Аделия Амраева Футбольное поле
Моему папе, который научил меня любить и понимать футбол, хотя сам равнодушен к нему.
Моей маме, которая купила мне первый в моей жизни журнал про футбол и терпит, когда я кричу на весь дом: «Го-о-ол!»
Всем, кто хоть раз пинал мяч.
Знайте – футбол начинается с вас!
To win again To never stop finding Moving as one Is the word for home Begin to place Yourself in the big frame When you dream Away, away… Побеждать снова, Никогда не переставать искать, Быть единым целым — Вот что такое дом. Научиться находить Себя на огромном поле, Когда ты мечтаешь Всё дальше и дальше… Herbert Gronemeyer «Celebrate the Day» неофициальный гимн ЧМ-2006Фол[1]
– Дима, спать ложись.
Завтра у тебя тяжёлый день.
К вечеру мамин голос едва слышен. Она всё время устаёт на работе. Раньше я думал: как здорово, что теперь я вырос. Как-никак в пятый класс перешёл! Вы даже представить себе не можете, что это такое – продлёнка… Ещё несколько часов мучения для мозга! Мозгопарение! А о тёте Оле с её бесконечными сериалами я уж вообще не говорю.
Не-е-е… Чем такая няня, лучше продлёнка!
Так вот, раньше мне казалось, что приходить в пустую квартиру, самому решать, чем пообедать, а иной раз и поужинать, – это круто. Но как только мама решила, что мне пора учиться самостоятельности, она записала меня в студию бальных танцев. Теперь, вместо того чтобы бежать на стадион и играть с ребятами в футбол, я прусь через квартал… на танцы… И домой прихожу всего-то за час до мамы. Хорошо, сейчас каникулы, на игру остаётся больше времени. Но стадион занят почти всегда, вечно там физрук старшаков гоняет, готовит к межшкольным соревнованиям.
И «тяжёлый день» – это когда дополнительные занятия по математике в один день с теми, самыми ужасными занятиями в мире. Танцевать с девчонкой, которая вечно вертит то носом, то меня из стороны в сторону, – это выше моих сил! Но маме, похоже, на это наплевать…
Колька всё посмеивается надо мной, а что мне делать? Училка по танцам, чуть что, даже если опоздаю, докладывает маме. Уже пару раз меня лишали телевизора и компьютера. Это и так-то сродни расстрелу, а во время чемпионата мира – прямо-таки сожжение заживо! Хотя мама и не знает, что я смотрю футбол. И что играю – тоже не знает. Она вообще мало что знает…
Из-за того, что она такая Незнайка, я стал терять форму. Скоро буду, как Робокрауч, бегать по полю без толку. Немудрено: три раза в неделю дурацкие танцульки, два дня дополнительные занятия, которых никак не пропустишь, а в выходные поле занимают старшаки. Выходные только их, будто им времени с утра до обеда мало! Итог: один день футбола… Зато самый счастливый, ради него, считай, и живу!
Вот будь у меня папа, как у всех, он обязательно объяснил бы маме, что танцы для мальчика – это убийственно. Вон у Кольки всё как у людей: сидит все матчи с отцом смотрит, даже пиво в футбольных кафе спокойно пьёт, и форму ему как у аргентинцев купили, и бутсы… А я в кроссовках, как обормот.
Папы у меня нет… Не потому, что он на войне погиб или ещё где, это бы куда ни шло. Не обидно, во всяком случае. Наверное, даже погордиться можно. А у меня просто папы нет… И не было… Никогда. Мама всегда начинает играть в молчанку, стоит её спросить, каким же это образом я уродился на свет с прочерком в свидетельстве. Иногда я даже всерьёз начинаю подумывать о капусте или аисте. А что? Всё возможно. Наверное, к моему совершеннолетию мама всё-таки рискнёт рассказать мне какую-нибудь такую утку, не удивлюсь…
Вот уже час ворочаюсь, не могу заснуть. В голове футбол. Сегодня играет Португалия с Северной Кореей. Понятное дело, что выиграют португальцы, но корейцы всё равно молодцы! В отличие от нашей сборной они хотя бы в финальные игры прошли…
Вот незадача! Ну почему эта тётя Оля всегда приходит не вовремя? Ну пришла бы на выходных, так нет же! Решила вечерком посекретничать. Мама теперь долго спать не ляжет. Комп, пусть и стоит в моей комнате, так же недоступен, как и телик в маминой: ведь даже в приоткрытую дверь можно из кухни увидеть свет от монитора… Так что счёт я узнаю только завтра. В бурном и подробном пересказе Кольки. Хорошо, хоть какая-то от него польза. В футбол он играет неважнецки, даже хуже – просто отвратительно. Зато четыре раза в неделю!
– Оленька, я так тебя ждала! Ну наконец-то! – доносится из коридора. Свет не включают. Неужто мама и вправду верит, что я сплю?
– Тань, что стряслось?
– Пойдём. Хочешь чаю? Только в мою комнату пойдём. У меня просто трагедия!
Мама плачет… Интересно, что бы это значило? Любопытство пусть и свинство, но если не подслушать, то на завтрашнюю математику можно забить: все занятия буду думать о «трагедии».
– Да не плачь ты, Танюш! Расскажи толком… – обеспокоенно шепчет тётя Оля. Она всегда чем-то обеспокоена. То каким-нибудь Хуаном, то Антонио, то Росаурой, то Изаурой. Сейчас, правда, на турецкие сериалы перешла.
– Знаешь, что мой гадёныш делает каждый вторник? – тихо стонет мама.
Гадёныш, получается, я…
А что я делаю? Вторник – это день счастья, день футбола.
Мама же мне не запрещала с друзьями общаться? Ну, если только без обеда остаюсь и домой позже прихожу… Но ведь на это запрета не было?
– Он в футбол играет, представляешь? В футбол!
Стенания мамы становятся громче.
– Что? В футбол?
Ну вот, тётя Оля, и вы туда же! А что так сокрушаться-то? Да, в футбол. Не пью, не курю – в футбол играю. Или я вальс, по-вашему, двадцать четыре часа в сутки должен танцевать?
Осторожно заглядываю в комнату. Тётя Оля, подсев к маме поближе, начинает гладить её по голове и спрашивает:
– Он знает?
Мама отрицательно мотает головой… Так, становится более чем интересно!
– Вообще ничего не знает? – снова спрашивает тётя Оля.
– Нет.
– Ты ему про отца что говорила?
– Ничего, – мама опять начинает всхлипывать.
– Так нельзя. Он хоть спрашивал?
– Да, спрашивал как-то… Оль, может, ему кто-то рассказал? – мама хватает тётю Олю за руку, смотрит молящим взглядом.
– Да кто мог ему рассказать? Никто ведь не знает, – тётя Оля вдруг вырывает руку и встаёт. – Или ты думаешь, что я…
– Нет, нет, Оленька, что ты… – перебивает её мама, – Я просто в шоке… Два дня назад шла к Таисии Петровне, чтобы об его поведении и успеваемости спросить, он же у меня чуть было на второй год не остался!
Смотрю – он на стадионе бегает. Ещё кричит кому-то что-то про мяч.
Таисия Петровна – это классная… Не в том смысле, что крутая. Классный руководитель она. А кричал я: «Пасуй мне!» – и кричал это тупому Кольке, когда он подошёл к воротам и не знал, что с мячом делать. Кстати, мы проиграли в тот день. Из-за Кольки, естественно!
– Спросила у Сергея Анатольевича, физрука, а он говорит, что Димка каждый вторник играет. Раньше, мол, и в понедельник после математики приходил, да ещё в среду и пятницу… Теперь у него в эти дни танцы. Я даже…
– Может, это совпадение? – перебивает тётя Оля.
– Да какое совпадение, Оль, о чём ты говоришь? – мама переходит на крик. – Он в футбол играет, ты понимаешь? В ФУТБОЛ!
– Тише ты!
Мама закрывает рот рукой и бросает взгляд в сторону двери. Прячусь вовремя. Обе замирают. Я перестаю даже дышать: нельзя, чтобы меня заметили. Иначе завтра я весь день буду думать, почему мама в шоке от того, что я гоняю мяч на поле.
– Ну и что? Ну и что, что Димка играет в футбол? Многие мальчишки играют, – тётя Оля начинает ходить по комнате.
– Ты не понимаешь, – мама снова плачет. – Это его кровь! А у него плохая кровь!
Вот тебе и приехали. При чём тут футбол и кровь, да ещё и чья-то? Совсем ничего не понимаю…
– Пусть так, пусть эта игра у него в крови. В этом ведь нет ничего страшного, Танюш. Меньше дури в голове будет, – тётя Оля снова подсаживается к маме.
– Я его и так на танцы записала. Успехи у него, правда, не очень, да мне это и не нужно, – мама говорит так тихо, что я почти просовываю голову в комнату. – Пусть окончит школу, поступит на юриста, на педиатра, на столяра – мне всё равно, но пусть не играет в футбол!
Ну уж нет! Что за новости? Я же хожу на эти ужасные танцы, слушаюсь, двоек с прошлой четверти не получал! Да, чуть не остался на второй год – но ведь не остался же! Почему это мне нельзя заниматься тем, что я люблю?
– Ну, может, он, пока в школе, играет. Потом вырастет и думать забудет про этот футбол, а?
Тётя Оля, ну вы и скажете! Да никогда! Я обязательно стану ведущим футболистом не только «Барселоны», но и нашей сборной, – и выведу нашу команду в финал Чемпионата Мира! Правда, пока я подрасту, придётся ещё парочку предварительных этапов позорно отыграть…
– Я не хочу, Оль, не хочу! Я не хочу, чтобы он даже думал про эту игру! Чтобы по телевизору смотрел, чтобы говорил о ней… Понимаешь?
Тётя Оля выдержала паузу и говорит:
– То, что его отец проходимец, ещё не значит, что все футболисты такие. К тому же ты сама всё решила тогда. Сама отказалась от того, чтобы он отцовство давал.
– А он и не настаивал! Ему в Германию нужно было беспрепятственно уехать, его «Вердер» пригласил!
– Я повторяю, Тань, он козёл. Но Димка тут ни при чём! Его отец не должен влиять на его жизнь.
– Его отец – футболист. Поэтому мой сын не будет играть в футбол! – мама решительно встала. – Я про чай забыла. Я сейчас.
– Танюш, – доносится до меня уже у двери моей комнаты, – что ты намерена делать?
– Запрещу… Нет, лучше запишу его ещё куда-нибудь и буду строго контролировать. На плавание, например.
Слёзы, ну вот зачем вы всё бежите и бежите? Как игроки на поле: одна капля на подушку справа, по лицу, другая на подушку с левого фланга, третья точно в девятку – в рот… И так бесконечно. До утра.
А я думал, что мама вообще не разбирается в футболе. Зато фолит она похлеще Гаттузо – я теперь не скоро оправлюсь от этой травмы…
Дриблинг
В который раз убеждаюсь: слово мама держать умеет! Теперь по понедельникам и четвергам у меня плавание. Плюс к танцам.
Мама даже дополнительными занятиями пожертвовала. Хотя зря… Я-то своё слово всё никак удержать не могу – тяжёлое оно больно. Двойка по математике на следующий год мне обеспечена!
Вообще-то я тут ни при чём – не по своей воле всю ночь проплакал и Пифагора с его штанами на плавание променял. Но не скажу же я маме, что подслушивал? Это ведь нехорошо, и меня обязательно пристыдят… А я не люблю, когда мама начинает мне в пример Кольку или, того хуже, Айку ставить. Айжан послушная, проблем родителям не доставляет, отличница… Ещё бы! Какие проблемы, когда ты занимаешься тем, чем хочешь! Хочешь – посплетничаешь с девчонками, хочешь – нарушителей порядка сдашь с потрохами. К тому же у Айки папа есть. И в Германию он не уезжал… А Колька, хорошист и паинька, – ну его! Я с ним теперь не разговариваю. Да, Корея – слабая команда, и то, что Португалия выиграла у неё 7:0, ещё ничего не значит. Но это не повод говорить, что чемпионом станет Аргентина! Бразилия в крайнем случае!
Теперь я потерял своего личного комментатора… и друга тоже… Но я не жалею. Пусть бежит к своему папочке и с ним обсуждает матчи! А играть пусть даже не надеется: ребята давно уже поговаривают о том, что уберут его на скамейку запасных. А то как же, у старшаков всё как положено: и скамейка эта заполнена, и болельщики приходят, мы то бишь, и даже тренер, Сергей Анатольевич, есть. А у нас теперь будет скамейка запасных, пусть и с одним человеком. Хотя не у нас… У них… Я в футбол теперь играть не могу…
Противные танцы. Ксения Алексеевна встречает нас у входа в зал. Как всегда. И почему-то улыбается.
– Здравствуйте, ребятки, проходите, – в её обычно строгом голосе слышится едва заметная радость.
Она редко улыбается. Обычно мне нравятся эти редкие моменты. И тогда я даже танцую, послушно, пусть и неумело. Но сегодня мне хочется сделать что-нибудь в ответ на эту её издевательскую улыбку. Что-нибудь неподобающее… Подпрыгнуть, когда все стоят на месте, замереть вдруг, когда все старательно прыгают по кругу на корточках. Они тогда прикольно в меня врезаются, девочки ругаются, а мальчики смеются в голос. А ещё лучше – наступить на ногу Лариске! Будто невзначай. «Не подобает себя так вести, Дмитрий!» – тихо скажет Ксения Алексеевна. Она никогда не кричит. Но от её спокойного голоса – мурашки по коже.
Я опять забыл, за кем стою. Лариска хватает меня за руку и толкает в строй. Эх, жаль девочек обижать нельзя, а то б я ей показал!
Вот почему мама раньше мне про папу не рассказывала? Он у меня футболист! И наверняка неплохой футболист, раз его в Германию позвали… Или был футболистом – у него, наверное, уже возраст не тот…
Почему он не позвонил, не приехал ни разу за эти десять лет? Или хотел, только мама ему не разрешала меня видеть? Да, мама у меня такая. Она любит не разрешать. Но ведь он хотел стать мне папой?
После поклона начинается разминка. Это моя любимая часть занятий. Прыгнуть выше всех, пробежать быстрее всех – здесь я лучший, и Ксения Алексеевна не делает мне замечаний. Но не сегодня. Головой крутить сильнее – интересно, оторвётся? Руками запутаться в чужих руках…
– Дмитрий, встань подальше от Артура! И от Сабины тоже!
Ногами попинаться, делать всё наоборот, наперекор командам. Как хочется идти против команд всех взрослых, не только Ксении Алексеевны! Особенно против маминых…
– Дмитрий! Что за ребячество!
– А я что? Я ничего.
Все смеются. Кроме Лариски. Если б могла, она убила бы меня взглядом.
– Встань ровно! Руку дай сюда! – Лариска толкает меня в ногу, грубо поворачивает мою голову. Ещё чуть-чуть – и вывернула бы её. У меня потеет ладонь, у Лариски всё лицо от возмущения дёргается. Она то и дело вытирает руку о платье, трёт так, словно в моей ладони целое море помещается.
– Дети, на прошлом уроке мы с вами начали изучать падеграс, – Ксения Алексеевна ходит от пары к паре, проверяет, правильно ли мы поставили ноги, не высоко ли подняли руки. Нам она замечания, конечно же, не делает: всё Лариска исправила.
– Кто мне скажет, как и с какого языка переводится “pas de grace”?
На танцевальный зал свалился бы метеорит, если б Лариска не выкрикнула первая:
– Грациозные, изящные шаги, Ксения Алексеевна! С французского!
– Правильно, Ларочка. Спасибо. Грациозность и изящество. Это главная цель падеграса. Выпрямите спинки, – ласковые слова Ксении Алексеевны заставили Лариску грубо меня ударить. По спине. Дёрнуть бы её за эти жидкие русые волосы!
– Итак, начнём, без музыки, – Ксения Алексевна начинает отсчитывать. Как же я не люблю первые цифры в счёте!
Мой папа – футболист… А я не могу играть в футбол. Из-за него? Но разве он в чём-то виноват? Он уехал. Но он ведь не бросал меня? Он ведь не отказывался?
– Молодчинки! И раз, и два, и три, и раз, и два, и три. Василий, спину прямо! Аружан, тяни носочек! И раз, и два, и три – от взора Ксении Алексеевны не скрыться. Не скрыться, если твоя партнёрша не Лариска. А Лариске меня доверяют полностью, в нашу сторону смотрят редко. У неё попробуй не потяни носок!
– Умнички! А теперь деми плие, вес на левую ножку, молодцы. А теперь с правой… Еркен, направо! Налево пойдём на второй такт! Ещё раз: и-и-и раз, и два… Так, стоп! Давайте под музыку.
Люблю танцевать под музыку. Точнее, люблю, когда она звучит. Все начинают волноваться, кто-то забывает движения, и на меня никто не обращает внимания. Ксения Алексеевна старается объяснять детали тем, кто её слушает. Я никогда не слушаю. А Лариска и так всё понимает, будто родилась в танце! Но и с Лариской можно справиться. Довести до слёз, например. Она побежит жаловаться, меня отчитают. И треть занятия я просто послушаю девчачьи крики, не выписывая непонятно кому нужные па.
Движение вперёд – набегание. Работаю внешней стороной стопы, потом внутренней, затем пяткой. Лариска нервничает:
– Ты что делаешь?
Я улыбаюсь:
– Дриблинг.
Шаг влево – короткое забегание. А что? Я ведь веду! Лариска дёргает меня на то место, где мы должны были быть по танцу. Шаг через первую позицию – это мягкий удар носком. Мяча нет, но он всегда передо мной. Стоит мне только захотеть. Вместо деми плие делаю подкат. Не задеть при этом ногу Лариски – это искусство. Она так и подставляет то одну, то другую. Но я не должен потерять мяч.
– Ксения Алексеевна, скажите Димке!
Вот крыса!
– Дмитрий, в чём дело? – Ксения Алексеевна останавливает музыку.
Я делаю невинный взгляд:
– Ничего, Ксения Алексеевна, я танцую! Как могу!
Мяч вот он, рядом с ногой. Главное – не потерять. Музыка и танец начинаются заново. Я веду мяч. Лариска старается его отобрать, но я продолжаю вести. Забегание, неудача, набегание – веду. Потеря мяча, подкат.
– Дурак! – Лариска вот-вот заплачет. Она думает, танец несовместим с футболом. А я совмещаю. И всегда буду совмещать.
К концу урока Лариска всё-таки заревела. Последний подкат был неудачным. Точнее, последнее деми плие… Но я совсем не больно ударил её по ноге! Совсем чуть-чуть!
– Дмитрий, я вынуждена вызвать твою маму. Так дело не пойдёт. Джентльмену не…
Да, да, Ксения Алексеевна, – не подобает так себя вести. И мяч вести тоже не подобает. Даже воображаемый… Только вот вызывать маму – это запрещённый приём!
Misses Next Match
У нас в отличие от старшаков есть самый неприятный чел, предусмотренный в футболе. Судья. Не знаю, кто это. Знаю только, что арбитр, как всегда, оказался недальновиден.
Против меня сфолили, он мне жёлтую карточку, я стал бороться в следующем матче – он мне ещё одну. Misses next match…
Но я, кажется, пропущу не только следующий матч…
Плавать-то я умею, но как собачка. А тут меня пытаются научить плавать брассом. Пусть учат – как отвернутся, я до бортика всё равно «собачкой» доплыву. Вода успокаивает. В воде размышлять хорошо.
Говорят, безвыходных ситуаций не бывает. Получается, я всё же смогу играть в футбол? Надо найти выход. Надо оправиться от фола, отсидеть всего один матч на скамейке запасных – и в бой! Снова на поле…
– Дима, плыви сюда, я посмотрю! – Тренер, Болат Серикович, скрестив руки на груди, наблюдает, как я бултыхаюсь в воде. Как я захлёбываюсь. – Разве я тебя так учил? Руки прямо перед головой, голову вниз!
Ещё говорят, надежда умирает последней. Последняя, первая – какая разница! Ведь она всё равно умирает. Моя надежда вновь выйти на поле бьётся в предсмертных судорогах, пока я осваиваю брасс.
Идти домой не хочется. Болат Серикович заметил, что я даже не стараюсь «плавать правильно». С чего он решил, что «по-собачьи» – это неправильно? Собакам же так не говорят, они плавают себе и плавают. Не нравится он мне! И плавать «правильно» мне тоже не нравится!
– Дмитрий! – Если мама называет меня полным именем, значит, будет ругать. – Мне звонила Ксения Алексеевна. Пригласила к вам на следующий урок. Не расскажешь почему?
– He-а, мам, не знаю, – я заталкиваю в рот как можно больше еды, чтобы мама поверила, что я не могу ответить на её вопрос.
– Хорошо. Выясним на занятии… Ты ничего не натворил?
Отрицательно мотаю головой. Такая наивная. Она думает, я сам признаюсь, что на уроке танцев довёл Лариску до слёз, потому что ударил её по ноге, забирая мяч в подкате… Нет уж. Если назначена казнь, то лучше оттягивать её как можно дольше. Следующее занятие вполне подойдёт.
Мама в этот вечер разговорчивая. Всё спрашивает и спрашивает: что делал, кто что сказал, понравилось на плавании или нет. Я ковырял в тарелке, ковырял…
– Мам, а если я не хочу ходить на плавание? – решаюсь спросить.
Мама молчит. Наливает чай.
– Мам, я – не – хочу – ходить – на – плавание! – чеканю каждое слово.
– Почему? – Мама даже не смотрит на меня! Сахар в чае ей намного интереснее собственного сына! И с каких это пор она пьёт чай с сахаром? А как же фигура?
– Не хочу, и всё!
– Потрудись объяснить причину.
– Мам, мы с ребятами… Ну… – Как бы ей это сказать, чтоб она разрешила?!
– Что «ну»? – мама пристально смотрит на меня. Так. Нужно собраться с духом… Я ведь не должен был слышать вчерашнего разговора, значит, вполне можно сказать про футбол.
– Мы с ребятами в футбол играем…
Мама делает глоток, встаёт, идёт к раковине, выливает чай и начинает мыть посуду.
– Ну, знаешь, во время чемпионата мира это модно. Ну в футбол играть… – голос становится предательски тихим. Я замолкаю. Покопаюсь лучше в тарелке. Кто там сегодня играет? Франция и Южная Африка? Ну-ну, французы, думаю, продуют и этот матч тоже. Во всяком случае, я не удивлюсь. Вот эта маленькая фасолька – французы, а вот эта большая – ЮАР…
– Какой чемпионат? – вдруг спрашивает мама.
– А?
– Какой чемпионат? Ты что, футбол смотришь? – мама начинает кричать. Она редко кричит, но когда кричит… Пиши пропало. – Ах ты, паршивец, футбол, значит, смотришь? Мало того, что играешь, ещё и… – надо мной нависла поварёшка. Я сжимаюсь и зажмуриваюсь. Сердце лезет в горло.
– Если ты не голоден, марш в свою комнату! – Мама хватает тарелку, выбрасывает еду в помойное ведро… Что там дальше, я не буду досматривать. В комнату – значит, в комнату. Такой я маму ещё не видел.
Я даже дверь закрыть не успел, слышу шаги… Мама грубо распахивает дверь и входит за мной. Она никогда меня не лупила, неужели это «никогда» сегодня закончится?
– Слушай меня внимательно, Дмитрий, – родной голос звучит по-новому, как посторонний, чужой. – Ты будешь заниматься плаванием и танцами. Будешь посещать дополнительные занятия. С июля, когда закончатся дополнительные занятия, ты пойдёшь в секцию каратэ. Я об этом на днях договорюсь. Запомни: ни о каком футболе не может быть и речи! Забудь это слово, ясно?
Я молчу. Глаза, предатели, говорят за меня. Не могу пошевелиться. Даже чтобы смахнуть слёзы…
– Я спрашиваю – ясно? Нечего плакать, давить на жалость. Будет так, как я сказала. И о чемпионате тоже забудь, чтобы даже в газетах не читал! Ты меня понял? А?
Молчу… Слёзы ручьём…
– Я не слышу ответа!
Надо рискнуть, надо… Надо сказать… Решаюсь:
– Почему?
Мама повышает тон, видимо, чтоб понятней было:
– Потому что я так сказала, я так хочу!
Она разворачивается и направляется на кухню. Вот он, момент!
– А я так не хочу! Я не буду ходить на танцы и на плавание! Я буду играть в футбол!
– Что ты сказал? – Занятый своим криком, я и не заметил, как мама вернулась. – Повтори!
– Я…
– Что ты сейчас сказал? – Мама в бешенстве. Но я тоже!
– Я буду играть в футбол! Я буду футболистом, как папа!
Всё когда-то бывает в первый раз… Я ошибся, когда сказал, что не знаю, кто мне «горчичников» надавал. Арбитр – это мама. Арбитры всегда решают так, как хочется им, как им кажется правильным… Теперь я не буду играть в футбол… Меня дисквалифицировали на неопределённый срок. Ещё и дополнительную травму нанесли. Правда, не такую серьёзную, как первая, – подумаешь, денёк сидеть не смогу. А вот там, где-то внутри, всё скребёт и скребёт. Рецидив, это точно… А рецидивы лечить сложнее. В голове как будто дятел завёлся. Он стучит маминым голосом: «Твой отец – негодяй! Он тебя не хотел, понимаешь? Это я настояла! А зачем? Чтобы ты стал таким же, как он? Так ты мне за всё платишь, да?» И ещё что-то там про то, как маме тяжело все эти годы растить меня одной, про работу, одну, другую, про пелёнки, стирку, уборку, посуду, еду…
Не буду играть в футбол… Мой папа меня никогда не любил. Не хочу быть как он… Мама забрала шнур от компьютера. По телефону договорилась с тренером по каратэ. Говорила громко, чтоб я слышал.
Интересно, как там сыграла Франция? Вдруг они всё-таки одержали верх? Сегодня ещё и Колькина Аргентина играет. Вот радуется небось, лопоухий… А мне теперь всё равно, вот увидите! С футболом покончено!
Зидан и Матерацци[2]
– Ты что опухший такой? Ревел, что французы продули? – Гоголь, как всегда, выполняет приказы Бахи. Прямо приплясывает, будто тот в дудку дудит.
У Гоголя вовсе не фамилия такая. Эту кличку ему дали в классе. А фамилия его – Гоголадзе. Только вот не понимает он добра. И пресмыкается перед теми, кто его бараном называет. Из-за курчавых волос.
– Э, Баран, что там? Димон плачет? – Баха со своими прихвостнями подходит к парте. Рядом с ним Колька. Предатель!
– Конечно, как ему не плакать! Французы продули, а он этого, сто пудов, даже посмотреть не смог. – Сейчас Кольке врезать что ли? – Он же маменькин сынок. Мама сказала «спать», и он спать бежит! Боится её. Раньше у меня спрашивал про все матчи.
Я люблю смеяться. Но не люблю, когда смеются надо мной. И гогот тех, с кем я ещё вчера общался, обезумевшим колоколом отдаётся в ушах.
– Надо же! А я с папкой смотрю футбол. Ни одного матча не пропускаю, – Баха улыбается. Широко. Еще шире. Сейчас выпадет череп. Колька подхватывает:
– Я тоже! У меня папка вообще великий комментатор! Он всё про футбол знает!
Нашёл чем гордиться.
– А мой папа – футболист!
Я даже не заметил, как это прокричал. Весь класс: и столпившиеся рядом со мной пацаны, и болтавшие у парты Айки девчонки – замирает. А потом все дружно смеются. Почти все. Кроме Айки.
– Твой папа – футболист? – Баха держится за живот. – Это где? В мечтах, что ли?
Колька ржёт как лошадь.
– Ты же безотцовщина, – Баха делает жалобное лицо и изображает плач. Снова смех. В ушах гудит, в голове всё тот же бешеный звонарь.
– Мой папа – футболист! Я не безотцовщина! У меня есть папа! У меня тоже есть папа! И он футболист! – кричу, размахиваю руками, бросаюсь на Баху. Меня оттаскивают. Баха начинает меня бить. Я замечаю Кольку и пытаюсь пнуть его ногой. Не достаю. Баха зол. Но я не боюсь. Пусть он выше меня на голову, я не боюсь. Я не безотцовщина!
– А ну-ка разошлись! – мои собственные крики показались мне мышиным писком против крика Раушан Бисеновны, – Это что ещё такое? Быстро по местам!
Все разбегаются по своим партам. Я отряхиваюсь.
– В чём дело? – если Раушан Бисеновна начинает кричать, то с каждой фразой кричит всё громче и громче. Баха сжался. Стал такой маленький, как побитый щенок.
– Раушан Бисеновна, мы разговаривали про футбол, – Канат – громоотвод, он всегда прикрывает Баху.
– И?
– Ну а Димка бросился на Баху.
– А Бахыт язык проглотил от счастья?[3] – Раушан Бисеновна вышагивает по третьему ряду. Там, где сидят они: Баха, Кана, Гоголь, Гусь, а теперь ещё и Колька.
– Хусейн! – Гусь задрожал. – Причина драки?
– Ну мы про футбол говорили…
– Я никому не разрешала садиться! – от крика Раушан Бисеновны я соскакиваю со стула. Гоголь и Колька – тоже. – Дальше!
– Ну а потом он, – Гусь кивает в мою сторону, – говорит, что его отец – футболист.
По третьему ряду прокатился смешок. Гусь замолкает. Улыбается. Раушан Бисеновна подходит ко мне.
– Раушан Бисеновна, врать ведь нехорошо. Мы ему сказали, – ухмыляется Баха. – А он драться полез!
– Я не вру! – кричу я, но тут же сжимаюсь. Раушан Бисеновна хлопает ладонью по моей парте.
– Драку начал ты?
– Я не вру…
– Я спрашиваю, драку начал ты? – Раушан Бисеновна кричит мне в ухо, будто я глухой. – Ты или нет?
– Я, – шепчу и снова говорю громко: – Я не вру! Мой папа – футболист!
– Фантазии до добра не доводят, – Раушан Бисеновна идёт к доске. – Кто твой папа, мы спросим у твоей мамы. Сегодня. После урока.
И снова смех на третьем ряду.
– Всем сесть. Открыть тетради. К доске пойдёт Арефьев.
Слёзы вот-вот вырвутся наружу.
– Дмитрий, – Раушан Бисеновна отрывает взгляд от журнала.
– Ой, он плачет, – Кана смеётся. Опять.
– Заткнись, – шипит Айка.
Я срываюсь в бег. Ударяюсь об угол парты, об дверь, но бегу. Прочь! От физики, от этого смеха… На стадион, где играют старшеклассники. Сажусь на скамейку, подальше от поля. Пока реву, близко лучше не подходить.
Здорово быть взрослым! Можно играть в футбол, и никто тебе не запретит. Говорить что угодно, и никто не скажет, что ты врёшь.
– Димка-а-а, – Айка запыхалась, пока добежала до стадиона. Вот только её мне не хватало!
– Дим, не обращай на них внимания. Ты же знаешь, какие они!
Я молчу. Не пристало разговаривать с девчонкой, которая за тобой уже год бегает. Она ведь и на дополнительные ходит ради того, чтоб на меня посмотреть и с подружками пошептаться. А иначе зачем отличнице дополнительные по математике? У неё ведь и так пять!
– Вот я верю, что твой папа – футболист!
Неужели она и в самом деле думает, что я ничего не знаю? Колька почти всему классу рассказал, кто мне на 14-е февраля валентинку без подписи отправил. Даже не смотрю в её сторону. Там на поле – моя жизнь, та, которой мне жить не дают.
– Раушан Бисеновна сказала, чтоб ты вернулся. После занятий она вызовет тётю Таню.
Молчу. А что говорить? Есть ли смысл кричать о несправедливости? Меня, как Зидана, выгнали с поля, даже не дав объясниться. Не поверив ни единому моему слову. А Баха, как Матерацци, вышел сухим из воды. Продолжает матч. Он и после математики будет играть. А я ждать. Маму и её приговора. Очередного. Беспощадного. Хотя куда уже хуже?
Автогол
Дождь зарядил с утра. Раньше я любил дождь. Я поскальзывался, падал, но всё равно играл, играл до последнего. Даже голы умудрялся забивать. Все начинали плакаться, что в такую погоду невозможно играть в нормальный футбол. Откуда ж им знать, что футбол нормальный в любую погоду! А в дождь тем более! Просто препятствий становится больше, они как бы заостряются, становятся какими-то обозлёнными. И мяч выскальзывает, не слушается, и поле превращается в грязевое месиво, и глаза постоянно заливает, но преодолевать такие препятствия на пути к победе – кайф!
Для меня. Так было… Раньше… Все по очереди убегали, а я оставался на поле. Пока Сергей Анатольевич не забирал мяч и не гнал меня домой. Ещё кричал, что заболею.
Я никогда не чувствовал себя так… На душе не кошки скребут – нет! Там голодные львы. Они дерут беспощадно, жадно. Такое ощущение, будто вот-вот всё внутри разорвётся, – бац! – и больше не будет меня.
Почему взрослые так любят кричать? Мама вчера кричала и кричала, плакала и плакала. Она не отлупила меня, как в прошлый раз. Она всего лишь дала мне пощёчину, когда мы шли домой.
– Ты хоть понимаешь, что творишь? Какого чёрта ты удумал драться? Ты зачем говоришь об отце, заставляешь людей смеяться над нами? Тебя кто растил? Кто кормил? Я! Я одна! Ты ещё кого-нибудь видел? Ты мужчину в доме видел? – мама почти кричала, больно дёргая меня за руку. – У тебя нет отца! Запомни это! Нет!
Слова вырвались случайно, я не хотел:
– Но ведь он есть.
Я не заметил, как она замахнулась… Люди оборачивались на меня и на маму, которая твёрдым шагом пошла дальше. Я не стал её догонять. Ужинать тоже не стал. А она не стала меня уговаривать…
По-моему, щека горит до сих пор. Лучше бы отлупила – это не так больно. А по щеке – больно. Не знаю почему. И неуютно в толпе, кажется, что люди смотрят, всё знают, осуждают. А я злюсь. На всех злюсь.
Я вышел из дома сразу, как только мама ушла на работу. Она оставила завтрак. Я к нему не притронулся. Нет, я не вредный. Я просто не хочу. Ничего не хочу.
– Мальчик, ты чего без зонта? Ещё так легко одет. Куда ж смотрят твои родители? – старенькая бабушка преграждает мне дорогу. В куртке, капюшон застёгнут. Во даёт! Летом-то! Пытаюсь пройти мимо, но она берёт меня за руку. Кисть костлявая, а обхват такой мягкий, слабый.
– Беги домой за зонтом! – не унимается бабуля.
– Отстаньте! Вам-то какое дело? – вырываю руку.
– Ты смотри, в маечке, уже весь промок! Рюкзаком хотя бы голову прикрой!
– Отстаньте, говорю! – обхожу её и иду дальше. Слышу, как она с кем-то разговаривает:
– Вот молодёжь пошла!
– Грубит?
– Да это ладно, вот заболеет ведь. И куда родители смотрят?
– Потому и грубит, что родители непонятно куда смотрят!
Поворачиваю за угол. Бегу. Подальше от всех. Подальше от людей. Подальше от взрослых!
Ноги сами приводят меня на стадион. Старшаки не то что наши – они не боятся дождя. Они играют.
Стадион сразу за школьными воротами. Внутрь, за ворота, я входить не стал. Мало ли кого можно встретить. Баха часто тут слоняется, с ним обычно Кана. Я не боюсь их, нет. Просто они снова будут смеяться. А доказать им, что я прав, можно только кулаками. Подраться-то я могу, но учителей никто не отменял. Увидят и вызовут маму…
Подхожу ближе к воротам. Сквозь железную сетку видно всё: вот Олжас мяч из аута выкидывает, по полю бегает Сергей Анатольевич, такой смешной, в мокрых трусах, со свистком и колодой самодельных карточек – красных и жёлтых. Я лично помогал ему эти карточки из цветного картона вырезать! Побольше, а то он вечно их теряет.
Олжас из 10 «А», он один из лучших игроков школьной команды. В нападении ему равных нет – столько раз нашу школу за уши вытягивал на соревнованиях! Есть ещё Саня из 9 «Г», он недавно в основной состав вошёл. До этого год на скамейке отсиживался. Если Олжас в нападении хорош, то Санька – стержень, всё на поле видит, от своих ворот всегда ровно игру начинает, в центре поддерживает и точно форварду пасует. Ерсаян, он с Олжасом учится, играет отлично, ему особенно дальние пасы удаются. Только вот у него проблемы с языком. По-русски понимает, но не сразу, тормозит сильно. Я слышал, он приехал из Каракалпакстана. У нас в школе много таких. А вот с футболом у Ерсаяна проблем нет – ситуация на поле ему всегда и без слов ясна. Футбол никаких языков не знает. Или знает все языки – неважно. Важнее, что мяч понимает тебя, на каком бы ты языке ни говорил.
Мяч ударяется о сетку школьных ворот. Не будь её, он влетел бы в меня.
– Я сказал, мне, балда, а не в аут! – кричит Саня. За мячом подбегает Вовка-кореец из 10 «В» и подмигивает мне и без того узким глазом.
– Салют, малец! – говорит.
Молчу. Раньше ответил бы, что я не малец, но сейчас молчу. Утыкаюсь глазами в мяч, он такой мокрый, весь в грязи и в траве…
– Здороваться не учили? – Вовка ухмыляется. – Эй, ма-а-але-е-ец?
Где-то там, на поле, взрывается Олжас:
– Ты застрял, что ли? Давай выкидывай, а потом можешь болтать дальше, пока я вам гол забивать буду!
Вовка направляется к возмущённым друзьям. В дождь всё обострено: и игра, и настроение, и терпение.
Глазами слежу за мячом. Вот он взмыл над головой Вовки, вот полетел в сторону, вот потерялся среди грязных кроссовок и бутс. Пальцами обхватываю сетку и утыкаюсь в неё лбом. Хоть я и промок насквозь – мне не холодно. Но я начинаю дрожать. И дрожь эта изнутри идёт, оттуда, где завелись львы.
– Куда бьёшь, косой? – кричит Олжас кому-то из новеньких. Новеньким только на тренировках поиграть удаётся, а так они на скамейке сидят. Ждут, пока дорастут до девятого класса. – Пасовать надо!
– Да не ори ты на него, – подключается Санька. Кому же, как не ему, защищать запасных игроков!
Сергей Анатольевич сердито свистит, и игра продолжается.
– Ты чего тут стоишь, Димон? – Я даже не заметил, как подошёл Вовка. У нас с ним особые отношения. Он меня недолюбливает и постоянно дразнится. То мальцом обзывает, то шпендиком, то щеглом, то ещё как-нибудь. Это оттого, что я лучше него играю! Играл… Раньше я постоянно смеялся над его неумелыми передачами, громко смеялся. Зрителям можно прогуливаться вокруг площадки, и я преследовал его по пятам, указывая на его ошибки. Всех это забавляло, а он злился. Говорил, что я шмакодявка и что мне просто завидно, что он играет в школьной команде. А я отвечал, что он своими узкими глазами не только мяча не видит, но и всего поля.
– Димон, у тебя всё в порядке? – Вовка садится на корточки. – У тебя дополнительные сегодня?
– Нет, – смотрю игру. А пальцы всё крепче сжимают железные прутья.
– Ты что, даже не обзовёшь меня ни разу? Мале-е-е-ец? Шпенделё-о-ок, – Вовка снова подмигивает. Но обзывать его мне сегодня не хочется. Отчего-то он меня не раздражает. Признаю: я завидую. Им всем завидую.
Вовка подходит ещё ближе, опирается о ворота.
– Вован, ты играешь? – кричит Саня.
– Ага, я сейчас! – отзывается Вовка. В дождь всегда плохо слышно. Голос тоже на надрыве. – Ты промок весь, не заболеешь?
Мяч снова ввели в игру. Он катится по грязи, из белого превращается в тёмносерый. Его пинают, он взмывает ввысь, над головами, над школой, летит за ворота, подпрыгивает несколько раз на тротуаре и скатывается в небольшой овраг у мостовой. Овраг переполнен водой, мяч выплывает и застревает в траве.
– Сок далага кетти[4]! Аут. На улицу, – разводит руками Ерсаян.
– Ага, ага, на улицу! Вот кто пнул, тот пусть и идёт! – кричит Олжас. Кажется, снова новенький постарался.
Мяч отмылся в овраге, стал почти белым, он поблёскивает и зовёт.
– Я не пойду, и я не косой! – слышится писклявый голос.
А мяч зовёт. Он улыбается прошитыми квадратиками, в которые забилась грязь. Одной рукой я всё ещё держусь за сетку.
– Димон, давай бери мяч и айда к нам играть, – предлагает Вовка и снова подмигивает. – У нас сегодня трое не пришли, думаю, никто не будет против. Тем более когда ещё у меня появится шанс поучиться у такого мастера, как ты?
Я смотрю на него. Вот ещё одно свойство дождя – у некоторых крышу сносит напрочь!
– Чего уставился? Я ж серьёзно! – Вовка улыбается.
– Эй, там Димка, что ли? – Санька приближается. – Бери мяч и давай к нам! У нас как раз в одной команде хавбека не хватает.
– Эй, ты куда? – шум дождя перекрывает крик Вовки.
Бегу. Снова. Прочь. Вокруг только дождь…
Я не могу играть. Мне нельзя. Я не должен… Папа не хотел меня. Он уехал, во всём согласившись с мамой. Он оставил меня ей. Он бросил меня! А сам играет в футбол где-то там, далеко. У него, может быть, есть сын. Другой сын, от которого он не отказывался, с которым он отрабатывает удары, обсуждает матчи… Его он учит играть, его он любит. Не меня…
Я должен забыть о футболе! Как папа забыл обо мне…
Останавливаюсь на светофоре. Машины будто специально едут по лужам у обочины. Пока загорится зелёный, вся лужа будет на мне. Ну и пусть. Поворачиваю налево, дождь начинает бить в лицо. Это хорошо, что идёт дождь. Никто не видит моих слёз. А я, как девчонка, продолжаю реветь. Не могу больше терпеть львов и их когтей. А львы всё скребут и скребут…
Бежать далеко, но я не останавливаюсь. Бегу за автобусами, на которых раньше ездил, обгоняю, отстаю. Позади остаётся цирк, и я ударяюсь в двери Центрального плавательного бассейна. На плавание я пришёл рано. Но это нестрашно, можно отсидеться в раздевалке. После дождевой барабанной дроби тишина в здании кажется гробовой. Слышно даже, как с меня падают капли. Замираю у входа. Ноги не хотят идти дальше. Они вообще стали какими-то ватными. Рюкзак соскальзывает, не пытаюсь его удержать, и он с шумом падает. Рукой нащупываю стену, опираюсь спиной, медленно сползаю вниз. Сердце тарабанит так громко, что мне кажется, будто его стук эхом отдаётся в коридоре. Я дрожу, мне отчего-то холодно. И плохо. Кто-то входит, коридор тускло освещается, и я на мгновение слышу, как дождь усилился, как он разъярился. Щелчок зонта.
– Ой, Димка, привет! – Поднимаю глаза и вижу Айку. – Это твой рюкзак? Чего он на дороге лежит? Я чуть не споткнулась!
Что она здесь делает? Ах да, я, кажется, слышал, она занимается плаванием.
Профессионально. Ей никто не запрещает. Её никто не бросал.
– Ты что, язык проглотил? – Айка подсаживается ко мне. – А я знаю, что ты плавать учишься. Ну и как? Получается?
До этого у нас ни разу не совпадали занятия. Зато сегодня она вдоволь посмеётся над моей «собачкой».
– У тебя кто тренер?
Выдавливаю из себя:
– Болат Серикович.
– Да? А у меня Светлана Павловна. Только она в отпуск ушла на неделю. Так что эту неделю мы с тобой будем заниматься вместе! – Айка такая счастливая, аж глаза горят. – Пойдём, надо ещё переодеться, – она встаёт и тянет меня за руку. – Ты весь промок, опять в футбол играл, что ли?
Вырываюсь. Бегу. Хочется реветь в голос, перекрикивая дождь. Но не могу. Не здесь, не перед Айкой. Я не девчонка, а мальчишки не плачут!
Рюкзак мне принесли. Сказали, что какая-то девочка передала. Ух эта Айка! Пропустить плавание я не могу. Хотя очень хочется забиться куда-нибудь, хоть в душевую кабинку, спрятаться от всех. Но Болат Серикович обязательно сообщит маме.
А я не хочу, чтобы она кричала. В следующий раз у меня мозг не выдержит, взорвётся. Только я не знаю от чего именно: от её криков или от её слёз.
– Ты чего убежал? – Айка противная, не унимается. – Не хочешь общаться, ну и не надо!
Отворачивается и прыгает в воду. Плывёт. Как рыба. Нет, как русалка. Красиво. Я так не смогу. Но ведь мальчишки и не должны плавать, как русалки?
– Дмитрий, в воду! Кому сказано! – Болат Серикович всё командует. Сергей Анатольевич тоже командует, но его команды чаще всего мне по душе. Особенно на поле. Были…
– В воду! Кролем!
Прыгаю. Выныриваю и стараюсь плыть ровно, одна рука, другая, одна, другая. Получается. Пинаю бортик – и снова. Захлёбываюсь, иду ко дну, выныриваю и дальше «собачкой». Болат Серикович уже отвлёкся на других. Нас сегодня много. Несколько профессионалов, как Айка. Они что-то спрашивают про время и про какие-то правила. Болат Серикович объясняет. Ещё несколько человек, которые недавно начали плавать. Как я. Только я ничего не спрашиваю, а другие прямо не замолкают: просят подержать, показать. Про меня забыли. Доплываю до бортика. В ушах вода, глаза щиплет. У меня пока нет очков и шапочки. Мама сказала, купит в конце месяца. Хотя до этого она хотела купить мне с зарплаты кроссовки. Новые. Я о них долго просил. Мама тогда ещё не знала про футбол и возмущалась:
– И что ты с ними делаешь? Специально рвёшь, что ли?
Носы кроссовок у меня рвались каждый месяц. Теперь будут реже.
Футбол. Шесть букв и целая жизнь. Я очень старался, я хотел стать хорошим футболистом. Я был уверен, что мама будет мной гордиться, когда я её обеспечу и у неё появится свободное время ходить на мои матчи. Я даже думал, что нарисую ей флаги на щеках, когда буду играть в сборной в финале какого-нибудь чемпионата мира… Все мечты умерли. Сразу. В один момент. Они даже не бились в предсмертных конвульсиях. У них не было шанса… У меня его нет. Глупое желание так и пульсирует в голове, но я не должен, я не могу играть в футбол. Не могу стать таким, как папа.
Вода пахнет хлоркой. Она беспокойная, постоянно в движении. Толкает меня легонько туда-сюда. Шесть букв – и жизнь.
Моя жизнь… Зачем она мне без этих шести букв? Я хочу играть в футбол, больше всего на свете. Как мне забыть про это «хочу»?
Меня трясёт. Странно. Не мог я простыть под летним дождём! Столько раз ведь играл, даже под осенним. И зимой… Снаружи холодно, будто вода в бассейне ледяная. А внутри – пламя. Будто если выдохнуть через рот, то пойдёт огонь. Как у дракона.
Мимо снова проплывает Айка.
– Дмитрий, плавать! Ты уже достаточно отдохнул, – кричит Болат Серикович.
Отпускаю бортик. Рассекаю воду, одной рукой, другой… В последний раз забить гол. Самому себе. Ведь я всё равно уже проиграл главный матч своей жизни. Расслабляюсь. Вода заполняет всё вокруг, накрывает меня с макушкой. В ушах бесконечный гул, а голоса и шлепки о воду звучат глухо, будто за стенкой. Выдыхаю последний воздух. Вода давит сверху, на плечи и на руки. Она толкает вниз. Открываю глаза, вижу чьи-то ноги, как в замедленной съёмке. Одни ноги: по бокам, сверху. Лёгкие требуют воздуха, и в нос набирается вода. Я начинаю бить руками и ногами, хочу выплыть наверх, к воздуху. Но вода обнимает всё крепче и крепче. Она не хочет меня отпускать. Выныриваю на секунду, только носом – и снова в воду.
Она тянет за ноги. Вниз. Сопротивляюсь, но ноги не слушаются. По ним проходит дрожь и замирает где-то в икрах. Руками пытаюсь растолкать воду, но она сильнее меня. Вот и всё, думаю, конец… Закрываю глаза. Вода в ушах, в носу – везде. Вода и гул.
Пенальти
– Димка! Тётя Таня, Димка очнулся!
Айка. Я держал мокрый футбольный мяч, а она его забрала.
Пнула в падении и сбила меня с ног. Мяч отлетел в ноги Кольке, а я упал в лужу. Стал тонуть. Мама-судья смотрела, скрестив руки на груди, и улыбалась. Вокруг стояли Баха, Кана, Гоголь, Гусь. Они смеялись…. Я уже почти ушёл под воду, когда Айка схватила меня за волосы и потянула…
Пелена перед глазами постепенно расползается. Белый потолок, в углу трещина. Стены, снизу до половины покрашенные синей краской. Такие же, как в школе. Три кровати, рядом тумбочки, заставленные минералкой и соками. На двух кроватях сидят мужчины. Лица замученные, оба уставились на меня. На третьей кто-то лежит, подле стоит капельница. Стойка для капельницы почти такая же, как у меня, только моя почему-то синяя.
– Он очнулся, пойдёмте, пойдёмте скорее! – голос Айки приближается. Она вталкивает в палату маму. За ней идет тётя Оля. Все они в белых халатах и синих бахилах. Рукав маминого халата разошёлся по шву.
Мама останавливается в дверях. Волосы взъерошены, глаза красные, на щеках подтёки туши. Молчит. Айка стоит позади и смотрит на меня большими карими глазами. Она улыбается, но неуверенно, как-то испуганно.
Я отворачиваюсь. Смотрю в окно. Там светит солнце, хотя с крыши капает вода, а небо местами покрыто тучами. Дождь проиграл, солнце опять одержало сокрушительную победу. Но осенью они поменяются местами, осенью дождь играет в одни ворота.
Рука ложится на мой лоб, затем гладит меня по голове. Мама. Заглядываю ей в глаза.
– Надо же быть осторожней, Дима, – плачет. Навзрыд.
Я вспоминаю. Воду. Вокруг. Везде.
– Я не хотел, – всё, что могу сказать. Нет… хотел, лишь потом передумал. Мама наклоняется ко мне и целует, всё лицо целует, каждый сантиметр. Я весь измазан её слезами. Мам, ну там же Айка смотрит!
– Больше так не делай, Димка! Это хорошо, что я заметила, – у, противная, ещё и умничает! – Если плохо плаваешь, надо держаться там, где мелко. И не заходить на глубину.
– Айжан тебя спасла, – говорит тётя Оля.
Мама вытирает лицо ладонью, пододвигает стул и садится. Снова начинает гладить меня по голове:
– Димочка, миленький!
Айка подходит. Улыбается теперь широченной улыбкой.
– Ты мамку больше так не пугай! Смотри, до чего её довёл. Она ж поседела, пока ты без сознания был! – мужчина под капельницей приподнял голову.
– Ну он же нечаянно. Вот тренер куда смотрел? – другой, с перевязанным пузом, в накинутой сверху рубахе, тянется за бокалом к тумбочке.
– Тренер ведь тоже приходил, весь белый, как мрамор, испуганный, – третий, тот, что помоложе, встаёт, наливает сок и подаёт ему. – Это же он был, да?
Мама кивает:
– Да, он. Он вот только ушёл, когда Дима очнулся. Спросил, что ему можно кушать и пить, и ушёл.
– За соком да йогуртами, наверное. Грех замаливать будет, – мужчина под капельницей повернулся на бок. У него такие же узкие глаза, как у Вовки.
– Он виноват, конечно, – мама осеклась.
– Но все мы люди, – подхватывает тётя Оля. – Дима, у тебя нигде не болит?
– Нет, – говорю, – не болит.
– Ты чего-нибудь хочешь?
– Нет. Ничего.
– В следующий раз, если не умеешь, не отплывай туда, где глубоко. Правильно Айжана сказала.
Молчу. Дело ведь не в том, что не умею.
– Я научу тебя плавать, и ты больше не будешь тонуть, да? – Айка подходит к моей капельнице и смотрит на содержимое бутылки.
– Да, Айжаночка, ты уж научи, – мамин голос дрожит.
– А ты меня в футбол играть научишь?
Вопрос Айки ударяется о воздух и рикошетит прямо по мозгам. Видимо не только по моим. Мама поднимается, говорит:
– Я к врачу схожу. Скоро приду.
– Я с тобой, – тётя Оля направляется за ней. – Айжан…
– Хорошо, тётя Оля, я прослежу за капельницей!
– Тебе домой не нужно?
Айка, довольная, показывает свой мобильник:
– Я позвонила, меня заберут скоро. Мама очень испугалась за Димку, даже папа расстроился.
Мама выдавливает из себя улыбку, кидает в мою сторону строгий взгляд, и они с тётей Олей уходят.
Слышу их разговор:
– Тань, реагируй мягче, – тётя Оля, как всегда, успокаивает маму.
– Не могу.
– Таня, хватит на сегодня эмоций. И так вон на тренера накричала.
– Да я засажу их там всех! – мама повышает голос.
– Перестань. Димка просто нахлебался воды. А сознание потерял оттого, что температура у него была.
– Тренера мы сменим.
– Так ты научишь меня играть в футбол? – Айка иногда напоминает мне пиявку. Как присосётся со своими вопросами! Обычно к учителям, теперь вот ко мне.
– Нет, – отворачиваюсь.
Айка подбегает с другой стороны:
– Почему?
Смотрю ей в глаза.
– Я больше не играю в футбол, – снова отворачиваюсь.
– А почему? Футбол – хорошая игра! Или ты девочку учить не хочешь? А она очень за тебя переживала, мамку вон твою поддерживала, – мужчина с перевязанным животом укладывается на кровать.
– Вон итальянцы уже вылетели, французы тоже. Чемпионы и экс-чемпионы недодеданные. Вообще играть не умеют! – молодой разворачивает газету. – То ли дело Германия. 4:0 с Австралией сыграла!
– Ну-ну, и проиграла сербам 0:1. А ты хорошо играешь? – Вот бы стукнуть того, что под капельницей.
– Нет, – отворачиваюсь от них, уж лучше обиженное лицо Айки.
Откуда-то из коридора доносится голос Болата Сериковича:
– И что говорят? Завтра выпишут?
– Нет, послезавтра, – коротко отрезает мама.
– Врач говорит, что ему лучше денёк-другой полежать, – тётя Оля тут как тут.
– Он промок, наверное, – Болат Серикович обеспокоен.
– Вроде не простуда…
– Оль! – обрывает тётю Олю мама.
– Я загляну к нему и побегу, – тихо говорит Болат Серикович.
– Да, конечно, я тоже скоро пойду. Уже поздно, да и время посещений через час заканчивается, – тётя Оля входит в палату первая. За ней мама, потом тренер.
– Ну что, богатырь, как себя чувствуешь? – Болат Серикович широко улыбается, и от этого его голос кажется почти неузнаваемым. Это не тот дядька-командир, который учит меня плаванию. – Ты нас всех напугал. Я на секунду отвернулся, а Айжан уже кричит, что ты тонешь. Она ближе всех к тебе была. Маленькая, а удержала, пока другие не подплыли, – он хлопает Айку по плечу. Та довольная, все обиды как рукой сняло!
Болат Серикович выставляет две бутылки сока – яблочного и апельсинового, несколько йогуртов и фрукты на мою тумбочку.
– Больше ничего не придумал, – говорит он смущённо.
– Да не надо было, что вы, – тётя Оля удручённо смотрит на тумбочку.
– Нет-нет, – Болат Серикович поднимает руку. – Всё для Димы, – поворачивается ко мне: – Ну, я жду тебя через недельку. Больше тонуть не будем, да?
Лучше б я вчера утонул, чем ещё раз на плавание идти!
– Да, Дмитрий? – Ответа ждёт, пристал как банный лист.
– Угу, – отворачиваюсь к окну.
– Ну, ты отдыхай, – Болат Серикович поворачивается к маме: – Я пойду. Вас подвезти?
– Нет, спасибо. Я ещё с Димой побуду, – сдержанно отвечает она и снова садится, опять начинает гладить меня по голове.
– Ой, а можно я с вами? – тётя Оля целует маму. Потом меня. Измазала помадой и трёт мне щёку. Фу!
– Ты когда уезжаешь? – спрашивает мама.
– Мы на эту пятницу билеты купили. Ну, убегаю, – тётя Оля машет нам рукой, и они с Болатом Сериковичем уходят.
Отчего-то хочется спать.
– Капельница заканчивается, тётя Таня! Я за медсестрой побежала, – голос Айки слышится так, будто я под водой. Будто я снова тону…
Меня выписали через два дня. Тётя Оля к тому времени уехала в отпуск. Мама долго разговаривала с врачом, а я ждал её в коридоре. Смотрел на входящих посетителей: кто в халате и бахилах, кто без них – видимо, обманом проскальзывали, ведь платить за бахилы несколько раз в день не каждый захочет. По дороге домой мама предложила:
– Почему бы тебе не провести недельку-другую у тётушки Нины?
Баба Нина – мамина дальняя родственница. Мама рассказывала, что некоторое время жила у неё, когда переехала из Москвы, и баба Нина ей помогала. Тогда как раз я родился. Живёт она в пригородном поселке, и я нередко провожу у нее каникулы. У мамы много работы, а бабе Нине особо делать нечего, всего-то забот – кошка Клёпа да пара кур. Иногда к ней приезжает её внук Андрей. Только он старше меня на три года и у него постоянно какие-то свои дела. Но я не скучаю. Сбегаю с утра за продуктами в магазин, а потом мчусь к Алимжановым.
Тётя Зарина и дядя Чингиз Алимжановы – соседи бабы Нины. А их сын Тимур – мой лучший друг.
– Ну, – мама улыбнулась, – поедешь?
Я удивился, даже очень. Как-то не ожидал от мамы такой хорошей новости. Две недели с Тимкой! Нет плаванию, нет танцам, нет математике! Далеко-далеко от Бахи, от Кольки, от Болата Сериковича, от Айки – от всех. Дядя Чингиз однажды подсчитал расстояние от центра города до них и сказал, что это как минимум тридцать четыре километра.
– Поеду! – я даже взвизгнул от радости.
Но отчего-то грусть вернулась сразу, как только мама привезла меня в посёлок.
Мы с Тимкой обычно все дни напролёт разговаривали о футболе, а летом играли на школьном стадионе с поселковыми ребятами. Тогда даже Андрей присоединялся. Только мы всегда были в разных командах.
Играют они все не ахти, но ничего. Свою команду я тренировал перед каждым матчем. Правда, мяч хороший по всем дворам приходилось искать. Стадион – сущий кошмар! Ворота – три приваренные друг к другу трубы, а на поле ни одной отметки, даже в центре. Одно из двух: либо пыль столбом, либо грязь по щиколотку. Когда я возвращался в город на свой школьный стадион, был рад ужасно. Не высший класс, но по сравнению с поселковым – цивилизация.
У Тимки школа поменьше, вся облезлая. Одна на несколько посёлков. Детей из-за приезжих становится всё больше и больше, и вот уже второй год Тимка жалуется, что приходится учиться в три смены.
Мама собирается быстро: попила чаю, пошепталась с бабой Ниной – и вот уже целует на прощание. Своё коронное «Будь хорошим мальчиком!» почему-то не говорит. Гладит по голове и уходит.
Проходит час, и Тимка кричит меня у ворот.
– Смотри, Димочка, тебя уже Тимочка зовёт. – У бабы Нины такая привычка: все имена она переделывает в нечто невероятное – Андрюшенька, Танюшенька, Димочка, Тимочка, Клеопатрочка… И меня это раздражает. Но Тимка всегда смеётся:
– Да брось ты! Она же любя. – Добрый такой, до мозга костей.
Выхожу на его крик. Вижу Тимкино сияющее лицо и улыбаюсь в ответ:
– Привет!
– Привет, Дим! Ты к нам надолго?
– На две недели вроде, – сажусь на скамейку у ворот.
Тимка подходит ближе:
– С учёбой уже всё? А то тебя ж постоянно на дополнительные занятия оставляют!
– Нет, не всё. Но я слышал, как мама бабе Нине рассказывала, что врач порекомендовал.
– Что порекомендовал? – Тимка садится рядом.
– Сменить обстановку.
– Это как?
– Не знаю – сам бы рад понимать этих взрослых!
– А ты что, болеешь? – Тимка беспокоится.
– Нет.
– Ты сказал – врач.
– Ну и что! – раздражаюсь. Я не хочу говорить о больнице. А главное – о том, почему я там оказался.
– Две недели, – Тимка хлопает меня по спине, – это круто! Тогда ещё успеем на стадион, а то я сегодня не могу.
– Тим, я больше не пойду на стадион. – Мне кажется, или львы вернулись?
– Почему?
– Я… – беру на руки пушистую Клёпу, которая вальяжно выходит из калитки. – Я больше… В общем, не играю я больше в футбол…
– Почему-у-у? – Тимка мычит удивлённо, даже обиженно.
– Мне нельзя.
Молчим.
– А ты сегодня что будешь делать? – спрашиваю наконец.
– Да мне Дилярку надо в «Бэбилон», в «Мету», свозить, я родителям обещал, – Тимка всё ещё расстроен. – А если ты в футбол не играешь, то во что тогда?
– Не знаю. – Мне опять хочется убежать.
– А, – тянет Тимка, – понятно.
Опять молчим. И вдруг Тимка восторженно:
– А поехали с нами в «Бэбилон»?
– В город, что ли? Я ж только оттуда.
– Ну и что? Я первый раз сам поеду, мама беспокоится, папка говорит, что давно пора. А я вот боюсь. Вдруг потеряюсь?
Я смеюсь.
Тимка старше меня на два года. Но мне иногда кажется, что я старше. Он многого не знает и многого боится. Хотя… Когда он водит меня по посёлку, я понимаю – он старше. В посёлке он знает всё. И ничего не боится. За мной как-то гонялась корова, Тимка её отогнал. А потом долго надо мной потешался. Ещё он бесстрашно ловил петуха в курятнике, когда Дилярка заболела. Тётя Зарина хотела сварить бульон, а дядя Чингиз был на работе. Тут уж я над Тимкой хохотал: он вышел весь исклёванный, испачканный и чуть не плакал. Сейчас Алимжановы кур не держат. Да и коров я в посёлке не видел давно. У всех либо собака, либо кошка. И всё.
– Не смешно! Это вы, городские, всё знаете! – Тимка готов обидеться окончательно.
Я спешу:
– Ладно, только я до города дороги не знаю. И бабе Нине ни слова! – Я уверен, что она не отпустит. – Мы же быстро вернёмся?
– Ну как сказать, – Тимка достаёт из кармана старый мобильный, ещё без полифонии, пра-пра-прадед моего сенсорного, наверное. – Сейчас одиннадцать. Через два часа приедем туда, если очень поторопимся. В «Бэбилоне» пробудем где-то часа два-три. Это… – Тимка хмурится. Он всегда так делает, когда думает. – А потом ещё на обратную дорогу… В общем, где-то в семь будем дома!
– Здорово… Только на дорогу ты что-то много посчитал. Мы с мамой сейчас меньше ехали.
– Ну вы-то на такси, верно?
– Да.
– А мы на автобусе поедем. А потом на другом автобусе. Мне папа написал номера маршрутов, чтоб я не забыл.
– А одного автобуса нету до «Мети»?
– He-а, нет, – Тимка встаёт. – Ну я побежал за Диляркой. Мама обрадуется, когда узнает, что ты с нами едешь!
«Мегацентр» – самый большой из городских супермаркетов, там и кинотеатр, и каток есть. С Колькой мы как-то приходили в «Бэбилон». Это такой детский городок, где много игровых автоматов, детских площадок, можно на роликах покататься. Мы тогда деньги, которые нужно было сдать на подарок Таисии Петровне, в этом «Бэбилоне» и оставили. Ещё и уроки пропустили.
И вот я снова здесь. В этом городке. А вместо Кольки со мной Тимка с сестрёнкой. И у нас одна забота: гоняться за Диляркой туда-сюда и искать её, когда потеряем.
– Не понимаю, чего она носится от автомата к автомату? Она же даже не доигрывает, – возмущаюсь я.
– Ну она же редко здесь бывает, всего раз в год, – Тимка следит за сестрой глазами. – Вот и бегает.
– А ты сам здесь чаще бываешь?
– Нет, но я же уже большой. Я должен за Диляркой смотреть, – Тимка срывается с места и мчится за неугомонной девчонкой.
А я бы поиграл. Баба Нина дала мне немного денег из тех, что оставила мама. Хватило на три автомата. Подхожу к мотоциклу – вот погоняю сейчас!
– Дим, Дим, я её потерял! – Тимка орёт мне прямо в ухо, и такой испуганный, будто Дилярка могла убежать из «Меги».
– Да успокойся ты, – говорю. – Она где-то здесь, среди автоматов. Давай разделимся, поищем. Кто найдёт, скинет сообщение с названием автомата, на котором Дилярка играет. Хорошо?
– Ага, – Тимка сразу помчался в сторону роликодрома. Ну что ж, пойду в обратную. Смотрю на детей у автоматов, красного платьица нигде нет.
Иду дальше. Останавливаюсь. Сердце в груди тоже притормозило. Ворота, мяч на верёвочке, огромный экран, где виртуальный голкипер готовится к схватке с невиртуальным игроком. В прошлый раз, когда мы были здесь с Колькой, я поиграл немного на этом автомате. Потом решил, что с настоящим вратарём на настоящем поле намного интересней. И вот сегодня виртуальный голкипер снова передо мной. Но я уже не считаю себя выше него. Я млею.
Кто-то задевает меня, проходя мимо. Я словно просыпаюсь. Вратарь на экране продолжает падать то на один бок, то на другой. Виртуальный стадион продолжает кричать. Мяч лежит в воротах. Я выкатываю его ногой. Провожу карточкой по автомату, загружаю игру. Мультяшный голкипер уставился на меня. Я бью по мячу, вратарь падает. Не взял. Один пенальти я забил. Бью второй. Реальный мяч летит выше перекладины и застревает в сетке. Виртуальный летит выше ворот. Достаю мяч, бью ещё раз, получается по центру – прямо в руки вратарю. Бью снова и снова, мяч подчиняется ноге. Штанга! Ещё раз – и вратарь ложится мимо. Бью выше, голкипер толкает мяч за ворота. Ещё выше, целюсь в девятку. Вратарь ловит. Бью снова, потом ещё. И вот он – мёртвый мяч! Точно в верхний угол, между штангой и перекладиной. Собираюсь опять ударить, но в кармане джинсов вдруг вибрирует мобильный. Сообщение от Тимки выводит меня из забытья. Что же я делаю? На этом автомате, конечно, можно отрабатывать пенальти. Особенно когда нет доступа к полю… Но я же не должен был играть.
Ногой всё ещё прижимаю мяч к полу. Ещё мгновение, и я бегу. Прочь от полувиртуального футбола.
Возле мини-боулинга ни Тимки, ни Дилярки не нахожу. Звоню:
– Вы где? – приходится говорить громко, шумно и у меня, и у Тимки.
– Дилярка на роликах захотела покататься. Мы здесь.
Лучше поторопиться, мало ли что удумает Дилярка. Бегу к роликодрому. Тимка стоит у входа.
– Ура! Вы ещё здесь, – подхожу к нему. – А где Дилярка?
– Катается, – Тимка показывает на сестрёнку. – Вон она! – и машет ей рукой.
Дилярка упала раза два, потом взялась за бортик.
– Её надолго хватит? – спрашиваю.
– Не знаю, – Тимка хмурится. – Но у меня на карточке ещё где-то на два автомата. Потом домой! Пусть хоть обревётся!
– У меня ещё на парочку должно хватить, – я протягиваю Тимке карточку.
Он смотрит удивлённо, потом улыбается:
– Играй сам.
– Я не хочу, – вкладываю карточку ему в руку. Ищу глазами Дилярку.
– Я видел тебя. Ты прям как мой брат!
– В смысле? – хмурюсь. – Где ты меня видел?
– Ну я искал Дилярку и видел, как ты пенальти забиваешь. Я посмотрел немного и дальше побежал искать.
Мне становится стыдно. Тимка продолжает:
– А говоришь, не играешь больше в футбол!
– А при чём тут твой брат?
– Ну ему тоже нельзя, а он играет.
Хочу спросить ещё, но тут Тимка срывается с места. Дилярке надоели ролики, точнее, надоело падать, и она побежала к другому автомату.
Стена и стенка
Выхожу из «Меги» пустой внутри. Пустота и на душе, и в теле. Я устал. И на Дилярку, которая только что ревела во всё горло, а теперь, забыв обо всём, умчалась к фонтанам, смотреть не могу. Но Тимка другой. Он стойко выдержал её истерику и сейчас с улыбкой наблюдает за сестрёнкой.
– Осторожно, Диляра! – Подбегает к ней и поднимает к фонтану. Показывает, что, если протянуть руку, капли воды будут весело её щекотать.
– Ух ты! Смотги! Она бгызгается! – Наконец она угомонилась. Там, в «Бэбилоне», она бегала от одного автомата к другому, вытаращив глаза, онемев и оглохнув. И не слышала наших с Тимкой вопросов и просьб. А сейчас, как ни в чём не бывало, весело тараторит.
Дилярке сегодня исполнилось пять. Она самая младшая в семье, самая любимая, и с ней больше всего проблем. С того момента, как ей стукнуло три, она переболела всеми болезнями и всё старается узнать новые. С жадностью хватается за каждую инфекцию. Тётя Зарина часто лежит с ней в больнице. А дядя Чингиз работает на двух работах, чтобы оплачивать лечение. Дунет ветерок, пусть самый тёплый на свете, Дилярка всё равно простынет. Поэтому кроме красного платья на ней сейчас колготки и кофта.
Тимка почему-то уверен, что все болезни сестрёнки связаны со старшим братом.
– Она начала болеть, когда он ушёл, – сказал как-то Тимка. – Мама всего месяц после родов дома просидела, а потом на работу вышла. И с Диляркой нянчился он, не я. Он ей песенки пел, сказки читал, подгузники менял, купал её, кормил, понимаешь?
Я до сих пор не понимаю. Ну растил он её, ну ушёл. При чём тут её болезни?
