«Амстердамский крушитель»

— Старик уже был дохлым, когда я его нашел… твердый, как соленая… как покойник. Я до него дотронулся, и он свалился. Такая жуть… как в дурном кошмаре. Я просто поверить не мог, что он откинулся.

Лицо молодого человека дергалось, он хаотично двигал руками, как будто пытался поймать что-то, до чего не мог дотянуться.

— Такая жуть, — повторил он. — Я всегда боялся, что когда-нибудь кто-нибудь возьмет и прямо при мне откинется.

Инспектор Декок из городской полиции Амстердама (убойный отдел) с усмешкой взглянул на Игоря Стаблинского и покачал головой.

— Не верится мне что-то, что ты испугался, — сказал он.

Молодой человек заколебался. Облизал сухие губы и нахмурил брови.

— Вы не понимаете, как это может травмировать человека? — неуверенно спросил он. В выражении лица и голосе наметилось нечто мученическое.

Декок спокойно посмотрел на него. Внезапно лицо старого сыщика стало бесстрастным.

— Вряд ли тебя можно назвать травмированным, Игорь, — произнес он насмешливо. — Нет, ты у нас парень крутой. Ты заранее планировал, как разобьешь голову Самуэлю Лайону; ты подобрал подходящее орудие, твой ломик. Тебя ничего не волновало, ты не колебался ни минуты. Чего волноваться — старик дремлет в кресле. Сидит спиной к тебе, Игорь. Даже если бы он не спал, он бы тебя не заметил. Он был слишком глух, чтобы услышать твои шаги.

Игорь Стаблинский вскочил со стула.

— Я его не убивал! — завизжал он. Он наклонился в Декоку — глаза выпучены, жилы на шее натянуты. — Вы меня слышите? Я его не убивал! Старик был уже мертв, когда я пришел.

Декок спокойно смотрел на него и слегка улыбался. По предыдущим допросам он знал, насколько упрямым может быть Игорь Стаблинский. Какими убедительными ни были бы улики, Игорь упорно настаивал на своей невиновности. Хотя его страстная ложь никого не убеждала, она укрепляла его решимость.

Декок вздохнул.

— Сколько раз ты еще собираешься повторять эту свою выдумку? — устало спросил он. — Десять раз? Двадцать? Это утомительно, а я очень устал. Слушай, скажи хоть раз правду, ради разнообразия.

Стаблинский крепко сжал губы, чтобы не сказать ни одного лишнего слова.

— Я говорю правду, — наконец прошипел он.

После небольшой паузы он продолжил уже более спокойно, почти нормальным своим голосом: