«Проигравший выбирает смерть»

Сергей Бакшеев Проигравший выбирает смерть

Глава 1

…А поезд приближался с неумолимостью водопада. Ничто не могло остановить его. Нина стояла посередине рельсов, тело беспомощно дергалось, но сдвинуться она не могла. Что-то держало ее, и разобраться в причине не было возможности. Глаза с ужасом смотрели на выпуклую морду мчащегося локомотива. Вместе с ним накатывался стальной грохот. Обезумевшая Нина кричала, но не слышала себя. Чугунный клык сцепки, торчащий из пасти железного монстра, метил прямо в грудь. Еще мгновение – и последует смертельный удар!

Нина Брагина подпрыгнула в постели, как от разряда тока. Руки сжимали одеяло, разинутый рот застыл в немом крике, потные волосы тонкими сосульками свешивались на глаза. Девушка тяжело задышала, испуганный взор уперся в предрассветную хмарь за окном.

Это всего лишь сон, через несколько секунд сообразила она. Тело безвольно откинулось на подушку, в висках бумкали маленькие барабаны, окаменевшие пальцы с трудом освободили смятый пододеяльник.

Это всего лишь сон, мысленно повторила она. Но что он означает? Ведь бывают сны вещие! Сегодня ей предстоит поездка, но она же будет ВНУТРИ состава! И с ней едет Тихон Заколов.

При этом имени губы девушки несмело вытянулись. Ей надо подготовиться, одеться так, чтобы он наконец обратил на нее внимание. Им предстоят целых две ночи вместе! А что делать, если он полезет целоваться? Ну да, дождешься от него. Сначала надо, чтобы он взглянул на нее, как на выросшую девушку.

Нина быстро погрузилась в сладкую негу девичьих грез и прикрыла глаза, но надвигающийся поезд вновь ворвался в ее сознание, оглушив грохотом колес. Ей даже почудился прогорклый металлический запах железной дороги.

Все будет хорошо, отгоняя тревожные мысли, попыталась убедить себя Нина Брагина.

Глава 2

– Повезло тебе, Есенин, под праздник выходишь.

Дежурный офицер внутренних войск громыхнул связкой ключей. Замок в заветной двери на свободу трижды отчетливо щелкнул. Владимир Есенин, двадцать минут назад получивший справку об освобождении, профессионально отметил: замок сувальдный с пятью ригелями, по виду внушительный, но слишком прост для специалиста. В огромной личинке разве что ногтем ковырять нельзя.

Тяжелая дверь распахнулась с приглушенным приятным металлическим скрипом. Есенину такой звук нравился, напоминал долгожданное вскрытие солидного сейфа. Ворвавшийся поток света прорезал пыльную кубатуру и отсек ноги выше колен. Владимир невольно взглянул на скукоженные голенища старых сапог, другой обуви у него не было.

Офицер привычно осклабился:

– Не забывай нас, Есенин. Долго на воле не задерживайся. До новой встречи.

Владимир равнодушно покосился на довольное лицо офицера, ухмыляющегося заезженной шутке, и шагнул на свободу. Из хмурой тени в яркий свет. За спиной гулко захлопнулась дверь колонии, где он ел баланду почти пять лет, с осени семьдесят четвертого года.

Владимир стянул черную кепку. Примятый ежик поседевших волос распрямился, зажмуренные глаза ловили забытое тепло утренних лучей солнца. Казалось, на свободе и солнце светит по-особому.

Есенин оправдывал знаменитую поэтическую фамилию и время от времени по настроению выдавал злые рифмованные строки. Поэтому и клички как таковой не имел. Все звали опытного медвежатника – Есенин. Кто близко не был знаком, думал, что это и есть воровская кликуха.

В свои тридцать три года сухощавый Владимир выглядел старше, и не только из-за глубоких морщин, уверенно пробороздивших лоб, но и из-за тусклого уставшего взгляда узко посаженных маленьких глаз. Да и воровская специальность предполагала некий многолетний опыт. Впрочем, вскрывать любые замки подручными средствами толковый слесарь Вовка Есенин научился быстро и самостоятельно. Потом нужные люди свели со знающим человеком. Несколько уроков – и хитроумные сейфы утратили для Владимира магию неприступности, обнажив простую механическую сущность, прикрытую внушительной стальной броней.

За уроки пришлось выложить приличные деньги. Их можно было взять только в серьезном деле. Несколько дерзких ограблений прошли как по маслу. Птица счастья мельтешила пестрым хвостом, щекотала и раззадоривала, устилая вольную жизнь красивыми мягкими перышками. Но однажды вертихвостка-удача отвернулась, райская птичка обернулась когтистым коршуном – опера взяли Есенина с поличным. Пять лет за решеткой состарили Владимира. Из молодого самоуверенного парня он превратился в осторожного вора неопределенного возраста.

Шум подъехавшей машины заставил Есенина открыть глаза. К воротам лихо подкатила желтая «Волга» – такси. Мелкая казахстанская пыль уныло оседала на стеклах и капоте машины.

Передняя пассажирская дверца распахнулась, молодой смазливый парень азиатского типа с длинными черными волосами на прямой пробор суетливо подскочил к Есенину. Брюки широченными клешами скребли по земле.

– Привет, Есенин! Я за тобой, – парень растопырил руки, демонстрируя желание обнять вора.

Есенину приезжий был не знаком. Он окинул хмурым взглядом тощую фигуру и покосился на «Волгу» – нет ли там еще кого-нибудь? Но кроме любопытного таксиста в салоне автомобиля никого не наблюдалось.

– Ты кто? – холодно спросил Есенин.

– Я от Бека. Он меня к тебе послал.

– Как звать?

– Каныш Хамбиев. Бек Нышем кличет. Он приказал встретить и привезти к нему.

Молодой Хамбиев час держал таксиста в сотне метров от входа в колонию, наблюдая за воротами. Он хотел на скорости с эффектным разворотом подать машину и сейчас ожидал от известного вора благосклонного одобрения. Но Есенина не покидала присущая ему осторожность:

– К Беку? Зачем?

– Дело он наметил. Крупняк! – Каныш перешел на шепот, пугливо посмотрел на ощетинившуюся колючей проволокой стену колонии и скривился. – Поехали. Место тут гнусное…

Есенин оглянулся, ему показалось, что в амбразуре железной двери притаился хмурый, режущий холодом взгляд. Как достали его подобные созерцатели! И правда, подальше отсюда. Насиделся! Владимир влез на заднее сиденье «Волги», давно он не ездил в приличных автомобилях. Каныш развалился впереди.

– Шеф, трогай, – барским ьлглм приказал Хамбиев, развернулся, иронично оглядел старомодную одежду вора. – А я тебя видел, Есенин. Давно, вместе с Беком. Я тогда пацаном еще был, а вы уже дела крутили…

– За дорогой смотри, – грубо прервал парня Есенин. Не хватало, чтобы сопляк при таксисте трепался.

Каныш обиженно сжал губы, уткнулся в окно. Дальше ехали молча. Есенин ловил в зеркале заднего вида настороженные глаза водителя. Изредка вор оглядывался назад – все чисто. Но смутная тревога не покидала его.

Выйдя на свободу, Есенин первым делом собирался ехать к родителям. Они знают, что у него сегодня срок закончился. Ждут не дождутся небось. Завтра 1 мая – праздник. Он как раз к середине дня домой доберется. Мать стол накроет, принарядится, плакать будет. Отец в орденах выйдет. Как выпьет, начнет жизни учить. Вот в войну люди за Родину гибли, а сейчас молодежь совсем совесть потеряла, родителей забыла, из-за денег на преступления идет. И так далее в том же духе. Репертуар отца – ветерана войны, вечного борца за справедливость, был неизменным.

Но на предков Есенину посмотреть хотелось. Старенькие они. Надо уважить, пару недель дома поваландаться, пока в милиции паспорт выправят. С тех пор как он сел, говорят, какой-то новый паспорт завели, один – на всю жизнь. Верилось в это с трудом. Чтобы чиновники лишили себя удовольствия созерцать очередь перед кабинетом? Да ни в жизнь! Выдача бумажек – первейшая власть бюрократа.

Вдоль дороги замелькали одноэтажные домишки железнодорожного поселка, проскочила покосившаяся вывеска «Магазин», довольная тетка перла по улице две полные авоськи.

По делу, надо бы к родителям с гостинцами приехать, подумал Есенин. Но что купишь на жалкие крохи, полученные в колонии при освобождении? Разве что у Бека бабки одолжить.

Такси подкатило к вытянутому кирпичному зданию железнодорожной станции. Массивные подоконники и карнизы изрядно подрастеряли былые кирпичи, разинутые рты тусклых окон щербато пялились на замусоренную площадь.

– Прибыли! – бодро крикнул Каныш.

– Курить дай, – хмуро попросил Есенин, когда выбрался из машины.

Хамбиев суетливо порылся в карманах, достал мятую коробочку:

– Я насвай кидаю. – Каныш отсыпал несколько зеленых шариков, осторожно положил под нижнюю губу. – Хочешь?

– Мне твое узбекское дерьмо не в кайф, – скривился Есенин.

Темные глаза Каныша резко сузились, но он молча проглотил оскорбление.

– Сейчас стрельну, – пообещал парень и вскоре вернулся, протягивая беломорину: – Вот!

Есенин брезгливо отвернулся, прошел к киоску, купил самые дорогие сигареты. Пальцы в наколках грубо вскрыли пачку. Целлофановый комочек шлепнулся под ноги на утрамбованную землю. Каныш с кислой миной топтался рядом, поминутно сплевывая зеленую слюну.

– Я еще травку тяну, а сигареты – нет, – тихо оправдывался он.

Есенин отстраненно покуривал. Потом устало произнес, не глядя на Ныша:

– Дай мне денег. Беку передашь, что дней через десять загляну. Там и сочтемся.

– Какие десять дней! Нельзя ждать! Бек велел, чтобы прямо к нему рулили. Дело на мази, только тебя ждем.

– Пять лет ждали, еще подождете.

– Есенин, – Каныш заискивающе взял вора под локоть и даже выплюнул шарики насвая, которые мешали ему говорить. – Там легкие бабки лежат. Много! Четвертого мая их не будет. Твоя задача – сейф разбрюхатить. Остальное – мы подготовили.

Владимир стряхнул руку парня, глубоко затянулся, глаза зажмурились от сизого дымка. Белый огонек уперся в фильтр, пальцы ловко отщелкнули окурок.

– Денег дай, – повторил Есенин.

Каныш побледнел, взгляд опустился на запыленные штанины, ногти нервно скребанули по бедру:

– Тут такая херня получилась. В поезде меня в карты развели. Обчистили полностью. Представляешь, меня – и в карты обули!

На лице Есенина выступила брезгливая гримаса.

– Нет, ты послушай, – оправдывался парень. – Я думал, лохи. Хотел в легкую бабла срубить. А тут – такой облом. Я пустой вышел. Тебя надо встречать, а я без копья. С таксистом часами расплатился.

Есенин молча двинулся к входу на станцию. Каныш трусил сзади, норовя то слева, то справа заглянуть в суровое лицо вора:

– С кем не бывает? Ну, что теперь, под поезд прыгать? Сумма небольшая. Фигня, а не деньги! Бек и не вспомнит о них. Мне надо, чтобы ты к Беку приехал. Побазаришь с ним. Это же твой кореш. Если не хочешь идти в дело, сам ему скажешь. Вы поймете друг друга. А так, если ты не приедешь – я крайним буду. Тогда Бек на мне отыграется. Выручи, Есенин.

Вор невозмутимо шагал прямо. Каныш отстал и зло выкрикнул в спину:

– Да если бы Халву не замели, Бек бы о тебе и не вспомнил!

Есенин остановился, плечи медленно развернулись.

– Халва? Бек с ним работал?

– Последнее время с ним, – осторожно сообщил Ныш.

– Так Халва же кроме платяного шкафа ничего вскрывать не умеет.

– Подучился, говорят.

Эта новость Есенину была неприятна. До отсидки у него не было достойных конкурентов в регионе. А тут, выходит, толстогубый пухлячок Халва заменил его – уважаемого вора!

– На чем Халва спалился? – поинтересовался Есенин.

– По пьяне в кабаке подрался и на мента попал. Тот тюремщиком оказался. Сейчас, говорят, над Халвой лично измывается.

– Козырным королем себя почувствовал, – усмехнулся Есенин, хотел добавить: «Туда ему и дорога», но это было бы не по понятиям. – И что Бек?

– А с кем ему работать, если ты в отсидке? Он всегда тебя в пример ставил. И встречу бы при любом раскладе организовал. А тут все разом сошлось – и дело, и твоя свобода. Он тебя, в натуре, ждет не дождется.

Есенин огляделся. Около станции было оживленно. Люди вроде бы шли по своим делам, топтались в ожидании поездов, но вора не покидало чувство, что за ним кто-то следит. Словно чей-то жгучий взгляд дырявил спину. Есенин резко обернулся – обычные лица, никакого любопытства в глазах.

Не обращая внимания на Хамбиева, Владимир вошел в здание станции.

– Есенин, ну как? – с надеждой спрашивал семенящий рядом Каныш.

Владимир, посмотрев короткое расписание поездов, заглянул в окошко кассы:

– На 921-й билеты есть?

Кассирша кивнула. Есенин достал свернутые вчетверо мелкие купюры.

– Есенин, возьми с собой. Выручи. Поехали к Беку. Век не забуду, – канючил Каныш.

Есенин мельком взглянул на жалкое испуганное лицо парня.

– На 921-й, – он протянул кассирше деньги. – Два билета до Туркестана. – Он назвал станцию, где жили родители.

На лице Хамбиева появилась осторожная улыбка. Есенин взял билеты и, не глядя на попутчика, прошел сквозь здание на платформу. В стороне женщина вырывала бутылку из рук хлипкого мужичка и отчитывала бедолагу. На его пьяном лице блуждала улыбка чрезвычайно довольного человека. Вор ему позавидовал, под ложечкой призывно засосало. Когда же он сам пил в последний раз? А ведь сегодня у него праздник! Не каждый день на свободу выходят.

Есенин лениво обернулся:

– Как там тебя? Ныш? Сбегай за портвейном, Ныш. Я вон там на лавочке посижу.

– Я мигом, – радостно согласился Хамбиев, осторожно беря протянутую купюру. – До Арыся надо было билеты брать. Бек ждет нас там.

«Не забыл Бек, однако. Как приперло, не смог без меня обойтись», – гордо подумал Есенин, присаживаясь на лавку. «Без Есенина ты – ноль, а с Есениным – король»! В предвкушении скорой выпивки вор закурил, размышляя, что дела у Бека и правда бывают верные.

Глава 3

– Тихон, тебя внизу Нинка Брагина ждет, – с ехидной ухмылкой сообщил Александр Евтушенко, войдя в комнату. – Ради тебя она даже принарядилась в дорогу.

Тихон Заколов недовольно отложил учебник по «Теории вероятностей» и взглянул на часы.

– Зачем она так рано? До поезда больше двух часов. Да еще он обязательно опоздает. Сам знаешь.

– Я-то знаю, но…

Евтушенко оперся кулаками о стол и склонил голову, как декан во время лекции. Его взгляд уткнулся в извечный бардак студенческого общежития. На столе вперемежку валялись конспекты, учебники и остатки пищи. Тихон наблюдал лишь вихрастую макушку друга и знал, что в прикрытых ею клеточках мозга сейчас рождаются новые философские формулировки.

Так и вышло. Евтушенко вздернул подбородок и продолжил:

– Но ты рассуждаешь как разумное существо, умеющее мыслить последовательно. Ты знаешь, что, если хочешь увидеть рассвет, следует сначала дождаться заката, и даже в этом случае совсем ни к чему пялиться в небо, начиная с полуночи. Но к юным девушкам это не относится. Женская логика – это отсутствие всякой логики! Их подстегивают эмоции. Для Нины страх опоздать на поезд выше всех твоих логических рассуждений.

– Я ей на пальцах объясню, что у нас уйма времени. – Тихон решительно встал. Ему не терпелось дочитать интересную главу из учебника.

– Она уже пришла. Ты хочешь провести остаток времени в обществе нервной издерганной девушки? – остановил друга Александр.

– Нет. – Тихон плюхнулся обратно на стул. – Пожалуй, ты прав. – Через секунду рука Заколова потянулась за дорожной сумкой. Вжикнула широкая молния, учебник захлопнулся, толстая книга примяла одежду. – Ладно, я отчаливаю. Счастливо тебе слетать в Москву.

Друзья хлопнули друг друга раскрытыми ладонями.

Как обычно, на майские праздники Тихон собирался съездить в Приозерск к родителям. Дорога предстояла дальняя, с пересадкой. Был вечер 30 апреля. Только 2 мая ранним утром он должен прибыть домой, а после Дня победы предстояло вернуться в институт. В этот раз неразлучный друг Сашка Евтушенко летел в Москву. Он там ни разу не был.

В попутчицы к Тихону напросилась Нина Брагина, учащаяся местного техникума. Она тоже была из Приозерска, но на два года младше ребят. Ей едва исполнилось семнадцать, и ехать в поезде одна она опасалась.

Закинув сумку на плечо, Тихон бодро сбежал по ступенькам в холл общежития. Потрепанные кроссовки пружинили беззвучно, серые штаны-техасы отечественного покроя сморщились под коленями, на широкой спине раздувалась легкая спортивная куртка.

Навстречу поднялась Нина в узких туфлях на низком каблуке, в короткой клетчатой юбке в круговую складку и зеленой трикотажной кофточке с вышитой на груди огромной ромашкой. Тонкая рука девушки с готовностью вцепилась в тряпичный чемодан, тело изогнулось.

– Пора? – глядя снизу вверх, спросила она.

Застенчивая улыбка прорезала мягкой дугой широкое лицо девушки, на щеках четче проявились редкие точки красных прыщиков. Короткие каштановые волосы шарообразно обнимали скулы, загибаясь острыми клиньями под подбородком. От этого голова Нины казалась еще больше, словно она надела шлем. Но неудачную прическу компенсировала стройная фигурка девушки. Там, где положено было выступать и торчать, все выступало и торчало как надо, соблюдая завлекательные пропорции.

– Пора, – согласился Тихон, скептически оглядев непрактичную одежду девушки, и подхватил ее чемодан.

Все поезда на станции Тюратам были проходящими, и билеты на них заранее не продавались. Многочисленный опыт поездок говорил Заколову, что даже когда подходило законное время продажи, всегда выяснялось, что билетов нет или их отпускают только по брони для полковников и генералов. Вот и в этот раз билетов ни на Алма-Атинский, ни на Фрунзенский поезда с удобной пересадкой в Чу не было. Оставался еще вариант с Ташкентским поездом с пересадкой в Арысе, но он приходил гораздо позже, и ждать его наверняка не имело смысла. Тем более в предпраздничный день.

Но Тихона это ничуть не печалило. Он знал, что всегда можно договориться с проводниками. Они охотно брали неприхотливых студентов, которых можно было и на третью полку определить, и, в случае чего, в тамбуре подержать несколько часов. Иногда таким способом даже удавалось прокатиться по-королевски, в индивидуальном купе. Поэтому Заколов и к кассам-то не совался, а спокойно ждал прибытия скорого поезда Москва-Алма-Ата.

Но Нина не разделяла его железной выдержки. Она постоянно курсировала от кассы к скамье, где примостился Заколов.

– Тихон, как ты можешь сидеть и читать учебник? Ведь надо же что-то делать! Смотри, все около кассы толпятся.

– Ну и что? Там же написано: «Билетов нет». Незачем зря стоять, – не отрываясь от книги, ответил Заколов.

– Нет. Я видела, один офицер брал билеты!

– Это логично.

– Почему?

– Потому что он полковник. Это по брони. Нам не дадут. – Тихон прикрыл учебник и по-отечески взглянул на непонятливую девушку. – Нин, не суетись. Вероятность покупки нами билетов близка к нулю. Это же очевидно. Подойдет поезд, я договорюсь с проводником.

– А вдруг проводник нас не возьмет. – Девушка нервно порхала около невозмутимого Заколова. – Ну не будет у них ни одного свободного местечка! Что тогда?

– В плацкартный на третью полку пристроимся.

– На третью?! Это же для чемоданов. Как я туда залезу?

– Нин, я помогу, – улыбнулся Тихон.

– Я боюсь спать на третьей, оттуда упасть можно, – округлив глаза, испугалась Нина. Она мужественно переварила новость, ее глаза деловито прищурились: – А скидку по студенческим билетам проводник дает?

– Нин, ну не будь ребенком.

Девушка горько вздохнула и удрученно присела рядом с Тихоном. Ее острые локти уткнулись в голые коленки.

Станционный диктор объявил о прибытии поезда № 921 до Арыся.

– А это что за поезд? – встрепенулась Нина.

– Судя по номеру – почтово-багажный, – пояснил Заколов. Он посмотрел в окно. По платформе медленно прополз и замер состав из зеленых вагонов без окон. – Видишь, только первый вагон пассажирский.

– Пассажирский?!

Нина резво вскочила и подбежала к кассе. Ее стройная фигурка юрко протиснулась сквозь вялую толпу пассажиров-оптимистов, ожидающих билетов. Заколов видел, как шарообразная головка уткнулась в стекло, а затем так резко развернулась, что кончики метнувшихся волос угодили в рот и прилипли к девичьим губам.

– Тихон! – радостно крикнула Нина. – На 921-й билеты есть!

Заколов не спеша подошел к кассе, чтобы образумить неопытную девушку.

– Этот поезд идет в два раза медленнее скорого, – пояснил он.

– Ну и что!

– На любом полустанке останавливается и стоит по двадцать минут, пока почту не загрузят.

– Ну и что! Зато мне не надо будет спать на третьей полке. Поехали на нем.

Тихон смотрел в радостные глаза девчушки. А почему бы и нет, раз она так счастлива?

– Будете брать? – приподняла густые брови упитанная кассирша.

– Два. До Арыся, – согласился Тихон и протянул деньги.

Через минуту они спешили вдоль перрона к единственному пассажирскому вагону во главе состава. Нина бойко припрыгивала впереди, стуча каблучками, и подзадоривала Тихона. Клетки на юбке дружно вздрагивали и наползали друг на друга, шустрые бедра мелькали белизной на фоне серых плит.

Заколов с большой сумкой и неудобным чемоданом шел быстро, но расчетливо. Он видел, что разгрузка багажного вагона еще не закончена.

Суетливый экспедитор оторвался от накладных и проводил бегущую девушку долгим сальным взглядом. Помимо него из темноты раскрытого вагона осторожно высунулся человек в милицейской форме. Его тяжелый взор прожигал пустую платформу, концентрируясь перед входом в пассажирский вагон.

Возможно от этого, поднимаясь по ступеням, Заколов почувствовал себя особенно неуютно. Он оглянулся. Голова незнакомца исчезла. Тихон досадливо поморщился и поспешил вслед за Ниной.

Но как только он отвернулся, мрачные зрачки появились вновь.

Глава 4

– Лиза, ну я тебе говорил, говорил?

Седой сухощавый старик наседал на маленькую, тревожно задумавшуюся старушку. Они стояли около железнодорожной станции в том самом месте, где утром топтались Есенин с Хамбиевым. Линялую ткань бесформенного пиджака мужчины оттягивала гроздь медалей. На худом горле криво топорщились уголки воротника светлой рубашки, застегнутой на все пуговицы. Старик не унимался:

– Я тебе говорил или нет, что незачем сюда ехать?

– Вася, я же хотела Вову встретить, – оправдывалась старушка, промокая набухшие уголки глаз кончиком пестрого платка, крепко стянутого под подбородком. – Он ить пять лет дома не был. Знаешь, как бы он обрадовался, если бы вышел из треклятой колонии, а тут мы – родные люди.

– Нет, ты мне ответь, я тебе говорил или нет?

– Ну, говорил, – старушка всплеснула руками и насупилась. – Я те талдычу, что по Вовке соскучилась. Я же не знала, что их спозаранку выпускают, а тут еще поезд опоздал. Чем зудеть, сидел бы дома. Я и одна могла съездить.

– Ну да, одна! Расхрабрилась! Куда ты одна? Тебя одну отпусти! Пропала бы. – Старик уверенно тряхнул головой, медали на груди отозвались тихим перезвоном. – И билета не смогла бы купить. Кто б тебе дал в праздник? Мне как ветерану все равно бесплатный проезд полагается. А куда я езжу? Уж сколько лет в хате углы меряю.

– Вась, а поезд наш только вечером?

– А то ты не знаешь! – Старик умерил пыл и огляделся. – Пойдем где-нибудь присядем, а то что-то сердце…

– А ну как Вовка домой раньше нас приедет? А у него даже ключа нет.

– Ключа! – старик горько скривил губы. – Нужен ему твой ключ. Ты что, забыла, за что он сидел?

– И поесть ему никто не даст. Он ведь есть, наверное, страсть как хочет. Их же там в колониях не кормят поди.

– А за что их кормить? За то, что народное добро разворовывают?

– Так бы я споро на стол сметала, – не слушая мужа, продолжала рассуждать старушка. – У меня все по кастрюлькам приготовлено, только разогреть осталось. Эх, когда ж наш поезд-то?

– Сиди и жди. Не скоро еще.

Василий Николаевич и Лизавета Кондратьевна Есенины сели на скамью с облупившейся краской в тени старого тополя. Старушка по-хозяйски заворошила свертки в большой дерматиновой сумке с ручками, обмотанными изолентой.

– Тебе, Вась, чего? Картошечки или яичко? Я ить столько продуктов прихватила. Все для Вовки, окаянного. А вот пирожки. Он их так любил. Помнишь, как после уроков в школе набрасывался? Придет – и сразу на кухню…

– Лиза, где мои таблетки? – Побледневший старик растерянно хлопал по карманам.

Желтые пальцы женщины с распухшими суставами проворно обшарили карманы пиджака и извлекли маленький пузырек.

– Вот, Вася, вот.

Старик сунул в рот две таблетки, закрыл глаза и прижал ладонь к сердцу.

– Ну как, отпустило? – участливо вглядывалась в его лицо жена.

– Вроде. – Василий Николаевич медленно поднял веки и трагически прошептал: – Скоро совсем отпустит.

– Тьфу, тьфу! Типун тебе на язык. Внуков бы нам дождаться, вынянчить, а тады уже можно. – Старушка задумалась, держа в руке картофелину в мундире. – Была бы Маруся жива, она бы нам нарожала. Ты Марусю, Вась, вспоминаешь?

– Я же ее не видел. На фронт ушел, ты еще не родила.

– Да, верно. А я ее часто вижу. Во сне. Особенно как Ваську посадили.

Лизавета Кондратьевна вспомнила тощенькие ручонки маленькой Маруси, цепляющиеся за пустую грудь. Когда пришел немец, голодно совсем стало. Девочка заболела, лекарств не было, она и зачахла. Увяла без крика, как цветочек без воды. Из всех слов только тоненькое «мама» научилась говорить. Завернула тогда Лиза крохотное тельце в белый рушничок да схоронила под яблонькой. С тех пор невмоготу в родной деревне жить стало. Как из дома выйдешь, все на яблоньку косишься. Глаза туманятся слезами, и руки опускаются.

Когда Василий с войны живой пришел, слава тебе Господи, переехали сюда, в Казахстан. Василий на железной дороге пристроился. А там вскорости Вовка родился. Не жизнь – а счастье.

Глава 5

Смурной, изрядно захмелевший Есенин сидел на боковом месте плацкартного вагона. Он всегда предпочитал именно боковые места. Отсюда вагон хорошо просматривается, и к неприятным неожиданностям можно успеть подготовиться. Сейчас ему опасаться было совершенно нечего – за все старое отсидел сполна, но привычка контролировать ситуацию осталась.

Время от времени он окидывал пьяным взором проход и переводил взгляд в окно – на волю, без решеток и конвоиров. Однообразная лента пустынной степи через каждый час-другой прерывалась несколькими неказистыми домишками, состав тормозил, сонный экспедитор багажного вагона не спеша вываливал мешок с письмами и газетами и кидал в вагон обратную корреспонденцию. На крупных станциях мешков было несколько. Вот и все разнообразие.

Почтово-багажным поездом пользовались редкие местные жители, в основном для поездок за покупками на станции покрупнее, где имелись хоть какие-нибудь магазины. Кулеобразные тетки, обвешанные мешками и сумками, кряхтя, влезали в вагон, шлепались на лавки, клевали носами, цепко раскинув руки на багаже, и через одну-две остановки вываливались на очередном неприметном полустанке.

На крупных станциях Есенин гонял Ныша за вином. Начав пить с утра, он уже не мог остановиться. Ныш скатывался с верхней полки, брал деньги и вскоре возвращался с бутылкой портвейна. Быстро распив ее на двоих из горлышка, Ныш заваливался наверх, а Есенин стойко водил осоловелым взглядом вдоль вагона.

Иногда компанию им составлял проводник Гриша, лысеющий мужчина средних лет, старательно зачесывающий длинные сальные волосы на большую проплешину на макушке. Тот всю дорогу сокрушался и твердил, что незачем было покупать билеты. Он бы за полцены посадил таких хороших людей.

И впрямь, многочисленные тетки перли в вагон безо всяких билетов. Гриша собирал с них при входе трешки и пятерки, на этом свои функции он считал исчерпанными. По вагону катались пустые бутылки, многие пассажиры курили, не выходя в тамбур, мусор в углах скапливался в мохнатые горки. Одно из окон было разбито. Оттуда врывался прогорклый воздух, густо перемешанный с грохотом колес.

Тетки сторонились Есенина. Если кто-то садился в купе напротив, Есенин с угрюмым взором декламировал стихи. Он явно нуждался в слушателях. Стихи в основном были блатные, некоторые со странными призывами к революции и почти все с матом. Проводник по-бабьи хихикал, испуганные тетки, похватав узлы, отсаживались от греха подальше.

Под вечер Есенин опьянел окончательно. Голова дергалась, выскальзывала из ослабленных рук и билась о столик. После очередного такого удара Есенин вздрогнул и уставился в окно. Поезд вяло тормозил у станции с названием Тюра-там. Если имеется крупная вывеска, значит, станция большая, решил Есенин.

– Ныш! Ныш! – заорал он и стукнул кулаком в верхнюю полку. – Слезай! Вали за пузырем.

Заспанный Ныш с красной отлежанной щекой скатился вниз, грохнувшись коленями о пол. Широкие штанины елозили в пыли, пока он поднимался.

– Щас, щас, – твердил парень, неуклюже двигаясь по проходу. На полпути он вернулся. – Деньги давай.

Ныш протянул ладонь. Есенин покопался в карманах и выгреб несколько мятых рублей с мелочью. Часть денег просыпалась мимо качающейся ладони Ныша, монетки зазвенели, раскатываясь по полу. Ныш ринулся собирать. Он ползал на коленях, сопел и громко дул на найденные монетки.

– Все в ажуре! Щас будет! – Довольный собой, Ныш пофланировал к выходу.

Есенин тупо пялился в пыльное окошко. К вагону подбежала девушка, за ней широко шагал парень с чемоданом и сумкой. Парень помог девушке подняться на крутые ступеньки и легко запрыгнул сам с неудобной ношей.

Из тамбура послышался грубый голос проводника:

– Чего суешь? На хрена мне твои билеты. Деньги давай! Эти бумажки здесь не действительны. Куда прешь?!

Послышалась возня, словно кто-то кого-то толкал. Дверь из тамбура открылась, стукнувшись о стенку, и препирающиеся голоса двинулись в вагон. Проводник отступал под напором парня с багажом, потом невнятно выругался, дверь в купе проводника с шумом захлопнулась. По проходу пробирался высокий крепкий молодой человек и непонятно чему улыбался. Около Есенина он остановился, увидел напротив пустые места и обернулся к девушке:

– Нина, приземляемся сюда.

Мускулистая рука закинула чемодан на верхнюю полку, парень с девушкой сели друг напротив друга. Молодой человек протер ладонью лоб и обратился к спутнице:

– Я тебе объяснял, что здесь билеты совсем не нужны. Здесь другие порядки!

– Здесь порядок простой, если ты удалец, первым бей между ног, а иначе – капец! – продекламировал Есенин, вглядываясь в новых попутчиков.

После невыразительных бесформенных теток ему бросились в глаза белые ляжки девицы, та даже юбку одернула под тяжелым взглядом. Молодая прыщавая дура, но уже в соку, подумал свысока Есенин. Парнишка чуть постарше, но тоже еще сопляк, имеется особая примета – маленький шрам над губой слева.

– Вот видишь, меня поддерживают, – парень повернулся и вежливо кивнул Есенину.

– Проводник нас не хотел пускать, – пояснила девушка, разгладив кофту с большой ромашкой на груди. Видно было, что столь «радушный» прием ее испугал. – Мы студенты, на праздники едем.

Нине Брагиной нравилось при случае называть себя студенткой, хотя официально она являлась учащейся техникума.

В вагон с бутылкой в руке ввалился Ныш. Он шел, задевая все косяки. Один раз завалился на визгливую тетку.

– Вот! – Ныш бухнул на откидной стол пузырь. Осоловелый взгляд ощупал новых пассажиров. Глаза уперлись в изображение ромашки на кофточке девушки. Под желтым кружком топорщилась грудь, белые лепестки простирались от ворота до живота. Ныш осклабился: – Клевая телка. Эй, Ромашка! Садись к нам.

Девушка обиженно отвернулась к окну, так, чтобы не было видно цветка на кофте.

– У-у ты кака-ая! – вытянул губы в трубочку Ныш.

– Открывай! – приказал Есенин.

Каныш щелкнул ножом, выкидное лезвие тускло блеснуло, срезанная пластиковая пробка запрыгала по полу. Вагон дернулся, вино плеснулось рубиновой кляксой на пластик стола. Под полом, набирая ход, застучали колеса. Есенин глотнул из горлышка, встряхнув головой, подавил бурную отрыжку и протянул бутылку парню.

– Студент, будешь?

Тихон Заколов мягко заслонился раскрытой ладонью.

– Спасибо, спасибо, не хочу.

– Брезгуешь? – насупился Есенин и протянул бутылку девушке. – А мамзель?

Нина Брагина испуганно покосилась на неприятных попутчиков и тревожно напряглась. Глазами она искала поддержки у Тихона.

– Нам не надо, – вежливо отказался парень и даже улыбнулся, но тут же отвернулся, считая разговор оконченным.

– Есенин, дай мне! – Каныш нетерпеливо ухватился за вино.

– Ты, фраер мелкий! – Есенин неожиданно выдернул бутылку и, набычившись, обжог Ныша злым взглядом. – Ты чё в разговор встреваешь? Ну! Ты как должен был меня встретить? Ну! Морду не вороти! Отвечай, когда тебя спрашивают!

– Есенин, ты пойми. Пролет получился. И на старуху бывает проруха, – Каныш натужно засмеялся.

– Как тебе велели меня встретить?! – Есенин жахнул свободным кулаком по столу.

– По высшему разряду, – засуетился Каныш. – Такси. Купе. Вагон-ресторан, выпивка первосортная и это… И бабу на ночь.

– Вот! – Есенин буравил попутчика огненным взглядом, скрюченный палец вора назидательно тыкал в испуганное лицо собутыльника. – А ты чё устроил? Едешь за мой счет. Вино жрешь за мой счет, а ночью ты чё, мне свою задницу будешь подставлять?

Каныш побледнел, его длинные волосы тряслись от качки разогнавшегося состава, прикрывая потупившийся взор.

– Есенин, я все для тебя сделаю! Я покажу, кто такой Ныш. Ты не думай, что я фраер. Я настоящий блатной. Все тебе обеспечу. Вот увидишь!

– Посмотрим, – смилостивился вор и отдал бутылку.

Хамбиев сложил нож, который все еще держал в руке. И сразу же нервно нажал кнопку, лезвие послушно выскочило. Он проделал так несколько раз, зло озираясь по сторонам. Девчонка в короткой юбке, прижавшаяся к окну, все больше привлекала его внимание.

Ныш залпом влил в горло полбутылки вина, мутный взгляд вновь уперся в девушку. Вот бы ее подложить под Есенина! Другой был бы коленкор.

Пьяный Ныш не стал залезать наверх и плюхнулся за стол напротив Есенина. Вор допил вино и брезгливо отвернулся от Хамбиева.

Обида, как брызги кипятка, обожгла Ныша. Он вытряхнул в дрожащую ладонь несколько шариков насвая, положил под язык и блаженно закрыл глаза. Привычное жжение маленьким пожаром охватило рот, голова, как цистерна цементовоза при погрузке, стала наливаться тяжестью, на этот раз необычайно стремительно. По пьяни насвай он еще не кидал. Но сегодня все не так, как раньше. На кону – его репутация. Пока ехал на встречу с Есениным – опарафинился, как последний лох, а ведь мог круто поднять свой авторитет. Сейчас надо сделать что-то такое, чтобы и вор его зауважал, и перед Беком можно было похвалиться.

Слюна густо заполняла рот. Каныш привычно сплюнул – глотать нельзя, такая фигня в желудке начнется. Сплюнул еще. Зеленоватая слюна горкой тряслась на грязном полу. Каныш придавил пятно ногой. Стук колес через ступню проникал в тело и нещадно бил в голову. Сквозь занавес опущенных волос Каныш смотрел на белые ноги девушки. Край короткой юбки наискось делил ногу на светлую мякоть и темную ткань.

Аппетитный контраст притягивал. Каныш упорно смотрел на границу темного и светлого. В глазах раздувались кровавые капилляры, нос хищно сопел.

Ночью эту телку я подарю Есенину, твердо решил Хамбиев.

Глава 6

Сумерки стремительно сгущались. Тихон Заколов попытался читать учебник. Тусклый свет в проходе вагона годился лишь для того, чтобы разглядеть контуры выступающих перегородок. Нина прильнула к окну. Кроме белых палок километровых столбов, мелькающих в темноте, смотреть было не на что. Густая синева уходящего вечера набухала чернотой ночи.

Девушка взглянула на Тихона, пытавшегося поймать раскрытыми страницами блеклый свет приглушенной лампы.

– А постель здесь дают? – спросила Нина.

– Нет. Это же почтово-багажный, – Тихон оторвался от книги и протер уставшие глаза. – Сумку под голову, ножки калачиком – вот и все удобства. Завтра доберемся до Арыся, сделаем пересадку. Там я тебя уже слушать не буду. Куда скажу, на тот поезд и сядем.

Тихон посмотрел на неприятных попутчиков. Распили бутылку и вроде затихли. Тот, что постарше, с седым ежиком волос, прикрыл глаза и шевелил губами. Чернявый опустил голову и бесконечно плевал на пол. Куда только проводник смотрит?

Словно услышав немой вопрос, из служебного купе вышел Гриша и нетвердо прошел по вагону. К пухлым чавкающим губам прилипло несколько крошек. Около Ныша он задержался. Но смотрел не на его плевки, а на Тихона и Нину. Смотрел угрюмо, лицо сморщилось, как при зубной боли.

Будто ребенок дуется, подумал Заколов, вспомнив их встречу в тамбуре, и попытался миролюбиво улыбнуться. Не помогло. Судя по выражению лица проводника, зубная боль у него только усилилась.

За спиной проводника активно зашевелился седой попутчик:

– Слушай сюда, Гриша, мать твою! – Он дернул проводника за синий форменный китель и величаво задекламировал: – Красная площадь лежит предо мной, я патриот, я горжусь страной! Здесь величайший лежит человек, он изменил целый Мир на век. Сзади за ним вырастает стена. Что, от кого закрывает она? Подлая кучка за этой стеной грабит, владеет огромной страной. Встань, смелый Вождь, пробудись ото сна! Снова России свобода нужна!

– Молодец, Есенин! – поднял голову Ныш и пьяно стукнул по столу. – Так им!

Проводник тупо хлопал глазами. Высунулась любопытная женщина, но, дослушав до конца, испуганно спряталась за перегородку. Нина оторвала взор от темного окна и удивленно смотрела на человека, которого назвали Есениным.

Состав визгливо затормозил. Оставшиеся тетки с баулами, дружно толкаясь, покинули вагон. Новых пассажиров не было. Местные жители по ночам почтово-багажным не пользовались.

– Ныш! Дуй за шампанским, – седой поэт ткнул попутчика-азиата и подмигнул Нине: – Бабе веселое вино надо подать, с пузырьками!

Заколов кинул тревожный взгляд вдоль темного вагона. Кроме Нины, представителей женского пола в поезде не осталось. Вот глупая! И зачем она вызывающую юбчонку в дорогу напялила? Не пересесть ли в другое место?

Ныш резво встал, опрокинув ногой пустую бутылку под скамьей. На лице заиграла похабная гримаса, сальный взгляд облизывал Нину:

– У-у, Ромашка! – Он обернулся к Есенину: – Давай деньги. В момент шипучку принесу.

Есенин сунул руки в карманы. Рылся долго, досадливо морщился. Потом лицо исказилось:

– Где бабки? Где бабки, я тебя спрашиваю?

– Не знаю, Есенин. У тебя же были. Я пустой.

– Все выжрал! День не прошел, все выжрал!

– Есенин, мы же вместе бухали.

– Ты мне еще перечить будешь?! Ну-ка, тяни сапог! – Есенин выставил в проход ногу. – Там заначка.

Каныш шлепнулся на колени и обеими руками дернул пыльный сапог.

– Давай! Тяни, тяни. – Есенин упирался руками. Каныш дернул в очередной раз и рухнул вместе с сапогом. К запаху разлитого вина и табака добавился жестокий аромат немытых ног. – Где деньги? Ищи деньги!

Каныш заелозил руками по темному полу.

– Нету.

– Ищи! В портянке посмотри!

– Нету.

– Тяни другой сапог!

Каныш дернул.

– И здесь пусто.

– Проверь!

– Пусто, гадом буду!

– Украли, суки! – взревел Есенин. – Украли! Кто?!

Каныш и Есенин одновременно посмотрели на Заколова. Проводник, до этого стоявший рядом, осторожно попятился.

– Он, не иначе! – Ныш ткнул пальцем в Заколова. – Пока он не пришел – деньги были!

– Убью крысу! – рявкнул Есенин.

– Дядя, я ни при чем. Сидите спокойно, – Тихон пытался говорить вежливо.

– Сидеть?! Мне? – На лице поэта отразилось нешуточное возмущение. – Я уже свое отсидел, сопляк!

Ныш щелкнул ножом, блеснуло выскочившее лезвие.

– Где бабки, фраер? Ну-ка, вывороти карманы!

Ныш навис над Тихоном, держась рукой за верхнюю полку.

Нина бочком заскользила вдоль сиденья к проходу, рука тянула чемодан.

– Пойдем, Тиша. Пойдем отсюда, – мягко скулила она.

Тихон взял сумку и попытался встать.

– Сядь, сука! – Ныш толкнул Заколова. Рука с ножом плавно двигалась из стороны в сторону, словно примериваясь для удара. Стальной клинок зловеще блестел перед лицом Тихона.

Нина добралась до края сиденья и соскользнула в проход.

– Куда, красотка? – проводник за перегородкой обхватил Нину и плюхнул ее на сиденье. – Попалась! Дай ромашку потрогать. За желтенькое!

– Отпустите! Уберите руки! – слышал Тихон испуганный голос Нины.

Но эти просьбы лишь раззадорили проводника. Возня с глухими толчками и визгом девушки нарастала. Проводник похабно гоготал, слетевший с лысины чуб трясся перед масляными глазками. Ныш, слушая эти звуки, довольно улыбался.

– Тиша! Тихон… – отчаянный крик Нины захлебнулся. Ладонь проводника смяла рот девушки.

– Отпустите ее. Что вам надо? – Заколов уставился на чернявого парня. Он старался не обращать внимания на нож и держаться уверенно. Но телу стало зябко, по коже поползли мурашки, словно от стального лезвия исходил ледяной холод.

– Бабки, бабки гони! – наливающиеся злостью глаза Ныша мерцали сквозь трясущиеся пряди сальных волос.

Тихон торопливо залез в карман, пальцы нащупали несколько купюр, он сунул их бандиту. Надо скорее откупиться и спасти Нину, решил он.

– Вот так, хорошо себя ведешь. Есенин, я должен был тебе обеспечить бабу! – крикнул за спину Ныш. – Бери Ромашку! Я пока фраерка покараулю.

Сзади встал и засопел Есенин, все это время надевавший сапоги. Он нашел, выпавший из них четвертной, но Ныша не останавливал.

– Постойте! Я же отдал вам деньги, отпустите ее. – Тихон привстал, но его голос звучал неуверенно.

– Не рыпайся! – Хамбиев легко ткнул острием Заколову в плечо. Тихон шлепнулся на сиденье. Бандит сунул нож прямо к лицу Заколова, острый кончик переходил от одного глаза к другому. – Сиди смирно! Дернешься – укокошу!

Есенин прошаркал за перегородку. Нина жалобно завизжала, проводник держал ее и хихикал.

Тихон попытался подняться. Сидя под низкой полкой, он чувствовал себя совершенно беспомощным. Ныш резко выдохнул «Гы!» и сделал короткое движение ножом, будто колет. Тихон отшатнулся, затылок уперся в стенку. Глаза затравленно следили за острием блеснувшего клинка. За ним мерцал безумный взгляд бандита. Тело Заколова парализовал липкий страх. Ноги сделались ватными, обессиленные руки боялись подняться. Он не слышал затравленных криков о помощи, вся панорама мира с изображением и звуком сконцентрировалась в острие ножа, маячившего перед глазами. Стальной клинок заслонял все!

Поезд неспешно тронулся, качнувшийся нож кольнул щеку.

– Может этого за борт, а? И я присоединюсь? – произнесла фигура с ножом и загоготала.

Тихон даже не понимал, что говорят про него. Все, что располагалось дальше клинка, тонуло в вязком тумане.

Вдали стукнула дверь, послышался топот. Нож неожиданно схлопнулся и исчез, но испуганные зрачки Тихона продолжали искать острую стальную точку. Поезд, дернувшись, притормозил. Заколов растерянно водил глазами, стремясь найти жуткую утрату, мгновение назад составлявшую для него весь мир.

Из тумана выплыло лицо в армейской фуражке:

– Парень, ты цел?

Тихон очнулся, словно стряхнул сон. Над ним склонился офицер в полевой форме. Сзади сгрудилось несколько солдат.

– А где?.. – Тихон беспомощно огляделся.

– Мы их выкинули из поезда. Пусть пешком топают. Девушка с тобой?

– Да. – Тихон встал и протиснулся к Нине.

– Мы здесь до утра. В случае чего обращайтесь, – офицер улыбнулся и скомандовал солдатам: – Объявляю отбой!

Военные двинулись в дальнее купе. Состав вновь тронулся.

Бледная взлохмаченная Нина растирала слезы и поправляла нехитрую одежду.

– Ты как? – Тихон отвел глаза. Стыд за былой страх и беспомощность залил пурпуром лицо. Даже ушам стало жарко.

– Не успели, – хмуро ответила девушка и ощупала кровоточащую губу. – Где зеркальце? Где мой чемодан?

Тихон высунулся в проход. Откинутый кем-то чемодан валялся в нескольких метрах в стороне. Рядом с ним из-за перегородки осторожно высунулось злое лицо проводника.

– Ну уж с этим я сам разберусь, – Тихону не терпелось оправдаться перед Ниной и он ринулся к проводнику.

Гриша вскочил, зачем-то подхватил чемодан и затрусил с ним к тамбуру. Около открытой вагонной двери Тихон его нагнал.

– Выметайтесь тоже! – крикнул проводник и кинул чемодан в ночной поток воздуха.

– Сволочь! – ругнулся Тихон, оттолкнул проводника и высунулся из вагона.

Поезд набирал ход, но шел еще достаточно медленно. В тамбур вбежала встревоженная Нина.

– Там подарки сестре и маме, – захныкала она.

– Успею! – крикнул Заколов и выскочил из вагона.

Тело еще в полете мгновенно охватывает ночная прохлада. Приземление. Ему удалось удержаться на ногах. Он бежит назад, подхватывает чемодан и мчится обратно. Нина свесилась на поручнях и кричит: «Тиша-а!». Заколова от нее отделяет уже несколько вагонов. Все они багажные, зацепиться не за что. Ну хоть бы один пассажирский с поручнями!

Тихон бежит быстрее состава, он сокращает расстояние до заветных ступенек. Крупные камни насыпи больно ударяют в ступни, гарь из труб тепловоза вонючими комьями шибает в лицо, зажатый в руках чемодан бьется в грудь.

Он надрывается, но нагоняет вагон! Вот между ним и Ниной лишь несколько метров. Последний рывок – он напротив двери! Тихон протягивает ей чемодан, рука хватается за поручень, нога встает на нижнюю ступеньку. Все! Успел!

И вдруг Нина, ойкнув, валится на него. За ее спиной мелькает злорадная улыбка проводника. Тихон и Нина скатываются по острым закопченным камням. Стальные колеса отстукивают, как спаренные молоты по наковальне, дробную мелодию. Тяжелый поезд будто прокатывается сверху. Удары совсем близко, каждый отдается в голове звонким молотком.

Глава 7

– Вась, ты чего? – Елизавета Кондратьевна толкнула локтем мужа. – Никак наш поезд объявили?

Василий Николаевич с трудом разлепил веки. Холод наступающей ночи и кусачие комары разом вернули его из дремы. Поезд! – сверкнуло в голове. Он резко встал с привокзальной скамьи и выкрикнул:

– Чего сидишь, бестолковая? – В груди кольнуло, голос сорвался и перешел в недовольный хрип: – По-езд!

– Так я же тебя бужу! – Старушка одной рукой подхватила сумку, другой поддержала мужа: – Пойдем, Вася.

– Иду, – хрипел недовольный старик. – Вагон какой?

– Одиннадцатый.

– Сам знаю! – грубо огорошил Василий Николаевич.

Елизавета Кондратьевна промолчала. За долгие годы она успела усвоить: когда мужу плохо, он волнуется и кипятится больше обычного. Надо стерпеть.

На перрон, устало постукивая колесами, выкатывалась зеленая вереница вагонов с тусклым светом в окнах. Колесные тележки звучно вжикнули, кулаки сцепок звякнули, ткнувшись друг в друга, поезд сжался и остановился.

– Вот наш вагон, – старик семенил к раскрытой двери, где грозно возвышался проводник. – Лиз, доставай билеты.

– Чего? – проводник ковырнул ногтем меж зубами, посмотрел на палец и звучно сплюнул.

– У нас билеты в ваш вагон.

– Какие, к чертям, билеты! Мест нет, все занято! Вали отсюда, – повышая голос, гудел проводник.

Снизу старику казалось, что пухлые щеки проводника торчат сразу над большим животом.

– Вот, посмотрите! – Василий Николаевич тыкал пальцем в розовые полоски билетов.

– Ничего не знаю! Мест нет, иди разбирайся в кассу. Что они там, с ума посходили? Иди, иди!

Проводник повернулся, намереваясь прикрыть дверь. За спиной в тамбуре курил пассажир в костюме.

– Вы бы хоть в вагон их пустили, – прищурившись, сказал пассажир. – Люди пожилые.

– Еще мне указывать! Раскурились тут, – умерил пыл проводник, оценивая солидный вид пассажира. Обернулся, посмотрел на кольчугу из медалей на груди старика и протянул руку: – Чего там у тебя?

Василий Николаевич с готовностью подал билеты.

– Им бумажку напечатать, – пара пустяков. Бумажка не диван, на ней не выспишься! Мой вагон вписали. Он что, безразмерный? – бурчал проводник, разглядывая билеты. – Проходите, но предупреждаю, мест нет! Будете всю дорогу в коридоре куковать!

Елизавета Кондратьевна, пугливо рассыпаясь в благодарностях, полезла в вагон. Василий Николаевич с выхваченной у жены сумкой поднимался тяжело. Плюхнувшись на откидное сиденье в узком коридоре, он дрожащей рукой вынул две таблетки и положил под язык. Седая голова с закрытыми глазами запрокинулась на стенку тронувшегося вагона.

– Надо было в плацкартный брать, – тихо говорила старушка. – Там мест больше и люди добрее.

– Ничего, Лизонька, ничего. – Старик приоткрыл глаза, но его лицо еще сохраняло матовую бледность. – Сейчас я пойду к бригадиру поезда и все улажу. Если здесь мест нет, пусть в другом вагоне дают. Обязаны.

Он встал и постучал в дверь к проводнику. Тот приоткрыл. Жующая физиономия пыталась заслонить столик с бутылкой.

– Чего еще? До Кзыл-Орды мест не будет!

– В каком вагоне у вас находится бригадир? – сухо поинтересовался Василий Николаевич.

– Не поможет тебе никакой бригадир. Не знаю, где он! – отрезал проводник, и дверь с шумом захлопнулась.

Лицо старика вспыхнуло, будто после сильной пощечины. Он хотел было вновь постучать, но передумал и, держась за стенку, двинулся в соседний вагон. Там с ним тоже не стали разговаривать. На вопрос о бригадире взлохмаченная проводница лишь махнула рукой: «Дальше, дальше».

Но следующим оказался вагон-ресторан. Дверь в него была закрыта, а за мутным стеклом уборщица мыла пол. Старик постучал. Уборщица, словно видела его в десятый раз, устало вздохнула и без умолку затараторила:

– Закрыто уже все, закрыто! Нет никакой водки. Иди спать. Голова седая, а все туда же. Сил на вас нет, алкоголики несчастные! Иди, все равно ничего не дождешься. В конец меня измучили, подтирай тут за вами! И медали твои не помогут, не тряси! Чего стучишь? Ну чё колошматишь? Щас вот как дам шваброй, отстучишься.

– Да вы… Да вы хоть послушайте, – старался вставить слово Василий Николаевич. Ему приходилось кричать, неприкрытый грохот колес рвался из-под ног. – Мне к бригадиру пройти!

– И слухать не буду! Знаю я вас, алкоголиков. И не таких видала. Брехать вы умеете. Ты что, не набрался еще? Или хочешь все деньги разом спустить? Вон, на ногах уж не стоишь, качаешься.

– Мне к бригадиру, поверьте. С местами разобраться, – Василий Николаевич потряс перед стеклом билетами.

– Спят давно уж все, – устало ответила уборщица. – Тебе откроешь – все попрут. Утром приходи.

Она подхватила ведро и швабру. Согбенная фигура в синем халате скрылась за второй дверью.

Старик стоял на трясущихся железках между вагонами. Холодный ветер под аккомпанемент грохочущего металла врывался в лязгающие щели. Привычный запах железной дороги отдавал во рту неприятной кислинкой. Казалось, что под язык набилась толченая ржавчина.

Василий Николаевич неуклюже развернулся на стыке вагонов. Внезапно глаза затуманились, к горлу подступила противная тошнота, кадык дернулся, пытаясь вытолкнуть гадкую ржавчину. Внутри на мгновение все похолодело, а затем резкая режущая боль пронзила сердце. Оно сжалось и не хотело разжиматься.

Старик пошатнулся, руки скользнули по закопченной стенке, из раскрывшихся заскорузлых пальцев выскользнули листочки проездных билетов. На секунду они залепили чавкающую щель между вагонами, затем поток воздуха, причмокнув, утянул их под колеса. Старик рухнул, зацепив головой дверную ручку. Дверца распахнулась, седая голова вывалилась на замусоренный пол. В белых волосах проступила красная маслянистая влага.

В полутемном тамбуре скрипящая дверца равномерно билась о плечо лежащего ничком старика. На смявшемся пиджаке в такт вагонным колесам испуганно вздрагивали медали.

Глава 8

В спину давит булыжник, будто им кто-то тычет, от локтя расползается ноющая боль, нога распластана по земле коленом внутрь, тело чем-то придавлено. Но живой и, похоже, целый.

Заколов открыл глаза. Каштановые волосы Нины в ночной темноте выглядят черными. Круглый шарик ее головы прямо у него под подбородком. Аромат цветочных духов вытеснил вонь железной дороги. Девушка лежит сверху. Ее дыхание влажным теплом согревает грудь Тихона, рубашка у него порвана.

Нина зашевелилась, подняла лицо. Кроме отблеска мокрых глаз ничего не видно.

– А у тебя волосы, – говорит она.

– Что?

– У тебя волосы на груди. Они мягкие. Щекотят.

– Что щекотят?

– Губы.

– Это логично.

Тихон не видит ее лица, но чувствует, что она улыбается. И еще он чувствует, как грудь девушки теплыми комочками мягко давит на живот. Оба дышат в такт. И в момент взаимного вдоха упругая теплота давит сильнее. Ну да, женщины дышат грудью, а мужчины животом. А когда оба выдыхают, контакт ослабевает и почему-то становится щекотно. И хочется, чтобы этот цикл приятных ощущений повторялся.

А еще ниже в ее живот упирается его…

Тихона бросает в жар. Хорошо, что в темноте не видно, как краснеют щеки. Он ворочается и приподнимается. Нина садится рядом.

– Вот это мы скатились! Как ты? – спрашивает Тихон, отводя глаза.

– Ничего. Коленку, по-моему, расшибла. – Она слюнявит пальцы и трет коленку.

– Дай посмотрю.

Тихон склоняется над темной ссадиной. Видно плохо, надо щупать. Пальцы ложатся на круглую коленку. Кожа прохладная, на месте ранки – теплее. Он делает круговое движение рукой – легкая царапина немного кровоточит.

– Ерунда, – говорит Тихон. – Прижми платок на пару минут. Даже перевязывать не надо. На воздухе быстрее заживет.

Его пальцы еще на девичьей ноге. Кожа гладкая, особенно на внутренней стороне ноги и выше. Тихон невольно смотрит на белизну над коленкой. Нога расширяется и уходит под юбку, глаза тоже тянутся туда. И рука. Клетчатая ткань юбки смялась, задралась и почти ничего не прикрывает. Тихон отдергивает руку. От пальцев исходит дурманящий запах девушки.

– У тебя юбка, – Тихон с трудом отводит взгляд, – испачкалась. Зря ты ее надела. В поезде лучше в брюках.

– Тебе не нравится?

– При чем тут я? Ты же видела, какие ублюдки в поездах встречаются. Лучше не давать повода!

Последние слова Тихон произнес громко.

Нина встала, оправила складки на юбке, разгладила ромашку на кофте. В лунном свете хорошо виднелся белый ареол лепестков вокруг желтого круга.

Рядом криво раззявил пасть чемодан. От удара он раскрылся. Из рассыпавшихся вещей торчала мордочка плюшевого медвежонка. Жалобно блестел черный пластмассовый нос, стеклянные глазки испуганно таращились в звездное небо.

Девушка жадно выхватила игрушку, нежно прижала мягкого мохнатика к щеке:

– Это для сестры, – пояснила она. – Я назвала его Нюся.

– Почему Нюся? – удивился Тихон.

– Потому что он хороший! – Девушка посмотрела на добродушную мордочку и засюсюкала, как с ребенком: – Ты не ударился, Нюся? Не испугался? Я тоже испугалась. Но ничего, сейчас я тебя уложу, тебе хорошо будет.

Она безуспешно попыталась примять рассыпавшиеся вещи и прикрыть крышкой. Молния на матерчатом чемодане разорвалась.

Тихон присел рядом:

– Порвано капитально, не восстановишь. – Он вновь близко увидел ее ноги. – Ты бы лучше джинсы надела. Холодно.

После этих слов Нине и впрямь как-то сразу стало прохладно.

– Холодно… Как же мы теперь без поезда? – спросила она и поежилась.

– Надевай джинсы, пойдем на станцию. Тут недалеко должна быть. Поезд совсем недавно останавливался.

Нина скинула туфли, расправила джинсы, кокетливо покосилась на Тихона:

– Отвернись.

– И обувь лучше другую, мягкую, – посоветовал Заколов и отвернулся.

Вдалеке неприметным огоньком светилось окошко станционной постройки. От уставших натруженных рельс исходил въедливый запах гари.

– Ну и черт с ним, с этим почтово-багажным, – тихо произнес Заколов.

– Что?

– Я говорю, – Тихон невольно обернулся и замолк на полуслове.

Нина интенсивно двигала попкой, влезая в тесные джинсы. Белый треугольник трусов колыхался, пока нижний уголок не затянулся занавесом брюк. Нина дернула джинсы вверх, повернулась и вжикнула молнией.

– Что? – еще раз спросила она, застегивая ремень.

– Я говорю, если на скорый пересядем, то ничего не потеряем. – Он все еще смотрел на то место, где под молнией скрылись белые трусики. Потом перевел смущенный взгляд вниз. – Это правильно, что ты обула кроссовки. По щебню на каблуках неудобно.

– Так лучше? – Нина пригладила джинсы на бедрах, пытаясь перехватить взгляд Тихона. – Или в юбке?

– Юбка – это для другого случая.

Они направились к станции. Заколов тащил под мышкой чемодан, перевязанный колготками. Нина несла медвежонка.

– А моя сумка в поезде осталась, – вспомнил Тихон.

– Как же ты теперь?

– Да ладно, обойдусь. – Тихон мельком взглянул на Нину. В темноте она казалась интереснее. Или он просто раньше к ней не приглядывался. – Знаешь, Нин. Там, в поезде, он с ножом на меня пер. Прямо в лицо тыкал. Я все ждал момента… чтобы тебе помочь.

– Я знаю, ты сильный.

– Правда, Нин, не смейся.

– Я серьезно!

– Понимаешь, я только сначала растерялся, а потом уже почти собрался… Но… Хорошо, что военные подоспели.

– А я видела, как ты в городских соревнованиях по боксу выступал, – неожиданно сказала Нина. – Ты в десятом классе учился, а я в восьмом. Ты еще всех побеждал.

– Не всех, – честно признался Тихон. – В финале Прохорову проиграл. Он КМС – кандидат в мастера спорта, а у меня только первый разряд.

– А мне казалось, что ты лучше всех был. Я видела, как ты на перекладине в школе солнышко крутил.

– А я тебя по школе не помню, – честно признался Тихон.

– Конечно, ты выпускник был, а я кто? Даже лифчик еще не носила. Помню, мама мне его уже купила, и я, как помоюсь, в ванной примеряла. А он все велик и велик.

Нина рассмеялась. Тихон улыбнулся, вспомнив, что взрослость отмерял пушком над губами, и был страшно горд, когда впервые побрился.

– Колено не болит? – поинтересовался Тихон.

– Нет, нисколечко. – Нина бодро пнула камешек. – Вот приедем домой и будем вспоминать, в какое приключение мы попали. Да?

– Особенно этого, со стихами. Есенина.

– А второй все за бутылками бегал. На ногах не стоит, а все за вином!

– А проводник-то какой пьяный!

– И пускать нас не хотел. Даже по билетам.

– Это он тебя толкнул. Я уже поезд догнал, на ступеньках был.

– А здорово мы скатились! Я и испугаться не успела.

Нина искренне смеялась. Тихон, обхватив чемодан, дурашливо показывал, как они падали. Теперь невольное приключение представлялось веселым и совсем неопасным.

Железная дорога вывела к небольшой станционной постройке. Мелкие буквы названия ютились на небольшой табличке в углу здания. В темноте надпись не читалась. Вместо платформы вдоль путей лежало несколько бетонных плит.

– Боюсь, что здесь скорые поезда не останавливаются, – Тихон кисло огляделся. – Пойдем, узнаем.

Он направился к коричневой двустворчатой двери в центре здания, справа от которой бледно светилось единственное окно. Сзади послышался нарастающий шум приближающегося поезда. Тихон и Нина обернулись.

Мощный луч света бодро прорезал темноту, за ним устало гнался насупленный локомотив и никак не мог догнать. Поравнявшись со станцией, локомотив окончательно сдох, испустил пар, железные колеса отказались нестись дальше, визгливо и упрямо потребовали передышки. Мимо станции, теряя скорость катились платформы, нагруженные разномастными железными конструкциями. Состав остановился.

– Товарняк, – разочарованно изрек Заколов. – Пойдем, поищем расписание.

Он потянул подпружиненную дверь. За ней открылся маленький проходной холл с двумя скамейками. Противоположная дверь пугливо скрипнула и зашаталась, приоткрытая. Скомканная газета на скамье шевельнулась под сквозняком и скатилась на кафельный пол неопределенного грязного цвета. Под потолком щелкала и мерцала одинокая трубка люминесцентной лампы. Единственным ярким пятном в помещении был новый кроваво-красный плакат, где на фоне алого стяга злой боец со штыком наперевес устремлялся, как на врага, на каждого вошедшего. «1941–1945» – поясняла надпись.

– Пусто, – оглядел помещение Заколов.

Они вошли внутрь. Дверь хлопнула. Снаружи недовольно закаркали встревоженные вороны.

– И мрачно, – добавила Нина, прижимаясь к Тихону. Почему-то здесь, в помещении, ей было неуютнее, чем в открытом пространстве ночной степи.

Заколов подошел к закрытому окошку кассы, пошарил взглядом по наклеенным бумажкам.

– Да где у них тут расписание? – Он придвинулся к стеклу, пытаясь протиснуться взглядом в щели зашторенного окошка. – По-моему, там кто-то есть. Эй! Откройте! – Он постучал. Внутри явно виднелась склоненное на стол плечо. – Спит, что ли?

Тихон шагнул к двери сбоку от окошка и толкнул ее. Дверь поддалась. За столиком, уткнувшись головой в бумаги, лежал человек в железнодорожной форме.

– Ну, точно спит! – Заколов вошел внутрь. – Эй, уважаемый. Нам бы узнать, когда ближайший поезд в южном направлении?

Студент потряс плечо спящего. Человек не реагировал.

– Да что он, напился, что ли?

Заколов потряс сильнее и попытался повернуть кассира, чтобы разбудить.

– Тихон! – Нина стояла в дверях и испуганно показывала вниз.

На пол из-под груди уснувшего человека капало что-то красное. Тихон потянул за плечо, тело кассира стало валиться со стула. Тихон подхватил его под руки, не давая упасть, прижал к себе. Что-то уперлось ему в грудь. Он дернул рукой.

Ладонь обхватила липкую удобную рукоять. Липкость была неприятной. Тихон отпрянул, поднес ладонь к глазам. По пальцам сочилась густая темная кровь.

Стул с грохотом перевернулся. Мимо лица Заколова проплыли холодные остекленевшие глаза, искаженный рот, застывший в немом крике. Тело кассира рухнуло на пол. Из груди торчала окровавленная ручка ножа.

Нина закричала и выбежала прочь. Тихон нервно протер руки об какие-то бумаги и только тут заметил, что ящики стола выдвинуты, на полу валяется ворох документов. Он бросился за кричащей девушкой.

Нина выскочила к поезду. Он подбежал к ней. Девушка метала взгляд вдоль состава. Тихон обхватил ее за плечи.

– Уедем, уедем отсюда, – твердила она, – быстрее!

Со стороны локомотива раздался длинный гудок.

– Давай, сюда! – Тихон, стал подсаживать девушку на платформу поезда.

Когда он залез вслед за ней, громоздкие сцепки последовательно вздрогнули. Поезд трогался, экономя силы, сдергивая вагон за вагоном, и вскоре дружно застучал сотнями колес. Тихон и Нина примостились в конце платформы на квадратный металлический кожух. Высокая стена прямоугольной конструкции защищала их от ветра.

Нина плакала, по-детски уткнувшись в мохнатого медвежонка. Тихон пытался ее успокоить, но мешала тревожная мысль. На окровавленной рукоятке ножа в груди убитого кассира остались его отпечатки пальцев.

О том, куда мог скрыться настоящий убийца, Заколов в тот момент совершенно не думал. Тем более он не заметил, что на ночном товарняке они оказались не одни.

Глава 9

На соседней платформе состава внутри большой П-образной конструкции нервно вышагивал Ныш. Периодически он бил кулаком в ладонь и, оскалив желтозубый рот, с силой сдавливал руки.

– Как я его? Как? – шептал он.

Остановившись напротив большого круглого отверстия, Ныш удивленно воскликнул:

– Есенин, ты погляди, опять они.

– Кто? – вор сосредоточенно курил частыми затяжками, прикрыв сигарету ладонью.

– Студент с девкой. Те, из поезда. На соседнюю платформу залезли.

– Сядь, козел!

– Ты это… блин, Есенин, поосторожней с базаром.

Окурок врезался в грудь Ныша и осыпался мелкими искрами. Есенин схватил Ныша за воротник и, злобно пожирая глазами, зашипел:

– Сядь, паскуда! Увидят. – Он пихнул парня, тот шлепнулся на гремучую жестянку. Поезд дернулся и заглушил металлическим лязгом шум падения. Состав с гулом набирал ход. – Ты на хрена кассира пырнул?

– Я его не колол. Только припугнул.

– А где нож?

Ныш шлепнул себя по карманам, изобразил на лице удивление:

– На столе забыл. Точно, на столе! Когда деньги выгребал.

– Врешь! А кровь на руке?

– Так это я руку ободрал, когда сюда залезал. Вот, посмотри!

– Мог бы без ножа обойтись!

– Так он бабки не давал! Пер на меня.

– Все бы он выложил! Он, поди, и сообразить не успел, что от него требуется.

– Ты чего, Есенин, в натуре? Я ради нас старался, а ты пустой базар разводишь.

– Срисовал он тебя, дурня. Кто так работает? И наследил по полной программе.

Есенин сел и сжал виски ладонями. Голова тупо гудела от выпитого за день, не давая привести мысли в порядок. Нажрался на радостях капитально, корил себя вор. Ни черта не соображал, когда позволил Нышу кассира грабануть. Все с наскоку получилось, без должной подготовки. Есенин так дела не привык делать. Сам он остался снаружи и только слышал испуганный возглас кассира и пьяные угрозы Ныша. А тот, видимо, перестарался. Хорошо, что быстро ушли. Может, и обойдется.

Хотя тревожное чувство, что из темноты давил все тот же тяжелый взгляд, как из окошка колонии, у вора осталось.

– Моих пальчиков еще нет в картотеке, я не успел засветиться, – похвалился Ныш. – И финку я в платочке держал.

– Молокосос! Эх… Сколько хоть бабок срубил? – спросил Есенин. Профессиональный интерес постепенно брал свое.

Ныш пересчитал купюры.

– Полторы сотни! И у студента в вагоне сороковник снял, – гордо улыбнулся Ныш и протянул деньги Есенину: – Держи. Я должен был тебя бабками обеспечить.

– Оставь себе. – Держать в кармане лишнюю улику, когда еще толком от станции не отъехали, опытный вор не хотел. – Бля, из-за этой фигни опять на зону!

– Нас же никто не видел.

– А эти двое? Студенты?

– Ерунда! Ничего они не видели. Это сопляки, их припугнуть – в штаны наложат. Откуда они взялись здесь? Их что, тоже вояки из вагона выперли? – Ныш зарыл пальцы в ворох волос, осторожно потряс головой, прислушиваясь к ощущениям. – Ты бы знал, Есенин, как насвай с портвейном башку срывает.

Он дрожащей рукой достал несколько горошин, сунул под язык. Под ноги периодически зашлепали жирные плевки.

– Есенин, девку-то пощупать успел? Ляжки у Ромашки молочные.

Вор брезгливо отвернулся от плюющей рожи. Холодный ночной ветер немного отрезвил его. До дома не доехал, а денег уже нет. На девку, как последняя сука, позарился и в историю с кассиром вляпался, подводил он итоги. Может, и впрямь сначала к Беку смотаться, узнать, что за дело. Бек человек серьезный, фуфло предлагать не будет. И насчет Ныша вместе решим. Пусть, в случае чего, этот молодой урод берет все на себя.

Так будет по понятиям.

Глава 10

Елизавета Кондратьевна елозила на откидном неудобном стульчике, вжимаясь в стенку, и заметно волновалась. Прошло больше часа, как муж ушел искать бригадира. Проводник пару раз высовывался в коридор и бросал на старушку презрительный высокомерный взгляд воспаленных глаз.

Потом началась еле заметная суета. Кто-то увел проводника, в его глазах появился испуг. Потом пришли и за Елизаветой Кондратьевной. Она шла через дергающиеся сцепки вагонов и понимала, что произошло что-то неприятное, и это неприятное связано с ней. Наверное, неугомонный муж опять повздорил с каким-нибудь начальником.

Она увидела Васю лежащим на полу в тамбуре. «Испачкает пиджак!», – мелькнула первая мысль, и сразу беспомощно задрожали руки. Пальцы разжались, и сумка, которую она не выпускала всю дорогу, шмякнулась на пол.

В тамбуре и рядом толпились несколько человек.

– Да нет у них билетов, нет! – кричал знакомый проводник. – Ну где они? Смотрите, смотрите!

Он бесцеремонно копался в карманах Василия Трофимовича. Когда зашла Елизавета Кондратьевна, все посмотрели на нее.

– Где ваши билеты? – накинулся на старушку с вопросом бригадир поезда.

Елизавета Кондратьевна сжалась и не понимала, что от нее хотят, и все глядела на бледное лицо лежащего мужа. Да ему же плохо! Почему ему никто не помогает? Она грохнулась на колени. Неприятный холод скованных рук мужа напугал ее.

– Что, что с ним? – шептала она, боясь думать о самом страшном. – Помогите. Ему нужны таблетки. Врача!

Ее оттащили. Как сквозь покрывало, слышались голоса:

– Успокойтесь, женщина. Помер он.

– Все там будем.

– Сжалился, помочь захотел. Зря пустил, дурак, – ругался проводник, – теперь отвечать придется за свою доброту.

– Перекройте тамбур. Никого не пускать. В Кзыл-Орде высадите ее.

– Вызвать труповозку?

– Конечно. Эх, вечные проблемы с этими стариками. Тебя что, учить надо, кого лучше подсаживать?

Ранним утром в туманной дымке двое небритых санитаров выволокли тело Василия Трофимовича Есенина и впихнули в машину. Неприметный автомобиль без окошек подогнали прямо на перрон, чтобы не тревожить пассажиров. В морге у Елизаветы Кондратьевны забрали документы мужа и настойчиво спрашивали: когда она заберет тело. Старушка просила, чтобы мужа перевезли на станцию Туркестан. Она там живет и там его похоронит. Но ей твердили, что этим они не занимаются, нужно самостоятельно договариваться с водителем. В морге тоже требовали деньги, так как труп не имеет городской прописки.

Старушка растерянно пересчитала купюры в кошельке – ни на что не хватало. «Вот теперь и понадобятся отложенные на похороны деньги», – успокоившись, подумала она.

Глава 11

Поезд мчался сквозь ночь. Встречный поток вихрился за стенкой укрытия, где сидели Нина Брагина и Тихон Заколов. Ветер свистел в щелях конструкции и холодил металл. Когда состав на поворотах дугообразно изгибался, к свисту добавлялся визгливый писк колес, трущихся о рельсы, и кислый запах искрящего железа. А ветер, пользуясь случаем, нагло забирался под одежду.

Плечи девушки вздрагивали. Грохот колес заглушал звуки рыданий. Плюшевая шкурка медвежонка послушно поглощала влагу девичьих слезинок. Черные стекляшки игрушечных глаз участливо смотрели на Нину.

Девушка подняла покрасневшее заплаканное лицо.

– Холодно! – поежилась она. Говорить приходилось громко.

Тихон придвинулся и осторожно обнял девушку:

– Так лучше?

Нина кивнула, шмыгнула носом и уставилась пустым взором на дрыгающийся край следующей платформы.

– Что мы теперь будем делать? – через некоторое время спросила она.

– На ближайшей крупной станции сойдем и обратимся в милицию. Там все расскажем.

– А нам поверят?

– Ну конечно, мы же ни в чем не виноваты!

– И нам ничего не будет? – по-детски поинтересовалась она.

– Нет. – На этот раз Тихон ответил не так уверенно.

Они убежали, не оказав никакой помощи кассиру. Хотя чем можно помочь мертвому? А если он был еще жив? Нет, вряд ли. Стеклянный остывший взгляд ни с чем невозможно спутать.

Кто же его так, задумался Заколов? Те двое попутчиков из почтово-багажного? И финка у азиата была. Если ее вынуть из тела, Тихон бы узнал. Слишком хорошо он запомнил клинок перед глазами.

– Там остался мой чемодан, – горестно вздохнула Нина, прервав размышления Заколова.

– Налегке путешествовать лучше, – попытался пошутить Тихон.

Девушка благодарно прижалась к Заколову.

– Попробуй заснуть, – посоветовал он.

Нина улыбнулась. Ее голова склонилась на широкое плечо парня, поддуваемые ветром волосы девушки иногда гладили его щеку. От них по-прежнему исходил легкий цветочный запах. Уткнуть туда нос и медленно втягивать воздух было приятно.

Нина заснула. Тихон дремал, поддерживая ее и защищая от ветра.

Через какое-то время поезд сбавил ход и остановился. Заколов привстал, руки заботливо прислонили спящую девушку к стенке. Тихон огляделся. Опять маленький полустанок. В ночной тишине мирно спали несколько домишек.

Тихону захотелось в туалет, и он решил спрыгнуть на насыпь. Руки уже взялись за край платформы, как раздался испуганный голос Нины:

– Ты меня бросаешь? – Девушка стояла и растерянно глядела на него.

– Нина, ты что? Я… – Тихон замялся. – Мне на минутку, по нужде.

– Ты меня правда не бросишь? – Девушка подошла ближе.

– Нет, конечно, – Тихон взял ее маленькую ладошку в свои руки.

На соседней платформе громыхнул железный лист. Пальцы девушки вцепились в ладонь Заколова.

– Там кто-то есть! – испуганно прошептала Нина.

– Откуда? Это жесть распрямилась. Под давлением встречного потока она деформировалась, а сейчас восстановила форму.

Девушка по-прежнему боялась отпустить Заколова.

– Нина, я на минутку.

– Пообещай не бросать меня, – в девичьих глазах читалась мольба.

– Нина, я обещаю всегда быть с тобою рядом, пока мы не закончим наше путешествие, – серьезно объявил Тихон.

– Спасибо, – шепнула девушка. Ее руки крепко обняли медвежонка. Она тактично отвернулась.

Тихон спрыгнул на землю и отбежал в кусты.

Каныш Хамбиев, замерший в полуприсяде под злобным взглядом Есенина, смог наконец распрямиться. Жестянка, на которой он сидел всю дорогу, предательски щелкнула в тот момент, когда он вставал.

Глава 12

– Есенин, Ромашка одна осталась. Хочешь цветочек понюхать, лепесточки свеженькие оборвать? Я же должен тебе бабу предоставить! – Ныш осторожно высматривал, куда ушел студент.

– Мне малолетка ни к чему.

Есенин протер слипающиеся глаза, вспоминая, как по дурости навалился в вагоне на девку. Ох и пьяным был! Ночная поездка на открытой платформе хмель изрядно выветрила.

– Какая она малолетка? У нее титьки, как у меня кулаки.

– А где студент? – заинтересовался Есенин.

– Смылся куда-то.

– И чего они за нами увязались?

– Не парься, Есенин. Они сами по себе. На праздники едут, как все. Вояки их без разбору вслед за нами выкинули. Ты же знаешь, у кого сила – тот и прав.

– Давай к ней дуй, – решительно приказал вор. – Пока тихо держи, чтобы не голосила. А как тронемся, узнай, что она видела? Если тебя с кассиром засекла, шею набок и под колеса.

– Ты чего?

– А ты что думал? Сумел дерьма глотнуть, теперь нажрешься по полной! Мокрухой больше, мокрухой меньше… – Есенин был уверен, что Ныш пырнул кассира.

– Да я же… – Ныш попытался возразить, но потом задумался: – А если студент вернется?

– Студент? – Есенин усмехнулся. – Ты говоришь, он трус. Студента я припугну. Давай, ты первый. Как девку утихомиришь, я перелезу.

– Все сделаю, Есенин. Будет девка нашей, – осклабился Ныш и крадучись направился к краю платформы.

Глава 13

Заколов вышел из кустов. Товарный состав продолжал стоять.

В стороне рядом с приземистым зданием боролся с мраком одинокий фонарный столб. Тихон решил посмотреть название станции. Неожиданно дверь в доме приоткрылась, из светлого прямоугольника в сумерки вывалилась покачивающаяся фигура в форме.

Человек был одет в мятый милицейский китель, под которым виднелась расстегнутая рубашка и болтающийся на голой шее галстук. Он увидел прямо перед собой Заколова, икнул от удивления и с видимым усилием, придавая лицу строгость, спросил:

– Ты кто такой?

– Я – студент. А вы? – не веря, что перед ним работник милиции, поинтересовался Заколов.

– Ты откуда?

На Тихона пахнуло крепкой смесью водочных паров и табака.

– Я с поезда.

Милиционер недоверчиво посмотрел на товарняк.

– Доку… документы! – потребовал он.

Тихон протянул студенческий билет. Милиционер сделал шаг к фонарному столбу, раскрыл синие корочки и уставился на школьное фото Заколова. Он смотрел долго, поворачивая голову то под одним углом, то под другим, и морщил лоб, словно разглядывал позабытые китайские иероглифы. Заколов решал, рассказать ли ему про труп кассира и как это лучше преподнести.

Милиционер захлопнул студенческий билет и сунул в нагрудный карман.

– А вы – милиционер? – решившись все рассказать, спросил Заколов.

– Железно… дорожная милиция, – представился человек и махнул согнутым пальцем в сторону поезда. – Вот это… охраняем.

– Хорошо, что вы из милиции. Тут на соседней станции… – Тихон не знал, с чего начать. Навстречу товарняку приближался стук колес другого состава. – Мы отстали от поезда. Подошли к зданию станции…

– Придется задержать!

– Что? – не понял Тихон.

Грохот встречного нарастал.

– Тебя! – Милиционер ткнул пальцем в Заколова. – Воруют. Особенно ночью. Пошел вперед!

– Куда? Да вы ничего не поняли. Я говорю, мы зашли, а там кассир мертвый…

Последние слова потонули в грохоте встречного состава, выскочившего к полустанку. Колеса длинного товарняка грузно стучали на стыках. Звук дробился стоящими платформами и эхом отскакивал от здания. Лампа на столбе покачивалась и мерцала. Рука милиционера настойчиво пихала Заколова к открытой двери. Тихон пытался что-то объяснить, но милиционер не слушал, да и не мог слышать студента.

Наконец промелькнул последний вагон, но еще не затих стук колес, как дружно дернулись платформы поезда, на котором прибыл Тихон. Он оглянулся, железные конструкции плавно катились мимо. Смутная тень колыхнулась на одной из платформ.

«Нина, – сверкнуло в голове у Тихона. – Она подумает, что я ее бросил».

И тут он услышал отчаянный крик:

– Тиша-а!

Второй раз подвести девушку Заколов не мог. Пьяный милиционер цеплялся за спортивную куртку. Тихон резким ударом стряхнул руку, сунул пальцы в карман кителя опешившего милиционера, выудил студенческий билет и помчался за уходящим поездом.

Тяжелый состав медленно набирал ход. Заколов догнал свою платформу, руки вцепились в выступ бортика. Он крикнул:

– Нина, я здесь! – и подтянулся.

Сверху мелькнула темная фигура. «Это не Нина!», – успел удивиться Тихон. Что-то лязгнуло, створка бортика, за которую держался Заколов, откинулась наружу. Пальцы соскользнули, Тихон шлепнулся вниз и кубарем покатился по насыпи.

Сверху снова крик, на этот раз безнадежный:

– Тиша-а!

И чей-то чужой, но очень знакомый, неприятный гогот.

За падением Заколова наблюдали еще две пары глаз. Одна с радостью, другая равнодушно. Обе принадлежали людям в милицейской форме.

Глава 14

– Ну все! Мы от него отделались! – Есенин бросил прощальный взгляд на кувыркающегося по насыпи студента и повернулся к Нышу, удерживающему Нину. – Ты что ей пасть заткнуть не в силах?

– Кусается, стерва! – Ныш, оправдываясь, показал руку. – Но теперь пусть орет. Кто ее услышит!

Есенин присел на корточки перед хнычущей девушкой, подал ей упавшего медвежонка и ласково спросил:

– Девочка, мы скоро сойдем и тебя оставим в покое. Ты нам не нужна. Ты лучше скажи, как ты оказалась здесь, на неуютном товарняке?

– Нас проводник столкнул, – сквозь слезы объясняла Нина.

– Проводник? Гриша? Значит, вояки вас не защитили. Ну, а потом ты с дружком что делала?

– Мы вернулись к платформе, увидели этот поезд, и Тихон сказал, что поедем на нем.

Нина с надеждой смотрела в маленькие бесцветные глазки Есенина. Еще совсем недавно он наседал на нее в вагоне, запуская руки под юбку. Но молодой азиат с дурно пахнущим ртом и злющими глазами казался ей еще страшнее. А теперь, когда рядом нет Тихона, она верила, что ей может помочь только этот взрослый мужчина.

– Но почему вы на таком неудобном решились ехать? – Есенин постучал по железкам. – Попробовали бы купить билет на пассажирский поезд.

Нина замялась, спешно придумывая нужные слова. Внутренний страх ей подсказывал, что про кассира говорить не следует.

– Тихон сказал, что там ни один нормальный поезд не останавливается. Предложил на этом подъехать до крупной станции.

– Тихон так решил, видимо, спешил. – Есенин улыбнулся и подмигнул: – Ну, а погреться-то куда-нибудь заходили? Замерзли небось?

– Не успели. Этот поезд сразу пришел.

«Не совсем», – отметил про себя Есенин. Кое-кто успел таких дров наломать!

Но вслух он произнес:

– А я три или четыре сигареты извел, дожидаясь поезда. И ты знаешь, курил не спеша. Где же ты была все это время? Ведь ночью холодно!

– Я… Мы… – девушка переводила растерянный взгляд с Есенина на Ныша. – Мне было не холодно! Я джинсы надела. И… я же была не одна.

– Целовались?

– Угу, – кивнула смущенная Нина.

Есенин задумался. Похоже на правду. В поезде девка была в юбке. А молодежь нынче такая бесстыжая, им хоть всемирный потоп, все равно будут обжиматься.

Но ведь скрипнула же дверка на станции, когда он Ныша, ошалевшего от легкой наживы, на поезд заталкивал! Кто-то туда вошел? Может допросить девку с пристрастием, вдруг она юлит?

Так и впрямь будет лучше. А потом под колеса! Ныш сделает, куда ему теперь деваться.

А Есенин, как честный вор, ручек марать не будет. Отойдет в сторонку. Покурить.

Глава 15

Падение на насыпь с движущегося поезда для Заколова оказалось довольно удачным. Он приземлился на ноги, успел сгруппироваться и несколько раз кувыркнуться вперед. Боли и ушибов не было.

Когда он встал, мимо проезжала последняя платформа!

Все решают секунды!

Тихон стремглав выскакивает на рельсы. Сзади, совсем рядом, бежит и чем-то угрожающе размахивает кричащий милиционер. Впереди набирает скорость состав, увозящий Нину, попавшую в беду.

Тихон давно так не бегал! А скорее всего – никогда.

Тут нельзя экономить силы – нужен спринтерский рывок по шпалам.

Он мчится, высоко взметая колени, молотя локтями воздух, и видит перед собой лишь коричневый борт последней платформы. Сначала он быстро сокращает расстояние. Но поезд непрерывно ускоряется, а человеческие силы тают. Последние метры сжимаются со стойким упорством, будто между ним и платформой воздух становится вязким и плотным. И чем ближе он подбирается к заветной цели, тем сильнее возрастает сопротивление. Каждый сантиметр теперь отвоевывается с великим трудом. Воздух жжет разинутое горло, глаза застилает едкий пот.

Когда остается последний метр, он отталкивается от шпалы и прыгает. Тело вытягивается в струнку. Если не достанет, то плашмя грохнется на жесткие шпалы. Тут уже не сгруппируешься.

Он дотягивается!

Но за бортик платформы цепляется только правая ладонь. Левая беспомощно скребет холодный металл кончиками пальцев. Тело качнулось маятником и ударилось о выступающую сцепку. Тихону удается опереться на нее и перекинуть кисть вверх.

Теперь он уверенно висит на двух руках. Подтягивание, выход в упор. Хоть и трудно, но привычно, почти как на перекладине. Уставшее тело переваливается внутрь платформы.

Он лежит, закрыв глаза. Грудь вздымается и опадает так часто, словно он собрался прокачать через легкие воздушный океан. Разгоряченные ноги кажутся неуклюжими огненными колбами. Сердце стучит везде – в голове, груди, в кончике каждого пальца.

Тихон открывает глаза и видит звезды. Они висят неподвижно. А холодная Луна ухитрилась прицепиться к поезду, мчится с такой же скоростью и с любопытством заглядывает сверху.

– Как там Нина? – спрашивает Тихон у луны.

Луна таинственно молчит. А ведь все видит, проклятая!

Ждать нельзя. Заколов встает, топает вперед. Встречный поток приятно холодит лицо и грудь. Он стоит у следующего борта платформы. Внизу угрожающе лязгает сцепка. Впереди грохочут и трясутся неугомонные вагоны. На них равнодушно дремлют и позвякивают во сне громоздкие железяки.

Его путь лежит туда. Там Нина. Она в опасности.

Только бы успеть!

Глава 16

Когда студент вырвался и побежал к двинувшемуся товарняку, лейтенант транспортной милиции по охране железной дороги Сергей Тадеев проводил его вялым взглядом. Убежал так убежал, хлопот меньше.

Тадеев с вечера тяжело и бесхитростно напивался с железнодорожным мастером, отмечая наступление Первомая. Что еще делать в этой глуши во время дежурства? Суточная смена скоро закончится, можно будет отоспаться, а вечерком, как все нормальные люди, продолжить гуляние.

Тадеев сладко зевнул и направился к двери. Проветрился, можно и возвращаться. Собутыльник ждет. Лейтенант машинально сунул руку в нагрудный карман, где хранил удостоверение, пальцы вытащили синюю корочку. Что за ерунда? Ведь должна быть красная! Студенческий билет! Ах ты! Студент, подлец, по ошибке выхватил удостоверение сотрудника милиции!

Хмель как ветром сдуло. Лейтенант Сергей Тадеев бежал за составом, размахивая студенческим билетом и задыхаясь от крика. Но студент бежал еще быстрее и все-таки залез на уходящий поезд.

Милиционер бессильно опустил руки. Тяжелая хмельная одышка мешала дышать. Рука сдернула противный галстук, непослушные пальцы пытались расстегнуть оставшиеся пуговицы на рубашке. Стук уходящего поезда раскалывал черепушку.

Потеря служебного удостоверения – это ЧП! Надо писать рапорт.

Лейтенант с трудом собирал мысли в кучку. Происшествие необходимо представить в нужном свете!

Итак, что получается? Ночью обнаружил подозрительную личность, проявил бдительность, потребовал документы. Все по закону! А дальше что придумать? Преступник неожиданно напал, оглушил и завладел служебным удостоверением. В борьбе с ним удалось получить важную улику – студенческий билет.

Кто же этот голубчик?

Тадеев вынул документ и раскрыл корочки.

Заколов Тихон Петрович. Студент.

Не долго тебе осталось гулять, дерзкий сопляк!

Глава 17

Следователя по особо важным делам областной прокуратуры Руслана Ахметовича Колубаева телефонный звонок разбудил глубокой ночью. Тридцатилетний Руслан молча выслушал сообщение, хрипло хмыкнул: «Угу» – и стал собираться. Экстренные ночные звонки были редкостью в его практике, и никакой системы оперативного сбора он не выработал. Первым под руку попался праздничный костюм, который он планировал надеть утром на демонстрацию. Была у Руслана тайная надежда, что областной прокурор может мимоходом пригласить его на банкет в обком партии, а там лучше выглядеть соответствующе.

В кровати зашевелилась сонная супруга.

– Ты куда? – протирая глаза, спросила она.

– Вызывают. Особо тяжкое на одной из станций, – тихо ответил Руслан. Подробнее объяснять не хотелось.

Жена села на кровати, дернула за веревочный выключатель торшера, растопыренные пальцы лениво въехали в густые черные волосы и откинули с лица тяжелую прядь.

– Ты сына обещал на демонстрацию сводить, – заспанным голосом напомнила жена. Как и все женщины, семейные дела она ставила выше служебных.

Руслан привычным движением затянул галстук, посмотрелся в зеркальную створку шкафа. Непокорная челка коротко остриженных волос придавала лицу моложавость, а густые брови и прямые узкие губы – суровость, необходимую его должности.

Руслан Колубаев себе понравился. Вот только животик начал расти, но если подтянуть ремень, то под костюмом не видно. Он провел рукой по скулам – бриться некогда. Щетина на щеках, как и у всех казахов, была у него редкой, но тщательно бриться каждое утро он считал делом обязательным.

Застегнув пиджак на все пуговицы, Руслан присел на краешек кровати:

– Сходи вместе с ним сама. Я боюсь, не успею.

– Вот так всегда, – жена безвольно стукнула кулачками по одеялу.

– Ну, не куксись. – Руслан ткнулся губами в теплое женское плечо, выступающее из-под ночной рубашки. Пьянящий запах наполнял голову сладкой мутью. Он резко встал. – Ты же понимаешь… Служба.

– Может, успеешь? – крикнула вдогонку жена и грустно прослушала, как тихо захлопнулась входная дверь и щелкнул замок.

У подъезда солидно урчала служебная «Волга». Сизые выхлопы осязаемо портили ночную свежесть, отзывались противным урчанием в пустом желудке.

– Привет, – кивнул следователь водителю Мише и эксперту Семену Григорьевичу Гурскому, примостившемуся с чемоданчиком на заднем сиденье.

Молодой сосредоточенный Миша еле слышно ответил на приветствие. Семен Григорьевич, пожилой еврей с седой гривой волос, больше подходящей музыканту или художнику, несмотря на предпенсионный возраст, как всегда держался бодро и был разговорчив:

– Видишь, Русланчик, шеф нам свою персональную машину пожаловал. Как короли домчимся. И то сказать, сегодня большой праздник, а тут такая неприятность.

Машина тронулась, Колубаев закурил, приоткрыв окошко. Ночная мгла жадно проглатывала табачный дым. Развешанные на столбах алые флаги зябко дрожали.

– Что там, Семен Григорьевич? – спросил Колубаев после нескольких затяжек.

– Жена не дождалась мужа-кассира с работы, – охотно заговорил Гурский, – издергалась бедная, изревновалась, пришла на станцию, а ненаглядный лежит один одинешенек с ножичком в груди.

– Раздетый?

– Почему раздетый? – удивился Гурский.

– Вы про ревность упомянули. Убитый изменял жене?

– Про адюльтер я не говорил. Домыслил психологическое состояние женщины.

– Что тогда? Ограбление?

– Очень может быть. Но деньги в кассе обычно небольшие. Станция малюсенькая. В предпраздничный день, конечно, доход побольше. Но все равно непонятно, кто на такую глупость решился?

– Это все?

– Остальное, Русланчик, выясним на месте. Кстати, анекдотец вспомнился…

Семен Григорьевич с жаром принялся рассказывать анекдот про мужа, который постоянно якобы задерживался на работе. Колубаев слушал через слово. Его слегка коробило детское обращение: Русланчик, да еще при водителе. Хоть и был Семен Григорьевич почти вдвое старше, но служба есть служба, официальность не помешает. Тем более именно Колубаев сейчас главный в группе.

– … я на партсобрании. У нее и заночую, – закончил анекдот Гурский.

Водитель громко рассмеялся, Колубаев вежливо улыбнулся, выбросил окурок и прикрыл глаза. Вздремнуть не помешает.

Доехали сравнительно быстро, Михаил уверенно и с удовольствием вел новую «Волгу». Около здания станции стоял бежевый УАЗик-»буханка» районной «Скорой помощи». Колубаев стряхнул дремоту, оправил костюм и, стараясь быть бодрым, вышел навстречу торопливо подбежавшему человеку в железнодорожной форме.

– Я начальник местной станции, – представился железнодорожник, нервно пригладил ладонью влажные волосы и надел фуражку. Гладкая кожа лоснилась от обильного пота, глазки смотрели испуганно.

– Мы из прокуратуры, – сообщил Руслан.

Рука привычно потянулась за удостоверением, но начальник станции, не глядя на красную корочку, по-мальчишески дернул за рукав:

– Пойдемте, это здесь.

В маленькой комнатушке, раскинув руки, лежал на полу пожилой кассир. На лице застыло удивление, из груди торчал нож. Вокруг темнело бурое пятно, слипшаяся одежда присохла к телу. Руслан Колубаев, еще не привыкший к виду трупов, близко не подошел, остановился в дверях. Поморщившись, он внимательно оглядел место преступления. Семен Григорьевич, напротив, с живейшим интересом склонился над телом, что-то рассматривал, копошился, казалось, что даже внюхивался.

Руслан отошел к хмурому врачу в несвежем белом халате. Тот суетливо притушил сигарету, не зная, куда бросить окурок, и с готовностью заговорил:

– Мы около часа назад прибыли. Но бесполезно, – медик развел руки. – Удар прямо в сердце. Помощь потребовалась только жене. Шок. Мы отвезли ее домой, сейчас там наша медсестра.

– Когда наступила смерть?

– Судя по окоченению, я думаю, между двенадцатью и часом ночи. Товарищ не мучился, умер сразу.

Следователь осмотрел маленький зал ожидания перед кассой. Его взгляд привлек матерчатый чемодан, валяющийся около скамьи.

– Это чей? – спросил он начальника станции.

– Не знаю. Я как ночью пришел, он здесь и лежал. Мы оставили все как есть. Ничего не трогали.

– Интересно, – Колубаев склонился над испачканным мятым чемоданом, развязал опоясывающий жгут из колготок. Из беспорядочного вороха женской одежды он выудил две общие тетради. Шелестящие страницы мелькнули формулами и графиками – похоже на конспекты лекций. – Нина Брагина, группа 1–3, – прочел он надпись на обложке. – Студентка. Откуда она может быть? Либо из нашего областного центра. Либо… – Руслан задумчиво посмотрел на начальника станции: – У вас тут что, институт имеется?

– У нас? Откуда?

– Какие поезда останавливались сегодня поздно вечером и ночью?

– Да нашу станцию почти все без остановок проходят. Только один пассажирский из Москвы на две минуты тормозит, но он был еще днем. А в районе полуночи проходит почтово-багажный, – припомнил железнодорожник.

– Вы когда ушли со станции?

– В девять вечера.

– Чемоданчик этот видели?

– Нет.

– А почтово-багажный шел из Кзыл-Орды?

– Нет, наоборот. Он с севера.

– А там по пути у нас институтов рядом нет, – задумчиво сказал Колубаев.

– Почему? А на Байконуре? Тут ведь недалеко. На праздники многие студенты по домам разъезжаются.

– Байконур. Интересно. – Руслан прикрыл чемодан, нашел глазами своего водителя: – Это мы забираем. Миша, отнеси в машину.

Из помещения кассы вальяжной походкой вышел Гурский. Он был чрезвычайно доволен:

– Какие пальчики, я вам скажу, Русланчик, какие пальчики. – Гурский возбужденно сжимал ладони. Колубаев вновь поморщился, мог бы хоть при посторонних называть полным именем. – Прямо на ручке ножа, с кровушкой. И на листочках хороший мазок. Все просто замечательно. Я несколько экземплярчиков снял. По картотеке проверим, и хоть сейчас в розыск подавай.

– Где у вас телефон? – обратился к начальнику станции Руслан.

– Пройдемте.

В кабинете начальника Руслан Колубаев связался с областным центром:

– У нас есть отпечатки рук убийцы, нужно срочно проверить по картотеке.

– Присылайте. Сделаем оперативно, – пообещал дежурный. – Да, еще. Поступило сообщение. На разъезде в тридцати километрах от вас произошло нападение на сотрудника транспортной милиции. Нападавший скрылся, но личность его установлена. Некто Заколов Тихон Петрович – студент с Байконура, неполных девятнадцати лет.

– Опять Байконур, – задумчиво произнес следователь.

– Что?

– Так, ничего. Я спрашиваю, что с милиционером?

– С ним все в порядке. А нападавший скрылся на товарном составе. При этом потерял свой студенческий билет.

– Два нападения на одном участке. Срочно передайте ориентировку на студента всем близлежащим станциям. При обнаружении – немедленно задержать.

– Слушаюсь!

– Так… Вот что мы еще сделаем. Отпечатки пальцев с места преступления я пошлю коллегам в Байконур. Отправлю ближайшим поездом. Свяжитесь с ними. Пусть срочно едут на станцию. Нужно оперативно проверить и сообщить результаты. – Колубаев задумался. – Да. И вам тоже поездом пошлю. А мы пока проедем на станцию, где произошло нападение на милиционера.

– Не беспокойтесь, все сделаем оперативно.

Следователь положил трубку и обратился к стоящему рядом начальнику станции:

– Вы поезд остановить можете?

– Ну, вообще… если экстренный случай.

– Сейчас как раз такой. С ближайшими поездами передадите пакеты от нашего эксперта на Байконур и в Кзыл-Орду. Как отправите, сообщите номер поезда нашему дежурному вот по этому телефону.

Рядом с телефонами и бумагами в тиши кабинета Руслан излучал уверенность и деловитость. Возможно, дело окажется легким, подумал он. Если удастся раскрыть его к середине дня, то можно будет удачно позвонить прокурору области, когда он будет на банкете у первого секретаря обкома.

Глава 18

Тихон Заколов спустился на сцепное устройство между вагонами, ладони тут же приросли к грубому металлу борта. Дрожание сцепки под ногами, зловещий лязг стали, бесконечная лестница мелькающих шпал, до которых одно неверное движение, агрессивный все перемалывающий перестук колес – все это заставляло руки уцепиться мертвой хваткой за край платформы. Пальцы каменели и не могли оторваться, чтобы метнуться к следующему вагону. Страх упасть в гремящий поток парализовал тело. Многотонная махина размочалит в одно мгновение и даже не вздрогнет.

Но через минуту тело привыкло к лязгающей тряске. Глаза сосредоточились на бортике следующей платформы, который вот он – совсем рядом. Руки метнулись крыльями и уверенно приземлились на выступе. Страх исчез, уступив место азарту крадущегося воина.

Вагонов было много. Заколов научился ловко перелезать с одной платформы на другую, небрежно стряхивая шелуху ржавчины, впившуюся в ладони.

Скоро он доберется до Нины. Только бы с ней ничего не случилось!

Но тут перед ним возникла черная колба железнодорожной цистерны. Она равнодушно пялилась выпуклой стеной, гулко дрожала. Тихон растерянно смотрел на неожиданную преграду. Высоченная – метра три! Круглая. Зацепиться совершенно не за что! С низкой платформы не запрыгнешь, сбоку не обогнешь.

Он свесился, чтобы посмотреть вперед. Цистерна всего одна. За ней опять платформы. Отравленный гарью воздух принес обрывок грубого смеха и сдавленный женский писк.

Там Нина! Она совсем рядом в руках бандитов. Что с ней? Он захотел крикнуть угрожающе и зло. Но что наглым преступникам его крик, они не мальчишки. Лучше попытаться застать их врасплох.

Тихон хмуро смотрел в холодный мрак ночи. Ну как он может помочь в подобной ситуации?

Проплыл километровый столб. Заколов инстинктивно взглянул на часы, в поездках он любил засекать скорость движения. Следующий столб появился через две минуты. Скорость – тридцать километров в час. Не спешно едем, отметил Тихон, и тут же его охватила нервная дрожь. А что, если обогнать цистерну?

Мозг быстро произвел нужный расчет. Тридцать километров в час – это получается немного больше восьми метров в секунду. Так. А его лучшие результаты в беге на стометровку – двенадцать с половиной секунд. Выходит, он способен бежать со скоростью восемь метров в секунду. Нет, так не обгонишь. И здесь каменная насыпь, а не гладкая дорожка стадиона.

Между тем промелькнул следующий столб. Две с половиной минуты! Это шесть и шесть десятых метров в секунду. Скорость замедлилась. Теперь можно и потягаться. Какова длина цистерны? Метров пятнадцать-шестнадцать. За десять секунд бега он сможет обойти цистерну.

Еще одно контрольное измерение. Следующий столб появился через сто шестьдесят секунд. Поезд идет еще медленнее. Неужели он тормозит?

Тихон выглянул вперед. Ни светофоров, ни огней станции не видно. Вагоны раскачиваются и гремят больше обычного. Плохой участок с поворотом – вот машинист и сбавил ход. Но скоро он может закончиться, и тогда – никаких шансов. Надо решаться!

Тихон свешивается на согнутых руках справа по ходу поезда. Дожидается удобного момента и прыгает. Кувырок через голову – и он вновь на ногах и несется вперед, как на школьных соревнованиях, когда все девчонки смотрят, кто будет победителем. Цистерна уже сбоку, при желании можно потрогать ее масляный бок. Он бежит быстрее состава! Вот он обгоняет цистерну и забегает между ней и следующей платформой. Еще немного, и он дотянется до края платформы.

Тихон бросает руку вперед. Расставленные пальцы рассекают воздух. Не достал! Он бежит со скоростью поезда, а нужно быстрее. Необходимо последнее сверхусилие.

Но тут цистерна начинает напирать и легко ударяет в спину. Состав прибавил скорость. Тихон устоял, но силы уже заканчиваются. Дотянуться до платформы невозможно! Внизу с тяжелым уханьем колесные пары гнут стальные рельсы.

Еще один толчок в спину многотонной громадины. Ноги спотыкаются, Тихон заваливается вбок, но в последний момент бросается животом на сцепку. Стальные клешни раскачиваются и чавкают с металлическим хрустом. Что-то попало им в пасть.

Когда Заколов смог забраться на платформу, то увидел смятую в лепешку металлическую пряжку ремня. Тихон похолодел, представив, что бы случилось, если сцепка сдавила чуть ниже.

Но жалеть себя было некогда. Крик девушки заставил его рвануть дальше.

С одной из задних платформ высунулся человек и внимательно смотрел на мелькающие шпалы. В руке он сжимал милицейскую фуражку. Человек всматривался, не мелькнет ли под колесами или на обочине раздавленное тело. Но поезд набирал ход, а никаких признаков трагедии не появлялось. Значит, паренек, бежавший вдоль состава, сумел зацепиться.

Равнодушный ранее человек призадумался. Непонятный студент его удивлял все больше. Но пока не мешал.

Глава 19

Девчонка-Ромашка яростно отбивалась и бегала по платформе. Это веселило Каныша. Подбежит, дуреха, посмотрит за борт несущегося поезда, будто там мягкая перина подстелена, и назад. А с другой стороны то же самое. И некуда ей укрыться. В глазах страх, слезинки блещут, медвежонком защищается. Ну, полный цирк!

Есенин разрешил Канышу с девчонкой порезвиться. Поручил выпытать, видела она его в кабинете кассира или нет? И что она вообще видела на станции? Вдруг она – опасный свидетель.

Сам вор устранился. Забился в закуток, где ветра поменьше, покуривает.

Каныша забавляло хватать девчонку за разные места. Он и под кофту ей залезал, и грудь помял, и за ноги хватал. Жаль, что в штанах она сейчас, а не в той юбчонке, где все напоказ. Ну, ничего, и в штаны пробьемся. Пусть пока побегает. Подвижные попки всегда Канышу больше нравились, чем сонные крали.

План у Каныша был прост. Замучить девчонку угрозой насилия, одежонку на ней порвать, а когда она поймет, что нет ей спасения, то пообещать отпустить и пальцем больше не тронуть, если как на духу все выложит. Тут-то она обязательно разнюнится и расскажет, что на том полустанке успела увидеть. Ну а потом можно будет и поиметь ее. А там – и под колеса. Так спокойнее, зачем на зону идти из-за свидетеля. Поезд примнет, разметелит на куски – разбирайтесь потом, товарищи следователи.

Каныш схватил пищащую Нину, сунул руку ей под кофту. Ладонь скользнула по нежной коже, пальцы ухватились за лифчик. Каныш дернул атласную полоску, ткань хрустнула, под кофтой обмякло, руке разом стало теплее и приятнее. Каныш осклабился, притиснул девку, но в ту же секунду острая боль пронзила другую ладонь. Девчонка умудрилась цапнуть зубами.

– Стерва! – Каныш отпихнул и ударил Нину. Девушка упала. Каныш лизнул ладонь. – До крови прокусила! Ну все, игры закончились. Сейчас я тебя разложу здесь. А взбрыкнешь – убью!

Нина в страхе смотрела, как приближается озлобленный бандит. Она отползала спиной назад, не в силах подняться, пока не уперлась в стенку железной конструкции. Панический ужас исказил ее лицо.

Вроде дозрела девчонка, решил Каныш:

– Выкладывай, что ты видела на том полустанке? Тогда отпущу!

– Правда отпустите?

– О чем базар! Не люблю я сопливок. Баклань быстрее, а то под поезд сброшу.

– Мы билеты хотели купить, а там кассир не отвечал… Тихон его поднял, а у него нож торчит. Кассир упал, Тихон в крови испачкался, и мы убежали.

– Где нож торчит? – опешил Ныш.

– У кассира вот здесь, – Нина показала на грудь.

У Ныша опустились руки. До сих пор он думал, что ножом только угрожал, а кассира лишь толкнул. Когда мужик свалился, он схапал деньги и смылся. А нож забыл на столе. Такая получалась картина. Но он был тогда сильно бухой, на взводе, злой на весь свет из-за вояк и толком себя не контролировал. А вдруг он и впрямь пырнул кассира ножом?

Ныш облизал пересохшие губы и испуганно спросил:

– И что кассир?

– Он упал, мы убежали, – повторила Нина.

– Как он упал?! – накинулся Ныш на девушку.

– Как мертвый, – прошептала Нина.

В глазах Хамбиева сверкнула злость.

– А меня ты видела?

– Где?

– Там, на станции!

– Не-ет, – едва слышно шепнула девушка.

Нышу ответ показался неискренним. Девчонка – его враг, решил он. Ее слов будет достаточно, чтобы повесить на него труп кассира. Есенин был прав, ее надо кончать. Но прежде приступим к десерту, рука еще помнила мягкую теплоту груди девчонки. Пожалуй, надо долбануть ей по башке, чтобы не рыпалась.

Он двинулся к беззащитной жертве. Что-то, видимо, изменилось в его лице. Девушка это почувствовала, она словно умылась страхом. Удав и кролик. Такой расклад Канышу нравился. Он – повелитель, она – покорная рабыня.

И вдруг он заметил, что ее глаза ушли в сторону. Лицо разгладилось, ледяной ужас растаял и бесследно испарился. Удивленный Каныш даже успел повернуться вслед за ее взглядом.

Кулак, летящий в глаз, встряхнул поезд под ногами и разом погасил звездное небо.

Глава 20

Есенин услышал грохот упавшего тела и забеспокоился. Тяжело как-то грохнуло, бабы мягче падают. Он вышел из уютного закутка и в первый миг обомлел.

На платформе стоял студент! Тот самый студент, которого он давно стряхнул с двигающегося поезда. Растрепанная девчонка жалась к нему. Бесчувственный Ныш валялся навзничь, из разбитого носа нащупывал дорожку бурый кровяной червяк.

– Назад, Нина, – приказал студент и заслонил девушку корпусом.

– Куда?

– Перелезай на другую платформу, – студент напряженно следил за Есениным.

Вор с трудом преодолевал растерянность. Он не понимал, как этот пацан сумел вновь оказаться на поезде?

– Я не могу! Как? – пищала девица, не в силах отцепить руки от парня.

– Спускайся на сцепку, хватайся за соседний вагон – и туда!

Зашевелился Ныш. Девушка уже стояла за бортиком и смотрела под ноги.

– Я боюсь! – кричала она.

Самое время от них избавиться, подумал Есенин. Немножко толкнуть, остальное доделают стальные колеса. Но сам марать руки, он не собирался.

– Ныш! Вставай, скотина! – крикнул Есенин.

Хамбиев пьяно приподнимался с колен. Студент отступил к бортику:

– Давай, Нина, давай! Смелее! – торопил он девушку.

– Боюсь! – кричала она сквозь грохот колес. Застывшие от ужаса глаза смотрели вниз.

– Не гляди ты туда! Смотри на другой вагон. Он совсем рядом!

Ныш поднялся, провел рукой по лицу. Ладонь обильно заблестела.

– Ну, падла! Ты – труп! – Ныш шагнул к Тихону.

– Нина, быстрее!

Девушка оглянулась, увидела набыченное лицо Ныша. Длинные волосы симметричным занавесом покачивались над злыми глазами, размазанная на подбородке кровь в темноте отливала сталью, оскаленный рот изрыгал ругательства. Больше девушку уговаривать не пришлось. Она быстро шагнула вперед, уцепилась за бортик и перелезла на следующую платформу.

Ныш со злобным криком рассек кулаком воздух. Заколов легко уклонился. Бить надо молча, криком ты только предупреждаешь соперника. Тихон отпихнул, завалившегося всем телом, Ныша. Если бы он этого не сделал, тот мог запросто свалиться под колеса.

– Нюся! – крикнула Нина, когда Заколов намеревался покинуть платформу. – Тиша, возьми Нюсю!

В ее крике была нешуточная боль. Тихон поискал глазами игрушку. Медвежонок лежал рядом с ногами Есенина. Вор все это время стоял в стороне и не встревал в борьбу. Он проследил за взглядом студента и удивленно уставился на игрушку.

Заколов сделал шаг к медвежонку. Ныш опять кряхтел на полу и пока не представлял опасности. Но что ждать от Есенина? С виду он спокоен и равнодушен. Тихон сделал еще три шага и встал лицом к лицу с Есениным. Теперь предстояло нагнуться и забрать Нюсю. Маленькие глазки вора изучающее покалывали, но расслабленные руки не таили, казалось, никакой агрессии.

Бить первым немаолодого человека? Нет, на это Заколов не был способен.

Тихон медленно потянулся за медвежонком, прекрасно понимая, что если сейчас Есенин ударит, он не сможет среагировать. Он наклонялся, глаза следили за сжатым ледяным лицом вора. Сзади шумно вставал Ныш, Тихон его уже не видел.

Пальцы Заколова коснулись мягкого плющевого брюшка. Есенин, не отводя глаз, подленько дернул ногой. Выбитая игрушка ускользнула. Две пары глаз взаимно жгли друг друга.

Тихон молча распрямился. Эмоции могут только помешать.

Медвежонок висел в руках у злобно улыбающегося Ныша. Бандит успел подняться и перегородить путь к Нине. Заколов стоял между Нышом и Есениным. И каждый мог дотянуться до него. Хуже позиции не придумаешь.

И вдруг раздался короткий резкий гудок, а вслед за ним налетела лавина грохота. Встречный поезд мелькнул прожектором, стук колес стал вчетверо громче, вихри воздуха испуганно заметались и взвыли от боли взаимных ударов.

Ныш обернулся на встречный. Даже не обернулся, а лишь на мгновение скосил глаза. Но этого было достаточно.

Тихон очередным ударом сваливает Ныша и выхватывает медвежонка. Игрушка летит к Нине. Ноги и лапы медвежонка крутятся пропеллером. Тихон перемахивает через борт платформы и прыгает на сцепку. Вагоны лихорадочно трясутся, словно их кто-то раскачивает. Подскакивает Есенин. Его глаз не видно – темные дыры. Он вверху, Заколов внизу. Драться невозможно. Тихон поворачивается спиной к противнику и шагает к Нине. Ноги дергаются совершенно невпопад.

«Столкну, столкну, столкну…», – злорадно кричат колеса. Но этим Заколова уже не испугаешь. Он посередине сцепки. Руки летят к платформе, где ждут испуганные глаза девушки.

И тут – подлый толчок в спину. Тело теряет равновесие, ноги соскальзывают.

«Не-ет!», – накрывает истошный крик Нины. Она видит, как исчезает между вагонами фигура Тихона.

Встречный промчался и уносит с собой грохот колес, словно стягивает с вагонов звенящую шкуру. Как же бывает тихо!

Шторка из слез застилает глаза девушки. Все пропало! Тихона нет, она одна. В размытом пятне всплывает злобное лицо Ныша. Взгляд девушки опускается вниз. На железный бортик платформы цепко шлепаются ладони. Между ними поднимается шевелюра, глаза и улыбка Заколова.

Тихон забирается внутрь. Нина бросается к нему.

– Все в порядке. Подожди, – говорит Заколов и отстраняет девушку.

Сзади Есенин кричит на Ныша. Ныш собирается перелезать вслед за студентами.

Заколов бегло осматривается и ударяет ногой в стенку конструкции. Широкая полоса железа срывается с болтов. Тихон выдергивает полутораметровую железяку и машет ею как косой над краем платформы.

Железо изгибается и протяжно ухает. Испуганный Ныш шарахается назад.

Товарный поезд с открытыми платформами беспечно мчался навстречу рассвету. В центре состава, скукожившись от ветра, бьющего в лицо, сидели парень и девушка. Они прижимались друг к другу и напряженно смотрели вперед. Между ними плющился мохнатый медвежонок. От изгиба его мордашка улыбалась. Наверное, ему было теплее всех.

Под рукой у парня лежала громоздкая железная полоска. В нескольких метрах перед ними на передней платформе сидел и курил в кулак худощавый седой мужик в старомодной одежде. Молодой чернявый хлыщ нервно метался рядом, замахивался железным прутом и что-то постоянно выкрикивал.

Медвежонку казалось, что угрожают именно ему.

Глава 21

Руслан Колубаев нашел лейтенанта транспортной милиции Сергея Тадеева спящим в маленьком кабинете. Голова милиционера покоилась на сомкнутых руках посередине стола, хранившего следы недавней бестолковой пьянки. Руслан недовольно поморщился и толкнул спящего. Вялая шея приподняла тяжелую голову, красные слипшиеся глаза уткнулись в раскрытое рукой следователя удостоверение. Через несколько секунд милиционер вскочил, опрокинул стул, кинулся за фуражкой, со стола веером слетела стопка бумаг вместе со стоящей на них банкой из-под килек.

– Дежурство, понимаете. Суточное, – оправдывался Тадеев, собирая рассыпавшиеся листки и пихая масляную банку под стол.

– Я тоже не на курорте, – отрезал Колубаев. – Встаньте!

Тадеев, напялив фуражку, вытянулся по стойке смирно. На следователя испуганно смотрело рыхлое лицо с белыми вмятинами от пальцев, галстук болтался под грудью на булавке, голая шея выглядывала из широко распахнутой рубашки. «Боятся, значит, уважают», – удовлетворенно подумал Колубаев, сдержанно улыбнулся и отвел нос в сторону. Запах перегара тяжелой волной колыхался в комнате.

– Давайте выйдем, – спокойно предложил следователь. – Расскажете, как все произошло.

На воздухе Тадеев заметно взбодрился, застегнул рубашку, непослушные пальцы криво затянули галстук.

– Бросьте. Не надо, – остановил Колубаев. – Ваше дежурство закончилось. Лучше расскажите, как на вас напали?

– Вот здесь все и было. Я вышел… курнуть, – милиционер выудил из кармана сигарету, но прикурить не решился. Следователь с ухмылкой вспомнил пропахшее табаком помещение. – А он из кустов. Ну, вот отсюда. Я решил проверить документы. Ночь все-таки, а тут народно-хозяйственные грузы. А он оказал сопротивление. Наглое сопротивление. Но я его все-таки скрутил, на станцию повел. Потом товарняк тронулся. Он вырвался и за поездом. Я тоже побежал, но он успел запрыгнуть в последний вагон.

– Как он выглядел?

– Так это… сейчас покажу. – Милиционер с готовностью достал студенческий билет. – Вот его фотография. Его документик у меня остался. А свое удостоверение я, к сожалению, в борьбе потерял. Возможно, им завладел преступник. Рапорт я написал. Как положено.

Руслан Колубаев взял студенческий билет. С маленькой фотографии на него смотрел юный парень с широким лбом и умными въедливыми глазами.

– Так это же совсем пацан, – удивился Руслан.

– Нет. Он здоровый малый, – попытался оправдаться милиционер.

– Шея крепкая, – пригляделся следователь и прочитал: – Выдан в семьдесят седьмом году. Два года прошло. Вероятно, возмужал. В чем одет был?

– Курточка легкая, ну, от спортивного костюма. Внизу джинсы и кроссовки. Джинсы простые, тряпичные. Так вроде.

– Вроде, – передразнил Колубаев. – Все ясно. Удостоверение я забираю. Пройдемте, мне надо позвонить. Телефон имеется?

– А как же.

Тадеев провел следователя к аппарату.

– Какие новости по нашему делу? – прорываясь сквозь хрипы телефонной связи, спросил Руслан дежурного.

– Хорошо, что вы…

– Что?

– Я говорю, хорошо, что вы позвонили. Я только что получил сообщение из Байконура. – Дежурный говорил взволнованно и сбивчиво. – Там все проверили. Пальчики идентифицированы. Это – Заколов Тихон Петрович. Студент института.

– Так. Интересно. Откуда он в картотеке?

– В семьдесят седьмом году он проходил свидетелем по делу о серийных убийствах девушек.

– Убийствах?!

– Да. Заколов некоторое время даже был подозреваемым, но потом обвинение сняли.

– Интересно.

Сообщение взволновало следователя. Дело движется к развязке, скрывая радость, решил он. Пожалуй, можно рапортовать о раскрытии убийства. Преступник известен, улики налицо. Руслан задумчиво посмотрел на маленькое фото в студенческом билете. Хорошо бы Заколова арестовать самому. Ведь это дело и до столицы дойти может.

Тадеев решительно приказал:

– Вот что. Пусть срочно выделят в мою группу сотрудника из Байконурского горотдела милиции, который помнит старое дело и хорошо знает внешность Заколова. Так, чтобы и со спины в толпе мог разглядеть. Звони туда. Пусть срочно выезжает в Кзыл-орду и ждет меня на железнодорожном вокзале в отделении милиции.

Руслан Колубаев положил трубку, вытер испарину на лбу. На него тревожно смотрел Сергей Тадеев.

– Повезло тебе, лейтенант, – игриво сказал Руслан. – Легко отделался. С хищной птицей повстречался. На нем жестокое убийство висит. А может, и не одно.

Проводив следователя, потрясенный Тадеев направился на поиски водки.

Глава 22

Тепловоз выкатился на сетку переплетающихся путей, вильнул вправо, влево, под колесами щелкали стрелки, выбрал приглянувшуюся колею и неспешно затормозил. По обеим сторонам дремали пыльные составы.

От тишины Нина Брагина вздрогнула и проснулась.

– Холодно, – пробормотала она, прижимаясь к Заколову.

– Ничего, уже утро, скоро потеплеет, – серьезно заверил Тихон.

– Мы так и спали? – мягко улыбнувшись, спросила она.

– Как?

– Ну, вот так, – Нина двумя ладошками обхватила руку парня, лежащую на ее плече, и сильнее затянула кольцо объятия.

– По-разному, – ответил Тихон. Под другой его рукой лежала железная полоска для обороны. Он не мог позволить себе заснуть.

Заколов смотрел на противоположную платформу, где встали угрюмые попутчики. Есенин что-то шепнул Нышу. Оба слезли и юркнули под соседний состав.

– Ну вот, теперь можем вздохнуть спокойно. – Тихон приподнялся, попрыгал на носочках, руки сделали энергичные движения. Он всю ночь не смыкал глаз, следя за бандитами, и теперь пытался взбодриться. – Кажется, это большая станция. Сейчас пойдем в милицию, все им расскажем, а дальше – домой на цивильном поезде. Представляешь, растянешься на мягком матрасике, там тихо, ветер не дует… – Он потянулся и смачно зевнул: – О-ох! Как спать хочется.

Заколов помог девушке спуститься с платформы. Лезть под колесами Нина категорически отказалась. Они обошли длинный состав и выбрались к станционным постройкам. Сверху соплообразный динамик отдавал отрывистые невнятные команды.

– Холодно, никак не могу согреться, – ежилась Нина.

– Потерпи. Вот уже вокзал. Сейчас попьем горячего чая.

С торца здания Тихон увидел дверь отдела милиции. Рядом стоял автомобиль с милицейской символикой.

– Теперь мы в безопасности. Ты иди на вокзал. Там должен быть буфет. Попьешь чай, перекусишь и жди меня. А я пока милиционерам все расскажу.

Лицо девушки исказило тревожное воспоминание.

– Кто его убил? – тихо спросила она.

– Наверное, эти двое.

– Ужас! Они и на меня напали.

– Ты вся дрожишь. Иди в буфет, согрейся. А я в милицию.

– Ты быстро?

– Конечно, – заверил Тихон. – Расскажу, что мы видели, и к тебе. Иди, ты совсем замерзла.

Девушка прижала медвежонка к груди и пошла вдоль платформы к центральному входу. По пути она оглянулась. Тихон улыбнулся и помахал рукой.

Когда девушка скрылась в здании вокзала, Заколов открыл дверь отдела милиции и шагнул внутрь. Пройдя короткий коридорчик, он оказался в небольшой комнате. Перед зарешеченным стеклом склонился милиционер. Он о чем-то оживленно болтал с коллегой, сидевшим в глубине за стойкой. Услышав шаги вошедшего, они оглянулись.

– Здравствуйте, – произнес Тихон. – Моя фамилия Заколов. Я пришел сообщить, что ночью на одном из полустанков видел убитого человека.

Сидящий за стойкой офицер опустил глаза на текст недавно полученной телефонограммы.

– Это тот, который в розыске, – шепнул он сержанту.

Лица обоих напряглись, офицер вышел из-за стойки:

– Студент, говоришь?

– Да, – подтвердил Тихон, и тут же сообразил, что ничего подобного не успел сказать. – Там человека убили. Кассира.

Офицер, странно улыбаясь, медленно обошел Заколова. Тихон проводил его взглядом, не зная, к кому обращаться. Спереди стоял один милиционер, сзади другой. И тут резкая боль в заломленной руке заставила Тихона согнуться.

– Открывай камеру! – кричал сзади офицер и жестко толкал Тихона. – Живей!

Лязгнул металл. Заколов видел лишь протертый линолеум на полу и свои замызганные кроссовки. Сильный толчок в спину – и он рухнул на грязный пол. Еле лицо успел отвести, чтобы не скребануть носом. Сзади грохнула металлом тяжелая дверь. Удар тугим гулом отозвался в пустой камере.

– Закрывай! – приказал тот же голос.

Хрустнуло чрево замка. Заколов приподнялся и обернулся. В маленьком окошке железной двери сияло потное возбужденное лицо милиционера.

– Все, парень, твоя песенка спета, – произнес офицер. Он был явно доволен проделанной работой.

– За что? – недоумевал Тихон. – Я же сам к вам пришел, чтобы все рассказать.

– Разберемся! – Офицер удалился. Послышался стрекот телефонного диска. – Докладывает старший лейтенант Парамонов. Мною только что арестован подозреваемый Заколов… Да! Тот самый… На вокзале прихватили. У нас сидит! Уже дает показания, но косит под дурачка… Хорошо. Ждем.

– Я ни в чем не виновен! – крикнул Тихон в открытое окошко. – Я случайно оказался на той станции и увидел убитого.

– Все так говорят. – Офицер с сержантом дружно закурили, поглядывая на Заколова. – Ловко мы его, – разгоняя клубы дыма, похвастался офицер.

– Да я же… – продолжал оправдываться Тихон.

Офицер внезапно налился злостью и крикнул:

– Сидеть! Руки от двери! Следователю будешь песни петь. А сейчас – чтобы молчал у меня! Насмотрелись мы тут на таких ублюдков. Все вы на словах ангелы. А кто людей грабит и убивает? Кто?

Заколов понял, что разговор бесполезен, и тихо спросил:

– Скоро?

– Что?

– Скоро следователь приедет?

– Не беспокойся, для встречи с тобой он поторопится.

Заколов устало присел на деревянный помост. Этим тупым солдафонам и правда и ничего не растолкуешь. Лучше дождаться следователя, может, он человек разумный – гомо сапиенс. Тело расслабилось, спина откинулась на помост. А здесь тепло, не то что на открытой платформе. И совсем не жестко. Дерево все-таки, не железо. А шум железнодорожный где-то далеко-далеко, за толстой стеной…

Заколов прикрыл глаза. Ритмичный перестук колес наползал и уплывал. Голова покачивалась, словно от дрожания движущегося вагона, нос сопел звучно и ровно.

Вскоре в помещение отдела зашел человек в милицейской форме.

– Здравия желаю, коллеги, – скромно приветствовал он и натужно улыбнулся. – Что-то у вас поезда опаздывают, и билетов нет.

– В праздники всегда так, – буркнул Парамонов, присматриваясь к погонам незнакомца. «Капитан, но не из наших, – отметил он и с тоской подумал: – Сейчас будет просить, чтобы билеты ему по блату взяли. А с ними в праздничные дни – беда. Да ну его – не велика шишка», – решил заранее отказать милиционер.

Но незнакомец прошел мимо камеры, невзначай заглянул в открытое окошко.

– Кого это вы захомутали?

Вот на этот вопрос Парамонов ответил обстоятельно, с ленивым налетом гордости. Знай наших! Мы здесь не только бабушек с семечками гоняем.

Глава 23

Нина Брагина допила стакан кофе, сильно разбавленного молоком. Вкус ее не интересовал. Главное, что напиток был теплым и сладким. Бутерброд с загнутыми ломтиками сыра остался почти цел. Сейчас придет Тихон, думала девушка, тогда и позавтракаем вместе.

Но Заколова все не было. Девушка встревоженно огляделась. В пустом гулком помещении, где на лавках сидели лишь несколько сонных фигур, ей было неуютно.

Нина вышла на перрон и зашагала к отделу милиции, где рассталась с Заколовым.

В сотне метров впереди из-за громоздкого штабеля шпал за ней наблюдали темные азиатские глаза.

– Ты гляди, Есенин. Наша краля, кажись, в ментовскую побежала. – Ныш жадно глотнул вина из бутылки, обтер губы рукавом. – Заложит, как думаешь?

Есенин ни о чем не мог думать. Он выхватил бутылку и в очередной раз приложился к горлышку. Тяжкое похмелье постепенно отпускало. Организм, за несколько лет позабывший алкоголь, переваривал его туго.

– Заложит, наверняка заложит! – Ныш выругался, поправил железяку, заткнутую сбоку за пояс. Он выломал ее еще на товарняке. Пальцы ловко обмотали вокруг правой ладони платок. Ныш скользнул вдоль стопок шпал и бесшумно побежал навстречу девушке.

Есенин опустил пустую бутылку на край шпалы. Как только дрожащая рука отцепилась от горлышка, стекляшка звонко чпокнулась о бетон. Есенин вздрогнул, нога ударила по откатившемуся донышку, в голове мгновенно просветлело. «Опять молокосос дров наломает! – разозлился вор. – И зачем я с ним связался! А теперь и бросить здесь нельзя. Паровозом по делу пойду. Надо до Бека мальца довезти. Пусть сам с ним решает».

Есенин выглянул из-за укрытия, огляделся. В ранний час на задворках станции было пустынно. Вор припустился за Нышем.

Когда Нина подошла к входу в отделение милиции, она заметила подбегающего Ныша. Его взгляд был дик, рот оскален. Девушка вскрикнула, по-детски попыталась заслониться медвежонком, не зная, куда метнуться.

Неожиданно дверь в отделение распахнулась. На пороге появился удивленный сержант милиции. Ныш на ходу выхватил железку и с разбегу нанес ею удар по голове милиционера. Тело в форме обмякло и свалилось в проходе.

Нина, выпучив глаза, пятилась вдоль стены. Первые мгновения она была в шоке. Как только она попыталась закричать, ее рот прихлопнула ладонь Есенина.

– Идиот! – шипел вор, съедая разъяренным взглядом Хамбиева.

Тот завороженно разглядывал прилипшие к железке окровавленные волоски и глупо улыбался. Инстинктивно сжавшийся в момент удара милиционер так и лежал: скрючившийся и жалкий. Ныш обалдел от собственной силы и значимости. Грохнуть мента оказалось так просто!

Он аккуратно опустил железку. Рука, обмотанная платком, так и не коснулась поверхности металла, как и ножа в кабинете кассира. Ныш был доволен. Разгоряченный взгляд уткнулся в кобуру на поясе милиционера. Он ловко выдернул пистолет, самодовольно взвесил в руке и пихнул за пояс.

В глубине коридора зазвучали голоса. Ныш быстро прикрыл дверь.

– Смываемся, козел! – прохрипел Есенин, удерживая девушку. – Давай в машину.

Вор кивнул на милицейские «Жигули», здраво рассудив, что по-другому им не уйти. Обижаться на ругань вора было некогда, Ныш метнулся к машине, дверь оказалась открытой. «Менты угонщиков не опасаются, придурки непуганые», – усмехнулся он про себя. Руки привычным движением закоротили нужные провода замка зажигания, двигатель под капотом послушно заурчал.

Есенин тем временем запихнул в рот Нине оторванную лапу медвежонка и толкнул девушку на заднее сиденье. Сам завалился рядом. Под ногами валялась игрушка, ставшая инвалидом. Машина лихо развернулась задним ходом и с визгом сорвалась с места.

– Быстрее прем из города, – подгонял Есенин. – Туда рули!

Сонная одинокая дворняга метнулась наперерез машине, облаивая ненавистное колесо, но тут же отстала. Без зрителей – нет куража.

Вор пугливо оглядывался на дверь отделения милиции. Она так и оставалась закрытой, пока угол забора не загородил ее.

– Успели, – облегченно вздохнул Есенин.

Но благодарить ему надо было не свою расторопность.

Когда от входа в отделение милиции раздался непонятный шум, Парамонов прервал разговор с незнакомым капитаном и окликнул сержанта:

– Алимов, что у тебя там?

Никто не отозвался.

– Алимов, ты оглох? Почему не отвечаешь? – вновь громко спросил Парамонов и вышел из-за стола.

Капитан, стоявший ближе к выходу, мельком взглянул в коридор и отпрянул к стене. Он успел заметить в открытом проеме фигуру с железкой в руке.

– Что там за шум? – раздраженно спросил Парамонов.

Капитан неопределенно махнул рукой. Парамонов шагнул в коридор. Дверь уже была закрыта, в неосвещенном тамбуре около входа на полу виднелось что-то темное. Парамонов осторожно прошел вперед, наклонился:

– Алимов, что с тобой? Ты меня слышишь? – он затряс сержанта за плечи и только тут разглядел рану на голове: – Алимов, кто тебя так?

Парамонов был совершенно растерян. Капитан, стоявший сзади, разбитую голову увидел раньше. Его взгляд вмиг похолодел, скулы на щеках напряглись, руки неспешно натянули тонкие черные перчатки. В следующее мгновение он одной рукой ловко выхватил у Парамонова пистолет из кобуры, а другой поднял лежавшую рядом железку.

– Что? Что такое? – спросил недоумевающий Парамонов, обернувшись к капитану.

Но на него смотрело совсем другое лицо – жесткое, колючее и равнодушное. Застывший капитан с оружием в руке перегораживал коридор.

– Вы это чего? Отдайте мой пистолет, – Парамонов растерянно потянулся за оружием.

Хлесткий удар в лицо опрокинул дежурного на пол. Капитан переступил через него и встал у двери. Парамонов приподнялся и пугливо попятился. Капитан шагнул за ним, на застывшем лице не отражалось ни капли эмоций, фуражка на голове сидела безукоризненно по центру.

Дежурного охватил страх. Он неловко отступил, упал, вскочил и побежал в глубь помещения. Капитан широкими размеренными шагами следовал за ним.

Парамонов добрался до рабочего места, схватился за телефонную трубку и судорожно крутил диск, набирая номер дежурного по городу. Он плюхнулся на стул и смотрел только на цифры, боясь промахнуться. Он уже прижимал трубку к уху, ожидая, как ему казалось, спасительного ответа. Но ответный сигнал не поступал.

Взгляд Парамонова ушел вбок и упал на пыльные форменные ботинки, остановившиеся рядом. «Почему туфли такие грязные, – подумал милиционер, – и брюки совсем мятые».

Он скользил взором вдоль форменных брюк, когда на его голову обрушился железный прут. Череп вязко хрустнул. Взгляд потух, добравшись до полы кителя. Рубиновые брызги шлепнулись на стеклянную перегородку. Парамонов ткнулся носом в стол.

Пыльные ботинки скрипнули и повернулись. Палец в черной перчатке придавил блестящий штырек в ложбинке для телефонной трубки. Рука подхватила связку ключей. Фуражка уверенно развернулась, козырек глядел на камеру, где спал Заколов. Капитанские погоны, мерно покачиваясь на плечах, двинулись туда.

В тишине кабинета слышались частые телефонные гудки, они словно пытались убежать по проводу из этого страшного места, но рука Парамонова мертвой хваткой удерживала трубку, и испуганный писк никак не мог оторваться от нее.

Глава 24

Тихон Заколов проснулся от щелчков открываемого замка. За дверью что-то звякнуло, в открытом окошке мелькнула милицейская форма, одинокие шаги удалились. Тихон недовольно протер глаза, как же быстро его здесь сморило.

– Следователь скоро приедет? – вежливо поинтересовался он.

Невидимый дежурный за перегородкой хранил молчание. Заколов раздраженно подошел к двери и застучал по ней. Если не понимают нормальных вопросов, придется скандалить:

– Долго еще мне здесь…

Дверь от удара неожиданно приоткрылась. Заколов осекся. Никто из милиционеров на шум не вышел.

– Это что, игра в прятки? – Тихон разглядел спрятавшуюся за перегородкой макушку милиционера. – Слушайте, я ваших правил не знаю. Давайте скорее следователя или выпускайте. Меня девушка ждет.

Никто не отвечал. Тихон вышел, демонстративно хлопнув дверью. От удара из нее вывалились ключи. Он шагнул к дежурному:

– Знаете что, мне такое отношение совершенно не нра…

Заколов сглотнул слово, как нечто осязаемое. Фраза застряла в горле так, что невозможно было вдохнуть или выдохнуть. Он стоял у стола дежурного. Взгляд приклеился к затылку милиционера. В голове дежурного зияла продольная вмятина, липкие волосы сгибались внутрь канавки и не могли распрямиться, кровь расплывалась по бумагам.

Заколов качнулся назад, словно от удара. На полу звякнула железка, запуталась в ногах. Он свалился, испуганно вскочил и опрометью бросился к выходу. Ноги тут же налетели на препятствие. Тихон шлепнулся на что-то мягкое, рука угодила в кровавое месиво. Он поднялся. Под ногами распростерлось тело второго милиционера. Тихон, зажмурившись, переступил через него, толкнул влажной рукой дверь.

Комната давила в спину ледяным ужасом. Тихон сломя голову выскочил на свободу.

Ноги понесли его по пустынной улочке, уши выхватили из пространства привычный перестук колес, глаза увидели, как в проходе между станционными постройками неспешно набирает ход товарный состав. Тело рванулось за уползающим спасением, руки зацепились за узкую лесенку.

Заколов вскарабкался вверх и плюхнулся внутрь высокого вагона кузовного типа. Стенки вагона, до середины заполненного железными чушками, разом отгородили Тихона от сжимающего вихря паники.

Поезд набирал ход. Заколов прислонился к дрожащей стенке. Под ногами гулко двигались тяжелые железяки, глаза смотрели вверх. Сизый прямоугольник неба пах тепловозным дымом. Наплывающие облака лениво заглядывали в вагон и равнодушно исчезали за спиной. Казалось, они спешат туда, где осталась беззащитная Нина Брагина и таинственный убийца.

Глава 25

«Волга» со следственной бригадой въехала в областной центр.

– Ну что, Русланчик, мне можно и домой? – сладко потянувшись, спросил Семен Григорьевич. – Преступник уже известен, теперь дело за оперативниками. Ты смело к начальству на доклад. Похвалят, похвалят, я уверен… А я завезу в контору вещдоки, оприходую и – баиньки.

– К начальству еще рано, – серьезно возразил Колубаев, – сейчас заглянем по пути к коллегам на вокзал. Может, они заметили что-нибудь подозрительное. – Следователь развернул студенческий билет. – И фотографию надо срочно увеличить. Ну что по такой маленькой определишь? Каждый третий будет похож. – Он бросил взгляд в окно. Мимо мелькали обшарпанные стены пристанционных построек. Навстречу быстро пробежал взъерошенный парень. – Вот, хотя бы этот. Правда, Семен Григорьевич?

Гурский лениво взглянул в окно:

– Да все они сейчас одинаковые.

– И одежда сходится, и рост, – следя за парнем, выворотил шею Колубаев. – Может, проверить?

Но машина уже свернула за угол и притормозила у двери отдела милиции при железнодорожной станции. Руслан вышел, взглянул на часы. Если сейчас рвануть прямо домой, то еще и на праздничную демонстрацию с сыном можно успеть. А что, если доложить прокурору о раскрытии убийства около трибуны в присутствии секретаря обкома? Такую оперативность не смогут не отметить.

Так и поступлю. Только новости узнаю, – решил Колубаев.

В благодушном настроении следователь потянул входную дверь.

Через секунду его рука замерла, фигура застыла, мечтательная улыбка сползла с лица. В проходе лежало тело милиционера, из проломленной головы растеклось жирное кровавое пятно.

– Гурский! – хотел крикнуть Колубаев, но дрогнувший голос издал предательский сип: – Сюда!

– Батюшки! Ну и дела! Что же это такое? – завздыхал сзади старый эксперт. – Аккуратнее! Следы не затопчите.

Колубаев осторожно на цыпочках перешагнул через тело и, прижимаясь к стене, прошел по коридору. В комнате за столом тоже с развороченной головой лежал второй милиционер. Кровь густой лужицей впитывалась в толстый прошитый журнал дежурств. Рука убитого сжимала телефонную трубку.

Руслану стало муторно, кислая волна поднялась из желудка. Он с усилием сглотнул, поборол тошноту и порадовался, что не успел позавтракать. Стараясь не глядеть на проломленную голову, Руслан разжал еще не закоченевшие пальцы убитого и поднял трубку. Приставил к уху. От холодного прикосновения тяжелой трубки и длинного заунывного гудка он невольно вздрогнул.

Рука слушалась плохо, диск несколько раз срывался, пока Колубаеву удалось набрать номер дежурного в областном управлении. Не успел он представиться, как дежурный радостно перебил:

– Все! Поймали вашего убийцу.

– Кого? – не сразу понял следователь.

– Заколова! Сидит уже, гад.

– Когда? Где?

– Так на вокзале его наши сотрудники задержали. Говорят, он сам пришел каяться.

– Куда он пришел?

– В отдел милиции при железнодорожном вокзале.

– Подожди…

У Колубаева закружилась голова. Может, это дурной сон? Он отвел согнутую руку. На разбитой макушке погибшего милиционера копошилась жирная муха. Следователь огляделся и только тут заметил, что железная дверь в камеру была распахнута. Он быстро прошел к ней, глаза многократно обшарили пустую кубатуру.

Руслан вернулся к телефону и раздраженно крикнул в трубку:

– Я здесь. Я звоню тебе из этого чертова отдела!

– А-а, так вы уже все знаете, – разочарованно протянул дежурный. – А я хотел вас обрадовать.

– Что? Обрадовать?! Здесь два трупа милиционеров и никакого Заколова!

В трубке повисла угрюмая тишина, потом раздался шепот:

– Они десять минут назад звонили.

– Срочно гони сюда всех! И скорую вызови!

Колубаев хлопнул трубкой. Он вдруг вспомнил странного парня, которого видел только что около вокзала. «Это он, Заколов!» – обожгла догадка. Следователь выскочил на улицу, чуть не перепрыгнув через копошащегося в коридоре эксперта. Он бросился бежать вдоль узкой дороги. Справа постукивал колесами поезд. Слева тянулся забор промышленного предприятия. Руслан нырнул в проход между сарайчиками к железной дороге и уперся в нагромождение товарных вагонов. Он метнул взгляд влево-вправо, наклонился, посмотрел под составом. Парня нигде не было, только слышался удаляющийся перестук колес.

Расстроенный следователь вернулся к вокзалу.

Около входа в отдел топтался милиционер.

– Вы сотрудник местного отдела? – спросил Колубаев. – Что вам известно о произошедшем?

Милиционер оценивающе посмотрел на Колубаева, признал в нем начальника и доложил:

– Старший сержант Федорчук. Прибыл из Байконура в распоряжение следователя областной прокуратуры Колубаева.

– Уже? – удивился Руслан. – Колубаев это я.

– Так это, наши генералы космонавта вам на демонстрацию привезли. На вертолете. Мой начальник подсуетился и меня впихнул на вертушку.

– Хорошо, – сказал Руслан и осекся. Дела сегодня обстояли хуже некуда. Он открыл дверь в отдел. Труп милиционера все так же перегораживал проход.

– Я тут, Русланчик, – крикнул из глубины помещения Гурский. – Какой у нас праздничек выдался! Давно такого не было.

Колубаев раздраженно захлопнул дверь. Возвращаться к окровавленным трупам не хотелось. Следователь взглянул на Федорчука. Старший сержант из Байконура был спокоен и невозмутим. Колубаеву даже показалось, что тот ничего не заметил.

– Вы видели? – спросил Руслан, показывая на дверь.

– Заметил. Голова разбита тупым тяжелым предметом, и кобура, по-моему, пустая.

– Кобура? – Колубаева немного заело, что он до сих пор не обратил на это внимания.

– Вы меня по делу кассира вызвали, а тут опять убийство, – посочувствовал сержант.

– Двойное, Федорчук, двойное! Убиты двое сотрудников милиции! И, судя по всему, тут опять не обошлось без вашего Заколова. – Колубаев огляделся. Пристанционная площадь оживала людьми. – Федорчук! Стойте здесь и никого не пускайте. До приезда начальства. Чтобы никакой утечки информации!

Он дернулся куда-то идти. Остановился, вернулся. Руки вытащили сигарету, но спички ломались и никак не хотели зажигаться. Рядом спокойно закурил Федорчук. Следователь нервно бросил спички, взял сигарету у сержанта и прикурил от нее.

– Что вы знаете о Заколове? – после нескольких глубоких затяжек спросил Руслан.

– Нормальный парень, – сержант пожал плечами. – Шебутной немножко.

– Что значит шебутной?

– Активный. Лезет везде. Порой, туда, куда не надо.

– Поменьше бы нам таких активных. А у вас в картотеке он как засветился?

– Было дело. Девушки из института пропадали. Потом тела находили.

– Вспоминаю, рассказывали. А Заколов свидетелем по делу проходил?

– Сначала даже подозреваемым.

– Так. Уже интереснее.

Федорчук задумался, подождал, пока стихнет перестук колес уходящего состава.

– Есть у Заколова необъяснимая особенность – первым рядом с трупом оказываться. Я бы даже сказал, чутье у него какое-то на трупы.

– Это что за чутье такое? Уж не водил ли он вас за нос? Вы его хватаете на месте преступления, а он объясняет, что его чутье сюда привело.

– Нет. Мы же в итоге убийцу нашли. Правда, в предсмертном состоянии.

– Ага! И Заколов был рядом?

Федорчук напряг память:

– Ну, вроде того.

– Черт! Похоже, вы взрастили убийцу! Серийного! Безнаказанность порождает самоуверенность. Преступник наглеет и идет на особо дерзкие преступления. У нас уже три трупа на нем! Вы со всеми такие добренькие, или не за что было привлечь парня?

– Да был один случай. – Федорчук вспомнил, как Заколов отнял у него пистолет. – Захват оружия у сотрудника милиции. Понуждение под угрозой.

– Ничего себе! Это что, мало для того, чтобы срок припаять?

– Обстоятельства были такие. Парень за друга переживал.

– Развели богадельню! А нам теперь – пожинать плоды вашей доброты и сюсюканья. По первому разу посидел бы парень пару лет на зоне, перевоспитался.

Федорчук отвернулся, разгладил усы и даже раздраженно куснул себя за палец. Оправдываться ему надоело:

– Перевоспитание! Сами знаете, какими оттуда выходят. Вычеркнутыми из нашей жизни, зато с кучей дружков-уголовников.

– Слушай ты, старший сержант! У меня труп кассира висит с пальчиками твоего Заколова. А здесь еще двое убитых наших товарищей. Десять минут назад они арестовали Заколова. А сейчас … Полюбуйся!

Он распахнул дверь. Окровавленная голова милиционера лежала почти на пороге. Федорчук с любопытством заглянул в коридор. Его лицо мгновенно посерело, морщины обострились, он показал Колубаеву:

– Кобура и правда пустая. Украли пистолетик. Кто бы это ни был, но теперь преступник вооружен.

Из глубины помещения показался невозмутимый эксперт Гурский:

– У второго убитого пистолет тоже забрали.

– А чем их, Семен Григорьевич? – спросил Колубаев.

– Орудие убийства я нашел – железный прут, но пальчиков на нем нет. Если это тот же субъект, то он стал умнее. – Гурский остановился напротив выхода, его внимание привлек кровавый мазок на двери. – Ух ты, а это что такое? Похоже на след от ладони. У убитого руки чистые. Так, так…

Семен Григорьевич открыл портфельчик.

– Я дверь прикрою, – предупредил Колубаев и повернулся к Федорчуку и оторопевшему водителю Мише, который только что выбрался из машины: – Чтобы никаких разговоров! Никакой утечки информации! Не хватало нам еще портить людям праздничное настроение.

Милиционеры понимающе кивнули.

Через несколько минут вышел Гурский. Лицо было задумчиво и сосредоточено.

– Руслан Ахметович, а пальчики-то совпадают с теми, что были на рукоятке ножа в груди кассира.

– Точно?

– В таких вещах Гурский не ошибается.

– Значит, опять Заколов.

– Вне всяких сомнений.

Глава 26

Когда угнанный милицейский «Жигуленок» вырвался из города, Есенин приказал Нышу свернуть с бетонки на проселочную дорогу:

– Сюда сворачивай! На шоссе нас вмиг заметут, когда сообразят, что тачку угнали. А здесь еще покатаемся.

Ныш гнал машину по узкой, едва накатанной колее, тянущейся вдоль железной дороги. Клокочущий энтузиазм переполнял его через край. Он все делал резко – тормозил, поворачивал, набирал скорость. И даже когда ехал по прямой, все равно елозил задом, вертелся, словно сидел на иголках и никак не мог принять удобное положение. Машину трясло и подбрасывало.

– Теперь можешь не гнать, – поглядывая назад, решил Есенин. За оседающим пыльным следом степная дорога просматривалась далеко. – Никто не гонится.

Ныш иногда опускал руку и трогал холодную сталь пистолета за поясом. Восторг переполнял его. Не имея другого выхода для эмоций, он продолжал давить на педаль газа. Подпрыгнув до потолка на очередной кочке, Есенин ругнулся:

– Да не гони ты, чурек узбекский!

Ныш сверкнул глазами и вытащил пистолет.

– Не играйся, – спокойно осадил вор.

– Хочешь подержать? – Ныш протянул пистолет назад Есенину.

– Мне ствол ни к чему. Я – честный вор.

– Ишь как у вас заведено, – Ныш поморщился. – Может, мигалку врубить? Как начальники промчимся. Где тут она включается?

– Не трожь ничего! На хрен нам лишнее внимание. И так уже отличился.

– Теперь знаешь, на что Ныш способен. То-то! А как встретил вначале, а?

– Да заткнись ты!

Есенин с раздражением смотрел на беспрестанно дергающуюся фигуру Ныша. И довелось же связаться с таким отморозком! Только освободился после пяти лет отсидки – и сразу в дерьмо вляпался! Ведь хотел же пару-тройку недель в тишине у стариков отлежаться. Потом можно было бы с нужными людьми встретиться, не спеша поговорить, понять ситуацию, обмозговать возможные дела. А тут с первого дня так завертело, в такой оборот кинуло – сущее торнадо. Как в этом вихре удержаться, не гробануться вновь на нары? Да, удружил Бек попутчиком! И одного теперь Ныша не оставишь. В момент спалится, бестолочь, и Есенина сдаст за компанию.

Вор перевел взгляд на девушку. Соплячка еще совсем, хоть и сиськи торчат. Куда теперь ее? И знает много. Пусть Бек решает. Есенин, как честный вор, марать рук не будет.

Машина зачавкала, задергалась, чихнула напоследок и заглохла.

– Вот зараза! – Ныш хлопнул руками о руль. – У ментов бензина – считай, что не было. На сто километров всего хватило.

– Куда ты раньше смотрел? – проворчал Есенин, оглядываясь. Вокруг простиралась пустая степь, где совершенно негде спрятаться.

– Да не смотрел я на приборы! А что ты хотел, чтобы я от ментовской сразу на заправку рулил? Да еще с таким грузом! – Ныш обернулся и облизал глазами Нину. – Аппетитно ротик открываешь, Ромашка.

Девушка переводила испуганный взгляд от одного бандита к другому. Торчащая во рту лапка от плюшевого медвежонка набухла слюной.

– Так, сваливаем, – скомандовал Есенин. – Все равно тачка паленая. Уже, наверное, ориентировку на нее передали.

– Куда сваливаем? – уныло посмотрел по сторонам Ныш. – Здесь до вечера ни один козел не проедет. Черт, и дождь еще начинается.

– Чугунку видишь? – Есенин показал в сторону железной дороги. – Попросим машиниста, подбросит.

– Ты чего, издеваешься! Жди, подбросит он тебя. Ты что, на путях собираешься голосовать?

Есенин выдернул у Нины изо рта кляп и подтолкнул:

– Вылезай!

– Зачем? – скривился Ныш. – Сейчас заорет. Не люблю я этого.

– Пусть орет. Это нам сейчас и надо, – спокойно ответил Есенин. – Ты лучше веревочку или тросик поищи.

Глава 27

Машинист товарного состава Егор Кузьмич Ширшов привычно смотрел в окно движущегося тепловоза. Однообразный степной пейзаж расслаблял. До следующего разъезда с рукастым семафором еще далеко, и в голове назойливо шебуршились недовольные мысли. Опять на праздничный день его смена выпала. Так и седьмого ноября было, и восьмого марта. Хорошо, что в новогоднюю ночь обошлось. Все равно надо будет поставить вопрос перед начальством, чтобы график во время праздников по справедливости корректировали. А то кому-то пусто, а кому-то густо. Надо равномерно распределять.

Машинист посмотрел на молодого помощника Карима, которого всего пару месяцев назад определили после училища к нему в напарники. Вот молодежь пошла, ничем не интересуется. Он в его годы жадный до техники был. Все сам хотел попробовать, к старшему машинисту с расспросами приставал, за пульт управления просился. А этот напевает под нос чего-то и ждет, когда смена закончится.

Народ сейчас праздничную демонстрацию с Красной площади смотрит, вспомнил Егор Кузьмич. И не сказать, что это очень интересное зрелище, но настроение поднимает. Задает бравый ритм на весь день. Потом мужики, не таясь от жен, по первой стопке примут. А там пошло-поехало, праздник все-таки! А ему еще пилить и пилить до Арыся. Только там следующая бригада заступает. Хотя, если не будут мариновать на разъездах, пропуская пассажирские, быстро домчимся. Вон скорость – под восемьдесят. Можно и прибавить, да состав тяжел и дождик мелкий рельсы умаслил.

Поток воздуха смывал расплющенные капли с плоских окон тепловоза. Егор Кузьмич включил стеклоочистители. По большому счету можно и без них обойтись, не тот дождь, но пусть стеклышки от пыли пооботрутся, на солнышке потом блестеть будут.

Карим отвлекся от назойливого мотивчика, проследил за движением щеток. Потом глаза его прищурились, а лицо вытянулось:

– Кто это там?

Машинист тоже заметил вдалеке на пути неясную фигуру. Может, мальчишки играются? Бывают шалопаи таким образом храбрость свою испытывают. Вон стоит, даже руки слегка расставил, словно поезд собрался поймать.

Опытный машинист с улыбкой дал протяжный гудок. Обычно после такого звука пацанов как ветром сдувает. Но на этот раз фигура осталась на месте.

Да здесь рядом и поселка никакого нет, встревожился Егор Кузьмич, откуда пацанам взяться. Он сбросил обороты двигателя, рука сжала рычаг тормоза.

Новый гудок, протяжней и звонче предыдущего.

Фигура задергалась. И тут Егор Кузьмич с ужасом разглядел, что обе руки у стоящего посредине пути человека привязаны к рельсам!

– Ух ты… – машинист в сердцах ругнулся.

Полный сброс оборотов, экстренное торможение! Пронзительный свист в колесах. Тело вдавливает в пульт управления. Карим припечатывается лбом к стеклу, что-то срывается и брякает по полу. Тысячетонная стальная гусеница, сжавшись в сцепках, несется по мокрым рельсам. Пар из-под колес, похожий на дым. От разогретого металла с шипением испаряются дождевые капли.

А фигура приближается! Это девчушка! Ее рот разорван криком, глаза объяты ужасом.

– А-а, – слышен блеющий писк. Это заголосил Карим.

Скорость падает, но расстояние слишком мало. Пучеглазая махина тепловоза равнодушно отстукивает последние стыки до жертвы. Егор Кузьмич закрывает глаза. Его мышцы зашлись в оцепенении, давя на тормоз, словно от этого еще что-то зависит.

Он разлепил веки, когда состав остановился и все стихло. Впереди – пустая дорога.

Беда!

Карим, сидя на полу, испуганно смотрит на машиниста. Егор Кузьмич устало прислонился к стеклу, опустил взгляд. Что это?

Перед тепловозом на коленях девушка. Она беззвучно рыдает, сил на крик не осталось.

Машинист торопливо спустился на насыпь.

– Что ты удумала? Разве так можно? – причитал он, развязывая веревки. – Тебе еще жить да жить. Цела? Ну, вставай, дочка. Моли бога, что жива осталась. Это чудо.

Девушка поднялась. Пустые глаза сочились слезами. Она уткнулась в плечо машинисту. Побитые дождем волосы девушки намочили Кузьмичу подбородок.

– Не плачь, дочка, не плачь, все позади. В рубашке родилась. – Егор Кузьмич хмурил лицо и смахивал навернувшиеся слезы.

– Хорош, папаша, болтать! Ишь, дочурку нашел!

Машинист удивленно обернулся. За плечо дергал черноволосый парень. В его руке чернел пистолет. Рядом хмуро озирался худой мужчина с седым ежиком волос.

– Быстро в кабину! – приказал седой.

Сверху свешивался любопытный Карим.

– Я первый! – крикнул парень с пистолетом и полез в кабину. – Земляк, принимай гостей.

Карим отодвинулся:

– Вы из милиции?

Каныш рассмеялся:

– Ну конечно, родимый! У нас опасное задание. Ну-ка, руки покажи! – Хамбиев ловко накинул веревку на вытянутые ладони и потянул за собой Карима. – Куда тебя определить? Да хотя бы сюда. – Он привязал помощника машиниста к двери в другом тамбуре.

В кабину поднялся озадаченный Егор Кузьмич, за ним безвольная, опустошенная Нина Брагина. Последним забрался и прикрыл дверь Есенин.

– Ну, у тебя и голова! – Ныш похвалил Есенина. – Это надо же допереть – поезд тормознуть! Я думал – не выгорит. Думал, кранты Ромашке.

– Хорош бакланить, – осадил молодого попутчика вор и обратился к машинисту: – Трогай! И без дураков. Следуй, как обычно. На связь не выходить, на запросы не отвечать.

– Куда едем? – хмуро спросил Егор Кузьмич.

– В Турцию! – усмехнулся Ныш. – Рули, папаша, и не вякай. Тут одна дорога.

Глава 28

Когда поезд резко затормозил, груда железок под Заколовым сдвинулась, прищемив ягодицу. Он вскочил, навязчивая картина разбитой головы милиционера рассыпалась, уступив место новой реальности.

Тихон осторожно высунулся наружу. Заметив Ныша с Есениным около локомотива, он оторопел. Опять их пути пересеклись! А потом он увидел Нину. Понурую, словно заледеневшую. Она двигалась, как во сне. Девушка, которая, возможно, влюблена в него и которую он обещал защищать, была в руках бандитов! Ее грубо запихнули в кабину тепловоза.

Поезд тронулся. Тихон сжался на корточках, уткнувшись в кулаки. Мелкие капли дождя набухали в волосах. Глаза смотрели на мокрые коленки. Темные пятна на джинсах разрастались, от ног зябкая дрожь переползала на живот и грудь.

Как же так получилось, что, безоглядно удирая, он совсем забыл о Нине? Теперь он здесь, в относительной безопасности, а она во власти полоумного неврастеника. И что она думает сейчас о нем, о Тихоне Заколове, которому доверилась как сильному мужчине?

Тихон встал. От локомотива его отделяло более десятка крытых товарных вагонов. Подрагивающие выпуклые крыши блестели мокрым железом. Встречный поток сметал брызги в глаза, приходилось морщиться. Но вновь сгибаться и прятаться от ветра не хотелось.

Руки ухватились за мокрую стенку вагона, он перелез на ухающую сцепку.

Труднее всего было забраться на первую крышу, на торцевой стенке вагона имелись лишь маленькие ребра жесткости. А дальше он бежал в полный рост, прыгая с одного вагона на другой. Поезд набирал ход. Ветер раздраженно хлестал иголками дождинок, норовя сдуть неожиданную помеху. Раскачивающиеся скользкие вагоны тоже были не прочь стряхнуть эти прыгающие ноги.

Двойная сцепка тепловозов встретила Тихона выступающим глазом прожектора. Он остановился. Прыгнуть по центру через прожектор было невозможно. Дождь усилился. Узкие полоски крыши по краям прожектора лоснились мокрыми скатами. Казалось, что тепловоз раскачивается из стороны в сторону. Внизу особенно гулко ухала сцепка. Метровая щель между вагоном и прожектором дышала тревогой и дизельной гарью, у закругленных боков тепловоза щель раздвигалась и обрывалась набегающей пропастью. Смотреть туда было неприятно.

Заколов протер лицо, холодная влага застилала глаза, волосы сочились дождевыми ручейками. Вода зябкими щупальцами ползла по спине. Тихон отмерил несколько метров назад. Теперь было видно, как дрожит и дергается кромка вагона на фоне черной крыши локомотива. Напряженные ноги гасили колебания.

Короткий разбег, толчок правой ногой, прищуренные глаза ловят хлесткие капли. Левая ступня приземляется на покатый бок и съезжает по маслянистой поверхности к краю. Правая нога шлепается на колено, тело валится на бок и скользит вниз. Сильный поток воздуха подталкивает.

Руки Заколова обхватывают прожектор в тот момент, когда ноги свисают над стенкой локомотива. Тихон подтягивает тело по мокрой крыше. Руки дрожат, встать во весь рост страшно. Дальше он двигается на четвереньках.

Вот и голова состава. Тепловоз разрезает железным лбом косую пелену дождя. Заколов ложится на черную крышу с правого края. Прямо под ним вход в кабину машиниста, он видел, как там исчезла Нина. Сейчас она в полной власти бандитов. А на что они способны – лучше не вспоминать.

Сложнее всего решиться на первое движение. Тихон поворачивается поперек потока. Ноги плавными рывками спускают тело вниз с покатого края. Внизу ветер и пустота. Руки еще цепляются за выступ в центре крыши. Тело вытягивается, вдавленный живот намок, брючины треплет поток воздуха, кроссовки слепо пытаются нащупать точку опоры. Здесь должны быть концы высоких поручней! Где они?

Правая стопа во что-то уперлась. Нога сгибается в колене, пальцы отпускают надежную зацепку, тело перемещается ниже. Растопыренные ладони скользят по влажному скату. Под животом выступает гладкий шов между черной крышей и зеленой стеной тепловоза. Но удастся ли за него зацепиться? А потом предстоит самое сложное – перекинуть руки на поручни. Только бы их достать!

Левая нога тянется вниз и никак не может найти опору. Зыбкое равновесие распластанного тела на боку мчащегося локомотива. Скоростной поток мокрого воздуха раздраженно вихрится и хочет слизнуть ненужную преграду. Пальцы цепляются за шов и соскакивают. Нога летит вниз и ударяет по дверной ручке. Дверь распахивается внутрь. Руки в падении цепляются за сталь поручней. Тело, качнувшись, вваливается внутрь тепловоза. Под ногами спасительный пол.

Теперь главное – быстро встать и сориентироваться. Где-то рядом бандиты.

Тихон распрямляется. Как резко он это делает! Оказывается, что здесь очень низко. Удар головой! Мрак. Похоже, что сверху – бетонная плита.

Тихон шлепается мокрой щекой на грязные туфли Ныша. Но этого он уже не чувствует.

Глава 29

– Нет, ты погляди, в натуре. Откуда взялся этот фраер?

Заколов открыл глаза. Нет ветра и дождя. Затихший стук колес где-то внизу под спиной. Над ним стоит Ныш и продолжает возбужденно орать:

– Мы его с поезда долой – он тут как тут! Менты по полной загребли, в кутузку посадили – опять целехонький нарисовался. Ты что, паря, – парашютист, с неба свалился? А может, у тебя крылышки есть?

Ныш заржал, выставив напоказ желтые от насвая зубы. Тихон дернулся, чтобы двинуть по противной роже. Лежащие на животе руки оказались связанными. В голове невидимый кузнец застучал маленьким молоточком. Тихон сел, потрогал ссадину на голове.

– Где Нина? – попытался крикнуть он, но звук получился хриплым и невнятным. Он набрал воздуха и зло выдохнул: – Ну-у!

Лицо скривилось от боли. Под черепушкой опять застучал неутомимый кузнец.

– Ты глянь, он еще огрызается. Есенин, у меня больше веревок нет, чтобы парашютистов вязать. Может, его сразу пинком под зад? Пусть летит дальше.

Из светлого проема кабины в узкий коридорчик высунулось встревоженное лицо Нины.

– Тиша! – девушка подбежала и наклонилась. Ее бледное лицо слегка порозовело.

Заколов угрюмо встал. Сидя на полу, он чувствовал себя беспомощным.

– Если ты ее тронешь – убью! – Тихон нахмурил брови и грозно взглянул на Ныша.

– Ой, ой, ой! Не, ну вооще, меня тут за чукчу держат.

Лицо Ныша сжалось, кулак пружинисто выстрелил в живот Тихону. Заколов успел напрячь пресс и хотел ответить ногой, но в руке Ныша сверкнула черная сталь пистолета.

– Без шуток, студент. Сиди и не рыпайся, – темные глаза блестели возбужденным безумием. Хамбиев мягко взвел курок.

Черная дырка ствола медленно опустилась со лба в низ живота. У Заколова разом все обмякло, будто надломился внутренний стержень. Вновь всплыло перед глазами кровавое месиво на голове милиционера. Кто его так? Если это сотворил Ныш, то с Тихоном он точно церемониться не будут.

– Нет! – Нина вцепилась в руку Ныша.

– Отстань, дура! – стряхнул ее бандит и показал Тихону на кабину: – Туда. И без фокусов.

Есенин глядел в окно пустыми глазами. Вчерашний хмель, подстегнутый утренним портвейном, постепенно сминался тяжелыми мыслями. Осадок был неприятен.

То, что натворил Ныш, тянуло уже на вышак. Убийства своих коллег менты не прощают. И он – правильный расчетливый вор Есенин – оказался крепко повязанным с бестолковым Нышем.

В безликой рябой полосе шпал, стелящейся под колеса, проявились четкие перекладинки. Поезд замедлил ход.

– Ты что? – Есенин метнул взгляд на машиниста.

– Семафор, – указал вперед Егор Кузьмич, – Здесь разъезд. Нужно встречный пропустить.

Состав остановился, стряхнув с колес навязчивый перестук. Тепловоз утомленно вздыхал. В сгустившейся тишине Есенину стало неуютно. Он новым взглядом осмотрел разношерстную компанию, скопившуюся в тесной кабине. Слишком много лишних свидетелей появилось в его жизни за последний день. Этот вопрос надо решать. Пора рубить хвосты.

Послышался нарастающий грохот встречного.

– Всем пригнуться! – скомандовал Есенин. Он сам присел и посмотрел на ухмыляющегося сверху Ныша: – И тебе тоже.

Слова были произнесены медленно, с расстановкой, ледяным тоном уверенного в себе начальника. Ныш нехотя подчинился.

Стук колес пронесся гремучей змейкой и стих. Есенин распрямился:

– Ну, поехали, – торопил он машиниста.

– Вот теперь можно, – дождавшись зеленого света, согласился Егор Кузьмич.

Поезд тронулся. Есенин следил за действиями машиниста и отметил, каким рычагом набирается ход.

Серая хмарь на небе рассеивалась. Безбрежная степь легко впитывала влагу, не оставляя луж. Вор закурил.

– Туркестан скоро? – равнодушно спросил он машиниста.

– Минут через сорок будем.

Егор Кузьмич подозрительно покосился на старшего из бандитов, захвативших поезд. Он до сих пор не мог отойти от стресса – вида привязанной к рельсам девчушки. Кто она – сообщница или жертва?

Есенин отошел к Нышу и что-то шепнул.

– Лучше сразу до Арыся доехать, – возразил Ныш.

– Мне все равно домой надо. Старуху повидать и инструмент взять, – тихо сказал Есенин. – Старуха меня ждет. Не приеду – в ментовку сдуру может сунуться с расспросами, – объяснил он ухмыляющемуся напарнику и громко скомандовал: – Я знаю, что лучше! Вяжи их! К креслу крути!

Ныш усадил безропотного Карима в левое кресло, обхватил веревкой, затянул узел на спинке. Заколова он веско предупредил пистолетом, пихнул животом к спинке кресла и обвязал веревкой две фигуры сразу. Затем он подошел к машинисту:

– Руки в брюки!

– Что? – не понял Егор Кузьмич.

– Бросай рулить! Руки в штаны, живо! – Он жестко пихнул машиниста в глубь кресла и, корчась от напряжения, старательно привязал его.

Поезд мчался вперед, осиротевшие ручки пульта управления подрагивали на стыках, стеклоочиститель исправно размазывал капли на правом стекле машиниста.

– Скоро станция. Мы ее не проскочим. Надо следить за семафорами, – испуганно предупредил Егор Кузьмич.

– Заткнись! – прервал Есенин и повернулся к Хамбиеву. – Вяжи девчонку!

– Веревки нет, – развел руками Ныш.

– Придумай что-нибудь.

– Она фартовая. Мне с ней везет. Возьму ее с собой.

– Совсем сбрендил! Нам линять надо.

Ныш осклабился и высокомерно посмотрел на вора:

– Девка мне в кайф.

Нина испуганно переводила взгляд с одного бандита на другого. Решалась ее судьба, а какой вариант лучше, она не могла понять. Шок с трудом отпускал ее. Она очнулась и смогла понять, где она и что с ней, только при появлении Заколова. И сейчас хотела быть рядом с ним. Впрочем, как и всегда. Это не важно, что он связан и беспомощен. От него исходила уверенность, рядом с ним было теплее.

Есенин сжал губы и посмотрел в окно. В пустынном пейзаже замелькали разрозненные следы присутствия человека. Времени до того, когда поезд ворвется на оживленную станцию, оставалось мало.

– Прыгай! Пора, – приказал он.

Ныш поволок упирающуюся Нину. Тихон слышал, как в открывшуюся дверь ворвался звонкий перестук колес и свист ветра. Этот шум заглотил друг за дружкой испуганный крик девушки «Тиша-а…» и удалой возглас Ныша. Словно огромную иглу воткнули под ребра Заколову. Он до скрипа сжал зубы. Девушка исчезала, и он опять не в силах ей помочь.

– Теперь следи за своими светофорами, как хотел, – снисходительно улыбнулся Есенин машинисту и дал полный ход.

Веревки на спине Заколова впились в кожу. Вор метнул угрюмый прощальный взгляд на троих связанных и тут же скрылся в коридоре.

Грузовой состав, лишенный управления, мчался навстречу оживленной станции. Трое привязанных к креслам людей беспомощно смотрели вперед.

Глава 30

– Руслан Ахметович!

Колубаев сразу узнал в телефонной трубке голос областного прокурора Туранова. Судя по тону, он был взбешен:

– Какого черта ты протираешь штаны в кабинете?

– Я? – следователь на мгновение растерялся. – Глеб Николаевич, я привожу в порядок документы. По сегодняшним делам.

– Какие к черту документы! Ты хоть знаешь, что в области творится?

Колубаев два часа назад доложил Туранову о том, что по обоим преступлениям удалось собрать веские улики на основного подозреваемого Тихона Заколова. Но победной реляции не получилось. Убийство двух сотрудников милиции – это ЧП республиканского масштаба, о котором будет доложено самому министру. Теперь требовалось не только изобличить, но поймать и покарать преступника, и этим занимались милиционеры по всей железной дороге. От следователя прокуратуры пока ничего не зависело.

Но чем же недоволен Туранов сейчас? Колубаев получал регулярные сообщения от дежурного по всем криминальным происшествиям. Он лихорадочно соображал, что он упустил или сделал не так.

– Столкновение поездов! – прокричал начальник. – С человеческими жертвами! Я звоню из обкома. Здесь все руководство области, банкет после демонстрации. И какие новости я имею? – Прокурор перешел на тревожный шепот: – Сначала убийство кассира. Потом полный кошмар – зверское убийство двух сотрудников милиции в самом центре области. А теперь – крушение поезда. Это в кои-то веки на нас такое дерьмо сваливается. Да еще в праздник! Вот-вот из столицы могут позвонить! С самого верха! Что я отвечу?

– Глеб Николаевич, я знаю про столкновение поездов. Транспортная милиция и наши сотрудники уже выехали туда. А я работаю по умышленным убийствам.

– По убийствам он работает, а остальные, получается, отдыхают, – съязвил Туранов. – Ты хоть знаешь, что угнанная от вокзала милицейская машина обнаружена пустой рядом с железной дорогой? И как раз в том направлении, где произошло крушение!

– Глеб Николаевич, вы думаете, что мое дело и крушение поезда связаны? – Руслан был в явном недоумении.

– Я думаю, ты напрасно рисуешь бумаги. Сегодня мне они на фиг не нужны! Опасный преступник разгуливает на свободе. Личность его установлена. Теперь он уже вооружен! Что еще нам ждать от такого? Я хочу видеть его в камере! Я тебе для чего дал свою персоналку? Дуй на место крушения и разбирайся! Рой там носом! Докладывать регулярно! Все!

Глава 31

Неуправляемый железнодорожный состав бойко катился вперед по единственной колее. В открытую дверцу врывался озорной перестук глупых колес. Скорость возрастала.

– Что делать? – крикнул Заколов машинисту.

Егор Кузьмич испуганно смотрел в окно.

– Скоро разъезд. Если горит красный и мы не затормозим, то вылетим на встречный.

Связанными руками Тихон нащупал узел натянутой веревки, которой был обмотан Карим.

– Сожмись и не дыши! – приказал он помощнику машиниста.

Карим выдохнул, кося испуганным взглядом за плечо на невесть откуда взявшегося странного попутчика. Узел ослаб. Тихон потянул за петлю. Веревка поддавалась.

– Все! Я распустил твой узел. Вылезай! – скомандовал Тихон.

– Как? – Карим мог шевелить руками, но оставалась еще вторая веревка, обхватывающая оба тела.

– Так! Сейчас я резко выдохну. Ты тоже. Путы ослабнут. И ты выскальзывай вниз. Ну, давай!

Тихон набрал побольше воздуха. Веревка напряглась, впившись в тело. Он выдохнул все до упора. Петля ослабла. Карим заерзал в кресле, пытаясь выскользнуть на пол. В голове у Заколова помутнело, но он боялся вздохнуть и помешать Кариму.

А поезд набирал ход.

– Красный! – выкрикнул машинист. – Сейчас по расписанию скорый на Москву. Мы должны пропустить!

Вдали показался красный сигнал семафора. Перед ним дорога раздваивалась. Поезд выскочил на правую колею и должен был остановиться перед поднятой рукой семафора, чтобы переждать встречный. Но состав безостановочно мчался навстречу стрелке, за которой дорога опять сливалась в единую колею.

Карим выскользнул из-под веревок и свалился на пол. Тихон тяжело задышал, прикрыв глаза и навалившись грудью на кресло. Успели!

Сейчас помощник машиниста остановит состав. Потом развяжет остальных. Ватные ноги и мутная голова Заколова постепенно приходили в норму.

Но поезд не сбавлял ход!

Тихон открыл глаза. Карим все так же лежал на полу.

– Ты что? Тормози!

– Карим! – выкрикнул старший машинист.

Но обезумевший помощник испуганно забился под пульт управления. Он напоминал ребенка, прикрывшегося ладошками перед лицом опасности.

Егор Кузьмич, широко раскрыв глаза, смотрел, как состав пронесся мимо семафора, взрезал стрелку и выскочил на главный путь. Вдали неприметно блеснула стеклами маковка встречного локомотива.

Заколов вылез из-под осевшей веревки и кинулся к машинисту:

– Как тормозить?

– Вот это!

Заколов рванул связанными руками тормоз. Состав истошно завизжал. Тихон вдавился в пульт. Скорость упала, но громадный груженый состав продолжал мчаться вперед.

– Не успеем. Дождь, и дорога под уклон, – необычайно спокойно объяснил Егор Кузьмич. – Прыгайте!

Тихон кинулся развязывать веревки, спутывающие машиниста. Узел был крепкий, пальцы не слушались, глаза ежесекундно метали взгляд в окно. Встречный состав был уже хорошо виден.

– Нож есть? – спросил Тихон.

– Нет.

– Я развяжу и выпрыгнем.

Но проклятый узел не поддавался.

– Не успеешь! Хватай Карима и беги! – крикнул Егор Кузьмич. – Быстро!

Заколов встал во весь рост. В кабине встречного видны были две фигуры. Протяжный гудок разрезал пространство. Поезда замедляли ход, но расстояние между ними стремительно сокращалось.

– Прыгайте! Вы молодые! – вновь крикнул Егор Кузьмич.

Заколов схватил Карима. Силой вытащил перепуганного упирающегося парня и поволок к двери. На ступеньках Карим застыл, вцепившись в поручни.

– Спускайся на нижнюю и прыгай! – кричал ему в ухо Тихон. – Не забудь сгруппироваться! Прыгай!

Но Карим держался мертвой хваткой.

Порывы ветра резали нутро истошным гудком встречного. Звук становился ближе и нестерпимее. Ждать больше нельзя. Заколов прикинул, что скорость не намного больше той, когда он прыгал нынешней ночью с товарняка, насыпь почти без подъема. Он ударил Карима по обеим рукам и толкнул в спину. Вскрик парня утонул в перестуке вагонов.

Заколов тут же спустился на нижнюю ступеньку и прыгнул навстречу движению. Коснувшись земли, он привычно сгруппировался. Но под спиной на сей раз были не гимнастические маты. Тело крутануло несколько раз и шлепнуло плашмя на твердую почву.

Надрывный рев тепловозного гудка прервался оглушительным металлическим ударом, в первое мгновение похожим на взрыв. Грохот, скрежет и камнепад стуков обрушились звуковым градом на Заколова. Он сжался, ожидая вслед за звуками вполне осязаемых обломков. Рядом что-то ухнуло, земля отдалась неприятным толчком в грудь.

Тихон поднял голову, перед ним лежал на боку торец товарного вагона с вывороченным кулаком сцепки. Странное поскрипывание слева заставило посмотреть туда. На погнутом рельсе, накренившись, балансировал следующий вагон. Качнувшись еще разок, коричневая громадина пошла заваливаться прямо на Заколова.

Как он успел откатиться, Тихон не понял. Только слышал со стороны отчаянный крик. Обнаружив себя с широко открытым ртом, он удивленно догадался, что этот крик принадлежал ему. Волна мокрых песчинок, поднятая упавшим вагоном, мелкой дробью шарахнула в лицо. Он встал, чихая и отплевываясь. Грязные пальцы связанных рук пытались прочистить глаза. Когда это удалось, перед Тихоном предстала страшная картина.

Впереди помятыми коробочками валялись разбитые вагоны. Остальной состав местами вздыбился, сорвавшиеся колесные пары сбились в кучу, наседая друг на друга, как взвинченные домохозяйки в дурной очереди за дефицитом.

Заколов прошел к месту столкновения двух тепловозов. Смятые кабины сцепились разорванными внутренностями и неуклюже лежали рядом. Уцелеть в них было невозможно. Над искореженными боками тепловозов поднимался черный дымок. Встречный поезд тоже оказался товарным составом.

Тихон перерезал веревку на руках об острый край разорванного металла, вспомнил о Кариме и побежал назад. Помощника машиниста он нашел за последним вагоном. Неестественно вывернутая голова смотрела на рельсы. Среди тонких волосиков юношеских усов застряло несколько дождевых капель. Карим был мертв.

Заколов шлепнулся на колени, руки растирали по увлажняющимся щекам грязный песок. Он помнил, как толкнул парня на землю, и беззвучно плакал. Маленьким платком, обнаруженным в заднем кармане джинсов, Тихон тщательно вытер лицо Карима и вернул голову парня в нормальное положение. Тонкая шея крутилась послушно, как у куклы.

Глава 32

Светлая служебная «Волга» прокурора области с тремя нулями в номере мчалась по шоссе, не обращая внимания на ограничения и сходу обгоняя редкие машины. Водитель Миша бросал снисходительные взгляды на шоферов попуток, уплывающих назад. В такие моменты он получал особое наслаждение от своего привилегированного положения.

Сзади сидели притихший Гурский и сосредоточенный Федорчук. На переднем сиденье Колубаев угрюмо глядел на ленту потрескавшегося асфальта, съедаемую капотом автомобиля. Редкие мошки оставляли желтоватые кляксы на лобовом стекле.

Факты не хотели увязываться друг с другом. Подробно расспросив Федорчука, следователь сделал вывод, что парень, которого он заметил рядом со станцией, был, скорее всего, тем самым зловещим студентом Заколовым. Но милицейской машины рядом с отделением в тот момент уже не было! Выходит, ее угнали раньше. И это сделал не Заколов.

А студент, если это был он, убегал на своих двоих и мог прицепиться к товарняку. Тем более, как известно, такой маневр он уже проделывал. Дополнительно следователь установил, что поезд, попавший в аварию, отошел от станции как раз в тот момент, когда они обнаружили трупы в отделении милиции. Совпадение действительно тревожное. Есть вероятность, что убийства и крушение поездов связаны.

Но если преступник скрылся на товарняке, тогда кто угнал машину?

Через сорок километров Колубаев улыбнулся. Он разгадал эту сложную загадку!

Если машину угнал кто-то другой, значит, у Заколова есть сообщник! Или сообщница?

Руслан припомнил брошенный на станции чемодан и надпись на тетради.

Нина Брагина – вот имя сообщницы!

Глава 33

Обстановка на месте крушения поездов была гнетущей. Несколько милиционеров топтались у двух смятых локомотивов, превратившихся в бесформенные расколотые железные бочки. По обеим сторонам дороги, громоздясь друг на друга, лежали мятые товарные вагоны.

Следователь областной прокуратуры Руслан Ахмедович Колубаев подошел к старшему по званию милиционеру, представился и неловко спросил:

– Ну, как тут? – Он мучительно решал, какие следственные действия предпринять в подобной обстановке. Это же не маленькая комната с трупом.

– Следующим из Туркестана должен был отправиться пассажирский на Москву, – капитан милиции курил и морщился, будто этот процесс для него был крайне болезненным. – Можно сказать, повезло.

– Погибшие есть? – вырвалось у Колубаева. Он понял, что сморозил глупость и прикусил губу.

– Только машинисты. Экспедиторов в вагонах не было, – спокойно пояснил капитан. – Тела уже увезли. Ну, сами понимаете… То, что осталось.

– Что ж они так? Напились в честь праздника?

– Медэксперт установит. Предварительно картина такая. Товарный, который шел со стороны Кзыл-Орды, выехал на красный. Сшиб стрелку. Несся как угорелый, а тормозить стал лишь в последнюю минуту.

– Странно.

– То-то и оно. Машинист опытный, я справлялся на работе. Может, техника подвела?

– Наша техника не подводит. Ее люди делают, а не бездушные роботы, как в Японии.

– Согласен. Наши люди, и все такое. Кстати, с машинистом должен быть помощник, но в кабине его не оказалось.

– Интересно, – следователь произнес коронное слово и огляделся, словно ища этому объяснение.

– И еще. На машинисте веревку нашли. Может, случайно оказалась. А может… С узлом веревка.

Следователь молчал. Милиционер куснул ноготь и тихо спросил:

– А что, правду говорят, что двоих наших сегодня убили?

Колубаев огляделся. Он получил четкий приказ: информацию даже для сотрудников органов пока строго дозировать.

– Плохо день начался, – уклончиво ответил Руслан. – Очень плохо. Мы выслали всем ориентировку на студента Тихона Заколова. Он очень опасен, а теперь еще и вооружен. Если при задержании окажет сопротивление, действовать на поражение.

– Ясно, – капитан пнул камешек. – У нас всех сотрудников на дежурство вызвали. Спроста так не бывает.

Прыгая на кочках, подъехал милицейский УАЗик. Выскочивший милиционер на бегу сообщил:

– Сзади на насыпи обнаружено мертвое тело. По документам – помощник машиниста.

– Интересно, – оживился следователь и скомандовал: – Отвезите меня на место.

Подъехали быстро. У тела Карима, выпучив глаза, дежурил молодой сотрудник милиции в новенькой форме.

– Ничего не трогали? – спросил Колубаев.

– Никак нет, – вытянулся милиционер.

– Из армии? – смерил взглядом младшего сержанта следователь.

– Так точно. В апреле демобилизовался.

«В армии погибших не доводилось видеть, – оценил состояние милиционера Колубаев. – Хорошо, что наша страна мирная и ни с кем ни воюет».

Федорчук тем временем деловито осматривал погибшего.

– Что скажете? – спросил Колубаев.

– Из поезда выпрыгнул. Очень неудачно. Вон как его прокатило. Шею свернул. И руки переломал. А лежит, как ни странно, аккуратно.

– Может, еще есть шанс спасти? – спросил следователь и сам понял что опять сглупил. Что-то у него сегодня язык поперед мысли выпрыгивает.

– Нет. Уже остыл, – серьезно ответил Федорчук.

Назад возвращались пешком. С крыши одного из устоявших вагонов спускался по ступенькам-скобкам эксперт Гурский.

– Семен Григорьевич, что вы там делаете? – искренне удивился Руслан.

– Руслан Ахметович, помоги лучше слезть. Чемоданчик подержи.

Эксперт мягко шлепнулся на землю, усердно отряхнул сильно испачканный пиджак.

– Нет, так никаких денег на костюмы не хватит. В мои-то годы и по вагонам прыгать.

– Пыльно тут у нас. Не городская площадь, – согласился капитан милиции, взглянув на свои грязные ботинки.

– Зачем вы туда залезли? – недоумевал Колубаев.

– Вон там вагончики лежат, – Семен Григорьевич показал во главу состава. – На крышах въевшаяся пыль, а сегодня мелкий дождик был, и там четкие следы наблюдаются. Будто кто-то вдоль состава бежал, прямехонько к локомотиву. Аккурат во время дождя. Пришлось проверить, откуда эти ножки бег начинают.

– Вот это да! Ну и наблюдательность!

– Так сколько лет, Русланчик, Семен Григорьевич эту лямку тянет, – завздыхал пожилой эксперт. – У меня уже нюх, как у старой дворняги на тухлую колбаску. Вот в шестьдесят первом, когда брали шайку Сивого. Помнишь такого? Да куда тебе. По квартирам они промышляли. Все его подельники уже в камерах, показания дают, а самого Сивого никак найти не можем. И тут я замечаю…

– Семен Григорьевич, что вы про следы хотели сказать?

– А следы… Ну да… Тут в этом корыте с железками они заканчиваются, а точнее – начинаются. И обрати внимание, – эксперт подвел следователя к лесенке сбоку вагона: – Вот видишь?

Семен Григорьевич показывал на ржавые скобы с темными пятнами.

– Вот, смотри. Как думаешь, что это за пятнышко?

– Измазано в чем-то.

– Не в чем-то, а в кровушке. Сдается мне, что эта кровушка – наша, милицейская. Я сейчас пробу возьму, а потом мы эту версию аккуратненько в лаборатории проверим.

Семен Григорьевич артистично проделал нужные манипуляции и спрятал улику в чемоданчик.

– А теперь я хотел бы осмотреть угнанный служебный автомобильчик, – протирая платочком руки, сообщил он и уперся взглядом в капитана милиции. – Где преступник бросил транспортное средство?

– Так это, – капитан немного растерялся. – Автомобиль гаишники первыми нашли и к себе перегнали.

– Как? – густые брови Гурского поползли вверх. – Без осмотра и экспертизы?

– Тут столько навалилось! – милиционер хотел было показать на раскуроченные вагоны, но опустил руку. – Сами видите. Нам только сообщили, что машина пуста, брошена в степи около железной дороги. Про остальное надо в ГАИ спросить.

– Вот в каких условиях приходится работать. Не осталось в органах настоящих профессионалов, – картинно закатил глаза Семен Григорьевич. – Все равно, Руслан Ахметович, осмотреть автомобильчик не помешает.

Глава 34

Тихон Заколов добрел до первых одноэтажных домишек железнодорожной станции. Оставаться около разбитых составов он не желал. Оба свидетеля его невиновности – и машинист, и помощник – погибли. Идти в милицию и доказывать, что он не преступник, а сам чуть не стал жертвой бандитского умысла, ему не хотелось. Предыдущий опыт общения с милиционерами закончился заточением в камере и обвинением в убийстве кассира. Теперь на него наверняка повесят и два трупа милиционеров. Единственный человек, который сможет подтвердить его непричастность, по крайней мере к убийству кассира и крушению поезда, это Нина.

Тихон резко остановился и нервно взъерошил волосы.

Он только сейчас понял, почему дверь в его камеру оказались открытой. Тот, кто убил милиционеров, хотел, чтобы в убийстве обвинили именно его – Тихона Заколова! Кому он так насолил? Только тем двоим – Есенину и Нышу.

У Ныша появился пистолет! Раньше у него оружия не было, на платформе товарняка он пытался просто драться. Пистолет он мог взять у убитого сотрудника милиции. Выходит, Ныш и Есенин – убийцы!

И Нина все еще с ними! Спасти ее может только он. Милиция его и слушать не будет.

Дождь давно закончился. Тихон тщательно отряхнул подсохшие красные песчинки с одежды, поправил взлохмаченные волосы. Узкая канавистая улочка встретила Заколова тонким блеяньем козы из-за шаткого плетеного забора. Животное просительно скалило зубы, пихнув серую мордочку в ромбовидную ячейку. Обращалась она, по всей видимости, к большому черному козлу с седой бородкой, который равнодушно обгладывал на улице неказистый кустик. Козел скосил глаза на пришельца и даже перестал жевать. Коза тоже замолкла, но пасть оставила открытой, может, от удивления.

Заколов сорвал ветку и пихнул ее в пасть козы. Та принялась споро уминать листочки. Недовольный козел тряхнул куст и наклонил голову, показывая обломанный рог. Заколов поспешил пройти мимо.

Как понял Тихон из обрывочных фраз в кабине тепловоза, Есенин направился к своим родителям, которые проживают где-то здесь. Но как их найти?

В стороне погромыхивала вагонами железнодорожная станция. Там центр поселка, путь надо держать туда.

Песчаная площадь с узкой полоской асфальта перед типичным вытянутым зданием вокзала с островерхой серединой галдела разношерстными группками. Все шумно что-то обсуждали. Красные флаги, гроздьями торчащие со стены, дружно вздрагивали то ли от ветра, то ли от невнятных выкриков станционных динамиков. В обе стороны за вокзалом тянулась длинная шеренга зеленых вагонов. Вдоль них бестолково бродили пассажиры.

Тихон подошел к одному из кружков. Несколько мужиков яростно спорили:

– Я те говорю – московский шел! Там несколько вагонов завалило. Машины в область штабелями трупы увозят.

– Московскому завсегда зеленую дорогу стелют, а тот на красный шел!

– То-то! Он не сразу и сообразил, что ему по тормозам надо давать!

– А чья бригада-то ехала?

– То с Арыся смена. Наших вроде не было.

– Все равно люди. Помянуть бы…

– И то дело. Чего тут болтаться?

Мужики организовали несколько бутылок и направились к кучке тополей, выстроившихся двойным рядком с краю площади. Деревья прижимали ветки к стволу, почти не создавая тени. Но было не жарко. Под одним из тополей сидел Заколов, лениво жуя сухую травинку. Он заранее догадался, куда придут мужики, и расположился в самом лучшем месте. Мужики остановились, с подозрением глядя на незнакомца.

– Располагайтесь, чувствуйте себя как дома, – хозяйским тоном предложил Тихон.

– Шел бы ты, паря, – один из мужиков с уже залитыми глазами выступил вперед и даже попробовал подпихнуть ногой Тихона.

Заколов резко схватил ногу, вывернул ступню, мужик грузно ухнул на землю. Тихон вскочил и предупредил остальных:

– Спокойно! Не рыпаться.

Мужики хмурились, но не встревали. Тихон присел к упавшему:

– Местный?

– Ну, – мужик ощупывал ногу и пялил на Заколова испуганный взгляд.

– Мне тут весточку передать надо, да адресок забыл, – Тихон небрежно сплюнул сквозь щель между зубами.

– Кому? – мужик тревожно косился на лихого парня.

– Поэт один своей старухе привет шлет. Он на зоне срок мотает, а у него тут предки. Знаешь такого?

– Есенина? – обрадовался мужик.

– Он самый! – поддакнул Тихон, до сих пор не разобравшись, фамилия это или кличка. – Где его старуха костями гремит?

– Так это, – мужик оживился и поднялся. Крутанув головой, он выбрал направление и показал: – Вон магазин на углу видишь? Хозяйственный. – Заколов разглядел одноэтажную постройку с двумя зарешеченными окнами на фасаде. – Справа обойдешь, и вдоль улицы. Как сеялку рыжую увидишь без колес, еще раз направо возьмешь и до упору топай. А там спроси бабу Лизу.

Мужик улыбнулся, чрезвычайно довольный своим объяснением.

– А если не спрашивать?

– Чего?

– Как дом выглядит?

– Так это? – мужик задумался. Потом его лицо осветилось радостью: – Второй с краю по левой руке. Зеленого цвета раньше был.

Заколов покровительственно похлопал мужика по плечу. Тот зарделся.

– Хозяйственный работает? – спросил Заколов.

– Какой там! Праздник!

Тихон посмотрел на широкий нож, которым мужики нарубили толстые ломти черного хлеба, и требовательно попросил:

– Продай.

Мужик задумался. Тихон достал пятерку и решительно обменял ее на нож.

– Ну, ладно, – согласился мужик, торопливо сминая в кулаке бумажку, и заискивающе предложил, показывая на бутылки: – Может, с нами дерябнешь?

– В следующий раз, – пообещал Заколов и пошел вразвалочку, цепляя подошвами землю, через замусоренную площадь. Наверное, так должны ходить блатные, решил он.

Глава 35

Есенин с неожиданным для себя трепетом постучал в родной дом. Никто не отозвался. К горлу подкатил большой ком. Он постучал в окошко. Тишина. Странно, неужели мать его не ждет, ведь столько раз писала об этом дне. Пришлось открыть замок подручными средствами, не маячить же на пороге.

Вор огляделся и сделал знак Нышу. Хамбиев вышел из-за сарая, придерживая Нину, и быстро прошмыгнул с ней в открытую дверь.

В доме все было чисто и опрятно, но свежие запахи пищи не витали в комнатах, как было принято в праздничные дни. Где же мать, не слегла ли в больницу, думал Есенин, оглядывая давно забытые вещицы. Но может, и хорошо, что ее пока нет, а то с таким довеском долго объяснять, что к чему. Особенно папаше. Старикан с годами стал занудливым.

Ныш уже по-хозяйски шуровал на кухне, выбрасывая из маленького холодильника на стол все, что там имелось. Девчонку он держал рядом.

– Слышь, Есенин. Да к твоему приезду бабка готовилась. Смотри, сколько жратвы припасла! Давай, Ромашка, налегай, а то мягкость потеряешь. А баба без сала – это все равно что доска.

Неожиданно раздался стук в дверь. Ныш отшатнулся, уронив табуретку. Рука потянулась за пистолетом.

– Не смей! – остановил его Есенин. – Сиди тихо. В случае чего, ты – мой гость, а она – твоя подружка. Я с вами в поезде познакомился.

Он сквозь занавеску выглянул в окошко. Сердечко стучало колко. Тюрьма – не санаторий, нервишки уже ни к черту, устало подумал вор. На пороге разглядел женскую фигуру. Больше вроде никого.

Он открыл дверь.

– Володя! – расплылось в улыбке пожилое женское лицо. – Вернулся?

Есенин признал соседку.

– Да, – крякнул он в кулак, настороженный взгляд ощупал дворик.

– А я смотрю, свет вроде мелькнул. Думаю, ну вот, Лиза с Васей вернулись. Решила зайти по-соседски.

– А где они? – спросил Есенин про родителей, стойко загораживая порог.

– Как? А ты с ними не встретился? Они же тебя поехали встречать! Вдвоем. Неужели разминулись? – всплеснула руками соседка. – Вот незадача.

– Бывает, – недовольно пробурчал Есенин. – Скоро, значит, будут.

– Ой! А на дороге-то составы, говорят, столкнулись.

– Пассажирские? – напрягся Есенин.

– Не, два товарняка. Спьяну, наверное. Но пока разгребут завал да рельсы починят… Хорошо, что ты успел проскочить. На каком приехал?

– Да, хорошо, – согласился Есенин, игнорируя вопрос. Ему действительно стало спокойнее, что не пострадал пассажирский поезд. – Я здесь поживу несколько дней, – Есенин мучительно вспоминал имя-отчество соседки, но никак не мог вспомнить. – Отдохнуть надо после всего, отлежаться. Может, и выходить никуда не буду. Понимаете?

– Понимаю, Володя, понимаю. Исхудал, не с курорта, чай, – соседка осеклась. – Ну, ты, Володя, отдыхай. Я пойду, более тревожить не буду.

Есенин дождался, когда соседка прикроет калитку, и вернулся на кухню. Ныш невозмутимо жрал все подряд и пил водку, найденную в шкафчике. Осунувшаяся, потухшая Нина, прижав грязного медвежонка с оторванной лапой, тускло и неподвижно глядела на еду. После прыжка с поезда она слышала ужасающий грохот столкнувшихся составов. Где-то там среди обломков ей мерещилось растерзанное тело любимого Тихона. Остальное она воспринимала как в тумане и делала все машинально.

– Садись, Есенин, – Ныш плеснул водку в стаканы. – И ты давай! – Ныш придвинул водку девушке. – Это для аппетита – первое дело.

Нина безропотно взяла, глотнула, поперхнулась, а когда прокашлялась, накинулась на еду.

– Вот так, Ромашка. Молодец! – подбадривал развеселившийся Ныш.

– Сидеть тихо! Свет не включать! – хмуро скомандовал Есенин. – Вас не должны здесь заметить. Утром сваливаем.

Он выпил, закусил и вышел в комнату родителей. Есенину нужны были деньги. Зависеть в этом вопросе от Ныша было унизительно. Он знал, где мать хранит сбережения. «Гробовые, – говорила она, пряча целлофановый пакетик под матрас. – Помрет кто из нас, тебе, Вова, тратиться не придется». Есенин нашел пакет, отсчитал несколько купюр и решил написать записку, чтобы мать не думала, что ее обокрали.

Отвыкшая рука с трудом выводила слова: «Мать, это я взял. Не переживай! Через неделю верну с лихвой». Он подумал и подписался: «Твой Вовка». Свернутый тетрадный листок вместе с деньгами вернулся на место под матрас.

В дверях он столкнулся с Нышем.

– Не колобродь, следи за девчонкой, раз взял ее с собой, – рявкнул Есенин.

– А я местечко приглядываю, где ее завалить.

– Сюда не суйся.

Они вернулись на кухню. Ели молча. Ныш напивался и багровыми глазами из-под колышущихся сальных волос смотрел на Нину. Та нашла где-то нитку с иголкой и старательно пришивала медвежонку оторванную лапу. Губы девушки осторожно улыбались.

Вечерело. Сумерки закрасили светло-серой мутью квадратики оконных стекол. Есенин скрипнул расшатанным стулом и встал:

– Я за инструментом.

Он вышел во двор и отпер дверь в сарай, где в тайнике хранился полный комплект отмычек.

Этого момента уже давно ждал Заколов.

Тихон притаился под окном дома Есенина и напряженно вслушивался в неясные звуки за стеклом. Он уже заглядывал внутрь и видел Нину. Потерянный вид девушки вселял тревогу, но главное, что она жива и невредима. На этот раз безрассудно врываться в дом, как в кабину локомотива, Тихон не решался. Бандитов двое, у одного из них пистолет, ножом его не испугаешь. Да и пускать в ход холодное оружие в планы Заколова не входило. Он ждал подходящего момента для атаки.

Вот внутри послышались шаги, за углом скрипнула дверь. Заколов юркнул за смородиновый куст и затаился. Есенин пересек дворик, обернулся из-за плеча и вошел в небольшой сарай.

Вот и наступил тот самый момент. Бандиты разделились. Дверь в дом открыта. С кого начать?

Тихон переместился к входу в сарай, приложил ухо к шершавым доскам. В руке он сжимал большой нож.

Глава 36

Как только Есенин покинул дом, Хамбиев мягко прошел в спальню.

– Чем это тут хрустел старый ворюга? – бурчал под нос Ныш, доставая пакетик из-под перины. – Ух ты! Деньги сами к рукам липнут. – Он просмотрел записку и слезливо передразнил: – Слышь, Ромашка, чего поэт накарябал. Мамочка, я все верну с лихвой. Ой, какие нежности!

Ныш сунул все купюры в карман, а пустой пакет с запиской положил на место. В коридорчике метнулась девичья фигура. Нина стремилась к двери.

– Ты куда? – Ныш бросился наперерез и обхватил девушку за талию у самого выхода.

Боль пронзила локоть. Он отдернул руку. Из сустава торчал кончик стальной иголки с ниткой.

– Ну, сука! Пожалеешь! – Ныш выдернул иглу и наотмашь ударил Нину.

Девушка упала. Ныш поволок ее в спальню.

– Ну, все! Церемонии кончились. Сейчас ты у меня за все отработаешь, сучка.

Заколов услышал из дома сдавленный крик девушки. Бежать туда? Но здесь, в сарае, остается главный бандит, который в любой момент может вернуться. Сердце рвалось на куски и толкало в дом на помощь Нине, рука сжимала нож, но разум заставлял ждать около сарая.

Скрипуче открылась деревянная дверца. Появился Есенин с котомкой в руке. Заколов, не давая вору опомниться, заломил его руку за спину, приставил острие ножа в бок под ребра.

– Быстро в дом! – тихо скомандовал он.

Вор от неожиданности замер и крутил зрачками.

– Ты?! – маленькие удивленные глаза косили на Тихона.

– Двигай, двигай, – Заколов для убедительности надавил на нож, вор изогнулся.

– А разве поезд не… – Есенин явно растерялся.

– Тихо идем к дому, – подтолкнул вора Заколов.

– Инструмент, – вор потянулся за упавшей котомкой.

– Вперед! Не стоять! – Тихон понимал, что нужно действовать, пока бандит растерян.

Перед дверью Заколов придержал Есенина и зашептал:

– Мне нужна только девушка. На вас мне наплевать. Отдаете Нину, и я тебя отпускаю. Усек?

Вор понимающе кивнул.

– Прикажешь своему придурку отпустить девушку, – сказал Тихон. – Открывай дверь.

Они вошли и остановились у порога. Из глубины помещения слышались звуки борьбы, вскрики девушки и гогот Ныша.

– Ныш! – громко позвал Есенин. – Ныш!

– Чего тебе?

Звуки борьбы не прекращались. Тихон нервно давил ножом на бандита.

– Отпусти девчонку! – приказал Есенин.

– Отстань, старый пень! У нас дело молодое, – огрызнулся Ныш.

– Веди ее сюда! – злился вор и тихо добавил: – У нас гость.

Растрепанная физиономия молодого бандита с горящими глазами показалась в проеме двери. Лицо тут же вытянулось, он застыл, опираясь на косяк.

– Нина! – крикнул Тихон. – Нина, иди скорей ко мне!

Девушка выскочила из-за спины Ныша. Ворот ее кофты был разорван, на лице краснел кровоподтек.

– Тиша! Ты жив! – Нина кинулась к Заколову. Робкая улыбка радости слизнула горькое отчаяние с ее лица. По щекам обильно расплывались слезы. Влажный нос девушки уткнулся Заколову в шею.

Тихон отодвинул Есенина и освободил дверь.

– Выходи и беги по улице направо к станции, – кивнул он Нине. – Я тебя догоню.

Краем глаза он заметил, что Ныш воспользовался моментом и скрылся в комнате.

– Я сейчас, – сказала ожившая Нина и побежала на кухню. – Я только Нюсю возьму! – звенел ее радостный голос. – Я ему лапку пришила!

– Нельзя! – запоздало крикнул Тихон.

Когда Нина вновь появилась, Ныш метнулся к ней и цепко обхватил рукой. Он загородился девушкой и приставил пистолет к ее виску. Нина беспомощно стискивала мягкую игрушку. Медвежонок, как всегда, мило улыбался.

– Брось нож, студент! – Ныш говорил жестко. Сузившиеся глаза обжигали злостью.

– Отпусти Нину! – Тихон в свою очередь заслонялся Есениным. Рука пихнула нож в бок бандита. – Прикажите ему отпустить девушку!

– Бросай нож! А то я ее убью! – кричал Ныш.

– Не кричите, услышат соседи, – подал голос Есенин.

– А тебя не спрашивают, – огрызнулся Ныш. – Облажался, как сопляк, – молчи!

– Отпустите Нину! Или я его, – Тихон не мог сказать слово «убью». Оно прозвучало бы неубедительно в его устах. Он лишь демонстративно оттопырил руку и вновь надавил на нож.

Ныш усмехнулся и взвел курок. Теперь любое неосторожное движение пальца могло привести к выстрелу.

– Студент, я устал ждать. Сейчас замочу ее, а потом и вас обоих положу.

У Заколова вспотела ладонь. Пластиковая ручка ножа скользила, хотелось вытереть руку об одежду.

– Давайте так, – предложил он, стараясь держаться хладнокровно: – Вы отпускаете Нину, а я отпускаю вашего друга.

Ныш передернулся, схватил Нину за волосы, пригнул ее, рука с дрожащим пистолетом тыкалась в голову девушки, а с губ бандита вместе со слюной слетали яростные слова:

– Наплевать мне на нее, наплевать на тебя, наплевать на всех! Еще секунда – и я стреляю! Считаю до трех! Раз! Два!

– Успокойтесь! – Тихон испугался за Нину и отпустил Есенина. Вор мгновенно отошел в сторону, ощупывая поцарапанный бок. Заколов нагнулся: – Я бросаю нож и ухожу.

Железное лезвие звякнуло о деревянный пол. Тихон попятился к двери.

– Куда? – Ныш отшвырнул девушку и широкими прыжками приблизился к Заколову. – Стой! Ляг на пол. Мордой вниз! Лежать! Вот так.

Бандит навел пистолет на голову Тихона. Тело Ныша колотилось от внутреннего возбуждения, на лице расплывалась безумная улыбка.

– Стой! – К Нышу подбежал Есенин. – Не здесь.

– Этот гад замочить тебя хотел, – шипел Ныш. – Отдай ему должок.

– Не здесь! Услышат, – решительно заявил вор и надавил коленом в спину Заколова. – Руки за спину, парень.

Он скрутил ремнем запястья Тихона и отволок его в комнату.

– Садись на пол, спиной к кровати!

Есенин примотал руки Тихона к металлической ножке широкой кровати.

– И девку сюда волоки, – крикнул вор Нышу.

– У меня на ее счет другие планы, – огрызнулся Ныш.

– Волоки, я сказал!

Ныш привел упирающуюся Нину.

– Посидите вдвоем, касатики, – Есенин привязал Нину аналогичным образом к другой ножке. – Сидите тихо, тогда будете жить. Чтобы было нескучно, я телевизор вам врублю.

Он откинул с экрана край большой вязаной салфетки. После щелчка в центре выпуклого кинескопа вспыхнула точка и расползлась серой картинкой в темные углы. По мере прогревания ламп внутри деревянного корпуса, картинка наливалась сочностью, спрятавшийся поначалу звук выползал из электронных глубин. На экране один за другим сменялись репортажи о праздничных демонстрациях из разных столиц союзных республик.

Есенин мягко вытолкал Ныша в коридор.

– Здесь нам трупы не нужны, – объяснил он. – Я не могу подставлять предков. Тут рядом есть страшное место, куда даже менты не отваживаются соваться. Там с ними и расстанемся. Ни одна живая душа не найдет.

– Что за место такое? – внешне успокоившийся Ныш поигрывал пистолетом.

– Ты пушку-то убери. А место потом увидишь. Гиптильником называется.

– Гиптильник? Хреновое названьице.

– А место еще хуже. Но первым делом надо тачку достать. Сходи в поселок, угони какую-нибудь неприметную. Сначала наших гостей туда отвезем, а потом мотнем на ней в Арысь.

– Тачку? – Ныш задумался. – И то дело. Эти поезда гребаные вот где сидят!

– Давай, прямо сейчас действуй, – Есенин подтолкнул Ныша к выходу.

– Бек уже заждался, – обернулся Ныш с порога и юркнул в сторону кустов.

Глава 37

– Здравствуйте. – Руслан Колубаев вошел в маленькое помещение отделения Госавтоинспекции. – Я…

– Сегодня не работаем, – не поднимая головы, прервал на полуслове дежурный. – После праздников приходи.

Толстомордый сержант-казах лузгал тыквенные семечки и рассматривал картинки в журнале «За рулем». Колубаев, сдерживая раздражение, молча сунул под нос дежурного удостоверение. Мясистые веки сержанта попытались раздвинуть щелочки глаз, губы зашевелились, словно милиционер читал по слогам.

– Следователь по особо важным делам областной прокуратуры Колубаев, – помог ему Руслан и захлопнул удостоверение.

– Здрасте, – сержант суветливо приподнялся, неловко уронив на пол горку шелухи. – Из-за аварии поездов к нам, да?

– Нет! – резко ответил Руслан, глядя на живот милиционера, распирающий голубую рубашку. Ему не нравились рыхлые мужские тела в форменной одежде. – Авария, если есть человеческие жертвы, называется катастрофой! Но к вам я не по этому вопросу. Кто обнаружил угнанный автомобиль сотрудников милиции первым?

– Это, который из области угнали?

– А у вас что, есть и другие?

– Нет, только этот.

– Так зачем же переспрашиваете?! Кто обнаружил?

– Наш начальник. Капитан Сигалиев, – сержант старательно пытался вытянуться. В уголке влажных губ прилипла крошка от семечки, под мышками расплывались потные круги.

– Как его найти? – Руслан отвел взгляд от толстых щек.

– Уехал он. По делам.

– Где угнанный автомобиль?

– Тут, во дворе.

– Наш эксперт его осмотрит.

Колубаев сделал знак рукой, и невозмутимый Гурский появился из-за плеча.

– Сюда. Я покажу, – засуетился гаишник и, обдав терпким запахом пота, грузно протиснулся между двумя посетителями к выходу. Со двора послышался облегченный возглас: – А вот и мой начальник!

К зданию подкатили новенькие оранжевые «Жигули» с трубкой мигалок на крыше и символикой ГАИ на дверцах. Сержант подбежал к машине и, наклонившись к открытому стеклу, что-то зашептал водителю. Толстый палец с обгрызенным ногтем показывал на приезжих. Из автомобиля, хлопнув дверцей, вышел подтянутый милиционер с озабоченным лицом. По пути он поправил волосы и надел фуражку.

– Капитан Сигалиев, – представился начальник ГАИ. – Извините, заехал на минутку домой – поесть и переодеться. С утра на колесах. Запылился, запарился.

Следователь с удовлетворением отметил свежий вид и подтянутую фигуру капитана. Всем бы гаишникам так выглядеть.

– В каком месте и при каких обстоятельствах вы обнаружили угнанный автомобиль сотрудников милиции? – без всяких предисловий спросил Колубаев.

– С утра я был в областном центре. Сегодня у меня выходной, – пояснил капитан, проходя во двор к угнанному автомобилю. – Там узнал про бандитское нападение на отдел милиции. Ужасное происшествие… Возвращался по степи, вдоль железной дороги. Так короче. И тут вижу, стоит тот самый автомобиль, что угнали. Дверца открыта, внутри и рядом – никого. В салоне, на первый взгляд, ничего криминального. Только провода из зажигания вырваны и напрямую соединены. Я через попутного водителя сообщил нам сюда. А тут уже аврал – катастрофа на ЖД. Все службы задействованы. Приехали только мои сотрудники. Мы бензинчик подлили – я к тому времени успел разобраться, что машину бросили, потому что бензин кончился – и я лично ее сюда перегнал. И сразу в область сообщил, как положено.

Гурский во время разговора внимательно осматривал салон.

– Чистенько, как в аптеке. Все протерли, Гурский в этом не ошибается, – слышался изнутри его голос. – А это что? А на руле-то пальчики остались! Дайте-ка проверю.

Он открыл чемоданчик, зашуршал специальной бумагой.

– А рядом ничего подозрительного не видели? Куда мог деться угонщик? – продолжал расспрос следователь.

– Я не специалист. Но никого рядом не было. Может, на попутке уехал, а может, к шоссе вышел. Там недалеко.

– А железной дорогой мог воспользоваться?

– Как? – капитан сильно удивился. – Разъезда там нет, поезда ходят без остановки на большой скорости. На ходу не запрыгнешь.

– Да, не запрыгнешь, – задумался Колубаев.

Подошел Гурский с прозрачной пленкой в руках.

– Можно, я посмотрю, – обратился он к капитану ГАИ.

– Что? – не понял Сигалиев.

– Вы свои пальчики покажите, – Семен Григорьевич поднес к лицу ладонь капитана, вертел ее, смотрел на свет кальку. – Так я и думал. – Он в сердцах бросил руку капитана. – Кроме его пальчиков ни черта нет! Вытерли за собой.

– Опытный преступник наверняка так и сделал, – убежденно произнес Колубаев.

– Так ведь пацана ищем, – возразил Гурский.

– Ничего себе пацан! За ним уже три трупа.

– Почему три? Какой пацан? – не понял капитан ГАИ.

Следователь раздраженно махнул рукой. В это время Федорчук тоже сунулся в салон и что-то внимательно там осматривал. Он обошел машину кругом и подключился к общему разговору:

– Товарищ капитан, вы сказали, что дверца была открыта. А какая дверца? Со стороны водителя?

– Дверца? Ну да, была. Нет, не водительская. Задняя, вот эта, – Сигалиев потянулся к двери автомобиля.

– Не трогайте! – остановил Федорчук. – Семен Григорьевич, проверьте, пожалуйста.

Гурский склонился над внешней стороной двери:

– Так! Я, кажется, вас понял, голубчик.

Федорчук любезно отвел удивленного гаишника в сторону.

– Не будем ему мешать, – объяснил он. – А мусор какой-нибудь рядом с автомобилем вы видели?

– Нет. Обычная степная дорога.

– Хорошо, – прервал расспросы Колубаев. Ему не нравилось, что старший сержант милиции при нем вмешивается в следственный процесс. – Возвращайтесь в машину, Федорчук. Сейчас поедем в местный отдел милиции. Мне надо доложить областному прокурору. А вы расскажете здешним сотрудникам о приметах разыскиваемого Заколова.

Как только старший сержант отошел, следователь поинтересовался у эксперта, чьи пальчики он ищет на внешней стороне дверцы?

Глава 38

Есенин развалился в единственном кресле в комнате вместе с пленниками. С одной стороны, и за ними пригляд нужен, особенно за этим шустрым студентом, который уже несколько раз каким-то чудом выкручивался из гиблых ситуаций. С другой стороны, в тюрьме и потом на зоне Владимир ни разу не смотрел телевизор. Сейчас он жадно глотал любую информацию и искренне возмущался происками американских империалистов, притеснением рабочих в Европе, негров в южной Африке, арабов в Палестине, и даже смутный прогноз о глобальном потеплении климата его сильно расстроил. Где как, а здесь, в Казахстане, летом и так жара лютует! А что будет после потепления?

Владимир вспомнил, что в этом кресле обычно вяжет и следит за событиями на экране мать. Смотреть телевизор без дела, просто так, ей почему-то всегда было совестно. «Вот проверну с Беком дело – и одарю старушку кучей денег, – подумал Есенин, – пусть купит себе цветной телевизор. В магазине таких нет, но у барыг достать можно. А лучше пусть отца заставит бирюльками фронтовыми позвенеть. Ему, как ветерану, талон на покупку выдадут».

Раздался условный стук в окошко. Есенин приоткрыл дверь, непривычно улыбчивая физиономия Ныша юркнула под рукой. Вор на всякий случай кольнул взглядом окрестности и тихо закрыл замок.

– Чего лыбишься? – спросил он Ныша. – Тачку достал?

– А то! Меня Бек для этого и держит.

– Куда поставил?

– Через дом. Под кусточком на развилке.

– Правильно.

– Ныш соображает. Я «Волгу» взял. Нравится мне она, барская машина.

– Зачем «Волгу»? Слишком заметная тачка.

– Зато быстрая. Я еще номера с нее свинтил да на какую-то служебную «Волгу» присобачил. А нам их циферки позаимствовал. Уж больно мне понравились: 0005.

– Лихачишь! Ну, черт с тобой, на один денек тачка. Сейчас будем собираться, парня с девкой паковать.

Есенин обернулся, собравшись идти в комнату, но Ныш его одернул:

– Погоди. Я что еще узнал, пока у станции мотался. Студента нашего все менты в округе разыскивают. У них его полные приметы. Говорят, что это он кассира замочил.

Ныш глубокомысленно замолчал.

– Он? Не ты? – удивился Есенин.

– На него вешают, – уклончиво ответил Ныш. Темные глаза наэлектризованно засверкали, он придвинулся и зашептал: – И еще. Убийство мента на вокзале и поезд раздолбанный тоже ему приписывают.

– Да ты чего мелешь?

– Верняк говорю. От мента слышал. Прикинь, мы с тобой ни при чем получаемся! Здорово, а?

– Я и так ни при чем, – Есенин отдернул назойливую руку и отодвинулся от Ныша.

– Ага, особенно с поездом, – съехидничал Ныш. – Только я не врублюсь, там про двух убитых ментов слухи ходят. Для страха, наверное, приврали.

Ныш улыбался, и было в его улыбке что-то детское и озорное, словно нашкодил в школе, а учительница заподозрила другого. Есенин задумался. В груди мягко расплывалось блаженное тепло. Громадная ледышка неприятностей таяла, тяжесть, давившая последние сутки, плавно отпускала. Такой фарт грех не использовать.

– Студент должен пропасть, – возбужденно зашептал он. – А еще лучше, покончить жизнь самоубийством, будто раскаялся. Так, так, так… – Он заходил из угла в угол, делая по два коротких шага и резко разворачиваясь. – Что-нибудь придумаем. Ты говорил, что в карты шаришь?

– А то!

– Возьми там на комоде колоду, подготовь. Может, понадобится. Как стемнеет – выезжаем.

Возбуждение не покидало Есенина. Оно требовало выхода. В нем вновь зашевелился поэт. Есенин еще несколько раз отмерил шагами диагональ прихожей и вернулся в комнату к пленникам. Для поэта нужны слушатели. По телевизору закончились новости и начался праздничный концерт.

Есенин приглушил звук и обернулся:

– Слушай, студент, что я придумал.

Заколов грустно смотрел на вора и корил себя. Опять он сплоховал, и теперь его судьба зависит от этого жесткого человека с седым ежиком волос и наколками на руках. Сейчас он предложит нечто унизительное и непотребное. И придется выбирать между плохим и очень плохим.

Но Есенин заговорил стихами:

– Катаклизмы сжимают Европу, Ястребы крылья расправили в Штатах. Предлагаю по-пролетарски плюнуть в рожу господам республиканцам, а заодно и демократам. И пока они вооружаются, милитаризуются без всякой меры, надо нашей стране Советов принять срочные и экстренные меры. И хоть будет и нам в обиду – мы растопим к чертям Антарктиду. Будут плавать они и кричать: СОС, спасите, мол, наши души. Мы их палками будем бить. Раньше надо было нас слушать. И настанет день, я уверен, возведем мы их всех на плаху. Я писать стихи не умею, и по-русски пошлю их … к черту.

– С последней рифмой что-то не так, – выслушав бурную речь с отрывистыми ударами кулака по воздуху, заметил Тихон.

– Девушка… – Есенин покосился на Нину и, как показалось Тихону, даже покраснел.

«Бывают же порывы чувств у человека», – удивился Заколов и вслух похвалил:

– Хорошо получилось. Прямо вот так с ходу и на злобу дня. Да вам надо в газетах публиковаться!

Есенин заинтересованно нависал сверху и скромно молчал. Чувствовалось, что похвала ему нравилась. Тихон подергал связанные руки.

– Может, хотя бы девушку развяжете?

– Скоро развяжем. Обоих, – заверил Есенин и посмотрел в окно, где сгущались сумерки.

Заколову ответ не понравился, и он решил покритиковать поэта:

– Только если растает Антарктида, и нашей стране не поздоровится. Ленинград уйдет под воду, и друзей-кубинцев смоет.

Есенин на некоторое время ушел в себя. Вид у него был озабоченный. Вскоре он встрепенулся:

– Там надо добавить следующее: А Москва же стоять будет вечно, в Ленинграде плотину построим, а кубинцев мы переселим на Камчатку – там тоже море.

Он скромно выждал и спросил:

– Ну как?

– Похоже на программу партии и правительства по борьбе с мировым империализмом.

В комнату вошел Ныш. Пережевывая пищу, он деловито спросил:

– Чем этим гаврикам будем затыкать рты? Может, по кумполу для верности долбануть?

Морщины на лице вора прорезались отчетливее, глаза словно погрузились в тень. Он шевельнул пальцами и вяло произнес:

– Тряпку с кухни возьми. А потом подгоняй машину. Пора.

Глава 39

Руслан Колубаев сидел в кабинете начальника Туркестанского отделения милиции и угрюмо пил очередную чашку зеленого чая. Он уже несколько часов торчал на этой станции. Осмотрел с Гурским угнанный милицейский автомобиль, два раза звонил в область с докладом, бродил около вокзала, вглядываясь в озабоченные лица застрявших из-за аварии пассажиров. Голод заставил съесть два сомнительных пирожка с рисом и крошками мяса в пристанционном буфете. Теперь его мучила изжога. Чай не помогал. После каждого глотка следователь косился на массивную трубку телефонного аппарата, с надеждой ожидая сообщения о задержании Заколова. Тогда с чистой совестью можно будет отправиться домой и как следует выспаться.

– Ну, может, по маленькой накатим? Праздник все-таки, – в очередной раз предложил начальник отделения капитан Кусыев. Именно с ним Колубаев встретился на месте крушения поезда.

– Какой тут праздник, – Руслан устало покосился на теплую, давно открытую бутылку водки, прислушался к жжению в пищеводе. Тоскливое нетерпение в глазах капитана кололо неприязненными льдинками, и следователь сдался: – Наливайте.

Капитан живо плеснул водку по стаканам и скороговоркой выпалил:

– За светлый праздник всех трудящихся, и чтобы вы быстрее поймали этого гада. – Он махнул рукой, крякнул и потянулся за бутербродом с вареной колбасой: – Закусывайте, Руслан Ахметович, закусывайте.

Руслан тоже глотнул водку, поморщился и запил остывшим чаем.

– Это вы, милиция, должны преступника поймать. Мое дело изобличить его, представить доказательства и довести до суда.

– Конечно, а как же, – торопливо согласился Кусыев, после выпитого его щеки порозовели, а взгляд стал мягким. – Мы обязательно поймаем. Все силы, так сказать, на это брошены. Все мои сотрудники на службе, никто не отдыхает.

– Затаился студент.

– Не иначе, – согласился капитан и снова налил водку. – Будь он у нас, давно бы поймали. У нас поселок маленький, все на виду. – Милиционер, не дожидаясь следователя, торопливо выпил, обтер губы и пошуровал в ящике стола. – А вот еще банка килечки завалялась. Сейчас открою.

Робко скрипнула дверь, в кабинет вошел Гурский.

– Разрешите? – покосившись на капитана милиции, спросил эксперт.

– Входите, Семен Григорьевич, – поспешил ответить Колубаев, отодвигая стакан с остатками водки. – Не стойте в дверях. Что у нас новенького?

Следователь всем видом показывал, что он, как областной чиновник, здесь главный.

– Вот какое дело, Руслан Ахметович, – Гурский по-хозяйски расположился за столом и разложил бумаги. – Машину мы с вами вместе осмотрели. Внутри все чистенько, как я и говорил, будто протерли. Только на руле отпечатки сотрудника ГАИ, который перегонял машину сюда. Это вы знаете. Но я и снаружи осмотрел, по совету Федорчука. – Гурский потянулся за бутербродом. – Можно? А то все домашнее, что с собой прихватил, уже съел давно.

– Конечно, угощайтесь, – начальник отделения милиции придвинул тарелку. – А если желаете, можно пять грамм для аппетита.

Он выудил откуда-то снизу еще один стакан и приподнял бутылку.

– Нет-нет, – остановил его эксперт. – Устал я, боюсь, сразу в сон потянет. – Он аккуратно откусил колбасу, причмокнул: – Неплохая. Сейчас бы лучше сырокопченую, что в предпраздничном наборе нам дали. Да, Руслан Ахметович?

– Вы о чем-то хотели доложить, Семен Григорьевич? – прервал коллегу следователь. Изжога постепенно стала отпускать, но глотнуть очередную порцию водки при эксперте, он стеснялся.

– Ах да! – Гурский быстро дожевал бутерброд и отряхнул руки. – На правой задней дверце я обнаружил пальчики. Снял на всякий случай. Конечно, может, и случайные, думаю, но свежие, хорошо видны. Местные товарищи с картотекой поработали и что выяснили?

Гурский замолчал и обвел присутствующих многозначительным взглядом.

– Да не томите вы! – поторопил Колубаев.

– А пальчики эти принадлежат гражданину Есенину Владимиру Васильевичу – вору-медвежатнику.

– Нашему местному? – встрепенулся начальник милиции.

– Вашему! Потому мы и нашли их в картотеке.

– Так он же срок отбывает?

– Отзвонил я уже. Поинтересовался. Гурский, как говорится, не первый год замужем. Вышел ваш поэт вчера. На свободу с чистой совестью, как пишут журналисты.

– Интересно! – Следователь задумался. – Что получается? Есенин либо закрывал дверцу, либо случайно к ней прикоснулся. Может, еще на вокзале в Кзыл-Орде. Допустим, при проверке документов.

– Может, и так. Хотя по расположению пальчиков – будто прикрывал дверцу.

– Ладно. Пока считаем его вероятным свидетелем. Надо с ним потолковать. – Следователь перевел взгляд на капитана милиции: – Выясните, где он проживает.

– А что выяснять. Пять лет назад я не раз около его дома в засаде дежурил. Работал-то он все больше по крупным городам, а взяли его мы! У него здесь отец с матерью проживают.

Стремглав распахнув дверь, в кабинет вошел Федорчук и с порога ошарашил известием:

– Руслан Ахметович, Заколова видели на привокзальной площади!

– Что?!

– Я описал его внешний вид, один из сотрудников сказал, что видел незнакомого парня, подходящего под описание. Я провел работу с людьми на площади – и точно, все приметы сходятся. Один из свидетелей даже шрам над верхней губой разглядел.

– Значит, Заколов был здесь! Совсем рядом. И мы его упустили! Это что же за бардак такой! Ведь выслали ориентировку! – Колубаев вскочил и нервно заходил по кабинету. Около окна он остановился и рубанул вниз растопыренной ладонью: – Где он теперь может быть? Ведь поезда не ходят.

– Свидетели говорят, что он выпытывал адрес некого Есенина.

– Что?! – следователь замер от удивления.

– Есенина, – развел руки Федорчук, словно оправдываясь. – Так свидетели говорят.

– Ничего себе совпаденьице, – крякнул капитан Кусыев.

Колубаев подошел к столу, резко опрокинул в рот остатки водки и по-армейски развернулся:

– По коням! Надо срочно навестить вашего местного поэта.

Глава 40

– Студента в багажник. Девчонка со мной на заднем сиденье, – командовал Есенин, выводя из дома Нину.

Сзади Ныш под дулом пистолета вел Заколова.

– Тут места много, по-королевски поедешь, – Ныш хихикнул, грубо толкнул Тихона в багажник и захлопнул крышку.

Заколов недовольно стукнул изнутри.

– Будешь выделываться, пристрелю тебя и твою сучку, – прошипел Ныш, склонившись над крышкой багажника.

– Давай быстрее, – торопил Есенин.

Он уже сидел на заднем сиденье и крепко держал связанную Нину. Из тишины неосвещенных улиц доносился подозрительный шум быстро приближающихся автомобилей. Есенин точно знал, что на их захудалой улочке вряд ли кто-нибудь имел машину.

– Рви когти! – толкнул он Ныша в спину, как только тот уселся в водительское кресло.

Светлая «Волга» сорвалась с места, не включая огней. Тьма быстро поглотила тусклый отблеск заднего стекла.

– Все в порядке. Клевая тачка! – Ныш приоткрыл окошко и включил музыку.

В зеркале заднего вида появились и уперлись в глаза круглые фары с дальним светом.

– За нами, – проскрипел зубами Есенин, обернувшись назад. – Выруби музыку.

– Оторвемся! – пообещал Ныш, но музыку выключать не стал.

Он круто вывернул руль, Есенин свалился на Нину. Машина свернула в проулок, заднее крыло задело козла, по-хозяйски торчавшего на притихшей улочке. Животное откатилось в кусты. Ныш прибавил скорость, самодовольно поглядывая в зеркало. Огни фар сзади не появлялись.

Выскочив на маленькую песчаную улочку, милицейский УАЗик пошел на разгон и неожиданно затормозил, перегородив дорогу. Прокурорская «Волга», шедшая сзади, в последний момент вильнула вправо, царапнула крылом забор и остановилась впереди УАЗа.

– Ты что творишь? – водитель Миша выскочил из «Волги» и кинулся к УАЗу.

Капитан Кусыев, выпрыгнувший из милицейской машины, игнорируя недовольный возглас водителя, обратился к Колубаеву:

– Прибыли! Вот это – дом родителей Есенина.

Темные окна и пустой дворик безмолвно взирали на суету на тихой улочке. В доме напротив зажглись огни.

– Мне показалось, отсюда только что отъехала машина? – спросил Руслан.

– Быстро сорвалась. И без фар, – подтвердил Гурский.

– Глеб Николаевич мне за это башку оторвет, – вздыхал Миша, осматривая царапины на «Волге» областного прокурора.

– Так, вы осмотрите дом, – командовал следователь, обращаясь к Кусыеву, – Гурский, остаетесь с ними. А мы преследуем скрывшийся автомобиль. Михаил, за руль!

Миша зло газанул и, смяв одинокий кустик, выбрался на центр улочки.

– Вот менты провинциальные, даже машину водить не умеют, – тихо ругался он.

– Ты видел, куда скрылся подозрительный автомобиль? – спросил следователь.

– Вот сюда, налево, – подсказал Федорчук.

«Волга» послушно нырнула в проулок и через мгновение выскочила на параллельную улицу.

– Куда? – остановив машину на перекресте, растерянно спросил Миша.

– Глуши двигатель, – приказал Федорчук и высунулся наружу. Он прислушался.

В этот момент козел, затаивший обиду на четырехколесного зверя, выбежал из-за куста и с разбега боднул раскрытую дверцу.

– О, черт! – ругнулся старший сержант. – Козел!

– Что это? – Миша выбрался из машины и растерянно смотрел на помятую дверцу. – Ну, теперь мне точно несдобровать! Что скажет Туранов?

Удовлетворенный козел резво скрылся в проломе забора.

– За руль! И дуй направо! – уверенно приказал Федорчук, расслышавший звук удаляющейся машины.

Михаил лихо гнал «Волгу» по ухабистой улице, срывая злость на невидимом беглеце. Домишки закончились. Неподалеку, на фоне серого небосвода показался силуэт мчащегося автомобиля.

– Вон он! – крикнул Миша. – Теперь достанем!

Автомобиль взревел стосильным движком, набирая бешеную скорость. В свете прыгающих фар мелькала асфальтовая дорога с темными выбоинами. Изредка луч задевал темный капот впереди идущей «Волги». Расстояние сокращалось.

– Достану! – кричал разгоряченный Михаил и бросил взгляд на Колубаева: – А стрелять будем?

В этот момент с жезлом наперерез на дорогу выскочила фигура в милицейской форме. Миша ударил по тормозам. Колеса заклинило, неуправляемая машина, свистя покрышками, неслась на стоящего посредине дороги человека. Тот и не думал сдвигаться. В последний момент «Волгу» занесло и она плюхнулась задними колесами в кювет.

Миша оторопело перевел дух.

– Сидеть! Не двигаться! Документы! – над окошком уже кричал милиционер, остановивший машину.

– Сколько здесь козлов! – в сердцах вскричал водитель. – Это прокурорская машина!

– Документы! – милиционер был непоколебим. В руке появился пистолет.

– Ты на номер посмотри!

– На него и смотрю.

Из машины выбрался Колубаев.

– Товарищ, мы из областной прокуратуры. Преследуем подозреваемых. – Он потянулся за удостоверением.

– Руки! – предупредил милиционер и перевел оружие на следователя.

– Сигалиев! Вы? – следователь узнал в милиционере начальника отделения ГАИ. – Мы же с вами встречались днем.

– Покажите документы, – милиционер перешел на вежливый тон, но продолжал вести себя осторожно. Он пробежал глазами служебное удостоверение и вернул Колубаеву. – Днем я поверил вам на слово, – объяснил он и спрятал пистолет. – Как вы объясните, Руслан Ахметович, что ездите на угнанной машине?

– Что!?

– От директора птицефермы поступило заявление об угоне светлой «Волги». Государственный номер совпадает с вашим.

– Миша, в чем дело? – Колбаев вместе с водителем уже стояли перед капотом и разглядывали номерной знак. – Где прокурорский номер с нулями?!

– Не знаю, Руслан Ахметович.

– Ты от машины отходил?

– Перекусить, в туалет, в отделении посидел, – растерянно перечислял водитель.

– Получается, что номера нам подменили, – повернулся к гаишнику следователь.

– Что ж вы так? Номерки придется вернуть. Снимайте, – обратился Сигалиев к водителю.

– Товарищ капитан, вы не разглядели, кто проехал перед нами? – вмешался в разговор Федорчук.

– Темная машина со спецзнаком. Без света ехала. Я подумал, значит, так надо. Внутри две-три фигуры.

– А куда они могли направляться? – ревниво перехватил инициативу в расспросах Колубаев.

– Если бы на трассу хотели выскочить, в другую сторону бы выезжали. – Капитан задумался и почесал нос. Глаза с сомнением прощупали темноту, где скрылась машина. – Есть тут одно гиблое место – Гиптильник называется. Туда давно никто не суется. Боятся. У этого места свои законы.

– Что за Гиптильник?

– Там поселок раньше был. А в шестидесятых туда какая-то экспериментальная ракета с ядовитым топливом гробанулась – с гиптилом. Многие тогда бесследно исчезли, в эпицентре даже кирпичи испарились. Военные сразу все огородили, объявили поселок зараженной местностью. Тех, кто в живых остался, увезли куда-то, но назад никто не вернулся. Из местных со станции одно время туда повадились мародеры и любопытные. Но потом с ними стали приключаться странные болезни. Сначала волосы выпадали, потом язвы в горле и по всему телу, человек скрючивался, высыхал и умирал. Лечить таких не брались, только колючку вокруг Гиптильника увеличили. С тех пор туда наши не лезут.

– Интересно, – Колубаев задумался. – А эти, выходит, смелые?

– Или глупые. В Гиптильник, поговаривают, одно время химические отходы свозили, но потом все забросили. Хотя с тех пор много времени прошло.

– Миша, едем туда, – уверенно приказал следователь, направившись к машине.

Сигалиев с сомнением посмотрел на них.

– Машину помогите вытолкнуть, – тихо попросил водитель.

Гаишник, милиционер и следователь уперлись в задний бампер. «Волга» газанула, обдала Колубаева снопом песка и выкатилась на дорогу.

– Вот черт! Точно говорил Гурский, никакой зарплаты на одежду не хватит. – Руслан ожесточенно отряхивал брюки. – Ладно, помчались!

Хлопнули дверцы машины, дальний свет фар задрыгался в черной мгле.

– Погодите, я забыл вас предупредить, что… – капитан ГАИ бросился было за «Волгой», но быстро передумал. – Раз такие шустрые, тогда сами разберетесь.

Глава 41

– Есенин, куда мы прем? Ни хрена не видно! – Ныш, вцепившись в руль, склонился к лобовому стеклу. Ближний свет фар не успевал прощупывать стремительно стелящуюся под колеса каменистую степь.

– Держи прямо! Дальний не врубай! – приказал Есенин.

Жалкое подобие дороги давно закончилось. «Волга» подпрыгивала на ухабах, ухала амортизаторами, по днищу били мелкие камешки, одинокие колючки стегали по колесам. В багажнике громыхнуло.

– А каково нашему фраеру? – заржал Хамбиев, клацнув в очередной раз зубами на кочке. – Как килька в банке мотыляется!

Ныш неожиданно прервал смех и вытянул шею над рулем:

– Что там? Заграждение!

Впереди ровную степь перегораживала густая проволочная лента. По центру на двух покосившихся столбах накренились высокие створки сеточных ворот.

– Дави на газ! Бей по воротам! – крикнул Есенин и обхватил Нину. – Дави!

Ныш откинулся на сиденье, уперся руками в руль, нога вжала в пол педаль акселератора. «Волга» ударила в центр ворот, поддела их. Створки сорвало с петель, они громыхнули по крыше, подпрыгнули на багажнике, вспороли землю позади автомобиля. Облачко пыли заволокло образовавшийся в ограждении проем.

– Вырубай свет! – крикнул Есенин. – Полностью!

Ныш послушно повиновался.

– Теперь тормози! Яма! – последовала новая команда.

«Волга», сделав крутой вираж, остановилась на краю большого черного углубления. Камешки из-под визжащих шин волной брызнули вниз и поскакали по твердой корке ямы. Где-то в глубине они плюхнулись в невидимую жидкость.

Ныш испуганно озирался:

– Где мы?

Справа темнела огромная конусообразная яма. Слева торчали мрачные зазубрины остатков разрушенных строений.

– Пред тобою, Ныш, Гиптильник, – мрачно произнес Есенин. – Превратим его в могильник. В этой яме яд витает, все бесследно растворяет.

– Ух, ты! Опять стихи! – присвистнул Ныш.

– Где дышит смерть, рождается вдохновение. – Есенин глубоко вздохнул и, не выражая никаких эмоций, потянул за волосы испуганную, сжавшуюся Нину. – Ныш, вытаскивай нашего приятеля.

Хамбиев открыл дверцу и выскочил из машины. Под ногами что-то захрустело, Ныш с трудом удержал равновесие.

– Черт! Что это? – Он наклонился, разглядывая валяющиеся на земле белые кости. – Здесь кто-то сожрал сайгака или барана.

– Ракете все равно – человек ты или скотина. В Гиптильнике все сдохли одинаково, – философски изрек Есенин.

– Нет, этого сожрали недавно. Запах еще остался. А как косточки обглодали!

– Говорят, здесь крысы-мутанты водятся.

– Ну, местечко! Валить надо быстрее отсюда! – Возбужденный, весь как на иголках, Ныш открыл багажник. – Вылезай, шустрик. Отпрыгался.

Скрюченный Заколов, прищурившись, посмотрел вверх и неловко выбрался наружу. Первым делом он с удовольствием распрямился, прижимая связанные руки к животу.

– Хозяйство не отшиб по дороге? – хихикнул Ныш. – Но тебе все равно теперь ничё не понадобится.

– Здесь полдня подышишь, и тебе тоже будет все равно, – мрачно сообщил Есенин. – Все лишнее обвиснет и отвалится.

– Чего? – тревожно переспросил Ныш.

– То самое, что слышал.

Хамбиев сплюнул и зло пробурчал:

– Гиптильник – могильник. Давай быстрее с ними разделаемся!

– Куда вы меня привезли? – подал голос Заколов. Он слышал разговор бандитов в машине, но стремился выиграть время, чтобы оглядеться.

– Ишь ты, любопытный! Веди его сюда, – равнодушно сказал Есенин.

Он вместе с Ниной Брагиной стоял у покатого края ямы. Девушка испуганно смотрела в черную глубину.

– Двигай! – Хамбиев пихнул Заколова в спину и достал пистолет. – Это, чтобы ты не рыпался.

Тихон встал рядом с Ниной лицом к бандитам. В руках он прятал отвертку, найденную в багажнике. Веревку по дороге он тоже успел развязать, и сейчас она опутывала руки только декоративно. Он ждал удобного момента, чтобы избавится от бандитов и убежать вместе с Ниной. Еще лучше – отнять у них машину. Ночная темнота и отсутствие малейшего освещения были его союзниками.

В стороне среди развалин что-то зашуршало. Тихий звук исходил не из одного какого-то места, а стелился широким фронтом. Шуршание приближалось.

– Крысы-мутанты? – тревожно предположил Хамбиев.

Нина испуганно прижалась к Заколову.

– Почему вы думаете, что крысы-мутанты должны быть большими и страшными? – Тихон говорил больше не для бандитов, а чтобы успокоить дрожащую девушку. – Мутация – это прежде всего деградация. Скорее они стали маленькими и беззубыми.

– Заткнись, философ! – огрызнулся Ныш. – А кто сайгака сожрал?

Из темноты выплыла разнородная серая масса и сгрудилась в кучу шириной метров пятнадцать. Шуршание прекратилось. Тихон пригляделся. Напротив них блестели десятками глаз маленькие, коротконогие, похожие на такс собачки с удлиненными мордочками.

– Ну вот, видите, я был прав, – сказал Заколов. – Никакие это не крысы, а деградировавшие дворняги. В процессе мутации они стали меньше, а не крупнее.

– Зато очень похожими на здоровых крыс, – тем же назидательным тоном закончил мысль Есенин, а затем резко выпалил: – Все! Пора кончать! Ныш, пихай их в яму, а эти твари нас не тронут. Они нападают только на одиночек или… – Он осекся на полуслове, а после паузы тихо продолжил: – Люди всегда страшнее любой твари.

– Что там? – тихо спросила Нина, показывая в темный провал.

– А черт его знает, – спокойно произнес Есенин. – Воронка образовалась после падения ракеты. А потом здесь еще всякое дерьмо сливали. Оттуда еще никто не выбирался.

Хамбиев боком двинулся к Заколову, косо поглядывая на стаю собак. Есенин схватил за плечо Нину, рука в наколках напряглась, склоняя девушку в яму. Тихон пытался быстро принять решение. Он может напасть на Хамбиева и выбить у него пистолет, но одно движение Есенина рукой – и Нина летит в адскую яму. Если сначала вырвать из рук бандита девушку и отпихнуть ее в сторону, то элемент неожиданности будет утерян и он окажется перед дулом пистолета. Что же делать?

Хамбиев подошел вплотную, переложил оружие в левую руку, намереваясь толкнуть Заколова.

– Стойте! Я сам! – остановил его Тихон.

– Так-то лучше, – согласился Хамбиев. – Прыгай, поплавай.

Есенин с интересом посмотрел на парня. Тихон повернулся к яме. Твердая конусная поверхность уходила вглубь. Слева скат казался более пологим, но все равно удержаться на нем было бы достаточно проблематично. Любое неосторожное движение – и ты катишься вниз. Да и сверху в любой момент с радостью подпихнут. Стоп! А почему надо делать осторожные движения?

Заколов вспомнил аттракцион с мотоциклистом, поразивший его в детстве. Спортсмен на мотоцикле катался по вертикальной стене внутри цилиндрического здания. Тогда Тихон еще не знал всех законов физики, позволяющих это делать, но понимал, что мотоциклист держится на стенке за счет скорости. Что же, сейчас у него нет мотоцикла, но и стенка здесь отнюдь не вертикальная. Если побежать достаточно быстро, можно удержать равновесие и выскочить по дуге на противоположный край. Нина тогда воспользуется переполохом среди бандитов и тоже скроется.

Заколов мгновенно произвел расчет нужной скорости, и выходило, что шанс у него есть.

Пора действовать, приказал себе Заколов, стряхнул веревку и резким движением ударил Хамбиева отверткой по руке с пистолетом.

– Нина, беги назад! – перекрывая вопль Ныша, крикнул Тихон, а сам устремился в яму.

Тело стремглав неслось наискосок и вглубь, ноги ступали перпендикулярно твердой поверхности, справа дышала химией черная яма, слева заглядывал полукруг звездного неба. Тихон не оглядывался и не видел, что Нина, как и двое бандитов, замерев, смотрели за его бегом. Удалившись на достаточное расстояние, Тихон направил тело вверх. До заветного края котлована осталось совсем немного, но противные химические испарения сковывали горло, дыхание останавливалось, слезы жгли глаза.

Тихон упал, распластавшись на поверхности. В нескольких метрах выше виднелась спасительная кромка. Он пополз вверх, с трудом цепляясь за гладкую корку ямы. И вот – совсем рядом край. Остался один взмах рукой – и он в безопасности!

Но Заколов не видел, что, когда он упал, стая собак дружно сорвалась с места и побежала единым комком к точке, где он должен был вылезти.

В это время очухался и Ныш.

– Сейчас я его достану! – зло крикнул он, поднял здоровой рукой упавший пистолет и прицелился.

Тихон забросил руку на горизонтальную поверхность, подтянулся из последних сил, голова высунулась из зловонной ямы. Но первое, что он увидел, были злые глазки и раскрытые зубастые пасти своры маленьких собак.

Он перевалился наружу, пытаясь отдышаться. На передних собак напирали задние, и оскаленные пасти брызгали слюной в нескольких сантиметрах от лица Тихона. Он видел жадные пасти и острые зубки. В любую секунду они могли сомкнуться на его лице.

Спасения не было. Впереди – алчная стая, позади – ядовитая яма.

В этот момент из-за спины раздались два выстрела.

Глава 42

– Николай, ты с космодрома, – обратился Колубаев к Федорчуку. – И часто у вас подобные аварии с ракетами бывают?

– У военных знаете как – все всегда засекречено. Были, конечно, неудачи. Особенно в начале шестидесятых. Но о них даже у нас не распространяются.

– Дороги уже никакой нет. – Миша бережно вел машину по ночной степи. – Куда править-то?

Федорчук неожиданно замер и поднял вверх указательный палец.

– Слышали? – шепотом спросил он.

– Что? – обернулся с переднего сиденья следователь.

– Вроде хлопки были… или выстрелы, – он повернул голову налево и уверенно указал: – Оттуда.

– Останови! – приказал Колубаев.

Следователь вышел из машины и огляделся. Безразличная темнота скрывала все вокруг. С минуту поколебавшись, Руслан показал водителю в то же направление, что и Федорчук:

– Едем туда. Как что увидишь, гаси свет и приближайся осторожно. – Колубаев проверил наплечную кобуру. – Федорчук, у вас пистолет с собой?

– Так точно.

– Держите наготове.

Сразу вслед за выстрелами над ухом Заколова дважды вжикнуло. Пули вспороли землю. Взвизгнули и упали несколько собак. Их собратья, почуяв запах крови, набросились на раненых. Пока шла ожесточенная грызня, Тихон сумел подняться и побежал в направлении развалин.

Ныш еще пытался поймать беглеца в мушку прицела.

– Не трать патроны! За ним! – скомандовал Есенин и потащил за собой плачущую Нину.

Надышавшийся зловонными парами Заколов бежал тяжело, каждый вдох отдавал резью в груди. Заметив дверной проем, он скрылся за стеной небольшого разрушенного строения. Три стены сохранились почти полностью, вместо четвертой, обращенной к котловану, лежала груда кирпичей. Крыши над головой не было, между целыми стенами сохранилась лишь одна поперечная балка.

Заколов привалился к холодной стене. Сердце колотилось неровно, в голове тяжело оседал мутный туман, ослабевшие ноги подрагивали. Тело с трудом приходило в норму. Издалека, как шум прибоя, наползала волна шороха. Тихон открыл глаза. На груду кирпичей выползли и замерли десятки светящихся глаз. Тихон метнулся к куче обломков, рука нащупала и вытянула из-под хлама толстую квадратную палку – кусок оконной рамы. Он шарахнул ею по стене, собачки вздрогнули от гулкого эха и выжидающе притаились. Теперь Заколов чувствовал себя в безопасности. В крайнем случае он справится с этими маленькими жертвами мутации. Только бы набраться сил.

Но зыбкое спокойствие тут же рассыпалось.

– Слышь, Есенин, он здесь! – раздался за стеной радостный крик Ныша. – Сейчас я его прикончу.

«Еще посмотрим, кто кого», – зло подумал Заколов и притаился у единственного дверного проема в стене. Когда совсем рядом послышались осторожные шаги, он угрожающе махнул на звук палкой. Ныш шарахнулся назад и упал на спину.

– Огрызается, – просипел он, обходя развалины. – Сейчас с другой стороны достану.

Он подошел к обрушенной стене. Собаки дружно повернулись к нему.

– Вот твари зубастые, – ругнулся Ныш, бессильно опуская руку с пистолетом.

Продираться сквозь кишащую массу агрессивных зверьков он не решился. Бандит вернулся к напарнику. За стеной послышался их шепот.

– Эй, студент! – раздался через некоторое время голос Ныша. – У нас твоя девчонка! Ромашка, подай голос. Ну!

По сдавленному вскрику Тихон понял, что девушке причинили боль.

– Тиша, – Нина прерывисто всхлипывала. – Я не смогла убежать.

– Отпустите ее! – потребовал Заколов. – Немедленно! Иначе…

Что будет иначе, Тихон и сам не мог объяснить.

– Ишь ты! Есенин, ну ты видел где-нибудь еще такого наглеца. Мы его, можно сказать, в кулаке держим, а он нами командовать пытается.

Тихон прикинул, что с помощью палки он наверняка сможет пробиться сквозь стаю собак и скрыться от бандитов. Но как при этом освободить Нину?

– Если вы ее не отпустите, я убегу и сразу же сообщу о вас в милицию! – крикнул он.

– Ишь ты! Тебе понравилось сидеть за решеткой. Иди, иди, они тебя там ждут не дождутся. В розыск объявили. За убитого кассира ответишь и за ментов на вокзале. Там, говорят, ты сразу двух уложил?

Ныш рассмеялся. Тихон зло сжал зубы. В чем-то бандит был прав – в милицию обращаться не хотелось.

– Отпустите ее, – уже дружелюбнее предложил Тихон. – Мы уйдем и ничего про вас не скажем.

– А вот это ближе к делу, – прохрипел Есенин. – Но просто так отпускать девку нам не с руки. Да и ты, студент, хоть и шустрый, но пока, считай, в клетке сидишь.

– Что вы предлагаете?

– Есть один вариант.

Есенин замолчал. Тихон напрягся в нетерпении:

– Какой?

– Пусть все решит случай. Кинем кости. Кто выиграет, тот победитель и забирает все!

– Какие еще кости? Игральные кубики?

– Ты прав, костей нет. Но есть карты. Ныш, колода у тебя с собой?

– Имеется.

– Ну и лады. Сыграешь с ним в очко. Если победишь – берешь девчонку и уходишь. Проиграешь – девчонка остается с нами, а ты…

Молчание продолжалось слишком долго.

– Что я? – не вытерпел Тихон.

– Ты, студент, кончаешь жизнь самоубийством. А перед этим пишешь прощальную записочку.

– Что за бред вы несете?

– Игра будет честной, студент.

Тихон задумался.

– Если я проиграю, что будет с Ниной? – тихо спросил он.

– Она останется с нами.

– А потом?

– Не хочу тебя обнадеживать, но лишние свидетели нам не нужны.

– Так не пойдет, – слова давались Заколову с трудом. – Прежде чем я выполню ваше требование, девушку вы отпустите.

– Нет. Играем по принципу: победитель получает все! – жестко сказал Есенин и улыбнулся. – А проигравший выбирает смерть.

– Тиша, беги! – заливаясь слезами, крикнула Нина.

Заколов медленно осел, скользя спиной по стене. Глаза закрылись, челюсти сжались, лоб уткнулся в обломок рамы с облупившейся краской. Мысли мельтешили, сумбурно просчитывая варианты. Он может убежать отсюда, пробиться через мерзких собачек и, пользуясь темнотой, скрыться. Но тогда Нина останется с бандитами. До Тихона доносился ее бессильный плач. Нет, этого он себе никогда не простит.

Что остается? Напасть на бандитов? Но это опасно, их двое и они вооружены. Шанс с неожиданным нападением он уже упустил. В новой открытой схватке с большей вероятностью победят они.

А какова вероятность удачи при игре в очко? Похоже, что пятьдесят на пятьдесят. Что ж, можно и рискнуть. Другого выбора у него не остается.

Заколов подавленно открыл глаза, тяжело встал. Нет, с таким настроением успеха не добьешься! Он сконцентрировался, тело приняло привычную боксерскую стойку, ноги пружинили, кулаки, разрезая воздух, нанесли несколько стремительных ударов. В душе воцарилась прежняя уверенность в своих силах.

– Хорошо, пусть будет по-вашему. Я согласен! – четко произнес Заколов.

– Другой базар! Это по-нашему, – живо отозвался Есенин.

Тихон вновь подобрал палку и осторожно высунулся из дверного проема:

– Но пистолет на время игры передайте Нине.

– Чего? – возмутился Ныш. – Ты что, не веришь мне?

– Так будет лучше. Это мое условие.

– Ладно, – отрезал Есенин. – Вынь обойму, а пушку отдай ей.

– Как знаешь, – пробурчал Ныш и нехотя подчинился.

Заколов вышел из укрытия. Нина с пистолетом подбежала к нему, теплое дыхание девушки уткнулось в грудь. Тихон обнял ее одной рукой, а другой продолжал сжимать обломок рамы.

– Тиша, мне так страшно здесь, – шептала девушка.

– Скоро мы уйдем отсюда, не беспокойся, – утешал Заколов.

– Палочку-то брось, – вежливо напомнил Есенин.

Тихон махнул рукой, палка звучно плюхнулась на землю. Ныш достал карты и ловко стал тасовать их.

– Играем в очко. Колода на 36 листов. Правила знаешь? – спросил он. – Я раздаю по две карты. Валет, дама, король тянут на два, три, четыре очка. Туз – одиннадцать. Шестерки-десятки идут по номиналу. Если не хватает, заказываешь еще карту. Игра до двадцати одного очка. Перебор – все сгорает. У кого больше – побеждает. Ясно?

– Что уж тут неясного. – Тихон огляделся. – Где расположимся?

– Зайдем внутрь, – решил Есенин, показывая на развалины, из которых вышел Заколов.

Когда все вошли, Есенин занял стратегическое место у выхода. Он курил, зачем-то тщательно пряча огонек сигареты в кулаке. Заколов понял, что путь к отступлению отрезан и теперь он очень уязвим. Одно утешало – пистолет был у Нины.

Возбужденный Ныш присел на корточки, попытался соорудить из осколков кирпичей ровную поверхность. Получалось неуклюже.

– Столика нет. С хорошим сукном, чтобы не скользило, – искренне пожалел он и посмотрел на кучу рухляди. – Что это там?

Он поднял небольшой стол со сломанной ножкой. Прислонил к стене, сдул пыль.

– Неплохо, да? Сейчас бы еще выпивку и живые деньги перед глазами. Тогда азарт идет, кураж.

– Тут ставка побольше, чем грязные бабки, – Есенин пытливо смотрел на студента и осторожно курил. – На живую душу играем.

– На две, – поправил Ныш, посмотрев на прижавшуюся парочку. В голосе чувствовалось нарастающее возбуждение. – Такой ставки у меня еще не было.

– Покажи колоду, – потребовал Тихон, встав с Ниной по другую сторону стола.

– Да на! Она не меченая! Старье. Я ее только сегодня у дедов взял.

Заколов просмотрел колоду, потрепанные разбухшие карты шуршали в руках. Карты как карты, в полумраке при свете звезд с изнанки они все одинаковы. Ну что ж, доверимся судьбе. Заколов вернул колоду. Ныш тасовал долго, пальцы летали в темноте.

– Готов, студент? Не обмочишься? – хихикнул он.

Лицо Заколова вспыхнуло, он действительно волновался, но заставил себя сдержаться и медленно, с расстановкой произнес:

– Сначала сыграем на мою жизнь. – Тихон в упор смотрел на соперника. – А когда я выиграю – на твою. Идет?

– Все уже заметано, условия оговорены, – скороговоркой выпалил Ныш, не поднимая глаз.

– Стоп! – Тихон прикрыл ладонью суетливые пальцы Ныша, тасующие колоду. – Ты мне не ответил.

– Ты чё, фраер, совсем обурел? – Ныш тщетно попытался выдернуть руки.

– Студент прав. Так будет по справедливости, – подал голос Есенин. – Придется принять его условия.

Ныш метнул злой взгляд на вора, губы что-то беззвучно прошептали. Но вслух он сказал:

– Хорошо, хорошо. Сначала выиграй.

Тихону показалось, что по губам Ныша скользнула злая ухмылка.

– Вот так-то, – удовлетворенно крякнул Есенин и аккуратно притушил окурок о стену. – Позабавьте старичка.

Собаки смирно сидели на кирпичах, переводя оскаленные мордочки с одного говорившего на другого, словно следили за беседой.

Ныш метнул на стол по одной карте. Вторую он клал медленно, со значением.

Тихон приобнял Нину. Девушка дрожала.

– Все будет нормально, – заверил он и посмотрел ей в лицо.

Та преданность, которую он прочитал в глазах Нины, привела его в замешательство. Девушка беспредельно верила ему. Такого груза ответственности за чужую жизнь Тихон еще никогда не испытывал. Он перевел взгляд на карты и пожалел, что не следил за руками соперника. Ныш уже был бодр и спокоен.

– Бери, студент, не тяни резину, – торопил он Заколова.

Пальцы Тихона прикоснулись к мягким потрепанным уголкам карт и развернули их перед глазами. Семерка и шестерка – тринадцать очков.

– Еще? – нетерпеливо спросил Ныш.

Тихон пытался считать варианты. Этот процесс успокаивал. Следующая карта не должна быть больше восьми очков. Девятки, десятки, тузы отпадают. Оставшихся вариантов в два раза больше. Итоговая вероятность получить благоприятную карту – шестьдесят шесть процентов. Неплохо.

– Еще, – решил он.

Ныш снял верхнюю карту. Дама – три очка. В сумме пока шестнадцать. Теперь нужна карта не больше пяти очков. Таких вариантов – три против шести, прикинул Тихон. Можно рисковать.

– Еще, – попросил он.

Ныш молча снял очередную карту. Тихон вскрывал ее медленно. Опять дама! Итого – девятнадцать очков. Хороший результат. Может, остановиться? Тихон посмотрел на соперника. Ныш напряженно улыбался, но в позе ощущалась скрытая уверенность в успехе. Надо рисковать, решил Тихон. Теперь ему подходят только валеты. Всего четыре карты из тридцати оставшихся. Четыре из тридцати! Это максимум, на что он может рассчитывать. Если хоть один валет попал к Нышу, то вероятность еще меньше.

– Еще, – прошептал Тихон.

Ныш удивленно кинул карту. Заколов быстро открыл ее, томиться ожиданием не было никаких сил. В первый миг от волнения на затертой карте он разглядел лишь изображение мужчины в красном камзоле. Король! – сердце ухнуло в пропасть.

– Что, перебор? – радостно спросил Ныш.

Заколов безвольно опустил руку. Все пропало, он подвел Нину! В лунном свете на карте мелькнули тонкие черные усики. Тихон резко поднял карту, вгляделся.

Валет! Двадцать одно очко!

Тихон радостно обнял Нину.

– Мы победили, – шепнул он ей, бросил веером карты перед Нышем и устало выдохнул: – Очко!

Заколов отшатнулся от стола в сторону выхода, рука поддерживала беззвучно плачущую Нину. Он обратился к Есенину:

– Мы можем быть свободными?

Ныш растерянно разглядывал карты на столе.

– Подожди! – резко крикнул он. – Теперь моя очередь.

Глава 43

Есенин с любопытством смотрел на улыбающегося парня.

– Ты набрал очко. Повезло, – рассудил он. – Но теперь очередь твоего соперника. Ты поспешил. Вскрываться надо вместе.

– Да, студент, не гони понты! – Ныш с деланным равнодушием вскрыл по одной свои карты и указал: – У меня тоже очко.

Напротив россыпи карт Тихона сиротливо лежали две карты Ныша – десятка и туз.

– Ничья получается, – Ныш широко осклабился, в углу рта тускло мелькнула золотая фикса. – Надо продолжить.

– Опять играть на нашу жизнь? – растерянно спросила Нина.

– Все нормально, – успокоил ее Тихон. – Все будет хорошо.

– Да? – влажные глаза Нины блестели из ночного полумрака и казались прекрасными.

– Я обязательно выиграю, – твердо заверил Тихон.

– Ну, ну, – саркастически отозвался Ныш.

Тихон присел на корточки рядом с Нышем и отобрал у него карты:

– Теперь я раздавать буду!

Ныш недовольно поморщился:

– Как знаешь, мне все равно.

Заколов перетасовал колоду и сдал по две карты. Ныш медленно посмотрел свои, старательно прикрыв их ладонями. Тихон следил за ним. Заметив какое-то движение, он потребовал:

– Рукава закатай!

– Чего ты лезешь?

– Если вздумаешь мухлевать, игру прекращаем, и я с Ниной ухожу!

– Я играю честно! – взвился Ныш.

– Тогда закатай рукава.

– А ты? Почем я знаю, может, ты шулер! Ишь как ловко очко набрал.

– Учти, я слежу!

– Я тоже за тобой приглядывать буду. – Ныш взглянул на карты и потребовал: – Дай еще!

– Держи! И помни, если я выигрываю, мы сыграем на твою жизнь!

Ныш осторожно вскрыл карту и заметно напрягся. Самодовольная ухмылка давно сползла с его лица.

– Будешь брать?

– Не торопи! – огрызнулся Ныш. Он не смотрел в карты, а следил за Тихоном.

– Будешь или нет?

– Я пас! Теперь ты! – Ныш сложил карты и оставил их в руке.

– Тогда положи карты на кирпич! – потребовал Заколов.

– Что?

– Положи, чтобы я их видел. Это логично.

– Это не по правилам! – возмутился Ныш.

– Положи изнанкой вверх. Вскроем потом вместе!

– Давай, Ныш, давай, – подал голос Есенин. Он подошел ближе и с любопытством смотрел сверху.

– Ты на чьей стороне? – огрызнулся Ныш.

– Клади карты. У нас игра честная, – спокойно ответил вор.

Ныш раздраженно кинул карты.

– В следующий раз сдаю я! – предупредил он.

– Когда будем играть на твою жизнь, – спокойно ответил Тихон.

Он положил колоду и взглянул в свои карты. Взял третью. Получилось девятнадцать очков. Рискнуть или нет? В прошлый раз повезло, а как будет сейчас? Он огляделся. Ныш смотрел напряженно, в уголках глаз прятался нешуточный испуг. Есенин снисходительно глядел сверху. Казалось, ему все равно. Нина словно окаменела, в ее безвольной руке болтался пистолет. Даже стая собак замерла, как зрители в театре перед ключевой сценой.

Заколов положил карты.

– Мне достаточно. Вскрываем?

Ныш нервно облизнул губы и, не в силах произнести слов, кивнул.

Пальцы игроков медленно по очереди переворачивали карты. Каждый следил за руками соперника. Когда карты были вскрыты, Тихон сразу все понял. Ныш некоторое время тупо глядел на расклад, а потом радостно, почти по-женски взвизгнул. У него было двадцать очков.

– Все, студент, хана! Отыгрался! – Ныш вскочил. Под его дергаными шагами хрустели осколки кирпичей. – Игрок называется. У-у, сволочь! Меня чуть кондрашка не хватила. Я думал, и правда он – игрок! А он – студент.

Ныш нервно рассмеялся. Так продолжалось довольно долго. Когда смех стих, он устало сказал:

– Выбирай смерть, как договаривались. Советую: прыгай в котлован, быстро отмучаешься.

Тут деловито вмешался Есенин.

– Нет. Там его никто никогда не найдет.

– Пусть стреляется, – согласился Ныш.

– Еще чего! Дать ему пистолет с патронами!

– Верно. Обойдется. – Ныш подскочил к Нине и вырвал у нее пистолет. – Так как же он себя прикончит? Тут и домов нет, с которых можно спрыгнуть. Может, харакири себе сделает?

– Повесится. Это лучший способ. – Есенин извлек откуда-то веревку и посмотрел на Заколова. – Пиши записку.

– Какую? – не поднимая глаз, спросил Тихон.

– Пиши. Как договаривались. – Вор не хотел произносить слова «предсмертную».

– Нет! – крикнула Нина, переводя испуганный взгляд то на Заколова, то на Есенина. – Нет! Так нельзя! Мы ни в чем не виноваты. Отпустите его!

Она рванулась к Тихону. Ныш перехватил ее:

– Но, но! Тише, Ромашка.

Заколов понуро сидел на корточках, склонив голову. Внутри царило опустошение. Он проиграл. Проиграл свою жизнь. А умирать не хотелось. Он так молод, ему нет еще и девятнадцати, а предстоит умирать. Еще день назад он считал, что впереди вся жизнь, а сейчас в одно мгновение все оборвалось, и впереди нет ничего, кроме петли на шее. А ведь он ничего не успел в своей жизни. Великих теорем не доказал, гениальных открытий не сделал. У него даже любимой девушки не было. Через полчаса его не станет, и скоро о нем все забудут. Он прошел по жизни, не оставив следа. И Нину он не смог спасти.

Смотреть на безвинную девушку не позволяла совесть. Он жалел, что не набросился на бандитов еще в тот момент, когда стоял с палкой за стеной. Лучше было погибнуть в открытой схватке, чем умереть безвольно, как ему предстоит сейчас. А может, кинуться на них с кулаками?

Нет. Сейчас это невозможно. Он дал слово, а слово надо держать.

Тихон поднялся, глаза уткнулись в ствол пистолета в руке Ныша.

– Это чтобы ты не вздумал взбрыкивать, – пояснил бандит.

Предусмотрительный Есенин протянул бумагу и ручку:

– Пиши!

– Что?

Есенин наморщил лоб и продиктовал:

– В последние дни я сделал много ошибок. Я не могу простить их себе. Я запутался и не хочу больше жить. Я ухожу в мир иной. – Есенин подождал, пока Заколов карябал шариковой ручкой. – Написал? Подпишись! Давай сюда! – Он посмотрел на бумагу, скривился: – Сойдет. Ручку брось под ноги.

Есенин закинул веревку через балку, затянул узел, сделал петлю.

– Выдержит, – сделал он вывод, подергав веревку. И подмигнул Заколову: – Ног не сломаешь.

Глава 44

Водитель прокурорской «Волги» Миша поймал светом фар опоры покосившейся вышки, машина выехала на старую накатанную дорогу и пропылила вдоль густого проволочного заграждения. Около выбитых сетчатых ворот «Волга» остановилась.

– Руслан Ахметович, сюда? – боязливо спросил Миша.

– Похоже на то. Как думаете, Федорчук? – следователь тоже говорил тихо, почти шепотом.

Старший сержант напряженно вглядывался в темный провал в ограждении. Вспотевшая рука потянулась за пистолетом.

– Следы-то свежие, – указал на дорогу Николай. – Ворота сегодня снесли. Не иначе – наши беглецы. Давай гаси свет и потихоньку катись по следам.

Водитель перевел вопросительный взгляд на Колубаева.

– Действуй! – подтвердил приказ следователь. Когда машина тронулась, он тихо добавил: – Будь осторожен.

– Будешь тут, – пробурчал под нос Миша, стараясь хоть что-нибудь разглядеть на пути.

Машина неспешно выкатилась к огромной темной яме. Все настороженно озирались.

– Смотрите! – Миша указал на силуэт автомобиля неподалеку. – «Волга»!

– Езжай к ней, – приказал Колубаев и тоже достал табельное оружие.

Вскоре прокурорская машина приблизилась вплотную к неизвестной «Волге».

– Руслан Ахметович! А номерок-то наш! – Миша говорил тихо, но возмущенно тыкал пальцем в окно. – Вот сволочи!

– Внутри никого, – присмотрелся Федорчук.

– Вокруг тоже, – оглядевшись по сторонам, добавил Колубаев. – Выходим по одному. Федорчук, ты первый.

Николай вышел, не хлопая дверцей, и мягко обошел вокруг подозрительной машины. Ладонь легла на капот, голова склонилась к окну. Обшарив все взглядом, Федорчук вернулся к Колубаеву, который уже выбрался из «Волги» и с тревогой всматривался в зловещий пейзаж.

– В машине чисто, – доложил старший сержант. – Но двигатель еще теплый.

– Куда они могли деться? Не в яму же сиганули, – следователь покосился в темный провал, но сколько ни вглядывался, ничего не мог разглядеть.

Федорчук подобрал камень и швырнул в темную дыру. Через несколько секунд послышался шлепок во что-то вязкое. Колубаев сделал осторожный шаг в сторону и осмотрелся. Зловещий пейзаж украшали разрозненные остовы разрушенных строений. Вдруг дуновение ветерка донесло обрывки чьих то слов.

– Это оттуда, – показал рукой Федорчук. – Предлагаю нам идти пешком, а водитель пусть осторожно едет сзади.

– Услышат!

– А зачем нам таиться. Мы же власть.

– И то верно. Но старайся ехать тихо и фар не включай, – обратился следователь к Михаилу, который, вцепившись в открытую дверцу, не отходил от машины.

– Что ж, сегодня тебе не повезло, – назидательно провозгласил Есенин, пытливо вглядываясь в лицо Заколова.

«Как будто у меня будет завтра», – обреченно подумал Тихон. Он все время ощущал на себе горестный взгляд Нины.

– Давай столик подставим, чтобы тебе было удобно.

Есенин приподнял стол с одной стороны, показывая Заколову глазами на противоположную половину. Тихон безразлично вцепился в сломанную крышку стола и сразу же отдернул руку. Из поврежденного пальца капала кровь. Собаки дружной гурьбой осторожно двинулись в глубь комнаты. Их ноздри алчно раздувались, в глазах разгорался хищный блеск.

– Становись на стол, – подтолкнул Заколова Есенин. – Это они твою кровь учуяли.

Стол уже размещался под балкой, на которой висела веревка. Есенин подставил сломанную ножку, придержал шаткую поверхность, пока Тихон залезал на нее. Внизу, почуяв скорую добычу, повсюду копошились мерзкие собаки.

– Ты на меня кровью не капай! – Есенин отошел к Нышу, который сдерживал Нину.

Девушка толкалась и пыталась броситься к столу.

– Тиша! – кричала она. – Тиша!

Заколов старался не оборачиваться в ее сторону. Он дал слово. Теперь ничего не изменишь. Он должен выполнить обещание. Тихон накинул петлю на шею и держался руками за балку. Несколько собак забрались по разрушенному краю на стену и с двух сторон двинулись по балке к центру. Тихон убрал порезанную руку. Две собаки вцепились зубами в веревку. Остальные хищной сворой сгрудились внизу. Живая серая масса клацала зубами и потявкивала. Они ждали свою жертву.

– Во картинка! Как крысы ползают, – Ныш улыбался. – А эти твари на нас не кинутся?

Есенин молчаливо наблюдал. Ныш держал плачущую Нину. Все трое прижимались к стене, сторонясь кишащей массы злых собак.

– Тиша, Тиша! – бесконечно причитала Нина.

– Уведите ее, – попросил Заколов, с трудом балансируя на столе.

Есенин с нескрываемым любопытством следил за ним. Он был поражен, что парнишка держит взятое слово и не пытается улизнуть. Стол зашатался под напором алчных собак. Подставленная ножка отлетела, столешница ухнула вниз. Две придавленные собаки визгливо, почти по-женски, заскулили. Над ними болтались ноги Заколова. Все замерли.

И вдруг снаружи раздался громогласный крик:

– Заколов! Вы окружены! Сдавайтесь!

Нина от растерянности замолчала. Ныш напряженно покосился на Есенина. Тот сохранял спокойствие и смотрел, как Заколов, вцепившись руками в петлю, отчаянно борется за жизнь.

– Заколов! Говорит следователь прокуратуры Колубаев. Со мной милиция. Вы обвиняетесь в убийствах. Будьте благоразумны, сдавайтесь!

Руслан склонился к Федорчуку и шепнул: «По-моему, он хочет избавиться от девушки. Ее жизнь в опасности». Оба стояли по бокам «Волги» с пистолетами наготове.

– Менты! Обложили! – испуганно шипел Ныш, озираясь по сторонам. – Что будем делать?

– Уйдем. Не вопи, – на удивление спокойно отвечал Есенин.

Он смотрел на хрипящего в петле Заколова. Тот успел схватиться за веревку, но силы явно покидали парня. Снизу в кроссовки вцепилась самая щустрая собака. Вверху на балке две псины продолжали грызть веревку. Остальные, задрав алчные морды, истекали слюной.

– Заколов! Выходите с поднятыми руками. У вас – десять секунд! Иначе мы применим оружие.

Надгрызенная веревка лопнула. Заколов шлепнулся в кишащую массу злобных тварей. Нина отчаянно крикнула и зажмурила глаза.

Услышав крик девушки, Колубаев приказал:

– Миша, врубай свет! Слепи их! Федорчук, за мной!

Следователь выстрелил в воздух и рванулся к развалинам. Лучи фар яркими конусами прорезали ночную тьму. В этот момент собаки, накинувшиеся на Заколова, разом отпрянули. Их морды поворотились к свету, в сузившихся глазах вспыхнула безумная ярость. Вся стая сорвалась с места и в едином порыве бросилась на свет автомобильных фар.

Есенин рывком поднял Заколова и сильно встряхнул его. Бесцветные глаза вора пристально смотрели в посиневшее лицо парня:

– Очухался?

Тихон стаскивал петлю и растирал рубец на шее.

– Да-а, – прохрипел он тихим осипшим голосом.

– Тиша, – причитала рядом Нина.

– Есенин! Менты! Что делать? – пугливо метался Ныш.

– Теперь им не до нас. Смываемся! – скомандовал вор. – Бери девчонку и к машине.

Они выбежали через дверной проем. Ныш тянул Нину, Есенин помогал Заколову.

Около «Волги» с зажженными фарами отчаянно отбивались от обезумевших собак Колубаев и Федорчук. Следователь топтался на капоте и отстреливался от наседавшего зверья. Милиционер стоял на крыше машины и сначала пытался только пинать лающие морды, но потом тоже взялся за пистолет.

Глава 45

– Что это было? Мутанты взбесились? – возбужденный Ныш лихорадочно крутил баранку, выезжая с территории Гиптильника.

– Я слышал, что у этих тварей по ночам от яркого света крыша едет. Но не представлял, что так, – Есенин часто и глубоко затягивался, звучно выпуская табачный дым. – Днем они где-то прячутся, а выползают только ночью.

– Вы не могли бы курить в окно? – попросил Заколов.

Есенин удивленно обернулся назад, где, обнявшись, сидели Тихон и Нина:

– Дым ему не нравится, во дает! Ты помнишь, что пять минут назад еще в петле болтался? – Есенин все же приоткрыл окошко и пару раз шевельнул ладонью, выпроваживая сизые клубы. – Слушай, студент, ты зачем мента уложил? Видишь, за тобой теперь какая охота. И меня могли за компанию замести.

– Я никого не убивал, – огрызнулся Тихон.

– Ты не убивал, Ныш его пальцем не трогал. Кто же тогда? – Есенин стрельнул пальцами и проводил взглядом летящий огонек. – Но мне до фени. Я честный вор. Только знай, менты за своих люто мстят. Если при аресте не грохнут, то потом в СИЗО тупого урку натравят. Придушит во сне, а врач напишет, что сердцу кирдык.

Заколов уже пришел в себя и понимал всю тяжесть ситуации. Милиция сидит у него на хвосте и считает убийцей. Все улики против него. Как из этого выпутаться? Ни одна мысль не лезла в отяжелевшую голову. Шею еще саднило от веревки, а ноги помнили дрожь шаткого стола.

– А ты пацан – ничего! Крепкий! – Губы вора чуть-чуть одобрительно растянулись, по-другому улыбаться он не умел. – Я тут вот чего решил. Девчонку твою мы тебе отдадим. И тебя отпустим. Но… сначала тебе надо отработать. Пойдешь с нами на дело.

– Ты чего, Есенин? – возмутился Ныш. – Он фраер не проверенный.

– Он наш должник. Мы сегодня ему жизнь подарили. Пусть отработает – и расстанемся, как в море корабли.

– Да он скиснет в самый ответственный момент!

– Этот? Нет, парень крутого замеса.

– А что надо делать? – подал голос Заколов.

– Потом объясню. Через два дня будешь свободен.

– Нину надо отпустить сегодня! – твердо заявил Тихон.

– Нет, так не пойдет. Она девица плаксивая, раньше времени расколется. Вот сделаем дело – и валите оба, куда хотите! – Есенин посмотрел на прижавшуюся к парню Нину и добавил: – Никто ее не тронет. Я тебе обещаю. Мое слово тоже дорогого стоит.

– С Беком будешь сам разбираться, – недовольно стрельнул глазами Ныш. Ему не нравилась перемена отношения к пленникам.

– С ним я договорюсь. Не твоего ума дело. Дорогу до Арыся найдешь?

– Разберусь! – отрезал Ныш и сильнее надавил педаль газа.

Он включил фары и ехал вдоль забора из колючей проволоки. Там, где колючка сворачивала за угол, в бок машины ударил яркий свет другого автомобиля. Ныш от неожиданности дернул рулем и съехал со старой укатанной дороги в голую степь. Под колесами захрустели колючки. Притаившаяся машина сорвалась с места и устремилась за «Волгой» Ныша.

– Черт! – крикнул Ныш, ловя в зеркалах яркие отблески дальнего света фар. – За нами погоня! Кажется, менты!

– Опять? Этого еще не хватало, – Есенин с тревогой взглянул назад. – Гони! Посмотрим на что ты способен.

«Волга» неслась сквозь ночную степь, ухала на кочках, как живая, по днищу барабанили камешки, двигатель натужно гудел. Машина сзади не отставала. Дрыгающийся свет ее фар временами выхватывал фигуры беглецов, от этого всем в «Волге» становилось неуютно. Ныш попытался маневрировать. «Волга» виляла, поднимала клубы пыли при резких поворотах, но когда пыль оседала, сзади опять назойливо тыркались в стекло два пучка света. Всех мотало по салону из стороны в сторону. Только Ныш, вцепившийся в руль, оскалив зубы, метал взор между стелящимися впереди ухабами степи и зеркалом заднего вида.

На одном из ухабов машина подскочила особенно высоко и грохнулась о землю, звучно громыхнув сначала передним, а потом и задним мостом. Из-под днища, вспарывая песок, вырвался отвалившийся глушитель.

«Волга» взревела, как ракета, и помчалась быстрее, словно сбросила ненужный балласт. Сзади на обломки громоздкого глушителя напоролась машина преследователей. Металлический хруст и скрежет на миг прорвался в салон «Волги».

– Так вам, козлы! – вскричал Ныш, с восторгом глядя на отстающую машину, закопавшуюся в вихре песка.

Он запальчиво давил на газ, автомобиль безудержно мчался прямо, и в какой-то момент все ощутили, что неровности под колесами разом исчезли. Ныш испуганно повернул голову вперед. Свет фар выхватывал пустоту.

Машина летела с двухметрового песчаного уступа. Неистово ревел двигатель, освободившаяся мощность бешено вращала задние колеса, застрявшие песчинки веером вылетали из пазов протектора.

Когда через пару секунд «Волга» грохнулась в яму, ее черные шины были идеально чисты. Вскрикнуть от страха никто из пассажиров не успел.

Глава 46

Прокурорская «Волга» медленно возвращалась на станцию. Глаза водителя Миши застилали слезы настоящего горя.

– Что скажет Глеб Николаевич, – гнусил Миша. – Он меня убьет!

Миша тоскливо смотрел на измятый ногами капот, хлюпающий, как никчемная жестянка. Потом он перевел взгляд вверх. Продавленная крыша выпирала под лопнувшей обшивкой. Лобовое стекло избороздили трещины.

– А еще козел, – вспомнил Миша поцарапанный бок автомобиля. – Начальник меня точно убьет. Эту «Волгу» ему выделили только год назад. Еще новенькая… была.

– Хватит ныть! – грубо прервал Колубаев. – Без тебя тошно.

Он морщился, глядя на разорванные в клочья штанины, из-под которых виднелись кровавые следы укусов. Полы пиджака тоже были надорваны.

– Коль, а с тобой что? Покусали? – спросил следователь.

– Брюки на выброс, – вздохнул с заднего сиденья Федорчук. – Ботинки превратились в летний вариант – с дырочками. Местами прокусили до крови.

– Хорошо, что отбились.

– Я на этих тварей все патроны извел.

– Я тоже. – Руслан дотронулся до мягкого сгустка крови на ноге и вяло приказал: – Давай, Миш, в больницу гони.

– Теперь мне не до гонок, – горько промолвил водитель.

Капот на скорости отчаянно дребезжал, мятая крыша пощелкивала на ухабах, Мишино сердце сжималось от боли.

Белая дверь медицинского кабинета резко распахнулась, и на пороге появился начальник отделения милиции Кусыев.

– Так вот вы где! – воскликнул он, с улыбкой рассматривая раздетых до трусов Колубаева и Федорчука. – В Гиптильник, значит, заехали.

– Сюда нельзя! – встрепенулась молодая медсестра. Она уже обработала и забинтовала укусы, а сейчас держала в руках солидный шприц.

– Мне можно, – добродушно возразил Кусыев и шагнул внутрь. – Забыл вас предупредить, что ночью туда соваться смертельно опасно. Да и днем тоже.

Из-за его спины показалось усталое лицо эксперта Гурского.

– Ай, ай, ай! – закачал головой он. – Как же вас угораздило?

– Больные, вы должны пройти курс уколов от бешенства, – заявила медсестра, приблизившись к следователю. Она старалась говорить строго и не обращать внимания на посторонних.

Тонкие пальчики влажной ваткой протерли Руслану живот и резким толчком вогнали иголку шприца. Помещение наполнил запах спирта.

– Им бы, девушка, внутрь надо принять, – назидательно заметил Кусыев.

– Я здесь серьезные вещи делаю, а не играюсь, – фыркнула медсестра и перешла к Федорчуку.

Старший сержант деловито штопал разорванные штаны.

– Больно-то как, – растирая живот, сморщился Руслан.

– И таких уколов надо сделать сорок, – обернулась к нему медсестра.

– Ого! Утешили! – тяжко вздохнул Колубаев. Он грустно рассматривал праздничный костюм, пришедший в негодность. – Вот жена обрадуется.

Федорчук приподнял вверх руки, не выпуская иголку, дождался, пока сестра завершила укол, и невозмутимо продолжил штопку.

– Ему что, другое лекарство вкололи? – глядя на совершенно спокойного сержанта, поинтересовался Колубаев.

– Всем одинаковое, – сестра демонстративно отвернулась от раздетых мужчин. – И помните, завтра укол надо обязательно повторить.

– Руслан Ахметович, – нетерпеливо суетился около следователя Гурский. – Я любопытную вещицу нашел.

– Что там еще? – Колубаев, морщась, растирал ладонью место укола.

– Вот смотрите, у сарая во дворе обнаружил. – Семен Григорьевич потряс целлофановым пакетом, в котором брякали две отмычки. – Свеженькие, не ржавые. Только сегодня уронили.

– А в доме у поэта-медвежатника что нашли?

– В доме пусто, – вмешался в разговор начальник милиции. – Имеются следы принятия пищи. Больше ничего.

– Пожрали и свалили, – брякнул Федорчук, перекусывая нитку.

– Интересно, – задумался следователь. – Есенина нам брать пока не за что. Он только освободился. Вряд ли решится сразу взяться за старое.

– А отмычки? – Гурский приподнял пакет. – Он их явно выронил впопыхах. Возможно, Есенин прихватил свой воровской инструмент.

– А Заколов там каким боком оказался? Какая у него связь с Есениным? И с девушкой этой ничего не ясно. – Колубаев потер усталое лицо. Потом обратился к Кусыеву: – Мне бы одежонку какую-нибудь найти. Временно.

– Сделаем! – бодро ответил начальник милиции. – Предлагаю перебазироваться ко мне. А утром я отправлю своих сотрудников в Гиптильник, чтобы там порыскали: что, чего?

– Уже утро, – Колубаев смотрел в окошко поверх белых занавесок.

Темные ветки одинокого деревца отчетливо проступали на фоне светлеющего неба.

Глава 47

Есенин толкнул дверцу и вывалился из разбитой машины. Первый взгляд – назад. На кромке песчаной горки пусто. Оторвались! Хоть в этом повезло. Следующий взгляд – внутрь машины. Девица кричит, студент дергает за ручки обеих задних дверей – заклинило. Ныш кряхтит, навалившись на руль.

Вор встал, прислушиваясь к ощущениям, – вроде цел. Осмотрел автомобиль. Нос «Волги» задран вверх, из-под капота противный коричневый дымок. Похоже – приехали, взгрустнул Есенин.

Ныш тем временем выбрался наружу. Лицо искажено болью, одной рукой он держится за машину, другая прижата к груди.

– В чем дело? – равнодушно спросил Есенин.

– В груди жжет, вздохнуть не могу.

– Ребра сломал. Бывает. – На лице вора никакого сочувствия. – Посмотри, что с тачкой.

Ныш метнул злой взгляд на Есенина, натолкнулся на ледяную холодность и покорно перевел потускневшие глаза на машину. Внутри Заколов продолжал толкать дверь. Из-под капота хлопком ударило пламя. Огонь сразу же охватил половину машины, пробился в салон. Нина отчаянно закричала.

– Может рвануть, – произнес Есенин и широким шагом отошел в сторону.

Ныш пугливо попятился от огня и упал, охнув от боли. Руки захлопали по песку, Ныш по-собачьи отползал вслед за Есениным.

Как только вспыхнул огонь, Заколов выдернул подголовник переднего сиденья и полез вперед.

– За мной, живо! – крикнул он Нине. – Там дверь открыта!

– Не могу! Нога застряла!

Тихон наклонился к девушке. Ступня Нины въехала под переднее сиденье. Он дернул за ногу, девушка резко вскрикнула. Тихону не понравилось вывернутое положение ее ноги. Возможен перелом.

Заколов торопливо огляделся. Передняя панель коробилась под огнем, едкий дым наполнял салон. Тихон откинулся на сиденье и резким ударом двумя ногами сшиб переднее кресло. Нина освободила ногу.

– Я не могу на нее встать! – заливаясь слезами, крикнула она.

Разросшийся огонь отрезал путь вперед. Тихон посмотрел на заднее стекло. Ударил локтем – стекло устояло. Придется опять ногами.

Он извернулся, уперся ногами в стекло, а руками уцепился в оставшееся переднее сиденье. Рядом кричала Нина, пламя полыхало из-под торпеды, обжигая руки, огонь гудел, продираясь по салону. Тихон напрягся, спинка сиденья изогнулась, обшивку кресла съедал огонь.

Сзади раздался долгожданный хлопок. Стекло вывалилось, звякнув о капот багажника. Не теряя ни секунды, Заколов выполз вперед ногами. Руками он ухватил Нину и вытащил вслед за собой. Молодые люди шлепнулись на землю позади машины.

– Как нога? – Тихон ощупал ступню Нины. Девушка вскрикивала от прикосновений. – Точно, перелом!

Языки пламени под воздействием сквозняка жадно вырывались из салона, облизывали багажник автомобиля, подбирались к бензобаку.

– Уходим! – Тихон подхватил девушку на руки и побежал прочь от охваченной пламенем машины.

Сзади глухо бухнуло. Теплая волна подтолкнула Тихона в спину. Он упал, накрыв собой Нину. Песок щедрым дождем полоснул сверху.

Тихон открыл глаза. Рядом шея девушки с прилипшими песчинками. Он дунул. Песчинки нехотя, цепляясь друг за друга, слетели вниз. Оставшиеся он стер пальцем. Нина бесшумно хлопала ресницами, ее серые глаза ласково смотрели на Тихона.

– Цела? – спросил Заколов, приподнимаясь на руках.

– Нога болит, – мужественно ответила девушка, но чувствовалось, что дается ей это нелегко.

– Я знаю. А еще?

Нина перевела взгляд на грудь и смутилась:

– У меня лифчик опять расстегнулся. Его, правда, раньше порвали.

Тихон впопыхах хотел предложить помощь. Рука потянулась к кофте с ромашкой, пальцы коснулись шерстяных ворсинок и застыли, на щеки наполз румянец.

– Везет тебе, студент! – раздался сверху хриплый голос. – Опять целехонек выбрался!

Над упавшими молодыми людьми стоял Есенин. Заколов торопливо поднялся, заслоняя Нину.

– Это не он, а девка фартовая. Я же говорил, – рядом появился Ныш, прижимая руки к груди. Он жадно осмотрел лежащую девушку. – Будешь моей кралей?

Заколов помог Нине подняться и поддерживал ее со стороны сломанной ноги.

– Мы же договорились, – обратился он к Есенину. – Девушку не трогаем.

– Пока трогаешь ее только ты, студент, – осклабился Ныш.

Есенин озабоченно окинул взглядом окрестности.

– Надо отсюда линять, – решил он, посмотрел на поджатую ногу девушки и холодно спросил: – Что у нее?

– Перелом, – ответил Тихон. – Ей надо в больницу.

– В больничку потом, а пока, – Есенин указал глазами: – Иди туда.

– Ей надо к врачу! – настойчиво повторил Тихон.

– Будет ей врач. Двигай, куда сказал. У нас нет времени.

Ныш демонстративно вытащил пистолет. Заколов посмотрел по направлению, указанному Есениным. В серой дымке рассвета виднелась лишь ровная степь.

– Тут недалеко, – успокоил вор.

Через час они вышли к линии электропередач. Уставшая Нина, всю дорогу топавшая на одной ноге, безвольно висела на Заколове. Они шли, тесно прижавшись. Правой рукой Тихон поддерживал девушку за талию. Иногда пальцы проскальзывали под задравшуюся кофту и касались обнаженной кожи. Тихон вздрагивал, как от электрического удара, и старался поправить одежду.

Есенин остановился у растопыренных лап железной опоры и громко объявил:

– Привал.

Заколов усадил Нину спиной к опоре, закатал ей штанину. Ступня распухла, в подъеме проступило кроваво-синее пятно.

– Ты как? – спросил он, осторожно притрагиваясь пальцем к ноге.

– Болит, но уже привыкла, – покорно ответила девушка и попыталась улыбнуться.

Она смотрела на Тихона, и в ее взгляде одновременно отражались глубокая благодарность и робкое извинение. Заколов глядел в ее лицо и не узнавал прежней дурнушки Нины. Она неровно дышала, приоткрыв припухшие искусанные губы, ее глаза блестели от былых слез, налившись чувственностью, волосы потеряли шарообразную пышность, тонкие влажные пряди игриво спутались, щеки слегка впали и побледнели.

– Ну, как я выгляжу? – с обиженной ухмылкой поинтересовалась Нина.

– Ты красивая, – еле слышно ответил Тихон.

– Не обманывай, – она ткнула кулачком в грудь парня и отвела взгляд. Стало видно, как на тонкой шее пульсирует маленькая жилка.

– Ты самая красивая, Нин, – повторил Тихон, совершенно не лукавя. – Ты…

Но договорить он не успел. Подошедший сзади Ныш, как молотком, с размаху шлепнул по голове рукоятью пистолета. Мгновенно обожгла боль, глаза разорвала колючая вспышка, сквозь которую толчками протискивался крик. Откуда он, изнутри, снаружи?

Но тут же все стихло и придавило темнотой.

Глава 48

Есенин с Хамбиевым вышли к небольшому одинокому домику у железнодорожного переезда. Здесь железную дорогу пересекала растрескавшаяся, наполовину занесенная песком автомобильная дорога. Заржавевший шлагбаум глядел тонким концом в небо и было похоже, что в таком состоянии он застыл очень давно.

Ныш тащил упирающуюся Нину, ехидно мял ее руками. Девушка сопротивлялась, хотела вырваться, но Ныш держал её крепко и только посмеивался. Иногда Нина пыталась идти сама или плюхалась на землю и в слезах требовала, чтобы ее бросили, но каждый упор на сломанную ногу причинял резкую боль, а остаться одной ей не позволяли.

– Ромашка, ну чем я хуже твоего студента? К нему ты прижималась, а меня отталкиваешь? Забудь про него. Студента больше нет. В борьбе победил сильнейший, – самодовольно твердил Хамбиев. – Да не толкайся ты, дура. У меня же ребра треснули. Мною, Ромашка, бабы довольны. Попробуй, тебе тоже понравится.

Нина беззвучно плакала от бессилья и прикрывала грудь локтями. Есенин всю дорогу молчал, не оборачивался, но двигался медленно, позволяя Нышу с Ниной не отставать. Когда подошли к домику у переезда, он остановился около рассохшегося штакетника, опоясывающего жалкие огородные грядки, и хмуро произнес:

– Здесь живет знакомый моего отца. Никому не вякать, говорить буду я.

Ныш расправил прилипшие к потному лбу волосы и напомнил Есенину:

– Нас Бек ждет.

– Помню, – отрезал вор, прошел во двор и стукнул в дверь.

На пороге появился пожилой человек в стареньком кителе железнодорожника. В руках он держал фуражку, которую тут же нахлобучил на взъерошенные, давно не стриженные, седые волосы. Лоб и щеки прорезали глубокие морщины.

– Здрасьте, дядя Федя, – буркнул Есенин, старясь заглянуть хозяину за плечо.

Ожившие глаза старика бегло, но пытливо осмотрели гостей.

– А я думаю, никак начальство пожаловало. Вовка, ты?

– Узнал, – Есенин попытался приветливо улыбнуться, отчего в одном из уголков губ лишь на мгновение показались два желтых зуба.

– Да я тебя, охламона, вот с таких пор помню, – железнодорожник провел ладонью около колена. – Как батя? Вспоминает меня?

– А то, конечно.

– Я к нему на день Победы обязательно вырвусь. Так и передай. Нам фронтовикам есть что вспомнить.

– Передам, – Есенин нерешительно потоптался.

– Да ты заходи, заходи, Вов. И товарищей своих зови. Что это у вас с девушкой?

– В аварию мы попали, дядь Федь. Машина разбилась. Девчонка ногу повредила. Приютить ее на время надо.

– Да как вас угораздило? С тех пор как новую дорогу открыли, здесь уж два года никто не ездит.

– Я вижу. Тут многое изменилось.

– Чего мы стоим? Проходи! – встрепенулся хозяин домика. – А девушку вот сюда, – старик протопал по скрипучему полу в небольшую спаленку и указал на кровать с пирамидкой пухлых подушек.

Нина легла и блаженно вытянула ноги. Ныш незаметно осмотрел все комнаты небольшого домика, никого не нашел и, успокоившись, расположился на кухне.

– Аварии, всюду аварии, – вздохнул старик. – И у нас на дороге, слышал, поезда столкнулись.

Есенин кивнул и тихо поинтересовался:

– Ну и как?

– Уже пошли поезда, пошли. Наладилось.

Как бы в доказательство его слов за стенкой прогрохотал состав.

Есенин отвел старика в сторону и тихо произнес:

– Девчонка останется у тебя на пару дней.

– Так ей же к врачу надо.

– Потом врач. Пока сам за ней посмотри. Не выпускай отсюда и никому не говори про нее.

– Спрятать, что ли?

– На кой ее прятать. К тебе же никто не заглядывает.

– Да, никто. Давно уже никто не заходит. Только раз в месяц пенсию привозят. На пороге дадут, и назад, – вздохнул старик.

– Вот и хорошо. А девчонка сейчас не ходок. Дня через три, я за ней заеду, – пообещал Есенин.

– А если ты не придешь, Вов?

– Если не приду, – Есенин задумался. – Если через пять дней не появлюсь, отправь ее на станцию. Раньше нельзя, мне навредит. А потом уж мне все равно будет.

Старик послушно и немного испуганно кивал:

– Понятно, Вов. Я ее подлечу пока?

– Это можно. Только отпускай – строго через пять дней! И чтобы ни одна живая душа о девке не знала. Не вздумай ослушаться! – предупредил Есенин, потом придвинулся к старику и, глядя в упор, произнес: – Ты же меня знаешь. Если что – не обессудь.

Вор убедился, что старик выполнит поручение, и уже мягче продолжил:

– И еще одна просьба. У тебя, дядь Федь, вроде был мотоцикл?

– Имеется. Я редко его теперь завожу. Раньше, когда жена была жива, она все время в район норовила съездить…

– Мне нужен твой мотоцикл, – перебил старика Есенин. – Через три дня верну.

Старик замялся.

– Тут это, такое дело, – старик, отводя взгляд, старательно подбирал слова. – Ты, Вов, птица вольная. Сегодня здесь, а завтра – ого где! А для меня мотоциклетка, ну, сам понимаешь. Хотя и старый я уже, и права мне не продлили…

– Вот чего предлагаю, – вновь перебил Есенин. – Куплю я у тебя мотоцикл.

Он достал несколько купюр и сунул старику:

– Вот. Сколько есть. Остальное потом.

Старик неловко разглядывал деньги, боясь поднять глаза.

– Немного, – вздохнул он.

Жующий что-то Ныш с ухмылкой сидел за столом и прислушивался к разговору. Есенин резко повернулся к нему:

– Доставай деньги, у тебя еще оставались.

– Откуда? Я тебе все отдал, – Ныш изобразил удивление.

– Давай, некогда кочевряжиться, – Есенин дернул Ныша за ремень и запустил руку в карман.

– Полегче, – ойкнул Ныш. – У меня же ребра!

Воспротивиться Есенину он не успел, одна рука была занята бутербродом. Есенин выудил пачку денег и изумленно спросил:

– Откуда столько?

– Места знать надо! – огрызнулся недовольный Ныш.

– Откуда? – Есенин встряхнул Ныша.

Хамбиев побледнел, оттолкнул вора и язвительно зашипел:

– Мать, не переживай. Через неделю верну с лихвой. Твой Вовчик.

– Ах ты крыса! – кинулся Есенин к Хамбиеву, догадавшись, что тот украл деньги у его матери.

– Полегче! – Ныш выхватил пистолет и уперся стволом в живот наседавшего Есенина. – Старикам деньги ни к чему, а нам в самый раз.

– Заткнись, сволочь! – Есенин сделал шаг назад и показал на оружие. – Убери, безмозглый болван. Убери, я сказал!

Ныш нехотя подчинился.

– Иди во двор, жди меня там! – приказал Есенин и обернулся к ошарашенному старику. – Вот еще деньги, дядя Федь. Теперь вполне достаточно. Мотоцикл я покупаю. Где он у тебя?

– В сарайке, – старик растерянно смотрел на деньги.

– Давай ключи, мы уезжаем. А за девчонкой приглядывай, как договорились.

Старик не стал выходить из дома. Он понуро сидел на кухоньке, смотрел на разворошенную еду и слушал, как во дворе прощально затарахтел мотоцикл. Когда звук двигателя стих, он прошел в горницу. На кровати лежала Нина, и безвольно смотрела в потолок.

– Что, дочка, больно? Давай посмотрю твою беду, – он прощупал ногу девушки, слегка надавливая пальцем. – Так больно? А так? Не кричи, я уже все. В войну и не такое было. Сейчас я что-нибудь придумаю.

– Мне надо в город, а у меня нога. Вы мне поможете? – с надеждой в голосе спросила девушка.

Старик замялся и ответил коротко:

– С ногой – да.

Он вспомнил наставления Есенина, плотно задернул шторы и пошел закрывать дверь.

Глава 49

Заколов очнулся – сидит на земле. Но это он понял не сразу. Сначала мутный взор увидел вытянутые ноги: пыльные джинсы и грязные кроссовки. Что это? Чьи они? Потом Тихон распознал свою обувь и сильно удивился – как далеко его ступни, до них не достать! Он попытался шевельнуть рукой и обнаружил, что привязан спиной к опоре линии электропередач.

Тихон извернул шею, чтобы осмотреться. В голове гулко катнулось тяжелое ядро. Со щеки нехотя осыпались песчинки, прилипшие во время падения. Рядом никого не было. Только плюшевый медвежонок неуклюже сидел на песке, черные пуговки глаз растерянно искали хозяйку.

Тихон вспомнил, как Нина выхватила игрушку из горящей машины и потом несла в свободной руке, боясь потерять. Другой рукой она обнимала Тихона. Ее грудь, освобожденная от лифчика, терлась о его тело, но лишь сейчас это воспоминание заставило напрячься мышцы в низу живота. Тогда нужно было только дойти.

Заколов стиснул зубы, запрокинул голову. Вверху витые провода липли к небу и тонко насвистывали заунывную песню. Также противно ныло в груди. Хотелось выть от бессилия и злости. Бандиты обманули его. Нины нет, что с ней – неизвестно, и он никак не может ей помочь. Он не может помочь даже себе.

Заколов дернулся, веревка крепко обхватывала грудь, в спину впивался треугольный железный профиль. Кругом, сколько видно глазу, тянулась голая степь. Когда его здесь обнаружат? Может, через месяц, когда он превратится в высохшую мумию. Или раньше его сожрут степные волки?

Брошенный медвежонок грустно глядел в песок. Если Нина оставила его, значит, она в беде. Тихон вспомнил их вынужденные прикосновения на железнодорожном откосе, застенчивые слова девушки, ее робкое переодевание в лунном свете, глаза, наполненные романтической мечтой. В ее грезах был он.

Быть чьей-то мечтой – это окрыляет, но и обязывает. Тихон вдруг понял, что человек из мечты всегда лучше настоящего. Но если ты знаешь, что являешься частью мечты, – невольно ведешь себя по-другому, становишься сильнее, смелее и искреннее. Ты тянешься к тому смутному идеалу из чужой мечты. Ты уже не можешь сдаваться. В тебя верят, на тебя надеются.

Заколов поджал под себя ноги и попытался встать. Веревка уперлась в невидимую перекладину, ноги остались в полуприсяде. «Так еще хуже, лучше опуститься», – решил он и плюхнулся на песок. Веревка скользнула по грубому металлу. Шуршащий звук трения вселил надежду.

Заколов вставал и приседал, натягивая путы, так, чтобы веревка терлась о ребро опоры.

Но сколько приседаний нужно сделать, чтобы веревка лопнула? Как-то в школе на спор он сделал двести приседаний. А хватит ли этого сейчас?

Тихон сгибал и разгибал ноги, голова наливалась тяжестью, бедра каменели. Сначала он считал приседания, но потом сбился. Двухсот явно не хватило. Он делал перерывы, нависая всем телом вперед, чтобы веревка всегда терлась в одном и том же месте. Один раз он попытался резко участить движения, тогда волокна нагреются и потеряют прочность. Но в глаза наплыл пылающий рыжий шар, а виски так сдавило, что он рухнул на колени и с трудом восстановил ускользающее сознание.

Силы таяли, а веревка не поддавалась.

Глава 50

Домой, убитая горем, Елизавета Кондратьевна Есенина добралась только 2 мая. Из-за непонятной аварии на железной дороге, о которой ничего не сообщали, но шушукались на вокзале, поезда долго не ходили.

Около родной калитки ей навстречу выбежала соседка.

– Приехал твой Вовка, вчера еще, – на ходу сообщила она.

– Вот и хорошо. Есть теперь помощник, – попыталась себя успокоить Елизавета Кондратьевна. Управиться одной с предстоящими похоронами мужа ей было бы тяжко.

– Только потом тут приезжали… – промямлила соседка, но спохватилась и стрельнула глазами: – А где Василий? У магазина мужики перехватили? Ох уж эти праздники…

– Нет теперь моего Васи, – ответила Елизавета Кондратьевна и, уже не сдерживаясь и не стесняясь, закатилась в рыданиях.

Во двор женщины зашли обнявшись. Дверь в доме оказалась открытой. Две женщины сидели на кухне, лили слезы и утешали друг друга.

– Вов, – вспомнив о сыне, позвала Елизавета Кондратьевна, – Вов, ты где?

Она прошла по комнатам, сына нигде не было.

– Скоро придет, – убежденно пообещала она.

– Жаль, что он с отцом не повидался, – вздохнула соседка.

– Из города Васю перевозить надо. Без денег никто не везет. А еще гроб заказать, – вспомнила о тяжких заботах Елизавета Кондратьевна. – Хорошо, хоть денежек на черный день скопила. Вот и пригодились.

Она прошла в спальню, достала заветный сверток, пальцы ощутили неприятную тонкость пакетика. Еще не веря ужасной догадке, она развернула целлофан и достала тетрадный листочек. На таких листочках в клеточку она писала письма сыну в колонию. Пальцы слушались плохо, глаза с трудом собирали отдельные буквы в слова.

Когда она поняла, что Вовка забрал все деньги и снова ударился в темные дела, руки безвольно опустились, а глаза, и так выплаканные за прошедшие сутки, наполнились самыми горючими материнскими слезами. Хотя еще час назад ей казалось, что горше уже быть не может.

Соседка, впорхнувшая в комнату, усадила Елизавету на кровать, прочла выпавшую записку.

– Ты полежи, Лизавета, полежи. Полегчает, – приговаривала она, не находя других слов.

Стыд, огромный стыд за непутевого сына жег Елизавету Кондратьевну. Ну за что ей такое наказание в эти дни? Она уткнулась в подушку, чтобы не видеть участливого взгляда соседки. Слез не осталось, пустоту заполняли горестные мысли. Теперь придется унижаться, занимать деньги, ловить на себе любопытные взгляды и слушать фальшивые слова утешения. И каждый из утешающих будет тайно думать: хорошо, что у меня все не так уж плохо.

Ну почему ей бог послал такого сына? Как теперь жить дальше?

Глава 51

Отдышавшись, Заколов оттолкнулся спиной от ненавистной опоры, к которой был привязан, и продолжал упорные приседания. Он понимал: если не освободится сегодня, то завтра шансов останется еще меньше. Без пищи и воды организм не восстановит силы.

Его движения были не столь интенсивны, как час назад, но Тихон чувствовал, что веревка начала перетираться. Волосок за волоском она сдавалась перед упорством человека.

От частых приседаний ноги и голова Тихона гудели, сердце колотилось, сбивая дыхание, перед глазами плавали мутные круги. Но путы становились слабее. Это вселяло надежду. Предстояло сделать последнее усилие.

Упершись окаменевшими ногами в основание опоры, Тихон наклонился вперед, насколько позволяла вытянувшаяся веревка. Глубоко вздохнув, он что есть сил, рванулся телом, словно спринтер на старте. На мгновение веревки вонзились в кожу, но не выдержали яростного напора. Сзади лопнули последние нити, и Заколов рухнул лицом в песок.

Он свободен!

Блаженная расслабленность мягкой волной наполняла изможденный организм. Вытянутая рука коснулась плюшевого медвежонка. Шевелиться не было никаких сил.

В стороне послышалось тарахтение мотоцикла. «Как же было бы здорово, если бы кто-нибудь меня сейчас подвез», – сладко подумал Тихон.

Звук приближался. Заколов поднял голову, оперся на затекшие руки. В легком мареве появился мотоцикл с люлькой.

Тихон вглядывался в лицо водителя, а когда узнал его, вскочил и побежал. Но погоня была недолгой. Мотоцикл сбил уставшего Тихона колесом люльки.

Пока Заколов гадал, что принесет ему нежданная встреча, колесо мотоцикла остановилось прямо напротив его глаз.

Тихон с горечью понял, что предыдущие его усилия были напрасны, и сейчас для него все закончится.

Из люльки выбрался ухмыляющийся Ныш с направленным на Тихона пистолетом.

Глава 52

– Ты гляди, Есенин, он опять выпутался! Мы вовремя подоспели, а то сбежал бы, гаденыш.

Хамбиев стал ожесточенно пинать Заколова. Обессиленный Тихон успел лишь сжаться и прикрыть голову руками. Ныш бил размеренно и смачно.

– Ну, хватит, – выждав немного, остановил Есенин. Когда Заколов зашевелился и поднял голову, вор кивнул на мотоцикл: – Поехали, студент.

Тихон, растирая бока, с трудом встал. Исподлобья спросил:

– Где Нина?

– Девчонку я пока спрятал, она нам обуза.

– Без нее я никуда не поеду.

– Хватит выкобениваться. У тебя нет выбора. Выполнишь уговор, получишь девку в целости и сохранности. Нет – ей свернут голову и кинут под поезд.

– Ей к врачу надо. Нога может неправильно срастись, хромать будет.

– На хромоножек тоже есть любители, – отрезал Есенин. – Завтра завершим дело, вернешься за ней, как договаривались.

Есенин смотрел в глаза Заколову прямо и открыто. Ни одна мышца не дернулась на его лице, лишь углубились морщины на лбу и на скулах. Вор знал, что студент сюда больше не вернется. По плану Есенина, на месте ограбления должен был остаться труп студента с предсмертной запиской. Той самой, которую он написал после проигрыша в очко.

А девчонку придется все-таки убрать. Под поезд – это он только сейчас придумал. А что, неплохая мысль. Напоить – и на рельсы. А предварительно разрешить Нышу с ней потешиться. Пусть потом менты разбираются с неопознанным трупом гулящей девки с большим содержанием алкоголя в крови.

Так и сделаем, решил честный вор.

Тарахтящий старенький мотоцикл «Урал» с люлькой вкатился на пыльную улочку крупной узловой станции Арысь. За рулем сидел Есенин, сзади возвышалась широкоплечая фигура Заколова. Руки Тихона были привязаны к ручке сиденья. В люльке дремал Хамбиев, при сильных толчках его лицо кривилось гримасой боли.

– Показывай куда! – прикрикнул Есенин, специально с силой пихнув Хамбиева.

После того как выяснилось, что Ныш подло украл «гробовые» деньги матери, Есенин поклялся отомстить ему. Он не вспыхнул, как спичка на ветру, но сделал крепенькую зарубочку в памяти. Ныш получит сполна, но все это после дела. Да и расправляться с людьми вор привык чужими руками. Сначала надо было срубить куш, чтобы как следует покутить и вернуть деньги родителям.

– Ты чё так больно? Я в аварии грудью об руль шарахнулся! – возмутился Ныш.

Свою выходку со старухиными деньгами он искренне считал удачной хитростью и не думал, что такая мелочь может испортить отношения между деловыми людьми.

– Где Бек кости бросил? – Есенин еще раз с наслаждением толкнул Хамбиева, зная, как хрустят у того в груди сломанные ребра.

– Сворачивай туда, покажу, – стиснув зубы, процедил Ныш.

Около неприметного одноэтажного домика с маленьким палисадником Хамбиев сделал знак притормозить. Потом тяжело выбрался из люльки и открыл ворота.

Показавшийся на крыльце крепкий лысый мужчина лет сорока с узким разрезом выпуклых глаз встретил их радостно:

– Ну, наконец! Я вас еще вчера ждал. – Тут он разглядел Заколова и напрягся: – А это кто?

– Студент, – небрежно ответил Есенин и подошел к Беку. Губы вора растянулись в прямую линию. – Здорово, что ли, Бек.

Мужчины символически обнялись. Бек увидел, что руки незнакомца связаны, улыбка вновь сползла с его лица:

– Зачем вы его притаранили ко мне?

– Потом объясню, лучше принимай гостей, – дружески похлопал Бека по плечу вор. – А студента пока определи в какой-нибудь чуланчик.

– В погреб его запихнем, – смерив фигуру Заколова, решил Бек. – Тащи его, Ныш. Покажу куда.

Под ногами заскрипели деревянные ступеньки, за спиной захлопнулась дверь, и в рассохшемся полу перед Заколовым раскрылся темный квадрат.

– Пшел, – Ныш от души пихнул Тихона в спину.

Заколов пошатнулся и спрыгнул в черную дыру, не пытаясь спуститься по ступеням. Связанными впереди руками он защитил голову от удара о проем и шлепнулся на земляной пол.

– Держи своего дружка, порезвись, – Ныш со смехом швырнул медвежонка, которого по требованию Тихона забрали с собой из степи.

После первого выпитого полстакана водки Есенин, хрустя крупной головкой зеленого лука, положенного поверх черного хлеба, обратился к Беку:

– Ну, рассказывай, ради какого дела ты меня сразу после нар выдернул?

– Дело стоящее, – заинтересованно придвинулся Бек. – Можно влегкую хороший куш оттяпать. Знаешь тут центральную сберкассу?

Есенин кивнул, откинулся на спинку стула и закурил.

– Там куча бабла скопилась. На зарплаты и пенсии подвезли, чтобы всем в городе успеть выдать до дня Победы.

– Сколько? – задал прямой вопрос Есенин.

– Немеряно! – узкие глаза Бека попытались округлиться. – Там еще деньги для всех железнодорожников аж до Аральска! С четвертого числа начнут развозить. У нас в запасе только две ночи.

– Сегодняшняя не в счет, – деловито вставил Есенин. – Надо осмотреться и отдохнуть. Почему думаешь, что дело легкое?

– Там всего один мент дежурит! – Бек достал листок со схемой и заводил по ней пальцем: – Вот, смотри. Здесь сидит милиционер, тут у него телефон и лампочки от сигнализации. Ты вскрываешь дверь, я вхожу, оглушаю его, а дальше твоя работа. Двери и сейф. Здесь все отмечено.

– А датчики? Если сигнал уйдет на пульт в ментовскую?

– Я все учел. Сигнализация там только внутренняя. При ее срабатывании мент должен в дежурку звонить. Его убираем, я сигналку отрубаю, и хоть до утра работай.

– Уверен?

– Обижаешь! – Бек картинно развел руки. – Я проверял. У меня там знакомая уборщица работала. Она датчик специально задела, так прибежал только охранник. Она в слезы – «сейчас милиция приедет, не оправдаешься». Он ей все и объяснил. Сигнал только на его пульт выходит. И еще включается сигнальная лампа и сирена над входом. Там отделение милиции в ста метрах, через площадь. Они по плану должны услышать и примчаться.

– Ну, успокоил! Ментовская в двух шагах, им даже не надо будет ехать.

Бек рассмеялся:

– Это нам на руку. Никто не предполагает, что этот сейф можно взять. Я оглушу мента и отрежу наружные провода. А ты, не суетясь, сделаешь свою работу.

– Сейф там какой? – поинтересовался Есенин.

– Старый. Десять лет назад банк построили и ничего не меняли.

Есенин достал новую сигарету, прикурил от окурка и надолго задумался.

– Ну так как? – поторопил Бек. – Берешься?

– Знаю я твое «оглушу», – с сомнением произнес вор. – Прибьешь милиционера, как муху, а мне на мокрое идти не с руки.

– Я нежненько, – Бек улыбнулся, – как девушку.

– С девки у нас все и началось. Знаешь, что твой урод натворил? – Есенин кивнул на Ныша. – Кассира на станции пырнул, а потом еще мента укокошил.

Бек с сомнением посмотрел на сидящего рядом Ныша.

– Кассира я не убивал, – промямлил Ныш. Он боролся с двойственным желанием: резко поднять свой авторитет и скинуть подозрения в убийствах. – А мента – случайно получилось. Может, он еще живой!

– Он у нас по машинам спец. За то и держу, заразу. – Бек одобрительно похлопал Ныша ладонью по щеке. – На шухере с тачкой будет стоять.

– Пушку покажи, – угрюмо обратился к Нышу Есенин.

Зардевшийся Хамбиев гордо приподнял полу пиджака. Из-за пояса торчала рукоять пистолета.

– В Кзыл-Орде у милиционера взял, – пояснил Есенин. – И тот мент был очень похож на мертвяка.

Ныш самодовольно молчал, изучая изумленную реакцию Бека.

– Ну-ка! – Бек выдернул пистолет, понюхал ствол. – Вроде стреляли? – спросил он и вытащил обойму.

– Он на собачках потренировался, – хмыкнул Есенин.

– То-то сегодня на станции большой шухер. Значит, мента замочили. Так… Не люблю я ненужные осложнения. Ты там наследил? – спросил Бек, резко повернувшись к Нышу.

– Да я… – растерялся Ныш.

– Вся фигня в том, что милиция вешает это дело на Заколова – студента, который с нами приехал, – пояснил Есенин.

Бек долго удивленно смотрел на Есенина.

– Блин! Ну и зачем он нам? Его возьмут – и нас повяжут! – возмутился он.

– Есть у меня на его счет неплохой план. Сейчас расскажу. – Есенин пригасил окурок, посмотрел на недопитую бутылку. – Налей по маленькой. А вечером пойдем на место, осмотримся… Там и решим, что да как.

Глава 53

– Проснулись? Ну и славненько, – улыбчивое лицо капитана Кусыева нависло над Колубаевым.

Следователь по особо важным делам протер глаза, приподнялся, мутный взор прошелся по сторонам. Спал он на ряде стульев в кабинете начальника милиции Туркестана. Когда точно заснул, не помнил. В кабинет приехали на рассвете прямо из больницы. Потом выпили, хотя медсестра запретила, потом добавили…

– А сколько сейчас времени? – спросил Колубаев, вспомнил о часах на руке и тупо уставился на циферблат: – Шесть десять. Это чего – утра или вечера?

– Так точно. Вечера, – подтвердил Кусыев и протянул внушительный сверток: – А я вам одежду принес. Моя форма. Старая. Нет-нет, не старая, а прежняя. Я себе недавно новую пошил. Я в Арысе заказываю. Там хорошее ателье, рядом с отделением милиции. Я гляжу, мы с вами одной комплекции. Должно подойти. Примерьте.

Руслан Ахметович посмотрел на свой подранный собаками выходной костюм, горько вздохнул и начал переодеваться. На противоположном ряду стульев заворочался Семен Григорьевич Гурский.

– Доброе утро, Русланчик, – приветствовал эксперт, разглядывая раздетого до трусов следователя. – Знаешь, почему милиционеру трудно исполнить супружеский долг? А потому что он живет по инструкции. А по инструкции положено сначала исполнить два супружеских долга в воздух.

Гурский от души рассмеялся собственной шутке, его очень охотно поддержал Кусыев. Руслан, морщась и краснея, суетливо влезал в чужие штаны.

– Ну вот, в самый раз. Я так и думал, – обрадовался Кусыев, разглядывая следователя в форме капитана милиции. – Слушайте, может, вам из прокуратуры в милицию перейти. У нас форма лучше, честное слово, вам идет.

– Насчет Заколова звонили? – припомнил основную проблему Руслан. – Не поймали еще его?

– Нет. Пока никаких сведений. Как вы насчет того, чтобы позавтракать, точнее, поужинать? Я тут из дома кое-чего принес.

Он небрежно вывалил на стол закуски и под конец аккуратно с поклоном поставил бутылку водки.

– Праздничный день – второе мая, – объяснил начальник милиции.

– А в этом вопросе я вас, пожалуй, поддержу, коллега, – бодро откликнулся Семен Григорьевич и, потирая руки, подошел к столу.

Поесть Колубаеву хотелось. А вот выпить? На службе он сейчас или нет? После вчерашнего бурного дня, когда он встал в два часа ночи, исколесил сотни километров, а заснул только сегодня неизвестно во сколько, организм полностью сбился с обычного графика.

– Уже, значит, вечер, – задумался Колубаев, потом махнул рукой и сел за стол: – А давайте и я присоединюсь.

– Вот это по-нашему, по-милицейски, – обрадовался Кусыев, ловко срывая пробку-бескозырку с бутылки.

Когда выпили и закусили, Колубаев припомнил все проблемы прошедшего дня и поинтересовался:

– А как дела на железной дороге?

– Все путем. Поезда ходят, люди ездят.

– Ну и хорошо. А в Гиптильнике что-нибудь нашли после Заколова?

– А как же. Карты.

– Карты?! Какие?

– Игральные, свеженькие, незапыленные.

– Он что, туда в карты приехал поиграть?

– Знаете, Руслан Ахметович, эти преступники с таким сдвигом бывают! Никогда не знаешь, что им в голову взбредет. Кстати, их потом Сигалиев преследовал.

– Капитан из ГАИ?

– Да.

– Как не вовремя он нас вчера остановил, – вспомнил Колубаев. – Ну, что он?

– А он здесь. Сейчас я его позову. Кстати, капитан помог вашему водителю «Волгу» в ремонт пристроить.

Через минуту Кусыев вернулся вместе с Сигалиевым. Начальник ГАИ тоже был одет в обычную форму капитана милиции.

– Давай к нашему столу, – подбадривал хозяин кабинета.

– Вот это компания! – улыбнулся Гурский, когда Кусыев, Сигалиев и Колубаев сошлись вместе. – Три капитана!

– Книжка такая есть, – припомнил Кусыев.

– Нет, книга «Два капитана» называется, – поправил Семен Григорьевич. – Это мушкетеров было три.

– А, какая разница, – махнул рукой начальник милиции. – Ну, давайте еще чуть-чуть в честь праздничка.

Все выпили. Руслан посматривал на сосредоточенного капитана ГАИ, который пока не проронил не слова.

– Вы, говорят, чуть не поймали Заколова? – спросил он.

– Я преследовал автомобиль, числящийся в угоне. Но не догнал, – строго ответил Сигалиев. – Моя машина сломалась.

– Значит, Заколов ушел и от вас? Колобок какой-то.

– У него глушитель отвалился, и теперь, если быстро не починит, машина будет очень заметна. Но глушитель на «Волгу» достать не так просто. Я уже проверил все местные точки – чисто, и сейчас еду в Арысь.

Вежливо постучавшись и поздоровавшись с начальством, в кабинет вошел Федорчук. Из-за его спины выглядывал водитель Миша.

– Какие наши дальнейшие планы? – тихо спросил старший сержант следователя.

– Домой, наверное, пора. Да, Руслан Ахметович? – первым откликнулся Гурский.

– Планы? – Колубаев задумался. Преступник был совсем рядом, но задержать его не удалось. Вдобавок машина помята, одежда порвана, сам покусан. Руслан представил разъяренное лицо прокурора области Туранова, когда он явится к нему с таким докладом. Лучше отсрочить это мероприятие. Он посмотрел на водителя: – Как машина, Миш?

– Капот подправили. Теперь хоть закрывается, – тяжко вздохнул Миша. – Остальное как было.

– На ходу?

– Ездит.

Колубаев встал и заходил по комнате, сцепив руки за спиной. Сосредоточенный взгляд следователя невидяще скользил по протертому линолеуму.

– Я, кажется, понял, в чем дело, – замерев на ходу, с блеском азарта в поднятых глазах сообщил он. – Заколов и Брагина решили создать банду по примеру знаменитой гангстерской парочки из США. Были там двое влюбленных в тридцатых годах, которые вместе банки грабили. Сперва Заколов и Брагина потренировались на кассире железнодорожной станции. Так сказать, проба пера.

– Отличный каламбурчик, Русланчик, – перебил улыбнувшийся Гурский и пояснил удивленным милиционерам: – Проба пера – перышком под ребрышко.

– Это дело у них прошло успешно, – продолжил Колубаев, отмеряя шаги по кабинету. – Потом они решают раздобыть оружие и нападают на сотрудника милиции по охране железной дороги. Но тут у Заколова произошла заминка. Он, видимо, посчитал милиционера пьяным и подумал, что оружие достанется ему легко. Но не получилось. Тогда он решает действовать сверхнагло. Заколов является в отдел милиции областного центра и тем самым усыпляет бдительность сотрудников. Потом он безжалостно их убивает и завладевает сразу двумя пистолетами. Брагина тем временем угоняет машину и поджидает его в укромном месте. Да! Я думаю, так все и было!

Колубаев остановился посередине кабинета с поднятым вверх пальцем. Все напряженно смотрели на него.

– А медвежатник Есенин зачем Заколову понадобился? – спросил Федорчук.

– Как зачем? – встрепенулся Колубаев и вновь заходил по кабинету. – Они хотят походить на парочку из Америки, а те – грабили банки. Есенин им нужен как специалист по вскрытию сейфов. Точно! Заколов берет Есенина в дело или… или он узнает у вора секреты мастерства.

– Так у нас банков нет таких, как в Америке, – с сомнением произнес начальник милиции.

– А сберкассы на что? Там тоже есть деньги, – уверенно сказал следователь. – Заколов все время куда-то движется по железной дороге, – пытался рассуждать он. – Даже если он воспользовался угнанной машиной, он направится дальше. А что у нас дальше?

– Арысь, – подсказал Кусыев.

– Правильно! Крупный железнодорожный узел! И мы направляемся туда. Срочно! Не будем ждать сообщения о новом преступлении. Мы опередим Заколова.

– Тогда и я в Арысь еду, – решил Кусыев.

Три человека в форме капитанов милиции решительно вышли из здания. Каждый сел в свою машину. Через пару секунд габаритные огни автомобилей скрылись в вечерних сумерках.

Глава 54

Когда окончательно стемнело, Бек с Есениным вышли из дома, оставив Хамбиева охранять Заколова. Они шли не спеша, по неискоренимой привычке стараясь не попадать в освещенные круги от немногочисленных фонарей. Вскоре дорога вывела на маленькую площадь.

– Вот наш объект, – незаметно показал глазами на двухэтажное панельное здание Бек.

Первый этаж занимала сберкасса с небольшими зарешеченными окнами, на втором располагалось ателье по пошиву одежды. Окна в ателье были без решеток. Вход в сберкассу располагался слева, в ателье справа. Напротив в прямой видимости располагался горотдел милиции. Там стояла дежурная машина, изредка кто-то деловито выбегал или заходил в здание.

Есенин прошел мимо сберкассы, бросив беглый взгляд на вход. На стене рядом с дверью висел громоздкий звонок и сигнальная лампа. В двери светилось узкое вертикальное окошко, за которым вор сумел разглядеть сидящего за столом милиционера. Есенин завернул за угол, отошел в темноту и там дождался Бека.

– Ну и местечко ты выбрал, – тихо возмутился Есенин. – Вход освещен, из ментовской все просматривается лучше некуда. Стоит охраннику нажать кнопку – заверещит звонок и замигает лампа. Через минуту тут будут менты и всех нас повяжут!

– Не паникуй, Есенин. Он не успеет ничего нажать. Ты, главное, дверь быстро открой. Сможешь?

– Замок там – фуфло. Но не в этом дело. Во-первых, меня могут заметить из милиции, когда я буду с ним ковыряться, во-вторых, охранник услышит и подаст тревогу. Он же там в трех шагах сидит.

– На это и весь расчет. Никто здесь ничего подобного не ждет. Ты помнишь мой принцип: наглость – первое качество вора.

– А второе? – подзадорил коллегу Есенин.

– Второе – хладнокровие, – серьезно ответил Бек. – Сколько тебе времени на дверь нужно?

– Не больше минуты, – прикинул Есенин. – Даже секунд тридцать.

– Не прибедняйся, и за пятнадцать успеешь. За это время никто и не взглянет в сторону сберкассы. Ну, решайся! Дело – верняк!

Есенин задумался:

– А охранник? Он же услышит, как я буду ковыряться?

– А ты посади себя на его место! Ты здесь дежурил уже сотни раз. Дремлешь потихоньку, ждешь конца смены, и вдруг – звук какой-то подозрительный. Что ты делаешь, ведь ничего подобного не было? Сначала не поверишь, задумаешься – время идет. Потом встанешь, пойдешь посмотреть, откуда этот звук, – а время идет. Тут как раз ты с замочком и закончишь. Я распахиваю дверь и влетаю. Мне к нему не надо будет и идти, он уже на пороге будет стоять. Понял?

– Опасно.

– Чего опасного? Если неожиданный шухер, мы смоемся. Ныш с тачкой будет рядом. А когда войдем, дверь прикроем, сигналку отключим, и копошись хоть до утра.

– А охранника ты все-таки прикончишь, – в раздумье произнес Есенин.

– Ну, как получится.

– Не хочу я мараться в мокром деле, ты же знаешь.

– Есенин, я постараюсь мягко, – нежно улыбнулся Бек.

Есенин окинул взором мощную фигуру и толстые руки Бека, тяжко вздохнул. Потом пристально посмотрел на здание сберкассы сзади. Одинокое дерево росло около стены. Далее располагался темный двор и бетонный забор. Дворик ниоткуда не просматривался и никем не охранялся. Есенин мягким шагом прошел вдоль стены, изучил окна. На каждом в углу виднелся маленький датчик сигнализации, снаружи окна закрывала толстая решетка.

– А где расположен сейф? – заинтересовался Есенин.

– Вторая комната с того края. Видишь, там нет окна, специально задумали.

Есенин сделал несколько шагов и остановился напротив глухой стены.

– Значит, денежки здесь, – еле слышно произнес он и задумчиво посмотрел на бетонную плиту.

– Нас ждут, – улыбнулся Бек. Потом подозрительно огляделся, встревожился: – Сваливаем. Ни к чему здесь раньше времени отсвечивать.

– Что, нервишки? Ладно, возвращаемся домой. Там обмозгуем.

Всю дорогу обратно Есенин шел молча, погруженный в раздумья. Когда подходили к дому, Бек остановил его и спросил:

– А паренька ты зачем с собой приволок? Он же не из наших, по лицу видно.

– Студент, – подтвердил Есенин, достал сигареты и закурил. – Он и его телка слишком многое знают. И все из-за Ныша. Наломал дров, придурок. Сначала я хотел избавиться от студента, но потом передумал. Вернее, отложил это мероприятие.

– Ага, и притащил его ко мне. Чтобы он и мою рожу знал.

– Это теперь не важно.

– О чем ты бакланишь?

– Ты никогда не думал, Бек, что будет потом, когда мы возьмем бабки?

– А что? Разделим и свалим в Ташкент. Там гульнем на полную катушку.

– А легавые что будут делать? Они сразу начнут кумекать: кто это смог провернуть? Много ли в нашем городишке таких наглых и хладнокровных. И вспомнят они про Бека: какого хрена он здесь ошивается и где он сейчас? А нет Бека, смылся. А кто сейфик смог открыть? Бек не по этой части, а кто у него в дружках? Халва сидит, а вот Есенин как раз накануне вышел. И поедут они проверять, где я был той ночью. По идее я у предков дома отлеживаюсь, но я не уверен, что такое алиби прокатит. А уверен я в том, что, даже если мы чисто сработаем, нас все равно одними из первых на подозрение возьмут. А если, как ты говоришь, гулять широко начнем, то тут и доказывать ничего не надо. Откуда бабки? А вдруг у них еще номера купюр записаны. Это же сберкасса! Черт его знает, какая там сопроводиловка к мешкам с деньгами.

– Да наплевать мне, пусть ловят! Еще посмотрим, поймают ли, – бравируя удалью, распалился Бек, но в грубом голосе чувствовалась неуверенность. – А ты что предлагаешь?

– Я хочу, чтобы менты грабителей поймали сразу. Прямо на месте преступления.

– Чего? – Бек во все глаза тупо уставился на Есенина. – Ты на зоне не сбрендил? Опять на нары потянуло?

– С меня хватит. Поэтому я и притащил студента. Он будет козлом отпущения. Он и Ныш.

– Как это?

– Слушай сюда. Студент у нас в кармане. Я спрятал его девку, с уговором: как поможет провернуть дело, девку отпускаю и ему бабок отбашляю. А он, придурок, сам держит слово и другим верит. Мы пойдем на дело вместе: ты, я и студент. Ныш будет поджидать снаружи на мотоцикле. Студенту я суну отмычки и обучу вскрытию замков. Пусть он поковыряет внутренние двери, исцарапает замочки, наследит. Сейф я вскрою сам, но сделаю это топорно, чтобы на новичка смахивало. Мы берем деньги, а студенту пулю в висок. Он остается там, а мы уходим.

– Что-то я не врубаюсь.

– Все просто. У меня есть записка от него – предсмертная. Вот, глянь.

Бек прочел бумажку, поскреб за ухом и спросил:

– Откуда?

– Да я же говорю – придурок! В очко свою жизнь проиграл. Ныш из рукава карты тягал, а этот, как теленок, полез в петлю. Слово держит! К тому же менты убийства кассира и мента в Кзыл-Орде вешают на него. Они будут только рады, что одним махом три дела закроют. И все объяснимо. Интеллигентик свихнулся от учебы, сорвался, а когда очухался, его совесть заела, он и откинул копыта. Пистолетик-то у него ментовской будет.

– Хитро! Я понял, студента мы чпокнем, на хрен он нам. А бабки? Сейф мы опустошим, а дальше? Менты же деньги будут искать.

– Вот для этого Ныш и пригодится. Мы уйдем пешком. Перед уходом заденем сигнализацию, пусть врубится. Нагрянут менты. Ныш, не дожидаясь нас, по инструкции уедет к реке. Например, на мост. Или подбери местечко покруче и назначь там место встречи. Когда он приедет, оглушишь его, зальешь в глотку воды и спихнешь в реку. Заведенный мотоцикл туда же. На поверхность немного купюр бросишь. Пусть думают, что подельник смывался с деньгами и утоп.

Бек поднял голову, пристально посмотрел на Есенина:

– А Ныша не жалко? Свой парень. Ради общего дела пошел на убийство.

– Ради дела?! – вскипел Есенин. – «В скором поезде в мягком вагоне я к тебе, дорогая, примчусь», так должно было быть! А он меня по товарнякам мурыжил. Я с ним чуть на вышак не залетел. И еще. Крысятничает он. У моей матери деньги гробовые украл.

– Это меняет расклад. Крысы нам не нужны, – согласился Бек, окончательно стряхнул внутренние сомнения и улыбнулся: – Ну, Есенин, ты голова! Зачем нам куш на троих делить. На двоих больше получится.

– Да, Бек. Башка не только для того, чтобы тюбетейку носить.

– А я и не ношу, – Бек провел ладонью по лысине.

– Вижу, вижу, – ухмыльнулся Есенин и сразу посерьезнел: – И чтобы подольше твоя башка на плечах была, к менту я тебя не пущу, через главный вход мы не пойдем.

– А как же?

– Видел окошко сзади, а напротив него дерево?

– Ну.

– Возьмем домкрат типа лебедки, зацепим за дерево и за решетку. Сдернем ее к чертям собачьим!

– Шум будет, охранник услышит.

– Не услышит. Ныш подъедет в это время к входу на мотоцикле и погазует, типа сломался. Потом стеклорезом вырежем кусок, где наклеен датчик. Там датчик старый, только на разбитое стекло среагирует. Кусок стекла с датчиком приклеим к стенке – и открывай окошко! Это дело поручим студенту, пусть наследит. Потом вскроем пару дверей и выйдем в комнату с сейфом. Охранник ничего не услышит, он в другом конце здания сидит. И выходить лучше во двор, а не на площадь.

– Думаешь, прокатит? – усомнился Бек.

– А тебе что, хочется мента укокошить и под вышку попасть?

– Нет.

– То-то! – Есенин нервно закурил очередную сигарету. – После зоны не могу накуриться сигарками с фильтром – дамским куревом кажутся, – объяснил он и таинственно прищурился. – Я вот еще что надумал. Чтобы нам уйти спокойно, студента нужно шлепнуть тихо. Глушитель на Макарова достанешь?

– Самопальный, да.

– Пойдет. Как достанем бабки, ты его чпокнешь.

– Я?

– Слушай, ты мента собирался уделать, а тут какой-то студент!

– И Ныша, выходит, тоже я?

– Для милиции студент и Ныш умрут своей смертью, а мы выйдем чистенькими и с деньгами. Понял? Я сейф беру, ты расчищаешь путь – все по справедливости. Слушай сюда внимательно. Достанешь себе велосипед. Припрячешь заранее где-нибудь рядом. Шлепнешь студента и тихо едешь на место встречи с Нышем, чтобы его опередить. Я немного пережду, а перед уходом задену датчики сигнализации. Поднимется шум, Ныш смоется, сбежится милиция, но нас это уже не будет касаться.

– Погоди, а деньги у кого будут?

– У меня! Ты же на велике поедешь, а я уйду пешком, чтобы не привлекать внимания. Потом встретимся. Ты что, мне не доверяешь?

– Нет базара, ты честный вор, но все-таки.

– Возьмешь с собой немного. Надо же будет на воду бросить. Только бумажек не жалей. – Есенин отщелкнул окурок и вытянул губы в свою странную улыбку. Мысленно он еще раз прокрутил всю операцию и остался доволен.

На противоположной стороне улицы в кустах шелохнулась веточка. Лицо вора сразу же напряглось, он резко обернулся. Маленькие глазки прощупали темноту пустынной улицы.

– Слышал? – спросил Есенин.

– Что? – не понял Бек.

– За тобой ментовского пригляда нет?

– С чего бы? Я встал на путь исправления, даже грузчиком на складе числюсь.

– А я уже второй день чьи-то глаза спиной чую. Или это нервное?

– Точно. Вот дело провернем – отдохнешь после зоны по-человечески. А кусты здесь козлы местные обдирают.

– Козлы, говоришь? Ну что ж, пойдем к нашим козлам отпущения.

Глава 55

В маленьком домике воров ждал неприятный сюрприз. Когда уходили, Ныш с готовностью вызвался приглядеть за студентом, который связанным томился в подвале. Есенин еще тогда опасался, что злые огоньки в темных глазах Ныша не предвещают ничего хорошего. «Как бы раньше времени студента не покалечил», – подумал перед уходом Есенин.

Войдя в дом, он услышал глухие удары и невнятные крики, шедшие из-под пола. Воры переглянулись.

– Ныш сопляка жизни учит, – рассудил Бек.

– Не перестарался бы, – озабоченно произнес Есенин и пошел на звук.

В прихожей на крышку погреба был сдвинут громоздкий шкаф. Крышка периодически вздрагивала, из-под нее неслась невнятная ругань.

– Что за ерунда? – встревожился Бек и тут же возмутился: – Твой студент бунтует! Сейчас я его утихомирю.

Он сжал пудовый кулак, навалился плечом на шкаф. Деревянные растопыренные ножки заскрипели по дощатому полу, шкаф встал на прежнее место. Бек одной рукой приподнял крышку, а другой приготовился нанести разящий удар. Лаз приоткрылся, темная макушка поплавком выскочила наружу.

– Это не студент… – крикнул Есенин.

Но не успел он закончить фразу, как кулак Бека кувалдой обрушился на черноволосую голову. Тело, даже не охнув, грузным мешком плюхнулось вниз. Расставив ноги, оба вора лоб ко лбу склонились над квадратной дырой в полу.

– Ныш! – хором издали удивленный возглас Бек и Есенин.

Внизу, как лягушонок на лабораторном столе, раскинув лапки, лежал Хамбиев. Глаза были неплотно закрыты, а из отвисшей челюсти свешивался набок кончик языка.

– А где студент? – недоуменно посмотрели друг на друга Бек и Есенин.

Из кухни послышалось звяканье посуды. Оба вора ринулись туда.

За столом с рюмкой в руке сидел Заколов. Другая рука держала вилку с нанизанным огурчиком.

– За здоровье милой девушки Нины! – произнес Тихон, опрокинул в рот рюмку и хрустнул огурцом. – Хороший засол. Кто делал?

Бек и Есенин, ни говоря ни слова, сели рядом. Бек выглядел угрюмым, на лице Есенина застыло изумление. Студент активно ел вареную картошку, макал перья лука в соль и рвал зубами горбушку черного хлеба.

– Я его прошу, покорми, а он издеваться вздумал, – продолжая жевать, объяснил Заколов. – Ну, надоел, честное слово. Вот, кстати, заберите.

Тихон вытер руку, достал из-под куртки двумя пальцами пистолет и небрежно бросил его перед Беком. Ошарашенный Бек молча сграбастал пушку.

– Ты же связан был? – удивился Есенин.

– Когда это было? Ты, Есенин, вспомни еще гибель Помпеи, – ответил Заколов, навалился локтями на стол и, дыхнув луковым ароматом, спросил: – Когда на дело пойдем? Я здесь только ради Нины остался. Скажи, где она, и я любезно распрощаюсь с вами.

Есенин некоторое время молча смотрел на свои сцепленные узловатые пальцы, потом переглянулся с Беком и спокойно взглянул в лицо Заколову:

– На дело пойдем завтра. Тебе еще надо кое-чему научиться. – Он поискал глазами вокруг и обратился к Беку: – Дай бумагу и ручку.

Бек вышел, Есенин крикнул вдогонку:

– И на крысу подвальную водички плесни! А то еще сдохнет раньше времени.

Ведро воды обрушилось в подвал. Послышались кряхтение и ругань.

– Вот смотри, так устроен обычный цилиндровый замок, или, как у нас говорят, «английский», – Есенин уверенными росчерками набросал четкий рисунок. – Это стержни, они подпружинены и не дают цилиндру проворачиваться. Над каждым стержнем имеется штифт. Если вставить правильный ключ, штифты утапливают стержни ровно на столько, чтобы цилиндр свободно вращался. Но если нет ключа, а очень надо открыть замок – не беда, для этого существуют отмычки.

Есенин извлек тонкую узкую полоску с загнутым кончиком. Заколов взял отмычку, которая, несмотря на скромную толщину, оказалась очень прочной, и с интересом рассмотрел ее. Его всегда привлекало, как лихо герои фильмов проникают в разные закрытые помещения.

В этот момент в комнату ввалился мокрый Ныш. Левую руку он прижимал к груди, а правой растирал лоб, на лице блуждала гримаса боли. Заметив Заколова, он встрепенулся, слипшиеся пряди волос задрожали над расширившимися глазами. Он рванул табуретку, попытался замахнуться ей, потом вывинтил одну из ножек и метнулся к Заколову:

– Убью собаку!

Удар шел ровно в голову. Тихон отшатнулся, упал вместе со стулом, ножка торчащим болтом задела куртку, большой клок ткани треугольником вывалился наружу. А разъяренный Ныш наносил новый удар. Тихон отскочил за стол, оглядываясь на воров. Бек, облокотившись о косяк, стоял в проходе и с любопытством болельщика наблюдал за поединком. Есенин, недовольно морщась, подобрал со стола инструменты.

Ныш кинулся за Тихоном. Заколов обежал вокруг стола. Они стояли друг напротив друга, ложно дергаясь то в одну, то в другую сторону. Взгляд Тихона лихорадочно искал, чем защититься. Перед ним стояла бутылка из-под водки и тарелки с остатками пищи. Он хотел было зацепить бутылку, но в последний момент разозлился: «Ах вы, зрители-болельщики! Хотите зрелище – получайте!»

Заколов ухватил стол снизу и, резко подавшись вперед, опрокинул его на Хамбиева. Грохот бьющейся посуды в первый момент заглушил крик Ныша. Тот, не ожидавший такого поворота событий, шлепнулся на спину и распластался на полу. Стол вместе с Заколовым привалил его. Ныш корчился под столешницей и визжал, как резаный поросенок.

Большая ладонь Бека сграбастала куртку на плече Тихона и дернула вверх. Бек хмуро, но корректно отстранил Заколова и поднял стол.

– Ну и бардак устроили, – ворчал Бек. – Кто будет убирать? Сами и уберете.

– Бек, – кряхтел и отплевывался Ныш. – Если бы не ребра, я бы убил собаку. Ребра у меня болят. Он, гад, воспользовался. И там в погребе – ногами…

– Мог бы и руками, но они были связаны, – спокойно возразил Тихон.

– А ты чего туда полез? – спросил Есенин.

– Я… – растерялся Ныш.

– Поиздеваться хотел, – ответил за него Заколов.

– А ты сам… – Ныш сидел на полу и сквозь скулеж оправдывался: – Есенин, он хотел узнать, где мы оставили Ромашку. Но я не сказал.

– Герой! Настоящий герой! – съязвил Есенин.

– Ну, студент, мы еще с тобой поквитаемся, – шипел Ныш, вставая с пола.

– Вот что, бычки бодучие! – рявкнул Бек. – С этого момента никаких драк! Иначе пришибу обоих. Сейчас все убрать, и заваливаемся спать. Завтра важный день. После того как возьмем банк, разбегаемся в стороны. Тогда калечьте себя как хотите.

Заколов тревожно посмотрел на Есенина:

– Банк? Мы будем грабить банк?

– А ты думал, я отпущу твою девку после того, как мы пивка попьем?

Глава 56

Тихон Заколов с трудом сохранял хладнокровие в присутствии бандитов.

Когда ему удалось выбраться из погреба и запихнуть туда Ныша, он сразу же бросился бежать. Но около калитки остановился, рука в нерешительности замерла на штакетине. Куда идти? Вся милиция ищет его, обвиняя в убийствах. А тут еще и крушение поездов! Может, это тоже ему приписывают? Наверняка уже разослали его фотографию и, если он сунется на железнодорожную станцию или в другое людное место, его опять схватят. Против него куча улик, и как оправдаться, он не представлял.

Но самое главное, он не представлял, где находится Нина. Он готов был идти на помощь, несмотря на все опасности. Но куда? Это знают только бандиты. С этими мыслями Тихон и вернулся в дом. От разъяренного, запертого в погребе Ныша ничего узнать не удалось, и Тихон, сохраняя видимое спокойствие, принялся за еду.

Он был уверен, что Есенин выполнит слово и освободит Нину после запланированного дела. Ведь говорят, что у серьезных воров существуют строгие принципы. И еще ему надо было самому найти настоящего убийцу и сделать так, чтобы вина его была доказана. Только в этом случае он сможет вернуть себе честное имя.

Скорее всего, убийца Ныш. Нина видела, как он бил милиционера. Да и нож в груди кассира Заколов узнал. С того момента, как Ныш чуть не выколол ему глаз, Тихон хорошо запомнил зловещий клинок.

Но теперь говорят, что убитых милиционеров двое, а Нина помнит, что Хамбиев бил только одного, а потом сразу сел в машину. Может, у нее был шок и она не совсем адекватно воспринимала действительность? Да и поговорить им толком не удалось. Девушка успела лишь шепнуть несколько фраз, пока удирали на машине из Гиптильника.

Как жаль, что он в милиции заснул и ничего не услышал. Ни ударов, ни криков! Все-все он проспал!

Но нет, было что-то перед тем, как он провалился в сон. Он слышал еще один голос – третьего человека. И в незакрытом оконце железной двери тогда промелькнуло чье-то лицо. Другое лицо. Или только показалось?

Эти мысли прервал приход Есенина и Бека. Потом была борьба нервов и драка с Нышем.

На ночь их с Нышем развели по разным комнатам. Заколова не связывали, но рядом с ним неотступно находился Бек. Его угрюмую подозрительность Тихон постоянно ощущал сквозь чуткий сон.

Утром Есенин продолжил объяснять, как вскрываются замки. Заколов, держа в одной руке Г-образный вращатель, а в другой тоненькую отмычку, азартно тренировался на входной двери домика Бека. Он быстро научился определять, на какой штифт следует надавить первым и какое усилие нужно прикладывать при вскрытии. Сила здесь совсем не нужна, необходима чуткость и ловкость пальцев.

– Да у тебя неплохие способности, – похвалил Есенин Заколова после очередной удачной попытки.

– Есенин, а сейфовый замок вскрывать научишь? – попросил Тихон вора. Всякая учеба ему была интересна, тем более когда дело касалось секретов техники.

– Ишь разошелся. Ты что, один собрался работать? – вор улыбнулся, ему нравился блеск любопытства в глазах парня и румянец азарта на щеках. Он даже вспомнил себя в молодости. – Ладно, теорию объясню. А практика… Бек, у тебя сейф в доме имеется?

– Отвяжись, – мрачно изрек Бек, проверяя работу лебедки, которую недавно принес. Он с утра ушел по делам и только недавно вернулся.

– Вот видишь, бедный дом, даже сейфа завалящего нет. На бумаге все покажу, а сейф ждет тебя в банке. Там и попробуешь. – Он взял карандаш и бумагу. – Смотри, так выглядит замок в разрезе…

Ныш, угрюмо шлявшийся весь день по дому, зашел со спины и остановился над склоненными около стола фигурами. Его тяжелое сопение заглушало скрип карандаша. Заколов уже не мог смотреть на рисунок и невольно косился назад. Мышцы напряглись. Он ожидал от Ныша любой подлости. Есенин заметил это, обернулся и хмуро спросил:

– Тебе, Ныш, чего?

– А студентик-то наш, совсем не студентик, – блеск ярости озарил темные глаза Ныша. Спрятанная за спиной рука взлетела вверх и застыла над головой. Фигура Ныша напоминала типичный памятник революционеру. Только вместо флага или оружия его пальцы сжимали красный прямоугольник удостоверения. – Вот!

Бек отпустил трос лебедки и вопросительно обернулся на возглас. Есенин, отложив карандаш, косо взглянул из-под руки.

– Мент он! – визгливо выкрикнул Ныш. Все застыли. – Это ментовская ксива! Гляди! В его кармане нашел.

Бек, вытирая широкую ладонь о штанину, двинулся к сгрудившимся около стола. Угрюмые глазки буравили Заколова. Есенин внимательно смотрел на Ныша.

– Покажи, – спокойно приказал вор.

– Мент он! Подставной! За нами следит! Мочить его надо, – визжал Ныш и тряс корочкой, не выпуская ее из рук. – С ним мы в засаду попадем!

Бек тем временем зашел так, чтобы перегородить путь Заколова к выходу.

– Дай-ка сюда! – Бек выдернул удостоверение и развернул его. Губы почти не шевелясь медленно отчеканили: – Министерство внутренних дел. Сергей Тадеев. Лейтенант.

Тяжелый взгляд лысого черепа уперся в Заколова.

– Вы на фотографию посмотрите, – Тихон попытался улыбнуться. – Это же не мое лицо.

– Его! Похож, еще как похож. В куртке заныканное лежало, – уверенно крикнул Хамбиев, почувствовав агрессивную поддержку Бека.

Есенин посмотрел в раскрытое удостоверение и повернулся к Заколову:

– Откуда?

– Там на станции, ночью, когда я спрыгнул с поезда, милиционер меня задержать хотел. Он был пьян и свою корочку со студенческим билетом перепутал.

– Врет, все врет! – выкрикивал Ныш, переместившись за плечо Бека.

– Не его это рожа, – рассудил Есенин.

– Его, не его… Ксива настоящая. Все это странно. Колись! На ментов работаешь? – наседал Бек.

Его большие руки, сжатые в кулак, в любой момент могли распрямиться и по кратчайшей дуге обрушиться на голову Тихона. Взгляд Заколова следил только за ними. Сзади стоял Есенин. Его действия Тихон никак не мог контролировать.

– Мочить его надо! Мочить! – вновь выкрикнул Ныш.

– Да не ори ты на всю улицу! – неожиданно огрызнулся Бек. – Если он мент, сам и мочи. Ты у нас специалист по ментам.

Бек отступил в сторону, впрочем, продолжая четко отрезать путь к выходу. Ныш остался лицом к лицу с Заколовым. Темные глазки Хамбиева бегали с одного вора на другого, ища поддержки.

– Пушку дайте, – шепнул он в миг осипшим голосом.

– Еще чего! Нам лишний шум сейчас ни к чему, – возразил Бек.

– Моя это пушка! Я добыл! – голос Ныша вновь стал визгливым.

– А ты без пушки попробуй. Он же еще фраер недозрелый, – ехидно предложил Есенин.

Заколов окончательно убедился, что враг у него сейчас только один – обозленный за вчерашнее Хамбиев. Тихону стало спокойнее, не надо было распылять внимание между тремя фигурами. Он сконцентрировался только на Ныше.

Между ними было около двух метров. Тихон был уверен, что с этого расстояния на любое движение безоружного противника он успеет должным образом среагировать. Ныш почувствовал эту уверенность, напряженное лицо неожиданно расслабилось, в уголках губ мелькнула подленькая улыбка.

– А давай, как в Гиптильнике, сыграем в очко на жизнь, – предложил он. – Кто проиграл – лезет в петлю. Нам с тобой вдвоем здесь тесно.

– Завтра разбежимся в разные стороны.

– А я не хочу ждать до завтра! Что? Обоссался, ментовский прихвостень?

– О! Такие ставки мне нравятся, – вмешался в разговор Бек. – Что, Есенин, пусть мальцы сыграют, а мы потешимся.

– Каждый из них нужен для дела, – задумчиво возразил Есенин.

– Да хрен с ними! Обойдемся. Ради такого зрелища – пусть играют.

– Я карты принесу, – почуяв поддержку, оживился Ныш. Он сбегал в соседнюю комнату и вернулся, неспешно перетасовывая колоду. – Ну, вот, опаньки, прошу за столик! Если в первый раз ничья, играем до победы.

– Я с тобой играть не буду, ты мухлюешь, – как можно тверже произнес Заколов.

– Что? Да за такие слова, фраерок, на нож сажают!

– А зачем ты в другую комнату уходил, если карты у тебя в кармане были?

– Что? Да я забыл, что они там!

– В очко я с тобой играть не буду, – стоял на своем Заколов, судорожно стараясь найти выход из сложившейся ситуации.

Играть с Нышем в карты бесполезно. Один раз он ему уже проиграл. Нельзя дважды наступать на одни и те же грабли. Но что, что придумать? Похоже, воры на стороне Ныша. Бек явно хочет увидеть игру, где ставка – жизнь. Есенин и в прошлый раз не возражал.

– Ага! Все-таки ссышь, – Ныш чувствовал себя уверенно и явно был доволен смятением Заколова. – Но придется. Общество просит.

Ныш повел рукой, призывая в свидетели авторитетных воров. Бек кивнул.

– В очко играть не буду, – еще раз возразил Заколов.

– Да что ты твердишь одно и то же! Не хочешь в очко, давай в любую другую карточную игру. Только покороче. Чтобы сразу результат.

– Хорошо, в другую.

– Ну, не тяни резину! Во что ты еще умеешь? Хочешь в дурака сгоняем?

Заколов задумался над предложением Ныша. Ему показалось, что при игре в дурака шансов на успех больше, но глядя, как ловко карты летают между пальцами Ныша, он отказался от этой мысли.

– Нет, не в дурака. Есть в доме вторая колода?

– Найдется, – ответил Бек, скептически взглянув на Заколова. Он уже мысленно прикидывал, где организовать последний приют для парня, чтобы все выглядело натурально. Не нравился ему незнакомый студент, с первых минут не нравился.

– Хорошо. Предлагаю такой вариант, – решился на рискованный шаг Тихон. Он нервно потирал руки. – У нас две колоды. Каждый перетасовывает свою и кладет на стол рубашкой вверх. Затем в обеих колодах вскрываем верхние карты, потом пару следующих и так далее. Если одновременно вскроются две одинаковых карты, то ты победил. Если нет – то я. Как тебе такая игра?

– Что?! Одновременно две совсем одинаковых! И чтобы масти совпадали?

– Да. Ты выиграешь, если попадутся две абсолютно одинаковых карты.

– Ну, студент! Ты за дурака меня держишь! Ты слышал, Бек, какую херню он предлагает. Чтобы в разных колодах две одинаковые карты выпали! Одновременно! Ну, ты, фраер, даешь!

– Хитрован! – процедил сквозь зубы Бек и обратился к Есенину: – Что с ним делать будем? Борзеет парнишка.

– Хорошо! – Заколов тяжело вздохнул, но в этом вздохе было скрыто больше облегчения, чем сожаления. – Давай наоборот! Если выпадают две одинаковые карты, то побеждаю я. Если нет – то ты.

– Во дебил! Ты чё, с минарета упал? – Хамбиев старался скрыть кипящую радость, но у него это плохо получалось. – Ну, давай так, коль в очко не веришь. Очко – классная игра! Там у тебя был шанс… на ничью… Сам выбрал дурью игру. Давай быстрее провернем дельце. Ох! У меня уже руки чешутся. Сейчас мозоли будут.

Хамбиев и впрямь тер руки, разминал пальцы, из блещущих глаз, казалось, брызгало возбуждение. Бек принес вторую колоду.

– Выбирай! – любезно предложил подобревший Ныш.

Заколов взял карты. Окаменевшие пальцы с трудом перемешивали колоду. Часть карт веером рассыпалась на столе. Тихон быстро их собрал и положил аккуратной стопкой в центре стола. Конкретный расклад в его колоде сейчас не имел особого значения.

Ныш, напротив, тасовал карты с удовольствием, демонстрируя виртуозность пальцев. Наконец и он положил колоду на стол. На некоторое время все, находящиеся в комнате, замерли. Четыре пары глаз в напряжении застыли на двух пачках глянцевых бездушных картонок, которые должны были решить, кому из двух живых существ сегодня умереть.

– Начинайте, – прервал затянувшееся молчание Бек.

Тихон вскрыл свою карту – валет пик, Ныш свою – шестерка треф. Ничего общего! Тихон перевернул вторую, Ныш тоже – и опять абсолютно разные!

По мере того как вскрывались первые карты, напряжение, сгустившееся в комнате, рассеивалось. Улыбка расплывалась по лицу Ныша все шире и шире, Бек закурил и сквозь дым прищуренными глазами небрежно следил за ходом игры. Он уже определил неприметное местечко с толстыми деревьями в низине у речки для ненужного студента. Есенин говорил, что парень покорно встречает судьбу и, как баран, держит слово. Что ж, меньше будет хлопот.

Есенин меланхолично постукивал пальцами по столу. Получалось, что он ошибся в рассудительности и уме Заколова. В прямой драке студент имел преимущество над Нышем, и это он вчера доказал. Но Ныш увильнул от невыгодного столкновения и перевел стрелки на понятные ему карты. И здесь, когда в дело вступили нахрап и наглость, парень явно спасовал. Согласился на такой бредовый вариант, что трудно и придумать. Ну и придурки в институтах учатся!

Заколов встречал каждую вскрытую пару карт с нарастающей тревогой. Колода таяла на глазах, а нужного расклада не выпадало. Рука не чувствовала поверхность карты, словно в ней отмерли все нервные окончания. Глаза фиксировали, как ставшие чужими пальцы переворачивают очередную атласную картонку и тянутся за следующей. Откуда растет эта неуклюжая равнодушная рука, кто ею управляет? Нервная энергия сместилась куда-то в грудь и своей концентрацией разгоняла сердце и сбивала дыхание. Дрожь неуверенности зарождалась изнутри и импульсивными спазмами передавалась в руки, ноги и голову. Тихону казалось, что трясется даже шея, и почему-то от этого становилось наиболее стыдно. Он не хотел выглядеть слабым. Но в итоге все чувства вытесняла разбухающая тревога. Вот-вот она незримым образом обернется паническим страхом.

Колоды уже уменьшились наполовину, и тут выпали две восьмерки: бубновая и червовая. Они были так похожи!

– Разные, разные, – засмеялся Ныш, заметив дрогнувшую руку Тихона.

Да, разные, согласился Заколов. А как же теория вероятностей? Ведь он точно знает, что его шансы «за» приблизительно равны 17 к 10. То есть в десяти случаях подобных проверок перетасованных колод одинаковые карты должны встретиться в среднем семнадцать раз! Больше одного случая на каждый расклад, что для непосвященных кажется абсолютно нереальным.

Перед спором он в уме проверил расчет и убедился в его правильности. Поэтому он и предложил сначала этот вариант Нышу, зная, что тот возмутится, а потом согласился на него сам. 1,7 случая на каждый расклад! Но вся беда в том, что это в среднем. Закон действует при большом числе опытов. В его нынешнем раскладе может не встретиться ни одной одинаковой пары, зато в следующем – выпасть сразу три.

Колоды таяли, Ныш подшучивал, Есенин постукивал пальцами, Бек курил. Осталось не более пяти карт. Уже четыре. Только три!

И вдруг – Ныш умолк. Пальцы перестали стучать, а Бек, затянувшись, забыл выпустить дым.

– Вот, – услышал Заколов тихое слово и только потом сообразил, что произнес его сам.

Глава 57

На столе лежали две бубновые десятки. Теория вероятностей не подвела!

Бек наконец выпустил долгую струю дыма, Есенин медленно распрямил согнутое над столом тело. Оба вора сначала взглянули на Заколова, потом перевели взгляд на Хамбиева.

– Нет. Фигня какая-то, – недоуменно твердил Ныш. Дрожащие руки схватили карты, повертели их так и сяк, после чего две бубновые десятки смачно щелкнули расчерченными спинами по столу. – Фигня! Не может быть! Он подстроил! Это он! Его рук дело! Вы видели?

Ныш метнулся к Есенину, тот отвел взгляд. Тогда неудачник обратился к Беку, ругая Заколова и путано повторяя, что его обманули, все подстроено, был мухлеж. Толстые руки Бека отстранили Ныша.

– Есенин, посмотри за ним, – спокойно произнес Бек. – Я пока за веревкой схожу.

– Так нельзя! Я же свой! А он чужой, пришлый! Он вообще мент! Или на них работает! Так нельзя! – визгливо кричал Ныш.

– Правила – есть правила, – философски изрек Есенин. – Затея была твоя.

– Я убью гада! – Ныш с криком бросился на Заколова, бестолково размахивая руками.

Но что-то сломалось у него внутри. Тихон легко отпихнул хилое тело, и Ныш шлепнулся на пол.

Хамбиев безвольно сидел на полу рядом со столом и даже не пытался встать. Черные прямые волосы шатром закрыли склоненную голову, желтые зубы отчаянно кусали пальцы.

Вернулся Бек. В руках он нес веревку, а в пустых глазах сквозило равнодушие. Все молча смотрели на сидящего Ныша.

Вот, так же пришли бы и за мной, подумал Тихон. Тревога отпустила сразу, как только он увидел бубновые десятки. И он уже искренне недоумевал, как мог беспокоиться об исходе игры, если могучие выводы теории вероятностей были полностью на его стороне. Наука продлевает жизнь! – мысленно сформулировал он лозунг и с улыбкой посмотрел на беспомощного растерянного Ныша. Сейчас он не испытывал к нему даже раздражения. Как можно обижаться на людей, которые не знают законов математики. Их можно только жалеть.

Озорство взыграло в Заколове. Он вспомнил, как в детстве играл с друзьями в карты на петушиные крики и заявил:

– Не надо веревки. Пусть залезет под стол и пять раз громко прокричит: «Ку-ка-ре-ку!»

Есенин с Беком переглянулись.

– И все? – спросил Бек.

– Все, я к нему претензий не имею.

Ныш перестал кусать пальцы.

– Эй, петушок, – позвал Бек. – Лезь под стол и кричи, что сказано.

Ныш опустил руки, вытянул лицо вверх и стал похож на послушную собачку.

– По-петушиному? А может, по-собачьи? – попросил он.

– Лезь, лезь. Если хочешь жить, – Бек легко подтолкнул Ныша. – Давай по-петушиному!

Следующие несколько минут Ныш кричал из-под стола: «Ку-ка-ре-ку». Бек стучал ладонью о столешницу, смеялся до слез и требовал кричать громче. Есенин растянул губы в тонкую кривую улыбку. По-другому он улыбаться не умел. И лишь когда шум смолк, Есенин тихо, но отчетливо произнес:

– Когда не можешь быть мужчиной, ты становишься скотиной.

Раскрасневшийся Ныш вылез из-под стола и сверкнул глазами в сторону Заколова, Тихон понял, что теперь у него есть не просто злобный, а смертельный враг.

Ныш забрался в отдельную комнату и затих.

Когда Бек завершил смазку и проверку лебедки, он громко крикнул:

– Эй, петушок, где ты там? Что не отзываешься, ползи сюда!

Появился хмурый Ныш. По зеленой слюне было видно, что он жует насвай.

– Ты мотоцикл подготовил? – рявкнул Бек. – Бензином заправился?

Ныш пожал плечами.

– Так какого хрена ты здесь ошиваешься? Заправь полный бак, проверь технику, осмотрись на месте, чтобы все улочки-переулочки знал. Даже в темноте. И запомни дорогу, по которой смоешься, если вдруг атас. Про мост через реку помнишь? Дуй выполнять!

Угрюмый Ныш выкатил мотоцикл «Урал», скептически оглядел его – крепкая деревенская колымага. На таких мужики в ватниках и сапогах разъезжают. Была бы элегантная «Ява» – куда ни шло. А еще лучше любое авто. Предлагал он угнать тачку, но старые воры не согласились, не захотели лишний раз рисковать.

Ныш брезгливо завел мотоцикл, выплюнул пережеванный насвай, выехал на улицу. Он постарался забыть недавний позор. Подумаешь – петушком обозвали, жив остался – это главное. А со студентом он еще посчитается. И с его девчонкой-Ромашкой.

Ехал Ныш не спеша, во-первых, времени еще полно, во-вторых, ребра лучше не трясти, а в-третьих, мысли приятные в голове шебуршились, расслабляли.

Вот взять бы сегодня в банке кучу денег. Не на пять дней гульбы, а по-настоящему много! Бек обещал двадцать процентов. Студент, дурак, за девчонку работает, а ведь не отпустит ее Есенин, да и студенту наверняка кранты! Ныш сам с ним разделается, если доверят! Значит, ворам по сорок процентов достанется. Несправедливо, но приходится терпеть, он впервые в крупном деле. Да и двадцать процентов должны в кругленькую сумму вылиться.

Как бабки обломятся, надо отлежаться недельку, за это время и шум стихнет, и грудь заживет, а потом гульнуть по полной программе. Но это уже в Ташкенте, там есть где развернуться фартовым людям.

Со сладостными мечтами Ныш подъехал к перекрестку и притормозил. Из-за разросшихся кустов дорога просматривалась плохо. Ныш бросил взгляд вправо-влево. Никого. Нога переключила педаль на первую скорость.

В этот момент от кустов мгновенно отделилась фигура в милицейской форме и ловко заскочила на заднее сиденье мотоцикла.

Глава 58

– Хамбиев, не оборачиваться! Трогайся и не спеша езжай вперед. Рыпнешься – убью! Ствол чувствуешь?

В правый бок Ныша что-то давило. Он кивнул, с трудом сглатывая слюну.

– Трогай, Хамбиев, я покажу, куда ехать, – все слова незнакомец произносил тихо, почти шепотом, но очень веско.

Ныш, как во сне, вел мотоцикл, подчиняясь указаниям грозного пассажира. Тело слушалось плохо, от ствола расползался ледяной холод, а во рту разом пересохло. Вскоре они свернули во двор небольшой стройки. По случаю выходного там никого не было. Незнакомец приказал остановиться между плитами и котлованом.

– Глуши двигатель и смотри только прямо, – велел милиционер. – Надумаешь обернуться – могила для тебя уже готова.

Ныш затравленно покосился на котлован.

– Как ты думаешь, почему я сел к тебе? – ствол пистолета уперся под лопатку.

– Проверка документов, – испуганно предположил Ныш.

– Не угадал. Один ноль в мою пользу. Первого мая ты на вокзале в Кзыл-Орде убил двух милиционеров.

– Это не я, – прошептал Ныш. Липкий язык еле ворочался.

– Ты Хамбиев, ты, – спокойно возразил незнакомец. – Есть свидетель, который это видел.

Ныш вспомнил Нину, внутри все разом обмякло, мир рушился с оглушающей быстротой.

– Я только одного, – признался Ныш.

– Это неважно. Где один, там и двое. Вышка тебе обеспечена. А теперь угадай, почему я до сих пор с тобой разговариваю?

Ныш невольно попытался обернуться. Ладонь незнакомца резко рубанула по шее.

– Я же сказал, не поворачиваться! Пуля в стволе уже чешется от нетерпения, так ей нравится твое брюхо. Повторяю вопрос: почему ты до сих пор на свободе?

– Я не знаю, – совершенно растерялся Ныш.

– Два ноль в мою пользу. Я могу тебя доставить в милицию, и мне объявят благодарность. Я могу тебя убить прямо сейчас. И, ты знаешь, мне тоже объявят благодарность. Так выбирай, где умереть: сейчас здесь или потом в тюремной камере? Ты ведь знаешь, мы, менты, очень не любим, когда убивают наших товарищей. Так почему ты еще жив?

– Я не знаю, – лепетал Ныш.

– Зато я знаю. Ты еще поживешь. Если… Чтобы ты дал за свою жизнь, Хамбиев? – незнакомец замолчал. В голове Ныша царил полный сумбур. Милиционер завораживающе шептал из-за спины: – За жизнь, где есть вино, девочки, модные шмотки, насвай, травка и сладкая власть над лохами и фраерами. Ты стремишься к такой жизни, Хамбиев?

– Да, – безвольно согласился Ныш.

– Так что бы ты отдал за нее?

– Все! – выдохнул Ныш. – Все деньги.

– У тебя нет денег, Хамбиев.

– Завтра будут.

– А теперь отвечай быстро и честно. От этого зависит мое решение и твоя судьба. Когда идете на дело?

– Сегодня ночью.

– Что будете брать?

– Главную сберкассу на площади.

– Сколько там денег?

– Бек говорит, что очень много.

– Как проникнете в здание?

– Сзади, через окно.

– Кто участвует в деле?

– Бек с Есениным. Я на стреме с мотоциклом. И еще студент.

– Зачем Есенину студент?

– На него свалят ограбление.

– Почему студент согласился участвовать?

– Ради своей девчонки. Есенин обещал отпустить девчонку, если он поможет.

– Где сейчас девчонка?

– На переезде, у семафорщика. Это старый знакомый отца Есенина.

– Как будете уходить после ограбления?

– На мотоцикле.

– Четверо не поместитесь.

– Студенту обещали велосипед, но он ему не понадобится.

– Ясно.

Милиционер задумался. Пауза затягивалась. Ныш чувствовал, что пистолет еще упирается ему в бок, но уже не так уверенно. Потом давление исчезло и голос сзади произнес:

– Я тебя отпускаю.

Ныш покосился на котлован и, не веря в свою удачу, спросил:

– Что мне теперь делать?

– Все, что намечено. Ты вместе со всеми пойдешь на дело. Выполняй все, что тебе велят. И никому ни слова о нашей встрече! Забудь о ней!

– Нас там повяжут?

– Нет. Услышишь шум, можешь смываться, – безразлично сказал незнакомец, а потом жестко добавил: – Но если ты расколешься перед дружками и вы не возьмете банк, я тебе гарантирую арест по обвинению в убийстве сотрудника милиции. Понял?

– Да.

– А теперь сиди смирно и не оборачивайся.

Мотоцикл качнулся, незнакомец слез, мягких шагов почти не было слышно. Ныш осторожно покосился назад и успел заметить лишь плечо с капитанским погоном, скрывшееся за плитами.

Хамбиев дрожащей рукой достал насвай и сыпанул под язык несколько горошин. Он долго сидел и сплевывал в мелкий песок желто-зеленую слюну, пытаясь понять, что произошло. Где он прокололся?

Мозги работали туго.

Его заложила Ромашка! Только она видела, как он ударил милиционера прутом по голове. Ну почему он не грохнул ее тоже? Постой! А почему этот капитан спрашивал, кто она и где, словно совсем ее не знает? Неужели есть еще один свидетель? Но кто?

Ныш задумался и ужаснулся очевидной мысли. Есенин! Вор тоже был там. Как же он про него забыл! Есенина на зоне могли обработать и сделать осведомителем! Поэтому он все хочет делать чужими руками, чтобы быть чистеньким перед законом.

Ныш заправил мотоцикл бензином и вернулся в дом Бека. Теперь он знал, что ворам верить нельзя.

И был готов вырвать все деньги силой.

Глава 59

Следователь Руслан Колубаев провел в Арысе уже сутки. Ему понравилась собственная версия о влюбленной парочке бесстрашных грабителей: Тихоне Заколове и Нине Брагиной. Он доложил о ней областному прокурору и получил добро на продолжение расследования. Значимость поимки столь опасных преступников возрастала. Туранов дал время до 4 мая. С того разговора прошел целый день, но результатов пока не было. А в первый рабочий день после праздников Руслан должен был явиться в кабинет начальника и отчитаться о ходе следствия.

Вся местная милиция дежурила на вокзале, проверяя каждый поезд, в том числе и товарные составы. Для крупной узловой станции на это требовалось много сил. Сотрудники ГАИ проверяли автодороги. Фотографии Заколова и Брагиной имелись у каждого, но – все безрезультатно.

С момента приезда в Арысь капитаны Кусыев и Сигалиев работали самостоятельно. Это немного раздражало Руслана. Он был уверен, что каждый из них думал о своей собственной карьере и рассчитывал первым найти Заколова. По статусу Руслан не мог ими руководить, но настоятельно просил, чтобы они информировали его обо всех полученных данных.

После полудня капитан ГАИ Сигалиев сообщил, что «Волга» без глушителя не въезжала в Арысь, ее бы обязательно услышали, и никто за последний день не искал у местных спекулянтов глушитель для такой машины.

– Мимо города они могли проскочить? – поинтересовался Колубаев.

– Нет. Здесь кругом пески, на «Волге» не проедешь, – убежденно ответил Сигалиев. – И на Чимкент, и на Ташкент дорога идет через Арысь.

– Куда же они делись?

– Я думаю, бросили машину на подъезде, а сами на попутке или пешком. Машина без глушителя слишком заметна.

У капитана милиции Кусыева в городе было много знакомых, он долго где-то пропадал, появился лишь поздно вечером и убежденно заявил: «Бандиты будут действовать только ночью». Потом опять куда-то исчез.

Руслан Колубаев был уверен, что Заколов добрался до Арыся и затаился где-то здесь. Теперь следователь по особо важным делам жаждал только одного: чтобы произошло громкое ограбление, которое можно было бы приписать новой шайке. Иначе его красивая версия летела к черту. Пусть даже никого не поймают, это не столь важно. Главное – подтвердить свою интуицию. Руслан получал сообщения о каждом происшествии в городе, но кроме хулиганства и бытовых ссор ничего не случалось.

Вечером Колубаев вместе с Гурским расположились в небольшом кабинете местного отделения милиции. Время от времени в кабинет входил водитель Миша и гнусил одну и ту же просьбу:

– Руслан Ахметович, можно я пока в автосервис съезжу? Вдруг удастся быстро крышу поправить.

– Нет, – неизменно отказывал Колубаев, – машина мне может понадобиться в любой момент.

Старший сержант Федорчук поначалу долго выпытывал Гурского о всех обнаруженных уликах, потом общался с местными милиционерами. Насупившись, он зашел в кабинет, присел на краешек стула и осторожно предположил:

– А что, если Заколов не причастен к убийствам?

– Как это не причастен? – встрепенулся Колубаев. – Ты что, сержант, несешь?

– Я ведь его немного знаю. Это обычный парень, немного шустрый, чуть-чуть заводной. Не мог он в одно мгновение превратиться в отъявленного убийцу.

– А девчонка? Ее-то ты не знаешь. Вдруг она заводила? Так ведь бывает, околдует девка парня, и тот ради любви на все согласен, даже на убийство. Против Заколова – гора улик! Так ведь, Семен Григорьевич?

– Все так, Руслан Ахметович, все так. Но ты знаешь, я боюсь думать, если студенты наших передовых ВУЗов способны на такие мерзости, что же тогда нам ждать от необразованных урок. Куда мы катимся, Русланчик?

– Мы очищаем страну от преступного элемента. Нам все равно, студент он или рабочий. Если преступил закон, изволь предстать перед судом и сесть в тюрьму.

– Тут уже не о сроке речь идет, – заметил Федорчук.

– Да, мы имеем дело с особо опасным, я бы сказал, дерзким преступником. Нам осталось только его задержать. Все доказательства вины налицо. Наш эксперт подтверждает!

Колубаев указал на Семена Григорьевича. Гурский поморщился:

– В моей практике, бывало, собираешь, собираешь доказательства, а потом одна деталька – и все с ног на голову становится.

– Ну, вы тут перегрелись! Душно! – пальцы Руслана размяли сигарету. – Пойдемте на воздух выйдем, а то сидим, как в кабаке.

Проходя по коридору, Колубаев спросил у дежурного за пультом:

– По ограблениям или разбоям сообщения поступали?

– Нет, – устало покачал головой милиционер.

– А где ваш начальник, капитан Плиев?

– Он в городе. Непосредственно руководит людьми на местах. Сегодня все на дежурстве.

Выйдя на порог отделения милиции, Колубаев, Гурский и Федорчук дружно закурили.

– Ночь наступает. Рабочее время бандитов, – лирично произнес следователь. – Будем ждать.

– Думаете, целью Заколова и Брагиной был Арысь? – спросил Федорчук.

– Да. И ваши коллеги, кстати, это установили. Они выяснили, что Заколов покупал два билета именно до Арыся. Мне звонили об этом еще утром.

– Что его тут может заинтересовать?

– Сколько угодно интересных объектов. Железнодорожная касса, магазины, рестораны – везде есть деньги. В праздники народ, как известно, тратится. Да взять хотя бы здешнюю центральную сберкассу, – Колубаев показал на двухэтажное здание напротив отделения милиции. – Чем не объект для ограбления?

– Ну это ты, пожалуй, хватил, – засмеялся Семен Георгиевич. – В пятидесяти шагах от городской милиции, пост внутри… Сумасшедших, как говорится, нет.

– Это я так, к слову, – согласился следователь.

Из припаркованной рядом машины вышел заспанный водитель Миша.

– Руслан Ахметович, целый день без дела простоял, – пожаловался он. – Лучше бы в ремонт ее отдали. Как Глебу Николаевичу покажу?

– Ничего. Сейчас, может, вон того мотоциклиста преследовать придется, – Колубаев с улыбкой показал на мотоцикл «Урал», въехавший на площадь.

Около здания сберкассы мотоцикл остановился. Было видно, что он заглох. Мотоциклист качнул пару раз педалью, что-то подкрутил и резко дернул педаль еще раз. «Урал» с грохотом завелся. Водитель продолжал что-то регулировать, мотоцикл ревел еще сильнее. Когда обороты двигателя удовлетворили мотоциклиста, он сел за руль и для убедительности несколько раз газанул.

– Это уже слишком! Ночью и так греметь! – возмутился Колубаев. – Что за культура у народа!

– Это не культура, это автотехника у нас такая, Русланчик, – заметил Гурский.

– Днем надо машины чинить.

Мотоциклист, погазовав немного, уехал. Колубаев притушил сигарету и обратился к водителю:

– А где машины капитанов Кусыева и Сигалиева?

– Еще недавно здесь стояли, – удивленно огляделся Миша.

Глава 60

Бек быстро закрепил лебедку за дерево, осторожно просунул трос под решеткой на окне и затянул болтом свободный конец. Несколько раз качнув рычагом лебедки, он натянул трос и выразительно посмотрел на Есенина. Тот сверился с часами и шепнул:

– Подожди, сейчас появится Ныш.

Заколов стоял около дерева и смотрел, как воры спокойно готовятся сорвать решетку на окне сберкассы. У каждого за спиной болтался рюкзак для возможной добычи. Такой же рюкзак дали и Тихону.

В детали операции его посвятили перед самым выездом на место. Многое ему не нравилось. У мотоцикла только три места. Как будет уходить четвертый? Есенин заверил, что за забором спрятан велосипед и Заколов уедет на нем самостоятельно куда захочет, ведь после завершения дела они расстаются. А если погоня? Хорошая перспективка: удирать на велосипеде от автомобилей в незнакомом городе.

Но даже если все пройдет успешно, остается куча скользких моментов. Есенин скажет адрес Нины только после завершения дела. Но где гарантия, что он не обманет? И еще. На мотоцикле вор сможет гораздо быстрее сам вернуться за ней. Приходится надеяться только на его порядочность.

И самый главный вопрос. Зачем опытный вор вообще берет непроверенного студента на дело? Неужели не может сам открыть какую-то дверь? «Я хочу, чтобы ты почувствовал на своей шкуре вкус рискованной авантюры, – ответил Есенин на прямой вопрос. – А вдруг тебе понравится и ты потом присоединишься к нам? Мне нужны образованные умные помощники». Звучит складно, но верится с трудом.

В этом Заколов убедился сразу же, как только пришли к сберкассе. Бек и Есенин незаметно надели перчатки.

– А мне? – спросил Тихон, поправив на спине рюкзак с Нининым медвежонком. Он взял его с собой, воры лишь посмеялись.

Есенин отмахнулся от вопроса Заколова, как от назойливой мухи. Пока Бек готовил лебедку, Тихон пришел к неутешительному выводу: его хотят подставить. Что ж, отступать некуда, у воров свои планы, у него свои.

Послышался звук мотоцикла. Бек приготовился. Когда мотоцикл с другой стороны здания стал неистово газовать, Бек энергично заработал рычагом. Трос натянулся, прутья решетки прогнулись, заскрежетали штыри, вбитые в стену. Бек в очередной раз налег на рычаг, решетка вместе с каркасом вывалилась из стены и грохнулась на землю. Сверху осыпались кусочки бетона.

Все замерли и напряглись. Мотоцикл газанул еще разок и медленно укатил. Есенин поднял большой палец вверх и шепнул:

– Отлично. Стеклом займусь я.

Бек быстро отсоединил трос, приподнял каркас с решеткой и бережно поставил его наклонно под окно. Есенин осторожно поднялся по образовавшейся лесенке, стриженая голова бегло осмотрела раму. В ловкой руке появился стеклорез, уверенно чиркнул по стеклу, и Есенин выдавил маленький треугольник в углу рамы. Потом он прочертил над дыркой большой квадрат. Стекло податливо хрустело. Есенин провел стеклорез еще раз по тому же следу. Квадрат зашатался. Вор поддел вырезанный кусок сквозь ранее подготовленную дырку, раздался легкий хруст, и квадратный осколок заблестел в руках Есенина.

– Держи, – шепнул он Заколову, стоявшему рядом.

Тихон натянул на пальцы рукава спортивной курточки и принял стекло. Сделал он это скорее инстинктивно, чтобы не порезаться, но тут же понял, какие хорошие отпечатки могли остаться на стеклышке.

Бек тем временем успел отсоединить лебедку от дерева и сложить вместе с тросом у стены. Его большая фигура стояла спиной к зданию, лысая голова как перископ внимательно осматривала окрестности.

Есенин сквозь большую дырку тщательно ощупал стекло на второй раме. На ней был прикреплен датчик внутренней сигнализации. Удовлетворившись осмотром, вор такими же твердыми движениями прочертил треугольник – подальше от датчика, поближе к центру рамы. Затем он достал тюбик с клеем «Момент», намереваясь наклеить на стекло газетный лист.

Заколов догадался, что он хочет застраховать кусочек от падения, и быстро предложил Есенину:

– Давай я. Я рукой смогу.

Вор удивился, но уступил место. Заколов намазал ладонь клеем, приставил ее к обведенному треугольнику и надавил на стекло. Стеклышко, мягко чпокнув, вошло внутрь, но осталось висеть на ладони.

Две пары глаз смотрели на датчик в углу рамы и тонкие проводки, тянущиеся от него к стене. Оба прислушались. Сработает ли сигнализация? Только Бек невозмутимо продолжал нести вахту. В тишине тонко пищал одинокий комар, пары клея активно забивали запах цветущих кустов.

Заколов провернул ладонь, рука с осколком вышла наружу, не задев ни одного края. Тихон стянул с ладони прилипшее стеклышко и повернулся к Есенину:

– Открыть?

– Только нежно, студент, – одобрительно разрешил вор.

Тихон просунул руку и по очереди открыл все шпингалеты. Легкое давление – и обе рамы отъехали внутрь.

– Чисто сработано, – похвалил Есенин и показал в темный проем окна: – Я первый, ты за мной, потом Бек.

Глаза давно привыкли к темноте, и Заколов рассмотрел большой зал, в котором они оказались. Влезли они со стороны служебного отсека. Здесь, судя по всему, обслуживали посетителей. Несколько столиков с кассовыми аппаратами выстроились перед невысокой перегородкой. Из вертикальных ячеек под перегородкой лохматыми пачками торчали разнообразные квитанции, видимо, сотрудники торопились поскорее уйти домой перед праздниками.

– Открывай вон ту дверь, – показал Есенин налево, – только тихо. Там, – он кивнул в противоположную сторону, – охранник. А мы пока в кассах пошуруем.

Заколов нашел дверцу в перегородке и вышел в просторный холл для клиентов. Посередине помещения пара прямоугольных опор поддерживали потолок, слева и справа виднелись внутренние двери, прямо в окнах фасада брезжил неясный электрический свет.

Заколов подошел к окну, выходящему на маленькую площадь. Ночной городок спал, только около освещенного входа здания, расположенного напротив сберкассы, курил одинокий человек. Заколов присмотрелся и обалдел. Куривший оказался милиционером и стоял на пороге двери, над которой тускло светилась красная надпись «Милиция».

Ну и нахальство у воров! Стоит сейчас разбить стекло, и через минуту здесь будут милиционеры. А может, и правда грохнуть кулаком в окно? И все быстро закончится. Только чего он этим добьется? Ведь теперь, вдобавок к предыдущим обвинениям, – он еще и грабитель.

– Ты чего, студент, заснул? – недовольно прошипел Есенин. Из мрака слышались мягкие щелчки вскрываемых касс.

Заколов вздрогнул. Куривший милиционер повернулся, бросил окурок и скрылся в здании. Его фигура показалась Тихону смутно знакомой.

– Уже начинаю, – шепнул Тихон и нащупал приготовленные отмычки.

Все оказалось так, как во время тренировок. Расшатанный английский замок долго не сопротивлялся и спасовал перед дилетантом. Тихон даже удивился и был немного горд собой.

– Готово, – отчитался он перед учителем.

– Бек, закругляйся. Тут одна мелочевка. Мы не за этим пришли, – остановил напарника Есенин. – Показывай, где сейф.

Огромный Бек на удивление бесшумно и быстро оказался рядом с Заколовым. Он подтолкнул Тихона внутрь открытого помещения. Они оказались в коридорчике, по обеим сторонам которого виднелось несколько закрытых комнат.

За спиной закрылась дверь, кромешная темнота окутала все вокруг, тяжелая рука Бека легла на плечо Тихона. Ледяной холод объял Заколова, словно он шагнул в морозильную камеру. Он ощущал себя глупеньким барашком, который попал в лапы огромного мясника. Сейчас Бек достанет нож и…

Луч света прорезал пыльный мрак.

– Куда? – спросил Есенин. Фонарик в его руке ощупывал двери.

– Здесь, – влажно дохнул в затылок Заколову Бек, когда луч света уперся в железную дверь.

Есенин склонился над личинкой сувальдного замка.

– Сигналку выруби, – шепнул он.

Бек припер Тихона к стенке и перекусил какой-то провод.

– Все в ажуре, – доложил он.

– И у меня. – Есенин мягко хрустнул отмычкой в замке и потянул тяжелую дверь. – Думают, если загородились толстым железом, никто не залезет, – усмехнулся вор, ступая внутрь кабинета.

Все трое оказались в комнатушке без окон, основной достопримечательностью которой являлся массивный сейф.

– Здравствуй, Клава, – Есенин с любовью разглядывал железную громадину. – Эту бабенку я возьму.

– Почему, Клава? – просипел Бек.

– Она толстая, но бесхитростная, как деревенская баба в пяти юбках, – пояснил Есенин. – Мой учитель все сейфы называл женскими именами. К каждой модели особый подход нужен. Одних можно взять напором, других – нежным обхождением. К примеру, есть хитренький сейфик – Анжела. У нее такие мудреные застежечки и крючочки, пока до сладкого места дойдешь, семь потов сойдет. А повредишь хоть одну шпильку, зажмется и не раздвинется. Только автогеном. Но то удел насильников, а я – поэт! Я беру лаской.

Из зала по обслуживанию населения послышался четкий звук открываемой двери.

– Мент проснулся, – зашипел Есенин и выключил фонарик.

– Черт, не тот провод перекусил, – ругнулся Бек и устремился в коридор. В его руке Заколов успел заметить блеск вороненой стали пистолета.

Тихон тоже устремился к выходу. Хотелось бежать куда глаза глядят.

– Сидеть! – жестко одернул Есенин. – Замри!

Чего тут таиться? Вон с каким грохотом мчится Бек – пол трясется. Сейчас грянет выстрел, и вся милиция города будет здесь! Соучастие в ограблении и убийстве. Все! Остаток жизни придется провести в тюрьме. Такие мысли успели промелькнуть в голове у объятого страхом Заколова.

Топот ног сменился звуком удара, падением тел и громким сопением. Затем все стихло. Есенин отпустил Заколова и включил фонарик.

В коридоре послышались шаги. Кто-то приближался к комнате, где затаились Заколов и Есенин. Темная фигура появилась в проеме приоткрытой двери. Есенин полоснул лучом света на уровне глаз.

– Есенин! – Большая ладонь загородила лицо. В проеме стоял Бек.

– Фу-у! – Есенин опустил фонарик и перевел дух. – Что с ментом?

– Жив пока. Я его скрутил и в рот запихнул китель.

– Смываемся?

– На площади тихо. Быстрее раздевай свою Клаву.

Есенин сунул Заколову в руку фонарь и приказал:

– Свети!

В руках вора замелькали хитроумные отмычки. Он стоял на коленях перед «Клавой», и через щель замка «уговаривал» ее раскрыться. Заколов подсвечивал сверху и наблюдал за ловкими движениями Есенина. После теоретических объяснений, он понимал смысл каждого движения медвежатника и удивлялся его ловкости.

Через несколько минут Есенин отпрянул от сейфа и протер испарину.

– Клавка, я употел с тобой! Ты у меня первая за пять лет. Не подведи, дай почувствовать себя мужиком, – ласково шепнул Есенин.

Его рука в тонкой перчатке легла на стальную рукоять двери. Бек, все время стоявший сзади, перестал дышать. Есенин повернул ручку, внутри покорно скользнули по металлу многочисленные штыри. Было слышно, как они юркнули в стальные норки.

Есенин потянул рукоять. Дверь сдвинулась и показала свою угрожающую толщину. «Клава» отдалась победителю.

Рука Заколова с фонариком застыла в прежнем положении, но луч света теперь выхватывал горку аккуратных банковских пачек на полке сейфа.

– Ух ты! – присвистнул Есенин. – Хорошая добыча.

– Быстро в рюкзаки! – деловито скомандовал Бек.

Крупные руки Бека сгребали кирпичики купюр, запаянных в целлофан, и сваливали в разинутую пасть рюкзака. Есенин старался укладывать пачки аккуратно, рассматривал цифры на них и убедительно нашептывал: «Ради этого стоило рискнуть».

Бек метнул очередные пачки в разбухший рюкзак и угрюмо покосился на Заколова:

– А ты чего стоишь? Давай работай.

Тихон снял рюкзак и подошел к сейфу. Рюкзаки заполнились, но деньги на полках еще оставались. Есенин показал на маленькую внутреннюю дверцу в сейфе:

– Трусы снимать с Клавки будем? Но там часто одни бумаги, не то что у настоящих баб. А один раз я под такими трусами нашел только бутылку коньяка и стакан. Бек, нам этого хватит?

Есенин пихнул ногой наполненные рюкзаки. Бек не ответил. Странным образом его не было ни видно, ни слышно.

Заколов повернул голову. Висок уперся в широкий ствол пистолета. Глушитель – успел понять Тихон.

– Нам хватит. Тем более на двоих, – спокойно произнес Бек.

Щелчок взведенного курка толкнулся холодом стального дула и прозвучал для Заколова как разряд молнии.

Глава 61

Руслан Колубаев стряхнул дремоту, тяжко встал из-за стола и подошел к окну. Рука повернула погнутый шпингалет, узкая форточка распахнулась. Свежий ночной воздух ворвался в кабинет и разбередил густую затхлость прокуренного помещения. Эксперт Гурский невозмутимо похрапывал, лежа на стульях. Сержант Федорчук вздрогнул от звука открывшейся форточки и приподнял со стола сонную голову.

– Что случилось, товарищ следователь? – спросил он.

– Пока ничего, – с явным сожалением вздохнул Колубаев. – Ни-че-го…

Он окинул взглядом ночную площадь. Город спал, пустые окна административных зданий, как растопыренные глаза с закатившимися зрачками, сонно пялились на пустую улицу. Праздники отгудели, завтра на работу, и даже буйные головушки пьяниц, колобродивших три дня, обрели долгожданный покой. Площадь выглядела такой же, как и час назад, когда все вместе курили на пороге, обсуждая нерадивого мотоциклиста. Только стало еще тише и темнее. Но что-то все же насторожило Руслана. Что-то неуловимо изменилось в облике площади.

– Интересно, – вымолвил он и пригляделся.

Яркая желтая лампа на стене сберкассы!

Зарешеченный неуклюжий плафон светил раздражающе ярко и освещал неизвестно что. Рядом клубилась порхающая мошкара. Да это же лампа сигнализации! – сообразил следователь.

Колубаев стремглав выскочил из кабинета, на ходу крикнув Федорчуку:

– За мной!

Около дежурного за пультом он остановился:

– Экстренные сообщения были?

– Об ограблениях ничего, – встрепенулся дежурный, протирая глаза. – Так, пьяные драки.

– А сберкасса? Какой сигнал должен быть в случае ограбления?

– Центральной сберкассы, вот этой? – удивился дежурный, ткнув пальцем в стену. – Да ее никогда не грабили. Психов нет.

– Ну, а как ты узнаешь, если что не так?

– Там же ночной дежурный – наш сотрудник. Он позвонит. И потом, включит сирену, я услышу. Тут пятьдесят метров.

– Звони ему! Срочно! – приказал Колубаев.

Дежурный несколько раз набрал номер и растерянно развел руки:

– Связи нет. Тишина.

Руслан распахнул дверь на площадь. И тут со стороны сберкассы прозвучал краткий, но отчетливый звук, похожий на одиночный стук по дереву.

– Вот тебе и тишина, – обвел присутствующих встревоженным взглядом Колубаев. – Что это?

– Похоже на пистолетный выстрел, – задумчиво произнес Федорчук. – С глушителем.

Следователь по особо важным делам мгновенно встрепенулся и крикнул дежурному:

– Немедленно объявляй тревогу! Дежурный наряд туда! Перекрыть выезды из города. Я же говорил, что Заколов с Брагиной обязательно пойдут на крупное дело.

Правая рука следователя легла на кобуру, левая – подхватила висевший на стене мегафон. Колубаев набрал носом воздух, как бык на арене, и бросился к выходу. За ним спешили другие милиционеры.

На середине площади Колубаев услышал, как где-то во дворе по соседству раздался стрекот заведенного мотоцикла.

Глава 62

Когда щелчок пистолета, приставленного к виску, пронзил Заколова, в нем тоже что-то щелкнуло.

Нина! Если не можешь постоять за себя, как ты берешься защищать других? Погибнет он – погибнет и она! Погибнет по его вине.

Металлический щелчок взводимого курка придает движение стволу, ствол давит в висок, нервные окончания сообщают импульс мышцам. Заколов резко приседает. Нет, не так! Он мгновенно рушится вниз.

Звучит выстрел!

Эхо мельтешит между стенами, бьет по ушам. Пуля прошивает пустоту и вонзается в стену. Крошки обожженной штукатурки сыпятся вниз. Они еще в полете, Тихон тоже не достиг пола, но локоть уже бьет в печень Бека. Лицо Бека кривится от боли, он сгибается, вторая рука Заколова цепляет его ноги, и тело бандита рушится вперед. Рука с пистолетом грохается об пол. Оружие отлетает и, крутясь, заезжает под сейф. Лысая голова бьется об пол и подпрыгивает. Ай да упругий линолеум! Брызги пота с лысины осыпаются вниз. Ноги Бека, напротив, взмывают вверх, из-под них выскакивает Заколов. Ступни вора в огромных ботинках гирями падают на пол.

Тихон подхватывает свой рюкзак и прыгает к двери. К нему рвется Есенин, но спотыкается об огромное тело Бека. Падающий Есенин успевает зацепить Заколова, и тот кубарем выкатывается в проем.

Тихон уже в коридоре, он на коленях, но, не успевая встать, захлопывает железную дверь. В скважине замка торчит отмычка, Тихон задерживает дыхание и осторожно крутит ее. Зацепилось! Штыри въезжают в железный косяк. Но разве это преграда для Есенина. Рука нащупывает клей «Момент», пальцы давят на тюбик, личинка заполняется густой массой. Готово! Пусть ковыряется.

Заколов вскакивает, вбегает в зал для посетителей, рюкзак увесисто бьет по плечам. У противоположной двери корчится связанный милиционер, его лицо замотано кителем. Окно, через которое они вошли, открыто. Тихон взлетает на подоконник и прыгает вниз. Ноги амортизируют прыжок, ладони втыкаются в холодное железо лебедки.

Все, он на свободе! Быстрее отсюда.

Внезапно из кустов выходит человек. Он совсем рядом, всего в нескольких метрах. Заколов смотрит на темную фигуру. Человек в форме. Это милиционер! В его руке пистолет. Сейчас он крикнет: «Стой! Руки вверх!». Лучше сдаться и все объяснить.

Тихон собирается медленно распрямиться, чтобы не провоцировать капитана милиции.

Но тот, шагнув вперед, останавливается и молча поднимает руку с пистолетом. Ствол нацелен в грудь Заколова. Рука решительно сжата, фигура напряжена.

Страшная догадка пронзает Заколова. Капитан хочет стрелять без предупреждения!

Тихон рывком поднимает тяжелый корпус лебедки. Грохот выстрела, звон металла, лебедка вздрагивает в руках, принимая на себя импульс пули.

Милиционер делает шаг вперед. Он все еще молчит, а рука с пистолетом не опускается. Заколов оглядывается. Бежать некуда, только обратно в окно. Он вскакивает на подоконник, прикрываясь лебедкой, и скрывается в помещении.

Снова выстрел, рикошет пули от угла лебедки, огненные брызги озаряют темный зал. Куда бежать? Справа связанный милиционер, он уже встал и неуклюже загораживает проход. Слева тупик. Там слышен грохот железной двери и отчаянная ругань – Бек пытается взять преграду силой. Сзади вот-вот появится неразговорчивый стрелок. Тихон бросается вперед к окнам. В них хорошо просматривается площадь. Из отделения милиции к сберкассе бегут несколько милиционеров.

Все! Ловушка захлопнулась.

– Заколов!

Это голос со двора здания. Он не громкий, но жесткий. Похоже, что милиционер с пистолетом все же умеет разговаривать.

– Заколов! Я меняю твою девчонку на деньги из банка. Ты знаешь, где меня найти.

Тихон падает на колени. О ужас! Он раскрыт и разоблачен. Все кончено. Прятаться и убегать теперь бесполезно. А про какую девчонку ему говорят? Ну конечно, про Нину! Что с ней?

Тихон торопливо подбегает к окну во двор. Кусты с шуршанием поглощают фигуру милиционера, лишь четыре звездочки на погонах мелькнули в свете луны. Капитан милиции скрылся. Куда он?

Не успел Заколов сформулировать этот вопрос, как из-за угла выскочили несколько новых милиционеров. Голос, усиленный мегафоном, расколол ночную тишь:

– Граждане преступники, вы окружены. Сдавайтесь. Чистосердечное признание облегчит ваше наказание.

Заколов отпрянул от окна. Что-то здесь не так. Один милиционер убегает, другие прибегают. Из комнаты с сейфом раздались звонкие выстрелы. Видимо, Бек достал пистолет и палит в дверь. Милиционеры, окружившие здание, сбавили пыл и залегли в тревожном ожидании.

Тихон огляделся. Если нельзя ни вперед, ни назад, ни вправо, ни влево, то что остается? Вверх или вниз!

Заколов посмотрел на лебедку и две колонны, подпирающие плиты на потолке. Надо попробовать!

Вскоре лебедка была закреплена за одну колонну, а трос перекинут вокруг другой. Заколов стал интенсивно качать рычаг. Тросы натянулись, вгрызлись в бетон колонн. Тихон продолжал стягивать путы. Толстый трос начал интенсивно сминать арматуру колонн, сыпались кусочки бетона, одна из колонн явно прогнулась. Тихон остановился, чтобы отдышаться.

– Студент, а студент! – услышал Заколов тихий зов Есенина. – Подойди сюда, дело есть.

– Что тебе? – приглушенно крикнул Тихон.

– Если выберешься отсюда, передай моей матери деньги. Очень прошу.

– Какие еще деньги? Ворованные?

– Я у нее забрал в долг из гробовых, а Ныш, сволочь, остальные украл. Если не отдам – век воли не видать. Подойди, я тебе в щель просуну. Это чистые бабки.

– Как я выберусь, кругом милиция обложила?

– Ты ушлый, и фарт тебе идет, может, прорвешься.

Тихон подошел к железной двери. Штукатурка по периметру обсыпалась, но дверь прекрасно держалась.

– Деньги из сейфа? – уточнил он.

– Нет, я что – идиот их трогать, при таком раскладе. Это я у Бека одолжил.

– Что? – взревел в глубине комнаты Бек и в очередной раз грохнул с разбегу в дверь. – Убью паскуду!

За окном вновь повторили через мегафон предложение сдаться.

– Держи, – Есенин просовывал по одной купюре в тонкую щель под дверью. – Выполнишь просьбу – век не забуду.

– Твои слова, господин вор, гроша ломаного не стоят, – в сердцах воскликнул Заколов.

Есенин затих, потом очень серьезно произнес:

– Я скажу ментам правду о том, что Ныш убил милиционера, которого на тебя вешают.

– И про кассира расскажи, и про поезд.

– Идет, – подумав, согласился Есенин.

– И здесь меня с вами не было.

– О чем базар. Только… ты пальчики кругом оставил.

– Отпечатков моих здесь нет. Спасибо клею, – Тихон посмотрел на пальцы, покрытые слоем застывшего клея.

– Вот сучонок! – послышался возглас Бека, – старого вора как пацана обул!

– А ты смышленый, – похвалил Есенин. – Жаль, не сработались.

– Было бы о чем жалеть! Ладно, я выполню твою просьбу, Есенин. – Заколов собрал купюры. – Ради старушки. Если вырвусь.

Он вернулся в зал и с новыми силами налег на рычаг. Лебедка висела на натянутых тросах, как на стальном рельсе. Колонны прогнулись, по потолку прошла трещина, сыпались куски штукатурки.

Тихон продолжал качать рычаг, гадая, что не выдержит первым? Трос, колонны или лебедка?

Глава 63

– Хватит ждать! Надо штурмовать здание! – убежденно сказал Колубаев.

Он вместе с милицейскими начальниками расположился за бетонным забором со стороны двора.

– Преступники вооружены. Вы слышали выстрелы? – осторожно заметил капитан Кусыев. Он присоединился к группе Колубаева после тревоги около сберкассы.

– А мы что, безоружны? – возразил следователь.

– Надо выждать и взять их измором. Здание окружено, никуда студент с девчонкой не денутся, – предложил капитан ГАИ Сигалиев, подъехавший по тревоге несколько минут назад.

Руслан Колубаев неприязненно посмотрел на Сигалиева. Не любил он гаишников, сколько раз приходилось заминать дела о злоупотреблениях сотрудников ГАИ по настоятельной просьбе областного руководства МВД.

– Вы, капитан, лучше помогите местным коллегам в проверке автотранспорта. У преступников, возможно, есть сообщник с машиной.

– Слушаюсь! – ответил Сигалиев и охотно удалился.

Колубаев проводил его хмурым взглядом и обратился к начальнику местного отделения милиции капитану Плиеву.

– В помещении находится ваш сотрудник. Его жизнь в опасности. Есть шанс, что мы еще сможем его спасти?

– Эта дикая парочка никого не жалеет, – в сердцах возмутился Плиев. – Вспомните, что они сделали с нашими коллегами на вокзале. А еще крушение поезда и кассир! Им сейчас нечего терять. Они чрезвычайно опасны.

– Что вы предлагаете? Ждать до утра? Когда народ пойдет на работу?! Чтобы потом по всей области обсуждали ваш позор!

– Может, попросить помощи у военных?

– Вам что, сюда взвод десантников вызвать?! Чтобы обезвредить двух свихнувшихся юнцов: парня и девушку? Не будем выставлять себя на посмешище. Действуйте, капитан. Или я возьму руководство захватом преступников на себя.

– Хорошо, я сейчас отдам приказ о штурме сразу с двух сторон здания.

– И помните, что имеете дело с особо опасными преступниками. В случае прямого контакта разрешаю стрелять на поражение.

– Есть! – Капитан Плиев козырнул и удалился, пригнувшись, словно находился в зоне постоянного обстрела. В одной руке он зажал пистолет, другой – поддерживал фуражку.

«Как на войне, – невесело подумал Федорчук. – Того гляди шлепнут парня. Если он там». Старший сержант все еще не верил, что простой, хотя и шебутной студент может быть причастен к столь громким преступлениям последних дней.

Федорчук решил быть в первых рядах штурмующих, чтобы все видеть своими глазами.

Глава 64

Заколов отчаянно навалился на короткий рычаг лебедки. Мышцы спины и рук каменели от напряжения, натянутый трос давил арматуру, колоны сгибались друг к другу. Тихон стоял между ними. Над головой в потолке росла щель, сыпалась штукатурка, плиты опасно накренялись. Но выхода у него не было, и Тихон продолжал давить на рычаг.

Вдруг через открытое окно послышался топот бегущих ног. Одновременно зазвенели и рассыпались острыми льдинками разбитые стекла со стороны площади.

Штурм, понял Тихон.

Дежурный милиционер, связанный Беком, видимо, сумел распутать ноги, вскочил и с угрюмым рычанием ринулся на Заколова. Голова его все еще была замотана кителем. Он не мог кричать и видеть что-либо, но пер, как танк.

Не маленький, успел отметить Заколов, когда вся энергия толстого тела обрушилась на надломленную колонну. Колонна сложилась в месте давления троса. Сверху раздался угрожающий треск крошащегося камня. Споткнувшийся милиционер по инерции пролетел вперед и упал на Тихона. Два тела откатились к уцелевшей колонне.

И в этот момент с оглушительным грохотом рухнула огромная плита перекрытия. Клубы цементной пыли взрывом наполнили комнату и плеснули серой волной через разбитые стекла в лица подбежавших на штурм милиционеров. Их веки сжались, прикрыв под собой десятки песчинок, раскрытые для крика рты зашлись в бесконечных чихах.

Заколов поднял голову, когда пыль еще не рассеялась. Оглохшие от грохота уши ничего не слышали, но глаза различили черный пролом в потолке во всю ширину комнаты.

Тихон разогнулся, удивленный послушностью уцелевшего тела, ноги оттолкнулись от обломка колонны, руки ухватились за выступ в потолке, и подтянувшаяся фигура быстро скрылось через пролом на второй этаж.

– Что это было? – голос и лицо Колубаева исказились настолько выразительным недоумением, что даже слепой почувствовал бы. – Взрыв? Землетрясение?

Капитаны Кусыев и Плиев молча таращились на лопнувшие окна сберкассы, из которых светлым паром вываливались клубы пыли. Словно зимой в протопленной бане разом открыли окна.

Вернулся перепачканный Федорчук. Он тер глаза, из которых, как у грустного мима, стекали по напудренному лицу тонкие струйки.

– Я только в окно хотел сунуться, а там… как хлобыстнет! Потолок обвалился… Здоровая плита… Внутри ни черта не видно…

– Ты, сержант, и снаружи ничего не видишь. Промой лицо. – Колубаев наморщил лоб, потом неожиданно вскрикнул: – Стоп! Усилить бдительность! Оцепить все здание. Преступники могут под прикрытием пыли убежать.

– Куда там, – усомнился Федорчук. – Их наверняка придавило той плитой.

– Тогда срочно внутрь. Всем, кто видит, туда. Не дадим преступникам опомниться. – Колубаев достал пистолет и, как комиссар перед атакой, махнул поднятой вверх рукой: – За мной!

Все милицейское начальство устремилось за старшим следователем по особо важным делам. Они быстро забрались по решетке, все еще стоявшей под окном, и очутились в операционном зале сберкассы, где царил полный разгром. Плита разнесла в щепки часть столов и оборудования, а все остальное было присыпано густым слоем камней, стекла и мусора.

– Осторожно! – крикнул кто-то и показал вверх.

Из пролома свисали толстые ножки громоздкого стола. Накренившийся стол плавно соскальзывал. Все в панике, спотыкаясь, отхлынули от дыры. Стол угрожающе качнулся и ухнул вниз. Громадная столешница ударилась торцом о плиту, на мгновение замерла в неустойчивом положении и задумчиво опрокинулась ножками вверх. Раздался гулкий хлопок, словно удар огромных ладоней. Столешница плашмя шлепнулась на плиту и вместе с сотней децибел из-под нее вырвался фонтан мельчайшей пыли. Все, кто еще оставался чистым, превратились в белые скульптуры.

Собачье отряхивание и чихание еще долго царили в зале.

– Это стол из ателье. На нем кроят.

– Не стол, а футбольное поле.

– Обыскать помещение! – прервал пустые разговоры Колубаев. – Проверить все комнаты.

– Я здесь. Свой! Помогите! – раздался хриплый возглас из-за обломков стойки.

– Кто кричит?

Все наконец обратили внимание на шевеление неуклюжей закутанной фигуры, сидящей на полу. Это был дежурный милиционер, ему к этому времени удалось выплюнуть тряпку изо рта.

– Савельев, ты? – сдернув китель с головы милиционера, обрадовался капитан Плиев. – Жив! Руки, ноги целы? Встать можешь?

– Развяжите, – просил Савельев, указывая на руки.

– А мы тебя, брат, чуть не похоронили.

– Доложите, что здесь произошло? – подобрался к дежурному Колубаев.

– Сигнализация сработала, я зашел проверить. А тут как налетят!

– Кто? Разглядел?

– Нет. Темно было. Но здоровый кто-то. Тяжелый. Оглушил меня. Вы извините, я не ожидал, думал, может, кошку на праздники забыли.

– А потом что?

– А потом я слышу чье-то дыхание. Это уже когда очнулся. И такая злость меня взяла! Ух ты, подлюга, думаю! Я как ринусь! Но глаза закрыты, долбанулся об колонну. А потом как все ухнет! – Савельев обвел удивленным взглядом разгромленное помещение. – Неужели это все я?

– Разберемся, – хмуро пообещал Колубаев.

– Товарищ капитан! – один из сотрудников с тревогой в голосе звал Колубаева из открытой двери в коридор.

– Я не капитан, а старший следователь по особо… – начал недовольно объяснять Руслан, но вспомнил, что уже второй день одет в форму капитана милиции, и махнул рукой: – Что там у тебя?

– Кажется, кто-то заперся в комнате, где главный сейф. Я слышал там голоса.

– Вот они где, голубки-студентики! – обрадовался Колубаев. – Теперь не уйдут.

Руслан в нервном возбуждении перебросил пистолет из одной руки в другую. В мыслях виделась похвала начальства за успешно раскрытое серьезное дело. Он вычислил преступников, предсказал ограбление и взял их с поличным! Это пик Коммунизма в следовательском искусстве. Такой успех должны оценить особо!

Глава 65

Тихон Заколов, перебравшийся на второй этаж, быстро осмотрел все помещения, ощупал все двери, выглянул во все окна и понял, что вновь в тупике. Он плюхнулся на пол под вешалкой с одеждой, беспомощно опустив руки. Безумный план прорваться на второй этаж был связан с надеждой незаметно выбраться оттуда либо через дверь, либо через окно.

Сначала он бросился к двери и даже сумел ее вскрыть, недаром учился у Есенина пользоваться отмычками, и когда оказался на лестнице, думал все – вот он путь к свободе. Но главный выход на площадь оказался запертым на висячий замок снаружи.

Второй вариант, через окно, тоже отпадал. К тому времени к зданию сберкассы стянулось столько разных специальных служб и просто зевак, что попытка выбраться незамеченным через окно второго этажа была полным безумием.

«Ну, вот и все, – думал Заколов. – Моя песенка спета. Был успевающий студент, а стану последним зеком. Участие в ограблении банка налицо. Взят с поличным, да еще разворотил государственное здание. Просьбу Есенина передать деньги я уже не выполню. Теперь Есенин с удовольствием подтвердит, что именно я убил милиционеров. Назло сделает. Да ему и говорить ничего не надо будет. Милиция и так в этом уверена. И с кассиром я вляпался! Три убийства на меня повесят – вот это удар для родителей. А еще Есенин попытается на меня спихнуть крушение поезда. А там тоже трупы. Вот и получается, что зеком я пробуду недолго. Только до суда. Высшая мера обеспечена! А там расстрел. Как это происходит? И кто это делает? Ну и должность – палач! Кто же идет на такую работу? Посмотреть бы на такого человека. Поговорить. Но он, наверное, с приговоренными не болтает. Пуля в лоб – и весь разговор!»

Тихон в раздумье прикусил нижнюю губу. «А Нина? Где она? Что с ней? Вот кто может подтвердить мое алиби. Но прежде ее надо спасти!»

Тихон привстал, собираясь выйти и сдаться. Он сообщит о Нине милиционерам, они найдут и спасут девушку, и она расскажет все, как было на самом деле. Ей должны поверить.

Заколов сделал шаг к провалу, где снизу слышались оживленные голоса, но вспомнил капитана милиции, который без разговоров сразу выстрелил в него.

Вот и сдавайся после этого. Он уже один раз пришел как порядочный человек в милицию. И что из этого вышло? Только хуже. И если его сейчас убьют, то Нине никто не поможет. Воры и не упомянут про нее, а тот, у кого она сейчас, сделает так, чтобы девушку никогда не нашли. А вдруг Нина прикована одна в подвале и умрет голодной смертью, если ее вовремя не найти?

А что успел крикнуть капитан с пистолетом? Что-то странное. «Обменяю девчонку на деньги!» Ничего себе! Ну как же я сразу не догадался, что у Есенина есть свой человек в милиции. Жаль, что его лица разглядеть не удалось. Он вора всегда прикроет, а на невинного человека свалит все, что захочет.

Нет, в милицию нельзя! Это конец.

Думай! Думай, Заколов!

Глава 66

После отвлекающего грохота мотоцикла около сберкассы Ныш Хамбиев, как и было условлено, припарковался на ближайшей улочке. Сидеть просто так и ждать он не собирался. Неизвестно, что там у воров на его счет намечено. Говорят одно, а что будет на самом деле, один Аллах знает. Когда в руках большие бабки, люди мгновенно становятся другими. Это Ныш и по себе хорошо знает. Всякое может произойти.

А тут еще и странный капитан милиции невесть откуда взялся. Он тоже что-то задумал. Смыться бы сейчас подальше ото всех разом. Но деньги! Когда еще выпадет такой шанс разбогатеть? Лучше все держать под контролем. А вдруг повезет, и весь куш достанется ему?

Ныш сделал вид, что копается в мотоцикле, огляделся – хвоста нет. Он вразвалочку пересек улицу, удаляясь от объекта ограбления, но, как только оказался в глухой темноте за углом двухэтажки, тут же побежал, юркнул сквозь штакетник во двор частного дома, сделал большой крюк и вскоре наблюдал за внутренним двором сберкассы, притаившись за забором.

Первым, к большому удивлению Ныша, из окна сберкассы выскочил Заколов. При нормальном раскладе студент должен был остаться внутри козлом отпущения. Для него даже место на мотоцикле не предусмотрено. Неужели студент всех перехитрил и деньги сейчас у него?

Похоже на то. Вон сумка на спине болтается, а из здания стук, как от кувалды, – Бек лютует. Ну что же, если так, то даже лучше. С одним студентом справиться легче. Сейчас он перелезет через забор, тут-то его и ждет острая финка Ныша.

Хамбиев присел, привычным движением обмотал ладонь платком, рукоять ножа легла в цепкие пальцы. Глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Как только студент появится – сразу в брюхо. Пырнуть резко, лучше в печень. Потом выхватить сумку и к мотоциклу. Вот его шаги! Ну, иди сюда. За все поквитаемся.

И вдруг выстрел, звон металла, шум!

«Засада», – мелькнула в голове Ныша ужасная догадка. Он сжался, сейчас навалятся и схватят. На мгновение тишина – и чьи-то слова: «Заколов! Я меняю твою девчонку на деньги из банка». А голос-то того самого капитана, который Нышу в бок пушку тыкал. И опять тишина. Ну и дела!

А потом с площади послышался топот бегущих милиционеров.

Атас!

Ныш Хамбиев, не чуя ног, мчится к мотоциклу. Дурацкий ключ никак не лезет в маленькую скважинку, нога срывается с педали стартера. Ну! Наконец спасительный треск заведенного двигателя, пальцы сжимают холодную сталь рычага сцепления, газ на себя – встречный поток сужает глаза и тянет назад волосы.

Для Ныша наступает полная ясность. Старые воры спалились. Деньги сейчас у студента, за ним охотится капитан милиции, и оба с деньгами скоро будут там, где Ромашка.

Вот это уже перст судьбы, шанс, который выпадает раз в жизни. Здесь не надо вскрывать мудреные замки, а достаточно проломить голову. Или две.

А это Ныш уже умеет.

Глава 67

Заколов сидел у стены под вешалкой, на которой на плечиках висел целый ряд готовой одежды. Хорошо, что после падения плиты в здании отключился свет. Здесь его не сразу заметят. Но ведь все равно найдут! Надеяться на то, что пройдут мимо, – глупо! Сейчас милиционеры осмотрят первый этаж, выудят Есенина с Беком и двинутся на второй.

Вот смолк пронзительный звук пилы «болгарки», режущей дверь. Громогласный голос Бека вместе с шумом борьбы и топотом многих ног прополз гусеницей под полом. Шум переместился наружу. Оставшиеся внутри голоса стали слышны четче.

Кажется, лезут.

Тихон задвинул плотнее одежду перед собой. Рука коснулась грубоватой ткани и металлических пуговиц. Присмотрелся. Милицейский китель, под ним брюки.

Ух ты, милиционеры подгоняют себе форму в ателье. Наверняка не сержант. Заколов встал, ощупал погоны – четыре капитанские звездочки.

За дверью послышался хруст кирпичной крошки под осторожными шагами. Голоса. Вот и залезли на второй этаж, да сразу несколько человек. Соседние комнаты уже осматривают. Сейчас будут здесь!

Заколов быстро сбросил свою одежду и облачился в милицейскую форму. Руки торопливо прятали среди вешалок джинсы и куртку, когда сзади открылась дверь и темноту прорезал луч фонарика.

– Ну-ка посвети сюда, – стараясь быть невозмутимым, громко попросил Тихон.

– Чего там, товарищ капитан? – услужливо подошел кто-то со спины.

Заколов сдвинул вешалки с одеждой, луч света уперся в голую стенку и рюкзак на полу.

– Показалось, что человек спрятался. А это только рюкзак. Я возьму его для проверки, – Тихон подхватил рюкзак, повернулся вполоборота, словно вглядывался в дальний угол. – А туда посвети!

Фонарик послушно ощупал темный закоулок.

– Пусто, – вздохнул Заколов, краем глаза отметив, что разговаривает с сержантом. – Ты вот что, сержант, проверь кабинки для переодевания. – В комнату вошел еще один сотрудник милиции. Заколов без паузы продолжил: – А ты сходи к лестнице. Мне кажется, там дверь не закрыта.

– Слушаюсь, товарищ капитан!

Милиционеры ринулись выполнять приказание.

Заколов перешел поближе к пролому. Тут было светлее, машины со двора и с площади подсвечивали окна первого этажа. Он с ужасом заметил несуразицу пыльных кроссовок, торчащих из-под чистеньких милицейских брюк. Среди общего бедлама его отутюженный костюмчик гляделся так же ярко, как платье невесты в привокзальной толпе.

Тихон упал грудью на пыльный пол перед проломом и перекатился на спину. Теперь можно спускаться на первый этаж.

Заколов дождался тишины внизу, сбросил рюкзак под окно и спрыгнул сам. Но не успел Тихон и разогнуть колени, как за спиной раздался четкий вопрос:

– Кусыев, вы? Где пропадали? – Следователь Руслан Колубаев закончил предварительный осмотр помещения с сейфом и вышел в разгромленный зал.

– Что? – хрипло проговорил Заколов и специально закашлялся. Он старался полностью не поворачиваться к собеседнику. – Пыль проклятая.

– Капитан, извиняюсь, с Кусыевым перепутал. Вы там его не видели?

Заколов отрицательно покачал головой, не поднимая глаз.

– Ну как там наверху? Нашли что-нибудь подозрительное? – Колубаев, задрав голову, смотрел вверх.

– Пока нет. Ищем, – почти не оборачиваясь, вымолвил Заколов и провел грязной ладонью по лицу, стараясь размазать побольше пыли.

– Я думаю, сообщник грабителей еще здесь. Ведь кто-то разворотил потолок, – убежденно произнес следователь.

– Возможно, – неопределенно буркнул Заколов, искоса взглянув на Колубаева.

В свете фар, бьющих через окна, он видел, что к нему обращается человек в форме капитана милиции. И стрелял в него тоже капитан. Незащищенная спина Заколова похолодела, но он попытался себя успокоить – голос, кажется, другой.

– Деньги! – громко отчеканил слово Колубаев.

Возглас был похож на требование. Заколов напрягся. Тот капитан тоже требовал деньги, и теперь Тихон не был уверен, что перед ним другой человек.

– Что деньги? – тихо спросил он.

– Все из-за денег. Там такая сумма! И еще неизвестно, сколько удалось унести.

– Да-а, – Заколов, стараясь не попадать в лучи фар, двинулся к разбитому окну, под которым лежал его рюкзак. По пути озабоченно произнес: – Надо внимательно осмотреть здание снаружи. Нет ли тайных лазеек?

Сзади открывающаяся дверь гребанула мусор по полу, кто-то быстро шагнул на осколки кирпичей. Каменный хруст отражался от стен. Заколов почувствовал, что взгляд, давивший ему в спину, отвлекся на вошедшего, и равнодушно перекинул пыльный рюкзак за окно.

Теперь он у цели. Тихон уперся ладонями в подоконник. Сейчас последует толчок ногами, прыжок – и он почти на свободе.

– Капитан! – призывный возглас остановил Заколова перед самым толчком. Голос ему показался очень знакомым. – Капитан, подождите!

Тихон медленно обернулся.

В центре комнаты стоял хорошо известный старший сержант Федорчук и внимательно смотрел прямо в лицо Заколова.

Глава 68

Ныш Хамбиев промчался на мотоцикле сквозь спящий город. На выезде он увидел две фигуры с огоньками сигарет рядом с милицейской машиной. Ныш резко затормозил и остановился метрах в ста от них. Огоньки вспыхнули белыми точками и упали на землю. Ныш не стал испытывать судьбу. Развернул на месте неуклюжий мотоцикл с коляской и свернул на узкую улочку.

Единственный выезд к мосту через реку перекрыт. Шайтан их возьми!

По основной дороге проехали «Жигули». Ныш высунулся из-за забора посмотреть, остановят ли на посту машину. Остановили. Из автомобиля вышел человек в фуражке. Ныш сузил глаза, вглядываясь в неясную фигуру. Уж не тот ли капитан милиции опять на его пути? Постовые милиционеры разом заржали, видимо, в ответ на шутку, человек в фуражке сел в «Жигули», а перед самым хлопком двери Ныш расслышал:

– Удачного пути, капитан.

Ну, точно, тот самый распроклятый капитан едет к Ромашке за деньгами. За теми самыми деньгами, о которых Ныш мечтает уже два месяца, ради которых он приволок сюда Есенина, ради которых пошел на мокруху и теперь вынужден таиться с пустыми карманами по подворотням.

Как его опередить? Можно попробовать через южную дорогу. Но так получается крюк в добрую сотню километров.

Ныш, не долго думая, проехал через городок, постоянно оглядываясь. Тарахтящий звук мотора его раздражал. Казалось, что из каждого окна пялятся любопытные глаза и сообщают в милицию о его передвижении. Мотоцикл ехал с погашенной фарой. Перед городской окраиной Ныш отключил двигатель и проехал накатом несколько десятков метров. Он свернул на обочину и остановился, заслоненный густым темным кустом. Рука раздвинула ветки, холодные листья оставили на пальцах влажные следы. Сквозь предрассветную дымку Ныш увидел стоящих у последнего заборчика милиционеров с полосатым жезлом.

И этот выход перекрыт!

Ныш присел на корточки, скребанул рукой по кривой веточке, в пальцах остался смятый листочек. Ныш сунул его в рот, горькая слюна расплылась под языком. Как еще выбраться из этого городишки?

Последовал злой плевок. Жеваный зеленый комочек прилип к покатому носу люльки и соскользнул на землю. Зачем мне эта люлька, осенило Ныша? Избавиться от нее, а на двухколесном мотоцикле можно проехать по степи и по шпалам через железнодорожный мост. Там гаишников нет.

Когда рассвело, Ныш Хамбиев на мотоцикле без люльки выехал вдоль насыпи к железнодорожному мосту. Городок Арысь остался позади. От реки шел пар, мутная тень опор моста тонула в белесой дымке. На том берегу через пару километров можно будет выскочить на нормальную дорогу. А там и к домику на переезде, где томится Ромашка, домчаться нет проблем.

Если капитан его и опередит, то студент уж точно доберется позже. Ему еще из города надо улизнуть. Но он проскочит. Угорь какой-то, а не студент! Если уж он от Бека и Есенина ушел с деньгами, то тупых ментов он точно обует. Вот сволочь везучая!

В том, что Заколов сразу же направится к девчонке, Ныш не сомневался. Свое слово студент держит, одна история с картами в Гиптильнике чего стоит. А Ромашку он всегда обещал спасти.

Ныш кинул взор в обе стороны железной дороги. Поездов не видно и не слышно. Самое время перемахнуть через узкий мост. Он направил ребристый протектор под углом вверх на насыпь. Правая рука газанула на холостом ходу, проверяя обороты, нога щелкнула педаль на первую передачу, пальцы левой руки разжали сцепление, и мотоцикл с ревом устремился вверх. Из-под заднего колеса летели шматки дерна и щебень. Резво начавший подъем мотоцикл быстро терял скорость и на полпути завалился набок. Нышу придавило ногу, раскаленный двигатель жег сквозь штанину, освобожденное от сцепления с землей колесо бешено вращалось.

Хамбиев, изрыгая потоки ругани, заглушил двигатель и выбрался из-под горячей техники. Надо было раньше въезжать, корил он себя, когда насыпь была не такой высокой. Он злобно пнул мотоцикл, обозвав его колхозной черепахой. Но другого пути не было. Нужно тянуть мотоцикл вверх.

Через полчаса взмыленный Ныш толкал мотоцикл между рельсами по железнодорожному мосту. Он с огромным усилием втащил тяжелый мотоцикл на насыпь, ехать по выступающим гребням шпал было невозможно.

Хамбиев был уже в конце моста, когда запоздало услышал протяжный гудок. Он обернулся. Махина тепловоза, дыша смрадным паром, неотвратимо напирала. Узкий одноколейный мост не позволял убрать в сторону мотоцикл. Ныш бы мог бросить его и прижаться к опорам, но что он потом будет делать без средства передвижения в паршивой гребаной степи, больше похожей на пустыню? Его денежки захватит наглый капитан милиции. Или, еще хуже, они достанутся ушлому студенту. А с ним за пережитый позор хотелось поквитаться особо.

Нет! Все бабки должны быть у Ныша Хамбиева и только у него!

Ныш, разинув рот в безумном крике, рванул вперед из последних сил вместе с мотоциклом. Но отчаянного крика не было слышно.

Все заглушал непрерывный гудок приближающегося тепловоза. Тысячетонная громадина готова была мигом смахнуть жалкую помеху на своем пути.

Глава 69

Взгляды Заколова и Федорчука встречаются. Тихон опускает глаза, готовясь к самому худшему. Если милиционер его узнает, придется бежать сквозь вооруженное оцепление. Другого пути нет. Иначе Нину не спасти.

Со стороны площади резко, по-хозяйски подкатывает автомобиль. Пучок света фар колыхнулся в пыльном пространстве развороченного зала сберегательной кассы, лизнул лицо Заколова и обмяк вместе с заглушенным двигателем.

Тихону нестерпимо хочется чихнуть, словно свет затолкал в нос крупицы пыли. Он рефлекторно зажимает ноздри и надолго задерживает ладонь у лица. Так его труднее узнать. Вместо чиха получается звучный пшик. Сквозь зажмуренные глаза он наблюдает за цепким взглядом старшего сержанта милиции Федорчука.

«Вот это встреча! – Оторопевший Заколов собирается с мыслями. – Узнает или нет? Если да – финита ля комедия».

Тихон свободной рукой запахивает полы кителя, под которым виднеется отнюдь не милицейская рубашка. Только здесь – в пыли и полумраке – можно в таком наряде выдавать себя за милиционера.

– Вот черт! Городское начальство пожаловало, – ругается выглянувший в окно следователь Колубаев.

Тихон, продолжая растирать глаза, замечает, как человек в капитанской форме движется направо к выходу из здания. Значит, дверь давно открыта, а он хотел, как и прежде, выйти через окно. Старший сержант остается на месте, взгляд по-прежнему застыл на фигуре Заколова.

– Капитан, – снова зовет Федорчук.

Заколову слышатся ехидные нотки. Он напрягается. Сейчас все решится.

– Вы фуражку обронили.

Только теперь, словно скинув оцепенение, сержант медленно поднимает руку и указывает на торчащий из-под сломанного стола козырек.

– Моя. Точно! – поспешно соглашается Тихон.

Но фуражка лежит рядом с Федорчуком. Возможно, это хитрость, чтобы заманить противника поближе?

У Заколова нет выбора. Он медленно приглаживает слишком длинные для милиционера волосы и шагает к обломкам стола.

Когда он подходит к фуражке, между ним и сержантом остается всего пара метров. Зыбкий свет предательски ощупывает лицо. Одна мысль – быстрее надеть фуражку, козырек создаст тень. Тихон наклоняется, рука сержанта тянется к правому боку, где висит кобура.

Узнал! Сейчас последует окрик и арест!

Бежать!

Заколов отпрянул, схватив зачем-то ненужную фуражку. Неловкий шаг назад, и он валится на пол, зацепившись за обломки.

– Осторожнее, капитан, – в руке Федорчука платок. Он стоит на прежнем месте и основательно протирает грязное лицо и шею.

– Зацепился, – бурчит Заколов.

Тихон встает и идет к окну. Теперь уже все равно, узнали его или нет, раз не задерживают, надо уходить. Маленькая фуражка не лезет на голову. Заколов прыгает через подоконник. Фуражка падает. Он подхватывает ее и цепляет рюкзак, валяющийся рядом.

– Я на осмотр, – докладывает неизвестно кому Заколов. Роль милиционера основательно въелась в сознание.

– Осторожнее, капитан, – звучит из-за спины громкий голос Федорчука. Тень его фигуры нависает в проеме окна. В интонации поровну намешаны предупреждение и удивление.

Тихон раздосадован, взгляд уперт в землю. Обманывать знакомого крайне неприятно. Идиотский спектакль кажется раскрыт. Но Нина! Он должен найти ее. Он обещал.

Заколов, не оборачиваясь, быстро следует вдоль стены и выглядывает на площадь. В окружении нескольких фуражек торчит слегка склоненная шляпа. Фуражки оживленно трясутся, шляпа изредка кивает в такт.

Заколов спешно юркает за забор.

В условленном месте, к его удивлению, спрятан велосипед. Для кого? Ведь он с пулей в голове и предсмертной запиской должен был остаться рядом с сейфом, а ворам на троих хватило бы мотоцикла. Значит, он не до конца понял замысел Бека и Есенина.

Вспомнив о Есенине и последнем разговоре с ним, Тихон беспомощно опускается на землю. Досада и злость раздирают его сердце. Кулак шмякает о землю, потом еще и еще раз.

Как же он забыл спросить, где спрятана Нина? Как теперь он ее найдет?

Глава 70

В преддверии наступающего утра к отделению ГАИ города Арыся на велосипеде подкатил человек в форме капитана милиции. За спиной у него висел объемистый рюкзак. Капитан прислонил велосипед к стене, достал из рюкзака фуражку и нахлобучил на голову, старательно заправив удлиненные вьющиеся волосы. Фуражка была явно мала и держалась на затылке, отчего капитан выглядел бравым и задорным. Стянутые ремнем брюки, напротив, образовывали мешковатые складки. Но было заметно, что форма новая и отутюженная, хотя повсеместно хранит следы въевшейся пыли.

Капитан оставил рюкзак на руле велосипеда, застегнул китель на все пуговицы и вбежал в здание. В движениях чувствовалась некоторая торопливость. Помещение встретило капитана пустым коридором, на потолке которого из двух блоков люминесцентных ламп тускло тлела лишь одна трубка.

– Дежурный, – неуверенно позвал капитан. Не дождавшись ответа, он набрал в легкие воздуха и зычно гаркнул: – Эгей! Есть тут кто-нибудь?!

В щелочке под одной из дверей прорезалась полоска света. За стенкой раздался звук падающего стула и шум неуклюжих движений. Капитан толкнул эту дверь, но шагнуть в светлый прямоугольник не спешил.

Его глазам предстал заспанный сотрудник милиции с перепуганным лицом. Голубая расстегнутая в вороте рубашка без погон не позволяла определить его звание, но традиционные пышные усы говорили капитану, что перед ним старшина или представитель сержантского состава. Потертый засаленный диван у стены хранил теплую вмятину от тела.

– Та-ак, – неопределенно произнес капитан и торопливо взглянул в обе стороны коридора. Тишина в остальных комнатах его, видимо, успокоила, он уперся взглядом в усатого гаишника, которого мысленно назвал старшиной, и сделал громкое замечание: – Спим на посту!

– Никак нет! – старшина спешно застегивал пуговицы на воротнике и озирался по сторонам, видимо, в поисках галстука или кителя. – Все на дежурстве, а я тут… бумаги ищу.

Он подхватил какие-то папки со стола и двинулся к двери. Капитан отступил на шаг в темную часть коридора. Старшина успел заметить лишь маленький шрам над левой губой на суровом, но молодом лице. «Вот как сейчас молодежь по службе продвигается», – с ревнивой горечью подумал старшина и, обретя некоторую уверенность, вежливо поинтересовался:

– А вы…

– Капитан Приколов. Из Кзыл-Орды, – перебил ночной посетитель и вытащил из кармана красную книжицу служебного удостоверения. Впрочем, он ее тут же убрал, не раскрывая. Левой рукой капитан приобнял старшину за плечи и подтолкнул вперед, стремясь остаться за его спиной. – У меня вот какое дело. Вы в курсе, какая сейчас ситуация в области?

– Да, – кивнул старшина, морща лоб.

– Мне надо срочно установить, на чье имя и по какому адресу зарегистрирован мотоцикл «Урал» с номерным знаком… – капитан назвал номер. – У вас ведь есть данные по регистрации областного транспорта.

– А как же. Имеются.

– Действуйте. И как можно скорее.

– Сейчас сделаем, товарищ капитан.

– Приступайте, а я пока в туалет отлучусь. Надо форму привести в порядок. Участвовал в поимке преступников и вот… – развел руки капитан.

– Это там, по коридору, – подсказал старшина, попытавшись обернуться.

– Я найду сам, – капитан вежливо, но твердо придержал плечи старшины. – Вы не отвлекайтесь. Дело срочное.

– Понимаю.

Когда старшина удалился, капитан повел себя странно. Он заглядывал в каждую комнату, и если видел в ней шкаф для одежды или вешалку, то непременно осматривал их содержимое.

В одном из шкафов валялась упавшая голубая форменная рубашка. Капитан живо подхватил ее, расправил, бегло оглядел. Рубашка хранила следы жирного пятна на животе, но не это расстроило капитана. Его губы сморщились, когда он приложил рубашку к своей груди – в плечах находка была явно узка.

Тем не менее капитан быстро снял китель, под которым оказалась обычная футболка, сдернул ее и бережно просунул руки в рукава рубашки. Пальцы стянули рубашку в районе пуговиц, капитан повел плечами, ткань хрустнула на спине и в плечах. Капитан удовлетворенно улыбнулся. Теперь можно было застегнуть пуговицы и надеть китель, который скрыл все разрывы. Завершив переодевание, капитан еще раз придирчиво оглядел себя, оставил пуговицу на горле незастегнутой и вернулся в коридор. По лицу было видно, что он остался доволен.

– Выполнили мое задание? – подчеркнуто спокойно спросил капитан старшину, став за его спиной.

– Вот, нашел. Выписываю. – Старшина торопливо водил ручкой по бумажному листку, одновременно произнося слова вслух: – Владелец: Горбунов Федор Николаевич, 1917 года рождения. Место жительства: разъезд 1917 километр. Бывают же совпадения.

– По теории вероятностей и не такое бывает, – оживленно отреагировал капитан, но тут же, словно спохватившись, озабоченно поинтересовался: – И где это?

– От нас по железной дороге к северу. На 1917-м километре, выходит.

– По времени сколько ехать?

– Часа три выйдет.

– По возрасту он пенсионер, получается, – задумался капитан.

– Да. Мотоцикл приобретен одиннадцать лет назад.

– Все ясно. Бумагу я забираю. – Левая рука капитана потянулась к столу за запиской, а правая вознеслась над спиной старшины.

Старшина проводил взглядом ускользающую бумагу и попытался развернуться. Под усами зарождалась едва заметная улыбка, когда рука капитана обрушилась ему на спину.

– Спасибо, коллега! Выручил. – Капитан еще несколько раз, но значительно мягче, похлопал старшину по плечу. – Можете сидеть.

Когда старшина, потирая ушибленное плечо, все-таки обернулся, в комнате было пусто. Старшина прислушался, ожидая услышать с улицы звук заведенного автомобиля. Но, к его удивлению, было тихо.

А в это время Тихон Заколов в форме капитана милиции бойко катил на велосипеде к железнодорожной станции. За плечами у него мотылялся рюкзак. А его целью был 1917-й километр Южно-Казахстанской железной дороги.

Глава 71

Почти сразу, как Заколов добрался до станции, от платформы тронулся в нужном направлении почтово-багажный состав. Заколов находился в начале платформы, и когда увидел, что поезд начал движение, заскочил в первый вагон, на ходу показав проводнику удостоверение и приветственно козырнув сотрудникам милиции около здания вокзала. Проводник обреченно посторонился, недовольно скривив пухлые губы. Было похоже, что он что-то шепчет, и эти слова вряд ли содержали милые любезности.

Заколов пригляделся к проводнику. Круглое лицо и сальные волосы, прикрывающие лысину, ему показались очень знакомыми.

– Привет, Гриша! – воскликнул Тихон. – Так, по-моему, тебя зовут?

Недовольство на лице проводника сменилось настороженностью. Он недоверчиво осмотрел капитана милиции, не зная, чего ожидать.

– Да ты, я смотрю, меня не узнаешь. – Заколов уже освоился в тамбуре и наседал на растерянного проводника. – Помнишь девушку с ромашкой на кофте, которую ты вытолкнул из вагона? И студента вместе с ней?

Лицо проводника посерело, а в глазах мелькнул страх:

– Так это… погодите… вы – милиционер?

– Логично мыслишь, Гриша. Сегодня я милиционер.

– Так это, – проводник бегло огляделся и перешел на шепот: – Я всегда сотрудничаю с органами. Добровольно. Можете поинтересоваться у майора Анукеева в Уральске. Мною довольны.

– Ах, вот, значит, как! И поэтому ты считаешь, что вправе помогать всякой сволочи насиловать девушек и сталкивать их с поезда?

Тихон отчетливо вспомнил весь ужас того вечера в замызганном вагоне, с которого и начались все неприятности.

– Я входил в доверие.

– В доверие, значит. К бандитам! – Густая волна гнева поднялась в душе Заколова. Он резко схватил за грудки проводника и грохнул его спиной о стенку.

Вместе со звуком удара в глаза проводника вполз испуг. Он бегал ошалевшим взглядом по лицу Заколова и твердил:

– Спросите у майора … спросите у майора… я сотрудничаю…

– А если я тебя выкину с поезда? – Заколов резко переместил тело проводника к открытой двери. – Как ты в ту ночь юную девушку!

Состав набрал ход, гравий откоса слился в единую серую массу. Проводник ухватился за перила, голова свешивалась наружу, встречный поток играл длинной прядью сальных волос, проплешина лоснилась от пота.

– Нет, не надо. Так нельзя! Нельзя! – отрывисто кричал проводник. – Я сотрудник! Я осведомитель!

– А я думаю, что можно, – Заколов еще больше наклонил ненавистного Гришу.

Из карманов кителя проводника на камни звонким дождем высыпалась мелочь. Дробный звон монет уносился ветром и заглушался мощным перестуком стальных колес. Тихон невольно вспомнил себя и Нину в ту первую ночь. Такой же перестук звучал над их головами, когда они лежали после падения на насыпи. И еще он вспомнил отчаянный душераздирающий крик Нины в купе, когда ее удерживал пьяный проводник, а перед его лицом маячил нож Хамбиева. И в этот момент он понял, что действительно сможет вытолкнуть проводника из поезда. Ведь кто-то же должен ответить за все, что произошло с ними с тех пор.

Заколов напрягся для решительного толчка. Высота откоса на глазах росла. Поезд шел ровно, а земля уходила вниз. Пальцы проводника соскальзывали с поручней. Он кричал, но крик тонул в шуме ветра и грохоте колес. Если сейчас толкнуть, то чуда не произойдет. Тихон решительно встряхнул тело проводника и почувствовал, что тот уже сдался, обмяк и покорился судьбе. Оставалось только разжать пальцы.

Неожиданно тепловоз впереди несколько раз пронзительно погудел. И сразу появилась водная гладь реки, грохот стал дробиться и отражаться от клепаных перекрестных опор железнодорожного моста. Звук оглушил Тихона, в тамбур толчками ворвался холодный ветер, насыщенный гарью отработанного топлива. Затем мост также резко закончился, и под откосом Заколов с удивлением увидел мотоцикл, съезжающий с насыпи, и Ныша Хамбиева, кувырком летящего вниз.

Тихон резко подтянул ослабевшего проводника и толкнул в противоположный угол тамбура, а сам высунулся и посмотрел назад. Ныш поднялся на четвереньки и передвигался к упавшему мотоциклу.

Хамбиев на свободе! – обожгла Тихона тревожная мысль. Он знает, где находится Нина. Она для него опасный и ненужный свидетель.

Заколов напряженно смотрел, как маленькая фигурка позади состава торопливо поднимает «Урал». Ветер выстудил злость Тихона на проводника. Сейчас главное – спасти Нину. Он должен успеть к ней первым.

Заколов обернулся. Гриша тихо хныкал, сжавшись в комочек на заплеванном полу тамбура. На его брюках расплывалось мокрое пятно. Тихон захлопнул дверь наружу, в первую секунду тишина показалась абсолютной.

– Хорош гнусить. Все закончилось. – Заколов в упор смотрел на проводника.

Тот продолжал вздрагивать от беззвучных рыданий. Прозрачные дорожки слез на лице догоняли густые мутные наплывы соплей. Тихон наклонился и крикнул:

– Кончай!

Гриша покорно замолк, из-под раскрытых век блестел затравленный взгляд нашкодившей собаки.

Тихон дружелюбно спросил:

– Куришь?

Гриша дважды мелко кивнул.

– Тогда кури. У меня сигарет нет, – пояснил Заколов.

Проводник сумбурно покопался в карманах в поисках сигарет, несколько раз чиркал зажигалкой, старясь поймать дрожащий огонек. Наконец тамбур стал заполняться табачным дымом. Его запах приятно заглушал въедливую кисловатую вонь немытого вагона.

Заколов дождался, пока взгляд проводника стал осмысленным, и задал вопрос:

– Разъезд 1917 километр знаешь?

Гриша кивнул.

– Поезд там останавливается?

Гриша отрицательно покачал головой. Могло показаться, что он окончательно перешел на язык жестов.

– Придется остановить. Понял?

Гриша опять кивнул.

– И не вздумай что-нибудь перепутать!

«Нет! Не перепутаю!», – видимо, означало интенсивное покачивание головой в ответ.

Когда проводник докурил и встал на ноги, Заколов миролюбиво спросил:

– Сумка моя где?

– Нет… но я возмещу… виноват, товарищ капитан, – будто заново учась говорить, подбирал слова Гриша. – Только книга осталась.

В купе проводника Заколов с интересом пролистал свой учебник «Теория вероятностей и математическая статистика».

– Вот видишь, Гриша, абсолютной невероятности не бывает. Для всякого события существует хотя бы мизерная доля вероятности, что оно произойдет. И наша с тобой встреча полностью это подтверждает. Никогда не забывай об этом, особенно когда замыслишь очередную пакость кому-нибудь.

Тихон засунул учебник в рюкзак. Нетерпеливые глаза ловили линию горизонта впереди по ходу поезда и мысленно тянули ее на себя, стремясь ускорить проникновение сквозь пространство.

Но почтово-багажный поезд останавливался слишком часто и к разъезду 1917 Тихон Заколов подоспел только в середине дня.

В нужный момент проводник дернул стоп-кран, поезд экстренно затормозил, и Заколов комфортно сошел около маленького домика рядом со старым железнодорожным переездом.

Домик успокоил Заколова своим безмятежным видом. Пустой дворик без деревенского хлама, небольшие кустики палисадника в сочной весенней листве и благодатная тишина вокруг. Казалось, весь шум вселенной утащил за собой скрывшийся за горизонтом состав.

Легкий скрип невесомой калитки из рассохшихся штакетин вернул Тихона к реальности. Ноги быстро внесли на маленькое покосившееся крыльцо. Здесь за дверью должна быть Нина. Он успел к ней первым. Она ждет его, и этим все сказано.

На стук никто не ответил. Тихон надавил на дверь – она поддалась. Вместе с открывающимся сумраком жилища в душу вползала тревога.

– Нина, – тихо позвал Заколов. Не услышав ответа, он, с раздражением на пугающую тишину, громко выкрикнул: – Нина!

Если ее здесь не окажется – он в тупике!

Ему показалось, что где-то в глубине жилища раздался едва слышный звук, похожий на стон. Заколов ринулся внутрь.

В тесной спаленке на полу среди поваленных стульев и разбросанных мелких предметов лежал пожилой человек. К животу он прижимал скомканную скатерть, видимо, сдернутую с маленького столика. При звуке шагов Заколова глаза старика открылись. Тусклый взгляд ощупал вошедшего.

– Нина? Где Нина? – накинулся с вопросами Тихон. – У вас была девушка?

Старик молчал. Тихон снял рюкзак и наклонился:

– Вы Горбунов Федор Николаевич?

Старик кивнул.

– Я вам помогу подняться.

Заколов подсунул руку под шею лежащего и попытался его усадить. Старик зажмурился от боли и жестом остановил Тихона.

– Воды, – еле слышно прошептали его пересохшие губы.

В светлой горнице в эмалированном ведре с крышкой Тихон нашел воду. Он подхватил ведро и стакан и все это принес к старику. Поить пришлось с рук, вливая маленькие порции воды в жадно раскрытые губы. Старик выпил несколько стаканов, пока глазами не показал, что хватит.

– Где девушка? Ее зовут Нина. Она была у вас? – настойчиво стал спрашивать Тихон.

– Да … была…

– Где она сейчас? Еще в доме? – Тихон огляделся, готовый тотчас вскочить.

– Нет … ее увел…

– Кто? Кто ее увел? – не в силах переждать паузы между словами старика, торопил Заколов.

– Капитан…

– Милиции? – выдохнул Тихон.

– Да.

Глава 72

Досада, будто острая бритва, полоснула Тихона. Губы сжались, а кулаки напряглись. Опять капитан милиции перешел дорогу! Значит, он успел сюда первым.

Кто он? Что ему нужно?

Ах да, деньги. Он же предупреждал около банка. Тихон невольно взглянул на рюкзак. Тогда еще не все потеряно.

Федор Николаевич прикрыл глаза, словно держать их открытыми было выше его сил. Голова старика качнулась набок.

– Что он говорил? Что? – Заколов судорожно тряс старика, пытаясь вернуть его в сознание.

Тот выровнял голову. В глубоких морщинах на лице образовались полоски пота. Глаз старик практически не открывал, а слова выталкивал с болью маленькими порциями:

– Он сказал… придет парень… с рюкзаком… Я буду ждать его… вместе с девушкой…

– Где? Где он будет ждать?

– В Гип… Гиптильнике… до полуночи, – с трудом произнес старик.

– Как туда добраться?

– Через Туркестан, … а там… старая дорога, – старик говорил все тише и тише.

Гиптильник – мрачное местечко. Но эта тревожная информация успокоила Заколова. Появилась ясность. Нина жива, он на верном пути, и на встречу с ней должен успеть. Тело старика издало странное похлюпывание.

– Что с вами? Чем вам помочь? Как сюда вызвать врача? Ведь я должен уйти, – заторопился Тихон, оглядывая Федора Николаевича более внимательным взглядом.

– Поздно… он все рассчитал… верно.

Старик откинул смятую скатерть с живота. Комок ткани был обильно пропитан кровью. Кровавая масса алела и на полу. Из широкой резаной раны на животе торчали порванные ошметки кишок. Голова старика вновь безвольно съехала вбок, челюсть открыла рот с сильно испорченными зубами.

Заколов положил палец на шейную артерию и прислушался к дыханию. Старик не дышал, пульс не прощупывался. Казалось, что старик хранил силы только для того, чтобы сообщить Тихону условие неизвестного капитана милиции.

Перед уходом Заколов на всякий случай осмотрел весь дом и дворовые постройки. Правдивость слов умершего Горбунова Федора Николаевича подтверждалась.

На кровати рядом с подушкой Тихон обнаружил несколько длинных каштановых волос. Нетрудно было догадаться, что здесь Нина лежала. На противоположной стороне постель пахла лекарством. Значит, некий компресс или повязку на сломанную ногу ей Федор Николаевич обеспечил. На кухне остался недоеденный завтрак на двоих. Хозяин кормил девушку наравне с собой, но все-таки не выпускал. Видимо, он чем-то был обязан Есенину или просто его боялся.

У калитки на непримятой земле угадывался свежий след от легкового автомобиля. Неведомый капитан увез девушку на машине.

Как быстрее добраться до Гиптильника, мучился Тихон трудной проблемой. Пешком он не успеет, да и не знает точного направления. Нужен автомобиль или попутный поезд до Туркестана.

Когда Заколов осматривал сарай, к домику, безжалостно тарахтя двигателем, на большой скорости подкатил мотоцикл. Тихон посмотрел сквозь щель приоткрытой двери. Ныш Хамбиев проворно выпрыгнул из седла и юркнул в дом. Из его руки торчал ржавый металлический прут.

Еще один охотник за деньгами пожаловал!

Заколов перевел взгляд на мотоцикл. Вот что ему надо!

Тихон подбежал к мотоциклу, стоящему на подножке. Ключи на месте, в теплом бензобаке гулко плещется бензин.

В этот момент на пороге дома появился Хамбиев. На его плечо был небрежно накинут рюкзак, который Тихон оставил в доме. В первое мгновение, заметив человека в милицейской форме, Хамбиев испуганно сжался. Набыченная голова, длинные черные волосы, свисающие на лицо, и почти безумный блеск глаз. Но разглядев в милиционере Заколова, Ныш тряхнул шевелюрой и гордо задрал нос. На губах блуждала снисходительная улыбка.

– Ба-а! Кого я вижу! Студент! Ну вот и встретились! Или ты все-таки мент? Слишком много капитанов в здешних краях развелось. – Ныш похлопывал концом железного прута по свободной ладони, словно проверял его прочность. – Как я рад тебя видеть, ты не представляешь. Ты только от мотоциклетки отойди. Я не хочу ее кровью испачкать.

Ныш громко рассмеялся, будто рассказал смешной анекдот, потом разом сбросил улыбку. Глаза кольнули ледяным холодом:

– Тебе кранты, сучонок. Сейчас я с тобой за все поквитаюсь, – сообщил он буднично, без надрыва. С такой интонацией говорит сельчанин, когда в сотый раз идет резать курицу.

– Рюкзак сбрось, – пытаясь сохранить самообладание выговорил Заколов.

– Еще чего? Я за ним и приехал. Хотя, – Ныш скинул рюкзак и демонстративно взмахнул рукой, со свистом прорезав прутом воздух, – пока он мне мешает.

Он сделал несколько шагов вперед. Заколов заслонялся мотоциклом.

– Старика железнодорожника ты почикал? – поинтересовался Ныш.

– Нет, – ответил Тихон.

Наблюдая за действиями противника, Заколов стремился, чтобы между ним и Нышем всегда находился мотоцикл. Оба молодых человека медленно ходили кругами вокруг техники.

– Значит, капитан, – сделал вывод Ныш. – Он и Ромашку прибрал. Кто он такой?

– Я тоже капитан. Видишь форму, – попытался блефовать Заколов. – Нападение на сотрудника милиции, Хамбиев.

– Не трынди, Заколов. Молод ты еще для капитана. Да мне уже по фигу: что мент, что студент. Во! Скоро стишками заговорю, как Есенин. Старые воры облажались, а ты, значит, выкрутился!

С этими словами Хамбиев скакнул вперед и уперся в мотоцикл. Прут просвистел по тому месту, где только что был Тихон, и звякнул по глушителю. На трубе осталась вмятина.

– Технику не гробь, – попросил Заколов, вытирая пот со лба.

– Вот сука везучая! Жаль пушки нет, но все равно достану!

– Тебе бы, Ныш, в милицию пойти. С чистосердечным признанием. Пока не поздно. Сейчас тебя Есенин с потрохами закладывает.

– Не гунди. Вор не сдаст.

– Сдаст. Еще как сдаст. У меня с ним такой уговор.

– Это западло для честного вора!

– На тебя, Ныш, это правило не распространяется. Ты забыл, у чьей матери последние деньги украл? Ты для него теперь – нелюдь, крыса!

– Что?!

Ныш безрассудно кинулся на Заколова. В поднятой руке тяжелый прут.

Тихон только этого и ждал. Он специально провоцировал бандита.

Навстречу Нышу, ослепленному злостью, Заколов пихает мотоцикл. Тяжелый «Урал» бьет Хамбиева по бедрам. Ныш валится навзничь. Рука с прутом со всего маху шлепается о землю, пальцы разжимаются. Тихон перепрыгивает через мотоцикл и поддевает ногой опасную железку. Прут отлетает к забору, выбивая из него старый штакетник.

Теперь Ныш не опасен. Раньше Тихон с ним справлялся.

Но Ныш успевает извернуться и дернуть Заколова за ноги крест-накрест. Тихон падает, зарываясь носом в песок. Хватка на лодыжках ослабевает, Тихон вскакивает, но Ныш тоже на ногах. В руке блестит финка. Не давая передышки, Ныш делает резкий выпад. Тихон успевает прогнуться, острый клинок рвет полу кителя, но до живота не доходит.

Ныш вновь наготове. Рука с ножом выписывает зигзаги. У Заколова по телу словно пробегает холодная волна, кожа становится лягушачьей. Он вспоминает распоротое брюхо старика и торчащие кишки.

Ныш мельтешит финкой перед лицом и неожиданно, почти без замаха, тычет в живот. Пока глаза Тихона бегали за сверкающим клинком, он не уследил момент удара. Внизу слева острие обжигает кожу.

Тихон падает назад, сгруппировавшись, перекатывается через голову и встает на ноги. Обычное гимнастическое упражнение, которое он проделывал десятки раз. Сегодня оно спасает его.

Рука щупает рану. Кровь на рубашке и ладони, но мышцы пресса работают нормально, значит, в этот раз отделался царапиной. Своим кульбитом Тихон выиграл несколько метров дистанции. Пока Ныш ликвидирует образовавшееся расстояние, Заколов успевает снять китель. Ныш мчится, в вытянутой руке финка. Он стремится добить раненого противника.

Тихон валит ком пиджака на зажатый в руке нож. Финка вязнет в складках ткани, острие не доходит до корпуса Заколова.

Ныш на мгновение растерян. Он стремится стряхнуть с руки китель. Этой секунды достаточно для Тихона. Его правый кулак обрушивается в челюсть Ныша. В удар вложена громадная злость.

Хруст ломающейся кости, голова дергается как тренировочная груша, Хамбиев как подкошенный валится на землю.

Когда Ныш открывает глаза, перед ним чистое небо. Потом небосклон заслоняет улыбающаяся физиономия Заколова.

– Ну, наконец. У меня уже все готово. Сейчас я тебя отвезу к отделению милиции, а дальше ты сам все им объяснишь.

Хамбиев дергается всем телом и обнаруживает, что руки и ноги связаны. Рядом в целлофановом пакете лежит его финка. На кончике острия пятно подсохшей крови.

– Вещдок, – объясняет Заколов, проследив за его взглядом.

Ныш пытается выругаться. Резкая боль искажает его лицо до неузнаваемости.

– Бесполезно, двойной перелом, – показывая на челюсть, говорит Заколов. – Сам виноват. Незачем рот держать открытым. Теперь через трубочку будешь питаться.

Тихон поднял Ныша, подвел его к мотоциклу и перевалил животом через заднее сиденье. Суровая веревка несколькими узлами закрепила тело Хамбиева в этом положении. Ныш застонал.

– Если бы люльку не выбросил, поехал бы с комфортом. А так – терпи.

Заколов похлопал Хамбиева по спине и завел мотоцикл.

Через некоторое время в поселок Туркестан въехал мотоциклист в милицейской форме с рюкзаком за плечами. На заднем сиденье, как смотанный ковер, покачивалось тело другого человека. Милиционер подъехал к отделению милиции, свалил связанного пассажира на пороге и тут же умчался.

Когда из дверей высунулся любопытный дежурный, он услышал только удаляющийся звук скрывшегося за домами мотоцикла.

Снизу вверх на дежурного со страхом смотрело позеленевшее от боли и злости лицо Хамбиева.

Глава 73

Руслан Ахметович Колубаев в очередной раз перечитывал протокол допроса Есенина Владимира Васильевича. Второй задержанный грабитель, по прозвищу Бек, упорно молчал.

Из скупых, но четких показаний Есенина получалось, что в ограблении банка непосредственное участие принимали они двое плюс Каныш Хамбиев, который поджидал их снаружи на мотоцикле. Именно Хамбиев убил милиционера на вокзале в Кзыл-Орде, а до этого напал на кассира. Убивал ли он кассира, Есенин не знает, потому что при нападении не присутствовал, а все остальное спросите лично у Хамбиева. Про убийство второго милиционера он слышит впервые, но Хамбиев тут точно ни при чем. Сразу после нападения на первого милиционера Хамбиев уехал на угнанном автомобиле.

Про крушение поезда Есенин не хотел говорить и сам пытался выудить информацию у следователя. В конце концов он признался, что воспользовался поездом как средством передвижения, но что там потом случилось, не имеет представления.

Кто стрелял в банке и почему? Повздорили с напарником, гражданин начальник. Кто обрушил перекрытие? Есенин тоже не знает. Возможно, Хамбиев, спросите у него. Колубаев чувствовал, что провокационными ответами Есенин пытался выведать, арестован ли Каныш Хамбиев? Но следователь равнодушно игнорировал подобные советы. Сколько они похитили денег из банка? Нисколько. Ни рубля. Он даже сейф не открывал.

И вправду, при задержании грабителей сейф оказался закрыт. Но слова вора-медвежатника можно будет проверить только после сверки банковских документов с фактическими остатками денег в сберкассе.

Во всем протоколе ни слова про Заколова и Брагину! На прямой вопрос: видел ли он студента и девушку, Есенин непринужденно ответил, что встречал похожих попутчиков в почтово-багажном поезде.

Это обстоятельство больше всего не нравилось Колубаеву. Конечно, поймать прожженных рецидивистов – большая удача, но хотелось разоблачить и задержать новых еще невиданных монстров преступного мира, которые под безобидной личиной студентов прячут чудовищные души жестоких убийц и грабителей. Поимка таких преступников всегда вызывает особый резонанс и приносит славу следователю. Заколов и Брагина на эту роль подходили просто замечательно. К тому же Колубаев уже выстроил перед начальством красивую версию о подражательстве циничной молодежи дикой шайке грабителей из капиталистической Америки.

В кабинет вошел растрепанный усталый Гурский.

– Семен Григорьевич, нашли что-нибудь интересное? – оживился следователь. – Пальчики Заколова, например?

– Нет, Русланчик. Пальчиков нет, ладошек нет, ботинок нет, а есть раздолбанное помещение, в котором сто человек, как стадо бегемотов, прогулялось.

– А в комнате, где сейф?

– А ты думаешь, туда меньше вашего брата ворвалось? Как бы не так. Все затоптали! Все! Но Гурский думает, что там работали только двое. Зачем им толпу создавать. Для вскрытия сейфа футбольная команда не нужна! И ты же знаешь, с кем мы имеем дело. Это же профи! Они глупых следов не оставляют и дилетантов на дело не берут. – Семен Григорьевич успокоился, плюхнулся на стул, по привычке расположив на коленях большую сумку эксперта. – Ох, устал я, Русланчик. Сейчас бы домой, в теплую ванну, а затем в мягкую постельку! Старый Гурский уже все бока отлежал на милицейских стульях. А как от меня пахнет, Русланчик!

– А лебедку проверяли? Там пальчики остались? – Колубаев не разделял сентиментального настроения старого эксперта.

– Вся лебедочка песком да мусором по уши была засыпана. Ты же видел… Но я проверил. Сдувал, сдувал…

– Ну, и?

– Ни-че-го. Ни-че-го. Может, в перчатках работали. Может, еще как. Ну, это же надо такой прикол придумать – потолок обвалить! Тут человек с недюжинной смекалкой работал. Под шумок, видимо, и ушел.

– Прикол, прикол, – задумчиво произнес следователь, словно пробуя слово на звук. – Прикол, Приколов… Где-то я слышал…

– Товарищ следователь! – в кабинет ворвался Федорчук. – Из Туркестана сообщили, что к ним в отделение милиции с повинной явился Каныш Хамбиев!

– Вот те на! Третий нашелся! И сам явился? Интересно!

– Что будем делать?

– Ты, Федорчук, вместе с капитаном Кусыевым поезжай туда. Это его город. А я…

– А капитана здесь нет, Руслан Ахметович. Говорят, он уже давно отъехал к себе. Операция ведь закончилась…

– А мне не доложил. Он мне вообще ничего не докладывает! – недовольно поморщился Колубаев. – Хотя формально и не должен. А мог бы. Не любят нас оперативники, считают кабинетными крысами, которые только в бумажках ковыряются.

Гурский устало покивал, поддерживая следователя. Федорчук, сохраняя нейтралитет, отвел взгляд в сторону. Колубаев задумчиво приподнялся, сгребая со стола бумажки, но потом плюхнулся на стул и ткнул пальцем в направлении Федорчука:

– Ладно, Николай, поезжай пока один. Смотри, чтобы там не замордовали Хамбиева. На нем труп милиционера вроде бы висит. Что узнаешь – сразу мне звони. Особенно меня интересуют студенты. Куда они подевались? А я еще раз Бека допрошу. Попробую все-таки расколоть.

Глава 74

Двигатель мотоцикла чавкнул, подавился серией затухающих чиханий и стих окончательно. Переднее колесо еще продолжало расторопно бежать вперед, но, почувствовав, что дружок сзади не только не подталкивает, а превратился в тяжелый балласт, тут же изъявило недовольство и решительно остановилось.

Заколов удрученно смотрел на стрелку датчика топлива, безнадежно свалившуюся набок. Для верности он отвинтил крышку бензобака и качнул мотоцикл. Всплеска не последовало. Кроме запаха бензина, шибанувшего в нос, бензобак ничем не мог похвастаться. В пустынной степи послушная машина в одно мгновение превратилась в бесполезную груду теплого металла.

Тихон огляделся.

Туркестан остался далеко позади, впереди смутно угадывалась ровная полоска горизонта, которую стремительно укутывали сгущающиеся сумерки. Под ногами лежала неясная грунтовая дорога, которую невозможно было разглядеть, если бы не свежий след автомобильных шин на примятом песке.

По этим зыбким следам Заколов и двинулся в путь. Он шел быстро, рюкзак подпрыгивал и шлепал по спине, а темнота жадно обступала одинокого путника. Вскоре глаза почти ничего не различали впереди.

И тут Тихона охватил страх. Мерзкое чувство проникло в грудь маленьким комочком вместе со вдохом и быстро, как химический реактив в благодатной среде, расползлось по всему телу. И вот уже страх пульсировал в венах, стучал в висках, словно стремился вырваться из тесной оболочки.

Однажды из-за него уже погибла безвинная девушка. А вдруг это повторится?!

Где этот Гиптильник? Сколько до него идти? В том ли направлении он вообще движется? Вместе с вопросами сквозь червоточину сомнения в душу заползали новые холодные щупальца страха. Внутри все сжималось.

Нина! Найдет ли он ее, успеет ли к назначенному часу? И что сейчас делает с ней этот ужасный капитан милиции?

Вопросы множились, а страх с издевкой подкидывал самые жуткие ответы.

Еще пару лет назад Нина Брагина была для Заколова лишь девчонкой из младших классов, которую он знал только потому, что она была подругой сестры Сашки Евтушенко. Еще несколько дней назад при редких случайных встречах он бросал ей равнодушное: «Привет», – и спешил дальше, не удосужившись разглядеть ее радостную улыбку и грустный взгляд, тайно провожавший его удаляющуюся фигуру. А сейчас он понимал, что если не увидит ее в ближайший час, то его жизнь не будет такой, как прежде. Он потеряет что-то важное, частичку собственного достоинства, без чего невозможна внутренняя гармония. Даже если он найдет ее потом живой и невредимой, он не сможет восстановить душевный комфорт.

Сейчас, в данную минуту, семнадцатилетняя Нина Брагина надеется только на одного человека из миллиардов живущих на планете. На Тихона Заколова.

Страх ответственности за девушку со сломанной ступней гнал Тихона вперед. Ноги почти бежали, глаза бесконечно прощупывали черноту наступающей ночи, даже нос, втягивая поток воздуха, пытался распознать мельчайшие флюиды химического запаха Гиптильника.

В какой-то момент Тихон в очередной раз опустил глаза вниз, стараясь не сбиться со следа от автомобиля, а когда поднял взгляд, то увидел перед собой сломанные сетчатые ворота, от которых в обе стороны отходило заграждение из колючей проволоки. Тут же в свежесть ночи вторгся неприятный запах Гиптильника. Заколов радостно вдыхал его полной грудью, и с каждым выдохом страх отпускал его.

Когда дыхание восстановилось, а уверенность вновь вернулась к молодому человеку, он вошел на территорию Гиптильника и во всю мощь голосовых связок крикнул:

– Э-эй! Капитан! Я пришел! Где вы?

Из темноты грянул выстрел. Тихон упал на подставленные руки. В ладони впиявились острые камешки.

Заколов лежал, прижавшись щекой к земле, и анализировал сложившуюся ситуацию. Вспышки от выстрела он не видел, значит, стреляли не в его сторону. Сразу после хлопка раздался истошный визг нескольких животных, потонувший в свирепом рычании. Эти звуки он хорошо помнил. Так стая крысоподобных собак пожирала раненых сородичей. Похоже, стреляли не в него.

Заколов поднялся, отряхивая китель. Ну и форма у милиционеров непрактичная, сразу пачкается.

В стороне трижды просигналил клаксон автомобиля. Тихон развернулся на звук и увидел темный силуэт машины, приткнувшейся рядом с черным провалом конусной ямы.

Очевидно, что сигналили ему.

Глава 75

Выбора не было. Заколов двинулся к автомобилю.

Кривой мрачный хвост облака сполз с пережаренного пятнистого блина Луны. Стало светлее. А может, просто глаза привыкли к темноте.

Около гиптильной ямы стояли «Жигули» пятой модели. Где-то за машиной слышались алчные звуки пира стаи местных собак. Но Заколову было не до них, он осторожно шел к застывшему, как изваяние, безмолвному автомобилю.

Расстояние сокращалось. Сидящих в салоне не было видно, ни одна лампочка в машине не горела. Когда Тихон подошел вплотную, приоткрылось окно задней двери и уже знакомый голос невидимого капитана коротко приказал:

– Садись вперед.

Только тут Заколов вспомнил, что забыл железный прут, который он выбил у Ныша Хамбиева. Прут остался привязанным к мотоциклу. И теперь, если понадобится отстаивать Нину силой, в его распоряжении только кулаки. Против одного человека, если тот не вооружен, это хорошее средство. А если нападут дикие псы? Но про четвероногих тварей думать пока не хотелось. Он ведь пришел не драться, а только для обмена Нины на деньги.

С этими мыслями Заколов потянул дверцу. Щелкнул замок, оба первых сиденья – и водительское, и пассажирское – были пусты.

– Глазами не шастай, садись, как сказано, – пресек капитан любопытство Заколова.

– Тиша! – послышался тихий выдох с заднего сиденья.

Это был голос Нины. В ее интонации была и благодарность, и боль ожидания, и надежда.

– Я не мог раньше, – извинился Заколов и сел в автомобиль. – Нина, ты как?

Он попытался обернуться, но голос капитана резко поправил:

– Морду вперед держи! Потом покудахчете.

– Нога уже лучше, – успела вставить несколько слов Нина.

– Разговорчики! – прервал капитан.

Девушка примолкла, Заколов послушно уставился в лобовое стекло. Он уже понял, что капитан сидит прямо за ним, а Нина слева на заднем сиденье.

– Зачем это ты, Заколов, в милицейскую форму вырядился? Да сразу в капитаны?

– Так было надо.

– Может, милиционера прикончил?

– Нет! – грубо ответил Тихон.

– Почему же нет? На тебе три трупа висят, насколько мне известно.

– Он никого не убивал, – торопливо заявила Нина.

– Это, девочка, решает суд. И если твой приятель туда попадет, поверь мне, вышка ему обеспечена.

– Я пришел сюда для обмена, – раздраженно заявил Тихон. – Давайте переходить к делу!

– Ну что же, к делу так к делу. Ты только вот что имей в виду. У меня в руке пистолет. Ствол направлен в спинку сиденья, аккурат напротив твоего сердечка. Будешь вести себя плохо – завалю.

Выждав паузу, видимо для того, чтобы смысл слов получше дошел до адресата, капитан продолжил:

– Деньги принес?

– В рюкзаке, – Заколов равнодушно бросил рюкзак на водительское сиденье.

– Все? – проводив рюкзак заинтересованным взглядом, уточнил капитан.

– Все! Все, что были у меня, – огрызнулся Заколов. – Слушайте, капитан, мне деньги не нужны. Мне нужна девушка, поэтому я сюда и пришел.

– Очень хорошо, очень хорошо. Я рассчитывал на это.

– Ну так что, мы свободны? Или сделаете милость, на станцию подбросите?

После продолжительной паузы капитан устало, как нечто до боли надоевшее, произнес фразу, словно заимствованную из гангстерского кинофильма:

– Видишь ли, в чем проблема, Заколов. Я не оставляю свидетелей.

– Я вас не видел, – тут же ответил Тихон, прекрасно осознавая, насколько это слабый аргумент. Он понял, что события начинают принимать самый худший оборот. Щемящая тоска расплылась в теле. Он сидит спиной к капитану. Капитан вооружен – он нет. Обезоружить капитана в этой ситуации невозможно, малейшее движение – и последует выстрел. Даже если Тихону удастся выпрыгнуть из машины, капитан наверняка сможет достать его пулей. Лучше пока не дергаться, вряд ли капитан захочет стрелять в машине. Останется много следов. А тачка ему еще понадобится.

– Ты меня не видел, а девчонка разглядела, – капитан тяжело вздохнул и, подчеркивая, что обстоятельства выше его воли, грустно продолжил: – Вот такие дела.

– Нина, у него пистолет есть? – как за последнюю соломинку ухватился Тихон.

– Да, – еле слышно ответила девушка.

– С кого начнете? Сначала меня, потом ее? Или наоборот?

– Не заводись. – Капитан еще раз устало вздохнул. – Нравишься ты мне. Девчонку не бросил, пришел, деньги отдал. Кто сейчас на это способен? Я таких странных еще не встречал. Мне все больше нормальные ублюдки достаются. Ты что, Заколов, ее без ума любишь?

Этот вопрос застал Тихона врасплох. Любит он Нину или нет? Нет, конечно. Любовь ведь это… это что-то такое… особенное… Окончательно сформулировать мысль Тихон не смог. Ничего не лезло в голову. Ну, по крайней мере, влюбленные целуются, а он с Ниной даже не целовался. Он разглядел ее как девушку лишь во время этой злополучной поездки. Они и общались неполных два дня, пока их не разлучили. Разве в таких условиях рождается любовь?

Заколов чувствовал, что его ответа ждет не только капитан милиции. В возникшей тишине он не слышал ни одного шороха со стороны девушки и даже ее дыхания. Что ответить в этой ситуации?

– Я пришел, потому что обещал ей. Потому что она ждала и верила мне. Я должен довезти ее домой, – честно ответил Тихон.

Сзади послышалось интенсивное сопение девушки, словно она пыталась сдержать слезы. И непонятно было – это слезы радости или огорчения.

– Значит, в благородство играешь, – подумав, сделал вывод капитан. – Сейчас двадцатый век, Заколов. Все благородство осталось в девятнадцатом.

Возникла напряженная пауза. Казалось, капитан что-то обдумывал. Заколов молча ждал, надеясь на чудо.

– Отпустите нас, – тихо заканючила Нина. – Отпустите…

– Нет! – наконец резко воскликнул милиционер. – Отпустить я вас не могу.

«Чуда не произошло, – отстраненно, словно его это совершенно не касается, понял Тихон. – Возможно, будет шанс, когда милиционер нас выведет из машины».

Сзади раздался щелчок предохранителя. Спина Заколова окаменела. Неужели конец?

– Отпустить я вас не могу, – повторил капитан, только что поставивший пистолет на предохранитель. Он говорил медленно, словно продолжал напряженно размышлять и, заканчивая одну фразу, не знал, какой будет следующая: – Отсюда выйдут либо я, либо вы. Но мне тоже нравится благородство людей девятнадцатого века. Хотел я когда-то быть таким… В те времена дуэли были. За поруганную честь отвечали кровью… Это сейчас можно хамить и унижать человека безнаказанно. Тогда было лучше… Я вот думаю, а что, если нам устроить дуэль? Мы же сейчас враги. Враги должны биться на дуэли… Только пистолет у нас один. Жаль… Но можно найти выход! Будем стрелять по очереди. Кинем жребий: кто первый? Сначала стреляет первый, если не попал, то другой. И так до окончательной точки. Хотя погоди. У меня всего три патрона осталось. Я несколько на этих тварей извел, пока тебя ждал. – Он кивнул в сторону своры притихших после трапезы псов. – Кто это? То ли собаки, то ли кошки.

– Мутанты, – бегло ответил Заколов, равнодушно взглянув на таксоподобных собачек с огромными челюстями, сбившихся в стаю недалеко от автомобиля.

– Три патрона. Тут надо наверняка рассчитать, – в голосе капитана чувствовалась нешуточная озабоченность. – Я предлагаю, пусть первый выстрел будет с тридцати метров, второй – с двадцати, а если понадобится третий – с десяти. С десятки-то не промажем, да? Цель стоит на краю этой воронки с кислотой. Чтобы сразу туда падал и не пришлось мараться. Ну, как идея?

– А Нина? – угрюмо спросил Заколов.

– Что Нина?

– Как ее убивать будете, если я проиграю?

– Ну, об этом не беспокойся, мучиться не будет. А пока ее секундантом назначим.

– Вы серьезно, насчет дуэли?

– Конечно. Возможно, это лучшая моя идея за последние годы.

– И что, все по-честному? – еще не веря в появившийся шанс, переспросил Тихон.

– Конечно, как было принято у благородных господ в девятнадцатом веке. – Речь капитана стала чинной и плавной. Сидящая рядом Нина заметила, что его лицо разгладилось, а в глазах появился блеск азарта, как у мальчишек перед началом интересной игры. – Вы согласны с моим планом, молодые люди?

– Я стреляю не очень, – признался Заколов. – Только один раз пробовал. Отец давал на полигоне. По грудной мишени. С расстояния двадцать пять метров, по-моему.

– И какой результат? – живо откликнулся капитан, словно они обсуждали футбольный матч.

– Из шести выстрелов – два в молоко. А четыре пули попали. Не в десятку, а так, по краям.

– Неплохой результат. Вы, Заколов, учтите, в девятнадцатом веке многие дворяне, отстаивая свою честь или честь близких, в первый раз только на дуэли брали в руки оружие. И никто не трусил. – Капитан вжился в роль благородного дуэлянта и даже перешел на вы.

– А я и не трушу, – поспешил оправдаться Заколов.

Он еще не до конца верил в реальность происходящего. Слишком странным было предложение. И непривычно было разговаривать с человеком, лица которого не видишь и даже не представляешь, как он выглядит. Тихон иногда бросал беглый взгляд в зеркало заднего вида над лобовым стеклом, но в нем отражались лишь испуганные глаза Нины.

– Вижу, что не трусите. Если бы у вас коленки дрожали, мы бы с дамой почувствовали, – капитан рассмеялся и по-приятельски ткнул Нину: – Верно, красавица?

Напряженная Нина, с начала разговора о дуэли словно сжавшаяся в комочек, испуганно повернулась к нему и спросила:

– А кто будет стрелять первым?

Капитан прекратил смех и посерьезнел.

– Дама, как всегда, зрит в корень. Это вопрос существенный, – согласился он. – Но не главный.

Раздался металлический щелчок, и обойма из пистолета вывалилась в ладонь капитана. Большой палец последовательными движениями выдавил из обоймы три патрона с маленькими круглыми пулями.

– Вот – три патрона. Один я оставлю себе, – капитан сбросил патрон в оттопыренный карман. – Второй, молодой человек, держите у себя.

Капитан сунул кисть над плечом Заколова. Тихон двумя руками прикоснулся к сухой ладони, появившейся около лица, и прохладный патрончик оказался в его потных пальцах. Патрон тут же стал скользким. Чтобы его не потерять, Тихон обтер маленький цилиндр об рубашку, но пальцы оставались влажными, и он убрал патрон в карман кителя, прижав снаружи ладонь. Сквозь сукно казалось, что в кармане лежит безобидный орешек.

– А третий, – капитан подбросил последний патрон в ладони и посмотрел на Нину, – отдадим на хранение нашему секунданту. Вы, сударыня, вручите его, если понадобится, только после второго выстрела. Передадите тому, кто будет в тот момент стоять на кромке ямы. Я понятно излагаю?

Нина кивнула и осторожно зажала маленький патрон между большим и указательным пальцами.

– Суньте в карман, а то потеряете, – посоветовал капитан.

– У меня нет карманов, – Нина испуганно оглядела свою кофту, забыв про джинсы.

– Все равно уберите куда-нибудь. Из пальцев выпадет, – настоял капитан.

Нина оттянула ворот кофты и вложила патрон в ложбинку между грудей. Во время вынужденного заключения на железнодорожном разъезде она успела починить порванный Нышем лифчик.

– Хотел бы я оказаться на его месте. Не выскочит? – рассмеялся капитан.

– Нет, – серьезно ответила девушка, но тут же на всякий случай проверила крепость шва. Затем ее взгляд уперся в лицо капитана: – Так кто же будет стрелять первым?

– Жребий, сударыня, решит нашу судьбу. Только жребий! – Капитан в раздумье постучал стволом пистолета по спинке переднего сиденья: – Подбрасывать монетку – это мелко. Ведь речь идет о жизни и смерти. Предлагаю достать первую попавшуюся банковскую пачку, и если у верхней купюры последняя цифра четная, то первым стреляю я. Если нечетная, то господин Заколов. Согласны?

Тихон растерянно молчал. Капитан решил, что нет возражений:

– Тогда начинаем.

Капитан сунул руку к рюкзаку, лежащему на переднем сиденье. Его пальцы уже просунулись под клапан, как сверху их накрыла ладонь Заколова.

– Нет, – чересчур резко воскликнул Тихон. На этот раз он был рад, что сидит к капитану спиной. Даже в темноте была заметна мертвенная бледность его лица.

– Почему? – не понял капитан, не спеша убирать руку.

– Пачки новые. Все верхние купюры начинаются с нуля.

– Ах так, ну тогда…

– Я вытащу купюру из своего кармана. Я не знаю, какая она. Клянусь, – торопливо предложил Заколов.

– Охотно вам верю, – согласился капитан. – Доставайте.

Тихон вынул из внутреннего кармана пятидесятирублевую купюру и расправил ее на уровне лица сбоку от себя, так, чтобы могли видеть сидящие сзади.

– Что там? – напряженно вглядывался в темноте капитан. – Позвольте, я включу свет.

– Не надо, – остановил Тихон и обреченно произнес: – Там двойка.

– Ну-ка, ну-ка, – капитан взял купюру и склонился с ней к окошку, сквозь которое брезжил зыбкий свет ночного неба. – Двойка! Четное! Значит, первый выстрел за мной. – Капитан похлопал Заколова по плечу. – Не унывайте, молодой человек. Это судьба. Пойдемте, отметим дистанцию.

Глава 76

Когда оба вышли из машины, Тихон наконец смог разглядеть таинственного капитана милиции. Перед ним стоял невысокий, крепко сбитый человек, из-под набыченного лба которого глядели темные, глубоко упрятанные глаза. Вертикальная морщинка между бровями говорила о том, что нахмуренный взгляд был его обычным выражением лица. Правая рука сжимала пистолет, корпус был развернут боком, ноги расставлены в упор, словно капитан стоял у стрелкового барьера и вот-вот готов был поднять для прицеливания вытянутую руку.

Капитан тоже изучающе оценил Заколова.

– Как вы знаете, пистолет я еще не заряжал, – поймав взгляд Тихона на оружии, спокойно сообщил капитан и сунул пистолет в карман. – Я уверен, нам незачем тянуть резину. Идемте, отсчитаем дистанцию.

Он двинулся первым к краю огромной воронки. Заколов видел перед собой неприкрытую спину и подивился уверенности капитана в благородстве противника. Тихон мог бы сейчас нанести нокаутирующий удар капитану, но вместо этого быстро догнал его и пристроился рядом:

– Когда вдвоем, собаки не набросятся, – пояснил Тихон, показывая на стаю напрягшихся животных.

– Что вы говорите, я не знал. По-моему, они сейчас достаточно сыты. Я ведь не зря истратил несколько патронов.

– Почему вы выбрали для встречи столь мрачное место?

– Не нравится? Бывают места и похуже, поверьте опытному человеку.

Капитан деловито прошел несколько метров вдоль края воронки.

– Вот самое подходящая точка. Как думаете, молодой человек? – брови капитана вопросительно приподнялись. Тихон увидел спокойный взгляд, словно речь шла не о предстоящем убийстве, а о посадке цветка на клумбе. – Тут откос покруче. Чтобы скатиться, так уж с ветерком.

Тихон взглянул в темный конусообразный провал. Один раз ему удалось выбраться оттуда. Но тогда игра шла не по правилам. А сегодня, именно благодаря правилам, кто-то должен был обязательно свалиться в ядовитую смесь Гиптильника.

– Давайте отсчитаем метры. Шагайте вы, Заколов, у вас шаг длиннее.

Тихон послушно стал отмерять расстояние. После десятого шага капитан его остановил:

– Стоп! Надо отметить эту дистанцию. Последний рубеж! Сюда мы поставим символический знак. Несите ваш рюкзак.

Тихон двинулся за рюкзаком. Он действовал как в тумане, смутно воспринимая происходящее. Дуэль. Благородство. Девятнадцатый век. Холодная луна над гиптильной ямой, и блеск десятков глазок собак-мутантов. Все создавало нереальность происходящего. Сейчас невидимый режиссер даст команду, и съемки ужасного триллера закончатся. Все разойдутся пить пиво и смеяться над тем кошмаром, который увидят зрители на экране.

Около машины Заколов натолкнулся на тревожный взгляд Нины. Девушка поднялась с сиденья и, облокотившись о дверцу, влажными глазами встречала Тихона:

– Тиша, ты будешь стреляться?

– Нина, сядь, ты устанешь, – Тихон видел, что девушка стоит на одной ноге.

– Сейчас ты сможешь убежать, – шепнула Нина.

– С твоей ногой мы далеко не уйдем.

– Оставь меня. Беги один. Он же сумасшедший!

– Подожди немного. Возможно, нам повезет.

– Тиша.

Нина схватила Заколова за одежду. Тот мягко отстранил ее и подхватил рюкзак с переднего сиденья.

– Вот так. Сюда ставьте наш ценный рюкзачок. – Капитан был явно доволен возвращением Заколова. – И пойдемте дальше отмерять.

На двадцати метрах Тихон сбросил на землю китель:

– Это моя точка.

– Если я промахнусь, – задумчиво согласился капитан.

Заколов, стараясь быть невозмутимым, шагнул дальше. Когда он отмерил тридцать метров, капитан прочертил ногой линию и встал за ней.

– Идите на исходный рубеж, – сухо сказал он, доставая пистолет. – Поединок начинается.

Тихон смотрел, как патрон, предназначенный для него, мягко, почти беззвучно вошел в обойму. Приятный благородный щелчок – и обойма заняла свое место в рукояти пистолета. Капитан поднял на Заколова сосредоточенный взгляд:

– Идите, молодой человек, на позицию. Пора!

– Я смотрел, как заряжать оружие. Ведь следующий выстрел мой, – пояснил Тихон.

– Вы все еще надеетесь?

Капитан задумчиво склонил голову набок, словно что-то вспоминая. Через некоторое время его брови поползли вверх, а вся поза осталась без изменений. Тихон впервые увидел его глаза широко открытыми.

– А хотите, я поменяюсь с вами очередностью выстрелов? – тихо, но очень четко спросил капитан.

Заколов не смог выдержать воспаленного немигающего взгляда капитана. Он опустил глаза на оружие, потная ладонь непроизвольно скользнула по штанине, просохшие пальцы сжались и разжались, проверяя упругость мышц.

– Что скажете? – капитан даже приподнял в раскрытой руке пистолет, словно протягивая его Заколову.

Тихон оглянулся, поискав в темноте то место, где должен будет стоять противник.

– Нет. Первый выстрел ваш. – Заколов тяжело вздохнул.

– Отказываетесь от такого шанса?

– С большого расстояния, да еще в темноте, я не попаду.

– Х-м, разумно. А я попробую, – холодно сообщил капитан. Его глаза вновь сузились, между бровей прорезалась морщинка.

Заколов, собрав в кулак всю волю, занял место на кромке зловещего котлована.

– Секундант! Противники готовы! Дайте команду! – возбужденно выкрикнул капитан и посмотрел на Нину.

В ответ послышались звучные всхлипывания, переходящие в рыдания.

– Ну что же. Я начинаю, – сообщил капитан. Прямая рука с пистолетом медленно потянулась вверх.

Когда ствол оказался на уровне глаз милиционера, Тихон резко выкрикнул:

– Капитан, а как вас зовут?

– Меня? – растерянно переспросил капитан. Рука с оружием безвольно опустилась.

– Да, вас. Мы стреляемся на дуэли. Вы меня знаете, а я вас нет. Это нелогично.

После долгой паузы, в течение которой капитан блуждал взглядом по земле, будто что-то искал, но забыл, что именно, он поднял голову и тихо вытолкнул изо рта слова:

– Сидор… Межов Сидор Сидорович.

Глава 77

Ох, как он невзлюбил это имя, когда пошел в школу.

Сидор, Сидор! – кричали одноклассники на переменах и хихикали на уроках, когда к нему обращалась учительница. Он в первые же дни осознал, что Сидор – это смешное имя, которым можно только дразнить. Когда же мальчишки узнали, что он не просто Сидор, а Сидор Сидорович, издевательствам не стало предела. Из-за этого проклятого имени с ним никто не дружил и даже не болтал по-приятельски. Кому захочется стоять рядом с мальчиком, к которому в любой момент может подскочить ватага ребятни с визгливой издевкой: СидОр – помидор, СидОр – помидор!

Перенесли ударение на последний слог и добавили рифму «помидор» не сразу, а когда заметили, что он каждый раз краснеет до пунцового жара щек, если его обзывают. С тех пор и повелось: СидОр – помидор!

Он страшно не любил свое имя и возненавидел отца, когда узнал, что именно он настоял на нем. Великая редкость, объяснял отец, быть Сидором Сидоровичем. В толпе не затеряешься, один раз представишься, тебя сразу запомнят.

Это точно. И запомнят, и сто раз напомнят!

Потом в старших классах дразнить постепенно перестали, но друзей от этого отнюдь не прибавилось. Как был он изгоем в классе, так и остался. Да и никто ему был не нужен. Привык быть один. Только иногда накатывала свирепая злость и хотелось избить каждого из обидчиков. Избить молча, ничего не объясняя, даже тайно. Отколотить и уйти.

В его дворе находилось отделение милиции. Он часто наблюдал из-за забора за каждодневной службой милиционеров. Он видел, как людей в форме боялись многие из тех, кого привозили в зарешеченной машине или просто приводили пешком за какую-нибудь провинность.

В выпускном классе Сидора взяли в ДПМ – в добровольные помощники милиции. Примелькался он рядом с отделением. Заместитель начальника ему и предложил стать добровольным помощником. План был тогда по количеству.

Сначала ребятам коротко рассказали про законы, а потом иногда стали брать на уличные дежурства. У Сидора была повязка на рукаве и удостоверение в кармане. Он шел рядом с настоящими сотрудниками милиции и чувствовал себя чрезвычайно взрослым и важным. Многие прохожие боялись милиционеров, и это Сидору нравилось.

Когда милиционеры задерживали пьяных, то с ними не церемонились. Могли просто запихнуть в машину, а могли и отдубасить перед этим. Особенно, если пьяный человек пытался возражать.

Однажды Сидор узнал, что одноклассники справляют день рождения у Витьки Хряпова, самого злостного дразнилы в начальных классах. Сидора Межова, конечно, не пригласили. Но он разведал, что в девять вечера вернутся родители Витьки. После этого одноклассники якобы разойдутся по домам, а сами придут во двор школы, где у них припрятаны бутылки с портвейном, чтобы еще немного продолжить веселье.

В нужное время Сидор дежурил в составе наряда в районе своей школы. Ему удалось незаметно позвонить из телефона-автомата в отделение милиции и сообщить, что во дворе школы хулиганы бьют окна. Он даже сообщил приметы одного из погромщиков. Их наряд, конечно же, направили туда.

Подвыпившая ватага одноклассников разбредалась по домам. Увидев милиционеров, многие решили удалиться побыстрее. Сидор увидел Витьку, пытавшегося перелезть через забор.

«Вон тот похож, – шепнул он сержанту. – Я догоню». «Догоняй», – охотно согласился милиционер.

Сидор нагнал Витьку Хряпова уже за забором. Витька был пьян и не понимал, за что его повалил на землю и бьет какой-то человек с красной повязкой. Когда, обойдя забор, подошли милиционеры, Витька стоял на четвереньках и хрипло плевался кровавой слюной.

«Оказал сопротивление и ругался матом», – доложил Сидор. «Ну, поделом», – убедившись, что от пострадавшего пахнет алкоголем, согласились милиционеры.

Ни одно окно в здании школы не было разбито, но до утра Витька Хряпов пробыл в камере отделения милиции.

Одноклассники, конечно, видели, что Витьку избил Сидор Межов, но никто связываться с ним не захотел. Лишь еще больший вакуум отчуждения окружил Сидора, но его это уже не волновало. Он понял, что если ты при власти, то многое можно делать совершенно безнаказанно.

К окончанию школы, как активный общественник, Сидор Межов получил в горотделе милиции целевое направление в Высшую школу МВД.

Глава 78

Заколов видел, что минутная задумчивость отпустила капитана милиции.

Рука Межова Сидора Сидоровича вновь поползла вверх. Даже в темноте черный вороненый ствол пистолета умудрялся лосниться холодным светом. Оружие казалось умытым бледными лучами луны. Тусклый блеск стали в форме наклонной полоски, неумолимо поднимаясь вверх, постепенно сжался в точку и исчез. Непроницаемая пропасть дула ничем не отсвечивала. Она, как черная дыра, захватывала любой свет, но готова была выплеснуть его ярким сгустком по велению указательного пальца капитана.

Все планы Заколова: стать правым боком, заслонить грудь согнутой рукой и отчаянно, не веря в успех, внушать противнику мысль промахнуться – тотчас забылись. Былая бравада и напускной азарт разом исчезли. Он стоял растерянный, с опущенными руками и глупо пялился в плохо различимую в темноте точку, где за мушкой пистолета должен был сузиться правый глаз капитана. Сердце колотилось, сбивая дыхание, мысли замерли в ожидании.

Сейчас грянет выстрел. Нет, сначала вспышка, потом звук. А потом… Успеет ли он услышать выстрел? Вспышку увидит обязательно, а вот звук… Пуля со звуковой волной придет почти одновременно. Возникла даже шальная мысль увернуться, увидев огонь выстрела.

И Тихон лихорадочно стал рассчитывать, за сколько секунд пуля преодолеет расстояние от Межова до него. Почему-то вспомнилась величина скорости звука только в километрах в час – 1200. Воспаленный мозг растерял феноменальные способности и никак не хотел переводить ее в удобные метры в секунду. А глаза уже различали черную зияющую пасть ствола на фоне головы Межова. И хотелось как можно быстрее посчитать, будто от этого зависела жизнь.

330 метров в секунду – наконец определил Тихон. Между ними всего тридцать метров. Пуля долетит до него меньше чем за десятую долю секунды. За это время невозможно ни на что среагировать. Правильно говорил солдат в каком-то кинофильме о войне: свою пулю не услышишь. И когда Заколов это понял, он неожиданно успокоился. Нервозность отпустила его.

Рядом заволновались собаки-мутанты. Их нарастающее рычание повисло в воздухе гудящим облаком. Рука Сидора Межова неожиданно ушла в сторону. Грянул выстрел. Визг раненного животного потонул в азартном чавканье зубастых тварей.

Тихон недоуменно смотрел на капитана, потрясенный его благородством.

– Я промахнулся, – равнодушно пояснил Межов.

Нина, стоявшая на одной ноге рядом с машиной, после выстрела мгновенно стихла. Ее лицо несколько секунд выражало полное недоумение, потом она шлепнулась на сиденье и разрыдалась еще громче.

– Мы закончили? – Заколов шагнул навстречу капитану, не зная, благодарить соперника или нет. Около брошенного кителя они встретились. Тихон вопросительно посмотрел в безрадостное лицо капитана и тихо спросил: – Если мы закончили, тогда мы с Ниной уходим?

Капитан приподнял голову. Во взгляде вновь блеснула решимость.

– Нет. Отсюда уйдет лишь один из нас. – Он протянул Заколову пистолет: – Теперь ваш выстрел, молодой человек. Мой оказался неудачным.

– Но…

– Как зарядить патрон, вы уже знаете, – повысив голос, прервал Заколова капитан.

Кряжистая фигура Межова вразвалочку двинулась к Гиптильнику. В раскрытой ладони Заколова осталась нагретая рукоять пистолета. Капитан занял место, где несколько минут назад стоял Заколов, и резко выкрикнул:

– Ну же, заряжай! – учтивость исчезла из его интонации, и он вновь перешел на «ты».

Тихон медлил, его пальцы катали маленькую гильзу патрона, увенчанную круглым куполом свинцовой пули.

– Учти, если ты не убьешь меня, то я уже не промахнусь, – предупредил Межов.

Тихон слегка подрагивающей рукой впихнул патрон и вставил обойму. Под его ногами валялся милицейский китель. Взглянув на него, Тихон вспомнил про лопнувшую рубашку и почувствовал, как холодный воздух с зябким наслаждением облизывает спину. Раньше он не ощущал холода.

– Ну, давай, не тяни. Двадцать метров – хорошая дистанция даже для новичка, – подзадоривал Межов. Он стоял, широко расставив ноги и накренившись вперед. – Как целиться, знаешь?

Заколов посмотрел на Нину, ища у нее совета. Девушка вновь поднялась и безвольно висела на открытой дверце автомобиля. Она словно отгородилась ею от жестокой мужской игры и переводила потухший взгляд с Межова на Заколова.

Тихон взглянул на капитана. Он пытался разглядеть его глаза, чтобы понять, кто перед ним: убийца или охотник за большими деньгами, враг или игрок, решивший пощекотать свои нервы? Будто сквозь бездонные зрачки человека можно было заглянуть в душу и прочесть там ответ. Но глаз с такого расстояния не было видно.

– Кто убил милиционеров? – спросил Заколов.

– Прокуратура уверена, что ты, – усмехнулся Межов.

– А на самом деле?

– Не томи, Заколов!

– Вы заходили в отделение милиции на вокзале в Кзыл-Орде?

– Целься и жми на курок, – выкрикнул Межов.

Тихон приподнял пистолет, рука держалась нетвердо, мушка никак не хотела совмещаться с прорезью. Для Заколова пошла уже вторая бессонная ночь. А до этого в одной комнате с Беком спал он лишь краткими урывками, опасаясь нападения.

Он задержал дыхание и попытался нацелить оружие в грудь капитана. Им владел спортивный азарт: сумеет он или нет обуздать дрожащий ствол пистолета. На мгновение рука замерла, мушка угнездилась в прямоугольной ямке, поймав рубашку под распахнутым кителем капитана. Сустав указательного пальца пришел в движение, курок послушно сжимался.

И тут холодный пот пробил Заколова, вдоль позвоночника заструился щекочущий ручеек, от ужаса засвербили корни волос на макушке.

Он целится боевым оружием в живого человека! И готов выстрелить!

Отяжелевшая рука качнулась вниз. Тихон размазал липкий пот по лбу, посмотрел на стаю оскаленных псов, подступивших совсем близко, и, не целясь, бабахнул в их сторону. Псы дружно отшатнулись, а потом привычно накинулись на оставшееся лежать тельце сородича.

Скрип твердых шагов по песку вывел Заколова из оцепенения. Рядом стоял Межов, на лице мерцало подобие брезгливой ухмылки.

– Давай! – капитан силой выдернул пистолет из руки Тихона. – Я на это и рассчитывал. Теперь мой выстрел!

Это был уже другой человек, совсем не похожий на благородного дворянина девятнадцатого века. Он направился к Нине:

– Гони патрон!

Нина молчала и испуганно отодвигалась в глубину машины. Ее сжатые ладошки прижимались к груди.

– Гони патрон, сука! – Межов пихнул девушку и сдавил ладонью ее необутую ногу в месте перелома.

Нина вскрикнула, ее тело дернулось, как от удара током, ладонь разжалась, и маленький патрон шлепнулся на коврик под сиденьем.

После вскрика Нины Тихон окончательно пришел в себя и побежал к машине. В прыгающем взгляде фокусировалась ставшая ненавистной спина капитана. Еще немного – он достанет и опрокинет его. Но в последний момент раздался щелчок задвинутой обоймы, спина разогнулась и в лицо Заколова почти уперся ствол пистолета.

– Еще одно движение – и я стреляю, – прошипел Межов.

Лицо капитана озарила радостная улыбка, больше похожая на гримасу безумца. С этой застывшей улыбкой он выждал паузу, словно актер после эффектной сцены. Когда улыбка плавно слиняла, тонкие бескровные губы капитана медленно зашевелились:

– А сейчас тихонечко идем и занимаем свои позиции. Наш договор остается в силе. Дуэль продолжается.

Заколов пытался взглянуть через плечо Межова на стонущую девушку.

– Что вы сделали с ней? – требовательно спросил он.

– Обычная методика для получения показаний. У каждого человека есть слабое место, надо лишь на него надавить.

– Нина! – позвал Тихон.

– Уже прошло, уже лучше, – сквозь стоны выдавила девушка.

– Все! Двигай на место, – поторопил Межов. – Времени нет, а мне еще ехать да ехать. Или ты хочешь здесь получить пулю?

Тихон побрел к краю Гиптильника. Нужно было выиграть время. Но что, что он сможет предпринять в этой ситуации?

Капитан выдернул откуда-то из машины бутылку водки и с силой захлопнул перед Ниной дверцу. Не опуская пистолета, он на ходу зубами сдернул колпачок и приложился к бутылке. Последовало несколько глотков. Межов зажмурился и передернулся:

– Дрянь водка. Из чего ее только гонят? Но дай время, скоро перейду на коньяк. – Он выпил еще, встряхнул остатки, подозрительно посмотрел сквозь стекло на пузырьки и выкинул недопитую бутылку: – Дрянь!

Межов и Заколов заняли свои места. Капитан стоял около рюкзака и поигрывал пистолетом.

– Как я тебя развел! – улыбнулся капитан. После выпитого его настроение улучшилось и захотелось похвастаться. – У меня там, – Межов кивнул назад, – твоя башка в прицел не попадала. Дистанция непривычная, да и устал я за эти дни. Пришлось в благородство сыграть, пальнуть в сторону. Я знал, что ты тоже так сделаешь. Не прогадал… А с этого расстояния я тебе башку продырявлю, не сомневайся. У меня по этой части большой опыт.

– По мишеням с десяти метров обычно стреляете? – задал первый пришедший в голову вопрос Заколов. Малая часть его сознания слушала капитана, а весь остальной мозг хаотично искал пути спасения.

– Ха-а! По мишеням! Я палю по таким же дурным головам, как твоя. Усек? – капитан произнес это громко и гордо, а затем, словно оправдываясь, тихо добавил: – Работа у меня такая.

– Работа? – не понял Заколов.

– Да, работа, – подтвердил Межов и, прежде чем произнести следующую фразу, пристально посмотрел в глаза Заколову.

Он даже сделал шаг вперед. Ему любопытна была реакция слушателя. Он много лет хотел сказать хоть кому-нибудь эти слова и посмотреть, какой эффект они произведут: страх, ужас, уважение? Или брезгливость? Втайне он надеялся увидеть на лице парня глубокий уважительный страх.

Когда капитан наконец произнес заветные слова, в интонации сквозила гордость, разбавленная оттенком благородной усталости:

– Палачом я служу.

Глава 79

И такая волна откровенности накатила на капитана внутренних войск Межова Сидора Сидоровича, что не смог он сдержаться. Будто плотину прорвало. Старую плотину с ветхой дамбой, за которой за многие годы скопилось мутное озеро тягостных впечатлений.

Он стоял от Заколова в трех метрах и говорил, говорил. Рука держала пистолет на взводе. Ствол был направлен в живот Заколову. Межов знал, что убьет паренька в любом случае. С этого расстояния можно было стрелять в любую часть тела. Кинетическая энергия пули отбросит парня назад. Заколов, согласно договоренности, расположился на кромке конусообразной ямы, упав в которую, выбраться невозможно.

Межов рассказывал и видел в глазах парня интерес, удивление, страх и даже, по крайней мере так ему казалось, некоторое уважение – все то, что он хотел лицезреть все эти годы. Хотел, да не мог. Никогда и никому он не рассказывал о своей работе. Студент, которому и жить-то оставалось всего ничего, был первым его слушателем.

После окончания школы милиции, где Сидор Межов не проявил никаких следственных способностей, не сдружился ни с кем, был замкнут и нелюдим, попал он по распоряжению начальства в систему исправительно-трудовых учреждений, а попросту говоря, надзирателем в тюрьму.

Тюрьма была особая. Здесь содержались преступники, приговоренные к высшей мере наказания – расстрелу. Что там разглядел начальник тюрьмы в замкнутом и угрюмом лейтенанте Межове, одному ему ведомо, но так или иначе, когда появилась срочная необходимость в назначении нового человека на неофициальную должность палача, начальник вызвал для приватного разговора именно Сидора Межова. И, как оказалось, не прогадал.

Разговор вышел простой. Начальник тюрьмы долго ходил вокруг да около, приглядывался к лейтенанту, а когда сказал все начистоту и обжегся вспышкой злости в глазах Межова, впрочем, обращенной не наружу, а куда-то вглубь, в неведомую пучину подсознания, понял, что беседа прошла удачно, другого кандидата можно не искать.

Да и сроки поджимали. Два приговора с отклоненными ходатайствами о помиловании уже не первую неделю лежали в сейфе. Зачем тратиться на содержание тех, кому отказано в праве жить на этом свете. Да и со свободными камерами, как всегда, напряженная обстановка. Контингент прибывает и прибывает.

Межов дал согласие на следующий день. Скрупулезно уточнил детали. Пятьдесят рублей премии за каждую голову да три дня отгула, оформленные в виде командировки. Большего не полагалось. Подчинение – непосредственно начальнику тюрьмы. Кроме него, никто не будет знать об особых обязанностях Межова.

Условились не тянуть. Злобный огонек в глазах Сидора требовал выхода, и начальник предложил начать исполнение новых обязанностей с завтрашнего дня.

Межов молча кивнул и только уточнил: «Во сколько?». «Рано утром. До разноса пищи», – по-хозяйски определил время рачительный начальник.

На рассвете Сидор Межов получил под роспись пистолет с патронами в кабинете начальника тюрьмы и ключи от нужной камеры.

– Качюния, с вещами на выход, – из-под сдвинутой на лоб фуражки буркнул Сидор, когда заглянул в камеру.

– Что, к следователю? Зачем с вещами?

– Разговорчики! – рявкнул Сидор и миролюбиво добавил: – Помилование тебе пришло. У адвоката подпишешь, и переводим в колонию строгого режима.

Счастливый рецидивист Качюния шел впереди. Сидор изредка указывал дорогу. Спустились в подвал. Сидор плотно прикрыл за собой тяжелую дверь. Узкий каменный коридор тут же уперся в следующую железную дверь. Качюния привычно остановился, ожидая команды: «К стене!». В этот момент Сидор достал пистолет, равнодушно прицелился в бритый затылок арестанта и нажал на курок. Эхо растерянно заметалось в закрытой трубе коридора, из-за чего Сидору показалось, что тело свалилось совершенно беззвучно. Проверять качество работы он не стал, дымящаяся дырка в черепе говорила сама за себя.

Сидор Межов вернулся к начальнику тюрьмы и сдал пистолет. Начальник убедился в отсутствии только одного патрона и, отведя взгляд в сторону, спросил:

– Проблемы были?

– Нет, – коротко ответил Сидор.

– Ты садись, я врачу позвоню, – засуетился начальник.

Когда через пятнадцать минут тюремный врач по телефону констатировал смерть осужденного, тягостное молчание прервалось. Начальник налил Сидору стакан водки:

– Выпей, легче будет.

Сидор не стал объяснять, что ему не тяжело, и исправно выпил.

– Только закуски нет, – развел руками начальник. – У тебя три дня отгула. Командировку в одну из колоний я оформлю. Когда придешь на работу, отметим в отделе кадров. А сейчас можешь идти домой.

– Сегодня я останусь на службе, – решительно сообщил Сидор и попросил в утвердительном тоне: – А в следующий раз можно, я не буду ждать у вас в кабинете заключения врача. Люди вычислят.

– Хорошо, хорошо, – согласился начальник.

– И командировку в этот же день мне давать не надо. Я сам скажу когда.

И с этим условием начальник согласился.

Про первого казненного Межов рассказал Заколову подробно. Он до мелочей помнил, как упал Качюния, куда откатились его вещи, как растекалась кровь. И маленькую дырочку на голове с опаленными волосами он хорошо запомнил. Уже позже, в другой раз, когда он покинул узкий коридорчик не сразу после выстрела, Сидор разглядел, в какую безобразную прореху превращается маленькое входное отверстие на выходе из черепа.

Однако про остальных рассказывать было неинтересно. Работа была рутинная, отлаженная до мелочей, и многое из раза в раз повторялось. Иногда Сидор честно говорил осужденным, что их ходатайство о помиловании отклонено, и приказывал перейти в другую камеру. Они покорно шли, подавленные, но безропотные. Каждый верил, что его последний день еще не наступил, что ему обязательно сообщат об этом заранее и дадут возможность подготовиться к уходу в мир иной.

Но исключений не было. Каждый приговоренный, согласно странным правилам тюремного гуманизма, заканчивал свой путь в тот же день в узком коридоре, где через час кто-то исправно замывал следы крови.

Рассказывая подробности, Межов жадно следил за выражением лица Заколова. Но парень почти сразу уткнул взор в землю и что-то ковырял там носком кроссовки.

Со стороны машины послышались шаги. Межов взглянул на Нину. Перепуганная девушка пыталась на одной ноге уйти от автомобиля. Она сделала несколько неуклюжих прыжков, но рычащая стая псов, мгновенно переместившаяся к ней, напугала ее еще больше и заставила вернуться. Хрупкие плечи девушки скрылись за автомобильной дверцей, и Сидор вспомнил спины женщин, спускавшихся в коридор, из которого не было возврата.

И вновь слова, похожие на исповедь, требовали выхода.

Всего через него прошли две приговоренные женщины, но особенно врезалась в память та, что была моложе – чернявая, с хорошей фигурой и очень грустным взглядом.

Женщины в тюрьме не содержались, их привозили специально для приведения приговора в исполнение. И что бы им ни говорили при этом, какие бы успокаивающие небылицы ни сочиняли, они чувствовали, для чего их сюда привезли. Может, интуиция у баб сильнее, чем у мужиков?

Когда Сидор соврал чернявой, что переводит ее в другую камеру, она все поняла. Она шла впереди и постоянно оглядывалась. В злосчастном коридоре она остановилась и повернулась лицом к Сидору. Руки в наручниках сдернули резинку, стягивающую волосы. Женщина тряхнула головой, и черная прядь волос прикрыла часть ее лица. Влажные глаза, сквозь колышущуюся преграду из спутанных волос, пытались поймать взгляд Сидора и искали ответ на какой-то важный и жгучий вопрос. Сидор не мог смотреть в ее расширенные зрачки. Он навел пистолет не в лицо, а в грудь. Он не хотел портить красоту лица ужасной раной, хотя знал, что никто из родственников и знакомых девушку никогда не увидит и не узнает даже о месте ее захоронения.

Тогда он в первый и последний раз нарушил правило – стрелять только в голову. Потом пришлось сидеть у начальника и ждать результата заключения медэсперта.

А вдруг она осталась жива, думал Сидор. Что тогда? Начальник прикажет идти и добить? Или врачи должны будут ее вылечить, чтобы потом вновь привести приговор в исполнение?

Он ждал звонка телефона в страшном возбуждении. Начальник уже забрал у него пистолет и спрятал в сейф. У Сидора непроизвольно сжимались руки, глаза впились в лоснящийся пластик телефонного аппарата. Звонка почему-то очень долго не было. И когда раздался особенно громкий телефонный зуммер, Сидор вздрогнул и ясно понял, что не сможет второй раз выстрелить в эту женщину.

Начальник выслушал сообщение, произнес «угу» и медленно опустил трубку. Тревожный взгляд уперся Межову куда-то в переносицу.

– Что? – не выдержал Сидор.

– Она умерла, – начальник вздохнул и потянулся за сигаретой. – Но не сразу… Врачу пришлось… ждать.

Повисла долгая пауза, оба развели взгляды в противоположные стороны.

– За что ее? – после долгого молчания спросил Сидор. Раньше он никогда не интересовался тем, за какие преступления приговорили его жертв.

Начальник с ответом не спешил. Сначала оба выпили по полному стакану водки. Поморщились. Закуски вновь не было, только пахучие сигареты.

– За что ее? – еще раз спросил Сидор, чувствуя какое-то непривычное жжение в уголках глаз.

– Не наше с тобой это дело, – начальник прикрыл ладонью пальцы Сидора, но тот отдернул руку. – Раз суд решил, значит, заслужила.

В этот день Сидор сразу ушел из тюрьмы. Он пил три дня и никак не мог решить, как бы он поступил в той же ситуации снова, увидев влажные женские глаза из-под колышущихся волос? Поднял бы он руку и куда бы направил ствол пистолета?

Но к высшей мере наказания, к счастью, приговаривали в основном мужчин.

– В мужиков стрелять легче, – завершил рассказ Межов и навел пистолет в лицо Заколова.

– Вы стоите слишком близко, – хладнокровно предупредил Тихон.

– А-а, это… – капитан отступил назад и встал около рюкзака. – Десять метров. Обычно моя цель ближе. Но я не промахнусь, зря надеешься.

– Там была служба. А сегодня? Это все из-за денег? – Заколов недоуменно смотрел на капитана. – Вы готовы убить двух человек из-за денег?

– Почему только двух? Двоих мне пришлось убрать раньше. Сначала кассира на станции, потом милиционера на вокзале в Кзыл-Орде. – В голосе Межова сквозила гордость. Он хотел опять увидеть ужас и уважение на лице собеседника.

Но на лице Заколова застыло лишь удивление:

– Кассира? Но разве это не дело рук Хамбиева? Там же был его нож. Я сам видел.

– Нет, Хамбиев кассира только напугал и отнял деньги. Нож он забыл на столе. Этим я и воспользовался.

– Но… но почему? Чем вам не угодил незнакомый кассир?

На лице парня Межов по-прежнему видел только любопытство. А где же страх и уважение? На протяжении всего разговора если и мелькнуло раз другой в глазах Заколова что-то похожее на опасение, то никакого уважения капитан и близко не разглядел. А он был убежден, что достоин его. Ведь он – человек уникальной профессии.

Он палач!

Ну что же, если его профессиональные обязанности студента не впечатлили, то коварный план, который в итоге блестяще удался – вот он рюкзак с деньгами около ног – должен был вызвать почтение у любого.

Глава 80

Все началось за неделю до Первомая.

Межов отдыхал в ресторане. Он все свои премиальные неизменно пропивал с шиком. Настроение было гнусным. И на службе, и в жизни он оставался одинок. Да, по большому счету ему никто и не был нужен. Выпить можно и одному, а без баб он давно научился обходиться. Вот только косые взгляды на службе.

За много лет сослуживцы, конечно, разнюхали про его обязанности. А может, начальник, сволочь, проболтался. С ним тоже давно никакого человеческого контакта. Прошли времена, когда водку вместе пили после очередного выстрела. Сейчас все общение ограничивалось официальными фразами, а если и наливал начальник, то только одному Межову и абсолютно молча. Тостов не говорил, было похоже, что сторонился.

В ресторане Межов был одет в гражданку, выпил прилично и поцапался с каким-то пухлощеким блатным за соседним столиком. По всему было видно, что это урка, повидал таких капитан в тюрьме немало. Наглые они, эти блатные, особенно в ресторанах, когда глаза зальют.

Это потом Сидор узнал, что столкнулся с вором по кличке Халва. Что там послужило поводом для ссоры, уже и не вспомнишь, оба выпивши были, и завязалась драка с битьем посуды и сломанными стульями.

Когда приехал милицейский наряд, разобрались быстро. С одной стороны сотрудник МВД, с другой – ранее судимый тип. Кто виноват – ясно! Халву забрали, а Межова назавтра попросили в отделение зайти, чтобы нападение на сотрудника милиции на свежую голову оформить.

Когда он пришел в отделение, начальник сообщил, что задержанный с ним поговорить хочет, лично. Межова оставили наедине с Халвой. Тот сразу начал стелиться в извинениях и обещать большие бабки, если дело будет замято. Он даже и отсидеть был готов за хулиганство, но не больше недели.

Межов ощупал языком кровоточащую дырку от выбитого зуба, потрогал затекший глаз под темными очками и спокойно пообещал, что мотать Халве полный срок и он похлопочет перед начальством, чтобы перевели Халву, хотя бы временно, к нему в тюрьму. А там уж он припомнит Халве выбитый зуб, разбитый глаз и удар толстым коленом в пах.

Халва еще некоторое время пытался любезно улыбаться, клялся здоровьем матери, что отблагодарит товарища капитана сразу после майских праздников, да так, что тот век будет помнить его щедрость, и почти на коленях умолял отпустить. Межов усмехался и был непреклонен. Перед собой он видел мразь, еще вчера высокомерную и жестокую, а сегодня готовую лизать сапоги. Подобным типам он дырявил узколобые головы и хоть сейчас готов был проделать то же самое с яйцевидным черепом Халвы.

Когда вор это понял, его лицо исказилось издевательской гримасой:

– Что, капитан, много настрелял денег на своей работе? Щедро тебе отстегивают за сраную службу? Рука не устала вышибать мозги у нашего брата? Да я через неделю могу взять столько, сколько тебе в жисть не видать, даже если всю братву в тюряге завалишь!

Это уже было слишком! Тупой урка намекает на его расстрельные обязанности. Огонь ненависти вспыхнул в груди Сидора Межова. Спустя пять минут лишь трое милиционеров смогли оттащить его от лежащего на полу еле дышащего Халвы.

В тот же день разъяренный Межов явился в кабинет начальника тюрьмы. Испугавшийся шеф уверял, что Межов неправильно понял Халву, что тайна его службы строго сохраняется и никто, тем более уголовники, никогда ее не узнают. В конце концов начальник посоветовал Межову немного отдохнуть и тут же выписал командировку в одну из колоний, сказав, что на службе капитан может появиться после праздников.

На этот раз Сидор Межов не стал топить раздражение в алкоголе. Он успокоился и задумался над издевательскими словами Халвы о легких заработках вора и мизерном жаловании тюремщика. Припомнил он и слова вора о том, что после праздников готов отвалить за свободу крупную сумму. Что Халва имел в виду?

Через связи в милицейских кругах Межов узнал, что Халва – специалист по бытовым замкам, правда, поговаривают, что в последнее время он освоил и сейфы. Дальше последовали вопросы. Кто интересовался его освобождением? Молодой узбек, видимо из начинающих, тех, кто на подхвате у серьезных деловых. Как его найти? Да черт его знает! Но он завтра утром, возможно, придет, так как спрашивал, что можно передать Халве и когда.

Сидор Межов дождался длинноволосого узбека в широченных клешах и умудрился проследить до домика, где он скрылся. Установить личность крупного лысого мужчины с узкими выпуклыми глазами, мелькнувшего на крыльце этого дома, не составило особого труда. Первый же опер по описанию уверенно признал Бека – серьезного вора, однако, в последнее время никак себя не проявлявшего.

Полученной информации даже Сидору с его неразвитыми аналитическими способностями хватило, чтобы сделать правильный вывод: в праздничные дни готовится крупное ограбление, в котором должен был участвовать Халва. Этим открытием Сидор не стал ни с кем делиться. Он разумно рассудил, что у него есть уникальный шанс – ограбить грабителей. Он за долгие годы заслужил гораздо большее вознаграждение за свои особые обязанности, и если государство не может оценить их по справедливости, то он сам себя наградит!

И еще он сообразил, что поскольку свобода Халве до первомайских праздников явно не светила, то дружкам придется кем-то срочно его заменить.

Межов решил, что лучше следить за безалаберным Хамбиевым, к тому времени Сидор уже знал фамилию молодого узбекского парня в клешах, чем за опытным Беком. Парень все равно должен был вывести к месту преступления.

Перед самыми праздниками Хамбиев купил билет на поезд. Межов последовал за ним. Слежки Хамбиев не опасался, по дороге выпивал и играл в карты, поэтому Сидору не составляло никакого труда приглядывать за парнем в пути.

К удивлению Межова, Хамбиев приехал прямиком к колонии, в которую начальник тюрьмы ему выписал командировку. Это была удача. Пока Хамбиев держал в засаде таксиста, чтобы в нужный момент лихо подкатить к воротам колонии, Межов все узнал о предстоящем освобождении Есенина и о том, что он из себя представляет. После этого его уверенность в том, что Бек задумал крупное дело, только укрепилась.

Сидор Межов, воспользовавшись милицейской формой и удостоверением, подсел в вагон к одному из экспедиторов почтово-багажного поезда, на котором поехали Есенин и Хамбиев. Хотя капитан и знал конечную станцию их пути, он неизменно приглядывал на остановках за дверью единственного пассажирского вагона.

Оставалось самое сложное: продумать, как в нужный момент забрать у бандитов награбленное. И определить, когда наступит этот нужный момент. Лучший вариант – шлепнуть их сразу при выходе, когда они еще не успели поделить добычу и разбежаться. Но для этого нужен был пистолет.

Под стук колес почтово-багажного поезда Межов понял, что другого выхода, как взять оружие у сотрудника милиции, нет. И этот сотрудник должен замолчать навечно.

Подобная мысль Сидора совсем не напугала. Он знал, что сделает это на одной из крупных станций по пути следования поезда. Там проще затеряться. В конце концов и среди милиционеров попадаются подонки немногим лучше тех преступников, кого он на абсолютно законном основании отправляет на тот свет, заранее оправдывал себя Сидор.

Когда ночью состав тряхнуло от сорванного стоп-крана, Межов выглянул из вагона. И правильно сделал, похвалил он себя. Есенин с Хамбиевым стояли на обочине, а поезд уходил без них.

Межов спрыгнул на противоположную сторону и незаметно проследовал за бандитами к маленькой станции. Там сквозь грязное окошко он видел, как пьяный Хамбиев отнял деньги у пожилого кассира и убежал. Еще он заметил финку, забытую неопытным бандитом на столе.

И тут, словно кадры давно виденного фильма, в сознании Межова мелькнула сцена, которую он в точности повторил через несколько секунд. Он быстро прошел в кассу. Милицейская форма подействовала на кассира, находящегося в шоке, успокаивающе. Кассир даже привстал, показывая на финку и глухо пытаясь что-то объяснить. Межов поднял нож, рука была уже в перчатке. Повертел, словно разглядывая, и коротким ударом всадил клинок в грудь пожилого человека. Другой рукой он придержал обмякшее тело и усадил на стул.

В этот момент Сидор Межов был уверен, что убийство можно легко спихнуть на Хамбиева, а в соучастники записать Есенина. Свидетельских показаний капитана внутренних войск вполне достаточно, чтобы два бандита получили длительные сроки заключения.

Теперь они у меня в руках, думал он. Если понадобится, можно будет шантажировать молодого Хамбиева, чтобы получить деньги или нужную информацию о задуманном ограблении.

И тут за стеной капитан услышал чьи-то голоса и шаги. Он еле успел выскочить из пустого здания станции, прежде чем туда вошел непонятно откуда взявшийся парень с девчонкой.

Межов разглядел эту парочку позже, когда они бежали к товарному составу. А потом он видел парня, скачущего по крышам вагонов разогнавшегося товарняка для спасения своей подруги. А ведь до этого его столкнули с движущегося поезда. Капитан тогда находился на одной из платформ, но сумел остаться незамеченным.

В следующий раз он увидел непонятного парня в Кзыл-Орде. Молодой человек спал тревожным сном в отделении милиции железнодорожного вокзала. Туда Межов зашел за пистолетом. Он готов был взять оружие силой.

На этот раз Хамбиев упростил его задачу, проломив голову одному из милиционеров. Прикончить второго той же железкой не составило особого труда. Все прошло очень удачно. У Межова оказался нужный пистолет, а на Хамбиева с Есениным теперь можно было вешать сразу три трупа: двух сотрудников милиции и кассира. А это уже тянет на полноценную вышку. Скоро их начнет искать милиция, и при желании из них можно будет веревки вить.

А еще лучше – дождаться, когда у них будут деньги, и прикончить. Ведь все равно, если попадут под следствие, рано или поздно завершат жизнь в узком коридорчике от пули Межова или такого же ассенизатора человеческих отбросов, как он. Когда найдут их тела, следователи спокойно вздохнут и закроют громкое дело.

Убийц отъявленных бандитов особенно и не ищут. Перегрызли друг другу глотки – нам меньше работы, скажут оперативники. К тому же заметать следы Межов умел, ведь учился все-таки в милицейской школе.

Из-за хорошего настроения капитан Межов даже камеру открыл, где дремал студент. Пусть уходит. Понравилось Сидору, как парень за девчонку свою с бандитами бился. Сейчас мало кто на такое решится.

Есенин с Хамбиевым из Кзыл-Орды исчезли. Но это уже не беспокоило Межова. Он знал, что обнаружит их у Бека. Ведь наступило 1 мая, а значит, то дело, которое задумали бандиты, должно было произойти со дня на день.

Несколько озадачило капитана появление Есенина и Хамбиева у Бека вместе с Заколовым. Межов уже знал фамилию отчаянного парня. Описание Заколова Тихона Петровича, обвиняемого в тройном убийстве и организации крушения поезда, имелось в каждом отделении милиции по всей Южно-Казахстанской железной дороге. На него была объявлена настоящая охота. Попадись парнишка в тот момент в лапы доблестных внутренних органов, высшей меры ему не избежать. Причем на самых законных основаниях!

Тогда-то Межов Сидор Сидорович впервые задумался: сколько же безвинных людей он по закону отправил на тот свет? А может, и чернявая была из таких?

Появление непонятно откуда взявшегося Заколова путало планы и расчеты Межова. Ему пришлось взять в оборот Хамбиева, чтобы выяснить неясные обстоятельства. Но, по большому счету, еще одна фигура в деле не повлияла на основной план Межова. К тому же, как выяснилось, четвертого человека ему убивать бы не пришлось.

– Когда ты первый вылез из окна сберкассы, я удивился, – признался Сидор Межов Тихону Заколову, заканчивая рассказ об осуществлении своего плана. – Тебя по плану должны были внутри порешить. Ты про это хоть знаешь?

– Понял. Когда Бек пушку достал.

– Выкрутился, выходит, повезло. На один день дольше прожил. Когда ты из окна вылез, я тоже сплоховал: от неожиданности вместо головы в грудь выстрелил. Мне только рюкзак был нужен. Если бы ты и выжил, мне это неважно было.

– Так отпустите сейчас, – осторожно предложил Заколов. – Вон рюкзак.

– Но сейчас мне уже не все равно! Теперь ты слишком многое знаешь.

– А что знал старый железнодорожник, которого вы зарезали?

– На разъезде, что ли? Я про него и забыл… Девчонку не хотел отпускать, старый хрыч… Ну, посуди сам, у него в доме ждать тебя глупо, а уедешь, он настучать может. Пришлось подрезать. Немного… Так, чтобы тебя дождался и шепнул о месте встречи. Я не ошибся в расчетах?

Заколов промолчал. Межов хрипло рассмеялся, потом хмуро смерил рюкзак придирчивым взглядом:

– Ты деньги все принес?

– Ничего из рюкзака не вынимал, – честно признался Заколов, но во рту у него отчего-то пересохло.

Межов потянулся свободной рукой к рюкзаку, Заколов непроизвольно шагнул вперед.

– Э-ей! Стой на месте! – Сидор распрямился и поднял руку с пистолетом для прицеливания.

– Подождите! А как быть с последним желанием осужденного на казнь?

– Это только в фильмах бывает или где-то за границей. У нас принято стрелять без предупреждения. Уж я-то знаю!

– Но у нас же сегодня – благородная дуэль, – цеплялся за последний шанс Заколов. – Выполните мое последнее желание.

Капитан задумался:

– Что за желание? Может, девку трахнуть хочешь? Так я вас тогда одной пулей… Даже удобно.

– Покурить хочу, – проникновенно попросил Тихон, оглянувшись на стаю псов, приблизившихся к дуэлянтам.

– Ладно, кури, черт с тобой, – согласился Межов, – но не долго. Мне уже на службу пора возвращаться. Командировка закончилась.

– У меня нет сигарет. Угостите.

– Я тут с тобой так заболтался, что о куреве забыл. – Капитан порылся в карманах и извлек пачку сигарет и зажигалку. – Ты куда! Стой, где стоял! Хитрец, однако. Думал, я тебя к себе подпущу? Я вижу, что ты парнишка не слабый, раз от Бека избавился. Но пуля-дура всех одинаково косит, особенно если в башку входит. Стой на месте! Я тебе брошу курево. Лови!

Межов сунул зажигалку в пачку сигарет и метнул ее Заколову. Пачка шлепнулась под ноги Тихону. Заколов медленно поднял смятую коробочку.

Теперь предстоял самый ответственный этап безумного плана спасения, от успеха которого зависела жизнь не только его, но и Нины.

Глава 81

Заколов еще раз сверил убийственную диспозицию. За спиной зиял Гиптильник, в десяти метрах перед ним готовился к выстрелу Межов, а сбоку в ожидании кровавого пиршества кишела стая собак-мутантов.

Пальцы Тихона размяли сигарету, уголки губ мягко сжали фильтр. Краем глаза Тихон видел, как удивленно смотрит на него Нина. Она прекрасно знала, что он не курит.

Правая рука Заколова сжимала газовую зажигалку, ладонь мгновенно вспотела, большой палец сдвинул рычажок регулятора пламени на минимум. Тихон нарочито неловко крутанул колесико для получения искры, потом еще и еще раз. Колесико вжикало, но огня не было.

– Да она у вас не работает! – возмутился Тихон. – Последнее желание нельзя исполнить!

– У тебя вместо рук грабли. Нормальная зажигалка, еще сегодня работала. Не хочешь, не кури!

– Еще как хочу! Все из-за нее. Посмотрите, – и Тихон кинул зажигалку в руки Межову.

Капитан не шелохнулся. Зажигалка стукнулась ему в грудь и свалилась на землю. Глаза Межова напряженно следили за студентом. Рука, сжимающая пистолет, держала его под прицелом, ни на секунду не опустившись.

– Знаю я такие штучки, – процедил сквозь зубы капитан.

Тихон почувствовал, как ноги становятся ватными, а почва плывет под ногами. Надежда на спасение с оглушающим грохотом рушилась, душой завладела леденящая пустота.

Межов, разглядев его состояние, усмехнулся:

– Ты рассчитывал, что я отвлекусь, буду ловить зажигалку обеими руками, уберу пистолет, а ты в этот момент собьешь меня с ног?

– Нет… Что вы… – голос Заколова звучал растерянно. Он попытался собраться и следующие слова произнес с обидой: – Я честно сказал. Зажигалка не работает, а курить хочется… Проверьте.

Сидор Межов, не упуская из вида Заколова, поднял зажигалку левой рукой. В правой он продолжал держать пистолет, нацеленный на Тихона. Ладонь с зажигалкой поднялась на уровень лица, палец старательно крутанул колесико.

– Не работает, говоришь! А это что? – воскликнул капитан, разглядывая высокий язычок ослепительно белого пламени, прорвавший темноту над зажигалкой.

В тот же момент стая обезумевших псов с диким рычанием ринулась на яркую вспышку. Межов еще не успел опустить руку, держащую факел, а в нее уже впились несколько зубастых челюстей. Палец капитана непроизвольно нажал на курок, раздался выстрел, и последняя пуля раскаленным комочком прошила холодный воздух рядом с головой Заколова.

«Раз я услышал выстрел, значит, пуля прошла мимо», – отстраненно подумал Тихон.

Его план удался. Прежде чем бросить зажигалку, он перевел регулятор огня на максимум. Безумные псы ринулись на огонь.

Но радости не было. В пустую душу заползала боль.

Его глаза видели, как псы-мутанты свалили Межова и плотной кишащей кучей сомкнулись над его телом. Отчаянный крик капитана захлебнулся в чавкающем гуле.

Где-то там, под ногами капитана, среди алчных тварей, оставался ценный рюкзак.

Тихон оторвал взгляд от кошмарного зрелища и с трудом стряхнул ледяное оцепенение.

Как себя поведут обезумевшие твари после того, как растерзают капитана? Неизвестно.

Он метнулся к автомобилю. На заднем сиденье навзрыд плакала Нина. Ключи торчали в зажигании, «Жигули» мгновенно завелись и прытко, словно опасаясь нападения свирепых псов-мутантов, вырвались с территории Гиптильника. Тихону даже показалось, что не он управлял автомобилем, а перепуганная машина сама стремилась умчаться подальше от зловещего места.

Вырвавшись в открытую степь, Заколов остановил разогнавшуюся машину. Гремящая круговерть камешков в арках колес смолкла.

– Куда теперь? – тоскливо глядя в черную ночь, задал он сам себе трудный вопрос.

В глазах милиции он по-прежнему беглый убийца.

Голова устало склонилась на руль. Нина уронила вытянутые руки на его спину и тихо выла. Тихон не оборачивался. Из-под сжатых век сочились слезинки, он тщетно пытался с ними бороться. Внутри тела царило полное опустошение, и странным образом пустоту заполняла щемящая всепроникающая боль.

Впереди показались два пучка фар, подпрыгивающих на кочках. Тихон безразлично смотрел, как они вплотную приблизились и бесцеремонно уперлись в лобовое стекло его машины. Яркий дальний свет нагло пробивался сквозь растопыренную ладонь, которой Заколов пытался заслонить глаза. По круглой форме фар, возвышавшихся над капотом «Жигулей», он догадался, что перед ним УАЗик, который мог быть только у военных или милиции.

Дальний свет сжался в габаритные огни, и Заколов разглядел желтую окраску милицейской машины.

Приехали!

Но ему уже было все равно, удирать никуда не хотелось.

Глава 82

Заколов равнодушно наблюдал, как у подкатившего УАЗика с водительской стороны с тихим металлическим скрипом качнулась на петлях распахнутая дверь. Ноги в милицейских форменных брюках по очереди ступили на землю, постояли, словно проверяя крепость почвы, затем послышался хруст крупных песчинок под невидимыми подошвами. Темная фигура подошла и остановилась около переднего пассажирского окна.

Нина давно затихла, только изредка ноздри коротким рывком пугливо всасывали струю воздуха, пытаясь удержать расплывающиеся сопли. Тихон тупо смотрел на желтый капот милицейского УАЗа. Путешествие длиной в четыре дня, похоже, закончилось.

Щелкнул замок открывшейся дверцы, под грузом усевшегося тела жалобно скрипнул дерматин сиденья.

– Ну, здравствуй, что ли, Заколов.

Голос показался знакомым. Где-то он его недавно слышал. Тихон повернул голову к милиционеру. Усатая физиономия старшего сержанта Федорчука, сдвинув брови, пристально вглядывалась в лицо Тихона.

– Виделись, – коротко буркнул Тихон, подбородок уперся в прохладный руль, глаза вновь уставились на решетку радиатора милицейского УАЗа.

Федорчук так Федорчук! Какая разница, кто его сейчас арестует.

– То вчера было, – уточнил старший сержант.

– Я уже давно не сплю.

– Я тоже, – Федорчук потер щетину на щеках.

– А где остальные?

– Я один…пока.

– Девушке надо помочь. У нее с ногой проблема.

– А тебе?

– Что мне? – Заколов непонимающе уставился на милиционера.

– Тебе помощь не нужна?

– Знаю я вашу помощь…

– Дяденька милиционер, – по-детски встряла в разговор Нина. Ее влажные расширенные глаза с надеждой приблизились к Федорчуку. – Дяденька милиционер, Тиша ни в чем не виноват. Все этот… капитан. И Ныш проклятый. Капитан нам все рассказал. Он убил кассира. И дядю Федю порезал.

– Какого Федю? – оживился старший сержант и развернулся лицом к девушке. – Горбунова Федора Николаевича? Железнодорожника?

– Стрелочника с переезда, у которого меня бандиты оставили. Он меня не выпускал, но он хороший.

– Так! А теперь все по порядку! – Рука милиционера встряхнула равнодушного Заколова. – Хамбиев нам многое рассказал, точнее написал. С челюстью у него проблемы… Это ты его приволок к отделению милиции?

– Я.

– А челюсть – твоя работа?

– Он упал, наверное.

– Заколов, что ты все мямлишь! У нас мало времени. Мне нужно знать всю картину! Тебе ясно?!

– Да не кричите так, – Тихон столкнул ладонь Федорчука со своего плеча. – Значит, арестовывать сейчас не будете?

– Это я всегда успею. Сначала хочу тебя послушать.

– С чего начать?

– С начала! Вот бестолковый!.. Как у вас там в математике теоремы доказывают? Давай подробно, шаг за шагом…

Тихон повернул голову к старшему сержанту. Взгляд Федорчука был добрым и заинтересованным.

– Все началось вечером 30 апреля в вагоне почтово-багажного, – начал рассказывать Заколов.

Поначалу он говорил вяло, равнодушно, но по мере того, как вспоминал недавние события, окунался в прежние переживания, голос окрашивался эмоциями, глаза то разгорались искрами злости, то затуманивались болью и сожалением. «Это я знаю», – иногда торопил Федорчук, а порой останавливал и дотошно расспрашивал: «Где лежали тела милиционеров, когда ты их обнаружил? Как выпутался из веревок? В какой момент спрыгнул с поезда?» Особенно его заинтересовали все подробности «дуэли» в Гиптильнике и истории, рассказанной капитаном Межовым. Кто где стоял, у кого находился пистолет в тот или иной момент, как напали собаки?

Когда Тихон закончил рассказ, Федорчук долго размышлял, а потом спросил:

– Как ты думаешь, почему Межов тебя сразу не убил, когда ты пришел к нему в Гиптильник?

Заколов резким движением протер лоб, чтобы взбодриться, надавил пальцами на воспаленные от бессонницы глаза. Под закрытыми веками всплыла согбенная фигура капитана в тот момент, когда он представился Сидором Сидоровичем.

– Ему требовалось выговориться… И еще… он хотел выглядеть благородным.

– А рюкзак где?

– Все там, – Заколов махнул рукой в сторону Гиптильника и с удивлением заметил, что уже рассвело.

– Мне надо съездить туда. А ты… – Федорчук обвел взглядом Тихона и Нину. – Вы оставайтесь на месте. Я скоро. Не вздумайте уехать! – Рука старшего сержанта потянулась к замку зажигания за ключами, но в последний момент брать их он передумал. – Будет лучше, если вы сами меня дождетесь.

Милицейский УАЗик отъехал. Тихон прикрыл глаза и откинулся на подголовник. Нина хотела о чем-то спросить, но не посмела. Тихон сладко сопел, его губы иногда тревожно вздрагивали и что-то беззвучно шептали. Нина положила голову на спинку. Изогнутые верхние ресницы девушки, дернувшись раз-другой, соединились с нижними, а утомленное тело постепенно сползло на сиденье.

Через двадцать минут их разбудил бесцеремонный возглас Федорчука:

– Что здесь такое?

Старший сержант втащил в машину грязный рюкзак и вывалил из него учебник по «Теории вероятностей» и плюшевого медвежонка.

– Ой! Нюся! – радостно вскрикнула Нина и обхватила руками мягкую игрушку. – Нюся, нашелся! Не потерялся.

– А где деньги? – Федорчук недоуменно таращился на Заколова.

– А денег не было. Я не брал денег в сберкассе.

Федорчук плюхнулся на сиденье, бросив пустой рюкзак под ноги:

– Значит, ты шел на встречу с убийцей, даже не имея денег для обмена?!

– Откуда у меня деньги?

– Но ты хоть понимаешь, что он мог проверить рюкзак и сразу тебя пришлепнуть?

– А что еще можно было сделать? Ведь с ним была Нина. Если бы я не пришел, он бы убил ее.

– Да, но… – Федорчук сделал неопределенный жест руками. – Представь, ты приходишь, у него пистолет, и он говорит, покажи деньги!

– Но он этого не сделал! – Тихон взял в ладони учебник. – Ведь существовала вероятность, что он поверит на слово! Не бывает событий с нулевой вероятностью! Я должен был использовать этот шанс.

– Ничего себе – шанс! Лучше бы к нам обратился, в милицию!

– К вам… Один раз обратился… Ну, я уже рассказывал…

– Фу-у, Заколов, с тобой не соскучишься. Ну и рисковый ты человек!

– А что с Межовым? – вспомнив о капитане, спросил Тихон.

Старший сержант осторожно достал из кармана полиэтиленовый пакет, в котором лежал пистолет и окровавленное изодранное милицейское удостоверение.

– Вот. Все, что осталось. А остальное… лучше не спрашивай.

– Да… – В машине повисло тягостное молчание. Тихон поднял глаза и поймал в зеркале заднего вида испуганный взгляд девушки. – Нину надо к хирургу отвезти.

– А тебя куда? – тихо произнес Федорчук. Сдвинутые брови и сцепленные пальцы отражали нешуточные раздумья, охватившие милиционера.

– К вам! В ментовку! Я чист перед законом!

– Нахватался жаргончика. Чист он… Чистюля… А чем докажешь?! От Межова ничего не осталось! Нет ни одного независимого свидетеля!

– Мне все равно! Поехали! Что стоим?

– Да не груби ты! – Федорчук распрямился, его лицо просветлело. – Вот что! Я лично слышал признание капитана внутренних войск Межова Сидора Сидоровича.

– Когда? – растерянно спросила Нина.

Тихон молчал, озадаченно повернувшись к старшему сержанту.

– Я был там… Рядом с вами… Ночью… И все слышал… Я не мог вмешаться… Собаки эти… И надо было до конца разобраться, кто прав, кто виноват, и выслушать признание полностью! А потом я уже не успел… Когда накинулись собаки, было поздно…

– Вы там были? Наверное, за тем домом, где развалины? – Нина удивленно разглядывала Федорчука. – Так что же вы нас не спасли? У вас же оружие! Вам тоже было страшно?

– Вашу машину я догнал здесь! – не слушая Нину, продолжал рассуждать милиционер. – А потом нам надо было дождаться рассвета, когда успокоятся мутанты, чтобы забрать вещественные доказательства. Все ясно?

Заколов протянул руку и пожал сухую ладонь сержанта. Их прямые, все понимающие взгляды встретились. Тихон хотел было левой рукой приобнять старшего сержанта, но тот вывернулся со словами:

– Но, но! Без этого! – Федорчук приоткрыл дверцу. – Сейчас едешь вперед, я за тобой. Прямиком к отделению милиции. Нет, сначала девушку в больницу завезем. Я покажу куда. Я там был после знакомства с этими псинами. Там медсестра хорошая.

– Спасибо, Николай, – осипшим голосом поблагодарил Заколов.

– Не за что, – буркнул Федорчук, не оборачиваясь.

Его неловкая фигура в мятой форме проследовала к желтой милицейской машине, покрытой солидным слоем пыли.

Глава 83

Руслан Колубаев, вытянувшись во весь рост, кричал в телефонную трубку:

– Глеб Николаевич? Старший следователь по особо важным делам Колубаев докладывает! Из Туркестана. Дело об убийстве двух милиционеров, кассира, железнодорожника и ограбление банка полностью раскрыто! Главный обвиняемый – Межов Сидор Сидорович, капитан внутренних войск!.. Да, капитан… Внутренних войск… Да, у нас имеются серьезные улики. Показания свидетелей… Нет, я понимаю, что это конфиденциальная информация. Для служебного пользования… Хорошо, я буду говорить тише. Основной свидетель – сотрудник милиции. На него можно положиться. А сам Межов погиб, поэтому проблем не будет… При каких обстоятельствах? Тут есть странное место – Гиптильник. Помните, я говорил, что меня бешеные собаки покусали? Вот и его… Только насмерть… Нет, у меня лично проблем нет. Я уколы делаю… Хорошо, пусть будет погибшим при задержании… Тем более, что наш сотрудник там был в засаде. Я распорядился. А про остальных преступников я уже докладывал. Дали признательные показания. Уголовники, типичные уголовники… Что, Глеб Николаевич? Вы про дерзкую парочку жестоких налетчиков? Да, была первоначально такая версия. Потом пришлось отказаться. Они в свидетели у нас переквалифицированы… Да, вы правы, Глеб Николаевич. Советская система воспитания студентов не может породить жестоких убийц, присущих капиталистическому строю. Я полностью согласен… Полностью согласен… Оформлю все протоколы и выезжаю. Завтра буду у вас на докладе… Нет, что вы, выходных и отгулов мне не надо. Я привык работать в праздники, если требуется… Спасибо, Глеб Николаевич… Спасибо… Машина ваша? Нормально. Хорошо бегает. Отличная машина. Да. Были небольшие проблемы, но водитель устранил. Почти… До свиданья, Глеб Николаевич.

Руслан положил трубку и вытер испарину со лба. Покрасневшие щеки быстро теряли пунцовый цвет.

– Что, Русланчик, теперь можно и домой? – устало открыв глаза, спросил Семен Григорьевич Гурский, неуклюже развалившийся на стуле.

– Можно, – согласился Колубаев, сев за стол. – Теперь можно. Что он только скажет, когда увидит свою новенькую «Волгу»?

– Не видать нам больше такого царского подарка.

– Это точно.

Нина Брагина вышла на крыльцо больницы на костылях. Сзади с медвежонком в руках появилась медсестра. Федорчук ей ласково улыбнулся, толкнул в бок Заколова и шепнул:

– Как она уколы делает! Такие нежные руки!

Тихон ринулся на помощь Нине. Девушка вежливо отстранилась:

– Я сама. Мне надо привыкать. Это несложно.

– И недолго! – весело сообщила медсестра. – Две недельки походит, и все срастется. У молоденьких быстро заживает. Вы, юноша, не беспокойтесь. Ножка будет как новенькая. Там ничего сложного.

– Какой он юноша? – возразил Федорчук. – Он уже мужик, через такое прошел…

– Юноша, юноша, – рассмеялась медсестра. – Весь краской залился, когда я девчонке голые ноги обрабатывала.

Тихон насупился, возразить было нечего. Он подхватил медвежонка, в два прыжка нагнал Нину и помог ей сесть на заднее сиденье милицейского УАЗа.

– Эй, Николай, – крикнула медсестра. – На уколы заглядывай!

– Непременно, красавица, непременно, – ответил Федорчук и многозначительно посмотрел на медсестру.

Когда машина тронулась, Заколов спросил Федорчука, сидевшего впереди рядом с водителем:

– До поезда еще долго?

– Время есть. А что? Я вас теперь не оставлю, пока на Байконур не довезу. А то опять вляпаетесь в приключение.

– Надо заглянуть по одному адресу. На минутку.

– Куда?

– К родителям Есенина.

Федорчук удивленно посмотрел на Заколова и кивнул шоферу:

– Вези.

Знакомый Тихону дом выглядел сиротливо. Наспех починенная входная дверь в ответ на энергичный стук хранила молчание.

– А вы по какому делу? – послышался из-за забора голос соседки, вышедшей на звук подъехавшего автомобиля.

– Мне бы Есенину, – отозвался Заколов. – От сына весточка.

– Так она на кладбище. Вчера только мужа схоронила. Сегодня опять пошла.

Заколов помялся.

– А где это?

– Да недалече. По улице езжайте до последнего дома, а там налево. А потом увидите.

Деревья на степном кладбище не росли. Одинокую старушку среди невзрачных могил Заколов увидел издалека. На простом деревянном кресте висела табличка с фамилией Есенин.

Тихон остановился рядом и протянул женщине конверт:

– Это вам. От Володи.

– Что там? – женские глаза подозрительно напряглись. Она тревожно взглянула на милицейскую машину за оградой кладбища.

– Он сказал, что хочет вернуть деньги. Володя взял самую малость, остальное украл другой человек, – повторил Тихон просьбу Есенина. А потом от себя добавил: – И еще, он просил прощения.

Лицо старушки посветлело, рука взяла конверт, прозрачные слезинки застряли в глубоких морщинах.

Тихон быстро вернулся к машине.

– А теперь на вокзал! – нарочито бодро сказал он.

Старший сержант Федорчук не стал ни о чем расспрашивать.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Глава 52

Глава 53

Глава 54

Глава 55

Глава 56

Глава 57

Глава 58

Глава 59

Глава 60

Глава 61

Глава 62

Глава 63

Глава 64

Глава 65

Глава 66

Глава 67

Глава 68

Глава 69

Глава 70

Глава 71

Глава 72

Глава 73

Глава 74

Глава 75

Глава 76

Глава 77

Глава 78

Глава 79

Глава 80

Глава 81

Глава 82

Глава 83

Реклама на сайте