Старшего брата Тимки, Рената, я не видел уже давно. Кажется, после университета он почти сразу переехал в город. Тогда же тётя Зарина бросила работу. С Ренатом мы никогда особо не общались, но Тимка раньше им восхищался. Всё время о нём говорил. А вот последние два года редко его вспоминает. И, когда вспоминает, становится грустный-грустный. Будто Ренат не в городе, а умер.
– Тиму г, а мы тепегь куда пойдём? – Кроме «р» Дилярка не выговаривает и «л». Надо прислушаться, может, ещё что-нибудь не выговаривает.
– Мы домой поедем, Диляра, – Тимка берёт её за руку.
– Уже? Так быстго? – расстроенный голос сестрёнки заставляет Тимку опуститься на одно колено.
– Мы потом ещё приедем, – ласково говорит он и улыбается.
– Да? А когда?
– Ну потом. Я тебе скажу когда, хорошо?
Дилярка кивает и тянет Тимку к дороге. Тимка на ходу берёт мобильный и кому-то звонит:
– Мам, это я. Всё хорошо, мы едем домой. Ладно, я скину, когда будем на вокзале.
А я с мамой редко созваниваюсь. Раньше ещё звонил, но она почти всегда на встречах и отключает телефон.
Тимка звонит ещё кому-то.
– Теперь кому? Дяде Чингизу? – смеюсь.
– Нет. – Тимка грустный. И грусть эта та самая, ренатовская. – Алё! Рен, мы возле «Меги». Ага, подождём.
Недоуменно смотрю на Тимку.
– Ты только маме моей не проболтайся, ладно? А папе тем более! – говорит он.
Удивляюсь ещё больше:
– Так Дилярка же скажет!
– Нет, она понимает, что нельзя. А если и скажет, то позже и только маме.
Я давно уже запутался во всей этой истории. Знаю только, что про Рената в семье Тимки вспоминать и говорить запрещается. С тех самых пор, как он ушёл. Встречаться с ним, вообще-то, тоже нельзя, но Тимка рассказывал, что иногда он этот запрет нарушает.
– Они с Диляркой редко видятся, – Тимка будто оправдывается. – Рен иногда приезжает в посёлок, и я её тайком к нему привожу.
– И что, удаётся? – спрашиваю. – Ну тайком всё проворачивать?
– Не всегда. Получаю иногда, когда Дилярка проболтается. Мама, правда, в последнее время смирилась. Ругает, но папе не сдаёт. – Тимка смотрит на дорогу и вглядывается в машины.
– А почему так, Тим? – Впервые мне стало интересно.
– Ну-у, – Тимка вздыхает. – Длинная история.
Дилярка тянет его обратно, в сторону «Мети». Тимка шепчет:
– Дилёк! Давай подождём, сейчас Ренат приедет.
Дилярка тут же, как по волшебству, успокаивается, становится такой же грустной, как Тимка, и обнимает его.
– Почему он из дома ушёл? – решаюсь я продолжить допрос.
– Женился, – Тимка снова вздыхает.
– Ну так это ж хорошо! – и тут же осекаюсь: – Или не очень?
– Он на русской женился.
– Ну и что?
– Мама с папой были против. Они поставили его перед выбором: либо он женится на девушке своей национальности, либо уходит из дому, – Тимка замолкает, а Дилярка прижимается к нему ещё крепче.
– И?
– Он выбрал второе и ушёл. Мама плакала, а папа сказал, что нет и не было у него сына по имени Ренат.
Не могу опомниться от удивления. И понять тоже ничего не могу.
– А что плохого в русских? – спрашиваю.
– Да дело не в русских, – Тимка раздражается. – Дело просто в том, что он должен был жениться на девушке своей национальности!
– Как в сакские времена-а, – тяну я.
– Да так всегда было. А Ренат не только в этом провинился…
Тимка замолкает. К нам подъезжает 25-я «Камри» чёрного цвета. Из машины выскакивает Ренат, Дилярка бросается к нему. Он поднимает её на руки.
– Ай, красавица моя, – целует в обе щёки, потом машет нам:
– Садитесь, я вас довезу.
Я с радостью мчусь на переднее пассажирское сиденье. Тимка тормозит.
– Ты чего, Тимур? – Ренат усаживает Дилярку назад.
– Мы, – Тимка мнётся, – мы… наверное, не поедем, Рен.
С ума сошёл, что ли? Так и хотелось проверить у него температуру! Кататься на поселковых автобусах – сплошное мучение: всё время кажется, что развалишься вместе с ними.
– Да брось, – Ренат обнимает братишку. – Я вас в центре оставлю, в посёлок заезжать не буду.
В «центре» – это значит на трассе. Там посёлок и начинается. Там остановка, одна единственная, откуда можно уехать. И вот это начало все почему-то называют «центром».
– А вдруг папа увидит? – Тимка стоит как вкопанный.
Ренат улыбается:
– Он на автобусах ездит, Тимур, он не увидит, – и садится за руль.
Дядя Чингиз работает в городе и возвращается поздно. Иногда остаётся в ночную смену.
Тимка наконец садится рядом с Диляркой.
Водит Ренат не быстро, а очень быстро. Если б не ремень, я уже раза три ударился бы лбом о стекло.
– Ты помягче можешь? – ворчит Тимка. – Не дрова везёшь!
– Ой, простите. Привык торопиться, – Ренат улыбается и тут же сбавляет скорость. – Как дела, Дима?
– Хорошо, – говорю. – А ты давно машину купил?
– Ага, – Ренат подмигивает кому-то в зеркало заднего вида.
– Да врёт он всё! – бурчит Тимка. – Он у друга берёт.
– Видишь, какой мой братец сдавала! – Мы смеёмся. Ренат одной рукой гладит ручку Дилярки, которая стоит сзади, держась за водительское сиденье. – Что делала, Дилёк?
У Дилярки загораются глаза:
– Игга-а, – и дальше поток почти непонятных мне слов. Но Тимка с Ренатом всё поняли, судя по тому, как улыбаются.
– Я тебе…
Тимка перебивает брата:
– Не надо подарков! Я же говорил!
– Но…
– Нет, Рен, я и так рискую, – Тимка непреклонен.
На светофоре Ренат оборачивается к Дилярке, она обхватывает обеими руками его лицо и сжимает так, что оно морщится. Мы снова смеёмся. И больше всех Тимка.
– Рен, а Дим не играет больше в футбол, – Тимка бьёт не хуже Бахи с компанией. Словами.
Ренат удивлён:
– Почему? Тимур говорил, ты собираешься стать известным футболистом. – Оторвать бы кое-кому язык!
Молчу. За меня говорит Тимка.
– Он мне сегодня утром сказал. Нельзя ему, говорит. А в «Мете» пенальти бил!
– Что значит нельзя? – спрашивает Ренат серьёзно.
– Нельзя, – выдавливаю я из себя и отворачиваюсь.
– Не бывает «нельзя», бывает «не хочу». – Слова Рената будят во мне вулкан. – Ты хочешь играть?
Я молчу. Размышляю.
– Хочу, – голос дрожит. – Но мне нельзя.
Меняю тему, до того как Ренат успевает что-то сказать:
– А ты почему домой заехать не хочешь? – спрашиваю я ещё и потому, что хочу сделать им больно, как они мне. Вулкан извергается.
Ренат начинает вести машину порывисто, резко тормозит на светофорах. Тимка уставился в окно. Только Дилярка всё пытается устоять, обнимая водительское сиденье. Я уже жалею, что спросил.
Вдруг Ренат говорит ровным голосом:
– Между мной и родителями стена непонимания. Бетонная.
Бетонная стена – это плохо. Почти непоправимо. Её не пробить. Будь это футбольная стенка, было бы легче – она двигается, ломается. В конце концов, всегда можно ударить выше неё или сбоку. Живая стенка лучше бетонной. Она умеет понимать.
Ренат продолжает:
– Когда-то давно, ещё в школе, я играл в футбол. Часто. Иногда с вами, помнишь?
Припоминаю. Молчу. Слушаю.
– Я и сейчас играю, но профессионально.
Внутри у меня что-то загорается, как будто там завелось собственное внутреннее солнце. Я восхищённо смотрю на Рената.
– В Лиге Любителей Футбола, – он замечает мой взгляд и улыбается. – Вот завтра у меня тренировка. Тимур согласился ехать. Хочешь, и тебя возьмём?
– Да! – кричу я и тут же замолкаю. Вспоминаю своё «нельзя».
Сзади слышится радостный голос Тимки:
– Классно! А то я уже голову сломал, что бы такое родителям придумать. А вдвоём легче будет соврать!
– Вгать нехагасо, – с умным видом изрекает Дилярка. Мы смеёмся.
– Да, Дилёк, нехорошо, – сквозь смех говорит Ренат. – Ты не ври, ладно?
– Я не вгу, – Дилярка улыбается брату.
– Пацаны, вы видели офсайд в матче между Испанией и Португалией? – вдруг возбуждённо спрашивает Ренат.
– Ага! Я тоже думаю, что офсайд! – поддерживает Тимка.
С надеждой интересуюсь:
– Португальцы выиграли?
Тимка с Ренатом в один голос:
– Нет!
– Испанцы спорный гол забили, – продолжает Ренат.
Тимка удивлённо:
– А ты что, не видел?
Я молчу.
– М-м-м, а какой матч между Англией и Германией… – снова дразнится Ренат.
– Ага! Англичан жалко, гол не засчитали! А ведь он был! – Тимка аж подпрыгивает от возмущения.
Мы переглядываемся с Диляркой. Я молчу, словно говорить разучился.
– А я всё равно за немцев болел, – Ренат доволен. – Не подвели, молодцы!
– А какой счёт? – спрашиваю едва слышно.
Они опять в один голос:
– 4:1!
Пас в аут
Тренировка у Рената начинается в 22.00. План мы с Тимкой разработали быстро. Тимка сказал родителям, что мы вместе пойдём на день рождения к его однокласснику Никите и там переночуем. Он же попросил за меня у бабы Нины.
Никита живёт в соседнем посёлке. Так что обман удался!
Переночевать Ренат предложил нам у себя. Обещал привезти в посёлок утром. По рассказам Тимки, Ренат с женой снимают квартиру на окраине города.
– А в чём ещё он провинился? – спросил я, вспомнив разговор у «Мети».
Тимка недоуменно уставился на меня.
– Ну ты сказал, что он не только в том провинился, что женился на русской.
И, пока мы шли к центру, Тимка рассказывал.
Оказывается, Ренат тоже хотел стать футболистом. И дядя Чингиз воевал с ним столько, сколько Тимка себя помнит. Ренат, ещё когда в школе учился, хотел пойти в футбольный клуб. Но дядя Чингиз строго-настрого запретил, сказал, что ему нахлебники не нужны. Сказал, что в мяч гонять с друзьями он разрешает, но чтоб про карьеру футболиста даже не думал, потому что не карьера это вовсе. Ни семью накормить, ни родителям помочь. И Ренат выучился заочно на юриста. По словам Тимки, кроме запрета на женитьбу был запрет и на любительский футбол, и Ренат ушёл из дома. Когда Дилярка первый раз серьёзно заболела, он принёс деньги. Дядя Чингиз швырнул их ему в лицо. Вспомнив тот скандал, Тимка содрогнулся. Сейчас Ренат работает в какой-то фирме и играет в ЛЛФ почти профессионально. Причём в Лиге «А»!
Про то, что у любителей футбола есть свои команды и свои чемпионаты, я не знал. Богатые организации берут талантливых любителей, объединяют их в команды и соревнуются между собой. Тимка говорит, что каждая уважающая себя организация должна иметь футбольную команду. Как, например, Нурбанк или Казкоммерцбанк, Мицубиси, Билайн. Причём Ренат не работает в той компании, за которую играет. Его купили… Как настоящего футболиста!
Тимка срывается с места и бежит к машине. Но за рулём не Ренат. Подхожу ближе, вглядываюсь.
– Садись, садись, – Ренат машет рукой с переднего пассажирского сиденья. – Знакомьтесь, это мой соратник и верный друг Даулет. Он лучший игрок в нашей команде!
– Да ладно тебе, – парень с водительского сиденья жмёт нам с Тимкой руки. – Ну, поехали!
Спортивный комплекс «Беназир» находится в горах. Не зря Тимка заставил меня взять с собой олимпийку. Ренат говорит, что здесь тренировались англичане, когда приезжали на отборочную игру с нашей сборной, и что арендовать беназирские поля очень дорого. Но их начальство заботится о своих футболистах. Вот и проводит им здесь раз в неделю тренировки.
В глаза сразу бросаются два поля: малое, а за ним, перпендикулярно, большое.
Ренат здоровается со всеми, кто встречается на пути, и идёт в раздевалку. Мы с Тимкой шагаем к ограждённому высокой сеткой малому полю. Даулет открывает нам калитку, подмигивает и скрывается в здании. Уже стемнело, и поле освещено несколькими прожекторами. Вхожу и осматриваюсь. Вне поля – ночь, а на поле день. Тимка убегает куда-то и через минуту тащит стул. Я не пойду. Я и стоя посмотреть могу. Размеры поля такие же, как на школьном стадионе. И ворота как у нас. Правда, тут есть покрытие. Искусственное, но всё же. В дождь здесь не бывает грязи.
Меня привлекает большое поле, за оградой. Оно где-то в два-три раза больше. На нём никто не тренируется, и потому оно не освещено. Иду туда. У калитки меня встречает Ренат.
– Ну что, хочешь с нами потренироваться? – хитро так улыбается.
– Нет. – Я уже решил для себя, я просто посмотрю игру. – В футболе я пас.
Вот оно – настоящее футбольное поле, именно на таком играют Роналдо, Подольски, Каннаваро, Бекхэм…
Вокруг поля бегают ребята. К ним присоединяются Ренат и Даулет. Наклоняюсь и провожу рукой по покрытию. Натуральное! Ложусь на спину и с удовольствием вдыхаю запах травы, смотрю в небо и мысленно соединяю звёзды. Луна – это мяч, вот часть Большой Медведицы – ворота. И звёзды начинают играть. В футбол…
– Дим, Дим, – Тимка, как всегда, не вовремя! – Дим, Дим!
– Ну чего тебе? – поднимаюсь.
– Дим, пойдём, они уже начали! – зовёт Тимка из-за ограды.
– Так, начнём разминку. Делимся: шесть и шесть, и один в центре. Отбор мяча! – слышу чей-то голос, затем свисток. Быстрым шагом иду к малому полю.
Игрок в центре отбирает мяч у одного из шести игроков, стоящих вокруг. У кого удалось отобрать, с тем меняется местами. Вот и Ренат, чертыхнувшись, перемещается в центр.
– А-а-а-а! – закричал Даулет шутливо и тоже пошёл на отбор мяча.
Спустя некоторое время толстый мужчина снова свистит.
– Тренер, – шепчет Тимка.
Все подходят к тренеру. Он делит игроков на команды. И вот долгожданный свисток – начало игры!
Ренат играет здорово, лучше Сани. Тоже плеймейкер, но уровнем выше. В отличие от Сани в защите отыгрывает чисто. Вот он отходит к воротам противника, ему пасуют, он бьёт. Но вратарь не промах, не зря у него первый номер!
Ренат быстро перемещается в центр поля. Удар от ворот – и кто-то тут же теряет мяч.
– Саке, никому нельзя, – кричит Ренат и мчится на сторону противника. Поворачивается к тому, кто с мячом:
– Теперь можно!
Ему пасуют, он бежит к чужим воротам. Мяч у него забирает Даулет, причём легко, играючи. И устремляется вперёд, обходя одного игрока, обходя другого, вблизи ворот отдаёт кому-то мяч, а сам бежит дальше, в надежде, что ему дадут голевой. Вместо голевого следует удар в аут… Зато чистейший.
– Да куда ты пинаешь, Шерали? – Даулет останавливается у ворот и с силой бьёт себя по коленке. Смеётся.
– Дауль, Дауль, – оправдывается тот, – я тебе хотел, правда!
– Клёво ты пасуешь, Эля!
– Ну как всегда, – Шерали только руками разводит.
Свободный удар. Вновь в нападении Ренат, у ворот делает острый пас и… Го-о-о-ол!
В команде Рената хороший нападающий, хотя вратарь из запасников.
Игра от центра, мяч у Даулета. Он совершает ложный манёвр, отдаёт мяч и мчится в нападение. Эля бьёт. Снова в аут.
– А-а-а, – сокрушается он. – Я тебе хотел отдать па-а-ас! – хватается за голову.
Все смеются, он тоже. Ренат подбегает к тренеру, о чём-то с ним шепчется. Тот бросает на нас с Тимкой взгляд и кивает в знак согласия.
– Ребят, а давайте наших болельщиков к игре привлечём! – Предложение Рената встречают бурным возгласом одобрения. Тимка соскакивает со стула и мчится в команду к брату. Мои ноги приросли к земле.
– Пойдём, Дима! – зовёт Ренат.
– Я же говорил, – раздражаюсь. – Я пас!
– Вот-вот! В нашей команде не хватает хороших пасов! – улыбается Даулет. – Пойдём, покажешь нашему неумехе, как нужно передавать мяч. А то он со своими пасами в аут никогда со скамейки запасных не встанет!
Эля с интересом смотрит на меня и говорит:
– Дауль, он испугался. Наверное, пасует хуже меня.
– Вот ещё! – возмущаюсь я. Ноги тут же обретают свободу. Иду к команде, строго глядя на Шерали. – Смотри, как надо играть!
Эля вытягивается в струнку и шутливо салютует мне. Все смеются.
Свисток. Ренат перехватывает мяч, отдаёт Тимке. Тимка бьёт с силой. Защитник отбивает мяч в корнер. Разыгрываем. Идём в нападение. Мяч попадает ко мне. Оглядываюсь, вижу Даулета. Он бежит к воротам. Пасую в разрез. Играем в стенку. Посылаю ему мяч на добегание. Он бьёт. Гол! Эля аплодирует. Недовольно его обхожу.
Свисток. Я перехватываю мяч. Ренат пытается отобрать, но в подкат не ложится. Укрываю мяч. Рядом никого нет. Ренат прессингует. Пасую… Шерали. Тот мчится к воротам, у него тут же отбирают мяч. Навес. Проигрываю второй этаж. Ещё бы! Даулет стоит у чужих ворот и разводит руками. Ждёт. Я кружусь, кружусь и всё-таки решаюсь на подкат. Рискую. Удачно! Пасую Даулету… Гол! Прохожу мимо Эли, тот кланяется.
Мяч снова в игре. Ренат перехватывает инициативу. Переходит на свою сторону. Прострельный удар, нападающий просто подставляет ногу. Мяч летит в створ ворот. Гол.
– Гарик, как ты мог пропустить? – возмущается Даулет. Вратарь виновато разводит руками.
В конце концов мы выигрываем со счётом 5:2. Тренер собирает всех для разбора матча, нас с Тимкой тоже зовёт.
– Шерали, ты что-нибудь понял из урока, который тебе сегодня преподали? – спрашивает он строго.
– Ага, понял, – весело отзывается Эля. – Не брать в команду малышей!
Чем дальше, тем больше он меня раздражает. Но все смеются.
– Вас как зовут? – спрашивает тренер.
– Тимур, – Тимка быстр, как стрела.
– А тебя? – тренер смотрит на меня.
– Дима, – смущаюсь я.
– Дима, значит. Дмитрий, ты очень хорошо играешь. Если так дальше пойдёт, из тебя вырастет толковый футболист.
Слова тренера заглушают всё и звучат в ушах снова и снова. Они преображаются в 3D-буквы и кружатся вокруг моей головы. Футболист. Даже он признал во мне футболиста!
Но на эти пляшущие буквы вдруг наплывают слова мамы. Они кружатся в смертельном танце, всё быстрее, быстрее. «Твой отец – негодяй!» – «Он тебя не хотел, понимаешь?» – «Чтобы ты стал таким же, как он?» – И мамины слова побеждают – танцующие буквы гаснут и исчезают…
Я бегу прочь. Пока бежишь, кажется, что все проблемы остались позади. Что ты от них убежал. Кто-то хватает меня за руку. Ренат. Он запыхался. Хочу вырваться, но он держит крепко. На глазах у меня появляются слёзы-футболисты, они торопятся на поле. Плачу. Ренат молча прижимает меня к себе.
Постепенно я успокаиваюсь. Отстраняюсь. Ренат улыбается.
– Что? Как девчонка, да? – злюсь на себя и грубо вытираю слёзы.
– Кто тебе сказал, что только девочки плачут? – Ренат садится на корточки рядом со мной. – Даже я иногда плачу.
– Тогда ты большая девчонка, – говорю я. Ренат смеётся. Встаёт, обнимает меня за плечи и ведёт обратно к спорткомплексу. Мы, оказывается, далеко убежали.
– Тебе мама запрещает играть? – Ренат заглядывает мне в глаза.
Молчу.
– Знаешь, мне тоже запрещали. Но я ведь играю. Наши желания – они только наши. И за свои желания нужно бороться. Понимаешь?
– Ты из дома ушёл и бросил сестрёнку! А она по тебе страдает, – и тут же осекаюсь. Иногда язык действительно становится моим врагом.
Ренат останавливается.
– Я виноват, – говорит он почти шёпотом. – Но…
Идём молча.
– Ты жалеешь, что ушёл? – я стараюсь его не обидеть. Очень стараюсь.
Ренат, подумав, отвечает:
– Нет. У меня замечательная жена. Я играю в футбол. Но…
– Что «но»? – я в нетерпении.
– Я очень скучаю по домашним. Родители ненавидят меня. И от этого больно…
Опять молчим.
– Я не мог поступить по-другому, – заключает Ренат, когда мы подходим к полю. – Твоя мама тебя любит, не бойся её.
Не знаю. Иногда мне так не кажется. Особенно в последнее время.
Ренат улыбается и треплет меня по волосам. К нам подходит Даулет. За ним – Тимка.
– Подкинешь нас? – спрашивает Ренат. Дауль протягивает мне ключи.
– Бегите, открывайте машину. Мы пока переоденемся.
Мы с Тимкой бежим к машине. Даулет окликает меня:
– Дима!
Останавливаюсь. Смотрю на него. Он улыбается:
– Когда проигрываешь один матч, нужно начинать другой. И так до самой победы, – разворачивается и догоняет Рената.
Офсайд
Шерали едет с нами. Он оказывается довольно сносным. Всю дорогу шутит и рассказывает о том, как мечтает научиться играть на моём уровне. Когда он выходит, Даулет говорит, глядя на меня:
– Классный парень! Ты не обижайся на него, он просто шутит. Ни секунды без шутки не может. И понимает, что играет плохо.
А я и не обижался. Я злился, но уже прошло.
Начать новый матч. Я думал, что проиграл главный матч своей жизни, когда забил себе гол. Я тогда всё решил. Но ведь можно начать другой, правда? Ведь можно играть? Только я не хочу быть как папа…
Ложимся спать. Нам с Тимкой постелили на полу в гостиной.
– Я забыл маме позвонить, – сокрушается Тимка.
– Ну забыл, ну и ладно, – пытаюсь его успокоить.
– Да не ладно! – Тимка озадачен. – Лишь бы она Никите не позвонила.
– Она знает его мобильный? – я вдруг тоже пугаюсь.
– Нет.
– Уф-ф… Ну тогда нечего беспокоиться.
Как хорошо, что в посёлках не у всех есть стационарные телефоны!
Часов в десять утра Ренат с Даулетом привозят нас в посёлок. Торопятся, потому что у них сегодня утренняя тренировка. Счастливые, но невыспавшиеся, мы с Тимкой направляемся домой. Навстречу идёт дядя Чингиз. Без объяснений он даёт Тимке оплеуху. У того слёзы выступают на глаза.
– Это что ещё значит? – кричит дядя Чингиз.
Тимка молчит, только всхлипывает и обеими руками держится за ухо.
– И давно ты нам так нагло врёшь? – Никогда не видел дядю Чингиза таким. – Где вы были?
Тимка говорит что-то невнятное. Дядя Чингиз поворачивается ко мне. У меня сердце в пятки уходит.
– Где вы были, спрашиваю?
– Со мной они были, – слышится сзади голос Рената.
Глаза дяди Чингиза расширяются, будто он видит заклятого врага. Ренат подходит к Тимке и пытается его обнять. Но тот вырывается и прячется за спину отца.
– Они были со мной, пап, – Ренат старается держаться спокойно.
– Последний раз тебе говорю, – дядя Чингиз так кричит, что у него изо рта брызжет слюна, – оставь нас в покое! Не смей приближаться к нам! Ясно?
– Пап, почему? Тимур мой брат! Диляра – моя сестра! – Ренат тоже повышает голос. Я остаюсь стоять рядом с ним, но сжимаюсь от каждого крика. – Я имею право их видеть!
– Ты и с Дилей видишься? – Взгляд дяди Чингиза становится ещё страшнее. Он поворачивается к Тимке. Тот с рёвом срывается с места и мчится прочь. Дядя Чингиз смотрит на Рената. – Глаза б мои тебя не видели. Бесово отродье!
– Я твой сын! – тихо говорит Ренат.
Дядя Чингиз бросает мне:
– Я поговорю с твоей мамой, – и уходит в сторону дома.
Ренат опускает голову.
– Ты мне не сын! Ты – никто! – кричит дядя Чингиз издалека так неожиданно, что я вздрагиваю и начинаю трястись. Сзади слышатся шаги. Я резко оборачиваюсь. Даулет с тревогой смотрит на Рената, потом на меня. Подходит ближе и кладёт руку мне на плечо.
– Ренат, мы ведь не в средние века живём.
– Докажи это ему, – Ренат смотрит вслед отцу. – Ты уж прости, Дима. И Тимуру передай, что извиняюсь, – он направляется к машине.
Даулет спрашивает меня:
– До дому дорогу знаешь?
– Угу. – Во рту пересохло, едва могу говорить.
– Точно? Как ты сейчас пойдёшь?
– Прямо.
– Потом?
– Налево.
– Дальше как?
– Направо и ещё раз налево. Там баба Нина живёт.
– Беги. Ничего не бойся. И помни, что я тебе вчера сказал.
Я стою. Даулет садится в машину. Она трогается. Смотрю вслед. Дядя Чингиз грозился поговорить с мамой. Но ведь он не знает, что мы были на тренировке. Эта мысль меня успокаивает. Вот уже виден дом бабы Нины. Она стоит в калитке и передаёт дяде Чингизу какой-то листочек. Я прячусь за деревьями и, только когда дядя Чингиз скрывается за своими воротами, иду дальше.
– Что это ты натворил, Димочка? Чингизушка за телефоном мамы приходил, – всплёскивает руками баба Нина.
Я молча прохожу в дом и закрываюсь в комнате.
Мама приезжает ближе к обеду. Смотрит на меня строго:
– Собирайся!
Я иду собирать вещи. Дверь открыта, и я могу слышать, о чём говорят мама с бабой Ниной.
– Ах, тётушка Нина, что делать с ним, я прямо не знаю, – мама плачет.
Жалобным голосом баба Нина спрашивает:
– Что случилось-то опять?
– Они с Тимуром вчера втихаря поехали на тренировку к Ренату. – Никак Тимка проболтался? – Дядя Чингиз мне сегодня позвонил и всё рассказал.
– Ну и что? – баба Нина искренне недоумевает. – Я вот не понимаю, отчего они с сыном не общаются.
– Да не в Ренате дело, тётушка Нина! Дело в том, что он снова играл в футбол!
А может, я его только смотрел, откуда она знает наверняка?
– Ну, Танюшенька, ребёнок он, – баба Нина говорит очень спокойно. – Пусть играет.
– Тётушка, ну ведь таким же станет! Я уж и не знаю, как ему это объяснить, – мама снова начинает плакать. – Отец его ни во что меня не ставил, так и сын теперь так же!
Мне становится стыдно. За мамины слёзы. Я не знаю, любит ли она меня. Но я её люблю. Очень.
– Ну ведь Димочка хороший. Он другой. И отца совсем не знает, – баба Нина пытается успокоить маму.
– Не знает, а любит. Иногда я боюсь, что даже больше, чем меня, любит, – мама замолкает. Слышу шаги. Она входит в комнату: – Ты готов?
Я молча беру сумку и иду за ней.
Баба Нина на прощание целует меня, обнимает маму и шепчет ей:
– Танюшенька, не заставляй его расплачиваться за ошибки отца. Он у тебя хороший.
Мама улыбается ей, берёт меня за руку, и мы уходим.
Маму я люблю больше. Тут и думать нечего. Но папу… Папу… Его ведь я не могу не любить? Да, он меня бросил. Но ведь он мой папа! Интересно, как он выглядит? И что сейчас делает? А может быть так, что он играет за сборную Германии? Наверное, поэтому они и выигрывают…
Через полтора часа мы приезжаем домой. Мама молчит. Ей словно не хочется со мной разговаривать. Она наливает мне суп, переодевается и идёт к двери.
– Я на работу, – бросает она. – Поешь и ни шагу из дому! Ты меня понял?
– Да, – говорю я робко.
– Со следующей недели плавание, математика и танцы – по расписанию.
Дверь защёлкивается, и я остаюсь один.
Я начал новый матч и тут же угодил в офсайд. Вместо футбола – квартира, вместо счастья – сплошные сомнения. Стоит ли продолжать этот матч? Стоит ли играть в футбол? Стать смелым, как Ренат, или пожалеть маму? Сделать, как хочет она, чтобы она больше не плакала?
Включаю телевизор, спортивный канал. Бразилию выкинула за борт Голландия. Неужели они так хорошо играют? Ух ты! Германия сыграла с Аргентиной 4:0. Что, съел, Колька? Вот ревел, наверное!
Слышу мелодию «Оле-оле-оле», звонит неизвестный мне номер.
– Привет, малец! – И откуда, хотелось бы знать, Вовка-кореец узнал мой телефон?
– Я не малец! – Нужно бы отключить звонок, да Вовка тараторит дальше:
– О! Ожил, Димон? Ну это круто!
– Чего тебе? – огрызаюсь я.
Вовка смеётся:
– Я слышал, ты в больнице лежал?
И откуда он знает? Мама с ним явно незнакома, на плавание он не ходит…
– Ну, – другого ответа он не заслуживает.
– Как себя чувствуешь? – голос Вовки становится мягким, будто он не со мной разговаривает, а с сестрёнкой своей из 3 «В».
– Нормально.
– Ты сейчас где? Я слышал, ты уехал? – А есть ли хоть что-то, чего Вовка не слышал?
– Я дома уже, – бурчу.
– О! Круто! Пойдёшь играть?
Мне начинает казаться, что Вовка серьёзно заболел.
Молчу.
– В общем, приходи. У нас не хватает игроков. – Вовка настырный. – Придёшь?
– Я подумаю. – Так вдруг захотелось поважничать.
– Вот и круто. Лады, шпендик, до встречи на поле!
Вовка бросил трубку раньше, чем я успел ответить. Я возмущаюсь и лихорадочно думаю. Офсайд – это совсем пустяк. Мяч от ворот, отбор мяча – и снова в бой. Несложно. Ведь вовсе не обязательно быть на поле допоздна. Можно вернуться раньше мамы, зато поиграть немного.
Поиграть… Но мне нельзя играть…
Я давно уже не был на школьном стадионе в субботу. Стоит сходить хотя бы поэтому!
Подкат
– Да я же фантазиста! – Вовка бьёт себя в грудь. У всех лёгкий шок. У меня тоже. Вовка забил гол! Интересно, может летом пойти снег? Если да, то сейчас было бы кстати.
– Что ещё за фантазиста? – Санька зол. Конечно, ведь он в другой команде. И его команда проигрывает.
– Ты что, футбольные термины не знаешь? – глаза Вовки превращаются в две маленькие полоски. – Это футболист с прекрасным видением поля и тонча-а-а-а-а-айшей техникой, – он выпячивает грудь и задирает подбородок. – То есть я!
Санька кидается на него:
– Я тебе покажу, фантазиста ты эдакий! Я тебе пофантазирую!
Ребята со смехом оттаскивают Саньку. Смеётся и Сергей Анатольевич, даже про свисток свой забыл.
– Пустите, я ему сейчас… Пустите говорю!
Вовка бросает в его сторону недовольный взгляд:
– Санёк, не умеешь играть, не мешай другим!
Санька замирает на мгновение и снова рвётся к Вовке:
– Ах ты! Да я тебя!
– Да ладно, остынь, – Олжас держится за живот. – Ты что не видел, как он забил гол?
Было это на самом деле нелепо. Вовка споткнулся на ровном месте, упал, а мяч сам об него ударился и влетел в ворота.
– Ну и что! – Санька, кажется, передумал драться. – Давайте играть, нам нужно забить ещё четыре мяча!
– Ты всё надеешься отыграться? – Вовка явно хочет получить в ухо.
– Да! – кричит Санька и идёт к центру поля. – Это всё ты! Мы даже с Олжасом победить вас не можем, – грозит он мне кулаком.
Я улыбаюсь довольно. Я так я. Глупо делать вид, что это не я.
Сергей Анатольевич свистит. Санька забирает мяч, навешивает Олжасу. Тот не успевает, мяч в руках у вратаря. Удар от ворот – и мячом овладевает Вовка. Поднимаю руку, чтобы он меня заметил. Я свободен, давай! Вовка пасует. На удивление неплохо, мне лишь немного нужно догнать мяч. Бегу к воротам, Санька идёт на отбор. Отдаю Ерсаяну, но тот мгновенно теряет мяч. Санька бьёт на нашу половину поля. Олжас забивает гол.
Пока Сергей Анатольевич записывает результат, подбегаю к скамейке. Достаю мобильник, чтобы узнать время. Пора. Скоро мама вернётся с работы. Машу всем рукой и направляюсь к выходу. Меня догоняет Вовка.
– Что, бросаешь нас?
– Нет, мне просто нужно домой. Нужно успеть до прихода мамы, – почему-то оправдываюсь я. С чего бы мне оправдываться перед ним?
– Ясно, – Вовка становится серьёзным. – Слушай, я хотел тебе сказать.
– Что?
Вовка мнётся:
– Ну, в общем… Короче, я знаю, что было на дополнительных по математике. Я видел тебя и твою маму на улице. Ну она ещё кричала…
Пощёчина. Я успел о ней забыть, а вот щека помнит. Она начинает гореть.
– И? – я изо всех сил стараюсь держать себя в руках.
– Я решил расспросить Айжан. Она мне всё рассказала.
Теперь понятно, откуда Вовка в курсе всего, что творится в моей жизни. Теперь понятно, кому я заклею рот скотчем.
– В общем, Димон, – Вовка смотрит в землю, потом на меня, – ты не дрейфь! Всё будет хорошо! Главное, папка нашёлся!
Взрываюсь:
– А вот и не нашёлся!
Вовка кладёт руку мне на плечо:
– Главное, что он есть! Найти человека легко, когда он есть.
– Мне плевать на него, он меня бросил!
– Не говори так.
– Тебе легко языком трепать! – повышаю голос. – Тебя не бросали!
– Может быть, – Вовка улыбается грустно. – Но папка в кутузке. Будет там ещё пять лет…
Я замолкаю. Остываю мгновенно. Я не знал. И не знаю, что сказать.
– Но я его люблю. Вижу редко, но люблю. Всё равно, что он сделал это по пьянке, всё равно, что семье от него одни убытки, всё равно, что, когда его забирали, мне было всего шесть, а мама была беременна… Он есть, и этого достаточно. – Вовка смотрит на меня, и мне кажется, он заглядывает туда, внутрь, в самую глубину. – Не держи на отца зла. Ты ведь не знаешь, что произошло.
– Ты так говоришь, – я отстраняюсь, – будто он пришёл и молит о прощении. Не лезь, кореец. Я его не прощу!
Никогда не прощу! За маму, за то, что ни разу не вспомнил обо мне… Но футболом буду заниматься, чего бы мне это ни стоило! То, что мой папа футболист, ещё ничего не значит. Я не стану таким, как он. Футболисты разные бывают, как и люди вообще.
Всё воскресенье пришлось отсидеть дома. А понедельник, кажется, будет для меня и вправду самым тяжёлым днём! Мама нагоняет страху:
– Дмитрий! Без драк!
Последняя неделя дополнительных занятий, но я бы лучше ещё раз утонул, чем идти в кабинет.
Вхожу. Гул разговоров тут же прекращается. Все смотрят на меня, я на них. И кажется, что это не одноклассники вовсе, а голодные волки. Ощущать себя добычей мне не нравится. Только девчонки во главе с Айкой приветливо улыбаются. Девчонки всегда делают всё не так, как мальчишки.
– О! – Баха начинает первым. – Сын футболиста вернулся!
По рядам катится неуверенный смех.
– Как дела? Говорят, ты заболел? – Если Баха начал нападение, он не успокоится. – Уж не звёздной ли болезнью, а?
– А я слышал, он чуть не утонул! – подключается Колька.
– У-у-у, так великий сын великого футболиста плавать не умеет! – Гоголь тоже не отстаёт.
Снова смех. Бросаю взгляд на Айку, она опускает глаза. Прохожу к своей парте и сажусь. Достаю тетрадь и ручку. Баха с дружками подходит ко мне. Садится на парту, прямо на мою тетрадь.
– Я с тобой разговариваю. Ты меня игнорить вздумал? – Он не ухмыляется, он серьёзен, ему не терпится ударить.
Я принимаю вызов. Я молчу и просто смотрю ему в глаза. Затем в глаза Кольке, который стоит с ним рядом.
– Эй! – Баха хватает меня за воротник. – Я с тобой разговариваю! Ты что о себе возомнил?
– То, что ты сказал – Я стараюсь быть спокойным.
– Что? – Баха в бешенстве. Пора бы уже завершить нападение. Он толкает меня на стул и заносит кулак.
– Я Раушан Бисеновне всё расскажу! – раздаётся девчачий крик. – Нет, лучше к завучу пойду!
Баха отступает. Глупая Айка!
– Сам защититься не можешь, так тебя девчонки защищают! – Баха получает больше чем победу. – Как низко ты пал, слюнтяй!
– Всё время ждёт, что его спасёт девочка! – Кана злорадствует.
Снова слышу смех. Оглядываю класс, натыкаюсь на довольный взгляд Айки. Скотчем я, наверное, не обойдусь. Этого явно мало.
– Встретимся после занятий, – говорю ровно, глядя Бахе в глаза. – За школой. Ты и я.
– С чего ты решил, что я приду? Вдруг на меня облаву устроят? – Баха улыбается. Видно, что придёт. Ему не терпится, как и мне.
– Никто не расскажет учителям! – смотрю на Айку. – Никто! – поворачиваюсь к Бахе: – Или ты трусишь?
Он соскакивает с места.
– После занятий я на тебе ни «икса», ни «игрека» не оставлю.
На заднем дворе школы собирается почти весь класс. Только те, кому всё безразлично, ушли домой. Несколько девчонок встают позади меня. Тоже мне помощники! Большинство держат нейтралитет. Кое-кто из мальчишек на стороне Бахи.
Выхожу в центр. Баха идёт навстречу и тут же замахивается. Падаю от удара, Баха прыгает на меня. Начинаем кататься по земле, я пинаюсь. Баха отстаёт. Поднимаемся на ноги. Разбегаюсь и бью кулаками. Снова падаем, снова катаемся. Баха, хоть и выше, но в силе мне уступает. Слышу треск: порвалась футболка. Встаём, с разгона снова кидаюсь на Баху. За футболку ответишь! Закрываю глаза и беспорядочно орудую кулаками, подключаю ноги, они у меня сильней. Баха отталкивает меня. Он зол, и на его глазах выступили слёзы. От досады или от боли – неважно. Глядя на него, понимаю: он проигрывает.
– Ой, Бахыт плачет! – сейчас я Айке благодарен. Ухмыляюсь разбитой губой.
Баха не в себе.
– Ты что, совсем дура? – кричит он на Айку. – Кто плачет? За базаром следи! Поняла? – он надвигается на девчонок. Все они разбегаются, кроме Айки.
– И что, ударишь девочку? – она бесстрашно смотрит на него. – Плачешь, видно же! Димка тебя отколошматил!
– Закрой рот! – Слёзы катятся по щекам Бахи, голос дрожит, он возвращается в центр круга. Я готов броситься на него в любую минуту.
– Сергей Анатольевич! – кричит кто-то из толпы.
Все бросаются врассыпную. Бегу и я. За два квартала от школы останавливаюсь и отряхиваюсь. Болит вся правая сторона лица, локти и одно колено разбиты до крови. Но делать нечего, нужно идти на танцы.
У двери сталкиваюсь с Лариской. Вот только не хватало идти с ней до самых раздевалок!
– Ой, ты чего? – спрашивает она ошарашенно.
– Ничего, – я прохожу мимо.
Забегаю в туалет, смотрюсь в зеркало. На лбу ссадина. Щека разбухла. Под глазом будет синяк. Показаться на глаза Ксении Алексеевне – значит сказать маме:
– Мам, ты говорила не драться, а я назначил стрелку после дополнительных!
Но если я не пойду, мама узнает о пропуске. Направляюсь в сторону раздевалки.
– Дима! – Лариска словно меня ждала.
– Чего тебе? – Так и быть, остановлюсь, поговорю.
– Кто тебя так?
Она притворяется или правда обеспокоена?
– Подрался, не видно, что ли?
– Видно, ещё как видно, – она протягивает руку, хочет дотронуться до моего лба. Я отстраняюсь. – Нужно обработать.
Ну-ну, Ксения Алексеевна сейчас и обработает, и маме сообщит.
– Тебе нельзя в таком виде на танцы идти.
В последнее время всех вокруг будто подменили. Вот и Лариску тоже.
– Я бы не пошёл, да мама мне потом устроит, – опускаю голову.
– А давай я тебя прикрою? – у Лариски загораются глаза. – Скажу, что видела тебя, но ты плохо себя чувствовал. Тогда Ксения Алексеевна не будет тебе домой звонить.
Не могу понять: Лариска так не хочет танцевать со мной в паре?
– Я сейчас из аптечки кое-что возьму и вернусь. – Она убегает.
Занятия вот-вот начнутся. Раздевалки уже пусты. Стою, осматриваю локти. Осторожно сгибаю ногу. Лариска возвращается быстро и тянет меня в раздевалку. Толкает на скамейку и раскладывает рядом зелёнку, ножницы, бинт. Чувствую, будет весело…
– А я сейчас в паре с Еркеном танцую. Ну помнишь, такой же, как ты? – Лариска орудует зелёнкой, аж облизывается. – Но он старается. Если б ты так старался, танцевал бы на моём уровне.
Ага, как же! Заняться мне больше нечем! Зелёнка – вещь не очень приятная, особенно на открытые раны. Но я терплю, изо всех сил терплю.
– Ну вот, – Лариска улыбается, а у меня всё везде щиплет. Каждую царапинку обработала! Изверг!
– Ты меня правда прикроешь? – интересуюсь я.
– Конечно! – Лариска осматривает меня, ищет, где бы ещё сделать больно. – Больше нигде?
– Нет, – я вскакиваю со скамейки. – Я пойду тогда.
Лариска разочарованно собирает бинт и всё остальное. Направляюсь к двери. Вдруг меня осеняет мысль.
– Лариска!
Она поднимает голову.
– А можно тебя попросить? Можешь меня постоянно прикрывать? Ну столько, сколько получится? – с надеждой смотрю на неё. – Тогда я смогу играть в футбол.
– А то ты так не играешь! – Лариска хмурится.
– He-а, у меня ж ещё плавание.
– Так там кого-нибудь попроси! Если я тебя долго прикрывать буду, то мне влетит, когда всё откроется. И Ксения Алексеевна никогда больше не будет мне доверять, – Лариска быстро выходит из раздевалки. Бегу за ней.
– Нет, ну ты скажешь, что я и тебя обманывал, а? Ну пожалуйста! – Беру её за руку. – На плавании нету…
– Кого там нету? – Лариска пристально смотрит на меня.
Что бы такое сказать?
– Ну… там нет таких хороших людей, как ты!
Здорово я придумал! Лариска расплывается в улыбке:
– Ну ладно. Только потом я скажу, что ты меня обманул.
– Да, так и скажи! – бегу к выходу. – Спасибо!
Я смогу играть в футбол. Хотя бы до тех пор, пока взрослые не догадаются. В новом матче мне быстро забили гол: почти каждый мой шаг контролируется. Но мне удалось отобрать мяч у судьбы. В подкате. Теперь я пойду в нападение!
Контратака
– Что у тебя за вид? – Я перестал разбираться, когда мама беспокоится, а когда злится. – Я же сказала – без драк!
– Ну ты же сама говорила, что девочек нужно защищать! – Я пришёл задолго до мамы и постарался максимально замести следы. Выкинул футболку, даже сам вынес мусор. Только от синяков и зелёнки никуда не деться. Приходится изворачиваться.
– При чём тут это? – мама бросает сумку и пакет, задирает мне голову, чтобы осмотреть лицо.
– Ну мы шли с Лариской домой… Ну с девочкой с танцев…
Мама направляется на кухню:
– Сам обработал?
– Нет. – Тут стоит сказать правду, иначе не поверит совсем. – Лариска обработала. К ней пристали двое ребят, денег просили. А я её защитил!
Мама выкладывает продукты из пакета.
– И что потом? – На меня она не смотрит.
– Лариска недалеко от студии живёт. Мы к ней зашли, и она обработала мне ссадины.
– А сколько лет было тем, с кем ты подрался?
– Ну не знаю. Я не разбираюсь в этом. Но они старше были, – улыбаюсь я почему-то виновато.
– Ясно. – Мама достаёт сковородку и ставит на газ. – И они тебя побили?
– Ну и я их тоже! Они же убежали. – Подбегаю к ней, открываю холодильник, чтобы разложить продукты по местам.
– А Лариса одна живёт? – Мама наблюдает за мной. – Лук не там лежит, а внизу. Помидоры надо помыть, я их нарежу на салат, – она улыбается как-то хитро.
– Нет, конечно! Но никого дома не было. А потом я сразу домой. – И я делаю всё, как велит мама.
– Я тебе говорила, что обманывать нехорошо? – Она смотрит мне в глаза, пристально.
– Да, – я закидываю помидоры в раковину. Неужели мама всё поняла? – Я никогда не обманываю.
– То есть мне из школы не позвонят? – мама достаёт из морозилки мясо. – И родители тоже ничьи не позвонят?
– Нет, – говорю я уверенно.
Вряд ли Баха расскажет кому-нибудь о своём позоре.
– Ну хорошо, – мама протягивает мне нож. – Попробуй-ка нарезать салат, если хочешь помочь.
– Ага, хочу – ни разу ещё салатов не делал.
– Как дела на танцах? – Мама разбивает на раскалённую сковородку яйца и идёт в сторону комнаты.
– Хорошо! Сегодня деми плие опять проходили.
Мама останавливается:
– Сначала напополам, потом каждую половинку осторожно режешь, – улыбается. – Смотри не порежься.
Уф, кажется, пронесло. Помидоры меня не слушаются. Но я стараюсь. Держу нож подальше от пальцев. Что там ещё должно быть в салате?
Теперь у меня совсем другое расписание. Контратака в самом разгаре! Старшаки разрешили мне играть с ними. Каждый день. До обеда. Вовка рассказывает мне последние новости о мундиале. Германия, оказывается, позорно проиграла испанцам. Зато выиграла у уругвайцев вторым составом и заняла третье место. Вместо танцев тоже будет футбол. Надеюсь, ребята примут меня обратно в команду. Тут, правда, Баха может помешать… В общем, без игры я буду мучиться всего один день – четверг, и то последний. Со следующей недели дополнительные занятия заканчиваются, а про каратэ мама пока ничего не говорила. Надеюсь, забыла.
И вот я отправил маму на работу и весело шагаю к стадиону. До плавания времени много. Навстречу идут Олжас с Ерсаяном.
– О, Димон, привет!
– Привет! А вы почему не на поле?
– Треньку отменили сегодня. Сергей Анатольевич прийти не смог. Так что вот, идём в кино.
Ерсаян улыбается:
– Бизбен бара ма[5]? – он смотрит на Олжаса.
– Билмеймин[6]. Пойдёшь с нами? – предлагает тот.
– А мяч тоже не дадут? – интересуюсь. – А то можно было бы самим потренироваться.
– Да все ушли уже, даже спрашивать не стали. Может, и дадут, ключи у завуча, – Олжас хлопает меня по плечу. – Так что, ты всё-таки на стадион?
– Ага, – говорю и направляюсь дальше.
– Ну давай, пока! – Олжас с Ерсаяном переходят дорогу.
На стадионе ни души. Да и в школе только несколько учителей. Спрашивать про мяч опасно: вдруг маме доложат. Сажусь на скамейку.
– Ой, Димка, привет! – Айка следит за мной, что ли?
– Привет! – С ней Наташка и Ленка.
И чего они привязались?
– Классно ты Баху отделал, – Айка подсаживается ко мне.
– Сам знаю, – улыбаюсь я, вспоминая Бахино лицо.
– А ты чего один сидишь? – Наташка подсаживается с другой стороны.
– Просто. Мне что, и посидеть нельзя? – возмущаюсь я. – А вы что здесь делаете?
– Гуляем. Нам что, и погулять нельзя? – Ленка нас, мальчишек, не любит. Может оттого, что некоторые её «жирной коровой» обзывают. Но я её не обзывал. Ни разу.
– Ой, Димка, а ты обещал меня в футбол научить играть!
Я что-то не помню, чтобы я Айке обещал. А после того как она всему классу про себя, спасительницу, рассказала, пусть даже не надеется.
– А я тоже хочу! – подхватывает Наташка. – Играть, как Давид Вилья! – она хлопает в ладоши.
– Не буду я никого учить! – я встаю. Айка хватает меня за руку.
– Ну пожа-а-алу-у-уйста-а-а! – канючит она, так жалобно. – Я ничего не рассказывала мальчишкам, правда! Только Наташке.
– Я тоже никому ничего не говорила. – Лицо Наташки делается испуганным, а голос умоляющим. – Ну пожалуйста, Дим! За мячом мы сами сбегаем, а? Ты же сможешь научить меня играть, как испанцы?
– И чем тебе эта красная фурия нравится? – Ленка недовольно прищуривается.
– Как! Они же чемпионы! – Наташка искренне удивляется. – А ещё все такие красивые! Касильяс, Иньеста, Хави…
Как можно учить футболу девчонок? У них же на уме только футболисты, а не футбол!
– Подумаешь, чемпионы! – Ленка хмурится. – Больше одного мяча никому не забили, а финал на пару с голландцами превратили в какой-то фарс!
– А что там было? – спрашиваю.
– А ты не видел? Весь матч за судьёй бегали, карточки для голландцев просили! – Ленка возмущена. – Голландцы фолили, конечно, но испанцы ничем не лучше! А судья, вместо того чтобы испанцев наказывать за то, что те за ним бегают, карточек голландцам понадавал!
Хороший, видимо, был матч. А я не смог посмотреть…
– С каким счётом выиграли?
Удивляюсь Ленке: она неплохо осведомлена.
– 1:0, в том-то и дело! И так весь чемпионат! Да аутсайдер Северная Корея и то интересней выглядела!
– Ну и что! Всё равно как, главное, что испанцы – чемпионы! – Наташка встала в позу.
– Фиговые они чемпионы, я тебе скажу, – Ленка ухмыляется.
– А твои немцы им проиграли! – Наташка обижена не на шутку. – Тоже фиговые!
– А вот и нет! Они хотя бы в футбол играют, не то что испанцы – сами не играют и другим не дают!
– Неправда! Иначе они не стали бы чемпионами! Они хорошо играют!
Мы с Айкой переглядываемся.
– Ага, хорошо мешают играть всем другим командам! – Ленка села на скамейку, Наташка, напротив, соскочила. – Брат говорит, что самый зрелищный футбол на этом чемпионате показала Германия.
Проверить, что ли, на деле, как Ленка в самой игре разбирается? Всё равно ведь делать нечего.
– Да твоя Германия… – начала Наташка.
Я перебиваю:
– Так вас учить или нет?
– Да, – Айка с Наташкой в один голос.
– Ну так несите мяч!
Они убегают. Ленка с серьёзным лицом сидит на скамейке.
– Поиграешь с нами? – предлагаю я.
Она недоверчиво смотрит на меня:
– А можно?
– Ну, конечно, – я улыбаюсь.
Вскоре прибегают Айка с Наташкой. Кидают мне мяч.
– Итак, – говорю, – мяч рукой трогать можно только вратарю.
– А кто будет вратарь? – перебивает Наташка. Строго смотрю на неё и продолжаю:
– Вы все будете играть в одной команде, я против вас.
– Ты один? – Айка явно разочарована. – Давай я с тобой, так же справедливее.
– Справедливее так, как я сказал. В ворота будете вставать по очереди.
– А тогда кто у тебя голкипером будет? – Ленка показывает пальцем на дальние ворота.
– Думаю, он не понадобится. А если понадобится, то я успею добежать. – Айка хочет что-то возразить, но я не позволяю. – Начинаем.
– Я не буду вратарём, – заявляет Ленка.
– Я тоже! – Наташка отходит подальше от ворот.
– Тебе ж вроде Икер Касильяс нравится? – улыбаюсь я хитро.
Наташка восторженно бежит к штрафной площадке.
– А я буду этим… – Айка задумывается. – Лен, как ты говорила?
– Винтер, – надменно бросает Ленка. – А я тогда защитником буду.
– Начинаем от центра. – Веду их к центральной точке. Кидаю мяч в ноги Айке.
– Чего стоишь? – Вот глупая! – Беги!
Она срывается с места, путается ногами и падает.
– Вингер… Да ты свинюгер! – кричит Ленка.
Я перехватываю мяч, останавливаюсь, посмотреть, всё ли в порядке с Айкой. Мяч из-под ног у меня выбивает Ленка. Мчусь за ней. Забираю. Айка уже поднялась. Странно – не плачет. Раскинув руки, пытается преградить мне дорогу. Обхожу Айку. Добегаю до ворот, останавливаюсь. Как бы так ударить, чтоб помягче было?
Айка сбивает меня с ног и сильно бьёт по мячу.
– Я отбила, я отбила! – радуется она и победно вскидывает руки.
– Ты что? – возмущается Ленка. – Ты же нам забила!
Наташка разводит руками. Да, Касильяс из неё никакой.
– Айка, – объясняю я размеренно. – Нужно смотреть, куда бьёшь. А то вот так иногда получается.
Она отворачивается и уходит к скамейке.
Делает вид, будто у неё развязался шнурок. Ленка пожимает плечами.
– Йорн Риисе, – ворчит она себе под нос.
– Ну Риисе всё-таки хороший футболист, – замечаю я и продолжаю удивляться Ленке. – Автогол может случиться с каждым.
– Ага. Просто у кого-то их за карьеру набирается ого-го как много!
Начинаем игру от центра. Для девчонки Ленка играет неплохо. И знает о футболе немало. Она с мячом идёт к моим воротам. Тихонько бегу за ней. Интересно, в створ ворот попасть сможет? Вдруг Ленка останавливается. Негодует:
– Ну ты что, Айжан! У тебя же пассивный офсайд!
Смотрю на Айку. Оказывается, она подошла к воротам и сидит возле них на корточках.
– А что я? Я же ничего не сделала! – удивляется она.
Ленка дёргается, посылает мне мяч и идёт к центру.
– Дим, а что я не так сделала? – жалобно вопрошает Айка.
– Ну ты в офсайде была.
– А что это такое?
– Это когда игрок в нападении, у ворот соперника нет защитников, а кто-то из команды этого игрока уже ждёт передачи. Или не ждёт, но возле ворот, как ты сейчас. – У Айки расширяются глаза. – Поняла?
– Да. Наверное… Больше не буду стоять у ворот.
– Идёте играть? – зовёт Ленка.
Айка бежит к ней. Сомневаюсь, что она хоть что-то поняла про положение вне игры. Снова поражаюсь Ленке. Откуда она всё знает?
После моего дальнего удара мяч оказывается у Наташки. Она держит его в руках и шагает вперёд, выходит за штрафную и кладёт мяч на землю, чтобы бить. Я смеюсь. Ленка мчится к ней.
– Да ты не Касильяс, ты Дубильяс! За штрафной руками мяча касаться нельзя! – кричит она.
– Димка сказал, что вратарю можно! – оправдывается Наташка.
– Можно, но в пределах штрафной линии! – пыхтит Ленка.
– Какой линии?
– Вот этой! – Ленка начинает нервно обводить ногой и без того очерченную линию. – Давай я в ворота встану.
– Ещё чего! Я вратарь!
Штрафной удар
Дополнительные занятия прошли на удивление спокойно. Баха угомонился, его прихвостни тоже. Колька мне даже ручку подал, когда она упала с парты. Раушан Бисеновна, правда, всё хотела выяснить, отчего мы с Бахой так выглядим. Но я рассказал ей свою героическую историю, а он свою.
После математики мальчишки срываются на стадион. Иду за ними, за мной увязываются Айка, Наташка и Ленка.
– Классно мы вчера поиграли, правда? – Айка расплывается в улыбке. Такая довольная.
– Да! Круто! Я вчера папе похвасталась, что на воротах стояла, как Касильяс! – Наташка наивная, аж смешно.
Ленка молчит.
– Лен, – решаюсь я спросить, – а ты раньше в футбол играла?
– Нет, только смотрела, – улыбается Ленка. – И книжки про футбол читала.
Старшаки со стадиона ещё не ушли, о чём-то разговаривают с Бахой.
– Ну что, согласны? – весело спрашивает Олжас.
Баха оглядывается на других.
– Мы вам фору дадим! – подключается Вовка.
– Хорошо, – соглашается Баха. Поворачивается к классу: – Баран, Эдик, вы в защиту, Колян в ворота, Кана, иди в полузащиту, – осматривается. – Гусь, ты тоже. Я в нападении буду.
Глупое распределение. В ворота лучше ставить Эдика, он подвижный, но ногами работает слабо. Хусейн хорош в отборе мяча, ему надо в защиту. Канату тоже. Гоголь играет толково, его лучше ставить в полузащиту. Только себя Баха определил верно: обрабатывать мячи он не умеет, умеет только бить по готовому. А Кольку хорошо бы вообще убрать из команды. Ко всему прочему без персональной опеки здесь не обойтись: только так можно предотвратить гекса-трик от Олжаса.
– Даём вам фору в пять мячей, – кричит Санька. Вовка занимает позицию правого полузащитника, подмигивает мне.
Я, Айка, Ленка и Наташка садимся на скамейку запасных. Вокруг собираются ребята из других классов. Ещё бы! Кому не хочется поглазеть на игру младших со старшаками!
Сергей Анатольевич свистит, объявляет о начале гандикапа.
Разрыв в пять мячей старшаки преодолевают в десять минут. Как испанцы соперникам, они легко навязали команде Бахи свою игру. Через пятнадцать минут со счётом 7:5 заканчивается первый тайм. Я же говорил, что Кольку на ворота ставить – самоубийство. Лучше бы сразу расписались в проигрыше.
– Ребят, зовите Димона. Без него ни одного мяча не отыграете, – говорит Санька. – Да и неинтересно.
– Сами знаем, кому играть! – огрызается Баха.
На счёте 8:5 он, получив жёлтую карточку, вдруг подходит ко мне:
– Будешь играть?
– Если стану капитаном и перераспределю игроков, – говорю я надменно.
– Ещё чего!
– Ну тогда проигрывайте дальше, – улыбаюсь я.
Счёт 9:5, и Баха снова идёт ко мне.
– Хорошо, валяй, – он злится, но команда для него дороже гордости и самолюбия. Уважаю его за это. Бегу на поле.
– Хусейн и Канат, в дэфы, – командую я. Они бросают взгляд на Баху и только потом идут на позиции. – Гоголь, со мной в хавбеки и бери под опеку Олжаса. Я тоже, если что, подключусь. Эдик, меняй Кольку!
Колька обиженно:
– А я?
Баха кричит:
– Садись на скамейку!
– Ну что, готовы? – Сергей Анатольевич держит мяч.
– Да, – отвечаю я и направляюсь к центру.
Разыгрываем мяч, Олжас срывает его с ног Гоголя и бьёт по воротам. Эдик ловит. Выбрасывает. Мяч у меня, иду в нападение. Санька ложится в подкат. Перепрыгиваю. Мяч у Ерсаяна, он передаёт Олжасу, но Гоголь тут как тут, в борьбе отбирает мяч и делает навес в сторону ворот. Баха понимает, что не успевает, и останавливается. А я бегу. Мяч всё ниже. Делаю нырок. Вратарь не ожидал – гол!
Старшаки аплодируют, Сергей Анатольевич тоже.
– Молодец, Димон! – хвалит Вовка.
– Тяжёлый был мяч, – подхватывает Ол-жас и бросает в сторону Бахи: – Учитесь!
Осматриваю локоть: болячку я разодрал. Забываю о ней сразу после свистка.
Наконец нам удаётся сравнять счёт. Время ещё есть, совсем чуть-чуть. Как раз для того, чтобы победить. Баха кричит:
– Соберитесь!
Сергей Анатольевич свистит, Санька переходит в нападение. Иду на отбор.
– Дмитрий! – Я останавливаюсь. Санька передаёт пас Олжасу, Эдик пропускает гол. Оглядываюсь на крик. Надеюсь, что мне показалось. К полю идёт мама.
– Что всё это значит? Ты должен быть на танцах, – она говорит громко. Подходит ко мне. Все оборачиваются на нас.
Я молчу, смотрю в землю.
– Тёть Тань, дайте мы доиграем, – вмешивается Баха.
Мама осматривает его синяки и царапины строгим взглядом. Затем берёт меня за ухо:
– Так ты и не был на танцах?
Пытаюсь выкрутиться, но мама держит крепко. Позади слышу смешки.
– Татьяна Юрьевна, – к нам подходит Сергей Анатольевич, – в чём дело?
– Дело во лжи, – говорит мама более спокойным тоном. – И это касается меня и моего сына.
– Но… – Сергей Анатольевич обескуражен.
– Дмитрий, сейчас же домой. Приду через десять минут, и мы с тобой поговорим очень серьёзно, – мама отпускает меня и грозит пальцем.
Я стою на месте.
– Быстро, я сказала, – кричит она, и я медленно шагаю к выходу.
– Сергей Анатольевич, – слышу я голос мамы и приостанавливаюсь. – Я прошу вас впредь не разрешать Диме играть в футбол и сообщать мне, если он всё же нарушит этот запрет, – мама оглядывает поле: – Ко всем обращаюсь с этой просьбой!
– Но, Татьяна Юрьевна, – Сергей Анатольевич говорит взволнованно, – ваш сын замечательно играет в футбол. Он подаёт большие надежды…
Мама перебивает:
– Мой сын может подавать надежды только мне – матери, которая его растит. Это во-первых. А во-вторых, любой обман требует наказания. Поэтому прошу вас подойти к моей просьбе со всей вашей учительской ответственностью.
– Татьяна Юрьевна, я хотел порекомендовать вам отдать Диму в футбольный клуб на обучение. Поверьте, он действительно может далеко пойти…
– И он далеко пойдёт. Но не в спорте. А если и в спорте, то не в этом. Я его мать, и я буду решать, чем заниматься моему сыну, – мама разворачивается, чтобы уйти, – всего вам доброго!
– Но, Татьяна Юрьевна…
Не слушаю дальше, бегу. Едва я пошёл в атаку, как мама признаёт за мной нарушение и назначает штрафной. Но я должен найти выход! Я должен перестать бояться! Останавливаюсь. Домой я не пойду. Там меня не ждёт ничего хорошего. Снова крики, снова обвинения, снова запреты. Этим я сыт по горло. Футбол – моя жизнь, и я хочу жить! В голову приходит безумная идея. Достаю мобильник. Набираю номер.
– Дима, привет! – слышно, что Ренат рад моему звонку.
– Привет, – не могу побороть дрожь в голосе.
– Всё в порядке, Дим?
– Да, всё хорошо, – вру я. – Рен, а у тебя сегодня случайно тренировки нет?
– Есть. Но сегодня генеральная. Перед ответственным матчем. Посторонним вряд ли удастся поиграть.
– А-а-а-а, – я начинаю задыхаться.
– Но можно посмотреть, хочешь?
– Хочу! – У меня словно открылось второе дыхание. – Очень!
– Хорошо, ты где сейчас? Тебя у мамы отпросить?
– Нет! – выпаливаю я резко.
– Дим, я не могу увезти тебя без разрешения. Представляешь, как мама будет переживать? – Ренат стал осторожничать.
– Я сам отпрошусь!
– Хорошо, – тянет Ренат недоверчиво. – Где тебя забрать?
– На углу Гагарина и Абая, сможешь?
– Отлично, буду там минут через двадцать.
После разговора выключаю телефон. Будь что будет…
Опасная игра
Тренировка удалась на славу! Все были серьёзны, старались, выкладывались по полной. Даже Эля всего три раза мяч в аут отправил. При разборе игры тренер хвалит его отдельно. Но говорит, что надеется, в субботу Элю не придётся выпускать на поле, иначе им не выиграть.
Ренат объясняет мне, что предстоит дерби. И противники очень сильные. Уже три сезона команда Рената им проигрывает. А Даулет только смеётся:
– И в этот раз проиграем! – и приглашает на игру: – Приходи, посмотришь, как играть не надо.
– Да иди ты! – обижается Ренат. – Я всех на победу настраиваю, а у меня форвард решил проигрывать!
Рената выбрали на этот сезон капитаном команды.
– Не дрейфь, братишка! – Даулет улыбается. – Прорвёмся, даже если проиграем.
– Дауль! – Ренат повышает голос.
– Спокойствие, только спокойствие, как говорил старик Карлсон, – подмигивает Даулет и протягивает ключи. – Ты, кажется, завтра к своим собирался?
Ренат берёт их.
– Да, собирался. Думал с утра, до работы, заглянуть. – Он растерян.
– Думаешь, стоит? – Даулет серьёзно переживает за друга.
– Папки дома не будет, а с мамой можно попробовать поговорить, – Ренат грустно улыбается. – Я скучаю по ним. По всем.
– Ну, удачи тебе! Я с вами не поеду, меня Саке подкинет, – Даулет протягивает руку.
– А Сакену по пути? – спрашивает Ренат.
– Говорит, что сегодня в ту сторону едет, – Даулет пожимает руку и мне. – Ну, до встречи в субботу!
Мы с Ренатом выходим с территории комплекса последними. Я специально сел назад, чтобы Ренат не заметил моего беспокойства и ни о чём не расспрашивал.
– А что впереди не сел? – удивляется он.
– Я посплю, – отвечаю.
– Да, поспать было бы неплохо. Устал, наверное? – Ренат заводит машину.
– Угу, – я погружаюсь в мысли, верчу в руках выключенный мобильный.
– Я тоже, – Ренат зевает и включает радио. – В последнее время что-то не высыпаюсь. Замотался совсем. И в компании кризис, часто работаем до поздней ночи, – он оглядывается. – Ну, ты спи!
Улыбаюсь ему. Думаю. Смотрю на телефон и представляю, как меня встретит мама. Она, наверное, переживает. Но все её переживания как рукой снимет, только я объявлюсь. И она узнает, где я был. Я не хочу домой. Просить о помощи Рената тоже не хочу, у него проблем и без меня хватает. К тому же разговор с мамой всё равно будет. Рано или поздно.
Интересно, мама меня любит? А если любит, почему не разрешает заниматься тем, чем я хочу? Почему решает всё за меня?
Она боится. Из-за папы боится. Я просто объясню ей, что никогда не стану таким, как он. Что всегда буду её любить и всегда буду рядом с ней. Ещё скажу, что не могу без футбола. Тогда она поймёт, тогда она разрешит мне играть.
Успокаиваюсь. Глаза закрываются. Валюсь набок и ударяюсь локтем. Сопротивляюсь сну. Но он сильнее. Во сне я обычно побеждаю, почему бы не поспать? Бросаю взгляд на лобовое стекло. Скорость увеличивается. Мы выезжаем на встречную полосу. Смотрю на Рената. Он упал на руль и скатывается куда-то влево. Мой сон улетучивается тут же. Впереди дерево, я прячусь за передним пассажирским сиденьем и кричу:
– Ренат!
Удар. Страшный. Я ударяюсь головой об дверь и всем телом впечатываюсь в сиденье. На мгновение перестаю слышать и видеть. Отряхиваю голову. Смотрю вперёд. Весь удар пришёлся на водителя. Ренат лежит на руле, с головы капает кровь. Дотрагиваюсь до его плеча:
– Ренат!
Он не шевелится. Откуда-то подходят люди. Они собираются вокруг машины. Я слышу голоса:
– Живой?
– Не знаю, дверь не открыть. Если только с той стороны.
– Там сзади ребёнок!
– Скорую вызвали?
Меня вытаскивает из машины какая-то женщина.
– Ты в порядке? Где болит? – спрашивает она.
Молчу и смотрю туда, где Ренат. Мужчина залез в машину со стороны пассажира.
– Не получится. Он зажат, – говорит он хрипло.
– Мальчик, тебя как зовут? – женщина гладит меня по голове.
– Д… Ди… Дима… – язык меня не слушается. В горле застрял ком, какой-то колючий. И голова гудит, как будто между ушами пролегла железная дорога, а по ней едет товарняк.
– Дима, Димочка, – женщина отводит меня в сторону, чтобы я не видел машины. Обнимает. – Димочка, ты телефон домашний знаешь?
Я начинаю медленно ощупывать карман. Мобильника нет. Хочу пойти к машине, но женщина меня не пускает.
– Там, – шепчу. – Там… Мой телефон, он там… – Я начинаю вырываться и кричать: – Пустите! Мой телефон там, там мой телефон!
Женщина ласково шепчет:
– Тише, тише, малыш.
Кричит кому-то:
– Телефон сзади поищите кто-нибудь! – обнимает меня крепче, садится на землю и тянет к себе на колени. Я перестаю вырываться. – Сейчас принесут телефон, Димочка, сейчас.
Я начинаю плакать.
Кто-то приносит воды. Я отворачиваюсь, хочу спрятаться, хочу ничего не слышать. Хочу не слышать этих голосов.
– Он дышит хоть?
– Вроде да. Только ему ноги зажало.
Мужские голоса назойливо продолжают звучать. Продолжают бить по мозгам, молотком забивать в него гвозди.
– Там впереди телефона не видно? Сзади его нет.
– Впереди только кровь.
– Сколько крови!
– Да когда же приедет скорая? Он же кровью истечёт!
– Едет уже, не истери! Всё равно его вырезать надо!
Вокруг собирается толпа. И все говорят, все глазеют. Я ещё крепче прижимаюсь к женщине.
– А машина не взорвётся?
– Не переворачивалась же, не должна.
К мужским голосам добавляются женские. И голосов всё больше и больше.
– Бедный мальчик, молодой совсем.
– Как же он так?
– Да на встречку выехал на скорости, а потом в дерево.
– Пьяный, что ли?
Я затыкаю уши и начинаю реветь в голос. Начинаю пинаться и отбиваться от всех. Замолчите! Замолчите же!
– Малыш, успокойся, – женщина обхватывает меня, я бью её, но она всё равно держит. – Тихо, тихо…
– Вот телефон, – кто-то подбегает и протягивает мне мой мобильник.
Я хватаю его, но не могу включить, пальцы не слушаются. Женщина нажимает на кнопку. Время тянется, как урок математики. Вот наконец появилась заставка. Вот телефон включился. Появилась сеть. Судорожно ищу мамин номер. Приходят сообщения, одно за другим. Не обращаю на них внимания. Идёт вызов, слышу гудки. И гудки эти пробиваются сквозь гул наковальни в моей голове.
– Дима, ты где? – кричит мама.
– Мама, – я плачу. – Мама, мамочка, мама, забери меня домой, пожалуйста-а-а-а…
Женщина хочет взять у меня телефон, я бью её по руке и кричу, кричу:
– Мама, я хочу домой!
– Димочка, сынок, успокойся. Ты где?
– Мама, я домой хочу, забери меня отсюда, – не успокаиваюсь я.
Женщина шепчет:
– Дима, дай мне телефон, я скажу маме, куда приехать, – она снова хочет забрать мобильник, я не отдаю. – Дима, солнышко, я просто объясню маме, как до нас доехать. И мама сразу приедет. Хорошо? Ну, дай тёте телефон.
Я медленно отпускаю мобильник и прижимаюсь к женщине. Гул и стук в голове не прекращаются. Женщина недолго говорит с мамой, потом подносит мне телефон к уху:
– Сынок, я скоро приеду. Слушай тётю.
– Мама, мама, мама…
– Я скоро приеду, сынок, потерпи. – Гудки.
Я никак не могу успокоиться. Во мне словно набухла туча, которая вдруг разразилась дождём. Женщина снова обняла меня и стала что-то причитать. Вдали послышалась сирена.
Гол в раздевалку
Открываю глаза.
Снова больница. Мама сидит рядом, держит меня за руку и плачет.
В висках пульсирует.
Хочу осмотреться, но свет с улицы больно бьёт в глаза. Пульсирует всё сильнее и сильнее.
– Димочка, миленький, – мама гладит меня по голове. – Радость моя, жизнь моя, как же я тебя люблю!
Я смотрю на маму. Она любит меня! Любит!
– Димочка, – она размазывает по щеке слёзы. – Я так тебя люблю, так люблю…
– Мам, – говорить почему-то трудно, – не плачь. Я тоже тебя люблю! Очень-очень!
Но мама начинает рыдать, роняет голову мне на руку.
– Мамочка, ну не плачь! – повторяю я снова.
– Не плачу, миленький. Не плачу, мой хороший.
Голова болит. Закрываю глаза и вспышками вижу то, что произошло. Дерево освещается фарами, глухой удар, звон стекла и… Ренат весь в крови… Хочу подняться.
– Димочка, нельзя, – мама укладывает меня обратно. – Лежи.
– Ренат, – мои губы дрожат. – Он живой?
– Живой, живой. Он в реанимации, Димочка, – мамин голос успокаивает. – Как ты поправишься, мы его навестим.
У мамы звонит телефон. Она хватает сумку, чуть не всю её выворачивает на пол, пока не находит мобильник.
– Да? – она снова начинает плакать. – Оленька, Олечка, ой… Да… Не спрашивай… Чуть не потеряла, понимаешь? – встаёт и начинает ходить по палате. Голова гудит.
– Оленька, ты приезжай, а? Мне так плохо! Ренат? – мама бросает взгляд на меня и продолжает шёпотом: – Плохо. Очень плохо. Тётю Зарину уже под капельницу положили, а дядя Чингиз… Да. Никакой. Ходит по больнице и кричит, что он во всём виноват. Что никогда себе не простит… Клоками волосы на голове рвёт. Да… Ой, Оленька, ужасно, ужасно всё. Только сейчас поняли, как сын им дорог… – мама всхлипывает. – Я вот тоже чуть не потеряла… А? Хорошо.
Мама снова рядом со мной. Улыбается. И плачет.
– Тётя Оля передаёт тебе привет. Она скоро придёт.
Через пять дней меня выписывают. Из палаты мы сразу идём в хирургическое отделение, к Ренату. Его недавно перевели из реанимации. Мама сказала, что он постоянно проваливался в кому. Всё это время в больнице были его друзья. Но самое главное, приехала вся семья Алимжановых.
У палаты на банкетке сидит дядя Чингиз. Кажется, он поседел ещё больше. Волосы торчат в разные стороны. Он оброс, под глазами появились мешки.
– Дядя Чингиз, – обращается к нему мама. – Как он? Что врачи говорят?
Он смотрит пустыми глазами на маму, потом на меня.
– Дима, – стонет он и обнимает меня.
К нам подходят Даулет и Эля. В руках у них пакеты с продуктами. Оба какие-то замученные. Эля вообще весь растрёпанный.
– Ну что за вид, Чингиз ага[7]! Всё обошлось уже, – Даулет садится на корточки перед дядей Чингизом. Тот обнимает его тоже и снова плачет. – Успокойтесь, ага. И ходить он будет, врач сказал. Мы его на ноги быстро поставим!
– Это точно! – Эля хлопает дядю Чингиза по плечу. – Вы к нему заходили?
Дядя Чингиз отрицательно мотает головой. Встаёт и идёт к окну. Эля хочет что-то сказать, но Даулет жестом останавливает его. Подмигивает мне:
– Выздоровел, футболист?
Я с испугом смотрю на маму. Она натянуто улыбается.
– Мы не навещали тебя, ты уж прости, – продолжает Даулет. – Чуть Рената не потеряли. Всё это время боялись и ждали: выкарабкается или нет.
– Да и тётя Зарина с дядей Чингизом плохи были, – подхватывает Эля. – О Дилярке вообще молчу. Вместе с тётей Зариной откачивали.
– Эля! – Даулет строго смотрит на Элю и виновато – на маму.
– А Тимка? – спрашиваю. – Как он?
– Тимка – мужик. Настоящий. Он нам помогал. – Эля берёт у Даулета пакеты.
– Рен, как очнулся, о тебе спрашивал. – Даулет открывает дверь в палату. – Пойдёшь с нами?
Я смотрю на маму.
– Ты иди, сынок, – она подталкивает меня в спину. – Я с дядей Чингизом побуду.
В палате я сразу вижу две кровати. На одной из них кто-то лежит, а рядом сидит женщина. Третьей кровати, у окна, почти не видно. Там тётя Зарина, Дилярка, Тимка, тренер футбольной команды и какая-то женщина.
– Рен, погляди, кто пришёл! – Даулет берёт Дилярку на руки, чтобы я смог подойти ближе.
– Здрасьте, – здороваюсь со всеми.
– Дима, сынок, тебе уже лучше? – Тётя Зарина в платке, глаза опухшие.
– Да, – шепчу я и подхожу к кровати.
– О-о-о… – Ренат медленно открывает глаза. – Ди-и-има-а-а, – щёки впали, голос ослаб, и говорит он медленно, тянет каждый звук. – Как ты?
– Я хорошо! – смотрю на него и вспоминаю. Кровь. Много крови. Осторожно беру его за руку.
На лице Рената появляется улыбка, едва заметная.
– Я выйду ненадолго, – тётя Зарина направляется к выходу, за ней тренер. Незнакомая женщина тоже хочет пойти, но тётя Зарина останавливает её:
– Марина, доченька, ты останься, побудь с мужем, – и гладит её по щеке. – Мне уже лучше, не упаду нигде.
Марина обходит кровать с другой стороны и тоже берёт Рената за руку. Даулет отпускает Дилярку на пол, она подбегает к изголовью. Маленькими ручками гладит брата по перевязанной голове. Ренат улыбается шире:
– Я почти в раю…
– Отчего ж почти? – Даулет достаёт продукты из пакетов.
– Когда папа придёт, тогда будет рай.
Марина целует ему руку, потом гладит её, стараясь не задеть капельницу.
– Ишь, о рае он думает! Еле вытащили тебя оттуда, – возмущается Эля. – Обойдёшься как-нибудь!
Разрядить обстановку ему не удаётся. Никто даже не улыбается.
– Ему нельзя ещё, врачи сказали, – говорит Тимка Даулету, глядя на нагромождение фруктов и соков на тумбочке. Весь такой хмурый, серый. Словно сто лет просидел в темнице.
– Ну мы на всякий случай. Вдруг кто-то из нас проголодается, – Эля начинает чистить один из принесённых бананов.
– Спасибо! – тянет Ренат.
– Так мы ж для себя старались, так что не за что!
Даулет смеётся, Тимка только улыбается. Эля отдаёт банан Дилярке. Та хватает его и протягивает Ренату.
– Дилёк, ему нельзя, – Тимка берёт её на руки. – Ты сама покушай.
– Тренер сказал, какую тебе честь оказали? – Даулет пододвигает стул и садится. – Матч перенесли на следующую неделю, потому что вся команда в больнице прописалась. Так что до следующей недели, ничего не знаю, чтобы в норме был! Без тебя играть не будем.
– Не-е-е, – говорит Ренат. – Я всё.
– Чего всё? – Эля как будто сердится. – Врач сказал, что сможешь играть, если постараешься! Так что старайся давай! Чтоб к концу сезона хотя бы.
Даулет снова смотрит на него осуждающе. Эля, смешавшись, торопливо добавляет:
– Ну или к следующему сезону… Дауль, хватит на меня так смотреть. Влюбился, что ли?
– Дурак ты, Эля! – Даулет смеётся. Мы с Тимкой тоже.
– Эх вы, – тянет Ренат и вдруг спрашивает: – Мама, наверное, испугалась, да, Дим?
Я только смущённо пожимаю плечами. Ренат обращается к Даулету:
– Машина…
– Шина-машина, братан! – Даулет подмигивает. – Из-за железки чуть тебя не потеряли!
– Я верну.
– Ага, – подхватывает Даулет. – Обязательно вернёшь, когда поправишься. И за руль больше не сядешь, Рен. Ты у нас, оказывается, соня!
Ренат улыбается.
– Мы, наверное, пойдём, – вдруг спохватывается Эля. – Все.
– Почему? – спрашиваю я, поворачиваюсь и вижу у входа дядю Чингиза. Он подходит ближе. Марина тут же вскакивает и быстрым шагом направляется к выходу. Дядя Чингиз задерживает её:
– Останься с нами, дочка…
Я помогаю Тимке с Диляркой, которая сопротивляется, и мы с Даулетом и Элей выходим.
Домой мы с мамой возвращаемся поздно. Она набирает для меня ванну, накрывает ужин. Разговаривает по телефону с тётей Олей и что-то записывает:
– Как говоришь? «Цесна»? Ага, записываю. Угол Магнитной и Гёте… Это за Майлина, что ли? Во сколько? Да-да, всё понятно… Спасибо, Оленька, спасибо!
– Дима, завтра мы кое-куда поедем, – загадочно сообщает мама за столом и странно улыбается.
– К Ренату?
– Нет. – Мама режет хлеб. – Мы поедем в футбольный клуб. У них завтра в шестнадцать ноль ноль отбор мальчиков от восьми до двенадцати лет. Если пройдёшь, будешь там заниматься. Справку у врача я уже взяла. Ну а утром мы, конечно, съездим к Ренату.
Я уронил ложку.
– Куда, мам? – спрашиваю шёпотом.
– В футбольный клуб. Ты же у меня футболист.
Время остановилось. Всё вокруг остановилось. А потом закружилось… Бросаюсь к маме на шею. Целую в обе щёки, ещё раз и ещё.
– Я тебя люблю, сынок, сильно-сильно. Больше жизни, – шепчет мама.
Я хочу ей что-то сказать, хочу сказать много, так много, что слова путаются и застревают где-то в горле. Я молчу. Я… Я счастлив!
Моё сердце… в нём поместится сейчас целый мир! Пять миров! Тысяча!
Детско-юношеский футбольный клуб «Цесна» находится на окраине города, в районе аэропорта. Ехать до него далеко.
– Поговорим с тренерами, узнаем расписание и посмотрим, как совместить с учёбой, – говорит мама с улыбкой.
Нас встречают у двери и проводят в здание. В вестибюле несколько стендов с фотографиями тренирующихся детей. Нас ведут дальше. Почти все стены увешаны плакатами с портретами футболистов: вот Хенрик Ларссон, вот Зинедин Зидан, вот Рауль, вот Рональдиньо, даже Себастьян Дайслер есть! Смотрю на него, пока мы с мамой не сворачиваем налево по коридору. Останавливаемся у какой-то двери. Кроме меня здесь ещё несколько мальчишек с мамами. Только один – с папой. Дядька в спортивной форме записывает фамилию, имя и дату рождения, другой дядька, помоложе, предлагает пройти на поле.
Поле большое, как и положено. Но между двумя обычными воротами по всему полю разбросаны несколько вдвое меньших и совсем маленьких.
Обучение в клубе бесплатное, но, чтобы пройти отбор, нужно, как сказала мама, показать себя.
Чуть в стороне от поля, на земле, ближе к зрительским местам, где расселись родители, расчерчен метраж. Как у нас в школе для прыжков в длину. Тут же один из тренеров отмеряет метры на большом расстоянии. Наверное, бег.
– Ребята, посмотрите на меня! – громко говорит молодой тренер. – Первое задание – прыжки в длину. Учитываться будет лучшая из трёх попыток. Те, кто отпрыгает, прошу сразу подойти к моему коллеге. Там бег на шестьдесят метров. После бега метание мяча, вам нужно пройти вон к той отметке на поле, – тренер показывает направление рукой. – Там тоже три попытки.
– А бежать тоже три раза? – спрашивает кто-то.
– Нет, бежать только один раз, – улыбается тренер. – Встаньте по выданной вам очерёдности.
У меня первый номер. Люблю быть первым. Я прыгаю, потом ещё и ещё. Третья попытка – 1 метр 76 сантиметров. Думаю, дальше не прыгнет никто. Иду к короткой дистанции. Бег для меня – пустяк. В классе я лучший по нормативам. Пробегаю за десять секунд. Мяч метать не очень люблю, но результат у меня и здесь не хромает. Кидаю на 38 метров.
Второй этап отбора, самый интересный, на следующий день. Я приезжаю с тётей Олей, потому что маме нужно на работу. Но она обещает позвонить.
Первое задание – жонглирование мячом. Обычно у меня получалось пятнадцать-шестнадцать раз, но тут мяч упал после счёта «11». Я начинаю переживать: вдруг не пройду? Мальчик за мной не ударил и шести раз. Я успокаиваюсь. Шансы всё-таки есть.
На следующем задании нужно провести мяч между кеглями и ударить по воротам сначала одной ногой, потом другой. Я не теряю мяч и не промахиваюсь ни разу.
На третьем задании тренер дважды кидает мне мяч, я его принимаю сначала грудью и останавливаю ногой, потом жонглирую головой и даю ему скатиться по плечу и ноге. Затем тренер предупреждает, что он назовёт ту часть тела, какой я должен буду принять мяч. Кидает и кричит:
– Колено!
Я повинуюсь, останавливаю мяч коленом, жонглирую, уменьшаю его скорость и прижимаю к земле стопой.
– Всё, – говорит тренер. – Молодец! В течение трёх дней мы сообщим результаты.
– Димочка, ты – умница! – восхищается тётя Оля. – Прямо настоящий футболист!
Я доволен. Очень. Вибрирует телефон.
– Как, Дима? – спрашивает мама. Она всё-таки позвонила!
– Хорошо, сказали, сообщат результаты в течение трёх дней.
– Ты умница, мой мальчик! Умница!
Странная штука. От горя сердце тарабанит, от счастья тоже. Оно вот-вот выпрыгнет и начнёт скакать, как мяч!
Из клуба звонят на следующий вечер. Приглашают на обучение… Я запрыгиваю маме на шею, и мама кружит меня по всей кухне. Потом готовит праздничный ужин, приглашает тётю Олю и предлагает отнести в больницу торт: хоть Ренату пока нельзя, но пусть и он, и все остальные за меня порадуются. Я сделал это! Я забил гол в ворота судьбы! Первый тайм окончен, начнём второй…
Будет хет-трик!
Ренат счастлив, он даже обнимает меня, хотя ему нельзя напрягаться и подниматься. Дядя Чингиз вышел на работу, и в больнице остались тётя Зарина, Тимка, а Дилярка не слезает с рук Марины. Пока мы все едим торт, Ренат пьёт бульон.
– Хуже пытки, – улыбается он. – Вы просто издеваетесь!
Ближе к обеду мы с мамой едем в клуб. Сегодня у меня первая тренировка.
Молодой тренер Григорий Рафикович показывает нам комплекс: конференц-зал, манеж – как школьный спортзал – затем проводит меня в раздевалку. Мама хочет посмотреть занятия. Ждёт меня. Я быстро переодеваюсь, и мы идём на поле. Григорий Рафикович встречает нас, зовёт кого-то:
– Вась, Вася! Маруняк!
К нам с поля подбегает высокий плотный мужчина в кепке.
– Звал, Бабаян? – спрашивает он густым басом.
– Да. Познакомься, твой новый ученик Дмитрий Арефьев, принимай, – отвечает Григорий Рафикович. – А это его мама, Татьяна Юрьевна. Дима, – обращается он ко мне, – это твой тренер, Василий Васильевич. У него высокая тренерская квалификация, лицензия UEFA «В», в этом году будет сдавать на «А».
Мама выглядит какой-то потерянной. Василий Васильевич встречается с ней глазами и замирает. Улыбка потерялась где-то в уголках рта.
– Таня? – голос этого великана становится странно мягким.
– Вася, ты? – мама, кажется, едва дышит.
– Вы знакомы? – удивляется Григорий Рафикович.
– Да, знакомы, – говорит Василий Васильевич. Я с недоумением смотрю то на него, то на маму.
– Отлично! Проводишь тогда Татьяну Юрьевну на трибуну, она хочет посмотреть тренировку, – улыбается Григорий Рафикович. – Я пойду, нужно результаты отбора готовить. – И он уходит.
Василий Васильевич и мама смотрят друг на друга молча. По-моему, это длится целую вечность. Я беру маму за руку.
– Сынок, это… Это Василий Маруняк. Друг твоего отца, – шепчет она.
Я молчу. Перевариваю.
– Отца? То есть это он и есть? – Василий Васильевич садится на корточки и треплет меня по волосам. – Совсем большой. Я ж тебя красным и страшненьким помню, из роддома прямо!
Я прижимаюсь к маме.
– Десять лет прошло, – говорит мама. – Ты переквалифицировался в тренеры?
– Да, травму получил, – Василий Васильевич поднимается. – Решил, что с футболом не расстанусь. Вот, – он делает круговое движение руками, – приехал сюда.
– Андрей в Германии? – тихо спрашивает мама.
– Да, приезжает иногда, мы с ним видимся в Москве. Тоже тренером стал, не выдержал конкуренции, – Василий Васильевич снова смотрит на меня, потом на маму. – Про тебя спрашивал. Так ты ж уехала, никому не сказала куда…
– Прямо-таки спрашивал? – мама прищуривается.
– Спрашивал, – Василий Васильевич оборачивается к полю. – Александр Петрович, – обращается он к старенькому тренеру, который возится с ребятами намного младше меня. – Не присмотрите за моими батырами[8]?
– Хорошо, – кричит тот в ответ.
– Танюш, я сейчас, – Василий Васильевич берёт меня за руку. – Давай поговорим, я только Диму отведу на поле. – Пойдём, – говорит он мне.
Сердце играет африканскую мелодию, в ушах вувузелы. Этот дядька – папин друг… О чём они будут говорить?
– Так, ребятки, постройтесь, – кричит нам тренер малышей. – Давайте разделимся на команды и будем играть в футбол.
Смотрю вслед Василию Васильевичу. Он берёт маму под руку и ведёт на трибуну. Впервые меня не интересует то, что происходит на поле. Меня интересует то, что происходит там. За полем…
Домой мы едем молча. Я не решаюсь заговорить с мамой, а она всё о чём-то думает.
Обращает на меня внимание лишь раз, когда я уступаю место старушке и та начинает меня хвалить. Я берусь за поручень возле мамы, и она обнимает меня, крепко обхватывает руками, словно боится, что я исчезну, испарюсь…
…Василий Васильевич вёл тренировку последние тридцать минут. Мы бегали змейкой с мячом, вели мяч с переменным ускорением, обучались ударам головой. С мамой они больше и словом не обмолвились. Только попрощались после тренировки.
Ужинаем тоже в тишине. Воздух вокруг будто сгустился, давит на плечи, мешает дышать. Мама берётся за мытьё посуды, и я ухожу в комнату. Звонит телефон.
– Что? Откуда ты узнал? – слышу я мамин крик. – Нет, и не надейся!
Мама вешает трубку. Я стою в дверях, и она меня замечает. Дрожит. Телефон звонит снова.
– Да? – мама говорит грубо, будто человек на том конце провода перед ней провинился. – Ты… Но ты… Нет! С чего ты взял? Он мой сын! – Я подхожу ближе. Мама опять вешает трубку и вырывает шнур телефона. Садится за стол, опускает голову на руки и начинает плакать. Я глажу её волосы, длинные, мягкие. Она хватает меня за плечи.
– Дима! Дима, ты мой сын! Мой! – голосит она и опять обнимает меня, чуть не душит.
– Твой, мам. Твой, – шепчу я.
Успокаивается она нескоро. Ближе к полуночи. Укладывает меня спать, садится рядом.
– Это был он? – вопрос вылетает сам. Я не смог его удержать. Маму передёргивает. Она испуганно смотрит на меня. Молчит.
– Это был мой папа? – мне нужно знать ответ. Мне нужно много ответов. Потому что у меня много вопросов.
– Дима, пора спать, – говорит мама и идёт к двери.
– Мам, – зову я. – Мам!
Она возвращается.
– Он тебя обидел? Сильно обидел, да?
– Дима, я устала. У меня раскалывается голова, и мне нужно прилечь. Завтра на работу. – Мама уходит.
Что случилось? Что случилось тогда, десять лет назад? Рой вопросов жужжит надо мной до утра.
Утром, пока я доедаю завтрак, мама включает телефон. Мне кажется, или она ждёт? Звонка?! И телефон действительно звонит. Мама осторожно подносит трубку к уху.
– Да? Да, я… – она говорит тихо. И слушает. Долго. Смотрит на меня, я на неё. – Хорошо. Да. Да что ты говоришь? Ты уехал, Андрей! Уехал! – она зло смеётся. – Искал и не мог найти? Не смеши! Да… Не уверена, что он хочет разговаривать с тобой!
Мама собирается бросить трубку, но в последний миг останавливается и закрывает её рукой. Я уже давно стою рядом.
– Я хочу! – говорю я. Мама медлит. Я сам беру у неё телефон, она не сопротивляется. – Алло?
– Дима! – грубый мужской голос. – Дима, это ты?
– Я…
Слышно плохо, и слова доносятся с опозданием.
– Дима! Это твой папа, Дима! Ты слышишь? Не молчи, сынок!
Я начинаю задыхаться, мне тяжело дышать. Вдруг мама притягивает меня к себе. Воздух становится разреженным, я снова начинаю слышать, снова могу говорить.
– Дима? Сынок, я тебя искал! – папа кричит. – Ты слышишь? Я наконец нашёл тебя! Слышишь, Дима? Не молчи!
– Я слышу, – говорю, улыбаюсь, плачу. – Я слышу, – повышаю голос. – Я слышу… и шепчу: – Папа…
С тех пор он звонит каждый вечер. Мы разговариваем о тренировках, о школе, обо всём. Он рассказывает о себе, спрашивает о маме.
– У тебя есть дети? – решаюсь как-то спросить.
Папа молчит. Я замираю.
– Ты – мой старший сын, мой первенец, – наконец слышу в трубке.
Молчу. Мама кидает в мою сторону обеспокоенный взгляд, потом отворачивается и опять принимается за ужин.
– Дима, у меня к тебе предложение, – голос папы звучит оживлённо. – Давай я заберу тебя к себе! Будешь заниматься в немецком молодёжном клубе. Я оплачу тебе здесь учёбу. А? Что скажешь?
Я задумываюсь. Смотрю на маму. Она делает вид, будто ей всё равно, с кем я разговариваю. Бросает что-то в казан, и масло начинает шипеть.
– Дима, ты где? Ты слышишь? – папа нервничает.
– Слышу.
– А что молчишь? Как тебе моё предложение?
– Я маму не брошу, – и я бросаю трубку.
Мама оглядывается на меня.
– Что такое? – берёт меня за руку.
Телефон звонит снова. Я убегаю в свою комнату. Прыгаю в кровать и отворачиваюсь к стенке. Хочется плакать, но я держусь. Хватит с меня слёз!
Мама долго разговаривает с папой, потом заходит ко мне.
– Давай всё обсудим, Дмитрий.
Я не отвечаю. У папы семья. Зачем я ему нужен? Мама садится на кровать и гладит меня по ноге.
– Дима, сынок, его долго не было в твоей жизни. И тебя долго не было в его жизни. Он не был тебе отцом… Но сейчас… Сейчас он хочет быть твоим папой.
Я поворачиваюсь к маме лицом. А вот у неё глаза на мокром месте!
– Я сказала, что ты подумаешь, – шепчет она. – Дай ему шанс… Если тебе не понравится, ты всегда сможешь вернуться. А если останешься, то я буду к тебе приезжать.
Я вытираю маме слёзы, обнимаю её.
– Я не поеду, мам. Я не хочу.
– Дима, мне тяжело. Мне очень тяжело всё это говорить. Но я не хочу… потерять тебя… Не хочу… Послушай. Я любила его. Очень. А он меня – нет. Для него я была одной из, понимаешь? И когда я сказала ему о беременности, он как раз должен был ехать в Германию, – мама прижимает меня к себе и целует. – Сначала он был против ребёнка. Уехал. А я страдала. Не знала, что делать.
Мама замолчала.
– А потом? – спрашиваю я тихо.
– Когда ты вот-вот должен был появиться на свет, он позвонил. Сказал, что сожалеет. Что рад моему решению рожать. Что хочет дать тебе отцовство… А я отказалась.
– Почему?
– Мне показалось, что он поздно спохватился… – мама отстраняется и смотрит мне в глаза. – Ты подумай, Дима. Папа через месяц приедет сюда для оформления документов. Ты пока подумай, хорошо? – мама перебирает мне волосы. – Я приму любое твоё решение.
Я молчу.
– Подумаешь? – настаивает мама. – Там всё-таки школа…
Я киваю. Она снова меня обнимает. Только что тут думать? Мама у меня одна, и я у неё один.
После тренировки в клубе решаю пойти на школьный стадион. Вот уже неделя, как Рената выписали. Тётя Зарина и дядя Чингиз забрали его вместе с Мариной к себе. Тимка был такой счастливый, когда уезжал домой, звал в гости, сказал, что теперь никаких запретов. У меня тоже запретов больше нет, я третью неделю занимаюсь футболом. Открыто. Профессионально.
На стадионе в разгаре очередной гандикап между старшаками и моим классом. Среди зрителей сидит Айка. Она звонила как-то, беспокоилась, как я себя чувствую, и обещала не рассказывать про аварию никому, даже Наташке. Ещё звонила Лариска, когда узнала, что я не буду больше ходить на танцы. Я пообещал обеим, что приглашу их на свой первый матч. Ещё Ленку позову. Ей полезно. Вообще, надо бы её к нам в команду подтянуть. Баха, конечно, воспротивится, но я с ним справлюсь. Главное, чтоб Ленка не спасовала.
Сажусь на скамейку.
– Привет! – говорю.
– Ой, привет, Дим! – радуется Айка. – Как дела? Как тренировки?
– Замечательно! – Наблюдаю за игрой. Колька снова на воротах… Это провал! – А ты чего одна?
– Ленка к бабушке в Курск уехала, а Наташка с родителями в Турции, – Айка вздыхает. – А у меня мамка с папкой всё работают.
– Да моя мама тоже работает.
– Она другая стала, да? – у Айки загораются глаза. – Ну, раз не запрещает больше… Я аж удивилась, когда ты про футбольный клуб рассказал!
– Мама очень изменилась. Даже стала реже на работе задерживаться, – вспоминаю я и улыбаюсь от удовольствия. – В общем, она сейчас совсем другая!
– Понятно, – Айка хмурится. – И почему всегда дети должны спасать взрослых? Ещё взрослые называются!
Я задумываюсь. Интересно, что она имеет в виду? Я редко её понимаю, она часто напоминает мне инопланетянку. Но в последнее время я решил, что это неважно. Как в футболе: всё равно, кто ты, какой национальности, важно, что ты делаешь для команды. А ведь Айка сделала для меня немало… И девчонка она вполне ничего, жаль только, что отличница. Хотя и это не самый страшный недостаток. Я улыбаюсь ей. Она замечает мой взгляд и тоже улыбается.
– О! Шпендик, играть будешь? – Вовка-кореец не меняется. – Айда к нам в команду, будем бить всухую!
Я отказываюсь:
– He-а, не буду. Это нечестно.
– Тогда к нам пойдём! – предлагает Баха.
– Ага, а то я выдохся, – подхватывает Колька.
– Давай, Димка, иди! – Айка толкает меня. – А я поболею!
Иду на поле. Я забил уже два гола в ворота судьбы, я сделал дубль. Играю в футбол, и папа нашёлся… Олжас забирает у меня мяч, но я тут же иду на отбор. Пасую Канату, он мне. Иду к воротам и бью… Гол!
Говорят, жизнь как шахматная доска. Не знаю, в шахматы я не играл ни разу, но разве жизнь такая сидячая? Жизнь – это движение, с падениями и взлётами. Как на поле… Да! Жизнь – это футбольное поле. Здесь сражаешься за победу, не давая забить гол в свои ворота. Сталкиваешься с несправедливостью судьи, борешься с фолами судьбы, с грязной игрой людей… На футбольном поле особенно хороша не просто победа, а чистая победа, без жёлтых карточек и нарушений. Фэйр-плей. Честная игра… Можно финтить, но нельзя вредить. И даже когда тебя удаляют, ты можешь вернуться и начать заново. Начать новый матч, с новыми силами.
Когда я выведу нашу сборную в финальные игры чемпионата мира, то сделаю хет-трик! Я смогу! Ведь на футбольном поле я – футболист!
Словарь футбольных терминов
А
Автогол – мяч, забитый игроком в свои ворота.
Арбитр – судья, посредник в спорах несудебного характера. В футбол этот термин пришёл из классической («французской») борьбы, где арбитром именуется судья на ковре, руководящий схваткой двух спортсменов. В футболе же арбитр – синоним судьи на поле.
Аут (англ. – вне, вон) – положение, когда мяч «вышел из игры», то есть пересёк линию, ограничивающую поле.
Аутсайдер – команда, занимающая одно из последних мест в турнирной таблице, неудачник чемпионата, которому грозит перевод из первой во вторую лигу.
Б
«Бетон» – глухая оборона.
Бомбардир – самый меткий игрок, чаще других поражающий ворота соперников. В футбол это слово пришло из артиллерии. Бомбардировать – значит обстреливать из орудий. Существовал некогда даже такой чин – бомбардир.
В
Вбрасывание мяча – приём, вошедший в футбольные правила ещё в 1873 году. Производится полевым игроком, когда мяч пересёк боковую линию и покинул пределы поля. Вбрасывать мяч надо с того места, где он оказался в «ауте». Игрок, выполняющий приём, должен стоять лицом к полю на боковой линии или за ней, но не в пределах площадки.
Вингер (от англ, wing – крыло) – крайний атакующий полузащитник.
Вратарь – игрок, защищающий ворота.
Второй этаж – игра головой.
Г
Гандикап – соревнование, в котором одна из команд заранее получает некоторое преимущество (фору). В футболе оно выражается в числе якобы уже забитых мячей в ворота более сильной команды. Делается это для того, чтобы уравнять силы соперников. Фора определяется заранее и может быть объявлена до игры или после неё. Скрытая фора ещё больше усиливает интерес к состязанию неравных по силе команд.
Гекса-трик – шесть мячей, забитых игроком в одном матче (упоминается редко).
Гол – английское слово, обозначающее ворота, установленные на футбольном поле для того, чтобы в них забивали мяч. Дословный перевод – цель. Происхождение этого термина таково: когда в середине XIX века начинали играть в современный футбол, никаких ворот, собственно, не существовало. Мяч требовалось провести за лицевую линию половины поля соперников между двумя стойками, то есть попасть в цель. С появлением над стойками перекладины получились ворота. Но их по-прежнему называли «гол», то есть цель, а не «гейт», что по-английски значит ворота. А вскоре и каждый забитый в «гол» мяч тоже стал именоваться голом.
Гол в раздевалку – гол на последних минутах первого тайма.
Голкипер – вратарь. С английского – «охраняющий цель»
Грязная игра – все без исключения грубые, нечестные действия футболистов на поле. К ним относятся: симуляция травмы; помеха выполнению свободных ударов; умышленная затяжка времени; выражение (словом или жестом) недовольства решением судьи; громкие выкрики на поле и т. п.
Д
Дерби – матч принципиального характера между двумя соперничающими командами из одного города или района.
Дисквалификация – лишение футболиста или команды права участвовать в играх за нарушение правил или регламента соревнований, а также за недостойное поведение.
Дриблинг – движение футболиста с мячом в различных направлениях, с обводкой игроков соперника. В английской футбольной терминологии «дриблер» – игрок, умело ведущий мяч.
Дубль – 1) два гола, забитых игроком в течение матча;
2) выигрыш командой первенства и Кубка страны в одном сезоне;
3) резервная команда.
Дэф (от англ, defender) – защитник.
3
Забегание – технический приём, при котором игрок без мяча пробегает мимо игрока с мячом и может получить от него короткий пас.
Защитник – игрок, главной задачей которого является оборона подступов к своим воротам.
К
Капитан команды – игрок, наделённый определёнными полномочиями. Слово «капитан» заимствовано из французского языка и переводится как «глава».
Контратака – незамедлительный переход в атаку после отбитой атаки противника.
Корнер (от англ, corner – угол). В нашей терминологии – угловой удар, тогда как в английской – только угол футбольного поля.
Красная фурия – так болельщики называют сборную Испании.
Л
Ложный манёвр – обманные действия группы игроков в ходе тактической комбинации. Такой манёвр часто бывает неожиданным и в большинстве случаев сопровождается созданием опасных моментов у ворот соперника. Фактический смысл подобного манёвра состоит в том, чтобы дезориентировать противника, переиграть его за счёт дозволенной футбольной хитрости.
М
Misses next match – когда игрок на чемпионате получает одну жёлтую карточку, а в следующем матче другую, что в общей сложности даёт одну красную, он обязан пропустить один матч.
«Мёртвый» мяч – неотразимый удар, который даже выдающимся вратарям крайне редко удаётся парировать. Особенно сложно поймать или отбить мяч, летящий с высокой скоростью в верхний угол ворот, где встречаются штанга и перекладина. Иногда говорят: взял «мёртвый» мяч. Это означает, что голкипер предотвратил верный гол.
Мундиаль (от испанского mundial – мировой) – Чемпионат Мира.
Н
Набегание – технический приём, при котором игрок(и), не владеющий(ие) мячом, производит(ят) движение в предполагаемую зону получения навеса.
Навес – от «навесная передача» – пас по воздуху.
Навязать свою игру – тактические средства наступления и обороны, которые, будучи успешно выполненными, приносят победу. Перед очередной встречей игроки той или иной команды обсуждают вопрос: действовать ли в обычной для себя манере или видоизменить её, хотя бы частично, с учётом особенностей игры соперника. Если команда верит в привычный для себя метод, то не станет приспосабливаться к противнику. И попытается таким образом добиться инициативы в конкретном матче.
Нападающий – игрок линии атаки.
Неожиданный удар – умение мастерски скрыть от соперника подготовку удара по воротам. Обычно подобные удары наносят, не замедляя хода, не останавливаясь, нередко коротким ударом ноги.
Нырок – 1) способ удара головой по низколетящему мячу в падении;
2) способ имитации нарушения правил с целью «выпросить» штрафной удар или пенальти.
О
Опасная игра – когда один игрок применяет по отношению к другому неразрешённые приёмы, в результате которых тот может получить травму.
Острый пас – передача мяча одним игроком другому так, что получивший мяч оказывается в очень выгодном положении для атаки ворот противника.
Отбор мяча – одна из главнейших задач игроков оборонных линий. Впрочем, в современном футболе каждый спортсмен должен уметь срывать атаку соперников.
Отобрать мяч легче всего в момент приёма соперником передачи. Тогда футболист думает прежде всего о том, как ему остановить мяч и что с ним делать дальше, а не о противнике. Можно перехватить мяч у нападающего во время его продвижения к воротам. Защитник, отступая к своей штрафной площади, должен стараться оттеснить соперника к боковой линии, где бы он был ограничен пространством. Вторая задача – помешать ему ударить наиболее сильной ногой. Это будет сковывать соперника и не позволит сделать точную передачу или внезапный рывок. Эффектный приём при отборе мяча – подкат. Однако это сильное оружие только для тех, кто хорошо им владеет. В противном случае соперник не только не потеряет мяч, но и получит свободу действий, пока незадачливый исполнитель подката будет подниматься с земли. Футболист должен помнить, что при отборе следует смотреть на мяч, а не на игрока. Так легче разгадать ложное движение соперника.
Офсайд – положение «вне игры». Ситуация, при которой футболист получает мяч на чужой половине поля, имея перед собой лишь одного игрока из соперничающей команды. Мяч, забитый из офсайда, не засчитывается.
П
Пассивный офсайд – нарушение правил игроком атакующей команды, который, находясь на чужой половине поля в момент передачи мяча от игрока своей команды, оказывается ближе к воротам защищающейся команды, чем любой её игрок, и при этом не получает мяча.
Пенальти – одиннадцатиметровый штрафной удар. Самое суровое наказание в футболе.
Перехват – прерывание точного паса игроком противоположной команды.
Персональная опека – принцип защиты, согласно которому каждый игрок прикрепляется к определённому, «персональному» сопернику. Он следит за его действиями на протяжении всей встречи, перемещаясь вместе с ним по всему полю. Его задача – не дать своему подопечному овладеть мячом, прервать атаку в самом начале. При персональной опеке от футболистов требуются тренированная воля, повышенное внимание, дисциплина и высокое чувство ответственности. Опека лишает нападающих свободы действий и вынуждает их постоянно единоборствовать с защитниками. Однако этот принцип одновременно сковывает и инициативу обороняющихся, снижает их активность. При персональной опеке защитники обязаны выбирать позиции в соответствии с расстановкой нападающих соперника, что заставляет их играть на непривычных местах. В итоге противник зачастую навязывает обороняющимся свой рисунок игры и свою волю.
Плеймейкер (от англ, playmaker) – распасовщик, игрок, через которого чаще всего идут атаки; игрок, делающий игру (как правило, атакующий полузащитник).
Подкат – эффективный приём отбора мяча. Смысл его заключается в том, что футболист, атакуя противника, неожиданно выбрасывает ногу по земле вперёд, как бы «подкатывается» к нему. При этом мяч чаще всего бывает выбит за боковую линию или линию ворот. Подкат – приём не только технический, но и атлетический. Его преимущество перед другими методами отбора – быстрота и возможность выбить мяч из-под ног нападающего на значительном расстоянии, когда защитник отстал от форварда. Подкат выполняется при различных ситуациях. Особенно часто его применяют во время преследования соперника. Бывают случаи, когда в подкате выбивают мяч у футболиста, бегущего наперерез или стоящего без движения. Делают это, либо вытянув на полную длину обе ноги («шпагат»), либо одну, а другая, опорная, в это время согнута в колене («полушпагат»). Подкат – широко распространённый приём, которым пользуются футболисты всех стран, но наиболее искусны в нём англичане. Это не случайно, так как отличные поля британских стадионов практически исключают травмы, а повышенная влажность газона способствует хорошему скольжению.
Полузащитник – игрок средней линии.
Прессинг – тактика коллективного отбора мяча, создания препятствий для начала атаки.
Прострелъный удар – обычно такими ударами пользуются игроки, передающие мяч с фланга в середину поля на расстояние достаточно близкое от ворот, полагая, что мяч, летящий с большой силой, может проскочить мимо защитников. Набегающему на подобный мяч форварду бывает иногда достаточно подставить ногу, чтобы мяч изменил направление и с силой влетел в ворота.
Р
Разбор игры – обсуждение того, как проходила недавняя встреча с соперником. Обычно на таких разборах принято устанавливать, что из намеченного удалось осуществить, и выявлять причины невыполнения плана на матч. Словом, это постоянный анализ успехов и недостатков игроков, тренеров, помогающий им совершенствовать мастерство.
Разрез – пустое пространство между двумя соперниками, куда обычно следует пас.
Рефери – футбольный судья (главный судья, судья в поле).
С
Свободный удар – непрямой штрафной удар. Гол после исполнения данного штрафного удара засчитывается только в том случае, если хоть один из игроков любой команды коснулся мяча на его пути до ворот. Если мяч влетел в ворота, а судья не зафиксировал данного касания, назначается угловой удар.
Стандартные положения – моменты, когда остановленная судьёй игра возобновляется выполнением свободного, штрафного или углового ударов, либо вбрасыванием мяча из-за боковой линии. Для выполнения стандартных положений многие команды заранее готовят соответствующие комбинации, цель которых – как можно успешнее использовать представившуюся возможность владения мячом.
Створ ворот – внутренняя площадь ворот (не включающая перекладины и штанги).
«Стенка» – употребляется в двух значениях. Одно – название заслона из игроков с целью защиты своих ворот при пробитии штрафных ударов соперником. Другое – тактическая комбинация. Футболист, владеющий мячом, передаёт его партнёру в расчёте на моментальное возвращение мяча первым же касанием.
Т
Тайм – одна из двух частей футбольного матча. Тайм состоит из 45 минут, определённых футбольными правилами, плюс компенсированное время, добавленное судьёй.
У
Удаление – исключение из участников матча за две жёлтые карточки в одном матче или за особо грубое нарушение без предварительно показанных жёлтых карточек. При удалении участнику матча показывается красная карточка, и он обязан покинуть поле. Судья имеет право удалять не только полевых, но и запасных игроков, а также тренеров команд.
Укрыть МЯЧ – это умение достигается определённым положением туловища.
Обычно овладевшие этим приёмом, ведя мяч, наклоняют туловище вперёд или в сторону и тем самым лишают соперника возможности подойти к мячу.
Ф
Фантазиста – итальянский термин. Футболист с тончайшей техникой и прекрасным видением поля.
Финал – заключительная встреча команд в кубковых состязаниях. Иногда финалом называют матчи, проводимые после предварительных игр. Например, финал первенства мира или Олимпийских игр.
Финт – обманное движение, обманный приём, исполненный футболистом.
Фол (от англ, foul) – нарушение правил.
Форвард (от англ, forward) – игрок передней линии футбольной команды, нападающий.
Футбол – игра в «ножной мяч», от английского «foot» – нога, «ball» – мяч. Сохранил своё название во Франции, Испании, России.
Фэйр-плей – Fair Play (в английском используется понятие sportsmanship – приблизительный перевод: «честная игра») – свод этических и моральных законов о благородстве и справедливости в спорте. Принципы фэйр-плей утверждают спортивное поведение и отрицают победу любой ценой.
X
Хавбек (от англ, half-back) – полузащитник в английском футболе.
Хет-трик – так называют в Англии три мяча, забитых в матче одним и тем же футболистом.
Ц
Центр поля – отметка на средней линии, из которой проводится круг радиусом девять метров. Мяч кладётся в центр поля и после начального удара считается в игре, когда пройдёт расстояние, равное длине своей окружности. Футболисты противоположной команды должны располагаться при этом за пределами круга.
Центральный круг – часть разметки футбольного поля. Проводится радиусом девять метров из центра поля и предназначается для того, чтобы не допустить приближения к мячу футболистов команды, не производящей начального удара.
Ч
Чемпион – спортсмен или команда, победившая в любых соревнованиях на первенство. Каждый футболист команды-победительницы, сыгравший предусмотренное положением количество игр, также вправе называться чемпионом.
Чемпионат – соревнования на первенство, цель которых – выявить чемпиона.
«Чистильщик» – защитник, действующий в тылу у своих коллег по обороне. Персонально он никого из соперников не опекает и всегда готов прийти на помощь любому из партеров. «Чистильщик» (по-итальянски «либеро») – постоянный пятый игрок защитной линии, имеющий задачу «подчищать» огрехи в действиях товарищей. Появился он в командах после перевода на систему 4+2+4 как дополнительный заслон на пути четвёрки нападающих. Несколько лет назад на страницах спортивной печати развернулась дискуссия о целесообразности введения» чистильщика. Большинство специалистов высказались за то, что в современном футболе нет надобности отвлекать на линию защиты ещё одного игрока. Однако в практике игр «чистильщик» во многих командах существует и по сей день.
Ш
Штанга – этим немецким словом у нас принято называть стойку ворот, хотя в германском футболе она именуется «торп-фостен», что означает «столб, из которого сделаны ворота». По-английски стойка называется «гоппост». Таким образом, штанга существует только в русском футбольном лексиконе.
Штрафная площадь – участок поля перед воротами, в пределах которого вратарю позволено играть руками. Любое нарушение правил игроками в штрафной площади своих ворот карается назначением пенальти.
Штрафной удар – наказание, назначаемое за умышленное касание мяча рукой и за применение грубых приёмов. При выполнение штрафного удара все футболисты провинившейся команды должны находиться от мяча не ближе девяти метров и могут касаться его не ранее, чем он войдёт в игру.
Примечания
1
Словарь футбольных терминов см. в конце книги
(обратно)2
В финале Чемпионата Мира 2006 года играли французы и итальянцы. Во время перепалки Зинедин Зидан ударил Марко Матерацци головой в грудь и был удалён с поля. Французы проиграли по пенальти. В пресс-конференции после игры Зидан говорил, что Матерацци дурно отзывал-
(обратно)3
Игра слов: бахыт – счастье (каз.)
(обратно)4
Игра слов: дословно – «удар ушёл на улицу» (каз.)
(обратно)5
Он пойдёт с нами? (каз.)
(обратно)6
Не знаю, (каз.)
(обратно)7
Дядя (каз.)
(обратно)8
Богатырь (каз.)
(обратно)
Комментарии к книге «Футбольное поле», Аделия Акимжановна Амраева
Всего 1 комментариев
C.Ronaldo
01 мар
é um bom livro. bem escrito e dito. gosto destes livro.