«Руди-Пятачок»

Руди-Пятачок (fb2) - Руди-Пятачок (пер. Ольга Николаевна Мяэотс) 5416K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Уве Тимм

Уве Тимм Руди-Пятачок

Для Йоханны

Глава 1

У нас дома живет свинья. Это я не про младшую сестренку, а про настоящую свинью по имени Руди-Пятачок. Как он у нас появился? Это долгая история.

Он у нас уже два года. Как-то раз в воскресенье мы поехали за город. Мы — это мама, папа, моя сестра Бетти, она на год меня старше, и Цуппи — наша младшая сестренка. Мы отправились всем семейством на прогулку в Лунебургские пустоши. На самом-то деле мы, дети, эти прогулки терпеть не можем.

Жуть! Представьте: вы тащитесь по полю за папой и мамой, а те все время приговаривают: «Посмотрите-ка, какая красота!» И всякий раз останавливаются и указывают на какой-нибудь холм или деревце. И ждут, что вы заахаете от восторга. Ну что, скажите, такого особенного в каком-нибудь пригорке?

Вот и на этот раз мы плелись за родителями и все время канючили, что хотим лимонаду. Мама, ясное дело, сердилась все больше и больше: она-то считала, что надо сначала нагуляться. В конце концов мы уже чуть с ног не валились, и Цуппи начала хныкать, что не может больше и шагу ступить. Тогда папа усадил ее к себе на плечи и зашагал дальше по песчаной тропинке. Но вскоре он вспотел и о красотах пейзажа уже больше не заговаривал.

К счастью, мы добрались до Хёрпеля — это такая маленькая деревушка. Там в трактире отмечали какой-то праздник. Оказалось — местной пожарной бригаде исполнилось пятьдесят лет. Под каштанами за длинными столами сидели люди, пили пиво и ели жареные колбаски. На сцене играл духовой оркестр. Наконец-то мы смогли отдохнуть и выпить лимонаду!

Тут оркестр умолк, к микрофону подошел дяденька в форме пожарного и объявил: «Начинаем лотерею! Каждый, кто купит билет, поможет нам собрать деньги на новый брандспойт. У нас приготовлено несколько поощрительных и замечательный главный приз!»

К нашему столу подошел местный житель с маленьким ведерком, где лежали билетики. Каждому из нас разрешили вытянуть по одному. У меня оказался билет без выигрыша. Бетти получила утешительный приз — велосипедный вымпел с надписью «Добровольная пожарная дружина Хёрпеля».

А Цуппи достался листочек с красным номером. Когда все билеты были распроданы, она подбежала к сцене. Пожарный посмотрел на ее билет и крикнул:

— Номер тридцать три. Вот кому достается наш главный приз! — А потом поинтересовался: — Сколько тебе лет, девочка?

— Шесть.

— Ты уже ходишь в школу?

— Нет. Мне только две недели назад шесть исполнилось.

— А ты знаешь, какой приз ты выиграла?

— Нет.

— Свинью! Настоящего живого поросенка.

Пожарный достал из ящика поросенка и сунул его в руки Цуппи. Все захлопали и засмеялись. Цуппи, улыбаясь от уха до уха, потащила свой приз к нашему столу и сунула его маме на колени. Поросенок был розовый и чистенький, с толстым пятачком, малюсенькими глазками и большими висячими ушами.

Он и правда оказался классным! Но папа почему-то нахмурился, а когда дяденька, сидевший за нашим столом, стал поздравлять нас с выигрышем, лишь натужно рассмеялся. Понимаете, папа вообще не любит домашних животных. Никаких. Он считает, что дома животным не место. И вот теперь мама держала на коленях розового поросенка и чесала его за ухом!

— Чудный, правда? — восхищалась Цуппи. — Полюбуйтесь, какой у него маленький хвостик-завитушка!

Папа вынул трубку изо рта.

— Да, милый, — сказал он, — но когда будем уходить, ты вернешь его назад.

— Нет уж! — уперлась Цуппи. — Я же его выиграла! Он теперь мой.

— Мы не можем взять этого поросенка с собой, — отрезал папа.

Тут Цуппи заревела, а уж если она ревет, так на всю округу слышно. Люди, сидевшие за соседними столами, стали на нас оглядываться. Почему эта маленькая девочка плачет? Та, что только что выиграла поросеночка?

Папа протянул было руку, чтобы спихнуть «выигрыш» с маминых коленей на землю, но люди вокруг так строго на него поглядывали, что он поспешил убрать ее. Может, побоялся: вдруг они решат, что он хотел шлепнуть поросенка.

— Хорошо-хорошо, — уступил папа, — пусть эта скотина немного побудет у нас.

Он расплатился, и мы пошли к машине. Хоть мы и выбрали самую короткую дорогу, идти надо было довольно долго. Поросенка пришлось нести на руках: стоило спустить его на землю, как он принимался носиться туда и сюда и не желал идти за нами.

Просто удивительно, до чего поросенок, оказывается, тяжелый! Намного тяжелее собаки такого же размера. Мы втроем тащили его по очереди, но в конце концов совсем выдохлись. Тогда мама взяла его под мышку, словно диванный валик, и несла так довольно долго. Потом она тоже устала и попробовала передать его папе, но он отказался наотрез:

— Захотели взять эту живность, вот и несите ее теперь сами.

Конечно, это было не очень-то любезно с его стороны, но мы на всякий случай промолчали.

Мы совсем выбились из сил, пока добрались до стоянки. В машине мама усадила поросенка себе на колени, чтобы тот не испачкал обивку сиденья. Хотя на самом деле он был очень чистый.

— Свиньи вечно грязные, — ворчал папа, — они обожают грязь. Недаром говорят «ест как свинья» или про комнату — «это настоящий свинарник».

Конечно, мы догадались, что он имел в виду нашу детскую комнату.

Только мы отъехали от стоянки, как мама вскрикнула: оказалось, поросенок написал ей на платье.

— Ну, хватит! — рассердился папа. Он остановился у ближайшей деревни и объявил: — Сейчас мы подарим поросенка какому-нибудь фермеру. Свиньям не место в городской квартире, они должны жить в деревне.

Тут Цуппи снова заревела. Она умеет очень громко плакать, хоть уши затыкай.

— Успокойся, — велел папа. — Сама посуди: какая радость поросенку жить в городе, где нет ни полей, ни лугов — одни дома.

Но Цуппи не унималась.

— Ну оставь ей поросенка хоть на пару дней! — попросила мама. — Ведь она его все-таки выиграла. А отдать его мы всегда успеем.

— Ладно, но только на три дня, а потом все равно придется с ним распрощаться. Господи! Что про нас соседи подумают!

Глава 2

Куда, скажите, девать поросенка в городской квартире? Хорошо еще, что мы жили на первом этаже и у нас за домом был крошечный палисадник, где росли груша и куст сирени. А рядом с нашим садиком были другие — все размером чуть больше полотенца.

Но Руди-Пятачка, так мы назвали нашу свинью, просто так оставить в саду мы не могли. Мама считала, что соседи этому не очень-то обрадуются. Да вдобавок еще и дождь начался. Цуппи хотела было уложить поросенка к себе на кровать, но папа строго-настрого ей это запретил. Так что оставалась только ванная комната. Очутившись у нас в квартире, Руди промчался галопом по всем комнатам, исследуя каждый уголок. Особенно ему приглянулся светло-серый ковер в папином кабинете. Он так и норовил на нем разлечься, но папа его выгнал. Тогда Руди ринулся на кухню, где попытался забраться в холодильник и со страшным грохотом уронил на пол две кастрюли.

— Вот не знала, что свиньи такие резвые! — вздохнула мама и кинулась поднимать кастрюли.

Когда все умылись и почистили зубы, папа запер Руди в ванной. Лежа в постели, мы слышали доносившееся оттуда тихое похрюкивание.

А на следующее утро нас ждал сюрприз. Первой в ванную вошла мама, но сразу же выскочила обратно. Она обнаружила на полу банку из-под своего крема для лица. Вечером в спешке она не завинтила ее как следует, и вот теперь банка была пуста.

— Он слопал мой крем! — ахнула мама.

И правда, Руди благоухал, словно розовый куст. Оказавшись на свободе, он как ни в чем не бывало вновь помчался по квартире. Но Цуппи все же хотела отвести его к ветеринару.

— Вот еще! Да он здоров как бык! — возмутился папа. — Ты хоть представляешь, сколько стоит визит к ветеринару?

— У нас ведь есть медицинская страховка, — напомнил я.

— Для людей, но не для поросенка. К тому же свиньи всеядные, так что от косметического крема никакой беды ему не будет: переварит все как миленький.

Нам надо было торопиться, чтобы не опоздать в школу. По утрам мама сначала отводила Цуппи в детский сад, а потом шла со мной и Бетти в школу. Она там работает учительницей, но нам от этого никакой выгоды, даже наоборот. Учителя на любой переменке могут ей на нас пожаловаться, если мы плохо вели себя на уроке, затеяли драку и все такое, или, как вот на днях — подложили белую мышь в сумку новой учительницы по рисованию. Ну и переполох она устроила — просто цирк! А мама потом нас всю перемену распекала. Впрочем, сейчас мне про школу рассказывать некогда, это уже совсем другая история.

Но в тот понедельник Цуппи нипочем не хотела с утра идти в детский сад. Стала жаловаться, что у нее живот болит. На самом-то деле она просто боялась: вдруг папа выгонит Руди из дому? У нас в семье домашними делами занимается папа, потому что он сейчас безработный. У него очень редкая профессия с очень сложным названием, просто язык сломаешь пока выговоришь: он египтолог. Египтологи — это ученые, которые изучают Древний Египет и всякие тамошние диковины: пирамиды, мумии, иероглифы. Иероглифы — это такие буквы, состоящие из человечков, черточек, птиц и змей. Мой папа расшифровывает их в свободное от готовки и уборки время.

Между прочим, однажды я сам написал такую вот записку:

Это значит «Я три дня был один».

Мы мечтаем о том, что папа в один прекрасный день обнаружит описание какого-нибудь древнего клада. И мы всей семьей отправимся в Египет и выкопаем сокровища фараонов: гору драгоценных камней, золота и серебра. Приятно представлять, сколько всего мы понакупим на это золото. Но папа говорит, что клад надо будет отдать в музей. Мы, в принципе, не против. Вот только если бы папа по-прежнему работал в музее, а не сидел сиднем дома и не ворчал на всех и вся. Тогда по крайней мере мы могли бы бесплатно любоваться на наши сокровища, выставленные в витринах.

Глава 3

Вечером, вернувшись из школы, мы принялись за постройку будки для поросенка. Я выпросил в овощном магазине три ящика, разобрал на доски и сколотил из них три боковые стены и двускатную крышу. Бетти купила в цветочном магазине торфяную крошку, чтобы усыпать ею пол в будке, — так Руди будет теплее лежать. Мы с ней заспорили, кому сыпать торф: ей, раз она его покупала и тащила домой, или мне, потому что я раздобыл ящики. Как вдруг в дверях веранды появился Руди. Он улизнул от Цуппи, когда та открыла дверь — посмотреть, каково ему там в ванной. Руди выбежал в сад и прямиком направился к луже, плюхнулся в нее и довольно захрюкал.

Вывалявшись в грязи от пятачка до хвоста, он радостно промчался по саду, а потом — о ужас! — вбежал назад в квартиру. Мы бросились его ловить — куда там! Поросенок пулей влетел в папин кабинет, запрыгнул там на диван, столкнул настольную лампу, а потом принялся крутиться на светло-сером ковре, по которому даже нам, детям, разрешалось ступать только в носках, и наконец забился под диван. На ковре остались четкие следы его грязных копытцев.

Папа рассердился не на шутку: он растянулся на полу и попытался линейкой выгнать Руди из-под дивана.

— Проклятый грязный поросенок! — шипел он.

Тут Руди заметил Цуппи и пулей выскочил из своего укрытия. От неожиданности папа ударился головой о край дивана, но все же попытался схватить поросенка. Это ему почти удалось, но Руди отскочил чуть в сторону и, прочертив на бегу длинную грязную полосу на белой стене, пробежал по разложенным на полу листам кальки, на которые папа срисовал иероглифы с одного древнего камня. Дальше — больше: Руди ворвался в мамину комнату, уронил папку с табелями, в которые мама записывала оценки своих учеников, промчался галопом по детской комнате и опять выскочил в сад, где вновь плюхнулся в грязь. Мы поспешили захлопнуть дверь веранды, чтобы он не смог еще раз вбежать в дом.

Что теперь будет?

Но, удивительное дело, из папиной комнаты не доносилось ни звука.

— Может, он там сознание потерял? — испугалась Бетти.

На цыпочках мы подошли к двери кабинета и заглянули внутрь. Папа сидел, уставившись на разложенные на полу листы кальки, по которым только что промчался Руди, оставив следы своих грязных копытцев. Следы эти смотрелись маленькими галочками и черточками среди древних значков.

— Папа, — прошептала Цуппи, — тебе что, плохо? — И, расхрабрившись, добавила: — А свиньи очень забавные животные, правда?

Но папа не пошевелился и ничего не ответил. Он словно вдруг оглох и только молча разглядывал иероглифы с отпечатками копытцев Руди.

— Интересно, — проговорил он наконец. — Если учесть следы вашего поросенка, то надпись читается совершенно иначе. Вот что теперь получается: «Отец спокойно принимает все то, что не может изменить».

— Мы его заперли, — сообщила Бетти.

— Кого?

— Руди.

— Вот как! Значит, вы достроили будку?

— Нет еще.

И мы все вместе отправились в наш садик. Цуппи пришлось держать Руди, чтобы тот на радостях не принялся прыгать на папу. Руди как-то особенно прикипел к нему, хоть папа и собирался выставить его из дому. Может быть, поросенок почувствовал, что папа его недолюбливает, и хотел к нему подлизаться.

— Пожалуй, выглядит она не очень надежной, — заключил папа, осмотрев будку. — Надо бы обить ее толем — от дождя.

И тут за забором залаял бультерьер господина Шустерберга. Господин Шустерберг — владелец нашего дома — живет на два этажа выше нас. Он не очень-то любезный, а его бультерьер и подавно. Пес явно учуял Руди и теперь разрывался от лая.

— Ну-ка, живо, спрячьте вашего поросенка, пока господин Шустерберг его не увидел, — скомандовал папа. — Да заткнись же ты, гадкая псина! — шикнул он и погрозил бультерьеру кулаком.

Уже в квартире, когда мы заперли Руди в ванной, папа сказал:

— Или мы избавляемся от этой свиньи, или господин Шустерберг нас самих выставит за дверь вместе с вашим поросенком.

Глава 4

А потом наступила среда — именно в этот день мы должны были выставить Руди-Пятачка из дома. Мама пыталась нас к этому подготовить.

— Вы же сами видите: свинье в нашей городской квартире не место, — говорила она. — Да и Руди будет рад-радешенек, если мы отдадим его какому-нибудь фермеру.

Как раз накануне вечером папа достроил будку для Руди. Сначала он попробовал просто вбить по паре гвоздей здесь и там, но потом решил разобрать все на доски и сколотить их заново.

— Да, неказистая вышла будочка, даже страшненькая, — проговорил он, осмотрев обитый толем ящик. — Вот бы построить для Руди настоящий сельский домик!

Мы воспрянули духом: если папа возьмется за перестройку дома для Руди, то вряд ли потом захочет его выгнать. Папа проработал в саду до позднего вечера и даже начал выпиливать пару конских голов — наподобие тех, какими в Нижней Саксонии украшают крыши сельских домов. И вот, только мы улеглись спать, раздался дикий крик. Мы мигом вскочили и бросились посмотреть, что стряслось. Папа стоял посреди кухни, высоко подняв вверх указательный палец. Из пальца текла кровь. Мы страшно испугались, решив, что это Руди его укусил. Но оказалось, что папа порезался, пока выпиливал резьбу. Пришлось маме забинтовать ему палец. Рана была довольно глубокая, и повязка получилась внушительная.

— Ну вот, — вздохнул папа, — теперь я не смогу печатать на машинке, а все из-за этой свиньи.

Он назвал поросенка не Руди, а «свинья». Это был дурной знак: просто свинью легче выгнать из дома, чем поросенка, которого зовут Руди-Пятачок.

Мы так разволновались, что не могли заснуть, все думали: как бы сделать так, чтобы Руди остался с нами. Может, его в подвале запереть? Нет, его там быстренько обнаружат: он ведь молчать не станет. К тому же в подвале темно и сыро. Спрятать в саду? Но там ни одного укромного уголка, да и палисадник у нас совсем крошечный. Наконец, Цуппи осенило:

— Давайте превратим Руди в свинью-иероглиф! Папа такого наверняка никогда не видел.

— И как же мы его превратим?

— А просто возьмем и испишем его всего.

— Что же ты напишешь? «Папин любимчик»?

— Тоже сказанул! Нет! То предложение, которое папе так понравилось. Ну то, с которым ему Руди помог: «Отец принимает спокойно все, что не может изменить».

И вот ночью мы выбрались из постелей, прокрались в папин кабинет, взяли свиток папируса и прошмыгнули в ванную комнату. Маминым карандашом для бровей мы старательно вывели на розовой спине Руди иероглифы. А он стоял себе смирно и только разочек тихонько захрюкал, видимо, от щекотки.

Обычно утром мама нас не добудится, но на этот раз мы сами вскочили ни свет ни заря, побежали в ванную и выпустили Руди. А потом распахнули дверь в родительскую спальню. Поросенок мигом проскользнул в комнату. Мы ждали, когда же папа рассмеется? Сперва было совсем тихо, а потом из спальни донесся ужасный крик. И тут же с кухни прибежала мама.

— Боже, неужели он опять порезался? — спросила она и распахнула дверь спальни.

Оказалось, папа под одеялом боролся с Руди. Тот ведь не знал, что будить папу надо осторожно, и живенько забрался к нему на кровать. Папа вскочил и стал за задние лапы стягивать поросенка с постели.

— Прочь! — кричал он. — Вон!

Папа выгнал Руди из спальни и погнал его по коридору. Как только поросенок выбежал в сад, он тут же захлопнул за ним дверь. А на улице, между прочим, шел дождь. Руди сидел на крыльце, печально опустив уши, и смотрел на нас в окно. Нам хорошо были видны иероглифы у него на спине. Но папа в гневе их даже не заметил! Может, потому что не успел как следует проснуться.

— Хорошо, что мы взяли мамин карандаш, — сказала Бетти. — Он водостойкий.

— А если Руди простудится там на дожде и у него начнется насморк? — волновалась Цуппи.

— Свиньи так просто не простужаются, — буркнул папа. — Они привыкли жить на воле. А вот в квартире как раз нет.

И он направился в ванную. Вскоре и оттуда послышались его проклятия.

— Что там еще? — испугалась Бетти.

Последнее время папа стал очень нервным и раздражительным. Мама говорила, что это потому, что у него нет нормальной работы, а расшифровкой иероглифов на жизнь не заработаешь. Папа вышел из ванной мрачнее тучи. Он ухитрился дважды порезаться, пока брился. Наверняка и в этом он винил Руди. На папу жалко было смотреть — два пластыря на лице и палец перевязан.

— Ну-ка поторапливайтесь, — велела мама и юркнула в ванную, чтобы быстренько накраситься. Но тут же выскочила назад и крикнула: — Что вы сделали с моим карандашом для бровей? Цуппи, ты что, снова им рисовала?

Она держала огрызок карандаша высоко в руке — словно нам в укор.

Пришлось во всем признаться. Мы подвели маму с папой к окну и указали на Руди, сидевшего под дождем.

— Это — свинья-иероглиф, — объяснила Цуппи.

Тут папа наконец-то рассмеялся. И мама тоже.

— Красота! — похвалил папа, — только «отец» пишется с иероглифом «змея».

После этого Руди разрешили вернуться в теплую ванную. А папа сказал:

— Надо все же придумать, как его у нас оставить.

Глава 5

Свиньи поразительно быстро растут. Особенно когда их хорошо кормят.

Несмотря на протесты папы, мы добились, чтобы Руди ел со всеми вместе на кухне — из миски у стола. Мы бросали ему туда объедки: картофельные очистки, сухие хлебные корки, жесткие куски мяса — то, что обычно папа забирал у нас со словами «еду нельзя выкидывать» и доедал сам. Теперь эту обязанность за него выполнял Руди, он охотно уплетал за нами все подряд.

А когда мы делили шоколадку, Руди просовывал свой пятачок маме на колени и тоже получал кусочек. Хотя папа всякий раз ворчал:

— Это уже слишком: кормить свинью шоколадом! На нас деньги с неба не падают.

— Да это лишь маленький кусочек, — говорила тогда мама. — Он ведь доел сегодня вчерашние макароны, на которые вы все даже смотреть отказывались.

Руди лежал на ковре и с наслаждением причмокивал шоколадкой.

Мама быстро научила его соблюдать чистоту в доме. Она несколько раз потыкала Руди, как щенка, в лужицы на полу, и после этого он всегда ходил только в специальный ящик с землей, стоявший в ванной. Цуппи каждый день меняла в нем землю. Свиньи от природы очень чистоплотны. Грязными они бывают только тогда, когда их держат в неубранном тесном хлеву. А в грязи они вываливаются для того, чтобы защититься от укусов насекомых. Наш Руди был чистюлей. И все же пора было переселять его в будку во дворе.

Но папа все еще трудился над деревянными конскими головами, а я выпиливал планки для фахверковой конструкции[1].

— Это будет самый красивый хлев во всей Германии! — считала мама. Мы же надеялись, что, пока папа занят строительством, он не выгонит Руди на улицу. А когда закончит, может, еще и передумает: ведь он столько труда вложил в этот домик.

И вот наступила пятница, когда наш поросенок в одну ночь стал героем.

Родители поехали на конгресс египтологов в Берлин. Папа хотел выступить там с докладом о том самом тексте, по которому пробежал Руди.

— Как знать, может, эта свинья принесет мне удачу, — заявил он, потому что надеялся на конгрессе разузнать о вакантном месте — в музее или каком-нибудь университете.

— Не забывай: «Отец принимает спокойно то, что не может изменить», — напомнила мама. И папа рассмеялся.

А нам она на прощание велела:

— Следите, чтобы дверца холодильника была всегда закрыта.

Мы не боялись оставаться одни, хотя и жили на первом этаже, куда, как известно, легко могут залезть воры. В доме было много соседей. К тому же у нас был Руди. Папа даже разрешил нам оставить его на ночь в квартире. А свой кабинет он предусмотрительно запер.

Мы уже лежали в кроватях в нашей детской. Бетти читала «Карлсона, который живет на крыше». Цуппи рассматривала рисунки свиней в книжке «Поросенок Бобо», а я в третий раз перечитывал «Остров сокровищ» — это моя любимая книга. Тут в комнату примчался Руди. Он встревоженно повизгивал, метался туда-сюда — то вбегал, то выбегал из комнаты, словно хотел привлечь наше внимание. Скоро его визг превратился в непрерывный сигнал, словно свисток.

— Вот ведь свинство какое! — сказала Цуппи.

В конце концов мы все же встали и пошли за Руди по коридору. Он привел нас к входной двери.

— Что там такое? — спросила Бетти.

— Понятия не имею.

И тут мы услышали: в дверь кто-то скребся! Похоже, что сверлили входной замок или пытались вывинтить болты. Потом дверь вдруг рванули, и она раскрылась — но лишь чуть-чуть, потому что была закрыта еще и на цепочку. Грабитель стал толкать дверь снаружи. Но цепочка держалась. Мы застыли, онемев от страха. Я почувствовал, как у меня по спине ползут мурашки. Руди замер и следил, как чья-то рука ощупывала цепочку — там, где она была привинчена к двери. Потом рука исчезла, но вскоре появилась снова с маленькой отверткой и попыталась отвинтить цепочку Этого Руди уже не стерпел, он вскочил на задние ноги и вцепился в эту руку. Грабитель, ясное дело, завопил как резаный и перебудил весь дом. У свиней, надо вам сказать, очень острые зубы. Но Руди на этом не остановился. Он изо всех сил уперся в дверь передними ногами и прищемил вору пальцы. Грабитель закричал еще громче, выдернул руку и пустился наутек. Эх, если бы Руди не было трудно стоять на задних копытцах, он бы его ни за что не отпустил!

На лестнице зажегся свет и соседи с верхних этажей стали спускаться вниз, спрашивая друг друга, что стряслось и кто так страшно кричал. Кто-то вызвал полицию. Вскоре послышалась сирена патрульной машины, но мы только тогда открыли дверь, когда приехали полицейские. В квартиру вошли двое. Увидев Руди, они выхватили пистолеты. Один крикнул:

— Осторожно, бешеная свинья! Отойдите в сторону! — велел он нам и хотел выстрелить в Руди.

Но Цуппи бросилась им наперерез.

— Не стреляйте! — взмолилась она. — Это наш поросенок. Он только что прогнал вора!

Тогда все поняли, что это не мы кричали. Полицейские кинулись искать грабителя. Они обнаружили его на заднем дворе под кустом рододендрона. Он уверял их, что не входил в дом, а сидел себе мирно под кустом, что не запрещено.

— А что вы делали за кустом? — спросил его полицейский.

— Мне приспичило по-маленькому… — соврал воришка.

— Этот человек пытался залезть к вам в квартиру? — поинтересовался у нас полицейский.

— Мы только руку его видели. Но на ней должны быть следы зубов. Это Руди его укусил.

Воришка стянул рукав пониже, чтобы кисть была не видна, но полицейский велел ему показать руку, а когда тот заартачился, просто снял с него куртку. Тут все увидели, что рука и в самом деле покусана. И в этот момент из квартиры вышел Руди. Увидав его, грабитель страшно испугался, поднял вверх руки и испуганно пробормотал:

— Веди себя смирно, Белло!

Видимо, он немножко повредился в рассудке и принял Руди за такую лысую собачку.

На следующее утро к нам приехали репортер и фотограф. Фотограф нащелкал кучу снимков. Конечно, больше всего он снимал Руди-Пятачка.

Так фотография нашего поросенка впервые появилась в газетах: мы втроем стоим у входной двери нашего дома, а перед нами сидит Руди, он чуть наклонил голову вправо и приподнял свои большие уши, словно высматривает грабителя. Заголовок статьи, появившейся на следующий день в газете, гласил: «Домашняя свинья покусала домушника».

Глава 6

После этого случая разговоры о том, что Руди в нашем доме не место, прекратились. Ведь он смог предотвратить ограбление! А если бы украли папины переводы — результат нескольких лет его работы? Это была бы невосполнимая потеря!

Папа очень радовался, что все так благополучно закончилось. Хотя с конгресса-то он вернулся разочарованный: ему так и не удалось узнать ни про одно вакантное место. С кем бы он ни говорил, все ученые тоже искали работу.

Зато теперь папа окончательно убедился: свинья в доме очень даже может пригодиться. Руди не только доедал наши объедки, но и охранял нас вместо собаки — когда родители уходили вечерами, он сторожил у двери. А еще гонял соседских собак, если те забегали к нам в сад, чтобы задрать лапу на нашу единственную грушу. Конечно, учителя и ребята в школе, прочитав в газете о попытке ограбления, замучили нас расспросами. Нам приходилось снова и снова повторять рассказ о наших приключениях.

К счастью, до господина Шустерберга новость о ночном происшествии так и не дошла: он в это время, как обычно, отдыхал в своем доме на Майорке.

После этого случая у нас в семье появилась новая присказка. Помните, что сказала Цуппи, когда Руди так пронзительно завизжал? «Вот ведь свинство какое!» — вот что. С тех пор мы подхватили ее слова и стали их повторять, если нам что-нибудь досаждало. Сперва так говорили только у нас в семье, потом эта фразочка распространилась в школе, а в конце концов ее можно было услышать даже от совсем незнакомых людей.

Через три месяца я услыхал ее от нашего учителя математики, когда тот вместо учебника выудил из портфеля детектив. Удивленно повертев книжку в руках, он пробормотал: «Вот ведь свинство какое!»

Так все и шло своим чередом. Если бы мы не достроили домик для Руди, он, возможно, так бы и жил у нас в ванной.

Но, потрудившись шесть недель, мы все же закончили стройку. Домик получился сказочно красивый — точь-в-точь как сельские дома в Нижней Саксонии. Мы даже покрасили белой краской швы между кирпичами, скрепленными деревянными балками. А в честь окончания строительства устроили настоящий праздник. Мы, дети, пили сладкое пиво, а папа и мама — вино. Руди по случаю новоселья налили немного чуть забродившего яблочного сока, он его очень любил. Бетти взяла мамину шляпу, нарядилась плотником и произнесла речь, в которой пожелала счастья новому домику и его жильцу. А потом мы все запели: «Скорее, скорее на веселую охоту!»

И тут вдруг откуда ни возьмись появился бультерьер господина Шустерберга и отчаянно залаял. Руди пулей метнулся к забору, сердито захрюкал и заскрипел зубами. Прямо на глазах наш мирный поросенок превратился в грозную зверюгу. Пес перетрусил и с громким лаем бросился назад в квартиру. Тогда вышел сам Шустерберг и направился к забору.

— Что тут стряслось? Это у вас что — свинья? Что она делает в саду?

— Это Руди-Пятачок, — объяснил папа. — Мы отмечаем его новоселье.

— Это очень чистоплотная свинья, — поспешила добавить мама.

— Эй, послушайте-ка, — пробасил господин Шустерберг. — Кто вам разрешил держать свинью в квартире в центре города? Надо же до такого додуматься! А если все себе свиней заведут?

— Ну, все не заведут, — ответила мама.

— Все равно, свинье тут не место!

— Но ведь в контракте написано, что мы имеем право держать домашних животных.

— Вы хотите сказать, что ЭТО — домашнее животное?

— Наш поросенок почище многих собак. Он каждый день моется под душем и, в отличие от собаки, делает это с удовольствием, — заступилась за Руди Бетти.

— Вы что, моете свинью в ванне? Возмутительно! Я сдаю вам квартиру, а не свинарник. Поросенку нечего делать ни в саду, ни в ванной. Так что позаботьтесь, чтобы вашей свиньи тут и духу не было, иначе сами окажетесь на улице!

Господин Шустерберг направился к своей двери, и бультерьер следом, но по дороге он еще немного поворчал и огрызнулся пару раз.

Ясное дело, от нашего праздничного настроения не осталось и следа.

Пришлось устроить семейный совет. Что теперь делать? Папа всегда все принимает близко к сердцу. Вот и эта стычка с домовладельцем его ужасно расстроила. Особенно он досадовал на то, что Бетти проболталась, что Руди принимает душ в нашей ванне.

— Но это же чистая правда!

— Да, но не всегда надо говорить даже правду. Конечно, и врать тоже нельзя. Но по твоим словам можно себе представить, будто мы Руди и зубы чистим нашими зубными щетками, — проворчал папа. — Этак люди решат, что мы со свиньей и едим вместе.

— Но ведь это на самом деле так! — напомнила Бетти.

— Пусть люди думают, что хотят, — отмахнулась мама. Она не такая чувствительная, как папа. — Надо получить в муниципалитете справку, что Руди — наше домашнее животное, тогда господину Шустербергу и его бультерьеру придется смириться.

Глава 7

На следующий день сразу после уроков мы все — Цуппи, Бетти и я — отправились с Руди в муниципалитет. Прохожие, завидев нас, застывали как вкопанные. Некоторые смеялись и кричали нам вслед: «Смотрите, свинья! Маленький поросенок!» Другие сердито на нас поглядывали и качали головами, будто это что-то неприличное — идти со свиньей по улице! Мы и так Руди ежедневно душем ополаскиваем, а ради этого случая Цуппи ему каждую щетинку шампунем вымыла и натерла потом всего маминым кремом для лица, так что от него снова пахло розами. Правда, из-за этого нам приходилось от Руди теперь еще и пчел отгонять. Они слетались на аромат, видимо принимая поросенка за этакий пухленький розовый куст на четырех ножках.

Мы собирались ехать на автобусе, но водитель сказал:

— Со свиньями нельзя!

— Почему?

— Еще не хватало! Свиньи воняют.

— Наша — нет.

— Свиньи грязные.

— А вы сами-то сегодня мылись в душе? — спросила Бетти.

— Да как ты смеешь дерзить! — возмутился водитель. Он выскочил из автобуса и направился к Бетти, даже было замахнулся не нее, но тут Руди вышел вперед, остановился перед дядькой и оскалил зубы. Хоть он и маленький, вид у него был устрашающий. Водитель замер, потом повернулся, шагнул в автобус и уехал. А нам пришлось всю дорогу плестись пешком.

Когда мы добрались до муниципалитета, охранник не хотел нас пускать. Мы предложили ему понюхать Руди — пусть убедится, что от него пахнет розами. Это так поразило вахтера, что он сразу нас пропустил. Даже назвал нам номер нужного кабинета — того, где мы могли получить разрешение держать дома свинью.

В кабинете сидела молодая женщина, она, конечно, сначала немного растерялась, увидав нас с Руди на пороге. Мы объяснили, что нам нужна справка, что Руди — домашнее животное и может жить у нас дома.

Тогда она спросила:

— Вы живете в собственном доме?

— Нет, в многоквартирном.

— А сад у вас есть?

— Да.

— Какого размера?

— Ну, примерно метров пять.

— Маловато! А владелец дома согласен, чтобы вы держали свинью во дворе?

— Вот он-то как раз и против. Он даже в квартире запрещает нам Руди держать, — пожаловалась Цуппи.

— Тогда ничем не могу вам помочь.

— Но разве нельзя сделать исключение? Ведь Руди такой чистоплотный! — взмолилась Бетти.

— К сожалению, нет. В правилах записано, что жильцы съемных квартир не имеют права держать дома свиней. Вам придется избавиться от вашего поросенка, иначе он подвергнется насильственному выселению.

«Насильственное выселение» — какие гадкие слова! И что это еще за правила такие? К счастью, их все не упомнишь, а то бы вообще ничего делать нельзя было: на все найдется запрет. Мы грустно побрели домой. Руди плелся за нами следом, и уши его печально повисли.

Глава 8

В следующую субботу мы отправились на поиски подходящего сельского жилья для Руди. Хорошо, что у нас комби, так что поросенок смог разместиться сзади в багажнике. Мы поехали в сторону Мёльна. Нам хотелось, чтобы Руди жил недалеко от Гамбурга, ну и, конечно, его новый дом должен был понравиться Цуппи. У нее уже с утра глаза были на мокром месте: она боялась, что Руди ее забудет или что фермер вдруг решит его заколоть. Но папа заверил ее, что у свиней отличная память. А заколоть его фермер не посмеет, ведь мы будем платить ему за прокорм и уход. Поросенок у них просто будет жить. Точно так же оставляют в конюшнях скаковых лошадей.

Наконец в одной деревне Цуппи приглянулся дом с большим садом. У забора рос здоровенный подсолнух.

— Здесь Руди наверняка понравится, — сказала мама, — как считаешь?

Цуппи кивнула. Мы вышли из машины и спросили хозяина дома, который как раз засыпал силос в яму, не согласился бы он за плату взять к себе свинью.

Мужчина с интересом посмотрел на сидевшего в машине Руди.

— Ну и ну! И впрямь — поросенок. — А потом покачал головой: — Нет, свинью я на дворе держать не стану. У меня ведь птицефабрика.

— А что это такое? — поинтересовалась Цуппи.

— Производство яиц, — объяснил мужчина, — у нас тут только куры. От свиньи грязи не оберешься. Заведи я свинью, придется для себя еще и ванную заводить, — рассмеялся он. — А это уж мне ни к чему. Нет.

Папа тоже засмеялся, но не очень искренне, и строго посмотрел на Бетти.

