«Порванный шелк»

Барбара Майклз Порванный шелк

Глава 1

Они отказались от того, чтобы она отвезла их в аэропорт. Национальный аэропорт был одним из самых загруженных в стране. Даже коренные жители Вашингтона старались по возможности избегать его из-за ужасного движения на трассе. «За исключением этих чертовых членов конгресса, — прорычал ее дядя Пат, стукнув кулаком по столу, чтобы придать большую значимость сказанному. — У них-то есть персональные шоферы и лимузины с кондиционером, им не надо из кожи вон лезть, чтобы добраться до аэропорта, зарабатывая себе высокое давление и зубную боль».

Что, в свою очередь заметила тетушка Рут, было не только несправедливым преувеличением, но и вовсе не относилось к делу.

Карен не спорила. Последнее, что она увидела, — была застывшая улыбка и озабоченный взгляд ее тетушки, выглядывавшей из окна такси.

Автомобиль на секунду задержался на углу улицы и, рванув с места, погрузился в водоворот движения по Висконсин-авеню. Наконец-то Карен позволила дежурной улыбке сползти с лица. Она потерла подбородок, подумав о том, что у тетушки Рут, видимо, также ноют мышцы лица после стольких недель вынужденного, обусловленного обстоятельствами дружелюбия и веселья.

Это было настоящим облегчением — вдруг позволить себе полностью расслабиться. Она подошла к дому, едва передвигая ноги, хотя было еще раннее утро, улицы мерцали от жары и повышенной влажности, что было так характерно для лета в Вашингтоне.

Как и все старые дома в этой фешенебельной части столицы, дом Рут был возведен в начале девятнадцатого века, в те времена, когда Вашингтон был процветающим городом со своими собственными порядками, прежде чем новая нация поселилась здесь, перебравшись через реку. Каждый кирпич на фасаде, все до мельчайших деталей в самом доме было хорошо знакомо Карен. Она прожила здесь со своими тетей и дядей почти год, пока посещала колледж, а после часто приезжала навестить их. Но сейчас, когда она стояла в холле, глядя на знаменитую винтовую лестницу, ее не покидало чувство, что было во всем этом что-то абсолютно незнакомое и нереальное.

И дело было вовсе не в доме. Что-то произошло в ней самой. Всего лишь месяц назад она была женой и вела домашнее хозяйство, живя в пригороде. У нее были все основания полагать, что положение ее столь же прочно и постоянно, как у мошки в куске янтаря. Расписание Джека было таким же неизменным, как и ее собственное. Если он был не в университете, то уходил на собрание, или на конференцию, или закрывался в своем офисе, работая над очередной книгой или статьей, которые должны были свидетельствовать о его успешном продвижении по профессиональной лестнице. Когда она не занималась работой по дому, то печатала на машинке его работы, или проверяла его записи, или разыскивала нужные ему материалы. Все, что она делала, даже пища, которую готовила, — все это делалось по раз и навсегда установленным правилам. Джек был человеком, которому кулинарные изыски национальной кухни или какие-либо диеты не доставляли никакого удовольствия. Его вполне устраивали мясные блюда с картошкой.

Он заказал себе бифштекс в тот день, когда сказал ей обо всем. Он предложил пообедать где-нибудь вместе, что было редчайшим случаем за последние несколько месяцев. Позже Карен поняла, что что-то было не так. Но она даже заподозрить не могла, что именно. Его сообщение, тщательно продуманное и высказанное только после коктейля, было страшным потрясением для нее; это был удар ниже пояса.

Он ошибся, приняв ее молчание и пустой, ничего не выражающий взгляд за тихую уступку. И вздохнул с облегчением, поняв, что истерики не последует. (На самом деле он был разочарован и заметно раздражен тем, что она не ела те дорогие блюда, которые он заказал). Подвезя ее домой, он отправился на очередное так называемое «собрание». Карен прекрасно понимала, кто там будет. Все та же личность, которая посещала все те же собрания и из-за которой Джек был так занят в последнее время.

Она сразу поднялась наверх, собрала единственный чемодан и вызвала машину. На их общем счете было достаточно денег, чтобы купить билет до Вашингтона. И она благодарила Бога за то, что существующая банковская система позволяла ей получить наличные немедленно при помощи автоматического банкомата.

Ей и в голову не приходило отправиться «домой к маме». Когда несколько дней спустя она собралась с духом и позвонила женщине, которая по странному стечению обстоятельств была ее матерью, вместо приглашения приехать домой она выслушала резкую нотацию. Должно быть, она что-то не так сделала или с чем-то не справилась. Она не должна была уезжать из дому и бросать мужа. Она должна была бороться за свои права и за своего мужчину...

Однако резкая, обличительная речь никак не подействовала на моральное состояние Карен, хотя она и испытывала страх перед материнским гневом. «Это только твоя вина. Потому что, если бы это было не так — если бы ты не была виновата, это могло бы случиться с кем угодно, даже со мной».

Далеко не все жены, насколько Карен знала, испытывали этот тайный страх. Взять, к примеру, ее сестру Сару, которая раньше, пока она посещала Джорджтаунский университет, тоже жила с Рут и Патриком. Сейчас она жила на западном побережье и была полностью поглощена заботой о четырех своих неугомонных ребятишках и таком же неугомонном и обожаемом ею супруге. Это было одной из причин, по которой Карен не стала искать прибежища у своей сестры. Но это была не единственная причина. Бьющее через край счастье, которое исходило от Сары, было бы как соль на свежую, еще не успевшую зарубцеваться рану.

Рут, сестра ее матери, тоже была счастлива в браке, но это было тихое, не выставляемое на обозрение окружающим счастье, и потому оно не ранило.

Патрик и Рут были старше, у них не было детей, и их восхищение друг другом выражалось более спокойно, а потому Карен предпочитала их общество любому другому. Первое замужество Рут было несчастливым, и она не любила говорить об этом. Ей было около сорока лет, когда она вторично вышла замуж за человека, который был ее полным антиподом. Благодаря антропологическим исследованиям, которые он проводил, Патрик МакДугал часто бывал в отдаленных, диких местах планеты, и именно его работа способствовала появлению у него презрения к ханжеским условностям цивилизации, презрения, которое он не собирался скрывать.

Пат был крупным, шумным и неуклюжим, с копной огненно-рыжих волос и лицом, подтверждавшим теорию о происхождении человека от обезьяны. В противоположность ему подчеркнуто аккуратная и подтянутая Рут была миниатюрной, с изящными чертами, хрупкостью и утонченностью напоминавшей фарфоровую статуэтку.

Их речь также была разительным контрастом по отношению друг к другу. Его язык всегда изобиловал ругательствами, в то время как Рут лишь в минуты сильного волнения могла произнести какое-нибудь легкое ругательство, не выходящее за рамки приличия.

Если Карен и хотела найти виновника всех своих несчастий — а было время, когда она определенно этого хотела, — она могла винить Рут, но не за то, что ее брак распался, а за само замужество. Она встретила Джека, когда жила с Рут и Патриком. Как и Пат, Джек преподавал в университете. Джек чем-то напоминал ее дядю, человека, который сделал Рут настолько счастливой, что та стала настоящей угрозой одиноким людям. (Каждый, кто ее видел, мечтал о таком же счастливом единении с любимым человеком.)

Сейчас Рут уезжала с ним на Борнео, чтобы помочь ему содержать дом в джунглях, в то время как Пат заканчивал собирать материал о магии и местный фольклор. Рут с ее элегантными костюмами пастельных тонов и безукоризненной прической, Рут, которой шел уже шестой десяток, светилась от радости, когда говорила Карен об их планах.

Это было поразительно, насколько совпадали их желания, говорила Руг. Она совершенно не думала о змеях или ядовитых насекомых, об отсутствии каких бы то ни было санитарных условий, но вот оставлять свой любимый дом пустым на целых три месяца ей очень не хотелось. Она, конечно, могла бы его сдать — всегда находились дипломаты, политические деятели, журналисты, которым нужно было временное жилье в Вашингтоне, и казалось, что у многих из них денег было значительно больше, чем им требовалось. Но Рут испытывала неприязнь к самой мысли о том, что кто-то посторонний может жить в ее доме.

— Так что ты и в самом деле делаешь мне одолжение, — убеждала она Карен. — Пустой дом — это все равно, что персональное приглашение для грабителей. Я только надеюсь... — Небольшая складка меж бровей стала глубже, и она замолчала.

— На что ты надеешься?

— Что ты не собираешься оставаться одна.

— Почему бы и нет? Это как раз то, что мне нужно.

Рут продолжала смотреть с сомнением.

— Я в этом не так уверена. Безусловно, тебе необходимо какое-то время побыть одной: время подумать, построить планы на будущее и, — добавила с легкой улыбкой, — покричать, поплакать, попинать мебель (за неимением под ногой ничего лучшего), выплеснуть весь свой гнев.

— Но я совершенно не сержусь.

— В таком случае ты просто должна рассердиться! — Рут слегка повысила голос, да и румянец на щеках стал заметнее, а это свидетельствовало о высшей степени раздражения.

— Но почему? — рассудительно спросила Карен. — Разве злость способна разрешить какие-нибудь проблемы? Я не виню Джека; было бы нечестно с его стороны притворяться, изображая чувства, которые он больше не испытывал по отношению ко мне и... Да посмотри ты на меня! За последние несколько лет я так опустилась.

Рут сжала губы; но на этот раз не смогла промолчать, и слова, которые она пыталась сдержать, выплеснулись наружу:

— Я и не собираюсь критиковать Джека, но, ради Бога, прекрати винить во всем себя! Ничего плохого нет в том, чтобы сердиться. По крайней мере, это более конструктивно, чем смирение и жалость к себе.

Карен была настолько удивлена столь нехарактерным для Рут поведением, что даже забыла обидеться на нее, в то время как та, сразу оценив ситуацию, тут же раскаялась в том, что сказала:

— Дорогая, прости меня. Я не должна была говорить, этого.

— Не волнуйся за меня, Рут. Со мной все будет в порядке. У нас у всех разные способы справляться с эмоциональными проблемами.

— Н-да. Ну ладно, я не буду читать тебе лекцию. Я собиралась только сказать, что хотя одиночество служит нужной и благородной цели, но ты здесь будешь находиться в одиночестве слишком продолжительное время. Тебе необходим кто-нибудь, с кем бы ты могла поговорить. Может быть, мне стоит отказаться от этой поездки?

— Даже не думай об этом.

— Но мне бы хотелось...

— Мне нужен кто-то, с кем я могла бы поговорить? Ты забыла Джули. Проблема будет в другом: как сделать так, чтобы она не говорила. Ты ведь знаешь, какая она болтушка.

— Джули не поддерживает разговор, она просто произносит монолог, и это уже дело собеседника слушать его и молчать или не слушать и пытаться вставить слово. Но я рада, что ты встретилась хоть с одним старым другом, который еще не успел уехать из города. Очень мило с ее стороны предложить тебе работу. Тебе необходимо чем-нибудь занять свои мысли.

В этот момент их разговор прервал Пат, который закричал сверху:

— Куда это я подевал свои чертовы туфли?

Рут рысью кинулась на поиски пропавших объектов. Этот заведенный у них порядок повторялся по нескольку раз в день, и, похоже, обоим он доставлял истинное удовольствие.

Сейчас, когда они уехали, дом казался пустым и неприкаянным — особенно без Патрика, который, просто проходя по комнате, заставлял все небольшие предметы дребезжать и позвякивать. В отличие от всех ее предыдущих визитов, в этот раз Карен впервые очутилась одна в доме.

Карен подошла к двери гостиной. Это была очень славная комната, привлекательность которой создавалась не в ущерб комфорту. Удобные мягкие диваны, стоящие перед камином, приглашали непринужденно присесть и расслабиться. Книжные шкафы, расположенные у французских окон, представляли собой не изящно подобранные и расставленные по цвету тома, а пеструю коллекцию книг, явно читаемых и перечитываемых. Единственное, что здесь изменилось, это цветовая гамма драпировки, ранее соответствовавшая синему цвету веджвудского фарфора и гармонировавшая с изразцами на камине. Сейчас же цвет сменился на нежно-розовый, подушки тоже приобрели оттенки розового и сиреневого.

Карен вошла в комнату и остановилась у окна. Гостиная по длине повторяла размер дома. Окна выходили в сад; сквозь полупрозрачные занавески открывался безмятежный вид нежно-зеленой листвы и ярких цветов, освещенных лучами солнца и смягченных прохладой бархатно-серых теней. Невозможно было поверить, что этот сказочно-прекрасный сад находился в самом сердце огромного города. Птицы, взмахивая крыльями, порхали с ветки на ветку, любимые розы Рут были в полном цвету. Высокие стены, частично из кирпича и частью из дерева, полностью скрывали заднюю часть двора, куда можно было пройти только через дом или по узенькой тропинке вдоль стены с северной стороны.

Тишина стояла необыкновенная. Когда атласные портьеры слегка сместились с прежнего места, Карен вздрогнула, а затем рассмеялась. Только что заработал кондиционер; вентиляционная решетка находилась прямо у ее локтя, и поток прохладного воздуха ударялся о ткань.

Она никак не могла понять, отчего Рут так не хотелось оставлять ее одну в доме. Для Карен это было привычное состояние. Джек всегда отсутствовал, бывая на конференциях и симпозиумах и на так называемых «собраниях». Их дом был прозаичным, современной планировки зданием, ничем не отличавшимся от своих соседей, а кроме того, Карен вовсе не была нервной.

Не был ли причиной беспокойства Рут сам дом — очень старый, имевший полуторавековую историю? Человеку, эмоционально подвижному, да еще переживающему не лучшие времена своей жизни, ночью может показаться Бог весть что, если где-нибудь скрипнет створка шкафа или ветром колыхнет драпировку в комнате.

Если это было причиной нежелания оставлять ее одну, то это было совершенно безосновательно.

Карен с любовью оглядела комнату. Ее охватило чувство тихой радости и покоя. Сам дом как бы приглашал ее остаться. Такое чувство возникает, лишь когда возвращаешься домой.

Она вышла из гостиной и прошла по холлу на кухню. Это была единственная часть дома, в которую Рут привнесла изменения после того, как здесь поселилась, унаследовав дом у своих старых бездетных родственников. Все бытовые приборы и застекленные шкафы были абсолютно новые, но коричневая напольная плитка и угловой буфет, в котором Рут держала свою коллекцию заварочных чайников, придавали кухне уютный деревенский вид.

Карен заварила себе кофе — четвертую чашку за это утро — и села. Она сидела без движения довольно долго, стараясь ни о чем не думать и ничего не чувствовать, позволяя тишине и покою пронизать всю ее плоть. Каждый мускул ее тела отдавался тупой болью после недель напряжения и притворства, когда изо дня в день приходилось демонстрировать свое спокойствие и силу, которыми она не обладала.

Она прекрасно понимала, кого имела в виду Рут, говоря, что ей необходим кто-нибудь, с кем она могла бы пообщаться. Рут подразумевала не Джули и не себя. Она имела в виду то, что деликатно называла «профессиональной помощью», — психолога. Карен уже как-то попробовала, что это такое. Женщина была довольно привлекательной, но толку от нее кг было никакого. Она не отвечала на вопросы, она их задавала: «Почему вы вышли за него замуж?»; «Вы говорите, что вы позволили себе быть неряшливой и непривлекательной, — почему?»

Почему, почему... Если бы Карен знала ответы, ей не нужна была бы помощь психолога. Одного раза было достаточно. Она отказалась от второй попытки.

Наконец-то одна. Она почти дремала, подперев голову рукой, когда зазвонил телефон, и, вздрогнув, она разлила холодный кофе по столу.

Как она и ожидала, это была Джули. Ее голос с металлическим оттенком невозможно было спутать, так же, как и манеру говорить. Она никогда не здоровалась и не представлялась, а сразу переходила к делу с уверенностью человека, которому просто некогда терять время.

— Они уже уехали? — требовательно спросила она.

— Да, совсем недавно. Почему...

— Ты собираешься появиться в магазине?

— Вообще-то я не планировала. Ты сказала, что я могу...

— Ты должна узнать все рутинные процедуры прежде, чем приступишь к работе.

— В течение месяца я каждый день ходила туда, кроме того, впереди еще целая неделя до твоего отъезда. Уйма времени. Мне действительно не хочется сегодня. А потом я обещала Рут...

— Все отговорки, отговорки. Не думай, что я позволю тебе хандрить и жалеть себя и ничего не есть.

— Мне не помешает немного поголодать, — сказала Карен.

— Это верно.

— Спасибо!

— Ты первая это сказала, — Джули легко вздохнула. — Когда-то у тебя была великолепная фигура. Конечно, ты высокая. А если во мне всего пять футов, метр с кепкой, каждую унцию сразу видно. Я только что обнаружила великолепную новую диету. Ты посидишь на ней пару недель...

— У тебя разве нет покупателей? — спросила Карен, сделав ударение на последнем слове?

На Джули эта шпилька не возымела действия.

— Только несколько любопытных туристов. Мои постоянные клиенты в такую жару не приходят. Так вот, как я говорила, это супердиета. Я приеду к ужину и расскажу тебе о ней.

— Мне бы не хотелось ничего готовить сегодня вечером, Джули.

— Я привезу пару «бигмаков».

— Если это и есть твоя новая диета, то я полностью за нее.

— Глупая ты какая. Мы сядем на диету завтра. Ой, а вот и по мою душу пришли. Увидимся позже.

Карен швырнула трубку на рычаг, по-детски наслаждаясь своей шалостью. Когда-то она находила забавной грубоватую речь Джули и ее колкие замечания. Когда-то она была более самоуверенной, чем сейчас.

Ей было интересно, чего же хочет Джули. Она приняла дружеское предложение давней приятельницы вначале с покорной благодарностью, но ей не потребовалось много времени, чтобы разобраться в истинном положении вещей и понять, что Джули никогда ничего не делает просто так, за все она ждет ответной услуги.

А сейчас Джули разрушила ее первый день пребывания в одиночестве. Харен приняла душ, одела свое омерзительное тело и причесала свои отвратительные волосы, а затем постаралась поесть, притворяясь, что эти скучные и ничего не значащие действия все-таки имеют для нее какое-то значение. Она не могла даже плакать по ночам из-за страха быть услышанной Рут. Но она с надеждой смотрела в будущее, когда она сможет не притворяться, ну если только самую малость, окунаясь в жалость к себе. Сможет сбросить с себя бюстгальтер и пояс, которые слишком жали, — как, впрочем, и любая деталь одежды, которую она привезла с собой, — надеть замызганный старый халат, лежать в постели, читая что-нибудь банальное и ничего не значащее, питаться всем, что есть в холодильнике и что не требует специального приготовления, рано ложиться спать.

И плакать до тех пор, пока не уснешь.

С тяжелым вздохом мученицы Карен поднялась по лестнице и зашла в комнату, ее собственную, когда она жила с Рут, а теперь комнату для гостей. Она выглядела практически так же, как и тогда, за исключением того, что сейчас она была аккуратно убрана. На столе не осталось ни книг, ни изжеванных карандашей; пол и стулья не были завалены одеждой, обувью и другими вещами, обыкновенно разбросанными везде. Большой, красного дерева шкаф служил чуланом: в домах начала XIX века редко были встроенные шкафы. «Все равно они тебе не нужны, — с сарказмом заметила Рут. — Ты ведь никогда не вешаешь свою одежду на место».

Нежная улыбка тронула губы Карен при воспоминании об этом. Какой же беспечной неряхой она была в те дни! Она прошла полный цикл — и все такая же неряха, но уже не беззаботная.

Карен намеревалась продолжить учебу после того, как вышла замуж, чтобы получить диплом. Это казалось так просто, если учесть, что Джек работал на этом же факультете, Но как-то так выходило, что времени никогда не было. В течение нескольких лет она закончила всего один или два курса, так как всегда находились какие-то бумаги Джека, которые нужно было просмотреть или напечатать; и уж конечно работа Джека была значительно важней того, чего в перспективе могла достигнуть Карен.

Она научилась печатать на машинке. Джек ее в этом поддержал — это был очень нужный навык. Безусловно, ему это было просто необходимо, но Карен подумала, что она должна быть ему благодарна за то, что он настоял на этом, так как сейчас это было единственным, что она умела делать. (Эту работу легко можно было получить.) Она работала в качестве научного ассистента Джека в течение десяти лет, но без официального звания или зарплаты. Возможно, Джек напишет ей посвящение в начале какой-нибудь своей книги, где и отдаст ей должное.

Карен уже в который раз напомнила себе о том, что она находится в более выгодном положении по отношению ко многим разведенным женщинам. Ее замужество длилось всего десять лет, а не двадцать пять или тридцать. Было еще не поздно приобрести какие-то новые знания и навыки.

Но какие? Не было ничего такого, чем бы ей хотелось заняться. Ну совершенно ничего.

Солнечные лучи проникли сквозь занавески, согревая мягкий голубой ситец на подушках и пробуждая золотое мерцание полированной мебели. В высоком зеркале отражалась кровать с кружевным пологом на четырех столбиках.

В нем отражалась и Карен. Уныние сменялось глубоким отчаянием по мере того, как она изучала бледное расстроенное лицо и оплывшую фигуру женщины, смотревшей на нее из зеркала. Но что было еще хуже — если вообще что-нибудь могло быть хуже — так это живое воспоминание о той девушке, которая некогда улыбалась ей из того же самого зеркала. Высокая, стройная, с длинными ногами, блестящими черными глазами и гривой черных как смоль волос.

Седины в волосах еще не было, но они больше не спадали пышными прядями на плечи. Безжизненные, как древесный уголь, они лежали на ее голове словно парик, выдернутый наугад с полки универсального магазина. Такой же безжизненный, как ее надежды, и ее честолюбие, и ее чувство собственного достоинства.

Глаза девушки-воспоминания, казалось, сверкали в насмешке. Не смейся надо мной. Из всех людей ты должна мне сочувствовать больше всех...

Карен потянула вниз края юбки, потом быстро шагнула из нее и швырнула через всю комнату; сорвала с себя блузку и скомкала ее, За ними последовали туфли, колготки и пояс. Душевное равновесие восстанавливалось по мере того, как выплескивалось негодование, но больше она уже не смотрела в зеркало.

На этот раз избитая фраза «нечего надеть» была абсолютной правдой. Перед тем как уехать от Джека, она не глядя побросала вещи в чемодан. Она должна позвонить ему и попросить, чтобы он прислал ее одежду. Она ему совершенно не нужна, возможно, он будет даже рад избавиться от последних напоминаний о ней. Но он не будет сам собирать вещи, нет, только не Джек. Он попросит упаковать их Сандру — Сэнди, его высококвалифицированную секретаршу, в недалеком будущем свою вторую жену. Даже если Карен смогла бы заставить себя поговорить с Джеком, все равно она не могла вынести самой мысли о том, что Сэнди будет дотрагиваться до ее личных вещей. Сэнди сделает эту работу аккуратно и со знанием дела, так же, как она делает все; и будет улыбаться с непереносимой жалостью молоденькой девушки, складывая поношенные вещи и ее белье четырнадцатого размера. Карен было девятнадцать лет, столько же, сколько сейчас Сэнди, когда она вышла замуж за Джека.

Боже мой, уныло подумала Карен, я рассуждаю, как старуха. Когда же это произошло? Как это произошло?

Мне же всего двадцать восемь лет... ну, почти двадцать девять. Десять лет назад я носила вещи шестого размера, играла в теннис, бегала, следила за тем, что ем. Почему я позволила этому случиться?

Она захлопнула дверцу шкафа и, проходя через комнату, пнула ногой блузку, валявшуюся на полу. Должна же быть хоть какая-то одежда в доме? Не было смысла искать ее в шкафу Рут: она была на несколько дюймов ниже и не такой объемной.

Может быть, с надеждой думала Карен, Рут сохранила что-нибудь из одежды, которую она или ее сестра оставили здесь, — большие рубашки или платья. Рут всегда смеялась над Патриком за то, что он никогда ничего не выбрасывал, сама же она действовала так же. Карен вспомнила, как однажды она помогала Рут относить вещи на чердак. Она никогда еще не видела, чтобы чердак содержался в такой чистоте, почти без пыли, аккуратно убранный, пахнущий хвоей и нафталином.

В любом случае на это стоило посмотреть. Ей больше ничего не оставалось. Сунув ноги в истершиеся сандалии, руки — в карманы вылинявшего хлопчатобумажного халата, она стала подниматься по лестнице.

* * *

Джули опаздывала. Должно быть, дела идут хорошо, подумала Карен, кроша зелень и овощи. Было уже почти шесть часов, когда она услышала звонок в дверь и поспешила открыть, так как Джули просто держала кнопку, не отпуская ее.

Карен открыла дверь и отступила, пропуская гостью, Джули устремилась в дом, как бык на ринг. Она прошла прямо на кухню, бросая через плечо:

— Что так долго? На улице такая жарища, я думала, умру. Я вынуждена была идти на М-стрит за гамбургерами...

— Да, целых два квартала, — язвительно заметила Карен, следуя за Джули.

— Так, мне нужно выпить. Где джин и лед?

— Садись, я тебе сейчас сделаю. Джин с тоником?

— Да, — Джули бросила пакеты на стол и упала в кресло. Ее рыжие волосы, подстриженные в хаотическом беспорядке, как у популярных рок-звезд, торчали в разные стороны несгибаемыми проволочками, слипшимися от пота и спрея для волос. На ней была блузка с открытыми плечами и хлопчатобумажная юбка; ряды пластмассовых бус образовывали нечто, наподобие кирасы вокруг ее шеи, а когда она поднимала руку, чтобы стереть потекшую с бровей краску, браслеты на руке звенели и щелкали. Ее экипировка выглядела бы по-идиотски на большинстве женщин, особенно украшения. Но это странным образом шло острым, лисьим чертам лица и приземистой фигуре Джули. «Я выгляжу, как жирная лиса», — как-то заметила она, и, хотя Карен вежливо протестовала, в этом признании была доля правды.

Карен предложила стакан с позвякивавшими в нем кусочками льда. Джули взяла его; потом глаза ее сузились, и она стала пристально изучать Карен, как будто видела ее впервые.

— Так, так. Вот уж не думала, что такие шикарные модели уже достигли среднего запада.

Карен неловко пригладила подол своего платья. Оно было из желтого, выцветшего до нежно-кремового оттенка батиста с мелкими брызгами оранжевых цветочков. Глубокая кружевная гофрированная оборка красиво обрамляла шею и гармонировала с кружевными оборками коротких рукавов.

— Я нашла это на чердаке. Должно быть, оно принадлежало кузине Хэтти. Она была полной женщиной, хотя значительно ниже меня.

— Мне показалось, я почувствовала запах нафталина, — Джули внимательно рассматривала свободно ниспадающие складки платья, его край, едва прикрывающий колени Карен.

— В начале тридцатых они носили длинные платья. Так ты говоришь, на чердаке?

Налив себе чистый тоник со льдом, Карен села. Она никогда не увлекалась спиртным и сейчас не собиралась этого делать.

— Не хитри, Джули, у тебя это плохо получается. Я знаю, ты готова умереть, чтобы попасть на чердак тети Рут.

— Я готова прибить кого-нибудь за возможность попасть туда, — сказала Джули холодно. — Найти нужный товар — одна из величайших проблем в антикварном бизнесе сегодня. Все хорошие вещи давно куплены, просто нечем торговать; каждая маленькая старая леди где-нибудь в провинции знает, что весь ее ненужный старый хлам стоит денег.

— Ты уже говорила мне это сотни раз, — сказала Карен, потягивая напиток. — Именно поэтому ты и взяла меня на работу, не так ли? Ты уже положила глаз на чердак тети Рут.

— На ее и на кое-чей еще.

— К примеру, на миссис МакДугал?

— Она тебе почти что бабушка, не так ли?

— Мы с ней не являемся родственниками. Она — мать Пат, а он, в свою очередь, всего лишь муж моей тетушки.

— Но у него нет своих детей. И я уверена, он думает о тебе и о твоей сестре как о своих собственных детях.

Джули пыталась выглядеть сентиментальной, но безуспешно. Ее зеленые глаза смотрели холодно и расчетливо, как у мелочного торгаша. Карен не отвечала. Делая вид, что она не заметила недовольства Карен, Джули продолжала:

— Старая леди — это здешняя легенда. Члены ее семьи были коренными джорджтаунцами, и она вышла замуж за большие деньги. Это замужество считали тогда мезальянсом. Джексон МакДугал относился к категории магнатов-грабителей. Миллионер, который сделал себя сам и у которого не было ни культуры, ни принадлежности к классу. Но его миллионы компенсировали отсутствие манер.

— Миссис МакДугал не вышла бы замуж за деньги, — сказала Карен непреклонно. — Она очень любила своего мужа.

— Я бы его тоже очень любила. Страстно! Она была самой влиятельной женщиной в Вашингтоне в течение сорока лет. И она знала, как распорядиться деньгами Джексона. Ее дом — настоящий музей! Я там была однажды, на благотворительной экскурсии. Сколько ей лет? Сто?

— Около девяноста. Джули, ты не просто сплетница, ты — вампир. Ты, наверное, сидишь и молишься, чтобы люди скорее умирали, чтобы ты могла купить их антиквариат?

— Ну так, дорогуша, они могут взять все это с собой? Не могут, не так ли? Я слышала, что она собирается продать дом, избавиться от большинства своих вещей и уехать в частную лечебницу. Ценные антикварные вещи, безусловно, попадут на аукцион «Кристи» или «Сотби». У меня нет таких денег, чтобы купить коллекцию, подобную этой, даже если бы я сумела туда проникнуть. Но даже тот хлам, что останется, сделает меня богатой. В свое время она была одной из самых модных женщин в городе. Держу пари, у нее был свой модельер платьев и шляпок и аксессуаров...

— Я думала, ты не имеешь дела с модной одеждой, — сказала Карен и добавила язвительно: — Мы бы не отстали так у нас там, на нашем отчаянно скучном среднем западе. Я знаю, что старая одежда сейчас в моде, а точнее, ее коллекционируют. Но я бы ни за что не стала носить подобные вещи...

— Но это как раз то, что ты сейчас делаешь, — сказала Джули, указывая на ее платье. — Выглядит это на тебе очень славно. И наверняка очень удобно, не так ли?

— Да, но...

— А что «но»? Я не занимаюсь специально модой, но буду заниматься, если будут покупать эти вещи. — Джули наклонилась через стол и потрогала кружевную оборку. — Оно в великолепном состоянии. Я бы могла выручить за него... скажем, семьдесят пять.

— Семьдесят пять долларов за это?

— А ты что думала? Может быть, и больше. Это ходовой размер. Большинство старых вещей шили для эдаких Скарлетт О'Хара, с талией в двадцать дюймов. Сколько еще подобных вещей хранится у твоей тетушки?

— Кучи коробок и сумок.

Джули вскочила на ноги, глаза ее блестели алчностью.

— Покажи, покажи!

— Я покажу, но только расстрою тебя. Рут не собирается продавать свои вещи.

— Но ты можешь попросить ее.

Карен попыталась сменить тему разговора:

— Почему бы нам не переместиться в гостиную, как настоящим леди? Я тебе налью еще...

— Я ненавижу гостиную, — сказала Джули.

— Почему? — с любопытством спросила Карен.

— Это чертовски официально. Я даже не могу положить ноги на кофейный столик.

— Да. Конечно, не можешь. Я поклялась, что верну вещи Рут в том же состоянии, как и получила их.

— Не беспокойся. Я слишком уважаю антиквариат, чтобы обращаться с ним неосторожно. Вот почему я предпочитаю сидеть на кухне. — Джули залпом выпила напиток. — Пойдем на чердак.

Карен очень скоро пожалела о своем беспечном предложении. Ее надежда на то, что дружба была одной из причин, по которой Джули хотела продолжить их знакомство, выглядела все более и более безнадежной при виде алчного выражения ее лица.

Один конец длинной комнаты был заставлен мебелью, принадлежавшей по большей части Пату. У него был собственный дом до того, как он женился и переехал жить к Рут. Карен только сейчас поняла, что почти все предметы мебели первоначально принадлежали его матери. Карен вынуждена была буквально оттаскивать Джули от столовых стульев, расшитых вручную.

Белье, одежда, ковры были сложены по одной стене, отдельно от громоздких вещей. Некоторые вещи были сложены в сундуки и картонные коробки, другие висели на вешалках на металлических планках и были упакованы в специальные чехлы; сильный запах нафталина распространился по всей комнате, когда Джули стала открывать их.

— Давай отнесем их вниз, — сказала она, затаив дыхание. — Здесь слишком темно, чтобы как следует все рассмотреть.

— Джули, я тебе говорила...

— Ты сказала, что я могу посмотреть. Ты же знаешь, что белье и одежду нужно время от времени проветривать и чистить. Ты сделаешь одолжение своей тете, правда. Если она когда-нибудь решится их продать...

— Она никогда не продаст их. Ей не нужны деньги.

— Да, но тебе они нужны. Уж я-то знаю твоего дорогого супруга еще по тем временам, когда он преподавал в Джорджтауне; если он сильно не изменился за это время, то ты должна была бороться за каждый пенс.

Выражение лица Карен предупредило Джули, что она зашла слишком далеко.

— В конце концов ты могла бы носить их сама, разве нет? Уверена, Рут не будет возражать.

— Конечно, нет. Она очень щедрая...

— Тогда давай отнесем все вниз и посмотрим, что мы — я имею в виду — ты имеешь. Мы поиграем в переодевания. Давай, это будет забавно.

«Забавно» — не то слово, которое бы выбрала Карен; жадность была единственной причиной всех этих перемещений. Но она нашла одежду неожиданно очаровательной. Благодаря хозяйственности тети Рут и щедрому использованию нафталина платья и пальто находились в отличном состоянии. Карен достаточно шила сама, чтобы оценить прекрасную работу портного и великолепную ткань. Только женщина с полным отсутствием воображения могла не оценить шарм и чрезвычайную женственность ниспадающих фалд на платьях кузины Хэтти.

Интересно, думала Карен, не ностальгия ли по некогда стройной фигуре заставила Хэтти сохранить некоторые платья. Безусловно, шились они для гибкой стройной женщины, которой, судя по содержимому шкафа, Хэтти к сорока годам уже не была. Ее любимые вещи, обернутые в бумагу и пахнущие нафталином, висели отдельно от черно-белых платьев из набивного ситца, каждый стежок которых был сделан вручную. Возможно, думала Карен, они напоминали Хэтти о каких-то событиях ее жизни, счастливых временах или сентиментальных мгновениях. Вечеринки и пикники, катание на лодках по реке с усатыми галантными кавалерами, которые, глядя прямо в глаза, говорили с придыханием о том, какая она хорошенькая в белых кружевах и рюшечках...

Вещи, которые носила Рут, относились к пятидесятым и шестидесятым, и Джули уверяла Карен, что они тоже стоят денег. Отнюдь не чувства, а само слово «деньги» было движущей силой для Джули.

— Какая жалость, что ты не можешь носить вещи тетушкиного размера, — сказала она бестактно, поглаживая синий шерстяной костюм. — Это копия Шанель, и неплохая, кстати. Вот, примерь это платье. Оно выглядит так, как будто принадлежало пожилой леди после того, как та располнела. Натуральный шифон.

— Я выгляжу как старуха, — проворчала Карен, надев платье. — Куда я буду его надевать?

— На работу. Мода требует соответствующего подхода. Впрочем, оно тебе немного велико. Как странно.

Карен прикусила губу. Не было никакого смысла спорить с Джули; она была такой же утонченной и деликатной, как слон.

— Я могу переделать его, — сказала Карен. — Подержи-ка юбку, я сейчас сделаю пару складок и подверну вот здесь...

— Я и не знала, что ты можешь шить. Это может пригодиться, — задумчиво проговорила Джули.

Для Карен в этом не было ничего удивительного.

— Я сама шила себе одежду. Академическая зарплата не настолько высокая, и Джек не хотел, чтобы я работала, поэтому...

Поэтому она пошла на курсы домохозяек, где научилась шить и готовить, в то время как Джек оставлял большие деньги в лучшем магазине мужской одежды. Она не возражала. Джек был таким красивым мужчиной, а кроме того, мужчины ведь не могут шить себе одежду. Ее мастерство росло с практикой, и она наивно гордилась своей работой. Вплоть до того приема у президента. Это был первый официальный прием, на который они были приглашены с тех пор, как Джек получил работу в Дубьюке. Он надел смокинг, приобретенный незадолго до отъезда из Вашингтона в магазине «Братьев Брукс». Она же трудилась, как раб, пытаясь сама сшить себе платье из грубого шелка, купленного на распродаже всего по восемь долларов за ярд... Джек сказал, что оно выглядит самодельно. Очень симпатичное, дорогая, но почему бы тебе не купить что-нибудь более элегантное.

Внезапно Карен почувствовала, что ее буквально трясет от гнева. Странно. Она не рассердилась на него в то время, только пришла в замешательство.

Воспоминание пришло и исчезло так быстро, что для Джули, никогда не отличавшейся особой чувствительностью, осталось незамеченным. Джули открыла коробку, наполненную пожелтевшим от времени бельем, и застонала от восторга.

— Викторианский стиль! Посмотри на кружево ручной работы, на вышивку!.. Я смогу получить сто пятьдесят за эту нижнюю юбку!

И именно тогда родилась идея, именно под воздействием алчности Джули. «Почему ты? — подумала Карен. — Почему не я?»

Гамбургеры, которые принесла Джули, распались и превратились в нечто неопределенной консистенции к тому времени, как они приступили к ужину. Карен ела салат; Джули с отсутствующим взглядом жевала отвратительные бутерброды, слишком поглощенная собственными мыслями, чтобы замечать, что она ест. Карен знала, что она планировала новую атаку, но еще не была уверена в правильности выбранной стратегии. Расстались они, неискренне выразив свою привязанность друг к другу. Карен закрыла дверь, выключила свет и поковыляла к кровати.

Конечно, Джули и в голову не пришло помочь убрать весь этот беспорядок, раздраженно подумала Карен. Ее спальня сейчас выглядела такой же, как и в годы ее учебы в колледже. Она даже не могла забраться в постель, так как та была завалена нижними юбками, пенящимися от обилия кружев; ночными рубашками, украшенными плетеными кружевами и вышитыми тамбуром; лифчиками, корсетами и смешными с напуском панталонами. Слишком велико было искушение сбросить все на пол, все равно одежду нужно было стирать, но привычка взяла верх над усталостью, и она начала складывать вещи, возвращая их на прежние места в картонные коробки, из которых их вытащила Джули. Они были не в таком хорошем состоянии, как тщательно упакованные платья, но Джули уверяла, что пыль и грязь можно отмыть.

Дойдя до нижней юбки, которую Джули так щедро оценила, Карен стала ее с любопытством рассматривать. Юбка была очень красиво сшита; восемь дюймов узкой складки шли по всей нижней части юбки, и широкие двойные оборки были украшены вязаными кружевами, изящными, как паутинка. Карен обернула ее вокруг себя и посмотрела в зеркало. Даже в таком помятом и испачканном виде она будила образ романтической женщины; когда она поворачивалась то в одну сторону, то в другую, широкая оборка кокетливо взлетала мягкими фалдами.

В нескольких местах кружево оторвалось от ткани. Она могла это исправить. Джули настаивала, что пятна можно обесцветить. Темно-коричневые пятна, как засохшие капли крови... Конечно, никто не будет складывать вещи с кровавыми пятнами, хотя... Должно быть, это пятна от ржавчины.

Сто пятьдесят долларов?

Карен собиралась лечь спать, когда зазвонил телефон. Она с раздражением подумала, кто бы это мог быть так поздно, а потом поняла, что еще не было и десяти часов. Она не собиралась брать трубку. Если звонившей была Джули, воспламененная новым предлогом для ограбления тети Рут...

Однако позвонившей оказалась не Джули. Мягкий голос Рут звучал неясно на фоне громкого смеха и разговоров. Она и Пат проводили ночь с друзьями в Нью-Йорке перед тем, как на следующее утро улететь.

— Ты ведь не спишь, не так ли? — спросила Рут.

— Боже мой, конечно нет, — легко рассмеялась Карен. — Ведь только десять часов.

— Я забыла тебя попросить, чтобы ты вызвала мастера посмотреть сушилку. Ты найдешь номер его телефона в записной книжке.

— А что с ней случилось? Она прекрасно работала вчера.

— Иногда она издает какой-то смешной звук, когда работает.

— Я не слышала никаких звуков.

— Он прерывистый, — сказала Рут.

Карен не могла не улыбнуться. С сушилкой, конечно, ничего не случилось: это был просто предлог для звонка. А сейчас Рут могла задавать вопросы, которые ее действительно интересовали. Поела ли ты что-нибудь? Волнуешься ли, находясь там одна? Тебе страшно, скучно, одиноко?

— Хорошо, — сказала Карен. — Не беспокойся, я прослежу за этим.

— И за собой.

— Хорошо.

— Надеюсь, у тебя был хороший спокойный день.

— К ужину приходила Джули.

— Это хорошо.

— Не очень. Она уже давно положила глаз на твой чердак. Она только ждала, когда ты уедешь, чтобы наброситься.

— О Карен, я уверена, она пришла потому, что любит тебя...

— Рут, дорогая, не надо тешить мое "я". Джули любит меня так же, как любого другого, но она прежде всего коммерсант. При виде стульев Патрика у нее слюнки потекли.

— Она их не получит, — раздраженно сказала Рут. — Черт возьми, использовать дружбу с тобой, чтобы лазить по моему дому... — Рут тяжело вздохнула, потом раздался приглушенный смех, и ее голос сменился голосом ее супруга. Карен отодвинула трубку на несколько дюймов от уха.

— Что это ты сказала моей жене? Она просто в ярости, — требовательно спросил Пат. — Я не могу позволить тебе расстраивать ее, она становится сущим дьяволом, когда сердится.

Карен услышала голос Рут:

— Отдай мне трубку сейчас же, Патрик МакДугал!

— Только если ты разрешишь мне подслушивать.

Послышались звуки борьбы; Карен покорно ждала, когда МакДугалы придут, наконец, к соглашению.

Затем Рут сказала:

— Не позволяй этой предприимчивой особе получить хоть одну вещь!

— Я буду защищать твою собственность до последней капли крови, — уверила ее Карен. — Ты ведь не возражаешь, если я буду носить кое-что из одежды?

— Одежды? Какой одежды?

— Да там ее куча. Кое-какая твоя, часть, наверное, принадлежала кузине Хэтти, да там есть и более старые вещи. Модельная одежда всегда выглядит стильно, и я подумала...

— А, эти старые вещи. Я собиралась отдать их в какую-нибудь благотворительную организацию, да все времени не было.

Пат перебил ее комментарием, которого Карен не расслышала; это было, очевидно, грубое замечание по поводу того, что Рут ничего не хотела выбрасывать. Подозревая, что это может стать темой очередной словесной баталии, Карен громко сказала:

— Ты отдашь их мне?

Это прервало спор. Явно озабоченная такой просьбой, Рут помолчала секунду, потом сказала:

— Милая моя девочка, ты можешь брать в доме все, что угодно. Однажды это все будет принадлежать тебе и Саре.

— Но это случится чертовски не скоро, — сказал Пат.

— Прекрати, Патрик. Дорогая, ты сделаешь мне настоящее одолжение, если расчистишь чердак от этого хлама. Возьми то, что тебе пригодится, а остальное отдай в «Армию спасения» или кому-нибудь еще. А пока они будут этим заниматься, пусть выбросят все из кабинета Пата. Просто скажи им, чтобы все забирали.

— Если пропадет хоть один клочок бумаги, — закричал Пат, — я пошлю всех к чертовой матери!

— Ты действительно уверена, что собираешься все выбросить? — настаивала Карен.

— Совершенно верно. А что, что, собственно, ты задумала?

Карен объяснила.

— Я полагаю, это слишком самонадеянно с моей стороны думать, что я смогу открыть собственный магазин, — закончила она. — Но я многому научилась у Джу-ли, а потом, с твоими вещами я смогу начать дело. Джули сказала, что самое сложное — найти товар.

— Дорогая, я думаю, это замечательная идея. Конечно, ты можешь это делать.

— Только не открывай магазин в гостиной, — сказал Пат. — Это зона некоммерческого использования.

— Ты же знаешь, я этого не сделаю.

— Вот черт, у тебя напрочь отсутствует чувство юмора. Давай вперед, становись продавцом тряпок и костей; судя по тому, что я вижу в витринах магазинов, некоторые покупают все, что угодно. Сходи повидайся с моей мамой. Может быть, ты сможешь уговорить и ее расчистить чердак.

— Я собиралась, конечно, зайти к ней, но не для этого.

— Почему это не для этого? Я в течение многих лет пытаюсь уговорить ее покинуть этот мавзолей на Р-стрит.

Она говорит, что не может, так как ей не позволят взять с собой эту чертову собаку... Эй, — весело сказал Пат.

— О нет! — воскликнула Карен. — О нет, ты этого не сделаешь, Пат.

— А почему бы и нет? Это прекрасная идея. А собака будет тебя защищать.

— Только не эта собака. Она же кусает в доме все, что может двигаться. После чего движущихся объектов просто не остается.

— Но это как раз то, что должна делать собака-охранник.

— О Боже, но она меня уже кусала, когда я последний раз навещала твою маму.

— Но ты можешь отучить ее это делать.

— Как?

— А дубинка для чего? Бог мой, это же действительно потрясающая идея. Не могу себе представить, почему я не подумал об этом раньше. Позвоню-ка я старушке прямо сейчас. Ну давай, Рут, ты и так слишком долго разговариваешь по телефону. Все замечательно, так? Спокойной ночи, Карен.

Телефон замолчал, обрывая вялые протесты Рут. Если бы у Карен был номер телефона друзей, у которых находились Патрик и Рут, она бы обязательно перезвонила. Обычно выходки ее дяди веселили ее, но только не сегодня. Если только она знала Патрика, а она его знала, он прямо сейчас приводил в исполнении свою угрозу, объясняя грандиозную схему действий своей маме. Карен готова была убить его. Она не хотела собаку. Она не хотела именно собаку миссис МакДугал.

Она легла в постель и выключила свет, все еще волнуясь, но спустя какое-то время решила, что беспокоиться не о чем. Миссис МакДугал накричит на Патрика, и этим все кончится. Она ни за что не покинет дом, который хранит память о семидесяти годах ее жизни, ради стерильной чистоты частной лечебницы. Только не миссис МакДугал. В девяносто три года интереса к жизни в каждом мизинце у нее было значительно больше, чем у некоторых двадцативосьмилетних во всем теле.

В холле скрипнула доска. Поднимался ветер; раздался мрачный шорох, когда ветка задела оконное стекло. Белоснежная сорочка слетела со спинки стула и плавно, словно падающая в обморок девушка викторианской эпохи, опустилась на пол.

Сто пятьдесят. Там было по меньшей мере шесть нижних юбок, столько же ночных сорочек. Скажем, по сто долларов в среднем за штуку... Шесть раз по сто, плюс шесть раз по пятьдесят, возможно, семьдесят пять...

Карен намеревалась дать волю невыплаканным слезам, но была настолько занята сложением и умножением, что заснула за этим занятием до того, как успела обронить хоть одну слезу.

Глава 2

Телефонный звонок явился грубым вторжением в блаженную пустоту сна. Карен открыла глаза. Дождь что-то тихо нашептывал за окном, комната была серой от теней. Часы показывали половину седьмого.

Телефон продолжал звонить. Карен недоверчиво взглянула на часы и натянула простыню на голову. Тонкая ткань не смогла заглушить звука; она попыталась заткнуть уши пальцами, но это тоже не помогало. Кто же это имеет наглость звонить в такое время? Пат? К этому часу он уже находился в пути на Борнео. Джули? Она никогда не вставала так рано. Пожалуй, она знала только одного человека, способного проснуться в шесть тридцать.

— Черт, — Карен добралась до телефона и сняла трубку. Другого выхода не было: он бы продолжал звонить до тех пор, пока она не ответила.

— Алло? — пробурчала она.

У Джули и миссис МакДугал была одна общая черта: нежелание тратить время на ничего не значащие любезности.

— Я слышала, ты собираешься заняться бизнесом, — сказала миссис Мак.

— Но не в данную минуту, — ответила Карен.

— Что? Но ты должна думать об этом уже сейчас. Время — деньги. Приезжай на завтрак, и мы с тобой обговорим детали.

Карен была воспитана в уважении к старшим, а миссис МакДугал была старше Карен настолько, насколько вообще один человек может быть старше другого. А кроме того, Карен по большей части боготворила миссис МакДугал. Мрачное небо за окном соответствовало ее мрачному настроению. Страх перед тем, что теперь она оказалась под нажимом сразу двух МакДугалов, заставил ее собрать всю волю в кулак, и, вспомнив о хороших манерах, она постаралась не накричать на старого (в прямом смысле слова) друга.

— Я собиралась позвонить вам чуть позднее, — начала она.

— Лучшего времени, чем сейчас, не придумаешь. Надень-ка быстренько плащ и приезжай ко мне.

Уверенность миссис МакДугал в том, что она уже давно встала и оделась, при других обстоятельствах развеселила бы Карен. Пока она пыталась решить, отговориться ли ей своей полной несостоятельностью или подыскать для отказа повод получше, миссис МакДугал продолжала:

— Я и сама собиралась предложить тебе аналогичный план. Рада, что ты об этом подумала. Не так давно я стала владелицей небольшого местечка, которое великолепно подойдет для твоего магазина. Это на Тридцать первой улице, недалеко от М-стрит. И я уже думаю о том, какое название ему дать. Что-нибудь сентиментальное и не слишком остроумное. «Мечты о прошлом», к примеру, или что-нибудь в этом роде.

— Миссис Мак, — сказала Карен в отчаянии. — Вы очень добры, но я... Вы понимаете, это была всего лишь идея. Все это несерьезно. Вы же знаете Патрика; вечно он из мухи слона раздует. Я не могу... Я ничего не знаю о...

— Ерунда. Все это отговорки и настоящее малодушие с твоей стороны.

— Нет, я все-таки должна прийти в себя. Это была сумасшедшая мысль, и сейчас, когда у меня было время все обдумать...

— Самые хорошие идеи всегда кажутся на первый взгляд сумасшедшими, — сказала миссис МакДугал. — Деточка, я прекрасно понимаю, что тебе пришлось пережить. Твоя гордость была уязвлена; нет ничего более унизительного для женщины, чем ощущение ненужности мужчине, подобного Джеку, человеку, ничего из себя не представляющему и совершенно пустому. Все эти несколько месяцев были для тебя настоящим адом. Поверь мне на слово, если ты решишься что-либо сделать и будешь придерживаться этого решения, в конце концов произойдет нечто такое, что перевернет твою жизнь. А сейчас одевайся и приезжай ко мне, пока я сама за тобой не приехала.

* * *

Дом миссис МакДугал был практически незаметен с проезжей части; из-за деревьев, которые его окружали, были видны только массивные трубы; высокая стена скрывала от любопытных взглядов сад, занимавший площадь целого городского квартала. Это был один из немногих оставшихся дворцов Джорджтауна, который был на полвека старше самой столицы и ставший ее придатком (слово, которое коренные джорджтаунцы с негодованием отвергали).

Ворота были закрыты, но небольшая приоткрытая калитка приглашала войти. Карен покачала головой, глядя на такую беспечность, но, как только она вошла, роботоподобный голос проскрипел: «Доброе утро, мисс Карен. После того как вы войдете, прикройте калитку, пожалуйста. Она закрывается автоматически».

Карен приветствовала говорившего. Телевизионная автоматическая система была нововведением, но она узнала голос Джозефа, дворецкого миссис МакДугал. Должно быть, он был таким же старым, как и миссис МакДугал; почти всех остальных слуг она уволила. Патрик был прав, ей уже давно пора отказаться от этого дома, хотя бы в целях безопасности, если не по каким-либо другим причинам. Ее музейная мебель, представляющая ценность для коллекционеров, произведения изобразительного искусства и серебро были непреодолимым соблазном для профессиональных воров, и ее прислуга едва ли станет серьезным препятствием для шайки грабителей.

Как и калитка, парадные двери были широко открыты, и на ступеньках, лучезарно улыбаясь, ее ждал Джозеф. Не обращая внимания на официальный поклон, она сжала его в объятиях и почувствовала внезапную острую боль от прикосновения к хрупкой, беззащитной фигуре. Она знала, что является любимицей всех домочадцев, и принимала это с покорностью; и дело было не в каких-то ее привлекательных качествах, а в том, что она и ее сестра вполне могли бы быть внучками миссис МакДугал. Пат был ее единственным ребенком, и он поздно женился, чтобы иметь собственных детей.

Карен подозревала, что Джозеф был так же шокирован переменами в ее внешности, как и она тем, насколько он постарел, но он был слишком хорошо воспитан, чтобы проявить свои чувства. Он провел ее в дом и помог снять плащ, приговаривая, как она промокла.

— Вы не должны ходить пешком в такую погоду, мисс Карен. Если бы миссис Мак предупредила меня заранее о вашем приходе, я бы послал за вами машину.

— Послали? — переспросила Карен, нежно улыбаясь. — Я думала, что вы сами выполняете эти функции, не доверяя их никому.

Тень досады скользнула по темному, с аристократическими чертами лицу Джозефа.

— Сожалею, что не успел сообщить вам, мисс Карен. Абсурдные законы этого города запрещают в моем возрасте садиться за руль. Тем не менее у нас есть один молодой человек...

Прежде чем он смог продолжить, раздался пронзительный визг, возвестивший о появлении миссис МакДугал. На ней было одно из тех причудливых одеяний, благодаря которым она долгое время оставалась очень популярна в высшем обществе Вашингтона. Карен уже привыкла к эксцентричности хозяйки дома: миссис МакДугал однажды принимала ее одетой в форму казака, которую дополняли гусарский ментик, наброшенный на плечо, и меховая шапка, но сегодняшний ансамбль достиг высот эксцентричности. Новый наряд представлял собой свадебное платье с лифом, усыпанным жемчугом и бриллиантами, и юбкой, украшенной прекрасными кружевами. Эффект производило не столько лицо миссис МакДугал, которое, как однажды заметил ее сын, напоминало лицо египетской мумии, — сколько постукивание жемчужин друг о друга при ее движении и тот факт, что сшито платье было для женщины более высокой и полной.

Когда миссис МакДугал заключила Карен в объятия, нити не выдержали, и жемчуг потоком хлынул на пол. Карен вскрикнула от досады:

— Ваше замечательное платье!

Миссис МакДугал широко улыбнулась:

— Мое свадебное платье. Вот уж никогда бы не подумала, не так ли? Похоже, я сильно сморщилась. Ты когда-нибудь читала «Она»?

— Нет, — сказала Карен недоуменно.

— Бессмертная женщина, — пояснила миссис Мак. — «Искупалась в Огне Жизни — и в возрасте двух тысяч лет стала потрясающе красива. Вновь вошла в огонь, процесс обратился вспять, она постарела на две тысячи лет за пять минут». Ужасно. Я чувствовала себя так же, как она, примеряя это платье.

— Вы выглядите великолепно.

Миссис МакДугал громко расхохоталась:

— Такая яркая индивидуальность, как я, не подвержена старению или изнашиванию. Ну или что-то в этом роде. Помоги-ка мне выбраться из этой антикварной вещицы, пока она совсем не рассыпалась. Я надела его, чтобы продемонстрировать тебе свой товар.

Она дернула платье, и водопад крошечных пуговок присоединился к жемчужинам, устилавшим пол. Карен осторожно придержала платье, когда миссис МакДугал шагнула из него. Под платьем на ней были надеты лиловые спортивные брюки и длинная футболка, расшитая разноцветными блестками и украшенная такой вульгарной надписью, что Карен было просто стыдно на нее смотреть. Джозеф давно привык к выходкам своей хозяйки; он взял свадебное платье из рук Карен, и, когда они с миссис МакДугал выходили из комнаты, она увидела, как он бережно сметает на совок разбросанные по полу украшения, причем делал он это с таким явным удовольствием, как будто это было его любимым занятием.

Миссис МакДугал провела Карен по коридору.

— В прошлом году решили закрыть большую часть комнат в доме, — пояснила она. — Слишком много для Джозефа и остальных. Теперь моя спальня внизу. Так всем удобнее.

Комната, в которую они вошли, была небольшой гостиной. Двери во французском стиле выходили на террасу и в знаменитый японский садик. Легкая дымка размыла очертания мостика и пагоды и превратила миниатюрный водопад в раскачивающийся фантом; но сама комната была очень яркой и веселой благодаря красной драпировке и ярко-розовым разводам на обоях. Небольшой столик был накрыт для завтрака. Все остальные предметы мебели, включая рояль, были завалены одеждой.

— Рассказываю и показываю, — возвестила миссис МакДугал, когда увидела, какое впечатление произвели на Карен эти россыпи. — Только сегодня утром достали. Большую часть из того, что было.

Эта коллекция напоминала коллекцию тети Рут только разнообразием представленных стилей, начиная с прекрасного нижнего белья ручной работы эдвардианской эпохи и заканчивая пресловутым серебряным кафтаном и тюрбаном, которые миссис МакДугал надела на свою первую встречу с будущей невесткой. Рут до сих пор не забыла о том, в какой шок поверг ее вид этого кафтана; она рассказывает об этом по сей день.

Но это были не копии — это были оригиналы. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться в этом. Карен дотронулась до складок одного платья, хрустальные бусины которого сверкали, как крошечные кусочки льда; посмотрела на этикетку.

— "Бэленсайга", — прочитала она.

Миссис МакДугал кивнула.

— Где-то есть еще парочка таких бесценных вещичек. Он мне приданое готовил, но я отдала кое-что уборщице.

У Карен невольно вырвался тяжелый вздох:

— Вы отдали эти бесценные вещи уборщице? Но он — он был модельером всех королевских домов Европы и Англии!

— Еще много чего осталось. В свое время я была словно рама для сушки белья: одежды приобреталось видимо-невидимо. — Миссис Мак указала на белоснежное платье из тончайшей, напоминавшей паутинку ткани, каждый дюйм которого был расшит шелком или украшен кружевом: — У меня их было дюжины — эдаких платьиц для невинных девушек. А вот это... — Она взяла великолепное платье из серебряной с золотом парчи, воротник и широкие рукава которого были оторочены собольим мехом.

— Я была в нем на «Девушке из Юты» в театре Никер-бокер в 1914-м. — Она стала напевать немелодичным голосом: — Ла-ла-ла-а...

— Джером Керн? — спросила Карен, усмехаясь.

— Верно. У тебя просто нюх на антиквариат. Кстати, что это за термин — «мода»?

— К таким вещам он не подходит. Это все классика — произведения искусства. — Карен подняла руки, как бы протестуя. — Я не могу принять этого.

— А кто говорит, что я тебе все это отдаю просто так? — глубоко посаженные глаза миссис МакДугал хитро прищурились. — Какова будет прибыль? Около двухсот процентов, не так ли? Я получаю треть, так что никакого риска.

Карен беспомощно развела руками и рассмеялась:

— Вы невозможный человек.

— Спасибо. Давай все-таки позавтракаем. Я уже проголодалась.

Она подняла серебряную крышку и вдохнула аромат только что принесенной яичницы и обрамлявших ее сосисок.

— Мне бы, конечно, есть не стоило, — сказала Карен. — Я и так вешу больше нормы.

— Готова поспорить, ты уже начала худеть. Наверняка хорошим аппетитом ты в эти дни не отличалась. У меня была подруга, — задумчиво сказала миссис МакДугал, — которая целый год после развода жила на джине, копченых устрицах и артишоках.

— Вы это выдумали?

— Деточка, нет нужды выдумывать замысловатые истории. Люди совершают порой такие вещи, какие ни один писатель не в состоянии придумать. А когда человек, подобно мне, уже прошел по жизни девяносто лет, он все это видел неоднократно. Так вот, она похудела на двадцать фунтов. — Затем миссис МакДугал добавила: — Не подумай, что я советую тебе придерживаться ее диеты. Лучше съешь сосиску. После завтрака мы сходим посмотреть магазин, который я имею в виду.

— Миссис Мак, даже речи быть не может о том, чтобы открыть свой магазин в Джорджтауне. Арендная плата и налоги здесь просто астрономические. Нужно поискать подходящее место где-нибудь в пригороде — Гейтерсберге, Роквилле. Это как раз то, с чего начинала Джули; она перенесла свой бизнес в Джорджтаун всего несколько лет назад; и думаю, она об этом очень сожалеет.

— Согласна с тобой, — спокойно сказала миссис МакДугал.

— Вы? Но вы же сказали...

— О, я всего лишь хотела проверить, все ли у тебя в порядке с мозгами. Теперь я вижу, они на месте. Так каковы же твои планы?

Карен совсем не была уверена, что у нее были хоть какие-нибудь планы. Тем не менее, побуждаемая поощрительным ворчанием и кивками, она услышала себя как бы со стороны, многословно объясняющей планы на будущее; перспективы, которые она продумала во сне, — не иначе, потому что во время прогулок она этого точно не делала. Походы в музеи, где она могла бы изучать костюмы и ткани, из которых они сшиты; способы обработки антикварных вещей; поездки на выходные в близлежащие города в поисках новых источников пополнения на местных аукционах и распродажах... К тому моменту, когда они закончили завтрак, Карен осознала, что в общих чертах план у нее готов; и она недоверчиво посмотрела на миссис МакДугал, которая облизывала пальцы, доедая шестую сосиску.

«Она колдунья, — подумала Карен, — настоящая колдунья в восемнадцать карат. Как она могла догадаться, о чем я думаю, когда я сама не знала об этом? Или она просто вложила свои мысли в мою голову? Неудивительно, что Пат стал интересоваться магией и религиозными предрассудками. Его воодушевило поведение матери».

— Похоже, у тебя все под контролем и продумано, — произнесла миссис МакДугал. — Что касается товара, то в этом я тебе могу помочь; у меня найдется несколько друзей, которые с удовольствием согласятся заработать пару долларов на стороне.

— Я буду должна платить вам комиссионные.

— Сколько? — с надеждой в голосе спросила миссис МакДугал.

Карен начала было смеяться, но передумала. Миссис МакДугал была очень серьезна.

— Вы уверены? — отважилась спросить она, указывая на пышные наряды, разбросанные по комнате.

— Вполне. Я не доставлю моему предприимчивому сыну удовольствия распоряжаться этими вещами, но в одном он прав: этот дом слишком велик для меня и моих слуг. Джозеф скорее умрет, чем откажется хотя бы от одного из обычаев, который он считает существенным, а однажды он и вправду умрет. А остальные слуги такие же старые, как Джозеф, — Рейчел, моя горничная, — ты помнишь Рейчел? — и повар, и другие. В числе прочих я и им предлагала уволиться, но они отказались; по правде говоря, я не могу себе представить свою жизнь без них. Они — мои друзья. Итак, я решила все распродать, возможно, в конце лета.

— Патрику не нужен дом?

— А что он с ним будет делать?

— Как досадно, такое замечательное место выпускать из семьи после стольких лет.

Миссис МакДугал презрительно фыркнула.

— Пустая сентиментальность, девочка моя. Это место — обременительное имущество; оно разрушило моего отца, который старался жить соответственно этому месту и дому, не имея достаточных средств для этого; и он потерпел неудачу еще до того, как я вышла замуж за Джексона. А кроме того, вещи сами по себе ничего не значат. Только люди имеют значение. В доме нет ни одной вещи, включая сам дом, которой бы я не смогла пожертвовать, чтобы добавить хоть год к жизни Джозефа.

— Да, конечно. Но...

— Никаких «но». Решено. Ты уже закончила? — И, не дожидаясь ответа, миссис МакДугал нажала звонок, вызывая прислугу. Рейчел открыла дверь сразу, ожидая, видимо, где-то поблизости. Рейчел еще не успела войти в комнату, а косматое создание, извиваясь, уже направилось прямо к Карен. Та торопливо подняла ноги, и собака, промахнувшись, злобно вцепилась в ножку стула.

— Ужасная собака! — хором стали ругать ее Рейчел и миссис МакДугал, устремившись к животному с двух сторон. Миссис МакДугал первой подскочила к собаке и взяла ее на руки.

Рейчел крепко обняла Карен.

— Я надеюсь, это кошмарное существо тебя не поранило, душечка! — воскликнула она. — Я старалась не пускать ее сюда, но ей как-то удалось проскочить мимо меня. Сейчас я уже не такая быстрая, как раньше.

— Собака промахнулась. — Карен осторожно опустила ноги, поглядывая на Александра.

Главным достижением Александра было первое место в состязаниях «Самая безобразная собака Вашингтона». Мероприятие проходило под патронажем миссис МакДугал. Она влюбилась в пса с первого взгляда и преследовала его владельца до тех пор, пока он не согласился ее продать.

Александр выглядел, как... Воображение всегда покидало Карен, когда она пыталась найти сравнение. Александр не был похож ни на одно вымершее или живущее существо. Размером он был с карликового пуделя, с той разницей, что кривенькие лапки его были короткими, как у таксы. Лохматый, как бобтейл, хвост он имел непристойно лысый. А цветовая гамма была настолько обширной, что в глазах рябило: черный, рыжий, коричневый, белый, и все это на общем сером фоне. В сравнении с ним канюк и крокодил выглядели просто красавцами. Он любил только две вещи — есть и кусаться. Его обожаемая хозяйка настаивала на том, что два этих пристрастия имеют родственное начало и что попытки Александра откусить кусочек от посетителя были результатом плохого зрения. Но, отдавая должное Александру, нужно сказать, что он обычно кусал одного и того же человека всего один раз. Обычно.

— Плохая, плохая собака, — тихо, проникновенно пропела миссис МакДугал. — Ты помнишь Карен. Ты не должен ее кусать. Ты любишь Карен. Она не возьмет тебя к себе жить, если ты ее укусишь.

— Р-р-р, — не согласился с ней Александр.

Карен беспомощно взглянула на Рейчел, которая убирала со стола, наблюдая одновременно за происходящими событиями. Рейчел сочувствовала, но не протестовала.

— Вы собираетесь отказаться от Александра? — пытаясь унять дрожь в голосе, спросила Карен.

— Конечно нет. Я и не думала этого делать. Бросить моего любимчика! — миссис МакДугал стиснула Александра, отчего тот вульгарно рыгнул. — Не собираюсь я переезжать в частную лечебницу, где весь обслуживающий персонал зовет тебя «дорогуша». Куплю себе маленький славный домик, обнесенный колючей проволокой и охраняемый секретными агентами. Рейчел, конечно, со мной поедет; и Александр тоже. Я только хочу, чтобы он пожил у тебя этим летом, пока я буду путешествовать.

— Куда вы поедете? — спросила Карен.

— На Борнео. Представляешь себе лицо Патрика, когда он увидит меня восседающей на осле, или на антилопе гну, или на чем-нибудь, что у них там является средством передвижения.

— Но, — Карен даже рот от изумления открыла. — Но... но... вы не можете...

— Почему же это не могу? Очень даже могу. Погуляю-ка я напоследок. Если буду жива, поселюсь в Золотом Поместье или где-нибудь еще, и вести себя буду соответственно своему возрасту. Ну а ежели нет — что ж, значит, прозвонил уже по мне колокол. Карен, я хорошо прожила свою жизнь. Никаких сожалений на этот счет. Я уже думала о том, чтобы поехать и раньше, да не с кем было оставить Александра. Он не ладит с Джозефом, да и Рейчел его боится — глупая старая дура. Ты слышишь, Рейчел. Как это так, бояться такую бедную махонькую собачку?!

— Да уж, конечно, бедную маленькую собачку! — воскликнула Рейчел. — Это же не собака, это же наполовину черт, наполовину — крокодил. Вы разве не берете его, мисс Карен? Возьмите, возьмите. У вас места живого не останется на ваших стройных ножках.

— Глупости. Он уже привык к Карен, и теперь он ее не тронет. Меня он, например, никогда не кусает.

— Это потому, что на вкус вы ему не нравитесь, — сказала Рейчел.

— Что это за манера разговаривать так со своим работодателем? — сказала миссис МакДугал, усмехаясь. — Быстро убирай все отсюда, или я заставлю тебя поехать со мной на Борнео.

— Это не угроза, это обещание, — мрачно сказала Рейчел. — Я еду с вами на Борнео. Вы думаете, что в джунглях вы сможете обойтись без кого-нибудь, кто бы о вас заботился? В таком случае вы как раз и есть та самая глупая старая дура, о которой мне говорили. В жизни никогда не слышала идеи более дикой, чем ваша.

Она взяла поднос и пошла из комнаты, тяжелой поступью сотрясая все вокруг.

— Я не могу позволить ей ехать со мной. Она слишком стара для этого, — сказала миссис МакДугал.

Карен подумала о том, что Рейчел должно быть около шестидесяти пяти, то есть лет на двадцать пять моложе миссис Мак. Она постаралась трезво оценить ситуацию и придумать убедительный аргумент, который бы миссис МакДугал приняла и отказалась от своих замыслов; но не сумела найти ни одного серьезного довода. Больше того, она была согласна с точкой зрения миссис Мак. Если пришло время покинуть этот мир, то лучше встретить смерть в джунглях, сидя на гну, чем дрожать, ожидая ее дома.

Александр, чувствуя запах сосисок, кружил по комнате, подняв голову. Один большой коричневый глаз уставился на Карен — она вздрогнула.

* * *

Дождь почти закончился к тому моменту, когда она шла по Висконсин-авеню, направляясь на работу. Потоки грязной воды текли по тротуару; выглядела улица так же, как и любой другой деловой район, — неряшливо и грязно, хотя и славилась своей чистотой и образцовым порядком, а также огромным количеством магазинов.

На улице слышался рев моторов многочисленных машин. Выхлопные газы и пыль, висевшие в воздухе, представляли очевидную угрозу для человека. Весь тротуар у кафе был усыпан пластиковыми упаковками и бумажными салфетками. Однако от плохой погоды была определенная польза: она удерживала пьяниц и продавцов, торгующих товаром вразнос вне улиц. Десять лет назад она любила Джорджтаун, восхищалась оживленностью его улиц — бары, торговцы, продающие дешевые золотые цепи недалеко от модных ювелирных магазинов; изысканные антикварные магазины, зажатые между аптеками и «Макдональдсом». Должно быть, сейчас она посмотрела на все другими глазами, потому что это место показалось ей кричаще безвкусным и непривлекательным.

Магазин Джули находился не на Висконсин, а на одной из прилегающих улиц. Витые чугунные виноградные лозы старинной работы обрамляли входную дверь, единственная витрина привлекала внимание прохожих несуразным подбором всякой всячины. Название заведения было написано золотыми буквами: «старые вещи». Так прямо и написано, никаких заглавных букв, просто два слова. Очень остроумно со стороны Джули. Такое название не требовало от посетителей абсолютно никаких знаний, им даже необязательно было понимать значение слова «антиквариат»; единственное, что от них требовалось, — это зайти, увидеть и купить.

Карен с удивлением обнаружила, что Джули по-новому оформила витрину. Диван в стиле Людовика XIV был покрыт нежным бархатным покрывалом. Поперек дивана с кажущейся небрежностью было разложено одно из лучших платьев: платье для чая эпохи короля Эдуарда из бледно-голубого муслина. Завершали эту картину тяжелые рабочие ботинки.

После посещения миссис МакДугал Карен чувствовала себя слегка подавленной. Старая леди была как ураган; чтобы устоять против него, нужно было крепко привязать себя к чему-то, но, когда ветер утихал, жертва имела обыкновение оседать. Однако вид обновленной витрины странным образом взбодрил Карен. Платье эпохи короля Эдуарда было своеобразным авансом постоянным покупателям, обещанием поступления новых вещей; на это Джули не имела права.

Колокольчики в дверях возвестили о приходе Карен. Джули разговаривала по телефону. Сразу заметив Карен, она продолжила разговор скороговоркой, не ставя точек в конце предложения:

— ...Как раз ваш размер, крайний срок в пятницу... — После того как она взглянула на Карен, ответы ее стали односложными: — Да. Верно. Да. Хорошо. До свидания.

— Привет, — сказала Карен.

— Привет. Не стой там, ты намочишь моего Кермана.

Карен прошла через магазин и открыла дверь в кабинет. Роб, еще один работник, сидел за столом, склонив голову над кипой счетов.

— Здравствуй, конфетка, — тихо и проникновенно пропел он, взглянув на нее. — Хочешь кофе? Свежий, только что приготовил своими собственными белыми ручками.

— Нет, спасибо.

— Но, конфетка, ты насквозь промокла. Давай я помогу тебе снять плащ.

Золотая серьга в его ухе звякнула, когда он поднимался в полный рост — ни много ни мало шесть футов. Он был довольно симпатичным молодым человеком с тонкими чертами лица, а кроме того, многие пожилые посетительницы считали его веселым. Они вели себя с ним очень слащаво, и Робби ворковал, журчал, как ручеек, и хихикал. На молодых женщин он оказывал разрушительное действие и самым бессердечным образом пользовался этим.

Несмотря на внешнюю доброжелательность с его стороны, Карен подозревала, что не очень ему нравится. Вскоре после того как она приступила к работе, он предпринял нерешительную попытку приударить за ней, и она пожаловалась Джули. Та отреагировала с пренебрежительной веселостью, пообещав, что поговорит с Робом; после чего он несколько дней дулся на нее. «Глупо, как глупо, — подумала Карен с отвращением. — Я сама должна была разобраться с этим, а не делать из мухи слона». Это была одна из тех проблем, которые ее очень угнетали, — неумение действовать самостоятельно, привычка с кем-нибудь советоваться, прежде чем принять решение.

А что было еще хуже — она слишком поздно поняла, что Роб руководствовался больше добротой, нежели страстью. Она не принадлежала к тому типу женщин, которые ему нравились. Он любил женщин молодых или богатых, а еще лучше и то и другое сразу.

Как Джек.

Карен что-то проворчала, и Роб повернулся к ней:

— Что ты сказала, дорогуша?

— Ничего. Спасибо, Роб.

Она вернулась в магазин и критическим взглядом окинула его интерьер. У Джули был свой стиль. Магазин представлял собой битком набитый склад вещей, и покупателю приходилось перемещаться бочком через эти залежи. Но в каждой стопке можно было обнаружить какую-нибудь уникальную вещицу, о которой хозяин успел уже подзабыть.

Карел восхищалась тем эффектом, который производил салон, но она не могла копировать Джули. Ей нужно было разработать свой собственный стиль, Воображение рисовало картины ее будущего магазина: большой, с высоким потолком зал; белые стены, согреваемые через узкие высокие окна солнечными лучами; богато украшенные, в золотой оправе зеркала; зеленые растения в кашпо викторианской эпохи; что-нибудь яркое, сразу привлекающее внимание из одежды, к примеру японская церемониальная юбка миссис Мак, развешенная, как знамя, вдоль стены...

— Что? — спросила она, вздрогнув.

— Я сказала, ты похожа на Дракулу. Ты что, не спала?

— Спасибо, я очень хорошо спала до половины седьмого, пока этот чертов телефон меня не разбудил.

— Ради Бога, наложи немного косметики на лицо и постарайся выглядеть доброжелательной и приятной. Посетитель, взглянув на тебя, выскочит на улицу, вопя от ужаса. Да и юбка тебе тесна. Почему ты не надела синее шелковое платье? Кто же это позвонил тебе так возмутительно рано?

— Миссис МакДугал. — Карен взглянула в стоявшее рядом зеркало с завитками на раме и позолоченным орлом наверху. Стиль чиппендейл, XVIII век, определила она. Волнистая, поблекшая от времени поверхность стекла исказила лицо, оно выглядело бескровным и оплывшим. Карен порылась в своей косметичке и достала губную помаду.

— Миссис МакДугал, — повторила Джули.

— Да.

— Как она?

— Замечательно. — Карен вернула помаду в косметичку. — Я с ней завтракала.

— Ты, наверное, еще не успела пообщаться со своей тетей?

— Почему же. Уже поговорила. Она звонила вчера поздно вечером.

— Она не разрешила тебе надевать платье?

— Что?.. А, это голубое шелковое платье? Ты не можешь думать ни о чем другом. Она сказала, что я могу брать все, что угодно, и делать с этим все, что хочу.

— Замечательно. — Глаза Джули сверкнули. — Я приду сегодня вечером, и мы с тобой просмотрим все вещи. Ты — мой друг, поэтому я заключу с тобой честную сделку. Половина от розничной цены. Я это делаю себе в убыток, потому что обычная прибыль составляет одну треть.

— Одну вторую, — поправила ее Карен.

— Но не в Джорджтауне. Ты же знаешь, какие у меня расходы.

— Да, знаю. Ты мне говорила об этом по меньшей мере дважды в день всю прошлую неделю. Ты можешь взять несколько вещей на консигнацию. Думаю, двадцати процентов тебе хватит. Остальные — мои. Я собираюсь начать собственное дело осенью.

— Черт возьми! — закричала Джули.

Спор длился минут десять. Роб вышел посмотреть и остался стоять, переводя взгляд с одной спорщицы на другую, подбадривая их восклицаниями: «Отлично сказано, Карен!», «Так ей, Джули, дорогая, так ей!»

После продолжительных обвинений Карен в неблагодарности и предположений о неминуемом банкротстве Джули неожиданно сдалась.

— Ну ладно, — сказала она холодно. — Стоит попробовать, хотя у тебя отсутствует практическая смекалка и ты все равно не сможешь сама вести дело.

— Ты настоящий друг, — сказала Карен.

— Я предложила тебе работу.

— Потому, что собиралась уехать на несколько дней и боялась оставить Роба одного. О Роб, извини меня.

— Ничего, конфетка, — прощебетал Роб, — я ужасный мошенник, и никто не знает это лучше, чем Джули. Не порочный и злой, а просто слабый. А Джули как раз наоборот — не слабая, а порочная.

— Заткнись, Роб, — сказала Джули. — Хорошо, Карен, а что касается мебели твоей тетушки и украшений...

— Я не думаю, что она захочет от них избавиться, но, если вдруг надумает, я дам тебе знать.

— И миссис МакДугал тоже?

— О, для... Ладно.

— По крайней мере, честно. Роб, мне нужны эти счета к концу дня. Что ты здесь стоишь?

Ее голос был спокойным, почти дружелюбным, хотя всего несколько минут назад она визжала, как гарпия. Роб попятился и вышел, успев подмигнуть Карен. Она была очень благодарна ему за молчаливую поддержку; ее пальцы были влажными от волнения. Любого рода разбирательства оказывали на нее подобное действие. Ее все еще мучили презрительные слова, брошенные Джули: «Ты никогда не была достаточно сообразительной». Так ли это на самом деле? Карен всегда считала себя спокойной и благовоспитанной, но никак не слабой. А что касается агрессивной самонадеянности, то вряд ли это может являться отличительной чертой восемнадцатилетних — особенно восемнадцатилетних женщин. Джек успел ухватить ее как раз в этот самый уязвимый период, и уж конечно он не собирался культивировать и укреплять ее чувство собственного достоинства... Карен с усилием отогнала от себя болезненные воспоминания.

— Чем мне сейчас заняться? — спросила она.

— Наведи порядок. Начни со стола у двери, на котором лежат книги и брошюры. Люди устраивают такой беспорядок...

Брошюры, посвященные Джорджтауну, его магазинам и достопримечательностям, были разбросаны по столу. Когда она их складывала, Карен обратила внимание на новую книгу, которой за день до этого еще не было. Как и большинство брошюр, издана она была небольшим тиражом. Обложку украшали алые буквы названия «Легенды Джорджтауна» над изображением руки с окровавленным кинжалом.

Карен взяла ее. Джули, все время наблюдавшая за ней, сказала небрежно:

— Сразу привлекает внимание, правда? У меня она появилась только сегодня утром.

— Кто же автор? Здесь он не указан.

Джули довольно хихикнула.

— А ты посмотри на содержание и сразу все поймешь. Безобидное название однозначно не соответствовало содержанию. «Зловещий призрак убитой дамы» — название одной главы; другие представляли собой такие провокационные перлы, как «Душитель из Джорджтауна», «Лиз Борден, или Джек-Потрошитель?» и «Убийство в Хай Плейс».

— Все известные истории о привидениях в Джорджтауне входят в этот сборник, — сказала Джули. — Но помимо них есть еще несколько просто замечательно ужасных, совсем новых. Вот почему автор решил сохранить инкогнито. Многие из тех, кто прочтет книгу и узнает в ней о событиях, произошедших в их семьях, захотят разобраться с ним.

— С ним? Ты знаешь, кто автор?

Джули замолчала в нерешительности, Карен видела, как ей хотелось похвастаться, что ей известны такие интересные вещи, но осторожность взяла верх.

— Я употребила местоимение мужского рода просто для удобства, дорогая. Да, я знаю, кто автор, это было одной из причин, по которой я взяла книгу на продажу. Я всегда готова помочь старому другу, оказавшемуся в затруднительном положении. Возьми ее. Тебе нужно как-то развлечься длинными, скучными вечерами. Кто знает, может быть, что-то покажется тебе знакомым. Разве не было никакой забавной истории, связанной с домом твоей тети?

— Во всяком случае, я о ней не слышала.

— Конечно, она не захотела тебе об этом рассказывать. Ты же осталась дома совершенно беззащитной. Зачем же пугать тебя? А знаешь, в этом районе самый высокий уровень насильственных преступлений.

В этот момент дверь открылась, и Джули пошла приветствовать вошедшего посетителя. Удовлетворенная улыбка тронула ее губы.

Карен вернулась в кабинет, прихватив с собой книгу. Она выиграла сражение, но Джули хотела отравить радость победы; и она знала, как это сделать. Карен была расстроена разговором с Джули и подробнее рассмотрела книжку только за ленчем в кафе рядом с магазином. Но она не нашла никакой информации, относящейся к дому Рут. В одной главе под названием «Лиз Борден, или Джек-Потрошитель» упоминался «некий федеральный дом из красного кирпича недалеко от Висконсин-авеню», но событие, описанное в ней, — ужасающее своей жестокостью убийство — произошло за несколько лет до приезда Карен в Джорджтаун.

Она немного успокоилась. Не то чтобы она расстроилась, узнав, что дом, возможно, стал местом, где разыгралась трагедия; немного домов того периода могли похвастаться репутацией, не запятнанной тем или иным событием...

Она лениво перелистывала книгу, когда знакомое имя буквально выпрыгнуло со страницы со скоростью отравленной стрелы, чтобы обратить на себя внимание: миссис Джексон МакДугал, «в девичестве Бесс Билл, испорченная дебютантка той блестящей эпохи, когда даже адюльтер имел романтический ореол...». Стиль предложения был очень типичен для автора — ужасный синтаксис в сочетании с намеками, никогда не доходившими до прямой клеветы. Глаза Карен расширились от того, что она прочла дальше о потомке знатной семьи с незапятнанной репутацией, который перерезал себе горло в бильярдной дома МакДугал. При этом он оставил записку, в которой обвинил хозяйку дома в том, что она играла его любовью, а затем отвергла. Кстати, бильярдный стол тоже отвергли, скорее всего, после произошедшего там события.

В середине книги было несколько черно-белых фотографий некоторых жертв автора. Карен не узнала бы миссис МакДугал, но она узнала платье. Она видела его этим утром — белое легкое платье, отороченное мехом белой лисы. Фигура в платье была по-мальчишески стройной, изящной и чрезвычайно модной в то время, и даже плохое качество фотографии не смогло уменьшить эффект, который производило изображение: маленькая головка в ореоле мягких черных волос и огромные глаза, обрамленные длинными ресницами. Но усмешка... ошибиться было невозможно. Это была миссис МакДугал. «Годы не могут иссушить...» Глаза Карен были влажными от слез, когда она осторожно закрывала книгу. Возможно, эта прекрасная улыбка — единственное, над чем оказались не властны годы.

Дела шли ни шатко ни валко, и к четырем часам настроение Джули было таким же пасмурным, как погода за окном.

— Не знаю, почему бы мне просто не закрыть магазин на две недели, пока я буду в Новой Англии, — проговорила она.

— И почему же? — спросила Карен.

— Мне нужно платить аренду за коммунальные услуги, страховку. Кроме того, никогда не знаешь — какой-нибудь сосунок явится в магазин, посмотрит одно-другое да и влюбится вон в того слоника, которого я вот уже несколько месяцев продать не могу. — Джули тяжело вздохнула. — Карен, ты просто не в себе, если намереваешься открыть собственный магазин. Если бы ты только знала хоть часть проблем, которые свалятся на тебя...

Карен сделала вид, что не уловила тонкого намека, и пошла в кабинет.

Роб занимался доставкой. Вероятность того, что он вернется к концу рабочего дня, была ничтожно мала; клиент жил в Вирджинии, а движение в часы пик было устрашающим, особенно в плохую погоду; создавалось впечатление, что мокрые дороги способствовали потере рассудка всеми жителями Вашингтона. Карен присела за стол и стала просматривать бумаги по доходам и расходам Джули за последние шесть месяцев; эти данные ее очень интересовали. Нужно было узнать как можно больше до того, как Джули решит, что бесплатное обучение будущего конкурента чревато неприятными последствиями.

То, что она прочла о миссис МакДугал, произвело на нее угнетающее впечатление; как будто старая леди вывернула ее наизнанку, окатила холодной водой и повесила сушиться.

Потом эта резкая дискуссия с Джули... Джули права. Она не может начать свое дело. У нее нет для этого ни силы воли, ни знаний, ни мужества.

Она уже складывала бумаги, когда услышала звон дверных колокольчиков. С неохотой она отложила бумаги в сторону и поднялась. Воровство в магазине было проблемой номер один, и одному человеку было довольно сложно ненавязчиво присматривать за всеми посетителями, сохраняя при этом любезную непринужденность.

Когда она уже открывала дверь, чтобы выйти из кабинета, пронзительный голос Джули произнес:

— Карен! Карен, ну давай же выходи; здесь один твой давний друг умирает от желания увидеть тебя.

Слишком велико было искушение закрыть дверь и притвориться, что не услышала. Уже несколько так называемых «старых друзей» заходили в магазин с тех пор, как она стала здесь работать, с тем, чтобы поглазеть на нее и тайно позлорадствовать, и происходило это не без участия Джули. Отвратительно и глупо, конечно, но она до сих пор с содроганием вспоминала Мириам Монтгомери, урожденную Спеллинг, и Шрив Дэнфорт.

Шрив все такая же стройная, как и десять лет назад, когда они с Карен состязались между собой за право участвовать в отборочных соревнованиях и за включение в сборную команду университета по теннису. Кстати, на другом поприще они тоже состязались... Шрив этого не забыла; она обращалась к Карен как к прислуге, когда они были в магазине, при этом глаза ее злобно сверкали. Но это было так похоже на Шрив; а Мириам Монтгомери, к которой Карен относилась с большой симпатией, своим холодным безразличием больно ранила.

Джули вновь позвала ее, на этот раз постаравшись придать своему голосу большую выразительность. Карен с облегчением заметила, что дверь слегка приоткрыта, и воспользовалась этим, чтобы взглянуть на вошедшего.

Даже в яркий солнечный день в магазине царил полумрак. По словам Джули, сумеречное освещение способствовало созданию атмосферы мира и спокойствия. (А также в значительной степени осложняло покупателям возможность рассмотреть дырки, затяжки и другие недостатки товара.) Вошедшие стояли у делфтского фаянсового канделябра, и шестидесяти ватт было вполне достаточно, чтобы рассмотреть того, кто был повыше.

В первый момент Карен почувствовала, как будто две гигантские руки приподняли ее от земли и с силой сжали. Дыхание с трудом вырывалось из ее груди. Затем она стала постепенно приходить в себя, хотя ладони оставались влажными от волнения. Она не видела Марка десять лет. И все же узнала его без малейших колебаний.

Он совсем не изменился — хотя, пожалуй, не совсем так. Каштановые волосы были со вкусом уложены, в то время как раньше он всегда был взъерошен и неприбран.

Он всегда дергал себя за волосы, когда был возбужден, а надо отметить, что состояние это у него было постоянным. Он всегда был возбужден какой-нибудь идеей, или теорией, или чем-то увиденным. Выражение лица было немного хмурым, но это, возможно, из-за двух складок между бровями, которые стали глубже за эти годы. Таким она его помнила: серьезным, сосредоточенным, неулыбчивым. Он был слишком погружен в учебу, чтобы замечать что-либо вокруг себя... Среднего роста, довольно хрупкого телосложения, сейчас он, казалось, стал выше, чем прежде. Возможно, это была всего лишь манера держать себя, прямо, высоко подняв голову, с чувством собственного достоинства и значимости.

Но самые большие изменения претерпела его одежда. Она не могла припомнить, чтобы видела его когда-нибудь в чем-либо еще, кроме помятой рубашки и джинсов. Она всегда поддразнивала его за то, что у него была всего одна рубашка, которую он стирал каждый вечер и никогда не утюжил. Иногда, когда моросил дождь, он надевал ветровку, протертую на обоих локтях.

Сейчас на нем был плащ желтовато-коричневого цвета свободного покроя с поясом, который выглядел так, будто он его только что снял с вешалки самого дорогого магазина мужской одежды. Плащ был распахнут, открывая белоснежную сорочку и темно-синий галстук — общепринятая униформа вашингтонской бюрократии, предваряющая эпоху яппи нового десятилетия.

Блондинка, стоявшая рядом с ним, была миниатюрной и чрезвычайно хорошенькой.

Звон в ушах постепенно прошел, и Карен услышала, как Джули сказала:

— Да, она вернулась. Бедненькая, я рада была ей помочь. Ты знаешь, как это бывает, она очень расстроена. Боюсь, она сильно изменилась. Я пойду приведу ее, уверена, она будет рада видеть тебя.

Джули пошла в сторону кабинета. Марк поднял руку, как будто желая остановить ее, но потом пожал плечами и решил подождать.

Карен побежала, надеясь, что препятствия, которые встречаются в магазине сплошь и рядом, задержат Джули и она сможет исчезнуть до того, как та войдет. Направляясь к задней двери, она схватила по пути плащ с вешалки, не потому, что боялась промокнуть, а исключительно для того, чтобы ввести в заблуждение Джули. В тот момент, когда она выходила через одну дверь, через другую вошла Джули. Карен сделала несколько быстрых шагов и вжалась в углубление для мусора. Распахнулась задняя дверь, и голос Джули произнес:

— Карен, где ты, черт возьми?

Карен опустила руки в карманы и ссутулила плечи. Каблуком туфли ока случайно прорвала пластиковый пакет с мусором. Тошнотворный запах гниющих фруктов был настолько силен, что все у нее внутри сжалось от отвращения.

Она дошла до конца переулка, обошла квартал и встала под тентом на другой стороне улицы. Там она и стояла, пока не увидела Марка. Он не смотрел в ее направлении. Все его внимание было сосредоточено на идущей рядом с ним улыбавшейся женщине. После того как они зашли за угол, Карен перешла улицу и вошла в магазин.

— Где ты была? — требовательно спросила Джули.

У Карен было немного времени, чтобы изобрести оправдание, — не очень убедительное, но все же это было лучше, чем ничего.

— Мне показалось, кошка мяукает где-то недалеко от нашей двери.

— По этой причине ты преследовала ее по всему переулку и обежала целый квартал? — сузившимися от подозрения глазами Джули взглянула на Карен. — По странному стечению обстоятельств ты только что разминулась со своим старым другом.

— О, в самом деле? Кто же это?

— Марк Бринкли.

— Марк... Да, конечно. Как жаль, что меня не было.

— Он вернется. — Джули не могло обмануть притворство Карен; было очевидно, что она не могла забыть ни его имя, ни его самого. — Его подружка сделала вид, что заинтересовалась шкафчиком, но, похоже, на самом деле приглянулся ей небольшой комод на низких ножках. Если она придет, когда меня не будет, сделай ей десятипроцентную скидку, но только в том случае, если она сама спросит об этом; пусть это выглядит так, будто ты делаешь ей одолжение, как лучшему другу нашего старого приятеля. Ты знаешь, как это делается.

— Да уж конечно. Это было первое, чему ты меня научила, — сказала Карен, расстегивая плащ.

— Можешь не раздеваться. Марк просил передать, что с нетерпением ждет встречи с тобой.

У Карен возникло сомнение по поводу того, что он мог это сказать, или если и сказал, то вряд ли это было нечто большее, чем обычная вежливость. Она не ответила, поэтому Джули не стала ходить вокруг да около, а перешла сразу к тому, что ей не терпелось высказать:

— Разве ты не была с ним помолвлена когда-то?

— Ты разве не помнишь, в те годы никаких помолвок не было.

— Я уже забыла, как это называли, но я знаю, что я имею в виду, впрочем, как и ты. Так вот, он не женат.

Карен пожала плечами:

— Женщина могла и не быть его женой, но это не значит, что у него ее нет.

— Вот это да, да ты, оказывается, маленький циник. Я узнала, что он не женат, из «Пост», там было опубликовано интервью с ним. Ты ведь слышала, что в прошлом году его избрали в конгресс, не так ли?

— Правда? — Она слышала о победе Марка. Эту победу нельзя было отнести к разряду больших и захватывающих, но тем не менее она о ней слышала. В основном благодаря Джеку. Его интересовало именно это место в палате конгресса. — Итак, он живет в Вашингтоне? — спросила она.

— Он должен находиться здесь во время заседаний конгресса. Он сейчас великолепен, как никогда, правда? О, я забыла — ты же его не видела. Поверь мне на слово. Вы очень подходили друг другу. Когда вы с Джеком убежали и поженились, мы все были удивлены. Особенно Марк. Он не выглядел отчаянно подавленным, хотя... Потом он сумел взять себя в руки. Шрив, конечно, донимала его целый год. Все, что от него требовалось, — повернуться, и он сразу видел ее. Как я слышала, она до сих пор по нему вздыхает. Ее можно понять, муж намного старше ее. Ты ведь знаешь, что это значит, дорогуша? Интересно, Шрив знает об этой новой маленькой леди? Марк мне ее не представил. Могу догадаться почему...

Карен стояла не двигаясь, чувствуя себя так, будто на нее налетел целый рой ос. Один ядовитый укус следовал за другим, и в конце концов оцепенение превозмогло боль, и она перестала что-либо чувствовать.

Она, ничего не замечая, повернулась к двери, и Джули весело добавила:

— Надеюсь, ты не относишься серьезно к тому, что я сказала сегодня? Это всего лишь способ бороться со стрессом. Я ничего не имела в виду, говоря все это. Ты же меня прощаешь?

Упрекающая улыбка кривила ее губы, а широко распахнутые глаза смотрели искренне. Она действительно имела в виду то, что говорила, или по крайней мере думала, что это так, впрочем, это одно и то же.

— Извини, что разрезала тебя на сотни маленьких, стонущих от боли кусочков. Привычка у меня такая, безвредная абсолютно. Ни один здравомыслящий человек не будет на меня обижаться за это.

Карен пробормотала что-то невразумительное. Это вполне удовлетворило Джули; с отработанной улыбкой на лице она подхватила зонт и вышла из магазина, влившись в поток пешеходов.

Карен стояла некоторое время, глядя на нее. Потом тряхнула головой, словно отгоняя наваждение, и пошла в сторону дома.

Что за день? Что за отвратительный, утомительный, невероятный день! Осталось всего несколько жалких кварталов и ужасных минут, и она сможет расслабиться. Бокал вина, плитка шоколада и, конечно, какой-нибудь подтянутый, мускулистый герой телеэкрана — ни некое эфемерное создание, нежным голосом исполняющее серенаду, а настоящий мужчина, который способен крушить автомобили, заниматься любовью с изящными стройными женщинами, сражаться с негодяями и всегда выходить победителем. Это как раз то, что ей нужно. Тот, кто всегда одерживает победу.

Она шла, склонив голову под дождем, сунув руки в карманы и размышляя, зайти ли ей в ресторан или опустошить морозилку тетушки Рут. К черту диету, подумала она. Сегодня она нуждалась в таком комфорте, какой только возможно себе представить и создать, а кроме того, бар Херши был значительно дешевле, чем психиатр.

В конце концов ей не стоит волноваться по поводу Марка. Скорей всего, он в дальнейшем постарается избегать встреч с ней, так же, как и она с ним. Наверное, для него это было шоком — узнать, что она вновь в Джорджтауне, такая одинокая, всеми покинутая, несчастная разведенная женщина. Он, видимо, подумает, что она будет пытаться возобновить старое знакомство. Карен была не первой и не единственной из представительниц своего круга, которая столкнулась с разводом. Она уже знала, что это такое, и знала, что за этим следует, — как правило, отчаянное преследование: искусственно яркие улыбки, чересчур тщательный подход к подбору гардероба, телефонные звонки к женатым друзьям и подругам: «Неудобно тебя просить об этом, дорогая, но не мог бы Джим (или Джо, или Боб) найти несколько свободных минут и помочь мне установить сточную трубу (или проверить покрышки, или заменить лампочку)...»

Марк не мог не знать, что он будет огражден от такого рода посягательств. Впрочем, так же, как и она знала, что ей не придется защищаться от него. Он будет находиться как можно дальше от магазина, соответственно от нее. Он не будет искать встречи с ней.

Она была права. Он не пришел в магазин. Он ждал ее на пересечении П-стрит и Висконсин.

Сосредоточившись на том, чтобы не наступить в лужу, она заметила его, только когда он ее окликнул.

— С возвращением, Карен. Должно быть, ты знала, что будет дождь.

Карен даже не споткнулась. Однако часть ее сознания была занята вопросом, почему она не удивилась, хотя должна бы. Другая часть простонала: еще одна напасть сегодня, да что же это за день такой? Громко и довольно холодно она произнесла совершенно иное:

— Привет, Марк. Жаль, что разминулись с тобой в магазине.

— Сбежала, чтобы не видеть меня? Где ты была, пряталась за каким-нибудь мусорным баком в переулке?

— Что заставляет тебя думать...

— Я ведь прав, не так ли? — это был возглас победы. — Это был твой обычный метод — прятаться. И как правило, за чем-то испорченным, гнилым. Чем-то вроде Джека Невитта.

— Я буду очень признательна, если ты больше не станешь говорить подобных вещей.

— Только не говори мне, что ты по-прежнему его защищаешь. Десяти лет рабства недостаточно?

«Злость не конструктивна, — говорила себе Карен. — Она ничего не меняет и не помогает принять верное решение».

— Что ты сделал со своей подругой? — спросила она.

— Посадил в такси и отправил домой. Не стоит беспокоиться на счет тех, о ком тебе кто-то рассказывает; это касается только меня.

Дождь усилился. Вода капала с полей его шляпы. (Марк в шляпе? Когда-то он ходил без головного убора в любое время года, отчего его волосы всегда были либо мокрыми, либо покрыты хлопьями снега.)

— Не в этом дело, Марк, — сказала она. — Я не собиралась приглашать тебя войти в дом.

— В любом случае, у меня нет времени. У меня назначена встреча.

— Но тогда почему...

— Я стоял под дождем и ждал тебя? — Марк задал этот вопрос так же взвешенно и серьезно, как прежде выдавал ответы на серьезные вопросы, касающиеся внешней политики. Он специализировался по внешней политике; был одним из студентов Джека. Спустя какое-то время он ответил: — Я действовал импульсивно. Сейчас я нечасто так поступаю, но... Я знал, что ты услышала или увидела меня и выскочила на улицу, чтобы избежать встречи со мной. Это меня рассердило.

Они подошли к дому. Карен остановилась у кованой металлической калитки. Марк просунул руку и открыл замок с небрежностью, свидетельствующей о том, что он уже делал это неоднократно. Но не спешил открывать ее. Он еще не закончил.

Это было как раз то самое место, где они поссорились в последний раз. В тот день тоже шел дождь — мягкий весенний дождь; молодые листья на деревьях блестели, как свежевыкрашенные. В интеллигентной мягкости апреля рассерженный голос Марка звучал непристойно громко. Она никогда не сможет забыть того, что он ей наговорил тогда.

Она ударила его по щеке — в первый и последний раз; единственный раз в своей жизни она ударила кого-то.

Он тоже помнил об этом. Тень прошлой обиды и злости сжала его губы; глаза превратились в узкие щелочки.

— Я полагала, ты пришел тайно позлорадствовать, — сказала Карен.

— Возможно, как раз это я и делал. Хотя, надеюсь, что нет. Это было бы отвратительно.

За несколько минут до их встречи она была уверена, что настроение у нее упало так низко, что ниже просто не бывает. Она заблуждалась. Сейчас, когда глаза Марка медленно осматривали одну за другой детали ее туалета и ее саму, излучая при этом не тепло, обычно характерное для его карих глаз, а холод, который заставлял содрогнуться, ей стало так неуютно и плохо, что единственным желанием было куда-нибудь скрыться.

Он имел право сердиться и злорадствовать. Все его предсказания, прозвучавшие в тот весенний день, оказались правдой!

«Джек любит молоденьких, симпатичных и умных. Он любит использовать их мысли и подравнивать их под себя. Карен, ты слишком умна, тебе многое дано, ты сможешь добиться успеха. Не позволяй ему использовать тебя. Он хочет тебя только потому, что ты — моя девушка, он ненавидит меня и мой успех с тех самых пор, когда ок пытался украсть мою работу и я поднял шум по этому поводу, сейчас он мечтает отыграться на мне через тебя».

В этот момент она ударила его. Она не могла с этим согласиться даже сейчас. Но во всем остальном Марк был прав, включая и способность Джека уничтожить ее индивидуальность и амбиции.

И вдруг она как будто услышала голос миссис МакДугал: «Что же он делает? Похоже, он ничуть не лучше твоего мужа. Не стой там и не воспринимай это как должное!»

Она подняла голову; капли падали с ресниц.

— Я не хочу, чтобы меня тыкали носом как несмышленую девчонку. Больше не хочу. И не буду это терпеть ни от кого, Марк Бринкли, особенно от тебя. Ты повеселился, я надеюсь, получил удовольствие, вот и хорошо, потому что больше тебе такой возможности не представится. Прощай.

Она приблизилась к калитке, но он продолжал держать ее.

— Повеселился? — повторил он, его губы изогнулись в кривой усмешке. — Если ты думаешь, что я получил удовольствие... Может быть, для нас обоих невозможно забыть прошлое — даже последние пять минут, — но можем же мы быть вежливыми по отношению друг к другу? Мне очень нравятся твои тетя и дядя, и мне бы хотелось продолжить дружбу с ними. Рут не пригласила меня в последний раз, потому что подумала — ты не захочешь видеть меня.

Значит, он возобновил старую дружбу с Рут и Патриком. А между тем Рут даже не упомянула о нем. Ни она, ни Патрик, чья бестактность общеизвестна.

В сравнении с остальными эмоциональными ударами этого дня эта новость была лишь слабым толчком, но для Карен она стала последней каплей. Во всяком случае, Марк был честным по отношению к ней. Он хотел забыть и простить («Дать ему шанс?» — подумала она с горечью) только потому, что враждебность будет мешать старой дружбе.

Последняя попытка, подумала она.

— Рут заблуждалась, — произнесла она холодно. — Мне совершенно все равно, встречусь я с тобой или нет. А что касается твоего высказывания по поводу вежливости — если я правильно тебе поняла, моя проблема всегда заключалась в ее избытке, нежели в отсутствии. Насколько помню, у тебя с этим всегда были сложности. Если ты намереваешься изменить свое поведение, позволь мне пройти в дом вместо того, чтобы мокнуть под дождем.

Марк открыл калитку и отступил в сторону.

— Карен?

Что-то в его голосе остановило ее. Она обернулась. Он улыбался — искренней улыбкой и с таким навсегда запомнившимся выражением на лице, которое когда-то заставляло ее забывать обо всем. Десять лет исчезли как дым.

— Поздравляю, — сказал он. — Когда ты решила, что вновь обрела силы для борьбы?

Глава 3

Дождь шел всю ночь, создавая мрачное настроение, от которого Карен мечтала избавиться с помощью чего-нибудь вкусного, шоколада, например; но почему-то отказалась от этой затеи и остановила свой выбор на салате. Она вдруг поняла, что неожиданная встреча с Марком подняла ей настроение. Как бы то ни было, она знала, что подсознательно всегда страшилась этой встречи с момента своего приезда в Вашингтон. Не было ничего удивительного в том, что он возобновил дружбу с Рут и Патриком. Но невозможно было даже предположить, чтобы Рут, хитрая Рут, не упомянула Марка...

Нет, это несправедливо. Рут никогда не была хитрой. Тактичная, чуткая, всегда уважающая чувства других... Почему она решила, что это имеет к ней какое-то отношение? Сам факт, что Рут избегала говорить на эту тему, подразумевал предположение, делать которое Рут не имела права.

В любом случае, худшее уже позади, все не так страшно, как ожидалось. Кроме того, она гордилась, что сумела противостоять ему. Два столкновения в один день — вначале с Джули, затем с Марком, и в обоих случаях она оказалась на высоте. Спасибо воодушевлению, почерпнутому у старой колдуньи. Могу поклясться, что слышала ее голос, подумала Карен, улыбаясь.

Возможно, миссис МакДугал не является настоящей колдуньей, но то, что она очень мудрая женщина, глубоко и основательно изучившая человеческую натуру, не вызывает сомнений.

В течение нескольких последующих дней Карен пребывала в депрессии, но, как и предсказывала миссис МакДугал, всегда происходило что-нибудь такое, что выводило ее из этого состояния. И в большинстве случаев именно миссис Мак придумывала это что-то. Она безжалостно изводила ее разными идеями по поводу магазина и все время придумывала для нее какую-нибудь работу, так что времени на грустные размышления у Карен просто не было. Она назначала встречи с друзьями, у которых могли оказаться какие-то интересные вещи на продажу, и тщательно следила за тем, чтобы Карен обязательно присутствовала. Она представила ее агентам по продаже недвижимости в Мэриленде, Виржинии и в округе Колумбия, кроме того, она купила и одолжила массу книг для Карен, чтобы та могла изучить интересующую ее тему досконально.

Бывали времена, когда Карен больше всего на свете мечтала о том, чтобы миссис МакДугал как можно скорее уехала на Борнео или куда-нибудь еще в более жаркое место, — у нее даже появилась привычка нервно хватать записную книжку, в которой она записывала интересную информацию, каждый раз, когда звонил телефон. Миссис Мак никогда не упускала случая поинтересоваться, каких успехов она достигла, и Карен знала, что лучше поделиться с миссис Мак новой информацией, почерпнутой из книг.

Это было непросто. Если бы она только знала раньше о том, сколько ей придется узнать и изучить, прежде чем она сможет открыть свое дело, она бы даже не стала думать об этом, а ведь в скольких вопросах ей еще предстоит разобраться. Но больше всего ее пугали практические аспекты: бухгалтерия, займы, получение разрешения, общение с агентами по продаже недвижимости, налоги. Она не спала бы ночи напролет, если бы не уставала так, что засыпала над книгой.

Книги, которыми ее снабдила миссис Мак, были главным образом по старинному текстилю и истории костюма. Вначале она делала это из страха перед миссис Мак, нежелания попасть на ее острый язычок. Именно эти причины заставили Карен отказаться от своих любимых детективов и сентиментальных романов, но вскоре она искренне заинтересовалась. Обнаружившаяся способность понимать и разбираться в вещах, которые ранее казались ей совершенно недоступными, укрепила ее пошатнувшуюся веру в собственные силы. В конце концов изыскательская работа — это как раз то, чему ее учили; основные методы изыскания приложимы к любой сфере деятельности. Но в данном конкретном случае она действительно могла потрогать и ощутить предметы своего исследования, а кроме того, применить те методы, о которых читала. Предметы одежды сами по себе завораживали ее. И не только их красота и очарование волновали ее, но и растущее чувство отождествления с прошлым. «Попрыгунчик Джек» МакДугал осыпал свою прелестную молодую невесту ювелирными украшениями, мехами и восхитительными платьями, всем самым лучшим и изысканным, что только можно было купить за деньги. В те моменты, когда миссис МакДугал вместе с Карен разбирала одежду, ее воспоминания оживляли мир, который был так же далек от Карен, как Древняя Греция — последний ленивый летний полдень аристократии перед первой мировой войной.

Миссис Мак надевала шифоновое с кружевами вечернее платье на ужин у капитана судна во время круиза на «Лузитании» в 1913 году, за два года до того, как шикарный лайнер был затоплен немецкими торпедами, что ускорило вступление Соединенных Штатов в войну. Черное кружево поверх атласа цвета мидий присутствовало на премьере «Треуголки» с участием Леонида Массине в лондонском театре Алгамбра в 1919 году. (Карен было интересно, что думал о балете Джек-попрыгунчик? Проспал ли он все представление — храпел ли?) Костюм от Чиапарелли с огромными зеркальцами вместо пуговиц на пиджаке ослеплял высокопоставленных гостей ярким блеском при первой инаугурации Франклина Делано Рузвельта. Ощущение реальности происходящего было настолько велико, что Карен почти видела, как холеные брови миссис Рузвельт поползли в изумлении вверх при виде этого костюма.

Нельзя сказать, чтобы миссис МакДугал очень сокрушалась над утраченной юностью. Предвкушение последнего розыгрыша, который она намеревалась устроить для своего сына, заражало ее демонической энергией: она носилась по дому, кудахча и хихикая, раздражая своих помощников. Но к Карен это не относилось; предложения о помощи с ее стороны вежливо отклонялись, и скоро она поняла, что в них не было нужды.

Хотя миссис Мак вежливо отрицала это, было очевидно, что она планирует оттянуть переезд на месяцы. Более крупные и ценные предметы антиквариата должны были храниться до возвращения их владелицы. Если, как радостно отмечала миссис МакДугал, она переживет путешествие, то, вернувшись, отберет те вещи, которые хотела бы оставить себе или раздать. Остальное отправится на аукцион «Сотби». Поскольку опись этого имущества велась на протяжении всего времени вплоть до последнего момента, то здесь не возникнет каких-то сложностей.

Совсем непросто было распорядиться тысячами менее ценных мелочей, которые миссис МакДугал накопила за долгие годы: от современной керамики до сподовских и прусских королевских сервизов, от дешевых романов в бумажных переплетах — до первых изданий, и конечно, одежда и аксессуары. Последних было достаточно, чтобы заполнить собой небольшой магазин, — шляпы, туфли, сумки, шарфы, перчатки, ремни, украшения. Последние угрызения совести — брать их или не брать — исчезли, когда Карен увидела, что груды отсортированного барахла растут в чудовищной прогрессии.

Платья относились приблизительно к 1910 году, когда миссис Мак получила статус дебютантки и мужа-миллионера. Однако у некоторых ее близких подружек была одежда, хранившаяся со времен их материй и бабушек, и вскоре маленький аккуратный домик Рут стал напоминать блошиный рынок. Все шкафы были заполнены одеждой, мебель в спальне была завалена тканями, и платья свешивались с временных вешалок. Карен радовалась, что Пат отсутствовал и не мог все это видеть и высказывать свои замечания.

На этой неделе произошло еще одно событие, закалившее слабый дух Карен, — прибыл человек из Юнайтед Парсел с несколькими коробками. По хирургической тщательности, с которой они были упакованы, Карен поняла, кто является их отправителем: загнутые уголки бумаги выглядели так, как если бы их отмеряли с помощью линейки и разгладили затем горячим утюгом. В одной из коробок находилась напечатанная на машинке записка. Тон, в котором она была составлена, был холодно официальным и очень снисходительным. В ней выражалось сожаление по поводу ее импульсивного и неразумного поступка — опрометчивого отъезда и высказывалось требование безоговорочное, хотя и немногословное: ее покорная благодарность за то участие, которое ей выказывалось. В коробках была ее одежда и личные вещи, аккуратно переложенные папиросной бумагой. Ни одна мелочь не была упущена, там были даже потрепанные бюстгальтеры, которые она собиралась выбросить, также тщательно упакованная пара кроссовок с дырками на обоих носках.

Карен методично разорвала записку на мелкие кусочки и спустила их в туалет. Затем она выбросила в мусорную корзину кусок шоколадного торта, который собиралась съесть, вышла на улицу и пробежала четыре мили.

* * *

Она не виделась с Марком и ничего о нем не слышала. Собственно, она этого и не ждала. (По крайней мере, она в этом себя убеждала.) Но встреча произошла неожиданно для Карен как-то днем, ближе к концу недели.

Джули уехала рано, с тем, чтобы покончить с покупками к приближающемуся отдыху. Не прошло и пяти минут после ухода Джули, как Роб последовал за ней, при этом взгляд у него был такой, что Карен не осмелилась возразить. Она была в задней части магазина — проверяла полку с украшениями, над которой давно уже склонился один из покупателей, ничего не приобретая, — но все было в порядке, все было как будто на месте, — в это время и звякнул дверной колокольчик. Полуприкрытая занавеской, она выглянула и увидела девушку, которая была с Марком во время его первого визита.

Она знала, что сразу должна выйти навстречу посетителю с доброжелательной улыбкой на лице и готовностью помочь в выборе покупки. Вместо этого она пригнулась в надежде, что тень скроет ее, в то время как мысли ее скакали в хаотическом беспорядке.

Его с ней не было. Конечно нет — больше он не придет. Она, наверное, хочет присмотреть какой-нибудь шкафчик. Девушка, безусловно, привлекательна, но не столь эффектна, как ей показалось вначале... У нее красивые волосы — прелестные рыжие локоны. Похоже, свои. «Выходи отсюда. Хватит прятаться. Через минуту она тебя увидит, и ты будешь чувствовать себя полной дурой. Скажи что-нибудь. Что-нибудь остроумное и с юмором...»

Карен выглянула из-за занавески:

— Привет.

Девушка обернулась, вздрогнув.

— Привет. Я вас сначала не увидела. Здесь так темно.

На это обычно все жаловались, и Карен с облегчением вспомнила стандартный ответ.

— Я с радостью включу больше света, если у нас найдется то, что вам бы хотелось рассмотреть получше. Боюсь, Джули вышла на минутку, но если вам нужна моя помощь...

— Я знаю, что ее нет, я видела, как она уходила. Я хотела увидеться с вами. Вы ведь Карен, не так ли?

— Да.

Девушка подошла к ней, улыбаясь, протянула руку:

— Я — Черил Рейхардт. Сестра Марка.

— Сестра, — бездумно повторила Карен.

Черил засмеялась:

— Я вас нисколько не виню, все так реагируют. Мы совсем не похожи.

Утверждение полностью соответствовало действительности. Насколько Черил была светленькой, настолько Марк был темноволосым, и ее круглое лицо и щеки с ямочками являли полную противоположность суровым чертам лица Марка.

Карен собралась с мыслями и пожала протянутую руку — как раз вовремя, поскольку слегка покрасневшая Черил уже начала ее убирать.

— Очень рада с вами познакомиться. Вы приехали погостить или вы живете в Вашингтоне?

— Вообще-то я живу с Марком. Он попросил меня приехать и вести его хозяйство после того, как умер мой муж.

— Простите. — Участие, прозвучавшее в голосе Карен, было непритворным, невозможно было представить эту жизнерадостную молодую женщину вдовой.

— Это произошло два года назад, — сказала Черил; по ее вздернутому подбородку и решительному деловому тону Карен поняла, что выражение сочувствия было бы неуместно. — Но я не знаю, что бы я делала, если бы не Марк. Джо оставил по страховке несколько тысяч, но это так немного, а старики живут на пенсию папы да еще содержат моего ребенка...

Она остановилась, чтобы перевести дыхание.

— У вас есть ребенок? — спросила Карен.

— Маленький Джо. Правда, он уже не маленький, ему четыре года. Хотите посмотреть его фотографию? — И, не дожидаясь ответа, она сунула руку в сумочку и достала бумажник. — Эта была сделана в его последний день рождения.

Сердце Карен неожиданно сильно сжалось. У малыша была такая же копна светлых кудряшек, как и у матери, и смешной курносый нос, однако его застенчивая улыбка напомнила Карен улыбку, которую она так хорошо знала.

— У вас есть дети? — спросила Черил.

— Нет. Джек не хотел детей. Вообще-то он никогда не говорил это напрямую, но как-то так получалось, что это всегда оказывалось не вовремя.

— Жаль. Я надеялась, что смогу одолжить у вас одного, — засмеялась Черкл. — Когда-нибудь меня арестуют. Как только я вижу малыша в магазине или где-нибудь еще, я еле сдерживаюсь, чтобы не сцапать его и не прижать к себе. Я так скучаю по маленькому Джо.

— А он не с вами? — Карен вернула бумажник с фотографией со словами: — Он такой очаровательный. Просто не представляю, как можно жить вдали от него.

— У меня не такой большой выбор. Ему хорошо с бабушкой и дедом, и я не хочу снова срывать его с места. К тому же это будет несправедливо по отношению к Марку. Он снимает в городе дом в Фогги Боттом; такой аккуратный, сверкающий, современный, но не очень большой; к нему всегда приходит масса людей, чтобы пообщаться, поужинать и так далее. Да и у меня довольно много хлопот: я стараюсь составить Марку расписание на день, хожу на занятия — я изучаю бухгалтерию и компьютер.

— Молодец.

— Ведь я же не собираюсь быть кассиром в лавке всю свою жизнь. — Черил облокотилась на прилавок, скрестив руки на груди; казалось, она была готова простоять здесь весь день. — Я никогда не училась в колледже, и у меня нет никакой подготовки.

— И никаких особых ценных навыков, — сказала Карен, скривив губы в улыбке.

— Ага, когда вам об этом говорят, чувствуешь себя сразу такой маленькой, правда? Как будто ты мешок с картошкой, которая уже сгнила. Но все-таки в школе я успеваю хорошо. Я думаю, что получу высший балл по бухгалтерии.

Карен высказала соответствующие поздравления; сияющая горделивая улыбка Черил, равно как и ее живая болтовня, были неотразимы.

— Итак, вы не хотите становиться светской львицей Вашингтона, — сказала она.

— Черт, то есть, слава Богу, нет. Весь этот протокол и условности просто сводят меня с ума. Кроме того, Марк обязательно когда-нибудь женится. Женщины за ним постоянно охотятся.

Карен не нашлась, что ответить на это. Черил поняла, что сказала бестактность, снова вспыхнула и проговорила смущенно:

— Послушайте, не пора ли уже закрывать?

— Не беспокойтесь, продолжайте.

— Я пришла повидать вас. И очень обрадовалась, что та другая женщина ушла. Я знаю, что не должна так говорить о вашей подруге, но я с ней себя чувствую не в своей тарелке. Я подумала, что, если у вас есть время, мы могли бы выпить чашечку кофе или чего-нибудь еще.

— Боюсь, что я... — Карен отказалась инстинктивно, но едва произнесла эти слова, как с удивлением поняла, что ей совсем не хочется отказываться от приглашения.

Черил была слишком чуткой, чтобы не заметить замешательства. Она еще более зарделась. Ее кожа отличалась той прозрачной бледностью, которая часто бывает у рыжеволосых и на которой эмоции выражаются так заметно.

— Марк говорил, что мне не следует приходить. Он сказал, что я начну сплетничать и выскажу что-нибудь такое, о чем потом буду жалеть. Но я подумала... что она, то есть вы, похожа во многом на меня, она также недавно вернулась, и, возможно, ее друзья уехали, может быть, и ей немного одиноко, так же, как и мне... — Она запнулась, щеки ее горели.

Она застенчивая, подумала с удивлением Карен, застенчивая и немного беззащитная; так вот что скрывается за этой завесой пустой болтовни! Это была еще одна общая черта, которая их объединяла. И, хотя Черил и называла себя бестактной, она не упомянула еще об одном, что их сближало, — их потеря, так или иначе, мужчин, которые главенствовали в их жизни.

— Я с удовольствием выпила бы чашечку кофе, — сказала Карен. — А почему бы нам не зайти ко мне домой? Я живу всего в нескольких кварталах отсюда, а цены в близлежащих кафе просто грабительские.

* * *

«Застенчивая» — это было не самое подходящее слово по отношению к Черил. Она прекрасно понимала, что не вполне подходит для роли домоуправительницы Марка, но мрачный юмор, с которым она относилась к своим забавным оплошностям, не позволял ей заработать бессонницу. Поскольку ее огрехи были следствием ее острого язычка, доброго сердца и полнейшего отсутствия лицемерия, Карен склонялась к тому, что ее новая знакомая никогда не станет удачливой женой политика.

Было очевидно, что Черил хотела стать ее подругой, а не просто случайной знакомой. Ее признание в том, что Марк отговаривал ее от посещения магазина, лишило Карен еще одной надежды. Черт побери, в самом деле она не хотела, чтобы Марк подумал, будто она за ним бегает, стараясь возобновить их прежние взаимоотношения, но она не позволит ему решать, с кем ей общаться, а с кем не стоит. После грубостей ее бывших одноклассников, колючего недружелюбия Джули открытость и деликатность Черил действовали освежающе.

Она уже и так готова была полюбить Черил, а ее непосредственный интерес к новой затее Карен окончательно покорил ее. Карен и не собиралась говорить о своем проекте, но эта тема неизбежно возникла по дороге к дому Рут, и Черил пожаловалась:

— Я пытаюсь навести порядок в доме у Марка, большая часть мебели там взята напрокат, она выглядит такой захватанной, но я не знаю, как привести все в надлежащий вид.

Когда они поднимались наверх, Карен извинилась за беспорядок в комнатах.

— Здесь не та обстановка, которую вы хотите создать для Марка, поверьте мне. Спальня выглядит, как лавка старьевщика. Видите ли, я собираюсь открыть магазин марочной одежды.

— Марочной? Я думала, это относится только к вину.

Карен объяснила. Она бы на этом и остановилась, но

Черил засыпала ее вопросами, и ответы Карен по подробности и стилю постепенно вылились в краткую лекцию. Когда, наконец, они спустились на кухню попить кофе, как и предлагала Карен, Черил прихватила кружевное одеяние и продолжала задавать вопросы:

— Как вы сказали, что это?

— Куаферская накидка. Это то, что дамы надевали, когда они сидели перед туалетным столиком в то время, как служанки их причесывали.

— А смотрится, как модная блузка. — Черил с восхищением поглаживала оборки. — Невозможно представить, что такую одежду надевали только для того, чтобы причесаться. Ее нельзя бросить в машину для стирки или в сушилку, ее надо было стирать руками, крахмалить, гладить и все такое.

— Вам не надо было бы ничего такого делать, если бы вы были хозяйкой в доме, — сказала Карен. — Грязную работу делала служанка или прачка; в больших домах была специальная девушка, которая, кроме стирки, ничем больше не занималась.

— Это была бы я, — усмехнулась Черил. — Вне всякого сомнения, я не могла бы быть хозяйкой в доме. И я бы не возражала против такой работы, даже приятно возиться с такими красивыми вещами.

Это замечание вызвало еще одну лекцию о способах стирки, которой Черил внимала с нескрываемым интересом.

— Вы потрясающая женщина, Карен. Я не могу выразить, как я вами восхищаюсь. Для того чтобы начать собственное дело, требуется столько предприимчивости.

— Предприимчивости или глупости. Иногда мне кажется, что я откусила гораздо больше, чем могу прожевать.

— О нет, если кто-то и может это сделать, так это только вы. Для меня это все в новинку, а вы, кажется, знаете об этом все.

— Несколько недель назад я не могла отличить шик «марочных» вещей от дырки в полу, — призналась Карен. — Мне еще столько предстоит узнать.

— Думаю, что еще много. Вы уже выбрали место?

Хотя Черил жила в Вашингтоне менее года, она высказала немало разумных предложений относительно места — настолько разумных, что Карен задумалась, не собирается ли та открыть свое собственное дело. Когда она спросила об этом, Черил призналась, что подумывала об этом.

— Это были лишь пустые мечтания, у меня еще нет ни опыта, ни квалификации. Страховка Джо надежно хранится, и если мне повезет и не придется тратить деньги на что-то непредвиденное, то когда-нибудь... Но я никогда не смогу заняться чем-то таким очаровательным и восхитительным, как то, чем занимаетесь вы. Вам повезло.

— Повезло, — повторила задумчиво Карен. — Да, повезло.

— О, я не имела в виду только удачу. Без упорного труда и светлого ума...

— Нет, вы попали в точку, — сказала Карен, улыбаясь. — Мне повезло — и мне очень помогли мои друзья, — поэтому я смогла начать. Светлый ум — сомнительно, упорный труд еще только предстоит, но я собираюсь вложить все мои силы.

Было ясно, что Черил не хотелось уходить:

— Я все-таки не могу пропустить занятия, тем более что я хочу получить высший балл. Спасибо, что вы уделили мне столько времени, Карен. Мне никогда еще не было так весело и интересно с тех пор, как я приехала в Вашингтон.

Карен стояла в дверях и смотрела, как Черил прошествовала по длинным теням раннего вечера в сторону Висконсин, к такси. Конечно, Черил нетрудно было угодить. Женщина, для которой несколько часов пустой болтовни казались более интересным занятием, чем банкеты в посольстве или коктейли, большинству сторонних наблюдателей показалась бы безнадежной дурой.

«Я тоже хорошо провела время, — подумала Карен и улыбнулась. — Возможно, потому, что я весь вечер вела разговор».

Она почувствовала себя немного одинокой, хотя и не из-за отсутствия бывших друзей. Жены преподавателей с которыми она общалась, почти все были старше нее, у них были другие интересы, другие занятия. Джек не одобрял слишком приятельских отношений с обслуживающим персоналом. Она знала, что Джек сказал бы о Черил. Не нашего круга. Ее речь, ее манеры, недостаток образования...

Что за сноб этот Джек, подумала Карен. Она зашла в дом и закрыла дверь, не осознавая, что произошло что-то важное, мост перейден. Она думала, как тихо в доме и как ей действительно нужно заняться своими записями и списками.

* * *

В пятницу Карен поехала с миссис МакДугал в аэропорт. Она не вызвалась сесть за руль; это был предпоследний, а может быть, последний выезд «роллс-ройса» «Серебряное облако» модели 1938 года, который был такой же достопримечательностью Вашингтона, как и его владелица. Карен почти что ожидала появления эскорта мотоциклистов.

Они уже попрощались с Джозефом и другими слугами, которые собирались отправиться в заслуженный отпуск. Охранное агентство тем временем присмотрит за домом. Но миссис Мак уезжала на Борнео не одна. «Я хоть и старая, но не сумасшедшая, — говорила она язвительно, когда Карен высказывала свою озабоченность по этому поводу. — Я беру с собой Фрэнка».

Как будто бы Фрэнк был чемоданом. Вообще-то он был внуком друзей миссис Мак. Студент-выпускник исторического факультета, который ухватился за возможность получить приличные деньги за то, чтобы все лето ездить и развлекаться в восточном полушарии. Карен встретилась с ним и решила, что у него есть все необходимое для успешного выполнения его миссии: он обладал достаточным интеллектом, чтобы разбираться с расписаниями и чиновниками, достаточной силой, чтобы поднять миссис Мак, если она упадет. Он обращался с пожилой дамой с преувеличенной галантностью, которая не скрывала его действительной привязанности к ней.

И все равно Карен не могла отделаться от мрачного предчувствия, когда она смотрела, как ее старшая подруга шествует к аэровокзалу, опираясь на руку Фрэнка. Миссис МакДугал не позволила Карен проводить ее до входа. Она даже не обернулась. В последний момент она вложила маленькую потертую шкатулку в руки Карен и проворчала: «Эта безделица будет напоминать тебе обо мне. И не вздумай плакать, черт побери. Я не люблю долгие слезливые проводы». — И она взглянула на замысловатую кожаную переносную клетку, в которой расположился Александр. И конечно, она не дождалась слезливого прощания от собаки. Александр чувствовал, что что-то происходит, и в высшей степени не одобрял этого.

Большие стеклянные двери вокзала мягко раздвинулись, и комическая пара — высокий молодой мужчина и сухонькая старушка — прошла внутрь. Слезы, проливать которые ей было запрещено, застилали Карен глаза, но она все же заметила, как миссис Мак остановилась, приветствуя мужчину, который ей что-то протягивал... Цветы? Да, красные розы на длинных стеблях.

Заносчивое «вольво», нетерпеливо ожидающее своей очереди высадить пассажиров, вызывающе просигналило, и шофер «роллса» запустил двигатель. Карен обернулась и вытянула шею, пытаясь увидеть их в последний раз, но безуспешно: люди и машины заслоняли ей обзор. Но она могла бы поклясться, что мужчина с цветами был Марк.

Вполне возможно. Марк виделся с миссис Мак, когда он и Карен встречались. Он нравился миссис МакДугал, поскольку спорил с ней обо всем, начиная с политики, заканчивая религией, высказывал свое мнение, не делая вежливых скидок на ее возраст и положение.

По этой же причине и Пат его любил. И тем больше он ему нравился, чем громче он разговаривал и чем чаще стучал по столу во время горячих дебатов.

Пат никогда не спорил с Джеком. Неприятие их было взаимным; после нескольких первых визитов Джек всегда находил предлог, чтобы отказаться от приглашений в дом Рут. Он пытался отговорить и Карен от визитов к ним, но это был один из тех немногих случаев, когда Карен настояла на своем. Даже когда они перебрались в Айову, она ухитрялась приезжать в Вашингтон раз-два в год, когда Джек уезжал из города и ее отсутствие на нем не отражалось...

С трудом она отогнала думы о Джеке, но естественный ход мысли заставил ее подумать: «Как я могла быть такой шляпой?» Она откинулась на сиденье, наслаждаясь восхитительной поездкой. Вряд ли ей когда-нибудь придется поездить в таком элегантном автомобиле. «Роллс» скоро отправится в гараж, и большая очередь потенциальных покупателей ожидала окончательного решения миссис Мак.

Мягко скользя по летнему пригороду в комфортабельном авто с кондиционером и бархатными сиденьями, Карен почувствовала себя более уверенной. Ощущение, что она никогда не увидит миссис Мак, не было предчувствием грядущего несчастья, а нормальной реакцией на проводы старой женщины в дальнее путешествие. Что бы ни случилось, она могла утешить себя тем, что миссис Мак делает именно то, что она хотела, и что она получает от этого большое удовольствие.

Что уж точно не поднимало ей настроение, так это настораживающе тихое присутствие Александра. Она старалась не смотреть на корзинку; в любом случае лысый хвост Александра был не самым лучшим объектом для созерцания.

Сквозь стекло, отделяющее кабину от салона, Карен могла видеть только голову шофера и его широкие плечи. До этого она видела его всего один раз, когда он помогал Джозефу перевозить одежду миссис МакДугал. Он был единственным из слуг, кто не работал у нее долгие годы. Казалось, он хорошо справляется со своей работой: огромный автомобиль плавно скользил, лавируя, в потоке машин, не меняя скорости, не притормаживая.

И только тогда Карен вспомнила о потертой кожаной шкатулке, которую дала ей миссис МакДугал. Она лежала у нее на ладони, забытая в суматохе проводов. Улыбка признательности тронула губы Карен, когда она вертела ее в руках, стараясь найти защелку. Одному Богу известно, что могла миссис Мак посчитать соответствующим прощальным подарком; все, что угодно — от бриллиантовых серег до наручных часов с Микки Маусом.

Ее пальцы отыскали и нажали на защелку. Крышка откинулась. Там лежали серьги и подходящее к ним ожерелье; но, слава Богу, не с драгоценными камнями. Серьги представляли собой «висюльки», тяжелые, богато украшенные; ожерелье было коротким, под шею. Черная эмаль с золотыми перегородками служила фоном для вставок в форме цветка, сделанных из маленьких жемчужин и сверкающих камней. Карен взяла одну из сережек и перевернула ее. Она только начала изучать старинные драгоценности, но знала уже достаточно для того, чтобы почувствовать, что этот гарнитур не представляет особой ценности. Золотое напыление местами стерлось, и под ним проглядывал более светлый металл. Она ни за что не надела бы ничего столь вычурного, но ожерелье будет хорошо смотреться с какими-нибудь платьями викторианской эпохи.

Когда они выехали со стоянки и направились в сторону Висконсин, Карен достала свой кошелек. Она никогда бы не подумала давать чаевые Джозефу, но этот молодой человек был явно не старой закалки. Как там его зовут? По крайней мере, хоть это могло продемонстрировать, что он не просто безымянная машина. Хокинс? Хиггинс? Нет, Хортон.

Перед домом не было открытой стоянки для машин. Хортон дважды развернулся, вышел из машины и открыл дверь для Карен, прежде чем она успела пошевелиться. Он поднял корзинку с Александром.

— Я сама могу, — сказала Карен.

— Здесь есть еще что нести, мисс.

— О да.

Хортон выгрузил подстилку Александра, его мисочки для еды и воды, а также его игрушки. Трехмесячный запас любимой еды Александра был уже перевезен, но немыслимо было даже подумать, что он сможет расстаться со своими игрушками хоть на секунду.

— Оставьте их здесь, — сказала Карен, когда уже выросла целая гора из вещей, — я не хочу, чтобы вас оштрафовали.

Он улыбнулся. У него были полные, мясистые губы, такие, которые некоторые женщины считают сексуальными. Другие черты его лица, его мощное, мускулистое тело также соответствовало имиджу «мачо», созданному некоторыми звездами кино. Аккуратный пиджак даже не обтягивал его широкий торс — ни один из подчиненных

Джозефа не смел бы и показаться в общественном месте в плохо подогнанной одежде, — но ткань выглядела так, как будто ей хотелось растянуться.

— У меня свои инструкции, мисс, — успокаивающе произнес шофер. — Пожалуйста, позвольте мне.

«Конечно, — подумала Карен, глядя, как он поднимает коробки без малейших усилий, как если бы они были пустыми. — Конечно, миссис МакДугал никогда не штрафуют».

Хортон проследовал за ней в холл.

— Где вы хотите, чтобы я это поставил, мисс?

«Мисс» вместо «мадам». Было ли это потому, что Джозеф не мог отказаться от привычки обращаться к ней как к мисс Карен, или таковы были инструкции миссис Мак, которая была бы рада, если бы Карен вернула свой незамужний статус. Миссис Мак никогда не любила Джека.

«Непредсказуемый и пустой», — подумала Карен о Джеке. Вслух же она сказала:

— Ставьте где хотите. Здесь. Все равно.

— Корзинка довольно тяжелая, мисс. Может быть, на кухню?

Его манеры были безупречно предупредительными, но неожиданно Карен поняла, что она не хочет, чтобы он прошел дальше в дом. Казалось, он заполняет собой весь коридор.

— Нет, — сказала она. — Просто оставьте где-нибудь здесь.

— Да, мисс. — Хортон коснулся своей фуражки и повернулся, чтобы уйти.

Карен поблагодарила его и протянула свернутую банкноту.

Она не была уверена, правильно ли она поступает, и была готова к тому, чтобы получить вежливый отказ типа того, какой она бы получила от Джозефа. Реакция Хортона была еще более обидной. Его полные губы расползлись в широкой раскованной ухмылке:

— Оставь их себе, куколка. Скорее всего, они нужны тебе больше, чем мне.

Вне себя от изумления Карен наблюдала, как он прошествовал (иначе не скажешь) по дорожке — руки в карманах, форменная фуражка сдвинута на затылок. Когда машина отъезжала, он высунул руку из окна и нагло помахал ей.

Карен засмеялась и помахала в ответ, хотя она понимала, что Джозеф упал бы в обморок от этого жеста и ее ответа. Должно быть, Хортону было очень трудно соответствовать тем условностям, на которых настаивал дворецкий. Это был его последний день на службе, его последнее появление на публике, и он ничего не терял.

Она забыла о существовании Хортона, как только закрыла дверь. От Александра никаких замечаний не поступало с тех пор, как корзина приземлилась на пол, оба его глаза были закрыты шерстью, но что-то в его позе говорило, что он пребывает не в лучшем расположении духа.

Не ожидая ничего хорошего от предстоящей встречи, она открыла корзинку.

— Эй, Александр, вот и все, мне это нравится не больше, чем тебе; пожалуйста, давай без скандала.

Карен отступила за корзину в надежде, что та примет возможный удар на себя. К ее удивлению, Александр едва удостоил ее взгляда, а затем отправился в путешествие по дому. Из-за коротких ножек и плохого зрения ему потребовалось значительное количество времени, чтобы все тщательно осмотреть и обнюхать. Карен хотелось поторопить его хорошим пинком, но она боялась спугнуть удачу. Она чувствовала себя слугой, шествующим размеренным шагом за согбенной из-за артрита стареющей императрицей.

И пока Александр не обследовал каждую комнату, он не вернулся в кухню, где с кряхтеньем уселся и разразился требовательным лаем. Карен побежала за его миской.

Поев, Александр пошел на улицу и обнюхал двор, надолго задерживаясь, чтобы поднять лапу на одну из роз-призеров Рут. Карен была слишком напугана, чтобы протестовать.

Карен надеялась, что Александр предпочтет провести весь день на свежем воздухе. Двор был тенистым и обнесен забором, но день был очень жарким, а Александр не любил жару. Прежде чем она успела закрыть дверь, он вернулся. На этот раз он направился прямо в гостиную, где со вздохом разлегся на драгоценном колючем прикаминном коврике Рут.

Карен сделала непроизвольное протестующее движение, но прежде чем она смогла согнать его с ковра, Александр яростно встряхнул головой, выставив один глаз, и так пронзительно посмотрел на Карен, что ей пришлось отступить. Александр свернулся калачиком и захрапел.

Хотя она и была раздражена аристократическими замашками Александра, которые странным образом не сочетались с его явно плебейской наружностью, Карен все же развеселилась. У Александра хороший вкус. Возможно, ему просто понравилась эта элегантная комната. Когда Рут бывала дома, здесь всегда стояли цветы в больших серебряных вазах в соответствии с сезоном: за тюльпанами и нарциссами следовали лилии и ветки кизила, затем розы, а в конце года — огромные букеты хризантем розовых и чайных оттенков, которые предпочитала Рут.

Сопение собаки действовало успокаивающе. Чуть позже я приготовлю ему подстилку в кухне, говорила себе Карен, хотя в глубине души она знала, что уже проиграла битву. Александр выбрал себе место, и маловероятно, чтобы он его уступил. Может быть, она даже будет ставить ему цветы в серебряной вазе, дабы потрафить его аристократическому вкусу.

Мягкий звон часов на площадке напомнил ей, что она опаздывает. Она поспешила наверх, затягивая пояс платья. Джули милостиво разрешила проводить миссис Мак в аэропорт. Но это был последний рабочий день Джули, вечером она уезжала в Новую Англию, и в предстоящие две недели Карен оставалась в магазине за старшего.

Александр все еще спал, когда она уходила. Карен чувствовала себя вполне уверенно в «марочном» платье, которое Джули советовала ей надеть. Это было послеобеденное платье эпохи короля Эдуарда, с высоким жестким воротником и коротким шлейфом, отороченном кружевом. На этой неделе почти все свое свободное время она потратила на стирку, глажку, починку и переделку этого платья. Оно все еще было слишком тесным, но, как с надеждой думала Карен, не таким тесным, как прежде, когда она примеряла его в первый раз. Одна из покупательниц Джули собиралась приехать с Потомака посмотреть на это и другие платья, которые Карен несла в магазин аккуратно сложенными в бельевом мешке. Карен отдавала должное Джули. С ее стороны было благородно позволить своей служащей использовать помещение магазина для торговли собственным товаром. Хотя мотивы поведения Джули были далеко не альтруистическими. Она с этого тоже имела. Кроме того, миссис Мак благородно позволила Джули забрать кое-что из мелочей — фарфор, хрусталь. Джули ожидала большего, много большего. Это была ее идея, чтобы Карен сама носила и демонстрировала платья где только возможно, и Карен вынуждена была признать, что реклама ей не помешает.

На самом деле она привлекла меньше внимания, чем ожидала. Джорджтаунцы проявляли полное безразличие к необычным костюмам. Несколько человек уставились на нее, и одна девушка остановила, чтобы спросить, где она покупала это платье. Итак, Джули была права, подумала Карен, один потенциальный покупатель за прогулку в три квартала, не так уж и плохо. Но ее хорошему настроению не суждено было длиться долго. Поведение Джули в этот день и святого могло довести до самоубийства. Она обрушила на Карен поток указаний столь же запутанных, сколь и невыполнимых. И когда в шестой раз она встряхнула головой и запричитала: «О Боже, я, должно быть, совсем сошла с ума, раз уезжаю из города», — Карен не выдержала:

— Тогда и не уезжай. Слава Богу, у меня достаточно своих дел, чтобы еще и твое вести.

— О дорогуша, не обращай на меня внимания! — воскликнула Джули. — Ты знаешь, как я...

— К сожалению. Тебе даже не нужна моя помощь. Роб вполне мог бы здесь управиться. И если что-то будет срочное, то ты будешь всего в нескольких часах лета.

— Не смей мне звонить, если только это не будет что-то действительно срочное. — Джули закатила глаза. — Я собираюсь провести по-настоящему интересные две недели, ты меня понимаешь.

— Ничего не случится, — сказала Карен, — почему бы тебе не уехать прямо сейчас? Ты все равно ничего не делаешь, только изводишь всех.

— Правильно. И меня тоже, — раздался голос из задней части магазина. — Слушая, как вы обе визжите друг на друга, можно сойти с ума. Я просто разрыдаюсь, если услышу еще хоть одно грубое слово.

Джули не обратила ни малейшего внимания на эту высокопарную речь. Она взглянула на свои часы.

— Я не могу уйти, пока не придет миссис Шварц. Она будет ужасно расстроена, если меня не застанет. Черт побери, где же она? Она сказала в три, а уже половина четвертого.

Миссис Шварц приехала в четыре часа, извиняясь и оправдывая свое опоздание напряженным движением на мосту. Это было удобным предлогом для всех, кто приезжал в округ, поскольку обычно это соответствовало действительности.

Она взвизгнула от восторга при виде платья Карен и попросила его примерить. Карен согласилась, хотя одного взгляда на пышные формы миссис Шварц было вполне достаточно, чтобы убедиться, что у нее нет ни малейшего шанса влезть в это платье. Все-таки она в него влезла благодаря помощи Джули и Карен, но на спине платье не желало сходиться. Миссис Шварц произнесла безнадежно:

— Может быть, если бы я надела более жесткий корсет...

— Боюсь, что нет, — сказала Карен, видя зазор в шесть дюймов.

— Вы не могли бы немного выпустить в швах?

— Я это сделала насколько возможно, — добавила Карен. — Мне и то не следовало его надевать, оно сшито для девочки с тонкой талией и почти без бюста. Вы понимаете, что невозможно носить подобную одежду, даже если она хоть чуть-чуть мала. Ткань старая и ветхая, и фасон платья не был рассчитан на активных женщин.

— Я полагаю, что вы правы. — Миссис Шварц польстила тактичная фраза «чуть-чуть мала», хотя в ее случае это совсем не соответствовало истине. — Ох, такова жизнь. Я надеюсь, что не причинила вреда платью, дорогуша. А если да, то я буду рада оплатить.

— Нет, все в порядке, — сказала Карен, осторожно стягивая платье через голову миссис Шварц, — Один из швов немного разошелся, вот и все; я его лишь наметала.

— О, вы сами занимаетесь переделками? Приятно было узнать. Я должна буду рассказать моим друзьям о вас.

Миссис Шварц купила другое платье, дневное, из холста с ручной вышивкой у ворота и по подолу. Когда она с триумфом удалилась, обещая вернуться еще, когда у Карен будет готово больше платьев, Карен с недоверием уставилась на выписанный чек. Там значилась сумма в двести пятьдесят долларов.

— Я бы не осмелилась попросить так много! — воскликнула она. — Должна сказать, Джули, я восхищаюсь твоей выдержкой.

— Просто так такой цены не получишь, — кисло сказала Джули. — Пятьдесят ты должна мне. По правде говоря, я должна бы получить больше, поскольку я устанавливаю цену, но так как это все-таки ты...

— Она, должно быть, с ума сошла, — сказала Карен. — Платье даже не слишком хорошо сидело на ней.

— Это твое мнение и мое, но я советую тебе держать свое мнение при себе. И помни, не принимай чека ни от кого, кроме тех людей, которых я внесу тебе в список. Даже в том случае, если покупатель приедет на «мерседесе» с собственным шофером и закутанный в норку. Некоторые из самых богатых людей бывают самыми большими мошенниками.

— Я помню.

— И если я найду хоть один неподтвержденный чек, я вычту из твоей зарплаты.

— Хорошо, хорошо.

Джули заломила руки.

— Я, должно быть, сошла с ума, если делаю это.

Глава 4

Когда Карен наконец уговорила Джули уйти, голова у нее раскалывалась от боли. Почти сразу же удалился и Роб, поблескивая золотыми кудрями: «Дорогая, меня ожидает необычайно интересный вечер; мне нужно поберечь силы», — оставив Карен возиться с замками. Это была сложная процедура: нужно было включить сигнализацию и опустить стальные решетки, и Карен пришлось болезненно сконцентрироваться, чтобы это сделать. Она подумала, что если вечеринка Роба действительно будет такой интересной, как он надеялся, то завтра он опоздает на работу, но и это не улучшило ее настроения.

Когда она направлялась домой, подбирая оборки, чтобы не испачкать их в грязи на тротуаре, ее охватили беспокойные мысли о том, что делал Александр, пока ее не было. Миссис МакДугал разрешала ему свободно бродить среди ее сокровищ, и даже Рэчел ворча признавала, что он не приносил вреда; но предсказать, что он мог бы выкинуть в новой обстановке, было невозможно, тем более что ему не понравилась эта перемена. Карен ускорила шаги, хотя она и осознавала, что теперь торопиться глупо. У Александра было полдня, чтобы заняться своими делами.

Он не лежал на коврике у камина, и этот драгоценный предмет не был поврежден, если не считать неизбежных клочьев шерсти. Карен позвала его. Ответа не последовало.

Она обнаружила Александра в кухне. Он стоял у двери. Нетрудно было догадаться, чего он хотел, и она рассыпалась в похвалах, выпуская его наружу. Дернув облезлым хвостиком, Александр выразил свое презрение к такой незавуалированной попытке завоевать его расположение.

Казалось, ему понравилось на улице, и Карен, пока он гулял, сняла свое изящное и неудобное платье и устроилась за кухонным столом со стаканом чаю со льдом и пришедшей за день почтой. В основном почта была для Пата — специальные журналы, просьбы о деньгах на всякие полезные и бесполезные дела, а также несколько счетов. Карен отложила их в сторону, чтобы разобраться с ними позже; ее тетя с дядей открыли счет на ее имя, так что она могла оплачивать расходы на хозяйство. Она снимала с него деньги и на свои собственные нужды — жалованье, которое ока получала у Джули, едва ли покрывало расходы, — но она запоминала все, что тратила на себя, надеясь возместить эти деньги как только сможет.

Единственное письмо, адресованное ей, пришло от юриста из Дубьюка. Это было уже четвертое подобное послание. Она не распечатала ни одного из этих писем и, поколебавшись секунду, отложила и это. Головная боль проходила, но у нее не было настроения переживать болезненные чувства, которые, несомненно, вызвало бы это письмо. Джек не общался с ней напрямую, если не считать ту краткую записку в коробке с ее одеждой. Может быть, нечестно его обвинять. Она ведь тоже не писала и не звонила ему.

Мне нужно найти адвоката, вяло подумала она. Еще одно неприятное дело, которое она откладывала... Ладно, с этим до понедельника ничего не поделаешь. Все офисы закрыты в выходные, а их работники, включая адвокатов, отдыхают дома, на пикниках, развлекают друзей. Наслаждаются жизнью. Не то что некоторые другие, у которых единственная перспектива — остаться дома в обществе маленькой, злобной собачонки; правда, можно еще, сидя в кресле, любоваться кучей старых платьев, которые требуется латать.

По крайней мере сегодня вечером она может выйти из дому. У нее была назначена встреча с очередной приятельницей миссис МакДугал, у которой были старинные кружева и белье, а также несколько платьев, которые она, может быть, согласится продать.

Такие визиты были захватывающими, как исследовательская поездка в неизвестные страны; никогда нельзя было знать заранее, что ты найдешь — хлам или драгоценность, сокровище или утиль. В этом случае к ожиданию примешивалась легкая тревога, так как миссис Мак предупредила ее, что миссис Феррис была совсем старой. «Практически слабоумная» — такова была ее оценка.

Карен запротестовала: «Я не могу использовать это преимущество. А вдруг она потом передумает и обвинит меня в том, что я ее обманула или ограбила?»

«О, у нее сейчас светлый промежуток. Только убедись, что она подписала квитанцию, и попроси экономку заверить подпись. Бетси — добрая душа, она живет с Джоан Феррис долгие годы».

Александр попросился внутрь, Карен впустила его и накормила. Предполагалось, что он ест один раз в день, но у нее не было никаких намерений пытаться заставить собаку выполнять правила, которым та не хочет подчиняться. Было слишком поздно делать из него послушную, выдрессированную собаку, даже если бы она чувствовала в себе достаточно сил, чтобы попробовать это. Во всяком случае, он заслуживал более мягкого обращения. Ему, должно быть, не хватает его хозяйки.

С аппетитом у него все было в порядке. Он вылизал миску до блеска, не оставив ни крошки, рыгнул, направился в гостиную и там лег на ковер, прежде чем Карен сумела его остановить. Я потом что-нибудь придумаю с ковром, подумала она трусливо, сейчас уже нет времени, я опаздываю. Миссис Феррис, должно быть, ложится спать на закате.

Однако, прежде чем Карен успела уйти, зазвонил телефон. Карен думала о письмах от адвоката; она была поражена, что ей звонит лицо той же профессии.

— Я думаю, вы меня не помните, мисс; Прошу прощения, это миссис, не так ли? Боюсь, я не помню вашу фамилию по мужу.

— Невитт. Но я недолго буду носить эту фамилию.

— Прошу прощения?

— Вы же звоните по поводу моего развода, не так ли? Я ведь помню вас, мистер Бейтс, и я планировала позвонить вам, но я удивлена, что Рут взяла на себя ответственность и переговорила с вами, не посоветовавшись предварительно со мной.

— Я полагаю, вы имеете в виду младшую миссис МакДугал?

— Вы ее адвокат, не так ли?

— Наша фирма представляет интересы мистера и миссис Патрик МакДугал, это так. Мы также представляем старшую миссис МакДугал. — Он подождал, дав Карен время понять, что она сделала поспешные выводы. Затем продолжил — в тоне его сквозила ледяная вежливость: — Уверяю вас, никто не обращался ко мне по поводу ваших семейных сложностей. Я звоню совершенно по другому поводу.

— Извините, — пробормотала Карен. — Я немного взволнована, мистер Бейтс, иначе я не наговорила бы всего этого. Простите меня, пожалуйста.

— Конечно, — голос адвоката слегка оттаял. — Я понимаю. Обычно мы не занимаемся делами о разводах, но, если вы хотите, я вам кого-нибудь порекомендую...

— Я была бы очень благодарна. Я, возможно, позвоню вам на следующей неделе. Надеюсь, с миссис МакДугал ничего не случилось?

— Насколько мне известно, ее путь лежит на запад, — лирически заметил адвокат. — Я интересуюсь не миссис МакДугал, а ее автомобилем.

— "Роллс-ройсом"? А что с ним случилось?

Мистер Бейтс объяснил, что в этом-то и была сложность. Машину не вернули в гараж в условленное время. Владелец гаража не знал об этом в течение нескольких часов. Он был занят и, как и все в Вашингтоне, считал автомобильные пробки нормальным явлением. Мистера Бейтса уведомили лишь во второй половине дня, и потребовалось еще несколько часов, чтобы убедить взволнованного адвоката в том, что машину действительно украли.

— Но это невозможно! — воскликнула Карен. — «Роллс» уникален. Как можно на нем удрать?

— Как именно это было сделано — пока еще неизвестно. Но именно это и было сделано, к несчастью — нет ни тени сомнения. Из квартиры шофера исчезли все вещи, и сам он исчез тоже. В Вирджинии видели, как автомобиль направлялся на юг по дороге 95 вскоре после часа дня. Полиция Вирджинии уже обыскивает все местные дороги, ведущие от девяносто пятой между Ококуаном и Фредериксбургом, но надежда на успех невелика. Похоже, что автомобиль загнали в большой закрытый фургон, который теперь может направляться... куда угодно.

— О Боже!

— Да, действительно, — мрачно заметил мистер Бейтс.

— Джозеф, бедный Джозеф! Как он это перенес?

— Весьма скверно. Он обвиняет в случившемся себя. Совершенно безосновательно. Никто не совершил ошибки. Были приняты все меры предосторожности.

— Да, я уверена, что это так. Что я могу сделать? Просмотреть фотографии преступников или, может быть...

— Нет, нет, конечно нет. Молодой человек не числится среди местных преступников. Я сам его нанял; едва ли вы можете думать, что я пренебрег проверкой.

— Я уверена, вы сделали все, что могли.

— Я надеюсь, миссис МакДугал разделяет ваши чувства, — сказал мистер Бейтс. — Я позвонил вам только для того, чтобы спросить, нет ли в вашем распоряжении какой-либо собственности миссис МакДугал.

— Что вы имеете в виду, мистер Бейтс!

— Пожалуйста, поймите меня правильно. Я неточно выразился; необходимо признать, что это не была, как говорят в полиции, работа на одного. Были ли остальные участники профессиональными ворами или только любителями, пока неизвестно. Возможно, автомобиль был единственным объектом их интереса. Тем не менее полиция внимательно следит за домом, исходя из маловероятной возможности, что негодяи могут воспользоваться отсутствием миссис МакДугал и ограбить дом. К счастью, наиболее ценные предметы антиквариата были сданы на хранение, а драгоценности и серебро миссис МакДугал хранятся в ее банковском сейфе; но, зная ее эксцентричность и великодушие, я подумал, что, возможно, она отдала вам что-либо на сохранение или, может быть...

Карен не могла больше выдержать этот педантичный осторожный тон. Она поняла, к чему клонит адвокат, и это ей не понравилось.

— Вы имеете в виду, что он, этот здоровяк-шофер, может вломиться сюда?

— Нет, нет, вы меня неверно поняли. Я считаю это крайне маловероятным. Совершенно невероятным. У меня нет намерения пугать вас...

— Нет, есть!

— Значит, она отдала вам...

— Только свою одежду.

Адвокат отрывисто засмеялся:

— Я думаю, воры вряд ли будут беспокоиться из-за старой одежды. Это все?

— Да. О, и еще драгоценности — ожерелье и серьги. Но они недорогие, с полудрагоценными камнями и эмалью. Она дала их мне, когда вышла из машины этим утром, как маленький подарок на память.

— Драгоценности! — голос мистера Бейтса прозвучал глухо. — Они случайно не с черной эмалью, окаймленной серебром, с розетками из жемчуга, изумрудов и алмазов?

Карен схватилась за горло.

— Алмазы? Изумруды? Я подумала, это оливин и горный хрусталь.

— Сами камни недорогие, — сказал мистер Бейтс. — Однако эти драгоценности принадлежали Долли Медисон. Они изображены на портрете Уоррена, и их происхождение достоверно.

— О Боже! Честно говоря, у меня и представления не было, я сейчас их вам принесу в контору. Я не могу...

— Успокойтесь, пожалуйста, миссис Невитт. Если миссис МакДугал отдала вам драгоценности, значит, она хочет, чтобы они были у вас, а посему вы должны хранить их. Я советую немедленно поместить их в ваш сейф...

— Какой сейф? У меня его нет.

— Тогда вам стоит им обзавестись, — сухо сказал мистер Бейтс. — Это все? Вы уверены, что она не отдала вам изумруды работы Билла или не попросила вас взять на хранение коллекцию серебра работы Ревира? Для меня это большое облегчение. Хотя ожерелье и серьги являются исторической ценностью, их цена несущественна, так что, я полагаю, вам не стоит беспокоиться.

Когда адвокат повесил трубку, Карен сняла ожерелье и стала пристально его разглядывать. Хороша же ее экспертиза старинных драгоценностей! Она даже не датировала его правильно. Оно относилось не к викторианской, а к георгианской эпохе, к началу XIX века, когда Виктория еще не взошла на престол.

Значит, мистер Бейтс полагал, что ей не стоит беспокоиться. Он был вполне уверен, что ожерелье и серьги не привлекут воров. Замечательно, что мистер Бейтс так беззаботен.

Даже если банда, к которой принадлежал шофер, решила заняться другой собственностью миссис МакДугал, их вряд ли бы заинтересовало это украшение. Отдельно камни не представляли большой ценности, а все вместе заложить было нельзя — украшение было бы сразу опознано. Но то же самое относилось и к «роллсу». И Хортон знал, что у нее есть эти украшения; он не только видел, как миссис Мак дала ей шкатулку, но, когда они возвращались, Карен достала одну из серег и держала ее так, что можно было видеть, не оборачиваясь, через зеркало водителя.

Ее пальцы почтительно потрогали гладкую поверхность эмали, оправу маленьких камешков. Джеймс Медисон, четвертый президент Соединенных Штатов, возможно, застегнул ожерелье на округлой шее Долли. Долли носила его или взяла с собой, когда она и президент бежали из Вашингтона, а пламя над горящим городом окрашивало красным небо за их спинами, — в тот единственный раз, когда столица была разграблена и разрушена вторгшимся врагом. Долли приняла все как должное — пухленькая маленькая женщина, любительница удовольствий, которая обожала носить тюрбаны, потому что в них она казалась выше. Вашингтон Ирвинг — среди прочих ее почитателей — восславил ее красоту, подчеркнув ее несходство с супругом, маленьким человечком со слабовольным лицом. Очаровательная Долли, как и всякая очаровательная женщина, очень любила красивую одежду и драгоценности...

Карен знала обо всем этом только потому, что накануне вечером читала о Долли Медисон в книге преданий Джорджтауна, которую ей дала Джули. На самом деле дух Долли не принадлежал Джорджтауну, но она, несомненно, была одним из самых «бродячих» вашингтонских призраков, и автор честно признавался, что утонченные привидения сообщают книге особое значение. Долли видели (?) в одном из старых особняков на Дамбертон-авеню, где она, должно быть, много раз танцевала и веселилась на вечеринках.

Карен положила ожерелье обратно в шкатулку и удостоверилась, что серьги надежно закреплены. Она не сможет сегодня попасть в банк. Где же ей на время спрятать украшение? Она вспомнила о потайном ящичке в шкафу Рут. Он был не совсем потайным, так как петли мог разглядеть любой, кто посмотрел бы внимательно, но это было лучшее, что она могла сейчас сделать для Долли.

Она на самом деле не думала, что ее могут ограбить. Хортон не показался ей человеком, которого заинтересовали бы эзотерические произведения искусства. Машины — да. Может быть, он просто влюбился в шикарный автомобиль, как женщина может влюбиться в платье или драгоценность, и убедил кое-каких своих друзей помочь ему завладеть предметом, к которому он так неудержимо стремился. Если бы Карен не переживала так сильно за миссис МакДугал, она бы посмеялась, вспомнив, как с Хортона внезапно слетел внешний лоск манер наемного работника. А его последняя реплика была откровенно вызывающей... Пятидолларовые чаевые, должно быть, показались ему ужасно смешными, если учесть, что он собирался присвоить машину стоимостью в сотни тысяч.

Но пока Карен принимала душ и одевалась, у нее перед глазами стоял Хортон — как тогда в холле, он широко улыбнулся ей: грубые черты лица, широкая грудь, его руки, по размеру в два раза больше ее рук. Вполне безобиден, сомнения нет, но его не хотелось бы встретить в темном переулке или в комнате своего дома.

Из-за телефонного звонка она опоздала на встречу. Задыхающаяся после быстрой ходьбы, она стояла у порога дома миссис Феррис. Внешне дом на улице напоминал дом Рут — джорджтаунское строение из красного кирпича примерно того же периода. В отличие от соседних домов, на которые он тоже походил, у дома миссис Феррис вид был заброшенный, лужайка перед ним заросла сорняками, а окна на первом этаже были занавешены гардинами или закрыты ставнями, напоминая ослепшие белые глаза.

Карен постучалась, на ее стук сразу ответила полная улыбающаяся женщина, чьи седые волосы были уложены в удивительно высокую прическу. Она провела Карен внутрь.

— Я так рада видеть вас, милочка. Я всех рада видеть, честно говоря! Вы не будете возражать, если я буду звать вас Карен, не правда ли? Миссис МакДугал столько о вас говорила, что я как будто уже с вами знакома. Она — почти единственная, кто еще ходит сюда, благослови ее Господь. Я бы совсем рехнулась здесь от одиночества, если бы не она.

Вестибюль казался мрачной пещерой, освещенной единственной лампочкой в люстре.

— Извините за темноту, — вполголоса продолжала экономка. — Она, — многозначительный кивок в сторону темного дверного проема, — она не любит зря расходовать электричество. К старости люди иногда становятся такими. Жадными. Не давайте ей взять с вас лишние деньги за те старые тряпки, которые она пытается продать.

— Не дам. — Карен была довольна, что у нее есть союзница.

Дрожащий ворчливый голос донесся из пещерной темноты гостиной:

— Кто это? С кем ты говоришь, Бетси? Это та самая девушка? Веди ее сюда, веди ее сюда; а то ты стоишь там и сплетничаешь обо мне. Я тебя слышу. Я слышу, как ты обо мне болтаешь.

На первый взгляд миссис Феррис была бесформенным узлом, состоящим из шалей и пледов, в которые она была закутана, несмотря на удушливую жару, царившую в комнате. Экономка включила верхний свет, и в горе пледов стала различимой человеческая фигура. На Карен уставилось морщинистое лицо, она увидела почти совсем облысевшую голову, кожа на которой была прикрыта лишь несколькими сухими белыми клочками волос; но глаза, поймавшие ее взгляд, были живыми и проницательными.

— Выключи это, Бетси, — проскрипела старуха. — Транжиришь, всегда все транжиришь!

Бетси подмигнула Карен.

— Ну же, миссис Феррис, как молодая дама сможет посмотреть на ваше барахло в темноте?

Миссис Феррис ворча признала правоту суждения. Ее высохшие руки зашевелились на коленях, что-то отыскивая.

Мигая от света, в общем довольно слабого, но ослепляющего после мрака, который царил до него, Карен боялась отойти от порога. Комната была настолько забита мебелью, что едва ли хватило бы места, чтобы пройти между маленькими столиками и стульями с выпирающей обивкой, диванчиками на конском волосе, книжными шкафами, бюро и письменными столами. И со всего свисали ткани. Мятые шелка и порванный лен висели на стульях, обрывки вышивок и кружев, черных от грязи, кучами лежали на столах и подставках для ног.

Сердце Карен ушло в пятки. Это действительно было барахло. Как она сможет уйти отсюда, не купив что-нибудь, и что она потом будет делать с этими бесполезными вещами?

Миссис Феррис подняла руки. С ее искривленных пальцев свисало легкое, как паутинка, кремовое кружево.

— Моя фата, — проскрипела она. — Валансьенские кружева. Стоят целого состояния. Сколько дадите?

Сделка заняла несколько часов. Сначала старая дама торговалась за каждую вещь и рассказывала о каждой тряпке бесконечные истории. Эти истории — одни из них трагические, другие трогательные, а иные откровенно клеветнические — увлекли бы Карен, если бы она знала хоть кого-то из людей, о которых шла речь, и если бы не было так жарко. Она не могла понять, была ли миссис Феррис слишком скупой, чтобы включить кондиционер, или настолько старой, что тепло было ей нужно, чтобы ее тело могло продолжать функционировать. Она-то не потела, но на лбу Карен показались бусинки пота, а блузка прилипла к телу. Время шло, и Карен готова была заплатить любую цену, лишь бы уйти, но кивки и подмигивания экономки подтвердили ее подозрения, что миссис Феррис получает удовольствие от общества и от процесса торговли.

В конце концов, старуха стала уставать и, блуждая в прошлом, начала обращаться к Карен «Сюзи». ("Это ее дочь, — прошептала экономка. — Просто отвечайте ей: «Да, мама».) Когда Карен предложила не глядя одинаковую цену за последние несколько коробок, она устало кивнула.

Однако старуха оживилась, когда Карен протянула ей деньги — миссис МакДугал предупредила ее заранее, что от нее будут ждать наличных, — и нацарапала свое имя на приготовленной квитанции. Карен пришлось вызвать такси, чтобы унести свою добычу, и, когда она уходила из комнаты, миссис Феррис, хихикая про себя, считала банкноты и серебро, быстро, словно кассир в банке.

Когда Карен вместе с Бетси стояла на пороге дома, поджидая такси, экономка сказала:

— Вы здорово подбодрили старушку. Она припрячет эти деньги до того, как я вернусь к ней в комнату; Бог знает, сколько денег она распихала по углам, под обивку на стульях и под подушки. И она целыми днями будет говорить о том, как ловко она умеет торговаться.

— Надеюсь, я не обманула ее.

— Боже мой, милочка, все это барахло гнило на чердаке лет тридцать или того больше. Я рада, что его забрали из дома.

— А ее дети не обидятся на нее за то, что она продала фамильные ценности? Я имела в виду эту фату...

— Но это же ее фата, милочка, разве не так? Мне кажется, она имеет право сделать с ней что хочет. Вся ее семья — это дочка и внучка. И они ради нее и пальцем не пошевелят; кто-нибудь из них приходит примерно раз в месяц, и, когда они видят, что она еще жива и брыкается, у них до того разочарованный вид, что это прямо неприлично. Вот ваше такси, милочка.

Таксист добродушно помог Карен донести до двери картонки, которые сыпались у нее из рук, и затем уехал, два луча от фар его машины разрезали темноту, сгущавшуюся на улице. Александр подбежал к двери, и Карен стала затаскивать коробки в дом. Ей очень хотелось рассмотреть свои покупки при достойном освещении. Одно из двух — или она совершила замечательную сделку, или понапрасну потратила семьдесят восемь долларов пятьдесят центов. Если последнее окажется правдой, она не будет испытывать угрызений совести: ей придется отрабатывать каждый пенни. Когда она втащила в дом последнюю коробку, собака бросилась к двери. Карен попыталась перехватить ее, но промахнулась; Александр пронесся по ступенькам и подбежал к воротам, яростно лая.

Слава всевышнему, ока закрыла ворота.

Она пошла за собакой. Пес перестал лаять, но что-то На той стороне привлекло его внимание.

Озерцо мрака, скопившееся там, куда не достигал свет фонарей, темнело на той стороне. Свет в окнах дома напротив не горел. Через минуту Александр повернулся и возвратился домой.

До этого Карен не вспоминала о разговоре с адвокатом. Ей не понравилось воспоминание о нем. Вряд ли агрессивность Александра что-то значила; он вполне мог облаять белку или тень. Тем не менее она быстро вернулась в дом и закрыла парадную дверь.

Александр обнюхивал картонки. Свое мнение он выразил оглушительным чиханием и отошел прочь, тряся головой.

Карен перетащила коробки в столовую. Она убрала все с длинного стола и покрыла столешницу толстым слоем газет, чтобы использовать его, как рабочий стол. Затем она начала разбирать свои покупки.

Сначала она склонялась к мнению Александра, и сердце ее упало. Семьдесят восемь долларов — небольшие деньги, подумала она, но с точки зрения того, у кого вообще нет денег, это слишком большая сумма, чтобы потратить ее на вещи, которые не принесут прибыли. От одного лишь прикосновения к тканям ей хотелось пойти помыть руки с мылом. Она напомнила себе, что вещи, которые она покупала у других приятельниц миссис Мак, были не такие хорошие, как у Рут, но и не такие плохие, как эти. От большинства платьев разило плесенью и сыростью. Некоторые из них явно убрали на хранение, не постирав. Она встряхнула платье из розового органди, все в пятнах спереди; оно выглядело так, как будто в него заворачивали ржавую сковородку.

Но среди хлама были и сокровища. Кружева были прекрасны, они варьировались от отдельных кусочков каймы или прошивок всего лишь в фут длиной до болвших кусков, достаточных, чтобы стать верхними юбками или вставками. Большинство кружев было из хлопка; они хорошо отстираются водой с мылом.

Она взяла столько кружев, сколько смогла ухватить руками, из тех, которые, согласно ее брошюрам, требовали «героических усилий», и отнесла их наверх. Наполнив тазик в ванной теплой водой и добавив мыла, она замочила их на всю ночь. Завтра она их тщательно прополощет и постирает опять, добавив немного обычного отбеливателя.

Было еще рано — ранний вечер пятницы, начало уик-энда. Карен подняла окно в спальне, которое выходило на улицу. В доме напротив зажглись огни; до нее долетели звуки голосов.

Дуновение горячего, душного воздуха жаром обдало ее лицо, и она опустила раму. Сады Джорджтауна были прекрасны, но она не завидовала людям, сидевшим в саду у дома напротив, беседуя, выпивая и развлекаясь, невзирая на жару. По крайней мере, она не завидовала им слишком сильно...

Она спустилась вниз. Александр поднял голову, когда она зажгла свет в гостиной, но не пошевелился. Он отказался спать в своей кровати, в антикварной корзинке, подбитой жатым бархатом, когда она стояла на кухне, так что Карен сдалась и поставила ее в гостиную на коврик у очага.

— Пойдем, — сказала она. В пустой гостиной ее голос прозвучал странно. — Ты не Бог весть что, Александр, но ты лучше, чем ничего. Как насчет того, чтобы пойти со мной наверх?

Все, что она получила в ответ, — это недовольное сопение. Карен была готова к отказу. Она протянула ему цыплячью грудку, которую достала из холодильника. Александр страстно любил курятину — только белое мясо, конечно.

Это заняло некоторое время, но, наконец, она переместила Александра и его постель в свою комнату. Единственная книга, лежавшая на тумбочке, была сборником преданий Джорджтауна. Фантом Долли Медисон не владел умом Карен в эту ночь; она нашла в одном из книжных шкафов в комнате детскую книжку.

«Маленькие женщины» оказались настолько успокаивающей и безобидной книжкой, что Карен вскоре заснула. Однако этой ночью ей приснился сон, первый раз с тех пор, как Рут и Пат уехали. Ей приснился шофер Хортон, танцующий вальс с миссис Феррис, — он в униформе, а она, окутанная своей фатой, словно мумия. Танец все ускорялся и ускорялся, и Хортон поднял хрупкую старушку, крутя ее вокруг себя, словно высохший лист; музыка становилась громче, а миссис Феррис высыхала и темнела, пока действительно не превратилась в лист, засохший и мертвый, но огромный. Затем Хортон, улыбнувшись так, что стали видны его десны, отпустил ее, и она запорхала по комнате, описывая сужающиеся круги, пока кто-то не открыл окно, и она вылетела наружу, во тьму. Донесся слабый дрожащий крик, похожий на скрип заржавевшей петли, и растаял в молчании.

* * *

Карен никогда не следовала поговорке «Кто рано ложится и рано встает, богатство, здоровье и ум наживет», но в Вашингтоне летом подобный вывод казался вполне осмысленным. С рассвета до середины утренних часов — иногда раньше, во время самой жесткой жары — температура, по крайней мере, была терпимой.

К тому же это было время, когда люди на удивление много общались. Любители физкультуры вовсю бегали трусцой и делали зарядку, и не только из-за относительной прохлады, но и из-за того, что по большей части были заняты днем. Карен бегала трусцой или пыталась бегать примерно неделю. В первый раз, когда она вышла из дому в бледный свет утра и длинных легких теней, она чувствовала себя неловко и неуверенно. Теперь ей это нравилось. Среди тех, кто следил за своим здоровьем, было некое товарищество, приятное осознание своего превосходства над ленивым большинством, еще храпевшим в постелях. Самые убежденные сторонники бегали в состоянии полной отрешенности от действительности, взгляды их были устремлены в пустоту, лица — ярко-красные, покрытые потом; но многие, как и Карен, находили время для дружеского взмаха рукой или улыбки или выдыхали: «Привет!» — пробегая мимо. Обсаженные деревьями улицы казались прохладнее, чем они были на самом деле, а набережная вдоль старых каналов В и О была прекрасна в это время дня, ее затеняли окружающие здания, а вода мягко журчала под пешеходными мостиками.

Джули дала ей описание новой диеты. Джули коллекционировала разные диеты, хотя, насколько можно было судить, ни одной из них не придерживалась. Карен пыталась следовать этой диете, хотя она считала, что деревенский сыр на завтрак — это отвратительно и съесть его трудно, а уж получить удовольствие и подавно.

Было начало девятого, когда она вернулась домой; времени для стирки оставалось достаточно, а потом она пойдет на работу. Она не могла поверить, насколько ей нравится стирать — даже не в машине, а вручную, тщательно и аккуратно.

Специальные брошюры, которые она взяла у Смитсониан, и книга, которой ее снабдила миссис Мак, сначала нагнали на нее робость своими страшными предупреждениями и наставительными советами использовать только дистиллированную воду и специальные моющие средства. На самом деле в них не хватало четких практических советов. Основная часть их была написана музейными работниками, главная задача которых была сохранить ткань, а не вернуть ей внешнюю привлекательность или сделать пригодной для носки; у Карен создалось отчетливое впечатление, что если бы эти эксперты могли поступать, как они считали нужным, то вообще не стали бы демонстрировать одежду, а сразу убрали ее навсегда в специальные контейнеры, где она была бы в безопасности от воздействия света и прикосновений.

Немногие книги, написанные для владельцев и продавцов «марочных» платьев, скатывались в другую крайность. Если одежду нельзя отстирать и вычистить обычными методами, то не связывайтесь с ней — такова была суть их советов. В большинстве случаев Карен пришлось опираться на собственные суждения и собственный здравый смысл.

Она с опаской и волнением экспериментировала, и получалось, что белый лен и хлопок прекрасно реагировали на мыло, воду и осторожное использование отбеливателей. Она научилась определять изношенные места, которые могли расползтись, если их намочить, и выяснила, что некоторые старые пятна, например от ржавчины, нельзя свести, не повредив саму ткань. Она испробовала старые методы — отбеливания на солнце, лимонный сок и воду со щепоткой соли.

Одна из подруг миссис Мак, воодушевленная тем, что нашла благодарную слушательницу, рассказала ей, как стирали пышные нижние юбки с оборками, когда она была маленькой, — их вручную терли щеткой на стиральной доске, подкрахмаливали, сбрызгивали водой, скатывали и гладили горячим утюгом, который грели на плите. Карен не решилась купить стиральную доску или расстаться со своим удобным электрическим утюгом с режимом отпаривания, но она обыскала все магазины в поисках старомодного средства для подкрахмаливания «Арго» и последовала инструкциям, приведенным на коробочке: кипятила воду, процеживала и разводила, как было сказано. Эффект получался лучше, чем от аэрозольного средства, убеждала ее наставница, и сохранялся в течение нескольких стирок.

Отчасти Карен получала чисто осязательные наслаждения. Было приятно держать в руках натуральные материи — лен, и хлопок, и шелк — и видеть, как они словно по волшебству преображаются из грязных, тусклых, мятых комьев в сияющие белые одежды, хрустящие от крахмала.

Была еще одна причина, по которой ей так нравилась работа, ранее воспринимаемая ею как недостойная ее интеллекта. У этой работы были зримые осязаемые результаты. Красивые платья, элегантно отделанные кружевами, висели на вешалках и плечиках, танцевали на сушильных веревках, натянутых в саду.

Они были плодами ее собственного труда и здравого смысла, и они означали деньги в банке — деньги, которые она заработала. Все, что она получала после долгих часов труда для Джека, была случайная строчка в книге: «И наконец, я должен поблагодарить мою жену, напечатавшую эту рукопись...»

В свете утра те кружева, которые она купила накануне вечером, выглядели даже лучше, чем она надеялась. Она снова стирала, отбеливала и прополаскивала; вскоре бельевые веревки в саду были заполнены. Карен наградила себя еще одной чашечкой кофе — черного — и села на террасе, чтобы расслабиться на пару минут и посмотреть на результаты своих трудов.

Она подумала, скоро ли начнут жаловаться соседи. Вид ее сада совершенно не соответствовал Джорджтауну, и, хотя высокая изгородь обеспечивала определенную защиту от посторонних взглядов, старый мистер ДеВото, который жил в доме с северной стороны, больше всего обожал лезть в чужие дела. Ну и пусть жалуется, подумала она с вызовом. Правда, лучше было бы, если бы у нее был собственный дом в пригороде или маленьком городке, где в воздухе нет выхлопных газов и смога. Она не сможет жить так и дальше с Рут и Патом; даже если ее гордость позволит ей это, то уж дядюшка точно не выдержит, если ему придется пробираться через ряды белья и кружев каждый раз, когда он захочет посидеть на террасе или принять ванну.

Когда ровно в одиннадцать часов Карен пришла на работу в магазин, она обнаружила, что он уже открыт и Роб вовсю работает. Ее радость по поводу такого неожиданного поступка была омрачена сообщением Робби о том, что он будет отсутствовать после обеда. От ее протестов он легкомысленно отмахнулся: «Дорогая, тебе нужно побольше веры в себя. Это же так просто. В чем проблемы, моя сладкая?»

Проблема была в том, что суббота — самый оживленный день и было бы хорошо, чтобы в магазине работали двое. Роб знал это не хуже Карен, но, хотя ей очень хотелось высказаться, она решила, что не стоит стараться. Наймом и увольнением занималась не она, а если Роб обидится на ее замечание и уйдет, она останется одна и помочь будет некому.

Как и Александр, он был не Бог весть что, но все же лучше, чем ничего. Она задумалась, как ему удается сохранять свое место. Наверно, у него есть какое-то влияние на Джули, раз он уходит, когда хочет, словно это в порядке вещей, она уже видела это раньше. Вряд ли Джули и Роб были любовниками, подумала она. Роб едва ли стал бы так напоказ щеголять своими любовными делишками, если бы это было так. Может быть, какая-то тайна связывала их в прошлом.

Роб ушел в два, распространяя вокруг себя запах какого-то крепкого и по идее сексуального одеколона и ухмыляясь так, что Карен захотелось чем-нибудь в него бросить. Посетителей было много. Покупали не очень, но колокольчик над дверью звенел не переставая, и у нее не было и минуты, чтобы присесть. Наконец часа в четыре поток начал спадать. Небо было белесым и тусклым из-за жары, и люди с нетерпением ожидали «счастливых часов».

Карен только успела рухнуть в кресло, как зазвонил телефон. Вместо того чтобы взять трубку, она бросила в сторону телефона осторожный взгляд; последний звонок был от дилера, у которого осталось какое-то неотложное дело к Джули и о котором она явно забыла, так как не предупредила Карен. Дилер, человек довольно невоспитанный, излил свой гнев на Карен, и обида была еще жива. У нее не было настроения выдерживать еще одну подобную стычку.

Все равно надо было отвечать на звонок. На ее обычное: «Старые вещи». Чем могу быть вам полезна? — ответил знакомый голос:

— Карен? Это Черил, сестра Марка.

— Привет.

— Привет. Я тут как раз... То есть я подумала... я решила, может быть, ты не откажешься пообедать со мной или сходить в кино сегодня вечером? Я, конечно, звоню в последнюю минуту...

— Ничего, — ответила Карен. — Я не самая популярная женщина в Вашингтоне.

— Как и я. Во всяком случае, мы в этом не одиноки. Сколько здесь женщин на одного мужчину — три на одного?

— По-моему, больше десяти на одного.

— Большинство женщин так и думает, — согласилась Черил. — Послушай, только не надо соглашаться из вежливости. Если у тебя другие планы...

— По правде сказать, я вечером собиралась стирать и гладить. Не слишком-то интересное занятие.

— А звучит совершенно захватывающе по сравнению с тем, что я ожидала.

— Марк, наверно, занят, — сказала Карен. «Как это похоже на Марка, — подумала она, — привез сюда эту бедную девушку, чтобы она ему готовила и наводила в доме порядок, а сам ходит на всякие шикарные вечеринки...»

— Ему, бедняге, вечером надо работать. Я стараюсь не путаться у него под ногами, когда он готовит речь или что они там еще делают на Холме. Он бродит по дому, говорит сам с собой и натыкается на мебель...

— Пришел покупатель, — сказала Карен, увидев открывающуюся дверь. — Ты можешь мне перезвонить?

— Ты знаешь... Я в телефонной будке, и...

— Которая недалеко отсюда? — Карен вспомнила одну из первых фраз Черил, которую она не закончила. — Давай приходи в магазин, и мы решим, что будем делать.

Покупатель интересовался старинными ювелирными изделиями. Карен показала ему то немногое, что было у Джули из вещей современного направления, и покупатель, который искал вещи викторианского и георгианского периодов, ушел. Следующей появилась Черил. Карен поняла, что та была не дальше, чем в двух кварталах от магазина, когда позвонила.

Ее вьющиеся волосы обвисли от пота, а лицо блестело как зеркало от мельчайших капелек, выступивших на нем, но ее улыбка приободрила бы даже убежденного пессимиста. Ее всегда приятно видеть, подумала Карен, — она так открыто радуется встрече с любым человеком.

— Ну и жара на улице, а? — заявила Черил с таким видом, словно только что сделала важное научное открытие. — Ты одна, где твой помощник?

— Весьма спорный вопрос, кто кому помогает и помогает ли вообще, — сказала Карен.

— Что, все так плохо?

— Да нет, просто у меня стервозное настроение. Я первый день без Джули, а Роб ушел с половины дня. Я немного нервничаю. Слишком большая ответственность.

— Зато хороший опыт, — сказала Черил. — Поучишься вести собственное дело.

— Поучусь, чего не надо делать, по крайней мере. Вся эта неразбериха и суматоха не в моем стиле. Слишком трудно присматривать за людьми и за вещами.

— У тебя много таскают? — в голосе Черил звучал неподдельный интерес.

Это было то, в чем так нуждалась Карен. Она говорила, пока ее не прервал следующий покупатель, а когда она обслужила его и взглянула на часы, то удивилась, увидев, что уже шестой час.

— Мы ведь так и не решили, что будем делать вечером, — сказала она и добавила извиняющимся тоном: — Я не хотела говорить о своих делах. Просто у меня так много дел, и я только о них и думаю.

— А как это захватывающе! — с энтузиазмом воскликнула Черил.

— Я бы так не сказала. — Карен занялась сложным процессом закрытия магазина. — Одежда — это очень интересно, здорово, это я люблю, но когда я думаю о том, что надо искать хорошее место, увеличивать ассортимент... все эти вещи меня пугают... Ну, вот я и закрыла. Теперь пойдем.

— А какую компьютерную систему ты будешь здесь устанавливать? — спросила Черил, помогая Карен опустить на дверь решетку.

— О Боже, ни слова о компьютере! Я начну со старомодных приходно-расходных книг. Может быть, я ими обойдусь, я точно знаю, что не смогу научиться обращаться с компьютером.

— Но как же ты... — внезапно Черил замолчала.

— Все готово, — объявила Карен, бросая связку ключей в сумочку. — Мне надо зайти домой и посмотреть, что там с собакой; почему бы нам не выпить по рюмочке и не обсудить наши планы?

Они так и не обсудили планы на вечер; ни в ресторан, ни в кино они не пошли. Когда они дошли до дома, Карен говорила уже без остановки, рассказ о ее наполовину оформившихся планах и неожиданных сложностях лился рекой. Ей недоставало смеха миссис МакДугал, ее поддержки, ее дружбы; она и не представляла, насколько нужен ей был человек, который бы выслушивал ее новые идеи. Черил была прекрасной слушательницей, она задавала вопросы именно тогда, когда нужно.

Александр ждал у двери; только увидев его мохнатую бесформенную морду, Карен вспомнила, что не предупредила Черил о его манерах. Она попыталась схватить его, когда он сорвался с места, но промахнулась; крикнула что-то предостерегающее...

Александр налетел грудью на приподнятую ногу Черил; от толчка он встал на задние лапы, несколько мгновений стоял, молотя лапами воздух и щелкая зубами, а затем опрокинулся на спину.

— Я его не пинала, — поспешила сказать Черил. — Просто он наткнулся на мою ногу. Я его не поранила?

— Разве что его гордость, — смеясь, сказала Карен, глядя, как Александр повернулся и ушел. — Ему это как раз подойдет. Это не моя собака, меня попросили за ней присмотреть.

— Это миссис МакДугал тебе его подкинула?

— Да. А откуда ты знаешь?

— Она приятельница Марка. Я ее пару раз встречала, она милая. Скажи-ка, а что это за история с угнанной машиной?

Карен объяснила ей насчет «роллса». Она выяснила, что Черил уже знала детали похищения, потому что Марк, прочитав утром заметку в газете, позвонил адвокату.

— Я не думаю, что адвокат был в восторге от звонка Марка, — серьезно сказала Черил. — Конечно, я не слышала, что он сказал, но Марк отвечал ему таким ледяным тоном, как он делает, когда выведен из себя. Он сказал, что никогда не доверял этому человеку — шоферу — и что он не нанял бы его водить даже подержанный «шевроле», не говоря уже о машине стоимостью полмиллиона баксов. Он, наверное, преувеличивал, как по-твоему? Как вообще машина может столько стоить?

— Может, он и преувеличивал, я не знаю, но автомобиль очень ценный — он был сделан по специальному заказу, и вообще он очень дорогой.

— А ты видела этого парня, да? Он походил на жулика?

Карен не хотела говорить о Хортоне, но этот наивный вопрос заставил ее рассмеяться.

— Жулики бывают всех видов и размеров. Хортон был явно крупного размера. Внешне приятный, если тебе нравятся выступающие мускулы, красные влажные губы и румяные щеки...

— А тебе все это явно не нравится. А он что-нибудь говорил необычное или делал?

— Ко мне он не приставал, если ты это имеешь в виду. — Карен знала, что именно это Черил и имела в виду, и подумала, что именно заставило ее спросить об этом. Может быть, Марк... Нет, ему вряд ли пришло бы в голову волноваться по такому поводу. Он знал только о машине.

Она рассказала Черил, как Хортон среагировал на предложенные ею чаевые, добавив:

— Теперь, когда я думаю об этом, мне ясно, отчего он так развеселился, но я не могла предвидеть, что случится.

— Конечно нет.

— В любом случае ничего непоправимого не произошло. Я уверена, машина была застрахована. Миссис Мак была бы очень огорчена, если бы кто-нибудь пострадал, но, к счастью, этого не произошло. Ты не впустишь Александра домой? А потом мы решим, куда пойдем.

Когда Черил открыла дверь, она увидела белье, висящее на веревках на заднем дворе, и предложила помочь внести его в дом. Через два часа они все еще сидели на кухне, поедая крекеры с сыром и говоря о платьях, и в конце концов Карен сменила тему:

— Как это невежливо с моей стороны. Ты, наверное, совсем проголодалась.

— Вовсе нет. А вот ты...

— Я все равно пытаюсь сидеть на диете. Но я что-нибудь тебе сейчас найду — салат, тунец...

— Я не могу тебе так навязываться.

— Черил, ты что, действительно хочешь в кино?

— Да, если ты хочешь.

— Тут поблизости ничего интересного не идет.

— А в субботу вечером все забито...

— И так не хочется переодеваться...

Карен не смогла удержаться от улыбки, и через секунду Черил улыбнулась в ответ, хотя не без смущения.

— Я совершенно не умею обманывать. Ты же сразу поняла, что я напросилась к тебе, чтобы поиграть в твои игрушки.

— Плохо быть одной в субботу вечером, — сказала Карен, посерьезнев. — Ты мне оказываешь любезность. Знаешь, я хочу есть.

Александру понравилось, что они остались дома. После ужина он пошел за ними наверх по своей воле, а там устроился в своей подбитой бархатом корзинке. Когда Черил нагнулась погладить его по голове, он издал странный звук, похожий на громкое хрипловатое мурлыканье.

— Миленькая собачка, — сказала Черил.

— Никакая он не миленькая собачка. Но тебя он за что-то полюбил... Не пойми меня неправильно, это не тебе комплимент, а Александру. Он ненавидит всех, кроме миссис Мак.

— Я думаю, он без нее скучает.

— Трудно сказать, что Александр думает или чувствует. Однако он стал вести себя немного получше. Может, его иногда стоит пнуть хорошенько.

— Хорошо, что у тебя есть собака, — сказала Черил. Она бросила взгляд на окна, за которыми была темнота ночи. Звездный и лунный свет вряд ли мог проникнуть сквозь облака смога и удушливой влажности, висевшие над городом. — Ты здесь одна не боишься?

— Нет.

— Я так и думала. Бояться нечего, совершенно нечего...

— Есть чего бояться, — резко сказала Карен. Она вынимала из шкафа одежду, так как пообещала Черил устроить показ мод из авторских моделей миссис МакДугал. — Воров, взломщиков, насильников и извращенцев. Но это относится ко всем крупным городам, а если всю жизнь трястись, так ничего и не сделаешь.

Черил, которая лежала поперек кровати, вскочила, увидев в руках Карен творение Чапарелли.

— Боже, ничего красивее никогда не видела! Оно из натуральной норки?

— Примерь, — предложила Карен.

— Можно? Нет, нет, не надо. Оно слишком нежное... Она позволила себя переубедить. Манто было слишком широким, но лицо Черил светилось от удовольствия, когда она выделывала пируэты перед зеркалом.

— Я никогда в жизни не носила таких стильных вещей, — выдохнула она. — Я и не думала, что надену такое. Сколько оно стоит?

— Тысячу долларов, может быть, и больше. Вещь от Вьонне стоила около восьми тысяч на аукционе несколько лет назад.

Глаза Черил округлились:

— Боже! На, возьми его скорей.

— Не глупи. Перед продажей все вещи нужно будет почистить; они висели на чердаке десятилетиями. К тому же я очень рада, что ты натолкнула меня на мысль все это вытащить. Если верить книгам, которые я прочитала, не все может висеть на вешалке. Вот посмотри, платье от Пуаре, у него юбка расшита бисером, и под его тяжестью платье все вытянулось.

— А если их нельзя вешать, то как же их хранить?

— Плоско разложить и не сворачивать и не сминать. Их нужно обернуть в хлопчатобумажную ткань или в бумагу, в состав которой не входят кислоты. У меня есть старые куски муслина от Рут — она ничего не выбрасывает! — и их можно в него завернуть, но пока я не выбрала время.

— Можно, я помогу? Пожалуйста!

— Дай я пожму твою руку, — сказала Карен с улыбкой.

Они сворачивали, расправляли и обертывали платья. Черил, поколебавшись, сказала:

— Я ужасно тупая. Никогда не слышала о Вьонне и о других тоже.

Она запнулась, произнося имя. Карен не стала поправлять ее.

— Я о них тоже не слышала, пока не начала читать. Ну, знала несколько имен, не спрашивай откуда; я полагаю, если любишь одеваться, то кое-какую информацию просто впитываешь, не осознавая этого. Например, Ворс; он был первым великим модельером и англичанином, что удивительно — мы считаем, что мода «от кутюр» пришла из Франции. Он действительно открыл салон мод в Париже, и большинство его последователей были французами. Поль Пуаре, сестры Калло — они действительно были сестрами — и Джин Ланвен, они были первыми. Мадлен Вьонне тоже была великим модельером, хотя в тридцатые годы ее успехи были невелики, но все равно ее называли «архитектором среди портных». Ее одежда на вид мягкая и струящаяся, но она так ловко конструировала свои платья, что они подчеркивали все достоинства клиента и скрывали недостатки. Вот одно из ее платьев; посмотри, какой приятный голубой цвет! Наверное, этот оттенок был сам по себе ее открытием.

Черил любовалась работами модельеров, но более всего ее привлекали «белые» вещи.

— Это больше всего в моем духе. Обычный хлопок и кружева кроше, такие обычно вязала моя бабушка. Я не чувствую себя в них как сорока в павлиньих перьях.

— На тебе это хорошо смотрится, — сказала Карен, любуясь, как сидит на Черил жакет без рукавов и пышная юбка с рюшами, которые она примеряла. — Это, я думаю, потому, что у тебя фигура подходящего типа.

— Большой бюст и широкие бедра, — сказала Черил, скорчив гримасу.

— В эдвардианскую эпоху так бы не сказали. Силуэт песочных часов, мадам, приятно округлые женственные формы, как и подобает. А вот я в одежде того периода смотрюсь смешно. Я слишком высокая, и спереди и сзади у меня все почти плоское, а линия талии слабо выражена.

— Вот в твоем стиле, — Черил протягивала ей ночную рубашку из мерцающего шелка с глубоким вырезом спереди и прилегающую к бедрам. — Как ты это назовешь?

— Это ночная рубашка из шелка, скроенная по косой, период тридцатых годов. Стиль Джейн Харлоу. Я могла бы ее надеть...

— Примерь. Давай поиграй тоже.

— Если не дышать, то все в порядке, — сказала Карен, втягивая живот.

— Ты выглядишь по высшему классу. Это действительно твой стиль, — для тонких и изящных. Ты знаешь, можно было бы проанализировать моду на женские фигуры в зависимости от исторического момента. Может быть, мы... то есть ты могла бы основать салон анализа моды, как, знаешь, изучение и анализ цветов — зимние, летние, весенние и осенние?

— Есть много всяких возможностей, — сказала Карен с долей иронии, осторожно стягивая ночную рубашку через голову.

Позднее, когда она по-турецки сидела на кровати, наблюдая, как Черил возится в коробке с лоскутками и всякой всячиной, и раздумывая над тем, что она сказала, ей стало стыдно за свою циничную реплику. Черил не жаловалась и не напрашивалась на симпатию и дружбу, а ведь она имела на это право. Она была сильно влюблена и внезапно потеряла молодого супруга, оказавшись бедной и не умея зарабатывать деньги, и на руках у нее был ребенок — для Карен вынести такое было бы невероятно сложно.

— Некоторые из этих вещей ужасно грязные, — заметила Черил, все еще роясь в коробке.

— Они не такие ужасные, как то, что я купила вчера вечером. Я сегодня отнесла кое-что в чистку, но вряд ли там с ними смогут что-нибудь сделать.

— А это что?

Черил выпрямилась, держа в руках короткий жакет с рукавами, сильно расширяющимися к плечу, и высоким воротником. Он был из шелковой тафты в мелкую черно-белую клеточку, лацканы и талию украшали кружевные завитки черного галуна. Снизу до самого верха ткань была как бы разрезана на параллельные ленты. Разойтись им не давали только плечевые швы и подшивка; они затрепетали, как полоски на флаге, когда Черил подняла жакет.

— Это не починишь, — сказала Карен. — Плохо; когда-то он был очень красивый. Рассыпавшийся шелк.

— Какой? Рассыпавшийся? Похоже, что его резали ножом.

Карен рассмеялась:

— Все не так драматично. Шелка начала века часто бывают в таком состоянии: производители тогда особым образом обрабатывали материю, чтобы придать ей тяжесть и улучшить ее внешний вид. В состав входили соли металлов; они постепенно портили материю, но только по долевой нитке — поэтому жакет и порвался на ленты.

— Это нельзя починить?

— Согласно одной из моих книг — «средств нет».

— Как грустно звучит!

— Действительно грустно. Хотя и верно. Брось его в мусорную корзину.

— Ты его хочешь выбросить?

— Что с ним еще делать?

— Можно, я его возьму?

— Ну конечно же бери. Хотя что ты с ним сделаешь...

— Отделку можно сохранить, — сказала Черил, задумчиво рассматривая жакет. — Галун и миленькие пуговки.

— Вот и давай. Мне он ни к чему.

Черил так благодарила ее, словно ей подарили платье от Шанель. «Она действительно это любит», — подумала Карен.

— Мне, наверное, пора уходить, — сказала Черил с неохотой. — Марк просил позвонить ему, когда я буду уходить...

Она с сомнением посмотрела на Карен, которая сказала:

— Хорошая мысль. В субботу вечером не так-то просто поймать такси.

Но после этих слов в воздухе словно повисло некое напряжение, и, когда они спускались, чтобы подождать приезда Марка, Черил явно было не по себе.

— Я думаю, тебе неинтересно будет пойти завтра на аукцион, — сказала она.

— На аукцион?

— Да, в Центральном Мэриленде. Ты сказала, что тебе нужно искать источники товара, и я подумала... Но, мне кажется, ты не захочешь.

До этого момента Карен не подозревала, насколько она страшилась перспективы провести все воскресенье в одиночестве.

— Звучит забавно.

Глаза Черил загорелись:

— Правда? Ты вправду хочешь поехать? Я обожаю аукционы, но одной ходить не так интересно. Я покупаю кое-что для Марка. Ты не поверишь, какое у него барахло вместо мебели, а ведь человеку его положения нужна классная обстановка, как ты думаешь? И я там видела старую одежду — как ты ее называешь, «марочную»? — и ты говорила, что тебе нужны драгоценности и всякие другие вещи... О, это просто прекрасно. Я ненавижу воскресенья, совершенно нечем заняться, разве что учиться, а я уже сделала то, что намечено на этот раз. Я узнаю у Марка, нужна ли ему машина.

— У меня есть машина. На самом деле это машина моего дяди; он меня заставил получить права на вождение в округе Колумбия, так что я могу ездить на ней, пока его нет. С тех пор как он уехал, я всего один раз ею пользовалась, так что, наверное, можно будет взять ее опять.

— Это хорошо, потому что тогда мы сможем пробыть там столько, сколько захотим. Я знаю, как туда добираться. Один раз я уговорила Марка отвезти меня туда, но он ненавидит аукционы.

— Я за тобой заеду, — медленно сказала Карен. Она только сейчас поняла, во что ввязалась, признавшись, что у нее есть машина.

— Не надо тебе беспокоиться. — Радостная улыбка Черил погасла. — Опять я лезу не в свое дело, — пробормотала она. — Надо было подождать, пока ты пригласишь меня, а я всегда сама... Но я думала, вдруг ты не хочешь... я не знаю, что произошло между тобой и Марком, он ничего не сказал, честное слово, но я все думала... Вот почему я тебя все время приглашаю.

Наверное, все это звучало довольно бессвязно, но Карен без труда уловила ход мыслей Черил. Она засмеялась с легким сердцем:

— Не знаю, почему ты решила, что я избегаю Марка. Мы когда-то... когда-то мы были хорошими друзьями, но это было так давно. У меня к нему чисто дружеские чувства. Все это... м-м... по-дружески.

— Правда?

— Правда. Во сколько завтра?

— Нужно уехать рано, чтобы быть там, когда все начнется. Но тебе не надо за мной заезжать, мы сэкономим время, если я возьму такси и мы встретимся на бульваре. Допустим, я приду в девять. Или это слишком рано?

— Нет, в самый раз.

— А вот и Марк. Я побегу. Хорошо бы у них была старая одежда! Но даже если ее не окажется, это для тебя будет хорошим опытом, как предлагать свою цену и все такое. Приходится хитрить и обманывать.

Карен засмеялась. Хотелось бы ей посмотреть, как Черил будет хитрить.

Она стояла, наблюдая, как Черил забирается в машину. Марк не вышел и не помахал ей. Хортон проявлял больше внимания, с кислой миной подумала Карен. Хотя, конечно, все окна в машине Марка были закрыты из-за кондиционера. Ночной воздух был мутным от тумана, душным и наполненным паром как в ванной.

Он все-таки просигналил, когда уезжал, — простой обрывок сигнала ударил по нервам, и воспоминания вонзились в Карен.

Мрачный розоватый отблеск освещал небо. До ее слуха слабо доносились звуки ночных пирушек — взрывы хохота, ритмы музыки, гудение автомобильных моторов. Как всегда, все официальные паркинги на улице были забиты. Теперь люди стали больше бояться оставлять машины там, где стоянка не разрешена; полиция округа не зевала, они ставили на колеса колодки или отбуксовывали машины нарушителей вместо того, чтобы оставлять бессмысленные повестки.

По тротуару двигались тени; люди спешили в ночные заведения Висконсина или возвращались из них, местные жители выгуливали собак или выходили на ночную прогулку. Кругом полно людей. Нечего волноваться.

Она вернулась в дом и выпустила, как обычно, Александра погулять на ночь — последнее посещение заднего двора и, как награда за хорошее поведение, деликатесный собачий бисквит. Он не слишком задержался со своими уличными делами, и Карен с удовольствием закрыла дверь, оставив ночь снаружи. Тьма окутывала сад. Над задней дверью были фонари, но их свет не проникал далеко во мрак.

Она протянула Александру бисквит и погладила голову собаки мимолетным ласковым движением.

— Сегодня в саду нет белок, Александр? Давай-ка на боковую, о'кей?

Глава 5

На следующее утро Карен сократила свою пробежку, но Черил пришла очень рано, так что Карен еще рылась в гардеробе, выбирая, что надеть, когда зазвонил звонок. Карен не имела понятия, какой наряд прилично надеть на провинциальный аукцион: предположим, жемчуг и норка не подойдут, но это не имело значения, так как у нее не было ни того, ни другого. Не считая, конечно, крохотных жемчужин в ожерелье Долли и норковой оторочки на платье Чиапарелли.

Сбежав вниз, Карен впустила Черил и извинилась за то, что еще не готова. Когда она объяснила свою заминку, Черил, судя по всему, удивилась:

— Самую легкую одежду. Уже сейчас под восемьдесят градусов[1]. И удобную обувь.

Ее кроссовки, почти такие же изношенные, как и у Карен, были надеты на босу ногу. Наряд завершали белая блузка без рукавов и широкая юбка в сборку, такие старые, что вполне могли сойти за антиквариат, и Карен, бросившаяся наверх, чтобы завершить туалет, подумала, как легко быть рядом с кем-то, кто одевается, думая об удобстве, а не о фасоне, и кто не будет высказывать язвительных замечаний по поводу того, как выглядят окружающие.

Спустившись вниз, она застала Черил сидящей на лестнице и разговаривающей с Александром, который склонил лохматую голову набок, будто слушая ее.

— Извини, я даже не предложила тебе чашечку кофе, — сказала Карен.

— Нет времени; нам лучше тронуться сейчас, если мы хотим успеть до начала аукциона. У тебя есть пара легких складных стульчиков? Там негде сидеть, а день предстоит долгий.

Со стульями в руках они отправились в расположенный в нескольких кварталах от дома гараж, в котором держал свой автомобиль Пат.

— Ух ты! — сказала восхищенная Черил. — Вот это машина! Это «порше», да?

— Да. У семейства МакДугалов слабость к роскошным машинам. Признаться, я ненавижу спортивные автомобили, я всегда в них чувствую себя так, словно сижу прямо на мостовой, а грузовики вокруг возвышаются словно горы. Ты сможешь протиснуться, или же мне выехать задом?

— Без проблем. Багажник-то небольшой, да? Надеюсь, сегодня мы не влюбимся ни во что крупнее хлебницы. Полагаю, ты подцепишь на станции какой-нибудь фургон?

— О Господи, вот еще одно, о чем я не подумала. — Карен осторожно вывела машину из гаража. — Не знаю, почему я решила, что смогу начать собственное дело, я такая несобранная...

— Несобранный человек не смог бы выполнять ту работу, которую ты делала для мужа, — читать все эти книги и составлять конспекты.

— Я не делала ничего такого, с чем бы не справилась полукомпетентная секретарша. И, если верить Джеку, у меня это не очень-то получалось. На М-стрит нам направо или налево?

Черил как-то странно взглянула на нее, но лишь сказала:

— Направо. Дальше все время прямо.

Движение в городе за последние десять лет стало гораздо интенсивнее, и Карен все время переживала по поводу дорогого автомобиля Пата. И только когда они свернули с вашингтонской кольцевой дороги и поехали на север по Двести семидесятой, она смогла расслабиться.

— Самое худшее позади, — подбодрила ее Черил. — Ты хорошо водишь.

— Тот парень в пикапе другого мнения. Что он там сказал?

— Лучше не спрашивай. К тому же он был пьян.

— Этот автомобиль для Пата все равно что ребенок, — объяснила Карен. — Если с ним что-нибудь случится, он меня убьет. А я в последнее время не очень-то много водила по городу. Джек всегда...

Она осеклась; она же решила, что не будет говорить ничего, что можно воспринять как жалобу или требование участия. Через некоторое время Черил сказала:

— У меня те же трудности.

— Правда?

— Ну конечно. Вся сложность брака состоит в том, что многие вещи перекладываются на другого. Ты делишься. А потом, когда остаешься одна... Полагаю, те же трудности и у мужчин. Они так же беспомощны в готовке и стирке, как и мы, когда требуется починить подтекающий кран или поменять в двигателе масло.

— Пощади! — воскликнула Карен. — Не напоминай мне о вещах, которые я не умею делать! По-моему, я ни разу не доливала в двигатель масло.

— Я тебе покажу, это просто. Единственное, что надо помнить, — торжественно произнесла Черил, — это что масло наливается не в то крошечное отверстие, в которое вставляется маслоизмерительный стержень.

— Маслоизмерительный стержень?

— Это я тебе тоже покажу, — Черил улыбнулась, но тотчас же снова стала серьезной. — Временами я думала, что меня подавила не главная трагедия, а постоянные мелкие неприятности, происходящие каждый день. Но, по крайней мере, выучиваешься полезным мелочам. Разбитое сердце и надломленный дух так легко не восстановишь... Следующий съезд с магистрали наш.

Хотя они приехали рано, за четверть часа до начала торгов, обе стороны дорожки, ведущей к усыпанной гравием площадке перед невысоким, широко раскинувшимся зданием, были уставлены машинами. Какой-то человек направил их в поле, и Карен, проведя машину по кочкам и рытвинам, поставила ее в конец вереницы других автомобилей. Стиснув зубы, она помолилась про себя за рессоры «порше»: поле было скошено, но не разровнено.

— Похоже, собирается большая толпа, — сказала Карен, когда они вышли из машины.

— Здесь люди двух типов, — объяснила Черил. — Специалисты, как и ты, — это в конце концов их дело — и люди, получающие удовольствие от посещения аукционов.

Карен ощутила приятный трепет от обыденности тона, которым Черил произнесла «специалисты, как и ты». Хотя, однако, частично это было проявление обычного волнения.

— Не знаю, правильно ли я поступаю, — тяжело вздохнула Карен.

— Ну что ты, ты ведь имеешь представление о том, сколько что стоит, — сказала Черил, — я хочу сказать, сколько ты сможешь за это запросить. Тебе нужно только решить, сколько ты можешь потратить, и не переступать через эту сумму при торгах.

— Не может же быть все это настолько просто.

— Да нет, все примерно так, — Черил удовлетворенно улыбнулась. — Это такое удовольствие! Я принадлежу ко второй группе. Если бы у меня не было других занятий, я постоянно торчала бы на аукционах, толкучках и распродажах.

Невинно радуясь возможности показать свои познания, Черил принялась объяснять что к чему. Невысокое здание, открытое с одной стороны, содержало лучшие предметы, предназначенные для распродажи. Возвышение, на котором должен был находиться распорядитель аукциона, было окружено длинными столами, заставленными небольшими предметами — стеклом и фарфором, часами и настольными лампами, одеждой и украшениями. Мебель располагалась вдоль стен, оставляя середину помещения для участников торгов. Пространство было уже наполовину заполнено складными стульями, частично занятыми, частично свободными.

Они поставили свои стулья на свободное место, затем Черил повела Карен во двор. Там ровными рядами были разложены менее ценные предметы. Это было пестрое убогое собрание — стулья без сидений, столы без ножек, комоды, в которых не хватало половины ящиков, ржавый инструмент, детали каких-то механизмов и десятки десятков картонных коробок, заполненных всем чем угодно, начиная с книг и кончая пустыми банками из-под варенья.

— Это просто хлам! — воскликнула Карен.

— Для тебя — хлам, а для людей, желающих заняться починкой и восстановлением, — настоящий клад. Идем, скоро все начнется, возможно, именно с этих коробок. Я хочу, чтобы ты взглянула на одежду. Как знать...

Как скоро поняла Карен, эта фраза была девизом участников распродаж. Как знать, что мог проглядеть из-за занятости распорядитель аукциона или по незнанию продавец. Среди грошовых безделушек можно встретить соусницу севрского фарфора; под изъеденным молью тряпьем окажется тончайшая скатерть ручной работы. Глядя на Черил, которая присаживалась на корточки, пачкая юбку в пыли и копаясь в каждой коробке, Карен почувствовала, как ее начинает захватывать та же страсть.

Когда голос распорядителя, поднявшийся над гомоном толпы, объявил о начале распродажи, Черил поднялась и отряхнула руки.

— Нам нужно получить номера. Тебя здесь ничто не заинтересовало, да?

Карен с этим согласилась. Самым заманчивым, что отыскала Черил, был набор кухонных полотенец, расшитый шелками ярких зеленых и красных цветов.

Они встали в очередь на регистрацию. Показав водительское удостоверение и назвав номер своего телефона, Карен получила кусочек картона с нацарапанным на нем номером. Вся процедура поразила ее своей простотой, но когда она поделилась этим с Черил, та пожала плечами.

— Полагаю, в больших дорогих заведениях спрашивают рекомендации из банка и тому подобное, но на подобных мелких распродажах речь идет о небольших суммах. Если ты расплатишься необеспеченным чеком, об этом станет известно всем и тебя больше не допустят до торгов. Однако обычно чеки из других штатов не принимаются, так что это хорошо, что у тебя местное водительское удостоверение. В округе и Вирджинии ты будешь считаться «своей». Но в дальнейшем тебе надо будет оформиться дилером, тогда не придется платить налог штата на продажу.

Карен закатила глаза и вскинула руки при этом напоминании о еще одной неприятной формальности, ожидающей ее, и Черил смущенно улыбнулась:

— Ну вот опять. Почему ты просто не скажешь мне, чтобы я заткнулась, когда я лезу в твои дела?

Они вернулись в здание, которое уже согрелось во всех смыслах этого слова. Распорядителя со всех сторон окружала толпа; им пришлось остановиться поодаль.

Сперва Карен все происходящее казалось беспорядочным. Распорядитель аукциона, высокий скуластый мужчина в соломенной шляпе и с микрофоном в руке, медленно двигался вдоль выставленных вещей. Время от времени его помощник поднимал предмет, предлагаемый к торгам, но большую часть времени Карен не знала, что именно продавалось. Распродажа шла с ужасающей быстротой — по крайней мере, так ей казалось. Никогда прежде Карен не посещала аукционы. Это было любимым занятием жен некоторых сотрудников факультета Джека, но у нее никогда не было времени на подобные занятия. Постоянно находились какие-то бумаги, которые нужно было напечатать, или ссылки, требующие проверки; и кроме того, Джек ненавидел подержанные вещи. Он не любил даже антиквариат — только стандартную, сияющую новизной продукцию.

— Ребята, вот хороший лот, — растягивал слова распорядитель, и его помощник поднимал картонную коробку. — Простыни, полотенца — почти новые. Кто начнет торговлю с десятки? Тогда семь с полтиной. Пять...

Торговля началась с двух долларов и продолжалась увеличением ставок на пятьдесят центов.

— Удачная покупка, — сказала Черил, когда коробка наконец была продана за восемь долларов. — Но еще рано, толпа не завелась.

— Удачная покупка? Кому нужно постельное белье, которым уже кто-то пользовался?

— А на каких спят в гостиницах? — резонно заметила Черил. — Тебе известно, сколько стоит новое белье, даже на сезонной распродаже? Ну ты как — уже устала?

— Мне хочется почесать подбородок, — ответила занервничавшая Карен. — Но я боюсь пошевелиться. Мне кажется, некоторые люди повышают ставки поднятием брови и прикосновением к уху.

— Не волнуйся. Фред — хороший распорядитель; он сможет отличить покупателя с серьезными намерениями от человека с нервным тиком. Если захочешь повысить ставку, просто подними свою карточку. Но смотри, чтобы тебя не захватила аукционная лихорадка.

— Это что еще такое?

— Состязание за вещи, которые тебе совершенно не нужны.

— Кто же этим занимается?

— Это все равно что болезнь, — совершенно серьезно ответила Черил. — На меня это нападает время от времени; все происходит без предупреждения. Внезапно начинаешь лезть вверх и вверх, и нет сил остановиться. Если увидишь, что со мной это происходит, просто отними мою карточку и не отдавай ее, даже если я стану умолять.

Карен рассмеялась, решив, что ее подруга шутит. Ничего подобного с ней никогда не произойдет! Однако она подумала, что не станет признавать ошибку, если ее сделает, а возьмет ненужный предмет; многие присутствующие были знакомы распорядителю, который перемежал свою монотонно бубнящую речь шутками и дружелюбными выпадами: «Сэм, если тебе не нужно это барахло, прекрати махать шляпой, мне нет никакого дела до того, что тебя достали мухи. Леди, вы повышаете свою собственную ставку; мне-то все равно, но все-таки попробуйте вести счет, хорошо?»

Черил приобрела за шесть долларов комплект постельных принадлежностей, и Карен пожалела о своем высокомерном замечании. Это белье предназначалось не для роскошной городской квартиры Марка; оно было для дома, который, как надеялась Черил, должен был появиться у нее и ее малыша.

Солнце поднималось все выше, и лица покупателей краснели и начинали блестеть от пота. Некоторые уходили, исполнив свои сокровенные желания или же уступив более богатым покупателям, но толпа увеличивалась за счет вновь прибывающих. Распорядитель, передав микрофон своему напарнику, удалился в тень.

Карен уже собиралась предложить последовать его примеру, как вдруг ее захватила та лихорадка, о которой предупреждала Черил. Она налетела с внезапностью приступа несварения желудка, когда распорядитель уже приготовился снимать с торгов коробку всякой рухляди, стартовая цена на которую опустилась до двух долларов. Не успела Карен сообразить, что делает, как замахала над головой карточкой с номером.

— Два пятьдесят, — протянул распорядитель. — Кажется, мне послышалось три доллара?

Этого он не мог услышать по той простой причине, что в коробке не было ничего, кроме двух ржавых номерных знаков и красной гипсовой собачки с отколотым ухом. Помощник распорядителя поставил коробку к ногам Карен, и Черил хихикнула:

— Зачем ты купила это?

— Не знаю, — призналась Карен.

Они осмотрели гипсовую собачку.

— Редкий образчик народной старины, — сказала Черил.

Обменявшись взглядами, обе расхохотались.

— Я тебя предупреждала, — наконец выдохнула Черил, вытирая слезы. — Отдай карточку.

— Нет-нет. Все в порядке, — заверила ее Карен, не выпуская волшебный кусок картона. — Обещаю, больше такого не повторится.

Распорядитель направился к последнему ряду ветхой мебели. Черил взглянула на часы.

— Пойдем чего-нибудь перекусим, заодно посмотрим, что там на улице. Ему потребуется полчаса, чтобы расправиться с этим хламом.

— Обожди минутку, — рассеянно произнесла Карен. — Я хочу узнать, сколько он попросит за эту старую ржавую печку.

— Ты не голодна?

— Нет. Но эту печку я смогла бы...

— Карен!

— Да-да, все в порядке, — пробормотала Карен, позволяя увести себя.

Она была рада тому, что с ней есть кто-то сведущий: она ни за что не догадалась бы привезти стулья, а теперь, когда приступ аукционной лихорадки прошел, она почувствовала, что ноги дрожат от усталости. Они отыскали свои стулья, и Карен со вздохом облегчения свалилась на один из них.

— Мне надо было бы предупредить тебя, чтобы ты захватила головной убор, — сказала Черил, озабоченно глядя на горящее лицо Карен.

— Со мной все в порядке. Позволь мне просто посидеть немного.

— Подожди здесь, я принесу чего-нибудь попить.

Она вернулась с прохладительными напитками, бутербродами и двумя пирожными. Карен решила на время забыть о диете: пирожные домашнего приготовления были очень вкусными. Отдохнув и подкрепившись, она уверенно направилась к стоящим под навесом столам, и довольная Черил последовала за ней.

Карен захотелось задержаться возле посуды. Некоторые предметы, особенно расписанные вручную баварские и австрийские вазы, показались ей очаровательными. Однако она видела, как Джули продала одну чашку за триста долларов, а другую, внешне точно такую же, — за двадцать пять, и поэтому решила не заниматься фарфором и хрусталем. Просто в этом она не разбирается, и нет нужды становиться знатоком во всех областях антиквариата.

Один стол был завален бельем и пледами. Лучшие образцы висели на деревянных стендах, и Карен алчно протянула руку к расшитому покрывалу, каждый квадрат которого был украшен своим рисунком.

— Это покрывало-альбом, — сказала Черил. — Каждый квадрат расшивала новая подруга...

— Я знаю, у Джули есть такой. Она продает их по пятьсот и шестьсот долларов. Если бы я купила его за двести...

— Не купите, — сказала какая-то женщина, скрупулезно изучающая это покрывало.

Карен внимательно оглядела ее. Женщина была приблизительно ее возраста, обладала приятной внешностью, темные волосы были схвачены на затылке в хвост, а вокруг рта лежали веселые морщинки, но Карен подумала о другом. Все присутствующие на торгах превратились теперь для нее в вероятных противников, и она приготовилась ненавидеть всех и каждого.

— Вы тоже собираетесь участвовать? — подозрительно спросила она.

— Возможно. Но мне тоже не достанется. Видите вон ту девицу? — движение большого пальца указало на высокую светловолосую женщину, безвкусно одетую в вязаное платье, рейтузы и туфли на высоком каблуке. — Это Лиз Нафцигер. У нее денег больше, чем у самого Господа, и она собирает подобные вещи. Она превысит любую мою ставку, так как мне необходимо помнить о собственной выгоде.

— Вы торгуете антикварной одеждой?

— У меня магазин в Харпер-Ферри. Пледы, покрывала, старинные кружева, одежда.

— Моя подруга тоже специалист в этом деле, — гордо заявила Черил. — Она занимается антиквариатом.

— О? — Улыбка женщины поблекла; они с Карен озабоченно оглядели друг друга. — Где находится ваш магазин?

— У меня его еще нет, — произнесла Карен. — Я только начинаю. Если по-честному, я не знаю, что делать.

— Родственные души. — Женщина протянула смуглую запыленную руку: — Хелен Джонсон.

Карен представила себя и Черил.

— Я не хочу делать ставки против вас... — начала Карен.

— Да, вам еще многому предстоит учиться, — резко сказала Хелен. — Торговаться надо со всеми и каждым, и пусть слабейший проваливает к дьяволу. Однако не пытайтесь угнаться за Лиз, если у вас нет желания просто повысить цену, назло ей. Кстати, о том, чтобы делать назло, — видите вон ту толстую коротышку с розовыми щеками и милой улыбкой? У нее магазин в Балтиморе. У вас за спиной она может поменять коробки.

— Не понимаю.

Хелен пнула стоящую под столом картонную коробку обутой в сандалию ногой.

— Предположим, вы порылись в этих коробках и нашли что-то такое, что вам понравилось. Вы покупаете целый лот, но только один предмет представляет для вас ценность. Итак, коробка выставляется на продажу, вы делаете ставку, покупаете все задешево и думаете: гип-гип ура — до тех пор, пока не посмотрите поближе и не обнаружите, что того предмета, который вам нужен, нет. По странной случайности он оказывается в коробке, которую только что приобрела Марджи.

— Очень любезно с вашей стороны предупреждать меня о таких вещах, — застенчиво сказала Карен.

— Вы поймете, что гораздо лучше поддерживать хорошие отношения с товарищами по несчастью, — сказала Хелен. — Мы можем время от времени помогать друг другу, потому что мы не соперничаем в обычном смысле этого слова; наш товар уникален. Если покупатель спросит фасон или размер, которого у меня нет, я пошлю его к вам, и вы сделаете то же самое. Если вам попадется неплатежеспособный чек, вы предупредите меня, и наоборот. Если заработаешь репутацию честного торговца, то и с тобой будут обращаться честнее. Однако на особые любезности не рассчитывайте, — с улыбкой добавила она. — Даже от меня.

— Но разве торговцам не имеет смысла договориться заранее и не мешать друг другу: покупать по очереди вещи, которые им всем понравились?

Хелен постаралась изобразить возмущение:

— Что вы, Карен, это же неэтично и даже просто аморально! — Веселье, которое она пыталась скрыть, выступило двумя ямочками на щеках; усмехнувшись, она добавила: — Уверена, у вас и в мыслях нет ничего подобного — как и у меня. По крайней мере, это не следует обсуждать вслух.

С деланным безразличием она обратилась к куче белья, которую дотошные покупатели оставили в безнадежном беспорядке. Проворные загорелые руки Хелен быстро пробежали по нему.

— Здесь ничего нет, — заявила она. — В действительности, я редко покупаю на распродажах. Товар обычно в ужасном состоянии.

— А где вы достаете товар? — простодушно спросила Карен.

Не ответив ей, Хелен перешла к другой куче одежды. Карен собралась было повторить вопрос, но тут ее толкнула Черил.

— А ты выдала бы другим торговцам свои источники? — прошептала она.

— Ой, — шепотом ответила ей Карен.

В куче, которую изучала Карен, было несколько старых платьев и элементы отделки. Одно платье привлекло внимание Карен, и, после того как Хелен отошла, она взяла его.

Платье было сшито из шелка цвета слоновой кости, с неотделанным лифом и благопристойным воротом, украшенным кружевами. Его низ тоже был расшит пышными кружевами, талия и ворот отделаны рядом жемчужин, которых частично не хватало. Полуистлевший шелковый цветок уродливо цеплялся за левое бедро, словно большой бурый паук.

— Какая прелесть! — воскликнула романтичная Черил, которая видела платье таким, каким оно было когда-то, а не таким, каким оно выглядело сейчас. — Карен, какое это время?

Карен взглянула на Хелен.

— Конец двадцатых — начало тридцатых, полагаю, — робко сказала она.

Хелен кивнула.

— Оно в ужасном состоянии. Кружева безнадежно истлели, и большинство бусин отсутствует.

— Но ткань сохранилась неплохо, — сказала Черил.

Она была права; не было даже пятен пота, которые, как уже выяснила Карен, делали шелковую одежду непригодной для продажи. Выделения пота разрушали ткань, оставляя пятна, которые ничем не выводились.

— Это подвенечное платье, — сказала Карен.

Черил рассмеялась:

— Должно быть, она венчалась в январе, в неотапливаемой церкви. Или же она была самой хладнокровной невестой из всех, предания о которых дошли до нас.

— Но кто станет продавать свое подвенечное платье или платье своей матери? — спросила Карен. — Я недавно приобрела вуаль; честно говоря, это заставляет относиться к браку цинично.

— Платье было моим, — произнес голос позади них.

Протянувшаяся рука схватила платье. Она принадлежала пожилой женщине, одетой в хлопчатобумажное домашнее платье и выцветшие тапочки. Ее морщинистое, сильно загоревшее лицо было совершенно лишено косметики, а волосы зачесаны назад в уродливый тугой пучок. Глаза, глубоко сидящие под густыми бровями, были необъяснимо пристально прикованы к платью.

— Моим, — нараспев повторила женщина. — Оно было на мне в 1931 году. Мне было семнадцать. Генри было тридцать восемь. Завидным женихом он был. Юрист, из старинной знатной семьи. Я отравила его в шестьдесят пятом.

Она произнесла это, не меняя ни голоса, ни выражения лица, и, бросив платье на стол, пошла прочь.

— Что она сказала? — выдохнула Карен.

Хелен хмыкнула:

— Миссис Гроссмюллер немного... — Она покрутила пальцем у виска.

— Но в действительности она ведь не травила его, да? — зачарованно спросила Черил.

— Кто знает? Он был судьей, по слухам — одним из самых жестоких скотов в штате. Во всяком случае, миссис Г. не привлекалась к ответственности.

Небрежно махнув рукой, Хелен удалилась. Пространство под навесом заполнялось народом, появился распорядитель, готовый начать торги.

Как Карен и ожидала, Хелен приняла участие в торгах за подвенечное платье. Как и миссис Гроссмюллер. Та вступила в торг на двух «зеленых» и нудно повторяла ту же сумму, полностью игнорируемая распорядителем. С третьим ударом молотка платье досталось Карен за двадцать пять долларов. Она знала, что кружева сможет восстановить, используя запасы миссис Феррис. Восстановленное платье можно будет продать долларов за двести, а то и дороже. Старинные подвенечные платья пользуются спросом у невест, склонных к ностальгии.

Карен приобрела также еще кое-какую одежду и с большим усилием удержалась, чтобы не торговаться за баварский сервиз для шоколада, очень понравившийся ей. Сервиз ушел за сумму, превышающую то, что попросила бы за него Джули. Насчет покрывала-альбома Хелен оказалась права: та коллекционерша, на которую она указала, приобрела его за шестьсот семьдесят пять долларов.

Было уже далеко за полдень, когда они выходили из здания. Хелен Джонсон подняла руку, подзывая их, и они к ней подошли.

— Вот моя карточка, — сказала она Карен. — Когда-нибудь заходите или позвоните.

— Вы очень любезны, — сказала Карен.

Хелен пожала плечами:

— Я же говорила, случается, мы можем протянуть друг другу руку помощи.

— У меня еще нет визитных карточек, — Карен порылась в сумочке и достала карандаш и бумагу. — Вот мой адрес и телефон... Большое спасибо, Хелен.

— Не благодарите меня до тех пор, пока я что-нибудь для вас не сделаю. Ох-хо, вот идет миссис Гроссмюллер; простите, если мое исчезновение покажется слишком поспешным. Ее рассказ об отравлении дорого Генри я слышала уже очень много раз.

Она изящно выскользнула из опасной зоны, но Карен, пытавшаяся подобрать стулья и вещи, которые она положила на землю, когда записывала свой адрес для Хелен, оказалась застигнутой врасплох.

— Я передумала, — объявила миссис Гроссмюллер. — Я не хочу продавать свое платье. Предлагаю вам за него два «зеленых».

— Но я же заплатила двадцать пять долларов, — возразила Карен.

Она ждала, что за этим последует сцена, и с опаской глядела на пожилую женщину, обладавшую, несмотря на возраст, крепким телосложением и силой. К ее удивлению и облегчению, миссис Гроссмюллер снова передумала:

— А, ну ладно, тогда все в порядке. В ваших руках ему будет не хуже, чем в чьих-либо других. Как, вы сказали, вас зовут?

Довольно неохотно Карен ответила ей.

— Как поживаете? — внезапно стала учтивой миссис Гроссмюллер. — Я миссис Генри Гроссмюллер. Вдова судьи Гроссмюллера. Знаете, я отравила его в 1965 году.

Любезно болтая, миссис Гроссмюллер проводила их до машины. Если не считать периодических упоминаний об убийстве мужа, ее речь была совершенно рассудительной до того момента, как Карен и Черил сели в машину и Карен завела двигатель. Тут миссис Гроссмюллер просунула голову в открытое окно и злобно усмехнулась:

— Двадцать пять долларов, а? Спасибо, дорогуша, признаюсь, эти деньги совсем не лишние. Но, знаешь, ты глупа; платье не стоит и пары «зеленых».

Они увидели, как она побрела к стоянке.

— Как ты полагаешь, она водит машину? — воскликнула Черил.

— Как еще она могла бы добраться сюда? — Карен осторожно двинулась по неровному полю. — То, что у нее есть небольшой «пунктик», еще не означает, что нельзя управлять машиной.

— Это только твое мнение, — скептически заметила Черил. — Но одно в этом деле несомненно, Карен: встречаешь таких очаровательных людей!

* * *

Избегая внезапного грозового ливня, превратившего дорогу в бурлящий поток, они остановились в придорожной гостинице и поужинали. Карен было очень неловко заходить в ресторан в пропотевшей помятой одежде, но, когда Черил объяснила, что они провели на аукционе весь день, хозяйка понимающе кивнула.

— У Фреда Бэма? Слышала, у него собралась приличная толпа. Надеюсь, вам сопутствовала удача.

В освещенной свечами гостиной с низким потолком они распили полграфина вина, и Карен поймала себя на том, что стала говорить о вещах, о которых до этого не обмолвилась даже Рут. Черил же для того, чтобы развязать язык, вина не требовалось; она болтала со всеми, включая официантку, так, что повергла бы Джека в ужас и отвращение. Но разговор принес полезные плоды: официантка знала про одно место в Вудсборо, бывшую мастерскую, которая сдавалась в аренду.

Она также знала миссис Гроссмюллер.

— Бедная старушка, она со странностями. Не сумасшедшая — ничего подобного, о себе она может позаботиться. Просто... ну со странностями. Говорят, у нее припрятаны миллионы, но по ее виду решишь, что она совершенно нищая. Вам кофе сейчас или попозже?

— Мне нравятся такие места, — заявила Черил. — Здесь люди такие дружелюбные. Не то что в Вашингтоне.

Она призналась, что ей не хватает друзей, оставшихся дома. Некоторые люди, с которыми она познакомилась через Марка, очень приятные, но их не интересует то, что привлекает ее. Карен посочувствовала ей; но когда она намекнула, что Марку не следовало бы принуждать сестру выполнять несвойственную ей роль, Черил поспешно принялась его защищать:

— Он не заставляет меня делать ничего такого, что мне не хочется. Я никогда не хожу вместе с ним на официальные приемы; я просто не знаю, как себя вести, и не хочу его стеснять. Но я ему стольким обязана, что хочу сделать все, что в моих силах, чтобы помочь ему.

— Удивляюсь, что сегодня вечером ты не спешишь домой, чтобы приготовить ему ужин, — сказала Карен. Она тотчас же пожалела о язвительном тоне, но Черил, по-видимому, не заметила его.

— Знаешь, поверь, я не тороплюсь домой. Сегодня там заседание «клуба убийств», и эти ребята...

— Чего?

Черил хихикнула:

— Это я так называю происходящее. На самом деле это просто Марк и его приятель сидят, пьют пиво и спорят. Они спорят обо всем на свете, естественно, но Тони — фараон-следователь — и его интересуют преступления.

— Я думаю, — согласилась Карен. — Но какая ему охота говорить о работе дома? Полагаю, ему хватает преступлений на службе.

— Да, тебе хватило бы, не так ли? Но они обсуждают давние дела — классические нераскрытые преступления, как их называет Тони. Однажды, помню, они провели целую ночь в спорах о каком-то английском короле, убившем двух своих малолетних племянников. Только Марк утверждал, что он не делал этого.

— Это Ричард Ш?

— Кажется, да. Да, ты хорошо знаешь историю, — Черил с уважением посмотрела на нее. — Для меня это все китайская грамота. Но знаешь, некоторые дела очень любопытные. Я очень чувствительна: никогда не ходила на охоту вместе с Джо, хотя чертовски хорошо стреляю, — но в этих старых делах что-то есть, они произошли так давно, что кажутся ненастоящими. Как в книге.

— Значит, Марк считает, что Ричард III невиновен? — с любопытством спросила Карен.

— Ой, ты же знаешь Марка, он будет спорить по любому поводу. Он всегда занимает противоположную точку зрения, просто чтобы вывести Тони из себя. Однажды у них разгорелся большой спор по поводу того, что произошло аж в 1850 году, — кажется, дело о ведьме из Белла...

— Ведьме? Но это же не преступление, это одни предрассудки.

— Ну конечно, тебе это известно, и мне известно, и Марку тоже. Но ему нравится подначивать Тони. Тони говорит, что все имеет рациональное объяснение, а когда Марк начинает говорить о полтергейсте и домах с привидениями, он буквально взрывается.

— Кажется, я полюблю Тони.

— Тебе надо познакомиться с ним. Он очень хороший парень.

— Но только не во время заседаний «клуба убийств». Не представляю, как кто-либо может находить увлекательным подобное занятие.

— Правда? Я не могла не заметить книгу на твоем ночном столике.

Сначала Карен не поняла, что Черил имела в виду.

— А, книга о легендах Джорджтауна, — вспомнила она. — Мне ее вручила Джули; или она надеялась, что у меня начнутся кошмары, или же ожидала, что рассказ о миссис МакДугал выведет меня из себя.

— Чудненькая подруга, — сказала Черил. — Только не говори, что у миссис МакДугал есть привидения. Хотя, думаю, если подобные вещи действительно существовали, они бы происходили именно в ее доме.

— Дело вовсе не в привидении, а в старом скандале, — с отвращением сказала Карен. — Скандале пятидесятилетней давности. Согласно книге, какой-то недоумок застрелился в бильярдной миссис Мак — покончил с собой из-за любви к ней.

Черил усмехнулась было, но тотчас же приняла серьезное выражение:

— Прости! Но когда ты выразила все такими словами, это прозвучало так глупо.

— Это звучит глупо, какими бы словами ни выражать, — согласилась Карен. — Но ты права насчет убивающего действия времени; невозможно проникнуться глубоким чувством к тому, что произошло так давно.

— Ты бы так не говорила, послушав спор Тони и Марка о короле Ричарде, — мрачно заметила Черил.

* * *

Когда они вышли из ресторана, ливень уже прекратился. Движение на тихой сельской дороге было неоживленным, и они некоторое время ехали в дружном молчании под светом распускающихся на темнеющем западе звезд. Затем Черил, поглаживая нежный шелк подвенечного платья, мечтательно произнесла:

— Наверное, тебя уже тошнит от этой фразы, но я действительно восхищаюсь тобой, Карен.

— Когда мне надоест это слышать, я буду старше миссис Мак. Но если ты говоришь о моих деловых планах, таких, какие они есть, я не сделала ничего заслуживающего восхищения; лишь чистая удача и доброжелательность друзей позволили мне начать.

— Но это такое очаровательное дело! Старинные платья и нижнее белье — извини, фасонное белье — все это будто живое. Оно, как и люди, обладает своей историей.

— Для меня это прежде всего просто товар, — сказала Карен, прикасаясь к тормозам при виде двух ярких огоньков, вспыхнувших в свете фар. Заяц благоразумно отступил в придорожный кустарник.

— Осторожно, смотри, а ты увидела его. Ты говорила неискренне, у тебя же богатое воображение. Возьмем это подвенечное платье. Разве ты не представила себе эту несчастную девушку, которой едва исполнилось семнадцать, стоящую перед священником, — холодную как лед, потому что она венчается с мужчиной, которого боится и ненавидит...

— Какая же ты романтичная, — ласково ответила Карен. — Лишь потому, что эта дама имела счастье не потеть...

— Она ненавидела его, — настойчиво повторила Черил. — Я знаю это.

Карен молчала. Черил стала подзадоривать ее:

— Ты о чем-то думаешь. Я буквально слышу ход твоих мыслей. О чем они?

— Я вспомнила кое о чем, случившемся на прошлой неделе, — призналась Карен. — К нам пришла девушка, захотевшая померить воздушное платье, висевшее в витрине. Бледно-розовый шифон с блестками и хрустальным бисером. Оно ей очень подошло: девушка была одним из тех худеньких созданий, совсем лишенных аппетита, — но едва она надела платье на себя, как сразу же начала срывать его. Я была готова убить ее; с подобной одеждой нельзя вести себя так грубо, она слишком истонченная и нежная. Я сказала что-то грубое, ну, вообще-то не то чтобы грубое, но холодное и язвительное. А девушка выпучила на меня бледно-голубые глаза, как у дохлой рыбы: «Разве вы не чувствуете флюиды? Что-то ужасное произошло с женщиной, которая его носила. Я не возьму его, даже если вы отдадите бесплатно».

— Вот те на! — протянула пораженная Черил.

— Я решила, что она чересчур впечатлительная. И, — уверенно добавила Карен, — я и сейчас думаю так же.

— Ну хорошо. Я не пыталась предположить, что в этом деле что-то нечисто. Как говорит Тони, все имеет рациональное объяснение. Просто мои мысли об этом платье вызваны встречей с миссис Гроссмюллер и ее рассказом о своем муже. Но ведь и сама одежда может навести на какие-то мысли о тех людях, что ее носили, ведь правда? Предположим, швы были распороты и расставлены; можно сделать вывод, что женщина или была слишком бедна, чтобы купить новое платье после того, как пополнела, или же слишком тщеславна, чтобы признать, что ей нужен больший размер.

— Одежда — это историческое свидетельство, все равно что посуда и инструменты, — согласилась Карен. — Полагаю, она обладает дополнительной мистикой, потому что носившие ее люди прикасались к ней, оставили какой-то след. Историк может узнать многое о культуре эпохи по ее нарядам — не только голые факты моды, но и социальные и политические мировоззрения того времени. Одежда, которую носили женщины в конце XIX века, полностью отражала их положение: тугие корсеты, тяжелые громоздкие ткани и пышные юбки не давали тому, кто был в них одет, ни малейшей возможности заниматься какой бы то ни было полезной деятельностью.

— Ты знаешь столько мудреных слов, — сказала Черил.

В ее голосе прозвучала уклончивость, и Карен в темноте не смогла разглядеть ее лицо.

— Я не хотела... — начала она.

— Да нет, что ты, мне это нравится. — Через некоторое время Черил добавила: — Ты не говоришь со мной как с недоразвитой. Я это ценю.

* * *

На эту ночь Карен решила оставить машину на улице, а не тащить покупки от самого гаража. Ей пришлось несколько раз объехать квартал, прежде чем она нашла место, где была разрешена стоянка. Не считая отдаленных багряных зарниц у самого горизонта на западе, небо было темным; фонари дрожащими пятнами освещали мокрые мостовые.

Карен не ожидала, что они так припозднятся, поэтому не оставила зажженный свет. Когда они пробирались впотьмах по дорожке от ворот ко входной двери, коробка, которую несла Черил, выскользнула из ее рук и содержимое рассыпалось по земле.

— Черт! — воскликнула Черил. — Ну да ладно, их все равно надо будет стирать. Не вздумай помогать мне, Карен, у тебя полны руки. Как насчет освещения, чтобы я видела, что делаю?

Карен взбежала по ступеням, стараясь найти ключи, не выпуская из рук стулья и кипу белья. Черил все еще ползала вдоль деревянного бордюра, окаймляющего дорожку, когда Карен открыла дверь и шагнула в темную прихожую.

Прежде чем она успела протянуть руку к выключателю, что-то схватило ее. Нападение было настолько неожиданным, что одно потрясение от внезапности на мгновение сковало Карен — этого хватило на то, чтобы шарящие таинственные руки нащупали ее горло и сомкнулись вокруг него. Дверь захлопнулась с грохотом винтовочного выстрела, и откуда-то из глубины дома донесся неистовый приглушенный лай. Эти звуки, а также низкий хриплый шепот — это было все, что услышала Карен перед тем, как шум крови в ее ушах затопил вообще все звуки.

Когда она заставила себя открыть глаза, ее ослепил свет. Она лежала на спине, уставившись на люстру в прихожей. Рядом не было никого, кроме Александра. Он сидел в нескольких футах от нее, и, хотя его глаз, как обычно, видно не было, по его напряженной позе Карен поняла, что он пристально на нее смотрит. Когда она повернула голову, он пронзительно тявкнул и засеменил прочь.

Бегущие шаги предвестили появление Черил, бледной и запыхавшейся. Она опустилась на колени рядом с Карен.

— Черт возьми, он сбежал! С тобой все в порядке? Ты просто лежи спокойно. Я вызвала полицию; она будет с минуты на минуту.

— Не верь этому, — Карен откашлялась. — Со мной все в порядке. Помоги мне подняться.

С помощью Черил она доковыляла до гостиной и упала на диван. Черил озабоченно взглянула на нее:

— Как насчет чашки чаю?

— Как насчет чего-нибудь покрепче? — предложила Карен.

— Хорошо.

Черил отправилась на поиски горячительного, а Карен постаралась привести в порядок юбку и спутавшиеся мысли. Физическое состояние было удовлетворительным. Шишка на затылке и ссадина на горле были, похоже, максимумом причиненных ей увечий. Но по какой-то причине Карен не могла унять дрожь. Вид беспечно слонявшегося Александра ее взбесил.

Черил вернулась, держа в руках по стакану.

— Мне тоже не помешает, — заявила она, — но в отношении тебя я не так уверена. Сколько я показываю пальцев?

— Ни одного. Всеми десятью ты держишь стаканы. Я не контужена, Черил, я просто ударилась головой при падении. Со мной все в порядке, если не считать...

— Шока, — мягко сказала Черил, беря Карен за дрожащую руку. — Вот. Выпей не торопясь.

Она принесла бренди — обычное средство для обморочных дамочек. Карен ненавидела бренди, но не стала говорить об этом. Напиток подтвердил свою репутацию: после нескольких маленьких глотков у нее перестали трястись руки.

Позволив Черил забрать стакан, она откинулась на подушки. У Черил на лицо вернулась краска; до этого она походила на отбеленную нижнюю юбку. Потягивая бренди, она сказала:

— Мы произведем великолепное впечатление на полицейских — от нас обеих будет разить спиртным.

— Не думаю, что они появятся в ближайшее время. У любителей попировать в выходные как раз завершаются попойки, и мелкое ограбление не произведет впечатления на ребят в синем.

Однако не прошло и минуты, как раздался настойчивый стук в дверь, и удивленная Карен сказала:

— Столько энтузиазма! Черил, ты не...

Черил медленно поднялась.

— Я думаю... — начала она.

— Ой, подожди. Где Александр?

— Кажется, на кухне. Карен, наверное, мне следовало сказать тебе...

— Тебе лучше впустить их до того, как они вышибут дверь. Не ожидала такого рвения.

Ей следовало бы понять по настойчивости стука и колебаниям Черил, что это не полиция. Естественно, она позвонила не только в полицию, но и Марку, подумала Карен. Ведь он, в конце концов, ее брат.

Вместе с ним был еще один человек, крепкий молодой мужчина, чья испанская наследственность проступала в оливковом цвете кожи и непроницаемых черных глазах. Он был настолько красив, что в это с трудом верилось: Карен показалось, что она вот-вот увидит гримера и услышит крик режиссера: «Готовится дубль-2». Густые усы лишь частично скрывали нежные, тонко очерченные губы. Как и Марк, он был одет в джинсы и рубашку с коротким рукавом и расстегнутым воротом. В сравнении с Марком он выглядел настолько безукоризненно, что напоминал манекен. У Марка отросла однодневная щетина, а рубашка была в пятнах. Пятнах от пива, подумала Карен, вспоминая привычку Марка использовать банку с пивом как жезл, размахивая ею в воздухе, дирижируя своими аргументами, и стуча ею по столу, делая ударение. Он всегда долго извинялся, когда пиво проливалось на мебель и одежду его собеседников...

Несколько мгновений все молчали. Затем, бросив недовольный взгляд на своего молчащего приятеля, смуглый мужчина смущенно улыбнулся:

— Я Тони Кардоса...

Карен еще не полностью пришла в себя.

— Быть этого не может. Тони-фараон? Тони-рационалист? Тони, проводящий время в спорах о давних убийствах?

Улыбка Кардосы съежилась, а Марк наконец обрел голос:

— В чем дело, Карен? Он перевел взгляд на два стакана, стоящие рядом на столе, и поднял брови: — Мне следовало бы понять. Уселась тут, напилась — ты ведь всегда плохо переносила спиртное, — а ты, Черил, черт тебя побери, разве не знаешь, что нельзя давать алкоголь раненым? Возможно, она контужена, или... или...

Крик Карен оборвал его:

— Берегись! Черил, хватай его!..

Но было слишком поздно. Александр замешкался лишь на мгновение, потому что не мог решить, кого кусать первым. Его прыжок был великолепен. Вцепившись Марку в ляжку, он повис, рыча и пуская слюни, в то время как Кардоса молча таращился на это, Марк ругался, а с Черил случился приступ истерического хохота.

Вскоре прибыла полиция. Черил с позором унесла Александра. Кардоса, представившись патрульным, последовал за ней на кухню. Хмурый Марк сидел неподвижно, в то время как офицер записывал показания Карен. Величественную позу Марка лишь слегка портили обросшие щетиной щеки и подбородок да болтающийся кусок джинсовой ткани, оголяющий волосатую ногу.

Показания не заняли много времени. Карен мало что смогла добавить к голым фактам:

— Я вошла в дверь, и кто-то схватил меня за горло.

Марк проводил полицейских к выходу. После первоначальной вспышки он не заговаривал с Карен.

Оставшись одна, она задремала и очнулась, только когда услышала тихий голос Черил:

— Бедная малышка, совсем измоталась. Ее надо уложить в кровать. Марк, ты не смог бы...

Карен поспешно распахнула глаза:

— Меня не нужно нести. Марк, не смей... я слишком тяжелая...

— Ничего, я как-нибудь справлюсь.

Его улыбка вызвала в памяти одну их давнюю, почти забытую шутку. Стройное телосложение и недостающие дюймы роста заставляли многих, в том числе и Карен, в начале знакомства недооценивать железные мышцы Марка. Помимо воли стиснутые губы Карен изогнулись в ответной улыбке. Но она снова напряглась, когда Марк поднял ее на руки и прижал к себе. Его улыбка исчезла.

— Успокойся, хорошо? Я не собираюсь бесчестно пользоваться твоей беспомощностью, тем более когда меня чуть не держит за локти один сыщик...

— Я... ну... — сказал Кардоса. — Полагаю, мне пора идти.

— Пожалуйста, не надо, — пробормотала Карен. — Я хотела сказать, мне хотелось бы поговорить с вами о том, что произошло.

Марк направился вверх по лестнице, двигаясь так легко, словно нес лишь одно платье. Карен чувствовала напрягшиеся мышцы под его тонкой рубашкой, но, судя по проявленным им чувствам, он вполне мог действительно нести одно платье. «Почему я так поступила? — подавленно подумала Карен, а затем в приступе ярости: — А почему он такой сверхчувствительный?»

— Я же здесь как неофициальное лицо, — возразил Кардоса.

Он все еще стоял у лестницы, когда Марк внес Карен в ее комнату. Ее пронзительный крик заставил его броситься наверх.

— Черт возьми, в чем дело?..

— Посмотрите — только посмотрите! — воскликнула Карен. — Посмотрите, что он сделал! Все мои вещи... все кончено... столько часов я стирала и гладила...

— Пожалуйста... прекрати... лягаться, — проговорил, задыхаясь, Марк. — Я не хочу уронить тебя на...

— Поставь меня!

— Куда?

Это был резонный вопрос. Матрац был стащен с кровати, простыни и покрывала — вслед за ним. Все ящики комода и шкафа были выдвинуты, а их содержимое — или словно взбито огромной шумовкой, или беспорядочной грудой вывалено на пол.

Тяжело дыша, Кардоса прислонился к дверному косяку.

— Не пугайте меня так! — гневно сказал он. — Я знаю, что комната в беспорядке, я уже видел. И другие спальни тоже...

У Карен из глаз брызнули слезы, она уткнулась лицом Марку в плечо.

— Плакать из-за кипы белья, — покачал головой Кардоса. — Я никогда не смогу понять женщин. Только я подумал, насколько вы хладнокровны, подтруниваете надо мной, мило улыбаетесь...

— Это речь шовиниста — вот что я скажу, — оборвала его Черил. — У нее просто замедленный шок, вот так. Хотела бы я посмотреть, как вели бы себя вы, мужчины, после того, как кто-то придушил бы вас до полусмерти, напугав до потери рассудка. И более всего на вас, Тони Кардоса...

— Ну ладно, ладно, — Кардоса ласково улыбнулся ей, так, словно она была маленьким ребенком. — Кажется, мне действительно следовало ее предупредить. Да и ты, Черил, я думаю, сейчас тоже завопишь.

— Если бы ты знал, сколько времени и трудов потребовалось на то, чтобы придать этим вещам такой нарядный и красивый вид, ты проявил бы больше сочувствия. Нет, положи это; с твоей стороны очень мило предложить свою помощь, но ты делаешь только хуже.

Карен легла в постель, приведенную в надлежащий вид. Огорченно причитая, Черил принялась расправлять и разглаживать мятые вещи. Марк с суровым лицом раскинулся в удобном мягком кресле, вытянув ноги. Кардоса занял стул у письменного стола; со сплетенными руками, положив одну ногу на другую, он выглядел совсем как дома. И действительно, во всем этом был какой-то безумный уют; все пили чай, являющийся, по мнению Черил, универсальной панацеей, кроме Кардоса, держащего банку пива.

— Я не за рулем, — вполне серьезно объяснил он, — а вот Марку нельзя ни капли.

Карен чувствовала себя средневековым монархом, устроившим прием, как было принято у этих благородных господ, в собственной спальне, но еще больше — больным ребенком, которого навещают взрослые. Черил завернула ее в наименее мятую белую ночную рубашку с длинными рукавами, с рюшками на манжетах и застегнула ворот до рюшек на шее.

— Итак, он проник через окно, — сказал Марк.

— Это должно было произойти именно так. Задняя дверь была распахнута, но мы можем предположить, что он отпер ее после того, как проник в дом, — подготавливал быструю, удобную дорогу к отступлению. Замок не тронут, а вот одно из окон первого этажа было открыто.

— Глупо, — сказал Марк, глядя на Карен.

Кардоса пришел ей на помощь:

— Эти старые запоры на окнах легко открываются. Слишком плохо, что здешние жители чересчур помешаны на старине; деревянные рамы так рассохлись, что в щель между ставнями можно просунуть лом.

— Отпечатки пальцев, — сказал Марк. — Следы ног.

— Марк, мы уже двадцать раз возвращались к этому, — терпеливо произнес Кардоса. — Задний двор — сплошная трава, гравий и милая аккуратная мульча. Нигде ни пяди удобной грязи. Этот тип забрался на крышу сарая и перепрыгнул через стену. Что касается отпечатков пальцев — разумеется, их проверят, но в наши дни большинство жуликов достаточно образованы для того, чтобы носить перчатки.

— В разгар лета? Твой любимый обкурившийся подонок, который, скорее всего, даже не соображает, куда смотрит его голова?

— Что ты хочешь сказать? Что у миссис Невитт есть тайный враг, собирающийся ее задушить? — потребовал Кардоса.

Карен широко раскрыла глаза:

— Эй, подождите...

— Нет, конечно же нет, — пробормотал Марк.

— Он был один, — сказал Кардоса. — Черил видела одного человека — точнее, только тень. Если бы их было двое или больше, они могли бы... ну, возможно, они и не убежали бы. Так что это не банда. Бандам нужны телевизоры, аппаратура — подобные вещи. А этот тип перерыл все спальни, а не первый этаж. Он искал деньги или драгоценности — что-то небольшое, что легко унести и сбыть с рук. Это очевидное и разумное заключение, и, черт возьми, я не понимаю, почему ты пытаешься раздуть это во что-то большее.

— Я не пытаюсь. Я просто не понимаю почему...

Зазвонил телефон, и Марк вместо Карен снял трубку:

— Алло. Да, она здесь, но она в данный момент не может ответить. Могу я... Что? Моя фамилия Бринкли. Марк Бринкли. С кем я говорю?

В последовавшей тишине они услышали невнятное бормотание далекого голоса. Волна багрового румянца медленно захлестнула лицо Марка, начиная от шеи и до самых волос.

Карен уселась в кровати. Она уже видела подобное. Это не было признаком стыда или смущения: Марк никогда не смущался. Это была пламенная ярость.

— Дай мне трубку, — сказала она, забирая ее из его руки. — Привет, Джек.

— Я пытался дозвониться до тебя весь день. Где ты была?

— Меня не было дома.

— Ясное дело. Почему ты не отвечаешь на письма моего адвоката?

Холодный пронзительный голос, повелительный тон, как всегда, подействовали на нее. Вместо того чтобы ответить достойно, Карен униженно забормотала:

— Меня не было... я немного не в себе...

— Насколько я понял, не настолько, чтобы не иметь возможности утешиться. Со стороны Бринкли было очень неосторожно ответить на звонок в такой поздний час. В нашем штате супружеская измена по-прежнему является основанием для развода, и некоторые судьи принимают весьма суровые решения относительно алиментов.

— Но я не...

— И дело не в том, что у меня есть какие-то возражения. Будучи человеком прямым, я почувствовал себя обязанным указать на юридические трудности, которые ты можешь на себя навлечь. Лично я испытываю облегчение от того, что ты нашла защитника. Ты совершенно не способна устроить собственную жизнь самостоятельно. Со стороны Бринкли очень порядочно принять тебя назад. Некоторые мужчины могли бы отнестись более разборчиво к подержанному товару. Но он никогда не отличался привередливостью.

Его голос стал пронзительнее и громче.

— Положи трубку, — внезапно сказал Марк.

— Что? — Карен была словно заворожена. Джек продолжал говорить; его визгливый голос зазвучал истерично.

— Положи трубку.

— А...

Подчинившись, Карен вытерла руку о покрывало.

Кардоса сказал, ни к кому не обращаясь:

— Вы можете официально требовать, чтобы вас оградили от него.

Телефон зазвонил снова. Марк снял трубку. Он приготовился было бросить ее на рычажки, не отвечая, но Кардоса небрежно предложил:

— Не возражаешь, если я...

Краска гнева схлынула с лица Марка. Мрачно усмехнувшись, он передал Тони аппарат. Карен ничего не сказала. Она чувствовала себя избитой и сгорающей со стыда. Она хорошо представляла себе, что Джек сказал Марку.

— Говорит следователь Кардоса из полиции федерального округа, — объявил Кардоса. — Кто это?

Ответ прозвучал неслышно. Кардоса усмехнулся и подмигнул Карен.

— Сегодня ночью дом миссис Невитт был ограблен, а на нее совершено нападение. Откуда, вы сказали, вы звоните? Понятно. Полагаю, у вас есть свидетели, которые смогут это подтвердить?

Снова последовало невнятное бормотание. Улыбка Кардоса стала шире, показались ровные белые зубы.

— Да, уверен, что вы очень опечалены. Я передам это ей. Спокойной ночи, мистер Невитт. — Он положил трубку. — Это на него подействовало.

— Мистер Кардоса, — истово произнесла Карен, — мне кажется, я вас люблю.

— В таком случае пора начать звать меня Тони.

— Если вы закончили обмен любезностями, — сказал Марк сквозь зубы, — предлагаю вернуться к нашему делу.

— Нет никакого дела, — сказал Тони, и стало ясно, что его терпение на исходе. — По крайней мере, нет ничего, за что можно ухватиться. Если бы у нас было описание внешности...

— Я даже не видела его, — сказала Карен. — Он схватил меня сзади, а в прихожей было хоть глаза выколи.

— Вы уверены, что это был мужчина?

— Ну конечно... Нет. Нет, я не уверена ни в чем, кроме того, что у него или нее было две руки.

— Никаких отчетливых запахов? Лосьон после бритья, немытое тело... — Он взглянул на Марка. — Марихуана, алкоголь?

— Не помню.

— Вы почувствовали что-либо помимо рук? Одежду, волосы, усы, мех? Руки большие или маленькие? В мозолях?

Карен продолжала качать головой.

— Я его не видела, не чувствовала, не ощущала, не... Ой!

Тони быстро выпрямился:

— Что?

— Я его слышала, — медленно проговорила Карен. — Он шептал. Прямо мне в ухо, одни и те же слова, словно пластинка: «Где это, где это, где это?»

Глава 6

Воспоминание об этом омерзительном шепоте было последней связной мыслью Карен. Она смутно ощущала голоса, движения, когда Черил выпроваживала мужчин из комнаты, едва слышала ее заявление, что она останется на ночь. Карен была слишком сонной, чтобы возражать, даже если бы захотела, что, разумеется, было не так. Однажды воскрешенный в памяти шепот продолжал звучать отголосками в закутках ее сознания; она даже боялась уснуть из страха, что он последует в ее сновидения.

Однако спала она глубоко и без снов до тех пор, пока ее не разбудил толчок, от которого сотряслась вся кровать, и жаркое и не слишком приятное дыхание прикоснулось к ее лицу. Разумеется, это был Александр. Вид морды, удостоенной приза за безобразность, всего в каких-то дюймах от ее глаз был так ужасен, что Карен снова закрыла их. Александр стукнул ее по носу. Она вскрикнула и уселась в кровати. Александр, отступив, сел у нее в ногах и залаял.

Смысл его заявления должен был быть понятен для самых тугодумных. Взглянув на часы, Карен вынуждена была согласиться, что Александр прав. Было уже девять с лишним. Сегодня рабочий день, и к одиннадцати она уже должна быть на работе.

Она поднялась с постели. Если забыть о больном горле, чувствовала она себя довольно прилично, и вид разрухи, все еще царящей в спальне, гневным толчком заставил потечь по жилам живительный адреналин. У Черил хватило времени только на то, чтобы расправить скомканные вещи и разложить их на стульях и креслах. Пустые болтающиеся рукава и обмякшие юбки. Большинству предметов потребуется стирка и глажение; при мысли о стольких часах трудов, потраченных впустую, Карен топнула ногой и выругалась.

Дверь при этом слегка приоткрылась, и раздался голос Черил:

— Я тебя не осуждаю, но, возможно, тебе следует поберечь силы. Ты готова к завтраку?

— Тебе не следовало тратить столько усилий...

— Мне это было не в тягость. — Черил поставила поднос на письменный стол, бывший, наверное, единственной незахламленной поверхностью в комнате. Печально обведя взором разруху, она покачала головой: — Да уж, это разгром. Но знаешь, тебе в какой-то степени повезло; все просто помято и испачкано. Я слышала о случаях, когда взломщики приходили в бешенство от того, что не находили деньги и наркотики, и изрезали все ножами и — как бы это выразиться? — пачкали...

— Я знаю, — Карен довольно принюхалась. — Кофе пахнет великолепно. Надеюсь, ты присоединишься ко мне.

— Я принесла две чашки, — Черил придвинула стул. Александр, почувствовав запах ветчины, вылез из-под кровати и уселся у ее ног.

Карен шутливо погрозила ему:

— Ой-ой, какие мы очаровательные, когда учуем съестное.

— Он кусает людей не по злобе, — заверила ее Черил. — Это просто обычай. И он, несомненно, предан тебе: вчера вечером он ни за что не согласился покинуть твою спальню.

— Это что-то новенькое. До этого его поведение едва ли можно было назвать просто вежливым.

Положив передние лапы на колени Черил, Александр залаял. Слабо улыбнувшись, та протянула ему ломоть ветчины, которую собиралась уже съесть, и Александр с довольным ворчанием отступил со своей добычей под стул.

— Сегодня он действительно выглядит веселее, — сказала Карен. — Полагаю, ему требуются какие-то встряски в жизни. Для этой цели для собаки нет ничего лучше грабителя. Однако как сторожевой пес он от меня награды не получит.

— В этом нет его вины. Он был заперт в гостиной. А ты сама выглядишь довольно весело для человека, которого едва не придушили прошлой ночью. Как ты себя чувствуешь?

— Горло немного ноет, а в остальном ничего, — Карен заставила себя попробовать омлет. Ее желудок слегка пошаливал, но она была благодарна Черил за ее хлопоты, а еще больше — за ее готовность делать вид, что вчера вечером не случилось ничего более серьезного, чем неудачная попытка ограбления. — Возможно, я была бы в гораздо худшем виде, если бы ты не подоспела на помощь, — сказала она. — Ты поступила очень храбро, Черил, но и очень безрассудно. Как ты смогла войти? Помню, кажется, я услышала, как хлопнула дверь...

— Именно поэтому я и поняла, что что-то случилось. Я решила, что ты не станешь хлопать дверью перед моим носом, оставляя меня в темноте! К счастью, ты оставила ключ в замке. Когда я открыла дверь, то смогла разглядеть только что-то черное и бесформенное. А к тому времени, когда зажгла свет, убедилась, что с тобой не случилось ничего серьезного, и выпустила Александра из гостиной, грабитель уже скрылся через заднюю дверь. Мне надо было бы сразу броситься за ним.

— Боже милостивый, нет, не надо, — резко сказала Карен. — Ты поступила совершенно правильно.

— Ты на меня не сердишься за то, что я позвонила Марку?

— Нет, я не сержусь на тебя. — Сделав глубокий вздох, Карен погрузилась в тему, которую до этого тщательно избегала. Она словно нырнула в бассейн, наполненный не водой, а какой-то скользкой липкой слизью. — Я только расстроилась от того, что ты услышала телефонный разговор.

— Да я ничего и не слышала.

— Ты услышала достаточно для того, чтобы понять, что происходит. Ты знаешь Марка так же хорошо, как... ты знаешь его лучше; ты уже видела его таким и можешь представить, что ему сказали. У Джека язык словно ядовитое жало, он оставляет раны, ноющие несколько дней. Но по крайней мере, — с нервным смешком добавила Карен, — Марк может получить какое-то удовлетворение от сознания того, что он был прав. Я назвала его самовлюбленным параноиком, когда он сказал мне, что главная причина, по которой Джек на мне женится, — это досадить ему. Теперь я понимаю, что он был прав. Надо было сказать ему об этом. Это самое малое, что я могу для него сделать после того, как из-за меня его облили помоями.

— Прекрати! — резко воскликнула Черил.

— Что прекратить? — Карен ждала сочувствия, а не потемневшего, нахмуренного лица Черил и раздражения в ее голосе.

— Прекрати обвинять во всем себя. Итак, ты совершила ошибку. Все ошибаются. Не твоя вина, что муж оказался подлым мерзавцем. А Марк уже большой мальчик. Он слышал дьявольски много такой грязи, до которой твой муж даже не додумается. Он каждый день слышит худшие вещи. — Тут она хлопнула себя ладонью по рту. — Я не должна была говорить это, — пробормотала она из-под ладони. — Я настолько бестактна...

— Ты донельзя тактична, — сказала Карен, оправившись от удивления. — Ты знала о Джеке и его выходках с самого начала, не так ли? И мистер Кардоса, Тони, — тоже. Он не смог бы отреагировать так быстро, если бы не был обо всем хорошо наслышан. Полагаю, едва ли можно винить Марка в том, что он откровенничает с лучшими друзьями. У него есть все причины испытывать ко мне отвращение.

— Ну вот, ты опять. Ты всегда ведешь себя как маленькая великомученица? Что сделал тебе этот человек?

— Не вся вина лежит на Джеке, — медленно произнесла Карен. — Я позволила ему все это делать со мной. Я никогда не давала отпор. Это моя сестра могла быть непреклонной; она была умнее, красивее, старше, выше ростом, в общем, не то, что... Черил, не смей смеяться!

— Я не смеюсь.

— Хотя, наверное, тебе стоит рассмеяться. Ведь все это звучит довольно глупо, не правда ли? Сара была — да и сейчас — просто великолепна. Она не могла не быть выше ростом, старше. Что ей надо было сделать — отпилить ноги по щиколотки и завалить все экзамены, чтобы я чувствовала себя увереннее? Забавно, в то время я не понимала, что это мои трудности, а не ее. Потом она вышла за Брюса, и они были так счастливы... Ясное дело, Джек нисколько не облегчил мою жизнь. Не то чтобы он занимался рукоприкладством. Он просто... располосовал меня внутри, там, где это не видно. Как тот жакет. Рассыпавшийся шелк... Медленное тление, разрушающее в слабых местах ткань.

— Ой, ну кончай же драматизировать, — улыбка Черил лишила ее слова яда. — Истлевшую ткань ведь не восстановишь? А ты излечилась...

— Нет еще. Но, думаю, я на пути к исцелению. Наверное, на это потребуется какое-то время.

— Я рада, что ты все рассказала, — сказала Черил.

— И я тоже. А теперь можно забыть обо всем. Но я хотела бы, — мечтательно проговорила Карен, — видеть лицо Джека в тот момент, когда Тони буквально обвинил его в нападении на меня.

Черил захихикала:

— Сдается, Тони не следовало этого делать. Ведь это похоже на запугивание и превышение служебных полномочий. Но ему это доставило такое удовольствие, что я точно знаю, ты ему понравилась. Да, он попросил передать, что даст знать, если у полиции появятся какие-то зацепки, но сам он не рассчитывает на это.

— Он все еще считает, что это дело рук случайного проходимца, который искал деньги, чтобы купить наркотики?

— Ну, он утверждает, что профессиональный грабитель забрал бы антиквариат и серебро. Я полагаю, вещи твоей бабушки весьма ценные?

Карен кивнула, и Черил продолжила:

— Тони говорит, что преступник был в состоянии опьянения, иначе он не стал бы вести себя так непоследовательно, — все разбросал, но ничего не испортил и не забрал, начал душить тебя и убежал, словно перепуганный заяц, когда вошла я.

— Но ты не согласна с этим?

Черил, похоже, колебалась.

— Все это выглядит слишком уж грубо подогнанно. Ты понимаешь, что я имею в виду? Это все равно, что сказать: «Он сумасшедший, потому что я не понимаю, почему он поступил так...» Карен, ты точно слышала, как он говорил «Где это?»?

— Я в этом уверена.

— Значит, он что-то искал, — сказала Черил.

— Возможно, он говорил о деньгах. Он говорил так, словно... — Карен остановилась, ища подходящее слово; одно воспоминание о хриплом шепоте заставило ее поежиться, — ...был ненормальным, — слабо закончила она. — Это подходит под версию Тони о наркомане.

— Похоже, да. Но Марк считает слишком большим совпадением, что все произошло сразу же после кражи машины миссис Мак. Он гадает, не искал ли этот тип что-то, принадлежащее ей.

Карен подпрыгнула:

— Боже милостивый, я совершенно забыла...

Она бросилась в спальню Рут.

Эту комнату грабитель тоже перевернул вверх дном. Все шкафы были завалены смятой одеждой, которую Черил подняла с пола. Но потайной ящик взломщик не обнаружил. Под нажатием ее руки панель скользнула в сторону, взору предстала сафьяновая шкатулка, лежащая так же, как она ее оставила. Открыв ее, Карен убедилась, что содержимое в целости и сохранности, и поспешила вниз, чтобы показать украшение Черил.

— Симпатичная вещица, — вежливо согласилась Черил. — Но она не похожа на драгоценность, которая заинтересует грабителя.

— Однако это единственная действительно ценная вещь, которая появилась у меня в последнее время. Так или иначе, если он действительно искал это, то все равно не нашел. Черил, у тебя странное выражение лица. О чем ты подумала?

— Я вспомнила ту странную старую даму на аукционе...

— Миссис Гроссмюллер? — голос Карен прозвучал недоверчиво.

— Наверное, ты думаешь, что я глупа.

— Да нет. Я просто...

— А вот он подумал, — у Черил вспыхнули щеки. — Он только что не рассмеялся мне в Лицо.

Для Карен не составило труда вычислить личность, на которую ссылалась Черил.

— Ты рассказала Тони о миссис Гроссмюллер?

— Да, рассказала. Прости, если тебе это неприятно.

— Я не имею ничего против. Но это слишком притянутая теория, Черил. Даже признав, что дама настолько не в себе, в чем я сомневаюсь, как она смогла так быстро выследить меня?

— Твой адрес был на чеке, — сказала Черил. — Она могла узнать его от распорядителя. А мы ведь останавливались поужинать, это заняло пару часов. Несмотря на возраст, миссис Гроссмюллер — крупная, плотная женщина. А считается, что безумцы обладают необычайной силой.

* * *

Маниакальная сила безумия... Карен не знала, правильно ли это, но сама мысль сопровождала ее в течение всего дня, подобно надоевшему гостю, нежелающему уходить домой. Молодая женщина не могла решить, предпочла бы она быть жертвой одурманенного наркотиками юнца, или сумасшедшей старухи, или же, если Марк прав, оказаться невольной обладательницей какой-то ценной вещи, которая, возможно, находится в доме, а возможно, и нет. В целом версия Тони казалась менее опасной: случайное нападение вряд ли повторится.

Увидев ссадины на шее Карен, Роб потребовал рассказать, что случилось. Когда та кратко ответила, что ее избили, он пожал плечами:

— Добро пожаловать в клуб.

Затем с тщательными подробностями рассказал о своих собственных встречах с преступностью.

В понедельник, как правило, дела шли неторопливо, и скуку Карен усиливало желание вернуться домой и приступить к ожидавшей ее работе — не только бесконечной стирке, но и другим заботам, которые накопились к этому времени. Одно дело, о котором, возможно, она и не подумала бы, уже было выполнено. Марк позвонил слесарю и попросил — точнее, приказал ему — нанести неотложный визит. Этот человек позвонил Карен, когда она уже выходила из дому, и сообщил, что зайдет между часом и тремя.

Черил предложила дождаться его прихода.

— Надеюсь, ты не сердишься, — виновата начала она.

Карен улыбнулась:

— И ты читала мне лекции по поводу того, что я извиняюсь за поступки других людей! Я благодарна и тебе и Марку. Пожалуйста, поблагодари его от моего имени.

Но они ни словом не обмолвились о том неприятном предположении, вытекавшем из установки дополнительных замков: что грабителю вовсе не требовалось влезать в окно, если бы у него был ключ от двери. В конце концов, это была лишь бездоказательная версия.

У Карен не было времени, чтобы отнести ожерелье в банк или позвонить мистеру Бейтсу. По крайней мере вторым делом она может заняться сейчас. Ей не очень-то хотелось, чтобы Роб подслушивал, что он, вне всякого сомнения, сделает, но если подождать до того, как она попадет домой, мистер Бейтс, возможно, уже уйдет с работы. Откладывать больше нельзя. Яростное словесное нападение Джека вытряхнуло ее из состояния апатии, внушив настойчивое желание покончить со всем этим.

Зная напряженный распорядок мистера Бейтса, Карен ожидала, что ей придется оставить сообщение и подождать, пока адвокат ей перезвонит, но как только она назвала себя, секретарша тотчас же соединила ее с ним напрямую.

— Я ждал, что вы позвоните раньше, — сказал мистер Бейтс вместо приветствия. — Больше того, я сам неоднократно пытался поймать вас, но безуспешно.

Его обвиняющий тон наполнил Карен негодованием, возможно потому, что это последовало за подобным протестом со стороны Джека. В самом деле, неужели все эти люди настолько нервны, что начинают кричать на нее, стоит им только не найти ее по первому желанию?

— Я была занята, — сказал Карен. — У меня есть несколько вопросов...

— Драгоценности Медисон по-прежнему у вас?

Карен не покинуло раздражение, и властный тон адвоката нисколько не ослаблял это чувство.

— Я еще не заложила его, если вы это имели в виду.

— Очень рад, — произнес мистер Бейтс тоном, полностью противоречащим этим словам, — что вы можете шутить по этому поводу. Я думал, после того, как на вас было совершено нападение...

— Откуда вам это известно?

— Я имел разговор по телефону с членом конгресса Бринкли.

— О!..

— Это ожерелье...

— Оно у меня, — Карен ясно услышала вздох облегчения. Она продолжила: — Это одно из тех дел...

— Я настоятельно рекомендую вам немедленно привезти его мне.

— Сейчас?

— Немедленно.

— Я не могу. Я занята, мы закрываемся в пять. После этого...

— После этого я отправляюсь на прием, — стал размышлять вслух мистер Бейтс. Карен предположила, что он просматривает свой распорядок дня. — Потом я вернусь к себе в контору, — объявил он наконец. — Вы сможете приехать сюда в семь тридцать?

— Я — да, полагаю, смогу. А почему не завтра?

— Ответ на этот вопрос самоочевиден. Не то чтобы я присоединился к фантастической версии конгрессмена Бринкли о том, что нападение на вас совершил член той же банды, которая похитила «роллс»...

Карен почувствовала, как у нее в затылке зашевелилась неприятная мысль.

— Подождите, — сказала она. — Подождите минуточку... До меня как-то не сразу дошло... Откуда Марку — мистеру Бринкли — стало известно, что у меня есть вещи, принадлежащие миссис МакДугал? Он упоминал про украшение?

— Ну да. Я решил, что это вы...

— Нет. Я не говорила об этом.

— Значит, об этом ему, должно быть, сообщила миссис МакДугал. На самом деле, — нетерпеливо сказал адвокат, — все это не относится к делу, миссис Невитт. Хотя я убежден, что нет абсолютно никакой связи между двумя событиями, я очень настоятельно требую...

— Да, хорошо, — рассеянно сказала Карен. — Я буду у вас в семь тридцать. Мне также нужен хороший адвокат — специалист по разводам.

— Сегодня вечером я предоставлю вам всю необходимую информацию.

— У вас есть какие-нибудь новости от... — начала Карен, но адвокат положил трубку.

Он был определенно чем-то раздражен, и Карен подозревала, что дело не в ней. Должно быть, Марк задал ему жару. Это в его духе — выдумать дикую историю просто для того, чтобы заручиться поддержкой адвоката. Должно быть, миссис МакДугал рассказала Марку о том, что она собирается сделать с ожерельем Долли. А может быть, об этом упомянула Черил.

Положив трубку, Карен вернулась в магазин. Положив ноги на стол, Роб увлеченно читал дешевую книгу — один из популярных бестселлеров, описывающих жизнь богатых, развращенных и знаменитых. Выражение поглощенного внимания не могло обмануть и младенца.

— Надеюсь, я говорила достаточно громко и тебе не пришлось напрягаться, чтобы услышать, — сказала Карен.

Отложив книгу, Роб мило улыбнулся:

— Дорогая, это так очаровательно! Я рад, что ты решила поднажать с разводом; это роковая ошибка — откладывать такие вещи. Но что значит все это: о машине миссис МакДугал, ожерельях и неотложных встречах?

Карен не могла вспомнить, чтобы она упоминала про автомобиль. Должно быть, Роб слушал по параллельному аппарату, стоящему в магазине. Чтобы не заставлять его выдумывать немыслимые истории, Карен предпочла все быстро объяснить.

Роб признался, что слышал о «роллсе».

— Так захватывающе, словно супербоевик.

Ожерелье, которое Карен описала как не имеющее большой стоимости, ценное только из-за имени его владелицы, по-видимому, не произвело на Роба впечатления. Так или иначе, Карен подчеркнула, что собирается передать его адвокату сегодня же вечером.

На самом деле Роб был последним, кого она заподозрила бы в попытке ее задушить. Гораздо вероятнее, что, если бы она застала его у себя, он с криком бросился бы прочь. Что касается ожерелья Долли Медисон... О, конечно же было нелепо считать, что дело в нем. То, что грабитель не нашел его, еще не доказывает, что он его не искал; но обычный вор не имел представления о существовании украшения. Обычный вор... Человек, напавший на нее, не был обычным вором. Этот низкий хриплый шепот... Только два человека помимо мистера Бейтса и Черил знали о том, что ожерелье Долли у нее.

Нет, подумала Карен. Это не мог быть Хортон. Хортон не стал бы убегать от Черил. Могучие руки Хортона свернули бы ей шею, словно тоненькую ветку.

* * *

В пять часов Карен оставила Роба запирать магазин и поспешила домой. Александр уже ждал; он повел ее прямо к своей пустой миске. И, только удовлетворив требования пса, Карен обнаружила оставленную Черил записку. Слесарь уже приходил, он все сделал; ключи на столе.

Карен отправилась осматривать работу. Ключи образовывали увесистую связку; их было по три на каждую дверь, переднюю и заднюю, и еще несколько штук для мудреных запоров, установленных на окнах первого этажа.

Эта работа должна была занять у слесаря полдня. Влияние члена конгресса Бринкли, подумала Карен; обычно нужно было несколько дней ждать прихода мастера даже в случае срочного вызова. Но кто она такая, чтобы жаловаться?

Вернувшись на кухню, Карен дочитала записку Черил: «Надеюсь, ты не возражаешь, я немного прибрала и постирала. Мне нравится работать с этими вещами. Сегодня вечером нужно быть на скучном приеме, позвоню, если вернемся домой не слишком поздно».

Когда Карен готовила ужин, зазвонил телефон. Звонили с почты. Ей пришла телеграмма, и, скорее жалуясь, чем извиняясь, ей сообщили, что безуспешно пытались застать ее в течение дня. Телеграмма гласила: «Как-нибудь рассчитаюсь с тобой за это, предательница. Рут шлет заверения в своей любви. Я не шлю. Пат».

Карен решила, что может спокойно заключить из этого, что миссис МакДугал достигла обители сына верхом на антилопе-гну или каким-либо иным способом. Усмехнувшись, Карен поставила в микроволновую печь разрекламированный по телевидению диетический ужин, а затем поднялась наверх, чтобы посмотреть, что сделала Черил. Выяснилось, что фраза «немного прибрала и постирала» была явным преуменьшением. Большинство нижних юбок и блузок было тщательно выглажено и возвращено на вешалки. На кровати были разложены кружева: все выстиранные и выглаженные, а один разорванный кусок аккуратно зашит.

Карен ужинала, когда зазвонил дверной звонок. Перед тем как встать, ей пришлось избавиться от Александра, уютно развалившегося у нее на коленях. Он выпросил кусок мороженой рыбы, который тут же поспешно выплюнул. Теперь он последовал за хозяйкой к двери, надеясь на что-то более вкусное.

Вместо того чтобы отпереть дверь, Карен посмотрела в «глазок». Хотя и гротескно искаженная, фигура снаружи определенно принадлежала женщине.

Бояться нечего. Еще ясный день, и, кто бы ни была эта посетительница, решительно это не миссис Гроссмюллер. Никакое искажение, даже самое немыслимое, не могло заставить грузную фигуру миссис Гроссмюллер выглядеть такой стройной.

Но Карен, открыв дверь, оставила ее на цепочке. Александр стремительно рванулся в щель. Отвращение на лице посетительницы только усилилось, когда она опустила взгляд на лохматую морду, пытающуюся просунуться в дверь.

— Убери эту чертову собаку, — резко сказала женщина. Карен раскрыла глаза от удивления. Что делала Шрив

Дэнфорт — нет, теперь Шрив Гивенс — на пороге ее дома? Она была одета как для официального ужина или приема — в блестящее белое платье, оттеняющее густой загар. Бриллианты подмигивали с ожерелья и сверкали на золотистых волосах, наполовину прикрывавших уши. Шрив, которая была так груба в тот день, когда посетила магазин; последняя дама сердца Марка.

Шрив нетерпеливо застучала серебряной туфелькой.

— Ну, ты собираешься меня впускать? Я очень спешу.

— О, да-да. Конечно, Минуточку.

Схватив собаку, Карен заперла ее на кухне. Когда она вернулась к двери, Шрив постукивала ногой значительно быстрее, яростно поглядывая на часы.

Остро ощущая затрапезность выцветшего домашнего халата и босых ног, Карен впустила гостью. Она хотела бы найти какой-нибудь предлог, чтобы не делать этого; что-то вроде: «Прости, кажется, я подхватила чуму». Но привычная вежливость победила, и теперь уже было слишком поздно.

— Извини, что заставила ждать так долго, — сказала Карен. — Я опасаюсь впускать людей, не убедившись в том, кто это. Кто-то проник в дом вчера вечером...

— О, неужели? — Шрив растянула губы, пытаясь изобразить улыбку. — Надеюсь, ничего не пропало?

— Нет. Но я все равно поставила новые замки. Марк был так любезен, что прислал сегодня утром слесаря.

Зачем она сказала это? Карен знала ответ, но ей захотелось пнуть себя ногой за то, что она бросила вызов такому противнику, как Шрив. Та оглядела Карен всю — от неуложенной головы до босых ног, — и ее улыбка стала шире. Очень вежливо она произнесла:

— У Марка такое доброе сердце. Он и старой миссис МакДугал уделял много времени.

«Что ж, я заслужила это, — подумала Карен. — Мне следовало бы догадаться: я не могу воевать с ней ее оружием».

С ледяной вежливостью она произнесла:

— Могу я предложить тебе что-нибудь выпить?

— Нет, — открыв сумочку, Шрив достала чековую книжку. — Я только заскочила, чтобы забрать вещи бабушки. Она не имела права продавать их тебе. Старая ведьма совсем выжила из ума. Кажется, ты заплатила ей семьдесят пять долларов?

Упоминание суммы дало пораженной Карен ключ к пониманию:

— Миссис Феррис — твоя бабушка?

— Да, ты этого не знала? — Раскрыв ручку с золотым пером, Шрив начала писать, положив книжку на столик в прихожей. — Семьдесят пять...

— Если быть точной, семьдесят восемь пятьдесят, — собралась с силами Карен. — Но я не возьму твой чек.

— Сколько же ты в таком случае хочешь? — холодно спросила Шрив.

— Ничего. От тебя. У меня еще не было возможности изучить весь товар, но эти вещи для меня — именно товар. Это была честная торговая сделка...

— Деловая... — пробормотала Шрив. — Полагаю, хорошенькое дело пользоваться слабостью потерявшей рассудок старой женщины.

Карен настолько рассердилась, что у нее закружилась голова. Это ощущение оказалось довольно приятным.

— Это называется свободным предпринимательством, Шрив. Удивлена, что ты об этом не слышала. Твой муж такой увлеченный защитник этих принципов...

Шрив часто заморгала, словно кто-то ударил ее по лицу. Это был коварный удар, подумала Карен, чувствуя, как гнев уступает место самопрезрению. Конгресс в конце концов утвердил назначение мистера Гивенса, но после долгих желчных споров по поводу некоторых «сомнительных деловых проектов».

— В этих коробках есть твои вещи? — спросила Карен.

— Боже милостивый, конечно нет. — Этот вопрос, казалось, взбесил Шрив даже больше, чем отказ Карен. — С чего ты это взяла?

— Я только хотела сказать, что, если твоя бабушка продала что-то ей не принадлежащее, я конечно же это верну.

— Понятно, — Шрив прикусила губу. — Наверное, я все же выпью. У тебя есть водка «Столичная»?

— Не знаю.

— Водку с тоником, и выжать капельку лайма. Если нет «Столичной», тогда чистую «Перье» с лаймом.

— Я схожу посмотрю, — сказала Карен. — Подожди немного.

К тому моменту, как она убедилась, что Пат предпочитает другие, более дешевые сорта водки, и извлекла из глубины бара одинокую бутылку «Перье», Карен — она очень на это надеялась — обрела самообладание. В доме не было лайма, но она и не потрудилась его поискать.

Карен не предложила Шрив присесть, но увидела ее в гостиной примостившуюся на краю дивана, оглядывающуюся вокруг с холодным любопытством.

— Рут следовало бы сменить шторы, — заметила Шрив. — Они совсем выцвели. Хотя, возможно, это и к лучшему; когда собака с ними расправится, все равно понадобятся новые.

Карен протянула ей рюмку на серебряном подносе. Она была полна решимости вести себя как подобает благовоспитанной даме, даже если это и убьет ее, но ей хотелось как можно скорее выпроводить Шрив из дому. Один ее вид, стройной, надменной и элегантной, действовал словно ботинок на мозоль.

— Тебе нужна венчальная фата бабушки? — спросила Карен.

— Венчальная фата? — непонимающе взглянула на нее Шрив. — Мне наплевать на бабкино тряпье. Мне просто не нравится то, что все это будет выставлено в витрине дешевого магазинчика, где его увидят люди и скажут, что бабка такая бедная, что вынуждена продавать свои вещи, — семья о ней не заботится.

Тайна раскрылась. Шрив интересовало лишь то, что скажут люди. Карен нашла это более правдоподобным объяснением ее поведению, чем сентиментальность, — чувство, полностью у Шрив отсутствующее. Эта мысль не улучшила ее отношение к бывшей однокласснице.

— Никто не узнает вещи твоей бабушки. И кроме того, если миссис МакДугал не стесняется того, что ее вещи выставляются в витрине, тебя это тоже не должно беспокоить. Ее одежда легко узнаваема, очень дорогая, но миссис Мак сказала, что я могу...

— Я дам тебе сто пятьдесят.

— Нет.

— Почему?

— Я надеюсь заработать на этом гораздо больше.

Шрив неприятно сузила глаза:

— Насколько больше?

— Боюсь, ты не понимаешь главного, — сказала Карен. — Мое дело постараться выжать из этого как можно больше. Стоимость товара, который я продаю, зависит от множества различных обстоятельств, в основном от того, что готовы заплатить за него люди.

Шрив продолжала молча смотреть на нее, сжав губы, и какой-то импульс своенравия заставил Карен добавить:

— Когда одежда будет готова к продаже, вычищена, отглажена и зашита, я дам тебе знать. Если тебя устроит цена, которую я назову, все вещи станут твоими.

— Понятно, — медленно произнесла Шрив. — У меня не будет возможности торговаться — ведь так?

— Никакой торговли, никаких уступок. Я назначаю цену: либо платишь ты, либо кто-то еще. А теперь извини, у меня назначена встреча, я едва успеваю переодеться.

* * *

Карен действительно опаздывала, но вместо того, чтобы броситься наверх одеваться, она исполнила ритуальный танец по всей длине коридора, к великому ужасу

Александра, которого она освободила из заточения, проходя мимо двери кухни.

— Извини, — запыхавшись, сказала Карен. — Это был триумфальный танец, Александр. Ты не поймешь, да у меня и нет времени тебе объяснять.

Разговаривать с собакой — это очень близко от разговора с самой собой, но Карен требовалось, чтобы хоть кто-то услышал ее победный клич. Месяц назад она не смогла бы столь ловко расправиться со Шрив. Она бы робко приняла чек и возвратила все вещи — именно этого Шрив и ждала. Шрив оказалась непривычна к тому, что люди на нее огрызаются, особенно те, которые, как она помнила, были такими тихими и уступчивыми. Уступить было бы роковой ошибкой, так как это создало бы прецедент если не для ее покупателей, то для самой Карен. Закончиться это могло бы каким-нибудь совершенно ослиным поступком, вроде возвращения миссис Гроссмюллер ее подвенечного платья за ее два «зеленых».

Более того, она не потеряла самообладания, хотя провокации были в высшей степени неприкрытыми. Аккуратно, хотя и поспешно одевшись и спустившись вниз, Карен вспомнила вызывающую наглость Шрив, и едва сдерживаемый гнев вскипел с новой силой. Как мог Марк увлечься такой вульгарной, надменной женщиной... Но его интересовали не личные качества Шрив. Марк был великодушен и щедр в отношениях со своими старыми друзьями и бывшими врагами, но женщин предпочитал стройных, влиятельных и сексуальных.

Хватит, сказала себе Карен. Она напряженно сосредоточилась на запирании двери. Ключи ходили туговато, но, вероятно, со временем они разработаются.

К счастью для Карен, она прибыла на встречу с адвокатом в самом приподнятом расположении духа, так как он сделал все возможное, чтобы ее огорчить. Адвокат выглядел в полном соответствии с образом, который мысленно нарисовала себе Карен, — невысокий и тщедушный мужчина, с узким замкнутым лицом. Его глаза скрывались за толстыми стеклами очков, а лысина была тщательно закрыта редеющими волосами. Он пододвинул Карен стул, но не успела она сесть, как мистер Бейтс раскрыл главную причину своей озабоченности:

— Ожерелье, миссис Невитт. Могу я...

— Я его не принесла, — Карен села поудобнее.

— Не принесли?! Могу я спросить почему?

Его тон слишком напоминал тот, который использовал Джек, когда хотел смутить и унизить ее. На этот раз Карен отказалась уступать. Она уже устала от того, что ею помыкают; вместо того, чтобы оправдываться и извиняться, Карен перешла в наступление:

— Что вас беспокоит, мистер Бейтс? Драгоценность или я?

— Ну... я...

— Если ожерелье, так вы больше за него не ответственны. Оно принадлежит мне, и я намереваюсь носить его и наслаждаться этим, как того и хотела миссис Мак, а не запирать его в сейф. Если же вы опасаетесь, что я нахожусь в опасности со стороны кого-то, кто его хочет...

— Чепуха, — кратко ответил мистер Бейтс.

— Хорошо, чепуха. Тогда к чему весь этот шум? Так или иначе, избавиться от нависшей опасности я могу, только если вор узнает, что я избавилась от украшения. Я должна была идти сюда с табличкой? «Внимание всем! Ожерелье Долли я отдаю мистеру Бейтсу».

— Ну знаете, миссис Невитт...

— Если кто-то действительно следит за мной, мой визит к вам сегодня вечером наведет этого человека на мысль, что я передала ожерелье на хранение. Какие меры предосторожности я могу еще принять — поместить объявление в газете? А теперь, если не возражаете, мне хотелось бы перейти к обсуждению более серьезных вещей.

Вздохнув, мистер Бейтс поправил очки, смахнул волосы с высокого лба и обратил на Карен все свое внимание.

Ее деловые планы он воспринял весьма прохладно. По его мнению, молодая женщина без опыта имеет мало надежды на успех. Но Карен едва не расплакалась, когда адвокат ворчливо известил ее, что муж тети прислал телеграмму о переводе на ее имя крупной суммы.

— Значит, у вас есть известия от Пата, — пробормотала она, доставая платок и делая вид, что вытирает пот. — Это одна из вещей, которые я хотела у вас выяснить.

Мистер Бейтс настороженно следил за ней. Он прекрасно понимал, что не жара, а эмоции вызвали необходимость использовать платок; очевидно, он неодобрительно относился к женщинам, которые плачут.

— Да. Но только то, что я сообщил вам, а также известке о том, что к ним благополучно прибыла миссис МакДугал-старшая. Я должен добавить, что, если бы профессор МакДугал перед переводом денег проконсультировался со мной, я посоветовал бы ему...

— Можете не беспокоиться, — обрезала его Карен. — У меня нет намерений злоупотреблять щедростью Пата. А теперь не сочтите за труд прочитать письма от адвоката моего мужа. Возможно, через несколько дней мне вручат повестку, а письма звучат чересчур требовательно.

Быстрое преодоление ею своих чувств вызвало одобрительный ледяной блеск в бледно-серых глазах мистера Бейтса. Прочитав письма, адвокат раздул ноздри.

— Гм, — сказал он, — кажется, вам предстоит серьезная схватка, миссис Невитт. Требования противной стороны чудовищны. Прошу вас никоим образом не давать ответа до консультации с адвокатом, которого я вам порекомендую.

Карен заверила его, что она не настолько глупа, но вид мистера Бейтса показал, что он хотел бы поверить ей, но не в силах это сделать.

Ни о похищенном автомобиле, ни об исчезнувшем водителе известий не было. Полицейское расследование выдохлось — мистер Бейтс не воспользовался этим словом, но сказанное им сводилось именно к этому. Да, он послал телеграмму миссис МакДугал. Ответа еще нет. Он известит Карен, если будут какие-нибудь новости. Да, он передаст им заверения в ее нежной любви. И не соблаговолит ли миссис Невитт, — если это не было выражено в словах, то безошибочно угадывалось в поведении, — убраться из его конторы и позволить ему отправиться домой?

Долгий летний закат уже догорал, когда Карен остановилась на углу, дожидаясь автобуса. Воздух был серым, не от заходящего солнца, а от автомобильных выхлопов: согласно электрическому табло на углу ближайшего дома, температура еще была далеко за восемьдесят. Неудивительно, что вашингтонцы бегут из города в конце июля — августа. Удивительно только, как они могли так долго вариться в этом безвоздушном пространстве, особенно в эпоху отсутствия кондиционеров. Любовное выражение «федеральное болото», хотя и приобретшее в последнее время другие оттенки, изначально было буквальным топографическим фактом.

Появившийся вдалеке автобус замер в полквартале от остановки, так как его дальнейшее продвижение преградили затормозившие на красный свет машины. Карен небрежно провела взглядом вдоль застывшей вереницы автомобилей и вдруг замерла. Совершенно новый ярко-красный «феррари»-кабриолет во втором ряду... Верх опущен. Сдвоенный глушитель подрагивает, водитель подавливает педаль газа, готовый рвануть с места, как только зажжется зеленый...

Пристальный взгляд Карен словно послал осязаемые волны, и водитель, повернув голову, посмотрел прямо на нее. Его пухлые алые губы приоткрылись, словно губы жаждущей поцелуя девушки. Они зашевелились, обозначая слова. Карен не могла их слышать, но понимала, что он говорит. До того как она смогла хоть как-то отреагировать, зажегся зеленый, и кабриолет пулей рванулся вперед, едва избежав столкновения с грузовиком, проезжавшим перекресток в последнюю секунду желтого света.

Развернувшись, Карен бросилась назад в здание, из которого только что вышла.

* * *

Домой ее повез мистер Бейтс. Он едва ли смог бы уклониться от этого: Карен схватила его за руку, когда он выходил из лифта с ключами в руке.

Он был уверен, что она ошиблась.

— Похожих мужчин много, — с отвращением сказал он. — Мы только что говорили с вами об этом, поэтому разговор остался у вас в голове. Уверяю вас, сейчас Хортон за много миль отсюда. Он не настолько глуп, чтобы оставаться в городе.

— Я уверена, что это был Хортон. Он узнал меня. Он сказал: «Привет, куколка».

— Но вы же сказали, что не могли слышать...

— Я прочла по губам. Он уже как-то называл меня куколкой. Ой, ну ради Бога, мистер Бейтс, вы можете по крайней мере уведомить полицию? Это был новый красный «феррари» с номерными знаками Вирджинии, и первые две буквы — BV. Вы знаете, с кем говорить, и на ваши слова обратят больше внимания.

— Ну хорошо. Однако уверен, что мне там сообщат, что Хортона видели в трех других местах, за много миль от Вашингтона.

Несмотря на весь свой скептицизм, он настоял на том, чтобы проводить Карен до двери и подождать, пока она отопрет замок. Ему не пришлось слишком настаивать. На этот раз ей удалось схватить Александра за ошейник в середине прыжка, а мистер Бейтс, очевидно хорошо знакомый с собачьими привычками, проворно отскочил в сторону.

— Благодарю вас, — сказала Карен, видя, как адвокат внимательно, хотя и делая вид, что мимоходом, заглядывает внутрь. — Надеюсь, вам не пришлось слишком отклониться с дороги.

— Вовсе нет. Я живу на Чеви-Чейз; туда так же легко добраться по Висконсин, как и по Коннектикут.

«Тогда почему же ты не предложил отвезти меня домой с самого начала?» — подумала Карен. Возможно, мистер Бейтс весьма пренебрежительно отнесся к ее рассказу об увиденном водителе, однако на душе у него стало неспокойно и он после услышанного решил отвезти Карен домой. Хортон знает, где она живет; возможно даже, что у него есть ключи от ее дома. Вероятно, они были у миссис Мак, которая поразительно беспечно обращалась со своими вещами.

Хвала Господу за новые замки, подумала Карен. Темнеющий воздух по-прежнему обжигал дыхание, но у нее по коже пробежал мороз при воспоминании о больших загорелых руках Хортона и его мясистом улыбающемся рте. И все же Карен не могла поверить в то, что на нее напал именно Хортон. Но теперь у него есть причина искать с ней встречи. Если он решит, что успеет заставить ее замолчать до того, как она сообщит в полицию о том, что видела его...

Карен понимала, что неадекватно реагирует на происходящее. Всякий, беззаботно разъезжающий по городу в таком броском автомобиле, очевидно, не считается с тем, что его увидят. Или Хортон полный дурак, или же ему на все наплевать.

Александр зарычал. Ему не нравилось, что его схватили за шиворот. Карен отнесла его в дом и заперла дверь. Она принялась беспокойно бродить по комнатам, зажигая свет, вновь и вновь проверяя запоры на дверях и окнах. Дом был очень тих, очень пуст. В конце концов Карен начала слышать звуки, которых не могло быть, — призрачные отголоски раскатистого смеха Пата, тихий голос Рут. Если бы только они уехали в какой-нибудь более цивилизованный уголок — она не смогла бы перебороть желания связаться с ними. Но звонить было некуда, ни один знакомый голос не ответит ей по телефону.

Карен понимала, что с ней. Это имеет много названий — простых и научно мудреных — шок, послестрессовый синдром, как там еще. А проще — это было сознание собственной уязвимости. Карен не стала более доступной для нападения — наоборот, эта вероятность уменьшилась благодаря новым замкам и готовности к опасности. Но ее спокойствие нарушено; в сокровенные места вторгся кто-то, не имевший права это делать. Карен слышала, как отзывались об этом ощущении жертвы преступлений. Теперь она сама понимала, как чувствовали себя эти люди — беспомощными, обнаженными, беззащитными.

Придя на кухню, она поставила чайник на огонь. Включился холодильник; Карен, вздрогнув, вскрикнула. Пора с этим кончать, подумала она. Если так будет продолжаться и дальше, я сойду с ума. Надо найти какое-либо занятие, чем-нибудь заполнить мысли...

Она сделала еще один обход, запирая уже запертые замки, прикасаясь рукой к засовам на окнах, выглядывая на улицу и в сад. Александру придется потерпеть, вот и все. Перед тем как заманить пса наверх его любимым сухим кормом, Карен придвинула к задней двери стул и заставила его горшками и кастрюлями.

Запершись в спальне и забравшись в кровать с книгой, Карен почувствовала себя в большей безопасности. У Пата было огромное собрание детективов; он предпочитал те, в которых действовали крутые частные сыщики, и она надеялась, что захватывающие и неправдоподобные опасности, с которыми приходилось сталкиваться вымышленным героям, отвлекут ее — что-то вроде того, чтобы оглушить себя ударом молотка, дабы не чувствовать боль в сломанной ноге.

Но прошло немного времени, и Карен поняла, что ошиблась. Остроумный частный детектив оказался схвачен членами банды торговцев наркотиками, с которой он боролся. Автор любовно смаковал подробности мучений, которым подвергал героя главный злодей — «здоровенный неуклюжий тип с пухлым, распускающимся бутоном рта, словно у девушки, ожидающей поцелуя».

Карен швырнула книгу через всю комнату и включила телевизор, но лишь для того, чтобы встретить другого остроумно-циничного частного детектива, избиваемого членами банды торговцев наркотиками, с которыми он боролся.

С облегчением Карен восприняла ночной выпуск новостей. Лесные пожары в западных штатах, засуха на северо-востоке, смерчи на среднем западе; неудача переговоров по разоружению, авиакатастрофы, беспорядки, убийства. Но гигантские панды размножаются. Хвала Господу за то, что есть панды.

О сне по-прежнему не было и речи, и, поскольку телевизор в лучшем случае занимает половину мыслей зрителя, Карен стала искать, чем бы ей еще заняться.

Дел было более чем достаточно. Ядовитые замечания Джека по поводу отсутствия собранности были не полностью лишены оснований. Карен ненавидела составлять списки, счета, вести бухгалтерскую отчетность. Но для дела, которое она собиралась начать, все это было необходимо. По предложению (на самом деле по приказу) миссис Мак Карен купила тетрадь и несколько вставных блоков для нее. Потребовалось довольно много времени, чтобы их отыскать. Обнаружив, наконец, тетрадь, Карен расстроилась, увидев, как много в ней чистых страниц. Она не думала, что настолько отстала. Перелистывая тетрадь, она поняла, что не закончила даже заносить вещи, найденные на чердаке у Рут.

У нее была мысль завести отдельную страницу на каждый предмет, записывая источник приобретения и уплаченную сумму, затем замечания по восстановительным работам и последнее — цену продажи. Эти данные потребуются не только для налоговой инспекции, они сами по себе составят ценные сведения.

Карен скорчила гримасу. Это уж точно: для того, чтобы отвлечься от тревог, нет ничего лучше, чем сосредоточиться на ненавистном скучном занятии.

Под бубнящий голос диктора Карен вытащила коробку с бельем и приступила к работе. Эти вещи она получила от миссис Феррис, и это сразу же напомнило о Шрив. Значит, Шрив нужны вещи ее бабки, так? Если бы она увидела, в каком состоянии они находятся, она не прикоснулась бы к ним даже кончиком утонченного пальчика.

Карен достала изношенную до дыр нижнюю юбку и громко чихнула, так как вокруг поднялось облачко пыли. Должно быть, старая дама лазила в этой одежде через забор или оттирала ею полы; разорванная ткань была покрыта отвратительными черными пятнами. Но многочисленные кружевные оборки, пожалуй, еще можно было спасти. Достав ножницы, Карен отпорола кружева, затем, скомкав юбку, бросила ее в мусорную корзину, сморщив нос от приторного запаха плесени.

Она заставила себя закончить начатое дело и составила список всего содержимого коробки. Ее начало клонить в сон, а затхлый запах, казалось, навсегда прилип к ее рукам. Черил так и не позвонила. Покончу с еще одной заботой, подумала Карен, и пора ложиться спать. После полуночи она уже не позвонит, но еще не полночь.

Отпоротые от нижней юбки кружева, вероятно, подойдут к подвенечному платью миссис Гроссмюллер. По какой-то причине плесень их не тронула. Вероятно, это как-то связано со структурой ткани.

После продолжительных поисков Карен наконец отыскала платье в глубине гардероба. Черил, должно быть, подобрала его в прихожей вместе с остальными вещами, которые Карен приобрела на аукционе и уронила на пол, когда ее схватили за горло. Да, и остальные предметы здесь — нижняя юбка со сборками, украшенная тамбурной вышивкой, нелепые женские панталоны и льняная ночная рубашка.

С улицы донесся приглушенный вой — кот мистера ДеВото отправился на поиски любви и приключений. Карен узнала этот звук, и все же у нее по коже пробежали мурашки. Спящий Александр зарычал и заворочался.

Карен решила, что ей следует составить список купленных на аукционе вещей сейчас, пока все еще свежо в памяти. «Отделанные кружевами женские панталоны, около 1910 года», фамилия продавца, дата. Последним она заносила в список подвенечное платье, и у нее задрожала рука. Но у нее есть все данные, глупо их не записать: «Подвенечное платье миссис Генри Гроссмюллер, 1931 г.». Миссис Генри Гроссмюллер, отравившей Генри в шестьдесят пятом и утверждающей, что платье не стоит и двух «зеленых».

— Это я не стану записывать, — произнесла Карен вслух. Нет никакой необходимости, она и так никогда этого не забудет. Черт побери эту старуху, черт побери и Черил, болтающую о романтике старых вещей и трагедии охваченной ужасом молодой невесты. Нет, это несправедливо. Черил не болтала о флюидах и аурах, она достаточно умна для этого. Это воображение самой Карен покрыло невинную ткань буквально осязаемой пленкой какого-то черного скользкого вещества.

Кружева на платье действительно потемнели. Изучая их, Карен пришла к выводу, что ее первоначальное предположение оказалось верным. Восстановить их невозможно; пропитавшее их вещество обладало разрушительным действием, оно оставило в нежной паутине большие прорехи. Помимо своей воли Карен мысленно увидела живую отвратительную картину: миссис Гроссмюллер стоит на коленях перед трупом мужа, и оборки подвенечного платья намокают в лужах крови.

Нет, ей просто необходимо не давать воли своему воображению. Это был бы превосходный сценарий для фильма ужасов — несчастная жена надевает платье, бывшее на ней тогда, когда она против своей воли шла к алтарю, перед тем, как жестоко отомстить своему мучителю. Но миссис Гроссмюллер не закалывала мужа, она его отравила.

Карен испустила сдавленный смешок. Когда-нибудь она сможет рассказывать историю миссис Гроссмюллер, находя ее забавной. Но в лучшем случае юмор будет черным, ибо есть что-то печальное и необъяснимое в настойчивости старой женщины — вина, страх или же не нашедшая выхода ярость. Подобная той ярости, которую носила в себе она сама, в чем только сейчас начинала признаваться себе?

Карен решительно обратилась к работе. Отпоротое от нижней юбки кружево как раз подойдет. Оно той же ширины, и его столько, что хватит для замены поврежденных кусков и еще останется на то, чтобы обшить платье внизу.

Карен отнесла кружева в ванную и залила теплой водой, чтобы они отмокали всю ночь. Теперь для того чтобы восстановить платье, требуется только жемчуг (он будет искусственным, но и прежний был тоже ненастоящий) и шелковый цветок для замены смятого бурого безобразия на боку. Отрезав для образца одну жемчужину, Карен начала составлять на последней странице список требуемых для реставрации платья материалов. Как научили ее предыдущие попытки штопки старой одежды, обычные хлопчатобумажные и полиэстеровые нитки оказываются слишком грубыми. Шелковые нитки можно достать в магазинах, специализирующихся на тонких тканях. Надо будет заказать набор разных цветов, а также соответствующие иголки. Пуговицы — если возможно, старые. Найти их будет непросто, но должны быть где-то источники таких вещей.

Карен продолжала время от времени поглядывать на часы. В полпервого она решила, что Черил уже не позвонит. Так или иначе, теперь она достаточно устала и будет спать крепко. Как она и надеялась, необходимость сосредоточиться на конкретной задаче успокоила ее нервы.

У Александра с нервами все было в порядке, что, к несчастью, нельзя было сказать о его мочевом пузыре. Пес хотел выйти и не воспринимал отказа. Когда он начал задирать лапу на складки покрывала, Карен сдалась. Александр, если захочет, может много что испортить, а если не удовлетворить его желание, он захочет обязательно.

Для того чтобы открыть дверь, ей пришлось разобрать завал из кастрюль. Пес стрелой вылетел на улицу. Ночной воздух был душным и неподвижным, но среди кустов собирались облачка тумана. Яростный шорох среди листвы и кошачий визг объяснили спешку собаки; кот задержался на крыше сарая, высказывая что-то нелестное своему преследователю. Карен увидела, как волшебными красными огоньками вспыхнули его глаза. Сиамский кот. У мистера ДеВото всегда сиамцы.

Александр ответил коту на своем собачьем языке. Только когда сиамец исчез, растворившись в темноте, лишь шорох листьев указывал, что кот действительно существовал. Александр приступил к делу весьма основательно, вполне возможно, что таким образом он наказывал Карен за нежелание выпустить его, и она, озабоченно переминаясь с ноги на ногу, выругалась вполголоса. Не имело смысла кричать на Александра, будоража соседей; он все равно не обратит на нее никакого внимания. Туман сгущался, и хотя даже дыхание ветра не шевелило воздух, бледно-белые языки, казалось, раскачивались и перемещались сами по себе.

В конце концов Александр сдался (Карен решила, что он отказался от мысли преследовать кота) и вернулся в дом. Карен перепроверила запоры и снова взгромоздила башню кастрюль. Александр проследовал за ней по всем комнатам, раздраженно пыхтя. Он знал, что ему полагается угощение, но Карен решила подождать до тех пор, пока собака не поднимется с нею наверх.

Во сне, сразу же охватившем ее, Карен пробиралась по странной местности, среди руин, циклопических колонн и груд рассыпанных камней. На камнях были изображения, но хотя Карен исследовала их с нелепым для кошмара усердием, она не могла понять их смысл. Наконец вдалеке в мутном багрянце она увидела какое-то уцелевшее сооружение, нависшее над равниной. Она побежала к нему. Столп, зашатавшись, рухнул, его осколки упали на землю, но не с глухим стуком, а с металлическим звоном.

Из объятий сна ее вырвал лай. Каждая ее мышца была напряжена до боли. Александр стоял у окна. От скрежета его когтей по стеклу по коже Карен побежали мурашки.

Карен шарила в поисках выключателя. Казалось, потребовалась целая вечность, чтобы его найти. Пес лаял все злее и яростнее. Подбежав к двери, он заскреб по ней когтями, затем вернулся к окну.

Кот, подумала она. Должно быть, Александр услышал кота. У сиамцев громкие голоса. Настолько громкие, что их можно услышать через закрытые окна, при шуме работающего кондиционера.

Вцепившись в спасительную мысль о коте, Карен вылезла из кровати и подошла к окну.

Сгустившийся туман был почти непроницаем. Крыши и трубы соседних домов стали невидимыми; очертания близлежащих предметов призрачно сияли, мягко-серые стволы отливали влажным перламутром, садовые скамейки блестели в свете лампы у задней двери, словно серебряные троны.

На одной скамейке что-то сидело.

Оно сидело на террасе, достаточно близко к свету, и Карен ясно смогла разглядеть эту форму, занимавшую, точнее заполнявшую, скамейку, подобно огромной перине, которую взбили и поправили, грубо придав ей вид человеческого тела. Возможно, туман смягчал ее контуры, которые, казалось, растворялись в пустоте.

Александр по-прежнему пытался лаять, но уже так задыхался, что из его горла доносились только слабые писки. Возможно, именно намек на комическую ситуацию позволил Карен удержаться на ногах. Звук, сорвавшийся с ее губ, был трогательно похож на писк Александра, но Карен, поднимая почти не дрожащие руки, вообще-то хотела засмеяться. Отперев запор, она открыла раму.

Существо, сидевшее на скамейке, поднялось и заскользило через двор. Оно было едва различимо. Однако его способность к передвижению была столь же неестественной, как и его внешний вид, так как оно плыло неторопливо, огибая розовые кусты и деревья, до тех пор, пока его не поглотил туман.

Александр бросился к двери.

«Я не могу ее открыть», — подумала Карен.

Но также она не могла оставаться в комнате, не зная, что происходит за запертой дверью. Голос Александра напоминал писк резиновых игрушек, но ни его маленький рост, ни сбившееся дыхание не останавливали пса: он не трусил, не прятался. Как же она, представитель более совершенного биологического вида, может отступить?

Карен отперла дверь, но все же выпустила первым

Александра. Только услышав страшный грохот, она поняла, что допустила ошибку. Александр опрометчиво налетел на пирамиду кухонной утвари, и теперь она никогда не узнает, не упала ли часть кастрюль раньше, произведя тот отдаленный звук, который проник в ее сон и, возможно, разбудил Александра.

В прихожей горел яркий свет. Взяв кочергу с камина, Карен вышла из комнаты.

К тому моменту, как она достигла кухни, Александр уже поочередно совал нос в кастрюли в поисках съедобного. Было очевидно, что он потерял всякий интерес к тому, что происходит на улице. Дверь оставалась запертой.

Наградив по достоинству Александра, Карен вместе с ним поднялась наверх. Через несколько минут пес уже крепко спал, но Карен сидела у окна до тех пора, пока не началось движение транспорта и взошедшее солнце не растопило покрывало тумана, скрывавшее землю.

Глава 7

Карен сидела в гостиной за столом. Перед ней лежала нижняя юбка старой работы, которую она укорачивала и расставляла для покупательницы, очень расстроенной тем обстоятельством, что пояс не сходился на ее якобы двадцатипятидюймовой талии. Поскольку юбка все равно была длинна, решение было простым: отпороть пояс и укоротить юбку сверху, но исполнить это было гораздо сложнее, так как требовалось точно выдержать все размеры, и фактура ткани нового пояса должна была соответствовать мягкому от времени муслину оригинала.

Кусок ткани, который держала в руках Карен, не предназначался для того, чтобы стать новым поясом. Он был другой формы и размера — приблизительно треугольный, со сторонами дюйма по три. Если новоприобретенные знания о тканях ее не обманывали, не был этот кусок и старым. Смесь хлопка с полиэстером, совершенно новый и не испачканный, если не считать ржавого подтека от гвоздя, за который и зацепился этот кусок. Вполне возможно, что он был вырван из обыкновенной простыни. Карен обнаружила его сегодня утром, он висел на гвозде, торчащем из забора в задней части сада. Этот кусок был единственным осязаемым свидетельством того, что кто-то действительно был в саду прошлой ночью. Как уже говорил Тони, сад был слишком ухожен для того, чтобы хранить следы.

Пат и Рут нанимали приходящего садовника, появляющегося на работе несколько раз в неделю. Судя по всему, его рабочие часы совпадали со временем работы Карен, так как она его никогда не видела. Возможно, садовник и определит, есть ли какие-либо следы постороннего присутствия, но вряд ли стоит ради этого тратить время на его поиски. Карен не собиралась никому говорить о ночном происшествии, в том числе и полиции. Там и так за последние два дня дважды получали от нее сигналы, если предположить, что мистер Бейтс передал сведения относительно Хортона. Происходящее несколько отличалось от истории про мальчика, кричащего «Волк!», так как какой-то волк все-таки присутствовал в ее прихожей; но Карен чувствовала, что полиция скоро пресытится, если она будет звонить туда каждый день. Кроме того, клочок материи — это не доказательство, полиция, скорее всего, решит, что он был оторван от развешанной сушиться выстиранной одежды, — да и весь рассказ звучит хуже, чем просто глупо, он кажется бредовым. Привидения в саду, дамочка? Вам очень хорошо известны легенды старого Джорджтауна.

Плотно сжав губы, Карен убрала обрывок в конверт и отложила его в сторону. У нее не было сомнений, что все происшедшее было устроено с одной-единственной целью — запугать ее. Попробовав открыть дверь и обнаружив, что он не может войти, неизвестный разбудил Александра — возможно, бросая щебень в окно, — и задержался до тех пор, пока в спальне не зажегся свет и не появилась уверенность, что Карен проснулась и выглянула в окно. Туман пришелся кстати, но не был необходим; хотя, возможно, неизвестный узнал из прогноза погоды, что этой ночью такое метеорологическое явление вероятно.

Но вместо того чтобы ввергнуть Карен в дрожь панического страха, происшествие оказало прямо противоположное действие. Она уже устала от того, что люди старались ее запугать, и эта неуклюжая детская проделка лишь оскорбила ее.

* * *

Роб опоздал на работу. Карен пришлось отпирать магазин самой. Черт его побери, подумала она, оглядывая полную окурков пепельницу на письменном столе и прилавок, заваленный кипами папок. Робу не потребовалось бы и пяти минут на то, чтобы навести порядок. Карен разложила папки, заметив, что осталось всего с полдюжины книг о легендах Джорджтауна. Циничное предположение Джули оказалось верным: книга распродавалась, словно горячие пирожки. Возможно, стоит еще раз ее просмотреть, подумала Карен. Возможно, там окажется еще какой-нибудь отвратительный скандал о знакомом ей человеке. Имена не упомянуты... Не слишком забавно, если Шрив пытается вернуть бабушкины вещи из-за того, что в этой куче есть свидетельство стародавнего бабушкиного проступка.

Наконец ленивой походкой в магазин вошел Роб. Он был великолепен в джинсах и блузе, похожих на те, которые носят художники, с новой прической.

— Нравится? В новом заведении на М-стрит есть такой замечательный малыш; киска, он сделает с тобой чудо, тебе необходимо попробовать.

Затем он удалился в кабинет к своим детективам. Карен проследила за ним — покачивающиеся поджарые бедра, вздувающиеся мышцы, блестящие волосы — и печально улыбнулась, почувствовав отголосок знакомого ощущения, пробежавшего по ее телу. Неудивительно, что женщины находят Роба неотразимым. Должно быть, ему стоит адских трудов поддерживать тело в таком виде. Какая жалость, что в придачу к нему такие куриные мозги.

Во время следующего затишья в работе Карен открыла свою тетрадь, которую решила всегда носить с собой, словно это был волшебный талисман, сулящий успех, или же в надежде на то, что какая-то разновидность магии волшебным образом перенесет на пустые страницы все необходимые данные. Почему она не может составлять планы? Некоторые люди обожают этим заниматься. Некоторые доходят даже до того, что выполняют занесенные в планы дела.

Сегодня утром и она выполнила одно дело — позвонила одному из адвокатов, которых порекомендовал ей мистер Бейтс, и договорилась о встрече на следующий день. Но быстрая радость от сознания выполненной работы быстро потускнела, когда Карен начала составлять список предстоящих дел. Эти дела нельзя выполнить быстро: найти подходящее помещение; посмотреть, какие работы потребуется в нем провести; связаться с подрядчиками, слесарями, электриками; подать заявку на лицензию, лицензии, скорее, — одному Богу известно, сколько потребуется...

Застонав, Карен уронила голову на руки. И это только начало. Ей надо будет посещать аукционы, толкучки и распродажи. Ходить в музеи. Читать справочники. Стирать, штопать, искать необходимую галантерею.

И решать главный вопрос: где достать деньги?

Ответ нашелся так быстро и просто, что Карен поняла: он, должно быть, созрел уже давно. Ей нужен напарник. В любом деловом предприятии, — включая и брак, ехидно сказала она себе, — для успеха требуются двое. Два тела, так как один человек не может одновременно быть в двух разных местах; две пары рук, чтобы ноша становилась легче и появилась возможность нести вдвое больший груз.

Дарования Черил дополняют ее собственные. У Черил есть — точнее, скоро будет — экономическое образование, которого ей недостает. Черил не морщится при упоминании слова «компьютер». Она умна, хорошо орудует иголкой и ниткой, влюблена в старую одежду. С ней просто общаться. Она обладает чувством юмора. (После того как Карен имела дело с Джули, она стала особенно ценить два последних качества.) Черил упомянула, что у нее отложена некоторая сумма, которую она собирается вложить в собственное дело.

Это было идеальное решение. Больше того, вспомнив кое-что, сказанное Черил, Карен поняла, что та делала ей недвусмысленные намеки. Почему же ей потребовалось столько времени на то, чтобы понять их?

Карен знала ответ. Он заключался в одном слове. Точнее — имени.

Ей уже пора было бы выкинуть из жизни это имя и связанные с ним комплексы и неприятные чувства. Теперь Карен наконец признала, что у Марка тоже есть какое-то право чувствовать себя обиженным. Если он смог забыть и простить, она тоже сможет это сделать. Нет никаких причин, которые помешают им быть друзьями. «Дружеское» — вот слово, характеризующее поведение Марка прошлой ночью. Странно, это слово, такое уютное и теплое, употребленное по отношению к одному человеку, звучит так холодно применительно к другому... Мужчины, похоже, предпочитают тот образ жизни, который ведет в настоящее время Марк, — без обязательств, кочуя от одной женщины к другой, как это советовал царь Сиама, вступая время от времени во внебрачные связи с женами сослуживцев и подчиненных.

Такое происходит сплошь и рядом, с печальной улыбкой напомнила себе Карен. Но не только мужчины не испытывают страха перед седьмой заповедью.

Карен решила сегодня же вечером поговорить с Черил. Конечно, возможно, она ошибается и Черил это не заинтересует. Но даже сама возможность союза подняла ей настроение. Решительно собрав ненавистные листки, она ушла в комнату, оставив Роба заведовать магазином.

Она сидела за столом Джули, усиленно водя ручкой, когда зазвонил колокольчик и послышались сахариновые причитания Роба, которые он держал в запасе для завсегдатаев:

— Дорогая, как чудесно видеть вас! Надеюсь, вы купите много-много-много дорогих вещичек!

Роб имел много общего с анчоусами — или его обожали, или от него испытывали слабую тошноту. Карен решила, что ей лучше выйти и посмотреть, к какой категории относится эта покупательница.

Судя по ее выражению, она принадлежала ко второй. Однако хмурое выражение ее лица разгладилось, когда женщина увидела Карен, и только тут та узнала ее. Укреплялись старые школьные знакомства; это была Мириам Монтгомери, бывшая вместе со Шрив во время первого посещения магазина, которая в тот раз вела себя с Карен так же пренебрежительно, как и ее подруга. Хотя на ней было надето хорошо скроенное платье, шик Шрив у Мириам отсутствовал; одежда болталась на ее покатых плечах, словно дешевка из универмага. Черты ее лица, рыхлые и невыразительные, демонстрировали то же самое сочетание неправильно примененных дорогих средств: тушь для ресниц была слишком темной для бледно-голубых глаз, а помада размазана.

Ответив на осторожное приветствие Карен, Мириам бросила на Роба небрежный снисходительный взгляд, столь же определенный, как и королевское «мы даем вам разрешение удалиться». Подмигнув Карен, Роб так и поступил.

— Как ты можешь работать с этим человеком? — спросила Мириам. Ее высокий голос слегка завывал. — Он такой позер.

— О, Роб не так уж плох, — сказала Карен, прекрасно сознавая, что дверь в кабинет осталась неплотно прикрытой. — Ты ищешь что-то определенное, Мириам, или просто хочешь спокойно посмотреть?

— Пришла поговорить с тобой. — Нахмурившись, Мириам принялась оттирать невидимое пятнышко с белой сумочки. — Надеюсь, ты не думаешь, что я в тот раз вела себя грубо?

— Да нет.

— Боюсь, все же это так. Я этого не хотела. Во всем виновата Шрив. Конечно, она старая подруга и я очень ее люблю, но она всех под себя подминает. И еще ужасно бестактная. За столько лет, проведенных в Вашингтоне, можно было бы научиться вести себя вежливее. Но нет, она несется сломя голову, словно бык в посудной лавке, не замечая, что этим настраивает против себя людей.

Только настоящая старая подруга, очень любящая тебя, может наговорить столько гадостей, подумала Карен. Но вслух осторожно сказала:

— У Шрив всегда была сильная натура.

— Так или иначе, я решила, что мне следует объяснить причину грубого поведения.

— Ты вела себя негрубо. И не надо больше об этом.

— Я не люблю, чтобы люди плохо думали обо мне, — пробормотала Мириам.

Карен вновь заверила ее в обратном. Похоже, Мириам нуждалась в постоянном обнадеживании. Кто бы мог предположить, что женщина, столь щедро осыпанная светскими почестями, чувствовала себя так неуверенно. Если верить Джули, мистер Монтгомери был одним из богатейших людей юго-востока.

— Я так рада, что ты понимаешь, — сказала Мириам. — А теперь, надеюсь, ты мне поможешь. Я намереваюсь устроить через месяц небольшую вечеринку. Похоже, нынче все испытывают какую-то ностальгию по прошлому — хотя я не могу понять почему... — Она неуверенно замолчала.

— Добрые старые времена, — откликнулась Карен.

— Что в них такого доброго? Я не хотела бы заново пережить школьные годы, а ты?

— Нет, — сказала Карен, невольно поморщившись. — Полагаю, нет. Значит, тебе нужна тема вечеринки, не так ли?

— Совершенно верно! И полагаю, мне нужно платье, да?

— Семидесятых годов? — с сомнением произнесла Карен. Она уже начинала привыкать к покупателям, которым требовалась целая вечность на то, чтобы сказать, что им нужно, — возможно потому, что они сами этого не знали.

— Мне нужно что-нибудь действительно сногсшибательное. Думаю, семидесятые — это не совсем «писк», не так ли?

— Да, в смысле антикварной одежды. У меня есть несколько платьев из пятидесятых и шестидесятых, но я не назвала бы их сногсшибательными. Некоторым молоденьким девушкам нравятся такие фасоны, но эти вещи недостаточно старые для того, чтобы считаться антикварными и старинными.

— Что бы ты порекомендовала? — Пятнышко на сумке Мириам, похоже, беспокоило ее очень сильно, она непрерывно терла его великолепно ухоженным ногтем.

— Как насчет двадцатых? У меня есть несколько роскошных платьев той эпохи. И у тебя как раз подходящая фигура.

Мириам довольно погладила живот:

— Стараюсь держаться в форме. Двадцатые? Да, это было бы чудесно. Джаз, «сухой закон» — и все такое.

«А также спекулянты спиртным и гангстерские войны, — подумала Карен. — Что ж, хозяин ностальгии тот, кто платит».

— У меня есть несколько воздушных платьев, — сказала она. — Но они не здесь. Это авторские модели, они стоят очень дорого.

— Не сомневаюсь в этом, — сказала Мириам.

Она захотела посмотреть платья, и прямо сейчас. Это вышло у нее очень мило; оправдывала ее настойчивость быть обслуженной немедленно то, что она жила в Мидлбурге и редко бывала в городе. Карен колебалась недолго. У нее появилось подозрение, что Мириам хотела сделать ей любезность, чтобы расквитаться за проявленную на прошлой неделе грубость. Если не поспешить ковать железо, пока оно горячо, она может упустить покупателя. Кроме того, Роб должен ей за несколько чересчур длительных обеденных перерывов и ранних уходов.

По предложению Карен они прошлись до дома пешком. На этот раз она вспомнила про Александра и успела схватить его за шкирку до того, как он вонзил зубы в ногу Мириам. Мириам не прониклась к псу расположением и даже оказалась настолько груба, что назвала его «отвратительным созданием». Александр, обидевшись на оскорбление, зарычал и постарался вырваться из рук Карен, уносившей его.

Теперь поведение Мириам стало больше напоминать отношение покупателя к продавцу; царственно усевшись на кресло в гостиной, она позволила Карен бегать с платьями вверх-вниз по лестницам. Их приходилось носить по одному, так как вес хрустальных подвесок и бус был настолько велик, что под его воздействием растягивалась нежная ткань. Похоже, Мириам обрадовала и немного поразила красота нарядов; она долгое время колебалась между двумя платьями, носящими марку знаменитых модельеров. Оба были с похожими прямыми корсажами и юбками с разрезом. Одно, из белого шелка, от горловины до низа было расшито крупными хрустальными бусинами. Другое, из бледно-аквамаринового крепдешина, было украшено переливающимися бусинами из венецианского стекла; малейшее движение окунало одетого в это платье человека в мягкие мерцающие волны, делая похожим на русалку при лунном свете. Цвет очень шел блеклой коже Мириам, но и с белым она тоже не хотела расставаться.

В конце концов она пожала плечами:

— Я могу взять оба. Сколько?

— Ты не хочешь их примерить? — удивленно спросила Карен.

— Нет, в этом нет необходимости. Полагаю, ты завернешь их для меня?

— Ой, сегодня я не могу их тебе отдать, — воскликнула Карен. — Не хватает некоторых бусин, и, как видишь, платья нуждаются в чистке...

— О... — Мириам на мгновение задумалась. — Когда они будут готовы?

— Я точно не знаю. Надо спросить в химчистке, сколько времени им потребуется. Я тебе позвоню, хорошо?

— Ладно, — Мириам достала чековую книжку. — Так сколько?

Карен набрала побольше воздуха:

— Платье работы Гетти Карнеги стоит девятьсот пятьдесят.

Мириам отреагировала на это лишь едва заметным нетерпеливым движением руки, держащей ручку. Карен продолжила:

— А белое стоит... стоит тысячу триста. Итого — две тысячи двести пятьдесят долларов. Плюс налог.

Мириам уставилась на нее:

— Должно быть, ты шутишь?

— Понимаю, что это кажется очень дорого, но белое платье — ручной работы сестер Калло.

Выражение лица Мириам оставалось пустым, словно у куклы. Карен твердо сказала:

— Возможно, я смогу получить за них и больше, Мириам. Но я уступаю их тебе, потому что надеюсь, что тебе понадобятся и другие вещи и ты порекомендуешь меня своим знакомым. Ты можешь не платить мне сейчас. А если хочешь, можешь оставить депозит.

Склонившись над чековой книжкой, Мириам начала писать.

* * *

После ухода Мириам Карен долго стояла, с восхищением разглядывая чек. Две тысячи двести пятьдесят долларов плюс налог. Сразу вся стоимость. Как это мило со стороны Мириам! Не стоит винить ее за первоначальные пререкания. Женщина, небрежно подписывающая чек на сумму более двух тысяч долларов, казалось, не должна артачиться из-за таких денег, но Карен по своему опыту знала, что чем богаче покупатель, тем больше он склонен торговаться.

Конечно, треть этих денег принадлежит миссис МакДугал, и сегодняшняя сделка — событие неординарное, такие случаются нечасто. И все же его необходимо отметить. Карен решила не возвращаться на работу. Было уже полпятого, и Роб, скорее всего, уже закрыл магазин.

Она слетела вниз по ступеням, чтобы выпустить из кухни Александра. Тот едва не упал в обморок от удивления, когда хозяйка, схватив его с пола, прижала к себе.

— Сегодня тебе на ужин мясо, дружок. А мне — шампанское. — Александр повел ушами. Его словарь был довольно обширен, и слово «мясо» входило в него.

Положив в холодильник бутылку шампанского, Карен сняла трубку телефона.

Восторг Черил был не меньшим, но она с неохотой отклонила предложение Карен вместе поужинать.

— У меня вечером занятия. Я не могу их пропустить, сегодня зачет. Если только — это ничего, если я зайду после окончания? Я могу быть у тебя часов в девять. Ты не собираешься начать напиваться прямо сейчас?

— Думаю, я смогу продержаться несколько часов, — согласилась Карен.

Исследовав содержимое холодильника, она пришла к выводу, что в нем нет ничего подходящего для такого случая. Схватив кошелек, она бросилась по магазинам и наградила себя двумя телячьими котлетами (очень маленькими котлетами), купленными на джорджтаунском рынке. Мясо Александру Карен не стала покупать на рынке. Она надеялась, что пес не заметит разницы между говядиной из супермаркета и от французского мясника, хотя и не слишком на это рассчитывала.

Черил появилась в девять десять, размахивая бутылкой.

— Я решила, что одной бутылки шампанского не хватит, чтобы отметить твою первую крупную сделку. Давай же открывай ее прямо сейчас.

С деланной строгостью они выпили «за Мириам и ее миллионы». Карен снова наполнила бокалы.

— Хочу предложить другой тост. Если тебе не придется по душе моя мысль, не стесняйся швырнуть бокал в окно, но... Как насчет того, чтобы выпить за наше сотрудничество?

Черил застыла с бокалом на полдороге ко рту. Она молча смотрела на Карен, и внезапно у нее на глаза навернулись слезы.

— Я думала, ты так никогда и не задашь этот вопрос, — сказала она.

К полуночи они уже наполовину прикончили вторую бутылку, ни на одну минуту не переставая болтать.

— Давай уж закончим, — серьезным тоном произнесла Черил, разливая вино. — Жалко будет, если оно выдохнется. Вот еще тост. За лучшие деловые умы нашего штата...

— Это не штат, — сказала Карен, испытывая некоторые трудности с шипящими.

— Черт возьми, какая жалость! — воскликнула Черил. — Тогда давай за самоуправление округа Колумбия!

— Воистину так!

— Нет, но я правда считаю, что мы — лучшие деловые умы, что бы там ни было, — настаивала Черил. — Разве ты не понимаешь, что за последние три часа мы обсудили с тобой все, что нам необходимо сделать, даже оформление магазина?

— У нас еще нет магазина.

— Но уже завтра я приступаю к поискам. Во всех тех местах, о которых мы говорили с тобой. Ты знаешь, этот город вымирает в августе, после завершения сессии конгресса. Мои занятия кончатся в конце июля, и как только вернется твоя подруга, ты уведомишь ее о том, что увольняешься, и сможешь целиком посвятить свое время нашим делам.

— Думаю, мы со всем справимся, — согласилась Карен. Они посмотрели друг на друга, внезапно протрезвевшие, возбужденные перспективами. — Я действительно думаю, что у нас все получится, Черил.

— Разумеется, получится. Знаешь, Карен, ты не представляешь, что это значит для меня. Я не могу тебе сказать...

— Ты уже говорила. Раз десять.

— И я повторю это еще десять раз, — заявила Черил. — Это не сможет никогда надоесть.

По какой-то причине, одновременно показавшейся им чрезвычайно веселой, обе расхохотались, смеясь до изнеможения.

— Мы пьяны, — удивленно заметила Карен.

— Возможно, ты и пьяна, но я — нет. Я просто немного подвыпила. Ну, давай по последней. Заключительный тост?

— За нас, — сказала Карен.

— Не могла бы сказать лучше.

Они перешли в спальню Карен, чтобы еще раз осмотреть приобретенные вещи и просмотреть записи в тетради.

— Вот что я тебе скажу, — заявила Карен, пытаясь собраться с мыслями. — Тебе лучше не ехать домой в таком состоянии. О, я знаю, ты не пьяна. Но ведь мы обе не совершенно трезвые, так? Почему бы тебе не провести ночь здесь?

— О'кей, — согласилась Черил. — Тогда я позвоню Марку. Спрошу у него, можно ли мне остаться на ночь.

— Что ты имеешь в виду — спросить у него?

— Ты права, ты права. Не спрошу — просто сообщу ему. Только... — у Черил поникли уголки рта, — только у меня нет зубной щетки и ночной рубашки.

— Никаких проблем. Рут — одна из тех совершенных хозяек, у которых всегда есть в запасе зубная щетка для гостей. А если тебе нужна ночная рубашка, — не слишком уверенной походкой подойдя к гардеробу, Карен распахнула дверцу, — выбирай. Викторианская, с рюшками из кружев ручной работы, эдвардианская, в сборках, с плетеным кружевом, из диагонального атласа персикового цвета...

— Что, мять товар? — у Черил от ужаса выкатились глаза. — Я буду спать нагишом. Но сначала надо позвонить старине Марку.

Собравшись с силами, Черил довольно связным языком объявила брату, что этой ночью не вернется домой. Карен, готовя для гостьи спальню Пата и Рут, услышала достаточно для того, чтобы заключить, что Марк должным образом поздравил рождение содружества и скорее обрадовался, что ему не придется иметь дело с подвыпившей хохочущей сестрой.

Уложив свою новую компаньонку в постель, Карен спустилась вниз, чтобы выгулять Александра. И, только взглянув на ночной сад, она вспомнила вчерашний призрак. Лучшее средство от привидений — заработать хорошие деньги, — с улыбкой подумала она, впустила Александра в дом и, проверив окна и двери, отправилась спать.

* * *

— Карен! Карен!

Спросонья и от шампанского слегка не в себе, Карен потратила какое-то время на то, чтобы понять, чей это голос. С усилием усевшись в кровати, она пробормотала:

— Что происходит?

В двери, вырисовываясь на фоне освещенного коридора, стояла Черил. Она дала убедить себя надеть одну из старых изношенных ночных рубашек; слишком большая для нее, она свешивалась до пят.

— Что происходит? — повторила Карен.

— Е моей комнате кто-то был.

Единственным живым существом в спальне Черил бьи Александр, внимательно обнюхивающий каждый угол. Однако определенно в комнате кто-то побывал, или же Черил страдала лунатизмом. Двери шкафов были распахнуты, и большая часть одежды сорвана с вешалок.

— Что это? — выдохнула Карен, поднимая одно из платьев, валяющихся на полу.

Черил схватила ее за руку.

— Ничего не трогай. Ты почувствовала сквозняк, когда мы проходили по коридору?

Они молча взглянули друг на друга. Затем Карен бросилась вниз по лестнице, Черил последовала за ней. По мере того, как они спускались, сквозняк усиливался. Карен услышала, как Черил споткнулась об Александра, запутавшегося в ее ногах, и выругалась. Пес проскочил мимо Карен, кубарем слетел с последних ступеней и, потратив какое-то мгновение на то, чтобы удержать равновесие на скользком полу, развернулся под прямым углом и исчез по направлению к кухне.

Когда Карен добежала до кухни, Александра там уже не было. Задняя дверь оказалась распахнута.

Карен остановилась, чтобы перевести дыхание, и Черил ее догнала.

— Ради Бога, Карен, подожди минутку! Ты же не знаешь, что за чертовщина здесь происходит.

Держась друг за друга, они осторожно прошли через дверь на террасу. Слабые отзвуки отдаленных раскатов грома достигли слуха Карен, порыв ветра, жаркий, словно дыхание преисподней, колыхнул ее волосы. Надвигалась гроза, но звезды над головой по-прежнему горели ярко, а над горизонтом висел полумесяц. Белеющие очертания одежд, разбросанных по саду, слабо светились в звездном свете, слегка подрагивая на кустах, словно жертвы побоища, в неестественных судорожных позах. Шевелился пустой рукав, будто посылая последний тщетный призыв о помощи.

Они успели занести одежду в дом до того, как разразилась гроза. Карен сварила кофе, и тотчас же над головой прогремел гром; вскоре после того как закипела вода, отключилось электричество. Телефон тоже смолк. Женщины сидели за столом на кухне, и свет свечи бросал унылые тени на их напряженные лица.

— Мне не надо было запирать Александра с собой, — винила себя Карен. — Стоит мне подумать, что могло бы произойти...

Черил также корила себя:

— Одному Господу известно, сколько времени он бесчинствовал в комнате до того, как я проснулась! Если бы я была хоть чуточку меньше пьяна!

— Слава Богу, что все произошло так. Если бы ты закричала или сделала резкое движение...

Она не смогла докончить это предложение, решить, что пугало ее больше — мысль о том, что мог сделать с Черил неизвестный, или же ее вопиющая беспечность.

— Попробуй позвонить еще раз, — настаивала Черил. — Гроза, похоже, кончается.

— Не уверена, что стоит звонить в полицию.

У Черил вытянулось лицо:

— Почему? Это уже второй раз...

— Вот именно. Это будет не второй, а третий раз, когда я пожалуюсь в полицию; а был бы — четвертый, если бы я сообщила о том, что произошло прошлой ночью... Черт возьми, меня настолько вывели из себя, что я не могу держать рот закрытым. Я собиралась никому об этом не говорить.

— Ну уж, черт возьми, тебе лучше все мне рассказать. Честно, Карен, я тебя не понимаю. Твоя храбрость излишня и идет тебе во вред. Что случилось прошлой ночью?

Карен надеялась, что Черил рассмеется над происшествием с простыней. Этого не произошло.

— Да, здесь происходит что-то странное, — серьезно сказала Черил. — Тем больше причин известить полицию.

— Но разве ты не понимаешь, что их будет тошнить от моих звонков! Они постоянно получают жалобы от нервных женщин, уверенных, что под их кроватями скрываются грабители...

— И от мужчин тоже, — сказала Черил, верная своему полу. — Тони говорил про одного психа, убежденного, что его телефон подслушивают пришельцы из космоса. Какое это имеет отношение к тебе? Ты же ничего не выдумываешь. Я видела, что произошло сегодня ночью...

— Ты вчера вечером сильно выпила. Я могла бы забраться в твою комнату, обчистить шкафы и все прочее и лишь потом спуститься и произвести разбудивший тебя шум.

Черил мрачно на нее посмотрела:

— Ты свой худший враг, Карен. Ты по-прежнему винишь себя во всем, что с тобой происходит. Ты не можешь просто сидеть сложа руки и позволять другим суетиться вокруг тебя.

— Ты считаешь, за всем происходящим кроется какая-то причина?

— Не знаю. Во всем этом нет смысла. Полагаю, у меня нет прав командовать тобой, но...

— Ты хочешь, чтобы я вызвала полицию?

— Черт возьми, это ясно. В конце концов, — добавила Черил, — в этом товаре половина интереса — моя.

* * *

День был уже в разгаре, когда, наконец, в ответ на вызов, который они сделали после окончания грозы и восстановления телефонной связи, прибыл полицейский. Непогода вызвала затопление проезжей части, следствием чего явилось множество дорожно-транспортных происшествий, и полицейский, судя по всему, не слишком благосклонно отнесся к заявлению девушек. Первым делом он отчитал их за то, что они не сохранили в неприкосновенности место происшествия.

— А что мы должны были сделать, оставить дверь нараспашку в такую грозу? — потребовала у него Черил, взъерошенными светлыми кудрями и горящими глазами напоминающая разгневанную наседку. — Позволить, чтобы одежда промокла насквозь? Это же наш товар!

Полицейский с вежливым недоверием взглянул на скомканную голубую ночную рубашку, которой размахивала перед ним Черил.

— Как скажете, мэм. Но я могу разве только принять от вас заявление.

После его ухода Карен не сдержалась.

— Что я говорила?

— И все же мы поступили правильно, — зевнула Черил.

— Почему бы тебе не поспать несколько часов?

— Кому, мне? Я отправляюсь в Гейтсберг в агентство по недвижимости.

— В какое агентство?

— Какое найду. Мы же говорили об этом вчера вечером, помнишь? Или ты передумала?

— Насчет магазина? Конечно нет. Я подумала, возможно, тебе пришли в голову другие мысли.

— Мне? Почему?

— После сегодняшней ночи я не стану тебя винить.

— А, вот что, — Черил облегченно улыбнулась. — Зачем тогда нужны партнеры?

— Партнер не обязан играть роль подсадной утки.

— Я не подсадная утка, — заявила Черил, выставив вперед подбородок. — Возможно, я невелика ростом, но я крепкая. Я занималась каратэ и великолепно стреляю.

— Искренне надеюсь, что эти кавыки не потребуются.

— Там, откуда я приехала, каждый малыш умеет обращаться с оружием. У тебя есть пистолет?

— По-моему, у Пата есть — когда-то был. Он держал его в ящике ночного столика.

— Теперь там ничего нет. Если, конечно, это та комната, в которой я сегодня спала; утром я открывала все ящики в поисках белья.

— Тогда он должен быть где-то еще — или Пат избавился от него. Я знаю, Рут всегда не нравилось, что в доме есть оружие. Черил, к чему ты клонишь?

— Как к чему, я переезжаю к тебе, — спокойно ответила Черил. — Если, конечно, ты не возражаешь.

— Но...

— Я не доставлю никаких хлопот. Я буду убирать и готовить, а поскольку мы будем заниматься магазином, я и так много времени стану проводить здесь.

— Ты уговариваешь себя. Но...

— Марку я не очень-то нужна. Он сделал мне любезность, пригласив переехать к нему, а теперь, когда сессия близится к концу, он будет много времени проводить на торжественных приемах. Я могу взять ключи?

— Запасные лежат на столике в прихожей. Но...

— И никаких но. Ну-ка, одевайся. Разве ты не говорила, что у тебя сегодня встреча с юристом? Я покормлю Александра и запру дверь, когда буду уходить. Поторопись, а то опоздаешь.

Карен начала спускаться по лестнице, чувствуя себя так, словно ее удочерила мудрая и решительная женщина с государственным умом, сочетающая материнскую заботу доброй старой дамы с ролью главнокомандующего вооруженными силами. В целом, решила Карен, это чувство ей будет нравиться.

* * *

Роб снова опоздал на работу. Когда Карен заговорила с ним об этом, он ответил с плохо скрытым вызовом и удалился в кабинет.

Возможно ли, чтобы Роб был виновником того, что казалось целенаправленной кампанией мелких выпадов?

Его личные качества как раз соответствовали такому поведению: эксцентричный и недалекий, он был способен долго вынашивать месть за воображаемые обиды. Роб сделал вид, что с легкостью воспринял нежелание Джули оставить на него руководство магазином, но, возможно, он затаил злобу на человека, который, по его мнению, отобрал у него доверие Джули.

Обслужив несколько покупателей, приобретших кое-какую мелочь, Карен занялась нижней юбкой, которую она начала перешивать. Настроение у Роба улучшилось; до нее донеслось его веселое мурлыканье из кабинета, где он, судя по всему, распаковывал фарфор. Напевал Роб только тогда, когда был в хорошем настроении. Готовился ли он к очередной победе, предстоящей вечером, или поздравлял себя с удачно провернутым дельцем?

Карен держала юбку перед собой, ища, не пропустила ли она чего-нибудь, и в этот момент Роб вышел из кабинета.

— Да-а, прелесть, — заметил он. — У меня есть на примете одна малышка, которая будет классно смотреться в этом. Хочешь, я заманю ее сюда? Разумеется, за обычные комиссионные.

— Она уже обещана, — ответила Карен. — Именно поэтому я принесла ее сюда; я сказала покупательнице, что юбка будет сегодня готова.

— И сколько?

Не было никаких причин не отвечать ему, поэтому Карен назвала сумму. Роб одобрительно щелкнул языком:

— А ты, киска, пустилась с места в карьер, не так ли?

— Буду счастлива, если смогу скромно зарабатывать на жизнь.

— Если ты станешь и дальше продолжать так же, твоя жизнь будет получше, чем просто скромная. Кто покупательница — одна из твоих богатых подружек из Мидлбурга?

— У меня нет никаких богатых подруг, — отрезала Карен. — Если ты имел в виду миссис Монтгомери, так она просто знакомая и — надеюсь — хорошая клиентка.

Почувствовав, что ее тон был слишком резким, Карен постаралась поправиться. Незачем без необходимости настраивать против себя людей.

— Она ничего подобного не купит. Это молоденькие девушки падки на белье викторианской эпохи.

— Что ж, уверен, что все это очаровательно, но я рад, что мне не нужно беспокоиться о сборках, бахроме и тому подобном. Я сбегаю в одно место неподалеку перекусить. Тебе принести чего-нибудь?

Со словами благодарности и милой улыбкой Карен отказалась. Во время отсутствия Роба пришла покупательница; перешитая юбка идеально ей подошла, и после ухода девушки Карен изучила чек с удовлетворением, которое не испытывала даже от экстравагантной покупки Мириам. Эти деньги представляли собой почти чистую прибыль, так как юбка была одной из тех, что Карен обнаружила в беспорядочном ворохе, купленном у миссис Феррис, и своей первозданной красотой была обязана исключительно работе Карен. В том состоянии, в котором юбка находилась, на нее мало кто даже взглянул бы.

Вернулся Роб со стаканчиком мороженого, завернутого в бумажную салфетку, который он с поклоном преподнес Карен.

— Лед для шампанского, — объявил он. — Вещь как раз для тебя.

— Что? — удивленно спросила Карен.

Голубые глаза Роба расширились:

— Надо отметить твою первую сделку, киска. А что еще? Я слишком беден для того, чтобы покупать шипучку в бутылке.

Рассмеявшись, Карен поблагодарила его, сказав себе, что не должна превращаться в параноика и видеть косвенные намеки в невинных шутках. Но ее вновь охватило раздражение, когда вскоре опять появился Роб в голубой шелковой рубашке, оттенявшей его глаза.

— Не возражаешь, если я уйду немного пораньше? — небрежно заявил он. — Сегодня вечером тяжелое свидание, и, дорогая, оно действительно тя-же-ло-е!

Колокольчик ехидно засмеялся, когда он открыл дверь.

— Возможно, завтра утром я задержусь, — сказала Карен. — Ты точно...

— Ну конечно, милочка, — зубы Роба сверкнули, словно слоновая кость. — С моей стороны никаких возражений. Задерживайся сколько душе угодно.

И все же маленький ублюдок способен сводить с ума, подумала Карен. Ни прилагательное, ни — насколько ей было известно — существительное не были в точности верны; но, несмотря на рост, Роб почему-то заставлял думать о себе как о маленьком. В любом случае это слово прекрасно описывало его личные качества. Но она не очень-то может его ругать за то, что тот уходит раньше времени, перед тем, как сама объявляет о том же. И не она платит ему жалованье.

На следующее утро Карен надеялась присоединиться к Черил в поисках подходящего помещения. Черил права, это действительно первый шаг, от которого будет зависеть все их будущее, и чем скорее они решат этот вопрос, тем лучше. Сегодня Черил уже звонила, чтобы сообщить о том, что она нашла несколько заманчивых предложений, но, по ее мнению, им нужно продолжать поиски.

— Я расскажу тебе подробнее вечером. Сейчас я у себя дома, складываю вещи, ничего, если я поеду прямо к тебе?

— Замечательно.

— Ты не устала?

— С чего? Есть какие-нибудь помещения, которые мы смогли бы осмотреть сегодня вечером?

— Вообще-то нет. Мы приглашены на ужин. Я сказала, что дам ответ. Я думала, может быть, ты слишком устала после вчерашней ночи.

— "Дам ответ", — повторила Карен. — Ты сказала Марку, что произошло?

— А что я должна была сделать? — невинно спросила Черил.

— Да так, ничего.

Черил словно не заметила невежливый тон Карен.

— Он очень рад нашему сотрудничеству. Вот почему он пригласил нас на ужин — чтобы отметить.

— Это очень любезно с его стороны, — сухо сказала Карен.

— Ты не возражаешь, если к нам присоединится Тони?

— Конечно нет.

— Хорошо. Я передам ему. Встретимся позднее.

Она положила трубку до того, как Карен смогла ответить.

Значит, едва Карен отвернулась, Черил побежала к брату за сочувствием и помощью. И то, что при известии об участии Марка в их судьбе она испытала трусливое чувство облегчения, лишь рассердило ее — она рассердилась не на Черил, а на себя. Не надо было соглашаться сотрудничать с Черил. Это все равно что приглашать друга присоединиться к тебе в клетку со львами. Или, скорее, в клетку с крысами — до сих пор выпады были, скорее, пугающими, чем действительно опасными, но частично ужас вызвала неизвестность, что именно тебе угрожает и почему.

Естественно, Марк озабочен происходящим с сестрой. Разговор о праздновании начала сотрудничества — только отговорка, приглашение Тони Кардосы должно скрыть истинные побуждения Марка. Карен и Черил придется посетить еще одно заседание «клуба убийств». Только на этот раз вместо ленивых разговоров о давних преступлениях мужчины будут обсуждать реальное дело.

Возможно, именно от такого дела Марк получил бы наибольшее удовольствие, если бы в нем не была замешана Черил. Несомненно, он пытался отговорить сестру от того, чтобы она оставалась в доме, где происходят такие странные, возможно опасные, вещи. Конечно, это ему не удалось. Черил настолько же упряма, насколько верна. Что еще мог сделать Марк, кроме как предпринять все возможные меры защиты?

Не надо было позволять ей это делать, подумала Карен. Но как можно было этому помешать? Особенно если ей совершенно не хотелось мешать Черил?

Глава 8

Карен закрыла магазин сразу после пяти, буквально вытолкнув за дверь последнюю задержавшуюся покупательницу. Эта женщина провела в магазине полчаса, и, очевидно, у нее не было намерений что-либо купить; она просто убивала время. Когда Карен вернулась домой, Черил еще не было, но она вскоре появилась на такси с несколькими чемоданами.

— Я оставила машину Марку, — объявила она. — Он сказал, что заедет за нами в полседьмого.

Дожидаясь Черил, Карен попробовала собрать достаточно мужества, чтобы сказать ей, что передумала. Расхаживая взад и вперед по комнате, она мысленно проговаривала различные подходы к этому, но не смогла найти ни одного, звучавшего убедительно. Если она станет отрицать то, что боится, Черил скажет, что необходимо бояться. Если она признается, что испытывает ужас от мысли, что ей придется остаться одной, Черил еще решительнее примкнет к ней. И Карен не могла заставить себя признать правду — что она не хотела быть обязанной, даже косвенно, человеку, которому навязали помимо его воли и желания благородную роль мужчины-защитника, используя дружбу с его сестрой. Возможно, он даже решит, что Карен стимулировала эту дружбу для того, чтобы чаще с ним видеться.

До приезда Черил она так и не смогла придумать, как подступиться к этому вопросу, но Черил все равно не дала бы ей возможности начать. Все время, пока они мылись под душем и одевались, она не переставала говорить, умолкая лишь на короткие мгновения, когда выскакивала из ванной комнаты.

— ...То помещение в Пулсвиле очень милое. И дешевое. Но над ним нужно хорошенько поработать, кроме того, я полагаю, нам лучше начать там, где уже есть антикварные магазины. Нью-Маркет и Александрия не подходят, там слишком высокие ренты, но, возможно, Кенсингтон и Фолз-Черч подойдут. Предлагаю завтра попробовать поискать в Вирджинии. Есть один городок в округе принца Уильяма...

Карен сдалась, по крайней мере на некоторое время. Она решила бросить вызов и насладиться этим вечером, редкой возможностью красиво одеться и поужинать в хорошем ресторане с двумя красивыми мужчинами. Даже если они оба интересуются не ею, а ограблениями.

Именно Черил предложила продемонстрировать кое-что из своего товара.

— Мы должны всегда так поступать, когда выходим в свет, Карен, особенно в какие-нибудь шикарные места. Я сказала Марку, чтобы он выбрал лучший ресторан в городе.

Карен согласилась, в основном потому, что у нее самой не было ничего на примете. Никогда больше она не появится в обществе, одетая в то кошмарное шелковое платье, которое Джек назвал самодельным. Если она когда-нибудь сможет позволить себе приходящую прислугу, то скопирует миссис Мак и подарит платье служанке.

Карен выбрала платье тридцатых годов, с совершенно прямым силуэтом от плеч до неровного края чуть ниже колен. Нижняя часть была сделана из шифона, украшенного нашитыми друг на друга рядами черных блесток и крошечных искусственных бриллиантов. Она возилась с боковой застежкой на крючках, когда вошла Черил.

— О Карен, ты выглядишь сногсшибательно! Подожди, дай я тебе помогу.

Пока Черил возилась с крючками, Карен изучала в зеркале свое отражение. Вне всякого сомнения, оно существенно улучшилось по сравнению с тем, что было несколько недель назад. Карен стала выглядеть стройнее, но, возможно, дело было в платье; черный цвет знаменит тем, что делает фигуру тоньше. Но самое большое изменение произошло с лицом — губы полуоткрылись в улыбке, щеки вспыхнули от произнесенного запыхавшейся Черил комплимента. Девушка-тень тоже смеялась; но теперь в ее улыбке больше не было издевки.

— Тебе не кажется, что платье чересчур вычурное? — с сомнением спросила Карен.

— Как ты можешь говорить такое, глядя на меня?

Черил встала в позу. На ней было платье без пояса, с выпускного вечера пятидесятых годов, с воздушной юбкой; в нем она выглядела не старше восемнадцати.

— В любом случае, — продолжала она, — именно так мы и хотели выглядеть. Бросающимися в глаза. Выпрямись. Расправь плечи. Вот так лучше.

Марк приехал ровно в половине седьмого, одетый в консервативный темный костюм с галстуком. Объяснив, что Тони задерживается и присоединится к ним в ресторане, он оглядел свою сестру и громко рассмеялся.

— На кого ты собираешься быть похожа, на подружку Сигмы Чи?

— Ухмыляйся сколько душе угодно, — не смутилась Черил. — Выгляжу я сногсшибательно или нет?

— Ты похожа на милую шестнадцатилетнюю девочку, готовую к поцелую. Если это комплимент...

— А теперь скажи Карен, как великолепно она выглядит.

Марк оглядел ее так же внимательно, как и Черил, и Карен смущенно напряглась.

— Она прекрасна. Даже прекраснее... — Он вовремя осекся и вежливо поправился: — ...прекраснее миссис Мак, когда та была одета в это платье. Вы видели ее фотографии в молодости? Красавицей ее не назовешь, но какая-то особенная изюминка у нее была.

Он отвернулся к сестре, помогая ей завязать шаль. Политик до мозга костей, печально подумала Карен. Комплимент закончился не так, как она ждала; ей оставалось надеяться, что ее лицо не выдало этих чувств. Интересно, откуда он узнал, что это платье принадлежало миссис МакДугал? Вряд ли она показывала ему его. Возможно, она была одета в это платье на одной из тех фотографий, о которых он упомянул. Или, возможно, он просто предположил, что платье принадлежало ей, услышав болтовню Черил об авторских платьях миссис Мак.

Для Карен ресторан был незнаком — неудивительно, так как в Вашингтоне мода на подобные заведения приходит и уходит, — но Черил одобрительно кивнула:

— Хороший выбор, малыш. Это место что надо. Нас увидят все, кто хоть что-то из себя представляет. Плохо, что мы еще не напечатали визитные карточки, мы могли бы их раздавать.

— Это благотворно подействует на мой имидж, — сказал Марк. — Я уже достаточно пострадал от того, что появлялся на людях с женщинами, похожими на Дебби Рейнольдс.

Когда метрдотель вел их к столику, они действительно привлекли любопытные взгляды. Предложенное им место вполне соответствовало положению Марка — молодого конгрессмена: не уютная банкетка, предназначенная для настоящих знаменитостей, но такое, откуда можно было видеть и быть видимым.

— Вообще-то мы можем сделать заказ, — сказал Марк после того, как они уселись. — Нет смысла ждать Тони, он никогда не знает, когда освободится.

— Полагаю, он застрял с очередным убийством, — сказала Черил.

— Убийством? — повторила Карен. — Будем надеяться, что это просто невинное ограбление со взломом.

— Нет, это должно быть убийство, — рассеянно сказала Черил, чье внимание было поглощено изучением меню. — У Тони только такие дела — убийства.

Карен обрадовалась перемене темы.

В основном разговор вела Черил. Коктейли были выпиты под ее описания осмотренных помещений; к тому времени, когда она перешла к чтению оживленной лекции о бухгалтерском учете, подали закуски. Черил умолкла и с видимым неудовольствием изучала поставленные перед ней устрицы.

— Не понимаю, почему ты заказываешь устрицы, если терпеть их не можешь, — спросил Марк, раскрывая раковину и поглощая ее содержимое.

— Это признак класса. Кроме того, с ними можно съесть вдвое больше. Смотрите, кажется, это теледиктор — с четвертого канала — забыла, как его зовут...

— Прекрати пялиться, — приказал Марк. — Это уж точно не признак класса.

— Кто-то машет тебе рукой, — радостно заметила Черил. — Я не вижу кто... О!

Внезапная перемена в ее голосе показалась бы забавной, если бы Черил не смутилась так очевидно. Марк не смутился — смущался ли он вообще когда-нибудь? — но вспыхнувшая на его лице краска выказала его недовольство своей сестрой, не потому, что ее чрезмерная реакция придала особый смысл положению, которое могло и должно было быть воспринято как обыкновенная случайная встреча.

Под воздействием внезапного порыва Карен помахала в ответ. Негодующее удивление на лице Шрив очень обрадовало ее.

— А вот и Тони, — облегченно сказал Марк. — Пора уже.

Их взгляды были не единственными, следившими за передвижением Кардосы через зал. И снова Карен ошеломила его красота. Товарищи по работе, должно быть, нещадно издеваются над его наружностью.

— Извините, что опоздал, — сказал он, пододвигая стул. — Удел полицейского...

— Плохо? — спросил Марк. С близкого расстояния они смогли рассмотреть усталые складки на лице Тони.

— Угу.

Хотя Марк не скрывал любопытства, этот намек он понял.

— Тогда выпей штрафную.

— Спасибо, я буду только вино, У меня тост за новое предприятие.

Сделав заказ, Тони откинулся на спинку стула и улыбнулся.

— Приятное разнообразие после дежурных ужинов из старых бутербродов под телевизор. Если бы ты предупредил меня, какими куколками вырядятся наши дамы, я достал бы из нафталина смокинг.

— Только не поминай подружку Сигмы Чи, — предостерегла его Черил.

— Ты смотришься здорово.

— Ну что ты.

Участливая улыбка старшего брата, которой Тони одарил Черил, переменилась, когда он обратил свое внимание на Карен. После некоторой паузы он неожиданно продекламировал:

— "Она гуляет в красоте, подобно ночи в безоблачных звездных вершинах..."

Карен почувствовала, как у нее загорелись щеки. Она не могла найти объяснение комплименту, столь изящно высказанному, столь очевидно искреннему. Интересно, когда она последний раз краснела, слыша открытое восхищение в мужском голосе.

Марк нарушил молчание:

— Есть ли что-либо отвратительнее занимающегося литературой фараона...

Тони усмехнулся:

— Эй, приятель, не трогай вещи, в которых не разбираешься. Давай выпьем за удачу этой прекрасной дамы и ее подруги и за процветание их дела. — Он поднял бокал.

— Благодарю, — сказала Карен. — Она нам понадобится.

— Особенно если кто-то будет продолжать издеваться над нашим товаром, — добавила Черил. — Некоторые вещи за последние пару дней мы уже стирали и гладили дважды.

Говоря это, она невинно расширила голубые глаза, но, как поняла Карен, ее новая компаньонка не так простодушна, как кажется. К своему удивлению, Карен обнаружила, что ее первоначальная решимость не навязывать свои беды Марку и Тони улетучилась. И дело было, разумеется, не в чарующем комплименте Тони. И разве мужчина никогда не хочет посудачить? Более того, Марк так заметно оживился, впервые за вечер.

— Вот одно объяснение, — сказал он. — Девочки, у вас есть завистливый соперник?

— Полагаю, десятка два, — ответила Черил. — Но если кто-то пытается нас напугать, то идет к этому ложным путем. Для того чтобы нас остановить, потребуется нечто большее, чем маленькая стирка и глажение.

— Если бы эта гнусная крыса понимала, какую угрозу вы представляете, когда вас выведут из себя, она не стала бы с вами связываться, — сказал Тони, улыбаясь Черил. — Согласен с тобой. Если бы кто-то хотел вывести вас из игры, он бы сжег или уничтожил ваши запасы. Тут дело в чем-то другом. Карен, нет ли кого-либо, имеющего на тебя зуб?

— Нет. Тони, я ценю твое участие — и Марка тоже, — но нам не нужно обсуждать это. Вы не должны брать на себя ответственность. А ты, я уверена, очень и очень устал от преступлений.

— Милая Карен, это не преступление, — ласковое слово выскользнуло гладко и естественно; Тони, похоже, не заметил, что произнес его. — По крайней мере, не такое, с которыми я привык ежедневно иметь дело. Скорее, это просто интересная задачка.

— Дело для обсуждения в «клубе убийств»? — спросила Карен, скривив губы.

— Слушай, — поспешно сказал Тони. — Ты только не думай, что для меня это просто академическое упражнение. Возможно, оно было бы таким, если бы я о нем прочитал или услышал. Но когда подобное происходит с кем-то, кого я знаю и люблю... Надеюсь, ты не собираешься предложить мне остаться в стороне?

— Я тебе очень признательна, — тихо сказала Карен.

— Особенно не за что быть признательной. Вот в чем дело. Не совершено никакого значительного преступления, и моя оценка эксперта такова: не существует опасности того, что оно будет совершено. Похоже, кто-то просто вас беспокоит. Возможно, даже не лично тебя. Проказы подростков, выбравших себе жертву наугад...

— Попытка придушить кого-то — это чертовски несмешная шутка, — сказал Марк.

— Заткнись и предоставь мне быть сыщиком. Видишь ли, мне именно за это платят. Первое происшествие может быть, а может и не быть связано с остальными. Так или иначе, очевидно, что этот тип не поджидал Карен в засаде; он оказался застигнутым врасплох и потерял голову. Что касается предприимчивого молодого человека, угнавшего автомобиль миссис МакДугал, — уверен, тебе показалось, что ты узнала его, Карен; у нас есть достоверные сведения, что его видели в Кливленде. Это его родной город, и местная полиция его неплохо знает.

Он улыбнулся, и Карен, сдавшись, пожала плечами. Если Тони пытался доказать, что ему известно все о ее недавних приключениях, ему удалось ее убедить. Но насчет Хортона она не ошибалась.

— Особо интересен следующий эпизод, — продолжал Тони. — Можно назвать его «призрак в саду». Конечно, простыня — довольно странная маскировка...

— Это чертовски хорошая маскировка, — оборвал его Марк. — Она скрывает не только лицо, но и все остальные отличительные признаки, даже рост и телосложение. Признаю, что человек, одетый в простыню, на улице будет выглядеть достаточно подозрительно, но в укромном саду ничего лучше нельзя придумать, а как только этот человек покинет двор, он сможет просто свернуть простыню и взять ее под мышку. Что подозрительного в грязном постельном белье?

— Ну хорошо, хорошо. Вся беда с тобой в том, Марк, что ты говоришь слишком много. Я по-прежнему полагаю, что переодевание в простыню — чье-то своеобразное понятие о шутке. И весьма детское — я хочу сказать, кто в наш век вериг в старинные привидения в простынях? Мы видели слишком много фильмов ужасов с самыми разнообразными спецэффектами, чтобы нас могло напугать что-либо столь примитивное, Черт, если бы я собрался изобразить привидение, я придумал бы костюм поинтереснее.

— Еще бы! Будьте уверены! — сказала Черил.

— Именно это и подкрепляет мою точку зрения, — продолжал Марк. — Все это было направлено не на то, чтобы напугать Карен... Ведь ты не испугалась, правда?

— Кто, я? — Карен глухо рассмеялась.

— Ну а я не боюсь признаться, что перепугалась бы до смерти, — заявила Черил. — Увидев что-то такое, наполовину скрытое туманом, наполовину — мраком... Вы, большие храбрые герои, можете скалиться сколько угодно, но готова поспорить, у вас тоже душа ушла бы в пятки — по крайней мере на несколько секунд.

— Именно! — торжествующе воскликнул Марк. — А этих нескольких секунд достаточно для успешного бегства.

— Черт возьми, не понимаю, о чем мы спорим, — сказал Тони. — Для Карен в этом происшествии опасности не было — правильно? Другое, случившееся прошлой ночью, уже посерьезнее. Шутник проник в дом. Итак, девочки, вы абсолютно уверены, что все заперли? У меня сложилось впечатление, что вы обе были немного... ну...

— У тебя не хватает смелости назвать нас пьяными! — воскликнула Черил.

— Я не говорил, что вы были пьяными, я просто хотел сказать — беспечными. Вы заперли все окна и двери?

— Разумеется, — надменно ответила Черил.

— Уверена в этом, — сказала Карен. — Ну... на девяносто девять процентов.

— Лучше бы на сто, — строго сказал Тони. — Потому что если вы заперли все, это значит, что у посетителя был ключ от вашего дома.

— Или в дом ведет какой-то неизвестный нам путь, — сказал Марк.

— Кончай, — проворчал Тони. — Сейчас ты начнешь рассуждать о тайных ходах. Послушайте, девочки, я не пытаюсь поставить под сомнение вашу трезвость, но маловероятно, чтобы у кого-то был ключ. Вы же только что установили новые замки, не так ли? Хорошо. Следующий вопрос: кто-нибудь знал, что Черил останется на ночь?

— Нет, — без колебаний ответила Черил. — Это решение пришло в последнюю минуту. Я сама не знала об этом до полуночи.

— Ты не звонила Марку?

— Конечно, звонила. Тебе же это известно.

— Черт побери, минуточку! — вставил Марк. — Не хочешь ли ты предположить...

— Я пытаюсь задать необходимые вопросы, — сказал Тони, — и мне чертовски трудно это сделать. Ты говорил кому-нибудь, что Черил остается у Карен?

У Марка потемнело лицо:

— Ты что, думаешь, я обзвонил всех знакомых, сообщив им, что кот ушел и малыш-брат может поиграть?

— Я не знаю, что ты так кипятишься, — обиженно сказал Тони. — Успокойся. Я просто пытаюсь достоверно установить, что о присутствии Черил в этой комнате и в этой постели было известно только ей самой и Карен.

— А, — расслабленно опустился на стул Марк.

— Никто об этом не знал, — сказала Черил. — Ради всего святого, вы, мужчины, поднимаете столько шума из-за самых простых вещей.

— Итак, — упрямо продолжал Тони, — проникнувший в комнату тип считал, что она пуста. Он открыл платяной шкаф. Представьте себе его потрясение, когда Черил во сне заворочалась и забормотала. Он бросился бежать — с охапкой одежды в руках. Пусть он растерялся, был напуган — возможно, пару секунд он и не бросил бы эти вещи. Но потом, на лестнице, в прихожей, почему он не избавился от них? Зачем выносить одежду в сад и развешивать ее на кустах? И вообще, зачем связываться с ворохом старых лохмотьев?

— Это не лохмотья, — негодующе заявила Черил. — Это ценные вещи.

— Ну да, конечно, вы все время мне это повторяете. Но, признайтесь, девочки, ну сколько это все стоит? Пару сотен? Пару тысяч?

— Около ста тысяч долларов, — сказала Карен.

— Что? — Тони, очевидно, был поражен.

— Я никогда над этим не задумывалась, — медленно проговорила Карен. — Но у меня есть, ну, тридцать — сорок платьев миссис Мак. Не все из них авторские оригиналы, их стоимость колеблется в широких пределах; но если учесть, что вечернее платье работы Пуаре было продано в 1981 году на аукционе «Кристи» за четыре с половиной тысячи долларов...

— Пять тысяч за платье?! — недоверчиво воскликнул Тони.

— Некоторые стоят еще дороже, — заверила его Карен. — Другие, конечно, меньше... Тони, лучше бы ты не заговаривал об этом. Наверное, в моем характере нет деловой хватки.

— Именно это должна привнести в наш союз я! — с жаром воскликнула Черил. Она хлопнула себя по лбу ладонью. — Страховка! Господи, страховка! Как я могла упустить это? Завтра первым же делом...

— Подожди, — сказал Тони. — Рад, что напомнил тебе о забытых обязанностях, крошка, но мы отклонились от темы. Я не предполагал...

— Это выбрасывает твою версию на помойку, не так ли, дружище? — ехидно улыбнулся Марк.

— А твою, дружище?

— На мою это никак не влияет.

Откинувшись назад, Марк сплел руки на груди.

Было очевидно, что он ждал, чтобы кто-нибудь спросил его, что это за версия. Никто не удовлетворил этого желания. Тони задумался, затем твердо произнес:

— Нет, это никак не мешает моей теории. Ведь вещи не были похищены. Они были развешаны — аккуратно развешаны! — по саду. Это напоминает мне кое о чем. Удивлен, что это не поразило тебя, Марк.

— Ты имеешь в виду дело Стратфордов? — спросил Марк.

— Д-да. — Похоже, Тони был очень удручен. В надежде на слушателя, который его оценит, он повернулся к Черил: — Это случилось в 1850 году, в Коннектикуте. Началось с обыкновенных проявлений полтергейста: предметы, летающие по воздуху, вспыхивающий безо всяких причин огонь. Но была одна особенность. Однажды, вернувшись из церкви, семья обнаружила большую часть своей одежды в гостиной, набитой подушками и тряпьем и расположенной в странных позах, словно манекены на витрине. Одна фигура стояла на коленях перед раскрытой Библией.

Когда он закончил, наступила полная тишина, продолжавшаяся до тех пор, пока официант не забрал тарелки и не предложил заказать десерт.

— Мне вот эти слоеные пирожные с шоколадом, — сказала Черил. — Тони, ты что, сошел с ума?

— Ты ничего не поняла, — сказал Тони. — Нет, спасибо, мне десерта не надо.

— И мне тоже, — сказала Карен. — Боюсь, я также не поняла.

Но возникшая в ее сознании картина навеяла на нее жуткий страх, подобный тому, который она испытала прошлой ночью, — белые силуэты, беспомощно разбросанные, словно жертвы массового побоища.

— Все это серьезно, Тони, — укоризненно сказала Черил. — А ты болтаешь о домах с привидениями и полтергейсте!

Тони бросил взгляд на Марка, тщетно пытавшегося скрыть свое веселье.

— Я не болтаю о полтергейсте, — произнес он сдавленным голосом человека, сдерживающего ярость из последних сил. — Я не верю в полтергейст. Все имеет рациональное объяснение, в том числе и дело Стратфордов. Эти манекены кто-то расставил...

— Все домашние были в церкви, — вежливо заметил Марк. — Включая слуг. Они подтвердили показания друг друга.

— Значит, они лгали или заблуждались, — сказал Тони. — Этот замысел был напитан злобой, и в нашем случае мотив тот же. Параллели...

— Полностью случайны, — сказал Марк. Он больше не улыбался. — Мотив в нашем случае настолько очевиден, что бросается в глаза. Не могу понять, как вы его не видите. Кому-то нужна вещь, принадлежащая Карен. Вот и все.

— Серебро Рут, — начала Карен. — Ее антиквариат...

— Не Рут, а что-то твое. Эта чушь началась лишь после того, как ты стала собирать старую одежду.

Карен рассмеялась:

— Ты хочешь сказать, что это какой-то конкурент пытается стащить у меня товар? До самых ценных вещей никто так и не дотронулся, не говоря уже о том, чтобы их взять. А может быть, это делает кто-то, у кого мания одеваться в старинные женские наряды?

Марк, похоже, задумался:

— Об этом я не думал.

— Готов поспорить, вы сейчас придумаете что-нибудь еще более мудреное, — усмехнулся Тони. — Завещание в кармане куртки? Браслет с бриллиантами, который какая-то старуха забыла в сумочке?

Черил замахала руками.

— Он прав и в то же время совершенно не прав! — возбужденно воскликнула она. — Я хочу сказать — дело действительно в какой-то вещи, которую купила Карен. Но не забывайте, что все неприятности начались в тот день, когда мы отправились на аукцион. А что случилось во время аукциона?

Очевидно, Марк слышал историю про миссис Гроссмюллер. Он громко рассмеялся:

— Наверное, старая дама зашила признание в совершенном убийстве в свое подвенечное платье — за тридцать лет до того, как пришила судью.

Это положило конец всякому разумному обсуждению. Даже Тони оказался захвачен безумными версиями; именно он предложил карту сокровищ, вышитую на скатерти. Имитации драгоценных камней, которые не были имитациями, бриллианты, замаскированные под пуговицы, — этим исчерпалась гамма нелепых теорий. Они смеялись над предположением Карен — утерянная рукопись Эдгара Аллана По, разрезанная и вставленная в корсаж платья, когда голос за плечом Карен весело произнес:

— Я не могла не подойти и не поздороваться.

Тони вскочил. Марк последовал было его примеру, но Шрив, положив руку ему на плечо, удержала его на стуле:

— Не надо вставать; такой милой компании я не помешаю ни за что на свете. Как приятно видеть, Карен, что тебя вывели в свет.

— Словно молодую девушку, ты хочешь сказать? — повернулась к ней Карен. — Ты со всеми знакома?

Она сделала необходимые представления. Шрив едва кивнула Черил:

— Мы уже встречались с миссис Рейхардт. — Затем ее взгляд снова вернулся к Тони: — Детектив?

— Да, мэм, — ответил он, стараясь показаться тупым.

— Очаровательно, — пробормотала Шрив. — Какое миленькое платьице, Карен. Оно продается?

— Боюсь, тебе оно не подойдет, — сказала Карен. — Но если тебя интересуют платья, заходи в любое время. Я рада всем покупателям. От тебя я даже чек приму.

— Как это чудесно с твоей стороны, — Шрив перенесла руку с плеча Марка на его щеку и нежно потрепала его. — Что ж, мне пора прощаться. Не позволяйте этому бедному мальчику слишком много работать.

— Я бы сказал, что лавры победителя достались Карен, — критически заметил Тони, когда Шрив присоединилась к своей компании.

— Это ее муж? — спросила Черил, бесцеремонно уставившись в их сторону.

— Нет, — ответил Марк. — Кто-нибудь хочет кофе?

— По трояку за чашку? — Тони покачал красивой головой. — Но если кто-то предложит мне кофе попозже, после того, как я провожу ее домой...

— Хорошая мысль, — сказала Черил. — И вы, ребята, сможете помочь нам в поисках спрятанных сокровищ.

— Я просто пошутил, — запротестовал Тони.

— А я нет, — Марк взял счет. — Говорю тебе, он что-то ищет. Не забывай, что он говорил Карен.

— "Где это?" — повторила Черил. — Я не забыла. Сдается, в твоей мысли что-то есть.

Убедить Тони было не так легко. Под давлением Марка Карен вынуждена была признать, что эта мысль не так надумана, как могло показаться во время шутливого обсуждения. Она слышала о торговцах, находивших письма, дневники и даже драгоценности в сумочках и карманах. Всю дорогу домой они непрерывно спорили, и в конце концов Тони неохотно согласился, что существует некоторая вероятность того, что Марк прав. Однако лишь некоторая вероятность.

— Это все равно что искать иголку в стоге сена, — проворчал он. — Если бы этот пропавший предмет бросался в глаза, вы бы его уже обнаружили. Вы искали в карманах и носках туфель?

— О туфлях я даже не думала, — сказала Карен.

— А, черт, — сказал Тони.

Они подъехали к дому. Достав ключ, Карен вставила его в замочную скважину.

— Вот те на, — сказала она, поворачивая его. — Не поддается.

— Дай мне, — Марк отпер дверь.

— Вы ее откроете когда-нибудь? — потребовала Черил.

Марк сделал шаг назад.

— Идите вперед.

— Герой! Чего ты испугался?

— Собака, — просто ответил Марк. — Это мой лучший костюм.

Тони, похоже, испытывал такое же нежелание быть первым. Презрительно хмыкнув, Черил открыла дверь и продемонстрировала великолепную технику. Отброшенный в сторону, Александр поднялся на лапы и пошел прочь с отрешенным видом философа, решающего вопросы вселенской важности.

— Я должна поскорее вылезти из этого платья, — объявила Черил, ведя всех в дом. — Оно так узко, что я едва дышу.

— Ты слишком много ела, — резко заметил ее брат.

— Моих устриц съел ты.

— От устриц не полнеют. Все дело в горе пирожных.

— Я пропускаю это мимо ушей, — сказала Черил. — А тебе не следует тоже переодеться, Карен? Помни наше правило — не мять товар без надобности.

— Я приготовлю кофе, — сказал Марк. — Я так понял, товар наверху? Крикните, когда приведете себя в надлежащий вид, мы тогда поднимемся. Сюда, Тони.

Ослабив узел галстука, он направился на кухню уверенной походкой человека, знакомого с помещением и чувствующего себя как дома. Что конечно же понятно, подумала Карен. В свое время Марк был здесь частым гостем, встречаемым со всем радушием, которое Пат оказывал нравящимся ему людям. Ее мысли наполнились воспоминаниями, теплыми, как лето, и чистыми, как горный воздух, — Марк и Пат, сидящие на кухне, с засученными рукавами, с локтями на столе, усыпанном крошками, пачкающие скатерть пятнами пива и кофе; Рут, любовно ворчащая на них и разгребающая оставленный ими беспорядок...

— Эй, Карен, — позвала ее сверху Черил. — Помоги мне с этой молнией...

— Да-да, — Карен вернулась из прошлого. — Иду.

* * *

Поиски начались довольно оживленно. Даже Тони, казалось, был полон надежды, осматривая обувь, большая часть которой принадлежала миссис МакДугал. Каждый предмет был аккуратно наполнен оберточной бумагой — но только оберточной бумагой. Марк, похоже, был зачарован платьями. Он непрерывно повторял: «Пять тысяч? Пять тысяч?»

Наконец Карен потеряла терпение:

— Одежда — это тот же антиквариат или предмет коллекционирования, Марк; цена зависит только от того, сколько готовы заплатить люди. Эй, отдай-ка это мне. Если ты будешь дергать за подвески, ты их оторвешь.

— Не могу поверить, что это не бриллианты, — сказал Марк, отдавая платье — обильно расшитый хрусталем наряд миссис МакДугал. — В этих платьях нет места, куда можно что-либо спрятать, — ни карманов, ни воротника, ни рукавов.

Порыв Тони быстро угас, но он не прекращал работать, методично изучая сумочки и портмоне, ощупывая подкладку, чтобы убедиться, что они не тронуты, выворачивая наизнанку и встряхивая их.

— Это что такое? — Марк достал из шкафа небольшую бежевую коробку.

С пронзительным криком бросившись вперед, Карен вырвала коробку у него из рук.

Марк отпрянул назад.

— Что за черт...

— Это мое Фортуни!

— Не знаю, что такое Фортуни, но уверяю, что я не собирался вытирать им пол.

Карен осторожно заглянула в коробку.

— Это одно из его дельфийских платьев. До сих пор никому не известно, как он сделал эти крошечные складки, покрывающие всю ткань. Для их обновления платья приходилось возвращать мастеру. Их продавали в коробках — таких, как эта, — скрученными словно моток пряжи. Я испугалась, что ты достанешь платье из коробки. Я не осмеливалась до него дотронуться, потому что никогда не уложу его назад так, как оно лежит сейчас.

— И сколько это стоит? — спросил Тони, пока Марк изучал коробку со смешанным чувством недоверия и уважения.

— Пару тысяч — но это лишь предположение. Как я уже говорила, цена в каждый конкретный момент определяется состоянием рынка.

— Господи милосердный, — покачал головой Тони.

— Ну хорошо, — сказал Марк. — Мы не станем вынимать твоего Фортунато.

— Фортуни.

— Кого бы то ни было. Надеюсь, это не еще одна святая неприкасаемая вещь? — Достав вечерний туалет из черного бархата, он провел по ткани рукой. — Эге, а здесь что-то твердое...

— Это подплечники, болван. — Черил выхватила платье из его рук. — Оставь это лучше нам, Марк. Ты так все перемнешь, кроме того, ты совершенно не разбираешься в одежде. Мы скорее заметим что-нибудь необычное, чем вы.

— У меня кончается завод, — подтвердил Марк. — И свежие мысли.

Он провел рукой по своим взъерошенным волосам.

— А что с драгоценностями миссис Мак, Карен?

— Откуда ты узнал о них? — спросила Карен.

— Она сказала мне, что собирается отдать их тебе, — быстро ответил Марк.

Судя по всему, эти сведения он не сообщал Тони; тот потребовал, чтобы ему рассказали, о чем идет речь, и Карен, все объяснив, принесла ожерелье и серьги Долли. Однако как только Тони увидел их, блеск в его глазах потух. Он покачал головой:

— Нет.

Карен почувствовала себя обязанной защитить украшения Долли.

— Что ты хочешь сказать этим «нет»? Они представляют историческую ценность.

— Возможно, но для нашего заурядного жулика из сада они ничего не стоят. Я ожидал увидеть большие сверкающие алмазы.

— Я полагал, что ты переложишь заботу о них на Бейтса, — сказал Марк.

Карен повторила то, что сказала адвокату. Ее тон был агрессивным, она ожидала, что Марк скажет, что она не права, и потребует сдать драгоценности на хранение. Однако он согласно кивнул головой:

— Правильно. Вопрос не в том, обладаешь ли ты этим, а в том, думает ли так кто-нибудь. Почему бы тебе не отдать шкатулку мне? Я вынесу ее из дому пряча, но так, чтобы всем было видно, — уроню, буду долго искать...

Тони неодобрительно загудел:

— Может, тебе еще попихать шкатулку ногой по улице? Я бы мог присоединиться.

Черил даже не улыбнулась. Карен видела, что ее слишком обеспокоило то, что за домом, возможно, следят. Она резко сказала:

— Если вы считаете, что мы под наблюдением, прихватите еще и две хозяйственные сумки. Мы ведь не знаем точно, что нужно этому типу.

— И нужно ли ему вообще что-нибудь, — согласился Тони. Он широко зевнул. — Отправляем вас, девочки, на заслуженный отдых. Однако я не одобряю выбор твоего чтива на ночь, Карен. Гарантированные кошмары.

Он взял книгу о легендах Джорджтауна. Карен объяснила ее присутствие, добавив:

— Тебе о ней известно?

— О да, — у Тони в глазах блеснули искорки. — В местный участок уже поступила пара звонков от разгневанных граждан. Они требовали ареста автора.

— И я не прочь дать ему или ей несколько затрещин, — сказал Марк. — Раскапывать старые скандалы — этим можно только сделать людям больно. Тот, в котором была замешана миссис Мак... — Его тонкие губы помимо воли изогнулись в улыбку. — Она нашла это забавным. Хохотала так, что я испугался, как бы она не задохнулась.

— Могу я почитать эту книгу? — спросила Черил.

— Бери, конечно. Она лежит на моем туалетном столике только потому, что мне лень ее убрать. Возможно, мне будет лучше избавиться от нее до возвращения Пата; скорее всего, он бросится на автора с кнутом, прочитав весь этот вздор о своей матери.

— Это не вздор, — сказал Тони. — Вот почему автор находится в безопасности от тяжелой руки закона. Большая часть сведений почерпнута из старых газет и других опубликованных источников; все остальное — тонкие двусмысленности, и у автора хватило ловкости не перейти грань дозволенного. К тому же никому не известно, кто он.

— Пат, скорее всего, сочтет это лучшей шуткой после Уотергейта, — добавил Марк. Встав со стула, он потянулся и зевнул. — Не стесняйтесь звонить в любое время, девочки, если обнаружите бриллианты.

— Не беспокойся, — сказала Черил. — Позвоним.

— Кто-нибудь проводит нас до двери? — поинтересовался Марк.

Черил открыто отказалась, сделав кое-какие ехидные замечания о больших сильных мужчинах и маленьких беззащитных собаках. Выполнить обязанности охранника вызвалась Карен. Тони задержался; она услышала, как он что-то сказал Черил, которая ответила взрывом смеха и замечанием, тон которого был несомненно ехидным.

Когда они спускались по лестнице, Карен сказала:

— Сожалею, что ты оказался в это втянут, Марк. Это была не моя мысль.

— Уверен в этом.

— Если бы ты смог убедить Черил оставить...

— Никто не сможет уговорить Черил начать или бросить любое дело. Она взрослая женщина и сама принимает решения.

Они уже дошли до двери, Марк повернулся к Карен:

— Ты действительно полагаешь, что я уведу Черил и уйду сам, оставив тебя на сомнительную милость какого-то бродяги-лунатика или этого качка-шофера, чьим смазливым лицом ты так восхищаешься? За какую хладнокровную скотину ты меня принимаешь?

Его голос резал словно нож. До того как Карен успела ответить, спустился Тони, и Марк отвернулся.

Тони взял Карен за руку.

— Спасибо за интересный вечер. Нечасто мне предоставляется возможность искать бриллианты и утерянные рукописи.

Не оборачиваясь, Марк открыл дверь.

— Если ты собираешься говорить цитаты, сделай это поскорее и покороче, — сказал он и вышел, оставив их наедине.

— Я хочу услышать, как в замке повернется ключ, а затем зазвенят и загрохочут многочисленные засовы и цепи, — мягко сказал Тони. — Не то чтобы я полагаю, что нужно чего-то опасаться...

— Понимаю. Спасибо, Тони.

Стремительно наклонившись, он на мгновение прикоснулся к губам Карен своими. Несмотря на мимолетность, поцелуй не был тщетным; щеточка усов, дотронувшись до верхней губы Карен, отозвалась дрожью по всему ее телу. И вот уже Тони ушел, закрыв за собой дверь. Карен услышала из-за двери тихий голос:

— Замки.

Карен сделала так, как ей сказали. От Тони больше не последовало никаких замечаний. Поглядев в «глазок», она увидела лишь его удаляющуюся широкую спину.

Марк ждал его на тротуаре, занимая господствующую позицию под фонарем. Изображение, которое видела Карен, было искаженным и ограниченным, но она разглядела, как Марк выполнил обещанный спектакль со шкатулкой. Он только что не гонял ее ногой, и, хотя его вращение на месте было утрировано до уровня фарса, Карен не слишком развеселилась.

Вернувшись на кухню, она вскипятила чайник. Всю дорогу по лестнице ее преследовал громкий храп Александра; несомненно, подумала Карен, с его носоглоткой что-то не в порядке. Учитывая, что вся его голова была скроена как-то нескладно, это было бы неудивительно.

Оторвавшись от записей в тетради, которые она изучала, Черил улыбнулась:

— Я как раз подумала, что чашка чаю будет ко времени. Ты не устала? Может быть, мне уйти, чтобы ты могла лечь в постель?

— Я все еще на взводе. Мне нужно развеяться. Но если ты уже засыпаешь...

— Нам пора заканчивать так лебезить друг перед другом, — сказала Черил. — Сказать по правде, я просто умираю от желания просмотреть твои записи. Если ты не возражаешь...

— Так кто сейчас чересчур вежлив? Я буду только рада, если ты займешься этими проклятыми книгами. В отношении ведения учета я совершенно безнадежна; я постоянно забываю заносить сведения в тетрадь. — Карен свернулась клубком в кресле, которое до этого занимал Марк. — Чего я действительно хочу, так это просто сидеть здесь и смотреть, как ты работаешь.

— Это верно. Ты — художественная половина нашей команды, а я больше по деловой части. — Черил нахмурилась, прочтя одну из записей. — Ты занесла сюда платья миссис МакДугал? Я вижу только запись: «Разн. вещи мис. Мак».

— Ой, правда. Я хотела расписать все подробно, только...

— Только отвлеклась на другое, — сказала Черил, хитро улыбаясь. — Давай начнем с тех двух платьев, которые ты продала своей подруге.

Сделав запись, она спросила:

— Когда, ты ей сказала, они будут готовы?

— Я ничего не говорила. Но нам нужно заняться ими в самое ближайшее время. Часть бусин оторвана. Кроме того, платья надо будет отдать в чистку.

— Я займусь этим завтра днем. Кому ты отдаешь в чистку вещи?

— Мне посоветовала мастера миссис Мак. Больше того, — добавила Карен, — меня представили ему. Да будет тебе известно, он не принимает клиентов с улицы. Но он знает, как обращаться с нежными вещами. Не забудь объяснить ему...

— Я все поняла. Надо будет упомянуть несколько раз миссис МакДугал и настоять, чтобы мастер лично занялся этими платьями.

— Раз ты все равно пойдешь туда, захвати вещи, которые я отдала несколько дней назад. Квитанция, кажется, где-то здесь. — Порывшись в сумочке, Карен, наконец, вытащила листок. — Не забудь записать стоимость работы. И раз уж речь зашла о деньгах...

— Зачем говорить о том, чего у нас нет? — усмехнулась Черил. — Какое-то время мы будем едва сводить концы с концами. Рано или поздно у нас будет налажен надлежащий учет, но пока придется довольствоваться тем, что есть.

Карен не заразилась ее весельем.

— Я знаю, что некоторое время наше положение будет очень неустойчивым. Наверное, мне придется воспользоваться предложением Пата и занять у него до тех пор — если, конечно, это вообще произойдет, — пока не получу денег от Джека.

— Правильно, ты сегодня виделась с адвокатом. Извини, я даже не спросила, как прошла встреча. Нам так много нужно было обсудить.

— Он был очень мил. Он только начинает, должно быть, именно поэтому мистер Бейтс порекомендовал его мне. Думаю, его гонорар гораздо меньше, чем у «Бейтса, Бейтса и кого-то там еще». Но он не слишком-то обнадежил меня. Глубокомысленно заверил, что все это потребует много времени — особенно потому — это, впрочем, очевидно, — что Джек не склонен к щедрости. Что ж, черт возьми, мне не нужна щедрость, мне нужна только справедливость. Видит Бог, я это заслужила.

— Все решено? Ты не передумаешь?

— Насчет развода? Ни за что. Даже если у меня хватит глупости сунуть голову в эту петлю, Джек не примет меня назад. В первую очередь это была его инициатива.

Черил внимательно посмотрела на нее.

— Я сожалею, если сожалеешь ты, и не сожалею в противном случае. Не пойми меня превратно — я просто не хочу остаться без компаньона еще до того, как мы выкатим нашу повозку на дорогу.

— Этого не бойся. Даже если мое сердце полностью изменится, магазин я не брошу. Я не смогу это сделать. Он слишком много для меня значит. Знаешь, я сама хотела задать тебе тот же вопрос. Когда-нибудь ты снова выйдешь замуж...

— Нет.

— Возможно, сейчас ты думаешь так, но...

— Нет, я больше никогда не выйду замуж.

Она сидела, склонив голову над тетрадью, и растрепанные волосы закрывали ее лицо. Через какое-то время Карен ласково спросила:

— Как давно это произошло?

— Два года назад. Я знаю, что ты сейчас скажешь. — Повернувшись к ней, Черил смахнула волосы с лица. У нее было такое выражение, которого Карен никогда не видела, — смесь торжественного ликования и боли. — Все говорят одно и то же: ты со всем смиришься, время залечивает раны... Но этого не произойдет. Моя жизнь не кончена, ничего подобного. Я — очень счастливый человек, правда. Но я никогда не буду любить никого, кроме Джо.

Спокойная решительность, прозвучавшая в ее голосе, пресекала в корне дальнейший спор, даже если бы Карен и смогла придумать какие-то аргументы. Она была поражена. Одна мысль о том, что Черил, внешне такая веселая и беззаботная, носила в себе такое сентиментальное вымышленное заблуждение...

Карен не сомневалась, что это заблуждение. Любовь не вечна, горе не длится бесконечно. «Мужчины и женщины умерли, и их съели черви, но все это было не ради любви». Она верила в эти штампы так же, как верила в то, что утром взойдет солнце.

— Прости, — начала она. — Мне не следовало поднимать этот вопрос...

— Как раз хорошо, что мы поговорили об этом начистоту, — спокойно сказала Черил. — Люди постоянно пытаются познакомить меня с разными парнями. Это пустая трата времени; тебе лучше знать об этом с самого начала.

— Значит, вот почему Тони... — Карен осеклась, прикусив губу.

— Тони — хороший друг.

— Кроме того, он самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела. Как говорится, шик с отлетом. Интересно, почему ты не упомянула это маленькое обстоятельство.

— Наверное, он действительно красивый, — безразличным тоном ответила Черил. — Джо был не таким. Я

хочу сказать, большинство людей не считало, что у него прекрасная внешность. Ты нравишься Тони, Карен. Это я точно говорю.

— А я не уверена, — пробормотала Карен. Многие вещи она теперь увидела в другом свете.

— Скорее, ты снова выйдешь замуж. Красивая, образованная женщина...

— Сомневаюсь в этом. Мне не понравилось быть замужем.

Это заявление удивило ее саму не меньше, чем Черил.

— Правда? И не было ничего...

— Нет. Теперь, размышляя об этом, я прихожу к выводу, что в браке мне не многое понравилось. Я ничем не владела. Все, что у меня было, являлось милостивым отеческим подарком — деньги, одежда, еда, дом, даже мое время. На первом месте стояла работа Джека, я же довольствовалась тем, что оставалось.

— Не все мужчины такие, — пылко воскликнула Черил. — И должно же быть что-то... Я хочу сказать, разве ты не опускаешь...

Карен позабавила деликатность Черил. В новой для себя роли компаньонки та старалась вести себя более утонченно.

— Ты говоришь о сексе? Да, я это действительно опускаю. Но, как бы выразиться помягче, я не очень-то много потеряла.

— Да, это сказано мягко. Но я получила представление. Ты хочешь сказать, Джек...

— Полагаю, подходящие слова — «отвечал требованиям», — задумчиво проговорила Карен. — Едва-едва отвечал требованиям. Смею тебя заверить, это явилось неприятной неожиданностью. До бракосочетания Джек был таким любвеобильным. Но как только связь была узаконена, он, похоже, потерял всякий интерес.

Черил рассмеялась:

— Ты такая смешная, Карен. Описываешь все так изящно, но звучит это обиднее, чем если бы ты вышла из себя и выдала набор из трех букв.

— Мне следовало бы постыдиться, — улыбнулась Карен. — Мы жалуемся на мужчин, что они смотрят на женщин только как на объект секса, и вот я занимаюсь тем же.

— А Марк был...

Спохватившись, Черил отвернулась. Карен успела заметить свекольный румянец, заливший ее лицо, перед тем как его черты оказались скрыты волной волос.

— Прости, — донесся приглушенный голос из-за волос. — Мой длинный язык... Мне нужно его отрезать.

— Забудь об этом, — рассмеявшись, Карен нежно обвила рукой поникшие плечи Черил. — У нас сейчас все равно что вечеринка в колледже, когда мы сидели и говорили о самом сокровенном.

— Я не была в колледже, — выдавила Черил.

— А я его так и не закончила. И что?

Черил подняла голову. Ее лицо по-прежнему было пунцовым.

— Что, делать вид, что я ничего не спрашивала? Я не хочу это знать. Я хочу сказать, мой родной брат... Он никогда не говорил мне о своей личной жизни, Карен. Честное слово.

— Я же сказала — все в порядке. — Карен не собиралась отвечать на скрытый вопрос. Он вызвал острую боль воспоминаний, оскорбительно реальных своей силой. «А Марк был...» О да, был, подумала Карен. Он-то, несомненно, был. — Нам пора ложиться спать, — весело ответила она. — Завтра нам нужно быть свежими и бодрыми для встречи с агентом по недвижимости.

— Правильно. Слушай, как ты относишься к месту, где есть жилые помещения, — наверху или сзади? Я хочу сказать, для нас. Я платила бы больше за аренду...

— Почему ты должна платить больше?.. — У Карен перехватило дыхание. — Я эгоистичная недумающая пустышка. Я все время забываю о твоем малыше.

— Я нечасто говорю о нем, но думаю постоянно.

Эти слова прозвучали тихо и спокойно, но они задели струну где-то в самой глубине души Карен. Она стиснула пальцами плечо Черил.

— У нас все получится. Пожар или наводнение, грабежи или банкротство, но к осени, когда откроются детские сады, он уже будет с тобой.

Это было очень смелое обещание, Карен не имела права его давать; обстоятельства могут сделать его невыполнимым, обстоятельства, неподвластные им обеим. Но ее переполнил стыд за собственный эгоизм. Поглощенная своими личными проблемами, Карен забыла о Черил.

И все же кто мог предположить, что под этой светлой безмятежной оболочкой скрывалась чувствительность столь же хрупкая, столь же поврежденная, как и рассыпавшаяся шелковая ткань того старинного одеяния?

Карен следовало бы знать это или хотя бы предполагать. Дружба требует большего, чем давала она.

Глава 9

Фолз-Черч оказался, как выразилась Черил, катастрофой. Осмотренные ими помещения были или слишком дорогими, или слишком ветхими, или неудобно расположенными. Оставив свой телефон агенту, пообещавшему известить их, если что-либо подвернется, они направились домой, чувствуя какое-то опустошение.

— Мы только начали, — утешающим тоном сказала Черил. — Может быть, быстро заскочим в Александрию? Как знать...

Карен взглянула на часы:

— Боюсь, у меня нет времени. На Роба совершенно нельзя положиться, а я и так опаздываю.

Обстоятельства сложились так, что она опоздала сильнее, чем предполагала. С большим трудом они обнаружили свободное место на стоянке в нескольких кварталах от дома; подходя к нему, они увидели у дверей нечто. Это напоминало скорее ворох тряпья, чем человеческое существо, и Черил жалостливо произнесла:

— Это одна из тех несчастных старушек, которые ходят по домам, разнося различный товар.

— Это не старушка, разносящая товар. — Остановившись, Карен вцепилась в Черил. — Это миссис Гроссмюллер!

— О Боже, да! — ответила ей Черил. Они стояли, прижимаясь друг к другу и глядя на миссис Гроссмюллер; наконец Карен нервно рассмеялась:

— Что будем делать? Не можем же мы стоять здесь вечно, словно пара викторианских девиц в смятении.

— Давай обойдем квартал. Возможно, она уйдет.

Но миссис Гроссмюллер уже увидела их. Тяжело поднявшись, она торжественно кивнула головой. На ней был надет, надо думать, наряд «для выхода в город» — мятый, выцветший черный костюм, несомненно древнего происхождения, и самая невообразимая шляпа, которую когда-либо видела Карен. Она была добрых два фута в диаметре, увешанная обмякшими кисточками из розового муара, с почти лысым страусовым пером, венчающим тулью.

— Только не смейся, — тихо бросила Карен, когда они подчинились требовательному призыву.

— Смеяться? Да я, скорее, завою, как Александр. О, здравствуйте, какая неожиданная встреча — миссис Гроссмюллер, не так ли?

— Я жду вас уже очень долго. — Миссис Гроссмюллер отряхнула запыленную юбку. — Вы здорово опоздали.

Ее поза была столь величественной, что не извиниться было трудно, но Карен смогла от этого удержаться. Не находя, что сказать, она прибегла к испытанному приему, которым пользовалась в разговоре с покупателями:

— Чем могу помочь?

— Принесла вам кое-какое барахло, — сказала миссис Гроссмюллер, внезапно спускаясь с вершин утонченного английского к западно-мерилендскому просторечью. — Вы пригласите меня войти или же мне вывалить все на тротуар, словно обыкновенной старьевщице?

Не успела Карен отпереть дверь, как миссис Гроссмюллер, оттеснив ее, стремительно двинулась вперед, так что предостерегающий крик запоздал:

— Берегитесь собаки!

Миссис Гроссмюллер стояла, разглядывая Александра, в несвойственном для него восхищении юлившего у ее ног.

— Какой некрасивый, а? Кажется, это самый некрасивый пес, которого я когда-либо видела.

Это оскорбление ни в коей мере не задело Александра. Он продолжал валяться в ногах у миссис Гроссмюллер, и та, жалея его, добавила:

— Хотя весьма милое создание. Дружелюбен.

— Вы ему понравились! — недоверчиво воскликнула Карен.

— Как и большинству собак. Итак, где гостиная? Я позволю уговорить себя выпить стаканчик хереса, если только он не чересчур сладкий.

Миссис Гроссмюллер получила стакан хереса. Затем, достав свой товар, она разложила его по креслам. Вещи оказались не настолько плохими, как опасалась Карен, но их пестрая гамма варьировала от двух приличных викторианских юбок до выцветших ситцевых фартуков и панам. Некоторые предметы не могли принадлежать миссис Гроссмюллер ни в один из периодов ее жизни; Карен предположила, что пожилая женщина, воодушевленная удачной сделкой, пошарила по чуланам своих соседок, и подумала, что остается только надеяться, что это было сделано с разрешения хозяев. Скупщик краденого — в этом несомненно есть некоторая пиратская романтика, если краденые вещи — золото и драгоценности; но просто унизительно быть арестованной за ситцевую панаму.

На этот раз ей пришлось поспорить по поводу умопомрачительных цен, запрошенных миссис Гроссмюллер. Черил после поразительной перемены в поведении Александра, словно загипнотизированная, не проронила ни слова.

Но худшие опасения оказались напрасными; после основательных торгов миссис Гроссмюллер согласилась на предложенные ей условия и убрала в сумку отвергнутый товар.

— А вы умнее, чем я думала, — заметила она. — Вас не удалось надуть. Но я считала, что попробовать все равно стоит.

Мило улыбнувшись, она села и стала пересчитывать деньги, которые ей дала Карен.

— Как вы нашли меня? — спросила Карен.

Ответ был именно таким, какого она ждала:

— Ваш адрес был на чеке. Как-нибудь я принесу вам еще.

— Нет, не надо! — воскликнула Карен. — Я хотела сказать — я скоро переезжаю.

— Куда?

— Еще не знаю. А почему бы вам не оставить свой адрес и телефон, тогда я вам позвоню.

— Разумно, — согласилась миссис Гроссмюллер, засовывая руку в портмоне вместительных размеров. — Вот моя карточка.

Это действительно была визитная карточка, пожелтевшая от времени и обтрепанная по краям, но великолепно выполненная.

— Благодарю вас, — сказала Карен. — Ну что ж, я как-нибудь с вами свяжусь.

— О, а я еще не ухожу, — сказала миссис Гроссмюллер, усаживаясь поудобнее. — Мое подвенечное платье еще у вас?

— Э... нет. Его здесь нет. Оно... оно в чистке.

— А... Очень плохо. Мне хотелось еще раз на него взглянуть.

Карен посмотрела на Черил, которая тупозачарованно таращилась на миссис Гроссмюллер, словно цыпленок, загипнотизированный холодным взглядом удава. Сама она чувствовала, что испытывает непреодолимое желание разразиться диким хохотом.

— Сожалею, что мы не можем просить вас остаться, миссис Гроссмюллер. Мы уходим.

— Когда?

— Прямо сейчас, — твердо ответила Карен.

— А. Что ж, полагаю, в таком случае вы не пригласите меня остаться обедать. А то я могла бы обидеться.

Собрав свои сумки, миссис Гроссмюллер поднялась и осторожно перешагнула через Александра, лизавшего ее туфли.

— Думаю, сейчас я сгоняю до Висконсина, поглазею на витрины. Возможно, там и пообедаю, раз уж я такая богатая. Здесь где-нибудь поблизости есть «Макдональдс»?

Карен проводила ее до двери, затем бегом вернулась в гостиную, откуда они с Черил, встав у окна, стали смотреть, как миссис Гроссмюллер пересекла улицу, подошла к припаркованному — в неположенном месте — автомобилю и села в него. Машина стремительно рванула в транспортный поток, не обращая внимания на «камаро», водителю которого пришлось что есть силы надавить на тормоза, избегая столкновения, и виляя умчалась прочь.

— С тобой все в порядке? — спросила Карен, подталкивая свою парализованную подругу.

— Ущипни меня, — выдохнула Черил. — Я не верю, что это действительно произошло. Ты разглядела ее машину? У нее «мерседес». И Александр... Она зачаровала его!

— Черил, возьми себя в руки. Это всего лишь бедная чудаковатая старуха. Чем она на тебя так подействовала?

— Понимаешь, я знакома со многими чудаковатыми старыми дамами. Никто из них так себя не ведет. Я ничего не могу с собой поделать. Меня от нее бросает в дрожь. Скажи по-честному, Карен, что бы ты подумала, если бы проснулась среди ночи и увидела, как это лицо заглядывает в твое окно?

— Я решу, что мне это снится. Она не может добраться до окна второго этажа без приставной лестницы...

— Или метлы, — пробормотала Черил.

— Сожалею, что не могу остаться и оберегать тебя от ведьм, но я и так уже ужасно опаздываю. У меня нет времени даже на то, чтобы переодеться. Ты уверена, что не будешь слишком нервничать?

Черил встряхнулась.

— Не говори глупостей. Мне хватит дел, чтобы не скучать ни минуты. Но все же я запру все замки.

— Непременно сделай это. Мне хотелось бы остаться и помочь тебе. Ладно, это продлится недолго, Джули вернется через несколько дней.

Но Джули пришлось вернуться гораздо раньше.

Карен не очень удивилась, но пришла в ярость, увидев, что в магазине еще темно и стальная решетка, закрывавшая дверь, по-прежнему заперта. И, только начав отпирать замок, она обнаружила, что его дужка вставлена в отверстие не до конца...

* * *

— Это становится однообразным, — сказал Тони Кардоса.

Положив руки на узкие бедра, он смотрел на сидящую за столом Карен.

— Это не моя вина, — проворчала Карен. — И если ты позвонил Марку...

— Я не звонил Марку, — Тони присел на угол стола.

— И не звони. Я не хочу, чтобы он прибегал на помощь каждый раз, когда что-то происходит.

Усмехнувшись, Тони сдвинул шляпу На затылок, затем, опомнившись, поспешно ее снял.

— Прошу прощения.

— О, во имя всего святого, какие сейчас могут быть приличия? Только скажи этим идиотам, чтобы они перестали сыпать свой порошок на товар. Мне потом целый день придется его очищать.

— Они ищут отпечатки пальцев, — мягко возразил Тони.

— Знаю. Эти чертовы чернила я никогда не отмою с пальцев.

— Когда закончишь орать, может быть, позволишь мне задать тебе несколько вопросов? У меня на сегодня есть еще кое-что — знаешь, незначительные делишки вроде расследования нескольких убийств.

— Ну хорошо, хорошо. — Через какое-то время Карен добавила: — Извини, Тони. Я ценю, что ты так быстро приехал.

— Не стоит. У меня просто выработался условный рефлекс. В последнее время я так часто встречаю твою фамилию в сводке происшествий, что автоматически перехожу к действию. Ты уже звонила этой — как там ее — владелице магазина?

— Ее не было на месте. Я попросила оставить для нее записку у портье гостиницы.

— Которая называется?..

— Я уже сказала следователю.

— А теперь скажи мне.

— Зачем тебе это? — удивленно спросила Карен. — Черил сказала, что ты из отдела по расследованию убийств, так что это дело не для тебя.

— У меня обеденный перерыв, — сказал Тони. — До того, чем я занимаюсь в свободное время, моему руководству не должно быть никакого дела. Итак, ты собиралась сказать мне название гостиницы.

Карен откинулась на спинку кресла. Ее дурное настроение постепенно развеивалось; спокойный, дружеский профессионализм Тони действовал успокаивающе на ее натянутые нервы.

— Когда ты спросил, нет ли у кого-нибудь на меня зуба, я подумала о Джули, — призналась Карен. — Она была просто взбешена, когда я отказалась передать вещи Рут в ее магазин. Я так понимаю, что это тебе известно; похоже, обо мне тебе известно и все остальное.

— Черил много говорит, — сказал Тони. — Слушай, Карен, я занимаюсь этим, потому что хочу, — понятно? Никто меня не заставляет. Так почему бы тебе не успокоиться и не позволить мне делать то, что я хочу?

— Ну...

— Вот идет парень в синем, сейчас он спросит у тебя, что пропало. Будь с ним ласкова.

— Я не знаю, что пропало. Здесь все перевернуто вверх ногами... О черт, Джули просто взорвется!

* * *

Джули действительно взорвалась. Она позвонила уже ближе к вечеру, и стало ясно, что ей уже известны плохие новости, ибо она разразилась площадной бранью, как только Карен сняла трубку. Карен собиралась выразить ей сочувствие, но нелепые обвинения в небрежности и кое в чем похуже взбесили ее; безуспешно попытавшись вставить слово, она в конце концов положила трубку. Затем, заперев магазин, она вернулась домой.

Черил предложила ей чай со льдом и сочувствие, и Карен высказала ей свою новую версию:

— Во всем виноват Роб. Он так и не показался сегодня в магазине, и никто не ответил на мои звонки. Я сказала об этом Тони, но тот только таинственно улыбнулся и не сказал ни слова.

— Я могла бы ему позвонить, — начала Черил.

— Нет. И Марку тоже не звони. Расскажи лучше о том, как прошел твой день. Я по горло сыта Джули и ее проблемами. Одно только хорошо — я развязалась с ней. После того, что она мне наговорила, я не чувствую себя обязанной с ней оставаться.

— Тебе следовало сказать, что ты увольняешься, — поддержала ее Черил.

— Я так и сделала. Трижды. Но не думаю, что она меня услышала. Вероятно, она потом приедет сюда: не будь излишне вежливой и не оставляй нас наедине. Мне понадобится твоя моральная поддержка.

— Если она станет приставать к тебе, я ее поколочу, — пообещала Черил.

— А черт! — воскликнула Карен, услышав телефонный звонок. — Готова поспорить, это она.

Это был Марк. Он спросил, может ли он поговорить с Черил, и Карен передала трубку. Черил прикрыла микрофон рукой.

— Я могу?..

— Ну конечно, валяй. Тони наверняка уже все ему выложил.

Она ушла на кухню и начала чистить картошку. Черил присоединилась к ней через несколько минут.

— Марк спрашивал, — начала она, — не хотим ли мы пойти...

— Ему придется довольствоваться гамбургерами и картофельным салатом, — Карен махнула ножом на груду овощей. — И скажи, чтобы он захватил своего молчаливого друга. Возможно, когда Тони не на службе и с полным желудком, он более общителен.

Тони был полон желания говорить.

— В этом нет никакой тайны. Вам не надо меня подкупать. Но я рад, что вы это сделали, — добавил он, принимая добавочную порцию овощного салата.

Они сидели за столом на кухне. Было еще слишком душно для того, чтобы ужинать на улице, а роскошная гостиная Рут казалась неподходящей для гамбургеров и пива, которые принес Марк. Он и Тони были в одних рубашках, и по виду последнего чувствовалось, что он находится не на службе. Тони высказал Карен цветистый комплимент по поводу ее стряпни; когда та обвинила его в чрезмерно самодовольном виде, он тотчас согласился с ней.

— Похоже, мы выяснили личность твоего призрака, Карен. Поскольку он, вероятно, теперь далеко, у тебя больше не будет беспокойств.

— Роб? — спросила Карен.

— Судя по всему, ты не удивлена.

— Удивлена — и в то же время нет. Я знала, что он меня недолюбливает, но не могла поверить, что в нем столько злобы.

— Вы приходите к поспешным выводам, — сказал Марк, рассеянно теребя прядь волос. — Почему вы решили, что это дело рук Роба?

— Это было обнаружено на полу в кабинете, возможно, она выпала из чьего-то кармана, а потом ее зашвырнули в угол. Я убедил ребят позволить мне снять копию.

Он передал Карен лист бумаги. Марк взял ее за руку и повернул лист так, чтобы они могли вместе видеть. Его пальцы стиснули запястье Карен, он что-то еле слышно прошептал.

Это была копия группового фотоснимка. Карен сразу же его узнала.

— Это из моего студенческого альбома, — натянуто сказала она. — На первом курсе я выиграла первенство по теннису — случайно, конечно, все остальные кто заболел, кто сломал ногу, у кого что. Вот Анна — забыла ее фамилию... Сюзен Ридер... и... — (странно, как ей сложно было произнести это имя)... и Шрив.

— А эта дырка в середине — ты? — спросил Марк. Выхватив снимок из онемевших пальцев Карен, он вгляделся в него повнимательнее.

— Внизу напечатаны имена, — сказал Тони. — Именно поэтому я ее узнал. Лицо изуродовано. Изрезано ножом или ножницами.

— Как ты думаешь, откуда этот снимок у Роба? — спросила Черил. Краска на ее щеках несколько поблекла.

— Джули как-то принесла альбом в магазин, — сказала Карен. Ей пришлось прочистить горло, чтобы продолжить. — Она сделала вид, что хотела поиграть в игру воспоминаний; но я думаю, она желала подчеркнуть, как сильно я изменилась. Джули показала альбом Робу и другим тоже. Тот сделал несколько колких замечаний... Я полагала, что после этих шуток она унесла альбом домой.

— Возможно, так оно и случилось. В магазине его не было, — Тони забрал снимок у Марка, державшего его кончиками пальцев, скривив от отвращения рот. — Это доказательство злобы...

— Злобы? — У Марка волосы поднялись возбужденным ежиком. — Это больная дрянь.

Тони неуютно поежился.

— Я не представлял себе, что это так на вас подействует. Наверное, я огрубел; кое-что из виденного мною заставляет это выглядеть лишь безобидной шуткой. Прости, Карен.

— Дело не только в фотографии, — сказала Карен. — Просто накопилось... У меня такое ощущение, будто я шла с закрытыми глазами, занимаясь своим делом и стараясь не мешать окружающим, предполагая, что ступаю по твердой земле, — и вдруг взглянула вниз и увидела, что у меня под ногами только узкая дощечка, перекинутая над пропастью. И кто-то перепиливает эту дощечку. А я никогда сознательно никому не причиняла боли...

Движение, сделанное Марком, было таким незаметным, что никто, кроме Карен, не обратил на него внимания; но это движение поразило ее словно вспышка молнии, залившая ослепительным светом самые сокровенные уголки зе души. Она никогда не думала, что ее замужество могло причинить Марку боль — нет, оно лишь задело его гордость, его собственное "я". Она не нарушала никаких обещаний... По крайней мере, она так считала.

— Конечно же я понимаю, — сказал Тони. — Просто ты — естественная жертва, только и всего.

Но тут не Карен, а Черил взорвалась потоком гневных упреков. Эта вторая вспышка прозрения лишила Карен пара речи. Ей показалось, что этот некто не только перепиливал доску, но и разрушал все защитные стены, которые она воздвигла вокруг себя. Неужели она действительно была естественной жертвой, беспомощным объектом, притягивающим любое насилие, приманкой для обиды и ненависти, которых она никоим образом не заслуживала? Эта мысль была унизительной и отталкивающей.

Тони постарался исправить свою ошибку и пустился в объяснения:

— Большинство женщин — пассивные жертвы...

Но это лишь еще больше взбесило Черил, и горячий спор окончился резким восклицанием Тони:

— Ну тебя-то никто и никогда не обвинит в пассивности.

— Оставь его, Черил, — приказала Карен.

Удивленно взглянув на нее, Черил подчинилась. Тони мученически вздохнул:

— Благодарю вас, леди. Как я уже начинал говорить, — но мое намерение кое-что прояснить, судя по всему, было истолковано ошибочно, — ограбление совершил кто-то свой. Твой дружок Роб попытался создать впечатление взлома, но его неуклюжие старания не смогли бы обмануть и младенца. Он исчез. Один из его соседей видел, как вчера вечером около полуночи тот вышел из дому. С собой он нес два чемодана.

Хмурый, неубежденный Марк продолжал ерошить волосы. Тони добавил:

— Роб уже привлекался к уголовной ответственности. Мелкое воровство, сводничество, аморальные проступки...

— Что за аморальные проступки? — глаза Черил зажглись любопытством.

— Гм, ну... как всегда.

— Порнофильмы и грязные фотографии, — Марк позволил губам растянуться в полуулыбке. — Она уже совершеннолетняя, Тони, можно выражаться прямо и точно. А как насчет наркотиков?

— Принимал. Но на торговле не попадался.

— Грабеж? Кража со взломом?

— Нет.

— Разбой? Вооруженное нападение?

— Нет. Слушай, Марк, я понимаю, к чему ТЫ клонишь, но смею тебя заверить — это совершенно ничего не означает.

— Не тот типаж, — наставительно произнес Марк. — Ты использовал слово «пассивный» — вот точное определение для малыша Робби и его шалостей. У него не хватило бы духа влезть в дом и напасть на Карен.

— Откуда ты можешь знать, на что он способен? Вы, кабинетные сыщики, считаете, будто реальная жизнь похожа на дела, о которых вы читали, где все аккуратно разложено и перевязано ленточкой.

Какое-то время они мрачно смотрели друг на друга. У Тони насупленные брови буквально сошлись на переносице; лицо Марка потемнело от гнева. Это уже не был обычный дружеский спор; Карен ощущала возникшее напряжение.

Затем Марк пренебрежительно отвернулся. Его глаза на мгновение встретились со взглядом Карён, и она поняла, что он предпринимает героические усилия, сдерживая ярость.

— Я не пытаюсь научить тебя работать, Тони, но в твоей версии есть несколько зияющих дыр. Если Роб решил скрыться после ограбления магазина, то почему он не обчистил его? Согласно показаниям Карен, ничего стоящего похищено не было, лишь какая-то мелочь. Роб знал, как отключить сигнализацию, он смог бы подогнать к двери грузовик и набить его до отказа. Так почему же он оставил самые ценные вещи?

— Ты сам ответил на этот вопрос, — опередила Тони Карен. — Он трус. Он побоялся, что его увидят.

— Ты кого защищаешь? — потребовал Марк.

— Тони, — сказала Карен.

— Я знал, что у этой женщины есть голова, — расслабился Тони. — В твоих рассуждениях есть кое-что, Марк, но ты опять исходишь из того, что этот тип действовал разумно. После того как мы переговорим с хозяйкой магазина...

— Сейчас вам предоставится это удовольствие, — сказала Карен, так как в этот момент сердито и настойчиво затрезвонил дверной звонок. — Судя по звуку, это Джули. Я так и думала, что она придет сюда за мной. Кто-нибудь подержите собаку.

Карен так и не узнала, сознательно ли была проигнорирована ее просьба или же Александр вырвался случайно. Он появился на сцене как раз вовремя для того, чтобы гневное приветствие Джули перешло в страдальческие вопли. Лишь появившийся Марк удалил виновного, который с громким шлепком приземлился на лишенный волос зад.

Появление Марка остановило поток криков Джули. Нарядная и улыбающаяся, она позволила проводить себя на кухню и приняла предложенное пиво.

— Вы не станете винить меня за то, что я так расстроена, — жалобно сказала Джули. — Карен понимает, она знает меня. Милая... — схватив руку Карен, она стиснула ее, — ...милая Карен, я чувствую такое облегчение оттого, что ты не пострадала. Это было моей первой мыслью — слава Богу, что Карен там не было, она могла бы пострадать.

Карен высвободила руку.

— Маловероятно, чтобы я находилась на работе среди ночи.

— О, — пробормотала Джули, — так вот когда это случилось?

— Мы так предполагаем, — ответил Тони. — Вас не затруднит ответить на несколько вопросов, мисс Керчак? Это не официальная процедура, но раз уж мы оба здесь...

— Пожалуйста, зовите меня Джули, — она улыбнулась ему, вскинув ресницы и приоткрыв трепещущие губы. — И задавайте любые вопросы, которые сочтете нужными.

Сначала Джули отказывалась верить в то, что Роб вор. Она защищала его столь яростно, что Карен снова подумала, не являются ли их отношения более близкими, чем она полагала.

Однако доводы Джули не походили на те, которыми можно было бы защищать горячо любимого человека.

— Он мог пошарить по чужим карманам — он делал это, — но своим местом рисковать бы не стал. Со мной ему было работать просто, у него было много преимуществ...

— Например, знакомства с состоятельными покупательницами, — сказал Марк.

Веки Джули опустились:

— Это не мое дело. Вот что я скажу: через несколько дней Роб вернется. Он загулял с какой-то женщиной, вот и все.

— Замки не были взломаны, — сказал Тони. — У кого еще имелись ключи?

— Да ни у кого. Только у Карен, конечно... — ее неопределенный тон и быстрый, искоса брошенный на Карен взгляд были равносильны обвинению.

Все промолчали. Черил побагровела от гнева, но рука Тони на ее плече удержала ее. Через некоторое время Джули вскинула руки:

— Я так расстроена, что не знаю, что говорю! Сегодня ночью я не сомкну глаз, я знаю это. Я боюсь возвращаться домой. Что, если там кто-то дожидается меня?..

— Если хотите, я провожу вас, — сказал Тони.

— О, правда? Это так мило с вашей стороны. Я даже не могу выразить вам мою благодарность. Всем до свидания. Карен, увидимся завтра.

Карен прочистила горло. Даже после этой последней выходки Джули у нее еще оставались какие-то сомнения по поводу того, что она собиралась сделать, но небрежное замечание Тони продолжало звенеть в ее ушах. Значит, она беспомощная жертва? Посмотрим.

— Мы не увидимся завтра. Вспомни, я увольняюсь.

— Увольняешься? Но, Карен...

— Я сказала об этом трижды.

— Я решила, что ты шутишь. Ведь ты не приняла всерьез то, что я сказала, правда? Карен, ты же меня знаешь!

— Кроме того, ты выгнала меня. После того, как я первый раз сказала, что увольняюсь.

— О Карен, — Джули стиснула ей руки. — Ты не сможешь бросить меня в беде. Ты не можешь покинуть меня, когда я так в тебе нуждаюсь.

— Я постараюсь время от времени помогать тебе, до тех пор, пока ты себе кого-нибудь не найдешь. Но завтра я прийти не смогу. Я занята.

Казалось, Джули душили слова, которые ей пришлось сдержать. Ее остановило присутствие Тони; взяв его под руку, которую он еще и не предлагал, она повисла на ней и устремилась к двери.

После ее ухода Черил тотчас же открыла заднюю дверь.

— Это помещение надо проветрить. Что за сволочная стерва! Одно мгновение я опасалась, что ты позволишь ей уговорить себя вернуться на работу.

— Я вовсе не такая простофиля, как, похоже, все обо мне думают, — отрезала Карен.

— Эй, я не...

— Знаю. Я имела в виду не тебя.

Но даже Черил время от времени принимала позу старшей сестры-защитницы. Это могло бы показаться очаровательным, если бы не чрезмерная чувствительность Карен по поводу собственной пассивности, Марк не стал оправдываться. Он только мягко произнес:

— Она принадлежит к тому типу подруг, которые сделали бессмертным классическое высказывание о том, что незачем иметь врагов. Ее действительно всю неделю не было в городе?

— У меня нет причин думать, что она солгала, — сказала Карен.

— Хорошо. Что ж, Тони это выяснит.

— Так вот почему он так любезно вызвался проводить ее домой? — сказала Черил.

— Уж конечно же не потому, что он без ума от ее общества. Джули не из тех женщин, которые ему нравятся, — Марк говорил рассеянно, точно его мысли были где-то в другом месте.

— Что ж, если все это ее рук дело, она слишком устала, чтобы предпринимать сегодня вечером какие-либо действия, — сказала Черил. — А если во всем виноват Роб, так он теперь отсюда далеко. Похоже, этой ночью мы хорошо выспимся.

— Это намек? — спросил Марк, не трогаясь с места.

— Нет, просто заявление. Вы вдвоем можете сидеть здесь хоть всю ночь. А я ложусь спать.

Марк поднялся с места.

— Что завтра по расписанию?

— Вирджиния, — улыбнулась Черил. — Не вся, а только та часть, которую мы успеем объехать. А что, ты хотел нам что-нибудь предложить?

— Просто полюбопытствовал. Ведите машину поосторожнее, хорошо? — Чмокнув сестру в щеку, он небрежно кивнул Карен: — Спокойной ночи.

Карен осталась на кухне, а Черил пошла провожать Марка до двери. Он ясно дал понять, что общество Карен его не интересует. Почему он так решительно отрицал версию Тони? Тони — профессионал, и он уверен, что неприятности кончились. Роб или Джули — наиболее вероятные виновники. А Марк будто хотел, чтобы Карен боялась.

* * *

Ококуан в округе принца Уильяма, о котором упоминала Карен, оказался очаровательным маленьким городком, смотрящим прямо на реку, с необычно большим числом художественных и антикварных магазинов. По мнению Черил, еще одним преимуществом было наличие ресторанов, имеющих разрешение на торговлю спиртным и со множеством закусок и салатов в меню.

— Это важное обстоятельство, — продолжала настаивать она после того, как Карен рассмеялась. — Пару раз я бродила по антикварным магазинам с женщинами из высших классов Вашингтона — знакомыми Марка, которые одаривали вниманием его бедную родственницу, — и говорю тебе точно: они считают день потерянным, если у них на обед нет выпивки.

Однако единственное подходящее здание не имело жилой пристройки и находилось в плачевном состоянии. Оставив свои фамилии у агента по недвижимости, Карен и Черил изучили еще несколько помещений в окрестных городках, а затем направились на север, следуя по маршруту, намеченному Черил.

Незадолго до полудня они добрались до Лисбурга, который, по воспоминаниям Карен, был тихим провинциальным городком со значительным количеством чудесных домов XVIII столетия. Помимо этого, отвечая требованиям Черил, городок обладал несколькими антикварными магазинами и ресторанами. Однако Черил была пессимистично настроена относительно вероятности найти что-нибудь по подходящей цене.

— Лудонский округ входит в моду, а значит, становится дорогим. В Лисбурге отрылся новый торговый центр на месте отреставрированных рядов, наподобие Харбор-плейс и Факир-сквер; это тоже взвинчивает цены.

Они нашли здание, которое пришлось им по душе. Хотя первоначальная постройка была значительно старше, переделки на рубеже веков превратили здание в жемчужину поздневикторианской эпохи с просторным застекленным балконом, поддерживаемым белыми колоннами, украшенными мишурной позолотой. Третий этаж был переоборудован в две отдельные жилые квартиры, каждая со своей кухней и ванной; еще две спальни находились в пристройке, выходящей на залитый солнцем тенистый дворик. Как только Карен увидела две гостиные-близняшки, расположенные по обе стороны от просторного уютного зала, она почувствовала: вот превосходная оправа для старинного белья и платьев. Эти комнаты настолько соответствовали сложившемуся у нее мысленному образу, что Карен почувствовала чарующее ощущение дежа-вю[2].

Но владелец не собирался сдавать дом в аренду. Он срочно нуждался в деньгах и хотел его продать, и цена, которую он запросит, должна быть принята без оговорок.

— Следовало бы догадаться, что это просто приманка, — с отвращением сказала Черил, когда они отъезжали от конторы агента по недвижимости. — Эти люди готовы на все, лишь бы заманить тебя в дом. Они считают, что, влюбившись в него, человек забудет, что дом не отвечает его требованиям.

— Но ведь это почти сработало, не так ли? — спросила Карен, поворачиваясь на сиденье, чтобы бросить последний взгляд на дом.

Плетеная мебель и папоротники у крыльца, подумала она: в хорошую погоду можно было бы рассаживать одетые манекены в позах дам, пьющих чай.

Одетые манекены напомнили Карен о ее взломанных шкафах и том старом деле, о котором упоминал Тони.

Мысль была не из приятных. Ну, хоть ночь прошла спокойно, нарушаемая только ворчанием Александра. Должно быть, во всем был виноват Роб, подумала Карен. Интересно, где он сейчас.

Черил с тоской смотрела по сторонам, пока они ехали по тихим улочкам, направляясь к магистрали.

— Какой милый городок! Готова поспорить, школы здесь тоже хорошие.

— Может быть, мы сможем купить дом.

— Нет, не сможем, — Черил признательно улыбнулась. — Я просто размышляла вслух. Мечтать можно бесплатно. Что ты скажешь, если мы свернем на юг по Пятнадцатой магистрали? Тогда по Пятидесятой мы выедем на кольцевую.

Карен взглянула на карту.

— Надеюсь, ты не мечтаешь найти помещение в Мидлбурге? Даже в то время, когда я жила в нем, это был заповедник жутких богачей.

— Сейчас там еще круче. Но попробовать можно. Или мы что-нибудь найдем в окрестностях.

Буквально первое, что они увидели в Мидлбурге, был небольшой магазинчик, специализирующийся на торговле старинной одеждой. Хозяйка была не слишком любезной; или она почувствовала в них возможных конкурентов, или же у нее не вызвал доверия их помятый вид.

— Тебе не следовало спрашивать ее о накладных расходах, — сказала Карен, когда они шли в агентство по недвижимости. — Ты сразу нас выдала.

— Мы же должны узнавать такие вещи. Большинство торговцев, с которыми я разговаривала, были очень милы и хотели помочь.

Агент по недвижимости был любезен и жаждал помочь, но не мог. Как они и подозревали, плата за аренду в центре города была не по карману, а все предложенные помещения на окраинах имели какие-то недостатки. Карен и Черил покинули агентство с кипой бумаг, которые добавились к их и без того пухлой папке.

— С меня довольно, — заявила Карен, когда они вернулись к машине. — Давай на сегодня закончим.

— Как ты отнесешься к предложению возвратиться домой сельскими дорогами? Так мы избежим оживленного движения автострад, а заодно и разведаем местность.

— Ты за рулем, — откинулась на спинку Карен. — Боже, как жарко! Включи кондиционер, хорошо?

Вся окрестность была в дымке марева. В уютной прохладе салона автомобиля она казалась очень привлекательной; буйная зелень деревьев и пастбищ образовывала великолепную оправу для белых колонн и нежно-красного кирпича фасадов изящных старинных особняков. Черил вела машину спокойно и уверенно, не обращая внимания на медлительные сельскохозяйственные машины, временами заставлявшие их тащиться с черепашьей скоростью. Созревшие нивы пестрели разноцветным ковром; колосья пшеницы поднимались до уровня груди, а за белыми изгородями на зеленых лугах паслись кони, чьи черные и рыжие спины сияли в лучах солнца.

— Вот бы так жить, — сказала Черил, разглядывая особняк, стоящий на холме у дороги.

— Даже если такая жизнь потребует охраны с доберманами, — сказала Карен, указывая на закрытые ворота и двух свирепых псов за ними.

Черил включила сигнал поворота.

— Я сверну на ближайшую дорожку, чтобы пропустить этот «кадиллак». Последнюю пару миль он буквально тычется в нашу выхлопную трубу, а рисковать машиной твоего дяди я не хочу.

Как только она свернула, следовавший за ними автомобиль внезапно набрал скорость и пронесся вперед, едва не задев машину Пата за задний бампер. Черил выругалась, а Карен воскликнула:

— Мне показалось, это Мириам Монтгомери!

— Это твоя подруга, которая купила воздушное платье? Водит она отвратительно.

— Она вовсе не моя подруга. Просто знакомая и, надеюсь, хорошая клиентка. Она говорила, что живет в Мидлбурге.

— Тогда я не буду говорить ей, что она отвратительно водит. Сейчас я развернусь и поеду на автостраду. У меня нет ни малейшего представления, где мы находимся.

* * *

Заехав в чистку одежды, домой они вернулись уже под вечер.

— Давай сегодня вечером обойдемся без развлечений, — сказала Черил Карен, когда та открывала ворота. — У нас действительно уйма дел.

— Я намеревалась пригласить на коктейль президента, но раз ты настаиваешь...

— Карен... миссис Невитт!

Обернувшись, Карен увидела соседа, стоящего у дверей своего дома. Он быстро засеменил к ней, и солнце сверкало на его лысине и стеклах очков.

— Здравствуйте, мистер ДеВото.

Представив Черил, Карен добавила:

— Миссис Рейхардт, моя компаньонка.

— А, понял. Счастлив слышать это. А то я гадал, что это за девушка. — Взглянув сквозь очки на Черил, он начал объяснять серьезным голосом: — Мы здесь присматриваем друг за другом, миссис Рейхардт. Мы очень заботливые граждане. В такое время, как теперь, когда рушатся старые ценности, растет преступность, смещаются нравственные и этические устои, — и молодая женщина живет одна... Уверен, вы меня понимаете. Я был рад заверить ее тетю и дядю, что буду держать глаза открытыми.

Вспомнив замечание Пата, что сосед — суетливый назойливый старый зануда, Карен едва удержалась от того, чтобы не рассмеяться.

— Это очень любезно с вашей стороны, — сказала она. — Как поживает миссис ДеВото?

— Как всегда, бодра духом. — Мистер ДеВото снова повернулся к Черил: — Моя жена прикована к постели. Но всегда бодра, всегда интересуется окружающей действительностью. Кстати, именно ее надо благодарить за то, что она видела то небольшое происшествие, о котором я как раз собираюсь поведать. Жена настояла, чтобы я рассказал вам о нем, как только вы вернетесь домой. Она всегда так интересуется молодыми людьми. И Карен — одна из ее любимиц.

Так как за последние десять лет Карен видела миссис ДеВото лишь дважды, это заявление она восприняла с недоверием, но тут же принесла извинения, которые, судя по всему, от нее требовались:

— Я собиралась навестить ее, но все время ужасно занята. Вы знаете, я ведь работаю.

— А что это за происшествие? — спросила Черил.

— Сегодня днем к вашему дому подходила одна очень странная личность. Так случилось, что миссис ДеВото находилась у окна. Она — проницательный исследователь человеческой породы, и ей доставляет удовольствие наблюдать за проходящими по улице людьми...

Наконец мистера ДеВото удалось заставить перейти к делу. Очень странная личность была женщиной — «пожилой женщиной, убого одетой; одной из тех, кого называют уличными торговцами, как мне показалось, так как она держала в руках несколько свертков».

Позвонив несколько раз, женщина заколотила во входную дверь, дергая за ручку. Затем, обойдя дом, она потрясла заднюю дверь. Когда мистер ДеВото обратился к ней из своего садика — «жена позвала меня к окну, и я, разумеется, счел себя обязанным узнать, что здесь делает эта женщина», — та ответила грубостью и ушла.

— Возможно, мне следовало бы вызвать полицию, — закончил он. — Но поскольку я незнаком со всеми вашими друзьями...

— Очень хорошо, что вы этого не сделали, — сказала

Карен. — Кажется, я знаю, кто это был. Эта женщина совершенно безобидна, но немного эксцентрична. Нам не следует заставлять вас оставаться на солнце, мистер ДеВото. Я очень ценю ваше участие.

От мистера ДеВото не так просто было отделаться, но когда стало очевидно, что он выяснил все, что мог, он ретировался к себе домой, чтобы пересказать все жене.

— Какое облегчение, — сказала Карен, закрывая дверь. — Я опасалась, что он начнет читать лекцию о развешанном по всему двору белье.

— А я не испытываю облегчения, — заявила Черил. — Привет, Александр, ты по нас соскучился? Мне не нравится, что эта безумная старуха слоняется вокруг дома.

— Какая в этом беда? Она не сможет войти. Мистер ДеВото и его жена, конечно, страшно любопытны, но, полагаю, беднягам нечем больше заняться. О Александр, ну так и быть, хоть еще и рано, но, думаю, ужином тебя можно накормить и сейчас, ты ведь все равно будешь приставать ко мне, пока его не получишь. Я жду не дождусь, когда смогу залезть под душ!

— Так лезь, я покормлю Александра.

Когда Черил поднялась наверх, Карен уже сидела в своей комнате, держа в руке фен для волос.

— Что ты делаешь? — спросила Черил.

Вместо того чтобы сушить феном свои влажные волосы, Карен тщательно водила им над платьем, разложенным на кровати.

— Борюсь с плесенью. Это атлас, его нельзя стирать; если верить этой книге, плесень можно высушить, а затем счистить щеткой или пылесосом.

— Новая книга? — взяв ее, Черил начала листать страницы.

— Я ее заказывала. Книгу принесли с сегодняшней почтой.

— Гм. Конечно, я понимаю, интеллектуальная половина нашего содружества — это ты, но мне кажется, что это все — пустая трата времени. Люди, написавшие эту книгу, так категоричны! Только послушай: «Исторические костюмы нельзя носить ни при каких обстоятельствах». Если мы будем следовать этому правилу, то ничего не продадим.

— Большинство подобных книг написано для музейных работников и реставраторов, — сказала Карен. — Но знаешь... — Рассеянно направив фен на голову, Карен потянулась за щеткой. — Я понимаю, что чувствуют эти люди. Конечно, по большей части одежда, с которой нам предстоит иметь дело, не будет представлять музейную ценность, но, как только я подумаю о платьях миссис Мак, у меня начинает щемить совесть. Они — действительно произведения искусства, единственные в своем роде. А я продаю их богатым идиоткам, неспособным оценить их красоту, которые испортят их, надев лишь раз, а потом выбросят.

— Если бы это были мои платья, я хотела бы, чтобы их кто-нибудь носил, и выглядел бы в них красиво, и получал удовольствие, — сказала Черил. — Я бы не хотела, чтобы платья пылились в шкафу какого-нибудь музея.

— Это все потому, что ты безнадежно романтична, — улыбнулась Карен. — Моя романтическая половина с тобой согласна. Я бы не так возражала, если бы платья достались кому-то, знающему в них толк. Но Мириам интересует только их цена.

— Если ты вправду так переживаешь по этому поводу...

— И не думай их оставить. Мы просто не можем себе это позволить. Возможно, когда-нибудь, когда мы станем богатыми и преуспевающими, я смогу начать собирать свою коллекцию. Но пока нам нужен каждый цент, который мы можем заполучить.

— Я просто собиралась сказать, — когда меня так грубо прервали, — может быть, мы сможем продать эти платья коллекционерам. Например, в музей.

Карен прекратила расчесывать волосы, и они остались торчать в разные стороны, делая ее похожей на невесту Франкенштейна.

— Не знаю, как мне это не пришло в голову. В любом случае, надо попробовать. Нью-йоркский институт одежды обладает громадным собранием авторских моделей.

— В одной из твоих книг есть список музеев. Мы напишем туда или позвоним.

— Сенсация! — просияла Карен.

— Хе, так ведь это моя работа — создавать сенсации.

Я еще великолепно умею составлять списки, чем сейчас и займусь. Я хочу закончить описывать товар, который у нас есть.

Она пошла к себе в спальню, но тотчас же вернулась.

— Карен...

— Не думаю, чтобы что-нибудь получилось, — пробормотала Карен, медленно водя феном по платью. — Может быть, просто нужно больше времени... Что?

— Ты сейчас не трогала вещи в гардеробе своей тетки?

— Нет, я даже не заходила туда. Что-нибудь не в порядке?

— Похоже, все в порядке. Но могу поклясться, что вещи кто-то трогал. Вчера вечером голубой пеньюар висел с краю. Сейчас его тут нет.

Карен прошла за ней в соседнюю комнату.

— Я не замечаю никаких изменений, — после беглого осмотра сказала она.

— Возможно, мне почудилось.

— Это губительное влияние миссис Гроссмюллер, — со смехом произнесла Карен. — Но она не могла проникнуть в дом, Черил.

— Наверное, да.

— Пропало что-нибудь?

— Как я могу определить? Вот почему я хочу поскорее завершить составление описи. Без нее мы не сможем застраховать наш товар. Когда закончишь чудить со своим заплесневевшим атласом, приходи и помоги мне.

Карен не обиделась на резкий тон; она видела, что мысли Черил были поглощены миссис Гроссмюллер. Похоже, у нее возник какой-то комплекс по поводу старухи. Для Карен миссис Гроссмюллер была, скорее, трогательна, чем пугающа, и не столько забавляла, сколько вызывала жалость. Вероятно, это было потому, что она лучше понимала те годы отчаяния, которые довели миссис Гроссмюллер до такого состояния. Если бы Карен продолжила жить вместе с Джеком, испытывая раздражение от каждого его движения и слова, не закончила бы и она через сорок лет подобной бредовой идеей? Необязательно в точности такой же, но также отражающей долго сдерживаемые гнев и разочарование? Скорее всего, миссис Гроссмюллер не убивала Генри, но... о, как часто она хотела это сделать!

Сегодня, по крайней мере, развод может принести избавление. Но у миссис Гроссмюллер такой возможности не было; в ее время пристойные женщины среднего класса не разводились. С точки зрения общественной морали приличнее было убить ненавистного супруга, предполагая, что это сойдет с рук, чем вызвать скандал с разводом. Но ей было проще, рассеянно подумала Карен. Достаточно было потолстеть и перестать следить за собой...

У нее помимо воли раскрывался рот по мере того, как до нее доходила правда — ответ на вопрос, который несколько недель назад ей задал психиатр. Вот почему она позволила себе опуститься. У нее не хватило духа прийти к Джеку и сообщить, что она хочет от него уйти; у нее даже не хватило мужества признаться в этом себе. Поэтому она подтолкнула его сделать решающий шаг, подтолкнула тем, что превратилась в неряшливую и непривлекательную?

Не предавалась ли она той слабости, в которой ее обвинила Черил, — винила себя во всем, с ней происходящем? Нет, есть разница между чувством вины и признанием ответственности. Она вела себя глупо и трусливо, но это не снимало с Джека его доли вины.

Телефонный звонок прервал нить размышлений Карен. Она не очень-то этому огорчилась; новую мысль необходимо было вначале прокрутить так и этак, и лишь потом та могла утвердиться в ее сознании.

Телефонный разговор никоим образом не улучшил ее настроения. Когда Карей спустя некоторое время присоединилась к Черил, теперь уже та спросила:

— Что-то случилось?

— Ничего, — Карен выдавила улыбку. — Это была Шрив.

— А... Что ей нужно?

— Хороший вопрос. Она так усиленно бросала двусмысленные намеки, что я не могла понять, к чему она ведет. Наконец я сказала: «Так ты хочешь что-нибудь купить или нет?» — и она призналась, что хочет.

— Хорошо, еще одна крупная сделка, — сказала Черил. Убрав белую ночную рубашку, она взяла следующий предмет. — А это у тебя откуда?

Карен нахмурилась:

— Кажется, это принадлежало Рут. Да, это ее размер.

— Синий шерстяной костюм, шестой размер, метка Гарфинкеля, — Черил проговорила вслух то, что писала. — И какое платье ты собираешься продать этой мисс Гивенс?

— Не знаю. Думаю, она захочет какое-нибудь платье миссис Мак, чтобы не отставать от моды, — в данном случае от своей дорогой подруги Мириам. Но я ничего не продам ей до тех пор, пока не узнаю, что музеи ничем не заинтересовались.

— Разумно, — пробормотала Черил, не поднимая головы от книги.

Когда Черил смущалась или волновалась, это можно было определить сразу. Карен мгновенно поняла, почему ее подруга отвернулась, а ее реплики стали краткими и жесткими. Карен не сожалела о том, как она ответила Шрив, когда та ее пыталась поддеть в присутствии других людей, но сплетничать за спиной — такого проявления недоброжелательства она стремилась по возможности избегать. Она не хотела, чтобы у Черил сложилось превратное впечатление о причинах ее нелюбви к Шрив.

Карен продолжила — голосом, который постаралась сделать спокойным и бесстрастным:

— Я сказала ей, что лучшие платья в чистке. И это действительно так.

— Я забыла сказать тебе, что остальные вещи еще не готовы. Мастер предложил зайти завтра. Но он не очень-то извинялся, вел себя так, словно делает одолжение, занимаясь нашими вещами.

— В какой-то степени это так. Он «свой» мастер для избранного круга. Я собираюсь обращаться к нему только с действительно хорошими вещами — все-таки не хочется рисковать, чтобы какой-то дилетант испортил ценный товар.

— Это тоже принадлежит твоей тетке? — Черил протянула летнее платье из розового крепа. Она была полна решимости продолжать работу, и Карен с удовольствием присоединилась к ней. Она не хотела говорить и думать о Шрив больше, чем это было необходимо.

— Да. Кажется, на этом вещи Рут закончились. Теперь вот это...

Они работали неустанно в течение нескольких часов, прервавшись лишь ради того, чтобы быстро перекусить. Они существенно продвинулись вперед, хотя телефон, казалось, звонил непрерывно — сначала это был Марк, спросивший, не ограбили ли их снова, а также желавший знать, куда подевала Черил его черные носки; затем звонила агент по недвижимости из Гейтерсберга, которая хотела предложить новый список помещений; наконец, Джули, вся в слезах, раскаявшаяся и извиняющаяся. Звонок Джули застал их на кухне, где они изучали опись обследованных вещей; и когда Черил поняла, кто звонит, она не стала притворяться, что не слушает. Не успела Карен положить трубку, как она взорвалась:

— Знаешь, Карен, у тебя воли меньше, чем у крольчихи. После всего того, что сделала тебе эта женщина, ты сказала, что вернешься к ней на работу!

— Я не говорила ей ничего подобного — я только сказала, что буду помогать время от времени, если это не помешает моим занятиям. По крайней мере один раз мне придется сходить к ней — за расчетом.

— Гм, — сказала Черил, испытывая лишь частичное облегчение. — За большим жирным чеком. Кажется, ты говорила, что у тебя минимальный оклад?

— Любые крохи помогут.

— Что ж... полагаю, если бы ты не была в душе простофилей, я не захотела бы с тобой сотрудничать.

Телефон зазвонил снова.

— Я больше не положу эту чертову трубку на рычажки! — раздраженно воскликнула Карен. — Алло? О, привет, Тони. Черил здесь рядом, так что... А...

Перемена в ее голосе и выражение лица вызвали у Черил легкую улыбку. Собрав бумаги, она удалилась в гостиную, тщательно прикрыв за собой дверь.

Это проявление такта заставило Карен только еще больше смутиться.

— Нет, сегодня вечером я не могу. Да, я понимаю, я знаю, что ты не всегда можешь сказать заранее... Дело не в этом. Просто я... Завтра вечером? Полагаю, да. Хорошо. Да.

Положив трубку, она пошла в гостиную и так стремительно распахнула дверь, что успела заметить, как Черил сунула в стопку бумаг один лист.

— К чему все это?

— Я подумала, что уединение...

— Не надо! — сказала Карен. Глаза Черил широко раскрылись, а Карен продолжала: — Ты знала, куда он собирается меня пригласить. Это ты подбила его на это, не так ли? Бедняжка Карен, она не была на стоящем свидании уже лет десять, почему бы тебе не порадовать девчонку? Мне ты не нужен, так что...

— Черт возьми, минуточку! — воскликнула Черил, вскакивая с кресла. У нее вспыхнули щеки, глаза сверкнули. — Какие гадости ты говоришь!

— Но это же правда, не так ли? Тебя он не интересует, поэтому ты любезно отдаешь...

— Отдаю? Тони Кардосу? Ты думаешь, я могу отдать Тони, словно... словно устрицу? Тони?

Ее голос, поднявшийся на невообразимую высоту, перешел в колоратурный писк. Александр, вскочив с места, безумно залаял. Рот Черил скривился.

— Эй, — выдохнула она. — Посмотрите-ка на нас. Вот у нас и произошла первая стычка. Из-за Тони Кардосы.

Карен почувствовала, что не может больше возмущаться. Сотрясаясь от смеха, они бросились друг другу в объятия.

— Прости, — через некоторое время сказала Карен. — Не знаю, что это вселилось в меня.

— Суть скорее в том, что из тебя вышло наружу, — назидательно сказала Черил. — Все тот же комплекс неполноценности... Я хочу сказать, ты только посмотри на нас двоих. Какой мужчина предпочтет коротышку с куриными мозгами и толстыми ляжками тебе?

— Я подозреваю, Тони Кардоса поступил именно так, — серьезно ответила Карен. — Черил...

— Слушай, не дави, ладно? Я рада, что мы поссорились, а то мы так чертовски любезничали друг с другом, как не бывает; но одной ссоры в день достаточно.

— Более чем достаточно. Давай вернемся к работе. Что это за бумагу ты хотела спрятать?

Поскольку один угол листа торчал из стопки, Карен без труда нашла его, несмотря на шутливые попытки Черил помешать ей. Как она и думала, это оказался проспект дома в Лисбурге.

— Я только хотела посмотреть, — стала объяснять Черил. — Ведь в этом нет ничего плохого?

— Как и в том, чтобы помечтать. Мне он тоже понравился. Если бы мы могли...

— Возможно, хозяин все же надумает сдать дом. Надо ему предложить.

— Почему бы и нет?

На этот раз их прервал не телефон, а звонок в дверь. Карен выругалась — несдержанный язык Черил определенно оказывал на нее влияние, — а Черил сказала:

— Если это Джули, не впускай ее.

— Я никого не впущу, — сказала Карен, направляясь к двери.

Помимо всего прочего памятуя об Александре, она оставила дверь на цепочке. Сначала ей показалось, что у нее галлюцинации. Но в следующее мгновение она поняла, что глаза ее не обманывают. Волнистые, серебряные с сединой волосы, аристократические черты лица, даже слегка нахмуренное выражение, с которым он обычно смотрел на нее...

— Джек? — прошептала Карен.

— Карен? Это ты? Черт возьми, что ты делаешь? Открой дверь.

— Я не открываю дверь, предварительно не посмотрев, — сказала Карен. — Недавно на меня напали, если помнишь.

— Ах, да. Что ж, я не собираюсь ни на кого нападать. Впусти меня.

— Когда ты прибыл в Вашингтон?

— Сегодня днем. Я сохранил билет, чтобы иметь возможность доказать это, так что не пытайся меня в чем-либо обвинить. Я приехал, чтобы поговорить с тобой, в надежде, что мы сможем урезать часть юридической волокиты... Ради Бога, Карен, ты впустишь меня или же тебе хочется, чтобы вся округа узнала о наших личных отношениях?

— Ты действительно хочешь войти?

— Нет, я предпочитаю оставаться здесь и кричать через щель, — неуклюже сострил ее муж.

— Хорошо, — сказала Карен. Открыв дверь, она отступила в сторону.

После того как Черил, поймав Александра, унесла его на кухню, Карен провела Джека в гостиную. Усевшись, он посмотрел на жену тем ледяным взглядом, который так часто ввергал ее в болезненное молчание.

— Надеюсь, это детское представление улучшило твое настроение?

— Да, улучшило, — призналась Карен. — Что тебе нужно, Джек?

Открыв чемоданчик, Джек достал пачку бумаг. Разложив их на журнальном столике, он с любопытством оглядел Карен.

— Ты выглядишь как-то по-другому. Не могу понять, что именно изменилось... Ты сбавила в весе?

— Да. Я очень занята, так что, пожалуйста, давай прямо к делу.

— Я хочу, чтобы ты подписала бумаги, которые я принес. Раз уж ты решила не отвечать на письма моего адвоката... — он умолк, выразительно взглянув на дверь, и Карен, обернувшись, увидела Черил, стоящую в нерешительности, не зная, нужно ли ее присутствие.

— Заходи, — сказала она.

— Знаешь, Карен, это все же касается только нас двоих, — возразил Джек.

— Я хочу, чтобы она была здесь, — сказала Карен. — Это мой... э-э... бухгалтер.

Она намеревалась сказать «адвокат», но решила, что это будет слишком большим бременем для способности Черил к перевоплощению. Когда Джек взглянул на ситцевое платье Черил и ее босые ноги, его брови поднялись вверх, придав лицу хорошо знакомое и такое ненавистное выражение. Растянув рот в улыбке, Черил закинула ногу на ногу так, что стала видна ее грязная ступня.

— Привет, — сказала Черил. — Смелее, не обращайте на меня внимания.

— Бухгалтер, — повторил Джек. Обдумав возможные подходы, он выбрал обаяние. В конце концов считалось, что он для женщин неотразим. — Я рад, что Карен нашла человека, способного дать ей совет в деловых вопросах, — доверительно сказал он. — Вы сможете подтвердить, какой ошибкой было бы позволить личной обиде ослепить ее, заставив позабыть о собственных интересах. Чем скорее мы решим этот неприятный, но совершенно необходимый вопрос о деньгах, тем будет лучше для нас обоих. Адвокаты в делах о разводе лишь усугубляют взаимные страдания. Чем дольше они тянут процесс, тем больше денег зарабатывают и тем меньше остается самим сторонам.

— Думаю, это правда, — сказала Черил, широко раскрывая глаза.

— Так что тебе лучше просто подписать вот здесь и здесь, — Джек предложил Карен свою ручку.

Та взяла ее. Легкая тень озабоченности промелькнула на лице Черил, но она не шелохнулась и не сказала ни слова.

Карен не знала, что делать. Противоборствующие чувства нахлынули на нее с такой стремительностью, что она не могла сконцентрироваться ни на одном из них.

Разжав пальцы, она уронила ручку на пол.

— Должно быть, ты лишился разума, — сказала она. — Неужели ты действительно считал, что сможешь одурачить меня, заставив совершить подобную глупость?

— Но послушай... — сердито начал Джек.

— Извини, — Карен поднялась. — Кто-то звонит в дверь.

Уходя из комнаты, она услышала, как Черил совершенно серьезным голосом сказала:

— Сами видите, как обстоят дела, мистер. Я ничего не смогу заставить ее сделать. Вам нет смысла торчать здесь, не правда ли? Эй, Карен, наверное, это твой друг, тот милый полицейский.

Карен тоже хотелось, чтобы это был он. Она не стала утруждать себя накидыванием цепочки; услышав за спиной шаги Джека, быстрые и тяжелые от ярости, она широко распахнула дверь.

Карен непроизвольно отступила в сторону, и мужчины столкнулись лицом к лицу. Марк заговорил первым:

— Уже уходишь, да? Не стану тебя задерживать.

Какое-то мгновение Карен казалось, что Джек собирается с яростным отчаянием ударить Марка своим чемоданчиком, но все же он сдержался. Марк был без пиджака, в рубашке с закатанными рукавами, и сухожилия на его руках вздулись.

Не сказав ни слова, Джек прошел мимо Марка. Очутившись в безопасности на тротуаре, он обернулся, но до того, как он успел что-либо сказать, Марк затолкал Карен внутрь и закрыл дверь.

— Я не уверен, что смог бы сдержаться, если бы он начал высказываться, — извиняющимся тоном сказал он. — Моим избирателям не понравилось бы, если бы меня задержали за рукоприкладство и показали бы в вечернем выпуске новостей...

— Не уверена, что сама смогла бы сдержаться, — сказала Карен, сплетая руки. — Что ты здесь делал?

— Просто случайно проходил мимо... Ладно, наверное, на это ты не попадешься. Итак, я сидел в машине напротив твоего дома. Я увидел, как он вошел, и, когда он не вышел, я начал беспокоиться.

— А кто уполномочил тебя беспокоиться за меня?

— Гм, Карен... — сказала появившаяся в дверях гостиной Черил.

— Не вмешивайся, — сказала Карен. — Я не виню тебя, Марк, за то, что ты заботишься о Черил. Это ваше дело. Но если ты думаешь, что можешь захаживать сюда всякий раз, как только решишь, что я не могу справиться со сложившимся положением... Я вовсе не нуждалась в тебе. Ситуация была в моих руках.

— Это правда, Марк, — сказала Черил. — Тебе следовало бы видеть ее. Она...

— Не вмешивайся, — сказал Марк. Подняв руки вверх, Черил скрылась. — Хорошо, ты не нуждалась во мне. Чудесно. Великолепно. Скромно приношу извинения.

— Разве ты не видишь, что стало только хуже! Он и так уже вел себя грубо и оскорбительно, а теперь подумает...

— Я понял, — прервал ее Марк. — Не беспокойся, отныне я буду держаться от него подальше. Не хочу осложнять твое положение, Карен. Всего хорошего.

Хлопнула дверь, а Карен осталась стоять с раскрытым ртом и протянутой рукой — в запоздалом порыве остановить его.

Марк все неправильно понял. Неудивительно: Карен не дала понять, что в первую очередь была озабочена теми словесными помоями, которые мог бы выплеснуть на него Джек. Его избирателям не очень-то понравилось бы услышать в вечерних новостях, что их представитель в конгрессе задержан за рукоприкладство? Не слишком они обрадовались бы и тем грязным сплетням, которые мог бы наговорить прессе Джек. Он способен превосходно изобразить ранимого преданного мужа. Живущие «внутри кольца», как нередко называли Вашингтон, снисходительно-цинично относились к внебрачным связям, маленький городок на Среднем Западе воспринимал все иначе.

Карен взялась за ручку двери. Она не хотела, чтобы Марк или кто бы то ни было постоянно бросался к ней на помощь. Участливая забота так же разрушительна для независимости, как и давящая презрительность Джека. Карен должна научиться сама решать свои проблемы. Но ей следовало бы изложить это поучтивее, выразив признательность за намерения, если не за сами действия. Безрассудный романтический поступок как раз в духе Марка — не хладнокровного расчетливого политика, которым он стал, а донкихотствующего мальчишки, которого помнила Карен. Не может же он постоянно стоять на страже, должен же он хоть когда-нибудь спать! Наверное, сейчас он на улице, сидит в машине, изнемогает от жары и духоты. Он не уедет, как бы плохо с ним ни обошлись. Карен знала, что будет ворочаться полночи, осыпая себя упреками, если сейчас же все не уладит.

На улице было очень темно. Карен остановилась в нерешительности у калитки, разглядывая вереницу припаркованных машин. Наконец на противоположной стороне она увидела его — шевельнувшуюся тень, но пятно светлой рубашки и характерность движения не оставили никаких сомнений. Окликнув его, Карен шагнула на проезжую часть. Пройти между припаркованными машинами было очень трудно. Многие из них стояли буквально бампер к бамперу. Быстрым шагом Карен вышла из тени в полосу желтого света от фонаря и снова скрылась в тень и только тут нашла место, где можно было перейти улицу.

Машину она в общем-то и не видела. С выключенными огнями та показалась лишь пятном более густой темноты, которое внезапно начало увеличиваться в размерах. Однако она ее услышала — визг покрышек, рев резко набиравшего обороты двигателя. Посредине улицы, которая в этом месте оказалась суженной до ширины одной полосы, Карен потеряла несколько жизненно важных секунд, решая, отступить или идти вперед. Раздался крик; затем, когда автомобиль уже навис над ней скалой, она оказалась сбита с ног и отброшена в сторону. Карен почувствовала боль от рук Марка, стиснувших ее; боль пронзила ее бедра, втиснутые в слишком маленькое пространство между стоящими вплотную машинами. Порыв жаркого воздуха ударил ей в лицо, взъерошив волосы.

Затем не осталось ничего, кроме быстро затихающего звука двигателя и скорченного тела у ее ног. Карен потребовалось какое-то время на то, чтобы выбраться из узкого промежутка, где она была зажата между металлом и твердым пластиком. Склонившись над телом и ощупывая его непослушными онемевшими пальцами, она почувствовала липкую влагу крови и услышала кричавшую Черил, зовущую ее по имени.

* * *

— Отстань от меня, — Марк не слишком вежливо отстранил свою сестру. — Я не собираюсь идти завтра на Капиталийский холм весь в бинтах. Это пустяковые царапины.

— Как тебе угодно, — сказала Черил. — Это твое лицо. Точнее, то, что от него осталось.

Ее бледность извиняла ее резкий тон. Неожиданно она тяжело опустилась, сев и подобрав под себя ноги.

— Боже мой, я в жизни так не пугалась. Услышала визг покрышек, спустилась вниз, а дверь открыта и вас обоих нет... — Она закрыла лицо руками.

Карен захотелось подойти к ней, постараться утешить, но она не могла шелохнуться. Казалось, воздух в комнате стал неестественно холодным; ей приходилось стискивать зубы, чтобы они не стучали.

— Успокойся, — сказал Марк. — Никто не пострадал. Упав, я на секунду отключился и слегка ободрал лицо. Только и всего, могло бы быть хуже.

«Могло бы быть хуже, если бы ты не бросился под машину». Эти слова уже сформировались в голове у Карен, но что-то забивало ей горло, мешая произнести их вслух. Черил отняла руки от лица. Она все еще была бледна, но уже овладела собой.

— Пьяный водитель? — предположила она.

— Возможно. — Марк хотел было пожать плечами, но вместо этого вздрогнул, пытаясь воссоздать картину пережитого. Упал он тяжело; завтра все тело должно быть в синяках и с болящими мышцами.

— У него не горело освещение, — сказала Карен.

Черил и Марк удивленно уставились на нее, словно это заговорил камень или стол. Она не произнесла ни слова с того момента, как Черил обнаружила их — Карен, сидящую в тупом оцепенении на мостовой, и Марка, пытающегося поднять ее на ноги.

— Это мог быть Джек, — сказала Карен.

— Это мог быть кто угодно. Мне не удалось хорошенько рассмотреть автомобиль. Я только могу сказать, что он был светлым — белым, бежевым или голубым — и внушительных размеров. Хотя, возможно, он показался мне больше, чем был на самом деле, — слабо улыбнувшись, добавил Марк.

— Это мог быть Роб, — сказала Карен. Даже ей самой казалось, что она скрипит как попугай.

— Я думал об этом, — сказал Марк. Сбросив ноги с кушетки, он выпрямился и снова стал казаться самим собой, если не считать глубоких свежих ссадин на лбу и щеке. — Хотя на этот раз нападение было открытым и наглым, совсем не похожим на другие происшествия. Словно... — осекшись, он пристально посмотрел на Карен. — Если бы я не опасался получить затрещину за то, что лезу не в свои дела, я бы предложил вам отправиться спать. Поскольку я опасаюсь ее получить, я говорю, что я сам отправляюсь спать.

Он осторожно поднялся на ноги. Сидя по-прежнему со сложенными на коленях руками, Карен сказала:

— Ты снова будешь торчать на улице в своем автомобиле?

Марк сделал движение, словно пытаясь опровергнуть это неявное обвинение, но, прежде чем он успел заговорить, Карен продолжила:

— Потому что если ты собираешься заняться именно этим, то тебе лучше просто остаться спать здесь. Черил, оставляю его на тебя, постарайся его убедить. Я пойду приготовить постель в комнате для гостей.

Выходя из комнаты, она услышала, как Марк сказал:

— Я останусь только при одном условии. Если ты позвонишь Тони Кардосе и скажешь, чтобы он поспешил сюда, так как твоему миленькому братику сделали больно, то я разорву тебя на мелкие кусочки.

Ответа Черил она не услышала. Она успела подняться по лестнице, прежде чем с ней случился приступ. В нем не было ничего серьезного, просто нахлынувшая дрожь и несколько крупных, горячих слезинок. Затем, услышав, что брат с сестрой вышли в коридор, Карен поспешила за простынями.

Позднее, когда дом погрузился в тишину, а она лежала, уставившись в темноту, стало легче понять ту правду, от которой она так долго бежала. Она по-прежнему любит Марка; она никогда и не прекращала его любить. Если причиной, по которой Джек предложил ей выйти за него замуж, была злоба, мотив ее согласия на брак вызывал не меньше презрения. Марк ни разу не сказал, что любит ее, ни разу не попытался выяснить ее чувства. Возможно, он никогда бы и не сделал этого. Но это не было причиной бросаться в объятия первого же мужчины, предложившего пристойную безопасность замужества, который ни много ни мало просто потребовал ее согласия так, словно уже имел на него право.

Марк спас ей жизнь, рискуя своею собственной. Он сделал бы то же самое ради бродячей кошки или собаки, но это не умаляло ценности его поступка.

* * *

Новое предложенное помещение в Гейтерсберге оказалось в торговых рядах, о чем агент по недвижимости не удосужилась упомянуть.

— Я же говорила ей — никаких торговых рядов! — бушевала Черил. — Нам не нужны покупатели такого рода. Кроме того, арендная плата очень высока, а тот-то и тот-то хотят иметь процент с продажи, представляешь такую наглость?

Они пили кофе в закусочной, обсуждая дальнейшие действия. Глаза у Черил набухли, и даже ее кудряшки потеряли обычную веселость.

О вчерашнем вечере они не говорили. Карен поздно встала; когда она спустилась вниз, Марк уже уехал, а Черил завтракала. Карен пришлось поторопиться, чтобы не опоздать на условленную встречу.

— Когда ты все-таки уснула? — спросила она у Черил.

— Поздно. Мой братец спал как ребенок, — горько добавила она. — Ты слышала его храп?

— Я закрыла дверь.

— А я оставила свою открытой, чтобы иметь возможность помочь страдальцу, если ему понадоблюсь. Он заснул в тот миг, когда его голова коснулась подушки, и не пошевелился за всю ночь. — Призрак былой ямочки появился у уголка ее рта, и Черил добавила: — Меня просто подмывало пойти к нему и хорошенько стукнуть, но, как говорится, лучшие качества моей натуры взяли верх.

— Значит, сегодня утром с ним все было в порядке? — Карен сосредоточилась на размешивании сахара в кофе.

— Ну конечно. Хотя он выглядел так, словно подрался. Синяк под глазом и все прочее. Я спросила, не собирается ли он говорить всем, что наскочил на дверь, а он ответил, что так и поступит, потому что именно дверца от машины его и ударила.

— Рада, что вы оба можете смеяться по этому поводу, — сказала Карен.

— А что еще делать? Жизнь полна чудесных избавлений. Какой-то пьяный...

— Я в это не верю, и ты тоже.

— Во что веришь ты?

Карен пожала плечами.

— Я не удивлюсь, узнав, что за рулем был Джек. Он ушел всего за несколько минут до этого. Если он увидел, что я перехожу улицу, он мог поддаться внезапному порыву — не имея в виду покалечить меня, а только напугать.

— Он ненавидит тебя, это правда, — трезво заметила Черил. — Тебе следовало бы видеть его лицо после того, как ты с ним так обошлась.

— Я его не боюсь. По крайней мере, физически. Он слишком осторожен, чтобы действовать открыто. Но он способен сделать много гадостей другими способами... Ох, Черил, черт возьми, я не хочу, чтобы ты подвергалась всем этим опасностям — и еще многим другим.

— Частично я этим насладилась, — усмехнулась Черил. — Видеть, как ты его осадила, — это было замечательно. На самом деле мне не давало спать не беспокойство, а эта проклятая книга. Я начала ее читать и не могла остановиться. А потом боялась гасить свет.

— Привидения Джорджтауна? — улыбнулась Карен, радостно принимая перемену темы.

— И убийства. Не знаю, что хуже. Там есть один ужасный рассказ о доме, в котором живет призрак девушки, убитой собственным отцом во время какой-то давней войны, потому что она собиралась сбежать с красавцем капитаном противной стороны. Когда девушка ее возраста поселяется в этом доме, призрак вселяется в нее, и она пытается убить своего отца!

Глаза Черил стали огромными.

— Фу, чушь, — сказала Карен. — Похоже на роман, который я когда-то читала. Но я не стану винить хозяина дома, если он будет преследовать по закону автора книги. Такой рассказ не увеличит вероятность продажи этого дома, особенно семье, в которой есть молодая девушка. Некоторые люди, — закончила она, — безнадежно суеверны.

— Так написана вся книга, — упрямо продолжала Черил. — Наполовину серьезно, наполовину шутя, словно колонка сплетен в газете. Есть еще один рассказ — про...

— Во имя всего святого, Черил!

— ...про отца и мать, которых зарезали в день, когда их дочь закончила школу. Они получили десятки ран — были буквально искромсаны. И маньяка, который это сделал, так и не нашли...

— Если ты не заткнешься, я выплесну на тебя свой кофе, — заявила Карен. — Удивляюсь, как это ты не разбудила меня криками о том, что за окном летают ведьмы на помеле.

— Миссис Гроссмюллер ездит на большой машине, — сказала Черил. — На «мерседесе».

— На темно-синем «мерседесе». Довольно. Куда мы едем дальше? — Отодвинув кофе, она развернула карту.

Их поиски упрощались решением сосредоточиться на местах, где уже были антикварные и художественные магазины. Одно место в Бетесде, где неподалеку от магистрали располагался целый ряд антикварных лавок, привлек из внимание. Помещение арендовали несколько торговцев, каждый имел свой закуток. Свободные места еще оставались, и плата была приемлемой. Все за и против они обсуждали за обедом в одном из многочисленных тамошних ресторанов — еще одно положительное обстоятельство, о чем Черил напомнила Карен.

— Устраиваться в уже освоенном месте — это все равно что вместо объезда выскочить по прямой, — добавила Черил. — Люди уже привыкли делать здесь покупки.

— Но ведь помещение ужасно маленькое. И в нем нет шика — эти ужасные фанерные перегородки...

— Согласна, ограниченное пространство — это минус. Нам же надо будет продавать и другие товары, не только одежду. То, что называется «сопутствующими товарами».

— Вроде аксессуаров — вееров, туфель, платков?

— Еще украшения. Но, думаю, и этого будет мало.

— Ткани и белье, — размышляла вслух Карен. — Кружева и ленты, пуговицы...

— Коробки, картонки для шляп, футляры для украшений, шкатулки для пуговиц...

— Книги по одежде. Фотографии из «Книги для дам» Годи, рамки...

— Определенно, нам требуется больше места, — сказала Черил. — Поехали в Кенсингтон.

В Кенсингтоне тоже было скопление антикварных магазинов с несколькими торговыми рядами, похожее на то, которое они видели в Бетесде. Но, в отличие от последнего, бывшего чисто деловым уголком, центр Кенсингтона был окружен тенистыми улочками и прекрасными домами рубежа веков. Агент по недвижимости, к которому они обратились, был любезен и услужлив; они ушли от него с целым ворохом предложений, но так и не определившись.

— В ближайшее время нам надо будет на чем-то остановиться, — сказала Карен. — Место, которое удовлетворило бы во всех отношениях, мы можем искать долгие месяцы. Предлагаю установить окончательный срок. Две недели?

— Не возражаю.

Наступил черед Карен вести машину; скользнув на ее место, Черил откинулась назад.

— Однако мне это доставляет удовольствие. Кажется невероятным то, как мы много сделали всего за несколько дней.

— Особенно учитывая все помехи. Возможно, они закончились. Возможно, вчера вечером это был лишь пьяный водитель.

Выпрямившись, Черил постучала по Торпедо.

— Это же пластик, — сказала Карен.

— Главное, что при этом думаешь, — ответила та.

* * *

Черил настояла на том, чтобы они подъехали к дому с противоположной стороны, но никто не ждал их у дверей и мистер ДеВото не спешил к ним сообщить о странных посетителях.

— Во сколько за тобой заезжает Тони? — словно невзначай спросила Черил.

— Он сказал, часов в шесть. Ты уверена, что не имеешь ничего против?..

— Того, чтобы остаться одной? — Черил сделала вид, что не поняла. — Дорогая моя, я буду не одна. Мне составит общество Александр. Только постарайся вернуться домой до полуночи, милочка, и не позволяй Тони никаких вольностей.

— В этом я не уверена, — сказала Карен. — Он произвел на меня впечатление человека, вольности которого могут быть очень приятными.

— Тогда предоставь ему делать все, что он захочет.

Но эта возможность Тони так и не представилась. Он

позвонил вскоре после шести для того, чтобы сказать Карен, что у него ничего не получится; он допоздна задержится на работе. В одном лесу штата Вирджиния обнаружен труп Роба. Смерть наступила уже около двух дней назад.

Глава 10

Марк постучал по столу банкой с пивом.

— Призываю заседание к порядку...

— Перестань, — вздрогнула Черил. — Это не заседание вашего ужасного «клуба убийств», Марк.

— Все равно, будь я проклят, если стану глубоко скорбить по поводу кончины Роба Симпсона, — сказал Марк. — Едва ли в кои-то веки жертва убийства больше напрашивалась на него. Если это он издевался над Карен, то он получил причитающееся.

— Должно быть, у меня что-то со слухом, — сказал Тони. — Никаких «едва ли», в кои-то веки раз согласен со мной.

— Я не говорил, что это был он. Я сказал, это мог быть он. Это возможно...

— Забудь об этом, — обрезал Тони. — Сегодня вечером я не в том настроении, чтобы выслушивать твои надуманные теории.

Склонившись над столом, со стиснутой в руках банкой пива, он казался старше и солиднее. Ткань его рубашки была в темных пятнах от пота, а черные волосы закручивались влажными узелками. К ним прилипло несколько сухих травинок, и Черил осторожно вытащила самую длинную из них.

— Ты выглядишь истощенным, Тони. Почему бы тебе не отправиться домой и немного не отдохнуть?

Тони выпрямился:

— Я не устал. Дело в жаре. Эти вирджинские леса похожи на баню. Я думал, вам будет интересно узнать, что произошло. Но если я хоть как-то...

Хор возражений заверил его, что это не так, и на его лице разгладились складки.

— Все не так уж плохо. Довольно аккуратно сработано. Труп находился недалеко от дороги...

— Закопан глубоко? — спросил Марк.

— Совсем не закопан, просто засыпан листьями и ветками. Убийца, вероятно, считал, что труп не обнаружат несколько месяцев. Но он не знал, что сразу за холмом, на параллельной дороге, основали новый молодежный лагерь. Ребята с собаками...

Черил слабо вскрикнула. Карен поняла, что она подумала о маленьком Джо, представив ужас, который почувствовал бы ребенок, наткнувшись на такой кошмар.

— Джули! — воскликнула она. — Ей уже сказали?

— Ее известили первой, — ответил Тони. — Больше того, именно она его опознала. Хотя сомнений было мало, при нем обнаружили бумажник с налоговой декларацией. Но требовалось выполнить некоторые формальности, а никаких родственников в городе у него нет, так что...

Карен поднялась:

— Я пойду ей позвоню.

Черил хотела что-то сказать, но ограничилась пожатием плеч.

— Я должна, — сказала Карен, Отвечая на невысказанное возражение. — Я воспользуюсь телефоном в другой комнате, а вы... вы продолжайте разговаривать.

Но ее трусливой надежде не услышать ужасные подробности не суждено было сбыться; вернувшись, Карен застала всех в молчаливом ожидании.

Взглянув на ее лицо, Марк сдвинул брови.

— Что она тебе сказала? — потребовал он.

— Она хочет, чтобы я пришла к ней завтра, — устало сказала Карен. — Ну что я могла ей сказать? Она была... очень расстроена.

— Трудно ее винить, — сказал Тони. — Вид у ее дружка был не из лучших.

Только Марк никак не отреагировал на то отвращение, которое сквозило в словах Тони.

— Значит, мотивом преступления не было ограбление, — спокойно сказал он. — Как он был убит?

— Множественные колотые раны, спереди и сзади. Некоторые поверхностные и скользящие, другие глубже; решающей оказалась одна в горло, она перерезала сонную артерию. Но и две другие... — Он остановился, нерешительно глядя на женщин.

— Они не поблагодарят тебя за то, что ты станешь относиться к ним как к фиалкам.

— Это правда, — согласилась Черил. — Я слышала вещи и похуже, когда вы обсасывали жуткие подробности своих любимых убийств. Хотя Карен — это другое дело. Она его знала.

— Да, я знала его. Он не очень-то мне нравился, но он так наслаждался жизнью... Ужасно думать о ком-то, с кем встречалась и говорила... Но я лучше узнаю всю правду, чем буду строить догадки.

— Правда не слишком приятна, — сказал Тони. — Ему нанесли множество ножевых ранений острым как бритва лезвием — не перочинным ножом, а чем-то более длинным и тяжелым. У него порезаны руки. Врач считает, что он лежал на земле, пытаясь прикрыть лицо и шею. — Подняв банку с пивом, он сделал большой глоток перед тем, как продолжить. — И раны на спине. Предположительно в последний момент он перевернулся на живот, а убийца просто продолжал полосовать его.

Карен подумала, что вряд ли смогла бы придумать что-нибудь худшее. Картина убийства словно наяву встала у нее перед глазами: неясные фигуры, движущиеся в тени деревьев, шепот в темноте; внезапный бросок, придушенный крик, падение и борьба — и безликая чернота, склонившаяся над распростертым телом, в слепом безумии ненависти продолжающая наносить, наносить и наносить удары.

— Должно быть, там было много крови, — сказал Марк.

— Да, — ответил Тони, — крови было много.

— Значит, убийца должен был быть забрызган ею.

— Да, это была бы полезная улика, если бы у нас имелись подозреваемые, — сухо сказал Тони. — Но мы не можем обыскать все чуланы в окрестностях Вашингтона. А к настоящему моменту у убийцы уже было время уничтожить свою одежду.

— Мне это что-то напоминает, — пробормотал Марк. — Какое-то дело, которое мы обсуждали год или два назад. Черт. Память стала совсем плохая.

Оказалось, Тони не настолько огрубел, как это казалось. Его реакция на замечание Марка была неожиданно бурной:

— Черт побери, Марк, кончай свою чушь о полтергейстах и маньяках-убийцах! У меня нет настроения для теоретических рассуждений.

— Именно ты заговорил о полтергейсте в прошлый раз, — мягко возразил Марк. — Я же имею в виду дело об убийстве, одно из классических нераскрытых преступлений. Какая-то твоя фраза пробудила у меня ассоциации, но я не могу их ухватить.

— Ха, — сказал Тони, лишь частично успокаиваясь. — Параллели можно найти где угодно, Марк. Ничто не ново под солнцем. Особенно в наши дни, когда половина пойманных нами убийц накачана тем или иным.

— Опять твой любимый подонок-наркоман? — спросил Марк.

— А что, черт возьми, какое еще может быть объяснение? Из того, что я слышал об этом парне, выходит, что у него были весьма своеобразные дружки. Хотя особо своеобразными им быть и необязательно; многие молодые люди из высших слоев вашингтонского общества балуются кокой и новомодными синтетическими препаратами. Или Роб подобрал себе не того дружка, чтобы совершить ограбление, или же нарвался в ту ночь на кого-то, раздававшего из неполной колоды.

— И как это влияет на твою версию о том, что это Роб издевался над Карен?

— Никак. Я знаю — какой-то полоумный водитель едва не сшиб тебя вчера вечером, но как пить дать это был не Роб. Я уверен, что это никак не связано с остальными происшествиями.

Он озабоченно взглянул на Марка, словно предчувствуя возражения, но тот только пожал плечами:

— Это нападение было другого рода.

— И тут мы опять приходим к соглашению. Или это происходит впервые? Нельзя исключать вероятность того, что это был пьяный за рулем — сейчас таких предостаточно. Кроме, того, — он взглянул на Карен, — твой в самом ближайшем времени «бывший» ездит на взятом напрокат авто — бежевом «олдсе» восемьдесят восьмого года. Нет смысла проверять его на предмет вмятин и кровоподтеков, так как наезда, как такового, не было. Кроме того... — Он засмеялся.

— Ого и ага, — сказал Марк. — Не хочешь ли ты сказать, что вы нашли красавчика Хортона?

— Его нет в Кливленде, — неохотно признался Тони. — Наводка оказалась ложной. Хортон может быть где угодно, в том числе и в Вашингтоне. Однако я не могу придумать ни одной причины, разумной или нет, по которой ему хотелось бы причинить Карен вред. Прошла уже неделя с тех пор, как она его видела; у него не должно оставаться никаких сомнений по поводу того, что она уже заявила в полицию.

— Гм, — обнадеживающе сказал Марк.

— Поверь мне, нет абсолютно никаких причин девочкам... простите, леди... э...

— Попробуй сказать «женщины», — предложила Черил.

Тони заулыбался:

— Особам женского пола тревожиться. Был ли Роб нашим шутником или нет, его убийство совершенно никак не связано с тем, что происходило раньше. Все это было обыкновенным запугиванием, что доказывает частота происшествий — ночь за ночью постоянное давление на нервы жертвы. Полагаю, со всем этим покончено. Некто сегодня вечером перепугался до смерти...

— Джули?! — воскликнула Карен.

— Вполне вероятно, она действовала вместе с Робом. Она как раз подходит по характеру: несдержанная, злобная.

— Но зачем Джули...

— Мотив — это самое последнее, о чем стоит беспокоиться, Карен. Люди совершают самые невероятные поступки из-за самых невероятных причин... Поговорим о чем-нибудь другом, ладно? Я свободен от службы — на несколько часов, — и мне хотелось бы забыть о преступлениях. Расскажите о вашей охоте за помещениями.

— Это вовсе не интересно, — начала Карен.

— Для Тони интересно, — улыбнулся Марк. — Именно так большой крутой фараон проводит свое свободное время — высматривает дома.

— Не знаю, что такого смешного ты в этом нашел, — раздраженно ответил Тони. — Глупо платить ренту, когда можно эти деньги вложить в дом. А наши законы о налогообложениях делают очень привлекательными вложения в недвижимость.

— Не рассчитывай, что так будет продолжаться и дальше, — предостерег его Марк. — Это одна из тех лазеек, которые я собираюсь заткнуть.

— Ваша либеральная фракция меня не беспокоит, приятель. Против вас будут бороться слишком многие заинтересованные группы. Это что такое?

Застенчиво взглянув на Карен, Черил отдала Тони лист бумаги.

— Он по ошибке затесался с остальными. Мы эту возможность даже не рассматриваем.

— Почему? — Тони изучал нечеткую черно-белую фотографию. Через некоторое время он тихо сказал: — Это похоже на дом из какой-нибудь старой книги — «Том Сойер» или «Гекльберри Финн». Крыльцо, развесистые тенистые деревья, штакетник...

— Снимок не раскрывает всех прелестей дома, — сказала Карен. — Он просто очарователен. Нуждается в ремонте...

— Но ничего серьезного, — быстро вставила Черил. — Малярные работы, штукатурные, немного плотницких. Пять лет назад в доме сложили новую печь.

— А как водопровод? — спросил Тони.

— Всю систему сменили в то же время. Нужно поменять электропроводку.

— Это все второстепенные проблемы. Цена приемлемая. Возможно, вам удастся уговорить хозяина сбавить несколько тысяч.

Они с Черил продолжали обсуждать. Карен молча слушала. Черил действительно успела влюбиться в дом; какая жалость, что они не могут его снять, условия были бы идеальными. Если бы у Карен были деньги или она могла бы рассчитывать на приличное пособие от Джека, возможно, у нее и появилось бы желание попробовать — точнее, рискнуть, ибо пройдет по меньшей мере два года до того, как станет ясно, будет ли ее дело приносить прибыль. «И хорошо, что я не сделала этого, — подумала Карен. — Нельзя рисковать деньгами Пата в таком сомнительном предприятии».

Она взглянула на Марка; она ничего не могла с этим поделать, он притягивал ее взгляд так же непреодолимо, как магнит — гвозди. Какие бы мысли ни занимали его голову, заставляя хмурить брови, они были не из приятных. Его избитое лицо являлось молчаливым напоминанием того, сколь близки были они вчера вечером к смерти. Происшедшее — случайное совпадение? У Карен сложилось впечатление, что Марк в этом не уверен. У нее также сложилось впечатление, что она сама в этом не уверена.

Александр сквозь сон задергал лапами и заворчал. Две головы, одна сияющая золотом, другая черная и растрепанная, склонились над разложенными на столе бумагами. Снаружи на окно надавил пропитанный влажным туманом мрак и — потерпел неудачу. Его сдерживала не физическая преграда стекла, а противодействие собравшихся в комнате сил: света, спокойствия, товарищества. В ней находилось нечто большее, чем четыре отдельных человека, — сложные, переплетенные чувства соединили их в одно целое. Это была не просто дружба, хотя и она входила составной частью, воедино слились различные оттенки преданности и разочарования, старых обид и новых привязанностей.

Карен вспомнились другие вечера, бывшие так давно, когда за этим же столом сидели четверо. Она и Марк, Пат и Рут. Обычно большую часть разговора вели Марк и Пат, споря обо всем на свете, начиная от расшифровки рукописей Шекспира и кончая профессиональной борьбой; изредка соглашаясь, иногда ради смеха менялись сторонами посреди спора. Иногда Рут тихо поставленным голосом вставляла в разговор фразу — спокойное рассудительное замечание, которое на середине крика останавливало противников, заставляя их замолчать, глупо улыбаясь. Карен никогда особенно много не говорила. Ей доставляло удовольствие слушать и смеяться, ощущать себя частицей этой милой теплоты. Кроме того, непросто было вставить слово, когда Пат расходился вовсю! По крайней мере, именно так она думала тогда, если вообще что-либо думала. Карен вдруг показалось, что когда эта четверка соберется вновь, — если вообще когда-либо соберется, — ее голос будет слышен чаще, даже если для этого ей придется орать во все горло.

Словно почувствовав ее взгляд, Марк поднял голову. Возможно, его мысли бежали той же дорогой, так как он сказал:

— У тебя есть новости от Пата и Рут?

— Только телеграмма от Пата, которую он отправил после приезда миссис МакДугал. Он угрожал мне бесчисленными напастями за то, что я позволила ей уехать.

— Он бы тоже не смог ее остановить. Миссис Мак — это стихийное бедствие, ураган.

— Очень мило с твоей стороны, что ты ее навестил.

— "Мило"! Проклятье... Я сделал это не для того. Я общался с Патом и Рут не затем, чтобы быть милым. Я никогда не делаю ничего такого, чтобы быть милым, черт возьми!

Здесь Тони не смог удержаться. Он прервал свою беседу с Черил — на время, достаточное, чтобы заметить:

— Ты никогда не был более правдив. Прекрати оскорблять мужчину, Карен.

Карен подождала, пока разговор за столом не возобновился, — Тони стал спрашивать о налоговом регулировании, предмете, относительно которого Черил была хорошо осведомлена, — прежде чем сказала:

— Я не хотела тебя оскорбить. «Милый» — это редкое качество. Хотелось бы, чтобы в мире его было больше.

— Все в порядке.

— Это ведь Рут сказала тебе, где я работаю, не так ли?

Сдержанная улыбка тронула уголки его губ:

— Раз уж об этом зашла речь, мне сказала миссис Мак.

— А я подозревала Джули.

— Только не она. Она не стала бы делать для тебя... — Он вовремя осекся. Через какое-то время он тихо пробормотал, обращаясь, скорее, к самому себе: — Она как раз укладывается в схему. Я просто не могу понять... Что она имеет против тебя?

— Ничего! Разумеется, какие-то обиды у нее есть; Джули надеялась получить кое-какие старинные вещи Рут и миссис Мак для своего магазина и просто взбесилась, когда я решила оставить их себе. Но Джули кипятится по любому поводу, а затем остывает и обо всем забывает. К тому же у нее другие способы досаждать людям.

— Например?

— О... — Сделав неопределенный жест рукой, Карен улыбнулась: — Я хотела было сказать, что ты, будучи мужчиной, этого не поймешь; но, прочитав отчеты о дебатах в конгрессе, я поняла, что мужчины в этом ничем не отличаются от женщин. Оскорбления, замаскированные под комплименты, постоянные уколы и придирки, направленные в самое слабое место жертвы. Например, Джули постоянно напоминала мне...

Карен остановилась. «Я сильная, я неуязвимая, — сказала она себе, — но будь я дважды проклята, если скажу Марку Бринкли о замечаниях Джули по поводу моего веса и неухоженности». Она продолжила:

— Например, она дала мне эту ужасную книгу о привидениях и убийствах и намекнула, что с этим домом связана какая-то жуткая история.

— О? — у Марка на лице отразилось любопытство. — Похоже, она намеренно пыталась запугать тебя.

— Но в книге ничего нет про этот дом.

— Дом? Какой дом? — встрепенулся Тони.

— У тебя вся голова забита мыслями о недвижимости, — улыбнулась Карен. — Мы говорили совершенно о другом.

— Не хочу слышать об этом, — сказал Тони. — Я пытаюсь уговорить Черил сделать предложение хозяину дома в Лисбурге. Знаете, вы ведь можете подать прошение на какие-нибудь ссуды...

— Мы так бедны, что смело можем подавать прошения о пособии по безработице и благотворительной помощи, — хитро улыбнулась Черил. — Но дело не в этом. Просто мы не можем позволить себе погрязнуть в долгах, налогах, тратить деньги на ремонт и тому подобное. Что ты думаешь об этом помещении в Пулсвиле?

Они продолжили обсуждение, и на этот раз Карен присоединилась к ним. Марк погрузился в молчание, сидел в раздумье, и жизни в нем было не больше, чем в лишайнике. Вдруг он резко вскочил на ноги.

— Я ухожу, — заявил он.

— Что за спешка? — спросила Черил.

— Мне нужно кое-что почитать. Постарайтесь, пожалуйста, провести ночь тихо.

— Приложим все силы. До встречи.

— Встречи не будет до вторника или среды. Мне придется на несколько дней уехать из города.

— А... Что ж, приятного времяпрепровождения.

— Спасибо. Ты идешь, Тони?

— Думаю, я еще ненадолго задержусь, — ответил уютно устроившийся Тони.

Кивнув, Марк ушел.

Карен не стала его провожать. Похоже, его мысли захватила какая-то всепоглощающая проблема. Возможно, Марк беспокоился о той работе, которая предстояла ему в эти выходные. Как ни противилась Карен его попыткам присматривать за ними, услышав, что Марк уезжает на несколько дней, она почувствовала разверзшуюся пустоту.

Ее уже клонило ко сну, но ей не хотелось выпроваживать Тони. Казалось, он вовсю наслаждался — с положенными на стол локтями, лицом беззаботным и расслабленным. В подобном отдыхе он нуждался, скорее всего, больше, чем кто-либо другой.

Но в конце концов Черил зевнула вслух и заявила, что слишком устала, даже чтобы обсуждать недвижимость. Правда, у нее хватило вежливости добавить:

— Ты очень помог, Тони. Завтра мы с Карен еще раз осмотрим это место в Пулсвиле.

— Я не смогу, — сказала Карен. — Я обещала Джули, что завтра выйду на работу.

— А, черт, значит, все-таки согласилась. Хотя, думаю, ты должна была это сделать.

— Это самое малое, что я могу для нее сделать. Мне следовало бы пригласить ее провести ночь здесь или предложить приехать к ней...

Тони встал. Взяв Карен за руку, он потянул ее со стула.

— Ты очень хороший человек, Карен. Не беспокойся о Джули — такие всегда выживают. Пошли, проводишь меня до двери. Спокойной ночи, крошка.

— Ммм, — ответила Черил, уже снова поглощенная списками и проспектами.

— Сожалею, что сегодня у нас ничего не вышло, — сказал Тони, когда они вышли из комнаты.

— Ну что ты, ведь это от тебя не зависело. У тебя такая работа.

— Не хочешь попробовать снова в понедельник вечером?

— А что?.. Ну да, может быть...

— Столько энтузиазма, — его зубы сверкнули в свете лампы, рука легонько коснулась ее плеча.

— Прости, Тони. У меня такое чувство... — она испуганно вскинула руки, — что все происходящее нереально. За последние несколько дней столько всего случилось, а потом еще это, сегодня вечером...

— Ты крепкая маленькая леди, Карен. То, через что ты прошла, большинство женщин свалило бы с ног. Большинство людей, — торопливо поправился он, и Карен смеясь плотнее прижалась к нему.

— Вовсе я не такая крепкая, — сказала она.

— Я хотел сделать тебе комплимент.

У него был как раз подходящий рост — достаточно высокий, чтобы для поцелуя ей пришлось поднять голову, но не слишком, чтобы долгие ласки заставили невыносимо напрячься мышцы. Губы Тони оказались теплее и мягче, чем она ожидала, не столько неуверенные — он прекрасно знал, что делает и как это делать, — сколько вопрошающее: «Этого ли тебе хочется? Что ты сейчас чувствуешь?» И...

Губы Карен раздвинулись, и все разрозненные чувства — тепло его тела, прижатого к ее груди, движения губ и языка — слились в непреодолимую волну чисто физического наслаждения. Карен лишь смутно уловила прозвучавший где-то вдалеке голос, но Тони отреагировал на него тем, что отпустил ее и взялся за ручку двери.

— Увидимся в понедельник, — сказал он и ушел, медленно скользнув кончиками пальцев по ее губам.

Черил снова окликнула ее.

— Да-да, иду, — ответила Карен.

Но она не сразу двинулась с места. Тони уже скрылся из виду, растаяв в темноте. Воздух был жарким и липким, но он ее не согревал; на несколько благословенных мгновений Карен оказалась окутана уютом, словно завернулась в теплую шубу морозным зимним днем, и вот ей снова стало холодно.

Но дело не ограничивалось только этим. Карен не могла постичь всей глубины происшедшего. Она почувствовала, что ей не хочется видеться с Черил, точно поцелуй Тони оставил на ее лице светящийся отпечаток, который нельзя было не заметить.

* * *

Ночью шел дождь. Карен не слышала ни его, ни вообще что-либо; она спала крепко и проснулась позже, чем намеревалась. Спустившись вниз, она застала Черил уже одетой и услышала, как диктор радио жизнерадостным голосом болтал о погоде: «...солнечно и тепло, невысокая влажность, не по сезону прохладно...». По гордости и удовлетворению в его голосе можно было подумать, что он сам обеспечил эту чудесную погоду молитвами или заклинаниями.

Налив себе кофе, Карен села за стол. Она чувствовала себя расстроенной и выбитой из колеи; хотя она не могла вспомнить подробности ночных снов, было несомненно, что Тони Кардоса играл в них ключевую роль. Карен не знала, как ей следовало относиться к нему и был ли у нее в этом вопросе выбор.

— Я решила дать тебе поспать, — сказала Черил. — После ужасного дня, который был у тебя вчера.

— Твой день ничем не отличался от моего. По крайней мере в эту ночь ничего не произошло. Какой у тебя распорядок дня на сегодня?

Черил заколола кудряшки, подняв их вверх, пытаясь придать себе деловой вид. Она посмотрела на лист бумаги, который держала в руке.

— Я собираюсь навестить агента по недвижимости в Александрии. В утренней газете было заинтересовавшее меня объявление, так что я позвонила туда и договорилась о встрече. Затем хочу посетить несколько ярмарок и вернуться домой пораньше, чтобы немного поштопать.

Ее почерк был сжатым и аккуратным, словно печатный. Карен подумала, существует ли какая-то связь между аккуратным почерком и аккуратным, хорошо организованным умом. Возможно. Собственный почерк она сама разбирала с трудом.

— Очень хорошо, — с уважением ответила Карен.

— А ты можешь подумать о девизе, — продолжала Черил, отмечая аккуратной галочкой один пункт в списке. — Нам нужно что-нибудь бросающееся в глаза, что мы сможем использовать на вывесках, визитных карточках, объявлениях и проспектах. В нашем содружестве ты отвечаешь за художественную часть, так что это твоя задача на день.

— Девиз, черт возьми, — сказала Карен. — Нам нужно название! Они ведь должны соответствовать друг другу. Хотелось бы, чтобы соответствовали.

Черил непонимающе взглянула на нее, затем расхохоталась:

— Господи, ты права, у нас ведь еще нет названия. Это тоже твоя епархия, ты у нас умная.

— Не знаю, почему ты все время это повторяешь. У меня есть кое-какие навыки, которых нет у тебя, но и обратное, несомненно, тоже верно — твои навыки гораздо полезнее моих.

— Я в это не верю, но, разумеется, выслушала это с радостью.

— Ты так просто от этой обязанности не увильнешь. Мы обе будем думать о названии и девизе. Меня это отвлечет от причитаний Джули, — добавила Карен. — Мне действительно жаль, и все же я не рада предстоящему дню. Мне хотелось бы поехать с тобой. Похоже, день сегодня будет великолепный.

— Да, — встав, Черил открыла заднюю дверь, впустив Александра, который задержался, чтобы обнюхать ноги у Карен, а затем удалился к своей подстилке. — Сказали, завтра тоже будет хорошая погода. Мы сможем рыскать целый день.

* * *

Карен приехала на несколько минут раньше, но обнаружила, что магазин уже открыт. Сначала она никого не увидела внутри и решила, что Джули в кабинете. Затем за столом что-то зашевелилось, и Карен, по мере того, как ее глаза привыкали к тусклому свету, смогла рассмотреть бледное лицо Джули. Казалось, блеклый овал, безжизненный словно маска, висел в воздухе, лишенный тела. Приоткрытый рот и расширенные глаза напоминали гротескное полотно, изображающее неожиданный испуг.

Наконец Джули испустила долгий дрожащий выдох. Карен увидела, что у нее красные глаза, а кричащая клоунская косметика нанесена более чем небрежно.

— Не думала, что ты придешь, — сказала Джули.

— Я же сказала, что приду. Я сожалею о гибели Роба.

— Ты никогда особенно его не любила, — произнес безучастный голос, в котором Карен с трудом узнала голос Джули.

— Я не испытывала к нему неприязни.

— Нет, испытывала. И оправданно. Он был двоедушным дешевым ублюдком. — Одна слезинка скатилась по щеке Джули, оставив за собой блестящий черный след от туши.

Вид всего этого был непристойно жалобным, усугубленный тем, что застывший взгляд Джули не изменился и она даже не попыталась вытереть лицо.

— Я сожалею, — повторила Карен, но на этот раз искренне. — Я не предполагала, что ты его... что у тебя с ним...

— Первое — нет, — сказала Джули, — но второе — да. — Призрак былой язвительной улыбки тронул ее губы. — Как и у половины женского населения округа Колумбия и его окрестностей. Возможно, и некоторых представителей мужского. О черт! — Встав из-за стола, она подошла к зеркалу. — Ну и видок, — уже более обычным голосом сказала Джули и взяла платок.

— Ты хочешь, чтобы я занялась чем-то конкретно? — спросила Карен. Она не могла предложить обычных утешительных слов; и поведение Джули, и ее отношения с Робом не были обычными.

Тщательно вытерев глаза, Джули ответила не оборачиваясь:

— Работы полно. Я закрываюсь на неделю, возможно, на две. У меня до предела расстроены нервы. И помочь некому...

Эта жалоба была отголоском былой вредности Джули, направленной прямо против Карен; но сказала она это не от сердца, и Карен никак не откликнулась на укол.

— Думаю, это хорошая мысль, — сказала она. — Тебе нужно отдохнуть. В августе дела идут вяло, и многие заведения закрываются.

— Пришла покупательница, — сказала Джули. — Займись ею. Мне нужно разобраться с бумагами.

Большую часть дня Джули провела в конторе. Карен ей не мешала; прекрасная погода гнала покупателей толпами, и она была постоянно занята. Одна женщина, купившая у нее ранее викторианскую ночную рубашку, теперь привела подругу и очень расстроилась, узнав, что в настоящий момент у Карен не было ничего подходящего. Карен записала ее фамилию и адрес, пообещав известить, когда она откроет свое дело. Она с сожалением подумала, что такой список следовало бы начать составлять раньше. Возможно, Джули позволит воспользоваться своими списками — разумеется, в обмен на какие-нибудь услуги. Карен понимала, что нынешнее настроение Джули — лишь временное, как только первоначальное потрясение уляжется, она снова начнет огрызаться, злобная и жадная, как прежде.

Телефон тоже не позволял Карен расслабиться. На большинство звонков она могла ответить сама, некоторые переадресовывала Джули. Ближе к вечеру позвонили самой Карен. Со свойственной ей надменностью Шрив не представилась. Она предположила — и правильно, — что Карен узнает ее голос.

— Я звонила тебе домой, — заявила Шрив. — Какая-то женщина — твоя компаньонка? — сказала, что ты на работе.

— Это не какая-то женщина, это сестра Марка, — сказала Карен. — Да, она моя компаньонка.

— О... Ты не любишь быть одна, да? Кто-то постоянно крутится рядом.

Карен сдержала свое раздражение. Во всем, что говорила Шрив, звучали какие-то косвенные намеки. Должно быть, в Вашингтоне так принято; даже «здравствуй» может прозвучать зловеще или многообещающе.

— Да, так получается, — ответила она ни к чему не обязывающей фразой. — Чем могу помочь, Шрив?

— Мы уже говорили об этом.

— Платье для вечеринки?

— Да, платье. Мне надоело, что ты отмахиваешься от меня. Когда я смогу его получить?

Карен заколебалась. Она понимала, что ведет себя глупо, словно нервная мамаша, впервые выпускающая из дома любимое чадо, но ей действительно была ненавистна даже мысль о том, что одно из самых прекрасных старинных платьев достанется Шрив.

Но если неприятность неизбежна, пусть пройдет поскорее. Карен сказала:

— Платья уже вернули из чистки. Если ты так нетерпелива, то можешь заехать завтра.

— Меня не будет в городе. Как насчет вторника?

— Хорошо.

— Я вернусь во вторник утром. Заезжай часа в три. Знаешь, как проехать ко мне домой?

— Нет. А почему бы тебе...

— Потому что я так хочу. Потому что я покупаю, а ты продаешь. Вспомни основной принцип свободного предпринимательства.

Карен с такой силой сжала пластмассовую трубку телефона, что у нее заболела рука. Она осторожно, один за другим, расслабила пальцы. «Грубые покупатели — это часть ремесла», — напомнила она себе...

Утешала лишь мысль, что Шрив не стала бы настолько перегибать палку, если бы не была взбешена чем-то другим. Марку, например, не подошла ее демонстративная властность в постели.

Остановись, сказала она себе. Ты что-то расчувствовалась. Словно школьница, пережившая первое в жизни крушение мечты и ищущая признаки надежды в каждом случайно оброненном слове.

— Ты записываешь? — спросила Шрив.

— Извини, я задумалась о другом. Повтори еще раз.

Положив трубку, Карен некоторое время сидела без движения, сжимая и разжимая кулаки и считая про себя. Подняв глаза, она увидела, что Джули вошла в торговый зал и остановилась, разглядывая ее.

— Это была Шрив?

— Да. Она хочет купить платье для какой-то вечеринки, которую устраивает Мириам.

— Поосторожнее с ней, — сказала Джули. — Она порядочная стерва.

— Знаю. Но спасибо за предупреждение.

— Она и Марк... — начала Джули.

Карен почувствовала, как у нее напряглось лицо. Она ответила на взгляд Джули выражением холодной незаинтересованности, и через какое-то мгновение Джули отвернулась.

— Скоро пора закрываться. Я хочу собрать различную мелочь, нет смысла оставлять ее разбросанной. Помоги мне, хорошо?

Они заполнили несколько картонных коробок драгоценностями, серебром и наиболее ценным хрусталем, а затем составили их у двери.

— Вот так, полагаю, лучше, — сказала Джули. Она выглядела такой одинокой и уставшей, что Карен импульсивно обвила ее рукой. Джули вздрогнула, словно к ней прикоснулись раскаленным железом.

— Прости, — удивленно сказала Карен.

— Нет, это ты прости. Я не хотела... Проклятье, я стала такой дерганой. — Она замялась, затем смущенно добавила: — Я вовсе не хотела, чтобы эти недели стали такими тяжелыми для тебя. Ты мне очень помогла.

Карен знала, что это была вся благодарность, которую она могла получить. На самом деле это было даже больше, чем она ожидала.

— Да я тоже была не подарок, — сказала она. — Если тебе понадобится помощь, когда снова откроешься...

Черил убила бы ее за это, но Карен не взяла назад свое предложение.

— Да ничего. Я найму кого-нибудь с середины августа. Я... э... буду позванивать.

— Ну конечно, — Карен сунула руку в карман. — Вот ключи.

— Хорошо.

Пауза затянулась, стала неуютной. Наконец Джули пробормотала:

— Наверное, ты хочешь, чтобы я с тобой расплатилась?

— Если бы ты сама не заговорила об этом, я напомнила бы, — спокойно заметила Карен.

— Да, конечно... Ладно, — Джули подошла к столу и быстро заполнила чек. — Не обналичивай его до среды, хорошо? Мои финансы...

— Знакомая история.

— Она станет еще более знакомой, когда у тебя будет собственное дело, — сказала Джули. — Желаю тебе удачи. Вот телефон, по которому меня можно будет найти, если случится что-то непредвиденное; буду рада, если ты известишь меня о новых убийствах, взломах, запугиваниях и прочих подобных мелочах.

— Будем надеяться, что их больше не будет, — остановившись у стола, Карен мимоходом его оглядела. — Вижу, ты распродала книги о Джорджтауне.

— Я выбросила их на свалку, — Джули подошла к двери. — Вот так.

Карен взяла чек и листок бумаги, на котором Джули записала номер телефона.

— Ты выбросила эти книги?

Удивление в ее голосе заставило Джули грустно улыбнуться.

— Да, представь себе, я выбросила деньги. Но я просто не могла их видеть. Ты же понимаешь. Думаю, ты сама догадалась.

До этого момента Карен ничего не понимала, но почувствовала, что Джули словно подтверждает уже давно установленный факт.

— Ее написал Роб?

— Да. Для меня все это было как больная мозоль, его стиль письма так напоминал его речь... Наверное, это глупо, но как только я услышала о его смерти, то подумала...

— Это глупо, Джули, — сказала Карен. — Тони... один знакомый сказал, что в этой книге нет ничего нового. Вся информация почерпнута из газет и других печатных источников. Я действительно слышала, что кое-кого раздосадовало воскресение старых скандалов; но какой смысл убивать автора? Это не остановит пересуды, а, наоборот, усилит их.

— Знаю. Я же сказала, что мысль была глупой. Ты прочитала рассказ о доме своей тетки?

— Там нет ничего о доме Рут.

— Нет? А Роб говорил, что есть. Хихикал по этому поводу...

У нее скривилось лицо, и Карен даже подумала, что Джули вот-вот расплачется, полная чувств к бывшему возлюбленному, вспоминая их общие смешки, когда они обсуждали чьи-то затруднения и огорчения... Возможно, неуместность всего этого дошла и до Джули, поскольку она быстро взяла себя в руки, не проронив ни слезинки.

— Итак, — сказала она, — я сейчас подгоню машину. Можешь начинать вытаскивать коробки на тротуар, мне придется поставить машину в неположенном месте.

Загрузив коробки, Джули уехала, помахав на прощание почти с былой рисовкой. Не надо беспокоиться о

Джули. Как сказал Тони, такие всегда выживают. Однако как странно она себя вела, точно терзалась не только горем, но и...

Страхом.

«Страхом перед ней?» — недоверчиво подумала Карен. То, как она вздрогнула от ее прикосновения... Нет, это все слишком нелепо. Такую реакцию мог вызвать не только страх, но и чувство вины; если Тони прав, у Джули есть все основания чувствовать вину по поводу своих поступков и сожалеть об участии в этой грязной затее.

Но, предположим, Джули была замешана и в других делишках Роба. Возможно, тот стриг шерсть сразу со многих овец; несомненно, у него были и другие женщины. Трудность с определением убийцы Роба заключалась не в отсутствии мотива, а в их избытке. Ревнивые мужья — и жены? — ревнивые любовницы и бывшие любовницы. А шантаж? Его Тони не упоминал среди прочих «шалостей» Роба, но он как раз в его характере. Жертвы шантажа редко обращаются в полицию. Будучи прижатыми, они прибегают к решительным действиям, чтобы сохранить тайну.

Что, если смерть Роба стала причиной не рассказа, опубликованного в книге, а рассказа неопубликованного? Исключенного по настоятельной просьбе одного из действующих лиц после выплаты значительной суммы? Предположим, Роб заговорил, как всегда, весело и легко, о том, чтобы написать продолжение. И, предположим, также намекнул кое о чем Джули, не упоминая имен. Роб был безнадежным сплетником, но все же он понимал, что нельзя вовлекать Джули во что-то одновременно и противозаконное и опасное. Если Джули подозревала правду, но не знает подробностей, то это объясняет ее странное поведение, в том числе и постоянные вопросы о доме Рут. В книге ничего не было про этот дом, если это только не был какой-то рассказ о старинной, полузабытой и незадокументированной трагедии, в которой не называлось имен и точных адресов. Но это неважно. Намеки Роба были направлены на то, чтобы напугать Карен и вывести ее из себя, и им не нужно было действительное основание.

Рассказ, которого не было в книге... Это предположение объясняет, почему Джули решила на какое-то время покинуть город. Она не сказала Карен, куда уезжает, не назвала адреса — оставила только телефон.

Карен чувствовала, что хотя, возможно, Джули не было известно, кто убил Роба, но она знала больше, чем говорила.

* * *

Карен поспешила домой, чтобы поделиться с Черил своей новой версией. Та вежливо выслушала, но отнеслась легкомысленно; она обладала счастливой способностью выбрасывать из головы вопросы, которые не требовали немедленного решения, и сосредоточиваться на том, с чем она могла справиться.

— Даже если ты права, что это дает? — спросила она. — Трудно выбрать ответ из нескольких возможных, но ты пытаешься найти тот, которого даже нет в списке.

— Это правда, — мрачно ответила Карен. — Должно быть, в Вашингтоне произошло столько скандалов, что их хватит на целую энциклопедию.

— Интересно, об этом ли болтал Марк? — невзначай заметила Черил. — Кажется, он действительно что-то говорил о книге. Вот будет весело, если вы пришли к одному и тому же выводу. Знаешь, как это говорят о великих умах...

— Марк звонил?

— Он заезжал сюда вскоре после того, как ты ушла.

— Я думала, он уехал.

— Уехал. Он заглянул по дороге в аэропорт. У него появилась новая мысль, — с терпимой сестринской улыбкой сказала Черил.

— Он сказал какая?

— Если по-честному, я не спрашивала. У Марка постоянно возникают всевозможные теории. Я сказала, что ему следует писать детективы. Этим занимались Маргарет Трумэн и сенатор Харт, так почему бы это не делать и конгрессмену Бринкли? Он настоял на том, чтобы еще раз осмотреть всю одежду.

— По-прежнему искал алмазы?

— Кто его знает?! Он спросил меня, нет ли у нас чего-нибудь конца шестидесятых — начала семидесятых.

— Есть несколько вещей, принадлежавших Рут, — заинтересовалась Карен.

— Знаю, я показала их ему, но он только выругался и сказал, что опоздает на самолет, — словно это я его задерживала. Он должен выступать на каком-то митинге по сбору средств и не может опоздать.

— Сегодня вечером?

— Полагаю, да, иначе он не стал бы беспокоиться, что опоздает на самолет.

— Я спросила только потому, что он говорил, будто уезжает на несколько дней.

— Не знаю, чем он будет занят остальное время. Думаю, какой-нибудь политикой.

Ее полное безразличие к политике страны, представленной в лице ее собственного брата, заставило Карен улыбнуться. Она не стала продолжать эту тему. Какое ей дело до того, как тратит Марк свое время. Но она не могла не гадать, не идет ли он по следу, развивая новую версию, которая заставила его сегодня приехать к ним. Было приятно думать, что ради нее он тратит столько времени и сил.

— Итак, чем мы занимаемся завтра? — спросила Карен, направляясь к холодильнику за свежим льдом.

Отодвинув бумага, Черил задумчиво нахмурилась. За ухом у нее торчал карандаш, в руке была ручка, на щеке расплывалась клякса, но она не производила впечатления деловой женщины. Она походила на Ширли Темпл — с ямочками и тому подобным. Карен решила об этом сходстве не говорить. Ей показалось, что Черил не оценит комплимента.

— С распродажей ничего не вышло, — сказала Черил. — Но я нашла магазин в Спрингфилде, который меня заинтересовал. Я сказала в агентстве, что мы приедем смотреть.

— Ладно. Что по распорядку на сегодняшний вечер?

Глаза Черил сверкнули.

— Я надеялась, что мы осмотрим платья, полученные из чистки. У нас еще не было возможности.

Карен печально покачала головой:

— Несчастная ты женщина! Это твое понятие о хорошо проведенном вечере? Мы заслужили чего-нибудь необычного после весьма беспокойного субботнего дня.

Взгляд Черил вернулся к бумагам и вырезкам, которым был завален стол.

— Кажется, я забыла, что означает субботний вечер для большинства людей. После рождения маленького Джо мы стали редко выходить куда-либо. Это стало так дорого — няня, билеты, бензин, — так что даже посещение кино влетало в пятнадцать, а то и в двадцать долларов, если мы позволяли себе после сеанса гамбургеры. Обычно я покупала воздушную кукурузу, а Джо — шесть банок пива, и мы сидели, смотрели телевизор и разговаривали...

— Наверное, вам было хорошо, — сочувственно согласилась Карен. Она была тронута, но выражение лица Черил — далекий улыбающийся отсвет воспоминаний о любви — также поднял в ее душе и волну раздраженного возмущения. Это просто ревность, подумала она; она ревновала, потому что никогда не имела ни возможности, ни права на такое чувство к кому-либо.

— Так или иначе, — голос Черил вновь стал резче и бесстрастнее, — я не хочу тебя от чего-либо удерживать. Ты хочешь куда-нибудь сходить? Я пойду с тобой туда, куда ты захочешь.

— Я вовсе не собиралась предложить бар для одиноких, — сказала Карен, безошибочно уловив в голосе Черил интонации мученичества. — Я тоже не в восторге от подобных мест.

— Мы можем поужинать где-нибудь.

Поставленная перед выбором, Карен обнаружила, что не может ничего придумать.

— Нет, это глупо. Очень дорого. Ладно, давай как добросовестные трудяги сегодня вечером работать. Закатим что-нибудь по-настоящему безумное и захватывающее и поужинаем на веранде. Сегодня такой чудесный вечер.

Они вынесли на улицу салат из тунца и чай со льдом, а также все бумаги. Мягкий, чистый воздух подействовал даже на решительную преданность Черил работе; откинувшись на спинку, она вытянула ноги на другой стул и лениво проговорила:

— Это была хорошая мысль. Сад так красив.

Ветерок шевелил листья, и пятнистый солнечный свет под деревьями переливался словно волны. Скакавшая по траве малиновка остановилась и скосила глаз в сторону веранды. Александр, лежащий у ног Карен, даже не поднял головы, и малиновка продолжила свой ужин. Ткнув клювом в землю, она вытащила жирную личинку и улетела прочь.

— Что ж, будем наслаждаться хорошей погодой, пока она держится, — продолжила Черил. — С Гольфстримом творится что-то чудное...

— Это теплое течение?

— Да. Так или иначе, подобные дни — редкость, и нам предстоит еще шесть мучительных недель до начала осени.

— Странно, — задумчиво сказала Карен. — Я ненавижу эту проклятую липкую жару, но, когда вспоминаю прожитые в Джорджтауне годы, о ней я даже не помню. Только буйную щедрость весны — разом распускающиеся цветы и райский аромат, — ясные осенние дни и зиму, дома у огня.

— А я запоминаю только солнечные дни, — сказала Черил. — Такую надпись я видела на циферблате солнечных часов. По тому же принципу действует хорошо натренированная память.

— Получается, моя натренирована лучше, чем я думала. Когда я говорила с Мириам...

— С кем?

— С Мириам Монтгомери. Я говорила о ней, это та самая подруга Шрив.

— Ах да. За которую мы пили. Как я могла ее забыть?

— Так вот, она сказала, что ни за что не хочет заново пережить свою молодость. Я согласилась с ней — я не собираюсь вернуться в то время, но и не хочу полностью забыть эти дни. С ними связаны такие замечательные воспоминания.

Черил взглянула на нее и тут же отвернулась. По ее вздрогнувшим губам Карен догадалась, что она подумала, сколько же из этих воспоминаний связаны с Марком. Но Черил начинала учиться такту; она ничего не спросила, а Карен не стала развивать эту тему.

Александр поднялся с сердитым ворчанием и потянулся. Затем он потрусил в глубь сада, чтобы проверить, не появились ли новые запахи. Судя по всему, они появились, так как Александр озабоченно скрылся в зарослях азалий.

— Должно быть, он учуял кота мистера ДеВото, — сказала Карен.

— Угу, — даже совращающий летний воздух и чудные длинные тени не могли надолго отвлечь Черил. — Надеюсь, когда-нибудь у нас будет свой сад. Я не имею в виду прямо сейчас; похоже, сначала нам придется устроиться в одном из торговых рядов и снять квартиру. Но, возможно, через несколько лет...

— Сад требует много работы. Долгое время мы не сможем позволить себе нанимать людей, даже в магазин.

— Я люблю возиться в саду. Мы купим подержанную газонокосилку, их иногда выставляют на распродажах. Твоя тетка содержит сад в полном порядке. Полагаю, она нанимает садовника?

— Наверное, да. Да нет, я точно знаю, что нанимает. Я ежемесячно посылаю ему чек. Но он напоминает мне маленьких эльфов. Я никогда не видела его.

— Одних наших желаний недостаточно, чтобы поддерживать эту красоту. Розы требуют много ухода. Ну что ж, — Черил взялась за бухгалтерские книги. — Мне лучше вернуться к работе.

— И мне тоже. До сумерек еще остается несколько часов, дует свежий ветерок; если я сейчас развешу это старое белье, оно, вероятно, успеет высохнуть до темноты.

Но Карен не шелохнулась. Было так приятно сидеть в ленивом удовольствии, наслаждаясь миром уединенного сада. И дело вовсе не в том, что будущее обещало одно спокойное плавание. Впереди их еще ожидали бури, эмоциональные и финансовые; один Джек сам по себе представлял сильный шторм. Но худшее, похоже, осталось позади, и было непростительно предаваться жалости к себе. Благодаря любящей помощи друзей, старых и новых, она оказалась избавлена от трудностей, которые смогли бы утопить ее тяжело нагруженный корабль. Но кое-что она сделала сама; по крайней мере, у нее хватило смекалки воспользоваться открывшимися перед ней возможностями. С ее плеч свалилась Джули, и Роб тоже.

Бедняга Роб. Карен могла испытывать к нему сострадание, но не могла понять, почему тот делал такие жестокие вещи. Можно жалеть душу, настолько обремененную злобой, и испытывать виноватое облегчение от того, что эта злоба больше не будет мешать жить.

— Ты выглядишь так самодовольно, — сказала Черил. — О чем ты думаешь?

— Мне стыдно тебе говорить. У меня только что был сильный приступ самоуверенности. Полагаю, мне следует утопить ее в горячей воде и хорошенько отбелить.

Телефонный звонок от Джека, раздавшийся позднее, также послужил прекрасным лекарством от самоуверенности, напомнив Карен, что от бывшего мужа нельзя отмахнуться с помощью подходящей метафоры. Кипя от ярости, она положила трубку.

— Ты можешь в это поверить? — потребовала она сочувствия у Черил. — Он пригласил меня завтра отобедать. Он по-прежнему думает, что сможет уговорить меня подписать эти бумаги.

— Надеюсь, ты отказала ему.

— Естественно. Темнеет; я занесу вещи, которые выстирала, и тогда ты сможешь полюбоваться всласть.

— Результатами чистки? О, прекрасно.

— Да, можешь наслаждаться, а я не буду; мне надо выбрать платье для Шрив.

— Значит, ты все же собираешься продать ей платье.

— Я должна это сделать. Без вопросов. Авторские оригиналы — мой единственный источник капитала, Черил. Конечно, я заимела их только благодаря миссис Мак, но мне почему-то кажется, что это лучше, чем брать деньги у Пата. Еще две или три сделки, подобные той, которая была с Мириам, и у меня будет достаточно денег для того, чтобы внести свою половину в наш первоначальный капитал.

— Хорошо, хорошо. Я на твоей стороне, помнишь?

Карен прикусила губу.

— Прости.

— Я же говорила, чтобы ты прекратила извиняться. Когда она приезжает за платьем?

— Она не приедет. Я сказала, что сама доставлю платье ей домой. А что еще я могла поделать, она была так настойчива!

— Ничего, — пробормотала Черил, следуя за Карен к двери.

— Она такая занятая, такая важная, — продолжала Карен. — А я, в конце концов, лишь какая-то мелкая торговка. Господи, как я не хочу отдавать одно из этих роскошных платьев этой...

— И не отдавай, если это так тебя коробит. Будут и другие покупатели.

— Так нельзя. Если я стану чувствительной к грубости и плохим манерам, я никогда не преуспею в этом деле.

— Верно.

Карен открыла заднюю дверь.

— Я сейчас вернусь. Поставь чайник, хорошо? Мы позволим себе по чашке прекрасного чая, когда будем рассматривать одежду, которую не можем позволить себе носить.

«Надо прекращать это», — говорила себе Карен, снимая белье с веревок. Должно быть, она повторила не менее двух раз каждое проклятое слово, сказанное Шрив, и Черил это тошно слышать. Хватит злости, хватит издевок, хватит жалости к себе. По крайней мере на сегодня!

Кровать в ее комнате была завалена коробками. Карен решила сделать вид, что осмотр платьев ее захватывает так же сильно, как и Черил; сняв крышку с первой коробки, она поняла, что притворяться не надо.

— О, великолепно! Мастер выполнил свою работу восхитительно, даже если и взял за это кучу денег. Ты только посмотри!

Серебристая ткань переливалась в свете лампы, картон, вставленный в лиф без рукавов, придавал форму складкам и сборкам. Широкий подол был усеян искусственными камнями — рубинами, изумрудами и топазами, окруженными бусинами черного янтаря. Низ платья был отделан кружевами и такими же бусинами.

— Я не могу допустить, чтобы это попало к ней, — простонала Карен, забыв про недавнюю решимость. — Это оригинальная работа Пуаре — одна из его египетских моделей. Именно это платье изображено в одной из моих книг.

В болезненной тишине они вернули крышку на место и перешли к следующей коробке.

— Мастер говорил, что ты хотела получить платья уложенными в коробки, — сказала Черил, — а не на плечиках.

— Верно, расшитые бусинами платья нельзя вешать на плечики; это очень большая нагрузка на ткань.

Новый стон сорвался с губ Карен, когда снятая крышка открыла платье из черной тафты, глубокое декольте которого было отделано широкими замысловатыми полосами бус. Спереди по пышной юбке низвергался сверкающий водопад драгоценных камней, вшитых в цветочные розетки.

— Ланвен, — пробормотала Карен.

Выхватив крышку из ее рук, Черил закрыла коробку.

— Существуют пределы, дальше которых никакую женщину нельзя заставлять идти, — решительно заявила она. — Я скорее отрежу себе палец, чем отдам это платье. Что ответили музеи, или у тебя еще не было времени связаться с ними?

— Музеи предпочитают пожертвования, — сказала Карен. — В двух мне ответили, что будут поддерживать со мной связь; Институт одежды предложил привезти платья к ним в Нью-Йорк.

— Фиг Институту одежды. Я и не подумаю отдавать платья, даже в музеи. И чем у нас не музей? Знаешь, Карен, мы вовсе не обязаны их отдавать. Больше того, расстаться с ними было бы безумием. Именно они выделят нас из серой массы обычных комиссионных магазинов одежды и превратят в лучший антикварный салон страны. Что и является нашей целью, верно?

— Ну да, конечно. Но я не вижу...

— Правильный показ такой коллекции способен принести тысячи, Карен. Мы сможем устраивать стильные просмотры, выставлять платья в витринах магазинов; изредка давать их напрокат избранным клиентам — драть втридорога за эту привилегию, — публиковать статьи в газетах и журналах, возможно, даже выступать по телевидению.

— Ты действительно так считаешь?

— То, что у нас есть ценности такого калибра, будет привлекать не только покупателей, но и людей, желающих продать подобные вещи. Говорю тебе, мы совершим большую ошибку, если упустим их.

— Ты действительно так думаешь или просто хочешь выглядеть благородно? Признаюсь, что отвратительно видеть, как взрослая женщина плачет из-за платья...

— Я действительно так думаю, черт возьми! Ты сама увидела бы открывающиеся возможности, если бы не была так поглощена жалостью к себе.

Они позволили себе на некоторое время предаться охам и ахам, разглядывая сияние шелка и атласа, мягкую пышность мехов, блеск хрусталя и камней и ослепительную красоту моделей. Мысль о том, что лучшие образцы этой красоты они смогут сохранить, примирила Карен с предстоящей сделкой.

— Мне все же придется предложить ей что-то действительно стоящее, — наконец заключила она. — Что-то такое, за что ее можно будет хорошенько подоить. Думаю, я смогу расстаться вот с этим платьем. Это Луиз Буланже, но оно не из моих любимых.

— А как насчет вот этого, из черной тафты с большими пышными серебряными цветами?

— Это Шерлюи, — пробормотала Карен. — Ладно, хорошо. Я отвезу Шрив оба платья и предоставлю выбор ей. Так и порешим. Не знаю, как тебе удалось засунуть все это в машину, — добавила она, оглядывая груду коробок на кровати и полу.

— Спроси лучше, как я за это платила, — скорчила рожу Черил. — Когда он вручил мне счет, я подумала, что мне придется прибегнуть к нашатырю. Нет, не беспокойся, это обыкновенные накладные расходы; я занесла их в книгу, подробно расписав. Еще часть вещей в гардеробе. Они заслуживали лишь обыкновенные плечики и полиэтиленовые пакеты. Мастер сказал, что ему не удалось удалить с некоторых из них пятна.

— Но, уверена, деньги он все равно взял, — Карен расстегнула пакет. — Гм, я надеялась, что это отчистится.

— Еще одно вечернее платье? Похоже, у нас будет много одежды для торжественных случаев.

— Вечерние и подвенечные платья надевали только раз — возможно, два, так что они не изнашивались. И люди склонны беречь их, — Карен отложила платье с валансьенским кружевом в сторону. — Возможно, я смогу отрезать испорченные места и использовать оставшуюся часть юбки; она приличного размера. Это платье — от одной не слишком щедрой знакомой миссис Мак.

— Какой? — Черил потянулась за списком.

— Э... Я где-то записала...

Черил тактично переменила тему:

— А это что?

— Это, моя дорогая, совершенно испорченная вещь. Взгляни на эти пятна: ими испачкан весь перед — и верх, и юбка. Не знаю, зачем посылала платье в чистку, должно быть, оно попало в общую кучу по ошибке.

Она отбросила платье в сторону, но Черил подобрала его.

— Я могу опробовать новый порошок.

— Нет смысла. Это синтетика. Практически невозможно смыть въевшиеся пятна ржавчины с полиэстера.

— Судя по метке, это Сакс.

— Но это не авторская модель, да платье и не очень старинное. Выкинь его в мусорное ведро.

— Полагаю, не стоит спрашивать, где ты его взяла.

— Да, пожалуйста, не спрашивай. Помнится, оно было в какой-то коробке вместе с кучей других вещей, все скомкано и перемешано. Так что мы не очень много потеряли — только стоимость чистки. За эти коробки я заплатила гроши. А, черт, вот еще одна потеря. Шелк все-таки порвался.

— Рассыпался, — сказала Черил.

— Да. Мастер предупреждал, что это может случиться, тут сказать нечего, — Карен отбросила платье в сторону. — Вот... Да, шелк рассыпался. Но бархат в хорошем состоянии. Мы сможем его использовать.

Они просмотрели остальные вещи, и Карен отодвинула две большие белые коробки.

— Вот эти платья я продала Мириам. Надо позвонить ей и сказать, что они готовы. Она ведет себя терпеливо, не то что... Наверное, я прямо сейчас и позвоню.

— Вероятно, ее нет в городе. Разве сегодня вечером нет какого-то крупного праздника в Центре имени Кеннеди?

— Не знаю. Боюсь, мое приглашение затерялось на почте.

— И мое тоже. Но праздник все же состоится, и Мириам будет на нем, потому что ее муж сделал взнос в миллион или два в предвыборную кампанию президента. — Черил включила телевизор. — Может быть, это будет в новостях. Так или иначе, я хочу послушать прогноз погоды.

Но в этот вечер новостей было мало. Даже панды, похоже, потеряли интерес друг к другу. Черил все это наскучило, и она спустилась вниз, чтобы приготовить себе бутерброд. Александр пошел с ней. Они пропустили репортаж о празднике, но Карен была награждена тем, что мельком увидела Мириам позади президента, сияющего и машущего рукой.

Карен внутренне собралась, приготовясь услышать подробности убийства Роба. Против обыкновения она перестала читать газеты и смотреть выпуски новостей; услышать обсуждение этого дела бесстрастным и в то же время зловещим тоном, характерным для средств массовой информации, это значило бы оживить пережитый ею ужас. Однако программу заполнили новые преступления. Вчерашние новости — новости протухшие, а, судя по всему, в этом деле не открылось ничего нового.

Вернулась Черил с Александром, следовавшим за ней по пятам.

— Он погулял, — сказала она, — и поел своего сухого корма. Все двери заперты и перезаперты.

— Завтра опять ясно и нежарко, — доложила Карен. — Ты пропустила Мириам.

— О, так ее показали?

— Лишь мельком. Она выглядела так, словно умирала со скуки. Я выключаю?

— Я не против. Черт возьми, Александр, дай и мне поесть. Ты уже ужинал, это мой бутерброд.

Карен опоздала на мгновение — или же успела как раз вовремя — в зависимости от того, как посмотреть. Она уже протянула руку к выключателю, и тут на экране показался зал Национального аэропорта, и корреспондент стал брать интервью у главы группы, вылетающей в Атланту на митинг, посвященный сбору средств. Удивленно вскрикнув, Черил подалась вперед:

— Эй, это же Марк, сразу за говорящим. У него такой вид, словно...

У него был такой вид, словно он хотел провалиться сквозь землю. Ему потребовалось какое-то мгновение на то, чтобы сообразить, что на него направлена камера, и еще одно мгновение на то, чтобы выскочить из ее поля. Это движение было проворным и ловким, но все же недостаточно быстрым. У Шрив хватило ума не льнуть к Марку на людях, но она стояла так близко от него и смотрела так пристально, что не было бы разницы, если бы она откровенно держала его под руку.

Глава 11

Понедельник не обманул прогноза. Карен и Черил позавтракали на веранде и задержались за второй чашкой кофе, пока Черил описывала распродажи, на которых она побывала вчера.

— На словах они все великолепны, — поучительным тоном знающего человека говорила она, — но в действительности все оказывается иначе. Нужно научиться читать между строк и рассчитывать дорогу так, чтобы посетить как можно больше мест.

— Мы попробуем еще раз на этой неделе. Если мы разделимся, то сможем побывать в большем количестве мест.

— Но это будет не так весело. Половина удовольствия состоит в том, чтобы делать язвительные замечания по поводу убогого товара.

— Я хочу посетить хотя бы несколько таких мест, просто из любопытства. Я никогда не бывала на распродажах.

— Вот те на, какая же у тебя была замкнутая жизнь. Это такое развлечение, если больше нечем заняться. Но в наше время вероятность наткнуться на что-нибудь действительно ценное настолько мала, что ею можно пренебречь.

В это утро в их обычном дружеском веселье чувствовалось какое-то напряжение. Обе не говорили о вчерашнем выпуске новостей. Черил попробовала было:

— Я удивилась тому, какая большая делегация...

Карен не дала ей возможности закончить предложение:

— Это не делегация, это обыкновенное вашингтонское пустозвонство, дополненное сестрами, кузинами и тетями. Тебе апельсиновый сок или грейпфрутовый?

Черил выбрала грейпфрутовый, скривив губы так, словно плод уже был у нее во рту, и без сахара. Приготовляя сок, Карен постаралась не думать о Марке, но не преуспела в этом. Она также постаралась убедить себя, что зла па себя, а не на него. Какой глупой и наивной она была, полагая, что его беспокоят ее заботы, ее безопасность! Вероятно, он с нетерпением ждал выходных — думал о Шрив, предвкушая время, проведенное вместе...

Сорвавшийся нож впился Карен в большой палец, и она схватила бумажную салфетку, чтобы унять кровотечение. Подобно всем хорошим хозяйкам, Рут содержала ножи наточенными как бритва. Сама во всем виновата, сказала себе Карен, набросилась на этот грейпфрут, точно он был... Ей удалось стряхнуть эту мысль и сосредоточиться на том, что она делает.

К тому времени как они доехали до агентства по недвижимости, Карен, как она посчитала, забыла свое плохое настроение и событие, которое его вызвало. Предлагавшийся магазин имел ряд своих преимуществ, и они добавили его в список.

Они также навестили несколько антикварных магазинов — многие закрыты по понедельникам, но вернулись с пустыми руками.

— Если честно, эти люди просят такие деньги за свой хлам... — проворчала Черил.

— Для тебя и меня — хлам, для кого-то — хороший товар, — философски заметила Карен. — Думаю, все зависит от того, что ищешь. Наши запросы понятны лишь избранным.

— Да, конечно. Поедем в деревню. Возможно, там мы найдем какую-нибудь простодушную старую даму, разбирающую чулан, которая не слышала слова «антиквариат».

Однако этого не случилось, и в скором времени они оказались пресыщены старой бижутерией, пустыми флаконами из-под шампуня и дубовой мебелью. Остановившись у придорожного рынка, они купили картошку, дыни, кукурузу и персики и направились домой.

Этот день решительно остался за Черил, когда, вернувшись домой, они обнаружили, что разминулись с миссис Гроссмюллер. Даже не понадобился мистер ДеВото, чтобы определить это, ибо старая дама оставила у двери свою сумку. На проволочной ручке игриво трепетала записка: «Заеду на неделе забрать деньги».

— Как мило, что она нам доверяет, — ответила Карен на изумленный взгляд Черил, остановившейся на испачканной, мятой куче тряпья, торчащей из сумки.

Взяв сумку и исследовав ее содержимое, они обнаружили, что грязным предметом сверху была вышитая ришелье скатерть, под которой лежали скомканные салфетки из того же набора. В придачу к этому в сумке были три пары дамских перчаток, ситцевый фартук и купальный костюм двадцатых годов из черной шерсти, изъеденный молью.

— Надо заставить ее прекратить это делать, — мрачно заявила Черил, увидев, как Карен расхохоталась, разглядывая купальный костюм.

— Как? Мы не можем обратиться в полицию — миссис Гроссмюллер не делает ничего противозаконного. Хотя ты права, — сказала Карен, успокаиваясь. — Уж конечно же мне не хотелось бы, чтобы она заявилась сюда с грязным тряпьем после того, как вернется Рут. Можешь себе представить лицо бедной тети? Не говоря уже о Пате... Хотя можно было бы послушать, как он взорвется. Мы скажем миссис Гроссмюллер, что переезжаем прямо сейчас.

— Но не скажем куда, — взмолилась Черил.

— Тогда она вернется сюда. Кроме того, я не хочу терять источник. Нам пригодятся скатерть и салфетки, возможно, и фартук. А у миссис Гроссмюллер, вероятно, есть и другие вещи.

— Я сейчас заброшу всю эту груду в стиральную машину, — заявила Черил, беря сумку кончиками пальцев. — Даже то, что нам не нужно. Нельзя оставлять их в таком состоянии, можно заразить весь дом. Меня не покидает ощущение, будто по мне ползают мухи.

— Не клади купальный костюм вместе со скатертью.

— Ну знаешь! Я все-таки чего-то соображаю.

Карен решила, что страхи Черил преувеличены; она не заметила признаков ни мух, ни других насекомых. Моль, изъевшая купальный костюм, умерла и превратилась в прах много десятилетий назад.

Александр проявил необычайно большой интерес к этим вещам, Черил пришлось постоянно его отгонять, пока она загружала стиральную машину. Возможно, пес учуял свою любимую миссис Гроссмюллер. Карен никогда не видела, чтобы он питал к кому-либо такую глубокую привязанность. Это что-то говорило о миссис Гроссмюллер, или об Александре, или о них обоих, но Карен была не уверена, что ей хочется знать, что именно.

Настроение у Черил улучшилось после того, как она заложила все вещи в машину, а купальный костюм — в таз, в котором они стирали вручную. Вытерев влажные руки, она стала наблюдать, как Карен выгружает купленные на рынке овощи и фрукты.

— Что у нас на ужин? Помидоры выглядят превосходно, можно приготовить салат.

— Я ужинаю не дома, — сказала Карен.

— Свидание?

— Кажется, я забыла сказать тебе.

— Ты и не обязана. У тебя новый приятель или это Тони?

У нее это прозвучало как «добрый старина Тони». Когда Карен ответила, что да, это Тони, Черил спокойно улыбнулась:

— Надеюсь, он не зря проведет время. Бедный парень, ему так не хватает развлечений.

— Значит, я буду его наградой за хорошее поведение?

— Слушай, Карен, не начинай все заново.

— Не буду. Я тоже полагаю, что он кое-чего заслуживает, и готова это устроить. Он не только невероятно красив, он еще милый, добрый, заботливый, чувственный, умный...

— Он тебе действительно нравится, а?

— Из сказанного мной справедливо можно сделать этот вывод.

— Хорошо, — взяв помидор, Черил изучила его с пристальностью, с которой ученый осматривает редкий вид. — Иногда я готова убить своего брата.

— А теперь ты, Черил, не начинай.

— По-честному, Карен, он больше года в глаза не видел ни одной женщины. Это Шрив пытается сделать вид, что между ними есть что-то большее, чем на самом деле, для того, чтобы тебе досадить. Это она всегда бегала за ним, и никогда наоборот, — слова вырывались так, словно Черил долго держала их взаперти, но больше уже не могла вытерпеть. — Он никогда не говорит о женщинах со мной, но я рассказала ему обо всех гадостях, которые сделала Шрив, — как она пришла сюда, оскорбила тебя и тому подобное, и могу сказать тебе, он не...

— Я очень оценю, если ты прекратишь пытаться устроить мою личную жизнь, — процедила сквозь зубы Карен. — При желании я тоже могу сделать кое-какие справедливые замечания по поводу твоего пунктика.

На этот раз Черил не вспыхнула после того, как ее погладили против шерсти. Опустив голову, она приоткрыла рот:

— Знаю. Я их уже слышала.

— От Марка.

— И от него тоже. От Марка не так обидно. Он знал Джо, они были приятелями.

— И я уверена, он говорил тебе, что Джо не хотел бы, чтобы ты отрезала себя от любви до конца жизни. Что за жертвоприношение? Джо? Браку с ним? Ну ладно, хорошо, я умолкаю. Ты позволяешь мне самой устраивать свои дела, а я позволяю тебе сидеть здесь и — окаменевать.

К счастью, зазвонил телефон, иначе, возможно, вспыхнула бы новая ссора. Сперва Карен не могла понять, кто звонит.

— Мисс Эверли? Мне кажется, я не... Ах да, у миссис МакДугал Да, конечно, мне показалось, что мне знаком ваш голос. О, Правда? Ворт? Да, я очень заинтересована.

Нет, боюсь, завтра днем я не смогу. А в среду... Понятно. Да, Канны великолепны в это время года. Минуточку...

При упоминании имени Ворт Черил вскинула голову, словно охотничья собака, и начала привлекать внимание Карен неистовой жестикуляцией.

— Я смогу съездить завтра, — сказала она, когда Карен прикрыла трубку рукой. — Где она живет?

— На восточном побережье. В среду она уезжает за границу и хотела бы сначала разобраться с вещами.

— Дай я с ней поговорю, — Черил протянула руку к телефону. Когда она положила трубку, ее лицо сияло: — Кажется, горячий след.

— Черил, ты уверена? Может, мне лучше не ездить к Шрив?

— Ты должна хоть изредка мне доверять. Я весьма неплохо разбираюсь в том, что сколько стоит.

— Дело не в этом. Ехать туда далеко, а разве ты не говорила, что должна готовиться к выпускным экзаменам?

— Я буду заниматься сегодня вечером. Мы не можем проходить мимо потенциальных источников — ты сама это постоянно твердишь. А старая дама, судя по голосу долго не протянет.

— У всех подруг миссис Мак такие голоса

— Так что будем ковать железо, пока оно горячо. Когда ты сегодня уходишь?

— Тони сказал, что заедет в полвосьмого.

Карен тщательно выбрала наряд, радуясь тому, что последовательное уменьшение ее объемов произвело соответствующее увеличение ее гардероба. Она больше не стыдилась надевать антикварные платья. И по фасону, и по работе они далеко превосходили все ее вещи.

У одной из знакомых миссис МакДугал — не у старой миссис Феррис — Карен приобрела платье, которое ей уже давно хотелось надеть. Когда она отдавала его в чистку, платье было ей еще тесновато. Бледно-желтое льняное конца шестидесятых, скроенное просто и изящно, колоколом, со щедрой мишурой по бедрам, оно не было авторской моделью, но на ярлыке красовалась надпись «Дебенхем и Фрибоди», название одного из лучших лондонских магазинов. Карен с радостью обнаружила, что теперь платье сидело на ней без морщинки. Прозрачный светлый оттенок ткани гармонировал с ее темными волосами и недавно приобретенным загаром. По крайней мере, Тони будет нестыдно показаться с нею на людях. Добрый старина Тони... Он действительно заслуживал лучшей доли, чем снисходительная признательность — все, на что была способна Черил. Как ни любила Карен свою компаньонку, временами ей хотелось встряхнуть ее что есть силы, и сейчас был как раз такой момент. И брат и сестра просто выводили ее из себя. Добрый старина Тони и добрая старушка Карен прекрасно обойдутся и без них.

* * *

— Боже мой, ты уже готова! — воскликнул Тони. — Я думал, что мне придется сидеть полчаса в гостиной, поджав под себя ноги, и вести благопристойные беседы с Черил и с собакой.

— Не говори мне, что девушки, с которыми ты сейчас встречаешься, имеют родителей, пропустивших тебя через это старинное испытание.

— Нет, я просто попробовал сострить.

Открыв перед Карен дверцу автомобиля, он обернулся, чтобы сделать сердитый жест Черил, махавшей у дверей с таким сияющим лицом, что Карен захотелось повторить жест Тони, и с большим выражением.

— Извини, что не смог приехать раньше, — извиняющимся тоном продолжил Тони.

— Во имя всего святого, не будь таким застенчивым. Ты каждый день рискуешь своей жизнью ради нас, беззащитных граждан; самое малое, чем мы можем тебе отплатить, — это подстраиваться под твой график.

— Рад, что ты это так воспринимаешь. Не все мои... я хотел сказать, не все женщины способны на это.

По этим словам Карен заподозрила, что он имел в виду одну конкретную женщину. Теперешнюю возлюбленную или бывшую Черил? Карен не смогла удержаться от слов:

— Такое отношение необязательно вызвано эгоистичным тщеславием, Тони. У тебя грязная и опасная работа. Я могу понять, если какая-то женщина сочтет невозможным жить в постоянной тревоге.

— Я не собираюсь заниматься этим всю жизнь. Я вовсе не похож на замечательных фараонов с телеэкрана; самая большая мечта моей жизни — стать шерифом маленького городка, где самыми сложными проблемами будут разборки по субботним вечерам с подвыпившими гражданами и ежегодная прополка кукурузных полей от марихуаны.

Разговор принял более серьезный оборот, чем то, чего ожидала и к чему была готова Карен. Тони, похоже, не ждал ответа. Он переменил тему. Они болтали ни о чем до тех пор, пока Тони не поставил машину на свободное место у тротуара.

— Думаю, ближе мне подъехать не удастся, — небрежно бросил он. — Ты ничего не имеешь против того, чтобы пройти пешком пару кварталов?

— Нет, конечно же не имею. Такой чудесный вечер.

— На самом деле я мог бы найти стоянку и поближе, — сознался Тони. — Но так у меня появляется возможность похвалиться тобой. У тебя великолепное платье.

Карен радостно ловила бросаемые на них взгляды. Какая мы красивая пара, подумала Карен, улыбнувшись штампу. По крайней мере, Тони красив; его красоты хватит на двоих.

Ресторан был тихий и маленький, отделанный в провинциальном духе. Метрдотель поздоровался с Тони по имени.

— Надеюсь, я произвел на тебя впечатление, — сказал Тони, когда они сели за стол. — Это единственное место в городе, где знают мое имя.

— Сомневаюсь в этом.

— Я имел в виду в качестве обыкновенного человека. Произнося это, он улыбнулся, и Карен почувствовала неловкость от того, что напомнила Тони о его другом качестве. Но этот предмет рано или поздно должен был всплыть в разговоре, и она решила поскорее с ним покончить.

— Мне кажется, я должна рассказать тебе кое о чем, Тони. Мне неудобно говорить об этом, я не хочу портить твой свободный вечер...

Улыбка Тони стала шире, он взял ее за руку.

— Это как раз то, о чем мне хотелось бы с тобой поговорить. Ты не увиливаешь от неприятных тем.

— Как мало ты меня знаешь, — хитро сказала Карен. — Но я стараюсь.

Его теплое крепкое рукопожатие упростило рассказ Карен о том, что она узнала от Джули, и о своих соображениях на этот счет.

— Интересно, — сказал Тони, когда она закончила. — Как и ты, я тоже нахожу, что должен был предположить это. Полагаю, я никогда особенно не задумывался над этой книгой.

— Я так понимаю, ты ее прочел.

— Частично. У Марка есть экземпляр; думаю, он получил его от миссис МакДугал. Несомненно, твоя версия о шантаже заслуживает внимания.

— Ты просто вежлив, — рассмеялась Карен. — На самом деле ты так не думаешь.

— Все это слишком сложно для простого полицейского — это больше по части Марка, он обожает неправдоподобные версии. Интересно, не на это ли он намекал... Он оставил криптограмму — что-то о старых и новых убийствах. Я звонил ему, но не застал дома. Должно быть, он уже уехал.

— Ты ведь не воспринимаешь все это всерьез, правда, Тони? Будь искренним: мое самолюбие никоим образом не пострадает. У меня нет тайной мечты стать великим сыщиком.

Пальцы Тони нежно погладили тыльную сторону ее руки, затем охватили запястье.

— Хвала Господу, что это так. Тогда буду искренен: я действительно не воспринял это всерьез. Простые решения весьма часто оказываются верными. Мне очень хотелось бы найти какие-нибудь убедительные доказательства того, что именно Роб был тем шутником в простыне; абсолютная уверенность сняла бы груз с твоей души. Однако обычно такого не происходит. Очень редко нам удается представить в суд исчерпывающие доказательства.

— Знаю. Не будем об этом больше говорить.

— Я расскажу тебе все, что знаю. Большая часть информации уже появилась в прессе, я не нарушу этим служебную тайну, — и какого дьявола, я все равно рассказал бы все тебе, если бы думал, что это тебе поможет. По-моему, ты из тех, кому лучше знать всю правду, какой бы неприятной она ни была. Не то чтобы я много мог тебе сообщить, — поспешно добавил он. — Мы обнаружили машину Роба. Она была на стоянке возле закусочной, в паре миль от того места, где его нашли. В багажнике лежал чемодан. Под сиденьем — приличные запасы: травка, кокаин, таблетки; но я думаю, что это все для личных целей. Весь салон полон отпечатков пальцев — Роба, Джули и чьи-то еще, кого мы не смогли установить. Возможно, среди них есть отпечатки убийцы, но если он не привлекался раньше к ответственности и не занесен в картотеку, таким путем мы на него не выйдем. Так что это преступление как раз может оказаться тем, которому не суждено быть раскрытым.

После этого Карен с удовольствием позволила ему переменить предмет разговора. Осторожно исследуя новые темы, они обнаружили общие интересы — джаз, Монти Питон и живопись импрессионистов. Тони добродушно рассмеялся, увидев, что Карен не сдержала своего удивления.

— Ты думала, мы все безграмотные болваны? Я еще весьма неплохо разбираюсь в тосканских художниках пятнадцатого века. Смелее, спроси меня о чем-нибудь.

К концу ужина их беседа стала свободнее. Когда подали кофе, Тони снова как-то напрягся, и Карен подумала, не произошли ли еще какие-то новые развития событий, о которых он боится говорить. Но Тони вдруг сказал:

— Я купил дом. — Его блаженная улыбка досказала ей остальное.

— Тони! Не тот...

— Да, тот в Лисбурге. На самом деле я его еще не купил, только подписал договор. Но, думаю, хозяин примет мое предложение.

Карен снова обрела возможность дышать:

— А ты не теряешь времени, да?

— Да, когда знаю, что делаю. Я вот для чего упомянул об этом: не захотите ли вы снять его у меня?

Карен опять лишилась способности дышать. Пока она безмолвно пялилась на Тони, тот начал развивать свою мысль:

— Я уже говорил, что давно искал, куда бы вложить средства. По поводу недвижимости я колебался, потому что при сдаче ее в аренду бывает слишком много неприятностей, если нет возможности внимательно присматривать за съемщиками. Они могут все перепортить, съехать, не заплатив... Я решил, что вы с Черил не будете устраивать дикие пирушки, станете регулярно платить арендную плату. С вашей точки зрения это тоже не такая уж плохая сделка. Никаких особых поблажек не будет — дело есть дело, — но если вы сложите то, что вам с Черил каждой пришлось бы платить за квартиру, плюс плата за аренду помещения под магазин...

Карен вскинула руки:

— Остановись на минуту, дай мне время подумать! Можешь не рассказывать мне о преимуществах сочетания жилых и служебных помещений; Черил уже подсчитала сравнительную стоимость.

— Так почему же не принять мое предложение? Тебе ведь понравилось это место, не так ли? Черил сказала, что ты без ума от дома, как и она, только не хочешь в этом признаваться, потому что вы не могли его себе позволить.

Карен раздраженно сказала:

— Уж эта Черил... Да, она права. Мне действительно понравился дом, он идеально нам подходит. Нам не потребовались бы никакие переделки; можно было бы воспользоваться залами внизу, поставить переносные полки к витрины, отгородить ширмой примерочную...

— Полозья для передвижных светильников? Их очень просто установить.

— Какое-нибудь покрытие на пол, — подхватила Карен. — Не хотелось бы, чтобы покупатели растаскивали грязь по прекрасным светлым сосновым доскам... Тони! Не обольщай меня. Я не позволю тебе это сделать.

— Ты не понимаешь, — сказал Тони, и как-то сразу выражение его лица стало отчужденным, немного печальным и ранимым. — Это же будет моей отдушиной. Возможностью уйти от всей мерзости и грязи и постоянных трагедий, из которых состоит моя работа.

— Я понимаю. Лучше, чем ты можешь себе представить.

— Тогда почему вы не позволите мне погордиться собой?

Тони улыбнулся, и Карен почувствовала, как ее захлестнуло теплое чувство.

— Я подумаю, — сказала она.

— Я только этого и прошу. Как только все определится, я дам знать. Э... наверное, не стоит ничего говорить Черил, пока я не буду уверен.

— Хорошо.

Но Тони не мог удержаться от того, чтобы не говорить о доме:

— Думаю, мы обернемся за месяц; хозяин горит желанием продать дом, у меня не будет трудностей с получением кредита — я на хорошем счету. Скажем, еще месяц вам на то, чтобы устроиться, — большую часть предварительной работы вы сможете выполнить заранее, не так ли: регистрация, лицензия, покупка мебели, штор и тому подобное. Скажем, торжественное открытие состоится первого октября. Малыш как раз успеет к занятиям — возможно, опоздает на несколько дней. Но ведь для детского сада это неважно, правда? Опоздать на несколько дней?

— Да, уверена, нет никакой разницы, — вежливо согласилась Карен.

Лишь когда зевающие официанты начали составлять стулья, Карен заметила, что они остались единственными посетителями.

— Боже милосердный, уже полночь! — воскликнула она.

— Ну и?.. Тебя отругают, если ты вернешься домой поздно?

— Я подумала о тебе. Во сколько тебе нужно быть на работе?

— В два ночи. — Тони улыбнулся, увидев ее озабоченное лицо. — На этой неделе у меня ночная смена — или утренняя?

— Если ты прямо сейчас отправишься домой, то сможешь поспать пару часов.

— Я не хочу спать. Твой гражданский долг составить мне компанию до тех пор, пока я не отправлюсь на службу, — охранять беззащитных граждан, рискуя жизнью и здоровьем.

— Ну как я могу устоять перед таким призывом?

— Никак. Думаю, все-таки нам пора идти. У тебя не создалось такое впечатление, что официанты делают нам скрытые намеки?

Очутившись на улице, они стали обсуждать, как провести следующие два часа. Карен отказалась от предложения Тони пойти в ночной клуб, почувствовав, что его эта мысль притягивает не больше, чем ее.

— Почему бы нам просто не погулять? Сейчас такая прекрасная погода.

— Мечта любого мужчины — дармовое свидание, — Тони сжал ей руку. — Тогда давай вернемся в Джорджтаун. Центр Вашингтона не место для спокойной прогулки.

— Из того, что я слышала о Джорджтауне, следует, что он тоже не самое безопасное место.

— Я не имел в виду безопасность, дорогая. Не хочу хвастаться слишком откровенно, и все же мало с кем ты будешь в такой безопасности.

— Если кто-то нападет на нас, ты крикнешь «кия!» и сделаешь прыжок?

— Приблизительно так. Просто в Джорджтауне больше мест для прогулок.

— Не возражаю. Ты ничего не имеешь против того, чтобы завернуть к дому? Заезжать необязательно, просто проедем мимо.

— У тебя предчувствие надвигающейся беды?

— Нет, конечно же нет. Но Черил одна...

Тони помог ей сесть в машину. Когда он уселся за руль, Карен продолжила:

— Никаких разговоров о наших делах. Обещаю.

— Это разговоры не только о ваших делах, когда речь идет о тебе и Черил.

— Наверное, я веду себя глупо.

— Нет. Это нормальная реакция на происшедшее с тобой. Страх — это здоровое чувство, только нельзя давать ему волю.

Некоторое время они ехали молча. Затем Тони сказал:

— Ну вот и приехали. Вижу, заботливая мамочка оставила для тебя зажженный свет.

Лампы на улице горели, но окна были темными. Карен раздраженно заметила:

— Я просила ее оставить весь свет. Полагаю, она наверху, шьет или составляет бесконечные списки. Спальня находится на противоположной стороне, так что свет отсюда не виден.

Тони пустил автомобиль с черепашьей скоростью.

— Ты хочешь проверить?

— Нет, это необязательно. Все выглядит так, как и должно.

— Хорошо.

Наконец Тони отыскал свободное место на стоянке в нескольких кварталах от дома и на приличном расстоянии от деловой части города. Вместо того чтобы выйти из машины, он повернулся к Карен и обнял ее. На этот раз не было никаких колебаний, и она с готовностью отвечала ему. Спустя некоторое время его губы проследовали по изгибам ее щеки к мочке уха, настолько умело, что по каждой ее жилке пронесся электрический импульс.

— Ты действительно хочешь пройтись? — тихо сказал Тони.

— Нет. Но у нас ничего не получится, Тони. И ты это знаешь.

Он помолчал какое-то время; его теплое дыхание шевелило волосы Карен, а рот рассеянно ласкал нежную кожу ее лица и шеи.

— Это настолько очевидно? — наконец сказал он.

— Ты выдаешь себя каждым словом и каждым взглядом, — сказала она, наполовину смеясь и более чем наполовину сожалея.

— А ты — нет. Это Марк?

— Какой ты воспитанный мужчина, Тони. — Освободившись, Карен устроилась в изгибе его руки, положив щеку к нему на плечо. — Не говори мне, что ты не заметил, какая я дура.

— Мужчины удивительно тупы в таких вещах.

— Надеюсь, это единственная беда Марка.

— Глупо, — сказал Тони, прикасаясь щекой к ее волосам. — Как он может узнать, если ты ему не скажешь?

Карен не смогла найти разумного ответа.

— Так ничего не получится, — выдавила она.

— Он очень обеспокоен твоими делами.

— Конечно же мне это известно. Он ими так обеспокоен, что отправился проводить выходные вместе с одной из своих лахудр.

Выдох Тони превратился во взрыв хохота:

— Лахудр? Единственный человек, который еще употребляет это слово, — это миссис МакДугал. Возможно, все обстоит не так, как ты думаешь, Карен. Дай парню шанс.

— Ему не нужен шанс. Тони, ты уверен, что ничего не подозревал о том, что я... что я чувствую?

— Пару раз я призадумывался. Но надеялся, что не прав.

— Нет, ты прав. Ведь ты же не удовольствуешься вторым сортом.

— Это ты второй сорт? Карен, неужели ты думаешь, что я сознательно принялся использовать тебя, чтобы...

— Заставить Черил ревновать? Ты не настолько наивен. Думаю, ты пытался убедить себя, что твое положение безнадежно. Дай ей немного времени.

— У нее был целый год. Я не давил, Карен.

— Может быть, тебе следовало надавить.

— Свалить ее с ног? Не думаю. Возможно, это срабатывает в любовных романах, но если женщина достаточно глупа, чтобы поддаться тактике пещерного человека, то она слишком глупа для меня. Видит Бог, все остальное я перепробовал.

— Ты можешь приползти к ней раненным, истекая кровью, и потерять сознание у ее ног.

Карен почувствовала, как у Тони напряглись мышцы лица, словно он улыбнулся, однако голос его прозвучал совсем невесело:

— Ну спасибо, спасибо. Еще один общепринятый прием из романов, но у меня есть некоторые сомнения по поводу его действенности. Кроме того, я не хочу получать раны. Это больно.

— Ах, Тони, что же нам делать? — Карен сильнее прижалась к нему. — Черил, должно быть, просто лишилась рассудка. Ты такой милый... ты мне так нравишься...

Его рука напряглась.

— Ты мне тоже. Это не такое уж плохое начало, не так ли?

— Нет...

— У нас, возможно, могло бы что-нибудь получиться. Мы приложили бы все усилия.

— Ты уже попробовал. И поверь, я наслаждалась каждой минутой.

И снова его смех поднял волосы у нее на затылке.

— Ценю твое признание и возвращаю комплимент. Друзья?

— Друзья, — соглашаясь, сказала Карен, устроившись поудобнее в объятиях, которые не обещали и не требовали ничего больше того, что оба были готовы дать.

— Еще одно, Карен.

— Да?

— Ты так поступаешь не просто потому, что чувствуешь, что это было бы неэтично по отношению к Черил... Господи, какая же тщеславная мысль! Я не хотел сказать...

— Я знаю, что ты хотел сказать. К счастью для тебя, — добавила Карен, улыбаясь про себя. — Нет, друг мой, причина не в этом. Я уже совершила одну большую ошибку. И дело не в том, что ты в миллион раз лучше Джека, просто я выяснила, что ничем нельзя заменить подлинник. Лучше вовсе обойтись без этого, чем довольствоваться подделкой.

В конце концов они все-таки отправились гулять, медленно идя под руку по безмолвным улицам. Они говорили порывами, перемежающимися долгими паузами уютного молчания: о погоде, о политике и о доме в Лисбурге. Когда Карен наконец призналась, что у нее ноют ноги, Тони предложил проводить ее до дома, до которого было ближе, чем до машины.

На улице никого не было. Если бы Карен была одна, она поторопилась бы домой, испуганно всматриваясь в тени. Но сейчас она чувствовала себя в большей безопасности, чем все последние дни. И дело было не столько во внушительных размерах Тони, и в упругости его мышц под ее рукой, и даже не в выступающем из-под пиджака пистолете; главное заключалось в чувстве спокойствия и уверенностг, исходившем от него. С этим человеком она будет чувствовать себя в безопасности где угодно.

Когда они приблизились к дому, у дверей которого еще горел тусклый свет, Карен начала:

— Надеюсь, ты не...

— Шшш, — Тони заставил ее остановиться.

— В чем...

— Тише. Слушай.

Карен не смогла расслышать ничего помимо обычных ночных звуков. Через некоторое время Тони прошептал:

— Иди вперед. Мимо дома.

Его рука подтолкнула ее вперед. Неестественно гулко зазвучали их шаги. Карен боялась говорить. И только когда они прошли какое-то расстояние ленивой походкой, она осмелилась прошептать:

— В чем дело?

— Возможно, ни в чем, — голос Тони был почти беззвучным. — Мне показалось, что я что-то услышал — глухой стук — из-за дома. Возможно, стукнула дверь или ставни. Поворачивай за угол... Вот так. Позади дома нет дорожки, да? Как же вы попадаете во дворик?

— Калитка, — Карен объяснила ее местонахождение.

— Хорошо. Оставайся здесь. А я вернусь назад и посмотрю.

— Я не останусь здесь одна!

— Тише! Хорошо, пошли, но не издавай ни звука.

Он быстро пошел, и Карен пришлось поторопиться, чтобы выполнить его приказание. Когда они дошли до деревянной калитки, за которой был проход за дом, пальцы Тони даже в темноте быстро нашли запиравший ее засов. С пересохшим ртом, напряженная, Карен стояла за его спиной.

Тони осторожно начал открывать калитку. На его усилия заржавленные петли ответили скрипом протеста, разорвавшим тишину словно крик. Тони выругался.

— Все. Оставайся здесь.

Он нырнул в темноту калитки. Карен колебалась лишь мгновение; узкий проход был затянут кружевами паутины, пальцами призраков вцепившихся в лицо молодой женщины. Калитка в глубине прохода распахнулась под нажимом Тони; на какой-то миг Карен увидела его силуэт на фоне более светлого пятна за калиткой. Затем, крикнув, он бросился вперед.

Карен тоже побежала, но, когда она достигла сада, все уже было кончено. Она лишь мельком увидела какую-то тень, метнувшуюся среди спутанных кленовых ветвей, нависших над забором. Внутри дома неистово залаял Александр. На кухне зажегся свет.

Но все эти впечатления были тусклыми и малозначительными по сравнению с видом белой фигуры, судорожно извивающейся на земле у стены сарая. Сдавленный, задыхающийся голос, исходивший от нее, принадлежал Тони.

* * *

Вновь ухаживая за раненым, теперь уже другим, Карен не могла избавиться на этот раз от кошмарного ощущения дежа-вю. Язык Тони был достаточно крепок, чтобы обжигать уши девушек, но главным, по его словам, была забота о костюме. Пиджак, несомненно, был непоправимо испорчен — не только испачкан кровью, но и разрезан в нескольких местах.

— Тебе надо обратиться в травмопункт, — сказала Черил. — Кажется, я остановила кровотечение, но...

— Черт возьми, надеюсь, что ты его остановила, ведь ты использовала такое количество бинтов, что их хватило бы на то, чтобы обернуть мумию, — огрызнулся Тони, с отвращением оглядывая свою руку. — Черт побери этого сукиного сына! Костюм стоил мне...

— О, кому какое дело до твоего костюма?

Ночная рубашка Черил тоже была вся в крови. Большая часть вытекла из глубокой раны на руке, которой Тони пытался защитить свое лицо; остальные порезы были поверхностными.

Услышав шум в саду, Черил поспешила вниз, не тратя времени на то, чтобы накинуть халат. Тонкая ткань ночной рубашки показывала все изгибы ее фигуры так, что смутила бы мужчину, находящегося гораздо ближе к смерти, чем Тони. Когда Черил повторила: «Ты должен обратиться в больницу», — он взревел:

— Я должен позвонить к себе, вот что я должен сделать, и могу заверить, что не жду с нетерпением того, что мне скажет лейтенант. Попасться на такую глупость! «Извините, лейтенант, я запутался в простыне!» О черт!

— Он накинул ее на тебя, — сказала Карен. — Ты ничего не мог сделать.

— Он действительно накинул ее на меня, но я обязан был что-нибудь сделать. Марк был прав, дьявол его подери; эта проклятая простыня не только отличная маскировка, она сбила меня с толку на одну-две секунды, как раз достаточно для того... Черил, я же сказал тебе, прекрати говорить об этом. Где этот чертов телефон?

— Если твою боль облегчает ругань через слово... — начала было Черил.

— Да, облегчает. Не очень, но облегчает.

Отстранив ее руку, он встал, но тут же сел, более резко, чем рассчитывал, едва не промахнувшись мимо стула. Бросившись вперед, Черил успела его подхватить.

— Ну вот, видишь, тебе нельзя так скакать. Посиди спокойно и дай мне...

Тони набрал побольше воздуха. Его губы зашевелились; Карен догадалась, что он считает про себя. На «десяти» часть краски вернулась на его лицо.

— Сейчас я воспользуюсь телефоном, — тихо сказал он. — Я воспользуюсь параллельным аппаратом в коридоре, а не этим, потому что не хочу, чтобы вы услышали то, что я скажу. Оставайтесь здесь. Обе.

На этот раз он удержался на ногах. Слегка пошатываясь, он направился к двери. Вдруг он обернулся.

— Видишь? — обратился он к Карен. — Я же говорил, не сработает.

— О чем это он? — спросила Черил, когда за Тони закрылась дверь.

Карен взглянула на подругу. Ее волосы сияли, словно ореол, округлые формы тела выступали из-под полупрозрачной одежды.

Черил была бледной от волнения — такого же, которое она проявляла несколько дней назад, когда в помощи нуждался ее брат. И Карен внезапно захотелось топнуть ногой, завопить что есть силы — сделать что угодно, лишь бы проникнуть сквозь скорлупу жертвенного безбрачия, в которую заточила себя Черил. Она не виновата. Женщина не обязана любить мужчину просто потому, что он этого хочет. Но Тони достоин любви. Еще полшага — и Карен сама перешла бы черту.

Но причина, по которой она не могла сделать остающиеся полшага, была такой же абсурдно сентиментальной, как и причина Черил. Бревно и соринка в глазу, подумала Карен. Не говоря уже о людях, которые живут в стеклянных оранжереях.

Ее взгляд постоянно возвращался к лежащим на столе предметам — совершенно обыкновенным вещам, изначально безопасным, но теперь приобретшим зловещий смысл, — скомканной окровавленной простыне и ножу с липким потускневшим лезвием. Простыня была двуспальной, хлопчатобумажной с синтетикой; по грубым оценкам, несколько сотен тысяч ей подобных находились в шкафах и на складах города. Простыня была грубо переделана: углы зашиты, в одном из них сделан узкий вырез, чтобы одетый в нее человек мог видеть, куда идти. Нож был почти таким же безликим — кухонный нож со стальным лезвием фирмы «Золинген». Подобные лежат на каждой полке у раковины.

Черил сама ответила на свой вопрос, пробурчав:

— Мужчины ведут себя так глупо. Вот Тони — переживает по поводу того, что скажет его начальник, словно какой-то мальчик, мать которого забыла написать объяснительную записку, а ему предстоит...

Решимость Карен не вмешиваться в чужие дела растаяла как дым.

— Черт возьми, Черил, неужели ты настолько бесчувственная? Разве ты не видишь, как он переживает? Он бросился защищать от маньяка беззащитных женщин, а вышло так, что он запутался в простыне. Он чувствует себя дураком.

У Черил отвисла нижняя челюсть:

— Это неправда! Я хотела сказать, он не выглядит дураком.

— Возможно, ты так не думаешь, несомненно, так не думаю я, но у меня есть отвратительное предчувствие, что лейтенант именно так и подумает. Друзья Тони никогда не позволят ему досказать этот рассказ до конца. Все его версии зашвырнут на помойку; он будет выслушивать ехидные замечания по поводы простыней в течение многих месяцев; и, самое худшее, ему придется сидеть здесь и давать показания, словно обыкновенной беспомощной жертве. Для профессионала-полицейского это венец унижения. В сравнении со всем этим ножевая рана уже не болит!

— Я не думала...

— Тогда, наверное, тебе пора этим заняться. Под своей защитной оболочкой Тони такой же ранимый, как и все, а ты — в переносном смысле — режешь его по живому. Дай этому парню шанс.

Кто-то недавно говорил эти же слова, вспомнила Карен. Тони — ей. О Марке.

— О Господи, — устало произнесла Карен, — что толку от этих слов.

Но вид пораженной Черил, ее дрожащих губ развеяли все ее сожаления о сказанном.

На кухню вернулся Тони.

— Через минуту сюда приедут, — отрезал он и, взглянув на Черил, добавил: — Пойди оденься. И поскорее.

Черил выскочила, не говоря ни слова.

Глава 12

Александр был единственным, кто хорошо провел ночь. Он ухитрился укусить не одного, а целых двух полицейских. Черил и Карен легли спать только часа в четыре. Карен ожидала, что будет долго ворочаться без сна, но она так вымоталась, что заснула в тот самый миг, как ее голова коснулась подушки.

Черил утверждала, что тоже спала, но утром у нее были темные круги под глазами и складки вокруг рта. Было почти одиннадцать, когда они сели завтракать, впрочем, это только так называлось, — до еды они даже не дотронулись.

— Похоже, будет дождь, — сказала Черил, нарушая долгое молчание.

Карен ответила:

— Угу.

— Я все еще в опале?

— Что?

— Я думала над тем, что ты сказала вчера ночью.

— Я вчера много чего говорила, — сказала Карен, потягивая кофе с надеждой, что здоровая доза кофеина прочистит ей мозги. — Думаю, мне следовало бы извиниться, но я не собираюсь делать этого. Пусть я останусь у тебя в долгу, — добавила она, тщетно пытаясь улыбнуться. — Пять минут критики когда тебе будет угодно.

Черил не вернула ей улыбку.

— Меня так и подмывает сразу же этим воспользоваться. Ты так умна в одних вещах и невероятно тупа в других.

— Давай не будем сейчас ссориться, — сказала Карен. — Я слишком устала.

— Договорились.

— Черил...

— Что?

— Я хочу, чтобы ты переехала. Назад к Марку.

— Я так и полагала, что ты скажешь это. А ты не предположила, что я отвечу?

— Да, предположила. Но я также предположила, что я отвечу тебе.

— Не трудись. Посмотри вот с какой стороны, Карен, — ты бы бросила меня в такой ситуации?

— Разумеется, бросила бы.

— Проклятая врунья.

У Карен задрожала губа. Она не могла решить, смеяться ей или плакать; наконец победил смех.

— Ты безнадежна. Наверное, я найму кого-нибудь, чтобы тебя похитили.

— Только так ты и сможешь убрать меня отсюда, — улыбка Черил стала почти нормальной. — Этого типа поймают, Карен. Вне всякого сомнения. Тони сказал, что отныне за домом будут наблюдать каждую ночь. И если я знаю Тони, он тоже будет держаться где-нибудь неподалеку. Не говоря о моем единственном брате. Интересно, что он скажет по поводу последнего развития событий. Похоже, его надуманная версия может в конце концов оказаться верной.

— Какая версия? Он так и не сказал, в чем она состоит, просто заметил, что она пробивает бреши в рассуждениях Тони, — Карен стиснула зубы. — Если он станет хвалиться — если скажет хоть слово, которое разбередит рану Тони, — я его убью. Тони и без того тошно.

— Да, — Черил не стала развивать эту тему дальше. Помолчав немного, она добавила: — Так чем мы сегодня занимаемся?

— Полагаю, будем бравыми солдатами и пойдем вперед. Что нам еще делать? Не можем же мы все время прятаться дома? Я отвезу платья Шрив.

— А я отправлюсь на встречу с подругой миссис МакДугал. И все же не знаю, Карен, может, тебе лучше не ездить?

— Ты предполагаешь, что это Шрив разгуливала в простыне? Шрив, и никто другой? Лазила через заборы и размахивала кухонным ножом? В костюмах от Мойгашеля и белых перчатках.

Черил не разделила ее веселья:

— Она тебя ненавидит.

— У нее есть более тонкие методы меня достать. Ей не нужен нож. — Отодвинув стул, Карен поднялась. — К тому же, если ты забыла, у Шрив полное алиби на прошлую ночь. Засвидетельствованное не кем иным, как членом конгресса Бринкли, то есть твоим единственным братом.

* * *

Указания Шрив были точными и ясными, но это не помешало Карен заблудиться. Остановившись у магазина рядом с перекрестком, она обнаружила, что едет в противоположном направлении: классический пример фрейдовского подсознательного действия, заключила она. Она опоздала лишь на пятнадцать минут, но застала Шрив нетерпеливо расхаживающей вдоль дороги в ожидании ее.

— Ты опоздала, — бросила она.

— Я заблудилась. Сюда так далеко ехать.

— Неужели? Ну пошли.

— Мне кто-нибудь поможет вот с этим? — спросила Карен, открывая заднюю дверцу машины. — С платьями надо обращаться очень аккуратно.

Шрив подняла брови:

— Боюсь, дорогая, в доме нет ни души. Я решила, что тебе не нужны свидетели.

— Прошу прощения? — Карен выпрямилась, сжимая одну из коробок.

— И ты правильно поняла. Ну ладно, я возьму другую коробку, если ты настаиваешь. Сюда.

Карен последовала за ней в комнату, которую можно было бы назвать библиотекой, если бы в ней были книги. Она была обставлена дорогой мебелью, поразительно лишенной вкуса. Шрив небрежно швырнула коробку на кожаный диван.

— Это оно?

Карен заколебалась, не зная, что сказать. Ее совершенно ошарашили высказывания Шрив, и к ее смущению добавилось слабое, но растущее беспокойство.

Не успела она ответить, как раздался автомобильный сигнал, и не простой, а несколько резких тактов диксиленда. Шрив нахмурилась:

— Черт! Следовало бы догадаться, что он заявится именно тогда... Подожди здесь. Я быстро отделаюсь от него. Не выходи из комнаты.

Карен села и стала ждать. Время тянулось медленно, по-видимому, у Шрив возникли некоторые трудности с выпроваживанием посетителя. Карен нетерпеливо заерзала.

На столике рядом с креслом, в котором она сидела, были аккуратно разложены журналы с глянцевыми обложками — словно на фотографии из «Домашнего уюта». Карен просмотрела их, с мелочным и злорадным наслаждением нарушив стройный порядок. Журналы были именно те, которые она и ожидала найти на столике у Шрив: «Вог», «Ярмарка тщеславия», «Вашингтонка», «Нью-Йорк».

Один тонкий журнал резко отличался от остальных. На его обложке была черно-белая фотография девочки, одетой в белые кружева с жемчугом, стоящей под цветущим деревом. Под снимком было название, которое Карен знала, — название престижной частной женской школы. Рассеянно взяв журнал, Карен начала его листать. Судя по всему, это был первый номер журнала выпускниц. Фотографии сияющих девушек, размахивающих дипломами, торжественных ораторов и знатных родителей. Карен немного развеселилась, узнав, что некоторые люди действительно дают своим детям имена Сдоба, Конфетка и Леденчик.

Половина журнала была заполнена снимками выпускниц и статьями о них, что объяснимо, так как со всех страниц сквозило желание получить от этих выпускниц как можно больше денег. В журнале были снимки детей, внуков, старых выпускных вечеров. Там была и фотография Шрив. Как всегда, самодовольно улыбающейся, подумала Карен, разглядывая снимок. На нем были изображены три девушки, обнимающие друг друга, — Шрив стояла в середине. Они были одеты в одинаковые легкие платья со скромными буфами на рукавах и кружевами по линии шеи. Карен слышала, что некоторые элитарные школы настаивают на том, чтобы выпускницы одевались одинаково, таким показательным способом борясь с желанием выделиться.

Правда не сразу дошла до Карен. Она началась как слабое покалывание, затем стала расти и расти, круша стены неверия подобно потоку зловонной тухлой воды. В комнате на мгновение потемнело, и Карен пришлось схватиться за ручки кресла: ей показалось, что оно зашаталось под ней, словно качели.

Вернувшаяся Шрив застала ее на ногах. Бросив взгляд на ее лицо, она тотчас же вернулась к двери. Раздался зловещий щелчок, смутно зафиксировавшийся в голове Карен как нечто, чего следовало опасаться, но это блекло по сравнению с поразительной новостью, которую она пыталась постичь.

— Поздновато тревожиться, — сказала Шрив. — Ты уже получила удовольствие от игры в кошки-мышки, не так ли? Должна выразить восхищение тем, как ты себя вела. Ни одного слова, которое могло бы тебя выдать, даже наедине. Сплошная откровенность и невинность. Но я знала, что ты когда-нибудь оступишься. Ты настолько упивалась собственной ловкостью, что стала беспечной. Приезд сюда явился крупной ошибкой. Не думаю, что ты настолько глупа, что привезла его сюда, и все же...

С этими словами она раскрыла одну коробку, вытряхнула из нее платье, лишь мимоходом взглянув на него. Когда зазвенел хрусталь и смялись ровные складки, Карен вздрогнула, но она понимала, что сохранность платья представляет для нее теперь наименьшую заботу.

Когда Шрив, открыв вторую коробку, стала ворошить лежащее в нем платье, Карен начала пятиться к двери. Ее сумочка с такими нужными ключами от автомобиля висела на плече. «Она не сможет остановить меня, — подумала Карен. — Она не маленькая, но я выше и крепче ее, и не думаю, что совесть не позволит мне бить ниже пояса...»

Отбросив пустую коробку, Шрив обернулась, и ее лицо вспыхнуло. Карен метнулась к двери. Та оказалась запертой. Шаря рукой в поисках ключа, Карен обернулась, наблюдая через плечо за Шрив, готовая встретить ее лицом к лицу, если та решится напасть. Но Шрив, бросившись к письменному столу, выдвинула ящик.

— Я же сказала, что устала от твоих шуточек, — спокойно произнесла она. — Вернись и сядь.

В руке она держала тяжелый револьвер — так, как держат оружие в кино, — сжимая в вытянутых руках. Карен прижалась спиной к двери.

— Ты не посмеешь. Своим оружием, в собственном доме...

Смех Шрив прозвучал особенно шокирующе потому, что она действительно искренне развеселилась.

— Не моим оружием. Хотя я умею им пользоваться — в этом можешь не сомневаться. Мы здесь в Мидлбурге ужасно любим спорт. Этот револьвер принадлежит Пату МакДугалу. Половина Вашингтона знает, что он хранит его в ящике гардероба в своей спальне. Поверь мне, милочка, я все хорошо обдумала. Однако у меня нет особого желания убивать тебя или кого бы то еще. Если ты будешь вести себя хорошо и сделаешь все, что тебе скажут, с тобой все будет в порядке. Садись!

Слишком ошеломленная этим известием, чтобы сопротивляться, Карен выбрала стул, стоящий наиболее далеко от Шрив. У нее не возникло сомнений, что эта женщина говорит правду. Должно быть, она стащила револьвер в ту ночь, когда разбудила Черил, обшаривая гардероб. Шрив вынашивала это дни, недели. Но как она попала в дом?

Тут Карен вспомнила вторую связку ключей, оставленную ею на столике в прихожей Рут, и внезапное же лание Шрив выпить что-нибудь после того, как она узнала, что Карен не хочет отдать «бабкино старье».

— Вот так лучше, — выйдя из-за стола, Шрив села на его угол и стала раскачивать ногами, опустив револьвер на колени. — Мне нужно только платье. Отдай его мне, и мы спокойно разойдемся — просто разойдемся, милочка. С чего ты решила, что сможешь шантажировать меня? Меня?!

— Неправда. Я не пыталась... Честно, я ничего не знала еще несколько минут назад... — Голос Карен затихал по мере того, как она смотрела на скептическую улыбку Шрив. Хотя это уже не имело значения. Теперь она знала правду, она это признала. — Ты все равно не отпустишь меня, — тупо проговорила она.

— Да нет, отпущу, как только платье будет уничтожено. Одни твои слова без вещественных доказательств никак не смогут мне повредить. Особенно после всего того, что произошло на прошлой неделе, — разве полицию не утомили твои постоянные жалобы?

— Ты замыслила все это? Но это невозможно! Вчера вечером тебя не было в городе.

Улыбка Шрив застыла.

— Да, это замыслила я, — резко сказала она. — Цель состояла в том, чтобы дискредитировать тебя, и она достигнута, не так ли? После исчезновения платья не останется ни крупицы улик.

— Не могу понять, почему ты давным-давно не уничтожила платье? — Теперь Карен чувствовала себя совершенно спокойно, только во рту у нее настолько пересохло, что губы казались жесткими и шершавыми. Однако ей было необходимо продолжать говорить; чем больше она сможет протянуть время, тем больше вероятность того, что осторожность Шрив ослабеет.

— Я не сделала этого потому, что не могла придумать более безопасного места, чем в чулане среди грязного бабкиного тряпья. Его нужно было бы выбросить еще много лет назад. Как я могла предположить, что у кого-то хватит глупости платить за это рванье деньги и что это окажется не кто иной, как ты! Одна из немногих людей во всем мире, знающая, что это такое, и имеющая низость этим воспользоваться.

Какая жалость, подумала Карен, что Шрив не может оценить венец издевки: без ее попыток вернуть зловещую улику Карен ни за что бы не узнала, что та существует. Все это дошло до нее очень медленно. Возможно, смертельно медленно.

Многое еще оставалось непонятно ей, но отдельные события и высказывания, на которые она раньше не обращала внимания, теперь приобрели зловещий смысл. Разбросанная одежда, напомнившая Марку и Тони о знаменитом появлении призраков, на самом деле просто была результатом поиска грабителем одного конкретного платья. Каждая фраза, сказанная Карен Шрив, была той превратно истолкована; вспоминая их, она поняла, что собеседник, ожидающий услышать скрытые угрозы и требования, легко мог обнаружить их в ее словах. А Роб... Знал ли он правду до того, как Шрив прибегла к его услугам, чтобы проникнуть в магазин и предпринять последнюю отчаянную попытку отыскать платье, которое ей не удалось найти в доме? Роб заново обдумал дело, включенное в его книгу. Возможно, он что-то подозревал, но полной уверенности не было до тех пор, пока Шрив каким-то образом не выдала себя в ночь ограбления. Неудивительно, что Роб сложил вещи, собираясь больше не возвращаться к плохо оплачиваемой работе и дешевой квартире; он рассчитывал вытягивать деньги у Шрив в обмен на свое молчание. Его просчет оказался смертельным — в буквальном смысле. Шрив оказалась не из тех, кто уступит шантажу.

— Нам пора трогаться, — резко бросила Шрив.

Встав со стола, она подошла к серванту, откуда достала графин и один стакан. Часть жидкости перехлестнулась через край, когда она наполняла стакан, держа графин в левой руке. Расстроенно щелкнув языком, Шрив, как и подобает хорошей хозяйке, тщательно вытерла пролитое тряпкой. Затем она протянула стакан Карен:

— Вот. Пей.

— Нет. Нет, я не буду.

— Глупенькая дурочка, это для твоей же пользы. Или ты предпочитаешь, чтобы тебя треснули по голове и запихнули в багажник?

Карен покачала головой.

— Боже, до чего ты тупа, — презрительно сказала Шрив. — Мне нужно сказать все по буквам? Мы сейчас поедем к тебе, и ты отдашь мне платье. Я не собираюсь вести машину, думая всю дорогу о том, что ты только и ждешь возможности, чтобы выпрыгнуть.

— Я не смогу отдать тебе платье, — сказала Карен. — Я его выбросила.

— Ну конечно. Выпей. А, ты думаешь, я хочу отравить тебя, да? Вот... — Она сделала глоток, затем снова протянула стакан Карен: — Пей.

Похоже, выбор был не слишком велик. Карен решила, что она мало что сможет сделать, лежа без сознания в багажнике. Но, выпив виски и поперхнувшись, она тотчас же почувствовала его действие. Она с утра почти ничего не ела, и сильное сердцебиение молниеносно разнесло алкоголь по кровеносным сосудам. Когда Карен, подгоняемая револьвером, попыталась встать, она зашаталась и едва не упала.

Ее машина по-прежнему стояла перед домом, там, где она ее оставила.

— Ключи, — коротко бросила Шрив. Посмотрев, как Карен шарит по сумочке, она выхватила ее у Карен и, найдя ключи, швырнула в машину.

Карен, повинуясь указаниям Шрив, села на место рядом с водителем. У нее кружилась голова, но она понимала, что у нее будет всего одно мгновение, когда Шрив захлопнет дверцу и станет обходить машину, чтобы сесть за руль. В сумочке лежали еще одни ключи от машины. Карен всегда носила две связки на тот случай, если запрет одну в салоне.

Это была отчаянная, почти безнадежная попытка, но она должна была ее предпринять. Существовала очень небольшая вероятность того, что Черил не выбросила платье в мусор, она могла все же попытаться его использовать. Но если она уже выбросила платье, то оно пропало: сегодня утром контейнер с отходами за неделю забрали на свалку.

Кроме того, Карен не верила заверениям Шрив, что та ее отпустит, не причинив вреда. Почему бы опытному убийце не покончить и с четвертой жертвой? И в этом случае объяснение напрашивалось само собой.

Самоубийство в состоянии депрессии, последовавшее за крушением замужества, с помощью револьвера ее дяди, который, — насколько всем известно, не покидал дома. Скажут, что Карен подстроила ложный звонок, чтобы выманить Черил из дома, как она подстроила большинство происшествий, случившихся с ней, или же выдумала их — еще одно свидетельство умственного и эмоционального срыва. Черил в это не поверит, но все остальные поверят. Даже Тони. Он постоянно настаивал на том, что нет связи между безобидными ночными визитами и зловещими происшествиями. А Марк...

Карен не смела думать о Марке. Шрив должна была иметь сообщника. Она не могла сделать все одна...

Карен обдумала все это, пока шла к машине, ища в сумочке ключи, стараясь как можно дольше тянуть время. Но едва она села в машину и протянула руку к защелке, блокирующей все двери машины, как Шрив, подняв револьвер, опустила его рукоятку ей на висок. Карен почувствовала, что ударилась головой о приборную доску, и потеряла сознание.

* * *

Карен недолго провела в состоянии полной бессознательности, но туманное пробуждение, последовавшее за этим, вряд ли можно было назвать сознанием. Это была следовавшая как в кошмарном сне смена отдельных несвязных воспоминаний, разделенных долгими промежутками пелены мрака. Один или два раза Карен пробовала выпрямиться на сиденье, но чувствовала, как чья-то рука снова толкала ее в угол, Движение автомобиля было неровным, то спокойным, то дергаными рывками и быстрыми остановками. В это время суток на мосту все время пробки. Эта фраза всплыла в ее затуманенном мозгу, и тело попыталось откликнуться на предлагаемые возможности, но тут что-то снова толкнуло Карен, так сильно, что ее ушибленный висок ударился о стекло двери, и она опять потеряла ощущение реальности.

Худшим был тот момент, когда она услышала голоса или решила, что услышала; она так и не узнала, произошло ли это на самом деле. Низкий мужской голос: «Ваша подружка выглядит неважно, мэм». И спокойный ответ Шрив: «Боюсь, она слегка перепила, господин полицейский. Я не могла позволить ей вести машину в таком состоянии». Затем что-то о больнице — и смешок Шрив. «С ней все будет в порядке, как только я отвезу ее домой и уложу в постель». Снова рука, зажимающая Карен рот и с силой удерживающая ее на месте. «Ну же, дорогая, не пачкай салон. Сейчас уже будем дома. Господин полицейский, если не возражаете...»

Карен не помнила, чтобы ее рвало, но, когда она наконец очнулась, у нее во рту был тошнотворный привкус, а голова гудела, как тамтам. Шрив хлестала ее по лицу, уверенно и ритмично.

— Хватит, — выдавила Карен, из последних сил поднимая руку, чтобы защитить лицо.

— Тогда садись и слушай. Тебе придется самой пройти несколько футов. Будь я проклята, если понесу тебя.

Вытащив Карен из машины, она положила ее обмякшую руку себе на плечо. Сырой холод ударил Карен по щекам.

— Дождь идет, — пробормотала она.

— Льет, можно сказать. Мерзкая погода для тех, кто за рулем. Надеюсь, твоя подружка получает массу удовольствия, катаясь по сельским дорогам.

Справившись с воротами, они пошли по дорожке. Неровные камни были скользкими от дождя; самшитовые заросли по обеим сторонам блестели словно навощенные. Карен поскользнулась. Не сумев удержать равновесие, она неуклюже упала на четвереньки. Волосы у нее уже стали совершенно мокрые, но холодная вода, льющаяся на больную голову, смыла часть паутины внутри. Если бы она могла постоять так, нагнув голову, хотя бы несколько минут, к ней вернулась бы способность думать. Есть еще один, последний шанс, когда Шрив будет открывать тугой замок и все ее внимание будет поглощено этим... И Александр. Милый дорогой Александр. Как могла Карен осуждать его замечательную привычку кусать всех входящих в дом? Пожалуйста, Александр, сделай свое дело.

Шрив не дала ей этих нескольких минут. Рывком подняв Карен на ноги, она толкнула ее к дому.

— Возьми ключи. Отопри дверь.

Карен выронила ключи. Револьвер больно ткнул ее в бок.

— Подними их. И больше так не делай.

Шрив не потребовалось подкреплять свою угрозу. В пелене проливного дождя, за зарослями кустарника можно сделать все что заблагорассудится, и это останется незамеченным с улицы и из окон соседних домов. Пропала еще одна возможность. Если бы только Александр...

Но когда Карен открыла дверь, пса нигде не было видно. Как, впрочем, и кого бы то ни было еще. Карен снова упала, поскользнувшись промокшими туфлями на гладком полированном полу прихожей. Шрив затолкнула ее внутрь. Хлопнула дверь, в замке повернулся ключ, щелкнул засов. Вспыхнувшая над головой люстра оказалась такой яркой, что пол стал словно исчерчен тенями: съежившейся, на коленях Карен и длинной, возвышающейся над ней Шрив — тенями жертвы и убийцы.

— Ползи, если тебе так удобнее, — сказала Шрив. — Эта поза как нельзя лучше тебе подходит. Где оно, наверху?

— Я же сказала...

Нога Шрив попала ей под ребра, отбросив на бок. Свет обрушился вниз, вонзив ей в глаза острые пальцы. Карен пришлось закрыть их руками. Она услышала пронзительный хохот Шрив:

— Мне это начинает доставлять удовольствие.

«Ну хорошо, — подумала Карен. — Это решает дело».

Физически она чувствовала себя измученной, словно побитая собака, но яростный порыв налил ее тело сверхъестественной силой. Долго это продолжаться не могло, и ей надо скорее пользоваться этой энергией.

Что можно сказать Шрив, куда отвести ее, чтобы появился шанс на спасение? Только не наверх. Только не удаляться от дверей — парадной или задней. Теперь Карен не могла сравниться со Шрив силой, у нее не будет преимущества в рукопашной схватке, даже если ей и удастся выбить револьвер. Выбраться из дома — вот единственная надежда. На улице Карен будет в безопасности. Только на телеэкране нехорошие типы носятся по улицам, паля из пистолетов в убегающих героев.

Кухня оставалась одним из немногих мест, которые Шрив еще не успела обыскать. В кухне находился самый притягательный на настоящий момент объект — дверь. Но там не было никаких потаенных мест, которые Шрив не смогла бы осмотреть за минуту.

Сквозь пальцы Карен увидела, как Шрив перенесла вес, поднимая ногу. Мысль, которую она так ждала, наконец осенила ее:

— Я закопала его. В саду.

Выражение лица Шрив слегка прояснилось, но только на миг задержался пинок. Карен замямлила:

— Оно в консервной банке. Завернуто в полиэтиленовый пакет, заклеенный липкой лентой...

— Проклятье! В каком месте в саду?

— Между «Маркизой Лорн» и «Фрау Карл Друски». Это розы, — добавила Карен.

У Шрив скривилось лицо. Дождь превратил ее прилизанную прическу в невообразимые космы и смыл большую часть косметики. Льняное платье смялось и промокло, не только от дождя, но и от пота. Со сброшенной маской кожа выглядела сухой и неровной; нос оказался длиннее, чем думала Карен, а губы были тонкими и бесцветными.

— Хоть земля будет мягкой, — сказала Шрив. — Тебе легче копать. Пошли.

Карен не спеша поднялась на ноги. Неужели Шрив действительно позволит ей взять лопату? Это будет ее первой и при счастливом стечении обстоятельств последней ошибкой. Карен решила попытаться что-либо сделать, как только они выйдут на дождь. Шрив не сможет хорошо прицелиться после того, как ее огреют лопатой.

Изображая большую слабость, чем на самом деле, Карен заковыляла через прихожую, а Шрив следовала за ней по пятам. Дверь кухни была приоткрыта. Едва Карен прикоснулась к ней, чтобы открыть до конца, как внутри внезапно зажегся свет.

Прикрыв глаза, Карен услышала, как дыхание Шрив перешло в яростное шипение. На короткое волнующее мгновение ярко вспыхнула надежда. Затем Карен узнала фигуру, загораживающую заднюю дверь, и последние недостающие частицы ребуса встали на свои места.

В кои-то веки раз все было наоборот: Мириам была настолько же собранна и ухожена, насколько ее подруга растрепана. На ее платье не было ни одного мокрого пятнышка. Должно быть, она приехала сюда до начала дождя. Единственными мелочами, портящими ее внешний вид, были порванные чулки и большой нож в руке.

— Моя собака! — воскликнула Карен. — Что ты сделала с Александром?

Бледно-голубые глаза Мириам безучастно скользнули по ней и перешли на что-то другое.

— Удивляюсь тебе, Шрив, — мягко проговорила Мириам. — Ты действительно собиралась выпустить ее на улицу? Это же уловка, ясное дело. Она не закапывала платье.

Шрив ничего не ответила. Карен буквально чувствовала ее страх, словно прикосновение тяжелой тучи.

— Не стойте здесь, заходите, — сказала Мириам. Она учтиво махнула рукой, указывая на кресло, и нож описал гротескную пародию на любезный жест.

Шрив подтолкнула Карен. Ей пришлось еще раз подтолкнуть ее, и сильнее, чтобы та двинулась с места. Карен в жизни не видела ничего внушающего больший ужас, чем улыбающаяся, безукоризненно чистая бывшая однокурсница.

Прочистив горло, Шрив попыталась восстановить свой авторитет:

— Мириам, я же говорила тебе, чтобы ты не заходила в дом. Ты должна была ждать на улице, чтобы отвезти меня домой.

— Но это было бы глупо. Я хотела еще раз обыскать дом. Теперь я уверена. Его здесь нет. Должно быть, она его отдала кому-то на сохранение. Нам нужно заставить ее сказать, где оно.

— Она скажет, Мириам. Скажет. Позволь мне...

— Она уже наговорила тебе кучу вранья, Шрив. Ты не умеешь расспрашивать людей. В том, что они говорят правду, можно быть уверенной только тогда, когда делаешь им больно. Именно так я поняла, что Роб не лгал, говоря, что не знает, где мое платье.

Карен сделала быстрый непроизвольный шаг назад. Шрив не взглянула на нее. Она настойчиво повторяла:

— Мириам, положи нож, хорошо? Предоставь все мне. Ты же знаешь, что иногда... иногда начинаешь чрезмерно волноваться...

— Пожалуйста, не говори со мной так, Шрив, — пробормотала Мириам. — Мне не нравится, когда ты так говоришь со мной. Словно я не отвечаю за свои поступки.

— Отдай мне нож, Мириам, — шагнула вперед Шрив.

Сверкнувшее лезвие сделало одно стремительное движение. Шрив вскинула руки к груди, но они не смогли сдержать поток крови: он прорвался, испачкав перчатки, и хлынул на мятую ткань платья. Гулко ударилось упавшее тело; Карен показалось, что весь дом содрогнулся.

— Ей не нужно было так вести себя, — сказала Мириам. — Она чертовски любила командовать.

— Надо вызвать врача. Телефон...

— Боюсь, ничего не выйдет, — голос Мириам прозвучал виновато-вежливо. — Видишь ли, я перерезала провода. Почему бы тебе просто не отдать мне платье, Карен? Тогда я уйду, и ты сможешь делать со Шрив что хочешь. Не знаю, почему ты так беспокоишься о ней, она всегда вела себя отвратительно по отношению к тебе.

— Но, Мириам... — Карен замолчала. Неужели Мириам настолько оторвалась от действительности, что не понимала, что старое платье больше не имеет значения? Так ли обстоит дело в действительности, собирается ли Мириам убить ее в надежде, что именно ее обвинят в смерти Шрив, — это тоже не имело значения. Исход будет одинаковым, потому что она не может вернуть платье. Шрив еще была жива, но зловещее пятно растекалось, и она наверняка умрет от потери крови, если ей не помогут в ближайшее время.

Из кухни вело три двери — одна в гостиную, одна в прихожую и черный выход, ближайший к Карен. Но этот путь был закрыт: не только Мириам, но и — в ужасе осознала Карен — заперт намертво засовом. Для того чтобы отпереть эту дверь, нужны ключи, и это же верно в отношении всех окон первого этажа. Чтобы выбраться, надо выломать окно — не только стекло, но и деревянные решетки. В кино это делается просто, когда герой бросается в окно и оно разлетается на мелкие осколки, оставляя лишь маленький порез на щеке, но у Карен возникло предчувствие, что в жизни так не получится.

Значит, оставался только один доступный путь к спасению — через входную дверь. Карен была почти уверена, что Шрив заперла ее изнутри, но ключ наверняка остался в замке. Карен начала пятиться к двери гостиной.

Падая, Шрив уронила свою сумочку, рассыпав по полу ее содержимое. Мириам сгребла его ногой.

— Ей действительно не следовало так себя вести, — повторила Мириам раздраженным жалобным тоном. — Она это заслужила. Как и он. Знаешь, он годами так поступал. Это началось сразу же после того, как мама вышла за него замуж. Мне было тринадцать. Я говорила ей, но она мне не верила. Хотя, должно быть, она все знала. Но она не смела его остановить, потому что ее заботило то, что скажут люди, а не я.

— О Боже! — непроизвольно воскликнула Карен. — Так вот почему...

— Я думала, что после окончания школы смогу уехать в колледж и избавиться от него, — безучастным голосом продолжала Мириам. — Но он не отпускал меня. Он сказал, что мне лучше продолжать жить дома и учиться в Джорджтауне. Поэтому я вынуждена была это сделать. А потом, когда вошла она и увидела, что произошло, мне пришлось сделать то же самое и с ней, иначе она рассказала бы кому-нибудь, что я виновна.

Чувство, сковавшее Карен и едва не заставившее ее забыть об опасности, которой подвергалась она сама, было не страхом. Это была парализующая смесь потрясенной жалости и безумного ужаса — ужаса сверхъестественного и неизвестного. Мириам уже не поддавалась ни убеждениям, ни уговорам. Часть ее разума оставалась в прошлом, переживая заново те муки и последовавшее за этим двойное убийство. Даже голос ее изменился.

— Конечно же после всего этого я оказалась вся забрызгана кровью. Я знала, что главное — это платье. Я должна была избавиться от него. Тут я вспомнила, что по соседству находится Шрив, приехавшая в гости к своей бабке. Мы должны были потом ехать куда-то, чтобы праздновать... праздновать...

Внезапный омерзительный смех прервал речь Мириам, Затем она продолжила:

— Шрив заехала к старухе только потому, что та сказала, что у нее есть подарок к выпуску. Мы думали, это будет чек, но оказалась всего лишь булавка с камеей. Шрив привезла с собой смену одежды, потому что мы должны были встретиться в ресторане с ее родителями и нам хотелось как можно скорее избавиться от этих дурацких розовых платьев. Это так подло — заставлять всех носить одинаковые платья. Но для меня это оказалось счастливым совпадением, так что, полагаю, мне не стоит жаловаться.

Я пошла в сад и вызвала Шрив — у нас было особое место, где мы могли перелезть через забор; мы пользовались этим тогда, когда она гостила у бабки и мы хотели встретиться так, чтобы никто об этом не знал. Мы переоделись прямо там. В саду. Нас никто не видел, ведь там такие высокие стены. — Она снова хихикнула. — Шрив выглядела так смешно, стоя в одном нижнем белье и держа это отвратительное, грязное розовое платье на вытянутой руке. Ее бабка уже тогда выжила из ума, и Шрив знала, что сможет переодеться и спрятать платье в чулане так, что никто этого не заметит, — что она и сделала. Вернувшись домой, я поднялась по черной лестнице прямо в свою комнату. Горничной не было, она ушла в магазин за спиртным. Она и обнаружила их. С ней случилась истерика, и полицию пришлось вызывать мне. Думаю, у них возникли подозрения. Был там один отвратительный человек с большим толстым животом и круглыми выпученными глазами, который все задавал мне вопросы. Это он трепался перед газетчиками, именно от него они и узнали про преступление Лиззи Борден, но мой дядя пригрозил подать на газеты в суд, и все прекратилось. Понимаешь, эксперт-врач сказал, что убийца должен был быть весь забрызган кровью, а на моей одежде не смогли обнаружить ни пятнышка, кроме тех, которые появились, когда я опустилась на колени рядом с мамой после приезда полиции. Я поступила так, чтобы объяснить, откуда взялись пятна на моих туфлях и под ногтями. Хотя основное все же досталось платью.

Слабый булькающий стон нарушил тишину. Мириам мельком взглянула на неподвижное тело у ее ног. Выражение ее лица не изменилось, и Карен заставила себя в последний раз обратиться к ней с увещеваниями:

— Она же оставалась верной подругой, Мириам. Она помогала тебе. Она умрет, если не вызвать врача.

— Ты хотела сказать, верной самой себе. О да, сначала она помогла мне. Я думаю, она была очень удивлена и — как бы это сказать? — это ее захватило, она действовала не думая. Но потом она стала соучастницей, не так ли? Если бы история всплыла, это стало бы концом карьеры ее мужа. А Шрив хочет когда-нибудь стать Первой леди. Ты же знаешь, что в нашем городе каждое пятнышко грязи прилипает навечно. Интересно, что она сделала... — она пнула ногой сумочку Шрив.

Развернувшись, Карен бросилась бежать.

Дверь захлопнулась за ее спиной. Карен никогда не представляла себе, насколько длинна гостиная; казалось, ей потребовалась целая вечность на то, чтобы достигнуть противоположной двери. Она оказалась закрыта. Карен потеряла несколько секунд, потому что ее руки, скользкие от пота, не могли крепко схватить ручку. Дверь открывалась на себя; закрытая, она предоставила бы на какое-то мгновение защиту, но Карен не решилась остановиться; бросившись ко входной двери и протянув руку к ключу, она краем глаза увидела, что Мириам вышла из кухни и стоит в глубине прихожей.

Пуля ударила в дверь в каких-то дюймах от головы Карен, и от нее во все стороны полетели щепки. Тело Карен отреагировало быстрее, чем заторможенный рассудок; она упала, перевернувшись в падении и ругая себя за то, что не вспомнила про револьвер. Мириам о нем не забыла. Для сумасшедшей Мириам думала и действовала очень эффективно.

Стреляла ока тоже хорошо. Вторая пуля ударилась в пол в то место, где только что была Карен, которая, успев откатиться, теперь ползла в малую гостиную.

Куда теперь? Две двери, одна сзади, через которую она попала в комнату, другая в глубине, напротив двери на кухню. Это была какая-то ужасная игра — «женщина и тигр», выберешь правильный выход — победа, нет — смерть. Карен осталась на полу, спрятавшись за двумя большими диванами. Сквозь тонкие занавески ей был виден серый, залитый дождем сад. Более соблазнительно не могли выглядеть и врата рая. Если бы только выбраться из дома! Стены, служащие раньше защитой, теперь стали стенами тюрьмы, заперевшей Карен вместе с ее смертью. Выбравшись на улицу, она может попытаться убежать от пули. Карен вспомнила, как Пат говорил, что револьверы действенны только на близком расстоянии. Внутри дома все расстояния как раз близкие.

Раздались еще два выстрела. Сколько же патронов в этом чертовом револьвере? Карен совершенно ничего не знала об оружии, кроме одного, очень существенного обстоятельства: оно стреляет маленькими твердыми кусочками металла, убивающими людей. Если бы только Черил была здесь...

Слава Богу, Черил здесь нет. Все закончится так или иначе к тому времени, как Черил обыщет сельские дороги восточного побережья и поймет, что ее заманили в ловушку. Неудивительно, что голос по телефону казался таким знакомым.

В прихожей скрипнула половица. Карен пожалела, что не знает, какая именно. Их было несколько, протестовавших таким образом против нажатия ногой. Если у Мириам хватит ума оставаться на месте, победа за ней. Из прихожей она сможет держать под прицелом обе двери, отрезая путь к лестнице. Сейчас Карен с радостью воспользовалась бы возможностью попасть наверх. Окна второго этажа не заперты. До земли далеко, но кусты самшита под окнами спальни смягчат падение.

Опять скрипнула половица. Та же самая или другая? Мириам движется или стоит на месте, нетерпеливо переступая с ноги на ногу? Карен приказала себе думать. Надо что-то предпринять. Нельзя до бесконечности корчиться за диваном.

Но в неподвижной тишине была опасная иллюзия безопасности. Карен поняла, что чувствуют мышь или заяц, застывшие на открытом пространстве в надежде, что страшный взгляд хищника не заметит их. Она оглядела всю комнату, пытаясь найти что-нибудь, чем можно было бы воспользоваться. На подставке перед камином среди прочих принадлежностей лежала кочерга. Толк от подобного предмета был лишь тогда, когда в руках у Мириам был нож. Теперь от нее никакого толка.

Обводя глазами комнату, Карен заметила что-то, наполовину скрытое розовыми занавесками. Это что-то походило на коврик или изъеденный молью меховой воротник, оторванный от одного из старых пальто, купленных Карен. Оно не шевелилось.

Порыв яростной боли, неожиданной и сильной, поднял Карен на ноги. Она схватила кочергу, и тяжелая бронзовая подставка с набором каминных принадлежностей с грохотом рухнула на пол. Услышала ли она выстрел? Наверное, да, сказать трудно; раскатистое эхо громыхающего железа заглушило остальные звуки. Карен ощутила, что ее губы плотно прижаты к стиснутым зубам; огибая диван по дороге к двери в глубине комнаты, она почувствовала мимолетное изумление от мысли, что именно Александр — не Шрив, даже не ее собственная избитая плоть — пробудил в ней настолько сильную ярость, что она поглотила страх. Даже когда третья или четвертая пуля разбила вазу, стоявшую в нескольких дюймах от ее локтя, она продолжала двигаться, прямо через дверь и дальше в прихожую.

Ее дальнейшее продвижение остановил не вид Мириам, стоявшей в дверях малой гостиной и смотревшей прямо на нее. Это сделал неожиданный стук в дверь.

Мириам пришлось повысить голос, чтобы он стал слышен сквозь канонаду стука.

— Они не смогут войти. Они скоро уйдут. Ты меня начинаешь раздражать, Карен. Почему бы тебе не прекратить всю эту ерунду?

Карен метнулась назад в спасительную дверь. Это последнее было уже слишком для ее кружащейся головы и ноющего тела. Она догадалась, кто за дверью, даже до того, как услышала настойчивый голос, требующий разрешения войти.

Миссис Гроссмюллер. Миссис Гроссмюллер пришла получить причитающиеся ей деньги — это она колотит в дверь, кричит...

Миссис Гроссмюллер просто так не уйдет. Увидит ли ее мистер ДеВото, а потом не подойдет ли спросить, что ей нужно? По-прежнему идет дождь, он, возможно, даже и не заметит миссис Гроссмюллер. А она сама сказала ему не вызывать полицию. Она решила, что надо как-то попытаться воспользоваться присутствием старой дамы; но мысли у нее оставались спутанными.

Мириам заводилась все больше. Еще одна пуля впилась в дверь; крик миссис Гроссмюллер перешел в пронзительный визг. Но ведь пуля не могла пробить массивную дверь. Старуха вскрикнула от удивления, а не от боли. Интересно, насколько выжила из ума миссис Гроссмюллер? Если она до сих пор не сообразила, что в доме происходит что-то странное, значит, у нее крыша здорово съехала. Хватит ли все же у нее ума, чтобы обратиться в полицию?

Нельзя на это полагаться, в отчаянии подумала Карен. Миссис Гроссмюллер потребуется целая вечность, чтобы убедить полицию, что она ничего не выдумывает. К тому же миссис Гроссмюллер может заглянуть в окно, предоставив Мириам отличную мишень.

Карен крикнула что есть силы:

— Уходите отсюда! Бегите! Уходите скорей!

Она услышала шаги Мириам, быстро бегущей в дальний конец прихожей. Упав на четвереньки, Карен поползла к ближайшему дивану. Никаких других звуков слышно не было, только шаги Мириам. Что случилось с миссис Гроссмюллер? Ушла ли она? Стоит ли под дождем, почесывая затылок и размышляя о том, что за чертовщина происходит в доме? Или же лежит на крыльце, истекая кровью?

Мириам еще раз выстрелила от двери. Пуля глухо ударила в диван, за которым пряталась Карен. Только тут она заметила, что все еще сжимает в руке кочергу. Конечно, это не самый лучший метательный снаряд, но все равно пригодится. Если бросить кочергу как копье и побежать в противоположную сторону...

Снова послышались стуки и крики, теперь уже далеко, приглушенные закрытыми дверьми. Прогрохотал еще один выстрел. На этот раз пуля пролетела где-то далеко от Карен. Впившись зубами в нижнюю губу, та боролась с истеричным смехом. Добрая старая миссис Гроссмюллер! Такая мелочь, как пуля, ее не остановит; старая дама обошла дом и теперь колотила в заднюю дверь. А

Мириам потеряла голову, стреляя вслепую на стук. Карен потеряла счет сделанным выстрелам. Хотя теперь это уже не имело значения, Настала пора действовать, дальше тянуть было нельзя.

Карен поднялась на колени и откинула руку назад, собираясь метнуть свое оружие. Но тут она услышала нечто такое, что заставило ее подумать, не лопнул ли в конце концов у нее мозг. Из глубины дома продолжал доноситься шум, но несомненно — несомненно в замке входной двери поворачивался ключ. Замок, как обычно, заело.

Только у одного человека были ключи от дома.

Карен поняла, что сейчас произойдет и как мало она может сделать, чтобы этому помешать. Крик или призыв о помощи только подтолкнут Черил. Карен заставила себя встать.

Мириам стояла в дверях малой гостиной. Ее лицо было неузнаваемо; каждый нерв непроизвольно подергивался, натянутые мышцы скривили все черты. Револьвер в руке безумно метался по дуге, от гостиной ко входной двери и в глубину дома, где продолжала осаду миссис Гроссмюллер. Входная дверь открылась.

Это была не Черил.

Марк сказал:

— Здравствуйте... миссис Монтгомери, не так ли? Кажется, мы встречались на каком-то приеме.

Мириам покачала головой:

— Я не...

— Рад новой встрече с вами, — любезно продолжал Марк. Дождь сделал темными плечи его плаща, стекал по лицу. Марк стоял не двигаясь.

Карен поняла, что он пытается сделать. Она также поняла, что из этого ничего не получится. Марк хорошо скрыл свое изумление; кого угодно ожидал он здесь встретить, но только не Мириам, и он понятие не имел о ее психическом состоянии.

Издав плаксивый звук, Мириам уверенно навела на Марка револьвер. Боек сухо щелкнул по стрелянной гильзе, и в тот же момент Карен бросила кочергу. Она попала Мириам в плечо, и та, пошатнувшись, дернулась вперед, напоровшись прямо на поднятый кулак Марка.

Тот даже не взглянул на упавшую Мириам, а сделал два больших шага и обнял Карен.

— Ты ударил ее, — выдохнула она. — Ты ударил...

— Ты чертовски права, я действительно ударил ее. Ты не ранена? С тобой все в порядке?

У Карен не было никакой возможности ответить, потому что Марк так крепко прижал ее к себе, что она едва могла дышать, не говоря о том, чтобы говорить. Но она тоже обвила его руками. Похоже, это и было ответом, который ждал Марк.

* * *

Платья так и не нашли. Черил выбросила его в мусорный бак, который увезли в назначенный срок, и ни у кого не возникло желания рыться во многих акрах отбросов в поисках рваных тряпок.

— Это не нужно, — сказал Тони. — У нас на Мириам есть достаточно материала и без реанимации этого преступления, доказать которое спустя десять лет было бы весьма хлопотно. В любом случае Мириам не попадет в тюрьму.

— Это почему? — потребовала ответа Черил. — Разве двух убийств недостаточно?

— Одного. Полагают, эта Гивенс все же выживет.

Вечером этого дня они сидели в гостиной. У Карен возникло подозрение, что кухня надолго перестанет быть ее любимым местом; вероятно, еще много времени она будет чувствовать необходимость хоть раз в день поскоблить пол.

Черил, уже успевшая поскоблить его, испытывала не столько страдание, сколько ярость. Выяснив, что указанного адреса не существует, она срочно вернулась в Джорджтаун и обнаружила, что улица перегорожена машинами «скорой помощи», полицейскими автомобилями и пожарной машиной, прибывшей по ошибке. В течение нескольких последующих минут она нуждалась во врачебной помощи больше Карен.

— Мириам проведет остаток дней в специальном заведении, — продолжал Тони. — Ее муж может позволить себе самое лучшее.

Он выглядел слишком подавленно для человека, узнавшего об успешном разрешении двух выдающихся криминальных дел, который вроде бы участвовал в праздновании чудесного избавления своей подруги.

— Ей нужно было помочь десять лет назад, — сказала Карен. — И ему — ее отчиму. Это же продолжалось пять лет до того, как она... она это сделала.

— Хорошая линия для защиты, — начал было Тони.

— Нет-нет, это действительно произошло. У меня нет в этом никаких сомнений. Мириам не пыталась ни в чем меня убедить, она просто вспоминала — переживала заново.

— Неважно, — снова начал Тони. — Она совсем свихнулась. Любой полукомпетентный адвокат добьется признания ее невиновной по причине невменяемости. Вероятно, ее признание сочтут недействительным.

— Она сделала признание?

Тони опустил плечи, словно пытаясь унять дрожь. Казалось, состояние Мириам беспокоило его больше, чем все омерзительные подробности, которые он повидал за свою службу.

— Это было скорее не признание, а катарсис. Ее не могли заставить заткнуться. Если бы вы видели ее — веселую, уверенную и жизнерадостную, вежливо спрашивающую стакан воды и объясняющую, что у нее от долгого рассказа пересохло горло... Господи Иисусе.

— Смешно, не правда ли? — через некоторое время сказала Черил. — Все наши романтические версии о давно забытых сокровищах. А в конце концов это оказалась не авторская модель, пропавшее завещание или украшения Долли — просто дешевое платье, испачканное кровью.

— Самое смешное заключается в том, что Мириам и Шрив сами навлекли на себя беду, — сказала Карен. — Если бы они оставили нас в покое, мы бы просто выкинули платье, и никто ничего бы не узнал.

— На воре шапка горит, — громко проговорил Тони.

— Я никогда раньше не могла полностью оценить эту фразу, — согласилась Карен. — Вспоминая разговоры с ними, я понимаю, что каждое слово было истолковано превратно с обеих сторон. Когда Мириам удивилась цене, которую я запросила за платья, на самом деле она посчитала, что это очень дешево. А когда я выразила надежду, что она будет еще покупать у меня вещи, Мириам решила, что это намек на новые требования денег, не только от нее, но и от Шрив. Действительно, это был бы гениальный способ шантажа: вот товар, а его цена, как я постоянно говорила, зависит только от того, сколько готовы за него заплатить.

— Я все-таки не понимаю, почему она убила Роба, — спросила Черил, не отрывая от Тони прозрачных голубых глаз.

И единственный раз ее внимательный взгляд и призыв к высшему разуму не улучшили настроения Тони. Он неохотно ответил:

— Она... э... это тоже объяснила. Дом обыскали несколько раз, и безуспешно; она решила, что Карен забрала платье на работу и спрятала его там. Она подкупила Роба, чтобы тот впустил ее. У них были интимные отношения — она это так назвала: интимные время от времени, — кроме того, она знала, что Роб сделает все ради денег.

В действительности же несчастного недалекого мошенника убила смесь любопытства и жадности. Мириам сказала ему, что у Карен есть принадлежащая ей вещь, — сделала упор на том, что эта вещь украдена. Но Робу этого было недостаточно, он продолжал спрашивать, что это за вещь. Мы так и не узнаем, догадался ли он обо всем. Мириам решила, что догадался, но, как имела возможность убедиться Карен, вина заставляет людей верить во всякие вымыслы. Хотя, возможно, у Роба и было предчувствие правды. В конце концов, он ведь только что описал это старое убийство, ему многое было известно о нем. Он знал, что именно Мириам была той девушкой, родителей которой убили; возможно, он подозревал, что это она совершила преступление. Он был не единственным, кто ее подозревал. Сколько бы он ни знал, для Мириам это было слишком много. Она считала, что ее уже шантажируют, и не собиралась допускать кого-либо еще к этой кормушке.

Закончив обыскивать магазин, Роб вместе с Мириам поехал в закусочную. Она уже закрылась, он оставил на стоянке свою машину и пересел к Мириам. Она не сказала, как ей удалось заманить его в лес. Просто стала хихикать и жеманничать... Боже, как это было ужасно. Но

Роб ее не боялся. Он гордился своими мускулами, силой, а Мириам — всего лишь слабая женщина.

— Возможно, она заставила его пойти вместе с ней, — предположила Черил, — под страхом пистолета.

— Его у нее не было — по крайней мере, револьвера мистера МакДугала. Его украла миссис Гивенс. Они обе побывали в доме, но в разное время; ни одна не верила полностью в честность и надежность подруги. Сначала это была Мириам — это она напала на Карен; как я и предполагал, она проникла через окно. Затем пришла миссис Гивенс, чтобы узнать, нельзя ли вернуть платье обычным путем, но реакция Карен убедила ее, что та знает, что именно попало к ней в руки, и полна решимости получить за него как можно больше денег. Она украла новые ключи и сделала дубликаты; Мириам вернула ключи на следующий день, и Карен не узнала, что они были похищены. За все действия, связанные с насилием, ответственна Мириам. Шрив — миссис Гивенс — не хотела этого, она только стремилась отыскать платье, а также поиграть у Карен на нервах. Думаю, она всегда боялась того, что может сделать Мириам. Она слишком хорошо знала, на что способна ее подруга.

— Значит, это Мириам едва не сбила Карен машиной? — спросила Черил.

Больше Тони терпеть уже не мог.

— Не спрашивай меня, спроси его! — Он повернулся к Марку, который, не сказав за все это время ни слова, сидел, опустив плечи, в кресле, угрюмо уставившись на носки своих ботинок. — Вот блестящий ум! Герой! Ну давай, дружище, просвети неведающих. Можешь приврать немного. Не обращай на меня внимания.

— Что? — поднял голову Марк.

— Ты герой дня, — едко сказал Тони. — Раскрыл дело, бросился на помощь, поспел вовремя — оставил фараонам только счищать со своих лиц тухлые яйца. Скажи, как ты это сделал. Ты просто обязан похвастать.

Марк обмяк еще сильнее и попытался спрятать подбородок в грудь.

— Ну конечно, издевайся. Я тебя не виню.

— Что значит издевайся? Ты же спас...

— Черта лысого я спас! — заорал Марк. — Карен спасла эта полоумная старуха! Вот твой благородный спаситель! Если бы она не сбила Мириам с толку и не заставила ее разрядить весь барабан, я был бы мертв. Я, а не Карен. Карен была готова напасть на Мириам с кочергой, в то время как я вошел в дверь. От меня толку было не больше, чем... чем от этого проклятого пса.

Александр, лежащий в обитой бархатом коробке, поднял морду и заворчал. Это было лишь слабым отголоском его былого рычания, так как пес все еще был напичкан снотворным, а его грудная клетка стиснута бинтами и пластырем.

Тони молча уставился на сердитого друга. Наконец его губы изогнулись в улыбке:

— Ну ладно, ладно. Мне, это не пришло в голову... Прости, приятель. Наверное, мне будет не очень обидно выглядеть ослом, если ты составишь мне компанию.

Черил, подняв брови, взглянула на Карен. Казалось, она говорила: «Мужчины, мужчины, я никогда их не пойму».

Так или иначе, после этого обстановка здорово разрядилась. Тони распустил галстук; Марк выпрямился и провел руками по волосам.

— Раз уж я начал показывать полное отсутствие интеллекта, можно рассказать все, — весело проговорил он. — Я даже неправильно вычислил убийцу. Я считал, это Шрив. Именно поэтому я пригласил ее ехать вместе с группой на эти выходные. Сам я должен был ехать, тут я ничего не мог поделать, поэтому я решил хотя бы держать ее подальше от Карен.

— Это был благородный жертвенный поступок, — сказала Карен.

Неуверенно взглянув на нее, Марк решил не развивать эту тему.

— Я узнал несколько обстоятельств, не известных тебе, — объяснил он Тони. — В основном от Черил. Она болтает постоянно, и обычно я слышу одно слово из пяти, но, когда она говорит о Карен, я стараюсь слушать более внимательно. Она рассказала о том, что старая миссис Феррис — это бабка Шрив, и та старается вернуть купленные у нее вещи. Тогда это известие еще не имело для меня никакого значения, но оно осталось в подсознании и всплыло, когда мы обсуждали то, что мог искать грабитель. Но тогда у нас было слишком много других версий: украшения, имеющие историческую ценность, дорогие платья.

Также я прочел книгу Роба. Твое описание того, как он был исполосован ножом, снова зашевелило что-то в моей памяти, но я не смог установить нужные связи. Имена не помогали, а, наоборот, уводили в сторону; Мириам я знал только по фамилии мужа, и, как я выяснил позднее, она никогда не носила фамилию отчима. Так что даже Карен, знавшая Мириам под девичьей фамилией, не связала ее с делом Фергюсонов, если только она вообще читала рассказ о нем.

— Не читала, — призналась Карен. — Я пролистала книгу, но прочитала только о милых безобидных призраках Джорджтауна. Фотографии Мириам в книге не было...

— Роб не осмелился поместить ее, — сказал Тони. — С этим рассказом он и так перегнул палку, особенно с названием — «Лиз Борден, или Джек-Потрошитель?» Если помните, Лиззи была примерной дочерью, которую обвинили в убийстве отца и мачехи. Это Роб почерпнул из какого-то репортажа того времени. Параллели были слишком очевидны, чтобы их не заметить. Однако я не заметил. Сколько мы обсуждали это дело Борден...

— Классическое из классических, — задумчиво произнес Марк. — Мисс Элизабет Борден предстала перед судом по обвинению в убийстве отца и мачехи. Ее оправдали; благопристойные горожане не смогли поверить, что отличная, примерная девушка совершила такое ужасное злодеяние. Но в основном на них повлияло то обстоятельство, что полиция не смогла отыскать испачканного кровью платья. Об этом спорят до сих пор; платье сожгли — свидетели утверждают, что на нем не было крови, но не ошиблись ли они? Возможно, Лиззи разделась и совершила преступление голая? Никто этого не знает. Но основа дела — окровавленное платье, как и в деле Фергюсонов. Полиция подозревала Мириам, но вот же она, в том самом платье, в котором провела весь день, и на нем нет ни пятнышка.

Перечитав рассказ и посмотрев фотографии, я понял, что миссис Феррис жила в соседнем с Фергюсонами доме, и задумался, имеет ли Шрив какое-то отношение к убийствам. Но мне просто не пришло в голову, что в деле может быть еще одна женщина. Опять же меня ввела в заблуждение другая фамилия.

Когда я вернулся из Атланты во вторник утром — Боже мой, сегодня утром, я не могу в это поверить... Я сразу же отправился в конгресс. После обеда я позвонил Тони, но его не было на месте. Я дозвонился до него гораздо позже. Я понятия не имел, что что-то произошло. Когда он мне рассказал, я... В общем, не буду пытаться описать свое состояние. Я совершил ошибку, смертельную ошибку — это все, о чем я мог думать. Я стал названивать сюда. Наверное, я звонил через каждые пятнадцать минут. Я понятия не имел, где ты; если бы я это знал, думаю, я перепугался бы еще больше. Наконец я не смог больше терпеть, поэтому, схватив такси, прилетел сюда. Первое, что я увидел, был автомобиль Карен, и мне стало лучше, я решил, что она только что вернулась домой. Но когда я подошел к двери, там оказалась эта... эта старая дама. Повернувшись ко мне, она невозмутимо сказала: «Что за странности! Это была пуля. Не кажется ли вам, что в высшей степени невоспитанно стрелять в людей, стучащих к вам в дверь! Если хозяева не желают принять меня сейчас, они могли бы просто не отвечать».

Его подражание миссис Гроссмюллер заставило Карен рассмеяться.

— Ну разве она не великолепна?

— Великолепна, — мрачно согласился Марк. — Я сказал: «Вы уверены, что слышали именно выстрел?» — а она ответила: «Уверяю вас, я едва ли могла ошибиться, молодой человек; мой покойный муж, судья, до того, как я отравила его в 1965 году, очень увлекался стрельбой».

— Итак, — продолжал Марк, — мы устроили краткое совещание, и старуха сказала, что пойдет к задней двери для отвлекающего маневра. А я... ну... у меня были ключи. Я попросил слесаря сделать дополнительный комплект.

У него было такое выражение, словно он ожидал выговора. Карен тактично заметила:

— Так или иначе, миссис Гроссмюллер была неотразима. Черил, хотелось бы мне, чтобы ты видела ее лицо, когда Марк ее впустил и она увидела бедную Шрив, лежащую на полу в луже крови. Мне даже показалось, что она вот-вот сделает какое-нибудь замечание насчет яда, о том, насколько он аккуратнее... Она огляделась, спокойно кивнула и сказала, что, похоже, ситуация у нас в руках, а где этот милый песик? Именно она поспешила с Александром к ветеринару. Надо будет послать ей цветы.

— Уже послал, — проворчал Марк.

— Какие? Нет, не говори — алые розы?

— А что еще? — слабо улыбнулся Марк.

Последовало кратковременное молчание. Затем Черил сказала:

— Дождь прекратился. Выглянуло солнце.

— Я умираю от голода, — неожиданно сказала Карен.

— Что ты будешь? — Черил поднялась с места. — Осталось немного салата...

— Не хочу ничего питательного. Хочу мороженого. Много мороженого.

— Неплохо, — усмехнулся Тони. — Какого?

Карен задумалась:

— Пралинового с кремом. Или с пекановым маслом.

— Схожу посмотрю, что можно достать, — Тони встал.

— Шоколадного, — рассеянно сказал Марк.

— Черил?

— Можно, я пойду с тобой? — спросила Черил.

— Ясное дело, — Тони расплылся в улыбке. — Пойдем, малышка.

Когда они выходили из комнаты, Карен еще раз напомнила им:

— Пралиновое, с кремом и с пекановым маслом!..

— А я полагал, ты на диете, — сказал Марк.

— Теперь уже нет, — Карен поудобнее устроилась в кресле. — Шестой размер я все равно больше никогда не буду носить — ну и пусть. Я люблю себя такой, какая я есть.

— Думаешь, я не понял намека? — Вытащив Карен из кресла, Марк посадил ее к себе на колени. — Хорошо. Я тоже люблю тебя такой, какая ты есть.

Спустя длительный промежуток времени, в течение которого Карен обнаружила, чего же недоставало поцелуям Тони — всего одной детали, но самой важной, — Марк сказал:

— Думаю, нам лучше пожениться. Рут не одобрит мой переезд сюда, если мы не оформим все надлежащим образом.

— Твоя забота о Рут очень трогательна, но я не хочу, чтобы ты принимал поспешное решение.

— Вспомни, что произошло в последний раз, когда я не поспешил спросить тебя.

После еще одного, более продолжительного промежутка времени Карен прошептала:

— Больше такого не случится.

— Да? Я начинаю беспокоиться о Тони. Он там не...

— Не твое дело.

— Верно. Не мое дело. Думаешь, у них с Черил получится?

— Теперь у меня больше надежды, чем прежде. Полагаю, он не согласится сдать нам дом в аренду, если Черил не уступит.

— Милая девушка, как вульгарно! — сказал Марк, подражая миссис Гроссмюллер. — Значит, ты не отказываешься от этой затеи с магазином?

— Есть какие-нибудь возражения?

— Боже мой, конечно нет. Я даже не смею возражать. К тому же я всегда мечтал о жене, имеющей собственный источник дохода.

— Марк...

— М-м-м? — ответил он, прижимаясь губами к ее уху.

— Это так мило с твоей стороны, что ты преуменьшил свои заслуги, щадя чувства Тони...

— Мило, черт побери! Не сделай я этого, я рисковал бы получить тяжелые телесные повреждения от собственной сестры.

— ...Но я-то знаю, что ты совершил, и считаю, что ты храбрый, благородный, замечательный, великолепный...

На этот раз их прервал телефонный звонок. Карен пошла отвечать на него. Ее радостное восклицание заставило Марка подбежать к двери.

— Пат! Пат, дорогой, где вы? Все еще на Борнео? Как Рут? С миссис Мак все в порядке? Как ты? О, великолепно. Да, у меня все прекрасно. Чем занимаюсь? — Взглянув на Марка, она тихо рассмеялась: — Знаешь, Пат, ты даже не поверишь...

Примечания

1

По шкале Фаренгейта.

(обратно)

2

Подсознательное ощущение чего-либо, уже виденного однажды (фр.).

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12 . . .

Реклама на сайте