть приключения, – буркнул паук. – Любой курс хорош. Но раз мы ночью обсуждаем путь… осмелюсь предложить капитану север. Мы уже начали путь на север, так и дальше двинемся, глядя на Полярную звезду и упираясь в неё носом.

Паук показал на звезду. Конечно, невозможно упереться в звезду носом, но это был морской паук, он полагал себя опытным. Он хотел попроще пояснить юному капитану и неумехе рулевому, куда именно надо плыть. Прицелься носом корабля точно на север – и иди, – вот что он имел в виду.

– Чем хорош север? – насторожился Эгра. – Говорят, там холодно. И солнце блеклое. Птицы оттуда улетают всякий раз по осени, потому что им не нравится жить в холоде.

– Птицы возвращаются каждую весну на север, потому что им нравится там! – возмутился паук. – Ну все наоборот, совсем все!

Кажется, паук очень расстроился, не найдя поддержки у капитана. Отвернулся и тихо сгинул в темноте. Только изредка было видно, как поблескивают его большие ячеистые глаза – он не убежал далеко.

– Хорошо на севере, – Фима поддержал паука. – Просто птицы не ладят с теткой зимой. Она строгая, хоть и хозяйственная. Лесу дает отдых, застилает землю теплыми коврами, вяжет из снега огромные шали, толстенные, и набрасывает на деревья. Даже на самые высокие. Снег – он такой красивый… искристый, переливчатый. Немного похож на жемчуг, только ярче, как будто каждую жемчужинку украсили звездочками.

Выр от удивления замер. Он никогда не видел снега и не знал даже, что такое чудо бывает на свете! От братьев он слышал, что на севере ужасно холодно и выру там делать совершенно нечего. «Мы никогда там не бываем, даже самые крупные из нас», – говорили братья. Вспомнив эти слова, Эгра гордо встопорщил усы. Он – капитан и первооткрыватель! И «никогда» – это скала, которой он больше не позволит разбивать свои мечты!

– Мы идем на север! – уверенно сказал Эгра. Навел оба глаза на стеблях на Фиму. – Тетка зима… я хотел узнать: вежливо ли явиться к ней в гости без приглашения?

– Без приглашения нормально, но без подарка… – смутился Фима. – А что можно подарить ей, я и не соображу. Дед говорил: она любит цветы, но увы, когда холодно, они вянут и гибнут. Зиму это очень огорчает. Она давно хочет украсить дом всего-то одним букетом. На окошко поставить, чтобы уютнее стало. А только не получается даже это.

– Цветы я сделаю, – обрадовался Эгра. – Из янтаря сделаю, вот так! И жемчугом украшу, будут вроде – в росе… мы по-честному в гости поплывем, с подарком.

Отплыли рано утром, когда солнце еще касается воды. Лучи лежали на самой поверхности алой сетью и ловили пену мелких волн, чтобы выкрасить драгоценной багряной краской. К сожалению, толком рассмотреть эту красоту не удалось. Паук так сладко спал, что не отозвался даже на прямой приказ капитана Эгры! Выр удивился, но когда присмотрелся к парусу внимательнее, решил не беспокоить обитателя каюты на верхушке мачты.

Потому что ни у одного иного корабля точно нет такого великолепного паруса! За ночь паук сплел еще один слой, увеличил толщину паруса, чтобы он мог выдержать даже сильный шторм. А еще паук начал намечать по парусу узор и украшать его кусочками янтаря. Выр сразу догадался: точно так выглядит звездное небо! Каждый янтарик – звезда. Одни помельче, другие покрупнее, одни почти бесцветные, другие яркие и нарядные…

Фима тоже рассматривал парус с интересом. Первый раз ему пришлось самому разворачивать полотнище и крепить, и ловить ветер. Пытаться припомнить, куда ночью указывал паук и как правильно задать курс на север. В лесу Фима мог указать север всегда и точно: по мху на стволах, более густому и пушистому именно на северной стороне. По многим признакам. Он – лесовик, и дома уж всяко найдет любую дорогу и самую неприметную тропку. Но в море…

– Эгра, ты умеешь выбирать курс? – уточнил Фима, закончив работу с парусом.

– Все выры понимают в течениях и не ошибаются в направлении, пока их хвост омывает соленая вода, – не без гордости отозвался Эгра. – Ты верно задал курс. Мы идем точно на север, к тетке зиме в гости!

Вообще-то есть такое правило у взрослых, опытных капитанов: прежде, чем громко объявлять планы, следует хорошенько все обдумать. А еще важно учесть, кто может тебя услышать и надо ли ему знать так много. Вот хотя бы волна, еще недавно – большая, имевшая пенный гребень. Она спряталась среди других волн и затаилась. Но, увы, она не попыталась хоть немного изменить поведение. Наоборот: задумала отомстить капитану Эгре, лишившему её и перламутрового гребня, и любимой игрушки – кораблика… Да, она уже окончательно себя убедила: это её кораблик, только её и ничей больше! Значит, капитан обидел дважды и дважды заслужил жестокого возмездия. Но как ему навредить, не имея прежней силы? Волна огорченно зашипела и скользнула прочь.

– Подъем, вставай вперед салаг! – скомандовал себе паук… и огорченно смолк.

Разве легко признать, что ты проспал отплытие? Ты, опытный моряк, самый полезный в команде и самый умный.

Паук забегал по парусу, ревниво дергая канаты и проверяя, верно ли все сделано. Фима снизу глядел и вжимал голову в плечи. Ему не хотелось снова услышать «салага» и далее в подробностях – насколько он не прав…

– В целом посредственно, – нехотя буркнул паук. – Но сойдет. Конечно, если бы я ставил парус, мы шли бы гораздо быстрее.

– Очень красивый узор звездного неба, – осторожно похвалил Фима. – И капитану понравился.

Паук ненадолго замер в самой середине паруса. Метнулся вверх, в свою каюту, сплетенную из паутины – и затих там. Надолго.

– Ты смеешься, салага? – спросил паук очень нескоро. Он выговаривал слова самым своим скрипучим и угрожающим тоном. – Между прочим, я смертельно ядовит! Я не прощаю обид. Сейчас наточу когти, готовься и знай: наточу и пронжу тебя! Пронзю… Пронизаю?

Окончательно запутавшись в том, как правильнее и главное – страшнее – сказать столь сложное слово, паук замолчал, выразительно лязгая когтями. Фима покосился на черпак: а не накрыть ли паука¸ когда тот спустится? Это невежливо, но кому же хочется быть укушенным? Он – лесовик, ему не так опасны яды, как обычным людям. Опять же, он бы ощутил в пауке вред, он умеет. Но все же когти лязгают очень опасно. Они такие длинные, острые – как клинки. И вид у паука решительный.

– Ты не ядовит, – булькнул Эгра, поднимаясь из воды у самого борта. – Что за поведение, угрожать друзьям! Я нырял, искал сочную морскую капусту, а ты… ну врать-то зачем?

– Откуда вам известно, что я не ядовит? Кто проболтался? Болотница? – расстроился паук, выбрался из каюты и сбежал на палубу. – Ужасно… Трагично! Кто станет ценить впередсмотрящего, если он не годен для боя? Вот на «Звезде» меня и…

Паук резко оборвал себя на полуслове, закрепил свежие нити паутины на самых сочных лентах водорослей, называемых морской капустой, и умчался обратно в каюту. Оттуда он молча стал подтягивать водоросли вверх, не показываясь более наружу.

– Кажется, «Звезда» не затонула в шторм, – тихим шепотом предположил Фима. – Его обидели на том корабле, как думаешь?

Эгра согласно качнул усами. Вытянул вверх оба глаза на стеблях и задумался. Он – капитан, и у него на корабле такой непорядок! Впередсмотрящий упал духом и даже начал врать… Он не ядовит, но сам отравился своим же обманом. Врать – очень опасно!

– Я бы не принял в команду ядовитого паука, – строго сказал Эгра. – Никогда, вот так. Нам не нужны злодеи. И если я и Фима видим, что парус очень красивый, мы так и говорим. Потому что вруны нам тоже не нужны, вот так! Вылезай и завтракай на палубе. Нет у тебя повода для обид.

– Тот, кто вам сказал, что я не ядовит, сам врун, – обреченно буркнул паук.

– Мне никто не говорил, я сам догадался, и… – начал Эгра.

– Я очень ядовитый! Ужасно опасный. Лучший в фехтовании и отменно злой!

Эгра немного помолчал, виновато повел усами. Глянул на Фиму, тот кивнул, отошел подальше на корму и сел там.

– Хорошо. Ты ядовитый. И ужасно опасный. Спускайся. Спокойно завтракай, никто не тронет твою капусту, мы же не хотим быть укушенными. Я даже посижу в сторонке, на корме, – сказал лесовик.

– На «Звезде» меня боялись, – жалобно и тихо сообщил паук, спускаясь по парусу. – Я всех держал в жутком страхе. Я добавил себе в спинной узор полоску из янтарной краски, чтобы стать крестоносцем. Они ужасно ядовитые. Но вы-то мою спину уже видели, краску я давно не подновлял, не было янтаря… Я должен был догадаться. Вам правда не важно, есть ли у меня яд?

– Нам важно, что яда нет, – заверил Эгра. – Ты опытный моряк, ты звездное небо знаешь и помог победить волну. Ты выбрал курс на север! Ты нам нравишься. И парус с узором нам нравится. Честно.

Паук молча рвал когтями ленты водорослей и перетирал их жвалами. Заодно с завтраком он, видимо, переваривал и новости. Можно быть неядовитым и уважаемым… Пойди привыкни к подобному, если вся прежняя жизнь указывала: без яда нет страха, а без страха нет уважения. А без уважения нет места на корабле для тебя, даже очень смелого и влюбленного в море.

– Все равно знайте: я и без яда опасен, – строго сказал паук.

Доел порцию морской капусты и убежал в свою каюту, сплетенную из паутины.

Если вас обижали плохие люди, потом даже очень хорошим трудно поверить. Так подумал Фима, о чем-то похожем ему не раз толковал дед. Звучало непонятно, потому что самого Фиму никто в лесу не обижал. Даже когда он заслуживал наказания, его жалели и оберегали. Более того: Эгра, которому пришлось из-за каприза друга лазать по зарослям ежевики, все простил и не рассердился. Хотя Эгру как раз обижали в семье, и не раз.

– Почему он не верит нам? – тихо, одними губами, спросил Фима.

Эгра дрогнул бровными отростками – у выров они подвижные и кустистые. Ими удобно двигать, обозначая недоумение, огорчение и даже гнев. На сей раз Эгра задумался. Довольно долго молчал, потом наконец свел две руки в горсть и показал размер паука. Тот был довольно крупным для своего вида, У Фимы он занимал бы всю ладонь и опирался лапами о кончики пальцев и запястье. Лесовик улыбнулся: он понял, что Эгра не сказал вслух. Паук – самый маленький на корабле. Когда ты мал, не все захотят увидеть и оценить по заслугам твой ум и твой опыт. Может статься, паук сплел каюту на верхушке мачты, чтобы быть хоть там – выше всех?

Фима еще немного подумал, пока капитан Эгра суетился и готовил завтрак для себя и для друга. Сытый и довольный Фима устроился без спешки перебирать осколки янтаря, ненужные для вытачивания имени корабля. Эгра тоже выбрался из воды – а он часто плыл рядом с бортом или нырял на самое дно – и лег рядом на палубу, всеми шестью руками, клешнями и усами обрабатывая кусочки. Даже у мелких выров панцирь тверд настолько, что об его кромку можно стачивать янтарь, а на ровных участках брюха – полировать его.

– Вот так, молодец я, правда? – раззадорился Эгра и виновато повел усами, сделал себе замечание: – Нехорошо хвастаться. Фима, а ты чем занят? Ты так основательно взялся полировать камень о мой хвост…

– Я делаю луну, – сообщил Фима. – Разве не видишь: её нет на нашем парусе. Если бы я знал, как зовут паука, я позвал бы его и спросил, какую он хочет луну по форме и годится ли та, которую я выточил.

Глаза выра тотчас обратились к верхушке мачты. Каюта паука сильно качнулась из стороны в сторону. Она была немного похожа на плотный мешочек, подвешенный на тонкой веревке, и качалась каждый раз, когда паук перебирал лапами. Сейчас, судя по раскачиванию каюты, паук топтался непрерывно. Наконец он решился и прыгнул вниз, заскользил по тонкой нити паутины к самой палубе. Еще в падении паук стал рассматривать луну, зеленовато-золотую, прозрачную. Луна лежала на ладони Фимы и загадочно светилась, не как камень, а как настоящий зажженный фонарик. Паук пробежал по палубе к самой луне и замер, рассматривая её вблизи. Фима положил луну на палубу. Паук её потрогал и попробовал поднять – тяжелая…

– На «Звезде» меня звали Черным жутем, – буркнул паук. – Потому что я жуткий.

Паук вскинулся, поднимая четыре лапы из восьми и клацая когтями. Снова сел спокойно и погладил лапами луну.

– Болотница меня спасла, обрывок паруса тонул и я погибал, – грустно добавил паук. – Она меня звала гадко, по-девчачьи, мы с ней все время ссорились из-за этого. То я был «Душка», то «Бедняжка»… Но я не мог даже угрожать ей когтями, все же она спасла меня. К тому же она девчонка.

Паук окончательно расстроился. Трудно быть самым маленьким, неядовитым и к тому же безымянным. Фима поглядел на парус, на искры янтарных звездочек.

– Ты хорошо знаешь ночное небо. Мы могли бы уважительно и по праву звать тебя Звездочетом.

– Ну, попробуй, салага, – чуть веселее предложил паук, обретая прежнюю привычку обзываться. – Может, пронзю… то есть укушу. Может, и не укушу. Сам еще не решил.

– Тогда я спрошу, – решил Эгра. – Впередсмотрящий Звездочет! Укажите рулевому, где именно следует закрепить луну на парусе.

Паук помялся и потоптался, вроде бы привыкая к имени и заодно осматривая парус. Взбежал по нитке и сел на свободном от узора участке паруса.

– Можно здесь. Хорошее место, она будет тут в ближайшее полнолуние, завтра, – важно сказал паук. – Я точно изобразил небо над янтарным островом. Хотел оставить в памяти первое плаванье «Волнореза».

Фима поднял выпуклую луну двумя пальцами и приложил к парусу. Звездочет ловко её приклеил, как умеют только пауки. И снова спустился на палубу, и сразу убежал на самый нос кораблика, чтобы глянуть издали на парус.

– У нас самый красивый парус во всем свете, Звездочет, – заверил Эгра. – Как капитан, я выношу тебе благодарность. Могу предложить вторую порцию водорослей вдобавок.

– Вот еще глупости! – проскрипел паук.

И умчался в свою каюту. Не все умеют радоваться открыто.

Корабль плыл на север, погода стояла замечательная, волны мирно паслись на морском лугу. Не толкались и не гнули спины, не заигрывали со слабеньким попутным для «Волнореза» ветерком.

Фима удобно устроился на корме и стал рассматривать море. Очень необычно для лесовика оказаться посреди воды и видеть – она бескрайняя, во все стороны расстилается и всюду одинакова. Разве что солнечные блики по волнам бегут и украшают их изменчивым узором. Иногда кажется: они пробуют повторить рисунок паруса кораблика. Но, конечно же, это только кажется. Блики такие быстрые и яркие, что глаз едва успевает их заметить и совсем не может проследить в движении. Оп! Вспыхнуло крошечное солнышко справа вдали. Оп! Оно уже сияет у самого борта. Оп! Исчезло, словно нырнуло, чтобы явиться снова – невесть где…

Фима так увлекся наблюдением, что забыл обо всем на свеете. Он глядел и щурился до тех пор, пока его глаза не устали. Вместо моря и бликов перед взором остались только пугающая чернота и зеленые круги… Словно он глядел прямо на солнце! А ведь все знают: оно хоть и доброе, но очень яркое. Рассматривать солнце надо с большой осторожностью. Лучше всего через специальное темное стеклышко. Фима умылся, накрыл веки ладонями и стал терпеливо ждать, пока зелень слепоты растворится в полумраке. Когда глазам стало легче, Фима отвернулся от воды и стал смотреть на парус. Серебристо-серый и такой красивый!

– Звездочет! – охнул Фима. – Звездочет! В твоей паутине запутался солнечный блик. Ты поймал его, как муху… Он польстился на нашу луну!

Паук в одно мгновение оказался возле янтарной луны. Угрожающе заскрипел, лязгнул когтями и навис над полированным камнем. Блик, вытесненный тенью, угас – чтобы немедленно вспыхнуть опять, совсем рядом с лапами Звездочета.

– Поймаю! Сейчас поймаю! Берегись! – забормотал паук, забегал по парусу, то и дело атакуя паутину когтями. – Поймал! И еще раз! Я могуч!

Эгра перестал шлифовать лепесток янтарной кувшинки, которую он делал для тетушки зимы. Фима сел поудобнее и закинул голову, опираясь локтями о скамью. Смотреть, как паук азартно ловит прыгучий солнечный блик, было забавно. Звездочет сделался не похож сам на себя! Он шумел и шипел, бегал и прыгал – и не заботился о том, выглядит ли при этом достаточно страшным и ядовитым. Кажется, он был совершенно счастлив… Когда небольшое облако бросило тень на корабль и блик покинул парус, паук спустился на палубу.

– Ловить солнечный блик веселее, чем охотиться на мух, – предположил Фима.

– Я не ем мух! Я моряк, – с достоинством сообщил Звездочет. – Но с этим мышонком мы старые друзья… то есть враги. В общем, я охотился на него еще на «Звезде». Только там у меня не было паруса с большой и яркой янтарной луной.

– Почему ты называешь его мышонком? – удивился Эгра.

– Он маленький и прыгучий. Он умеет притаиться и возникает так неожиданно, как будто из норки выглядывает, – охотно пояснил паук. – Я сам назвал его солнечным мышонком. Он знает и ему нравится.

Паук клацнул когтями и огляделся: не смеется ли кто-то? Ведь в его словах нет ничего смешного. Да, он поймал солнечного мышонка своим парусом-паутиной. Он целых восемь раз приколол блик к мягким нитям и ощутил тепло под лапами. Это была интересная игра.

– Наверное, теперь он станет гостить у тебя каждый день. Ты ведь поймал его! – согласился капитан Эгра. – Надеюсь, ты разрешишь и нам играть с твоим другом.

– Солнечные мышата не умеют разговаривать, – сконфуженно признал паук. – Но я попробую познакомить вас с ним. Он славный. Наша луна ему очень нравится. Он в янтаре светится, как будто сам становится крупнее и ярче.

Паук потоптался по палубе и собрался было снова убежать в каюту… Но передумал. Он уже начал понемногу верить, что на этом корабле его рост не станет поводом для насмешек. И даже его привычка охотиться на солнечный блик не сочтена причудой и не высмеивается. Так зачем же сидеть взаперти и молчать?

– Пожалуй, я помогу капитану, – уговорил самого себя паук. – Без меня ему не справиться, никак. Надо ведь соединить вместе лепестки янтарной кувшинки. А кто еще умеет склеивать, как я? Так незаметно, крепко и ловко? И кто умеет плести красивые и надежные канаты, из которых легко соорудить стебли для кувшинок?

– Мы покрасим их янтарной пылью, – согласился Фима. – Нам точно без тебя не справиться, Звездочет.

– Еще бы! Вы совсем салаги, – с прежней снисходительностью, но без злости, отозвался паук.

И команда «Волнореза» занялась общим делом – подготовкой подарка для тетушки зимы. Коварная волна поглядывала на удивительно красивую кувшинку – первая была уже почти завершена – и все сильнее желала заполучить новую игрушку… Она задумала злой и очень хитрый план.

Но это уже совсем другая история.

Сказочник замолчал, несколькими быстрыми движениями вырезал кувшинку из светлого кленового поленца. Дети ахнули: как ловко справляется Эгра! Вроде бы просто стружку снял – а она свернулась и стала лепестками…

Эгра расправил кувшинку, приладил к ней плоский, сделанный из круглого среза полена, лист. Побежал к воде, опустил цветок на волну и легонько оттолкнул от берега.

– Очень глупо тратить все силы на то, чтобы завидовать другим, – сказал капитан. – Зачем волне янтарная кувшинка? Она ведь утонет… В глубине нет света солнышка. Там янтарь делается блеклый, скучный.

– Очень злая волна, – сердито согласился сын плотника. – Наверное, все волны таковы. Корабли топят. Людей губят.

– «Все» – это нехорошее слово. Нельзя обвинять всех. Очень, очень дурно начинать разговор, возводя столь прочные скалы – «всегда» и «никогда», – мягко возразил Сказочник. – Они тебя обманут. Тогда сам разобьешься об эти скалы, друзей растеряешь и познаешь целый шторм больших и опасных ссор… Нет, все не бывают плохи и виноваты.

Эгра опустил руки в мелкую воду и погладил цветные камешки на дне. Выбрал пестрый, достал и отдал мальчику.

– Гляди: ровный, гладкий и красивый. Так и хочется унести его домой и сохранить на память о хорошем дне, ведь так? Все камни берега таковы. Пятку не поранят, руку не попортят. Их волны гладят и трут, без устали полируют, день за днем. Трудолюбивые волны. Добрые, заботливые. Вы с ними играете в нашей бухте, и плаваете, и рисунок пены на песке рассматриваете. Нет, волны не плохи. Они разные, как и люди. Я очень люблю море. Я охотно подарил волнам деревянную кувшинку, которая может плыть и годна для игры. И еще сделаю. Вот так.

– Тогда я тоже сделаю кувшинку. Я много раз брал камешки с берега, надо отблагодарить волны.

Сын плотника серьезно кивнул и отошел в сторонку. Сел и немедленно занялся вырезанием цветка. Эгра похвалил и вернулся на свое место.

– Уже вечер хмурится, вон – тетка туча ползет, ночь на горбе везет, – сказал выр. – Давайте купаться – и по домам. Нельзя заставлять взрослых переживать за вас. Помните: Фиму очень ругали, когда он задержал детей в лесу. Я не хочу, чтобы ваши родители на меня рассердились.

– Они знают, ты приглядишь за нами, – привычно заверили дети. – Ну еще одну сказку! Последнюю…

– Как это последнюю? У меня полный трюм сказок, – булькнул смехом Эгра. – Я только начал разгрузку! За один вечер никак не управиться. Завтра мы соберемся, сделаем калейдоскоп и без спешки поговорим о приключениях «Волнореза».

– Но одну малюсенькую, чтобы нам хорошо спалось, – хитро прищурилась девочка, обнимая фигурку деревянного паука. – Совсем коротенькую. Пожалуйста!

– Хорошо. Сейчас будем купаться. Потом пойдем по тропинке в город. И я расскажу совсем коротенькую сказку, прямо на ходу, – пообещал Эгра.

Дети зашумели и засмеялись, радуясь своей победе над капитаном, который не умеет отказывать друзьям – слишком уж он добрый. Купались торопливо, даже не пытаясь уплыть на глубину. Потому что нерассказанная сказка всегда желанна. В ней переливается и загадочно поблескивает тайна. Неуловимая, как солнечный мышонок. И такая же яркая и теплая.

– Готовы слушать? – уточнил Сказочник, когда все искупались. Вытянул глаза на стеблях и пересчитал всех детей. – Вижу, все здесь. И уже слушаете. Ну, тогда скажем «до свидания» нашим знакомым волнам и пойдем потихоньку домой. Вот моя сказка.

«Волнорез» все плыл и плыл на север…

Как раскрасить серый день

Янтаря хватило ровно на три кувшинки. Паук сплел для каждой узорный листочек и красивый длинный стебель. Эгра несколько раз нырял глубоко и надолго, как умеют только выры, и добыл разноцветный жемчуг, чтобы украсить кувшинки перламутровой «росой». И вот работа закончилась, все полюбовались на подарок. Готовый букет бережно убрали в специально сделанный для такого случая ящик. Укрепили его на корме, под скамьей. Сразу решили: на таком маленьком корабле этот ящик и следует называть «трюм», ведь он хранит ценный груз. И, раз появился трюм, теперь капитан Эгра мог изредка небрежно бросить: наш трюм полон. Выру очень нравилось звучание новых слов.

Звездочёт реже прятался в своей каюте на мачте. Целыми днями он обживал палубу, даже сплел несколько дополнительных канатов. Закончив с этим делом, занялся новой большой работой. Разве удобно и правильно – когда на корабле всего один парус? Даже если «Волнорез» невелик и мачта его довольно мала, и парус хорош… Паук долго прикидывал, скрипел невнятные слова. Царапал когтями палубу, называя это «чертеж». И, по обыкновению, толком не объяснял своих затей.

Что задумал Звездочет, сделалось ясно однажды утром. Фима проснулся и обнаружил: тонкие нити веером лучей натянуты между мачтой и острым окончанием носа кораблика. Звездочет снует по нитям туда-сюда, туда-сюда, заплетая по канве одну за другой поперечные нити.

– У нас будет два паруса. Прямой и косой, – гордо сказал Эгра. Ведь он сразу понял затею паука! – Второй называется… как же он называется? Я же слышал в городе однажды. Ах, да: кливер.

– Вот, учи слова, салага, – Звездочет не забыл безобидно поддеть рулевого. И добавил по привычке: – Ты же почти балласт, то ли дело – капитан… Славный Эгра сплавал на берег и добыл все необходимое, он делает рангоут для нового паруса.

Фима улыбнулся, пожал плечами и сел завтракать. Он не обиделся. Тем более, паук по своему обыкновению сразу пояснил незнакомые слова. Он знал наизусть названия всех парусов большого корабля. Всех его деревянных деталей, медных блоков… Рангоут – это ведь как раз и есть детали для подъема парусов, их растягивания. И паук перечислил названия и назначение для каждой, самой малой, детальки!

Нет, на «салагу» обижаться не имело смысла. К тому же с пауком разговаривать интересно. Фима слушал и украдкой норовил накрыть ладонью солнечного мышонка. Тот всякий раз успевал отпрыгнуть, но с палубы не убегал. Он полюбил янтарную луну и не покидал её с рассвета до заката, разве что время от времени выбирался попрыгать по палубе, поиграть в салочки с Фимой и Звездочетом.

«Так-так!» – привычно твердили молотки в руках Эгры.

«Уж-же, щас, уже», – соглашалась поспешить пила.

Эгра усердно обрабатывал рей, к которому следовало закрепить парус. И очень торопился: ведь паук исполнял свою часть дела с замечательным проворством.

Только Фиме на сей раз не нашлось места в общем важном занятии… Пока он играл с солнечным мышонком, было не скучно. Но вдруг облако укутало солнышко, мышонок юркнул в тень, как в норку… и стало совсем тяжело.

Фиме показалось, что он – настоящий балласт. Распоследний пассажир. Никому не нужный в команде человек… Курс выверен, ветер ровный. Рулевой на корабле вовсе не требуется. Что делать? Чем себя занять? Лесовик стал глядеть на море. Но и там не нашел ничего интересного. Стоило солнышку спрятаться, как волны сделались серыми и одинаковыми. Они ритмично изгибали спины вверх-вниз, вверх-вниз, это утомляло глаза и даже вызывало тошноту.

Серость затопила мир. Серость всех оттенков завладела этим днем, изгнала из него цвет и праздник. Серые облака уныло тащились по серому небу. И даже парус «Волнореза», такой красивый в янтарных крапинках звезд, был теперь совсем тусклым. Фима ощутил, что и сам он тонет в серости и пропитывается ею, становится хмурым и безрадостным.

Стук молотка Эгры раздражает. Беготня паука выводит из себя. Затея со вторым парусом кажется ужасной глупостью. Разве одного мало?

А самое страшное… вовсе худшее – само море. Всюду, много дней уже, только море! Серое море для лесовика страшнее сухой мертвой пустыни. Ни единого дерева. Ни единой травинки. Ни одного листочка, готового пошептаться с лесовиком. Нет деда и даже болотницы. Дома казалось: она совсем девчонка и ужасная зануда, все время норовит поучать и угощать чаем. Но здесь, в пустыне моря, даже по её чаю и поучениям, оказывается, можно соскучиться.

Фима молча отвернулся от Эгры и Звездочета, ушел на корму и лег там, на широкой скамейке-надстройке над трюмом. Свернулся, обнял руками колени и закрыл глаза. Он лежал и лежал. Один.

Друзья даже не спросили, как он себя чувствует! Не окликнули… Наоборот, стали говорить тише. Словно у них есть секреты от него, от рулевого. Это уже было похоже на предательство. От того день казался не просто серым, но почти черным. Холодным и неуютным.

– Ты заболел, вот так… – шепнул Эгра над самым ухом. – Фима, тебе плохо?

– Мне хорошо! Возитесь сами по себе, делайте, что угодно, – Фима рассердился пуще прежнего.

Ему было стыдно назваться больным. Забота капитана казалась фальшивой. Обижало и то, что паук молчит… даже не обозвал «салагой»!

– У него морская болезнь, – проскрипел голос Звездочета. – Это серьезно, кэп. Он сухопутный. Я тоже болел. Знаешь, признаюсь совсем честно: я попал на «Звезду» случайно. Меня спящим увезли из родного леса. Очнулся – море кругом, караул! Но я справился, научился спасаться от скуки. Плести канаты, покрывать паруса узором и пугать юнгу, который и назвал меня Черным… Ну, не важно.

– Фима, ты ведь лесовик, – вздохнул Эгра. – Тебе плохо без леса.

– Еще назовите меня балластом, – Фима окончательно разозлился, резко сел на скамье и оттолкнул руки капитана. – Хорошенькое дело! Так недолго признать друга бездельником.

– Да у тебя жар, – испугался Эгра, не слушая глупостей. – Ложись поудобнее.

– Сейчас кливер сниму и накроем, я плету теплые паруса, с начесом, – запереживал паук. —Я быстро. Клянусь усами капитана! Больной на борту! Паруса зарифить, лечь в дрейф. Принять меры к излечению!

Эгра укутал друга новеньким парусом, еще мягким и тонким: паук сплел всего два слоя. Но и этого хватило, чтобы чуть-чуть согреться. А может, от суеты друзей стало лучше? Сидят рядом, и совсем не считают балластом. Еще лучше, что не вспоминают те глупости, которые Фима наговорил сгоряча. Больному многое простительно – у него жар, ему плохо…

– Звездочет, ты хоть что-то понимаешь в людских болезнях? – понадеялся Эгра.

– Нет, – признался паук. – Но я готов, если надо, даже поймать для него муху. Хотя в целом не одобряю это занятие.

– Почему? – чуть оживился Фима.

– Мухи такие противные, – отмахнулся Звездочет. – Они липнут на узор паутины и портят тонкую работу. Надо самое малое неделю трудиться, чтобы создать крабовидную туманность. Такую вот, – паук показал тремя лапами. – Но даже ничтожная мушка сомнет и порвет её в мгновение… Нет, я не ловлю мух. Только если – для лечения.

– Спасибо, не надо и для лечения, – вежливо отказался Фима.

Эгра положил руку на лоб другу и огорченно булькнул. Жар ничуть не уменьшился. Тогда выр усом обмотал запястье и посчитал пульс. Слабый. Неровный. Как дальше лечить людей, а тем более – лесовиков, Эгра не знал.

– Раз ты болеешь, должны быть эти… симптомы, – проскрипел паук. – Ноги ноют? Горло красное? Кашель донимает?

– Нет. Я тоскую по лесу, – пожаловался Фима. – Мне вредно без зелени. А сегодня день какой-то окончательно серый…

– Полагаю, нам требуется настоящее чудо, – со знанием дела буркнул паук. – Кэп, расслабься, я опытный моряк, не зря получаю свою капусту по утрам! Уж одно-то чудо я устрою. По знакомству.

Паук юркнул в трюм, пошуршал там, взбежал по парусу до янтарной луны. Обернул её тоненьким стебельком и прикрепил этот сухой стебелек нитью к парусу. Эгра хотел спросить, что за странное лечение изобрел паук? Но не решился. Звездочет выглядел мрачным и даже огорченным, часто клацал когтями, совсем как в первые дни на корабле, когда он норовил всех напугать…

– Не знал, что пауки умеют творить чудеса, – сказал Фима без особой надежды в голосе.

– Нет, не умеют! – рассердился Звездочет. – Из-за тебя я истратил свою единственную заговоренную травинку. Единственную! Мне её подарила болотница, понял? И, если чудо не сработает, я тебя укушу и отравлю! Она спасла мне жизнь! Её чудо просто не может быть негодным! Понял? Салага! Сухопутник, испугавшийся моря! Недотрога избалованный…

Паук бормотал все новые слова, наверняка тоже обидные, но говорил он все тише, отвернувшись и торопливо взбегая по парусу к своей каюте. Скрылся в ней и замер.

Трудно ли ради друга истратить единственное чудо, тем более выданное тебе на прощание? Может, и не очень трудно, если друг – настоящий. Но как же тяжело сомневаться: а если чудо – не сработает? Не спасет друга, а то и вовсе не состоится. Чудо – оно не почтовый парусник. По расписанию не прибывает…

Фима виновато пожал плечами. Если разобраться по правде, то он точно избалованный. Кто ему отказывал дома, в лесу? Да никто! Помнится, он однажды прикинулся больным, вот уж все забегали… Малины принесли, меду от диких пчел и совсем уж редкого: от малых шмеликов, которые живут в гнездах в земле. Белки трещали на весь лес и прыгали в очередь, одаривая орехами. Два раза даже по макушке попали… Суета, кутерьма, переполох и развлечение. Тогда он не подумал, что все переживали всерьез. Тогда он не постыдился напугать самого деда!

А теперь захворал по настоящему, и оказалось: ничуть это не весело – болеть. Страшно. Как будто тебя становится в мире совсем мало. Ты вдруг понимаешь: встать нет сил, рукой шевельнуть трудно, голову от досок поднять невозможно. И сам огромный мир сжимается до размеров одного кораблика. Качается на волнах, ненадежно и зыбко. Хорошо хоть, друзья рядом. С ними теплее и спокойнее.

– Мы поворачиваем к берегу, – решил Эгра. – Если нужен лес, мы доставим тебя в лес.

Фима улыбнулся. Приятно: ради него меняют курс. Только далеко отсюда до берега. А день к вечеру так потемнел – совсем силы задавил! Губит лесовика этот мрак, душу мнет и жизнь по капельке вытягивает. Хватило бы тех капель до берега… Опять же: ветер будет сложный, боковой. Ночь наваливается, тоже худо. Одному выру придется и тянуть канат, и присматривать за рулем. А Звездочету – следить за парусом, что очень непросто при таком ветре, в темноте.

– Утром повернем, – попросил Фима. – Пожалуйста. Меня укачает на волне, а я хочу тихо подремать.

Эгра нехотя дернул усами вверх-вниз, соглашаясь не менять курс прямо теперь.

Звездочет выбрался из каюты и плотнее подвязал парус, чтобы ветер не гнал кораблик слишком быстро. Выр лег рядом, обмотал руку Фимы усом. Он продолжал щупать пульс, хотя вряд ли это можно назвать лечением. Просто Эгра очень волновался. Паук чуть потоптался в своей каюте… и тоже спустился на палубу, пробежал на корму. Поправил парус, ставший одеялом. Подоткнул больному под спину. И уселся у самой макушки.

Фима прикрыл глаза и постарался дышать ровно, думать только о хорошем. Он изо всех сил представлял себе лес. Вслушивался в ветер и пытался представить: он дома. Просто сейчас темно и потому деревьев не видно. Но утром все изменится. Утром непременно случится обещанное чудо.

Фима закрыл глаза. А когда открыл их, было уже утро. Серое и скучное, как весь минувший день. И даже еще того хуже! Никакого чуда поблизости не наблюдалось… Фима поежился от озноба, плотнее сжался под парусом. Прикусил губу до боли. Он – лесовик. Ему надо видеть лес, слышать его шум! Он всегда жил там, где дышит и шепчется лес. Оказывается, от тоски по дому можно зачахнуть…

– Там что-то появилось, – неуверенно сказал Звездочет, замер… Вздрогнул и метнулся на верхушку мачты. – Да, там что-то движется! Прямо по курсу, навстречу нам. Большое, вроде облака.

– Облаков и без того слишком много, – грустно улыбнулся Фима.

– Но не таких! – весело проскрипел паук. – Кэп, докладываю: чудо спешит к нам на всех парусах!

Фима осторожно приподнялся на локтях. Голова немного кружилась, и серый день вокруг словно бы приплясывал, закручивался в воронку вихря. Получалось очень неприятно, до тошноты. Но вдали, в самой сердцевине серости, постепенно обозначился золотой свет. Фима поморгал, прищурился, вглядываясь и перемогая тошноту. Он твердил себе: мне уже лучше! Гораздо лучше. Ну, или скоро станет лучше. Не помогало… пока облако не стало заметно отчетливо.

Облако двигалось с севера быстро, росло и ширилось. Облако было золотым, янтарным, солнечным, лимонным, тепло-цыплячьим, кувшиночно-рыжим! Облако сияло всеми оттенками желтизны. Оно отражалось в серой воде – и волны начинали пританцовывать, радуясь обретенному цвету, и отражали золото, и наполнялись сине-зеленой глубиной своего настоящего цвета. Облако так ярко выделялось среди прочих, что тучи вокруг тоже перестали быть серыми! Одни посветлели, иные наоборот, сделались темнее, обрели синевато-чернильный оттенок.

– Это же… бабочки! – прошептал Фима. – Я слышал от деда, что они иногда срываются с места и улетают невесть куда, за тридевять земель. Но я не думал, что перелет выглядит так волшебно. Это большое чудо, Звездочет. Знакомые бабочки, такие живут в моем лесу.

Фима сел и стал смотреть, улыбаясь и не замечая, что уже не кутается в парус и не чувствует озноба. Бабочки летели довольно низко, их было так много, что отчетливо слышался шум крылышек. Облако придвинулось вплотную. Вот оно стало окутывать корабль… Бабочки садились на борта, на мачту, на паруса и канаты, на весла, на палубу и на панцирь Эгры, на его усы. Бабочек было очень много, все они хотели отдохнуть на крошечном клочке суши, внезапно найденном посреди моря.

Фима рассмеялся, подставил руки бабочкам и ощутил, как щекочут кожу их крошечные лапки.

– Звездочет, ты подарил мне самое замечательное чудо на всем свете! – сказал лесовик. – Я уже выздоравливаю. И знаешь, что замечательно? Мы для этих бабочек – тоже чудо, очень полезное. Они отдохнут на «Волнорезе», и им станет гораздо легче добраться до берега. Они помогли нам и вылечили меня. А мы принесли пользу им.

– Золотой кораблик! – счастливо вздохнул Эгра.

Он широко встопорщил все свои усы – и длинные, и короткие кустистые. Теперь те и другие были мохнатыми от бабочек. Фима рассмотрел их крылья. Переливчатые, основной фон янтарный, прожилки цвета гречишного меда, точечки и штрихи совсем темные. Когда бабочки складывали крылья, становилась видна их изнанка. Серебристая с коричневым и зеленым, похожая на ивовые листья…

Бабочки то закрывали крылья, то распахивали их, и отчего-то делали это все вместе. Или так казалось? Фима смотрел – и ощущал, что солнышко то выглядывает из-за облака, то прячется. По коже пробегали волны холода и жара. Лесовик улыбался и верил: он сидит на берегу пруда, в родном лесу. Кругом много зелени, над тихой водой склонилось серебро ивовых листьев. Оно тихо шуршит под ветерком.

– Осторожнее, осторожнее, – приговаривал паук, бегая по новенькому парусу, которым был накрыт больной. – Свежая работа. Я только что сплел эти вот нити и эти тоже. Они еще немножко клейкие. Не запутайтесь, не повредите пыльцу. Осторожнее! Я знаю, вам не улететь без узора на крыльях. А он весь – пыльца. Я знаю, мне болотница рассказала.

Две бабочки сидели на спине у паука – а такое удается увидеть, пожалуй, всего раз в жизни! Звездочет не прогонял их, он был занят тем, что бережно выпутывал лапки и усики перелетных бабочек из тонкой паутинки.

– Звездочет, они сидят у тебя на спине и кажется, что ты – крылатый паук, – Фима поделился наблюдением и улыбнулся широко, спокойно. – Очень красиво! Как думаешь, они тебя не унесут с собой?

– Нет! – паук испугался, даже встряхнулся. – Я из команды «Волнореза»! Нельзя уносить меня! Эх, если бы мы зашли хоть в один большой порт, если бы взяли на борт баночку с кленовым сиропом, я бы мог угостить всех…

Эгра согласно качнул усами, обещая при первом удобном случае загрузить в трюм сироп.

От движения усов несколько бабочек взлетели – и это стало сигналом для остальных. С шорохом и шелестом цветное облако взвилось над кораблем, закружилось янтарным сиянием. Поднялось выше – и стало удаляться на юг, к неблизкому и желанному лесу.

– Передайте деду, что у меня все в порядке! – прокричал Фима вслед.

Он уже стоял в рост и махал руками, провожая бабочек. И выр стоял, опираясь всеми руками о мачту. А паук взбежал по мачте к самой каюте и там звучно клацал когтями, салютуя своему чуду…

Когда облако скрылось вдали, экипаж «Волнореза» получил еще одну нежданную радость. Сперва это казалось лишь обманом зрения, но таким упрямым… Не проходящим! Море больше не было серым. Вокруг корабля оно слегка светилось. Фима внимательнее осмотрел парус, осторожно тронул кончиками пальцев палубу и улыбнулся. Совсем немного пыльцы с крыльев каждой из бабочек осталось здесь, на месте их отдыха. Но и этого хватило, чтобы парус стал перламутровым и получил оттенок свежего липового меда…

– Чудо не пропало вдали, оно осталось с нами, – вздохнул лесовик. – Хорошо… теперь я вижу, что море не серое и не пустое.

– Ты совсем вылечился? – уточнил Эгра.

– Наверное. Я, пожалуй, еще немного отдохну и тогда стану окончательно здоров, – предположил Фима.

Зевнул, забрался под тонкий новый парус, пощупал его, тоже золотистый, теплый. И заснул. Во сне лесовик видел себя, стоящего на высоком берегу, у самой опушки леса. Справа и слева росли над обрывом рыжие сосны, они танцевали всеми изгибами стволов. А вдали висело янтарное облако бабочек. Они приближались, они одолели пустыню моря и добрались домой.

Фима во сне, на берегу, снова протягивал руки и ловил на ладонь усталых путниц, рассматривал их и радовался…

Он проспал остаток для и всю ночь. А когда проснулся, был уже вполне здоров.

Второй вечер

На следующий вечер Сказочник приплыл в бухту задолго до заката. Дети уже ждали его. Эгра выбрался из воды и лег на обычное место.

– Мне снились бабочки, медовые и лимонные, – сказала одна из девочек.

– А я летал над морем. Хотя облака были хуже киселя, я верно выбрал курс и добрался домой, в нашу бухту, – гордо сказал её сосед.

Такой сон всем показался наилучшим, и мальчик взялся пересказывать его, стараясь припомнить, какой именно бабочкой он был и видел ли с высоты кораблик Эгры. Сказочник хвалил, бодро качал усами, и уточнял мелочи. А сам мастерил из трубок и стеклышек нечто необычное.

Сперва Эгра свернул из плотной бумаги трубку. Затем приладил с одной стороны крышечку с глазком, поместил внутрь трубки три длинных прямоугольных зеркальца, враспор. Если поглядеть с открытой пока стороны трубки, зеркала образовывали треугольник. Поскольку зеркал и трубок Эгра заготовил много, дети тоже принялись мастерить загадочные игрушки. Это не сложно, если помнить: стекло не терпит грубости. Характер у него хрупкий, но острый… То ли само сломается, то ли поранит пальцы.

Наконец, Эгра закрыл круглым стёклышком свободный конец трубки, поместив его поглубже, насыпал на стекло цветных камешков, осколков – немного, чтобы осталось пустое место. Закончив с этим, капитан закрыл трубку сверху вторым стеклышком. Это стекло выр сначала долго тер о шершавый панцирь, пока оно не сделалось молочно-белесым.

– Готово? – с сомнением уточнил дотошный сын плотника. – Странная штука! На подзорную трубу похожа, только что в неё видно, если и камешки внутри, и стекло матовое?

– Это калейдоскоп, – Сказочник показал готовую трубку. – Вещь вроде бы простая, но немножко волшебная. Камешки, стеклышки, трубка… А все вместе – калейдоскоп. Он сказки рисует.

Выр передал игрушку одному из детей и велел смотреть через калейдоскоп на свет И – о чудо! – камешки и стеклышки превратились в нарядный цветной узор. Подвижный: стоило совсем немного повернуть трубку, как узор шуршал и менялся, и каждый новый не повторял прежнего…

– Вот так я создаю сказки, – сказал Эгра. – Все, что лежит без дела… оно обыкновенное. Волшебными самый крохотный камешек, самую тусклую ракушку делаем мы с вами. Мы смотрим с интересом. Каждая росинка – жемчуг, каждый паук – звездочет, всякая бабочка – чудо. Не спугните чудо, и оно вам откроется. Самые обычные вещи тогда поделятся с вами своими тайнами и впустят в сказку.

– Сказочник, а как же «Волнорез» и подарки тетушке зиме? Ты не закончил ту историю, – напомнила маленькая девочка.

Она хорошо знала, хоть и была мала: росу и бабочек можно рассмотреть в любое время. А вот застать капитана Эгру на берегу гораздо труднее. Скоро его корабль поднимет якорь, об этом твердят в порту весь день… Значит, надо стараться выслушать как можно больше историй, пока капитан рядом.

– Я надеюсь еще не раз выйти в море. И вернуться, чтобы рассказать вам новые сказки. Так и будет. Нет повторов узорам калейдоскопа. И сказкам нет конца, – развел руками Эгра. Дети огорченно зашумели, и капитан добавил: – да, есть много историй о «Волнорезе» и его команде. Но рассказ о том, как Эгра гостил у тетушки зимы, я точно задолжал вам. Слушайте. Кораблик с перламутровым, оттенка липового меда, парусом, стал еще красивее прежнего…

Кот тетки бури

Большая волна глядела на свою утраченную игрушку и страдала ужасно. «Хочу, схвачу!» – шипела она и толкала соседок. «Мое, личное!» – вздыхала и ворочалась она. Но напасть на капитана Эгру и его команду не решалась. Она помнила, как ужасно и опасно все закончилось в прошлый раз. И гребень потеряла, и опозорилась. Теперь попробуй сунься к тетке буре! А так хочется снова возвыситься и стать важной, лучшей…

Волна придумала очень коварный план. Она скользнула к самому домику бури и на ладони вынесла на отмель вкусную рыбешку. Зашипела по-особенному, звучно: подала знак, который был кое-кому понятен.

У тетки бури жил кот, звали его Туман. Кот ценил рыбу на завтрак, но ловить её в море сам не желал. Эдак пришлось бы ему лапы замочить! А коты, ясное дело, очень ценят себя, свой мех и свой покой. Туман днем казался светло-серым, а ночью умел пропадать во мраке, делаясь невидимкой. Он всем нравился, такой мягкий и воспитанный. Ляжет, притихнет и не двигается. Словно дает всем полюбоваться своим пухом, длинным и густым.

На самом деле кот был совсем не прост и весьма коварен. Он лишь прикидывался добрым и неподвижным. Он только делал вид, что гладит борт мягкими лапами и трется об него своим серым пухом. На самом деле кот обволакивал и заманивал, отвлекал и очаровывал. «Мрр-р», – едва слышно шуршал он. «Ш-шш», – еще тише шипел он, успокаивая и усыпляя даже самые мелкие и безобидные волны. Обманный покой – это ведь лишь начало большой игры. Когда кот говорил «м-рр», никто не догадывался, что игра эта называется охотой, а тот, к кому в доверие втирается кот – его будущая добыча…

Туман выслушал большую волну с интересом. Игрушка! Самый красивый кораблик на море! Все коты любят игрушки. Туман решил устроить засаду и завладеть «Волнорезом». К тому же он был уверен: хозяйка одобрит замысел. Нахальный малек-выр с друзьями собрался в гости! И к кому? К тетке зиме, могущественной и богатой. Да она – все в море знают – саму тетку бурю принимает лишь изредка. И числит не в друзьях, а так – среди прочих знакомых. Близко знакомы с зимой и великий шторм, и снежный буран, и пурга, и певунья-метель. Что ни имя, то страх и ужас!

Ну виданное ли дело: к этой самой всемогущей зиме в гости плывет крохотный выр на смешном кораблике! Вдобавок он везет подарок… Да у зимы жемчугов без счета, алмазная пыль – горами, хрусталь наилучший. Все есть! Никто уже очень давно не придумывал хоть что-то новое, особенное и ценное для богатой хозяйки севера.

Кот разволновался не на шутку. Он уже представил, как вцепится в кораблик. И еще представил, как принесет подарок своей хозяйке, тетке буре. Коты всегда так поступают: сходят на охоту, наиграются с добычей – и небрежно оставляют её на коврике у двери. Вот, смотри, хозяйка: не зря ты кормишь меня пенными сливками…

«М-рр», – прошелестел Туман, выгнул спину и стал подкрадываться к «Волнорезу» все ближе. Он прятал в сером пухе море и небо, он гасил звуки и приглушал свет.

Когда Фима проснулся утром, совсем здоровый и отдохнувший, он увидел… Да он почти ничего не увидел! Только волокна туманного пуха – нежные, невесомые. Они так густо заплели все вокруг, что Фима не видел даже паруса! Он не видел мачты и с трудом догадывался, где же находится борт.

– Эгра! Звездочет! Где вы? – насторожился Фима.

– Здесь! – отозвались друзья.

Они были совсем рядом, но туман глушил голоса. Фима на ощупь пробрался по палубе на нос маленького корабля. Поймал в ладонь ус выра. Ощутил, как лапки паука щекочут кожу – и чуть успокоился. Когда вас в море застигнет туман, очень полезно быть вместе с друзьями. И тем более важно – держать за ус выра. С ним – не пропадете!

Звездочет немного посидел на плече у Фимы, а затем пробежался по краю борта. Он ничуть не боялся тумана и прекрасно себя чувствовал. Канаты, на которых недавно сидели бабочки, слабо, едва заметно, лучились перламутром. Пауку хватало света, чтобы различать их в самом густом тумане.

– Рассвет уже, а солнышка не видно, – огорчился Эгра. – Я выр, я не могу заблудиться в море. Но даже я не знаю, где сейчас восток… Так тихо и так ватно кругом.

– Эх, мне бы туман поймать в паутину, в самую клейкую, – скрипел и злился Звездочет. – Я пробую, только он вырывается. Хитрый!

– А чем опасен туман? – удивился Фима. Он был вполне спокоен за друзей и больше совсем ничего не боялся. – Туман не так и плох. Он часто наведывается к нам в лес. Трется о стволы деревьев, роняет свой пух в траву. Паутину украшает росой. Ну, еще ворует птичьи песни, спутывает звуки и забирает себе… Но и только-то.

– Пока кругом большие глубины, он не опасен, – буркнул Эгра. – И пока ветер не притаился поблизости, и не зреет шквал, готовый взметнуть большую волну во весь её рост. Вот так… Еще чуток подожду. Если не станет лучше, нырну и попробую посмотреть под водой, что к чему. Я бы и сейчас нырнул, но не хочу оставлять «Волнорез». Панцирем чую: волна рядом. Это её затея. Я вчера два раза видел её спину, но не стал ничего говорить, тебе и так было плохо.

Фима промолчал, обдумывая слова друга. Протянул ладонь и пригласил паука:

– Звездочет! Посиди еще у меня на плече. С тобой спокойнее. Даже лучше под курткой посиди, а то страшно мне одному. Я в море недавно.

– Салага! – проскрипел паук.

Но было понятно: ему приятно быть таким важным, способным успокоить друга. Фима устроил паука за пазухой и глянул на выра, кое-как различив совсем рядом его подвижные глаза на стеблях. Эгра согласно качнул усами, молча одобрил хитрость Фимы. Если кораблю угрожает шквал, самый маленький в команде – Звездочет – должен быть под присмотром. А то вдруг его унесет ветер? Пойди найди малыша в тумане. Вода холодная, звуки глохнут, и где-то рядом притаилась большая волна.

– Парус убран. Знать бы, нет ли поблизости скал, – пробормотал выр.

Туман оплел корабль еще плотнее и улыбнулся. Он-то прекрасно знал: скалы есть. До них уже недалеко. Еще чуть-чуть, и станет можно рыкнуть «мр-ряу». По первому звуку на добычу бросится сторожевой шквал тетки бури. Он, уж дело ясное, вмиг поднимет большую волну в полный рост – а пока-то она прячется в засаде, рядышком.

Туман щурился и терся о парус, о борта «Волнореза». Предвкушал, как покажет добыче не мягкие лапы, а скрытые до поры когти, острые и опасные. Тогда выр и его друзья смогут оценить не обманную ласку домашней кисы, а настоящий характер бойца и охотника. Туман мечтал поддеть кораблик под брюхо каменными остриями скал, распороть его борт и в одно мгновение завладеть добычей…

Очень сложно бороться с врагом, которого не видишь. Еще труднее выбрать правильный курс, уклоняясь от опасности, надежно спрятанной туманом… Может статься, так и погиб бы первый корабль капитана Эгры, и пришлось бы выру спасать друзей, снова надеясь на чудо – ведь до берега далеко. А вода холодна…

Но солнце, пусть и невидимое с палубы «Волнореза», уже взошло. Непоседливые солнечные мышата-блики выглянули из своих норок в тенях, чтобы затеять игру. Им нравилось дни напролет прыгать с волны на волну, сверкая и развлекаясь.

Друг паука Звездочета тоже проснулся. Увидел, какое коварное дело затеял кот тетки бури. Но ничуть не испугался. Прыгнул на воду и лег тусклым бликом у самой лапы огромного, могучего Тумана. Мышонок казался таким больным и малоподвижным… То есть – легкой добычей! Кот отвлекся от затеи, выдуманной большой волной. Ведь, как известно каждому, в первую очередь все коты охотятся именно на мышей.

Туман пополз к мышонку, стараясь двигаться очень плавно и незаметно. Он снова шипел «ш-шш», успокаивая ветер. Он азартно щурился, пластаясь по гладкой поверхности моря. И он ничуть не слушал большую волну, требующую не отвлекаться от прежнего занятия. Зря она старалась! Коты, как известно, очень самостоятельны. Они полагают себя достаточно умными, чтобы слушать только собственное мнение.

Туман даже не оглянулся на большую волну. Ни единым движением не показал, что слышит её шум, что замечает её возмущение. Кот окружил мышонка лапами серой тени и приготовился накрыть с головой – но блик отпрянул чуть дальше, на чистую воду.

Кот огорченно вздрогнул – и двинулся следом за привычной игрушкой, уползая все дальше от «Волнореза».

Капитан Эгра в это время стоял, вытянувшись вдоль мачты во весь свой рост и подняв глаза на стеблях так высоко, как только мог. Он ощутил движение тумана и очень надеялся: теперь удастся рассмотреть окрестности. Уже и небо стало не таким ровным. И солнышко обозначилось, проткнуло мех тумана самым острым своим лучиком…

– Переложить руль вправо, скорее! – приказал выр. – Скалы по курсу!

– Ставить парус? – уточнил паук, выглядывая из-под куртки.

– Засада! – сразу решил Эгра. – Нет, парус не ставить. Я уже слышу рев шквала. Шквал поднимает и гонит большую волну.

Фима резко переложил руль, закрепил. Сел на весла. Эгра прыгнул за борт и подхватил ходовой канат, потянул корабль.

Большая волна теперь не пряталась, она росла и вздымалась во всю свою высоту. Она старалась заслонить само солнце! Она уже накрыла кораблик тенью и спихнула его в яму у своего подножья, нагнулась, готовясь захлопнуть ловушку… Но Эгра греб проворно, да и Фима старался в полную силу. Звездочет командовал им обоим: «Раз-два, гребите ровнее, дышите носом». Подбадривал и наставлял.

Кораблик выскользнул со дна водяной ямы и рванулся вверх, карабкаясь по прозрачной сине-зеленой спине большой волны. Снова, как и в прошлый раз, разрезал её надвое и прорвался на спокойную воду…

Едва «Волнорез» выбрался из тени, солнечный мышонок засверкал в янтарной луне, вырастая до размеров большого золотого блика.. Теперь все друзья снова были вместе.

А как же кот Туман? – спросите вы.

Кот поступил точно так, как принято в его породе. Он не пожелал заметить своей неудачи на охоте. Отвернулся и заскользил прочь, делая вид, что никогда, ни на единый миг, не был заинтересован в каком-то нелепом кораблике и каком-то жалком тусклом солнечном блике. Мало ли в море дел и забав!

Коты непобедимы уже потому, что помнят только свои победы. И никогда не признают поражений. Иногда, когда вам приходится особенно трудно, такому отношению к жизни можно и поучиться. Туман верил в себя и не сомневался, что он – самый красивый, самый полезный и ловкий кот во всем мире… так что всю горечь поражения приняла на себя волна.

От отчаяния большая волна сгорбилась, зашумела, зло ударилась о скалу – и рассыпалась брызгами слез. Но её едва ли стоит жалеть. Злодейка сама все затеяла.

Сказочник чуть-чуть помолчал. Оглядел детей и протянул сидящей у самой воды девочке деревянную фигурку кота. Сам же начал вырезать из коряги солнечного мышонка. Тот был похож на обыкновенного, только хвост имел рыбий, удобный для жизни в море.

– А если бы мышонок не помог капитану? – испугалась девочка, рассматривая кота Тумана. – Фима мог погибнуть!

– Море годится для игр только коту Туману и большой волне. Люди выходят в море не играть, для них все всерьез, – согласился Эгра. – Приключение требует большого мужества. Немалое дело уже выйти из порта и взять курс в открытое море. Расстаться с берегом и довериться своему кораблю и его команде. Поэтому важно собрать настоящую команду. Сама подумай: а почему мышонок помог? Потому что Звездочет был лучшим впередсмотрящим. Самым лучшим! Капитан тоже показал себя с хорошей стороны: рассмотрел за ворчанием и хмуростью паука, за его малым ростом и сложным характером душу настоящего моряка, мужество и умение быть надежным другом.

– Он все еще плавает с тобой? – понадеялся сын плотника.

– Со мной сейчас три наследника старика Звездочета, – качнул усами выр. – Сам он сошел на берег давным-давно. Основал школу ткачества паутинных парусов. И еще курсы узорного плетения. – Выр сердито встопорщил усы. – Он был и остается лучшим впередсмотрящим всех времен! Эх, если бы не тетка зима, он бы никогда не предпочел палубе – берег… Не зря говорят: женщина на корабле – к беде. А тетка зима… Но это уже другая история. Что вы еще хотели спросить?

Дети зашептались. Они много желали узнать! Какого цвета глаза у кота Тумана? Встречал ли его капитан еще, как с ним поладил? Как отнеслась тетка буря к походу Эгры на север, в гости к зиме? Наконец, далеко ли добираться до владений зимы и долго ли?

На некоторые вопросы выр отвечал длинно, на другие лишь качал усами отрицательно или согласно.

– Наверное, выру гораздо проще быть капитаном, чем человеку, – вздохнула девочка, рассматривая фигурку солнечного мышонка. – Ты не можешь утонуть. Выры в море – дома…

– Выру быть капитаном и проще, и сложнее, – задумался Эгра. – У людей как? Если корабль гибнет, капитан последним покидает его. Даже потеряв людей, он может найти для себя утешение. Мол, сделал все, что было в моих силах, но я всего лишь человек… Выру труднее. Я в море – дома, все так. Но даже мне порой не по силам спасти всех и одолеть бурю. И еще: выры не покидают корабль последними. Мы уходим в воду в начале шторма, тянем ходовые канаты. Мой друг погиб в море, он был опытный, крупный капитан-выр. Он так устал, что все его сердца остановились. Но корабль уцелел. Нет, ничуть не проще быть капитаном, даже если ты ныряешь лучше всех. Трюм моей души заполнен грузом ответственности за жизни друзей. Такой груз одинаково тяжел для людей и выров. Тот, кто выдерживает тяжесть этого груза – он и есть капитан. Настоящий. И не важно, сколько лап, велики ли клешни… остра ли сабля.

Сказочник молчал, пока вырезал кота Тумана еще в двух позах: лежащим в засаде и выгнувшим спину дугой. Обе фигурки дети стали передавать из рук в руки, гладить. Выр сбегал к воде и смочил панцирь. Вернулся, лег и осмотрелся: все в сборе, никто не шалит и не пробует тайком улизнуть, чтобы поплавать на глубине.

– На север плыть надо долго, – сказал Эгра. – Но знаете, сказка тем и хороша, что можно растянуть время и можно сжать его. Я просто скажу: плыли они, плыли, и наконец добрались до края владений тетушки зимы…

Хрустальное озеро

Что увидел Эгра на севере и что запомнил? Что его удивило более всего? В новинку были холод воды и стылый ветер. Но выры живут в море, где вода глубин всегда холодна. А ветер бывает и на юге силен и упорен.

Север – это еще и хмурость небес, краткость дней. На севере, особенно перед началом зимы, куда меньше ясных дней, чем обычно бывает на юге.

Небо – вот самое огромное открытие Эгры на севере. Когда снеговые тучи расходятся, как тяжелые плюшевые шторы, можно увидеть дивное северное небо! И остается только вздыхать и охать… Северное небо глубокое. Огромное, наполненное стадами могучих облаков, какие никогда не встречаются в южных краях. Есть тяжелые и черные – угольные. Есть хмуро-волнистые, как сталь клинка или чеканный узор. Имеются и меховые – длинноворсовые, расчесанные ветром. А еще водятся тонкие и белые. Как нежнейший пух – они взлетают так высоко, что их едва посильно рассмотреть…

Небо севера похоже иногда на студеную воду в зимней проруби. Оно гладкое и ровное, ледяное и бездонное, опасное своей тайной. А порой это небо удивительно яркое, праздничное. Его заливает такой полный и сочный цвет, словно исключительно здесь этот цвет встречается неразбавленным. Еще небо бывает особенных оттенков. На юге оно – синее, черное или фиолетовое. А вот на севере окрашивается зеленью, обретает прожилки желтизны. Переливается, как перламутр. Вдруг озаряется янтарным светом. Наконец, небо севера может быть всех цветов и оттенков сразу! В одном прогале туч оно зеленое, а рядом – золотое, поодаль темное, уже пропитанное ночью…

Капитан Эгра любовался небом постоянно, стараясь как можно реже нырять, чтобы не упустить ни единой перемены цветов. И Фима смотрел, и паук, взявшийся сплести теплые свитера для себя и лесовика. А еще – попонку для выра. Почему попонку, а не свитер? Так ведь десять ног и шесть рук! Это сколько надо рукавов навязать! И как надевать? Просовывать руки и ноги по очереди и не запутаться ни разу… Представили? Тогда вам сразу сделалось понятно: попонка лучше. Лег на неё, попросил Фиму завязать на спине бантиками все длинные ленты – и готово, ты одет. Ну, можно еще накинуть шарф на спину, когда совсем зябко.

Вот так, глядя в небо, радуясь невиданным чудесам, друзья плыли, пока «Волнорез» не уткнулся носом в первый тонкий ледок.

«Ох-х», – едва слышно сказал лед, ломаясь. Но кому положено, те разобрали звук. У зимы надежные часовые. Власть её велика, многие желают угодить тетушке. Стоит ли удивляться, что одна маленькая, но шустрая волна заранее сообщила на север о том, что малек-выр Эгра, капитан игрушечного кораблика, плывет в гости, везет подарок. И слух о коварной засаде кота тетки бури тоже долетел до края льдов…

Зима обрадовалась, рассердилась и расстроилась! Она умеет так – все делать одновременно. На радостях зима спешно украсила окна узорами, в расстройстве не задумываясь обдала морозом тех, кто попал под горячую… то есть как раз холодную, руку. И север притих, и сама тетка буря постаралась не попадаться на глаза соседушке-зиме. Ей ли не знать, что творит милая тетушка, впадая в ледяной гнев! Кот Туман, хоть и полагал себя непобедимым, едва заслышал гул возмущения зимы, сбежал на юг на полусогнутых, не оглядываясь!

Не стоит удивляться, что на море лег штиль и длился он день за днем. В тишине, по гладкой, как паркет бального зала, воде «Волнорез» вплыл в границы зимнего царства.

Все знают: там, где правит зима, вода скована льдом. Но это не совсем верно. Реки замерзают, озера тоже. Но море – не целиком. Чем южнее, тем уже полоска льда у берега. А на глубине море остается обычным – только совсем холодным, серым. А сплошным льдом покрывается лишь самое северное море, оно и зовется – ледовитым…

Большая волна, разбитая о скалы, едва живая, издали наблюдала, как «Волнорез» уходит в серебряно-сизые воды зимнего моря. И вот волна в отчаянии решилась на последнюю попытку отомстить Эгре и его друзьям. Тихонько подкралась, прячась за кормой «Волнореза», собралась с силами, изготовилась выгнуть спину и прыгнуть, как только подтолкнет порыв ветра…

– Какое безобразие! – возмутился женский голос у самого борта.

Эгра вздрогнул стеблями глаз и перестал рассматривать небо. Фима торопливо пролез головой в ворот новенького паутинного свитера и тоже обернулся на голос. Звездочет бережно уложил на палубу недоделанную парадную попонку выра с отделкой из жемчужинок и кораллов – и взбежал на борт.

– Здравствуйте, – вежливо поклонился Фима. – Вы здешняя болотница? Или вы морская водяница? Э-ээ… или даже русалка?

Понять его замешательство можно. Ну сами посудите: кто может подплыть к кораблю, если он – посреди студеного моря? Значит, это хозяйка здешних вод – водяница… Фима ссутулился, сообразив: потому и советовал дед заранее выяснить важное про обычаи тех мест, куда ведет дальний путь. Еще и языки учить заставлял: «Пригодится!». Но пока Фима языков не выучил, и про обычаи севера тоже ничего не вызнал. Стыдно. Уж по крайней мере – неловко…

Хотя Фима всё это подумал молча, незнакомка все поняла. И не обиделась ничуть! Она плыла уверенно и направлялась прямиком к «Волнорезу». Расслышав приветствие, рассмеялась и замотала головой. Волосы у неё были довольно длинные, совсем черные, с отливом в синеву. Глаза глубокие и синие, как зимнее небо – изменчивые, да еще с искорками звездочек-снежинок. Одета женщина была в купальник, серебряный с синим узором. Доплыв, она положила на борт руку, приготовилась без спешки, подробно поговорить с командой «Волнореза»,

– Здравствуйте, в холода болеть никак нельзя! А я не водяница. И да, я здравствую, – весело прищурилась незнакомка.

Подула на воду, повела свободной рукой – и рядом с корабликом образовалась приличных размеров льдина. Женщина выбралась на гладкую узорчатую поверхность. Встала, огляделась. Погрозила пальцем большой волне, сразу заметив её, прячущуюся в толчее малых, ведь пакость не удалась.

– Безобразие! – повторила она. – Хозяйничать в моих владениях! Знаешь, что ты натворила? Ты разозлила меня всерьез! За что и поплатишься. Знаешь, как ужасно моё ледяное бешенство? Ты довела меня до него, тебе же придется ответ держать, да. Такая большая – и вредила малышам! Ай-яй-яй…

Женщина указала пальцем на волну, без ошибки выделив её спину. Колыхнулся ветер, испуганная волна взметнулась, пытаясь поскорее убежать… и окаменела! Точнее, превратилась в айсберг – ледяную глыбу. Незнакомка по-мальчишески ловко свистнула и снова указала на обледеневшую волну. Ветер завыл волком, толкнул лед, погнал прочь.

– Ату её! Разбить о скалы без жалости, в пыль! – строго приказала зима вслед сторожевому ветру. – Пусть нахалка растёт заново, от малого осколочка льда, который по весне станет каплей воды и вольется в море. Может, тогда поумнеет. Нашла, у кого воровать подарки! У меня!

– Вот так да… – поразился выр. – Вы – зима? Знаете, тетушка, я иначе представлял вас. В шубе и, простите, холодной. Но у вас теплые руки и румяные щеки.

– Холодной и в шубе? Сплетни, – отмахнулась зима, ведь это действительно была она. – Сестрица осень кутается, вечно боится простуды и все равно – постоянно сопливая. Сколько раз говорила ей: закаляйся! Не хочешь купаться в проруби, ну хотя бы обтирайся холодным полотенцем. Только она неженка. Чуть что – в слезы, вот и разводит слякоть. Приходится мне после неё вымораживать грязь и прибираться, расстилая чистейшие снежные коврики. Я люблю порядок. У меня стойкий характер и крепчайшее здоровье.

Зима гордо огляделась и заметила паука. Звездочет как раз успел подтянуть к борту попонку, которую готовил для Эгры. И вежливо показал на неё двумя верхними лапами.

– Вот вам шаль, прошу, накиньте.

– Какой вежливый, – ласково улыбнулась зима, заворачиваясь в паутинную ткань. – О тебе предупреждала болотница, точно. Тебя зовут Бедняжечка? Она принесла целое ведерко клюквы со льдом, добрая девочка. И так плакала, так убивалась… Говорила: отпустила я Бедняжечку в море, а он совсем маленький, вдруг его обидят.

Паук потоптался, не зная, то ли обижаться на ужасное имя, то ли радоваться, что его помнят и о нем переживают.

– Мое настоящее имя Звездочет, – осторожно сообщил он. – Я умею делать узоры на парусах.

Зима прищурилась, и в её синих глазах как-то особенно ярко блеснули синие льдинки интереса. Женщина улыбнулась, заново изучая корабль и его команду. Кивнула, указала на север.

– Добро пожаловать в мои владения. Я рада вам. Даже выбралась навстречу. И приглашаю вас в гости в свою избушку. Все на борту? Это хорошо.

Эгра вежливо подал зиме все три правые руки, помогая перешагнуть со льдины на палубу. Левыми руками выр указал на скамейку на корме. Зима села, чуть шевельнула бровью и повела рукой. Тотчас ветры завыли на два голоса, подхватили кораблик, вскинули на спины двух волн, вмиг ставших ледяными полозьями, какие бывают у санок. У носа «Волнореза» заклубилась поземка, из её глубины вырвались четыре белых медведя и встали в упряжь.

– Домой! – приказал зима властно и звонко.

Ветры завыли громче, ставший санками кораблик понесся по окрепшему льду к берегу. И дальше по берегу, на склон холма, к лесу. Когда медведи домчались до опушки, зима ловким движением сгребла с первой же ветки шубку, а попонку из паутины вернула выру.

– Капитан, я бы не стала управлять вашим кораблем, не попросив позволения, – улыбнулась она Эгре. – Но иначе нельзя. Выры в моих владениях, увы, не гостят. Для вас здесь слишком холодно. Если мы не поспешим и не минуем порог моей избушки в срок, вас одолеет сон. И продлится он до самой весны. Для меня это огорчительно, ведь вы мои гости.

Эгра вежливо качнул усами. Постарался взбодриться. Он уже заметил, как сковывает его тело тяжелая, незнакомая прежде, сонливость. Как гаснет даже интерес к такой удивительной встрече. Хотя не каждый принимал тетушку зиму у себя на корабле, да еще в лучшем, прямо-таки ясном и солнечном, настроении…

Пока выр боролся со сном, Фима и Звездочет сняли малый парус и укутали капитана. Зима с интересом рассмотрела большой парус, огладила янтарную луну, тронула кончиками пальцев узор созвездий. На такое любопытство едва хватило времени: медведи мчались стремительно, погонщица-метель свистела, спешила раскатывать мягкий ковер дороги…

– Вот и прибыли. Прошу в избу, – сказала зима.

«Волнорез» выкатился на озеро, покрытое безупречным льдом без единой морщинки. В его темном зеркале отражалось дневное небо, синее и яркое. И – о чудо – на отражении дневного неба лежали звездочки снежинок, словно ночь никуда не ушла. Эгре так понравилось, что он взбодрился, обрел новые силы. Сам перевалился через борт и упал на лед. Скользкий! Выр ударился брюхом и поехал, не имея возможности остановиться. Зима спрыгнула следом, поймав в ладошку паука, догнала капитана и схватила за клешню крепко, но не грубо. Направила к избе и сама заскользила рядом. Фима покинул палубу последним, не забыв добыть из трюма груз «Волнореза» – янтарные кувшинки.

В избе тетушки было тепло, в большом очаге горел огонь. Чай уже был приготовлен, стол накрыт. Хозяйка подала пироги, клюкву в меду и наилучшее мороженое. Вежливо расспросила о приключениях.

Эгра согрелся в тепле, спать ему расхотелось. Он рассказывал и прихлёбывал чай, хотя выры редко соглашаются пить горячее. Он даже ел пироги, которые вообще-то полезнее людям и лесовикам!

Наконец, допив чай, капитан пробежал к Фиме, позвал паука. И все вместе они вручили зиме янтарные кувшинки.

– Для моего зеркального озера! – хозяйка даже прослезилась двумя хрусталиками льдинок. – Красота… У меня теперь есть цветы, даже в самые сильные холода они не замерзнут!

Зима торопливо прошла к двери, распахнула её. Опустила кувшинки в снег, ветер унес их к озеру и расправил на его льду. Зима вернулась к столу и задумчиво оглядела команду «Волнореза».

– Вот и завершилось ваше первое путешествие, – сказала она. – Вы молодцы. Вы настоящая команда, вы нравитесь мне. Но я такая… Я очень люблю подарки! А еще я малость избалованная, ведь мне никто не отказывает. Подарите мне ваш кораблик. Пожалуйста. Я отблагодарю. Фиму отправлю к дедушке на своих медведях. Ему пора: дома его очень ждут. Тебе, Эгра, разрешу зимовать в зеркальном пруду и еще кое-чем награжу. А Бедняжечка… то есть Звездочет, сможет гостить здесь до самой весны. У меня редкостная коллекция морозных узоров. Разрешу осмотреть её всю и повторить в паутине любые.

– Как это – подарить корабль? – насторожился Фима.

– Дело в том, что весной, вот увидите, он станет мал для вашего капитана, – хитро прищурилась зима. – Это и есть моя благодарность. Вырий гриб, зимовка в озере и новый панцирь. И еще маленькое чудо. Ну что, дарите? Или я прямо сейчас расстроюсь. Мои ветры будут выть и стонать от огорчения.

– Дарим, – великодушно согласился выр. – Но я хочу сказать, тетушка. Мы дарим не потому, что вы пообещали награду. Так приятно: встретили в море, пригласили в гости. У вас доброе сердце, хоть вы и управляете холодами.

– Ты очень нравишься мне, капитан, – рассмеялась зима, и тающие льдинки зазвенели в её смехе. – Ты славный. Жаль, что выры спят в холода. Зато какие я заготовила тебе сны…

Зима гордо тряхнула волосами и глянула в оконце. Золотые кувшинки лежали на сине-черном льду и светились, и бросали блики во все стороны: это солнечный мышонок нашел своих друзей и прибежал проведать их. Теперь он прыгал с цветка на цветок, вспыхивая уже не бликом – целой радугой! Он тоже – вырос…

Третий вечер

Погода – она такая капризница! Два дня с замиранием дыхания ветра она слушала сказки старого капитана Эгры. Подмигивала ему и детям светильниками звездочек, указывала дорогу домой, выпуская на выпас полную луну. Ничто не предвещало перемен. Но, видимо, история о зимнем сне расстроила погоду: она вытянула из-за горизонта серый платочек-облако, да и расплакалась мелким дождиком.

Эгра редко задерживался в порту подолгу, но не мог ведь он уплыть, не попрощавшись с детьми и не рассказав историю до самого конца. То есть до того места, где она плавно перерастает в новую, еще не рассказанную сказку, сберегаемую для следующего посещения родного порта…

Эгра в первый вечер после большого дождя приплыл в бухту Жемчужницы заранее, подновил крышу навеса, чтобы никто из детей не промок и не простудился. С неба сеялся мелкий, похожий на туман, дождик. Он толком и одежду не умел промочить, только занавешивал горизонт серой кисеей.