Хозяин предложил нам осмотреть его птицефабрику. Это оказался не курятник, а современный длинный ангар, где в узких клетках сидели тысячи кур — неподвижные и серьезные, словно на контрольной в школе. У них была только одна забота — нести яйца. Фермер подошел к компьютеру, нажал пару кнопок, и по разным трубкам в кормушки в клетках пошел корм. Свет в зале был красноватый и автоматически делался то ярче, то темнее, так что курам казалось, будто сменяются день и ночь. Но этот искусственный день был намного короче обычного, так что куры неслись быстрее и давали больше яиц.

Да, для других животных здесь явно места не было.

Папа спросил фермера, а не примет ли Руди на постой его сосед?

— Нет, — ответил тот, — они вообще никакой скотины не держат, только кукурузу выращивают.

Потом он почесал затылок и сказал, что в деревне есть-таки один человек, у которого всякой живности полный двор: куры, утки, лошади, коровы, овцы. Его зовут Вос, вот к нему нам и стоит обратиться. Он живет напротив церкви.

Мы без труда нашли двор Boca, это оказался старый фахверковый дом, покрытый соломой. Увидев этот дом, Руди начал радостно повизгивать и захотел немедленно выскочить из машины. Перед домом росли кусты бузины, а по двору разгуливали куры. В тени лежал дворовый пес. Когда мы подошли, он залаял.

Тогда появился и сам Вос. Он был старый и немного скрюченный.

— Успокойся, Кихле! — крикнул он псу.

Папа спросил старика, не возьмет ли он к себе нашего поросеночка.

— Он на самом-то деле мой, — вставила Цуппи, — но господин Шустерберг, владелец нашего дома, не разрешает нам держать его в квартире.

Вос сперва посмотрел на Руди, нетерпеливо высовывавшего свой пятачок из окошка автомобиля, потом на Цуппи и наконец кивнул:

— Ладно, пусть остается.

— Ура! — закричала Цуппи и запрыгала от радости.

Мы открыли багажник, и Руди живо выскочил из машины и помчался по двору словно ужаленный.

Вос прищурившись наблюдал за ним.

— Ну и шустрый! — удивился он. — Настоящий бегун!

Старик объяснил нам разницу между свиньей, которая живет в хлеву, и той, что на воле. Домашних свиней разводят на мясо и сало, специально выводят такие породы — потучнее. Самые первые появились в Китае, где уже с давних времен жила тьма народу. Но когда все поля распахали, пастбищ, где бы животные могли кормиться, почти не осталось. Вот тогда и вывели особую породу, которую можно было держать в хлеву и кормить всякими объедками. А те свиньи, что паслись на пастбище, наоборот, унаследовали кровь диких сородичей, поэтому они отлично бегают. Наш Руди, сказал Вос, явно принадлежит к этим пасшимся на лугах свиньям, вон он как резво бегает наперегонки с дворовой собакой! И правда, они затеяли игру в догонялки: то Руди побежит за Кихле, то она за ним. А какой они подняли визг и лай! Уши поросенка развевались на ветру, хвостик-закорючка распрямился и встал торчком, словно маленький парус. Таким мы Руди никогда не видели. Впрочем, сразу стало ясно, что он бегает быстрее собаки.

— Настоящий бегун, — похвалил еще раз Вос.

Он показал нам деревянную выгородку в хлеву Вот где он поселит Руди. Загончик казался совсем маленьким, зато поросенок будет там не один: было слышно, как вокруг тихо мычали и жевали коровы.

Мы сели в машину и стали медленно выезжать со двора Boca, а Руди стоял и смотрел нам вслед. Он опустил уши, как всегда, когда ему было грустно. Цуппи снова разревелась.

— Ну чего ты плачешь? Здесь-то Руди будет как сыр в масле кататься! — сказала мама. — А мы сможем навещать его по выходным.

Глава 9

Руди и правда расцвел в деревне. Он постоянно был на свежем воздухе, бегал, где хотел, всюду совал свой пятачок, рыл землю и ел все, что попадалось. Он немножко одичал, но нас не забыл. Когда мы в субботу утром приехали в деревню, Руди стоял на дворе и поджидал нас, навострив уши. По ушам проще всего определить, какое у свиньи настроение. Глазки-то у них совсем маленькие, так что не больно прочтешь, что свинья чувствует — грустит она, злится или радуется. А вот уши — другое дело. Если свинья насторожится, она поднимет уши, разозлится — прижмет их к голове, загрустит или устанет — закроет ушами глаза, обрадуется — приподнимет их и слегка помашет, а если она захочет броситься в атаку — тут уши сразу встанут торчком.

Свиньи — очень умные животные. В Германии есть такая пословица: «В этом и свинье не разобраться». Это значит, что задачка никому не по зубам.

Кстати, с тех пор как у нас в доме поселился Руди, мы стали лучше писать сочинения. Бетти, например, получила единицу[2] за сочинение, в котором описала наш поход в муниципалитет. А учитель немецкого поразился, прочитав заголовок моей работы о животных: «Уши как определители настроения у домашних свиней».

Он даже сперва решил, что это моя очередная выходка, но когда прочитал до конца, ему так понравилось, что он даже напечатал рассказ в школьной газете. Цуппи теперь тоже ходит в школу. Однажды учительница стала рассказывать в классе о свиньях, но оказалось, что наша Цуппи знает о них гораздо больше, и все целый урок слушали, раскрыв рты, ее истории о повадках свиней. Цуппи даже предложила привести Руди на занятия, чтобы все на него полюбовались, но тут уж учительница замахала руками: лучше не надо.

Благодаря Руди мы все многому научились. Даже папа в конце концов признал, что плата за «постой поросенка» — не такая уж огромная трата. А вот по пятницам, читая в газетах объявления о вакансиях, он часто вздыхал: «Придется, видно, мне идти в свиноводы». И всякий раз при этом смеялся, но мы-то понимали, что на самом деле ему не до смеха.

Старик Вос тоже в Руди души не чаял. Руди только казался беспечным, а на самом деле он все подмечал. Один раз даже предотвратил пожар. Вот как все было: женщина, которая каждый день приходила помогать Восу по хозяйству, гладила его воскресный костюм и забыла включить утюг. Он простоял до вечера на кухонном столе и постепенно прожег толстую деревянную столешницу. У Руди, как у всех свиней, отличный нюх, он почуял запах паленого и побежал к Восу, который в это время чистил хлев. Поросенок визжал, бегал взад и вперед, словно звал за собой в кухню. Наконец Вос пошел за ним и увидел, что столешница уже прогорела насквозь. Если бы не Руди, весь его красивый дом с соломенной крышей мог запросто сгореть! А так Вос сумел потушить пожар одним ведром воды. Женщина, которая оставила включенный утюг, на следующий день в знак благодарности приготовила для Руди целую гору его любимого картофельного пюре.

Но когда Вос рассказывал эту историю в деревне, никто ему не верил.

— Ты привираешь, — говорили все.

И понятно: ни у кого из них не было свиней — откуда им знать? Мы же сразу поверили Восу, ведь сами прекрасно помнили, как Руди спас нас от грабителя.

Глава 10

Кончилось лето. Мы пошли в школу и после обеда делали домашние задания. Мама тоже ходила в школу, а по вечерам проверяла тетради. Папа готовил, изучал свои иероглифы, записывал результаты, а потом все, что написал и напечатал, отсылал в какой-нибудь университет или музей. И тогда надо было ждать ответа — одну неделю, две, месяц. Иногда мы про это уже совсем забывали, как вдруг папа появлялся с письмом в руках и говорил: «Снова ничего не вышло». Обидно, конечно, хотя у нас, детей, появлялся повод и радоваться: каждый раз, когда приходил отказ, мама готовила большую миску шоколадного мусса — в утешение. До наступления зимы она несколько раз его готовила. А когда Рождество постучало в двери, мама сказала, что мы можем пожелать себе что-нибудь в подарок, но только недорогое. Под «дорогим» она, ясное дело, подразумевала компьютер, о котором я так мечтал. Ну, я тогда пожелал лыжные ботинки, Бетти захотела масляные краски, а Цуппи вообще попросила то, что ничего не стоит: пусть Руди приедет к нам на Рождество.

Но папа не соглашался:

— Это совершенно невозможно! Что люди скажут, если услышат, что мы справляем Рождество вместе со свиньей?

— Мне все равно, что они скажут, — заявила мама, — только как нам провести Руди в дом незаметно?

Но Цуппи, если что задумает — не отступится. Она принялась строить планы, как нам тайком провести Руди в дом. Папа пытался ее отговорить, даже предлагал купить новый подержанный велосипед, о котором она давно мечтала. Но никакой велосипед ей теперь был не нужен. Она уперлась и твердила свое: пусть Руди-Пятачок приедет к нам на Рождество.

— Ему ведь без нас и праздник не праздник, — поддержала ее Бетти.

— Глупости, — сказал папа. — Откуда свинье знать про Рождество?

— Руди, конечно, догадается про праздник и ему станет одиноко, — не уступала Цуппи. — Если он к нам не приедет, мне вообще ничего не надо.

— Ну так и не жди подарков, — рассердился папа.

Какое-то время папа стоял на своем: раз так, пусть Цуппи остается без подарка.

— Пусть поймет, к чему ведет ее упрямство, — считал он.

Но чем ближе был сочельник, тем чаще папа и мама, когда Цуппи не было рядом, обсуждали, как все же протащить в дом «эту свинью».

В сочельник Цуппи заявила, что пойдет к своей подружке, которая жила на нашей улице. Просто она не хотела присутствовать на раздаче подарков, ведь ей-то ждать было нечего.

— Поступай, как хочешь, — сказали ей папа с мамой.

Но когда она и в самом деле ушла, папа рассердился не на шутку:

— Нельзя вечно потакать этой упрямице!

— Хуже было бы, если бы она захотела какой-нибудь дорогущий подарок, — возразила мама, — а так — всего-то, чтобы Руди был с нами.

В конце концов, пришлось нам с папой поехать в деревню за Руди-Пятачком. Старик Вос страшно удивился и все приговаривал:

— Ну и ну! Ну и ну! Это что же — свинья будет сидеть под рождественской елкой?

Когда мы подъехали к дому, я вышел из машины и огляделся: нет ли поблизости господина Шустерберга, а потом подал знак. Папа открыл дверцу багажника, и Руди выскочил наружу. Он здорово подрос, но был таким же проворным и быстрым. Мы перебежали через улицу, забежали в дом, где мама уже распахнула дверь, и прямиком — в нашу квартиру.

— Господи! — вздохнул папа. — Сколько хлопот! И все из-за какой-то свиньи!

Руди промчался по комнатам, все обнюхивая. Он вбежал в детскую, ясное дело — искал Цуппи.

— От него хлевом пахнет, — сказала мама.

— Да, — согласилась Бетти. — И навозом.

— Надо для начала вымыть его хорошенько, — решила мама.

Усадить Руди в ванну оказалось непросто. Не потому, что он сопротивлялся, а потому, что стал страшно тяжелым. Мы все вместе с трудом его туда затащили. Он был очень доволен, ему нравилось мыться под теплым душем. Потом я вытер Руди маминым красным банным полотенцем, а Бетти повязала ему на шею синий бант. Папа позвонил родителям Цуппиной подружки и сказал, чтобы она немедленно возвращалась домой, — пора раздавать подарки. Родители зажгли свечи, и нас, детей, пустили в комнату, где под елкой сидел Руди с синим бантом. Он был рад-радешенек, а Цуппи сияла от счастья. И мы все тоже. Бетти получила свои краски, а я — маленький магнитофон.

Бетти села за пианино, и мы спели рождественские песни. Но тут вдруг елка закачалась, словно 01 сильного ветра. Послышалось какое-то шуршание и чавканье. Присмотревшись, мы увидели, что это Руди лопал ликерный крендель. Пришлось нам его от елки оттаскивать. Он был немного под хмельком и, пока мы вели его в ванную к ящику с землей, опрокинул стол и стул. В ванной он улегся на свой ящик и сразу же заснул.

На следующее утро, рано-рано, чтобы никто не увидел, мы отвезли Руди назад в деревню.

Глава 11

Почти год прожил Руди-Пятачок в деревне у старика Воса — до самых летних каникул. Летом мы собирались отправиться с палаткой в путешествие по Италии.

Однажды, когда папа мыл посуду, а Цуппи помогала ему, вытирая кастрюли, она вдруг спросила:

— А можно Руди поедет с нами в Италию? Он ведь так любит воду! А там он сможет в море купаться. Представляешь, как он будет плавать в волнах!

— Послушай-ка, — отвечал папа, — во-первых, я не уверен, что соленая вода ему понравится, а потом, у нас и так столько вещей, что для Руди места в машине просто нет. К тому же для него надо будет еще и корм с собой везти.

— Но в кемпингах всегда полным-полно всяких отбросов, — не сдавалась Цуппи.

— Да нас в Италии со свиньей ни в один кемпинг не пустят! Там и с собаками-то останавливаться запрещено.

— Тогда поставим палатку не в кемпинге, а прямо в чистом поле. В этих кемпингах все равно скука смертная, ты же сам говорил.

— Да, — ответил папа, но решил схитрить. — Только нас со свиньей не пропустят через границу. Для этого нужна специальная справка для таможни.

Но Цуппи если что задумает — не отступится. На следующий день она уговорила меня пойти с ней в таможенное управление. Нам нужен был отдел «Ввоз и вывоз живого скота». Там сидел один-единственный сотрудник. Когда мы вошли, он подозрительно на нас посмотрел.

Может, его туда перевели из отдела по борьбе с контрабандой? По крайней мере, вид у него был недовольный и поглядывал он на нас с подозрением — видимо, по профессиональной привычке.

Мы спросили, что надо сделать, чтобы провезти свинью в Италию.

Мужчина подошел к шкафу и достал пачку бланков.

— Вот, — сказал он, — заполните все это: таможенную декларацию на живой скот, предназначенный на убой, а так же ветеринарную справку, соответствующую новым правилам Европейского Союза. И еще подтверждение итальянской бойни о согласии принять скот.

— А если мы ее из Италии потом назад привезем?

— Кого?

— Свинью.

— Это как же? В виде колбасы?

— Нет, живьем конечно.

— Подождите-ка. Вы же собирались везти ее в Италию на убой?

— Нет, — испугалась Цуппи, — мы просто хотим взять Руди с собой в отпуск.

— Кто такой этот Руди?

— Наша свинья.

— Вы меня что, за дурака принимаете? — рассердился таможенник, потом подошел к двери, распахнул ее и гаркнул: — Вон!

Мы поспешили убраться подобру-поздорову.

— Ну и долго же до него доходит! — злилась Цуппи, когда мы выскочили на улицу.

После этого визита она поняла, что взять Руди в отпуск не получится.

Мы путешествовали по Италии почти четыре недели. Пока папа с мамой осматривали всякие старинные развалины, мы накупались вволю, нанежились на солнышке и наелись мороженого. Но на третью неделю Цуппи начала волноваться и стала проситься назад — проведать Руди. На следующий день после возвращения домой мы отправились к старику Восу. И тут нас ждала неожиданность! Подъехав к дому, мы заметили, что двор словно вымер — ни кур, ни Руди, даже дворового пса и коров не слышно. Окна и двери дома заколочены.

Мы пошли к Вернеру — тому, у которого птицефабрика.

— Ах, так вы, значит, ничего не знаете, — сказал он. — Старик Вос умер. Упал вдруг со скамейки прямо во время дойки. Сердечный приступ. Уже три недели прошло. А его сын о сельском хозяйстве и слышать не желает. Вот все и продал.

Мы страшно испугались! Папа стал спрашивать, куда же девали всех животных.

— Ну, кур раскупили деревенские, а остальную скотину отправили на забой.

Услышав это, Цуппи разрыдалась, а за ней и Бетти, да и у меня подбородок задрожал.

— И нашего Руди тоже? — спросила испуганно мама.

— Нет, он слишком тощий. Его еще подкормить надо. Вот его на откорм и отправили.

— На откорм?

— Ну да, на свиноферму. Там свиньи в два счета доходят до кондиции.

— А вы не знаете, на какую именно ферму продали нашего Руди?

— Понятия не имею. Наверно, на какую-то здесь неподалеку. Да, трудно вам будет найти вашу свинку, если ее вообще еще не…

Вернер посмотрел на Цуппи и не договорил.

Глава 12

Следующим утром мы отправились на поиски фермы, куда продали Руди. У нас оставалась еще одна неделя каникул.

Мама с нами не поехала. Ей надо было разобрать портфель. В последний учебный день она, вернувшись из школы, всегда просто бросает, не разбирая, за шкаф свой толстенный портфель, набитый бумагами, табелями, документами, записками, письмами — короче, всем тем, что накопилось перед каникулами. Во время отпуска этот портфель так и лежит там, куда она его забросила. А когда лето подходит к концу, мама сперва выдвигает его из-за шкафа ногой, на следующий день — поднимает и относит на кухню, еще через день — в спальню, из спальни — в детскую, пока он не окажется на ее письменном столе. Тогда она наконец открывает портфель и начинает все эти бумаги разбирать, что-то записывает, время от времени тяжело вздыхает, а то вдруг с досадой сомнет лист и выбросит в мусор. В это время лучше к ней не подступаться с разговорами. Нам всем становится ясно: еще несколько дней, и начнутся занятия в школе.

Утром папа позвонил в сельхозуправление и спросил адреса окрестных ферм, где откармливали свиней.

Первая ферма, куда мы приехали, была похожа не на крестьянский хутор, а скорее на фабрику. Хозяин свинофермы оказался молодым парнем. Он сказал, что за последние две недели купил пару свиней у одного скототорговца, но откуда тот их взял, знать не знает. И конечно, теперь уже и не отличишь, какие именно это были свиньи. Но показать их нам он готов — пожалуйста.

В свинарнике в маленьких клетках стояли на ржавых решетках свиньи. Решетки эти нужны для того, чтобы сквозь них падали какашки — так убирать проще. Через все клетки проходил конвейер, по которому автоматически поступал корм, за правильным подбором его состава следил специальный компьютер. Свиновод страшно гордился этими техническими новшествами, которые он приобрел совсем недавно. Даже взял для этого ссуду в банке.

