«Декстер во мраке»

Декстер во мраке (epub) - Декстер во мраке (пер. Глеб Борисович Косов) 442K (книга удалена из библиотеки) (скачать epub) - Джеффри Линдсей

Декстер во мраке

( Декстер - 3 )

Джефри Линдсей

Приключения неотразимого «джентльмена-маньяка» Декстера Моргана, который охотится исключительно на серийных убийц, продолжаются!

У Декстера серьезные неприятности: пропал Темный Пассажир - его демон! Он исчез бесследно, словно никогда и не жил в его душе...

Теперь Декстеру впервые без помощи Темного Пассажира предстоит одолеть загадочного убийцу, затеявшего с ним опасную игру.

Смерть подступает так близко, что, кажется, еще немного - и Декстер потеряет свое знаменитое чувство юмора...

В самом начале

Оно помнило лишь чувство удивления и ощущение падения. И это - все. А затем - ожидание.

ОНО ожидало очень долго, но это не составляло особого труда, поскольку не было ни воспоминаний, ни зова будущего. Поэтому ОНО не знало, что ждет. Оно вообще ничего не знало. ОНО существовало, не только не имея возможности отмерять время, но и оставаясь в неведении о самом понятии времени.

Итак, ОНО ожидало, и ОНО наблюдало. Поначалу смотреть было почти не на что - огонь, скалы, вода; лишь позже появились какие-то крошечные мурашки, которые с течением времени изменялись, становясь крупнее. Мурашки занимались в основном тем, что пожирали друг друга и размножались. Но этого поначалу оказалось вполне достаточно, поскольку сравнивать было не с чем.

Шло время. ОНО наблюдало за тем, как большие и малые существа убивали и съедали один другого. Это зрелище не доставляло ЕМУ никакой радости, но ОНО не могло изменить ситуацию, а существ становилось все больше и больше. ОНО не в состоянии было что-либо предпринять - оставалось только наблюдать за ними. В конце концов ОНО задало себе вопрос: «Зачем Я на них смотрю?»

ОНО не видело смысла в происходящем, но сделать ничего не могло, и поэтому продолжало наблюдение. ОНО размышляло над этим очень долго, но к каким-либо умозаключениям так и не пришло. Не в ЕГО силах оказалось окончательно сформулировать свои выводы, поскольку еще не обозначилось самое понятие «цель». Существовали лишь ОНО и они.

Их было множество и становилось все больше. Они деловито убивали один другого, пожирали и совокуплялись. Но ОНО, пребывая в единственном числе, не делало ничего подобного и со временем пришло в изумление, почему все обстоит именно так. Почему ОНО отличается от них? Почему ОНО ни на кого не похоже ? Чем ОНО является и существует ли на самом деле? И не предполагается ли, что ОНО тоже должно чем-то заниматься?

Прошло еще много времени. Бесчисленные мурашки, постепенно изменяясь, становились крупнее и убивали друг друга все более изощренными способами. Это разнообразие вначале представляло некоторый интерес. Для того чтобы убивать, мурашки ползали, скакали и скользили, а некоторые даже летали по воздуху. Весьма любопытно. Ну и что дальше ?

ОНО начало испытывать некоторое недоумение. Где здесь смысл? Не должно ли ОНО стать частью того, за чем так давно наблюдает ? Если нет, то для чего ОНО вообще существует и почему так внимательно следует за развитием событий ?

ОНО преисполнилось решимости докопаться до причин своего бытия, где бы то ни протекало. Теперь, изучая всевозможные существа, большие и малые, ОНО сравнивало, искало отличия. Все эти создания нуждались в пище и питье. Кроме того, они умирали. Эти твари в конечном итоге умирали, даже несмотря на то что ели и пили. ОНО не умирало. ОНО существовало бесконечно. ОНО не нуждалось ни в еде, ни в воде. Но с течением времени ОНО начало смутно сознавать - ему что-то нужно... Но что именно? У НЕГО появилась какая-то потребность. И чувство это постепенно усиливалось. Но ОНО не могло понять, чего именно хочет, ОНО просто знало, что испытывает необъяснимое желание. У НЕГО было ощущение, что ЕМУ постоянно чего-то не хватает. Проходили века, сменялись поколения. «Убивать и пожирать, убивать и пожирать. Какой в этом смысл? Почему Я должно все это наблюдать, не имея возможности что-либо изменить?» Происходящее вокруг стало ЕГО немного раздражать.

И в один прекрасный день ОНО задало себе совершенно новый вопрос: «Откуда Я взялось ?»

ОНО давным-давно сообразило, что все другие откладывают яйца после совокупления. Но ОНО появилось не из яйца. Никто не совокуплялся, чтобы было возможным ЕГО рождение. Когда ОНО впервые осознало свое существование, совокупляться было просто некому. ОНО возникло первым и, похоже, навсегда. С тех пор сохранилось лишь смутное воспоминание о падении. Но все остальное появилось либо из яйца, либо было рождено. После того как ЕМУ в голову пришла эта .мысль, стена, отделявшая ЕГО от всех остальных, начала быстро расти и, став бесконечно высокой, полностью и навечно их разделила. ОНО осталось в полном одиночестве, и это причиняло ЕМУ боль. ОНО хотело стать частью чего-либо. ОНО пребывало в единственном числе, но, может быть, есть способ совокупиться с кем-то, чтобы приумножить ЕГО численность?

И эта идея стала для НЕГО самой важной. ЕГО численность необходимо приумножить. Количество всех остальных постоянно возрастало. ОНО тоже хотело размножиться.

ОНО досадовало, наблюдая за этой буйной, бестолковой и безмозглой жизнью. Раздражение росло, постепенно преобразовываясь в гнев, а затем гнев превратился в ярость против этих глупых созданий и их бесконечного, бесполезного, оскорбляющего здравый смысл существования. И вот наступил день, когда ЕГО ярость достигла такой силы, что ОНО не выдержало. Не задумываясь над тем, что творит, ОНО восстало и обрушилось на одну из ящериц, чтобы раздавить ее. Но произошло чудо.

ОНО оказалось внутри ящерицы.

ОНО видело и чувствовало то, что видела и чувствовала ящерица.

ОНО надолго забыло о своей ярости.

Ящерица, по-видимому, не заметила, что получила пассажира. Она продолжала убивать и совокупляться, и ОНО сопровождало ящерицу во всех ее действиях. Было очень интересно находиться на борту в тот момент, когда ящерица убивала кого-нибудь из своих малых собратьев. В качестве эксперимента ОНО переместилось в одного из малышей. Быть в том, кто убивает, интереснее, но это не рождало никаких плодотворных идей. Пребывание в малыше тоже оказалось забавным и, кроме того, способствовало возникновению интересных мыслей, хотя и не очень веселых.

Некоторое время ОНО наслаждалось новым опытом. Однако, несмотря на то что ОНО могло ощущать чужие эмоции, ЕГО не устраивала ограниченность этих чувств двумя составляющими: растерянностью и страхом. ОНО по-прежнему оставалось незамеченным. Они не имели на ЕГО счет никаких представлений. У них, судя по всему, вообще не было мыслительных способностей. Однако, несмотря на свою бестолковость, они существовали. В них была жизнь, но они не понимали этого и не знали, что с ней делать. Это казалось чудовищной несправедливостью. Как только ЕМУ это надоело, ОНО снова рассердилось.

И вот настал день, когда появились обезьяны. Поначалу они не представлялись чем-то особенным. Они были маленькими, трусливыми и горластыми. Но ОНО обратило внимание на одну крошечную особенность. У них имелись руки, и с их помощью они делали удивительные вещи. ОНО наблюдало за тем, как обезьяны постепенно осознавали значение рук. Они пользовались ими для самых разных и совершенно новых целей. С их помощью они мастурбировали, калечили друг друга и крали пищу у своих более слабых собратьев.

ОНО было восхищено и стало пристально изучать их. ОНО видело, как они наносили друг другу удары, а затем убегали и прятались. ОНО замечало, что они обворовывали друг друга, когда их никто не виды. ОНО наблюдало, как они творили друг с другом ужасные вещи, делая вид, что ничего не происходит. И вот однажды, когда ОНО смотрело на этих обезьян, случилось нечто.замечательное - ОНО рассмеялось.

Как только ОНО рассмеялось, родилась мысль, которая скоро обрела ясность, полную ликования.

«С этими можно иметь дело», - подумало ОНО.

Глава 1

Разве это луна? Нет, она совсем не похожа на сияющий, рассекающий тьму и вызывающий восторг полумесяц. Она, конечно, ползет по небу и даже светит, являя собой дешевую и жалкую имитацию того, чем ей следует быть. Месяц размыт и полностью лишен острого, режущего края. Парусам ночного спутника не хватает ветра, чтобы в смертельном, плотоядном экстазе плыть по исполненному счастья ночному небу. Вместо этого он стыдливо мерцает сквозь чисто вымытые стекла окна, освещая примостившуюся на краю кушетки радостную и слишком самоуверенную женщину. Женщина болтает о цветах, канапе и Париже.

Париже?

Именно так: женщина проникновенным, умилительным тоном толкует о Париже, и делает это вполне серьезно.

Разве можно назвать луной то, что сейчас глупо смотрит с ночного неба и вместо острого как бритва края имеет размытые, похожие на кружево контуры? Она тихо стучит в окно, будучи не в силах забыть свое прежнее острое как серп сладкоголосое пение. Разве можно назвать Темным Мстителем того, кто сейчас, подобно бедняге Дремлющему Декстеру, сидит в кресле, слабо освещенном луной, и делает вид, что слушает болтовню женщины?

С какой стати, собственно, этот месяц должен быть медовым, размахивающим своим матримониальным знаменем в вечерней гостиной и призывающим всех дорогих друзей мчаться в церковь? Это происходит только потому, что Демонический Декстер сочетается браком. В повозку блаженства его затолкала Рита, которая, как оказалось, всю жизнь обожала Париж.

Женитьба, медовый месяц в Париже... Уместны ли вообще эти слова в той фразе, где упоминается наш Призрак-потрошитель?

Возможно ли, что мы увидим нашего неожиданно присмиревшего воителя у церковного алтаря в прикиде Фреда Астера[1], то есть с бабочкой и во фраке, надевающего кольцо на бледный пальчик, в то время как собравшаяся в храме орава исходит соплями или радостно улыбается? И неужели после этого Демон Декстер в мадрасских шортах будет глазеть на Эйфелеву башню, поглощать cafe'au lair[2] в тени Триумфальной арки или в обнимку с новоиспеченной спутницей жизни брести по набережной Сены, восхищаясь безвкусными башенками Лувра?

Впрочем, подумал я, в этом случае можно совершить паломничество на улицу Морг[3], являющуюся священным местом для каждого серийного убийцы.

Но давайте хотя бы на миг взглянем на проблему серьезно. Итак, Декстер в Париже. Проводит там медовый месяц. Во-первых, мы вправе спросить, продолжают ли пускать американцев во Францию. Если по какой-то случайности продолжают, то возникает следующий вопрос: как мог человек с полуночным мировоззрением пойти на столь банальный шаг? Зачем вступает в брак человек, считающий секс столь же захватывающим занятием, как дефицитное финансирование? Короче говоря, что, черт побери, заставило нечестивого, безнравственного и смертельно опасного Декстера совершить этот непристойный акт?

Прекрасный и более чем законный вопрос. Вопрос, на который очень трудно ответить. Даже мне. Тем не менее я нахожусь здесь, нестерпимо страдая от китайской пытки в виде восторгов Риты, и недоумевая, как Декстеру удается все это пережить.

Впрочем, последнее вполне понятно. Декстер должен через это пройти, поскольку обязан не только поддерживать на должном уровне, но и совершенствовать свою способность к мимикрии, не позволяющей миру увидеть его таким, каков он есть на самом деле. В противном случае кто согласился бы сесть с ним за один стол в сумерках, особенно в том случае, если на этом званом вечере на скатерти разложено столовое серебро? Для того чтобы публика не догадалась, что Декстером руководит разместившийся на заднем сиденье сладкоголосый Темный Пассажир, требуется приложить немалые усилия, поскольку время от времени Темный Пассажир перебирается на переднее сиденье, берется за руль и везет Декстера в Парк Немыслимого. Если овцы вдруг увидят, что среди них обретается волк, ничего хорошего получиться не может.

Поэтому Пассажиру и мне приходится много работать, чтобы скрыть наше подлинное лицо. Несколько последних лет Добродушный Декстер оставался в глазах окружающего мира жизнерадостной и вполне заурядной личностью. В этом очаровательном спектакле Рите отводилась роль Возлюбленной, что как нельзя лучше отвечало нашим общим потребностям, поскольку секс интересовал ее ничуть не больше, чем меня, - просто она нуждалась в обществе Понимающего Джентльмена. А Декстер, как известно, джентльмен понимающий. Он разбирается во всем, за исключением людей, красот природы, романтики, любви и прочей подобий чуши. Нет, все это не его стезя. Но Декстер лучше других знает, где проходит линия между жизнью и смертью и как найти среди многочисленных кандидатов того, кто действительно заслужил место в его скромном и весьма мрачном Зале Славы.

Ну конечно, это вовсе не гарантирует, что Декстер окажется очаровашкой, милейшим компаньоном. Для обретения подобного образа необходимо затратить годы, ибо очарование является сложным лабораторным продуктом, для получения которого требуется немалое искусство. Но бедная Рита, изрядно травмированная своим несчастливым, исполненным насилия первым браком, похоже, совершенно не способна отличить маргарин от масла.

Одним словом, все шло как нельзя лучше. Целых два года Декстер и Рита играли заметную роль в общественной жизни Майами, вызывая всеобщее восхищение. Но затем в результате некоторых событий, способных заставить проницательного наблюдателя скептически вскинуть брови, они случайным образом обручились. И чем дольше я размышлял о том, как избавить себя от столь нелепой судьбы, тем вернее понимал, что это всего лишь логический шаг в эволюции моей мимикрии. Согласитесь, что женатый Декстер с двумя уже готовыми детьми еще меньше похож на того Декстера, которым является на самом деле. В искусстве камуфляжа это был по-настоящему качественный скачок.

Кроме того, следовало подумать и о детях.

Кто-то может уди виться, узнав, что существо, одержимое вивисекцией человеческих существ, может получать удовольствие от общения с детьми, но дело обстоит именно так. Мне дети Риты нравятся. Поймите меня правильно: я не роняю слезы в связи с выпавшим молочным зубиком или иными подобными явлениями - для этого требуются эмоции, которых я лишен. Подобные мутации мне не нужны. Но в целом я нахожу детей значительно более интересными существами, нежели их родители, и меня особенно сильно выводят из себя те, кто причиняет им зло. Время от времени я отыскиваю таких типов, и если оказывается, что они действительно виновны, я делаю так, чтобы хищники больше не имели возможности повторять свои опыты. Я привожу в исполнение задуманное с радостью, совершенно не страдая от мук совести.

Тот факт, что Рита от первого катастрофического брака имела двух детей, совершенно меня не отталкивал. Более того, скоро выяснилось: детки нуждаются в чутком руководстве нового папы, чтобы держать в узде своих собственных, пока еще не оперившихся, Темных Пассажиров. Их Темные Пассажиры должны тихо сидеть на заднем сиденье до тех пор, пока детки сами не научатся водить машину. Дело в том, что в результате эмоциональных и физических увечий, полученных от биологического папы-наркомана, Коди и Эстор удалились, подобно мне, на Темную Сторону жизни. И вот теперь они должны стать моими детьми - юридическими и духовными. Это вынуждало меня думать, что в жизни все же существует какая-то высшая путеводная сила.

Таким образом, имелось несколько достойных причин, в силу которых Декстер должен продолжать двигаться в избранном направлении. Но при чем здесь Париж?.. Я никогда не мог понять, как возникло представление о романтичности этого места. Кто, кроме самих французов и Лоуренса Велка[4], считает аккордеон сексуальным? И разве теперь не стало ясно, что французы нас терпеть не могут? Кроме того, они настаивают на том, чтобы все вокруг говорили по-французски.

Не исключено, что Риту зомбировал какой-то старый фильм с разбитной блондинкой и темноволосым, романтического вида юношей. Молодые люди носятся друг за другом вокруг Эйфелевой башни под звуки модернистской музыки и глумятся над милейшим, несколько старомодным типом вберете. Тип в берете смолит вонючими французскими сигаретами «Галуаз». Впрочем, нельзя исключать и того, что, прослушав однажды пластинку Жака Бреля[5], Рита решила, что его песни созвучны мелодии ее души. Кто знает? Как бы то ни было, но идея увидеть столицу утонченного романтизма так прочно приварилась к мозгам моей невесты, что удалить ее без сложнейшей хирургической операции не представляется возможным.

Итак, помимо бесконечных дебатов о том, что лучше: рыба или курица, и горячих дискуссий о преимуществе вина над иными напитками, в будущей семье возникла тема Парижа. Оказывается, мы без труда могли позволить себе недельную поездку и у нас хватило бы времени не только взглянуть на сад Тюильри и Лувр, но и посмотреть Мольера в «Комеди Франсез». Мне оставалось лишь аплодировать столь тщательной исследовательской работе. Что касается меня, то мой интерес к Парижу угас давным-давно, с той поры как я узнал, что он находится во Франции. Мне повезло, поскольку в комнате незаметно появились Коди и Эстор, и их присутствие избавило меня от необходимости изыскивать деликатный способ выражения своих мыслей. Надо сказать, что они никогда не врывались в комнату, размахивая револьверами, как на их месте поступают большинство детей в возрасте семи и десяти лет. Как уже было сказано, детишки были слегка повреждены своим дорогим биологическим папашей, и поэтому заметить, когда они появлялись и исчезали, было невозможно. Создавалось впечатление, что они проникают в помещение при помощи осмоса[6]. Только что их не было видно, а в следующий миг они уже стоят рядом с вами и ждут, когда их заметят.

- Мы хотим играть, - заявила Эстор, постоянно выступавшая от лица парочки.

Что касается Коди, то он за день никогда не произносил более четырех слов подряд. Глупым он не был. Вовсе нет. Просто мальчишка большую часть времени предпочитал молчать. В данный момент он поднял на меня глаза и кивнул.

- О... - протянула Рита, прерывая свои рассуждения о стране Руссо, Кандида и Джерри Льюиса. - В таком случае почему бы вам не...

- Мы хотим играть с Декстером, - добавила Эстор, и Коди кивнул, на сей раз очень энергично.

- Нам, конечно, стоило бы поговорить об этом раньше, - сдвинув брови, сказала Рита, - но не кажется ли тебе, что Коди и Эстор... не следует ли им обращаться к тебе более вежливо, чем просто «Декстер»? Боюсь, что это не совсем...

- А как тебе нравится обращение «мон папа»? Или «месье Граф»?

- А как насчет того, что мне это не нравится? - пробормотала Эстор.

- Я просто подумала... - начала Рита.

- Декстер - нормально, - прервал ее я. - Они к этому привыкли.

- В таком обращении не чувствуется уважения, - не отступала Рита.

- Покажи маме, что ты можешь произнести слово «Декстер» с должным уважением, - сказал я, глядя на Эстор сверху вниз.

- Ну пожааалста, - протянула Эстор, закатив глаза.

- Теперь ты видишь? - улыбнулся я Рите. - Ей десять лет, и она пока не способна выговорить что-нибудь с уважением.

- Да, но...

- Ладно, ладно, - снова прервал я свою невесту. - С детьми все в полном порядке. Что же касается Парижа...

- Давай пойдем отсюда, - произнес Коди, и я посмотрел на него с изумлением. Пять связных слогов в его устах были настоящей речью.

- Ну хорошо, - сдалась Рита. - Если ты действительно думаешь...

- Я почти никогда не думаю, - сказал я. - Это мешает мыслительному процессу.

- В твоих словах нет смысла, - вмешалась Эстор.

- Они и не должны иметь смысла, поскольку являются истиной.

- Играть, - сказал, тряся головой, Коди, и я, вместо того чтобы еще раз подивиться его ораторскому искусству, молча отправился следом за ним во двор.

Глава 2

Несмотря на все грандиозные перспективы, которые Рисовала Рита, жизнь вовсе не казалась молоком и медом. Надо было заниматься и серьезной работой. Поскольку Декстера никто не посмеет обвинить в сознательном отношении к труду, делать эту работу приходится мне. Последние две недели я наносил заключительные краски на совершенно новое полотно. Вдохновлял меня на эго молодой человек, который унаследовал кучу денег и тратил их на ужасающие смертельные эскапады, вынуждавшие меня пожалеть, что я не так богат, как он. Его звали Александр Маколи, хотя сам он присвоил себе прозвище Зандер, что, по правде говоря, казалось мне дурным вкусом, поскольку напоминало о дорогой частной школе. Впрочем, нельзя исключать, что именно в этом и состояло предназначение клички. Зандер был упертым, существовавшим на ренту хиппи, никогда нигде не работавшим и целиком посвятившим себя легкомысленному развлечению, которое могло бы заставить мое сердце биться учащенно, если бы парень проявлял больше вкуса в выборе своих жертв.

Богатство семейству Маколи подарили многочисленные стада скота, бескрайние апельсиновые плантации и свалка фосфатов в озере Окичоби. Зандер часто появлялся в бедных кварталах города, чтобы осчастливить своим величием неимущих. А наиболее достойных, тех, кого мистер Маколи хотел особенно облагодетельствовать, он приглашал на свое ранчо, где давал им хорошую работу. Об этом я узнал из вышибающих слезу восхищенных газетных статей.

Декстер всегда готов аплодировать щедрым душам. Что касается меня, то я тоже их приветствую, поскольку благотворительность указывает на то, что за маской матери Терезы почти всегда скрывается нечто нечестивое, злое и издевательское. Нет, я никогда не сомневался в том, что где-то в недрах человеческого сердца действительно обитает дух добра и щедрости, замешенный на любви к своим собратьям. Конечно, такой дух существует. То есть я хочу сказать, что он должен где-то существовать. Просто я его никогда не видел. А поскольку я лишен как человечности, так и сердца, я вынужден полагаться лишь на собственный опыт, который говорит мне о том, что благотворительность и милосердие начинаются в семье, где всегда и заканчиваются.

Поэтому, когда я вижу состоятельного и привлекательного молодого человека, разбазаривающего свои средства на самых униженных мира сего, я с трудом верю в чистый альтруизм, в какой бы красочной обертке тот ни подавался. Ведь если на то пошло, то и я умею казаться очаровательной, невинной личностью, а нам всем хорошо известно, насколько подобный образ соответствует действительности. Не так ли?

Характер и поведение Зандера, по счастью, никоим образом не противоречили моим представлениям о мире. Просто он был чуточку богаче, чем все остальные, и унаследованные им деньги позволяли ему проявлять некоторую небрежность. Проверяя его отчет о налогах, например, я обнаружил, что семейное ранчо заброшено, а это, в свою очередь, означало, что Зандер доставляет туда своих дорогих неумытых друзей вовсе не для здорового и счастливого крестьянского труда.

Еще больше мои сомнения укрепило то обстоятельство, что, куда бы эти новые друзья Зандера затем ни удалялись, они уходили босыми. В его очаровательном ломике на Корал-Гейблс имелась комната, охраняемая настолько сложными замками, что на их вскрытие мне потребовалось почти пять минут. Оказалось, что в этом труднодоступном месте Зандер хранит свои сувениры. Неоправданный риск для любого монстра. Мне это известно хотя бы потому, что я сам этим грешу. Но если какой-то упорный следователь наткнется на мою крошечную шкатулку с сувенирами, то обнаружит лишь несколько стеклянных слайдов с каплей крови на каждом. Никто не увидит в этом ничего зловещего.

Зандер не настолько умен. В качестве сувенира он брал У каждой из жертв по ботинку и для хранения своих трофеев не поскупился на затраты, создав тайную комнату за семью замками.

После этого становится понятно, почему серийных Убийц называют монстрами и почему у них такая плохая репутация. Подумать только - ботинки! Это действительно чудовищно. Я всегда стараюсь проявлять терпимость и пытаюсь понять слабости других, но это уже явный перебор! Что привлекательного можно увидеть в липкой, провонявшей потом кроссовке, произведенной двадцать лет назад? А Зандер не только рассмотрел сам, но и выставил осклизлую обувь чуть ли не для всеобщего обозрения. Это же почти оскорбительно.

Конечно, Зандер полагал, что, если его схватят, забота лучших в мире адвокатов обеспечит ему в худшем случае приговор в виде нескольких часов общественных работ. Забавный исход, если учесть, с чего все начиналось. Но Зандер совершенно не рассчитывал на то, что им займется не полиция, а Декстер, и судебный процесс пройдет в Дорожном Суде Темного Пассажира, где не будет никаких адвокатов. Надеюсь, что это случится скоро и вердикт окажется окончательным.

Но являются ли предметы обуви достаточным доказательством? Даже если Темный Пассажир и не распевал своих арий, когда осматривал ботинки, кроссовки и сандалии, я прекрасно понимал, что означает эта коллекция, и Зандер, конечно же, будет ее постоянно пополнять, если дать ему волю. Я не сомневался, что он плохой человек, и мне очень хотелось устроить с ним дискуссию при лунном свете, дабы высказать ряд дельных замечаний. Но я должен быть совершенно уверен. Этого требовал Кодекс Гарри.

Я всегда точно следовал правилам, установленным Гарри. Он был копом и моим приемным отцом. Гарри помог мне стать обстоятельным и пунктуальным во всем, то есть теперешним Декстером. Он научил меня очищать место преступления так, как это уме ют делать только копы, и тщательно выбирать себе партнера по танцам. Если у меня оставались хоть малейшие сомнения, я не должен затевать игру с Зандером.

Ну и что дальше? На основании выставки обуви ни один суд в мире не сможет обвинить Зандера ни в чем, кроме негигиеничного фетишизма, поскольку ни один суд в мире не станет публично разбирать экспертные показания Темного Пассажира. Судьи не услышат мягкий, настойчивый внутренний голос, который требует действий и никогда не ошибается. А мне с огромным трудом удается сохранить спокойствие и объективность из-за этого постоянно усиливающегося стрекота в моем среднем ухе. Я страстно желал пригласить Зандера на Последний Танец. Так жаждут очередного вдоха.

Да, я этого хотел, я был убежден, но в то же время знал, что мог бы в этом случае услышать от Гарри. Он сказал бы, что доказательств недостаточно. Гарри учил, что для полной уверенности следует увидеть тела, а Зандер ухитрялся их прятать настолько надежно, что я не мог найти. А без трупа, согласно Кодексу Гарри, ничего предпринимать нельзя.

Я вернулся к исследованиям, чтобы выяснить, где он мог бы держать маринованных жмуриков. Его дом исключался. Я там побывал, но, кроме музея обуви, ничего не обнаружил. К тому же Темный Пассажир всегда демонстрировал отличный нюх на склад мертвецов. Кроме того, в доме и не было такого места, куда можно спрятать трупы. Во Флориде не строят погребов, а Зандер обитал в округе, где незаметно вырыть яму в своем дворе или оттащить куда- нибудь мертвое тело было категорически невозможно. После короткой дискуссии с Темным Пассажиром я решил, что человек, не постеснявшийся разместить свою коллекцию изрядно поношенной обуви на полированных стендах из каштана, способен аккуратно и надежно скрыть все отходы своей деятельности.

Ранчо открывало для Зандера прекрасные возможности, но в ходе непродолжительного визита в его фермерское хозяйство мне не удалось обнаружить никаких следов. Ранчо, вне всякого сомнения, было заброшено довольно давно, о чем говорила густо заросшая сорняками подъездная аллея к дому.

Пришлось копнуть глубже. Оказалось, что Зандер владеет кондоминиумом на острове Мауи Гавайского архипелага, но это слишком далеко. Кроме того, ему принадлежали несколько акров земли в Северной Каролине, которые исключать было нельзя. Но двенадцатичасовое путешествие на автомобиле со свежим трупом в багажнике делало и этот вариант маловероятным. Зандер имел акции компании, занимающейся строительством на Торо-Ки - крошечном островке к югу от Кейп-Флориды, однако закапывать жмуриков на территории корпоративной собственности было вряд ли целесообразно - там болталось слишком много людей, которые совали нос в чужие дела. К тому же я помнил, как в молодости, пытаясь высадиться на Торо-Ки, наткнулся на кучу вооруженных охранников на берегу. Нет, надо искать какое-то другое место.

Из всех многочисленных портфелей и активов Зандера наибольший интерес представлял катер - сорокапятифутовая «Сигарета». Из своего опыта общения с предыдущим монстром я знал, что катер или яхта открывают великолепные возможности для избавления от отходов производства. Привяжи к телу груз, перевали его через борт и сделай ручкой «пока». Просто и чисто. Ни суеты, ни маеты, ни свидетелей, ни возможности добыть неопровержимые доказательства. Зандер держал свое плавсредство в яхт-клубе «Роял Бей», в самой дорогой гавани маломерных судов во всем районе Коконат-гроув. Охрана там была хорошей, слишком хорошей для того, чтобы Декстер мог проникнуть туда с отмычкой в руке и улыбкой на физиономии. Клуб обслуживал только запредельно богатых типов. Едва судно входило в гавань, служители немедленно принимались чистить и полировать ваш булинь. Вам даже не требовалось заправлять катер. Только и нужно предварительно позвонить по телефону, и судно готово от киля до клотика, включая охлажденное шампанское в каюте. Радостно улыбающиеся вооруженные охранники днем и ночью патрулируют территорию. Они берут под козырек перед Достойными и без предупреждения стреляют в тех, кто пытается перелезть через ограду.

Итак, катер был недосягаем. Я не сомневался, что Зандер использует его для того, чтобы избавляться от трупов. Темный Пассажир тоже так считал, что для меня гораздо важнее. Но добраться до катера оказалось невозможно.

Я мысленно живописал себе, как Зандер проделывает это с очередной жертвой. Картинка была яркой и немного раздражающей. Я представлял, как он аккуратно укладывает останки своей жертвы в ящик для льда, возможно даже - позолоченный, звонит капитану, приказывает заполнить топливные баки и затем ленивой походкой шагает к месту стоянки. Два ворчливых портовых грузчика заносят тяжелый ящик на борт и подобострастно машут ручищами вслед отходящему судну. Но я не мог подняться на катер и убедиться в этом. А без должного доказательства Кодекс Гарри не позволял мне приступить к делу. Да, я не сомневался. Ну и что? Я мог бы попытаться схватить Зандера за руку, когда он приступит к следующему делу, но узнать, в какой момент это случится, было невозможно, а следить за ним постоянно я не мог. Время от времени мне надо было показываться на работе и появляться, хотя бы символически, дома. Одним словом, я обязан прилагать усилия для поддержания иллюзии нормальной жизни. Однако где-го на следующей неделе (если его система сохранится) он должен будет позвонить капитану и дать указание подготовить катер, и капитан...

И капитан, который, без сомнения, весьма добросовестно относится к своим служебным обязанностям, запишет, Что и когда он сделал с катером богатого клиента. Он зафиксирует, сколько галлонов топлива было залито в баки, какое шампанское было охлаждено и сколько жидкости марки «Виндекс» пошло на протирку ветрового стекла. Все эти данные попадут в файл «Маколи» и сохранятся в компьютере.

В этот миг мы снова оказались в мире Декстера. Темный Пассажир нетерпеливо шипел, торопя меня сесть за клавиатуру.

Декстер - существо скромное, даже застенчивое, он прекрасно знает границы своих весьма впечатляющих талантов. Но если имеются пределы его возможностей в поиске на компьютере, то я их пока не открыл. Я устроился поудобнее и приступил к работе.

На то, чтобы влезть в сайт яхт-клуба и найти отчеты, ушло лишь полчаса. Учет обслуживания велся точно и подробно. Я сопоставил даты записей с датами собраний совета директоров любимого филантропического детища Зандера, именуемого Фондом Всемирной Миссии Божественного Света, со штаб-квартирой где-то на окраине Либерти-Сити. Итак, 14 февраля совет был счастлив объявить, что Уинтон Аллен будет перевезен из логовища порока в Майами на ранчо Зандера, дабы пройти там реабилитацию посредством честного труда. А 15 февраля Зандер отправился на прогулку на своем катере и израсходовал тридцать пять галлонов топлива.

11 марта таким же образом был осчастливлен Тайрон Микс, а 12 марта Зандер отправился на морскую прогулку.

Так шло и дальше. Каждый раз, когда бездомная личность приступала к буколическому[7] существованию на ранчо, Зандер в течение последующих двадцати четырех часов звонил в гавань.

Конечно, это было не совсем так, как предписывал Кодекс Гарри, но он допускал определенные отклонения, отдавая в пограничных случаях предпочтение справедливости, а не праву. Мыс Темным Пассажиром были уверены, что собранных доказательств более чем достаточно, чтобы удовлетворить всех, включая Гарри.

Теперь Зандеру предстоит отправиться в иной круиз под луной, и все его деньги не смогут удержать его на плаву.

Глава 3

Итак, в ночь, похожую на многие другие ночи, когда луна льет маниакальные аккорды на своих кровожадных детишек, я, напевая под нос, готовился к очередной опасной шалости. Вся предварительная работа была проведена, и для Декстера настало время игр. Мне требовалось всего несколько секунд, чтобы собрать свои нехитрые игрушки и отправиться на свидание с богатеньким филантропом. Но предстоящее бракосочетание все очень осложняло. Я даже начал подумывать, а не напрасно ли затеял весь этот камуфляж и будет ли моя жизнь когда-нибудь снова хоть немного проще.

Не хочу показаться хвастливым, но мне все же удалось соорудить из асептических стекла и стали безупречный и практически непроницаемый фасад, скрывающий весь готический ужас Замка Декстера. Теперь мне очень хотелось отправить в отставку Старого Декстера, так как я находился, по выражению Риты, в процессе «консолидации наших жизней». Это означало, что мне пришлось перебраться из своего уютного уголка на Коконат-Гроув в жилище Риты с тремя спальнями. Пользуясь опять же ее словами, это был «разумный поступок». Если же употреблять мою терминологию - Чудовищное Неудобство. При новом распорядке у меня не осталось того, что хотя бы отдаленно напоминало личное пространство. А иногда мне очень хотелось его иметь. У каждого преданного делу и ответственного людоеда есть свои секреты, и я не желал, чтобы кто-то иной, кроме меня, увидел некоторые веши в дневном свете.

Мне, например, приходилось тратить определенное время на изучение своих потенциальных партнеров по играм. Кроме того, у меня имелась дорогая моему сердцу маленькая деревянная шкатулка, где хранилось сорок одно предметное стеклышко с единственной каплей крови в центре. Каждая капля представляла одну не совсем человеческую жизнь, конец которой положила моя рука. Содержимое драгоценной шкатулки было, по существу, полным отражением моей внутренней жизни. Других следов моей деятельности не осталось. Никаких гор разлагающейся плоти. Вряд ли кто-нибудь сможет назвать меня неопрятным и неряшливым чудовищем, кромсающим свои жертвы ножом в очередном припадке безумия. Напротив, я являю собой образчик весьма чистоплотного изверга, который обращается с ножом и своими товарищами по играм весьма аккуратно. Я всегда очень тщательно убираю за собой, и даже мой самый заклятый враг надорвется, пытаясь доказать, что ваш покорный слуга - отвратительный злодей. Он, как бы ни старался, никогда не сможет понять, что означают эти маленькие стеклышки с каплями крови.

Тем не менее перспектива объяснять даже преданной супруге, что находится в шкатулке, не вызывала у меня восторга. И стоит ли еще говорить о некой Немезиде, страстно желающей моей гибели? До недавнего времени в Майами был один такой тип - сержант полиции по фамилии Доукс. И хотя чисто технически он все еще числился живым, я уже начал думать о нем в прошедшем времени, поскольку случившаяся с ним не так давно неприятность стоила ему обеих рук, обеих ног и, увы, языка. В данный момент он находился вовсе не в той форме, чтобы воздать мне по заслугам. Но я точно знал, что если однажды смог появиться такой тип, как он, то, вероятно, следует ожидать пришествия и другого, ему подобного.

Я никогда не был публичным человеком, но в последнее время проблема уединения стала для меня особенно актуальна. Насколько мне известно, пока никто не видел мою маленькую коробочку. Но у меня только сейчас появилась невеста, наводящая порядок в моей комнате, и пара любознательных детишек, роющихся в моих пожитках, чтобы узнать побольше о Дорогом Дядечке Декстере. Или Дорогом Папочке Декстере, если хотите.

Рита, чувствуя, что мне нужно какое-то личное пространство, хотя и не понимая причин этого чудачества, пожертвовала свою комнатушку для шитья, переименовав ее в «кабинет Декстера». Здесь, конечно, можно разместить компьютер, несколько моих книг, компакт-диски и, как я полагаю, палисандровую шкатулку. Все это прекрасно, но как оставить их там без присмотра? Особенно шкатулку. Коди и Эстор я мог бы объяснить все без труда. Но что делать с Ритой? Может быть, стоит попытаться спрятать шкатулку? Соорудить тайный проход за фальшивой книжной полкой, ведущий по винтовой лестнице в мое темное убежище? Или убрать коробку в пустой и достаточно большой тюбик из-под пены для бритья? Одним словом, это была серьезная проблема.

До сих пор я не очень старался торчать в своем новом жилье, хотя и держал в «кабинете» разделочные ножи и клейкую ленту для герметизации труб. Наличие того и другого объяснялось моей страстью к рыбной ловле и любовью к кондиционерам. Ну да ладно, решение проблемы придет позже, а пока мне надо торопиться на свидание с этим испорченным молодым человеком.

Итак, я отправился в кабинет, чтобы взять темно-синюю спортивную сумку, которую хранил для особо торжественных случаев. Испытывая сладкое предвкушение, я извлек сумку из стенного шкафа и сложил в нее свои игрушки - нераспечатанный рулон ленты, разделочный нож, перчатки, шелковую маску и, на всякий случай, моток нейлоновой веревки. Итак, все готово. Я ощущал ни с чем не сравнимое стальное возбуждение, в моей голове гремела варварская музыка. Сердце Темного Пассажира колотилось со страшной силой. Я повернулся, чтобы уйти...

И едва не наступил на двух молча взирающих на меня детишек.

- Он хочет пойти, - сказала Эстор, а Коди утвердительно кивнул, не сводя с меня своих немигающих глаз.

Все знают, и я в это свято верю, что Декстер обладает острым языком и быстрым умом, но когда я проиграл в уме сказанные Эстор слова, пытаясь найти в них тайный смысл, у меня воспроизвелось лишь нечто похожее на: «Он хо йти».

- С тобой, - терпеливо пояснила Эстор так, будто говорила с умственно отсталой горничной. - Коди этой ночью хочет пойти с тобой.

Исходя из общечеловеческого опыта можно предположить, что эта проблема рано или поздно должна была возникнуть. И если честно, то я этого ожидал. Но только значительно позже. Не сейчас. Не на пороге Ночи Необходимости. Не в тот момент, когда каждый волосок на моем загривке, встав дыбом, вопиет от нетерпеливого желания выскользнуть в холодную ночь, чтобы в стальной ярости...

Ситуация, бесспорно, требовала серьезного осмысления, но мои нервы возмущенно требовали выпрыгнуть в окно и умчаться в ночь. Однако я каким-то непостижимым образом ухитрился сделать глубокий вдох и обратил все свое внимание на милую парочку.

Душа Декстера-Мстителя окаменела в результате жестокой травмы, полученной в детстве, и мне удалось эту самую душу полностью заблокировать. Травма сделала меня таким, и я уверен, что хлюпал бы носом и ощущал себя несчастным, если бы вообще мог чувствовать. Эти двое, Коди и Эстор, получили те же шрамы. Наркоман-отец издевался над ними и колотил до тех пор, пока они навсегда не отвернулись от солнечного света и леденцов. Мой мудрый приемный отец, воспитывая меня, прекрасно понимал, что избавить ребенка от этих шрамов так же невозможно, как загнать ядовитую змею обратно в яйцо.

Но обучить можно. Гарри тренировал юного Декстера, формируя из него нечто такое, что нападает лишь на других хищников в человеческом обличье, на монстров и упырей, прокладывающих охотничьи тропы в городе. Я сохранил непреодолимую тягу к убийствам - вечную и неизменную, - однако Гарри научил меня находить и истреблять лишь тех, кто согласно жестким стандартам ветерана-полицейского подлежит уничтожению.

Когда я понял, что Коди всем своим существом похож на меня, я обещал себе, что встану на Путь Гарри, на тропу, которая поможет мне поднять мальчика до вершин Темной Справедливости. Но для этого требовалось бесконечное множество уроков и объяснений, сопровождаемых таким же количеством осложнений. Прежде чем позволить мне разминочные упражнения с бродячими животными, Гарри почти десять лет вкладывал в мою голову нужные знания. А я пока даже не начал работать с Коди, хотя и понимал, что, несмотря на мое ощущение в себе Джедая-Наставника, не могу приступить к этому немедленно. Я предполагал, что Коди в конечном итоге будет вынужден согласиться стать таким, как я, и моя задача - помочь ему. Но только не сейчас, не этой ночью. Не в ту минуту, когда луна так игриво манит меня из окна, тащит к себе, словно желтый товарный поезд, застрявший в моих мозгах.

- Я вовсе не... - начал я, намереваясь отрицать все и вся. Но они смотрели на меня с таким подкупающим выражением холодной уверенности во взгляде, что я остановился. - Нет, - произнес я после продолжительной паузы. - Он слишком мал.

Они обменялись короткими взглядами, в которых для них содержалась целая беседа.

- Я говорила ему, что ты скажешь именно так, - пояснила Эстор.

- И оказалась права.

- Но, Декстер, - продолжила Эстор, - ты обещал, что покажешь нам принадлежности.

- Покажу, - ответил я, ощущая, как призрачные, ледяные пальцы ползут вдоль позвоночника, чтобы схватить и вытащить меня за дверь.

- Когда? - не унималась Эстор.

Я смотрел на них, испытывая смешанные чувства. С одной стороны, я ощущал жгучее желание выпрыгнуть в окно, а с другой - мне хотелось завернуть их обоих в мягкое одеяло и убить всех, кто к ним посмеет приблизиться. А еще я был не против того, чтобы взять детишек за шиворот и стукнуть друг о друга их маленькие головенки. Последнее могло бы стать компромиссным решением.

Неужели это и есть подлинное отцовство?

Все мое тело горело холодным огнем, требуя немедленного бегства. Устоять перед этой настойчивостью было почти невозможно, однако я снова ухитрился сделать глубокий вдох и, придав лицу нейтральное выражение, сказать:

- Завтра вам в школу. Поэтому пора отправляться в постель.

Они посмотрели на меня так, словно я их предал, что я, по правде говоря, и сделал, превратившись в Детолюбивого Декстера, в то время как они хотели видеть во мне Демонического Декстера. Но тем не менее я был прав. Нельзя брать детей на ночное потрошение добычи, а утром требовать от них знания азбуки. Даже мне бывает трудно появляться на работе утром после очередного маленького приключения, а у меня ведь есть перед ними преимущество: я могу выпить кубинского кофе, и столько, сколько захочу. Кроме того, они и вправду были слишком малы.

- А ты, выходит, уже вырос? - произнесла Эстор убийственно-насмешливым тоном десятилетнего ребенка.

- Но я же действительно вырос, - сказал я. - И хочу быть по отношению к вам справедливым. - Когда я это говорил, мои зубы нестерпимо ныли от желания убежать, но тем не менее это было сущей правдой. Они одарили меня взглядами холодного презрения.

- А мы думали, что ты не такой, как все, - сказала она.

- Не понимаю, как я могу быть не таким, как все, и выглядеть при этом человеком, - ответил я.

- Это несправедливо, - сказал Коди, и, встретившись с ним глазами, я увидел, как в его зрачках поднял голову и зарычал на меня крошечный дикий зверек.

- Верно, - согласился я. - В жизни нет никакой справедливости. «Справедливость» - грязное слово, и я был бы вам очень благодарен, если бы вы не использовали его в моем присутствии.

Некоторое время Коди смотрел на меня очень сурово. За этим взглядом скрывалась неоправдавшаяся надежда. Подобного взгляда раньше я у него не замечал и сейчас не знал, как поступить: отвесить ему оплеуху или осчастливить пряником.

- Несправедливо, - повторил Коди.

- Послушай, - сказал я, - мне кое-что об этом известно, и пусть это будет нашим первым уроком. Нормальные дети оправляются в постель вовремя, если утром им предстоит идти в школу.

- Ненормальные, - ответил Коди, выпятив нижнюю губу так далеко, что на нее можно было сложить стопку его школьных учебников.

- Именно, - согласился я. - Как раз поэтому тебе следует всегда выглядеть нормальным, вести себя как нормальный и делать все так, будто ты нормальный. Кроме того, мне нужно сказать тебе еще кое-что: ты обязан выполнять то, что я тебе говорю, иначе я для тебя ничего делать не стану. - Эти слова до конца его не убедили, но взгляд стал мягче. - Коди, - продолжил я, - ты должен мне доверять и слушаться меня.

- Должен?

- Да, должен.

Он долго не сводил с меня глаз, а затем перевел взгляд на сестру. Та посмотрела на него. Это была вершина бессловесной связи. Я чувствовал, что детишки ведут долгую и весьма сложную беседу, но они не издали ни звука до тех пор, пока Эстор не подняла глаза на меня и, пожав плечами, не сказала:

- Ты должен обещать.

- Хорошо, - ответил я. - Обещать что?

- Что начнешь нас учить, - ответила она, а Коди ограничился кивком. - И скоро.

Я снова набрал полную грудь воздуха. У меня до этого момента никогда не было возможности отправиться в то место, которое я считал гипотетическим раем. Но пройти через все это, согласиться превратить этих неотесанных маленьких чудовищ в аккуратных, хорошо натасканных монстриков... Что ж, остается лишь надеяться, что я был прав, употребив слово «гипотетический».

- Обещаю, - сказал я.

Они посмотрели вначале друг на друга, затем на меня и исчезли.

И вот я остался один с сумкой, полной игрушек, и ощущением необходимости бежать как можно скорее. Я опаздывал на свидание.

Неужели семейная жизнь такова у всех? Если так, как же люди ухитряются ее пережить? Почему они имеют несколько детей, хотя и одного более чем достаточно? Минуту назад передо мной стояла одна важная и неотложная задача, но на мои плечи вдруг рухнул такой груз, с которым вряд ли справился бы даже футбольный тренер. Я почти не мог припомнить, о чем думал несколько минут назад. Каким-то непостижимым образом затихло нетерпеливое рычание Темного Пассажира. Создалось впечатление, что он слегка сбит с толку. На то, чтобы снова превратиться из Детолюбивого Декстера в Холодного Мстителя, ушло несколько минут. Мне с большим трудом удалось вернуть назад ощущение холодной готовности к возможной опасности. Что толковать об опасности, если я даже не сразу смог вспомнить, где оставил ключи от машины.

Каким-то непостижимым образом мне удалось их найти, и я, едва волоча ноги, вышел из своего «кабинета». Пробормотав Рите на ходу несколько ласковых пустячков, я шагнул за дверь и наконец оказался в ночи.

 Глава 4

Я следил за Зандером достаточно долго, чтобы досконально изучить его обычное расписание, и, поскольку это был вечер четверга, точно знал, где он обретается. Вечер каждого четверга Зандер проводил в Фонде Всемирной Миссии Божественного Света - видимо, с целью учета своего поголовья. После полутора часов улыбок присутствующим и краткого богослужения он выпишет чек пастору - здоровенному чернокожему парню, когда-то игравшему в команде Национальной футбольной лиги. Пастор с широкой улыбкой выскажет ему свою благодарность, и Зандер, выскользнув через заднюю дверь к своему скромному внедорожнику, тихо покатит домой с чувством полного удовлетворения, которое бывает только после хорошо сделанной работы.

Но этим вечером он поедет не один.

Этим вечером компанию Зандеру составят Декстер и Темный Пассажир, чтобы отправить его в совершенно иное путешествие.

Но прежде надо совершить спокойный и осторожный подход, который мог бы явиться достойным результатом многонедельных тайных наблюдений. Поставив машину в нескольких милях от дома Риты на парковке большого торгового центра под названием «Дейдленд», я направился к ближайшей станции подземки. Поезда были полупустыми даже в час пик, но все же в вагоне было достаточно народу, чтобы никто не обратил на меня внимания. Просто еще один милый человек в модном темном костюме, со спортивной сумкой в руках.

Я вышел на следующей после центра остановке и прошагал шесть кварталов по направлению к Всемирной Миссии, ощущая, что состояние готовности возвращается ко мне. Я был весь как блестящий клинок, лезвие которого становится все острее с каждым шагом. Специально предназначенные для борьбы с преступностью сверкающие розово-оранжевым светом уличные фонари не могли разогнать тьму, в которую я плотно закутался.

Миссия располагалась в первом этаже дома, на углу умеренно оживленной улицы. Перед входом топталось довольно много людей, что меня совершенно не удивило. Здесь шла раздача еды и одежды. В благодарность за это вам надо было потратить немного своего проспиртованного времени на проповедь доброго пастыря, толково объясняющего, почему вас ждет ад. Даже мне эго казалось очень выгодной сделкой, но я еще не проголодался. Миновав толпу страждущих, я прошел к черному ходу и оказался на парковке.

Хотя на стоянке было чуть темнее, но, по-моему, света все равно оставалось слишком много, настолько много, что я не видел луну, которая, как я догадывался, насмешливо ухмыляется, глядя сверху вниз на нашу корчащуюся в своем ничтожестве хрупкую жизнь, скрашенную лишь чудовищами, отнимающими ее у других, - чудовищами, подобными мне и Зандеру. Но этой ночью одним монстром станет меньше.

Я обошел парковку по периметру. Судя по всему, здесь мне ничто не угрожало. Никого не было видно. В машинах не сидели и не дремали. Единственное выходящее на площадку маленькое окно находилось на втором этаже, и его стекла были непрозрачными. Видимо, окно туалета. Я остановился около автомобиля Зандера. Синий «додж-дуранго» стоял носом к черному ходу. Я подергал ручку двери. Машина оказалась заперта. Рядом с внедорожником Зандера стоял почтенный старый «крайслер», на котором ездил пастор. Я отошел к хвосту «крайслера» и остался там ждать.

Из спортивной сумки я достал белую шелковую маску, натянул на лицо и как следует отрегулировал вырезы для глаз, затем извлек оттуда же моток пятидесятифутовой лески. Теперь мы были полностью готовы к действию. Вот-вот Должен начаться Темный Танец. Ничего не подозревающий Зандер выйдет в ночь, где его поджидает хищник. Для него это будет ночь сюрпризов, прощальная темнота, в которой исполняются все желания. Очень скоро жизнь покинет его тело и вселится в мое. А затем...

Интересно, не забыл ли Коди почистить на ночь зубы? Он частенько забывал это сделать, а Рите не хотелось вытаскивать его из постели. Но Коди должен встать на правильный путь, и чистка зубов на ночь была одним из важных элементов.

Я встряхнул петлей лески, позволив ей улечься мне на колено. В школе с утра намечалась фотографическая сессия. Для того чтобы хорошо выглядеть на фотографии, Эстор должна надеть прошлогодний пасхальный наряд. Приготовила ли она его с вечера, чтобы не забыть утром? Само собой разумеется, что на фотографии она улыбаться не будет. Но выглядеть девочка должна прилично.

С какой стати, стоя с петлей в руке, готовый к смертельному прыжку, я размышляю о подобных вещах? Почему, вместо того чтобы точить когти и натравливать Темного Пассажира на давно заслуживающего кары партнера по играм, я размышляю о подобных глупостях? Может быть, это и есть подготовка к моей новой, сияющей семейной жизни?

Я глубоко вздохнул, ощутив прилив сочувствия к У.К. Филдсу[8], которому, как и мне, было чрезвычайно трудно общаться с детьми. Я закрыл глаза, впитывая полной грудью прохладный ночной воздух. Затем выдохнул и почувствовал, как к нам возвращается холодная готовность. Детолюбивый Декстер мало-помалу исчез, и бразды правления снова перешли к Темному Пассажиру.

И это случилось как раз вовремя.

Задняя дверь дома со стуком распахнулась, и мы с Темным Пассажиром услышали рев нечеловеческих голосов, исторгавших и изрыгавших нечто даже отдаленно не похожее на песню «Просто пройти рядом с тобой». Одного этого звука было достаточно для того, чтобы снова приложиться к бутылке. И более чем достаточно, чтобы вытолкнуть Зандера за дверь. Он задержался на секунду, чтобы послать в комнату радостную улыбку, после чего дверь захлопнулась. Зандер обошел машину, приблизился к дверце со стороны водителя и оказался в зоне досягаемости.

Филантроп порылся в кармане и достал ключи. Раздался щелчок замка. Мы уже стояли у него за спиной. Прежде чем он сообразил, что происходит, петля просвистела в воздухе и опустилась ему на шею. Мы потянули за леску с такой силой, что Зандер упал на колени и у него перехватило дыхание. Его лицо потемнело - это был хороший признак.

- Ни звука, - сказали мы холодно и веско. - Делай то, что мы говорим. Ни слова и ни звука. Тогда ты проживешь немного дольше, - продолжили мы и слегка затянули петлю, чтобы он не сомневался, что полностью принадлежит нам.

Зандер вел себя более чем угодливо, уткнувшись физиономией в землю. О насмешливой улыбке и речи не было. Из угла рта у него текла слюна, ион пытался вцепиться в петлю, но мы затянули ее настолько туго, что он не мог просунуть под леску даже мизинец. Когда Зандер оказался очень близок к тому, чтобы испустить дух, мы ослабили натяжение ровно настолько, чтобы он сделал один хриплый, болезненный вдох.

- А теперь поднимайся на ноги, - сказали мы мягко и потянули леску вперед, чтобы он выполнил то, о чем его просят. Опираясь на автомобиль, он медленно поднялся. - Вот и хорошо, - сказали мы, - теперь в машину.

Я взял леску в левую руку, правой открыл дверцу, а затем, обведя стойку двери, снова перехватил петлю правой рукой и уселся на заднее сиденье.

- Поезжай, - произнесли мы ледяным, командным тоном.

- Куда? - спросил Зандер хрипловатым голосом, так как нам пришлось напоминать ему о существовании петли.

Нам снова понадобилось натянуть леску, дабы внушить ему мысль, что не стоит вступать в беседу, когда тебя не просят. Почувствовав, что он намек понял, мы ослабили петлю.

- На запад, - ответили мы. - И больше никаких разговоров.

Он включил передачу, и я при помощи ряда нескольких движений петли помог ему не только двинуться на запад, но и без помех добраться до скоростной дороги Дольфин. Некоторое время Зандер вел себя так, как мы его просили. Время от времени он поглядывал на нас в зеркало заднего вида, но охотно сотрудничал с нами, реагируя даже на самые легкие натяжения петли. Это продолжалось до тех пор, пока мы не двинулись на север по скоростному шоссе Пальметто.

- Послушайте, - вдруг произнес он, когда мы проезжали мимо аэропорта. - Я по-настоящему богат и могу дать вам все, что вы пожелаете.

- Можешь, - ответили мы, - и ты это сделаешь.

Зандер немного расслабился, и это говорило о том, что он не догадывался о наших задачах и целях.

- Хорошо, - продолжил он все еще хриплым от удавки голосом. - И сколько же вы хотите? - Мы поймали его взгляд в зеркале и очень-очень медленно затянули петлю, чтобы он наконец понял, что мы хотим получить.

Когда он уже почти не мог дышать, мы, подержав некоторое время петлю в натяжении, ответили:

- Все. Мы хотим получить все. - Затем, немного ослабив удавку, дали команду продолжать путь.

Зандер не стал спорить. Всю оставшуюся дорогу он вел себя тихо, но нам казалось, что он не так испуган, как ему следовало бы. Зандер, видимо, не верил в происходящее, полагая, что с человеком, постоянно живущим в коконе из денег, такого по определению случиться не должно. Все имеет свою цену, и он, без сомнения, сможет заплатить. Мы знали, что скоро он вступит в переговоры, чтобы от нас откупиться.

И мы не ошиблись. В конечном итоге он откупится. Но не деньгами. От нас он откупится, но от этой петли никогда не освободится.

Поездка была не очень долгой, и мы молчали всю дорогу до выезда на Хайалиа. Съезжая по пандусу, Зандер замедлил ход и взглянул на меня в зеркало заднего вида. В его глазах я увидел страх. Он напоминал угодившее в капкан чудовище, готовое ради свободы отгрызть себе лапу.

Зандер паниковал - это радовало Темного Пассажира и наполняло уверенностью и силой.

- Вы не должны... Нет ничего... Куда мы едем?

Он заикался, становясь жалким, слабым и все более похожим на человека. Это нас раздражало, и мы затянули петлю, чтобы Зандер скорее съехал на обочину. Там мы дали ему немного отдышаться, после чего он снова выехал на дорогу.

- Сверни направо, - распорядились мы.

Зандер повиновался, хрипло и злобно дыша. Но мы не сердились, поскольку он сделал то, о чем его просили. Тем более что до места назначения оставалось совсем немного. Проехав по улице, мы повернули налево и оказались в переулке, по обеим сторонам которого стояли заброшенные склады.

Он довел машину до указанного нами места у покрытой ржавчиной двери темного пустующего здания. На полусгнившей, с оторванным углом вывеске еще можно было прочитать «Джон Пласти».

- Паркуйся, - сказали мы и, после того как он поставил машину на ручник, выдернули его через открытую Дверь на землю. Поскольку петля при этом затянулась, он перестал дышать, и, чтобы поднять его на ноги, потребовалось некоторое время. Вокруг рта у него запеклась слюна, а в глазах появились признаки того, что он начинает понемногу осознавать свое положение. Он стоял, отвратительный и уродливый в свете великолепной луны, не понимая, почему я отказываюсь от его денег. С его точки зрения, это была какая-то чудовищная ошибка. Но, возможно, до него начало доходить, что он ничем не отличается от других. Это наполняло его страхом и вгоняло в дрожь. Мы позволили ему немного постоять, чтобы он мог отдышаться, а затем толкнули к дверям. Зандер уперся ладонью в бетонную стену и сказал срывающимся, почти человеческим голосом:

- Послушайте, я могу дать вам тонну денег. Все, что хотите.

Мы ничего не ответили.

- Ну хорошо, - продолжил он, облизывая губы, и на сей раз в его голосе звучало отчаяние. - Чего вы от меня хотите?

- Все то, что ты взял у других, - сказали мы, затянув для пущей убедительности петлю. - За исключением ботинка.

Зандер посмотрел на нас, уголки его рта окончательно опустились, и он написал в штаны.

- Я этого не делал... Это не я...

- Делал, - свидетельствовали мы и, сильно потянув за леску, втащили его через дверь в тщательно подготовленное помещение. Там со стен свисали остатки полихлорвиниловых труб и стояли, что было гораздо важнее для Зандера, две двухсотлитровые бочки соляной кислоты, брошенные вышедшим из дела Джоном Пласти.

Мы без каких-либо сложностей доставили Зандера на специально расчищенное для него рабочее место. Нам не терпелось приступить к делу, и через несколько мгновений оклеенный гидроизоляционной лентой Зандер лежал там, где ему было положено находиться. Мы срезали петлю, и когда нож приблизился к его горлу, он судорожно вздохнул.

- Боже! - выдавил он. - Вы совершаете непоправимую ошибку.

Мы ничего не сказали, поскольку нам предстояла ответственная работа и мы готовились к ней, медленно срезая с Зандера одежду и аккуратно отправляя ее по частям в одну из бочек с кислотой.

- Черт! - не унимался он. - Все не так, как вы думаете, и вы даже не представляете, что творите.

Мы были готовы приступить и подняли нож, демонстрируя тем самым, что наши намерения, вопреки его утверждениям, нам понятны.

- Умоляю, ребята, не надо...

Его ужас перешел все мыслимые грани, заставив забыть даже о том унижении, которое он испытал, помочившись в штаны. Ничего подобного он не мог себе вообразить даже в самых страшных кошмарах.

Но затем Зандер, к нашему великому изумлению, затих. Глядя прямо мне глаза, Зандер произнес с совершенно неуместной для подобного случая ясностью и голосом, которого я от него никогда не слышал:

- Он вас найдет.

Мы на секунду задержались, пытаясь понять, чтобы это могло означать, и пришли к выводу: он сделал последнюю попытку остановить нас. Но это бессмысленное и, я бы даже сказал, дурацкое действие, увы, понизило степень испытываемого им ужаса, что рассердило нас, и, прежде чем приступить к делу, нам пришлось залепить ему рот.

Когда все было закончено, от него не осталось ничего, кроме одного ботинка. Вначале мы хотели приобщить ботинок к коллекции Зандера, но это как-то не вязалось с нашим общим представлением о гигиене. Поэтому предмет обуви отправился в бочку с соляной кислотой вслед за останками его владельца.

«Это скверно, - подумал Наблюдатель. - Они остаются в заброшенном здании слишком долго, и нет никаких сомнений, что их занятия там не имеют никакого отношения к светской жизни».

Так же как и та встреча, о которой он договорился с Зандером. Все их свидания носили строго деловой характер, хотя Зандер наверняка определял это иными терминами. Выражение благоговения на физиономии юного глупца в ходе контактов с ним ясно говорило, о чем он думает и что чувствует. Зандер безмерно гордился своим крошечным вкладом в огромное дело и испытывал подлинное счастье оттого, что находился рядом с холодной, неукротимой мощью.

Наблюдателя вовсе не беспокоила судьба Зандера - этому типу без особого труда можно найти замену. Его интересовал иной вопрос - почему все случилось именно этим вечером и что бы это означало.

Теперь он был рад, что не вмешался, ограничившись наблюдением. Он без всяких усилий мог стереть в порошок захватившего Зандера молодого человека. Даже сейчас он чувствовал, как в его теле играет немыслимая сила, способная вырваться и смести все. что окажется на ее пути. Но нет.

Помимо силы Наблюдатель обладал и терпением, которое тоже было выражением его могущества. Если этот, другой, являл собой какую-то угрозу, то следовало выждать и понаблюдать. Выяснив до конца степень угрозы, он нанесет удар - молниеносный, мощный и окончательный.

Прежде чем тот, другой, вышел из заброшенного здания и сел в машину Зандера, прошло несколько часов. Наблюдатель следовал за синим «доджем-дуранго» на почтительном расстоянии, потушив фары. Редкие машины на ночных улицах не затрудняли слежки. Когда гот, другой, оставив машину у станции подземки, прошел на платформу и сел в поезд, Наблюдатель проскользнул через уже закрывающиеся двери в вагон, уселся в дальнем его конце и принялся изучать лицо человека, отражавшееся в стекле окна.

На удивление молодой и даже красивый, с налетом невинного шарма. Совсем не тот тип, которого ожидаешь встретить в данных обстоятельствах. Но они все выглядят не так, как предполагаешь.

Наблюдатель последовал за красавчиком, когда тот вышел на станции «Дейдленд» и направился к одной из множества запаркованных машин. Час был поздний, и парковка оказалась безлюдной. Наблюдатель знал, что может легко решить проблему здесь и сейчас. Просто надо подойти к нему сзади и позволить всей мощи перелиться в руки, а затем обрушить ее на этого типа. Он чувствовал, как по мере приближения к незнакомцу заключенная в нем царственная сила возрастает, и ему казалось, что он слышит, как она радостно вопит в предчувствии убийства.

Но затем он вдруг замер и неторопливо двинулся в соседний ряд запаркованных машин.

Он сделал это потому, что на приборной доске автомобиля, принадлежащего тому, другому, лежала большая, хороша заметная карточка.

Полицейское разрешение на парковку.

Теперь он радовался, что проявил терпение. Если этот, Другой, работает в полиции... тогда проблема окажется более серьезной, чем он представлял. Это скверно, потребуется тщательное планирование. И. конечно, дополнительная слежка.

Наблюдатель тихо скользнул в ночь, чтобы готовиться и наблюдать.

Глава 5

Кто-то когда-то заметил, что грешники не имеют покоя. Неизвестный мудрец наверняка говорил обо мне, поскольку несколько дней после того, как дорогой Зандер получил заслуженную награду, Деловой Декстер был страшно загружен.

Рита, продолжая свое маниакальное планирование, врубила еще более высокую передачу, и моя работа тоже не давала мне передохнуть. Создавалось впечатление, что в Майами началась эпидемия убийств, и я три дня был по самые уши покрыт кровавыми пятнами. Такое время от времени у нас случается.

А на четвертый день дела пошли еще хуже. По дороге на службу я прикупил пончиков. Я это частенько делаю, особенно после ночных игр. По какой-то неведомой причине мы с Пассажиром начинаем ощущать некоторую усталость и у нас просыпается зверский аппетит. Я уверен, что это явление имеет глубокие корни, но меня больше интересуют не эти корни, а те два пончика, которые надо успеть проглотить, пока стая хищников из отдела вещественных доказательств не разорвала их на куски. Психологические корни могут подождать, когда на кону стоят пончики с джемом.

Но этим утром мне удалось ухватить лишь один пончик с малиновым повидлом, и можно считать большой удачей, что в борьбе за него я не лишился пальца. Весь этаж готовился к отбытию на место преступления, и по гудению голосов я понял, что на сей раз нас ждет нечто особенно гнусное. Подобная перспектива мне не нравилась. Это означало, что нам предстоит провести несколько часов вдали от цивилизации и от кубинских сандвичей. Кто знает, что я буду лопать на ленч? С учетом того, что меня обделили пончиками, ленч должен был стать исключительно важным элементом жизни, однако, судя по царящему вокруг меня нездоровому оживлению, мне придется заменить его работой.

Я взял свой набор для анализа пятен крови и в обществе Винса Мацуока двинулся к выходу. Винс, несмотря на свой малый рост, ухитрился заграбастать два наиболее ценных пончика, включая тот, который был начинен взбитыми сливками и полит шоколадной глазурью.

- По-моему, тебе слишком везет, Могучий Охотник, - сказал я, указав кивком на его добычу.

- Боги леса были благосклонны ко мне, - ответил он, отхватив здоровенный кусок. - Мое племя не будет голодать в сезон охоты.

- Но зато я буду, - сказал я.

Он одарил меня своей ужасной искусственной улыбкой. Создавалось впечатление, что он отрабатывал ее с помощью изданного правительством руководства по приданию лицу нужного выражения.

- Закон джунглей суров, Кузнечик.

- Знаю, - ответил я. - Согласно ему надо прежде всего научиться мыслить как пончик.

- Ха! - произнес Винс. Его смех был даже более искусственным, нежели улыбка. Казалось, что он читает вслух фонетический справочник по смеху. - Ха, ха, ха!

Бедный парень, похоже, пытался, подобно мне, имитировать все человеческое. Только у него это получалось гораздо хуже. Неудивительно, что я в его обществе чувствовал себя комфортно. Кроме того, он иногда брал на себя труд покупать пончики.

- Тебе следует улучшить камуфляж. - кивая в сторону моей зеленой с розовым гавайской рубашки, украшенной изображением танцующих хулу[9] девиц, - или в крайнем случае эстетический вкус.

- Зато куплена по дешевке на распродаже, - ответил я.

- Ха! - снова завел он. - Скоро всю одежду для тебя будет выбирать Рита. - Затем, неожиданно оставив свой фальшиво-радостный тон, он вполне серьезно сказал: - Послушай, кажется, я нашел превосходного организатора.

- А он может организовать для нас пончики с джемом? - спросил я с тайной надеждой, что разговор о моем неизбежном счастливом бракосочетании сам по себе отойдет в сторону. Но я попросил Винса стать моим шафером, и он, увы, отнесся к этому делу слишком серьезно.

- Парень - фигура заметная, - не унимался Винс. - Он организовывал конкурс MTV, вечеринки для звезд шоу-бизнеса и все такое.

- Он представляется мне весьма дорогой девицей, - заметил я.

- Этот человек мне кое-чем обязан, - сказал Винс. - Думаю, мы сможем убедить его сделать скидку. Возможно, одно место обойдется нам в сто пятьдесят баксов.

- Вообще-то, Винс, я надеялся, что мы сможем позволить себе больше одного места.

- О нем даже писали в журнале «Саут Бич», - несколько обиженно произнес Винс. - Ты должен с ним хотя бы поговорить.

- Если быть до конца честным, - сказал я, и это означало, что я собираюсь соврать, - мы с Ритой хотим чего-то попроще. Ну, вроде буфетного обслуживания.

- Ты хотя бы с ним поговори, - мрачно повторил Винс. Похоже, парень окончательно скис.

- Я потолкую об этом с Ритой, - сказал я в надежде, что это положит конец острой теме.

До конца поездки Винс вообще не проронил ни слова, так что мои надежды в некотором роде оправдались.

Прибыв на место преступления, я почувствовал облегчение и даже слегка повеселел. Во-первых, оно находилось на территории кампуса Университета Майами, а я, стараясь вести себя по-человечески, всегда делаю вид, что испытываю особенно теплые чувства к моей дорог ой старой альма-матер- Во-вторых, свежей крови здесь было не много, и я мог окончить свои груды в разумные сроки. Кроме того, это означало, что мне не придется иметь дело с отвратительной красной жижей. Я, по правде говоря, не люблю кровь, что со стороны может показаться странным, но это именно так, тем не менее обожаю приводить ее к порядку, с тем чтобы она соответствовала определенным стандартам поведения. В данном случае, насколько мне удалось узнать, кровь не должна была бросить мне вызов.

Итак, пребывая в присущем мне радостном настроении, я неторопливо двинулся к желтой полицейской ленте, предвкушая очаровательную интерлюдию к умеренно напряженному трудовому дню...

Вступив одной ногой за ленту, я вдруг замер.

На какое-то мгновение мир вокруг меня пожелтел, и мне показалось, что я, став невесомым, беспорядочно вращаюсь в космическом пространстве. Я не видел ничего, кроме сияния, похожего на блеск клинка. На заднем сиденье царила мертвая тишина и подсознательное ощущение тошноты в сочетании со слепой паникой - той, которая возникает от скрипа ножа мясника по классной доске. Кроме всего прочего, там ощущалась нервозность и предчувствие чего-то очень скверного. Однако не было ни малейшего намека на то, где и что именно происходит.

Ко мне вернулось зрение. Я огляделся, но ничего особенного не обнаружил. Увидеть место преступления я не рассчитывал, поскольку за желтой лентой собралась небольшая толпа, состоящая из охраняющих периметр полицейских в форме, нескольких детективов в скверно сидящих дешевых костюмах и моих чокнутых коллег-экспертов, ползающих среди кустов на коленях и локтях. Для невооруженного глаза все выглядело совершенно нормально, поэтому, чтобы получить ответ, я обратился к своему непогрешимому, всегда затянутому в формальный прикид внутреннему глазу.

«Что это?» - беззвучно спросил я и, закрыв глаза, стал ждать ответа Пассажира о причинах этого беспрецедентного дискомфорта. Я привык к комментариям своего Темного Партнера, и очень часто моя первая оценка места преступления бывала продиктована лукавым шепотом восхищения или удивления, но на сей раз... На сей раз я слышал страдание и не мог понять, как это можно истолковать.

«Что?» - снова спросил я, но вместо ответа услышал шорох невидимых крыльев. Потеряв надежду что-либо узнать, я решительно шагнул за желтую ленту.

Два тела; совершенно определенно сожгли в другом месте, поскольку в поле зрения не имелось настолько больших мангалов, чтобы можно было так тщательно запечь двух женщин средней величины. Трупы были брошены на берегу университетского озера, чуть в стороне от тропы, проложенной вокруг водоема, и обнаружила их группа утренних бегунов. По моему мнению, небольшое количество крови указывало на то, что их головы отделили от туловища уже после сожжения.

Одна небольшая деталь привлекла мое внимание. Тела были уложены бережно, можно даже сказать - с почтением. Обуглившиеся руки скрещены на груди. А вместо отсутствующих голов к торсам аккуратно приставили керамические бычьи головы.

Подобный жест любящих рук всегда вызывает комментарии Темного Пассажира. Иногда это бывает удивленный шепот или смешок, а иногда и завистливое ворчание. Но вот теперь, когда Декстер сказал себе: «Ага! Бычьи головы! Что на это скажешь?» - Пассажир ответил ему немедленно и весьма выразительно... Он промолчал.

Ничего.

Ни шепота, ни вздоха?

Я сердито потребовал ответа, но услышал лишь глухое бормотание. Создавалось впечатление, что Пассажир нырнул за какое-то укрытие в надежде переждать бурю незамеченным.

Я открыл глаза. Причиной тому было сильное удивление. Я не помнил ни единого случая, когда бы Пассажир не мог высказаться по нашему любимому сюжету, и вот теперь он оказался не просто подавлен, а спрятался.

Я посмотрел на два обуглившихся тела с неожиданно возникшим уважением. Я не понимал, что все это значит, и, поскольку подобного никогда не случалось, неплохо было бы выяснить.

Эйнджел Батиста - «Не родственник» стоял на коленях, упершись ладонями в землю, и внимательно изучал какие-то предметы, которые я со своего места не видел, да, признаться, и не очень-то хотел.

- Ты еще этого не нашел? - спросил я у него.

- Чего «этого»? - не поднимая глаз, поинтересовался он.

- Понятия не имею, - ответил я. - Но оно должно быть где-то здесь.

«Не родственник» вытянул вооруженную пинцетом руку, выдернул из земли одну травинку, внимательно ее изучил и положил в пластмассовый пакетик для вещественных доказательств.

- Почему кто-то приставил к телам керамические бычьи ГОЛОВЫ? - спросил он.

- Потому что шоколадные растаяли бы на солнце, - ответил я.

Он кивнул, не глядя на меня, и сказал:

- Твоя сестра считает, что это дело рук сантерии.

- Неужели?

Подобная мысль мне в голову не приходила, и это слегка огорчило меня. Ведь это же Майами, здесь мы постоянно встречаемся с разного рода ритуалами, в которых часто фигурируют головы животных. В этой связи прежде всего следовало подумать о сантерии. Это афро-кубинское верование, являющееся симбиозом анимализма племени йоруба с католицизмом и получившее распространение в Майами. Для адептов этой религии жертвоприношение было делом обычным, что прекрасно объясняло появление бычьих голов. И хотя исповедующих сантерию сравнительно немного, почти каждая семья в городе хранила пару маленьких освященных свечей или купленную на ботаническом рынке раковину каури. В городе господствовало мнение: даже если ты сам не веришь, то проявление уважения ко всем разновидностям религий повредить не может.

Как уже сказано выше, я должен был сразу об этом подумать, но моя сводная сестра - ныне сержант отдела расследования убийств - сообразила быстрее меня, хотя в нашей семье я, предположительно, самый умный.

Узнав, что расследовать дело будет Дебора, я почувствовал облегчение, поскольку это сведет к минимуму уровень глупости, вызывающий оцепенение. Кроме того, я надеялся, что возня со жмуриками позволит сестре веселее проводить время. До этого она тратила дни и ночи, порхая вокруг своего слегка поврежденного дружка Кайла Чатски, потерявшего пару второстепенных конечностей в результате встречи с тронувшимся умом, свободно практикующим хирургом. Хирург специализировался на том, что превращал человека в воющую картофелину, и именно этот злодей весьма искусно лишил сержанта Доукса некоторых частей тела. Чтобы до конца разделать Кайла, ему не хватило времени, поскольку Дебора его Пристрелила. Сестренка, восприняв это дело весьма близко к сердцу, целиком посвятила себя восстановлению мужских сил Кайла Чатски.

Я не сомневаюсь, что она этим заработала множество очков по части этики вне зависимости or того, кто ведет счет, но подобная малополезная растрата времени не только ухудшила ее отношения с департаментом полиции, ной лишила бедного, одинокого, никому не нужного Декстера заботы со стороны единственного живого родственника. Второе, на мой взгляд, гораздо важнее первого.

Итак, это была хорошая новость. В данный момент Дебора находилась в дальнем конце тропы и оживленно беседовала со своим боссом, капитаном Мэттьюзом. Сестра, без сомнения, снабжала начальство всем необходимым для его вечной войны с прессой, категорически отказывающейся смотреть на капитана с его более приличной стороны.

Пресса уже была тут как тут. Более того: ее передовые отряды успели рассыпаться на местности, чтобы сделать зарисовки общего плана, а два местных волкодава мрачными голосами бубнили в свои микрофоны о двух столь трагически закончившихся жизнях. Что касается меня, то я, как всегда, возблагодарил Бога за то, что живу в свободной стране, где пресса обладает священным правом показывать в вечерних новостях обгорелые трупы.

Капитан Мэттьюз пригладил ладонью свои и без того безукоризненно уложенные волосы, хлопнул Дебору по плечу и отправился беседовать с прессой.

Оставшись там, где ее покинул капитан, Дебора уставилась на спину босса, когда тот начал говорить с одним из настоящих гуру местной прессы - Риком Сангрой. В своей работе Рик всегда следовал девизу: «Чем больше крови, тем ближе к первой полосе».

- Привет, сестренка, - сказал я. - Добро пожаловать в наш реальный мир.

- Гип-гип-ура, - ответила она, вздернув головку.

- Как дела у Кайла? - спросил я, поскольку вся предыдущая подготовка подсказывала мне, что это как раз то, о чем следует спросить.

- Если физически, - сказала Дебора, - то нормально. Но его постоянно мучает его бесполезность. Эти вашингтонские задницы не позволяют ему вернуться к работе.

Мне было трудно судить, может ли Чатски вернуться к работе, поскольку никто никогда не говорил, в чем эта работа заключается. Я знал только, что она имеет какое-то отношение к деятельности правительства и является секретной. Это все, что мне было известно, и я позволил себе отделаться дежурной фразой:

- Уверен, что время его исцелит, но надо еще потерпеть.

- Да, я тоже в этом уверена, - сказала она и посмотрела на то место, где лежали два обугленных трупа. - Как бы то ни было, но это позволит мне немного отвлечься.

- Ходят слухи, будто ты считаешь, что это дело рук сантерии, - сказал я, и она резко повернула голову в мою сторону.

- А ты думаешь, что это не так? - воинственно спросила она.

- Нет, это вполне возможно.

- Но? - резко произнесла Дебора.

- Никаких «но»! - ответил я.

- Что, дьявол тебя побери, Декстер, ты об этом знаешь? - спросила она.

Скорее всего вопрос имел под собой основание. Я славился тем, что иногда высказывал очень тонкие догадки в связи с наиболее мерзкими убийствами, расследованием которых мы занимались. Благодаря своей способности проникать в мысли и объяснять поступки извращенных психов-убийц я даже приобрел некоторую популярность, что было совершенно естественно. Но никого, кроме Деборы, не знал, что я сам являюсь извращенным психом-убийцей.

Деборе лишь недавно стало известно о моей истинной природе, и она не стеснялась извлекать из этого выгоду для своей работы. Я не возражал и даже был радей помочь. Для этого и существуют семьи. Меня не тревожило, если мои сотоварищи-чудовища оплатят свои долги перед обществом на старом добром электрическом стуле. Разумеется, исключение составляли те изверги, которых я приберегал для своих невинных игр.

Но на сей раз мне действительно нечего было сказать Деборе. Более того: я сам хотел получить от нее хоть какие-то крохи информации, которые помогли бы понять, с какой стати Темный Пассажир вдруг съежился и спрятался. Это было для него совершенно нехарактерно. Однако о поведении Пассажира я рассказывать Деборе, естественно, не стану, дабы она окончательно не усомнилась в состоянии моей психики. Но что бы я ей ни сказал об этой принесенной в жертву богам парочке, она мне все равно не поверит. Сестра не сомневается, что я располагаю какой-то информацией, но предпочитаю держать ее при себе. Более подозрительным, чем ближайший родственник, может быть лишь ближайший родственник, служащий в полиции.

Да, вне всякого сомнения, она думает, что я от нее что-то скрываю.

- Давай, Декстер. Кончай валять дурака и выкладывай, что ты об этом знаешь.

- Дорогая сестра, я, увы, пребываю в полном неведении.

- Полное дерьмо! - заявила она, видимо, не уловив моей иронии. - Ты что-то от меня скрываешь.

- Да никогда! - ответил я. - Разве могу я соврать своей единственной сестренке?

- Выходит, это не сантерия? - спросила она, обжигая Меня взглядом.

- Понятия не имею, - ответил я своим самым примирительным тоном. - Возможно, с сантерии следует начать, но...

- Я так и знала! - выпалила она. - Что значит это «но»?!

- Значит, так... - протянул я и остановился, так как эта мысль родилась в моей голове только что. Но, поскольку я уже сказал половину фразы, пути назад не было. - Ты когда-нибудь слышала, чтобы сентеро использовали керамику? И быков? Для своих целей они употребляют козлиные головы.

Некоторое время сестра сверлила меня суровым взглядом сержанта полиции, а затем спросила:

- И это все? Это все, что у тебя имеется?

- Я же сказал тебе, Деб, что у меня ничего нет. Да и эта мысль у меня родилась только сейчас.

- Что же, - буркнула она, - если ты говоришь правду...

- Конечно, правду, ничего, кроме правды... - запротестовал я.

- ...то это дерьмо... - сказала она и, обратив взор на капитана Мэттьюза, мужественно отвечавшего на вопросы представителей прессы, добавила: - даже меньше того навоза, которым располагаю я.

До этого я понятия не имел, что дерьмо меньше навоза, но всегда приятно узнавать что-то новое. Однако даже после этого потрясающего открытия у меня не оказалось ничего, что могло бы пролить свет на главный вопрос: почему Темный Пассажир вдруг съежился и нырнул вскрытие? И на своей работе, и занимаясь любимым хобби, я видел такие вещи, что простые люди не могут себе даже представить, если они, конечно, не смотрели те фильмы, которые демонстрируют в полицейском управлении попавшимся на пьяной езде водителям. Но каждый раз, когда я сталкивался с необычными фактами, какими бы мерзкими они ни были, мой постоянный спутник их лаконично комментировал, иногда даже простым зевком.

Однако сегодня, не увидев ничего более зловещего, чем пара обгорелых трупов и вышедших из-под руки любителя-гончара изделий, Темный Пассажир бежал, словно испуганный паук, оставив меня без руководства. Я испытывал новые, незнакомые ощущения, но обнаружил, что они мне не нравятся.

Итак, что же мне теперь делать? Я не знал никого, с кем можно было бы обсудить проблему так. как с Темным Пассажиром. По крайней мере если хотел остаться на свободе. А я этого очень хотел. Кроме того, насколько я знаю, в этой сфере, кроме меня, экспертов нет. А что, собственно, мне известно о моем, если так можно выразиться, собутыльнике? Знаю ли я его только потому, что в течение многих лет делил с ним пространство? Факт его бегства в подвал заставлял меня нервничать так, словно я, придя на работу, вдруг обнаружил, что забыл надеть брюки. Таким образом, когда дело дошло до понимания сути вещей, оказалось, что я не имею представления, что такое Темный Пассажир и откуда он появился. Раньше мне это казалось не имеющим никакого значения.

Теперь же по какой-то причине ситуация изменилась.

У желтой ленты, которую полиция растянула вокруг тел, собралась небольшая толпа. Людей было достаточно, чтобы стоящий среди зевак Наблюдатель не привлекал к себе внимания.

Он смотрел с жадным интересом, который никак не проявлялся на его лице. Его лицо вообще ничего не выражало. Это была маска, которую он надел для того, чтобы никто не мог заметить таящейся в нем силы. Несмотря на это, некоторые из окружавших его людей, похоже, чувствовали ее и время от времени нервно на него поглядывали словно слышали неподалеку рычание тигра.

Наблюдатель от их беспокойства получал большое удовольствие. Он наслаждался глупым страхом, с которым люди смотрели на дело его рук. Все это было частью той радости, которую он ощущал благодаря своему могуществу, и частично объясняло причину его появления.

Но сегодня у него были особые основания для наблюдения, и он смотрел, как никогда, внимательно. Люди суетились, словно муравьи, а внутри его играла, сжимаясь и разжимаясь, словно пружина, неукротимая сила. «Ходячее мясо, - подумал он. - Глупее, чем овцы. А мы их пастухи».

Злорадствуя по поводу их жалкой реакции на представление, которое он для них устроил, Наблюдатель чутьем хищника вдруг уловил чье-то присутствие. Он медленно повернул голову и посмотрел вдоль желтой ленты...

Вот он. Человек в яркой гавайской рубашке. Значит, этот, другой, действительно из полиции.

Наблюдатель осторожно потянулся к нему мыслями. Тот, другой, вдруг замер и смежил веки, словно задавая кому-то безмолвный вопрос.. Да, теперь все обретало смысл. Этот человек ощущал даже слабое прикосновение чужих мыслей и, несомненно, обладал большой силой.

Но какова его цель?

Наблюдатель увидел, как другой распрямился, огляделся по сторонам и, как ему показалось, пожав плечами, прошел за полицейскую линию.

«Мы сильнее, - подумал Наблюдатель. - Сильнее, чем все они. Скоро они, к своему великому горю, это узнают».

Наблюдатель ощущал, как растет его нетерпение. Но прежде чем действовать, надо узнать больше. Он будет ждать подходящего момента. Ждать и наблюдать.

Пока.

Глава 6

Расследование бескровного убийства должно было стать для меня легкой воскресной прогулкой, но радости я почему-то не испытывал и поэтому не мог насладиться приятным ничегонеделанием. Я немного послонялся среди коллег и несколько раз выходил за огороженную полицией зону. Заняться было решительно нечем. Дебора, видимо, сказала мне все, что хотела, и я чувствовал себя брошенным и никому не нужным.

Если какое-нибудь здравомыслящее существо впадает в дурное настроение, то этому можно найти объяснение, но я никогда не претендовал на звание толкового парня, и поэтому у меня не оставалось выбора. Наверное, лучше всего было бы вернуться к реальной жизни и подумать о вещах, требующих моего внимания: детишках, Париже, ленче... Учитывая длиннющий список моих неотложных дел, или, выражаясь метафорично, гору нестираного белья, не приходится удивляться, что Темный Пассажир скис и умолк.

Я снова посмотрел на два пережаренных тела. С ними ничего не происходило, они, как и раньше, оставались мертвыми. Темный Пассажир тоже, как и раньше, молчал.

Я подошел к Деборе, беседующей с Эйнджелом - «Не родственником». Они оба вопросительно на меня взглянули, но я не смог выдать ничего остроумного, что было совсем не в моем характере. Сохраняя на лице свою хорошо известную маску радостного стоицизма, которую я всегда ношу, перед тем как впасть в мрачное настроение, я обратил свой взор на сестру, но та, посмотрев куда-то вдаль через мое плечо, фыркнула:

- Самое время, черт побери!

Я проследил за ее взглядом и увидел, как из полицейской машины выходит одетый во все белое человек. Это прибыл официальный бабалао[10] города Майами.

Наш прекрасный город живет в таком непроглядном тумане непотизма и коррупции, что босс Твид[11] может отдыхать. Каждый год миллионы долларов выбрасываются на оплату несуществующих консультаций, на проекты, которые никогда не будут реализованы, поскольку их по тендеру получила чья-то теща, и на другие столь же полезные общественные дела, включая закупку роскошных автомобилей для политических сторонников. Поэтому не приходится удивляться тому, что город платит жрецу сантерии жалованье и бонусы.

Неожиданным является то, что он пытается отработать эти деньги.

Каждое утро он появляется у здания суда, где обычно обнаруживает пару трупов небольших животных, принесенных в жертву адептами культа, ожидающими судебного решения. Ни один пребывающий в здравом уме житель Майами не прикоснется к мертвым животным, но согласитесь: было бы негигиенично заваливать разлагающимися телами (пусть и не человеческими) подходы к величественному Дворцу справедливости нашего города. Поэтому бабалао убирает останки животных и собирает раковины, талисманы, перья, четки и прочие столь же ценные предметы, чтобы те своим видом не оскорбили духов, помогающих сторонникам сантерии встать на путь истинный.

Время от времени он вершит и иные дела, благословляя построенные небогатым подрядчиком надземные переходы или насылая проклятия на мерзкую футбольную команду «Нью-Йорк джетс». На сей раз к услугам жреца, видимо, прибегла моя сестра Дебора.

Официальному городскому бабалао на вид казалось лет пятьдесят. Бабалао был чернокож, высок ростом и обладал очень длинными ногтями и весьма внушительным брюшком. На нем были белые брюки, белая гуайавера[12] и сандалии. Он вылез из полицейской машины с недовольной миной мелкого чиновника, которому помешали продолжить важную работу по перекладыванию папок с одного места на другое. На ходу подолом рубашки он полировал стекла очков в роговой оправе. Подойдя к телам, он надел очки, и то, что он увидел, заставило его окаменеть.

Некоторое время он просто молча смотрел, затем, не отрывая глаз от тел, попятился назад. Отступив примерно на пятнадцать футов, бабалао, не говоря ни слова, развернулся, подошел к патрульной машине и влез в нее.

- Что за черт? - сказала Дебора, и я был вынужден согласиться - она правильно оценила ситуацию.

Бабалао захлопнул дверцу, замер на переднем сиденье и молча уставился через ветровое стекло в неведомые нам дали.

- Вот дерьмо, - произнесла моя сестричка и двинулась к машине.

Обладая пытливым умом, я очень хотел знать, что происходит, поэтому двинулся следом. Когда подошел к машине, Дебора стучала в стекло со стороны пассажирского места, а бабалао продолжал смотреть прямо перед собой, стиснув зубы и упорно делая вид, что не замечает.

Дебора застучала сильнее, и он потряс головой.

- Откройте дверь! - скомандовала она в лучших традициях полицейского стиля. Бабалао сильнее затряс головой, а Дебора в ответ сильнее забарабанила в окно. - Открой! - крикнула сестренка.

В конце концов он сдался, опустил стекло, повернулся к ней лицом и сказал:

- Ко мне это не имеет никакого отношения.

Глава 7

 

Само собой разумеется, Мэнни Борк обитал в Саут-Бич. Он обосновался на последнем этаже одной из высоченных новостроек, которые повылезали в Майами как грибы после дождя. Эта стояла именно там, где когда-то был дикий пляж, - Гарри брал нас с Деб туда пройтись каждым воскресным утром. Нам попадались всякие старые спасательные жилеты, обломки деревянных лодок, от которых отвернулась удача, буйки от ловушек для омаров, обрывки рыболовных сетей, а однажды утром мы даже наткнулись на исключительно мертвое человеческое тело, омываемое прибоем. Это все дорого мне как память, и я негодовал при мысли о том, что кому-то взбрело в голову воткнуть стеклянную каланчу именно здесь.

Утром следующего дня мы с Винсом ушли с работы вместе и отправились в кошмарное жилище Мэнни, которое теперь красовалось на месте, где прошли мои лучшие юношеские годы. В лифте я молча наблюдал, как Винс мнется и моргает. Подумаешь, встретиться с тем, кто ваяет нечто из нарезанной печени, чтобы заработать себе на жизнь, - ну и что здесь такого? Однако Винс заметно тушевался. По его щеке скатилась капля пота, и бедняга время от времени судорожно сглатывал.

- Это обычный организатор, Винс, - сказал я. - Он не опасен. Он даже не может аннулировать твою библиотечную карточку.

Винс посмотрел на меня и снова сглотнул.

- С ним не договоришься, - ответил страдалец. - Дотошный тип.

- А, ну ладно, - сказал я, - пошли искать кого посговорчивее.

Винс сжал челюсти, как будто сейчас предстанет перед расстрельной командой, и покачал головой.

- Нет, - храбро отозвался он, - надо довести все до конца, раз уж начали.

И тут открылись двери лифта. Он выпрямился и кивнул:

- Идем.

Мы прошли весь коридор, и Винс остановился у последней двери. Он сделал глубокий вдох, поднял кулак и, немного подождав, постучал в дверь. Ничего не произошло. Несчастный глянул на меня и мигнул, все еще держа руку поднятой.

- Может быть, - сказал он.

Дверь открылась.

- Приветик, Вик! - чирикнуло чудо, торчавшее в дверях, а Винс в ответ покраснел и запнулся:

- Во... здо... здорово.

Переступив с ноги на ногу, он выдавил что-то похожее на «э-э... хм...» и чуть попятился назад.

Смотреть на это шедевральное и довольно занятное зрелище, похоже, нравилось не только мне одному. Крошечной модели человеческого тела, которая открыла нам дверь и теперь с улыбкой таращилась на Винса, видимо, доставляло удовольствие наблюдать за любым человеческим страданием. Гуманоид позволил Винсу еще немного покорчиться, а потом взвизгнул:

- Ну заходи уже!

Мэнни Борк, если это и вправду был он, а не какая-нибудь голограмма из «Звездных войн», стоял во весь свой пятифутовый с хвостиком из шести дюймов рост, от подошв расшитых серебряных туфель на каблуках до апельсиновой макушки. Волосы у него были коротко подстрижены, и только длинная черная челка а-ля ласточкин хвост спадала на огромные очки, усеянные стразами. Его длиннополая дашики[13] ярко-красного цвета, надетая, видимо, на голое тело, закружилась, как сарафан, когда он отошел, чтобы впустить нас, а затем засеменил коротенькими шажочками к огромному окну, из которого открывался потрясающий вид на море.

- Идите сюда, перекинемся парой слов, - сказал Мэн-ни, продвигаясь в сторону подиума, на котором находился некий объект, похожий на шар из блевотины какого-то гигантского животного, погруженный в пластик и расписанный красками для граффити в стиле «Дэй-гло». Он повел нас к стеклянному столу, вокруг которого расположились четыре объекта, очевидно, предназначенные для того, чтобы на них сидели. Их вполне можно было перепутать с бронзовыми верблюжьими седлами на ходулях. - Садитесь, - обронил лилипут, широко размахнувшись, и я выбрал ту штуку, которая стояла ближе к окну. Винс чуток помялся и сел рядом со мной, а Мэнни запрыгнул на сиденье аккурат против него. - Ну вот, - сказал он. - Как поживаешь, Вик? Может, кофеечку? - Его голова, словно на шарнирах, повернулась налево, и он, не дожидаясь ответа, крикнул: - Эдуардо!

Винс на соседнем сиденье с шумом забрал воздух, и прежде чем смог хоть как-то отреагировать, голова Мэнни опрометью крутанулась и зафиксировалась в моем направлении.

- А это кто у нас - краснощекий женишок? - изрек наш радушный хозяин.

- Декстер Морган, - отозвался я. - Только у меня не слишком получается краснеть.

- О, ну, по-моему, Вик за вас обоих прекрасно справляется, - заметил он. И щеки Винса тут же приобрели яркий пунцовый цвет. Мне надоело быть участником этой ордалии[14], и я решил больше не изобретать никаких убийственных замечаний. Но и обращать его внимание на то, что «Вика» на самом деле зовут Винс, я тоже не стал. Он знал его настоящее имя и просто третировал Винса. Тем более что и я был не против: пусть повертится - так ему и надо за то, что втравил нас с Ритой в эту историю.

Балансируя прозрачным пластиковым подносом с коллекционным, пестревшим красками кофейным сервизом «Фиеставейр», в комнату, семеня, вошел Эдуардо. Им оказался коренастый молодой человек, в котором поместилось бы два Мэнни. Он очень суетился, чтобы угодить маленькому троллю. Паренек поставил желтую чашку перед Мэнни и подошел было к Винсу, намереваясь дать ему голубую, как вдруг карлик остановил его, постучав по плечу пальцем.

- Эдуардо, - нежно произнес он, и парень застыл. - Желтую? Мы разве забыли? Мэнни пьет из голубой.

Эдуардо чуть не грохнулся, стремительно сдавая назад, и едва не уронил поднос, спеша поскорей ликвидировать оскорбительную желтую чашку и заменить ее подходящей, голубой.

- Спасибо, Эдуардо, - проговорил Мэнни, и Эдуардо на мгновение остановился, видимо, чтобы окончательно убедиться в правильности своих действий. Но Мэнни только похлопал его по плечу и сказал: - А теперь, пожалуйста, обслужи наших гостей.

Эдуардо кивнул и начал опять суетиться вокруг стола.

Позже выяснилось, что желтая чашка предназначается мне, и это натолкнуло на мысль: а все ли мне здесь рады? Разлив кофе по чашкам, Эдуардо поторопился на кухню и вернулся с маленькой тарелочкой, на которой лежали пастелито[15]. И хоть они по форме не дотягивали до задницы Дженнифер Лопес, что-то в них все-таки ее напоминало. Они были похожи на маленьких дикобразов с кремом: темно-коричневые, ощетинившиеся иголками; их либо сделали из шоколада, либо отломили от кораллов. В дырках посередине лежали шарики из какого-то кремовидного жидкого рыжего дерьма, намазанные сверху чем-то зеленым, синим и коричневым.

Эдуардо поставил тарелку посередине, и мы все какое-то время просто на нее глазели. Мэнни, кажется, нравилось то, что он перед собой видел. Винс смотрел с каким-то священным трепетом, потому что в процессе наблюдения за тарелкой несколько раз сглотнул и издал звук, похожий на «ах!..». Что касается меня, то я размышлял: должны ли мы это есть или использовать в каком-нибудь дико кровавом ацтекском ритуале. И я продолжал смотреть на тарелку в надежде, что на меня снизойдет озарение.

Его наконец ниспослал мне Винс.

- Бог мой, - выпалил он, и я понял, что нужно восторгаться.

Мэнни кивнул:

- Чудесные, правда? Только таки-и-ие прошлогодние. - Он взял одну штуку, ту, которая с синим верхом, и уставился на нее в надменном восхищении. - Цветовая гамма устарела, а потом, еще эта жуткая дряхлая гостиница рядом с Индиан-Крик взяла и начала их копировать. Все равно, - сказал Мэнни, пожав плечами, и забросил пастелито себе в рот. Я был рад видеть, что никакого обширного кровотечения не последовало. - Порой так увлекаешься своими маленькими слабостями. - Он повернул голову к Эдуардо и подмигнул ему. - Иногда даже слишком. - Эдуардо побледнел и стремглав бросился в кухню, а Мэнни снова повернулся к нам, демонстрируя свой крокодилий оскал. - Что же вы их не пробуете?

- Я боюсь их кусать, - сказал Винс. - Они такие красивые.

- А я боюсь, что они в ответ укусят меня, - сказал я.

Мэнни сверкнул несколькими дюжинами зубов.

- Если б я только мог их этому научить, - сказал человечек, - то не был бы так одинок. - Он подтолкнул тарелку ко мне: - Прошу.

- Может, ты мне подашь их на свадьбе? - спросил я, подумав, что надо извлечь из всего происходящего какую-то пользу.

Винс больно ткнул меня локтем, но, очевидно, поезд уже ушел. Глаза Мэнни сузились и стали похожи на щелки, хотя впечатляющую работу его стоматологов все еще можно было наблюдать.

- Я не подаю, - сказал он. - Я присутствую. А где мне присутствовать, выбираю сам.

- А ты мне не скажешь заранее, что планируется? - попросил я. - А то, не дай Бог, у невесты аллергия на холодец из рукколы, приправленный васаби?

Мэнни крепко сжал свои кулачки, так что послышался хруст костяшек, и я понял, что наконец-то перещеголял этого завпищеблоком. Но не тут-то было: Мэнни расслабился и захохотал.

- Мне нравится твой друг, Вик, - сказал тролль. - Он храбрый.

Винс удостоил нас обоих улыбкой и снова начал дышать, а Мэнни принялся орудовать бумагой и ручкой, рисуя какие-то свои закорючки. Так я подписал великого и ужасного Мэнни Борка на поставку продуктов к моей свадьбе по особой цене - всего лишь двести пятьдесят долларов за порцию (со скидкой).

Все равно дороговато. Но, в конце концов, меня проинструктировали насчет того, что о деньгах я могу не беспокоиться. Наверняка Рита как-нибудь это решит - может, обойдется двумя-тремя приглашенными. В любом случае у меня оказалось не так много времени на переживания из-за каких-то там финансов, потому что мой мобильник начал задористо тренькать свою заунывную мелодийку, а когда я ответил, то понял, что Дебора не собирается подражать веселому тону моего приветствия.

- Приезжай немедленно.

- Я тут ужасно занят с канапе, - объяснил я. - Кстати, у тебя можно занять тысяч двадцать?

Она кашлянула и ответила:

- У меня нет времени на приколы, Декстер. Двадцать четыре часа через двадцать минут, и мне нужно, чтобы ты был здесь.

Таков обычай в отделе убийств - собираться тем, кто имеет отношение к расследованию дела, спустя сутки после осмотра места преступления. Необходимо убедиться, что всё под контролем и все в курсе. Кроме того, Деб уверена, что я обладаю талантом проникать в суть вещей, - очень глубокомысленно, но не соответствует действительности. Пока Темный Пассажир на перерыве, вряд ли в ближайшее время я смогу подтвердить эту способность.

- Деб, у меня серьезно нет никаких мыслей насчет этого преступления, - сказал я.

- Просто приезжай сюда, - сказала она и повесила трубку.

Глава 8

Движение на 836-й стояло на полмили вперед, начиная от поворота с 395-й, которая шла от Майами-Бич. Осторожно продвигаясь вперед, мы с Винсом наконец обнаружили причину пробки: на шоссе высыпался целый грузовик арбузов. По всей дороге была размазана красно-зеленая липкая жижа дюймов в шесть толщиной, в которой, словно мухи в варенье, застряли машины с разными повреждениями. Буквально по краешку магистрали проехала «скорая», а за ней устремилась вереница машин очень важных персон, которые не могли, как все, стоять в пробке. Всюду гудели сигналы, из окон то и дело высовывались кулаки, а где-то у меня над головой даже просвистела пуля. Как здорово снова вернуться к нормальной жизни.

Нам потребовалось пятнадцать минут, чтобы проложить себе дорогу сквозь плотный поток машин на прилегающую улицу; еще столько же занял путь до работы. Мыс Винсом сели в лифт и молчали до второго этажа, а когда двери раскрылись и мы вышли, он остановил меня.

- Ты правильно поступаешь, - сказал он.

- Да уж, - согласился я. - Только если я не потороплюсь, Дебора меня убьет.

Винс схватил меня за плечо.

- Я насчет Мэнни, - объяснил он. - Останешься доволен. Этот парень тебе такое замутит!

Я представить себе не мог, что он замутит с моим банковским счетом, поэтому по-прежнему не видел в затее никакого смысла. Неужели правда, что все получают удовольствие, если им подают неизвестно что неизвестно из чего вместо банальной нарезки? Я многого не могу понять в человеческих существах, но ставлю ящик шампанского, что этот вопрос вне конкуренции. Интересно, шампанское у нас будет?..

Одно я осознавал четко: Дебора помешана на пунктуальности. Это досталось ей в наследство от нашего отца и значило следующее: опоздание свидетельствует о неуважении, и никаких оправданий. Я отодрал руку Винса от своего плеча и пожал ее.

- Уверен, мы останемся довольны фуршетом.

Он вцепился в мою ладонь.

- Я тебе больше скажу.

- Винс...

- Ты делаешь очень важный шаг в будущее, - продолжал он. - Очень важный шаг, ведь ваша с Ритой совместная жизнь...

- Винс, если я сейчас не уйду, то моя жизнь окажется в опасности, - перебил я.

- Нет, серьезно, я доволен, - не унимался мой заботливый коллега, и я успел заметить, как он теряет присутствие духа при моем отчаянном рывке в сторону конференц-зала.

Комната была заполнена до отказа, поскольку речь шла о резонансном деле, назойливо замелькавшем всюду после истерических репортажей в новостях про обезглавленные и сожженные трупы двух молодых женщин. Дебора проследила взглядом, как я скользнул в помещение, а я, в свою очередь, послал ей обескураживающую, как мне показалось, улыбку. Она прервала выступавшего - одного из патрульных, который прибыл на место происшествия одним из первых:

- Ну хорошо. Ясно, что на месте преступления мы голов не найдем.

Я подумал, что мое позднее появление и испепеляющий взгляд Деборы заслужили приз за самую эффектную мизансцену, но здорово ошибся. Дебора продолжила заседание, охладив мой пыл.

- Внимание, - обратилась к собравшимся сержант Сестренка. - Выдвигайте идеи.

- Можно озеро проверить, - высказалась Камилла Фидж, судмедэксперт со странностями. Обычно она помалкивала - возможность услышать, как она говорит, выпадала довольно редко. Хотя некоторым, вероятно, больше понравилось бы слушать ее, а не напористого костлявого Корригана, который тут же начал препираться с ней.

- Фигня, - сказал Корриган. - Головы всплывают.

- Они не всплывают, они тяжелые, как кочаны капусты, - настаивала Камилла.

- У некоторых - точно, - заметил Корриган, а потом противно хохотнул, как всегда.

Дебора насупилась. Она уже собиралась вынести свое авторитетное решение, но тут ее остановил звук, доносившийся из коридора.

ТОП.

Не очень громкий, но почему-то привлекший внимание всей аудитории.

ТОП.

Теперь ближе и чуть громче, как будто нас настигает нечто, как в фильмах ужасов...

ТОП.

Я не мог объяснить, почему все вдруг замерли, а потом стали медленно поворачиваться к двери. Только из солидарности с остальными я украдкой бросил взгляд в коридор и тут почувствовал чье-то легкое прикосновение, как будто меня кто-то останавливает, так что я просто закрыл глаза и стал прислушиваться. «Ты что?» - мысленно произнес я, но через мгновение опять услышал слабый назойливый звук, словно некто у меня в голове, собираясь что-то сказать, прокашливался, а затем...

Кто-то в комнате прошептал: «Господи Боже мой», - с таким трепетом, который гарантированно подогревал мой интерес, а слабеющий внутренний голос сначала пикнул, а потом стих. И я открыл глаза.

Могу только сказать, что здорово обрадовался, почувствовав, как Темный Пассажир суетится на заднем сиденье во мраке, и на мгновение утратил ощущение реальности. Такая ошибка всегда чревата, особенно для ненастоящих людей вроде меня. Когда же я пришел в себя, то поразительное впечатление, которое я испытал, еще раз убедило меня в этом.

Самый настоящий ужастик вроде «Ночи живых мертвецов», только в действительности, потому что справа, в дверном проеме стоял и пристально смотрел на меня человек, который давно должен был умереть.

Сержант Доукс.

Этот тип никогда не питал ко мне нежных чувств. Он единственный из всех догадывался, кем я на самом деле являюсь. Я всегда чувствовал, что он видит меня насквозь, потому что и сам такой же хладнокровный убийца. Он безуспешно пытался доказать, что это я во всем виноват, и его попытки, пусть и неудавшиеся, сочувствия к нему не вызывали.

В последний раз, когда я видел Доукса, медики грузили его в машину «скорой». Он потерял сознание от болевого шока, после того как некий очень даровитый хирург-любитель решил его усовершенствовать и лишил языка, ступней и кистей рук, заподозрив, будто бедняга несправедливо с ним поступил. Не стану отпираться - я ответствен за то, что подогрел интерес этого доктора-самоучки к Доуксу. Но я хотя бы оказал последнему любезность, пытаясь убедить его, что хорошо бы сначала заиметь план, а потом уж кидаться ловить эту фриковатую жертву вредной привычки. И даже практически спас его, подставляя свою жизнь и конечности. У меня не совсем получилось оказать первую помощь, на которую Доукс, очевидно, рассчитывал, но я пытался и, честное слово, в том, что его увезли скорее мертвым, чем живым, нет моей вины.

Поэтому я решил, что достоин маленькой признательности за опасность, которой подвергался по его милости. Нет, я не претендую на цветы, медаль и даже на коробку шоколадных конфет - меня бы устроило простое дружеское похлопывание по спине и скупое: «Спасибо, старик». Впрочем, ему с отрезанным языком пришлось бы поднатужиться, чтобы я разобрал эти слова, а похлопывание по спине одной из его новых железных рук, наверное, болезненно, но он мог бы честно попытаться. Неужели это нечто сверхъестественное?

Наверное. Доукс смотрел на меня так, словно был самой голодной собакой, а я последним бифштексом на свете. Раньше его взгляд в мою сторону мог сбить с ног целое стадо мамонтов, если б они еще оставались на земле. Но это были только цветочки по сравнению с тем, как он смотрел на меня теперь. И я догадываюсь, что заставило Темного Пассажира снова напомнить о себе - запах знакомого хищника. Я ощутил, как у Доукса будто бы расправляются крылья, возвращая его к бурной жизни и порождая агрессию, засверкавшую в его глазах. И в этих темных глазах я увидел чудовище, которое ощетинилось и плюнуло мне в лицо. Мы долго стояли, и внешне все выглядело так, словно мы просто смотрим друг на друга, но Две хищные тени рвались наружу, чтобы сцепиться в смертельной схватке.

Кто-то что-то говорил, однако для нас с Доуксом мир перестал существовать. Только мы двое да тени, которые стремились вступить в противоборство. Мы не слышали ни единого слова, только раздражающий фоновый гул.

Наконец голос Деборы рассек туман.

- Сержант Доукс, - требовательно сказала она. Доукс повернулся к ней, и чары рассеялись. Я почувствовал себя на коне - о, дольче вита! - благодаря моему Пассажиру, а еще тому, что Доукс отвернулся первым и, значит, поле боя осталось за мной. Прикинувшись обоями, я отступил в сторону и наслаждался остаточными конвульсиями неудавшейся атаки своего некогда могучего заклятого врага.

Сержант Доукс был чемпионом нашего отдела по отжиманиям, но очень сомнительно, что он сможет подтвердить свое звание в ближайшем будущем. Он выглядел изможденным и обессиленным, и только глаза его горели мрачным огнем. Доукс стоял на своих протезах, выпрямившись во весь рост, его руки свисали по швам, а из рукавов торчали серебристые штуки, похожие на сильно усовершенствованные тиски.

В зале стало так тихо, что я слышал дыхание присутствующих. Все просто таращились на то, что когда-то было Доуксом, а он смотрел на Дебору, которая облизывала губы, соображая, что обычно говорят в таких случаях. Наконец она разродилась:

- Садитесь, Доукс. М-м... Я введу вас в курс дела.

Доукс какое-то время смотрел на нее, потом развернулся, бросил взгляд на меня и вышел из зала. Его шаги гулко отдавались в коридоре, пока не стихли совсем.

Обычно полицейские не любят демонстрировать свои эмоции, поэтому прошло еще несколько секунд, прежде чем кто-то решился вздохнуть. Тишину нарушила, конечно, Дебора.

- Ну хорошо, - сказала она, и все неожиданно снова стали прокашливаться и ерзать в креслах. - Ну хорошо, - еще раз произнесла Деб. - Ясно, что на месте преступления мы голов не найдем.

- Головы не всплывают, - скорбно повторила Камилла Фидж, и мы вновь вернулись к тому, на чем остановились, когда нас прервало короткое появление сержанта Доукса.

Они завели старую песню еще на десять минут, без устали искореняя преступность путем выяснения, кто же будет заниматься бумажной работой, Однако нас в очередной раз беспардонно прервала все та же открывающаяся дверь рядом со мной.

- Прошу прощения за вторжение, - произнес капитан Мэттьюз. - У меня тут есть, э-э, хорошая новость в общем-то. -  Он окинул зал хмурым взглядом. Даже я мог бы сказать ему, что с таким видом хороших новостей не сообщают. - Как вам сказать, э-э, хм... К нам вернулся сержант Доукс, и он - вы должны понять - сильно, э-э, пострадал. Ему до пенсии осталась пара лет, а его адвокаты, э-э... Мы решили, что, принимая во внимание все обстоятельства... - Он умолк и снова оглядел зал. - Вам что, кто-то уже рассказал?

- Сержант Доукс только что был здесь, - сказала Дебора.

- А-а, - протянул Мэттьюз. - Ну тогда... - Капитан пожал плечами. - Ладно. Тогда ладно. Тогда продолжайте свое собрание. Есть уже что-нибудь?

- Пока ничего существенного, капитан, - ответила Дебора.

- Ну, я уверен: вы все доведете до ума. И пообщаетесь с прессой, когда придет время, конечно.

- Конечно, сэр, - пообещала она.

- Ну ладно тогда, - повторил Мэттьюз и, еще раз оглядев собравшихся, вышел.

- Головы не всплывают, - сказал кто-то, и по залу прокатился громкий смех.

- Господи! - воскликнула Дебора. - Можно отнестись к этому серьезно? У нас два трупа.

И это не предел, подумал я, а Темный Пассажир вздрогнул, как будто пытался удержать себя в руках, чтобы не поддаться панике, но больше не шевелился, так что я о нем и не вспоминал.

Глава 9

Я не вижу снов. То есть, наверное, в какой-то момент сна некие беспорядочные образы и фрагменты событий возникают в моем сознании. Существует мнение, что это происходит со всеми. Ноя своих снов не помню, даже если они и снятся мне. Говорят, такого не бывает ни с кем, из чего я делаю заключение, что снов не вижу.

Поэтому, проснувшись той ночью в объятиях Риты и выкрикивая что-то неразборчивое, я испытал некий шок; из бархатной тьмы доносилось только эхо моего сдавленного голоса, а к моему лбу тянулась холодная рука Риты и звучал ее шепот:

- Хорошо, любимый, я не уйду.

- Спасибо тебе, - проговорил я еле слышно. И, откашлявшись, сел.

- Тебе приснился кошмар, - сказала она.

- В самом деле? Какой? - Я, как обычно, ничего не помнил, кроме смутного ощущения нарастающей внутренней тревоги и абсолютного одиночества.

- Не знаю, - ответила Рита. - Ты кричал: «Вернись! Не уходи от меня!» - Она слегка покашляла. - Декстер, я понимаю, ты беспокоишься из-за предстоящей свадьбы...

- Вовсе нет, - перебил я.

- Но мне важно, чтобы ты знал: я никогда не оставлю тебя. - Рита снова потянулась к моей руке и сжала ее в своей. - Она теперь навеки со мной, большой человек. И я за нее держусь. - Она подвинулась и положила голову мне на плечо. - Не переживай. Я никогда не оставлю тебя, Декстер.

Даже при том, что я в снах ничего не понимаю, я точно знал, что потерять Риту не боюсь. То есть мне и в голову не приходило, что она может меня бросить, хотя это не означает, что я ей абсолютно доверяю. Если уж на то пошло, для меня остается загадкой, чем я ее вообще мог зацепить, поэтому причина ее гипотетического ухода оставалась туманной.

Нет, все дело в моем подсознании. Если таким образом оно заявляло во всеуслышание об опасности одиночества, я точно знал, чего оно боялось лишиться: Темного Пассажира, моего закадычного приятеля, постоянного компаньона. разделявшего все мои радости и горести. Это был страх наяву: страх лишиться того, кто, став частью меня, спасал мою задницу на протяжении всей жизни.

Когда он испарился на месте преступления в университете, это здорово выбило меня из колеи - больше, чем что-либо за всю мою жизнь. Внезапное и устрашающее появление шестидесяти пяти процентов сержанта Доукса подлило масла в огонь, и пошло-поехало. Мое подсознание сублимировало тревогу и выдало ее в виде сумбурного кошмара. Все ясно - психоз номер 101, прямо как в учебнике, беспокоиться не о чем.

Тогда почему я испытываю тревогу?

Потому что мой Пассажир, который никогда никого не боялся, теперь ни с того ни с сего дрогнул. И я теряюсь в догадках. Может быть, Рита права насчет волнения по поводу предстоящей свадьбы? Или дело действительно в этих двух обезглавленных трупах около университетского озера, которые напугали Темного до смерти?

Не знаю, и поскольку стремление Риты утешить меня все более нарастало, в ближайшее время разбираться с этим я не собирался.

- Иди сюда, милый, - прошептала Рита.

Кроме того, бежать из огромной двуспальной кровати некуда, ведь так?

 

* * *

 

Следующим утром Дебора была просто одержима идеей найти недостающие головы от тех двух тел в университете. Непостижимым образом информация о том, что наш отдел ищет пару черепов, которые ушли и заблудились, просочилась в прессу. Это Майами, и я думал, что какая-то пропавшая голова не вызовет такого резонанса, как транспортный коллапс на шоссе Ай-95, но то, что их оказалось две и они принадлежали двум молодым женщинам, подняло чудовищную суматоху. Капитан Мэттьюз знал ощущения человека, имя которого полощет пресса, но даже он был недоволен тем, что историю подавали в таком истерическом тоне.

Прессинг шел сверху; капитана давил на Дебору, которая, к ее чести, не стала тратить время зря на разборки с нами. Винс Мацуока вбил себе в голову, что окажет Деборе неоценимую помощь, разузнав, какая свихнувшаяся религиозная секта могла быть ответственна за это преступление. И вот с утра пораньше в дверь моего кабинета просунулась его собственная голова и, изобразив самодовольную улыбку, без предупреждения, четко и громко произнесла:

- Кандомбле.

- Фу, - сказал я. - Сейчас не время ругаться матом.

- Ха, - произнес он, издав свой противный ненатуральный смешок. - И тем не менее это они, я уверен. Кандомбле[16] - это сантерия, только из Бразилии.

- Винс, я в этом не сомневаюсь. Но о чем вообще ты говоришь?

Он вошел в комнату, сделав два гарцующих шага, словно его тело хотело оторваться от земли и он никак не мог с ним совладать.

- Они там головы в своих ритуалах используют, - сказал он. - Это в Интернете есть.

- Да ну, - отозвался я. - А в Интернете сказано, что эта секта поджаривает тела, отрезает им головы, а взамен оставляет керамические бычьи?

Винс слегка поник.

- Нет, - признался он, а потом с надеждой поднял глаза. - Но они используют животных.

- И как же они их используют, Винс? - спросил я.

- Ну... - сказал он и окинул взглядом комнату, очевидно, в поисках новой темы для разговора. - Иногда они, в общем-то, часть туши приносят в жертву богам, а остальное съедают сами.

- Винс, - начал я, - ты хочешь сказать, что кто-то съел пропавшие головы?

- Нет, - угрюмо произнес он, ну совсем как Коди и Эстор. - Но может быть и такое.

- А хрустящее получилось бы лакомство, ты не находишь?

- Ладно, - сказал он совсем уж мрачно. - Я просто пытаюсь помочь. - И Винс с важным видом вышел из кабинета, даже не попытавшись изобразить свою фальшивую улыбку.

Но хаос только начинался. Как показано мое тягостное путешествие в мир снов, я уже и так утратил душевное равновесие и не нуждался в том, чтобы мое состояние усугубляла сестра, которая сама была готова рвать и метать. Всего через несколько минут мой тихий оазис снова взорвался. На сей раз Дебора влетела ко мне так, словно убегала от стаи пчел-убийц.

- Давай! - рассерженно закричала она.

- Чего давать? - спросил я. Вполне разумный, на мой взгляд, вопрос, но, судя по ее реакции, со стороны могло показаться, что я попросил ее побрить себе голову и вымазать череп в синий цвет.

- Давай начинай работать! В машину! - скомандовала она, и я «дал» - пошел за ней следом к ее машине на стоянку.

- Клянусь, - говорила Деб, проталкиваясь в пробке и кипя от злости, - я еще никогда не видела Мэттьюза таким взбешенным. Оказывается, это еще и моя вина! - При этом она нажала на сигнал, чтобы подчеркнуть значение своих слов, и подрезала фургон с надписью «Помощь пожилым людям Палмвью». - И все потому, что какой-то идиот лижет задницу прессе!

- Ничего, Деб, - произнес я с такой мягкостью, на которую только был способен. - Уверен: тот, кто это делает, скоро проявит себя.

- О, еще как! - воскликнула она, чуть не переехав толстяка на велосипеде, у которого сумка за седлом была набита каким-то металлическим хламом. - Потому что я найду культ, к которому принадлежит этот сукин сын, и тогда прижму его.

Я попридержал свою мягкость. Ведь раз уж моя съехавшая с катушек сестренка, совсем как Винс, загорелась идеей подыскать подходящую секту, которая сдаст убийцу, пиши пропало.

- Ну ладно, - сказал я. - И где же мы будем искать?

Она свернула, не доезжая до бульвара Бискейн, в молчании въехала на подземную парковку и вышла из машины. Я покорно и терпеливо следовал за ней в Центр внутреннего совершенствования, занимавшийся распространением всех тех удивительных вещей, которые содержат в своем названии слова «травяной», «холистический» или «аура».

Этот центр представлял собой маленькое обшарпанное здание, о котором ходила слава притона для проституток и наркодилеров. На окнах первого этажа имелись огромные задвижки, еще больше их было на входной двери, которая оказалась закрытой. Дебора начала колотить в нее, после чего раздалось жужжание. Она толкнула дверь, и та наконец-то щелкнула и открылась.

Мы вошли внутрь. На меня навалился удушливый и до тошноты сладкий запах, и могу сказать, что мое внутреннее совершенствование началось с полного засорения легких. Сквозь дымку я едва разглядел огромный шелковый баннер во всю стену, который гласил: «МЫ ВСЕ ЕДИНОЕ». Он не пояснял, что именно единое. Играла ненавязчивая музыка, она звучала так, что создавалось ощущение, будто исполнитель борется с передозировкой депрессантов, неритмично позвякивая маленькими колокольчиками. Где-то шумел комнатный водопад, и я уже почти поверил, что мой дух непременно бы воспарил, если б только он у меня имелся. А раз он отсутствовал, то вся эта мизансцена до некоторой степени показалась мне раздражающей.

Но мы сюда явились не ради удовольствия и даже не ради внутреннего совершенствования. Сержанту Сестренке, как всегда, было нужно больше всех. Она промаршировала к прилавку, за которым стояла женщина средних лет, одетая в длиннополое, расписанное узелковым батиком[17] платье, сделанное, наверное, из старой гофрированной бумаги. Ее седеющие волосы торчали, создавая художественный беспорядок. Смотрела она хмуро.

- Могу помочь? - спросила продавщица таким мрачным голосом, словно помочь нам было уже нечем.

Дебора показала свой жетон. Не успела она и рта раскрыть, как женщина перегнулась через прилавок и выдернула его у Деборы из рук.

- Ну ладно, сержант Морган, - произнесла женщина, бросив жетон на прилавок. - Вроде настоящий.

- А что, вы по ауре не могли посмотреть? - поинтересовался я.

Никто из присутствующих не оценил эту более чем удачную, на мой взгляд, шутку, так что я пожал плечами и стал внимать Деборе, которая начала свой изнурительный допрос.

- Я бы хотела задать вам несколько вопросов, - сказала Дебора, наклоняясь вперед, чтобы достать свой жетон.

- О чем? - требовательным тоном осведомилась женщина. Она насупилась еще больше, Дебора не ударила в грязь лицом и угрюмо сдвинула брови в ответ. Мне даже показалось, что мы присутствуем на старинной народной игре «Кто кого перехмурит», в которой победитель получает бесплатные инъекции ботокса, чтобы запечатлеть это чудесное выражение лица на века.

- Произошло несколько убийств, - ответила Дебора. Женщина пожала плечами.

- А я-то тут при чем? - спросила она.

Я поаплодировал ее сообразительности, но, как бы мне ни нравилось ее остроумие, надо иногда вспоминать и о своих профессиональных интересах.

- Все дело в том, что мы все единое, - пояснил я. - Это основа полицейской работы.

Она обратила свой фирменный «нахмур» ко мне и как-то агрессивно моргнула.

- А ты еще кто такой? - требовательно осведомилась женщина. - Давай свой жетон.

- А я у нее на подхвате, - отшутился я. - На тот случай, если ее атакует плохая карма.

Женщина фыркнула, но спасибо, что не пристрелила меня.

- Копы в этом городе, - начала она, - по горло в плохой карме. Я была на митинге сторонников ЗСТА[18] - знаю, какие вы.

- Может быть, - сказала Дебора, - но на самом деле мы еще хуже, поэтому просто отвечайте на вопросы.

Женщина посмотрела на Дебору, все еще хмурясь, пожала плечами и сказала:

- Ну ладно. Только не понимаю, чем я могу помочь. Но если что - звоню адвокату.

- Идет, - согласилась Дебора. - Нам нужен человек, который связан с каким-нибудь культом, где почитают быков.

На секунду мне показалось, что женщина собирается улыбаться, но она вовремя спохватилась:

- Быков? Господи, да кто их не почитает? Это же все началось с Шумера, Крита и всяких таких мест вроде колыбелей цивилизации. Да их всю жизнь почитали. У них не только яйца большие, они вообще очень сильные.

Если женщина решила, что Дебора смутится, то ошиблась, переоценив свои знания о копах в Майами.

- А какие конкретно из этих групп есть у нас? - решила выяснить Деб.

- Кандомбле? - блеснул я, испытывая кратковременную благодарность к Винсу за то, что он подкинул мне такое словцо. - Пало майомбе? Или, может, викка[19]?

- Насчет всякой испанской ерунды зайдите в «Эллегуа» на Восьмой улице. Я об этом ничего не знаю. Мы продаем кое-что викканам, но я вам ничего не собираюсь рассказывать без ордера. В общем, они быками не занимаются. - Она фыркнула. - Выстраиваются в кружок голыми на болотах в Эверглейдсе, дожидаясь, пока снизойдет энергия.

- Может, еще кто-нибудь? - не унималась Деб.

Женщина только покачала головой:

- Да не знаю я. Ну то есть про большинство групп в городе знаю, но ничего подходящего на ум не приходит. - Она пожала плечами. - Может, друиды - у них весенний праздник скоро; эти приносили человеческие жертвы.

Дебора нахмурилась еще больше:

- Когда это было?

На сей раз женщина улыбнулась по-настоящему, но совсем чуть-чуть, только одним уголком рта.

- Две тысячи лет назад. Малек опоздали, Шерлок.

- Может, вам удастся еще чем-то помочь нам? - спросила Дебора.

Женщина пожала плечами:

- Чем помочь? Скорее всего это какой-нибудь псих, начитавшийся Алистера Кроули[20] и живущий где-нибудь на молочной ферме. Откуда я знаю?

Дебора с минуту смотрела на нее, оценивая, достаточно ли она нагрубила, чтобы ее можно было арестовать, и, видимо, решила проявить милосердие.

- Благодарю за содействие, - сказала Деб и кинула на прилавок визитку. - Если вспомните еще что-нибудь полезное, пожалуйста, сразу же позвоните мне.

- Да, конечно, - без энтузиазма бросила женщина, даже не взглянув на карточку. Дебора еще на мгновение задержала на ней взгляд, а потом медленно пошла к двери. Женщина уставилась на меня, и я улыбнулся.

- А я и правда овощи люблю, - сказал я. А потом показал ей знак мира[21] и последовал за сестрой.

- Дурацкая была идея, - сетовала Дебора, когда мы поспешно возвращались к ее машине.

- Ну, я бы не сказал, - ответил я. И действительно, но я бы не стал так говорить. Потому что идея была и в самом деле дурацкая, но если бы я согласился с ней, то Деб больно ткнула бы меня локтем. - Как-никак мы исключили некоторые предположения.

- Нуда, - кисло отозвалась она. - Теперь мы знаем, что банда голых придурков к этому не причастна, или могла быть, но только две тысячи лет назад.

Ее пессимизм был к месту, но я вижу свою задачу в том, чтобы поддерживать в окружающих людях позитив.

- Все равно это прогресс, - сказал я. - Заглянем в то место, на Восьмой? Я буду переводить. - Несмотря на то что Деб родилась в Майами, она с поразительным упрямством налегала в школе на французский, так что даже обед на испанском заказать у нее вряд ли получилось бы.

Она покачала головой и сказала:

- Пустая трата времени; попрошу Эйнджела поспрашивать, но это вряд ли к чему-то приведет.

Все произошло именно так. Эйнджел в тот день вернулся с миленькой свечкой и молитвой святому Иуде на испанском, но в остальном, как и предсказывала Деб, его путешествие оказалось просто напрасной тратой времени.

У нас не было ничего, кроме двух обезглавленных тел и поганого самочувствия.

Но вскоре картина изменилась.

Глава 10

Следующий день прошел впустую, и мы ни на йоту не продвинулись в расследовании двух убийств в университете. А поскольку жизнь - это в какой-то степени уродливая, гротескная вещь, ничего удивительного не было в том, что Дебора повесила всю ответственность за отсутствие прогресса на меня. Она все еще пребывала в уверенности, что я обладаю некими магическими способностями и могу попять суть любого преступления, но скрываю эту жизненно важную информацию от нее исходя из своих личных мелкособственнических интересов.

Лестно, хотя и абсолютная чушь. Единственное, что стало ясным для меня в этом деле: мой Темный Пассажир изрядно напугался, и я не хочу повторения подобной ситуации. Я решил держаться от этого расследования подальше, тем более что особой нужды в проведении анализов крови не возникало и все легко можно было бы распутать с помощью логики, если бы наш мир был устроен гармонично.

Но, увы, наш мир не таков. Он беспорядочен и населен людьми, которые не уважают логику. И на какое-то мгновение их возглавила моя сестра. В то же утро она, не оставив мне шанс на побег, заставила тащиться на ленч с ее бойфрендом Кайлом Чатски. Он раздражает меня тем, что якобы всегда все знает. Если не принимать это в расчет, обходительности и манер у него не больше, чем у обычного хладнокровного убийцы, и с моей стороны было бы лицемерием заявлять о своем согласии пообедать. А поскольку моя сестра чувствовала себя счастливой рядом с ним, причин возражать против него у меня не находилось.

Таким образом, я отправился на ленч, во-первых, потому, что Дебора моя сестра, а во-вторых, этот могучий механизм, то есть мое тело, нуждается в постоянной подпитке.

Чаще всего он потребляет сандвич «Мединоче», обычно с печеными бананами «Пластанос» и молочным коктейлем «Мами». Уж и не знаю, почему эта незамысловатая калорийная пища создает такой трансцендентный отклик в моей душе, но ничто иное не может с ней сравниться. Если она сделана как надо, то процесс ее поглощения способен довести меня до экстаза. И нигде ее не готовят так, как в кафе «Релампаго». В этом заведении, расположенном неподалеку от нашего управления, Морганы обедали еще с незапамятных времен. И даже Дебора со всей своей раздражительностью не смогла испортить привычную трапезу.

- Черт подери! - произнесла она с набитым сандвичем ртом. Это, конечно, далеко от той затасканной фразы, которую Дебора употребляла обычно, но слова были сказаны с таким яростным напором, что я едва не подавился крошками, вылетевшими из ее рта. Сделав глоток моего любимого «Батидо де мами»[22], я стал ждать в надежде, что сестра изложит свою мысль несколько подробнее, но Деб вместо этого ограничилась лаконичным повторением: - Черт подери!

- По-прежнему держишь чувства при себе, - заметил я. - Но, как твой брат, могу сказать, что ты обеспокоена.

Чатски фыркнул, разрезая свой кубинский стейк.

- Сто пудов, - согласился он со мной. И хотел добавить что-то еще, но из протеза, который представлял собой его левую руку, выпала вилка. - Черт подери! - выругался Чатски, и я понял, что между ними гораздо больше общего, чем я думал. Дебора подалась вперед и помогла ему приладить вилку как следует. - Спасибо, - сказал он и забросил в рот огромный кусок мяса.

- Ну вот видишь? - весело произнес я. - Тебе нужно отвлечься от своих проблем.

Мы сидели за столом, за которым ели уже сотню раз, но Дебора была далека от всяких сантиментов. Она выпрямилась на стуле и ударила по растрескавшейся крышке стола «Формика» с такой силой, что сахарница подпрыгнула.

- Я желаю знать, кто трепался с этим гадом Риком Сангрой! - воскликнула она. Рик Сангра - это журналист местного телевидения, считавший, что чем более жаренную историю он подаст, тем лучше обеспечит право зрителей иметь независимую прессу, которая, в свою очередь, снабдит их всеми жареными подробностями. Судя по ее тону, Дебора была уверена в нашей с Риком крепкой дружбе.

- Я не трепался, - сказал я. - И сержант Доукс, думаю, тоже.

- Ого-го, - произнес Чатски.

- И еще, - продолжала она, - я желаю знать, где эти чертовы головы!

- Я не брал, - на всякий случай сказал я. - Смотрела в бюро находок?

- Знаешь что, Декстер, - воскликнула она, - давай-ка признавайся, зачем ты от меня что-то скрываешь?

Чатски взглянул на нее и сглотнул.

- А почему ты считаешь, что твой брат знает больше тебя? - спросил он. - Там было много крови?

- Да не было никакой крови, - ответил я. - Тела приготовлены на славу, такие нежные, поджаристые.

Чатски кивнул и попытался загнать на свою вилку немного риса и фасоли.

- Ты совсем больной?

- Нет, он хуже, чем больной, - сказала Дебора. - Он что-то скрывает.

- А, - протянул Чатски, - это ты про хобби?

- Ну, тут дружок-кале ка немного перегнул. Мы же говорили ему, что мое хобби имеет скорее аналитический характер, чем практический.

- Именно, - сказала Дебора. - И он не хочет рассказывать, до чего додумался.

- Тебе будет трудно поверить, сестренка, но я ничего об этом не знаю. Разве что... - Я пожал плечами, но она вцепилась мертвой хваткой.

- Что? Ну говори же, умоляю!

Я засомневался. Вряд ли стоило говорить ей, что мой Темный Пассажир отреагировал на эти убийства новым и совершенно неожиданным образом.

- Просто у меня такое чувство, - сказал я, - что здесь что-то нечисто.

Она фыркнула.

У нас два обезглавленных сгоревших тела, а он говорит, что тут что-то нечисто. Где твои мозги?

Я откусил небольшой кусок сандвича, пока Дебора растрачивала свое драгоценное обеденное время на такие неприятные вещи, и спросил:

- Вы уже опознали тела?

- Кончай придуриваться, Декстер. Голов нет - считай, нет и стоматологических данных. Тела сожжены - значит, у нас нет отпечатков. Черт, мы даже не знаем, какого цвета были у них волосы. И что ты хочешь от меня?

- Может, я смогу тебе помочь, - сказал Чатски. Он насадил на вилку жареный банан и сунул в рот. - У меня есть кое-какие связи. Стоит только снять трубу.

- Мне твоя помощь не нужна, - отрезала она, и тот пожал плечами.

- Ноты не против помощи Декстера,- заметил Чатски.

- Дело не в этом.

- А в чем? - спросил он. Резонный вопрос.

- Он мне помогает, - ответила она, - а ты пытаешься все решить за меня.

С минуту они молча смотрели друг другу в глаза. Я видел такое и раньше, это очень напоминало безмолвные беседы Коди и Эстор. Было умилительно видеть эту спаянную пару, и даже то, что они напоминали мне о скором наступлении собственной свадьбы и о чокнутом организаторе, не могло испортить впечатления. К счастью, я не успел заскрежетать зубами: Деб нарушила мрачное молчание.

- Я не из тех женщин, которым требуется помощь, - Фыркнула она.

- Но я могу добыть информацию, которую ты никогда не получишь, - парировал он, кладя свою здоровую руку ей на плечо.

- Например? - поинтересовался я. Признаюсь, какое-то время мне было интересно, чем занимается этот Чатски, или, точнее, занимался до ампутации. Я знаю, что он работал на какое-то правительственное агентство, которое он называл ОПА, но чем оно занималось - оставалось для меня загадкой.

Он любезно повернулся ко мне.

- У меня друзья и связи во многих местах, - пояснил Чатски. - У дел такого рода иногда хвост тянется куда-нибудь очень далеко, а я мог бы кое-где поспрашивать и кое-что выведать.

- Другими словами, позвонить своим друзьям в ОПА?

Он улыбнулся и ответил:

- Типа того.

- Ты как ребенок, Декстер! - воскликнула Дебора. - ОПА - это всего лишь аббревиатура - определенное правительственное агентство. Такого агентства на самом деле не существует; это специальное слово, которое знают только в узком кругу.

- Рад наконец-то оказаться Среди его членов, - сказал я. - Ты все еще имеешь доступ к их информации?

- Официально я на больничном, - ответил Чатски.

- От чего отдыхаешь? - спросил я.

Он официально улыбнулся мне.

- Тебе этого лучше не знать, - сказал он. - Все дело в том, что эти твари пока не решили, пригожусь ли я им еще. - Чатски перевел взгляд на вилку, зажатую в протезе на левой руке, и покрутил ею, чтобы посмотреть, как он двигается. - Твою мать.

Я почувствовал, что надвигается стандартная неприятная ситуация, и сделал все, чтобы разрулить ее и вернуть разговор в приемлемое русло.

- А вы ни на что не натыкались в печи для обжига? - спросил я. - Может, какие-нибудь украшения или еще что-то?

- Что ты несешь? - возмутилась Дебора.

- Ну, в печи, - повторил я, - где жгли тела.

- Ты следишь за разговором? Мы не знаем, где были сожжены тела.

- Вот как, - сказал я. - А я решил, что это сделали прямо в кампусе, в студии керамики.

По внезапно застывшему лицу моей собеседницы я понял, что Дебору проняло, и это был либо внезапный приступ поноса, либо мое сообщение о студии керамики.

- Она находится в полумиле от озера, где обнаружили тела, - продолжил я. - Ну, это такая печь... В ней еще горшки обжигают.

Дебора еще на мгновение задержала на мне свой взгляд, а затем опрометью рванула из-за стола. Я подумал, что за поразительно эффектный и креативный способ закончить обед. Прошло еще какое-то время, прежде чем я смог совершить нечто осмысленное и перестал тупо моргать.

- Что-то мне подсказывает, что Дебора о ней ничего не знала, - заметил Чатски.

- Я первый догадался, - сказал я. - Пойдем, что ли, следом?

Он пожал плечами и насадил на вилку последний кусок стейка.

- Я закажу кусок пирога с ягодами и кафесито[23]. А потом возьму такси - ведь мне запретили помогать. - Чатски подцепил на вилку немного риса и фасоли и кивнул мне: - Ну а ты можешь идти, если, конечно, тебе не надо возвращаться на работу.

Особого желания идти на работу я не испытывал. С другой стороны, у меня еще оставалась половина молочного коктейля, и мне совсем не хотелось бросать ее. Однако приелось идти за Деборой, но я смягчил досаду, захватив с собой остатки ее сандвича и употребив его уже на улице.

Вскоре мы вкатились в ворота университетского кампуса. По пути Дебора без умолку трещала по рации, договариваясь о том, чтобы нас встретили около печей, а оставшуюся часть дороги провела, бормоча что-то сквозь зубы.

От ворот мы свернули налево и понеслись по извилистой дороге, ведущей к месту, где находились гончарные мастерские. Я в первый год учебы тоже занимался там, чтобы расширить горизонты своих познаний, и выяснил, что незатейливые вазочки у меня получаются неплохо, а вот какие-нибудь оригинальные вещи из моих рук скорее всего не выйдут - по крайней мере из глины. Однако в своей области - как обычно, я себе льщу - у меня все идет вполне удовлетворительно, что я недавно наглядно продемонстрировал на примере Зандера.

Эйнджел - «Не родственник» уже был туг как тут, крутился возле печей в поисках любых зацепок. Дебора подошла и села на корточки рядом с ним, оставив меня наедине с еще примерно тремя укусами ее сандвича. Я сделал первый. По ту сторону желтой ленты начала собираться толпа. Наверное, надеялись увидеть что-нибудь страшненькое: не знаю, зачем люди все время ошиваются у ограждения, но делают они это постоянно.

Теперь Дебора лежала на земле рядом с Эйнджелом, который засунул голову в первую печь. Видимо, это надолго.

Я уже собрался отправить в рот последний кусок, когда почувствовал, что на меня кто-то смотрит. В этом не было ничего особенного - я находился по эту сторону желтой ленты, где кипит работа. Но на меня не просто смотрели, за мной наблюдали - Темный Пассажир кричал, что некто проявляет нездоровый интерес именно к единственному и неповторимому, то есть ко мне. Когда я проглотил остатки сандвича и повернул голову, чтобы наконец увидеть его, тихий голос внутри прошептал что-то неразборчивое... и затем умолк окончательно.

Я сразу же ощутил, как накатывается приступ паники, глаза застилает ярко-желтый слепящий туман. Я застыл как вкопанный, а все мои чувства сигнализировали, что рядом со мной опасность, но я был не способен что-либо сделать. Так продолжалось всего секунду. Я взял себя в руки и внимательно огляделся вокруг - ничего не изменилось. Толпа стояла и смотрела, солнце ярко светило, а легкий ветер играл с верхушками деревьев. Еще один великолепный день, каких в Майами бывает много, но где-то в этом раю затаился подколодный змей. Я закрыл глаза и прислушался в надежде уловить, что за гроза нависла над нами, но не различил ничего, кроме звука удаляющихся шагов.

Я открыл глаза и снова осмотрелся. Человек пятнадцать зевак притворялись, что их нисколько не захватывает возможность увидеть кровь, но никто из них не выделялся из общей массы - не прятался за спины других, не смотрел исподлобья, не пытался скрыть под рубашкой заряженную базуку. В обычных обстоятельствах я мог бы надеяться на моего Пассажира, который непременно обнаружил бы зловещую тень рядом с явным хищником, но, к сожалению, был лишен его помощи. Насколько я заметил, ничего опасного в этой толпе не мелькало. Так что же тогда заставило Пассажира бить тревогу? Я мало знал его; обычно он просто присутствовал, и все, как некая невидимая сущность, которая давала ценные советы и для Дела, и для потехи. Никогда раньше эта сущность не выказывала никакого замешательства, никогда - пока не Увидела эти тела около озера. И вот невесть откуда взявшаяся нерешительность снова проявилась, за полмили от первого случая.

Может быть, это как-то связано с водой? Или дело в том, что обгоревшие тела побывали в этих печах?

Я подошел к тому месту, где работали Дебора и Эйнджел - «Не родственник». Они не нашли ничего, тревогу поднимать не стоило, да и печи никакого беспокойства в том месте, где скрывался Темный Пассажир, не вызывали.

Если причина этого второго сигнала к отступлению находится снаружи, тогда где она? Неужели происходит непонятное внутреннее разрушение? Возможно, новый статус мужа и приемного отца подавляет моего Пассажира. Я становлюсь слишком положительным для того, чтобы быть гостеприимным хозяином? А это куда хуже чьей-то смерти.

Я осознал, что стою внутри огороженного желтой лентой места преступления, а передо мной мелькает какое-то большое пятно.

- Эй, привет! - сказало оно. Это оказался огромный мускулистый молодой тип с длинными жидкими волосами, очень скрупулезно придерживавшийся традиции дыхания через рот и не закрывавший его ни на секунду.

- Чем могу помочь, гражданин?[24] - спросил я.

- А ты это, - произнес он, - типа, коп?

- Ну, совсем чуть-чуть, - сказал я.

Он кивнул, немного подумал над моими словами и оглянулся, будто в поисках чего-нибудь съестного. У него на шее виднелась одна из этих неудачно сделанных татуировок в виде какого-то восточного символа, которые, к сожалению, стали в последнее время очень популярными. Может быть, этот символ означал «тугодум». Он потер свою татуировку, словно прочел мои мысли, а потом повернулся ко мне и брякнул:

- Я тут хотел узнать насчет Джессики.

- Ну еще бы, - сказал я. - А кто бы не хотел?

- Они еще не знают, это не она? - спросил он. - Просто я, типа, ее парень.

Вот теперь этому молодому джентльмену удалось завладеть моим вниманием.

- А что, Джессика пропала?

Он кивнул.

- Она, типа, должна была заниматься со мной. Типа, каждое утро, понимаешь? Сначала бег, потом пресс. Но вчера не пришла. И сегодня вот тоже. Я вот и начал думать, э-э... - Он нахмурился, видимо пытаясь думать, и его речь иссякла.

- Как тебя зовут? - спросил я.

- Курт, - ответил он. - Курт Вагнер. А тебя?

- Декстер. Подожди здесь, Курт.

Я поспешил к сестренке, пока молодой человек не начал думать снова и не слишком перенапрягся.

- Дебора, - сказал я, - похоже, наметился просвет.

- Так, твои чертовы печи тут ни при чем, - проворчала она. - Туда тело не запихнешь.

- Да нет, - отмахнулся я. - Тут молодой человек свою девушку потерял.

При этих словах ее голова вздернулась, и она сделала стойку - как охотничья собака, навострила уши и уставилась на типа - друга Джессики, который то и дело оглядывался назад и переминался с ноги на ногу.

- Наконец-то, мать твою, - сказала она и бросилась к нему.

Я посмотрел на Эйнджела. Тот пожал плечами и поднялся. Мне показалось, что он хотел что-то сказать, но лишь покачал головой, отряхнул руки и последовал за Деб слушать, что скажет Курт, оставив меня одного-одинешенька со своими мрачными мыслями.

Просто смотреть; иногда это все, что нужно. Конечно, он осознавал, что рано или поздно наблюдение неизбежно выльется в поток бушующей жаром крови, захватывающий эмоции трепещущих жертв, в нарастающую музыку священного жертвоприношения и невиданного доселе убийства...

Все это случится. А пока Наблюдателю было достаточно просто смотреть и впитывать сладостное ощущение анонимной и запредельной власти. Он чувствовал беспокойство того, другого. Это беспокойство будет расти от страха к панике и, наконец, к безграничному ужасу. Всему свое время.

Наблюдатель видел, как тот, другой, внимательно рассматривает толпу, не находя себе места от беспокойства, потому что нет даже намека на то, откуда идет этот приторный запах опасности, который щекочет все его чувства. Конечно, он ничего не обнаружит. Во всяком случае, пока. Пока он не решит, что теперь наступило время. Он вгонит того, другого, в слепую безумную панику. И тогда Наблюдатель перестанет быть просто зрителем последнего действия спектакля.

А пока пусть тот, другой, наслаждается музыкой страха.

Глава 11

Ее звали Джессика Ортега. Она училась первый год и жила в одном из близлежащих корпусов постоянного проживания. Номер комнаты мы узнали у Курта. Около печей ждать полицейскую машину Дебора оставила Эйнджела.

Понятия не имею, почему они называются корпусами постоянного проживания, а не просто общежитиями. Наверное, потому, что теперь дома похожи на современные гостиницы. Плющ не украшает эти священные стены, в вестибюлях много стекла и керамических горшков с цветами, а в коридорах на полу настелены ковровые дорожки. Все чисто и модно.

Мы остановились возле комнаты Джессики. На двери на уровне глаз была прикреплена табличка: «Ариэль Голдман и Джессика Ортега». Чуть пониже мелким шрифтом: «Вход только с алкоголем». Кто-то подчеркнул слово «Вход» и приписал: «Вы серьезно?»

Дебора взглянула на меня и сказала, подняв бровь:

- Девочки-припевочки.

- Надо же хоть кому-то весело проводить свои дни, - отозвался я.

Она фыркнула и постучала в дверь. Ответа не последовало. Деб подождала еще секунды три, а потом постучала снова, на сей раз настойчивее.

Я услышал, как позади меня открылась дверь, а обернувшись, увидел девушку, тоненькую как тростинка, с короткими светлыми волосами и в очках.

- Их нет, - сказала она с явным неодобрением. - Уже пару дней. Первые спокойные дни за весь семестр.

- Вы не знаете, где они? - спросила у нее Дебора.

Девушка закатила глаза.

- Может, зависли где-нибудь на пивной вечеринке у старшекурсников, - предположила она.

- Когда вы их видели в последний раз? - спросила Дебора.

Девушка пожала плечами:

- Что касается этих двоих, то их обычно не видно, их слышно. Каждую ночь музыка на всю катушку и смех, представляете? Настоящая заноза в заднице для тех, кто действительно учится и посещает занятия. - Милашка покачала головой, и ее короткие волосы обмахнули лицо. - Честное слово.

- Ну и когда же вы в последний раз их слышали? - спросил я.

Она посмотрела на меня:

- А вы копы или кто? Они опять во что-то вляпались?

- А куда они раньше вляпывались? - поинтересовалась Деб.

Девушка вздохнула:

- Ну, их штрафовали за неоплаченную парковку. Очень часто. Потом еще за езду в пьяном виде. Только не подумайте, что я на них стучу.

- Такое отсутствие - это необычно для них, как вы думаете? - спросил я.

- Необычно, если бы они на занятиях появлялись. Не представляю, как им вообще удавалось что-то сдавать. То есть, - она ухмыльнулась, - я, конечно, догадываюсь, но... - Наша собеседница пожала плечами, но делиться своими догадками с нами, если не считать ее ухмылки, не стала.

- Какие занятия они посещают вместе? - спросила Дебора.

Девушка снова пожала плечами и покачала головой.

- Вам придется отправиться, типа, к секретарю, - сказала она.

Путь до, типа, секретаря был недолог, особенно с той скоростью, которую выбрала Дебора. Я умудрялся не отставать от нее и при этом сохранять дыхание для того, чтобы задать пару целесообразных вопросов.

- А есть смысл узнавать, какие занятия они посещали вместе?

Дебора нетерпеливо отмахнулась:

- Если эта девушка права, то Джессика и ее соседка...

- Ариэль Голдман, - подсказал я.

- Да. Так вот, если они предлагают секс в обмен на зачет, то мне хочется поговорить с их профессорами.

На первый взгляд здравая мысль. Секс - один из самых распространенных мотивов убийства, и эго значит, он не вяжется с любовью, как, по слухам, принято считать. Но оставалось кое-что еще, в чем я не видел смысла.

- А зачем профессору их поджаривать и отрезать головы? Почему нельзя было просто задушить и бросить где-нибудь в мусорный контейнер?

Дебора покачала головой:

- Вопрос не в том, как он это сделал, а в том, он это или нет.

- Понятно, - сказал я. - И насколько мы уверены, что эти двое и есть наши жертвы?

- Достаточно, чтобы поговорить с их преподавателями, - ответила она. - Для начала.

Мы пришли к кабинету секретаря, и, после того как Деб сверкнула своим значком, нас пригласили войти. Но пока Дебора добрых полчаса ходила вокруг да около и что-то бормотала, я отправился с помощником секретаря просмотреть записи на компьютере. Джессика и Ариэль посещали вместе много занятий, и я распечатал имена, номера кабинетов и адреса всех профессоров. Дебора глянула на список и кивнула.

- Вот у этих двоих, Буковича и Голперна, сейчас присутственные часы, - сказала она. - Можем начать с них.

И мы с Деборой вновь вышли в туманный день и принялись неспешно обходить кампус.

- Здорово снова вернуться в кампус, правда? - сказал я, и моя попытка ввести в разговор веселую нотку, как обычно, оказалась бесперспективной.

Дебора фыркнула:

- Мы никак не можем опознать тела и продвинуться с поиском убийцы - куда уж лучше!

Вряд ли идентификация тел позволит нам установить преступника, ноя ошибался и раньше. Между тем полицейское дело зиждется на каждодневной рутинной работе и традициях, а одна из них гласит: знать имя жертвы очень полезно. Поэтому я с легким сердцем охотно шел рядом с Деборой по направлению к учебному корпусу, где нас ждала встреча с двумя профессорами.

Кабинет профессора Голперна находился на первом этаже около главного входа, поэтому не успели двери на входе отмахнуться назад, как Дебора уже стучалась к нему. Ответа не было. Дебора попыталась покрутить ручку двери. Она оказалась запертой, и Деб снова постучала, но осталась с прежним результатом.

В коридоре появился человек, он прошел до соседнего кабинета, потом остановился и спросил у нас, подняв одну бровь:

- Вы ищете Джерри Голперна? Думаю, его сегодня не будет.

- Вы не знаете, где он? - спросила Дебора.

Человек слегка улыбнулся:

- Я полагаю, дома, у себя в квартире, раз его нет здесь. А что вы хотели?

Деб достала свой жетон и показала ему. Жетон не произвел на него впечатления.

- Понятно, - сказал он. - Это имеет какое-то отношение к двум телам около кампуса?

- А почему вы так решили? - поинтересовалась Дебора.

- Н-н-нет, - протянул человек, - это я так.

Дебора смотрела на него в ожидании, но он больше ничего не сказал.

- Могу я спросить ваше имя, сэр? - спросила она наконец.

- Я доктор Уилкинс, - ответил он, кивая в сторону двери, перед которой стоял. - Вот мой кабинет.

- Доктор Уилкинс, - сказала Дебора, - не могли бы вы пояснить, что означает ваше замечание по поводу профессора Голперна?

Уилкинс поджал губы.

- Видите ли, - неуверенно начат он, - Джерри - хороший парень, но раз уж дело касается расследования убийства... - На мгновение Уилкинс умолк. Дебора тоже не проронила ни слова. - Видите ли, - наконец продолжил он, - мне кажется, что в прошлую среду я слышал какой-то шум в его кабинете. - Доктор покачал головой. - Стены у нас не слишком толстые.

- Какой именно шум? - спросила Дебора.

- Крики, - пояснил он, - даже, мне кажется, ссору. В общем, я приоткрыл свою дверь и увидел, как студентка, молодая девушка, шатаясь, вышла из кабинета Голперна и убежала прочь. И она... э-э... и ее блузка была порвана.

- Вы, случайно, не узнали девушку? - спросила Дебора.

- Узнал, - ответил Уилкинс, - она посещала у меня занятия в прошлом семестре. Это Ариэль Голдман. Симпатичная девушка, но студентка так себе.

Дебора посмотрела на меня, и я воодушевленно кивнул ей.

- Вы считаете, что Голперн пытался изнасиловать Ариэль Голдман? - спросила Дебора.

Уилкинс склонил голову на одну сторону и выставил вперед ладонь.

- Я не могу сказать с уверенностью. Хотя именно так это и выглядело.

Дебора продолжала смотреть на Уилкинса, но ему было нечего добавить. Тогда она кивнула и произнесла:

- Спасибо, доктор Уилкинс. Вы нам очень помогли.

- Надеюсь, - ответил тот, а затем повернулся к нам спиной, чтобы открыть дверь своего кабинета. Дебора уже опять изучала распечатку из кабинета секретаря.

- Голперн живет где-то в миле отсюда, - сказала она и направилась к дверям. И снова мне пришлось бежать за ней, чтобы не отстать.

- Какую версию отбросим? - спросил я. - Ту, что Ариэль приставала к Голперну? Или попытку изнасилования студентки?

- Мы не будем ничего отбрасывать, - ответила она. - По крайней мере до разговора с Голперном.

Глава 12

Доктор Джерри Голперн жил меньше чем в двух милях езды от кампуса, в двухэтажном здании, которое лет сорок назад, наверное, выглядело прилично. Он открыл дверь сразу же, стоило Деборе постучать, и заморгал на ярком солнечном свете. Ему было лет тридцать, худоба его не красила, было видно, что он уже несколько дней не брился.

- Слушаю вас, - сказал он таким недовольным тоном, который больше подошел бы восьмидесятилетнему ученому. Затем покашлял и продолжил: - Что такое?

Дебора подняла свой значок и спросила:

- Мы можем войти?

Голперн уставился на значок и как-то осунулся.

- Я не... что... зачем... зачем войти? - бормотал он.

- Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, - пояснила Дебора. - По поводу Ариэль Голдман.

Голперн мгновенно рухнул без памяти как подкошенный.

Мне не часто приходится видеть свою сестру удивленной - она Слишком хорошо контролирует свои эмоции, поэтому было забавно наблюдать, как ее рот раскрывается, когда Голперн растянулся на полу. Я изобразил соответствующее ситуации выражение лица и нагнулся, чтобы проверить пульс.

- Сердце бьется, - сказал я.

- Давай занесем его вовнутрь, - предложила Дебора, и я втащил профессора в квартиру.

Наверное, квартира была не такой маленькой, какой казалась на первый взгляд, просто стены были увешаны книжными полками, а рабочий стол затерялся под кипами бумаг и книг; Оставшееся пространство занимали убогий продавленный двухместный диванчик, стул с мягким сиденьем и напольная лампа, стоявшая позади него. Мне удалось водрузить Голперна на диван, который заскрипел и угрожающе прогнулся под ним. Я поднялся и чуть не сбил с ног Дебору, которая уже склонилась над Голперном и смотрела на него.

- Подожди, пока он очнется, прежде чем запугивать его; - посоветовал я.

- Этот сукин сын что-то знает, - отозвалась она. - Иначе с чего он так хлопнулся?

- Может, плохо питается? - предположил я.

- Приведи его в чувство, - сказала Дебора.

Я решил, что она шутит, и посмотрел на нее: сестра была чертовски серьезна, как всегда.

- Каким образом? - спросил я. - Забыл прихватить с собой нюхательную соль.

- Не можем же мы просто стоять и смотреть, - сказала она и приблизилась к нему так, словно собиралась трясти беднягу или дать ему в нос.

На свое несчастье, Голперн выбрал именно этот момент, чтобы прийти в себя. Сначала он задвигал глазами, а потом открыл их, и когда увидел нас, то все его тело напряглось.

- Что вам надо? - спросил он.

- Обещаете больше не падать в обморок? - осведомился я.

Дебора оттолкнула меня локтем в сторону.

- Ариэль Голдман, - влезла она.

- О Боже! - заскулил Голперн. - Я знал, что так и случится.

- Вы оказались правы, - сказал я.

- Вы должны мне верить, - взмолился он. изо всех сил пытаясь подняться и сесть. - Я этого не делал.

- Хорошо, - сказала Деб. - А кто?

- Это она сама, - беспечно ответил он.

Дебора посмотрела на меня так, словно я могу объяснить, почему Голперн несет какую-то чушь. К сожалению, я не сумел, так что она снова перевела взгляд на профессора.

- Сама, - повторила Деб, и в ее голосе послышалось обычное для копов сомнение.

- Да, - настаивал он. - Она хотела, чтобы все выглядело так, как будто это я, и таким образом вынудить меня поставить ей хорошую оценку.

- То есть она себя подожгла, - сказала Дебора, не спеша, словно говорила с трехлетним ребенком, - а потом сама отрезала себе голову. Чтобы вы поставили ей хорошую оценку.

Голперн вытаращился на нас, его челюсть отвисла и задергалась, словно пыталась закрыться, но ей не хватало мышечной силы.

- Что?.. - наконец произнес он. - О чем вы говорите?

- Ариэль Голдман, - начала Деб, - и ее соседка по комнате, Джессика Ортега. Обеих сожгли. Обеим отрезали головы. Что вы можете нам об этом рассказать, Джерри?

Голперна передернуло, а потом он надолго замолчал.

- А... а они живы? - прошептал он наконец.

- Джерри, - сказала Дебора, - у них головы отрезаны. Вы как думаете?

Я с интересом наблюдал, как на лице Джерри сменяют друг друга разные выражения замешательства, а потом, когда до него наконец дошло, круг замкнулся и все вернулось к отвисшей челюсти.

- И вы что же... что это я... вы не имеете права...

- Боюсь, что имею, Джерри, - возразила Дебора. - Если только вы не убедите меня в обратном.

- Но это же... я бы никогда... - бормотал он.

- А кто-то смог, - заметил я.

- Да, но... Боже мой! - проговорил Голперн.

- Джерри, - начала Дебора, - как по-вашему, о чем мы хотели вас спросить?

- Об... об изнасиловании, - сделал он робкую догадку. - То есть о том, что я ее не насиловал.

Где-то существует мир, в котором все имеет смысл, но мы, очевидно, к нему не принадлежим.

- То есть о том, что вы ее не насиловали, - повторила Дебора.

- Да, когда... она хотела, чтобы я ее, э-э... - промямлил он.

- Ариэль Голдман хотела, чтобы вы ее изнасиловали? - переспросил я.

- Она, она... - Он начал краснеть. - Она предложила мне, гм, секс. В обмен на хорошую оценку, - сказал он, глядя в пол. - А я отказался.

- И тогда она попросила вас изнасиловать ее? - предположил я.

Дебора ударила меня локтем в бок.

- Итак, вы ей отказали, Джерри? - спросила Дебора. - Такой симпатичной девушке?

- Тогда она пригрозила, э-э, что добудет высший балл любым путем. Потом она взяла и разорвала свою блузку, а потом начала кричать. - Он сглотнул, по-прежнему глядя в пол.

- Продолжайте, - подбодрила его Дебора.

- И она помахала мне рукой, - сказал Голперн, подняв свою руку и помахав ею, как бы на прощание. - А потом выбежала в коридор. - Наконец он поднял взгляд. - Я только в этом году получил возможность попасть в штат. Если пойдут слухи, моей карьере конец.

- Ясно, - очень понимающим тоном сказала Деб. - Значит, вы убили ее, чтобы сохранить карьеру.

- Что? Нет! - с жаром воскликнул он. - Я ее не убивал!

- А кто же тогда, Джерри? - спросила Дебора.

- Я не знаю! - сказал он обиженным тоном, как будто мы обвинили его в том, что он украл печенье. Дебора смотрела на него, а он переводил взгляд с нее на меня и обратно. - Это не я! - настаивал Голперн.

- Очень хочется вам поверить, Джерри, - посочувствовала Дебора. - Но я ничего не решаю.

- Что вы хотите этим сказать? - спросил профессор.

- Мне придется просить вас пройти со мной, - пояснила она.

- Вы меня арестовываете? - воскликнул он.

- Я веду вас в участок, чтобы задать несколько вопросов, вот и все, - воодушевляюще сказала она.

- О Боже мой! - произнес он. - Вы меня арестовываете. Это... нет. Нет.

- Давайте все сделаем по-хорошему, профессор, - предложила Дебора. - Нам не нужны наручники, ведь так?

Голперн взглянул на нее, потом неожиданно вскочил на ноги и бросился к двери, но, к несчастью для него, бежать ему пришлось мимо меня, а Декстер широко известен и справедливо превозносим за свою молниеносную реакцию. Я выставил ногу на пути профессора, и он растянулся на полу головой к двери.

- Ооой, - протянул он.

Я улыбнулся Деборе:

- Похоже, без наручников тебе не обойтись.

Глава 13

Меня никто не может назвать параноиком. Я не верю, что окружен тайными врагами, которые только и ждут, чтобы сцапать меня, а потом пытать и убить. Конечно, я очень хорошо знаю, что если лишусь маскировки и обнаружится моя суть, то все общество сплотится и станет требовать моей медленной и мучительной смерти, но это не паранойя, а просто спокойное и трезвое понимание, что такое событие однажды вполне может стать реальностью, и я его не боюсь. Я стараюсь быть осторожным, чтобы этого не произошло.

В большой степени своими успехами я обязан едва слышимым нашептываниям Темного Пассажира, который до сих пор делился своими мыслями до неприличия скромно. Но вот случилось неожиданное - Темный Пассажир замолчал. Тревога нарастала, и от меня начали исходить флюиды беспокойства. Все началось с того ощущения около печей: я почувствовал, что стал объектом наблюдения, даже слежки. И потом, когда мы возвращались в участок, мне показалось, что нас преследует какая-то машина. Она действительно преследовала? Ее водитель имел дурные намерения? И если да, кто ему был нужен: я или Дебора, или все дело в обыкновенной привычке водителей Майами ездить нос в хвост?

Я наблюдал за машиной, белой «тойотой-авалон», в боковое зеркало. Она не отставала всю дорогу до тех пор, пока Дебора не свернула на парковку, а потом просто проехала мимо. Водитель не замедлил движения и не показался из окна, чтобы рассмотреть нас получше, но меня по-прежнему не оставляла в покое бредовая мысль, что эта машина за нами следила. Однако я никогда не бываю уверен до конца, пока Темный Пассажир не подтвердит мои предположения, а он молчал - издал только какой-то шипящий звук, словно собирался что-то сказать, и поэтому мне показалось большой глупостью рассказывать о своих подозрениях Деборе.

Позже, когда я вышел из здания и сел в свою машину, чтобы наконец ехать домой, у меня опять возникло то же ощущение: будто бы некто или нечто следит за мной, - но только ощущение. Ни предостережения, ни проникновенного шепота из глубин подсознания, ни трепета черных крыльев в предвкушении боя - ничего, одно ощущение.

И я стал нервничать. Когда мой Пассажир говорит, я слушаю. И действую. Но сейчас он молчал и только ежился. Я был в замешательстве и ничего не понимал. В отсутствие какой-либо плодотворной идеи оставалось только не спускать глаз с зеркала заднего вида по дороге домой на юг.

Так вот каково быть человеком? Идти по жизни, понимая, что ты просто приманка на веревочке, спотыкаясь на каждом шагу и чувствуя, как тигр идет по твоим следам? Да, я уже далеко продвинулся в постижении природы человеческого поведения. Мне как хищнику хорошо знакомо захватывающее чувство, которое испытываешь, пробираясь в овечьей шкуре сквозь стадо потенциальных жертв, зная, что в любой момент можешь свернуть голову одной из них. Но без подсказки моего Пассажира я просто не имел представления, как мне теперь смешаться с толпой; я сам оказался беззащитной частью этого стада. Стал жертвой, и мне это не нравилось. Я призвал на помощь бдительность.

И вот когда я съезжал с шоссе, моя бдительность явила мне «тойоту-авалон», следовавшую за мной.

Конечно, в мире существует множество «тойот». В конце концов, японцы проиграли войну и теперь имеют полное право доминировать на нашем рынке автомобилей. И естественно, что какая-то часть «тойот» могла сейчас на совершенно законных основаниях возвращаться восвояси тем же запруженным маршрутом, который предпочел и я. Рассуждая последовательно, на свете много дорог, поэтому вполне разумно, что эта белая «тойота-авалон» выбрала одну из них. А вот полагать, будто кто-то станет следить за мной, было нелогично. Что я сделал? Я имею в виду, из того, что можно доказать?

Получается, с моей стороны было совершенно неразумно думать, что за мной следят, однако остается необъяснимым мое решение ни с того ни с сего свернуть с Первой автомагистрали в переулок.

К тому же непонятно, почему «авалон» упорно ехал за мной.

Машина держалась на приличном расстоянии, как любой хищник, чтобы не спугнуть свою добычу, или любой человек, которому по совпадению тоже понадобилось свернуть в этот переулок. И так же нелогично я сделал очередной крутой поворот, теперь налево, на маленькую тихую улочку.

Мгновение спустя за мной последовала та машина.

Как я уже говорил, Душегуб Декстер не знает слова «страх». Так что, бешеный трепет сердца, пересохшая глотка, пот, льющийся с ладоней, - признаки легкого дискомфорта?

Это чувство мне не нравилось. Я больше не Рыцарь Кинжала. Клинок и доспехи пылятся теперь где-то в подвале моего замка, а я оказался на поле битвы без них, неожиданно превратившись в легкодоступную желанную жертву, и чисто интуитивно я знал, что нечто уже взяло мой след своими жадными ноздрями.

Я снова свернул направо и только теперь заметил, что проехал мимо знака с надписью «Тупик».

Глухой переулок. Я попался.

Непонятно почему я замедлил движение в ожидании, пока та машина догонит меня. Наверное, я просто хотел убедиться, что белый «авалон» все еще там. Вот он. Я проехал до конца переулка, до небольшой разворотной площадки. На подъездной аллее дома, который располагался рядом с площадкой, не было ни одной машины. Я остановился и заглушил двигатель, пораженный бешеным сердцебиением и своей неспособностью делать что-либо еще, кроме как сидеть и ждать неумолимого появления клыков и когтей, или что там есть у моего преследователя.

Белая машина приближалась. Она снизила скорость, въезжая на разворот, словно целенаправленно подбиралась ко мне...

А потом объехала по дуге, вернулась на дорогу и выбралась из переулка в закатный Майами.

Я наблюдал, как она удаляется, и когда ее фонари скрылись за поворотом, неожиданно вспомнил, что нужно время от времени дышать, и, воспользовавшись этим вновь открывшимся знанием, почувствовал себя очень хорошо. Восстановив содержание кислорода в крови, я пришел в себя и обрел способность мыслить. Что, в конце концов, произошло? За мной следовала некая машина. А потом она уехала прочь. Существует миллион причин, по которым эта машина выбрала тот же путь, что и я, и большинство из них можно описать одним словом: совпадение. А пока Дрожащий Декстер сидел и обливался холодным потом в своем кресле, что сделала плохая большая машина? Она убралась. Никто не стал останавливаться, чтобы выглянуть из окна, накричать или кинуть ручную гранату. Человек в «авалоне» всего лишь проехал мимо, оставив меня наедине с собственным абсурдным страхом.

Вдруг в окно постучали, я подскочил от неожиданности и ударился головой о потолок машины.

Я обернулся и увидел наклонившегося к моему окну человека средних лет, с усами и безобразными шрамами от прыщей. Он смотрел на меня через стекло. Я не заметил, как он подошел, - лишнее доказательство того, что я был один и совершенно беззащитен.

Я опустил стекло.

- Вам помочь? - спросил человек.

- Нет, спасибо, - ответил я, не представляя, чем он может мне помочь, а главное - зачем. Ответ не заставил себя долго ждать:

- Вы мне путь загородили.

- А, - сказал я и подумал, что, наверное, так оно и есть и надо бы срочно придумать подходящее объяснение: «Здесь где-то Винни живет». Не блестяще, но вполне сносно при данных обстоятельствах.

- Вы не туда заехали, - сказал человек с твердой уверенностью, которая здорово меня подбодрила.

- Извините, - отозвался я. А потом поднял стекло и выехал из переулка, а человек все следил за мной, наверное, желая убедиться, что в последний момент я не выскочу и не брошусь на него с мачете.

Мгновение спустя я уже был в жаждущей крови мясорубке на Первой автомагистрали. И по мере того как привычная жуткая пробка обволакивала меня с двух сторон словно теплое одеяло, я ощущал, как медленно, но верно погружаюсь в себя. Снова дома, снова за стенами Замка Декстера, с пустым подвалом и все такое прочее.

Впервые я почувствовал себя таким болваном, иначе говоря, таким человеком, насколько это возможно для меня. О чем я вообще думал? Точнее, почему вообще не думал, поддавшись непонятному приступу паники? Как-то все глупо, слишком по-человечески и невероятно смешно, если б я только умел смеяться. Отлично. Я был просто нелеп.

Последние несколько миль я провел, изобретая ругательные слова, которыми можно обозвать самого себя за такую бурную реакцию, и к тому моменту, когда подъехал к дому Риты, так увлекся самобичеванием, что почувствовал себя гораздо лучше. Я вышел из машины, и на лице у меня было нечто напоминающее улыбку, которую породила радость из глубины Дубиностоеросового Декстера. Но стоило мне сделать первый шаг по направлению к дому, как мимо меня проехала машина.

Конечно же, белый «авалон».

Если на свете есть такая вещь, как справедливость, то настал мой час испытать ее действие на собственной шкуре. Много раз мне приходилось видеть людей с открытым от Удивления ртом, совершенно обездвиженных от удивления и страха, но Декстер в такой глупой позе оказался впервые. Замерший на месте, неспособный двинуться даже для того, чтобы подтереть собственные слюни, я смотрел, как машина медленно проезжает мимо, и думал только о том, как глупо я выгляжу в этот момент.

Да, я выглядел бы еще глупее, если бы тот, кто сидел за рулем, решился на большее, а не просто медленно проплыть мимо меня, но, к счастью для людей, которые знают и любят меня - а таких по меньшей мере двое, включая меня самого, - машина проехала не остановившись. Мне показалось, что сейчас я увижу человека, сидящего в кресле водителя. Но тот немного прибавил скорости и не спеша направился к середине улицы. Свет на мгновение отразился от серебряной эмблемы в виде головы быка, и машина скрылась из виду.

И я не смог придумать ничего лучше, чем захлопнуть варежку, почесать затылок и побрести в дом.

Мне слышался ненавязчивый, но гулкий и мощный барабанный бой; я чувствовал, как накатывала волна счастья, порожденная ощущением облегчения и предвкушением того, что должно начаться. И вот затрубил и рога: теперь уже оставалось недолго, всего несколько секунд, прежде чем все начнется и произойдет в который раз. Радость переливалась в мелодию, которая разрасталась и, казалось, заполняла собой все пространство. Мои ноги несли меня туда, где голоса обещали скорый покой, исполненный восторга и блаженства, который вознесет до экстаза...

И тут я проснулся; сердце бешено колотилось, ничем не мотивированное чувство облегчения, которое я испытывал, казалось мне непонятным, потому что ничего общего с тем, что ощущает жаждущий человек после глотка воды или уставший - на отдыхе, оно не имело, хотя что-то похожее было.

Однако двух мнений быть не может, и это настораживает - облегчение, которое я почувствовал во сне, очень напоминало то, что происходило после моих забав с отморозками, и свидетельствовало о полном удовлетворении самых сокровенных потребностей. После чего можно было отдохнуть и насладиться удовольствием.

Такого просто не могло быть. Я не мог изведать одно из самых интимных и глубоко личных ощущений так запросто, во сне.

Я взглянул на часы: пять минут первого ночи; спать, этой ночью Декстер планировал только спать.

Рядом посапывала Рита, чуть поскуливая, словно гончая, которой снится, что она травит зайца.

А Декстер - в замешательстве. Что-то проникло в мою ночь без сновидений и всколыхнуло спокойное море моего тревожного сна. Не знаю, что это такое, но с ним пришла беспричинная радость, и мне это не нравилось. Мое хобби при лунном свете порождало холодный восторг, и только. Никакие иные чувства не волновали темных глубин подсознания Декстера. И я бы предпочел, чтобы все так и оставалось. У меня внутри имелось маленькое защищенное пространство, огороженное и закрытое на замок, где я наслаждался своей особой радостью, только в особые ночи, и больше ничего. Любые другие переживания не имели для меня никакого смысла.

Так что же ворвалось в мой погреб, снесло дверь с петель и заполнило его этим незваным и нежеланным чувством? Во имя всего святого, как это нечто могло забраться сюда, неся с собой всеохватывающее ликование?

Я лег с твердым намерением заснуть и доказать себе, что я здесь главный, что ничего не случилось и не произойдет. Это Декстерленд, и я здесь - король. Все. Посторонним вход воспрещен. Я закрыл глаза и стал дожидаться подтверждения от авторитетного голоса из глубин, непререкаемого господина потаенных уголков моего внутреннего мира, моего Темного Пассажира. Я надеялся, что он согласится со мной, прошепчет мне слова, которые вернут эту нестройную музыку туда, откуда она пришла, и заткнут фонтан чувств, вызванных ею. Я все ждал, когда же он скажет что-нибудь, но он ничего не говорил.

Я очень упорно и нудно колол его мыслью: «Эй ты! Просыпайся! Покажи свой оскал!»

Но он молчал.

Я заглянул во все свои потаенные уголки, я кричал от нарастающего беспокойства, я звал Пассажира, но место, где он обитал, опустело, чисто убранное и готовое к сдаче в аренду. Постояльца и след простыл, словно его никогда и не было.

Из того места, которое он когда-то занимал, я все еще слышал отголоски музыки, гулким эхом отражавшиеся от толстых стен опустевшей квартиры и катившиеся сквозь неожиданно возникшую, очень болезненно ощущаемую пустоту.

Темный Пассажир ушел.

Глава 14

Весь следующий день я провел в изматывающем ожидании возвращения моего Пассажира, при этом сомневаясь, что он придет. И к вечеру это мрачное предчувствие окрепло и превратилось в уверенность.

Во мне образовалось огромное пустое пространство, и я ума не мог приложить, что делать с этой зияющей пустотой, которой раньше не ощущал. Не сказал бы, что я впал в тоску, которая всегда оставалась для меня этакой вещью в себе, но испытывал острое беспокойство и весь день провел в обволакивающей капсуле страха.

Куда делся мой Пассажир и почему? Вернется ли он? Эти мысли привели к еще более тревожным размышлениям: что такое этот Пассажир и почему именно я приглянулся ему?

Меня отрезвляла мысль, насколько глубоко я отождествлял себя с тем, что на самом деле мною не являлось. Или являлось? Может быть, личность Темного Пассажира была не чем иным, как порождением больного разума, сетью, сотканной для того, чтобы улавливать и отфильтровывать отблески реальности, таким образом защищая меня от ужасающей правды о том, кто я на самом деле. Вполне вероятно. Я хорошо знаком с общей психологией, довольно долго обо всем этом размышлял и пришел к выводу, что являю собой нечто из ряда вон выходящее. Это вполне соответствует моим представлениям о самом себе; прекрасно, обойдусь и без вкраплений человечности.

Или обходился до недавнего времени. Но вот теперь остался совсем один, и внезапно все потеряло свою точность и определенность. Впервые за все время я захотел разобраться.

Небольшой объем основной работы, конечно, предоставлял немного свободного и оплачиваемого времени для самонаблюдений, даже для обдумывания такой темы, как Темный Пассажир. Декстер должен взять этот вес. Особенно когда Дебора стояла над душой и щелкала кнутом.

К счастью, работа шла в обычном режиме. Утро я провел с такими же идиотами, как я сам, прочесывая квартиру Голперна в поисках конкретных доказательств его вины. И, к счастью, их оказалось в изобилии, так что не понадобилось никаких реальных усилий.

Около задней стенки его шкафа мы обнаружили носок, на котором виднелись пятнышки крови. Из-под дивана мы извлекли белую матерчатую туфлю и тоже с подозрительным пятном на верхней части. В пластиковом мешке в ванной нашлись брюки с подпалинами на отворотах штанин и пятнами крови, которая брызнула и приварилась к ткани под действием высокой температуры.

Хорошо, что все удалось обнаружить так просто, ведь Декстер сегодня был не в настроении искать и анализировать. Я болтался в сером тумане беспокойных мыслей о том, вернется ли еще Темный Пассажир, а потом очнулся в гардеробной с грязным, испачканным кровью носком в руках. Если бы потребовалось провести какое-то исследование, боюсь, я не смог бы соответствовать своим же завышенным стандартам.

К счастью, этого не понадобилось. Никогда еще мне не приходилось находить такое изобилие четких и ясных доказательств у человека, который имел в запасе по меньшей мере несколько дней, чтобы замести следы. Когда я занимаюсь своим маленьким хобби, то уже через несколько минуте криминалистической точки зрения становлюсь чист и безупречен как младенец; Голперн же провел несколько дней, абсолютно не озаботившись элементарными мерами предосторожности. Можно сказать, что все лежало почти на поверхности, а когда мы обыскали его машину, я опустил и слово «почти». На подлокотнике между передними сиденьями, на самом виду, красовался кровавый отпечаток большого пальца.

Конечно, оставался шанс, что лабораторный анализ выявит, что кровь куриная, а Голперн просто приятно проводил время, будучи мясником-любителем. Но на этот счет у меня возникали сомнения. По всему выходило: Голперн сотворил что-то очень нехорошее.

И все же мне не давала покоя одна навязчивая и целиком поглотившая мой разум мысль: все слишком просто. Что-то здесь не так. Однако Пассажир, ввиду его отсутствия, не мог откорректировать направление поиска, и я просто оставил эту мысль при себе. Было бы жестоко продырявить шарик счастья Деборы. Она чуть не засияла от удовлетворения, когда из лаборатории пришли результаты и кандидатура Голперна в подозреваемые уже не имела конкурентов.

Дебора почти мурлыкала от удовольствия, когда тащила меня на допрос Голперна, из-за чего уровень моей тревоги повысился. Я наблюдал за ней, входя в кабинет, где сидел Голперн. Не помню, когда в последний раз я видел ее такой счастливой. Она даже забыла изобразить на своем лице обычное выражение непоколебимого неодобрения. Это было совершенно неестественно, нарушение всех законов природы, все равно что двигаться по Девяносто пятому шоссе медленно и осторожно.

- Ну что ж, Джерри, - начала она, когда мы уселись на стулья перед Голперном. - Не хотите поговорить о тех двух девочках?

- Мне нечего сказать, - ответил Голперн. Он был бледен, почти зеленого цвета, хотя держался увереннее, чем в тот день, когда мы доставили его в участок. - Вы ошиблись. Я не делал ничего плохого.

Дебора посмотрела на меня с улыбкой и покачала головой.

- Он не делал ничего плохого, - с поддельной радостью объявила она.

- Возможно, - сказал я. - Кто-то мог подсунуть ему окровавленную одежду, пока он смотрел шоу Леттермана.

- Так и было, Джерри? - спросила Дебора. - Кто-то подбросил эту одежду в вашу квартиру?

Голперн еще больше позеленел.

- Что, черт возьми, вы несете?

Она улыбнулась ему:

- Джерри, мы нашли ваши штаны, и на них кровь. Она идентична крови жертв. Мы также нашли туфлю и носок, и с ними та же история. А еще в вашей машине имеются кровавые отпечатки пальцев. Отпечатки ваши, кровь - этих девушек. - Дебора откинулась на спинку стула и сложила руки на груди. - Это никак не подстегивает вашу память, Джерри?

Голперн начал трясти головой еще до того, как Дебора закончила говорить, и продолжал после, словно это был какой-то странный рефлекс и он не отдавал себе отчета в том, что делает.

- Нет, - сказал он. - Нет. Это даже... нет.

- Нет, Джерри? - спросила Дебора. - Что значит «нет»?

Голперн все еще тряс головой. Капля пота соскользнула с его лица и шлепнулась на стол; я слышал, как тяжело он дышит.

- Прошу вас, - сказал он, - это сумасшествие. Я не делал ничего плохого. Почему вы... это просто Кафка какой-то. Я не делал ничего плохого.

Дебора повернулась ко мне и приподняла одну бровь.

- Кафка? - повторила она.

- Он думает, что он таракан[25], - объяснил я ей.

- Я всего лишь тупой коп, Джерри, - начала она. - И не знаю ничего про Кафку. Но зато сразу распознаю улику, если вижу ее. И знаете что, Джерри? Эти улики я вижу в вашей квартире на каждом шагу.

- Но я же не делал ничего плохого, - взмолился он.

- Хорошо, - сказала Дебора, пожав плечами, - тогда помогите мне разобраться, каким образом все это оказалось в вашей квартире.

- Это сделал Уилкинс, - проговорил он, и выглядел при этом таким удивленным, словно это сказал кто-то другой.

- Уилкинс? - повторила Дебора, глядя на меня.

- Профессор из соседнего кабинета? - спросил я.

- Да, верно.

- А зачем ему это понадобилось?

- Мы оба претендуем на штатные должности, - пояснил он. - А возьмут только одного.

Дебора посмотрела на него так, словно он предложил ей станцевать голой.

- Одного, - наконец сказала она, и в ее голосе слышалось удивление.

- Да! - обороняясь, воскликнул он. - Это же самый важный момент в любой академической карьере.

- Настолько важный, что из-за него можно убить? - спросил я.

Он тупо уставился на пятно на столе.

- Это был Уилкинс, - твердил Голперн.

Дебора целую минуту глядела на него с таким выражением, словно она тетя, а он ее любимый племянник. В ответ он тоже посмотрел на нее, а потом моргнул, бросил взгляд на стол, на меня и опять на стол. Пауза затягивалась, и он снова воззрился на Дебору.

- Ну что ж, Джерри, - сказала она. - Если это все, что вы можете сказать, то, по-моему, вам пора звонить своему адвокату.

Голперн вытаращил на нее глаза, не зная, что сказать. Дебора поднялась с места и направилась к двери, я пошел за ней.

- Попался, - злорадствовала она в коридоре, - этот сукин сын готов. Гейм, сет, матч.

Она излучала такой солнечный оптимизм, что я не удержался:

- Если это был он.

Ее лучезарная улыбка просто ослепила меня.

- Ну конечно, он, Декс. Господи, перестань заниматься самоедством. Ты проделал отличную работу, и мы сразу поймали того, кого надо.

- Наверное, - промямлил я.

Дебора наклонила голову на одну сторону и уставилась на меня, абсолютно самодовольно улыбаясь.

- Что с тобой, Декс? - спросила она. - Из-за свадьбы трясешься?

- Да нет, - сказал я. - Жизнь складывается как надо, все путем. Просто... - И тут я запнулся, потому что не знал, что «просто». Меня тревожила непоколебимая иррациональная уверенность, что здесь все не так.

- Понимаю, Декс, - сказала она каким-то очень добрым голосом, и мне стало еще хуже. - Кажется, все слишком просто, верно? Но ты подумай, сколько дерьма мы выгребаем каждый день, когда занимаемся другими расследованиями. Нет ничего странного в том, что иногда нам везет, ведь правда?

- Не знаю, - ответил я, - просто чую, что здесь все не так.

Она нахмурилась.

- С таким ворохом доказательств не в пользу этого парня всем наплевать, кто что чует, Декс, - сказала она. - Давай отвлекись и порадуйся хорошо проделанной работе.

Отличный совет, ноя не мог ему последовать. Несмотря на отсутствие знакомого шепота, я все же должен был кое-что сказать.

- Голперн ведет себя так, словно говорит правду, - тихо проговорил я.

Дебора пожала плечами:

- Он псих. И это не моя проблема.

- Но если у него с головой не все в порядке, почему это проявилось именно сейчас, ни с того ни с сего? Я хочу сказать, ему тридцать с хвостиком, и что, это первый раз? Как-то не сходится.

Она похлопала меня по плечу и снова улыбнулась:

- Хорошая мысль, Декс. Садись за компьютер и проверь его прошлое. Уверена, мы что-нибудь нароем. - Дебора бросила взгляд на часы. - Займешься после пресс-конференции, ладно? Пошли, нельзя опаздывать.

И, повинуясь чувству долга, я последовал за ней, удивляясь тому, как легко всегда нахожу себе дополнительную работу.

Деборе была оказана огромная честь проводить пресс-конференцию. Капитан Мэттьюз скрепя сердце предоставил ей эту возможность. Моя сестра впервые выступала в роли главного детектива, ведущего громкое дело, вокруг которого поднялся такой ажиотаж в прессе, и хорошо усвоила, как надо себя вести и что говорить, чтобы попасть в вечерние новости. Улыбка сошла с ее лица, как и следы любых других эмоций; она использовала стандартные фразы вымуштрованной копессы. Только тот, кто знал ее так же хорошо, как я, мог сказать: за маской этого деревянного лица кипело бурное ликование.

И вот я стоял в сторонке и смотрел, как Дебора выдает одну блестяще отточенную фразу задругой, и все сводились к ее уверенности в том, что она арестовала подозреваемого в ужасном убийстве в университете. Как только она получит подтверждение его вины, ее друзья в средствах массовой информации узнают об этом первыми. Она была горда и абсолютно довольна собой. С моей стороны было бы чистым безумием даже намекнуть на нестыковки в доказательствах вины Голперна, тем более я еще не знал, что это за нестыковки и есть ли они.

Почти наверняка она была права: Голперн виновен, а я глупец и брюзга, сброшенный с трамвая разума исчезавшим Пассажиром. Именно его отсутствие не давало мне покоя, а не какие-то нестыковки в доказательствах вины подозреваемого по делу, которое ничего для меня не значит. Почти наверняка...

Ну вот, опять «почти». Всю свою жизнь до этого момента я прожил в абсолютных категориях, не имея дела с «почти», и то, что я больше не слышал уверенного голоса, которому я подчинялся без сомнений и колебаний, выбивало меня из колеи и выводило из равновесия. Я начал осознавать, каким беспомощным стал без Темного Пассажира. Теперь даже то, что я делал при свете солнца, казалось сложным.

Вернувшись в свой закуток, я сел в кресло и, закрыв глаза, откинулся назад. «Эй, есть кто-нибудь?» - с надеждой спросил я, но никто не отозвался. Оцепенение прошло, осталась пустота, которая теперь ныла. Поскольку работы не было, ничто не могло удержать меня от эгоцентричной жалости к себе. Я оказался один в темном и жестоком мире, полном таких же чудовищ, как я сам. Или таких, каким был.

Куда делся Пассажир и почему он бежал? Если нечто отпугнуло его, что оно собой представляет? Что могло испугать сущность, которая вообще живет тьмою, которая проявляет себя в тот момент, когда ножи вынимаются из ножен?

Это порождало другое соображение, еще менее приятное: если предполагаемое нечто изгнало Пассажира, то последовало ли оно само за ним? Или все еще идет за мной по пятам? Нахожусь ли я в опасности, не имея шансов защититься, не обладая возможностью узнать о нависшей надо мной смертельной угрозе до тех пор, пока не почувствую ее дыхание у себя за спиной?

Я слышал, что новый опыт всегда полезен, но для меня он обернулся настоящей пыткой. Чем больше я об этом думал, тем меньше понимал, что со мной происходит, и тем больнее мне было.

Ну что ж, если на свете и существует средство от страданий, так это упорная работа, особенно бесполезная. Я крутанулся на кресле, повернулся к монитору и принялся работать.

Через несколько минут передо мной открылась история жизни кандидата наук доктора Джеральда Голперна. Конечно, тут потребовалась сообразительность, потому что просто набрать в «Гугл» имя Голперна было недостаточно. Например, я обратился к закрытым судебным архивам, с доступом к которым пришлось повозиться. Но когда у меня получилось, обнаружилось, что оно того стоило, и я подумал: «Так-так-так...». Но в этот момент я внутренне был катастрофически одинок и никто не слышал моих меланхоличных замечаний, поэтому пришлось сказать вслух:

- Так-так-так.

В патронатных записях было много интересного - я увидел нечто общее между моим прошлым без родителей и детством Голперна. Правда, у меня имелась не только крыша над головой, но и семья с Гарри, Дорис и Деборой, в отличие от Голперна, который кочевал от опекуна к опекуну, пока не осел в Сиракузском университете.

Но куда более интересным оказался тот файл, доступ к которому можно было получить, только имея ордер, предписание суда и каменную табличку от самого Господа Бога. И когда я прочел его во второй раз, моя реакция была еще более эмоциональной. «Так-так-так-та-ак», - сказал я и изумился тому, как гулко слова прозвучали в стенах моего маленького одинокого офиса. А поскольку больше зрелищности от таких внезапных откровений бывает на публике, я протянул руку к телефону и позвонил сестре.

Через несколько минут она ворвалась ко мне и села на складной стул.

- Что ты нашел? - спросила она.

- У доктора Джеральда Голперна есть Прошлое, - сказал я, тщательно выговаривая все начальные буквы, чтобы она не перегнулась через стол и не стиснула меня, дабы расслышать получше.

- Так и знала! - воскликнула Деб. - Что он сделал?

- Ну, он мало что сделал, - ответил я. - Сейчас нас больше интересует то, что сделали с ним.

- Кончай ходить вокруг да около, - сказала она. - В чем суть?

- Ну, начнем с того, что он, по всей видимости, сирота.

- Давай, Декс, переходи к делу.

Я поднял руку, чтобы утихомирить ее, но это не сработало: она принялась барабанить пальцами по столу.

- Я пытаюсь обрисовать тебе всю картину, сестренка, - сказал я.

- Обрисовывай быстрее, - пробормотала она.

- Хорошо. Голперн отправился в приют в северной части штата Нью-Йорк, когда его обнаружили живущим в коробке под шоссе. Отыскали его родителей, которых убили очень незадолго до того, как нашли мальчика, и очень неприглядным способом. Причем убили заслуженно.

- Какого черта ты имеешь в виду?

- Родители сдавали его педофилам за деньги, - пояснил я.

- Господи! - сказана Дебора, и по всему было видно, что она испытала шок. Даже по стандартам Майами такое впечатляет.

- Но Голперн ничего этого не помнит. Как сказано в деле, у него провалы в памяти в результате шока. Похоже на правду. Такие провалы могут возникать в ответ на повторяющуюся травму, это случается.

- Вот черт! - сказала Дебора, и я внутренне поаплодировал тому, что она не использовала более крепкое выражение. - Итак, он все забыл. Тебе придется признать, что все сходится. Девушка пытается выставить его насильником, а он и без того переживает из-за штатной должности; в итоге поддается стрессу и убивает ее, сам того не подозревая.

- И еще кое-что, - сказал я, и, признаюсь, драматизм момента увлек меня даже больше, чем подобает. - Насчет смерти его родителей.

- Что насчет них? - спросила Дебора, совершенно не выказывая никакого, даже показного, интереса.

- Им отрезали головы. А затем подпалили дом.

Дебора вытянулась в струну.

- Черт, - сказала она.

- Я тоже так подумал.

- Твою мать, но это же здорово. Декс! - воспрянула она. - Мы взяли его за задницу.

- Ну, - протянул я, - можно сказать и так.

- Еще как, на хрен, - согласилась она. - Значит, он убил родителей?

Я пожал плечами:

- Доказать ничего не смогли. В противном случае Голперн бы сел. Это настолько жестоко, что никто не поверил, будто парнишка мог такое сотворить. Но они уверены: он был на месте преступления и все видел.

Она пристально посмотрела на меня:

- Так, и в чем ошибка? Ты все еще считаешь, что это не он? Опять твоя интуиция?

Эти слова ужалили меня больнее, чем могли, и я на мгновение закрыл глаза. Внутри по-прежнему ничего не было, кроме темноты и пустоты. Своей знаменитой интуицией я, конечно, был обязан нашептываниям Темного Пассажира и в его отсутствие ничем выдающимся похвастаться не мог.

- У меня в последнее время интуиция отсутствует, - признался я. - Просто одна мысль не дает мне покоя. Просто...

Я открыл глаза и увидел, что Дебора смотрит на меня. За весь день впервые на ее лице было что-то еще, кроме кипучего восторга; на мгновение мне даже показалось: она вот-вот спросит меня, о чем это я и всели со мной в порядке. Я не знал, как ответить ей в таком случае: ведь обычно я не рассказываю о Темном Пассажире, - и сама идея поделиться настолько личными переживаниями вызывала беспокойство.

- Не знаю, - сдался я. - Что-то здесь не так.

Дебора улыбнулась. Я почувствовал бы себя в своей тарелке, если б она огрызнулась и послала меня ко всем чертям, но она улыбнулась и протянула руку через весь стол, чтобы похлопать меня по ладони.

- Декс, - мягко начала Деб, - улик более чем достаточно. О прошлом я вообще молчу. Мотив подходящий. И ты мне говоришь, что дело в... интуиции? - Она наклонила голову набок, по-прежнему улыбаясь, от чего мне стало не по себе. - Это тот, кто нам нужен, парень. Что бы там тебя ни беспокоило, плюнь - и всего делов. Он виновен, мы его взяли, вот и все. - Она отпустила мою руку, пока кто-нибудь из нас не разразился слезами. - Но вот ты меня беспокоишь.

- Со мной все в порядке, - пробормотал я и сам себе не поверил.

Дебора долго смотрела на меня, а потом поднялась.

- Ладно. Если что, я рядом. - С этими словами она развернулась и вышла.

Каким-то чудом я проплавал в бульоне дождливого серого дня вплоть до того момента, когда сел в машину и приехал домой к Рите, и там бульон сгустился до состояния желе, в котором застыли все мои чувственные восприятия.

Не знаю, что было на обед и о чем говорили за столом. Единственный звук, который я хотел бы услышать, - это сигнал стремительного возвращения Пассажира, но этого звука не было. Поэтому я проплавал до конца вечера на автопилоте и отправился в кровать, завернувшись в Придурковатого Опустошенного Декстера.

Оказывается, заснуть по приказу человек не может, даже такой получеловек, каким становился я. Прежний Декстер, Демонический, засыпал прекрасно, стоило лечь в постель и скомандовать: «Раз, два, вперед». И готово дело - престо, спитто, сеньор Декстер.

Но Декстеру Новой Модели не так везло.

Я крутился, вертелся, приказывал своей жалкой личности немедленно, без разговоров, спать, по тщетно: заснуть я не мог. Просто лежал в кровати с открытыми глазами и гадал, в чем дело.

По мере того как мучительно долго тянулась ночь, продолжалось и мое жуткое мрачное самоедство. Неужели всю свою жизнь я обманывал себя? Может быть, я никогда не был Стремительным Суровым Декстером со своим приятелем Коварным Пассажиром? Возможно, я был Темным Шофером, которому позволили жить в маленькой комнатушке огромного дома в обмен на то, что он будет возить своего господина надело, когда надо? И теперь, когда босс уехал и мои услуги больше не требуются, как мне работать? Кто я и что я?

Грустные размышления, и веселиться не приходилось. Заснуть тоже не получалось. Метаться и поворачиваться с боку на бок я уже пробовал и почти не устал, так что теперь решил кататься и подпрыгивать, но результат оказался таким же. В конце концов, около трех ночи, я, наверное, проделал какую-то верную комбинацию бессмысленных Движений и наконец свалился в неглубокий беспокойный сон.

Запах и звук готовящегося бекона разбудил меня. Я кинул взгляд на часы - восемь тридцать две, никогда так поздно не вставал. Хотя сегодня - суббота. Рита позволила мне забыться в моем жалком беспамятстве, а теперь вознаградит за возвращение на землю плотным завтраком. Ура!

За завтраком я немного повеселел. Очень трудно пребывать в депрессии и мучиться от своей полной несостоятельности на сытый желудок, поэтому я отодвинул собственные страдания и начал поглощать омлет.

Коди и Эстор, естественно, давно не спали, в субботнее утро телевизор безраздельно принадлежал этим двоим, так что они наслаждались своей привилегией и смотрели мультики, придумать которые до изобретения ЛСД не удавалось. Они даже не заметили, когда я, шатаясь, прошел мимо них на кухню, - так и сидели, уставившись в экран, на котором разговаривала всякая кухонная утварь, пока я не доел завтрак, не выпил финальную чашку кофе и не решил дать жизни еще один день, чтобы все уладить.

- Ну как? - спросила Рита, когда я поставил кофейник.

- Омлет был очень вкусный, - сказал я. - Спасибо.

Она улыбнулась и поднялась со стула, чтобы чмокнуть меня в щеку, а потом собрала тарелки со стола и принялась их мыть.

- Помнишь, ты обещал отвести сегодня куда-нибудь Коди и Эстор?

- Я обещал?

- Декстер, ты же знаешь, у меня примерка. Свадебного платья. Я говорила тебе еще несколько недель назад, и ты согласился, сказав, что возьмешь их на себя, пока я буду у Сюзан на примерке, а потом мне надо все уладить с флористом, даже Винс предлагал мне помощь - у него, кажется, друг какой-то есть?

- Это что-то сомнительное, - сказал я, вспомнив Мэнни Борка, - Только не Винс.

- Ну, я вообще-то уже отказалась. Правильно я сделала?

- Конечно, у нас только один дом, который можно продать, чтобы оплатить вечеринку.

- Не хочу обидеть чувства Винса, и друг у него, наверное, замечательный, но я всю жизнь обращалась к Гансу за цветами, и если для оформления свадьбы пойду к кому-то другому, его сердце просто разобьется.

- Хорошо, - сказал я. - Займусь детьми.

Я надеялся, что у меня будет шанс уделить немного времени себе любимому и решению проблемы Пассажира. Но если это не получается, было бы неплохо слегка расслабиться - может, даже урвать часик-другой для бесценного сна, заслуженное право на который я упустил ночью.

Все-таки сегодня же суббота. Многие уважаемые религии и профсоюзы субботу рекомендуют использовать для отдыха и личностного роста, для того, чтобы провести время вдали от лихорадочной суматохи, для релаксации, для восстановления физических и душевных сил. Но Декстер теперь вроде бы обзавелся семьей, а это все меняет. Пока Рита, словно белокурый торнадо, крутится, занимаясь подготовкой к свадьбе, я просто обязан отвести детей в такое место, которое общество считает подходящим для совместного пребывания детей и взрослых.

Я мысленно прикинул места и выбрал Музей науки и планетарий Майами. В конце концов, там будет полно других семей - прекрасная возможность для меня потренировать свою маскировку, а для детей - познать ее азы. Если уж они хотят пойти по Темной Тропе, надо начать пораньше, чтобы они уяснили самый важный принцип: чем ты ненормальнее, тем важнее казаться таким, как все.

А поход в музей с Дорогим Папочкой Декстером был вполне нормальным времяпрепровождением для нас троих. Такой отдых считался полезным для детей, а это очень важно, пусть даже сами дети были не в восторге от него.

И вот мы втроем погрузились в мою машину и понеслись на север по Первой автомагистрали, пообещав закрутившейся Рите вернуться к обеду. Я проехал по Коконат-Гроув и, не доезжая до Рикенбейкер-козвей, свернул на парковку упомянутого музея. Но войти в музей оказалось не так-то просто. На парковке Коди вышел из машины и просто застыл на месте как вкопанный. Эстор посмотрела на него, а потом повернулась ко мне.

- Почему мы должны туда идти? - спросила она.

- Для кругозора, - ответил я.

- Фу, - сказала она, и Коди кивнул.

- Мы должны провести время вместе, - объяснил я.

- В музее? - спросила Эстор. - Это же безнадежно.

- Какое замечательное слово, - заметил я. - Где ты его слышала?

- Мы туда не пойдем, - произнесла она. - Мы хотим что-нибудь делать.

- А вы были в этом музее раньше?

- Нет, - презрительно ответила она, разделив слово на три слога, как умеют делать только десятилетние дети.

- Ну, вам очень понравится, - сказал я. - Может, даже узнаете что-нибудь новое.

- А мы не хотим ничего узнавать, - возразила она. - В музее.

- А что вы хотите? - спросил я и сам удивился своей назидательной интонации терпеливого взрослого.

- Ну, ты же знаешь, - начала она. - Ты обещал нам кое-что показать.

- А вы точно знаете, что я не собираюсь этого делать? - поинтересовался я.

Эстор с неуверенностью посмотрела на меня, а потом повернулась к Коди. Не знаю, о чем они там говорили друг с другом, но слов для этого не потребовалось. Когда она снова обратилась ко мне, то уже серьезным и совершенно самоуверенным тоном заявила:

- Точно.

- А разве вы знаете, что я собирался вам показать?

- Декстер, - сказала она. - А зачем же мы просим тебя показать нам это?

- Потому что вы этого не знаете, как и я.

- Нуда, конечно, - с недоверием произнесла она.

- Ваш путь к знаниям начнется в этом здании, - сказал я с самым серьезным выражением лица, какое только мог изобразить. - Следуйте за мной и учитесь. - Я секунду смотрел на них, а потом повернулся и пошел в музей. Конечно, недостаток сна выбил меня из колеи, и я не знал, пойдут ли они за мной, тем не менее установить жесткие правила следовало с самого начала. Они обязаны выполнять все мои требования, как когда-то я слушался Гарри и делал то, что он мне говорил.

Глава 15

Быть четырнадцатилетним нелегко, даже если ты не настоящий человек. Это возраст, когда верх берет биология, и пусть ее клинический вариант интересует тебя больше, чем устройство одноклассниц в школе «Понс де Леон», она тем не менее правит своей железной рукой.

Один из юношеских категорических императивов, у монстров в том числе, гласит, что всякий перешагнувший порог двадцатилетнего возраста ничего не соображает. А поскольку Гарри в то время было много больше двадцати, у меня начался короткий период восстаний против его не поддающихся объяснению попыток ограничить мое совершенно естественное и здоровое желание порвать своих школьных приятелей на мелкие кусочки.

Гарри разработал отличный план, как подготовить меня, то есть, выражаясь его словами, научить обращаться с людьми или с вещами правильно. Но нечего и говорить, что не стоило взывать к логике в тот первый раз, когда Темный Пассажир расправил свои крылья и начал биться ими о прутья своей «клетки», требуя выпустить его на свободу, чтобы камнем обрушиться на жертву и молниеносно вонзиться в нее словно стальной булат.

Гарри знал много такого, что мне пришлось усвоить, прежде чем я научился быть тише воды ниже травы и из необузданного чудовища превратиться в Темного Мстителя: как действовать по-человечески, как быть решительным и осторожным, как потом убирать за собой. Он знал то, что мог знать только старый коп. Я все понимал уже тогда, но в те времена это казалось мне скучным и ненужным.

Конечно, Гарри не был всеведущим. Например, он ничего не подозревал о Стиве Гонзалесе, очаровательном примере человека, достигшего половой зрелости и сумевшего заслужить мое внимание.

Стив был крупнее и старше меня на два года; пространство между носом и верхней губой у него покрылось жидкой растительностью, которую он гордо именовал усами. Мы посещали одни и те же физкультурные занятия, и он считал, что ему Богом дано право делать мою жизнь невыносимой при любой возможности. Если это так, Бог мог бы гордиться его усилиями.

Все произошло задолго до того, как Декстер стал Ходячим Кубиком Льда, и определенное количество теплоты и чувств во мне к тому времени еще не иссякло. Такое положение дел радовало Стива и разжигало его креатив в преследовании кипятившегося юного Декстера. Мы оба знали, что кончиться это все могло только одним путем, но, к несчастью для Стива, не так, как думал он.

И вот однажды вечером один, к сожалению, слишком трудолюбивый, уборщик зашел в биологическую лабораторию «Понс де Леон» и обнаружил там Декстера и Стива, которые улаживали возникший между ними конфликт. Это был не совсем классический школьный вариант выяснения отношений с матом и размахиванием кулаками, хотя, наверное, именно таким исход нашей встречи представлял себе Стив. Но он не знал, что вступил в противоборство с Темным Пассажиром. Уборщик увидел Стива, надежно примотанного скотчем к столу, с кляпом из серой изоленты во рту и склонившегося над ним Декстера со скальпелем в руках, который старательно вспоминал то. что они проходили по биологии накануне, когда препарировали лягушку.

Гарри явился при параде и на полицейской машине. Он выслушал возмущенного заместителя директора, описавшего ему произошедшее, процитировавшего руководство для учащихся и потребовавшего сказать, что Гарри намерен делать со всем этим. Гарри стоял и спокойно глядел на замдиректора до той минуты, пока слова последнего не растворились в воздухе. Затем он посмотрел на него еще немного, для большего эффекта, и перевел взгляд своих холодных голубых глаз на меня.

- Ты делал то, что он сказал, Декстер? - спросил он У меня.

Находясь под этим взглядом, не было никакой возможности слукавить или отмазаться.

- Да, - ответил я, и Гарри кивнул.

- Вот видите? - возмутился замдиректора. Он хотел еще что-то сказать, но Гарри повернулся и посмотрел на него снова так, что тот умолк.

Взгляд Гарри вернулся ко мне.

- Почему? - спросил он.

- Он меня доставал. - Это прозвучало как-то незначительно, поэтому я добавил: - Часто. Все время.

- И ты привязал его к столу, - дополнил Гарри почти без интонации.

- Угу.

- И взялся за скальпель.

- Я хотел, чтоб он отстал, - сказал я.

- А почему ты не рассказал об этом кому-нибудь? - спросил меня Гарри.

Я пожал плечами - тогда у меня к этому жесту сводился почти весь словарный запас.

- Почему ты мне не сказан? - продолжал он.

- Потому что я сам могу разобраться, - ответил я.

- Похоже, у тебя получается не слишком хорошо, - сказал он.

Мне нечего было возразить, и поэтому я уставился себе под ноги. Но там ничего не было написано, так что пришлось снова поднять глаза. Гарри все еще смотрел на меня, почему-то совершенно не чувствуя необходимости моргать.

Он не выглядел рассерженным, да я его и не боялся, и от этого еще больше становилось не по себе.

- Извини, - пробормотал я наконец. Не уверен, что хотел сказать именно это: вряд ли я способен испытывать чувство вины, - но реплика была вполне подходящая, потому что больше ничего из глубин своего мозга, кипящего от варева из гормонов и неуверенности толщиной с тарелку овсяной каши, мне выудить не удалось. И хотя, могу голову дать на отсечение, Гарри мне не поверил, он снова кивнул.

- Пойдем, - скомандовал он.

- Минуточку, - вмешался замдиректора, - это еще не все.

- Вы, наверное, хотели добавить, что из-за того, что вам все было до лампочки, этот громила распоясался, давил на моего парня и в конце концов довел его до ручки? Его самого-то часто призывали к порядку?

- Дело не в этом... - начал замдиректора.

- Или, может быть, вы хотели рассказать мне, что скальпели и другие опасные предметы валяются у вас без присмотра в открытом кабинете, заходи кто хочешь, вот дети и берут их?

- Офицер...

- Вот что я вам скажу, - перебил его Гарри. - Я не стану сообщать о вашем недобросовестном отношении к делу, если вы пообещаете мне, что такого больше не повторится.

- Но этот мальчик... - попытался сказать замдиректора.

- Я сам разберусь с этим мальчиком, - отрезал Гарри. - Ваше дело - уладить все, пока это не стало известно попечительскому совету школы.

Так все и закончилось. Никто не осмеливался перечить Гарри: ни подозреваемый в убийстве, ни президент «Ротари-клуба»[26], ни юный монстр, у которого еще нет мозгов. Замдиректора несколько раз открыл и закрыл рот, но ничего не сказал, только что-то шипел и покашливал. Гарри посмотрел на него еще немного, а потом повернулся ко мне.

- Пошли, - сказал он.

Пока мы шли к машине, Гарри не проронил ни слова, и молчание это было не дружеским. Он ничего не сказал, пока мы выезжали с территории школы и сворачивали к северу, на шоссе Дикси, вместо того чтобы объехать школу и двигаться в другом направлении, по Гранаде или Харди, сразу в наш маленький домик в Гроув. Я следил, куда он поворачивает, а он все молчал и выражение его лица не располагало к беседе. Он смотрел прямо на дорогу и ехал - быстро, но не настолько, чтобы пришлось включать сирену.

Гарри свернул на Семнадцатую авеню, и тут меня посетила безумная мысль, что он везет меня на стадион «Оранж боул». Но поворот на стадион мы проехали и продолжили путь дальше, к гостинице «Майами-Ривер», а потом направо, по Норт-Ривер-драйв, и теперь я понял, куда мы едем, но не знал зачем. Гарри все так же молчал и смотрел вперед, и я почувствовал, как на меня надвигается уныние, и навеяно оно было не штормовыми ветрами, которые уже начали собирать облака на горизонте.

Гарри припарковал машину и наконец заговорил.

- Пошли, - бросил он. - Внутрь.

Я посмотрел на него, но он уже вылез из машины, за ним вышел и я и покорно поплелся в следственный изолятор.

Гарри хорошо знали здесь, как и везде, где только могли знать хорошего полицейского. Ему вслед то и дело кричали: «Гарри!» - и: «Эй, сержант!»- пока мы шли по приемной зоне и по коридору к камерам. Я тащился за ним, и мое мрачное предчувствие становилось все острее. Зачем Гарри привел меня в следственный изолятор? Почему просто не устроил нагоняй, не сказал, что я его огорчил, не придумал строгое, но заслуженное наказание?

Ничто из того, что он сказал и о чем молчал, не давало мне возможности понять его намерения. Оставалось просто плестись за ним. Наконец нас остановил какой-то охранник. Гарри отвел его в сторону, и они о чем-то негромко переговорили; охранник взглянул на меня, кивнул и провел нас в самый конец тюремного корпуса.

- Вот он, - сказал охранник. - Развлекайтесь. - Он кивнул в направлении человека, сидевшего в камере, бросил быстрый взгляд на меня и потом ушел, оставив нас с Гарри в нашей неуютной тишине.

Гарри не хотел нарушать молчание первым. Он повернулся к камере и стал смотреть туда, а бледная тень внутри задвигалась, поднялась и подошла к решетке.

- Ого, сержант Гарри! - довольно воскликнул заключенный. - Как живешь, Гарри? Как мило с твоей стороны, что ты зашел!

- Привет, Карл, - ответил Гарри. Потом он повернулся ко мне и заговорил: - Это Карл, Декстер.

- А я смотрю, ты симпатичный парнишка, Декстер, - сказал Карл. - Очень рад с тобой познакомиться.

На меня смотрели светлые и живые глаза Карла, но в них я увидел огромную мрачную тень, и что-то во мне вздрогнуло и захотело незаметно ускользнуть от существа, которое сидело за прутьями этой решетки и было больше и сильнее меня. Сам Карл не выглядел таковым, внешне он казался приятным человеком: светлые от природы волосы, правильные черты лица, - но было в нем что-то такое, от чего становилось не по себе.

- Карла доставили вчера, - пояснил Гарри. - Он совершил одиннадцать убийств.

- Нуда, - скромно потупился Карл, - где-то так.

За стенами изолятора разразилась гроза и хлынул дождь. Я смотрел на Карла с подлинным интересом и теперь понял, что встревожило моего Темного Пассажира. Мы только начинали, а перед нами находился тот, кто уже бывал здесь и время от времени возвращался сюда. Впервые я понял, что испытывали мои одноклассники, когда лицом к лицу встречались с нападающим из Национальной футбольной лиги.

- Карлу нравилось убивать людей, - как бы между прочим бросил Гарри. - Правда, Карл?

- Трудился в поте лица, - радостно подтвердил тот.

- Пока мы его не поймали, - резко сказал Гарри.

- Нуда, конечно. И все-таки... - Он пожал плечами и фальшиво улыбнулся Гарри. - Было здорово.

- Ты проявил неосторожность, - сказал Гарри.

- Да, - отозвался Карл. - Откуда я знал, что полицейские такие дотошные?

- А как вы это делаете? - ляпнул я.

- Это нетрудно, - ответил Карл.

- Нет, я хотел сказать... м-м, каково это?

Карл внимательно посмотрел на меня, и тень в его глазах чуть не замурлыкала от удовольствия при этих словах. На секунду наши взгляды встретились, и весь мир наполнился звуками перепалки двух хищников, столкнувшихся над одной маленькой беззащитной жертвой.

- Так-так, - наконец произнес Карл. - Мне это снится? - Он повернулся к Гарри, и я испытал неловкость. - Значит, я объект для наблюдения, а, сержант? Хочешь переломить своего парня и направить на путь истинный?

Гарри только смотрел на него в ответ, ничего не говоря и не проявляя никаких эмоций.

- Ну что ж, боюсь тебя огорчить, но с этого пути нельзя свернуть, бедный мой Гарри. Раз уж ты на него ступил, останешься на нем до конца своих дней, а может, и дольше, и никто ничего не сможет с этим поделать: ни ты, ни я, ни это милое дитя.

- Ты кое о чем забыл, - заметил Гарри.

- Да ну! - воскликнул заключенный, и темная туча медленно начала подниматься из-за плеч Карла, показавшего зубы в подобии улыбки, и направила свои крылья ко мне и к отцу. - И о чем же, скажи на милость?

- Не попадайся, - сказал Гарри.

На мгновение темная туча застыла на месте, а потом ушла туда, откуда явилась, и скрылась из глаз.

- О Боже, - с умилением произнес Карл. - Если б я только умел смеяться. - Он медленно покачал головой из стороны в сторону. - Ты это серьезно? Господи Боже. Повезло же тебе с отцом, сержантом Гарри. - И он так широко улыбнулся нам, что мы почти поверили в искренность этой улыбки.

Теперь Гарри обратил свой снежно-голубой взгляд ко мне.

- Он попался, - сказал Гарри, - потому что не знал, что делает. И теперь он отправится на электрический стул. Потому что не знал, как будет действовать полиция. И это все, - продолжил отец, не меняя тона голоса и не мигая, - потому что он не готовился.

Я посмотрел на Карла, который наблюдал за нами сквозь прутья своим ярким мертвенно-пустым взглядом. Попался. Я снова посмотрел на Гарри.

- Я понял, - сказал я.

И я действительно понял.

Так завершился мой юношеский бунт.

И теперь, много лет спустя, отличных лет троеборья: резни, «игры в кости» и бега от полиции, - я действительно понял, что за чудесную игру затеял Гарри, познакомив меня с Карлом. Не смея даже надеяться повторить его представление - в конце концов, Гарри отмачивал такие штуки, потому что обладал чувствами, которыми я обделен, - я мог попытаться следовать его примеру и «построить» Коди и Эстор. Я затею игру в память о Гарри.

А они могут идти за мной или остаться.

Глава 16

Они пошли за мной.

В музее было полно людей, собиравшихся кучками в разных местах в поисках знаний или туалета. Большинство из них - в возрасте от двух до десяти лет, и примерно на каждых семерых детей приходился один взрослый. Дети напоминали стаю цветастых попугаев, которая с громкими криками налетает то на один экспонат, то на другой, и хотя вопили они минимум на грех разных языках, звучало это совершенно одинаково. Таков уж международный детский язык.

Мне показалось, что Коди и Эстор эта многоголосная толпа пугала, поэтому они жались ко мне. Приятный контраст по сравнению с духом приключений, который управлял ими почти все остальное время, и я решил немедленно воспользоваться представившейся возможностью, подведя их к витрине с пираньями.

- Как они выглядят? - спросил я.

- Страшные, - ответила Эстор. - Они целую корову могут слопать.

- А если вы плывете и видите пираний, что вы сделаете? - продолжил я.

- Убьем, - сказал Коди.

- Их слишком много, - возразила Эстор. - Надо от них бежать и не приближаться к ним.

- Значит, как только вы увидите таких страшных рыб, то или убьете их, или убежите? - уточнил я. Они оба кивнули. - А если бы эти рыбы были умные, что бы они тогда сделали?

- Замаскировались, - хихикнула Эстор.

- Точно, - сказал я, и даже Коди улыбнулся. - А как они могут замаскироваться, по-вашему? Наденут парик или бороду?

- Декс-тер, - четко произнесла Эстор. - Это же рыбы. А рыбы не носят бороду.

- А, - протянул я. - Значит, они захотят быть похожими на других рыб?

- Конечно, - сказала она так, словно я слишком глуп, чтобы понимать длинные слова.

- А на каких рыб? - спросил я. - На большущих? На акул?

- На нормальных, - сказал Коди. Его сестра секунду смотрела на него, а потом кивнула.

- На таких, которых много в том месте, где они живут, - добавила она. - Чтобы не отпугнуть тех, которых они хотят съесть.

- Угу, - одобрительно кивнул я.

Они оба недолго смотрели на рыб молча. И первым осенило Коди. Он нахмурился и посмотрел на меня. Я воодушевляюще улыбнулся. Коди пошептался с Эстор, и та оцепенела. Она раскрыла рот, желая добавить еще что-то, но потом передумала.

- Ого, - сказала она.

- Да, - сказал я. - Ого.

Она поглядела на Коди, который снова смотрел на пираний. И снова дети ничего не произнесли вслух, но в этом молчании заключалась целая беседа. Я решил, пусть все идет как идет, и тут они снова посмотрели на меня.

- И что же мы узнали от пираний? - спросил я.

- Не будь страшным, - сказал Коди.

- Надо казаться нормальным, - неохотно добавила Эстор. - Но, Декстер, рыбы ведь не люди.

- Вот именно, - сказал я. - Люди выжили благодаря тому, что научились вовремя распознавать опасность. Рыба попадается. А мы так не хотим. - Они серьезно посмотрели на меня, а потом снова на рыб. - Так что же еще мы узнали сегодня?

- Не попадайся, - ответила Эстор.

Я издал вздох облегчения. Начало положено, но сделать еще предстоит многое.

- Ну, пошли, - поторопил их я. - Посмотрим другие экспонаты.

С этим музеем я был знаком плохо - наверное, потому, что раньше у меня не было детей, с которыми я мог бы прийти сюда. Так что я, безусловно, оказался провидцем, определив отправную точку, с которой они могут начинать освоение необходимых навыков. Эти пираньи оказались подарком судьбы, честное слово: вовремя попались на глаза, а мой гениальный мозг смог направить урок в нужное русло. Отыскать следующее счастливое совпадение оказалось сложнее, целых полчаса мы пробирались сквозь толпу оголтелых детей и сердитых родителей к экспозиции со львами.

И снова свирепая внешность и репутация сделали свое дело, и Коди с Эстор остановились перед витриной. Это, конечно, были чучела львов, которые вместе с картиной, изображающей ландшафт, называются диорамой, и они привлекли их внимание. Самец с открытой пастью и сверкающими клыками гордо возвышался над газелью. Рядом стояли две львицы и львенок. Экспонаты сопровождало двухстраничное описание, и где-то посередине второй страницы я обнаружил то, что искал.

- Итак, - воодушевленно начал я. - Правда, хорошо, что мы не львы?

- Да, - сказал Коди.

- Тут говорится, - продолжал я, - что когда самец занимает главное место в львиной семье...

- Это называется прайд, Декстер, - подколола меня Эстор. - Я знаю, видела в «Короле-льве».

- Хорошо, - одобрил я. - Когда власть в прайде захватывает новый папа-лев, то он убивает всех детенышей.

- Ужасно, - сказала Эстор.

Я улыбнулся, чтобы продемонстрировать ей свои острые зубы.

- Нет, совершенно естественно, - возразил я. - Это самозащита, он хочет быть уверен, что власть перейдет к его детенышам. Многие хищники так поступают.

- А при чем тут мы? - поинтересовалась Эстор. - Ты же не убьешь нас, когда женишься на маме, да?

- Конечно, нет, - уверил ее я. - Вы же теперь мои детеныши.

- А тогда что? - спросила она.

Я раскрыл рот, чтобы объяснить ей, и вдруг ощутил, как земля уходит у меня из-под ног. Рот был открыт, но я не мог произнести ни слова, потому что в моем мозгу крутилась мысль настолько невероятная, что я не находил в себе сил опровергнуть ее. «Многие хищники так поступают, - услышал я собственные слова. - Чтобы защититься».

Что бы ни делало меня хищником, оно обитало в Темном Пассажире. А теперь нечто отпугнуло Пассажира. Такое вполне вероятно, так что...

Что - что? Новый папочка Пассажир угрожал моему? В своей жизни я сталкивался со многими людьми, у которых за плечами виднелись тени, очень напоминавшие моего темного гостя, но не происходило ничего сверхъестественного, - они просто узнавали друг друга и обменивались неслышными порыкиваниями. Эта мысль настолько нелепа, что было бы глупо обсуждать ее - у Пассажиров не может быть папочек.

Или может?

- Декстер, - позвала меня Эстор. - Ты нас пугаешь.

Признаться, я и сам себя напугал. Мысль о том, что у Пассажира есть папочка, преследующий его с убийственными намерениями, поражала своей глупостью, но куда все-таки делся Пассажир? Я не шизофреник, и мы оба с ним были в этом уверены. То, что он куда-то ушел, доказывало его независимое существование.

И также означало, что Пассажир откуда-то появился. Он существовал и до меня. Но кто-то ответствен за его возникновение, кого-то можно назвать родителем или чем-то вроде этого.

- Земля вызывает Декстера, - сказала Эстор, и я понял, что все еще стою как вкопанный, в несвойственной мне глупой позе зомби с открытым ртом.

- Да, - отозвался я, - извини, просто задумался.

- Это так больно? - спросила она.

Я закрыл рот и глянул на нее. Эстор смотрела на меня с тем выражением отвращения десятилетнего ребенка, которое подразумевало: «Какие же вы, взрослые, дураки!» И на сей раз я, пожалуй, с ней был согласен. Я всегда воспринимал Пассажира как должное, мне и в голову не приходило выяснить, откуда он пришел и как вообще появился на свет. Я был снобом и, словно глупец, радовался тому, что я не такой, как все обычные смертные, и шагаю с ним по жизни, а теперь, когда знание своей сути могло бы спасти положение, оказался безнадежным невеждой. Ну почему я никогда не задумывался об этом раньше? Как я мог допустить, что все это дошло до меня только сейчас, в присутствии этого язвительного ребенка? Нужно время для того, чтобы все обдумать, и, конечно же, место для этих размышлений не здесь.

- Извините, - повторил я. - Пошли в планетарий.

- Но ты же хотел сказать нам что-то важное, - напомнила Эстор.

Вообще-то я уже не помнил, чем львы так важны. Но к счастью, прежде чем мне пришлось в этом признаться, зазвонил мобильник.

- Погоди минутку, - сказал я и, вынув телефон из чехла, посмотрел на экран: звонила Дебора. Семья есть семья, надо отвечать.

- Головы обнаружили, - сказала она с налету.

Какое-то время я соображал, что бы это значило, но Дебора свистнула мне в ухо и я осознал, что надо отреагировать.

- Головы? От тех двух тел в университете? - спросил я.

Дебора раздраженно шикнула и ответила:

- Господи, Деке, в городе не гак уж мною безголовых тел.

- Это если не считать мэрию, - съязвил я.

- Тащи свой зад сюда, Декстер. Ты мне нужен.

- Но, Дебора, сегодня суббота, и гут...

- Сейчас же, - отрезала она и бросила трубку.

Я посмотрел на Коди и Эстор, обдумывая затруднительное положение, в котором оказался. Если везти их домой, то до встречи с Деб пройдет еще час, да и, кроме того, мы с ними лишимся того ценного времени, которое проводим вместе по субботам. С другой стороны, даже по моим меркам. брать детей на место преступления несколько эксцентрично.

Но для них это познавательно. Они должны уяснить себе, насколько дотошны бывают полицейские, когда дело касается трупов, поэтому представившаяся возможность ничем не хуже других. Хорошо взвесив все «за» и «против» и приняв во внимание, насколько бурной окажется реакция моей дорогой сестренки, я решил, что лучше всего сейчас просто сесть в машину и всем вместе отправиться на первое в жизни двух непосед расследование.

- Так, - деловито сказал я, убрав телефон назад в чехол, - а теперь нам надо двигать.

- Куда? - спросил Коди.

- Помогать моей сестре, - объяснил я. - Вы запомните то, о чем я говорил вам сегодня? Надо расширять кругозор.

- Да, но мы же в музее, - сказала Эстор. - Мы тут учиться не хотим.

- Кто бы сомневался, - ухмыльнулся я. - Но вам придется положиться на меня и делать, как я говорю, иначе не буду вас учить. - Я нагнулся так, чтобы видеть их глаза. - Возражения не принимаются.

- Декс-террр, - угрожающе сказала Эстор.

- Серьезно. Вы должны слушаться меня.

И снова Коди и Эстор сомкнули взгляды. Через секунду он кивнул, и она повернулась ко мне.

- Ладно, - согласилась она, - обещаем слушаться.

- Мы потерпим, - проговорил Коди.

- Мы понимаем, - добавила Эстор. - А когда мы начнем изучать классные штуки?

- Когда я скажу, - ответил я. - В общем, сейчас нам надо идти.

Она тут же превратилась в надувшуюся десятилетнюю девочку.

- И куда мы пойдем?

- Мне надо на работу, - сказал я, - и я беру вас с собой.

- Мы увидим настоящее тело? - спросила она с надеждой.

Я покачал головой:

- Только голову.

Она посмотрела на Коди и тоже слегка качнула головой:

- Маме это не понравится.

- Если хотите, можете посидеть в машине, - предложил я.

- Ну пошли уже, - сказал Коди, и это была самая длинная его речь за весь день.

И мы двинулись.

Глава 17

Дебора ждала на Коконат-Гроув в тупике рядом со скромным частным владением за два миллиона. Вся улица, начиная от будки охранника и до самого дома, была перекрыта примерно до половины дороги по левой стороне, а толпа его возмущенных обитателей сгрудилась вокруг тщательно подстриженных газонов и вылизанных дорожек, кипя от злости из-за появления целого роя незваных бюджетников из полиции, вторгшихся в их компактный рай. Дебора стояла на улице и давала указания оператору, что снимать и с какого ракурса. Я поспешил к ней, Коди и Эстор шли следом.

- Это как называется? - возмутилась Дебора, переводя взгляд с детей на меня.

- Это называется «дети», - сказал я. - Обычный продукт брачных отношений, отсутствие которых не позволяло тебе встречаться с этими существами раньше.

- Ты спятил, на хрен, их сюда тащить? - рявкнула она.

- Нельзя говорить такие слова, - сказала Эстор. - Теперь ты должна мне пятьдесят центов.

Дебора открыла рот, залилась краской и снова закрыла.

- Уведи их отсюда, -наконец сказала она. - Им нельзя на это смотреть.

- А мы хотим смотреть, - настаивала Эстор.

- Тихо, - сказал я, - оба молчите.

- Господи Боже, Декстер, - проговорила Дебора.

- Ты мне сказала немедленно приехать, - объяснил я. - Я и приехал.

- Я не могу тут нянчиться с двумя детьми, - предупредила Дебора.

- А тебя никто и не заставляет, - сказал я в ответ. - Им и так хорошо.

Деб уставилась на них, они глядели на нее. Никто не мигал, и мне показалось, что еще немного, и моя сестра сжует свою верхнюю губу. Потом она вздрогнула.

- Так, все, - скомандовала она. - Некогда рассусоливать. Вы оба ждите там. - Дебора указала на свою машину, которая была припаркована на другой стороне улицы, и схватила меня под руку. А потом потащила меня к дому, около которого сосредоточилась вся деятельность.

- Смотри, - указала она на фасад.

По телефону Дебора сообщила, что головы обнаружили; на деле оказалось, что не заметить их было просто невозможно. К дому вела небольшая подъездная аллея, которая проходила меж двух воротных столбов, облицованных известняком, и заканчивалась небольшим двориком с фонтаном в центре. Каждый столб венчали изысканные светильники. На земле между этими двумя столбами мелом было написано что-то вроде «млк», только каким-то странным шрифтом, который я не смог распознать. Ну а чтобы никто не тратил время, разгадывая надпись, на самом верху столбов красовались...

Ну что сказать. Признаюсь, зрелище в целом смотрелось мощно и производило безусловный драматический эффект, но, по мне, как-то все равно сыровато. И хотя головы были тщательно выскоблены, глаза запали, а рты на солнцепеке искривились в мерзком, но все-гаки подобии улыбок, оставался неприятный осадок. Конечно, мое мнение никого из присутствующих не интересовало, но я знаю, что таких следов лучше не оставлять. Это неопрятно и говорит о недостатке квалификации. А головы, да еще и у всех на виду, - просто показуха, которая демонстрировала, что планчик нуждался в доработке.

Однако о вкусах не спорят. Готов признать: моя технология не единственная. Ну а что касается эстетики, я, как всегда, ждал критического свистящего шепота Темного Пассажира, но его, разумеется, не последовало.

Ни звука, ни трепета крыльев, ни еле слышного шороха. Мой компас сгинул, предоставив меня самому себе, а это выбивало из колеи.

Конечно, я был не одинок. Рядом стояла Дебора, и за своими размышлениями об исчезновении моего тайного компаньона я едва не упустил того, что она мне говорила.

- Они сегодня с утра были на похоронах, - сказала Деб. - А когда вернулись, увидели вот это.

- Кто - они? - спросил я, кивая в направлении дома.

Дебора ткнула меня локтем в ребра:

- Родственники, дурья твоя башка. Родственники Ортеги. Я кому рассказываю?

- Прямо вот так, посреди бела дня... - Почему-то этот факт меня особенно тревожил.

- Почти все соседи тоже были на похоронах. Но мы ищем тех, кто мог что-то видеть. - Она пожала плечами. - Может, еще повезет. Кто знает.

Не знаю почему, но я был уверен, что никакие обстоятельства, связанные с этим делом, везения нам не сулят.

- Значит, насчет Голперна у нас появились сомнения? - осведомился я.

- Черта с два, - парировала она. - Ублюдок виновен.

- А, - сказал я. - То есть ты считаешь, что головы нашел кто-то другой и... э-э...

- Да не знаю я, мать твою, - выругалась она. - У него должен быть сообщник.

Я только покачал головой в ответ. В этом не было смысла, и мы оба это знали. Любой, кто сподобился выносить идею такого замысловатого ритуала и реализовать ее, должен сделать это в одиночку. Подобные предприятия интимны, каждый этап продиктован некой уникальной внутренней потребностью, поэтому версия о том, что два человека могли мыслить идентично, просто нелепа. Невероятно, но было что-то схожее в этой церемонии выставления голов с обнаружением тел - это две части одного и того же ритуала.

- Вряд ли, - сказал я.

- Хорошо, а что тогда?

Я посмотрел на головы, добротно прикрепленные к верхушкам светильников. Конечно, они обгорели, потому что побывали в том же огне, что и тела, но крови нигде не видно. Шеи отрезаны с аккуратной точностью. Кроме этого, сказать было нечего. Дебора стояла рядом и выжидающе смотрела на меня. Трудно, имея репутацию человека, способного видеть самую суть загадки, оправдывать ее, особенно если этот талант был обретен благодаря внутреннему голосу, который теперь находился неизвестно где. Я чувствовал себя куклой чревовещателя, которую вдруг попросили выступать самостоятельно.

- Обе головы здесь, - сказал я, потому что надо было что-то сказать. - Почему же не там, где жила другая девушка? Та, у которой был парень?

- Ее семья в Массачусетсе, - ответила Дебора. - Так проще.

- Вы его проверили?

- Кого?

- Парня убитой, - с толком и расстановкой произнес я. - Парня с татуировкой на шее.

- Господи, Декстер, естественно, мы его проверили. Мы проверили всех, кого черт дернул появиться в миле от этих девушек, а ты... - Она издала глубокий вздох, но он не особенно ее успокоил. - Послушай, мне не нужна помощь в повседневной полицейской работе, понятно? Я должна разобраться с этой жуткой чертовой хренью, в которой ты дока.

Приятно ощущать себя признанным королем Жуткой Чертовой Хрени, интересно только, надолго ли мне удастся сохранить титул без своей Темной Короны. Но раз уж на карту была поставлена моя репутация, пришлось отважиться и изобразить некое подобие озарения, поэтому я решился на маленький бескровный удар.

- Значит, так, - начал я. - С точки зрения Жуткой Чертовой Хрени, это убийство не могли совершить два разных человека. Так что либо Голперн их убил, а кто-то другой наткнулся на головы и подумал: «Какие отменные головы! Пускай их видят все!» - либо в тюрьме парится не тот парень.

- Черт-те что, - сказала Дебора.

- Что именно?

- Да все, черт возьми! - воскликнула она. - Одно лучше другого.

- Вот черт, - сказал я, удивив нас обоих. Я чувствовал, как меня начинает раздражать и Дебора, и я сам, и вся эта кутерьма с отрезанными головами, поэтому совершил единственный логичный и разумный поступок: пнул кокос.

Еще не легче. Теперь болела нога.

- Я тут проверяю Голдмана, - кратко сказала Дебора, кивая в сторону дома. - В общем, он стоматолог, владеет офисным зданием в Деви. Но как-то все отдает наркотой. И это ерунда какая-то. Черт, Декстер, - произнесла она. - Ну дай мне хоть какую-нибудь подсказку.

Я с удивлением посмотрел на Дебору. Каким-то образом она опять обставила все так, что круг замкнулся на мне, однако мне оставалось только надеяться, что этот Голдман - кокаиновый король, который прикидывается простым дантистом.

- Ничего не приходит на ум, - с горечью признался я.

- Жопа, - выругалась она, глядя на толпу у меня за спиной. Подъехал первый новостной фургон, и не успел он остановиться, как из него выпрыгнул репортер и начал тыкать фотографу туда-сюда, указывая места, в которых они, судя по всему, собирались долго снимать. - Черт побери, - сказала Дебора и поспешила разбираться с ними.

- Там страшный человек, Декстер, - произнес тихий голосок позади меня, и я резко обернулся. Коди и Эстор снова незаметно подобрались ко мне. Они стояли рядышком, а Коди, повернув голову, смотрел на небольшую группу людей, собравшуюся у дальнего края полицейской ленты, огораживающей место преступления.

- Какой страшный человек? - спросил я, и Эстор ответила:

- Вон тот, в оранжевой рубашке. Не могу показывать, он смотрит.

В поисках оранжевой рубашки я всматривался в толпу, но успел заметить ее в дальнем конце тупика только мельком, когда человек нагибался, чтобы сесть в машину. Это была маленькая синяя машина, а не белый «авалон», но я заметил уже знакомый отблеск в зеркале заднего вида, когда она выезжала на главную дорогу. И хотя не могу сказать точно, ноя почти уверен, что увидел парковочный пропуск Университета Майами.

Я снова повернулся к Эстор и успокоил ее:

- Ну вот, он уехал. А почему ты сказала, что он страшный?

- Это он сказал, - пояснила девочка, указывая на брата, который утвердительно кивнул.

- Он был страшный, - прошептал Коди. - У него была большая тень.

- Ну, уже нечего бояться, - утешил их я. - Он уехал.

Коди кивнул.

- А можно мы посмотрим на головы?

Дети такие любопытные, не правда ли? Только что Коди испугался какой-то эфемерной тени, а тут загорелся невиданным доселе интересом к реальному убийству, насилию, смерти. Конечно, я не винил его за желание взглянуть одним глазком на эти головы, но и поощрять интерес не имел права. Тем более что не знал, как им все это объяснить. Мне говорили, что, например, в турецком языке есть масса всяких оттенков смысла за пределами моего понимания, в английском же мне будет трудно найти подходящие выражения.

К счастью для меня, в этот момент появилась Дебора со словами:

- Никогда больше не буду жаловаться на капитана. - Вряд ли она сдержит свое слово, но подчеркивать это было бы невежливо. - Он поднаторел в том, как поиметь этих журналюг.

- Может, ты просто не публичный человек, - сказал я.

- Эти ублюдки не люди, - ответила она. - Все, чего они хотят, - сфотографироваться с чертовыми новыми прическами на фоне отрезанных голов, чтобы отослать пленку в свою информационную сеть. Каким живым существам захочется смотреть на такое?

Я мог бы ей ответить, потому что парочку подобных экземпляров как раз выгуливал в данный момент, и, чего скрывать, отнес бы к таковым и себя самого. Но сейчас, мне казалось, лучше пропустить ее вопрос мимо ушей и сфокусироваться на проблеме, которую мы тут решали. Так что я принялся соображать, что делало человека, которого испугался Коди, таким страшным, и, кроме того, у него имелось нечто очень похожее на разрешение парковаться на университетской стоянке.

- У меня появилась мысль, - начал я, и Дебора повернула голову ко мне так стремительно, будто я сказал, что она наступила на змею, - но она не очень сочетается с твоей версией подпольного наркокороля.

- Выкладывай, - процедила она сквозь зубы.

- Здесь был некий человек, который напугал детей. Он уехал на машине с пропуском на факультетскую стоянку.

Дебора смотрела на меня строгими мутными глазами.

- Черт, - произнесла она тихо, - этот, про которого Голперн говорил, как его?

- Уилкинс, - подсказал я.

- Нет. Не может быть. Только потому, что дети испугались? Нет.

- У него мотив, - настаивал я.

- Ах да! Что там - штатная должность? Окстись, Декс.

- Это для нас не важно, - объяснил я. - А им важно.

- Значит, чтобы заполучить должность, - начала она, качая головой, - он врывается к Голперну домой, крадет его одежду, убивает двух девчонок...

- А потом еще и наводит нас на Голперна, - закончил я, вспомнив, как он тогда стоял в коридоре и рассказывал.

Дебора дернула головой и повернулась ко мне.

- Черт, - повторила она, - а ведь это же он. Он подсказал нам навестить Голперна.

- И каким бы призрачным мотивом ни казалась нам штатная должность, - продолжал я, - все равно это вероятнее, чем если бы Дэнни Роллинг и Тед Банди[27] решили объединиться и состряпать такой проект, ведь так?

Дебора поправила волосы - довольно странно видеть такой женственный жест у той, кого я считал сержантом Скалой.

- Может, и так, - наконец проговорила она. - Я ж этого Уилкинса не настолько хорошо знаю, чтобы говорить уверенно.

- Поболтаем с ним?

Она покачала головой.

- Сначала я хочу увидеться с Голперном, - сказала Дебора.

- А я разберусь с детьми, - решил я.

Естественно, я не обнаружил их там, где они должны были находиться, но все-таки нашел без особого труда: они подошли к столбам, чтобы как следует рассмотреть головы, и, возможно, мне показалось, но, по-моему, я увидел искорку профессионального интереса в глазах Коди.

- Давайте-ка, - сказал я им, - нам пора.

Они повернулись и нехотя побрели за мной, и я услышал, как Эстор пробормотала себе под нос:

- Все равно лучше, чем в дурацком музее.

 

Он наблюдал, находясь в толпе, собравшейся посмотреть этот спектакль, осторожно, чтобы не выделяться из общей массы зевак, ничем себя не выдать и не вызвать к себе особого интереса. Явившись сюда, Наблюдатель пошел на риск: ведь его можно было легко распознать, - но решил испытать судьбу. Да и грех отказывать себе в небольшом удовольствии полюбоваться реакцией на собственную работу.

Кроме того, его интересовало, что они станут делать теперь, когда он оставил им подсказку. Этот, другой, умный, но он ее пока проигнорировал, прошел мимо и дал возможность сроим коллегам пофотографировать и самим с ней разобраться. Может, стоило сделать подсказку более явной? Но для того чтобы понять, время у него есть. Никто никуда не спешит - главное, схватить его в нужный момент, и подготовка к этому важному мероприятию отодвигала все остальное на второй план.

Наблюдатель подошел ближе, чтобы посмотреть на того, другого, в надежде выяснить его реакцию на шоу. Занятно: он привел с собой детей. И их не слишком испугал вид голов. Возможно, они привыкли к таким вещам или...

Нет. Не может быть.

Передвигаясь с максимальной осторожностью, он приблизился еще, по-прежнему оставаясь в толпе и не привлекая к себе внимания. Наконец он добрался до желтой ленты и оказался так близко к детям, насколько это было возможным.

Когда мальчик поднял голову и их глаза встретились, все сомнения рассеялись.

Их взгляды пересеклись на мгновение, и время остановилось в шорохе темных крыльев. Мальчик просто стоял и смотрел на него, и по всему было видно, что он его узнал. Он не то чтобы узнал, а просто его собственные маленькие темные крылышки затрепетали, словно их вспугнули. Наблюдатель не удержался и придвинулся ближе, позволяя мальчику разглядеть себя и свой черный ореол. Мальчик не обнаружил страха, а только в ответ показал свою силу. Затем отвернулся, взял сестру за руку, и они побежали к тому, другому.

Пора уходить. Дети его выдадут, а он не хотел, чтобы его видели в лицо, во всяком случае, пока. Он сел в машину и уехал, не испытывая ничего похожего на волнение. Вовсе нет. Скорее наоборот: он был польщен даже больше, чем того заслуживал.

Конечно, все дело в детях. И не только потому, что они все расскажут тому, другому, и он продвинется на несколько шагов вперед к должному страху, но еще и потому, что он любил детей. Работать с ними радостно, они излучают такие мощные потоки эмоций, что поднимают всю энергетику события на новый уровень.

Дети просто чудо.

Это начинало приносить удовольствие.

 

Пока что было достаточно передвигаться в обезьяноподобных существах и помогать им убивать. Но одно и то же изо дня в день начинало надоедать, и время от времени ОНО чувствовало, что хочет чего-то большего. В момент убийства ОНО испытывало какое-то дразнящее непонятное чувство, как будто нечто пробуждалось, а потом снова засыпало, и ОНО хотело разобраться в этом.

Но независимо от того, сколько раз все повторялось с разными обезьяноподобными существами, ОНО не подобралось ближе к разгадке этого ощущения, не продвинулось в поисках ответа на вопрос о том, что это такое. ОНО хотело знать больше.

Прошло много времени, и ЕМУ опять стало скучно. Эти обезьяноподобные существа оказались такими незамысловатыми, и что бы ОНО с ними ни делало, ЕМУ все было мало. ЕГО начало бесить их глупое, бессмысленное, бесконечно однообразное существование. Пару раз ОНО решило взбунтоваться против них, желая наказать за причиняемые друг другу глупые однообразные страдания, и заставило своего носителя убивать подобных ему семьями и целыми племенами. И вот когда они погибали, это удивительное ощущение чего-то призрачного повисало в воздухе вне досягаемости, а затем снова возвращалось в забытье.

ОНО пришло в ужасное расстройство; должен же быть выход, как освободиться от всего этого, ОНО должно найти способ постичь это призрачное нечто и вытащить его на свет божий.

И тогда наконец обезьяноподобные начали изменяться. Поначалу совсем медленно, так медленно, что ОНО даже не замечало происходящих перемен, пока процесс не зашел так далеко, что в один прекрасный день обезьяноподобное существо встало на свои задние лапы и, к ЕГО большому изумлению, спросило: «Кто ты?»

Крайний шок сменился таким же крайним восторгом.

ОНО больше не одиноко.

Глава 18

 

Поездка в изолятор прошла гладко, но когда за рулем Дебора, это значит только то, что серьезных травм не будет. Она торопилась и прежде всего была копом из Майами, который знает, как удрать от копов из Майами. Транспортный поток моя сестра воспринимала как нечто текучее, непостоянное, вечно изменяющееся и врезалась в него, как раскаленный нож в масло, проскальзывая в зазоры, которых не было, и давая понять другим водителям, что у них есть выбор - подвинуться либо умереть.

Наслаждались только Коди и Эстор со своего безопасного заднего сиденья, надежно прикрепленные ремнем безопасности. Они сидели выпрямившись и вытянув шеи, чтобы лучше видеть. А Коди, что случалось с ним крайне редко, даже слегка улыбнулся, когда мы едва не сбили толстого мотоциклиста.

- Включай сирену, - потребовала Эстор.

- Я тут тебе не в чертовы игрушки играю, - огрызнулась Дебора.

- А чтобы включить сирену, нужно играть в чертовы игрушки? - спросила Эстор.

Дебора густо покраснела и круто заложила руль, чтобы съехать с Первой автомагистрали, при этом едва не размазав «хонду» на колесах, похожих на четыре пончика.

- Эстор, - сказал я, - нельзя говорить такие слова.

- А она их все время говорит, - отозвалась Эстор.

- Вот когда вырастешь и станешь, как она, тогда будешь говорить, если захочешь, - объяснил я. - А пока тебе десять лет, нельзя.

- Глупости, - возразила Эстор. - Какая разница, сколько лет, если слово все равно плохое?

- Ты права, - сказал я. - Но не могу же я указывать сержанту Деборе, какие слова можно говорить, а какие нет.

- Глупости, - упорствовала Эстор, а потом решила перевести стрелки: - А она правда сержант? А это лучше, чем полицейский?

- Это значит, что она главный полицейский, - объяснил я.

- Она говорит людям в синих костюмах, что надо делать?

- Да, - ответил я.

- А ей тоже дают пистолет?

- Да.

Эстор подалась вперед, насколько ей позволял ремень, и посмотрела на Дебору с выражением, близким к восхищению, что я не часто у нее замечал.

- А я не знала, что девочкам дают пистолет и что они бывают главными полицейскими, - проговорила она.

- Девочки могут делать ту же фиг... то же самое, что и мальчики, - отрезала Дебора. - И даже лучше.

Эстор посмотрела на Коди, а потом на меня.

- То же самое? - переспросила она.

- Ну, почти, - сказал я, - не считая, наверное, профессионального футбола.

- А ты стреляешь в людей? - спросила Эстор у Деборы.

- Господи, Декстер, - взмолилась сестренка.

- Иногда стреляет, - ответил я за нее, - но не любит об этом говорить.

- А почему?

- Потому что все, что касается стрельбы, очень личное, - объяснил я, - и, наверное, она думает, что никому нельзя совать в это свой нос.

- Да прекратите же говорить обо мне в третьем лице, - не вытерпела Дебора. - Я здесь, если кто-то не заметил.

- Я знаю, - сказала Эстор. - А ты расскажешь, кого застрелила?

Вместо ответа Дебора резко крутанула руль, машина с визгом вкатилась на парковку и стала прямо перед изолятором.

- Все, приехали, - бросила она и выпрыгнула из машины, словно спасалась от красных муравьев. Она скрылась в здании, а я высвободил из ремней Коди и Эстор, и мы последовали за ней более размеренным шагом.

Дебора все еще разговаривала с дежурным, сидевшим за столом, а я усадил Коди и Эстор на пару потертых стульев.

- Ждите здесь, - приказал я, - вернусь через несколько минут.

- Просто ждать? - уточнила Эстор подрагивающим от обиды голосом.

- Да, - подтвердил я, - мне надо поговорить с плохим парнем.

- А почему нам нельзя с тобой? - требовательным тоном спросила она.

- Это противозаконно, - объяснил я. - Просто ждите меня здесь, как я сказал. Пожалуйста.

Энтузиазмом они не пылали, но спасибо и за то, что не сорвались со стульев и не кинулись бежать по коридору с криками. Я воспользовался их послушанием и присоединился к Деборе.

- Пошли, - сказала она, и мы направились в одну из комнат для допросов, располагавшуюся в конце коридора. Через несколько минут охранник привел Голперна. Он был в наручниках и выглядел гораздо хуже, чем в тот день, когда мы его привезли: щетина на лице, волосы взъерошены и похожи на крысиное гнездо, в глазах читалось выражение человека, загнанного в угол, сколь бы затасканно это ни звучало. Охранник придвинул ему стул, он уселся на край и, положив руки на стол, уставился на них.

Дебора кивнула охраннику, тот вышел из комнаты и встал с другой стороны двери, в коридоре. Дождавшись, когда закроется дверь, Дебора обратила свое внимание на Голперна.

- Ну что ж, Джерри, - начала она, - хорошо выспались?

Его голова поднялась, как будто кто-то дернул ее за невидимые нити, и он уставился на Дебору.

- Что... о чем вы? - спросил он.

Деб вскинула брови.

- Ни о чем. Просто стараюсь быть вежливой.

Он еще секунду смотрел на нее, а потом снова опустил голову.

- Я хочу домой, - произнес он слабым дрожащим голосом.

- Ну еще бы, - сказала Дебора. - Но я не могу отпустить вас прямо сейчас.

Голперн только покачал головой и пробормотал что-то неразборчивое.

- Что вы сказали, Джерри? - спросила она тем же терпеливым тоном.

- Я сказал, что, по-моему, ничего плохого не сделал, - сказал он, не поднимая глаз.

- По-вашему? - переспросила она. - Может, дадите нам в этом удостовериться, прежде чем мы вас отпустим?

Он снова поднял голову, только на сей раз очень медленно, и посмотрел на нее.

- Прошлой ночью... - начал он. - Что-то такое здесь... - Голперн покачал головой. - Не знаю. Не знаю...

- Вы уже когда-то бывали в этом месте, Джерри? В юности, - сказала Дебора, и он кивнул. - И когда вы сюда попали, то что-то вспомнили.

Он дернулся, словно она плюнула ему в лицо.

- Я не... это не воспоминания, - сказал он, - это сон. Этого не было на самом деле.

Дебора кивнула с понимающим видом.

- Что было во сне, Джерри?

Он покачал головой и стал смотреть на нее открыв рот.

- Выговоритесь, и вам станет легче, - посоветовала она. - Ведь это же только сон, разве он может навредить? - Голперн продолжал качать головой. - Что было во сне, Джерри? - повторила она более настойчиво, но без напора.

- Большая статуя, - ответил он, перестав трясти головой и удивляясь тому, что слова вылетают из его рта.

- Так.

- И... она огромная, -добавил Голперн. - И еще там... там... у нее в животе огонь.

- У нее есть живот? - уточнила Дебора. - Что это за статуя?

- Очень большая, - повторил он. - Бронзовое туловище, две вытянутых руки, и эти руки тянутся вниз, к... - Он осекся, а затем промямлил что-то.

- Что вы сказали, Джерри?

- Он сказал, что у статуи бычья голова, - произнес я и почувствовал, как волоски у меня на спине встают дыбом.

- Руки тянутся вниз, - повторил он. - И мне... так хорошо. Не знаю почему. Я пою. И я отдаю в эти руки двух девушек. Я режу их ножом, а потом эти руки поднимаются вверх, ко рту, и бросают их внутрь. В огонь...

- Джерри, - заговорила Дебора еще мягче, - на вашей одежде кровь, эта одежда подпалена. - Он ничего не сказал, и она продолжила: - Нам известно, что, когда вы находитесь в состоянии сильного стресса, у вас случаются провалы в памяти. - Он по-прежнему молчал. - Джерри, возможно, у вас случился такой провал, вы убили этих девушек, а потом вернулись домой? Даже ничего не подозревая?

Голперн снова начал совершать медленные движения головой, как маятник.

- Тогда предложите лучшее объяснение, - сказала она.

- Где я мог видеть такую статую? - спросил он. - Эго же... я что, нашел статую, устроил огонь внутри, затащил туда девушек и... Разве это возможно? Разве я мог все это сделать, ничего не подозревая?

Дебора посмотрела на меня, и я пожал плечами. Разумно. В конце концов, существуют же рамки, за которые не выходишь, даже гуляя во сне, а его рассказ находился далеко за их пределами.

- Тогда почему вам приснился такой сон, Джерри? - спросила Дебора.

- Все видят сны, - ответил он.

- А как кровь попала на вашу одежду?

- Это Уилкинс. Это точно он. Точно, - забормотал профессор.

В дверь постучали, и вошел сержант. Он нагнулся к Деборе и принялся что-то шептать ей в самое ухо. Я наклонился к ним и прислушался.

- Адвокат этого парня гонит волну - дескать, головы объявились, когда он уже тут сидел, поэтому парень невиновен. - Сержант пожал плечами. - Я должен пропустить его сюда, - добавил он.

- Ладно, - отозвалась Дебора, - спасибо, Дейв.

Тот снова пожал плечами и ушел.

Дебора посмотрела на меня.

- Ну, - сказала она, - по крайней мере теперь все уже не кажется таким простым. - Она снова повернулась к Голперну: - Хорошо, Джерри, вернемся к нашему разговору позже. - Дебора поднялась и вышла из комнаты, а я пошел вслед за ней.

- Каковы наши соображения? - осведомился я у нее.

Она покачала головой:

- Господи, Деке, я не знаю. Нужна передышка. - Она остановилась и повернулась ко мне. - Либо это сделал он, когда у него был провал, а значит, он ничего заранее не придумывал и находился в отключке, но такого не бывает.

- Может, и так, - сказал я.

- Или же кто-то другой влез в эту бочку с дерьмом и подставил его, потому что по времени это как раз совпадает с его провалом.

- И такое тоже может быть, - сказал я, стараясь быть услужливым.

- Ну да, - отозвалась она, - я знаю.

- А эта статуя с бычьей головой и огнем в животе?

- Черт, - выругалась Деб. - Ну просто сон. Наверное.

- А где тогда сожгли девушек?

- Хочешь показать мне статую с бычьей головой и встроенным барбекю? Где ты ее прячешь? Если найдешь, то я в нее поверю, - огрызнулась она.

- Теперь Голперна придется отпустить? - спросил я.

- Ну нет уж, черт возьми! - отрезала Деб. - Посидит еще за сопротивление при аресте. - С этими словами она развернулась и отправилась в приемную.

Когда мы снова появились там, Коди и Эстор сидели рядом с дежурным, и хотя оказались не на том месте, где я их оставил, я был благодарен им за то, что они ничего не подпалили. Дебора наблюдала за тем, как я их собираю, недовольная задержкой, а потом мы все вместе вышли.

- Ну, что теперь? - спросил я.

- Надо бы перетереть с Уилкинсом, - сказала Дебора.

- Спросишь про статую с бычьей головой у него на заднем дворе? - подколол я сестренку.

- Еще чего, - ответила она, - это дерьмо собачье.

- Это плохие слова, - вмешалась Эстор. - Ты должна мне пятьдесят центов.

- Уже поздно, - сказал я Деборе, - надо отвезти детей, пока их мать не поджарила меня.

Дебора посмотрела сначала на Коди, потом на Эстор, а потом на меня и кивнула:

- Давай.

Глава 19

Я ухитрился доставить детей домой прежде, чем терпение Риты переполнило чашу, но оно было близко к краю, и легче от этого не стало, особенно когда она узнана, что дети видели отрезанные головы. А глядя на них, можно было сказать, что день удался. Новое устремление Эстор стать похожей на мою сестру отвлекло Риту от ее гневливого настроения. В конце концов, чем раньше ребенок определяется с карьерой, тем лучше - в будущем можно сэкономить кучу времени и нервов.

Было понятно, что у Риты накипело, и нам пришлось стоять под брызгами ее слюны и непрерывным потоком слов. В нормальном состоянии я бы просто улыбался, кивал и продолжал стоять, но мое нынешнее настроение не имело ничего общего с понятием «норма». На протяжении последних двух дней я больше всего на свете хотел спокойно посидеть и подумать о том, куда подевался мой Пассажир, но меня постоянно разрывали на части: Дебора, дети, работа и прочее. Маскировка, которая должна была скрывать, сползла, и все это перестало мне нравиться.

Если бы только удалось улизнуть от Риты и убежать прочь из дома, я бы выкроил немного времени для себя.

И вот под предлогом особо срочной работы, которая не может ждать до утра понедельника, я выскользнул в дверь и отправился в офис, наслаждаясь относительной тишиной и более или менее спокойным движением субботним вечером в Майами.

Первые пятнадцать минут пути меня не покидало ощущение, что за мной следят. Это может показаться смешным, но я ни разу еще не оставался ночью один, и поэтому чувствовал себя беззащитным. Я без Пассажира, как тигр без нюха и клыков: медлительный и глупый, а по спине непрестанно ползают мурашки. Меня охватило предчувствие надвигающегося зловещего ужаса, ощущение, что мне надо развернуться и принюхаться к собственному следу, потому что кто-то уже крадется за мной, глотая слюну. Но больше всего раздражали отголоски той странной музыки из сна, от которой мои ноги судорожно подергивались.

Ужасное ощущение, и если бы я только смог разобраться в своих чувствах, то меня постигло бы мрачное откровение. Я хлопнул бы себя по лбу и зарыл голову в песок, бормоча слова мучительного раскаяния за все времена, когда выслеживал и вгонял в это кошмарное состояние других. Но я не способен на раскаяние, потому что умею только добывать его у других, и думать сейчас мог лишь о том, что произошло со мной. Мой Пассажир ушел, оставив меня опустошенным и беззащитным перед моим преследователем.

Это мое воображение шалит. Кому может прийти в голову отправить Добросовестного Декстера, трудолюбиво пробирающегося по жизни со счастливой улыбкой, двумя детьми и кредитом для свадебного организатора, на стол патологоанатома? На всякий случай я глянул в зеркало заднего вида.

И конечно, никого не увидел; никто не таился позади с топором и остраконом[28] с моим именем. Из-за своего психоза я тупел не по дням, а по часам.

На обочине шоссе Пальметто горела машина, и большинству водителей приходилось объезжать ее слева, при этом либо посигналив, либо крикнув из окна машины. Я свернул около аэропорта и проехал мимо складов. В одном из складских помещений рядом со съездом с Шестьдесят девятой авеню разрывалась сигнализация, а три человека грузили какие-то ящики без особых признаков спешки. Я улыбнулся и помахал им рукой; они не обратили на меня никакого внимания.

Я даже начинал привыкать к тому, что все игнорировали бедного опустошенного Декстера, кроме, конечно, того, кто преследовал меня, если он вообще существовал.

Кстати, о пустоте - я ловко улизнул от Риты, но из-за этого остался голодным и мириться с таким положением вещей не собирался. Сейчас есть я хотел так же сильно, как дышать.

Я заехал в«Полотропикал» и заказал половину цыпленка навынос. Запах немедленно распространился по всей машине, но я все же продержался еще пару миль, ведя машину и борясь с желанием съехать на обочину и впиться зубами в цыпленка.

Однако на парковке цыпленок меня победил и удостоверение при входе в здание мне пришлось доставать сальными пальцами; с них даже едва не посыпалась фасоль, шедшая к цыпленку в качестве гарнира. Зато, добравшись до своего компьютера, я был самым счастливым человеком на свете, а цыпленок превратился в груду костей и приятных воспоминаний.

Как всегда, с полным желудком и чистой совестью мне было гораздо легче переключить мой мощный мозг на высшую передачу и поразмышлять над проблемой. Темный Пассажир пропал - значит, он может существовать независимо от меня. Следовательно, он откуда-то пришел и, очень возможно, туда же и вернулся. Итак, сначала надо установить, откуда он явился.

Я прекрасно знал, что мой Пассажир не единственный на свете. За свою продолжительную и заслуживающую поощрения карьеру я встречал нескольких других хищников, закутанных в темное облако, которое отмечало попутчиков вроде меня. И вполне разумно было бы предположить, что те хищники тоже когда-то и где-то появились, гораздо раньше, чем мы с ними встретились. К собственному стыду, я никогда не интересовался, как и откуда исходят эти внутренние голоса. Теперь же, когда впереди была целая ночь тишины и спокойствия в криминалистической лаборатории, можно было наконец устранить свое упущение.

И вот, позабыв о собственной безопасности, я бесстрашно кинулся в пучину Интернета. Конечно, поиск по запросу «Темный Пассажир» ни к чему бы не привел - ведь этот термин изобрел я, - но попытаться стоило, так, на всякий случай, хотя в итоге ничего, кроме онлайновых игрушек и пары блогов, о которых следовало бы сообщить туда, где занимаются подростковыми страхами, я не обнаружил.

Еще несколько попыток: «внутренний компаньон», «внутренний друг» и даже «духовный гид», - и результаты, полученные мной, удивили бы иных, заставили задуматься, куда катится этот мир, но опять ничего по моей конкретной проблеме. Однако мне было известно, что я не один такой особенный и нужно всего лишь правильно сформулировать поисковый запрос.

Попробуем. «Внутренний гид». «Невидимый советчик». «Скрытый помощник». Я перебрал все возможные комбинации, какие только приходили в голову, заменяя прилагательные, припоминая синонимы и не переставая изумляться, насколько же псевдофилософия нью-эйдж[29] повлияла на интернет-сообщество. И снова ничего интересного, разве что способ использовать свое подсознание для того, чтобы добиться успеха в качестве спекулянта недвижимостью.

Впрочем, попалась одна примечательная ссылка на Соломона, библейского персонажа, которая гласила, что старикан секретничал с каким-то внутренним царем. Я порылся еще немного в этой теме. И кто бы мог подумать, что библейская фигня может быть интересной и значимой? Но очевидно, когда мы думаем о Соломоне как о мутном прикольном бородатом деде, который ради смеха собирался располовинить ребенка, то упускаем из вида важную информацию.

Вот, например, Соломон построил храм в честь некоего Молоха, злого древнего божества, и отправил на тот свет братца, обнаружив в нем «лукавство». Как я понял, «лукавство» из библейского текста вполне могло подходить под описание Темного Пассажира. Но если связь есть, то какой смысл в том, что некто с «внутренним царем» в голове укокошил того, кто был одержим «лукавством»?

У меня от всего этого голова пошла кругом. Я не мог понять: надо ли верить, что у царя Соломона тоже был свой Темный Пассажир, или из-за того, что он считается хорошим парнем, надо полагать, что он обнаружил Пассажира у своего брата и за это пришил беднягу? Есть еще третий вариант: вопреки тому, что мы все думаем, он и вправду собирался рассечь того младенца надвое?

Но прежде всего какое вообще значение имеет то, что происходило несколько тысяч лет назад на другом конце света? Предположим, у Соломона был некий изначальный Темный Пассажир. Как это поможет мне снова стать прежним, смертельно обожаемым Декстером? Что мне делать со всей этой исторической статистикой? Я так и не получил ответа на свои вопросы: откуда взялся Пассажир, что собой представляет и как заполучить его назад?

Я пребывал в полной растерянности. Ну что ж, остается только сдаться, перестать бегать от судьбы, отдать себя на милость рока, принять личину Декстера-семьянина и бывшего Темного Мстителя. Привыкнуть к мысли о том, что больше никогда в жизни я не смогу ощутить холодящее покалывание лунного света своими наэлектризованными нервными окончаниями, скользя в ночи, словно живое воплощение холодного, острого клинка.

Я даже начал задумываться о том, что могло бы вдохновить меня на дальнейшее расследование, но кончилось все тем, что на ум пришли строки Редьярда Киплинга: «О, если ты спокоен, не растерян, когда теряют головы вокруг...»[30] или что-то в этом роде. Удовлетворения они не принесли. Может, Ариэль Голдман и Джессике Ортега тоже неплохо было бы знать Киплинга. В общем, мои поиски ни к чему не привели.

Ладно. Как еще можно назвать Пассажира? «Язвительный комментатор», «система предупреждения», «внутренний заводила». Я проверил их все. Некоторые результаты «внутреннего заводилы» оказались весьма любопытными, но не имели отношения к предмету моего поиска.

Может быть, попытать счастья с «наблюдателем», «темным наблюдателем», «скрытым наблюдателем»?

И последний бросок, навеянный очередными мыслями о еде, но тем не менее вполне оправданный: алчный наблюдатель.

Снова сплошной нью-эйдж. И тут один блог привлек мое внимание. Я щелкнул по ссылке и прочел вступительный параграф. Несмотря на то что я удержался от восклицания: «Вот оно!» - этот возглас соответствовал моим ощущениям.

«И снова мы с Алчным Наблюдателем погружаемся в ночь, - начинался рассказ. - Рыская по темным улицам, изобилующим добычей, подкрадываясь в предвкушении пира и чувствуя приближение прилива кровавых волн, которые вот-вот поднимутся, чтобы с головой накрыть нас ощущением ликования...»

Н-да. Скабрезненькое сочинение, а эта часть, про кровавый праздник, особенно противная, - но в целом похоже на мои чувства, когда мы с Пассажиром пускались в свои приключения. Приветствую тебя, родственная душа.

Я стал читать дальше. Весь текст был пронизан теми же ощущениями, что испытывал я, путешествуя в ночи со страстным желанием утолить голод под аккомпанемент шепота с присвистом, который указывал мне дорогу. Но вот, дойдя до того места, в котором я бы уже атаковал и нанес удар, рассказчик начинает говорить о «других», а потом в тексте появляются три знака из неизвестного мне алфавита.

Или известного?

Я лихорадочно схватил со стола папку с материалами по убийству девушек, вытащил фотографии,просмотрел - и нашел то, что искал.

Тоже три буквы, похожи на те корявые «млк» у дома Голдман.

Я снова взглянул на экран монитора: сходство не вызывало сомнений.

Что-то уж слишком явное совпадение. Скорее всего это очень важное - может быть, даже ключевое - к пониманию всей неразберихи. Да, вполне вероятно, только один маленький вопрос: что означают эти буквы?

И самое главное: какое отношение совпадение имеет ко мне? Я пришел сюда разобраться со своей личной проблемой пропавшего Пассажира, пришел поздно ночью, чтобы меня не дергала сестра и не отвлекала какая-нибудь работа. И теперь, судя по всему, если я хочу разрешить свою проблему, надо сначала разобраться с делом, которое ведет Дебора. Где справедливость?

Если и есть в этом мире, исполненном страданий и словоблудия, какая-то награда за мои мытарства, то я ее пока не обнаружил. Придется воспользоваться тем, что есть, и посмотрим, к чему это приведет.

Итак, на каком языке сделана надпись? Уверен, что это не китайский и не японский. Но насколько хорошо я знаком с другими азиатскими языками? Я раскрыл онлайновый атлас и стал перелистывать страны одну за другой: Корея, Камбоджа, Таиланд. Ни у одной из них алфавит и рядом не стоял. Что остается? Кириллица? Это довольно легко проверить. Я открыл страницу славянского алфавита. Пришлось долго на него смотреть; некоторые буквы похожи, но в итоге я пришел к заключению, что сходства нет.

Что дальше? Что остается теперь? Чем займется дальше умный человек, такой, каким раньше был я, или же чемпион интеллекта всех времен и народов царь Соломон?

Что-то зачирикало в глубинах моего подсознания, и я на мгновение прислушался к этому звуку, прежде чем откликнуться на него. Да, все верно, я сказал «царь Соломон». Тот парень из Библии, у которого был внутренний царь. «Что, серьезно? Связь, значит? Ты считаешь?»

Шансы на успех, конечно, малы, но проверить легко. Соломон, естественно, говорил на древнееврейском языке, и я легко обнаружил в сети этот алфавит. Буквы выглядели похожими. Похожими, но связи никакой, или как там говорили римляне - ipso facto?[31]

Стоп, стоп: а ведь изначальный язык Библии не иврит. Я начал бомбардировать свои серые клеточки и наконец получил ответ. Помню, что почерпнул эти данные из бесспорно научного источника: «Индиана Джонс: в поисках утраченного ковчега»[32]. А язык, который я искал, - арамейский.

Я стал читать дальше. В арамейской письменности, как и в иврите, не употребляются гласные. Их надо добавлять самим. Чудно, потому что надо знать это слово, чтобы его прочесть. Таким образом, «млк» могло быть «малик», «милк» и «милик», но этим варианты не исчерпываются, хотя и не имеют никакого смысла - по крайней мере для меня, - а это прежде всего. Но я трудился в поте лица, стараясь составить из букв осмысленное слово: «милок», «молак», «молек»...

И снова что-то щелкнуло в мозгу; я схватил мысль и вытащил ее на свет божий, чтобы хорошенько изучить. Опять царь Соломон. Еще до того как убить брата за «лукавство», он отстроил храм в честь Молоха. А у этого имени есть альтернативное прочтение, Молек, который известен как божество аммонитян[33].

На сей раз я начал поиски информации о культе Молоха и просмотрел десятки веб-страниц, зашел по нескольким ссылкам, говорившим одно и то же: поклонение божеству всегда было связано с потерей самоконтроля в результате экстаза и заканчивалось жертвоприношением. Наверное, люди бесились-бесились, а потом в один момент неожиданно понимали, что какой-нибудь Джимми почему-то оказался убитым и поджаренным. Что касается последовательности - возможны варианты.

Я не очень понимаю, что такое «потеря самоконтроля в результате экстаза», хотя и бывал на футбольных матчах на «Оранж боул». И, признаюсь, мне стало интересно: как проделывают такой фокус-покус? Я почитал еще, и оказалось, что все дело в музыке, настолько захватывающей, что состояние маниакального возбуждения наступало почти мгновенно. Но механика дела оставалась неясной - единственное более-менее четкое описание, которое я нашел, было переводом арамейского текста с огромным количеством примечаний, и среди прочего текст гласил: «Молох ниспосылал им музыку». Что же, толпа его жрецов шлепала по улицам под звуки барабанов и рогов?

«При чем тут барабаны и рога, Декстер?»

При том, что я их слышал в своем сне. Звуки барабанов и рогов, вливающиеся в хор счастливых голосов, и ощущение абсолютного вечного счастья, которое ждет не дождется тебя прямо за дверью.

Вполне можно назвать потерей самоконтроля в результате экстаза, не так ли?

Итак. Предположим, что Молох вернулся. А может, он никуда и не исчезал. Значит, омерзительное древнее божество, которому три тысячи лет, распространяет некую музыку, чтобы, э-э... а действительно, зачем? Чтобы выгнать моего Пассажира? Убить девушек в Майами - Гоморре наших дней? К этой головоломке я приспособил даже озарение, снизошедшее на меня недавно в музее: получается, у Соломона имелся изначальный Темный Пассажир, который теперь, появившись в Майами, словно лев, захватывающий власть в прайде, пытается убить всех здешних Пассажиров, потому что, хм... А действительно, почему?

Или надо поверить, что плохой парень из Ветхого Завета явился специально, чтобы добраться до меня? Договорился. Пора бронировать комнату с мягкими стенами в дурдоме.

Я рассматривал проблему под разными углами, но все равно остался ни с чем. Может, у меня мозг разваливается на части, как и вся моя жизнь. А может, я просто устал. Как бы там ни было, смысл ускользал от меня. Нужно разузнать про Молоха подробнее. А так как я сидел перед компьютером, было бы логично проверить, нет ли у него своего сайта.

Выяснение заняло несколько секунд: я настучал поисковый запрос, прошелся по списку, состоявшему из блогов, у авторов которых была большая проблема с самооценкой, онлайновых фэнтезийных игрушек и замороченного параноидального бреда, пока не нашел более-менее подходящую ссылку. Стоило мне нажать на нее, как на экране медленно начало прорисовываться изображение и одновременно...

Глубокий мощный ритм барабанов, настойчивые и усиливающиеся звуки рогов на фоне пульсирующего ритма, приятные для слуха, пока они не перерастают в хор голосов, которые прорываются сквозь музыку пронзительными воплями в предвкушении заоблачного счастья, - я услышал музыку из своего сна.

Потом посередине страницы возникла дымящаяся голова быка и две воздетых вверх руки, а над ними - три уже известные арамейские буквы.

Я сидел, тупо уставившись в экран, и мигал вместе с курсором, чувствуя, как музыка стремительно пронзает и возносит меня к тем неведомым высотам неизъяснимого экстаза, обещающего полный восторг, которые только возможны в мире удовольствий не для всех. Впервые за то время, пока такие странные ощущения бушевали во мне и выплескивались наружу, я почувствовал нечто новое, неисследованное и непритягательное.

Я испугался.

Не могу сказать, что и почему испугало меня, но не знаю, что хуже: непонятный горестный страх, который досаждал мне и отдавался эхом в опустевшем внутреннем пространстве, отгоняя все остальные заботы на второй план, или изображение этой вот бычьей головы и ужас, исходивший от нее.

«Это все ерунда, - твердил я. - Изображение животного и нестройные звуки какой-то не очень удачной мелодии». Я был полностью согласен с самим собой, но не мог заставить свои руки слушаться меня и оторвать их от колен. Два события, даже по времени никак несвязанные между собой, обнаруживали взаимную зависимость двух миров - сна и яви, и нечто, появившись во сне, а потом на экране монитора, оказывалось настолько могущественным, что я не находил в себе сил бороться с ним, а победить его рассчитывать не приходилось; оставалось только смириться с тем, как оно затягивает меня вниз, в самое пекло.

И внутри меня не было темного волевого голоса, который бы придал мне крепость стали и метнул, словно пику, в этого монстра. Я остался в одиночестве, в страхе, без помощи и без подсказок; Декстер оказался во мраке, с чудовищем и всеми его прихвостнями, притаившимися под кроватью и готовыми утащить меня в свой мир пронзительной и полной ужаса боли, где земля горит под ногами.

Движением, лишенным грациозности, я навалился на стол и выдернул шнур питания компьютера из розетки. Переведя дух, словно человек, получивший электрический разряд тока, я отскочил назад в свое кресло с такой силой, что конец шнура, словно кнут, хлестанул меня по лбу над левой бровью.

В течение нескольких минут я только дышал и ощущал, как пот катится по моему лицу и капает на стол. Не знаю, с чего я вдруг рванул с места, как барракуда, и хватанул этот шнур из розетки, только мною овладело дурное предчувствие, что я либо сделаю так, либо подохну. И не могу понять, откуда оно взялось, - видимо, из той новой темноты, требующей немедленного выполнения действия.

И вот я сидел в кресле и таращился в потухший экран монитора, раздумывая, кто же я такой и что сейчас произошло.

Я никогда не испытывал страха. Ведь страх - это эмоция, а у Декстера их нет. Бояться веб-сайта - это такая глупость, что для нее даже невозможно найти подходящих определений. Я не умею действовать иррационально, за исключением тех случаев, когда возникает необходимость вести себя как человек.

Тогда зачем я выдернул вилку и почему у меня дрожали руки - из-за горячей музыки и мультяшного быка?

Ответов нет, и я больше не уверен, что хочу их найти.

Я ехал домой и чувствовал, что за мной следят, хотя в зеркале заднего вида ничего не было всю дорогу.

А тот, другой, - примечательная личность; с такой жизнерадостностью Наблюдателю не приходилось сталкиваться давно. Этот случай оказался куда более интересным, чем предыдущие. Он даже стал ощущать нечто вроде родства с тем, другим. Да, печально. Если бы только можно было что-то изменить. Но есть в неизбежности судьбы, которая постигнет того, другого, и какая-то особая прелесть, и свои плюсы.

Даже находясь на приличном расстоянии от его машины, Наблюдатель видел признаки раздражения: машина то увеличивала скорость, то снижала; тот, другой, вертел зеркалами. Хорошо. Беспокойство - это только начало. Нужно вывести того, другого, за пределы беспокойства, и он постарается. Но сначала он должен убедиться, что тот, другой, знает, что его ждет. Однако пока что, несмотря на подсказки, похоже, другой еще не до конца это понимал.

Ну что же. В таком случае Наблюдатель просто будет повторять свои опыты раз за разом, пока тот, другой, не разберется, какая сила ведет охоту за ним. А после этого у того, другого, не останется шансов. Он явится на заклание, как беспечный ягненок - к мяснику.

До того момента хватит и одного наблюдения. Нужно дать ему понять, что он под колпаком. И даже если он все осознает и увидит лицо своего преследователя, это не даст ему форы.

Ведь лицо можно изменить. А вот Наблюдатель остается всегда прежним.

Глава 20

Нет нужды говорить, что той ночью я не сомкнул глаз. Весь следующий день я чувствовал усталость и не находил себе места. Я взял Коди и Эстор на прогулку в ближайший парк, сел на скамейку и попытался упорядочить всю информацию, которую получил к этому моменту. Но фрагменты не желали складываться воедино и образовывать осмысленную картину. Предполагаю, что если бы мне даже удалось состряпать из них более-менее сносную версию, то все равно не понял бы, как найти моего Пассажира.

Единственное, что было мне ясно, - мой Пассажир, как и другие его рода-племени, ошивался на этом свете уже без малого три тысячи лет. Но почему мой должен убегать от других - невозможно объяснить, ведь я и раньше встречался с другими Пассажирами, и это заканчивалось разве что вздыбленными перьями на крыльях. Моя теория про папочку-льва при свете солнышка в уютном парке на фоне играющих детей, выкрикивающих друг другу шуточные угрозы, казалась притянутой за уши. Если обратиться к статистике, то, судя по проценту разводов, у половины из них новый папочка и все они вполне себе благоденствуют.

Я был в отчаянии, впадать в которое для великолепного Майами просто абсурд. Пассажир исчез, оставив меня в одиночестве, и единственная перспектива, которую я для себя видел, - это заняться арамейским. Оставалось надеяться только на случайно пролетающий самолет, который польет меня отработанной водой и смоет мои мучения. С надеждой я поднял голову и увидел, что и здесь мне тоже не повезло.

Еще одна ночь бессонницы, которую наполняла странная музыка, приходившая в коротких сновидениях и будившая меня. Я вскакивал с кровати, чтобы следовать за ней.

Не знаю, почему мне казалось, что надо идти на эту музыку, хотя я плохо себе представлял, куда она меня приведет, но ясно, что это место где-то существует и мне нужно туда. Все, схожу с ума, медленно, но верно сползаю в серое одинокое сумасбродство.

Утром в понедельник помятый Декстер в полубессознательном состоянии, едва добравшись до кухни, был немедленно и безжалостно атакован ураганом «Рита», которая напала с пачкой бумаг и дисков.

- Я хочу знать, что ты думаешь, - ультимативно заявила она, однако я скорее почувствовал, чем осознал, что на ее месте ни за что не стал бы этого хотеть, учитывая отчаяние, которое поселилось во мне от тягостных размышлений. Но прежде чем я собрался с мыслями, чтобы высказать хоть какой-то протест, она швырнула меня за кухонный стол и начала разбрасывать передо мной бумаги.

- Вот такие цветы Ганс хочет использовать для декора, - начала она, показав мне фотографии с изображениями разного рода растительности. - Эти для алтаря. Совсем немного, я думаю, - сказала она, в отчаянии глядя на меня. - Что, никаких шуток насчет изобилия белого?

Хотя я признанный обладатель тонкого чувства юмора, шутки насчет белого цвета мне в голову не шли, но не успел я уверить Риту в обратном, как она уже стала листать страницы дальше.

- Ладно, - сказала она, беспечно махнув рукой. - А это оформление индивидуальных столов. И надеюсь, что это будет сочетаться с тем, что готовит Мэнни Борк. Хорошо бы Винсу его проведать, а?

- Ну... - протянул я.

- Господи Боже, посмотри, сколько времени, - заметила Рита, и прежде чем я успел произнести хотя бы еще один слог, она бросила стопку дисков мне на колени. - Я и так уже отобрала шесть групп, - сообщила она. - Ты не мог бы послушать их сегодня и сказать свое мнение? Спасибо, Деке. - Она не раздумывая наклонилась вперед, чмокнула меня в щеку, а потом направилась к двери, переходя к следующей части своего каталога. - Коди! Пора идти, дорогой.

Еще три минуты сутолоки, потом апофеоз с появившимися в дверном проеме кухни головами Коди и Эстор, и, наконец, входная дверь захлопывается. Наступает тишина.

И в этой тишине я вдруг услышал, как это было ночью во сне, эхо музыки. Я понимал, что должен вскочить со стула, броситься в дверь на свет божий, с клинком в зубах и отыскать эту штуку, откуда льется музыка, влезть в логово зверя и прикончить его, но не мог.

Веб-сайт с Молохом поселил во мне страх, и хотя я осознавал, что это глупо, неправильно, неэффективно и совершенно не по-декстеровски, все равно это ничего не меняло. Подумаешь, Молох. Какое-то идиотское древнее имя. Дряхлый миф, который сгинул тысячи лет назад вместе с храмом Соломона. Он ничего собой не представляет, это не что иное, как вымысел доисторических людей, просто ничтожество - и я его боюсь.

Казалось, остается только прожить этот день, повесив голову и надеясь, что это нечто не доберется до меня сегодня: ведь я устал как собака, вдобавок изматывала беспомощность, - но не тут-то было. Я чувствовал, что нечто уже взяло мой след, и почти ощущал его острые зубы на своей шее. Нужно постараться, чтобы его охота шла подольше, ведь только в один прекрасный момент я окажусь у него в лапах, заблею, судорожно застучу каблуками в пыли и протяну ноги. Во мне исчезло желание бороться, во мне не осталось вообще никаких стремлений, кроме рефлекторного подъема с утра на работу.

Я взял диски Риты и тяжелым шагом вышел из дома. Вставляя ключ в замочную скважину, чтобы закрыть дверь, я заметил, как от обочины объехал белый «авалон» с такой оскорбительной неторопливостью, что всю мою усталость и отчаяние как рукой сняло, я затрепетал от смертельного страха, который пригвоздил меня к двери, да так, что диски Риты выскользнули из рук и посыпались на дорожку перед домом.

Машина медленно доехала до знака «Стоп». Дрожа от страха, я малодушно наблюдал за ней. И когда ее задние фонари погасли, взревел двигатель и машина, пересекая перекресток, двинулась вперед, в Декстере проснулось что-то очень злобное.

Возможно, эту злость разбудило откровенно наглое и бесцеремонное поведение «авалона», а может, всплеск адреналина просто оказался неплохой добавкой к утреннему кофе. Как бы то ни было, я исполнился праведного гнева и начал действовать даже раньше, чем придумал, что буду делать. Не задумываясь, я кинулся к своей машине, прыгнул за руль, воткнул ключ в замок зажигания, завел двигатель и бросился вдогонку за «авалоном».

Проехав знак «Стоп», на перекрестке я дал газу и успел заметить, как машина повернула направо через несколько домов от меня. Я несся гораздо быстрее положенного и увидел, что он сворачивает налево, в направлении Первой автомагистрали. Стремясь сократить расстояние, я вдавил педаль газа в пол, охваченный безумным желанием сцапать его прежде, чем он затеряется в пробках часа пик.

Я был всего в одном квартале от него, когда он повернул на север по Первой автомагистрали. Я поехал за ним, невзирая на визг тормозов и оглушительный рев сигналов со всех сторон. Теперь «авалон» находился уже в десяти машинах от меня, и я призвал на помощь все свое мастерство езды в Майами, чтобы подобраться ближе, игнорируя разделительные полосы и не успевая восхищаться словообразованиями других водителей, которые пополняли мою лексику своими перлами, высказанными в мой адрес. Этот червяк свернул, и хотя показал еще не все зубы, я понял, что он готов к противостоянию. А я злился - еще одно откровение. Из моей тьмы меня выволокли в залитый светом серый угол, в котором сходились стены, но теперь все - поиграли, и хватит. Пришло время Декстера. И хотя еще не знал, что сделаю с водителем, когда поймаю, я был полон решимости.

Я снова оказался примерно на расстоянии половины квартала, когда водитель «авалона» заметил меня и тут же прибавил скорость, скользнув в настолько маленькое пространство в крайней левой полосе, что водитель, двигавшийся позади, дал по тормозам и съехал на обочину. Две машины за ним притерлись друг к другу, и на меня обрушились громкие звуки сигналов и скрежет тормозов. Я обнаружил местечко справа и миновал аварию, а затем снова метнулся влево, в открывшийся свободный длинный коридор. «Авалон» был на квартал впереди и набирал скорость, но я утопил педаль в пол и упорно мчался следом.

На протяжении нескольких кварталов расстояние между нами сохранялось стабильно. Потом «авалон» смешался с потоком, который образовался уже после той аварии, и я подобрался поближе, пока не оказался в двух машинах от него и не увидел темные очки, обращенные ко мне, в боковом зеркале. И вот, когда между нами оставалась одна машина, водитель «авалона» взял руль резко влево, так что машина отскочила на разделительную полосу, а потом крутанулась и скользнула внутрь потока во встречном направлении. Я даже не успел среагировать и только услышал смешки за спиной, когда преследуемая мной машина укатила в сторону Хомстеда.

Однако я не сдавался. Дело не в том, что поимка этой машины могла бы дать ответы на некоторые вопросы, хотя и в этом тоже. И я даже не вспоминал о таком абстрактном понятии, как «справедливость». Нет, это был один праведный гнев, берущий начало где-то в неисследованных уголках души и изливающийся из моего отключившегося мозга, действовавшего сейчас только на уровне инстинкта, прямиком в кулаки. Все, чего я хотел на самом деле, - это вытащить ублюдка из машины и врезать по физиономии. Желание причинить телесные повреждения в приступе гнева стало для меня очередным открытием, и оно настолько опьяняло, что затмило собой все импульсы логики, которые еще оставались. И в пылу погони я махнул в сторону разделительной полосы.

Моя машина издала пронзительный скрежет, вылетев на полосу, а потом еще раз, оказавшись уже по ту сторону. Огромный грузовике цементом едва не сшиб меня с дороги, проскочив всего в нескольких дюймах. Я гнался за «авалоном» дальше, в гораздо более просторном транспортном потоке, двигавшемся на юг.

Далеко впереди мелькали движущиеся белые пятна, и моей целью могло быть любое из них. Я снова надавил на газ и поехал резвее.

Боги дорожного движения были добры ко мне, и я успешно пробрался через размеренно двигавшиеся машины, прежде чем на светофоре впервые за весь путь попал на красный свет. На перекрестке покорно стояли несколько машин, и их никак нельзя было обойти, если только не повторить трюк со скрежетом и вылетом за разделительную полосу. Так я и поступил. Съехал с узкого конца разделительной как раз на перекресток таким образом, чтобы создать большие неприятности ярко-желтому «хаммеру», который по глупости соблюдал на дороге правила. Он резко вывернул руль, чтобы избежать столкновения, и это ему почти удалось; послышался тихий стук, когда я легонько задел его бампер, пролетая мимо перекрестка дальше, преследуемый очередным взрывом негодования в виде сигналов и криков.

Если «авалон» все еще ехал по Первой, то сейчас он должен был находиться примерно в четверти мили впереди меня, и я не стал дожидаться, пока расстояние между нами увеличится. Я поднажал еще на своей послушной, чуть помятой машине и уже через две минуты сумел поближе рассмотреть два белых автомобиля впереди. Это оказались внедорожник «шеви» и мини-вэн. Моего «авалона» нигде не было видно.

Я сбросил скорость только на мгновение и краешком глаза снова увидел, как он скользнул на парковку торгового центра по правой стороне. Я ударил по газам, пересек две полосы транспортного потока и влетел на эту парковку. Водитель «авалона» заметил меня, прибавил скорость и выехал на улицу, которая шла перпендикулярно Первой автомагистрали, устремляясь на восток так резко, как только мог. Я быстро пересек парковку и двинулся за ним.

Он заставил меня проехать по жилым кварталам примерно милю, а затем повернул за угол и миновал парк, в котором проводилось мероприятие по программе дневного ухода за детьми. Я был уже достаточно близко и вовремя заметил, как на дорогу перед нами ступила женщина с грудным ребенком и еще двумя детьми, которых вела за руку.

«Авалон» прибавил скорость и выскочил на тротуар, а женщина, продолжавшая неторопливо переходить дорогу, смотрела на меня так, словно я рекламный щит, который она никак не может прочитать. Я изловчился и объехал ее сзади, но один из ее детей внезапно вырвался и оказался прямо передо мной. Я резко затормозил. Машину занесло, и на мгновение мне показалось, что я вот-вот сшибу всю эту медлительную безмозглую компанию, которая стояла и наблюдала за мной без каких-либо признаков интереса. Но колеса снова обрели сцепление с дорогой, мне удалось «поймать» машину, прибавить газу и развернуться, описав круг на газоне одного из домов, расположенных против парка на другой стороне дороги. После этого я снова выехал на асфальт, шинами выбив из газона траву, и последовал за «авалоном».

Расстояние между нами оставалось неизменным на протяжении нескольких кварталов, но мне наконец повезло. «Авалон» на высокой скорости пронесся мимо очередного знака «Стоп», и на сей раз за ним подалась полиция, включив сирену. Началась погоня. Я не знал, стоит мне радоваться такой компании или завидовать сопернику, но в любом случае ехать за мигающими огнями и сиреной было гораздо легче, так что я поплелся в хвосте.

Два автомобиля, ехавшие впереди, совершили серию разворотов, и я надеялся подобраться чуть ближе, как вдруг «авалон» исчез из виду, а полицейская машина плавно остановилась. Через несколько секунд я оказался около полицейских и вышел из авто.

Я видел, как полицейский перебегает низко подстриженный газон, на котором виднелись черные следы шин, ведущие вокруг дома и дальше прямо в канал. «Авалон» боком лежал в воде; из него вылез человек и переплыл на другую сторону канала. Полицейский постоял, а потом прыгнул в воду и поплыл к наполовину затонувшей машине. После этого я услышал визг тяжелых тормозов за спиной и обернулся.

Желтый «хаммер» резко затормозил позади моего автомобиля, из него выскочил краснолицый человек с волосами песочного цвета и начал орать на меня.

- Ты, обдолбанный сукин сын! - кричал он. - Ты мне машину изуродовал! Ты какого хрена творишь?

Не успел я и рта раскрыть, чтобы ответить ему, как у меня зазвонил мобильный.

- Извините, - сказал я, и, как ни странно, человек с песочными волосами смирно стоял, пока я говорил по телефону.

- Где тебя черти носят? - требовательным тоном спросила Дебора.

- В Катлер-Ридж, любуюсь вот на канал, - сказал я. На секунду повисла тишина, а потом я снова услышал ее голос:

- Ну, суши свой зад и двигай в кампус. У нас новое убийство.

Глава 21

У меня ушло несколько минут, чтобы отвязаться от водителя желтого «хаммера»; я, возможно, проторчал бы там дольше, если бы не коп, прыгнувший в канал. Он выкарабкался из воды и прихлюпал к тому месту, где стоял я под градом непрерывных оскорблений и угроз и при этом не слышал ничего нового. Я вежливо молчал: видимо, человек давно хотел облегчить душу, и я не хотел, чтобы он продолжал находиться под грузом психологического давления, но, к сожалению, у меня было одно срочное дело по полицейской части, которое не могло ждать. Я пытался намекнуть ему на это, однако он, очевидно, принадлежал к тем личностям, которые не умеют одновременно кричать и слушать.

Так что появление злого и промокшего до нитки полицейского внесло свежую струю в очаровательный разговор, который становился монологом и начинал надоедать.

- Мне необходимо знать все, что вы сможете найти на водителя этой машины, - сказал я полицейскому.

- Мне тоже, - заметил он в ответ. - Удостоверение покажите.

- Я опаздываю, еду на место преступления, - объяснил я.

- На одно уже успел, - сказал он. Пришлось продемонстрировать ему свой мандат, он стал его с интересом изучать, роняя воду из канала на мою ламинированную фотографию. Наконец полицейский одобрительно кивнул и сказал: - Так, Морган, дуй отсюда.

По реакции хамоватого водителя «хаммера» вы бы решили, что он предложил отправить на аутодафе папу римского.

- Вы что, этого сукина сына просто так отпустите? - завизжал он. - Этот урод наскочил на мою машину!

Тогда коп, да благословит его Бог, просто посмотрел на человека, еще немного покапал водой и сказан:

- Ваши водительские права и регистрация. - Отличная ситуация для ухода, которой я и воспользовался.

Моя бедная, видавшая виды машина издавала очень неутешительные звуки, но ехать было нужно, ничего не поделаешь - придется везти меня до университета. Я даже ощущал, что машина мне стала как-то по-особенному дорога. Вот мы, два ослепительных рукотворных образца, выбитых из равновесия обстоятельствами, над которыми не властны. Прекрасная тема для горьких размышлений, которым я и предавался в течение некоторого времени. Гнев, который кипел во мне всего несколько минут назад, унялся, испариной скатился на газон, как с копа вода. Наблюдая, как водитель «авалона» переплывает на противоположную сторону каната, выбирается из воды и уходит прочь, я думал, как это в духе всех остальных событий: стоит только подойти поближе, и чувствуешь, что из-под ног выдергивают ковер.

А теперь очередное тело, хотя мы еще не знаем, что делать с первыми двумя. Такое ощущение, что нас, как гончих, выставили на трек и ждут, когда же мы поймаем липового кролика, который бежит всегда чуть впереди и прибавляет скорость каждый раз, как только несчастный пес подумает: «Еще немного, и я схвачу постреленка».

Подъезжая к месту, я увидел два полицейских автомобиля и четырех представителей закона, которые уже оцепили территорию вокруг галереи «Лоу арт мьюзим», отгородившись от толпы зевак. Приземистый шкафообразный коп с лысым черепом подошел ко мне и указал в направлении дальней части здания.

Тело ждало меня в кустах позади галереи. Дебора говорила с каким-то человеком - по всей видимости, студентом, - а Винс Мацуока сидел на корточках возле левой ноги трупа и осторожно тыкал в лодыжку шариковой ручкой. С дороги тела было не видно, но убийца особенно не старался скрыть дело своих рук. Беднягу поджарили так же, как и предыдущих, и лежала она точь-в-точь как те: руки на груди, тело вытянуто в струнку, а вместо головы - керамическая бычья. Я забылся и снова по привычке стал дожидаться, что скажет мой приятель изнутри, но не услышал ничего, кроме легкого тропического ветерка в голове. Я по-прежнему один.

Дебора подкатила ко мне, врубив звук на полную.

- Долго добирался, - прорычала она. - Ты где пропадал?

- Кружева плел, - ответил я и кивнул в сторону трупа: - Серия?

- Похоже, - сказала Деб. - Ну что там, Мацуока?

- Вроде есть зацепка, - заметил Винс.

- Наконец, черт ее дери, - отозвалась Дебора.

- Здесь ножной браслет, - сказал Мацуока. - Из платины, так что не расплавился. - Он взглянул на Дебору и одарил ее своей ужасной фальшивой улыбкой. - На нем написано «Тэмми».

Дебора нахмурилась и посмотрела на боковую дверь галереи. Там стоял высокий человек в полосатом костюме и, нервно поглядывая на Дебору, разговаривал с полицейским.

- Это кто? - спросила она у Винса.

- Профессор Келлер, - ответил он, - преподаватель истории искусства. Он нашел тело.

С тем же хмурым выражением лица Дебора поднялась и кивком головы дала понять копу, что хочет поговорить с профессором.

- Профессор... - сказала Дебора, когда тот подошел.

- Келлер. Гас Келлер, - представился он. Это был человек примерно шестидесяти с небольшим лет, со шрамом на щеке, словно он дрался на дуэли. Ему шел его возраст. В обморок он падать при виде тела, судя по всему, не собирался.

- Значит, это вы обнаружили девушку, - сказала Деб.

- Именно, - ответил он. - Я зашел посмотреть новую выставку - месопотамское искусство, мне это любопытно - и в кустах увидел ее. - Он нахмурился. - Наверное, где-то час назад.

Дебора кивала с таким видом, будто она в теме и все знает, включая месопотамское искусство. Обычный полицейский трюк, который развязывает собеседникам языки, особенно если может оказаться, что они причастны, даже самую малость. Но с Келлером это не прошло. Он только стоял и ждал следующего вопроса, а Дебора только стояла и изобретала его. Я по праву горжусь своими натренированными коммуникативными способностями, и мне совершенно не хотелось, чтобы молчание переросло в напряжение, поэтому я покашлял, и Келлер повернулся ко мне.

- А что бы вы могли сказать по поводу керамических голов? - спросил я. - С точки зрения искусства?

Дебора посмотрела на меня как на сумасшедшего, а может - с завистью, потому что задала вопрос не она.

- Сточки зрения искусства? Не много, - ответил Келлер, глядя на бычью голову у тела. - Судя по всему, эту изготовили по шаблону, а потом обожгли в печке примитивной конструкции. Может быть, даже в большой печи. Но на это интереснее взглянуть с исторической точки зрения.

- Что вы имеете в виду? - тут же вцепилась в него Дебора, и профессор пожал плечами.

- Не скажу, что все безупречно, - начал он. - Тем не менее некто явно старался воссоздать очень древнюю традиционную конструкцию.

- Насколько древнюю? - спросила Дебора.

Келлер поднял бровь и пожал плечами, словно давая понять, что она неверно поставила вопрос, но тем не менее ответил:

- Ей три или четыре тысячи лет.

- Действительно древность, - подтвердил я, и они оба так посмотрели на меня, что я решил добавить что-нибудь более умное: - И в какой части света такое практиковали?

Келлер кивнул. Ура, я умный.

- На Ближнем Востоке, - сказал он. - Похожий мотив мы находим в Вавилоне, а иногда и в окрестностях Иерусалима. Голова быка, по всей видимости, имеет отношение к культу одного из древних божеств. Очень мерзкого, к слову.

- Молоха, - дополнил я, и это слово поранило мне горло.

Дебора пристально посмотрела на меня, и я понял, что она утвердилась в своем мнении, будто я от нее скрываю какую-то информацию, однако профессор продолжил, и она снова обратила взгляд на него.

- Да, верно, - сказал он. - Молох любил человеческие жертвы. Особенно детские. Стандартный договор был таков: вы жертвуете своего ребенка, а он гарантирует взамен хороший урожай или победу над врагами.

- В таком случае в этом году надо ждать приличного урожая, - пошутил я, но никто из моих собеседников не счел мою ремарку достойной улыбки. Вот так всегда: из кожи вон лезешь, чтобы скрасить существование в этом жестоком мире, а окружающие - ноль внимания, фунт презрения.

- А какой смысл в том, чтобы сжигать тела? - осведомилась Дебора.

На губах Келлера появилась едва заметная снисходительная улыбка профессионала в стиле «молодцы, что спросили».

- А эго ключ ко всему ритуалу, - сказал он. - Существовала огромная статуя Молоха с бычьей головой, только статуя эта на самом деле была топкой.

Я вспомнил Голперна и его «сон». Он знал про статую заранее или она явилась ему тем же путем, что и мне та музыка? Или Дебора права и он был у статуи и убил девушек, каким бы невероятным этот факт ни казался?

- Топкой, - повторила Дебора, и Келлер кивнул. - И туда бросали тела? - спросила она с таким выражением лица, словно ей трудно поверить и в этом его вина.

- О нет, все гораздо интереснее, - сказал Келлер. - В ритуал привносилось ощущение чуда. Очень изощренное было сожжение. Но именно поэтому популярность Молоха продержалась так долго. Все выглядело убедительно и увлекательно. У статуи имелись руки, которые протягивались к собравшимся. После того как на них клали жертву, Молох будто оживал и съедал ее. Руки медленно поднимались, и статуя отправляла жертву себе в рот.

- И прямо в печь, - не удержался я, - пока звучала музыка.

Дебора странно посмотрела на меня, и я понял, что никто до этого момента музыку не упоминал, но Келлер не обратил на это никакого внимания и продолжил:

- Именно так. Рога, барабаны, пение -все вместе производило гипнотическое действие. В конце бог подносил жертву ко рту, и она падала: ему в рот, а потом - в пекло. Заживо. В общем, жертве приходилось невесело.

Я верил всему, о чем рассказывал Келлер; мне еще слышались отголоски ненавязчивых звуков барабана, и от них становилось невесело.

- А сейчас ему еще поклоняются? - спросила Дебора.

Келлер покачал головой.

- Нет. Насколько я знаю, вот уже две тысячи лет, - ответил он.

- Так, ну а это откуда взялось? - спросила моя сестра. - Куда ведут следы?

- Ну, информация-то ведь не секретная, - объяснил Келлер. - Это очень хорошо документированная часть истории. Кто угодно мог провести небольшое исследование и обнаружить все, что необходимо для совершения такого преступления.

- Но чего ради? - не унималась Дебора.

Келлер вежливо улыбнулся.

- Вот уж чего не знаю, того не знаю, - сказал он.

- Ну почему именно я должна с этим разбираться? - возмутилась сестренка так, словно именно Келлер должен был ответить ей на вопрос.

Он добродушно улыбнулся:

- Иногда полезно узнавать новое.

- Например, - сказал я, - теперь мы знаем, что где-то здесь должна быть огромная статуя с печью внутри.

Дебора молниеносно повернулась ко мне.

Я приблизился к ней и сказал:

- Голперн.

По тому, как она заморгала, глядя на меня, я понял, что ей эта мысль еще не приходила.

- Так ты считаешь, это был не сон? - спросила она.

- Не знаю, что считать, - ответил я. - Но если кто-то занимается этим Молохом всерьез, то почему бы ему не использовать все оборудование, которое нужно?

- Вот черт, - произнесла Дебора. - А где можно спрятать такую громадину?

Келлер вежливо покашлял.

- Боюсь, дело не только в этом, - сказал он.

- А в чем? - спросила Дебора.

- Понимаете, запах тоже пришлось бы прятать. Запах жареных человеческих тел. Он не сразу рассеивается, и забыть его невозможно. - Профессор смущенно пожал плечами.

- Значит, мы ищем огромную зловонную статую с печью внутри, - радостно проговорил я. - За этим дело не станет.

Дебора снова пристально посмотрела на меня, и в который раз я разочаровался в ее чувстве юмора и абсолютно негибком подходе к жизни - особенно с тех пор, как сам стал постоянным жителем этой Юдоли Печали, населенной человеческими существами; с того самого момента, когда Темный Пассажир начал плохо себя вести и отказался выйти из своего убежища.

- Профессор Келлер, - сказала она, отвернувшись от меня и оставив в одиночестве своего несчастного братца, - есть что-нибудь еще относительно всего этого бычьего дерьма, что может нам помочь?

Подающая надежды замечательная ремарка, которую стоило бы оценить, и я почти пожалел, что не я ее автор, но, видимо, она не произвела должного эффекта ни на Келлера, ни даже на саму Дебору. Она и не подозревала, что выдала нечто замечательное. Келлер всего лишь покачал головой:

- Это несколько не моя область. Я знаю этот предмет поверхностно, в той его части, которая касается истории искусства. Обратитесь к кому-нибудь более сведущему - к специалисту по философии или истории религий.

- Типа профессора Голперна, - снова шепнул я, и Дебора кивнула, продолжая смотреть на него.

Она уже собралась уходить и даже развернулась, как вдруг вспомнила, что надо быть вежливой девочкой; тогда она снова обратилась к Келлеру:

- Вы нам очень помогли, доктор Келлер. Пожалуйста, дайте знать, если вам придут какие-то мысли насчет этого дела.

- Конечно, - пообещал он.

Деб схватила меня под руку и быстро потащила за собой.

- Мы возвращаемся назад к секретарю? - вежливо осведомился я, когда руку уже свело.

- Да, - ответила она. - Но если выяснится, что какая-то Тэмми ходила на занятия к Голперну, я тогда вообще не знаю, что делать.

У меня с трудом получилось освободить одеревеневшую руку из ее захвата.

- А если нет?

Она только покачала головой и сказала:

- Пошли.

Но когда я проходил мимо трупа, что-то схватило меня за штанину, и мне пришлось остановиться и посмотреть вниз.

- Грм, - произнес Винс и смущенно покашлял. - Декстер, - продолжил он, и я поднял одну бровь. Он покраснел и отпустил штанину. - Есть разговор.

- Ради Бога, - сказал я, - но можно не сейчас?

Он возразил:

- Это очень важно.

- Тогда ладно. - Я сделал три шага к тому месту, где он сидел на корточках возле трупа. - Что у тебя?

Винс отвернулся, но, как бы ни старался скрывать свои эмоции, я знал, что его лицо наверняка раскраснелось еще больше.

- Я говорил с Мэнни, - сказал он.

- Замечательно. Я смотрю, ты остался цел и невредим, - заметил я.

- Он, э-э, - протянул Винс, - он хочет внести некоторые изменения. Хм. В меню. В твое. На свадьбу.

- Ха, - произнес я, несмотря на то что говорить «ха» в присутствии трупа как-то экстравагантно. Но я просто не устоял. - Случайно, не в сторону удорожания?

Винс отказывался смотреть на меня. Он кивнул:

- Да. Мэнни сказал, что его настигло вдохновение. Он хочет сделать что-то новое и невероятное.

- Я за него так рад, - сказал я, - но боюсь, что не могу позволить себе вдохновения Мэнни. Придется ему отказать.

Винс снова затряс головой:

- Ты не понимаешь. Он позвонил только потому, что ты ему понравился. И сказал, что контракт позволяет ему делать все, что угодно.

- И решил чуток увеличить цены?

Вот теперь Винс точно должен был стать по-настоящему красным. Он промямлил что-то про себя и попытался отвернуться еще больше.

- Что? - спросил я. - Что ты там говоришь?

- Вдвое, - сказал он очень тихо, но я расслышал.

- Вдвое, - повторил я.

- Да.

- Это пятьсот долларов за порцию.

- Я уверен, тебе понравится, - произнес ярко-красный Винс.

- За пятьсот баксов, конечно, понравится. Еще бы мне не понравилось. За пятьсот баксов он будет мне машины парковать, полы подметать и спины гостям чесать.

- Да это же целое событие, Декстер. О твоей свадьбе в журнале напечатают.

- Ну да, под названием «Банкротство сегодня». Мы должны поговорить с ним, Винс.

Мацуока покачал головой, продолжая смотреть в траву.

- Я не могу, - сказал он.

Какие все-таки интересные существа люди - в них поразительным образом сочетаются глупость, невоспитанность и бесхитростность. Даже в таких, которые все время прикидываются, - например, в Винсе. Передо мной предстал во всем своем блеске бесстрашный криминалист, сидящий в нескольких дюймах от мертвого тела, которое производит на него едва ли не больший эффект, чем деревянный болван, и тем не менее его бросает в дрожь при одной мысли о том, что придется лицом к лицу встретиться с тщедушным человечком, который стрижет капусту и кромсает шоколад.

- Ладно, - сказал я. - Сам поговорю.

Тут он наконец посмотрел на меня.

- Будь осторожен, Декстер.

Глава 22

Я догнан Дебору, когда она разворачивала машину и, к счастью, замешкалась, так что я успел прыгнуть в нее, и потом мы отправились к секретарю факультета. Она молчала всю недолгую дорогу', а я был занят своими мыслями.

Быстрый поиск по базе с моим новым другом секретарем не выявил никакой Тэмми на занятиях у Голперна. Но Дебора, которая ходила туда-сюда в ожидании результатов, оказалась готова к такому повороту.

- Посмотри прошлый семестр, - посоветовала она, нахмурившись. - А потом глянь у Уилкинса.

Замечательная идея, и словно в подтверждение этого я тут же получил результат: мисс Коннор на семинаре Уилкинса по ситуативной этике.

- Так, - деловито сказала Дебора, - бери адрес.

Тэмми Коннор жила в общежитии в нескольких минутах езды, и Дебора, не тратя времени зря, доставила нас на место и незаконно припарковалась перед зданием. Я еще не успел вылезти из машины, а она уже шагала к двери, так что мне пришлось ее догонять.

Комната Тэмми находилась на четвертом этаже. Дебора решила, что можно быстрее добраться до места по лестнице, перескакивая через две ступеньки, а не тратить попусту время, нажимая на кнопку вызова лифта. Ну а поскольку я никак не мог отдышаться, чтобы возразить ей, то и не стал этого делать и добрался до двери как раз в тот момент, когда темноволосая приземистая девушка в очках хмуро разглядывала мою сестру.

- Слушаю.

Дебора показала ей жетон и спросила:

- Тэмми Коннор?

- Я так и знала, - потрясенно сказала девушка, схватившись за шею. »

Дебора кивнула.

- Мисс, вы Тэмми Коннор?

- Нет-нет, что вы. Я ее соседка по комнате, Эллисон.

- Вы знаете, где Тэмми, Эллисон?

Девушка закусила нижнюю губу и стала жевать ее, отчаянно тряся головой.

- Нет, - ответила она.

- Сколько времени она отсутствует? - спросила Дебора.

- Два дня.

- Два дня? - Дебора подняла одну бровь. - Это обычно для нее?

Казалось, еще немного, и Эллисон съест собственную губу.

- Я не могу сказать.

Дебора долго смотрела на нее, прежде чем произнести:

- Боюсь, вам придется, Эллисон. У Тэмми очень большие неприятности.

Мне показалось, что эти слова не совсем правильно описывают ситуацию, ноя не стал вмешиваться, потому что сказанное Деборой уже произвело достаточный эффект на Эллисон.

- Ох! - сказала она. - Ох, ох, я знала, что это случится!

- А что именно? - спросил я.

- Они попались. А ведь я ей говорила.

- Уверен, что говорили. Скажите и нам.

Она быстро переступила с ноги на ногу.

- Ох! - снова произнесла Эллисон, а потом сдалась: - У нее роман с профессором. Боже, она меня убьет!

Лично я считал, что Тэмми уже никого не убьет, но на всякий случай решил уточнить:

- А Тэмми носила какие-нибудь ювелирные украшения?

Она посмотрела на меня так, словно я сумасшедший.

- Украшения? - спросила девушка, будто я произнес слово на иностранном языке - арамейском, например.

- Ну да, - не подавая виду, подтвердил я. - Кольца, браслеты, что-нибудь такое?

- Такое, как ее платиновый ножной браслет? - спросила Эллисон. Очень любезно с ее стороны.

- Да, например, - сказал я. - На нем ничего не было написано?

- Угу, было, ее имя. Боже, она так разозлится!

- А вы не знаете, с каким профессором у нее роман? - спросила Дебора.

Эллисон снова затрясла головой.

- Не могу сказать, правда, - замялась она.

- Это не профессор Уилкинс? - спросил я, несмотря на пристальный взгляд Деборы, кричавший: «Заткнись!» Реакция Эллисон оказалось более чем говорящей.

- О Боже! - воскликнула она. - Я вам этого не говорила.

 

Один звонок по мобильному - и мы получили адрес на Коконат-Гроув, где доктор Уилкинс заимел свой непритязательный домик. Это был район под названием «Мурингс», а это означало, что либо моя альма-матер неслыханно расщедрилась для профессоров, либо у него имелись дополнительные источники заработка. Когда мы поворачивали на улицу, полуденный дождь застучал по дороге косой пеленой, потом иссяк до тонких струек и снова разошелся.

Мы легко нашли нужный дом. Номер был прикреплен к желтой стене высотой футов семь, которая окружала строение. Подъездную дорожку перекрывали кованые ворота. Дебора остановилась перед воротами и припарковалась, мы вышли из машины и стали смотреть сквозь ворота. Домик был скромный, не больше четырех тысяч квадратных футов, располагался он в семидесяти пяти ярдах от воды. Может, Уилкинс и в самом деле не такой уж богатый.

Пока мы тыкались туда-сюда в поисках какого-нибудь сигнала, чтобы заявить о своем приезде и желании войти, открылась входная дверь и из дома вышел человек в ярко-желтом плаще. Он направился к припаркованному на дорожке синему «лексусу».

Громким голосом Дебора позвала его:

- Профессор? Профессор Уилкинс?

Человек выглянул из-под капюшона своего плаща.

- Да?

- Мы могли бы поговорить? - спросила Дебора.

Он медленно пошел к нам, наклонив голову так, чтобы видеть свою собеседницу.

- Смотря о чем. И кто это «мы»?

Дебора потянулась за жетоном, и профессор Уилкинс настороженно замер, без сомнения, уверенный в том, что сейчас она извлечет ручную гранату.

- Мы полиция, - успокоил его я.

- Да что вы говорите. - С полуулыбкой на губах он повернул голову ко мне, вздрогнул и застыл от удивления, и после этого выражение его лица стало напоминать скорее растерянную гримасу. Как спец по маскировке, я без труда его раскрыл - профессор испугался моей физиономии и попытался скрыть это под фальшивой улыбкой. Но зачем? Если он виновен, то полиция у ворот для него должна быть хуже, чем Декстер на пороге. Однако на Дебору Уилкинс посмотрел без эмоций и сказал: - Ах да, мы уже однажды встречались.

- Точно, - согласилась она в ответ и наконец выловила свой жетон.

- Простите, это надолго? Я просто очень спешу, - предупредил он.

- У нас всего несколько вопросов, профессор, - сказала Дебора. - Мы отнимем у вас не больше минуты.

- Что же, - уступил он, переводя взгляд с жетона на меня и быстро обратно, - тогда пожалуйста. - Он открыл ворота и широко их распахнул. - Не желаете войти?

Даже несмотря на то что мы уже промокли до нитки, уйти с дождя все-таки было бы неплохо, и мы последовали за Уилкинсом, сначала через ворота, потом по дорожке и наконец в дом.

Интерьер был оформлен в стиле, который я определяю как «кэжуал богатеньких парней Коконат-Гроув». Мне не приходилось видеть такого с далеких детских лет, когда стиль «модерн порочного Майами» прочно обосновался в этом районе. Старая школа; при взгляде на подобный образец декоративного мастерства сразу вспоминается прежнее название района - Нат[34]-Гроув, которое он получил из-за распространившегося здесь тогда свободного, можно сказать - цыганского, духа.

Красно-коричневые полы, вылизанные до блеска; справа, рядом с большим окном, из которого открывался живописный вид, - переговорная зона с кожаным диваном и двумя стульями в цвет. С другой стороны от окна располагался небольшой бар с закусками и огромным застекленным винным шкафом, а на соседней стене - абстрактное полотно в стиле ню.

Уилкинс провел нас мимо двух напольных горшков с растениями к дивану и замешкался, не доходя пару шагов.

- Э-э, - начал он, скидывая с головы капюшон, - мы слишком мокрые, чтобы сидеть на кожаной мебели. Вы не против барных стульев? - указал в направлении бара гостеприимный хозяин.

Я посмотрел на Дебору, та пожала плечами.

- Мы постоим, - сказала она, - дело всего на минуту.

- Ну хорошо, - сказал Уилкинс. Он скрестил руки на груди и улыбнулся Деборе. - Что заставило ваше руководство послать ко мне такую девушку в ужасную непогоду? - игриво поинтересовался он.

Дебора слегка порозовела - то ли от раздражения, то ли подругой причине, я не разобрал.

- Как давно вы спите с Тэмми Коннор? - прямо спросила она.

Уилкинс помрачнел, и на мгновение на его лице появилось очень неприятное выражение.

- Кто вам это сказал? - осведомился он.

Я видел, что Дебора пытается выбить его из равновесия, а так как никто не справляется с этой задачей лучше меня, решил вмешаться и спросил:

- А вам придется продать этот дом, если вы не получите штатную должность?

Его взгляд вцепился в меня, и не скажу, чтобы мне это понравилось. Он по-прежнему держал язык за зубами.

- Я должен был догадаться, - сказал Уилкинс. - Голперн в тюрьме разоткровенничался? «Это Уилкинс», да?

- То есть у вас не было романа с Тэмми Коннор? -спросила Дебора.

Профессор снова посмотрел на нее и, заметно прилагая усилия, вернул назад свою утраченную улыбку.

- Простите, - сказал он, - но как-то не хочется верить, что вы плохой полицейский. Хотя вы избрали удачную технику.

- Не совсем, - возразил я. - Вы же не ответили ни на один вопрос.

Он кивнул и не стал спорить:

- Хорошо. А Голперн вам рассказал, как ворвался ко мне в кабинет? Я обнаружил его у себя под столом. Бог знает, что он там делал.

- А почему вы решили, что он ворвался? - спросила Дебора.

Уилкинс пожал плечами:

- Он говорил, что я тайно испортил его документы для отдела кадров.

- А вы испортили?

Он посмотрел на нее, потом перевел неприятный взгляд на меня, а потом снова на нее.

- Я изо всех сил стараюсь вам помочь, офицер, - сказал он. - Но вы столько всего на меня навесили, что даже и не знаю, на какие вопросы отвечать.

- И поэтому ни на один не ответили? - поинтересовался я.

Уилкинс проигнорировал мою реплику.

- Если вы объясните мне, какая связь между Тэмми Коннор и документами Голперна, буду счастлив помочь. А вообще-то я спешу.

Дебора посмотрела на меня, ожидая совета или потому, что ей надоело смотреть на Уилкинса, не знаю. Я пожал плечами, и она опять обернулась к профессору.

- Тэмми Коннор мертва, - сказала Дебора.

- О Боже, - произнес Уилкинс без эмоций. - Как это случилось?

- Так же, как и с Ариэль Голдман, - ответила Деб.

- И вы были знакомы с ними обеими, - услужливо добавил я.

- Я так понимаю, с ними обеими были знакомы десятки людей. Включая Джерри Голперна, - парировал он.

- Значит, Тэмми Коннор убил профессор Джерри Голперн? - уточнила Дебора. - Прямо из тюрьмы?

Уилкинс пожал плечами:

- Я всего лишь сказал, что он их тоже знал.

- А у него тоже был с ней роман? - спросил я.

Профессор ухмыльнулся:

- Наверное, нет. Ну уж не с Тэмми, во всяком случае.

- Что это значит, профессор? - осведомилась Дебора.

Уилкинс снова пожал плечами:

- Ходят слухи. Студенты поговаривают, знаете ли. Некоторые из них считают, что Голперн голубой.

- В отличие от вас, - вставил я. - Если брать историю, например, с Тэмми Коннор.

Уилкинс хмуро посмотрел на меня, и скажу честно: будь я первокурсником в его университете, наверное, испугался бы.

- Вы сначала решите, что я с ними делал - убивал или спал.

- Одно другому не мешает.

- Вы посещали высшее учебное заведение? - спросил он.

- Допустим, - туманно ответил я.

- Тогда вам должно быть известно, что есть такой тип студенток, которые падки на преподавателей. Тэмми было больше восемнадцати, а я не женат.

- Но это не совсем этично - спать со студенткой, разве нет? - спросил я.

- Бывшей, - рявкнул он. - Я встречался с ней уже после окончания семестра. Закон с бывшими студентками встречаться не запрещает. Особенно если они сами на тебя бросаются.

- А вы их ловите, - подначил я.

- Вы пытались испортить документы Голперна?

Уилкинс перевел взгляд на Дебору, задавшую вопрос, и снова улыбнулся. Как приятно было наблюдать за кем-то, кто меняет эмоции так же быстро, как и я.

- Детектив, а вы усматриваете в моих действиях серию? - полюбопытствовал он. - Послушайте, Джерри Голперн отличный парень, только... не совсем стабильный. А теперь на него еще и все это свалилось, вот он и решил, что я сплю и вижу, как бы убрать его с пути. - Он пожал плечами. - Я не настолько искусен. По крайней мере по части заговоров.

- Значит, вы считаете, что Тэмми Коннор и остальных убил Голперн? - спросила Дебора.

- Я этого не говорил, - ответил он. - Но вы подумайте. Ненормальный - он, а не я. - Уилкинс сделан шаг в направлении двери и, посмотрев на Дебору, поднял бровь. - А теперь, если вы не против, мне пора.

Моя сестра вручила ему визитку.

- Спасибо, что уделили нам время, профессор, - сказала она. - Если вспомните что-нибудь, пожалуйста, позвоните.

- Обязательно позвоню, - сказал он, опять изобразив на лице свою противную улыбку, которая уже раздражала, и положил руку ей на плечо. Она пересилила себя и не отклонилась. - Ужасно не хочется выставлять вас на дождь, но...

Дебора с облегчением, как я заметил, выскользнула из-под его руки и направилась к двери. Я пошел следом. Уилкинс проводил нас до двери, потом до ворот, а затем сел в машину, задним ходом сдал на стоянку и умчался прочь. Деб стояла под дождем и смотрела, как он уезжает. По ее расчетам, это должно было заставить его занервничать, вылезти на дождь и во всем признаться. Учитывая погоду, я бы сказал, что она проявила нечеловеческое усердие. А я сел в автомобиль и стал ждать ее там.

Когда синий «лексус» скрылся из вида, сестра наконец присоединилась ко мне.

- У меня от этого ублюдка чертовы мурашки, - призналась она.

- Считаешь, он убийца? - спросил я. И почувствовал себя необычно, гадая, а не зная наверняка, как случалось раньше. Может ли кто-то еще, кроме меня, распознавать монстров, скрывающихся под различными масками?

Она раздраженно покачала головой. С ее волос упала капля и попала на меня.

- Просто, по-моему, он чертов ублюдок, - сказала она. - А ты как думаешь?

- А я уверен, что ты права, - отозвался я.

- Он не стал отнекиваться от романа с Тэмми Коннор, - заметила Дебора. - Но зачем врать и говорить, что она была у него в прошлом семестре?

- Рефлекс? - предположил я. - Он же претендует на штатную должность.

Она забарабанила пальцами по рулю, а потом решительно подалась вперед, завела двигатель и сказала:

- Я, пожалуй, за ним послежу.

Глава 23

Добравшись до работы, я обнаружил у себя на столе копию отчета о происшествии и понял: сегодня кто-то ожидает от такого трутня, как я, продуктивной деятельности. За это утро произошло уже много событий, и мне трудно было привыкнуть к мысли, что впереди, позвякивая кандалами, меня ждет еще целый рабочий день, поэтому я отправился добывать кофе, прежде чем отдать себя ему в рабство. Хотелось верить, что кому-нибудь пришло в голову купить пончиков или печенья, но это, конечно, глупая мысль. Не осталось ничего, кроме очень черного пережаренного кофе, которого хватило на полторы чашки. Я налил себе немного - остатки могли понадобиться действительно отчаянному парню - и поплелся назад за свой стол.

Я взял отчет и принялся его читать. Итак, некто на машине, принадлежащей мистеру Дариусу Старжаку, съехал в канал и скрылся с места происшествия. Сам мистер Старжак пока оказался недоступен для допроса. Я провел еще несколько минут, моргая и потягивая мерзкий кофе, прежде чем понял, что это отчет о происшествии, случившемся со мной этим утром. Еще несколько минут ушло на то, чтобы прикинуть, как с ним поступить.

Имя владельца машины вряд ли могло что-то дать, тем более она скорее всего угнана. Но предположить такое и успокоиться было бы хуже, чем попытаться проверить и оказаться ни с чем, поэтому я снова воспользовался своим компьютером.

Для начала - как обычно: регистрация машины, которая выявила, что человек живет на Олд-Катлер-роуд. Довольно престижное местечко. Дальше - полицейские данные: задержание машины для проверки, ордер на арест, алименты. Ничего. Мистер Старжак просто образцовый гражданин, который никогда не оказывался в объятиях длинных рук закона.

Ну ладно. Теперь само имя - Дариус Старжак. Имя Дариус встретишь не часто, особенно в Штатах. Я посмотрел данные иммиграционной службы и, к своему удивлению, попал в точку.

Во-первых, он доктор Старжак, а не мистер. Получил степень кандидата наук по религиозной философии в Гейдельбергском университете, а до недавнего времени трудился штатным профессором в Краковском университете. Я копнул поглубже и узнал, что его уволили из-за темной скандальной истории. С польским я на вы, но могу сказать «kielbasa»[35], если придется заказывать продукты в ларьке. Из прочитанного стало ясно - если мой перевод не совсем никчемный, - что Старжака выгнали за участие в каком-то тайном обществе.

Однако в файле не упоминалось, почему европейский ученый, который лишился работы, решил преследовать меня и угодил в канал. По-моему, это существенное упущение. Тем не менее я распечатал фото Старжака, которое прилагалось к его иммигрантскому досье. Посмотрев на фотографию, я попытался представить себе его лицо, спрятанное за большими темными очками, которые видел в боковом зеркале «авалона». Это вполне мог быть он. Или Элвис. Но, насколько я знаю, у Элвиса столько же причин преследовать меня, сколько у Старжака.

Тогда я решил разобраться основательно. Конечно, зануде из судмедлаборатории нелегко добыть доступ в Интерпол без особого разрешения, даже если он очень симпатичный и очень умный. Но, поиграв несколько минут в свою любимую игру в вышибалы, я проник в центральную базу данных Интерпола, и тут мне стало еще интереснее.

Доктор Дариус Старжак в четырех странах, за исключением США, внесен в список лиц, требующих особого внимания. Это объясняло, почему он здесь.

Хотя его вина осталась недоказанной, имелись основания предполагать, что он знает о перемещениях детей, которые осиротели в результате военного конфликта в Боснии, гораздо больше, чем говорит. В файле вскользь упоминалось, что, конечно, невозможно точно установить местопребывание этих сирот. В переводе с полицейского языка это означает: некто считает, что он их, возможно, убил.

Читая все это, я должен был ощутить дикий восторг в предвкушении расправы; должен, но не почувствовал ничего - ни отголосков, ни искорки, а только гнев, человеческий гнев, который клокотал во мне этим утром, когда я преследовал Старжака. Неадекватная замена темной непробиваемой уверенности, исходившей от Пассажира, к которой я привык. Но это лучше, чем ничего.

Старжак или тот, кто сидел в его машине, плохо обошелся с детьми, а теперь вот прикопался ко мне. Ну ладно. До этого момента меня кидало туда-сюда, как шарик от пинг-понга, и я довольствовался таким положением дел, пассивно и смиренно, оказавшись в ситуации унизительного подчинения из-за того, что меня бросил Темный Пассажир. Но была одна вещь, которую я осознавал и даже мог изменить.

Поданным Интерпола, выходило, что Старжак плохой парень, а точнее, он относится к тому типу людей, которых я обычно преследовал, занимаясь своим хобби. Кто-то следил за мной в его машине, а потом пошел на отчаянную меру и свалился в канал, чтобы ускользнуть. Возможен и такой вариант: некто украл машину Старжака, а сам он невиновен. Однако это маловероятно, и отчет Интерпола тоже предполагал другое развитие событий. Но чтобы удостовериться, я на всякий случай заглянул в сводку украденных транспортных средств. Машина Старжака в списках не значилась.

Ну хорошо: теперь я уверен, что это точно он, и все данные только подтверждали мою правоту. Мне было ясно, что нужно делать; я оказался внутренне одинок, но разве это может как-то помешать?

Теплый поток уверенности начал пробиваться из-под гнева и медленно, но верно доводить его до кипения. И это была не та самонадеянная уверенность, исходившая от Темного Пассажира, а чувство более глубокое и осознанное, чем простое наитие. Я оказался прав и был в этом уверен. Если у меня нет неопровержимых доказательств, как случается обычно, тем хуже для моего врага. Старжак довел ситуацию до точки, в которой отпала всякая нужда в доказательствах, и сам поставил себя в начало списка Декстера. Я найду его, и тогда от мерзавца останутся только плохие воспоминания и сухая капля крови в моей шкатулке из красного дерева.

Я решил, что раз уж впервые поддаюсь чувствам, то пусть этот слабый цветок надежды распустится. Может случиться, что вся эта история со Старжаком, из которой мне придется выбираться самому, вернет Темного Пассажира на место. Не представляю, как эти вещи взаимосвязаны. Но смысла не лишены, верно? Он же в таких случаях всегда появлялся и подгонял меня, так почему бы ему опять не оказаться здесь, если я создам еще одну такую ситуацию? Старжак рядом - только руку протяни, и я все равно скоро им займусь, ведь так?

Не пора ли мне становиться самим собой, даже если Пассажир не вернется? Именно я выполнял всю трудную работу тогда, может, и сейчас продолжить свое дело, даже в опустошенном состоянии?

На все вопросы был однозначный ответ: «да». На секунду я замер, ожидая привычного довольного шипения из потаенного внутреннего уголка, - но, естественно, не дождался.

Не беда. Сам справлюсь.

Накануне я заработался допоздна, поэтому выражение лица Риты, когда после обеда я сказал ей, что мне снова надо ехать в офис, было предсказуемо. От Коди и Эстор так просто избавиться не получилось, они ведь жаждали интересно провести день со мной, или в офисе, или дома - побросать мяч в корзину. Но немного лести и несколько угроз, высказанных общими словами, - и я отвязался от них и скользнул в ночь. Моя ночь, мой единственный друг, неразлучный с едва мерцающей луной в промокшем насквозь небе.

Старжак жил на охраняемой территории, однако низкооплачиваемый охранник в маленькой будке - фикция, рассчитанная на то, чтобы взвинтить цену за жилье, - не спасет от опытного изголодавшегося Декстера. Небольшая прогулка, которую пришлось совершить от машины до будки охранника, была полезна и приятна. В последнее время я встретил слишком много вечерних и утренних унылых зорь и теперь почувствовал себя в своей тарелке. Я крепко держался на ногах и продвигался к заветной цели.

Я медленно обходил квартал в поисках того места, где жил Старжак, стараясь не вызвать подозрений, словно я житель этого квартала и вышел вечерком погулять. Водном из окон фасада дома горел свет, на подъездной аллее стоял автомобиль с надписью на номерном знаке «Флорида», а сзади - «округ Манати». В Манати живет примерно триста тысяч человек, а машин с такими номерами как минимум в два раза больше. Известная уловка прокатчиков, придуманная для того, чтобы никто не догадался, что водитель взял машину напрокат и, значит, он турист, а этот еще и законная жертва для хищника в ломке.

Я почувствовал подступающее зудящее нетерпение. Старжак дома, и у него арендованная машина - следовательно, скорее всего это он сидел за рулем, а потом сиганул в канал. Я обошел дом сзади, держа ушки на макушке в ожидании любого сигнала, который свидетельствовал бы, что меня заметили, но ничего не произошло: я только услышал тихий звук работающего телевизора.

Я пошел дальше и увидел дом, в котором свет не горел, а противоураганные ставни были закрыты. Значит, в этом доме никого нет. Сквозь темный двор я добежал до высокой живой изгороди, которая отделяла этот участок от жилища Старжака. Пробравшись сквозь брешь в кустарнике, я надел налицо новую маску, натянул перчатки и стал прислушиваться и приглядываться. И тут мне в голову пришло соображение: если бы кто-нибудь сейчас меня увидел, наверное, подумал бы, как я глупо выгляжу. Никогда раньше меня это не заботило; радар Пассажира работал исправно и всякий раз сообщал мне о нежелательных гостях. Но теперь, оставшись без какой-либо внутренней помощи, я чувствовал себя беззащитным. И когда это ощущение захлестнуло меня, я осознал, что в пути еще одна неприятность: безграничная и обескураживающая глупость.

Что я творю? Я нарушил практически каждое правило, ни с того ни с сего сорвавшись сюда, без своей обычной скрупулезной подготовки, без достаточных оснований, без Пассажира, наконец. Чистое безумие. Я просто напрашиваюсь на то, чтобы меня раскрыли и сцапали копы или Старжак.

Я закрыл глаза и прислушался к необычным переживаниям, кипевшим во мне. Чувства - какая прелесть! Что дальше - игры в боулинг по вечерам? Онлайновая болталка на тему «Помоги себе сам с нью-эйдж» и рецепты травников для борьбы с геморроем? Добро пожаловать в человеческую расу, Декстер, бесконечно ничтожную и бесполезную человеческую расу. Мы надеемся, что вам понравится ваше короткое и тягостное пребывание.

Я открыл глаза. Можно сдаться, привыкнуть к мысли, что дни Декстера сочтены. Или - пройти через все, несмотря на риск, и снова вызвать к жизни то, чем я когда-то был. Предпринять действие, которое либо вернет Пассажира, либо поможет мне утвердиться на этом пути без него. Пусть со Старжаком не все гладко, но он рядом, я здесь и дело срочное.

Наконец я принял осмысленное решение, чего не происходило уже давно. Сделал глубокий вдох и двинулся к дому Старжака.

Оставаясь в тени, я пробрался к той стене дома, где имелась дверь, ведущая в гараж. Она была заперта, но Декстера запоры не страшат, и мне не понадобилась помощь Пассажира, чтобы справиться и ступить в темный гараж, бесшумно закрыв за собой дверь. У дальней стены стоял велосипед и верстак с аккуратно сложенными инструментами. Я мысленно отметил это, прошел гараж, оказался возле двери, которая вела в дом, и надолго задержался там, приложив к ней ухо.

Звук работающего кондиционера перебивал включенный телевизор, больше - ничего. Я послушал еще некоторое время, а потом легонько тронул дверь. Она оказалась незапертой, открылась медленно и бесшумно, и я пробрался в дом Старжака тихо, как тень.

Прижимаясь к стене, я скользнул в холл, туда, где виднелся фиолетовый отблеск экрана телевизора, остро осознавая, что если он непонятно почему вдруг окажется у меня за спиной, то подсветка будет что надо. Но, увидев наконец телевизор, я тут же заметил голову, которая возвышалась над диваном, и понял: доктор попался.

Держа наготове свою леску, которая выдержала бы рыбу весом пятьдесят фунтов, я подступил ближе. Началась реклама, и он немного повернул голову. Я замер, но тут его голова снова оказалась точно по центру. Я метнулся через комнату и набросился на него; моя леска, засвистев, туго стянула ему горло чуть выше адамова яблока.

Он заметался, от чего удавка только еще крепче затянулась. Я смотрел, как он бухается и хватается за горло, - зрелище было занятное, но прежнего хладнокровного ликования, к которому привык, не вызвало. Все равно лучше, чем рекламу смотреть, и я решил не мешать, пока его лицо не стало пунцовым, а метание не ослабло до легкого подергивания.

- Не двигайся и молчи, - приказал я, - тогда будешь дышать.

Он оказался понятлив: мгновенно выполнил мои указания и оставил свои жалкие попытки освободиться. Я ослабил петлю, совсем немного, и услышал звук его шумного вдоха. Я позволил только один, а потом снова стянул удавку и велел подняться на ноги.

- Иди, - приказал я, и он подчинился.

Я находился у него за спиной, удерживая леску так, чтобы он мог вдохнуть, только если очень постарается, и повел его по коридору к задней части дома, где был гараж. Когда я толкнул его к верстаку, он встал на одно колено, то ли споткнувшись, то ли сделав дурацкую попытку побега. В любом случае это не улучшило моего настроения, и я затянул петлю, наблюдая, как его глаза вылезают из орбит, лицо темнеет и он оседает на пол без сознания.

Мне же лучше. Я взвалил его тушу на верстак и надежно примотал изолентой, пока он все еще валялся без сознания, широко разинув рот. Изо рта с одной стороны текла тонкая струйка слюны, и он хрипел, даже несмотря на то что я ослабил натяжение петли. Я смотрел сверху на Старжака, привязанного к верстаку с разинутым ртом и неприглядной гримасой на лице, и думал о том, какие же мы все на самом деле жалкие. Вот как мы заканчиваем. Мешок костей, который поначалу дышит, а потом, когда перестает, превращается в гниющий мусор.

Старжак начал кашлять, изо рта снова хлынула слизь. Он попробовал выпутаться и понял, что не может пошевелиться. Его веки задрожали, и он открыл глаза. Пробубнив что-то невнятное, состоявшее из большого количества гласных, он закатил глаза и увидел меня. Конечно, моего лица сквозь маску он не разглядел, но мне стало не по себе от мысли, что он меня узнал. Старжак несколько раз подвигал ртом, но говорить ничего не стал, пока не опустил глаза вниз и, посмотрев на ноги, скрипучим голосом, с центральноевропейским акцентом и почти без эмоций, которые были бы вполне уместны в его положении, произнес:

- Ты совершаешь большую ошибку.

Я поискал шаблонный контраргумент, способный внушить ужас, но не нашел.

- Вот увидишь, - продолжал Старжак своим грубым ровным голосом. - Он все равно доберется до тебя, даже без меня. Твои дни сочтены.

Наконец-то. Я почти что услышал признание, что ублюдок преследовал меня с недобрыми намерениями. Но все, о чем я смог спросить, было:

- Кто он?

Старжак забыл, что примотан к верстаку, и попытался покачать головой. У него не получилось, но это его не слишком обеспокоило.

- Они тебя найдут, - повторил он. - Уже скоро. - Он дернулся, словно пытаясь помахать рукой, и сказал: - Давай. Убей меня. Они тебя найдут.

Я посмотрел на него, связанного по рукам и ногам и готового к моей особой заботе. Меня должен был переполнять ледяной восторг перед предстоящей работой, но его не было. Ощущение пустоты и безнадежной тщетности, как тогда, около дома, - вот все, что я чувствовал.

Я пошевелился, чтобы стряхнуть с себя панику, и заклеил Старжаку рот. Он слегка вздрогнул, но в остальном ничего не изменилось: он по-прежнему лежал отвернувшись и не демонстрируя никаких эмоций.

Я вытащил нож и посмотрел на свою неподвижную и непреклонную жертву. Я все еще слышал его ужасающее дребезжащее дыхание, и мне хотелось это прекратить, отправить его на тот свет, удавить эту ядовитую гадину, разрезать на куски и запечатать их в аккуратные сухие мешки для мусора, чтобы этот компост больше не смог угрожать, поглощать и гадить повсюду в хаотичном лабиринте человеческой жизни...

Но не смог.

Я безмолвно молил,, чтобы темные крылья, как прежде, раскинулись за моей спиной и озарили мое лезвие нечестивым отблеском беспощадной решительности, но ничего не вышло. Ничто не отзывалось в моей душе при мысли о том, что я должен выполнить это срочное и необходимое дело, которое совершал без проблем уже много раз. Единственным моим ощущением была пустота.

Я опустил нож, повернулся и вышел в ночь.

Глава 24

На следующий день я каким-то чудом заставил себя подняться с постели и отправиться на работу, несмотря на чувство полного отчаяния, которое разрасталось и набирало силу, словно маленький терновый сад. Я ощущал, как меня окутывает туман ноющей боли, в которой не было никакого смысла - возможно, только напоминание о никчемности всего происходящего в нашей обыденной жизни: в машинальных движениях за завтраком, в поездках на работу - ни в чем, потому что в угодничестве привычке разумного составляющего просто не может быть. Но я обо всем этом думал, позволив механической памяти мышц усадить меня в кресло, где обычно работал, включить компьютер и погрузиться в серую скуку дня.

Старжак стал моим фиаско. Не узнаю себя, даже не имею понятия, кто я такой или что я такое.

Дома Рита ждала моего прихода буквально на пороге, с выражением тревожной раздраженности.

- Надо определиться с группой, - напомнила она, - их может пригласить кто-нибудь другой.

- Ладно, - решил я. Почему бы и в самом деле не определиться с группой? Разве это менее достойное занятие, чем любое другое?

- Я собрала все диски, которые ты рассыпал вчера, - сказала она, - и рассортировала по цене.

- Сегодня послушаю, - пообещал я, и хотя Рита по-прежнему выглядела обиженной, вечерняя рутина наконец увлекла и успокоила ее, и она принялась готовить и убираться, пока я слушал рок-группу под двусмысленным названием «Чикен денс» и еще одну, «Электрик слайд»[36]. В обычных обстоятельствах я получил бы от этого столько же удовольствия, сколько от зубной боли, но. поскольку изобрести себе более интересное занятие не вышло, я честно изучил целую кучу дисков, и скоро пришло время опять отправляться в кровать.

В час ночи меня разбудила музыка, и вовсе не «Чикен денс». Я услышал барабаны и рога, а с ними хор голосов, которые пронизывали мой сон насквозь, поднимая на седьмое небо, и я проснулся на полу, все еще слыша их отголоски.

Я долго лежал так, не в силах осознать, что это все означает, и опасаясь возвращаться ко сну, дабы этот концерт не повторился снова. Но в итоге я все-таки добрался до кровати и, наверное, даже уснул, потому что, когда я открыл глаза, светило солнце, а с кухни доносились звуки.

 

Было воскресное утро, Рита напекла блинов с черничным сиропом - очень аппетитное начало нового раунда обыденной жизни. Коди и Эстор с энтузиазмом уплетали блины, и при других обстоятельствах я бы тоже не остался в стороне, однако сегодня было не обычное утро.

Трудно описать, насколько серьезным должен быть шок, чтобы отбить у Декстера охоту есть. У меня очень быстрый обмен веществ, поэтому изумительному устройству по имени Декстер нужно постоянно заправляться, а блины Риты я бы отнес к категории высококачественного и очень легко усвояемого топлива. И тем не менее в который раз я обнаруживал, что сижу, уставившись на вилку, не в силах собрать весь свой энтузиазм и довершить действие, положив еду в рот.

Довольно скоро все уже закончили есть, а я так и сидел, глядя на свою почти полную тарелку. Даже Рита заметила, что не все спокойно в декстеровском королевстве.

- Ты почти не притронулся к еде, - сказала она. - Что-то случилось?

- Это дело, над которым я работаю сейчас, - начал я изворачиваться. - Оно не выходит у меня из головы.

- А, - понимающе протянула она. - А ты уверен, что... то есть оно очень кровавое?

- Не то чтобы, - ответил я, теряясь в догадках, что она ожидала услышать. - Просто оно какое-то очень... загадочное.

Рита кивнула.

- Иногда стоит отвлечься, и ответ придет сам собой, - сказала она.

- Может, ты и права, - отозвался я и понял, что ляпнул не подумав.

- Ты будешь доедать? - спросила она.

Я опустил взгляд на тарелку с горой блинов, политых успевшим застыть сиропом. Выражаясь научным языком, я подозревал, что они вкусные, но сейчас они казались мне такими же привлекательными, как старая мокрая газета.

- Нет, - коротко ответил я.

Рита с тревогой посмотрела на меня. Когда Декстер не ест - дело нечисто.

- Может, на лодке покатаешься? - предложила она. - Это всегда помогает развеяться.

Рита подошла ко мне с напряженной тревогой во взгляде и положила руку на плечо, а Коди и Эстор подняли головы, и, прочитав на их лицах явное желание отправиться на лодке, я почувствовал себя так, словно меня затягивают зыбучие пески.

Я поднялся. Это уж слишком. Я своих ожиданий оправдать не сумел, а тут еще они со своими. Не могу сказать, что угнетало меня сильнее: неудача со Старжаком, навязчивая музыка или водоворот семейной жизни. Может, все вместе разрывало меня на части и со страшной силой уносило в сливное отверстие к прилипчивой обыденности, от которой хотелось кричать, а я не мог даже заскулить. Как бы там ни было, надо выбираться отсюда.

- У меня срочное дело, надо бежать, - сказал я, и они воззрились на меня с оскорбленным удивлением.

- А что за срочное дело? - произнесла Рита.

- Это по поводу свадьбы, - бросил я, слепо поддавшись своему импульсу и не представляя, что сказать дальше. К счастью для меня, хоть что-то пошло как надо: я припомнил разговор, который состоялся у нас с Винсом Мацуокой накануне. - Надо заскочить к организатору.

Рита просияла.

- Ты встречаешься с Мэнни Борком? О, - восхищенно протянула она, - это замечательно...

- Да-да, - подхватил я. - Я задержусь.

И вот, в разумное для субботнего утра время - без пятнадцати десять - я с удовольствием попрощался с немытой посудой и домоседством и забрался в машину. На улицах в это утро было необыкновенное затишье, и по дороге в Саут-Бич не случилось ни одного преступления, что бывает также часто, как снег в Фонтенбло[37]. Все текло своим чередом, я по-прежнему время от времени поглядывал в зеркало заднего вида. Пробок не было, и когда я припарковал машину, поднялся на лифте и постучал в дверь Мэнни Борка, часы показывали пятнадцать минут одиннадцатого.

Очень долго царило молчание, и тогда я постучал еще, на сей раз проявив побольше энтузиазма. Я уже готовился снести дверь с петель со всей своей приветливостью, когда она открылась и очень сонный и в основном голый Мэнни Борк, моргнув, воззрился на меня.

- Сиськи Христовы, - крякнул он. - Сколько времени?

- Десять пятнадцать, - весело сказал я. - Практически пора обедать.

Наверное, он еще не до конца проснулся или, может быть, ему это показалось смешным, но он повторил:

- Сиськи Христовы.

- Можно войти? - вежливо поинтересовался я, а Мэнни в ответ поморгал еще немного и толчком распахнул дверь.

- Дай Бог, чтобы это было что-нибудь стоящее, - сказал он, и я пошел за ним мимо загадочной штуки в прихожей к насесту у окна. Он вскарабкался на свой стул, а я сел напротив.

- Надо поговорить о моей свадьбе, - начал я, но он замотал головой и визгливо крикнул: - Фрэнки! - Ответа не последовало, и Мэнни подпер голову одной мизерной ручкой, а другую положил на стол и принялся барабанить по нему пальчиками. - Этой сучке лучше бы... черт тебя дери! Фрэнки! - снова взвизгнул он, на сей раз с надрывом.

Через секунду в дальней комнате его апартаментов послышалась возня, потом появился молодой человек, на ходу застегивая одежду, которую нацепил в спешке, и пытаясь наскоро справиться со своими жидкими каштановыми волосенками, прежде чем явиться пред светлые очи Мэнни.

- Привет, - произнес парень. - Ну то есть... ну ты меня понял. Доброе утро.

- Принеси сюда кофе, очень быстро, - сказал Мэнни, не поднимая на него глаз.

- Э-э... - протянул Фрэнки. - А, ладно. - Он задержатся еще на секунду, как раз для того, чтобы Мэнни успел сложить малюсенький кулачок и пронзительно завизжать: «Сейчас же!» Фрэнки сглотнул и подался в сторону кухни, а Мэнни снова подпер свою восьмидесяти пяти фунтовую тушку с таким кислым выражением лица, словно терпел атаку бесчисленных орд отвратительных демонов-идиотов.

Уяснив, что без кофе разговор не состоится, я повернул голову к окну и стал любоваться видом. На горизонте виднелись три грузовых судна, выкидывавших облачка дыма; чуть ближе к берегу рассеялись прогулочные яхты - мультимиллионные игрушки, направлявшиеся на Багамы, и батарея виндсерферов, плескавшихся у самого берега. Ярко-желтая лодка только отходила от берега, стремясь навстречу грузовым судам. Солнце светило, над водой парили чайки в поисках мусора, а я ждал, пока Мэнни получит свое вливание.

Кухню сотряс звук разбивающейся вдребезги посуды и приглушенный вопль Фрэнки: «Вот черт!» Мэнни крепко зажмурился, как будто это помогло бы ему скрыть непереносимое страдание, порожденное непроходимо глупым окружением. И только через несколько минут прибыл Фрэнки с кофейным сервизом: серебряным чайником странной формы и тремя приземистыми керамическими чашками в придачу, уместившимися на прозрачной пластине в виде палитры художника.

Трясущимися руками Фрэнки поставил перед Мэнни чашку и налил до краев. Мэнни сделал крошечный глоток, тяжело вздохнул без всяких признаков облегчения и, наконец, открыл глаза.

- Хорошо, - сказал он. И, повернувшись к Фрэнки, добавил: - Ступай убери свой тайный разгром, и если я потом наступлю на битое стекло, клянусь Богом, я тебя выпотрошу. - Фрэнки уковылял прочь, а Мэнни сделал еще один микроскопический глоток, прежде чем обратить ко мне свой сонный взор. - Ты хочешь поговорить о свадьбе, - произнес он так, словно не мог поверить своим ушам.

- Верно, - сказал я, и он скорбно покачал головой.

- Ты же такой сладкий, - констатировал Мэнни. - Да что вообще могло заставить тебя жениться?

- Налоговая льгота, - ответил я. - Мы можем обсудить меню?

- В субботу, ни свет ни заря? Нет, - отрезал он. - Это ужасный, бессмысленный, примитивный ритуал. - Как я понял, он говорил о свадьбе, а не о меню, хотя с Мэнни ни в чем нельзя быть уверенным. - Мне становится невыносимо, когда я слышу, что кто-то сознательно желает пройти через это. Но, - сказал он, обреченно махнув рукой, - хотя бы дает шанс поэкспериментировать.

- Я тут подумал: а может, удастся поэкспериментировать подешевле?

- Может, но не удастся, - сказал он и впервые за сегодняшнюю беседу продемонстрировал свои зубы, хотя улыбкой это можно было назвать, если только вы считаете, что мучить животных весело.

- Почему?

- Потому что я уже решил, что сделаю, и ты не сможешь мне помешать.

Если быть кристально честным, мне в голову пришло многое из того, что я способен был сделать, дабы уломать его, но, как бы весело это ни было, такие вещи шли вразрез с Кодексом Гарри, поэтому осуществить их я не мог.

- И тебя никак не ублажить? - Я продолжал надеяться.

Он с хитрецой глянул на меня и произнес:

- Смотря как будешь стараться.

- Я собирался сказать волшебное слово и много блаженно улыбаться, - пояснил я.

- Не пойдет, - ответил он, - не тот размах.

- Винс сказал, ты прикидывал по пятьсот долларов за порцию?

- Я не прикидываю, - огрызнулся Мэнни, - мне твои гроши до лампочки.

- Ну еще бы, - сказал я, стараясь немного его утихомирить, - это же не твои гроши.

- Твоя подружка подписала долбаный контракт, - пригрозил он. - Я могу тебя иметь, как мне в долбаную голову придет.

- Я могу что-то сделать, чтобы получить скидку? - с новой надеждой спросил я.

Его сердитый прищур превратился в плотоядный взгляд.

- Сидя на заднице - вряд ли, - произнес он.

- Как же в таком случае?

- Если ты спрашиваешь о том, что может заставить меня переменить свое решение, то лучше не напрягайся, потому что ничто в мире этого сделать не может. Да тут вокруг квартала уже очередь выстроилась из желающих нанять меня, я на два года вперед расписан, так что тебе делаю большое одолжение. - Его глаза расширились до нереальных пределов. - Приготовься увидеть чудо. И пухлый счет.

Я поднялся. Этот гном, судя по всему, не желал уступить ни цента, и я ничего не мог поделать. Мне хотелось сказать что-нибудь вроде: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним», - но этим я бы все равно ничего не добился. Поэтому я улыбнулся, бодро бросил: «Ну ладно» - и вышел из его апартаментов. Когда дверь закрылась, я услышал пронзительный голос Мэнни, который вопил на Фрэнки: «Ради Бога, подними свой зад и убери наконец это дерьмо с моего долбаного пола!»

По пути клифту я ощутил, как по моей шее сзади скользнул холодный словно сталь палец, и на мгновение меня повело, словно Темный Пассажир тронул пальцем воду и убежал, почувствовав, что она слишком холодная. Я стал как вкопанный и оглядел коридор.

Ничего. На другом конце человек с газетой возился около своей двери. Помимо него, никого не было. На секунду я закрыл глаза и спросил: «Что?» - но ответа не последовало. Я по-прежнему стоял один, если только за мной никто не подглядывал в замочную скважину одной из дверей. Это ложная тревога. Или скорее всего попытка выдать желаемое за действительное.

Я сел в лифт и спустился вниз.

 

Когда двери лифта сомкнулись, Наблюдатель выпрямился, все еще держа в руках газету, поднятую с коврика перед дверью. Газета - неплохая часть камуфляжа, и может сработать еще не раз. Он посмотрел в коридор и заинтересовался, что такого примечательного в той квартире, но сейчас это было не важно. Он выяснит все. Он выяснит все, что делал тот, другой.

Наблюдатель медленно сосчитал до десяти, а затем не спеша зашагал к другому концу коридора, к квартире, из которой вышел тот, другой. Разузнать, что он здесь забыл, - дело нескольких секунд. И тут...

Он не мог точно сказать, какие мысли проносились сейчас в сознании того, другого, - сразу освоить все премудрости нового тела никогда не получается. Настало время надавить на того, другого, вывести из пассивного состояния. Наблюдатель ощутил, как нарастающее желание действовать достигает темного властного облака, и услышал трепет темных крыльев внутри.

Глава 25

Занимаясь своим исследованием человеческих существ в течение жизни, я обнаружил, что, как ни старайся, предотвратить наступление понедельника не удастся. Конечно, люди не прекращают попыток, но понедельник все равно настигает их и всем трутням приходится вновь влачить свою унылую рабочую жизнь, полную бессмысленного тяжелого труда и страданий.

Эта мысль всегда утешает меня, ну а так как мне нравится излучать счастье в любом месте, где появляюсь, я сделал свой небольшой вклад, дабы смягчить удар от неизбежного наступления утра понедельника. Я принес на работу коробку пончиков, и вокруг нее немедленно разразился ажиотаж, устроенный ворчливыми сотрудниками; пончики исчезли прежде, чем я добрался до стола. Сомневаюсь, что у кого-либо есть более веские причины для угрюмого настроения, чем у меня, но вы бы мне не поверили, увидев, как коллеги выхватывают у меня пончики и при этом на меня же и ворчат.

Винс Мацуока, казалось, разделял царившее в управлении общее чувство легкой тоски. Он приковылял в мою каморку с выражением изумленного ужаса на лице. Очевидно, его вызвало какое-то очень волнующее событие, потому что смотрелось оно почти достоверно.

- Господи, Декстер, - произнес он. - О Господи, Декстер!

- Я пытался оставить тебе одну штуку, - сказал я, решив, что такую тоску он мог испытывать только при виде пустой коробки из-под пончиков. Но Винс покачал головой.

- О Господи, я не могу в это поверить! Он мертв!

- То есть пончики тут ни при чем, - сделал вывод я.

- Боже, а ведь ты встречался с ним. Ты встречался?

В любой беседе наступает такой момент, когда хотя бы один из собеседников неизбежно должен узнать, о чем же идет речь, и я подумал, что такой момент пришел.

- Винс, - начал я, - прошу тебя, сделай глубокий вдох, начни все сначала и сделай вид, как будто мы с тобой говорим на одном языке.

Он уставился на меня, как цапля на лягушку.

- Черт, - сказал он. - Ты что, еще ничего не знаешь? Твою мать.

- Какие слова, - оценил я, - неужели ты общался с Деборой?

- Он мертв, Декстер. Тело обнаружили вчера вечером.

- Значит, он еще полежит, пока ты не скажешь мне, о чем ты, черт возьми, говоришь.

Винс моргнул, глядя на меня, и его глаза неожиданно расширились и увлажнились.

- Мэнни Борк, - с придыханием произнес он. - Его убили.

Признаюсь, я испытал смешанное чувство. С одной стороны, мне, конечно, не жалко, что кто-то другой вывел маленького тролля из строя, а не я, в силу своих этических соображений, которые не позволили мне сделать это самому, но с другой стороны - теперь придется искать организатора на замену. Ах да, еще, возможно, придется состряпать какие-то показания для детектива, ведущего расследование. Досада только-только сменилась облегчением, но тут я вспомнил, что пончиков тоже не стало.

В итоге во мне поселилось раздражение при мысли о том, сколько забот из-за этой новой напасти ждет меня впереди. Однако Гарри натаскал меня достаточно хорошо и я знал, что демонстрировать такую реакцию, услышав о смерти знакомого, неприемлемо, поэтому сделал все возможное, чтобы натянуть на лицо выражение некоего подобия шока, озабоченности и печали.

- Ничего себе, - сказал я. - Надо же. Известно, кто это сделал?

Винс покачал головой.

- У него даже врагов не было, - сказал он, пребывая в добросовестном неведении относительно того, насколько неправдоподобно звучали его слова для тех, кто хотя бы однажды встречался с Мэнни. - Я хочу сказать, его все боялись.

- Знаю, - сказал я, - его фото в журналах печатали, и все такое.

- Не могу поверить, что кто-то мог сотворить с ним это, - убитым голосом произнес он.

Сказать по правде, я, наоборот, не мог поверить, что кто-то слишком долго тянул, чтобы сотворить с ним это, но говорить так было бы невежливо.

- Ничего, полиция разберется. Кто ведет дело?

Винс посмотрел на меня с таким лицом, словно я спросил у него, встает ли солнце по утрам.

- Декстер, - с изумлением произнес он, - ему отрезали голову. Так же, как тем троим из университета.

Когда мне было восемнадцать и я старался вписаться в общество, то какое-то время играл в футбол и однажды очень больно получил мячом в живот. Так вот, сейчас я испытал примерно такое же чувство.

- Ого, - произнес я.

- Естественно, дело передали твоей сестре, - сказал он.

- Естественно. - Меня вдруг посетила одна мысль, и, оставаясь преданным поклонником иронии на протяжении всей своей жизни, я решил спросить: - А его не поджарили, случайно?

Винс покачал головой:

- Нет.

Я поднялся.

- Пойду пообщаюсь с Деборой.

Дебора не была расположена к общению, когда я прибыл на квартиру Мэнни. Она находилась около Камиллы Фидж, которая помахивала кистью в поисках отпечатков около ножек стола у окна и не подняла голову, так что я заглянул на кухню, где Эйнджел «Не родственник» нагнулся над телом.

- Эйнджел... - Взглянув на тело, я обнаружил нечто такое, что меня крайне удивило. - А это что, действительно женская голова? - спросил я.

Он кивнул и ткнул в голову ручкой.

- Твоя сестра говорит, что это, типа, та, которая из музея, - ответил Эйнджел. - Что они ее сюда приладили, потому что он педрила.

Я взглянул на два среза: один - у самых плеч, другой - у подбородка. Срез на голове по всем признакам соответствовал нашим прошлым находкам, а вот другой, на теле Мэнни, выглядел грубо, как будто был сделан второпях. Края двух срезов аккуратно соединили, но они, конечно, не совпали. Я и сам, без нашептываний своего темного приятеля, мог определить, что в этом случае дело обстояло иначе. А то касание холодного пальца, которое я недавно ощутил на своей шее, могло иметь серьезное значение и, вполне вероятно, было связано с моими текущими неприятностями. Однако этот непонятный призрачный намек не порождал ничего, кроме беспокойства.

- Есть еще одно тело? - спросил я, припоминая несчастного запуганного Фрэнки.

Эйнджел пожал плечами, не поднимая глаз.

- В ванной, - сказал он, - из него торчит нож мясника. Голову оставили. - Он говорил обиженным тоном, словно был оскорблен тем, что некто потратил столько усилий и оставил-таки голову, ну а в остальном ему больше нечего было мне сказать, так что я отправился туда, где моя сестра сидела на корточках рядом с Камиллой.

- Доброе утро, Деб, - сказал я, изображая бодрость духа, которой вовсе не ощущал, и был не одинок, потому что она даже не взглянула на меня.

- Черт возьми, Декстер, - поприветствовала она меня. - Иди в жопу, если у тебя нет ничего стоящего.

- Да тут нигде вокруг ничего стоящего нет, - заметил я. - Но парня в ванной зовут Фрэнки. А это вот Мэнни Борк, которого даже в журналах печатали.

- С какого перепоя ты это знаешь? - осведомилась она.

- Нуда, может показаться странным, - признал я, - но я, вероятно, последний, кто его видел.

Дебора поднялась на ноги.

- Когда? - спросила она.

- В субботу утром. Около пятнадцати минут одиннадцатого. На этом самом месте. - И я указал на чашку, которая все еще стояла на столе: - На ней мои отпечатки.

Дебора смотрела на меня с недоверием и качала головой.

- Ты знал этого парня, - сказала она. - Он был твоим другом?

- Я нанял его организовывать мою свадьбу, - ответил я. - Он, как мне сказали, хороший специалист.

- Угу, - учла Деб. - И что ты делал здесь в субботу утром?

- Он повысил цену, - объяснил я, - вот и пришлось пожаловать сюда, чтобы попытаться уговорить снизить ее.

Она оглядела квартиру и бросила взгляд из окна на вид стоимостью миллион долларов.

- Сколько он требовал?

- Пятьсот долларов за порцию, - ответил я.

Ее голова крутанулась ко мне.

- Богомать, - выругалась она. - За что?

Я пожал плечами:

- Он мне не сказал и цену тоже не снизил.

- Пятьсот долларов за порцию? - воскликнула Дебора.

- Дороговато, да? Вот так.

Деб долго жевала губу не моргая, а потом схватила меня под руку и отвела подальше от Камиллы. Мне была видна лилипутская ступня, выглядывавшая из двери кухни, где дорогостоящего покойника настигла безвременная кончина, но Дебора затащила меня в дальний конец комнаты.

- Декстер, - сказала она, - поклянись, что это не ты его укокошил.

Как я уже говорил раньше, я не испытываю настоящих эмоций. Я долго и упорно тренировался, чтобы мои реакции в определенных обстоятельствах нельзя было отличить от подлинно человеческих, но на сей раз меня застали врасплох. Какое выражение лица подобрать, когда сестра обвиняет тебя в совершении убийства? Шок? Гнев? Удивление? Насколько я знаю, его нет ни в одном учебнике.

- Дебора, - с укоризной произнес я. Не блестяще, но это все, что пришло мне в голову.

- Потому что такое я тебе с рук не спущу, - предупредила она. - Точно не спущу.

- Да я бы ни за что, - сказал я. - Это же не... - Я покачал головой - это действительно нечестно. Сначала меня кинул Темный Пассажир, а теперь моя сестра и мои мозги тоже. Все крысы разбегались, пока судно Декстера медленно погружалось на дно.

Я сделал глубокий вдох и попытался организовать судовую команду, чтобы та начала вычерпывать воду. Моя сестра была единственным человеком на земле, который знал, что я представляю собой на самом деле, и, несмотря на то что Деб никак не могла привыкнуть к этой мысли, я думал, она имела представление о границах осторожности, которые установил для меня Гарри, и о том, что я никогда их не переступлю. Видимо, я ошибался.

- Дебора, - начал я, - мне бы никогда...

- Хорош, - отрезала она. - Мы оба знаем, что ты мог это сделать. Ты был здесь в то самое время. И мотив у тебя подходящий - не платить же ему пятьдесят штук. Либо так, либо это сделал парень, сидящий в тюрьме.

Будучи не совсем человеком, я сохранил чистый разум, не тронутый эмоциями. Но сейчас у меня складывалось впечатление, словно мои глаза застилает туман. С одной стороны, мне было обидно, что она подозревала, будто я могу совершить нечто настолько неаккуратное, а с другой - хотелось убедить ее, что я этого не делал. И еще уверить ее в том, что если бы я решился на это, то она никогда в жизни не узнала бы, однако говорить так было недипломатично. Поэтому я сделал еще один глубокий вдох и ограничился одним словом:

- Клянусь.

Сестра смотрела на меня долго и в упор.

- Серьезно, - добавил я.

Наконец она кивнула и сказала:

- Ладно. Конечно, лучше, чтобы это была правда.

- Это правда, - уверил ее я. - Я этого не делал.

- Угу, - отозвалась она. - А кто тогда?

Нет, серьезно, где справедливость? Я имею в виду, в жизни. Я тут стою и открещиваюсь от убийства, в котором меня обвиняет собственная сводная плоть и кровь, и в то же время по ее просьбе пытаюсь раскрыть это преступление. Я любовался гибкостью ее психики, которая позволяла Деборе выполнять такую мозговую акробатику, но желал бы, чтобы свое творческое мышление она направила в какое-нибудь другое русло.

- Понятия не имею, - сказал я. - И я... и мне в голову не приходят никакие, м-м, идеи на этот счет.

Она посмотрела на меня очень тяжелым взглядом:

- А почему я должна тебе верить?

- Дебора, - начал я и запнулся. Неужели пришло время рассказать ей о Темном Пассажире и том, что теперь его нет? Я ощутил, как меня захлестывают какие-то противные ощущения вроде тех, что бывают на начальной стадии гриппа. Неужели это эмоции, подмывающие беззащитные берега Декстера, как огромные приливные волны с токсичными отходами? Если так, то неудивительно, что люди такие жалкие существа. Это ужасный опыт.

- Послушай, Дебора, - произнес я, размышляя о том, как правильно начать.

- Господи, да слушаю я, - сказала она. - Но ты же молчишь.

- Это трудно объяснить. Я никогда не говорил об этом.

- Отлично, самое время начинать.

- Я, гм... у меня внутри такая штука, - сказал я, почувствовав себя полным идиотом и ощутив, как тепло заливает щеки.

- О чем ты? - возмущенно спросила она. - У тебя рак?

- Нет-нет, это... я, гм, слышу... оно говорит со мной, - выдал я. Почему-то я не мог смотреть на Дебору и отвернулся. На стене висело фото обнаженного по пояс мужчины, и я предпочел снова повернуться к сестре.

- Господи, - произнесла она, - ты хочешь сказать, что слышишь голоса? Господи Боже, Деке!

- Нет, - ответил я, - не голоса. Не совсем.

- Тогда что за хрень? - нетерпеливо воскликнула Дебора.

Пришлось снова взглянуть на обнаженного человека, а затем сделать глубокий вдох, прежде чем я смог повернуться к Деборе.

- Ну, когда мне внезапно становится ясно. На месте преступления, - пояснил я. - Это благодаря... потому что эта штука мне говорит.

Дебора внимала мне с застывшим, абсолютно неподвижным липом, словно слушала признание в ужасных преступлениях; наверное, для нее так и было.

- Значит, она тебе говорила. Каким образом? «Эй, это сделал некто по имени Бэтмен»? - осведомилась она.

- Что-то вроде того, - сказал я в ответ. - Ну, ты понимаешь. Маленькие подсказки, которые у меня появлялись...

- Которые у тебя появлялись, - повторила она.

Мне было просто необходимо опять отвернуться.

- Она исчезла, Дебора, - сказал я. - Что-то связанное с этим Молохом отпугнуло ее. Такого раньше никогда не случалось.

Она долго молчала, и я не видел необходимости высказываться за нее.

- А отцу ты рассказывал об этой твоей штуке? - наконец спросила сестра.

- Мне не пришлось, - ответил я. - Он сам все знал.

- А теперь твои голоса пропали, - сказала она.

- Один голос.

- И ты мне ничего по этому делу сказать не можешь.

- Да.

Дебора щелкнула зубами так громко, что я это услышал. А потом с шумом выпустила воздух, не разжимая челюстей.

- Ты или врешь мне, потому что виноват, - зашипела она на меня, - либо говоришь правду, и тогда ты чертов шизик.

- Деб...

- Чему мне верить, Декстер? А? Чему?

Мне показалось, что я снова чувствовал прилив гнева, впервые с тех пор, как был подростком, тем более что тогда я не был способен испытать это ощущение сполна. Но Темный Пассажир ушел, а я соскальзываю в самую что ни на есть человеческую сущность: все барьеры, отделявшие меня от нормальной жизни, исчезли; я переживал нечто очень похожее на подлинный гнев.

- Дебора, - сказал я, - если ты мне не веришь и думаешь, что это сделал я, то мне все равно.

Она взглянула на меня, и впервые за все это время я посмотрел на нее в ответ.

Наконец она заговорила.

- В любом случая я должна об этом доложить, - сказала Деб. - Официально ты не можешь даже близко сюда подходить.

- Ничто не принесет мне большего счастья, - ответил я. Она смотрела на меня еще мгновение, а потом сжала губы и вернулась к Камилле Фидж. Я глядел ей вслед, а потом направился к двери.

Действительно, я не видел никакого смысла ошиваться здесь, раз уж мне и официально, и неофициально дали понять, что делать мне тут нечего. Я, наверное, мог бы сказать, что мои чувства оскорблены, да вот беда: я был все еще слишком зол, чтобы ощущать обиду. Меня и вправду всякий раз изумляло, когда я узнавал, что кто-то проявляет ко мне нежные чувства, поэтому, когда Дебора выслушала мой лепет с пониманием, это стало для меня просто откровением.

Декстеру всегда везло, но сегодня по некоторым признакам мне казалось, что я потерпел поражение и мне придется отправиться в изгнание.

Я стоял и ждал прибытия лифта, как вдруг меня ошеломил внезапный хриплый окрик:

- Эй!

Я повернулся и увидел очень раздраженного старика, который бежал ко мне в сандалиях, надетых на носки, доходившие чуть ли не до самых его узловатых колен. На нем были натянуты мешковатые шорты, шелковая рубашка, а на лице - выражение абсолютно праведного гнева.

- Ты полиция? - требовательным тоном спросил он.

- Ну, не вся, - ответил я.

- Что с моей чертовой газетой?

До чего же лифты медленно ездят, не правда ли? Оказавшись в ловушке, я решил действовать вежливо, поэтому с воодушевлением улыбнулся старому психу и спросил:

- Вам не понравилась ваша газета?

- Я ее вообще не получал! - закричал он, от усердия становясь бледно-лиловым. - Я звонил и говорил вам и этой раскрашенной девице на телефоне, чтобы вы нашли мою газету! Я ей говорю, что у меня мальчишка газету ворует, а она трубку бросает!

- Мальчишка украл вашу газету? - уточнил я.

- А я что сказал? - воскликнул он, насей раз визгливо, от чего мое ожидание лифта стало еще менее приятным. - Я плачу чертовы налоги, чтобы она так со мной разговаривала? И смеялась надо мной, черт подери?!

- Но вы могли пойти за другой газетой, - осторожно попытался урезонить его я.

Однако его это не успокоило.

- Что значит - задругой? В субботу утром, в пижаме я должен идти за другой газетой? Почему же вы не хотите ловить преступников?

Лифт произнес приглушенное «динь», давая знать, что он прибыл, но меня это уже не интересовало, мне в голову пришла мысль. Такое со мной происходит время от времени. Большинство мыслей не поднимаются на поверхность - может быть, потому, что я слишком много времени занят не ими, а своими безуспешными попытками казаться человеком, - но эта медленно всплыла и, словно пузырек воздуха в грязи, звонко лопнула у меня в мозгу.

- В субботу утром? - спросил я. - А вы помните, сколько было времени?

- Конечно, я помню, сколько было времени! Я им звоню и говорю: «Десять тридцать, суббота, утро, а мальчишка мою газету ворует!»

- А почему вы решили, что это мальчишка?

- Да видел я в глазок, вот почему! - заорал он. - Я еще должен в коридор выходить, чтобы делать за вас вашу работу? Хрен вам!

- Вы говорите «мальчишка», - невозмутимо продолжал я. - А сколько ему было лет?

- Слушайте, мистер, - явно сдерживая эмоции, ответил он, - для меня всякий, кому нет семидесяти, мальчишка. А этому, наверное, около двадцати, и у него болтался рюкзак такой, они все их носят.

- Вы можете описать мальчишку? - спросил я.

- Ну я же не слепой! - огрызнулся старик. - Когда он поднял мою газету, я увидел у него татуировку, они все себе такие делают, прямо на шее, сзади.

Я почувствовал, как холодные пальцы пробежались по моей шее, и хотя знал ответ, на всякий случай поинтересовался:

- А что за татуировка?

- Идиотская, японский символ какой-то. Мы для этого, что ли, дерьмо из япошек выбивали, чтобы теперь ихние каракули шлепать на наших детей?

Похоже, он еще только входил в раж, и меня восхищала его жизнестойкость в таком почтенном возрасте, ноя понял, что уже пора передать его соответствующим властям, представленным здесь моей сестрой. Чувство удовлетворения загорелось во мне тусклым светом, не только в предвкушении, что я предоставлю ей подозреваемого лучше, чем бедный Дискриминированный Декстер, но, главное, сброшу старого пердуна на нее в качестве небольшого наказания за подозрения в мой адрес.

- Пошли, - сказал я старику.

- Никуда я не пойду, - уперся тот.

- Хотите пообщаться с настоящим детективом? - спросил я, и долгие часы, которые я провел, тренируя улыбку, окупились, потому что он нахмурился, огляделся по сторонам, а потом сказал:

- Ладно, пошли, - и последовал за мной туда, где сержант Сестренка буравила глазами Камиллу Фидж.

- Я тебе сказала: уйди отсюда, - бросилась она на меня со всей теплотой и обаянием, которые можно было ожидать от нее.

- Ладно, - ответил я. - А свидетеля с собой забирать?

Дебора разинула рот, потом закрыла, снова открыла и закрыла еще несколько раз, как будто пыталась понять, как дышат рыбы.

- Не смей... это тебе не... чтоб тебя черти взяли, Декстер! - наконец собралась она с мыслями.

- Смею, это мне да, и я уверен, так они и сделают, - ответил я. - А пока - этот пожилой джентльмен имеет кое-что сообщить.

- Какого дьявола ты меня пожилым назвал? - возмутился дед.

- Это детектив Морган, - сказал я в ответ. - Она здесь главная.

- Баба? - сердито проворчат он. - Неудивительно, что они никого не могут поймать. Баба-детектив.

- Обязательно расскажите про рюкзак, - наставлял его я. - И про татуировку.

- Какую татуировку? - требовательным тоном спросила она. - Вы о чем говорите, черт вас возьми?

- Следи за языком! - сказан старик. - Стыдно!

Я улыбнулся сестре.

- Приятной беседы, - пожелал я.

Глава 26

Заявлять с уверенностью, что меня снова пригласили на вечеринку, я бы не стал, но и уходить слишком далеко и упускать шанс соблаговолить принять извинения у сестрицы мне не хотелось. Поэтому я отошел к входной двери бывшей квартиры Мэнни Борка, где меня можно было заметить при надобности. К сожалению, убийца не стал красть гигантский шар блевотины неизвестного животного с постамента у двери.

Меня интересовало, сколько времени понадобится Деборе сделать логические выводы, когда она узнает о татуировке на шее. Мои размышления были прерваны громким голосом моей сестрицы. Она, используя официальные выражения, поблагодарила старика за его помощь и попросила звонить, если он вспомнит что-то еще. А потом они оба подошли к двери, причем Дебора крепко держала старикана за локоть, чтобы вывести вон.

- А как же быть с моей газетой, мисс? - запротестовал он, когда она открывала дверь.

- Сержант Мисс, - поправил его я, и Дебора бросила на меня угрожающий взгляд.

- Позвоните в редакцию, - посоветовала она. - Там вам возместят. - И с этими словами она практически выставила его за дверь, где он еще какое-то время стоял, дрожа от злости.

- Плохие парни побеждают! - крикнул он, а затем, ко всеобщему счастью, Дебора закрыла дверь.

- А он прав, знаешь ли, - сказал я ей.

- Знаешь ли, поменьше эмоций поэтому поводу, - огрызнулась она.

- А вот ты, наоборот, могла бы проявить их побольше, - возразил я. - Это же он, тот самый бойфренд, как его там?

- Курт Вагнер, - напомнила она.

- Похвально, - заметил я. - Ценю твое усердие. Значит, это был Курт Вагнер, и ты это знаешь.

- Ни хрена я не знаю, - призналась Деб. - Может быть, это совпадение.

- Ну конечно, - скептически сказал я. - С точки зрения математики может быть, что солнце встанет на западе, но такого не происходит. Кто тогда?

- Это чертов хрен, Уилкинс, - сквозь зубы процедила она.

- Надеюсь, за ним ходит «хвост»?

Она фыркнула:

- Нуда. Ноты же знаешь этих ребят. Решат вздремнуть или отойдут отлить, зато потом будут клясться, что все время сидели на посту. А тот парень, за которым их поставили смотреть, тем временем порежет наших девочек-припевочек.

- Ты все еще считаешь его убийцей? Даже при том, что этот парень с татуировкой был здесь тогда же, когда убили Мэнни?

- Ты тоже тут был, и в это же время, - напомнила она. - И потом, это преступление не похоже на другие. Смахивает больше на плохую имитацию.

- Тогда как сюда попала голова Тэмми Коннор? - поинтересовался я. - Нет, Деб, это Курт Вагнер, это должен быть он.

- Ладно, - сдалась она. - Может, и он.

- Может? - спросил я с удивлением. Все указывает на парня с татуировкой, а Дебора стоит и рассусоливает.

Она долго смотрела на меня, и это был взгляд, полный отнюдь не теплой сестринской любви.

- А может, и ты, - сказала она.

- Ну давай арестовывай меня, - в сердцах предложил я. - Умнее ничего не придумала? Капитан Мэттьюз будет просто вне себя от счастья: ты произведешь арест, а пресса вознесет тебя на небеса, потому что ты арестовала собственного брата. Умопомрачительное решение, Дебора. От этого даже настоящему убийце поплохеет.

Деб ничего не сказала, просто развернулась и ушла. Подумав несколько секунд, я тоже пришел к выводу, что это лучший выход. И последовал ее примеру, только в противоположном направлении - вон из квартиры, назад на работу.

Остаток дня оказался более продуктивным. Двое белых мужчин были найдены мертвыми в «БМВ», припаркованном на обочине шоссе Пальметто. Кто-то пытался украсть машину, увидел два трупа и позвонил в полицию, предварительно забрав с собой магнитолу и подушки безопасности. Причина смерти была налицо - множественные пулевые ранения. Газетчики называют такие убийства бандитскими разборками, потому что это дешево и практично. Тела и салон были в буквальном смысле изрешечены свинцом и залиты кровью, как будто убийца долго не мог разобраться, из какого конца ствола стрелять. Судя по входным отверстиям пуль в окнах машины, я удивился, каким чудом не пострадали другие автомобили, проезжавшие мимо.

По логике вещей, чем больше занят Декстер, тем удовлетворительнее его состояние, а кровищи в машине и на тротуаре хватило на несколько часов работы, но неудивительно, что счастливее от этого я не стал. Со мной и так случилось много непонятного, а теперь еще и размолвка с Деб. Было бы не совсем точно сказать, что я люблю Дебору, потому что любить я не способен - скорее я к ней привык, - поэтому предпочел бы, чтобы она болталась рядом и радовалась моим успехам.

За исключением нескольких обычных детских ссор, которые бывают между братом и сестрой, у нас с Деборой редко возникали серьезные разногласия, и я был немного удивлен, осознав, что недавняя перепалка здорово беспокоит меня. Несмотря на то что я бездушный монстр, который привык убивать, меня задело ее недоверие, тем более я поклялся и дал свое честное людоедское, что совершенно невиновен - по крайней мере в этом случае.

Я хотел поладить с сестрой, но меня оскорбляло ее слишком упорное рвение казаться полноправным представителем его величества Закона и нежелание быть моим доверенным лицом.

Несомненно, был смысл в том, чтобы тратить добрую порцию своего негодования на все это, потому что никакие другие предметы и события не отвлекали мое внимание; такие вещи, как свадьба, таинственная музыка и пропавшие без вести Пассажиры, всегда улаживаются сами собой, не так ли? Заниматься кровавыми пятнами - нехитрое искусство, особой концентрации внимания тут не требуется. Чтобы подтвердить это, я отпустил свои мысли бродить, погрузившись в мрачное состояние, и из-за этого поскользнулся на запекшейся крови и упал на одно колено на обочине дороги около «БМВ».

Боль от удара об асфальт немедленно отозвалась внутренней болью; я ощутил, как меня пронзают страх и поток холодного воздуха, поднявшиеся из отвратительного липкого месива и устремившиеся прямо в мою внутреннюю пустоту, и прошло еще некоторое время, прежде чем я снова смог дышать. «Спокойно, Декстер, - подумал я. - Это всего лишь маленькое болезненное напоминание о том, кто ты есть и откуда явился, вызванное стрессом. Это не эмоции - они тебе чужды».

Я поднялся на ноги и не стал распускать нюни, хотя мои брюки оказались порваны, колени болели, а одна штанина была измазана мерзкой кровью, которая тут же свернулась.

На самом деле мне не нравится кровь. Но на этих отвратительных бурых пятнах, пропитавших ткань до самого тела, словно сосредоточилась моя жизнь - со всей суматохой и полной опустошенностью существования без Пассажира. То, что я ощущал сейчас, - определенно эмоции, и они были мне неприятны. Я чувствовал, что дрожу и вот-вот закричу, но взял себя в руки, слегка отчистил кровь и решил не отступать.

Да, я испытывал эмоции.

И хотя лучше мне от такого открытия не стало, я кое-как дожил до конца дня, переодевшись в запасной комплект одежды, которую мудрые лаборанты, имеющие дело с разными жидкостями, всегда держат под рукой. И вот наконец пришло время отправляться домой.

Когда я ехал к Рите по Олд-Катлер, у меня на бампере повис красный «гео» и никак не хотел с него слезать. В зеркало лица водителя разглядеть не удавалось, и я подумал: может быть, я совершил какую-то оплошность, которая могла оскорбить ее или его. Я боролся с огромным соблазном дать по тормозам так, чтобы от «гео» щепки разлетелись во все стороны, но я был еще не до такой степени измучен и не считал, что, угробив собственную машину, смогу изменить ситуацию к лучшему. Я старался не обращать внимания на другую машину и думать, что это просто очередной полоумный водитель из Майами с таинственными планами надень.

Но он следовал за мной буквально бампер в бампер, и его планы меня заинтересовали. Я прибавил скорость. «Гео» - тоже, продолжая висеть на бампере.

Я поехал медленнее, «гео» затормозил.

Я пересек две полосы движения, и мне вслед возмущенно загудели сигналы, а раздраженные водители подняли средний палец. «Гео» не отставал.

Кто это такой? Что ему надо от меня? Неужели Старжак узнал, что это я скрутил его скотчем, и теперь преследует меня, полный решимости отомстить? Или насей раз кто-то другой - и если да, то кто? Почему? Я не мог заставить себя поверить в то, что за рулем сидит сам Молох. Разве древний бог может водить машину? Но кто-то же там сидит, и он настроен оставаться поблизости, а я не знаю кто. Я не находил ответа, обращаясь за помощью к тому, кого больше не было со мной, и неопределенность еще больше подстегивала мои чувства растерянности и опустошенности, мой гнев и беспокойство, и я вдруг осознал, что мои зубы стиснуты, а руки сжимают руль и блестят от холодного пота, и тогда мое терпение лопнуло.

Когда я мысленно приготовился врезать по тормозам и выскочить из машины, чтобы превратить лицо этого человека в кровавое месиво, красный «гео» вдруг соскользнул с моего бампера и свернул направо, растворившись в ночи Майами.

Тут не было ничего необычного, просто психоз в час пик. Вполне вероятно, водитель, который коротал время в пути, добираясь до дома, решил поиграть в пятнашки с идущей впереди машиной.

А я всего лишь измотанный бывший монстр в полубессознательном состоянии, со сжатыми руками и стиснутыми зубами.

Который едет домой.

Наблюдатель отстал, а затем вернулся назад. Он влился в поток, сделавшись невидимым для того, другого, и свернул на улицу к дому на приличном расстоянии оттого, другого. Ему нравилось висеть у него на хвосте на таком коротком расстоянии, заставляя его проявлять легкие признаки паники. Он провоцировал того, другого, чтобы проверить его готовность, и Наблюдателя порадовало, что он обнаружил ее. Привести того, другого, в нужное расположение духа - это тонкое искусство. Он делал такое и прежде много раз и умел читать знаки. Нервозность, но еще не на грани срыва, на которой он должен оказаться; пока что рано.

Теперь настало время поторопить события.

Сегодня случится нечто особенное.

Глава 27

Когда я приехал к Рите, ужин стоял на столе. Можно было предположить, что после всего, что пережил и передумал, я навсегда потеряю аппетит. Однако, войдя в переднюю, я почувствовал восхитительный аромат - Рита приготовила жареную свинину, брокколи, рис и фасоль, а в этом мире существует не так много вещей, которые могли бы сравниться с жареной свининой Риты. Декстер несколько смягчился, когда наконец отодвинул тарелку и встал из-за стола. Да и весь вечер я провел спокойно и даже умиротворенно: играл в баскетбол с Коди, Эстор и соседскими детьми, пока не пришло время идти спать, а потом мы с Ритой сидели на диване и смотрели шоу о сварливом враче.

Обыденность с жареной свининой Риты, Коди и Эстор, с которыми мне было интересно, не такая уже плохая штука. Возможно, вместе с ними я вновь переживу свои прежние приключения, как старый бейсболист, который становится тренером, когда его время на спортплощадке истекает. Им нужно многое освоить, а обучая их, я мог бы вспомнить дни своей померкшей славы. Грустно - да, но это хоть какая-то компенсация.

И, отходя ко сну, несмотря на то что знавал и лучшие времена, я поймал себя на мысли: а может, все складывается не так уж плохо, в конце концов?..

Это глупое предложение продержалось до полуночи, когда я проснулся и увидел Коди, стоявшего в изножье кровати.

- Там около дома кто-то есть, - тревожно сказал он.

- Ладно, - сонно отозвался я, чувствуя, как меня клонит в сон и мне совершенно неинтересно, почему он решил сообщить об этом.

- Они хотят войти, - настаивал он.

Я сел.

- Где? - спросил я.

Коди повернулся и пошел в холл, а я последовал за ним. Я был почти убежден, что ему просто приснился кошмар, но не забывал о том, что мы в Майами, а здесь такие веши случаются всего-то раз пятьсот - шестьсот в другие ночи.

Коди подвел меня к задней двери. Не доходя до нее шагов десять, мальчик встал как вкопанный, и я тоже.

- Там, - тихо сказал он.

И правда там. Это был не кошмар, по крайней мере не такой, который можно увидеть только во сне.

Ручка двигалась, словно кто-то снаружи пытался повернуть ее.

- Разбуди маму, - прошептал я Коди, - пусть звонит по девять-один-один.

Он посмотрел на меня так, словно был разочарован, что я не собираюсь бросить за дверь гранату и идти спать как ни в чем не бывало.

Я подошел к двери, тихо и осторожно. На стене рядом с ней был выключатель, который зажигал прожектор для освещения двора. Стоило мне потянуться к нему, дверная ручка перестала вращаться. Я все равно включил свет.

Сразу же после этого, словно по щелчку выключателя, кто-то начал ломиться во входную дверь.

Я повернулся и бросился в переднюю часть дома, но на полпути, в коридоре, столкнулся с Ритой.

- Декстер, - начала она. - Коди сказал, что...

- Вызывай полицию, - скомандовал я. - Кто-то хочет ворваться в дом. - Я посмотрел на Коди, стоявшего позади нее: - Приведи сюда сестру, прячьтесь в ванной, все. Заприте дверь.

- Но кому... мы же не... - начала было Рита.

- Быстро, - приказал я и, оттолкнув ее, бросился к входной двери.

Я опять включил наружный свет, и снова звук немедленно прекратился.

Только теперь послышался со стороны кухни.

И естественно, когда я прибежал на кухню, звук уже смолк, даже раньше, чем я успел зажечь свет.

Я медленно подошел к окну над раковиной и осторожно выглянул.

Ничего. Только ночь, забор и соседский дом, а больше вообще ничего.

Я выпрямился и стоял там еще какое-то время, ожидая, когда шум вновь послышится в другом конце дома. Этого не произошло. Я ждал затаив дыхание. Что бы это ни было, оно отступило. Исчезло. Я разжал кулаки и сделал глубокий вдох.

И тут Рита пронзительно завопила.

Я быстро повернулся, едва не вывихнув лодыжку, но заковылял к ванной комнате так быстро, как только мог. Дверь была заперта, но я слышал, как кто-то рвется в окно. Рита крикнула:

- Уходите!

- Откройте дверь! - воскликнул я, и через минуту Эстор широко распахнула ее.

- В окне, - сказала она довольно спокойно.

Рита стояла посреди ванной, поднеся к губам свои сжатые кулаки. Коди был перед ней, держа вантуз наготове, чтобы защитить ее в любой момент, и они оба смотрели на окно.

- Рита, - позвал я.

Она обернулась ко мне с широко открытыми глазами, полными ужаса.

- Но что им надо? - воскликнула она так, будто я мог ответить. И наверное, я бы ответил, если бы находился в обычных обстоятельствах. Обычными я называю те, в которых существовал прежний Декстер, когда мой Пассажир составлял мне компанию и нашептывал потрясающие секреты. Но сейчас мне было известно только одно: кто-то хочет ворваться в дом непонятно зачем.

Я не знал, чего они хотят, но что-то им было здесь нужно. Это очевидно.

- Давайте, - скомандовал я. - Уходите все отсюда.

Рита обернулась и посмотрела на меня, а Коди так и остался стоять.

- Быстро! - сказал я. Эстор взяла мать за руку, и они выбежали из ванной. Я положил руку на плечо Коди, подтолкнул его вслед за матерью и бережно вынул вантуз у него из рук, а затем повернулся к окну.

 

Я пятился из ванной, не спуская глаз с окна.

Рита сидела на кровати, Эстор - рядом, а Коди - на другой стороне. Дети были спокойны, а Рита - на грани истерики.

- Все хорошо, - сказал я. - Полицейские уже едут.

- А кто приедет? Сержант Дебби? - спросила Эстор у меня и добавила с надеждой: - Как ты думаешь, она убьет кого-нибудь?

- Сержант Дебби в постели, она спит, - сказал я. Сирена была слышна уже громче; с визгом шин полицейская машина остановилась напротив нашего дома, а сирена какое-то время еще продолжала ворчать. - Они здесь, - сказал я.

Рита вскочила с кровати и схватила детей за руки.

Мы покинули спальню, и когда подошли к входной двери, в нее уже настойчиво стучали. Но жизнь учит нас осторожности, поэтому я крикнул:

- Кто там?

- Это полиция, - отозвался строгий мужской голос. - У нас есть сообщение о возможном взломе. - Звучало правдоподобно, но, открывая дверь, я не стал снимать цепочку, так, на всякий случай.

Там, конечно, стояли два копа, один - лицом к двери, а другой отвернулся и осматривал двор и улицу.

Я закрыл дверь, снял цепь и снова открыл.

- Входите, офицер, - сказал я.

На его жетоне значилось имя Рамирес, и я понял, что немного знаком с ним. Однако он не сделал никаких попыток войти в дом, а только бросил взгляд на мою руку.

- Что-то стряслось, командир? - спросил он, кивая на мою руку. Я посмотрел и понял, что стою с вантузом в руке.

- Нуда, - проговорил я и положил вантуз в стойку для зонтов. - Извините. Это для самозащиты.

- Ага,- сказал Рамирес. - Все зависит от того, что есть у противника. - Он сделал шаг вперед и вошел в дом, через плечо обращаясь к своему напарнику: - Посмотри во дворе, Уильямс.

- Сейчас, - отозвался крепкий чернокожий мужчина лет сорока и, спустившись по лестнице, скрылся за углом дома.

Рамирес стоял посреди комнаты, глядя на Риту и детей.

- Ну, что за история? - спросил он, и не успел я ответить, как он искоса посмотрел на меня: - Почему мне знакомо ваше лицо?

- Декстер Морган, - представился я. - Криминалист.

- Точно, - вспомнил он. - Так что произошло, Декстер?

Я все рассказал.

Глава 28

 

Полицейские пробыли у нас еще минут сорок: осмотрели двор, окрестности, ничего не нашли, и это их, похоже, не удивило - впрочем, как и меня. А когда они закончили с осмотром, Рита приготовила им кофе и угостила овсяным печеньем, которое испекла сама.

Рамирес был уверен, что это ребятишки подшутили над нами, желая привлечь к себе внимание, и задуманное им удалось. Уильямс тоже старался убедить нас, что это просто шалость, а теперь все закончилось. Уходя, Рамирес добавил, что они будут наезжать еще несколько раз, до утра. Но как только стихли эти успокоительные слова, Рита засела на кухне с чашечкой кофе, чувствуя, что не в состоянии заснуть. Что касается меня, я проворочался минуты три, прежде чем вернуться к сновидениям.

И когда я полетел вдоль длинной гряды черных гор, устремившись в сон, то опять услышал музыку. И ощутил непередаваемое чувство радости и тепла на своем лице.

Потом я почему-то оказался в коридоре, с Ритой, которая трясла меня и называла по имени.

- Декстер, проснись, - говорила она. - Декстер.

- Что случилось? - спросил я.

- Ты ходил во сне, - ответила она. - И пел. Пел во сне.

И вот розовоперстая Эос застала нас обоих на кухне за кофе. Когда в спальне наконец зазвонил будильник, Рита сходила и выключила его, а вернувшись, посмотрела на меня. Я в ответ лишь молча взглянул на нее. Утро было обычным: мы сломя голову помчались на работу и все делали так, будто ничего особенного не случилось.

Но, конечно, все было иначе. Кому-то хотелось получить доступ к моей голове, и им удавалось это неплохо. А сейчас они пытаются попасть в мой дом, и я даже не знаю, кто это и чего они хотят. Остается предположить, что все неприятности как-то связаны с Молохом, а также с отсутствием моего Короля.

Если кратко сформулировать суть проблемы, то получится следующее: некто пытается что-то сделать со мной и подбирается к своей цели все ближе.

Для меня ясно, что рассматривать версию, будто некий древний бог, существующий и ныне, пытался убить меня, - абсурдно. Во-первых, никаких богов не существует. А даже если и существуют, зачем одному из них беспокоить меня? Судя по всему, какой-то человек устроил этот дурацкий маскарад с Молохом, дабы казаться более значительным и могущественным и заставить свои жертвы поверить в то, что он обладает особой магической силой.

Например, способен вторгнуться в мой сон и принудить меня слушать музыку? Но человек-хищник не умеет этого. И не может отпугнуть Темного Пассажира.

Все возможные ответы находились за гранью моего понимания. Может, сказывалось обычное пагубное влияние усталости, но я же не единственный на свете, кто устает, и что с того?

Утром я пришел на работу и не успел приступить к изобретению каких-то новых версий, как меня срочно вызвали на двойное убийство в тихий дом марихуанщиков в Гроув. Двух подростков нашли связанными, зарезанными и вдобавок изрешеченными пулями. Безусловно, это страшное преступление, но я был благодарен судьбе, что передо мной лежали мертвые тела без поджаристой корочки и с головами. Так все казалось нормальным, даже умиротворяющим, хотя бы временно. Распыляя свой люминол в различных направлениях, я испытывал состояние, близкое к счастью, так как благодаря этому занятию отвратительная музыка хоть на некоторое время оставила меня в покое.

Кроме того, у меня появилась возможность подумать, что я и сделал. Такие вещи я видел каждый день, и в девяти случаях из десяти убийцы говорят нечто вроде: «В голове как будто что-то щелкнуло», - или: «Когда я осознал, что делаю, было уже слишком поздно». Вот основные оправдания, и мне это казалось отчасти забавным - ведь я всегда знал, что делаю и почему.

И наконец, меня посетила такая мысль: я абсолютно не в состоянии сделать что-либо со Старжаком без моего Темного Пассажира. А отсюда следовало, что способность совершать подобные поступки принадлежит Пассажиру, а не мне самому. И это, в свою очередь, вполне может означать, что Пассажиры частенько играют с теми, у кого «щелкает» в мозгу, поселяясь в них на время.

До сих пор Пассажир никогда не покидал меня - находился со мной постоянно, «у себя дома», а не бродил по улицам, перебираясь в первого попавшегося негодяя.

Ладно, оставим это пока. Предположим, что есть блуждающие Пассажиры. Это может служить объяснением тому, что Голперн описывал как сон? Может, нечто вселилось в него, заставило убить двух девочек, а затем отправило домой и сунуло в постель?

Я не знаю. Но я понял, что в этой версии слишком много воды и я буквально захлебываюсь в ней.

К тому времени, когда я вернулся в свой кабинет, ближе к обеду, мне позвонила Рита и напомнила, что у нас на два тридцать назначена встреча с ее пресвитером. Говоря «пресвитер», я не имею в виду свитер хорошего качества. Каким бы странным это ни казалось, я имею в виду пресвитера, которого можно найти в церкви, если вам постоянно приходится посещать таковую по некоторым причинам. Со своей стороны я всегда считал, что если бы на свете был Бог, то он не позволил бы мне так размахнуться. Если я не ошибаюсь, то алтарь может пойти трещинами и рухнуть, случись мне войти в церковь.

Я сознательно избегал посещения религиозных зданий, но теперь мне пришлось отказаться от своих принципов, так как Рита хотела, чтобы ее знакомый пресвитер вел нашу свадебную церемонию. Но прежде чем оказать нам эту любезность, он хотел убедиться в моих человеческих качествах. Надо сказать, что в первый раз он проделал свою работу не слишком добросовестно, поскольку первым мужем Риты стал ублюдок-наркоман, который регулярно избивал ее, и пресвитер каким-то образом этого не распознал. А если от него ускользнуло нечто настолько очевидное раньше, шансы, что он разберется во мне, практически равнялись нулю.

Однако Рита высоко ценит этого человека, так что мы отправились в старинную церковь, построенную из известняка и расположенную в местечке Гроув, всего в полумиле от места преступления, на котором я работал в то утро. Рита прошла там конфирмацию[38], как она мне рассказывала, и знала пресвитера в течение долгого времени. Видимо, последний фактор имел немаловажное значение. Дело в том, что некоторые из духовных лиц в свое время привлекли к себе мое внимание и испытали мое хобби на собственной шкуре. Точнее, мое бывшее хобби.

Преподобный Джиллс ждал нас в своем офисе - или как это у них называется: обитель, келья, еще что? Слово «приход»[39] у меня всегда ассоциировалось с наркоманами. Возможно, разница есть, но, признаю, терминология не мой конек. Моя приемная мать Дорис пробовала водить меня в церковь, когда я был маленьким, однако после пары плачевных инцидентов стало очевидно, что ничего не выйдет, и Гарри положил этому конец.

В кабинете пресвитера было множество книг с невероятными названиями, которые, несомненно, предлагали самые неожиданные рецепты избавления от того, от чего Бог рекомендовал воздерживаться. Они предлагали экскурсы в потемки женской души, хотя не указывали, о душах каких именно женщин идет речь, и советы, как заставить Христа работать на вас (надеюсь, хотя бы не за деньги). Была даже одна о христианской химии, что, по моему мнению, выходило за рамки дозволенного, хотя фокуса с превращением воды в вино там скорее всего не было.

Мое внимание привлекла книга с надписью, сделанной готическим шрифтом на корешке. Я повернул голову, чтобы прочитать название, просто из любопытства, но когда прочел, почувствовал, как меня трясет, словно я проглотил лед.

«Одержимость демонами: факт или вымысел?» называлась книга, и, уразумев название, я отчетливо услышал звук монетки, падающей на дно автомата по выдаче мыслей.

Сторонним наблюдателям легко качать головой и говорить: Декстер совсем бестолковый, раз никогда не задумывался об этом. Но я действительно не думал. Слово «демон» имеет много отрицательных толкований. Пока Нечто присутствовало у меня, казалось, не было необходимости определять его всякими оккультными терминами. И только теперь, когда оно ушло, мне понадобились некоторые пояснения. Что же плохого в этом слове? Немного старомодного сама его древность утверждала, что в этом что-то есть, некая связь, уходящая корнями во вздорную историю с Соломоном и Молохом и продолжающаяся поныне, вплоть до истории со мной.

Темный Пассажир - демон? А его отсутствие означает, что его изгнали? Если да, то кто? Некто чрезвычайно добрый? Не припомню, чтобы встречал нечто подобное в своей жизни. На самом деле все обстоит иначе.

Но может ли нечто чрезвычайно плохое изгонять демонов? Я имею в виду, что может быть хуже демона? Возможно, Молох? Или, может, демон изгнал сам себя по какой-то причине?

Я старался утешиться тем, что по крайней мере теперь задаюсь рациональными вопросами, но я не чувствовал особого облегчения и мои мысли были прерваны, когда дверь открылась и появился его преподобие Джиллс - в хорошем настроении и сияющий, как начищенный чайник.

- Так-так, - загадочно произнес он.

Священнику было слегка за пятьдесят, он выглядел откормленным (значит, сбор десятин процветал). Пресвитер вплотную приблизился к нам, обнял Риту и чмокнул в щеку, а потом обернулся ко мне и предложил теплое мужское рукопожатие.

- Так, - сказал он, с опаской поглядывая на меня. - Значит, вы Декстер.

- Вроде бы, - ответил я. - К сожалению.

Он кивнул с таким видом, словно понял, что я сказал.

- Располагайтесь, прошу вас, отдыхайте, - предложил он, а сам обошел стол и сел в огромное вращающееся кресло.

Я поймал его на слове и расположился в красном кожаном кресле напротив, а Рита присела на краешек своего и принялась нервно ерзать.

- Рита, - произнес он и снова улыбнулся. - Так-так. Значит, ты готова попробовать снова, не так ли?

- Да, я... то есть... в смысле, наверное, - промямлила Рита, отчаянно краснея. - То есть да. - И, похожая на улыбающийся красный смайлик, она посмотрела на меня и произнесла: - Да, готова.

- Хорошо, хорошо, - сказал преподобный Джиллс, а потом обратился ко мне с излишней озабоченностью: - Декстер, вот о вас я бы хотел узнать побольше.

- Ну что ж, начнем с того, что меня подозревают в убийстве, - честно признался я.

- Декстер, - одернула меня Рита и вопреки законам природы стала еще более красной.

- Полиция считает, что вы кого-то убили? - решил расспросить поподробнее преподобный Джиллс.

- О, не вся, - сказал я, - только моя сестра.

- Декстер - криминалист, - выпалила Рита. - Его сестра - детектив. А это - это он просто пошутил.

И пресвитер снова кивнул мне.

- Чувство юмора полезно в любых отношениях, - заметил он.

На какое-то время преподобный Джиллс замолчал, его лицо приобрело задумчивое и даже где-то озабоченное выражение, а потом он сказал:

- А как вы относитесь к детям Риты?

- О, Коди и Эстор просто обожают Декстера, - ответила Рита вместо меня, и, казалось, она была счастлива, что мы больше не говорим о том, что я под подозрением.

- Да, но как Декстер относится к ним? - мягко настаивал священник.

- Я их люблю, - ответил я.

Преподобный Джиллс кивнул:

- Хорошо. Очень хорошо. Иногда дети становятся обузой. Особенно когда они не твои.

- У Коди и Эстор очень хорошо получается быть обузой, - заметил я. - Но меня это не тяготит.

- Им нужно наставление в жизни, - сказал он, - ведь они через многое прошли.

- О, об этом уж я позабочусь, - уверил его я и подумал, что вдаваться в детали излишне, поэтому добавил: - Они и сами жаждут, чтобы их наставили.

- Превосходно, - заключил священник. - Значит, они будут ходить в воскресную школу, верно?

Мне это показалось неприкрытой попыткой шантажа в целях обеспечения его потребительской корзины в будущем, но Рита отчаянно закивала и я смирился. Кроме того, я обоснованно считал, что, кто бы что ни говорил, Коди и Эстор обретут свой духовный комфорт где - нибудь в другом месте.

- Теперь что касается вас, - сказал он, откидываясь в своем кресле и потирая тыльную сторону одной руки ладонью другой. - В сегодняшнем мире отношения должны строиться на прочном фундаменте веры, - продолжил преподобный, выжидающе глядя на меня. - Декстер? Каковы ваши соображения?

В целом у меня имеются кое-какие соображения. Надо полагать, рано или поздно священник найдет способ закрутить все так, что дело окажется в его юрисдикции. Не знаю, насколько большой грех врать лицу духовного сана, но я желал, чтобы это собеседование закончилось побыстрее и обошлось малой кровью, а разве такое возможно, скажи я как на духу? Поэтому я отвертелся фразой: «Да, я верую, преподобный». В человеческую жадность и глупость и в вожделенный острый нож при лунном свете. Я верую в темный невидимый мир, леденящий душу смех из внутренней темноты и абсолютную остроту лезвия. Ода, я верую, преподобный, и, больше того, убежден, что моя вера непоколебима, потому что столько раз сводил счеты с разными жизнями. Я живу ею.

Надо смотреть правде в глаза: убедить этого человека в правоте своей веры было бы трудно, но и попасть в ад за ложь священнику мне тоже не хотелось. Хотя если ад существует, то у меня броня в первых рядах. Поэтому я выразился в том духе, что вера чрезвычайно важна, и он остался доволен.

- Замечательно, да, - одобрил преподобный и украдкой бросил взгляд на часы. - Декстер, может быть, вы хотели бы узнать о нашей церкви побольше?

Хороший вопрос, но он застиг меня врасплох, потому что мне казалось, что на этом интервью от меня потребуется отвечать на вопросы, а не задавать их. Я был готов маневрировать еще час, но о чем спрашивать? Что они используют - виноградный сок или вино? А из чего сделана корзина для сбора пожертвований - из дерева или из металла? А танцы - это грех? Я просто не знал, о чем говорить. Но он, казалось, проявлял искренний интерес. Поэтому я улыбнулся преподобному Джиллсу и сказал:

- Вообще-то я хотел кое-что спросить. Что вы думаете об одержимости?

- Декстер! - Рита изобразила нервозную улыбку. - Это же нельзя...

Преподобный Джиллс поднял руку.

- Все в порядке, Рита, - сказал он. - По-моему, я понимаю, что Декстер имеет в виду. - Он откинулся в своем кресле и кивнул, оказывая мне любезность своей улыбкой знатока. - Давненько не захаживали в церковь, Декстер?

- Ну, в общем-то, да, - ответил я.

- Я думаю, вы найдете обновленную церковь, отвечающую нуждам современного мира. Главная истина - Бог любит нас - неизменна, - блаженно проговорил преподобный. - Хотя наше понимание этой истины порой меняется. - И тут он мне подмигнул: - Я полагаю, лучше согласиться, что демонам место на Хеллоуине, а не на воскресной службе.

Что же, какой-никакой, а все-таки ответ. Не ждать же в самом деле, что преподобный Джиллс достанет гримуар[40] и начнет произносить заклинания, однако, признаюсь, я остался разочарован.

- Ну, понятно, - сказал я.

- Есть еще вопросы? - спросил он с самодовольной улыбкой. - О церкви или по обряду?

- О нет, - отмахнулся я. - Все предельно ясно.

- Мы стараемся, чтобы так и было, - сказал он. - Пока Иисус во главе, все остальное встанет на свои места.

- Аминь! - воодушевленно воскликнул я.

Рита косо посмотрела на меня, но преподобный выглядел удовлетворенным.

- Ну что же, - сказал он, поднимаясь и протягивая руку, - тогда до двадцать четвертого июня. - Я тоже поднялся и пожал его руку. - Однако надеюсь увидеть вас здесь до бракосочетания, - продолжил преподобный Джиллс. - У нас по воскресеньям в десять утра проходит отличная современная служба. - Он снова подмигнул и пожал мою руку с двойным усердием. - Домой придете как раз к футбольному матчу.

- Это потрясающе, - оценил я, думая, как здорово, когда бизнес предвосхищает нужды клиентов.

Он уронил мою руку и схватил за руку Риту, а потом и вовсе обнял ее.

- Рита, - сказал он, - как же я рад за тебя!

- Спасибо. - Рита всхлипнула, уткнувшись ему в плечо. - Спасибо тебе, Декстер, - сказала она. Наверное, за компанию, но мне все равно приятно.

Глава 29

Впервые за долгое время я не мог дождаться, когда же доберусь до своего закутка. Не потому, что соскучился по кровавым пятнам, - мне не терпелось удостовериться в правильности идеи, которая озарила меня в кабинете преподобного Джиллса. Одержимость демонами. Все крутится вокруг этого. Я никогда не чувствовал себя одержимым, хотя Рита делает попытки заявить права на меня. Одержимость - хоть какое-то объяснение, кроме того, похожие случаи уже известны в истории, поэтому мне очень хотелось проверить это.

Первым делом я посмотрел автоответчик и электронную почту: сообщений нет, за исключением обычного уведомления нашего управления о необходимости поддержания чистоты в обеденной зоне. Никаких извинений от Деб.

Я сделал несколько осторожных звонков, выяснил, что она пытается поймать Курта Вагнера, и испытал облегчение, поскольку это означало, что она не подозревает меня.

Проблема решена, совесть чиста, и я стал искать ответ на вопрос о демонической одержимости. Видное место в этих исследованиях занял старый добрый царь Соломон. Ему, вероятно, было довольно уютное демонами, большинство из которых имели непроизносимые имена с несколькими буквами «з». И он распоряжался ими как слугами, связав их договором и вынуждая работать на постройке своего большого храма, что привело меня в состояние легкого шока, поскольку я всегда считал, что храм - хорошая вещь, и, безусловно, должны были существовать какие-то законы по поводу адекватного использования труда демонов. Я имею в виду, если мы потрясены, когда слышим о незаконном труде иммигрантов, собирающих апельсины, не следовало бы всем этим богобоязненным патриархам иметь некое постановление о запрете на демонов?

Но вот же - все черным по белому. Царь Соломон общался с ними вполне беззаботно, как их босс. Им не нравилось, что ими распоряжаются, но с Соломоном они мирились. Этот факт породил интересную мысль: а что, если кто-то другой может контролировать их и пытался поступить таким образом с Темным Пассажиром, который бежал от принудительного труда? Я сделал паузу и подумал.

Самая большая проблема этой теории в том, что в нее не вписывается подавляющее чувство смертельной опасности, которое захлестнуло меня с самого начала, даже когда Пассажир был еще на борту. Я легко могу понять нежелание делать работу по принуждению, но оно не имеет ничего общего со смертельным ужасом, который я ощутил.

Означает ли это, что Пассажир не демон? Означает ли это, что происходящее со мной всего лишь психоз? Параноидальные фантазии, вызванные жаждой крови и боязнью преследования?

И тем не менее принято считать, что в каждой мировой культуре на протяжении всей истории человечества в том или ином виде существовала идея одержимости. Я просто никак не мог присовокупить ее к своей проблеме. Я чувствовал, что нахожусь на правильном пути, но никакого прорыва у меня не получилось.

Неожиданно для себя я выяснил, что уже половина шестого, и сегодня более, чем когда-либо, мне хотелось бежать из офиса к дому с его сомнительной неприкосновенностью.

 

На следующий день я опять сидел в своем закутке, печатая отчет по очень скучному массовому убийству. Даже в Майами случаются обычные убийства, и это было как раз одно из них, точнее, три с половиной, потому что три тела находились в морге, а одно - в интенсивной терапии больницы «Джексон мемориал». Это была обычная разборка со стрельбой из проезжающего автомобиля водном из районов города с низким уровнем цен на недвижимость. Я не видел смысла тратить много времени на нее, поскольку было много свидетелей, и все они согласились, что это деяние совершил некто по имени «ублюдок».

Но тем не менее формальности надо соблюдать, и я провел полдня на месте преступления, чтобы удостовериться, что никто не бросился к беднягам и не принялся кромсать садовыми ножницами, когда их расстреливали из проезжавшей мимо машины. Я пытался изобрести новую методику доказательства, что подобное направление брызг крови соответствует стрельбе из движущегося оружия, но от скуки мои глаза собирались в кучку и я тупо смотрел на экран, пока не услышал звон в ушах, который стал нарастать, преображаясь в звук гонгов, и вот я уже опять во власти той самой ночной мелодии, и пустая белая страница текстового редактора вдруг окрасилась свежей кровью, которая хлынула на меня, заполнила офис и весь видимый мир. Я вскочил с кресла и заморгал; видение исчезло, оставив меня чуть ли не в полуобморочном состоянии и полном изумлении.

Теперь галлюцинации стали одолевать меня средь бела дня, даже когда я сидел за своим рабочим столом в полицейском управлении, и мне это не нравилось. Либо нечто становится сильнее и ближе, либо я приближаюсь к полному безумию. Больные шизофренией слышат голоса, а может, и музыку? Можно ли квалифицировать Темного Пассажира как голос? Что, если я был совершенно безумен все это время, а теперь наступил завершающий этап искусственно созданного Пассажиром сомнительного здравомыслия Декстера?

Вряд ли такое возможно. Гарри натаскал меня и был убежден, что я все усвоил, Гарри, наверное, понял бы, если бы я был сумасшедшим, но он говорил, что у меня все нормально. Гарри никогда не ошибался. Итак, это мы выяснили и со мной все в порядке, в полном порядке, спасибо.

Так почему же я слышу эту музыку? Почему у меня трясутся руки? И почему я должен цепляться за призрак своего Пассажира, чтобы не сидеть на полу с прижатым к губам указательным пальцем?

Очевидно, никто в здании ничего не слышал, кроме меня. В противном случае коридоры кишели бы людьми - либо танцующими, либо вопящими. Нет, страх проник только в мою жизнь, он крадется за мной быстрее, чем я от него бегу, наполняя огромные пустые пространства, когда-то занятые Пассажиром.

Я не знал, что делать дальше; мне была необходима дополнительная информация из внешних источников, если я хочу понять происходящее. Многие считают, что демоны реальны; Майами переполнен людьми, которые упорно трудятся изо дня вдень, чтобы держать их подальше. И хотя бабалао наотрез отказался иметь к случившемуся хоть какое-то отношение, он, на мой взгляд, был бы не прочь узнать, что это такое. Я был практически уверен, что сантерия допускает одержимость. Кроме того, Майами - город, прекрасный своим разнообразием, и я, безусловно, могу поискать и другие источники информации, чтобы задать вопросы и получить совершенно иные ответы - возможно, даже такие, которые ищу. Я оставил свою клетушку и направился к автостоянке.

Магазин «Древо жизни» располагался на окраине района под названием Либерти-Сити, той части Майами, которую туристам из Айовы[41] поздней ночью лучше не посещать. Территория этого конкретного района находилась во власти иммигрантов с Гаити, и многие здания здесь были раскрашены в яркие цвета, как будто одного цвета недостаточно для жизни. Стены некоторых домов были расписаны сценами, изображающими быт гаитянской деревни. На них доминировали петухи и козы.

На внешней стене «Древа жизни» было нарисовано большое дерево - вполне логично, - а под ним изображения двух мужчин, стучащих в длинные барабаны. Я припарковался прямо перед магазином и вошел через дверь-ширму, которая звякнула колокольчиком, а затем захлопнулась позади меня. В глубине, за занавесом из бисера, женский голос крикнул что-то по-креольски[42], а я в ожидании появления продавца встал у стеклянной стойки. Магазин был увешан полками, на которых стояли многочисленные банки, заполненные таинственными веществами в жидком, твердом и неопределенном состоянии. Одна или две из них содержали нечто такое, что когда-то, вероятно, было живым.

Через мгновение какая-то женщина раздвинула бисерную штору и вошла в переднюю часть магазина. На вид ей можно было дать примерно лет сорок, она отличалась хорошей фигурой, высокими скулами и слегка бронзовым оттенком кожи. На ней было струящееся красно-желтое платье, а голову венчал тюрбан тех же цветов.

- Ах, я могу помочь вам, сэр? - произнесла женщина с сильным креольским акцентом. Она скептически оглядела меня и слегка покачала головой.

- Ну, в общем, - сказал я и прикусил язык. А как принято начинать такой разговор? Не мог же я сказать, что считаю себя одержимым и хочу вернуть своего демона? Бедняжка просто обольет меня куриной кровью.

- Сэр? - нетерпеливо подтолкнула она меня.

- Я хотел узнать, - правдиво начал я, - есть ли у вас книги об одержимости демонами. Э-э, на английском.

Она сжала губы с явным неодобрением и отчаянно затрясла головой.

- Они не демоны, - ответила женщина. - Почему вы это спрашиваете? Вы журналист?

- Нет, - сказал я. - Просто, э-э, интересуюсь. Любопытствую.

- Любопытствуете насчет вудун[43]? - спросила она.

- Только в той части, которая касается одержимости, - ответил я.

- Хм, - произнесла она, и ее неодобрение стало еще более явным. - Зачем?

По-моему, какой-то умник когда-то сказал, что, если все средства исчерпаны, говори правду. Звучит прекрасно, и вряд ли я первый, кому это пришло в голову, а кроме того, ничего другого мне не оставалось. Я решил попробовать.

- По-моему, - начал я, - то есть я не уверен. Я думаю, что, возможно, когда-то был одержим. Какое-то время назад.

- Ха, - произнесла женщина. Она посмотрела на меня в упор своим грозным взглядом, а потом пожала плечами. - Может быть, - наконец сказала она. - А почему вы так думаете?

- Просто, э-э... Ну, у меня было такое ощущение, знаете? Как будто что-то было, э-э... Ну, внутри меня. И оно наблюдало.

Она плюнула на пол - довольно неожиданный жест для такой элегантной женщины - и покачала головой.

- Ах вы, бланки[44], - с укоризной сказала она. - Вы нас крадете, потом привозите сюда, забираете у нас все. А если мы в чем-то начинаем преуспевать без участия с вашей стороны, то вы опять тут как тут, хотите и здесь урвать свой кусок. Ха. - Она поводила передо мной пальцем, словно учительница перед второклашкой. - Послушай-ка, бланк. Если бы дух вошел в тебя, ты точно знал бы. Это тебе не кино. Это очень большое благословение, и, - добавила креолка с самодовольной улыбкой, - оно на бланков не распространяется.

- Ну вообще-то...

- Non[45], - отрезала она. - Если ты этого не жаждешь, если не умоляешь о благословении, то оно не придет.

- Но я жажду, - настаивал я.

- Ха, - повторила она. - Оно к тебе никогда не придет. Ты зря тратишь мое время. - С этими словами хозяйка магазина отвернулась и исчезла за своими бисерными шторами в дальнем конце помещения.

Я не видел смысла в том, чтобы дожидаться ее возвращения, ведь ее убеждения вряд ли изменятся. Вряд ли такое случится, что вуду поможет мне получить ответы на вопросы о Темном Пассажире. Она сказала, что дух посещает тебя, только когда его зовут, и его приход - благословение. В принципе можно назвать это альтернативным ответом, хотя я не помню, чтобы призывал Темного Пассажира, - он всегда был во мне. И все же, чтобы удостовериться, я встал на обочине около магазина и закрыл глаза. «Вернись, ну пожалуйста», - попросил я.

Ничего не произошло. Я сел в машину и поехал назад, на работу.

 

«Интересный выбор», - подумал Наблюдатель. Вуду. Логика, конечно, в этом присутствовала, отрицать он не стал. Кроме того, этот выбор говорил о том, что он двигается в правильном направлении и он уже рядом.

И когда появится следующая подсказка, тот, другой, окажется еще ближе. А этот мальчик - интересный экземпляр, и ему почти удалось ускользнуть. Но только почти; он оказался полезным, и темная награда уже ждет его.

Как и награда того, другого.

Глава 30

Я едва устроился в своем кресле, как в мою комнатушку пришла Дебора и села на складной стул напротив стола.

- Курт Вагнер пропал, - сказала она.

Я ожидал развития сюжета, но его не последовало, так что я просто кивнул.

- Извинения приняты, - сказал я.

- Никто не видел его с субботнего вечера, - продолжила она. - Его сосед по комнате говорит, что когда он пришел, то вел себя как псих и ничего не говорил. Только переобулся и исчез, вот и все. - Дебора замялась, а потом добавила: - Он бросил там свой рюкзак.

Признаюсь, я оживился, услышав об этом.

- И что было в нем? - спросил я.

- Следы крови, - ответила она так, словно признавалась, что украла печенье. - Совпадает с кровью Тэмми Коннор.

- Ну что ж, - произнес я. Было бы невежливо подчеркивать тот факт, что сделать анализы крови она доверила кому-то другому. - Отличная улика.

- Нда, - протянула она. - Это он. Больше некому. Значит, он кончил Тэмми, сунул ее голову в рюкзак, а потом кончил Мэнни Борка.

- Похоже, что так, - сказал я. - Жаль, а то я уж было сроднился с мыслью, что виновен.

- Хрень какая-то, - заныла Дебора. - Парень хорошо учится, выступает за команду по плаванию, нормальная семья, все как надо.

- Ах, какой хороший мальчик! - подыграл я. - И даже не верится, что он творил такие жуткие вещи.

- Ну да, да, - нехотя согласилась Дебора. - Знаю я, черт подери. Абсолютное клише. Но какого черта? Парень убил свою девушку - допустим. Может, даже ее соседку по комнате, потому что она все видела. Ну а остальных? И все это дерьмо со сжиганием, и головы эти бычьи, и этот, как его, Моллюск?

- Молох, - поправил я. - Моллюск - это клем[46].

- Да один хрен, - отмахнулась Деб. - Но в этом же нет никакого смысла, Деке. То есть... - Она отвернулась, и на секунду мне показалось, что сестренка все-таки собирается попросить прощения. Показалось. - А если и есть, - сказала Дебора, - то только в твоем духе. В смысле с твоей этой штукой. - Она снова посмотрела на меня, однако выглядела еще немного смущенной. - Она, то есть... э-э... оно как - вернулось? Ну, это твое...

- Нет, - сказал я. - Не вернулось.

- Мда, - проговорила она. - Хреново.

- Ты в списки разыскиваемых Курта Вагнера занесла? - осведомился я.

- Деке, я знаю свою работу, - ответила она. - Если он в районе Майами-Дэйд, мы сукина сына достанем; его по всему штату ищут, так что мы его найдем.

- А если его нет во Флориде?

Она грозно посмотрела на меня, и я увидел отблески того же взгляда, каким Гарри смотрел на меня, перед тем как заболеть: усталого, с тенью постоянных неудач.

- Значит, ему удастся уйти, - сказала она. - И тогда мне придется арестовать тебя, чтобы меня не уволили.

- Ну что ж, - произнес я, изо всех сил стараясь изобразить беззаботность на своем безнадежно хмуром лице, - остается только надеяться, что он водит приметную машину.

Она фыркнула:

- Красный «гео», такой мини-джип.

Я закрыл глаза и ощутил очень странное чувство: как будто вся кровь внезапно утекла в ноги.

- Ты сказала - красный? - Я слышал, как спрашиваю это необыкновенно спокойным тоном.

Ответа не последовало, и я открыл глаза. Дебора сидела, уставившись на меня с таким сформировавшимся подозрением, что его можно было почти потрогать.

- Хватит дурака валять, - высказалась она. - Опять твои голоса?

- Красный «гео» преследовал меня вчера вечером, - начал я. - А потом кто-то попытался проникнуть в мой дом.

- Черт подери, - заворчала она, - и когда ты собирался мне об этом рассказать?

- Сразу же, как только ты решишь, что снова общаешься со мной.

Дебора стала пунцовой, что очень мило с ее стороны, и уставилась на свои туфли.

- Мне некогда было. - Это прозвучало не очень убедительно.

- Курту Вагнеру тоже, - отозвался я.

- Господи, ну ладно, - проговорила Дебора, и я понял, что других извинений не дождусь. - Да, он красный. Эх, черт, - сказала она, все еще глядя вниз. - А старик оказался прав: плохие парни побеждают.

Мне неприятно было видеть свою сестру подавленной. Я чувствовал, что не хватает веселой фразочки, которая развеяла бы мрак в ее сердце и привнесла туда песню, но, увы, ничего не мог придумать.

- Что ж, - произнес я, - если плохие парни побеждают, значит, ты без работы не останешься.

Она наконец подняла голову, но на ее лице не было и тени улыбки.

- Ну да, - сказала Дебора. - Какой-то парень в Кендалле застрелил жену и двух детей прошлой ночью. Без работы не останусь. - Она поднялась и медленно выпрямилась, становясь похожей на саму себя, хотя бы до некоторой степени. - Надеюсь, ты доволен, - бросила она напоследок и вышла из кабинета.

 

С самого начала партнерство было идеальным. У новых созданий имелось самосознание, и манипулировать ими стало намного проще и с гораздо большей пользой. Эти убивали друг друга охотнее, и ЕМУ не приходилось долго ждать, чтобы обрести нового хозяина и попытаться воспроизвести себе подобного. ОНО с легкостью доводило своего хозяина до уничтожения, а потом ожидало наступления странного и удивительного ощущения набухания.

Но когда это происходило, ОНО испытывало только легкую щекотку, а затем все исчезало без следа и без возникновения потомства.

ОНО было озадачено. Почему размножения не происходит ? Должна быть причина, и ОНО решило искать ответ методично и неторопливо. На протяжении многих лет, пока новые создания менялись и росли, ОНО экспериментировало. И постепенно ЕМУ стало ясно,~какие условия нужны для воспроизводства. Потребовалось немало смертей, прежде чем ОНО осталось довольно результатом, и каждый раз, когда ОНО повторяло свои манипуляции, какое-то новое создание возникало и устремляюсь в мир боли и страха. ОНО чувствовало удовлетворение.

Лучше всего это получалось, когда организмы ЕГО хозяев были немного выведены из равновесия: или напитками, которые они начали варить, или состоянием транса, в который впадали. Жертвы должны были знать, что их ожидает, а если еще имелись и зрители, то их эмоции, вливающиеся в эксперимент, делали его более продуктивным.

Потом - огонь; огонь стал очень хорошим способом убийства жертв. Оказалось, что он способен мгновенно высвободить их сущность одним впечатляющим потоком энергии прямо под их оглушительные вопли.

И наконец, выяснилось, что лучше сжигать молодых. В этом случае эмоции достигали своего апогея, в особенности благодаря родительским особям. И это было лучшим из того, что ОНО только оказалось способно вообразить.

Огонь, транс, молодые жертвы. Формула проста.

ОНО начало провоцировать новых хозяев к тому, чтобы эти условия постоянно поддерживались. И те шли навстречу на удивление легко.

Глава 31

Еще в юности мне довелось однажды видеть по телевизору эстрадное представление. Человек поместил множество тарелок на концы нескольких гибких крутящихся стержней и поднял их в воздух, заставляя тарелки вращаться. Если он замедлял вращение, даже на мгновение, одна из тарелок начинала раскачиваться, а затем падала на землю, а за ней и все остальные.

Потрясающая метафора жизни, не так ли? Мы все стараемся, чтобы наши тарелки вращались в воздухе, но стоит только их туда поместить, и уже нельзя спустить с них глаз, приходится потеть и обходиться без отдыха. Только в жизни кто-то все время норовит добавить тарелок, а стержни умыкает. И каждый раз, когда вам кажется, что с вашими тарелками все в порядке, вдруг слышится грохот за спиной и целая куча тарелок, о существовании которых вы даже не подозревали, начинает валиться на землю.

Вот и я сглупил, решив, что трагическая смерть Мэнни Борка избавила меня от необходимости тревожиться из-за одной такой тарелки, ведь теперь я мог организовать свадьбу как мне хотелось: накупить мясной нарезки на целых шестьдесят пять долларов и полный холодильник содовой. Кроме того, получил возможность сосредоточиться на решении реальных и очень важных для меня проблем. И вот, думая, что на семейном фронте царит затишье, я на мгновение отвернулся и был вознагражден эффектным грохотом за спиной.

Метафорическая тарелка разбилась вдребезги, когда я пришел в дом Риты после работы. Было подозрительно тихо, и я решил, что никого нет, но, взглянув в гостиную, почувствовал тревогу. Коди и Эстор неподвижно сидели на диване, а Рита стояла позади них с таким выражением лица, которое легко могло бы превратить свежее молоко в йогурт.

- Декстер, - начала она, и в ее голосе послышалась обреченность, - нам надо поговорить.

- Хорошо, - отозвали я, но, увидев ее лицо, почувствовал, что беспечность и беззаботность моих интонаций стерлись в пыль и растаяли в этом ледяном воздухе.

- Дети, - сказала Рита. Видимо, в этом и заключалась вся мысль, потому что она только смотрела и больше ничего не говорила.

Ну я, конечно, понял, каких детей она имела в виду, поэтому одобрительно кивнул.

- Да, - сказал я.

- О-ох! - произнесла она.

Ну, если у Риты уходит столько времени, чтобы сформулировать одно предложение, то легко понять, почему дома было так тихо, когда я вошел. Очевидно, у древнего искусства вести беседу наметился кризис и его должен был поддержать гений дипломатии Декстер, если мы хотели добиться сегодня чего-то большего, чем семь слов к обеду. Так что я мужественно бросился на помощь со всей своей широко известной отвагой.

- Рита, - начал я, - есть какие-то проблемы?

- Ох! - повторила она, и это не обнадеживало.

Да, когда говорят односложно, здесь уже бессилен даже такой одаренный собеседник, как я. Не надеясь на помощь Риты, я посмотрел на Коди и Эстор, которые не двинулись с места с тех пор, как я вошел.

- Так, - сказал я. - Вы оба можете мне объяснить, что с вашей матерью?

Они обменялись своими знаменитыми взглядами, а потом снова повернулись ко мне.

- Мы не хотели, - отозвалась Эстор. - Это вышло случайно.

Негусто, зато уже законченное предложение.

- Очень рад это слышать, - сказал я. - А что именно вышло случайно?

- Мы попались, - ответил Коди, и Эстор толкнула его локтем.

- Мы не хотели, - упорствовала она, а Коди повернулся и посмотрел на нее, прежде чем произнести то, о чем они только что договорились. Она взглянула на него в ответ, и он моргнул еще раз, а потом медленно кивнул мне.

- Случайно, - повторил он.

Было приятно наблюдать четкий политический курс у этих выступавших единым фронтом, но я все еще не приблизился к тому, чтобы понять, о чем мы говорим, а беседовали мы об этом уже в течение нескольких минут, и временной фактор имел значение, поскольку подходило время обеда, а Декстеру требуется регулярное питание.

- Они больше ничего не говорят, - пожаловалась Рита. - Хотя это далеко не все. Ума не приложу, как вас угораздило связать кошку Виллегасов случайно?

- Она не умерла, - сказала Эстор самым тонюсеньким голосочком, который я только слышал у нее.

- А для чего вам понадобились садовые ножницы? - осведомилась Рита.

- Мы их не использовали, - сказала Эстор.

- Но собирались, не так ли? - спросила Рита.

Две маленькие головки повернулись ко мне, и вскоре к ним присоединилась голова Риты.

Я уверен, что это все было совершено непреднамеренно, но то, что начало вырисовываться, совсем не соответствовало тихой мирной жизни. Очевидно, молодежь попыталась провести независимое исследование без меня. И что еще хуже, я оказался меж двух огней: дети ждали от меня, чтобы я их спас, а Рита заняла позицию, чтобы открыть по мне огонь. Конечно, это несправедливо: пока все, что я сделал, - это пришел домой с работы. Но, как я убеждался уже не раз, вся жизнь несправедлива, а жаловаться некуда, поэтому оставалось просто принять все таким, как оно есть, разгрести беспорядок и двигаться дальше.

Что я и попытался сделать, подозревая, впрочем, бесполезность своей затеи.

- Уверен, есть какое-то разумное объяснение, - сказал я, и Эстор просияла и принялась отчаянно кивать.

- Связать кошку, привязать ее к верстаку и стоять над ней с садовыми ножницами - это все случайно? - воскликнула Рита.

Честно говоря, ситуация осложнилась. С одной стороны, я был рад, что картина наконец прояснилась. Но с другой - мы попали в такую историю, которую было трудно объяснить, и я никак не мог отделаться от мысли, что было бы лучше, если б Рита так ничего и не узнала об этих вещах.

Я думал, Коди и Эстор уразумели, что не готовы к самостоятельным полетам до тех пор, пока я не поставлю их на крыло. Но они, по всей видимости, решили сделать вид, что не понимают, и теперь за свои действия несли заслуженное наказание, однако вытаскивать их все равно должен был я. Тем не менее они обязаны осознать, что никогда не должны повторять такое снова, то есть отклоняться от Пути Гарри, на который их ставлю я, поэтому мне было необходимо заставить их помучиться еще.

- Вы хоть понимаете, что поступили плохо? - спросил я, и они дружно кивнули. - А вы понимаете, почему это плохо? - осведомился я.

Эстор замялась, посмотрела на Коди, а затем выпалила:

- Потому что мы попались!

- Ну, ты видишь? - воскликнула Рита, и в ее голосе прозвучала легкая истерика.

- Эстор, - сказал я, очень внимательно и не моргая глядя на нее, - сейчас не время шутить.

- Надо же, кому-то еще и весело, - возмутилась Рита. - А вот мне почему-то нет.

- Рита, - произнес я так умиротворяюще, как только мог, а затем, используя тонкую хитрость, способность к которой развил в результате продолжительных тренировок уже в достаточно зрелом возрасте, добавил: - По-моему, это как раз тот случай, о котором говорил преподобный Джиллс, когда я должен быть наставником.

- Декстер, но эти двое ведь чуть не... у меня в голове не укладывается... а ты!.. - сумбурно проговорила она, но даже несмотря на слезы, близко подступившие у нее к горлу, я был очень рад тому, что она возвращается к своим прежним речевым навыкам. И я обрадовался еще больше, когда у меня в голове всплыла сиена из какого-то старого фильма. Теперь я точно знал, что в такой ситуации сделал бы человек.

Я подошел к Рите и с самым серьезным выражением лица положил руку ей на плечо.

- Рита, - сказал я, гордясь тем, как серьезно и мужественно звучит мой голос, - ты принимаешь все слишком близко к сердцу и даешь волю эмоциям. Этим двоим нужно твердое руководство, и я займусь ими. В конце концов, - сказал я, переводя внимание на себя и не теряя линии беседы, - я же теперь им как отец.

Я должен был догадаться, что эта фраза столкнет Риту с лодки в море слез, - так и случилось: как только эти слова слетели с моего языка, ее губы задрожали, с лица исчез гнев и два ручья потекли по ее щекам.

- Хорошо, - хмыкнула она, - пожалуйста, я... просто поговори с ними.

Она громко всхлипнула и поспешила выйти из комнаты.

Я не стал препятствовать Рите завершить ее драматичный уход и даже подождал минуту, чтобы усилить впечатление у двух заговорщиков, прежде чем вернулся к дивану, где сидели мои оболтусы.

- Так, - начал я, - ну и куда подевались ваши: «Мы понимаем», «Мы обещаем», «Мы подождем»?

- А что ты так долго! - пожаловалась Эстор. - Мы только один раз попробовали; и вообще, ты не всегда прав, и мы решили, что не будем больше ждать.

- А я готовился, - сказал Коди.

- Ах вот как! - воскликнул я. - Тогда ваша мама - лучший в мире детектив, потому что, хоть вы и готовились, она вас все равно поймала.

- Декс-террр, - заскулила Эстор.

- Нет, Эстор, хватит болтать, теперь послушайте меня. - Я посмотрел на нее с самым серьезным выражением лица и уже приготовился, что сейчас она что-нибудь скажет, но тут в нашей гостиной произошло чудо: Эстор передумала и закрыла рот. - Значит, так, - начал я, - с самого начала я предупреждал вас, что вы должны делать так, как я скажу. Можете думать, что я не всегда прав, - тут Эстор издала звук, но ничего не произнесла, - но вам придется слушаться меня. Иначе я не буду вам помогать. И вы окажетесь в тюрьме. Третьего не дано. Ясно?

Очень может быть, что они еще не определились, что делать с этим моим новым тоном голоса и моей новой ролью. Я больше не был Забавным Декстером, теперь я стал другим, Декстером Суровой Дисциплины, которого они еще никогда не видели. Сорванцы смотрели друг на друга в недоумении, а я продолжал давить.

- Вы попались, - сказал я. - А что бывает, когда попадаешься?

- Наказание? - неуверенно промямлил Коди.

- Ага, - ответил я назидательным тоном. - А в тридцать лет?

Наверное, впервые в жизни Эстор не знала, что ответить, а Коди уже исчерпал свою квоту из двух слов на данный момент. Они посмотрели друг на друга, а потом себе под ноги.

- Мы с моей сестрой, сержантом Деборой, целыми днями ловим тех, кто занимается подобными вещами, - говорил я. - А когда мы их хватаем, то отправляем в тюрьму. - Я улыбнулся Эстор. - Вот вам и наказание для взрослых. И даже хуже. Сажают тебя в маленькую комнатку, размером с ванную, и запирают, и ты там сидишь, и днем и ночью. Писаешь в дырочку в полу. Ешь заплесневелый мусор, а там еще есть крысы и тараканы.

- Мы знаем, что такое тюрьма, Декстер, - сказала Эстор.

- Да? А почему же вы так стремитесь туда попасть? - спросил я. - А вы знаете, кто такой Старина Спарки?

Эстор снова уставилась в пол; Коди не поднимал глаз.

- Старина Спарки - это электрический стул. Когда тебя ловят, то потом привязывают ремнями к Старине Спарки, к голове подсоединяют провода и поджаривают тебя, как бекон. Ну как, весело?

Они оба отрицательно покачали головами.

- Так вот, самое главное в том, чтобы не попадаться, - сказал я. - Помните пираний? - Дети кивнули. - Они выглядят грозно, поэтому люди знают, что они опасны.

- Но, Декстер, мы же не выглядим опасно, - возразила Эстор.

- Да, - сказал я, - но вам и не надо. Мы же люди, а не пираньи. Хотя идея проста - казаться не теми, кто вы есть на самом деле. Потому что если происходит что-то плохое, кого бросаются искать в первую очередь? Правильно: тех, кто кажется опасным.

- А мне можно пользоваться косметикой? - спросила Эстор.

- Когда подрастешь, - ответил я.

- Ты всегда так говоришь! - сказала она.

- Потому что так должно быть, - подтвердил я. - Вот вы сейчас попались, потому что вели себя не так, как должны, и не знали, что делаете. А не знати, потому что не слушали меня.

Я решил, что эта пытка зашла уже слишком далеко, и сел на диван между ними.

- Обещайте, что больше не сделаете ничего без меня, поняли? И на сей раз свое обещание вам лучше сдержать.

Они оба медленно подняли головы, посмотрели на меня и кивнули.

- Мы обещаем, - негромко произнесла Эстор, а Коди, словно эхо, повторил еще тише:

- Обещаем.

- Ну вот, - удовлетворенно произнес я, взял их за руки, и мы обменялись торжественными рукопожатиями. - Хорошо. А теперь идите извиняться перед мамой.

Они оба, обрадованные, что эта чудовищная ордалия наконец завершилась, вскочили с дивана и бросились из комнаты, а я пошел за ними, почти довольный собой, чего в последнее время со мной не случалось.

Может, и есть что-то в этом отцовстве.

Глава 32

Сунь-Цзы, очень умный человек, несмотря на то что давно уже умер, написал книгу «Искусство войны», и одна из самых мудрых мыслей, которую высказал в ней, заключается в том, что, если в жизни происходит что-то плохое, это можно использовать в своих интересах; главное - правильно смотреть на вещи. Это вам не какая-нибудь калифорнийская Полианна[47] нового времени, утверждающая, что, если жизнь преподносит тебе лимоны, из них можно состряпать лаймовый пирог. Совет очень практичный и может пригодиться чаще, чем вы думаете.

Вот сейчас я, например, столкнулся с такой проблемой: как мне поставить Коди и Эстор на Путь Гарри? В поисках ответа на вопрос я припомнил старину Сунь-Цзы и прикинул, что бы сделал он. Тот, понятно, был генералом, так что наверняка зашел бы с левого фланга и пустил в ход кавалерию или что-нибудь в этом роде, но принцип тот же.

И вот я подвел Коди и Эстор к их воющей матери, напрягая все извилины дремучего мозга Декстера в поисках хотя бы крошечной мыслишки, которую мог бы одобрить древний китайский генерал. И в тот момент, когда мы втроем предстали перед шмыгающей носом Ритой, юркая мысль вдруг выскочила прямо передо мной и попалась в мои лапы.

- Рита,- тихо сказал я, - по-моему, я могу остановить это, пока все не вышло из-под контроля.

- Но ты же слышал: все уже и гак вышло из-под контроля, - отозвалась она и сделала паузу, чтобы всхлипнуть.

- У меня есть идея. Приведи их завтра ко мне на работу, после школы.

- Как это - в смысле, это разве не началось как раз после того, как...

- Ты когда-нибудь видела шоу под названием «Настоящий страх»[48]?

Она секунду смотрела на меня, потом снова всхлипнула и обратила свой взор на детей.

Вот поэтому в три тридцать следующего дня Коди и Эстор по очереди вглядывались в микроскоп в лаборатории судмедэкспертов.

- Это вот волос? - изумилась Эстор.

- Он самый, - ответил я.

- Но он же толстый!

- Как и любой предмет, если разглядывать его под микроскопом, - объяснил я. - Взгляни на соседний.

Последовала пауза, в течение которой она внимательно изучала волос, и отвлеклась только однажды, когда Коди дернул ее за руку, а она оттолкнула его и сказала:

- Отстань, Коди.

- Ты что-нибудь заметила? - спросил я.

- Они разные, - ответила она.

- Правильно, - сказал я. - Первый - твой. А другой - мой.

Она посмотрела еще немного, а потом распрямилась.

- Точно, - убедилась Эстор, - разные.

- А сейчас будет еще интереснее. Коди, дай-ка свой ботинок.

Коди очень любезно сел на пол и стянул с левой ноги кроссовку. Я взял ее и протянул руку.

- Пошли со мной, - сказал я.

Я помог ему подняться, и он пошел за мной, допрыгав на одной ноге до ближайшего стула. Я поднял его, усадил и показал ему кроссовку так, чтобы была видна подошва.

- Взгляни на кроссовку, - попросил я. - Она чистая или грязная?

Коди внимательно присмотрелся и ответил:

- Чистая.

- Это ты так думаешь. А теперь смотри. - Я взял небольшую проволочную щетку, поднес к подошве и тщательно соскоблил почти невидимую грязь, оставшуюся между канавками протектора, в чашку Петри. Затем взял небольшой образец этой грязи на стеклянную пластину и положил под микроскоп. Эстор сразу же бросилась к нему, желая посмотреть, но Коди подскочил быстрее.

- Моя очередь, - сказал он. - Мой ботинок.

Она поглядела на меня, и я кивнул.

- Это же его ботинок, - подтвердил я. - А ты сразу после него.

Эстор решила, что это справедливо, и отступила, а Коди забрался на стул. Я посмотрел в окуляр микроскопа, чтобы настроить резкость.

- Ага, - сказал я и отступил. - Ну, что ты видишь, юный джедай?

Нахмурившись, Коди смотрел в микроскоп несколько минут, пока танец нетерпения Эстор не стал настолько раздражающим, что мы оба отвлеклись на нее.

- Ты долго, - заныла она, - моя очередь.

- Подожди, - осадил ее я и повернулся к Коди: - Ну, что ты видел?

Он покачал головой:

- Мусор.

- Так, - произнес я. - Теперь я тебе кое-что расскажу. - Я снова взглянул в окуляр и сказал: - Перво-наперво вот шерсть животного из семейства кошачьих.

- Это кошка, - сказала Эстор.

- Еще здесь есть остатки почвы с высоким содержанием азота, вероятно, почва для горшечных культур, которую обычно используют для посадки комнатных растений. - Я говорил, не глядя на Коди. - А куда вы носили кошку? В гараж, где ваша мама занимается своими растениями?

- Да, - ответил он.

- Угу Я так и думал. - Я снова посмотрел в микроскоп. - Ух ты, взгляните-ка! Это синтетическое волокно с чьего-то ковра. И оно синего цвета. - Я обернулся к Коди и поднял бровь. - А какого цвета ковер в твоей комнате?

Его глаза широко раскрылись и округлились от удивления, когда он сказал:

- Синего.

- Ага. А еще я бы мог взять образец из твоей комнаты и сравнить его с этим, просто от нечего делать. И тогда бы ты попался. Я бы доказал, что кошку притащил ты! - Я снова заглянул в окуляр. - Боже мой, кто-то недавно ел пиццу! Ого, а вот кусочек поп-корна. Помните кино на прошлой неделе?

- Декстер, я хочу поглядеть, - заскулила Эстор. - Моя очередь.

- Ну давай, - уступил я и посадил ее на стул рядом с Коди, чтобы она тоже могла посмотреть в микроскоп.

- А я не вижу поп-корн, - тут же пожаловалась она.

- Это такая круглая коричневая штука в левом верхнем углу, - подсказал я.

Она молчала с минуту, а потом повернулась ко мне.

- Но это невозможно узнать, - возразила она, - просто глядя в микроскоп.

Готов признать, что я просто выделывался, но, в конце концов, я был готов к такому повороту событий. Я взял книгу, которую заготовил заранее, открыл ее и положил на столешницу.

- Можно, - начал я. - И не только это. Смотрите. - Я показал им страницу, на которой были фотографии шерсти разных животных, тщательно отобранные для того, чтобы показать отличия. - Вот шерсть кошки, - указал я в книгу. - Совсем не похожа на козью, видите? - Я перевернул страницу. - А вот ковровые волокна. Ничего общего с волокном рубашек и полотенец.

Они вдвоем уставились в книгу и просмотрели десять страниц или около того, которые я открыл, чтобы продемонстрировать мои возможности. Я специально выбрал их, дабы они увидели: криминалисты куда более могущественны и прозорливы, чем Волшебник из страны Оз. Честно говоря, мы и вправду способны делать то, что я им показал. В конечном счете пользы от поимки плохих парней обычно не много, но зачем мне говорить им об этом и портить такой волшебный полдень?

- Посмотрите в микроскоп, - сказал я спустя несколько минут, - интересно, что еще вы сможете обнаружить.

Они тут же бросились к микроскопу и казались абсолютно счастливыми. Когда они наконец подняли головы, я улыбнулся и подытожил:

- И это с чистой подошвы. - Я закрыл книгу и стал наблюдать, как они обдумывают все, что узнали сейчас. - Это мы смотрели только в микроскоп, - добавил я, обводя комнату взглядом: здесь было много сияющих механизмов. - Представляете, сколько мы всего обнаружили бы с этими потрясающими штуками.

- Да, но мы могли бы ходить босиком, - сказала Эстор.

Я кивнул, словно соглашаясь, что в ее словах есть смысл.

- Да, могли бы, - ответил я. - Тогда я бы сделал что-нибудь этакое. Дай-ка руку.

Эстор смотрела на меня несколько секунд, словно опасаясь, что я отрежу ей руку, а потом медленно протянула ее. Я достал из кармана маникюрные ножницы и поскреб у нее под ногтями.

- Погоди-ка, сейчас мы посмотрим, что тут у тебя.

- Но я мыла руки, - предупредила Эстор.

- Это не важно, - объяснил я и положил образец на другую стеклянную пластину, а потом поместил ее под микроскоп. - Ну вот, все готово, - сказал я.

ТОП.

Если бы я сказал, что мы все застыли на месте, это прозвучало бы мелодраматично, но соответствовало действительности. Дети посмотрели на меня, а я - на них, и мы затаили дыхание.

ТОП.

Звук приближался, и мы напрочь забыли, что находимся в полицейском управлении, где нам ничто не угрожает.

- Декстер, - произнесла Эстор слегка дрожащим голосом.

- Мы в полицейском управлении, - напомнил я. - В полной безопасности.

ТОП.

Звук прекратился, очень близко. Волоски у меня на шее сзади встали дыбом, когда я услышал, как открывается дверь.

Сержант Доукс. Вот кто стоял на пороге и смотрел. Это, видимо, единственное, что он мог.

- Кы, - произнес он, и этот звук, чуть только вылетел из его рта, стал неуклюжим, под стать всей его внешности.

- Ну да, это я, - отозвался я, - как мило, что ты помнишь.

Он с огромным усилием шагнул в комнату, а Эстор слезла со своего сиденья и бросилась к окну, самому дальнему месту от входа. Доукс остановился и посмотрел на нее. Потом его глаза скользнули к Коди, который сполз со своего стула и встал около него, повернувшись лицом к Доуксу.

Доукс глядел на Коди, Коди - на Доукса, и тут Доукс глотнул воздух в стиле Дарта Вейдера. Потом он повернул голову ко мне и сделал в мою сторону быстрый выпад, едва не потеряв равновесие.

- Кы, - повторил он, на сей раз с шипением. - Геки!

- Геки? - Я и вправду был заинтригован, а не пытался его поддеть. То есть раз уж он притопал сюда и пугает детей, то мог хотя бы карандаш и бумагу с собой прихватить, чтобы с ним по крайней мере можно было общаться.

Очевидно, такая сложная мысль не пришла ему в голову. Он только сделал еще один вдох в стиле Вейдера и медленно указал своей стальной клешней на Коди.

- Геки, - снова произнес он, и его губы скорчились.

- Он говорит про меня, - сказал Коди.

Я повернулся к нему, удивившись, что парнишка способен общаться с Доуксом, представлявшим собой оживший кошмар. Но для Коди это не было кошмаром, он просто смотрел на Доукса.

- И что он говорит, Коди? - спросил я.

- Он видел мою тень, - ответил Коди.

Сержант Доукс пошатнулся и попробовал шагнуть в моем направлении. Его правая клешня метнулась вперед, словно решила атаковать меня.

- Кы. Эфо. Сфеваф[49].

Становилось очевидно: он что-то задумал. Но еще яснее было то, что ему необходимо научиться выразительно смотреть, ведь понять его нечленораздельные бульканья было практически нереально.

- Фо. Кы. Феваеффф[50], - шипел он.

Это звучало как проклятие всему, чем был Декстер, и туг я понял, что он в чем-то обвиняет меня.

- О чем ты говоришь? - спросил я. - Я ничего не делал.

- Пахан, - сказал он, указывая на Коди.

- Ну, нет пока, - сказал я, - он еще маленький. - Признаюсь, что я сделал вид, будто не понимаю его: он говорил «пацан», но из-за отсутствия языка получалось «пахан», - тут любому было бы трудно с налету распознать истинный смысл. Надо было дать Доуксу понять, что такие упражнения в произнесении согласных обречены на небольшой успех, а он все старался и старался. Этот парень не имел вообще никаких представлений о приличии?

К счастью для всех нас, в коридоре послышалась возня и в комнату влетела Дебора.

- Декстер, - начала она и застыла перед красочным полотном: клешня Доукса, устремленная в мою сторону; жмущаяся к окну Эстор и Коди со скальпелем в руках, который он взял со столешницы и был готов применить против Доукса. - Какого черта, - произнесла Дебора, - Доукс?

Его рука медленно опустилась, но он по-прежнему не спускал с меня глаз.

- Я искала тебя, Декстер. Ты где пропадал?

Я был настолько рад ее своевременному появлению, что даже не заметил, насколько идиотский вопрос она задала.

- Ну, здесь, занимался с детьми, - ответил я. - А ты где была?

- Собиралась в район Диннер-Ки, - сказала она. - Нашли тело Курта Вагнера.

Глава 33

Дебора неслась сквозь транспортный поток как на пожар. Я пытался вежливо намекнуть, что тело уже мертво и никуда не убежит и надо бы сбросить скорость, но не находил подходящих слов, поэтому она ни в какую не соглашалась убрать руки с руля и положить их мне на шею.

Коди и Эстор были еще слишком маленькие, чтобы понять, какой смертельной опасности подвергаются, а потом резвились в свое удовольствие на заднем сиденье, и даже вошли во вкус, отвечая на милые приветствия участников дорожного движения поднятием своих собственных маленьких средних пальчиков каждый раз, когда мы кого-нибудь подрезали.

На пересечении Первой автомагистрали с Лежен-роуд столкнулись три машины, и на некоторое время движение замедлилось, так что волей-неволей пришлось ползти черепашьим ходом. А коль скоро отпала нужда сдерживаться, чтобы не закричать от ужаса, я попытался выяснить у Деборы, что именно нам так отчаянно нужно увидеть.

- Как его убили? - спросил я у Деборы.

- Так же, - ответила она. - Сожгли. И на теле отсутствует голова.

- А ты уверена, что это Курт Вагнер? - продолжил я расспросы.

- Точно сказать не могу, но, думаю, это он, мать его.

- Почему?

- Его машину обнаружили рядом.

В другое время я понял бы, кто конкретно зациклился на головах, где их искать и как, но теперь, при всей моей внутренней одинокости, ничего подобного больше не происходило.

- Ты знаешь, в этом нет совершенно никакого смысла, - начал я.

Дебора злобно посмотрела на меня, стукнула запястьем по рулю и сказала:

- Ну давай жги.

- Другие жертвы оприходовал Курт, - продолжил я.

- А его кто? Руководитель бойскаутского отряда? - Деб надавила на сигнал и стала объезжать аварию по встречной полосе. Она увернулась от автобуса, дала по газам и проскочила ярдов пятьдесят, пока затор не остался позади.

Я сконцентрировался на том, чтобы восстановить дыхание, а затем подумал, что все мы однажды умрем, поэтому, рассуждая в глобальном масштабе, не важно, по чьей вине это произойдет. Не очень приятные размышления, но они хотя бы позволяли мне не сдерживать крик и не пялиться с ужасом в окно, пока Дебора наконец не съехала на нужную крайнюю полосу Первой автомагистрали.

- Здорово, - оценила Эстор. - А можно еще?

Коди с энтузиазмом поддержал сестру кивком.

- И сирену можно включить, - добавила Эстор. - Почему ты не используешь сирену, сержант Дебби?

- Не называй меня Дебби, - огрызнулась Дебора. - Просто не люблю ездить с сиреной.

- Почему? - не унималась Эстор.

Дебора с шумом выдохнула и взглянула на меня.

- Законный вопрос, - поддержал я детей.

- Потому что от нее слишком много шума, - ответила Дебора. - Может, я просто поведу машину?

- Ладно, - согласилась Эстор, хотя было видно, что Дебора ее не убедила.

До Гранд-авеню мы ехали молча, и я использовал паузу, чтобы хорошенько все обдумать и даже изобрести что-ни-будь полезное. Не получилось, зато на ум пришло нечто заслуживавшее упоминания.

- А что, если убийство Курта - просто совпадение? - предположил я.

- Да ты сам себе не веришь, - ответила она.

- А если он пустился в бега? Может, хотел по-быстрому сляпать новые документы, да не у тех, или решил смыться из страны тайно, вот и нарвался. На свете полно плохих парней, на которых можно наткнуться ненароком в его-то положении.

Это звучало неубедительно даже для меня самого, но Дебора обдумывала мои слова несколько секунд, жевала нижнюю губу и то и дело по рассеянности нажимала на сигнал, обгоняя очередную «подменную» машину[51], принадлежащую какому-то отелю.

- Нет, - наконец сказала она. - Его поджарили, Декстер. Как первую парочку. Вряд ли это имитация.

Я снова чувствовал, как сгущается мрак у меня внутри, там, где когда-то жил Темный Пассажир. Я закрыл глаза и попытался обнаружить хотя бы крохотные следы присутствия своего некогда постоянного спутника, но тщетно. А открыв глаза, увидел, что Дебора ускоряется, обходя ярко-красный «феррари».

- Но люди же читают газеты, - упорствовал я. - А имитаторы были во все времена.

Она подумала еще и покачала головой.

- Нет, - сказала Дебора наконец. - Я не верю в совпадения. Не в этих обстоятельствах. Оба тела сожжены и обезглавлены, и это совпадение? Нет уж.

Надежда всегда умирает тяжело, но при всем при том я вынужден был признать, что Деб права. Обезглавливание и сжигание не совсем стандартные процедуры и нехарактерны для нормального, среднестатистического убийцы, который не станет церемониться: тюк по темечку, гирьку к ногам, и в воду - поминай как звали.

Так что, по всей вероятности, мы в скором времени должны были узреть тело того, кого с уверенностью считали убийцей и кто был убит тем же способом, что и его жертвы. Все это могло бы быть достаточно смешным, если бы не было так огорчительно печальным, угрожающим обыкновенному течению жизни.

Однако Дебора предоставила мне очень мало времени на обдумывание, снова став раздражительной; она одним махом преодолела транспортный поток в центре Коконат-Гроув и остановилась на автостоянке возле парка «Бэйфорд», где уже царил знакомый цирк: три полицейские машины и Камилла Фидж, сдувающая пылинки с отпечатков пальцев на разбитом красном, «гео», припаркованном на одном из мест. По-видимому, это машина Курта Вагнера.

Я высунулся из окна и огляделся, но даже и без внутреннего голоса, который нашептывал мне обычно подсказки, мой наметанный глаз сразу заметил: чего-то здесь не хватает.

- А где тело? - осведомился я у Деборы.

Сестрица уже шагала к воротам яхт-клуба.

- На острове, - бросила она.

Я моргнул и вылез из машины. Не знаю почему, но при мысли отеле на острове волоски у меня сзади на шее встали дыбом, однако, блуждая взглядом по воде в поисках ответа, я не ощутил ничего, кроме полуденного бриза, который гулял в соснах барьерных островов Диннер-Ки и пронизывал насквозь мою внутреннюю пустоту.

Дебора подтолкнула меня локтем.

- Ну, давай, - наседала она.

Я посмотрел на заднее сиденье, где были Коди и Эстор, которые только что овладели искусством самостоятельно высвобождаться из ремней безопасности и намеревались выбраться из машины.

- Вы остаетесь здесь, - сказал я. - Я скоро вернусь.

- А ты куда? - поинтересовалась Эстор.

- Мне надо вот на тот остров.

- А там мертвый человек? - спросила она.

- Да, - ответил я.

Она глянула на Коди, а потом снова на меня.

- Мы тоже хотим пойти, - заявила она.

- Вам категорически нельзя. М не неприятностей с вами хватило в прошлый раз. Если я покажу вам труп, то и сам им стану благодаря вашей маме.

Коди подумал, что это очень весело, издал смешок и даже замотал головой от восторга.

Я услышал окрик и посмотрел сквозь решетку ворот на эспланаду. Дебора уже была в доке, собираясь сесть в полицейскую лодку, привязанную там. Она помахала мне рукой и крикнула:

- Декстер!

Эстор топнула ногой, чтобы привлечь мое внимание, и я снова посмотрел на нее.

- Вы должны оставаться здесь, - повторил я, - а мне надо идти.

- Но, Декстер, мы тоже хотим поехать на лодке, - уперлась она.

- Вам нельзя, - сказал я. - А если будете себя хорошо вести, мы поедем кататься на лодке в выходные.

- И смотреть на мертвого человека? - спросила Эстор.

- Нет, - ответил я. - Мы пока больше не будем смотреть на мертвые тела.

- Но ты же обещал! - воскликнула она.

- Декстер! - снова Харкнула Дебора. Я помахал ей, но она, очевидно, ожидала другой реакции, потому что яростно мотнула головой, подзывая меня к себе.

- Эстор, я должен идти, - сказал я. - Оставайтесь здесь. Поговорим позже.

- У тебя все время «позже», - пробормотала она.

Проходя мимо ворот, я остановился и заговорил с полицейским, стоявшим там, - крупным могучим человеком с темными волосами и очень низким лбом.

- Не могли бы вы приглядеть за моими детьми? - попросил я.

Он воззрился на меня:

- Я тебе что, детский сад?

- Всего несколько минут. Они послушные.

- Ага, «пригляди», тоже мне развлечение, - уперся он, но не успел закончить фразу, как совсем рядом послышалось движение и около нас возникла Дебора.

- Черт подери, Декстер! - воскликнула она. - Тащи свой зад в лодку!

- Погоди, - сказал я, - мне надо найти того, кто посмотрит за детьми.

Дебора стиснула зубы. Потом глянула на большого копа и прочла его именную табличку.

- Сушински, - сказала она. - Смотри за долбаными детьми.

- Ну вы что, сержант, - взмолился тот. - Ну ради Бога!

- Сказано тебе: сиди с детьми, черт подери, - повторила она, - может, научишься чему-нибудь. Декстер, вали в чертову лодку, шевелись, вперед!

Я покорно повернулся и повалил в чертову лодку. Дебора большими шагами обогнала меня и уже сидела в лодке, когда я в нее только забирался, а коп, находившийся у руля, направил суденышко к одному из маленьких островков, лавируя между лодками, стоявшими на якоре.

В гавани Диннер-Ки расположено несколько мелких островов, которые обеспечивают защиту от ветра и волн, благодаря чему якорная стоянка здесь исключительно удобна. Конечно, только при обычных обстоятельствах, чему доказательством служили береговые отмели острова. Они были усеяны разбитыми лодками и другим морским мусором, складированным здесь недавно пронесшимися ураганами, и время от времени какой-нибудь поселенец обосновывался тут, сооружая хибарку из досок неудачливых лодок.

Остров, на который мы направились, был одним из самых маленьких. Половина сорокафутовой рыбацкой лодки торчала из песка под причудливым углом, сосны на пляже, увешанные кусками пены «Стирофоам», рваное тряпье, обрывки пластиковых пакетов и мешки для мусора. В общем, остров находился в таком состоянии, в каком его оставили коренные американцы: уютный маленький кусочек суши, покрытый австрийскими соснами, презервативами и пивными жестянками.

Курт Вагнер, конечно, не в счет - его тело коренные американцы не оставляли. Оно лежало в центре маленького острова на небольшой просеке и, подобно предыдущим трупам, в торжественной позе со скрещенными на груди руками и прижатыми друг к другу ногами. Голова и одежда отсутствовали, тело обуглилось - в общем, похоже на прошлые случаи с тем только исключением, что на сей раз фигурировала одна новая вещь. На шее трупа на кожаной веревке покоился медальон размером с яйцо. Я пригляделся - это оказалась бычья голова.

И снова я почувствовал странную ноющую пустоту. Интуитивно я ощущал важность всех этих деталей, но что за этим кроется, без Пассажира понять не мог.

Винс Мацуока сидел на корточках возле трупа, изучая окурок сигареты, а Дебора - на коленях рядом с ним. Я обошел их, разглядывая тело под разными углами, этот натюрморт с копами. Наверное, я надеялся обнаружить маленькие зацепки: может, водительские права убийцы или составленное им признание, - но нигде ничего подобного не было - один сплошной песок, исписанный многочисленными следами и ветром.

Я присел на колени рядом с Деборой.

- Ищете татуировку? - спросил я.

- Прежде всего, - ответил Винс. Он протянул руку в перчатке и слегка приподнял тело. И вот она показалась, чуть припорошенная песком, но все равно заметная, - часть, видимо, осталась на отрезанной голове.

- Точно он, - констатировала Дебора. - Татуировка, его машина на парковке - это он, Декстер. Знать бы, что эта татуировка означает.

- Это по-арамейски, - сказал я.

- А ты с какого хрена это знаешь? - осведомилась Дебора требовательным тоном.

- И с след о ват, - ответил я и присел на корточки рядом с телом. - Смотри. - Я откопал маленькую сосновую ветку и стал пользоваться ею как указкой. Часть первой буквы была отрезана вместе с головой, но остальные виднелись четко, так что урок можно было начинать. - Вот это «м», или то, что от нее осталось. Это «л», а это «к».

- И какого черта это значит? - спросила Дебора.

- Молох, - сказал я и ощутил иррациональный холодок на ярком солнце, произнося это имя. Я попытался стряхнуть его, но неуютное «послевкусие» все равно осталось. - В арамейской письменности не употребляют гласных. Поэтому «млк» читается как «Молох».

- Или «молоко», - предположила Дебора.

- Деб, если ты считаешь, что убийца вытатуировал «молоко», тебе не помешала бы передышка.

- Но если Вагнер - это Молох, кто убил его?

- Вагнер убил остальных, - пояснил я, очень стараясь, чтобы мои слова звучали глубокомысленно и уверенно, хоть это и трудная задача. - А потом, э-э...

- Все твои «э-э» я уже давно предугадала, - сказала она.

- И ты следишь за Уилкинсом?

- Господи, не я, а мы следим за Уилкинсом.

Я снова посмотрел на тело, но больше того, что уже знал, сообщить оно мне не смогло. Мой разум бродил по кругу: если Вагнер был Молохом, а теперь Вагнер убит, и убит Молохом...

Я поднялся и на мгновение ощутил головокружение, как будто попал в перекрестье ярких огней, и услышал, как издалека ужасная музыка начинает заполнять пространство. Секунду у меня не оставалось никаких сомнений, что где-то поблизости есть божество, которое зовет меня; настоящее божество, а не какой-нибудь псих-шутник.

Я потряс головой, чтобы заглушить это, и чуть не повалился наземь. Я почувствовал, как кто-то хватает меня за руку, чтобы не дать мне упасть, но была ли это Деб, Винс или сам Молох, точно сказать не мог. Издали голос звал меня по имени - нет, он его пел, все ускоряя и ускоряя темп мелодии. Я закрыл глаза и почувствовал, что громкость музыки многократно усилилась, а лицо пылает от жара. Что-то начало меня трясти, и я открыл глаза.

Музыка смолкла. Жар шел от солнца Майами, а горячий ветер сгребал облака, готовя послеполуденную бурю. Дебора держала меня за оба локтя и трясла, постоянно повторяя мое имя.

- Декстер, - говорила она. - Эй, Деке, очнись. Декстер. Декстер.

- Я здесь, - отозвался я, хотя сам не был уверен в том, что говорил.

- С тобой все в порядке, Деке? - спросила Дебора.

- По-моему, я слишком быстро встал, - сказал я.

Она подозрительно посмотрела на меня.

- Нуда, как же, - проворчала она.

- Серьезно, Деб, все нормально. То есть мне так кажется.

- Тебе так кажется, - повторила Деб.

- Да. Я хочу сказать, что просто слишком резко принял вертикальное положение.

Сестра смотрела на меня еще секунду, а потом отпустила и отступила назад.

- Ладно. Раз ты можешь сесть в лодку, тогда давай, нам надо возвращаться.

Может быть, из-за того, что я еще чувствовал головокружение, все, что она говорила, казалось мне бессмысленным набором слов.

- Возвращаться? - переспросил я.

- Декстер, у нас шесть трупов, а единственный подозреваемый валяется без головы, - ответила она.

- Так, - сказал я и услышал отдаленный стук барабанов, сопровождавший мой голос. - И куда мы направляемся?

Дебора, сжав кулаки и стиснув зубы, посмотрела на тело, и на секунду я подумал, что она собирается плюнуть.

- Что там насчет того мужика, которого ты загнал в канал? - наконец спросила Деб.

- Ты про Старжака? Нет, он сказал... - Я осекся, но было поздно, потому что Дебора тут же атаковала.

- И когда же это ты с ним успел поговорить, черт тебя подери?

Честно говоря, я все еще пребывал в легком тумане, поэтому не думал, прежде чем сказать, и в результате оказался в неприятном положении. У меня имелись веские причины не говорить сестре, что мы общались недавно, когда я привязал его к верстаку и пытался искромсать на мелкие кусочки, но, видимо, кровь быстро прилила назад к голове, потому что я поспешно исправился:

- Казался, то есть. Он мне показался... ну, не знаю, - вилял я. - По-моему, это он из личных побуждений - оскорбился, что я его подрезал.

Дебора секунду сердито смотрела на меня, но потом, видимо, приняла мое объяснение, отвернулась и пнула песок.

- Отлично, у нас ничего нет, - сказала она. - Его проверить не повредит.

Сказать ей, что я его уже досконально проверил, было плохой идеей, поскольку мои действия выходили далеко за рамки обычной полицейской работы, поэтому я предпочел просто кивнуть в знак согласия.

Глава 34

Больше на маленьком острове не было ничего интересного, что заслуживало внимания. Винс и другие судмедэксперты обыщут улики и без нас, а наше присутствие им может только помешать. У Деборы чесались от нетерпения руки, и она рвалась на материк, чтобы приступить к запугиванию подозреваемых. Поэтому мы пересекли пляж и сели в полицейский катер, чтобы вернуться обратно через гавань в док. Я почувствовал себя лучше, когда поднялся на причал и направился к стоянке.

Не обнаружив Коди и Эстор, я подошел к офицеру Низколобому.

- Они в машине, - выпалил он, не дав мне открыть рта. - Хотели играть со мной в казаки-разбойники, а я им тут не детский сад.

Очевидно, он считал, что эта его зацикленность на детском саде кого-то смешит, и поэтому постоянно говорил о нем. Я кивнул ему, поблагодарил и пошел к автомобилю Деборы. Ни Коди, ни Эстор не было видно, пока я не подошел вплотную. Я даже подумал, что они в какой-то другой машине. Но тут я увидел их, прячущихся на заднем сиденье и поглядывающих на меня широко распахнутыми глазами. Я попытался открыть дверь, но она оказалась заперта.

- Можно? - полюбопытствовал я через стекло.

Коди отпер замок и открыл дверь.

- Что стряслось? - спросил я у них.

- Мы видели страшного человека, - сказала Эстор.

Поначалу я не понял, что она имеет в виду, и даже не мог объяснить, почему у меня вспотела спина.

- В каком смысле? - спросил я. - Этого полицейского?

- Декс-терр, - с укоризной сказала Эстор. - Не глупого, а страшного. Помнишь, когда мы смотрели на головы.

- Вы видели того же страшного человека?! - ошеломленно воскликнул я.

Они переглянулись, и Коди пожал плечами.

- Вроде да, - ответила Эстор.

- Он видел мою тень, - сказал Коди своим тихим, чуть хриплым голосом.

Мальчик хорошо раскрыл суть, и, что еще лучше, теперь я знал, почему пот струился у меня по спине. Он упоминал о своей тени и раньше, только я не обратил на это внимания. А теперь пришло время послушать. Я сел к ним на заднее сиденье.

- С чего ты решил, что он видел твою тень, Коди?

- Он так сказал, - объяснила Эстор. - А Коди видит его тень.

Коди кивнул, не сводя глазе моего лица, а его собственное, как обычно, представляло собой маску, под которой ничего не было видно. И все же я понял: он хотел, чтобы я разобрался с этой проблемой. Эх, мне бы его оптимизм.

- А когда ты сказал, что он увидел твою тень, - осторожно начал я, - ты имел в виду ту, которая на земле, от солнца?

Коди покачал головой.

- Есть еще другая тень? - пытался выяснить я.

Коди посмотрел на меня так, словно я спросил, надеты ли на нем брюки, но кивнул.

- Внутри, - сказал он. - Как было у тебя.

Я откинулся на спинку сиденья и притворился, что дышу.

Внутренняя тень. Отличное описание, простое, лаконичное и точное. А то, что она у меня когда-то была, добавляло остроты и звучало волнующе.

Однако взволнованность ни к чему не приводит, и обычно я стараюсь избегать подобных ситуаций. Но теперь я мысленно встряхнулся и удивленно подумал о том, что же случилось с неприступными башнями замка Декстера, некогда столь величавыми и красиво украшенными шелковыми лентами чистого разума. Я очень хорошо помнил, что когда-то был умен, а вот сейчас постоянно упускаю нечто важное, и это происходит уже очень давно. Вопрос не в том, что говорил Коди. Истинная загадка крылась в моем нежелании расслышать его раньше.

Коди увидел другого хищника и узнал, когда темная сущность внутри его услышала рык сотоварища; точно так же и я определял других монстров, когда мой Пассажир был на борту. А этот другой узнал Коди тем же способом. Но что заставило детей прятаться в машине?..

- А этот человек говорил тебе что-нибудь? - спросил я.

- Он дал мне это. - Мальчик протянул мне аляповато раскрашенную визитку, и я ее взял.

На карточке была изображена стилизованная голова быка, точь-в-точь как на теле Курта на острове. А под изображением красовались буквы - просто копия татуировки Вагнера: «млк».

Тут открылась водительская дверь, и Дебора уселась за руль.

- Давай, - сказала она, - поехали. - Сестра вставила ключ в замок зажигания и завела машину, прежде чем я успел вымолвить хоть что-нибудь.

- Погоди, - только и успел сказать я.

- Времени вообще нет, - отрезала она. - Давай.

- Он был тут, Деб.

- Господи, Деке, кто тут был?

- Не знаю, - признался я.

- Тогда с чего ты решил, что он здесь был?

Я подался вперед и вручил ей карточку.

- Он оставил это.

Она взяла ее, посмотрела и отбросила на соседнее сиденье, словно та была пропитана ядом.

- Черт! - Дебора выключила двигатель. - Где он ее оставил?

- У Коди, - ответил я.

Она повернула голову и стала оглядывать нас троих одного за другим.

- И почему это он оставил карточку ребенку? - поинтересовалась она.

- Потому что... - начала Эстор, и я закрыл ей рот рукой.

- Не встревай, - сказал я прежде, чем она начала вещать о тенях.

Она вздохнула, но потом подумала и замолчала, недовольная тем, что ее остановили, но решив пока не возмущаться. Так мы сидели некоторое время, все четверо, одна большая несчастливая семья.

- Почему не подсунул под лобовое стекло или не отправил по почте? -удивлялась Дебора. - И если уж на то пошло, какого черта он вообще нам ее оставил? Зачем он ее напечатал, Господи ты Боже мой?

- Он отдал ее Коди, чтобы запугать нас, - объяснил я. - Он как бы говорит: «Видите? Я знаю все ваши слабые места».

- Позер, - сказала Дебора.

- Да, - согласился я. - Я тоже так думаю.

- Черт, ну это хотя бы первая разумная вещь, которую он сделал. - Она хлопнула запястьями по рулю. - Хочет в кошки-мышки поиграть, как все психи? Ладно, будут ему кошки-мышки. И мышеловку захлопну я. - Дебора посмотрела на меня: - Положи карточку в пакет для вещдоков и попытайся добиться от детей, чтобы они его описали. - Моя грозная сестра открыла дверцу машины, вышла и отправилась поговорить с большим копом Сушински.

- Так, - сказал я Коди и Эстор. - Вы помните, как выглядел тот человек?

- Да, - ответила Эстор. - А мы и вправду будем с ним играть, как сказала твоя сестра?

- Под словом «играть» она имела в виду не то, что вы обычно делаете, кидая мяч в корзину. Скорее он задирает нас, чтобы мы за ним побегали.

- А что значит «не то»? - спросила она.

- Никто никого не убивает, когда играет в баскетбол, - объяснил я. - Как он выглядел?

Эстор пожала плечами:

- Он старый.

- То есть старик? С морщинами и седыми волосами?

- Ну нет. Как ты, - пояснила она.

- Ага, значит, старый, - сказал я, чувствуя ледяные руки смерти на лбу и слабость и дрожание рук после ее отступления. Не слишком многообещающее начало для получения реального описания, но, в конце концов, Эстор только десять лет, и для нее все взрослые люди одинаково неинтересны. Было ясно, что Дебора сделала мудрый шаг, выбравшись поговорить с офицером. Здесь царила полная безнадега. Тем не менее я должен был рискнуть.

Меня настигло внезапное вдохновение, или, учитывая мое нынешнее состояние, когда власть разума отсутствует, то, что можно принять за вдохновение. Оставалось надеяться, что страшным человеком окажется Старжак, вернувшийся за моей шкурой.

- А что еще вы помните? Может, он говорил с акцентом?

Эстор покачала головой: .

- В смысле, как если бы говорил француз? Нет, обычно говорил. А кто такой Курт?

Было бы преувеличением говорить, что мое сердце екнуло при этих словах, но я определенно почувствовал некоторую внутреннюю дрожь.

- Курт - это убитый, на которого я только что смотрел. А что?

- Тот человек о нем говорил, - пояснила Эстор. - Он сказал, что однажды Коди станет гораздо лучшим помощником, чем Курт.

Внутри у Декстера пробежал холодок.

- Интересно, - заметил я, - какой вежливый человек.

- Совсем он не вежливый, Декстер, мы же говорили. Он был страшный.

- А как он выглядел, Эстор? - спросил я, уже ни на что не надеясь. - Как мы его найдем, если не знаем, как он выглядит?

- Не надо его ловить, Декстер, - возразила она все тем же немного раздраженным голосом. - Он сказал, ты найдешь его, когда придет время.

На секунду Земля прекратила вращаться, и в эту секунду я ощутил, как у меня изо всех пор брызнул ледяной пот, словно им выстреливали.

- А что конкретно он сказал? - спросил я, когда все пришло в норму.

- Он сказал, чтобы мы тебе передали, что ты найдешь его, когда придет время, - повторила она. - Я ведь уже говорила.

- А как он это сказал? «Передай папе», «скажи этому парню»? Как?

Эстор опять устало вздохнула.

- «Передай Декстеру», - медленно произнесла она, чтобы до меня дошло. - Это же ты. «Передай Декстеру, что он найдет меня, когда придет время».

Наверное, я должен был испугаться еще больше, но, как ни странно, не испугался, а, наоборот, почувствовал облегчение. Теперь я знал точно - кто-то и вправду преследует меня. Божество или смертный человек, это больше не имело никакого значения, и он доберется до меня, когда придет время, что бы это ни означало.

Если только я не доберусь до него первым.

Глупая мысль, возникшая где-то в бытовых помещениях мозга. Пока что я не мог опередить его даже на шаг, не говоря уж о том, чтобы найти. У меня ничего не получалось, оставалось только терпеть его преследования и запугивания. Он не дает житья, вводит в состояние темного смятения, которого я никогда до этого не испытывал.

Он знает, кто я, где работаю и где нахожусь, а я даже не имею представления, как он выглядит.

- Прошу тебя, Эстор, это очень важно, - умолял я. - Он был высокий? С бородой? Он кубинец? Чернокожий?

Девочка пожала плечами.

- Да обычный, - отмахнулась она, - белый. В очках. Обычный человек. Ну, такой, ты знаешь.

Я не знал, но разубеждать ее не стал, когда Дебора распахнула водительскую дверь и снова уселась в машину.

- Господи Боже! - сказала она. - Тупой, а со шнурками сам справляется!

- То есть? Офицер Сушински был малоинформативен? - уточнил я.

- Да нет, информации хоть отбавляй, - возразила Дебора. - Отборная бредятина. А по делу - только то, что наш парень, возможно, водит зеленую машину.

- Синюю, - сказал Коди, и мы все посмотрели на него. - Она была синяя.

- Ты уверен? - спросил я, и он кивнул.

- Мне кому верить - сопливому мальчишке? - поинтересовалась Дебора. - Или копу с пятнадцатилетним стажем, у которого в голове дерьмо?

- Нельзя все время говорить плохие слова, - заметила Эстор. - Ты мне уже пять с половиной долларов должна. И вообще Коди прав: машина была синяя. Я ее тоже видела, и она была синяя.

Я посмотрел на Эстор, но не мог не заметить давящего взгляда Деборы, так что снова повернулся к ней.

- Ну? - сказала она.

- Ну, - повторил я. - Не говори плохих слов. Эти двое - смышленые ребята, а офицер Сушински вряд ли получит приглашение в «Менса»[52].

- Не собираюсь им верить, - отрезала она.

- А я бы поверил.

Дебора жевала нижнюю губу, буквально вращая челюстью по кругу, словно перемалывала что-то очень жесткое.

- Ладно, - наконец сказала она. - Значит, он водит синюю машину, как каждый третий в Майами. И как мне это поможет?

- Уилкинс водит синюю машину, - сказал я.

- Уилкинс под наблюдением, черт подери, - парировала она.

- Звони.

Она посмотрела на меня, закусила губу, а потом взяла свою рацию и вышла из машины. Она говорила недолго, и я услышал, что она повышает голос. Потом она выругалась, и Эстор посмотрела на меня и покачала головой. А затем Дебора бухнулась на водительское кресло.

- Сукин сын! - рявкнула моя сестра.

- Они его упустили?

- Нет, он там, у себя, - сказала она. - Припарковался и вошел в дом.

- И куда он ездил?

- Они не знают. Упустили его, когда менялись.

- Что?

- Де Марко заступал, а Бэлфур отваливал, - объяснила Деб. - Он слился, пока они менялись. Они клянутся, что он отсутствовал не больше десяти минут.

- Его дом в пяти минутах езды отсюда.

- Знаю, - с горечью сказала Дебора. - И что нам делать?

- Пусть смотрят за Уилкинсом, - предложил я. - А ты пока пообщайся со Старжаком.

- Но ты же пойдешь со мной, да? - с надеждой спросила она.

- Нет, - сказал я, думая о том, что определенно не хотел бы встречаться со Старжаком, и тут пришла в голову прекрасная отмазка. - Мне надо везти детей домой.

Она кисло посмотрела на меня.

- А что, если это не Старжак? - спросила Дебора.

Я покачал головой:

- Не знаю.

- Да уж, - отозвалась она. - А я тем более. - Дебора завела двигатель. - Поехали.

Глава 35

Уже прилично перевалило за пять часов, к тому времени как мы вернулись в управление. Не обращая внимания на кислый вид Деборы, я загрузил Коди и Эстор в свое жалкое транспортное средство и направился домой. Они здорово сникли и просидели так почти всю дорогу, очевидно, все еще напуганные своей встречей со страшным человеком. Но детишки отличались большой жизнестойкостью - это ярко демонстрировал тот факт, что они вообще могли разговаривать после всего, что им пришлось вынести от своего биологического отца. Поэтому, когда до дома оставалось минут десять, Эстор начала возвращаться к нормальному состоянию.

- Жалко, ты не умеешь водить, как сержант Дебби, - заметила она.

- Так я, пожалуй, дольше проживу, - ответил я.

- А ты почему не включаешь сирену? - поинтересовалась она. - Не хочешь?

- Сирены экспертам не раздают, - объяснил я. - Но ты права - я бы и не хотел. Предпочитаю не высовываться.

Я посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, что она нахмурилась.

- Что это значит? - спросила она.

- Это значит, что я не хочу привлекать к себе внимание, - сказал я. - Не хочу, чтобы люди меня замечали. А как это делать - вам еще предстоит уяснить, - добавил я.

- Но все хотят, чтобы их замечали, - возразила она. - Люди ведь постоянно делают всякие веши, чтобы другие на них смотрели.

- Но вы не такие и никогда не станете такими, вы никогда не будете похожи на них. - Эстор долго молчала, и я глянул на нее в зеркало. Она смотрела себе на ноги. - Тут нет ничего плохого, - пояснил я. - Знаете другое слово вместо слова «нормальный»?

- Нет, - безучастно произнесла она.

- Обыкновенный. Вы хотите быть обыкновенными?

- Нет, - ответила она, и на сей раз уже не так мрачно. - Но если мы не будем обыкновенными, то другие нас заметят.

- Вот поэтому вам надо научиться не высовываться, - сказал я, втайне довольный, что разговор повернулся так, чтобы доказать мою правоту. - Всем должно казаться, что вы обыкновенные.

- Значит, нам нельзя никому показывать, что мы другие, - сделала вывод она, - совсем никому.

- Правильно, - одобрил я.

Она посмотрела на брата, и между ними состоялся очередной длинный безмолвный разговор. Я радовался тишине, хотя вечернее плотное движение портило радость.

Через несколько минут Эстор заговорила снова:

- Значит, мы не должны рассказывать маме, чем занимались сегодня.

- Про микроскоп - можно, - разрешил я.

- А про другое не должны? - спросила Эстор. - Про страшного человека и поездку с сержантом Дебби?

- Правильно, - одобрил я.

- Но говорить неправду нехорошо, - возразила она. - Особенно маме.

- Поэтому лучше ничего не говорить. Ей не надо знать о таких вещах, из-за которых она может сильно разволноваться.

- Но она же нас любит, - не унималась Эстор. - Она хочет, чтобы мы были счастливыми.

- Да, - сказал я, - но как именно вы должны быть счастливы, она видит по-своему. Потому что иначе она не будет счастлива.

Повисла еще одна длинная пауза, после которой Эстор наконец сказала, как только мы повернули на нашу улицу:

- А у страшного человека есть мама?

- Почти наверняка, - ответил я.

Рита, должно быть, ждала нас прямо у входной двери, потому что стоило нам подъехать и припарковаться, как она вышла навстречу.

- Ну, здравствуйте, - радостно проговорила она. - Что же интересного вы узнали сегодня?

- Мы видели грязь, - сказал Коди. - С моего ботинка.

Рита моргнула.

- Надо же, - произнесла она в замешательстве.

- А еще поп-корн, - добавила Эстор. - И мы смотрели в микрофон и выясняли, где мы ходили.

- Микроскоп, - поправил Коди.

- Какая разница, - отмахнулась Эстор, пожав плечами. - А еще так можно узнать, откуда шерсть, которую ты видишь. С козы или с ковра.

- Ухты! - восхитилась Рита с каким-то удивленным и неуверенным видом. - Вам, наверное, понравилось.

- Да, - ответил Коди.

- Ну что ж, - сказала Рита, - принимайтесь за домашнее задание, а я принесу вам чего-нибудь перекусить.

- Хорошо, - сказала Эстор, и они с Коди поспешили по дорожке к дому. Рита смотрела им вслед, пока они не скрылись в доме, а потом повернулась ко мне, взяла меня под руку, и мы отправились за ними.

- Все прошло хорошо? - спросила она. - То есть с этим... они очень...

- Да, - сказал я. - По-моему, они начинают понимать, что такие игры плохо заканчиваются.

- Ты ведь не показывал им ничего страшного, нет?

- Конечно, нет. Даже крови не показывал.

- Хорошо. - Она положила голову мне на плечо. Видимо, подобную цену приходится платить, когда собираешься жениться. А может, таким образом она как бы метила свою территорию, и я должен был радоваться тому, что она не выбрала для этого традиционный метод, каким пользуются животные. В общем, физическое выражение привязанности не моя стихия, и я почувствовал себя неловко, но тем не менее обнял ее, потому что знал: так поступил бы человек, и мы пошли вслед за детьми.

 

Не уверен, что это можно назвать сном. Ночью в мою многострадальную голову снова начали проникать те же звуки, та же музыка, колокола и лязг металла, которые я слышал раньше, а еще я ощутил жжение на лице и дикую радость, рвавшуюся из моего опустевшего внутреннего пространства. Я проснулся в коридоре, перед входной дверью. Я держался за ручку, готовый ее открыть, весь покрытый потом, довольный, удовлетворенный. Я совсем не испытывал тревоги, хотя, наверное, должен был.

Конечно, мне знаком термин «лунатизм». Из лекций по психологии на первом курсе я знал, что прослушивание музыки не может быть причиной этого явления. Кроме того, где-то в глубине души я подозревал, что сейчас должен испытывать беспокойство, тревогу, ощущать, как мурашки ползут по телу из-за того, что творится в моем мозгу, пока он отключен. Этой мешанины не может быть там, не должно быть, но она была. И мало того: я этому радовался. Вот что меня пугало больше всего.

Музыка в Аудитории Декстера не приветствуется. Она мне не нужна. Я хотел, чтобы она исчезла, но она все равно явилась, зазвучала и сверхъестественным образом сделала меня счастливым против моего желания, а потом оборвалась, бросив меня около входной двери, вероятно, за мгновение до того, как я собирался выйти и...

И что? Мысль, которая меня посетила, вырвавшись из глубины моего сознания, была из разряда «монстров-под-кроватью», но...

Почему я выбрался из постели и пришел сюда? Просто поддавшись импульсу, движимый неизвестно чем в собственном мозгу? Или нечто пыталось заставить меня открыть дверь и выйти на улицу? Он сказал детям, что я найду его, когда придет время. Оно пришло?

Кто-то хотел, чтобы Декстер вышел в ночь один и в отключке?

Отличная мысль, и я был горд, что она меня посетила, потому что это означало, что у меня очевидное повреждение мозга и я больше не могу отвечать за свои поступки. Я прокладывал новый путь по территории глупости. Невероятная, идиотская истерия чистой воды, вызванная стрессом. Наверное, никто на свете не тратит столько времени впустую; до Декстера никому дела нет, кроме самого Декстера. И чтобы подтвердить это, я включил свет на террасе и открыл дверь.

На противоположной стороне улицы примерно в пятидесяти футах к западу завелся двигатель и машина уехала.

Я закрыл дверь и запер на два оборота ключа.

Теперь настала моя очередь, усевшись за кухонный стол, потягивать кофе и размышлять о великих загадках, которые подкидывает нам порой жизнь.

На часах было полчетвертого утра, когда я сел, и шесть, когда в кухню пришла Рита.

- Декстер, - сказала она с выражением сонного удивления на лице.

- Собственной персоной, - отозвался я, и мне было чрезвычайно трудно изобразить беззаботность на своем фасаде.

Она нахмурилась:

- Что случилось?

- Ничего, - ответил я. - Не мог заснуть.

Рита уронила голову на грудь, добрела до кофемашины и налила себе чашку кофе. Потом села напротив меня и сделала глоток.

- Декстер, бронь - это нормальная практика.

- Конечно, - согласился я, не представляя себе, о чем идет речь, - ведь иначе столик не получить.

Она слегка покачала головой, устало улыбнувшись.

- Ты же понимаешь, о чем я, - сказала Рита, хотя это было не так. - Насчет свадьбы.

Маленький слабый свет забрезжил у меня в голове, и я чуть не вслух сказал «ага». Конечно, свадьба. Самки человека одержимы всем, что связано со свадьбами, даже не с их собственными. А если уж речь идет об их свадьбах, то эта мысль приобретает значение идеи фикс и преследует везде и всюду, днем и ночью. Рита смотрела на все происходящее сквозь очки свадебной расцветки: если я не мог спать - значит, мне не давали покоя мысли о предстоящей свадьбе.

Однако меня это бессмысленное событие вовсе не занимало. У меня было полно куда более важных дел, о которых стоило поволноваться, а свадьба - так, на автопилоте. В ка-кой-то момент я просто появлюсь, все произойдет, и сказочке конец. Но излагать Рите свое видение событий не стоило, каким бы милым оно мне ни казалось. Нет, надо было придумать какую-нибудь весомую причину для бессонницы и, кроме того, уверить ее еще раз в том, что я горю от нетерпения в предвкушении столь непонятного торжества.

Я оглядел комнату в поисках подсказки и наконец увидел две коробочки для ленча, стоявшие рядом с раковиной. Отличное начало: я погрузился в глубины своего трудноуправляемого сознания и извлек лишь одну-единственную мысль, которая еще была сыроватой, но сформулированной.

- А что, если я не слишком хорош для Коди и Эстор? - спросил я. - Как я могу быть отцом, когда я им не отец? Что, если я просто не справлюсь?

- О, Декстер, - блаженно произнесла она, - ты отличный отец. Они тебя просто обожают.

- Но, - сказал я, борясь с самим собой за оригинальность и добиваясь правдивости, - это только пока. А когда они повзрослеют? Что, если они захотят узнать о своем настоящем отце...

- Они знают все, что им нужно знать об этом суки не сыне, - выдала Рита. Это удивило меня: я никогда не слышал, чтобы она употребляла острые словечки. Так оно, наверное, и было, потому что она начала краснеть. - Это ты их настоящий отец, - продолжала она, - ты человек, на которого они равняются, которого слушаются, любят. Ты именно такой отец, какой им нужен.

Наверное, отчасти это так - ведь я единственный, кто способен поставить их на Путь Гарри и обучить всему, что им нужно знать, хотя, подозреваю, Рита не совсем это имела в виду. Однако уточнять вопрос было бы невежливо, поэтому я просто сказал:

- Я хочу справиться со своей ролью. Мне нельзя допускать промахи, ни на секунду.

- О, Деке, людям свойственно ошибаться. - И это так. Я много раз замечал, что эта одна из основных характеристик нашего вида. - Но мы будем стараться, и в конце концов все получится. Правда. Ты прекрасно справишься, вот увидишь.

- Ты в самом деле так считаешь? - спросил я, чувствуя лишь малую толику вины за то, что добивался похвалы так отчаянно.

- Абсолютно, - сказала она, улыбнувшись своей фирменной улыбкой. Рита протянула руку и пожала мою ладонь. - Я не дам тебе промахнуться, - уверила она меня.- Ты теперь мой.

Так храбро заявить, что я принадлежу ей, - просто верх эмансипации. Однако затруднительную ситуацию мы разрулили успешно и я спустил все на тормозах.

- Хорошо. Тогда давай завтракать.

Она наклонила голову набок и некоторое время смотрела на меня, и я решил, что сделал ложный ход, однако она только моргнула несколько раз и сказала:

- Хорошо, - а потом поднялась и пошла готовить завтрак.

Тот, другой, подошел к двери той ночью, но затем захлопнул ее, в страхе, - двух мнений быть не может. Он почувствовал страх. Он услышал зов и пришел, и ему стало страшно. У Наблюдателя больше не оставалось сомнений.

Время пришло.

Пора.

Глава 36

Я был измотан, обескуражен и, что хуже всего, по-прежнему паниковал. Каждый невинный сигнал заставлял меня подпрыгивать под ремнем безопасности и тянуться к оружию для самозащиты, и всякий раз, когда ничем не примечательная машина останавливалась в нескольких дюймах от моего бампера, я таращился в зеркало, ожидая враждебных действий или нового приступа ненавистной музыки в голове.

Что-то гналось за мной. Неизвестность угнетала, но я смутно догадывался, что это каким-то образом связано с древним божеством. Оно преследует меня, и даже если не сразу сцапает, то доведет до такого состояния, когда предложение сдаться я почту за благо.

До чего же человеческое существо хрупкое создание, и я как представитель этого вида, оставшийся без Пассажира, в котором заключалось все мое бытие, становился все более жалким - слабым, мягкотелым, медлительным и глупым, недальновидным, глухим и непроницательным, беспомощным, безнадежным и опустошенным. Да, я был готов распластаться поперек дороги и ждать, пока он переедет меня, кем бы он ни был. Вперед, пусть музыка захлестнет меня и принесет прямо к живому огню, в чертовы объятия блаженной смерти. Я не буду бороться, препираться - пусть настанет конец всему, что представляет собой Декстер. Еще несколько таких ночей, как прошлая, и я буду не против.

Даже на работе я не испытывал никакого облегчения. Дебора уже поджидала меня, и прилипла как банный лист, едва я вышел из лифта.

- Старжак пропал, - сказала она. - Уже пару дней не выгребает почту, порог завален газетами. Его нет.

- Но это же отлично, Деб, - отозвался я. - Раз сбежал, значит, рыльце в пушку.

- Черта с два, - возразила она, - то же самое случилось и с Куртом Вагнером, а теперь он труп.

- Можно включить его в список разыскиваемых, - предложил я, - и тогда мы доберемся до него первыми.

Дебора пнула стену.

- Черт, мы не то что не опережаем, мы не успеваем. Помоги мне, Деке, - взмолилась она, - иначе я с катушек съеду.

Я мог бы сказать, что от меня в расследовании мало толку, но это было бы немилосердно.

- Постараюсь, - вместо этого сказал я, и Дебора, ссутулившись, куда-то пошла по коридору.

Я еще не успел прийти к себе в закуток, когда наткнулся на сурового Винса Мацуоку.

- Где пончики? - обвинительным тоном спросил он.

- Какие пончики? - решил уточнить я.

- Сегодня твоя очередь, - напомнил он, - ты сегодня должен был покупать пончики.

- У меня выдалась тяжелая ночь.

- А теперь нас всех ожидает тяжелое утро?! - воскликнул он недовольно. - Где справедливость?

- Я не отвечаю за справедливость, Винс, - сказал я. - Только за кровавые пятна.

- Хм, и за пончики, видимо, тоже не отвечаешь. - С этими словами Мацуока ушел прочь, и на сей раз ему очень убедительно удалось изобразить праведный гнев, а вот я не припомню, когда это он обставлял меня в словесной перепалке. Еще один признак того, что я не в себе. Неужели несчастный Дестабилизированный Декстер забрел в тупик?

Рабочий день тянулся долго и нудно, но такими и должны быть рабочие дни. Да, у кого угодно, только не у Декстера; в свое время я постоянно был чем-то занят и прикидывался, что мне нравится работа, никогда не смотрел на часы и не ныл. Наверное, мое занятие доставляло мне удовольствие потому, что раньше я считал его частью игры, частью Великой Шутки Декстера - одурачить всех и казаться человеком. Но для того чтобы шутку оценили, требуются слушатели, а поскольку я теперь остался один, утратив свою аудиторию, желание шутить совсем покинуло меня.

Я едва ползал с утра, затем поехал осматривать труп, а потом вернулся к очередному циклу лабораторной работы. Под занавес я заказал кое-какие канцелярские товары и дописал отчет. Убираясь на столе, перед тем как отправиться домой, я услышал, что звонит телефон.

- Мне нужна твоя помощь, - бесцеремонно заявила моя сестра.

- Еще бы. Очень хорошо, что ты сама это признаешь.

- Я на дежурстве до полуночи, - продолжала она, игнорируя мою остроумную и тонкую реплику, - а Кайл не сможет закрыть ставни самостоятельно.

В который раз ловлю себя на мысли, что, дойдя до середины разговора, я не понимаю, о чем идет речь. Очень неприятное чувство, хотя, если бы это каждый раз осознавали все остальные, особенно в Вашингтоне, мир стал бы лучше.

- А зачем Кайлу понадобилось закрывать ставни? - осведомился я.

Дебора фыркнула:

- Господи, Декстер, чем ты занимался весь день? На нас ураган надвигается.

Я хотел сказать, что занимался весь день чем угодно, только не просмотром метеорологического канала, но вместо этого воскликнул:

- Неужели ураган? Как интересно. И когда?

- Попытайся приехать к шести. Кайл будет ждать, - сообщила она.

- Ладно, - ответил я, но она уже бросила трубку.

Поскольку Дебора вечно все делает на бегу, я мог бы расценить этот звонок как извинение за ее недавнюю безосновательную враждебность. Возможно, она наконец свыклась с мыслью о существовании Темного Пассажира, особенно сейчас, когда его и след простыл. Я, наверное, должен быть счастлив, но, учитывая, как провел сегодняшний день, это оказалось очередной занозой под ногтем несчастного Деморализованного Декстера. В довершение еще и ураган нагло выбрал именно такой момент для своих бессмысленных домогательств. Настанет ли когда-нибудь конец этой боли и страданиям, которые я вынужден терпеть?

Ох, о чем я говорю, жизнь - это страдание. Я вышел из дверей, чтобы встретиться с любовником Деборы.

Прежде чем завести машину, я решил позвонить Рите, которая, по моим расчетам, сейчас уже должна была находиться дома.

- Декстер, - ответила она и, не переводя дыхания, продолжила: - Я не помню, сколько бутылок воды у нас есть, потому что около «Пабликса»[53] все места на парковке заняты.

- Ну тогда нам придется пить пиво.

- По-моему, консервов хватит, вот только тушенка уже два года простояла, - продолжала она, очевидно не предполагая, что кто-то другой тоже хотел бы что-нибудь сказать. Я не стал ее тормозить, решив, что она, возможно, скоро остановится сама. - Фонарики я проверяла пару недель назад, - говорила Рита. - Помнишь, когда электричества сорок минут не было? Запасные батарейки в холодильнике, на нижней полке, у стенки. Коди и Эстор я забрала, у них завтра группы продленного дня в школе не будет, но им там кто-то рассказывал про ураган «Эндрю», так что я подумала, может, ты, как придешь, поговоришь с ними, а то Эстор, по-моему, испугалась? Объяснишь, что это просто большая гроза и с нами ничего не случится, просто будет ветер и гром, электричество ненадолго пропадет. А если увидишь магазин по дороге, не слишком запруженный людьми, остановись и купи воды в бутылках сколько сможешь. И еще льда, морозилка по-прежнему стоит на верхней полке над стиральной машиной, можно наполнить ее льдом и положить туда все, что портится. Да - как твоя лодка? С ней ничего не случится там, где ты ее оставил, или надо что-нибудь сделать? Наверное, мы успеем унести все со двора прежде, чем стемнеет, уверена, все будет нормально, надеюсь, он до нас не дойдет.

- Ну ладно, - сказал я. - Я немного задержусь.

- Ладно. Ого, смотри-ка, а в «Винн-Дикси»[54] не все так плохо. Поеду туда, там даже места есть на парковке. Пока!

Никогда бы не подумал, что такое возможно, но Рита умудрялась обходиться без воздуха. А может, ей хватало глотка в час, как киту? Однако после такого впечатляющего перформанса я почувствовал себя еще более вдохновленным на подвиги и поспешил на помощь однорукому дружку своей сестры. Я завел двигатель и юркнул в транспортный поток.

Движение в час пик - сущая мясорубка, а если ожидается ураган, то двигающихся в этот час пик одолевает предчувствие, что мы все погибнем от урагана, и они - в первую очередь. Все едут так, что, окажись ты между ними и их запасными батарейками и фанерой для окон, поплатишься жизнью. Поездка до дома Деборы в Корал-Гейблс была недолгой, но когда я припарковался, то чувствовал себя так, словно прошел суровый обряд посвящения в племени индейцев апачей и из мальчика превратился в мужчину.

Я вышел из машины, и дверь дома широко распахнулась, а на пороге появился Чатски.

- Салют, приятель! - воскликнул он, весело помахал стальным крюком, на месте которого когда-то красовалась его левая ладонь, и пошел мне навстречу. - Спасибо за помощь. А то закрывать ставни этой штукой - просто жесть.

- Не говоря уж о том, чтобы в носу поковырять, - сказал я, раздраженный его просто смешными бедами.

Но вместо того чтобы обидеться, он улыбнулся:

- Ага. Не представляешь, каково мне подтирать задницу. Пойдем. У меня все на заднем дворе уже приготовлено.

Я пошел за ним на задний двор, где располагалось заросшее патио, организованное Деборой. Но, к моему удивлению, все заросли куда-то пропали. Деревья, ветви которых когда-то свисали во двор, были аккуратно подстрижены, а от сорняков, росших некогда между плитками, не осталось и следа. Теперь здесь расположились три клумбы с розами, грядка с какими-то красивыми цветами, а в уголке примостился отполированный до блеска гриль для барбекю.

Я посмотрел на Чатски и вскинул бровь.

- Да знаю, знаю, - сказал он. - «Голубовато», конечно, да? - Он пожал плечами. - Просто мне скучно торчать тут целыми днями и заживать, да мне и в принципе нравится приводить все в порядок чуть больше, чем твоей сестре.

- Смотрится очень мило, - оценил я.

- Угу, - сказал он, как будто я огорчил его. заподозрив, что он и в самом деле гей. - Ладно, давай приступим. - Он кивнул в сторону штабеля гофрированных листов металла, сложенных около стены дома, - ставни Деборы. Морганы живут во Флориде уже второе поколение, и Гарри приучил нас использовать добротные ставни. Сэкономишь на ставнях - потратишься на восстановление дома, если они тебя подведут.

Недостаток ставней Деборы состоял в том, что они были тяжелые и имели заостренные края. Приходилось пользоваться толстыми перчатками, а в случае с Чатски - одной. Хотя, уверен, его вовсе не радует экономия на одной перчатке. Он старался больше, чем требовалось, чтобы продемонстрировать мне, что никаких физических недостатков у него нет и моя помощь ему вообще-то не нужна.

Прошло не менее сорока минут, прежде чем мы установили ставни в пазы и закрепили. Чатски бросил последний взгляд на закрытые ставнями створчатые стеклянные двери патио и, видимо, удовлетворенный результатом наших усилий, поднял левую руку, чтобы утереть пот со лба, но в последний момент остановился, едва не поддев свою щеку на крюк. Взглянув на него, он усмехнулся с легкой горечью.

- Все никак не привыкну к этой штуке, - сказал Натеки. - Я посреди ночи просыпаюсь от того, что костяшки чешутся на руке, которой больше нет.

Трудно было придумать что-то умное или даже просто социально приемлемое, чтобы ответить. Я не знал, что сказать человеку, который испытывает какие-то реальные ощущения в отсутствующей руке. Чатски почувствовал мою неловкость и хмыкнул безо всякого намека на радость:

- Эй, да ладно. У такой старой скотины, как я, еще есть силы побрыкаться.

Мне выбор слов показался неудачным, потому что у него отсутствовала еще и левая ступня и брыкание само по себе было невозможно. Однако я обрадовался, увидев, что он выбрался из подавленного состояния, поэтому решил согласиться с ним.

- Никто не сомневается, - сказал я. - Думаю, ты справишься.

- Угу, спасибо, - не слишком уверенно отозвался он. - Ладно, тебя мне убеждать незачем. Есть у меня в городе парочка старых приятелей-шутников. Они мне предложили у них поработать, в офисе, но...

- Да брось, - попытался я его урезонить, - неужели хочешь назад свою шпионскую работенку?

- Я умею хорошо ее делать. Когда-то был лучшим.

- Наверное, тебе просто не хватает адреналина? - предположил я.

- Может, по пиву?

- Спасибо, но у меня приказ сверху купить воду в бутылках и лед, пока все не разобрали.

- Понятно, - сказал он в ответ. - Все напуганы, что придется пить мохито безо льда.

- Да, это самая главная опасность при урагане, - согласился я.

- Спасибо за помощь, - поблагодарил он.

 

Транспортный поток к тому времени, когда я двинулся домой, бурлил. Одни торопились поскорее добраться домой со своими бесценными листами фанеры, погруженными на крыши машин, с такой скоростью, словно ограбили банк и теперь срочно смывались. Они озверели от стояния в очередях и тревожного ожидания, что кто-нибудь вот-вот влезет вперед и им вообще ничего не достанется. Другие еще только ехали, чтобы оказаться на месте тех, кто уже отстоял в очередях, и ненавидели первых, которые, может быть, уже купили последнюю батарейку во Флориде.

Вообще эта восхитительная смесь враждебности, гнева и паранойи на дороге должна была бы утешить меня. Новее надежды на хорошее настроение рухнули, когда я обнаружил, что напеваю какую-то мелодию, знакомый мотив, но не способен вспомнить, где слышал ее, и, главное не могу прекратить напевать. А когда наконец понял, вся радость праздничного вечера была уничтожена.

Это была музыка из моего сна.

Та музыка, которая звучала у меня в голове и которую сопровождало ощущение жжения на лице и запах чего-то паленого. Она была незамысловатая и не слишком навязчивая, я напевал ее себе под нос, пока ехал по шоссе Саут-Дикси, испытывая умиротворение от повторяющихся ноток, словно это колыбельная, которую пела мне на ночь мама.

И я по-прежнему не знал, что это за мелодия.

Уверен: что бы ни происходило в моем подсознании, этому имелось простое, логичное и разумное объяснение. Однако лично я не мог обнаружить никакого простого, логичного и разумного объяснения, почему я слышу музыку и ощущаю на лице жар во сне.

Зазвонил мой сотовый, а поскольку транспортный поток все равно тащился как черепаха, я решил ответить на звонок.

- Декстер, - сказала Рита, но я с трудом узнал ее: она была тихой, потерянной и совершенно сломленной. - Коди и Эстор, - добавила она, - они пропали.

 

Все шло просто замечательно. Новые хозяйские организмы охотно шли на сотрудничество. Они начали устраивать сборища, и стоило лишь немного их подтолкнуть, как они с легкостью следовали ЕГО указаниям. И они строили каменные здания, в которых обитали ЕГО отпрыски, изобретали вычурные ритуалы и музыку, впадая в транс, и с воодушевлением были готовы на все. Но ЕГО не хватало, чтобы управиться сразу со всеми. Если у хозяев дела удавались, они забивали нескольких своих из благодарности, а если шли неважно - чтобы задобрить ЕГО. А ЕМУ оставалось только не мешать.

Теперь можно было предаваться лени, и ОНО решило оценить результат своей репродуктивной деятельности. Когда в первый раз почувствовало набухание, а потом прорыв, ОНО потянулось к новорожденному, успокоило его, развеяло его страх и поделилось сознанием. Тот ответил благодарным старанием и быстро изучил все, чему ОНО с радостью обучило его, и присоединился к НЕМУ. Потом их было уже четверо, потом восемь, шестьдесят четыре - и вдруг их стало слишком много. Их оказалось трудно контролировать. Хозяева стали артачиться и отказывались приносить достаточное количество жертв.

Прежде всего ЕГО отличала практичность. Поэтому ОНО очень просто решило проблему - убив почти всех, кого породою. Нескольким удалось убежать во внешний мир в поисках новых хозяев. ОНО оставило при себе лишь несколько их, и управлять теперь стало проще.

Немного позже те, кто убежал, нанесли ответный удар. Они организовали собственные храмы и ритуалы и стали посылать армии против НЕГО, и их становилось все больше. Беспорядки были чудовищны и длились долгое время. Но поскольку ОНО было древнее и опытнее, ОНО уничтожило всех, однако нескольким удалось скрыться.

Они рассеялись по новым хозяевам на далекие расстояния и затаились. Многим удалось выжить. Но ОНО за века научилось ждать. ОНО существовало всегда и могло позволить себе быть терпеливым, вести медленную охоту на тех, кто улизнул когда-то, снова возвращая себе былой великий и изумительный культ.

ОНО поддерживало свой культ, втайне, но поддерживало.

Поджидая выживших.

Глава 37

Насколько мне известно, мир - неприятное место. Тут приключаются ужасные вещи, особенно с детьми: их может забрать незнакомец, или друг семьи, или отец, с которым развелась мать; они могут забрести куда-нибудь и сгинуть, свалиться в водосточный колодец, утонуть в соседском бассейне, а если приближается ураган, то вероятность несчастных случаев увеличивается. Список ограничивается только детским воображением, а у Коди и Эстор с этим все в порядке.

Но когда Рита сообщила мне о пропаже детей, я даже не стал думать о колодцах, аварии на дороге или бандах мотоциклистов. Я знал, что случилось с Коди и Эстор, знал с холодной и твердой уверенностью, еще более ясной и неопровержимой, чем все, что когда-либо сообщал мне Пассажир. Одна мысль разрывала мою голову на части, и я не сомневался в ее правильности.

Через полсекунды после приема информации от Риты в моем мозгу начали всплывать картинки: машины, преследующие меня, ночные визитеры, ломящиеся в двери и окна, страшный человек, оставляющий карточку детям, и, самое главное, слова профессора Келлера, жгущие, словно каленое железо: «Молох любит человеческие жертвы. Особенно детские».

Я не знал, почему Молоху понадобились именно мои дети, но без малейшего сомнения был уверен, что он (она или оно) завладел ими. И еще хорошо понимал, что добром для Коди и Эстор это не кончится.

Не теряя времени зря, я добрался до дома, пробираясь сквозь плотный транспортный поток с ловкостью прирожденного жителя Майами, которым и был, а спустя несколько минут уже выходил из машины. Рита стояла под дождем в конце подъездной дорожки, похожая на маленькую несчастную мышку.

- Декстер, - произнесла она, и до меня донеслось эхо опустевшего мира, отражавшееся в ее голосе. - Прошу тебя, ради Бога, Декстер, найди их.

- Запри дом, - приказал я, - и пойдем со мной.

Она сначала посмотрела на меня так, словно я велел ей бросить детей и идти гонять шары в боулинге.

- Давай, - торопил я ее, - я знаю, где они, но мне нужна помощь.

Рита повернулась и стремглав бросилась к дому, а я достал мобильник и набрал номер.

- Чего? - бросила Дебора первым делом.

- Мне нужна твоя помощь, - сказал я.

Последовала короткая пауза, а потом рявканье и невеселый смех.

- Да что ты, - возмутилась она, - ураган надвигается, плохие парни уже выстроились в очередь в ожидании, когда же вырубится свет, а тебе понадобилась моя помощь!

- Коди и Эстор пропали, - сообщил я. - Они у Молоха.

- Декстер, - участливо отозвалась она.

- Мне надо найти их быстро, и нужна твоя помощь.

- Приезжай, - сказала она.

Убирая телефон, я увидел, как Рита торопливо шлепает по лужам, которые уже успели образоваться.

- Я все заперла, - доложила она. - Но, Декстер, а что, если они вернутся, а нас нет?

- Они не вернутся. Только если мы не приведем их назад. - Очевидно, это была не та воодушевляющая фраза, которой она ждала. Рита прикусила руку, сжатую в кулак, и было похоже, что ей стоит больших усилий подавить крик, рвущийся из груди. - Садись в машину, Рита - Я открыл ей дверь, а она все смотрела на меня поверх своих костяшек. - Ну давай же, - поторопил я, и она наконец забралась в салон. Я сел за руль, завел двигатель и рванул на дорогу.

- Ты говорил, - заикаясь, лепетала Рита, и мне было приятно видеть, что она наконец-то извлекла руку изо рта, - что знаешь, где они.

- Так и есть, - ответил я, сворачивая на Первую автомагистраль, не глядя по сторонам и пробираясь сквозь плотный поток машин.

- Где же они? - спросила она.

- Я знаю, у кого они, а Дебора поможет нам найти, куда их забрали.

- Боже мой, Декстер, - произнесла Рита и начала тихо плакать. Даже если бы я не был сейчас за рулем, то все равно не знал, чем помочь и как утешить ее, поэтому сконцентрировался на том, чтобы доехать до управления целыми и невредимыми.

 

* * *

 

В очень уютной комнате зазвонил телефон. И издавал он отнюдь не заурядный стрекот или мелодичную сальсу, и даже не фрагмент из Бетховена, как умеют обычные мобильные телефоны. Нет, он урчал на старинный манер, так, как должны звонить телефоны.

И такой консервативный звук хорошо подходил этой комнате, очень изысканно обставленной вплоть до мелочей. Здесь располагались кожаный диван и два таких же кресла, на которых виднелись следы исправной службы, как это бывает с любимыми башмаками. Телефон обосновался на журнальном столике из красного дерева в дальнем конце комнаты, рядом с баром той же породы дерева.

Все это вместе оставляло впечатление весьма почтенного и традиционного клуба для джентльменов, в котором не заметно течение времени и царит умиротворяющая атмосфера, если бы не одна деталь: у стены, разделяющей бар и диван, возвышался громоздкий шкаф со стеклянными дверями, напоминавший нечто среднее между витриной для наград и книжным шкафом для редких фолиантов. Только вместо полок внутри было устроено множество обитых войлоком углублений. И почти половину из них заполняли керамические бычьи головы размером с человеческий череп.

В комнату вошел пожилой человек, неторопливо, но и без особой осмотрительности, обычно характерной для людей его возраста. В походке обнаруживалась твердость, которая свойственна людям менее почтенных лет. Его седые волосы были густыми, а кожа на лице - гладкой, словно отполированной песками пустыни. Он шел к телефону с уверенностью, что тот, кто звонит, не положит трубку до тех пор, пока он ее не возьмет, и, очевидно, был прав, потому что телефон не умолкал. Вошедший наконец снял трубку.

- Да, - произнес человек, и его голос тоже звучал необыкновенно молодо и громко, не так, как должен был бы. Слушая собеседника, он взял нож, который лежал на столике рядом с телефоном. Это было древнее изделие из бронзы. Рукоятка представляла собой голову быка, в глазницы которой были инкрустированы два больших рубина, а вдоль клинка выгравированы буквы, очень похожие на «млк». Как и человек, нож казался гораздо древнее, чем выглядел, и гораздо опаснее. Человек лениво провел большим пальцем по лезвию, и на пальце проступила кровь. Казалось, это не произвело на него никакого впечатления, и он отложил нож.

- Хорошо, - сказал человек, - ведите их сюда. - Он снова слушал, неторопливо слизывая кровь с пальца. - Нет, - сказал он, проводя языком по верхней губе, - остальные уже собираются. Шторм никак не помешает ни Молоху, ни его людям. За три тысячи лет мы и не с таким сталкивались, и ничего, пережили.

Человек снова слушал какое-то время, прежде чем прервал собеседника, лишь слегка проявив раздражительность:

- Нет, никаких отлагательств. Пусть Наблюдатель приведет его ко мне. Пора.

Человек повесил трубку и еще какое-то время оставался около телефона. Затем он поднял нож, и на его лице проступили признаки эмоций.

Это была почти улыбка.

 

Дождь и ветер свирепствовали, время от времени делая передышки, и во всем Майами на дорогах уже почти никого не было: люди сидели по домам и заполняли бланки страховок, планируя ущерб, который, по их подсчетам, нанесет им ураган, поэтому движение не доставляло проблем. Один очень сильный порыв ветра едва не сдул нас с шоссе, но в целом путешествие прошло быстро.

Дебора уже ждала у стола дежурного.

- Пошли ко мне в кабинет, - сказала она, - и выкладывай, что тебе известно. - Мы последовали за ней к лифту и поднялись наверх.

Кабинетом рабочее место Деборы можно было назвать с большой натяжкой, потому что оно представляло собой закуток в комнате, где находились еще несколько таких же полицейских. Втиснувшись в пространство между столом и стулом, Дебора указала нам на два стула для гостей, и мы наконец-то устроились.

- Так, - сказала она. - Что случилось?

- Они... я послала их во двор, - начала Рита, - чтобы они собрали все свои игрушки и вещи. Перед ураганом.

Дебора кивнула.

- А потом? - подсказала она.

- Я ушла в дом, посмотреть, всели готово, чтобы переждать ураган, а когда вышла, их не было. Я не... прошло всего пара минут, а они... - Рита уткнула лицо в ладони и принялась всхлипывать.

- Ты не заметила, никто не подходил к ним? - спросила Дебора. - Какие-нибудь незнакомые машины, может быть, проезжали поблизости? Ну что-нибудь в этом роде?

Рита покачала головой:

- Нет, ничего, они просто пропали.

Дебора посмотрела на меня.

- Какого хрена, Декстер! - воскликнула она. - Это что? Все? Откуда вы знаете, что они не играют на приставке где-нибудь по соседству?

- Прекрати, Дебора, - сказал я. - Если ты вымоталась на работе, так и скажи. В противном случае кончай нести пургу. Ты не хуже меня знаешь...

- Ничего я не знаю, и ты тоже, - огрызнулась она.

- Значит, плохо слушала, - отрезал я и,,поймав себя на мысли, что мой тон перекрывал ее по резкости, удивился. Скандалю? Я? - Визитка, которую он оставил Коди, говорит сама за себя.

- Да, только не о том, где они, кто их забрал и почему, - проворчала она. - Не вижу зацепок.

Несмотря на то что я был абсолютно готов нарычать на нее в ответ, рычать было не за что. Дебора права. То, что мы не могли найти Коди и Эстор, еще не означало, что мы получили новые ниточки, которые приведут нас к убийце. Вот только ставки сейчас непомерно высоки, да и время на исходе.

- Что скажешь насчет Уилкинса? - спросил я.

Она махнула рукой и сказала:

- Мы его пасем.

- Как в прошлый раз?

- Пожалуйста, - прервала нас Рита, и по ее голосу можно было судить, что она на грани истерики, - о чем вы говорите? Неужели нельзя как-то... я не знаю... - Ее голос оборвался, и она подавилась всхлипом, а Дебора перевела взгляд с нее на меня. - Пожалуйста, - завыла Рита.

По мере того как ее голос становился громче, он эхом отдавался в моей голове, и наконец последняя капля страдания переполнила мое пустое пространство, и в предобморочном сознании этот голос смешался с отдаленной музыкой.

Я поднялся.

Почувствовал, что слегка покачиваюсь, и услышал, как Дебора произносит мое имя, а потом - только музыка, тихая, но настойчивая, и создавалось впечатление, что она звучала всегда, просто ждала момента, когда я услышу только ее, не отвлекаясь ни на что на свете. Я сосредоточился на монотонном барабанном звуке и понял, что он обращается ко мне, и обращался всегда, только теперь более настойчиво, доводя меня почти до высшей точки экстаза и требуя, чтобы я шел, следовал за ним не сомневаясь. Вперед за музыкой.

Я осознавал, что испытываю удовлетворение, потому что время наконец наступило. Дебора и Рита что-то говорили мне, но я не думал, что это нечто важное, по крайней мере пока звучит музыка, которая обещает абсолютное счастье. Так что я улыбнулся им и, кажется, даже сказал: «Прошу прошения», - а затем вышел из комнаты, не обращая внимания на их ошеломленные лица. Я покинул здание и направился к дальнему концу стоянки, откуда шла музыка.

Там меня ждала машина, от этого мне стало еще лучше, и я поспешил к ней; ноги сами несли меня к источнику прекрасной музыки, а когда я подошел к машине, открылась задняя дверь, и дальше я ничего не помню.

Глава 38

Никогда в жизни я не чувствовал себя таким счастливым.

Радость настигла меня как комета, огромная и тяжелая, падающая с небес и летящая ко мне на запредельной скорости, стремясь поглотить меня и унести в бесконечную вселенную экстатического и всеобъемлющего единения, любви и понимания, - вечное блаженство внутри меня, рядом со мной, повсюду.

Она кружила меня по непроторенным небесным путям, завернув в теплое убаюкивающее одеяло ликующей любви, и качала в колыбели счастья, счастья, счастья... И, поднимаясь все выше и быстрее, я ощущал блаженство; потом прокатился какой-то непонятный хлопок, я открыл глаза и оказался в небольшом темном помещении без окон на очень жестком бетонном полу, не понимая, где я и как сюда попал. Узкая полоска света пробивалась поверх двери, а я лежал на полу, освещенный ее тусклым сиянием.

Ощущение счастье исчезло бесследно, а взамен ничего не возникало, только обида - оттого что мне никто не собирался компенсировать ни его пропажу, ни утраченную свободу. И хотя в комнате нигде не было бычьих голов, ни керамических, ни других, а в углу не валялась стопка журналов на арамейском, было нетрудно все это мысленно сюда присовокупить. Я пошел за музыкой, почувствовал восторг и потерял самоконтроль. Таким образом, есть неплохие шансы, что Молох, реальный или мифический, заполучил меня.

И все же не стоит делать поспешных выводов. Может, я уснул и во сне пришел на какой-нибудь склад, и нужно только подойти к двери и повернуть ручку, чтобы оказаться на свободе. Я с трудом поднялся, почувствовал слабость в ногах и вялость, поэтому, что бы ни притащило меня сюда, без наркотиков, судя по всему, не обошлось. Какое-то время я стоял и пытался усмирить раскачивающуюся комнату, я сделал несколько глубоких вдохов, и мне удалось справиться с ней. Я шагнул в сторону и тронул стену: прочный бетон. Дверь на ощупь оказалась такой же и была заперта наглухо; она даже не дрогнула, когда я попытался высадить ее плечом. В полу было отверстие, и это единственная обстановка, которую я здесь обнаружил. Это не воодушевляло, потому что я предположил два варианта развития событий: либо я здесь ненадолго, поэтому туалет не предусмотрен, либо это отверстие как раз и предназначено для отправления моих нужд. В первом случае с трудом верилось, что мой ранний выход отсюда обернется чем-то хорошим.

Вне зависимости от того, какой из двух вариантов развития событий некто планировал воплотить в жизнь, я мало что мог сделать. Мне доводилось читать и «Графа Монте-Кристо», и «Узника Зенды», поэтому я знал, что если у тебя есть ложка или ремешок, то можно надеяться прорыть ход и выбраться из заточения лет так через пятнадцать. Но мои похитители совершенно неосмотрительно забыли снабдить меня ложкой, да и ремень, очевидно, позаимствовали тоже они. И это уже многое о них говорило. Эти люди были осторожны и опытны; кроме того, у них отсутствовало всякое представление о приличиях, поскольку они нимало не озаботились тем, что мои брюки без ремня могут свалиться. Но к сожалению, я до сих пор не мог понять, кто они такие и что им от меня надо.

Да, ничего хорошего.

И никаких намеков на то, что же мне со всем этим делать. Оставалось только сидеть на бетонном полу и ждать.

Так я и сделал.

Говорят, раздумья приятны для души. На протяжении всей истории человечеству не хватало тишины, покоя и времени, которое можно было бы целиком и полностью посвятить себе и своим размышлениями,, ни на что не отвлекаясь. А мне и искать ничего не надо - тишь, гладь, Божья благодать, только я не мог позволить себе, как говорится, откинуться на спинку табуретки в своей бетонной комнате и порадовать душу этим занятием.

Начать хотя бы с того, что я не знал, есть ли у меня душа. Если есть, то что она делала все эти годы, позволяя мне совершать гадости? Или Темный Пассажир занял гипотетическое место ее обитания, которое отведено ей у всех остальных? А теперь, когда он ушел, я вновь обретаю ее и наконец-то становлюсь человеком?

Тут я понял, что и так начал размышлять, но почему-то удовлетворения не испытываю. Можно хоть до посинения рассуждать, однако это все равно не объяснит, куда подевался мой Пассажир или где сейчас Коди и Эстор. Да и вырваться из этой комнаты тоже не поможет.

Я поднялся и совершил еще один тур по комнате, на сей раз медленнее, в поисках ну хоть какой-нибудь отдушины. В одном углу я приметил вентиляционное отверстие - прекрасная возможность для побега, будь я размером с хорька. На стене рядом с дверью - розетка. И все.

Попался. Нарвался, доигрался, допрыгался, доскакался - поиски синонимов положения тоже не улучшали. Я прижался щекой к стене. Зачем надеяться? И на что? Вернуться в мир, в котором утратил свое предназначение? Не будет ли лучше для всех, если Декстер Депрессивный просто канет в Лету?

Через толщу двери я услышал какой-то шум. И по мере того как он приближался, начал различать два голоса: мужской спорил с другим, высоким, очень знакомым.

Эстор.

- Глупый! - сказала она, поравнявшись с моей дверью. - А мне и не надо... - И все стихло.

- Эстор! - крикнул я изо всех сил, хотя знал, что она меня не услышит. И чтобы доказать, что глупость не имеет границ, я забарабанил по двери и снова закричал: - Эстор!

Конечно, я не добился ничего, кроме легкого покалывания в ладонях. Я оказался не способен что-либо придумать, поэтому просто сполз на пол, прижался к двери и приготовился умереть.

Не знаю, сколько времени я просидел так, прижавшись спиной к двери. Признаю, что в том, чтобы молотить руками по двери, нет ничего героического. Знаю, что должен был вскочить на ноги, достать секретное кольцо-преобразователь и прорубиться сквозь стену, излучая радиоактивную мощь. Но я был на мели. Тоненький голосок Эстор по ту сторону двери врезался в меня, словно последний шуруп. Нет больше Темного Рыцаря. От меня осталась одна обертка, да и та уже начинала раскисать.

Я сидел, привалившись к двери, и все. Я прикидывал, как бы повеситься на выключателе в стене, как вдруг услышал за дверью шаркающие звуки. Потом кто-то толкнул дверь с той стороны.

Я, естественно, оказался на пути и ощутил, как это больно - получить пинок в заднюю часть человеческого достоинства. Реагировал я медленно, поэтому последовал еще один пинок. Болезненный. И тут из этой боли, из ниоткуда, словно цветок из-под снега, проявилось нечто необыкновенное.

Я свихнулся.

Не просто рассердился, раздосадованный тем, что некто использует мою задницу в качестве ограничителя двери. Я действительно вышел из себя, взбесился, осатанел от такого невнимания к собственной персоне, оттого, что кто-то вообразил, будто я вещь, которую любой может швырнуть в комнату когда заблагорассудится и пинать, если испортилось настроение. И плевать я хотел на то, что минуту назад сам был о себе невысокого мнения. Это здесь вообще ни при чем. Я бушевал, мой ум почти помутился в самом классическом смысле слова, и без лишних рассуждений я отчаянно бросился на дверь со всей своей необузданной силой.

Сопротивление оказалось незначительным, а затем запор щелкнул. Я остановился и подумал: «Точно!» - сам не зная, что это значит. И когда я вновь увидел, что дверь открывается, налег на нее с новой силой. Чувство было непередаваемое, давно мне не было так хорошо, но когда слепой гнев чуть отступил, я подумал, что как бы здорово ни было это препирание у двери, рано или поздно я проиграю, потому что у меня нет ни оружия, ни каких-то других подручных средств самообороны, а тот, кто скрывался за дверью, может, теоретически, сотворить что угодно.

Пока я размышлял, дверь снова понемногу начала открываться, остановившись, когда натолкнулась на мою ногу. Я автоматически отмахнул ее назад, и меня посетила идея - глупая, в стиле Джеймса Бонда, но могла сработать, тем более что терять мне все равно было нечего. Думать для меня означает предпринимать отчаянное действие, и вот, толкнув дверь плечом, я отступил и стал ждать сбоку от дверной коробки.

Само собой разумеется, спустя секунду дверь опять тихонько приоткрылась. На сей раз я не оказал никакого сопротивления, и тогда она распахнулась на всю ширину, ударившись о стену. Потеряв равновесие, в комнату влетел человек в костюме, похожем на униформу. Я потянулся за его рукой, но схватить успел только за плечо - впрочем, этого оказалось достаточно: я рванул его и ударил головой об стену. Последовал смачный глухой удар, словно я расколол дыню, и он сполз по стене, растянувшись лицом вниз на бетонном полу.

Вот так. Декстер воспрянул и торжествует, гордо стоит на обеих ногах, а его соперник подле, поверженный, и отверстая дверь поведет его к свободе, спасению и, даже может быть, к легкому ужину.

Я быстро обыскал охранника, достал связку ключей, большой складной нож и пистолет, который, вероятно, не понадобится ему в ближайшее время, и осторожно ступил в коридор, закрыв за собой дверь. Коди и Эстор ждут меня где-то там, и я найду их. Что потом, не знаю, не важно. Я их найду.

Глава 39

Здание своими размерами было похоже на дома, какие обычно можно видеть в Майами-Бич. Я пробрался по широкому коридору до такой же двери, с которой чуть раньше играл в корриду. На цыпочках подошел вплотную и приложил к ней ухо. Я ничего не услышал, но дверь была толстой, так что это ничего не значило.

Я взялся за ручку и очень медленно повернул ее. Дверь оказалась незапертой - я толкнул ее, и она открылась.

Осторожно выглянув из-за двери, я не увидел ничего, что могло бы вызвать тревогу, разве что мебель была подозрительно кожаной - надо будет сообщить в организацию по охране животных. Открыв дверь еще больше, я увидел со вкусом обставленную комнату, в дальнем углу которой находился бар из красного дерева.

Но куда более интересным казался шкаф рядом с баром. Он тянулся вдоль стены на двадцать футов, и за стеклом, насколько я мог видеть, ряд за рядом покоились одинаковые керамические бычьи головы. Каждая сияла, освещаемая собственным точечным светильником. Я не считал, но их там было не меньше сотни. И прежде чем я успел войти в комнату, до меня донесся самый холодный и бесстрастный из всех, что я когда-либо слышал, но тем не менее человеческий голос.

- Трофеи, - произнес голос, и я подпрыгнул, поворачивая оружие в сторону звука. - Мемориал, посвященный божеству. Каждый экспонат представляет собой душу, которую мы отправили к нему. - Голос принадлежал старику, который просто смотрел на меня, но вид у него был потрясающий. - Мы каждый раз создаем новую для очередного жертвоприношения, - продолжил он. - Входи, Декстер.

Старик не казался опасным. Он вообще был практически невидимым, сидя в одном из кожаных кресел. Он медленно, по-стариковски неторопливо поднялся, и я увидел его лицо, холодное и гладкое, словно речной камень-голыш.

- Мы ждали тебя, - сказал старик, хотя, насколько я мог судить, в комнате он находился один, не считая мебели. - Входи.

Не знаю, может, виноваты слова, которые произносил мой собеседник, или интонация, а может быть, и нет, но, когда он на меня посмотрел, мне вдруг показалось, что в комнате становится душно. Сумасшедшее напряжение последних минут вдруг навалилось на меня всей тяжестью, опутало мои лодыжки, а звенящая пустота рвалась наружу, словно пыталась разнести меня в клочья, и в мире не осталось ничего, кроме тупой боли и этого человека - ее повелителя.

- Ты заставил нас понервничать, - тихо произнес он.

- Это утешает, - сказал я. Говорить было трудно, и даже мне самому показалось, что голос звучит слабо, но зато старик заволновался. Он сделал шаг в мою сторону, и мне захотелось сжаться. - Кстати, - сказал я, стараясь не подавать виду, что чувствую себя так, словно вот-вот растаю, - а кто такие «мы»?

Он наклонил голову набок.

- По-моему, ты и сам знаешь. Ты ведь наверняка неоднократно нас встречал. - Он сделал еще один шаг, и мои колени слегка ослабли. - Но, раз уж ты этого хочешь, я скажу, - начал он, - мы - это почитатели Молоха. Преемники царя Соломона. В течение трех тысяч лет мы соблюдаем культ, храним его традиции и поддерживаем его силу.

- Вы постоянно повторяете «мы», - заметил я.

Он кивнул, и это движение мне не понравилось.

- Есть и другие, - сказал он. - Но конкретнее «мы», как, вероятно, ты догадываешься, - это и есть Молох. Он живет во мне.

- Так, значит, это вы убили тех девушек и преследовали меня? - спросил я и, признаюсь, поразился мысли о том, что человек преклонных лет мог такое сотворить.

Улыбка тронула его губы, но не добродушная, и мне от этого не стало легче.

- Не я лично, нет. Наблюдатели.

- Значит, он может вас покидать?

- Конечно, - сказал незнакомец. - Молох вселяется в кого пожелает. Он вездесущ. Это божество. Он покидает меня и переходит к другому. Например, чтобы наблюдать.

- Да, разнообразие - это прекрасно. - Я не знал, куда заведет нас этот разговор и подходит ли моя бесценная жизнь к завершению, так что задал первый вопрос, который пришел в голову: - А зачем вы оставили тела в университете?

- Естественно, чтобы добраться до тебя.

Слова старика вогнали меня в ступор.

- Ты привлек наше внимание, Декстер, - продолжил он, - однако нам надо было во всем удостовериться. Мы решили понаблюдать за тобой, чтобы увидеть, опознаешь ли ты ритуал и откликнешься ли на зов Наблюдателя. Навести полицию на след Голперна было, конечно, выигрышным шагом, - заметил он.

Я не знал, о чем говорить дальше.

- Он не один из вас? - спросил я.

- О нет, - удовлетворенно произнес старик. - Выйдя из тюрьмы, он займет свое место там, с остальными, - кивнул он в сторону шкафа с керамическими головами.

- Значит, это не он убил девушек.

- Он, - ответил старик. - Когда находился во власти одного из Детей Молоха. - Он наклонил голову набок. - Уверен, ты лучше, чем кто бы то ни было, понимаешь, что это такое, не так ли?

Ну еще бы. Но я не стал отвечать на этот вопрос.

- Можно поподробнее, чем я привлек ваше внимание? - вежливо спросил я, вспоминая те усилия, которые я затратил, чтобы быть тише воды ниже травы.

Человек посмотрел на меня так, словно моя голова была монолитом.

- Ты убил Александра Маколи, - сказал он.

Я почувствовал, что в мозгу словно переключились тумблеры, и меня осенило.

- Зандер был одним из вас?

Он слегка качнул головой:

- Нет, кем-то вроде мелкого порученца. Доставлял нам материал для церемоний.

- Таскал вам забулдыг, а вы их убивали, - переиначил я.

Незнакомец красноречиво пожал плечами:

- Мы практикуем жертвоприношение, Декстер, а не убийство. После того как ты отобрал у нас Зандера, мы взяли твой след и разузнали, что ты собой представляешь.

- А что я собой представляю? - ляпнул я, самонадеянно полагая, что нахожусь лицом к лицу с тем, кто ответит мне на вопрос, над разгадкой которого я бился половину своей не обделенной обоюдоострым счастьем жизни. Но внезапно у меня пересохло во рту, и это чувство, пугающе похожее на стопроцентный реальный страх, распустилось во мне буйным цветом, пока я ждал ответа.

Взгляд старика стал острым.

- Ты отклонение от нормы, - сказал он. - То, чего не должно существовать.

Признаюсь, бывали моменты, когда я был готов согласиться с подобным утверждением, но сейчас не то время.

- Не хотел бы показаться грубым, - сказал я, - но мне нравится существовать.

- Это больше от тебя не зависит, - сказал мой собеседник в ответ. - Внутри тебя заключено нечто, что представляет для нас угрозу. Мы собираемся избавиться от него и от тебя.

- Честно говоря, - начал я, уверенный, что он говорит о моем Темном Пассажире, - эта штука от меня ушла.

- Я знаю, - сказал он несколько раздраженно. - Она появилась у тебя в результате большого потрясения. Она к тебе привязана. Но также является ублюдком, которому Молох дал жизнь, и ты некоторым образом имеешь отношение к нам. - Он качнул указательным пальцем в мою сторону. - Вот почему ты мог слышать музыку. Благодаря той связи, которую установил твой Наблюдатель. И когда мы наконец доведем тебя до состояния мучительной боли, этот ублюдок кинется к тебе, как мотылек к пламени.

Мне не очень нравилось все это выслушивать, к тому же я понял, что превосходство оказалось на его стороне, и тут я очень вовремя вспомнил, что у меня есть пистолет. Я направил его на старика и выпрямился во весь рост, дрожа как лист.

- Верни мне детей, - потребовал я.

Этот жест его нисколько не взволновал, что я расценил как напускную самоуверенность. У него на бедре был прикреплен нож, но он даже не пошевелился, чтобы извлечь его.

- Дети больше не твоя забота, - сказал он. - Теперь они принадлежат Молоху. Молоху дети по вкусу.

- Где они? - спросил я.

Он пренебрежительно махнул рукой:

- Здесь же, на Торо-Ки, но ты не успеешь остановить ритуал.

Торо-Ки располагался далеко от материка и был частным владением. Но несмотря на то что обычно чувствуешь облегчение, узнав, где находишься, на сей раз это знание не избавило от все тех же вопросов: где Коди и Эстор и что предпринять, чтобы не случилось непоправимое?

- Если вы не против, - сказал я, покачивая пистолетом, чтобы до него быстрее дошло, - я заберу детей и отправлюсь восвояси.

Он не двинулся. Только по-прежнему смотрел на меня, и я практически увидел, как из его глаз вылетают огромные черные крылья и заполняют комнату. Не успел я нажать на спусковой крючок, как опять услышал нарастающий гул барабанов, а потом рога и хор голосов, возносящих меня прямо на седьмое небо счастья, и я встал как вкопанный.

Мне казалось, что с моим зрением и остальными чувствами все нормально, но я слышал только музыку и делал только то, что приказывала мне музыка. А она говорила, что прямо за пределами этой комнаты меня ждет истинное счастье. Она велела мне идти и взять его, наполнить свое сердце вечным блаженством, радостью до конца мира, и я чувствовал, как ноги сами несут меня к моей счастливой судьбе.

Когда я подошел к двери, она открылась и вошел профессор Уилкинс. В руках он держал пистолет и даже не заметил меня. Он кивнул, и старик сказал:

- Мы готовы.

Я едва мог слышать его сквозь дикий разгул чувств и звуков и с нетерпением подался в сторону двери.

Где-то в глубинах сознания Декстер пронзительным голосом кричал, что все не так, как должно быть, и требовал идти в другом направлении. Но голос становился все слабее, а музыка заполняло все пространство этого бесконечно прекрасного мира так, что я даже перестал задаваться вопросом, что же мне все-таки делать.

Под эту музыку я подошел к двери, смутно сознавая, что старик идет за мной, но это не занимало меня в данный момент.

Пистолет по-прежнему находился у меня, но они даже не позаботились о том, чтобы забрать это оружие, а мне и в голову не приходило воспользоваться им.

Старик открыл мне дверь, и в лицо пахнул обжигающий ветер. Я вышел и увидел божество, саму статую, источник музыки, источник всего - великий и прекрасный, увенчанный рогами фонтан блаженства, он был там, передо мной. Он возвышался надо всем остальным, одна его бронзовая голова была высотой в двадцать пять футов, его мощные руки протянулись ко мне, а в животе сверкало прекрасное обжигающее пламя. Мое сердце зашлось, и я двинулся к статуе, даже не обращая внимания на толпы людей, стоявших там, хотя среди них была и Эстор. Ее глаза расширились, когда она увидела меня, а губы зашевелились, но я не расслышал, что она сказала.

И опять голос Декстера из глубин сознания закричал, но его лишь услышали, но не подчинились ему. Я шел к божеству, я видел сверкание огня внутри его, языки пламени, вырывавшиеся из его живота и прыгающие на ветру, который бушевал вокруг нас. И, подойдя совсем близко, к открытой печи в его животе, я остановился и стал ждать. Не знаю, чего я ждал, но знал, что он приближается и возьмет меня в прекрасное далеко, поэтому ждал.

В поле моего зрения попал Старжак, тащивший за руку Коди, чтобы поставить его рядом со мной, и Эстор, отчаянно пытавшаяся высвободиться из рук охранника, который держал ее. Все на свете было не важно, потому что божество здесь и его руки опускаются вниз, тянутся ко мне, чтобы приласкать меня и заключить в свои теплые, прекрасные объятия. Я дрожал в предвкушении этого сладостного мига, больше не обращая внимания на пронзительный голос протеста, идущий от Декстера, не слушая никого, кроме божества, зовущего из глубин музыки.

Ветер оживлял пламя, Эстор барахталась позади, подталкивая меня в сторону статуи божества и его пылающего чрева. Я очнулся на мгновение, но потом заново погрузился в сладостное состояние и наблюдал, как руки божества опускаются вниз, а охранник подвигает Эстор к бронзовым объятиям. Потом я почувствовал запах паленого и острую боль в ногах, а посмотрев вниз, увидел, что горят мои брюки.

Это зрелище пламени, облизывающего мои ноги, пронзило меня, и пелена спала с моих глаз. Внезапно музыка оказалась просто шумом из громкоговорителя, а Коди и Эстор - рядом со мной, в огромной опасности. Словно дамбу прорвало, и Декстера принесло сюда на волне, проникшей сквозь эту брешь. Я повернулся к охраннику и оттолкнул его от Эстор. Одарив меня изумленным взглядом, он опрокинулся назад, но успел схватить за руку, так что я полетел на землю вслед за ним. Благо он упал вдалеке от Эстор, а падение выбило нож из его руки. Он отскочил ко мне. и я, схватив его, ткнул охраннику в солнечное сплетение.

Боль в ногах поднялась почти до промежности, и я поспешно принялся сбивать пламя, хлопая по штанам. Мне наконец удалось справиться с этой проблемой, но, пока я занимался самотушением, Старжак и Уилкинс взяли меня в кольцо. Я, в свою очередь, схватил пистолет с земли и вскочил на ноги, чтобы встретиться с ними лицом к лицу.

Когда-то давно Гарри учил меня стрелять. Я практически слышал его голос, когда принимал удобную позу для стрельбы, делал выдох и спокойно нажимал на спусковой крючок. «Целься в центр и стреляй дважды». Старжак падает. Теперь переведи оружие на Уилкинса и снова стреляй. Ну что ж, на земле лежат два тела, а оставшиеся зрители разбежались. И вот я стоял перед божеством, один, а кругом стихло все, за исключением ветра. Я обернулся посмотреть, в чем дело.

Старик держал Эстор за шею, причем его захват был куда сильнее, чем могло показаться при его слабом телосложении. Он подтолкнул ее ближе к отрытому пламени.

- Бросай оружие, - потребовал он, - или она сгорит.

Я не сомневался, что мерзавец сделает то, что обещает, но я не видел способа его остановить. Все, кроме нас, убежали.

- А если я брошу пистолет, - сказал я, и надеюсь, что это звучало разумно, - разве я могу быть уверен, что ты не бросишь ее в огонь?

Он ощерился, и я почувствовал краткий приступ боли.

- Я не убийца, - процедил он. - Все должно быть сделано по правилам, иначе это банальная гекатомба[55].

- Не вижу разницы, - признался я.

- Конечно, ты же отклонение от нормы, - сказал он.

- Откуда я знаю, что ты не убьешь нас? - спросил я.

- Потому что в огонь должен отправиться ты, - ответил он. - Бросай пистолет, и спасешь девчонку.

- Не слишком убедительно, - сказал я, желая потянуть время в надежде, что оно принесет спасение.

- Ничего страшного, - отозвался старик. - Положение не безвыходное - на этом острове есть и другие, они придут сюда, рано или поздно. Ты не сможешь перестрелять их всех. Но раз уж тебе так нужно убедиться, давай я проделаю в твоей девочке несколько надрезов, и, может, кровавый поток сможет тебя урезонить? - Он протянул руку к своему бедру, но, ничего не обнаружив, нахмурился. - Нож, - сказал он, а затем загадочное выражение его лица сменилось подлинным изумлением. Старик безмолвно разинул рот, да так и застыл, словно вот-вот собирался спеть арию.

А потом он рухнул на колени, нахмурился и упал лицом вниз, показав нож, торчавший в его спине. Коди стоял позади него с легкой улыбкой на лице и наблюдал, как падает старик. После этого паренек посмотрел на меня:

- Я же говорил, что готовился.

Глава 40

Ураган в последний момент свернул на север, пошумев в наших широтах проливным дождем и шквалистым ветром. Самый опасный шторм сместился к северу от Торо-Ки, а мы с Коди и Эстор провели остаток ночи в комнате, обставленной со вкусом, подперев одну дверь кожаным диваном, а другую - креслом. Я позвонил Деборе по телефону, который обнаружил в комнате, а потом за баром соорудил кровать из диванных подушек, сочтя красное дерево неплохим щитом, который прикроет нас в случае опасности.

Он не понадобился. Я просидел до утра, держа пистолет наготове, не спуская глаз с дверей и спящих детей. И поскольку нас никто не беспокоил, а этого было маловато для поддержания мозга в жизнеспособном состоянии, я принялся размышлять.

Я думал о том, что скажу Коди, когда он проснется. Всадив нож в старика, мальчуган все изменил. Что бы он там ни думал, но парень не был готов к тому, что совершил. Своим поступком он только осложнил себе жизнь. Его путь будет долгим и трудным, и я не уверен, что смогу удержать его в рамках дозволенного. Я не Гарри и никогда им не стану. Гарри руководствовался любовью, а у меня другая система координат.

Да и потом - что дальше? Что такое Декстер без Сумрачной Дымки?

Разве можно надеяться прожить жизнь, не говоря уж о том, чтобы воспитать детей, когда внутри - пустая бездна? Старик сказал, Темный Пассажир вернется, когда мне будет очень больно. Так что теперь, истязать себя физически, чтобы он прибыл в родные пенаты? Каким образом? Стоял я недавно в горящих штанах, глядя на то, как Эстор может отправиться в печку, но даже этого оказалось мало, чтобы вернуть Пассажира.

Я по-прежнему не знал, как ответить на все эти вопросы, когда на рассвете прибыла Дебора с командой спецназа и Чатски в придачу. На острове никого не нашли, зацепок, которые прояснили бы, куда они могли подеваться, - тоже. Тела старика, Уилкинса и Старжака окольцевали ярлыками и упаковали в мешки, а мы всей компанией перекочевали на материк на вертолете береговой охраны. Коди и Эстор были взволнованы, хотя и притворялись, что происшествие их не впечатлило. Миновали объятия и слезы, которые обрушила на них Рита, и оглушительная популярность, которой они, сияя от гордости, стали пользоваться среди своих сверстников, и жизнь потекла дальше.

 

Да-да, жизнь потекла дальше. Не происходило ничего нового, мои вопросы так и оставались нерешенными, а новых направлений поиска ответов на них я не находил. Таков обратный эффект унылого существования, которое приносило больше страданий, чем была способна причинить любая психологическая травма на свете. Скорее всего старик оказался прав - наверное, я отклонение от нормы. Но теперь я не соответствовал даже такому определению.

Я чувствовал себя выжатым. Я был не пуст, а как бы это сказать - состоялся, что ли, исполнил свое предназначение, и теперь осталась только пустая раковина, живущая одними воспоминаниями.

Жажда найти объяснение постигшему меня обезличиванию никак не отпускала, но найти источник, чтобы утолить ее, я не мог. А теперь казалось, что никогда и не найду. В своем оцепенении я не был способен испытывать боль, достаточную, чтобы вернулся Темный Пассажир. Все мы находились в безопасности, плохие парни куда-то подевались, но меня это не касалось. Пусть это звучит эгоистично, но я никогда не отрицал, что являюсь крайним индивидуалистом, - во всяком случае, если никого нет поблизости. При мысли о том, что теперь придется прожить 17 роль, которую я играл, становилось не по себе, но я ничего не мог с собой поделать.

Это гнетущее чувство оставалось на протяжении нескольких дней. Потом я просто смирился со своей судьбой - судьбой Дезориентированного Декстера. Я ссутулюсь, стану одеваться во все серое, и дети повсюду будут подшучивать надо мной и моим жалким унылым видом. А потом однажды, в почтенном возрасте, я просто упаду где-нибудь незамеченным и ветер развеет мой прах по улицам.

Жизнь потекла дальше. Дни слиплись в недели. Винс Мацуока проявил невиданную активность: сначала нашел нового организатора, потом выбрал подходящий мне смокинг, а когда настал день свадьбы, доставил меня в переполненную церковь в Коконат-Гроув вовремя.

Я стоял у алтаря, слушая орган в ожидании Риты, которая вот-вот должна скользнуть по проходу между рядами, готовая к союзу до гроба. Трогательная сцена, будь я способен ее оценить. Церковь ломилась от хорошо одетых людей - вот уж не знал, что у Риты столько друзей! Может, теперь и мне стоит обзавестись ими - вместе терпели бы это серое бессмысленное существование. Алтарь утопал в цветах, а Винс рядом со мной - в нервозном поту, вытирая ладони о штаны через каждые несколько секунд.

Потом послышался громкий аккорд органа, все в церкви поднялись с мест и оглянулись назад. И вот они появились: сначала Эстор - в прекрасном белом платье, с завитыми волосами и огромной корзиной цветов в руках; следом - Коди в своем крошечном смокинге. Он держал небольшую бархатную подушечку с двумя кольцами.

Последней вошла Рита. И, глядя на нее и детей, я словно видел марширующий в мою сторону серый ужас будущей жизни - жизни, состоящей из заседаний родительского комитета и велосипедов, ипотеки и собраний добровольных дружинников района, бойскаутов, герлскаутов, футбола, новых туфель и брекетов. Мысль о скучной, бесцветной второсортной жизни была столь мучительна, что я с трудом мог выносить ее. Она захлестнула меня острой болью, такой горькой, что я даже закрыл глаза...

И тут почувствовал странное шевеление внутри, чувство нарастающей пульсации, ощущение, что все будет точно так, как должно, и теперь, и всегда, и вечно, а то, что должно вот-вот соединиться, не может быть разорвано никогда.

И, удивленный этим ощущением правильности, я открыл глаза и снова повернулся, чтобы посмотреть на Коди и Эстор, которые забирались по ступенькам, готовые встать рядом со мной. Эстор выглядела такой безоблачно счастливой, какой я еще никогда прежде не видел ее, и мне стало приятно и хорошо. А Коди, так осторожно делавший маленькие шажочки, был по-прежнему серьезен в своей молчаливости. Я заметил, что его губы шевелятся, передавая мне какое-то секретное сообщение, и послал ему удивленный взгляд. Его губы задвигались снова, и я слегка наклонился, чтобы услышать его.

- Твоя тень, она снова здесь, - прошептал он.

Я выпрямился и прикрыл глаза на секунду. Этого мне хватило, чтобы услышать приглушенную шипящую усмешку того, кто снова был дома.

Пассажир вернулся.

Я открыл глаза, чтобы увидеть мир таким, каким он должен быть. И не важно, что я стою в цветах, залитый светом, музыкой и счастьем, а Рита взбирается по ступенькам, чтобы навеки прилепиться ко мне. Мир снова стал единым целым. Это место, где луна поет гимны, а тьма внизу вторит в такт контрапунктом со стальным лезвием и радостью охоты.

Долой серость. Жизнь вновь обрела четкие грани клинка и тень мрака, места, где Декстер прятался от солнечного света, чтобы выскочить из ночи и быть тем, кем должен: Декстером-Мстителем, Декстером - Водителем того, кто снова занимал заднее сиденье.

Я почувствовал, как едва ощутимая улыбка возникает на моем лице при виде Риты, вставшей рядом; улыбка, которая не сходила во время произнесения милых слов со скрепленными руками, потому что опять и снова, сейчас и всегда я готов был повторять.

Да. Я обещаю, буду, буду всерьез.

И уже скоро.

Послесловие

Высоко над бесцельной суетой города ОНО наблюдало и ожидало. Как всегда, тут было на что посмотреть, и ОНО не торопилось. ОНО уже сотни раз делало это и еще будет делать, постоянно, вечно. Потому что таково ЕГО предназначение. Теперь выбор такой богатый, что глаза разбегаются, и можно до бесконечности предаваться поискам, пока не найдется тот, кто нужен. А потом ОНО все начнет сначала. Соберет верных, явит им чудо и после сможет вновь наслаждаться желанным ароматом их боли.

Все это случится снова. Нужно только дождаться подходящего момента.

Ведь у НЕГО есть все время мира.

 

Примечания

1

Фред Астер (1899-1987) - популярный американский актер и танцор.

(<< back)

2

Кофе с молоком (фр.)

(<< back)

3

Вымышленная парижская улица из рассказа Эдгара По «Убийство на улице Морг».

(<< back)

4

Лоуренс Велк (1903-1992) - американский аккордеонист.

(<< back)

5

Жак Брель (1929-1978) - бельгийский поэт, певец, актер.

(<< back)

6

Осмос - просачивание жидких веществ сквозь животные и растительные ткани.

(<< back)

7

Буколический - сельский быт на лоне природы.

(<< back)

8

У.К. Филдс (1880-1946) - американский комический актер, прославившийся ролями мошенников и неудачников.

(<< back)

9

Гавайский народный танец.

(<< back)

10

Верховный жрец африканского племени йоруба.

(<< back)

11

Уильям Марси Твид (1823-1978) - американский политик, прославившийся своей коррумпированностью и беспринципностью.

(<< back)

12

Крестьянская рубашка

(<< back)

13

Мужская рубашка в африканском стиле с круглым вырезом и короткими рукавами.

(<< back)

14

Варварский способ выяснения виновности лица путем так называемого суда Божьего: испытания огнем, водой и раскаленным железом.

(<< back)

15

Блюдо кубинской кухни, напоминающее печенье с наполнителем.

(<< back)

16

Языческий культ, связанный с кровавыми жертвоприношениями.

(<< back)

17

Метод окраски ткани на манер одежды представителей хиппи.

(<< back)

18

Экономический договор «Зона свободной торговли Америк», предложенный США для ускорения роста экономического благополучия развивающихся стран Южной Америки.

(<< back)

19

Разновидность религии вуду: викка - религия, основанная на почитании природы.

(<< back)

20

Мистик первой половины XX в.

(<< back)

21

Приветственный жест двумя поднятыми пальцами в виде буквы V.

(<< back)

22

Кубинский молочный коктейль.

(<< back)

23

Крепкий кубинский кофе.

(<< back)

24

Парафраз слов Робокопа, одного из известных киноперсонажей.

(<< back)

25

Имеется в виду сюжет рассказа Ф. Кафки «Превращение», герой которого, однажды проснувшись, обнаруживает, что превратился в таракана.

(<< back)

26

Популярная в США и других-странах благотворительная организация для состоятельных людей, членами которой могут стать только те, кого отобрали и пригласили вступить в нее.

(<< back)

27

Серийные убийцы-маньяки, действовавшие поодиночке.

(<< back)

28

Аллюзия на процедуру изгнания гражданина из государства в Древней Греции - остракизм, - которая проводилась посредством голосования и заключалась в написании имен кандидатов на глиняных черепках (остраконах).

(<< back)

29

Обобщенное название оккультно-мистических и эзотерических движений и практик так называемой новой эры, или «эры Водолея», возникших в начале XX в.

(<< back)

30

Пер. С.Я. Маршака.

(<< back)

31

Досл.: в силу факта (лат.).

(<< back)

32

Имеется в виду один из фильмов С. Спилберга о приключениях Индианы Джонса.

(<< back)

33

Один из древнесемитских народов, упоминающихся в Библии.

(<< back)

34

Сумасшедший (англ.)

(<< back)

35

Колбаса (польск.)

(<< back)

36

«Петушиные танцы» и «Властители гитар».

(<< back)

37

Старейшая загородная резиденция французских королей, расположенная под Парижем.

(<< back)

38

Церемония присоединения к общине в протестантских церквях.

(<< back)

39

Это слово в обиходе наркоманов означает самое острое состояние удовольствия после приема наркотика.

(<< back)

40

Книга, содержащая магические заклинания и рецепты.

(<< back)

41

Один из самых консервативных штатов США.

(<< back)

42

Креольские языки возникли в колониальную эпоху на основе смеси некоторых европейских языков с языками стран Африки, Азии и Латинской Америки.

(<< back)

43

Вудун (или вуду) - общее название религий потомков африканских рабов Центральной и Южной Америки.

(<< back)

44

Белые (от фр. blanc - белый).

(<< back)

45

Нет (фр.)

(<< back)

46

Промысловый моллюск.

(<< back)

47

Героиня романа Э. Портер, которая находила причины для радости к трудных ситуациях.

(<< back)

48

Название документального фильма о подростках, ступивших на криминальный путь, которых отправляют в тюрьму в целях ознакомления с реалиями тюремной жизни и настоящими преступниками, чтобы они поняли, что их ждет, и одумались, а также программы по предотвращению преступлений.

(<< back)

49

Ты это сделал.

(<< back)

50

Что ты делаешь?

(<< back)

51

Предоставляется отелем клиенту напрокат.

(<< back)

52

Организация, членами которой являются люди с высоким коэффициентом интеллекта.

(<< back)

53

Сеть американских супермаркетов.

(<< back)

54

Сеть американских супермаркетов.

(<< back)

55

Убийство или гибель множества людей.

(<< back) Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg