«Жесткая посадка»

Стивен Лезер Жесткая посадка

* * *

Посвящается Барбаре

Благодарности

Хочу выразить свою признательность Йену Уэсту и Джону Ньюману, которые помогли мне понять, что представляет собой тюремная система. Все фактические погрешности этой книги не на их совести, а на моей.

Алистар Камминг оказал мне неоценимую помощь во всем, что касается полицейской службы, а Сэм Дженнер поделился своими обширными знаниями в военной области.

Я рад, что Дэнис О'Донохью согласился бросить профессиональный взгляд на мою рукопись, а Хейзл Орм — подвергнуть ее редакторской правке.

Мне доставило удовольствие еще раз поработать с Кэролин Мэйз из «Ходдер и Стаутон», при поддержке и участии которой эта книга появилась на свет.

* * *

Триш Элиот в сотый раз провела рукой по животу после того, как покинула кабинет врача. Пока она не чувствовала, что внутри ее бьется новая жизнь, — срок слишком мал, чтобы ребенок давал о себе знать, шевелясь и стуча ножками. Но Триш была уверена, что теперь, после стольких лет усилий, она все-таки забеременела. Третий тест на беременность подтвердил то, что подсказывало ей собственное тело.

Триш ничего не сказала мужу, решив отложить разговор на месяц, пока не побывает у врача, но у нее уже не осталось никаких сомнений. «Беременна». Припарковав автомобиль у обочины дороги, Триш прошептала это слово, наслаждаясь тем, как оно звучит.

— Я беременна, — тихо произнесла она. — У меня будет ребенок.

Ей хотелось бежать по улице, общаться с прохожими, звонить всем своим родственникам и друзьям. Но и хранить такую чудесную новость тоже было приятно. Тайну знала она. Ее доктор. И больше никто. Первое время, пусть недолго, ребенок будет принадлежать лишь ей.

Триш выключила зажигание и передвинулась на пассажирское сиденье. Ее муж любил водить. Не потому, что считал себя мачо или не доверял ей за рулем, — просто это занятие доставляло ему удовольствие, и Триш с радостью уступала место. Она полагала, что водит машину лучше мужа. Ездила очень осторожно, неукоснительно соблюдала правила уличного движения, постоянно смотрела в зеркала и не огорчалась, когда ее обгоняли автомобили. А Джонатан... Джонатан водил как мужчина, и тут ничего нельзя было поделать. Триш устроилась на пассажирском месте и стала ждать, когда муж выйдет из офиса.

Теперь в их жизни многое изменится, подумала она с улыбкой. Джонатан обещал ей, что когда они создадут настоящую семью, он перейдет на другую работу. Больше никаких задержек на службе, долгих недель, проведенных вне дома, опасности для жизни. У него будет обычная работа в обычные часы, и когда Триш понадобится его помощь, он всегда окажется рядом. Пусть другие рискуют собой, зарабатывая славу и почет. Джонатан станет настоящим семейным человеком. Так он ей обещал, и она позаботится о том, чтобы муж сдержал слово.

Она увидела Джонатана, шагавшего по тротуару к машине, и махнула ему рукой. Он сел в салон и поцеловал ее в щеку. Триш обняла его за шею, прижалась губами к его губам и крепко поцеловала. Джонатан ответил ей пылким поцелуем и скользнул рукой по ее груди.

— Мне понравилось, — заметил он, когда она его отпустила.

— Ты это заслужил.

— Чем?

Джонатан завел мотор и поддал газу, изображая гонщика-любителя.

— Тем, что всегда был хорошим мужем.

Триш погладила его по бедру. Она решила, что пока ничего ему не скажет и выберет более подходящее время. В багажнике лежали продукты — все, что нужно для приготовления его любимых блюд, — и бутылка вина. Она пригубит немного, чтобы отпраздновать событие, но это будет ее последний глоток спиртного до тех пор, пока не появится ребенок. Триш не станет делать ничего, что может хотя бы отдаленно повредить ее малышу. Их малышу. Ребенку, которого они ждали почти три года. Доктор настаивал, что для зачатия нет препятствий. С ней все в порядке. И с Джонатаном тоже. Не надо никакого медицинского вмешательства, пусть просто продолжают свои попытки.

Они молоды, здоровы, энергичны. У Джонатана очень напряженная работа, но, в общем, все, что им нужно, — это немного удачи и побольше секса. Чего-чего, а секса у них всегда хватало, с улыбкой подумала Триш. С тех пор как они встретились, с этим не возникало проблем.

— Чему ты улыбаешься? — спросил Джонатан, тронувшись с места и выезжая на дорогу. Он вырулил на середину улицы, не посигналив фарами, и взмахом руки поблагодарил резко притормозивший «БМВ».

— Просто так, — ответила Триш. Слова вертелись на языке, но ей хотелось, чтобы все получилось идеально. Пусть это будет момент, который они запомнят на всю жизнь.

— Ладно, — пробормотал он. Впереди показался светофор. Джонатан тяжело вздохнул, когда загорелся красный свет. — Видела? — произнес он. — Теперь мы тут застрянем.

— Нам некуда спешить, — отозвалась она.

Триш покосилась на мужа. Да, Джонатан очень хорош собой. Высокий, широкоплечий, с копной черных волос, небрежно падавших на лоб. А зубы такие, что можно рекламировать зубную пасту.

Он улыбнулся ей с видом озорного мальчишки, который так и не стал по-настоящему взрослым.

— Ну, выкладывай, в чем дело? — потребовал Джонатан.

— Ты о чем?

— О тебе. Ты как кошка, которая добралась до сметаны.

Ей хотелось обо всем рассказать. Броситься к нему, поцеловать, сжать в объятиях, сообщить, что он станет отцом. Но Триш лишь покачала головой.

— Ерунда, — промолвила она.

Рядом остановился огромный черный мотоцикл. Пассажир на заднем сиденье нагнулся, чтобы заглянуть в машину. В первый момент Триш решила, что он просто хочет спросить у них дорогу. Но потом она заметила оружие и нахмурилась. Все случилось так неожиданно, что еще пару секунд Триш не понимала, что происходит. Рука в коричневой перчатке сжимала тускло-серый автоматический пистолет. Пассажир был в ярко-красном шлеме с черным щитком, полностью закрывавшим его лицо. Водитель сидел в черном шлеме с таким же непроницаемым Щитком. Люди без лиц. Водитель нажал на газ. Пассажир сжал пистолет обеими руками.

Джонатан повернул голову, чтобы проследить за ее взглядом. Внезапно пистолет дернулся, окно взорвалось и плеснуло в лицо Триш осколками стекла.

Громкий взрыв почти оглушил ее, и она скорее почувствовала, чем услышала два новых выстрела. Лицо у нее стало мокрым, она подумала, что ранена, но сообразила, что дело не в ней: ее лицо и грудь намокли от крови мужа, и она закричала, когда он повалился на руль.

* * *

В микроавтобусе их было восемь — все в синих комбинезонах, спортивной обуви и бейсбольных кепках, на которых выше козырька красовался логотип компании по уничтожению насекомых. Когда микроавтобус остановился у ворот, скучающий охранник с блокнотом в руках подождал, пока водитель опустит стекло, и взглянул на пластиковое удостоверение личности, прикрепленное к карману его комбинезона. Он пересчитал пассажиров и сделал пометку в блокноте.

— Значит, сегодня никто не заболел?

Иногда команда состояла всего из четырех человек. В группу входило восемь работников, но поскольку компания редко платила больше минимальной ставки, кого-нибудь обычно не хватало. И никаких женщин. Закон против половой дискриминации запрещал отказывать женщинам, но работа была неприятной, тяжелой, и мало кто выдерживал более одной ночи.

— Новобранцы, — усмехнулся водитель. — Рвутся в бой.

Охранник пожал плечами.

— Я всяких видал, — устало бросил он.

Ему было около тридцати, но он выглядел старше из-за расползшейся талии и седины, уже пробивавшейся на висках.

— Ладно, джентльмены, держите ваши удостоверения личности так, чтобы я мог их видеть.

Люди в фургоне сделали, как он просил, и охранник посветил своим фонарем на каждое удостоверение. Он стоял слишком далеко, чтобы проверить, совпадают ли лица мужчин с фотографиями, но даже если бы он это сделал, то не заметил бы ничего подозрительного. Они потратили немало времени, чтобы удостоверения выглядели безупречно. Машина была настоящая, комбинезоны и бейсбольные кепки тоже, только их истинные владельцы сейчас лежали в нижнем белье на заброшенной фабрике в восточном Лондоне, связанные и с кляпами во рту, под присмотром одного из членов банды. Он останется с ними до тех пор, пока ему не сообщат, что работа выполнена.

Лица, отвечавшие на взгляд охранника, выражали унылую покорность людей, которым предстояло восемь часов утомительной ночной работы. Трое, включая водителя, являлись латиноамериканцами. Остальные белые, каждому под сорок. Самый молодой зевнул, показав полный рот плохих зубов.

Охранник отошел от микроавтобуса, махнул своему товарищу, и белый шлагбаум с надписью «СТОП» поднялся. У ворот стояли двое полицейских в пуленепробиваемых жилетах и с черными пистолетами «хеклер-и-кох» в кобуре. Они проследили за проехавшим мимо микроавтобусом, держа пальцы на спусковом крючке. Водитель дружелюбно помахал им рукой и повернул в сторону складов. В ночном небе, взревев двигателями, низко пролетел садившийся «Боинг-747» с уже выпущенными шасси, готовыми коснуться взлетно-посадочной полосы.

Человек с плохими зубами невольно пригнулся, и один из латиноамериканцев засмеялся и хлопнул его по спине.

— Хватит валять дурака, — сказал пассажир, сидевший рядом с водителем.

Это был широкоплечий мужчина, на вид лет сорока, с коротко подстриженными рыжеватыми волосами. Он всматривался в темноту между складскими помещениями. Никаких проблем он не ожидал — практически вся охрана располагалась по периметру аэропорта.

Люди в задней части фургона стали вытаскивать из-под сидений спортивные сумки.

— Ладно, давайте еще раз повторим имена, — распорядился пассажир. Его звали Тед Верити, и он планировал это ограбление последние три месяца. — Арчи, — произнес он. Открыв бардачок, он достал портативный сканер и прикрепил себе на пояс.

— Берт, — откликнулся мужчина, сидевший сзади.

Его настоящее имя было Джефф Оуэн, и он участвовал вместе с Верити в десятке ограблений. Оуэн вытащил из своей спортивной сумки бутыль «Фэри», наклонился к колпачку, понюхал и наморщил нос, сломанный в двух местах.

Верити вынул из бардачка второй сканер, включил и положил на приборную доску.

— Чарли, — буркнул человек, сидевший рядом с Оуэном.

Это был Боб Макдоналд, бывший солдат, которого выгнали из армии за драки. Верити плохо знал Макдоналда, но за него ручался Оуэн, а ему Верити мог доверить собственную жизнь. Макдоналд достал из вещевого мешка обрез и вставил красный патрон в казенную часть ствола.

— Дуг, — сказал сосед Макдоналда, загнал обойму в рукоятку пистолета и передернул затвор.

Он был самым младшим из латиноамериканцев, профессиональным преступником, начавшим с угонов и рэкета и доросшим до вооруженных ограблений после того, как просидел шесть месяцев в Брикстонской тюрьме. Именно там его встретил Верити и оценил.

Перекличка продолжалась в алфавитном порядке. Молодого парня с плохими зубами звали Эдди. Он сидел в перчатках, держа в правой руке револьвер, а в левой — ружье с электрошоком. Эдди нажал на спусковой крючок ружья, и между зубцами железной вилки вспыхнула синяя искра. Электрического разряда было достаточно, чтобы парализовать человека, не причинив ему сильных повреждений. Рядом с Эдди пристроился длинный и тощий латиноамериканец Фред. В руках он сжимал двуствольный обрез. Джордж, шотландец из Глазго, с бритой головой и наколками футбольного фаната под рукавами спецовки, сгорбился в хвосте фургона и поглаживал ствол помпового ружья. Ему было за тридцать, и он имел неприятную привычку хрустеть пальцами.

Латиноамериканца за рулем звали Гарри. Его настоящего имени Верити не знал. Более пяти лет они работали вместе, но тот всегда откликался на инициалы — Пи-Джей. Гарри был одним из лучших водителей в Лондоне, утверждал, будто работал личным шофером у Элтона Джона. Верити кивнул Пи-Джею, и тот остановил микроавтобус.

— Если кто-нибудь вместо этих имен назовет другие, я лично прострелю ему башку, — оглянувшись, предупредил Верити.

— Хорошо, Тед, — согласился Джордж и с размаху хлопнул себя по лбу: — Вот черт, я уже забыл!

— Очень смешно, — пробурчал Тед. Он достал из сумки обрез и снял предохранитель. — Помните, действовать надо жестко и напористо. Не давайте им опомниться. Когда сработает сигнализация, у нас будет шесть минут, пока не прибегут копы и не начнут палить из пушек. Все готовы?

Шесть мужчин за его спиной кивнули.

— Надеть маски, — приказал Верити.

Все сняли бейсбольные кепки и натянули черные лыжные маски с прорезями для глаз и рта. Верити сделал знак Пи-Джею, и тот поехал дальше. Сердце у Верити забилось. Каждый раз, когда он шел на дело — не важно, насколько часто ему приходилось совершать это раньше, — страх и волнение пронзали его, как электрический разряд. Ничто так не взбадривает нервы, как вооруженное ограбление. Даже секс. Все его чувства обострились, словно организм работал с перегрузкой. Верити надел маску, подключил наушник к сканеру и продел его под нее. Ничего, только потрескивание помех.

Пи-Джей резко повернул направо и подкатил к одному из складов. Верити распахнул дверцу и выпрыгнул из кабины, крепко прижав обрез к телу. В наушниках загудели голоса: "Подозрительный пассажир в зале прилета. Мужчина, код IC6[1]. Араб..." Отлично, подумал Верити. Все, что отвлекает внимание от складской зоны, им только на руку.

Оуэн открыл боковую дверцу и выскочил из фургона. Револьвер он заткнул за пояс комбинезона. Остальная часть команды тоже выбралась наружу и поспешила ко входу в здание. Внутри находилась большая погрузочная площадка, где могли бы поместиться три грузовика, но ее закрывали железные ставни. Справа от грузовой платформы имелась металлическая дверь. Они окружили ее с двух сторон и приготовили оружие.

Верити подошел и взялся за дверную ручку. Замок здесь никогда не запирался, даже ночью: на складе круглые сутки шла работа, но в ночную смену оставалось лишь несколько сотрудников, не более четырех. Два водителя погрузчиков, охранник и кладовщик. Четыре невооруженных человека отвечали за здание, набитое товарами стоимостью в двадцать миллионов долларов. Верити не удержался от улыбки. Это все равно что отнять конфету у ребенка.

Он рванул дверь и кинулся внутрь, высоко подняв обрез. Справа от двери открылся маленький кабинет с тремя письменными столами и папками на стеллажах. За одним сидел офицер охраны в штатском и читал газету. Верити направил на него оружие и знаком приказал подняться. Сзади подскочил Эдди, ткнул в шею мужчины электрошоком и включил ток. Охранник забился в конвульсиях и рухнул на пол. Эдди оттащил его за дверь кабинета. Достав из кармана клейкую ленту, он начал связывать охраннику ноги и руки, пока остальные бандиты прочесывали склад. Площадь помещения составляла примерно половину футбольного поля, на деревянных поддонах стояли огромные картонные коробки с упакованным товаром. Большая его часть была с надписью «Осторожно, хрупкое» и прибыла с Дальнего Востока, из Японии, Кореи и Гонконга.

Из-за груды коробок выехал оранжевый погрузчик. Дуг вспрыгнул на подножку и приставил пистолет к шее водителя — мужчины средних лет в белом комбинезоне. Грабитель схватил его за воротник и, сбросив на землю, ударил рукояткой по голове.

Верити услышал вдалеке второй погрузчик и махнул в ту сторону. Фред и шотландец убежали, глухо стуча кроссовками о бетонный пол.

Дуг перевернул водителя на спину, замотал ему клейкой лентой рот и связал руки.

По знаку Верити Макдоналд и Оуэн двинулись по проходу между ярусами грузов. Они держали оружие наготове и высматривали кладовщика. Макдоналд взглянул на часы.

— Времени у нас полно, — прошептал Верити. — Радио молчит.

Второй погрузчик остановился, и раздался звук, словно на землю упало что-то мягкое и тяжелое. Потом наступила тишина.

Трое мужчин прислушались. С правой стороны доносился чей-то свист. Верити кивнул, и они пошли на звук.

Кладовщик, мужчина тридцати с лишним лет, с лысиной и в очках с металлической оправой, что-то писал на дисплее карманного компьютера и насвистывал себе под нос. Занятый своим делом, он не заметил трех бандитов в масках, пока они не оказались рядом. У него отвисла челюсть, он отшатнулся, но тут же в живот ему уперся обрез.

— Помалкивай, — прошипел Верити. — Делай, что тебе говорят, и через несколько минут нас здесь не будет.

Левой рукой он схватил мужчину за воротник, развернул его лицом к кабинету и потащил вперед, приставив оружие к спине.

— Здесь нет д-д-денег, — заикаясь пробормотал кладовщик.

— Я сказал, заткнись! — оборвал Верити и для убедительности ткнул дулом под ребра.

Оба водителя погрузчика уже лежали у двери офиса, связанные и с кляпами во рту. Оуэн стоял над ними, держа в одной руке ружье, а в другой — бутылку «Фэри».

Верити толкнул кладовщика, и тот упал на пол рядом с водителями. Он перевернулся на спину, очки соскочили у него с переносицы и звякнули о бетон. Верити повел в его сторону обрезом.

— Чипы «Интел», — процедил он сквозь зубы. — Те, что прибыли из Штатов утром.

В наушниках снова загудели голоса. В полицейской базе нашли сведения на араба — фамилия, дата рождения, национальность. Иракец.

— Чертов азиат, — пробормотал Верити.

— Что? — испуганно переспросил кладовщик. Он шарил по полу в поисках очков.

Верити кивнул Оуэну, и тот облил троих мужчин жидкостью из бутылки. Макдоналд нахмурился, почувствовав знакомый запах. Бензин. Водители погрузчиков начали дергаться и извиваться, но кладовщик лежал тихо, оцепенев и сжимая в руках свои очки.

Оуэн вылил содержимое бутыли и отбросил ее в сторону. Достал из кармана комбинезона металлическую зажигалку «Зиппо» и отщелкнул крышку.

— Ты слышал, что сказано? Где чипы?

Бандит крутанул большим пальцем колесико запала, и взметнулось яркое пламя.

— Арчи, что тут происходит, черт возьми? — воскликнул Макдоналд, шагнув к Верити. — Никто не говорил мне, что мы будем кого-то поджигать.

— У тебя в руках пушка, так не все ли равно.

— Ты когда-нибудь видел ожоги третьей степени?

Верити направил оружие на ноги Макдоналда:

— А ты когда-нибудь видел раздробленные колени?

Макдоналд поднял ружье дулом кверху.

— Я просто хочу, чтобы меня предупреждали заранее. — Он пожал плечами. — Ты прав.

Кладовщик заелозил на спине, пытаясь уползти от Оуэна. Тот нагнулся и поднес пламя к его ногам. Работник склада вжался в стену и выставил вперед руки.

— Даже не знаю, как близко надо поднести огонь, чтобы превратить тебя в факел. Чипы «Интел», — прошипел Оуэн. — Где они?

— Надо посмотреть в компьютере, — выдавил кладовщик.

На левой штанине его брюк расплылось темное пятно.

Оуэн захлопнул крышку «Зиппо», схватил мужчину за воротник и потащил в кабинет. Верити последовал за ними. В наушниках трещали помехи и бормотали голоса. У зала вылета произошла авария. Столкнулись два микротакси, водители подрались. Верити усмехнулся. Чем больше суеты, тем лучше.

Оуэн приволок кладовщика в кабинет.

— У тебя десять секунд, потом мы сделаем из тебя жаркое! — рявкнул он и толкнул его на вращающийся стул.

Руки мужчины дрожали над клавиатурой.

— Мне надо подумать, — прошептал он. — Я всего лишь ночной сменщик...

— Помни об этом, — заметил Оуэн, снова чиркнув зажигалкой и помахав пламенем у его лица.

Кладовщик закричал:

— Ладно, ладно, постойте!

Пальцы застучали по клавиатуре.

— Нашел. — Он вытер рукавом вспотевший лоб. — Ряд «Джи». Шестая секция. Двенадцать коробок.

Верити повернулся к двери.

— Фред, Дуг! — позвал он. — Ряд «Джи». Шестая секция.

В наушниках снова загудело. Документы у араба были в порядке, но его все-таки арестовали.

Оуэн захлопнул «Зиппо» и прикрутил кладовщика скотчем к стулу.

— Я с-с-сделал все, что вы хотели, р-р-разве нет? — испуганно пролепетал мужчина.

Бандит залепил ему рот куском скотча.

Верити ткнул пальцем в Оуэна.

— Скажи Гарри, чтобы подогнал микроавтобус, — распорядился он и направился к ряду «Джи».

— Я пойду, — вызвался Макдоналд.

Верити застыл на месте. Палец в перчатке указал на Макдоналда.

— Я сказал — он. Если бы я хотел послать тебя, то так бы и сделал. — Он взглянул на Оуэна. — Быстро! — крикнул он. Потом велел Макдоналду: — А ты держись рядом, чтобы я мог за тобой присматривать.

Верити зашагал по центральному проходу, Макдоналд и шотландец последовали за ним, Оуэн бросился к главной двери.

Дуг уже сидел за рычагами погрузчика.

— Вот они.

Фред кивнул на стеллажи, забитые картонными коробками.

— Все, забирайте их и смываемся отсюда, — приказал Верити.

В коробках лежали последние модели «Пентиума» из Штатов. Информатор Верити на западном побережье уверял, что прибывшая партия товара потянет на миллион долларов оптом.

Вдалеке хлопнула железная дверь. Все обернулись на звук шагов. Верити и Макдоналд кинулись в главный проход и увидели спешившего к ним Оуэна.

— Копы! — заорал он. — Там везде копы!

— Что? — воскликнул Верити.

— Они взяли Пи-Джея. Куча вооруженных копов.

Рука Верити метнулась к сканеру. Он проверил частоту и громкость. Все в порядке.

— Не может быть, — сказал он.

— Наверное, они включили сигнализацию! — крикнул Оуэн.

Верити побежал к кабинету, где с пистолетом в руках стоял Эдди.

— Что будем делать? — спросил тот.

Верити показал на металлическую дверь. Сверху и снизу торчали засовы.

— Запри их, — произнес он.

Эдди задвинул засовы и отскочил. В помещении не было окон, бандиты не видели, что происходит снаружи. Оуэн тяжело дышал. Верити положил руку на его плечо.

— Сколько их? — спросил он.

— Черт, я не знаю. Они облепили весь автобус. Три машины без опознавательных знаков. Десять, может, больше. У меня не было времени пересчитать.

Верити вошел в кабинет, ударил кладовщика по лицу и оторвал скотч от рта.

— Это ты включил сигнализацию?

Мужчину колотил озноб.

— К-к-как я мог? — проговорил он, заикаясь. — Вы же меня видели. Вы сами знаете.

— Что теперь? — спросил Эдди.

— Заткнись и дай мне подумать, — буркнул Верити.

— Мы ничего не сумеем сделать, — вмешался Макдоналд. — Если снаружи копы, все кончено.

Верити не обратил на него внимания и обратился к Оуэну:

— Ты сказал, они взяли Пи-Джея?

— Он стоял, положив руки на капот машины, и копы надевали на него наручники.

— Они тебя заметили?

Оуэн кивнул.

— Микроавтобус еще там?

— Да.

— Ладно.

Время пошло на секунды. Верити ткнул обрезом в лежавших на полу водителей.

— Освободи им ноги, — велел он. — И развяжи козла на стуле. Это наш пропуск на выход.

Эдди поспешил в кабинет. Фред и шотландец нагнулись и сорвали скотч с ног водителей.

Верити сжимал в руках обрез и смотрел на железную дверь с засовами. Если копам известно, что они вооружены, штурма не будет. Полиция не станет стрелять и позднее, когда они выведут захваченных людей. Верити попытался представить расположение зданий вокруг склада. Насколько он помнил, нигде не было хороших позиций для снайперов. Они пойдут тесной группой, значит, полицейские не смогут открыть огонь, не рискуя жизнями заложников. Но действовать надо быстро.

— Поторапливайтесь! — крикнул он.

Эдди вытолкнул кладовщика из кабинета.

— Охранник все еще в отключке, — сообщил он.

— Троих хватит, — усмехнулся Верити.

— Хватит для чего? — спросил Макдоналд.

— Чтобы вытащить нас отсюда.

Верити склонился над кладовщиком.

— Дай мне скотч.

Оуэн бросил ему ленту. Кладовщик попытался что-то сказать, но Верити сунул ему под нос обрез и приказал заткнуться.

— Джордж, иди сюда.

Шотландец подошел.

— Прижми дуло к его затылку.

Шотландец выполнил распоряжение, и Верити примотал оружие к шее кладовщика.

— Это похищение, — произнес Макдоналд. — А если ты его пристрелишь — преднамеренное убийство.

— Если копы нас отпустят, то никто не пострадает, — пообещал Верити. Он кивнул Фреду. — Сделай с ним то же самое.

Главарь указал на одного из водителей. Латиноамериканец рывком поднял мужчину на ноги и повторил ту же процедуру с оружием и скотчем.

— Они нас не выпустят, — настаивал Макдоналд. — Даже с заложниками.

— За вооруженное ограбление нам дадут двенадцать лет, может, пятнадцать, — сказал Верити. — А если ружье выстрелит и один из этих болванов получит пулю, на нас повесят убийство. Десять лет против двенадцати. В общем, нам нечего терять.

— Тед Верити, я знаю, ты меня слышишь, — раздался голос.

Главарь банды быстро оглянулся, но потом сообразил, что звук шел из наушников. Сканер был настроен на полицейскую волну.

— Это полиция. Все кончено, Тед. Выходите оттуда, пока дело не зашло слишком далеко.

Верити заревел и бросился на водителя погрузчика, которого обвязывал Фред. Он ударил его ружьем в подбородок и со всей силы пнул ногой между ног. Тот начат валиться наземь, и главарь уже в падении нанес ему еще один удар.

Макдоналд схватил Верити за плечо.

— Что на тебя нашло?

Верити сбросил его руку. В наушниках снова зазвучал голос:

— Здесь везде вооруженная полиция, Тед. Вам некуда бежать. Положите оружие на землю и выходите с поднятыми руками. Если нам придется ворваться внутрь, то пострадают люди.

В кабинете зазвонил телефон.

— Возьми трубку, Тед, — произнес голос в наушниках.

— Это копы, — догадался шотландец. — Они хотят с нами поговорить.

Эдди подбежал к Верити.

— Они уже с нами говорят, — сказал главарь и похлопал по сканеру на поясе. — По радио.

— Откуда они узнали, что у нас сканер? — удивился Эдди, вплотную приблизив лицо к Верити.

Главарь банды почувствовал запах чеснока у него изо рта.

— Они знают все, — ответил он. — Нас подставили.

Он выругался и толкнул Эдди в грудь.

— Господи, да отойди ты от меня! — крикнул он.

— Все кончено, — пробормотал Макдоналд.

Он обернулся к шотландцу, надеясь на его поддержку, но тот лишь пожал плечами.

— Если мы выйдем с заложниками, нам крышка, — заметил Макдоналд.

Шотландец держал палец на спусковом крючке. Большую часть дула закрывал скотч, прикрученный к голове кладовщика. Мужчина дрожал всем телом, скотч, наклеенный поперек его рта, вздувался и опадал при каждом вздохе.

— Мне все равно крышка, — промолвил шотландец. — Слишком длинный послужной список. — Он ткнул ружьем в шею кладовщика. — Мы сделаем то, что должны.

Макдоналд чертыхнулся.

— Джефф, — обратился он к Оуэну, — помоги мне. Из-за этого психа нас всех перестреляют.

— Никаких имен! — заорал Верити, вскинув оружие. — Я предупредил!

— Тед, — спокойно возразил Макдоналд, — то, что они знают наши имена, не самая большая проблема.

— Он прав, — вмешался Дуг. — Если снаружи копы, то вечеринке конец. — Он указал пистолетом на дверь. — С этой игрушкой я бессилен против их тяжелой артиллерии.

— Да не будем мы в них стрелять! — крикнул Верити. — Просто выйдем и скажем, что если они попробуют нас остановить, мы убьем заложников. Микроавтобус еще здесь. И Пи-Джей тоже. Если пойдем сейчас, то сумеем выбраться. А если станем болтать и дальше, они пустят нам слезоточивый газ или что-нибудь похуже.

Телефон умолк. Фред встал рядом с Дугом. Шотландец оттащил кладовщика, чтобы оказаться ближе к Верити. Линия фронта была прочерчена. Оуэн выругался и подошел к Верити, приготовив свой обрез. Он кивнул Макдоналду, предлагая присоединиться, но тот покачал головой.

— Эдди, — приказал Верити, — уйди с дороги.

Эдди посмотрел на двух латиноамериканцев, потом перевел взгляд на Верити.

— Никто не говорил мне про перестрелку, — пробормотал он. — Ты уверял, будто это плевое дело.

— Эдди, отойди, или я тебя пристрелю.

Тот стиснул зубы. Главарь банды направил дуло ему в пах.

— Клянусь Богом! — крикнул он. — Убери свою чертову задницу!

В глазах Эдди закипели слезы, но он выполнил приказ.

— Возьми трубку, Тед, — произнес голос в наушниках Верити. — Лучше все обсудить по секретной связи, верно? Ты согласен?

Верити сорвал с головы наушники и кивнул на лежавшего на полу водителя.

— Привяжи дуло к его затылку, быстро! — бросил он Оуэну и взял на мушку двух латиноамериканцев.

Оуэн схватил скотч и заставил подняться избитого мужчину.

— Помоги мне, — попросил он Эдди.

— Если хочешь провернуть это дело, я выхожу из игры, — заявил Дуг.

— Никто никуда не уйдет! — отрезал Верити.

— Мы тут не в трех мушкетеров играем, — нахмурился Дуг. — Делай что хочешь, но я ухожу.

— И я с ним, — пробурчал Фред, переминаясь с ноги на ногу.

Снова зазвонил телефон.

— Мы выйдем отсюда вместе, — сказал Верити.

Эдди быстро обматывал скотчем голову водителя.

— Они не дадут нам уехать, — вздохнул Макдоналд.

— У них не будет выбора, — возразил Верити. — Что, по-твоему, они сделают? Откроют пальбу, пока мы держим этих парней за яйца?

— А если они откажутся? — спросил Макдоналд. — Ты начнешь расстреливать заложников?

— Они не откажутся.

— Ты так говоришь, потому что плохо знаешь полицейских.

— Может, ты хорошо их знаешь? — огрызнулся Верити. — Поэтому они здесь и оказались? Это ты нас заложил?

— Да пошел ты, Верити, — сказал Макдоналд. — Не хочу слышать это дерьмо.

Верити направил обрез в грудь Макдоналду и положил палец на спусковой крючок. Макдоналд вскинул свое оружие и нацелил его на главаря банды.

— Ребята, хватит! — крикнул Оуэн. — Мы здесь все заодно.

— Верно, мы вместе, — согласился Верити. — Если мы расколемся, нам конец.

— Нам и так конец! — выпалил Макдоналд. — Просто ты этого пока не понял!

— Боб, что бы мы ни сделали, нам все равно кранты, — сказал Оуэн.

Макдоналд повернулся к нему, продолжая держать на мушке Верити.

— Ты обещал, что это будет простое ограбление, — напомнил он. — Никто и глазом не моргнет, как мы смоемся, утверждал ты. А теперь мы берем заложников.

— Копы так и так скажут, что мы взяли заложников, — невозмутимо возразил Оуэн. — Раз мы их связали, значит, держим здесь насильно. Послушай, я взял тебя в это дело, зная, что могу на тебя рассчитывать. Не надо меня разочаровывать.

Телефон перестал звонить. За стеной склада послышались быстрые шаги, потом все стихло. Макдоналд опустил ружье.

— Ладно, — сказал он.

Верити посмотрел на него, словно проверяя его намерения, и кивнул.

— Проверь дверь, — распорядился он. — Не открывай, просто послушай.

Макдоналд направился к двери. Проходя мимо Верити, он внезапно развернулся и ударил ему прикладом в живот. Из груди бандита вырвался воздух, и он согнулся пополам. Макдоналд обрушил приклад на голову Верити, и тот свалился на пол.

Оуэн изумленно уставился на Макдоналда. Дуг и Фред воспрянули духом. Шотландец попытался оторвать ружье от головы кладовщика, но скотч держал крепко, и он разразился руганью. Макдоналд направил на него оружие.

— Даже не думай, — предупредил он.

— Ты труп, — сказал Оуэн. — Когда он до тебя доберется, то намотает тебе яйца на уши.

— Мы все трупы, если выйдем отсюда с пушками.

Макдоналд медленно отступил от Оуэна. Шотландец вырвал наконец свое ружье и с бранью прицелился в Макдоналда, Кладовщик рухнул на колени.

Макдоналд продолжал пятиться.

— Нам нечего с тобой делить, — произнес он. — И с тобой тоже, Джефф. Я просто хочу уйти.

Все вздрогнули, услышав раздавшийся у входа оглушительный удар. Шотландец обернулся к железной двери, и Макдоналд бросился бежать. Он нырнул между двух высоких стеллажей, резко повернул влево, затем вправо и снова влево. По пути отшвырнул ружье, пнул ногой под деревянные настилы и помчался в заднюю часть склада. За его спиной с треском распахнулась дверь, помещение наполнили гулкие мужские голоса.

— Это полиция! Всем на пол, быстро! На пол, на пол!

Макдоналд сделал еще один зигзаг и оказался у стены. Впереди темнел аварийный выход, и он ринулся к нему. В передней части склада раздались одиночные выстрелы, их заглушила автоматная очередь, опять послышалась ружейная стрельба. Макдоналд соображал, кто открыл огонь. Оуэн слишком большой профи, чтобы палить в вооруженную полицию. Скорее всего шотландец. Макдоналд надеялся, что он ни в кого не попал, а копы просто сделали предупредительные выстрелы. У помпового ружья нет ни одного шанса против дюжины полицейских «хеклеров».

Он ударил ногой по засову, и металлическая дверь распахнулась. Вдалеке послышалась сирена. Створка стала закрываться, но Макдоналд подставил ей плечо и выскочил на улицу.

— Полиция! — раздался голос с лондонским акцентом. — Бросай оружие!

Макдоналд сразу остановился и поднял руки.

— У меня нет оружия, болваны! — крикнул он, не двигаясь с места и тяжело дыша.

— Лечь на землю, руки держать на виду! — приказал офицер.

Это был молодой парень, одетый во все черное, в кевларовом жилете и черной бейсбольной кепке, на которой большими белыми буквами было написано «Полиция». Его автомат целился в грудь Макдоналда. Сзади стояли двое вооруженных офицеров и целились туда же.

— Расслабьтесь, парни, — пробормотал Макдоналд, снял свою лыжную маску и хмуро уставился на полицейских. — Ну что, теперь все в порядке?

Все трое мрачно смотрели на него.

— Лечь на землю! — повторил старший и махнул своим «хеклером».

— Ну да, как же, — усмехнулся Макдоналд. — Слушайте, ребята, у меня нет времени.

Он шагнул вперед и хотел пройти мимо. Полицейский с акцентом кокни выругался, взмахнул автоматом и опустил приклад на голову Макдоналда. Тот рухнул на землю.

* * *

Придя в себя, Макдоналд обнаружил, что лежит на спине и смотрит на мужчину в темно-зеленой куртке и с белой повязкой на лице, который, наклонившись, светил ему в левый глаз маленьким фонариком. Макдоналд застонал. Он услышал вой сирены и понял, что едет в машине «скорой помощи». Он хотел сесть, но фельдшер толкнул его рукой в грудь и уложил на место.

— Лежите тихо, вам едва не проломили череп.

— Он меня ударил, — сказал Макдоналд. — Какого черта он меня ударил?

— За сопротивление аресту, идиот, — послышался голос кокни.

Макдоналд снова попытался сесть.

— Послушайте, сэр, на вашем месте я бы этого не делал, — предупредил фельдшер. — У вас, возможно, сотрясение мозга. Нам придется просканировать ваш череп.

Макдоналд попробовал оттолкнуть фельдшера, но почувствовал, что рука может сдвинуться только на несколько дюймов. Он посмотрел вниз. Его правое запястье было приковано наручниками к носилкам. Макдоналд пошевелил другой рукой. На ней тоже наручники. Ударивший его полицейский сидел рядом, положив автомат на колени. У него было длинное лицо с глубоко посаженными глазами, свою бейсбольную кепку он надел задом наперед, и козырек оказался на затылке.

— Надо было стукнуть тебя покрепче, — пробурчал он.

— Что тут происходит? — неуверенно спросил Макдоналд.

— Твой приятель стрелял в одного из наших. Вас посадят не только за вооруженное ограбление, но и за попытку убийства.

— Как он?

— Твой приятель? Ранен в руку. Будет жить.

— Черт с ним. Он нас чуть не угробил. Я про полицейского, которого подстрелили. С ним все в порядке?

— А, теперь ты о нем заботишься? — Полицейский похлопал по кевларовому жилету. — Броня приняла на себя большую часть удара, слегка досталось нижней челюсти. Но намерение было налицо, а ты с ними заодно.

Макдоналд лег на спину и уставился в потолок. Сирена выла, они мчались на огромной скорости, но он был уверен, что ничего страшного с ним не произошло. Его били и раньше, причем профессионалы, так что этот удар прикладом он как-нибудь переживет. Макдоналда беспокоило другое: почему все дело пошло наперекосяк?

* * *

Макдоналда вкатили в приемное отделение, где доктор-индиец осмотрел его голову, посветил в глаза, проверил чувствительность кожи на подошвах и объявил, что в сканировании нет необходимости.

— Честно говоря, — сообщил он Макдоналду, — на томографию у нас столько народу, что, если бы у вас действительно были серьезные проблемы, вы бы померли раньше, чем дождались своей очереди.

Макдоналд не понял, шутил он или нет. Доктор приложил к ране антисептик и сказал, что зашивать ее не надо.

— Есть у меня шансы остаться здесь на пару дней? — спросил Макдоналд.

Чем позже он попадет в полицию, тем лучше.

— Даже если бы вы находились при смерти, вряд ли мы нашли бы для вас свободную койку, — ответил индиец, быстро строча что-то на листке бумаги. Он взглянул на фельдшера: — Ты правильно сделал, что привез его сюда, но с ним все в порядке.

— Я говорил, следовало стукнуть тебя покрепче, — буркнул полицейский, стоявший рядом с автоматом наперевес.

Фельдшер обратился к нему:

— Что с ним делать?

— Мне приказано держать его здесь, пока его не осмотрит судебный эксперт.

Доктор указал на дальнюю часть комнаты, которая задергивалась занавеской.

— Можете отвезти его туда, пока у нас мало больных, — предложил он и направился к старику с седыми волосами до плеч и в заляпанном плаще. Старик оживленно беседовал с молодой медсестрой.

Фельдшер отвез Макдоналда в конец помещения и задернул за ним бледно-зеленую занавеску. Полицейский поставил стул и сел, глядя на больного.

— Тебе больше нечем заняться? — спросил Макдоналд.

— Я буду за тобой присматривать, — объявил тот. — Пока не приедут парни из уголовной полиции.

— Как насчет чашечки кофе?

— Пошел ты!

— Я же ни в кого не стрелял.

— Но оружие у тебя было, и намерение тоже. А спустил ты курок или нет, не имеет значения.

Макдоналд вздохнул.

— Жаль, я не пристрелил тебя, — продолжал полицейский.

Макдоналд не обращал на него внимания, и тот пнул ногой каталку.

— Ты меня слышишь?

Макдоналд закрыл глаза. Занавеска отдернулась, и чей-то голос произнес:

— Все в порядке, дружище, можете идти.

Макдоналд открыл глаза. Возле его каталки стояли двое мужчин в «тройках». Старший был в недорогом костюме из магазина готовой одежды — синем в тонкую полоску и купленном, наверное, еще в те времена, когда его хозяин весил на несколько фунтов меньше. На вид мужчине было за пятьдесят, его лицо выражало глубокую усталость человека, которому довелось провести множество рутинных опросов пострадавших от несчастных случаев. Редкие волосы он зачесывал назад, что придавало ему сходство с хищной птицей. Он улыбнулся Макдоналду:

— Вы можете говорить?

— Мне нечего сказать, — ответил Макдоналд.

— Вот это мне нравится, — обрадовался мужчина. — Коротко и ясно. Я инспектор Робин Келли из уголовной полиции города Кроли. А это детектив Брендан О'Коннор. Пусть вас не обманывает его ирландская фамилия — наш юный Брендан чистейший англичанин. Он — продукт современной системы образования и вообще крутой парень. Верно, детектив?

О'Коннор вздохнул, давая понять, что давно привык к подтруниваниям Келли.

— Да, сэр. Крутой парень.

Судя по своему оксфордскому акценту, он мог рассчитывать на большее, чем работа на подхвате у инспектора, которому уже рукой подать до пенсии.

— Принесите нам кофе, — попросил Келли. — Мне черный с двумя кусочками сахара. А вам?

Макдоналд посмотрел на детектива. Это был молодой человек лет двадцати пяти с волосами цвета угля и пронзительно-синими глазами, свидетельствовавшими о том, что от ирландцев ему досталась не одна лишь фамилия.

— С молоком, без сахара.

— Тоже сгодится, как говаривала моя бабушка, — произнес Келли. Он сел, скрестив ноги в лодыжках, и дождался, пока уйдет детектив. — Надеюсь, я отправлюсь на покой раньше, чем он обгонит меня по службе. — Инспектор вздохнул и почесал переносицу. — Впрочем, я буду скучать по этому мальчишке. Ну что, вы по-прежнему желаете махать кулаками после драки?

— Без комментариев, — буркнул Макдоналд.

— На вашем месте я бы ответил то же самое. «Без комментариев, пока вы не вызовите мне адвоката» или «без комментариев, что бы ни сказал мне адвокат». Только учтите, если вы сейчас не проявите немного инициативы, то вас посадят вместе со всей компанией.

— Без комментариев, — повторил Макдоналд.

— Работники склада утверждают, что вы были самым приятным парнем в банде. Пытались остановить шутку с факелом. Предлагали сдаться и выйти с поднятыми руками. Черт возьми, вы даже уложили Теда Верити, столь доблестного гангстера! За это вам особая благодарность от всей полиции Суссекса.

— Как он себя чувствует? — поинтересовался Макдоналд.

— Как член с занозой, — усмехнулся Келли. — Нет, дела у него получше, чем у вас. Слабовато вы его отделали.

Макдоналд снова уставился в потолок.

— На вашем месте — хотя я, разумеется, не на вашем месте, ведь наручники надеты на вас, — я бы постарался отделить себя от прочей братии. Пострадал полицейский. В тюрьме несладко живется тем, кто стрелял в представителя власти.

— Я ни в кого не стрелял, — возразил Макдоналд.

— И это еще один довод в вашу пользу, — согласился Келли. — Но нужно нечто большее, чтобы избавить вас от тюремной койки на ближайшие двадцать лет.

О'Коннор принес поднос с тремя пластиковыми стаканами. Передав их Келли, он расстегнул наручник на левой руке Макдоналда. Тот благодарно улыбнулся, потряс рукой, чтобы восстановить кровообращение, взял свой стакан и отхлебнул кофе.

— Ну как? — поинтересовался Келли. — Будете с нами сотрудничать? Или мне посадить вас в одну камеру с Тедом Верити?

— Без комментариев, — промолвил Макдоналд.

Келли со вздохом поднялся.

— Ладно, как хотите, — сказал он.

Занавеска отдернулась, и за ней появилась молодая женщина в темно-голубом жакете, бросившая на них выжидательный взгляд.

— Дженнифер Педдлер, — представилась она. — Судебная медэкспертиза.

Женщина указала на Макдоналда:

— Это стрелок?

— Я ни в кого не стрелял, — повторил Макдоналд.

— Что верно, то верно, — подтвердил Келли. — Он скорее медвежатник, нежели стрелок.

Педдлер поставила на пол большой саквояж, достала пару хирургических перчаток и натянула их на руки. Это была миловидная женщина с высокими скулами и каштановыми волосами, стянутыми на затылке в «конский хвост».

— Надеюсь, вы не собираетесь устроить ему полный осмотр? — усмехнулся Келли. — Не думаю, что он спрятал ружье в прямой кишке. Мы нашли его оружие на складе.

— Спасибо за подсказку, — сказала она и показала на наручники. — Придется их убрать, чтобы он снял одежду.

— Что? — воскликнул Макдоналд.

— Была стрельба, и на ткани могли остаться частицы пороха.

— Я не стрелял, — произнес Макдоналд.

— Это обычная процедура, — объяснила женщина. — Джентльмены подтвердят, что ордер на нее не требуется.

— Верно, — отозвался О'Коннор.

— А в чем я буду ходить?

Келли улыбнулся:

— Сообщите свой адрес, и мы пошлем кого-нибудь за одеждой.

— Вы спятили! — раздраженно бросил Макдоналд.

— Можете надеть больничный халат, — предложил О'Коннор.

— Я не собираюсь появляться в полиции с голой задницей! — отрезал Макдоналд.

— У меня есть медицинская роба, — заметила Педдлер, нагнулась к саквояжу, вытащила пластиковый конверт, разорвала упаковку и достала комбинезон из белой бумаги.

— Вы шутите, — сказал Макдоналд.

— Тогда больничный халат.

— Как насчет прав человека?

— А как насчет полицейского, которого вы застрелили? — парировал О'Коннор.

— Я ни в кого не стрелял.

— Начнем с обуви, — объявила Педдлер.

Она сняла с Макдоналда кроссовки и носки и положила их по отдельности в бурые бумажные пакеты с полиэтиленовыми окошками. Потом она помогла ему стянуть джинсы и убрала их в новый пакет. В ее руках появился маркер, который она достала из жакета.

— Ваше имя? — спросила Педдлер.

Макдоналд не ответил.

— Он молчит, — пояснил Келли. — Но скоро мы пропустим его пальчики через ОСКОП и все о нем узнаем.

Макдоналд снова отхлебнул кофе. Проверка через ОСКОП — общенациональную систему контроля отпечатков пальцев — ничем им не поможет. Там нет его отпечатков. Как и фотографии. Но что толку им об этом говорить. С ними вообще бесполезно разговаривать.

Педдлер написала что-то на пакетах и отложила маркер. Она сняла с Макдоналда кожаные перчатки и упаковала их отдельно, потом О'Коннор расстегнул наручники, чтобы стащить куртку и рубашку. Эти вещи Педдлер тоже разложила по пакетам, запечатала их, взяла маркер и сделала какие-то пометки.

— Белье можете оставить, — разрешила она, протянув Макдоналду бумажный комбинезон.

Затем протерла его руки и убрала тампоны в пластиковые футляры, к каждому из которых привесила ярлычок. Потом забрала его часы.

— Вы сняли у него отпечатки пальцев? — спросила она у Келли.

— Его привезли прямо сюда. Мы обработаем его в участке.

— Я возьму их сейчас, — сказала Педдлер. — Если пропустите меня вне очереди.

Она намазала краской пальцы Макдоналда, сняла с них отпечатки и протянула ему салфетку, чтобы он вытер руки.

— Мне нужен образец ДНК для сравнительных анализов, — продолжила она. — Всего лишь мазок изо рта. Поскольку вам еще не предъявили обвинение, мне потребуется разрешение суперинтенданта, если вы не согласитесь добровольно. Выбирайте, когда мы это сделаем — сейчас или позже.

— Когда хотите, — буркнул Макдоналд.

Его образец ДНК тоже не числился в полицейских записях.

Педдлер взяла у него мазок изо рта и запечатала его в пластиковый футляр.

— У меня все, — объявила она, подняла с пола саквояж, захватила пакеты с одеждой и вышла из комнаты.

— Что теперь? — спросил Макдоналд.

— Мы отвезем вас в Кроли и проведем допрос, — ответил Келли. — Как только вам предъявят обвинение, вы предстанете перед магистратом и до суда просидите за решеткой, если только вас не выпустят под залог. Но сомневаюсь, что найдется судья, который захочет вернуть вас на свободу. — Он встал. — Вы допили кофе?

Макдоналд осушил свой стакан, и два детектива провели его через приемное отделение. Сестры, врачи и пациенты украдкой бросали на Макдоналда взгляды. Он шел, шлепая босыми ногами по линолеуму, и его бумажный костюм хрустел при каждом шаге. Голова болела, но Макдоналд не знал, было ли это следствием удара или сказалось напряжение, сковавшее мышцы шеи. Полиция, суд, тюрьма... Макдоналд мрачно усмехнулся. Совсем не так он планировал провести ближайший уик-энд.

* * *

Его привезли в полицейский участок Кроли и отвели в кабинет, где скучающий сержант задал Макдоналду несколько вопросов и получил один и тот же ответ: «Без комментариев».

Сержант, крупный мужчина со стального оттенка волосами и в роговых очках, хладнокровно воспринял отказ Макдоналда отвечать на любые вопросы. Он спросил Келли, собирается ли тот допросить заключенного немедленно, и инспектор заявил, что сделает это утром.

— Как насчет адвоката? — осведомился сержант. — Хотите пригласить кого-нибудь конкретно?

Макдоналд покачал головой.

— А государственного защитника?

— Нет, спасибо.

Он знал, что сержант предлагает адвоката не по доброте душевной, а следует обычной процедуре. С этого момента Макдоналд находился внутри системы, и все, что произойдет дальше, будет подчиняться полицейскому уставу и уголовному кодексу. Все разыграют как по нотам, можно не сомневаться.

Молодой констебль снял с Макдоналда наручники и подвел его к столу, где стоял какой-то аппарат, похожий на маленький копир без крышки. Констебль приказал ему положить правую руку на экран и нажал кнопку. Ладонь и пальцы Макдоналда озарились зеленоватым светом. То же самое проделали и с левой рукой. Через несколько минут его отпечатки окажутся в системе ОСКОП, но вернутся неопознанными.

Вскоре Макдоналда перевели в другое помещение, где констебль сделал его фотоснимки анфас и в профиль и проводил назад, в первую комнату. Келли и О'Коннор уже ушли.

Сержант спросил Макдоналда, хочет ли он сделать телефонный звонок. Макдоналд знал немало людей, которым он мог бы позвонить, но отрицательно покачал головой.

— Ты хоть понимаешь, за что тебя арестовали? — поинтересовался сержант.

Макдоналд кивнул.

— Тебе предъявят несколько серьезных обвинений, — заметил сержант. — Не хочу давать советы, но на твоем месте я бы поговорил с адвокатом. Государственному защитнику не обязательно интересоваться твоим именем.

— Спасибо, — сказал Макдоналд. — Нет.

Сержант пожал плечами.

— Надо сдать часы и драгоценности.

— Мои часы забрала судебный медэксперт, а драгоценности я не ношу.

Свое обручальное кольцо он снял еще два месяца назад.

— Доктор тебя осмотрел?

Макдоналд кивнул.

— Тебе нужен какой-нибудь специальный уход или что-либо в этом роде?

— Нет. Но буду рад, если снабдите меня обувью.

— В камере есть звонок. Почувствуешь себя плохо — головокружение, тошнота, — нажми кнопку. Мы вызовем тюремного врача. Пару лет назад один парень скончался у нас от удара в голову. У него было внутреннее кровотечение, а никто не заметил.

Он подозвал констебля.

— Камера номер три, — сообщил сержант, протянув ему карточку, на которой было написано: «Неизвестный, вооруженное ограбление», рядом дата и время поступления.

— Насчет обуви что-нибудь придумаем, — добавил сержант.

Констебль повел Макдоналда по коридору с серыми дверями тюремных камер, открыл одну из них и отошел в сторону, дав заключенному войти. Небольшое помещение — три шага в длину и два в ширину — имело зарешеченное окошко, туалет без стульчака и яркую лампочку в плафоне из оргстекла. Койку заменяло бетонированное ложе с тонким матрацем. В изголовье лежало два сложенных одеяла. Стены бледно-зеленого оттенка. «Цвет неспелого яблока, как пишут в каталогах», — подумал Макдоналд. С потолка сыпалась штукатурка, а на стенах красовались многочисленные имена и даты вперемежку с рисунками граффити, среди которых особенно часто встречалась надпись: «Все полицейские — ублюдки».

Констебль опустил карточку в ящик, висевший на двери.

— Не бросай в сортир всякую дрянь, — предупредил он. — Сержант просто бесится, когда засоряют трубы. А когда он не в духе, нам тоже достается.

— Как насчет жратвы? — спросил Макдоналд.

Констебль вышел и хлопнул дверью.

— Значит, нет, — усмехнулся Макдоналд.

Он взял одно из одеял. От него несло затхлой блевотиной, и Макдоналд, швырнув его в угол камеры, сел на койку. Пол был липким от грязи, и Макдоналд вытер босую ступню о матрас, потом уселся поудобнее, прислонившись спиной к стене. Он бывал в местах и похуже. По крайней мере здесь его никто не пристрелит. Свет погас, а Макдоналд продолжал сидеть в темноте, прикидывая свои шансы. Шансов было немного. Теперь он внутри системы, и все, что ему остается, — это следовать по заранее предначертанному пути.

* * *

Без часов Макдоналд быстро потерял счет времени. В окошко уже лился дневной свет, когда другой констебль отпер дверь и протянул ему пластиковый поднос, на котором разместились сандвич с беконом и бумажный стаканчик с плававшим в нем пакетиком чая.

— Сержант спрашивает, какой у тебя размер ноги, — сказал констебль.

Это был тощий и сутулый мужчина лет тридцати. Он больше смахивал на библиотекаря, чем на полицейского.

— Десятый, — ответил Макдоналд.

Констебль направился к выходу.

— Мне бы не помешало принять душ и побриться, — заметил Макдоналд.

— Душа у нас нет, — произнес констебль.

Он вышел и захлопнул дверь.

Макдоналд попробовал сандвич. Хлеб был черствым, а бекон — жирным и заветренным, но последние двенадцать часов он ничего не ел, поэтому сандвич пролетел в один момент. Чай оказался сладковатым и чуть теплым.

Вскоре на пороге камеры появилась женщина-сержант — полная, с туго завитыми волосами и в штатском. В руках она держала поношенные кроссовки.

— Одиннадцатого размера, других мы не нашли, — сообщила сержант.

Макдоналд поблагодарил и примерил обувь. Шнурков ему не полагалось, и при ходьбе приходилось шаркать подошвами, но это лучше, чем ничего. Он сел на койку, но женщина ткнула большим пальцем в коридор:

— На допрос.

Сержант повела его по коридору, и по пути Макдоналд ловил на себе жесткие взгляды офицеров в штатском. Наверное, все уже слышали о пострадавшем полицейском. Макдоналд смотрел прямо перед собой. Сержант открыла дверь и пригласила его войти.

Келли и О'Коннор уже сидели за столом, приготовив блокноты. Рядом на полке стоял двухкассетный магнитофон, а в углу, над плечом Келли, торчала маленькая видеокамера.

— Садитесь, — велел О'Коннор, указав на стул перед объективом камеры.

Макдоналд повиновался. Очевидно, детективы были уже в курсе, что в архивах нет его отпечатков и фотографий. Результаты по ДНК придут позже.

О'Коннор включил магнитофон, назвал свою должность и фамилию. Потом записал на пленку дату, взглянул на часы, добавил точное время и посмотрел на начальника. Келли выглядел усталым — под глазами темные круги, по плечам рассыпана перхоть. Инспектор также назвал свое имя и откинулся на стуле, предоставив вести разговор О'Коннору.

— Итак, вам дали выспаться и отдохнуть, — начал тот. — Может, сегодня вы больше расположены к сотрудничеству?

— Без комментариев, — сказал Макдоналд.

— Вас арестовали вчера ночью, когда вы выходили из склада в аэропорту Гатуик. Объясните, как вы там оказались.

Макдоналда не арестовали, а ударили и свалили с ног, но, видимо, детектив надеялся запутать его и заставить оговорить себя. Если так, вероятно, О'Коннора ждала не столь уж блестящая карьера.

— Без комментариев.

— Я должен спросить, хотите ли вы иметь юридическое представительство в суде, — продолжил О'Коннор. — Можете пригласить своего адвоката или воспользоваться услугами государственного представителя.

— Мне не нужен адвокат, — сказал Макдоналд, скрестив руки на груди.

— Почему?

— Без комментариев.

— Нам известно, что нападение на склад организовал Верити.

— Без комментариев.

— А вы были рядовым членом банды.

— Без комментариев.

— Мы знаем, что вы ударили мистера Верити прежде, чем он предпринял действия, которые могли бы причинить вред заложникам.

— Без комментариев.

— Если вы объясните, почему так поступили, ваше положение станет намного лучше.

— Без комментариев.

— Мы нашли на складе ружье, лежавшее недалеко от запасного выхода, через который вы выбрались на улицу. Вы подтверждаете, что оно принадлежит вам?

— Без комментариев.

О'Коннор достал коричневый конверт с парой кожаных перчаток.

— Эти перчатки сняли с вас в больнице сегодня утром. — Детектив вслух зачитал серийный номер, написанный на конверте. — Вы подтверждаете, что носили эти вещи?

— Без комментариев.

О'Коннор достал еще один пакет, с черной лыжной маской.

— Эта маска была на вас, когда вы вышли со склада, — сказал он. — Кроме того, вы были в рабочей спецодежде, принадлежавшей сотрудникам компании по дезинсекции помещений, за которых вы себя выдавали. Все это однозначно указывает на то, что вы являлись членом банды, совершившей нападение на склад, захватившей в заложники людей и стрелявшей в полицейского.

— Без комментариев.

— Отказываясь отвечать на наши вопросы, вы только причините себе вред, — заметил О'Коннор.

Макдоналд пожал плечами.

— Парень прав, — вмешался Келли. — Я не собираюсь изображать хорошего полицейского, впрочем, и плохого тоже. Вас нет в базе данных, но это свидетельствует лишь о том, что ранее вы не попадались. Бьюсь об заклад, вы профессионал. И то, что вас взяли впервые, вовсе не значит, что вы не сядете надолго. Похищение и покушение на убийство потянут на пожизненный срок.

Макдоналд промолчал.

— Но если вы нам поможете, мы сведем все дело к попытке ограбления. Несколько месяцев за решеткой. Возможно, вы даже отделаетесь испытательным сроком, если на суде за вас замолвят словечко сосед или престарелая мать.

— Без комментариев, — буркнул Макдоналд.

Келли подался вперед, положил руки на стол и оперся на растопыренные пальцы.

— Больше мы предлагать не станем, — предупредил он.

— Ничем не могу помочь, — сказал Макдоналд.

— Зато другие могут, — отозвался Келли. — Вы знаете Конрада Уилкинсона? Конечно, знаете. Он был точно в таком же костюмчике, что и вы. Молодой Конрад чертовски боится вернуться в Брикстон. Похоже, в последний раз его выпустили слишком рано, и он оставил там какие-то долги. Да и грехов за ним водится немного — вымогательство да угон машины. Вот и все, что мы можем на него повесить. Проблема в том, что он ни черта не знает.

Макдоналд молчал.

— Или взять, например, Джеффа Оуэна. Вот уж кто тертый калач. Когда мы загрузили его пальчики в ОСКОП, у нас чуть все лампочки не перегорели. Оуэн не прочь договориться, но он лично поливал заложников бензином, так что суд вряд ли скосит ему срок. Поэтому я спрашиваю вас в последний раз. Хотите помочь следствию или предпочитаете тянуть по полной?

Макдоналд мрачно смотрел на инспектора. Келли встал.

— Допрос окончен, — объявил он.

О'Коннор взглянул на часы, зачитал время и выключил магнитофон. Затем он вытащил кассеты, расписался на них и поставил пломбы.

— Если желаете, можете взять себе экземпляр, — предложил он Макдоналду.

— Нет, спасибо, — произнес тот.

Келли открыл дверь и вышел из комнаты.

— Берите его со всеми потрохами, — обратился он к женщине-сержанту.

О'Коннор последовал за инспектором.

Сержант проводила Макдоналда в камеру. По дороге он пожаловался, что кроссовки слишком велики, и попросил шнурки. Женщина заявила, что из-за угрозы самоубийства шнурки или любые другие предметы, пригодные для этой цели, заключенным не полагаются. Когда она закрыла за ним дверь камеры, Макдоналд не удержался от улыбки. Последнее, что он собирался делать, — это убивать себя.

* * *

В течение дня его допрашивали трижды, но он больше не видел ни Келли, ни его сподручного. Допрос вели детективы в звании сержанта и главного инспектора — разница в опыте этих полицейских составляла не менее пятидесяти лет. Они использовали все известные им приемы и уловки, но Макдоналд отвечал одно и то же: «Без комментариев».

Вечером его снова покормили — водянистым спагетти на бумажной тарелке и чудовищно приторным пудингом с ядовито-желтым кремом. Выглядело это не слишком аппетитно, но Макдоналд все съел и выпил стакан сладкого чая.

Умывальника в камере не было, но ему выдали кувшин с теплой водой и полотенце. На просьбу принести бритву он получил отказ.

Макдоналд провел беспокойную ночь на тонком матраце, завернувшись с головой в одно из одеял, чтобы укрыться от яркого света.

Его разбудил очередной сержант, мужчина, который сообщил, что его дело будет рассмотрено суперинтендантом, поэтому срок предварительного заключения продлен еще на восемь часов. По истечении этого времени ему предъявят обвинение и отвезут в магистратский суд.

Макдоналд спросил, можно ли ему во что-нибудь переодеться и побриться перед появлением в суде.

— Назовите фамилию одного из ваших родственников, и мы постараемся, чтобы вам привезли одежду, — ответил сержант.

Макдоналд знал, что спорить бесполезно. Впрочем, даже если бы он предстал перед судом в костюме от Армани и галстуке от «МСС», его все равно не выпустили бы под залог. Вскоре ему принесли еще один сандвич с беконом — теперь туда добавили застывшее яйцо — и чашку растворимого кофе. Он с жадностью проглотил сандвич и не спеша выпил кофе.

Когда за ним пришли, Макдоналд сидел на койке. Два тюремщика надели на него наручники и отвели в маленькую комнату, где сержант в штатском официально предъявил ему обвинение в вооруженном ограблении. Макдоналд решил, что это предварительное обвинение, его выдвигают до тех пор, пока не кончится следствие. Келли вряд ли шутил, заявив, что всех членов банды обвинят в захвате заложников и попытке убийства.

Когда Макдоналда вели мимо приемника, он заметил за приоткрытой дверью Джеффа Оуэна. Тот сидел за столом и быстро говорил что-то. Макдоналд не разглядел, кто его допрашивал, но ему показалось, что Келли и О'Коннор. Оуэн поднял голову и увидел Макдоналда. Он сказал что-то беседовавшим с ним детективам, и дверь захлопнули.

Два тюремщика вывели Макдоналда через черный ход, у которого ждал большой белый фургон. Сзади стоял темно-голубой автомобиль с четырьмя полицейскими в пуленепробиваемых жилетах. За ним — двое мотоциклистов.

Тюремщики посадили Макдоналда в фургон. Внутри было несколько отдельных боксов, каждый со своим входом. Его втолкнули в один из отсеков, прицепили наручники к хромированным поручням, освободили вторую руку и закрыли дверь.

Макдоналд сел на пластиковое сиденье и уставился в квадратное окошко из армированного стекла. Он услышал, как в соседние боксы посадили других заключенных и в кабине заперли дверцы. Заработал мотор, и фургон вырулил с автостоянки на улицу. Мотоциклисты с ревом обогнали машину и возглавили кортеж, который замыкал автомобиль с охраной.

В окно Макдоналд наблюдал за множеством прохожих — матерями, катившими перед собой детские коляски, молодыми людьми в костюмах и с портфелями, целеустремленно шагающими по тротуару, стариками на автобусной остановке. Обычные люди, жившие обычной жизнью. Мирные граждане. Кто-то из них оглядывался на мчавшийся по дороге фургон и, наверное, интересовался преступниками, которых везли. Насильники? Растлители детей? Убийцы? Двадцать четыре часа назад Макдоналд сам был одним из таких прохожих. Он скупо улыбнулся. Ничего подобного. Его существование никогда нельзя было назвать нормальным. Миновало много времени с тех пор, как он перестал вести привычную будничную жизнь.

Он заметил молодую парочку, которая целовалась на улице, а потом разошлась, помахав друг другу на прощание. В груди у него заныло. Макдоналд старался не думать о жене и сыне, о том, что они чувствуют, не зная, куда он пропал и что с ним. Все равно он ничем не может им помочь. Связаться с ними нельзя — по крайней мере до тех пор, пока он не поймет, что с ним происходит и почему вся его жизнь перевернулась вверх дном.

* * *

Судья, мужчина лет пятидесяти, носил длинные волосы, давно вышедшие из моды. Макдоналд подумал, что вне стен суда он, очевидно, завязывает их в косицу.

Его посадили на скамью подсудимых между двумя полицейскими в штатском. Он не имел представления о том, побывали уже здесь другие члены банды или их приведут после него. Когда его высадили из фургона, остальные боксы были заперты, а в комнате ожидания, где он проторчал полчаса, пока его не вызвали в зал суда, не было больше ни души. В комнате его охраняли два вооруженных полицейских, в зале к ним присоединились еще двое. Судья прочитал досье и взглянул на Макдоналда через узкие очки.

— Вы отказываетесь называть свою фамилию?

— Да, сэр, — ответил Макдоналд.

— Вам не кажется, что это глупо?

У него был легкий шотландский акцент англичанина, который родился на севере, но большую часть жизни провел в Лондоне.

— Таково мое решение, сэр, — сказал Макдоналд.

— Значит, вас покажут в передаче «Внимание, розыск», — заметил судья, улыбнувшись. — Вы и от адвоката отказались?

— Да, сэр.

— Еще глупее. Ваше дело будет рассматриваться, вероятно, в Олд-Бейли, и там вы не сможете защищать себя сам. Если только у вас нет юридического образования. — Судья снисходительно взглянул на Макдоналда. — У вас есть юридическое образование?

— Нет, сэр.

— Тогда вам надо немедленно нанять адвоката, и весьма приличного, если учесть, в чем вас обвиняют. Улик против вас столько, что вам понадобится серьезная помощь.

Судья посмотрел на двух представителей прокуратуры, которые сидели за столом в другой стороне зала. Один из них был мужчина лет пятидесяти, худощавый и с идеальным загаром, какой можно получить лишь в солярии; второй — лет на двадцать моложе. Он вел себя с чрезмерной предупредительностью, свидетельствовавшей об отсутствии опыта в работе. Позади них расположились детективы, допрашивавшие Макдоналда. Младший из обвинителей, видимо, уже все с ними обсудил и молчал, а старший постоянно оглядывался и шептался с полицейскими.

— Вы можете сказать, когда подсудимому будут предъявлены те обвинения, о которых вы говорили? — обратился судья к представителям прокуратуры.

Младший обвинитель поднялся с места.

— Следствие еще продолжается, сэр, — ответил он. — Мы получили показания сотрудников компании по дезинсекции помещений, которых удерживали преступники, и вскоре предъявим обвинение в похищении людей. Также мы ждем результатов судебно-медицинской экспертизы, чтобы обвинить подсудимого в причинении тяжких телесных повреждений и попытке убийства.

Судья перевел взгляд на Макдоналда.

— Учитывая серьезность предъявленных обвинений и ваш отказ сотрудничать с полицией, я вынужден оставить вас под стражей. Кроме того, ввиду характера преступления и применения огнестрельного оружия вы должны содержаться в исправительном учреждении категории А.

Макдоналд невозмутимо посмотрел на судью. Ничего иного он не ожидал.

— Похоже, в последнее время криминальное сообщество охотно прибегает к вооруженным нападениям, — продолжал представитель власти, — и я надеюсь, что, когда ваше дело дойдет до суда, вы ответите по всей строгости закона.

Макдоналд понимал, что все это доставляет судье удовольствие. Наверное, до сих пор тот имел дело с нарушителями правил дорожного движения или магазинными воришками, и появление в зале суда опасного грабителя, едва не застрелившего полицейского, давало ему богатую пищу для размышлений. Но на деле его слова ничего не значили — ведь Макдоналд даже не просил выпустить его под залог.

На него снова надели наручники, отвели к фургону, посадили в бокс и заперли дверь. Через несколько минут фургон выехал со стоянки в сопровождении двух мотоциклистов и автомобиля с полицейскими.

Макдоналд смотрел в окно, пытаясь определить, куда его везут. Внизу промелькнула Темза — они направлялись не в Белмарш, — но обзор был ограничен, и он не представлял, в каком направлении движется фургон.

Макдоналд догадался, что они едут окружным путем. Похоже, полиция опасается побега. Он вытянул шею, стараясь разглядеть в небе вертолет, но его там не было.

День клонился к вечеру, солнце висело у горизонта, когда Макдоналд увидел тюремную стену. В том, что это именно тюрьма, сомневаться не приходилось: стена имела более тридцати футов в высоту и была сооружена из бурого бетона с какой-то цилиндрической конструкцией, напоминающей протянутую сверху канализационную трубу. Колючей проволоки он нигде не увидел, так что эта округлая штуковина скорее всего предназначалась для предотвращения побега. Макдоналд подумал, что если он захочет выбраться из тюрьмы, ему ни в коем случае не следует карабкаться на стену.

Фургон замедлил ход, и Макдоналд заметил дорожный знак с надписью «Королевская тюрьма Шелтон». Машина повернула направо, притормозив у пропускного пункта. Охранник поднял шлагбаум, фургон проехал дальше и встал перед большими воротами. Створки с грохотом открылись, и Макдоналд увидел в проеме трех тюремных офицеров — крепких парней с мощным торсом и накачанными мышцами, в белых рубашках с короткими рукавами и черными погончиками на плечах. Когда машина остановилась, рядом появился еще один охранник, державший на поводке большую немецкую овчарку.

Мотор заглох. Овчарка лаяла. Трое тюремщиков ждали, скрестив руки на груди. Макдоналд услышал за дверью шаги.

Через секунду перед ним предстал тюремный офицер в форме и фуражке с козырьком. Он снял с поручней вторую половину наручника и пристегнул его к своей руке.

— Добро пожаловать в Шелтон, — произнес он с каменным лицом.

Кивком он приказал Макдоналду встать, вывел его из фургона и проводил во двор. Овчарка снова залаяла и попыталась наброситься на Макдоналда, но ей помешал поводок. Полицейский провел заключенного в регистратуру. Слева блестела стеклянная стена в комнате ожидания, вдоль которой тянулись деревянные скамьи, справа возвышался стол из темного дерева. За столом, заставленным рядом металлических лотков, сидел офицер. Когда к нему подвели Макдоналда, он заглянул в свою папку, взял с одного из лотков пустой бланк, вооружился ручкой и выжидающе взглянул на заключенного, с которого конвоир снял наручники.

— Это тот самый стрелок, — сообщил охранник. — Будь с ним понежнее.

Офицер усмехнулся. Ему было лет тридцать, он носил длинные бакенбарды и имел огромный живот, свисавший над его ремнем.

— Фамилия? — спросил он у Макдоналда.

— Я отказываясь называть свою фамилию.

Офицер нахмурился:

— Что?

— Я отказываясь называть свою фамилию.

Подошел полицейский в штатском и вывалил на стол пачку бумаг.

— Здесь все новенькие, — буркнул он. — Пять штук.

Офицер продолжал смотреть на Макдоналда.

— Ты обязан это сделать, — сказал он.

Макдоналд пожал плечами. Офицер вызвал двух тюремщиков. Они отвели заключенного в соседнюю комнату и тщательно обыскали, потом заглянули в рот, проверили за ушами и заставили присесть на корточки. После этого они вернули его в регистратуру.

— Фамилия? — повторил офицер с таким видом, словно задавал этот вопрос в первый раз.

Макдоналд покачал головой.

— Знаешь, мне на это совершенно наплевать, — заметил офицер. — Все равно у тебя будет личный номер. — Он похлопал по бланку на столе. — С фамилией или без нее, номер от тебя никуда не денется, пока не отсидишь весь срок.

— Меня еще не осудили, — возразил Макдоналд. — Я под следствием.

Офицер просмотрел личные дела и вытащил досье Макдоналда, состоявшее всего из нескольких листочков. Фотография была прикреплена к последней странице.

— Бывал раньше в тюрьме?

Макдоналд ничего не ответил.

Офицер пролистал бумаги.

— Отпечатки не идентифицированы, значит, в первый раз, — пробормотал он, продолжая смотреть досье. Прочитав последний лист, взглянул на Макдоналда и усмехнулся. — Ну что ж, раз ты новичок, надо тебе кое-что объяснить. Твое пребывание здесь может быть сравнительно сносным или превратиться в жуткий кошмар — все зависит от того, как ты с нами поладишь. Мы решаем, как часто выпускать тебя из камеры, сколько времени давать на отдых и обед, разрешать прогулку или посещение, с кем общаться и в чем ходить. Я ясно выражаюсь?

Макдоналд молчал. Овчарка залаяла, и в регистратуру ввели еще одного заключенного, пристегнутого наручниками к полицейскому. Макдоналд оглянулся на прибывшего, но его лицо было ему незнакомо.

— Фамилия? — опять повторил офицер, подождал несколько секунд и отложил бумаги в сторону. — Ладно, как знаешь.

Он повернулся к экрану компьютера и постучал пальцами по клавиатуре. Посмотрев на монитор, написал на конверте с личным делом: «С/н 6759». Справа от цифр осталось пустое место для имени и фамилии Макдоналда.

— С этой минуты вы находитесь в системе, ваш номер 6759, — объявил офицер. — Все, что с вами произойдет, будет заноситься в досье, не важно, есть у вас фамилия или нет.

Он указал на стеклянную стену.

— Подождите там.

Офицер повернулся к заключенному, которого подвели к столу. Это был подросток в джинсовом костюме, стоявший с таким видом, словно он вот-вот расплачется. Макдоналд подумал, что такого мог натворить этот паренек, если попал в тюрьму категории А.

Макдоналд зашел в комнату ожидания и сел. Часы, висевшие на стене над дверью, показывали половину четвертого. Кроме сандвича в полицейском участке, он ничего не ел, и в животе у него урчало. Макдоналд знал, что просить еду бесполезно. Ему и раньше приходилось подолгу обходиться без пищи и воды. Как-нибудь протянет.

В комнату втолкнули еще одного заключенного — верзилу с сильно избитым лицом и свежей раной на голове. Он кивнул Макдоналду.

— Как дела, приятель? — спросил он, растягивая слова на ливерпульский лад.

Он был в хорошей клубной футболке, спортивных рейтузах фирмы «Адидас» и найковских кроссовках, хотя, судя по его физической форме, ему давно не приходилось гоняться за мячом.

— Неплохо, — ответил Макдоналд.

— Что это за прикид? — поинтересовался верзила, разглядывая его бумажный костюм.

— Полицейские отобрали у меня все барахло, — пояснил Макдоналд.

— Ублюдки! — бросил мужчина, показав на свое распухшее лицо. — Это они меня отделали. Сопротивление аресту.

В комнату вошли двое чернокожих парней лет двадцати, в дорогих спортивных костюмах и модельных кроссовках. Они со скучающим видом развалились на скамьях.

— За что попал? — спросил избитый мужчина у Макдоналда.

— Вооруженное ограбление.

— Вот черт, это колония строгого режима! — воскликнул верзила.

— Да, если я отсюда не выберусь. А ты за что?

Мужчина рассмеялся.

— Перепродажа.

— Перепродажа?

— Хотел сплавить пару наручных часов. Оказалось, они краденые.

— Не повезло.

— Сам виноват. Собственно, я их и украл. — Он потер ладонью квадратный подбородок. — Так мне и надо.

Макдоналд услышал, как фургон тронулся с места и уехал.

— Мы были у одного судьи? — спросил он. — С длинными волосами?

— Да, я его узнал, а ты?

Макдоналд нахмурил брови.

— Он участвовал в той поп-группе, помнишь, в семидесятые годы, там еще парни раскрашивали себе лица. Чистые гомики. Новые хреновы романтики. Как же она называлась?

В дверях появился охранник.

— Барнс! — позвал он.

— Я, — отозвался мужчина и поднял большой палец. — Еще увидимся.

Макдоналд продолжал сидеть и ждать. Барнса оформили и увели. Вскоре прибыла группа новых заключенных — шесть человек. Вероятно, их привезли из другой тюрьмы, поскольку каждый нес свои пожитки в большой пластиковой сумке с ярлычком. Пятеро вошли в комнату ожидания. Двое из них были чернокожими, молодыми, вроде тех, что привели раньше, — опытными и самоуверенными. Они мрачно уставились на Макдоналда и не ответили, когда он поприветствовал их кивком. Ему было наплевать, как они к нему относятся, — это явные транзитники, которых переводили в другое заведение. С ним он никогда больше не встретится. Остальные трое оказались белыми, один из них — сутулый старик лет семидесяти, с редкими седыми волосами и постоянным кашлем. Он улыбнулся Макдоналду, показав рот, в котором не хватало половины зубов. Его правая рука была сжата в кулак и дрожала.

— Есть покурить? — спросил он, и Макдоналд отрицательно покачал головой.

Двое других напоминали Барнса, такие же бритоголовые и в спортивной одежде. Они кивнули Макдоналду, демонстративно не обращая внимания на чернокожих.

— Симпатичный костюмчик, — произнес один, но Макдоналд молча закрыл глаза и вытянул ноги.

Он уже понял, в какую игру играют с ним тюремщики: его вызовут последним.

Часы на стене показывали половину шестого, когда Макдоналд остался в комнате один. Потом в тюрьму доставили еще три группы, в том числе несколько подследственных. Макдоналд смотрел, как их подводили к столу, допрашивали, давали расписаться и уводили под конвоем.

Кое-кто из этих людей был знаком с системой, некоторые выглядели растерянными и озирались по сторонам, словно надеялись, что все это дурной сон и они вот-вот проснутся. Средних лет мужчина в синем костюме и начищенных ботинках даже утирал слезы, отвечая на вопросы полицейского.

Примерно в полседьмого дверь открыла женщина-охранник и сообщила Макдоналду, что его вызывает регистратор. Он подошел к столу и встал, расставив ноги на ширину плеч и выпрямив спину. Офицер бросил на него холодный взгляд.

— Плохие новости, — сказал он. — Когда мы тебя оформим, столовая уже закроется.

Макдоналд пожал плечами.

— Талоны на завтрак тоже кончились, так что утром останешься без еды. — Он указал на костюм Макдоналда. — Мы могли бы поискать тебе какую-нибудь одежду, но сейчас уже поздно. Думаю, завтра повезет больше. Но обещать не стану.

Он потрогал свои бакенбарды.

— Я все понял, — буркнул Макдоналд.

— Отлично. Может, попробуем ответить на вопросы? Как твоя фамилия?

Макдоналд ничего не ответил.

— Заключенный отказался назвать свою фамилию, — отметил офицер, медленно записывая что-то в бланк. — Год рождения?

Макдоналд промолчал.

— Заключенный отказался назвать год рождения, — констатировал офицер. — Адрес?

Макдоналд хмыкнул.

Офицер улыбнулся.

— Королевская тюрьма Шелтон, — промолвил он. — Секция предварительного заключения.

Он взглянул на Макдоналда.

— Родственники?

Макдоналд молча смотрел на него.

— Заключенный отказался назвать фамилии своих родственников.

В приемном формуляре оставалось более двадцати вопросов, и офицер методично задавал их, каждый раз фиксируя, что заключенный отказывается отвечать.

Наконец он перевернул бумаги и подтолкнул их Макдоналду.

— Распишись внизу, — велел он, протянув ему дешевую авторучку.

Макдоналд нагнулся над документом.

— Можно поставить крестик?

— Ставь что хочешь.

Макдоналд сделал отметку на последней странице формуляра.

Офицер указал на нишу, задернутую занавеской.

— Иди туда и раздевайся, — приказал он.

— Мы еще мало знакомы, — сухо заметил Макдоналд.

Офицер продолжат смотреть на него, и Макдоналд направился к нише, отдернув занавеску. За ней стояло два железных стула. Он снял кроссовки, расстегнул бумажный комбинезон и кинул его на спинку стула.

— Задерни занавеску. Мы не собираемся глядеть на твою грязную задницу! — крикнул офицер.

Макдоналд сделал, как ему сказали, снял нижнее белье и сел. На стене висели часы. Было уже около семи. Менее тридцати часов назад он вбежал в помещение склада с обрезом в руках. Всего тридцать часов — и его жизнь пошла наперекосяк. Макдоналд подпер голову ладонью и протер глаза. Он устал как собака. И умирал с голоду.

Занавеска отдернулась, и в нишу шагнул тощий как жердь мужчина в белом халате с блокнотом под мышкой. Он смахивал на нервного учителя, которому поручили вести уроки в какой-нибудь плохой школе. Его каштановая шевелюра стояла копной, на носу блестели квадратные очки в черной оправе. Он сел на стул напротив Макдоналда, положил блокнот на колени и похлопал по карманам в поисках авторучки.

— Есть проблемы со здоровьем? — осведомился тюремный врач.

Макдоналд пожал плечами.

— Принимаете лекарства?

Прежде чем он успел ответить, врач наклонился вперед.

— Что это такое? — спросил он.

— Так, пустяки.

Доктор встал и нагнулся над ним, рассматривая старую пулевую рану ниже правого плеча.

— Встаньте, пожалуйста.

— Так, пустяки, — повторил Макдоналд.

Он поднялся со стула и разглядывал настенные часы, пока врач ощупывал шрам.

— Чем это вас?

— Пулей.

Макдоналд пытался съязвить, но доктор так увлекся осмотром раны, что не обратил внимания.

— Какого калибра?

— Не знаю.

Макдоналд соврал, отлично зная, какой это калибр. Он даже сохранил пулю в качестве сувенира, на память о той ночи, когда едва не погиб. Свинцовый кругляш диаметром 5,45 миллиметра, выпущенный из «АК-74». Макдоналд не любил вдаваться в детали, потому что когда он говорил «АК-74», все думали, что речь идет об автомате Калашникова, русском оружии, которым любят пользоваться партизаны и террористы во всем мире. Он устал объяснять, что «АК-74» — малокалиберный вариант «АК-47», первоначально разработанный для десантных войск, но со временем ставший стандартным оружием советской пехоты. Правда, стреляли в Макдоналда вовсе не русские солдаты.

Доктор осмотрел его спину.

— Здесь нет выходного отверстия, — заметил он.

— Пулю вытащили спереди, — объяснил Макдоналд.

— Надо же.

— Она попала в кость и отклонилась вниз. Прошла всего в половине дюйма от артерии.

— Повезло.

— Ага. Хотя, будь я действительно везучим, в меня бы просто не попали.

Врач снова осмотрел его спереди.

— Кто делал операцию?

— Не помню.

Еще одна ложь. Он никогда не забывал человека, который спас ему жизнь, вытащив пулю и залатав рану, прежде чем его отправили вертолетом в госпиталь.

— Грубовато, — пробормотал доктор, проведя пальцем по рубцовой ткани.

— Такая уж у нас медицина, — усмехнулся Макдоналд.

— Это не больничный шрам, — возразил тюремный врач. — Рану зашивали не в операционной.

Поняв, что Макдоналд не собирается распространяться о своем ранении, врач достал стетоскоп и прослушал его легкие. Затем заглянул ему в горло, заставил сесть и проверил рефлексы с помощью металлического молоточка. Завершив осмотр, задал Макдоналду несколько медицинских вопросов и поставил галочки в соответствующих графах. Все ответы Макдоналда оказались отрицательными — он был полностью здоров.

— Наркотики? — спросил доктор.

— Нет, спасибо.

Доктор сухо улыбнулся. Наверное, он слышал эту шутку много раз.

— У вас есть проблемы с наркотиками?

— Нет.

— Пьете?

— Умеренно.

— Когда-нибудь жаловались на депрессии? Состояния тревога?

— Все свои проблемы я решаю пятимильной пробежкой. Доктор встал.

— Мечтать не вредно, — произнес он. — Одевайтесь.

Он отдернул занавеску и ушел. Вместо него появился новый охранник, державший в руках постельные принадлежности. Это был маленький лысоватый мужчина с добродушным лицом.

Как только Макдоналд натянул свой комбинезон, охранник навалил на него всю поклажу.

— Принимай вещички. — Он говорил с уэльским акцентом. — И потопали в блок для подследственных.

Макдоналд взглянул на постельное белье. Ему выдали тощую подушку, бледно-зеленую наволочку, зеленую простыню и коричневое одеяло.

— Пошевеливайся! — велел охранник.

Он взял ключ и отпер им решетчатую дверь. Отступил в сторону, пропуская заключенного, прошел за ним и закрыл замок. Макдоналд посмотрел на ключ. На нем не было ни выступов, ни бородки, лишь несколько маленьких дисков на металлическом стержне, очевидно, магнитов, с которых невозможно сделать слепок.

Охранник провел его еще через одну дверь, которая выходила в коридор под наблюдением видеокамер. Он тянулся на несколько сотен ярдов в длину и был совершенно пуст. Пока они шли, их шаги эхом отдавались среди желтоватых стен. Охранник отпер решетчатую дверь и провел Макдоналда по железной лестнице на второй этаж. Наверху в застекленной кабинке сидели два охранника. Один набивал что-то на компьютере, другой прихлебывал из банки кока-колу.

Офицер приказал Макдоналду стоять на месте и вошел в комнату.

— К вам таинственный незнакомец, — сказал он, протянув досье охраннику с кока-колой, высокому и широкоплечему мужчине с крутыми бицепсами.

— Ладно, Тафф, — кивнул он и положил досье рядом с компьютером. — Я этим займусь.

Тот ушел, насвистывая себе под нос.

Макдоналд разглядывал через стекло кабинку, в которой находился контрольный центр всего блока. Вдоль стены стояли несколько мониторов, подключенных к камерам слежения. Охранник поставил банку с кока-колой и сообщил:

— Меня зовут Тони Стаффорд, я старший по блоку. Ты в курсе, как устроена тюрьма?

Макдоналд покачал головой.

— Здание разбито на четыре блока. Это блок В, для предварительного заключения. В нем три секции, в каждой секции три этажа. Ты должен находиться только в своей секции, не считая тех случаев, когда тебе нужно будет посетить тюремный госпиталь, учебные классы или спортивный зал. Прогулочная площадка находится рядом с блоком, столовая расположена в самом крыле. Про всем вопросам обращаться к старшим по секции. Если они не могут решить проблему, то докладывают мне. А я докладываю коменданту. Так работает система, и ты внутри ее, понятно?

Макдоналд кивнул.

— Раньше не сидел?

— Нет.

— Зови меня мистер Стаффорд. Или сэр. Или босс. Кое-кто из старожилов называет офицеров «папашами», но тебе лучше этого не делать. Могут возникнуть недоразумения. Тебе уже объяснили, что происходит с теми, кто не хочет называть свою фамилию?

— Много раз, — ответил Макдоналд. — Мистер Стаффорд, — добавил он.

— Вот и хорошо. А теперь я отведу тебя в камеру.

Стаффорд направился к зарешеченной двери, поскрипывая резиновыми подошвами по полированному полу. Макдоналд последовал за ним.

Стаффорд открыл дверь, выпустил Макдоналда и запер за собой замок. Вторая дверь вела во внутренние помещения секции. Стаффорд поднялся по железной лестнице. Навстречу, покачивая связкой ключей, прошла женщина-охранник. У нее были светлые волосы и стройная фигура.

Макдоналд услышал музыку. Песня группы «Иглз» «Отель „Калифорния“». Из другой камеры доносился жесткий рэп. Из третьей джаз. Еще где-то бубнил футбольный комментатор.

Они добрались до лестничной площадки на втором этаже. Вокруг нее располагались двадцать металлических дверей, все они были заперты. Круглый провал посреди площадки огораживали высокие перила. Само отверстие было затянуто стальной сеткой, очевидно, для того, чтобы никто не вздумал в него прыгать. Макдоналд взглянул наверх: на третьем этаже была такая же сетка.

Стаффорд провел Макдоналда через площадку, открыл камеру и толкнул дверь.

— Завтра сможешь побеседовать с одним из Исповедников.

— Исповедников?

— Это добровольное общество, что-то вроде миссии «Самаритян». Ты можешь обсудить с ними все свои проблемы.

— Моя единственная проблема в том, что я попал сюда, — усмехнулся Макдоналд. — Я не хочу ни с кем говорить.

— Такова политика тюрьмы, — объяснил Стаффорд.

Макдоналд вошел в камеру — помещение с бледно-зелеными стенами, четыре шага в длину и три в ширину. Одну стену занимала двухъярусная кровать, перед зарешеченным окном возвышался железный стол. На столе стоял маленький цветной телевизор. На экране мелькали кадры какого-то телешоу, но звук был выключен. Стену у стола украшали картинки полуголых женщин, вырванные из разных журналов и газет. Справа стоял маленький туалет с унитазом из белого пластика. Дверь захлопнулась за ним с глухим стуком.

— Черт, так я и знал, что ко мне кого-нибудь подсунут! — послышался голос с нижней койки.

Человек сел. Это был плечистый коротышка с бритой головой и татуировкой в виде свастики на шее. Он выглядел точной копией Барнса из комнаты ожидания, хотя у того не было свастики.

— Я же сказал, что хочу жить один.

Мужчина встал, уперся кулаками в бока и уставился на Макдоналда. На лбу у него пульсировала вена.

— Мне это нравится не больше, чем тебе, — сказал Макдоналд. Он кивнул на картинки на стене. — Это твои жены?

Мужчина прищурился и усмехнулся.

— Только во сне, — ответил он. — Видимо, я должен радоваться, что ко мне не подселили какого-нибудь ниггера. Ты куришь?

Макдоналд покачал головой.

— Уже неплохо. Я Джейсон Ли. А ты кто?

Макдоналд бросил свои постельные принадлежности на свободную койку.

— С этим небольшая проблема, — произнес он. — Я себя не называю.

— Наверное, это их здорово бесит.

— Ничего, как-нибудь справлюсь. Не против, если я займу верхнюю полку?

— А ты не ссышь по ночам?

— Иногда у меня бывают газы от пива и перченых блюд, но здесь мне это вряд ли грозит.

Ли похлопал Макдоналда по спине.

— А ты весельчак! — воскликнул он. — Но все-таки, как мне тебя звать? Не могу же я все время повторять: «Эй, как там тебя...» Звучит как-то невежливо.

— Проблема в том, Джейсон, что если я сообщу тебе, ты можешь сообщить кому-нибудь еще...

Ли вскочил и шагнул к нему.