— Но я быстро расплачусь. Только бы свинина в этом году опять не подешевела. Это было бы уже свинство, — объяснил он.

Он показал нам осветительную систему, при помощи которой можно было регулировать, когда свиньям спать, а когда просыпаться для очередной кормежки. Потому что у свиней здесь была единственная задача — как можно быстрее съесть как можно больше, чтобы потолстеть и отправиться на бойню. В свинарнике у этого фермера было гораздо чище, чем хлеву у старого Boca, но и намного тоскливее. Свиньи ссорились, потому что стояли в жуткой тесноте: вечно с обеих сторон либо чьи-то уши, либо хвост. Животные стояли за решетками, мотали головами и на нас никакого внимания не обращали. Мы медленно прошли мимо рядов клеток, разглядывая свиней, но Руди так и не нашли.

— Да за три недели ваша свинья поди так отъелась, что вы ее теперь нипочем не узнаете, — сказал фермер на прощание.

Мы побывали еще на двух фермах. Везде одна и та же картина: грустные свиньи, которым ничего не остается, как только жевать, жевать и жевать. Страшно подумать, что и Руди засадили в такую вот крошечную клетушку: ведь он так любил побегать на воле!

И вот мы приехали на четвертую ферму. Хозяин тут оказался ворчливый и поначалу не хотел пускать нас в свинарник. Но папа сказал ему, что мы хотим хотя бы одним глазком посмотреть на современную ферму. Это ему польстило, и он согласился устроить для нас экскурсию.

— Вам повезло, что свинарник сейчас полон, завтра мы отвозим свиней на бойню, — сообщил он.

Мы пошли мимо клеток. За решеткой лежали жирные откормленные свиньи и жевали, не переставая. Вдруг мы услышали у себя за спиной взволнованный визг, и одна свинья просунула пятачок сквозь решетку.

Это был Руди! Но если бы он сам нас не позвал, мы бы его никогда не узнали, таким толстым и бесформенным он стал.

— Это Руди! Это моя свинья! — крикнула Цуппи.

— Твоя свинья? — не поверил фермер. — Не смеши меня!

Тогда Цуппи рассказала историю Руди. Но фермер только отмахнулся:

— Этак каждый придет и заявит, что это его свинья. А их тут одну от другой не отличишь, если только у какой черное пятно есть или хвоста не хватает.

— Мы Руди можем из тысячи узнать, — заверила его Бетти.

— Верно, — подтвердил папа, — мы своего знаем как облупленного. Вы же видите, мы его сразу приметили, а он — нас.

А Руди меж тем просунул свое толстое рыло сквозь прутья решетки и тихонько повизгивал своим особым визгом. Когда Цуппи погладила его пятачок, он завизжал еще громче.

— Это каждый может сказать! Я за эту свинью выложил немалые денежки и уже продал на бойню, — не унимался фермер.

— Мы вам вернем те деньги, что вы за Руди заплатили, — предложил папа.

— А прочие расходы: питание, содержание на ферме, компьютерная система кормления?

— Ладно, и все сопутствующие расходы тоже.

— А мой доход? Я ведь уже подписал контракт с бойней!

— Ладно. И это тоже. Сколько вы хотите?

Фермер подумал немного и назвал сумму в триста пятьдесят Марок.

— Многовато, — вздохнул папа. — Столько у меня с собой и нет.

— А не могли бы вы отдать нам свинью прямо сейчас, а мы завтра вернемся и привезем вам деньги? — спросила Бетти.

— Нет уж! — рассердился фермер. — Приезжал тут один защитник животных, выкупил десять свиней и увез, но так до сих пор и не заплатил. Выкладывайте денежки, если не хотите, чтобы ваша свинья отправилась завтра под нож.

Глава 13

Мы поехали домой. Папа был страшно зол и, как обычно, когда бывал не в духе, с досады ругался на других водителей, что те якобы слишком быстро или слишком медленно едут, ворчал на Бетти, что она его дергает и отвлекает, и на меня, что я не сразу закрыл окно. Вообще-то, мы к этому уже привыкли, только мама еще иногда на него сердилась.

Дома мы устроили семейный совет.

— Что будем делать? — спросила мама.

— Триста пятьдесят марок — кругленькая сумма!

Деньги на нас с неба не падают, — проворчал папа и посмотрел на маму.

— Но ведь мы должны спасти Руди! — взмолилась Цуппи.

— Деньги тут не главное, — сказала мама.

— Да вы только подумайте: куда мы денем этакую раскормленную свинью? Он ведь стал просто огромным, его уже в ванную не запихнешь. А стоит господину Шустербергу обо всем пронюхать, он нас в два счета выставит на улицу. Да и другие жильцы ему наверняка нажалуются. Поросенок — это одно дело, многим они даже нравятся, но что скажут люди, когда мы поселим в квартире такого громадного откормленного борова?

— Руди не виноват, что он теперь такой толстый, — заступилась за поросенка Бетти. — Все равно надо постараться протащить его в квартиру.

— А что потом? — не успокаивался папа. Так и будем вечно жить со свиньей в ванной?

— Можно его выводить на прогулки по ночам.

— А где мы возьмем денег ему на прокорм? Такой здоровенный хряк на одних объедках не продержится. Ему подавай жрать, жрать и жрать. Может, прикажете установить ему в ванной кормушку с компьютерным управлением? И потом: кто будет там убираться? Тоже — я? Всю жизнь мечтал ухаживать за свиньей!

— Значит, тебе Руди совсем-совсем не жалко?

— Жалко, но надо себе представлять, куда мы его денем и где на все возьмем денег.

Бетти сказала, что она готова мыть соседям окна, за это платят пять марок в час. Цуппи вызвалась убираться у старой дамы, нашей соседки сверху, а я был готов подтягивать отстающих по математике. И пока мы таким способом накопим триста пятьдесят марок, Руди уже отправят на бойню.

Мама посмотрела на папу и решила:

— Что ж, детям придется поделиться частью своих накопленных карманных денег. Ну, скажем, ста пятьюдесятью марками.

Тогда и папа согласился:

— Так и быть, придется раскошелиться для начала.

На следующий день мы встали рано-рано и отправились на свиноферму. Когда мы туда приехали, на дворе уже стоял грузовой фургон, и водитель как раз закрывал кузов. В грузовике теснились свиньи.

— Стойте! — закричала Цуппи. — Остановитесь, там наша свинья!

— Отойди в сторону, — велел водитель. — Я спешу.

И он сел в кабину. Папа побежал к хозяину фермы, размахивая деньгами. Фермер тщательно пересчитал их, потом подошел к грузовику и сказал шоферу:

— Одну свинью придется вернуть.

— Час от часу не легче! — рассердился водитель, выключил мотор и вылез из кабины. — Как вы тут разберете, какая ваша, а?

— Сейчас я свистну, и он сам объявится, — пообещала мама.

Водитель опустил заднюю стенку кузова. Мама свистнула в два пальца. И Руди тут же протиснулся мимо толстых свиней, медленно и с трудом перешагнул через борт и ступил на пандус. А водитель поспешил поднять стенку кузова.

Усадить Руди в наш комби оказалось совсем непросто. Сам он туда взобраться не мог, таким стал неповоротливым. Пришлось папе подогнать автомобиль к самому пандусу. Когда Руди вошел в багажник, машина сильно просела.

— Надеюсь, ось не сломается, — проворчал папа.

На выезде с фермы мы обогнали грузовик со свиньями. Они стояли там и печально на нас смотрели. Цуппи расплакалась и, чтобы отвлечь ее, папа спросил:

— Ну и куда мы повезем Руди?

— Сначала — домой, — ответила мама.

Глава 14

Когда мы вернулись домой, было уже темно. Мы специально дождались сумерек и долго колесили по окрестностям. Даже перекусили в одном трактире. А машину оставили на стоянке, закрыв багажник, чтобы Руди не мог выбраться.

Он так и лежал там, тяжело дыша. Когда совсем стемнело, мы решились провести его в квартиру. Мы придумали четкий план. Ну прямо как в кино! И здорово было, что мама с папой участвовали в этой тайной операции вместе с нами.

Мы медленно проехали мимо нашего дома, который, увы, нам не принадлежал. Папа хотел уже остановиться, но заметил господина и госпожу Хайнц — они вывели на прогулку свою лохматую собачку. Пришлось нам еще разок объехать квартал. Когда мы снова приблизились к дому, вокруг было пусто. Бетти вылезла из машины и пошла проверить, нет ли кого в подъезде, чтобы не повстречать на лестнице жильцов или, чего доброго, самого господина Шустерберга.

Потом она подала условный сигнал: путь свободен. Мама выскочила из машины и открыла багажник. Но оказалось, что Руди стоит головой вперед и не может развернуться, чтобы спуститься. Ему пришлось бы пятиться, но и этого он сделать не мог. К тому же при таком огромном весе попробуй он спрыгнуть задом, наверняка сломал бы ногу. Руди попытался соскользнуть с края багажника, но повис, лежа на животе. Мы не могли его поднять, такой он был тяжелый. Что было делать? Мимо проходил какой-то старичок. Он, конечно, сразу заметил свешивающиеся из машины свиные ноги и застыл на месте.

— Что это вы такое делаете? — спросил он подозрительно.

— Сами видите, — нашелся папа. — Хлопаем по свинье.

— Что значит — «хлопаете по свинье»?

— Разве вы не знаете? Ну, свинью сажают в машину и каждый проходящий мимо может за одну марку похлопать ее по заду.

— Зачем?

— Как это «зачем»? Это же приносит удачу! Старичок порылся в кошельке и выудил одну марку.

— Только побыстрее, — торопил папа. Старичок протянул папе монетку, похлопал Руди и пошел дальше. Но он еще пару раз обернулся, может, потому, что мы слишком громко смеялись. Тем временем Руди, которому было неудобно так висеть, стал тихонько повизгивать.

— Ну, и как теперь прикажете его вытаскивать? Тут подошла мама.

— Что стряслось? — спросила она.

— Руди застрял.

— Нам нужна доска.

Но кто, скажите на милость, держит доски в городской квартире? Где мы ее возьмем?

На этот раз выход из положения нашла Цуппи:

— А может, гладильная доска подойдет?

— Нет, — сказала мама. — Только не наша гладильная доска!

— Решайте же! Нам надо поскорее убрать Руди с улицы, — торопил нас папа.

Тогда мама сдалась. Мы с Бетти помчались в квартиру, притащили гладильную доску и пристроили ее на задний бампер. Почувствовав твердую почву под ногами, Руди очень осторожно, шажок за шажком, вышел по гладильной доске из кузова. Постояв чуть-чуть на улице, он медленно направился к входной двери. Вдруг в подъезде зажегся свет, и тут же раздался тревожный сигнал Бетти. Значит, кто-то выходил из дома. Куда девать Руди? Поскорее спрятаться за автомобилем? Но толстый Руди был слишком неповоротлив. Оставалось одно: затолкать его за куст рододендрона — туда, где когда-то прятался грабитель. Но куст оказался для Руди слишком маленьким. С одной стороны торчала его морда, а с другой — толстая задница с хвостом-завитушкой.

— Проклятие! — прошептала мама. — Ну-ка, становитесь все в ряд!

Мы живо выстроились в линеечку, тесно прижавшись друг к дружке, словно собирались спеть тому, кто вот-вот должен был выйти из подъезда.

Входная дверь распахнулась, и появился господин Шустерберг. Он сразу же нас заметил и замер на месте: мы стояли на аккуратно подстриженном газоне, что, само собой, было строжайше запрещено.

— Что это вы там делаете? — спросил он в конце концов.

И в этот самый миг Руди просунул свой пятачок между папиных ног. Господин Шустерберг снова застыл как громом пораженный. Мы испугались, что у него случился удар и он потерял дар речи.

Но тут у него вырвался стон и он прошипел:

— Что, снова свинья? Вы, видно, решили устроить в моем саду свиноферму? Что у вас за страсть такая к свиньям? — А потом как закричит: — Если вы без свиней жить не можете — воля ваша, но только не в моем доме! Вон отсюда немедленно!

И тогда папа сказал:

— Хорошо, господин Шустробег, раз так — мы съезжаем!

Из-за этого Шустробега господин Шустерберг взъярился так, что у него даже голос пропал, он потряс кулаком и прорычал:

— Вон, вон, вон!

Во всем доме стали открываться окна, люди выглядывали узнать, что стряслось, и видели, как мы стоим на газоне с толстой свиньей и как бушует господин Шустерберг.

Все пропало.

— Пойдем, Руди, — позвал папа. — Пойдем домой: сначала под душ, потом зубы чистить, а потом в постельку.

Наш папа такой: вроде тихоня тихоней, но если уж распалится, то удержу не знает, и его не остановишь.

Как ни в чем не бывало мы прошествовали мимо кипевшего от злости господина Шустерберга и вошли в дом.

Оказавшись в своей квартире, мы просто попадали от смеха: ну и здорово же у папы вышло! Обозвал господина Шустерберга — Шустробегом!

Папа утверждал, что он это намеренно, но на самом деле он часто путает слова, так что, может, и на этот раз просто оговорился.

А потом, поскольку всем нам нужно было успокоиться, папа и мама нажарили картофельных оладий. Руди тоже досталось три штуки. Он вмиг их слопал, а в придачу сожрал еще яблоко, картофелину и два старых банана. И все никак не мог наесться!

— О господи! — пробормотал папа. — Да его никогда не накормишь!

— Что теперь будет с Руди-Пятачком? — поинтересовалась Цуппи.

— А с нами что будет? Придется до конца месяца съехать с этой квартиры.

Всю нашу радость вмиг как ветром сдуло. Мы приуныли: жаль было уезжать. Все же здесь у нас был маленький садик, где можно было играть.

— Да, непростая задачка, — вздохнул папа. — Ведь нам еще надо как-то эту скотину пристроить.

То, что он назвал Руди «скотиной», было плохим знаком: значит, он опять начинал на него злиться.

— Ну что-нибудь придумаем, — сказала мама. — У нас ведь еще одна неделя отпуска в запасе. Вот завтра с утра и начнем поиски новой квартиры.

Папа сердито зыркнул на Руди, тот лежал на ковре, словно огромный мешок с мукой.

Глава 15

Последнюю неделю отпуска мама и папа с утра до вечера искали новый дом. Они читали объявления в газетах, ходили к маклеру и осматривали квартиры. Оказалось, не так-то легко найти подходящее жилье подешевле (ну, потому что папа ничего не зарабатывает), при этом с маленьким садиком, да к тому же хозяин не должен возражать против свиньи. Ясное дело, это многовато все сразу.

На четвертый день, когда родители вернулись вечером домой, мама в изнеможении опустилась на стул в кухне. Папа вскипятил чай и вздохнул:

— Ничего не получится. Со свиньей нас никто не примет. Как же надоело! Постоянно одно и то же: все спрашивают — сколько у вас детей? И узнав, что трое, большинство сразу говорит: нет. А те, кто все же не возражает, интересуются потом, нет ли у нас каких-нибудь домашних животных в придачу. Дескать те, у кого есть дети, обычно заводят еще и всякое зверье — так они считают. И они правы. Тогда мы отвечали: да. Собака? Нет. Кошка? Нет. Кто же тогда? Свинья. — Папа закурил трубку и закашлялся: — Ну, и на этом все заканчивается.

— Но один-то все-таки поинтересовался, что это за свинья, — напомнила мама.

Папа выпустил дым через нос.

— Да. И когда ты ему ответила: миленькая чистенькая домашняя свинка, он только пробормотал: ну-ну. И все. А потом объяснил, что сдал бы нам квартиру, будь это вьетнамская свинка — они не больше спаниеля, очень спокойные и едят совсем мало.

— Руди уже тоже стал есть меньше, — вставила Цуппи.

— Если пять кило картошки — это немного…

— Прекратите, — рассердилась мама, — мы обязательно найдем выход. В крайнем случае можно опять поселить Руди в деревне.

Впрочем то, что господин Шустерберг решил нас выселить, имело и свою положительную сторону: теперь мы могли спокойно входить с Руди в дом и выходить на улицу. Утром и вечером мы выводили его на прогулку, как собаку. Это было необходимо, ведь он накопил столько лишнего жира. Ему надо было больше двигаться и меньше есть. Когда Цуппи его выгуливала, она надевала на него вместо ошейника папин кожаный ремень. Папа об этом, конечно, не догадывался. Но только этим ремнем можно было обхватить толстую шею Руди. К ремню мы пристегивали длинный кожаный поводок и так выходили из дома.

Однажды мы отправились в Хагенбек — это гамбургский зоопарк.

Кассирша сначала не хотела продавать нам билеты, потому что туда не пускают даже маленьких собачек, но мы ее все же уговорили, и она нас пропустила. Ну и переполох вышел!

Люди сбегались, едва нас завидя, словно никогда свиней не видели. Ясное дело, свинья, которую дети прогуливают по зоопарку на поводке, куда интереснее, чем запертые в клетках львы и тигры. Хорошо, что папа и мама нас не видели!

Всю дорогу мы спорили, кому вести Руди на поводке, но на детской площадке нам всем разом захотелось на большие качели. А куда Руди девать? Тогда мы просто привязали его к дереву. Он лежал в тенечке, и школьники, которых привели на экскурсию, угощали его бутербродами.

В зоопарке Руди увидал в клетке бородавочника и страшно удивился. Надо же: какая странная свинья! Бородавочник, который до этого лежал себе и дремал, тоже проснулся, встал и с любопытством оглядел Руди.

В последний день каникул мы поехали с Руди в Бланкензее, это на Эльбе. Как мы туда добрались? Очень просто. Сначала на электричке, потом на метро. Руди мы купили детский билет и пристроили его в собачьем отсеке. А к Эльбе мы уже спустились пешком по песчаному берегу.

