«Дети Сицилии»

— Дай полдоллара, приятель. Я голоден. Дай полдоллара, приятель.

Сленг американских солдат, звучавший в хриплом голосе итальянского уличного мальчишки, резал слух Джона Гольдофина, возвращавшегося из часовенки, где он провел утро за изучением византийских мозаик. Год жизни в искалеченном бомбами Палермо приучил Джона не обращать внимания на назойливых попрошаек, которыми кишели руины некогда элегантных улиц. Нищета и грязь возмущали его чувственную душу. Не его вина, что эти сицилийцы бедны. Просто позор, что американцам не дают здесь спокойно жить, вечно ожидая от них благотворительности.

— Ну же, приятель. Дай полдоллара. Я голоден!

Почувствовав, что его тянут за рукав, Джон Гольдофин резко обернулся. Так он впервые увидел Себастьяно.

Мальчик лет четырнадцати смотрел на него темными, нежными, как лепестки лакфиоли, глазами. Рваная солдатская рубашка и выцветшие голубые шорты едва прикрывали крепкое золотисто-смуглое тело. Грязная, с обломанными ногтями рука тянулась за подаянием.

Гнев Джона мигом улетучился: мальчик был красив. По-настоящему красив, а Джон Гольдофин боготворил красоту — боготворил, казалось ему, сильнее, чем боготворили ее художники Ренессанса. Именно любовь к красоте побудила его купить виллу в Палермо, чтобы заниматься здесь своими акварелями, наслаждаясь очаровательными видами античных дворцов и чаепитиями у знакомой графини.

«Ангел», — подумал Джон. Не безжизненный нордический, а теплокровный средиземноморский ангел, задолго до христианства, верно, бывший фавном.

— Милости, синьор. Во имя святой Марии.

Мальчик говорил теперь на мелодичном итальянском. Пухлое лицо Джона Гольдофина расплылось в улыбке. Он дал мальчику бумажку в сто лир и, заметив на одной из коленок свежую кровоточащую ссадину, вытащил носовой платок.

— Возьми и это — вытри колено.

Ослепительная улыбка заиграла на лице Себастьяно. Он схватил руку Джона и поднес ее к губам.

— Я ваш друг, синьор. Друг навеки.

С тех пор Себастьяно по пятам следовал за Джоном, внося приятную живость в его однообразное существование. Привязанность мальчика была трогательной. Он ограждал Джона от всех других нищих и сам никогда больше не просил денег, хотя Джон обычно давал их ему. Куда бы Джон ни направлялся с визитом, Себастьяно неизменно появлялся на его пути и бежал за экипажем, улыбаясь своей ангельской улыбкой.