— По-твоему, я стукач?

Макдоналд успокаивающе поднял руки.

— Никто не говорит, что ты стукач. Просто я не хочу, чтобы мое имя называлось вслух. У стен есть уши, понимаешь?

Ли сжал кулаки. Макдоналд увидел четыре буквы, вытатуированные на костяшках его пальцев: «ГНЕВ».

Его сокамерник нахмурил брови.

— Может, ты и прав, — пробормотал он.

— Без обид, — сказал Макдоналд.

Он не испугался, просто не собирался в первый же день ввязываться в драку.

Ли снова усмехнулся, показав блеснувший сбоку золотой зуб.

— А я и не обиделся.

Бритоголовый снова сел на койку и кивнул на телевизор:

— Хочешь что-нибудь посмотреть?

— Пока нет, — ответил Макдоналд.

Он не любил смотреть телевизор; правда, если ему придется задержаться в этой камере, вероятно, его вкусы изменятся.

— У меня есть радио, можно послушать музыку или спорт. «Скай» нам эти ублюдки не показывают, так что, если хочешь поразвлечься, смотри радио. — Он скорчил гримасу, сообразив, что оговорился. — В общем, ты меня понял. Ну как, хочешь музыку? Или спорт? Сегодня играет «Арсенал», но мне плевать. Я болею за «Челси». Ты как насчет футбола?

— Не особенно.

Оба повернулись, услышав, как в замке повернулся ключ. Дверь открыла женщина-охранник — блондинка, которую Макдоналд видел на первом этаже, — и внесла в камеру пластмассовый поднос. Она была не старше тридцати лет и красила губы и ногти в коралловый цвет.

— Ты подружился с новичком, Ли? — поинтересовалась она.

— Да, мэм, — ответил он, вскочив и продемонстрировав хорошие манеры, очень удивившие его сокамерника.

Женщина поставила поднос на койку Макдоналда. На нем разместились металлический термос, маленькая пачка кукурузных хлопьев, пакет молока и пластмассовая ложка. Здесь же находились пластмассовая чашка и полиэтиленовый мешочек, в котором лежали пакетики с чаем, кофе и сахаром. Тюремщица протянула ему картонную коробку. Макдоналд раскрыл ее и улыбнулся, увидев сандвич с беконом. С тех пор как он попал в тюрьму, это стало его постоянным блюдом.

— Все, что я смогла раздобыть в такое время, — произнесла женщина. — Я главный надзиратель Ллойд-Дэвис. А вы, кажется, так и не представились?

— Мне очень жаль, — искренне ответил Макдоналд. Он знал, что она вполне могла оставить его без еды.

— Не обращайте внимания на Ли. Он только с виду такой грозный.

— Мы с ним поладим, — пообещал Макдоналд.

— Это вся ваша одежда?

— Да, мэм.

— И вам ничего не выдали в приемной?

— Было уже поздно.

— Сейчас ночь, так что вряд ли я сумею чем-нибудь помочь, — промолвила она. — Вы сможете спать в такой одежде?

— Мне приходилось спать и в кое-чем похуже.

— Завтра я вам что-нибудь подыщу. Спокойной ночи.

Ллойд-Дэвис закрыла дверь, и Ли сел на койку. Макдоналд вытащил из коробки сандвич и протянул его сокамернику.

— Хочешь половину?

Ли покачал головой.

Макдоналд впился зубами в хлеб. Сандвич был холодным, но он умирал с голоду.

— А она ничего, — заметил он.

— Ллойд-Дэвис? Да, молодец.

— Я не знал, что в мужских тюрьмах служат женщины.

— У нас ведь равноправие, верно? Правда, они почти все лесбиянки и жуткие уродины.

— К ней это не относится. Она красотка.

Макдоналд отхватил еще один кусок сандвича.

— Когда ее отключают? — спросил он, указав на лампочку.

Ли засмеялся.

— Никогда раньше не сидел, да? Про отбой можешь забыть. — Он указал на тумблер рядом с дверью. — Свет мы выключаем сами. Даже телевизор смотреть можно допоздна, главное, не очень шуметь. Хотя ночью почти ничего не показывают. Когда будет суд?

— Не знаю.

— Если не назовешь им свою фамилию, тебя не выпустят под залог.

— Вряд ли меня выпустят, даже если назову.

— Ублюдки, — вздохнул Ли.

— Верно, — согласился Макдоналд.

* * *

Проснувшись, он услышал, как Ли хрустит кукурузными хлопьями. Его сокамерник сидел у окна за металлическим столом и читал книгу в бумажной обложке, прислонив ее к стене. Из-за двери доносился рэп.

— Просыпайся и улыбайся, — пробормотал Ли с набитым ртом.

— Который час?

— Половина восьмого.

— Когда нас выпустят?

— Если никто из персонала не заболел, между восемью и половиной девятого мы примем душ. Только сначала надо договориться об этом с надзирателем. И придется пробежаться, чтобы успеть туда первым.

Макдоналд сел на койке. Шея ныла от неудобной подушки. Он потер лицо руками и почувствовал щетину на подбородке и скулах.

— Что дальше?

— Работа. То, что у них называется занятиями. В двенадцать обед. Опять работа. В пять часов чай. В шесть свободное время, спорт и ужин. В восемь по домам. И так всю неделю. По выходным кое-что меняется. Кормят, например, получше.

За дверью загремели ключи. Ли скорчил рожу и вернулся к кукурузным хлопьям.

Макдоналд увидел охранника, потом на пороге появился высокий лысеющий мужчина в синей трикотажной рубашке, мешковатых полотняных брюках и с пластиковым пакетом в руках. Ему было лет пятьдесят, он носил длинные волосы и завязывал их в «конский хвост».

— Не против, если я зайду, ребята? — спросил он.

— Привет, — произнес Ли. — Пришел познакомиться с новичком?

Мужчина протянул руку Макдоналду:

— Меня зовут Эд Харрис, я один из Исповедников в этой секции.

Они обменялись рукопожатиями. У Эда Харриса была крепкая хватка, и он оценивающе смотрел на Макдоналда.

— Мне сказали, вам нужны предметы личной гигиены, — сказал он, протягивая ему пакет. — Это подарок от администрации.

Макдоналд заглянул в пакет. Там лежали желтый бритвенный станок, кусок мыла, кисточка для намыливания лица, зубная щетка и маленький тюбик с пастой.

— Спасибо. Мне бы еще полотенце.

— Я вам принесу, — отозвался Харрис. Он кивнул на бумажный костюм Макдоналда: — Это вся ваша одежда?

— Ллойд-Дэвис обещала, что найдет мне что-нибудь сегодня.

— Хорошо, я ей напомню. — Харрис прислонился к стене и скрестил руки на груди. — Вы что-нибудь слышали об Исповедниках?

— Что-то вроде «Самаритян»?

Харрис кивнул.

— Мы у них учимся, но наша задача не только в том, чтобы помогать бедным. Мы приходим для того, чтобы вы могли с кем-нибудь побеседовать. В этой секции нас четверо, и нас легко найти, ведь на наших камерах висят оранжевые таблички. Вы можете обратиться к нам в любое время дня и ночи, только поставьте в известность надзирателя.

Он протянул Макдоналду листок, на котором было напечатано несколько абзацев, а выше крупными буквами стоял заголовок: «Исповедники — кто они? Как с ними связаться? Могу ли я им доверять?».

— Здесь сказано, чем мы занимаемся.

— Спасибо, — поблагодарил Макдоналд, хотя сильно сомневался, что когда-нибудь захочет открывать свою душу этому лысоватому мужчине с «конским хвостом».

— Мне сообщили, что вы отказываетесь называть себя.

Макдоналд ничего не ответил.

— Я знаю, вы испытываете гнев, — продолжал Харрис. — Никто не попадает в такие места по своей воле. Но бессмысленно бороться с системой.

— Я ни с кем не борюсь, Эд.

— Называйте это пассивным сопротивлением. Или любыми другими словами. Но сейчас вы здесь, и вам надо с этим смириться. В системе все основано на сотрудничестве. Если вы будете сотрудничать, ваша жизнь станет намного легче. А если начнете размахивать кулаками, синяки достанутся только вам.

— Меня уже просветили на этот счет.

— Вас обвиняют в вооруженном ограблении, верно?

Макдоналд равнодушно пожал плечами.

— Вам могут дать двенадцать лет. Если будете играть по их правилам, получите шесть. А если по своим — все двенадцать. Стоит ли лезть в бутылку, чтобы заработать лишние шесть лет?

— А как же презумпция невиновности? — спросил Макдоналд. — Я пока под следствием.

— В этой тюрьме полно невиновных, — заметил Харрис. — Девять из десяти парней, с которыми я разговаривал, клянутся могилой своей матери, что их подставили.

— Так оно и есть, — пробурчал Ли.

— Джейсон, вас поймали с ножом в руке около пакистанского продавца, истекавшего кровью.

— Меня спровоцировали, — заявил Ли.

Харрис недоверчиво поднял брови и снова обратился к Макдоналду:

— Мы сами выбираем свою дорогу. Виновны вы или нет, вам придется жить внутри системы, пока она с вами не покончит. Просто задумайтесь о том, что вы делаете.

— Я знаю, что делаю, Эд.

Харрис выпрямился.

— Через пару дней я зайду посмотреть, как вы устроились. Джейсон уже объяснил вам, что к чему?

— Да, во всех деталях.

— Лучшего информатора вам не найти. Он не раз бывал в подобных учреждениях. Не падайте духом, ладно?

Харрис вышел, и охранник закрыл дверь.

— Что за парень? — спросил Макдоналд.

Ли доел хлопья и вымыл свою пластмассовую миску в маленькой раковине из нержавеющей стали, которая стояла рядом с унитазом.

— Подозревается в убийстве, — пояснил он. — Суд начнется через пару месяцев. Прикончил свою жену.

— И он дает мне советы?

— Вообще-то он вор. Говорят, опытный. Отмотал срок в Скрабсе, а когда вернулся домой, жена заявила, что уходит от него с ребенком. Ну, он и взбесился. Схватил кухонный нож и чуть башку ей не отрезал. Я считаю, его спровоцировали. Жена должна поддерживать мужа, разве нет?

Макдоналд лег на свою койку.

— Так принято думать, Джейсон.

Он вздохнул и скользнул взглядом по листку, который дал ему Харрис.

— "Вы можете полностью доверять Исповедникам, так же как и «Самаритянам», — прочел он вслух. — Все, что вы им скажете, останется тайной".

Он взглянул на Ли.

— Это правда?

— Наверное, — ответил Ли.

Макдоналд уставился в потолок. Он мог доверять только самому себе. Все остальные, включая его сокамерника, представляли для него угрозу.

За окном уже рассвело, когда в замке снова повернулся ключ. Ли стоял наготове и переминался с ноги на ногу. Едва дверь открылась, он выскочил наружу и бросился бежать вдоль лестничной площадки. Макдоналд услышал, как топочут ногами другие заключенные, тоже устремившиеся в душ. Он чувствовал себя грязным, но без полотенца и чистой одежды мыться не имело смысла.

Макдоналд слез с верхней койки и посмотрел на себя в зеркало, висевшее над раковиной. Под глазами появились темные круги, волосы стали сальными и липкими. Он оскалил зубы. Вид у него был такой, словно он неделю ночевал под мостом.

Макдоналд взял мыло и кисточку, намылил лицо и побрился маленькой пластмассовой бритвой. Потом он почистил зубы пастой, отдававшей какой-то тухлятиной. Из щетки полезли пластиковые волоски, и он сплюнул их в раковину.

Он полоскал рот, когда дверь открылась снова. Это был Харрис, в руках он держал темно-голубое полотенце и трикотажный костюм из арестантской ткани.

— Ллойд-Дэвис появится только после обеда, но я для тебя кое-что раздобыл, — сообщил он. — Вещь немного поношенная, но чистая.

Макдоналд поблагодарил, бросил костюм на кровать и вытер лицо полотенцем.

— Ты в курсе, что можно попросить вещи с воли? — спросил Харрис.

— Мне некого просить.

— В тюрьме одежду меняют раз в неделю, но она всегда будет та же самая, — продолжил Харрис. — Носки и белье найти пока не удалось, но я посмотрю, что можно сделать. Я переговорил с персоналом, тебе разрешат принять сегодня душ. — Он усмехнулся. — Пришлось сказать, что Джейсон пожаловался на запах.

Харрис полез в задний карман брюк и протянул Макдоналду два листочка с печатным текстом.

— Я достал тебе каталог тюремной лавки.

Макдоналд просмотрел список. Это было нечто вроде прайс-листа, где на первом месте значилось несколько марок сигарет, табака и папиросной бумаги. В тюрьме они считались предметом первой необходимости, но Макдоналд никогда не курил. Дальше шли разные типы батареек, писчая бумага, почтовые марки, сладости, шоколад, туалетные принадлежности и бакалейные продукты.

— Выбери что хочешь, и завтра товар будет у тебя, — произнес Харрис. — Если на твоем счете есть деньги, ты можешь тратить пять фунтов стерлингов в неделю как «базовый» заключенный. Тех, кто строго следует всем правилам, переводят в «продвинутые», они имеют право на тридцать фунтов. Стандартным уровнем считается пятнадцать. — Харрис нахмурился. — Проблема в том, что отказ сотрудничать с властями автоматически переводит тебя в категорию «базовых». Пять фунтов стерлингов — все, на что ты можешь рассчитывать в плане дополнительной еды и телефонных звонков. Это один из способов, которыми они могут испортить тебе жизнь.

Макдоналд бросил бумажки на кровать.

— Мне ничего не нужно.

На лице Харриса промелькнула улыбка.

— Посмотрим, что ты скажешь, просидев пару недель на тюремной пище, — заметил он. — Табак здесь разменная монета, им платят за все. — Он указал на чистую одежду. — За хорошие тряпки, например.

— Спасибо, Эд.

Макдоналд понял, что Харрис действительно сделал все от него зависящее, чтобы облегчить ему жизнь. Он спрашивал себя, неужели Харрис мог убить свою жену, но касаться этой темы вслух было невежливо.

— Деньги можно получить с воли, но их должны присылать те, кто находится в списке дозволенных лиц.

— Мне некого включить в этот список, — сказал Макдоналд.

— Ты можешь тратить собственные деньги, но для этого тебе придется назвать свою фамилию.

— Понятно.

— Кроме того, в тюрьме есть работа, за нее тоже кое-что платят. Если ты трудоспособен, а работы тебе не подыскали, значит, будешь получать пособие по безработице — два с половиной фунта в неделю. Но если откажешься трудиться, не получишь ни гроша.

— Эд, мне ничего не нужно.

— Посмотрим, как ты будешь себя чувствовать через несколько недель. У тебя десять минут, чтобы принять душ.

Когда Харрис покинул камеру, Макдоналд взял полотенце, одежду и вышел на площадку. У перил внутреннего дворика стояли двое чернокожих лет двадцати в ослепительно белых спортивных брюках и футболках фирмы «Найк». Они смерили его холодными взглядами.

— Привет, парни, я ищу душ, — промолвил Макдоналд.

Они уставились на его бумажный костюм.

— Ты с какой планеты свалился, приятель? — спросил один из них.

У него была копна густых волос, заплетенных в мелкие косички, через левое предплечье тянулся длинный шрам.

— Пожалуйста, ребята, объясните, где душ. У меня всего десять минут.

Чернокожие отошли от перил и преградили ему дорогу.

— А где твои хорошие манеры, мальчик? — спросил Волосатый.

Его товарищ хмыкнул.

— Мальчик, — повторил он.

Это был длинный и тощий как спичка парень с худыми руками, торчавшими из рукавов футболки и унизанными яркими браслетами в несколько рядов.

Макдоналд нахмурился и попытался пройти мимо. Волосатый схватил его левой рукой и сжат в кулак правую. Макдоналд увернулся, швырнул полотенце и одежду в Тощего и перехватил руку Волосатого. Он заломил ему локоть за спину и вцепился в шею, сжав пальцы вокруг дыхательного горла.

— Еще раз дернешься, и я вырву тебе глотку, — прошипел он.

Волосатый зарычал и откинулся назад, попытавшись прижать Макдоналда к перилам, но тот подсечкой уложил его на правое колено и заставил лечь на землю. Потом он выпустил горло Волосатого и со всей силы ударил его по ребрам.

Тощий попытался пнуть его сбоку, но Макдоналд схватил его за ступню и встал, заставив чернокожего отступать и прыгать на одной ноге. Тот потерял равновесие, и Макдоналд ударил его ногой в пах. Тощий взмахнул руками и рухнул на спину. Его голова ударилась о бетон, и он распростерся на полу.

Волосатый скорчился рядом, держась руками за горло и хватая ртом воздух. Макдоналд нагнулся и поднял полотенце и одежду. Он огляделся по сторонам. Трое юнцов в тренировочных штанах и майках «Адидас» стояли на лестнице и глазели на него с открытыми ртами. На другой стороне площадки двое заключенных постарше посмотрели на Макдоналда, когда он повернул к ним голову. Стаффорд сидел в своей стеклянной кабинке и оживленно говорил о чем-то с офицером. У дверей своей камеры стоял Эд Харрис.

— Ищешь себе друзей? — сухо осведомился он.

— У меня не было выбора, — ответил Макдоналд.

— Будь осторожен, — прошептал Харрис. — У этих ребят есть приятели.

— Вот и замечательно, — сказал Макдоналд. — Где тут душевая?

— Дальше по площадке и направо.

Макдоналд поблагодарил и пошел вперед. Он чувствовал, что Харрис смотрит ему в спину, но не оглянулся.

Тройка юнцов разбежалась, как овцы от собачьего лая.

— Классный приемчик, — пробормотал один, но отвел взгляд, когда Макдоналд покосился на него.

— Так этим черным ублюдкам и надо, — добавил второй.

В душе было три распылителя воды, рядом с каждым в стене торчала хромированная кнопка. Под двумя уже стояли чернокожие заключенные с намыленными головами. Макдоналд снял кроссовки без шнурков. Когда он повернулся, чтобы повесить полотенце и одежду на крючок, за спиной послышались шепот и смех. Не оборачиваясь, Макдоналд стал снимать бумажный костюм. Расстегнул молнию, вылез из комбинезона и повесил его рядом с полотенцем. Только встав под свободный распылитель и нажав в стене кнопку, он сообразил, что у него нет мыла.

Сверху брызнула струя, сначала чуть теплая, потом обжигающе горячая. Макдоналд закрыл глаза, чувствуя, как вода бежит по лицу и телу.

— Как дела? — произнес один из чернокожих.

— Все в порядке.

— Новенький?

— Да.

Сосед протянул ему тюбик с гелем для душа. Макдоналд помедлил, затем взял тюбик и поблагодарил. Выдавив несколько капель на ладонь, он вернул гель.

— Если тебе что-нибудь нужно, обращайся ко мне, — предложил парень с тюбиком. — Меня зовут Диггер.

Макдоналд снова поблагодарил.

— Могу и дурь достать. Снежок. Все, что захочешь.

— У меня очень скромные запросы, Диггер. Да и с деньгами сейчас туго.

— Считай, что ты обратился в кредитный союз, — улыбнулся Диггер.

Это был парень шести футов роста, с коротко подстриженными волосами и мощным торсом. Он провел по голове огромными ручищами, вышел из-под душа и обернул полотенце вокруг талии.

— Я могу дать тебе взаймы, а ты расплатишься на воле. Струя над Макдоналдом иссякла, и он нажал кнопку, чтобы снова пустить воду.

— Я подумаю, — произнес он.

Диггер кивнул на своего товарища:

— Это Дикобраз. Если меня не будет в секции, обращайся к нему.

— Ладно.

Макдоналд повернулся к распылителю спиной, и горячая вода побежала по лопаткам. Было приятно смывать с себя грязь и пот последних двух дней.

Диггер встал перед ним, уперев руки в бока и вскинув голову.

— А твое имя?..

Макдоналд сделал гримасу.

— Я себя не называю, — сказал он.

— Бунт против системы?

— Что-то вроде этого.

Диггер выставил огромный кулак. Макдоналд стукнул по нему своим кулаком. Его рука была почти вдвое меньше, чем у чернокожего. Диггер имел развитую мускулатуру и держался с уверенностью человека, никогда не проигрывавшего драку.

— За ушами не забыл помыть? — усмехнулся черный.

Диггер и Дикобраз вытерлись насухо. Они натянули одежду — светло-голубые тенниски и джинсы — и оставили Макдоналда одного. Диггер на прощание махнул ему рукой. Макдоналд надеялся, что эта парочка не связана с теми двумя парнями, которых он встретил накануне. Он опустил руки, прислонился спиной к стене и свесил голову, предоставив воде каскадом струиться по лицу. Шум в душевой заглушал звуки тюрьмы, и он мог представить себя где угодно. Например, в фитнес-центре. Или в собственной ванной комнате, недалеко от спальни, где в кровати лежит его сын, свернувшись калачиком рядом с его женой. Закрыв глаза, он мог легко вообразить, что находится всего в шаге от своей семьи. Вода снова отключилась, и он ударил кулаком по кнопке.

— Душевая закрыта, — раздался чей-то голос.

У входа стоял надзиратель — мужчина лет тридцати, в рубашке с воротником на несколько размеров больше его шеи, с багровым пятном над правой бровью. Он сглотнул слюну, и на его горле зашевелился выпуклый кадык.

— Я уже заканчиваю, — сказал Макдоналд.

— Новенький? — спросил надзиратель. — Это ты отказываешься себя называть?

Макдоналд кивнул.

— Тебе известно, что мы обязаны представляться заключенным? Они имеют право знать, кто их охраняет. Каждый должен называть себя.

— Наверное, вы тоже следуете этому правилу, — заметил Макдоналд, потянувшись за полотенцем.

— Меня зовут мистер Гамилтон.

— Рад с вами познакомиться, мистер Гамилтон.

— Ты смеешься?

Макдоналд покачал головой, повернулся к надзирателю спиной и начал вытираться.

— Несколько лет назад у нас уже был один такой умник, — продолжил Гамилтон. — Думал, что он крутой и ему все можно.

Макдоналд закончил вытираться и надел трикотажный костюм.

— Можно оставить это здесь? — Он указал на бумажный комбинезон, натягивая кроссовки.

— Нет, нельзя, — ответил надзиратель. — Забери вещи в камеру и сдай вместе с прочим мусором.

— Ладно, — пробормотал Макдоналд, сняв комбинезон с крючка.

Когда он направился к выходу, Гамилтон словно прирос к полу, и Макдоналду пришлось обойти его.

— Тебе не справиться с системой, — предупредил надзиратель. — Она ломала и не таких, как ты.

Макдоналд промолчал. По дороге в камеру ему попался Барнс, который стоял, облокотившись на перила, и смотрел на нижний этаж.

— Значит, они снабдили тебя шмотками, — сказал он.

— Да. Я стараюсь не думать, кто носил их до меня.

— А я посылку получил, — сообщил Барнс. — Завтра моя супруга принесет еще кое-какие вещички.

Он достал из кармана пачку «Мальборо» и предложил Макдоналду.

— Спасибо, не курю.

— Мое имя Билл, — добавил Барнс. Макдоналд уже хотел объяснить, в чем его проблема, но тот его перебил: — Знаю, знаю. Вся секция в курсе, что ты изображаешь крутого и молчаливого парня.

— Слухи распространяются быстро.

— Здесь больше нечего делать, кроме как языком чесать. Говорят еще, что ты раньше не сидел.

— Просто не попадался.

Барнс усмехнулся.

— Если будет нужен какой-нибудь совет, дай мне знать. — Он кивнул на первый этаж. — Я на нижнем. Камера на троих, но соседи — хорошие ребята.

— А я тут. — Макдоналд показал на свою дверь.

— Да, с Джейсоном Ли. Джейсон — нормальный парень. Болеет за «Челси», но тут уж ничего не поделаешь. Ты распорядился насчет завтрашней жратвы?

— Что?

— Насчет жратвы. Обед, чай и прочее. Мы всегда заказываем меню на завтра. Сегодня получишь вегетарианские блюда, если только у тебя нет друзей на кухне.

— Кажется, я в пролете, Билл. Извини.

— Совсем еще зеленый, да? — Он обнял Макдоналда за плечо. — Ладно, пошли со мной, сынок, я тебе кое-что покажу.

Они спустились по железной лестнице на первый этаж, и Барнс подвел Макдоналда к большой доске объявлений. Ее украшали несколько уведомлений, предупреждавших об опасности употребления наркотиков, и копия листовки Исповедников, которую вручил ему Эд Харрис. На самом верху висел напечатанный на машинке листок — тюремное меню, расписанное на неделю. На каждый день полагалось по три вида блюд, обозначавшихся буквами А, В и С, за исключением субботы, когда выбирать можно было только из двух видов.

Барнс постучал пальцем по бумажке.

— Выбери из того, что здесь написано, — сказал он.

Рядом с названиями блюд стояли буквенные коды, которые расшифровывались внизу страницы: ОБЩ означало «общий»; МУС — для мусульман; ВГ — для простых вегетарианцев; В — для строгих вегетарианцев; Д — больничная диета. Все блюда класса А были помечены кодом «УНИВЕРСАЛ», что, как подумал Макдоналд, означало их одинаковую пригодность для больных, вегетарианцев и мусульман.

Барнс провел пальцем по строчкам.

— Видишь, сегодня на обед тушеные овощи с пряностями, — промолвил он. — Вкуснятина. А к чаю подадут перченые бобы. — Он усмехнулся. — Джейсон будет от тебя в восторге.

Под доской объявлений находился стол, на нем — пластмассовый поднос с чистыми бланками, в которые вписывались фамилия и номер заключенного, дата и заказ. Рядом на цепочке висела шариковая ручка, внизу стояла картонная коробка с прорезью наверху и надписью «Для меню».

— Выбираешь блюда и бросаешь карточку сюда, — пояснил Барнс. — Если ничего не напишешь, тебе дадут диету "А", а это почти всегда одни овощи в вареном, тушеном или перченом виде. И вот тебе совет — никогда не спорь с ребятами на кухне. Потом пожалеешь. Обязательно кивай, улыбайся и говори «спасибо». Здесь все сдувают с них пылинки и ходят перед ними на цыпочках.

Макдоналд поблагодарил Барнса. Это была еще одна подробность тюремной жизни, о которой он ничего не знал, поскольку никто из охранников не позаботился объяснить ему, как работает система. До сих пор почти всю полезную информацию он получал от заключенных.

— Постарайся достать себе экземпляр «Тюремных правил». Там все написано про твои права.

Барнс хлопнул его по спине и направился на свою площадку.

Макдоналд заказал корнуэльский пирог, мясное ассорти и бросил карточку в коробку. На площадке появились надзиратели, объявившие, что время вышло, и заключенные стали расходиться по камерам. Макдоналд поспешил наверх со своим бумажным костюмом. Ли уже сидел за столом и читал книгу. Под раковиной стояло мусорное ведро, и Макдоналд бросил в него старую одежду.

— Что теперь? — спросил он, опустившись на свою койку.

— В девять начнется работа. К полудню вернемся на обед. Затем всех разведут по камерам и устроят перекличку. В полпятого снова на работу, в пять пьем чай.

— А прогулка?

— После обеда. Если не будет дождя, нам дадут час на выгульном дворе. Иногда нас выводят в свободное время. Все зависит от персонала.

Макдоналд вытянулся на койке. Ему было нечего читать, нечем заняться, и он понятия не имел, что с ним будет дальше.

— А что ты делаешь на работе, Джейсон?

— Собираю кипятильники, приделывая к ним штепсельные вилки. Дурацкое занятие, зато можно поболтать с ребятами. Лучше всего работать уборщиком или на кухне, но для этого надо иметь связи или большие деньги.

— Чтобы подкупить надзирателей?

Ли расхохотался:

— Тюремщиков? Черта с два. Они ничего не значат. Всем заправляют заключенные.

Он отложил книгу и ткнул пальцем в дверь.

— Сколько ты видел здесь охранников?

Макдоналд повернулся на бок.

— Трех или четырех.

— Верно. Двое в кабинке. Двое на этажах. Еще по одному на каждую площадку. Ну, допустим, еще один или двое, если хватит персонала. А теперь посчитай, сколько заключенных во всем крыле.

Макдоналд задумался. В секции было три этажа, на каждом по пятнадцать иди двадцать заключенных.

— Пятьдесят или шестьдесят.

— В точку! — воскликнул Ли. — Итак, у нас максимум восемь охранников на пятьдесят заключенных. Никакого оружия, а всех надо водить по струнке. На чем, по-твоему, это держится?

— То есть у вас здесь полная анархия?

Ли усмехнулся.

— Скорее диктатура. Ты уже видел Диггера? Большого черного парня?

— Да, встретил его в душе. Он хотел мне что-нибудь продать.

— Диггер здесь главный. Он имеет долю со всего, что крутится в нашем блоке. Без его слова ничего не делается. Хочешь работать на кухне — поговори с Диггером. Хочешь уборщиком — опять к нему. Нужна одиночная камера — иди к Диггеру.

Макдоналд сел.

— Значит, надзиратели передали ему всю власть?

— А чего, по-твоему, они хотят? — спросил Ли. Вопрос, видимо, был риторический, потому что он не дал Макдоналду ответить. — Того же, что и все. Уютный домик, жена, которую можно трахнуть, не напяливая ей на голову бумажный пакет, крутая тачка, отпуск в Испании, хорошая школа для детей. Им плевать на перевоспитание преступников и на то, кто и чем тут занимается, лишь бы все было тихо и спокойно. Они желают легкой и приятной жизни, и ее им обеспечивает Диггер.

— Он сказал, что я могу заплатить ему на воле. Так здесь принято?

— А иначе не получится. Денег в тюрьме нет. Все делается в долг. Раньше главной валютой были телефонные карточки, но после введения защитных кодов это больше не работает. Есть еще дурь и сигареты, но за наркотики можно получить срок, а табака особенно много не спрячешь. Остается либо торговать внутри тюрьмы, либо платить ему с воли.

За дверью послышался шум, и они выглянули из камеры. Это был Гамилтон.

— Пора на работу, Ли.

Ли поспешил на площадку. Гамилтон хотел закрыть дверь.

— Минутку, мистер Гамилтон, — сказал Макдоналд. — Можно мне сходить в спортзал?

— Спортзал — это привилегия. Заключенный, отказывающийся сотрудничать с властями, лишается всех привилегий, — отрезал надзиратель.

— Но на экземпляр «Тюремных правил» я имею право, верно?

Глаза Гамилтона сузились.

— Зачем они тебе?

— Я имею на это право и хочу их получить, — произнес Макдоналд.

Гамилтон захлопнул дверь, а Макдоналд вытянулся на койке и закрыл глаза.

* * *

Он то просыпался, то снова засыпал. Откуда-то снизу доносился звук телевизора — значит, не он один остался сегодня без работы. Макдоналд потерял чувство времени. Он мог включить радио или телевизор и узнать, который час, но не видел в этом смысла. Ему некуда было торопиться, и его не ждали никакие дела.

Дверь открылась, и в камере появился Ли.

— Как дела в офисе, дорогой? — спросил Макдоналд.

Ли нахмурился, не уловив шутки:

— Что?

— Я про работу. Все в порядке?

— Жуткое занудство. Но все ребята спрашивают про тебя. Говорят, что ты уложил трех полицейских и тебя уже заказали парни из спецназа.

Макдоналд поморщился.

— Я никого не убивал. Один полицейский получил несколько дробинок в челюсть, только и всего. Кроме того, дело было в аэропорту Гатуик, так что это дело полиции Суссекса, и спецназ тут ни при чем. Он относится к столичной юрисдикции.

— Верно, но это звучит не так красиво, правда? Ладно, ложки к бою, к жратве готовься!

Ли взял свой термос и предложил Макдоналду сделать то же самое. Они вместе зашагали вниз по лестнице. Ли кивнул на фляжку Макдоналда.

— Не забудь ее наполнить, — посоветовал он. — В столовой есть бойлер. Когда им не хватает людей, после обеда нас запирают в камерах, так что кипяток пригодится.

Внизу у лестницы стоял надзиратель, которого Макдоналд раньше не видел.

— Хорошо устроился? — осведомился тот.

У него была солдатская выправка и короткая прическа, на подбородке белел неровный шрам, словно он наткнулся на розетку отбитой бутылки.

— Да, спасибо.

— Меня зовут мистер Ратбон. Когда рядом нет начальства, можно Крэг.

Ратбон выглядел более сговорчивым, чем Гамилтон, и Макдоналд решил спросить про спортзал. Ратбон пообещал узнать, что можно сделать.

Заключенные торопливо спускались на нижний этаж, где в столовую уже вкатили большую металлическую тележку. На железных лотках дымилась горячая еда, а от нижней полки к электрической розетке тянулся провод. На соседнем столе стояли корзины с хлебом и поднос с фруктами. Трое заключенных орудовали кухонной утварью, сбоку стоял Гамилтон и наблюдал за происходящим.

Макдоналд приготовил свой термос и встал в конец очереди. Ли уже нагрузил свой поднос едой и наполнял фляжку из огромного хромированного кипятильника.

Барнс стоял во главе очереди и брал из корзины булочку. Он хотел взять вторую, но раздатчик хлопнул его по руке лопаткой. Барнс добродушно выругался.

Пока он отходил с подносом к кипятильнику, в зале появился новый заключенный, который взял пустой поднос и спокойно встал впереди всех. Это был высокий бритый парень в розовато-лиловой тенниске и черных джинсах. Никто не возмутился, когда он поставил свой поднос. Гамилтон бесстрастно наблюдал за этой сценой.

— Джерри хочет сосиски, — сказал парень.

Старший по кухне взял металлические щипцы и выбрал пару штук.

— Он хочет хорошо прожаренные, — заметил заключенный.

Дежурный нашел сосиски порумянее. Парень продолжал на него смотреть. Дежурный положил еще две сосиски, и заключенный перешел к гарниру.

— Картофель фри, — потребовал он, и ему положили большую порцию.

Следующий заключенный протянул свой поднос. На тарелку положили две сосиски.

— Я еще хочу, — произнес заключенный.

— А я хочу переспать с Памелой Андерсон. Проваливай! — огрызнулся раздатчик.

Влезший без очереди парень двинулся к лестнице. Поднимаясь, он держался одной рукой за перила, словно боялся споткнуться и что-нибудь расплескать.

«Тушеные овощи с пряностями» состояли из мелко нарезанной моркови, картофеля, капусты и проростков сои, которые посыпали сыром и поджарили на гриле. Макдоналд получил большую порцию этого блюда, сдобренного жареным картофелем и зеленым горошком. Потом он взял булочку и апельсин и вернулся на свою площадку. Оглядевшись, заметил парня в розово-лиловой тенниске, который направлялся к камере на другом конце площадки.

Макдоналд вошел к себе. Ли не было, но он не стал садиться за стол. У его сложилось впечатление, что его сосед считает стол и стул своей суверенной территорией. Овощи были старыми и водянистыми, картофель горьким, а горошек жестким. Макдоналд счищал с апельсина кожуру, когда вернулся Ли.

— Нам разрешили прогуляться во дворе, — сообщил он и сел за стол.

Макдоналд положил апельсин на подушку, отнес поднос на первый этаж и бросил его в большой пластмассовый бак на кухне. Заключенные направлялись в дальний конец секции, где Ратбон с другим охранником проверяли их перед тем, как выпустить во двор. Это был обычный обыск. Руки, пояс, ноги. Надзиратели автоматически выполняли свою работу, а заключенные со скукой терпели рутинную процедуру. Макдоналд удивился, зачем она вообще нужна. Лезвие или наркотики можно спрятать в нижнем белье или в тренировочных штанах.

Когда очередь дошла до Макдоналда, он поднял руки и расставил ноги, чтобы Ратбон охлопал его снизу доверху. Снаружи уже гуляло человек двадцать, большинство ходило вокруг бетонированной площадки размером с теннисный корт. Некоторые группой стояли в стороне, курили и беседовали. Двор окружала петлистая сетка высотой в три человеческих роста, над головой крест-накрест тянулась проволока с навешенными через каждые несколько ярдов металлическими кругами размером с мелкую тарелку. Противовертолетные тросы, решил Макдоналд.

Он медленно ходил по кругу, разминая руки и делая глубокие вдохи. Дойдя до свободного угла, упал на землю и быстро отжался пятьдесят раз. Потом перевернулся на спину, заложил руки за голову и начал качать пресс, с удовольствием чувствуя, как болят напрягшиеся мышцы.

Когда он поднялся, к нему подошел Эд Харрис.

— Как дела? — спросил он.

— Не могу попасть в спортзал, — ответил Макдоналд.

Он расставил ноги пошире и перешел к наклонам. Влево, вправо, влево, вправо.

— А в чем проблема?

— В Гамилтоне, — объяснил Макдоналд. — Он заявил, что спортзал — это привилегия, а я лишен всех привилегий, поскольку не сотрудничаю с властями.

— Полная чушь, — возразил Харрис. — В «Тюремных правилах» сказано, что ты имеешь право на час физических упражнений в неделю. Это помимо ежедневных прогулок. Осужденным полагается два часа. Тебе могут давать или не давать другие привилегии, но упражнения к ним не относятся. Я с ним поговорю.

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь сражался на моей стороне, Эд.

— У меня есть особые возможности, как у Исповедника.

Макдоналд выпрямился и выгнул спину.

— Не стоит.

Харрис пожал плечами.

— Ладно, если передумаешь, дай мне знать. Гамилтон слишком много на себя берет. Когда-то он хотел быть пожарным, но не прошел медкомиссию. Пришлось стать охранником, и теперь он вымещает свою неудачу на заключенных. Все, что тебе нужно, — знать свои права. Правила обязательны для обеих сторон, и если он их нарушит, его репутация будет подмочена.

— Значит, я могу доставить ему неприятности?

— Даже осложнить ему жизнь. А все тюремщики хотят легкой жизни.

Макдоналд оглянулся на вход во двор. Ратбон обыскивал молодого заключенного в странной одежде, сшитой из желтых и синих заплаток и похожей на костюм арлекина. Молодой человек сказал что-то охраннику, и Ратбон засмеялся. Этого арестанта тюремщик проверял тщательнее, чем остальных.

— Что за парень? — спросил Макдоналд.

— В костюме беглеца? Джастин Давенпорт. Несколько лет назад сбежал из Брикстона. Сделал в мастерской лестницу и перебрался через стену.

Одежда Давенпорта была слишком велика для его щуплой фигуры, и низ брюк волочился по земле. Он стал расхаживать по двору с видом пойманного в клетку тигра, бросая взгляды на проволочную сетку и внешнюю стену.

— Его поймали в прошлом месяце, когда он ехал поездом во Францию.

— А за что его арестовали в первый раз?

— Трудно поверить, но всего-навсего за угон машины. Давенпорт с детства занимался кражами, пока у судьи не лопнуло терпение и его не отправили в открытую тюрьму, где нет охраны. Паренек ушел в самоволку. Ему подкинули несколько месяцев срока и посадили в тюрьму категории С. Он снова сбежал. Сегодня он уже отсидел в три раза больше, чем получил в суде.

Макдоналд продолжал разминаться на площадке.

— Ладно, надоело мне с тобой торчать, — пробурчал Харрис.

Он ушел и присоединился к группе немолодых заключенных со второго этажа.

Макдоналд заметил, что с другой стороны двора за ним наблюдают двое чернокожих. Волосатый и Тощий. Макдоналд ответил им твердым взглядом. Он уже побил их и не сомневался, что сделает это снова, но ему не хотелось постоянно быть настороже. Проблему можно решить двумя способами — или избить их так, чтобы они боялись к нему даже подойти, или попытаться уладить все миром.

Волосатый прошептал что-то Тощему. Они продолжали на него смотреть.

Макдоналд медленно направился к ним.

— Привет, ребята!

— Какого черта тебе нужно? — спросил Волосатый, сжав кулаки.

Тощий озирался по сторонам, но никто не обращал на них внимания. Охранников во дворе не было.

— Утром между нами произошло небольшое недоразумение, — сказал Макдоналд. — Это бывает. Желание самоутвердиться и прочее. Но я не хочу, чтобы вы думали, будто можете сравнять счет, пырнув меня ножом в спину.

Тощий сдвинул брови и уставился на него отсутствующим взглядом.

— Ты о чем? — пробормотал он.

Макдоналд понял, что он под кайфом, очевидно, накурился марихуаны.

— Я только хочу поскорее отсюда смыться. Сегодня утром мы столкнулись лбами, и я должен знать, что на этом все закончилось.

— А если нет? — усмехнулся Волосатый.

Макдоналд смерил его взглядом. Было очень важно не показать слабости. Противник должен понять, что Макдоналд предлагает ему мир, а не войну.

— Тогда решим дело сейчас, двое против одного, — произнес он. — Но имейте в виду — или я отправлю вас обоих в госпиталь, или вам придется меня убить. Иначе не получится. Меня обвиняют в нападении на полицейского. Значит, я и так получу на полную катушку. А вас взяли за наркотики, верно? Травка или крэк. Если повезет, через пару лет выйдете на волю. Но если мы начнем войну и вы победите, вам дадут пожизненный срок.

Волосатый продолжал на него смотреть. Тощий угрожающе поводил плечами. На него можно было не обращать внимания — он накурился так, что едва держался на ногах, и Макдоналд без труда свалил бы его одним пальцем. Волосатый — другое дело. Шрам на его левой руке остался, наверное, от поножовщины, и он явно не любит отступать, даже если у него нет оружия. Но он выглядел смышленым парнем, и Макдоналд заметил, что он начинает кое-что соображать, обдумывая его слова. Макдоналд держал руки свободно, но при первых же признаках агрессивности готов был нанести удар.

— Значит, ты стрелял в полицейского? — спросил Волосатый.

— Курок я не спустил, но меня в этом обвиняют.

— Он умер?

— Нет. На нем был бронежилет.

— Жаль, — усмехнулся Волосатый.

Макдоналд почувствовал, что напряжение спало.

— Это они с тобой сделали? — поинтересовался Волосатый, показав на голову Макдоналда.

— Да. Стукнули прикладом «хеклера».

Впервые Волосатый улыбнулся:

— Очень типично для белых, верно? Даже оружие они используют наоборот.

— Ну как, по рукам?

— Мир.

Волосатый выставил кулак, и Макдоналд ударил по нему сверху.

— А в том бумажном костюмчике ты здорово смахивал на педика.

— Забудем об этом, — сказал Макдоналд и ушел.

Харрис по-прежнему оживленно обсуждал что-то с заключенными со второго яруса, но иногда косился на Макдоналда. Когда он проходил мимо, Харрис кивнул ему. Очевидно, он следил за его разговором с черными, и его кивок был знаком одобрения. Ничто не могло ускользнуть от взгляда Эда Харриса. Макдоналд решил, что с ним надо быть осторожнее.

* * *

Когда заключенные вернулись на работу, тюремный блок опустел. Макдоналда заперли в камере. Он включил телевизор, но ему не хотелось ничего смотреть.

В замке загремел ключ, дверь открылась, и появилась Ллойд-Дэвис.

— К тебе адвокат, — сообщила она.

Макдоналд сел на койке и нахмурился:

— Я не просил адвоката.

— Зато он просит тебя. На твоем месте я бы не отказывалась от его услуг. На тебе висит столько, что его советы не помешают.

Макдоналд спустил ноги с койки и натянул кроссовки. Ллойд-Дэвис стояла рядом и держала дверь открытой. Когда он вышел, она заперла замок, и они вместе спустились на первый этаж.

— Как прошла первая ночь? — спросила надзирательница.

— Все в порядке, — буркнул он.

Макдоналд не понимал, какого ответа она от него ожидает. В конце концов, он находился в тюрьме строгого режима и спал на тощем матраце, окруженный со всех сторон насильниками, убийцами и наркоманами.

— Вижу, тебе дали новую одежду.

— Мне бы не помешали и новые кроссовки, — заметил Макдоналд.

— Попроси об этом адвоката, — посоветовала Ллойд-Дэвис. — Он поможет. И насчет денег тоже.

Она открыла дверь на первом этаже и повела его по пустому коридору. Стук ее каблуков гулким эхом отдавался среди голых стен.

— Откуда ему известно, что ты здесь? — осведомилась Ллойд-Дэвис. — В тюрьме тебя никто не знает.

— Хороший вопрос, мисс Ллойд-Дэвис. Я бы и сам хотел это знать.

— Его прислали твои приятели, которых арестовали вместе с тобой?

Макдоналд не удержался от улыбки. Он сомневался, что Тед Верити прислал бы ему адвоката. Скорее уж наемного убийцу.

— Зря, — произнесла Ллойд-Дэвис, взглянув на него сбоку.

— Что?

— Зря ты улыбаешься.

— У меня веселый характер, мисс Ллойд-Дэвис.

— Насколько мне известно, ты замешан в вооруженном ограблении, к тому же тебя обвинят в похищении и попытке убийства.

— Я ни в кого не стрелял, — возразил Макдоналд. — Баллистическая экспертиза это подтвердит.

— Все равно радоваться особенно нечему.

— Судьба помогает оптимистам, — усмехнулся Макдоналд.

— Ты в это веришь?

— Нет.

Он был реалистом. Знал, что ситуации редко меняются к лучшему, плохие люди причиняют вред хорошим и спокойно живут дальше. Хорошие люди заболевают и умирают. Справедливость не торжествует, добро не побеждает зло, и волшебные феи не приходят на помощь детям.

— В тебе есть что-то неправильное, — заметила Ллойд-Дэвис.

— Возможно. Будь со мной все в порядке, я бы сюда не попал, верно?

— Кажется, тебя это не очень расстраивает. Я видела тысячи людей, проходивших через систему. Обычно они делятся на два типа.

— На геев и натуралов?

Она не ответила на его шутку. Они повернули направо. Везде висели камеры видеонаблюдения. Новый коридор, такой же безлюдный, как и прежний, тянулся почти на сотню ярдов. Макдоналд был на добрых шесть дюймов выше надзирательницы и весил примерно вдвое больше. Она не имела ни оружия, ни рации. Однако Ллойд-Дэвис чувствовала себя вполне уверенно и не сомневалась, что сумеет с ним справиться.

— Можно задать вопрос, мэм?

— Валяй.

— Вас не беспокоит, что я могу проявить агрессивность?

Она улыбнулась и подняла одну бровь.

— А меня должно это беспокоить?

— Ведь вы идете с опасным преступником. Что мешает мне наброситься на вас и взять в заложники?

Она рассмеялась:

— Зачем? Чтобы потребовать миллион долларов и вертолет?

— Меня привезли сюда закованным в наручники, с вооруженным эскортом. А теперь мы запросто идем вдвоем по пустому коридору.

Ллойд-Дэвис кивнула на ближайшую видеокамеру:

— За нами все время наблюдают. Если что-нибудь случится, сюда ввалится дюжина парней и выбьет из тебя всю дурь.

— А вдруг у меня с собой нож?

— У тебя его нет. И вообще, если бы я хоть на минуту почувствовала себя в опасности, мы бы не шли с тобой просто так. Ты ведь это хотел услышать? Что я тебе доверяю?

— Очевидно, работая здесь, вы научились хорошо разбираться в людях.

— Когда утром ты открываешь кран, то не боишься, что тебе в лицо ударит горячая вода, — промолвила она. — Или что-нибудь похуже. Зачем ты пытаешься сменить тему?

— Вы о чем?

— Я сказала, что в тебе есть что-то неправильное, а ты перевел разговор на мою работу. Боишься, что я загляну тебе в душу и раскопаю там что-нибудь такое, что тебе не понравится?

Они приблизились к запертым воротам. Ллойд-Дэвис стояла с ключами в руке, но не торопилась открывать замок.

— Продолжайте, — попросил Макдоналд.

— Среди людей, оказавшихся в тюрьме, встречаются два типа. Есть новички, никогда не имевшие дел с системой. В первые дни они просто не могут прийти в себя. У них шок. Есть такие, кто попадает к нам не первый раз. Конечно, они тоже не в восторге, что снова оказались за решеткой, но в них ощущается уверенность. Это сразу видно по тому, как они ведут себя с заключенными и обращаются к охранникам.

— И что дальше?

— У тебя есть уверенность, но нет опыта. Ты уверен в себе настолько, что сцепился с двумя крепкими парнями на площадке, однако не знаешь, как заказать себе еду.

Макдоналд удивился: откуда она узнала о драке, — но сообразил, что вряд ли такое событие ускользнуло от внимания тюремщиков.

— И каков ваш вывод, мэм?

Она насмешливо смотрела на него, покачивая ключами.

— Ты был в интернате или в армии. Тебе знакома дисциплина. Детдомовцы и бывшие солдаты хорошо приспосабливаются к тюрьме. — Она улыбнулась. — Так кто из двух?

Макдоналд усмехнулся:

— Догадайтесь сами.

— Конечно, есть еще и третий вариант.

— Какой же?

Ллойд-Дэвис вставила ключ в замок и открыла дверь.

— Догадайся сам, — ответила она.

Пропустив Макдоналда вперед, она вошла следом и закрыла дверь. В центральный холл вел еще один коридор. После блока предварительного заключения они увидели здесь заключенных в сопровождении охранников.

Ллойд-Дэвис поздоровалась с другой надзирательницей, пожала ей руку, затем поднялась вместе с Макдоналдом на один этаж. Они оказались в коридоре с четырьмя небольшими комнатами, в каждой из которых было по три окна. Тюремщица подвела его к одной комнате. Дверь оказалась незаперта.

— Подожди здесь, — велела Ллойд-Дэвис.

Макдоналд вошел и огляделся. Помещение занимало примерно восемь квадратных футов, окна выходили на три стороны, посредине стояли стол с огнеупорной крышкой и четыре пластиковых стула на железных ножках. Макдоналд сел и скрестил руки на груди. Ллойд-Дэвис закрыла дверь.

В окне справа от Макдоналда появился еще один охранник — мужчина лет пятидесяти, с большой лысиной, окруженной остатками седых волос. Он посмотрел на заключенного и отошел от окна. Макдоналд вздохнул и откинулся на стул. В комнате не было ни камер наблюдения, ни каких-либо следов подслушивающей аппаратуры. Он вспомнил, что разговоры между заключенными и их адвокатами считаются чуть ли не священной тайной.

Дверь открылась, и в комнате появился лысый тюремщик с мужчиной средних лет в темно-синем костюме и с черным портфелем из блестящей кожи. Охранник показал на висевший у двери звонок.

— Позвоните, когда закончите, — хмуро промолвил он.

Мужчина поблагодарил и сел напротив Макдоналда. Он поставил на стол портфель и щелкнул двумя медными замками с кодом. Охранник закрыл дверь. Макдоналд наклонился вперед.

— Какого черта? — хриплым шепотом спросил он.

— Ты хотел сказать — какого черта, сэр? — заметил мужчина, поправляя свои манжеты.

Он носил золотые запонки в форме крикетной биты. Его седеющие волосы поблескивали под ярким светом. Суперинтендант Сэм Харгроув тратил на прическу не менее сорока фунтов и не реже раза в месяц посещал парикмахерский салон в Мейфэр.

— Почему я здесь, черт подери?

— Успокойся, я сейчас все объясню.

— Надеюсь, я услышу что-нибудь ободряющее.

— После того как ты ушел под прикрытие, наши планы изменились.

— Забавно. И никому не пришло в голову поставить меня в известность?

— Поверь, Паук, меня это радует не больше, чем тебя.

— Никто не говорил, что мы будем менять планы, по крайней мере без предварительного обсуждения. Вы подумали, как это опасно для меня? Здесь сидит шесть сотен человек, и любой может меня расколоть. Мне нужна безупречная легенда. Не могу же я сам сочинить ее на ходу!

— Мы все проверили. Ты не встречался ни с кем из местных. Никто не знает, что ты Дэн Шеферд. Роль Боба Макдоналда все еще годится. Разыгрывай ее и дальше.

— Мою легенду создали, чтобы внедриться в банду грабителей, — покачал головой Шеферд. — Тогда мы точно знали, с кем я буду связан. А теперь я сижу в блоке предварительного заключения, где каждый день привозят новых людей.

— Мы за всем следим, Паук. Поверь мне.

Шеферд сделал глубокий вдох и заставил себя расслабиться. Он уже почти пять лет работал в команде Харгроува и ни разу не видел, чтобы суперинтендант намеренно подставил под удар одного из своих сотрудников. Конечно, следует учитывать и то, что любой полицейский под прикрытием всегда подвержен большому риску.

— Я уже побеседовал со Сью и ввел ее в курс дела. — Он поднял руку, прежде чем Шеферд успел что-либо возразить. — С ней все в порядке, хотя, конечно, она переживает не меньше тебя.

Лицо Шеферда посуровело. Он предпочел бы сам рассказать обо всем жене, но сейчас, сидя в тюрьме, это было почти невозможно.

— Я постараюсь устроить вам встречу, — пообещал суперинтендант.

— Значит, я остаюсь здесь?

— Надеюсь, мне удастся тебя уговорить, — ответил Харгроув, — но решать тебе.

Шеферд знал, что у него всегда есть выбор. Детективов не заставляют работать под прикрытием, они идут на это добровольно. Такова специфика профессии.

Харгроув открыл портфель и извлек пакет из манильской бумаги. Он достал большую цветную фотографию на глянцевой бумаге и перебросил через стол Шеферду.

— Джералд Карпентер, — произнес суперинтендант. — Находится в блоке предварительного заключения тюрьмы Шелтон.

Шеферд еще не встречался с этим человеком, но удивляться было нечему. В его секции три этажа и столько же в двух соседних секциях. Почти полторы сотни заключенных, из которых Шеферд видел едва ли более двадцати. Потом он вспомнил инцидент на кухне. Сосиски для Джерри.

— Он сидит на третьем, — пояснил Шеферд. — Особый тюремный режим.

— Да, с деньгами нигде не пропадешь, — отозвался Харгроув. — По нашим сведениям, Карпентер завез в страну свыше восьмисот килограммов героина. Ему грозит до двадцати лет тюрьмы. Отдел по борьбе с наркотиками давно за ним гоняется.

Шеферд поднял брови. Восемьсот килограммов героина стоили на улицах около восьмидесяти миллионов фунтов стерлингов. Даже по оптовым ценам Карпентер получил не менее двадцати миллионов. Мужчине на снимке было больше сорока, он выглядел лет на десять старше Шеферда. Лоб бороздили глубокие морщины, бледно-голубые глаза настороженно смотрели в камеру. Губы были тонкими и почти бескровными, светлые волосы со стальным оттенком зачесаны налево. Шеферд вернул снимок. Он обладал фотографической памятью и с одного взгляда схватывал все, что требовалось запомнить.

— Карпентер — мультимиллионер с солидными связями на воле, — продолжил Харгроув, убрав снимок в пакет. — Он дергает за все ниточки, чтобы не довести дело до суда. Яхта, на которой доставили груз, сгорела пару недель назад, хотя ее должны были неусыпно охранять сотрудники таможни. На прошлой неделе на вокзале Ватерлоо ограбили государственного обвинителя. Нападавших было двое, оба белые. Они не обратили внимания на ее швейцарские часы и набитый кредитками бумажник, зато прихватили папку с документами. В ней лежали материалы по делу Карпентера.

Харгроув убрал бумаги в портфель.

— Три дня назад убили тайного агента из отдела по борьбе с наркотиками, ключевую фигуру в этом деле. Два выстрела в голову произвели двое мужчин на мотоцикле.

Шеферд прикусил губу. Суперинтендант мог бы опустить детали. Убить полицейского не так-то легко, ясно, что работали профессионалы. Только человек вроде Карпентера мог позволить себе такую роскошь.

— Джонатан Элиот. Кажется, вы были знакомы.

Глаза Шеферда расширились. Он уже лет пять не виделся с Элиотом, но знал его еще с тех времен, когда тот работал полицейским-стажером в южном Лондоне. Джонатан был помешан на фитнесе, болел за «Спурс» и считался первоклассным агентом под прикрытием.

— Да, я его знал.

— Элиот был одним из двух тайных агентов, которые собирались дать показания против Карпентера. Второй служит в таможне, и мы велели ему пока залечь на дно.

— Представляю, как он этому обрадовался, — заметил Шеферд. — Почему вы вообще поручили им давать показания?

Обычно тайных агентов защищали любой ценой. Они собирали улики и готовили материалы к делу, но не появлялись в суде. В противном случае их прикрытие рушилось навсегда.

— Это был единственный способ достать Карпентера. До сих пор он был неуязвим. У него, как и у тебя, фотографическая память. Он ничего не записывает: фамилии, адреса, номера телефонов, банковские счета — все у него в голове. Такие люди к наркотикам и близко не подходят. От денег тоже стараются держаться подальше. Карпентер придумал безотказный способ доставлять товар в страну. — Харгроув подался вперед. — Наркотики, в основном героин и кокаин, закупались у людей из колумбийского картеля. Груз везли самолетами и сбрасывали в Атлантику, где его подбирал танкер, плававший по большей части в нейтральных водах. Покупатели приезжали прямо на борт судна. У Карпентера было с десяток яхт, курсировавших между танкером и берегом Шотландии. Почти безупречная схема.

— Будь она действительно безупречной, он бы не оказался за решеткой.

— Таможня потратила почти два миллиона фунтов, — продолжил Харгроув, — и раскрыла эту махинацию, но чтобы прижать его в суде, им нужны показания агентов.

— Ребята не возражали?

— Элиот согласился. Касси тоже. Жена Элиота хотела, чтобы он ушел с детективной работы, и Джонатан сказал, что завяжет после дела Карпентера. А Касси уже недалеко до пенсии. Мы решили, что они дадут показания по видеосвязи, без раскрытия их подлинных имен и данных. Это самое лучшее, что мы могли придумать.

— Лучшее оказалось недостаточно хорошим, — с горечью заметил Шеферд. — Во всяком случае, для Джонатана.

— Произошла утечка, — вздохнул Харгроув. — Мне так кажется. Элиот — один из самых опытных людей в отряде. — Суперинтендант поморщился. — Был, — уточнил он. — Мы ищем паршивую овцу в столичном департаменте, на таможне и в службе уголовного преследования.

— Но какой мне смысл сидеть в тюрьме? — спросил Шеферд. — На воле от меня будет больше пользы.

— Не думаю, — покачал головой суперинтендант. — Ты нужнее именно там, где находишься сейчас. Поближе к Карпентеру.

— Здесь он связан по рукам и ногам, — возразил Шеферд. — Это заведение строгого режима. Даже в блоке предварительного заключения за ним следят каждую минуту.

— Карпентер никогда никому не доверял. Он по-прежнему командует своей организацией, поскольку не хочет выпускать из рук руля. Значит, он заправляет прямо из тюрьмы. Вопрос в том как. Мы знаем, что это делается не по телефону. Все разговоры прослушиваются.

— Как насчет его адвокатов?

— Возможно. Плюс визиты членов семьи. Но есть и более правдоподобная гипотеза.

— Подкуп одного из надзирателей?

— Подобное уже случалось ранее, — заметил Харгроув. — Когда у человека столько денег, ему нетрудно найти поддержку у кого-нибудь из работников тюрьмы.

— Значит, поэтому я здесь? Чтобы вычислить инсайдера?

— Да, если ты согласен.

Шеферд вздохнул.

— А как отреагировала Сью?

Харгроув поерзал на стуле.

— Она была немногословна.

Шеферд представлял, как отреагировала его жена, узнав, что в обозримом будущем он останется работать под прикрытием. Она и прежде ворчала, требуя, чтобы он проводил больше времени с сыном.

— Я должен ее увидеть, — промолвил Шеферд. — И Лайама тоже. В последние годы им пришлось туго.

— Все не так просто, — предупредил Харгроув. — У Боба Макдоналда нет ни жены, ни ребенка, и в легенде о них ничего не сказано.

— Уверен, вы что-нибудь придумаете, — произнес Шеферд. — Всегда есть варианты. Можно их как-то разделить. Или, допустим, она живет одна и у нее ребенок. Или она хочет развестись. Не мне вас учить.

Хотя Шеферд был простым детективом, а Харгроув — суперинтендантом, они давно работали вместе и привыкли говорить откровенно.

— Я ведь не на одну ночь тут останусь, верно? Чтобы подобраться к Карпентеру поближе, мне надо завоевать его доверие, а на это уйдут недели, даже месяцы.

— Все зависит от тебя, — сказал Харгроув. — Сомневаюсь, что он вообще когда-нибудь сообщит тебе о своих связях с волей, но ты можешь проследить за ним и сделать выводы. Большего от тебя не требуется. Выясни, как он отдает приказы из тюрьмы, а мы обрежем ему каналы связи и передадим дело в суд.

— Ладно, — промолвил Шеферд. — Я согласен. — Он улыбнулся. — До меня только сейчас дошло, что в любом случае у меня не было особого выбора. Вы могли просто оставить меня здесь, верно?

— Ты знаешь, что я бы так не поступил, — возразил Харгроув. — У тебя всегда есть выбор, Паук. Как только ты решишь, что риск слишком велик, мы выведем тебя из игры. Карпентер уже убрал одного нашего тайного агента и без колебаний избавится от другого.

— С кем я должен держать связь?

— Мы поговорим с начальником тюрьмы. Только он будет знать, кто ты такой.

Шеферд перегнулся через стол:

— Так я здесь один? Без помощи и прикрытия?

— Нам не известно, кто паршивая овца. Чем больше мы задействуем людей, тем быстрее тебя раскроют. А так, даже если ты захочешь бросить дело, мы просто вытащим тебя из тюрьмы и ничего не потеряем.

— А если начальник тюрьмы откажется сотрудничать?

— У него не будет выбора, — ответил суперинтендант. — Кроме того, он сам заинтересован в том, чтобы выяснить, кто помогает Карпентеру.

— Только он будет в курсе, что я здесь делаю?

— Это лучший вариант. Мы понятия не имеем, кого использует Карпентер. Это может быть один из надзирателей или любой работник тюремной администрации. Здесь шестьсот с лишним человек, и у всех свои проблемы. Каждый не прочь предложить свои услуги, просто им не дают шанса. Если мы вляпаемся в дерьмо, у меня не будет времени заполнять формы в трех экземплярах.

Харгроув достал из нагрудного кармана белую визитную карточку с телефоном и лондонским адресом, написанными на обороте от руки.

— Это выделенная линия связи, она на круглосуточном дежурстве. Скажи, что это номер твоего дяди Ричарда. Он брат твоей матери. Если захочешь, чтобы тебя вытащили, просто позвони, и мы сделаем все остальное.

— А если я не сумею позвонить? — Шеферд запомнил цифры и вернул карточку.

— Чего ты желаешь, Паук? Сотовую трубку?

— Я лишь объясняю, что здесь не так часто позволяют пользоваться телефоном и к нему всегда выстраивается очередь. Не могу же я просто выйти и заявить: «Простите, ребята, я переодетый полицейский и мне надо позвонить своему начальству!»

— Раньше ты не был таким нервным.

— Видимо, потому, что до сих пор мне не приходилось сидеть среди уголовников в тюрьме строгого режима. К тому же моя легенда не рассчитана на риск, которому я здесь подвергаюсь.

— Лучшей не придумать. Профессиональный преступник, бывший военный, родители умерли.

— На первый взгляд. Большую часть дня я провожу с соседом. Нам надо о чем-то беседовать. Заняться больше нечем. А говорить мне, как теперь выясняется, совершенно не о чем.

— Значит, будь немногословным. Ты крутой и молчаливый парень. Это подходит к твоей роли. Послушай, Паук, если тебе это не по силам, скажи, и мы тут же уйдем вместе.

Шеферд посмотрел на суперинтенданта с иронической усмешкой.

— Я уже ответил, что согласен, — произнес он. — Операция с Верити закончилась, и меня это чертовски радовало. Я уже представлял, как ребята угощают меня выпивкой и похлопывают по плечу, а тут вдруг выясняется, что мне поручают новую миссию и все надо начинать с нуля. Просто не успел вернуться в рабочее настроение. — Он откинулся на стуле и положил ладони на стол. — Сью будет в ярости.

— Ничего, она жена полицейского. Она поймет.

Харгроув открыл портфель, достал несколько листков бумаги и передал их Шеферду.

— Это досье на Карпентера. Я собрал все, что смог.

Шеферд просмотрел документы и вернул их Харгроуву. Он закрыл глаза, медленно вдохнул и заставил себя расслабиться. Страницы всплыли у него в памяти. С детства Шеферд помнил практически все, что видел или читал. Он мог восстановить любые разговоры, почти слово в слово. И дело было не в упражнениях и тренировке, он таким родился. Благодаря этой способности ему не пришлось особенно стараться в школе и университете, а потом это часто спасало ему жизнь, когда он работал под прикрытием.

— Усвоил? — спросил Харгроув.

— Да.

Суперинтендант вынул из портфеля конверт, открыл его и выложил перед Шефердом несколько черно-белых фотографий.

— Вот главные помощники Карпентера. — Харгроув подтолкнул два снимка к Шеферду. — Эти двое под следствием, но сидят в разных тюрьмах. Еще четверо на воле.

— За ними следят?

— По мере возможности. Они профи.

— Думаете, они делают за него грязную работу?

— Уверен. Но думать и доказать — не одно и то же.

Шеферд перевернул фотографии на другую сторону. На обороте были напечатаны краткие сведения об их криминальном прошлом.

— Ну как, мы обо всем договорились? — спросил суперинтендант.

Шеферд вернул фотографии.

— Пожалуй. Как насчет оплаты?

— Насчет оплаты? — нахмурился Харгроув.

— Я сижу здесь двадцать четыре часа в сутки. По моим подсчетам, это пятнадцать часов сверхурочных в день. А в выходные еще больше.

— С каких пор ты работаешь за деньги, Паук?

— Вы пробовали, чем тут кормят? Вы когда-нибудь спали на матраце толщиной в дюйм и такой же подушке? Я уже не говорю про соседа, который храпит во сне.

— Понятно.

— Значит, деньги не проблема?

— Предлагаю компромисс. Восемь часов сверхурочных в день, остальное возьмешь отгулами, когда все закончится. Это позволит тебе проводить больше времени с семьей.

— Хорошо, — кивнул Шеферд.

Он вздохнул и вытянул ноги.

— Все-таки вы могли бы меня предупредить, — заметил он.

— Не было времени.

Шеферд подумал, может, Харгроув хотел сначала внедрить его сюда, а потом уже ввести в курс дела. Чтобы ему было труднее ответить «нет».

— Что с Верити?

— Он в тюрьме Белмарш, там и останется. Оуэн поет как соловей, им занимается суссекская полиций.

— Они догадываются, что я полицейский?

Харгроув покачал головой.

— Оуэн уверен, что у тебя сдали нервы. Верити жаждет твоей крови, но мы держим его в узде.

— Однако он знает, что я здесь. Наверняка у него тут есть дружки.

— Мы за тобой присмотрим, Паук. Уберем любого, кто хоть как-то с тобой связан.

— Скверная вышла штука с этим ограблением.

— Ты ничего не мог поделать, — успокоил его суперинтендант.

За окном снова появился лысый офицер. Он стоял и смотрел на Шеферда, скрестив руки на груди.

— Я просто обалдел, когда Оуэн достал бензин, — признался Шеферд. — Он и вправду хотел все поджечь. Если владельцы склада выяснят, что мы знали про нападение, они выставят нам иск на несколько миллионов.

— У нас не было выбора, — возразил Харгроув. — В Гатуике полно складов, и мы не могли выставить охрану к каждому.

Шеферд пожал плечами.

— Ты поступил правильно, — сказал Харгроув. — Передатчик на микроавтобусе привел нас к нужному складу.

— Но не сразу.

— Мы взяли их. Это главное.

— Люди подвергались риску.

— Я сам принимал решение, Паук. Иначе ничего бы не вышло. Мы должны были взять Верити со всеми потрохами. — Он помолчал и наклонился над столом. — Я хочу представить тебя к награде за отличную работу.

Шеферд уже имел множество наград и благодарностей за работу под прикрытием, но он делал это не ради славы. И не ради денег. Просто у него хорошо получалось. Он всегда работал с удовольствием.

— Так что ты об этом думаешь? — спросил Харгроув.

— Насчет Карпентера? Заключенные у него на побегушках. А надзиратели, похоже, та еще братия. Ты проверил их финансы?

— Все чисто. Но они не такие дураки, чтобы перечислять деньги прямо на их банковские счета.

— Дело не обязательно в деньгах, — предположил Шеферд. — Охранников можно запугать. Людям вроде Карпентера ничего не стоит добраться до их семей.

— Это и надо разузнать, Паук. Больше от тебя ничего не требуется. Один только кивок в нужном направлении. Сообщи нам, как зовут этого парня, и мы поместим его под микроскоп.

— Или ее, — заметил Шеферд. — Здесь есть женщины-тюремщицы.

— В твоей секции их двое. Женщины иногда завязывают романы с заключенными, поэтому их берут реже, чем мужчин. Но Амелия Хартфилд замужем, у нее четверо детей, и, можешь мне поверить, Карпентер не в ее вкусе. Джоанна Ллойд-Дэвис тоже на хорошем счету, хотя у нее есть приятель. Вернее, несколько. — Он отдернул манжеты. — Но у нее большие перспективы. Выпускница колледжа, изучала психологию в Эксетерском университете. Уверен, к тридцати пяти годам будет управлять собственной тюрьмой. Ей совершенно ни к чему брать взятки у наркоторговца. Конечно, это еще не основание, чтобы исключить ее из списка, но на твоем месте я бы посмотрел в другую сторону.

Харгроув отодвинул стул и встал.

— Я договорюсь, чтобы завтра нам устроили встречу.

Шеферд поднялся с места. Харгроув нажал звонок у двери, и седой охранник выпустил его из комнаты. Надзиратель, которого Шеферд раньше никогда не видел, проводил его обратно в тюремный блок.

Он попал к раздаче вечерних блюд. Шеферд не был голоден, но встал в очередь. Ему выдали вегетарианский ужин — перченые бобы, он добавил к ним булочку и клубничный йогурт. Проходя к лестнице, Шеферд заметил Ллойд-Дэвис и улыбнулся.

— Как прошла встреча с адвокатом? — спросила надзирательница.

— Он посоветовал то же, что и вы, — ответил Шеферд. — Предложил сотрудничать с властями. Я могу поговорить с комендантом?

— О чем?

— О регистрации или как вы там это называете. Я хочу позвонить по телефону и, возможно, устроить посещение.

На ее лице появилась довольная улыбка.

— Решил взглянуть в глаза реальности?

— Похоже, нет смысла изображать крутого парня.

— Я тебе сразу сказала — только сам себе навредишь, — произнесла Ллойд-Дэвис.

— Надо было вас послушать. Так я могу повидаться с комендантом? Чтобы рассказать все о себе?

— Для этого не нужно говорить с комендантом, — возразила Ллойд-Дэвис. — Я сама справлюсь. Как тебя зовут?

— Макдоналд. Боб Макдоналд.

— И ты первый раз в тюрьме?

Шеферд кивнул.

— Уверена, что не последний. Хорошо, теперь иди к себе.

— Вы сказали это точь-в-точь как моя покойная матушка, мэм, — отозвался Шеферд.

Поднимаясь, он увидел, что она пытается подавить улыбку.

Ли сидел за столом, склонившись над тарелкой. Он буркнул что-то, когда Шеферд вошел в камеру.

— Куда ты ходил? — спросил он с набитым ртом.

— К своему адвокату. — Шеферд поставил поднос на стол. — Можешь взять мой ужин, я не голоден.

— У тебя проблемы?

— Нет, просто не хочу есть.

Шеферд сел на койку.

— И йогурт тоже?

— Бери все.

— Спасибо, друг.

Шеферд лег и произнес:

— Кстати, чтоб ты знал — я Боб Макдоналд.

— Значит, таинственного незнакомца больше нет?

— Да, я подумал, что все равно мне это ничего не даст. По крайней мере теперь я смогу получать деньги и звонить по телефону.

— Плюс кое-какие поблажки от охранников. — Ли сложил пополам свою булочку и выскоблил тарелку, потом перешел к порции Шеферда. — Это адвокат посоветовал тебе расколоться?

— Он заявил, что моя анонимность не помешает им засадить меня на долгий срок.

— Разумно. Много берет?

— Немало.

— Я всегда говорил, что лучше заплатить больше. Мой адвокат — чистый бриллиант. Такие люди на вес золота.

Шеферд заметил двойную игру слов, но промолчал.

— Это из-за него я здесь, — добавил Ли, воткнув пластмассовую вилку в бобы Шеферда.

Шеферд повернулся на бок и посмотрел на сокамерника.

— Что-то я не понял, Джейсон. Ты говоришь, что твой адвокат — чистый бриллиант и он посадил тебя за решетку?

— Да не за решетку, придурок. — Ли обвел своей вилкой стены камеры. — В этот блок. Он помог мне попасть сюда, вместо того чтобы тянуть срок.

— Это тюрьма строгого режима, — заметил Шеферд, все еще не улавливая логику соседа.

— Верно, но мы сидим в блоке предварительного заключения, а здесь всегда легче, чем в любой тюрьме, — объяснил Ли.

Он повернулся на металлическом стуле и вытер губы тыльной стороной ладони.

— Понимаешь, все улики против меня. Ну вот, а Джо, мой адвокат, говорит, что я не должен признавать свою вину, ведь меня в любом случае не выпустят под залог. Я сижу в этом блоке, Джо изо всех сил тормозит наше дело, а потом мы просто придем в суд и поднимем лапки. Судьи смотрят на нас благосклонно, поскольку мы экономим налогоплательщикам расходы на судопроизводство, а мне тем временем засчитывают срок. Все, что я здесь отсижу, будет вычтено из будущего приговора. — Он поднял брови. — Ясно?

— Да.

Шеферд снова повернулся на спину и уставился в потолок.

— Джо — отличный парень, — продолжил Ли, вернувшись к еде. — По крайней мере для еврея. Лучшие адвокаты всегда евреи.

Ли говорил, но Шеферд закрыл глаза и отключился от его болтовни, мысленно повторяя информацию о Джералде Карпентере. Отец троих детей, четырнадцать лет женат на своей супруге Бонни, обожает рэгби и хорошо ныряет с аквалангом. Имеет свидетельство пилота-любителя, коллекцию дорогих автомобилей и водительские права, которых его два раза лишали за превышение скорости. Закончил среднюю школу в Чисуике, изучал экономику в Эксетерском университете, но на втором курсе перестал посещать лекции и провел три года, странствуя по всему миру.

Карпентер был почти на пятнадцать лет старше Ллойд-Дэвис, и они никак не могли встретиться в Эксетере, но это давало ему определенный шанс познакомиться с ней поближе.

Позже Карпентер осел в Юго-Восточной Азии и преподавал английский язык в Таиланде, где привлек внимание отделения американской Администрации по применению законов о наркотиках (АПЗН)[2] в Чиангмай. Он покинул страну за несколько дней до того, как АПЗН и тайская полиция раскрыли деятельность крупного героинового синдиката. Дюжина тайцев и два американца получили пожизненное заключение, но через два месяца в южный Лондон прибыла огромная партия товара из Золотого треугольника, и уличная цена на героин упала на десять процентов. Карпентер приобрел «порше» и богатые конюшни в Хэмпстеде и стал объектом пристального наблюдения в отделе по борьбе с наркотиками после того, как его заметили в компании известных наркодилеров.

Просчет АПЗН довольно примечателен, решил Шеферд. В Великобритании все тайные операции такого рода находились под строгим наблюдением и контролем, включая и спецотдел Харгроува. Каждая деталь подлежала согласованию и одобрению на самом высоком уровне, тогда как американцам часто позволяли действовать на свой страх и риск. Он подумал, что, возможно, они заключили сделку с Карпентером, позволив ему увезти свой товар в обмен на информацию об американцах в Чиангмай. Это был не первый случай, когда наркодельцы процветали под покровительством АПЗН.

После первой партии героина последовали новые. Карпентер быстро превратился в одного из крупнейших поставщиков наркотиков в Великобритании. По данным полиции, он обеспечивал не менее пятнадцати процентов от общего объема героина и кокаина, завозившихся в страну, имел контакты с Южной Америкой и Ближним Востоком и владел сетью банковских счетов, разбросанных по всему миру. Карпентер был отличным специалистом по отмыванию денег, поэтому национальная криминальная полиция могла лишь приблизительно оценить размеры его доходов. Предполагалось, что его состояние составляло двести пятьдесят миллионов долларов, из которых пятая часть находилась в банках.

Судя по документам, которые прочитал Шеферд, Элиот и Роупер потратили не один месяц, пытаясь подобраться к Карпентеру. Они проникли в его организацию, понемногу закрепились и в конце концов были допущены в ближний круг. Их выступление в суде имело решающее значение для доказательства вины Карпентера. Сделанные Элиотом записи и переданные им сведения, конечно, по-прежнему имели свою ценность, но они не могли заменить свидетельских показаний офицера полиции, который кладет правую руку на Библию и клянется говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.

Согласно данным полицейской разведки, таможне и полиции следовало ожидать ответных действий Карпентера против секретных агентов. За последние десять лет исчезло три человека, изучавших его организацию. Двое являлись сотрудниками отдела по борьбе с наркотиками, третий работал на АПЗН и изучал его связи с колумбийской мафией. Никаких свидетельств того, что этих людей убил Карпентер, найти не удалось, но он всегда старался держаться подальше от наркотиков и от насилия. Джонатана Элиота не стоило подставлять под удар, по крайней мере перед самым судом. Шеферд надеялся, что система лучше позаботится о своем подопечном, чем люди из отдела по борьбе с наркотиками.

* * *

Сэнди Роупер вскинул ноги на диван, чтобы его жена могла пройтись пылесосом перед телевизором.

— Не знаешь, чем заняться? — крикнула она, перекрывая шум.

— Я в порядке, — сказал он.

— Можешь сходить в паб, если хочешь, — предложила жена.

— Я в порядке, Элис.

Она выключила пылесос и посмотрела на мужа.

— Сэнди, нам надо поговорить, — произнесла она.

Роупер поморщился и встал.

— Знаю, — отозвался он. — Хотя это нелегко для нас обоих.

— Ты скис, как прошлогодняя сметана, — продолжила она. — Если так же будет после твоей отставки, я просто с ума сойду.

— Я не в отставке, — возразил он. — Это вынужденная передышка. До суда над Карпентером.

— Ну так отдыхай! — Элис взглянула на лужайку за окном гостиной. — Почему бы тебе не подстричь газон или не подрезать ветки? Займись чем-нибудь.

— Ладно.

— Ты не работаешь уже две недели и еще ни разу не выходил из дома.

— Таковы инструкции, — буркнул Роупер.

— Если они так о тебе заботятся, почему бы им не подыскать для тебя какое-нибудь занятие?

— Это не так просто, — заметил Роупер. — Карпентер будет выслеживать меня повсюду. Пока с ним не разберутся, я должен сидеть тише воды, ниже травы.

— Но ведь ты офицер таможни, работаешь на государство. Что он может тебе сделать?

Роупер отлично знал, что может сделать Карпентер, но не хотел волновать жену. Карпентеру было известно только его конспиративное имя, так что он мог чувствовать себя в полной безопасности, по крайней мере пока не приближался к зданию таможни. Реймонд Маки, глава оперативного отдела по наркотикам, просто из кожи вон лез, заверяя, что руководство таможни ни в коем случае не допустит раскрытия его подлинного имени, даже если об этом попросит уголовная полиция.

— Вероятно, он попытается меня запугать, — промолвил Роупер.

Он не стал сообщать жене об убийстве Джонатана Элиота. Роупер редко рассказывал ей о своей работе. Элис знала, что он уже пять лет работает агентом под прикрытием, но муж никогда не вдавался в детали, и она полагала, что значительную часть времени он расследует финансовые махинации. Она считала его работу достойной, но малоинтересной, и лгала знакомым, будто он служит в министерстве.

Роупер почти не знал Элиота. Даже настоящее имя он услышал только после его смерти. Впервые они встретились в организации Карпентера, причем появились там из разных ведомств и видели друг друга лишь в образе своих героев. Если бы Роупера не предупредили, что Элиот — полицейский, он бы принял его за отъявленного мошенника. Джонатан идеально исполнял свою роль. Тем более странно, что его убили. Элиот вряд ли мог проколоться сам, значит, его выдал кто-то изнутри. Очевидно, в столичной полиции завелся информатор, но поскольку Роупера там никто не знал, он мог на этот счет не волноваться. Маки уверял, что с этой стороны ему нечего бояться, и Роупер не видел никаких причин, почему он должен сомневаться. Однако он понимал, что человек с ресурсами Карпентера может так же легко подкупить таможенника, как и полицейского. В общем, до окончания суда он не чувствовал себя в безопасности.

— Если он это сделает, то окажется в худшем положении, чем раньше, — сказала Элис.

Роупер улыбнулся, но промолчал. Он был шестнадцать лет женат на Элис и привык к ее наивным взглядам на жизнь. Она выросла в обеспеченной семье и работала учительницей начальной школы, пока у них не родился первый мальчик. Потом она стала домохозяйкой, и ее представления о мире основывались на вечерних новостях и «Дейли мейл». Роупер не пытался разрушать ее иллюзий. Большую часть времени он гонялся за людьми, которые ни во что ставили человеческую жизнь и считали, что закон надо не уважать, а нарушать. В людях вроде него или Элиота Карпентер видел всего лишь препятствие, которое следовало устранить.

— В следующем году ты уйдешь в отставку, — произнесла Элис, присев рядом с ним на диван. — Почему бы им не отпустить тебя прямо сейчас?

— Пенсию платят после пятидесяти пяти, — ответил Роупер.

— Ну, для тебя они могли бы сделать исключение.

Мысль, что система сделает для кого-нибудь исключение, вызвала у Роупера улыбку.

— Ведь ты уйдешь в отставку, правда? — настаивала Элис. — Когда все это закончится?

— Разумеется. Мы же обо всем договорились.

Элис взяла его руки в свои.

— Я так этого хочу, — призналась она. — Мы имеем право пожить немного для себя, Сэнди. Ты будешь проводить больше времени с мальчиками, мы куда-нибудь поедем. Вступим в бридж-клуб, как ты обещал.

Роупер похлопал ее по руке:

— Конечно, милая. Когда закончится суд.

Элис наклонилась и чмокнула его в щеку.

— Хочешь чаю?

— С удовольствием.

Она отправилась в кухню, а Роупер уставился на лужайку за окном. Ему не хотелось стричь газон, подрезать ветки, вступать в бридж-клуб. Единственное, чего он хотел, — продолжать работать в таможне, ловить людей вроде Джералда Карпентера и сажать их за решетку. Роупер выполнял эту работу не ради денег или пенсии — ему нравился азарт охоты, полная самоотдача, напряжение всех сил в борьбе с преступным миром. Система могла выигрывать или проигрывать, но результат не имел значения, пока длилась эта адреналиновая горячка, и Роупер смертельно боялся утратить ее навсегда. Он наклонился вперед и уронил голову на руки. Как объяснить Элис, что отставка его пугает гораздо больше, чем отпетые уголовники вроде Карпентера?

* * *

Джералд Карпентер, опершись на перила, смотрел сквозь защитную сетку на первый этаж, где мелькали фигуры заключенных. Наступило так называемое время общения, но Карпентер не испытывал желания с кем-либо общаться. Он еще мог стерпеть плохую еду, вонь из унитаза, даже этот треклятый рэп, почти непрерывно доносившийся из соседних камер, но беседовать с людьми, которых он презирал, было выше его сил. Лучше сидеть в своей камере у телевизора или слушать стерео.

На нижнем этаже стоял бильярдный стол, у которого толпилось десятка два людей. Из них лишь меньше половины могли рассчитывать на игру до вечернего отбоя. Рядом находилось три карточных стола. За одним собралась всегдашняя компания игроков в бридж — два бизнесмена, арестованных за мошенничество, бывший член парламента, обвинявшийся в убийстве своего любовника, и пакистанский доктор, проходивший по антитеррористической статье. На других столах играли в очко. На кон ставили спички, но Карпентеру было известно, что на самом деле долги платят табаком. Охранники тоже это знали, однако не прекращали игру. Главное, чтобы все было тихо и спокойно.

Эд Харрис поднялся по железной лестнице на верхний этаж и прошел через площадку. Он кивнул Карпентеру и остановился рядом.

— Кто новенькие? — спросил Карпентер.

Харрис указал на Билла Барнса, расставлявшего на столе бильярдные шары.

— Билл Барнс, второй раз в Шелтоне. Называет себя домушником, но похож на вышибалу. Его взяли, когда он продавал два золотых «Роллекса» переодетому полицейскому в Клапаме. Обычная схема — полиция внедрила подставного скупщика краденого и стала ждать, когда пойдет товар.

— А почему строгий режим?

— Он чуть не убил охранника, когда тянул последний срок. Получил лишний год. Ходят слухи, что так просто ему это с рук не сойдет. Тюремщик, которого он хотел пришить, сейчас тоже здесь, только в блоке Д.

У стены стоял средних лет мужчина в черных шерстяных брюках и белой рубашке в голубую полоску.

— Видишь того парня?

Карпентер кивнул.

— Аферы со страховкой. Саймон Хичкок. Говорит, что дальний родственник режиссера. Продавал страховые полисы, но деньги в офис не поступали. Отдел по борьбе с мошенничеством ищет шесть миллионов долларов.

— Похоже, он долго не протянет.

Харрис согласился.

— Он уже расстался с обручальным кольцом, медалью и цепью Святого Христофора. Небесный покровитель ему больше не поможет. Диггер выколачивает из него деньги за защиту.

Карпентер покачал головой. Хичкок безнадежен. На воле он мог быть важной персоной в своем клубе, играть в гольф с другими дельцами, получать особое обслуживание в ресторанах и летать бизнес-классом, но в тюрьме стал легкой добычей для акул.

— Кто еще?

— Парень по имени Боб Макдоналд. Не шотландец. Сначала отказывался себя называть, но потом поумнел. Вооруженное ограбление, стрельба, ранен полицейский. Его поместили в двойку с Джейсоном Ли. В тюрьме впервые.

— Профессионал?

— Ведет себя как профи, но в системе еще не был, иначе они опознали бы его по отпечаткам пальцев.

— Крутой?

— Трудно сказать. В первое же утро задал хорошую трепку Остину и его приятелю, а затем подошел к ним во дворе и все уладил.

— Как?

— Не знаю, но они к нему больше не цепляются.

— Думаешь, запугал?

— Вид у него не слишком агрессивный. — Харрис показал на нижний этаж. — Вот он. В тренировочном костюме. Каштановые волосы.

Харрис прав, подумал Карпентер. Макдоналд выглядел неагрессивно. Среднего роста, жилистый, вел себя уверенно. В нем не чувствовалось ни напряженности новичка, ни подчеркнутой бравады старожила. Макдоналд приблизился к бильярдному столу и стал наблюдать за игрой.

— Расскажи о драке, Эд. Ты ее видел?

— Да, я как раз был на площадке. Начали ее они, а закончил он — и чертовски быстро.

— Как он дрался — руками, ногами, головой?

— Кулаками и коленом. Без всякого кунг-фу и крутых приемов. Он был... — Харрис потер кончик носа в поисках нужного слова, — практичен.

— Практичен? — повторил Карпентер.

— Словно не хотел отвесить лишнего. Сделал ровно столько, чтобы их остановить.

— Необходимая самооборона?

— Да, вот именно. Необходимая самооборона.

Пока они беседовали, мужчина внизу скрестил руки на груди и прислонился спиной к стене. Он поднял голову и на мгновение встретился взглядом с Карпентером. Тот уже привык к крутым парням, пытавшимся запугать его ледяными взглядами, но Макдоналд смотрел оценивающе, как тигр, заметивший антилопу и прикидывающий, стоит ли ее преследовать. Через мгновение он отвел глаза и кивнул Харрису, который помахал в ответ ему рукой.

— Неплохой малый, — промолвил Харрис.

— Человек, стрелявший в полицейского, не может быть совсем плохим, — заметил Карпентер. — Тебе что-нибудь нужно?

— Туннель под стеной и новые документы. Думаю, на этот раз они возьмутся за меня серьезно.

Карпентер изобразил сочувствие. Он ничем не мог помочь Харрису в его проблемах, разве что немного облегчить жизнь в тюрьме. Харриса взяли буквально на месте преступления. Когда полиция приехала по звонку соседей, нож, которым он зарезал жену, еще торчал из ее яремной вены. Детективы без труда вытянули из него полное признание и записали на магнитофон. Харрису почти наверняка предстояло окончить свою жизнь за решеткой. Однако Карпентер не собирался следовать его примеру. Он сделает все, чтобы вернуться на свободу.

* * *

Гари Нелсон просмотрел документы в своей папке, переложил самые важные бумаги в портфель и защелкнул замок. По телевизору не показывали ничего стоящего, жена уехала в Ньюкасл повидаться с матерью, и он решил поработать дома. А для начала следовало купить немного карри. Жена терпеть не могла запахи индийской кухни, но если он откроет окно и побрызгает освежителем воздуха, после возвращения она ничего не заметит.

Офис уже опустел, и Нелсон выключил перед уходом свет. Он спустился на лифте на первый этаж, попрощался с охранником и прошел через вращающуюся дверь. Его «тойота-королла» стояла в подземном гараже недалеко от офиса. На улице моросило, Нелсон поднял воротник плаща и зашагал, прижав к груди портфель.

Его машина находилась на втором подземном этаже. Там имелся лифт, но он был очень тесным, размером чуть больше гроба, и Нелсон решил воспользовался лестницей.

Второй уровень вмещал свыше двух десятков автомобилей, но сейчас здесь осталось всего три машины. «Тойота» Нелсона стояла в дальнем конце, недалеко от аварийного выхода. Когда он направился через бетонную площадку, стук его шагов эхом разлетелся по безлюдному помещению. Через потолок тянулись металлические трубы, узлы противопожарной системы и белые плафоны с флуоресцентным светом. Две камеры наблюдения охватывали все помещение, впрочем, Нелсон никогда не встречал здесь ни одного охранника. Он достал из кармана ключи, бросил взгляд на камеру, висевшую над аварийным выходом, и нахмурился, заметив, что ее объектив забрызган черной краской. Нелсон посмотрел на вторую камеру. Ее тоже закрасили. Он сразу понял, что хулиганы тут ни при чем. Камеры замазали специально, чтобы ослепить. И чтобы никто не видел, что тут произойдет. Нелсон почувствовал, как по спине пробежал холодок. Его охватило предчувствие, что сейчас случится нечто скверное.

— Ради Бога, — прошептал он. — Будь мужчиной.

Нелсон двинулся дальше, помахивая портфелем и насвистывая себе под нос. Борясь со страхом, он постоянно оглядывался по сторонам, но кругом было тихо. «Насмотрелся фильмов ужасов, — подумал он. — В мире все спокойно, мне тридцать пять лет, я в хорошей физической форме и никогда не стану одной из тех жертв, о которых сообщают в новостях. Я не стану жертвой».

Нелсон чуть не подпрыгнул, услышав за спиной шаги. Со стороны входа к нему бежал человек в темно-зеленой куртке и черной шапочке, надвинутой на солнцезащитные очки. Нелсон оглянулся — дверь аварийного выхода распахнулась настежь. Там стоял второй человек. Кожаная куртка. Черный вязаный шлем. И темные очки. В руках нож.

Нелсон с бьющимся сердцем отступил. Он выставил перед собой портфель и посмотрел на мужчину в кожаной куртке. Тот улыбался. Совершенно спокойно и уверенно.

— Я не хочу неприятностей, — произнес Нелсон и услышал, что его голос дрожит от страха.

Он снова отступил. Парень в куртке все еще бежал. Нелсон не знал, что нужно сделать или сказать, чтобы остановить этих людей.

— Прошу вас, — пробормотал он.

В кишечнике заныло, и он почувствовал, что вот-вот обмочится.

Мужчина в кожаной куртке рассек клинком воздух. Нелсон оцепенел от ужаса. Подбежавший ударил его в бок, и Нелсон рухнул на пол. Руки у него подвернулись под грудь, и он понял, что сломал мизинец. Он попытался встать, но его ударили ногой в живот, и Нелсон скорчился от боли.

Мужчина размахнулся опять — на этот раз его башмак попал Нелсону под подбородок, и у него дернулась голова. Нелсон стал терять сознание. Через некоторое время он почувствовал удары по щекам. Он открыл глаза. Мужчина в кожаной куртке придавил ему грудь коленом. Нелсон замигал, смаргивая слезы с ресниц. В черных стеклах очков отражалось его заплаканное лицо.

«Кожаная куртка» наклонился и приставил к его горлу нож.

— Если я надрежу здесь, через минуту ты сдохнешь, — прошипел он.

— Не надо, пожалуйста! — выдохнул Нелсон. — Мой бумажник... в пиджаке.

— Деньги нам не нужны.

— Машина... Возьмите машину. Вот ключи...

«Кожаная куртка» прижал лезвие к щеке Нелсона и полоснул по коже. Его обожгла боль, по лицу заструилась теплая кровь.

— Заткнись и слушай, — произнес мужчина, почти вжавшись губами в его ухо. — Слышал о деле Карпентера?

Нелсон кивнул. Речь шла о совместной операции отдела по борьбе с наркотиками и управления таможенных пошлин и акцизных сборов. Ему предстояло выступить в качестве эксперта и подтвердить показания, записанные на пленку двумя тайными агентами. Требовалось доказать, что записи не фальсифицированы и голоса на них действительно принадлежат Джералду Карпентеру и агентам.

— Ты откажешься от дачи показаний, — прохрипел «кожаная куртка». — Соври, что болен, потерял память, говори что хочешь, но если появишься в суде, мы вернемся и закончим свою работу. Тебе ясно?

— Они догадаются, что меня заставили...

Мужчина со всей силы ударил его по ребрам. У Нелсона хрустнула кость, и половину тела пронзила боль. Он закричал, но человек с ножом зажал ему рот.

— Я очень плохой парень, но у меня есть дружки, которые еще хуже, — усмехнулся он. — Они спят и видят, как бы поближе познакомиться с твоей женой. Миссис Нелсон — очаровательная женщина, у нее такие замечательные волосы. Мои дружки даже засомневались, натуральная ли она блондинка. Им не терпится проверить. Тебе понравится, если твою жену изнасилуют? Брак уже не будет столь приятен, верно?

На глаза Нелсона навернулись слезы, но не от боли, а от сознания своей беспомощности. В последний раз такое происходило с ним в девять лет, когда двое старшеклассников отбирали у него деньги на школьные обеды. Нелсон тогда был слишком напуган, чтобы пожаловаться родителям, и боялся, что, узнав, старшие ребята сделают с ним что-нибудь ужасное, поэтому платил им каждую неделю. Он начал красть мелочь из карманов в раздевалке и кормился на эти деньги. Нелсон никому и никогда об этом не рассказывал. Ни родителям, ни учителям, ни жене. Долгие годы он хранил эту тайну, но теперь, лежа на холодном полу с окровавленной щекой и ножом у горла, испытывал то же чувство стыда и отвращения к себе.

— Мы знаем, где ты живешь. Гари. Нам даже известно, где твоя жена выгуливает собаку. Попробуешь трахнуть нас, мы трахнем тебя.

«Кожаная куртка» убрал руку от его губ. Нелсон судорожно втянул в себя воздух. Каждый вдох был мучением — концы сломанного ребра ходили ходуном, — но его переполняла благодарность, что он жив и его не собираются убить.

— Если понял, просто кивни, — велел мужчина, ткнув ножом в затылок Нелсона.

Тот кивнул.

* * *

Шеферд проснулся рано. Его безумно раздражало отсутствие часов. Их все еще держали в судебной экспертизе, и Шеферд не знал, когда ему их вернут, если вернут вообще. Сосед Ли похрапывал внизу. Шеферд взглянул в зарешеченное окно. Он смог разглядеть лишь полоску серого неба. Казалось странным, что всего в нескольких милях отсюда находится центр Лондона. Пабы, магазины, футбольные стадионы — все, что раньше подразумевалось само собой, теперь не существовало. Ему хватило бы полчаса, чтобы добраться до жены и сына.

Шеферд подумал, каково приходится тем, кто отбывает пожизненное заключение и никогда не выйдет на свободу. Наверное, тюрьма свела бы его с ума. Как и Джастин Давенпорт, он направил бы все силы и энергию на то, чтобы вырваться на волю. Никто не заставил бы его примириться с мыслью, что остаток жизни он проживет по чужой указке. Очевидно, Ллойд-Дэвис была права, утверждая, что военная служба готовит человека к тюрьме: общее питание, строгий распорядок дня, жесткая дисциплина, необходимость повиноваться и выполнять приказы, даже самые нелепые, — все это живо напомнило Шеферду армию. Но существовала большая разница между солдатами и заключенными тюрьмы Шелтон — свобода выбора. Шеферд мечтал об армии с тех пор, как вместе с тремя школьными приятелями заглянул в помещение вербовочного пункта, чтобы переждать дождь. Промокшие до нитки, они сидели в зале с пакетиками чипсов и смотрели рекламный ролик. Друзья смеялись и резвились, но Шеферд не отрывал взгляда от экрана. Родители хотели устроить его в университет. Они видели его адвокатом или доктором, солидным человеком, которым будут гордиться перед соседями, и когда он явился домой с пачкой армейских брошюр, пришли в ужас. Отец с матерью пытались отговорить сына, но он даже не стал дожидаться выпускных экзаменов и завербовался в армию.

На службе Шеферд старался стать лучшим из лучших и два раза проходил отборочные курсы САС[3], пока его не взяли. То, что ему пришлось потом пережить, не могло сравниться ни с какой тюрьмой, но это был его выбор. Он сам выбирал свою жизнь — не важно, хорошо или плохо, — и в любой момент мог все бросить и уйти. Потом он действительно ушел, и тоже сам, хотя в то время на него повлияли просьбы жены. Но в Шелтоне люди не имели выбора. Именно поэтому тюрьма была таким страшным наказанием — не из-за скверных условий и плохой еды, даже не из-за людей, а от отсутствия выбора. Он просто не существовал, или его определяли другие. Верхняя койка или нижняя? Чай или кофе? Вегетарианский обед или стандартный? Выбор без выбора. Шеферд и теперь находился в тюрьме по собственной воле. Он мог отказаться от работы и спать в теплой постели вместе со Сью, а не торчать на жесткой койке в компании с головорезом-расистом. Но если бы у него отняли право выбора, Шеферд не вынес бы этого. Он пошел бы на все, лишь бы отсюда выбраться.

Шеферд сел, недовольный тем, куда завели его мысли. У Джералда Карпентера тоже была семья, и ему грозило пожизненное заключение. Шеферду хватило двух дней, чтобы понять, что это такое — остаться здесь на десять или двадцать лет. А Карпентер уже давно рвется на свободу и готов заплатить за это любую цену. Он не остановится и перед убийством. Шеферд помассировал ладонью шею, на которой напряглись твердые, как стальные тросы, сухожилия. Сумел бы он сделать то же самое? Убивать ему приходилось — на его счету уже пять трупов, — но это в бою, в пылу сражения, перед лицом врага. Не каждая битва справедлива и почетна, но там солдат встречается с солдатом: если не убьешь ты, убьют тебя. А сможет ли он хладнокровно убить другого человека, если на кон поставлена его личная свобода?

Шеферд спрыгнул с койки и начал отжиматься от пола. Он сконцентрировался на дыхании и ритме и скоро весь покрылся потом. Шеферд увеличил темп и через пару минут уже не думал ни о чем, кроме физических усилий, боли в мышцах, напряжения в пальцах и крови, циркулировавшей по венам. Двадцать. Тридцать. Сорок. Пятьдесят. Он остановился на шестидесяти, хотя могбы продолжать дальше, и перешел на укрепление пресса, разрабатывая сначала левый бок, затем правый. Вскоре он перевернулся на живот и отжался еще пятьдесят раз.

— Черт! Чем скорее тебя пустят в спортзал, тем лучше, — сказал Ли.

Он смотрел на Шеферда, приоткрыв один глаз.

— Извини, Джейсон, — произнес Шеферд.

Невозможность уединиться — один из самых неприятных моментов в тюрьме. В одиночестве он оставался лишь в крошечном сортире, где имелась тонкая пластиковая дверь, но и она не мешала соседу по камере слышать все отправления его организма. С тех пор как он попал за решетку, рядом с ним всегда были какие-то люди. Шеферд обещал себе, что, оказавшись на свободе, сразу отправится куда-нибудь за город. Например, в Брекон-Биконс, где находился лагерь САС. Раньше он ненавидел все эти сельские пейзажи и унылые холмы, тяжелый секущий дождь, который насквозь пропитывал одежду и до костей пробирал холодом, ледяную воду протоков и ручьев, хлюпавшую в ботинках, ветер, обжигавший щеки и лицо. Но теперь отдал бы все, чтобы оказаться на просторе и вдохнуть чистый воздух, не прошедший через сотни чужих легких.

— Который час?

Ли посмотрел на часы.

— Двадцать минут восьмого. Скоро перекличка.

— Не против, если я продолжу заниматься?

— Валяй.

Шеферд вернулся к отжиманиям и упражнениям для ног и пресса. Он услышал шум шагов на лестнице, потом загремели смотровые окошки. В камеру заглянул Гамилтон.

— Макдоналд, сегодня в душ, — сказал он.

Шеферд нахмурился. Он не просил о душе, а Гамилтон явно был не тот человек, чтобы давать непрошеные привилегии. Он даже не принес ему экземпляр «Тюремных правил».

— Без четверти девять у тебя встреча с начальником тюрьмы. Письменный ответ не обязателен.

Окошко закрылось. Очевидно, начальнику тюрьмы о нем уже сообщили. Шеферд не сомневался, что тот не слишком обрадовался секретному агенту в своей тюрьме.

В идеальном мире Шеферд предпочел бы, чтобы никто не знал его истинного положения. Но тюрьма Шелтон мало походила на идеальный мир, и в определенный момент ему мог понадобиться срочный пропуск на свободу. Тогда начальник тюрьмы ему поможет, поэтому Шеферд должен с ним сотрудничать, что бы он ни думал на этот счет.

* * *

Когда Шеферда повели в кабинет начальника тюрьмы, в коридорах было полно людей. Надзиратели стояли по углам переходов, соединявших разные блоки, и смотрели на заключенных, которые группами и по одиночке выходили через двери. Атмосфера была как в университетском кампусе между лекциями; кроме тюремной формы и камер наблюдения, ничто не напоминало о том, что это исправительное учреждение для самых опасных преступников.

Заключенные направлялись из своих блоков в мастерские, где они проводили каждое утро по три часа. Работа примитивная — упаковка наборов для завтраков, сборка рождественских хлопушек или электрических гирлянд, сортировка рекламной макулатуры. Ли говорил Шеферду, что в тюрьме есть маленький компьютерный отдел, занимавшийся внештатным программированием, но туда допускались люди с высшим образованием и соответствующими навыками. Шеферд с удивлением узнал, что в этом отделе было несколько заключенных с большими сроками. Большинство из них сидело за убийство.

Кабинет начальника тюрьмы находился на верхнем этаже административного блока. В маленькой приемной сидели две женщины средних лет, одна работала за компьютером, другая говорила по телефону. Вдоль стены тянулись металлические шкафы для картотеки, на стенах висели графики и плакаты. Гамилтон указал на пластмассовый диванчик, и Шеферд сел. Эти плакаты он видел в приемном отделении, когда его привезли в тюрьму. Как не заболеть СПИДом. Наказания за проявления расизма. Как связаться с Исповедниками.

Говорившая по телефону женщина повесила трубку и улыбнулась Гамилтону.

— Это мистер Макдоналд? — спросила она.

Гамилтон кивнул.

— Мистер Гозден сказал, что он может войти.

Гамилтон знаком приказал Шеферду встать, постучал в дверь и приоткрыл ее.

Джон Гозден, коренастый мужчина лет пятидесяти, сидел за широким столом, на котором разместились две сетчатых подставки для бумаг, настольный компьютер и маленький лэптоп с модемным подключением. У двери стоял небольшой аквариум. Десятка два ярко окрашенных рыбок резвились вокруг затонувшего галеона и пластмассового аквалангиста, у которого из шлема поднималась струйка воздушных пузырьков.

— Спасибо, Эдриен, — обратился Гозден к Гамилтону. — Ты пока не нужен.

Гозден подождал, пока надзиратель выйдет из кабинета, и встал из-за стола. Он был на голову ниже Шеферда, но шире в плечах. У него был вид культуриста, который несколько лет назад забросил тренировки.

Шеферд ждал, что Гозден пожмет ему руку, но тот подошел к аквариуму и взял коробку с рыбьим кормом.

— Вы не держите рыбок, Шеферд?

— Нет. Хотя люблю их на своей тарелке.

Гозден холодно улыбнулся и, рассыпав по воде корм, наклонился, чтобы понаблюдать за рыбками.

— Аквариум — это сложная сбалансированная система, — произнес он. — Количество рыбок, которых можно содержать, зависит от объема воды, площади поверхности и эффективности воздушного насоса и определяет затраты корма. Если один из компонентов выйдет из строя или появится какой-либо непредусмотренный элемент, вся экосистема рухнет.

— Ваша аналогия понятна, — сказал Шеферд. — И я не собираюсь нарушать равновесие в вашем заведении.

— Его нарушает само ваше присутствие, — возразил Гозден, выпрямившись.

— При условии, что заключенные узнают, кто я и что здесь делаю. А они не узнают.

Губы начальника тюрьмы вытянулись в тонкую линию.

— Я имел в виду не только заключенных. То, что я позволил вам находиться в своей тюрьме, наводит на мысль, что я не доверяю моим людям. Но у нас все основано на доверии, мистер Шеферд. Это единственное, что отделяет порядок от анархии.

Шеферд промолчал. Гозден сознавал, что среди его подчиненных вполне мог быть человек, помогавший Карпентеру управлять своей ориентацией из-за решетки.

— Меня это не радует, мистер Шеферд. Совсем не радует.

— Сочувствую.

Шеферд по-прежнему стоял посреди комнаты. Гозден не собирался предложить ему сесть.

— Вы хоть представляете, в какое опасное положение ставите меня? — продолжил Гозден, постучал по стеклу, и рыбки метнулись в глубину аквариума. — Если заключенные узнают, что среди них полицейский, вспыхнет бунт.

— По-моему, из нас двоих мне угрожает большая опасность, — заметил Шеферд.

— Думаете, на вас все и закончится? — усмехнулся Гозден. — Значит, вы совершенно не понимаете, как функционирует исправительное учреждение. — Он презрительно фыркнул и сел за стол. — Ваша цель — выяснить, что у Карпентера на уме?

— Он саботирует наше расследование. Мы хотим узнать как.

— Исходя из того, что ему помогает один из моих людей?

Шеферд пожал плечами.

— Я готов рассмотреть любую версию. Но если учесть, что телефонные разговоры и переписка Карпентера контролируются, остается не так много вариантов.

— Его семья. Адвокаты. Врачи.

— Врачи?

— У него проблемы с позвоночником, и его каждую неделю посещает остеопат. Дантист ходит в два раза чаще.

— Я думал, что в тюрьме есть собственные доктора.

— Очевидно, состояние его спины и зубных каналов требует более квалифицированных специалистов. У вашего мистера Карпентера первоклассные адвокаты, а в законе о правах человека от тысяча девятьсот девяносто восьмого года множество удобных лазеек. Говорят, в суде его будет представлять сама Чери Бут[4], так что мы решили не чинить ему препятствий.

Наконец Гозден указал на стул:

— Садитесь. Прошу вас.

Внезапно его лицо стало усталым. Он провел рукой по лбу и протер глаза.

— Простите меня за брюзжание, но это чертовски стрессовая работа, и я не люблю, когда мне указывают люди, которые понятия не имеют, что такое тюрьма строгого режима.

Шеферд сел и произнес:

— Поверьте, мне это тоже не нравится. Но вам объяснили, что делает Карпентер — и что он уже сделал?

— Я предложил перевести его в другую тюрьму. Посадить в Белмарш.

— И что вам ответили?

— Надо оставить его здесь. Из чего, видимо, следует, что они подозревают утечку внутри тюрьмы.

Шеферд кивнул. Перевод Карпентера не решал проблемы. Оставив его в тюрьме Шелтон, они могли найти паршивую овцу и определить круг лиц, которые выполняли для Карпентера грязную работу на воле.

— Вы ведь тоже начинали надзирателем? — спросил Шеферд.

Гозден мало походил на человека, которого поставили на эту должность сверху. Он улыбнулся.

— Что, заметно? Я обошел все площадки тюрьмы Паркхерст. Проработал там шесть лет. Потом меня перевели в неохраняемую тюрьму, но я сбежал. Вернулся на остров Уайт, стал главным надзирателем и получил степень в заочном университете.

— Эта работа не для меня, — сказал Шеферд.

Он пытался поставить себя на место Гоздена, но не хотел кривить душой. Стресса у секретных агентов было не меньше, зато они получали хорошую порцию адреналина и удовольствие от схватки с плохими парнями. Тюремные надзиратели, наоборот, следили за тем, чтобы ничего не происходило, и старались сохранить статус-кво. Их работа никогда не заканчивалась. Стоило одному заключенному выйти за ворота, как на его месте появлялся новый. Шеферд сомневался, что у него хватило бы выдержки и терпения сделать карьеру в тюрьме.

— В нашей работе есть свои достоинства, — возразил Гозден. — Можете мне не верить, но большинство надзирателей любят свое дело. По крайней мере поначалу. К тому же многие наши заключенные искренне раскаиваются и хотят изменить свою жизнь.

— В ваших словах я слышу «но», — промолвил Шеферд.

— К сожалению, с годами даже самые лучшие надзиратели превращаются в циников, — вздохнул комендант. — Их окружает море грязи, они видят ВИЧ-инфицированных уголовников, которые режут себя и нарочно разбрызгивают кровь, лезвия бритв, подброшенные в суп оторванные уши. Вы знаете, что все охранники носят пристегивающиеся галстуки? На тот случай, если за них ухватится заключенный. В наши дни все преступники знают свои права, от тюремных правил до закона о человеческом достоинстве. Что еще хуже, надзиратели часто не чувствуют поддержки сверху. Если комендант не стоит за них на все сто процентов, они начинают сомневаться, следует ли им и дальше играть по-честному. Может, все эти правила не так уж обязательны?

Гозден встал и принялся расхаживать по комнате.

— Когда вы спрашиваете меня, не берет ли кто-нибудь из моих людей взятки, что, по-вашему, я должен отвечать? Мой долг их защищать. — Он остановился. — Вы понимаете, о чем я говорю?

— Разумеется, — ответил Шеферд. — В любой работе так. Партнер всегда на первом месте. Потому что, когда запахнет жареным, только он прикроет твою задницу.

Гозден кивнул.

— Но бывают и плохие полицейские, — добавил Шеферд.

— У нас есть парочка таких. По сорок пятой статье. Продажные полицейские, много лет получали на взятках.

— Когда полицейский становится плохим, нельзя закрывать на это глаза.

— Но я и не собираюсь, — начал оправдываться Гозден. — Я только сказал, что нельзя огульно обвинять моих сотрудников. Если выяснится, что один из них взяточник, ноги его здесь не будет, это я вам обещаю.

— Вот и отлично.

— Но если что-нибудь пойдет не так и вы поставите под угрозу моих людей, я вас сразу вышвырну. И мне плевать, что подумают бонзы из министерства. Это моя тюрьма.

Шеферд промолчал. Он знал, что у Гоздена нет полномочий прекратить эту операцию, но он мог сделать его жизнь невыносимой. Одно слово, и его легенда лопнет. Тогда ему не останется ничего другого, как выйти на свободу.

Несколько секунд мужчины смотрели друг на друга, потом Гозден расслабился.

— Это я так, для затравки, — произнес он. — Мне сообщили, что я должен с вами сотрудничать. Чем могу помочь?

— Мне надо поближе подобраться к Карпентеру, но я должен сделать это сам. Иначе он что-нибудь заподозрит. Но я хочу взглянуть на персональные досье ваших сотрудников. Только тех, кто работает в моей секции.

Гозден покачал головой.

— После этого мне придется уйти в отставку. Как минимум это нарушение закона о защите данных.

— Никто не узнает, — заверил Шеферд.

— Все равно.

— Мне нужны только биографии, чтобы знать, с кем я имею дело.

Гозден потер ладонью шею.

— Господи, что за дерьмо!

— Думаю, вы не меньше меня заинтересованы в том, чтобы выяснить, кто помогает Карпентеру.

Гозден подошел к картотеке, выдвинул один из ящиков и достал несколько папок.

— Никаких записей, — предупредил он. — Читайте быстрее. Гамилтону покажется странным, что вы так долго здесь сидите.

— Под каким предлогом вы меня вызвали?

Гозден снова стал расхаживать по кабинету.

— Я сказал Тони Стаффорду, что хочу обсудить с вами семейную проблему. Якобы ваша жена написала мне в письме, будто подумывает о разводе. Учитывая, что вы обвиняетесь в тяжком преступлении, я решил с вами поговорить. Я тут за всем присматриваю, так что это никого не удивит.

Шеферд склонился над бумагами. Он быстро просматривал страницы, хотя его взгляд пробегал по каждой строчке. Чтобы запомнить слово, его надо было прочитать. Все имена, цифры, детали отпечатывались у него в мозгу и хранились много лет, пока не начинали понемногу стираться. Шеферд не знал, как работает его память. Его дело помнить, а не понимать.

Он просмотрел все документы и встал.

— Есть еще кое-что, — промолвил он. — Мне необходим доступ к телефону и право на звонки.

— Я дам вам номер пин-кода, — отозвался Гозден, взявшись за блокнот и карандаш.

— Плюс деньги на счету.

— Устроим. Вас переведут в разряд «продвинутых».

— Это не вызовет подозрений?

— Вряд ли. Я скажу, что после нашего разговора убедился в вашей готовности сотрудничать и перевел вас в другую категорию, в качестве жеста доброй воли. Такое случалось и раньше.

Шеферд назвал Гоздену телефон своего вымышленного дяди Ричарда.

— Желаете позвонить своей жене?

— Нет, беседовать с ней из тюрьмы слишком рискованно.

— Могу соединить отсюда. У меня прямая линия.

На столе стояло два аппарата: бежевый и серый.

— Серый не связан с коммутатором. Он выделен министерством, я делаю по нему личные звонки.

Шеферд не говорил с женой уже четыре дня и не знал, когда Харгроув устроит ей посещение. Он сглотнул слюну: в горле пересохло.

— Звоните, — предложил Гозден, — но нам надо поторапливаться. Я и так провел с вами гораздо больше времени, чем с обычным заключенным.

Шеферд быстро соображал. Ему хотелось поговорить с Сью, сказать, что он ее любит, с ним все в порядке. Однако звонить ей из тюрьмы, даже по выделенной линии, значило идти на риск. Если кто-нибудь отследит звонок, операция кончится. Потом он отбросил эту мысль. Никому не известно, кто он такой. Для заключенных он — Боб Макдоналд, неудавшийся грабитель. Только Гозден будет в курсе, что он звонил домой. Выгода перевешивала риск. Шеферд кивнул.

— Я не могу оставить вас одного, — извинился Гозден.

— Все в порядке.

Шеферд подошел к телефону и набрал номер Сью. Когда он подносил трубку к уху, его рука дрожала. Начальник тюрьмы склонился над аквариумом.

Она ответила после четвертого сигнала.

— Алло?

Шеферд закрыл глаза, пытаясь представить ее внешность. Светлые волосы до плеч, скорее всего стянутые в узел. Зеленые глаза. Веснушки вокруг носа. Сью ненавидела эти веснушки и всегда маскировала их косметикой. Шеферд их обожал.

— Сью. Это я.

Даже в разговоре с женой Шеферд редко называл себя.

— О Господи! Ты где?

— Сэм тебе не сообщил?

— Он сказал, что ты в тюрьме, но не назвал, в какой. Говорит, что это оперативная информация и ее нельзя разглашать.

— Прости, любимая. Не понимаю, к чему эти секреты, все равно он должен устроить посещение для тебя и Лайама. Я в Лондоне, совсем недалеко. Сэм объяснил, почему я здесь?

— Он говорит, ты за кем-то следишь. И это очень важно.

— Так оно и есть, любимая, поверь мне.

— Когда ты вернешься? Лайам без тебя совсем от рук отбился. Сэм предупредил, чтобы я ничего ему не говорила, только объяснила, что тебя не будет некоторое время.

— Он сейчас в школе?

— Конечно. Пока тебя нет, жизнь не стоит на месте.

В ее голосе прозвучала нотка горечи. Шеферд понимал, как жена расстроена. Она ждала его домой два дня назад, а теперь ей объявили, что он получил новое задание, которое будет отнимать у него двадцать четыре часа в сутки и неизвестно когда закончится.

— Прости.

— Почему они сразу не сказали, что ты уедешь?

— Все решилось в последнюю минуту. Для меня это стало таким же сюрпризом, как и для тебя, любимая. Я проторчал тут целый день, пока мне не объяснили, что к чему.

Сью вздохнула.

— Извини, я не хотела жаловаться. Сэм говорит, что это очень важно. Он рассказал мне про того полицейского. — Она имела в виду Джонатана Элиота. — Будь осторожен, ладно?

— Хорошо.

— Там ужасно?

— Нет, не так уж плохо.

— Правда?

— Телевизор в камере, нормальная еда, есть спортзал, каждый день водят на прогулку. Надо будет как-нибудь привезти сюда вас с Лайамом на недельку.

— После этого ты будешь нам должен как минимум две недели на Майорке.

Она замолчала. Шеферду хотелось обнять жену за плечи и поцеловать, вдохнуть запах ее духов, погладить по волосам. Телефон был плохим посредником.

— Мне жаль, что все так получилось, — промолвил он.

— Это твоя работа, — отозвалась она. — Твоя жизнь.

— Передай Лайаму, что я звонил, ладно? Скажи, что я его люблю и скоро приеду.

— Когда?

Хороший вопрос.

— Не знаю, любимая.

— Скорее дни, чем недели? — спросила она с надеждой.

— Да, если повезет.

— Я люблю тебя.

Сью произнесла это с нежностью, и внезапно Шеферд ощутил стыд. Его место было там, рядом с ней и сыном.

— Я тебя тоже люблю, — прошептал он. — Когда все закончится, я докажу тебе это.

— Не хвастай.

— Вот увидишь.

— Ладно.

— Мне надо идти.

Гозден выпрямился и взглянул на настенные часы.

— Понимаю.

— Прости.

— Перестань извиняться. Я давно с тобой живу и знаю, чего можно ждать.

— Я тебя не заслуживаю.

— Это верно.

Она рассмеялась.

— Я люблю тебя, Сью. Как жаль, что сейчас ты не можешь быть со мной.

— В тюрьме, среди сотни мужчин, у которых уже давно не было секса?

— Ты понимаешь, что я хочу сказать.

— Да.

— Мне пора идти.

— Да.

— Я люблю тебя.

— Я люблю тебя.

Шеферд закрыл глаза. Он сознавал, что ведет себя как влюбленный подросток, но не мог повесить трубку. Он даже не знал, когда ему снова удастся поговорить с женой.

— Заканчивай первым, — произнесла она, словно прочитав его мысли.

— Не хочу.

— Позвонишь мне позже, когда вернется Лайам?

— Боюсь, что не сумею, любимая.

— Постарайся, прошу тебя.

— Ладно.

Ему не хотелось ей лгать, но у него не было времени объяснять, почему он не сможет с ней связаться. В тюрьме никому нельзя доверять. Любой — от соседа по камере до офицера — мог оказаться подручным Карпентера. Шеферд и так рисковал, позвонив по личному телефону начальника тюрьмы.

— Мне пора идти, любимая. Прости.

Шеферд положил трубку и тут же выругал себя за то, что не закончил разговор на более теплой ноте. Зачем он сказал «прости»? Надо было повторить, что он ее любит. Если это последняя фраза, которую жена от него услышала, «я люблю тебя» прозвучало бы гораздо лучше, чем «прости».

— Вам надо идти, — сказал Гозден.

Шеферд протянул ему руку.

— Спасибо, — поблагодарил он.

— Самая скверная вещь в тюрьме — это когда не можешь общаться с близкими, — заметил Гозден, пожав руку Шеферду. У него была крепкая мозолистая хватка. — Об этом забывают те, кто кричит о телевизорах в камерах и образовательных программах. Разлука с семьей — наказание. А вам будет в сто раз тяжелее, чем другим.

— Да, но я здесь не задержусь, — промолвил Шеферд. — Если повезет.

* * *

Гамилтон повел Шеферда назад в блок предварительного заключения.

— Чего он хотел? — спросил охранник, отпирая дверь в коридор.

— Узнать мое мнение о персонале.

— Что?

— Министерство составляет список тюремных офицеров, которые не справляются со своей работой. Начальник тюрьмы должен опросить заключенных по случайному выбору. В их число попал и я.

Он отступил в сторону, чтобы Гамилтон мог снова запереть дверь.

— Опрос? — нахмурился надзиратель.

— По приказу министерства.

Шеферд направился по коридору к своему блоку.

— Ну, а ты что? — спросил Гамилтон. — Что ты сообщил ему?

— Это конфиденциальная информация, — ответит Шеферд. — Извините.

Оставшуюся часть пути они миновали в молчании. Гамилтон открыл дверь в блок предварительного заключения.

— Не морочь мне голову, придурок, — буркнул он, когда Шеферд вошел внутрь.

Два заключенных надраивали швабрами пол. Они работали медленно и методично, низко опустив головы. Гамилтон отвел Шеферда в его камеру. Она была пуста.

— Мне что, опять сидеть взаперти?

— Да, раз ты не учишься и не работаешь в мастерских.

— А в спортзал можно сходить?

Гамилтон покачал головой.

— Не надо на меня наезжать, — проворчал он. — В спортзал ходят после обеда, и ты должен быть в списке. А тебя там нет.

— Не понимаю, почему меня нужно сажать под замок. Это несправедливо.

— А кто говорит про справедливость? Если бы все было справедливо, я бы не бренчал ключами в этом заведении.

Он кивнул на камеру.

— Входи, — сказал он.

— Мне необходим экземпляр «Тюремных правил», — напомнил Шеферд.

— Я принесу.

Шеферд не сдвинулся с места.

— Мне надо сейчас.

— Я сказал, что принесу. В камеру, Макдоналд.

— У меня есть право на экземпляр «Тюремных правил». Ты отказываешь мне в моих правах.

— Ты нарушил дисциплину! — воскликнул Гамилтон. — Не выполнил приказ офицера. Немедленно входи в камеру, или я доложу о твоем проступке.

— В таком случае я пойду к начальнику тюрьмы и расскажу ему, как все произошло.

Шеферд стоял, уперев руки в бока, и смотрел на охранника. Он не собирался отступать.

Гамилтон смерил его взглядом. Шеферд был на несколько дюймов выше его и в лучшей физической форме. Надзиратель не мог силой загнать его в камеру, по крайней мере в одиночку. Но позвать других охранников означало признаться в том, что он не справился с ситуацией. В глазах товарищей и в собственных. Шеферд представлял, как тюремщик шевелит извилинами, взвешивая все «за» и «против». Потом он медленно кивнул.

— Подожди здесь, — сказал Гамилтон.

Он спустился по лестнице, покачивая связкой ключей. Шеферд облокотился на перила и проследил, как он покинул секцию. Уборщики на первом этаже подняли головы и посмотрели на Шеферда. Один из них улыбнулся и поднял большой палец.

Гамилтон отправился на контрольный пункт и переговорил с Тони Стаффордом. Через несколько минут он вернулся с брошюрой и бросил ее Шеферду. На обложке было написано «Тюремные правила за 1999 год», внизу стояли даты внесения поправок.

— Ну что, доволен? — усмехнулся Гамилтон.

— Спасибо, — сказал Шеферд.

— А теперь марш в камеру! — распорядился надзиратель. — Если не выполнишь мой приказ, вызову группу поддержки.

Шеферд спокойно улыбнулся и вошел в камеру. Гамилтон захлопнул дверь, и он услышал, как тот шагает по площадке. Это была маленькая победа, и Шеферд сознавал, что такие победы много значат в тюрьме. Он сел на койку и принялся читать «Правила».

* * *

Джералд Карпентер выжал из швабры лишнюю воду и шлепнул ею об пол, стараясь не замочить дорогие туфли. Не для того он платил за них две сотни фунтов, чтобы теперь мыть эту вонючую тюрьму. Часто жизнь складывается совсем не так, как ты планировал.

Карпентер презирал физический труд, но место уборщика выбрал сам. Так он мог почти весь день находиться вне камеры и свободно перемещаться внутри секции. Большую часть времени он проводил на верхнем уровне, а работа в бригаде позволяла ему спускаться и на другие этажи. Многие уборщики подрабатывали еще и посыльными, разнося между камерами сообщения и контрабанду, но, разумеется, никто из заключенных не посмел бы попросить Карпентера о такой услуге.

Во время работы в тюрьме стояла тишина, в часы общения тут царил бедлам — орала музыка, у бильярдных столов ругались игроки, раздавался хриплый хохот. Даже глубокой ночью не было совсем тихо: где-то бормотал телевизор, мурлыкало радио, вскрикивал или стонал кто-нибудь из заключенных. По этим звукам всегда было понятно, что здесь томятся еще полсотни душ — вернее, сто пятьдесят, если считать весь блок. Но когда люди уходили на работу, всюду наступал покой и мир. Конечно, не как в церкви — неприглядная обстановка исключала подобное сравнение, — но, например, как в монастыре, если не замечать зарешеченных дверей и защитной сетки. Впрочем, здешним совсем нет дела до духовных ценностей, улыбнулся Карпентер. Трудно найти другое место, где люди находились бы так далеко от святости.

Карпентер продолжал возить по полу мокрой шваброй, и его улыбка стала шире. Утром он получил хорошие новости. Эксперт по электронике, собиравшийся давать показания в суде, заявил, что не сможет участвовать в процессе по состоянию здоровья. Карпентер знал, что Гари Нелсона можно заменить, но на поиски другого эксперта уйдет время, если вообще найдутся желающие. В стране мало специалистов такого уровня, а слухи распространяются быстро. Избитый и напуганный Нелсон послужит живым примером для каждого, кто посмеет выступить против Джералда Карпентера.

Шаг за шагом Карпентер разрушал выстроенное против него дело. Материалы уголовной полиции похищены и уничтожены. С Джонатаном Элиотом разобрались. Яхта, главная улика обвинения, исчезла в клубах пламени. Однако на его пути к свободе еще оставалось важное препятствие — сотрудник таможенной службы Сэнди Роупер.

Карпентер ненавидел Роупера всей душой. Не только из-за того, что показания этого человека могли оставить его за решеткой на неопределенно долгий срок, но и потому, что раньше он был ему очень симпатичен. Вдвоем они пили, ходили на футбольные матчи и в стриптиз-клубы, смеялись, травили анекдоты. Со временем их отношения едва не превратились в дружбу, а Карпентер редко близко подпускал к себе людей. Предательство Роупера оскорбило его лично. Таможенник врал ему на каждом слове. Имя, возраст, школа, в которую он ходил, заключенные им сделки — все было враньем. Роупер буквально опутал Карпентера паутиной лжи. К тому же он таскал на себе подслушивающее устройство, записывая все, что говорил Карпентер. Он ввел его в свой самый ближний круг, а Роупер оказался предателем. И ладно бы еще из-за денег — тогда Карпентер сумел бы его понять, возможно, даже посочувствовать. Будь Роупер обычным стукачом и получи он от полицейских деньги за информацию, Карпентер не простил бы ему измены, но понял бы его мотивы. Полицейские могли на него надавить, чтобы выбить нужные им сведения, такое иногда случается. Карпентер знал, что под прессом человек часто работает охотнее, чем за деньги, а у полиции найдется немало способов заставить человека предать своих друзей. Однако Роупер заложил его лишь потому, что это была его работа. Ежедневная, тупая, безнадежная. От звонка до звонка. Сэнди Роупер был всего-навсего государственным чиновником, которому полагался пятинедельный оплачиваемый отпуск, именные часы на юбилей и убогая пенсия. Это бесило Карпентера больше всего. Его перехитрил чертов чинуша.

Но обманщиком был не только Роупер. Карпентер позволил обвести себя вокруг пальца полицейскому. Джонатан Элиот нравился ему не меньше Роупера. Симпатяга, вечно рассказывавший о своих романах с женщинами. Лишь после ареста Карпентер узнал, что у Элиота есть жена и множество наград за подпольную работу. Еще один чиновник, посадивший его за решетку по одной причине, — такое у него ремесло.

Убийство Элиота не доставило Карпентеру удовольствия. Он предпочитал покупать людей: полицейский на содержании представлял собой своего рода капиталовложение. Но когда выяснилось, что Элиот взяток не берет, убийство стало единственным способом убрать его с дороги. Существует простое уравнение: улики плюс свидетельства равны тюрьме. Нет свидетельств, нет улик — и Карпентер на свободе. Вот почему он готов сделать все, чтобы решить уравнение в свою пользу.

Карпентер перестал мыть пол, облокотился на перила и посмотрел сквозь защитную сетку. Один из уборщиков на первом этаже махнул рукой, и Карпентер ответил ему кивком. Антон Юржак, мужчина средних лет, нелегал из Восточной Европы, убил в своей лондонской квартире сотрудника иммиграционной службы. На взгляд Карпентера, преступление Юржака — как и многих здешних заключенных — не имело смысла. Сотрудник не был вооружен, так же как его напарница и двое полицейских в штатском, которые решили провести допрос на кухне Юржака. Тот запаниковал, схватил нож и вонзил его в грудь офицеру, а потом попытался выскочить через кухонное окно. После обыска у него нашли три килограмма афганского героина и двести тысяч фунтов стерлингов в подкладке пиджака. Если бы он умел держать себя в руках, в худшем случае ему грозила депортация, но для человека с такими деньгами это не проблема. А теперь он проведет остаток жизни за решеткой. В блоке предварительного заключения у многих похожие истории. Правда, большинство не особенно стремилось распространяться о своих подвигах. Все старались лгать. Некоторые твердили, что невинны, как младенцы. Их подставили. Ошиблось следствие. У них находились тысячи причин для оправданий. Ни один не признался Карпентеру, что его арестовали справедливо. Но Карпентер знал всю правду о соседях. Он превратил это в настоящий бизнес. Надо щедро платить за информацию, поскольку она дает власть. Юржак никому не говорил, что по-крупному торговал наркотиками, но Карпентер был в курсе его дел. В секции сидели два насильника и один педофил: проведай об этом тюремное сообщество, они не протянули бы и минуты. А Карпентер знал их тайны, но молчат как рыба — пока они делали то, что он им велел.

Карпентер снова взялся за швабру. Он тихо насвистывал себе под нос. Еще немного, и он вернется домой, к жене и детям. На пути к свободе остался только Сэнди Роупер. Но если все пойдет по плану, скоро с ним случится то же самое, что с Джонатаном Элиотом.

* * *

Шеферд лежал на спине и смотрел в белый потолок. Он услышал голоса и шум отпираемых дверей. С первого этажа доносились крики и смех заключенных, ждавших вечерний чай.

На площадке раздались шаги, и дверь в его камеру открылась. На пороге появился надзиратель, которого он раньше не видел, — огромный латиноамериканец с ослепительной улыбкой. Шеферд спрыгнул с койки.

— Меня зовут Хэл Хили, — сказал охранник. — Как устроились?

Он был на три дюйма выше Шеферда, с широкими плечами, едва помещавшимися в дверном проеме, и толстой шеей, которая грозила разорвать его воротник. Шеферд мысленно пробежался по своей базе данных и нашел нужное досье. Родился 12 апреля 1968 года. Разведен. Служба алиментов каждый месяц вычитала из его зарплаты 450 фунтов. До Шелтона работал в тюрьме Белмарш, где дважды обвинялся в насилии над заключенными. В обоих случаях пострадавшие отказались от своих претензий.

— Спасибо, хорошо, мистер Хили, — ответил Шеферд.

Он хотел пройти мимо, но надзирателя остановил его.

— Я слышал, вы плохо обошлись с Гамилтоном, — произнес он.

— Мне был нужен экземпляр «Тюремных правил».

— Вы не выполнили приказ, так мне сообщили.

— Все уже улажено.

Улыбка Хили стала еще шире.

— Все будет улажено, когда мы закончим этот разговор. Вы здесь всего пару дней и, наверное, не знаете, как мы тут работаем.

— Мне уже все объяснили.

Хили пропустил его слова мимо ушей.

— Жизнь в тюрьме основана на сотрудничестве. Это главное правило. Мы не можем вас ни к чему принудить. По крайней мере физически.

Шеферд не удержался от улыбки. Хили был достаточно мощным и крупным, чтобы принудить кого угодно к чему угодно.

— Наши наказания заключаются главным образом в лишении привилегий. Мы не можем на вас наброситься и задать хорошую трепку. Во всяком случае, официально.

В его улыбке чувствовалось что-то жестокое, и Шеферд удивился, почему те парни из тюрьмы Белмарш решили отозвать свои заявления.

— Поясните, мистер Хили.

— Когда надзиратель говорит вам что-то делать, вы это делаете. Мы стараемся просить вас вежливо, рассчитывая на ваше сотрудничество. И вы тоже просите нас вежливо. Так у нас заведено. Но если кто-нибудь отказывается сотрудничать...

Шеферд кивнул:

— Понятно.

— Но сегодня утром вы этого не поняли. Вы оскорбили мистера Гамилтона в присутствии других заключенных.

— Они были на первом этаже.

— Но все слышали. Теперь ему будет гораздо труднее настаивать на выполнении своих приказов. А если заключенные перестанут подчиняться ему, скоро они перестанут слушать и меня. Я этого не хочу. В моей секции этого не будет. Вы меня поняли?

Шеферд прикинул, как лучше поступить, сопоставив свои возможности с личностью Боба Макдоналда, вооруженного грабителя и крутого парня. Дэн Шеферд мог вести себя иначе, но сейчас он был не Дэн Шеферд и ему не следовало выходить из роли. Шеферд взглянул на Хили и шагнул вперед.

— Гамилтон — козел! — бросил он. — Мало того, он трусливый козел, потому что послал тебя драться вместо себя. Ты что подумал? Маленький белый парень испугается большого черного парня? — Шеферд сделал еще шаг. — Так вот, я не испугался, мистер Хили. Может, ты и верзила, но в тебе больше жира, чем мышц, а я справлялся с парнями побольше и потолще тебя. Гамилтон — козел, потому что послал тебя сюда, а ты козел, потому что пришел и пытался меня запугать.

— Оскорбления на почве расизма — нарушение закона, — заметил Хили.

— Правило пятьдесят первое, пункт 20а: «Заключенный нарушает закон, если использует угрозы или словом или действием оскорбляет представителя другой расы». Но я только назвал тебя большим черным парнем, а это констатация факта. Я назвал тебя жирным, и это тоже констатация факта. Если хочешь, можешь предъявить мне обвинение, тогда мы вместе пойдем к начальнику тюрьмы, и ты объяснишь ему, зачем зашел в мою камеру.

— Ты назвал меня козлом.

— А ты назвал меня ублюдком. Я докажу это. Ты первым начал меня оскорблять.

— Изображаешь умника? — усмехнулся Хили, но Шеферд понял, что победил.

— Правило шестое, параграф второй, — продолжил Шеферд. — «Общаясь с заключенными, охрана обязана воздействовать на них своим личным примером и авторитетом, завоевывая их расположение и пробуждая в них стремление к сотрудничеству». Это не то, что сделал Гамилтон, и не то, что сделал ты, явившись ко мне в камеру и пытаясь на меня давить. А теперь проваливай ко всем чертям. Я знаю, что использую угрозы и оскорбляю тебя словом, но это ничто по сравнению с тем, что я с тобой сделаю, если ты немедленно не уберешь свой жирный зад.

Шеферд сжал кулаки и шагнул к Хили. Надзиратель попятился и быстро покинул камеру.

Заключенный перевел дух и улыбнулся. Несмотря на свои размеры, Хили оказался трусом. Но Шеферд сознавал, что дело этим не кончится. Он выиграл битву, но война продолжится, и Хили постарается выбрать подходящее время для удара. Физическая схватка Шеферда не беспокоила. Он не врал, когда утверждал, что справлялся и с парнями побольше. Успех в драке не зависит от силы и размера, главное — техника и выдержка, а тут у него были отличные учителя. Но Шеферд был один, а за Хили стояли его сослуживцы. Он не сомневался, что Гамилтон при первом же удобном случае подставит ему подножку, в прямом и переносном смысле слова.

Шеферд вышел на площадку и посмотрел на первый этаж. Заключенные выстроились с подносами у, передвижной плиты. Он взглянул на стеклянную кабинку. Хили говорил что-то Стаффорду, возбужденно размахивая руками. Похоже, докладывал старшему офицеру о недавнем происшествии.

Шеферд потянулся. Позвонки в его шее хрустнули. Тощая подушка почти не поддерживала голову. Любопытно, как отреагирует Стаффорд, если он потребует визита врача? Согласно правилу номер 20, заключенный, находящийся под следствием, имеет право на посещение собственного врача или дантиста. Шеферд растер шею обеими руками. Он посмотрел на третий этаж и увидел большого парня с бритой головой, который деловито спускался по лестнице. Облокотившись на перила, Шеферд проследил, как тот добрался до первого этажа и подошел к кухонной тележке. Здесь парень снова встал впереди очереди и получил свою порцию. Крэг Ратбон смотрел куда-то в сторону.

Парень с подносом вернулся на третий этаж, и Шеферд потерял его из виду, когда тот двинулся дальше по площадке.

Значит, Карпентер жил в дальнем конце секции. Шеферд задумался, трудно ли будет перебраться в соседнюю камеру. Очевидно, начальник тюрьмы мог бы все устроить, но это привлечет лишнее внимание. До сих пор Шеферд ни разу не видел Карпентера — ни в часы общения, ни на прогулочной площадке. А днем, когда Карпентер выходил работать, Шеферд сидел в своей камере под замком. За едой Карпентер посылал своего человека. Шеферд не знал, когда он принимает душ, но в любом случае это не самое подходящее место, чтобы заводить разговоры с незнакомцами.

Ли поднялся по лестнице, неся ужин на пластмассовом подносе.

— Как дела, Боб? — спросил он.

— Чуть не умер от скуки, — ответил Шеферд.

— Если ты начал сотрудничать, то тебе найдут работу. Может, поставят на упаковку завтраков.

— Что это такое?

Ли направился к камере. Шеферд последовал за ним.

— Наборы, которые нам выдают по вечерам. Пакетик чая, сахар, молоко и хлопья. Их пакуют в одном из цехов. Обычно туда посылают новичков.

— К черту завтраки. Как мне устроиться уборщиком? Ли рассмеялся.

— Никак. Здесь нужны связи. Я уже говорил — потолкуй с Диггером.

— А кто сейчас в бригаде?

— Из нашей секции шесть человек. Чарли Уэстон, арестован за финансовые махинации. Наверное, припрятал где-нибудь денежки и купил эту работу в первую же неделю. Потом черный парень по кличке Хомяк. Он не платит, но оказывает Диггеру разные услуги.

— Хомяк?

— Да, паренек торговал крэком в Сохо. Носил пакетики во рту. Запихивал их столько, что щеки раздувались, как у хомяка. Когда его поймали, он не сумел все проглотить.

Ли улыбнулся.

— Кто еще?

— Джинджер, живет прямо под нами, фанат «Юнайтед», с рыжей шевелюрой. Уже шесть месяцев в уборщиках. Его жена на воле платит Диггеру.

Они вошли в камеру. Шеферд остался у двери, а Ли сел за стол и начал наматывать на вилку спагетти.

— Откуда ты все это знаешь, Джейсон?

— В тюрьме нет секретов, приятель. Джинджер сболтнул соседу по камере, тот поведал моему другу Джонно, Джонно передал мне. Здесь больше нечем заниматься, лишь сплетни и телевизор. Сначала думаешь, что будешь держать язык на замке, но рано или поздно теряешь бдительность. Ничего не поделаешь. Если только тебя не посадят в одиночку.

— Значит, Чарли, Хомяк и Джинджер. Кто еще?

— А тебе зачем?

— Хочу знать своих конкурентов.

— Дело не в конкуренции, надо просто заплатить Диггеру.

— У меня нет денег, чтобы заплатить. Придется проявить изобретательность.

— Не думаю, что Диггер это оценит, — усомнился Ли.

— Посмотрим. Кто еще?

— Парень по имени Юржак. Босниец или что-то в этом роде. Зарезал сотрудника иммиграционной службы. Полный придурок, любит командовать. Сидит на третьем этаже. Да, еще Карпентер, с того же уровня. Наркоторговец. Говорят, на воле у него остались миллионы.

Ли наморщил лоб.

— Сколько получилось, пятеро? — Он перечислил фамилии и кивнул. — Да, и Куви с первого этажа. Обычно он убирается в душе. Огромный парень с голым черепом и наколкой в виде бульдога.

Шеферд видел его прошлым вечером — тот мыл пол после того, как увезли передвижную кухню.

— Не похоже, чтобы у него водились деньги.

— Верно, но ты попробуй отобрать у него швабру. Даже Диггер не решится. Знаешь, почему его прозвали Куви?

— Нет.

— Это уменьшительное от «кувалда». Его любимое оружие. Он был в команде уборщиков еще до того, как здесь появился Диггер. Остальных тот выгнал, но с Куви ему справиться не удалось. Ты собираешься ужинать?

— Я не голоден.

— А что заказывал?

— Корнуэльский пирог.

— Слушай, может, сделаешь мне одолжение и сходишь за ним? Если он тебе не нужен, я оставлю его на будущее.

Шеферд направился к двери.

— И булочку захвати, хорошо?

Шеферд остановился и посмотрел на Ли:

— Что-нибудь еще, ваше величество?

Ли вскинул руки:

— Без обид, Боб. Просто жаль, что добро пропадает.

Шеферд усмехнулся:

— Еда в обмен на информацию, Джейсон.

* * *

На следующий день Шеферду не дали никакой работы, поэтому утро он провел в камере. В обед его выпустили, потом заперли снова. Ближе к вечеру дверь открыл Крэг Ратбон.

— Все еще без работы? — осведомился он.

— Скоро подкинут, — ответил Шеферд. — Чем тут еще заняться?

— Скорее всего тебя пошлют в одну из мастерских, — предположил Ратбон. — Или в прачечную. Я могу поговорить с мистером Стаффордом.

Меньше всего Шеферду хотелось оказаться в мастерской. Он должен подобраться ближе к Карпентеру, а значит, стать уборщиком. Для этого необходимо договориться с Диггером или заставить кого-нибудь из бригады отказаться от своей работы.

— К тебе пришел адвокат, — сообщил Ратбон.

— Да, он обещал заглянуть.

Ратбон отступил в сторону, выпустив Шеферда из камеры, и они вместе направились к лестнице.

— Что говорит адвокат? — поинтересовался Ратбон.

— Советует пойти на сделку, раз меня поймали с поличным. Но я не стукач.

— Воровской кодекс чести?

— Ты ведь знаешь, что бывает в тюрьме со стукачами.

— Будешь мотать на полную катушку? Вооруженный грабеж и нападение на полицейского? Могут дать пожизненное.

— Посмотрим, — пожал плечами Шеферд.

— Желаю удачи, — произнес Ратбон, и в его голосе прозвучала искренность.

Он проводил Шеферда по коридору в административный блок, расположенный ближе к выходу из тюрьмы. Шеферд уже привык к особому ритму движения конвоируемого заключенного, когда приходилось останавливаться у каждой зарешеченной двери и отступать в сторону, чтобы охранник открыл замок, проходить вперед первым и ждать, когда дверь закроют снова.

Харгроув ждал его в комнате для допросов. Ратбон напомнил, что его можно вызвать с помощью звонка, закрыл дверь и оставил их одних.

— Как успехи? — произнес Харгроув.

— Я здесь всего два дня и постоянно сижу взаперти.

— Ты уже виделся с Карпентером?

— Нет, но я над этим работаю.

— Работай поживей, Паук.

Шеферд вспыхнул и в бешенстве посмотрел на суперинтенданта.

— Вы хоть представляете, что это за место? Здесь гребаная тюрьма строгого режима, а не детский лагерь. Я не могу просто так постучаться в камеру Карпентера и предложить ему чашку чаю.

Он раздраженно откинулся на стуле. Харгроува обеспокоила его реакция.

— Ты в порядке? — спросил он.

— А вам как кажется?

В окне появились Ратбон и лысый охранник, который был здесь во время первого визита Харгроува. Суперинтендант улыбнулся и кивнул, словно вел с Шефердом приятную беседу.

— Я знаю, тебе сейчас нелегко, — промолвил Харгроув, — и задача у тебя очень трудная. Но и нам приходится несладко. Один из экспертов министерства подвергся нападению. Доктор Гари Нелсон. Он должен был выступить в суде и подтвердить подлинность записей, сделанных Элиотом и Роупером.

— С ним все в порядке?

— Его порезали. Угрожали ему и жене. Нелсон взял больничный и отказался от участия в процессе. Он винит нас в том, что мы его не защитили.

— По-вашему, он не прав?

Харгроув сокрушенно вздохнул.

— Мы не можем обеспечить круглосуточную охрану каждому человеку, замешанному в этом деле. Нелсон был одним из многих технических специалистов, приглашенных обвинением. Есть еще с полсотни полицейских, детективов, таможенников и судмедэкспертов, они тоже принимали участие в расследовании. Чтобы защитить всех, нам потребуется человек пятьсот. У лондонской полиции нет таких ресурсов.

— Вы сказали Роуперу?

— О Нелсоне? — Харгроув покачал головой. — Если он испугается, все дело рухнет. И если с ним что-нибудь случится — тоже. Ты наша главная надежда, Паук.

— Знаю. Мне очень жаль.

Шеферд провел рукой по волосам. Он чувствовал себя грязным. За все время пребывания в тюрьме Шелтон ему лишь раз разрешили сходить в душ. Он регулярно чистил зубы, но после тюремной пасты во рту всегда оставался неприятный вкус.

— Раньше мне не приходилось заниматься этим по двадцать четыре часа в сутки, — заметил Шеферд. — Обычно я возвращался домой или в другое место, где мог побыть самим собой.

— Хочешь, я приглашу врача?

Тайные агенты часто обсуждали свои проблемы с полицейскими психологами, но появление одного из них в тюрьме означало бы для Шеферда провал. Никто не поверил бы, что профессиональный грабитель нуждается в психологической помощи.

— Я справлюсь.

— Дай знать, если передумаешь. С кем из надзирателей ты уже познакомился?

— Пока с пятерыми. Тони Стаффорд управляет блоком. Большую часть времени он сидит в кабинке, и я не вижу, как Карпентер может его использовать. Ллойд-Дэвис дежурит в секции, но, как вы говорили, она умная и делает карьеру. Гамил-тон — заноза в заднице, у меня еще будут с ним проблемы. Парня, провожавшего меня сюда, зовут Ратбон. Он вроде ничего. Есть еще очень неприятный тип по имени Хили, считающий, что правила писаны не для него.

— Он твой главный подозреваемый?

Шеферд пожал плечами:

— Пока рано делать выводы. Карпентер почти не выходит из камеры, по крайней мере в те часы, когда я могу его видеть. Судя по всему, он работает в бригаде уборщиков и свободно перемещается по всей секции, но в это время я сижу под замком.

— И каков твой план?

— Надо устроиться уборщиком.

— Хочешь, чтобы я поговорил с начальником тюрьмы?

— Ни в коем случае, — ответил Шеферд. — Карпентер сразу меня раскусит. Я посмотрю, что можно сделать. Макдоналд — серьезный парень, пора ему показать свою крутизну.

— Ладно, если тебя не посадят за это в изолятор, — отозвался Харгроув. — Тебе что-нибудь нужно?

— Мои часы или любые другие. Надоело, что никогда не знаешь время. И приличные шмотки. Здесь мало чем можно выделиться из толпы. Модные джинсы. Тенниски. Спортивные брюки, лучше «Найк», последнюю модель.

— Хорошо, — пообещал Харгроув, записав информацию в маленьком блокноте.

— Пожалуй, часы тоже надо шикарнее. Кроме того, я хочу увидеть Сью и Лайама.

— Мы этим занимаемся.

— Я должен их увидеть, — настойчиво произнес Шеферд. — И желательно, чтобы вас при этом не было. Без обид.

— Тебе следует подать на них заявку. Энн Макдоналд и Гарри. Я внес их во всех компьютерные файлы по твоей легенде. Как только примут заявку, я их привезу.

— Когда я был у Гоздена, он позволил мне поговорить с Сью. По телефону.

Харгроув нахмурился, но промолчат.

— Это была прямая линия, к тому же если мы не можем доверять Гоздену, мне все равно конец.

У суперинтенданта по-прежнему был кислый вид.

— Гозден заявил, что у меня семейные проблемы и жена хочет со мной развестись. Я попрошу о посещении. Привезите ее сюда с надежным человеком.

— Я о ней позабочусь, не волнуйся. — Харгроув встал и убрал блокнот. — У тебя чертовски трудная работа, Паук, и не думай, что мы ее не ценим.

Шеферд встал и нажал звонок.

— Главное, не забудьте про сверхурочные.

Лысый офицер забрал Харгроува, а Ратбон повел Шеферда обратно в блок.

— Как все прошло? — поинтересовался надзиратель, когда они шли по коридору.

— Адвокат настроен оптимистично, — ответил Шеферд.

— Они все так говорят, пока платишь по счетам, — заметил Ратбон.

— А ты циник, Крэг.

— На нашей работе иначе нельзя, — возразил охранник. — Здесь не встретишь ни одного преступника. Кого ни спросишь, все не виноваты. «Меня подставила МИ-5» — я слышу это каждую неделю.

Несколько минут они шли молча, слушая, как на блестящем линолеуме скрипят тяжелые ботинки Ратбона.

— Можно задать тебе вопрос, Крэг? — промолвил Шеферд, когда они повернули к блоку предварительного заключения.

— Только не по географии. Я в ней ни черта не смыслю.

— Кто командует в блоке?

Ратбон покосился на Шеферда:

— Имеешь в виду Тони Стаффорда?

— Ты знаешь, о чем я. Кто главный среди заключенных?

— Вообще-то у нас тут равноправие.

— Ну да, в теории, а на деле? — настаивает Шеферд. — Ты ведь знаешь Диггера?

— Нашего любезного мистера Томпкинса? Еще бы. Он и в тебя запустил свои когти?

— Диггер обещал, что поможет мне обмундироваться, пока я на мели.

— Будь осторожен. Никогда не давай и не бери взаймы, это лучшее, что я могу тебе посоветовать.

— Почему его прозвали Диггером?

Ратбон усмехнулся.

— Говорят, несколько лет назад он совершил двойное убийство. Избавился от двух дружков-ямайцев, которые вторглись в его владения. Доказать ничего не удалось, но ходят слухи, будто он закопал их экскаватором.

— А за что он здесь?

— Опять убийство, на сей раз обычное. Пристрелил еще одного ямайца. Пытался отвертеться, но его прижали судебные медэксперты. Серьезно, будь с ним осторожнее, ладно?

— Я слышал, он управляет нашей секцией. А может, и блоком.

— Неужели?

— Значит, он сумеет выполнить мои желания.

— Например, вытащить тебя отсюда?

— Ты понимаешь, о чем речь, Крэг. Просто я не хочу просить об услуге не тех людей.

— Надеюсь, ты не собираешься меня одурачить, Макдоналд?

— Каким образом?

— Вдруг ты сам решил стать боссом и стараешься выведать, кого надо убрать?

— Даже в мыслях не было. Да и какой прок в том, чтобы верховодить в блоке предварительного заключения? Здесь всегда новые люди.

— Деньги все равно можно заработать.

— Если вы знаете, чем он занимается, почему ничего не предпримете?

Ратбон иронически улыбнулся.

— Кто это «вы»?

— Тюремные власти. Начальник тюрьмы.

— Не прикидывайся дурачком, Макдоналд. Ты знаешь, как тут все работает.

— Ну, я ведь новичок.

— Да, хотя это довольно странно. Очевидно, раньше ты не сидел, но в тюрьме чувствуешь себя неплохо.

— Если я не рыдаю по ночам в подушку, это еще не значит, что для меня здесь дом родной.

Они подошли к секции, и Ратбон открыл замок. Он придержал дверь, не пропуская в нее Шеферда.

— Я вижу, ты хороший парень, Боб, поэтому должен тебя предупредить. Не вздумай бороться с Диггером. Он психованный ублюдок. Ему еще сто лет сидеть при строгом режиме, и он в любом случае ничего не потеряет. После тюрьмы его депортируют из страны. У него нет британского гражданства, и свою старость он будет доживать в солнечной Ямайке.

— Приму к сведению.

Ратбон убрал руку и дал ему пройти.

— Как мне устроить посещение?

— Семейное или адвокатское?

— Семейное. Хочу повидаться с женой. И с сыном.

— Разве ты не разводишься?

Шеферда раздражало, что каждый его поступок или слово через несколько часов становились известны всей тюрьме.

— Да, но нам надо кое-что обсудить.

Ратбон нахмурился.

— И с ребенком?

— Я уже несколько недель не видел сына.

— Скучаешь?

— Конечно.

Шеферд предпочел бы не обсуждать с Ратбоном свою семью, но понимал, что охранник просто старается быть дружелюбным. Оборвав разговор, он обидел бы его.

— Она правда хочет развестись?

— Так сказал начальник тюрьмы. После встречи с ней узнаю больше.

— Тебе надо попросить о закрытом посещении, — посоветовал Ратбон. — Это когда другие заключенные не слышат вашу беседу. Уверен, в таких обстоятельствах начальник тюрьмы пойдет тебе навстречу.

Ратбон повел Шеферда на первый этаж и показал ему бланк заявки. Он помог Шеферду заполнить документ и положил его в ящик с надписью «Исходящие письма и списки посетителей». Потом они вернулись на второй этаж.

— Если тебе понадобится Исповедник, Боб, только скажи, — предложил Ратбон.

— Спасибо, но я не склонен к суициду.

— Они ходят не только к самоубийцам, — возразил надзиратель. — С ними можно обсуждать все проблемы. В любое время дня и ночи.

— Даже когда мы заперты?

— Если дело серьезное, почему бы и нет. Это мы решаем.

Ратбон открыл дверь камеры.

— Спасибо, — искренне произнес Шеферд.

Надзиратель запер замок, и Шеферд забрался на свою койку. Он предвкушал свидание с женой и Лайамом, но еще больше ему хотелось вернуться на свободу и проводить с ними двадцать четыре часа в сутки. А чтобы добиться этой цели, он должен разобраться с Джералдом Карпентером. Чем скорее, тем лучше.

* * *

Ким Флетчер в двадцатый раз посмотрел на фотографию.

— В этой форме они все на одно лицо, — пробормотал он.

Пальцы Пэта Нири барабанили по рулю «БМВ». Из школьных ворот вышел мальчик, прижимая к уху мобильный телефон.

— Это он? — спросил Нири.

Флетчер прищурился.

— Вряд ли.

— Может, тебе очки купить?

— Пошел ты! — огрызнулся Флетчер и снова бросил взгляд на фотографию.

— Надо было встать поближе к дому, — пробурчал Нири.

— Ага, чтобы нас сразу замели.

— Я сказал — поближе, а не рядом с домом. Мы торчим у этой школы, как два прыща на заднице.

— Говори за себя!

К воротам подкатил черный «рэйнджровер» с блондинкой за рулем, и на его заднее сиденье набилось сразу трое ребят. Флетчер даже не взглянул в их сторону. Мальчик, которого они ждали, всегда ходил домой пешком.

«Рэйнджровер» уехал. У ворот стоял школьник с синим спортивным рюкзачком и беседовал с высоким парнем в черных очках.

— Это он, — сказал Флетчер.

Нири завел мотор. Когда они отъезжали от школы, Флетчер оглянулся. Нет, он не ошибся. Мальчик с рюкзачком помахал высокому парню и зашагал по дороге, глубоко засунув руки в карманы брюк. Галстук у него был слегка приспущен, на рубашке расстегнуты две верхних пуговицы.

Проехав ярдов двести по шоссе, Нири остановил машину перед маленькими магазинчиками. Флетчер вылез на тротуар и надел непроницаемо-черные очки. Нири сделал резкий разворот, припарковался на другой стороне улицы и остался сидеть с включенным мотором.

Флетчер ждал мальчика, рассматривая витрину кондитерской. Действовать надо очень аккуратно. Если он спугнет парня, бежать за ним будет бесполезно: ему уже сорок пять, и он давно отвык не только от спринта, но и от легкой трусцы.

Флетчер взглянул налево. Мальчик был в пятидесяти футах, он шел, опустив голову и ссутулив плечи. Ему было двенадцать лет.

Флетчер сунул правую руку в карман пальто и не спеша двинулся навстречу. Мальчик поднял голову и убрал со лба каштановую челку. Увидев, что Флетчер идет прямо на него, он отступил в сторону дороги. Его брови настороженно сдвинулись.

— Бен Роупер? — спросил Флетчер. Он не сомневался, что если назвать мальчика по имени, тот почти наверняка не убежит.

— Да? — произнес настороженно мальчик.

Флетчер вынул руку из кармана пальто и достал ослепительно белый конверт.

— Можешь передать это своему папе?

Он протянул ему конверт.

— Что это?

Флетчер наградил его дружелюбной улыбкой — по крайней мере он надеялся, это выглядело именно так. Зубные протезы были его гордостью: они обошлись ему в семь тысяч фунтов и практически не отличались от настоящих. Флетчер ненавидел дантистов и не посещал их, пока к сорока годам у него не сгнили почти все зубы. Боль стала такой сильной, что пришлось обратиться за помощью, но его рот находился в плачевном состоянии, и врач предложил два варианта, каждый предполагал удаление всех зубов. Хирург пояснил, что может имплантировать новые зубы в десны или заменить их протезами. Флетчер выбрал протезы.

— Это личное письмо, — сказал он. — Настолько важное, что я решил не отправлять его по почте.

Мальчик взял конверт, но был настроен подозрительно.

— Просто передай папе, ладно? — попросил Флетчер.

Бен держал письмо в вытянутой руке, словно боялся, что оно обожжет ему пальцы.

— Мне говорили, что я ничего не должен брать у незнакомцев, — заявил он.

— Это только письмо, — поспешил успокоить его Флетчер. Он взглянул по сторонам, но никто не обращал на них внимания.

— Ладно, — сказал Бен и спрятал письмо в карман куртки.

— Хороший мальчик.

Флетчер похлопал его по плечу.

Бен зашагал по дороге к дому. Флетчер подождал, пока он отойдет достаточно далеко, потом перешел через дорогу и сел в «БМВ». Нири тронулся с места.

— Что теперь?

— Увидим, поймет ли Роупер намек, — ответил Флетчер, сняв темные очки и убрав их во внутренний карман.

— А если не поймет?

Флетчер изобразил рукой пистолет.

— Тогда мы купим еще один мотоцикл.

* * *

Когда все вернулись из мастерских, дверь в камеру Шеферда открылась. Это была Ллойд-Дэвис, в руках она держала большую белую сумку и планшет с зажимом.

— Адвокат просил передать это тебе, — произнесла она, поставив сумку на пол.

— Спасибо, — отозвался Шеферд.

Он вытряхнул содержимое на свою койку. Ему принесли две тенниски «Пол Лорен» — одна красная, другая синяя, — пару черных джинсов от Армани, ослепительно белые спортивные рейтузы «Найк», носки той же фирмы и нижнее белье «Келвин Кляйн». В одну из теннисок были завернуты часы «Роллекс» и золотая цепь. Шеферд посмотрел на дорогой хронометр. Это же те часы, которые у него забрали в судмедэкспертизу: наверное, Харгроув конфисковал их у какого-нибудь наркоторговца. Золотой корпус, украшения из бриллиантов — вещица для настоящего плейбоя.

Ллойд-Дэвис протянула ему планшет и ручку.

— Распишись здесь, — сказала она, постучав по листочку со списком всех доставленных предметов.

Шеферд расписался как Боб Макдоналд и вернул планшет.

— Будь с этим осторожнее, — предупредила она, кивнув на «Роллекс».

Шеферд надел браслет на руку.

— Всего лишь часы, — усмехнулся он.

— Они стоят тысяч пять, не меньше, — заметила Ллойд-Дэвис. — Многие парни здесь готовы убить за такие деньги.

Он повесил на шею золотую цепь.

— Боб, носить драгоценности в тюрьме — значит напрашиваться на неприятности.

— Я о себе позабочусь, мэм. — Он взял с койки тенниски. — Какую лучше надеть?

— Красную. Идет к твои глазам. Слушай, я серьезно. Если ты лишишься своих вещей, мы ничего не сумеем сделать.

— Можете вызвать полицию. Ллойд-Дэвис холодно улыбнулась.

— Ладно, смотри сам. Я просто хотела помочь.

Шеферд понял, что она обиделась, и ему вдруг стало стыдно. Она попыталась проявить дружелюбие и сочувствие, а Боб Макдоналд расценил это как признак слабости. Дэну Шеферду хотелось извиниться, но он не должен выходить из роли. Надо вести себя жестко и решительно.

— Пусть кто-нибудь попробует протянуть к ним лапы, мигом останется без пальцев. — Он направился к двери. — Можно мне сходить за ужином?

Ллойд-Дэвис прижала планшет к свои черным брюкам и покинула камеру.

Шеферд сменил арестантскую рубашку на красную тенниску, надел черные джинсы и носки «Найк». Он вышел на площадку и направился к лестнице, глядя сверху на первый этаж, где заключенные выстроились у передвижной кухни. Ллойд-Дэвис стояла в стеклянной кабинке и беседовала со Стаффордом. На втором этаже надзирателей не было. Шеферд вытянул шею. Третий уровень тоже без охраны. Он взбежал по лестнице и огляделся. Ни одного охранника. Трое заключенных в спортивных брюках и футболках «Адидас» проскочили мимо него и затопали по ступенькам лестницы.

Шеферд бегло осмотрел первый этаж. Гамилтон дежурил у кухонной плиты. Ратбон стоял возле бильярдного стола. Ллойд-Дэвис все еще говорила со Стаффордом. Он быстро прошел по площадке. Справа от каждой двери висела белая табличка с фамилиями заключенных. Шеферд нашел камеру Юржака и распахнул дверь.

Юржак лежал на койке и смотрел телевизор.

— Какого черта тебе тут надо? — рявкнул он.

Шеферд с грохотом захлопнул за собой дверь.

— Мне нужно твое место в бригаде уборщиков, — объяснил он.

— Убирайся! — воскликнул Юржак, поднявшись с койки. — Это моя камера. Ты не можешь сюда входить.

Шеферд бросился на Юржака, схватил его за горло и швырнул об стену. Поднос с едой полетел на пол. Шеферд был на три дюйма выше и почти на десять лет моложе Юржака. Он запретил себе видеть в нем человека. Это была просто проблема, которую следовало решить. И решить мгновенно, пока не закончилась раздача ужина и не началась проверка. Уложиться в пять минут.

— Я хочу, чтобы ты ушел из уборщиков, — заявил он.

— Иди к черту, — прохрипел Юржак. — Я заплатил за это место пять сотен. Почему я должен его отдавать?

Шеферд ударил его головой по носу. По лицу беженца заструилась кровь. Юржак осел на пол, потеряв сознание. Шеферд знал, что разбитого носа будет недостаточно, чтобы заставить его отказаться от места, поэтому схватил Юржака за левую ногу и зажал ее между перекладинами стула. Потом сделал глубокий вдох и ударил ногой по колену Юржака. Кость хрустнула, как сухое дерево. Тяжело дыша, Шеферд смотрел на распростертое тело. Юржак был наркоторговцем, и он не испытывал к нему никакой симпатии, но ему не нравилось калечить человека. Однако выбора не было: простые угрозы на него бы не подействовали.

Шеферд приоткрыл дверь камеры и огляделся. Все чисто. Он бросился к лестнице. Навстречу поднимался бритоголовый парень с подносом для Карпентера. Увидев Шеферда, он нахмурился, но ничего не сказал.

Тони Стаффорд сидел в своей кабинке, склонившись над столом. Ллойд-Дэвис нигде не было. Шеферд спустился по ступенькам и присоединился к очереди у плиты. В мясное ассорти входили подгорелые сосиски, пережаренный бифштекс и кусочки полусырой свинины. Человек, отвечавший за гарнир, отвесил ему порцию картофеля фри и ложку тушеной фасоли. Шеферд положил на поднос булочку и пачку малинового йогурта, затем направился к своей камере. По дороге он посмотрел на третий этаж — охранники на площадке отсутствовали.

Ли сидел за столом в камере. Ему тоже выдали мясное ассорти.

— Новый прикид? — спросил он, когда Шеферд сел на койку.

— Да, адвокат подбросил кое-какие шмотки.

— И часы?

— Ага. Их забрали в судмедэкспертизу, но, видимо, ничего не нашли.

— Классная вещица.

— Хоть время можно узнать.

Ли кивнул на поднос Шеферда:

— Будешь хлеб?

Шеферд протянул ему булочку.

— А йогурт?

Йогурт отправился за булочкой.

Ллойд-Дэвис открыла дверь:

— Все в порядке, джентльмены?

Шеферд протянул ей поднос:

— Хотите картошки?

— Я забыла сказать, Макдоналд, что завтра вечером можешь пойти в спортзал. Я включила тебя в список.

— Спасибо, мэм.

Она хотела что-то добавить, но внезапно с третьего этажа послышался крик:

— Носилки! Принесите сюда носилки!

Ллойд-Дэвис быстро вышла из камеры. Ли встал и бросился к двери. Шеферд последовал за ним. Похоже, они нашли Юржака.

Заработал сигнал тревоги. Полдюжины офицеров бежали по секции и загоняли заключенных в камеры.

Ли вытянул шею, чтобы разглядеть, что происходит на третьем ярусе.

— Могу поспорить, кто-то себя порешил, — промолвил он.

По площадке шел Хили, проверяя камеры. По всей секции захлопали двери. Двое надзирателей промчались наверх с носилками. Хили приблизился к ним.

— В камеру, Ли, — велел он. — Нечего здесь смотреть.

— Что случилось, мистер Хили?

— Ранен заключенный.

— Покончил с собой?

Хили не ответил. Ли включил телевизор и сел на стул.

— Вот дерьмо! — бросил он и воткнул вилку в сосиску.

— А что? — спросил Шеферд.

— Теперь нас посадят под замок, пока все не утрясется, — объяснил Ли. — Ни прогулки, ни спортзала, ничего. И все из-за того, что какой-то болван наложил на себя руки.

Шеферд поставил поднос на койку. У него пропал аппетит.

* * *

Элис Роупер увидела, как у дома остановились две машины, и нахмурилась. Обычно приезжала одна, с двумя людьми из системы. Элис всегда удивлялась, почему сотрудники управления таможенных пошлин и акцизных сборов называли свою службу системой. В главном здании таможни на Темзе не было ничего особенного, а работавшие там выглядели обычными служащими. Сэнди однажды сказал ей, что все дело в секретном коде, который они использовали по радио. Таможенную службу условно называли Розовым домом, а ребята из МИ-5 переиначили его в систему. Работникам таможни это пришлось по вкусу: они считали себя честными и храбрыми воинами, сражающимися против темных сил. Элис подумала, что порой они ведут себя как дети.

В одном из автомобилей — большом черном седане — пассажиров не было, но она узнала двух людей во второй машине. Сэнди познакомил ее с ними, но она не запомнила имен. Последние недели вокруг дома постоянно торчали какие-то незнакомцы, и все контакты с ними Элис ограничивались тем, что она предлагала им чашку чаю. Один мужчина улыбнулся и помахал ей рукой, когда она проехала мимо и повернула на мощеную площадку перед домом. Поставив у гаража свой «форд-фиеста», Элис перетащила покупки на кухню. Сэнди отказался поехать с ней в супермаркет — начальство требовало, чтобы он редко покидал дом. Элис это казалось нелепым, ведь с самого начала Сэнди утверждал, будто никто не знает ни его настоящую фамилию, ни того, что он замешан в судебном разбирательстве. Если так, почему начальство боится, что его узнают? Но она не стала спорить, ей надоело целыми днями сидеть с ним дома, и она была не против прогуляться куда-нибудь одна, даже если это всего лишь поездка в «Сейнзбериз»[5].

Элис открыла входную дверь, вошла в дом и поставила сумки на кухонный стол.

— Будешь чай, Сэнди? — крикнула она, включив электрический чайник.

Бен и Дэвид играли в футбол в саду. В дальнем конца сада Элис заметила человека, стоявшего около маленькой теплицы. Он был длинный и худой как жердь, с тощими руками, торчавшими из коротких рукавов плаща.

Элис услышала за спиной шаги и быстро обернулась, но это был ее муж.

— Кто там в саду? — спросила она.

— Элис, нам надо поговорить.

* * *

Ли был прав — камеры заперли на всю ночь. Утром Ли собирался в душ, он сразу вскочил с койки, услышав, что внизу открывают двери. Ли встал у двери с полотенцем и шампунем. Шеферд спрыгнул на пол в арестантских штанах и тенниске. Он начал бриться над раковиной. В двери открылось окошко, потом отперли замок. Ли бросился бежать к лестнице.

Дверь открыл Гамилтон.

— Что случилось, мистер Гамилтон? — спросил Шеферд.

— Ты о чем?

— Нас заперли на ночь.

— На третьем этаже избили заключенного.

— С ним все в порядке?

— У него сломана нога. Сейчас он в больнице. Почему ты спрашиваешь, Макдоналд?

— Вчера я не попал в спортзал, потому что нас посадили под замок. Можно сегодня занести меня в список?

— Попробую, — ответил Гамилтон, но по его тону было ясно, что рассчитывать на него не стоит.

Шеферд закончил бриться, вытер лицо, вышел на площадку и спустился на первый этаж. Камера Диггера находилась в углу, напротив выхода на прогулочную площадку. Вокруг бродили заключенные, но никто не обращал на него внимания.

Дверь Диггера оказалась приоткрыта. Шеферд распахнул ее настежь. В камере никого не было. Он выругался.

— Кого-нибудь ищешь, друг? — произнес чей-то голос. Шеферд обернулся. Сзади стоял Дикобраз, уперев руки в бока.

— Мне нужен Диггер.

— Разве тебе не говорили, что никогда нельзя входить в чужую камеру без приглашения?

— На самом деле я никуда не вошел, но приму твои слова к сведению, Дикобраз. Так где Диггер?

— В душе. Что тебе надо?

— Пообщаться с ним.

Он хотел пройти мимо, но Дикобраз поднял мощную руку и преградил ему путь.

— Можешь пообщаться со мной, — сказал он.

Шеферд посмотрел на его руку. Она была толще, чем его нога.

— Очевидно, ты много тренируешься в спортзале? — спросил Шеферд.

— Бывает.

— Поднимаешь тяжести?

— Иногда.

Шеферд не представлял, какой ущерб он может нанести такому крупному парню, как Дикобраз. Его тело было большим, но не толстым. Оно состояло из мышц. Из этого, конечно, не следовало, что он хороший боец, но его жизненно важные органы и нервные центры были хорошо защищены. Если дело дойдет до драки, Шеферду придется целиться в самые уязвимые места — горло, висок или грудь. Но когда бьешь в ключевые органы, легко переборщить и убить человека насмерть. А если ударить слабо, на Дикобраза это может не подействовать. Тогда Шеферду придется плохо.

— Вот он идет, — промолвил Шеферд.

Дикобраз обернулся, и Шеферд ударил его коленом в пах. Дикобраз судорожно выдохнул и согнулся пополам. Глаза расширились, и он стал беззвучно ловить ртом воздух. Шеферд обошел вокруг него, поставил ногу под его левое колено и резко толкнул. Дикобраз накренился вперед. Шеферд двинулся к лестнице. Сделав три шага, он услышал, как Дикобраз с глухим стуком рухнул на пол. Два черных парня в тренировочных костюмах посторонились и дали Шеферду пройти. По их изумленным лицам было ясно, что они видели, как он обошелся с Дикобразом. Он посмотрел на них, потом проверил секцию. Охранников нигде не было.

Шеферд поднялся по лестнице. В кабинке было два офицера, лет сорока, раньше Шеферд их не видел. Он направился в душевую. Ли попался ему навстречу с мокрыми волосами.

— Диггер там? — спросил Шеферд.

Ли кивнул и быстро пошел прочь, словно догадываясь о намерениях Шеферда. В душевой стояли двое мужчин: невысокий белокожий парень с татуировкой на плече, изображавшей британский флаг, и Диггер.

Шеферд прислонился спиной к стене рядом с полотенцами. Белый парень взглянул на него, и Шеферд указал ему на дверь. Тот взял свое полотенце и исчез.

Диггер улыбнулся:

— Что тебе надо?

— Поговорить.

— Здесь?

— А ты стесняешься?

— Мог бы обратиться к Дикобразу.

— Уже обратился.

Диггер выключил воду и приблизился к Шеферду, шлепая по полу огромными ступнями.

— Мне нужно место Юржака в бригаде уборщиков, — произнес Шеферд.

— Существует очередь.

— Плевать мне на очередь. Я хочу это место.

Диггер навис над Шефердом. Он выглядел таким же большим и крепким, как Дикобраз, но вряд ли попался бы на старую уловку.

— У тебя есть деньги? — спросил Диггер, выставив вперед тяжелую челюсть.

— Я могу их достать.

— С тебя тысяча.

— Какого черта? Юржак заплатил пять сотен.

— Инфляция.

— Слушай, ты получил пять сотен от Юржака, значит, за работу заплачено.

— Ты плохо с ним обошелся. Сломал парню ногу.

— Сначала я просил его вежливо. И тебя тоже прошу вежливо.

Глаза Диггера сузились.

— Это похоже на угрозу, — процедил он.

— Мне необходимо место Юржака. Он все равно не сможет пока работать. В бригаде появилась вакансия. И я ее займу.

— Пять сотен.

— Договорились.

— Заплатишь моей сестре на воле. — Диггер назвал ее фамилию и адрес квартиры в Брикстоне. — Пять сотен завтра вечером.

— Ладно. Когда начинать?

— Как только решим вопрос с администрацией.

— И кто его решит?

— Я его решу. Это все, что тебе следует знать.

Шеферд не рассчитывал, что Диггер назовет ему фамилию своего человека, но попытаться стоило.

— Есть еще кое-что.

— Да?

— Дикобраз.

— А что с ним?

— Мы немного повздорили внизу.

— И?..

— Пришлось его побить.

Диггер усмехнулся.

— Ты побил Дикобраза?

— Слегка.

— За что?

— Он не давал мне пройти.

Диггер уперся рукой в стену и проговорил:

— А если я не дам тебе пройти?

Шеферд пожал плечами, но промолчал. Когда человек находится так близко от противника, его возможности в драке ограниченны. Диггер стоял слишком тесно к Шеферду, чтобы бить ногами или кулаком, значит, оставались удары головой или коленом в пах. Но Диггер был намного выше ростом, что исключало приемы головой, а Шеферд держал руки внизу и мог блокировать его колено. Диггер представлял серьезную угрозу, но для атаки выбрал неверную позицию.

— Ты хочешь стать моей головной болью, Макдоналд?

— Здесь твоя территория. Просто мне надоело сидеть в своей камере, только и всего.

— Если завтра вечером деньги не будут у моей сестры, я нанесу тебе визит.

— Она их получит.

Диггер кивнул и отодвинулся от стены. Шеферд взглянул на его пах и усмехнулся:

— Значит, это правда, что про вас говорят, ребята?

Диггер улыбнулся:

— Пока никто не жаловался.

* * *

Бонни Карпентер поставила в микроволновую печь два контейнера со спагетти «карбонара» и закрыла дверцу.

— Я не хочу макароны, мама, — заныла Жаклин.

Она сидела за кухонным столом с научно-популярной книгой.

— Я тоже, — сказал Пол, старательно скопировав интонацию старшей сестры.

Бонни покрутила тумблер, и печь начала гудеть.

— Это спагетти из «Маркс энд Спаркс», — пояснила она. — Они совсем не такие, как готовлю я.

Бонни взяла батон и стала резать его хлебным ножом.

— Я вегетарианец, мама, — объявил Пол, скорчив физиономию.

— Во-первых, ты не вегетарианец, — возразила Бонни, сложив куски хлеба в корзинку. — Ты просто подражаешь Гарри, который стал вегетарианцем лишь потому, что его родители все еще воображают себя хиппи и не разрешают ему есть мясо.

— Они слишком молоды для хиппи, — произнесла Жаклин. — Хиппи были в шестидесятых.

Бонни махнула на дочь хлебным ножом.

— Я и не говорила, что они были хиппи, я сказала, что они воображают себя хиппи.

— Гарри говорит, что они были панками, — заметил Пол. — Его папа носил в носу булавку. Он нашел его фотографию в одном альбоме. А на другом снимке у его мамы видно грудь. Почти целиком. Гарри сказал, что принесет его в школу.

Хлебный нож Бонни переместился в сторону сына.

— А во-вторых, в спагетти «карбонара» нет мяса, и тебе не придется нарушать свои новые принципы.

Жаклин отодвинула стул и подошла к разделочному столу, где Бонни перекладывала в стеклянную вазу вымытый салат.

— Хочешь соус? — спросила мать.

— От него толстеют, — ответила Жаклин, разглядывая одну из коробок, стоявших рядом с приготовленной едой.

Бонни разорвала зубами пластиковый пакет и выдавила в салат приправу.

— У тебя растущий организм, — промолвила она. — Тебе нужны витамины и минеральные вещества, содержащиеся в оливковом масле.

— Здесь написано, что в состав соуса входит ветчина.

— Думаешь, речь идет о настоящем мясе? — спросила Бонни, переставив корзинку с хлебом и салатницу на кухонный стол. — Это искусственный продукт. Его делают из сои.

Она недовольно посмотрела на дочь. Не хватало еще, чтобы Пол отказывался от мяса. Он и так слишком привередничает.

Жаклин подняла коробку и продемонстрировала матери этикетку:

— Выглядит очень натурально.

— Это только доказывает, как ловко они научились подделывать еду, — не сдавалась Бонни. — Можешь мне поверить, она не настоящая.

— А наш папа тоже был панком? — поинтересовался Пол.

— Уж кем точно не был твоей отец, так это панком, — улыбнулась Бонни. — Жаклин, принеси из холодильника бутылку «Пино гриджио».

— Ты слишком много пьешь, — нахмурилась Жаклин.

— С вами сопьешься! — воскликнула Бонни. — Принеси и открой вино.

— Я открою! — крикнул Пол и побежал к шкафчику, где лежал штопор.

Телефонный звонок заставил его изменить направление и броситься к аппарату.

В печи сработал зуммер, и Бонни достала два пластмассовых блюда с дымящимися макаронами.

— Эта папа! — объявил Пол.

— Дай я с ним поговорю, — попросила Бонни, протянув руку к трубке.

— Я хочу рассказать ему про свой футбольный матч, — заявил Пол.

— Нет, сначала поговорю я, — твердо возразила Бонни.

Пол неохотно передал ей трубку.

— Здравствуй, милый, — произнесла Бонни. — Сколько у тебя осталось времени?

— Ровно шесть минут, — ответил Карпентер. — Извини. Через пару дней выделят побольше.

На разделочном столе стоял маленький таймер, и Бонни поставила его на шесть минут. Пол посмотрел на время и насупился.

— Сможешь завтра прийти? — спросил Карпентер.

— Конечно. Что тебе принести?

— Только чистую одежду. Посмотри, у меня остались джинсы тридцать второго размера? А то тридцатого стали маловаты.

— Джерри...

— Знаю, любимая, но здесь нездоровая пища. Сплошные углеводы и крахмал.

— Мам... — заныл Пол.

Он показал на таймер, где осталось пять с половиной минут.

— Пол хочет с тобой поговорить, — сказала Бонни.

— У вас все в порядке? — спросил Карпентер.

— В последние три дня у дома стоит фургон телевизионщиков, — ответила Бонни. — Они думают, я дура.

— Не обращай внимания, — посоветовал Карпентер. — Если им некуда девать время, пусть стоят.

— DVD-плейер в спальне так и не работает. Вставляешь диск, а он сообщает, что его там нет. Что творится с этими машинами? Они считают себя умнее нас.

— Выброси его и купи новый. Дешевле заменить, чем отдавать в ремонт. В этих ремонтных мастерских настоящие грабители.

— Мам... — начал хныкать Пол.

Бонни протянула трубку сыну.

— У тебя девяносто секунд, потом передашь сестре.

Пол схватил трубку и принялся рассказывать отцу о футбольном матче, в котором участвовал накануне.

Бонни поднялась по лестнице и постучалась к Стефани. На двери был наклеен листок бумаги с печатной надписью: «ЧАСТНЫЕ ВЛАДЕНИЯ. ПРОСЬБА НЕ БЕСПОКОИТЬ». Внизу было приписано: «Это касается и тебя, Пол!» Бонни открыла дверь. Стефани сидела перед телевизором с приставкой «PlayStation-2».

— Стеф, звонит папа, — промолвила мать.

— Ну и что? — спросила Стефани, не отрывая взгляда от экрана. Игра относилась к классу «убей их всех», десятки монстров разлетались на мелкие кусочки.

— Ты могла бы с ним немного поговорить.

— О чем?

— Например, спросить, как у него дела. Сказать, что скучаешь.

— Мне некогда, мам.

— Стеф, ступай вниз и побеседуй с отцом. Немедленно.

— Дай мне перейти на следующий уровень.

— У него всего несколько минут.

— Значит, я побеседую с ним завтра.

Бонни посмотрела на свою упрямую дочь. Ей хотелось подойти и выдернуть из приставки провод, но она знала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Начнутся слезы, угрозы, потом Стефани будет дуться целую неделю. Бонни закрыла дверь и тихо выругалась.

Когда она вернулась в кухню, оставалось всего три минуты, и Жаклин стояла за спиной брата, тыкая ему в спину ложкой.

— Пол, дай сестре поговорить с папой!

— Я еще не закончил, — запротестовал Пол.

— Хватит.

Бонни отобрала у него трубку и передала Жаклин.

Пока дочь общалась с отцом, она разложила спагетти по четырем тарелкам и поставила их на стол. Пол с кислой миной уселся на стул. Бонни взяла вино, которое налила ей дочь, и залпом выпила половину бокала.

Когда на таймере осталась минута, Бонни взяла у Жаклин телефон.

— Где Стеф? — спросил Карпентер.

— В ванной комнате.

— В прошлый раз она тоже была там.

— Радуйся, что она не похожа на своего брата. Он так быстро вылетает из душа, что остается почти сухим.

— С ней все в порядке?

— Да, насколько может быть в порядке десятилетний ребенок.

— Жаль, что ничем не могу тебе помочь, — вздохнул Карпентер.

— Мне тоже жаль, — промолвила Бонни. — Как долго нам тебя еще ждать, любимый?

Бонни напрасно задала этот вопрос, ведь она знала, что муж делает все, чтобы вырваться из тюрьмы, но не может говорить откровенно, поскольку телефон прослушивается тюремным начальством.

— Я вернусь очень скоро, милая, — пообещал Карпентер.

— Прости, — промолвила Бонни. — Я понимаю, как тебе трудно.

— Ерунда. Мне пора идти. Увидимся завтра.

На линии пошли гудки, и Бонни положила трубку. Допив остатки вина, она снова наполнила бокал.

— Твой папа не виноват, — обратилась она к Полу. — Ему не разрешают дольше говорить по телефону. — Бонни взъерошила ему волосы. — Если бы он мог, то говорил бы с тобой весь день.

— Так нечестно! — воскликнул Пол. — Раз его уже посадили в тюрьму, какая разница, сколько он будет звонить?

— Это часть наказания.

— Но почему надо наказывать меня, если я не сделал ничего плохого?

— Папа тоже не сделал ничего плохого, правда, мама? — спросила Жаклин.

Бонни задержала дыхание и выдавила из себя улыбку.

— Конечно, нет. Сходи к Стеф и скажи, что еда на столе.

Шеферд кивнул Карпентеру, когда тот повесил трубку.

— Как дела? — спросил он.

Шеферд стоял в очереди к двум телефонам и слышал последнюю часть разговора Карпентера. «Я вернусь очень скоро», — произнес тот, и его голос звучал очень уверенно.

— Неплохо, — ответил Карпентер. — Ты Макдоналд?

— Боб. Я сижу с Джейсоном Ли, второй ярус.

— Джерри Карпентер. Третий этаж.

— Тебя посадили в одиночку?

Карпентер пожал плечами.

— Как бы и мне в такую попасть? — Шеферд снял трубку с аппарата.

— Что, поссорился с Джейсоном?

— Просто хочется уединения. С кем мне нужно побеседовать?

— Обратись с Стаффорду. Он здесь главный.

— Он только включит мою фамилию в список?

— Так здесь принято.

— А как ускорить дело?

— Понятия не имею, — ответил Карпентер и ушел.

Шеферд ввел четыре цифры своего пин-кода и услышал посылку вызова. Он набрал лондонский номер, который Харгроув дал ему при первой встрече. Трубку сняли после второго звонка.

— Это Боб Макдоналд, — сказал Шеферд.

— Привет, Боб. Это Ричард. Что нужно?

Шеферд назвал фамилию, адрес сестры Диггера и объяснил, что ей следует передать пятьсот фунтов.

— Что-нибудь еще?

— Пока все, — промолвил Шеферд и повесил трубку.

Когда он отходил от телефона, его подозвала Ллойд-Дэвис. Она смотрела на состязание двух бильярдистов.

— Жаль, что ты вчера не попал в спортзал, Боб.

— Пустяки, мэм. Можно включить меня в новый список?

Она улыбнулась.

— Не знаешь, куда девать энергию?

— На воле я частенько бегал.

— От полицейских?

Шеферд рассмеялся.

— Теперь от них не бегают, мэм. Они никогда не вылезают из своих машин. Надо ездить быстрее, вот и все.

— Ладно, я подумаю, что можно сделать. Часы еще у тебя?

— Никто не пытался их отнять.

— Значит, ты не из-за этого поссорился с Дикобразом?

Шеферд сделал недоумевающий вид и принялся соображать. Откуда она узнала о Дикобразе? Когда Шеферд его ударил, охраны рядом не было. А такой человек, как Дикобраз, никогда не стал бы жаловаться надзирателю.

— Поссорился, мэм?

— Изображаешь невинную овечку, Макдоналд? Ты понимаешь, о чем я говорю. Я слышала, как ты ударил его коленом в пах, а потом толкнул на пол. — Она огорченно покачала головой. — Теперь тебе надо вести себя очень осторожно.

— Зачем, ведь вы так хорошо за мной присматриваете, мэм?

— Я серьезно. Ты впервые в тюрьме и не в курсе, какие тут порядки. Когда поднимаешь волны, легко вывалиться из лодки.

Шеферд направился к прогулочной площадке и присоединился к очереди стоявших у входа заключенных. Обыск проводили два охранника — Ратбон и немолодая латиноамериканка, которую Шеферд раньше не видел. У нее была приятная улыбка, и она знала всех арестантов по именам. Они явно предпочитали пройти через руки надзирательницы, а не Ратбона, и кое-кто даже выпячивал пах, когда она проводила ладонями по его ногам. Женщина воспринимала это добродушно.

Шеферд остановился перед Ратбоном, приняв позу для обыска. Охранник проверил верхнюю часть его рук, потом нижнюю, скользнул ладонями вокруг подмышек к талии и огладил ноги снаружи и изнутри. В заключение он хлопнул его по спине, груди и дал пройти.

Оказавшись на свежем воздухе, Шеферд несколько раз глубоко вздохнул. Он нашел свободный уголок и начал разминать руки, откинув голову назад так, чтобы смотреть на небо.

— Все в порядке, Боб? — раздался чей-то голос.

Шеферд повернулся и увидел Эда Харриса.

— А что?

— Я слышал, у тебя была стычка с Дикобразом.

— Быстро тут распространяются новости.

— Заняться больше нечем, вот все и болтают.

Харрис протянул ему песочного цвета брошюру, на которой было написано: «Управляем гневом», — а ниже мелкими буквами: «Как контролировать свои эмоции в трудных обстоятельствах».

Шеферд полистал страницы. Брошюра включала в себя тесты для самооценки, рисунки с упражнениями и разные графики.

— Ты шутишь?

— Гнев — вполне естественная реакция в подобных обстоятельствах, — объяснил Харрис. — Главное, надо понять, что на самом деле ты злишься на себя. Ты набрасываешься на других, поскольку не хочешь бороться с самим собой.

— Эд, я ни на кого не злюсь.

Это была правда. Он не злился, когда бил Дикобраза или ломал ногу Юржаку. Гнев не имел к этому никакого отношения. Шеферд просто выполнял свою работу. То, чему его научили. Даже в армии, когда Шеферду приходилось воевать, он не злился на людей, которые в него стреляли. И стрелял в ответ тоже безо всякой злобы.

— Чувство протеста, — продолжил Харрис. — Я сталкиваюсь с ним каждый день. Ты сражаешься с другими или причиняешь вред себе.

— Я не склонен к суициду.

— Ты устроил драку, — возразил Харрис. — Не успел попасть в тюрьму, как уже бросаешься на людей.

Шеферд не мог объяснить Харрису, почему он ударил Дикобраза или Юржака. Но объяснений и не требовалось. Он понимал, что надо вести себя так, как положено закоренелому преступнику Бобу Макдоналду, а не тайному агенту Дэну Шеферду. В этом заключалась одна из сложностей работы под прикрытием. Он мог запомнить свою легенду и все подробности из жизни врагов, но гораздо труднее было поступать правильно. Приходилось сверять все свои действия и шаги с разыгрываемой ролью. И делать это надо было мгновенно, ведь внимательный глаз мог заметить малейшее колебание. Вот почему так много полицейских агентов заканчивали свои дни в лечебнице для алкоголиков или в психушке. И дело не в опасности и риске, а в необходимости постоянно исполнять свою роль в игре, когда расплатой за ошибку служила в лучшем случае пуля в затылок.

— Он сам напросился, — промолвил Шеферд.

— Не хочешь рассказать мне, что случилось?

Шеферд усмехнулся:

— Нет, Эд, не хочу. А теперь проваливай и оставь меня в покое.

Харрис ушел. Шеферд выполнил несколько разминочных упражнений и начал пробежку вокруг двора. Двое немолодых мужчин в спортивных костюмах «Найк» кивнули ему, и он поприветствовал их. Один, кажется, работал на кухне, но Шеферд не знал их имен. Они просто выказывали ему уважение. Он добился, чтобы его заметили.

Надзиратель с облегчением вздохнул, увидев, что металлодетектор еще не включен. Он специально прибыл за десять минут до смены, чтобы избежать сканирования, но определенный риск все-таки существовал. Мобильный телефон — маленький аппарат фирмы «Нокиа» — торчал у него за краем левого ботинка.

* * *

Надзиратель миновал коридор безопасности и вошел в блок предварительного заключения. Мобильник обошелся ему недорого, он положил на его счет сотню фунтов. А Карпентер заплатит за телефон десять тысяч. Кроме того, он обещал ему две тысячи за батарейку и еще по сотне за каждые лишние десять фунтов на счету. На Карпентере можно много заработать. Жаль, что он сидит в предварительном блоке. Через несколько месяцев его выпустят на свободу или переведут в распределитель. Тогда из него больше ничего не вытянешь. Надзиратель улыбнулся. Ладно, на Карпентере свет клином не сошелся. Найдутся и другие, не хуже него. Те, у кого хватит средств заплатить за небольшие поблажки и сделать свою жизнь за решеткой более комфортной.

За последний месяц он заработал на Карпентере больше тридцати тысяч фунтов. Деньги передавал ему на воле человек, которого он никогда не видел. Рядом с его домом в Финчли находился маленький парк, где надзиратель в свободные от службы вечера выгуливал свою собаку. Когда у него было сообщение для Карпентера, он вкладывал его в свежий номер «Сан» и бросал в мусорную урну возле входа в парк. Потом делал круг со спаниелем и снова возвращался к урне, где вместо «Сан» уже лежал «Ивнинг пост», а в нем конверт, набитый старыми банкнотами. Надзиратель хранил деньги в депозитном сейфе, арендованном на вымышленную фамилию в западной части Лондона. Он знал, что делал: министерство регулярно проверяло счета тюремных офицеров, чтобы выяснить, кто из них живет не по средствам. Надзиратель не собирался трогать эти накопления, пока не уйдет в отставку и не выждет время.

Беря деньги у Карпентера или других заключенных, он не испытывал угрызений совести. Это — одно из преимуществ его профессии. Так же, как больничные, для которых не требовалось медицинской справки. Или плата за сверхурочные. Он смотрел на взятки как на прибавку к жалованью. А если из-за Карпентера возникнут какие-нибудь проблемы на воле, то это вина полицейских, плохо выполняющих свою работу.

* * *

Шеферд записался в душ, поэтому при первых звуках открываемых дверей спрыгнул с койки и взял полотенце. Ли сидел за столом и запивал чаем кукурузные хлопья.

В «глазке» промелькнула чья-то тень, загремели ключи. Ратбон открыл дверь. Шеферд направился по площадке к душевой, но надзиратель окликнул его. Заключенный остановился. Ратбон подошел к нему, покачивая связкой ключей.

— С сегодняшнего дня ты работаешь в команде уборщиков, — сообщил он.

— Хорошая новость, — отозвался Шеферд.

— Только не для Юржака.

— Парню жутко не повезло.

— Не успели его увезти из блока, как в кабинку поступила твоя заявка, — продолжил Ратбон.

— Мне была нужна работа. Я бы свихнулся, если бы меня постоянно держали взаперти.

— Тебе бы дали работу, — возразил надзиратель. — Я как раз собирался пристроить тебя в одну из мастерских.

— Уже не нужно, — произнес Шеферд.

Ратбон прищурился.

— Говорят, ты и с Дикобразом что-то не поделил.

— Он большой мальчик и не пойдет жаловаться начальнику тюрьмы.

— Похоже, ты решил сделать и другую заявку, Макдоналд? На самого крутого парня в секции?

— Не знал, что есть такая вакансия.

— Я был о тебе лучшего мнения.

— По сравнению с чем?

— С тем, что вижу сейчас. Как ты изображаешь крутого.

— Разве я выгляжу крутым? — дружелюбно улыбнулся Шеферд.

— Я знаю только, что одного заключенного уже отправили в больницу, второй готов последовать за ним, а ты получил одну из лучших работ в тюрьме. — Ратбон кивнул на душевую. — Можешь идти.

Придя на место, Шеферд увидел, что трое заключенных принимают душ, а еще полдюжины томятся в ожидании. Он встал в конец очереди. Его удивило, как быстро он получил работу уборщика. Диггеру понадобилось менее двадцати четырех часов, чтобы утрясти вопрос с заменой Юржака. Блоком управлял Тони Стаффорд, значит, он должен был дать свое согласие. Выходит, Стаффорд берет взятки от Диггера? И если Диггер способен протолкнуть своих людей через Стаффорда, что еще он может сделать? Допустим, Карпентер не подкупает охрану, а действует через связи Диггера. Карпентер платит Диггеру, тот платит своему человеку среди персонала. Но значит ли это, что Стаффорд передает сообщения Карпентера на волю? Если так, он отвечает за убийство Джонатана Элиота.

Шеферд помылся и направился в свою камеру. Его остановил охранник, седеющий мужчина лет пятидесяти.

— Сегодня днем у вас посетители, — объявил он. — Жена и сын.

— Когда?

— В два часа.

— Куда мне идти?

— Около двух ждите у входа в секцию. В половине второго заключенные пойдут на работу, потом вас отведут в комнату для посещений.

Шеферд поблагодарил и вернулся в камеру.

Ли умывался и чистил зубы. Он прополоскал рот и сплюнул, пока Шеферд развешивал полотенце на спинке своей койки.

— Интересно, как тебе удалось получить эту работу? — спросил Ли.

— Заплатил Диггеру, — ответил Шеферд. — Как ты и сказал.

— Сколько?

— Полкуска.

— Пятьсот фунтов? Ничего себе. — Ли усмехнулся. — Правда, ты грабишь банки, так что у тебя нет проблем с наличными.

— Я бы заплатил в десять раз больше, лишь бы убраться из этой чертовой камеры. Без обид.

Ли натянул футболку и брюки «Адидас», и Шеферд последовал за ним к кабинке, где заключенных распределяли по работам. Крэг Ратбон стоял с планшетом и называл фамилии.

— Макдоналд, на первый этаж. Мистер Хили покажет, где лежат чистящие средства.

Шеферд спустился вниз. Хили бросил на него мрачный взгляд.

— Долго ты здесь не продержишься, — процедил он. — Один неверный шаг, и тебя вышвырнут из бригады.

К Хили приблизился еще один заключенный и кивнул. Потом он протянул руку Шеферду.

— Чарли Уэстон, — представился он.

Они обменялись рукопожатиями.

— Боб Макдоналд, — сказал Шеферд.

Уэстон был старше шестидесяти лет, светлокожий, с бескровными губами. Его жидкие волосы казались совсем белыми, а лицо таким бледным, словно он много лет не видел солнца. Хили открыл шкафчик, где стояли швабры, металлические ведра и бутылки с чистящей жидкостью. Выше на полках разместились пластмассовые корзины с тряпками и щетки.

— Начинайте отсюда, — распорядился Хили. — Вчера вечером кого-то стошнило за бильярдным столом.

Он поднялся по лестнице в кабинку.

— Что теперь? — спросил Шеферд.

— У нас полно свободного времени, — ответил Уэстон.

— В бригаде шесть человек?

— Верно.

— Тогда почему мы работаем вдвоем?

Уэстон усмехнулся.

— Куви драит душ. Хомяк и Джинджер убирают кухню.

— А тот парень с третьего этажа? Разве не должен нам помогать?

— Не знаю, дружище.

— Карпентер, так его зовут?

— Наверное.

— Почему его нет?

Уэстон наклонился к Шеферду.

— Джерри Карпентер делает то, что ему хочется, — прошептал он.

— Но ведь он купил это место, верно? Так же, как ты и я.

— У них с Диггером договоренность.

— Какая?

— Ничего не слышу, ничего не вижу.

— Я ни черта не понял, Чарли. Он работает с нами или нет?

— Бывает, он моет пол на третьем этаже. Иногда на первом. Он сам выбирает, где ему работать. Я просто делаю, что мне говорят. На твоем месте я поступал бы точно так же.

* * *

Шеферд и Уэстон вымыли пол на первом уровне, поднялись выше и убрались на втором. Никаких следов других уборщиков они не заметили. Без четверти одиннадцать раздались голоса возвращающихся заключенных, а ровно в двенадцать первый этаж был забит людьми. Пол, вычищенный Шефердом и Уэстоном, снова стал тусклым и грязным.

Шеферд взял свой обед — несвежую баранью отбивную с морковью и картофельным пюре — и съел его в камере. Ли принес свой поднос с едой.

Дверь на время переклички заперли, вскоре открыли снова.

Шеферд и Ли спустились к кабинке. Ратбон назвал тех, кто ждал посетителей, и приказал подойти к нему и сверить фамилии с его списком. Одного заключенного не хватало. Джералда Карпентера. Шеферд посмотрел наверх. Карпентер неторопливо спускался по лестнице. Он был аккуратно причесан, в белой полотняной рубашке и брюках из твида. Билл Барнс поздоровался с ним. Тот кивнул в ответ и молча присоединился к группе.

Ратбон открыл решетчатую дверь на выходе из секции. Заключенные двинулись вперед. В коридоре безопасности к ним присоединились арестанты из других секций в сопровождении своих охранников.

Шеферд поравнялся с Карпентером.

— Как дела? — спросил он.

— Спасибо, хорошо, — ответил Карпентер.

— Это моя первое посещение. Я встречаюсь с женой.

— Желаю удачи.

— Видимо, ей будет еще труднее, чем мне.

— В этом и заключается наказание, — произнес Карпентер. — Не в решетках на окнах и не в дерьмовой еде, а в разлуке с близкими.

— Да, но нас даже не осудили. Это чертовски несправедливо.

Ратбон подошел к Шеферду.

— Тебе разрешили закрытое посещение, — сообщил он. — В отдельной комнате.

— Спасибо, мистер Ратбон.

— Удачи, — сказал надзиратель и двинулся в головную часть колонны.

— Закрытое посещение? — поинтересовался Карпентер.

— Да. Супруга собралась со мной разводиться. Не желаю, чтобы она болтала об этом при всех.

— У тебя проблемы?

Шеферд посмотрел на Карпентера. Ему не хотелось говорить с ним о Сью. Она приехала сюда как Энджи Макдоналд, но все равно это было чересчур рискованно. Однако Карпентер выглядел заинтригованным, и у него была своя семья. Шеферду не стоило упускать шанс познакомиться с ним поближе.

— Ты знаешь, как это бывает с женами, — промолвил он.

Карпентер нахмурился:

— Откуда ты узнал, что я женат?

— Разве не для этого устраиваются посещения? Не для встречи с женами? Плюс обручальное кольцо у тебя на пальце. Элементарно, дорогой Ватсон.

Карпентера ответ не удовлетворил.

— Иногда приходят матери, — заметил он.

— Моя матушка отказалась от меня.

— Не понимает, как ты пошел не по той дорожке?

— Знаешь, что я подарил ей на прошлое Рождество? Пять тысяч наличными. Сказал ей, чтобы купила себе что-нибудь по вкусу. Отец потом сообщил, что она отдала все деньги в общество защиты животных. Представляешь мою реакцию?

Они повернули направо. Заключенных становилось все больше. Вновь прибывшие заговаривали с арестантами из других блоков. Шеферд подумал, что это одно из немногих мест, где могут встретиться зеки из разных частей тюрьмы.

— Как жена отнеслась к твоему аресту? — спросил Шеферд.

Он задал вопрос небрежным тоном, сознавая, что переступает определенную черту. Его слова затронули личную тему, и от реакции Карпентера зависело, как продвинется дальше расследование.

— Не особенно обрадовалась, — ответил Карпентер. — Но она винит обстоятельства, а не меня.

У Шеферда забилось сердце. Это было простое замечание, но оно касалось его частной жизни. Значит, ему удалось сломать лед.

— Моя жена во всем винит меня. Она мечтает получить дом, машину и все на свете. Включая ребенка.

— Найми себе хорошего адвоката, — посоветовал Карпентер. — Надо бороться за то, что тебе принадлежит.

— А тебя жена не допекает?

Карпентер улыбнулся.

— Она знает, что я долго здесь не задержусь.

— Ты что, роешь под землей туннель? Это единственный известный мне способ выбраться отсюда.

Карпентер рассмеялся.

— Придумай план получше.

— Да? А ты уже придумал?

— В любом случае я не позволю им засадить меня на пятнадцать лет.

— Чертовы судьи.

Карпентер покачал головой:

— Не надо винить судей. Они просто следуют определенным правилам. Это все равно что обвинять рефери в проигрыше боксера. Мне кажется, каждый сам виноват в том, что дал себя поймать. В тюрьму тебя посадили полицейские.

— Верно. Если я узнаю, кто меня подставил, сразу убью.

Карпентер покосился на него.

— Тебя подставили?

— Еще как! Все было тихо-мирно, и вдруг откуда ни возьмись полезли полицейские. Они были вооружены — значит, знали, что у нас стволы.

— Не догадываешься, кто тебя сдал?

— Я был новичком в команде. Это мог быть кто угодно. Но я его найду. Даже если мне придется потратить на это всю жизнь, я достану ублюдка.

— Ты не скоро выйдешь на свободу.

— А какой у тебя план?

Карпентер постучал по носу пальцем.

— Ноу-хау, — усмехнулся он.

— В смысле «не мое дело», — кивнул Шеферд. — Понял.

Заключенных ввели в зону ожидания. В дальнем конце комнаты находилась дверь, где двое охранников обыскивали с ног до головы, давали каждому по желтому жетону и пропускали дальше. Шеферд и Карпентер встали в очередь.

Обыск здесь проводился гораздо тщательнее, чем перед прогулкой. Шеферда методично охлопали по бокам, спине и груди, заставили открыть рот, высунуть язык и оттопырить вперед уши, продемонстрировав, что он ничего не прячет. Один из офицеров провел ладонью по его волосам и выдал ему ярко-желтый жетон.

— Это что, значок велосипедиста? — спросил Шеферд, улыбнувшись через плечо Карпентеру. — Видишь, Джерри, мы с женой отправляемся на велосипедную прогулку.

Надзиратель пропустил его в дверь. Комната для посещений выглядела как огромный зал размером с теннисный корт. Над входом висел балкон, ходивший по нему охранник со скучающим видом озирал расставленные внизу ряды стульев и столов. В зале находилось уже более сотни посетителей, сидевших или стоявших в ожидании своих близких. Большинство гостей были женщины, многие пришли с детьми. Столы стояли в пять рядов, от "А" до "Д", каждый в окружении четырех пластмассовых стульев. Стулья свободно двигались, но столы были намертво прикручены к полу.

Рыжеволосая девушка с висевшим на груди младенцем запрыгала на месте и замахала руками. Ее муж, парень лет двадцати, помахал ей в ответ и подошел к стойке, где надзирательница сверила его фамилию со списком. Шеферд последовал за ним и назвал свою фамилию и номер.

— У меня закрытое посещение, — произнес он.

Женщина заглянула в компьютерную распечатку.

— Комната номер пять, — сообщила она, указав в дальний конец комнаты.

Пробираясь между рядами, Шеферд заметил камеры слежения, висевшие по всем четырем углам зала. Они медленно смещались, фокусируясь на отдельных столах и бесстрастно наблюдая за тем, как мужья обнимали жен, а отцы нянчили малышей и целовали детей постарше. Некоторые мужчины откровенно плакали, прижимая к себе жен, по их щекам струились слезы.

Между столами ходили трое надзирателей, невозмутимо глядя, как заключенные занимают свои места. Если кто-нибудь вел себя слишком возбужденно, они хлопали его по плечу и просили успокоиться. Все заключенные садились по правую сторону столов, а посетители — по левую.

В углу зала стояла кабинка, где продавали сладости и напитки, рядом находилась игровая площадка для детей, за которой присматривали две добродушные женщины средних лет.

Дверь в пятую комнату была открыта, и за столом уже сидела Сью. Лайам первым увидел Шеферда и бросился к нему, раскинув руки.

— Папа, папа! — закричал он.

Шеферд схватил его на руки и крепко сжал.

— Привет, малыш, — сказал он и поцеловал его в лоб.

— Когда ты вернешься домой, папа? — спросил Лайам.

Шеферд поцеловал его снова.

— Скоро.

— Сегодня?

— Нет, не сегодня, но скоро.

Он поставил Лайама на пол и протянул руки Сью. Жена улыбалась, но Шеферд заметил, как она напряжена. Он сжал ее в объятиях, и она обвила руки вокруг его талии.

— Господи, как я по тебе соскучился! — прошептал Шеферд.

— Ты сам на это пошел, — отозвалась она, и он услышал в ее голосе упрек.

— Прости.

— Я не думала, что это будет так ужасно.

— Здесь тюрьма, — заметил Шеферд, пытаясь улыбнуться. — А ты чего ожидала?

— Мне говорили, что теперь они больше похожи на летние лагеря.

— Речь шла о заведениях открытого типа, — объяснил Шеферд.

— А это какое?

— Категория А. Тюрьма строгого режима.

— Но ведь тебя даже не судили. А как же презумпция невиновности?

— Так работает система, любимая.

— Почему тебя посадили в тюрьму, папа? — спросил Лайам. — Ты плохо себя вел?

Шеферд опустился на одно колено и положил руку на плечо сына.

— Я хорошо себя вел, Лайам. Но никому не рассказывай, что я здесь, ладно?

— Это тайна?

— Да.

— Хорошо, папа.

Шеферд взъерошил его волосы.

— Умница.

Сью достала из сумки тетрадь, цветные карандаши и положила их на стол. Лайам принялся рисовать. Шеферд поднялся с пола.

— Спасибо, что пришла, — сказал он жене. — Ты приехала с Харгроувом?

— Сэм прислал шофера. Он ждет нас снаружи. Сколько времени это займет, Дэн? Долго тебе еще здесь сидеть?

В комнате было стеклянное окно, и охранники могли заглядывать внутрь, но никто не проявлял к Шеферду интереса.

— Это опасно? — спросила жена, понизив голос, чтобы не слышал Лайам.

Сью села за стол. На ней была десятилетней давности шерстяная кофта, в которой она всегда ходила с ним на прогулки, выцветшие голубые джинсы и старые ботинки. Для тюрьмы сгодится. Зато она тщательно накрасилась и распустила свои длинные волосы, как он любил.

Шеферд покачал головой.

— Я в блоке предварительного заключения, — произнес он. — Все стараются вести себя тихо, чтобы хорошо выглядеть в суде.

Он не стал сообщать ей про свою стычку с Дикобразом. И про сломанную ногу Юржака.

— Кто-то из женщин говорил, будто на прошлой неделе один парень покончил с собой.

— Только не в нашем блоке, дорогая.

— Как тебе здесь?

— В основном скучища.

— У тебя отдельная камера?

Шеферд улыбнулся.

— Пока нет. Но у меня есть телевизор.

— Ты шутишь!

— Так здесь принято. Это отвлекает заключенных.

— А у вас бывают драки и все такое?

Шеферд рассмеялся:

— Конечно, нет. Это ведь не кино. Мы не слоняемся целыми днями по двору и не устраиваем схватки на ножах. Нас выпускают на прогулку на сорок пять минут в день и тщательно обыскивают на выходе и входе.

Он сел напротив нее, и они стали наблюдать, как Лайам, надувшись от напряжения, раскрашивает пиратский корабль.

Сью сдвинула брови:

— Где ты взял эти часы?

Шеферд взглянул на свой «Роллекс».

— У Харгроува.

— Они ужасны.

— Знаю. Это часть моей роли. — Он показал ей толстую золотую цепь на шее. — И это тоже.

— Ты похож на... даже не знаю, на кого ты похож.

— Скоро все кончится.

— Ты теперь мне должен, Дэн Шеферд. Ты мне очень сильно должен.

— Знаю.

— Мне тебя не хватает.

— Мне тебя тоже.

— Правда, Дэн. Это не просто слова. — Она посмотрела на Лайама. — И мальчик по тебе скучает.

— Дело очень важное, любимая.

— А когда оно было не важным? Всегда одно и то же. Парень, которого надо посадить. Потом еще одного, затем еще и еще.

— Именно поэтому наша работа так важна. Если мы ее бросим, что станет с нашим миром?

— Но ты всегда на передовой, верно? Там, где больше риска. Сначала в армии, теперь у Харгроува с его доморощенными героями. — Сью наклонилась над столом. Шеферд увидел, что она вот-вот расплачется. — Ты просто одержимый, Дэн. Ты подсел на адреналин.

Шеферд понимал, что тюремная комната для посещений — не самое подходящее место для обсуждения его работы или его психики. Он не собирался спорить с женой, особенно в присутствии Лайама. Но у него была и еще одна причина: в глубине души он сознавал, что Сью права.

Шеферд взъерошил волосы Лайаму.

— Ты в порядке, парень?

Лайам кивнул.

— Когда я вернусь домой, съездим на рыбалку. — Он повернулся к жене: — Как твои родители?

— У них все нормально.

— Ты ведь им не сказала...

— Господи, Дэн, за кого ты меня держишь? Сколько лет я уже жена полицейского? — Она вздохнула и сама ответила на свой вопрос: — Слишком долго.

— Хочешь что-нибудь съесть или выпить? Лимонад? Пирожное?

— Нет, спасибо.

— Я должен тебя кое о чем попросить, — произнес Шеферд.

— О чем?

— Знаешь, почему нам разрешили закрытое посещение? Все уверены, что ты хочешь со мной развестись.

Лайам встрепенулся.

— Вы с мамочкой разводитесь?

— О Боже, конечно, нет! — воскликнул Шеферд. Он вскочил и прижал сына к себе. — Это просто шутка. Как школьная игра. Понарошку.

Лайам нахмурился.

— Вы притворитесь, что разведетесь?

— Точно.

— Но ведь ты все равно вернешься домой, правда?

Шеферд поцеловал его.

— Конечно.

— Что это значит, Дэн?

Он посадил сына за стол и подождал, пока тот снова займется рисованием.

— В зале сидит Карпентер.

— Человек, за которым ты охотишься?

Шеферд кивнул.

— К нему пришла жена.

— И что?

— Если мы с тобой разыграем ссору, у меня появится возможность подобраться к нему поближе.

— Каким образом?

Шеферд понимал, что Сью не в восторге от этой идеи, но ему не хотелось упускать шанс. Он перегнулся через стол и взял жену за руки.

— Наша ссора подтвердит мою легенду, — прошептал он. — Если Карпентер увидит, как ты меня ругаешь, я смогу жаловаться ему. Как муж мужу.

— А как же?.. — спросила Сью, кивнув на Лайама.

— Мы скажем, что это игра.

— Я люблю игры, — отозвался Лайам.

Шеферд постучал пальцем по тетради.

— Смотри, ты не закрасил этот уголок, — произнес он.

— Не могу поверить, что ты хочешь нас использовать.

— Я вас не использую, — возразил Шеферд, но сразу понял, что это ложь.

— По-твоему, нам мало того, что тебя вечно нет дома?

— Чем быстрее я выполню задание, тем скорее вернусь домой. Пожалуйста, сделай это ради меня.

— А как же все остальное? Ты пропадаешь по ночам, говоришь по телефону шепотом, приходишь домой в ссадинах и синяках? Ты давно втянул меня и Лайама в свою работу.

Шеферд откинулся на стуле и вздохнул. Сью права.

— Прости, — промолвил он.

— Ты знал, что сегодня у него будет посещение?

— Нет.

— Значит, то, что вы оказались здесь одновременно, просто совпадение?

— Разумеется.

Шеферд задумался, действительно ли это так. Посещение Сью и Лайама устроил Харгроув. Знал ли он, что Карпентер сегодня ждет жену? Поскольку Шеферд встречался с семьей в отдельной комнате, никакого риска не было, зато давало ему шанс познакомиться с Карпентером поближе.

— У него есть дети?

— Трое. Мальчик и две девочки.

— Не понимаю, как семейный человек может совершать такие поступки! Он не сознает, какой вред приносят наркотики?

— Ему наплевать.

— Однако все, чем владеют он и его семья, построено на чужих страданиях.

— Вряд ли парни вроде него размышляют о таких проблемах, — сказал Шеферд. — Когда ты с ними разговариваешь, создается впечатление, будто наркотики — самый обычный бизнес. Заурядная купля и продажа. Они просто берут партию товара, перевозят ее в другое место и получают прибыль с каждой сделки.

— И его не мучает совесть?

— Если начинаешь обсуждать с ними эту тему, они отвечают, что их бизнес ничем не хуже производства сигарет. Мол, никотин тоже наркотик, и табак убивает больше людей, чем самое опасное зелье.

— Надо легализоваться и покончить с этим.

Шеферд усмехнулся.

— И чем мне тогда заниматься?

— Для начала — проводить больше времени со своей семьей, — ответила Сью. Она потянулась через стол и погладила его по щеке. — Ты должен быть дома. Вместе с нами.

— Непременно. Обещаю.

Он прижал ее ладонь к своему лицу.

— Что мне надо сделать? — спросила Сью.

Шеферд взял ее руку и поцеловал.

— Ты уверена?

— Если это поможет быстрее вытащить тебя из тюрьмы, разве я могу сказать «нет»?

— Спасибо, любимая.

— Ты так и не объяснил мне, что тебе нужно.

— Карпентер должен думать, что мы с тобой на ножах, — объяснил Шеферд. — Выскочи в зал для посещений с разъяренным видом. Обругай меня. Пригрози, что пришлешь ко мне своего адвоката.

— О, Дэн, я не могу!

— Но это же не всерьез, милая. — Шеферд потрепал сына по волосам: — А ты что скажешь, Лайам? Хочешь сыграть с нами в игру?

— В какую?

— Когда мы выйдем, мама будет на меня кричать и ругаться. Как только мы попрощаемся и откроем дверь, она сделает вид, будто очень сердится на меня.

— Она будет притворяться?

— Конечно. Ведь это игра. Ты согласен?

— Да.

— Сразу видно, что весь в отца, — улыбнулась Сью, но Шеферд почувствовал, что ее не слишком радует сходство.

* * *

— Ты явно раздобрел, — заметила Бонни.

Она сидела напротив Карпентера в ряду "Д", у самой стены. Незадолго до этого помощницы из женской добровольной службы проводили ее в тюремный буфет, и она принесла диетическую колу и шоколадные батончики «КитКэтс».

— Все дело в здешней еде, — ответил Карпентер. — Хорошо еще, что меня четыре раза в неделю пускают в спортивный зал.

— Ты же говорил, что занимаешься там каждый день.

— Да, но когда у них не хватает персонала, зал закрыт. Тюремщики часто болеют. Этот один из недостатков их профессии.

Бонни похлопала его по животу.

— Держи осанку, — сказала он. — Сидеть прямо можно и без зарядки.

Карпентер рассмеялся.

— Как только выйду отсюда, сразу налягу на диету. — Он отодвинул от себя батончики. — Это мне не поможет.

— Ладно, я займусь тобой всерьез.

— Милая, я буду так рад выбраться отсюда, что соглашусь на любую пищу.

Он отхлебнул диетическую колу. За соседним столом латиноамериканец прижимал к себе маленького ребенка, покрывая поцелуями его лицо. Его правая ладонь лежала за подгузником малыша. Через несколько секунд заключенный закашлялся и прикрыл рот той же рукой. Все было так естественно, что вряд ли кто-нибудь из охранников заметил момент передачи наркотиков, даже если внимательно наблюдал за этой парой. Карпентер взглянул на камеры слежения. Ни одна не смотрела в сторону латиноамериканца. Младенец начал кричать, и заключенный передал его матери.

— Мне бы хотелось, чтобы тебя навестили дети, — произнесла Бонни.

Карпентер покачал головой:

— Ни в коем случае. Они не должны сюда приходить.

— Они уже все понимают, Джерри. Бесполезно от них скрывать.

— Одно дело знать, что я в тюрьме, и другое — видеть меня здесь. — Он щелкнул по своему желтому жетону. — С этой штуковиной на груди, за столом, прикрученным к полу, в окружении громил, следящих за каждым моим движением... Я не хочу, чтобы они все это запомнили.

— А если тебя приговорят? Если тебя посадят на пятнадцать лет? Ты не станешь встречаться с ними все годы?

— Этого не случится, — спокойно промолвил Карпентер. — Поверь мне.

— Что ты надумал, Джерри?

— Тебе лучше не знать.

— Я хочу знать.

— Нет, Бонни. Если я тебе расскажу, ты станешь соучастницей, а я не собираюсь подставлять тебя под удар. — Он перегнулся чрез стол и взял ее за руку. — Достаточно того, что один из нас оказался за решеткой.

— Чертовы полицейские, — выругалась Бонни. — Если бы они играли по-честному, ничего бы не случилось.

— Да, они хуже всяких бандитов, — рассмеялся Карпентер. — Не волнуйся, любимая, я все улажу. Обещаю.

Они услышали шум в дальнем углу и обернулись посмотреть, что происходит. В одной из комнат для закрытых помещений распахнулась дверь, и оттуда выскочила светловолосая женщина с ребенком.

— Меня от тебя тошнит! — крикнула она. — Видеть тебя больше не желаю! Можешь тут сдохнуть!

Она устремилась к выходу, уводя за собой ребенка.

Карпентер увидел, как Макдоналд выскочил из комнаты и позвал жену, но она не остановилась. Макдоналд пнул ногой дверь. К нему подошел охранник и попросил успокоиться. Макдоналд поднял руки.

— Кто это? — спросила Бонни.

— Новый парень, — ответил Карпентер. — Боб Макдоналд. Арестован за вооруженное ограбление. Это выбежала его жена. Она хочет с ним развестись.

— Я ее понимаю. — Бонни взяла его руку. — Шутка, — добавила она.

— Надеюсь.

— Говорят, семье приходится труднее, чем самим заключенным, — заметила Бонни.

— Наверное, потому большинство жен и уходит от своих мужей, если тем дают срок. «Быть поддержкой и опорой» — это не для них.

— Не рассчитывай так легко от меня избавиться, — улыбнулась Бонни. — «Только смерть разлучит нас», помнишь?

Она смотрела ему прямо в глаза, и Карпентер понимал, что она не лжет. Но он боялся, что если его посадят на пятнадцать лет, чувство Бонни постепенно угаснет. Со временем ее посещения превратятся в рутину, и как бы она ни любила его, рано или поздно настанет ночь, когда ей захочется ощутить рядом с собой теплое мужское тело. Она найдет другого мужа, и у детей появится новый отец. А Карпентер превратится в одного из тех старых тюремных долгожителей, которых никто не ждет на воле. Его пробрала дрожь. Нет, он не позволит им запереть себя в тюрьме!

— Если бы тебя посадили, я бы тебя тоже ждал.

До конца посещения оставалось пять минут, и Карпентер с женой потратили их на разговор о детях. Иногда Карпентер поглядывал на Макдоналда. Тот, скрестив руки на груди, прислонился спиной к стене и с вызовом смотрел на каждого, кто встречался с ним взглядом. Заключенным не разрешалось покидать зал до ухода посетителей, поэтому Макдоналду пришлось оставаться там, где он стоял. Карпентер посочувствовал человеку, поневоле торчавшему у всех на виду после того, как его публично оскорбила и унизила жена.

Наконец голос по громкоговорителю бесстрастно объявил, что посетители должны покинуть помещение. Некоторые женщины заплакали. Карпентер встал, прижал к себе жену, поцеловал ее в щеку и крепко обнял.

— Потерпи еще немного, — прошептал он.

Дети ударились в слезы, а охранники стали ходить по рядам и напоминать посетителям, что пора расходиться. Кое-кто из заключенных помоложе тоже заливался слезами, обнимая своих жен и клянясь им в вечной любви.

Бонни поцеловала Карпентера в губы и двинулась к выходу. Он направился в другую сторону и присоединился к очереди заключенных, ожидавших обыска. У двери Бонни махнула ему на прощание рукой и послала воздушный поцелуй. Он ответил тем же.

Макдоналд встал следом за ним.

Обыск на выходе был более тщательным, чем при входе. Двух латиноамериканцев отвели в сторону, и они стали громко возмущаться.

— Что это значит? — спросил Макдоналд у Карпентера.

— Похоже, засекли на камеру.

— Засекли? А что они делали?

— Целовали своих жен, — усмехнулся Карпентер. — Слишком долго, слишком крепко. Так иногда передают наркотики. Твое свидание оказалось не очень удачным?

— Ты слышал?

— Боб, все слышали, как твоя жена разбушевалась.

— Она просто смешала меня с грязью.

— Мне очень жаль.

— Спасибо, — отозвался Макдоналд.

Карпентер приблизился к Ратбону, тот обыскал его с ног до головы и отправил в коридор безопасности, где ждали другие заключенные из блока предварительного заключения. Через пару минут к нему присоединился Макдоналд.

— Она требует развода. Тут есть что-то еще, о чем она умалчивает.

— Другой мужчина?

— Возможно. Или мать ее накручивает. Одно дело, если бы я поговорил с ней на воле, а так... Так только хуже.

— Это твой сын?

— Да. Она хочет отобрать его у меня через суд.

— Вероятно, ей это удастся.

— Пошла она...

— Так обычно и бывает, — продолжил Карпентер. — Заключенных не очень жалуют, когда речь идет о родительских правах.

— К черту. Пока меня не осудили, я не заключенный. Я нахожусь под следствием.

Карпентер промолчал. Макдоналда взяли с поличным, в перестрелке был ранен полицейский. Значит, ему всыплют по полной. Но Карпентер понимал, каково сейчас Макдоналду. Он взбешен. Уязвлен. Обманут. Карпентер отлично знал, как бы он отреагировал, если Бонни пригрозила бы ему уйти и забрать с собой детей. Его реакция была бы быстрой, безжалостной и неотвратимой.

* * *

В окне гостиной, расположенной в соседнем доме, всколыхнулась занавеска. Наверное, это была мисс Бреннан, старая дева лет восьмидесяти, местная сплетница. Элис посмотрела на мужа.

— Можем мы хотя бы мисс Бреннан сказать, что здесь происходит? — спросила она. — А то она подумает, что нас арестовали.

— Плевать, что она подумает, — ответил Роупер, швырнув чемодан на заднее сиденье фургона.

В окно гостиной он видел Бена и Дэвида, сидевших за своими игровыми приставками. Роупер сообщил им, что они уезжают на выходные. Объяснить подробнее он успеет позже, когда они будут в безопасности.

Возле дома стояло четыре машины, а на площадке перед домом ждал белый автофургон с открытой задней дверцей.

— Куда мы уезжаем? — поинтересовалась Элис.

— В безопасное место.

— Я думала, наш дом достаточно безопасен, — заметила она. — Ты утверждал, что они никогда не узнают, кто ты и где живешь.

— Значит, я ошибся, — признал Роупер. — Чего ты от меня хочешь, Элис? Чтобы я вскрыл себе вены? Я пытаюсь решить проблему как могу.

— Ты ничего не решаешь. Ты просто бежишь и даже не говоришь мне куда.

— Потому что сам не знаю! — раздраженно бросил Роупер.

Он и вправду не знал. Вскрыв конверт, принесенный ему Беном, Роупер сразу позвонил своему начальнику в отделе наркотиков. Через тридцать минут дом и его окрестности наполнились людьми. В конверте лежали три фотографии. Бен у двери школы. Дэвид, выходивший из школы. Элис, выносившая на улицу мусор в старом поношенном халате. И никаких записок. В них нет нужды. Угроза абсолютно очевидна.

Реймонд Маки, глава отдела по борьбе с наркотиками, появился у пороге Роупера менее чем через час после его звонка и пообещал ему защиту. Роупер и его семья получат надежное укрытие, а Маки выяснит, каким образом было нарушено его прикрытие. Но прежде всего Роупера вместе с его близкими отправят в специальное убежище таможенной службы. Роупер не стал спрашивать, где оно находится, да это и не имело значения. Важно было как можно скорее покинуть собственный дом. Маки принес с собой букет цветов и подарил их Элис, словно пришел поздравить ее с днем рождения. Как только Маки уехал на своем «ровере», которым управлял его личный шофер, Элис выбросила цветы в мусорную корзину.

— А как же дети будут ходить в школу? — спросила она у мужа.

— Ради Бога, Элис! Карпентер знает, где они учатся.

— Значит, им придется прервать образование? Надолго?

Роуперу захотелось наброситься на жену, кричать, трясти ее за плечи, пока она не образумится, но он заставил себя сдержаться. Дело совсем не в Элис. Не она подвела его семью, подставила ее под удар. Сэнди Роупер злился на себя.

Двое мужчин в куртках вынесли из дома черные мешки с одеждой и погрузили их в фургон.

— Мы оставили на кухне несколько коробок, миссис Роупер, — сказал один из них. — Если хотите, можете уложить в них что-нибудь из кухонных принадлежностей.

— Как насчет продуктов в морозилке? — спросила Элис.

— Придется их оставить. Я не уверен, что на новом месте у вас будет морозильная камера.

Роупер не знал этого человека, но Маки поклялся ему могилой своей матери, что всех участвующих в переезде людей он знает лично и готов доверить им собственную жизнь.

— А как же велосипеды мальчиков?

— Вообще-то лучше, если дети совсем не будут выходить из дома.

Элис повернулась к мужу:

— Слышишь? Они станут пленниками. Мы все превратимся в заключенных.

Человек из таможни вернулся в дом. Роупер обнял жену. Она дрожала.

— Все будет хорошо, Элис. Обещаю.

— Черт бы побрал этого Карпентера, — пробормотала Элис. — Как он смеет вмешиваться в нашу жизнь? Как он смеет?

Роупер погладил ее по голове. Фотографии были предупреждением, но Карпентер наверняка предвидел, что таможенник немедленно сообщит о случившемся в систему, а там постараются плотнее сомкнуть ряды и дать защиту ему и семье. Роупер знал Карпентера лучше других: этот человек рассчитывал все до последней мелочи. Фотоснимки — его первая попытка отговорить Роупера от показаний в суде, но она не окажется последней.

— Мы справимся, — прошептал Роупер, гладя жену по волосам. — Как только все закончится и его посадят за решетку, мы заживем по-прежнему, обещаю.

Рядом с автомобилем, в котором играли дети, находился человек в сером костюме. Он не предлагал им перенести из дома вещи и ограничился лишь кивком, когда вышел из машины и встретил Роупера. Сейчас он просто стоял у ворот, опустив руки и не сводя взгляда с подъезда к дому. Когда порыв ветра откинул полу его пиджака, Роупер увидел рукоять полуавтоматического пистолета в наплечной кобуре. Он крепче прижал к себе жену, чтобы она не заметила оружия. Роупер уже не был уверен, что когда-нибудь их жизнь снова станет такой же, какой была перед делом Джерри Карпентера. Он в первый раз испугался того, что Карпентер может сделать с ним и его семьей. И впервые усомнился в том, что система сумеет его защитить.

* * *

Шеферд мыл первый этаж, к нему подошел Гамилтон и сообщил, что его хочет видеть адвокат. Надзиратель проводил его в зал для посетителей и показал звуконепроницаемую комнату, в которой уже ждал Харгроув.

Когда Гамилтон закрыл дверь, они пожали друг другу руки. По выражению лица Харгроува Шеферд догадался, что что-то случилось. Он сел и стал ждать плохих новостей.

Харгроув не стал тянуть время.

— Мы потеряли записи, сделанные Элиотом и Роупером, — сказал он, сев напротив Шеферда. — Их стерли.

— Что?

— Кто-то проник в комнату для хранения улик и обработал их сильным электромагнитом.

— Как, черт побери, такое могло случиться? — удивился Шеферд.

— Если бы мы знали, парень уже был бы в тюрьме.

— Разве вы не фиксируете каждое посещение хранилища?

— Да. Но мы не знаем, когда это произошло.

— Ради Бога, — раздраженно произнес Шеферд, — какой смысл держать меня в этом волчьем логове, когда вы даже не сумели сохранить собранные доказательства?

Он вскочил и стал расхаживать по комнате. Гамилтон наблюдал за ним через окно.

— Нет, я не могу поверить. Он убивает агентов, запугивает свидетелей и уничтожает улики, а вы просто сидите и чешете затылок.

— Это не совсем так, Паук.

— А как же иначе? Объясните мне, ради Бога, как человек проник в запертое хранилище и уничтожил пленки?

— Мы узнали об этом вчера, когда представители суда попросили нас показать часть записей Роупера. Кассета оказалась чистой, и мы проверили остальные. Все пропало.

— И вы не в курсе, как это случилось?

— В последний раз их использовали для получения экспертного свидетельства от Гари Нелсона, четыре недели назад. С тех пор хранилище посещали сотни офицеров. Мы ведем следствие, Паук. В комнате установлены камеры слежения, и мы тщательно просматриваем записи. Допрашиваются все офицеры, отвечавшие за хранение вещдоков. Мы выясним, кто это сделал, но уйдет время.

— Нелсон? Тот, которому угрожали?

— Да. Теперь он улетел с женой в Португалию, в Алгавре, и говорит, что не вернется до тех пор, пока Карпентера не посадят за решетку.

— Похоже, это единственный человек, у кого осталась хоть капля здравого смысла, — пробурчал Шеферд. Он потер лицо. — И что мы имеем?

— Свидетельства, собранные Элиотом, теперь бесполезны. Без пленок его рукописные заметки ничего не стоят. Потеря кассет Роупера не так ужасна, ведь у нас есть тексты его записей, и Роупер сможет их подтвердить.

— Если до него не доберется Карпентер.

— Этого не случится, — заверил Харгроув.

— Еще больше я верил в то, что Элиот не будет убит, а пленки уничтожены.

Гамилтон следил за ним через окно, и Шеферд сел на стул и повернулся к нему спиной.

— У меня есть предложение, над которым ты должен подумать, — произнес Харгроув. — Никто тебя ни к чему не принуждает, но если ты согласишься, это облегчит нам работу, учитывая сложившиеся обстоятельства.

Шеферд выжидающе взглянул на Харгроува.

— Мы можем поставить тебе «жучок», — спокойно сказал суперинтендант.

Шеферд застыл с открытым ртом. Он никак не ожидал услышать от Харгроува что-либо подобное.

— Это шутка?

Суперинтендант покачал головой.

— Если ты поймаешь Карпентера на преступном сговоре, другие доказательства нам не понадобятся.

— Вы знаете, где я нахожусь?

— Да, Паук, знаю.

— Это тюрьма строгого режима. Здесь сидят профессиональные преступники. Они за милю почуют ваш «жучок».

— Не обязательно, — возразил суперинтендант. — Ребята из техотдела соорудят что-нибудь неординарное. Например, записывающее устройство в виде «уокмана» или CD-плейера.

— А если его кто-нибудь найдет?

— Тогда мы тебя вытащим.

— Если на мне найдут «жучок», вы не успеете меня вытащить.

— Хорошо, просто подумай об этом. Никто не заставит тебя делать то, что ты не хочешь.

— Как обстоят дела с процессом Карпентера?

— На следующей неделе его снова вызовут в суд, но слушания начнутся через два месяца, если его адвокаты не выкинут еще какой-нибудь фокус. Будем считать — четыре месяца.

— Значит, у него четыре месяца, чтобы добраться до Роупера.

— Можно взглянуть на это и по-другому. У тебя четыре месяца, чтобы добраться до Карпентера.

— Я не собираюсь торчать здесь столько времени! — воскликнул Шеферд.

— Ты в любой момент можешь сказать «хватит». Все зависит от тебя.

Шеферд откинулся на стуле и скрестил руки на груди. Суперинтендант прав. В тюрьме Шелтон он сидел по собственному выбору и сам решал, сколько ему здесь оставаться. Но почему-то это его совсем не радовало.

— Думаю, вам надо приглядеться к Тони Стаффорду, — произнес Шеферд.

— Почему?

— Потому что на те пятьсот фунтов, которые вы заплатили сестре Диггера, я купил себе место в бригаде уборщиков.

Харгроув вытащил из кармана черный блокнот и стал делать записи.

— Фамилия парня Томпкинс, — продолжил Шеферд. — Но все зовут его Диггером. Он арестован за убийство: застрелил своего приятеля-ямайца. В Трайденте[6] на него должно быть досье. Я с ним переговорил, сказал, что мне нужно место уборщика, и он предложил передать пятьсот фунтов его сестре. На следующий день я был уже в бригаде. Блоком управляет Тони Стаффорд, и все назначения должны проходить через него.

— Значит, он утверждает чужие заявки?

— Да. Надо взглянуть на документы. Гозден вам поможет.

— Мы установили слежку за сестрой. Если Диггер платит надзирателю, она может быть посредницей. — Харгроув почесал за ухом карандашом. — Диггер часто общается с Карпентером?

— Я никогда не видел их вместе, но за Карпентером трудно уследить.

— Даже если Стаффорд — человек Диггера, у Карпентера может быть совсем другой контакт.

— Я знаю.

Суперинтендант захлопнул блокнот и убрал карандаш.

— У тебя все в порядке?

— Пока да. Но приходится несладко.

— Ты знал, что будет нелегко, Паук.

— Хотите услышать, что беспокоит меня больше всего? — спросил Шеферд.

Харгроув поднял брови.

— Что я начну болтать во сне, — признался Шеферд.

Суперинтендант улыбнулся, но Шеферд серьезно пояснил:

— Пока я не сплю, я контролирую свои слова и поступки. Во сне — другое дело. Вдруг я назову ваше имя? Или Сью? Я не умею управлять собой во сне.

— А раньше ты разговаривал во сне?

— Нет.

— Хочешь, мы переведем тебя в одиночку? Я попрошу Гоздена.

— Исключено. Если я туда перееду, то сделаю это сам. Одиночные камеры — особая привилегия. Если я получу ее просто так, все сразу заподозрят неладное.

— Снова обратишься к Диггеру?

— Мой сосед утверждает, что именно Диггер решает такие проблемы. Я уже намекнул об этом Карпентеру. Он посоветовал мне дать официальную заявку Стаффорду. Интересно, как он сам попал в одиночку.

— Я спрошу Гоздена.

— Пожалуй, это хорошая идея. Надо сравнить документы, связанные с его поселением в одиночку и моим переводом в бригаду уборщиков. Вдруг найдется что-нибудь общее.

— Я этим займусь, Паук.

На Шеферда навалилась усталость. Вчера ночью кто-то кричал на первом этаже. Дежурные не обращали на него внимания, и человек продолжал кричать почти до самого утра. Только на рассвете он замолчал. Шеферд уже понимал, что такое жизнь в тюрьме. Телевизоры в камерах и выбор меню не делали ее менее невыносимой. Никто из заключенных не пытался заткнуть рот кричавшему арестанту, все понимали, каково ему приходится.

* * *

Шеферд проснулся и посмотрел на часы. Половина восьмого. Суббота, его первый уик-энд за решеткой. В выходные не было работы и не выдавали упаковок с завтраком: еду распределяли на кухне. Шеферд привык каждый день просыпаться в полвосьмого, за несколько минут до начала утренней поверки. Он лежал на койке и ждал, когда в камере откроется «глазок». Ли встал и босиком прошлепал в туалет. Он отхаркался и начал мочиться. Открылось окошко.

— Я в сортире! — заорал Ли.

Окошко захлопнулось.

Шеферд подождал, когда Ли умоется и почистит зубы, и спрыгнул с койки. Камера была такой тесной, что в ней едва могли разойтись два человека. Поэтому в присутствии Ли Шеферд старался больше времени оставаться на койке. Он уступил ему и пульт телевизора, хотя оба платили за него еженедельный взнос.

Пока Шеферд умывался и брился, Ли сидел на стуле и просматривал каналы. Показывали новости и детские передачи.

— Почему по утрам нет ничего интересного? — спросил Ли.

— Потому что нормальные люди в это время спят.

Шеферд надел новую тенниску. В выходные он любил подольше поваляться в постели, если у него не было работы для Харгроува. Спускался в кухню, готовил чай с тостами, брал утренние газеты и возвращался в кровать к Сью. К ним присоединялся Лайам, и они лежали вместе, читая газеты и завтракая тостами, пока Лайам смотрел свои комиксы.

В выходные дни тюремный режим был не таким строгим, как в будни. По утрам и после обеда полагалось свободное время, но камеры запирали раньше — не в восемь, а в четверть шестого. Получалось, что они сидели взаперти двенадцать часов.

Шеферд подал заявку на спортзал в субботу и воскресенье, и Ллойд-Дэвис сообщила ему, что он может пойти туда в субботу. Дальше будет видно. На каждый сеанс допускалось по восемь заключенных из одной секции, и Шеферда поставили восьмым.

Камеры открыли в половине девятого, и Шеферд спустился в кухню вместе с Ли. Там уже стояла большая очередь, и они пристроились в ее конец. За тремя раздатчиками наблюдала немолодая надзирательница — латиноамериканка Амелия Хартфилд. Все называли ее по имени, и она отвечала тем же, даже когда отдавала приказы заключенным. Амелия всегда улыбалась и с удовольствием общалась с арестантами. Они старались не доставлять ей неприятностей. Иногда заключенные выпускали пар, ругая персонал тюрьмы, но Шеферд никогда не слышал, чтобы они плохо отзывались об Амелии.

Шеферд взял два подноса и отдал один Ли. Работники кухни быстро выдавали еду: сосиску, два куска бекона, порцию яичницы, помидор, ложку фасоли и тост. Плюс два ломтя хлеба.

Шеферд уже подавал свой поднос, когда рядом выросла чья-то фигура. Это был бритоголовый заключенный с третьего этажа, человек Карпентера. Он кивнул Шеферду и пролез вперед.

— Две сосиски, поподжаристее. Четыре ломтика бекона, с хрустящей корочкой. И четыре куска хлеба.

Один из раздатчиков положил на поднос сосиски и бекон и протянул тарелку с хлебом. Бритоголовый направился к лестнице.

— Что за парень? — спросил Шеферд у Ли.

— Джилли Джилкрист. Сидит за тяжкие телесные повреждения.

— И прислуживает Карпентеру?

— Он не слуга, — возразил Ли. — Скорее телохранитель. Ты заметил, что он никогда не отходит от Карпентера? Когда тот отправляется на прогулку, Джилли следует за ним. И в свободное время он тоже всегда рядом.

— Карпентер вытащил занозу у него из лапы?

Ли нахмурился, не уловив смысла.

— Что?

— Почему он работает на Карпентера? Надеюсь, они не гомики?

— Смотри, чтобы Джилли не услышал, а то он тебе глотку порвет. Джилли сидит без денег, и Карпентер платит ему на воле.

Они отнесли подносы в камеру. Ли сел за стол, а Шеферд забрался на койку. Яичница была жесткой, а фасоль холодной, но он съел все.

В девять часов в двери звякнул замок.

— В чем дело?

— Нас заперли, — ответил Ли, пережевывая сосиску. — Персоналу нужен час, чтобы разобраться с бумажной работой. В четверть одиннадцатого они поведут людей в спортзал, а в десять тридцать камеры откроют и начнется общение и прогулка.

Шеферд вытер тарелку куском хлеба.

— Почему бы им не вывесить график, чтобы мы знали, что будет дальше?

— Это слишком просто. Не волнуйся, ты и так все запомнишь наизусть.

— А тебя кто просветил?

— Парень, сидевший здесь до тебя. Он проторчал в нашем блоке пять месяцев.

В двери появился Ратбон.

— Ну что, все в порядке?

— Как всегда, мистер Ратбон, — произнес Ли, набрав полную ложку фасоли.

— Макдоналд, тебя включили в список на спортзал. Ты заимел высокопоставленных друзей?

— Мою фамилию внесла мисс Ллойд-Дэвис, — ответил Шеферд.

— Хорошо, что на сей раз обошлось без переломов.

Ратбон захлопнул дверь, а Ли включил телевизор и стал щелкать по программам.

— Можно тебя кое о чем спросить? — промолвил он.

— Валяй.

— Я про Юржака. Ты, правда, сломал ему ногу?

— Он просто упал. Мы разговаривали, и он упал.

— У него колено превратилось в кашу.

— Он упал неудачно, — рассмеялся Шеферд.

Было очень важно, чтобы Ли видел в нем крутого парня. Джейсон любит сплетничать — значит, все, что он ему скажет, распространится дальше.

— Я тебя тоже кое о чем спрошу, — сказал Шеферд. — Кто на самом деле верховодит в секции? Утверждают, что Диггер, но стоит появиться Карпентеру, как все ходят перед ним по струнке. Диггер хотя бы сам берет себе обед.

— Они в разных весовых категориях, — объяснил Ли. — Диггер — сила. Если он чего-нибудь хочет, то просто об этом говорит. Когда он приказывает прыгать, ты спрашиваешь, как высоко. Ясно?

— Да.

— А у Карпентера имеются деньги. Столько, что у тебя в карман не влезет. Ему не надо никому угрожать. Он покупает все, что ему нужно.

— Через Диггера?

Ли нахмурился.

— А тебе что за дело?

Шеферд поднял руки.

— Просто хочу знать, как здесь все устроено.

— Может, собираешься перейти ему дорогу?

— Кому, Диггеру? Или Карпентеру?

— В каждом блоке есть хозяин. По-другому не бывает. Диггер свое место без боя не уступит.

— А Карпентер?

Ли усмехнулся.

— Он не станет драться.

— Да, вид у него довольно хилый.

— В том-то все и дело. Ему не обязательно быть крутым. Но он может сделать с тобой что угодно, на воле или в тюрьме. Попробуй его тронуть, и в секции найдется полдюжины парней, которые разберутся с тобой за деньги, заплаченные им на воле. Надзиратели это тоже знают и позволяют ему кое-какие вольности. Ты слышал, что он почти каждый день ходит в спортзал?

— Как ему удается?

— Понятия не имею.

— А одиночная камера? Диггер ему устроил?

— Не знаю, дружище. Может, сам у него спросишь? — Ли сдвинул брови. — Постой, я что, стал действовать тебе на нервы?

Шеферд рассмеялся.

— Нет, все в порядке. Просто иногда хочется побыть одному.

Вымыв свою тарелку, Шеферд поставил ее на полку и вытянулся на койке. Не считая разных полезных деталей из рассказов Ли, все время в камере проходило для него впустую. Встретиться с Карпентером можно было только на уборке этажей, на прогулке, в спортзале или в коридоре безопасности. Проблема заключалась в том, что его подопечный почти не покидал свою камеру, даже в тех случаях, когда ему разрешалось выходить наружу. Шеферд мог сколько угодно выслушивать местные сплетни от Ли или Эда Харриса, но если он хотел остановить Карпентера, ему требовалось найти неопровержимые доказательства. И как можно скорее.

* * *

В четверть одиннадцатого Ратбон открыл дверь камеры и сообщил Шеферду, что его ждут в кабинке. Шеферд переоделся в свою старую одежду, но сообразил, что ему надо выбрать что-нибудь получше. Билл Барнс облачился в новенький костюм «Рибок» и кроссовки той же фирмы. Трое латиноамериканцев сияли белизной спортивной экипировки и блеском толстых золотых цепей. Невзрачный наряд Шеферда вызвал у них улыбку. Он холодно улыбнулся им в ответ. Шеферда не волновало, как он выглядит, — ему не терпелось дать выход своей физической энергии, накопившейся за последние дни.

Он посмотрел на третий этаж. Карпентер спускался по лестнице в красной рубашке «Лакост», белых шортах, кроссовках и носках. Он нес с собой бутылку минеральной воды и маленькое полотенце. У него был вид преуспевающего бизнесмена, направляющегося в местный фитнес-центр.

Вместе с Карпентером к группе подошел Ратбон. Надзиратель поставил восемь галочек на своем планшете и повел заключенных по коридору безопасности.

Шеферд надеялся пообщаться с Карпентером по пути в спортзал, но не успел он шагнуть в его сторону, когда рядом возник Билли Барнс.

— Как дела, Боб?

Шеферд оглянулся. Карпентер шел в конце группы и разговаривал с Ратбоном.

— Когда тебя снова вызывают в суд?

— Пока не знаю.

— Подследственным положено являться к судье каждые две недели, — заметил Барнс. — Хоть на день отсюда вырвешься. Хочешь затянуться?

— Я не курю, Билл. Ни табак, ни травку.

— А как насчет выпивки?

— Здесь есть выпивка?

— Да, собственного варения. Я уже готовлю пару пинт.

Шеферд рассмеялся, решив, что это шутка.

— Я серьезно, парень, — продолжил Барнс. — У меня есть друг на кухне, он дает мне дрожжи. Берешь воду, фрукты, кладешь в герметичный пакет, добавляешь немного сахара — и пошло-поехало. Через несколько дней подойдет сидр, а позже — апельсиновая и персиковая настойки. Когда все забродит, мы разливаем напиток по бутылкам «севен-ап» и продаем. Достань мне пару пачек «Мальборо», и я дам тебе бутылочку.

Шеферд подумал, что его положение не столь отчаянно. Конечно, он любил выпить, например, пива с друзьями или бутылку хорошего вина с Сью, но ему больше нравилась компания, чем алкоголь.

— Ладно, твое дело, — сказал Барнс. — Когда просидишь тут несколько месяцев, непременно захочешь чем-нибудь взбодриться.

Они приблизились к спортзалу. Ратбон обыскал каждого заключенного, проделав обычную процедуру похлопываний по рукам и ногам. Шеферд вошел после Барнса. В зале уже находилось несколько арестантов из других блоков. Помещение было просторным, с полным набором спортивных снарядов и устройств. У одной стены стояли велотренажеры и беговые дорожки, у другой — симуляторы гребли и «качалки»; дальний конец отвели под секцию для подъема тяжестей и поставили там несколько скамеек.

Латиноамериканцы сразу отправились в секцию для тяжеловесов, где собрались их товарищи. Они поздоровались, обменявшись ударами ладоней и кулаков, и начали беседовать. Тяжести, похоже, никого не интересовали.

Поскольку Карпентер еще не появился, Шеферд подошел к силовому тренажеру и приступил к легкой разминке. Вдоль одной стены тянулся балкон, и по нему расхаживал скучающий охранник, рассеяно поглядывая вниз.

Карпентер появился в зале и направился к беговой дорожке. Шеферд не хотел выглядеть слишком настырным и продолжал тренироваться на силовой скамье, разрабатывая руки и грудные мышцы. Ратбон беседовал у входа с другим надзирателем. Барнс забрался на велосипед и изо всех сил крутил педали.

Шеферд наслаждался тренировкой. В камере он всегда старался делать отжимания и пресс, пока Ли лежал на койке, но в работе с хромированными рычагами и стальными гирями гимнастической машины было что-то особенно бодрящее и в то же время методичное. Он последовательно размял свои бицепсы и трицепсы, потом занялся плечевыми мускулами и упражнениями для ног.

Иногда он поглядывал на беговые дорожки. Карпентер по-прежнему был там, он легко бежал, сохраняя ровное дыхание, на шее у него висело полотенце, а в руке подрагивала бутылка с минералкой. На соседней дорожке занимался тучный араб с густыми усами — он весь обливался потом, хотя его движения смахивали на ходьбу, а не на бег. Как только араб слез с тренажера, Шеферд занял его место.

Он кивнул Карпентеру и начал с медленной трусцы, чтобы дать разогреться мышцам. Карпентер увеличил скорость машины, но на его коже по-прежнему не выступило ни капли пота. Он сделал глоток из своей бутылки. Его взгляд был устремлен куда-то вперед, словно он видел перед собой не белые стены тюремного спортзала, а зеленеющие поля. Шеферд увеличил темп. Он не бегал больше недели, и в его мышцах быстро нарастала боль, но бежать было приятно. Через несколько минут Шеферд прибавил скорость, чувствуя, как подошвы кроссовок крепко впечатываются в резиновую дорожку. Он покосился на контрольную панель Карпентера. Тот бежал почти вдвое быстрее, и не по ровной поверхности, как Шеферд, а с наклоном в десять градусов. На соседство Шеферда он, казалось, не обращал внимания.

Шеферд изменил наклон дорожки, поставив тот же градус, что и Карпентер. Машина загудела, и он почувствовал, что ему трудно поддерживать прежний темп. В кровь хлынул адреналин, и Шеферду стало наплевать, как его кроссовки стучат по резине. Он вновь увеличил скорость, чтобы догнать Карпентера. Теперь они бежали вровень.

Карпентер посмотрел на панель Шеферда и тронул кнопки на своей машине. Дорожка приподнялась, и бегун шумно задышал. Шеферд мысленно улыбнулся — Карпентер явно был азартным. Ну что ж, он раззадорит его как следует. Шеферд поднял наклон и скорость, чтобы попасть в темп соседа. Минут десять они бежали в одном ритме. Потом Карпентер снова увеличил скорость. Его рот открылся, он резко размахивал руками.

Шеферд уравнял скорость и приспособился к новой нагрузке. Он сознавал, что близок к своему пределу: его коньком были длинные дистанции, а не спринтерские рывки. Но и Карпентер уже выбился из сил, в его движениях ощущалось все больше усталости.

Шеферд знал, что может побить Карпентера, — выносливость всегда была его сильной стороной, — но хотел завоевать доверие наркоторговца, а не продемонстрировать ему свое превосходство. По лицу Карпентера обильно струился пот, его красный «Лакост» облепил спину. Шеферд начал неровно дышать и сделал вид, что споткнулся. Он выпрямился, но его ноги тяжело шлепали о дорожку, а колени подгибались от усталости. Задыхаясь, он протянул руку к кнопке и замедлил скорость. Шеферд незаметно покосился на Карпентера — тот довольно улыбался.

Шеферд замедлил движение дорожки до прогулочного шага, утер ладонями лицо, в полном изнеможении остановил машину и слез на пол. Карпентер бежал еще минуту, затем перешел на легкую трусцу. Шеферд согнулся в поясе и оперся ладонями на колени. Карпентер улыбнулся и остановил машину. Он сошел с дорожки, вытирая полотенцем лицо.

— Классно бегаешь, — сказал Шеферд.

— Просто много практиковался, — промолвил Карпентер, растирая ноги.

— Знаешь, в старых тюрьмах бег использовали как наказание. А теперь это считается привилегией. Замечательный прогресс, правда?

Карпентер хмыкнул.

— Говорят, ты почти каждый день ходишь в спортзал? — спросил Шеферд.

— Почти каждый.

Шеферд выпрямился.

— Как тебе это удалось?

Карпентер сделал большой глоток из бутылки, продолжая смотреть на Шеферда. Тот выдержал его взгляд и дружелюбно улыбнулся, зная, что в этот момент его оценивают. Карпентер вытер губы полотенцем.

— Ты знаешь, как мне это удалось, — ответил он.

— Через Диггера?

— Нужные люди и сломанные ноги — хорошие помощники, — заметил Карпентер.

— В спортзал берут только по восемь человек из секции?

— Таковы правила.

— И Диггер может каждый день включать меня в список?

Карпентер усмехнулся:

— Спроси его сам. Но учти — мое место занято.

Шеферд наморщил лоб:

— Я не хочу, чтобы у тебя были из-за меня неприятности.

— На этот счет можешь не волноваться.

Карпентер подошел к велотренажеру и сел в седло. Когда он закрутил педалями, Шеферд устроился рядом.

Некоторое время они двигались в унисон, но гонки уже не было.

— Есть новости от жены? — поинтересовался Карпентер.

Шеферд покачал головой.

— Очевидно, теперь я услышу новости только от ее адвоката.

— Она выглядела очень рассерженной.

— На свободе все было бы по-другому, — промолвил Шеферд. — Если бы поговорить с ней без чертовых охранников... Обстановка настраивает ее против меня. Все эти замки, решетки, обыски, собаки на цепи.

— Я попросил детей ко мне не приходить, — поведал Карпентер. — Не хочу, чтобы они видели меня в тюрьме.

— А я жалею, что жена привела моего парня. Особенно если он видел меня в последний раз. Хорошенькое у него останется воспоминание. Папочка за решеткой, с дурацкой бляхой на груди.

— Ты его еще увидишь, — пообещал Карпентер. — У отцов есть свои права.

— Только не у тех, кого сажают на двадцать лет, — возразил Шеферд. — Когда я выйду, сын меня уже забудет.

Карпентер промолчал. Он снова отхлебнул из бутылки.

— Похоже, твое положение тебя мало беспокоит, — сказал Шеферд.

Карпентер пожал плечами.

— Не вижу смысла зря тратить нервы, — объяснил он. — Начнешь беситься — и вколют тебе успокоительное, посадив в камеру с картонной мебелью.

— Если мне дадут двадцатку, я повешусь.

— Привыкнешь.

— К чертям собачьим! — выругался Шеферд.

— Убьешь себя, и кому от этого станет легче?

— Ты рассуждаешь, как Эд Харрис. Я лучше сдохну.

Некоторое время они молча крутили педали. Шеферд хотел продолжить разговор, но боялся показаться чересчур навязчивым. Латиноамериканцы разделились на две группы и поднимали тяжести.

— Твоя жена молодец, — заметил Шеферд. — Все-таки пришла тебя проведать.

— Она знает, что это ненадолго.

— А если не выкрутишься?

Карпентер пренебрежительно фыркнул.

— Я не собираюсь выкручиваться. Когда дело дойдет до суда, будет уже поздно.

— Как же ты намерен отсюда выбраться?

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что если я что-нибудь не придумаю, мне крышка.

Карпентер бросил на него цепкий взгляд. Потом он медленно кивнул, словно решив, что Шеферду можно доверять.

— У тебя есть деньги на воле?

— Кое-что найдется.

— Тебе необходимо больше, чем «кое-что». Свобода стоит дорого.

— Я храню несколько сотен штук в офшорной зоне. Даже жене о них не известно.

— Что у них против тебя?

— Меня взяли с поличным. Оружия при мне не было, но в здании нашли обрез.

— Свидетели?

— Похоже, один из наших оказался стукачом.

— С этого и надо начинать, — сказал Карпентер. — Ты должен о нем позаботиться.

— Откупиться?

— Позаботиться.

У Шеферда забилось сердце. Он почувствовал, что близок к цели. Ради этого он и торчал в тюрьме.

— Ты имеешь в виду — любыми способами?

— Да, любыми способами.

— А как насчет улик?

— Это можно уладить.

— Как? Запутать следствие?

— Заплатить кому-нибудь, кто все устроит.

— А ты сумел бы?

— Каждый может. Главное, иметь деньги и дать их нужному человеку.

Шеферд сбавил скорость.

— У полицейских мое ружье, — промолвил он.

— Значит, тебе поможет полицейский.

— А у тебя есть люди, которые занимаются подобными вещами?

— Мы говорим не обо мне, а о тебе. Надо выяснить, где хранится ружье, и отыскать нужного человека в полиции. Или детектива, занимающегося твоим делом.

— Ну нет, — запротестовал Шеферд. — Это сказки.

Карпентер взялся за руль и прибавил ходу. Шеферд понял, что он его задел.

— Ведь если что-нибудь сорвется, мне дадут срок за взятку, — произнес он.

— Значит, сделай так, чтобы не сорвалось, — посоветовал Карпентер. — Действуй в обход. Используй других людей. Найди человека со связями.

— И во что это примерно обойдется?

— Гипотетически?

— Да.

— Тридцать тысяч. Или сорок.

Шеферд перестал крутить педали.

— Сорок тысяч фунтов?

— Поэтому я и спросил, есть ли у тебя деньги. Мелочью тут не обойдешься, Боб. И запомни — полицейского купить гораздо дешевле, чем судью. — Он снова усмехнулся. — Гипотетически.

* * *

Шеферд принес в камеру поднос с обедом. Запеканка из мяса с картофелем, чипсы, вареная фасоль. Шоколадный пудинг и горчица. Неудивительно, что многие потолстели на такой диете.

Ли еще стоял в очереди на первом этаже, но Шеферд все равно забрался на койку и там принялся за еду. Последний разговор с Карпентером стал большим шагом вперед. Шеферд не ожидал, что наркоторговец зайдет так далеко. Карпентер фактически признал, что платит полицейским на воле, и посоветовал Шеферду подкупить служителя закона и убить свидетеля. Но для обвинения его показаний будет недостаточно. Шеферд согласился на предложение Харгроува надеть «жучок». Но это — огромный риск.

Шеферд поддел на вилку кусок холодной запеканки. Она была жирной и безвкусной, в комках.

Другая проблема заключалась в том, чтобы регулярно ходить в спортивный зал. Надо попросить об этом Ллойд-Дэвис или снова обратиться к Диггеру. Шеферд должен знать, где и когда состоится его следующая беседа с Карпентером, — носить «жучок» постоянно опасно. А куда его прятать в остальное время? В камере мало места, Ли что-нибудь заметит. Харгроув предложил сделать записывающее устройство в виде «уокмана» или CD-плейера, однако эта штуковина должна действительно играть, не то Ли заподозрит неладное. Кроме того, Шеферд знал, что такая аппаратура часто ломается, У него бывали самые дикие случаи: от потекших батареек до фонящих микрофонов. В каждой операции его подстраховывали другие сотрудники, чтобы в трудный момент вытащить из дела, но в тюрьме Шелтон это невозможно.

Шеферд теперь не сомневался, что Карпентер убирает свидетелей и избавляется от улик, но он по-прежнему не догадывался, как тот это делает и кто ему помогает. Он подозревал Тони Стаффорда, но Харгроуву потребуются доказательства. Суперинтендант сознавал, какому риску подвергает Шеферда, и все-таки обратился к нему с этой просьбой, ведь если Карпентера не остановить, он будет убивать снова и снова, пока не добьется своей цели — выйти на свободу.

* * *

В камеру Карпентера вошел Хили.

— Ваши газеты, — сообщил он.

— Спасибо, мистер Хили, — произнес Карпентер.

Он подошел к двери и взял почту. «Дейли мейл», «Дейли телеграф» и"Гардиан".

— Почему так поздно?

Обычно газеты приносили перед обедом.

— Сегодня мало персонала. Некого было поставить на проверку писем. Да и доставка опоздала.

Карпентер положил газеты на стол и полистал «Гардиан». По субботам всегда ощущался недостаток в тюремном персонале. Надзиратели не любили работать в выходные. Он взял запечатанный конверт, отправленный из Лондона, и вскрыл его. В нем лежал чистый листок бумаги. Значит, пленки уничтожены. Теперь между ним и свободой остался только Сэнди Роупер. Ким Флетчер решит эту проблему.

В двери появился заключенный, Энди Филпотт.

— Я взял для вас газеты, мистер Карпентер.

Он протянул ему «Таймс» и «Миррор».

— Спасибо, Энди, — поблагодарил Карпентер.

— Заодно и капуччино захватил.

Он поставил на койку Карпентера коробку с пакетиками кофе.

Энди Филпотта, мужчину лет тридцати, арестовали за грабежи. Его обвинительный акт включал пятьдесят семь пунктов. Несмотря на огромное количество краж, он сидел на мели. Большую часть сбережений съели адвокаты, и теперь его жена и маленький ребенок жили на субсидии от государства. Свое тюремное содержание Энди Филпотт тратил в буфете, покупая разные продукты для Карпентера, и тот платил за это его жене по десять фунтов на каждый фунт, потраченный за решеткой. Такое положение устраивало обоих. Энди не курил и не любил сладости. Он готов был голодать, лишь бы помочь семье.

— Отлично, — сказал Карпентер.

Когда Филпотт ушел, в камеру заглянул Диггер.

— Не против, если я войду, Джерри? — спросил он.

— Конечно. — Карпентер указал на стул. — Присаживайся.

Диггер сел.

— Хочешь что-нибудь выпить?

На столе Карпентера стояла коллекция бутылок и жестяных банок: фанта, кока-кола, «севен-ап», апельсиновый сок и минералка. Здесь же разместились пакетики с чаем, черным кофе и капуччино, а также две фляги с горячей водой.

— Пожалуй, сок, — произнес Диггер.

Карпентер налил напиток в стакан.

— Как дела?

— Неплохо, — отозвался Диггер. — На следующей неделе новичок с первого этажа принесет крэк. Он уже тянул срок и знает, что к чему. Говорит, его девчонка может произвольно вызывать рвоту.

— Это лишние детали, — рассмеялся Карпентер. — Сколько?

— Двадцать грамм, но я проверю качество. Пока сошлись на тридцати процентах, однако, если товар пойдет регулярно, мы будем брать больше.

Диггер сунул руку в карман спортивных брюк и достал золотое кольцо.

— Вот то, что ты просил.

Карпентер взял кольцо, сдвинул брови и положил его на подушку.

— Что с Юржаком?

— На него наехали. Новый парень, Макдоналд. Решил попасть в уборщики.

— Похоже, он добился своего.

Диггер пожат плечами.

— Макдоналд заплатил пять сотен. Кого-то все равно пришлось бы брать. Проще было отдать место ему.

— От него могут исходить неприятности?

— Я с ним справлюсь.

— Дикобраз тоже так полагает?

— Его застали врасплох.

Карпентер засмеялся. Лицо Диггера напряглось.

— Макдоналд ударил его, когда он смотрел в другую сторону.

— И Дикобраз готов все забыть?

— Это его проблемы, я не вмешиваюсь. Если он хочет разобраться с Макдоналдом, пусть разбирается.

— Плохо, если кому-нибудь пустят кровь и нас снова запрут по камерам, — заметил Карпентер. — Когда начнется война, всем станет только хуже.

— Макдоналд — одиночка, за ним никого нет. Но я посмотрю, что можно сделать, Джерри.

— Что ты о нем думаешь?

— О Макдоналде? Парень сидит тихо, пока ему что-нибудь не понадобится. Тогда он начинает действовать.

— Его можно на чем-то поймать?

— Он не курит и не колется. В азартные игры не играет. Почти не пользуется телефоном. Даже в буфете ничего не покупает.

— Этот человек святой?

— Не знаю, но держится особняком.

— На крутого не похож, однако Дикобраза завалил.

— Макдоналд крутой, это точно. Хотя по виду не скажешь.

— Но ты с ним справишься?

— Нам с ним нечего делить. Он не требует ничего особенного. Свои пять сотен заплатил честно. Дикобраз сам виноват — зря начал руки распускать.

— А кто принес деньги?

— Какой-то парень с воли. Представился его дядей. Отдал моей сестре в конверте.

— С банкнотами все в порядке?

— Обижаешь, Джерри. Я не вчера родился. — Он допил бокал и поставил его на стол. — Спасибо за сок.

— Молодец, что заглянул.

Диггер ушел, а Карпентер взял обручальное кольцо и внимательно рассмотрел. Простое колечко из золота весом в двадцать четыре карата. На внутренней стороне надпись: «Саймон и Луиз. Навеки».

* * *

Элис Роупер заглянула в дверь гостиной и потребовала, чтобы мальчики отправились спать.

— Почему, мама? Ведь нам не идти в школу, — заныл Дэвид. — К тому же сегодня воскресенье.

— Уже почти десять. Делайте, что говорят.

— А когда мы снова пойдем учиться? — спросил Бен.

— Скоро.

— Как скоро? В понедельник?

Элис не представляла, что им ответить. Они не ходили в школу с тех пор, как к Бену подошел на улице человек и им пришлось покинуть семейное гнездо. Ей не хотелось пугать мальчишек, но они понимали: происходит что-то необычное. Никаких занятий. Переезд в какой-то странный дом. Элис не любила лгать, но разве можно сказать детям правду, что какие-то люди хотят убить их отца?

— Не знаю, Бен. Не думай, я тоже не в восторге, что приходится воспитывать тебя с утра до вечера.

— Я ненавижу этот дом! — воскликнул Дэвид.

— И я, — согласилась Элис. — А теперь в постель. Оба.

Ее муж сидел за кухонным столом и держал в руках чашку чая, который Элис налила ему час назад. Кухня маленькая, почти в три раза меньше той, в их прежнем доме. В так называемом убежище все казалось узким и тесным, включая две крошечных спальни, одну из которых занимали мальчики.

— Сэнди, я так больше не могу, — вздохнула Элис.

Она села напротив него. Он посмотрел на нее пустым взглядом, словно его мысли витали за тысячу миль отсюда.

— Что?

Элис кивнула на кухню:

— Я про дом. В нем невозможно жить.

— Ничего, это ненадолго. Главное, здесь безопасно.

Убежище стояло посреди кирпичной террасы в конце тупика, расположенного в одном из старых районов Милтон-Кейнз — городка приблизительно в сорока милях к северу от Лондона. Сотрудники Сэнди снимали комнату в здании у самого входа в тупик. Владельцам дома щедро заплатили за аренду, объяснив, что комната нужна людям из отдела по борьбе с наркотиками для наблюдения за улицей. Со своей позиции они видели каждого, кто входил или выходил из глухого переулка. В убежище можно было попасть двумя путями: через парадную дверь перед мощеным двориком, который отделяла от шоссе низкая кирпичная стена, или с черного хода, выходившего в обнесенный оградой сад. За оградой находилась школьная игровая площадка. Всех приближавшихся к дому с задней стороны было хорошо видно сверху из окна ванной комнаты, где круглосуточно дежурил человек, вооруженный биноклем и прибором ночного видения. Роупер понимал преимущества жизни в убежище, но комнаты были слишком маленькими, и детям было негде играть, разве что в саду.

— Мне не разрешают даже выйти за покупками, — пожаловалась Элис. — Я должна составлять список продуктов, словно какой-то инвалид. Половина картошки, которую они принесли утром, оказалась гнилой.

— Я поговорю насчет картошки.

Он сидел ссутулив плечи, с темными кругами под глазами. Последняя ночь прошла почти без сна. Человек в ванной комнате страдал кашлем курильщика, и они слышали, как он громко пыхтел за тонкой стенкой.

— Дело не в картошке. Мы живем как животные, — сказала Элис. — Или как в тюрьме. Я должна просить разрешения, чтобы принять ванну. Даже у Карпентера больше свободы, чем у нас.

— Это не продлится вечно.

— Мне кажется, что мы уже живем здесь вечно, — возразила она. — Это нечестно по отношению к детям.

— Согласен.

— Почему бы не отправить их к моим родителям?

— Потому что если Карпентер выяснил, кто я такой, ему известно о нас все. Друзьях, близких, родных. Мы нигде не будем в безопасности.

— Мне не разрешают даже погулять!

* * *

Роупер откинулся на стуле и раздраженно посмотрел на потолок. Над кухонной раковиной проступало мокрое пятно. В доме давно не делали ремонт: старая побелка пожелтела, на дверцах шкафчиков не хватало ручек, газовые рожки обросли горелым жиром. Элис изо всех сил старалась вычистить комнату, но она права — это место не годилось для семьи. Однако Роупер при всем желании не знал, как исправить ситуацию. Целью убежища была защита, а не комфорт. Он постоянно твердил жене, что это не продлится вечно. Джералд Карпентер не пылает местью, и его попытки надавить на Роупера не вызваны личными причинами. Он просто хочет вырваться на свободу, и как только судья объявит приговор, их мучения закончатся.

У Роупера зазвонил мобильный телефон. Он встал, радуясь, что отвлечется. Трубка лежала в коридоре на стеклянном столике с медными витыми ножками. Рядом на столе стоял обычный аппарат, но Роуперу запретили по нему звонить. Об этом телефоне знали лишь сослуживцы, и его использовали в чрезвычайных ситуациях. Роупер взял мобильник. Звонивший заблокировал свой номер. Ничего необычного. Большинство сотрудников системы скрывали свои номера, и когда Роупер работал под прикрытием, практически каждый поступавший к нему звонок был анонимным. Он приложил трубку к уху.

— Роупер, — произнес он.

— Как дела, Сэнди? — спросили на другом конце линии.

Роупер нахмурился. Глухой голос с необычным акцентом — каким именно, он не мог определить. Очевидно, уроженец западных районов, много лет проживший в Лондоне. Роупер не знал говорившего. Мобильник был его личным телефоном, и звонить по нему могли лишь его друзья, близкие или сотрудники.

— Кто это? — спросил он.

— Человек, очень озабоченный твоей судьбой, — ответил мужчина. — Как тебе понравились фотографии?

Роупер прикусил губу. Скорее всего говорили с одноразовой трубки, поэтому проследить звонок нельзя. Даже использовав все ресурсы технического отдела, можно установить приблизительный район сигнала. Вероятно, записав разговор, удалось бы извлечь какую-нибудь информацию из фоновых шумов, но сейчас Роупер был абсолютно беспомощен.

— Что вам нужно? — спросил он.

— Ты знаешь что, — ответил мужчина.

Элис вышла из кухни и встала перед ним, словно почувствовав неладное. Роупер отвернулся, чтобы она не слышала разговор.

— Как вы узнали номер? — промолвил он.

Он не ожидал ответа, но хотел, чтобы с ним продолжали беседовать, пока он не придумает, как опознать звонившего.

Мужчина усмехнулся.

— Как здоровье супруги?

— Передай Карпентеру, что он зря тратит время.

Элис положила руку на его плечо, но он заторопился в гостиную. В баре за тюлевой занавеской сидели двое телохранителей, однако Роупер знал, что обращаться к ним бессмысленно. Они ничего не могли сделать. Никто не мог.

— Передашь ему сам, когда он выйдет, — сказал мужчина.

Элис последовала за Роупером в гостиную и остановилась перед ним, скрестив руки на груди.

— Кто это? — прошептала она, но Роупер повернулся к ней спиной.

— Вы не могли так просто получить этот номер, — сказал он. — Его нет в справочниках.

— Мы дали тебе шанс избавить от неприятностей себя и семью, — заявил мужчина. — В том, что случится дальше, виноват ты сам.

— А что случится дальше?

— Сэнди? — позвала Элис, но Роупер прижал палец к ее губам.

— Ты помнишь, что произошло с тем полицейским. Тебя мы достанем так же легко, как и его.

— Тогда зачем звонить?

— Последняя попытка, — ответил мужчина, и Роупер уловил в его голосе западный акцент. — Мы уже рассматривали разные возможности. Хотели предложить тебе денег, но утверждают, будто ты не берешь взяток, Сэнди. Скажи мне, что я ошибаюсь, и завтра на твоем счету появится сумма с пятью нулями.

— Я подумаю.

Когда они переведут деньги, у него появится след, за который сумеет ухватиться система и, если повезет, выйти на Карпентера.

— По-твоему, у меня на лбу крупными буквами написано «кретин»? — усмехнулся мужчина. — Мы все проверили, Роупер, и знаем, что ты никогда не брал денег. Ни разу. Ты и тот полицейский, вы оба чисты как стеклышко.

Приятно, что этот мерзавец считает его неподкупным, подумал Роупер, хотя именно это и ставит его в трудное положение.

— И что теперь?

— Вначале мы тебя вежливо просили. Теперь мы тебе просто говорим. Скажи, что у тебя внезапный провал в памяти. Больше от тебя ничего не требуется.

— Я не могу.

— Понятная реакция, — заметил мужчина. — Ты много лет работал в таможне, делал карьеру, выполнял свой долг перед королевой и страной. Наверное, когда ты снимешь свой чистенький мундир, тебя даже наградят какой-нибудь медалью. Но тебе пора задуматься о том, кто мы такие, Сэнди, и понять, что каждый из нас может потерять в этой игре. Какая тебе радость, если ты увидишь моего босса за решеткой? Чего ты этим добьешься? Только того, что семейный человек вроде тебя сядет в тюрьму на десять лет или на пятнадцать. А теперь подумай, что ты можешь потерять. Уверен, ты прекрасно знаешь, что с тобой случится. Сколько тебе лет, Сэнди? В следующем месяце стукнет пятьдесят три года, верно? Впереди маячит пенсия. А потом много мирных лет, проведенных с женой и детьми. И это ты готов поставить на карту?

Роупер промолчал. Элис стояла рядом и с тревогой смотрела на него.

— Кто это? — прошептала она.

— Больше мы не будем тебе звонить, — продолжил мужчина. — Если завтра ты не откажешься от дачи показаний, тебе конец. Это не угроза, а уведомление.

Роупер положил телефон на столик.

— Ради Бога, Сэнди, кто это был? — воскликнула жена.

Роуперу хотелось ей солгать, притвориться, что все в порядке, но он сознавал, что настало время говорить правду. И он рассказал, что произошло. А когда на ее глазах выступили слезы, он крепко прижал жену к себе.

* * *

Когда Шеферда регистрировали в тюрьме Шелтон, его спросили, какую религию он исповедует, и он честно признался — никакую. Но церковная служба давала редкую возможность для встречи заключенных из разных блоков, и Шеферд хотел посмотреть, с кем будет общаться Карпентер. Поэтому он попросил включить его в список приверженцев англиканской церкви. Католиков уводили на мессу в четверть десятого и возвращали в камеры час спустя. Ли тоже записался на англиканскую службу, и когда в половине одиннадцатого их дверь открыли, они вместе направились к кабинке. Свыше тридцати заключенных ждали начата церемонии.

— Не думал, что здесь так много верующих, — заметил Шеферд, повернувшись к Ли.

Ли вытер нос тыльной стороной ладони.

— Это хороший повод пообщаться, — объяснил он. — Встретиться с должниками, поболтать о том о сем, узнать, кого отправили в полет.

— В полет?

— Ну да, это когда надзиратели берут в оборот какого-нибудь скандалиста. Сажают его в фургон и везут в тюрьму на другой конец страны. — Ли усмехнулся. — Если будешь вести себя как раньше, тебя тоже когда-нибудь отправят в полет.

Карпентер спустился с третьего этажа вместе с Джилли Джилкристом.

Ллойд-Дэвис проверила фамилии по списку, открыла решетчатые ворота и повела их по коридору безопасности. Они слились с сотнями других заключенных, которых тоже сопровождали надзиратели.

У входа в помещение, где должна была состояться служба, арестанты подверглись тщательному обыску. Шеферд подумал, что церковные собрания дают хорошую возможность для передачи контрабанды между блоками, поэтому охрана и держится начеку.

Он устроился поближе к выходу. В середине помещения перед небольшой деревянной кафедрой имелось место для сотни человек, а в дальнем углу находился маленький электронный орган, за которым, исполняя гимн, стояла немолодая женщина в цветастом платье и широкополой шляпе.

Карпентер пересек центральный проход и сел возле толстого мужчины с мясистым подбородком, постоянно вытирающим лицо носовым платком. Редкие волосы коротко подстрижены, в левом ухе блестит золотая серьга. Он прошептал что-то Карпентеру, и тот кивнул. Потом они сдвинули головы и углубились в беседу.

Шеферд постарался расслабиться и «пролистал» в своей памяти тысячи фотографий. Он уже видел этого человека на каком-то снимке. Фото из полицейского участка. Вид спереди и сбоку. Ронни Бэйн. Крупный торговец марихуаной, получивший восемь лет после того, как его сдал один из членов банды. Его поместили в тюрьму строгого режима, когда он попытался подкупить двух судей и добиться оправдательного вердикта. Теперь ему оставалось сидеть больше половины срока.

Двое заключенных стали разносить книжечки с гимнами и передавать их по рядам. Шеферд устроился поудобнее, скрестил руки на груди и оглядел помещение, наполненное убийцами, наркоторговцами, педофилами и террористами. Отовсюду слышался приглушенный шепот, и Шеферд заметил, что многие, несмотря на обыск, передавали друг другу записки и пакетики, переходившие из рук в руки и изо рта в рот.

Священник объявил гимн, и все прихожане поднялись. В дверях стоял надзиратель из Уэльса, возглавлявший хор, его глубокий баритон эхом отражался от стен. Шеферд старался как мог, хотя не знал слов. Бэйн и Карпентер дружно пели. Им вторил Ли, сидевший с молодыми людьми в спортивной форме английских футбольных клубов и с множеством татуировок, изображавших бульдогов, крест Святого Георга или окровавленные кинжалы. Все они усердно голосили, откинув головы и разинув рты. Эта компания напоминала Шеферду стаю волков, воющих на луну.

* * *

В воскресенье работы не было, но после обеда Шеферда выпустили из камеры, чтобы помыть полы. Он убирался вместе с Чарли Уэстоном и впервые увидел Хомяка и Джинджера. Хомяк оказался тощим и длинным латиноамериканцем с дефектом речи, из-за которого его голос звучал так, словно он говорил с зажатым носом. Джинджер был с головы до ног одет в цвета «Манчестер юнайтед», включая бейсболку, спортивный костюм, наручные повязки и кроссовки с эмблемой клуба. Говорил он тоже только о футболе. Карпентер так и не появился.

Шеферд заметил Ллойд-Дэвис, она шла по этажу, опустив голову и погрузившись в свои мысли.

— Мэм? — окликнул он.

Она взглянула на него, нахмурив брови.

— Простите, что отвлекаю вас, мэм, но я хотел бы сегодня пойти в спортзал.

— Об этом надо предупреждать заранее.

— Я попытался, но мне ответили, что список уже полон.

— Все желают попасть в спортзал. Тебе придется ждать своей очереди. К тому же сегодня днем у тебя три часа общения и прогулочный двор в твоем распоряжении. Можешь устроить небольшую пробежку.

— Есть люди, которые ходят туда каждый день.

Ллойд-Дэвис прищурилась:

— О чем ты?

— Непонятно, почему одних парней включают в список ежедневно, а другие должны выпрашивать всего сеанс в неделю.

— Ты провел здесь всего несколько дней, — возразила надзирательница. — Такие вещи делаются не сразу. По тюремным правилам тебе положено ходить в спортзал раз в неделю. Все остальное — привилегия, а не право.

— Да, но почему-то у одних заключенных привилегий больше, чем у других.

— Именно для этого и существует система поощрений, — объяснила Ллойд-Дэвис. — Принцип кнута и пряника. Посещение спортзала — один из таких пряников.

— Тогда можно попросить у вас еще один пряник, мэм? — улыбнувшись, промолвил Шеферд.

— Не надо на меня давить. — Она ответила ему улыбкой. — Ладно, я подумаю.

Надзирательница указала на пол:

— Тут плохо помыто.

Он нагнулся посмотреть, и Ллойд-Дэвис усмехнулась.

— Вот ты и склонил голову перед законом, — заметила она и пошла дальше.

* * *

Карпентер допил капуччино и поставил чашечку с блюдцем на стол. Кофе был жалким подобием того, что Бонни готовила ему дома, но в ее распоряжении имелась роскошная кофеварка из Италии — настоящий шедевр, за который он заплатил очень дорого. Карпентер попросил разрешения держать кофеварку в камере, однако комендант отклонил его просьбу из соображений безопасности. Идиотская причина, впрочем, очень многие тюремные правила не имели смысла. Заключенным не позволяли использовать чайники, зато допускались термосы и горячая вода. С точки зрения электрика, кофеварка представляла такую же опасность, как и телевизоры в каждой камере. Когда Карпентер хотел купить модель с большим размером экрана, ему отказали, хотя DVD-плейеры — вот еще одна нелепость — считались вполне законными. Надо лишь накопить достаточную сумму на тюремном счете и приобрести аппаратуру. Карпентера включили в группу «продвинутых», значит, он мог тратить по тридцать фунтов в неделю. Часть этих денег уходила на телефонные разговоры, но ему удавалось экономить на продуктах, которые покупали для него заключенные. Они поставляли ему практически все напитки и еду. Карпентер делал заказ, и товар приносили прямо в камеру. А он компенсировал их затраты на воле из расчета десять к одному.

Карпентер вышел из камеры и облокотился на перила. Заключенные внизу выстроились перед прогулочной площадкой. Карпентер ненавидел ее. Она напоминала ему о школьных днях. Тогда их на один час вытаскивали из классных комнат и гнали во двор, чтобы они могли разрядить лишнюю энергию и потом хорошо вести себя на уроках.

Карпентер спустился на первый этаж. По дороге ему кивнули несколько заключенных — все, кто провел здесь много времени и знал, кто он такой. Впрочем, Карпентер не собирался сидеть здесь настолько долго, чтобы заводить личные знакомства. Он подкупил Диггера, и больше его никто не волновал.

Камера Хичкока находилась у бильярдного стола. Дверь была открыта, но Карпентер постучал.

— Можно? — спросил он.

Хичкок лежал на койке.

— Что нужно?

— Поговорить.

— Я хочу, чтобы меня оставили в покое.

— Боюсь, здесь это желание невыполнимо, — заметил Карпентер.

Он вошел и закрыл за собой дверь. Камера была двухместная, и Хичкок занимал верхнюю койку; он лежал, повернувшись лицом к стене. Карпентер вынул из кармана кольцо.

— Кажется, это твое.

Хичкок обернулся. Увидев обручальное кольцо, он открыл рот. Повернувшись на бок, он взял золотую вещицу у Карпентера и уставился на нее с таким видом, словно боялся, что она исчезнет.

— Где ты его взял? — спросил он.

— Я подумал, что ты хочешь его вернуть.

Хичкок надел кольцо на палец.

— Ни разу не снимал его после женитьбы, — пробормотал он. — Ты женат?

— Четырнадцать лет.

— За что ты здесь?

Карпентер предостерегающе поднял руку.

— Существует тюремный этикет. Нельзя спрашивать другого, за что он сидит. Если он расскажет сам, прекрасно. Но спрашивать запрещено.

— Я запомню. Извини.

— Есть и другие правила, — продолжил Карпентер. — Например, не входить в чужую камеру без разрешения. И платить за каждую услугу. Здесь ничего не делают бесплатно.

Хичкок посмотрел на кольцо. Намек ясен.

— Сколько я тебе должен? — спросил он.

Карпентер улыбнулся.

— Деньги здесь не в цене, Саймон.

— Но ты чего-то от меня хочешь?

— Схватываешь на лету. Не бойся, Саймон, мне не нужно ничего особенного. Только «ФТ».

— "ФТ"?

— "Файнэншл таймс". С понедельника по субботу. И «Экономист» раз в неделю. Сделаешь запрос, и тебе станут регулярно доставлять газеты. А ты будешь приносить их ко мне в камеру. Я на третьем этаже. Верхний ярус.

— И как я буду за них платить?

— Со своего тюремного счета. Думаю, скоро тебя переведут в группу «продвинутых», и ты сможешь тратить по тридцать фунтов в неделю.

— Но мне необходимы деньги, чтобы звонить жене.

— Ничего, как-нибудь обойдешься. Если тебе что-нибудь понадобится, обратись к Диггеру. Он достанет, а ты заплатишь ему на воле.

На глаза Хичкока навернулись слезы. Карпентер знал, что его требования несправедливы, но он не чувствовал симпатии к этому человеку. В тюрьме ты или овца, или волк. Карпентер и Диггер пришли сюда как волки и сразу узнали друг друга. Даже этот новичок, Макдоналд, успел показать зубы в первые же дни пребывания в тюрьме Шелтон. А на людях вроде Хичкока стояло клеймо неудачника. Они были жертвами. Легкой добычей. Если в него не вцепится Карпентер, это сделает кто-нибудь другой.

— Все это похоже на страшный сон, — промолвил Хичкок.

Он сидел на краю койки, уронив голову на руки.

— У тебя есть деньги на свободе, верно?

Хичкок кивнул.

— Тогда используй их. Диггер достанет тебе что угодно. Хочешь одиночную камеру, обратись к нему. Нужна хорошая работа, он и это устроит.

— Ты про того черного верзилу? Это он украл мое кольцо. И медаль Святого Христофора.

— Диггер тут главный. Он берет все, что пожелает.

— Почему надзиратели ничего не предпринимают?

— Здесь не детский сад. Никто не бегает жаловаться к воспитателю.

— Я говорил с одним из охранников. Он сказал, что может составить об этом рапорт, но тогда Диггер... — Хичкок замолчал. — Какой-то кошмар.

— Что за охранник?

— Гамилтон. Молодой парень.

— Он дал тебе хороший совет. Если он подаст рапорт, его передадут начальнику тюрьмы, а ты станешь стукачом. Стукачи в тюрьме долго не живут.

— Значит, я должен делать то, что он велит? Диггер получает все, что пожелает?

— Ты можешь выступить против него, но он большой и сильный парень. Лучше плати ему за то, что нужно тебе. Ты счастливчик, Саймон. У тебя есть средства. Многие заключенные сидят без денег, но они все равно должны ему платить. Тем или иным способом.

Карпентер направился к двери.

— Джерри?

Карпентер приостановился и посмотрел через плечо.

— Спасибо, — пробормотал Хичкок.

По его щекам струились слезы. Карпентер почувствовал к нему презрение.

— Не забудь про «ФТ», — напомнил он.

* * *

Шеферд следил за игрой в бильярд двух заключенных, одетых в желто-зеленые футболки ямайского клуба. Он заметил, что Карпентер вышел из камеры Хичкока и отправился наверх. Шеферд догнал его, когда тот был уже на втором ярусе.

— Джерри, можно с тобой поговорить?

Они остановились у перил площадки, нависавшей над первым этажом. Было уже около половины пятого, приближалось время раздачи ужина. В четверть шестого камеры закроют, и потом еще пятнадцать часов придется просидеть взаперти. Пятнадцать часов в компании с Ли и дурацким телевизором. Пятнадцать часов, за которые его дело не продвинется ни на, шаг.

— Помнишь нашу вчерашнюю беседу в спортзале?

— Ты о чем?

Шеферд оглянулся по сторонам и, убедившись, что никто их не слышит, понизил голос до шепота:

— Если я отсюда не выберусь, то рехнусь.

— Здесь все не по своей воле, — возразил Карпентер.

— У меня уже крыша едет. Я в тюрьме и года не продержусь, не то что десять.

— Привыкнешь, — холодно промолвил Карпентер.

— К чертям собачьим! — выругался Шеферд.

— Не надо кричать, Боб. Я просто объясняю, как обстоят дела.

Шеферд так крепко вцепился в перила, что у него побелели костяшки пальцев.

— Извини, — сказал он. — Но я уже сыт по горло и больше не могу.

— Поэтому нас и водят в спортзал. Выпустить лишний пар.

— Мне бы это помогло, если бы я знал, что скоро выберусь. Но мне грозит огромный срок. Если я срочно что-нибудь не предприму...

Карпентер пожал плечами:

— У меня полно своих проблем.

— Но ты их как-то решаешь, верно?

Глаза Карпентера превратились в лед.

— С чего ты взял?

Шеферд не отводил от него взгляда, стараясь дышать ровно и не выдавать волнения. Не полицейский под прикрытием, а обычный парень, решивший немного поболтать. Главное, вести себя естественно. Хотя Боб Макдоналд не знал наверняка, что Карпентер устраняет свидетелей и избавляется от улик, но после общения в спортзале у него вполне могла появиться такая мысль.

— Ты слишком спокоен, — ответил Шеферд. — Значит, уверен, что сумеешь выбраться.

— У меня хороший адвокат.

— Если бы у тебя был хороший адвокат, ты бы не сидел сейчас в тюрьме. Нет, у тебя идет работа. Ты вчера говорил, что улаживаешь все проблемы на воле.

— Даже если так, это мое дело.

— Ты должен мне помочь, Джерри.

— Я тебе ничего не должен.

Шеферд положил ладонь на руку Карпентера.

— Послушай, на свободе есть люди, которые могут меня вытащить, но я не знаю, как с ними связаться. Мой адвокат — тупой законник, он не станет ничего передавать, по крайней мере то, что мне необходимо. Жена слышать обо мне не хочет, а телефонные звонки прослушиваются. Если ты мне не поможешь, я по уши в дерьме.

Внизу появились двое заключенных в поварских передниках, они выкатили передвижную плиту и включили шнур в розетку. Ли утверждал, что в воскресенье дают самый лучший ужин — ростбиф или жареную индейку с разными гарнирами.

— Почему я должен помогать тебе, Боб? Какой у меня в этом интерес?

— Я заплачу.

— Мне не нужны твои деньги.

— Но я без тебя не обойдусь. Мне бы только подать весточку на волю. Записку тем парням, которые сумеют все уладить.

Карпентер потер подбородок.

— Ладно, я подумаю, — произнес он.

— Ты окажешь мне огромную услугу. Я буду тебе должен.

— Верно, — согласился Карпентер.

Он поднялся на третий этаж и направился к своей камере.

Шеферд перегнулся через перила. У плиты уже выстроилась очередь. Один из игроков в бильярд рассмеялся и хлопнул по ладони своего соперника. Шеферд заметил, что у стены возле стола стоит Дикобраз и смотрит прямо на него. Он ответил на его взгляд. Дикобраз отделился от стены и скрестил руки на груди. Он презрительно оттопырил губу. Шеферд выпрямился, но продолжал смотреть на Дикобраза. Его не испугала эта демонстрация агрессии. Один раз он его уже побил, и если понадобится, побьет опять. То, что Дикобраз так открыто выражал свою враждебность, давало Шеферду возможность подготовиться. Он чувствовал исходившую от Дикобраза ненависть и понимал, что продолжение не заставит себя ждать.

— Не надо дразнить зверей, — произнес рядом чей-то голос.

Шеферд обернулся и увидел за спиной Эда Харриса.

— Он первый начал, ваша честь, — сказал он, усмехнувшись.

— Похоже, моя брошюрка о контролировании гнева тебя не заинтересовала.

— Дело не в гневе, — возразил Шеферд. — Просто Дикобраз мечтает разобраться со мной, а я не хочу ему это позволить.

— Дикобраз работает на Диггера, а Диггер лишь в одной этой секции может набрать дюжину парней, — заметил Харрис.

— Диггер не проблема.

— Он поддержит своего человека, если его к этому вынудят.

— Посмотрим.

— Драки осложняют жизнь всем. Нас запрут по камерам, и люди будут недовольны.

— Это угроза, Эд?

Харрис дружелюбно улыбнулся.

— Я никому не угрожаю, Боб. Я Исповедник. Стараюсь помочь, чем могу.

— Мне не нужна помощь. — Шеферд кивнул на Дикобраза, все еще не спускавшего с него глаз. — Поговори лучше с ним. Если кому-то необходим урок по контролированию гнева, то именно ему.

Харрис оперся на перила, повернувшись спиной к сетке.

— Надеюсь, расизм тут ни при чем?

— Брось, Эд!

— Здесь часто случаются столкновения на расовой почве.

— Дикобраз взъелся на меня потому, что я белый?

Харрис хмыкнул.

— Наоборот. Все решат, что ты сцепился с ним, ведь он чернокожий. Тебя переведут обратно в базовую группу и, вероятно, лишат свободного времени, так что будешь торчать в камере по двадцать три часа в сутки.

— Дело не в цвете кожи, — заметил Шеферд. — Скорее в положении и власти. Он хочет, чтобы все считали его крутым парнем.

— А тебя это раздражает?

— На надо практиковать на мне свою доморощенную психологию, Эд. Мне незачем с ним драться. У него нет ничего такого, что мне надо. Просто он на меня наехал, и мне пришлось ответить. Это уязвило его, и теперь он жаждет отомстить. Тогда ему станет легче, поскольку он всем покажет свою крутизну.

— Ладно, будь осторожнее. Это все, что я хотел сказать.

Харрис отошел от перил и стал спускаться к передвижной плите.

Шеферд посмотрел на первый этаж. Дикобраз по-прежнему не отрывал от него взгляда. В одном Харрис был прав: если ссора с Дикобразом закончится открытой стычкой, охрана снова запрет все камеры. Или, еще того хуже, переведет Шеферда в другую секцию. Если это произойдет, он сможет остаться здесь, только обратившись к начальнику тюрьмы, а это вызовет пересуды среди охранников и заключенных. Шеферд не мог позволить себе такой роскоши. Единственное, что ему оставалось, — нанести удар первым. Он улыбнулся Дикобразу и изобразил рукой пистолет. Наведя на него «дуло», он тихо шепнул:

— Бах!

* * *

Под капюшоном было слишком душно, и по спине Харгроува струился пот. Когда машина повернула направо, он сделал несколько коротких вдохов, стараясь подавить рвотный рефлекс.

— Все в порядке, Сэм? — спросил Реймонд Маки.

Он сидел рядом с Харгроувом на заднем сиденье «ровера».

— Мне станет намного лучше, когда с меня снимут этот чертов мешок, — ответил Харгроув.

«Ровер» сделал еще один поворот, и в животе у Харгроува все перевернулось. В голове запульсировала боль, рот наполнился кислой отрыжкой, которую ему пришлось проглотить. Он совсем не так планировал провести выходной день.

— Прости за конспирацию, — сказал Маки. — Я хочу, чтобы у Роупера было спокойнее на душе.

— Не волнуйся, Рей, — отозвался Харгроув. — На твоем месте я сделал бы то же самое.

Машина неожиданно ускорила ход, и Харгроуву снова стало плохо. Он глубоко вдохнул. Капюшон был сделан из хлопчатобумажной ткани и ослаблен у горла, но воздух под ним все равно казался слишком жарким и густым. Как только они выехали из Лондона, глава таможенного отдела по борьбе с наркотиками протянул ему эту черную тряпицу и извиняющимся тоном попросил ее надеть. Харгроув не стал спрашивать зачем — ему уже объяснили, что жизнь Роупера в опасности и местонахождение убежища известно узкому кругу людей. Человек более чувствительный принял бы такую просьбу за оскорбление, но Харгроув понимал, что после убийства Джонатана Элиота полиции приходится быть не столь щепетильной. Он молча надел мешок и терпеливо страдал до конца пути.

«Ровер» замедлил ход и снова повернул, потом скрипнул тормозами и застыл на месте.

— Буду признателен, если ты немного побудешь в капюшоне, — произнес Маки. — Надеюсь, ты понимаешь.

Харгроув отлично понимал. Таможенники не столько хотели помешать ему разглядеть убежище, сколько убедить Роупера, что ради его безопасности были приняты все меры предосторожности. Несмотря на свое состояние, Харгроув не удержался от улыбки. Вот уж действительно, подумал он, люди любят размахивать кулаками после драки.

Автомобиль дрогнул, когда из него вышел водитель, открылась задняя дверца, и Харгроув почувствовал легкое прикосновение на своей руке.

— Осторожнее, — предупредил шофер, помогая суперинтенданту вылезти из машины.

Маки подвел Харгроува к парадному входу, постучал и перевел его через порог. Дверь открылась, и он снял с суперинтенданта капюшон. Харгроув заморгал и взъерошил ладонью волосы. В дверном проеме стояли пожилой мужчина и женщина с заплаканным лицом. Маки дружелюбно улыбнулся.

— Сэнди, Элис, позвольте представить вам суперинтенданта Сэма Харгроува. Надеюсь, он поможет немного рассеять ваши страхи.

— Вы из отдела по борьбе с наркотиками? — спросил Роупер.

Харгроув покачал головой:

— Нет, Сэнди. — Он улыбнулся Элис: — Не угостите меня чашкой чаю, миссис Роупер? Я почти всю дорогу просидел в мешке и умираю от жажды.

Элис поспешила в кухню. Роупер вернулся в гостиную. В углу работал маленький цветной телевизор с выключенным звуком. Маки и Харгроув двинулись за ним и сели на дешевый синтетический диван. Роупер встал спиной к экрану и скрестил руки на груди.

— При всем уважении я не в восторге от вмешательства полиции, особенно после того, что случилось с Джонатаном Элиотом, — промолвил Роупер, повернувшись к Маки.

— Суперинтендант Харгроув не отвечает за твою защиту и не будет отвечать, — успокоил его Маки. — Он приехал тебя подбодрить. Просто выслушай, что он скажет.

Роупер шевельнулся, словно хотел что-то возразить, но затем молча опустился в кресло, сделанное из того же красного винила, что и диван. Когда он стал устраиваться поудобнее, кресло издало неприятный треск, и Роупер поморщился.

— Моя жена ненавидит эту мебель, — проговорил он. — Как и весь дом.

— Я ее прекрасно понимаю, — отозвался Харгроув. — Но вы здесь ненадолго. Значит, вам кто-то позвонил?

Роупер передал суперинтенданту беседу с человеком Карпентера. Харгроув слушал, пока он не закончил.

— Я не собираюсь читать вам нотации, но, по-моему, его звонок еще ничего не значит. Они понятия не имеют, где вы находитесь.

— Это был мой личный телефон, — напомнил Роупер.

— Именно поэтому они могли его узнать, — возразил Харгроув. — Согласен, тот факт, что он стал им известен, настораживает, но это еще не конец света.

— Они сфотографировали мою жену и ребенка.

— Джералд Карпентер не нападает на членов семьи, — сказал Маки. — Конечно, он плохой парень, но у него есть свои принципы, и я не помню, чтобы он хотя бы раз причинил вред женщине или ребенку.

— Не считая того, что продавал им наркотики, — заметила Элис.

Харгроув кивнул, признавая ее правоту.

— Фотографии и угрозы вашей семье — всего лишь средство запугивания. Не сомневаюсь, что он не станет делать ничего подобного.

— Муж сообщил, что Карпентер уже убил полицейского. Если бы я знала об этом раньше, то не позволила бы ему вмешиваться в это.

— Карпентер устранил тайного агента, потому что тот стоял у него на пути. Стрелявший в него человек позаботился о том, чтобы не попасть в его жену. Миссис Роупер, уверяю вас, вы и ваши дети в безопасности.

— Это вам так кажется.

Харгроув опять кивнул:

— Согласен, но мало кто знает Джералда Карпентера так же хорошо, как я.

— Вы познакомились с ним только после его ареста, — возразил Роупер. — А я часто встречался с ним на воле. Мы много общались и вместе пили. Мне известно, как он опасен.

— Всегда существовал риск, что он вас вычислит. Это работа секретного агента.

Роупер покачал головой.

— Сейчас Карпентеру явно помогают изнутри. Кто-то из сотрудников системы или отдела по борьбе с наркотиками. Я не против оправданного риска, но не хочу, чтобы меня подставляли люди из собственной команды, тем более если речь идет об угрозах моей семье.

— Мы еще не уверены, что среди нас завелась паршивая отца, — заметил Маки.

— Они знают дату моего рождения, — продолжил Роупер. — Знают, что я должен уйти на пенсию. У них мой телефон. Им известен мой домашний адрес. Это утечка информации, сэр.

— Из-за этих угроз ты готов выйти из дела? — спросил Маки.

— У меня нет выбора, сэр. Вы видите, в каком состоянии моя жена. Мальчики живут как в клетке. Я сам попросил отвезти нас в убежище и поначалу радовался, что мою просьбу выполнили, но потом мне позвонили на мобильник, и все опять стало плохо. Я уже не понимаю, кому можно доверять.

— Не надо совершать опрометчивых поступков, Сэнди, — произнес Маки. — Да, тебе сейчас трудно, но если ты откажешься давать показания, всем станет хуже.

— Вы мне угрожаете?

Маки поднял руки, словно пытаясь успокоить норовистую лошадь.

— Мы вложили в это дело много времени и денег, не говоря уже о человеческих ресурсах. Теперь мы не можем просто взять и выкинуть все на помойку. Это важнее тебя, Сэнди. Это важнее каждого из нас.

— Значит, привлечете меня к суду за невыполнение приказа? Так надо вас понимать? Я просто ушам своим не верю.

Элис внесла в комнату поднос с чашками и сухим печеньем. Она почувствовала возникшее напряжение и нахмурилась. Харгроув вскочил и взял у нее из рук поднос.

— Позвольте, я вам помогу.

Элис подкатила к дивану маленький кофейный столик, и Харгроув поставил на него принесенное угощение.

— Печенье купили в магазине, — сказала она. — В печи все подгорает.

— Выглядят отлично, — заметил Харгроув. Он попробовал кусочек. — Восхитительно.

Элис оглядела комнату. Широкая фигура Маки занимала большую часть дивана, а муж сидел в единственном кресле. Харгроув указал на свое место:

— Садитесь, миссис Роупер, прошу вас.

Элис села и стала разливать молоко по чашкам. Повисла неловкая пауза.

— Я только что говорил вашему мужу, что он выполняет чрезвычайно важную работу. Мы все это очень ценим и сознаем, как нелегко ему приходится, — промолвил Маки. — Конечно, этот дом — не самое уютное место на земле, но здесь безопасно, а на данный момент это самое главное. Как себя чувствуют дети?

— Неважно. Скучают по друзьям и школе.

— Где они сейчас?

— В своей комнате. — У Элис задрожали руки, и молоко пролилось на блюдце. — Я не хочу, чтобы Сэнди давал показания.

Она смотрит слишком много американских телепередач, подумал Харгроув, но промолчал. В английских судах выступают свидетелями, а не дают показания.

— Я понимаю ваши опасения, — сказал Маки.

Он оглянулся, не зная, куда положить недоеденное печенье. Харгроув протянул ему тарелку. Она была вся в трещинах от многолетнего мытья.

— Вам пришлось очень тяжело. Никто не вправе требовать от вас большего.

— Я беспокоюсь не за себя. — Руки Элис задрожали еще больше, и она отставила в сторону молочник, обхватив ладонями колени. — Я боюсь за детей.

— Я уже объяснял вашему мужу, что им ничего не угрожает, — возразил Маки. — Человек, с которым мы имеем дело, никогда не причинял вреда женщинам и детям.

— Он прислал нам фотографии.

— Чтобы запугать вашего мужа.

— Сэнди не станет давать показания.

— Может, вы все-таки выслушаете суперинтенданта Харгроува? — попросил Маки. — Он проделал дальний путь, и большую часть дороги ему пришлось сидеть в этом ужасном капюшоне.

Элис улыбнулась и вытерла глаза тыльной стороной ладони. Харгроув вытащил из верхнего кармашка ослепительно белый носовой платок и передал его миссис Роупер. Маки взглянул на Харгроува и кивнул. Тот отошел к двери и остановился, повернувшись к Роуперу и его жене. Убедившись, что они смотрят на него, он заговорил:

— Во-первых, позвольте мне подтвердить вам то, что уже сказал мистер Маки. Мы не вправе требовать от вас ничего сверх того, что вы уже совершили. И мы вполне понимаем ваше желание покончить с этим делом. Но я прошу вас мне поверить — вы и ваша семья находитесь под надежнейшей защитой. Я знаю, вы напуганы тем, что случилось с офицером из отряда по борьбе с наркотиками, но в отличие от вас он жил обычной жизнью и занимался повседневными делами. Его никто не охранял, и он не предпринимал никаких мер предосторожности, кроме самых необходимых.

— Почему же вы его не охраняли? — спросила Элис.

— Он не был моим подчиненным. Я не состою в этом отряде и не отчитываюсь перед столичной полицией. Разумеется, это не значит, что я просто хочу снять с себя ответственность. Даже если бы он работал у меня, вряд ли бы что-нибудь изменилось. Джонатан Элиот не знал, что ему грозит опасность. Никто не знал. Он считал, что с его прикрытием все в порядке и его личность по-прежнему засекречена. Гром грянул среди ясного неба.

— Они ему не угрожали? — спросил Роупер.

— Насколько нам известно, нет, — ответил Харгроув. — Но я не стану рассказывать вам о мерах, предпринятых для вашей безопасности. Этим занимается система. Я хочу сообщить, что расследование дела Карпентера еще не закончено. Отнюдь нет. Сейчас, пока мы с вами беседуем, один из наших тайных агентов пытается подобраться к нему поближе.

— Но ведь он сидит в тюрьме... — начал Роупер и умолк, сообразив, о чем говорит суперинтендант.

— В другой ситуации я не стал бы обсуждать с вами оперативные вопросы. Тем более с гражданскими лицами. — Он кивнул на Элис. — Но в сложившихся обстоятельствах и с учетом того, что теперь вы полностью изолированы от мира, мы решили нарушить свои правила.

Роупер подался вперед и, склонив голову набок, впился глазами в суперинтенданта.

— Я возглавляю специальный отдел, который напрямую подчиняется министерству внутренних дел, — сказал Харгроув. — Мы считаемся подразделением полиции, но стоим особняком и занимаемся только операциями под прикрытием. Когда полицейским требуется наша помощь, они обращаются с запросом в министерство. Если запрос одобряют, мы получаем новое задание. Как правило, речь идет о каком-то конкретном лице, преступнике, который может ускользнуть от обычной полиции. На прошлой неделе нам поручили заняться Джералдом Карпентером, и теперь операция в самом разгаре.

— Вы внедрили своего человека в тюрьму строгого режима? — удивился Роупер. — Господи, у этого парня, очевидно, стальные яйца.

Харгроув улыбнулся. Описание как нельзя лучше подходило к Пауку — Шеферду.

— Его миссия преследует две цели, — продолжал суперинтендант. — Мы пытаемся выяснить, каким образом Карпентер управляет своей организацией из-за решетки, и надеемся, что нашему агенту удастся собрать улики, связывающие его с убийством Джонатана Элиота. Мой человек подвергается большому риску — смертельному риску, — и я хочу, чтобы вы об этом знали. Он работает под прикрытием двадцать четыре часа в сутки, в самых ужасных условиях, которых я не пожелал бы и своему худшему врагу. Если сейчас вы бросите все дело, Карпентер выйдет на свободу, а наш агент поймет, что рисковал жизнью зря.

— Этот человек — полицейский? — спросила Элис.

— Он бывший солдат, но сейчас работает в полиции. Ему приходилось выполнять секретные задания, но это его самая опасная миссия.

— И у него есть семья? — Элис с беспокойством взглянула на Роупера.

— Да. Его жена так же заботится о нем, как вы о своем муже.

На лице Роупера появилась улыбка.

— Вы его прижмете, верно? Карпентеру крышка.

— Мы его прижмем, — подтвердил Харгроув. — Вы и моя команда. Вместе мы посадим его туда, где ему самое место. Надеюсь, до конца его жизни.

— Сэнди... — начала Элис.

— Ты слышала, что он сказал! — перебил ее Роупер. — Теперь дело не только в нас. Не так, как раньше, когда все расследование держалось на моих свидетельствах. — Он серьезно посмотрел на Харгроува: — Заговор с целью убийства, так?

— По меньшей мере.

— Пожизненное заключение. — Роупер повернулся к жене. — Он будет сидеть до самой смерти. И на сей раз не только из-за меня.

У Элис поникли плечи. Роупер встал, подошел к ней, опустился на колени и взял ее за руки.

— А если бы все было наоборот? — произнес он. — Представь, это я сижу в тюрьме, каждый день рискуя жизнью, а он находится дома со своей семьей. Разве ты бы не хотела, чтобы он поступил правильно?

По щеке Элис медленно катилась слеза, но она не могла ее вытереть, потому что муж сжимал ее руки.

— Дело не в том, что правильно и что неправильно, — ответила она. — Конечно, ты выполняешь свой долг и все такое, но я не ребенок. Я знаю, что иногда плохие люди совершают ужасные поступки и остаются безнаказанными, а хорошим приходится страдать. Я не хочу, чтобы в нашей семье кто-то пострадал, Сэнди.

— Обещаю, что ты не пострадаешь.

— Ты не можешь давать подобных обещаний.

Она глубоко вздохнула и обратилась к Маки.

— Мой муж пусть делает, что считает нужным, — неожиданно твердо заявила она, — но я и дети здесь больше не останемся.

— Миссис Роупер, — начал Маки, но Элис не дала ему договорить.

— Мы уезжаем немедленно. В Борнмуте у меня есть сестра. Поживем пока у нее.

— Миссис Роупер, это очень неразумно, — покачал головой Маки.

— Приставьте к дому охрану. Но если вы сказали правду, самое плохое место для нас сейчас здесь. Опасность угрожает только Сэнди, значит, вполне разумно, если мы уедем от него далеко.

Маки и Харгроув обменялись взглядом. Роупер встал.

— Наверное, она права, — произнес он. — Там есть небольшой отель у моря. Можно послать туда людей, не привлекая особого внимания.

— Но вы по-прежнему с нами?

— На все сто, — произнес Роупер.

Он успокаивающе улыбнулся жене, но она с каменным лицом смотрела в сторону.

* * *

Шеферд упал на руки в углу прогулочного плаца и стал медленно отжиматься. Он сделал двадцать упражнений на ладонях и столько же на пальцах. Потом повернулся на спину и стал работать с брюшным прессом и мышцами ног.

Поднявшись, он заметил в дальнем углу Дикобраза, он беседовал о чем-то с Волосатым. Оба покосились в его сторону, и Шеферд понял, что они говорят о нем. Похоже, перемирие, которое они заключили с Волосатым после стычки, закончилось. Он уже не сомневался, что Дикобраз не будет биться с ним один на один.

Шеферд знал, что на прогулочной площадке ему ничто не угрожает. Нападение произойдет там, где нет ни охраны, ни камер наблюдения, — в камере или душе. И на сей раз Дикобраз подготовится как следует. Все начнется с кружки кипятка, выплеснутой ему в лицо, или ручки от швабры, которую, как копье, воткнут ему под ребра. Дикобраз не станет драться честно, ведь в тюрьме никому нет дела до честности. Главное — победить.

Шеферд перешел к наклонам, вращению рук и глубоким вдохам. Было четыре часа дня. Заключенным дадут еще сорок пять минут перед ужином, а потом запрут в камерах до утра. Значит, действовать надо в ближайшие сорок пять минут. Шеферд выпрямился и начал гулять по периметру двора. Он ходил по часовой стрелке — все остальные поступали так же, хотя не существовало правил, запрещавших двигаться в противоположном направлении.

Ли и его футбольные приятели стояли, прислонившись к проволочной сетке, и вели между собой беседу. Ли кивнул Шеферду. Он ответил ему. Чтобы покинуть двор, ему пришлось миновать Дикобраза и Волосатого. Шеферд смотрел прямо перед собой, не обращая внимания на их мрачные взгляды и угрожающие лица. Он уже принял решение. Все, что ему требовалось, — это выбрать удобный момент.

Он вернулся в секцию и медленно направился к лестнице. Полдюжины заключенных постарше играли в домино, четверо ямайцев развлекались у бильярдного стола. Один из них был Тощий — высокий и худой парень, напавший вместе с Волосатым на Шеферда в его первый день в тюрьме. Проходя мимо него, Шеферд не почувствовал, что от того исходит какая-то угроза. Ни нахмуренных бровей, ни жестких взглядов.

Шеферд подошел к лестнице. Краем глаза он заметил Дикобраза и Волосатого, возвращавшихся с прогулочной площадки. Перед прогулкой обоих обыскали, значит, оружия у них с собой не было. Шеферд поднялся на второй этаж. Дикобраз и Волосатый обогнули нижний ярус и вошли в камеру Дикобраза, которую тот делил с другим латиноамериканцем. Шеферд оперся на перила. Ратбон стоял у площадки и обыскивал выходивших наружу заключенных. Других охранников внизу не было. В стеклянной кабинке сидели двое надзирателей, пили кофе и разговаривали.

Шеферд развернулся и быстро зашагал вниз. Ямайцы занимались своим бильярдом. Старые рецидивисты с головой ушли в домино. Он приблизился к камере Дикобраза. У бойлера стоял Чарли Уэстон и набирал воду в железный термос. Немолодой мужчина в арестантской робе заполнял бланк запроса на посещение в выходной день.

Дверь камеры была приоткрыта. Шеферд бросил последний взгляд по сторонам и открыл дверь.

* * *

Реймонд Маки подождал, пока «ровер» проехал около мили, и попросил Харгроува снять капюшон. Тот стянул его и провел рукой по волосам.

— Как-нибудь я тоже приглашу тебя в гости, Рей, — произнес суперинтендант.

Маки усмехнулся:

— Скажи спасибо, что мы обошлись без резиновых перчаток.

Харгроув откинулся на плюшевое сиденье и посмотрел на проезжавшие по шоссе машины. Задние стекла «ровера» были затемнены, поэтому по дороге никто не видел, что его везли в капюшоне.

— Жаль, что пришлось им лгать, — заметил он.

— У нас не было выбора.

— Все равно.

— Разве твои люди никогда не лгут? — поинтересовался Маки. — Чего может добиться тайный агент, если он всегда говорит правду?

— Одно дело лгать преступникам, и другое — своим людям, — возразил Харгроув.

— Если бы мы сообщили Элис Роупер, что ради свободы Джералд Карпентер убьет собственную мать, сильно бы это помогло нам в данной ситуации? — спросил Маки. — Ты же видел, в каком она состоянии.

— И все же ей не стоило покидать убежище, — проворчал Харгроув. — Где бы оно ни находилось, — сухо добавил он.

— Чем дальше она будет от своего мужа, тем лучше. Роупер из-за нее нервничает. Если он решит, что его семья в безопасности, то не выйдет из игры.

— А как насчет того отеля?

— Думаю, это не самый худший вариант. Мы сможем отслеживать всех постояльцев при регистрации и подселять туда своих людей.

— Крутая получилась заварушка, верно? — вздохнул Харгроув.

— Трудно было ожидать чего-либо иного, — промолвил Маки. — Никто не рассчитывал, что Карпентер сдастся без борьбы.

— Но с надежными доказательствами и Роупером в качестве свидетеля Карпентеру уже не отвертеться?

— Так считает уголовный суд.

— А раньше он никогда не ошибался? — иронически воскликнул суперинтендант.

— Поэтому нам и понадобился ваш Шеферд. Как у него дела?

— Он мой лучший агент.

— Роупер прав — у парня стальные яйца. Двадцать четыре часа в сутки находиться среди самых отпетых негодяев на земле! — Маки посмотрел в окно. — Я поеду вдоль реки на юг, к Уимблдону. Тебя где-нибудь высадить?

Погода была теплой и сухой, и Харгроув хотел немного прогуляться. Да и поразмышлять в одиночестве ему не помешало бы.

— Давай прямо здесь.

— Притормози, Стэн, — сказал Маки.

Водитель остановил «ровер» у обочины. Маки взглянул на Харгроува.

— Я ценю то, что ты для меня сделал, Сэм, — сказал он.

— На моем месте ты поступил бы точно так же, — ответил суперинтендант.

Они обменялись рукопожатием, и Харгроув вышел из машины. Он поднял воротник плаща, спрятал руки поглубже в карманы и двинулся на запад.

* * *

Дикобраз опустился на колени у двухъярусной койки и шарил под матрацем. Волосатый стоял возле стола, держа в руках синюю зубную щетку с впаянными в нее бритвенными лезвиями. Между двумя стальными пластинками имелся небольшой зазор — ни один хирург не смог бы зашить такую рану.

— Какого черта! — буркнул Дикобраз.

Шеферд ударом ноги захлопнул за собой дверь. Волосатый выставил вперед самодельный резак — ошибка, потому что таким оружием следовало рубить, а не колоть. Шеферд сделал быстрое движение. Правой рукой он схватил стоявший на раковине термос и шагнул вперед. Как только Волосатый взмахнул бритвой, Шеферд ударил его по руке термосом. Волосатый охнул, и зубная щетка упала на пол. Тыльной стороной термоса Шеферд заехал ему в рот. На стену брызнула кровь вместе с осколками зубов. Волосатый взмахнул руками и отлетел назад. Перевалившись через Дикобраза, он рухнул на койку.

Шеферд дважды ударил его кулаком по почкам, схватил за воротник футболки и швырнул головой о стену. Волосатый осел на пол, придавив своим телом Дикобраза.

Дикобраз вскочил на ноги. В правой руке он сжимал обломок швабры, остро заточенный с одного конца. Левой рукой он отбросил от себя Волосатого.

— Ты покойник! — крикнул он.

Шеферд не ответил. Говорить не имело смысла — надо было драться. И победить. Он все еще держал в руках термос. Дикобраз выставил вперед левую руку с растопыренными пальцами. Заточенную палку он держал у бедра, слегка приподняв ее конец. Смертельное оружие, достаточно острое и длинное, чтобы пробить грудную клетку Шеферда и вонзить ему в сердце или проткнуть глазное яблоко, войдя глубоко в череп. Дикобраз тяжело дышал и раздувал ноздри, он собирался броситься вперед, делая обманные движения своим копьем.

Шеферд смотрел в лицо противнику, не обращая внимания на палку. Глаза были ключом к направлению атаки. Копьем легко обмануть, сделав ложный взмах в другую сторону, но взгляд никогда не лжет, если только парень не профессионал. А Дикобраз явно не тянул на профи. Не отводя от него глаз, Шеферд отвинтил крышку термоса. Там еще осталось много кипятка.

Дикобраз сглотнул слюну и сжал зубы. Он глубоко вздохнул, и его взгляд метнулся к животу Шеферда. Прежде чем Дикобраз успел сделал выпад, Шеферд с размаху выплеснул в него кипяток, на мгновение ослепив глаза противника, и быстро ударил его термосом в горло — так, чтобы не сломать гортань, но удержать от крика.

Дикобраз пустил в ход копье, но это был простой замах сверху, и Шеферд легко блокировал его левой рукой, отведя оружие в сторону и обнажив живот врага. Килограммы жира и мощные мускулы Дикобраза защищали его крепче брони, поэтому Шеферд ударил его в шею ребром ладони.

Дикобраз отпрянул, схватившись левой рукой за поврежденное горло. Он судорожно глотал, пытаясь втянуть в себя воздух. Его глаза все еще горели бешенством, а острие копья целилось Шеферду в грудь.

Перед Шефердом стояла трудная задача. Он не мог убить Дикобраза — положение тайного агента не давало ему такого права, — но должен был надолго вывести его из строя, чтобы латиноамериканца увезли из блока, причем практически бесшумно. Если прибежит охрана, Шеферда посадят в изолятор, и его миссия провалится.

Дикобраз ткнул копьем в лицо Шеферду, но тот отшатнулся, увернулся от удара, выбросил вперед ногу и заехал Дикобразу в пах. Латиноамериканец перегнулся пополам, и Шеферд со всей силы ударил его кулаком в челюсть. Громила мотнул головой и закатил глаза. Он рухнул сверху на Волосатого.

Шеферд стоял, глядя на два распростертых тела, вытирал губы тыльной стороной ладони. Никто из парней не получил серьезных повреждений — по крайней мере не настолько, чтобы убрать их из блока. Он подошел к двери и выглянул наружу.

Ямайцы продолжали играть в бильярд, хлопая друг другу по ладоням после каждого удара.

Шеферд закрыл дверь и взглянул на часы. Десять минут пятого. Он взял самодельный нож Волосатого. Лезвия были позаимствованы из безопасной бритвы. С головки зубной щетки удалили все щетинки, и пластмассу расплавили на пламени, пока она не стала достаточно мягкой, чтобы воткнуть туда острые пластинки. Это гнусное оружие было создано с единственной целью — нанести резаные раны, которые почти невозможно залечить.

Дикобраз лежал на Волосатом лицом вниз. Шеферд вложил зубную щетку в правую руку Волосатого и полоснул лезвиями по руке Дикобраза. Кровь проступила двумя параллельными линиями. Потом он задрал футболку Дикобраза и сделал два длинных разреза на животе. Они тут же засочились кровью. Шеферд снова рассек тело Дикобраза, слева направо. Раны не представляли никакой опасности для жизни, но их будут долго лечить, и все это время Дикобразу придется оставаться неподвижным. Малейшее движение — и двойные швы разойдутся.

Кровь сочилась на спортивные штаны Волосатого. Если Шеферд все сделает правильно, охрана решит, что эти двое подрались между собой. Вряд ли они признаются, что произошло на самом деле. Как бы он с ними ни поступил, они не станут стучать. Они умолчат, что он в одиночку отправил обоих в госпиталь.

Шеферд вытащил шнурки из кроссовок Волосатого и связал их вместе, затянув на правом бедре латиноамериканца в виде жгута. Потом он взял заостренный кол и вложил его в руку Дикобраза. Задрал правую штанину на брюках Волосатого и воткнул острый конец палки в его голень. Копье пронзило икроножную мышцу и вышло с другой стороны. На пальцы Дикобраза хлынула кровь, а нога Волосатого судорожно дернулась. Шеферд медленно вытащил кол. Кровь сразу наполнила отверстие и потекла к кроссовке. Струя выглядела медленной и густой, значит, он не задел важные сосуды — рана была серьезной, но не смертельной.

Шеферд встал, вымыл руки над раковиной и проверил в зеркале, нет ли на рубашке кровавых пятен. Потом внимательно оглядел свои джинсы и белые кроссовки. Никаких следов.

Дикобраз застонал. Его живот заблестел от крови, а под ногой Волосатого образовалась уже целая лужа.

Шеферд выскользнул наружу, оставив дверь полуоткрытой. Он медленно поднялся по лестнице, вошел в свою камеру и лег на койку. Через несколько минут он услышал три громких свистка и чей-то крик.

Шеферд слез с койки и приблизился к двери. Заключенные со всей площадки спешили к перилам и смотрели вниз. Шеферд присоединился к ним — оставаясь в стороне от общей суматохи, он привлек бы к себе лишнее внимание.

Из кабинки выбежали четыре охранника с двумя металлическими носилками. Заключенные на втором и третьем ярусе начали улюлюкать и выкрикивать непристойности. Из камеры Дикобраза появился Ратбон, лицо у него было бледным. Два надзирателя с носилками исчезли за дверью и через пару минут вынесли Дикобраза. Его глаза были широко раскрыты, все тело дрожало, по животу струилась кровь. Еще двое тюремщиков вошли за Волосатым.

В секции появилось множество охранников, они стали загонять арестантов обратно в камеры.

— Уходите, нечего тут смотреть! — бросил один из них.

— В чем дело, босс? — спросил Ли.

— Ни в чем.

— Мы собирались идти на ужин, — сказал Ли.

— Убирайся в свою камеру или будешь наказан! Не испытывай моего терпения.

Внизу вынесли вторые носилки с Волосатым. Его потащили по лестнице на второй этаж. Несмотря на жгут, вся нога у него была в крови. К перилам хлынуло еще больше заключенных, все хотели получше рассмотреть происходящее. Тюремщики орали на них, требуя вернуться в камеры.

— Господи, ну и кровищи! — воскликнул Ли.

Охранник взял его за плечо.

— Иди в камеру, приятель, или сильно пожалеешь.

Ли недовольно заворчал, но направился к своей двери. Шеферд последовал за ним. Подняв голову, он увидел на третьем уровне Карпентера. Тот не обращал никакого внимания на суматоху, а задумчиво разглядывал Шеферда. Вскоре он отошел от ограды, и Шеферд потерял его из виду. Он вошел в камеру, и надзиратель захлопнул за ними дверь.

* * *

В пять часов заключенные начали кричать и стучать в запертые двери. Ужин должен был начаться еще в четыре сорок пять, но после того, как раненых унесли из секции, камеры по-прежнему оставались закрытыми.

— Черт возьми, где же наши права? — возмущался Ли. — Они обязаны нас покормить.

Шеферд лежал на своей койке и смотрел в потолок.

— Как ты думаешь, что там стряслось? — спросил Ли. — Ты видел всю эту кровищу?

— Не знаю.

— Похоже, Дикобраз и Бантон схватились на ножах.

Бантон — это Волосатый, подумал Шеферд. Он не знал его фамилии. Впрочем, ему было наплевать.

— Я думал, эти парни поумнее, — заметил Ли.

— Всегда можно ошибиться, — отозвался Шеферд.

Они услышали, как где-то внизу отпирают камеры. Ли снова начал колотить в дверь.

— Эй вы, мы подыхаем с голоду! — завопил он.

В половине шестого Ратбон отпер замок.

— Что происходит? — спросил Ли.

— Мы выводим на ужин по одному.

— Не имеете права!

Ратбон усмехнулся:

— Джейсон, мы поступаем так, как считаем нужным. — Он кивнул на дверь: — И ты тоже, Макдоналд.

— Я не голоден, — сказал Шеферд.

— Если ты отказываешься от еды, мне придется написать об этом рапорт, — произнес Ратбон. — Избавь меня от лишней работы и возьми свой ужин, ладно? Ты всегда сможешь отдать его Джейсону.

Шеферд спрыгнул на пол и спустился с термосом на первый этаж. Камеры здесь были уже закрыты. Он выбрал жареную индейку с морковью и картофельным пюре и добавил к этому малиновый йогурт. Наполнив горячей водой термос, Шеферд направился обратно к камере. Рядом с кабинкой стояла Ллойд-Дэвис. Она подозвала его к себе.

— Боб, я включила тебя в завтрашний список на спортзал.

— Спасибо, мэм.

— Можешь меня не благодарить, просто ты был следующим в списке.

По дороге в камеру Шеферд понял, что это значит: Дикобраз или Волосатый — а может, и оба — стояли в списке раньше его. Одним выстрелом он убил двух зайцев.

* * *

Гамилтон должен был присматривать за Шефердом и Уэстоном, пока они мыли второй этаж, но он отошел к кабинке и беседовал с Тони Стаффордом. Уэстон трудился, мурлыча себе под нос, и они методично двигались по площадке со своими ведрами и швабрами.

Шеферд услышал за спиной шаги. Это был Карпентер, в руках он держал швабру и ведерко. Он улыбнулся Уэстону.

— Оставь нас на минутку, ладно, Чарли? — попросил Карпентер.

Уэстон взял свои орудия труда и удалился в дальний конец площадки. Карпентер поставил ведерко и начал мыть пол.

— Во что ты играешь, Боб? — спросил он.

— Ни во что.

— Ты уже троих отправил в госпиталь. Метишь на место Диггера?

— Мне не нужно ничье место. Я просто хочу отсюда выбраться.

— А чем тебе не угодили эти трое?

— Дикобраз сам нарывался.

— Тут не бойцовский клуб, черт побери!

— У меня не было выбора. Или я, или он.

— Продолжай в том же духе, и скоро ты всем станешь поперек горла.

— Почему, Джерри? Я лишь забочусь о самом себе.

Карпентер перестал мыть пол.

— Когда между заключенными происходит драки, нас запирают на двадцать три часа в сутки. Это раз. В поисках оружия все камеры переворачивают вверх дном. Это два. Если начальник тюрьмы решит, что Тони Стаффорд не справляется со своими обязанностями, его переведут в другое место. Это три. Все это создает мне лишние проблемы, и я не намерен их терпеть.

— Звучит как угроза, — усмехнулся Шеферд.

— Может, ты хочешь и со мной подраться, Боб? — спросил Карпентер.

— Я ни с кем не хочу драться. Я просто мечтаю отсюда выбраться.

Карпентер снова начал возить шваброй.

— Еще пара таких фокусов, и тебя посадят в изолятор.

— Надзиратели об этом не узнают, если кто-нибудь им не настучит, — возразил Шеферд. — А тому, кто настучит, придется иметь дело со мной.

— Похоже, теперь ты мне угрожаешь.

Шеферд покосился на него.

— Только в том случае, если ты намерен меня заложить, — промолвил он.

— Мне это ни к чему. Свои проблемы я решаю сам.

— Значит, все в порядке. Я убрал боснийца, поскольку мне надоело сидеть в камере. А с Дикобразом пришлось разобраться, потому что он собирался меня убить.

— И кто следующий?

Шеферд пожал плечами.

— Я уже сказал — мне нужен человек на воле, который уладит мои дела. Тем или иным способом.

Карпентер оперся на швабру.

— А если я передам твою записку? Ты прекратишь калечить заключенных?

Шеферд улыбнулся:

— Разумеется.

— Ладно, я подумаю.

Они услышали голоса арестантов, возвращавшихся из мастерских. Карпентер взял ведерко и направился к лестнице.

Шеферд мысленно улыбнулся. Сегодня Карпентер сделал ему два больших подарка. Проявил заинтересованность в Тони Стаффорде. И он боится, что в его камере что-нибудь найдут.

* * *

— Ты опоздаешь в школу, — сказала Сью Шеферд, взъерошив волосы своему сыну. — Каждый раз одно и то же.

— У меня тост горелый, — сказал Лайам.

Он сидел за кухонным столом, положив на соседний стул свой школьный рюкзачок.

— Совсем не горелый.

— Но он черный.

— Не черный, а коричневый.

— И вкус как у горелого.

— Ладно, положи на него побольше джема.

Она взглянула на свои часы. Это были «Картье», подарок Дэна. Он принес их ей в роддом, где она лежала с маленьким Лайамом.

— Даже если я положу на него джем, он все равно будет горелый, — объяснил Лайам таким тоном, словно говорил с ребенком.

— Если не хочешь есть, оставь. У меня полно дел, Лайам, не надо меня зря расстраивать. Прошу тебя.

Сын понюхал тост, отложил его в сторону и выпил молоко. Сью взяла сумочку и пачку неоплаченных счетов.

— Пошли? — спросила она.

Она посмотрела в окно. Траву давно пора стричь. Еще одно дело, которое дожидалось Дэна. Она пробормотала ругательство.

— Что? — переспросил Лайам.

— Ничего. Нам пора идти.

Сын схватил рюкзачок и побежал в холл. Он стоял у парадного входа, а Сью включала сигнализацию. Потом он открыл ей дверь. Сью заперла квартиру на два ключа и подождала, пока сигнализация затихла.

Она распахнула дверцу черного «фольксвагена-гольфа», Лайам влез на заднее сиденье и пристегнул ремень. Ежедневные опоздания в школу были неизбежным злом, платой за удовольствие жить в Лондоне. Сью много лет уламывала мужа переехать за город, но его работа требовала постоянного присутствия в центре. «Это моя вина», — хмуро подумала она, включая зажигание и заводя мотор.

Шеферд уступил ее просьбам уйти из САС, но она понятия не имела, что будет представлять собой его новая работа. Когда Дэн сказал, что устроился в полицию, Сью полагала, что он будет ходить в форме, водить патрульную машину и ловить преступников, очевидно, даже выполнять какие-то особые задания, но в любом случае станет проводить гораздо больше времени дома вместе с ней и сыном. Ей не приходило в голову, что полицейская работа может оказаться опаснее службы в армии и своего мужа она будет видеть еще реже, чем в те годы, кода он был солдатом.

— Что случилось, мама? — спросил Лайам.

— Ничего.

— Ты вспоминаешь о папе?

— Почему ты так решил?

— У тебя грустный вид.

Сью заставила себя улыбнуться.

— Я не грустная, — сказала она. — Ну как, к полету готов?

— Все системы работают нормально! — рассмеялся Лайам.

До школы было всего полчаса, но по утрам на главных магистралях возникали пробки, поэтому Сью, как все занятые матери, научилась ездить в обход и петлять по узким улочкам. В одном месте она срезала путь через заправочную станцию, чтобы не стоять на перекрестке. Она уже выучила дорогу наизусть и вела машину почти автоматически, думая о том, какие домашние дела ей надо сделать перед тем, как забрать сына из школы.

— Мам, я не могу достать рюкзак.

— Что?

Впереди притормозил черный кабриолет. Сью посигналила и пошла на обгон. Водитель бросил на нее хмурый взгляд, когда она проезжала мимо.

— Мам, у меня рюкзак упал на пол.

Она обернулась через плечо. Рюкзачок Лайама свалился с сиденья, и он пытался его достать.

— Брось, мы уже почти приехали, — произнесла Сью, нажав на газ и проскочив светофор за секунду до того, как на нем загорелся красный свет.

— Мне нужно посмотреть учебник, — заныл Лайам. Она услышала, как он расстегивает ремень безопасности.

Сью взглянула в зеркало заднего обзора.

— А ну-ка на место! — прикрикнула она. — Немедленно пристегнись, слышишь!

— Мне нужен учебник.

— Пристегнись. Быстро!

Лайам заворчал, но послушался.

— Возьмешь, когда приедем.

— Мне надо сейчас.

На перекрестке снова зажегся желтый. Сью прибавила газ, но увидела, что опаздывает, и нажала на тормоз так резко, что ремень впился ей в плечо.

— Ой, больно! — вскрикнул Лайам.

Сью отстегнула свой пояс и повернулась, чтобы достать рюкзачок. Он был плотно набит книгами и спортивными принадлежностями — поднимая его с пола, она почувствовала боль в спине и тихо выругалась.

— В чем дело, мама? — спросил Лайам.

— Ни в чем, — ответила Сью.

Охнув, она водрузила рюкзак на сиденье рядом с Лайамом. Сзади засигналила машина.

— Ладно-ладно, — пробормотала Сью.

Она повернулась к рулю, включила передачу и нажала на газ. Когда машина рванула с места, на светофоре по-прежнему горел красный. Сью выругалась и сняла ногу с педали газа. Потом она заметила грузовик, и время для нее словно замерло на месте, до предела обострив все чувства. Это был фургон «теско» с логотипом супермаркета на боку. Она заметила водителя, его открытый рот, испуганные глаза. У него была бритая голова и очки в металлической оправе. Машина сзади продолжала сигналить. Но она сигналила не ей и не потому, что зажегся зеленый свет. Сью видела над головой небо, совершенно ясное и чистое. Она услышала, как кричит Лайам. Затем Сью нажала на тормоз и резко повернула вправо. Но было уже поздно, она знала, что столкнется с грузовиком, и столкнется очень сильно. Ей хотелось повернуться к сыну и сказать, как ей жаль, что все так вышло, что она слишком часто его бранила и ругалась, но времени на это уже не оставалось. Она закричала, и машина врезалась в фургон.

* * *

После обеда Шеферд пошел звонить. Он переоделся в арестантское платье и повесил на плечо синее тюремное полотенце. Когда он проходил мимо Ллойд-Дэвис, она крикнула:

— Макдоналд, в спортзал!

— Я только позвоню по телефону, мэм, — ответил Шеферд. — Сейчас вернусь.

— Если опоздаешь, мы уйдем без тебя!

На лестнице Шеферд столкнулся с Диггером. Он был в спортивном костюме «Найк» и белых кроссовках. Диггер бросил на него мрачный взгляд и что-то пробормотал, но Шеферд не разобрал слов.

По одному из аппаратов звонил Саймон Хичкок, второй был свободен. Шеферд ввел свой пин-код и набрал номер дяди Ричарда. Беседа не заняла много времени. Шеферд сообщил, что ему нужен плейер, чем скорее, тем лучше, и повесил трубку. Конечно, это был риск, но на него стоило пойти. Карпентер раскрылся, и его согласие передать записку на волю — огромный шаг вперед. Глупо упускать такой случай. Карпентер почти проговорился, что кто-то из охраны помогает ему в тюрьме. Осталось лишь выудить у него признание, что он планирует убить Сэнди Роупера. Если ему удастся записать это на пленку, Карпентер сядет за решетку до конца своих дней, не важно, предъявят ему другие обвинения или нет. Опасность? Шеферд не хотел об этом думать. Ему не терпелось выбраться на волю. К жене и сыну.

* * *

Подойдя к группе заключенных, собиравшихся идти в спортзал, Джералд Карпентер улыбнулся Ллойд-Дэвис.

— Простите, что опоздал, мэм, — сказал он.

Он был в шортах и футболке «Рибок», в руках держал полотенце и бутылку минералки.

— Вы не последний, — отозвалась Ллойд-Дэвис, поставив галочку напротив его фамилии.

Диггер стоял у решетчатых ворот, делая разминку. Он кивнул Карпентеру, тот встал рядом с ним.

— Как Дикобраз? — спросил Карпентер.

— Зашивается, — хмыкнул Диггер.

— С ним все в порядке?

— По нему точно трамвай проехал. Швы почти не заживают. Пару недель проваляется в постели.

— Не знаешь, почему они сцепились с Бантоном?

Диггер посмотрел на Карпентера, и его взгляд стал жестким.

— Что? — с невинным видом произнес Карпентер.

— Не морочь мне голову, Джерри. Тебе известно, что случилось.

— Я слышал, Бантон хотел побрить Дикобраза, а тот остался недоволен результатом.

Диггер усмехнулся, но его глаза превратились в две узкие щели. Карпентер поднял руки:

— Ладно-ладно, я пошутил.

— Здесь почти все происходит с твоего ведома, — сказал Диггер, — и почти всегда по твоему приказу.

— Хочешь сказать, что это я отправил на койку Дикобраза?

— Не вижу, какой тебе в этом толк. Но ты не хуже меня знаешь, что это дело рук Макдоналда.

— Его кто-нибудь видел?

— Как он входил и выходил из камеры — да. Как резал Дикобраза — нет. Но мне не нужен калькулятор, чтобы помножить два на два.

Карпентер облокотился на перила. На первом этаже Макдоналд отошел от телефонов.

— Надо с этим покончить, и немедленно, — спокойно промолвил Карпентер.

— Дикобраз не будет лежать в госпитале вечно, — заметил Диггер. — Когда он вернется, начнется заваруха.

— Ты слышал, что я сказал? Немедленно. Передай Дикобразу, что если он хоть пальцем тронет Макдоналда, я устрою ему веселенькую жизнь, здесь и на воле.

— Макдоналд — твой человек?

— Нет, иначе это была бы моя проблема, а не твоя. Дело не в том, что он работает на меня. Просто я люблю покой и тишину. Сделай все, что нужно, чтобы держать Дикобраза в узде, договорились?

— Да.

— Я серьезно. Ты за это отвечаешь.

— Понятно.

Карпентер похлопал Диггера по спине.

— Передай ему, что я покрою все издержки. И подкину денег его матери.

— Он будет рад.

— Вот и отлично. А теперь пойдем избавляться от лишней энергии.

* * *

Шеферд прибавил скорость беговой дорожки. На воле он старался бегать не менее пяти миль в день, желательно по траве, и теперь хотел выжать все возможное из того времени, которое Ллойд-Дэвис отвела ему на занятия в спортзале.

В помещении находилось полтора десятка заключенных. Большинство латиноамериканцев собралось в секции для подъема тяжестей, где Диггер устроил свой командный пункт. Охранник с презрительным видом смотрел на них с балкона. Карпентер сидел на велотренажере и бешено вращал педалями. Соседний аппарат был не занят, но Шеферд не хотел вести себя чересчур навязчиво. Карпентер всегда занимался по одному графику. Тридцать минут посвящал дорожке, потом переходил на велосипед, а оставшееся время тратил на силовой скамье. Вся разница заключалась в том, что на последнем тренажере он разрабатывал либо руки, либо ноги. Карпентер никогда не подходил к секции для тяжеловесов и почти ни с кем не разговаривал. Ему не приходилось ждать, пока освободится тот или иной снаряд, — заключенные сами торопились уйти, как только он оказывался рядом. Он отвечал им сухой улыбкой и кивком, но не говорил ни слова благодарности и принимал эти знаки уважения как должное.

Шеферд снова прибавил скорость и увеличил наклон. Его икроножные мышцы начали гореть, но он не обращал внимания на боль. Он уперся взглядом в стену и бежал, стараясь поддерживать нужный ритм. Перед тем как Карпентер должен был закончить свои занятия на велосипеде, Шеферд слез с дорожки и направился к одному из силовых тренажеров. Он разминал грудные мышцы, когда к нему подошел Карпентер. Шеферд сразу встал и кивком предложил ему занять свое место.

— Можно задать тебе вопрос? — спросил Шеферд.

— Какой? — буркнул Карпентер.

— Я знаю, ты крутой парень и все такое, но объясни — почему тебя упекли за решетку?

— Меня подставили. Полицейские внедрили своих агентов. Поймали на преступном сговоре.

— Вот ублюдки.

— Я считал, что все предусмотрел. Нигде не прокололся. Не касался ни денег, ни наркотиков. Никогда ничего не записывал.

— Ничего? Даже телефонные номера?

— Особенно телефонные номера. Ни в записную книжку, ни в память мобильника.

— Я даже свой номер не могу запомнить, не то что чужой, — соврал Шеферд. С памятью у него не возникало проблем. — Без телефонной книжки я вообще никуда не дозвонюсь.

— Тогда ты напрашиваешься на неприятности. Тебе известно, что полицейские умеют считывать память на мобильниках?

— В смысле — если трубку отберут?

— В том-то и дело, что нет. Им не нужен сам аппарат. Они могут получить всю информацию с SIM-карты по воздуху. Любой номер, с которого и на который ты звонишь, и все записи из телефонной книжки.

— Ни черта себе!

Он не услышал ничего нового. Установив наблюдение за подозреваемым, полиция первым делом прослеживала его звонки. Все, что им было нужно, — это узнать его номер, остальное делали сотрудники технического отдела.

— Я знал многих парней, погоревших на мобильниках, — продолжил Карпентер. — С сотовыми телефонами лучше не связываться. Пользуйся стационарными аппаратами или одноразовыми трубками. И никогда ничего не записывай.

— Об этом я и спрашиваю. Как тебе удается все запоминать? У тебя фотографическая память?

Карпентер закончил упражнения для рук и вытер шею полотенцем.

— Все дело в технике, — ответил он. — Ничего сложного. Просто надо запоминать образы, а не числа. Например, возьми цифру «пять». Придумай какое-нибудь слово из пяти букв. Скажем, «ягуар». Потом цифра «три». Пусть будет «пес». Сначала идет «ягуар», за ним «пес». Легко запомнить, правда? Пять и три. То же самое со всеми числами.

Это был эффективный способ, и Шеферд знал, что образы запомнить легче, чем вереницу цифр. Правда, его память работала совсем по-другому — числа просто отпечатывались у него в мозгу.

— И сколько номеров ты так запомнил? — спросил Шеферд.

— Около двух сотен. Работает безотказно.

— А как насчет банковских счетов и прочее? Их тоже можно запомнить?

Карпентер взглянул на него, и на мгновение Шеферду показалось, что он зашел слишком далеко. Он пожал плечами:

— Просто интересно. Мне приходится записывать даже пин-коды, не говоря уже про счета в банке.

В его голосе не звучало ни малейшей фальши. Перед первым заданием Шеферд несколько месяцев обучался у актеров и психологов, выясняя, как обманывать собеседника с честным лицом.

— Никаких проблем. Это не государственная тайна, — произнес Карпентер. Он снова начал разрабатывать мышцы на руках. — Есть люди, которые занимаются этим постоянно. Ты знаешь число «пи»? Из школьной программы. Отношение окружности к своему диаметру. Бесконечная дробь.

— Ну?

— Так вот, в Токио есть парень, который запомнил его до сорокадвухтысячного знака после запятой.

— Наверное, он долго сидел, — усмехнулся Шеферд.

— Макдоналд!

Шеферд обернулся. На пороге спортзала стоял Гамилтон.

— Хватит болтать, — сказал он, и его кадык заходил ходуном. — Тебя ждет адвокат.

Шеферд нахмурился и отошел от силовой скамьи.

— Я могу переодеться, мистер Гамилтон? — спросил он.

— Он уже здесь, — ответил надзиратель, — а у меня полно других дел.

Гамилтон махнул рукой офицеру на балконе.

— Пришел адвокат Макдоналда! — крикнул он. — Потом я отведу его в камеру.

Охранник показал в ответ большой палец, но его лицо осталось безучастным.

Шеферд вышел за Гамилтоном из спортзала. Когда они оказались в административном блоке, надзиратель проводил его в одну из комнат. Сидевший за столом Харгроув неловко встал. Шеферд понял, что у него плохие новости.

— Позвоните, когда закончите, — обратился Гамилтон к Харгроуву.

Шеферд спрашивал себя, что могло случиться. Если бы операция провалилась и его решили вытащить из тюрьмы, не было смысла тащить его в эту комнату. Вероятно, Харгроув пришел сообщить ему о смерти Роупера. У суперинтенданта было каменное лицо, и он старался не встречаться взглядом с Шефердом.

Только когда Харгроув попросил его сесть, Шеферд понял, что речь пойдет о чем-то личном и дело может касаться Лайама или Сью.

— В чем дело? — спросил он. — Что случилось?

— Сядь, пожалуйста, — попросил Харгроув, скрестив руки на груди.

— Что случилось? — повторил Шеферд дрогнувшим голосом. — Что-то с Лайамом?

Харгроув поднял руки с растопыренными пальцами и сказал тоном наездника, пытающегося успокоить заартачившуюся лошадь:

— Мне трудно об этом говорить, Паук. Я пришел сообщить о Сью. Произошла автомобильная авария. Она мертва.

Шеферд молча смотрел на Харгроува. Голова у него стала странно легкой, словно от нее отхлынула вся кровь. Ему хотелось крикнуть, что это какая-то ошибка и Сью не может быть мертва.

— Мне очень жаль, Паук. Чертовски жаль.

Во рту у Шеферда пересохло. Краем глаза он уловил какое-то движение. Гамилтон наблюдал за ним в окно. Шеферд сел и положил руки на стол. Харгроув опустился на другой стул.

— Несчастный случай. Смерть наступила мгновенно. Карпентер здесь ни при чем.

Шеферд уронил голову на руки, стиснув кулаки и вцепившись себе в волосы, стараясь вызвать в себе боль и этой болью вытеснить мысль о смерти Сью. В памяти у него замелькали яркие картины. Тот первый день, когда он увидел ее на главной улице Херефорда вместе с городскими девчонками. Она была в коротеньком ярко-желтом платьице с глубоким вырезом, открывавшим верхнюю часть груди, шею украшала тонкая золотая цепочка с крестиком, на левом запястье блестели дешевые пластмассовые часики, на правом — золотой браслет с брелоками. Позже он узнал, что браслет Сью позаимствовала у бабушки.

Шеферд был с тремя приятелями из САС, они остановились и заговорили с девушками. Шеферд не мог отвести глаз от Сью. Она слегка выпила и все твердила, что не станет встречаться с солдатом, потому что знает, что это за парни, у них только одно на уме. Потом она отошла и позвала своих подруг, но Шеферд бросился за ней и попросил ее выпить вместе с ним. Он запомнил каждое слово их первой встречи, когда они сидели в уголке прокуренного паба. Сью рассказывала, что ненавидит свою работу и как от ее босса пахнет потом. Жаловалась, что Херефорд надоел ей до смерти и больше всего на свете ей хочется путешествовать по свету. Детей она не хочет, они только связывают, и надо сначала пожить полной жизнью, а потом уже думать о семье. Через полгода они венчались в маленькой церковке на окраине Херефорда, а в следующем году родился Лайам. Про путешествия пришлось забыть. Затем Шеферд вспомнил их последнюю встречу. Она кричала: «Меня от тебя тошнит! Видеть тебя больше не желаю! Можешь тут сдохнуть!» — и тащила Лайама из комнаты. Вот что она сказала ему напоследок — что ей тошно на него смотреть. Конечно, она говорила не всерьез, все было разыграно, но слова продолжали звучать у него в ушах, и теперь от них было в миллион раз хуже. Теперь, когда Сью мертва.

— Паук?

Шеферд открыл глаза.

— Что с сыном?

— Он в порядке.

— Где он?

— За ним присматривает бабушка.

— Я должен его увидеть.

— Конечно. Мы над этим работаем.

Шеферд отодвинул стул и встал.

— Нет, — сказал он. — Я хочу увидеть его сейчас.

— Паук, сядь и послушай меня.

— Все кончено, — твердо заявил Шеферд. — Операция отменяется. Я нужен сыну. Я ухожу.

— Послушай меня, — повторил Харгроув. — Просто сядь и послушай, а потом мы все решим.

Шеферд посмотрел на него и сел.

— Лайам у матери Сью, с ним все нормально. Во время аварии он был пристегнут, а Сью нет.

— Господи, он был там, когда она погибла? — воскликнул Шеферд. — Черт возьми, что произошло?

— Она отвозила его в школу. Пыталась проскочить на красный свет. Врезалась в грузовик. Это был несчастный случай.

— Сью всегда пристегивала ремень, — возразил Шеферд. — У нее была такая привычка. Без ремня безопасности она бы с места не тронулась.

— Переднюю часть машины смяло грузовиком, Лайам сидел сзади. «Скорая помощь» примчалась через несколько минут. Он был в шоке, но физически не пострадал.

— Господи Иисусе, — пробормотал Шеферд, снова уронив голову на руки. — Значит, он все видел? Видел, как она умерла?

— Он был в шоке, Паук. Весь эпизод стерся из его памяти.

— Он его вытеснил. Я ему нужен.

— Конечно. Мы устроим вам встречу. Как только сможем.

Шеферд откинулся на стул. Гамилтон отошел от окна.

— Мать Сью приехала из Херефорда?

— САС прислала за ней вертолет. У тебя остались там друзья.

Даже кадровому полицейскому вроде Харгроува не понять, как сильна связь между людьми из специальной авиадесантной службы, подумал Шеферд. Вступив в полк, ты навсегда становишься его частью, а он становится частью тебя. Это как кровное родство. Иногда даже крепче. В жизни Шеферда не было более трудного поступка, чем уход из САС, но он сделал это ради Сью.

— Она переехала к тебе домой, и мы нашли хорошего психиатра, чтобы он помог Лайаму.

— Ему не нужен психиатр. Я сам с ним поговорю.

Харгроув кивнул.

— Мы обратились в школу, и там пообещали сделать все, что смогут, — добавил он.

— Я здесь не останусь, — заявил Шеферд. — Операция закончена.

— Послушай, Паук, мы почти у финиша. Осталось совсем чуть-чуть. Всего несколько дней. — Суперинтендант поднял правую руку и свел вместе большой и указательный пальцы. — Вот столько нам не хватает, чтобы достать Карпентера. Его люди запугивают Роупера. Надо только связать одно с другим, и им конец.

— Мне сын важнее, чем дерьмовый Карпентер.

— Конечно, важнее. Я знаю, что он в тебе нуждается. Но если ты уйдешь сейчас, мы не успеем подготовить другого человека. Карпентер ускользнет от нас, Паук. Он снова выбросит на улицы героин и кокаин, и от них опять начнут погибать дети.

— Это не моя проблема.

— А как же Элиот? Карпентер его убил. Значит, все было зря?

Взгляд Шеферда стал жестким.

— Вы не можете обвинять в этом меня, — тихо промолвил он.

— Никто тебя ни в чем не обвиняет. Но Карпентер — преступник, и его необходимо остановить. Ты единственный, кто сумеет это сделать. Больше некому, Паук. Если ты сейчас откажешься, Карпентер выйдет на свободу, и все наши усилия пойдут прахом.

— Это только работа. А Лайам — мой сын. Я просто выполнял задание.

— Карпентер губит людей. Один Бог знает, сколько человек умерло от тех наркотиков, которые он завез в страну. Он убийца. Не забывай об этом. Элиот — не первый агент, которого он погубил. А если Карпентер выйдет из тюрьмы — наверняка и не последний.

— Не думаю, что я должен за это отвечать.

— Я не говорю, что ты должен за что-то отвечать. Если ты решишь уйти, я отнесусь к этому с уважением. В конце концов, у меня нет выбора. Никто не может заставить тебя делать то, что ты делаешь, Паук. Кому это знать, как не мне.

Шеферд вздохнул. Его по-прежнему переполняли воспоминания о Сью. То, как она прижалась к нему, когда они стояли перед алтарем и готовились произнести клятву. Как они впервые занимались любовью в ее комнате: длинные светлые волосы Сью рассыпались по плечам, она была сверху и потом, когда все кончилось, целовала и шептала его имя. Выражение гордости в ее глазах, когда медсестра протянула ему Лайама, завернутого в мягкое белое полотенце, надутого, красного и горланившего так, точно он ненавидел весь мир и каждого его жителя.

— Мы устроим тебе встречу с сыном, я обещаю. Но пока не торопись принимать решение о выходе из операции.

— Вы хотите, чтобы я остался в тюрьме после того, что случилось?

— Если ты уйдешь со мной сейчас, то не сумеешь сюда вернуться. Об этом будет знать слишком много людей. Но если ты дашь мне все устроить, мы вытащим тебя на несколько часов, а затем вернем обратно.

— Несколько часов ничего не решают. Лайам потерял свою мать. А я... я потерял...

Шеферд не мог заставить себя договорить.

— Я понимаю, — сказал Харгроув.

— Не могу поверить, что вы просите меня об этом. Любой другой на вашем месте отвез бы меня к сыну. — Он помолчал. — Я никогда не спрашивал, у вас есть дети?

— Двое. Девочка и мальчик. Шарлотт уже замужем и имеет собственную дочь, а Джеймс в следующем году закончит университет.

— Лайаму семь, — промолвил Шеферд.

— Я знаю.

— Ему нужен отец.

— А тебе нужно оплакать свое горе. Я понимаю.

— Дело не во мне. Дело в моем сыне.

— И в тебе, и в нем. Вы необходимы друг другу. Паук, я не стал бы тебя просить, если бы не считал, что это очень важно.

— Карпентер — всего лишь человек. Если мы посадим его за решетку, вместо него найдется кто-нибудь другой. Торговля наркотиками не прекратится из-за того, что Джералд Карпентер сядет в тюрьму.

— Он убийца.

— Ему ведь не предъявили такого обвинения.

— Если ты останешься работать, могут предъявить.

Шеферд выругался.

— Я очень сожалею о твоей жене, — промолвил Харгроув.

Шеферд закрыл глаза, и перед ним снова замелькали картины из прошлого. Сью свернулась на софе и смотрит «Жителей Ист-Энда» с таким видом, словно от этого зависит ее жизнь. Пробует пальцем, не нагрелся ли утюг, и с воплем отдергивает руку. Выражение ее глаз, когда она говорит ему, что он должен уйти из армии, потому что скоро станет отцом, отцы же должны находиться дома со своей семьей, а не на полях сражений в дальних странах. Ее гордость, когда она впервые увидела его в полицейской форме. И отчаяние, когда он заявил, что перевелся в другой отряд и будет работать под прикрытием. Раньше она была женой солдата, теперь будет женой тайного агента. Из огня да в полымя, заметила Сью. Наверное, он не успокоится, пока его кто-нибудь не пристрелит. У него просто тяга к смерти. Это несправедливо, с горечью подумал он. В отряде Харгроува он сто раз рисковал жизнью, участвовал в самых опасных операциях, о которых не рассказывал Сью, и вот теперь он жив, а она погибла в бессмысленной и нелепой катастрофе.

— Ладно, — произнес Шеферд. — Я подумаю.

Он хотел сообщить о чем-то Харгроуву. Что-то насчет Карпентера. Потом он вспомнил.

— Карпентер дружит с Рони Бэйном, торговцем марихуаной, получившим восемь лет. В тюремной церкви они сидели вместе. Бэйн в другом блоке, но, вероятно, он помогает Карпентеру посылать информацию на волю.

Шеферд почувствовал себя так, словно предает жену. Он только что узнал о ее смерти, а уже беседует о делах с Харгроувом.

— Мы его проверим, Паук. Спасибо. И насчет Стаффорда тоже выясним.

Суперинтендант помолчал, затем встал, обошел вокруг стола и положил руку на плечо Шеферда.

— И еще одно, — сказал он. — Я знаю, сейчас не время, но мы приготовили твой «уокман». Прислать его тебе?

Шеферд пожал плечами. Он не мог думать ни о чем, кроме смерти жены. Харгроув нажал кнопку у выхода. Гамилтон распахнул дверь и отступил в сторону, чтобы выпустить Харгроува. Шаги суперинтенданта затихли в коридоре. Шеферд услышал, как вдалеке звякнули ключами, открыли дверь и снова заперли. Наступила тишина.

— Пошевеливайся, Макдоналд! — велел Гамилтон. — У нас мало времени.

Шеферд медленно поднялся и покинул комнату. Гамилтон усмехнулся.

— Надеюсь, у тебя плохие новости.

Шеферд застыл на месте. Он развернулся и шагнул к тюремщику, стиснув кулаки. Его взгляд уперся в Гамилтона. Он знал десяток разных способов его убить. Нижней частью ладони в нос. Пальцами в глаза. Коротким ударом в торчащий кадык. Кулаком по височной вене. Подсечка, бросок на пол, потом ногой на шею. Его учили мастера, и он нередко применял свои навыки на практике. Шеферд знал, что сможет убить и смерть этого человека не вызовет у него вины или сожаления. Гамилтон сглотнул слюну и попятился, схватившись за свою рацию. Шеферд перевел дыхание, продолжая сверлить его взглядом. Все, что от него требовалось, — это сделать выбор. Как только он решит, что Гамилтону конец, сработает техника удара и надзиратель умрет раньше, чем коснется пола.

В глазах надзирателя появился страх, у него дрожали руки. Кровь отхлынула от лица, а адамово яблоко прыгало вверх и вниз, словно маленькое животное. Он отступил.

Нет, решил Шеферд. Убив Гамилтона, он до конца жизни просидит за решеткой, несмотря на свой статус тайного агента. Ни один человек этого не стоит. Он отвернулся и зашагал дальше. Когда они подошли к двери в главный коридор, Гамилтон уже пришел в себя, но по-прежнему не спускал глаз с Шеферда и косился на него, пока отпирал и запирал двери по дороге в блок.

Гамилтон проводил Шеферда до камеры и открыл замок. Ли сидел за столом и писал письмо.

— Слышал, тебя вытащили из спортзала, — произнес Ли, когда Шеферд лег на свою койку.

Шеферд подождал, пока Гамилтон запрет дверь.

— Мой адвокат требует денег, — солгал он. — Придется переводить их из-за рубежа.

— Все они пиявки. Ты не знаешь, как пишется «недоразумение»?

Шеферд ответил, лег на бок и повернулся к нему спиной. Ли понял намек и замолчал.

* * *

Надзиратель бросил палку высоко в воздух. Спаниель залаял и бросился бежать, помахивая обрубком хвоста. Офицер с удовольствием зашагал по траве, вдыхая свежий воздух и слушая, как над головой шумят деревья. В кармане зазвонил сотовый. Он вытащил его и посмотрел на номер. Человек Карпентера. Надзиратель не удивился. Это был специальный аппарат, по которому ему звонил один абонент. Офицер сам настоял на том, чтобы тот связывался с ним только по телефону. Если что-нибудь пойдет не так, он просто выбросит трубку, и концы в воду.

— Да?

— Ты где?

— Гуляю с собакой.

Он никогда не встречался со звонившим ему человеком и часто представлял, как тот выглядит. Голос слегка шепелявый, с западным акцентом. Глубокий и звучный, как у полных людей. Лет сорока.

— Когда на службу?

— Сегодня вечером. В ночную смену.

— Сможешь передать весточку боссу?

— Только утром.

— Нет.

— Когда я заступлю, камеры будут уже закрыты. Их откроют без четверти восемь.

— У тебя что, ключа нет?

Спаниель побежал к нему с палкой в зубах. Надзиратель отобрал ее у возбужденной собаки и зашвырнул в кусты.

— Я не могу просто так открывать камеру посреди ночи. Мне нужен повод.

— Так придумай его.

— Если я отопру камеру, это войдет в отчет о происшествиях.

— Делай, что тебе говорят. Я должен передать боссу информацию. Срочно.

Надзиратель выругался про себя.

— Это обойдется в пятьсот фунтов.

— Договорились. Скажи ему, что он должен позвонить мне. Немедленно.

— Ладно. Когда я получу деньги?

— Завтра. Как только он мне позвонит.

Связь оборвалась. Надзиратель улыбнулся. Пятьсот фунтов за одну фразу. Неплохая сделка.

* * *

Открылась дверь, и появилась Ллойд-Дэвис. Стоявший у раковины Ли напрягся, как беговая лошадь перед стартом.

— Свободное время, — объявила она.

Ли вылетел в коридор. Ллойд-Дэвис вошла в камеру и остановилась, глядя на Шеферда. Он лежал на спине, закинув руки за спину.

— Что-нибудь случилось, Макдоналд? — спросила она.

— Я в порядке, — ответил он.

— Проблемы с адвокатом?

— Нет, все нормально.

Видимо, Гамилтон рассказал ей, как он отреагировал на визит Харгроува.

— Хочешь побеседовать с Исповедником? Я могу позвать Эда Харриса.

— Я в порядке, — повторил Шеферд. — Правда.

— У каждого есть плохие и хорошие минуты, — заметила Ллойд-Дэвис. — Главное, не зацикливаться на плохом. Поговори с кем-нибудь. Ты не обязан раскрывать душу перед охраной, но Исповедники тебе помогут.

— Мне никто не поможет, — промолвил Шеферд и сразу пожалел о своих словах. Лучше было помалкивать.

— Вызвать доктора?

— Все в порядке, мэм. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.

Ллойд-Дэвис постояла у его койки и вышла из камеры. Шеферд закрыл глаза. Он не мог думать ни о чем, кроме Сью. Перед ним мелькали яркие картины. Их семейные праздники. Завтраки и ужины. Споры, которые они вели. Фильмы, которые смотрели. И в глубине каждого воспоминания сидело саднящее чувство, что все это в прошлом и он никогда не сможет с ней увидеться или поговорить. Сью осталась в прошлом. Навеки. Навсегда.

Его будущее заключалось теперь в сыне. Тогда почему он до сих пор сидит в этой камере, среди подонков, которым наплевать, жив он или мертв? Почему не ушел вместе с Харгроувом? Даже сейчас он может спуститься к телефонам и потребовать свой билет на волю. Один звонок, и Шеферд снова будет с сыном, ведь он ему нужен.

Шеферд сжал кулак и со всей силы ударил по стене, почти наслаждаясь болью. Да, он заслужил мучения. Это он виноват в ее смерти — его не было рядом с ней в машине. Будь они вместе, он сидел бы за рулем и ничего бы не случилось. Сью осталась бы жива.

Шеферд сел на койке, свесив ноги. Ли расклеивал на стене картинки из журналов — пейзажи, лесные чащи, фотографии пустынь, плывущую по океану лодку, все, что нельзя найти в тюрьме. Для Шеферда они тоже были недоступны, но он сам посадил себя за решетку. Он знал, почему остался здесь и не отказался от задания. Ему хотелось добить Карпентера. Это была война, и он сделает все, что нужно для победы.

* * *

Шеферд услышал, как охранник объявил об окончании свободного времени, а парой минут позже в двери появился Ли.

— Тебя вызывают в кабинку, — сообщил он.

— Зачем?

— Не знаю. Стаффорд попросил тебя позвать.

— Скажи ему, чтобы катился ко всем чертям.

— Что с тобой сегодня?

— Просто хочу, чтобы меня оставили в покое.

— Если ты пошлешь Тони Стаффорда, тебе быстро подыщут тихое местечко, — заметил Ли. — Сюда вломится куча полицейских и потащат тебя в изолятор. Там ты будешь наслаждаться картонной мебелью, отсутствием сортира и всякой дрянью, которую начнут пихать тебе в еду, чтобы ты вел себя спокойнее.

Шеферд глубоко вдохнул. Пора возвращаться в роль. Что бы ни происходило снаружи, для обитателей тюрьмы он Боб Макдоналд, крутой парень и матерый преступник. Если он будет вести себя иначе, операция провалится.

Он медленно пересек площадку. Стоявший у двери Хили распахнул ее, когда Шеферд подошел. Охранник махнул рукой, приглашая его войти.

— В чем дело? — спросил Шеферд.

— Ты хотел сказать — в чем дело, мистер Хили?

Стаффорд следил за ними из кабинки.

— Обойдешься, — буркнул Шеферд.

— Если будешь грубить, я напишу на тебя рапорт.

Шеферд пропустил его слова мимо ушей и приблизился к диспетчерской.

— Мистер Стаффорд, охранник Хили отказывается объяснить, зачем меня вызвали из камеры.

— Делай, что тебе говорят, Макдоналд, — процедил Стаффорд.

— "Тюремные правила", параграф шестой, пункт два: «Общаясь с заключенными, охрана обязана воздействовать на них своим личным примером и авторитетом, завоевывая их расположение и пробуждая в них стремление к сотрудничеству». Чтобы пробудить во мне стремление к сотрудничеству, вы должны объяснить, зачем меня вызвали.

Стаффорд вздохнул.

— Тебя хочет видеть начальник тюрьмы.

— Для чего?

— Сам у него спроси.

Стаффорд повернулся к нему спиной.

— Идем, Макдоналд, — проворчал Хили. — У меня полно работы.

Шеферд подумал, что Гозден решил поговорить с ним о смерти Сью. Меньше всего ему хотелось обсуждать эту тему, но у него не было выбора. Ли прав: отказываясь выполнять приказы, он рискует оказаться в изоляторе.

Хили проводил Шеферда по коридору безопасности и подождал, пока один из секретарей проводит его в кабинет. Не успела за ним закрыться дверь, как Гозден вскочил с кресла и ткнул в него пальцем.

— В какие игры ты играешь? — крикнул он.

— Что? — не понял Шеферд.

Он ожидал утешения, а на него набросились с обвинениями.

— Я слышал, что тайным агентам положено держаться в тени. Работать исподтишка. А ты уже отправил в больницу половину секции.

До Шеферда наконец дошло. Комендант говорил о Юржаке, Дикобразе и Волосатом.

— Я тут ни при чем.

Ему оставалось только лгать. Если он признает, что напал на заключенных, у начальника тюрьмы появится удобный повод прекратить всю операцию. Даже не имея права напрямую удалить Шеферда из тюрьмы Шелтон, он вполне может выжить его отсюда, просто обронив пару лишних слов.

— Не надо считать меня за идиота, детектив Шеферд, — произнес Гозден. — Одному сломали ногу, на другом живого места не осталось, а у третьего выбиты зубы, ушиб почек и дыра в ноге. За каждого из них тебе могут дать семь лет, уже по-настоящему.

— Кто-нибудь сказал вам, что это сделал я?

— Хватит меня дурачить, Шеферд. Ты сидишь здесь уже достаточно долго и понимаешь, что к чему. По тюрьме пошел слух. Ты метишь в главари.

Шеферд покачал головой:

— Неправда.

— Тогда объясни мне, что здесь происходит.

Гозден сел за стол, взял в руки карандаш и постучал им по металлической подставке для бумаг. Шеферд посмотрел на Гоздена. Этот человек командовал учреждением, где порядок поддерживала не охрана, а сами заключенные, где арестанты выполняли работу надзирателей и богатый наркоторговец спокойно устраивал свои делишки.

— Я выполнял свое задание, только и всего.

— Сомневаюсь, что тебе дали полномочия калечить заключенных! — бросил Гозден.

Шеферд выдержал паузу. Он не мог объяснить коменданту, что напал на Юржака для того, чтобы получить место в бригаде уборщиков. Или что его атака на Дикобраза и Волосатого явилась упреждающим ударом, а не вынужденной самозащитой. Гозден — гражданский служащий, и если раньше ему приходилось напрямую сталкиваться с заключенными, теперь он следил за ними только из-за своего стола. Он прочитал досье на Джералда Карпентера, но не знал его и не понимал, что он собой представляет. Не понимал он и того, что иногда возникают ситуации, когда цель оправдывает средства.

— Только не надо мне говорить, что нельзя приготовить яичницу, не разбив пару черепов, — добавил Гозден.

— Даю вам слово, что все мои действия были строго продуманы и не выходили за рамки необходимого.

— Юржак лежит в больнице со сломанной ногой.

— Да, но это торговец наркотиками, пытавшийся убить сотрудника иммиграционной службы, — напомнил Шеферд. — Он получил по заслугам.

— Не забывай, что это блок предварительного заключения. Существует презумпция невиновности. Но даже если бы его осудили и приговорили к сроку, кто ты такой, чтобы ломать ему ноги?

Шеферд с трудом подавил вспышку гнева. Он хотел возразить Гоздену, что Юржак не просто так получил свое место в бригаде уборщиков, а заплатил за него. Что жизнь в секции насквозь коррумпирована, заключенные легко покупают себе дополнительные привилегии и блага и что все это было бы невозможно, если хотя бы один надзиратель не брал взятки. Но Шеферд сознавал, что сначала надо разобраться с Карпентером и лишь потом посвящать Гоздена в масштабы коррупции в тюрьме.

— Я даю вам слово. Я не имею никакого отношения к тому, что случилось с Юржаком или другими заключенными.

Все, что ему оставалось, — полностью отрицать свою вину. Камеры не зафиксировали никаких правонарушений, свидетелей тоже не было. Надо стоять на своем, и начальник тюрьмы не сможет ничего доказать.

— Значит, то, что вскоре после твоего прибытия трое заключенных попали в больницу, — чистое совпадение? — усмехнулся Гозден.

— В тюрьме много насилия.

Он несколько секунд сверлил взглядом Шеферда.

— Я могу вышвырнуть тебя из блока, — произнес он после паузы.

— Сомневаюсь, что дело обстоит так просто, сэр, — спокойно промолвил Шеферд. — Мой босс напрямую подчиняется министерству. Пусть я самый обычный детектив, но эта операция санкционирована на высоком уровне, и у вас нет полномочий для ее отмены.

— Из-за тебя в тюрьме может начаться бунт. Если заключенные узнают, что среди них тайный агент, ситуация выйдет из-под контроля.

— А как они об этом узнают, сэр?

Некоторое время они в упор смотрели друг на друга.

— Насколько я понимаю, вы здесь единственный человек, которому известно, кто я такой, — сказал Шеферд. — И я надеюсь на вашу поддержку. Если меня раскроют, мое начальство очень сильно вами заинтересуется.

— Похоже на угрозу, — заметил Гозден.

— Так же, как и ваше замечание о том, что заключенные могут узнать обо мне правду, — возразил Шеферд. — Угрозы вряд ли нам помогут.

— Дайте мне слово, что больше никто не пострадает.

— Сделаю, что могу, — сказал Шеферд.

Гозден потер ладонью шею.

— Я поговорю с вашим боссом. У меня нет выбора. Если что-нибудь случится, я не хочу за это отвечать.

— Понимаю вас, сэр. Вы должны себя оправдать. На вашем месте я поступил бы точно так же.

— У вас уже есть догадки, кто из офицеров помогает Карпентеру?

— Пока нет, сэр, — солгал Шеферд. — Как только что-нибудь узнаю, немедленно вам сообщу.

— Очень надеюсь, детектив Шеферд, — произнес Гозден. — Очень надеюсь.

* * *

Ночь Шеферд провел без сна. Он лежал на спине и смотрел на потолок. Крутившиеся в голове мысли не давали ему покоя. О том, как погибла Сью, он знал со слов Харгроува: «Пыталась проскочить на красный свет. Врезалась в грузовик. Это был несчастный случай». Воображение рисовало ему эту сцену в самых разных вариантах. Тысяча грузовиков. Бесконечная вереница катастроф. Но конец был всегда один и тот же. Сью лежит в искореженной машине, залитая кровью, с широко раскрытыми глазами. На заднем сиденье кричит Лайам.

В половине восьмого проснулся Ли, съел овсянку и посмотрел утренние телепередачи. Без двадцати восемь в двери мигнул и закрылся «глазок», а ровно в восемь камеру открыли. Наверное, Ли почувствовал что-то неладное: с тех пор как Шеферда вызывали к кабинке, он не сказал ему ни слова.

Через двадцать минут на пороге появилась Амелия Хартфилд в черной форменной куртке и черных брюках, слишком тесных для ее фигуры.

— Что случилось, Боб? — спросила надзирательница.

— Ничего. Просто хочу, чтобы меня оставили в покое, — ответил Шеферд.

Он знал, что выходит из роли. Боб Макдоналд не стал бы хандрить и валяться на койке. Это был человек действия. Всю свою ярость он бы выплеснул словесно и физически, вымещая страдания на ком-нибудь другом.

— Я не стану есть, смотреть телевизор, мыть полы или плести ваши чертовы корзины. Я хочу побыть один.

— Если ты будешь ругаться, мне придется написать на тебя рапорт, — почти извиняющимся тоном промолвила надзирательница. — Ни к чему меня провоцировать.

— Я не знал, что слово «чертовый» считается ругательством. Прошу вас, оставьте меня в покое.

— У тебя посетители, — сообщила Амелия. — Полиция.

— Откуда?

— Из Глазго.

Шеферд спустил ноги с койки. Очевидно, таким способом Харгроув решил вытащить его на время из тюрьмы.

— Что им нужно?

— Полицейские, Боб, смотрят на нас как на червяков. Но я думаю, тебя собираются отвезти на опознание.

Шеферду хотелось сломя голову мчаться вниз, чтобы скорее увидеть сына, но он помнил: ему нельзя выходить из роли.

Боб Макдоналд вряд ли бы пришел в восторг от визита шотландских полицейских.

— Вот дьявол! — поморщился он.

— Плохие новости?

— Бывали и лучше.

— Адвокат что-нибудь говорил тебе об этом?

— Ни слова.

— Если тебя повезут на опознание, ты можешь требовать его присутствия. Имей в виду.

Шеферд удивился, что она так заботится о его интересах, но ответил благодарной улыбкой.

— Спасибо.

Амелия кивнула на дверь:

— Пойдем, не будем их задерживать.

Они двинулись по площадке и спустились на первый этаж. Ли играл в бильярд с латиноамериканцем.

— В чем дело, Боб? — спросил он, когда Шеферд проходил мимо.

— Полицейские хотят на меня что-то повесить, — ответил Шеферд достаточно громко, чтобы его услышали другие заключенные. В секции все должны знать, зачем его вытащили из тюрьмы.

Амелия проводила Шеферда через блок и по коридору безопасности до приемной зоны. Здесь его ждали двое высоких мужчин в черных плащах. Шеферд узнал одного, но не подал виду, пока Амелия оформляла документы. Это был Джимми Шарп по прозвищу Бритва — ветеран стратклайдской полиции, двадцать лет прослуживший в органах и участвовавший вместе с Шефердом в нескольких секретных операциях. Видимо, Харгроув специально прислал его сюда, чтобы Шеферд увидел знакомое лицо.

— Когда вы его вернете? — спросила Амелия.

Второй мужчина пожал плечами. Он был огромного роста, с широкими плечами и носом боксера.

— Мы отвезем его в Глазго, покажем одной старой даме, с которой он плохо обошелся. Вернемся, когда закончим.

— Если он задержится, мы должны быть уверены, что вы позаботитесь о его ночлеге.

Мужчина подошел к Амелии и посмотрел на нее с высоты своего расплющенного носа.

— В Глазго трое парней с обрезами захватили в заложницы семидесятилетнюю старушку и прострелили ей ногу. Это обыкновенная женщина, которая случайно оказалась на месте преступления. Вы бы лучше заботились о ней, а не о подонках вроде Макдоналда.

— Вы уверены, что он в нее стрелял? — спросила Амелия.

— Я ни в кого не стрелял, — вмешался Шеферд. — Меня хотят подставить.

Мужчина жестом приказал ему замолчать.

— Будешь говорить, когда тебя спросят, Макдоналд.

— Макдоналд находится под следствием, — заметила Амелия. — Пока не состоялся суд, он считается невиновным.

— Занимайтесь своими бумагами, — буркнул мужчина. — Мы отвезем его на опознание, и если это не тот парень, он вернется в камеру раньше, чем в его кровати остынут простыни.

Амелия нахмурилась, словно хотела что-то возразить, но потом подписала два листка, убрала один в папку и другой протянула детективу.

— Мы можем идти? — спросил он, сложив документ и убрав его в карман.

— Он в вашем распоряжении, — ответила Амелия.

Шарп достал наручники и скрепил свое левое запястье с правой рукой Шеферда.

— Не забудь, что я тебе сказала, Макдоналд, — напомнила Амелия, когда Шарп выводил его из комнаты.

— Да, мэм, спасибо, — отозвался Шеферд.

Во дворе стоял синий «воксхолл-вектра» с работающим мотором. Шарп открыл заднюю дверцу, пропустил вперед Шеферда и сел рядом с ним. Даже в машине детектив продолжал играть свою роль, изображая невозмутимого полицейского, которому до смерти надоело конвоировать вооруженных преступников. Второй детектив занял место рядом с водителем и указал ему на ворота. Шофер, маленький лысый мужчина в кожаной куртке с поднятым воротником, завел мотор и нажал на газ.

Шеферд шевельнулся на своем сиденье. Амелия с блокнотом в руках вышла на улицу и смотрела, как они уезжают.

Автомобиль остановился у ворот. Охранник в теплой куртке приблизился к водителю и проверил бумаги через опущенное окно. Он взглянул на Шеферда.

— Год рождения? — спросил он.

Шеферд дал ему анкетные данные Макдоналда.

— Личный номер?

Шеферд ответил.

Офицер попросил документы у детективов, и они по очереди протянули ему свои удостоверения. Он сравнил их лица с фотографиями, отступил от машины и махнул своему напарнику. Огромные ворота открылись, и водитель поднял окно.

— Это сладкое слово «свобода», — еле слышно пробормотал он.

Шарп подождал, пока машина отъедет подальше от тюрьмы, и обратился к Шеферду:

— Сочувствую твоему горю, Паук.

Шеферд молча кивнул. Шарп представил своих помощников. Человека с боксерским носом звали Тим Бикнелл, он был новеньким в отряде Харгроува. За рулем сидел Найджел Россер.

— Мы прозвали его Россер, потому что он держит собаку, — промолвил Шарп. — По крайней мере мы ему так говорим.

Россер добродушно усмехнулся и сложил пальцы буквой "V".

— Жми на педаль и смотри в оба, — приказа! ему Шарп.

— Спасибо за старушку с простреленной ногой, — произнес Шеферд. — Это здорово поднимет мою репутацию в тюрьме.

— Не волнуйся. Когда мы вернемся, надзиратели будут знать, что в Глазго тебя не было, — успокоил его Шарп.

Бикнелл открыл бардачок и достал металлический контейнер с сандвичами из «Маркс энд Спенсер». Он протянул его Шеферду.

— Как насчет кофе? — спросил он. — Босс сказал, вы любите черный без сахара.

Шеферд поставил контейнер на колени и взял сандвичи. Один был с черным хлебом и говядиной, другой — с белым хлебом и жареным цыпленком.

— После тюремной пищи тебе это должно понравиться, — заметил Шарп.

— Что верно, то верно, — пробормотал Шеферд.

Он открыл зубами упаковку и начал есть.

— Мы собираемся проехать по кольцевой и посмотреть, нет ли слежки, — сказал Шарп. — Если все чисто, отвезем тебя домой. Лайам и его бабушка сейчас там. В багажнике есть смена одежды и дорожный несессер. Ты можешь привести себя в порядок, пока мы будем заправляться.

Шеферд жевал. Он по-прежнему был в арестантской робе, в которой отправился к Харгроуву из спортзала. Душ он в этот день не принимал.

— Нам пришлось придумать про Глазго, чтобы увезти тебя хотя бы на ночь, — продолжил Шарп. — Вернемся завтра вечером. Ты почти весь день проведешь со своим парнишкой.

Один день, подумал Шеферд. Двадцать четыре часа. Все, что сумел дать ему Харгроув после смерти Сью.

— Я знаю, Паук, это очень мало, но если мы задержимся дольше, возникнут подозрения.

Шеферд промолчал. Шарп наклонился и снял с него наручники.

— Как там внутри? — спросил он.

— Девяносто процентов скуки, десять процентов риска, — ответил Шеферд. — Почти всем заправляют заключенные. Если что-то случается, максимум, что может сделать охрана, — вызвать подкрепление. Поэтому они на многое закрывают глаза.

— А как твой подопечный?

— Крепкий орешек. Я хожу по лезвию ножа.

— Не понимаю, как ты это выдерживаешь, — покачал головой Шарп. — Я бы спятил.

— Ничего, привык бы.

Бикнелл предложил Шеферду бутылку виски.

— Плеснуть вам в кофе? — спросил он.

Шеферд не возражал, но ему не хотелось, чтобы дома от него пахло алкоголем, и он отказался. Он отвинтил крышку термоса и налил себе немного кофе.

— Из «Старбакса», — улыбнулся Шарп. — Не то что это быстрорастворимое дерьмо.

У напитка был густой и насыщенный вкус, не имевший ничего общего с тем жидким пойлом, которое Шеферду приходилось пить в тюрьме. Впереди на обочине дороги стояли два мотоциклиста. Один отделился от тротуара и выехал на шоссе перед «воксхолл-вектра». Водитель был в черном кожаном комбинезоне и закрытом шлеме. Второй мотоциклист последовал за ними.

— Это наши, — пояснил Бикнелл, достав из плаща маленькую рацию. — Браво один, на связи.

В динамике что-то загудело.

— Браво два, говорите громче.

— Браво два, на связи.

Снова гудение.

— Еду за вами, — доложил задний мотоциклист.

Бикнелл убрал виски в бардачок и откинулся в кресле.

— Послезавтра похороны Элиота, — сообщил он.

— Я не знал, — сказал Шеферд.

— Джонатан был отличным парнем. По крайней мере для фаната «Спурс».

— Ты ведь с ним работал? — спросил Шарп.

— Пять лет назад, во время облавы на уличных торговцев, — ответил Шеферд. — Мы вместе брали турецкую банду в северном Лондоне, а потом проболтали весь обратный путь. Тогда мы оба были стажерами. Пойдешь на похороны?

— Харгроув запретил нам появляться. Карпентер может засечь всех, кто там засветится.

— Как он умер?

— Двое парней на мотоцикле остановились рядом на перекрестке. Бах, бах — и всем привет. Мотоцикл, разумеется, краденый. Профессиональная работа.

— Как отреагировала его жена?

— Ее накачали транквилизаторами. Она тоже была в машине, когда это случилось.

— Господи Иисусе, — пробормотал Шеферд.

Харгроув, как всегда, не особенно вдавался в детали. Он считал, что Шеферду не обязательно знать все подробности убийства Элиота.

— Но детей у них не было?

Шарп поморщился.

— Она беременна. Уже два месяца. Он даже не успел об этом узнать. Жена хотела сделать ему сюрприз.

Шеферда передернуло. Он не стал открывать сандвич с цыпленком, у него пропал аппетит. Он предложил еду Шарпу, но тот покачал головой.

— Если никто не хочет, я не откажусь, — произнес Россер.

Шеферд передал ему сандвич.

— Кто придет от имени отряда? — спросил он.

— Там соберется много людей в форме, — ответил Шарп, — но Харгроува не будет.

— Значит, никто?

Ему была неприятна мысль, что никто из коллег не проводит Элиота в последний путь, но он понимал, почему это неизбежно. Человек Карпентера может с помощью простого бинокля раскрыть всех секретных агентов, которые появятся на кладбище.

— Мы пошлем цветы, а Харгроув съездит к его жене, — промолвил Шарп. — И мы сделаем все, чтобы этот ублюдок Карпентер провел остаток жизни за решеткой.

* * *

Солнце было уже высоко в небе, когда «воксхолл-вектра» остановился перед двухквартирным домом в Илинге. Стоял теплый погожий день. Когда Шарп открыл дверцу, Шеферд услышал щебет птиц. Он посмотрел на свой дом. Они прожили здесь почти шесть лет. Лайам еще не ходил, когда они переехали сюда. С ним связаны лучшие годы их жизни. Шеферд вышел из машины. На автозаправке он умылся и переоделся в синие джинсы и хлопчатобумажную рубашку. Бриться не стал, чтобы не вызвать подозрений в тюрьме. Шотландские полицейские вряд ли позаботились бы о его щетине.

— Здесь мы расстанемся, Паук, — предупредил Шарп. — Заедем за тобой завтра утром. Позвони, если что-нибудь понадобится.

Он дал Шеферду свой мобильный номер.

Шеферд продолжал смотреть на дом после того, как Шарп сел в машину и уехал. Он взглянул на крышу. Возле трубы не хватало нескольких черепиц. Он много раз обещал Сью, что сделает ремонт. Так же часто она напоминала ему и о водосточных трубах, давно нуждавшихся в покраске. Ему вдруг захотелось попросить у нее прошения за все, что не успел сделать, за то время, которое провел не с ней.

Он подошел к парадной двери по гравию дорожки. Дверь открылась, и на мгновение Шеферду показалось, что перед ним Сью, произошла какая-то нелепая ошибка и она по-прежнему жива. Но это была не она — в дверях стояла Мойра, ее мать, высокая и красивая женщина пятидесяти с лишним лет, скуластая, как Сью, с таким же пухлым ртом и золотисто-каштановыми волосами, слегка тронутыми сединой. Она была без косметики, в голубых джинсах и свободном темно-синем свитере.

Мойра заставила себя улыбнуться и поцеловала Шеферда в щеку.

Он не знал, что ей сказать, и они молча стояли у входа.

— Где ты пропадал, Дэниел? — спросила она.

Теща была единственной, кто называл его полным именем. Дома и в школе он был Дэнни. Вступив в армию, Шеферд решил, что «Дэнни» звучит слишком по-детски, и сказал приятелям-новобранцам, что его зовут Дэн. После учений в джунглях Борнео друзья из отряда САС окрестили Шеферда Пауком. Однажды они поспорили, кто съест больше всех разных противных тварей и не сблюет, и Шеферд сожрал тарантула. С тех пор ему дали кличку Паук, но для Мойры он по-прежнему оставался молодым солдатом, похитившим его дочь. Сью всегда называла его Дэн.

— Где Лайам? — произнес Шеферд, не ответив на ее вопрос.

— В гостиной, играет на своей приставке.

— Как он?

Мойра скрестила руки на груди.

— Его спас ремень безопасности. Но он был там, когда Сью...

— Он что-нибудь говорит?

— Сказал, что не хочет обсуждать эту тему. Доктор считает, что Лайам пытается справиться с проблемой по-своему. Он заговорит, когда будет готов.

Шеферд обнял ее.

— Спасибо, что приехала, Мойра. Спасибо, что заботишься о нем.

— Он мой внук, Дэниел, — спокойно промолвила она.

Шеферд отпустил ее и шагнул в холл. Гостиная была справа. Оттуда доносились крики и грохот стрельбы. Мойра закрыла парадную дверь.

Сын сидел на полу по-турецки и орудовал рычагами игрового пульта. Солдат на экране прошивало пулеметной очередью, и они взрывались один за другим. Когда Шеферд вошел в комнату, Лайам не поднял головы.

— Привет, — произнес Шеферд.

— Привет, — отозвался Лайам, не отрывая взгляда от экрана.

Шеферд застыл. Он ожидал, что мальчик бросится к нему со слезами на глазах, а он в ответ крепко обнимет сына, поднимет его в воздух и скажет, что все хорошо.

— Ты в порядке?

Лайам пожал плечами и продолжил играть. Шеферд сел на пол рядом с ним.

— Можно мне попробовать? — спросил он.

Не отрываясь от пульта, сын протянул ему вторую контрольную панель. Пока Шеферд рассматривал разноцветные кнопки, Лайам всаживал игрушечные пули в игрушечных солдат.

Шеферд начал играть вместе с сыном. Бах, бах — и ты убит. Игрушечная кровь. Игрушечное горе. Ни жалости, ни угрызений совести.

— Выпьешь кофе, Дэниел? — спросила Мойра, подойдя к двери.

— Нет, спасибо.

— А ты, Лайам? Хочешь лимонад?

Мальчик покачал головой.

— Надо говорить — нет, спасибо, — напомнил Шеферд.

— Нет, спасибо.

— А как насчет кексов?

— Нет, спасибо.

Шеферд оглянулся через плечо. Мойра стояла, сжав руки, на ее глазах выступили слезы. Он успокаивающе улыбнулся, но она отвернулась и ушла на кухню.

— Хочешь, пойдем в парк? — предложил Шеферд. — Мячик погоняем.

— Ладно, — согласился Лайам.

* * *

Сын ударил по мячу и побежал за ним. Ирландский сеттер тоже бросился вдогонку, но мальчик успел первым и наподдал мяч так, что тот взлетел высоко в воздух. Собака с лаем помчалась дальше. Лайам еще ни слова не сказал о смерти матери. Он вообще очень мало говорил. Несколько раз Шеферд пытался начать беседу, но сын лишь хмыкал или давал односложные ответы. Шеферд понимал, что Лайам просто скрывает свои эмоции и рано или поздно они вырвутся наружу. А пока он предпочитал молчать и гонять мяч с ирландским сеттером.

Шеферд увидел, что с другой стороны футбольного поля идет мужчина. Он держал руки в карманах плаща. Это был Сэм Харгроув.

Пока он приближался, Шеферд наблюдал, как Лайам играет с собакой.

— Хороший день для прогулки, — произнес Харгроув.

Вечерний ветерок слегка шевелил его безупречную прическу.

— Когда выходишь из тюрьмы, любой день кажется хорошим, — отозвался Шеферд.

— Как он? — спросил суперинтендант, кивнув на мальчика.

— Его мать недавно умерла, как, по-вашему, он должен себя чувствовать? — ответил Шеферд и понял, что фраза прозвучала грубо. Он хотел извиниться, но слова застряли у него в горле.

Харгроув положил руку на его плечо.

— Мне жаль, что все так случилось, — промолвил он. — Если я смогу чем-нибудь помочь, скажи.

— Ладно.

Некоторое время они молчали.

— Ведь это не светский визит, правда? — поинтересовался Шеферд.

— Если не хочешь говорить о работе, я не возражаю.

— Я в порядке.

Занимаясь делами, он по крайней мере мог не думать о Сью.

— Тони Стаффорд — человек Диггера, — сообщил Харгроув.

— Неудивительно. Карпентер практически сам в этом признался.

Харгроув достал из кармана коричневый конверт и протянул его Шеферду. Внутри лежало несколько снимков, на которых Стаффорд встречался с симпатичной чернокожей девушкой, потом брал у нее из рук какой-то конверт и уходил с улыбкой на лице.

— Мы нашли одно офшорное строительное общество, где на его счете лежат пятьдесят восемь тысяч.

— Вот дурак.

Шеферд вспомнил досье на Стаффорда. Женат, трое детей, один учится в университете. Жена работает сиделкой. Два источника дохода, значит, денег в семье должно хватать. Видимо, проблема в жадности или в задетом самолюбии. По тем же мотивам преступники становятся осведомителями.

— Нам известно, что он человек Диггера. Но из этого еще не следует, что он человек Карпентера. Мы постоянно следим за сестрой Диггера, и никто из людей Карпентера к ней даже близко не подходил. К Стаффорду, кстати, тоже. Мы прослушиваем все их телефонные разговоры. Ничего. Ни одной ниточки между ними и Карпентером.

— Значит, у Карпентера есть кто-то еще?

— Он использует Диггера для решения своих проблем в тюрьме, но для внешней связи у него иной канал.

— А что Бэйн?

— Мы проверили его телефонные звонки и посетителей. Никаких контактов с людьми Карпентера. К тому же Бэйн утратил авторитет. Его жена забрала почти все наличные и удрала в Малагу с каким-то турком. Двое из членов его банды используют старые контакты для организации своего бизнеса. Бэйн вышел в тираж. Мы продолжаем за ним следить, но не похоже, чтобы связь шла через него.

— И что теперь?

— Хороший вопрос, — усмехнулся Харгроув. — Если мы возьмем Стаффорда, то спугнем главную дичь.

— Вы оставите его на месте?

— Пока не узнаем про другого парня. — Харгроув помолчал. — Если ты все еще в деле.

* * *

Мойра стояла у открытой двери и смотрела, как Шеферд с сыном, держась за руки, идут по дорожке.

— Мне не нравится, как готовит бабушка, — сказал Лайам. — Она слишком много солит.

— Ладно, мы ей скажем.

Мойра помахала им рукой, и Шеферд ответил тем же.

— Папа, ты теперь всегда будешь дома?

Шеферд остановился.

— Давай поговорим об этом завтра, хорошо?

— Ты ведь больше не уедешь, правда?

— Только совсем ненадолго, Лайам.

— Ты всегда уезжаешь.

— Такая у меня работа.

На глаза Лайама навернулись слезы.

— Не оставляй меня с бабушкой. Пожалуйста.

Шеферд склонился над сыном и крепко прижал к себе, уткнувшись лицом в его волосы. Плечи Лайама сотрясались от рыданий.

— Я скучаю по маме.

— И я тоже.

— Это нечестно.

— Я знаю.

— Папа, это я во всем виноват.

— Что за глупости. Ты тут ни при чем.

— Она хотела поднять мою сумку и поэтому умерла.

Шеферд поцеловал сына в мокрую от слез щеку.

— Никто ни в чем не виноват, — промолвил он. — Это был несчастный случай. Но твоя мамочка любит тебя больше всех на свете, а сейчас она на небесах и смотрит на тебя сверху. Она всю жизнь будет о тебе заботиться.

— Правда? — спросил Лайам, смахивая с ресниц слезы.

— Ей-богу, — ответил Шеферд.

— Надо перекреститься, а то не считается.

Подхватив его левой рукой, Шеферд перекрестился правой и понес сына в дом. Он вошел в гостиную, представляя, что сейчас увидит на диване Сью. Она смотрит телевизор или читает один из своих журнальчиков про знаменитостей и грозится оторвать ему голову за то, что он опять задержался на работе.

Шеферд посадил сына на диван.

— Хочешь, посмотрим телевизор?

— Лучше я поиграю на «PlayStation».

— Ладно, иди.

Шеферд отпустил сына, чтобы тот включил свою приставку, и направился в кухню, где Мойра занималась ужином.

— Будет готово через час, — произнесла она. — Хочешь пока картошку или чипсы?

— Все сгодится, — ответил Шеферд.

Он сел за стол и налил себе чай. Сахара в нем не было, но он машинально мешал в чашке ложечкой.

— Не могу поверить, что это случилось. В голове не укладывается.

Мойра нагнулась и поставила запеканку в печь. Когда она выпрямилась, у нее в глазах стояли слезы. Шеферд вдруг осознал, что Мойра потеряла единственную дочь. Он был так занят собой и сыном, что не подумал, какие чувства испытывает Мойра. У нее двое детей — Сью и сын, который жил в Австралии и виделся с ней раз в год. Ее губы задрожали. Шеферд быстро встал и подошел к ней.

— Господи, Мойра, прости, — пробормотал он, обняв ее за плечи.

— Я не стану плакать, не стану, — повторяла она.

— Все в порядке, — сказал Шеферд, гладя ее по волосам. — Все хорошо.

— Это нечестно. — Она шмыгнула носом. — Сью никому не сделала ничего плохого, она всех любила, она не заслужила такой смерти. Черт, черт, черт!

Шеферд впервые услышал, как ругается теща. У него защипало в глазах, но он заставил себя сдержаться.

— Никогда не предполагала, что похороню собственную дочь, — вздохнула Мойра. — Дети не должны умирать раньше родителей.

Слеза выкатилась из глаза Шеферда и сбежала по щеке; он вытер ее о плечо Мойры.

— Будь проклята эта авария! — воскликнула она. — Черт бы ее побрал! Если бы Сью поехала другой дорогой, если бы там не было грузовика, если бы она заметила его раньше... от этих «если» у меня разрывается сердце. Она не должна была умереть. Это неправильно. Несправедливо.

Мойра разрыдалась у него на груди. Шеферд молча обнял ее за плечи. Раньше он никогда не обнимал тещу. И никогда не видел, как она плачет. Многое было в первый раз. Но уже без Сью. Для нее все кончилось. У них уже состоялся последний ужин. Последний секс. Последняя ссора. Все, что касалось Сью, осталось в прошлом.

Шеферд помог Мойре сесть на стул и налил ей чай. Он протянул ей полотенце, чтобы вытереть слезы.

— Я была против вашего брака, — призналась она.

— Помню.

Мойра и ее муж, банковский служащий, с самого начала не скрывали своего отношению к Шеферду, считая его неподходящей партией из-за рабочего происхождения и профессии. Но поскольку с его родословной ничего нельзя было поделать, они изо всех сил старались заставить его хотя бы уволиться из армии. Шеферд упорно отказывался, и только когда Сью пригрозила сбежать из дома, Мойра и Том согласились на венчание. Друзей Шеферда попросили явиться в штатском, но он радовался, увидев, что каждый нацепил на свой пиджак значок полка.

— Она безумно тебя любила, ты знаешь? — спросила Мойра.

— Да.

— Мы всегда ей говорили — выйдешь за солдата, разобьешь себе сердце.

Шеферд сжал в руках фарфоровую чашку. Сью берегла сервиз для особых случаев, а в обычные дни они пили из кружек, но в хозяйстве Мойры кружки не предусматривались. Только чашки и блюдца. Слезы закапали у него из глаз, и он уронил голову, уткнувшись лбом в крышку стола.

* * *

Проходя по площадке, Карпентер кивнул Ллойд-Дэвис.

— Как дела, мисс Ллойд-Дэвис? — поинтересовался он.

— Неплохо, спасибо.

— Вам идет, — заметил Карпентер.

Она машинально тронула прическу. Карпентер улыбнулся.

— Это открывает ваш красивый лоб.

Ллойд-Дэвис была одновременно и польщена и недовольна. Ведь это только игра: Карпентер привлекал своим обаянием кого угодно, и сейчас настала ее очередь. Но сегодня она впервые решилась заколоть волосы кверху, а никто из сослуживцев даже не обратил внимания.

Карпентер облокотился о перила и стал наблюдать за заключенными, толпившимися на первом этаже. До ужина оставалось несколько минут. Обычно кто-нибудь приносил ему еду, но теперь он решил смешаться с общей массой.

Он спустился по железной лестнице. Раздача началась, и заключенные выстроились в очередь с пластмассовыми подносами. Двое парней у стола кивнули Карпентеру, предлагая пропустить его вперед, но тот покачал головой. Он подошел к Ли, который отрабатывал удары за бильярдным столом.

— Как дела, Джейсон?

Ли выпрямился и положил кий.

— Все по-старому.

— Слышал, твоего соседа забрали?

— Полицейские из Глазго повезли его на опознание. Ли хотел отойти, но Карпентер взял его за локоть.

— Подожди минутку, Джейсон. Хочу тебя кое о чем спросить.

Ли остановился, переминаясь с ноги на ногу.

— Что за парень этот Макдоналд?

— Держится отчужденно. Мало болтает.

— Но зато много слушает?

— Просто молчит.

— Он крутой или не очень?

— Ведет себя очень вежливо, но если его тронуть, сразу даст сдачи.

Карпентер задумчиво кивнул.

— Он не рассказывал, за что его взяли?

— Ограбление на каком-то складе в Гатуике. Кремниевые чипы. Компьютерные штучки. Они вломились туда с обрезами, а потом все пошло прахом.

— А его подельники?

— Никогда о них не слышал.

— К нему сегодня приходил адвокат, верно?

— Боб говорит, он требует от него больше денег. Ты знаешь, что такое адвокаты. Вечно сосут из тебя кровь.

— Если они вытащили его из спортзала, значит, визит был неожиданный.

— Да, похоже.

— Он тебе что-нибудь объяснил, когда вернулся в камеру?

— Что?

— Например, что за ним должны прийти полицейские. Может, адвокат предупредил его об этом?

Ли нахмурился.

— Нет, ничего такого он не сказал. Просто лег на койку. — Он пожевал губами. — Правда, вид у него был расстроенный. Прямо убитый. Очевидно, предполагал, что за ним придут.

— Ты видел, как его уводили?

— Да. Амелия его забрала.

— И как он выглядел?

Ли потер подбородок.

— Нормально. Крикнул мне, куда его увозят.

— А за что, не сообщил?

— Нет, но я потом узнал. Гамилтон здорово над этим смеялся. Одна старуха получила пулю в ногу, когда он брал почту. Сейчас она в больнице, и Макдоналда повезли на опознание.

Карпентер похлопал Ли по плечу.

— Окажи мне одну услугу, Джейсон.

— Все, что пожелаешь, Джерри.

— Присмотри за парнем, когда он вернется. Ушки на макушке, ладно?

— Хочешь, чтобы я его прощупал?

— Нет, просто будь повнимательнее.

— Ладно, Джерри.

Карпентер подмигнул и направился к очереди за ужином. За лотком с лазаньей стоял Эрик Магоуэн, держа наготове металлическую лопатку. Это был высокий костлявый мужчина лет пятидесяти, которого обвиняли в отравлении трех женщин из дома престарелых, когда он работал там помощником санитара. В блоке ему дали работу на кухне, якобы потому, что у него имелся опыт, но Карпентер считал, что тюремные власти сделали это нарочно — им нравилось, что еду для зеков раздает отравитель, Магоуэн заметил Карпентера и что-то сказал людям в очереди. Они расступились, освободив ему место. Заключенный протянул Карпентеру поднос.

— Привет, Эрик! — улыбнулся Карпентер. — Какое из блюд не отправит меня на тот свет?

* * *

Лайам с головой ушел в видеоигру, его пальцы почти приросли к рычагам приставки, а глаза не отрывались от экрана, где черный дробовик стрелял по русским солдатам.

— На самом деле они запрещены, — промолвил Шеферд, опустившись на диван рядом с сыном.

— Кто? — спросил Лайам, продолжая смотреть на экран.

— Дробовики. Это незаконное оружие. Нарушение Женевской конвенции.

— Нарушение чего?

— Правил ведения войны.

— Не понимаю. Ружья использовать можно, а дробовики нет?

— Таковы правила.

— Разве оружие не должно убивать людей?

— Должно.

— Тогда почему солдаты не могут иметь дробовиков? Они убивают лучше, чем простые ружья. — Лайам выстрелил в русского десантника, и его голова исчезла в облаке кровавых брызг. — Вот видишь!

— Да уж. Разве эта игра не имеет ограничений по возрасту?

— Мама всегда разрешала мне в нее играть.

Шеферд усмехнулся. Сын уже с трех лет научился использовать авторитет отца против матери и наоборот.

— Пора ужинать.

— Я не голоден.

Шеферду тоже не хотелось есть, но он знал, что им надо подкрепиться.

— У твоей бабушки сейчас трудное время, — сказал он. — Может, поешь немного, чтобы ее не расстраивать?

— Ладно.

Сын продолжал нажимать кнопки.

— Пошли, — сказал Шеферд.

— Сейчас.

Шеферд поднял Лайама и тряс его до тех пор, пока тот не выронил пульт, а затем, посмеиваясь, потащил сына на кухню. Мойра уже накрыла стол на троих, использовав самую лучшую посуду Сью.

Сын нахмурился, увидев фарфоровые тарелки.

— Мама не разрешала нам из них есть, — заявил он. — Они для праздников.

— Ничего страшного, — сказал Шеферд.

— Я просто не знала, — пробормотала Мойра.

— Ничего страшного, — повторил Шеферд.

— Мама всегда позволяла нам есть перед телевизором, — заметил Лайам.

— Хорошо, но сегодня мы поужинаем здесь, — произнесла Мойра, раскладывая по тарелкам порции тушеной говядины.

Шеферд сел за стол. Мойра подала два блюда с картофельным пюре и вареной морковью. Он положил овощи в тарелку сына, потом себе. Улыбнувшись, Мойра сложила руки для молитвы. Лайам посмотрел на отца, и тот кивнул, призывая последовать ее примеру; они оба сидели сложив руки, пока Мойра произносила слова благодарения. Молитва была короткой и красивой, но Шеферд ее почти не слушал. Он не верил в Бога. Служба в САС уничтожила в нем остатки религиозности, а работа в полиции никак не способствовала тому, чтобы убедить его в существовании высших сил. Мир был скверным и гнусным местом, где сильные торжествовали над слабыми и хорошие люди страдали больше остальных. Шеферд не хотел иметь ничего общего с божеством, допускавшим подобную несправедливость.

* * *

Карпентер лежал на койке и смотрел на луну, блестевшую в маленьком зарешеченном проеме над его столом. Он слышал, как в камерах на его площадке открываются окошки и ночная смена начинает свой регулярный обход. Карпентер никогда не понимал, зачем нужна такая предосторожность: если бы кто-нибудь из заключенных всерьез решил покончить с собой, он легко мог сделать это между двумя обходами. Одного часа вполне достаточно, чтобы сунуть голову в самодельную петлю из рваных простыней или вскрыть себе вены.

В двери Карпентера открылось окошко. Он не шевельнулся. Окошко захлопнулось. Карпентер продолжал смотреть на луну. В двери открылся смотровой люк. Это было необычно. Он сел. В отверстии появилась рука и бросила на пол сложенную бумажку. Люк захлопнулся. Карпентер спрыгнул с койки и схватил записку. Снова щелкнуло окошко. В нем мигнул чей-то глаз, и просвет закрылся. Карпентер включил лампочку и прочитал послание: «Позвони».

Он снял с полки CD-плейер и с помощью металлического зажима на авторучке отвинтил нижнюю крышку. Положив на одеяло четыре шурупа, снял пластмассовое дно. За левым динамиком внутри корпуса был прикреплен маленький телефон «Нокиа», вдоль передней панели лежала крошечная батарейка. Камеру Карпентера почти не обыскивали, а в тех редких случаях, когда это происходило, его предупреждали заранее. Обыск проводился бегло и поверхностно, однако рисковать все равно ни к чему, поэтому он тщательно прятал свой мобильник. Контейнер с батарейкой всегда держал отдельно, чтобы она случайно не разрядилась. Карпентер соединил две части телефона, включил его и набрал номер. На другом конце линии долго не поднимали трубку, и Карпентер выругался.

— Давай, Флетчер, шевелись, ленивый ублюдок, — пробормотал он.

Карпентер уже собирался прервать связь, когда Флетчер ответил:

— Да, босс?

— Что случилось, Ким?

— Мы нашли Роупера.

— Где?

— В Милтон-Кейнз.

— В убежище?

— Вроде да. Мы туда ездили вчера вечером.

— Только осторожнее, ладно? Если они поймут, что мы их выследили, то запрячут его так глубоко, что нам придется доставать его с подводной лодкой.

* * *

Шеферд подоткнул одеяло на кровати сына и поцеловал Лайама в лоб. Он почувствовал запах мяты: Шеферд проследил, чтобы сын чистил зубы не менее двух минут, несмотря на его протестующие крики, что при маме он делал это гораздо быстрее. Теперь Лайам пробормотал что-то во сне и тихо засопел.

Шеферд закрыл дверь спальни и спустился в кухню. В шкафчике над холодильником стояла бутылка «Джемесон», и он налил себе двойную порцию. Плеснув немного воды из-под крана, он направился в гостиную, где на диване перед телевизором сидела Мойра. Она покосилась на бокал в его руке, но промолчала. Мойра всегда была убежденной трезвенницей.

— Сразу уснул, — сообщил Шеферд, опустившись в кресло.

Под подушкой оказалось что-то твердое, и он вытащил книжку в бумажной обложке. Филипп Рот. «Запятнанная репутация». Место, на котором она остановилась, было отмечено загнутым углом. Шеферд понюхал книгу, думая о том дне, когда Сью в последний раз отложила ее в сторону. Интересно, понравился ли ей роман и собиралась ли она рекомендовать его ему для чтения. Сью всегда так делала, если произведение увлекало ее по-настоящему. Иногда они сидели рядом и часами беседовали о прочитанных книгах. Сью прихлебывала белое вино, он пил виски, и, по правде говоря, говорила в основном она. Шеферд предпочитал просто сидеть и слушать, наслаждаясь ее волнением и блеском в глазах. Он повторял, что ей надо попробовать сочинять самой — поступить на какие-нибудь курсы или в литературный клуб, — но жена всегда отвечала, что ей нравится лишь процесс чтения.

— Я была в школе, — сказала Мойра. — Там заявили, что он может не ходить на занятия столько, сколько нужно.

— Хорошо, — промолвил Шеферд, глотнув из бокала. — Спасибо. Ужин великолепный.

Он сделал еще глоток и поставил бокал на кофейный столик.

— Как Том?

— Очень переживает. Его заместитель в отпуске, поэтому ему пришлось остаться на работе. Он приедет в выходные дни.

— Надо ему позвонить.

— На твоем месте, я бы лучше не трогала его, — предупредила Мойра. — Доктор выписал ему какое-то лекарство. — Она поморщилась. — Он и мне что-то прописал, но я обойдусь.

На глазах у нее снова появились слезы, и она вытерла их носовым платком.

— Я не была на похоронах уже двадцать шесть лет, с тех пор как умер мой отец, — продолжила она. — Мне всегда везло. В семье брата все хорошо, а родственники Тома, похоже, будут жить вечно. Я думала, Бог к нам благоволит. И вот теперь...

Она расплакалась, прижав к лицу платок.

— Что мы должны делать? Наверное, нужны какие-то распоряжения?

Шеферду никогда не приходилось устраивать похороны, и он не знал, с чего начать.

— Я звонила в местную фирму. Они все организуют. Я дала им номер своей кредитной карты. Они сказали...

Голос Мойры утонул в слезах.

Шеферд оглядел гостиную. Присутствие Сью чувствовалось повсюду. В книгах, которые она читала. В телевизионной программе на журнальном столике, раскрытой на позавчерашнем дне. Взятая ею напрокат видеокассета все еще стояла на полке, ожидая, когда ее вернут обратно. Бумажка со списком покупок в магазине: шампунь, чай, пакеты для мусора. Память у Сью была хуже, чем у Шеферда, и она постоянно писала самой себе записочки, чтобы не забыть, какие дела необходимо выполнить. Он часто подтрунивал над ней по этому поводу. Когда они вместе ходили в супермаркет, Шеферд лишь раз смотрел в ее памятку и больше туда не заглядывал. Адреса и телефонные номера Сью хранила в записных книжках и электронном органайзере, а Шеферд держал все в голове. Другие мужья забывали о годовщинах и днях рождения, но с Шефердом этого не случалось. Он мог вспомнить любую дату любого события своей жизни — важного или не важного, все равно.

— Чем конкретно ты занимаешься? — спросила Мойра.

— Я не имею права говорить, — ответил Шеферд. — Извини, но это секретная информация.

— Сью с ума сходила из-за того, что тебя никогда не было дома.

— Знаю. Но я не мог поступать иначе.

— В любом случае теперь с этим покончено.

— Мойра! — запротестовал Шеферд.

— Это твой сын, — твердо произнесла Мойра. — Он на первом месте.

— Конечно, на первом. Не надо мне напоминать, что я должен ценить больше всего.

— Кому-то все-таки надо это сделать, — возразила Мойра. — Военную службу ты всегда ставил выше семьи, да и в полиции мало что изменилось.

— Я ушел из армии ради Сью, — тихо промолвил Шеферд.

Ему не хотелось ввязываться в спор, тем более что он уже тысячу раз ссорился из-за этого с женой.

— Она хотела, чтобы у тебя была нормальная работа. А не похождения тайного агента, который занимается бог знает чем.

— Ей не следовало сообщать тебе, чем я занимаюсь. Какой смысл работать под прикрытием, когда люди кричат об этом со всех крыш.

Мойра мрачно взглянула на него.

— Похоже, ты так и не понял, Дэниел, что семья важнее всего. Сью ничего от меня не скрывала.

Шеферд знал, что Сью скрывала от матери множество вещей. Как они занимались любовью в ванной, когда Мойра и ее муж сидели внизу и смотрели «Жителей Ист-Энда». Про уплотнение, которое он нашел у нее у груди, и о том, как потом Сью несколько недель не могла спокойно спать, пока врачи не признали опухоль доброкачественной. Шеферд знал, что на свете нет ничего важнее семьи, но Мойра не понимала, что он и был для Сью семьей. Он и Лайам.

— Это очень важная работа, Мойра.

— Но ты на нее не вернешься, верно?

— Все не так просто.

— Нет, нет! — воскликнула она. — Все очень просто. У тебя есть выбор — работа или сын.

Шеферд взялся за голову.

— Мойра... — пробормотал он.

— Сью еще не успели похоронить, а у тебя на уме уже одна работа. Ты подсел на адреналин, вот в чем дело. Мы говорили Сью — если свяжешься с десантником, не жди ничего хорошего. Все вы одинаковые. Вам нужна опасность, смертельный риск. Этим ты занимался в САС, то же делаешь и сейчас. Точь-в-точь как наркоман — главное, получить дозу.

— Это несправедливо.

— Конечно, несправедливо. Ставить свою работу выше благополучия сына — и ради чего? Деньги тут ни при чем, правда? За то время, что ты проводишь вне дома, можно больше заработать на заводе. — Она кивнула на комнату. — Посмотри! Та же мебель, что и в Херефорде. Том и я купили вам кровать и гардероб. А ваш ковер — через него видно пол. Не знаю, что ты ценишь в своей работе, но явно не высокую зарплату.

— Дело не в деньгах!

— Еще бы. Получить кайф, вот чего ты желаешь.

— Я хочу изменить мир к лучшему. Сделать его немного безопаснее.

Мойра хрипло рассмеялась.

— Неужели? По-твоему, за последние двадцать лет мир стал безопаснее? Я так не думаю.

— Он был бы гораздо хуже, если бы мы не выполняли свою работу, — возразил Шеферд, но сразу усомнился в своих словах.

Большая часть его работы состояла в том, чтобы ловить наркодилеров и уличных торговцев зельем, однако количество поступавших в страну наркотиков с каждым годом возрастало. На месте одного преступника, которого он сажал за решетку, появлялись двое новых. Но Джералда Карпентера нельзя было просто отпустить. Не важно, кто придет вместо него, — он не должен уйти безнаказанным после того, что натворил. Мойра хотела что-то сказать, но Шеферд остановил ее, подняв руку.

— В тюрьме есть человек, — продолжил он, — который заслужил пожизненное заключение, но ситуация складывается так, что он может выйти на свободу. Он ввез в страну отравы на несколько миллионов фунтов стерлингов и убивает всякого, кто встает у него на пути.

— Если он в тюрьме, значит, с ним все кончено?

— Не совсем. Его взяли с поличным, но одно дело арестовать, и совсем другое — вынести приговор. Он сидит в предварительном заключении и ждет суда. И при этом устраняет свидетелей, избавляется от улик, старается непременно выбраться на волю. Я — последняя линия обороны, Мойра. Если я выйду из игры, он свободен.

— Неужели все так плохо?

— Он убил тайного агента, моего друга. Застрелил его на глазах у беременной жены.

— Это не твоя проблема.

— Тогда чья это проблема, Мойра? Если я ничего не сделаю, то кто?

— Ты не единственный полицейский в стране. Пусть кто-нибудь другой подставляет себя под пули.

— Для других нет времени. Я не могу объяснить тебе, чем занимаюсь, но без меня это дело рухнет. Мы не успеем подключить новых людей. Если я уйду, ему все сойдет с рук. Включая убийство.

— Ты твердишь одно и то же — он сделал то, он сделал это, он убивал людей. Но если вам все уже известно, почему бы просто не предъявить ему обвинение и не покончить с ним?

— Потому что сейчас иные времена, — ответил Шеферд. — У этого парня лучшие адвокаты в стране. Одна ошибка, один неверный шаг, и они вытащат его из тюрьмы. Мы должны действовать наверняка.

У Мойры опустились плечи. Она внезапно словно постарела на десять лет.

— Мне нужна твоя помощь, — объяснил Шеферд. — Я хочу, чтобы ты пока позаботилась о Лайаме.

— Никто не заменит ему отца, — пробормотала Мойра, но в ее голосе уже не звучала прежняя убежденность.

— Я скоро вернусь. Просто дай мне немного времени для решения проблемы.

— Сколько тебе нужно?

— Несколько недель. Как только дело передадут в суд, моя миссия кончится. А если я выясню, как он связывается со своими людьми на воле, то освобожусь еще раньше. Оставайся здесь, хорошо? Ты единственный человек, кому я могу доверить Лайама.

Мойра смерила его взглядом.

— Надеюсь, с уголовниками ты притворяешься лучше, — усмехнулась она. — Думаешь, я растаю от пары ласковых слов? Это могло сработать со Сью, но не со мной.

— Я серьезно, — произнес Шеферд. — Лайам плохо знает моих родных. Он почти не видел моего брата, и я редко возил его к родителям. Вы с Томом самые близкие для него люди. Ты можешь подумать, что я опять пытаюсь тебе льстить, но клянусь, это чистая правда.

— Вряд ли я оставлю Тома одного.

— Пусть приезжает сюда.

— У него тоже работа. Такая же, как у тебя.

— Возьмите Лайама к себе.

— А школа?

— Ничего страшного, если он пропустит месяц-другой. Кроме того, в Херефорде тоже есть школы. Для него будет даже лучше, если он временно сменит обстановку.

— Чтобы тебе было удобнее опять удрать из дома? — Мойра вздохнула. — Я устала с тобой спорить. Мы с Томом позаботимся о мальчике, пока ты не почувствуешь, что созрел для роли отца. — Она резко встала с дивана. — Я иду спать. Во сколько ты завтра уедешь?

— Не знаю. Очевидно, в середине дня.

— Я приготовлю обед. Собиралась сделать жаркое, но Лайам хочет рыбные палочки.

— Отлично.

Мойра ушла, оставив Шеферда допивать виски с водой. Он вытянул ноги и тяжело вздохнул. Ему казалось, что тюрьма находится за миллион миль отсюда, и он чувствовал, что готов бросить ко всем чертям свою работу, предоставив разбираться с Карпентером кому-нибудь другому. Подключать новых людей уже поздно, это правда, но и Мойра была недалека от истины, обвинив его в том, что он подсел на адреналин. В глубине души он мечтал сразиться с Карпентером и поставить свою жизнь на карту, как много раз случалось раньше. Шеферд сознавал, что по-настоящему живым он ощущал себя лишь во время битвы, когда встречался с врагом лицом к лицу и знал, что один из них должен умереть, поскольку в бою не может быть двух победителей и если он не убьет противника, тот уничтожит его. Работа тайного агента была иной, но она вызывала в нем те же эмоции. Ничто не могло сравниться с упоением победы, когда один из его подопечных уходил в наручниках, не догадываясь, где он прокололся, а Шеферд знал, что это произошло благодаря ему и только собственные силы и способности — вместе с толикой удачи — вознесли его в этот день на пьедестал. По всей стране за решеткой сидели множество мужчин и женщин, которых Шеферд лично посадил в тюрьму, и они, словно живые трофеи, свидетельствовали о его триумфах. Шеферд осушил бокал, сходил в кухню и наполнил его снова. Интересно, чем сейчас занимается Карпентер? Наверное, лежит на койке и слушает радио. Может, что-нибудь читает. Или планирует свой следующий ход. Размышляет о том, что будет делать, когда выйдет на свободу, как потратит свои миллионы.

— Человек предполагает... — пробормотал Шеферд и поднял бокал.

Если он все сделает правильно, планы Карпентера превратятся в дым и остаток своей жизни он проведет в тюрьме, даже не зная, кому этим обязан.

* * *

Джейсон Ли сидел за столом, когда дверь в его камеру открылась. Он нахмурил брови. До ужина оставалось еще полчаса. Потом Ли вспомнил, что сегодня может вернуться сосед, и обернулся, ожидая Макдоналда. К его удивлению, на пороге стоял Эрик Магоуэн, один из раздатчиков на кухне. Он держал в руках целлофановый пакет с провизией. За его спиной возвышался кто-то из надзирателей, но Л и не рассмотрел его лица.

— Это не мне, приятель, я сегодня без гроша, — сказал Ли.

Он откинулся на стуле, пытаясь разглядеть лицо охранника, но по-прежнему видел лишь его черные брюки и белое пятно рубашки. Трудно было определить, мужчина это или женщина.

— Бери, — буркнул Магоуэн и швырнул ему пакет.

Ли поймал его на лету. Три пачки лапши. Две плитки шоколада. Банка кофе. Ли не мог заказать такое пиршество. Это плата от Карпентера.

Магоуэн ушел, и надзиратель запер дверь на ключ. Ли посмотрел на пакет. Он знал, что Карпентер ничего не дает просто так. Теперь ему придется присматривать за соседом. Если на Макдоналда будет какой-то компромат, а Л и его прозевает, — да поможет ему Господь.

* * *

Шеферд проснулся и перевернулся на другой бок. Он почувствовал запах духов Сью и, бормоча ее имя, потянулся к противоположной стороне кровати, но рука наткнулась на пустую подушку. Реальность окатила его холодной волной, и Шеферд сжался в комок, вспомнив обо всем, что произошло. Ему приходилось видеть смерть многих людей, на его глазах погибали друзья, но ничто не могло сравниться с потерей любимой женщины.

Однажды Шеферда с ног до головы залило кровью капитана, которому и афганской пустыне оторвало голову, и он тащил тело, пока снайперская пуля не ранила его самого в плечо. Он видел, как во время учений на Борнео молодой десантник умер от укуса змеи из-за глупой ошибки медиков, положивших ему в рюкзак не то противоядие. Десантник скончался в вертолете всего в десяти минутах от госпиталя, его спина выгнулась, как колесо, и на губах выступила кровавая пена, но Шеферд до последнего мгновения держал его за руку и уверял, что все будет хорошо. Когда они лазали по скалам на берегу Уэльса, один из курсантов взял на себя слишком много груза, сорвался вниз и разбился насмерть — еще одна нелепая ошибка, стоившая человеческой жизни. Но в смерти товарищей и сослуживцев был хоть какой-то смысл: они защищали свою страну, а за это иногда приходится дорого платить. Как и любой солдат, Шеферд знал, что смертельный риск является частью его профессии. Позже, оказавшись в рядах полиции, он тоже понимал, что столкнется с насилием и смертью. Но гибель Сью была совершенно нелепой. Обычный дорожный инцидент, две столкнувшихся машины — и вот Лайам лишился матери, Том и Мойра потеряли дочь, а Шеферд остался без жены.

Он повернулся на живот, зарылся лицом в подушку и вспомнил, как в последний раз встречался с Сью. Комната для посещений, он со своим дурацким жетоном на груди, ее старый шерстяной жакет и голубые джинсы, маленький золотой крестик на шее, неприятный разговор о том, когда он выйдет из тюрьмы. Шеферд помнил каждое сказанное ею слово, все ее жесты, выражение глаз, то, как она постукивала ногтем по столу и бросала раздраженные взгляды на охранников, словно они были виноваты во всех ее проблемах. Это было тяжелое воспоминание, наполнявшее его горечью и стыдом. Будь он тогда дома, вместе с Сью и сыном, ему пришлось бы вести Лайама в школу и, вероятно, он успел бы раньше нажать на тормоза, но даже если бы не успел, если бы врезался в тот грузовик, пусть лучше погиб бы он, а не Сью. Мойра права. В мире хватает полицейских и без Шеферда, множество людей в любой момент могли бы занять его место, но у Лайама была только одна мать, и ее уже никем не заменить.

Шеферд начал ругаться в подушку, он ругался самыми грязными словами, какие знал, однако сознавал, что его гнев бесполезен. Ему некого винить, и мстить тоже некому. Он повернулся на спину и уставился в потолок. Сделанного не воротишь. Надо играть с той картой, которая тебе досталась, даже если на руках одни шестерки.

Шеферд принял душ и спустился в кухню. Мойра в белом халате Сью готовила кофе.

— Ты не возражаешь? — спросила она, кивнув на свой наряд. — Просто я...

Мойра не закончила фразу, но Шеферд понял, что она хотела сказать. От халата пахло Сью, ее духами, ее потом, ее жизнью — надев его, Мойра словно немного продляла существование дочери.

— Я знаю, — промолвил Шеферд. — Это как будто она ненадолго вышла и вот-вот вернется.

— Она мне снилась сегодня ночью. Я почти не спала, но потом заснула и увидела во сне, как она вернулась, потому что произошла ужасная ошибка и в машине погиб другой. — Она грустно усмехнулась. — Глупо, правда?

Шеферд так не считал. Ему тоже приснилась Сью: она объясняла ему, что выполняла для Сэма Харгроува какое-то особое задание, настолько секретное, что не может о нем рассказывать, но теперь все кончено и больше она у него не работает. Даже во сне Шеферд понял, что это звучит неправдоподобно, и начал просыпаться. Он хотел удержать сон, но Сью все равно ускользнула от него, и он проснулся окончательно, продолжая ее звать и стараясь вернуть обратно.

— Я схожу в магазин, куплю продукты для обеда, — сказала Мойра.

— А я свожу Лайама в парк.

— Ты не станешь бриться?

— Не могу. Это часть моей роли.

Шеферд поднялся на второй этаж и сел на кровати рядом с сыном. Лайам спал, обняв подушку, на щеках у него засохли слезы. Шеферд погладил его лоб.

— Пора вставать, малыш.

Лайам сонно повернулся на бок.

— Ты дома? — спросил он.

— Конечно, дома, — ответил Шеферд.

Лайам широко раскрыл глаза, и Шеферд понял, что в первый момент он забыл о произошедшем, но теперь все вновь нахлынуло. Шеферд лег на кровать и обнял сына.

— Все в порядке, — прошептал он ему в ухо. — Все будет хорошо.

— Мама умерла.

— Да. Но она смотрит на тебя.

— В раю?

— Да, в раю.

— Я тоже хочу быть вместе с ней.

— Пока тебе рано отправляться в рай. Ты должен остаться со мной и бабушкой.

— Это нечестно.

— Знаю, что нечестно.

— Она правда в раю, папа?

Шеферд крепче сжал сына.

— Конечно, — ответил он. — Она теперь с Иисусом, и Иисус заботится о ней.

Шеферд в это не верил. Сью была мертва. Ее тело лежало где-то в морге, и его готовили к похоронам или кремации. Она не сидела на облаке с арфой и не смотрела на Лайама с небес. Сью умерла, и Шеферд тоже когда-нибудь умрет. Но его вера — это одно, а то, что Шеферд хотел внушить Лайаму, — совсем другое. Когда сыну было три года, он поспорил с женой, решив просветить ребенка, что никакого Санта-Клауса не существует. Он говорил, что Санта-Клаус просто рекламная выдумка и если не скажут об этом мальчику, то будут обманывать его вместе с остальными. Сью не соглашалась и настаивала, что дети имеют право на фантазии. Шеферд уточнил, нужно ли включать сюда и Бога, и она ответила ему ледяным взглядом. Жена выиграла спор, и лишь в школе, когда приятели прочистили ему мозги, Лайам перестал верить в румяного старичка в красном балахоне. Шеферд ставил Бога на одну доску с Санта-Клаусом, но не хотел доводить ребенка до отчаяния, объяснив ему, что на самом деле никакого рая нет и он больше никогда не увидит свою мать.

— Я люблю тебя, мамочка! — воскликнул Лайам. — Не забывай меня! — Потом он спросил: — Она меня слышит, папа?

— Конечно, слышит. Слышит и любит.

Лайам прижался к нему.

— Тебя я тоже люблю, папа.

* * *

Джералд Карпентер прибавил звук на стереосистеме. Он слушал новости по четвертому каналу, но даже в наушниках до него доносился громкий рэп, громыхавший в нижней камере, а также хлопанье дверей, стук бильярдных шаров, возбужденные голоса и взрывы смеха — звуки, наполнявшие тюрьму в свободные часы, когда заключенным полагалось общаться друг с другом. Впрочем, и когда заключенных разводили по камерам, в блоке не наступало полной тишины. Даже посреди ночи где-то играло радио, слышались приглушенные разговоры, храп, скрип ботинок проходившего по площадке надзирателя, звяканье ключей. Лежа с закрытыми глазами, Карпентер продолжал чувствовать и понимать, где находится. Невозможность контролировать обстановку — одна из самых серьезных проблем в тюрьме. Он надеялся, что деньги и связи сделают его пребывание здесь недолгим. Трудно представить что-либо хуже, чем длительное заключение за решеткой, где все действия контролируются людьми, считающими тебя чем-то вроде запертого в клетку зверька, которого надо периодически выгуливать и кормить.

Карпентер глубоко вдохнул и постарался расслабиться. Он начал думать о жене и сыне, о прогулочном катере, на котором они катались у Малаги, загорая на солнце и вызывая завистливые взгляды столпившихся на пристани туристов; Бонни, сидевшую на лошади и чертовски привлекательную в бриджах и сапожках; самого себя, заходившего в местный паб, угощавшего всех выпивкой и болтавшего о футболе с парнями, не имевшими понятия о том, чем он зарабатывает на жизнь. Если все пойдет по плану, очень скоро он окажется на воле и будет наслаждаться этим наяву. Он уже потратил почти два миллиона на то, чтобы разрушить заведенное против него дело, но даже если ему придется заплатить целых двадцать миллионов, это будет небольшая цена за его свободу.

* * *

После завтрака — яичницы и тостов с сыром, как хотел Лайам, — Шеферд повел сына на прогулку в местный парк. Лайам постоянно говорил о матери. Чаще всего он начинал: «Помнишь, как...» — и потом выкладывал историю от начала до конца. Как она случайно захлопнула входную дверь и ей пришлось забираться в дом через окно. Как она возила его в больницу, решив, что он сломал себе ключицу, упав с велосипеда. Как в каникулы они ели устрицы на берегу реки. Он вспоминал об этом с радостью, и Шеферд молча слушал, гладя его по волосам.

Они погоняли мяч, затем по очереди встали на ворота и устроили серию пенальти, которую выиграл Лайам. Когда они зашли в рощу, Лайам захотел забраться на высокий дуб с широкими ветвями. Шеферд с тревогой смотрел на него снизу, но мальчик ловко и бесстрашно вскарабкался наверх. Он сел на толстый сук и помахал отцу рукой.

— Давай, папа!

Шеферд влез на дерево. Лайам указал куда-то вдаль.

— Наш дом там, верно?

— Да.

— Ты его видишь?

— Нет.

— Мама никогда не разрешала мне лазать на деревья.

— Она боялась, что ты упадешь.

— Но я не упаду, — заверил Лайам. — Мы будем жить в том же доме?

— Пока не знаю.

— Я не хочу переезжать в другое место, — твердо заявил сын.

— Но ты не против немного побыть у бабушки?

— А я должен?

— Если хочешь мне помочь. Мне надо закончить кое-какие дела.

Лайам серьезно кивнул.

— А потом мы снова будем жить дома, правда?

— Да.

— Ты разрешишь мне спать на большой кровати?

— Конечно, разрешу.

Когда они возвращались домой, Шеферд увидел, как в конце подъездной аллеи остановился синий «воксхолл-вектра». С заднего сиденья вылез Джимми Шарп и встал у машины, спрятав руки в карманы.

— Кто этот человек, папа? — спросил Лайам.

— Друг, — ответил Шеферд, положив руку на его плечо.

— Он похож на полицейского.

Шеферд улыбнулся. Шарп десять лет работал под прикрытием, а теперь его запросто раскусил семилетний мальчик.

— Почему ты так решил? — поинтересовался он.

— У него холодные глаза. Как у тебя.

Слова сына полоснули Шеферда по сердцу. Значит, вот как он выглядит в его глазах? Полицейским с холодными глазами?

— Он хороший человек, — сказал Шеферд. — Его зовут Джимми Шарп.

— Шар? Совсем круглый?

— Нет, на конце буква "п".

— Ты уедешь с ним?

— Не знаю. Наверное, да.

— Ладно.

— Но сначала мы пообедаем. Бабушка приготовила рыбные палочки. Твои любимые, верно?

Сын молча пожал плечами.

Когда они подошли к машине, Шарп кивнул Шеферду.

— Харгроув хочет с тобой поговорить, — сообщил он.

Шеферд хлопнул сына по спине.

— Беги в дом и скажи бабушке, что я сейчас приду.

Пока Лайам мчался по дорожке, Шарп набрал номер на мобильном телефоне и протянул его Шеферду. Харгроув ответил после второго сигнала.

— Ты уже решил, что будешь делать? — спросил он Шеферда. У суперинтенданта был усталый голос.

Шеферд взглянул на Шарпа, затем обернулся к дому. Сын застыл у парадной двери и смотрел в его сторону, все еще держа в руках футбольный мяч. За его спиной стояла Мойра.

— Я возвращаюсь в тюрьму, — промолвил Шеферд.

— Спасибо, Паук, — промолвил суперинтендант. — Я знал, что могу на тебя рассчитывать.

— Только проследите, чтобы на воле все было в порядке.

Харгроув снова его поблагодарил, и Шеферд вернул телефон Шарпу.

— Я только пообедаю, и мы поедем, — продолжил Шеферд. — Прости, что не приглашаю тебя в дом. Теща сейчас настроена против полиции.

— Пустяки, — улыбнулся Шарп. — Том прихватил с собой свежих сандвичей и бутылочку «Джемесон». Мы не пропадем.

— Лайам поживет пока у тещи в Херефорде. Присмотрите за ним, ладно?

— Конечно.

— Ты слышал, что среди нас завелась паршивая овца?

— Я слышал только то, что Карпентер — большой засранец. И дерьма у него столько, что хватит на всех.

— Карандаш найдется?

Шарп дал ему авторучку и маленький блокнот. Шеферд написал имя и номер телефона.

— Это парень из САС, — пояснил он. — Если возникнут проблемы, позвони ему и сообщи, в чем дело.

Шарп убрал ручку и карандаш в карман плаща.

Когда Шеферд вернулся в дом, Мойра уже ставила на стол рыбные палочки с жареным картофелем и зеленый горошек. Шеферду не хотелось есть, Лайам тоже вяло ковырялся в своей тарелке. За обедом шла застольная беседа, но мыслями Шеферд был уже в тюрьме, планируя последнюю фазу операции. Он заставлял себя жевать, глотать пищу и кивать, пока Мойра говорила о тяжелой работе в своем саду, о том, что горох теперь далеко не тот, что раньше, и она боится, как бы ее муж не забыл разгрузить стиральную машину.

Когда обед закончился, Шеферд обнял и поцеловал сына.

— Хорошо веди себя с бабушкой.

Лайам не стал плакать, упрекать отца или просить его остаться. Он просто сидел на стуле и молчал.

— Я скоро вернусь, — пообещал Шеферд.

— Можно мне поиграть на своей приставке? — спросил сын, отвернувшись, словно не хотел встречаться с ним взглядом.

— Конечно.

Мальчик слез со стула и тихо вышел из кухни.

— С ним все будет в порядке, — заверила Мойра.

Шеферд тяжело вздохнул. Всего один звонок Харгроуву, и он останется дома, посвятив себя сыну. Один звонок. Он закрыл глаза и покачал головой.

— Ты уже сделал выбор, — мягко промолвила Мойра. — Если начнешь колебаться, станет только хуже.

Шеферд вдруг осознал, как Сью была похожа на Мойру. Он хотел остановить это мгновение, потому что пока в его ушах звучал голос Мойры, все было так, словно ничего не произошло, Сью по-прежнему сидела рядом с ним и была готова устроить ему очередную головомойку, чтобы потом вместе улечься на диван перед телевизором и заснуть в объятиях друг друга.

— Дэниел...

Шеферд открыл глаза, и иллюзия рассеялась. Он поцеловал Мойру в щеку и быстро вышел из дома. Рванув дверцу автомобиля, он рухнул на заднее сиденье.

— Поехали! — велел он Россеру. — Увези меня отсюда, пока я не передумал.

* * *

Гамилтон проводил Шеферда от приемной до тюремного блока, вращая связкой ключей, точно винтом пропеллера.

— Слышал, ты застрелил какую-то старушку? — спросил он по дороге.

— Ошибка при опознании, — ответил Шеферд. — Прости, если разочаровал тебя.

— Мне-то что. В любом случае за ограбление в Гатуике тебе дадут лет двенадцать, не меньше.

— Ты знаешь, как в Британии работает судебная система? — поинтересовался Шеферд. — Пока человек не осужден, его считают невиновным.

— Это в теории, Макдоналд. На самом деле я могу пересчитать всех, кто здесь невиновен, по пальцам одной руки.

Гамилтон открыл дверь в блок предварительного заключения и пропустил Шеферда вперед. Ллойд-Дэвис сидела в стеклянной кабинке и улыбнулась, увидев Шеферда.

— Я думала, шотландцы тебя не вернут, — произнесла она.

— Ошибка при опознании, — буркнул Гамилтон.

— Как раз к ужину.

Шеферд хотел возразить, что не голоден, но вовремя спохватился: в тюрьме считали, что за ним присматривали полицейские, которые вряд ли стали бы заботиться о его питании. Тем более если его подозревали в нападении на полицейского.

— Спасибо, мэм, — промолвил он.

Гамилтон распахнул дверь в секцию, и Шеферд вошел внутрь. Было время свободного общения. На первом этаже четверо заключенных катали бильярдные шары, рядом за столом играли в карты. Шеферд остановился перед лестницей, высматривая Карпентера. Его нигде не было. Он вернулся к кабинке и назвал фамилию и телефон Джимми Шарпа, попросив вписать его в список разрешенных лиц.

— Кто это? — удивилась Ллойд-Дэвис. — Член семьи?

— Один из полицейских, возивший меня в Глазго. Он сказал, что поможет мне в моем деле.

Когда он отходил от кабинки, рядом появился Ли.

— Как все прошло, Боб? — спросил он, не вынимая рук из карманов.

— Эта ведьма была слепа, как крот.

— Не смогла тебя опознать?

— Она бы саму себя не узнала в зеркале. Без меня случилось что-нибудь интересное?

— Ты быстро вернулся.

— В смысле?

— Наверное, на дорогах мало машин, раз вы успели скатать до Глазго и обратно.

Шеферд нахмурился.

— Мы доехали до Кингз-Кросс и пересели на "поезд. Эти ублюдки даже не подумали накормить меня обедом.

— Куда они тебя отвезли?

— В какую-то больницу.

— А как насчет обезьянника?

Шеферд сдвинул брови, не поняв вопроса.

— Они должны были допросить тебя в участке? На Крэйги-стрит?

— Спрашивать было не о чем. Старуха просто пояснила, что это не я. Ничего общего.

— По крайней мере тебе дали денек проветриться. Не промок?

— Что?

— В Глазго дождик был? Говорят, там всегда дожди.

Шеферд прищурился:

— С чего это ты так заинтересовался погодой, Джейсон?

— Ничего, просто разговариваю.

— Похоже на допрос с пристрастием. В чем дело? Хочешь написать мою биографию?

Ли поднял руки и отступил.

— Ладно, уже заткнулся. — Он прошел мимо Шеферда. — Все равно пора на ужин.

Он встал в конец очереди. Шеферд не заказывал еду, поэтому ему дали вегетарианский вариант — пиццу с грибами. Когда он вернулся в камеру, Ли сидел за столом. Шеферд извинился за свою резкость.

— Дерьмовые были деньки, — промолвил он.

— Сильно тебя достали?

— Ты же знаешь полицейских.

— Адвоката вызывал?

— Говорил с ним по телефону, но я уже большой мальчик, Джейсон. Сам могу за себя постоять.

Ли усмехнулся.

— Рад, что ты вернулся. Без тебя тут слишком тихо. Никто никому не ломает ноги.

* * *

Карпентер дождался часа ночи и, поднявшись с койки, достал из потайного места телефон и батарейку. Он вставил контейнер с батарейкой в трубку и включил мобильник. Индикатор показывал, что аккумулятор разрядился уже на четверть.

Карпентер подошел к двери и прислушался. Обход закончился пятнадцать минут назад, значит, следующий состоится не ранее чем без четверти два. Он набрал номер. Флетчер ответил после второго сигнала.

— Как дела, Ким?

— Он там, — ответил Флетчер. — Мы засекли Роупера.

— Охраны много?

— Два человека. Похоже, без оружия.

— Разберитесь с ним, Ким.

— Я готов, босс.

Карпентер потер пальцем переносицу. У него болела голова.

— Подожди минутку, Ким.

— Слушаю, босс?

Карпентер глубоко вдохнул. Мысль о Роупере вызывала у него неприятное чувство, но он не мог понять почему.

— Возьми людей со стороны, — велел он.

— Я сам с ним справлюсь, — возразил Флетчер.

— Не сомневаюсь. Но на всякий случай, ладно? Пригласи черных. Пусть замутят воду.

— Хорошо, босс.

— И поскорее. Если у них есть стукач, меня в любой момент возьмут в оборот. В случае чего будем обмениваться записками, как раньше.

— Завтра ночью, босс. Клянусь.

— Мы уже сто раз давали ему возможность отступиться, так что теперь пусть пеняет на себя.

— А как насчет жены и детей?

— Если не станут вмешиваться, пусть живут.

Карпентер не собирался причинять вред его семье. Впрочем, и самому таможеннику тоже. Роупер не вызывал у него ненависти или гнева, Карпентер просто устранял еще одно препятствие на пути к свободе.

* * *

Хэл Хили открыл дверь без четверти восемь. Шеферд записался с вечера на душ и уже хотел выйти из камеры, когда Хили остановил его и вручил полиэтиленовый пакет. В нем лежали плейер и наушники.

— От адвоката, — пояснил Хили. Он сунул Шеферду планшет. — Распишись.

Шеферд поставил подпись и положил пакет на койку.

Сходив в душ, он переоделся в чистую тенниску и джинсы, выждал, пока Ли уйдет в мастерскую, и вытащил «уокман». Раньше он уже имел дело с подобной системой. Устройство работало как радио и кассетный плейер, но кнопка паузы включала спрятанный внутри рекордер, рассчитанный на двенадцать часов звукозаписи. Шеферд закрепил плейер на ремне и повесил наушники на шею. Все, что ему теперь требовалось, — это найти Карпентера и активировать запись.

Он спустился вниз, чтобы забрать орудия труда. Уэстон и Джинджер уже драили первый этаж. Амелия Хартфилд стояла возле шкафчика с инструментами.

— Опаздываешь, Боб.

— Извини, Амелия, — сказал Шеферд.

Она улыбнулась ему и подмигнула.

Шеферд взял швабру и ведерко и налил воды из торчавшего рядом с бойлером крана. Он взглянул на третий этаж. Карпентер стоял наверху лестницы и работал шваброй. Шеферд нажал кнопку паузы, включил запись и поднялся по ступенькам. Он кивнул Карпентеру и начал мыть пол.

— Никогда не думал, что буду с радостью держать в руках швабру, — заметил Шеферд.

— Говорят, труд превратил обезьяну в человека, — произнес Карпентер.

Шеферд приблизился к нему.

— Как насчет того, чтобы передать мою записку?

— Я пока занят, — буркнул Карпентер.

— Но ты можешь это сделать?

— Сначала мне надо утрясти кое-какие дела.

Карпентер отошел, и Шеферд последовал за ним.

— У тебя все в порядке?

Карпентер оперся на свою швабру.

— Слушай, Боб, я ведь не твоя няня, правда?

— Да, но ты обещал помочь мне передать весточку на волю, разве нет?

— Я сказал, что подумаю. И я думаю. — Карпентер огляделся, но охранников поблизости не было. — Дай я сначала решу свою проблему, а потом займусь твоей. Договорились?

— Может, я чем-нибудь помогу?

— У меня есть люди, которые обо всем позаботятся.

— На воле? Карпентер кивнул.

— А до тех пор я буду сидеть очень тихо.

— Избавляешься от свидетелей?

Карпентер нахмурился, и Шеферд понял, что зашел слишком далеко.

— Это не мое дело, — добавил он.

— Вот именно.

— Желаю удачи, — улыбнулся Шеферд. — Только не забудь, что я по уши в дерьме.

Он отошел в сторону. Карпентер не сказал ничего, что можно использовать против него в суде, но намек абсолютно ясен: он решил избавиться от Роупера. Продолжая возить шваброй, Шеферд стал удаляться в другую сторону площадки, чтобы не слишком давить на Карпентера.

Он подождал, пока заключенные вернутся из мастерских, спустился и встал в очередь к телефонам. Ли находился у передвижной кухни с дюжиной других арестантов, державших в руках подносы. Он кивнул Шеферду и поднял большой палец.

Шеферд задрал голову и посмотрел на третий этаж. Карпентер вернулся в свою камеру. Если он знает, где держат Роупера, значит, у него есть высокопоставленный осведомитель в отряде Сэма Харгроува. Вычислив Роупера, он сумеет раскусить и Шеферда. Шеферд почувствовал, как по его спине бегут мурашки. Если Карпентер выяснит, что он полицейский, избавиться от него в тюрьме будет проще простого. Шеферд заставил себя расслабиться. Нет смысла волноваться о том, что еще не произошло. Судя по их разговору, Карпентер ничего не подозревал.

Чья-то рука схватила его за плечо, и Шеферд резко развернулся.

— Эй, эй, все в порядке! — воскликнул заключенный. — Я лишь хотел спросить, нужен ли тебе телефон.

Шеферд извинился. Он так задумался, что не заметил освободившийся аппарат. Он набрал пин-код, потом номер дяди Ричарда.

— Слушаю? — произнес мужской голос.

Шеферд не был уверен, тот ли это человек, с которым он беседовал в прошлый раз. Стоявшие за спиной латиноамериканцы могли слышать каждое его слово.

— Привет, Ричард, это Боб, — весело произнес Шеферд.

Назвав это имя, он дал понять, что не может говорить свободно.

— Слушаю, — повторил голос.

— Как дела у Сэма? — спросил Шеферд.

— Вы хотите, чтобы я ему что-то передал?

Шеферд рассмеялся, чтобы сбить с толку латиноамериканцев.

— Ну, еще бы. Мы уже сто лет не виделись.

— Вам надо с ним встретиться?

— Нет, здесь с этим проблема. На оформление заявки уходит уйма времени.

— Это срочно?

— Конечно. Он уже видел Сэнди?

— Сэнди Роупера?

— Да, они отлично ладят, два сапога пара. Кажется, у них были планы на эти выходные?

— Укрытие Роупера обнаружено?

— Передай Сэму, пусть лучше съездят. Чем скорее, тем лучше. Сами потом спасибо скажут.

— Я передам это немедленно. Что-нибудь еще?

— Нет, я в порядке. Только подыхаю от скуки.

— Вам ничто не угрожает?

— Господи, конечно, нет. Все отлично. Просто не терпится отсюда выбраться. Ладно, я пойду, а то тут люди ждут.

— Удачи!

* * *

Ким Флетчер достал очки ночного видения и нажал кнопку активации. Прибор включился, и на нем замерцали огоньки.

— Он работает? — спросил Льюис с заднего сиденья.

— Работает, — усмехнулся Флетчер. — Я заплатил за него штуку.

Он выключил очки и передал их Льюису, который в свои девятнадцать лет уже убил пять человек, и четверых из них за деньги. Рядом с ним сидел Джевел, ему исполнилось шестнадцать. Льюис взял его к себе в помощники и учил секретам ремесла. Джевел быстро усваивал уроки.

Вынув из кармана глушитель, Джевел стал навинчивать его на свой пистолет — швейцарский «СИГ-зауэр П-220». На самом деле модель оружия его не волновала: было бы из чего стрелять. Годилось все, из чего вылетали пули. Флетчер достал из бардачка «БМВ» еще один прибор ночного видения и передал Джевелу.

Льюис проверил очки, одобрительно кивнул и убрал в куртку. Он щелкнул предохранителем на пистолете. У него тоже был «СИГ-зауэр», но не девятимиллиметровый, как у Джевела, а более современный «П-232», приспособленный под обоймы от «браунинга». Льюису тоже было наплевать, какое у него оружие. Они купили пистолеты у одного ямайца, подпольного торговца в Харлсдене, который соглашался дать их на пробу, однако Флетчер настоял, чтобы Льюис расплатился сразу. Флетчер обещал ему за работу двадцать тысяч. Как делиться с Джевелом, пусть решает сам.

— Готов? — спросил Флетчер у Льюиса.

Тот качнул головой. Ему уже заплатили половину суммы, остальную часть он получит после смерти Роупера. Льюис глубоко вздохнул. Заряженный пистолет в руке всегда действовал на него возбуждающе. Он не чувствовал ни страха, ни сомнений — только резкое обострение всех чувств перед тем, что ему предстояло сделать. Убить человека.

— Позвони, когда закончишь, — сказал Флетчер. Льюис и Джевел вылезли из «БМВ». Их «судзуки» стоял на парковочной площадке возле супермаркета, рядом с «БМВ». Они сели на мотоцикл и за полчаса добрались до дома, где держали Роупера.

Бандиты остановились перед школой, граничившей с соседним участком, подошли к забору и перебрались на другую сторону. Оба надели очки ночного видения, включили приборы, проверили оружие и побежали через детскую площадку. Впереди выросла садовая ограда; преодолев ее, они оказались на задворках дома. Минут десять они стояли тихо, пока не убедились, что никто не заметил их из окон, потом двинулись к кухонной двери, держа пистолеты наготове.

Льюис приклеил к стеклу маленькую присоску и с помощью стеклореза сделал надрез для круглого отверстия, достаточно большого, чтобы в него можно было просунуть руку. Он надавил на панель и осторожно сломал вырезанный кусок. Вытащив его присоской, Льюис положил стекло на землю, дотянулся до защелки и открыл дверь.

Они прошли через кухню. В раковине лежала грязная посуда, на столе стояли чашки с недопитым кофе. У дверей они задержались, прислушиваясь к тишине, затем стали медленно подниматься по лестнице, стараясь держаться поближе к стене и производить как можно меньше шума.

Ванная комната находилась в задней части дома, дверь в нее была закрыта. Льюис взялся за ручку и кивнул Джевелу. Тот сжал свой пистолет обеими руками, и Льюис распахнул дверь. Днем здесь сидел человек, наблюдавший из окна за садом, но теперь комната была пуста. Льюис нахмурился и указал на спальню. Там спали Роупер и его жена. Дальше располагалась детская. Флетчер сказал, чтобы детей не трогали. Жену тоже. Их цель — Роупер.

Они добрались до спальни. Льюис взялся за дверную ручку. Джевел кивнул, и он рванул дверь. Джевел быстро шагнул в комнату и направил пистолет на кровать. Она была пуста. Льюис метнулся к гардеробу и открыл дверцу. Никакой одежды. Ничего.

— Черт! — выругался он.

— Что будем делать? — воскликнул Джевел.

Он все еще целился в кровать, держа палец на спусковом крючке.

— Птички упорхнули, мать их, — буркнул Льюис.

— Но ведь нам все равно заплатят, правда? — спросил Джевел.

— Конечно. Путь только попробуют не заплатить.

* * *

— Почему вы их просто не арестовали? — спросил Роупер.

Он смотрел запись, сделанную наружной камерой в режиме ночного видения. В окне его спальни виднелись две фигуры, стоявшие посреди комнаты с оружием в руках.

— Чтобы Карпентер не догадался, что мы знаем о его планах, — ответил Харгроув.

— Это и так понятно, раз в доме никого не было, — усмехнулся Роупер.

— Не обязательно, — возразил Харгроув. — Они могли подумать, что вас перевезли в другое место.

— Странное совпадение. Наверняка они следили за мной не первый день, и вдруг в последний момент я исчез.

— Хватит, Сэнди! Мы вытащили вас и вашу семью, верно? Если мы арестуем сейчас эту парочку, Карпентер заподозрит, что в тюрьме есть наш человек. В любом случае мы выиграли время. Смотрите, вот они.

На мониторе появились двое мужчин, выходивших из спальни. Харгроув щелкнул дистанционным пультом, и на экране возникла новая картинка. Камера снимала уже внутри дома. Два человека спускались по лестнице, оба в очках ночного видения.

— Вы уже узнали, кто они такие? — осведомился Роупер.

— Пока нет, но на их мотоцикл поставили «жучок», так что скоро выясним. Мы не спускаем с них глаз.

— В его команде никогда не было чернокожих. По крайней мере я не видел.

— Очевидно, он их просто нанял.

— Зачем? Не хочет рисковать своими людьми?

— Скорее всего. Мы установим за ними круглосуточную слежку и арестуем, как только прижмем Карпентера.

— И что теперь? — спросил Роупер.

— Вы и ваша семья улетаете во Флориду. К вам приставят вооруженную охрану и проследят, чтобы среди пассажиров не было людей, хотя бы раз встречавшихся с Карпентером.

— Может, они свозят нас в Диснейленд?

— Не исключено, — сказал Харгроув. — В любом случае скоро все закончится. Мы уже близки к финалу, Сэнди. Поверь мне.

Роупер кивнул, хотя его это не убедило. Харгроув и Маки клялись чуть ли не на Библии, что в Милтон-Кейнз он и его семья будут в полной безопасности, но двое парней в очках ночного видения доказали, что это ложь.

* * *

Карпентер подождал до рассвета и снова достал свой телефон. Он послушал у двери, все ли спокойно на площадке, включил трубку и набрал телефон Флетчера.

— Да, босс, — сказал Флетчер.

— Давай покороче, Ким. Батарейка разряжается. Кстати, пришли мне еще одну.

— Хорошо, босс.

— Как все прошло?

— Неважно, босс.

Карпентер тихо выругался.

— Выкладывай, Ким.

— Роупер исчез. В доме пусто.

— Ты же утверждал, вы за ним следили?

— Следили. И он точно был там. Но мы ненадолго отъехали, чтобы проинструктировать Льюиса и заплатить ему. Когда Льюис вошел в дом, там уже никого не было.

Карпентер взъерошил волосы. Вероятно, им просто не повезло и леди Роупера решила перестраховаться, переправив его в другое место.

— Что говорит Йейтс?

— У него выключен мобильник. Я свяжусь с ним завтра. Но он уже отдал мне последние записи. Я над ними работаю.

— Думаешь, там есть что-нибудь про Роупера?

— Надеюсь. Йейтс старается, но он не может все запомнить.

— Действуй, Ким. Я позвоню завтра.

— Босс, Льюис хочет получить деньги. Всю сумму.

— Ладно.

— Но он не выполнил свою работу. Какого черта ему надо?

— Заплати. Он не виноват. Только будь осторожнее. Если они увезли Роупера, то вполне могли следить за домом.

— Там не было полиции, босс. Я уверен.

Карпентер выругался.

— Позволь мне самому решать, ладно? Очевидно, отпустив Льюиса, они рассчитывают вывести его на меня. Поэтому надо с ним расплатиться, чтобы он сидел тихо. И найди еще кого-нибудь, кто сделает его работу. Мне пора заканчивать. Не забудь про батарейку.

Карпентер выключил мобильник и стал расхаживать по камере. Эту новость меньше всего хотелось услышать от Флетчера. Роупер — ключ к его свободе. Без показаний таможенника все дело против него развалится. Оставалось надеяться, что они отыщут Роупера на новом месте. В любом случае он мог следить за системой изнутри. Точнее, Карпентер знал все, что делал Реймонд Маки, глава их отдела по наркотикам. Куда бы ни отправили Роупера, он выйдет на него через Маки.

* * *

Все утро Шеферд драил пол на первом этаже вместе с Чарли Уэстоном. За ними должна была присматривать Амелия Хартфилд, но она почти все время сидела в кабинке с Тони Стаффордом. Иногда оттуда доносился ее смех. Шеферд удивлялся, почему она так веселится. Он никогда не видел ее в плохом настроении, несмотря на то что у нее была тяжелая работа и ей приходилось воспитывать четырех детей.

Карпентер нигде не появлялся. В обед с третьего этажа спустился Джилкрист и отнес поднос с едой Карпентеру. В середине дня Амелия заглянула на первый этаж. Шеферд спросил, можно ли ему воспользоваться телефоном.

— Подожди, пока наступят свободные часы, — ответила она.

— Это личный звонок, — объяснил Шеферд. — В свободное время меня будет слышать много народу.

Амелия озабоченно взглянула на него:

— Проблемы с женой?

Шеферд пожал плечами. Жизнь тайных агентов невозможна без лжи, и Шеферд всегда врал без запинки, но до сих пор ему было неловко обманывать Амелию.

— Ладно, звони, — разрешила она.

Шеферд подошел к телефонам, набрал пин-код и телефон дяди Ричарда. Ему ответил мужской голос.

— Ричард, это Боб, — сказал Шеферд. — Я хотел узнать, как все прошло.

— Были посетители, но они уехали.

— Вы их узнали?

— Мы над этим работаем.

— Но пока никого не вычислили?

— Нет.

— Как дела у нашего парня?

— Все в порядке. А у вас?

— Более или менее, — ответил Шеферд. — Передайте Сэму, что плейер работает нормально, по пока не произошло ничего интересного.

— Передам, — промолвил мужчина. — Вам что-нибудь нужно?

Шеферд почесал за ухом трубкой. Все, что ему необходимо, — это вернуться домой, к сыну. Но для начала надо сделать запись, разоблачающую Карпентера. А это зависело только от Шеферда.

— Нет, — ответил он, — ничего.

Он повесил трубку на рычаг и отправился мыть пол.

* * *

Когда заперли камеру, Карпентер выждал еще час, потом достал «Нокиа» из стереосистемы и позвонил Флетчеру. Похоже, тот ждал звонка и ответил после первого сигнала.

— У вас крупные проблемы, босс. В тюрьме стукач.

— О чем ты, Ким?

— Маки передал, что они подослали к вам полицейского. Он упомянул об этом между прочим, заметил лишь, что у того стальные яйца. «Он работает под прикрытием двадцать четыре часа в сутки, в самых ужасных условиях, которых я не пожелал бы и своему худшему врагу» — вот точные слова Маки. Парня зовут Шеферд.

— Почему Йейтс ничего об этом не сообщил?

— Были сильные помехи, босс. К тому же разговор велся так, что трудно было что-либо понять, не зная контекста.

— Это все, что ты выяснил?

— Я дал наводку Райену. Он кое-что нашел.

Малколм Райен стоил Карпентеру сто тысяч в год, но это был один из его самых полезных людей в полиции. Он работал в кадровом отделе лондонского уголовного розыска и имел доступ к личным досье работников. Карпентер радовался, что Флетчер доверился интуиции и не стал ждать его разрешения на контакт с Райеном.

— Что он сказал?

— Это Дэниел Шеферд. Он служил год в столичной полиции, но потом перевелся в тайные агенты.

— У тебя есть фото? — спросил Карпентер.

— Не только фото, босс. Райен дал мне копию его досье.

— Перешли ее мне, Ким. Ты расплатился с Льюисом?

— Да, я отдал ему деньги. Послал через курьера. Хвоста не было, я проверил.

— Молодец. Больше с ним не общайся, даже по телефону. Считай, что это чертова персона нон грата.

Карпентер отключил связь, убрал телефон и мрачно усмехнулся. Как только они выяснят, кто это такой, он о нем позаботится. Будьте спокойны.

* * *

На следующий день почту доставили после обеда. Карпентер лежал на койке и слушал в наушниках Моцарта, когда в камеру вошел Хили и принес ему газеты и два письма — одно от Бонни, второе от адвокатов. Оба вскрыты. Вся его почта, входящая и исходящая, проходила через руки полицейских.

— Не хватает сотрудников, — посетовал Хили. — Лодырей много развелось.

— Спортзал не отменили?

— Нет. Это в администрации какие-то проблемы.

Он вышел, и Карпентер захлопнул за ним дверь.

Внутри «Гардиан» лежал большой конверт. В отличие от остальной почты он был запечатан. Карпентер вскрыл его. Внутри оказались три листочка формата А4 с компьютерной распечаткой. На первой странице стояли имя и фамилия. Дэниел Шеферд. В левом верхнем углу имелась фотография. Увидев снимок, Карпентер выругался. Боб Макдоналд. Чертов Боб Макдоналд. Карпентер подавил вспышку ярости. Сколько раз он беседовал с ним, делился личной информацией! Однако все, что говорил Макдоналд, было ложью. Полное вранье, от начала до конца. Боб Макдоналд — это Дэниел Шеферд, а Шеферд — лживый вонючий полицейский.

Карпентер прочитал досье. Школа в Манчестере. Изучал экономику в Манчестерском университете. Бросил учебу до получения диплома и завербовался в десантные войска. Через два года прошел отбор в САС. Уволился из армии и вступил в полицию. Работает в особом отделе министерства, но зарплату получает в столичном уголовном розыске. Множество наград и благодарностей.

Карпентер пролистал оставшиеся страницы. Женат. Имеет сына. Карпентер улыбнулся. Да, он позаботится о Дэниеле Шеферде. И в тюрьме, и на воле. Этот полицейский еще узнает, что значит иметь дело с Джералдом Карпентером.

* * *

Мойра потрепала Лайама по голове.

— Ба, я занят! — крикнул Лайам, не спуская глаз с экрана и лихорадочно колотя по кнопкам.

— От этих видеоигр портится зрение.

— И от чтения тоже, — возразил Лайам.

На экране по переполненным улицам мчалась гоночная машина.

— Правда? Кто тебе это сказал? — спросила Мойра.

— Каждый знает, что когда много читаешь, приходится носить очки. У нас все училки ходят в очках.

Лайам застонал, когда машина врезалась в автобус и превратилась в столб пламени.

— А тебе можно в нее играть?

— Да, ба. Это обычная игра.

— Может, лучше пойдешь к дедушке и поможешь ему в саду? — предложила она. — Он обрезает розы.

Мойра посмотрела в окно гостиной. Том стоял у ворот и беседовал с двумя мужчинами в черных пальто. Мойра нахмурилась. Они не ждали посетителей. Незнакомцы выглядели как полицейские. Один улыбнулся, разговаривая с Томом. Мойра заметила, что у него ослепительно белые зубы, слишком яркие, чтобы быть натуральными.

Пока она их разглядывала, Том и мужчины направились к дому. В груди у нее заныло, и она подумала, что с Дэниелом что-то случилось. Мойра сжала руки и сделала глубокий вдох. Когда умерла Сью, к ней тоже явились двое полицейских. Мойра открыла им дверь и по выражению их лиц сразу поняла, что произошло нечто ужасное, а когда они попросили ее назвать свою фамилию, ей стало ясно, что речь пойдет о Сью. Они хотели войти в дом, но она заставила их выложить все прямо на пороге, а потом упала в обморок.

У нее сильно забилось сердце, но вскоре она увидела, что мужчина с белыми зубами постоянно улыбается, а Том спокойно говорит ему что-то. Значит, с Дэниелом все в порядке.

— Что случилось, ба? — спросил Лайам.

— Ничего.

Майора подошла к передней двери и открыла ее в тот момент, когда Том и двое незнакомцев поднялись на крыльцо.

— Это из полиции, — произнес Том. — Они хотят узнать, все ли у нас в порядке.

— Почему? — спросила Мойра. — Что-нибудь произошло?

— Ничего не произошло, миссис Уинтур, — ответил мужчина с белоснежной улыбкой. Он слегка шепелявил, и это подтвердило ее догадку, что у него искусственные зубы. — Просто мы хотим проверить вашу безопасность. На всякий случай.

— Но почему надо проверять нашу безопасность? — спросила Мойра.

— Не волнуйся, любимая, — сказал Том. — Они немного походят по дому, больше ничего. Посмотрят окна, замки и все такое.

— Ладно, входите, — вздохнула Мойра.

Ее муж пригласил мужчин в дом. Прежде чем шагнуть в холл, они вытерли ноги о коврик.

— Хотите чаю? — предложила Мойра.

— С удовольствием, — ответил белозубый мужчина. — А где Лайам?

— В гостиной, играет на приставке.

Том захлопнул дверь.

— Болваны! — бросил мужчина с белыми зубами, достал из кармана большой револьвер и ткнул им в Мойру. — А теперь делай, что говорят, глупая сучка, или я прострелю тебе башку.

* * *

Карпентер сидел в камере и читал свежий номер «Инвесторз кроникл». Большая часть его капиталовложений находилась в офшорной зоне, подальше от загребущих рук таможенников и полицейских, но он любил следить за фондовым рынком Великобритании. В двери загремели ключи, и Карпентер поднял голову. Ратбон посмотрел, нет ли кого на площадке, и вошел в камеру.

— Срочная доставка, — сказал он, вытащив из-под черного жилета большой коричневый конверт. — Быстрая работа, верно?

Он протянул конверт Карпентеру, наклонился и достал из ботинка новую батарейку для мобильника. Карпентер взял батарейку и внимательно изучил посылку.

— Ты его вскрывал, Крэг?

Ратбон беззаботно улыбнулся.

— Может быть.

— Ты помнишь, о чем мы договаривались?

Надзиратель кивнул на конверт:

— Это паренек Макдоналда? Я его видел во время посещения.

— Тебе что за дело?

— Я вижу, ты что-то замышляешь, Джерри. Если пострадает Макдоналд, это навредит и мне.

— Раньше ты тоже вскрывал мою корреспонденцию? Ратбон покачал головой.

— Нет, но это другое дело, — промолвил он. — Хорошо, что я заглянул.

— Хорошего тут мало, — пробормотал Карпентер и вздохнул. — Слушай, тебе не о чем беспокоиться. Ты уже многое для меня сделал, и я всегда тебе хорошо платил. Я даю тебе десять кусков за телефон. И по штуке за каждое доставленное письмо.

— Но это не письмо.

— Хочешь получить больше?

— Пять штук за этот конверт. И еще по пять за каждую посылку, в которой будет больше одного листочка. Договорились?

— Ладно.

Ратбон повернулся к двери.

— Есть одно условие, Крэг. Ты не будешь вскрывать мою почту. Пять штук за конфиденциальность информации, ясно?

— Не волнуйся, Джерри.

Охранник вышел. Карпентер посмотрел ему вслед. Он и не думал волноваться.

* * *

Шеферд отжимался в углу прогулочной площадки, когда перед ним появились чьи-то белые кроссовки. Он поднял голову, продолжая опираться на кончики пальцев. Это был Джилли Джилкрист, заключенный, носивший еду для Карпентера.

— В чем дело, Джилли? — спросил Шеферд.

— Босс вызывает тебя на пару слов.

— Ладно. Передай, что я приду после прогулки.

— Он сказал — сейчас.

— Слушай, Джилли, у меня есть только час на свежем воздухе, и я не хочу тратить его зря. — Шеферд вернулся к упражнениям.

— Он сказал — сейчас, — повторил Джилли.

Шеферд остановился.

— Джилли, ты начинаешь меня доставать.

— Босс сказал — это важно. Если я вернусь один, он меня еще не так достанет. Без тебя я не уйду.

Он продолжал стоять, уперев руки в бока. Шеферд встал и вытер руки о джинсы. Он вернулся в секцию, и Джилкрист последовал за ним. Что-то явно было не так. Если бы Карпентер просто решил с ним побеседовать, он сам нашел бы его во дворе. Мог бы подождать до посещения спортзала или уборки этажей. Не было никакой необходимости вызывать его к себе в камеру. Значит, возникла какая-то проблема. Шеферд поднимался по лестнице, слыша, как сзади топает Джилкрист. Это его тоже беспокоило. Для дружеского приглашения Джилли вел себя слишком агрессивно. Шеферд потрогал свой плейер. Если Карпентер что-нибудь заподозрил, лучше оставить его в своей камере. Но если у них состоится важный разговор, Шеферд должен это записать. Он попытался восстановить в памяти все, что произошло за последние двадцать четыре часа, но не вспомнил ничего особенного. Шеферд постарался расслабиться и нажал кнопку паузы. Что бы ни случилось, беседа будет записана.

Он поднялся на третий этаж и прошел по площадке до камеры Карпентера. Дверь была приоткрыта, но Шеферд постучал. Ответа не последовало, и он вошел внутрь.

Шеферд впервые оказался в камере Карпентера. На стенах висели фотографии его жены и детей — не маленькие снимки, сделанные «мыльницей», как у большинства заключенных, а настоящие портреты в деревянных рамках. На полу лежал ковер, на тумбочке стояла новая магнитофонная дека «Сони» с двумя колонками. В комнате пахло лимоном, и Шеферд увидел под раковиной маленький освежитель воздуха.

Карпентер сидел на единственном стуле, и когда он встал, Шеферд заметил на нем синюю шелковую подушку. До его появления Карпентер читал книгу и теперь отложил ее на койку. На страницах были нарисованы схемы шахматных партий. Карпентер дружелюбно улыбнулся.

— Извини, что отвлек тебя, — произнес он.

— В чем дело? — спросил Шеферд.

— В чем дело? Ты еще смеешь меня спрашивать? — Карпентер ткнул в него пальцем. — Я скажу тебе, в чем дело, сволочь. В том, что ты поганый полицейский!

Карпентер стиснул зубы и тяжело задышал. Шеферд услышат сзади звук и оглянулся — это был Джилкрист, прислонившийся спиной к двери. Шеферд быстро прикинул свои шансы: он мог притвориться, что ничего не понимает, и блефовать до конца; рвануть на площадку и нажать сигнал тревоги, надеясь, что охрана прибежит на третий этаж раньше, чем до него доберутся люди Карпентера; броситься вперед и уложить Карпентера, Джилкриста и всех, кого нужно, чтобы спасти свою шкуру.

— О чем ты говоришь, Джерри? — промолвил он, опустив руки и внутренне собравшись на случай, если Карпентер попытается напасть. Он поискал глазами оружие, но Карпентер стоял с пустыми руками, и поблизости тоже не было ничего опасного.

— Теперь поздно притворяться, Шеферд. Слишком поздно.

Услышав свою фамилию, Шеферд понял, что блефовать нет смысла. Если Карпентер знал, как его зовут, значит, ему было известно все. Но раз он не зарезал его где-нибудь в душе, у него имелся какой-то иной план. Это плохая новость.

— А я думал, ты мой друг, — усмехнулся Карпентер. — Я тебе доверял.

— Что мне тебе ответить? — пробормотал Шеферд. — Каждый человек делает то, что должен, верно?

— Человек не должен вынюхивать и лгать. Он не должен ползать на брюхе в дерьме. Люди так не поступают.

— Чего ты хочешь, Джерри?

— Наверное, ты решил, будто ты тут самый умный?

Шеферд мысленно спрашивал себя, почему Карпентер вызвал его в камеру. Если ему известно, что Шеферд — полицейский, следовательно, он понял и то, что его план убить Роупера провалился и теперь он останется за решеткой навсегда. За торговлю наркотиками и попытку убить сотрудника таможни он получит пожизненный срок.

— А ты не подумал, что я мог тебя расколоть? Что я вычисляю полицейских очень быстро?

Шеферд осознал, что все кончено. Во-первых, Карпентер уже не скажет ничего, на чем его можно было бы поймать. Во-вторых, через день весь блок будет знать, что он тайный агент. А через два — и вся тюрьма. Это провал. Но Шеферд сомневался, что проблема была в нем. Скорее его выдал кто-нибудь из своих, вот только кто... Поэтому он до сих пор находился в этой камере.

Карпентер протянул Шеферду конверт. Он был распечатан.

— Что там? Свидетельство об увольнении? — спросил Шеферд.

— Открой и посмотри. Это сотрет самодовольную ухмылку с твоего лица.

Шеферд сунул руку внутрь. Сердце у него упало. В конверте лежала фотография, сделанная «Поляроидом». Еще не разглядев ее как следует, он догадался, что произошло нечто ужасное и с этого момента его жизнь изменится навсегда. Он в оцепенении смотрел на снимок. Лайам сидел на деревянной скамье с поджатыми губами, положив руки на колени, и смотрел в камеру. Позади него с испуганными лицами стояли Том и Мойра.

— Выяснив, кто ты такой, найти их было нетрудно, — заметил Карпентер. — Ты женился на девушке из Херефорда, она умерла, и твой паренек переехал жить к ее родителям.

— Если с ним что-нибудь случится... если ты их хоть пальцем тронешь... тебе конец! — хрипло крикнул Шеферд.

— С ними ничего не случится, если ты будешь хорошим мальчиком.

— Чего тебе надо?

— Чтобы ты вытащил меня отсюда, — ответил Карпентер.

— Что?

— Ты меня слышал. Из-за тебя все мои планы полетели к черту, но теперь ты сам поможешь мне выбраться. Или твой мальчишка умрет.

— Полный бред, — в растерянности пробормотал Шеферд.

— Ничего подобного, — возразил Карпентер. — Все предельно ясно. У меня твой сын. Ты помешал моим друзьям, помог спрятать Роупера и пытался подловить меня в тюрьме. Сейчас самое время исправить все, что ты натворил.

— Ты полагаешь, у меня в кармане лежит билет на волю?

Карпентер подскочил к Шеферду и схватил его за воротник. Фотография упала на пол.

— Не умничай, Шеферд! Если бы ты поменьше умничал, не сидел бы по уши в дерьме.

— Объясни, как я могу вытащить тебя из тюрьмы, Джерри? — спокойно спросил Шеферд.

Он не пытался сопротивляться, не имело смысла — все козыри на руках у Карпентера.

— Как хочешь. Но запомни хорошенько — если я отсюда не выйду, твой парень умрет.

* * *

Шеферд расставил руки в стороны, чтобы Гамилтон его обыскал. Его выпустили во двор. Он сделал несколько глотков свежего воздуха, немного размялся и побежал трусцой. Ему хотелось бежать до тех пор, пока он не выбьется из сил и не упадет замертво. Еще ему хотелось взять пистолет, приставить к голове Карпентера и спустить курок. Или схватить его за горло и размозжить голову о стену.

Шеферд начал делать зарядку и нагнулся, коснувшись пальцами носков кроссовок, потом откинулся назад, ощущая, как позвоночник выгибается дугой. Он жаждал убить Карпентера, но не мог этого сделать. Он не мог не только его убить, но и дать знать о случившемся в полицию. Если Карпентер все выяснил, значит, у него есть информатор, снабжающий его секретной информацией. Ему донесут обо всем, что он сообщит Харгроуву. И тогда Лайам умрет.

У Шеферда подогнулись ноги, когда он осознал, что из-за него может погибнуть сын. Он опустился на одно колено и схватился рукой за сетку. Сердце бешено колотилось, Шеферд чувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Кто-то прикоснулся к его плечу.

— Все в порядке, приятель? — Это был Эд Харрис. — Вид у тебя дерьмовый.

— Живот болит.

— Сказать Гамилтону, чтобы отвел тебя в медпункт?

— Не стоит. Все нормально.

— Уверен?

— Да.

Шеферд встал и сделал несколько глубоких вдохов. Надо что-то придумать, найти какой-то выход. Нельзя поддаваться панике. Харрис посмотрел на него с сомнением, но отошел. Шеферд взглянул на противовертолетные тросы. Карпентер требовал невозможного. Как он сумеет вытащить его из тюрьмы строгого режима?

На другой стороне площадки Шеферд заметил Джастина Давенпорта в ярком «костюме беглеца», сшитом из синих и желтых лоскутов. Джастин прогуливался и поглядывал сквозь сетку на каменную стену в глубине двора. Шеферд подошел к нему.

— Как дела? — спросил он.

Давенпорт был невысокий паренек чуть старше двадцати лет, с щуплой фигурой и прыщами на лбу.

— Я Боб Макдоналд, — сказал Шеферд.

— Парень, пристреливший полицейских? Как же, слышал.

— Полицейский был один, и на курок нажал не я. А это тебя поймали в «Евростаре»?

Давенпорт усмехнулся.

— Нет, я просто зашел к своей девушке, а полиция устроила засаду. Не верь всему, что здесь болтают.

— Начнем с того, что тут все невиновны, — промолвил Шеферд. — В тюрьме нет ни одного преступника.

Джастин засмеялся как мальчишка.

— Слышал, ты сбежал из Брикстона, — продолжал Шеферд.

— Возможно.

— Это правда?

— Людям виднее.

— А отсюда сможешь?

Давенпорт снова засмеялся.

— Говорят, из этой тюрьмы нельзя удрать. Разве ты не слышал?

— Тогда почему тебя нарядили в такую одежду?

Джастин взглянул на свой пестрый балахон.

— Чтобы наказать — я в ней выгляжу как клоун.

— Это они будут выглядеть как клоуны, если ты снова удерешь.

Паренек фыркнул и вытер нос тыльной стороной ладони.

— Да, они бы здорово разозлились, верно?

— Ну и?

Давенпорт пожат плечами.

— Не получится.

— Почему?

Давенпорт посмотрел на него как на идиота.

— Потому что отсюда нельзя сбежать.

— Про «Титаник» тоже говорили, что он непотопляем.

— Классный фильм, правда? Эта Кейт, или как ее там, — я бы ее трахнул.

Джастин зашагал дальше, волоча длинные брюки по бетонированной площадке. Шеферд догнал его.

— Кажется, ты перелез через стену в Брикстоне?

— Так полагают.

— Сделал лестницу в мастерской?

— Собрал ее по кусочкам, представляешь? Мы делали костыли и ходунки. Знаешь, такие штуковины для старичков и инвалидов. Я изготовил два ходунка, которые можно разделить на части, и прикрутил к ним четыре костыля — получилась лестница. Потом забрался на крышу цеха, перелез на стену — и привет.

— А как же видеокамеры?

— Камер было полно, только за ними никто не следил, пока мы работали. Считали, что это ни к чему. Я понял, что здесь слабое место. Они думали, раз все стены под наблюдением, значит, никто и не полезет через них среди бела дня. Но охрана почти все время читала газеты и болтала о футболе. У них было полсотни камер и лишь шесть Мониторов, поэтому ту часть стены, через которую я перебрался, вообще никто не видел.

— А потом, когда ты перелез на ту сторону?

— Просто спрыгнул вниз и убежал.

— Надо же.

За разговором они обогнули весь двор и вернулись к входу. Джастин молчал, пока они не отошли подальше от Гамилтона.

— Тогда на мне не было этого наряда. Обычные джинсы и рубашка. Я подошел к телефону и позвонил брату. Он примчался на машине, и мы уехали.

— А здесь можно сделать то же самое? Перебраться через стену?

— К ней нельзя даже приблизиться. И точка.

— А если постараться?

— Видишь то закругление наверху? — Джастин указал на гребень стены. — На нем специальное покрытие. За него невозможно ухватиться.

— Может, прокопать туннель?

Давенпорт засмеялся.

— Ты насмотрелся фильмов про военнопленных. Стена в тридцать футов высотой. Но под землю она уходит еще на тридцать футов. Ее не обойдешь ни сверху, ни снизу. К тому же подступ к ней закрыт вот этим миленьким сооружением.

Он кивнул на проволочную сетку, стоявшую примерно в шести футах от стены и увенчанную колючей проволокой.

— Чтобы добраться до стены, тебе сначала придется пролезть через сетку. На ней висят датчики перемещения, настолько чувствительные, что срабатывают даже от сильного ветра. Между сеткой и стеной находится так называемая стерильная зона. Внутри нее микроволновые детекторы и камеры, реагирующие на движение и звук. — Он усмехнулся. — Кстати, ты в курсе, что подобную схему используют в тюрьме Белмарш, где держат террористов?

— Правда?

— Да. Там четыре блока, между ними коридоры безопасности. Выйти из блока можно только в коридор. Когда заключенный покидает блок, с ним всегда находится надзиратель, а все проходы просматриваются камерами. Охрана может открывать любые двери в блоках и коридорах безопасности, но главный выход контролируется с панели, расположенной снаружи. Если там не нажмут кнопку, ворота не откроются. А они не станут нажимать кнопку, пока не увидят, что показывают камеры.

Значит, выйти из коридора безопасности нельзя, подумал Шеферд. И до стены ему тоже не добраться. Даже если захватить надзирателей в заложники и отобрать у них ключи, офицеры у главного входа просто откажутся открывать ворота.

— Та же система во всех тюрьмах строгого режима, — продолжил Давенпорт. — В категории А тебя всегда сопровождают охранники, в категории В за тобой везде следят, в категории С ты почти свободен внутри тюрьмы, а категория D — это уже билет на волю. Знаешь, какой самый лучший способ выйти на свободу? Вести себя тихо и играть по их правилам. Тогда тебя переведут в В, затем в С, а из D ты уже каждые две недели сможешь ходить домой.

— Я думал, ты предложишь что-нибудь поинтереснее, Джастин.

— Это место застраховано от побега, — возразил он. — Ты знаешь, что меня поселили на втором?

Шеферд однажды видел, как он выходил из камеры на другой стороне его площадки.

— В тюрьме Шелтон всех, кто может сбежать, сажают на второй этаж — чтобы мы не прокопали пол или потолок. Но это полная чушь. За нами всю ночь следят через «глазок». Как тут копать? И чем, простите? Куда бы мы ни шли, нас всегда обыскивают. Но даже если я сделаю туннель, куда он меня выведет? Я окажусь в коридоре безопасности, где меня тут же засекут камеры. Да и потом, как я уже сказал, через стену перебраться нельзя, и под стеной тоже. — Он оглянулся и понизил голос до шепота: — Гамилтон за нами следит. Будь осторожен, всех, с кем я говорю, берут на заметку.

Давенпорт отошел. Шеферд сделал наклон вниз и через просвет между ногами бросил взгляд на выход с прогулочной площадки. Надзиратель несколько секунд следил за Джастином, затем стал обыскивать очередного заключенного.

Шеферд размял мышцы рук и начал бег на месте. К нему с улыбкой подошел Билл Барнс.

— Любишь поупражняться? — произнес он, вытащив из кармана пачку «Силк кат», и прикурил от одноразовой зажигалки.

Шеферд остановился. Он хотел побыть один и как следует подумать. Накопившаяся в нем ярость готова была вырваться наружу. Но Шеферд не мог себе этого позволить. Что бы ни случилось, надо оставаться в рамках своей роли. Здесь он — Боб Макдоналд, вооруженный налетчик и крутой парень. Нельзя демонстрировать никаких эмоций, ни малейшей слабости.

— Почему ты говорил, что торговал крадеными часами? Утверждают, что ты вор-домушник, — сказал Шеферд.

— В жизни ничего не воровал, — заметил Барнс.

— Но в форточку приходилось лазить?

— Люди любят выдумывать.

— Как насчет того, чтобы вылезти отсюда?

Барнс посмотрел на него:

— О чем ты толкуешь?

— Я здесь новичок. Хочу прощупать почву.

Барнс наклонился к Шеферду:

— Ты решил удрать?

— Просто прикидываю варианты.

Барнс хмыкнул:

— Зря теряешь время.

Он кивнул на четыре видеокамеры, торчавшие по углам двора.

— Большой брат смотрит на тебя. Они следят за каждым твоим шагом. Даже не пытайся отсюда выбраться. Не получится.

— Никаких шансов?

— Тюрьмы Шелтон и Белмарш специально созданы для самых опасных преступников в стране. — Барнс покачал головой. — Таких, как ты и я.

— И до сих пор не было ни одного побега?

— Отсюда нет. — Барнс двинулся по периметру двора, и Шеферд последовал за ним. — Но из тюрьмы Белмарш один парень однажды смылся.

— Да? И как?

— Поменялся с заключенным, которого должны были выпустить. — Барнс глубоко затянулся сигаретой. — Охрана не может знать каждого в лицо, к тому же к концу срока фотографии на делах сильно устаревают. Если отыщешь парня, которому пора на волю, и уговоришь его поменяться с тобой местами, у тебя есть шанс. — Барнс усмехнулся. — Проблема в том, что за содействие побегу парню дадут еще десять лет. Ты можешь заплатить ему или пригрозить его семье. Если как следует надавить, может, он и согласится.

Шеферд сжал кулаки так, что у него побелели костяшки пальцев. Найти подмену для Карпентера нереально. Во-первых, не хватит времени, а во-вторых, он должен убежать с Карпентером. Если они не выберутся вместе, у него не будет никаких гарантий, что Лайама освободят.

— Разумеется, существует еще транзит, — сказал Барнс.

— Транзит?

— Пока ты под следствием, тебя должны регулярно возить в суд. Обычно для подобных случаев используют «Секьюрикор»[7]. Кстати, они недорого берут. Фургоны у них мощные, но это просто бронированные машины с кучкой идиотов. У тебя есть знакомые среди стрелков?

Барнс сложил пальцы пистолетом и прицелился в Шеферда.

Шеферд задумчиво кивнул. Да, у него есть знакомые среди стрелков.

* * *

Ратбон отцепил поводок от ошейника, и его спаниель бросился бежать, прыгая от восторга и возбужденно лая. Обычно в рабочие дни о собаке заботилась его мать, но у нее болело бедро, и она могла выгуливать его только на заднем дворике. Мать уже четыре месяца стояла в очереди на операцию, но до нее по-прежнему было очень далеко. Несправедливо, подумал Ратбон.

Его отец всю жизнь платил налоги и медицинскую страховку и умер от сердечного приступа через две недели после выхода на пенсию. А теперь мать должна сто лет ждать в очереди, в то время как всякие эмигранты и беженцы живут в отелях и получают деньги от правительства. Несправедливые законы, несправедливая жизнь. Вот и приходится все делать самому. Пять штук за доставку фотографии Карпентеру. Десять штук за телефон. Карпентер еще не скоро выйдет на свободу. А если и выйдет, в тюрьме найдется много других богатых заключенных, которые охотно заплатят Ратбону за услуги.

Спаниель громко залаял и побежал дальше. Ратбон двинулся за ним, помахивая поводком. Больше всего ему хотелось поместить мать в частную клинику и избавить ее от боли, но поступить так означало рискнуть всем. Деньги нельзя трогать до тех пор, пока он не уйдет на пенсию. А пока ему придется жить дома, ездить на старой машине и смотреть, как каждый вечер мать ковыляет по лестнице в свою спальню.

По аллее навстречу ему шагал какой-то мужчина. Он занимал середину дорожки, поэтому Ратбон отступил в сторону, но прохожий сделал то же самое. Ратбон остановился с извиняющейся улыбкой.

— Хороший песик? — произнес мужчина.

У него были неестественно белые зубы, слишком крупные для его рта.

— Да.

Ратбон не собирался заводить разговоры с незнакомцами. Он охотно общался лишь с владельцами собак, но этот человек шел без поводка, и собаки рядом не было. Ратбон позвал своего спаниеля, но тот продолжал мчаться без оглядки и не ответил на его команду.

— Какой он породы? Кокер-спаниель? — спросил незнакомец.

— Она, — поправил его Ратбон. — Это сука.

Прохожий улыбнулся:

— Верно. Как моя жизнь.

Он выхватил из пальто охотничий нож и вонзил его в грудь Ратбону. Тот инстинктивно отпрянул, и клинок выскочил наружу, оставшись в руке незнакомца.

Ратбон повернулся и бросился бежать, но дорогу ему преградил другой мужчина. В руках у него тоже был нож, и он полоснул им по горлу Ратбона. Тот попытался закричать, но гортань наполнилась кровью, и из нее вырвалось какое-то бульканье. Ратбон упал на колени, схватившись за горло и чувствуя, как теплая кровь струится сквозь пальцы.

— Не надо было открывать конверт, Крэг, — сказал мужчина с белыми зубами.

Он ударил его ногой в грудь, и Ратбон опрокинулся на траву.

— Эта была ошибка, — добавил его компаньон.

— Непростительная ошибка, — подтвердил первый мужчина. У Ратбона закатились глаза и отвисла челюсть, изо рта пошла кровавая пена. — Возьми у него бумажник и часы. Пусть все выглядит как ограбление.

Спаниель смотрел на них из-за дерева, припав к земле.

— Собаку тоже убьем? — спросил второй мужчина. Его голос долетал до Ратбона откуда-то издалека.

— Нет, Пэт. Пусть идет ко всем чертям.

Это было последнее, что услышал Ратбон, и на него снизошло странное спокойствие. По крайней мере собака останется живая.

* * *

Подождав, пока рядом не будет заключенных, Шеферд приблизился к телефону и набрал номер Джимми Шарпа. Он звонил на мобильник, и когда Шарп ответил, Шеферд услышал вдалеке вой приближавшейся сирены.

— Детектив Шарп, это Боб Макдоналд.

Он дал понять Шарпу, что не должен выходить из роли.

— Как тюремная баланда? — спросил Шарп.

— Мне нужна твоя помощь. Я хочу, чтобы ты съездил к моему сыну.

— Какие-то проблемы?

— В любом случае не нужно ничего предпринимать. Помнишь, я давал тебе номер одного парня?

— Да.

— Если что-то будет не так, позвони моему другу и скажи, что произошло. Больше ничего. Не надо поднимать шум.

— Ладно, — неуверенно согласился Шарп.

— Никому не слова, — настаивал Шеферд. — Если что, ты ничего не знаешь.

— Понял.

— Спасибо.

— Ты в порядке?

— Не совсем, но ты вряд ли мне поможешь. Просто узнай о моем парне и позвони другу. А потом забудь о нашем разговоре.

Шеферд повесил трубку, поднялся на третий этаж и подошел к Джилли Джилкристу.

— Мне надо с ним поговорить, — произнес Шеферд.

Джилкрист исчез в камере и через минуту появился снова, кивнув Шеферду.

* * *

Карпентер сидел на стуле с наушниками на голове.

— Моцарт, — промолвил он. — После обеда я всегда предпочитаю Моцарта.

— У меня есть план, — сообщил Шеферд.

— Рад слышать, — отозвался Карпентер. — Думаю, Лайама это тоже порадует.

Он улыбнулся. Шеферду хотелось схватить его за горло и бить головой о бетонную стену, пока она не превратится в кровавое месиво.

— Когда тебя повезут в суд? — спросил он.

— На следующей неделе, — ответил Карпентер. — Во вторник утром.

— Значит, времени хватит.

— Хватит на что?

— Я смогу вытащить тебя во время перевозки. По дороге в суд.

Карпентер нахмурился.

— Ты представляешь, как меня туда повезут? — спросил он.

— В фургоне «Секьюрикор». Вроде того, в котором доставили меня. Это не проблема.

— Проблема не в фургоне, а в том, что там будет много вооруженных полицейских, а в небе еще и вертолет.

Шеферд остался невозмутим.

— Я уже сказал, это не проблема.

— Мне нужно больше, чем твои слова.

— Ты знаешь, чем я занимался до работы в полиции?

— Служил в армии.

— Не просто в армии. В САС.

— Я в курсе.

Шеферд отметил это на будущее. Существовало не так уж много источников, из которых Карпентер мог узнать о его службе в САС.

— Кучка полицейских и вертолет не испугают моих людей, — пояснил Шеферд.

— И они согласятся?

Шеферд молча кивнул.

— Сколько ты им заплатишь?

— Нисколько. Это мои друзья.

— Ладно, подождем до вторника.

Шеферд взглянул на Карпентера:

— Если тронешь моего сына, я тебя убью.

— Кишка тонка.

Шеферд бросился вперед и левой рукой схватил Карпентера за горло, пригвоздив к стене. Он занес правый кулак, готовясь размозжить ему голову. Карпентер опустил руки и посмотрел на Шеферда. В его глазах не было страха. Шеферд тяжело дышал и все крепче сжимал ему шею.

— Я тебя убью! — прошипел он.

Карпентер побагровел, но не издал ни звука.

— Прямо сейчас.

Шеферд услышал сзади шум. Взгляд Карпентера метнулся к двери, потом вернулся к Шеферду.

— Стой на месте, или я вышибу ему мозги, — не оборачиваясь, предупредил Шеферд.

Карпентер кивнул Джилкристу через плечо Шеферда. Шеферд усилил хватку. Он мог легко его убить. Одно резкое движение. Хрящ вонзится в ткани головного мозга, порвет кровеносные сосуды, и Карпентеру конец. Но что потом? Как он вернет сына? Карпентер смотрел ему прямо в лицо. Его глаза горели от злости, но страха в них не было.

Шеферд опустил руку. Джилкрист шагнул вперед, но Карпентер покачал головой.

— Не надо, — прохрипел он. — Все в порядке.

Джилкрист отступил.

— Присмотри за дверью, — велел Карпентер.

Он отвинтил пробку на бутылке с минералкой, судорожно глотнул воды и вытер губы. Джилкрист вышел на площадку. Карпентер сделал еще несколько глотков. Шеферд стоял у его кровати. Карпентер поставил бутылку на стол.

— Мне понятен твой гнев, Дэн. На твоем месте я бы тоже разозлился. Я бы на кого-нибудь набросился точь-в-точь как ты. Но в глубине души я бы понимал, что гнев не поможет мне вернуть сына.

— Если тронешь Лайама, ты труп.

— Никто не собирается его трогать, — возразил Карпентер. — Ты вытащишь меня отсюда, а я верну тебе ребенка. Все будут довольны. Лайам может пострадать лишь в одном случае — если я останусь за решеткой. Тогда мы оба проиграем. Ты потеряешь сына, я — свободу.

— Я сделаю все, но если мой план сорвется, ты его не тронешь.

Карпентер промолчал.

— Ты слышал?

— Да. Но ты не можешь ставить мне условия, Дэн. Все козыри у меня. Не хочу, чтобы между нами возникли какие-либо недоразумения, поэтому имей в виду: если со мной что-нибудь случится, мои люди убьют Лайама. Тебе пришлось нелегко, и я прощаю твою выходку, но если ты еще хоть раз распустишь руки, твоему пареньку конец. Ты меня слышал, Дэн?

— Да. Я все понял.

— Вот и хорошо. А теперь расскажи мне о своем плане.

* * *

На столе майора Алана Гэннона стояло три телефона. Один выходил в город через казармы герцога Йоркского в Лондоне, второй был напрямую связан с штаб-квартирой САС в Херефорде, а третий соединял его с базой Специальной катерной службы в Лимпстоуне. Рядом на отдельном столике лежал чемоданчик со спутниковым телефоном, который в полку называли «всемогущим». Гэннон всегда таскал его с собой. «Всемогущий» звонил редко, но когда это случалось, все десантные войска стояли на ушах. К закрытой линии доступ имели только премьер-министр, секретарь кабинета министров и руководители служб МИ-5 и МИ-6. А они не стали бы звонить Гэннону, чтобы поболтать с ним о погоде.

В последний раз «всемогущий» «проснулся» несколько недель назад, и тогда у Гэннона был жуткий аврал. Три четверти личного состава САС отправились в Ирак, причем половина оказалась там еще до официального объявления войны. Несмотря на это, от майора потребовали, чтобы он обеспечил безопасность внутри страны на случай атаки террористов. Несколько месяцев они проторчали на круглосуточном дежурстве, но ничего не произошло, и Гэннон провел всю иракскую войну у телевизора, слушая, как репортеры в дутых жилетах рассказывают о наступлении по Си-эн-эн, «Скайт ньюс» и Би-би-си.

Майор поднялся из-за стола, подошел к окну и взглянул через пуленепробиваемые жалюзи на парадный плац. Какой-то проштрафившийся солдат стоял на нем по стойке «смирно» и в одиночестве пекся под полуденным солнцем. Он торчал там уже часа три, с тех пор как его закончил муштровать разгневанный сержант-майор. Гэннон усмехнулся, увидев, что сержант-майop ограничился мягким наказанием. На взгляд Гэннона, трехчасовое стояние под солнцем никак не тянуло на серьезное дисциплинарное взыскание. Вот если бы ему устроили хорошую взбучку шестеро десантников из САС, молодой человек надолго запомнил бы урок.

В комнате раздался звонок. Слава Богу, это был не «всемогущий». Мощный рев этого устройства невозможно спутать с вялым дребезжанием обычных аппаратов. Звонил кремовый телефон. Городская линия. Гэннон подошел и взял трубку, подумав, что скорее всего кто-то ошибся номером.

— Гэннон слушает, — произнес он.

— Майор Алан Гэннон? — спросил мужчина.

Шотландский акцент. Голос незнакомый.

— Да?

— Меня зовут Джимми Шарп. Вы меня не знаете, но меня попросил позвонить один наш общий друг, которому нужна ваша помощь. Паук Шеферд.

Гэннон потянулся к блокноту, закрепленному на металлическом планшете. В заголовке каждой страницы стояла надпись: «Совершенно секретно. Для личного пользования». Блокнот предназначался только для служебных целей, но Гэннон сомневался, что кто-нибудь схватит его за руку.

— Что ему нужно? — спросил майор.

* * *

Шеферд снова попал в список на спортзал: очевидно, за него замолвила словечко Ллойд-Дэвис. Раньше он сам напрашивался на эту привилегию, стараясь поскорее добраться до Карпентера, но теперь у него не было такой задачи. Шеферд перестал носить свой плейер, поскольку запись разговоров потеряла смысл. Он позвонил дяде Ричарду и сообщил, что дело понемногу движется. Главное, чтобы Харгроув не подумал, будто следствие топчется на месте, и не вытащил его из тюрьмы.

Он подошел к кабинке. Амелия Хартфилд сидела внутри и разговаривала с Тони Стаффордом. По ее лицу струились слезы, и она вытирала их обеими руками. Билл Барнс стоял у лестницы в футбольной форме английской команды и с полотенцем на плече.

— Что с ней? — поинтересовался Шеферд, кивнув на Амелию.

— Ратбон убит.

— Что?

— Ограбление. Зарезали ножом.

— Как это случилось?

— Он гулял с собакой. Потом наши тело. Ни бумажника, ни часов.

— Вот черт.

— Знаешь, Боб, порой в тюрьме бывает спокойнее, чем на воле, — заметил Барнс. — Ратбон был хороший парень. Справедливый. Относился к нам по-человечески. Такое здесь редкость.

Карпентер спустился с третьего этажа с бутылкой минералки в руках. Он прошел мимо Шеферда и остановился у закрытой двери.

— Узнали, кто это сделал? — спросил Шеферд.

Барнс покачал головой.

— Об этом писали в «Ивнинг стандарт». Его ударили ножом в грудь и перерезали горло. Полиция ищет свидетелей.

Шеферд нахмурился. Ударили ножом в грудь и перерезали горло? Значит, нападавших было двое, но если они хотели просто его ограбить, зачем убивали?

Амелия вышла из кабинки и открыла дверь. Она проверила фамилии по списку и повела заключенных по коридору безопасности. Шеферд шел рядом с Барнсом, который болтал не умолкая, но сейчас это было ему только на руку. Слова Барнса пролетали мимо ушей. Карпентер замыкал группу. Шеферд не оборачивался, но чувствовал, что тот смотрит ему в спину.

Сразу после обыска Шеферд встал на беговую дорожку и включил скорость. Карпентер появился на соседнем тренажере и тоже нажал кнопку. Шеферд перешел на шаг. Карпентер наклонился к нему поближе.

— Слышал, что случилось с Ратбоном?

— Твоих рук дело?

— А ты как думал? Время уходит, Шеферд. Если не вытащишь меня отсюда, с твоим сыном произойдет то же самое.

— Я над этим работаю.

— Старайся, — усмехнулся Карпентер.

Он выключил свой тренажер и отошел. Шеферд перешел на бег.

* * *

Мойра стукнула ладонью по двери.

— Мойра, перестань, — сказал ее муж. Он сидел на полу, прислонившись спиной к стене. — Это их только разозлит.

Лайам пристроился рядом с дедом, прижавшись головой к его плечу.

— Лайам должен есть и пить, — произнесла Мойра, — а нам нужен туалет. — Она кивком указала на красное пластмассовое ведро и рулон туалетной бумаги в углу комнаты. — Мы не станем этим пользоваться. — Мойра снова заколотила по двери. — Эй, вы! Откройте!

— Мойра, у них есть оружие.

Она пропустила его слова мимо ушей и продолжала стучать в дверь.

— В чем дело? — раздался приглушенный голос.

— Нам нужна еда! — крикнула Мойра. — Мой внук голоден.

— Со мной все порядке, бабушка, — пробормотал Лайам.

— Отойдите от двери, — велел голос.

Мойра отступила и услышала звук отодвигаемой защелки. Дверь открылась. Человек был в маске, но она легко узнала мужчину с белыми зубами. Мойра не понимала, зачем они так старательно прячут свои лица, если она уже видела их в саду вместе с Томом. У нее была плохая память, но после того, что сделали эти двое, она запомнит их на всю жизнь. Они обозвали ее сучкой в собственном доме и ткнули ей под нос оружием, потом впихнули их в какой-то фургон, заставили надеть на голову мешки, до смерти напугали внука и пригрозили застрелить каждого, кто ослушается хоть малейшего приказа.

— Чего надо? — спросил мужчина.

— Мне надо, чтобы вы нас отпустили, но я понимаю, что говорить об этом бессмысленно. Поэтому просто принесите нам еды и что-нибудь попить. Кроме того, мне нужна уборная — настоящая уборная, а не ведерко.

— Вас покормят позже. — Он указал пистолетом на ведро. — Пользуйся этим или зажми свой чертов зад.

— Как вы смеете со мной так разговаривать?

Он толкнул Мойру в грудь. Она ахнула и отпрянула.

— Не бейте мою бабушку! — воскликнул Лайам.

Он бросился через подвал и со всей силы пнул мужчину по ноге. Тот взмахнул ботинком и ударил Лайама в пах. Мальчик закричал и упал на бетонный пол. Том вскочил и подошел к мужчине, сжав кулаки.

— Зачем вы это делаете? — возмутился он. — Как вам не стыдно бить женщин и детей?

Белозубый поднял оружие и опустил его на голову Тома. Тот издал какой-то невнятный звук и рухнул на бок, привалившись к стене. По его щеке побежала кровь.

Мойра вскрикнула и кинулась к мужу.

— Вы его убили!

Лайам плакал, скорчившись рядом на полу.

— Ничего, не сдохнет, — усмехнулся мужчина. — Но попробуйте только пикнуть, и вам всем крышка. Я не шучу. Если мне прикажут прострелить ваши чертовы головы, я тут же это сделаю. Вам остался всего шаг до смерти.

Том застонал и приложил руку к голове.

— Слава Богу, — вздохнула Мойра, присев на корточки и взяв Лайама за руку. — Все в порядке, Лайам. Все хорошо.

Мужчина приблизился к ней и ткнул дулом в спину.

— Все очень плохо. А теперь заткни свою пасть, или с тобой будет то же, что с твоим поганым муженьком.

Он снова пихнул ей под ребра пистолетом, потом плюнул на нее, вышел из подвала и хлопнул дверью.

Мойра села на пол, пытаясь успокоить внука. Глаза ей заливали слезы, и она смотрела через его голову на дверь, впервые желая чьей-то смерти.

* * *

Шеферд нацепил свой желтый жетон и присоединился к заключенным, стоявшим перед комнатой для посещений. Возле входа их обыскивал тот же уэльсец, который в первый день сопровождал его из приемной в блок предварительного заключения. Когда он начал охлопывать Шеферда, тот почувствовал от него запах чеснока. Он подумал, что обыскивать заключенных на выходе не имеет смысла: вся контрабанда шла в обратную сторону, с воли за решетку.

Его посетитель — крупный мужчина с тяжелым подбородком, широкими плечами и кривым носом, который выглядел так, словно его сломали, — был ужа на месте. Он сидел, опустив голову и не глядя по сторонам, в темных очках и низко надвинутой на лоб бейсболке. Посетитель подождал, когда Шеферд опустится напротив, перегнулся к нему через стол, и его губы оказались в нескольких дюймах от уха Шеферда.

— Знаешь, Паук, я всегда знал, что ты плохо кончишь, но не предполагал, что дело дойдет до тюрьмы.

— Спасибо, что пришел, майор, — пробормотал Шеферд.

— Может, расскажешь мне, какого дьявола ты тут делаешь? — спросил Гэннон.

Шеферд оглядел комнату для посещений. Один надзиратель стоял в дальнем углу, но его больше интересовали две семейных парочки, целовавшиеся так усердно, будто от этого зависела их жизнь. Уэльсец продолжал обыскивать заключенных у двери. Шеферд понизил голос и поведал Гэннону обо всем. Об ограблении. О новом задании. О Джералде Карпентере. О смерти Сью. И о похищении Лайама.

Гэннон слушал молча. Он помрачнел, узнав об автокатастрофе с Сью, а после известия о Лайаме его взгляд стал жестким. Когда Шеферд закончил, майор присвистнул.

— Нелегко тебе пришлось, Паук, — сказал он. — Сожалею о том, что случилось с Сью. Мне не сообщили.

— Об этом знают только в моем отряде. Похороны состоятся позже, когда все закончится.

— А кто знает о Лайаме?

— Ты, я и Карпентер.

— Что ты будешь делать?

— Я должен отсюда выбраться.

Майор САС понимающе кивнул.

— Считай, что ты уже на воле.

* * *

Пока Гэннон вставлял кассету в проектор, Мартин О'Брайен разлил кофе по пяти крошечным чашечкам. О'Брайен, плечистый мужчина лет тридцати, заметно потолстел с тех пор, как служил в армии вместе с майором. Последние два года он охранял сотрудников Всемирного банка, и регулярные посещения дорогих ресторанов в пятизвездочных отелях отразились на его талии.

О'Брайен протянул кофе Джорди Митчеллу и Билли Армстронгу. Они вышли в отставку десять лет назад, но по-прежнему находились в хорошей форме. Митчелл бегал по десять миль в день с набитым кирпичами рюкзаком, а Армстронг каждое утро проплывал по две мили в море. Митчелл занимался чем-то секретным на Дальнем Востоке, Армстронг преподавал на курсах выживания в Корнуолле.

Митчелл отхлебнул из чашки и поморщился, когда жидкость попала на больной зуб. Во рту у него было полно коронок, половина из них золотые. Армстронг пригладил редкие волосы и вытянул длинные ноги.

Гэннон взглянул на свой «Роллекс субмаринер». В группе не хватало еще одного человека, но этого следовало ожидать — Джимбо Шорт редко приходил вовремя. Зато он лучше всех разбирался в теле— и радиокоммуникациях, и его услуги могли им пригодиться. Все четверо хорошо помнили Шеферда и согласились бросить все дела, как только Гэннон изложил им суть дела. Шорту пришлось ехать дальше всех: он обучал технике рукопашного боя украинский спецназ, но обещал прилететь в Великобританию первым же рейсом.

Армстронг допил кофе и поднялся за новой порцией. Гэннон знал, что его друзья предпочли бы большие кружки, но в этом отеле возле Пиккадилли-серкус подавали лишь миниатюрные чашечки и блюдца, которые больше годились для дам, чем для взрослых мужчин, собравшихся на военный совет.

— Брось мне два кусочка сахара, Билл, — попросил Шорт, входя в номер.

Это был мужчина шести футов роста, коренастый, с обвислыми усами мексиканца. Он пожал руку Гэннону.

— Извини, что опоздал, босс. Пробки.

Гэннон молча улыбнулся. Шорт всегда находил себе оправдания, но если учесть, что еще сутки назад Джимбо был на Украине, на этот раз он явился почти вовремя.

Армстронг протянул Шорту кофе, и все заняли свои места. Гэннон погасил свет и включил проектор, Экран ему не понадобился: стены в номере были белыми как полотно. Он подкрутил линзы и сфокусировал снимок крестообразного здания и внешней стены, полученный с космического спутника.

— Королевская тюрьма Шелтон, — пояснил он. — Построена по тому же проекту, что знаменитая тюрьма Белмарш в южном Лондоне. Поскольку вы знаете, зачем мы здесь и что нам предстоит, обойдусь без предисловий. Раз вы сюда пришли, значит, готовы заняться этим делом, и я сразу расскажу о плане операции.

— Кто еще в этом участвует? — спросил Армстронг.

— Только вы, — ответил Гэннон. — После нашего брифинга я тоже выйду из игры — не потому, что не хотел бы поработать вместе с вами, просто все должно быть неофициально. Вас всех можно считать...

— Бывшими? — с усмешкой промолвил О'Брайен, разорвал упаковку «Марса» и откусил часть батончика.

— Я хотел сказать — гражданскими, Мартин. Но в твоем случае «бывший» вполне подходит.

— При всем уважении, — заметил Митчелл, — я пока не разучился считать и вижу, что нас четверо. Горстка людей против тюрьмы строгого режима с охраной... Кстати, сколько там охраны?

— Сто шестьдесят человек личного состава в дневное время. Ночью около пятидесяти. Все без оружия.

Митчелл вежливо улыбнулся.

— Опять же, не хочу никого обидеть, но, насколько я понимаю, подобные заведения способны выдержать даже штурм?

Гэннон улыбнулся.

— В том-то все и дело, Джорди. Тюрьмы созданы для того, чтобы держать в них людей. В этом смысле они действительно продуманы до мелочей. Но есть одна вещь, для которой они не предназначены, и как раз ее мы используем для своих целей.

Четверо мужчин обменялись удивленными взглядами, не понимая, о чем говорит майор. Гэннон усмехнулся, щелкнул переключателем, и на стене появился новый слайд — фотография главного входа тюрьмы, сделанная при большом увеличении.

— Итак, позвольте мне продолжить лекцию, а на ваши вопросы я отвечу позже.

Его собеседники откинулись в креслах и стали слушать план Гэннона.

* * *

Мартин О'Брайен и Джорди Митчелл прибыли в Белфаст дневным паромом, но дождались вечера и с наступлением темноты выехали на своем зеленом «рэйнджровере» из города и направились на запад. Вскоре О'Брайен замедлил ход, свернул с шоссе у Лисбурна и, убедившись, что за ними нет слежки, двинулся в Армаг.

Церковное кладбище не изменилось с тех пор, как он был здесь в последний раз, — его окружала все та же невысокая ограда в густом плюще, трава была аккуратно подстрижена, а старые надгробия полуразрушены ирландским ветром и дождем. У входа висело объявление с расписанием служб и телефонным номером, по которому можно было круглосуточно звонить священнику. О'Брайен улыбнулся, увидев, что на листочке написан мобильный телефон: его позабавила мысль, что для общения со своей паствой служитель церкви пользуется последними достижениями техники.

Облаков почти не было, в небе стояла неполная луна, и света вполне хватало, чтобы оглядеться по сторонам. О'Брайен кивнул Митчеллу и толкнул деревянные ворота. Они отворились со скрипом. Церковь смутно темнела вдалеке, на сотни ярдов вокруг не было ни одного дома. Перед тем как выйти из «рэйнджровера», двое мужчин полчаса просидели в машине и убедились, что поблизости нет ни души и какая-нибудь влюбленная парочка или запоздалый прохожий с собакой не наткнутся на них, когда они приблизятся к старинному надгробию и воткнут в землю лопаты.

Оба работали молча и уже тяжело дышали к тому времени, как в яме появился первый сверток. Он был упакован в полиэтилен, и О'Брайен медленно развернул его, открыв комок из промасленной ткани. Внутри лежал китайский пистолет с заржавленной рукояткой. О'Брайен показал его Митчеллу, отложил в сторону, достал сверток большего размера — почти три фута в длину — и, передав его напарнику, нагнулся за следующим. В длинных упаковках были спрятаны два «АКМ-63» — венгерских автомата калибра 7,62 миллиметра, скопированных с советских «АК-47» и имевших пластмассовые рукоятки и приклады.

— Сгодится, — сказал Митчелл.

Оружие выглядело надежным и, что еще важнее, вполне подходило для их целей.

О'Брайен вытащил несколько полиэтиленовых свертков. В одном находились боеприпасы к «АКМ-63», в другом лежала дюжина револьверов времен Второй мировой войны. Они не собирались рисковать своей жизнью, пуская их в дело.

Тайник был сделан в конце девяностых Настоящей ирландской республиканской армией. В отличие от Временной ИРА, эта организация плохо финансировалась и покупала почти любое оружие, какое удавалось отыскать. Большую часть того, что находилось на этом кладбище, она приобрела у одного боснийца, прилетевшего из Сараева в Белфаст для продажи крупной партии товара. Как только он появился в Британии, Особая служба установила за ним наблюдение, и МИ-6 проследила за перемещением груза от склада в окрестностях Сараева до южного побережья Ирландии, откуда его доставили в Белфаст. Странно, но МИ-6 потеряла грузовик в Белфасте, и все оружие исчезло.

О'Брайен работал тайным агентом в западном Белфасте и внедрился в одну из ячеек Настоящей ИРА, взявшей часть запасов из этого склада, чтобы использовать его для ограбления строительного банка. Он и еще трое террористов достали оттуда несколько пистолетов. О'Брайен не стал докладывать о тайнике начальству. Это было грубым нарушением правил, однако О'Брайен видел на своем веку много всяких нелепых ошибок и не собирался рисковать жизнью, рассказывая обо всем, что ему известно. Если бы его боссы решили уничтожить склад, людям из ИРА не составило бы труда вычислить, откуда произошла утечка.

Во время ограбления О'Брайен должен был сидеть за рулем автомобиля, но в последний момент планы изменились, и его заменили другим водителем. Нападение закончилось провалом — не по вине охранников, а из-за дорожной аварии. По пути к банку террористы проехали на красный свет, и в них врезался автобус. В машине взорвался топливный бак, все четверо погибли. На следующий день боевика ИРА, организовавшего покупку оружия, убили юнионисты, и О'Брайен понял, что остался единственным человеком, знавшим о тайнике. Он продолжал молчать об этом даже после того, как ушел со службы. В его тайну был посвящен только Гэннон, посоветовавший ему хранить информацию при себе. До сегодняшнего дня.

О'Брайен развернул следующий сверток: в нем оказались польский автомат «Оникс» со съемным прикладом и два магазина на тридцать патронов. Это была копия русского «АКС-74У», стрелявшего со скоростью 725 патронов в минуту. Мощное оружие.

— Я его возьму, — сказал он.

Митчелл поднял и открыл небольшой пакет — польский «Рэндом», тяжелый пистолет калибра 9 миллиметров.

— Зачем они покупали это дерьмо? — спросил он.

— Брали что дают, — ответил О'Брайен.

Он размотал еще один сверток и присвистнул. Внутри лежал «СИГ-зауэр П-228», компактный швейцарский пистолет с тринадцатью патронами в обойме.

— Это мне, — произнес Митчелл, протянув руку.

— Держи карман шире, — буркнул О'Брайен. — Кто нашел, тот и берет. И потом, у вас с Билли будут «АКМ».

Они продолжали раскапывать тайник. Самый главный приз оказался на дне — деревянный ящик размером с небольшой чемодан, тщательно упакованный в несколько черных мешков для мусора. О'Брайен улыбнулся.

— Будь я проклят, — сказал он.

* * *

Джимбо Шорт расплатился с таксистом и зашагал по Кингз-роуд, поглядывая на отражения в витринах магазинов и проверяя, нет ли сзади хвоста. Убедившись, что за ним никто не следит, он пересек дорогу и подошел к черной двери между антикварным магазином и парикмахерской. Справа висели маленькая медная табличка с надписью «Охранное бюро Алекса Найта» и звонок с переговорным устройством.

Шорт нажал кнопку, и его впустили. Он поднялся по узкой лестнице. Наверху в открытой двери стояла жгучая брюнетка.

— Не знала, что ты в Лондоне, Джимбо, — промолвила она, чмокнув его в щеку.

— Я здесь ненадолго, Сара. Алекс у себя?

— Да, он тебя ждет.

Алекс Найт сидел за столом, заваленным электронным оборудованием и стопками инструкций. Металлические полки, тянувшиеся по стенам кабинета, ломились от коробок и толстых справочников. У стола напротив Найта стоял стул, но на нем тоже громоздилось несколько нераспечатанных посылок из «Федерал экспресс».

— Тебя не интересует телефонный дешифратор, Джимбо? — спросил Найт. — Настоящее произведение искусства из Тайваня. Могу сделать скидку.

— Не сегодня, Апекс.

Найт поднялся и протянул Шорту костлявую руку, торчавшую из короткого рукава темно-синего пиджака. Это был высокий и тощий мужчина с квадратными очками на носу.

— Чем могу помочь? — осведомился он.

— Мне нужен сканер для полицейских частот, — ответил Шорт.

— Спросил бы что-нибудь посерьезнее. Их продают даже в «Аргосе».

Шорт улыбнулся. То, чем торговал Найт, вряд ли можно купить в супермаркете.

— Например, этот, — сказал Шорт, взяв одну коробку с полки и посмотрев на этикетку. Это была новая модель, которую он раньше не видел. — И глушитель мобильной связи. Помощнее.

— Ты, конечно, знаешь, что они незаконны, — заметил Найт.

— Конечно.

— Насколько мощный?

— А какие v тебя есть?

— Карманный вариант, забивает все сигналы на сотню футов, — предложил Найт.

— Мощнее, — попросил Шорт.

— Есть свежая модель из Гонконга, глушит связь в небольшом здании.

— Еще мощнее, — улыбнулся Шорт.

— Джимбо, может, объяснишь, для чего тебе это нужно?

Улыбка Шорта стала еще шире.

— Тебе лучше не знать, Алекс. Представь площадь размером с футбольный стадион.

Найт вернулся к компьютеру и постучал по клавиатуре. Потом нахмурился и начал стучать снова.

Шорт прогуливался по кабинету, беря с полки ту или иную коробку и изучая ее содержимое. Некоторые устройства Найта были настолько новыми, что он даже не догадывался, для чего они предназначены.

— Какие частоты? — уточнил Найт.

— Британские.

— Покупаешь или арендуешь?

— Я надеялся, ты мне одолжишь по дружбе. — Найт поднял одну бровь, и Шорт рассмеялся. — Ладно, арендую на пару дней.

— Могу сдать на неделю за пять кусков, но мне нужен залог. Аппаратура очень дорогая. Когда она тебе понадобится?

— Вчера.

* * *

Шеферд качал пресс в углу прогулочной площадки, когда услышал, что его зовет Гамилтон. Шеферд встал и подошел, вытирая руки о джинсы.

— Пришел твой адвокат, — сообщил Гамилтон.

Шеферд вышел вместе с ним из секции и направился по коридору безопасности в комнаты для посетителей. На протяжении долгого пути Гамилтон не проронил ни слова, и Шеферд не собирался начинать разговор первым. Он не просил Харгроува о визите. Если суперинтендант узнал о том, что случилось с Лайамом, значит, все пропало. Он заставил себя расслабиться и шагнул в помещение со стеклянными стенами.

Харгроув пожал ему руку.

— Как дела, Паук?

Шеферд сел за стол.

— Потихоньку.

— От тебя давно нет известий, и я решил тебя проведать.

Харгроув занял свое место. Портфель он поставил рядом на пол.

— Как только будет что сообщить, я позвоню по телефону.

— У тебя все нормально?

— Я в порядке.

— А выглядишь довольно напряженно.

— Черт возьми, я все-таки в тюрьме! — резко бросил Шеферд.

Он увидел озабоченное выражение лица Харгроува и поднял руки.

— Прошу прощения, — буркнул он. — Трудно быть Бобом Макдоналдом двадцать четыре часа в сутки.

— Я могу чем-нибудь помочь?

Шеферд покачал головой.

— Записал что-нибудь?

— Я ношу плейер только в присутствии охраны. Чтобы он не мог меня обыскать, если что-либо заподозрит. Проблема в том, что при охране Карпентер мало что говорит. Надо побеседовать с ним в его камере, но это нелегко.

— Нам нужна информация, Паук. Ты понимаешь, как это важно.

— Если я надавлю на него слишком сильно, он насторожится.

— И он ни разу не проболтался?

— Карпентер не дурак. Он попал сюда, потому что его поймали профессионалы, и не собирается повторять свою ошибку.

— Думаешь, он что-нибудь подозревает?

— Не знаю, но я веду себя очень осторожно.

— Через пару дней Карпентера повезут в суд. Вероятно, это поможет тебе его разговорить.

— Ладно, я постараюсь. Надеюсь, его не освободят под залог?

Харгроув усмехнулся:

— Не в этой жизни. Карпентер пробил огромные бреши в нашем деле, но судья понимает, что к чему. Он не выпустит его из клетки.

— Я делаю все, что могу, — сказал Шеферд.

— Знаю, Паук. Хочешь, навещу твоего мальчика?

— Лучше держитесь от него подальше, пока все не кончится.

— Уверен?

— Да.

Харгроув встал, оправил свои манжеты, взял портфель и протянул ладонь Шеферду. Тот тоже поднялся и пожал ему руку. Он не хотел лгать суперинтенданту, но у него не было выбора. Харгроув не мог вернуть ему Лайама. Вся надежда на майора Гэннона и его команду.

* * *

Джимбо Шорт остановил микроавтобус примерно в сотне ярдов от тюремной стены. Армстронг и Митчелл сидели сзади. О'Брайен повернулся к ним с переднего кресла.

— Пора начинать, — произнес он. — Когда войдем внутрь, у нас будет максимум восемь минут. Если нам не повезет и они вызовут подмогу, за это время сюда приедет полиция.

— Если только рядом не окажется патрульная машина, — заметил Митчелл.

— Будем надеяться на лучшее, — промолвил О'Брайен. — В такое время это маловероятно.

Армстронг вставил магазин в свой «АКМ» и натянул на лицо черную лыжную маску. Он был в черной огнестойкой робе и ботинках на резиновой подошве, так же как Митчелл и О'Брайен. Все трое надели черные кожаные пояса с боеприпасами и спрятали в специальном кармашке на спине по запасному пистолету и радиопередатчику. Поскольку никто в тюрьме не носил оружия, в бронежилетах и шлемах не было необходимости. Перестрелка могла возникнуть только с отрядом огневой поддержки лондонской полиции. В отличие от остальных Шорт приехал в гражданском. Он был в синей спецовке, кожаной куртке и бейсбольной кепке с эмблемой «Нью-Йорк янкиз».

— Если мы столкнемся с вооруженной полицией, по людям не стрелять, — велел О'Брайен. — Ясно?

Армстронг и Митчелл кивнули.

— Палите выше голов и делайте ноги, — продолжил О'Брайен. — Полицейские не любят стрельбы из автоматов. Ну все, пошли.

Он надел свою маску, вылез из микроавтобуса, закинул за спину автомат и подбежал к тыльной стороне машины. Армстронг и Митчелл открыли задние дверцы, вытолкнули к О'Брайену деревянный ящик и помогли спустить его на землю.

Шорт положил чемоданчик с глушителем на соседнее сиденье. Он уже обезвредил местную подстанцию и отрезал тюрьму Шелтон от обычной телефонной связи. Оставалось вывести из строя все мобильники.

— Проверка связи, — сказал О'Брайен. — «Альфа» слушает.

Под маской у каждого была головная гарнитура с микрофоном, соединенным с радиоприемником на поясе.

— "Бета" на связи, — отозвался Митчелл.

О'Брайен поднял большой палец. Голос в наушниках звучал ясно и отчетливо.

— "Гамма" на связи, — произнес Армстронг.

О'Брайен кивнул.

— "Дельта" на связи, — проговорил Шорт.

О'Брайен опустился на колени и открыл деревянный ящик. В нем лежал ручной противотанковый гранатомет русского производства «РПГ-7В», закрепленный в жестком ложе из полистирола. Митчелл одобрительно кивнул.

— Крутая штуковина!

— Еще бы, — хмыкнул О'Брайен. — Из такой сомалийцы сбили «Черного ястреба». Точность стрельбы по движущейся цели — триста метров, по неподвижной — пятьсот.

— Это вам не стрельба поверх голов, — усмехнулся Митчелл.

О'Брайен вытащил из ящика длинный гранатомет и водрузил его на плечо. Он подошел поближе к Тюремной проходной.

— Уверен, что не промахнешься? — спросил Армстронг.

— Пошел ты! — О'Брайен посмотрел на часы, опустился на одно колено и прицелился в главные ворота, стоявшие в ста метрах от него. — Все готово?

— Мобильники не работают, — ответил Шорт. — Все сигналы блокированы. Можно начинать.

О'Брайен сделал глубокий вдох. Его сердце сильно колотилось, разгоняя по телу адреналин. Он уже много раз стрелял из «РПГ», но всегда был риск, что что-то пойдет не так и оружие взорвется прямо у него в руках.

Где-то вдалеке на шоссе проехала машина, но они увидели лишь отблеск ее фар. От города тюрьму Шелтон отделяли деревья и холмы, чтобы чувствительных жителей северного Лондона не оскорблял вид служебных видеокамер и высоких стен. Холмистая местность скроет взрыв, и с дороги заметят только вспышку света.

Четверо мужчин смотрели на железные ворота — как и стена, они имели в высоту тридцать футов и служили единственным выходом из тюрьмы. Ни одна камера не выходила наружу — никто, даже надзиратели, не могли видеть, что происходит на воле. Во время брифинга майор Гэннон несколько раз подчеркнул, что тюрьма Шелтон предназначена для содержания шести сотен заключенных в нескольких изолированных секциях. Все меры безопасности в ней направлены внутрь, а не наружу. Четверых вооруженных людей с военным опытом вполне хватит, чтобы разобраться с этим неприступным с виду бастионом.

— Внимание! — сказал О'Брайен.

Армстронг и Митчелл отодвинулись в глубь салона. О'Брайен внутренне собрался и нажал на спусковой крючок. Граната со свистом вылетела из ствола, оставив позади шлейф белого дыма. Она описала дугу в воздухе и ударила прямо в середину ворот. Раздался глухой взрыв, земля дрогнула, и стальную дверь отбросило в сторону, с корнем вырванную из петель.

Шорт поддал газу. О'Брайен бросил гранатомет на землю и влез на переднее сиденье. Митчелл захлопнул заднюю дверцу. Шорт рванул с места, и микроавтобус помчался к искореженным воротам.

* * *

Шеферд прищурился на светящийся циферблат своих часов. Было три часа утра, и все это время он не спал. Ли выключил телевизор после полуночи, к половине первого на площадке воцарилась тишина. В половине третьего в камере открылся «глазок», значит, следующий обход должен начаться не раньше чем через полчаса.

Ли тихо похрапывал, но вздрогнул и проснулся, когда Шеферд спрыгнул с койки.

— В чем дело? — сонно пробормотал он.

— Ты что-нибудь слышал?

— Что?

— Не знаю. Какой-то звук снаружи.

Ли спустил ноги на пол.

— Сколько времени?

— Три часа.

— Наверное, кто-нибудь из охраны делает обход.

— Я слышал взрыв.

— Чушь собачья.

— А если в одном из блоков начался пожар? Нас отсюда выпустят?

Ли принюхался.

— Я ничего не чувствую.

— Я говорю про взрыв, а не про дым.

Ли подошел к двери. Шеферд отступил в сторону, дал ему пройти и схватил сзади. Ли не успел даже вскрикнуть, когда руки Шеферда впились ему в горло. Бандит попытался вырваться, но Шеферд усилил хватку. Он держал его крепко, и почти минуту они молча боролись у двери. Шеферд перекрыл ему сонную артерию и отрезал доступ крови к мозгу. Все, что ему оставалось, — это не выпускать Ли из рук и сильнее сдавливать шею.

Когда бандит обмяк, Шеферд оттащил его и взвалил на койку. Он развязал шнурки на его кроссовках и стянул ими запястья и лодыжки. Потом оторвал лоскут от простыни и использовал его вместо кляпа. Шеферд проверил узлы на шнурках и приблизился к двери. Он включил свет и начал разминать мышцы, готовясь к тому, что произойдет дальше.

* * *

3.00 утра

Микроавтобус скрипнул тормозами и застыл у проходной. Задняя дверца открылась, и Армстронг с Митчеллом спрыгнули вниз. Оба выпустили из автоматов короткие очереди. Пули калибра 7,62 миллиметра насквозь прошили дверь и выбили замок. Они отступили в сторону, сзади из салона выскочил О'Брайен, подбежал к двери и со всей силы ударил по ней ногой. Она распахнулась внутрь, и он, вскинув автомат, ринулся в домик.

За стеклянной панелью сидели двое охранников, один в форме, другой в рубашке с коротким рукавом. Парень в форме держал возле уха трубку и барабанил по клавишам клавиатуры. Когда дверь открылась, оба уставились на нее.

— Быстро на пол! — крикнул О'Брайен.

Они застыли на месте, оцепенев. О'Брайен махнул дулом автомата.

— Я сказал, на пол! — заорал он.

Охранники упали вниз. О'Брайен выстрелил в защитное стекло. Оно не выдержало автоматной очереди в упор и разлетелось на множество осколков.

Армстронг перемахнул через стойку, захрустев подошвами по стеклянной крошке. Он поставил ногу на спину одного охранника и ткнул ему в шею автоматом.

— Лежи тихо, и никто не пострадает, — сказал он.

На боку у охранника висела связка ключей, и Армстронг, сорвав ее с пояса, бросил ключи О'Брайену.

Митчелл выглянул на улицу, и Шорт показал ему большой палец. Он уже развернул микроавтобус и стоял напротив двери. За тюремной стеной все было тихо.

— Быстрее, быстрее, — велел О'Брайен. — Открывайте замки. Армстронг связал руки и ноги охранника пластмассовым шнуром и поставил его на ноги.

Внутрь тюрьмы можно было попасть через две защитных двери, которые никогда не открывались одновременно. Промежуток между ними служил карантинной зоной, где вторую дверь отпирали только после того, как проверяли тех, кто проходил через первую. О'Брайен и Митчелл подошли к первой двери. Армстронг приставил автомат к подбородку охранника.

— Открывай, — прошипел он.

Тюремщик дрожащей рукой нажал кнопку. Скользящая створка уехала в стену. О'Брайен и Митчелл вошли в карантинную зону.

— А теперь закрой, — приказал Армстронг.

Охранник нажал другую кнопку. Когда внешняя дверь защелкнулась, Армстронг ткнул дулом в него.

— Давай внутреннюю.

Охранник потянулся рукой к контрольной панели. О'Брайен с Митчеллом бросились в открывшийся проход и исчезли в коридоре. Армстронг достал еще один шнур и связал руки охранника за спиной. На мониторах было видно, как О'Брайен и Митчелл бегут через внутренний двор к коридору безопасности.

— Какая кнопка открывает дверь? — спросил Армстронг.

Охранник кивнул на панель.

— Красная.

Армстронг нажал кнопку.

— "Гамма", вход свободен.

— Вас понял, — послышался в наушниках голос О'Брайена. — «Альфа» и «Бета» заходят внутрь.

— "Дельта", снаружи все чисто.

— Вас понял, — сказал О'Брайен.

Армстронг проследил на одном из мониторов, как О'Брайен открыл дверь и Митчелл нырнул в коридор безопасности. О'Брайен последовал за ним. Потом Армстронг толкнул охранника на пол и связал ему ноги. Выпрямившись, он снова проверил мониторы: О'Брайен и Митчелл мчались по коридору с автоматами наперевес.

* * *

3.01 утра

Ллойд-Дэвис отпила из чашки кофе и пролистала книгу замечаний. День выдался тихим — пара небольших стычек, немного расистской ругани, о которой доложили начальнику тюрьмы, и появление новичка, закатившего такую истерику, что его пришлось поместить в госпиталь. Сегодня ночью ее коллегой по дежурству был Пол Моррисон, бывший специалист по ландшафтному дизайну, прослуживший в тюрьме всего три месяца. Невысокий мужчина — на несколько дюймов ниже ее ростом, — он уже терял волосы, хотя ему еще не исполнилось и тридцати. Поступив на работу, Пол энергично взялся за дело и старался запомнить имена всех заключенных в секции. Ллойд-Дэвис надеялась, что он не утратит энтузиазма, хотя обычно охранники ломались после первого же года. Постоянное насилие, ложь и скука заставляли черстветь даже самые добрые и чувствительные души. Она захлопнула журнал и отпила еще немного кофе.

Поставив чашку на стол, Ллойд-Дэвис услышала чьи-то быстрые шаги и повернулась к коридору безопасности. Ее глаза расширились, когда она увидела, что к ней со всех ног бегут два человека с автоматами в руках. Несколько мгновений она смотрела на них, не веря своим глазам, затем схватилась за рацию. Двое мужчин были уже возле двери. Один просунул через решетку ствол автомата.

— Положи на место! — крикнул он. — Быстро!

Моррисон оглянулся через плечо. Он и Ллойд-Дэвис застыли на месте.

— Я сказал, положи на место! Не трогай рацию.

Ллойд-Дэвис выполнила приказ. Моррисон на дрожащих ногах поднялся со стула. Он покосился на Ллойд-Дэвис.

— Все в порядке, Пол, не волнуйся, — произнесла она.

— Заткнись, — прошипел один из нападавших. — Лечь на пол, лицом вниз.

Второй мужчина взял один из ключей, висевших на длинной связке, и открыл зарешеченную дверь.

— Что вам нужно? — спросила Ллойд-Дэвис.

— Лечь на пол. Быстро!

Моррисон опустился на колени и положил руки на пол.

Человек с ключами распахнул дверь и наставил оружие на Ллойд-Дэвис.

— Вниз! — велел он.

Они похожи на десантников из САС, подумала Ллойд-Дэвис. Черные маски, автоматы с укороченным стволом. Черная униформа и боеприпасы на кожаных ремнях. Но зачем САС понадобилось штурмовать тюрьму? Это бессмысленно.

Мужчина с ключами шагнул к Ллойд-Дэвис и схватил ее за волосы.

— Я с тобой не шучу! — бросил он. — Быстро на пол.

Ллойд-Дэвис не испытывала страха. Она была раздражена, но не испугана. Если бы эти люди хотели их убить, они бы давно это сделали. Что бы их сюда ни привело, они явно не собирались перестрелять всех охранников. Ллойд-Дэвис опустилась на колени, не сводя взгляда с лица мужчины. Она старалась запомнить все детали. Цвет глаз. Карий. Рост. Около шести футов. Один из клыков заметно искривлен. Чисто выбрит. Правша. Немного полноват.

— На пол! — повторил мужчина.

Ллойд-Дэвис выполнила приказ. Его напарник уже связывал пластмассовым шнуром руки Моррисону. Человек с ключами толкнул ее в спину, и она лежала тихо, пока он заламывал ей руки за спину и вязал узел на ее запястьях. Ллойд-Дэвис хотела обернуться, но он ткнул ей автоматом в лоб.

— Будешь на меня таращиться, я тебе оставлю кое-что на память, — пробормотал он.

В его речи слышался акцент, но его трудно было определить. Ирландский или шотландский. Он прижал автомат к ее затылку.

— Кто еще дежурит в секции? — спросил он.

— Хили, — ответила Ллойд-Дэвис.

— Где он?

— На первом этаже.

— Больше никого?

Она покачала головой.

— Если соврешь, пострадают люди.

— Это ночное дежурство. Нас только трое.

Мужчина убрал оружие.

— Расслабься и закрой глаза. Все кончится очень быстро, — произнес он.

Ллойд-Дэвис закрыла глаза.

— Вам отсюда не выбраться, — пробормотала она.

Мужчина толкнул ее в шею дулом автомата.

— Лучше молись, чтобы мы выбрались, иначе я продырявлю тебе голову, — сказал он. — А теперь заткнись.

* * *

3.02 утра

О'Брайен бросил ключи Митчеллу и приказал привести охранника с первого этажа. Митчелл вышел из кабинки и открыл дверь, выходившую на площадку. Он перегнулся через перила и посмотрел сквозь проволочную сетку. В дальнем конце секции неторопливо двигалась чья-то грузная фигура. Митчелл убрал ключи в карман. Вскинув автомат, он стал красться к лестнице мимо камеры, из которой доносился рэп. Он не спускал глаз с охранника, готовый пригнуться, как только тот повернет назад. В соседней камере играл рок. Митчелл представил, как заключенные лежат на койках и слушают музыку, не имея понятия о том, что происходит у них за дверью.

Он добрался до первой ступеньки лестницы и присел, продолжая следить за надзирателем. Тот дошел до конца секции, остановился и стал читать на стене какое-то объявление, покачивая связкой ключей. Охранник был не вооружен, но на ремне у него висела рация, и Митчелл не хотел давать ему возможности вызвать помощь. Он бросил взгляд на часы. С тех пор как они въехали в ворота, прошло две с половиной минуты. Если он будет выжидать, пока надзиратель пойдет обратно, на это уйдет еще две минуты.

Митчелл сделал глубокий вдох, на цыпочках преодолел лестницу, прыгая через две ступеньки. Охранник продолжал качать ключами и читать. Митчелл был уже внизу и несся по коридору, стараясь сдерживать дыхание. Охранник начал поворачивать голову. Митчелл бежал к нему по линолеумному полу, прижимая к груди автомат.

* * *

Армстронг взглянул на часы, висевшие на стене над мониторами. Они отставали на несколько минут и показывали около трех часов. Потом он заметил какое-то движение на мониторах. Это был Митчелл, который во весь дух мчался к толстому латиноамериканцу. Пока Армстронг смотрел, надзиратель обернулся и увидел надвигавшегося на него Митчелла. Он открыл рот и выставил руки, пытаясь защититься, но Митчелл был уже рядом и с разбегу врезался в охранника.

Латиноамериканец весил, вероятно, раза в два больше Митчелла, но на стороне последнего был эффект неожиданности. Он протаранил надзирателя левым плечом, и тот, развернувшись на месте, отлетел в сторону и ударился лицом о стену.

Ботинок Митчелла вонзился ему в ногу чуть ниже колена. Охранник рухнул вперед, и Митчелл со всей силы заехал ему ладонью по затылку — скорее чтобы оглушить, чем всерьез вывести из строя.

Митчелл отступил, дав надзирателю растянуться на полу. Он перевернул его на спину и, опустившись на колени, стал связывать руки и лодыжки.

* * *

Джимбо Шорт посмотрел на часы. Он не выключил мотор и время от времени поддавал газу. Если что-нибудь пойдет не так, им придется сматывать удочки. От отряда огневой поддержки они могут только убежать. Одно дело вытаскивать своего парня из тюрьмы, и совсем другое — стрелять в полицейских. О'Брайен прав — даже спецотряд полиции не готов к настоящей перестрелке, но Шорт очень сомневался, что полицейские разбегутся после первых же очередей. И что потом? Микроавтобус, на котором они сюда приехали, — рабочая лошадка, а у полицейских мощные машины, мотоциклы и вертолеты. Шорт усмехнулся, представив, как он, О'Брайен, Митчелл и Армстронг стоят перед судьей Центрального уголовного суда на Олд-Бейли-стрит. Чертовы мушкетеры. Как они объяснят случившееся? Скажут, что ворвались в тюрьму строгого режима, поскольку их другу понадобилась помощь. Но как отреагирует судья? И что подумают присяжные? Для самого Шорта это была серьезная причина. Он сражался вместе с Пауком Шефердом и видел, как его руку пробила пуля. Именно Шорт перевязал артерию и дотащил Паука до госпиталя, прежде чем тот истек кровью. Тогда он спас ему жизнь, и Шорт был уверен, что на его месте Паук поступил бы так же. Боевое братство не сравнится ни с каким другим, хотя это вряд ли можно объяснить человеку, не имеющему военного опыта. Когда майор Гэннон позвонил ему, он не колебался ни минуты. Паук попал в беду — это все, что ему требовалось знать.

Шорт взглянул на тюрьму. Он не видел Армстронга, но понимал, где тот находится. О'Брайена и Митчелла он тоже не видел, хотя представлял, чем они сейчас заняты. Так или иначе, через пять минут все закончится.

* * *

3.03 утра

Митчелл встал, сорвал рацию с ремня охранника и отшвырнул ее подальше. Бывший десантник тяжело дышал, но не чувствовал усталости. До сих пор это была просто легкая прогулка в парке.

— "Бета", на нижнем этаже все чисто, — сказал он.

— Вас понял, «Бета», — отозвался в наушниках голос О'Брайена. — Поднимайся на второй ярус.

— "Бета", выполняю приказ, — ответил Митчелл.

Он побежал обратно к лестнице, уже не заботясь о том, чтобы двигаться бесшумно. Вся секция была у них в руках, и даже если кто-нибудь из заключенных его услышит, никто не сможет выглянуть из камеры.

Митчелл поднялся на второй этаж и, проходя мимо кабинки, кивнул О'Брайену. Тот смотрел на свои часы. Митчелл зашагал дальше по площадке, глядя на таблички с фамилиями и номерами заключенных, висевшими возле каждой двери. Майор Гэннон сказал, что Шеферд должен находиться в четвертой слева, но Митчелл на всякий случай проверял все.

Он приблизился к четвертой камере. Р. Макдоналд, номер 6759. Митчелл вставил ключ, повернул в замке и открыл дверь.

* * *

Шеферд напрягся, когда дверь в камеру распахнулась. Только когда на пороге показалась фигура в черном, он сообразил, что почти минуту не дышал. Шеферд даже в лыжной маске узнал Джорди Митчелла.

— Карета подана, милорд! — воскликнул Митчелл, вытащил из кобуры пистолет и протянул Шеферду. — Мартин сказал, что он тебе пригодится.

Шеферд хотел взять оружие, но Митчелл бросил его на койку.

— Сначала надень вот это. — Он достал из кармана пару хирургических перчаток и отдал Шеферду.

Тот натянул перчатки и, подвигав пальцами, взял пистолет. Это был югославский «Модел-70», оружие, о котором он слышал, но никогда им не пользовался.

— Подарок от наших ребят, — пояснил Митчелл. — Карпентер на третьем?

Шеферд кивнул.

— Тогда пошли, — произнес Митчелл. — «Бета», мы идем на третий уровень.

Он направился к лестнице, и Шеферд последовал за ним.

* * *

3.04 утра

О'Брайен улыбнулся, увидев, что Шеферд идет по площадке вместе с Митчеллом и держит в руке пистолет, который они добыли из тайника Настоящей ИРА в Белфасте. Шеферд двигался так же быстро и легко, как во время службы в САС. Похоже, годы, проведенные в полиции, ничуть не повредили его форме. Оказавшись у лестницы, Шеферд увидел О'Брайена и махнул ему рукой.

Митчелл отступил в сторону и пропустил Шеферда вперед. Тот взбежал на верхнюю площадку и подошел к камере Карпентера. Митчелл вставил ключ и повернул в замке. Шеферд толкнул дверь. Карпентер спал на своей койке, повернувшись лицом к стене.

— Если бы не твой паренек, я пристрелил бы его на месте, — усмехнулся Митчелл, направив автомат на Карпентера.

Шеферд положил ладонь на ствол.

— Когда я верну Лайама, мы о нем позаботимся, — пообещал он.

Он протянул руку и включил свет. Карпентер повернулся на бок, мигая и сонно бормоча.

— Что случилось? — спросил он, прикрыв глаза ладонью.

— Вставай! — велел Шеферд.

— Боб?

— Вставай, мать твою! — рявкнул Шеферд.

— Какого черта тут происходит?

— Мы уходим.

— Что?

— У нас мало времени, — вмешался Митчелл. — Пошевеливайся.

— Я не пойду, — буркнул Карпентер, подтянув к груди колени.

— Ты хотел на волю, — сказал Шеферд. — Это выход.

— Ты обещал, что нас освободят по дороге в суд, — возразил Карпентер. — Что твои люди нападут на фургон.

Митчелл отодвинул в сторону Шеферда, схватил Карпентера за воротник пижамы и, рывком стащив с койки, отшвырнул его к стене.

— Ты идешь с нами.

— Пошел ты! — крикнул Карпентер.

Митчелл ударил его в висок прикладом автомата. У Карпентера закатились глаза, он рухнул на пол, но Шеферд успел его поймать.

— Тащи его, — произнес Митчелл. — У нас осталось три минуты.

Шеферд взвалил Карпентера на плечо и двинулся по площадке вслед за Митчеллом. Заключенные колотили в двери и выкрикивали ругательства. Грохот и гомон голосов становились все громче, эхом отдаваясь между стенами.

* * *

3.05 утра

Армстронг увидел на мониторах, как Митчелл выскочил из камеры и побежал по площадке; следом появился Шеферд, держа в руке пистолет и волоча на себе Карпентера. Они добрались до лестницы и стали спускаться. Один из охранников на полу начал дергаться, и Армстронг пнул его ботинком — не так сильно, чтобы сломать ему ребра, но достаточно крепко, чтобы тот вскрикнул от боли. Он нагнулся и приставил к его шее дуло «АКМ-63».

— Тебе слишком мало платят, чтобы изображать героя.

Лежи тихо и помалкивай.

Охранник успокоился, и Армстронг выпрямил спину. На одном из мониторов Митчелл приближался к кабинке.

* * *

Митчелл постучал ладонью по стеклу. Шеферд подошел сзади, тяжело дыша. О'Брайен кивнул на Карпентера.

— Только не говори, что ты его убил, — сказал он Митчеллу.

— Парень начал выступать, — усмехнулся Митчелл. — Я его слегка пристукнул.

— Ладно, пора убираться, — промолвил О'Брайен. — «Альфа» и «Бета» выходят из блока вместе с целями, — произнес он в микрофон.

— "Дельта", вас понял, — отозвался в наушниках голос Шорта. — Снаружи все чисто.

— "Гамма", на мониторах все спокойно, — доложил Армстронг.

О'Брайен направился к двери.

— Боб! — послышался голос снизу.

Шеферд заглянул в кабинку. Ллойд-Дэвис лежала на полу лицом к нему.

— Прости, — вздохнул он.

— Пойдем! — позвал его О'Брайен. — У нас две минуты.

— Ты ничего этим не добьешься, — продолжила Ллойд-Дэвис. — Тебя все равно поймают. В досье есть твои фотографии, отпечатки пальцев и ДНК. Если удерешь, тебя посадят на всю жизнь.

Внезапно Шеферду захотелось все ей объяснить. Что он не грабитель Боб Макдоналд, а тайный агент и ему совсем не нужно бежать из заключения. Он вынужден помогать Карпентеру, иначе тот убьет его единственного сына. Но Шеферд знал, что он не должен об этом говорить, а если и скажет, Ллойд-Дэвис ему не поверит.

— У меня нет выбора. Поверь мне.

— Как я могу тебе верить после того, что ты сделал?

Митчелл направил на нее оружие.

— Заткнись! — крикнул он.

Шеферд протянул руку и отвел автомат в сторону.

— Все в порядке, — сказал он.

— Нет, не все в порядке, — пробормотала Ллойд-Дэвис.

— Заткни свою пасть и закрой глаза! — заорал на нее Митчелл.

О'Брайен похлопал его по плечу.

— Пойдем!

Митчелл кивнул и двинулся вслед за О'Брайеном к коридору безопасности. Шеферд в последний раз взглянул на Ллойд-Дэвис.

— Мне очень жаль, — промолвил он.

— Ты сам ломаешь свою жизнь.

Шеферд поправил на плече Карпентера.

— Это и есть моя жизнь, — усмехнулся он, повернулся и покинул кабинку.

* * *

Армстронг проверил все мониторы. Их было более десяти, каждый показывал по четыре картинки сразу, еще три давали изображение во весь экран. С этого места он мог наблюдать за тюремной стеной, коридором безопасности, офисами, госпиталем и всеми блоками. Армстронг увидел, как О'Брайен, Митчелл и Шеферд вышли из кабинки и побежали в коридор. На другом экране стоял микроавтобус с Шортом за рулем. В одной из секций блока С на верхнем ярусе медленно шла женщина-охранник, заглядывая в «глазок» каждой камеры. В блоке D два надзирателя разговаривали и смеялись на нижнем этаже. О'Брайен и Митчелл остановились на углу коридора и подождали Шеферда.

Армстронг усмехнулся: Шеферд тяжело дышал, сгибаясь под тяжестью тела на своем плече. Потом он заметил движение на одном из мониторов.

— "Гамма", будьте начеку, — предупредил он в микрофон. — У нас проблемы.

* * *

Ллойд-Дэвис перекатилась на бок и оказалась лицом к Моррисону.

— Пол, ты в порядке?

Глаза Моррисона были закрыты, он дрожал.

— Они ушли? — прошептал он.

— Да. Все кончилось.

Моррисон открыл глаза. По его щекам катились слезы.

— Джо, кажется, я обмочился.

— Все в порядке, Пол. Я тоже испугалась. Это нормально.

— Чего они хотели?

Ллойд-Дэвис поняла, что Моррисон не заметил, как люди в масках увели Шеферда и Карпентера, но у нее не было времени это объяснять. Прежде всего они должны поднять тревогу. Она снова перевернулась на спину и села. Ее рация лежала на столе, но Ллойд-Дэвис сомневалась, что сумеет включить ее со связанными за спиной руками.

— Как они сюда вошли? — спросил Моррисон.

Хороший вопрос. Действительно, как им удалось перебраться через стену? Может, они прилетели на вертолете? Или взяли проходную штурмом? Кому еще в тюрьме известно, что внутри находятся вооруженные люди?

— Помоги мне подняться, — попросила Ллойд-Дэвис. — Надо сесть спиной друг к другу и отталкиваться ногами.

Моррисон перекатился на спину и сел, затем поерзал на полу и прижался к ней спиной.

— На счет три, — сказала Ллойд-Дэвис.

Когда она досчитала до трех, они резко уперлись друг в друга и встали на ноги. Моррисон тут же потерял равновесие и упал на картотечный шкаф, охнув и выругавшись от боли.

Ллойд-Дэвис посмотрела на мониторы. Нападавших было не видно, значит, они уже покинули блок. Получалось, что освободили лишь Шеферда и Карпентера. Вооруженного грабителя и наркодельца. Какая логика? Люди в масках выглядели как террористы, но большинство обвиняемых в терроризме сидело в особом блоке на другом конце тюрьмы. Все это не имело никакого смысла.

* * *

3.06 утра

— "Гамма", в вашу сторону двигаются два охранника. — Голос Армстронга звучал в наушниках О'Брайена с помехами.

— Черт! — воскликнул Митчелл.

Шеферд посмотрел на своих друзей.

— Что-то не так? — спросил он.

Он прислонился к стене, чтобы немного облегчить тяжесть на своем плече.

О'Брайен сделал ему знак молчать, показал на коридор и поднял два пальца.

— "Альфа, где они?

— "Гамма", примерно в ста метрах за углом, — ответил Армстронг.

— "Альфа", у них есть рации?

— "Гамма", ответ утвердительный.

О'Брайен тихо выругался. Двое надзирателей могли направляться в другой блок или административный корпус. А может, они шли к выходу и собирались позвонить в проходную, чтобы им открыли внешнюю дверь. Если их целью был административный корпус, команде ничего не угрожало, но в двух других случаях охранников придется обезвредить. У них нет связи с внешним миром, но они могут вызвать по рации своих сотрудников из других блоков.

О'Брайен взглянул на часы. Время истекало.

— "Альфа", если они остановятся у стены, дай мне знать.

— "Гамма", вас понял.

О'Брайен сжал кулаки и велел Митчеллу и Шеферду ждать.

* * *

Ллойд-Дэвис дотянулась до рации. Когда ее пальцы уже ухватили трубку, она увидела на стене кнопку сигнала тревоги и решила, что лучше добраться до нее. Ллойд-Дэвис передвигалась маленькими прыжками. Кнопка находилась на стене рядом с мониторами на уровне ее плеча, но она не могла дотянуться до нее со связанными руками. Надзирательница выругалась, попробовала нажать на нее лбом, но ничего не получилось. Она попыталась снова, упала вперед и ударилась носом о стену. Кровь потекла у нее из ноздрей, и она замигала, смарги-вая слезы. Ллойд-Дэвис оттолкнулась от стены, подобралась ближе к кнопке и всем телом рухнула на нее лицом вперед. Нос расплющился о стену, и она услышала, как хрустнул хрящ. По щекам полились слезы вперемешку с кровью, но она услышала, как заработала сирена, и улыбнулась сквозь пронзившую ее боль.

* * *

О'Брайен выругался, услышав сирену.

— Где они, «Гамма»?

Митчелл оглянулся через плечо, сжав в руках автомат и переминаясь с ноги на ногу.

— По-прежнему идут к вам, — сообщил Армстронг. — Примерно в полусотне ярдов за углом.

— Мы ими займемся, — сказал О'Брайен. — Ты готов, «Бета»?

— Готов, — ответил Митчелл.

О'Брайен положил руку на плечо Шеферду.

— У тебя все в порядке?

Шеферд кивнул.

— Мы с ними разберемся, но, что бы ни случилось, иди к выходу, понял?

— "Гамма", они бегут к вам.

О'Брайен кивнул Митчеллу, указал на коридор, и они бросились вперед. Шеферд последовал за ними. Повернув за угол, они увидели двух спешивших навстречу надзирателей — крепких парней с фигурами регбистов. Заметив О'Брайена и Митчелла, они замерли на месте. О'Брайен направил на них автомат.

— На пол! — крикнул он.

Охранники продолжали стоять, остолбенев от шока. Митчелл шагнул вперед, положив палец на спусковой крючок.

— Быстро на пол! — рявкнул он.

Надзиратели легли на пол и застыли, раскинув руки. Митчелл достал шнур и начал связывать запястья одному из них. О'Брайен крикнул Шеферду, чтобы тот бежал дальше, опустился на колени и взялся за второго.

Над головой ревела сирена, но О'Брайен знал, что охрана не сможет вызвать помощь снаружи. Это была досадная помеха, но дело уже близилось к концу — их не остановит горстка безоружных тюремщиков.

* * *

Шеферд мчался по коридору. Карпентер застонал у него на плече, но не шевельнулся. Впереди уже виднелась дверь, выходившая из коридора безопасности во двор, а за спиной слышались чьи-то торопливые шаги. Он обернулся: сзади бежали О'Брайен и Митчелл. Два охранника лежали на полу лицом вниз со связанными за спиной руками.

Шеферд не знал, кто включил сигнал тревоги. Наверное, тюремщики в блоке В или охрана на проходной. Его сердце громко стучало, а спину ломило от тяжести Карпентера. Он остановился у двери. О'Брайен подскочил сзади и ударил кулаком по кнопке связи.

— "Альфа", мы у выхода! — крикнул он.

Митчелл приблизился к ним. Замок щелкнул, и О'Брайен плечом распахнул дверь. Потом он прижал ладонь к уху.

— "Альфа", повтори.

О'Брайен нахмурился.

— В чем дело? — спросил Шеферд.

— В коридоре еще несколько охранников, из блока А.

О'Брайен взглянул на Митчелла и кивнул на коридор, затем придержал дверь для Шеферда. Тот вынес Карпентера наружу и побежал через двор, чувствуя, как тяжелое тело колотится по спине.

* * *

Армстронг проверил мониторы. О'Брайен держал дверь в коридор безопасности. Митчелл несся к блоку А. Шеферд достиг проходной с Карпентером на плече. Шорт газовал за рулем микроавтобуса.

Ни одна камера не выходила наружу, и Армстронг не видел, что происходит за пределами тюрьмы. Впрочем, если бы сюда явилась вооруженная полиция, они бы уже об этом знали. Армстронг надеялся, что Гэннон был прав и что отряд огневой поддержки, даже если его кто-то вызвал, доберется до тюрьмы не ранее чем за восемь минут.

На одном из мониторов появились люди — по коридору безопасности у блока С от кабинки бежали трое надзирателей, двое мужчин и женщина.

— "Гамма", трое охранников в коридоре, — сообщил Армстронг. — Денек становится жарким.

— "Альфа", вас понял, — отозвался О'Брайен, но не сдвинулся с места, продолжая держать дверь.

* * *

Митчелл остановился, услышав приближавшиеся из-за угла шаги. Он выставил вперед левую ногу, чтобы легче принять отдачу автомата. Ему не хотелось стрелять в безоружных людей, но он должен был показать, что готов применить оружие.

Первыми из-за угла появились мужчины. Один был низенький и толстый, другой высокий и тощий. Высокий ахнул, увидев Митчелла, а коротышка споткнулся о собственную ногу и растянулся на полу. Митчелла позабавило их замешательство.

— Быстро на пол! — велел он.

Из-за угла выбежала женщина. Она отскочила в сторону, чтобы не наткнуться на лежавшего мужчину, и ударилась о стену. Митчелл выпустил короткую очередь по потолку. Лампы разлетелись вдребезги, и посыпались осколки плитки.

— Больше повторять не стану! — крикнул он.

Высокий охранник и женщина легли на пол рядом с товарищем.

— Руки за голову! — приказал Митчелл.

Они сцепили пальцы на затылке.

— В каждого, кто пойдет за нами, стреляю без предупреждения. И передайте своим приятелям — если будут нас преследовать, им конец.

Он развернулся и помчался назад к О'Брайену.

— Хорошая речь, — заметил тот.

— Тебе понравилось? Вот что значит действовать на людей своим авторитетом и добиваться их сотрудничества.

О'Брайен держал дверь, пока Митчелл бежал через двор, потом последовал за ним. Замок в двери защелкнулся. Теперь, когда проходная в их руках, уже никто не сможет выйти из коридора безопасности.

* * *

Шеферд подошел к проходной и с трудом восстановил дыхание. Карпентер продолжал стонать, но его тело висело как мешок. Внутренняя дверь была открыта, и Шеферд шагнул в комнату. Армстронг сидел слева, сжимая в руках автомат. Он кивнул Шеферду и вернулся к наблюдению за мониторами. Вторая дверь, выходившая наружу, была закрыта. Шеферд остановился в карантинной зоне и стал ждать.

О'Брайен и Митчелл пересекли двор, миновали внутреннюю дверь и оглянулись, чтобы проверить, нет ли кого сзади. Во дворе было чисто.

Армстронг нажал кнопку и закрыл первую дверь. На это ушло несколько секунд. О'Брайен и Митчелл повернулись ко второй двери.

— У нас мало времени, — сказал Митчелл и, вскинув автомат, выпустил короткую очередь.

Стеклянная панель разлетелась вдребезги. Армстронг перепрыгнул через стойку и выбежал во двор. Шеферд бросился за ним, хрустя кроссовками по стеклу. Армстронг залез в микроавтобус через заднюю дверь и протянул руки, чтобы принять Карпентера. О'Брайен и Митчелл были уже рядом. Они развернулись и держали под прицелом проходную, пока Шеферд забирался в машину.

— Мы внутри! — крикнул он.

О'Брайен и Митчелл подскочили к ним, прыгнули в салон, и Шеферд захлопнул дверцу.

— Едем, едем! — воскликнул О'Брайен.

Шорт нажал на газ, и машина понеслась к воротам.

* * *

Микроавтобус занесло на повороте, и Шеферд ударился о стенку. Он вытянул руку, чтобы удержать равновесие. О'Брайен и Митчелл сидели спиной к водителю, не выпуская из рук оружия. Шорт мчался во весь дух, однако старался не превышать пределов скорости. Было очень важно быстрее оторваться от тюрьмы, но вдоль шоссе стояли камеры слежения, и нарушителей могли сфотографировать.

Армстронг поскреб под маской подбородок и взглянул на Карпентера, который лежал на спине с закрытыми глазами и тяжело дышал.

— На вид ничего особенного, — пробормотал он.

— Он стоит двадцать восемь миллионов, — промолвил Шеферд.

— Да, но сейчас эти деньги вряд ли ему помогут, — заметил О'Брайен.

— Постойте, парни, — вмешался в разговор Митчелл. — Давайте хоть послушаем, что он нам предложит. Паук наш друг и все такое, но двадцать миллионов — это куча денег.

О'Брайен хлопнул Митчелла по плечу.

— Тебе бы только книжки писать. На детективах можно заработать.

— Какие, к черту, книжки, когда я двух слов связать не могу, — буркнул Митчелл. — Почему бы нам не потребовать с него выкуп? У него есть деньги. Пусть заплатит за то, что мы его освободили.

О'Брайен погрозил ему пальцем.

— Шучу, — улыбнулся Митчелл.

Микроавтобус снова мотнулся в сторону и скрипнул тормозами. О'Брайен прослушивал полицейские радиочастоты, но до сих пор не сообщалось о нападении на тюрьму.

— Все чисто, Джимбо, — сказал он.

Шорт сбросил газ. Карпентер перевалился на бок, и Армстронг небрежно поставил ботинок ему на голову.

Они подъехали к промышленный зоне на окраине Уэтфорда, недалеко от шоссе М25. О'Брайен выбрался наружу, подошел к воротам и открыл металлический засов. Шорт вкатил микроавтобус внутрь. Это был небольшой склад, почти голое помещение без окон, с железными балками под потолком и маленькой комнаткой в углу.

Армстронг и Митчелл распахнули заднюю дверцу и вытащили Карпентера, а О'Брайен вернулся к воротам и задвинул засов. Шорт вышел из кабины с бутылкой минералки. Он отвернул горлышко и вылил воду на Карпентера. Тот закашлялся, забормотал и сел. О'Брайен, Шорт, Митчелл и Армстронг стояли вокруг с автоматами наперевес.

— Кто вы такие, черт вас побери? — спросил Карпентер, вытирая руками мокрое лицо.

— Парни, которые только что спасли твою задницу, — ответил О'Брайен. — Так что обращайся к нам уважительно.

Карпентер встал. Губы у него были разбиты, по подбородку текла кровь. Он с усмешкой посмотрел на Шеферда.

— Я знал, что ты сумеешь это сделать, — произнес он. — Просто тебе был нужен хороший стимул.

— Я тебя вытащил, — сказал Шеферд. — Верни моего мальчика.

— Думаю, надо это отпраздновать, как по-вашему? Не каждый день сбегаешь из тюрьмы строгого режима. — Карпентер засмеялся, но никто не ответил на его смех. — Один мой друг часто повторял такой тост, — добавил наркоторговец. — Пусть в нашем шампанском будет побольше пузырьков, а среди врагов — побольше трупов.

Карпентер быстро шагнул вперед и выхватил пистолет из-за пояса Шеферда, щелкнув предохранителем.

— Как раз этого я тебе желаю, Шеферд. Стать трупом.

Он направил пистолет на Шеферда и нажал на спусковой крючок. В замкнутом пространстве оглушительно прогремел выстрел. Шеферд пошатнулся и схватился за живот. Карпентер торжествующе улыбнулся. Он повернулся с пистолетом к людям в масках и нахмурился, увидев, что те стоят спокойно и смеются, опустив свое оружие.

Шеферд выпрямился, поднял руки и показал их Карпентеру. Никакой крови. Карпентер с недоумением посмотрел на пистолет. Он прицелился Шеферду в живот и снова выстрелил. У Шеферда зазвенело в ушах, но он остался стоять на месте.

— Тупой ублюдок! — бросил О'Брайен. — Неужели ты подумал, что мы дадим Пауку настоящие пули?

Карпентер швырнул пистолет в сторону.

— Пошли вы все!

О'Брайен направил автомат в лицо Карпентеру.

— Может, лучше пристрелить его?

— Сделаете это, и Шеферд больше никогда не увидит своего сына, — заметил Карпентер.

— Где Лайам? — спросил Шеферд.

— Понятия не имею.

Шеферд сдвинул брови:

— Что?

— То, что слышал. Мои ребята его где-то спрятали. Как только вы меня отпустите, они вернут твоего паренька и деда с бабкой. Честный обмен.

— Ему нельзя верить, — произнес Митчелл. — Мы уже видели, на что он способен.

— У вас нет выбора, — усмехнулся Карпентер. — Вы не можете заставить меня сказать, где мальчик, потому что я сам не знаю. А если вы меня убьете...

Он не закончил фразу.

— Твой ход, Паук, — сказал О'Брайен, приподняв маску и почесав вспотевшее лицо.

Шеферд поднял с пола пистолет. Он смотрел на Карпентера, постукивая рукояткой по ноге. Если он его отпустит, нет никаких гарантий, что Карпентер освободит Лайама, Мойру и Тома. Митчелл прав — ему нельзя доверять.

— Да, Паук, — промолвил Карпентер. — Теперь твой ход.

— Парни, у вас есть мобильники? — спросил Шеферд. — Одноразовые трубки?

— Конечно.

— Ладно, вот что мы сделаем. Ты позвонишь своим людям и прикажешь им выпустить мальчика и Мойру. Пусть они дадут им сотовый телефон. Как только они будут в безопасности, я с ними свяжусь. Потом мы выпустим тебя, а ты освободишь Тома.

— Мило, — пробормотал Карпентер. — Так ты рискуешь своим тестем.

— Он дед моего сына. Для меня он значит больше, чем для тебя тысячи людей. Если пострадает Том — или любой из них, — тебе конец.

— Кишка тонка, — хмыкнул Карпентер.

Рука Шеферда сжала пистолет, но он заставил себя сдержаться. Если он ударит Карпентера, это ничего не даст. Надо вернуть сына живым и невредимым. Он опустил оружие. Карпентер улыбнулся.

— Дайте ему телефон, — велел Шеферд.

* * *

Ким Флетчер ковырял в зубах игральной картой, когда зазвонил мобильник. Он ответил сразу. По этому номеру с ним говорил лишь Карпентер.

— Я на воле. Свободен как ветер.

— Отличная новость, босс.

— Как они?

— Присмирели. Пришлось стукнуть старика, но теперь все тихо.

Пэт Нири, лежавший на диване с последней книгой о Гарри Поттере, поднял голову. Флетчер показал ему большой палец.

— Теперь поступим вот как. Отпусти бабку и парня. Дай им сотовый, и пусть они позвонят по этому номеру, когда выйдут из дома. Старика держи на месте, пока я тебе не позвоню. Если все будет в порядке, отпустишь его и приедешь за мной.

— Без проблем, — сказал Флетчер.

Связь оборвалась. Флетчер улыбнулся Нири и пожал плечами.

— Мы их выпускаем, — сообщил он.

— Вот и хорошо, — отозвался Нири. — А то неприятно мучить женщин и детей. Это как-то неправильно.

Флетчер кивнул.

* * *

Карпентер вернул мобильник Шорту.

— Когда он зазвонит в следующий раз, бабка и мальчик будут на свободе, — произнес он.

Шорт взял трубку.

— Почему бы нам его не пристрелить? — спросил О'Брайен.

— Потому что если я не перезвоню через десять минут, старику крышка, — заметил Карпентер.

О'Брайен пожал плечами:

— Мы тебя прикончим, потом наберем последний номер и заявим твоим людям, что ты сдох, а им пора сматывать удочки.

— Что бы вы им ни сказали, они его прикончат.

— Оставь его, Мартин, — велел Шорт.

— Вы вообще кто, ребята? — поинтересовался Карпентер.

— Они мои друзья, и это все, что тебе надо знать, — ответил Шеферд.

Карпентер пропустил его слова мимо ушей и обратился к Шорту:

— Я бы подыскал для вас хорошую работку. — Он указал на Шеферда. — Не знаю, сколько он вам заплатил, но я могу дать в десять раз больше.

— Мы не заработали ни пенни, — сказал О'Брайен.

— С вашими способностями вы легко могли бы разбогатеть, — продолжил Карпентер.

— Дело не в деньгах, — возразил Шорт. — И хватит об этом.

Карпентер пожал плечами и откинулся на спинку кресла. Они молчали, пока не зазвонил телефон. Шорт дал трубку Шеферду. Это была Мойра, она плакала навзрыд.

— Ты в порядке? — спросил он.

Захлебываясь слезами, Мойра рассказала, что она и Лайам в безопасности, но ей неизвестно, где ее муж. Шеферд заверил, что Тома скоро выпустят.

— Что случилось, Дэниел? — спросила она.

— Потом объясню. Сейчас вам надо вернуться домой. Где вы находитесь?

— Здесь рядом дорога. Я видела автобус.

— Сходите к шоссе и узнайте, как оно называется. Затем перезвони мне, и я вас заберу.

— Я позвоню в полицию.

— Нет! — резко возразил Шеферд. — Не делай этого.

— Нас похитили, Дэниел. У них оружие. Они хотели нас убить.

— Мойра, пожалуйста, послушай меня. Что бы вы ни делали, не обращайтесь в полицию. Позже я все объясню, клянусь, но пока вам надо держаться подальше от полицейских. Поверь мне.

— Дэниел...

— Прошу тебя, Мойра. Подожди, пока вернется Том, и мы вместе все обсудим. А пока сходи к дороге и перезвони мне.

— Ладно...

— Можно мне поговорить с Лайамом?

Шеферд услышал, как трубку передали в другие руки.

— Папа?

— Как ты, Лайам?

— Они ударили дедушку. Пистолетом.

— Теперь все хорошо. Ты в безопасности.

— Кто это был, папа?

— Просто плохие люди. Не бойся, все уже позади. Я за тобой приеду.

— Ты уже вышел из тюрьмы?

— Да.

— Значит, вернешься домой?

— Обязательно.

Шеферд отключил связь и передал трубку Карпентеру.

— Теперь отпусти моего тестя.

Наркоторговец усмехнулся.

— Мы поступим по-другому. — Он протянул руку. — Мне нужны деньги на телефон-автомат.

О'Брайен отсыпал ему горсть мелочи.

— Если попробуешь меня обмануть, я тебя выслежу и убью, — пригрозил Шеферд.

— Еще бы, — отозвался Карпентер.

Армстронг и Митчелл открыли заднюю дверцу. Они стояли на боковой улочке недалеко от станции метро «Бент-кросс». Карпентер выпрыгнул наружу и обернулся к Шеферду.

— Желаю удачи, — сказал он и побежал по улочке к метро. Армстронг почесал под маской.

— Даже не поблагодарил, — заметил он.

— Может, письмо пришлет, — хмыкнул Митчелл.

— Хватит и открытки. — Армстронг захлопнул дверцу. — Или букетика цветов.

* * *

Хотя за «рэйнджровером» не было ни одной машины, Стэн Йейтс дал сигнал и лишь потом свернул к обочине. Профессиональная привычка. Двадцать семь лет безупречной службы за рулем, ни одной дорожной аварии — даже скорость ни разу не превысил, — и что он за это получил? Хорошую репутацию водителя и однокомнатную квартирку в восточном Лондоне. Не считая бывшей жены и двоих детей, которые никогда его не видели. Разумеется, зачем он им нужен, если теперь у жены богатый любовник с роскошным домом и яхтой в Портсмуте.

Йейтсу хотелось курить, но в машине это не разрешалось. Босс был помешан на чистом воздухе, и никакие кондиционеры не могли до конца выветрить запах дыма. Пришлось удовольствоваться жевательной резинкой со вкусом никотина.

Йейтс провел ладонью по рулевому колесу, наслаждаясь поверхностью кожи. Мягкая, как у молоденькой девушки. Правда, в последние годы ему редко приходилось трогать девушек, но скоро все изменится. Он уйдет с работы, продаст квартиру и уедет на Филиппины. Йейтс слышал много хорошего о Филиппинах. Люди там живут как короли, даже на государственную пенсию. Местные женщины очаровательны, скромны, любезны и... доступны. Йейтс широко улыбнулся. На Филиппинах у него будет кое-что получше, чем государственная пенсия.

Он закинул руки за голову и потянулся. Автомобиль был куплен полгода назад и прошел всего три тысячи миль. Рэй Маки мало куда ездил — автомобиль для него скорее символ высокого статуса, а не средство передвижения. Нечто вроде знака отличия, свидетельствовавшего о том, что его владелец забрался на самый верх и может поплевывать на тех, кто внизу. Как же, глава отдела по борьбе с наркотиками. Вот уж у кого будет хорошая пенсия, так это у Маки, с горечью подумал Йейтс, не говоря уже о том, сколько он получал на службе. Это вам не грошовое жалованье, которое платили ему в таможне.

Йейтс протянул руку и потрогал полированное дерево на приборной панели. Мастерская работа.

Сзади остановилась машина. Пятая серия «БМВ» — мощный мотор, однако до «ровера» ей далеко. «БМВ» — автомобиль, в котором ездят, а «ровер» — в котором возят. Большая разница. Задолго до того, как стать профессиональным шофером, Йейтс торговал машинами и год продавал «роллс-ройсы» в автосалоне в Мейфэр. Он всегда умел отличить хороших покупателей, потому что они приближались к автомобилю сзади, а не спереди.

Йейтс посмотрел на «БМВ» в зеркало заднего обзора. Автомобиль мигнул фарами. Йейтс нахмурился. Обычно они подходили к нему сами. Он поерзал на сиденье. Из машины никто не выходил. Йейтс сдвинул брови. Что за чертову игру они придумали? Он выключил мотор и вылез на обочину. «БМВ» снова мигнул. Йейтс шагнул к водителю. Окно опустилось, и он увидел улыбающегося Пэта Нири.

— Привет, Стэн, — сказал он.

— Что случилось? — спросил Йейтс. — Мы должны были встретиться на следующей неделе.

— Планы изменились.

— Какие еще планы? Я даю вам информацию, а вы мне деньги, вот и все.

— Босс хочет с тобой поговорить.

Рядом с Нири сидел Ким Флетчер.

— Не бойся, босс в долгу не останется.

Йейтс взглянул на дорогу. Впереди появились фары, но потом машина свернула влево.

— Зачем я ему понадобился?

— Ему нужны кое-какие сведения.

— О чем?

— Он сообщит тебе при личной встрече. Я в это не посвящен.

Йейтс покусал губы.

— Сколько?

— Не знаю, Стэн, но босс сказал, что заплатит очень щедро. — Флетчер вздохнул. — Слушай, если тебя это не интересует, можешь отказаться, и я все передам.

— Я не говорил, что отказываюсь, — поспешил возразить Йейтс. — Просто раньше я работал с тобой.

— Ну, а я работаю на босса, — заметил Флетчер. — Деньги все равно его.

Йейтс задумался.

— Где он?

— Здесь, неподалеку. Поезжай за нами на машине, ладно?

Йейтс вернулся к «роверу», выплюнул жвачку, сел за руль и завел мотор. «БМВ» помигал фарами, вырулил на дорогу и двинулся вперед. Йейтс следовал за ним на безопасном расстоянии. Вот рту у него пересохло, и ему хотелось выпить. Йейтс никогда не пил за рулем. За двадцать семь лет службы он не притронулся к спиртному в рабочее время. Но сейчас, мчась по темной дороге за «БМВ», он бы многое отдал за глоток виски. И за крепкую сигарету.

Предложение звучало заманчиво, но Йейтс не был уверен, что хочет встречаться с боссом Флетчера. Ким познакомился с ним два года назад, когда Йейтс сидел в баре недалеко от своей берлоги. Он не выносил собственной квартиры — она напоминала ему тюрьму. Шесть шагов в длину, три в ширину, кровать, дешевый комод и гардероб с разбитой дверцей, микроволновка на обшарпанном столе и тесная ванная комната с протекающим бачком. Все произошло само собой. Они стали вместе выпивать, иногда засиживались допоздна. Ким слушал его жалобы на босса, на работу, на бывшую жену. Флетчера всегда интересовал Маки — кто он такой, с кем встречается. Однажды вечером новый приятель передал ему конверт с пятью сотнями фунтов. Это подарок, пояснил Флетчер, просто знак внимания. Йейтс взял деньги. В тот же вечер Флетчер задал ему несколько личных вопросов о Маки. Где он живет. Какая машина у его жены. Йейтс отвечал без колебаний. Он много выпил, но отнюдь не спиртное развязало ему язык. Обида. На свою пропащую жизнь, в которой уже не будет ничего хорошего. На жену, укравшую у него детей. На Маки, задиравшего нос и обращавшегося с ним как с куском дерьма.

Постепенно встречи с Флетчером стали чисто деловыми: сначала беседа о работе, затем коричневый конверт с наличными. Через полгода Йейтс попросил увеличить вознаграждение, и Флетчер стал давать ему тысячу в неделю. Иногда к ним присоединялся Пэт Нири. Требования Флетчера тоже возросли. Он стал задавать более подробные вопросы. С кем встречается Маки. Куда он ходит. Еще через год Флетчер попросил его отвезти «ровер» в гараж на Шепердс-Буш, в западном Лондоне. Это было маленькое местечко под железнодорожной аркой. Техник вставил в салон маленькие микрофоны и соединил их с миниатюрным записывающим устройством в бардачке. Размер гонорара вырос до двух тысяч в неделю, и Йейтс начал регулярно привозить на встречу пленки с записями. Они уже не выпивали и не засиживались по вечерам, все свелось к простой торговле информацией. Сведения о таможне в обмен за деньги. За большие деньги. Йейтс не чувствовал ни раскаяния, ни стыда. Он считал, что если бы жена его не бросила, сбежав с богатым адвокатом, а Маки обращался бы с ним достойно, ему не пришлось бы совершать подобные поступки. Но, как говорится, если вино открыто, то надо его пить. И лучше всего где-нибудь на Филиппинах в компании с двумя красивыми девчонками. Или с тремя.

«БМВ» показал правый поворот. Йейтс сделал то же самое, хотя позади него не было машин. Он никогда не спрашивал, что Флетчер и Нири делают с информацией и пленками. Ему было наплевать. Эта пара не отличалась большим умом, и Йейтс всегда думал, что они работают на кого-то другого. Он отправил в рот еще одну пластинку никотиновой жвачки и поморщился от ее скверного вкуса. Давно пора перейти на леденцы, но он все никак не мог сходить в аптеку.

«БМВ» повернул на проселочную дорогу. Йейтс выругался, когда колесо «ровера» попало в выбоину и на дверцу плеснуло грязью. Маки требовал, чтобы машина всегда блистала чистотой, значит, завтра ему придется встать пораньше и драить ее. Фары осветили деревянный знак с выцветшим рисунком. Известковый карьер. Йейтса раздражала вся эта таинственность. С таким же успехом они могли встретиться в баре.

Дорога повернула направо, и Йейтс потерял из виду «БМВ». Он переключил фары на дальний свет — два белых длинных луча уперлись в ночное небо. Впереди появились большие железные ангары с заржавленными крышами и две силосных башни с убегавшими вверх ленточными транспортерами. Потом дорога повернула налево, и Йейтс увидел «БМВ». Он стоял перед сетчатой оградой. Йейтс нахмурился. На воротах висел замок, и рядом не было ни одной машины.

Он остановил свой «ровер» и остался сидеть, перекатывая во рту резинку. Флетчер вылез из «БМВ» и направился к нему, сунув руки в карманы пальто. Йейтс опустил окно.

— Ну, и где он? — спросил он.

— Пэт связывается с ним по мобильнику, — ответил Флетчер.

— В чем проблема?

— Босс не любит зря показываться на глаза. Разомни пока ноги.

Йейтс вылез из машины. Флетчер достал из кармана пачку сигарет «Силк кат» и предложил одну Йейтсу. Тот хотел отказаться, но передумал. Он выплюнул жвачку и сунул сигарету в рот. Пока Флетчер подносил к ней пламя, Йейтс прикрывал ее ладонями от ветра.

Нири вышел из «БМВ» и прислонился спиной к машине, спрятав руки в карманы.

— Сколько он мне заплатит?

— Не волнуйся, останешься доволен, — произнес Флетчер. Йейтс поежился.

— Я уеду на Филиппины, — сказал он. — Осточертела эта погода. И страна.

Он глубоко затянулся и выпустил длинную струю дыма.

— Понятное дело, — промолвил Флетчер.

Нири замахал им от «БМВ», приглашая подойти к машине.

— Что ему надо? — буркнул Флетчер.

Йейтс направился к Нири. Он сделал еще затяжку и наполнил легкие дымом. Ему нравился не столько никотин, сколько сам процесс курения. Сигарета в пальцах, вдох, задержка дыма в легких, выдох. Даже вид падающего пепла. Все ощущения, которых не давали пластинки или леденцы. Надо опять начать курить, подумал он. Ну и что с того, если он заболеет раком? Может, на следующий день его собьет автобус, когда он будет переходить через дорогу.

— Ты давно куришь, Ким? — поинтересовался он.

Флетчер не ответил. Йейтс хотел обернуться и посмотреть, почему он не отвечает, но в этот момент пуля тридцать восьмого ударила ему в затылок и снесла половину черепа.

* * *

— Хорошо, Паук, расскажи все снова.

Суперинтендант Харгроув откинулся в кресле, и Шеферд в третий раз стал излагать свою историю. Харгроув молча слушал, опершись подбородком на скрещенные пальцы. Они сидели в полицейском участке Паддингтон-Грин на углу Харроу-роуд и Эджвер-роуд. Шеферд не понимал, почему Харгроув решил поговорить с ним именно в Паддингтон-Грин — самом охраняемом участке во всем Лондоне, где Особая служба допрашивала подозреваемых в терроризме. Вопрос вертелся у него на языке, но он не задавал его.

То, что Шеферд рассказывал суперинтенданту, было очень похоже на правду. Лучше всего лжет тот, кто лжет наполовину. В комнате для допросов стоял двухкассетный магнитофон, но запись на нем не работала. Харгроув объяснил, что хочет просто узнать, как все произошло, хотя для этого вполне можно было бы встретиться в пабе или кафе. Поэтому Шеферд тщательно следил за каждым своим словом. Харгроув мог подловить его на любой ошибке.

История Шеферда была проста. Он сидел ночью в своей камере. Неожиданно вошел человек в маске. Его отвели в камеру Карпентера. Мужчина в маске оглоушил наркоторговца и заставил Шеферда его нести. Все это почти не отличалось от правды. Шеферд не мог придумать ничего другого, поскольку камеры записали каждый их шаг.

Затем они сели в микроавтобус и выехали из тюрьмы. Где-то на окраине Лондона Шеферда выбросили на улицу. Карпентера увезли люди в масках. Конец истории. И конец лжи.

— У них был акцент? — спросил Харгроув.

— Да, кажется, ирландский.

— Кажется?

— Там стоял жуткий шум. Суматоха, крики. Попробуй пойми, какой у них акцент, когда все орут: «Быстрее, быстрее!» Но мне показалось, что ирландский.

— Северный или южный?

— Я не разобрал.

— Мы нашли русский гранатомет «РПГ». Его использовали и бросили на землю.

— Значит, с его помощью они попали внутрь?

— Да, разворотили ворота вдребезги. Это была часть боснийского оружия, за которым МИ-6 следила в конце девяностых годах. В Белфасте оно пропало. Было много разбирательств, но никого не сняли.

— ИРА?

— Настоящая ИРА. Психопаты. — Харгроув подался вперед. — Скажи, зачем парням из ИРА понадобилось вламываться в тюрьму, где полно террористов, и освобождать одного наркоторговца?

Шеферд пожал плечами:

— Может, из-за денег?

— Карпентер им заплатил? Так ты думаешь? Террористы-наемники?

— После одиннадцатого сентября им перекрыли финансовые потоки. А у Карпентера миллионы.

— И он заплатил террористам, чтобы они его вытащили?

Шеферд не ответил. Харгроув специально напускал туману или готовил ему ловушку.

— Тебе когда-нибудь приходилось иметь дело с ИРА? — спросил суперинтендант.

— Немного, — ответил Шеферд. — В основном с Временной.

Харгроув прекрасно знал, что он делал на военной службе, где бывал и с кем.

— Что ты думаешь о Настоящей ИРА?

— То же, что и вы. Это психопаты.

— Хорошо натренированы?

Шеферд помолчал.

— Вряд ли. У них нет такой дисциплины, как во Временной ИРА или учебных лагерях.

— Я тоже так думаю. Большинство людей, с которыми я говорил, считают, что Настоящей ИРА не под силу провести подобную акцию, как захват тюрьмы Шелтон.

Шеферд старался хранить невозмутимый вид. Харгроув поднаторел в искусстве допроса, и его внешнее спокойствие могло быть обманчивым.

— По крайней мере теперь мы знаем, кто работал на Карпентера.

— Кто?

— Стэн Йейтс. Шофер Маки, главы отдела по борьбе с наркотиками. Через него Карпентер узнавал обо всем, что шеф отдела говорил за пределами своего офиса или по телефону из машины.

— Йейтса арестовали?

— Он мертв. Во всяком случае, мы так думаем. Йейтс исчез на следующий день после побега. Машина тоже пропала.

— Может, он просто сбежал?

— Все его вещи остались в квартире. Паспорт, деньги, документы. Карпентер его убил, это точно.

— Да... Полетят головы.

Харгроув улыбнулся.

— Маки придется переключиться на экономические преступления, пока его не сплавят на пенсию, — промолвил он.

— А Ратбон был человеком Карпентера в тюрьме?

Харгроув кивнул.

— Мы арестовали Стаффорда. Гозден находится под следствием. Сомневаюсь, что он когда-нибудь будет снова управлять тюрьмой.

Шеферд не испытывал симпатии к Гоздену. Если бы тот хорошо исполнял свою работу, Карпентер вряд ли сумел бы проворачивать свои дела из-за решетки.

— Значит, ты не знал, что Карпентер собирается сбежать? — произнес Харгроув.

Шеферд заставил себя расслабиться. Допрос еще не закончился.

— Понятия не имел.

— А если бы имел?

— Теоретически?

— Теоретически.

— Я бы позвонил дяде Ричарду или отправился к начальнику тюрьмы.

— И больше ни к кому?

Шеферд нахмурился:

— Например?

— Мы проверили все телефонные звонки, сделанные незадолго до побега. Один был твой. Детективу Джимми Шарпу.

Шеферд спокойно смотрел на суперинтенданта, не отводя взгляда и удерживая ровное дыхание. Нельзя прятать глаза. Нельзя постукивать пальцами. Нельзя кусать ногти.

— Я хотел, чтобы Шарп присмотрел за Лайамом.

— Понятно. Ты беспокоился о мальчике. Это естественно. Он с ним виделся?

— Не знаю. Шарп обещал, что обо всем напишет.

— Но не написал?

Шеферд покачал головой:

— Теперь все это уже не важно, верно?

— Может быть, — сказал Харгроув.

— Вы беседовали с Джимми?

— Конечно. Он объяснил, что собирался позвонить своим родственникам, когда началась вся эта заварушка. К Лайаму он так и не попал.

— Я так и думал.

— Шарп довольно расплывчато упоминал еще об одной твоей просьбе.

— О какой?

— Похоже, у тебя начались проблемы с памятью. Надеюсь, это не болезнь Альцгеймера?

— У меня был сильный стресс.

— Ты дал ему номер телефона и попросил позвонить по нему, если возникнут какие-либо проблемы.

— Не помню, чтобы я такое говорил.

— И кому ты просил его позвонить, тоже не помнишь?

— Боюсь, что нет.

— Прямо эпидемия какая-то! — хмыкнул Харгроув. — Шарп тоже не запомнил этот номер. Сказал, что не стал звонить, потому что не было никаких проблем.

— Так оно и есть, — заметил Шеферд.

Харгроув уставился на него немигающим взглядом. Шеферд невозмутимо смотрел ему в глаза. Он знал, что последует дальше, и приготовился к атаке.

— У тебя был посетитель. Пятнадцатого числа.

— Возможно. — Он улыбнулся. — В тюрьме быстро теряешь счет дням.

Харгроув по-прежнему не сводил с него глаз.

— Ты заполнил бланк для посещений на Джо Хэмфриза. Написал, что он твой кузен.

— Кузен Боба Макдоналда.

— Кто это, Паук?

— Просто друг.

— Наверное, это была очень важная встреча, если ради нее ты готов был рискнуть провалом операции?

— Мне надоело торчать в тюрьме, и я хотел повидаться с другом.

Харгроув усмехнулся:

— Дипломатичный ответ. Кстати, я просмотрел видеозапись, сделанную в тот день в комнате для посещений.

— Интересно зачем?

На мгновение взгляд суперинтенданта стал жестким.

— Решил скрасить свой досуг. Изображение оказалось не слишком качественным, но я заметил, что Хэмфриз скрывает лицо под бейсболкой и темными очками.

— День был солнечным.

— Я так и подумал, — сказал Харгроув. — Давно ты его знаешь?

— Несколько лет.

— Странный он человек, этот Хэмфриз.

— Почему?

— При посещении указал свой домашний адрес, но на самом деле там живет какой-то газетный киоскер из Беттерси.

— Мой друг часто переезжает.

Харгроув откинулся в кресле.

— Давай вернемся к твоему звонку детективу Шарпу. Ты помнишь, о чем вы говорили?

Шеферд был готов к тому, что он переменит тему, и ответил без запинки.

— Ни слова.

Откровенная ложь. Он детально помнил всю беседу.

— Ничего страшного. Я прослушал ваш разговор от начала до конца.

Шеферд продолжал смотреть прямо на суперинтенданта, бесстрастно улыбаясь и положив ладони на колени.

— Ты сказал Шарпу, что, если что-нибудь случится, он должен позвонить по номеру, который ты ему дал, и объяснить, что произошло. Потом ты добавил: «Больше ничего. Не надо поднимать шум». Это твои точные слова. Что, по-твоему, могло случиться?

— Я лишь просил, чтобы он приглядел за моим сыном.

— Человек, с которым должен был связаться Шарп, — это таинственный мистер Хэмфриз?

— Нет.

— Уверен? У тебя был сильный стресс и все такое.

— Да.

— Я хотел бы пообщаться с мистером Хэмфризом.

Шеферд вздохнул.

— Он часто переезжает.

— Ты всегда был одним из моих лучших людей, Паук, — произнес Харгроув. — На тебя можно положиться. Поэтому я спрашиваю тебя, неофициальной без протокола, — у тебя есть что мне сообщить?

Шеферд промолчал.

— Абсолютно ничего?

Шеферд покачал головой.

* * *

В американском посольстве на Гроувнор-сквер работали два десятка спецагентов, но майор Гэннон всегда выделял из них Мэтта Уиллиса — не в последнюю очередь из-за того, что тот семь лет прослужил в подразделении «Морских котиков» и участвовал в афганской и иракской войнах.

Работа американского десанта давала им богатую пищу для бесед, и они часто засиживались до утра за рюмочкой спиртного в клубе «Спецназ», расположенном за универмагом «Харродз» в Найтсбридже.

Но на сей раз Гэннон и Уиллис договорились встретиться во время ленча, чтобы удержаться от искушения и не превратить деловое свидание в очередной кутеж. Клуб находился в безымянном квартале, застроенном кирпичными домами. После одиннадцатого сентября вывеску с заведения убрали, и теперь сновавшие мимо прохожие не подозревали, что в этом скромном здании сидят самые крутые и засекреченные сотрудники спецназа и что пьяные офицеры САС и СДК[8] нередко устраивают там нечто вроде импровизированного катания с горок, съезжая на железных подносах по крутой лестнице.

Гэннон вошел в клуб и поднялся на второй этаж, в небольшой бар с мягкими кожаными креслами и панелями из темного дерева. Уиллис уже устроился в углу, повернувшись спиной к стене и смакуя виски со льдом. Поднявшись, он хлопнул майора по спине, заказал ему виски и усадил в соседнее кресло.

— Как работа? — спросил Гэннон, поставив свой чемоданчик на пол.

— Как обычно, — ответил Уиллис. — А у тебя?

Гэннон скорчил гримасу.

— Протираю штаны в казармах.

— Неужели? — усмехнулся Уиллис.

— С ИРА почти покончено, от республиканцев осталась лишь кучка психов, а об «Аль-Кайеде» здесь практически не слышно.

— Жаль, что тебя не было в Ираке.

— Не трави душу. Почти всех наших ребят направили туда, а меня оставили с этим чертовым телефоном.

Он кивнул на стоявший рядом чемоданчик. Куда бы Гэннон ни отправлялся, он всегда носил «всемогущего» с собой.

Мужчины чокнулись бокалами и выпили.

— Пообедаешь со мной? — спросил майор.

В клубе подавали хорошую еду в солдатском стиле — плотные питательные блюда без излишеств. Уиллис покачал головой:

— Мне надо успеть на телеконференцию с Лэнгли.

— Все было гораздо проще, пока спецслужбы не занялись наркотиками, — заметил Гэннон.

— Им пришлось искать новую работу, когда закончилась «холодная война», — промолвил Уиллис. — Поэтому они и решили переключиться на наркоту. Теперь половина наших секретных операций идет тайком от агентов ЦРУ. Они ведут себя так, словно мы их враги.

— То же самое между нашими полицейскими и спецагентами. Они друг друга ненавидят, а мы торчим посередине.

Гэннон подозвал старшего бармена и заказал еще выпивки.

— Итак? — промолвил Уиллис.

— Что?

— Ты пригласил меня не для того, чтобы жаловаться на спецслужбы?

Майор усмехнулся. Уиллис слишком хорошо его знал.

— Есть один наркоторговец, с которым мы хотим разобраться. Джералд Карпентер.

— Я о нем слышал.

Гэннон улыбнулся. Еще бы американец о нем не слышал. Карпентер был одним из самых крупных наркодилеров в стране, и о его побеге целую неделю сообщали во всех газетах.

— Почему ты не разобрался с ним, пока он был у тебя в руках? — поинтересовался Уиллис.

Майор поднял брови:

— О чем ты, Мэтт?

— Не держи меня за дурака, — ответил Уиллис, явно наслаждаясь его смущением. — Газеты вешали на уши всякое дерьмо про то, как Настоящая ИРА ворвалась в тюрьму Шелтон и вытащила оттуда своих людей, но я слишком стар, чтобы верить этому.

— А что же, по-твоему, произошло?

— Понятия не имею. Но я убежден: Настоящая ИРА не сумела бы взять даже захудалый банк, не то что тюрьму строгого режима.

— И что?

— Откуда мне знать, Алан? Может, ты мне объяснишь? Четверо людей в черном выбивают ворота из «РПГ» и врываются в хорошо охраняемую тюрьму. Они обрезают все коммуникации, расправляются с десятком охранников и исчезают во мраке с двумя заключенными из следственного блока. Похоже на работу спецназа?

— Вероятно, ты прав.

— Вместе с Карпентером освободили другого заключенного. Как его фамилия?

Гэннон пожал плечами.

— Макдоналд, — задумчиво промолвил Уиллис. — Вооруженный грабитель. Странная компания, правда? Крупный наркоделец и скромный налетчик. Если уж ИРА решила организовать эту операцию, почему она не пробежалась немного дальше и не освободила из спецблока своих ребят?

Гэннон развел руками. Уиллис откинулся в кресле и пригубил виски, глядя на майора поверх бокала.

— Где ты был, когда все это произошло? — спросил он.

— Играл в сквош со своим сержантом.

— Выиграл?

— Еще бы.

— Забавно.

Бармен принес напитки, и они подождали, пока он отойдет, чтобы продолжить разговор.

— Мы намерены вернуть его, — произнес Гэннон.

— Вся королевская конница?

— И вся королевская рать. Проблема в том, что мы не знаем, где он.

— Но вы его ищете?

— Поиски не в нашей компетенции. А спецслужбы вряд ли пожелают нам помочь. Это мы работаем на них, а не они на нас.

— Вам нужны оба? Карпентер и Макдоналд?

— Только Карпентер.

Уиллис закинул голову и посмотрел на потолок.

— Почему меня это не удивляет? — усмехнулся он.

— Надо поймать крупную рыбу, — сказал майор.

— Думаешь, он уже покинул Великобританию?

— Карпентер был бы идиотом, если бы остался.

— Если я правильно тебя понял, МИ-5 и МИ-6 в этом не участвуют?

— Будь они в деле, я бы не пришел к тебе, — проговорил Гэннон. — Интерпол его уже ищет, но Карпентер не станет ездить со своим паспортом.

— А как насчет его семьи?

— Они покинули страну через день после его побега. Добрались на «Евростаре» до Парижа и исчезли.

Уиллис провел пальцем по краю бокала.

— Ты хочешь, чтобы я подключил к делу своих ребят?

— Карпентер убил одного из ваших.

— Знаю, но это не доказано. Иначе он давно был бы в Штатах.

— Мы бы не подвергли его экстрадиции, учитывая риск вынесения смертного приговора.

Американец улыбнулся.

— Всегда есть обходные пути. Мы бы его получили. Просто у нас нет доказательств.

— Полиция нашла улики, но Карпентер почти сумел от них избавиться.

— Я слышал, ему помогал кто-то из своих.

— Длинные у тебя уши.

Уиллис взболтал виски в своем бокале.

— Короче, ты хочешь отыскать Карпентера. И что потом?

— Наши люди его возьмут.

— Это зависит от того, где он будет находиться.

— В Штаты он не поедет, это точно.

— А дальше?

— Мы вернем его в тюрьму.

Уиллис сделал большой глоток, не сводя глаз с майора.

— Ты уверен, Алан?

— Абсолютно.

— Клянешься?

Гэннон усмехнулся.

— Да.

* * *

Органист начал играть гимн, но Шеферд не помнил из него ни слова. В религиозных обрядах он принимал участие лишь на свадьбах и похоронах. Викарий закрыл Библию и кротко взглянул на паству. В руку Шеферда легла маленькая ладонь.

— Не грусти, папа.

Шеферд улыбнулся сыну. Они сидели на передней скамье в маленькой церкви недалеко от дома, где жили Мойра и Том. Родители Сью хотели похоронить ее в Херефорде, и Шеферд согласился. Сейчас они сидели рядом с ним, по другую сторону от Лайама. Мальчик был в школьной форме, начищенных ботинках и новом галстуке. Шеферд надел костюм.

— Я не грушу, — промолвил Шеферд и, обняв сына, крепко прижал его к себе.

Он солгал. Никогда ему не было так тяжело, как сейчас. В тюрьме он был слишком занят, чтобы тосковать о Сью по-настоящему, но теперь, когда все кончилось, скорбь обрушилась на него со всей силой.

— Что мы будем делать? — спросил Лайам.

— Просто жить. Помнить о твоей маме, скучать по ней, любить ее. Но жить дальше.

— А потом мы встретимся с ней в раю?

— Конечно.

— И ты по-прежнему будешь полицейским?

— Пока не знаю.

— Я тоже хочу стать полицейским, когда вырасту.

— Правда? Почему?

— Потому что они помогают людям.

Лайам прав, подумал Шеферд. Иногда полицейские помогают людям. А иногда их убивают. Или приносят горе тем, кто их окружает.

Он оглянулся через плечо. В заднем ряду сидел майор Гэннон, в черном костюме, рядом с ним О'Брайен, Шорт, Армстронг и Митчелл. Майор кивнул Шеферду, и тот слабо улыбнулся. Он радовался, что друзья пришли его поддержать, «прикрыть спину» в прямом и переносном смысле слова. Шеферд никогда не верил в херувимов с крыльями и арфами, но ему нравилась мысль об ангелах-хранителях, а пятеро мужчин в последнем ряду церкви служили ей веским подтверждением.

Шеферд и Лайам вышли в церковный дворик с Мойрой и Томом. Том был в твидовой шляпе, скрывавшей забинтованную рану у него на голове. Он шел, обняв Мойру за плечи.

На улице Шеферд остановился и посмотрел на безоблачное небо. Прекрасный летний день. Птицы щебетали в деревьях, окружавших маленький дворик. Бабочки кружились над цветущими кустами вокруг дорожки, ведущей от церкви к городу. Прекрасный день для свадьбы, подумал Шеферд, но совсем не подходящий для похорон. Хоронить надо в мрачную, дождливую погоду, когда с севера дует холодный ветер, а над головой висят тяжелые облака.

Сзади подошел Гэннон и положил ему руку на плечо.

— Прими мои соболезнования, Паук, — сказал он.

В левой руке он держал чемоданчик с телефоном.

— Спасибо, майор.

— Ты уже думал о том, как поступить дальше?

— Пока не решил. — Шеферд кивнул на Харгроува, направлявшегося к своей машине. — Он хочет снова запрячь меня.

— Ты сделал отличную работу, — заметил Гэннон.

— Спасибо.

Майор наклонился к Лайаму:

— Можешь гордиться своим отцом.

— Я горжусь.

Гэннон взъерошил ему волосы.

— Это твоя бабушка там стоит?

Мальчик посмотрел на Мойру и кивнул.

— Сходи к ней и узнай, как у нее дела, хорошо? — попросил Гэннон. — Мне надо поговорить с твоим папой.

— Ладно, — ответил Лайам и побежал по дорожке.

Гэннон выпрямился.

— Мы его нашли, — сообщил он.

— Где?

— На колумбийском корабле в Атлантике. Он звонил по спутниковому телефону жене и детям, и его засекло АНБ[9].

— И что теперь?

— Мы намерены его взять.

— Официально?

— Вполне. Направлен в «Квант» формальный запрос, и мы выполним всю грязную работу.

«Квантом» назывался отряд Гэннона, специальное подразделение, связывавшее между собой десантные группы САС и СДК и выполнявшее особо сложные задания, которые считались слишком опасными для спецслужб.

В дальнем конце кладбища Мойра взяла за руку Лайама, Том держал его за другую.

— Хочешь к нам присоединиться? — спросил Гэннон.

Шеферд посмотрел, как Мойра и Том уводят Лайама. Он знал, что его место дома, рядом с сыном. Но по его крови уже бежал адреналин, и сердце билось быстрее. Шеферд хотел быть отцом, но он мечтал увидеть, как Карпентер расплатится за свои грехи. Карпентер похитил Лайама и угрожал его убить. Он заставил Шеферда устроить ему побег. На его совести кровь Джонатана Элиота. Карпентер должен заплатить за свои преступления, потому что если он уйдет безнаказанным, все, что сделал Шеферд, окажется полной ерундой.

— Да, — сказал он. — Хочу.

* * *

Шеферд подумал, что это похоже на сцену из преисподней. Черные фигуры с торчащими хоботами, выпученными глазами и горбатыми спинами скорчились вдоль стены, озаренные багровым светом. Их грудные клетки вздымались и опадали, вдыхая воздух через трубки, уходившие куда-то в крышу. Все сидели, нагнувшись далеко вперед, чтобы не упираться ранцами в фюзеляж «Нимрода». Их автоматы смотрели дулом вниз. Каждый десантник был оснащен системой жизнеобеспечения для высотных прыжков. Экипировка включала черные подшлемники и шлемы, кислородные маски, газовые баллоны, ботинки и изотермические защитные чулки. На каждом были очки от ветра и по две пары перчаток — шерстяные, плотно прилегавшие к коже и создававшие теплоизоляцию, и кожаные, защищавшие от внешних повреждений. Пристегнутые к груди жидкокристаллические мониторы показывали данные компьютерной навигационной системы. Черные теплозащитные костюмы на толстой войлочной подкладке предохраняли от переохлаждения на большой высоте. Термометр на фюзеляже «Нимрода» показывал минус сорок восемь градусов по Фаренгейту, а за бортом мороз должен был усилиться от сильных вихревых потоков. Без защитных костюмов они превратились бы в ледышки еще до приземления.

На спине десантников висели сложенные парашюты на две трети больше обычного размера, с подвесной системой и резервным куполом в передней части ранца. В кобурах торчали пистолеты, в кармашках на ноге — ножи. Автоматы надежно крепились ремнями на груди. Все десантники были вооружены моделью «хеклер-и-кох» с глушителем и регулятором фиксированных очередей, дополнявшим одиночную и автоматическую стрельбу. Приклада у автомата не было, чтобы оружие не могло запутаться в стропах парашюта, а глушитель обеспечивал элемент внезапности. На кожаных ремнях гроздьями висели боеприпасы и дополнительная амуниция. Они были обеспечены всем, чтобы, спрыгнув с высоты тридцать тысяч футов, выполнить задачу и уничтожить цель.

На авиабазе в Кулдроуз каждого десантника взвесили и распределили груз согласно весу. Время затяжного прыжка зависит от массы тела. Чем тяжелее человек и его экипировка, тем быстрее он станет падать, а для Гэннона было важно, чтобы все его люди приземлились одновременно.

Гэннон сидел ближе к носу самолета, у самой двери. Рядом с ним находился выпускающий, человек в комбинезоне цвета хаки и стеганом жилете, прикрепленном толстым шлангом к фюзеляжу. «Нимрод» предназначался скорее для авиаразведки, чем для десантирования восьмерых спецназовцев с шестимильной высоты, и у выпускающего был довольно кислый вид. Он чувствовал себя намного комфортнее в транспортном «Геркулесе С-130». Как и парашютисты, выпускающий дышал через кислородную маску, соединенную с центральной системой самолета. «Нимрод» был разгерметизирован десять минут назад, когда они приблизились к месту высадки. Летчик выключил два мотора из четырех и снизил скорость до ста узлов.

— Ребята, проверка связи, — произнес Гэннон в радиомикрофон.

Десантники один за другим назвали свои кодовые имена. Шеферд был «Альфой-2». Гэннон приказал настроить альтиметры, висевшие у каждого на правой руке. Они поставили тридцать две тысячи футов над уровнем моря. Чтобы добраться до цели, парашютистам понадобится почти час, и за это время они преодолеют сорок миль. Найти переделанный в грузовое судно танкер посреди Атлантики очень сложно, но с помощью навигационной системы GPS задача облегчалась. Однако промахнуться нельзя: они прыгали ночью, и если кто-нибудь из них проскочит мимо корабля, плыть до берега чертовски далеко.

Восемь спецназовцев разбились на пары и проверили друг у друга экипировку — кислородное снабжение, подвесную систему, радиовысотомер и прибор, обеспечивавший автоматическое раскрытие купола на высоте двадцать шесть тысяч футов. Шеферд осмотрел парашют Гэннона и сложил круг из большого и указательного пальца, показав этим жестом, что все в порядке. Майор проверил ранец Шеферда и хлопнул его по плечу. Он приблизил свою маску к его уху.

— Как дела? — заорал он, перекрывая рев турбин. — Держись ко мне поближе, ладно?

Майор не хотел пользоваться микрофоном, чтобы его не услышали остальные.

— Все нормально! — прокричал в ответ Шеферд.

Раньше он часто прыгал с большой высоты, правда, не на палубу корабля и не безлунной ночью, но принцип был тот же самый: выходишь из самолета, надеешься, что парашют раскроется, правишь к цели и стараешься приземлиться, не отбив себе задницу. Очень просто.

Судно, на которое они высаживались, было танкером средних размеров. На корме имелась надстройка с капитанским мостиком и каютами для команды, но остальную часть огромной палубы занимала сложная мешанина из люков и труб, где можно запросто сломать себе ногу или бедро. Даже в идеальных условиях это была не самая удобная посадочная площадка. При десантировании с ранним раскрытием купола у них всегда хватало времени для выбора точки приземления, к тому же парашюты были огромными и летели очень медленно. Затяжные высотные прыжки не обеспечивали должной безопасности, и майор их не практиковал, хотя они уменьшали риск быть обнаруженными в воздухе.

Существовал и третий способ — высотный прыжок без раскрытия парашюта, — но в САС старались избегать подобных маневров. Десантник весом в сто семьдесят футов и с полусотней фунтов груза, мчавшийся со скоростью сто двадцать миль в час, вряд ли мог рассчитывать на мягкую посадку. Шеферд вспомнил свой первый затяжной высотный прыжок над равниной Солсбери к западу от Лондона. Он был одним из шестерых курсантов под началом седого сержанта, прослужившего в полку пятнадцать лет. Выстраивая их в очередь, сержант незаметно сунул в ранец Шеферда обрывок старого парашюта. Когда Шеферд собирался прыгнуть, сержант похлопал его по плечу. Шеферд обернулся, увидел за своей спиной рваный лоскут, и сержант вытолкнул его из самолета. Следующие две минуты, когда он в полной экипировке на предельной скорости летел к земле, уверенный в том, что ему дали неисправный парашют, показались ему самыми длинными в жизни. Только через неделю до него дошло, что это был просто розыгрыш.

Красная лампочка над кабиной пилота мигнула, и зажглась желтая. Десантники сняли кислородные маски, присоединенные к центральной системе жизнеобеспечения, и надели свои. Все направились в нос самолета. Выпускающий кивнул Гэннону и открыл выходной люк. Шеферд стоял рядом с майором, медленно и глубоко дыша, чувствуя, как в предвкушении предстоящих событий колотится сердце и крутит в животе, а по жилам бежит адреналин. Он был напуган тем, что через минуту ему придется прыгать в океан с шестимильной высоты, но одновременно и наслаждался этим страхом. В конце концов, он просто сделает то, чему его учили.

Шум турбин затих, когда летчик почти заглушил два оставшихся двигателя и поставил самолет носом кверху. Шеферда шатнуло, и Гэннон поддержал его. Скорость упала до критической, и «Нимрод» стало трясти. Шеферд увидел в проеме ночное небо, усыпанное миллионами звезд. Далеко внизу проплывало плотное облако, занимавшее все пространство от шести до пятнадцати тысяч футов: значит, почти девять миль им придется падать сквозь толщу ледяного тумана. Этот интервал и сама посадка были самыми опасными моментами прыжка. В облаке легко потерять ориентацию и столкнуться с другими членами команды, а перспектива разматывать запутавшиеся стропы в густой туче посреди ночного неба не привлекала Шеферда.

Желтая лампочка погасла, загорелась зеленая. Гэннон улыбнулся через маску Шеферду и прыгнул в открытый люк, раскинув руки и ноги, как морская звезда. Шеферд глубоко вздохнул и шагнул за ним. Ветер тут же набросился на него, начал бить, крутить и хлестать в лицо, заталкивая воздух в глотку. Шеферд растопырил ноги и руки, стараясь удержать равновесие в вихревом потоке. Как только его падение стабилизировалось, он сгруппировал тело и принял правильную позу, выгнув спину так, чтобы центр тяжести находился в районе живота.

Гэннон был справа, и Шеферд переместился к нему, ощущая под собой упругую подушку воздуха. Со всех сторон к ним присоединились десантники, и майор медленно повернул голову, чтобы пересчитать своих людей и убедиться, что все выпрыгнули из самолета.

На высоте двадцати тысяч футов сработало автоматическое раскрытие купола. Шелковый комок расправился над головой, надулся воздухом и рванул Шеферда за плечи, замедлив скорость падения; в следующий момент его руки оказались наверху, а ноги опустились. Шеферд взялся за клеванты, регулировавшие направление полета, и потянул за левый, чтобы сдвинуться поближе к Гэннону, потом задрал голову и посмотрел на свой парашют. Он был правильной квадратной формы, угольно-черного цвета, без единой складки. Вдалеке затихал слабый рокот самолета. Шеферд опустил голову и взглянул на дисплей своей навигационной системы. Экран показывал его положение в пространстве, рядом с ним, примерно в сорока милях к югу, красной точкой горел танкер. Шеферд обернулся через плечо. Сзади летели остальные члены группы, все с расправленными парашютами. Он быстро их пересчитал. Пока все шло нормально.

Стропы подвесной системы впились в пах, и Шеферд начал бить ногами, чтобы сдвинуть их в сторону. Он глубоко вдохнул кислород и медленно выпустил его из легких.

— Как дела, «Альфа-2»? — раздался в наушниках голос Гэннона.

— Отлично, — ответил Шеферд.

— Ладно, тогда расслабься и наслаждайся путешествием.

* * *

Карпентер ненавидел корабли. Его тошнило от тесных кают, постоянной качки и монотонной работы двигателей. Бонни много лет донимала его просьбами отправиться в морской круиз, но он всегда отказывался. В том, что сейчас самым безопасным местом для него оказался танкер, бороздивший волны Атлантики, заключалась какая-то ирония.

Его пристроил сюда Карлос Родригес, колумбиец, с которым Карпентер работал свыше десяти лет. Картель Родригеса имел связи с колумбийским правительством, а Карлос считался самым крупным и успешным продавцом героина и кокаина в своей стране. Именно Родригесу принадлежала идея превратить танкер в плавучий склад, который дважды в году заходил для ремонта в порт, а остальное время перевозил наркотики. Судно имело палубу длиной в четверть мили и жилые помещения на двадцать с лишним человек. Обычно товар везли самолетами из Южной Америки и сбрасывали в море, где его подбирали посланные с танкера быстроходные катера, после чего тюки доставляли на борт и прятали в нижних отсеках. В случае облавы от груза было легко избавиться, сбросив его на дно океана.

Когда-то танкер принадлежал греческому магнату, но теперь он плавал под панамским флагом. Покупатели — люди, хорошо знакомые Родригесу, — платили деньги в офшорной зоне и забирали товар с танкера на собственных судах. Родригес продавал наркотиков на четверть миллиарда долларов в год. Схема работала безупречно. Как правило, на борту находились только двадцать четыре человека — десять членов команды и четырнадцать вооруженных охранников, — каждого Родригес знал лично. Корабль был оборудован современными радаром и гидролокатором, поэтому ни полиция, ни таможенники не могли застать команду врасплох. Впрочем, Родригес достаточно много платил чиновникам из этих служб, чтобы избежать подобных неприятностей. Он был неприкасаемым, так же как и люди, пользовавшиеся его гостеприимством. Карпентер в их числе.

Карпентер распорядился, чтобы ему доставили новый паспорт, выписанный на другое лицо. Учитывая, сколько он за это заплатил, документы должны быть безупречными. Вскоре он отправится в Бразилию и сделает пластическую операцию. Позже, превратившись в новую личность, можно будет удалить все сведения о себе из полицейской базы данных в Великобритании. Конечно, денег уйдет уйма, но дело того стоит. Уничтожив в системе свои отпечатки пальцев, он растворится в воздухе.

Правда, ему придется остаться в Южной Америке — Европа и США для него закрыты. Но на любом материке найдется немало стран, где человек со средствами может жить в свое удовольствие. Бонни и дети присоединятся к нему. Им он тоже купит «новые личности» — Бонни все равно хотела сделать себе подтяжку. Наверно, это не самый удобный вариант, но все-таки так лучше, чем двадцать лет торчать за решеткой.

Карпентер улавливал определенную иронию в том, что его нынешнее пристанище во многом походило на тюрьму Шелтон. Каюта чуть больше его камеры, и соседи примерно того же сорта. Дневной свет он видел, только когда выходил на палубу, а люки в переборках судна выглядели точь-в-точь как железные двери, которые запирала на ночь тюремная охрана. Правда, кормили на танкере вкусно — Родригес нанял лучшего аргентинского повара, — и в спортзале можно заниматься хоть целый день. Каналов по телевизору показывали гораздо больше, чем в тюрьме, — на танкере стояла мощная спутниковая тарелка, — а в библиотеке хранились тысячи DVD-дисков. На нехватку спиртного тоже никто не жаловался. Но все-таки это был корабль, а Карпентер ненавидел корабли.

Он сидел в кают-компании — просторной комнате с бильярдным столом, огромным телевизором и мягкими диванами. Пятеро колумбийцев играли в покер, громко смеялись и пили «Чивас регал». Они ставили на кон пачки стодолларовых купюр и держали под рукой свои автоматы. Колумбийцы охраняли судно, а экипаж состоял в основном из украинцев.

Вошел один из моряков и заговорил с колумбийцами на беглом испанском. Ему было лет за пятьдесят, его лицо покрывала сетка из лопнувших кровеносных сосудов, а нос казался почти синим от многолетней пьянки. Он неплохо знал английский, но после появления Карпентера едва ли обменялся с ним десятком слов. Как и другие члены команды, он относился к Карпентеру пренебрежительно. Единственным, кто проявлял к нему дружеское участие, был капитан, мужчина тридцати лет, в ослепительно белом кителе и форменной фуражке. Капитан использовал Карпентера, чтобы попрактиковаться в английском, но тому скоро надоели его бесконечные беседы о романистах двадцатого века, и он начал его избегать.

Колумбийцы встали, взяли оружие и отправились на капитанский мостик. Карпентер последовал за ними. Он спросил капитана, можно ли к нему присоединиться. На мостик допускались лишь члены команды или особо приглашенные гости. Капитан кивнул. Он смотрел через морской бинокль в направлении кормы. Два других моряка стояли рядом, проверяя показания радара и гидролокатора, а колумбийцы толпились у окна, перекинув через плечо автоматы и разговаривая по-испански.

— Что случилось? — спросил Карпентер.

— С севера появился самолет, — ответил капитан. — Высота тридцать тысяч футов, постепенно снижается и делает разворот.

— Какой самолет?

— Не знаю, но довольно крупный и движется быстро. Очевидно, реактивный.

— Это проблема?

— Для гидроплана он великоват, и американцы вряд ли нападут на нас в этих водах, но они могут выслать воздушного наблюдателя. Разведчика. Или таможню.

— Что мы будем делать?

— Следить за ним. Груз сбросим в том случае, если заметим корабль.

— Сколько на борту?

Капитан усмехнулся:

— Много.

Карпентер встал.

— Если появится корабль, я должен немедленно убраться отсюда, — сказал он.

— Не волнуйтесь. Никто не посмеет штурмовать вас в море, — успокоил его капитан. — Мы находимся в международных водах и имеем право защищаться, тем более что средств у нас хватает.

Карпентер знал, что он не шутит. Колумбийцы были отличными стрелками. Он наблюдал, как они практиковались на пустых бочках из-под нефти. Его заверили, что под палубой спрятано гораздо более мощное оружие, вплоть до зенитных ракет «стингер» класса «земля — воздух». С его помощью они отобьют любую атаку.

— Вы его видите?

— Пока нет.

Капитан обернулся и быстро заговорил по-украински с одним из подчиненных, тот ему что-то ответил.

— Он уже опустился на четыре тысячи футов и продолжает снижаться, — сообщил капитан.

— Барахлит мотор? — уточнил Карпентер.

— Мы не слышали сигналов на аварийных частотах, и похоже, с двигателями у них все в порядке, — произнес капитан. — Не волнуйтесь, мистер Карпентер. Один самолет нам ничего не сделает. А если он нам чем-либо не понравится, мы его собьем.

* * *

Кругом стоял густой туман. Шеферд ничего не видел дальше десяти футов. Открытая часть его лица покрылась льдом, а на поверхности теплозащитного костюма сконденсировалась влага. Зато тело оставалось приятно теплым и сухим.

Шеферд давно уже потерял ощущение полета. Ему казалось, что он завис в тумане. В наушниках странная тишина, только потрескивает статическое электричество. Он поднял голову, но с трудом сумел разглядеть купол собственного парашюта. Это была плоская девятисегментная модель «GQ-360», не издававшая при падении никакого шума. Шеферд посмотрел на часы: с тех пор как они выпрыгнули из «Нимрода», прошло сорок пять минут. Он взглянул на альтиметр — восемь тысяч футов. Через шестнадцать минут десант достигнет корабля. Плюс-минус одна минута, и они промахнутся на четверть мили.

Шеферд пошевелил пальцами в ботинках и постарался размять пальцы, чтобы восстановить циркуляцию крови. Не хватало еще, чтобы перед самым приземлением его скрутила судорога.

— Проверка связи, — раздался в наушниках голос Гэннона. — «Альфа-1».

— "Альфа-2", — отозвался Шеферд.

Десантники один за другим назвали свои кодовые имена.

Шеферд посмотрел вниз. До сих пор он видел под собой клубящийся дым, но внезапно пелена исчезла, и он очутился в темноте. Облако повисло у него над головой, а далеко внизу чернела ровная поверхность моря. Шеферд заметил в отдалении парашют Гэннона, выделявшийся темным силуэтом на фоне неба. Он покосился на жидкокристаллический дисплей. Внутри облака их горизонтальная скорость немного снизилась, но этот эффект был учтен заранее. По крайней мере Шеферд на это надеялся. Судя по дисплею, до цели оставалось одиннадцать миль.

* * *

Капитан сдвинул бинокль вправо и застыл.

— Вижу его, — сообщил он. — Реактивный. Четыре двигателя. Большой.

— Есть опознавательные знаки? — спросил Карпентер.

— Пока не разгляжу. Не пойму, какая модель.

— Армейский или таможенный?

— Похож на «Нимрод», но летит на предельно низкой скорости, — пробормотал капитан.

— Кажется, «Нимрод» используют для высотной авиаразведки, — заметил Карпентер.

— Верно. Шесть миль и выше.

Один из колумбийцев произнес что-то по-испански, и остальные четверо засмеялись. Другой охранник хотел закурить сигару, но капитан буркнул в его сторону, и сигара исчезла.

— Какого черта он тут делает? — удивился Карпентер.

— Просто заблудился, — предположил капитан. — Если у пилота отказала навигационная система, он мог спуститься ниже уровня облаков, чтобы сориентироваться на местности.

Капитан обратился по-украински к одному из моряков, и тот взял радиомикрофон.

— Попробуем связаться с ними по радио, — сказал капитан.

Карпентер смотрел в темноту. Ему не нравился этот самолет.

* * *

— "Альфа-1", вижу цель.

В наушниках сквозь статические помехи послышался голос Гэннона.

Шеферд вглядывался во мрак. Он по-прежнему наблюдал черный парашют майора, похожий на огромную летучую мышь, но танкера внизу не было. Шеферд посмотрел на дисплей. Красная точка ползла примерно в миле от него. Он проверил показания альтиметра. Две тысячи футов. Высоты вполне достаточно, чтобы дотянуть до цели. Он оглянулся на Гэннона, потом снова посмотрел вниз. Огни. Красные, зеленые и белые. Пока Шеферд их разглядывал, вокруг проступили очертания танкера. Он шел под углом прямо к ним. На корме виднелась палубная надстройка.

— "Альфа-2", вижу цель, — сказал Шеферд.

В нескольких милях позади танкера он заметил какое-то движение в воздухе. Это был «Нимрод», летевший над самым океаном. Если план Гэннона сработал, сейчас все обитатели судна собрались на корме и смотрят в противоположную сторону. Это позволит десанту приземлиться незаметно.

— "Альфа-3", вижу цель.

Парашют Гэннона отклонился вправо, снижаясь к воде параллельно с танкером. Шеферд выждал десять секунд и сделал то же самое. Он сосредоточился на том, чтобы дышать медленно и ровно. Стресс часто вызывает гипервентиляцию легких.

— "Альфа-4", вижу цель.

Шеферд взялся за клеванты, управлявшие движением парашюта. Весь секрет мягкой посадки заключается в клевантах. Надо выбрать правильное направление, замедлить скорость спуска и выпустить воздух из-под купола, быстро сокращая его площадь. Если все выполнить правильно, этот будет так же просто, как плюхнуться на диван. Но если ошибешься, то сильно ударишься о палубу или вообще проскочишь мимо.

— "Альфа-5", вижу цель.

Десантники выстроились позади Гэннона, медленно смещаясь к танкеру. Шеферд спросил себя, многим ли из них приходилось делать такие прыжки раньше. В САС всегда тренировались по высотному десантированию, но в его время они ни разу не высаживались на корабль.

— "Альфа-6", вижу цель.

Когда последний десантник заметит танкер, Гэннон будет уже в двухстах метрах от судна. Шеферд стал понемногу тянуть за клеванты, чтобы выровнять полет. Внезапно вместо волн под ногами замелькали мокро поблескивавшие металлические плиты, трубы и люки, заклепки и болты. Впереди блеснул парашют Гэннона, раздался глухой стук — майор коснулся палубы и покатился, волоча за собой огромный купол, который затрепетал, как крыло подбитой птицы. Гэннон приземлился на середине танкера примерно в сотне ярдов от надпалубной надстройки.

Шеферд резко потянул оба клеванта и спружинил ногами при ударе о твердую поверхность. Он выпустил правый клевант и повис на левом, быстро сворачивая купол. За спиной послышался еще один удар. «Альфа-3». Шеферд собрал в охапку черный шелк, туго свернул его и отстегнул подвесную систему. Гэннон подбежал к нему, пригибаясь к палубе. Он засунул парашют под трубу и снял кислородную маску.

— Хорошая работа, Паук, — сказал майор.

Шеферд убрал маску и кислородный баллон.

— Неплохо прокатились, — отозвался он.

— Бросай своих чертовых копов и возвращайся в полк.

Гэннон помрачнел. Шеферд сообразил, что майор вспомнил, по какой причине он ушел со службы. Из-за Сью.

Шеферд не стал ждать, когда он извинится.

— Поехали, — произнес он.

Еще один удар. «Альфа-4». Шеферд поднял голову. Шестеро оставшихся десантников выстроились в линию и приближались к танкеру. Шеферд отстегнул свой автомат. На брифинге Гэннон ясно дал понять, что стрелять можно в крайнем случае. Их задача — арестовать Карпентера и захватить корабль. Потом танкер отведут в пограничные воды США. Американцы заберут судно и наркотики, а британцы сделают запрос об экстрадиции и отправят Карпентера в Лондон. Все будут довольны. Кроме Карпентера и Карлоса Родригеса.

Гэннон подождал, пока его команда приземлится на палубу, уберет кислородные маски, парашюты и проверит оружие. Затем он жестом приказал двигаться к надстройке. Майор и Шеферд возглавили отряд. Четверо десантников переместились на левый борт, остальные взяли под контроль правый. Они шли медленно, низко пригнувшись к палубе.

Через несколько минут команда добралась до трехэтажного домика. Внутрь вело три люка: по одному с правого и левого борта и один посередине. Четверо людей вошли в правый, еще столько же в левый, Гэннону и Шеферду достался центр. Они открыли люки и скользнули внутрь, приготовив пистолеты.

* * *

Капитан убрал бинокль и заговорил с офицером по связи на украинском. Тот коротко ответил.

— Никаких сигналов, — перевел капитан, но Карпентер уже все понял по отрицательному жесту офицера.

Самолет на горизонте снова начал набирать высоту, продемонстрировав, что с двигателями у него все в порядке.

— Если у них и возникли какие-либо проблемы, то они их решили, — произнес капитан.

— Кораблей поблизости нет?

— Ни одного в радиусе пятидесяти миль.

— И они ни с кем не разговаривали?

— Мы не слышали переговоров по радио. Учитывая направление полета, они могли нас просто не заметить.

Карпентер задумчиво кивнул. Ему по-прежнему не нравился этот самолет. Он спустился с мостика и вернулся в кают-компанию. Там было пусто, но в соседней столовой сидели колумбийцы. На их тарелках лежали горы жареного мяса, и они подкладывали рис. Снизу из кают поднялись еще трое колумбийцев, все в дорогих джинсах и обтягивавших торс футболках, с пистолетами в наплечных кобурах. Они тоже направились в столовую. На Карпентера никто не обращал внимания.

Повернувшись к трапу, Карпентер услышал шаги. Несколько человек быстро двигались где-то внизу. Он нахмурился. Пять охранников были на мостике, девять в столовой. Весь личный состав. Команда находилась либо на мостике, либо в машинном отделении.

Карпентер с бьющимся сердцем нырнул за диван. Он инстинктивно понял, что бежавшие по трапу люди как-то связаны с загадочным самолетом. И ничего хорошего от них ждать не стоит.

* * *

Майор Гэннон получил подробный план танкера у его производителя, крупного промышленного конгломерата из Южной Кореи. Они много раз репетировали его штурм в херефордских казармах вместе с десантниками из антидиверсионной группы, которые изображали колумбийских пехотинцев. Каждый раз потери Гэннона составляли не менее двух человек. Но парни из антидиверсионной группы были едва ли не лучшими солдатами в мире, а охрана на танкере — просто головорезами с большими пушками.

Шеферд участвовал и в брифинге, и в репетициях. Дважды его застрелили условной пулей в грудь. Шеферда это не беспокоило: учения проводились именно для того, чтобы отладить схему штурма и снизить потери во время операции. Теперь он следовал за Гэнноном по узкому трапу, соединявшему палубу с кубриками. Десантники уже проверили каюты. Везде было пусто. Четверо спецназовцев направились к машинному отделению. Остальные бросились на следующий этаж вместе с Гэнноном и Шефердом.

Они ворвались в кают-компанию, держа под прицелом все стены и углы. В столовой раздался смех. Первый десантник влетел в открытую дверь и приказал всем лечь на пол. Один из колумбийцев выскочил из-за стола и схватился за автомат. Вбежали еще два штурмовика. Они выпустили через глушитель короткие очереди, и колумбиец отлетел к стене. Он медленно сполз в лужу собственной крови, и его товарищи вскинули руки. Десантники швырнули их на пол и начали связывать пластиковыми лентами.

Шеферд быстро подсчитал в уме. Один убит, восемь схвачены. В команде потерь нет. Все идет хорошо.

Гэннон подождал, пока его люди свяжут всех колумбийцев и заткнут им рты, и указал трем десантникам наверх. Еще четверых он оставил охранять пленных. На капитанский мостик вели два трапа, по одному с каждого конца кают-компании. Трое спецназовцев поднялись по правой стороне, Гэннон и Шеферд выбрали левую.

Выбежав на мостик, Шеферд услышал приглушенные выстрелы и увидел, как один охранник рухнул на пол вместе с автоматом. Капитан уже стоял с поднятыми руками. Второй колумбиец вскинул автомат и хотел стрелять. Гэннон дал очередь, и бандита развернуло на месте, а из шеи у него брызнула кровь.

Откуда-то слева снова послышалась стрельба; третий колумбиец впечатался в окно и с окровавленной грудью повалился на пол. Остальные двое бросили оружие и подняли руки.

Шеферд оглядел мостик. Карпентера здесь не было. Гэннон шагнул к капитану и ткнул ему под ребра стволом оружия.

— Где англичанин?

— Внизу.

— Где внизу?

— Не знаю, — сказал капитан. — Он недавно ушел. Вы кто?

Майор повернулся к Шеферду и показал вниз.

— Вы кто? — повторил капитан. — Американцы?

Гэннон усмехнулся.

— Будь мы янки, половина ваших людей уже полегла бы от дружественного огня.

— Из САС?

— Делайте, что вам говорят, капитан, и все будет хорошо.

— Я всего лишь моряк, это моя работа.

— Расскажете об этом полиции, когда мы отведем вас в порт, — заявил майор. — Но если попробуете утопить груз, я лично привяжу вас к якорю и опущу на дно.

Шеферд спустился по трапу. В кают-компании было пусто, и он направился в столовую. В комнате корчилось восемь колумбийцев, тщетно пытаясь ослабить свои путы. Их автоматы кучей лежали на столе. Шеферд нахмурился. Здесь должен был остаться один из людей САС. Он толкнул дверь. Десантник лежал на полу лицом вниз. Шеферд выругался. Он отступил и почувствовал, что в спину ему уперся ствол.

— Зря ты сюда приехал, — произнес Карпентер.

— Тебе конец, Джерри.

— Брось оружие.

— Не могу, оно на ремне.

— Я сказал, брось.

Шеферд выпустил оружие из рук. Автомат стал болтаться у него на шее.

— Ты станешь моим пропуском на волю. Еще раз.

— Ничего не выйдет, Джерри. Операция санкционирована. Правительство хочет тебя арестовать. Американцам нужен танкер.

Шеферд поднял руки и медленно повернулся. Карпентер отодвинулся от него на шаг. Он держал в руках забрызганный кровью автомат.

— Вы меня больше не посадите, — сказал наркоторговец.

— Решай сам, — раздался голос Гэннона.

Карпентер резко обернулся к майору. Шеферд подхватил свой автомат и положил палец на спусковой крючок.

— Я хочу отсюда убраться, — произнес Карпентер.

— Мы тебе поможем, — отозвался Шеферд.

Наркоторговец оглянулся.

— Ты меня не арестуешь, Дэниел. Ты ведь был там. Тебе известно, что это такое. Я не сяду в тюрьму на двадцать лет.

— Раньше надо было думать.

— К черту! — выругался Карпентер.

— Никто тебя не заставлял, — продолжил Шеферд. — Ты поступал как хотел, и у тебя всегда был выбор. Ты торговал наркотиками, убил Джонатана Элиота, избавился от Ратбона и Йейтса, пытался убрать Сэнди Роупера, похитил моего сына. Я ничего не забыл? — Он нахмурился. — Ах да, ты собирался застрелить меня.

— Жаль, что я этого не сделал, — пробормотал Карпентер.

— В жизни много упущенных возможностей, — усмехнулся Шеферд. — Все кончено, Джерри. Флетчер уже арестован и поет как соловей. Никто не может его заткнуть.

— Чушь собачья!

— И Пэт Нири тоже. Парни, которых они наняли для убийства Роупера, попались во время перестрелки в Харлсдене и сдали Флетчера, чтобы скостить себе срок. Диггер вовсю сотрудничает с полицией. Он дает на тебя показания вместе с Тони Стаффордом.

Карпентер побледнел.

— Значит, мне конец, — прошептал он.

— Верно, Джерри.

— Я могу пристрелить тебя сейчас, — сказал Карпентер. — Раз плюнуть.

— Сомневаюсь.

— Переключатель стоит на одиночной стрельбе, — холодно заметил Гэннон. — Подумай, нужно ли тебе открывать огонь. Я не промахнусь.

— Ничего, одного выстрела мне хватит, — процедил Карпентер.

— Учти, ты убьешь безоружного человека.

— Что? — воскликнул Шеферд.

Гэннон продолжал смотреть на наркоторговца.

— Ты ведь не предполагал, что мы дадим ему настоящие патроны, правда? Паук теперь гражданский, он не может применять огнестрельное оружие.

Карпентер нахмурился:

— Чепуха.

— Убийство безоружных людей никогда не являлось для тебя проблемой, — проговорил Шеферд. — Джонатан Элиот был невооружен. И Сэнди Роупер тоже.

— Если хочешь стрелять — стреляй в меня, — сказал Гэннон.

— Плевать мне на тебя, — буркнул Карпентер.

— Не стоит вмешивать сюда личные чувства, — произнес майор.

— Заткнись! — заорал наркоторговец. — Дай мне подумать. Ствол его автомата по-прежнему смотрел Шеферду в живот. Шеферд не спускал глаз с Карпентера. Слова Гэннона о холостых патронах его встревожили, но он надеялся, что это блеф. В любом случае у него был один секрет, о котором не знал Карпентер: под его теплозащитным костюмом был надет кевларовый жилет. Автомат — мощное оружие, и Карпентер стоял совсем близко, но если ему немного повезет, жилет должен выдержать. Будет очень больно, но пули в него не попадут.

— Тут не о чем думать, Джерри, — промолвил Шеферд. — Все кончено. Брось оружие.

— Если я вернусь в тюрьму, меня уже не выпустят, — пробормотал Карпентер. — Ты сам это знаешь. Наркотики. Похищение. Заговор с целью убийства. Подкуп должностных лиц. Меня посадят навсегда.

Его палец дрогнул на спусковом крючке.

— У тебя нет выбора, — сказал Шеферд.

— Всегда есть выбор, — возразил Карпентер. — Просто часто у людей не хватает на него мужества.

— Не делай этого, — предупредил Шеферд.

Карпентер сдвинул автомат к бедру и прицелился Шеферду в голову.

— Опусти оружие, или я начну стрелять. — Тон майора не оставлял никаких сомнений, что он выполнит угрозу.

— Ты ведь понимаешь, правда? — спросил наркоторговец, не сводя взгляда с Шеферда. На Гэннона он не обращал внимания.

— Да, — ответил Шеферд. — Я понимаю.

— Пошли они все! — крикнул Карпентер.

— Да.

Карпентер рванул автомат к Гэннону. Майор нажал на спусковой крючок. Три пули прошили грудь Карпентера возле сердца. Он пошатнулся, и на его рубашке выросло три кроваво-красных цветка. Автомат рухнул на пол. Ноги Карпентера подогнулись, он опустился на колени, потом упал на спину. По его груди прошла судорога, губы покрылись пеной, и он затих.

— Он сделал свой выбор, — произнес Гэннон. — Это было его решение.

— Да, — хмуро отозвался Шеферд.

— Никто не мешал ему сдаться. Он мог пойти с нами.

— Да, — повторил Шеферд.

Он знал, почему Карпентер так поступил. Он не хотел двадцать лет сидеть в тюрьме. Шеферд прекрасно его понимал. Жизнь нужна для того, чтобы жить. Проводить время со своей семьей, с друзьями. Смотреть, как растут твои дети. Общаться с людьми, которых любишь. А если это невозможно, пуля быстро решит все проблемы.

Он повернулся и направился обратно к мостику.

— Мы дали тебе настоящие патроны! — крикнул вдогонку Гэннон.

— Я знаю, — сказал Шеферд.

Примечания

1

IC6 — условный полицейский код, обозначающий лицо арабского происхождения. — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

2

Администрация по применению законов о наркотиках (АПЗН) — федеральное ведомство в составе министерства юстиции США, отвечающее за предотвращение контрабанды наркотиков в США и за рубежом.

(обратно)

3

Специальная авиадесантная служба — войска особого назначения в Великобритании.

(обратно)

4

Чери Бут — супруга премьер-министра Великобритании Тони Блэра, королевский адвокат, один из лидеров британской юриспруденции в области прав человека.

(обратно)

5

«Сейнзбериз» — сеть фирменных магазинов самообслуживания.

(обратно)

6

Трайдент — отдел Скотланд-Ярда, специализирующийся на преступлениях в среде чернокожих.

(обратно)

7

«Секьюрикор» — британский концерн, основной деятельностью которого является оказание спасательных и охранных услуг.

(обратно)

8

СДК — служба десантных кораблей, спецподразделение британского военного флота, аналог американских «Морских котиков».

(обратно)

9

АНБ — агентство национальной безопасности в составе министерства обороны США.

(обратно)

Реклама на сайте