К этому времени Руди немножко сбросил вес, так что вновь носился как угорелый. А сколько всякой всячины он вырыл из песка: старый башмак, коробку из-под кекса, противогаз, две пары сломанных солнечных очков и ржавую игрушечную машинку! У свиней отличное чутье. Нам рассказывали в школе, что во Франции их используют для сбора трюфелей. Трюфели — это самые дорогие в мире грибы, у них превосходный вкус и запах. Свиньи с особо чуткими носами — их так и называют «трюфельные свиньи» — ищут грибы, которые растут под землей. Стоит такой свинье начать рыть землю, и сопровождающий ее человек понимает: она учуяла гриб. Ясное дело, свинье хочется самой сожрать такой лакомый кусочек. Но гриб ей не достается, что, конечно, свинство.

На берегу реки мы играли с Руди в «трюфельную свинью». Закрывали ему глаза его висячими ушами и, пока он не видел, закапывали в песок наши носки. А потом отпускали его на поиски. И он всякий раз находил носки, даже когда мы закапывали их очень-очень глубоко.

— У Руди и впрямь супернос! — радовалась Бетти.

Глава 16

В конце концов папе с мамой удалось найти новый дом. А все потому, что папа постоянно читал объявления в газете. Он ведь искал работу. И вот как-то раз увидел в газете объявление: «Ищем сторожа в спортклуб. Бесплатное жилье в доме у стадиона».

— Я им позвоню, — решил папа, — и устроюсь сторожем.

— Что за глупость! — возмутилась мама. — Ты вот-вот получишь приглашение в какой-нибудь университет, может быть, даже в Цюрих.

— Поживем — увидим, — ответил папа, — а пока сторож — не самая плохая работа. Главное у нас будет место для Руди. И я смогу по-прежнему заниматься своими исследованиями.

Мы воспрянули духом. Но мама печально посмотрела на папу, взяла его руку и крепко сжала. Нам показалось, что она вот-вот расплачется.

В понедельник, когда мы снова пошли в школу, папа позвонил в спортивный клуб и сказал, что согласен у них работать. Сначала к нему отнеслись немного подозрительно из-за его профессии — египтолог: уж больно она странная. Но когда он рассказал, что был на раскопках в Египте, так что привык работать с песком, согласились. Нам повезло: мы могли сразу же переезжать. Прежний сторож выиграл в лотерее и исчез в ту же ночь — отправился в кругосветное путешествие.

— Я предупредил их о свинье, — сказал папа, — и договорился, что Руди-Пятачок сможет жить с нами. Правда, руководство клуба потребовало в течение месяца предоставить им справку, что свинья используется в культурно-просветительных целях. Только при этом условии нам разрешат держать Руди на стадионе.

— В культурно-просветительных целях? Что это значит? Руди что, должен выступать как артист, как факир какой-нибудь?

— Я и сам не знаю, что это должно означать. Но по правилам, установленным муниципалитетом, свинью на городском стадионе разрешается держать только в культурно-просветительных целях. Может, они хотят, чтобы Руди через веревку скакал или на ходулях ходил. Надо будет что-нибудь такое придумать и выдрессировать его. Пусть потом выступит пару раз на спортивных праздниках, чтобы все убедились, что Руди — культурно-просветительная свинья. У нас есть на это еще месяц.

Стадион находился в самом центре города и был окружен высокими многоквартирными домами. Это было самое обычное футбольное поле без трибун. Рядом с ним стояли два небольших домика, с одной стороны — ресторан, с противоположной, в маленьком саду, — дом сторожа, а еще — сарай, где хранились мешки с мелом, сетка для ворот и разный инвентарь. Около нашего дома были еще душевые и раздевалки для футболистов.

Итак, папа стал сторожем на стадионе. Нам это даже нравилось: когда не было тренировок или матчей, мы могли сколько угодно играть в футбол. Тренировки проходили по средам, а почти каждое воскресенье устраивались матчи любительских команд. Жители соседних домов могли следить за игрой из своих окон и не платить за билет.

В жаркие дни пыль стояла столбом, а если шел дождь — поле превращалось в темно-серое грязное болото. В папины обязанности входило приведение его в порядок перед каждой игрой: он должен был рисовать белую разметку: боковые линии, центральная и штрафная зоны и зона ворот. Для этого у папы был маленький красный трактор с сеткой-волокушкой, на нем он разглаживал изрытую футбольными бутсами землю.

А когда поле вновь становилось ровным, папа подвешивал к трактору маленький двухколесный прицеп с металлическим ящиком и воронкой. В металлический ящик засыпалась меловая крошка — если нажать на специальную кнопку, она высыпалась и рисовала белую разметку. Папа ехал на тракторе и подновлял линии. Конечно, ему надо было ехать строго по линии, а не вкривь и вкось. Он частенько повторял, что, пусть эта работа не имеет ничего общего со всем тем, чему он учился, но зато позволяет долго находиться на свежем воздухе: «Хоть какая-то польза!»

Порой папа вдруг соскакивал с трактора, не доведя линию до конца, и бежал к дому, к своему письменному столу, склонялся над иероглифами и что-то торопливо записывал. А потом возвращался назад к трактору. По белой разметке мы могли точно сказать, как часто он думал о своих иероглифах. Иногда линия была совершенно непрерывной, а порой состояла из множества коротких отрезков. Однажды судья перед началом игры даже спросил папу: не было ли у него приступа икоты, когда он делал разметку.

Для Руди мы смастерили в сарае деревянный загончик. Он спал там по ночам, а днем бегал по маленькому садику и рыл носом землю. Все были довольны: папа нашел работу, мы жили бесплатно в своем доме, нам с мамой до школы рукой подать и больше не надо прятать Руди. Одна загвоздка: как доказать, что он был не просто домашней свиньей, а выполнял культурно-просветительные задачи?

— Глупость какая! Кто только до такого додумался? — ворчала Бетти.

Мама считала, что это требование придумали нарочно, чтобы не пускать свиней на стадион и делать исключение только для дрессированных животных, которые выступали в цирке. Конечно, цирковые свиньи — это особая статья.

Мы однажды видели свинью в цирке. На ней был белый поварской колпак и белый передник, она ходила на задних ногах, а во рту держала половник. Дрессировщик положил ей туда сырое яйцо, и свинья прошла так круг по манежу.

Цуппи решила научить Руди такому трюку. Она совала ему в рот поварешку, но он ее сразу ронял. Однако Цуппи набралась терпения и добилась того, что Руди и в самом деле научился держать поварешку в зубах. Однако никакими силами не могла она заставить его ходить на двух ногах! Он просто не мог понять, зачем, если так удобно стоять на всех четырех, он должен учиться носить свой вес на двух.

Но Цуппи все же научила Руди «служить». Этот трюк он освоил в мгновение ока. Стоило показать ему кусочек шоколада, как он усаживался на свою жирную задницу и начинал «служить», но вставать на задние ноги все равно отказывался наотрез. В конце концов Цуппи сдалась и заявила, что этот трюк с яйцом можно делать и на четырех ногах. Она сунула Руди поварешку в зубы и положила туда яйцо. Руди сделал пару шагов, яйцо упало, и он живенько слопал его вместе со скорлупой.

Цуппи пробовала вновь и вновь — с одним и тем же результатом: Руди делал пару шагов, яйцо снова падало, а он его сжирал. Она израсходовала за тренировку не меньше десятка яиц — и все впустую.

И тут пришла мама.

— Надо же до такого додуматься! — рассердилась она. — Яйца, между прочим, денег стоят! Взяла бы пластмассовое.

Цуппи раздобыла пластмассовое яйцо — оно было точь-в-точь как настоящее — и положила его Руди в поварешку. Руди пробежал чуть-чуть, выронил яйцо, попробовал его сожрать, но тут же выплюнул. И наотрез отказался с ним тренироваться. Когда Цуппи клала ему искусственное яйцо в поварешку, он просто стоял на месте как вкопанный.

Тут мы засомневались: может, он это нарочно? И еще раз положили в поварешку сырое яйцо. И пожалуйста — Руди снова стронулся с места, сделал пару шагов, уронил яйцо и с аппетитом его съел вместе со скорлупой. Даже землю всю вылизал.

— Нет, из Руди никогда не получится цирковой свиньи, — вздохнула Цуппи.

Что же нам тогда делать?

Глава 17

Папа нашел выход.

Когда по воскресеньям играла команда нашего клуба — в майках в синюю полоску — поглядеть на это всегда собирались зрители. Иногда человек двадцать, а порой и восемьдесят. Мы тоже всегда смотрели, во всяком случае, мы с Цуппи. Бетти предпочитала гандбол. И вот мы заметили: когда игроки бегали за мячом, Руди в садике начинал страшно волноваться — вставал передними ногами на забор или метался туда-сюда.

— Ему тоже хочется посмотреть, — догадалась Цуппи и в следующий раз взяла Руди с собой на игру, чтобы он постоял у края поля. Ну, он там и натворил дел! Руди отлично знал игроков нашей команды: он не раз видел, как они тренировались и как заходили потом в душ и раздевалки. И вот теперь, увидев, как наша команда пошла на штурм ворот противника, Руди, словно дикий вепрь, припустил за ними следом и потянул за собой на поводке Цуппи. Зрители покатились со смеху: еще бы — такая потеха! А наша команда, воодушевившись, выиграла с разгромным счетом.

— Теперь Руди должен стать талисманом команды, — сказал папа после этого матча.

Талисман — это то, что приносит удачу. Есть команды, у которых талисманом козел или пони, и они их возят с собой, когда играют на чужом поле. Так почему бы нашей команде не сделать своим талисманом свинью? Свинья уж точно приносит удачу! Папа предложил это руководству клуба, и они, посоветовавшись с тренером, согласились. Так Руди сделался футбольным талисманом. И тем самым стал выполнять культурно-просветительные задачи. Это признали и в муниципалитете. Так что Руди получил разрешение жить на стадионе.

Руди оказался отличным талисманом. Он серьезно относился к своим обязанностям и не только присутствовал на всех матчах, но даже на тренировках сидел у боковой линии и следил, как игроки отбивали мячи, которые им посылал тренер или другие футболисты. А стоило кому-нибудь из игроков замешкаться, Руди не выдерживал, сам мчался галопом к мячу и поддевал его пятачком.

— Ну, парень, тебя даже свинья обогнала, — стыдил тогда тренер. — Подтянись — темп, темп!

И проштрафившийся в следующий раз бежал уже изо всех сил. А иногда тренер заставлял игроков для разминки бегать с Руди наперегонки. Конечно, футболистов это очень веселило. Они носились так, что только пятки сверкали. Но лишь одному игроку из всей команды удавалось обогнать Руди — и то не всегда.

— Вот уж не думал, что свиньи такие шустрые! — удивлялся тренер.

— Это не обычная свинья, а беговая, — всякий раз говорил вратарь Эвальд.

По воскресеньям, когда проходили матчи любительской лиги, Руди стоял на краю поля. По этому случаю его наряжали в большущую футболку в цветах нашего клуба. Точнее, он не стоял, а взволнованно бегал туда-сюда, потому что хотел участвовать в игре. Приходилось надевать ему ошейник и сажать на поводок, чтобы он не вырвался на поле.

Однажды про Руди даже написали в газете. Статья называлась: «Свинья-тренер».

На фотографии Руди в футболке сидел на краю поля и, навострив уши, внимательно следил за игрой.

После этой статьи зрители валом повалили на матчи — не только из любви к футболу, но и чтобы показать детям настоящую свинью.

Выходит, Руди и в самом деле приносил команде удачу: ведь чем больше зрителей, тем выше доходы клуба. Болельщики подбадривали команду: «За Руди вперед — победа вас ждет!» Наша команда выигрывала почти все матчи. А Руди, когда слышал этот клич, изо всех сил натягивал поводок и рвался на поле. Особенно он волновался тогда, когда судья останавливал игру.

И вот однажды, когда судья на поле остановил игру, поставил ногу на мяч, достал желтую карточку и сунул ее под нос одному из наших игроков, Руди не утерпел и сорвался с поводка. Выскочив на поле, он подбежал к судье, схватил зубами мяч, который тот придерживал ногой, и помчался с ним к воротам противника. Все игроки бросились за ним. Они кричали ему, чтобы он отдал мяч. Но Руди выпустил его только за линией ворот. К этому времени мяч стал похож на засохшую сливу: Руди прогрыз его насквозь.

А судья все это время как ненормальный свистел в свой свисток.

— Немедленно уберите свинью с поля! — орал он.

Мы хотели снова привязать Руди на краю поля, но судья не позволил.

— Чтобы этой свиньи на стадионе духу не было! — проревел он.

Как бы не так! Руди не желал уходить.

— Заприте его живо, иначе я прекращу игру! — пригрозил судья.

Мы попытались увести Руди с поля, но он упирался всеми четырьмя копытами.

Однако судья был неумолим. Пришлось Руди вернуться в садик. Он сидел там и печально следил из-за забора, как продолжается матч. Уже с новым мячом.

Глава 18

У свиней отличная память. А у Руди особенно. После того случая он затаил обиду на судей. Не только на своего обидчика, а на всякого, на ком были черная рубашка и черные короткие штаны. Заметив такого издалека, Руди начинал гневно хрюкать.

Конечно, он не понял, почему его удалили с поля. И похоже, решил, что всему виной этот дядька в черном, вечно снующий между игроками: сам-то в мяч не играет и только другим все портит, обрывая то и дело игру своим свистом. Да и футболисты частенько бывали им недовольны и не скрывали этого: размахивали руками, ругались. Вот Руди и решил, что и им этот черный не по душе.

Вечером папа сказал нам, что впервые в истории немецкого футбола с ноля был удален талисман команды.

Руди запретили появляться на стадионе еще три матча. Так что он три воскресенья просидел в саду и следил за игрой лишь издали. И все три раза наша команда проиграла! Мы были уверены, что это из-за Руди. Без него нашим явно не везло.

— Чушь, — сказал папа, — это все пустые суеверия. Просто в нашей команде два игрока получили травму. А от вратаря ушла жена, он думает о ней все время, вот и пропускает мячи.

На четвертое воскресенье Руди наконец снова выпустили. И как на грех он с самого начала столкнулся со своим врагом! Руди сидел себе как обычно на краю поля, а судья на линии попытался отогнать его, но не тут-то было! На самом деле судья Руди и пальцем не тронул, но тот решил, что на него снова нападают, и оскалил зубы.

Пришлось нам его привязать на совсем короткий поводок. Но на беду судья вскоре снова оказался рядом с Руди. В это время мяч как раз ушел в аут. Судья поднял флажок и остановил игру. Нам всем показалось, что он все сделал правильно. Но Цуппи потом уверяла, что мяч не был в ауте и Руди это увидел и бросился на судью. Как бы там ни было — факт остается фактом: он схватил беднягу сзади за штаны. Игру сразу остановили. Подбежал другой судья и хотел удалить Руди с поля. Но Цуппи вступилась за него и стала объяснять, что Руди это не со зла сделал, а от волнения.

— Просто тот дяденька похож на фермера, который держал Руди на свиноферме.

— Ладно, — уступил судья, — на сей раз я закрою на это глаза.

Игра продолжилась, но через несколько минут наша команда опять пропустила гол. Пока игроки спорили с судьей на поле, Руди в сердцах снова цапнул за штаны проходившего мимо другого судью. Хотя тот был в полосатой футболке, а не в черной.

Что тут началось!

— Эта свинья бешеная! — заорал судья.

Игру снова остановили.

И тут все: футболисты, зрители, судьи — выбежали на поле и стали кричать друг на друга. Пришлось вызывать полицию. Руди выгнали с поля и заперли в сарае, у него даже взяли слюну на анализ — проверить, не взбесился ли он.

На этом карьера Руди-Пятачка в роли талисмана футбольной команды закончилась.

Глава 19

Это был тяжелый удар. Теперь нам снова предстояло доказывать, что у Руди есть культурно-просветительные обязанности — иначе ему не разрешили бы остаться на стадионе. Учитывая его спортивные заслуги, руководство клуба дало на это месяц. Они сказали, что им жаль, но держать свинью на стадионе без справки слишком опасно, ведь клуб несколько раз в год проверяет инспекция из муниципалитета. А вдруг кто-то из проверяющих читал статью о нападении на судью? Ее напечатали в самой главной утренней газете — мама называла ее «бульварная газетенка» — да еще и поместили большущую фотографию Руди. «Талисман дисквалифицирован пожизненно» — было написано там крупным шрифтом, а ниже — «Свинья-талисман покусала судью». Конечно, это было полное вранье!

В последние дни настроение у нас дома и так было безрадостное. В довершение всех бед у мамы начались неприятности в школе. Она получила новый класс, и один мальчишка все время срывал уроки, огрызался и даже раз заявил маме: «Отвали, чего пристала!» А стоило ей отвернуться, он тут же отпускал кому-нибудь затрещину.

В конце концов у мамы сдали нервы. Однажды на уроке она спросила Гаральда (так звали хулигана): «Где расположен Гарц?», а тот швырнул ей под ноги атлас и крикнул: «Вот где!» Тут уж она не выдержала, схватила его и встряхнула хорошенько. Тогда этот Гаральд, не будь дурак, ущипнул сам себя за руку, а потом дома наябедничал папаше и показал синяк. Отец, ясное дело, побежал к директору и пожаловался на жестокое обращение с детьми. Ну и маму вызывали к директору, а потом к школьному инспектору и заставили писать объяснение.

В ту среду мама поздно вернулась домой. На ней лица не было. Она бросила свой толстый портфель у шкафа и рухнула на стул в кухне. Мы догадались, что она плакала. Папа приготовил рис наси горенг[3] из консервов, но мама отодвинула тарелку и сказала: «Пусть это Руди ест». Папа обиделся и выбросил всю еду с тарелки в ведро.

— Я, между прочим, все утро размечал это дурацкое футбольное поле, — проворчал он.

— А я, — взорвалась мама, — ты что думаешь, я у бассейна загорала?

— Не ругайтесь! — взмолилась Цуппи.

Но мама вскочила из-за стола и выбежала из кухни.

А мы так и остались сидеть в молчании. Мы не на шутку испугались: ведь наши родители почти никогда не ссорятся. Наконец Бетти сказала папе:

— Знаешь, этот наси горенг очень вкусный. Может, он просто показался маме суховатым. Наверное, стоило еще яиц добавить.

Папа хотел ей что-то ответить, но лишь сглотнул и вышел из кухни, хлопнув дверью.

— Атмосфера накалилась, — вздохнула Бетти. — А я ведь еще не успела признаться, что получила «неудовлетворительно» по английскому.

— Уж лучше потерпи до завтра, — попросил я. — Сегодня папа опять получил по почте толстенный пакет. Из Швейцарии. Совсем без марок, только штемпель «Университет Цюриха».

Мы знали: если папе приходило толстое письмо — это отказ. В таких пакетах ему возвращали документы, которые он посылал вместе с просьбой принять его на работу.

— Только бы они Руди не выгнали из дома, — прошептала Цуппи.

В это самое время на стадионе тренировалась команда группы В, они всегда очень громко кричали.

Мама выбежала из дома и взмолилась:

— Тише! Это просто невыносимо!

А потом вернулась в комнату проверять тетради.

Но футболисты продолжали горланить как ни в чем не бывало: «Шевелись, тюфяк, пасуй же! Бей давай!»

В тот вечер мы все были не в духе, но все же устроили семейный совет: надо было решать, что делать с Руди. Цуппи настояла, чтобы он тоже присутствовал. Над Руди снова сгустились тучи, а ведь маме с папой и без него проблем хватало, и им было некогда придумывать, как еще исхитриться, чтобы он остался с нами. (Именно поэтому присутствие Руди было так важно, ведь речь шла о его будущем). Но Руди, единственный из всех, кто собрался на кухне, выглядел веселым и беспечным. Он сидел, завалившись чуть набок, и похрюкивал, положив голову Цуппи на колени. Но при этом внимательно следил за нами и, услышав свое имя, наклонил голову и навострил уши, словно понимал, что речь о нем.

Мама сразу заявила: надо отвезти Руди в деревню. Цуппи расплакалась. Она хотела еще раз попробовать научить Руди каким-нибудь трюкам, может, еще и получится сделать из него циркового артиста.

— Никакой он не артист, — покачал головой папа. — Только и умеет, что бегать.

— А давайте свозим его разок на свиные бега? — предложила вдруг Бетти. Она видела по телевизору такую передачу — Свинье-бегуну наверняка разрешат остаться жить на стадионе.

— Вот еще! Этак нам придется потом возить Руди на соревнования, — возразила мама. — Да и где вообще устраиваются эти бега?

— Я могу спросить, — сказала Бетти. — Позвоню в эту газету. Они-то уж точно знают.

Папа и мама посмотрели на Руди, а он поднялся и, казалось, готов был сейчас же выйти на старт.

— Ладно. Попытка не пытка.

Глава 20

В следующее воскресенье мы поехали в Оттендорф — на свиные бега.

Уже издалека можно было догадаться, где будут проходить соревнования: на стоянке было полным-полно машин с прицепами. Из окрестных деревень съехались фермеры и привезли на бега своих свиней — те стояли в переносных стойлах или сидели на привязи. На мачте развевался флаг, в палатках продавали сосиски и напитки. Зрителей тоже была туча. Руди, сидевший в багажнике, очень оживился: ого, сколько свиней!

Трибуну сколотили из широких досок, сбоку приделали лесенку Две беговые дорожки длиной семьдесят метров разделял заборчик. На стартовой линии стояли две деревянные кабинки — такие узкие, что свиньям в них было не повернуться. И тут ведущий закричал в микрофон:

— Начинается забег: Молли-Молния против Золотой Щетинки.

— На старт! — приказал судья.

За Молли-Молнией в кабинке встал мужчина, за Щетинкой — какой-то мальчик.

— Внимание!

Тут мужчина и мальчик заорали во всю глотку, подбивая свиней бежать.

— Марш!

Заслоны в кабинках подняли, соперники выскочили и помчались каждый по своей дорожке прямиком к цели. Зрители на трибунах подбадривали:

— Скорее, скорее!

Щетинка была еще молоденькой, худенькой, шкура ее на солнце и впрямь отливала золотом. А Молли-Молния, наоборот, оказалась опытным бегуном. Она прибежала первой с большим отрывом. Ведущий крикнул в микрофон:

— Браво, Молли-Молния, ты пробежала дистанцию за минуту и семь секунд! Владелец Молнии получает от Фольксбанка чек на пятьдесят марок. Аплодисменты победительнице и ее хозяину, господину Вальдману!

Зрители захлопали. И Вальдман повел свою свинью на место.

— Наш Руди обязательно должен участвовать, — сказала Цуппи. — Он наверняка победит!

— Для этого надо сперва заплатить взнос в пятьдесят марок, — напомнил папа.

— Но мы же потом их отыграем!

— А если нет? Десять марок за вход с каждого, да еще пятьдесят — первоначальный взнос. Это большие деньги. У нас дома что — сундук с золотыми дукатами?

— Сундука у нас нет, — согласилась мама, — но раз уж мы сюда приехали, пусть Руди тоже пробежит.

— За пятьдесят марок! — возмутился папа.

— Да, за пятьдесят марок, заработанных мной честным трудом, а не упавших с неба.

— Ну конечно! — тут папа обиделся. — Значит, один я такой зануда, вечно порчу вам веселье, да еще и жадина в придачу.

— Не говори глупостей, — улыбнулась мама, — ничего такого я не говорила, сам знаешь.

Она хотела вынуть у папы трубку изо рта.

— Пошли… Раскурим трубку мира.

Когда папа с мамой ссорятся, что бывает не так часто (если не считать той поры, когда у мамы возникли проблемы в школе), то они обычно быстро мирятся. Мама, хоть она и не курит, берет у папы трубку и делает одну затяжку, а потом выпускает дым в воздух. И после этого они больше не ругаются.

Но на сей раз папа сам вынул трубку изо рта и отвел руку в сторону:

— Это просто нечестно с твоей стороны попрекать меня своей зарплатой!

— Что ты городишь! — мама чуть не расплакалась. — Вовсе я тебя не попрекала! Но я тоже имею право слова.

— Тогда почему ты сказала «заработанных мной»?

— Да я совсем не то имела в виду!

— Если хотите, можете вычесть это из наших карманных денег, — предложила Цуппи. Она всегда старалась уладить ссоры.

Лучше бы она этого не говорила — только подлила масла в огонь. Теперь папа с мамой ополчились на нас.

— Да вы сначала заплатите свои долги! — напомнила мама. — Вы уже выудили у нас сто марок.

— Что?

— Вот видите! Уже и забыли! А те денежки, которые мы выложили хозяину свинофермы? Часть потом вы выплатили, часть отработали, а про остальное забыли.

— Ну ладно, — сказал я. — С тех пор уже столько времени прошло, вот и забылось.

— А Руди-то не забылся! — напомнил папа.

— Посмотрите-ка! — воскликнула Бетти и указала на наш автомобиль.

Руди прижал пятачок к заднему стеклу и во все глаза смотрел на свиней, готовившихся к следующему старту. Было видно, как он волнуется. Его пятачок совсем расплющился.

— Ладно, — буркнул папа, дал маме затянуться своей трубкой и достал бумажник. — Придется мне заплатить эти пятьдесят марок из моей зарплаты сторожа. Чтобы никто не говорил, что я скупердяй какой.

Мама выдохнула дым ему в лицо:

— Ну и дурачок же ты! Пошли.

И они направились к кассе платить первоначальный взнос. Конечно, папа огорчался из-за того, что мало зарабатывал и работу по специальности найти себе не мог. Ему не нравилось, что мама зарабатывала больше него. Поэтому, объяснила нам мама, он так часто и ворчит, когда дело заходит о деньгах.

Мы выпустили Руди из машины. Он стал носиться по кругу, обнюхивая свиней, сидевших на привязи у колышков.

Как же нам заставить Руди пробежать точно по дорожке? Ведь он никогда прежде не участвовал в бегах. Мы придумали вот что: я отправлюсь с Руди на старт, чтобы его там подтолкнуть в самом начале, Цуппи станет подзадоривать его из центра трибуны, а Бетти, мама и папа займут позицию недалеко от финиша.

— Вы можете прямо сейчас выводить вашу свинью на старт, — сказал ведущий. И объявил в микрофон: — Внимание, внимание! Сюрприз! У нас появился участник, для которого это первые в жизни соревнования. Настоящий новичок! Руди-Пятачок и его хозяйка Цуппи, ей всего семь лет!

Все захлопали.

— Итак, начинаем! — продолжал ведущий. — Руди-Пятачок побежит вместе с Золотой Щетинкой, той молодой свинкой, которая проиграла в прошлом забеге. Она тоже еще совсем неопытная. Ее владельца зовут Мориц, и ему восемь. Итак, молодые люди, на старт!

Я отвел Руди в стартовую кабинку. Рядом встал мальчишка с Золотой Щетинкой. Наши свиньи оказались совсем рядом. Они посматривали друг на дружку через загородку. Руди взволнованно принюхивался к соседке. И Щетинка тоже.

— Что там такое? — спросил ведущий в микрофон. — Вам не глазки строить надо, а мчаться наперегонки! — И рассмеялся. — Итак, на старт!

Я зашел в загончик.

— Внимание!

Я крикнул:

— Беги, Руди, беги изо всех сил!

— Марш!

Дверцы поднялись и свиньи выбежали из кабинок. Но сразу остановились и принялись обнюхивать друг дружку через загородку, разделявшую дорожки. Никакого соревнования не вышло. Зрители стали смеяться: вот так потеха — они вообще бегать не желают! Обнюхав друг друга, Руди и Щетинка пошли рядышком вдоль загородки, пытаясь просунуть головы сквозь решетку. В середине дистанции Руди заметил на трибуне Цуппи, она единственная не смеялась, а все время махала в сторону финиша и кричала ему: «Беги, Руди! Беги же!»

Увидев Цуппи, Руди обрадовался, остановился, развернул свой хвост-завитушку и помахал ей.

Щетинка тоже остановилась, чтобы подождать его. А потом оба потрусили дальше, в конце концов добрались до финиша и там вдоволь наобнюхивались. Ведущий чуть не лопнул от смеха, а когда успокоился, сказал в микрофон:

— В результате тяжелой продолжительной борьбы оба бегуна заняли последнее место и показали наихудшее время — семь минут и тридцать три секунды. Но новички заработали утешительный приз — по литру пива каждому, чтобы лучше росли. А их владельцы, маленькие Мориц и Цуппи, получают по большому леденцу на палочке.

Глава 21

Мы окружили Руди.

— Только зря деньги потратили! — сердился папа.

— Ну и что? — не сдавалась Цуппи. — Откуда ему было знать, что надо бежать наперегонки? Вот если бы на финише стоял футбольный судья, Руди бы точно помчался как угорелый. — Она испытующе поглядела на папу. — Может, тебе нарядиться в черные шорты?

— Этого еще не хватало!

Тут к нам подошел ведущий:

— Ваш Руди обязательно должен пробежать еще раз. Зрители хотят посмотреть на него — они специально купили билеты.

— Хорошенькое дело! Выходит, мы тут привлекаем зрителей, да еще должны сами за это денежки платить, — проворчал папа.

— Ну что вы! — смутился ведущий. — Мы, конечно, освободим вас от начального взноса. Просто дайте своему поросеночку еще один шанс. Он у вас чудо! Мы могли бы пустить его разок между забегами — для развлечения публики, так сказать.

— Но он же не умеет бегать наперегонки! — напомнила Бетти. — Вы же сами видели.

— Все равно, все равно, — твердил дядька. — Главное, чтобы он еще раз выступил.

Мы согласились на второй забег. На этот раз в паре с опытной бегуньей Молли-Молнией. Мы ломали голову, как бы заставить Руди бежать побыстрее. Мама предложила, чтобы я, как и в прошлый раз, отправился на старт. Цуппи пусть ждет на финише, а она, папа и Бетти будут стоять вдоль трибуны и подбадривать Руди.

Старт прошел нормально. Руди сорвался с места и припустил что было духу, так что зрители, которые, как придурки, вслед за ведущим кричали: «Руди-Пятачок, не ложись на бочок!» — прикусили языки. Руди мчался прямо к цели, но вдруг как назло остановился, схватил венскую сосиску, которую кто-то уронил с трибуны, и тут же слопал. Все снова принялись хохотать, а ведущий сострил:

— Полюбуйтесь на этого маленького обжору, он подбирает все, что найдет по дороге. Еще бы! Ему же надо расти!

Тем временем Молли-Молния вырвалась вперед.

— Беги же, Руди, вперед! — вдруг закричал с трибуны наш папа. — К воротам! К воротам! Живее!

Зрители смотрели на папу и решили, видимо, что он спятил. Мы ведь были на свиных бегах, а не на футболе. Откуда им знать, что футбольный тренер подгонял так своих игроков. И что же? Это сработало! Руди сорвался с места и припустил так, что опередил Молли-Молнию на целую голову. Он выиграл!

— Вот это да! — завопил ведущий. — Кто бы мог подумать, что этот маленький проказник может так быстро бегать! Что ж, теперь он заслужил еще один завтрак, ха-ха! Как победитель Руди получит закопченную колбасу, нет — копченую колбасу, ха-ха, а его владелица — тридцать марок. Аплодисменты, дамы и господа! Аплодисменты!

Пока мы скормили Руди колбасу — ведь он и вправду ничего не ел с самого утра, а Цуппи сбегала и получила тридцать марок.

Тут к нам подошел папа Морица, хозяин Золотой Щетинки, с растрепанной бородой, и вообще весь он был какой-то взъерошенный.

— Моя фамилия Хинрихсен, — представился он. — Я хочу купить у вас Руди. Предлагаю пятьсот марок.

Он объяснил, что собирается заняться разведением беговых свиней, хотя, скорее, не он сам, а его сыновья — Мориц и Малте.

Но Цуппи покачала головой:

— Руди не продается.

Тогда Хинрихсен предложил:

— Тысяча марок.

— Господи, — проговорил папа, — я и не догадывался, какая дорогущая у нас свинья!

Конечно, мы сразу заметили, что он сказал «свинья», а не Руди, и нам это не понравилось.

— Нет, — отрезала Цуппи.

— Подумай хорошенько, — попытался уговорить ее папа. — Тысяча марок — и мы избавляемся от проблем с его содержанием.

— Как ты можешь променять Руди на жалкие бумажки! — возмутилась Цуппи, едва сдерживая слезы.

— Ну я же в хорошие руки его отдаю. У господина Хинрихсена замечательные мальчики, у них Руди наверняка будет как сыр в масле кататься.

— Я не хочу продавать Руди. А вы что — хотите? — обратилась Цуппи к нам с Бетти.

Ясное дело, мы тоже не хотели. Ни за какие коврижки — даже за тысячу марок!

И мама тоже не хотела, она сказала:

— Прекратим эти разговоры. Сегодня мы ничего не решим. Поехали домой. С господином Хинрихсеном и его сыновьями мы наверняка еще не раз встретимся, а Руди — с Щетинкой.

Наши свиньи так и стояли все это время вместе, тесно прижавшись. И если настроение свиньи и правда можно определить по ушам, то я должен вам их подробно описать. Руди наклонил уши чуть-чуть вперед, а кончики выгнул вверх — я такого еще ни разу не видел! А Щетинка словно легкой волной заслонила ушами глаза.

— Вот увидите: Руди станет потрясающим бегуном, — заявила Цуппи, когда мы сели в машину. — Он уже заработал тридцать марок.

— Ну да, — проворчал папа. — Только мне для начала пришлось выложить пятьдесят. Так что двадцать марок мы потеряли.

— Он их еще отработает, — пообещала Цуппи и почесала Руди за ухом.

Глава 22

Уже в следующее воскресенье мы снова отправились на свиные бега, на этот раз они проходили в Мёльне. Там мы опять встретили господина Хинрихсена и его сыновей Морица и Малте. И Руди вновь резвился с Золотой Щетинкой.

— Надо посадить за финишем Щетинку, тогда уж Руди точно полетит стрелой, — улыбнулась мама, увидев, как они бегают друг за дружкой.

Хинрихсен тоже наблюдал, как играют Руди и Щетинка.

— Отличный бегун! — похвалил он. — Не удивлюсь, если он займет сегодня первое место.

Руди участвовал в шести забегах. И всякий раз с лучшим временем. Все стали говорить о новом фаворите.

— Жаль, что сегодня нет Черного Беса, это самый быстрый бегун, другого такого поискать, — сказал Хинрихсен. — Он уж сколько раз получал «Голубую ленту Эгерсдорфа»!

А Щетинка? Как ни странно, она, похоже, совсем не любила бегать — упиралась и не хотела даже на старт выходить. А оказавшись на беговой дорожке, трусила по ней не спеша.

— Вот бестолковая какая! — досадовал Мориц.

В перерыве между забегами мы, дети, сидели вместе. Мориц умел здорово подражать визгу свиней. Он объяснил нам, в чем разница между хрюканьем немецких и датских свиней. А раньше нам казалось, что никакой тут разницы нет и быть не может.

Малте отлично разбирался в свиньях и знал даже о самых диковинных породах, например, кистеухих свиньях и больших лесных свиньях, а еще о тех, что живут в Южной Америке и считаются чемпионами мира по плаванию.

— Вот бы устроить мировой чемпионат по плаванию среди свиней! Ведь тут у нас полным-полно бассейнов! — мечтал Малте. — А если бы еще привезти парочку свиней из Южной Америки…

Малте очень сокрушался, что вымерли полурыжие баварские свиньи: оказывается, это произошло совсем недавно — всего тридцать лет назад!

— Вот это были бегуны! Потряс! — вздыхал Малте. — Двухцветные: задняя половина у них была рыжая, уши — большие и тяжелые, наклоненные вперед. А уж какие они были резвые! Жаль, что Их не уберегли! Вот бы вывести их заново! Представьте: полурыжая свинья-бегун. А еще имя ей подобрать под стать: Рыжий Барон или Рыжая Молния.

Малте даже подбивал меня отправится с ним на следующих каникулах в велосипедный поход по Баварии. А вдруг где-нибудь на хуторе и сохранилась парочка полурыжих?

Конечно, мы мало что смыслили в породах свиней и в уходе за ними, но зато могли рассказать о богине Древнего Египта Нут и том, как ее почитали.

— Как это? — оживился Мориц. — Свинья-богиня? Это правда?

Папа как раз проходил мимо и охотно рассказал о могиле фараонов тридцатой династии в Сафт эль-Хинна, где нашли изображение свиньи. Сев на своего конька, папа не мог остановиться, но Малте и Морица мало интересовала какая-то династия, правившая в Египте три тысячи лет назад.

Как и предсказывал Хинрихсен, Руди стал в тот день победителем Мёльна.

Цуппи получила от оргкомитета вознаграждение — сто пятьдесят марок, так что мы смогли вернуть родителям наши долги. И что еще важнее, получив диплом победителя, мы могли теперь подтвердить, что держим Руди с культурно-просветительными целями. Он стал чемпионом по бегу, так что ему уж точно самое место на стадионе!

К счастью, с этим согласились и в руководстве спортивного клуба, и в муниципалитете.

Глава 23

По будням, когда на стадионе никто не тренировался, мы выпускали Руди на поле побегать — сто метров туда, сто обратно. Мы засекали время, и если он показывал хороший результат, давали ему в награду венскую сосиску. Прежде всего мы тренировали его на быстрый старт. Стартовой кабинки у нас не было, поэтому мы просто держали перед пятачком Руди большой лист картона. Беговые свиньи должны пулей вылетать из загона, как только поднимается дверца, для этого их владельцы и кричат что есть мочи у них за спиной. Но после нескольких тренировок Руди уже незачем было подбадривать. Он знал: как только мы поднимем картонку, он должен рвануть с места и припустить галопом.

Просто удивительно, какие глубокие следы оставляют на земле свиные копытца! После наших тренировок папе приходилось приводить поле в порядок. Он садился на свой маленький трактор с прикрепленным катком и ехал по дорожке, по которой бегал Руди.

Папа тоже придумал для Руди тренировочную программу, чтобы тот научился не сбавлять темп перед финишем. Дело в том, что на некоторых беговых площадках за линией финиша ставили специальные сети, чтобы свиньи не рванули в публику. Но неопытные бегуны, завидев преграду, тормозили перед финишем и тем самым теряли драгоценные секунды. Как я уже рассказывал, каждую среду и воскресенье на стадионе играли любительские команды. И вот после матча папа стал оставлять сетку на воротах. Они с Цуппи вставали за воротами, а я крепко держал Руди. Потом я кричал: «Руди, вперед!», и он мчался по полю как угорелый, но поначалу всякий раз останавливался на линии ворот. Мы старались подбодрить его: «Руди вперед! Победа тебя ждет!» В конце концов он все же влетел с разбегу в ворота, прямо в сетку.

Похоже, ему это понравилось, потому что с тех пор, увидев сетку на воротах, Руди всегда оживлялся и сразу к ней кидался.

— Вот уж не думал, что стану тренировать свиней! — проворчал папа как-то раз.

Мама бегами не интересовалась. У нее по-прежнему хватало проблем в школе. Из-за Гаральда ее еще раз вызывали в школьное управление для разговора с господином Жилой, отцом того мальчишки. Вечерами мама возвращалась домой усталая и сердитая. Однажды я слышал, как она жаловалась своей подруге Элке, когда они пили кофе на кухне: «Вот брошу все и возьму отпуск года на три — сил нет это терпеть!»

Но, конечно, это было невозможно. Папа зарабатывал на стадионе очень мало, а за переводы египетских иероглифов — вообще ничего. Наоборот, ему иногда еще приходилось платить за перепечатку своих статей.

И вот как-то раз во вторник маму снова вызвали к школьному инспектору. Надо было попытаться убедить господина Жилу отозвать свою жалобу, в которой он обвинил маму в грубом обращении с детьми. Мы решили все с ней пойти. Цуппи даже хотела взять с собой Руди: ведь считается, что свиньи приносят удачу.

Мама и слышать об этом не хотела. Она сказала, что это неудобно — идти через весь город со свиньей. Но папа, который вечно всего стесняется, на этот раз был на нашей стороне:

— Ерунда! Пусть люди думают, что хотят!

Мы поставили машину на стоянку и впятером — с Руди во главе — отправились в школьное управление. При виде нас люди застывали на месте, но мы к этому уже привыкли.

— Вот теперь от меня наверняка будет пахнуть свиньей, когда я войду в кабинет, — волновалась мама.

— Глупости, — сказал папа. — От Руди пахнет соломой, а не навозом.

Цуппи хотела проводить маму до самых дверей:

— Руди же нисколечки не опасен!

Но мама не согласилась:

— Нет. Не хватало еще, чтобы вы заявились с Руди в управление! Даже не думайте! Обещайте мне.

Вдруг она замолчала и уставилась на какого-то дядьку, который вместе с мальчиком подходил к дверям школьного управления. Тот тоже заметил маму, хотел было пройти мимо, но, увидев Руди, застыл на месте.

— Познакомьтесь: это господин Жила, — представила мама. — А это Гаральд.

Господин Жила подошел к нам и спросил:

— Так значит, у вас есть свинья? Надо же — настоящая немецкая свинья! Я, между прочим, держу скотобойню. Раньше свиньи были вот такие же — поджарые, здоровые и резвые. А нынешние все на гормонах. Ну и мясо, соответственно, никуда не годится. Ну-ка, подай руку и поздоровайся как следует, — подтолкнул он своего сына и отвесил ему подзатыльник.

После этого они втроем вошли в здание, а мы остались ждать на улице.

— Неудивительно, что Гаральд вечно задирается и раздает подзатыльники своим одноклассникам, — заметил папа. — Яблоко от яблони недалеко падает.

— Этот господин Жила не такой уж и противный, — сказала Бетти. — Только грубоватый немножко.

Мы решили подождать маму в кафе, но в дверях нас остановил официант.

— Сюда со свиньями нельзя!

Папа хотел сразу уйти, но тут вмешалась Бетти:

— Почему? С собаками же вон можно. Значит, и нам тоже.

— Пойду спрошу хозяина, — смутился официант.

Руди стоял перед витриной со всякими тортами и явно хотел поскорее войти. Папе пришлось оттащить его за поводок, чтобы он случайно не разбил стекло своим пятачком.

Пришел хозяин кафе.

— Нет, к сожалению, со свиньей никак нельзя, — сказал он строго.

Но Бетти не желала сдаваться:

— Но это знаменитая беговая свинья! К тому же он только что принял душ.

Мужчина пристально посмотрел на Руди.

— Он очень спокойный — и мухи не обидит! — вставила Цуппи.

— Ну ладно, — кивнул владелец кафе, — у моего сына тоже есть маленький козлик. Садитесь за крайний столик и пообещаете мне, что свинья не будет расхаживать по залу.

Нам достался столик у самого туалета. Руди выпил немного лимонаду из пепельницы и спокойно улегся на полу. Мы тоже пили лимонад и ели булочки.

Скоро пришла мама. Мы сразу заметили, что настроение у нее улучшилось. Разговор получился коротким и все закончилось миром, сказала она. Об увольнении уже и речи не шло. Господин Жила рассказывал о котлетах и свиных ножках и нахваливал здоровых беговых свиней.

— Инспектор, конечно, удивился, узнав, что мы держим свинью, — рассмеялась мама.

— А Гаральд что?

— Он останется в моем классе. Конечно, озорничать он не перестанет, ведь ничего другого не умеет. Но мне кажется, что ему все же стало стыдно.

Господин Жила попросил, чтобы я обязательно звонила ему, если Гаральд будет хулиганить. А уж он тогда сам во всем разберется и задаст сыну хорошую трепку. Он просто не хочет, чтобы трепку парню задавали другие. А я сказала ему, что бить Гаральда не надо: это не поможет, с ним надо просто разговаривать. Вот вы и разговаривайте на здоровье, ответил мне господин Жила, если считаете, что от этого польза будет. У вас свои методы — у меня свои. На прощание Гаральд протянул мне руку и даже сказал «спасибо». Вот так-то.

— Бедный Гаральд! — вздохнула Бетти.

Глава 24

Три недели готовили мы Руди к самому важному забегу — на приз «Голубая лента Эгерсдорфа».

— Эгерсдорф для беговых свиней — то же самое, что Уимблдон для теннисистов, — объяснял Хинрихсен.

В Эгерсдорфе Руди предстояло помериться силами с самим чемпионом — Черным Бесом. По слухам, это была злющая свинья. Вдобавок совсем черная. Малте считал, что этот Бес — помесь домашней свиньи и дикой.

Черный Бес уже несколько раз выигрывал «Голубую ленту Эгерсдорфа» и вот теперь, на заключительных соревнованиях в этом году, должен был выступать снова. Этого, по крайней мере, хотел его хозяин господин Нис, владелец большой колбасной фабрики. Мы все с волнением ждали того воскресенья в октябре, на которое были назначены соревнования.

К этому моменту Руди уже успел принять участие в четырех бегах и три раза был первым, а один раз вторым. Он заработал пятьсот марок премиальных. Цуппи хотела купить на них автомобильный прицеп, чтобы возить Руди на соревнования. В багажнике нашего автомобиля ему было слишком тесно, он даже встать там не мог. А от долгого лежания у него затекали ноги, так что перед каждым забегом ему приходилось долго разминаться.

И вот настал решающий день. Утром мы насыпали Руди немного овсяных хлопьев — ему надо было подкрепиться, но не переесть. Потом вымыли его под теплым душем. Папа сказал, что это стимулирует кровообращение. Да и в машине не будет пахнуть свиньей. Этого опасалась мама. Впрочем папа, потеребив Руди за уши, заявил, что от него великолепно пахнет «…хм, сеном».

— Нет, — возразила мама, — от него пахнет навозом. И лежит он на соломе, а не на сене.

— Пора ехать, — поспешила напомнить Цуппи, чтобы папа с мамой не начали ссориться, — а то опоздаем.

Эгерсдорф оказался большущей фермой. Владельцы свиней съезжались туда издалека, некоторые приехали даже из Дании и Голландии. В каждом забеге участвовали четыре свиньи. Победитель переходил в следующий круг. Потом время, показанное в двух забегах, суммировалось и по результатам выбирались четыре самые быстрые свиньи-финалисты. Победитель последнего забега получал «Голубую ленту».

Рядом с беговой дорожкой установили нарядный шатер. Там играл духовой оркестр. И продавали сосиски, пиво и лимонад. Были еще тир и будка с сахарной ватой и глазированными яблоками.

Руди был в отличном настроении, он весело пробежал мимо свиней, которые сидели на привязи или стояли в загончиках. Только наш Руди гулял на свободе. На него можно было положиться. Мы знали: он не убежит, не потеряется и не выскочит на дорогу. Ведь в отличие от своих сородичей, Руди был городским жителем и прекрасно ориентировался в любой сутолоке: как-никак не раз путешествовал с нами по городу, даже ездил на метро и электричке. Папа называл его бывалым путешественником.

Ведущий соревнований предупредил, что в первом забеге побежит главный фаворит Черный Бес. Конечно, все ждали поединка между двумя основными соперниками — многократным победителем Эгерсдорфа и быстроногим новичком Руди-Пятачком. Мы пошли на трибуну, там уже сидели Хинрихсен с Малте и Морицем. Четыре беговые дорожки в Эгерсдорфе были разделены особой сеткой, чтобы свиньи не могли сойти со своей дистанции и случайно пораниться, ведь они мчались как угорелые.

По команде «Марш!» три свиньи выбежали из стартовых загонов и помчались к финишу, а Черный Бес рванул с места в карьер и полетел словно молния. Он был страшно лохматый, я таких никогда не видел, и казался совершенно диким.

— Это очень редкий вид ганноверско-брауншвейгской породы, — сразу определил Малте.

Скрежеща зубами от ярости, Черный Бес мчался вперед так, словно преследовал врага.

— Господи! — прошептал папа. — Не хотел бы я встретиться с таким в лесу!

И вот объявили забег, в котором должен был участвовать Руди. Мама свистнула в два пальца, и он сразу выбежал.

Руди замечательно стартовал — и финишировал с большим отрывом. Он слегка запыхался, но все же не так сильно, как три другие свиньи, которые повалились на землю за линией финиша, да так и остались там лежать, словно мешки с мукой. Руди показал замечательное время, даже лучше, чем у Черного Беса. Ему все хлопали, а нас поздравляли. Говорили, что «Голубая лента» у нас в кармане.

Услышав это, папа постучал три раза по дереву: он немного суеверный, возможно, из-за своей профессии, ведь древние египтяне постоянно обращались за прорицаниями ко всяким священным обезьянам и птицам.

После этого забега к нам подошел пожилой господин в высоких ботинках на шнуровке. Мы догадались, что это хозяин Черного Беса, потому что он вел его на длинном плетеном поводке.

— Меня зовут Нис, — представился он и процедил с кривой ухмылочкой: — Поздравляю, ваша свинья отлично пробежала, даже быстрее, чем моя. Но впереди еще три забега, все еще может измениться. — И еще раз криво улыбнувшись, поинтересовался: — А что, ваша свинья любит пиво? Мой Черный Бес его просто обожает.

И правда, Черный Бес тянулся к полупустой пивной кружке, стоявшей на столе.

— Нет, — ответила Цуппи, — Руди к пиву равнодушен, но однажды на Рождество он слопал крендель с ликером.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся господин Нис. — Это здорово! Значит, вы празднуете Рождество вместе со своей свиньей?

Папе, конечно, эта шутка не понравилась, он обиделся и поспешил уточнить:

— Это было только один раз.

— Мило, в самом деле мило, — протянул господин Нис и коварно посмотрел на Руди, который как раз заметил Щетинку, сидевшую на привязи у шатра.

— Ну что ж — ни пуха ни пера! Или точнее — ни сала, ни щетины. Впрочем, я бы охотнее пожелал вашей свинке сломать себе шею и ноги, — пошутил господин Нис и снова криво улыбнулся.

— Гад какой! — проворчала Бетти. — Слышали, как он пожелал нашему Руди сломать ноги и шею? Такой на все способен. Недаром он владелец колбасной фабрики.

— Прекрати, — оборвала ее мама, — нельзя возводить на человека напраслину из-за того, что у него кривая улыбка.

— Пойдемте-ка выпьем лучше лимонаду, — предложил папа.

Глава 25

Мы пили лимонад, когда по громкоговорителю объявили, что Руди вновь вызывают на старт. Как все быстро! Мы услышали:

— В следующем забеге, дорогие болельщики, у нас припасен для вас еще один замечательный подарок: сейчас побежит Руди-Пятачок — соперник Черного Беса. Руди-Пятачок, пожалуйста, на старт!

— Этот ведущий просто чокнутый какой-то, — проворчала Бетти. — Он что, думает, Руди его услышит и сам прибежит на старт?

Мама свистнула. Но Руди не появился. Мама свистнула еще раз. Люди за соседними столиками обернулись и стали смотреть на нас. Папа снова смутился.

— Прекрати свистеть, — прошипел он. — Я сам за ним схожу.

Мы отправились на поиски Руди. Мы все обыскали. Нам помогал Хинрихсен с сыновьями, на этот раз он выглядел особенно лохматым, видимо, утром забыл причесаться. Но Руди нигде не было, даже рядом со Щетинкой.

— А вдруг его украл этот гадкий господин Нис? — предположила Цуппи.

— Чушь! — отмахнулся папа. — Хотя, конечно, странно, что он не приходит.

— Посмотрите, как Щетинка тянет поводок! — сказала Бетти. — Может, она его найдет?

Отличная идея! Мориц отвязал поводок и Щетинка потащила нас за шатер. Там мы нашли Руди, он сидел, повалившись на бок.

Цуппи крикнула:

— Руди!

Он попытался было встать, но снова плюхнулся на задницу.

— Что с ним такое? Он что, заболел?

Руди все же поднялся и пошел, нет, поковылял к нам, спотыкаясь. Он не был болен. Он был пьян. И все время облизывал липкую морду. Бетти обнаружила миску и две пустые бутылки яичного ликера. Тут как раз прошел мимо господин Нис.

— Вы же говорили, что он не пьет пива!

— Это не пиво, а яичный ликер. И вам это прекрасно известно!

— Откуда? Я-то не пью со свиньями под рождественской елкой!

— Прекратите сейчас же! — рассвирепел папа. — Лучше следите, чтобы мы вашего Черного Беса не отправили на колбасу.

— Ха-ха! — рассмеялся господин Нис, но усмешка все же сползла с его лица. — Ха-ха! Ничего, он крепкий парень. Ваше здоровье!

И он ушел.

— Мерзкий дядька, — прошипела Цуппи, — вот почему он спрашивал, пьет ли Руди пиво. А я ему про ликер проговорилась! Теперь Руди не сможет участвовать в забеге.

— Он должен, — настаивал Хинрихсен, — иначе его дисквалифицируют. И исключат. Он должен выйти на старт и пробежать — неважно как.

Тут снова объявили, что Руди вызывается на старт.

— Руди-Пятачок, скорее на старт!

Но Руди тем временем разлегся на земле, уткнулся рылом в скрещенные ноги и, моргая, устало смотрел на нас.

— Скорее, — сказала мама, — надо напоить его кофе, иначе он заснет прямо на старте. И положить побольше сахару, чтобы он этот кофе выпил.

Я помчался в шатер, купил целый кофейник и набрал столько пакетиков с сахаром, что официант даже покачал головой.

Мама налила кофе в чашку, высыпала сахар, помешала как следует, чтобы немного остудить, и поставила перед Руди. А тем временем он взял и уснул! Мы его насилу растолкали. Руди выпил кофе и немножко взбодрился.

— Еще чашечку? — спросил я.

— Лучше не надо, а то у него может случиться сердечный приступ.

Мы поволокли беднягу к беговой дорожке и запихнули в стартовую кабинку.

— Внимание, — объявил ведущий в микрофон, — Руди-Пятачок вышел на старт. Он показал сегодня лучшее время. Поприветствуем его!

По команде «Марш!» три свиньи выбежали из загонов. Четвертым, еле переставляя ноги, вышел Руди. И поплелся зигзагами, все время ударяясь о сетку, ограждавшую его дорожку. Один раз он было плюхнулся на задние ноги, но потом все же с трудом поднялся и заковылял дальше.

Зрители, которые поначалу с интересом ждали этого забега, начали смеяться и свистеть. В первом забеге все трибуны подбадривали Руди, крича ему: «Руди — вперед!», но теперь они подхватили дурацкую дразнилку ведущего: «Руди, ты перебрал, до финиша не добежал!»

К счастью, наш Пятачок не понимал, что ему кричали, но, возможно, почувствовал, что над ним насмехаются, потому что вдруг рассердился и стал зло на всех поглядывать. Он доковылял до финиша последним, с грехом пополам пересек финишную черту и мешком повалился на землю.

— Руди, не хочешь еще стаканчик перед сном? — пошутил ведущий.

— Придурок! — прошипела Бетти.

Цуппи плакала от досады и разочарования. Но мама с папой старались не подавать виду, что огорчены.

— Таков печальный конец большого таланта, — отпустил ведущий в микрофон еще одну шутку. — И как всегда, причина всему — алкоголь. Руди, не пей как свинья! Ха-ха! Итак, на второе место выходит Молли-Молния! Ну что, поборешься за «Голубую ленту» с Черным Бесом?

Глава 26

После забега мы доволокли спотыкавшегося Руди до прицепа Хинрихсена.

— Пусть сперва проспится. Финальный забег будет только после полудня, — проворчал Хинрихсен и рассказал нам, как однажды нашел всех своих свиней пьяными, потому что те наелись опавших и забродивших слив.

— Теперь все будет зависеть от того, какое время покажет Черный Бес во втором забеге. Если он пробежит молодцом и не оплошает, его уже никакая свинья не победит. Тогда преимущество будет слишком большим. Но поживем — увидим. Пусть сначала пробежит! А куда подевался Мориц?

И правда, Мориц исчез. Может, отправился на трибуну? Как раз объявили второй забег с участием Черного Беса. Мы тоже поспешили вернуться на свои места, и как раз вовремя. Ворота стартового загона открылись и Черный Бес ринулся вперед. Сразу было видно: бежит победитель сегодняшних соревнований — никаких сомнений. Но вдруг с трибуны послышалось странное повизгивание. Мы узнали: так ганноверско-брауншвейгская свинья зовет борова. Черный Бес остановился и замер, прислушиваясь, потом побежал дальше, но все время оглядывался, видно, пытался разглядеть свинью на трибуне. Из-за этого он сбился с курса и на полной скорости врезался в перегородку, разделявшую беговые дорожки. Упав, он запутался в сетке, да так и остался лежать, дрыгая ногами, словно огромная угодившая в сеть рыбина. Господин Нис в гневе выбежал на край трибуны и возмущенно заорал:

— Это саботаж!

В конце концов Черный Бес сумел-таки выпутаться из сетки и помчался дальше, но к этому времени три его соперника уже давно пересекли линию финиша.

Черный Бес показал почти такое же время, как и Руди — хуже некуда.

Конечно, господин Нис пытался протестовать, утверждал, что Черного Беса отвлекла визгливая свинья, оказавшаяся на трибуне. А ведь свиней на трибуны пускать запрещено, значит, забег надо признать недействительным и повторить все сначала.

Но никто никакой свиньи на трибуне не видел.

— Тогда, значит, это кто-то из зрителей визжал. И притом так похоже, что мой Черный Бес принял его за свинью.

Но визжать зрителям не запрещалось, так что протест господина Ниса был отклонен.

Мы-то, конечно, догадались, кто это визжал. Наверняка Мориц! Он ведь умел подражать разным свиным визгам, так что мог обмануть любого борова и заставить того побежать на поиски подружки.

— Наш Черный Бес попал в любовные сети! Я всегда говорил: любовь зла, полюбишь и козла, тьфу, свинью, — прокричал ведущий в микрофон.

— Теперь вы убедились, что бега в Эгерсдорфе дадут сто очков вперед любому телешоу. Напившийся фаворит и боров, попавший в любовные сети, — это вам не дешевый трюк, никаких комбинированных съемок, такое заранее не подстроишь, здесь играет сама жизнь! Что ж, теперь нам предстоит насладиться состязанием между Руди и Черным Бесом. Но сначала мы сделаем небольшую паузу. А после перерыва на старт выйдут свиньи, показавшие лучшее время: Черный Бес, Руди-Пятачок, Молли-Молния и Хрюндель-Мазерати.

Глава 27

И вот в громкоговоритель объявили финальный забег.

Мы разбудили Руди, повели его к ближайшему водопроводному крану, поставили под холодную струю и как следует растерли щеткой. Что Руди, конечно, не понравилось. Но мама сказала, что это стимулирует кровообращение и поможет ему взбодриться. Потом мы пошли к пожарному пруду и дали Руди чуть-чуть поплавать. После этого он по-настоящему проснулся и даже стал резвиться со Щетинкой. Но теперь уж мы с него глаз не спускали, особенно если замечали поблизости господина Ниса.

Когда объявили финальный забег, я повел Руди к стартовому загону. Там мы встретились с господином Нисом, который вел Черного Беса. Наши свиньи лишь презрительно зыркнули друг на друга. Руди предстояло впервые состязаться в скорости с Черным Бесом.

— Ну что ж, посмотрим, на что способен ваш Пивной Бочонок! — съязвил господин Нис.

Я не сразу понял, что это он Руди назвал Пивным Бочонком. Я бы мог ответить ему: «Вы что, сами столько выпили, что не можете отличить свинью от бочонка?»

Но хороший ответ всегда приходит слишком поздно.

Перед тем как дали сигнал «На старт!», я успел шепнуть Руди на ухо:

— Обгони его! Утри ему рыло! Ну же — вперед!

По соседству господин Нис подбадривал Черного Беса и орал на него во все горло. А у нас царила зловещая тишина. И это господина Ниса явно раздражало. Когда дали команду «Марш!», он было зыркнул на нас, но в этот миг его собственный рванувший с места боров опрокинул хозяина на землю. Четыре свиньи стремглав бросились к финишу.

Черный Бес стартовал лучше всех. Он бежал, как разъяренный дикий вепрь, пасть раскрыта и белые клыки обнажены. Может, он видел перед собой соперника, которого хотел обогнать или укусить, может, господина Ниса или нашего Руди, трусившего по соседней дорожке. Руди бежал как-то вяло, возможно, он еще не совсем протрезвел или думал о Щетинке, а может, ему просто не хотелось состязаться — во всяком случае, он все больше отставал от Беса.

Крики с трибун становились все громче, и тут мы с папой, мамой, Бетти и Цуппи услыхали: «Руди вперед! Победа тебя ждет!» Этот призыв подхватили все зрители. Руди был уже на середине дистанции и почти на целый корпус отстал от соперников, но вдруг словно очнулся и побежал все быстрее и быстрее, так, что уши развевались. Может, он вспомнил о Цуппи, которая стояла у финиша, и решил, что должен добежать до нее раньше Черного Беса и защитить ее. Во всяком случае он — сантиметр за сантиметром — стал приближаться к Бесу, и перед самым финишем они уже бежали рядом — рыло к рылу, так что невозможно было разобрать, кто впереди. У самого финиша Руди двумя сильными скачками все же обошел соперника и, пролетев через финишную линию, рухнул на землю, а промчавшийся следом Черный Бес наскочил на него и в бешеной ярости поддел сзади клыками.

Бедный Руди! Мы услыхали, как он завизжал от боли. Беса оттащили, но он все же успел еще пару раз укусить победителя.

Руди лежал на земле совершенно обессиленный. Мы принесли ему воды, а потом Мориц заклеил ему рану пластырем. Цуппи купила своему любимчику глазированное яблоко, и он его сразу же сосредоточенно сжевал.

После этого Руди надо было еще подняться на пьедестал для церемонии награждения. Оркестр сыграл туш, и он получил «Голубую ленту Эгерсдорфа», которую повязали ему на живот. Казалось, Руди был по-настоящему рад, с этой широкой лентой он был похож на президента на официальном приеме.

Сбежались фотографы и даже телевидение. Нас — как семью победителя — сняли вместе с Руди. Вот мы все тут на групповом снимке: папа пытается спрятаться за своей трубкой, мама натянуто улыбается, Бетти застыла, как манекен, Цуппи положила руку Руди на голову, а я поднял два пальца буквой V — что означает «Victory», победа.

Глава 28

Наступила осень. Стало холодно и пасмурно. В туманные дни с Эльбы долетали гудки пароходов. Но в нашем доме на стадионе было тепло и уютно. Мы ходили в школу, делали домашние задания, играли в гандбол, рисовали и читали. Мама приходила с работы усталая, но все же не такая грустная, как раньше. Гаральд по-прежнему всех задирал и раздавал щелбаны направо и налево, но теперь доставалось не тем, кто прилежно работал на уроке, а тем, кто отвлекался и шушукался. Так он хотел помочь маме. Конечно, никакая это была не помощь, потому что маме постоянно приходилось разнимать Гаральда и других учеников. Из-за его затрещин порядка на уроках больше не становилось, наоборот — только больше шума.

Однажды Гаральд пришел к нам в гости. Это мама его пригласила. Он сидел за столом, ел пирог и — удивительное дело! — молчал как рыба. Зато он трижды опрокинул свою чашку с какао. Мама всякий раз говорила: «Ничего. Не беда. Скатерть и так была грязная». Если бы мы такое устроили, она бы нам спуску не дала. Гаральду очень хотелось посмотреть на нашу свинью. Мы отвели его в загон. Он присел на корточки перед Руди и почесал его за ушами, а потом признался:

— Дома у нас вечно колбаса и мясо, а я не люблю свинину и не хочу быть мясником. Но отец считает, что я должен унаследовать его дело.

Мы приглашали его приходить еще. Но он не решился — почему, даже мама не смогла у него допытаться.

Так шли дни и недели. Папа бился над своими иероглифами, а перед выходными обновлял разметку на футбольном поле. Его линии, как повелось, состояли из множества коротких отрезков.

Частенько, возвращаясь с дождя и вешая плащ, он говорил:

— Эх, вот если бы меня послали в Египет в научную командировку! Только представьте: целых три года — пальмы, верблюды, пустыни, солнце, Нил и сфинксы.

Папа подал заявку на участие в раскопках могилы одного фараона из тридцатой династии, по которой он как раз специализировался, но пока не получил никакого ответа — ни согласия, ни отказа.

— А что же тогда будет с Руди? — спросила Бетти. — Арабы не любят свиней.

— Ты скажи им, что без свиньи никуда не приедешь, — предложила Цуппи.

— Если бы все было так просто! — рассмеялся папа. — Я буду рад-радешенек, если получу это место. Впрочем, не думаю, что Руди понравится египетская жара. Как у него вообще-то настроение?

Настроение у Руди было не очень. После соревнований в Эгерсдорфе он что-то повесил уши.

Но не потому, что снова провинился. Хотя как-то раз он опять погнался за судьей, когда тот, ничего не подозревая, зашел к нам в сад, чтобы поговорить с папой.

Пришлось бедняге спрятаться в туалете для спортсменов и просидеть там до тех пор, пока его Цуппи не освободила. После этого мы стали запирать Руди в сарае.

— Как вы только живете с таким чудовищем! — удивлялся судья, бледный как мел. Нам так и не удалось убедить его, что Руди — самая добрая свинья на свете и что он только почему-то затаил злобу на людей в черных рубашках и коротких черных штанах.

Но неделю спустя Руди даже головы не поднял, когда другой судья зашел в сарай и его погладил.

Бедняга почти ничего не ел, просто лежал на одном месте и смотрел в окно на тополя, с которых опадали листья.

Он стал худеть, и если когда-то и был толстым, как пивной бочонок, то теперь — кожа да кости. Не оставалось никаких сомнений: Руди заболел. Папа, который всегда боится самого страшного, встревожился:

— Может, у него чума? Это очень опасная болезнь и к тому же заразная.

— Глупости, — сказала мама. — Нисколечки он не болен! Он просто влюблен и тоскует по Щетинке.

Но Цуппи не хотела в это верить. Она считала, что виной всему неправильная кормежка: ведь Руди питается одними нашими объедками.

Тогда папа вызвался сварить его любимое картофельное пюре и даже не пожалел добавить туда сливочного масла.

— Еда просто люкс! У нас будет свинья-люкс, — приговаривал он, ставя миску перед Руди.

Но тот лишь немного приподнял голову и ткнулся пятачком в папину ногу, словно хотел сказать:

— Спасибо за заботу, но мне что-то ничего не хочется.

Руди опустил голову на скрещенные ноги и снова стал смотреть на дождь за окном.

— Надо вызвать врача, — решила мама. — Похоже, он и впрямь заболел.

На следующий день пришел ветеринар. Он сразу узнал Руди:

— Ага, так этот тот самый знаменитый бегун Руди-Пятачок. Читал-читал о бегах в Эгерсдорфе. Ну-ка посмотрим, что стряслось с нашим рекордсменом?

Ветеринар начал осмотр. Он поднял Руди, измерил ему температуру, посветил маленьким фонариком ему в уши, в ноздри, в рот. Руди стоял смирно и терпеливо все сносил.

— Он здоров, — заключил ветеринар. — Но чем-то огорчен. Свиньи — очень чувствительные животные. Например, если у такого молодого кабанчика нет подружки, он может впасть в меланхолию.

Когда врач ушел, Цуппи спросила:

— Что это за болезнь такая — меланхолия?

— Меланхолия — это когда тебя ничто не радует, и ты сидишь и часами смотришь в окно.

Мы собрали семейный совет. Руди нужна подружка, это ясно. Что делать?

— Можно завести еще одну свинью. Давайте возьмем к себе Щетинку. В сарае вполне хватит места для двоих, — предложила Цуппи.

Папа вскочил с кресла:

— Нет уж! Этак у нас тут появится свиноферма!

К тому же, если мы заведем еще одну свинью, спортивный клуб нас точно выставит со стадиона.

— Лучше отправить Руди в деревню к фермеру, у которого есть свиньи, — сказала мама.

— Давайте отвезем его к Малте и Морицу, — предложила Бетти.

— Вот именно! — обрадовался папа и пустил колечко дыма из трубки. — Там полным-полно свиней, у Руди появится компания, он сможет с ними бегать и резвиться.

Цуппи молчала. А потом вздохнула:

— Я знаю: вы просто хотите от него избавиться.

— Вовсе нет, — возразил папа. — Но ты же слышала, что сказал ветеринар.

— Мы станем навещать его по выходным, — добавила мама, — как тогда, когда он жил у старика Boca. А ты сможешь играть с Морицем.

Тогда Цуппи нехотя согласилась:

— Ладно.

Глава 29

В следующую субботу мы отправились в деревню на берегу Северного моря. Был первый день зимы, и шел снег.

Когда мы завернули на двор Хинрихсенов, нам навстречу выкатил Малте на тракторе. Ему уже четырнадцать, так что ему разрешается водить трактор.

Из хлева вышли Мориц, Хинрихсен и его жена. Они там чинили доильный аппарат. Увидев Руди, лежавшего сзади в машине, Хинрихсен спросил:

— Что с ним стряслось? Странно, Щетинка тоже приуныла.

Мы спросили Хинрихсена, не можем ли мы оставить у него Руди, конечно, за плату.

Хинрихсен взять Руди согласился, а вот от платы отказался наотрез. Сказал, что сочтет за честь, если обладатель «Голубой ленты» будет жить в его свинарнике.

Мы выпустили Руди из машины. Он стоял неподвижно под кружащимся снегом, и было видно, что он мерзнет. У него ведь совсем не осталось жира, который бы его грел.

Тем временем Мориц привел Щетинку. Как только свиньи друг дружку увидели, мигом бросились навстречу и стали тереться пятачками, а потом помчались по двору. Время от времени они останавливались и обнюхивались, тихонько похрюкивая, а потом снова с визгом мчались взапуски. Набегавшись по снегу, они тихонько пошли рядышком в хлев. Мы смотрели им вслед и заметили, как они оба похудели.

Хинрихсены угостили нас штрейзелем со взбитыми сливками и чаем с молоком и сахаром вприкуску — так принято в Северной Фрисландии[4].

Цуппи и Мориц ушли в детскую строить ферму из конструктора. Мне разрешили прокатиться с Малте на тракторе, а Бетти с Фредерикой, старшей сестрой Малте и Морица, которая интересовалась не свиньями, а поп-музыкой, закрылись в ее комнате и слушали разные записи. Они задернули занавески, зажгли две свечи и просили не мешать им. Потом они накрасились, как Мадонна, и вышли нам показать.

Мы навещали Хинрихсенов по выходным, когда могли. Руди вскоре снова набрал вес, да и Щетинка тоже раздобрела.

Цуппи задумала стать фермершей или ветеринаром — она пока еще точно не решила. Во всяком случае, они с Морицем собираются устроить ферму по разведению беговых свиней. Начало этому делу уже положено: весной Щетинка родила восемь поросят. Все очень резвые.

— Сразу видно, что их отец Руди, — нахваливает их Хинрихсен, — все — прирожденные бегуны.

Когда наш папа их увидел, он тоже страшно обрадовался:

— Господи, как же нам повезло! Только представьте, если бы вся эта орава очутилась у нас дома! Вот был бы ужас!

Примечания

1

Конструкция здания, представляющая собой каркас из наклонных деревянных балок, промежутки между которыми заполнены камнем или кирпичом и которые видны с наружной стороны, что придает зданию характерный вид. — Здесь и далее примеч. перев.

(обратно)

2

По шестибалльной системе оценок в школах Германии единица — лучшая отметка, а шестерка — худшая.

(обратно)

3

Индонезийское блюдо из риса, овощей и мяса.

(обратно)

4

Северная Фрисландия — район в Германии, часть земли Шлезвиг-Гольштин на севере страны.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg