«Лицо без маски»

1

Высокий худощавый человек в желтом макинтоше свернул на Лексингтон-авеню и смешался с прохожими. Он шел довольно быстро, хотя и не так поспешно, как другие пешеходы, спасавшиеся он холода. Шел с высоко поднятой головой, занятый собственными мыслями, и казалось, не заметил, как на него кто-то наскочил. Наконец-то покинув чистилище, в котором его так долго держали, он направлялся домой, чтобы сказать Мэри: все позади, их ждет прекрасное будущее, ни облачка на горизонте. И представил себе, как озарится ее лицо. На углу 59-й улицы желтый светофор переключился на красный, и человек остановился посреди нетерпеливой толпы. В нескольких футах поодаль возле большой кружки стоял Санта-Клаус из Армии Спасения. Человек нащупал в кармане несколько монеток и бросил в кружку — на счастье. И в это мгновение кто-то ткнул его в спину. Удар был жалящий, сотрясший все тело. Наверное, какой-нибудь забулдыга, принявший по случаю праздника, вздумал заявить о своем дружеском к нему расположении. Или Брюс Бойд. Брюс никогда не мог рассчитать свою силу и еще не отделался от мальчишеской привычки мучить его. Хотя Брюса человек не видел больше года. Он хотел обернуться и взглянуть на обидчика, но тут колени его начали подкашиваться. Тело медленно оседало на тротуар, причем он видел это как бы со стороны. Затем почувствовал в спине острое, все шире расползающееся жжение. Дыхание перехватило. Перед глазами поплыли туфли, ботинки, сапожки, словно живущие собственной жизнью. Немела щека на обледеневшем асфальте. Он знал, что не должен здесь лежать. Решил позвать на помощь, открыл рот, и… на подтаявший снег хлынул горячий красный поток. Оцепенев от потрясения, он провожал взглядом дымящийся ручеек, потекший в сточную канаву. Боль нарастала, но это пустяки, у него ведь добрые вести. Он свободен. Он скажет Мэри, что совсем освободился. И прикрыл глаза, ощутив резь от нестерпимой небесной белизны. Подмораживало, но ему уже было все равно.

2

Кэрол Робертс услышала, как открылась и закрылась дверь приемной, вошли мужчины, и даже не взглянув на них, нутром почуяла, кто они такие. Их было двое. Первому лет сорок пять. Здоровенный «папочка», более шести футов ростом, сплошные мускулы. Массивная голова, глубоко посаженные голубовато-серые глаза и жестко очерченные губы. Второй помоложе, с нежными чертами лица. Глаза карие, взгляд живой. Вроде совсем разные мужики, а все же, как показалось Кэрол, могли бы быть однояйцовыми близнецами. Конечно, полицейские, подсказало чутье.

Мужчины направились прямо к ее столу, и она почувствовала, как под мышками побежали капельки пота, — тут никакой дезодорант не спасет. Мысли лихорадочно проносились в голове: чего они явились, какую оплошность она допустила?

Чик? Господи, он уже полгода не попадал в передряги. С той самой ночи, когда сделал ей предложение и пообещал уйти из банды. Брат Сэмми? Он служил в ВВС, на другом конце света, и вряд ли эти «папочки» стали извещать ее, если бы с ним что-нибудь случилось. Нет, они пришли арестовать ее. Ведь у нее в сумочке травка, небось, настучал какой-нибудь ублюдок. Но почему их двое?

Кэрол уговаривала себя: «Они не посмеют тронуть. Я уже не та безропотная шлюшка из Гарлема, над которой можно измываться. Я секретарша одного из самых крупных психоаналитиков в стране».

— Чем могу быть полезна? — спросила она подчеркнуто безразличным тоном.

В этот момент старший детектив заметил расползающееся пятно пота на ее платье. На всякий случай зафиксировав достойную внимания информацию, он вытащил складень из потертого кожзаменителя, раскрыл его и предъявил свою служебную бляху.

— Лейтенант Макгриви, девятнадцатый полицейский участок. — Затем указал в сторону напарника: — Детектив Анжели. Мы из уголовного отдела.

Уголовного? Рука Кэрол непроизвольно дернулась. Чик! Кого-то пришил. Нарушил свое обещание и вернулся в банду. Сам участвовал в грабеже и кого-то кокнул. Или его убили? Они пришли сказать ей об этом!

Она почувствовала, что пятно от пота стало еще больше, и вдруг осознала: этот Макгриви все-все замечает. Ведь она и эти чертовы «макгриви» понимают друг друга без слов. С первого взгляда, будто знают друг друга сотни лет.

— Нам бы хотелось повидать доктора Джада Стивенса, — сказал молодой детектив. Голос мягкий и вежливый, под стать внешности. В руках небольшой сверток: оберточная бумага перевязана бечевкой.

Лишь через секунду до нее дошел смысл сказанного. Это не Чик. И не Сэмми. И не травка.

— Прошу прощения, — проговорила она, с трудом скрывая облегчение. — У доктора Стивенса пациент.

— Это займет всего несколько минут. Нам нужно задать ему несколько вопросов. — Макгриви помолчал. — Мы можем сделать это либо здесь, либо в участке.

Она в недоумении смотрела на них. Какого черта этим двум из уголовки надо от доктора Стивенса? Что бы там ни было в башке у полицейских, доктор не сделал ничего плохого. Она слишком хорошо его знает.

…Давно ли это было? Четыре уже года. И началось при ночном разбирательстве в суде…

Кэрол крупно «повезло» — опять председательствовал судья Мэрфи. Всего две недели назад он смилостивился и отпустил ее с испытательным сроком. Так сказать, за первое нарушение. Тогда эти ублюдки впервые ее сцапали. И уж теперь она отдавала себе отчет: судья будет строго следовать букве закона.

Заканчивали слушание очередного дела. Высокий спокойный человек, стоящий перед судьей, что-то говорил о своем подопечном, трясущемся толстяке в наручниках. Должно быть, адвокат, подумала она, глядя на говорившего. Такому красавчику легко довериться, толстяку повезло, можно позавидовать. А у нее никого нет.

Судья Мэрфи посмотрел на Кэрол, затем в лежащее перед ним досье.

Кэрол Робертс. Приставала на улице к мужчинам… Бродяжничество, наличие марихуаны, сопротивление при аресте…

Последнее — настоящая туфта. Полицейский пихнул ее, а она врезала ногой ему по придаткам. В конце-то концов, американская она гражданка или нет?!

— Ты ведь была здесь несколько недель назад, Кэрол?

Она решила уклониться от прямого ответа:

— Кажется, ваша честь.

— И я дал тебе испытательный срок.

— Да, сэр.

— Сколько тебе лет?

Она знала, что это спросят.

— Шестнадцать. Сегодня у меня день рождения. Поздравляю себя с днем рождения!.. — И расплакалась. Горькие рыдания сотрясали тело.

Высокий спокойный человек стоял сбоку, около стола, собирал бумаги и складывал в кожаный кейс. Услышав рыдания, он поднял глаза и остановил взгляд на Кэрол. Потом перекинулся с судьей Мэрфи несколькими словами.

Тот объявил перерыв, и они оба прошли в кабинет. Через пятнадцать минут судебный исполнитель препроводил туда же Кэрол. Спокойный человек что-то серьезно обсуждал с судьей.

— Тебе везет, Кэрол, — сказал Мэрфи. — Получаешь еще один шанс. Суд отдает тебя под личную опеку доктора Стивенса.

Так он лекарь! Да хоть бы Джек-Потрошитель! Лишь бы поскорее убраться из вонючего присутствия, пока не разнюхали, что она наврала о дне рождения.

Доктор повез ее к себе, по пути болтая о всякой ерунде, на которую не нужно отвечать, — давал возможность прийти в себя. Он остановил машину перед шикарным домом на 71-й улице, около Ист-Ривер. И по тому, как швейцар и лифтер не моргнув глазом поздоровались с ним, можно было подумать, что он всякий раз среди ночи возвращается с шестнадцатилетней «ночной бабочкой».

Кэрол никогда в жизни не бывала в такой квартире. В передней — телевизор, на экране которого можно было видеть вестибюль дома. Роскошная гостиная в белых тонах с двумя тахтами, обитыми светло-кремовым твидом. Между ними — кофейный стол со столешницей из толстого стекла. На стенах — полотна современной живописи. В углу бар из дымчатого стекла: полки уставлены хрустальными бокалами и графинами. Выглянув в окно, Кэрол увидела далеко внизу крошечные пароходики, плывущие по Ист-Ривер.

— После судебных заседаний страшно хочется есть, — сказал доктор. — Сейчас сооружу ужин в честь дня рождения.

Он повел ее в кухню, где быстро и искусно сервировал стол: мексиканский омлет, жареный картофель соломкой, хрустящая сдоба, салат и кофе.

— Одно из преимуществ холостяцкой жизни. Могу сготовить, когда захочется.

Ага, он холостяк. Если правильно себя повести, можно здорово поживиться.

Когда Кэрол покончила с пищей, он отвел ее в спальню для гостей — небольшую комнату, выдержанную в голубых тонах, главное место в которой занимала огромная двуспальная кровать. Рядом стоял низкий испанский туалетный стол со светильниками из желтого металла.

— Спать будешь здесь, — сказал он. — Сейчас принесу пижаму.

Кэрол оглядывала со вкусом обставленную комнату и думала: «Ну, деточка, скидывай штанишки. С сопливой черной шлюхой желают поразвлечься».

Полчаса она мылась под душем. А когда вышла из ванной, обернув блестящее тело полотенцем, пижама уже лежала на кровати. Кэрол понимающе ухмыльнулась, но не притронулась к ней. Сбросила полотенце и медленно пошла в гостиную. Этого озабоченного недоумка там не было. Заглянула в дверь небольшого кабинета. Он сидел за массивным столом, освещенным старомодной лампой. Стены от пола до потолка были заставлены книгами. Кэрол подошла сзади и поцеловала его в шею.

— Пойдем, малыш, — прошептала она. — Я так тебя хочу, нет сил терпеть. — И прижалась к нему. — Чего мы ждем, кукурузина? Если ты не трахнешь меня немедленно, я рехнусь своим малым умишком.

Какое-то время доктор разглядывал ее задумчивыми темно-серыми глазами.

— Тебе мало неприятностей? — спросил он мягко. — Ты чувствуешь себя цветной, и тут ничего не поделаешь, но кто тебе сказал, что обязательно быть пропащей, курящей марихуану шестнадцатилетней потаскухой?

Сбитая с толку, Кэрол уставилась на него, не понимая, чем не угодила. Может, для возбуждения ему нужно сначала помордовать ее? А может, он как преподобный поп Дэвидсон? Сначала помолится над черными прелестями, наставляя на путь истинный, а потом трахнет? Попытаемся еще раз. Она сунула руку ему между ног и стала гладить, шепча:

— Ну давай, малыш. Поддай мне жару.

Доктор легонько отстранил ее и усадил в кресло. Никогда еще Кэрол не была в таком обалделом состоянии. Не похож ведь на «голубого». Да разве по нынешним временам разберешь?

— Какая у тебя проблема, малыш? Скажи только, как, и я все сделаю.

— Ладно, — сказал он. — Давай потравим.

— Поговорим, что ли?

— Вот именно.

И они говорили. Всю ночь. Это была самая необыкновенная ночь в жизни Кэрол. Доктор Стивенс спрашивал, что она думает о Вьетнаме, гетто, студенческих беспорядках. Всякий раз, когда казалось, будто Кэрол наконец поняла, что ему нужно, он переключался на другую тему. Они говорили о вещах, о которых она слыхом не слыхивала, и о том, в чем считала себя непревзойденной искусницей.

Месяцы спустя она просыпалась ночью и лежала с открытыми глазами, пытаясь вспомнить то слово, мысль или магическую фразу, которая перевернула всю ее жизнь. Так ничего и не вспомнив, в конце концов сообразила: никакого магического слова не было. То, что сделал доктор Стивенс, было проще простого. Он говорил с ней. По-настоящему говорил, как никто и никогда. Он обошелся с ней, как с равной, чьи суждения и чувства заслуживают внимания.

Во время того ночного бдения она вдруг заметила, что совершенно голая, и пошла в спальню надеть пижаму. Он последовал за ней, сел на край кровати, и они опять говорили. О Мао Цзэдуне, о хула-хупе, о противозачаточных таблетках. О матери и об отце, которые не состояли в законном браке. Она рассказывала ему о том, чего никогда никому не доверила бы. О вещах, засевших глубоко в подсознании. И наконец заснула в состоянии полной опустошенности. Как будто ей сделали серьезную операцию и выкачали целую бочку отравы.

Утром после завтрака он дал ей сто долларов.

Кэрол не сразу их взяла, а потом сказала:

— Я наврала. Никакого у меня нет дня рождения.

— Я знаю, — усмехнулся доктор. — Но мы не скажем судье. — И добавил изменившимся тоном: — Ты можешь взять эти деньги, выйти отсюда, и никто не будет докучать тебе до следующего раза, когда опять попадешь в полицию. — Помолчав, продолжал: — Мне нужна секретарша в приемную. Кажется, это то, что тебе нужно.

Она с изумлением взглянула на него:

— Шутите? Я не знаю стенографии, не умею печатать.

— Могла бы научиться, если бы опять пошла в школу.

Кэрол смотрела на него во все глаза. Наконец произнесла с воодушевлением:

— Я никогда об этом не думала. Звучит шикарно!

Ей не терпелось выбраться к чертям собачьим из этой фартовой хаты со стольником в кулачке и помахать им перед носом парней и девиц у Фишмана в Гарлеме, где тусуется их честная компания. На эти башли можно целую неделю балдеть до потери пульса.

В аптеке Фишмана ей показалось, будто никуда и не отлучалась. Те же кислые рожи, та же унылая, скучная болтовня. Родной ее дом. Но из ума не шла квартира доктора. И дело не в обстановке, а в ощущении чистоты и спокойствия. Как будто маленький остров в каком-то совсем другом мире, куда ей предложили пропуск. Что она теряет? Можно ведь попробовать смеха ради, доказать доктору, что он ошибся — ни хрена из его затеи не выйдет.

Сама себе несказанно удивляясь, Кэрол поступила в вечернюю умывальником, разбитым унитазом, рваной зеленой занавеской и продавленной железной койкой, на которой частенько выделывала разные трюки и разыгрывала целые представления. На этой койке она была прекрасной богатой наследницей в Париже, Лондоне или Риме, а лежащий на ней мужчина — красавец принц, умирающий от желания жениться на ней. И всякий раз, когда тот, испытав оргазм, отваливался, ее мечта умирала. До следующего раза.

Даже не обернувшись, покинула меблирашку со всеми сказочными принцами и поселилась с родителями. Пока училась, доктор материально ей помогал. Школу закончила с отличием. Доктор присутствовал на выпускном вечере. Глаза ее сияли от гордости: в нее поверили, наконец она кем-то стала. Потом днем работала, а вечером посещала курсы секретарей. На следующий день после окончания расположилась в приемной доктора Стивенса и сняла собственную квартиру. Все эти четыре года доктор относился к ней с той же серьезной учтивостью, что и в первую ночь их знакомства. Сначала ждала каких-либо намеков на то, кем она была и кем стала. Но в конце концов поняла: док видит в ней ту, какая она есть сейчас. Делает все, чтобы помочь ей состояться как личности. Если у нее проблемы, всегда находит минутку обсудить ею. Чего бы она не сделала для него! Когда угодно спала бы с ним, даже убила бы ради него…

И вот теперь два хмыря из уголовной полиции хотят его видеть.

Макгриви терял терпение.

— Ну, как там, мисс? — спросил он.

— Мне приказано не беспокоить, когда доктор принимает больного, — ответила Кэрол и заметила, как потемнели глаза Макгриви.

— Ладно, я позвоню. — Она схватила телефонную трубку и нажала кнопку селектора. Прошло полминуты, и послышался голос доктора Стивенса:

— Да?

— Здесь два детектива, хотят повидать вас, доктор. Они из уголовной полиции…

— Им придется подождать, — спокойно сказал он и отключился.

Кэрол почувствовала прилив гордости. Полицейские могут ввергнуть в панику ее, но им нипочем не лишить самообладания доктора. Она вызывающе посмотрела на них:

— Вы слышали сами!

— Ну и долго там будет пациент? — спросил Анжели, тот, что помоложе.

Она взглянула на настольные часы:

— Еще двадцать пять минут. Сегодня это последний.

Мужчины переглянулись.

— Подождем, — вздохнул Макгриви.

Они сели. Макгриви внимательно рассматривал Кэрол.

— Кого-то вы мне напоминаете, — произнес он.

Ее не проведешь. Вынюхивает.

— Общеизвестная истина, — парировала Кэрол. — Мы все на одно лицо.

Ровно через двадцать пять минут Кэрол услышала щелчок замка на боковой двери, открывающейся из кабинета в коридор. А немного погодя другая дверь, ведущая в приемную, отворилась и на пороге появился доктор Стивенс. Какое-то время он разглядывал Макгриви.

— Мы раньше встречались, — сказал он, — но где, — припомнить не могу.

Макгриви небрежно кивнул:

— Да… Лейтенант Макгриви. — И показал на спутника: — Детектив Фрэнк Анжели.

Они обменялись рукопожатием.

— Прошу вас, — пригласил доктор.

Кабинет Джада был обставлен в духе гостиной французского загородного дома. Письменный стол отсутствовал. Лишь удобные кресла и несколько маленьких столиков, на которых стояли антикварные лампы. На полу — красивый большой ковер. В углу — кушетка, покрытая узорчатым шелком. Макгриви заметил, что на стенах нет никаких дипломов. Прежде чем прийти сюда, он навел справки. Если бы доктор Стивенс захотел, все стены мог увесить дипломами и всякими другими знаками отличия.

— Я первый раз в кабинете психиатра, — сказал Анжели, явно под впечатлением. — Не отказался бы и свой дом обставить так.

— Эта обстановка действует на моих пациентов расслабляюще, — сказал Джад просто. — Но я, между прочим, психоаналитик.

— Прошу прощения, — произнес Анжели, — а какая разница?

— На пятьдесят долларов в час дороже, — отозвался Макгриви. — Но мой напарник таких денег не стоит.

Напарник. И здесь Джад вспомнил: предыдущего напарника Макгриви застрелили, а его самого ранили во время задержания в винном магазине четыре, нет, кажется, пять лет назад. За совершенное преступление арестовали мелкого хулигана Амоса Зифрина. Адвокат заявил о невменяемости клиента по причине безумия. В качестве эксперта защита пригласила Джада. Оказалось, Зифрин — безнадежно психически больной с прогрессирующим порезом. По представлению Джада он избежал смертного приговора и был отправлен в психиатрическую лечебницу.

— Теперь я вас вспомнил, — сказал Джад. — Дело Зифрина. В вас всадили три пули, а ваш напарник был убит.

— И я все помню, — промолвил Макгриви. — Из-за вас преступник не понес наказания.

— Итак, слушаю.

— Нам необходима кое-какая информация, доктор, — сказал Макгриви и кивнул Анжели. Тот начал возиться с бечевкой, которой был перевязан сверток.

— Хотелось, чтобы вы кое-что опознали, продолжал Макгриви вполне обычным тоном, стараясь не насторожить доктора.

Наконец Анжели развязал сверток и вынул желтый непромокаемый макинтош.

— Вы его раньше видели?

— Похож на мой, — удивленно сказал Джад.

— Так и есть. Внутри ярлык с вашей фамилией.

— Как он у вас очутился?

— А как вы думаете?

Полицейские больше не осторожничали. На их лицах появилось хищное выражение.

Джад некоторое время пристально смотрел на Макгриви, затем взял с подставки на длинном низком столике трубку и стал набивать ее табаком.

— Полагаю, вам лучше сказать, что все это значит, — спокойно произнес он.

— Вопрос касается вашего макинтоша, доктор Стивенс, — ответил Макгриви. — Если это ваша вещь, мы хотим знать, как она оказалась за пределами дома.

— Все очень просто. Утром моросило. Мой плащ в чистке, поэтому я надел желтый макинтош, в котором езжу на рыбалку. Один из моих пациентов был без плаща. Пошел сильный снег, и я одолжил ему свой. — Доктор вдруг замолчал, явно взволновавшись. — Что с ним случилось?

— С кем? — поинтересовался Макгриви.

— С моим пациентом, Джоном Хэнсоном?

— Вот так, — мягко проговорил Анжели. — Не в бровь, а в глаз. Причина, по которой мистер Хэнсон не смог вернуть плащ сам, состоит в том, что он мертв.

— Мертв?

— Кто-то ударил его ножом в спину, — сказал Макгриви.

Джад с недоверием смотрел на детективов. Макгриви взял у Анжели макинтош и, повернув его другой стороной, показал омерзительную прорезь. Вся спина была покрыта расплывшимися бурыми пятнами.

— Кому понадобилось его убивать?

— Мы надеялись услышать это от вас, доктор Стивенс. Ведь вы его психоаналитик.

Джад беспомощно развел руками:

— Когда это произошло?

— Сегодня в одиннадцать утра, — сказал Макгриви. — На Лексингтон-авеню, в квартале от вашего кабинета. Десятки людей должны были видеть, как он упал, на все торопились домой, чтобы подготовиться к Рождеству, и он лежал на снегу, истекая кровью.

Джад так сильно вцепился в край стола, что у него побелели суставы.

— В котором часу здесь был Хэнсон? — спросил Макгриви.

— В десять утра.

— Как долго длится прием, доктор?

— Пятьдесят минут.

— Он сразу ушел?

— Да. Уже ждал следующий пациент.

— Хэнсон вышел через приемную?

— Нет. Мои пациенты входят через приемную, а выходят вон там. — Доктор показал на дверь, ведущую в коридор. — Таким образом они не встречаются друг с другом.

Макгриви кивнул:

— Итак, Хэнсон был убит через несколько минут после того, как он вышел отсюда. Зачем он посещал вас?

Джад ответил не сразу:

— Извините. Я не вправе обсуждать отношения между врачом и пациентом.

— Но ведь кто-то убил его, — сказал Макгриви. — Вы могли бы помочь нам найти этого человека.

Трубка Джада погасла. Он не спеша раскурил ее.

— Как давно он начал посещать вас? — На этот раз вопрос задал Анжели.

— Уже три года, — промолвил Джад.

— А что у него были за проблемы?

Джад молчал. Он вспомнил, как сегодня выглядел Джон Хэнсон — взволнованный, улыбающийся, страстно желающий насладиться вновь обретенной свободой.

— Он был гомосексуалистом.

— Еще один красавчик, — с горечью сказал Макгриви.

— Был гомосексуалистом, — подчеркнуто повторил Джад. — Хэнсон вылечился. Я сказал ему, что больше ходить ко мне не нужно. Он мог воссоединиться с семьей. У него жена и двое детей.

— У педика семья?

— Так часто бывает.

— Возможно, один из друзей-гомиков не захотел терять его. Они подрались. Тот разозлился и всадил нож в спину.

Джад задумался.

— Возможно, — неуверенно произнес он. — Но я бы отверг эту версию.

— Почему? — спросил Анжели.

— Потому что у Хэнсона не было гомосексуальных контактов более года. Скорее всего кто-то напал на него сзади. Иначе Хэнсон смог бы за себя постоять.

— Храбрый женатый педик, — угрюмо процедил Макгриви. Он вынул сигару и закурил. — Только кое-что рушит версию насчет внезапного нападения. В кармане убитого обнаружен кошелек, а в нем более ста долларов. — Он наблюдал за реакцией Джада.

— Если искать психа, это упростит дело, — вставил Анжели.

— Необязательно, — возразил Джад. Он подошел к окну. — Посмотрите на толпу внизу. Один из двадцати находится, был или будет на излечении в психиатрической больнице.

— Но если человек безумный?..

— Это не обязательно проявляется во внешности, — объяснил Джад. — На каждый очевидный случай сумасшествия по крайней мере десять нераспознанных.

Макгриви слушал Джада с явным интересом.

— Вы много знаете о человеческой природе, не так ли, доктор?

— Нет такого понятия, как человеческая природа, — сказал Джад. — Или природа животных. Попытайтесь вычислить среднюю величину между кроликом и тигром, между белкой и слоном.

— Вы давно занимаетесь психоанализом?

— Двадцать лет. А что?

Макгриви пожал плечами:

— Вы интересный мужик. Бьюсь об заклад, многие пациенты влюбляются в вас, а?

В глазах доктора появились льдинки:

— Не понимаю сути вопроса.

— Ну-ну, доктор, не притворяйтесь. Мы люди цивилизованные. Входит сюда «голубой», видит красивого молодого врача, с которым можно поделиться своей бедой. — Макгриви заговорил доверительно: — Неужели вы хотите сказать, что за три года, проведенные на вашем диване, Хэнсон ни разу не воспылал к вам?

Джад смотрел на него потухшим взглядом.

— Вот это вы и вкладываете в понятие «цивилизованный человек», лейтенант?

Однако привести Макгриви в смущение было не так-то просто.

— Но такое ведь могло случиться. И более того: вы сказали Хэнсону, что отныне встречи прекращаются. Возможно, ему это не понравилось. За три года он к вам привык. И вы подрались.

Лицо Джада потемнело от гнева. Анжели попытался разрядить обстановку:

— Быть может, у кого-то была причина ненавидеть его, доктор? Или он кого-нибудь ненавидел?

— Если бы такой человек существовал, — ответил Джад, — я бы вам сказал. Он был счастливый человек.

— Рад за него. А с вами каши не сваришь, — заявил Макгриви. — Мы заберем его досье.

— Нет.

— Мы можем получить предписание суда.

— Получите. В его досье нет ничего, что могло бы вам помочь.

— Тогда почему бы вам его не отдать? — поинтересовался Анжели.

— Это может повредить его жене и детям. Вы на ложном пути. Не сомневаюсь, что Хэнсона убил случайный человек.

— Не верю, — рявкнул Макгриви.

Анжели завернул макинтош и перевязал сверток бечевкой.

— Нам еще нужно кое-что проверить.

— Оставьте макинтош себе, — сказал Джад.

Макгриви открыл дверь, ведущую в коридор.

— Вы нам еще понадобитесь, доктор. — И вышел. Анжели, кивнув, последовал за ним.

Когда в кабинет вошла Кэрол, Джад стоял неподвижно.

— Все в порядке? — нерешительно спросила она.

— Кто-то убил Джона Хэнсона.

— Убил?

— Да, зарезал, — вымолвил Джад.

— О боже! Но за что?

— Полиция не знает.

— Какой ужас! — Кэрол увидела боль в его глазах.

— Я могу чем-нибудь помочь, доктор?

— Пожалуйста, закройте помещение. Мне нужно навестить миссис Хэнсон. Я сам должен сообщить ей об этом.

— Не беспокойтесь. Я за всем прослежу, — сказала Кэрол.

— Благодарю.

И Джад ушел.

Через полчаса Кэрол убрала все досье и уже закрывала на ключ свой стол, когда дверь из коридора открылась. Кэрол увидела знакомого мужчину, который улыбаясь шел к ней.

3

Мэри Хэнсон, кукольно красивая, миниатюрная, с точеной фигуркой женщина, на первый взгляд производила впечатление мягкой, слабой южанки, но в сущности была злой сучкой. Джад встретился с ней через неделю после начала стационарного лечения мужа. Она категорически возражала и закатила истерику.

— А почему вы против лечения?

— Не потерплю, чтобы друзья говорили, будто я вышла замуж за сумасшедшего, — раздраженно заявила она. — Пусть дает мне развод и тогда, черт с ним, делает, что хочет.

Джад объяснил ей, что сейчас развод полностью деморализует Джона.

— Там уже нечего деморализовывать! — вопила Мэри. — Неужто вы думаете, я вышла бы за него замуж, если бы знала, что он «голубой»? Он ведь не мужик, а баба!

— В каждом мужчине есть что-то от женщины, — увещевал Джад. — Так же как в каждой женщине есть что-то от мужчины. Вашему мужу надо преодолеть некоторый психологический барьер. Он старается, миссис Хэнсон. Мне кажется, ваш долг перед ним и его детьми — помочь ему.

Джад убеждал ее более трех часов, и в конце концов, хоть и с неохотой, она согласилась повременить с разводом. В последующие месяцы даже стала проявлять интерес к лечению, а потом активно включилась в борьбу, которую вел Джон. У Стивенса было правило — никогда не лечить одновременно мужа и жену, но Мэри напросилась в пациентки, и ему это очень помогло. Она начала понимать самое себя и свою вину как жены. Джон невероятно быстро делал успехи.

И вот теперь Джад здесь, чтобы сказать: ее муж бессмысленно убит. Она смотрела на него, не в состоянии уяснить услышанное и полагая, что это дурная шутка. Наконец поняла.

— Он не вернется! — истошно закричала она. — Он никогда не вернется ко мне! — Стала биться, хрипя будто раненый зверь.

Вошли шестилетние близнецы. И началось сущее светопреставление. Джаду удалось успокоить детей и отвести к соседям. Затем он дал миссис Хэнсон успокоительное и вызвал домашнего врача. Когда удостоверился, что больше не нужен, сел в машину.

Увидев впереди на углу телефонную будку, Джад вдруг вспомнил, что обещал доктору Питеру Хэдли и его жене Норе приехать на обед. Но сейчас никого не хотелось видеть, даже их, самых близких друзей. Он остановил машину у тротуара, вошел в будку и набрал номер телефона. Ответила Нора:

— Ты опаздываешь! Где ты застрял?

— Нора, — сказал Джад, — прости, но, боюсь, сегодня ничего не получится.

— Ну нельзя же так, — заныла она. — У меня сидит сексуальная блондинка, которая умирает от желания познакомиться с тобой.

— Давай в другой вечер. Я, правда, не в форме. Пожалуйста, извинись за меня.

— Ох уж эти врачи! — фыркнула Нора. — Подожди, сейчас позову твоего приятеля.

Трубку взял Питер.

— Что-то случилось? — спросил он.

Джад помолчал.

— Просто тяжелый день, Пит. Завтра расскажу.

— Ты упускаешь роскошный скандинавский smorgabord. Это значит — красотку.

— Встречусь с ней в другой раз, — пообещал Джад. Он услышал торопливый шепот, потом снова заговорила Нора:

— Джад, мы пригласили ее на рождественский обед. Ты придешь?

— Мы обсудим это позже, Нора, — помедлив, сказал он. — А сегодня извини меня. — И повесил трубку. Надо было как-нибудь потактичнее положить конец Нориному сводничеству.

Джад женился на последнем курсе колледжа. Элизабет, сердечная, умная, жизнерадостная, тоже заканчивала учебу, специализируясь в общественных науках. Оба были молоды, очень любили друг друга и постоянно строили планы переустройства мира ради будущих детей. Но в первое же Рождество их совместной жизни Элизабет погибла в автомобильной катастрофе вместе с ребенком под сердцем. Джад с головой погрузился в работу и некоторое время спустя занял видное положение среди психоаналитиков. Но до сих пор сторонился шумных компаний в рождественские праздники. И как ни убеждал себя, что дальше так жить нельзя, все равно этот день принадлежал Элизабет и их неродившемуся ребенку.

Он вышел из будки и увидел девушку, ожидавшую, когда освободится телефон. Молоденькая, хорошенькая, она была одета в облегающий свитер, мини-юбку и яркий плащ. Он извинился за задержку. Девушка одарила его теплой улыбкой:

— Ничего!..

Но взгляд у нее был печальный. Он уже встречал подобные выражения глаз. Одиночество, стремящееся прорваться через преграду, которую человек сам невольно воздвиг.

Джад подсознательно догадывался, что обладает качествами, прельщающими женщин, но никогда особо не задумывался об этом. Да, пациентки влюблялись в него, и это скорее являлось помехой, чем удачей.

Он прошел мимо девушки, дружелюбно кивнул. А когда сел в машину и тронулся, заметил, что она смотрит вслед.

Джад повернул на Ист-Ривер Драйв, поехал по направлению к Меррит Паркуэй и через полчаса был на Коннектикут Тернпайк. Снег в Нью-Йорке превратился в грязное месиво, а ландшафт Коннектикута походил на волшебный пейзаж с рождественской почтовой открытки.

Он ехал мимо Вестпорта и Дэнбери, заставляя себя концентрировать внимание на асфальтовом полотне, стремительно уходившем под колеса, и на красоте зимнего пейзажа вокруг. Каждый раз, когда его мысли возвращались к Джону Хэнсону, он пытался освободиться от них. И гнал, гнал машину по дорогам Коннектикута. Только через несколько часов, весь в изнеможении, он повернул обратно к дому.

Майк, швейцар с красным лицом, который всегда улыбался, приветствуя его, был сдержан и явно чем-то озабочен. «Неприятности в семье», — подумал Джад. Обычно он останавливался поболтать со швейцаром о сыне-подростке и замужних дочерях, но сейчас было не до того. Он попросил Майка завести машину в гараж.

— Хорошо, доктор Стивенс…

Кажется, Майк хотел что-то добавить, но передумал. Джад вошел в дом. Бен Кац, управляющий, проходил через вестибюль, но, увидев Джада, неловко махнул ему рукой и поспешно юркнул в свою квартиру.

«Что это с ними сегодня?» — удивился Джад. — Или у меня нервы расходились?» — Он шагнул в лифт.

— Добрый вечер, Эдди.

Тот сглотнул и, потупившись, отвернулся.

— Что-нибудь случилось? — спросил Джад.

Эдди быстро-быстро затряс головой, но глаз не поднял.

«Господи, — подумал Джад, — еще один кандидат в пациенты. Дом буквально напичкан ими».

Лифт остановился, и Джад направился к своей квартире. Не услыхав, как закрылись дверцы кабины, обернулся. Эдди пристально смотрел на него. Джад хотел было заговорить, но Эдди поспешно нажал кнопку.

Джад подошел к двери, отпер ее и вошел.

Везде горел свет. В гостиной лейтенант Макгриви открывал один из ящиков. Из спальни выходил Анжели. От гнева у Джада потемнело в глазах.

— Что вы делаете в моей квартире?

— Вас ждем, доктор Стивенс.

Джад подошел и с треском захлопнул ящик, едва не прищемив пальцы Макгриви.

— Как вы сюда попали?

— У нас есть ордер на обыск, — сказал Анжели.

Джад недоумевающе смотрел на него:

— Ордер на обыск? В моей квартире?

— Здесь мы задаем вопросы, доктор, — заявил Макгриви.

— Но вы вправе не отвечать без адвоката. К тому же следует знать: все, что вы скажете, может быть использовано против вас, — добавил Анжели.

— Хотите вызвать адвоката? — спросил Макгриви.

— Мне не нужен адвокат. Я сказал вам, что этим утром одолжил Хэнсону макинтош и больше не видел его, свой макинтош, пока вы не пришли днем. Хэнсона я убить не мог. Все время у меня были пациенты. Это может подтвердить мисс Робертс.

Макгриви и Анжели обменялись взглядами.

— Куда вы поехали после нашего ухода? — спросил Анжели.

— К миссис Хэнсон.

— Мы это знаем, — сказал Макгриви. — Потом.

Джад ответил не сразу:

— Просто ездил.

— Куда?

— В Коннектикут.

— Где обедали?

— Нигде. Мне не хотелось есть.

— И никто вас не видел?

— По-моему, нет.

— Может быть, останавливались заправиться? — подсказал Анжели.

— Нет, — ответил Джад. — Не останавливался. Какая разница, куда я ездил вечером? Ведь Хэнсон был убит утром.

— Вы возвращались в кабинет после того, как ушли оттуда? — небрежно спросил Макгриви.

— Нет. Зачем?

— В него проникли посторонние.

— Что? Кто?

— Не знаем, — ответил Макгриви. — Я хочу, чтобы вы поехали туда и все осмотрели сами. Может быть, что-то пропало.

— Конечно, — отозвался Джад. — Кто вам сообщил?

— Ночной сторож, — сказал Анжели. — Вы держите какие-то ценности в кабинете, доктор? Деньги? Наркотики? Что-нибудь в этом роде?

— Денег — самую малость. Никаких наркотиков. Там нечего красть. Какая-то бессмыслица.

— Ну ладно, — сказал Макгриви. — Поехали.

В лифте Эдди виновато посмотрел на Джада. Доктор встретился с ним взглядом и понимающе кивнул.

В нескольких футах от подъезда стояла полицейская машина без опознавательных знаков. Они сели и молча поехали.

Вошли в служебное здание, и Джад расписался в регистрационном журнале. Байджлоу, сторож, как-то странно посмотрел на него. Или это ему показалось?

Лифт поднялся на пятнадцатый этаж. Перед дверью кабинета стоял полицейский в форме. Он кивнул Макгриви и отошел в сторону. Джад полез за ключом.

— Не заперто, — сказал Анжели. Он толкнул дверь, и они вошли, Джад первым.

В приемной все было перевернуто вверх дном. Из стола вытащены ящики, пол усыпан бумагами. Не веря своим глазам, Джад смотрел на все это с таким чувством, словно надругались лично над ним.

— Вы можете предположить, что они искали, доктор? — спросил Макгриви.

— Понятия не имею, — промолвил Джад. Он подошел к двери, ведущей в кабинет, и открыл ее. Макгриви не отставал ни на шаг.

Два столика были перевернуты, на полу — разбитая лампа, ковер залит кровью. В дальнем углу в неестественной позе лежала Кэрол Робертс. Голая. Руки заломлены назад и стянуты рояльной струной. Лицо, грудь и пах облиты кислотой. Пальцы правой руки сломаны. Вместо лица вспухшее месиво. Рот заткнут скомканным носовым платком.

Два детектива внимательно наблюдали за Джадом, когда тот стоял, не спуская глаз с тела.

— Вам нехорошо? — сказал Анжели. — Присядьте.

Джад покачал головой и несколько раз глубоко вздохнул. Когда заговорил, голос его дрожал от ярости.

— Кто… кто это сделал?

— Вот вы нам и расскажете, — с напором произнес Макгриви.

Джад поднял на него глаза:

— Нет человека, у кого бы возникло желание сотворить такое с Кэрол. Она никому не причиняла зла.

— Мне кажется, пора поменять пластинку, — решительно заявил Макгриви. — Никто не хотел причинить зла Хэнсону, но воткнул нож в спину. Никто не хотел обидеть Кэрол, но облил кислотой и до смерти замучил. — Его голос креп. — А вы стоите здесь и разглагольствуете, дескать, никто не хотел причинить им зла. Вы что, черт побери, глухой, немой и слепой? Девушка работала с вами четыре года. И вы, психоаналитик, пытаетесь убедить меня, что ничего не знали о ее личной жизни. Или вам было на нее плевать?

— Конечно, нет, — выдавил из себя Джад. — У нее был друг, они собирались пожениться.

— Чик. Мы говорили с ним.

— Он не мог это сделать. Он приличный парень и любил Кэрол.

— Когда в последний раз вы видели ее живой? — спросил Анжели.

— Я же говорил. Уезжая к миссис Хэнсон, я попросил Кэрол запереть помещение. — У Джада прерывался голос. Он с трудом проглотил ком в горле и глубоко вздохнул.

— У вас были еще записаны люди на прием?

— Нет.

— Как вы полагаете, это мог совершить маньяк? — спросил Анжели.

— Скорее всего, но даже у маньяка должен быть какой-то мотив.

— Вот именно, — сказал Макгриви.

Джад посмотрел туда, где лежало тело Кэрол. Оно смахивало на тряпичную куклу, разодранную, никому не нужную, выброшенную на помойку.

— Сколько еще она будет оставаться здесь в таком виде? — сердито спросил он.

— Сейчас уберут, — ответил Анжели. — Следователь и ребята из уголовной полиции уже закончили.

— Так вы держали ее здесь для меня? — Джад повернулся к Макгриви.

— Да, — отозвался детектив. — Хочу спросить вас еще раз. Есть ли здесь что-либо необходимое тому, кто сделал это? — Он показал на Кэрол.

— Нет.

— А как насчет магнитофонных записей? Бесед с вашими пациентами?

Джад покачал головой:

— Ничего не тронули.

— Не очень-то вы горите желанием помочь следствию, доктор, — заметил Макгриви.

— Перестаньте. Неужели мне не хотелось бы узнать, кто это сделал? — взорвался Джад. — Если бы в моих досье было что-то вам в помощь, я бы сказал. Но, уверен, среди моих пациентов нет ни одного, кто мог убить. Тут побывал кто-то чужой..

— Откуда такая уверенность, что приходили не за досье.

— Они все на месте.

Макгриви взглянул на доктора с возросшим интересом:

— Но вы ведь даже не посмотрели.

Джад прошел к дальней стенке. Полицейские наблюдали, как он прижал нижнюю секцию панельной обшивки. Она мягко отъехала в сторону, обнажив нишу с встроенными полками, на которых находились кассеты с пленками.

— Беседа с каждым пациентом записывается, — сказал Джад, — а пленки я держу здесь.

— А может быть, они пытали Кэрол, чтобы заставить ее сказать, где находятся записи?

— Эти пленки ни для кого не представляют ни малейшего интереса. Нужно искать другой мотив убийства.

Джад еще раз взглянул на истерзанное тело Кэрол, и опять его охватила безудержная, слепая ярость.

— Вы должны найти того, кто это сделал!

— Непременно, — сказал Макгриви, не спуская с Джада глаз.

Когда они вышли на безлюдную, продуваемую всеми ветрами улицу, Макгриви попросил Анжели отвезти Джада домой.

— У меня еще дела, — сказал лейтенант. И повернулся к Джаду: — Спокойной ночи, доктор.

Джад долго смотрел вслед неуклюжей фигуре полицейского.

— Пошли, — промолвил Анжели. — Я совсем замерз.

Джад сел рядом с ним на переднее сидение, и машина отъехала от тротуара.

— Мне нужно к родственникам Кэрол, — сказал он.

— Мы уже там были.

Джад устало кивнул. Ему все равно надо поговорить с ними самому, но с этим придется подождать. Интересно, какие дела могли быть у Макгриви среди ночи. Как будто читая его мысли, Анжели произнес:

— Макгриви — хороший коп. Он считает, что Зифрин должен был сесть на электрический стул за убийство его напарника.

— Зифрин сумасшедший.

— Так и быть, поверю вам, доктор, — пожал плечами Анжели.

А Макгриви не поверил. Затем мысли Джада вновь вернулись к Кэрол. Он вспоминал ее ум, ее преданность, и еще — как гордилась она своей работой. Анжели что-то бубнил, но он не слушал, а потом увидел, что уже подъехали к дому.

Городской морг походил на все подобные заведения в три часа ночи, единственное отличие состояло в том, что кто-то прицепил над дверью гирлянду омелы. Либо от избытка праздничного настроения, либо с мрачным чувством юмора, подумал Макгриви.

Он с нетерпением ждал в коридоре, когда закончится вскрытие. Вскоре эксперт помахал рукой, и он вошел в тошнотворно белую прозекторскую. Маленький, похожий на птичку человечек с высоким чирикающим голосом и быстрыми нервными движениями отмывал в огромной раковине руки. Он быстро и отрывисто ответил на все вопросы Макгриви и исчез. Какое-то время лейтенант стоял неподвижно, переваривая услышанное. Затем вышел в морозную ночь, решив дождаться такси. Машин не было. Небось, все эти сукины дети отправились праздновать на Бермуды. А ты здесь переминайся, пока задница от мороза не отвалится. Наконец вынырнула полицейская патрульная машина. Он остановил ее, показал салаге за рулем свое удостоверение и приказал отвезти в девятнадцатый участок. Вообще-то он такого права не имел, но пропади все пропадом. Веселенькая ночка!

Макгриви вошел в участок. Анжели уже ждал его.

— Только что закончили вскрытие Кэрол Робертс, — сказал лейтенант.

— Ну и…

— Она была беременна.

Анжели с удивлением посмотрел на него.

— Три месяца. Поздновато для удачного аборта и рановато, чтобы заметить со стороны.

— Думаешь, это как-то связано с убийством?

— Правильный вопрос, — оценил Макгриви. — Если парень обрюхатил ее и они все-таки собирались пожениться — ну и что тут особенного? Поженились бы, а через несколько месяцев появился ребенок. Такое случается восемь раз на неделе. Но если он ее обрюхатил и не хотел жениться — это совсем уже иное дело. Итак, она с ребенком, но без мужа. Тоже обычная ситуация.

— Но ведь Чик хотел жениться на ней.

— Знаю, — отозвался Макгриви. — Потому мы должны спросить у самих себя, что это нам дает. Допустим, беременная цветная девица преподносит отцу ребенка эту новость, и он ее убивает.

— Тогда он — сумасшедший.

— Или очень хитрый. Я склоняюсь к тому, что очень хитрый. Представим такую картину: Кэрол сообщила ему ужасную новость и заявила, что аборт делать не будет. Может быть, пыталась таким образом шантажировать его, чтобы выйти замуж. Предположим, он уже женат. А может, он белый. Скажем, известный врач с богатой практикой. Если подобное вылезет на свет божий, ему конец: кто обратится к лекарю, который обрюхатил цветную секретаршу и теперь должен жениться на ней?

— Стивенс — врач, — сказал Анжели. — Существуют десятки способов, при которых врач может умертвить жертву, не вызывая подозрений.

— И да, — рассуждал Макгриви, — и нет. Возникает подозрение, след ведет к нему, и тут придется изрядно попыхтеть, чтобы выкрутиться. Он покупает яд — где-то зафиксировано. Покупает веревку или нож — опять же оставляет следы. А теперь представим себе такую хитроумно придуманную версию: дескать, какой-то маньяк без всякой причины приходит и пришивает секретаршу, а он, убитый горем работодатель, требует, чтобы полиция нашла убийцу.

— Уж очень хлипкая версия.

— Это не все. Возьмем его пациента, Джона Хэнсона. Еще одно ничем не оправданное убийство, совершенное неизвестным маньяком. Послушай-ка, Анжели. Не верю я в совпадения обстоятельств. А два совпадения в один день — это уж слишком. Какая могла быть связь между смертью Джона Хэнсона и Кэрол Робертс? И тут совпадения рушатся. Предположим, утром Кэрол оглоушила его новостью об отцовстве. Разразился скандал, и она попыталась шантажировать. Сказала, что он должен жениться, дать денег, да мало ли что еще. Джон Хэнсон ждал в приемной и все слышал. Может быть, Стивенс не был уверен, что Джон что-либо слышал, до тех пор пока тот не улегся на диван. Именно тогда Хэнсон стал угрожать разоблачением. Или попытался склонить его к сожительству.

— Это только предположения.

— Да, но все стыкуется. Когда Хэнсон ушел, доктор незаметно последовал за ним и всадил перо в спину. Затем ему пришлось вернуться, а позже избавиться от Кэрол. Он обставил все так, будто это дело рук неизвестного маньяка, потом заглянул к миссис Хэнсон и поехал в Коннектикут. Дескать, дело в шляпе. Он успокоился, а полиция носится, задрав хвост, в поисках несуществующего психа.

— Так не пойдет, — заявил Анжели. — Ты пытаешься сварганить дело об убийстве, не имея никаких очевидных доказательств.

— А какие доказательства ты называешь «очевидными»? — спросил Макгриви. — У нас в наличии два трупа. Один — беременная леди, которая работала у Стивенса. Другой — его пациент, гомосексуалист, убитый в квартале от конторы. Послушать пленки доктор Стивенс не разрешил. Почему? Кого он оберегает? Тогда следует придумать версию посимпатичнее: Кэрол кого-то застала в приемной, ее пытали, желая узнать, где что-то находится. Но что именно? Доктор говорит — ничего ценного нет. Пленки гроша ломаного не стоят. Наркотики не держит. Деньги тоже. И вот мы ищем вонючего маньяка. Верно? Только меня на такую удочку не поймаешь. Я абсолютно уверен — мы ищем доктора Джада Стивенса.

— А мне кажется, ты хочешь прижать его к ногтю, — спокойно промолвил Анжели.

Макгриви побагровел:

— Он по уши увяз в дерьме.

— И ты собираешься арестовать его?

— Я собираюсь подарить доктору Стивенсу веревку, — процедил Макгриви. — Пока будет вешаться, разнюхаю все его тайны. А уж когда прижму, ему не выпутаться.

4

Утренние газеты пестрели заголовками о зверском убийстве Кэрол Робертс. Джаду очень хотелось попросить телефонистку обзвонить всех пациентов и отменить назначенные на день встречи. В эту ночь он так и не прилег, глаза жгло, будто в них песку насыпали. Но в конце концов решил не нарушать обычный ритм жизни. С одной стороны, ради пациентов, и другой — ради себя самого: это как-то отвлечет, некогда будет думать о том, что произошло.

Открылась наружная дверь, пришел пациент.

Хэррисон Берк, седой человек респектабельного вида, походил на руководителя большого бизнеса, каковым, собственно, и являлся — вице-президент Международной сталелитейной корпорации. При первом знакомстве с ним Джад даже задумался: то ли Берк сам вжился в образ типичного администратора, то ли высокий пост создал Берка? Когда-нибудь он напишет книгу по физиогномике: толкование внешнего облика, выражение человека в чертах лица и формах тела на примере взаимоотношений врача и больного, поведения адвоката в суде, актера на сцене — общепринятые критерии, по которым судят о новом человеке. И всегда поверхностные впечатления превалируют над истинными, глубинными характеристиками личности.

Берка два месяца назад прислал доктор Питер Хэдли. Через десять минут Джад понял, что перед ним параноик с манией преследования.

Пациент лег на диван, и Джад приступил к работе.

Во всех газетах сообщалось об убийстве Кэрол, но Берк не сказал об этом ни слова. Вполне типично для его состояния — полная поглощенность самим собой.

— Вы мне тогда не поверили, — сказал Берк, — а теперь у меня есть доказательства, что за мной следят.

— Как мне показалось, Хэррисон, мы решили относиться ко всему объективно, — осторожно заметил Джад. — Вспомните, мы договорились, что воображение может сыграть…

— При чем тут воображение, — заорал Берк. Он сел, сжав кулаки. — Они пытаются убить меня.

— Ложитесь и постарайтесь расслабиться, — успокаивающим тоном посоветовал Джад.

Берк вскочил на ноги.

— Это все, что вы можете сказать? Даже не хотите узнать, какие у меня доказательства! — Он прищурил глаза. — А может, вы один из них?

— Вы сами знаете, что это не так, — сказал Джад. — Я ваш друг и стараюсь помочь вам. — Его охватило чувство горького разочарования. Казалось, за последний месяц они достигли определенного прогресса, но, выходит, это только иллюзия — перед ним все тот же объятый ужасом параноик.

Берк начал карьеру в Международной сталелитейной корпорации курьером. Через двадцать пять лет презентабельная внешность и добросовестное отношение к делу подняли его почти на верхнюю ступень должностной лестницы. Если бы пост президента корпорации оказался вакантным, он бы занял его. Но четыре года назад жена и трое детей Берка погибли во время пожара, случившегося на даче в Саутгемптоне, пока он нежился с любовницей на Багамах. Никто не мог себе представить, как тяжело Берк будет переживать эту трагедию. Воспитанный как благочестивый католик, он никак не мог отделаться от чувства вины. Погруженный в мрачные раздумья, он порвал почти со всеми друзьями. Вечера проводил дома, мысленно рисуя агонию жены и детей, заживо горящих в огне. Эти бдения походили на фильм, который он снова и снова прокручивал в уме. В смерти семьи винил только себя. Если бы он был дома, то смог бы всех спасти. Эта мысль не покидала его ни на секунду. Он — монстр! Господь это знает. И окружающие тоже! Они должны ненавидеть его так же, как он ненавидит себя. Люди улыбаются ему, притворяясь, будто сочувствуют, а сами только и ждут, когда он споткнется, разоблачит себя, понесет заслуженную кару. Но его не проведешь! Он перестал ходить в столовую для руководящего состава, обедал один в своем кабинете. По возможности всех избегал.

Два года назад, когда встал вопрос о новом президенте корпорации, Хэррисона Берка обошли, взяли человека со стороны. Через год открылась вакансия исполнительного вице-президента, и опять Берк пролетел. Теперь были все доказательства, что против него заговор. Он начал следить за ближним окружением. Рано утром прятал в кабинетах администраторов включенные магнитофоны. Через полгода его поймали на месте преступления. Только долгое пребывание на руководящем посту и трагедия с семьей спасли его от увольнения.

Стараясь помочь Берку и ослабить возникшую напряженность, его потихоньку стали освобождать от некоторых обязанностей. Это не помогло, наоборот, усугубило его состояние — они его подсиживают, потому что он умнее. Если он станет президентом, то выгонит всех тупиц и болванов. В работе одна оплошность следовала за другой. Когда указывали на них, он с негодованием все отвергал: кто-то нарочно вносит изменения в его отчеты, подменяет цифры и статистические данные, пытаясь его дискредитировать. Вскоре он понял, что следят за ним не только сотрудники. Шпионы были везде. За ним постоянно топали на улицах, подслушивали телефонные разговоры, просматривали корреспонденцию. Он боялся есть, так как считал, что пища отравлена. Начал быстро худеть. Обеспокоенный президент корпорации договорился с доктором Питером Хэдли, чтобы тот принял Берка, и настоял на этой встрече. Хэдли позвонил Джаду. Все рабочее время Джада было расписано до минуты, но когда Питер сказал, насколько это важно, Джад согласился.

Сейчас Хэррисон Берк лежал навзничь на покрытом шелком диване, руки, сжатые в кулаки, покоились вдоль тела.

— Расскажите о ваших доказательствах.

— Вчера вечером они проникли в мой дом. Пришли, чтобы убить. Но я тертый калач — сплю в кабинете, на все двери поставил дополнительные замки, вот они и не добрались до меня.

— Вы сообщили о взломе в полицию?

— Конечно, нет! Полиция с ними заодно. Им приказали застрелить меня. Но они не осмелятся, когда кругом люди, поэтому я стараюсь быть там, где много народу.

— Хорошо, что вы сообщали мне об этом.

— И что вы собираетесь делать? — заинтересовался Берк.

— Я внимательно слушаю и все фиксирую на пленке, — сказал Джад, показывая на магнитофон. — Если нас убьют, у нас будут данные о заговоре.

Лицо Берка просветлело, он сел на диване.

— О господи! Вот что здорово! Запись! Теперь им не отвертеться!

— Ложитесь, — мягко попросил Джад.

Берк кивнул, осторожно лег и закрыл глаза.

— Я устал. Я не спал несколько месяцев. Я боюсь закрыть глаза. Вы представить себе не можете, что это такое, когда за тобой охотятся.

Почему же? Джад подумал о Макгриви.

— А слуга не слышал, как лезли в дом? — спросил он.

— Разве я не говорил? — отозвался Берк. — Я выгнал его две недели назад.

Джад тут же припомнил последнюю встречу с Хэррисоном Берком. Только третьего дня тот рассказал о скандале, который произошел со слугой, — перестал ориентироваться во времени.

— Что-то не припомню, — заметил Джад как бы между прочим. — Вы уверены, что рассчитали его две недели назад?

— Абсолютно уверен! — рявкнул Берк. — Как вы думаете, черт побери, почему мне удалось стать вице-президентом одной из ведущих корпораций мира? Потому что у меня блестящий ум, доктор. Не забывайте об этом!

— За что же вы уволили слугу?

— Он пытался отравить меня.

— Как?

— Яичницей. Напичкал ее мышьяком.

— Вы ее пробовали?

— Конечно, нет, — фыркнул Берк.

— А как же узнали, что она отравлена?

— Унюхал.

— И что вы ему сказали?

Лицо Берка засветилось от удовольствия:

— Ничего не сказал. Избил, и он раскололся.

Да, все труды напрасны. У Джада было достаточно времени, и он верил, что поможет Берку. Но время ушло. Всегда существует опасность, что в ходе свободного общения, при полной откровенности больного тонкая сфера его подсознания даст осечку, и низменные страсти, отрицательные эмоции, до той поры таившиеся в мозгу, выскочат из засады, точно дикие звери в ночи. Именно так произошло с Берком. В психоанализе на первом этапе лечения пациенту дают выговориться и таким путем освободиться от агрессивности, если она ему свойственна. Казалось, от сеанса к сеансу состояние Берка улучшалось, Он соглашался с Джадом, что никакого заговора нет, что виною всему переутомление и нервное истощение. Джад уверовал, будто подводил Берка к тому моменту, когда сможет начать глубокий анализ психики, добраться до первопричин болезни. Но, оказывается, все это время Берк искусно обманывал его. Сам проверял Джада, умело манипулировал им, стараясь загнать в угол и выяснить, не является ли тот одним из его врагов. Хэррисон Берк стал ходячей бомбой замедленного действия, которая могла взорваться в любую секунду. У него не было близких родственников. Может быть, стоило позвонить президенту корпорации и рассказать обо всем? Если это сделать. судьба Берка в мгновение ока будет решена, карьера оборвана. Останется только специализированная клиника. Верен ли диагноз — паранойя с манией преследования? Неплохо бы заручиться мнением видного коллеги, а уж потом идти на такую меру. Но Берк никакого другого врача к себе не подпустит. Джад понимал: окончательное решение предстоит принимать ему одному.

— Хэррисон, я хочу, чтобы вы кое-что пообещали, — сказал он.

— Что? — насторожился Берк.

— Если они путем обмана вынудят вас прибегнуть к насилию, чтобы таким образом заманить в ловушку… Но вы ведь умный человек. Обещайте, что не поддадитесь на провокацию. Тогда вас никто не посмеет тронуть.

В глазах Берка появился блеск.

А ведь вы правы! Так вот что они задумали. Но им с нами не совладать, верно?

Джад услышал, как дверь в приемную открылась, а потом закрылась. Он взглянул на часы. Пришел следующий пациент.

Резким движением Джад выключил магнитофон.

— На сегодня достаточно, — сказал он.

— Вы все записали на пленку? — живо поинтересовался Берк.

— Каждое слово, — заверил Джад. — Никто вас не обидит. — Он немного подумал. — Полагаю, вам не нужно сегодня ходить на работу. Ступайте домой и отдохните.

— Не могу, — полным отчаяния голосом прошептал Берк. — Они снимут с двери табличку с моей фамилией и повесят другую. — Он нагнулся к Джаду. — Будьте осторожны. Узнав, что вы мой друг, они и до вас доберутся. — Берк пошел к боковой двери, приоткрыл ее, высунул голову наружу, посмотрел направо, затем налево и бочком выскользнул в коридор.

Джад смотрел вслед, сердце сжималось при мысли о том, что ему придется предпринять в отношении Берка. Если бы тот появился на полгода раньше… Вдруг он весь похолодел. А может быть, Берк стал убийцей?! И Берк, и Хэнсон — его пациенты. Они легко могли встретиться. Несколько раз за последние месяцы Берк опаздывал. Возможно, столкнулся с Хэнсоном в подъезде. Несколько таких случайных встреч могли спровоцировать паранойю, и он вообразил, будто Хэнсон следит за ним. А что касается Кэрол, то Берк видел ее всякий раз, когда входил в приемную. Не исключено, что больное воображение усмотрело опасность и проговорило ее к смерти. Как давно Берк по-настоящему психически болен? Случайно ли жена и дети погибли при пожаре? Нужно это выяснить.

Он открыл дверь в приемную:

— Входите!

Анна Блейк, воплощенная грация, встала и двинулась навстречу с теплой улыбкой на лице. У Джада, как и в прежнюю встречу, екнуло сердце. Это первая женщина после Элизабет, так эмоционально взволновавшая его.

Они совсем не похожи. Элизабет была хрупкой голубоглазой блондинкой. У Анны Блейк — черные волосы и невероятные фиолетовые глаза, обрамленные длинными темными ресницами. Высокая, прекрасно сложенная, отнюдь не худая. Умное, сосредоточенное лицо аристократической красоты. Полное впечатление неприступности, если бы не живые глаза, излучающие теплоту. Низкий бархатный голос с легкой хрипотцой.

Анне было лет двадцать пять, и она, несомненно, самая красивая женщина, какую Джад когда-либо видел. Но не только красота потрясла его. В ней была почти осязаемая влекущая сила. Ему казалось, будто он знает Анну целую вечность. Чувства, давным-давно умершие, вдруг ожили, поразив Джада своей глубиной.

Впервые Анна пришла на прием три месяца назад без предварительной договоренности. Кэрол объяснила, что у доктора совершенно нет свободного времени и он не берет новых пациентов. В ответ Анна спокойно спросила, можно ли подождать. Она просидела в приемной два часа, и Кэрол, сжалившись, провела ее к Джаду.

Неожиданное явление столь сильно его потрясло, что в первые мгновения он не совсем отчетливо воспринимал ее объяснения. Помнил лишь, будто предложил присесть, и она представилась: Анна Блейк, домохозяйка. И еще, кажется, поинтересовался, чем может быть полезен. Несколько поколебавшись, она не ответила прямо на вопрос, только пояснила: дескать, не уверена, происходят ли с ней какие-то странности, но ее приятель, врач, упомянул однажды о докторе Стивенсе как об одном из лучших психоаналитиков. «Кто этот врач?» — спросил Джад. Она смущенно промолчала. «Наверное, наткнулась на мою фамилию в телефонном справочнике», — подумал он.

Джад попытался втолковать — все расписано, в городе много прекрасных аналитиков, он готов назвать с десяток. Все напрасно. Анна спокойно, но твердо заявили: дескать, хочу лечиться у вас. В конце концов Джад согласился.

Внешне она казалась совершенно нормальной, хотя просматривались некоторые признаки стрессового состояния, и он подумал: случай относительно простой, справиться будет легко. Пришлось нарушить заведенное привило — не брать ни одного пациента без рекомендации другого врача, и час, отведенный на обед, посвятить Анне. За прошедшие две недели она приходила четыре раза, но Джад не слишком далеко продвинулся, по крупинке выуживая сведения о ее жизни. Несравненно больше узнал о самом себе: похоже, влюбился, впервые после Элизабет.

Во время первой беседы Джад спросил, любит ли она мужа, и, презирая себя, надеялся услышать отрицательный ответ. Но она сказала:

— Да. Он добрый человек и очень сильный.

— Скажите, он относится к вам по-отечески?

Анна глянула на него своими неправдоподобно фиолетовыми глазами:

— Нет, мне не нужен отец в образе мужа. У меня было счастливое детство.

— Где вы родились?

— В Ривере, небольшом городке под Бостоном.

— Ваши родители живы?

— Отец жив. Мать умерла от удара, когда мне было двенадцать лет.

— Ваши родители хорошо относились друг к другу?

— Да. Очень.

Оно и видно по тебе, радостно подумал Джад. Он часто сталкивался с болью, со страданиями, с отклонениями от нормы и присутствие Анны воспринимал подобно свежему весеннему дуновению.

— У вас есть братья и сестры?

— Нет. Я единственный ребенок. Избалованное чадо. — И улыбнулась ему дружелюбной, искренней улыбкой, лишенной жеманства.

Она жила за границей с отцом, который работал в госдепартаменте, а когда отец снова женился и переехал в Калифорнию, пошла работать в ООН переводчиком, ибо хорошо владела французским, итальянским и испанским. С будущим мужем познакомилась на Багамах, где проводила отпуск. Сначала он — владелец строительной фирмы — Анне не понравился, но был настойчивым и верным поклонником. Через два месяца они вступили в брак и поселились в поместье по Нью-Джерси. С тех пор прошло полгода.

Все это Джад выведал за шесть визитов, но до сих пор так и не понял, что ее тревожит. она скупо и неохотно отвечала на его расспросы.

— Вы беспокоитесь по поводу вашего мужа, миссис Блейк? — спросил он при первой встрече.

Последовало молчание.

— Вы с мужем физически совместимы? — не оставлял своих попыток Джад.

С недоумением:

— Да…

— Вы подозреваете его в связи с другой женщиной?

Как бы развеселившись:

— Нет!

— У вас есть любовник?

Сердито:

— Нет.

Он задумался, стараясь подобрать возможные подходы и опрокинуть невидимый барьер. Решился на массированную атаку: идти напролом, пока не почувствует, где зарыта собака.

— Вы ссоритесь по поводу денег?

— Нет. Он очень щедрый.

— Есть проблемы с родственниками?

— Он — сирота. Мой отец живет в Калифорнии.

— Вы или ваш муж увлекаетесь наркотиками?

— Нет.

— Вы подозреваете мужа в гомосексуализме?

Тихий, беззлобный смех, словно ручеек журчит по камушкам:

— Нет.

Он ринулся дальше, другого выхода не было.

— Вступали в половую связь с женщинами?

С упреком:

— Нет.

Джад затрагивал алкоголизм, фригидность, страшащую ее беременность и прочие вопросы, пришедшие на ум. И каждый раз она смотрела на него задумчивыми, умными глазами и просто качала головой. А когда настаивал, пытаясь загнать в угол, она сопротивлялась:

— Пожалуйста, потерпите. Не надо так круто.

Окажись на ее месте кто-то другой, он скорее всего отказал бы ему. Но в данном случае считал себя обязанным помочь. И их встречи продолжались.

Вскоре Джад уступил, предоставив ей возможность говорить на любую тему. Она объехала с мужем десятки стран, встречалась с необыкновенными людьми. У нее был острый ум и великолепное чувство юмора. Как обнаружилось, им нравились одни и те же книги, одна и та же музыка, одни и те же спектакли. Она по-дружески, относилась к Джаду, но ни разу не показала, что он для нее несколько больше, чем просто врач. Горькая ирония судьбы: многие годы он подсознательно искал такую женщину, и теперь, когда она вдруг появилась, вынужден лишь облегчать ее проблемы и отправлять обратно к мужу.

Итак, Анна Блейк вошла в кабинет. Джад пододвинул стул к дивану и ждал, когда она ляжет.

— Нет, — сказала она спокойно. — Я заглянула только узнать, не могу ли помочь.

Он не сводил с нее глаз, не произнося ни слова. От неожиданного участия потеплело на душе, страшное напряжение, в котором он пребывал второй день, вдруг стало отпускать. И возникло желание все ей рассказать. О давящем кошмаре, о Макгриви и его идиотских подозрениях. Но, увы, это невозможно. Он врач, она пациентка. Хуже того: он ее полюбил, полюбил недосягаемую женщину, мужа которой в глаза не видел.

Она смотрела на него, а он лишь кивал головой, опасаясь вымолвить хоть слово и ненароком выдать себя.

— Мне так нравилась Кэрол, — сказала Анна. — Кому нужно было убивать ее?

— А у полиции есть версии?

«И еще какие! — подумал Джад с горечью. — Если бы только Анна знала…»

— Да, кое-какие прикидки есть, — ответил он.

— Понимаю ваше состояние сейчас, поэтому хотела выразить свое глубокое сочувствие. Хотя не была уверена, что застану. Я не собиралась приходить. Тем не менее пришла. И поскольку мы оба здесь, почему бы немного не поговорить о вас?

Анна помолчала. Сердце Джада бешено забилось: «Боже! Молю тебя, не дай ей меня покинуть!»

— На следующей неделе мы с мужем уезжаем в Европу.

— Замечательно, — еле выдавил из себя он.

— Боюсь, зря отняла у вас время, доктор Стивенс. Простите.

— Ну что вы! — воскликнул Джад вдруг севшим голосом. Она бросает его в беде. Конечно, не подозревая этого. Внутри все переворачивалось от физической боли — вот оно, расставание. Навсегда…

Анна открыла кошелек и вынула деньги. После каждого визита она платила наличными, в то время как другие пациенты присылали чеки.

— Нет, — вырвалось у Джада. — Вы заглянули сюда как друг. Я… очень вам признателен.

И тут сделал то, чего не позволял себе ни с одним пациентом:

— Пожалуйста, приходите еще!

Она спокойно воззрилась на него:

— Зачем?

«Потому что я не в состоянии отпустить тебя так быстро, — думал он. — Потому что уже никогда не встречу такую, как ты. Потому что нестерпимо жаль, что не встретил тебя раньше, первым. Потому что я люблю тебя». Вслух же сказал:

— Мне кажется, нужно подытожить нашу работу. Побеседовать еще, дабы удостовериться, что у вас все в порядке.

Она озорно улыбнулась:

— То есть мне нужно сдать выпускной экзамен?

— Что-то в этом роде. Договорились?

— Ну, если вы хотите, конечно. — Она встала. — Я чувствую себя виноватой, у вас со мной ничего не получилось. Но уверена — вы замечательный врач. Если вам когда-либо понадобится моя помощь, я приду.

Анна протянула руку, и он ее взял. Рука была теплая, крепкая. Он ощутил, как между ними пробежал электрический ток, некогда ему знакомый, и взмолился, чтобы она ничего не заметила.

— До пятницы, — произнесла Анна.

— До пятницы!

5

Остаток дня прошел как в тумане. Некоторые пациенты упоминали об убийстве Кэрол, хотя заняты были только собой и своими бедами. Джад старался сконцентрироваться, но мысли разбегались. Надо прослушать все записи, вдруг на что-то не обратил внимания.

В семь часов, отпустив последнего пациента, Джад подошел к потайному шкафчику и налил крепкого скотча. Виски взбодрило, и он вспомнил, что не завтракал и не обедал. При мысли о еде тошнота подступила к горлу. Он сел на стул и стал думать об убийствах. В историях болезни не было ничего, что могло бы заставить кого-либо из пациентов пойти на преступление. Если это шантажист, он вполне мог попытаться выкрасть их. Но шантажисты — трусы, спекулирующие на слабостях людей, и если Кэрол застала взломщика на месте преступления, скорее всего он убил бы ее быстро, одним ударом, а не стал бы мучить. Здесь что-то другое.

Джад долго сидел, перебирая в уме события последний двух дней. Наконец тяжело вздохнул — ничего заслуживающего внимания. Взглянул на часы и удивился, как уже поздно.

Лексингтон-авеню была пустынна, только вдалеке маячил одинокий пешеход. Джад поймал себя на мысли об Анне: что она сейчас делает? Наверное, дома обсуждает с мужем, как прошел его рабочий день. Или уже в постели и… «Прекрати!» — сказал он себе.

На улице машин не было, поэтому, не дойдя до перехода, Джад решил взять наискосок, чтобы поскорее попасть в гараж. На середине проезжей части он услышал шум и обернулся. В десяти футах прямо на него мчался огромный черный лимузин с выключенными фарами. Громко шуршали шины, пытаясь справиться с гололедом.

«Пьяный идиот, — подумал Джад. — Разобьется ведь!» В поисках спасения он бросился к тротуару. Слишком поздно — водитель вильнул следом, набирая скорость, в явном намерении сбить его.

Последнее, что осталось в памяти, — сильный удар в грудь, отдавшийся, как раскат грома. В меркнущем сознании темная улица взорвалась вдруг ярким пламенем. И в это мгновение Джад понял, почему убили Джона Хэнсона и Кэрол Робертс. Бурная радость охватила его: «Нужно сказать Макгриви». Потом свет померк. Наступила тишина и полная тьма.

Сообщение из больницы о наезде на пешехода поступило на коммутатор в начале одиннадцатого и было тут же переключено на бюро сыска. В эту ночь работы в участке было невпроворот. Погода способствовала разбойным нападениям и изнасилованиям. На опустевших улицах хозяйничали преступники. Большинство детективов разъехались на вызовы, в отделе оставались только Фрэнк Анжели и сержант, допрашивающий подозреваемого в поджоге.

К телефону подошел Анжели. Звонила сестра из городской больницы, куда доставили пострадавшего. Он требовал лейтенанта Макгриви, но тот отлучился в Центральную картотеку. Когда сестра назвала имя пострадавшего, Анжели сказал, что немедленно выезжает.

Анжели клал на рычаг трубку, когда вошел Макгриви. Анжели сразу же рассказал о звонке и добавил:

— Нужно немедленно ехать в больницу.

— Подождет. Сначала поговорю с начальником того участка, где произошел несчастный случай.

Пока Макгриви набирал номер, Анжели вспомнил о своем недавнем разговоре с начальником девятнадцатого участка Бертелли и подумал, знает ли о его содержании Макгриви.

— Лейтенант Макгриви — хороший полицейский, — сказал тогда Анжели, — но, боюсь, он во власти того, что случилось пять лет назад.

Капитан Бертелли посмотрел на него долгим холодным взглядом.

— Вы обвиняете лейтенанта в фабрикации дела на доктора Стивенса?

— Я ни в чем его не обвиняю. Просто считаю, что вы должны быть в курсе.

— О'кей, — сказал начальник, и они расстались.

Макгриви говорил по телефону три минуты, ворчал и что-то записывал, а Анжели нетерпеливо ходил взад-вперед. Вскоре оба детектива мчались на служебной машине в направлении больницы.

Палата Джада находилась на шестом этаже, в конце длинного, мрачного коридора, пропитанного тошнотворно сладким специфическим запахом.

— В каком он состоянии, сестра? — спросил Макгриви.

— Об этом вам скажет врач, — сухо заявила она. Затем медленно, с неохотой добавила: — Он чудом остался жив. Повреждение ребер и левой руки, подозрение на сотрясение мозга.

— Он в сознании? — спросил Анжели.

— Нам стоит огромных усилий удерживать его в постели, — ответила сестра и повернулась к Макгриви: — Он все время твердит, что ему необходимо вас видеть.

Они вошли в палату. Все шесть коек были заняты. Сестра показала на дальний угол.

Джад полулежал на высоко взбитых подушках. Лицо бледное, лоб заклеен большим пластырем, левая рука на перевязи.

Первым заговорил Макгриви:

— Слышал, с вами произошел несчастный случай.

— Это не несчастный случай. Кто-то пытался убить меня. — Джад говорил слабым дрожащим голосом.

— Кто? — спросил Анжели.

— Не знаю, но все сходится, — он повернулся к Макгриви. — Убийцам не были нужны и Джон Хэнсон и Кэрол. Им нужен был я.

Макгриви с удивлением посмотрел на него:

— Откуда такая уверенность?

— Хэнсона убили, потому, что на нем был мой желтый макинтош. Они, должно быть, видели, как я в нем входил в здание. И Хэнсона приняли за меня.

— Правдоподобно, — промолвил Анжели.

— Ну конечно, — сказал Макгриви, обращаясь к Джаду. — А когда до них дошло, что убрали не того, они явились в ваш кабинет, сорвали с вас одежду, обнаружили, что вы — маленькая цветная девушка и, обезумев от злости, забили до смерти.

— Кэрол убили, застав ее там, где рассчитывали застать меня, — сказал Джад.

Макгриви вытащил из кармана свои записи.

— Я только что разговаривал с начальником участка, на территории которого произошел несчастный случай.

— Это не несчастный случай.

— В протоколе полиции зарегистрировано, что вы неосторожно переходили улицу.

Джад уставился на него.

— Неосторожно переходил? — повторил он еле слышно.

— Вы переходили в неуказанном месте, доктор.

— Машин не было, и я…

— Была машина, — поправил Макгриви. — Только вы ее не заметили. Шел снег, и ни черта не было видно. Вы появились неожиданно. Водитель резко нажал на тормоз, машину занесло, и вас задело. Он запаниковал и смылся.

— Все было совсем не так — водитель ехал с потушенными фарами.

— И вы считаете это доказательством, что человек за рулем убил Хэнсона и Кэрол Робертс?

— Кто-то пытался убить меня, — настойчиво повторил Джад.

Макгриви покачал головой:

— Не пройдет, доктор.

— Что не пройдет?

— Неужели вы полагаете, что я, как последний дурак, буду гоняться за мифическим убийцей, а вы выйдете сухим из воды? — В его голосе появились металлические нотки: — Вы знали, что Кэрол Робертс беременна?

Джад закрыл глаза и уронил голову на подушку. Так вот о чем хотела поговорить с ним Кэрол. Он ведь почти догадывался об этом. А теперь Макгриви думает…

— Нет. — сказал он через силу, — не знал.

В голове опять застучало, словно молотом било. Джад сделал несколько глотательных движений, чтобы справиться с подступающей тошнотой. Хотел было нажать на кнопку и вызвать сестру, но сдержался: такого удовольствия Макгриви он не доставит.

— Я заглянул в картотеку, — сказал тот. — Что скажете, если сообщу, что ваша сообразительная секретарша прежде была проституткой.

Молот в голове бил все сильнее.

— Вы знали это, доктор Стивенс? Можете не отвечать. Я за вас отвечу. Вы подобрали ее в суде четыре года назад. Она привлекалась за приставание к мужчинам на улице. Не безрассудно ли столь уважаемому врачу нанимать дешевую шлюху?

— Никто не рождается проституткой, — сказал Джад. — Я пытался помочь шестнадцатилетней девочке использовать свой шанс в жизни.

— И заиметь чернозадую любовницу.

— Ах ты, грязный подонок!

Макгриви ухмыльнулся:

— Куда вы отвезли Кэрол после той ночи в суде?

— К себе домой.

— И она там ночевала?

— Да.

Макгриви осклабился:

— Вот умник! Подобрал в суде хорошенькую молоденькую шлюху и отвез на ночь к себе. Зачем? Играть в шахматы? Если вы действительно не спали с ней, тогда, едрена корень, все говорит за то, что вы — гомосексуалист. Вот и соображай, с кем вы трахались. Уверен, что с Джоном Хэнсоном. А если все-таки переспали с Кэрол, вероятнее всего, связь продолжалась до тех пор, пока она от вас не забеременела. И у вас хватает нахальства лежать здесь и рассказывать небылицы о маньяке в машине, который намеренно сбил вас и бегает по городу, убивая людей.

Макгриви круто повернулся и, широко шагая, вышел из палаты.

Пульсация в голове Джада стала невыносимой. Анжели смотрел на него с тревогой.

— Вам нехорошо?

— Вы должны мне помочь, — сказал Джад устало. — Кто-то пытается убить меня. — Эти слова отдались в его ушах погребальным звоном.

— Зачем, доктор?

— Не знаю.

— У вас есть враги?

— Нет.

— А любовница? Может быть, замужняя женщина?

Джад покачал головой, и это движение усугубило боль.

— Наследство, и кому-то из родственников надо убрать вас с дороги?

— Нет.

Анжели вздохнул:

— Итак, никто не заинтересован в вашей смерти. Ну, а пациенты? Вы бы дали список.

— Не могу.

— Да нам нужны только фамилии.

— Извините. — Говорить было очень трудно. — Если бы я был зубным врачом или мозолистом, тогда другое дело. Но у больных людей беда. У некоторых — серьезная. Если начнете допрашивать, разрушите надежды, уничтожите их доверие ко мне. Я уже не смогу помочь.

В полном изнеможении он откинулся на подушки. Анжели спокойно наблюдал за ним, потом спросил:

— Как называется человек, думающий, что все хотят его убить?

— Параноик, — ответил Джад. И, увидев выражение лица Анжели, промолвил: — Уж не считаете ли вы, что я…

— Поставьте себя на мое место, — сказал Анжели. — Если бы здесь лежал я и говорил то, что говорите вы, а вы были бы моим врачом, что пришло бы вам в голову?

Боль стала нестерпимой, и Джад прикрыл глаза. Голос Анжели произнес:

— Меня ждет Макгриви.

Джад пошевелился:

— Подождите. Дайте мне возможность доказать, что я говорю правду.

— Как?

— Если кто-то задался целью убить меня, он попытается еще раз. Нужно, чтобы около меня кто-то был. При следующей попытке убийцу можно будет схватить.

— Доктор Стивенс, если кто-то действительно хочет убить вас, то вся полиция не помешает этому. Не достали сегодня — достанут завтра. Не здесь. так в другом месте. Будь вы король, президент или простой смертный. Человеческая жизнь — тоненькая ниточка, не займет и секунды, чтобы оборвать ее.

— Так что же, ничего нельзя сделать?

— Могу дать совет. Врежьте новые замки в квартире, проверьте рамы, они должны быть надежно укреплены. Не впускайте незнакомых. Никаких посыльных, если только сами не делали заказ.

Джад кивнул, горло пересохло и болело.

— В доме есть швейцар и лифтер. Вы им доверяете?

— Швейцар у нас уже десять лет. Лифтер — восемь. Ручаюсь, это порядочные люди.

Анжели кивнул:

— Хорошо. Пусть смотрят в оба, попросите их. Если они будут настороже, никто незаметно не проникнет в квартиру. А как насчет кабинета? Будете нанимать регистраторшу?

Джад представил новую девушку, сидящую за столом Кэрол. От бессильного гнева по телу пробежала дрожь.

— Не сейчас.

— Можно нанять мужчину.

— Я подумаю.

Анжели повернулся, чтобы идти, но остановился.

— Мне пришла в голову мысль, — сказал он неуверенно, — но не знаю…

— Да? — В вопросе прозвучала подобострастная нотка, и Джаду стало противно.

— Тот человек, который убил напарника Макгриви…

— Зифрин.

— Он действительно сумасшедший?

— Да. Его отправили в Мэттиванскую городскую клинику для психически больных преступников.

— Он ведь может винить вас в том, что его упрятали в дурдом. Проверю, не сбежал ли он. Позвоните мне утром.

— Спасибо, — поблагодарил Джад.

— Это моя работа. Если вы в чем-то замешаны, я помогу Макгриви разоблачить вас.

Анжели направился к двери, но опять задержался:

— Не проболтайтесь, что я навожу справки о Зифрине.

— Хорошо.

На прощание они улыбнулись друг другу.

Ранним утром навестить больного пришли Питер и Нора Хэдли. Они узнали о несчастном случае из последних новостей по радио.

Питер был одного возраста с Джадом, правда, несколько ниже ростом и тщедушнее. Оба родились в одном городе в штате Небраска, и оба стали врачами.

Нора приехала из Англии. Круглолицая блондинка с колыхающейся грудью, явно великоватой для ее пяти футов и трех дюймов роста. Живая и приятная в общении, быстро сходящаяся с людьми.

— Ну и видок у тебя, — протянул Питер, критически рассматривая Джада.

— Весьма профессиональный взгляд, доктор. Что называется, внимательное отношение к больному.

Голова у Джада почти прошла, а острая боль в теле чуточку унялась.

Нора принесла букет гвоздик.

— Мы купили тебе цветочки, дорогой, — сказала она. — Бедный, милый старикашечка. — Она нагнулась и поцеловала его в щеку.

— Как это случилось? — поинтересовался Питер.

Джад ответил не сразу:

— Дорожно-транспортное происшествие. Водитель скрылся.

— Все навалилось одновременно. Я читал о бедной Кэрол.

— Кошмар, — вставила Нора. — Она мне так нравилась.

У Джада перехватило горло:

— Мне тоже.

— Хоть бы поймали мерзавца.

— Этим занимаются.

— В сегодняшней газете написано, будто некий лейтенант готов кого-то арестовать. Ты что-нибудь об этом слышал?

— Вполне достаточно, — сухо проронил Джад. — Макгриви с удовольствием сообщает мне новости.

— Никогда не знаешь, как работает полиция, пока не испытаешь на собственной шкуре, — заявила Нора.

— Доктор Хэррис позволил мне взглянуть на рентгеновские снимки. Неприятные ушибы, хотя сотрясения нет. Через несколько дней тебя выпишут.

Они поболтали еще полчаса, умышленно избегая говорить о Кэрол. Хорошо хоть, супруги не знают, что Джон Хэнсон был пациентом Джада. Макгриви по причинам, ведомым только ему, не дал эти сведения газетчикам.

Когда они собрались уходить, Джад попросил Питера задержаться и рассказал о Хэррисоне Берке.

— Извини, — сказал Питер. — Я знал его состояние, когда направлял к тебе, но надеялся, что еще не все упущено. Естественно, ты должен от него отказаться.

— Сделаю это, как только выберусь отсюда, — ответил Джад, покривив душой. Он не хотел отправлять Берка в клинику. Пока не хотел. Сначала надо выяснить, мог ли тот совершить два убийства.

— Если что-либо понадобится, старина, звони.

И Питер ушел.

Джад лежал и обдумывал свои дальнейшие шаги. Ни у кого не было достаточного повода убить его, и оставалось предположить, что покушение совершил психически неуравновешенный человек, почему-либо им недовольный. Под эту категорию походили лишь Хэррисон Берк и Амос Зифрин. Если в то утро, когда убили Хэнсона, Берк не имел алиби, следует попросить детектива Анжели заняться им. А если имел, то убийца — Зифрин.

Мучительное состояние депрессии пошло на убыль. Только необходимо побыстрее выбраться отсюда. Джад вызвал сестру и сказал, что хочет видеть доктора Хэрриса. Через десять минут в палату вошел Сеймур Хэррис, человек-гном с ярко-голубыми глазами и черными пушистыми баками. Джад давно его знал и очень уважал.

— Проснулась наша спящая красавица. Выглядите ужасно.

Джаду надоело это выслушивать.

— Я прекрасно себя чувствую, — солгал он. — И хочу уйти.

— Когда?

— Сейчас.

Доктор Хэррис осуждающе посмотрел на него:

— Да вы только появились здесь. Побудьте несколько дней. Я пришлю вам несколько хорошеньких сестричек, чтобы не было скучно.

— Спасибо, Сеймур. Но мне действительно нужно идти.

Доктор Хэррис вздохнул:

— Хорошо. Вы сами врач. Лично я и кошку бы не выпустил на улицу в таком состоянии. — Он проницательно посмотрел на Джада. — Еще чем-нибудь могу помочь? — Джад покачал головой. — Я попрошу мисс Бедпен принести вашу одежду.

Через полчаса девушка из регистратуры вызвала такси. И в 10.15 он был у себя в кабинете.

6

Его первая пациентка, Тери Уошберн, уже ждала в коридоре. Двадцать лет назад она была звездой первой величины на голливудском небосклоне. Однако карьера оборвалась: звезда вышла замуж за лесопромышленника из Орегона и исчезла из поля зрения. С тех пор Тери поменяла пять или шесть мужей и теперь жила в Нью-Йорке с последним мужем, занимающимся импортом.

Джад шел по коридору, а она сверлила его злым взглядом.

— Ну… — выпалила Тери. Но отрепетированная речь, полная упреков, замерла на губах, когда она увидела его лицо. — Что случилось? У вас такой вид, будто вы разнимали двух похотливых самцов.

— Да ерунда. Простите, что опоздал.

Двадцать лет назад Тери Уошберн была необычайно хороша собой, и следы былой красоты еще не исчезли. Взгляд добрый и невинный, глаза огромные. Таких глаз он ни у кого не видел. Ножки стройные, комплекция потрясающая. Страстный рот, правда, окруженный морщинками, но еще чувственный, округлая и упругая грудь в подчеркивающем форму бюстгальтере. Джад подозревал, что она делает инъекции силикона, но не спрашивал — пускай сама выкладывает.

Большинству пациенток казалось, будто они влюблены в него: естественная трансформация отношений от «пациентка — врач» к «пациентка — покровитель — любовник». Но с Тери дело обстояло иначе. Она пыталась соблазнить его с той самой минуты, как вошла в кабинет, старалась возбудить интерес к себе всеми доступными способами, а уж в этом Тери особая искусница. В конце концов пришлось предупредить: если не будет вести себя достойно, он отправит ее к другому врачу. Тогда Тери изменила тактику: стала изучать его, нащупывая слабое место.

Тери попала к Джаду по рекомендации известного английского медика после громкого международного скандала в Антибе. Репортер светской хроники на страницах французской газеты подробно расписал, как во время морской прогулки она переспала с тремя братьями владельца яхты, с которым была обручена. Сам жених ненадолго отлучился по делам в Рим. Репортер публично покаялся, а потом его без шума уволили и историю замяли.

На первой же встрече Тери хвастала, что все это правда.

— Безумие какое-то, — говорили она. — Мне постоянно нужен мужчина, никак насытиться не могу.

Она провела руками по бедрам, задрав юбку, и невинно глянула на Джада:

— Ты усваиваешь, о чем я толкую, милый?

С тех пор Джад узнал немало разных разностей. Она была родом из маленького шахтерского городка в Пенсильвании.

— Мой отец — поляк, бывало, слова из него не вытянешь. Он работал литейщиком, каждую субботу, получив зарплату, напивался и колошматил свою старуху. Не упускал единственного удовольствия в жизни.

В тринадцать лет она сообразила, что с вполне оформившейся фигурой и ангельским личиком можно подзаработать деньжат, проводя время с шахтерами на свалке промышленных отходов. Когда папаша узнал об этом, то ворвался в их хибарку, что-то неразборчиво вопя по-польски, и выставил за дверь мать. Заперся на ключ, снял с себя ремень и сперва избил Тери, а потом изнасиловал.

— В тот день я последний раз видела отца и мать.

— Вы убежали? — спросил Джад.

Тери от удивления аж приподнялась на диване:

— Что-о?!

— Ну, после того, как вас изнасиловал отец…

— Убежала? — выдохнула Тери. Она откинула голову и закатилась смехом. — Мне понравилось. Это мамаша, сучка поганая, вытурила меня.

Сегодня Джад сразу же включил магнитофон.

— О чем бы вам хотелось поговорить?

— О соитии, — не задумываясь, выпалила она. — Не худо бы провести психоанализ и выяснить, отчего вы такой правильный!

Он пропустил ее слова мимо ушей.

— Почему вы думаете, что смерть Кэрол связано с сексом?

— Потому что все напоминает мне о сексе, милый.

Она поерзала на диване, и юбка задралась.

— Одерните юбку, Тери.

Невинный взгляд:

— Извините… Зря вы не пришли в субботу вечером. Был грандиозный день рождения.

— Расскажите.

Помолчав, она произнесла тоном, в котором прозвучали незнакомые нотки озабоченности:

— А вы не станете меня презирать?

— Я уже говорил: не ждите от меня оценки ваших поступков. Единственно значимое мнение — ваше собственное. Мы сами вырабатываем для себя правила поведения. Без них нет общения с людьми. Но никогда не забывайте — эти правила искусственные.

После небольшой паузы она принялась рассказывать:

— Играл джаз. Мой муж пригласил шесть музыкантов. — Она повернула голову и взглянула на него: — А вы не потеряете ко мне уважения?

— Я хочу помочь вам. Мы совершаем поступки, за некоторые нам порой стыдно, но это не значит, что мы вправе повторять их.

Какое-то мгновение она внимательно смотрела на него, затем продолжила:

— Я когда-нибудь говорила о своих подозрениях, что мой муж Гарри импотент?

— Да.

Это был ее конек.

— Мы никогда не спали вместе с тех пор, как поженились. Он всегда, чтоб ему пусто было, находил предлог… Ну… — Она с горечью скривила губы. — Ну… В субботу вечером я перетрахалась со всем оркестром, а Гарри при сем присутствовал.

И тут она заплакала.

Джад подал бумажный носовой платок и снова сел, не спуская с нее глаз.

Ни разу в жизни Тери Уошберн не досталось чего-либо даром — за все приходилось расплачиваться. Поначалу в Голливуде она устроилась в забегаловку, вернее, в заезжаловку, куда клиенты подкатывали на своих машинах и, сидя в них, получали заказ. Львиная доля зарплаты перетекала в руки третьеразрядного театрального репетитора. Через неделю уговоров Тери перебралась к нему, где пришлось ишачить по хозяйству, а актерское мастерство демонстрировать в спальне. Вскоре стало ясно, что эти занятия ни к чему путному не приведут. Она послала его куда подальше и нанялась кассиршей в аптеку при гостинице в фешенебельном пригороде Беверли-Хиллз. Однажды, в канун Рождества, туда заскочил важный кинодеятель, искавший подарок для жены. Бросив взгляд на Тери, оставил визитную карточку и велел позвонить. На первой пробе она держалась натянуто, ничего не умела, тем не менее зацепилась благодаря внешним данным: необыкновенной красоте лица и фигуры да еще потрясающей фотогеничности.

За первый же год Тери снялась раз десять в маленьких эпизодических ролях. Появились поклонники, стали приходить письма. Ей предложили более значительные роли. Но в конце года от сердечного приступа умер ее покровитель, и Тери испугалась — неужели выгонят? Напротив, новый босс сказал, что возлагает на нее большие надежды. Подписав очередной контракт, получила порядочную сумму, сняла квартиру с ванной и зеркалами. Добилась-таки главных ролей, правда во второсортных картинах. Между тем все больше людей выкладывали свои денежки, посещая фильмы с ее участием. И Тери Уошберн стала кинозвездой первой величины.

Все это было давным-давно, а сейчас Джад испытывал к ней, лежащей на диване и старающейся подавить рыдания, острое чувство жалось.

— Дать воды? — спросил он.

— Н-нет, — вымолвила она, — все в п-порядке.

Затем наскоро утерла слезы и высморкалась.

— Извините, — сказала Тери, — садясь. — Веду себя, как последняя идиотка.

Джад терпеливо ждал, когда пациентка успокоится.

— Почему я выхожу замуж за таких, как Гарри?

— Вопрос по существу. А вы сами знаете?

— Я-то откуда знаю, черт возьми! — выпалили Тери. — Не я, а вы психоаналитик. По-вашему, я пошла бы за них, если бы знала, какие они ничтожества?

— А по-вашему?

В крайнем изумлении она уставилась на него.

— Так вы уверены, что пошла бы? — В ярости Тери вскочила на ноги. — Грязный ублюдок! Думаешь, я перетрахала оркестр с удовольствием?

— Я разве нет?

Не помня себя от злости, Тери схватила вазу и запустила в него. Ваза задела за стол и разлетелась вдребезги.

— Удовлетворены ответом?

— Нет. Ваза стоит двести долларов. Запишу на ваш счет.

Тери в замешательстве глядела на него.

— Действительно нравилось? — прошептала она.

— Вам самой придется ответить на этот вопрос.

— Неужели я больна? — почти беззвучно произнесла она. — Господи, я больна. Пожалуйста, помогите мне, Джад. Помогите!

Джад подошел к ней:

— Это вы помогите мне помочь вам.

Она молча закивала головой.

— Идите домой и проанализируйте свои чувства. Не тогда, когда поступаете подобным образом, а перед тем. Подумайте, что вас подталкивает. Когда поймете — больше узнаете о себе.

Какое-то мгновение Тери напряженно смотрела на него, потом лицо ее прояснилось.

— Вы потрясающий мужик, — сказала она, беря сумочку и перчатки.

— Увидимся на следующей неделе?

— Да.

Он открыл дверь в коридор и выпустил Тери.

Джад знал, в чем ее проблема, но хотел, чтобы она сама докопалась до истоков. Пускай поймет: любовью не торгуют, она дается бесплатно. А поймет лишь тогда, когда поверит, что сама достойна любви. До тех пор, вероятно, будет покупать ее, расплачиваясь единственной имеющейся в ее распоряжении валютой — собственным телом. Джад раздумывал над этим, и сердце его сжималось, ибо представлял, как она терзается, как ненавидит себя. Но помочь мог, только притворяясь холодным и бесстрастным. Конечно, многим пациентам он казался слишком равнодушным к их бедам, этаким вещуном, снисходительно раздающим советы с высоты Олимпа. А на самом деле глубоко переживал все их жизненные сложности. Они бы очень удивились, ненароком узнав, как часто в ночных кошмарах Джаду являлись злые силы, одолевавшие их самих.

Убрав пленку Тери Уошберн, Джад снова оказался наедине с собственными проблемами. Подошел к телефону и набрал номер девятнадцатого участка. Девушка соединила его с сыскным отделом. В трубке рявкнул густой бас:

— Лейтенант Макгриви!

— Будьте добры, детектива Анжели.

— Минутку.

Трубку положили на стол, затем снова взяли.

— Детектив Анжели.

— Это Джад Стивенс. Вы выяснили то, о чем я вас просил?

Анжели ответил не сразу.

— Я узнавал, — сказал он осторожно.

— Говорите только «да» или «нет». — Джад почувствовал сердцебиение и с трудом задал следующий вопрос:

— Зифрин все еще в Мэттиване?

Казалось, прошла вечность, прежде чем последовал ответ:

— Да, он еще там.

Волна разочарования захлестнула Джада.

— Гм-м, понятно.

— Весьма сожалею.

— Благодарю, — сказал Джад и медленно положил трубку.

Остается Хэррисон Берк, безнадежный параноик, уверенный в том, что все хотят его убить. Может быть, Берк решил нанести удар первым? Джон Хэнсон вышел из кабинета в понедельник в 10.50 и через несколько минут был убит. Нужно выяснить, был ли в это время Берк на работе. Джад нашел его телефон и набрал номер.

— Международная сталелитейная корпорация, — ответил бесстрастный голос, напоминающий автомат.

— Будьте добры, мистера Хэррисона Берка.

— Мистера Хэррисона Берка… Минутку…

Джад очень надеялся, что трубку возьмет секретарша. А вдруг она отлучилась и ответит сам Берк?

— Офис мистера Берка.

Слава Богу, девичий голос.

— Это доктор Джад Стивенс. Не могли бы вы дать мне кое-какую информацию?

— О да, доктор Стивенс! — В голосе прозвучала радость и мрачное предчувствие одновременно. Должно быть, секретарша знает, что Джад лечит шефа, и рассчитывает на его помощь. Чем это вызвано, что еще натворил Берк?

— Я по поводу счета мистера Берка… — начал Джад.

— Счета? — Она не пыталась скрыть разочарования.

Джад быстро продолжал:

— Моя регистраторша… она больше не работает… Проверяя записи, я обнаружил счет за его посещение в прошлый понедельник в 9.30. Не будете ли вы добры заглянуть в распорядок дня мистера Берка на то утро?

— Подождите, — сказала она. В голосе сквозило явное недовольство. Нетрудно разгадать ее мысли: шеф чокнулся, а доктора интересует одно — как бы не уплыли денежки. Прошло несколько минут, прежде чем опять подняли трубку.

— Боюсь, ваша регистраторша ошиблась, доктор Стивенс, — неприязненно сказала она. — Мистер Берк не мог быть на приеме в понедельник утром.

— Вы уверены? — настоятельно произнес Джад. — В книге записано… 9.30…

— Не знаю, что там записано, доктор. — Его бессердечие, по-видимому, разозлило ее. — Мистер Берк был на производственном совещании. Оно началось в 8.30.

— А он не мог отлучиться на час?

— Нет, доктор. Мистер Берк никогда не выходит во время рабочего дня. — Теперь в голосе слышался укор: «Неужели не сознаете — он болен? Что вы делаете, чтобы помочь ему?»

— Передать шефу, что вы звонили?

— Нет необходимости, — сказал Джад. — Спасибо.

Хотелось как-то подбодрить, успокоить ее, но он не имел права этого делать и повесил трубку.

Джад отдавал себе отчет, что события последних дней, если судить беспристрастно, довели его до ручки. Во взвинченном состоянии легко ошибиться. Если же рассуждать здраво, подумать совершенно не на кого. У него прекрасные отношения со всеми пациентами и вполне теплые — с друзьями.

Зазвонил телефон. Он сразу узнал низкий, глубокий голос Анны.

— Вы заняты?

— Нет. Могу говорить.

В ее голосе звучало беспокойство.

— Я читала, вас сбила машина. Хотела позвонить, но не знала как.

Он постарался ответить возможно беззаботнее.

— Ничего серьезного. Впредь буду переходить улицу по всем правилам.

— В газетах сообщается, что водитель скрылся.

— Верно.

— Нашли виновного?

— Нет. Наверное, какой-нибудь малолетний шалопай решил поразвлечься. «В черном лимузине с потушенными фарами», — мысленно добавил он.

— Вы уверены? — спросила Анна.

Далеко не простой вопрос.

— В чем? — тянул он время.

Она ответила не сразу.

— Не знаю. Просто — Кэрол убили. А теперь еще это.

Анна тоже связывала эти события.

— Такое впечатление, что какой-то маньяк вырвался на свободу.

— Если это так, — сказал Джад, — полиция его схватит.

— Вам что-нибудь угрожает?

У него потеплело на душе.

— Конечно, нет.

Наступила неловкая минута. Слова так и рвались наружу; но он сдерживался. Нельзя принимать вполне естественное беспокойство пациентки за нечто большее, чем обычное дружеское расположение. Просто Анна из тех людей, кто позвонит любому, кому плохо, и не более того.

— Мы все-таки увидимся в пятницу? — спросил Джад.

— Да. — В ее голосе прозвучала странная нотка. Неужели она передумала?

— Мы ведь условились, — быстро произнес он.

— Да. До свидания, доктор.

— До свидания, миссис Блейк. Спасибо за звонок. Большое спасибо.

Он повесил трубку, но продолжал думать об Анне. Интересно, понимает ли муж, как ему повезло. Какой он, ее муж? Из того немногого, что рассказала Анна, Джад создал образ привлекательного и заботливого человека. Умный, преуспевающий бизнесмен, жертвующий деньги на искусство, спортсмен. Такого неплохо иметь среди своих друзей. Конечно, при иных обстоятельствах. Что мучит Анну, какую проблему она боится обсудить с мужем? Или со своим доктором? У человека с ее характером это может быть всепоглощающее чувство вины за любовную связь до или после замужества. На Анна и случайные связи — вещи взаимоисключающие. Разве что поведает в пятницу, при последней встрече?

День быстро клонился к вечеру. Джад принял тех пациентов, которым не удалось дозвониться. Затем вынул пленку с записью последнего разговора с Берком и внимательно прослушал, делая какие-то пометки. Да, ничего не поделаешь. Придется утром позвонить начальству Берка и сообщить о его плачевном состоянии. Он выглянул в окно. Надо же, уже стемнело.

Неожиданно накатила страшная усталость, все тело как бы задеревенело. Ныли кости, в руке болезненно пульсировала кровь. Пора идти домой и полежать в горячей ванне. Он надел пальто и уже подходил к двери, когда зазвонил телефон.

— Доктор Стивенс, — сказал Джад, поспешно вернувшись.

Ответа не последовало, слышалось только тяжелое дыхание.

— Алло!

Молчание. Джад положил трубку. Нахмурившись, какое-то время постоял в ожидании. Наверное, неправильно набрали. Погасил везде свет, запер двери и пошел к лифтам. Служащие соседних контор давным-давно ушли. Ночные уборщики еще не явились, и в здании, кроме сторожа Байджлоу, похоже, никого не было. Подойдя к лифту, нажал кнопку вызова. Она не загорелась. Нажал еще раз. И в этот момент все лампы в коридоре погасли.

7

Джад стоял перед лифтом и почти физически ощущал липкую вязкость окутавшей его темноты. Сердце сначала замерло, потом учащенно забилось. Внезапный животный страх заполнил все существо, и он стал судорожно шарить по карманам в поисках спичек. Оказалось, они остались в кабинете. Может быть есть свет на нижних этажах? Медленно, ощупью он двинулся к двери на лестничную клетку. Но там тоже было темно. Держась за перила, шаркнул ногой по ступеньке. Вдруг далеко внизу мелькнул луч фонаря. Наконец-то появился сторож.

— Байджлоу! — истерически завопил он. — Байджлоу! Это доктор Стивенс!

Его голос от каменной стены и жутким эхом рассыпался по лестничной клетке. А между тем некто с фонарем молча и неумолимо поднимался вверх.

— Кто там? — резко выкрикнул Джад. И хотя эхо многократно повторило его слова, вопрос остался без ответа.

Джад уже знал, кто там. Его убийцы. По крайней мере, двое. Один вырубил в подвале электроэнергию, другой блокировал лестницу, чтобы не дать ему уйти.

Луч фонаря, стремительно приближаясь, сверкнул двумя этажами ниже. Джад похолодел от страха, сердцебиение напоминало удары парового молота, ноги стали ватными. Он быстро повернулся и устремился вверх по лестнице на свой этаж. Открыл дверь и остановился, прислушиваясь. вдруг его поджидают в темном коридоре?!

Шум шагов сзади нарастал. В горле пересохло, Джад осторожно пошел по темному коридору. Добрался до лифтов, начал на ощупь считать двери контор. И был уже у цели, когда дверь с лестничной площадки открылась. Руки так дрожали, что ключи выскользнули и упали на пол. Как безумный он стал шарить по полу, нашел их, открыл дверь в приемную, переступил порог и заперся изнутри на два оборота.

Замерев, он расслышал приближающиеся по коридору шаги. Вошел в кабинет и щелкнул выключателем. Без толку. Электричества не было. Запер и эту дверь изнутри и двинулся к телефону. Нащупал диск, набрал номер коммутатора. После трех долгих гудков раздался-таки голос телефонистки — единственная связь в внешним миром.

Он тихо сказал:

— Случай особой важности! Это доктор Джад Стивенс. Мне необходимо поговорить с детективом Франком Анжели из девятнадцатого участка.

— Ваш номер телефона, пожалуйста?

Джад назвал номер. И тут услышал возню в коридоре — надавливали на дверь. Правда, пока безуспешно.

— Прошу вас, скорее!

— Минутку, — ответил бесстрастный голос.

А в коридоре что-то происходило. Доносились приглушенные голоса. И не один. Что они замышляют?

В трубке послышался знакомый басок:

— Детектива Анжели сейчас нет. Говорит его коллега, лейтенант Макгриви.

— Это Джад Стивенс. Я в своем кабинете. Нет света, кто-то пытается ворваться сюда и убить меня!

На другом конце провода мрачное молчание.

— Послушайте, доктор, — сказал наконец Макгриви. — Приезжайте сюда, и поговорим…

— Я не могу приехать, — Джад почти кричал. — Меня пытаются убить!

Опять молчание. Макгриви не верит ему, не хочет помочь. Между тем входная дверь поддалась, голоса приближались. Они вошли в приемную! Как они это сделали без ключа?

Макгриви что-то говорил, но Джад не слушал. Слишком поздно. Он положил трубку. Даже если бы Макгриви согласился приехать, теперь это не имело никакого значения. Убийцы уже здесь! Жизнь — тоненькая ниточка, не займет и секунды, чтобы оборвать ее. Страх перерастал в слепую ярость. Нет! Он не поддастся, как Хэнсон и Кэрол. Пошарил на столе в поисках оружия защиты. Пепельница… нож для разрезки бумаг… ерунда. У них ведь револьверы. Какой-то кошмар в духе Кафки. За что его приговорили к смерти?

Он слышал безликих палачей возле своей двери и понимал, что жить оставалось минуту или две. Странное спокойствие, даже безразличие вдруг овладело им, как будто в приемной стояли пациенты. Подумал об Анне, и сердце сжалось от чувства утраты. Вспомнил о своих бедных пациентах… Хэррисон Берк. О боже! Не успел поговорить о нем с руководителем корпорации. Нужно положить пленку туда, где бы ее…

Кровь ударила в голову. А если использовать против них пленку!

Там взялись за дверную ручку. Дверь-то заперта, но замок хлипкий. Выбить его никакого труда не составит. Послышался скрип — на дверь поднажали. Потом занялись замком. Почему они не вышибают дверь? Подсознательно Джад чувствовал, что ответ на этот вопрос важен, но размышлять времени не было. Трясущимися пальцами отпер ящик стола, вытащил кассету и пододвинул магнитофон. Шанс ничтожный, но единственный.

— Весьма сожалею, что нет электричества, — громко произнес он. — Уверен, его включат через несколько минут, Хэррисон. Ложитесь и расслабьтесь.

Шум за дверью сразу же прекратился. Наконец Джад вставил кассету в магнитофон и нажал на клавишу. Молчание. Господи, энергии-то нет! Его охватило отчаяние.

— Вот так лучше, — сказал он громко. — Устраивайтесь поудобнее.

Нащупал на столе спички, зажег одну. Поднес ее к магнитофону и перевел рычаг на «батареи». В этот самый момент раздался щелчок открывшегося замка. Пало последнее препятствие.

И тут голос Берка разнесся по комнате:

Это все, что вы можете сказать? Даже не хотите узнать, какие у меня доказательства. А может, вы один из них?

Джад застыл, не смея пошевелиться, сердце гулко стучало.

Вы сами знаете, что это не так, — звучал с пленки голос Джада. — Я ваш друг, стараюсь помочь вам… Расскажите о ваших доказательствах.

— Вчера вечером они проникли в мой дом. Пришли, чтобы убить. Но я тертый калач — сплю в кабинете, на две двери поставил дополнительные замки, вот они и не добрались до меня.

Звуки в приемной затихли. Опять голос Джада:

— Вы сообщили о взломе в полицию?

— Конечно, нет! Полиция с ними заодно. Им приказали застрелить меня. Но они не осмелятся, когда кругом люди, поэтому я стараюсь быть там, где много народу.

— Хорошо, что вы сообщили мне об этом.

— И что вы собираетесь делать?

— Я внимательно слушаю и все фиксирую… — сказал голос Джада.

В этом момент в мозгу как бы прозвучал сигнал тревоги: ведь дальше шли слова «на пленке». Он рывком выключил магнитофон.

— …в уме, — громко докончил от себя Джад. — Мы придумаем, как совсем этим справиться.

Он замолчал. Нельзя прокрутить пленку назад, так как не угадаешь, на каких словах ее включить и как они согласуются с предыдущим разговором. Единственная надежда на то, что люди за дверью поверят: он не один. А если и поверят, остановит ли их это?

— Такое, — сказал Джад еще громче, — случается чаще, чем вы себе представляете, Хэррисон.

Затем как бы в нетерпении воскликнул:

— Плохо, что все еще нет света. Я знаю, вас ждет машина. Шофер, наверное, уже забеспокоился и поднимается наверх.

Джад прислушался. За дверью шептались. Что они там обсуждают? Вдруг издалека послышался вой сирены. Шепот прекратился. Дверь в коридор хлопнула, и наступила тишина. Может, они не ушли, а притворились? Вой сирены нарастал и вдруг совсем уже под окнами прекратился.

Неожиданно зажегся свет.

8

— Хотите выпить?

Макгриви в задумчивости покачал головой. Джад налил себе чистого виски. Полицейский молча наблюдал за ним. Руки все еще дрожали. От выпитого теплота разлилась по всему телу, и напряжение стало опадать.

Макгриви вошел в кабинет через две минуты после того, как включили свет. За ним плелся флегматичного вида сержант, который уселся, держа наготове блокнот и ручку.

— Давайте-ка еще раз, доктор Стивенс, — заговорил Макгриви.

Джад глубоко вздохнул и начал все снова, стараясь говорить спокойно.

— Я запер кабинет и направился к лифту. В коридоре погас свет. Я подумал, что на нижних этажах свет есть, и пошел вниз.

Джад замолчал, вновь переживая страшные минуты.

— По лестнице кто-то поднимался с фонарем. Я окликнул. Думал, что Байджлоу, сторож. Но это был не он.

— А кто?

— Я уже сказал, — произнес Джад. — Не знаю. Мне не ответили.

— Почему вы думаете, будто вас хотели убить?

С губ чуть не сорвался резкий ответ, но Джад сдержался. Жизненно необходимо убедить Макгриви в своей правоте.

— Они шли за мной.

— Вам показалось, что убийц было двое?

— По меньшей мере, двое, — сказал Джад. — Я слышал, как они шептались.

— Вы сказали, что заперли дверь, ведущую в коридор, когда вошли в приемную. Так?

— Да.

— А потом заперли дверь, ведущую в приемную, когда вошли в кабинет?

— Да.

Макгриви подошел к двери из приемной в кабинет.

— Они пытались взломать эту дверь?

— Нет, — признался Джад. Он вспомнил, как был удивлен этим обстоятельством.

— Итак, — сказал Макгриви. — Когда вы запираете дверь приемной, которая открывается в коридор, нужен специальный ключ, чтобы открыть ее снаружи.

Джад понимал, куда клонит Макгриви.

— Да.

— У кого были ключи к этому замку?

Джад почувствовал, как к лицу прилила кровь.

— У Кэрол и у меня.

Голос Макгриви звучал вкрадчиво:

— А уборщики? Как входят они?

— У них была договоренность. Три раза в неделю Кэрол приходила пораньше и впускала их. Уборка заканчивалась к приходу первого пациента.

— Но ведь это неудобно. Почему вы не позволяли убирать свое помещение наряду с другими?

— Потому что документы, которые здесь находятся, весьма конфиденциального свойства. Пусть неудобно, но это лучше, чем пускать посторонних без присмотра.

Макгриви бросил взгляд на сержанта, чтобы убедиться, что тот все записывает. Удостоверившись, опять обратился к Джаду:

— Когда мы вошли в приемную, дверь была не заперта. Не выломана, а не заперта.

Джад ничего на это не сказал, и Макгриви продолжал:

— Вы сказали, что ключ был у вас и у Кэрол. Но ключ Кэрол находится у нас. У кого еще был ключ от этого замка?

— Ни у кого.

— Тогда как эти люди вошли?

Вдруг Джада осенило:

— Они сняли слепок с ключа, когда убили Кэрол.

— Возможно, — признал Макгриви. Мрачная улыбка заиграла у него на губах. — Если делали слепок, на ключе должны быть следы парафина. Придется отправить его на экспертизу.

Джад кивнул. Он уже засчитал себе победу, но радость была преждевременной.

— Итак, — произнес Макгриви, — ваша версия: двое мужчин, предположим, женщина здесь не замешана, имели дубликат ключа и беспрепятственно вошли, чтобы убить вас. Верно?

— Верно, — подтвердил Джад.

— Кроме того, вы заперли за собой дверь кабинета. Верно?

— Да.

Макгриви говорил почти ласково:

— Но и эту дверь мы обнаружили незапертой.

— Должно быть, у них был ключ.

— Тогда почему, открыв дверь, они вас не убили?

— Я же говорил. Они услышали запись и…

— Двое отчаянных убийц, рискуя многим, вырубили электричество, загнали вас в ловушку, вломились в помещение, а потом вдруг испарились, не тронув волоска на вашей голове? — голосом, полным презрения, заключил Макгриви.

Холодный гнев захлестнул Джада.

— На что вы намекаете?

— Сейчас поясню, доктор. Я убежден: здесь никого не было, и не верю, будто кто-то пытался вас убить.

— Можете не верить мне на слово — в раздражении сказал Джад. — А электричество? А ночной сторож?

— Он в вестибюле.

Сердце Джада замерло.

— Мертвый?

— Был живой, когда впускал нас. Главный рубильник вышел из строя. Байджлоу спускался в подвал, исправлял полоску. Когда я приехал, он как раз закончил.

Джад, онемев, смотрел на Макгриви.

— Ох, — только и вымолвил он.

— Не знаю, какую игру вы ведете, доктор Стивенс, — сказал Макгриви. — Но отныне на меня не рассчитывайте. — Он направился к двери. — И сделайте одолжение, не звоните мне. Я сам позвоню.

Сержант захлопнул блокнот и двинулся за Макгриви.

Действие выпитого виски прошло. Легкое опьянение сменилось депрессией. Что делать дальше? В голове возникали нелепые картинки. Он — в лабиринте, из которого нет выхода. Он — маленький мальчик, которому почудился волк. Его донимают призраки, всякий раз исчезающие при появлении Макгриви. А если не призраки… Если нечто другое, столь неожиданное и чудовищное, что даже думать об этом не хочется. Не хочется, но придется… В продолжительном стрессовом состоянии мозг способен порождать галлюцинации, вполне заменяющие реальность. Он работает на износ, долгие годы без отпуска. Есть все основания предположить, что убийства Хэнсона и Кэрол могли стать причиной, повергшей его разум в эмоциональную пропасть. Отсюда состояние расстройства и разыгравшееся воображение. Параноики живут в мире, где самые обычные события вызывают ничем не оправданный ужас. Например, случай с машиной. Если это покушение, то шофер наверняка вышел бы и убедился, что дело сделано. А те двое, что проходили сюда сегодня вечером? Он ведь не знал, есть ли у них оружие или нет. Разве параноик не подумает, что они решили убить его? Логичнее предположить, что это трусливые воришки, которые убежали, услышав голоса в кабинете. Конечно, убийцы открыли бы незапертую дверь и кокнули бы его. Как доискаться истины? Опять обращаться в полицию — бессмысленное занятие. А больше не к кому.

Вдруг — неожиданная мысль, порождение его отчаяния, постепенно обретающая форму. И чем больше он обдумывал ее, тем больший смысл она приобретала. Наконец схватил телефонный справочник и начал листать его.

9

На следующий день в четыре часа Джад поехал в Вест-Сайд. Нашел старый, обшарпанный жилой дом из темного камня. Когда остановил машину перед этой развалиной, его охватили сомнения. Может быть, перепутал адрес? Но в окне на первом этаже виднелась надпись:

НОРМАН Э. МОУДИ

ЧАСТНЫЙ ДЕТЕКТИВ

УСПЕХ ГАРАНТИРУЕТСЯ

День был сырой, ветреный, все предвещало снег. Джад осторожно пересек покрытый льдом тротуар и вошел в подъезд. В нос ударил спертый воздух с запахами стряпни и мочи. Надавил нужную кнопку и после зуммера шагнул в коридор. На двери первой квартиры висела табличка:

НОРМАН З. МОУДИ

НАЖМИТЕ КНОПКУ И ВХОДИТЕ

Он так и сделал.

Дверь из внутреннего помещения распахнулась и, переваливаясь с ноги на ногу, вышел Норман З. Моуди пяти футов пяти дюймов ростом и весом под триста фунтов. его облик напоминал ожившего Будду — круглое добродушное лицо, большие невинные бледно-голубые глаза и совершенно лысая голова яйцом. Возраст определению не поддавался.

— Мистер Стивенсон? — произнес детектив.

— Доктор Стивенс, — поправил Джад.

— Присаживайтесь, присаживайтесь, — как все южане растягивая слова, сказал «Будда».

Джад повел глазами по комнате, снял с вытертого кресла кипу журналов по культуризму и нудизму и осторожно присел.

Моуди втиснулся в огромное кресло-качалку.

— Итак, чем могу быть полезен?

Джад не сомневался, что совершил ошибку. Он по телефону назвал свое полное имя — имя, которое за последние дни не сходило с первых страниц всех нью-йоркских газет. И угораздило же его выбрать именно такого детектива, который газет не читает и фамилию запомнить не в силах. Он лихорадочно выискивал предлог, чтобы немедленно уйти.

— Кто вам меня рекомендовал? — попытался завязать разговор Моуди.

Джад помолчал, не желая его обидеть.

— Телефонный справочник.

Моуди рассмеялся.

— Не знаю, чтобы я без него делал, — сказал он. — Самое лучшее изобретение после кукурузной водки. — И опять рассмеялся.

Джад встал — перед ним же полный идиот.

— Извините, что отнял у вас время, мистер Моуди. Мне следует кое-что обдумать, а уж потом…

— Конечно, конечно. Понимаю, — изрек тот. — Только вам придется заплатить за назначенную встречу.

— Разумеется, — подтвердил Джад. Порывшись в кошельке, вынул несколько банкнот.

— Сколько?

— Пятьдесят долларов.

— Пятьдесят?! — От злости у Джада перехватило дыхание, но он отсчитал нужную сумму и протянул деньги.

— Благодарю покорно, — кивнул тот.

Джад пошел к двери, чувствуя себя облапошенным.

— Доктор…

Джад обернулся. Моуди, засовывая деньги в кармин жилета, благожелательно улыбался.

— Уж коли вы накололись на пятьдесят долларов, — добродушно молвил он, — почему бы вам не присесть и не рассказать о своих проблемах. Я всегда утверждаю: нет ничего лучше, чем облегчить душу.

В словах глупого толстяка Джад уловил иронию и чуть было не рассмеялся. Он и сам всю жизнь выслушивал чьи-нибудь душеизлияния. А что, собственно, он теряет? Может быть, откровенный разговор с незнакомым человеком поможет? Он внимательно посмотрел на Моуди, медленно вернулся к креслу и сел.

— У вас такой вид, будто вы взвалили на себя всю тяжесть мироздания, доктор. А я всегда утверждаю: четыре плеча лучше двух.

Черт бы его подрал со всеми афоризмами!

— Что вас привело сюда? женщины или деньги? Я всегда утверждаю: если исключить женщин и деньги, большинство глобальных проблем решается мгновенно.

Моуди не спускал с Джада глаз.

— Мне… кажется, кто-то пытается убить меня.

Голубые глаза моргнули.

— Вам кажется?

Джад проигнорировал вопрос.

— Не могли бы порекомендовать кого-нибудь, кто специализируется в расследовании подобных дел?

— Конечно, могу. Норман З. Моуди. Лучший в стране.

Джад в отчаянии вздохнул.

— Расскажите обо всем, — предложил тот. — Давайте вдвоем попытаемся разложить все по полочкам.

Джад невольно улыбнулся. Совсем, как он сам: «Ложитесь и говорите все, что придет вам в голову». А почему бы нет? Набрал полные легкие воздуха и по возможности кратко поведал о событиях последних дней. Пока говорил, забыл о присутствии Моуди. Говорил как бы сам с собой, пытаясь на словах объяснить необъяснимое. Правда, поосторожничав, не упомянул об опасениях по поводу собственного рассудка. А когда закончил, обратил внимание на улыбающегося Моуди.

— Проблема-то чепуховая. Либо кому-то действительно понадобилось вас убрать, либо налицо сомнения, не становитесь ли вы шизиком.

Джад с удивлением уставился на него. Один ноль в пользу Моуди.

Тот продолжал:

— Вы сказали, что расследование ведут полицейские. Помните их фамилии?

Толстяк раздражал Джада. Наверное, не следует слишком-то ему доверять. Надо убираться отсюда, и поскорее. Тем не менее от ответил:

— Фрэнк Анжели и лейтенант Макгриви.

Что-то в лице Моуди изменилось.

— А зачем кому-то убивать вас, доктор?

— Понятия не имею. Насколько могу судить, врагов у меня нет.

— Ну уж, один-то непременно найдется. Как у каждого. Я всегда утверждаю: враги, как соль на хлебе жизни.

Джад чуть было не поморщился.

— Женаты?

— Нет.

— Вы — гомосексуалист?

Джад вздохнул:

— Послушайте, я уже прошел через все это в полиции и…

— Да. Только мне вы платите за услуги, — невозмутимо произнес Моуди. — Деньги должны кому-нибудь?

— Разве по обычным ежемесячным счетам.

— А пациенты?

— Пациенты как пациенты.

— Ну, я всегда утверждаю: если ищешь морские раковины, иди на берег моря. С своем большинстве они чокнутые, верно?

— Неверно, — резко возразил Джад. — Просто у них есть проблемы.

— Душевные проблемы, с которыми сами справиться не в силах. И может, кто-то из них затаил обиду или, еще хуже, крепко точит на вас зуб?

— Возможно, только здесь есть одно «но». Большинство пациентов находится под моим наблюдением в течение года, а то и больше. За такой период я успеваю достаточно хорошо изучить их.

— Неужели они никогда не злятся на вас? — неожиданно спросил Моуди.

— Всякое бывает. Но мы ищем не рассерженного человека, а параноика с манией преследования, который уже убил двоих и несколько раз покушался на меня. — Джад замолчал, потом усилием воли заставил себя продолжать: — Если обнаружится подобный пациент, которого я не раскусил, то перед вами самый некомпетентный специалист за всю историю психоанализа.

Он поднял голову и встретился взглядом с Моуди.

— Я всегда утверждаю: начинай с самого начала. Первое, что нам нужно сделать, это выяснить — пытаются свести с вами счеты или вы психопат. Верно, доктор? — спросил тот.

Лицо детектива расплылось в широкой улыбке, что смягчило резкость сказанного.

— Как это сделать?

— Очень просто. Как в бейсболе. Вы стоите на «базе» и не знаете, кто бросит мяч. Вот и следует выяснить, идет ли вообще игра, а если идет — кто игроки. У вас есть машина?

— Да.

Джад уже забыл, что собирался бежать и найти другого детектива. Он нутром почуял: под напускной манерой поведения скрывается интеллект, невидимый поверхностному наблюдателю.

— Мне кажется, у вас расходились нервишки. Я хочу, чтобы вы поехали отдохнуть, — сказал Моуди.

— Когда?

— Завтра утром.

— Это невозможно, — запротестовал Джад. — У меня назначены пациенты.

— Отмените, — невозмутимо парировал Моуди.

— Но зачем…

— Я ведь не даю советов, как вам работать. Когда выйдете отсюда, поезжайте в бюро путешествий. Пусть зарезервируют номер… — Он подумал: — …у Кроссинджера. Очень приятная дорога через Кэтскилс. В вашем доме есть гараж?

— Да.

— О'кей. Прикажите подготовить машину к дальней дороге, чтобы в пути не было никаких неожиданностей.

— А нельзя это сделать на следующей неделе? Завтра весь день…

— После того как все оформите, отправляйтесь в свой кабинет и позвоните пациентам. Объясните, что у вас непредвиденные обстоятельства и что вернетесь через неделю.

— Но я, правда, не могу. Не в моих правилах…

— Советую также позвонить Анжели, — продолжал Моуди. — Не заставляйте полицию разыскивать вас.

— Зачем все это? — спросил Джад.

— Чтобы оправдать пятьдесят долларов. Да, хорошо, что напомнили. Мне понадобится двести долларов — предварительный гонорар адвокату, плюс пятьдесят в день, плюс непредвиденные расходы.

Моуди выпростал себя из кресла.

— Трогайтесь пораньше, — сказал он, — чтобы добраться до места засветло. Сможете выехать около семи утра?

— Полагаю, да. И что меня там ожидает?

— Счет, если все будет в порядке.

УСПЕХ ГАРАНТИРУЕТСЯ.

«Надеюсь, так оно и будет» — мрачно подумал Джад.

В бюро путешествий на Мэдисон-авеню все прошло гладко: забронировали комнату у Кроссинджера, снабдили дорожной картой и цветными проспектами с видами Кэтскилса. Затем он связался с телефонисткой в бюро услуг, дал задание обзвонить пациентов и отменить назначенные встречи до последующего уведомления. Потом набрал номер девятнадцатого участка и попросил детектива Анжели.

— Анжели болен, — ответил бесстрастный голос. — Дать домашний телефон?

— Будьте любезны.

Судя по хрипам в трубке, тот сильно простудился.

— Я решил завтра утром уехать на несколько дней, — сказал Джад. — Хотел сообщить вам об этом.

Анжели молчал, по-видимому, обдумывая услышанное.

— Ну что ж, может быть, это неплохая мысль. Куда вы едете?

— В Кэтскилс, остановлюсь у Кроссинджера.

— Прекрасно. Не волнуйтесь. Я все улажу с Макгриви. — Анжели помедлили, — Мне известно о случившемся вчера вечером у вас в кабинете.

— И, как я понимаю, слышали версию Макгриви.

— Видели тех, кто пытался вас убить?

Наконец-то Анжели поверил ему.

— Нет.

— Совсем ничего, никакой зацепки? Белые, темнокожие, возраст, рост?

— Весьма сожалею, — ответил Джад. — Было темно.

Анжели чихнул.

— Ладно. Буду настороже. Может быть, когда вернетесь, появятся хорошие новости. Остерегайтесь, доктор.

— Постараюсь, — сказал Джад с благодарностью и повесил трубку.

Итак, он готов к следующему шагу. Единственное, что тревожило, — не сможет в пятницу повидаться с Анной и, похоже, никогда ее больше не увидит.

Джад ехал домой и думал о Нормане З. Моуди. Заставив уведомить всех пациентов об отъезде и полагая, что один из них может быть убийцей, если таковой вообще существует, тот подстроил ловушку, в которой Джаду предстояло играть роль приманки. Согласно инструкциям толстяка, временный адрес следовало дать девушке в бюро услуг и швейцару по месту жительства, то есть определенному кругу лиц.

— Я завтра уезжаю отдыхать, — подъехав к дому, сообщил Джад швейцару Майку. — Пожалуйста, пусть в гараже осмотрят машину и нальют полный бык.

— Все будет сделано, доктор. В котором часу нужна машина?

— В семь утра.

Джад спиной чувствовал пристальный взгляд Майка, пока шел к лифту.

В квартире запер дверь и тщательно проверил окна. Казалось, все в порядке. Принял две таблетки кодеина, лег в горячую ванну и с наслаждением почувствовал, как отпускает боль в спине и шее. Лежал и чудодейственном тепле и думал. Почему Моуди предупредил, что поломка машины нежелательна? Потому что самое удобное место для нападения где-нибудь на пустынной дороге? А что бы смог предпринять толстяк, если бы на него напали? Он отказался поделиться планом своих действий, если таковой вообще имелся. Чем больше Джад анализировал ситуацию, тем сильнее убеждался, что направляет свои стопы прямо в ловушку. Моуди сказал, будто расставляет ее для преследователей. Но какие бы варианты не просчитывал Джад, ответ напрашивался один и тот же: ловушка, несомненно, готовилась для него.

А какую выгоду получит Моуди от его смерти? «Господи, — пронеслось в голове, — я наугад выбрал фамилию детектива в телефонном справочнике, а теперь уверяю себя, что он заинтересован в моей смерти. Вылитый параноик».

Джад почувствовал, что глаза слипаются. Таблетки и горячая ванна сделали свое дело. Едва держась на ногах, он промокнул покрытое синяками тело пушистым полотенцем и надел пижаму. Лег в постель, заведя будильник на шесть часов. Кэтскилс — «кошачьи уловки»… Многозначительное название… И погрузился в тяжелый сон.

Едва зазвонил будильник, Джад проснулся, Проснулся с той же мыслью, с какой отходил ко сну, как будто и не спал вовсе: «Я не верю в многочисленные совпадения и не думаю, что один из моих пациентов убил несколько человек. Следовательно, либо я параноик, либо становлюсь им. Необходимо немедленно посоветоваться с другим психоаналитиком, позвонить доктору Робби. Это равнозначно концу профессиональной карьеры, но другого выхода нет. Если это паранойя, меня придется изолировать. Может быть Моуди заподозрил, что я психически болен? Потому и предложил попутешествовать? Наверное, самое мудрое — последовать его совету и уехать на несколько дней. Расслабившись в одиночестве, спокойно разобраться в себе, выяснить, когда разум начал выкидывать фортели, терять связь с реальностью. А потом пойти к доктору Робби и начать лечение».

Нелегко было принять такое решение, но сделав это, Джад почувствовал облегчение. Оделся, положил в небольшой чемодан вещи на пять дней и вынес его к лифту.

Эдди еще не заступил, и лифт был на самообслуживании. Джад спустился в подвальное помещение. Поискал глазами Вилта, рабочего гаража, но не нашел. Здесь вообще никого не было.

Свою машину обнаружил в углу, около цементной стены. Бросил чемодан на заднее сидение, открыл переднюю дверцу и сел за руль. Только протянул руку к ключу зажигания, как над ним, неизвестно откуда, нависла темная тень.

— Вы точны. — Это был Моуди.

— Не думал, что вы придете проводить меня, — сказал Джад.

Моуди расплылся в улыбке:

— А мне не спалось.

Джад почувствовал глубокую благодарность за тот такт, с которым Моуди повел себя. Ни словом не намекнул на психическую болезнь, просто посоветовал отдохнуть за городом. Ну что же единственный выход — и дальше притворяться, словно все в порядке.

— Я понял, что вы правы. Поеду и проверю, насколько велик счет, который мне предъявят.

— А для этого не нужно никуда ехать, — сказал Моуди. — Счет предъявлен к оплате.

Джад тупо посмотрел на него:

— Не понимаю.

— Все очень просто. Я всегда утверждаю: хочешь добраться до дна — начинай копать.

— Мистер Моуди…

Тот наклонился над дверцей:

— Знаете, что меня заинтриговало в вашем деле, доктор? Будто каждые пять минут кто-то пытается вас убить. Вероятно, пытается! А мотива нет, и ухватиться не за что. Поэтому предстояло выяснить: действительно пытаются или вы свихнулись и вам мерещится.

Джад не спускал с него глаз.

— А как же «кошачьи уловки»? — промямлил он.

— Уловки бывают не только кошачьи, док, — Моуди открыл дверцу машины. — Выходите!

Ничего не понимая, Джад подчинился.

— Видите ли, без уловок не обойтись. Я всегда утверждаю: хочешь поймать акулу — подпусти в воду крови.

Джад внимательно следил за выражением его лица.

— Боюсь, вы никогда бы не добрались до места, — мягко сказал Моуди. Он повозился с замком и поднял капот. Джад подошел и встал рядом. К датчику-распределителю липкой лентой были прикреплены три шашки динамита. Из катушки зажигания болтались тоненькие проводочки.

— Мина-ловушки, — сказал Моуди.

Джад обалдело смотрел на него:

— Но как вы…

Тот усмехнулся:

— Я же сказал, мне не спалось. Дал ночному сторожу деньжат, чтобы пошел развлечься, а сам спрятался в тени. Кстати, за сторожа с вас еще двадцать долларов, — добавил он. — Не хотелось жмотничать.

Джада захлестнула волна признательности к этому маленькому толстяку.

— И вы кого-нибудь видели?

— Не-а. Когда я пришел, дело было сделано. В шесть утра я подумал, что уже больше никто не появится, и решил взглянуть. — Он показал на болтающиеся проводки. — Ваши приятели не дураки. Они поставили еще одну ловушку. Поэтому если бы вы вдруг открыли капот, эта проволока взорвала бы динамит. Точно так же как при включении зажигания. Здесь этого добра столько, что снесло бы полгаража.

Джад почувствовал, как подкатывает тошнота. Моуди сочувственно смотрел на него.

— Не унывайте, — сказал он. — Смотрите, как мы преуспели. Нам теперь известны две вещи. Первое — вы не псих, второе, — он перестал улыбаться, — кому-то очень нужно вас убрать, доктор Стивенс.

10

Они сидели в гостиной Джада. Огромное рыхлое тело Моуди расползлось по большому дивану. Прежде чем подняться в квартиру, он аккуратно сложил в багажник своей машины части обезвреженной бомбы.

— А не нужно все оставить на месте, чтобы этим занялась полиция? — спросил Джад.

— Я всегда утверждаю: обилие информации только вредит делу.

— Но это доказало бы лейтенанту Макгриви, что я говорю правду.

— Неужели?

Джад понял намек. Макгриви мог предположить, что бомба — дело его собственных рук. Тем не менее показалось странным, что частный детектив не хочет поделиться уликами с полицией. Моуди представлялся ему огромным айсбергом, большая часть которого прячется под личиной добросердечного провинциального увальня. Но теперь, слушая рассуждения Моуди, преисполнялся восхищения. Он не сумасшедший, и мир вовсе не сплошное переплетение невероятных совпадений. Разгуливающий на свободе убийца — реальность. Душегуб во плоти. И почему-то свой выбор остановил на Джаде. «Господи, — подумал он, — как легко подавить в человеке личность, Еще несколько минут назад не было сомнений, что я — параноик. А теперь в неоплатном долгу перед Моуди».

— …вы врач, — говорил тот, — а я просто старая галоша. Я всегда утверждаю: хочешь отведать меда — иди к улью.

Джад начал понимать его иносказания.

— Вы хотите узнать мое мнение о том… о тех, кого мы ищем.

— Вот именно, — расцвел Моуди. — Имеем ли мы дело с маньяком, страдающим манией преследования… каким-нибудь сбежавшим из психушки…

«Из психиатрической лечебницы», — автоматически подумал Джад.

— …или случай сложнее?

— Гораздо сложнее, — тут же отозвался Джад.

— А почему вы так думаете, доктор?

— Во-первых, вчера вечером в мой кабинет вломились двое. Можно было бы предположить о наличии одного сумасшедшего, но столковавшихся сумасшедших не бывает.

Моуди одобрительно кивнул:

— Заметано. Продолжайте.

— Во-вторых, больной разум, подверженный навязчивой идее, мыслит в одном и том же ключе. Понятия не имею, почему убили Джона Хэнсона и Кэрол Робертс, но если не ошибаюсь, я должен быть третьей и последней, жертвой.

— И как вы пришли к такому заключению? — полюбопытствовал Моуди.

— Довольно просто, — ответил Джад. — Убийцы действовали целенаправленно. А противном случае, когда им не удалось прикончить меня, они бы взялись за кого-нибудь другого, все равно за кого. А эти методично и планомерно пытаются разделаться со мной.

— Знаете, в голосе Моуди звучало явное одобрение, — вы прирожденный детектив.

Джад нахмурился:

— Но кое-что не укладывается ни в какие рамки.

— А именно?

— Первое — мотив, — сказал Джад. — Я не знаю никого, кто бы…

— Поговорим об этом после. Что еще?

— Если кому-то понадобилось убить меня, то при наезде водителю следовало лишь подать машину назад и придавить меня. Я ведь был без сознания.

— Да, но тут появляется мистер Бенсон.

Джад недоуменно посмотрел на Моуди.

— Мистер Бенсон — свидетель того случая, — благожелательно объяснил тот. — Я нашел его фамилию в полицейском протоколе и навестил после вашего визита. С вас еще пятьдесят три доллара на такси.

Джад молча кивнул.

— Мистер Бенсон — скорняк. Между прочим, если вам потребуется мех для возлюбленной, могу походатайствовать о скидке. Итак, во вторник вечером, когда произошла история с наездом, мистер Бенсон вышел из офиса, где работает его невестка. Заносил ей лекарство для своего брата, Мэтью, продавца Библий, который болен гриппом.

Джад еле сдерживал нетерпение, но если бы Норману З. Моуди пришло в голову пересказать даже весь Билль о правах, от и тогда не посмел бы его прервать.

— Мистер Бенсон выходил из здания, когда увидел лимузин, двигающийся вам наперерез. Естественно, он не знал, что это были вы.

Джад кивнул.

— Машина ехала как бы боком, и Бенсону показалось, что она скользит по льду. Как только он понял, что вас задело, кинулся на помощь. Водитель подал было назад, чтобы переехать вас, но увидел Бенсона и укатил прочь.

Джад сглотнул.

— И если бы не оказалось мистера Бенсона…

— Да, — мягко проговорил Моуди. — Считайте, что мы никогда не встретились бы. Эти парни в бирюльки не играют. У них одна цель — вы, док.

— Ну, а история в моем кабинете? Почему они не выломали дверь?

Моуди некоторое время молчал.

— Тут какая-то загадка. Они могли беспрепятственно вломиться, убить вас вместе с пациентом и незамеченными улизнуть. Но когда поняли, что вы не один, раздумали. Не стыкуется с остальным. — Он сидел, теребя нижнюю губу. — Если только…

— Что именно?

Моуди глубоко задумался.

— Интересно… — выдохнул он.

— Что?

— Не торопите. Мне пришла в голову мыслишка, но за нее много не дадут, пока не определится мотив.

Джад беспомощно пожал плечами:

— Я не знаю ни одного человека, у кого было бы основание убить меня.

Моуди, помолчав, стал прощупывать дальше:

— Док, может быть, у вас был секрет, которым вы поделились с Хэнсоном или с Кэрол Робертс. Что-то, о чем было известно только вам троим?

— Единственные мои секреты — профессиональные, касающиеся моих пациентов. И ни в одной истории болезни нет ничего, что могло бы оправдать убийство. Никто из больных не является тайным агентом, иностранным шпионом или сбежавшим преступником. Это специалисты, банковские служащие, домохозяйки. Обыкновенные люди с собственными проблемами.

— И вы уверены, что в вашей маленькой компании нет маньяка с манией преследования?

— Абсолютно, — твердо ответил Джад. — Еще вчера я не был так уверен. По правде говоря, уже подумывал, что у меня паранойя, а вы все поняли и мне подыгрываете.

Моуди улыбнулся.

— Такая мысль приходила мне в голову, — признался он. — Когда вы позвонили и назначили встречу, я навел о вас кое-какие справки. Связался со знакомыми врачами. У вас великолепная репутация.

Так значит, его первое обращение — «мистер Стивенсон» — всего лишь притворство!

— Если с тем, что нам известно, пойти к полицейским, — сказал Джад, — может, они активизируют розыск.

Во взгляде Моуди промелькнуло доброжелательное сомнение:

— Полагаете? Мы ведь не так уж далеко продвинулись, док.

— Что верно, то верно.

— Не унывайте, — добавил Моуди. — Успехи все-таки есть: круг поисков сузился.

В голосе Джада послышались нотки разочарования:

— Несомненно! Можно подозревать любого и каждого на материковой части Америки…

Какое-то время Моуди сидел, созерцая потолок. Наконец выговорил со вздохом:

— А как быть с семьями?..

— Какими?

— Док, я верю, что вы знаете своих пациентов вдоль и поперек. И если вы считаете, что они не могли совершить ничего подобного, значит, так и есть. Это — ваш улей, и вы хозяин меда. — Он подался вперед. — Но скажите, когда вы соглашаетесь лечить пациента, разговариваете с членами его семьи?

— Нет. Иногда семья даже не знает, что он проходит курс психоанализа.

Моуди, довольный, откинулся назад.

— То-то и оно! — воскликнул он.

Джад смотрел на собеседника во все глаза:

— Неужели вы думаете, что некий член семьи моего пациента пытается убить меня?

— Не исключено.

— У родственника не может быть больших оснований для убийства, чем у самого пациента.

Моуди с трудом поднялся на ноги.

— Ничего нельзя знать наверняка, не так ли? А теперь не подготовите ли список всех пациентов, которых вы принимали за последние четыре или пять недель?

Джад задумался.

— Нет, — выговорил он наконец.

— Врачебная тайна? Мне кажется, сейчас самое время проявить гибкость. На карту поставлена ваша жизнь.

— Полагаю, вы на ложном пути. Происходящее не имеет отношения ни к моим пациентам, ни к их семьям. Если бы среди родственников были психически больные, психоанализ выявил бы это. — Он покачал головой. — Очень жаль, мистер Моуди. Я обязан защищать интересы пациентов.

— Вы же сказали, что в досье нет ничего стоящего внимания.

— Да, для нас с вами.

Джад вспомнил некоторые факты. Джон Хэнсон, который подбирал в барах и на Третьей авеню мальчиков. Тери Уошберн, переспавшая со всем оркестром. Четырнадцатилетняя Эвелин Воршак, занимавшаяся проституцией в своем девятом классе.

— Прошу прощения, — повторил он, — но я не могу показать вам досье.

Моуди пожал плечами.

— Ладно, — сказал он. — Тогда вам придется сделать за меня часть работы.

— Какую же?

— Отберите пленки всех тех, кто лежал у вас на диване за последний месяц. Очень внимательно прослушайте каждую. Только на сей раз не как врач, а как детектив, выцеживая по капельке любую зацепку.

— Я так и делаю. Это моя работа.

— Сделайте еще раз. И внимательнее. Не хотелось бы лишиться вас до успешного завершения дела.

Он взял пальто и начал облачаться, совершая телодвижения, смахивающие на танец слона. «Поистине обманчиво мнение, что полные люди преисполнены грации», — подумал Джад, глядя на Моуди.

— Знаете, что больше всего настораживает во всей этой путанице? — задумчиво спросил тот.

— Что?

— Вы задали трудную задачку, сказав, что их было двое. Одного можно счесть психом, но как быть с двоими?

— Не знаю.

Моуди с минуту упорно рассматривал Джада.

— Господи, боже мой! — наконец произнес он.

— Что такое?

— У меня жуткий сумбур в голове. Если я прав, за вами охотятся не один и не двое, а много больше.

Джад уставился на него, как на идиота:

— Вы хотите сказать, будто действует целая шайка маньяков? Чушь несусветная!

Моуди вздрогнул от возбуждения.

— Доктор, я подозреваю, кто там дергает за ниточки.

Он смотрел на Джада ясным взглядом.

— Я еще не знаю, как и почему, но, кажется, догадываюсь, кто.

— Так выкладывайте!

— Вы упрячете меня в дурдом, если только заикнусь. Я всегда утверждаю: коль открыл рот — говори путное. Если я на верном пути, вскоре все расскажу.

— Надеюсь, — серьезно сказал Джад.

Собеседник сверлил его взглядом.

— Нет, док, если вы хоть чуточку цените свою жизнь, молитесь, чтобы я был неправ.

И Моуди распрощался.

Джад взял такси и поехал в кабинет. Была пятница, полдень, до Рождества оставалось три дня. С Гудзона дул порывистый промозглый ветер, и люди, спешащие за праздничными покупками, шли, сгибаясь по его напором. Витрины магазинов были украшены елками с зажженными лампочками. Мир на земле. Благоволение. И Элизабет с их нерожденным ребенком. Может быть, когда-нибудь в будущем — если останется жив — к нему тоже придет умиротворение, он освободится от прошлого со всеми его усопшими и начнет новую жизнь. Да, с Анной он мог бы… Стоп! Что толку мечтать о замужней женщине, которая уезжает с любимым мужем?

Такси остановилось, Джад вышел и беспокойно посмотрел по сторонам. Но что там разглядишь, когда понятия не имеешь, каким оружием тебя прикончат и в чьи руки его вложат.

Он поднялся к себе, запер наружную дверь и отодвинул панель, за которой хранились пленки. Кассеты были расставлены в хронологическом порядке с указанием фамилии пациента. Он взял самые последние и отнес к магнитофону. Все встречи на сегодня отменены, можно сконцентрировать внимание и попытаться найти хоть какую-нибудь зацепку, касающуюся родственников или друзей. Джад считал предположение Моуди малообоснованным, но уважение к проницательному толстяку не позволяло отмахнуться от просьбы.

Вставил кассету и вспомнил, когда делал это в последний раз. Неужели только вчера вечером? С воспоминаниями нахлынул ужас. Кто-то задумал убить его в той самой комнате, в которой прикончили Кэрол.

Вдруг в голову пришло, что из поля зрения совершенно выпали пациенты бесплатной больницы, где он работал одно утро в неделю. Наверное, потому что все убийства связаны с кабинетом. И все же… Он подошел к секции с надписью «Больница», просмотрел кассеты и забрал с полдюжины.

Первая — Роза Грэхэм.

«… Несчастный случай, доктор. Нэнси постоянно хнычет. Капризный ребенок, и если я наказываю ее, это, знаете ли, только на пользу.

— А вы когда-нибудь пытались понять, почему Нэнси без конца плачет? — спросил голос Джада.

— Потому что избалована. Папочка вконец испортил ее, а потом сбежал. Нэнси всегда считала себя папиной дочкой, но разве Гарри действительно любил ее, если бросил?

— Вы ведь с Гарри не были женаты?

— Ну… Гражданский брак, так, кажется, это называется. Мы не собирались жениться.

— Сколько времени вы прожили вместе?

— Четыре года.

— И через какое время после ухода Гарри вы сломали Нэнси руку?

— Кажется, через неделю. Я не хотела… Так случилось, потому что она не прекращала ныть. Схватили палку для шторы и начала ее бить.

— Как вы считаете, Гарри любил Нэнси больше, чем вас?

— Нет. Гарри обожал меня.

— Тогда почему он бросил вас?

— Потому что он мужик. Вы знаете, что такое мужики? Животные! Все вы! Всех вас нужно перерезать, как свиней!.»

Рыдания. Джад выключил магнитофон и задумался. Роза Грэхэм — неврастеничка-мизантроп, два раза чуть не забила своего шестилетнего ребенка до смерти. Но это не тот случай.

Следующий — Александр Фэллон.

«…Полиция говорит, что вы напали на мистера Чемпиона с ножом, мистер Фэллон.

— Я исполнял чужую волю.

— Кто-то приказал вам убить мистера Чемпиона?

— Он приказал мне сделать это.

— Он?

— Бог.

— Почему Бог приказал вам убить его?

— Потому что Чемпион — сам порок. Он — актер. Я видел его на сцене. Он целовал женщину. Эту актрису. При всем честном народе. Он целовал ее и…

Молчание.

— …Продолжайте!

— Он трогал ее за сиськи!

— Это взволновало вас?

— Конечно! Ужасно взволновало. Неужели не понимаете, что это значит? Они вступали в половые сношения. Когда я вышел из театра, было такое чувство, как будто побывал в Содоме и Гоморре. Они должны были понести наказание.

— И поэтому вы решили убить его.

— Не я решил. Бог решил. Я просто выполнял его волю.

— А Бог часто беседует с вами?

— Только тогда, когда нужно выполнять его веления. Он избрал меня своим орудием, потому что я чист. А вам ведомо, что делает меня чистым? А как очистить весь мир? Надо убивать тех, кто погряз в грехе».

Александр Фэллон. Тридцатипятилетний помощник булочника. Уже лечившийся в психиатрической больнице. Неужели Бог повелел ему уничтожить гомосексуалиста Хэнсона, бывшую проститутку Кэрол и Джада, их благодетеля? Нет, маловероятно.

Джад прослушал еще несколько пленок, но не обнаружил ничего подозрительного. Нет, это дело к больнице никакого отношения не имеет.

Еще раз просмотрел истории болезней и задержался на одной — пациента по имени Скит Джибсон.

Вставил его кассету.

«…Доброе утро, док. Какой пре-ле-е-естный денек я для вас сотворил. Усекаете?

— Вы сегодня в бодром настроении.

— Если бы не чувствовал себя лучше, они бы упекли меня в психушку. Смотрели мою передачу вчера вечером?

— К сожалению, нет. Не смог.

— Был полный отпад. Джек Гулд назвал меня «самым очаровательным комиком в мире». А кто я такой, чтобы оспаривать гениального Джека Гулда? Если бы вы видели реакцию публики! Так неистово аплодировали, что аж неприлично. Усекаете, о чем это свидетельствует?

— Видимо, о том, что зрители знают, кому аплодировать?

— Ну, чертяка, все-то он сечет. Вот это я люблю — психушник с чувством юмора. Последний, с кем я имел дело, — прохвост с огромной бородищей, что меня и насторожило.

— Почему?

— Потому что это была баба! — выпалили Джибсон и расхохотался. — Насмешил я вас, пень трухлявый? Нет, серьезно, одна из причин моего хорошего настроения — я только что посулил миллион долларов — просекаете?! — миллион баков на помощь детям Биафры.

— Вполне понятно, чему вы радуетесь.

— Еще бы! Сенсационное сообщение на первых полосах по всем мире.

— А это так важно?

— Что за вопрос? Разве каждый день отстегивают такой кусман? Можете и вы использовать идею для саморекламы. Я счастлив, что решил посулить эти башли.

— Вы говорите «посулил». Это значит — пожертвовал?

— Посулил, пожертвовал, не все ли равно? Вы сулите миллион, жертвуете несколько штук, и вам лижут зад… Я уже сказал, что у меня сегодня юбилей?

— Нет. Поздравляю.

— Благодарю. Пятнадцать пленительных лет. Вы ведь не видели Салли? Самая лучшая баба на всем белом свете. Мне повезло в браке. Вы наверняка знаете, какие у жен паскудные родственники. У Салли два брата — Бен и Чарли. Я рассказывал о них. Бен пишет сценарии для моих телевизионных шоу, а Чарли мой продюсер. Они — гении. Я в эфире вот уже семь лет и всегда в первой десятке по стране. Удачно попал в эту семью, а? Многие женщины толстеют и опускаются, как только подцепят мужа. А Салли, храни ее Бог, сейчас стройнее, чем с день свадьбы. Какая дамочка! Есть сигарета?

— Прошу. Мне показалось, вы бросили курить.

— Просто захотелось доказать самому себе, что обладаю той же силой воли, что и раньше, поэтому бросил. А теперь курю, потому что хочу… Вчера заключил договор с радиокорпорацией. Мак от меня без ума. Мое время вышло?

— Нет еще. Вы нервничаете, Скит?

— Скажу вам по правде, дорогой, я сейчас в такой блестящей форме, что ума не приложу, какого дьявола все еще хожу сюда.

— Проблем больше нет?

— У меня? Я могу все. Этим я обязан вам. Вы мне действительно помогли. Вы — мой человек. Стрижете хорошие деньги, может, и мне этим заняться, открыть свое дело, а? Вспоминаю потрясающую историю: один приходит к психопату и так нервничает, что лежит на диване и молчит. Через час психопат говорит: «С вас пятьдесят долларов». И так целых два года этот недоносок не выговорил ни слова. Наконец однажды открывает рот и произносит: «Доктор, могу я задать вопрос?» — «Конечно», говорит док. А тот спрашивает: «Вам не нужен компаньон?» — И Джибсон покатывается от хохота. Чуть погодя, успокоившись, осведомляется: — Не можете уколоть аспирином или еще чем-нибудь?

— Конечно. Опять болит голова?

— Нет ничего такого, с чем бы я не справился, старина… Спасибо. Сейчас пройдет.

— Как вы думаете, что вызывает эти боли?

— Напряжение, естественное при моей работе. Сегодня днем читали сценарий.

— И вы по этому поводу нервничаете?

— Я? Нет, ядрена корень! С чего бы мне нервничать? Если текст дерьмовый, я корчу рожи, подмигиваю зрителям, и они довольны. Как бы ни был плох сценарий, старикашка Скит благоухает, словно роза.

— Ну а как насчет еженедельных головных болей?

— А я-то черт подери, откуда знаю? Вы же вроде бы врач. Вот и скажите. Я плачу не за то, чтобы вы сидели на своей толстой заднице и в течение часа задавали дурацкие вопросы. Господи Иисусе, если такой идиот не может вылечить простую головную боль, нечего ему разгуливать на свободе и калечить человеческие жизни. Где вы получили медицинское образование? В ветеринарном техникуме? Я бы вам не доверил лечить и своих старых кошек. Вы — дерьмовый шарлатан! Это Салли впутала меня в подобную лажу. Только так от нее отделываюсь. Знаете, что такое ад в моем представлении? Пятнадцать лет быть женатым на сварливой костлявой суке. Если вам нужны еще придурки, которым можно морочить голову, займитесь ее брательниками — идиотами Беном и Чарли. Бен, мой главный сценарист, не знает, каким концом пишет карандаш. Другой — полнейший кретин! Как бы я хотел, чтобы они подохли! Вот напасть на мою голову! Думаете, вы мне нравитесь? Мерзкий тип! Какой фон барон — расселся и смотрит на всех свысока. У вас все замечательно, да? А знаете, почему? Потому что не нюхали реальной жизни. Вы к ней отношения не имеете. Ваше занятие — сидеть весь день на толстой жопе и грабить больных людей. Я до тебя доберусь, подонок. Я заявлю на тебя в медицинскую ассоциацию».

Далее всхлипы и рыдания:

«И зачем я только ходил на это чтение?!»

А после паузы вполне бодрый голос:

«Ну… не вешай носа! До следующей недели, дорогой».

Джад выключил магнитофон. Скита Джибсона, самого известного американского комика, нужно было положить в клинику еще десять лет назад. Его любимое занятие — избивать молоденьких статисток-блондинок и устраивать дебош в барах. Хотя роста Скит маленького, но начинал свою карьеру в качестве боксера-профессионала и знал, как бить. Очень ему нравилось заглянуть в многолюдный бар, уговорить ничего не подозревающего гомосексуалиста пойти с ним в мужской туалет и избить того до потери сознания. Несколько раз Скита забирала полиция, но скандалы удавалось замять: слишком популярный был человек. И в то же время параноик, вполне способный кого-нибудь убить. Но Джад не думал, что у Скита хватило бы хладнокровия разработать и осуществить коварный план вендетты. А только в нем, вне всякого сомнения, таится ключ к разгадке. Тот, кто пытается его убить, находится не в состоянии аффекта, а действует методично и хладнокровно.

Сумасшедший план вынашивает не сумасшедший.

11

Зазвонил телефон. Службе услуг удалось застать всех пациентов, кроме Анны Блейк. Джад поблагодарил и положил трубку.

Значит, она сегодня придет. При мысли о встрече его охватило чувство счастья. Но надо же помнить, что она откликнулась на просьбу врача, а не мужчины. Он сел и стал думать об Анне. Как много он о ней знал… и как мало. Вставил в магнитофон кассету и начал слушать. Это было одно из первых ее посещений.

«…Удобно, миссис Блейк?

— Да, благодарю.

— Расслабились?

— Да.

— А кулаки сжаты.

— Может быть, слегка волнуюсь…

— Почему?

Долгое молчание.

«…Расскажите о вашей домашней жизни. Вы замужем полгода?

— Да.

— Продолжайте.

— Мой муж — прекрасный человек. Мы живем в красивом доме.

— Какой это дом?

— Загородный дом во французском стиле. Очаровательное старое здание. К нему ведет длинная извилистая дорога. Высоко на крыше — смешной старый бронзовый петух без хвоста. Наверное, давным-давно какой-то охотник отстрелил его. У нас около пяти акров, в основном лес. Я хожу на долгие прогулки.

— Вы любите деревню?

— Очень.

— А ваш муж?

— Думаю, что да.

— Обычно человек не станет покупать пять акров земли, если ему не нравится жить в деревне.

— Он любит меня. Он бы купил их ради меня. Он очень щедрый.

— Давайте поговорим о нем».

Молчание.

«…Как он выглядит?

— Энтони очень красивый».

Джад почувствовал прилив безрассудной ревности, хотя как врач не имел на то никакого права.

«Вы физически совместимы?»

Он отважился на этот вопрос, как отваживаются дотронуться языком до больного зуба.

«Да».

Джад представил себе, какая она в постели: волнующая, женственная6 жертвенная. «Боже, — подумал он, — не смей касаться этой темы!»

«…Вы хотите детей?

— О да.

— А ваш муж?

— Конечно»

Долгая пауза, только мягкий шелест пленки.

«…Миссис Блейк вы сказали, что пришли ко мне из-за серьезных проблем. Они связаны с мужем, не так ли?»

Молчание.

«…Что еще можно подумать? Вы женаты полгода, любите друг друга, верны друг другу, оба хотите детей, живете в чудесном доме, ваш муж преуспевает, красив и балует вас. Нечто вроде старой шутки: „Доктор, а что со мной?“

После долгого молчания она наконец-то вымолвила:

«Мне… трудно говорить об этом. Я полагала, что с незнакомым человеком будет легче, но…»

Джад отчетливо помнил, как она повернулась на диване и взглянула на него своими огромными загадочными глазами.

«…но оказалось труднее. Видите ли… — Она с усилием выдавливала из себя слова, видимо, надеясь преодолеть некий стопор. — Я случайно кое-что услышала и… могла сделать неверные выводы.

— Что-то относящееся к личной жизни вашего мужа? Женщина?

— Нет.

— Его работа?

— Да…

— Вы подумали, что он поступил не совсем честно? Пытался кого-то подставить?

— Что-то в этом роде».

Джад почувствовал себя более уверенно.

«…И это поколебало ваше доверие к нему. Вы узнали то, что раньше было скрыто от вас.

— Я… не могу это обсуждать. У меня такое чувство, будто я предаю его даже одним своим приходом сюда. Пожалуйста, не спрашивайте сегодня больше ни о чем, доктор Стивенс».

Таким вот образом закончилась встреча. Джад выключил магнитофон.

Итак, муж Анны совершил нечто неблаговидное. Мухлевал с налогами? Кого-то объегорил и разорил? Естественно, это взволновало Анну. Она — тонкая натура. Ее вера в мужа, вероятно, поколеблена. А если муж Анны тот, кого он ищет? Он занимается строительством. Джад никогда не встречался с ним, но если дать волю фантазии и представить, что он каким-то образом оказался вовлеченным в дела ее мужа, то как притянуть ко всему этому Джона Хэнсона и Кэрол Робертс?

Ну а сама Анна? Может она быть неврастеничкой? Или маньяком? Джад откинулся в кресле.

Он ничего не знал, кроме того что она сама рассказала о себе. Она вполне могла все сочинить, но зачем? Если это тщательно продуманный ход, чтобы закамуфлировать убийство, должен же существовать мотив. Он ясно представил себе ее лицо, услышал ее голос. Нет, она ко всему этому не имеет никакого отношения. Он готов поклясться собственной жизнью. Парадокс, заключенный в этой мысли, вызвал горькую усмешку.

Он встал и взял пленку Тери Уошберн. Может быть, что-то ускользнуло от его внимания. Тери несколько раз напрашивалась на внеурочное время. Появились какие-то новые обстоятельства, о которых она хотела поведать? Из-за зацикленности на сексе было трудно определить, улучшалось ил ее состояние. И все же: зачем она так настойчиво добивалась дополнительных встреч?

Джад взял первую попавшуюся кассету и вставил в магнитофон.

«…Давайте поговорим о ваших замужествах, Тери. Вы вступали в брак пять раз.

— Не пять, а шесть.

— Вы были верны своим мужьям?»

Смех.

«Вы мне льстите. Еще не родился мужчина, который удовлетворил бы меня. Это связано с физиологией.

— Что это значит?

— Ну, я так устроена. У меня так огнедышащая полость, которая всегда должна быть заполнена.

— Вы уверены в этом?

— Что она должна быть заполнена?

— Что, вы физически отличаетесь от других женщин?

— Конечно. Так сказал врач на студии. Дисфункция какой-то железы или что-то в этом роде».

Пауза.

«…Но как мужик тот врач ни к черту не годился.

— Я видел ваши исследования и никаких физиологических изъянов в вашем организме не обнаружил.

— На кой хрен ваши исследования, Чарли? Почему бы вам самому не проверить?

— Вы когда-нибудь любили, Тери?

— Вас бы смогла.»

Молчание.

«…Ну что вы скорчили такую рожу? Невыносимо! Я же сказала, что так устроена. Мне все время хочется.

— Я верю вам. Но виной тому не ваше тело, а ваши эмоции.

— А меня никогда не трахали с чувством, с толком, с расстановкой. Желаете попробовать?

— Нет.

— Чего же вы желаете?

— Помочь вам.

— Почему бы вам тогда не присесть рядышком со мной?

— На сегодня хватит».

Джад выключил магнитофон и вспомнил разговор по поводу карьеры кинозвезды. На вопрос, почему она ушла из Голливуда, Тери ответила: «В веселой компании дала по морде одному мерзкому типу, а он оказался важной шишкой. Это по его милости я получила пинок под свой польский зад».

Джад не стал углубляться в детали, так как в то время больше интересовался ее домашними делами, и к этой теме впредь не возвращался. А сейчас его начали обуревать сомнения. Почему он не докопался до истины? Кто может обладать сведениями о Тери Уошберн, пленительной кинозвезде?

Нора Хэдли! Вот кто помешан на кино. Как-то в их доме Джад увидел целые кипы киножурналов и не преминул поиздеваться над Питером по сему случаю. Тогда Нора закусила удила и весь вечер разглагольствовала о Голливуде.

Джад снял трубку и набрал номер. К телефону подошла Нора.

— Привет! — сказал он.

— Джад! — В ее голосе звучали теплота и дружелюбие. — Ты хочешь сказать, что приедешь обедать?

— В скором времени непременно приеду.

— Пожалуйста! А то я обещала Ингрид. Она красивая.

«Вполне возможно. Но до Анны ей далеко!…»

— Ты во второй раз нарушаешь обещание, и Швеция вот-вот объявит нам войну.

— Больше не буду.

— Ты оправился после несчастного случая?

— О да.

— Какой это был ужас…

В голосе Норы послышалась некоторая неуверенность.

— Джад… по поводу Рождества. Питер и я хотели бы провести его с тобой. Пожалуйста.

Грудь сжала знакомая острая боль. Одно и то же всякий раз. Питер и Нора, самые близкие друзья, страдали от того, что каждое Рождество он в одиночестве блуждал среди незнакомых людей, старался затеряться в толпе, заставляя себя все время двигаться до полного изнеможения, как будто не по своей воле участвовал в каком-то ритуальном обряде, в мрачной мессе по умершим; горе овладевало им и мучило. «Ты все драматизируешь», — устало сказал он себе.

— Джад…

Он проглотил ком в горле.

— Прости, Нора, — Джад знал, как она к нему относится. — Возможно, в следующее Рождество.

Она постаралась скрыть разочарование.

— Ну ладно. Я скажу Питеру.

— Спасибо.

Он вдруг вспомнил, зачем позвонил.

— Нора, ты знаешь, кто такая Тери Уошберн?

— Кинозвезда? Почему ты спрашиваешь?

— Я… видел ее сегодня утром на Мэдисон-авеню.

— Живьем? Правда? — Вопросы сыпались словно из уст нетерпеливого ребенка. — Как она выглядит? Старая? Молодая? Худая? Толстая?

— Великолепно. Она ведь была очень известна?

— Очень известна?! Тери Уошберн была недосягаема — во всех отношениях, если ты можешь вообразить подобное положение.

— И что же заставило такую знаменитость уйти из Голливуда?

— Это не она ушла, а ее ушли.

Значит, Тери сказала ему правду. На душе стало спокойнее.

— Вы, врачи, никогда ничего не знаете. Тери Уошберн была замешана в одном из ужаснейших скандалов за всю историю Голливуда.

— Правда? — спросил Джад. — В каком же?

— Она убила своего любовника!..

12

Снова повалил снег. Ватные хлопья, пляшущие в порывах арктического ветра, так заглушали шум движущегося транспорта, что он едва долетал до пятнадцатого этажа. В освещенном окне офиса в доме напротив смутно проглядывал силуэт секретарши.

— Нора… ты уверена?

— Когда речь идет о Голливуде, я для тебя ходячая энциклопедия, дорогой. Тери жила с главой студии «Континенталь» и одновременно встречалась с помощником режиссера. Однажды ночью он застала его с другой женщиной и всадила в него нож. Глава студии нажал на все педали, кое-кого подкупил, и дело замяли, выдав за несчастный случай. Но было оговорено, что она уберется из Голливуда и никогда там больше не появится. Так она и сделала.

Джад молча смотрел на телефонный аппарат.

— Джад, ты слушаешь?

— Да.

— Какой-то у тебя странный голос…

— Кто тебе это сказал?

— Сказал? Да об этом писали все газеты и киножурналы. Об этом знали все.

«Кроме него», — подумал Джад.

— Благодарю, Нора, — проронил он. — Передай привет Питеру. — И повесил трубку.

Вот тебе и «несчастный случай»! Тери Уошберн убила человека и не обмолвилась ни словом. А если она убила однажды… Весь в мыслях, он взял блокнот и записал: «Тери Уошберн».

Зазвонил телефон. Джад снял трубку:

— Доктор Стивенс…

— Я просто проверяю, все ли в порядке. — Голос детектива Анжели, все еще хриплый, простуженный.

Джад почувствовал благодарность к этому человеку: хоть кто-то на его стороне.

— Есть что-нибудь новенькое?

Джад заколебался. А почему бы не рассказать?

— Они попытались еще раз. — И поведал о Моуди и о бомбе, подложенной в машину. — Это должно убедить Макгриви, — заключил он.

— А где бомба? — взволнованно спросил Анжели.

Джад помолчал:

— Ее обезвредили.

— Что-что? — спросил Анжели недоверчиво. — Кто это сделал?

— Моуди посчитал, что это большого значения не имеет.

— Не имеет значения! Понимает ли он, для чего существует полицейский департамент? Мы могли бы сказать, кто подложил бомбу, едва взглянув на нее. У нас есть досье на всех М. О.

— М. О.

— Модус операнди. Так мы называем людей, действующих по определенной схеме. Если они что-то однажды совершают, то есть все основания предполагать, что и в дальнейшем будут поступать так же. Неужто вы и сами не догадывались?

— Нет, — промолвил Джад, задумавшись. И Моуди, несомненно, знал это. Была ли у него причина не показывать бомбу Макгриви?

— Доктор Стивенс, как вы познакомились с Моуди?

— Нашел его телефон в справочнике. — Объяснение прозвучало по-идиотски.

Анжели сглотнул:

— Хм-м. Так вы и впрямь ни черта не знаете о нем!

— Полагаю, ему можно доверять. А в чем дело?

— Вот сейчас-то, по моему глубокому убеждению, вам не следует доверять никому.

— Но Моуди не причастен к этому делу. Я наобум выбрал его фамилию в телефонном справочнике.

— Наплевать, как вы выбрали. Моуди говорит, что поставил капкан на преследователя и захлопнет его, когда тронут наживку. Полиция же по поводу этой самодеятельности в полном неведении. Потом показывает бомбу в машине, которую мог подложить сам, и втирается к вам в доверие, так?

— Не исключено, — сказал Джад. — Но…

— Может быть, ваш приятель Моуди — честный человек, а может, предатель. Я требую, чтобы вы вели себя правильно, пока мы не разберемся.

Моуди — против него? Трудно поверить. Но ведь и у него самого были некоторые сомнения.

— Что, по-вашему, я должен делать?

— Как насчет того, чтобы уехать из города? Только по-настоящему.

— Я не могу оставить пациентов.

— Доктор Стивенс…

— Кроме того, — добавил Джад, — это ничего не изменит. Я даже не знаю, от кого бежать. А когда приеду обратно, все вернется на круги своя.

— Резонно. — Анжели дышал натужно. — Как вы думаете, когда Моуди прорежется опять?

— Понятия не имею. Кажется, он знает, кто за всем этим стоит.

— А вам не приходило в голову, что тот, кто за этим стоит, может заплатить Моуди больше, чем вы? — В голосе Анжели звучала тревога. — Если он попросит вас о встрече, позвоните мне. Я просижу дома еще день или два. Можете поступать как хотите, доктор, только не встречайтесь с ним наедине!

— Вы делаете из мухи слона, — возразил Джад. — И только потому, что он вынул бомбу из моей машины…

— Не только, — вставил Анжели. — Боюсь, вы выбрали не того человека.

— Если он объявится, я вам позвоню, — пообещал Джад.

Его терзали сомнения. Уж не перебарщивает ли Анжели в своих подозрениях? Моуди, конечно, мог солгать о бомбе, чтобы усыпить его бдительность. А потом — все очень просто. Позвонит Джаду и, сказав, что есть важные сведения, назначит встречу где-нибудь в пустынном месте… Джада передернуло. Неужели он так ошибся в Моуди? Вспомнил о первых впечатлениях: никчемный и недалекий человек. Хотя вскоре под простоватой внешностью обнаружился быстрый и острый ум. Но разве это позволяет доверяться человеку?..

Послышался шорох в приемной, и он взглянул на часы. Анна! Быстро спрятал пленки и открыл дверь. На Анне был модного покроя темно-синий костюм и маленькая шляпка, обрамлявшая лицо. Погруженная в свои мысли, она ничего не заметила. Джад смотрел и смотрел на нее, упиваясь красотой и пытаясь найти хоть какой-нибудь изъян, дабы убедиться, что она не для него, что однажды он встретит женщину более подходящую. Лиса и виноград. Не Фрейд — отец психиатрии, а Эзоп.

— Здравствуйте, — сказал он.

Вздрогнув, она подняла глаза и улыбнулась.

— Здравствуйте.

— Входите, миссис Блейк.

Она прошла в кабинет, слегка задев его упругим бедром. Обернулась и распахнула свои необыкновенные фиолетовые глаза.

— Нашли того водителя? — Во взгляде читалось участие, беспокойство и неподдельный интерес.

Опять на него накатило безумное желание рассказать ей все. В лучшем случае таким дешевым трюком он вызвал бы сочувствие, а худшем — подставил бы и ее под удар.

— Нет еще.

— У вас усталый вид. Разве так уж необходимо сразу приступать к работе?

О боже! Как невыносимо проявление сострадания. Только не теперь, только не с ее стороны!

— Я себя прекрасно чувствую. В бюро услуг до вас не дозвонились.

По лицу Анны промелькнула тень. Испугалась, что помешала? Она — и помешала!

— Простите, ради Бога. Я, пожалуй, пойду…

— Нет-нет, не уходите, — скороговоркой произнес Джад. — Я рад, что вы пришли. — Это ведь последняя их встреча, подумал он и спросил:

— Как вы себя чувствуете?

Она помолчала, хотела что-то рассказать и коротко ответила:

— Немножко не по себе.

Анна как-то странно посмотрела на него, будто затронула слабую, давно умолкшую струнку в душе, о существовании которой он почти забыл. Во взгляде была теплота, страстное физическое желание. И вдруг он понял, что заблуждается — приписывает ей свои эмоции. Обманулся как желторотый студент на факультете психиатрии.

— Когда вы уезжаете в Европу? — еле вымолвил он.

— В первый день Рождества, утром.

— Только вы и муж?

Джад почувствовал себя невнятно лепечущим идиотом, не знающим, как убить время в воскресный день.

— По какому маршруту?

— Стокгольм, Париж, Лондон, Рим.

— Предстоит еще один медовый месяц, — сказала она. В ее голосе прозвучало еле различимое напряжение.

Джад внимательно посмотрел на нее. Внешне она была спокойна, но внутри вся напряжена. Нечто вроде портрета молодой влюбленной, отправляющейся в далекое путешествие, портрета, на котором что-то недописано. И вдруг он понял: не было душевного волнения. А если и было, то с сильным налетом другого, более мощного чувства. То ли печали, то ли горя?

— Как… долго вас не будет? — Опять банальности воскресного дня.

Еле заметная улыбка тронула губы, она поняла, что у него на уме.

— Понятия не имею, — грустно ответила Анна. — У Энтони неопределенные планы.

— Ну да…

С несчастным видом он опустил глаза, уставившись в ковер. Надо с этим кончать! Нельзя расставаться вот так, чувствуя себя последним идиотом. Пусть уходит сейчас же.

— Миссис Блейк… — начал он.

— Да?

Джад постарался придать голосу легкость и беззаботность.

— По правде говоря, я кривил душой, настаивая на этой встрече. Вам незачем было приходить. Я просто хотел… сказать «до свидания».

Непонятно почему, только Анна немного расслабилась.

— Я знаю, — спокойно молвила она. — Я тоже хотела сказать «до свидания».

Что-то в ее тоне опять зацепило его.

— Джад…

Анна смотрела на него в упор, и он читал в ее глазах, должно быть, то же самое, что она видела в его взгляде. А в нем горело пламя страсти. Джад шагнул было навстречу, но остановился. Не имеет он права ввергать Анну в грозящую ему опасность.

Лишь полностью овладев собой, он осмелился заговорить:

— Черкните мне два слова из Рима.

— Пожалуйста, берегите себя, Джад.

Он кивнул, не доверяя своему голосу.

И Анна ушла.

Телефон прозвенел несколько раз, прежде чем Джад его услышал и подошел.

— Это вы, док? — Возбуждение и напор были столь велики, что почудилось: ну, сам Моуди сейчас выпрыгнет из трубки. — Вы один?

В голосе было что-то странное, и Джад не мог разобрать, то ли это страх, то ли радостное волнение.

— Док, помните, я говорил, что догадываюсь о том, кто стоит за всем этим?

— Да.

— И оказался прав.

По телу Джада пробежала дрожь:

— Вы знаете, кто убил Хэнсона и Кэрол?

— Да, знаю, кто и почему. Вы — следующий, доктор.

— Скажите мне…

— Это не телефонный разговор, — отрезал Моуди. — Давайте встретимся где-нибудь и поговорим. Приходите один.

Джад уставился на телефон.

ПРИХОДИТЕ ОДИН!

— Вы слушаете? — спросил Моуди.

— Да, — быстро ответил Джад. Что сказал Анжели? «Можете поступать как хотите, доктор, только не встречайтесь с ним наедине!» — Почему бы вам не приехать сюда? — спросил он, стараясь потянуть время.

— Кажется, за мной следят. Пока мне удалось уйти от них. Я на 33-й улице, западнее Десятой авеню, около доков. Тут компания по расфасовке мяса «Пять звездочек».

Джад все еще не мог поверить, что Моуди завлекает его в ловушку, и решил удостовериться:

— Я позвоню Анжели.

Моуди повысил голос:

— Никого не приводите. Приходите один.

Так и есть.

Он представил себе толстого маленького «Будду» на другом конце провода. Простодушный дружок, взимающий пятьдесят долларов в день плюс непредвиденные расходы, поставил капкан и ждет его, чтобы захлопнуть дверцу.

Джад постарался говорить спокойно:

— Хорошо, сейчас приеду. — И все же, может быть, попытаться еще раз? — А вы точно знаете, кто за этим стоит?

— Абсолютно, док. Вы когда-нибудь слышали о Доне Винтоне? — буркнул Моуди и повесил трубку.

Джад старался прийти в себя от нахлынувших мыслей. Нашел домашний телефон Анжели и набрал номер. Прозвучало пять долгих гудков, и Джада обуял панический ужас: вдруг того нет дома? Неужели придется ехать одному?

Наконец трубку сняли.

— Алло? — ответил гнусавый голос.

— Джад Стивенс. Только что позвонил Моуди.

— Что он сказал? — быстро подхватил Анжели.

Джад помедлил, испытывая прилив непонятной верности и еще, пожалуй, признательности к болтливому толстяку, который хладнокровно готовился убить его.

— Назначил встречу у компании по расфасовке мяса. Это на 33-й улице, около Десятой авеню. Хочет, чтобы я пришел один.

Анжели невесело рассмеялся:

— Я так и знал. Не высовывайте носа из кабинета, доктор. Сейчас позвоню лейтенанту Макгриви, и мы заедем за вами.

— Хорошо, — сказал Джад и медленно положил трубку.

Ну, веселый «Будда» из телефонного справочника! Вдруг Джаду стало невыносимо грустно. Моуди ему нравился и вызывал доверие.

Хотя ждал его, чтобы убить.

13

Через двадцать минут Джад впустил полицейских в приемную. У Анжели глаза были красные и слезились. Доктору стало стыдно, что вытащил его, больного, из кровати. Макгриви коротко, недружелюбно кивнул.

— Я рассказал лейтенанту о телефонном звонке Нормана Моуди, — сказал Анжели.

— Да. Давайте-ка выясним, черт возьми, что все это значит!

…Машина повернула на 33-ю улицу и направилась на запад, к Гудзону. Мимо свалок, мастерских, сомнительных баров, мимо гаражей, стоянок грузовиков и контор по перевозке грузов. Возле угла Десятой авеню Макгриви велел притормозить:

— Выйдем здесь! — И повернулся к Джаду: — Моуди не упомянул, кто с ним будет?

— Нет.

Лейтенант расстегнул пальто и переложил револьвер из кобуры в карман. Анжели последовал его примеру.

— Держитесь сзади, — распорядился Макгриви, глянув на Джада.

Они двинулись вперед, пригибая головы и пряча лица от секущего дождя. Пройдя полквартала, очутились возле видевшего виды здания с выцветшей вывеской: «Компания по расфасовке и упаковке мяса».

Не было ни машин, ни грузовиков, ни света в окнах. Никаких признаков жизни.

Детективы встали по обе стороны двери. Макгриви тронул ручку. Заперта. Поискал глазами звонок, но такого не оказалось. Прислушались. Тишина, если не считать шума дождя.

— Похоже, заперто, — сказал Анжели.

— Возможно, — ответил Макгриви. — В канун Рождества в большинстве компаний люди сваливают в полдень.

— Здесь должен быть въезд для грузовиков.

Стараясь обходить лужи, Джад последовал за детективами, которые осторожно двинулись к торцу здания. Там находилась погрузочная платформа, а перед ней пустые грузовики. Вокруг ни души.

— Ну давайте, — Макгриви кивнул Джаду. — Зовите!

Тот помедлил, терзаясь, что не послушался толстяка и привел с собой полицейских. Затем громко крикнул:

— Моуди!

В ответ завопил бродячий кот, которому помешали найти сухое убежище.

В торце здания была раздвижная деревянная дверь большого размера, нечто вроде створки ворот, через которые товар поступал на платформу для погрузки. Макгриви с ловкостью, удивительной для такого крупного человека, забрался на платформу. За ним последовали двое других. Анжели подошел к двери и поднажал. Она была не заперта и покатилась в сторону, противно визжа, как бы протестуя. Кот, забыв об убежище, игриво ответил.

Внутри было хоть глаз выколи.

— Взял фонарь? — спросил Макгриви.

— Нет, — ответил Анжели.

— Черт!

Осторожно и очень медленно они двинулись в темень. Джад позвал опять:

— Мистер Моуди! Это Джад Стивенс.

Ничего, только дощатый пол поскрипывает под ногами. Макгриви чиркнул спичкой. Слабое желтое пламя на секунду-другую осветило помещение, показавшееся огромной пустой пещерой.

— Найди выключатель, чтоб его, — сказал Макгриви. — У меня нет больше спичек.

Анжели стал шарить по стенам. Джад наугад пошел дальше.

— Моуди! — звал он.

Где-то сзади послышался голос Анжели:

— Нашел.

Раздался щелчок, но свет не загорелся.

— Должно быть, выключен рубильник, — сказал Макгриви.

Джад наткнулся на стену. Вытянул вперед руки, удерживая равновесие, и нащупал щеколду. Поднял ее, толкнул створку — тяжелая дверь открылась, обдав его потоком холодного воздуха.

— Тут еще одно хранилище! — закричал он.

Переступил порог, сделал шаг, еще один. Вдруг дверь за спиной гулко хлопнула. Закрылась? Бешено забилось сердце. Невероятно, но здесь было темнее, чем в первом помещении. Полное впечатление непроглядного мрака.

— Моуди! Моуди…

Плотная, давящая тишина. Джад наперед знал, что подумает Макгриви, если частного детектива здесь не окажется. Опять мальчику почудился волк!

Он слегка наклонился вперед, собираясь сделать очередной шаг, когда по лицу провели чем-то холодным. В ужасе отпрянул в сторону, по щекам забегали мурашки. Явно пахнуло кровью, пахнуло смертью. Он был погружен в темноту, полную зла, готового поглотить его. Волосы поднялись дыбом, сердце так билось о ребра, что трудно было дышать. Трясущимися пальцами пошарил в кармане, нашел спичку и чиркнул. В свете ее пламени прямо на него глянул огромный остекленелый глаз. Прошла мучительная вечность, прежде чем он понял, что перед ним туша коровы, висящая на крюке. В догорающем свете появился целый ряд туш, а за ними — очертание двери. По-видимому, она вела в контору. Там и мог ждать Моуди.

Джад пошел по чернильно-черному проходу. Холодная плоть мертвых животных теснила слева и справа. Он отшатывался при прикосновении, но упрямо продолжал свой путь.

— Моуди!

А почему задержались полицейские? Он продвигался между говяжьими тушами в полном ощущении того, что кто-то наделенный мрачным чувством юмора играет с ним в жуткую игру. Но кто и почему? Почти добравшись до двери, наткнулся на очередную тушу. Пришлось остановиться, чтобы сориентироваться. Джад снова зажег спичку. Прямо перед ним болталось тело Нормана З. Моуди, наколотое на крюк. Трепетный огонек погас.

14

Следственная бригада закончила осмотр. Тело Моуди унесли, и все, кроме Джада, Макгриви и Анжели, ушли. Они сидели в маленькой конторе управляющего: на стенах несколько выдранных из календаря фривольных картинок с голыми девицами, старый письменный стол, вращающийся стул и два шкафчика с картотекой. Электричество включили, стало светло и тепло, так как заработал нагреватель.

Управляющего компании, некоего Поля Моретти, привезли прямо с предрождественской вечеринки, чтобы задать кое-какие вопросы. Он объяснил, что отпустил служащих в полдень по случаю предстоящего праздника, самолично запер контору в половине первого пополудни и абсолютно уверен, что в помещении никого не оставалось. Мистер Моретти был «под мухой» и вел себя довольно воинственно. Макгриви понял: больше из него ничего не вытянешь, и приказал отвезти домой. Джад не вникал в вопросы-ответы. Его мысли были обращены к Моуди: какой хваткий и жизнерадостный был человек и какую ужасную смерть принял. И во всем винил только себя — если бы не нанял толстяка, тот остался бы жив.

Время шло к полуночи. В десятый раз, в полном изнеможении, Джад рассказывал о телефонном звонке Моуди. Макгриви, запахнувшись в пальто, свирепо жевал сигару и не спускал с Джада глаз. Наконец, заговорил:

— Вы читаете детективы?

— Нет, а что?

— Сейчас скажу. У вас получается все очень складно, черт побери. Только кто вам поверит, доктор Стивенс? С самого начала я не сомневался: вы по уши в этом дерьме! Я это уже говорил. Что же получается? Кто тут жертва, а кто убийца? Сначала вы утверждаете, что вас сбила машина и…

— Но его действительно сбила машина, — вмешался Анжели.

— К такому заключению способен прийти только салага, — рявкнул Макгриви. — Наезд мог инсценировать сообщник доктора. — Он повернулся к Джаду: — Потом звоните Анжели и взахлеб рассказываете байку о двух взломщиках, пытавшихся вас убить.

— Они-таки вломились, — сказал Джад.

— Нет! — отрезал Макгриви. — У них был ключ. — В его голосе зазвучали стальные нотки. — Вы заявили, что существует только два ключа в конторе — ваш и Кэрол Робертс.

— Правильно. Но я же сказал — они сделали копию с ключа Кэрол.

— Я прекрасно помню, что вы говорили. Был проведен анализ на наличие парафина. С ключа Кэрол никакой копии не снимали!

Он помедлил, чтобы смысл сказанного дошел до цели.

— А поскольку ее ключ у меня — остается ваш, не так ли?

Джад молча смотрел на него.

— Когда я не покупаюсь на разглагольствования о маньяке-невидимке, вы по телефонному справочнику разыскиваете детектива, нанимаете его, и он весьма кстати находит в вашей машине бомбу. Только я ее не вижу, потому что ее не существует. Потом вы считаете, что пора подбросить еще один труп, и вешаете лапшу на уши Анжели, будто звонил Моуди, назначил вам встречу, и будто он знает психа, охотящегося за вами. Мы приезжаем сюда и находим его на крюке.

Джад покраснел от злости:

— Я не виноват в том, что случилось.

Макгриви внимательно и угрюмо посмотрел на него:

— Догадываетесь, почему я до сих пор не арестовал вас? Потому что не нашел ключа к этой китайской головоломке. Но я найду, доктор. Будьте уверены. — Он встал.

И вдруг Джад вспомнил.

— Подождите! — воскликнул он. — А Дон Винтон?

— Это еще кто?

— Моуди сказал, что он стоит за всем этим.

— Вы знаете человека по имени Дон Винтон?

— Нет, — сказал Джад. — Но… полагаю, полиция знает.

— Никогда о таком не слышал.

Макгриви повернулся к Анжели. Тот покачал головой.

— Ладно. Пошли запрос на Дона Винтона. В ФБР, Интерпол и полицейские управления всех крупных городов США.

Он посмотрел на Джада:

— Удовлетворены?

«У кого-нибудь должны быть данные на этого человека, — подумал Джад. — Найти Дона Винтона труда не составит».

Была суббота. Обычно по этим дням Джад работал в больнице, но на сегодня попросил о замене. Поднялся в лифте на свой этаж, удостоверился, что никто не прячется в коридоре. Интересно, как долго может продержаться человек в состоянии постоянной тревоги за собственную жизнь?

Раз шесть за утро порывался снять трубку и позвонить Анжели, но каждый раз останавливал себя. Тот обязательно свяжется с ним сам, как только что-нибудь узнает. Стал размышлять. Может быть, несколько лет назад, еще в годы интернатуры, Дон Винтон был его пациентом? Или Дону Винтону показалось, что Джад как-то навредил ему? Но пациента по фамилии Винтон он вспомнить не мог.

В полдень пришел Анжели, больной и усталый. Он то и дело чихал, вытирая красный нос. Войдя в кабинет, плюхнулся в кресло.

— Вам кто-нибудь ответил по поводу Дона Винтона? — с нетерпением спросил Джад.

Анжели кивнул:

— Мы получили телетайпы из ФБР, Интерпола и от шефов полиции всех крупных городов США.

Джад ждал, затаив дыхание.

— Никто не слышал о Доне Винтоне.

Джад недоверчиво смотрел на Анжели, тошнота покатывала к горлу.

— Но это невозможно! Я хочу сказать, кто-то ведь должен знать его. Человек, творящий подобное, не может раствориться в воздухе!

— То же самое говорит Макгриви, — Устало вымолвил Анжели. — Доктор, я со своими людьми всю ночь разыскивал Донов Винтонов в Манхэттене и во всех других районах. Мы проверили даже Нью Джерси и Коннектикут.

Он вынул из кармана линованный лист бумаги и показал Джаду.

— В телефонной книге абонентов мы нашли одиннадцать Донов Винтонов, в том числе с некоторыми отклонениями в орфографии. Затем сузили поиск до четырех возможных и проверили каждого. Один — парализованный, другой — вице-президент банка, третий — пожарный, который в день двух убийств был на дежурстве. Вся надежда была на последнего. А это владелец магазина домашних животных, и ему, пропади он пропадом, под восемьдесят.

— Мне очень жаль, — произнес Анжели.

Джад бросил взгляд на детектива и вдруг сообразил, что тот не спал всю ночь.

— Очень признателен вам за все старания, — с благодарностью сказал он.

Анжели наклонился вперед:

— Вы уверены в словах Моуди? Хорошо расслышали?

— Да.

Пытаясь сконцентрироваться, Джад прикрыл глаза. Он тогда спросил Моуди, знает ли тот наверняка, кто на самом деле за всем этим стоит. И вновь услышал его голос: «Вы когда-нибудь слышали о Доне Винтоне?» Доне Винтоне! Джад открыл глаза.

Анжели вздохнул:

— Да, — повторил он.

Анжели вздохнул.

— Тогда мы тычемся, как слепые щенята, — он нерадостно засмеялся. — Простите за невольное сравнение. А-а-пчхи!

— Вам бы лечь в постель.

Анжели встал:

— Да, наверное.

Джад не сразу решился на вопрос:

Как давно вы работаете вместе с Макгриви?

— Это наше с ним первое дело. А что?

— Как вы думаете, он может обвинить меня в убийстве?

Анжели опять чихнул.

— Пожалуй, да, доктор. Пойду-ка лягу.

Он направился к двери.

— Я, наверное, кое-что предприму сам, — сообщил Джад.

Анжели остановился:

— А именно?

Джад рассказал ему о Тери. И еще о том, что можно кое-что разузнать о бывших сожителях Джона Хэнсона.

— Не так уж много, — честно признался Анжели, — но вероятно, лучше, чем ничего.

— Мне до смерти надоело быть мишенью. Пора выбираться из окопов. Теперь охотиться буду я.

Анжели пристально посмотрел на него:

— Каким образом? Мы ведь боремся с призраками. в полиции рисует портрет по их показаниям?

Анжели кивнул.

— Портрет преступника, составленный по описанию. — Джад в возбуждении начал ходить взад и вперед по кабинету. — Я составлю портрет-характеристику человека, которого мы ищем.

— Как это? Вы же никогда его не видели. Это может быть кто угодно.

— Нет, не может. Мы ищем весьма неординарную личность.

— Какого-то безумного.

— Безумие — термин непрофессиональный и к медицине никакого отношения не имеет. Здравомыслие — способность разума адаптироваться к реальности. А если не можем приспособиться, то либо прячемся от реальности, либо ставим себя выше нее, и тогда мы — супермены и не подчиняемся общепринятым законам.

— Наш приятель считает себя суперменом?

— Вот именно. Когда нам угрожает опасность, у нас три выбора, Анжели. Спасаться бегством, придумать конструктивный компромисс или атаковать. Наш приятель атакует.

— Он же сумасшедший.

— Нет. Сумасшедшие бывают редко. Они концентрируют мышление только очень недолгий период времени. Мы имеем дело с гораздо более сложным человеческим материалом. Он может быть бездуховным, олигофреном, шизоидом, страдать маниакально-депрессивным психозом или любой комбинацией вышеупомянутых недугов. Есть и такие отклонения: Сначала нелогичные поступки, потом полная потеря памяти. Но самое главное — его внешний вид и поведение кажутся окружающим абсолютно нормальными.

— Так не за что же зацепиться.

— Вы неправы. Кое-какие наметки есть. Могу описать его портрет, — сказал Джад и сосредоточился, прищурив глаза. — Дон Винтон выше среднего роста, атлетического телосложения. Следит за своей внешностью и очень дотошен в делах. Не обладает артистическими талантами, не рисует, не пишет, не играет на фортепиано.

Анжели, приоткрыв рот, не спускал с Джада глаз. А тот продолжал говорить все быстрее:

— Ни в клубе, ни в другой общественной организации не состоит. Разве что их возглавляет. Способен только руководить. Мыслит глобальными категориями. Ну, например, если он жулик, то проворачивает крупные операции. Если в чем-то замешан, то только в ограблении банка, похищении людей и убийстве.

Возбуждение Джада росло. Он все отчетливее представлял себе этого человека.

— Когда вы его наконец схватите, то наверняка узнаете, что в детстве он остался без отца или матери.

Тут Анжели подал голос:

— Доктор, не хочу спускать вас на грешную землю, но ведь это может быть какой-нибудь чокнутый, наглотавшийся наркотиков подонок, который…

— Нет. Тот, кого мы ищем, не употребляет наркотиков. — Голос Джада звучал уверенно. — Я вам еще кое-что скажу. В школе он принимал участие в коллективных спортивных играх — футбол, хоккей. Ему неинтересны шахматы, кроссворды, головоломки.

Анжели скептически поглядывал на Джада.

— Но ведь он действует не один, — возразил детектив. — Вы сами предположили.

— Я описываю вам Дона Винтона, — сказал Джад. — Человека, который за всем этим стоит. И вот еще: он романского типа.

— Почему?

— Сужу по методике убийств: нож — кислота — бомба. Он — латиноамериканец, итальянец или испанец. — Джад вздохнул. — Вот вам словесный портрет. Портрет человека, который совершил три убийства и пытается убить меня.

Анжели сглотнул:

— Откуда, черт возьми, вы все это знаете?

Джад сел и наклонился к Анжели:

— Это — моя профессия.

— С точки зрения психиатрии, да. Но как вы можете дать физическое описание человека, которого никогда не видели?

— Опираясь на науку. Некий доктор Кречмер обнаружил, что восемьдесят пять процентов людей, страдающих паранойей, имеют атлетическое телосложение и красивы. Наш приятель — явный параноик. Полон иллюзий по поводу своей неординарности. Мания величия ставит его выше законов.

— Чего же его давным-давно не упекли в сумасшедший дом?

— Так он же носит маску.

— Что-что?

— Мы все носим маски, Анжели. С младенчества нас учат скрывать свои чувства, не показывать ненависть или страх, — авторитетным тоном объяснял Джад. — Но в стрессовой ситуации Дон Винтон сбросит маску и покажет свое истинное лицо.

— Понятно.

— Его уязвимое место — эгоцентризм. Если его «я» будет что-либо угрожать, реально угрожать, он сломается. Он ходит по острию ножа. Много усилий не потребуется, чтобы спровоцировать его.

Помолчав, Джад продолжал, как бы говоря сам с собой.

— Он обладает «мана».

— Это еще что такое?

— «Мана» — слово полинезийского происхождения, идущее из глубины веков. Первобытные так называли человека, одержимого злым духом и пагубно влияющего на других людей. Человека, наделенного экстрафизической силой, которая подавляет всех вокруг.

— А откуда вы взяли, будто он не рисует, не пишет, не играет на фортепиано?

— Мир полон людей артистического склада — шизоидов. В большинстве своем они не проявляют жестокости только потому, что у них есть выход для этого чувства: они самовыражаются в творчестве. А у нашего друга такого выхода нет. Поэтому он походит на вулкан. Он может освободиться от внутреннего давления, только дав ему выход вовне. И вот результат: Хэнсон, Кэрол, Моуди.

— Вы считаете эти убийства бессмысленными…

— Для него вовсе нет. Наоборот…

Джад напряженно думал. Части головоломки вставали на свои места. Сейчас он проклинал себя за то, что был слеп или просто напуган и не смог разгадать всего раньше.

— Дон Винтон охотился за мной — главной его целью. Джона Хэнсона убили потому, что приняли за меня. Поняв, что ошибся, убийца явился в кабинет, чтобы попытаться еще раз. Я к тому времени уже ушел, но там была Кэрол. — В голосе Джада звучала злость.

— И он убил ее, чтобы не быть опознанным?

— Нет. Тот, кого мы ищем, не садист. Кэрол подвергали пыткам, потому что хотели что-то выведать. Ну, скажем, какие-то порочащие сведения. А она то ли не хотела, то ли не могла ответить на вопросы.

— А что за сведения? — поинтересовался Анжели.

— Понятия не имею, — сказал Джад. — Но здесь ключ ко всей истории. Моуди докопался до истины, и поэтому его убили.

— В вашей схеме есть одна неясность. Если бы вас задавили на улице, как бы они получили нужные данные? Что-то тут не сходится, — упрямо сказал Анжели.

— Почему же? Давайте представим, что улики на одной из моих пленок. Сами по себе они ничего не значат, но если бы я сопоставил их с другими фактами, вероятно, возникла бы угроза. Поэтому у них была альтернатива — либо забрать эти данные из кабинета, либо уничтожить меня, чтобы я их никому не передал. Сначала они попытались убрать меня. Но ошиблись и убили Хэнсона. Потом попытались забрать данные у Кэрол. Когда и это не удалось, подстерегли меня на улице. Похоже, за ней следили, когда я поехал знакомиться с Моуди, а потом и за ним начали следить. Моуди разобрался, в чем дело, и с ним покончили.

Анжели, нахмурившись, задумчиво смотрел на Джада.

— Вот почему убийца не успокоится, пока я жив, — спокойно заключил Джад. — Идет жестокая игра, и человек, которого я описал, не собирается проигрывать.

Анжели молчал, взвешивая сказанное доктором.

— Если вы правы, — наконец решился он, — вам нужна защита. — Вынул пистолет и удостоверился, что он заряжен.

— Спасибо, Анжели. Обойдусь без оружия — буду бороться собственными средствами.

Послышался резкий щелчок — кто-то открыл дверь из коридора в приемную.

— Вы кого-нибудь ждете?

— Нет. Сегодня пациентов не будет.

Все еще держа пистолет в руке, Анжели тихо подошел к двери кабинета. Отступил в сторону, рывком открыл ее. На пороге стоял обескураженный Питер Хэдли.

— Кто вы такой? — напустился Анжели.

Джад подошел к двери.

— Все в порядке, — поспешно сказал он. — Это мой друг.

— Эй! Что все это значит? — спросил Питер.

— Извините, — произнес Анжели и убрал пистолет.

— Доктор Питер Хэдли — детектив Анжели, — представил их друг другу Джад.

— Что у вас здесь за дурдом? — улыбнулся Питер.

— Небольшая неприятность, — объяснил Анжели. — В кабинет доктора Стивенса… забрались. И мы подумали, что тот, кто это сделал, может вернуться.

Джад понял намек:

— Да. Они ничего не нашли.

— Это как-то связано с убийством Кэрол? — спросил Питер.

Прежде чем Джад открыл рот, заговорил Анжели:

— У нас нет полной уверенности, доктор Хэдли. Полиция просила доктора Стивенса не обсуждать пока это дело.

— Понятно, — поджал губы Питер. Затем посмотрел на друга. — Наш ленч не отменяется?

А ведь Джад совершенно забыл о предварительной договоренности.

— Конечно, нет, — быстро отозвался он и повернулся к Анжели: — Полагаю, мы все обсудили?

— И еще многое в придачу, — согласился тот. — Вы уверены, что не хотите… — Он постучал по пистолету.

Джад покачал головой:

— Благодарю.

— Ладно. Будьте осторожны, — попросил полицейский.

— Постараюсь, — пообещал Джад.

Джад был рассеян во время ленча, и Питер отнесся к нему с пониманием. Они поболтали об общих знакомых и немного о пациентах, которых вели вместе. Питер связался с начальником Хэррисона Берка и договорился, что тому устроят консилиум психиатров и отправят в частную клинику.

— Я не знаю, что у тебя за беда, — сказал Питер за кофе, — но если могу чем-нибудь помочь…

Джад покачал головой:

— Спасибо, Питер, я должен справиться сам. Расскажу, когда все закончится.

— Надеюсь, не придется долго ждать, — беспечно сказал Питер. — Затем осведомился: — Тебе угрожает опасность?

— Ну что ты, нет, — отверг Джад и подумал: «Если не брать в расчет маньяка, который уже убил троих и полон решимости прикончить четвертого».

15

После ленча Джад вернулся в свой кабинет и опять занялся пленками. Теперь все имело значение, все было важно. Поток слов, изрыгающих ненависть… извращенность… страх… манию величия… одиночество… боль… обрушился на него подобно лавине.

К концу третьего часа он приписал к своему списку еще одно имя: Брюс Бойд, последний любовник Джона Хэнсона. И еще раз стал слушать пленку:

«… Мне кажется, я влюбился в Брюса с первого взгляда. Он самый красивый мужчина из тех, кого я встречал.

— Он был пассивный или активный партнер, Джон?

— Активный. Это-то меня и привлекло. Он очень сильный. Позже, когда мы стали любовниками, бывало, ссорились поэтому.

— Ссорились?

— Да, Брюс даже не понимал, какой он сильный. Он обычно подходил сзади и бил меня по спине. Это было проявление любви, но однажды он чуть не сломал мне позвоночник. Я был готов убить его. Когда он здоровался за руку, мог переломать пальцы. Он, правда, всегда выражал сожаление, но это притворство. Брюсу нравится делать людям больно. Ему не нужен хлыст. Он очень сильный…»

Джад остановил магнитофон и задумался. Образ гомосексуалиста не соответствовал его представлению об убийце, но, с другой стороны, садист и эгоист Бойд был связан с Хэнсоном.

Тери Уошберн жила в фешенебельных апартаментах на последнем этаже небоскреба на Саттон-плейс. Вся квартира была выдержана в вызывающем розовом цвете: стены, мебель, портьеры. Тут и там стояли дорогие вещи, на стенах висели полотна французских импрессионистов. К тому моменту, когда появилась Тери, Джад рассмотрел двух Мане, двух Дега, одного Моне и одного Ренуара.

Джад предварительно позвонил Тери и сказал, что хочет зайти. Подготовилась она на славу. Под розовым прозрачным пеньюаром ничего не было.

— Наконец-то ты пришел! — радостно воскликнула она.

— Мне бы хотелось поговорить с вами.

— Я вся внимание. Выпьем?

— Нет, спасибо.

— Тогда выпью я… ради праздничка. — И Тери пошла к бару в углу огромной гостиной. Его створки были обшиты коралловыми панелями.

Джад наблюдал за ней.

Она вернулась с бокалом и села рядом с ним на розовый диван.

— Наконец-то твой петушок привел тебя сюда, счастье мое, — сказала она. — Я знала: тебе не миновать маленькой Тери. Я с ума по тебе схожу, Джад. Все сделаю, только скажи. Вытворяй со мной, что хочешь, самое непотребное. — Она поставила бокал и положила руку ему на бедро.

Джад взял ее руку.

— Тери, — сказал он, — мне нужна ваша помощь.

— Я знаю, малыш, — застонала она. Ее мысли катились по привычной колее. — Я так тебя трахну, как никто тебя в жизни не трахал.

— Тери, послушайте! Меня пытаются убить!

На ее лице медленно проступало изумление. Играет или нет? Джад вспомнил ее выступление в одном очень давнем шоу. Нет, не играет. Она хорошая актриса, но не настолько.

— Господи! Кому… нужно убивать тебя?

— Может быть, человеку, каким-то образом связанному с моими пациентами.

— Но, боже мой, зачем?

— Вот это я и стараюсь выяснить, Тери. Не говорил ли кто-нибудь из ваших друзей об… убийствах? Хотя бы в компании, как розыгрыш?

Тери затрясла головой:

— Нет.

— Вы знаете человека по имени Дон Винтон? — он не спускал с нее глаз.

— Дон Винтон? Хм… Не знаю.

— Тери, как вы относитесь к убийству?

По ее телу пробежала дрожь. Он держал ее за запястье и почувствовал, как участился пульс.

— Вас приводят в волнение мысли об убийстве?

— Не знаю.

— Подумайте, — настаивал Джад. — Такие мысли возбуждают вас?

Ее пульс стал неровным:

— Нет, конечно, нет!

— Почему вы не сказали мне, что убили человека в Голливуде?

Тери вдруг выбросила вперед руки в явном намерении вцепиться длинными ногтями Джаду в лицо. Он едва успел загородиться.

— Ах ты, вонючий собачий потрох! Это было двадцать лет назад… Так вот зачем ты явился. Убирайся отсюда! Вон! — И она забилась в истерике.

Джад какое-то мгновение смотрел на Тери. Ее вполне могли вовлечь в некое «романтическое» приключение со смертельным исходом. Нестабильное поведение, шараханье из стороны в сторону, полное отсутствие чувства собственного достоинства делали актрису легкой добычей любого, кто пожелал бы использовать ее в собственных целях. Ведь она — Комок мягкой глины в сточной канаве. Ее можно превратить либо в прекрасную статуэтку, либо в острый кинжал. Весь вопрос в том, какому человеку она попадет? Дону Винтону?

Джад поднялся.

— Простите меня, — сказал он и покинул розовые апартаменты.

Дом, в котором жил Брюс Бойд, стоял возле парка в Гринвич-Вилледж и не так давно служил конюшней.

Дверь открыл филиппинец в белом пиджаке. Джад назвал свое имя, и его попросили подождать в прихожей. Прошло десять минут, потом пятнадцать. Джад еле сдерживал раздражение. Наверное, нужно было сказать детективу Анжели, что он едет сюда. Согласно собственным предположениям, следующее покушение должно произойти очень скоро. И на этот раз убийца не оплошает.

Вновь появился филиппинец.

— Мистер Бойд сейчас вас примет, — сказал он и повел Джада наверх. Затем незаметно удалился.

Бойд сидел за столом в обставленном со вкусом кабинете и писал. Это был красивый человек с тонкими чертами лица, орлиным носом и чувственным ртом. Светлые волосы вились локонами. При виде гостя он встал и оказался гигантом шести футов ростом с грудью и плечами футбольного игрока. Джад сравнил его с предполагаемым портретом убийцы — Бойд подходил по всем параметрам. И снова пожалел, что ни слова не сказал Анжели о своем визите.

— Извините, что заставил вас ждать, доктор Стивенс, — дружелюбно сказал верзила. — Голос был мягкий, хорошо поставленный. — Меня зовут Брюс Бойд. — И подал руку.

Джад протянул свою, и в этот момент Бойд твердым как гранит кулаком ударил его в челюсть. Удар был такой неожиданный и такой сильный, что Джад отлетел в сторону, наткнулся на торшер и вместе с ним упал на пол.

— Прошу прощения, доктор. — Бойд смотрел на него сверху вниз. — Получайте уж, раз пришли. Вы ведь плохо себя вели, не правда ли? Вставайте, я дам вам выпить.

Джад еле-еле повел подбородком и начал подниматься. Когда он уже почти выпрямился, Бойд мыском ботинка ударил его в пах, и Джад, скорчившись от жуткой боли, опять повалился на пол.

— Я ждал, что ты придешь, — сказал верзила.

Сквозь красные круги в глазах Джад видел массивную фигуру, нависшую над ним. Попытался что-то сказать, но не смог выдавить из себя ни слова.

— Не говори, не надо, — сказал Бойд с сочувствием. — Больно ведь. Я знаю, почему ты здесь. Хочешь расспросить меня о Джонни.

Джад кивнул, и Бойд пнул его в голову. В глазах стоял кровавый туман, а неясный далекий голос Бойда то наплывал, то удалялся:

— Мы любили друг друга, пока ты не встретился на его пути, и он не стал уродом. Это ты виноват, что наши отношения показались ему грязными. Ты облил нас грязью, доктор Стивенс. Ты!

Джад почувствовал, как что-то твердое вонзилось в ребра и невероятная боль волнами покатилась по телу. Теперь все вокруг предстало в изумительных красках, как будто в голове разными цветами вспыхивала радуга.

— Кто дал тебе право указывать людям, как любить, кого любить? Сидишь в своем кабинете, словно Бог, осуждая каждого, кто думает иначе.

«Неправда, — мысленно отвечал Джад. — До нашей встречи у Хэнсона не было выбора. Это я дал ему выбор. И он отрекся от тебя».

— Теперь Джонни нет, — сказал белокурый великан, склоняясь над ним. — Ты убил моего Джонни. А я убью тебя.

Еще пинок пришелся по затылку, и в голове помутилось. Будто со стороны какой-то отдаленный участок его мозга с явным интересом наблюдал, как все прочие органы умирают. Этот крошечный участок продолжал функционировать, хотя мысли слабели. Джад упрекнул себя за то, что ошибся в расчетах. Полагал, убийца темноволосый, романского склада, а он оказался блондином. Не считал того половым извращенцем, а он гомосексуалист. Ну вот, нашел своего маньяка, а вместе с ним и погибель…

Джад потерял сознание.

16

Какая-то малая частичка мозга пыталась послать некое сообщение космической важности, но агонизирующие нервные клетки не давали возможности сконцентрироваться. Где-то поблизости раздавался тоненький плач, похожий на скулеж раненого животного. Медленно, с трудом Джад приоткрыл глаза. Он лежал в постели. В углу незнакомой комнаты захлебывался слезами Брюс Бойд.

Джад попытался сесть. Рвущая боль в теле вернула память о всех предыдущих событиях. Дикая, первобытная ярость овладела вдруг всем его существом.

Когда Джад пошевелился, Бойд посмотрел на него и подошел к кровати.

— Сами виноваты, — захныкал он. — Если бы не вы, Джонни был бы со мной и остался жив.

Не отдавая себе отчета в том, что делает, движимый давно забытым, глубоко запрятанным инстинктом, Джад дотянулся до шей Бойда, обхватил ее и изо всех сил сжал. Бойд не сопротивлялся, так и стоял, умываясь слезами. Джад взглянул в его глаза и утонул в их пустоте. Затем медленно разжал руки.

«Боже, — подумал он. — Я же врач. На меня напал больной человек, а я хочу убить его».

Джад посмотрел на Бойда и понял: перед ним беспомощный, сбитый с толку ребенок. Так вот что несколько раньше пыталось сообщить ему подсознание: Брюс Бойд не Дон Винтон. В противном случае не сносить бы ему головы. Бойд не способен на убийство. Совершенно правильная мысль мелькнула тогда в мозгу — по внешним данным Бойд не тянет на убийцу. Придется утешиться хотя бы этим.

— Если бы не вы, — рыдал Бойд, — Джонни был бы жи-и-ив… был бы со мно-о-ой… я бы его защитил…

— Я не просил Джона Хэнсона уходить от вас, — устало проговорил Джад. — Он решил сам.

— Лжете!

— У вас начался разлад до того, как он пришел ко мне.

Долгое молчание. Затем Бойд кивнул:

— Да. Мы… все время ссорились.

— Он старался обрести самого себя. Инстинкт постоянно говорил ему: вернись к жене и детям. Глубоко внутри него зрело желание стать нормальным мужчиной.

— Да, — прошептал Бойд. — Он все время твердил это, я же думал: просто хочет наказать меня. — Бойд поднял глаза на Джада. — А как-то раз ушел и не вернулся — разлюбил. — Голос был полон безысходности.

— Он не разлюбил вас как друга, — заметил Джад.

Бойд продолжал смотреть на него в полном отчаянии.

— А мне вы поможете? П-помо-ги-те! Вы должны мне помочь! — Выкрики скорее походили на стоны.

Джад задумался.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Я помогу вам.

— Я стану нормальным?

— Нет такого понятия, как нет двух одинаковых людей. У каждого человека собственная «нормальность».

— Вы можете сделать меня нормальным мужчиной?

— Все зависит от вас — насколько сами того хотите. Надо подвергнуться психоанализу.

— А вдруг не поможет?

— Если обнаружится, что в вас заложен гомосексуализм, придется смириться с этим.

— Когда мы сможем начать? — спросил Бойд.

Внезапно последняя фраза вернула Джада к реальности. Сидит тут, разглагольствует на медицинские темы, когда единственное, о чем сейчас следует думать, — в течение ближайших двадцати четырех часов его убьют. А он так ничего и не узнал о Доне Винтоне. Оставшиеся в его списке подозреваемые — Тери и Бойд — никакого отношения к Дону Винтону не имеют, и он ни на шаг не продвинулся вперед. Если его характеристика верна, убийца в данный момент мечет громы и молнии. Так что следующее нападение надо ждать с минуты на минуту.

— Позвоните мне в понедельник, — сказал Джад.

По дороге домой в такси Джад пытался взвесить свои возможные шансы. Радоваться нечему. А все-таки за какими сведениями столь отчаянно охотится Дон Винтон? И почему в полиции на него ничего нет? Может быть, он живет под другой фамилией? Нет. Моуди четко произнес: «Дон Винтон».

Трудно было сконцентрировать внимание. Любое покачивание машины отдавалось в теле мучительной болью. Джад думал о недавних убийствах и покушениях, пытаясь найти в них хоть какой-нибудь смысл. Удар ножом, истязание, наезд, бомба-ловушка, скотский крюк. Сплошь маниакальная жестокость. И невозможно предположить, какой способ изберут дальше. И кто исполнители. Им легче всего добраться до него в кабинете или в квартире. Он вспомнил о совете Анжели. Нужно укрепить замки на дверях. Не забыть сказать швейцару Майку и лифтеру Эдди, чтобы были начеку. Им можно доверять.

Машина подъехала к дому. Швейцар открыл дверцу. Только это был не Майк.

17

Какой-то крупный смуглый человек с глубоко посаженными черными глазами на дряблом лице облачился в форму Майка, которая была ему мала. Спереди на шее у него виднелся старый шрам.

Такси отъехало, и Джад остался наедине с незнакомцем. Снова резанула боль. Он заскрежетал зубами. Господи, только не сейчас!

— Где Майк?

— В отпуске, доктор.

Итак, этот тип знает, кто он? А Майк в отпуске? В декабре?

По губам незнакомца скользнула довольная улыбочка. Джад бросил взгляд по сторонам: на улице ни души, только ветер свищет. Попытаться унести ноги? Это в его-то состоянии?! Все тело разбито и болит, вздохнуть как следует нельзя.

— Похоже, вы попали в автокатастрофу. — Человек говорил почти добродушно.

Ни слова ни ответив, Джад повернулся и вошел в вестибюль. В случае чего позовет на помощь Эдди.

«Швейцар» последовал за Джадом. Эдди стоял возле лифта к ним спиной. Джад направился к нему, с каждым шагом ощущая сильнейшую боль. Лишь бы не упасть, и главное — не остаться с этим человеком наедине. Он побоится свидетеля.

— Эдди! — позвал Джад.

Лифтер обернулся.

Джад никогда прежде его не видел. Он выл копией «швейцара», разве поменьше ростом и без шрама. Вылитые братья-разбойники. Джад остановился, зажатый с двух сторон. И, кроме них, в вестибюле никого.

— Поехали, — сказал человек у лифта. Он, как и брат, довольно ухмылялся.

Итак, эти двое — олицетворение смерти. Впрочем, они не авторы сценария, а нанятые профессионалы. Прикончат его здесь, в вестибюле, или предпочтут сделать это в квартире? Конечно, в квартире, заключил он. Будет больше времени, чтобы скрыться, прежде чем обнаружат труп.

Джад шагнул к конторе управляющего:

— Мне нужно повидать мистера Каца по поводу…

Большой преградил ему дорогу.

— Мистер Кац занят, док, — мягко проговорил он.

Человек в лифте подал голос:

— Я отвезу вас наверх.

— Нет, — сказал Джад. — Я…

— Делай, что велят, — бросил большой ледяным тоном.

Вдруг дверь с улицы открылась, и в вестибюль ворвался холодный воздух. Быстро вошли, кутаясь в пальто, двое мужчин и две женщины. Они громко разговаривали и смеялись.

— Хуже, чем в Сибири! — воскликнула одна из женщин.

— Да уж, ночка, не приведи Господи, и для двуногих, и для четвероногих, — промолвил толстомордый мужчина, поддерживая ее под локоток. Компания шла к лифту. Братья-разбойники молча переглянулись. Заговорила вторая женщина, крошечная платиновая блондинка.

— Изумительный был вечер. Спасибо большое! — Она явно прощалась с кавалерами.

Второй мужчина издал звук протеста, похожий на стон:

— Не прогоните же вы нас без стаканчика спиртного?!

— Ужасно поздно, Джордж, — жеманно пропела первая дама.

— На улице мороз. Не мешало бы немножечко заправить нас антифризом.

Второй поддержал его:

— Один глоток, и мы уйдем.

Джад затаил дыхание: «Ну, пожалуйста!»

Платиновая блондинка сжалилась:

— Ладно, Бог с вами. Только один, все слышали?

Смеясь, они вошли в лифт. Джад быстро шагнул следом. «Швейцар стоял в нерешительности, смотря на брата. Тот, находясь в лифте, пожал плечами, закрыл дверь и нажал на „пуск“. Джад жил на пятом этаже. Если они выйдут раньше — все кончено.

— Этаж?

Маленькая блондинка захихикала:

— Представляю, что сказал бы мой муж, если бы увидел, что я пригласила в дом двух незнакомых мужчин. — Она повернулась к лифтеру: — Десятый.

Джад набрал полные легкие воздуха и только тогда понял, что не дышал. Он быстро произнес:

— Пятый.

«Лифтер» многозначительно и спокойно посмотрел на него и открыл дверь на пятом этаже. Джад вышел. Лифт поехал дальше.

Он двинулся к своей квартире, превозмогая боль. Вынул ключ. открыл дверь. Сердце громко билось. До их рокового прихода самое большее пять минут. Хотел накинуть цепочку, но она осталась у него в руках. Перерезана. Швырнул ее на пол и пошел к телефону. Страшно закружилась голова. Он остановился и прикрыл глаза, а драгоценное время неумолимо бежало.

Единственное, кому можно позвонить, это Анжели, но он лежит с простудой. И что ему сказать? В доме поменяли швейцара и лифтера; кажется, они собираются убить меня? Джад вдруг осознал, что стоит с трубкой в руке, ошеломленно смотрит на нее и не знает, что делать. Сотрясение мозга, подумал он. Ведь Бойд весь дух из меня вытряс. А сейчас придут эти типы и застанут его совершенно беспомощного. Он вспомнил выражение глаз «швейцара». Необходимо их перехитрить, сбить с толку. Но, боже всемилостивейший, как?

Включил монитор — вестибюль был пуст. Накатывая волнами, вернулась боль. Только бы не потерять сознание. Усилием воли заставил себя сконцентрироваться: «Ты в критическом положении… Да… В критическом. Принимай чрезвычайные меры!» В глазах продолжало меркнуть. Сфокусировал зрение на телефонном аппарате. Медленно, с трудом набрал номер. Ответили после пятого гудка. Джад говорил несвязно и нечетко. Краем глаза заметил на экране какое-то движение. Те двое направлялись по вестибюлю к лифту.

Его время вышло.

Двое мужчин бесшумно подошли к квартире и встали по обе стороны двери. Большой, Роки, толкнул дверь — заперта. Он вынул целлулоидную пластинку, осторожно вставил между дверью и притолокой повыше замка. Кивнул брату, и оба вынули пистолеты с глушителями. Роки провел пластинкой вниз и медленно приоткрыл дверь. Они оказались в гостиной, пустой комнате, из которой вели еще три закрытые двери. Брат поменьше, Ник, потрогал одну из них. Улыбнувшись, приложил дуло к замку и нажал на курок. Дверь открылась в кабинет. Друг за другом переступили порог, поводя по сторонам пистолетами.

Ник полез по шкафам, а Роки вернулся в гостиную. Они двигались не спеша, зная, что доктор прячется где-то здесь, и помощи ему ждать неоткуда. Явно испытывали удовольствие, как будто смаковали последние мгновения перед главным шагом.

Ник толкнул вторую дверь — не поддается. Выстрелил в замок и вошел в комнату — никого. Двинулся дальше. Когда проходил мимо монитора, Роки схватил брата за руку: на экране какие-то люди торопливо пересекали вестибюль. Двое в белых медицинских куртках толкали перед собой каталку. Третий нес медицинский саквояж.

— Это еще что за дьявол?

— Не психуй, Роки. Кто-то, наверно, заболел. В этом доме не меньше сотни квартир.

Будто завороженные, они наблюдали, как медики втащили каталку в лифт, шагнули следом, и створки закрылись за ними.

— Подождем пару минут, — произнес Ник. — Может, какой несчастный случай. Тогда жди копов.

— Ну и везуха, ядрена вошь!

— Брось психовать. Стивенс никуда не денется.

Внезапно дверь в квартиру распахнулась, вошли врач и двое интеров, везя за собой каталку. Братья поспешно засунули пистолеты в карманы пальто.

Врач подошел к одному из них:

— Он мертв?

— Кто?

— Самоубийца. Мертв или еще жив?

Братья, ничего не понимая, обменялись взглядами.

— Вы, ребята, попали не туда, — сказал Ник.

Врач резко протиснулся между братьями и попытался открыть дверь спальни.

— Заперта. Давайте-ка поднажмем.

Оба брата беспомощно наблюдали, как медики плечами вышибали дверь. Врач вошел в спальню.

— Везите каталку! — Он подошел к кровати, на которой лежал Джад. — Все в порядке?

Джад поднял глаза, стараясь хоть что-то разглядеть.

— Больница… — пробормотал он.

— Уже едем.

В полной прострации убийцы смотрели, как медики ловко уложили Джада на каталку и укрыли одеялами.

— Давай сваливать, — шепнул брату Роки.

Врач проводил их взглядом. Затем повернулся к Джаду, в измученном лице которого не было ни кровинки.

— Как, ты? — В голосе врача звучала явная озабоченность.

Джад попытался улыбнуться, но тщетно.

— Прекрасно, — сказал он, едва слыша сам себя, — Спасибо, Пит.

Питер внимательно посмотрел на друга, затем кивнул медикам:

— Поехали!

18

Больничная палата другая, а сестра та же. Светлые стены и женщина в белом с недовольной миной на лице — вот первое, что увидел Джад, когда открыл глаза.

— Так. Очнулись, — натянуто сказал она. — Доктор Хэррис хочет поговорить с вами. — Вся подобравшись, она вышла из палаты.

Осторожно, помогая себе руками, Джад сел. Кости целы, а мышцы словно чужие. Он попытался сфокусировать зрение на стуле, стоящем напротив, попеременно закрывая глаза. Контуры чуть расплывались.

— Хотите, чтобы вас посмотрел специалист?

Джад поднял глаза. В палате стоял доктор Сеймур Хэррис.

— Ну, — весело сказал он. — Вы становитесь одним из самых лучших клиентов. Знаете, на какую сумму выписали счет только за наложение швов на раны? Придется сделать вам скидку… Как спали, Джад? — Он присел на край кровати.

— Как младенец. что вы мне дали?

— Укололи этаминалом натрия.

— Который час?

— Полдень.

— О господи, — вырвалось у Джада. — Мне нужно уходить.

Доктор Хэррис отцепил историю болезни от своей пачки бумаг.

— Итак, с чего начнем? Сотрясение мозга? Разрывы? Ушибы?

— Я себя великолепно чувствую.

Доктор отложил историю болезни в сторону и заговорил серьезным тоном:

— Джад, ваше тело подверглось экзекуции. Гораздо в большей степени, чем вы себе представляете. Если у вас есть хоть одна извилина, вы останетесь в этой постели на несколько дней и отдохнете. А потом поедете в отпуск на месяц.

— Благодарю, Сеймур.

— Хоть вы и испытываете чувство благодарности, но я как-нибудь обойдусь без этого.

— Мне нужно заняться кое-какими делами.

Доктор Хэррис вздохнул:

— Знаете, кто самые невыносимые пациенты на свете? Врачи.

Признав свое поражение, он переменил тему:

— Питер пробыл здесь всю ночь. А теперь каждый час звонит, беспокоится. Он считает, что вчера ночью кто-то пытался вас убить.

— Вы же понимаете — у врачей богатое воображение.

Хэррис внимательно посмотрел на Джада, пожал плечами и сказал:

— Вы психоаналитик, а я простой лекарь. Вы, наверное, знаете, что делаете, хотя, по-моему, ваша затея гроша ломаного не стоит. Вы твердо решили не задерживаться здесь?

— Просто не могу.

— Ладно, хулиган. Выпущу вас завтра.

Джад было запротестовал, но доктор Хэррис оборвал его:

— Не спорить! Сегодня воскресенье. Ребяткам, которые калечат вас, тоже нужен передых.

— Сеймур…

— Вот еще что. Противно изображать еврейскую мамашу, но вы хоть ели в последнее время?

— Н-да, кое-как… — признался Джад.

— Ясно. Я дам мисс Бедпен двадцать четыре часа, чтобы она вас откормила. И…

— Да?

— Не рискуйте, мне бы не хотелось потерять такого исправного клиента.

И доктор Хэррис ушел.

Джад откинулся на подушки: усталость брала свое. Потом услышал дребезжание посуды и, открыв глаза, увидел красивую сестру-ирландку, которая вкатила сервировочный столик с множеством блюд.

— Вы проснулись. доктор Стивенс? — улыбнулась он.

— Который час?

— Шесть.

Он проспал весь день. Сестра переставила обед на тумбочку возле кровати.

— Сегодня царское угощение. Завтра сочельник.

— Я знаю.

Он принялся за еду без аппетита, но когда положил в рот первый кусочек, вдруг обнаружил, что страшно проголодался. Доктор Хэррис велел отключить телефон, и Джад спокойно лежал, набираясь сил. Завтра ему понадобится энергия, которую удастся накопить сегодня.

В 10 часов утра в палату торопливо вошел Сеймур Хэррис.

— Как мой любимый пациент? — весело спросил он. — Выглядите почти по-человечески.

— Прекрасно. К вам посетитель. Хотелось бы, чтобы вы не смахивали на пугало.

Питер? Или Нора? Пожалуй, все свое свободное время они тратят на посещение больницы.

— Это лейтенант Макгриви, — добавил доктор Хэррис.

Сердце Джада екнуло.

— Он горит желанием поговорить. Хотел удостовериться, что вы не спите. Сейчас придет.

Ну да, чтобы арестовать его. Анжели болен, сидит дома и не помешал Макгриви состряпать улики, по которым его могут осудить. От Макгриви пощады не жди. Надо исчезнуть до его прихода.

— Будьте добры, попросите сестру прислать парикмахера, — сказал Джад. — Хочу побриться.

Должно быть, изменившийся голос выдал его, о чем свидетельствовал взгляд доктора. Или Макгриви что-то успел сообщить о нем?

— Хорошо, — кивнул Хэррис.

Как только закрылась дверь. Джад встал. Две ночи спокойного сна совершили чудо. Он еще неуверенно держался на ногах, но это пустяки. А сейчас надо спешить. Через три минуты он был одет. Выглянул в щелочку, убедился, что в коридоре никого нет, и направился к служебной лестнице. На повороте увидел, как из лифта вышел Макгриви и двинулся к палате. За ним следовали переодетый полицейский и два детектива. Джад спустился вниз и выбрался из здания через подъезд «скорой помощи». Отойдя от больницы на квартал, сел в такси.

Макгриви вошел в палату и сразу увидел пустую кровать и шкаф без верхней одежды.

— Разбегайтесь по разным направлениям, — сказал он своим спутникам. — Его еще можно задержать. — И бросился к телефону.

Оператор тут же соединил его с коммутатором полиции.

— Это Макгриви. Объявление всем постам полиции. Очень срочно… Доктор Стивенс, Джад… Возраст…

Такси остановилось перед зданием, где находился кабинет. Отныне он нигде не будет в безопасности. Даже дома. Придется искать пристанище в гостинице. Заходить в кабинет тоже опасно, но необходимо: нужен номер телефона.

Джад расплатился с таксистом и вошел в холл. Ныла каждая мышца, но двигался он быстро. Времени почти нет. Вряд ли они подумают, что он заглянет сюда. Необходимо вести себя крайне осторожно. Сейчас все зависит от того, в чью ловушку он попадет. Полиции или Дона Винтона.

Он открыл дверь кабинета и запер ее за собой. Помещения показались чужими и враждебными. Больше принимать пациентов здесь не стоит. Сама обстановка теперь не будет располагать больных к откровенности, скорее наоборот.

Его охватил гнев — вот ведь во что может превратить жизнь какой-то мерзавец. Он явственно представил себе, как братья вернулись к хозяину и доложили, дескать, дело сорвалось. Если он правильно определил характер Дона Винтона, тот пришел в ярость. В любой момент следует ожидать новую попытку нападения.

Еще в больнице он вспомнил о двух важных вещах. Иногда Анну назначали на прием перед Джоном Хэнсоном. Кроме того, она несколько раз разговаривала с Кэрол, и та, ни о чем не подозревая, могла сболтнуть что-либо лишнее. А если так, Анне грозит не меньшая опасность.

Джад открыл ящик стола, вынул телефонную книгу и набрал номер Анны. После третьего гудка ответил бесстрастный голос:

— Оператор слушает. Какой номер вы набираете?

Он продиктовал. Через несколько секунд девушка ответила:

— Извините, но вы ошиблись. Пожалуйста, проверьте свою запись или обратитесь в справочную.

— Благодарю, — сказал Джад и повесил трубку. Он сидел какое-то время задумавшись, потом вспомнил, что несколько дней назад в бюро услуг дозвонились до всех пациентов, кроме Анны. Ну конечно, он, записывая телефон, перепутал цифры. Джад полистал общий справочник, но не обнаружил ни Анны Блейк, ни ее мужа. Все равно, необходимо поговорить с ней! Переписал адрес из своей телефонной книги: Нью-Джерси, Бейонн, Вудсайд-авеню, 617.

Через пятнадцать минут в конторе проката взял машину. На стене висел плакат: «Мы — второго сорта, поэтому стараемся вдвойне».

«Будто обо мне сказано», — подумал Джад.

Несколько минут спустя объехал квартал, убедился, что нет хвоста, и направился в Нью-Джерси через мост Джорджа Вашингтона. В Бейонне остановился у бензоколонки и спросил дорогу дальше.

— До угла и налево. Третья улица.

Поблагодарив, Джад продолжал путь. При мысли о том, что он сейчас увидит Анну, сердце учащенно забилось. Как сказать, чтобы не взволновать ее? Будет ли дома муж?

Джад повернул на Вудсайд-авеню. Дома здесь начинались с девятисотых номеров, по обеим сторонам улицы были маленькие и обшарпанные. Чем дальше он ехал, тем неказистее становились лачужки.

Но ведь Анна живет в прекрасном лесном поместье. А кругом ни деревца. Неужели?.. Тягостное предчувствие овладело им.

Так и оказалось: номер 617 был поросший сорняками пустырь.

19

Джад сидел в машине, стараясь сосредоточиться. Неверный телефон мог быть ошибкой, но неверный номер дома — это уж слишком. Анна солгала ему. А если она скрыла свой адрес, а по свей вероятности, и настоящее имя, то чему же тогда верить? Он заставил себя объективно оценить все, что знал о ней. Набралось всего ничего. Она пришла с улицы, без направления другого врача, и настояла на приеме. За четыре недели общения умело постаралась скрыть цель своего появления, а затем неожиданно сообщила: у нее все в порядке и она уезжает. После каждого визита платила наличными, а не чеком — здесь тоже ничего не выяснишь. Но зачем понадобилось все это выдумывать? На прямой вопрос напрашивался лишь один ответ. При этой мысли Джаду стало физически плохо. Если кому-нибудь потребовалась информация, как он работает, что и где располагается в кабинете, кто может узнать больше, нежели пациент? Вот чем она занималась. А послал ее Дон Винтон. Она узнала все необходимое и бесследно исчезла!

И как легко он поддался на обман. Должно быть, она смеялась до упаду, когда рассказывала Дону Винтону о влюбленном идиоте, называющим себя психоаналитиком и претендующим на роль знатока человеческих душ. А он — лопух-лопухом — по уши влюбился в женщину, озабоченную единственной целью — подготовить его убийство. Каково для ведущего специалиста страны? Потрясающий материал для дискуссии в Ассоциации американских психиатров.

А если все не так? Предположим, Анна действительно пришла со своими подлинными проблемами, а назвалась фиктивным именем, потому что боялась причинить кому-то вред. Со временем проблемы разрешились сами собой, и она посчитала, что больше не нуждается в помощи.

Нет, не так это просто. А если Анна — та самая неизвестная величина, определив которую, справишься со всем уравнением? Или, может быть, ее заставили поступать вопреки собственной воли? Но, пожалуй, такое предположение никакой критики не выдерживает. Он отводит ей роль затравленной дамы, а себе — рыцаря в блестящих доспехах. Неужели она предала его? Как бы то ни было, он обязан это выяснить.

Из дома напротив вышла пожилая женщина в рваном халате и уставилась на него. Он развернулся и поехал обратно, к мосту Джорджа Вашингтона.

Следом за ним шли несколько машин. В любой могли быть преследователи. Но зачем наблюдать за ним? Враги знают, где его найти. Нельзя вот так сидеть сложа руки и ждать нападения. Нужно действовать, застать их врасплох, разъярить Дона Винтона до такой степени, чтобы тот допустил промашку, и загнать в угол. Причем действовать незамедлительно, пока Макгриви не схватил его и не упрятал за решетку.

Джад отправился в Манхэттен. Ключ к разгадке — Анна, но ее будто ветром сдуло. И завтра унесет из пределов страны.

Вдруг Джаду пришло в голову, как ее найти.

Был канун Рождества, и помещение авиакомпании «Пан-Америкен» заполняли вылетающие во все концы мира пассажиры.

Джад протолкнулся к стойке и потребовал администратора. Девушка в форме, дежурно улыбаясь, попросила подождать: администратор говорит по телефону.

Джад стоял, оглушенный многоязычным гомоном.

— Мне нужно вылететь в Индию пятого числа.

— В Париже холодно?

— Позаботьтесь, чтобы в Лиссабоне меня встретила машина.

Ему вдруг страшно захотелось сесть в самолет, и поминай как звали. Он ясно ощущал, как измучен физически, морально. Такое впечатление, что в распоряжении Дона Винтона целая армия, а он один. Что тут сделаешь?

— Чем могу быть полезен?

Джад обернулся. За стойкой стоял высокий человек с очень бледным лицом.

— Моя фамилия — Френдли. — Губы администратора скривились в вымученной улыбке. — Чарльз Френдли. К вашим услугам.

— Я — доктор Стивенс. Пытаюсь разыскать свою пациентку. Она завтра вылетает в Европу.

— Фамилия?

— Блейк. Анна Блейк. — Как-то неуверенно это получилось у Джада. — Она с мужем. Зарегистрировались как мистер и миссис Энтони Блейк.

— В какой город вылетают?

— К сожалению, не знаю.

— У них билеты на утренний или на дневной рейс?

— Я даже не уверен, что они летят самолетом вашей авиакомпании.

Взгляд мистера Френдли сразу потускнел.

— В таком случае, боюсь, ничем не смогу помочь.

Джада охватила паника.

— Это очень важно. Я должен найти ее до отъезда.

— Доктор, «Пан-Америкен» каждый день выполняет по крайней мере один, а то и больше рейсов в Амстердам, Барселону, Берлин, Брюссель, Копенгаген, Дублин, Дюссельдорф, Франкфурт, Гамбург, Мюнхен, Париж, Рим, Шеннон, Штутгарт и Вену. Примерно то же самое на международных авиалиниях других компаний. Придется проверять каждый рейс. И сомневаюсь, что вам смогут помочь. если нет данных о месте назначения и времени вылета.

— Извините… — Джад повернулся, чтобы отойти, но тут же спохватился и воскликнул: — Подождите! — Ну как ему объяснить, что это, может быть, последний шанс остаться в живых. Последняя ниточка, ведущая к тем, кто решил его убить.

Френдли смотрел на него с плохо скрываемым раздражением.

— Да?

Джад, полный отвращения к самому себе, попытался изобразить заискивающую улыбку.

— Разве эти данные не заложены в компьютер, который помнит фамилии всех пассажиров? — спросил он.

— Только при том условии, когда известен номер рейса, — отрезал мистер Френдли, повернулся и ушел.

Джад остался у стойки, чувствуя дурноту. Все кончено. Больше податься некуда.

Тут, словно явление из средних веков, вошла группа священников, одетых в длинные развевающиеся сутаны и широкополые шляпы, нагруженных дешевыми картонными чемоданами, коробками и подарочными корзинками и фруктами. Служители церкви говорили по-итальянски и явно подтрунивали над самым молодым — юношей, на вид не более девятнадцати лет.

Наверное, возвращаются после отдыха домой, в Рим, подумал Джад, вслушиваясь в их болтовню. Рим… где будет Анна… Опять Анна.

Священники двинулись к стойку, вручили свои билеты самому молодому, который робко подошел к девушке в форме. Джад бросил взгляд на выход. У двери, подпирая стенку, стоял большой малый в сером пальто. Молоденький священник обратился к девушке.

— Dieci. Dieci.

Та непонимающе смотрела на него. Собрав все свои знания английского, он осторожно выговорил:

— Десят билетта.

Девушка радостно заулыбалась и приступила к регистрации. Священники разразились криками восторга по поводу лингвистических способностей своего товарища и захлопали его по спине.

Здесь больше делать нечего. Все равно раньше или позже придется встретиться лицом к лицу с тем, что ждет его там, снаружи, и он пошел мимо священников к выходу.

— Guardate che ha fatto il Don Vinton.

Джад остановился как вкопанный, кровь прихлынула к лицу. Он бросился к толстобрюхому маленькому священнику, который произнес эти слова, и схватил его за руку.

— Извините, — вымолвил он вдруг севшим, дрожащим голосом. — Вы сказали: «Дон Винтон»?

Священник глянул вопросительно, затем, похлопав его по рукаву, попытался отойти.

Но Джад не отпустил.

— Подождите! — сказал он.

Священник, заметно нервничая, смотрел на него. Джад заставил себя говорить спокойно:

— Дон Винтон. Кто это? Покажите мне его.

Теперь все священники уставились на Джада. Маленький и толстый взглянул на своих товарищей.

— E un americano matto. Итальянцы возбужденно загалдели. Встревоженный переполохом администратор открыл дверцу и направился к ним. Джад всеми силами старался справиться с волнением. Он отпустил руку священника, наклонился к нему и медленно, отчетливо произнес:

— Дон Винтон.

Тот какое-то мгновение всматривался в лицо Джада, а потом весь просиял:

— Дон Винтон!

Администратор с явно враждебным видом приближался. Джад одобряюще кивнул священнику. Тот показал на юнца в сутане:

— Дон Винтон — Большой Человек!..

И вдруг все составные головоломки встали на свои места.

20

— Не частите, не частите, — прохрипел Анжели. — Ни слова не разберу.

— Извините, — сказал Джад и перевел дух. — Я все понял! — Он был так рад слышать по телефону голос Анжели, что заговорил слишком быстро, чуть не захлебываясь. — Я знаю, кто пытается меня убить. Я знаю, кто такой Дон Винтон!

— Мы не можем найти никакого Дона Винтона. — В голосе детектива звучали скептические нотки.

— Знаете, почему? Потому что это не фамилия. Это — имя нарицательное. Такое итальянское выражение. Оно обозначает «важная персона», «большой человек». Вот что пытался сказать мне Моуди: за мной охотится важная персона.

— Ничего не понимаю, доктор.

— По-английски эти слова не имеют смысла, но когда вы произносите их по-итальянски, разве они ни о чем не говорят? Организация убийц, возглавляемая важной персоной.

В телефонной трубке долгое молчание.

— «Коза ностра»?

— Кто еще мог организовать группу убийц и снабдить их таким оружием? Кислота, бомбы, пистолеты. Помните, я предположил, что человек, которого мы ищем, выходец с юга Европы? Он — итальянец.

— Бессмыслица какая-то. Зачем «Коза ностра» понадобилось вас убивать?

— Представления не имею. Но я прав. И все стыкуется с тем, что сказал Моуди: «За вами охотится группа людей».

— Никогда не слышал подобной чуши! — воскликнул Анжели. Помолчав, добавил: — А может быть, так оно и есть.

Джаду стало легче на сердце. Если бы тот отказался выслушать его, было бы совершенно не к кому обратиться.

— Вы это с кем-нибудь обсуждали?

— Нет.

— И не надо! — с явной настойчивостью предупредил Анжели. — Если вы правы, то от молчания зависит ваша жизнь. Не приближайтесь ни к кабинету, ни к квартире.

— Нет-нет, — пообещал Джад. И вдруг вспомнил: — Вам известно, что у Макгриви есть ордер на мой арест?

— Да, — несколько помедлив, сказал Анжели. — Если попадетесь ему, вряд ли доедете до участка живым.

О боже! Как он был прав в своей оценке Макгриви. Но Макгриви не может быть мозговым центром. Им кто-то руководит… Дон Винтон — важная персона.

— Вы меня слышите?

У Джада пересохло в горле.

— М-м-да, — вымолвил он.

Возле телефонной будки стоял человек в сером пальто и смотрел на него. Неужели тот же, которого он заметил раньше у входа?

— Анжели…

— Да?

— Я не знаю, кто остальные, как они выглядят. И как мне вести себя, пока их не поймают?

Человек у будки буравил его взглядом.

— Мы с вами сейчас поедем прямо в ФБР. У меня там приятель со связями. Он позаботится о вашей безопасности, пока все не закончится. Хорошо? — Анжели говорил очень уверенно.

— Хорошо, — с благодарностью согласился Джад. В ногах была противная слабость.

— Откуда вы звоните?

— Из нижнего фойе компании «Пан-Америкен».

— Никуда оттуда не уходите. Держитесь среди толпы. Я еду.

Щелчок, связь оборвалась, и Джад с тревогой повесил трубку.

Он положил телефонную трубку на место в дежурной части полицейского участка. На душе скребли кошки. За все эти годы он привык иметь дело с убийцами, насильниками, извращенцами всех мастей, но каким-то неведомым образом выработал защитную реакцию, которая не позволяла терять веру в основополагающие начала человеческой природы — достоинство и гуманность.

Но негодяй-полицейский — это совсем другое, это коррупция, которая чернит всех их, разрушает все, за что борются и умирают честные служаки.

В дежурку постоянно входили и выходили, кто-то разговаривал, но он не прислушивался. Двое провели пьяного верзилу в наручниках. У одного полицейского был подбит глаз, другой держал платок у разбитого носа. Рукав его мундира был наполовину оторван. А ведь заплатить за разорванную форму придется ему самому. Ежедневно и еженощно эти люди добровольно идут на риск. Но об этом газеты не пишут. Им подавай жареное — скурвившегося полицейского, например. И вот один из таких. его собственный напарник, облил их всех грязью. Он с трудом поднялся на ноги и побрел по обшарпанному коридору в кабинет капитана. Там за ободранным столом в многочисленных пятнах от загашенных бычков сидел капитан Бертелли. Кроме него в кабинете находились два сотрудника ФБР в строгих костюмах.

Капитан Бертелли посмотрел на открывшуюся дверь:

— Ну?

Детектив кивнул:

— Есть контрольная отметка! Ответственный за хранение вещественных доказательств сказал, что в среду днем он забрал на время ключ Кэрол Робертс, а вернул его поздно ночью. Вот почему реакция на парафин была отрицательная. Он вошел в кабинет доктора Стивенса, воспользовавшись этим самым ключом. Ответственный не поинтересовался, зачем ему ключ, поскольку знал, что он участвует в расследовании дела.

— А где он сейчас, вы в курсе? — спросил один из фэбээровцев.

— Нет. За ним следили, но упустили.

— Он разыскивает доктора Стивенса, — сказал второй фэбээровец.

Капитан Бертелли повернулся к ним.

— Каковы шансы доктора Стивенса остаться в живых?

Первый покачал головой:

— Никаких, если они наткнутся на него раньше нас.

Капитан Бертелли кивнул:

— Следовательно, их надо опередить! — В его голосе кипела ярость. — И схватить Анжели тоже. Мне неважно, как вы это сделаете. — Он повернулся к детективу: — Кровь из носа, Макгриви!

Радио в полицейской машине щелкнуло и стало захлебываться:

— Вызывает Десятый… Вызывает Десятый… Всем патрульным машинам! Перехватить Пятый…

Анжели выключил приемник.

— Кто-нибудь знает, что вы у меня в машине? — спросил он.

— Никто, — заверил его Джад.

— Ни с кем не обсуждали «Коза ностра»?

— Только с вами.

Анжели удовлетворенно хмыкнул. Проехали мост Джорджа Вашингтона и направились к Нью-Джерси.

Теперь все складывалось иначе. Прежде он был полон мрачных предчувствий. А сейчас, сидя рядом с Анжели, больше не ощущал себя загнанным зверем. Все переменилось — теперь он охотник. Эта мысль наполнила его радужным чувством.

Анжели предложил оставить взятую напрокат машину в Манхэттене, так что они ехали в одной полицейской без опознавательных знаков. И держали путь по Пэлисейдз Интерстейтс Паркуэй на Оранджбург.

— А вы молодец, доктор, что догадались о происходящем, — заметил Анжели.

— Следовало прийти к этому раньше, как только я понял, что в операции участвует не один человек. Должен был предположить существование организации, использующей профессиональных убийц. Полагаю, Моуди сообразил это уже тогда, когда увидел бомбу под моим капотом. Им доступны любые средства. — Он замолчал, продолжая раздумывать.

И Анна в качестве участницы, кое-что сделавшей для его уничтожения. Но он не испытывал ненависти. Что бы она ни сотворила, он не сможет ее презирать.

Анжели свернул с главного шоссе. Он ловко выехал на второстепенную дорогу, которая вела к лесному массиву.

— А ваш приятель знает, что мы приедем? — спросил Джад.

— Я звонил ему. Он с нетерпением ждет вас.

Неожиданно Анжели резко крутанул в сторону. Проскочили приблизительно милю и остановились перед автоматическими воротами. Над ними Джад заметил маленькую телевизионную камеру. Послышался щелчок, ворота открылись и тут же захлопнулись за ними. Они двинулись по длинной извилистой дороге. Впереди, в просветах между деревьями, показалась плоская крыша, а затем и весь огромный дом. Высоко на нем, сверкая в лучах солнца, сидел бронзовый петух. Без хвоста!

21

В звуконепроницаемом Центре связи городского управления полиции, залитом неоновым светом, по обе стороны огромного коммутатора сидели двенадцать операторов. Посредине пульта находился рукав пневматической почты. При поступлении вызова операторы записывали данные, закладывали бумагу в рукав и отправляли наверх диспетчеру для немедленной передачи по участкам или патрульным машинам. Вызовы не прекращались ни днем ни ночью, они прибывали словно река в половодье, заливая все вокруг мутной жижей житейских трагедий гигантского мегаполиса. Звонили мужчины и женщины — одинокие, насмерть перепуганные, отчаявшиеся, покалеченные. Как на полотнах Хогарта, только написанные не красками, а кровью.

В этот понедельник атмосфера в Центре была крайне напряженной. Хотя операторы полностью отдавались своим будничным обязанностям, от их внимания не ускользали многочисленные детективы и сотрудники ФБР, то входившие, то выходившие из помещения. Они получали и отдавали распоряжения, действовали спокойно и слаженно, пытаясь при помощи электроники напасть на след Джада Стивенса и Френка Анжели. Все были несколько взвинчены, и складывалось впечатление, будто ими руководит мрачный нервный кукольник.

Капитан Бертелли беседовал с Алленом Салливеном, членом городской комиссии по преступности, человеком жестким и честным, когда в комнату вошел Макгриви. Бертелли прервал разговор и с немым вопросом взглянул на детектива.

— Имеются новые сведения, — сказал тот. — Нашли свидетеля, ночного сторожа, работающего в здании напротив того дома, где кабинет доктора Стивенса. В среду вечером, когда была совершена попытка проникнуть в кабинет, сторож как раз шел на дежурство и видел, как двое мужчин вошли в дом. Наружная дверь была заперта, но они открыли ее своим ключом. Сторож подумал, что они там работают.

— Он кого-нибудь опознал?

— Анжели — по фотографии.

— Предполагалось, что у Анжели грипп и он находится дома.

— Верно.

— А как насчет второго?

— Сторож не рассмотрел его.

Один из операторов, отреагировав на мигание красной лампочки на пульте, нажал тумблер, подключился к линии и тут же повернулся к капитану Бертелли:

— Вас, капитан. Дорожный патруль в Нью-Джерси.

Бертелли схватил отводную трубке.

— Капитан Бертелли, — выпалил он. — Вы уверены?… Хорошо! Мобилизуйте всех, кто есть. Перекройте дороги. Даже муха не должна пролететь. Держите со мной постоянную связь… Благодарю.

Положив трубку на место, он повернулся к своим собеседникам:

— Похоже, дело сдвинулось с мертвой точки. Новичок-патрульный в Нью-Джерси заметил машину Анжели на второстепенной дороге около Оранджбурга. Сейчас дорожные патрули прочесывают местность.

— А доктор Стивенс?

— Сидел в машине с Анжели. Живой. Не беспокойтесь. Они найдут их. — Макгриви вытащил две сигары. Одну предложил Салливену, но тот отказался, тогда отдал ее Бертелли, а вторую зажал в зубах. — Еще один факт, важный для нас. Доктор Стивенс прямо-таки неуязвим. — Он чиркнул спичкой и зажег обе сигары. — Я только что разговаривал с его другом, доктором Питером Хэдли. Он рассказал, что несколько дней назад зашел в кабинет за Стивенсом и увидел Анжели с пистолетом в руке. Тот понес какую-то околесицу об ожидаемом взломщике. Полагаю, что приход доктора Хэдли спас Стивенсу жизнь.

— Когда у вас появились первые подозрения насчет Анжели? — спросил Салливен.

— Все началось с вымогательства у торгашей. — ответил Макгриви. — Когда я пришел к пострадавшим навести справки, те словно воды в рот набрали — так были напуганы. Я никак не мог понять, почему ничего не сказал и Анжели, но стал наблюдать. После убийства Хэнсона Анжели напросился участвовать в расследовании. Нес какую-то чушь, будто восхищается мной и давно мечтает попасть в напарники. Я был уверен, что у него есть особый интерес, и поэтому с разрешения капитана Бертелли стал подыгрывать. Нет ничего удивительного в его желании участвовать в этом деле — ведь он имел к нему прямое отношение! В первые дни возникли подозрения в причастности доктора Стивенса к убийствам Хэнсона и Кэрол Робертс, и я воспользовался этим для разоблачения Анжели. Сфабриковал дело против Стивенса и сказал Анжели, что посажу доктора за убийства. Мне показалось, если Анжели подумает, что его никто ни в чем не подозревает, то расслабится и потеряет бдительность.

— Сработало?

— Нет. Он привел меня в крайнее изумление, изо всех сил стараясь уберечь Стивенса от тюрьмы.

Салливен в недоумении уставился на собеседника:

— Но зачем?

— Ему необходимо было прикончить доктора, а как до того добраться в камере?

— Когда Макгриви стал давить на доктора, — пояснил капитан Бертелли. — Анжели пришел ко мне и намекнул, что лейтенант шьет доктору Стивенсу дело.

— Мы были уверены, что на правильном пути, — продолжал Макгриви. — Но тут Стивенс нанял частного детектива по имени Норман Моуди. Я навел справки и выяснил, что Моуди раньше сталкивался с Анжели, который прищучил его клиента по поводу наркотиков. Моуди заявил тогда, будто клиента подставили. Сейчас, располагая дополнительными сведениями, полагаю, что Моуди говорил правду.

— Поэтому Моуди быстро разобрался с дело Стивенса. Ему повезло. Он знал все наперед.

— Здесь дело не в везении. Моуди был умен. Он предполагал причастность Анжели. Когда нашел бомбу в машине доктора Стивенса, то отправил ее в ФБР и попросил произвести расследование.

— Он боялся, вдруг бомба попадет к Анжели, и тот найдет способ избавиться от нее.

— Такова моя версия. Но кто-то совершил ляп, и копия документов оказалась в руках Анжели. Тогда-то он и узнал о Моуди.

— Нам очень помогло, когда Моуди дал наколку, сказав «Дон Винтон».

— То есть «Коза ностра».

— Да. По неизвестной причине кто-то из «Коза ностра» начал преследовать доктора Стивенса.

— А как вы связали Анжели с «Коза ностра»?

— Я пошел к торгашам, которых шантажировал Анжели, они со страху чуть дуба не дали. Анжели работает на одну из семей организации, но из-за жадности занялся вымогательством по собственной инициативе.

— Так зачем все-таки «Коза ностра» убивать доктора Стивенса? — спросил Салливен.

— Не знаю. Мы прорабатываем несколько вариантов. — Макгриви устало вздохнул. — Однако у нас два прокола: Анжели сумел уйти от слежки и доктор Стивенс сбежал из больницы, прежде чем я успел предупредить его об Анжели и обеспечить безопасность.

Лампочки индикаторов на пульте переливались яркими огнями. Оператор подключился к линии и внимательно вслушался.

— Капитан Бертелли, вас!

Тот взял трубку, молча слушал, затем медленно положил ее и повернулся к Макгриви:

— Они потеряли их!

22

Энтони Демарко обладал-таки «мана». Джад через всю комнату физически ощущал мощный поток энергии, волнами исходящий от него. Когда Анна говорила, что муж хорош собою, то не преувеличивала. Классическое романское лицо, точенный профиль, глаза с антрацитовым блеском и весьма импозантная проседь в черных волосах. На вид лет сорок пять, телосложение атлетическое. Двигается с грацией потревоженного зверя. Говорит низким красивым голосом.

— Выпьете, доктор?

Завороженный этим человеком, Джад только покачал головой. Любой бы поклялся в эту минуту, что Демарко — совершенно нормальный, очаровательный мужчина, гостеприимный хозяин, развлекающий желанного гостя.

Их было пятеро в библиотеке, отделанной панелями ценных пород дерева. Демарко, детектив Анжели, те двое, которые пытались убить его в собственной квартире, Роки и Ник Ваккаро, и он сам. Все расположились по кругу. Джад всматривался в лица врагов, на которых читалось зловещее удовлетворение. Наконец-то он узнал, с кем предстоит бороться. Если слово «бороться» вообще здесь уместно. Он по собственной воле попал в западню. Даже хуже. Сам позвонил Анжели, попросил приехать и забрать его! А этот Иуда пригнал его на убой.

Демарко рассматривал Джада с явным интересом. Взгляд его черных глаз, казалось, просвечивал насквозь.

— Я о вас много слышал, — сказал он.

Джад молчал.

— Извините, что вас привезли сюда таким образом, но мне необходимо задать несколько вопросов. — Он смущенно улыбнулся — сама сердечность.

Джад знал, что произойдет, мозг работал быстро, просчитывая вероятный ход событий.

— О чем вы разговаривали с моей женой, доктор Стивенс?

Джад постарался, чтобы в голосе звучало неподдельное изумление:

— С вашей женой? Я не знаю вашей жены.

Демарко укоризненно покачал головой:

— За последний месяц она приходила к вам дважды в неделю.

Джад нахмурил брови и задумался:

— У меня нет пациентки по фамилии Демарко…

— Может быть, она записалась под другой фамилией. Может быть, под девичьей — Блейк, Анна Блейк.

Джад изобразил удивление:

— Анна Блейк?

Братья Ваккаро пододвинулись поближе.

— Нет, — резко одернул Демарко.

Он вновь обратился к Джаду. От его любезности не осталось и следа.

— Доктор, если вы пытаетесь валять дурака, я такое сделаю, что вам никогда не снилось.

Джад заглянул в его черные глаза и поверил. Понял, что жизнь висит на волоске. Постарался изобразить негодование.

— Можете делать что угодно. До этой минуты я понятия не имел, что Анна Блейк — ваша жена.

— Может, и правда, — сказал Анжели. — Он…

Демарко даже не посмотрел в его сторону.

— О чем вы беседовали с моей женой в эти недели?

Вот он — момент истины. В ту секунду, когда Джад увидел бронзового петуха, все встало на свои места. Анна не предала его. Она сама — жертва. Она вышла замуж за Энтони Демарко, преуспевающего владельца строительной фирмы, понятия не имея, кто он на самом деле. Затем, — по-видимому, что-то произошло, что вызвало подозрения относительно рода его деятельности. Ей показалось, что он связан с чем-то сомнительным и страшным. Так как поговорить было не с кем, она попыталась найти помощь у психоаналитика, незнакомого человека, которому могла довериться. Но на приеме глубокая преданность мужу не позволила сказать о своих подозрениях.

— А мы толком ни о чем и не говорили, — ровно произнес Джад. — Ваша жена отказалась рассказать о своих проблемах.

Черные глаза Демарко не отрываясь смотрели на него, оценивали, взвешивали.

— Вам следовало подготовить более правдивую версию.

Как, должно быть, Демарко запаниковал, когда узнал, что жена обратилась к психоаналитику, — жена одного из руководителей «Коза ностра». Ничего удивительного, что он убивал, стараясь заполучить досье Анны.

— Единственное, что она мне сказала, — уверенно произнес Джад, — будто по какому-то поводу расстроена, но не может это обсуждать.

— На это нужно десять секунд, — возразил Демарко, — Я знаю время, которое она провела в вашем кабинете, до минуты. О чем же она говорила так долго? Наверняка, сказала вам, кто я.

— Да, вы владеете строительной компанией.

Демарко не сводил с него леденящего душу взгляда, и Джад почувствовал, как на лбу выступают капельки пота.

— Я почитываю кое-что по психоанализу, доктор, и знаю, что пациенты делятся с врачом всем, даже самым сокровенным.

— Это входит в курс лечения, — сказал Джад деловым тоном. — Вот почему у меня ничего не получалось с миссис Блейк… с миссис Демарко. Я собирался отказать ей.

— Но вы этого не сделали.

— А мне не пришлось ничего делать. Когда она пришла на прием в пятницу, то сказала, что уезжает в Европу.

— Анна передумала. Она не хочет ехать со мной в Европу. И знаете почему?

Джад смотрел на него с искренним удивлением.

— Нет.

— Из-за вас, доктор.

Сердце Джада забилось с перебоями, но он постарался справиться с волнением.

— Не понимаю.

— Прекрасно понимаете. Вчера вечером мы с Анной долго говорили. Она считает, что совершила ошибку, выйдя за меня замуж. Она больше не счастлива со мной, потому что любит вас. — Демарко говорил почти шепотом, и, казалось, его слова обладают гипнотическим свойством. — Мне нужно знать все, что происходило в вашем кабинете, когда вы были наедине и она лежала на вашем диване.

Джад изо всех сил старался не поддаться нахлынувшим чувствам. Он не безразличен ей! Но что хорошего это принесет им обоим?

А Демарко в упор смотрел на него и ждал ответа.

— Ничего не происходило. Если вы знакомы с психоанализом, то вам должно быть известно, что все женщины в процессе лечения подвергаются определенному эмоциональному воздействию. Им вдруг начинает казаться, что они влюблены в своего врача. Но потом это проходит.

Черные глаза Демарко буравили Джада буквально насквозь.

— А как вы узнали об этих посещениях? — спросил Джад как бы между прочим.

Демарко какое-то мгновение смотрел на него, затем отошел к большому письменному столу и взял в руки нож-кинжал для вскрытия писем.

— Один из моих людей увидел, как она входила в ваше здание. Там много кабинетов гинекологов, и он подумал, что, может быть, Анна готовит для меня маленький сюрприз. Но она привела его к вашему кабинету. — Он повернулся к Джаду. — Хорош сюрприз, ничего не скажешь! Он обнаружил, что она ходит к психиатру. Жена Энтони Демарко болтает о делах своего мужа с психушником.

— Хорошо, — помолчав, произнес он. — Скажите ей об этом сами.

— О чем?

— Что она вам не нужна. Сейчас пришлю ее сюда. Я хочу, чтобы вы поговорили с ней наедине.

Сердце Джада бешено забилось. Уж не шанс ли это спастись самому и спасти Анну?

Демарко сделал жест рукой, и все остальные вышли из комнаты. Он повернулся к Джаду. Выражение его черных глаз стало совершенно другим. Он мягко улыбнулся, снова прикрывшись маской.

— Анна в безопасности до тех пор, пока ничего не знает. Убедите ее, что она должна ехать со мной в Европу.

От волнения у Джада пересохло во рту. А в глазах Демарко появился торжествующий блеск. Джад знал причину. Он недооценил своего противника. Роковая ошибка.

Хотя Демарко не играл в шахматы, тем не менее был достаточно умен, чтобы понять: у него в запасе есть такой ход, который обезоружит Джада, — Анна. Какой бы шаг ни предпринял Джад, он ей не поможет. Отправить в Европу с Демарко — наверняка послать на скорую гибель. Демарко не пощадит ее, «Коза ностра» не позволит. В Европе Демарко подстроит «несчастный случай». А если отговорить от поездки или рассказать, в какую передрягу попал он сам, Анна попытается вмешаться, и ее тут же прикончат.

Как ни крути — выхода нет.

Из окна своей спальни на втором этаже Анна видела, как приехали Джад и Анжели. Сначала обрадовалась, подумав, что Джад решил вызволить ее из этого кошмара. Но потом увидела, как Анжели вытащил пистолет и повел Джада в дом.

Анна узнала правду о своем муже за последние двое суток. До того было только смутное подозрение, настолько невероятное, что она гнала его от себя. Все началось несколько месяцев назад, когда она поехала в театр в Манхэттене и вернулась неожиданно рано, потому что актриса, исполнявшая главную роль, была пьяна и в середине второго акта занавес опустили. Энтони предупредил, что в доме будет деловая встреча, но к ее приходу они закончат. Когда она приехала, совещание еще продолжалось, и прежде чем удивленный ее внезапным появлением муж прикрыл дверь в библиотеку, она услышала, как кто-то сердито прокричал: «Я за то, чтобы мы нанесли удар по фабрике сегодня ночью, раз и навсегда покончили с этими ублюдками!» Сама фраза, жестокие лица незнакомцев в библиотеке, нервозность Энтони, заметившего ее, — все это вместе взятое очень расстроило Анну. Поздно вечером она позволила красноречию мужа убедить себя, так как страстно этого желала. За полгода, прошедшие после свадьбы, он показал себя нежным, внимательным супругом. Правда, несколько неожиданных вспышек выявили необузданность характера, но ему всегда удавалось быстро взять себя в руки.

Дня через два после «театрального» эпизода она подняла трубку телефона и вдруг услышала голос Энтони, говорившего по параллельному аппарату:

— Берем груз из Торонто сегодня ночью. Позаботьтесь о стороже. Он — не наш.

Потрясенная, она положила трубку. «Берем груз… позаботьтесь о стороже…» Звучало угрожающе, но, может быть, это совсем невинные деловые фразы. Осторожно, как бы между прочим, постаралась выяснить, чем Энтони занимается на работе. Ей показалось тогда, что с первого слова между ними возникла стальная стена. Перед ней был злой незнакомый человек, который посоветовал заботиться о доме и не совать нос в его дела. Они серьезно поссорились, а на следующий день он подарил ей невероятно дорогое ожерелье и нежно попросил прощения.

Месяц спустя произошел третий инцидент. Анна проснулась в четыре часа утра: внизу хлопнули дверью. Надела пеньюар и спустилась по лестнице, чтобы выяснить в чем дело. Из библиотеки доносились громкие спорящие голоса. Она подошла к открытой двери, но остановилась, когда увидела Энтони и человек шесть незнакомцев. Испугавшись, что муж рассердится, если она войдет, вернулась наверх и легла в постель. А утром, за завтраком, спросила, как он спал.

— Великолепно. Заснул в десять и не просыпался до утра.

Теперь Анна не сомневалась, что попала в беду. Хотя еще не представляла себе, в какую. Ей было известно только одно — муж по непонятной причине лгал. Чем он занимается? Что это за тайные ночные встречи с людьми, внешность которых не внушает доверия? Она побоялась еще раз завести разговор на эту тему с Энтони, а посоветоваться было не с кем. Через несколько дней на обеде в загородном клубе, членами которого состояли супруги Демарко, кто-то восхищался психоаналитиком по имени Джад Стивенс: «Специалист самого высокого класса. Потрясающе привлекательный, но на женщин внимания не обращает — из тех, кто весь в науке…»

Анна незаметно записала это имя и на следующий день поехала в кабинет.

Со времени первой же встречи с доктором жизнь ее полетела кувырком. Было такое ощущение, будто ее затягивает в глубочайший водоворот эмоций, из которого никак не выбраться.

Она едва могла говорить с ним, а когда уходила, чувствовала себя школьницей, твердо обещавшей никогда сюда не возвращаться. Но она вернулась, чтобы доказать себе: все происшедшее — милый пустяк, случайность. Однако во вторую встречу было то же самое, только еще сильнее. Анна всегда гордилась своим благоразумием, трезвым взглядом на вещи, а теперь вела себя, словно впервые влюбившаяся семнадцатилетняя девчонка. Оказалась не в состоянии обсуждать своего мужа, ускользала от ответов на прямые вопросы, и в результате все свелось к болтовне о всякой всячине. А между тем с каждой встречей чувство к этому человеку крепло.

Твердила себе, что это не может привести ни к чему путному, что вовеки не разведется с Энтони, что, похоже, в ней гнездится какой-то порок, если после недолгого замужества вдруг полюбила другого. И окончательно решила отныне и впредь не посещать Джада.

А затем одно за другим посыпались невероятные события, о которых она узнавала из газет и по радио. Убили Кэрол Робертс, на Джада наехала неизвестная машина, потом он почему-то присутствовал при обнаружении трупа некоего частного сыщика Моуди, оказавшегося во второразрядной компании по расфасовке мяса под громким названием «Пять звездочек». А ей откуда-то было знакомо это название. Ну конечно, она видела печатный бланк с пятью звездочками на столе Энтони.

И тут расплывчатые, но ужасные подозрения стали приобретать конкретную форму. Казалось невероятным, что Энтони каким-нибудь образом причастен к этим трагическим событиям, и тем не менее… Она не могла поведать об этом Джаду и опасалась обсуждать что-либо с Энтони. Убеждала себя, будто все сомнения беспочвенны: ведь муж даже не знает о существовании Джада.

А двое суток назад Энтони явился к ней в спальню и стал допрашивать о визитах к психоаналитику. Сначала она рассердилась: с какой это стати он за ней шпионит? Но вскоре отчетливо осознала, что терзавшие ее страхи и подозрения — реальность. Когда же пристальнее вгляделась в перекошенное яростью лицо, то поняла: муж способен на все. Даже на убийство.

Во время того допроса она совершила непростительную ошибку — намекнула о своем отношении к Джаду. В глазах Энтони сверкнула бездонная чернота, он аж повел головой, как бы оправляясь от физического удара.

…И вот Джад здесь, в этом доме. Его жизнь в опасности, в чем виновата она одна.

Между тем дверь спальни открылась, и вошел Энтони. Постоял, какое-то время смотря на нее в упор.

— К тебе пришли, — наконец сказал он.

Анна переступила порог библиотеки. На ней была желтая юбка и блузка в тон, волосы струились по плечам. Лицо бледное и осунувшееся, но спокойное.

— Здравствуйте, доктор Стивенс. Энтони сказал, что вы здесь.

У Джада было такое ощущение, словно они разыгрывают шараду перед невидимой, но беспощадной публикой. Он интуитивно чувствовал: Анна знает, что происходит, вверяет себя ему и готова выполнить все, что он предложит.

А что он мог предложить? Разве немного продлить ее жизнь. Если Анна откажется от поездки в Европу, Демарко, несомненно, покончит с ней здесь.

Он молчал, тщательно обдумывая предстоящий разговор, ибо каждое неосторожное слово столь же взрывоопасно, как и бомба в его машине.

— Миссис Демарко, ваш муж обеспокоен тем, что вы отказываетесь ехать с ним в Европу.

Анна не торопилась отвечать, оценивая сказанное.

— Весьма сожалею, — чуть погодя молвила она.

— Я тоже. Мне кажется, вы должны ехать, — громко сказал Джад.

Анна вглядывалась в его лицо, пытаясь нечто сокровенное прочесть по глазам.

«А если я откажусь? Или просто уйду?»

Джад разобрал ее немые вопросы и заволновался.

«Вы не должны так делать!» — он еле заметно покачал головой: ее ведь не выпустят из дома живой.

— Миссис Демарко, — медленно произнес он вслух, — у вашего мужа сложилось неверное представление о наших отношениях. Он считает, что вы влюблены в меня.

Анна приоткрыла рот, готовая ответить, но он быстро продолжил:

— Я объяснил ему, что это нормальное явление при психоанализе: эмоциональное состояние, через которое проходят все пациентки.

Она понимающе моргнула ресницами.

— Я знаю. Боюсь, я совершила большую оплошность, когда пошла к вам на прием. Мне следовало справиться со своими проблемами самой. — Ее взгляд говорил: «Это действительно так, я очень сожалею, что навлекла на вас беду». — Я подумаю. Возможно, отдых в Европе действительно пойдет мне на пользу.

Он вздохнул с облегчением — Анна все поняла.

Но предупредить о настоящей опасности он был не в состоянии. А может, сама догадывается? Даже если догадывается, сумеет ли что-либо предпринять? Он посмотрел мимо Анны в окно библиотеки, где виднелись высокие деревья на опушке. Помнится, она рассказывала, что любит гулять по лесу. Возможно, в этом что-то есть: если бы им добраться до леса… И он произнес тихо и серьезно:

— Анна…

— Закончили беседу?

Джад быстро обернулся. В комнату неторопливо входил Демарко. За ним следовали Анжели и братья Ваккаро. Анна обратилась к мужу.

— Да, — сказал она. — Доктор Стивенс считает, что я должна ехать с тобой в Европу. Я собираюсь последовать его совету.

Демарко улыбнулся и посмотрел на Джада:

— Я знал, что могу рассчитывать на вас, доктор.

Он был само обаяние, весь светился от сознания одержанной победы. Создавалось впечатление, будто невероятная энергия, которой обладал Демарко, могла по желанию трансформироваться из зла и порока в покоряющую сердечность. Ничего удивительного, если Анна увлеклась им. Даже Джаду вдруг показалось, что этот дружелюбный, чарующий Адонис не может быть психически неполноценным человеком, хладнокровным убийцей.

Демарко повернулся к Анне:

— Мы отправимся рано утром, дорогая. Иди наверх и собирай вещи, хорошо?

Анна заколебалась. Она не хотела оставлять Джада наедине с этими людьми.

— Я…

Она беспомощно смотрела на Джада. Он незаметно кивнул.

— Хорошо. — Анна протянула руку. — До свидания, доктор Стивенс.

Джад пожал ее руку:

— До свидания.

Н-да, это было последнее прости. Ничего не поделаешь, другого выхода нет. Джад смотрел, как Анна переступила с ноги на ногу и с легким полупоклоном направилась к двери.

Демарко тоже не спускал с нее глаз.

— Хороша, не правда ли?

Странное выражение было у него на лице. Любовь, гордость от сознания, что она принадлежит ему, что-то еще. Сожаление? По поводу того, как с ней придется расстаться?

— Она ничего не знает, — сказал Джад. — Зачем ее посвящать? Пусть уезжает.

Демарко изменился так внезапно, как будто кто-то нажал на невидимую кнопку. Обаяние растаяло, и на Джада потоком хлынула ненависть, обходя других присутствующих. Демарко пришел в совершенное исступление, почти как при оргазме.

— Пошли, доктор.

Джад вновь осмотрел комнату, прикидывая возможность побега. Ясно, что здесь его убивать не станут. Нужно действовать сейчас или никогда. Братья Ваккаро, словно сторожевые псы, не спускали с него глаз, готовые броситься при малейшем неверном движении. У окна стоял Анжели с рукой на кобуре.

— Не валяйте дурака, — сказал Демарко. — Вы труп, но умрете так, как того хочу я.

Он подтолкнул Джада к двери. Остальные пристроились сзади и в таком порядке направились к выходу.

Поднимаясь наверх, Анна задержалась на лестнице. Вскоре она увидела, что Джада повели к парадной двери, и отпрянула в страхе быть замеченной. Потом быстро вошла в спальню и посмотрела в окно. Джада заталкивали в машину.

Она бросилась к телефону и набрала номер. Казалось, прошла вечность, прежде чем ей ответили.

— Соедините с полицией! Скорее, это очень важно!

Но тут из-за спины протянулась мужская рука и нажала на рычаг. Анна вскрикнула и резко обернулась. Сзади, ухмыляясь, стоял Ник Ваккаро.

23

Анжели включил фары. Было четыре часа дня, но низкие свинцовые тучи, гонимые ледяным ветром, надежно спрятали солнце.

Они ехали больше часа. Машину вел Анжели. Рядом с ним сидел Роки Ваккаро. Джад и Энтони — на заднем сидении.

В начале пути Джад все поглядывал в окно, надеясь увидеть встречную полицейскую машину и каким-нибудь образом привлечь к себе внимание, но Анжели выбирал уединенные боковые дороги, по которым почти никто не ездил. Они миновали Морристаун по задворкам, выехали на 206-ю магистраль, а затем повернули на юг, к центральной части Нью-Джерси с относительно редкими населенными пунктами. Из недр серых туч вдруг хлынул дождь с ледяной крупой и дробно застучал по ветровому стеклу, словно свихнувшиеся барабанные палочки.

— Сбрось скорость, — приказал Демарко. — Еще угораздит во что-нибудь врезаться.

Анжели послушно отпустил акселератор.

Демарко обратился к Джаду:

— Вот так и другие совершают ошибки. Нужно поступать, как я — намечать четкий план действий.

Джад взглянул на него острым профессиональным взглядом. Теперь он мог ответить на многие вопросы. Этот человек страдал манией величия, поэтому бесполезно апеллировать к разуму или логике. В нем отсутствуют нравственные начала, не работают сдерживающие центры.

Часто Демарко убивает сам, руководствуясь превратным чувством чести. Это называется «сицилийская месть» — стереть пятно позора, которым, как он считал, жена запачкала его и его семью. Он убил Джона Хэнсона по ошибке. Когда Анжели доложил, что случилось, он пошел с ним в кабинет и застал там Кэрол.

Бедная девочка! Она не могла отдать пленки миссис Демарко, потому что не знала этой фамилии. Если бы Демарко обуздал свой темперамент и объяснил Кэрол, кто такая Анна… И в том, что не мог спокойно реагировать на неудачи, виновата его болезнь. Он впал в неистовство, и Кэрол погибла. Ужасно. Затем он сбил на улице Джада и позже еще раз приходил с Анжели. Конечно, Макгриви был уверен в виновности Джада, и Демарко решил представить его смерть ка самоубийство, якобы совершенное под тяжестью улик. Это поставило бы точку в дальнейшем расследовании.

А Моуди… многострадальный Моуди. Когда Джад назвал имена детективов, занимающихся этим делом, ему показалось, что тот прореагировал на Макгриви, но в действительности Моуди уже тогда знал, что Анжели связан с «Коза ностра». А стоило ему копнуть чуть глубже…

Джад посмотрел вбок на Демарко:

— Что будет с Анной?

— Не беспокойтесь. Я о ней позабочусь, — сказал тот.

— Да уж… — многозначительно подтвердил Анжели.

Бессильная ярость заклокотала в Джаде.

— Не нужно было жениться на женщине не нашего круга, — размышлял вслух Демарко. — Чужакам никогда не понять истинное положение вещей. Никогда!

Они ехали по равнине, почти лишенной растительности. Впереди сквозь пелену дождя и снега Джад заметил неясные очертания какого-то завода.

— Почти приехали, — объявил Анжели.

— Ты хорошо поработал, — сказал Демарко. — Мы спрячем тебя где-нибудь, пока все не утрясется. Куда бы ты хотел поехать?

— Мне нравится Флорида.

Демарко одобрил:

— Нет проблем. Остановишься у наших людей.

— Я знаю там несколько роскошных телок, — заулыбался Анжели.

Демарко встретился с ним взглядом в зеркальце заднего обзора и улыбнулся в ответ:

— Вернешься с загорелым задом.

— Надеюсь, больше ничего не подхвачу.

Роки Ваккаро заржал.

Показались длинные промышленные корпуса, из труб валил дым. Они свернули на узкую дорогу и остановились у высокой стены. Ворота были заперты. Анжели погудел, и за решеткой появился человек в плаще и шляпе. Увидев Демарко, кивнул и распахнул ворота. Машина въехала, железные створки за ней захлопнулись.

Значит, они в конечном пункте.

В девятнадцатом участке капитан Бертелли, Макгриви, три детектива и два сотрудники ФБР просматривали пухлые досье.

— Вот список семей «Коза ностра» на востоке. Здесь все главари и их помощники. Беда в том, что мы не знаем, к какой из них принадлежит Анжели.

— Сколько понадобится времени, чтобы их всех навестить?

Ответил один из фэбээровцев:

— Здесь около шестидесяти фамилий. По крайней мере, сутки, но… — Он замолчал.

Макгриви недовольно бросил:

— Доктор Стивенс через сутки уже будет на том свете.

В открытую дверь быстро вошел молодой полицейский в форме.

— Что еще? — спросил Макгриви.

— В Нью-Джерси не знают, как быть, лейтенант, но вы приказали докладывать обо всем необычном. Позвонила женщина и просила соединить ее с управлением полиции. Сказала, что это очень важно, а потом вдруг линия разъединилась. Оператор ждала, но больше не позвонили.

— Откуда был звонок?

— Из городка Оулд Тэппен.

— Она выяснила номер телефона?

— Нет. Звонившая очень быстро повесила трубку.

— Да бросьте вы, — успокоил Бертелли. — Наверное, у какой-нибудь старухи пропал кот.

Телефон Макгриви призывно зазвонил. Он схватил трубку:

— Лейтенант Макгриви!

Присутствующие увидели, как напрягся его взгляд.

— Так! Скажите им, чтобы не трогались с места, пока я не буду. Выезжаю сейчас же!

Он резко бросил трубку:

Дорожный патруль около Мидлстоуна только что засек машину Анжели, двигающуюся на юг по 206-й магистрали.

— Сели на хвост? — спросил один из сотрудников ФБР.

— Патруль ехал в противоположном направлении. Пока развернулся, машина Анжели уже скрылась. Я знаю этот район. Там ничего нет, кроме нескольких заводов.

Он обратился к одному фэбээровцу:

— Можете быстренько представить список этих заводов и из владельцев?

— Конечно. — Тот снял телефонную трубку.

— Сообщите мне данные, как только они будут. — Он повернулся к присутствующим: — Поехали! И пошел к двери, следом за ним детективы и второй сотрудник ФБР.

Анжели проехал мимо будки сторожа и дальше к нескольким странного вида высоким строениям. Вздымались ввысь кирпичные трубы, тянулись вдаль гигантские желоба с загнутыми кверху краями. Все это в капельках серой измороси напоминало вставших ни дыбы доисторических монстров, чему способствовал размытый, какой-то вневременной фон.

Машина остановилась около необычного сооружения, опутанного трубами и лентами транспортеров. Анжели и Ваккаро вышли, и Ваккаро открыл заднюю дверцу со стороны Джада. В руке он держал револьвер.

— Вылезай, доктор!

Джад медленно выбрался из машины, за ним последовал Демарко. На них обрушился шквальный ветер, а рядом что-то грохотало. На расстоянии двадцати пяти футов находился огромный трубопровод, в котором, в котором ревел сжатый воздух, засасывающий все, что оказывалось около разверзнутой пасти приемника.

— Один из самых больших трубопроводов в стране, — почти крича, похвастался Демарко. — Хотите посмотреть, как он работает?

Джад с недоверием покосился на него. Опять Демарко играл роль гостеприимного хозяина, развлекающего гостя? Нет, сейчас он не играл. Он действительно был таковым. И от этого кровь стыла в жилах. Демарко намеревался убить Джада, но относился к этому, как к самому обыкновенному делу, которое следует провернуть, например, выкинуть на свалку ненужное оборудование. Только сперва его подмывало удивить и огорошить.

— Пошли, доктор. Это интересно!

Они двинулись вдоль цеха — Анжели впереди. Демарко рядом с Джадом, а Ваккаро сзади.

— Мой завод ежегодно приносит более пяти миллионов дохода, — гордо сказал Демарко. — Все автоматизировано.

По мере приближения к трубопроводу грохот усиливался, становясь почти нестерпимым. В сотне ярдов от вакуумной камеры по ленте внушительного конвейера двигались бревна и попадали в строгальный агрегат — двадцать футов длины и пять высоты. В нем ходили режущие насадки, острые как бритва. Ошкуренные бревна препровождались в желоб, похожий на барабан, в котором вращался ощетинившийся ножами ротор. В воздух летели мокрые опилки, их засасывал трубопровод.

— Размер бревен не имеет значения, — давал объяснения Демарко, явно получая удовольствие от своих слов. — Машина режет их так, чтобы они прошли в тридцатишестидюймовую трубу.

Демарко вынул из кармана курносый кольт тридцать восьмого калибра и позвал:

— Анжели!

Тот обернулся.

— Счастливо тебе добраться до Флориды! — Демарко нажал на курок, раздался выстрел. Анжели вздрогнул, когда пуля прошила грудь. Недоумевающая полуулыбка не успела слететь с его губ, и тут Демарко опять надавил курок. Анжели рухнул на землю. Демарко кивнул Роки Ваккаро. Тот поднял тело, взвалил на плечо и понес к трубопроводу.

Демарко весьма будничным тоном заметил, взглянув на Джада:

— Анжели был глуп. Сейчас все полицейские в стране ищут его. И если бы нашли, он привел бы их ко мне.

Хладнокровное убийство Анжели потрясло Джада, но ему предстояло увидеть еще одно зверство: Ваккаро поднес тело вплотную к жерлу гигантского трубопровода. Поток воздуха под огромным давлением подхватил его и жадно всосал внутрь. Ваккаро схватился за большой металлический поручень у жерла трубы, чтобы удержаться на ногах. В последний раз тело мелькнуло в водовороте опилок и щепок, а потом исчезло. Ваккаро дотянулся до рычага возле жерла и повернул его. Заслонка опустилась, перекрыв доступ воздуха. Внезапно наступила относительная тишина.

Демарко повернулся к Джаду и поднял кольт. На его лице появилось одухотворенно-таинственное выражение, и Джад понял: тот относится к убийству как к религиозному обряду. Настал миг сурового испытания. Однако преобладал не страх, а чувство яростного протеста — ведь этот человек останется жить, чтобы расправиться с Анной и вообще уничтожать добропорядочных, ни в чем не повинных людей. Послышалось рычание, взрыв ярости и безысходности, и Джад осознал, что звуки исходят от него самого. В эту минуту он походил на загнанного зверя, жаждущего одного — прикончить преследователя.

А Демарко улыбался, словно читал его мысли:

— Я всажу пулю в пах, доктор. Помучаешься подольше — будет время поразмыслить о том, что же станет с Анной.

Надежда была одна, хотя очень маленькая.

— Кто-то должен о ней побеспокоиться! — воскликнул Джад. — Ведь около нее никогда не было настоящего мужика.

Демарко тупо уставился на него. И Джад завопил, заставляя того выслушать все до конца:

— Знаешь, что у тебя вместо члена? То ли ствол, то ли кинжал. А без них ты — баба.

Ярость перекосила физиономию Демарко, а Джад не давал ему опомниться:

— Ты — трус, Демарко. Без этого пистоля ты смешон и убог!

Глаза Демарко наливались кровью, не предвещая ничего хорошего. Ваккаро сделал шаг вперед, но тот жестом отмахнулся от него.

— Я убью тебя голыми руками, — прохрипел он и бросил кольт на землю. — Вот этими самыми руками!

Медленно, как могучий зверь, он двинулся вперед. Джад отступил, ибо понимал — физически он ничто по сравнению с Демарко. Единственный шанс — попытаться вывести его из равновесия, воздействуя на больную психику. Бить по самому уязвимому — по мужской гордости.

— Ты — гомик, Демарко!

Тот захохотал и ринулся на Джада. Джад увернулся. Ваккаро поднял с земли кольт:

— Шеф! Прикончить его?

— Не вмешивайся! — заревел Демарко.

Они кружили, делая ложные выпады. И тут нога Джада скользнула по куче мокрых опилок. Демарко кинулся на него, как бык на красную тряпку. Огромный кулак угодил в скулу и отбросил Джада назад. Он все же устоял, изловчился и саданул по ненавистной рже. Демарко отшатнулся, потом подался вперед, выпрямил корпус и провел серию ударов в желудок. У Джада перехватило дыхание. Он хотел было съязвить, но не смог, и только хватал открытым ртом воздух.

— Дыхалка не работает, доктор? — хохотнул Демарко. — Я занимался боксом. Я тебя проучу. Сейчас обработаю почки, потом башку, а уж потом вырву глазные яблоки. Еще будешь умолять, чтобы тебя пристрелили.

Джад поверил. В мрачном свете свинцового неба Демарко походил на разъяренного зверя. Снова и снова набрасывался на Джада, бил куда попало и массивным кольцом-камеей на пальце рассек ему щеку. Джад сопротивлялся, отвечая по мере сил, но противник даже не морщился.

Работая кулаками, как поршнями, он наносил удары Джаду по почкам. Страшная боль, разлившаяся по всему телу, заставила Джада отпрянуть.

— Еще не устал, доктор?

Демарко опять пошел в наступление. Джад знал, что долго не выдержит. Нужно говорить, выводить гада из себя.

— Демарко… — выдохнул он.

Тот сделал ложный выпад, и Джад бросился на него. Демарко увернулся, захохотал и со всей мощи саданул в пах. Невероятная боль согнула Джада пополам, и он упал. Демарко навалился сверху, вцепился в горло.

— Голыми руками! — вопил он. — Я вырву тебе глаза голыми руками!

Они неслись по 206-й магистрали мимо Бедминстера на юг, когда заверещало радио.

— Вызывает Третий, вызывает Третий… Всем автомашинам быть наготове… Двадцать седьмой, Нью-Йорк!.. Двадцать седьмой. Нью-Йорк!..

Макгриви схватил микрофон:

— Нью-Йорк, Двадцать седьмой… Прием!

В радиоприемнике зазвучал взволнованный голос Бертелли:

— Мы нашли их, Мак. В двух милях южнее Мидлстоуна находится Нью-Джерсийский трубопровод. Им владеет корпорация «Пять звездочек». Та самая, которой принадлежит компания по расфасовке мяса. Это одно из прикрытий Тони Демарко.

— Скорее всего, так и есть. Мы едем в правильном направлении.

— Сколько еще до места?

— Десять миль.

— Удачи!

— Угу…

Макгриви выключил радио, врубил сирену и до упора надавил на акселератор.

Небо над головой шло кругами, что-то тяжелое молотило по телу, отдаваясь в висках. Джад хотел оглядеться, но почти ничего не увидел — глаза заплыли. Кулак заехал по ребрам, хрустнули кости. Горячее дыхание Демарко касалось лица.

— Вот видишь, я прав, — еле ворочая неуклюжим языком, проговорил Джад. — Ты можешь… ты можешь справиться… только с лежачим…

Зловонное дыхание перестало обдавать лицо, Джад почувствовал, как кто-то обхватил его и поставил на ноги.

— Ты покойник, доктор! И я справился с тобой голыми руками!

Джад отпрянул от голоса.

— Ты… животное… — вымолвил он, ловя ртом воздух. — Психопат!.. Тебя надо посадить в сумасшедший дом!

Голос Демарко дрожал от бешенства:

— Врешь! Не выйдет!

— Эта правда, — сказал Джад, отступая назад. — У тебя… тяжелое заболевание мозга. Тебе откажет разум… Ты превратишься в ребенка.. в идиота…

Джад сделал шаг в сторону. Где-то рядом слышался шум перекрытого трубопровода — прикорнувшего великана, поджидающего свою жертву.

Демарко набросился снова, и его ручищи сомкнулись на горле Джада.

— Я сломаю тебе шею!

Пальцы с силой начали сжиматься. У Джада помутилось сознание… Неужели так вот расстаются с жизнью? — Защитный инстинкт подсказывал: схватить руки Демарко и отвести от себя, чтобы чуточку вздохнуть. Но вместо этого последним усилием воли он потянулся назад, стараясь нащупать рычаг, включающий трубу. Отчаянным рывком надавил на него и развернул корпус так, что Демарко оказался у зияющей пасти. Мощный воздушный поток повлек их внутрь. Джад обеими руками судорожно вцепился в поручень, стараясь устоять на ногах. Железные тиски по-прежнему сжимали его горло. Демарко мог бы спастись, но, ослепленный безумной яростью помешанного, не разжимал бульдожьей хватки. Джад не видел его лица, только слышал звериные вопли, тонущие в реве сжатого воздуха.

Но тут пальцы стали соскальзывать с поручня, и Джада тоже потащило в трубу. Он забормотал слова отходной молитвы, когда вдруг хватка на горле разжалась. Послышался истошный вскрик, и затем — лишь шум трубопровода. Демарко исчез…

Джад еле держался на ногах, не в состоянии сдвинуться с места, и тупо ждал выстрела Ваккаро.

Через секунду он последовал.

…Неужели промахнулся? Будто где-то поблизости еще хлопали выстрелы — он воспринимал все очень смутно, сквозь жуткую ноющую боль. Потом кто-то затопал, вроде бы окликая его по имени. Чья-то рука обняла за плечи, и голос Макгриви сказал:

— О, матерь Божия! Вы только взгляните на его лицо!

Какой-то человек обхватил Джада и оттащил от ревущего трубопровода. Что-то текло по щекам — то ли слезы, то ли дождь, то ли кровь — ему было все равно.

Либо все кончено, либо…

Он постарался чуть-чуть приоткрыть заплывший глаз и сквозь щелочку, словно в тумане, различил Макгриви.

— В доме Анна, — пролепетал Джад. — Жена Демарко. Нужно идти к ней.

Макгриви странно посмотрел на него, но не двинулся, и Джад понял, что тот ни слова не разобрал. Тогда он приблизил рот к уху Макгриви и хрипло процедил:

— Анна Демарко… Она дома… Помогите!

Макгриви пошел к полицейской машине, взял микрофон и отдал приказание. А Джад стоял на ватный ногах, непроизвольно покачиваясь взад-вперед. Между тем холодный, порывистый ветер приятно обдувал его. Пряма перед собой он заметил лежащее на земле тело и решил, что это Роки Ваккаро.

«Наша взяла, — подумал Джад, — мы победили»

Он повторял и повторял эти слова про себя. А когда произнес вслух, понял, что они лишены всякого благого смысла. Разве это победа? Он всегда считал себя порядочным, гуманным человеком, более того — врачом, целителем душ, а сам оказался кровожадным животным. Сначала довел противника до полного исступления, а потом отправил его к праотцам. И что же теперь? Доживать свой век с этим жутким бременем на сердце? Если даже убедить себя, будто действовал в пределах самообороны, — и да поможет господь! — все равно не избавиться от мысли, что испытал очевидное наслаждение от своего поступка. А за это не будет прощения! Он нисколько не лучше Демарко, братьев Ваккаро и других им подобных. Цивилизованность — ужасно тонкая, чрезвычайно хрупкая скорлупка, и если она лопается, человек вновь превращается в животное, скатывается обратно в бездну первобытной гнусности. А ведь до сих пор он с гордостью считал, будто навсегда оттуда выбрался…

Ох, нет сейчас ни сил, ни желания об этом думать. Сейчас главное — увериться в том, что Анна в безопасности.

Рядом стоял Макгриви и почему-то говорил весьма добросердечно:

— Полицейский патруль направился к ее дому, доктор Стивенс. Все о'кей!

Джад поблагодарил кивком.

Макгриви взял его под руку и повел к машине. Дождь прекратился. Далеко на горизонте, в западной стороне, мокрый декабрьский ветер разогнал свинцовые тучи, обнажив полосу неба. Прорезался тоненький лучик яркого света — это из разрыва показалось солнце.

Рождество обещало быть светозарным.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23