– Вот так! – сказал капитан, уложив на скамьи и пол новые доски взамен попорченных. – Идите, усаживайтесь. Нельзя мокнуть!

– Мы будем закаливаться, как тетушка зима! – решительно предложила девочка, расставляя фигурки: кораблик, выра, кота, Фиму, паука.

– Кто же закаливается так, не разобравшись в деле? Зима купалась в проруби, а потом сразу надевала теплую шубку. Все надо делать с умом! – напомнил Эгра. – Нет-нет, никаких купаний после холодного дождя, на берегу вдали от дома! Одежда промокнет, ветер понатыкает вам мурашек на кожу. Хуже: запихнет за шиворот простуду. У вас сухая запасная одежда есть?

– Нету, – признал сын плотника и уселся под навесом. – Эгра, а ты не простудился, когда спал в зимнем озере? И как все устроилось по весне – с обещанным подарком?

Выр поправил главные усы, закинул их на спину и повыше приподнялся на хвосте. Под дождем сидеть, как вы догадываетесь, ему очень нравилось. Именно в дождь выры особенно охотно посещают берег. И находят его удобным для жизни. Мокрым, уютным, приятным.

– Зима – она тетушка серьезная. Накормила нас пирогами, да. Я попробовал мороженое первый раз в жизни, вот так! Вкусно, хотя мы, выры, людскую еду не очень понимаем.

Большое сердце

Вечером, когда снег засинел и заискрился, посыпанный золотым песком лунных бликов, зима стала собирать Фиму в дорогу. Выдала шубку, хлопнула в ладоши – и за оконцем встали на льду озера санки. Лесовик вздыхал, украдкой поглядывал на Эгру и хмурился. Как признаться: он, оказывается, совсем по деду соскучился, и по лесу родному. Даже болотницу, и ту вспоминает всякий день. Не за вкусные ягоды, за доброту…

– Я не поеду, – упрямо выговорил Фима. – Нет уж! Эгра мой друг. Как я брошу его в озере? Одного, да в холода… Нет, не поеду. Дед поймет.

– Не серди меня, лесовик, – возмутилась зима. – А лес убирать к моему приходу? А шубы лисам да зайцам менять с летних на зимние? Дела у тебя дома, и много их. Что, все до единого на деда свалишь, не пожалев его? Поезжай. Разве я обижу твоего друга? Он здесь в гостях.

Фима с сомнением вздохнул. Он и сам знал, сколько в лесу накопилось дел. Что же получается: останешься – деда предашь, уедешь – друга бросишь. Иногда любой выбор правильным бывает только отчасти. Пойди сходу реши, какой долг тяжелее и важнее?

– За кэпом я пригляжу, – важно проскрипел паук. – Я впередсмотрящий, от меня самая юркая и мелкая беда не укроется. А ты передай болотнице подарок от меня. Шаль я пообещал ей однажды и вот, изготовил. Поезжай. Не бойся за нас. Если что, вон – когти какие, справлюсь.

Звездочет лязгнул похожими на клинки когтями. Фима улыбнулся – и согласился. Долг перед дедом и лесом вырос, и маленькая, поместившаяся на ладони шаль для болотницы оказалась весомым доводом, даже, может быть, главным. Пора домой. Надо извиниться за прежние шалости. Он ведь, если толком припомнить, многовато натворил за лето… Фима шмыгнул носом, прищурился и хитро подмигнул пауку. А сколько еще за зиму натворит!

По хрустящему снегу от распахнутой двери избушки до саней протянулась золотая дорожка света. Выданные зимой валенки вытаптывали на ней синие тени следов.

Хруп-хруп. Прощай, первое приключение!

Хруп-хруп. Чтобы снова выйти в море, надо сперва вернуться в порт, разве не так?

Совсем не тяжело уезжать в дальний путь, когда вслед машут друзья и кричат: «Возвращайся весной»! Еще приятнее ехать, зная, что впереди – родной дом. Что тебя ждут.

Эгра махал вслед санкам и руками, и усами, пока совсем не замерз. Но тетушка зима не повела выра в избушку. Вышла на черный лед, подула, повела рукой – и нарисовала большую круглую прорубь. Любопытная луна заглянула в воду, пробуя нащупать дно тонкими пальчиками лучей.

Глубоко! А только озерная вода прозрачнее хрусталя. Если приглядеться – вон они, мелкие камешки, и во-он там, в тени – удобный каменный грот. В нем мягкая перина из зеленых водорослей.

– Сладких снов, капитан Эгра, – улыбнулась тетушка зима. – И прощай… Проснешься – я уже уйду на север. Навестишь ли снова – кто знает? Но ты учти: я хлебосольная хозяйка. Буду рада.

Звездочет выглянул из густого меха тетушкиной шубы. Ему очень нравилось гостить, зарывшись в воротник: тепло, высоко, и разговаривать со всеми удобно – и видно далеко. Паук помахал всеми передними лапами. И снова спрятался: холодно, ночь черная, стужа так и звенит, так и похрустывает. Выр осторожно попробовал лапами воду, разбил тонкий новый ледок. Нырнул в озеро. Вода показалась ему теплой: выры ведь умеют глубоко уходить в морскую почину, туда, где и летом ничуть не тепло и совсем темно.

Эгра добрался до грота, улегся на перину. Вверху, за прозрачным ледяным окном, лучилась лимонным золотом зимняя ночь. Кувшинки горели как костры, поземка рисовала узоры, светлячки звезд перемигивались… Выр на миг испугался: в гроте тепло, а вдруг он не заснет? Но поземка заметала и заметала лед на озере, и в его глубине делалось темнее. Лед похрустывал, утолщался, тепла под ним делалось все меньше. Сон накрывал, как пушистое сказочное одеяло.

Эгра опустил глаза на стеблях в глазницы. Поджал лапы – и заснул.

Тук! – болью отдался во всем теле первый удар сердца. Он, совсем как будильник у людей – отмечает время расставания со сном. Длинным сном, сладким, красивым. В нем Эгра плыл на большом корабле, с двум мачтами, с целой командой друзей. Далеко плыл, в новое странствие. За горизонтом шевелились загадочными тенями незнакомые приключения, они еще только поджидали отважную команду. Одно было, вроде бы, похоже на осьминога, а второе выпирало из воды панцирем черепахи… Ветер свистел разбойником, норовил порвать паруса. Солнце смеялось, знакомый мышонок прыгал по волнам.

Туук-тук-ту! – сердца второй раз отметили приближение пробуждения: первое уже работало в полную силу, второе подключилось, третье шевельнулось. Эгра вдохнул жабрами воду и процедил её, вкусную, живительную. Потянулся. Сердца больше не болели, они все ровнее и точнее отбивали побудку.

Ту-ук-туук-туук-тук, – ритм сердец выровнялся полностью.

Эгра замер, не веря себе. Еще раз прислушался.

Ту-ук-туук-туук-тук, – громко и ровно пели сердца выра. Четыре сердца! Целых четыре! Хотя прежде Эгра мог слышать лишь три… Вот какое чудо пообещала ему, оказывается, тетушка зима. Самое лучшее на свете!

Маленький больной выр, самый жалкий в семье, и никогда не подрастет, так говорили братья. Глупые, глупые выры, не умевшие верить в чудеса! Да все их сердца ни разу не бились для кого-то. И друзей настоящих у них нет, совсем нет! Разве от настоящих друзей стали бы они прятать больного младшего брата?

Ту-ук-туук-туук-туук, Ту-ук-туук-туук-туук, Ту-ук-туук-туук-туук, – ровно и уверенно стучали сердца. Спешили, гоняли кровь и пробуждали тело. Наполняли душу новой силой, радостью и интересом. Что там, наверху? Весна! Кто там, наверху? Птицы? Это их тени мелькают над водой? И что за шум катится по поверхности, как по барабану? И кто это гонит мелкие волночки? Словно торопит и зовет – сюда, давай…

Эгра потянулся, расправил хвост и вытянул до предела усы. Огляделся с интересом: за зиму он перелинял! Вон какой смешной и тесный лежит на перине из водорослей старый панцирь. И грот, оказывается, совсем не просторный – он тесный! Приходится ползти и выгибаться, чтобы протиснуться через арку выхода. На просторе стало видно и понятно: обновленный хвост – хорош! Широкий, движется мощно, плыть с таким – быстрее и удобнее прежнего.

Шлеп!

Это Эгра вырвался из воды, встал на хвост и снова рухнул в озеро, разбрызгав его так сильно, как только мог. Эгра взлетел над водой на короткий миг. И во все лапы стал грести к берегу! Вон и Фима ждет, и Звездочет прыгает у него на плече.

– Свистать всех наверх! Кэп проснулся! – деловито командовал Звездочет.

– Эгра, это точно ты? – удивился Фима. – Ну ты и вырос! Почти с меня ростом.

– И ты вырос, – Эгра открыл легкие и отозвался, удивляясь тому, что голос тоже вырос, стал ниже и звучнее.

Пожалуй, с таким голосом можно чувствовать себя настоящим капитаном. Только – корабля пока что нет. Но это не беда, если у тебя есть шесть рук и что куда важнее – двое друзей!

Капитан оглядел берег. Годные в дело бревна лежали горкой, и часть уже была распилена на доски. Паруса – вон они, бережно расстелены и чуть-чуть шевелятся. Эгра замер в недоумении, опираясь руками о берег. Правда шевелятся?

– Моя семья. Салаги, – снисходительно проскрипел Звездочет. – Но я решил: всякому большому кораблю нужны юнги. Мы ведь строим большой корабль, кэп?

Паук спросил с тревогой: нет сомнения, он уже твердо пообещал юнгам место в команде. Вон они – все трое. Маленькие пауки, бурые, рисунок якоря на спинах еще едва намечен, а когти так ничтожны, что их и не видно…

– Большой! – согласился Эгра. – Отсюда есть выход в море?

– Есть, вон той речушкой, – указал Фима. – Я уже поговорил с бобрами: помогут.

– Ну и стройте, – буркнул паук. – А я буду плести канаты. Для воздушного шара, да! Меня тетка зима научила. Объяснила, чем полезен теплый воздух и как его ловить моей паутиной, чтобы летать. Я – летающий морской паук! Впередсмотрящий! Хей-хо! Мне буря не страшна!

Звездочет затанцевал на всех восьми лапах, заскрежетал клинками когтей.

Эгра выбрался на берег, погладил знакомую пилу и свой старый молоток.

– Ж-ждала, – весело зашумела пила, едва коснувшись древесины. – Ж-жизнь! Ж-жую, ж-жарь!

Она устала от безделья за зиму, как вы, конечно же, догадались.

– Так, так, – подзадорил молоток.

И новый корабль капитана Эгры стал на глазах расти и делаться все краше. Чтобы выйти в море, к новым приключениям.

Но это уже другая сказка…

Оглавление

Первый вечер

  Имя для корабля

  Добыча паука

  Как раскрасить серый день

Второй вечер

  Кот тетки бури

  Хрустальное озеро

Третий вечер

  Большое сердце Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg