Генри Слизар Потерянная собака
Диван в приемной доктора Фролича являл собой образец стиля сурового модернизма. Он был обит изящной, но шероховатой тканью, которая неприятно терлась о шелк платья Джулии Смоллетт. Джулия вздохнула и наклонилась вперед, обхватив себя руками за хрупкие плечи. Она выглядела патетически молодой и беззащитной. Человек, за которым она была замужем вот уже четырнадцать лет, посмотрел на нее, нахмурив брови.
Джордж держался в другом углу комнаты. Заложив за спину короткие руки и выпятив широкую грудь, он стоял перед гравюрой, изображавшей королевскую охоту. На нем был скромный костюм из твида. Воротничок с закругленными краями, стянутый золотой булавкой, сжимал мощную шею. Брюки его были узкими, а пиджак обтягивающим. Он производил впечатление человека, имеющего привычку к лошадям, плотным кожаным ремешкам, к блестящим седлам и утренним прогулкам. В действительности же это был бухгалтер, выросший в городе и работающий в одной из контор на Лексингтон Авеню.
Джулия снова выразительно вздохнула.
— Ну, что такое? — спросил ее муж.
— Ничего. Я чувствую себя… немного усталой. Почему он принимает так долго?
— Мы здесь находимся всего лишь пять минут. Бог мой, как мало у женщин развито чувство времени!
Она перевела на него печальные глаза, большие влажные глаза фиолетовой глубины, вдохновившие его когда-то на сонет.
— Извини, — сказала она мирно. — Мне это кажется очень долгим.
Из кабинета вышла рыжеволосая женщина, уверенного и сведущего вида, окинула их оценивающим взглядом и сказала:
— Мистер и миссис Смоллетт? Доктор Фролич ждет вас.
Доктор сидел за своим столом в уютной комнате с деревянными панелями на стенах. Это был любезный человек, довольно упитанный, с упругим ежиком седоватых волос.
— Я рад, что вы пришли, мистер Смоллетт. Я уже говорил вашей жене, что при том маленьком эксперименте, который мы затеяли, было бы, по моему мнению, полезным ваше присутствие. Думаю, вы могли бы нам представить несколько новых подробностей из прошлого…
Джордж Смоллетт откашлялся:
— Послушайте, доктор Фролич, — произнес он чистосердечно, — я бы хотел, чтобы у вас сложилось правильное представление. Я не из тех суеверных людей, которые путают гипноз с черной магией. Я хочу сказать, что знаком с вопросом: я читал статьи.
— Замечательно, — обрадовался доктор. — Такое отношение облегчает нашу задачу. Важнее всего преодолеть первоначальное предубеждение. Сейчас ваша жена уже достаточно привыкла к нашей затее. Верно, миссис Смоллетт?
Даже на маленьком учрежденческом стульчике Джулия казалась крошечной. Она неуверенно улыбнулась и кивнула головой.
— Мы имели известное количество предварительных бесед, — продолжил доктор. — Мы хорошо понимаем друг друга. Мы определили проблемы, к решению которых должны будем приступить. Но я подумал, что прежде чем предпринять это погружение в прошлое, неплохо было бы услышать вашу точку зрения.
— М-м-м, — протянул Джордж, потирая подбородок, — боюсь, я не совсем …
— Я хотел лишь узнать, что вы думаете об этом страхе перед собаками, который испытывает ваша супруга. Если я правильно понял, она прибегла к медицинскому обследованию по вашему совету.
— Да, эта мысль возникла у меня. Видите ли, доктор, моя жена чрезвычайно боязлива. Впрочем, нет необходимости говорить вам об этом. Замечу, однако, что в первые годы нашего брака все было не столь серьезно. Думаю, это началось после рождения Джорджа младшего, нашего первенца: сейчас ему одиннадцать лет. И тогда это в самом деле стало вызывать тревогу. По правде говоря, ее пугает все: шум, темнота, что угодно. А уж собаки…
Он сделал красноречивое движение плечом.
— Расскажите мне о собаках, — попросил доктор.
Джордж принялся рассматривать забавную лампу на столе.
— Не требуйте от меня объяснений. Это ваша епархия. Я знаю лишь, у нее такой страх перед собаками, что как только она увидит какую-нибудь… вы меня понимаете? как только она заметит одну из них ближе, чем в километре… у нее начинается нервный припадок. И это длится уже давно. Но теперь стало еще хуже.
— В каком смысле хуже?
— В нынешнем году мы переехали за город в округ Уинстер. Вы знаете эти поселки, доктор. Там миллионы собак. Каждый держит пса.
Джулия жалобно застонала. Доктор и муж сделали вид, что ничего не слышат.
— Вы знали это, когда переезжали?
Вопрос Джорджу не понравился.
— Должен сказать, меня это не очень занимало. Думаю, я забыл о страхе моей жены. Но если хотите знать мое мнение, лучший способ излечить кого-нибудь от подобной вещи, это заставить смотреть ей прямо в лицо.
— Согласен, — сказал доктор, — но с некоторыми оговорками…
— Вот видишь! — воскликнул муж, и его торжествующие глаза оглядели жену. — Что я тебе говорил, Джулия?
Улыбаясь, он повернулся к доктору Фроличу:
— Моей идеей было взять собаку. Хорошую собаку, по размеру такую же, как человек: датского дога, например. Понимаете, доктор, у нас двое мальчиков, а вы знаете, что есть дети. Когда я был мальчишкой, у меня была собака. Это преступление — лишать детей такого друга.
— Иногда, это очень хорошие друзья, действительно, — осторожно ответил врач.
— Еще какие! В смысле преданности нет ничего лучше собаки. А в таком месте, как наше… Можно сказать, в открытом поле, с бродягами вокруг и так далее, на всякий случай, собака просто необходима. Как вы думаете?
— Может быть.
— Конечно же, да. Итак, моей мыслью было привести в дом собаку, пусть привыкает. Я имел в виду большого датского дога, которого присмотрел на псарне в Хауторн Лэйке. Животное большое, почти как человек, вы понимаете, что я хочу сказать? Настоящая собака, а не салонная шавка, собака, о которой нет нужды заботиться…
Джулия содрогнулась.
— Но я не взял ее, — вздохнул Джордж. — У меня не хватило мужества перенести драму. Джулия по характеру спокойная, но когда на нее напирают, она начинает упрямиться. И тогда я настоял, чтобы она сходила к врачу. Она была на приеме у доктора Эллисона. И он посоветовал обратиться к вам. Таким образом…
Он раскрыл ладонь.
— Очень хорошо, — произнес доктор Фролич. — Теперь, я полагаю, моя очередь говорить. Для начала скажу о планах на сегодня.
Он откинулся на спинку стула.
— Я уже немало рассказывал миссис Смоллетт о технике гипноза в психоанализе. Не хочу ее утомлять, повторяя все это. Изложу для вас вкратце: в психоанализе мы рассматриваем гипноз как приемлемую форму терапии. Мы находим его полезным во многих специальных случаях. Часто это избавляет пациента от очень, очень долгих месяцев лечения. Потому что это быстро устраняет… его естественное сопротивление. Вы знаете, что такое связь?
— Конечно.
— Гипноз и обеспечивает род связи между врачом и его пациентом. Это приближает нас обоих к самой основе проблемы. В таком случае, как у вашей жены, в котором, на мой взгляд, страх перед собаками вызван каким-то давно забытым происшествием, гипноз поможет приподнять, если позволено так выразиться, занавес, опустившийся на сознание.
— Понимаю, — сказал Джордж.
Он искоса глянул на жену. Джулия следила глазами за движением губ доктора Фролича.
— Однако, — предупредил врач, — это не является чудодейственным средством на все случаи. Хочу подчеркнуть это. Обычно, гипноз не заменяет полностью настоящего психоанализа. Это всего лишь инструмент.
Вероятно, он заметил разочарованный вид Джулии, поскольку добавил с улыбкой:
— Относительно выздоровления миссис Смоллетт я настроен очень оптимистически и говорю это искренне. Полагаю, что, применив метод погружения в прошлое, мы сильно продвинемся вперед. Именно это я и собираюсь сегодня сделать.
— Доктор, что в точности значит погружение в прошлое?
Фролич поднялся:
— Я отведу вашу жену в ее детство. Я попрошу ее заново пережить события тех лет, и таким образом нам, возможно, удастся приподнять уголок этого занавеса…
— Прямо сейчас? — тихо спросила Джулия.
— Если вы готовы, то прямо сейчас.
Он нажал белую кнопку на краю стола. В кабинете появилась рыжая женщина уверенного и сведущего вида, она принялась задвигать плотные шторы на окнах, закрывая серое небо и мелкий дождик, липнущий к стеклам.
— Мистер Смоллетт, — обратился доктор к Джорджу, — будьте любезны подождать немного в приемной.
— Конечно.
— Я позову вас, когда ваша жена будет в состоянии транса. Думаю, вскоре кое-что для нас прояснится.
Теперь в комнате было темно, и доктор Фролич зажег свою настольную лампу странной формы. Она осветила лицо Джулии.
Рыжеволосая сказала:
— Вы можете войти, мистер Смоллетт.
Когда Джордж вошел, в кабинете царил полумрак. Фролич сидел на краешке стола, поигрывая металлической авторучкой. Джулия по-прежнему располагалась на том же стульчике: плечи опущены, руки безвольно сложены на коленях. Ее большие глаза были закрыты.
— Она уже…
— О! да, — ответил доктор. — Ваша жена очень хороший пациент. Нам понадобилось не более десяти минут. А сейчас я вас попрошу сесть в другом конце комнаты и сидеть тихо, пока я буду задавать вопросы.
Джордж занял место в противоположном углу рядом со шкафом, заполненным книгами. Врач наклонился к своей больной.
— Теперь вы можете открыть глаза, Джулия.
Она открыла их. Ее взгляд не был остановившимся, но в нем не читалось никакого интереса. Джордж с трудом сглотнул слюну.
— Знаете ли вы, Джулия, какой сегодня день?
— Да, среда.
— Нет, вы ошибаетесь, сегодня пятница, Джулия. Верно?
— Да, пятница.
— Нет, Джулия, сегодня не пятница. Теперь вы знаете, какой сегодня день?
Джулия колебалась, шевеля губами.
Врач глянул в сторону ее мужа:
— Я это делаю нарочно. Хочу сбить у нее представление о времени.
Он продолжал задавать свои вопросы до тех пор, пока она не подтвердила, что не знает ни месяца, ни года.
— Джулия, послушайте меня. Сейчас я попрошу вас вернуться в прошлое. Вы опять станете ребенком. Вы проживете заново вашу жизнь, начиная с того времени, когда вы были совсем маленькой девочкой. Вы увидите, услышите, почувствуете все то, что видели, слышали, чувствовали в вашем раннем детстве. И вы скажете мне все, что я хочу знать: что вы видите, слышите, чувствуете. Вы ответите на все мои вопросы. Итак, я начинаю…
Он слегка наклонился вперед, и едва уловимое изменение произошло с тонкими и напряженными чертами лица Джулии.
— Вам один год, Джулия. Вы годовалый младенец. Скажите мне, боитесь ли вы собак?
Джордж Смоллетт вздрогнул, когда услышал голос своей жены. Он прозвучал тонко, неразборчиво, странно и не казался принадлежащим ей. Даже доктор Фролич, похоже, был удивлен.
— Нет, — ответил странный голос. — Нет, я не боюсь собак…
— Теперь вам два года, — продолжил доктор. — Вам два года, Джулия. Боитесь ли вы собак?
— Нет, — снова ответил голос, и лицо Джулии сделалось жеманным и кривляющимся. — Нет, я не боюсь «гав-гав». Я не боюсь…
— Вам три года, Джулия. Скажите мне, вы боитесь собак?
Голос окреп:
— Нет, не боюсь.
— Вам четыре года, Джулия. Вам четыре года.
Годы детства проходили и отражались на ее лице и в голосе. Затем доктор сказал:
— Вам десять лет, Джулия. Теперь вам десять лет. Боитесь ли вы собак?
Именно этого момента ждал доктор Фролич. Кривляющееся лицо стало меняться, и хрупкое тело молодой женщины заерзало на стуле. Ладони сжались, и кулаками она принялась тереть свои большие глаза. Потекли слезы.
— Топпер, — говорила она, всхлипывая, — Топпер…
Нетерпеливо и жадно доктор Фролич спросил:
— Кто такой Топпер, Джулия?
— Топпер, — плакала девочка, — бедный Топпер!
— Кто такой Топпер, Джулия? Это собака?
— Да, — подтвердила она. — Да, Топпер моя собака. Топпер хорошая собака.
— Где Топпер сейчас, Джулия?
— Топпер умер, — жалобно зарыдала она. — Они охотились за ним. Они убили Топпера! И это я виновата! Я виновата.
Рыдания резко прекратились, и юный голос стал жестким:
— Это он виноват. Это Бобби виноват.
— Кто такой Бобби, Джулия?
— Я его ненавижу.
Она ударила кулаком по колену, затем продолжила:
— Я его ненавижу! Он злой. Бобби злой!
— Кто, Джулия? Бобби это один из ваших друзей?
— Я его ненавижу. Он меня дразнит. Он без конца меня дразнит. Я рада, что сделала это. Я рада. Только не убивайте Топпера. Я вас умоляю, не убивайте Топпера!
Фролич смахнул пот со лба.
— Я хочу, чтобы вы мне сказали все, Джулия. Я хочу, чтобы вы мне рассказали о Бобби и Топпере. Бобби это маленький мальчик? Это один из ваших родственников?
— Нет. Бобби живет в соседнем доме. Ему двенадцать лет. Он дергает меня за волосы, и он порвал мое платье. Он засовывает мне грязь в обувь, и он бросил камнем в Топпера.
Ее глаза тревожно расширились:
— Мама! — завизжала она. — Мама!
Крик был настолько пронзительным, что Джордж вскочил со стула. Жестом доктор усадил его на место.
— Что случилось, Джулия? Почему вы зовете свою мать? Что случилось с Бобби?
— Он убил его! Он его убил! — визжал голос десятилетней девочки.
— Кто? — спросил Фролич громко. — Кто?
— Я его предупреждала, — рыдала Джулия, и ее плечи тряслись. — Я ему говорила, что сделаю это. Я ему говорила.
И еще раз рыдания прекратились с поразительной быстротой. Тело женщины выпрямилось, руки скрестились на груди. Но особенно заметная перемена произошла в ее глазах. Они сузились, взгляд потерял возраст и принял выражение ужасающего коварства.
— Ищи его, — шептал голос девочки. — Ищи его, Топпер. Убей его! Убей его!
— О! Боже! — воскликнул Джордж.
— Я вас прошу, — гневно отмахнулся Фролич. — Джулия, послушайте меня. Я хочу, чтобы вы успокоились. Я хочу, чтобы вы мне все ясно объяснили. Это вы натравили Топпера на Бобби? Вы приказали своей собаке напасть на Бобби?
Ее тело обмякло, и она утвердительно кивнула головой.
— Он покусал Бобби? Топпер загрыз его?
— Нет, — вздохнула она. — Он напал на Бобби, он покусал его, но не загрыз. Он только прокусил ему шею, но они убили Топпера. Они убили мою собаку. Это я виновата. Я…
Ее голос ослаб, замер.
Фролич коротко глянул на мужа:
— Оставьте нас, мистер Смоллетт. Думаю, будет лучше, если вы подождете в приемной.
Джордж шумно выдохнул и вышел.
Четверть часа спустя шторы были раздвинуты, и сцена уже не казалась кошмарным сном из далекого прошлого. Доктор Фролич, снова ставший за своим столом жизнерадостным человеком, разражался профессиональным весельем, глядя на супружескую чету.
— Итак, миссис Смоллетт, теперь вы все знаете. Эта история, эта крошечная трагедия ребяческой наивности и была причиной вашей проблемы. Вы испытывали очень сильное чувство вины. Вы упрекали себя за то, что случилось с маленьким Бобби, в то время как, по всей вероятности, вы вовсе не были виноваты. Но вы желали, чтобы Топпер отомстил ему, и неожиданно ваше тайное желание стало явью. Поэтому вы и обвинили себя в преступлении. И это обвинение приговорило вас к наказанию страхом, от которого вы теперь навсегда освобождены.
Он бросил взгляд в окно.
— Посмотрите, светит солнце. Будем считать это символом, Джулия?
Она улыбнулась ему.
Три недели спустя, когда Джулия Смоллетт возвращалась с утренней прогулки, в прихожей зазвонил телефон.
— Миссис Смоллетт? Это доктор Фролич.
— О! добрый день, доктор. Очень рада вас слышать.
— Я лишь хотел узнать, как у вас дела. Мне кажется, на вчерашний день у нас была назначена встреча. Вы о ней забыли?
— О! Господи, у меня это совсем вылетело из головы.
Он засмеялся от всей души.
— Думаю, незачем искать далеко причину этой забывчивости. Просто, вы чувствуете себя чересчур хорошо, чтобы вспомнить о враче.
— Да, вы правы, — сказала она, — уже много лет я не чувствовала себя так хорошо. Вы меня полностью излечили… от, Бог мой, ну вы знаете… от моих страхов. Я действительно очень люблю Аттилу.
— Аттила? Так зовут вашу собаку?
— Да, ее привел Джордж. Я уже привыкла к ней.
— Ну и славно. Я только хотел напомнить. Не зайдете ли на будущей неделе в это же время?
— Хорошо, доктор, обязательно.
Она положила трубку. Затем поднялась по лестнице, покрытой ковром, на второй этаж. Когда она вошла в комнату Джорджа, Алиса, горничная, заканчивала уборку. Джулия приблизилась к окну и стала смотреть на лужайку, где в тени одинокого дерева спокойно лежал датский дог.
— Вы все глядите на пса, миссис Смоллетт?
— Да, Алиса, но почему ты спрашиваешь?
— Не знаю, миссис Смоллетт. Не доверяю я этому зверю. Это собака для убийства, говорю вам.
— О! Алиса!
— Я серьезно, миссис Смоллетт. Помяните мое слово: в один прекрасный день этот пес загрызет кого-нибудь насмерть.
Она вышла, продолжая бурчать. Джулия подождала немного, потом медленно приотворила ореховую дверцу платяного шкафа. Сняла с плечиков твидовый пиджак, который муж предпочитал носить с кожаными нашивками на локтях, и перебросила его через руку.
Затем спустилась, вышла из дома и направилась к одинокому дереву на лужайке.
День был великолепным. Аттила терпеливо ждал, чуть приоткрыв пасть, словно улыбаясь; его большой красный язык и огромные белые клыки блестели на солнце.
Джулия погладила массивную голову, потом достала из-за спины пиджак.
— Ищи его, Аттила, — выдохнула она с дикостью, проводя пиджаком Джорджа перед носом пса. — Ищи его, Аттила! Ищи!
Перевод с английского: Иван Логинов Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Потерянная собака», Генри Слезар
Всего 0 комментариев