«Обнесенные «Ветром»»

Андрей Кивинов Обнесенные «Ветром»

«Смех сквозь слезы – это тоже смех»

ПРОЛОГ

Эхо пожарной сирены гулко прокатилось над тайгой. Где-то за соснами встревоженный олень поднял голову и прислушался к незнакомому звуку. Выпустив в морозный воздух струю пара, он быстро умчался в чащу.

Лай напуганных сторожевых собак перекрывал крик дежурного офицера исправительно-трудовой колонии усиленного режима.

– Багры, багры тащи, урод! Первый отряд из барака – на подъём!

Вокруг, явно не зная, что делать, метались сержанты и рядовые, то и дело натыкаясь в темноте друг на друга.

– Куда ты, кретин? Ты, ты, Проскурин! Давай шланг, воду, воду!

– Товарищ лейтенант, не подойти – краны за котельной!

– А, чёрт, мать твою!

Офицер, опустив у шапки «уши», согнувшись в три погибели прыгнул в проём между горящей котельной и забором и проскочил опасный участок. От бушующего неподалёку огня краны отмёрзли, и он без труда повернул винт.

Рядовые схватили шланги и направили водяные струи на охваченную пламенем котельную.

– Люди там были? – Лейтенант, вынырнув из проёма, подбежал к Проскурину.

– Не знаю, вообще-то, на ночь там зек дежурит, смотрит за давлением, но он, может, выскочил.

– Сбегай, узнай!

– Есть! – гаркнул сержант, бросил шланг и помчался в помещение дежурного.

В ту же секунду из первого барака выскочил заключенный.

– Там Ветров, Ветров там! Он дежурил на котельной, а в бараке нет его.

– Вернись, проверь внимательно.

К котельной уже подтягивались разбуженные офицеры, прапорщики, «обслуга». Прибыл «хозяин» – начальник колонии. Огонь бушевал, грозя переброситься на бараки.

– Пену давай, мудаки, – гремел голос какого-то старшины.

Хозяин подошел к лейтенанту.

– Ройте вокруг канаву, пусть зеки лопаты берут. Почему пожар? Как допустил? Под трибунал пойдешь!

– Михаил Сергеич, все нормально было, не знаю я, чего там такое загорелось.

– Ладно, после поговорим. Иди проверь, все ли на месте, я слышал, Ветрова нет.

Лейтенант убежал в первый барак.

Через час общими усилиями огонь удалось сбить, и теперь остатки пламени засыпали снегом и заливали водой. К утру, когда с пожаром полностью было покончено, на месте котельной остался лишь почерневший кирпичный остов без крыши, окон, дверей и внутреннего содержимого.

– Разгребай, – раздалась команда, и уставшие заключенные, еле шевелясь, стали разгребать лопатами пепелище.

– Вот он! – раздался вдруг крик одного из зеков, – Ветер!

Подбежавшие солдаты разгребли золу, и из-под обломков обгоревших досок показались останки какого-то мужчины.

– Ветров, Колька, первый отряд, – промолвил сержант. – Он сегодня дежурил.

– Точно он, – уверенно подтвердил один из заключенных, хотя от человека, сгоревшего в котельной, почти ничего не осталось.

– Проверку делали? – спросил подошедший хозяин.

– Так точно, все на месте, кроме него.

– Значит, Ветров!

– Да, по росту подходит, да и лепень , вроде, его, – показал на остатки одежды старший отряда.

– Пожар почему случился, узнали?

– Уснул Ветер, наверно, ну и прозевал. Котельная-то дровяная, всю ночь следить надо, чтобы искры никуда не попали.

– Родственники у него есть?

– Да, мать в Витебске, он сам оттуда.

– Похороните и матери извещение пошлите, – закончил хозяин и пошёл с пепелища.

***

Колёса поезда отстукивали монотонную мелодию, иногда гремя на стрелках и внося некоторое разнообразие. За замерзшими стёклами мелькал бесконечный лес, тянувшийся вдоль полотна.

– Господа, – по-гусарски обратился один из сидевших в купе мужчин к двум другим пассажирам, – нам ехать до Питера ещё добрую неделю, а мои запасы спиртного уже на исходе. Не скинуться ли на бутылочку ресторанного коньячка?

Говорившему было лет сорок, по его морщинистому лицу сразу можно было догадаться, что всё-таки предметом его истинного уважения является «горькая». На нём были одеты потрёпанный свитер, затёртые джинсы, в углу над его местом висели китайский пуховик и брезентовый рюкзак.

– Я пас, Петрович, – ответил второй пассажир – парень лет тридцати. У вас, геологов, может быть, такие дозы в нормалёк, но для меня – творческого интеллигента – многовато, знаешь ли. Боюсь, жена не узнает после отпуска, скажет, ты не в санатории был, а в концлагере.

– А мне всё равно, – произнёс третий, сидевший у окна и пристально изучающий темноту, пассажир. – Но я согласен с Игорем, надо бы пару дней переждать.

– Ну тогда, я на боковую, – сказал Петрович, полез на полку и выключил большой свет.

– Может, в картишки? – спросил Игорь у сидевшего напротив парня, – А то у меня бессонница.

Тот на секунду повернулся к собеседнику, покачал головой и снова уставился в окно.

Парню тоже было лет тридцать, он был плотного телосложения, с короткой, почти под ноль, модной стрижкой и глубоко посаженными тёмными глазами. На лице, не по возрасту морщинистом, играла грустная улыбка. Пальцы крутили медную цепочку, и мысли пассажира, казалось, были где-то очень далеко.

– Я, Серега, знаешь ли, всегда мучаюсь от безделья в дороге, – продолжал Игорь. – Правда, так далеко меня ещё не заносило, всё, в основном, Москва, да летом на юга. А тут бесплатная путёвка на Байкал, повезло на халяву. Жена на работе достала, уговорила съездить.

Игорь был, вероятно, из тех людей, которым было всё равно, слушают ли их, лишь бы не лишали возможности говорить – не важно о чём и не важно где.

– Ты тоже питерский? – продолжал Игорь. Сергей покачал головой.

– Только бывал проездом, а сам – из Белоруссии.

– А я всю жизнь, знаешь, в Питере, на Васькином острове, и родня вся там, одним словом, коренной.

Сергей ещё раз посмотрел на попутчика, затем встал, заправил постель и лёг. Достал из куртки дешёвые сигареты, закурил.

– Геолог уже в отрубе, – не умолкал Игорь. – Ну и работа, мотаешься, как говно в проруби. Да ладно, хоть бы за бугор, а то по снеговщине.

– Давай спать, – сказал Сергей, гася сигарету и накрываясь одеялами, – завтра ещё наговоримся.

Утром поезд притормознул на какой-то станции, но скоро снова тронулся и загрохотал на стыках.

Геолог Петрович, проснувшись, спрыгнул с полки, потянулся и громко прокричал:

– Подъём!

– Петрович, тут тебе не казарма, – стащив с головы одеяло, проворчал Игорь. – Чего расшумелся? Вон, Серега ещё спит.

Но Сереги на месте не было.

– В сортире, наверно, или в ресторации. Я сам туда собирался. Странно, что он не подождал – втроём веселее. Спустя полчаса Петрович вернулся в купе.

– Нет его нигде. Может, от поезда отстал. Ночью, вроде, остановка была, надо у проводника спросить. Ещё час поисков ни к чему не привёл.

– А вы вещи-то свои проверяли? – спросил сметливый проводник. – А то сейчас ворья развелось…

Игорь и Петрович переглянулись и молча принялись рыться в своём багаже.

– У меня, кажется, всё цело, – успокоился Петрович – даже деньги.

– У меня, вроде, тоже, – ответил Игорь, но, обыскав карманы пиджака, висевшего на крючке, тут же добавил:

– Чёрт, паспорт пропал. Деньги лежат, а паспорта нет.

– Да ты проверь, может, засунул куда. Кому он нужен-то?

– В пиджаке был, точно, я перед сном проверял.

– А у попутчика вашего вещички-то были? – ввернул проводник.

– Сумка спортивная, но сейчас её нет.

– Неужто сошёл? Он говорил, что ему тоже до Питера надо, по делам каким-то.

– А зачем же паспорт мой забрал? Теперь по милициям чокнешься ходить, восстанавливать.

– А кто он такой? – спросил проводник.

– Да говорил, что из Белоруссии, специалист по лесоповалу, командировочный, какой-то договор ездил заключать.

– Вольному – воля, – произнёс Петрович. – Может, забыл что да вернулся.

Поезд монотонно гремел на стыках.

ЧАСТЬ 1

ГЛАВА 1

– Ну ты орёл! Это где ж ты так научился? В школе милиции, говоришь? Тогда ничего удивительного. Нет, Андрей Васильевич, глянь, что он понаписал. Протокольчик! Надо в газету отослать, в «Санкт-Петербургскую милицию», в раздел анекдотов.

В кабинете начальника уголовного розыска 85-го отделения милиции Соловца сидели молодой опер Миша Петров, закончивший недавно школу милиции, и инспектор Андрей Васильевич Кивинов. Соловец держал перед собой написанный Мишей протокол и указывал тому на допущенные неточности.

– Что, к примеру, означает эта фраза? «Головная коробка расколота в 1 метре от поребрика». Какая коробка? Головная? А может, черепная? Василич, у тебя головная коробка есть?

Кивинов, отвернувшись, усмехнулся.

Далее: «Внутренности мозга разбросаны по асфальту…» Ты меня, Миша, прости за темноту, но где у человека внутренности мозга, я не знаю. И почему они раскиданы по асфальту? Прохожие, что ли, их ногами пинали? Или вот это, сопроводиловка. «Направляется труп гражданина Яковлева для дальнейшего вскрытия и установления причин смерти». Замечательно. Ты что, его уже вскрывать начал? Для дальнейшего вскрытия. Печеночки захотелось свеженькой или сам разобраться решил, отчего Яковлев загнулся? И чем, позволь спросить, его вскрывал? Зубами? Не иначе как. Медик ты наш тибетский. А вот это: «Приложение: один труп и протокол осмотра на двух листах». Круто! Хорошо хоть один труп. Не надо здесь никаких приложений. Это вещдоки можно приложить, а покойника уже не приложишь – он и так приложенный!

– Да ладно тебе, Георгич. Что ты прицепился к Мише? Подумаешь, ошибок наделал, сам что ли не ошибался? Бывает, – вступился за Мишу Кивинов.

– Ошибался, но в конце я даже по пьяни не писал: «Протокол мною ознакомлен». Кому ознакомлен? Кем ознакомлен? Запомни на будущее – протокол тобой либо написан, либо прочитан, но не ознакомлен. Это же официальный документ. Его в морге читать будут. А кстати, – вдруг спросил Соловец, – почему его писал ты? Это ж обязанности прокуратуры.

– Да ты чего, Георгич? – снова вступился Кивинов. – Прокуратуры на убийства-то не дождёшься – следователей нет, а на некриминал они и выезжать не будут. Обычно участковые оформляют. А да, а это что там за Яковлев? Аяврик*, что ль, судимый?

– Он самый – из квартиры вывалился. Как всегда пьяный. А ночью, наверно, полетать захотелось, вышел на балкон, табуреточку поставил и вперёд. Икар. Мордой так об асфальт шваркнулся, что мозги из ушей повылетали. Восьмой этаж, как никак. Да и чёрт с ним. Одним придурком меньше.

– А может, помог кто?

– Да ты что, кому это чмо нужно? Крыша у него потекла от белой горячки. Вот будешь пить столько, тоже улетишь куда-нибудь.

Кивинов опять усмехнулся.

– Я на диете. После свадьбы Дукалиса. Так что не улечу. Так что, отказник? Я про Аяврика.

– Ну а ты что хотел? Миша уже его неделю назад напечатал, вот, на подпись принёс. Значит так, Михаил Павлович, ручку в зубы и новый протокол делать с исправленными исправлениями. Тьфу ты, начитался твоих афоризмов – с исправленными недостатками. Вперёд шагом марш!

Петров поднялся с дивана, взял материал и вышел из кабинета начальника.

Соловец закурил «Беломор».

– Парень-то, вообще-то, толковый, и главное, с неутраченными иллюзиями, так что работает пока, как в школе милиции рассказывали. Но ничего, оботрётся, ты, главное, контролируй его и энергию кипучую в нужную сторону направляй, а то дров наломает. Всё, ступай, к проверке министерской готовься. Тридцать человек обещали прислать. Козлы. Работать и так некому, так ещё и не дают. Чувствую, все деньги с оперрасходов на ребяток грохну, иначе накопают дерьма. Узнай, кстати, где тут водка подешевле.

Кивинов вышел и отправился в свой кабинет. Открыв шкаф, он вытащил секретную макулатуру и начал готовиться к проверке. Пописав с полчаса, он откинулся на стуле и закурил подаренный каким-то потерпевшим «Салем».

Прошло полгода с тех пор, как его, ввиду отсутствия состава преступления, выпустили из внутренней тюрьмы, куда он влетел вместе с другим опером, Сашкой Таранкиным, за неосторожное убийство зама отделения. Собственно, это была официальная формулировка, на самом же деле, просто не установили, чья пуля пробила шею убитого, а сажать двоих за одно и то же даже по нашему закону нельзя. Так что оба отделались «неполным служебным», по сравнению с зоной, наказанием просто замечательным. Таранкин, правда, не оценил заботы руководства и ушёл из органов в коммерцию, где и процветал ныне, а у Кивинова не было коммерческой жилки, и он остался в милиции. Однако время, проведённое в тюрьме, наложило на него свой отпечаток. Кивинов стал тяжелее на подъём, осторожнее и перестал кидаться сломя голову во всякие авантюры, чего нельзя было сказать о Петрове.

Как трудно упрятать за решётку негодяя, натворившего кучу бед и спокойно разгуливающего на свободе, и как легко запереть провинившегося сотрудника или мелкого воришку! Неделю назад следователь арестовал девчонку, у которой нашли пять граммов анаши. формально состав преступления, конечно, есть, но надо ж и голову иметь. Кивинов уговаривал следователя отпустить девчонку на подписку, но в ответ услышал гордое: «Я выполняю свой долг, а мой долг сажать преступников в тюрьму». А часом спустя тот же самый следователь выпустил просто так, даже не на подписку о невыезде, вора, задержанного с фомкой во взломанной квартире, не усмотрев в его действиях криминала. Тот, видишь ли, адрес перепутал. А то, что он трижды судимый, так извините, за это по новой не судят, так что честь труду.

Кивинов уже понемногу привык к таким парадоксам, в отличие от Петрова, который после очередного реверанса следователя прибегал к Соловцу с разведёнными руками я справедливо возмущался, мол, на фига мы тут задницу рвём, преступника разыскивая. Да пусть бы гулял, всё равно отпустят. Да я больше из кабинета не выйду, говаривал он, буду справки строчить.

Соловец успокаивал Мишу, говоря, что это проблема старая, что следователя раскрываемость не волнует, в отличие от уголовного розыска, поэтому каждое раскрытое преступление одним – как серпом по одному месту другим. Но это не вина следователей – их слишком мало, а преступлений много, и наверняка есть негласное указание сверху гробить дела, чтобы не завалить следственный отдел. Десятки дел в результате просто приостанавливаются по надуманным причинам типа болезни или за розыском подозреваемого, которого сами же и выпускают. «Больные» или разыскиваемые, находясь на свободе, снова «бомбят» преступления, возбуждаются новые уголовные дела, тех снова задерживают, снова порой отпускают и снова через пару месяцев приостанавливают дела. Замкнутый цикл. Сыплются в уголовный розыск поручения следователей: «Найти! Задержать! Доставить! Срочно!» Ну вот, напряглись, нашли, задержали, доставили, срочно. «Ах ты, негодяй, почему по повесткам не приходишь? В тюрьму захотел? Вот здесь распишись и в следующий раз являйся, когда вызывают. Всё. Пшёл вон!» И на улице задержанный, встречая опера, ухмыляется: «Порядок, начальник, отпустили…»

Опер сплюнет и пойдёт с горя водку пить – он на этого жука две недели угробил, в засаде высиживал, и всё коту под хвост. Не задерживается и логичный вопрос: «А на фига мне это надо?..»

Одним словом, голова кругом. Кого надо арестовывать отпускают, кого можно отпустить – арестовывают. Как будто дирижёр где-то стоит и палочкой указывает – этого сюда, этого туда. А теперь все вместе – раз! Со второй строчки – два! Да и дирижёр не из головы мелодию берёт, а в ноты смотрит. А ноты – это для него закон. Фальшивить нельзя. А кто ноты сочиняет – композитор. Заказан марш – будет марш, заказан вальс – будет вальс. А заказывает кто? Тот, кто деньги платит. Вот и весь механизм. И нечего голову ломать.

Кивинов посидел минут пять, загасил окурок и вернулся к бумагам. Зазвонил телефон.

– Алло, это из бюро судебно-медицинских экспертиз. С кем я говорю? – раздался приятный женский голос.

– Со мной, Светуля. Неужель мой чудный голосок забыли ваши ушки?

– Андрей, ты что ли? Артист. А где начальник?

– Молодец, Светик, звонишь мне, а спрашиваешь начальника. Будем считать, что начальник я. Слушаю вас очень внимательно.

Кивинов познакомился со Светой лет шесть тому назад при очень романтичных обстоятельствах. Будучи курсантом школы милиции, он вместе с другими поехал в морг на вскрытие трупа – без этого не принимали зачёт по судебной медицине. По пути он отстал от группы, встретив одного из своих знакомых, и в итоге зашёл в морг с центрального входа, где сидели плачущие граждане, тогда как всех остальных провели в прозекторскую со служебного. Покрутившись минут пять среди гробов и не найдя коллег, он без всякой задней мысли подошёл к девушке в белом халате и на весь зал спросил: «Простите, а где здесь экскурсии водят?» Сидевшие в трауре люди оторвали глаза от своих платочков, забыв, казалось, про своё горе, и уставились на Кивинова как на Кашпировского. Девушка в халатике, поморгав глазками, запинаясь спросила:

– А куда вы попали, знаете?

– Конечно! В морг. Здесь наших балбесов где-то водить должны на вскрытие.

До девушки наконец дошло, откуда появился Кивинов, она осторожно взяла его под руку и повела к служебному входу. Девушку эту звали Света. Спустя полчаса они уже пили кофе в «лягушатной» и мило беседовали, не обращая ни малейшего внимания на два выпотрошенных тела, лежавших на столах. Кивинов объяснил Свете, что абсолютно не горит желанием смотреть процесс вскрытия, а с зачётом он как-нибудь разберётся. После этого Кивинов часто встречался со Светкой, во основном, правда, в морге, куда ездил на опознания, или на местах происшествий, где были какие-нибудь трупы. Отношения с врачом-паталогоанатомом у Кивинова были, естественно, замечательные, но не более.

– Андрей, Яковлева вы отправляли?

– Долго жить будет, только сейчас о нём говорили. Вернее, как жить? Тогда в рай попадёт. Да, это наш клиент. А что тебя волнует? Там же всё ясно. «Летучий голландец». Материал уже отказан.

– Да ты понимаешь, конечно, причина смерти очевидна – падение с высоты, ни одной целой кости. Но меня смущает одна деталь. Он упал лицом вниз, и затылок, по идее, пострадать не мог. А у него на темени гематома, причём свежая, минут за десять до смерти получена, расшириться не успела. Похоже, тупым предметом нанесена. Ваши её, конечно, не заметили.

– Да брось ты, Светка. Он же пьяница, мог обо что-нибудь шарнуться. Алкоголь в крови нашли?

– Да, есть. Но я вам на всякий случай позвонила, думала, может, чего подозреваете. А раз отказник, то и я в протоколе эту шишку указывать не буду. А то возбудит вам кто-нибудь сдуру глухаря. Ладно, Андрюша, я спешу, извини. Забегай в морг.

– Нет, уж лучше вы к нам. Пока.

Кивинов повесил трубку. Аяврика он знал хорошо, тот сидел за грабёж в баре, полгода назад вышел, но за ум не взялся, а взялся за стакан. Непонятно было, на что он пил, но недавно Кивинов видел его с пачкой денег. «Значит, ворует», – решил инспектор, но фактов не было, и Кивинов к Яковлеву придраться не мог.

То, что Миша шишку не заметил, ничего удивительного – кому охота в волосах копаться, когда вместо лица – каша? Кивинов сам один раз не заметил шляпку гвоздя в темени покойника, которого осматривал.

Но то, что Аяврика грохнули, он исключал – не та личность. Хотя и на старуху, как говорится…

ГЛАВА 2

Кивинов заглянул в дежурную часть. Дежурный оформлял протокол на пьяницу, помощник читал Чейза. Рядом с ним стоял необычный предмет высотой в полметра, весь покрытый ржавчиной,

– Что это за хреновина? – поинтересовался Кивинов.

– Да снаряд, – не отрываясь от книги, пробормотал помдеж. – Сам, что ли, не видишь, уж два дня стоит.

– И откуда?

– С карьера у пруда. Пацаны нашли. Мы постового поставили, сапёров вызвали, но те так и не приехали, а тут дожди пошли. Витьке надоело там мокнуть, ну он его откопал да сюда и перетащил.

– А сапёры?

– Так и не приезжают.

– Так, может, он боевой?

– Да шут его знает, но мы ж его не трогаем. Если только кто по пьяни заденет.

Кивинов опасливо осмотрел дежурку, осторожно дошёл до дверей и быстро выскочил в коридор.

«Лихие ребята, эти афганцы, – подумал он. – Однако интересно, если рванёт, до кабинета достанет?»

Навстречу из своего кабинета вышел Соловец.

– Андрей Васильевич, я на совещание, оставайся за старшего. Ты собирался куда-нибудь?

– Да всё равно куда, лишь бы от дежурной части подальше. А что там за совещание?

– Маразм очередной. Отчитываться надо, как перекрываем места сбыта похищенного на территории. Да сейчас весь город – сплошное место сбыта, на всех углах продают. Даже в Русском музее бананами торгуют.

– Кстати, Георгич, ходят слухи, что кооператоры хранят бананы в моргах, люди травятся, есть смертельные случаи. Как ты думаешь, туфта?

– Не знаю. Я тут купил пару, съел, так всё ночь покойники снились. Ну всё, я опаздываю.

Кивинов зашёл к Петрову. Тот уже откуда-то приволок молодого паренька и успешно колол его.

Паренёк всхлипнул, вытер слезы грязным рукавом и спросил:

– Михаил Павлович, а если я ещё вспомню что-нибудь, меня под подписку отпустят?

– С каждым названным эпизодом шансы на подписку резко возрастают, – с самым серьёзным видом врал Миша.

– За что его? – спросил Кивинов.

– Серьги рвал с девчонок, гадёныш, а теперь вот каяться не хочет.

– Слушай, джигит, так ты бы вставил себе серьгу в ухо, сейчас модно, да и рвал сколько влезет. А?

Парень всхлипнул.

– Миша, посади этого архаровца в камеру, есть дело, поможешь.

Петров вывел парня. Кивинов задумался. С моральной точки зрения метод Миши был несколько грубоват, но, с другой стороны, и парень, вроде, не ангел. В общем, сложный вопрос. Когда Петров вернулся, Кивинов спросил:

– Ты у Аяврика в квартире был?

– Конечно, сам и опечатал.

– Есть там что-нибудь интересное?

– Да что там может быть? Хуже, чем в курятнике – вонища да грязь одна.

– Ключ у тебя?

– В дежурку сдал, если из жилконторы не забрали, значит, там лежит.

– Пошли в адрес, посмотрим ещё разок.

– Тебе что, делать нечего? Я лучше с грабителем закончу. Да и дождь начинается, брось ты.

– Пойдём, пойдём, не ленись. Кабинет пока от никотина проветрится.

Опера вышли на улицу.

– Андрюха, ты думаешь, его скинули?

– Не знаю, просто хочу квартиру посмотреть. 

– Зачем?

– Миша, ты вот сейчас парня колол. Зачем?

– Как зачем? Чтобы эпизодов больше было, палок сразу сколько срубим.

– Меня откровенно радует наша система. Ты недавно работаешь, а слово «палка» уже на первом месте. Это я не в укор тебе лично. Ведь люди приходят в милицию не для того, чтобы она срубила палку, а чтобы им помогли. Вся жизнь у нас какая-то палочная, и не только в ментовке. Может, мы и живём для палки? Родился, умер – поставьте галочку, мол, был такой-то, кто следующий?

– Слушай, а если окажется, что Яковлева убили, мне что будет? Я же отказник печатал.

– Что, что – выкинут из органов к чёрту. Да не бойся, шучу, и так работать некому. Получишь выговор, это мелочи, у меня уже штук пятнадцать-шестнадцать. А с Яковлевым разберёмся, я тоже думаю, он сам упал. Ты с соседями не беседовал?

– Нет, заяв много было. Труп оформил, и всё. Может, участковый сходил?

– Не смеши. Ему это надо? Сдох подопечный – меньше возни с проверками. Ну вот, доползли.

Квартира Аяврика была опечатана. Миша сорвал свою печать, открыл дверь. Однокомнатное убожество. Великолепный проект, великолепное содержание. В советской стране не должно быть богатых. Ну-с, поглядим.

Кивинов зашёл на кухню – груда бутылок, сгнившее варево, стайка тараканов на косяке. Извините, ребята, за беспокойство, но хозяин вас баловал, ну-ка кыш!

Бутылочек не сдавал, значит, было на что жить. Так, а что у нас на лоджии? Вот скамеечка. Удобно: встал – и прыг. «Как безмерно оно, притяженье земли», кажется, так Лещенко пел. Только зачем тут скамеечка с кухни, когда рядом ящик стоит? Встал бы на него. Ну, а что в комнате? Мебель типично советская – стол и тахта. Всё. Прекрасно. Советскому человеку роскошь ни к чему. Соль рассыпана, солонка на полу, как будто случайно. Что ей тут солили, непонятно. Стол, что ли, пустой? Нет, Аяврика пришили не профессионалы, и это радует. Скамеечку подставили – сам, мол, принес, соль рассыпали, чтобы собачка не унюхала лишнего. Дураки. Докуда вас собака в городе приведёт? Правильно, до ближайшей остановки, где нагадит и облает прохожих.

Хорошо хоть сдуру письмо предсмертное не оставили, как в книжках: не ищите, мол, виноватого я сам, честное слово! Из-за любви. Да, Аяврик, кому-то ты помешал, а у нас не забалуешь – чуть что, и в окно, без парашюта. Пока долетишь, поймёшь – был не прав. Хорошее слово – не прав. Не прав, и всё, до свидания.

Кивинов посмотрел в окно. Дождь лил стеной.

– Придётся тут ночевать.

– Делать, Андрюха, тебе нечего. Все вымокнем, пока вернёмся.

– А я и не спешу.

Так, что дальше? Пораскинем мозгами, как покойный Яковлев. Прихожая. С неё начинать надо, как в учебниках сказано. Курточка типа «Китай – Польша – Турция», рваная чуть-чуть. Кармашки. Это святое дело, там самое интересное. «Беломор» – Георгичу подарю. Зажигалочка «Крикет» – себе оставим, хиповать. А это что? Бумажка. Ого, круто. Хорошая бумажка. Счёт ресторана «Плакучая ива». Это на Стачек, русско-испанский, за валютку. На сколько он покушал? Сто сорок два бакса, однако. Явно не огурцы. Кто ж тебя поил, родной? Хочешь сказать, что сам? Не поверю. Наследство получил от бабушки в Америке? Сомневаюсь, нет у тебя бабки. А собственно, какое ваше дело, товарищ опер, откуда у меня валюта? Я свободный человек, статью 88-ю отменили, так что дело не пришьёте.

Да не собираюсь я дело шить, ты же умер, упал. Сам. Вот и лежи в могиле. А счёт я заберу, надо же, как культурно. Мучас грасиас, заходите ещё. Даже дата стоит. «Миша, когда он выпал? Совпадает. Это после ресторана тебя скинули? Всё, нечего тут больше делать.»

– Миша, ставь свою лейблу на дверь и отчаливаем, хотя постой, всё равно дождь. Давай по квартирам пройдёмся, может, кто что видел. Сейчас вечер, многие дома должны быть, только, Миша, ради Бога, вежливо – сначала ксиву, а уж потом в морду. Тьфу ты, пардон, потом вопросы. Давай, ты вниз, я наверх.

– Лихо. Вверху – один этаж, а внизу семь.

– Хорошо, поровну поделим, пошли. Спустя полчаса коллеги воссоединились на четвёртом этаже.

– Ну как там? – спросил Кивинов.

– Есть кое-что. Парень с пятнадцатой квартиры около двенадцати ночи с собакой гулял, видел, как «Волга» белая подкатила. Аяврик с водителем вышли – и в подъезд. Аяврика он хорошо знает, тот в стельку был. Парень подумал, что его просто кто-то до дома подвёз.

– Номер «Волги», конечно не запомнил?

– А на фига ему. Правда, надпись на стекле разглядел – знаешь, модно сейчас под крышей лепить – «феррари», а на капоте две кляксы зелёных. Тачка как раз под фонарём остановилась.

– Да, маловато. Ладно, дождь кончился, пошли.

– Ты, умник, свои умозаключения при себе держи. Тебе что, больше заняться нечем? Сколько у тебя на территории краж квартирных? А грабежей? Вот ими и занимайся. У нас и так завал с тяжкими. А в прокуратуре на глухари взгляд один – мы возбудим, вы раскрывайте. Им проще возбудить глухое убийство, чем потом отписываться, что не доглядели.

– Георгич, это всё, конечно, правильно, но я же не предлагаю тебе мои мысли в прокуратуру передавать. А Аяврик, хоть и паразит по жизни был, но всё ж жить-то, наверно, хотел. Между прочим, он постукивал мне, но ничего полезного – кто где самогон гонит. Слушай, а может, в убойный отдел позвонить, Борисову, заинтересовать, а?

– Ты совсем заработался. У них с очевидными убийствами завал, а ты хочешь невозбуждённое подсунуть. Кончай, я тебе говорю, вон ваучеры кто-то у старух отбирает, говорят, в маске или в чулке. Пропасёт у сберкассы и в подъезде сумку рвёт. Уже восемь глухарей. Вот и лови бойца этого.

– Я всё-таки позвоню.

– А, – махнул рукой Соловец, – делай как хочешь.

Кивинов вышел. «Соловец, конечно, по-своему прав – его за низкую раскрываемость на каждом совещании долбят. Да и работать некому. Из десяти человек, полагающихся по штату, в 85-м отделении работало четверо – он, Петров, Дукалис да детский опер Волков. И у каждого куча материалов, заявлений и преступлений. Тут не до жиру.»

Кивинов заглянул к Дукалису. Тот что-то стучал на машинке, смоля «Беломор».

– Представляешь, – произнёс он, увидав Кивинова, – до чего дожили? Приходит ко мне сейчас мадам, симпатичная, двадцать лет, — Дукалис заглянул в блокнот, – Юлией звать. Судимая по малолетке за грабёж. Понимаете, говорит скромно так, мне помощь нужна в интимном вопросе, а сама мнётся вся. Я ей, мол, всегда готов оказать. Да нет, говорит, я о другом. В общем, я после освобождения и никуда не устроиться. Денег нет, мать больная, надо операцию делать, валюта нужна. У вас связей нет в гостиницах хороших, чтоб меня туда взяли? Я сначала не понял – зачем, спрашиваю. А она: ну что вы такой недогадливый, всё за этим. За валюту. Тут, конечно, до меня допёрло. А что, сама не можешь? Сейчас контор ваших полно. Вы понимаете, мне же много не надо. Вы не волнуйтесь, за мной не пропадёт, я ж судимая, вашу кухню знаю. Информация через меня проходить будет, глядишь, и вам перепадёт что.

– Ну, а ты? – спросил Кивинов.

– Что я? Обещал, конечно, пристроить, хотя как, ума не приложу.

– Позвони Бомареву, в «Карелию». Может, подскажет чего.

– Позвоню. Странно, всё-таки, проститутка приходит в милицию работу искать. Рассказать – никто не поверит, хотя с нашей жизнью – ничего удивительного.

Кивинов вернулся к себе, набрал номер, спросил Борисова – опера 22-го убойного отдела, курировавшего Кировский район, и в двух словах рассказал историю про Аяврика.

Как и предполагал Соловец, ответ был однозначным – «кончай мурой заниматься». В районе уже 183 убийства, не хватает ещё с самоубийством возиться. Лучше ОПД свои проверь, чтоб справок побольше было – скоро комиссия нагрянет.

Кивинов вздохнул и положил трубку. А может, правда, справки писать? И не лезть никуда. Всё равно никому ничего не надо. Аяврику, по крайней мере, точно.

В кабинет постучались.

– Войдите, – отозвался Кивинов.

На пороге возникла уникальная в своём роде личность Анатолий Сергеевич Крылов, выражаясь протокольным языком, лицо без определённого места жительства и занятий. Год назад Толя – мужик сорока с небольшим лет – выйдя из мест лишения свободы, где пребывал два года за хулиганство, понял, что с пропиской в городе Питере у него пролёт, ввиду отсутствия жилплощади и родственников. Поэтому он, не долго думая, пришёл в 85-е отделение и предложил свои услуги в качестве внештатного сотрудника в обмен на возможность гулять по городу и не быть задержанным за нарушение паспортного режима. В то время в уголовном кодексе ещё имелась такая статья.

В отделении Толя нарвался на Кивинова, который, выслушав бомжа, предложил ему более подходящий вариант – помочь с поселением в общежитии и устройством на работу. Толя отреагировал на предложение бурным отказом, заявив, что на советскую власть спину гнуть не собирается. Кивинов тут же понял, что Толя по натуре просто лентяй. Как впоследствии выяснилось, он ещё был лентяем, любящим выпить.

Короче говоря, Кивинов расстался с Крыловым по-деловому и условился, что Толя будет в силу своего положения заниматься сбором полезной для милиции информации, а Кивинов в долгу не останется – станет помогать тому бороться за своё существование в демократическом обществе. Постепенно отношения Кивинова с бывшим подсудимым перешли на полуприятельские рельсы. Толя нередко посещал отделение, а иногда и оставался ночевать в кабинете опера, на его диване, особенно, в холодную погоду. Всё свободное время он проводил среди бомжей и нищих на вокзалах, возле церквей и часовен.

Воровством он не занимался, но как-то раз Кивинов видел его у Владимирского собора с протянутой рукой и с костылем под мышкой. Толя очень натурально изображал нищего инвалида, благо внешний облик его был весьма под стать. Несмотря на свои сорок лет, выглядел он на все шестьдесят, всегда загорелый и небритый, но зато с причёской уголовника, в старых кивиновских вещах или шмотках, которые Толя собственноручно отрыл на помойках. Ночевал он, где находил место, – на тех же вокзалах, в церквях или просто на чердаках. Кивинов помогал ему деньгами и продуктами, хотя денежная помощь шла в основном на спиртное. Иногда Толя чуть ли не ежедневно посещал отделение, но иногда пропадал по несколько месяцев, из чего Кивинов заключал, что он нашёл денежную жилу или временное жильё, но в конце концов тот вновь появлялся в милиции.

Находясь в гуще жизни питерского дна, он порой оказывал уголовному розыску неоценимые услуги. Пару месяцев назад он помог выловить большую группу торговцев анашой, а один раз даже раскрыл убийство.

– Здорово, начальник! – Крылов зашёл в кабинет и упал на диван. На Кивинова пахнуло подвальным запахом, перемешанным с потом и пивным перегаром.

– Здорово, Анатоль, раб божий, ты из какой гостиницы?

– Лавка № 7, второй этаж Московского вокзала. Только не повезло сегодня. Менты в двенадцать ночи всех без билетов выгнали, ночевал на батарее в подвале, все бока отлежал и ни фига не выспался. Пусти на диванчик.

– Перебьёшься, сейчас не зима. Могу предложить «аквариум» в дежурной части, там пока никого – постовые с четырех часов заступают.

Толя икнул.

– Ладно, только предупреди своих, чтобы не шумели, пока я сплю. Не выношу гама.

– Есть, ваше превосходительство, не извольте беспокоиться.

Толя вытащил из кармана мелочь, паспорт и положил на стол. Затем засучил штанину.

– Смотри, какую штуку отхватил. На ноге синела гноящаяся язва размером с яблоко. Кивинов отвернулся.

– Ты где эту заразу подцепил? А ну, вставай с дивана. Толя рассмеялся беззубым ртом.

– Что, купился?

Затем оторвал язву от ноги и тоже положил на стол.

– Заграничная. Бомж один подарил, он дом на Украине в наследство получил, а мне это на память оставил. Смотри – как живая.

– Паразит, да на десять таких, как ты, один настоящий нищий приходится. Пошёл вон отсюда!

– Ты же обещал дать поспать.

– Ладно, пошли.

– Через два часа разбуди, у меня встреча с американским послом в консульстве.

ГЛАВА 3

Усадив, а точнее, уложив Толю в "аквариум" и вооружившись фотографией Аяврика из фототеки ранее судимых, Кивинов, захватив с собой Петрова, поехал в «Плакучую иву».

Времени с самоубийства Яковлева прошло порядочно, но, учитывая его специфическую внешность, можно, пожалуй, выяснить, с кем тот пил. Такие люди, как покойный, нечасто посещают русско-испанские валютные предприятия общественного питания, особенно, в курточках типа «Польша – Турция – Китай».

Ну вот, приехали. С чего начнём? Так, вратарь, явно не испанец, хотя чего-то там лопочет: «Си, си, бьенбенидас, сеньор!» Выучил пару слов на все случаи жизни, полиглот. Здоровый, однако, но вроде вежливый. Ну, с тебя и начнём.

– Миша, ты пока не отсвечивай, зайди внутрь, оцени комфорт и меню. Нет, нет, закуску брать не надо, мы в таксопарке уже пообедали. Забыл, что ли?

Кивинов направился к швейцару.

– Ну, амиго, мужичка этого тут не наблюдал? Да расслабься, мы не за тобой приехали. Что побледнел-то? Язык русский забыл? Ну, тужься, тужься. Не помнишь? Жаль, А двадцать пятого ты тут вахтёром был? И это не помнишь? Да посмотри внимательно, нет, не иностранец, наш, доморощенный, курточка, правда, иностранная. Всё равно не помнишь? Ну, вспоминай пока, как там тебя? Серега? А фамилия? Балдинг? Здорово, немец, что ли? Русский? Ну, молодец, вспоминай.

Побеседовав с вышибалой, Кивинов пошёл искать главного. Как правильно называлась его должность, он просто представить себе не мог, может, директор, может, администратор, а может, вообще, шлагбаум, короче, главный.

У входа в зал на скамеечке дремал ОМОНовец в пятнистой форме. Кобура на портупее свешивалась до самого пола. Страж порядка.

«Сознательный, – подумал Кивинов. – В свободное от службы время ресторан охраняет. Если б все такие были, давно бы с преступностью покончили. Надо будет у него уточнить, какие нынче расценки в час – бакс, два, а может, уже пять? Ну, пусть спит, ему ещё в ночь работать».

О, кажись нашли. «Двойной Ван-Дамм» с бабочкой у дверей.

– Пардон, полиция, нам туда.

– Вы главный?

– Проходите, ребята. Нет, я не главный, я зам по коммерческой части. Дайнего Виктор Андреевич. Правильно, как художника, но не родственник. А картина его. Красиво? «Эльдорадо» называется, подлинник, конечно. Присаживайтесь. Кофе? Сигареты?

– Спасибо, Виктор Андреевич, у нас свои. – Кивинов извлёк дареный «Салем». – Спичек только нет.

– А вот возьмите на память. Интересная штучка. Как газ кончается – девушка раздевается. Последний писк. Привез несколько штук из Франции.

Кивинов щёлкнул и прикурил. Плечи у красотки чуть оголились. Здорово, надо срочно начать курить.

– Собственно, Виктор Андреевич, мы узнать заглянули, кто двадцать пятого работал. Из официантов. Взгляните. – Кивинов показал счёт. – Подпись чья?

Дайнего нацепил очки.

– Да, да, он сегодня здесь. Минутку. Игорёк, найди Молодцова, пусть подойдёт. А что, молодые люди, работёнки много? Преступность растёт?

– Хватает. Года три назад пять квартирных краж в месяц – это ЧП, а сейчас шесть-семь в день – это норма, и никто не волнуется.

– Что, милиция хуже работать стала?

– Да при чём тут милиция? Если экономика в яме, то почему милиция должна быть самой передовой в мире? Вот платили бы, как вы омоновцу при входе, ну, тогда, может, что и изменилось бы. Хотя и зарплата, конечно, не главное. Преступность – это следствие развала общества, так что бороться с ней прежде всего политикам и экономистам надо. А мы так, шушеру ловим.

– Я вижу, вы человек грамотный, не хотели б консультации нам иногда оказывать по вашей линии? Знаете, иногда возникают проблемы. Мы бы в долгу не остались.

– Я подумаю.

– Подумайте. А позвольте спросить, что там Молодцов натворил? Обсчитал? Так он недавно работает. Бывший военный лётчик. Мы всё возместим, если что.

– Да нет, не волнуйтесь. Со счётом всё в порядке, просто надо поговорить.

– Ну извольте, а вот и он. Я вас оставлю. Валера, тут к тебе ребята из органов.

Молодцов присел.

– Валерий, по отчеству, извините, не знаю, взгляните – ваша квитанция?

– Моя.

– А вот эту рожу не узнаёте?

– Как же, этого козла и не запомнить? Да он весь стол заблевал, нажрался как свинья.

– И что – на сто сорок баксов?

Валера замялся.

– Ладно, амиго, это твои проблемы, – успокоил его Кивинов. – С кем он пьянствовал?

– С мужиком одним, он бывал тут пару раз.

– Что за мужик? Имя? Фамилия? Адрес?

– Я-то откуда знаю? Что, у всех клиентов имя спрашивать должен?

– Так, Миша, дуй в бухгалтерию и найди первый экземпляр счёта, это ведь копия. Посмотри, на сколько Аяврик наел.

– Не надо, не надо, – запротестовал Молодцов.

– Боишься выгонят?

– Да, уходить не хотелось бы.

– Ну так в чём же дело?

– Вы же понимаете, тут лишнего болтать нельзя, особенно, милиции. Если что, язык отрежут вместе с ушами – закон омерты.

– Валера, мы порядочные люди. Всё сугубо между нами. Ну, кто это?

Молодцов вздохнул.

– Не подведите меня. Это приятель Балдинга, ну, вышибалы. Того, что на воротах сегодня. Вернее, я их вместе видел.

– А Балдинг что из себя представляет, по жизни? Что-то он меньжуется слишком.

– Я с ним мало общаюсь. Говорил, что судимый. Со своими не борзеет. А чем занимается, не знаю.

– Ну, а на ваш взгляд, какие отношения между ним и мужичком тем? Знаете, иногда за один раз можно определить: дружеские, неприязненные – ну, вы понимаете, о чём я.

– Мне кажется, Балдинг как-то по-хозяйски с ним общался. Это моё мнение, хотя, может, и неверное.

– Ладно, благодарю. Если кто будет спрашивать, о чём я с вами беседовал, скажете – видел драку в зале, расспрашивал. И никому ничего лишнего, прежде всего, это в ваших же интересах.

Молодцов быстро исчез.

– Миша, тащи этого Балдинга сюда, повезём в отделение, там поговорим.

Миша исчез вслед за Молодцовым.

– Хм, – усмехнулся Кивинов. – Военные лётчики холуями работают. Да его за границей валютой бы засыпали только за то, чтоб за штурвал какого-нибудь «Миража» сел. Ну, СНГ, страна национальных героев.

Через минуту Петров прибежал назад.

– Сбежал, нигде нет. Только что был, сказали, но ливрею снял, тачку поймал и уехал, даже «асто маньяно» не сказал.

– Прокол, чёрт. Ну, ничего, дома достанем. Где там Дайнего?

– Я тут. – Дверь распахнулась.

– Виктор Андреевич, поищите адресок вратаря вашего, Сергея, как его там, не помню. Дайнего смутился.

– Боюсь, не могу вам ничем помочь. У меня нет его адреса.

– Как нет? Ну, отдела кадров у вас нет – это понятно, но, пардон, своих сотрудников вы же должны знать.

– Понимаете, молодой человек, – смутился зам, – как бы вам объяснить? Нас ведь курируют, как и остальных в городе.

– Кто курирует? – не понял Кивинов.

– Кто, кто? Рэкет. Так они своих людей для контроля тут сами и оставляют. Приводят и говорят, что этот или этот будет у вас работать. Протестовать бессмысленно. Так Сережа – это их человек, я и фамилию-то толком не помню.

– А куратор кто?

– Ну, вы уж много хотите. Я вам и так лишнего наговорил.

– Да чего вы так волнуетесь? Я сам узнаю, если что. Эка проблема. Кто там, малышевцы, тамбовцы, чеченцы? Пошли, Миша.

– Миша, прокинь по адресному бюро этого Балдинга. Фамилия редкая, должны знать.

Петров стал накручивать номер.

– Готово, – через пару минут ответил тот. – На Большой Зеленина. Вот и телефон. Это где?

– На Петроградской. Давай, звони, только не разговаривай, если ответят, положи трубку. Ну, в общем, ты знаешь.

– Молчат.

– Так, надо туда ехать. А если дома никого – ждать. Там, наверняка, коммуналка, кто-нибудь из соседей придёт.

Вошёл Соловец.

– Андрей Васильевич, всё бросай, завтра в десять утра наезд на кооперативную стоянку № 8 на твоей территории. Организуй.

– Наездами ГАИ занимается, – схохмил Кивинов.

– Ты не остри, я подробностей не знаю, но вариант серьезный. Мне начальник РУВД позвонил и попросил организовать.

Посторонний человек вряд ли бы догадался, что от него требуют, но Кивинов понял: надо организовать задержание рэкетиров.

– Георгич, я хотел на Петроградскую ехать, – с надеждой в голосе сказал Кивинов.

– Никаких Петроградских. Будет нужна помощь, вызови омоновцев. Завтра надо доложить руководству. Соловец вышел.

– И вновь продолжается бой, – – вздохнул Кивинов. – Задолбали эти наезды. Работать не дают. Мода, что ль, на них? В свободном обществе свободный выбор профессий. В рэкетиры б я пошёл – пусть меня научат. Уже до госпредприятий добрались. Входят в кабинет какого-нибудь директора бритоголовые ребятишки-гоблины, у которых объём мускулов обратно пропорционален объёму мозгов, и говорят:

«У вас шарага богатая, а охраны нет, так что придётся раскошеливаться». Наезд, одним словом. Директор от неожиданности ручку прикуривать начинает, не зная, что и сказать. А они: «Ежели не договоримся, квартиру вашу мебилированную кто-нибудь освободит, или тачка ночью погорит случайно, или жена пропадёт. Да мало ли, что случиться может?» – «Ребята, вы что, откуда у меня деньги? Концы с концами не свести». – «А договорчик с финнами? Или забыли? У нас всё точно». – «Откуда? Ведь не знает никто!» – «Ха-ха-ха, а это, дядя, наши секреты. Ну так как?» Директор ручку изо рта вынет и новую статью заводит – накладные расходы. Бывает, конечно, и несерьёзные ребята, попугают, а вдруг повезёт и заплатят, но в основном группировки крутые, зря пугать не будут. Коммерческий магазин на Юго-Западе уже трижды обстреливали, а первого директора во Всеволожском районе нашли, в холодильнике. В лесу. Обидно, что в рэкет всё больше и больше народа втягивается. Целое поколение. Поколение гоблинов. Конечно, бандиты себя вольготно чувствуют – вымогательство доказать трудно, а иногда и невозможно при нынешних следствиях и законах. За последние три года наше отделение задерживало групп пятнадцать, но никто из задержанных так и не сел, даже до суда дело не доходило, всех сразу отпускали ввиду отсутствия состава преступления. А на другой день снова в отделение прибегал потерпевший со следами насилия на лице и логическим вопросом: «Почему их выпустили? Они же вымогали».

Кивинов вздохнул и стал звонить знакомому командиру ОМОНа.

ГЛАВА 4

Утром Кивинов, Петров, Волков и взвод омоновцев в полном вооружении, в бронежилетах и касках рассредоточились вокруг стоянки. В кустах небольшого парка напротив то и дело мелькали зелёные куртки. День выдался хороший, дождя не было, и светило уже неяркое, осеннее солнце. Кивинов и Петров пошли на разведку к сторожу.

Тот спокойно сидел в своей каптёрке и пил чай из блюдца.

– Здорово, отец. – Кивинов махнул удостоверением. – Мы из милиции. Кто тут на тебя наезжает?

– А, очень хорошо, ребятки, что подошли. – Лицо сторожа расплылось в слащавой улыбке. – Присаживайтесь на диванчике.

– Да ничего, мы постоим. Что тут у тебя за проблемы? Что за наезд?

– Вот слушай. Сижу вчерась здесь, чаёк пью, а тут буржуй какой-то на иномарке заезжает, и прямо, понимаешь, на мой газончик. А у меня тут петрушка, укропчик посажен, а он, значит, задним колесом на грядку и наехал. Я, конечно, выхожу и прямо-открыто, в глаза и говорю: «Ты, что ж, зараза, сволочь противная, на грядку наехал? Бельма разуй, что ли. Скоро зима, что я жрать-то буду?» А он: «Кто ж, батя, осенью укроп сажает? Ты бы ещё тут киву какую-нибудь посадил». Я ему: «Не твоего, мол, ума дело, не ты саживал, не тебе и наезжать». А он, гад, после этого козлом меня обозвал старым, сел в свою колымагу, газанул мне в лицо и был таков. Ну, я говорю, не на того напал. Не знает он, паразит, что начальник РУВД здесь свою машину ставит и со мною завсегда здоровается. Я номерок-то записал машины, да позвонил. Так и так, Николай Лексеич, наехал тут один на газончик да ещё козлом обозвал. Он обещал помочь. Так что, ребятки, принимайте меры, – закончил сторож, протягивая Кивинову бумажку с номерком машины.

Тот долго смотрел на номер и соображал. Ничего не понимаю. А где ж вымогательство? Где же наезд? Может, адрес не тот? Да нет, всё верно – КАС-8. Стоп! Он же на газон ему наехал. Всё, дошло, вот что значит дедукция. Начальник слово «наезд» услышал и обещал помочь, до конца не разобравшись – занят был, наверное. А это ведь на газон наезд, на укроп, а не рэкет.

Кивинов взглянул на сторожа и произнёс:

– Знаешь чего, батя? Козёл ты старый. Миша, иди снимай омоновцев, скажи, рэкетиры сами сдались,

Пока сторож не пришёл в себя от столь неожиданного оборота, Кивинов с Петровым вышли из каптёрки и направились к воротам. Под ноги с лаем бросилась мелкая собачонка.

– Пшла вон! – рявкнул Кивинов. – Пристрелю! – и показал пистолет.

Собачонка нырнула под каптёрку.

– Э, нет, молодой человек, подождите. Вы мне сначала фамилию свою скажите, я вам этого так не оставлю, понимаешь ли!

– Ганс Дитрих Геншер, – ответил Кивинов, сплюнул на газон с укропом и пошёл к машине.

Вернувшись в отдел, Кивинов упал в кресло. На Петроградку не поехали, сколько там на моих? Одиннадцать. Сейчас передохну и сгоняем. На метро, быстро. Надо всё-таки с Балдингом повидаться.

Зазвонил телефон.

– Алло, вы мне не подскажете, я щенка купила, спаниеля, чем мне его кормить? – раздался приятный женский голос.

– А куда вы звоните?

– Как куда? В милицию.

– А при чём тут милиция? – не понял Кивинов.

– Но ведь милиция с собаками работает. Так кому как не вам звонить?

«Логично», – подумал Кивинов, почесав затылок. Чем кормить спаниеля, он не знал.

– Вы дежурному перезвоните, – ответил он и продиктовал номер.

«Сегодняшний дежурный – мужик простой, – подумал он, повесив трубку. – Он уж ей ответит, чем кормить щенков. У неё самой аппетит пропадёт. Всё – то наезды, то щенки – сваливать надо».

– Миша! Составь компанию!

– Ну и что ты у него узнаешь? С кем Аяврик пил? Или почему он удрал? Да может, у него живот схватило или про утюг невыключенный вспомнил, а ты версии строишь.

— Ты слышал, что Дайнего сказал? Он из мафии, и к тому же судимый. С судимыми проще язык общий найти, чем с дилетантами. Они на своей шкуре всё испытали. Я тебе по дружбе секрет открою, так уж и быть. Кто нам, в основном, помогает? Стучит, то есть? Как ни странно, судимые. Во-первых, они знают больше, а во-вторых, многие таким образом откупиться хотят. Сам воруй, но и милицию не забывай, что-то доводят до сведения. Вроде как к ним и отношение другое – помягче. Так что Балдинг, может, что-нибудь и расскажет. Рыльце у него, чувствую, в большом пушку. Может, конечно, и не повезёт пошлёт нас подальше или вообще дверь не откроет. Бывает и так, но мы попробуем. Он пока единственный, кто того мужика может нам сдать, того, с которым Яковлев в «Иве» пил. Судя по всему, тот у Балдинга шестерит, как Молодцов говорил. Так, кажется, это его дом, ну-ка, найди номер.

Большой красный дом на Зеленина, с колоннами на фасаде и гастрономом внизу. Ага, подъезд. Кажется, здесь.

– Что будем делать, если его дома нет?

– Подождём.

– Сколько? Пару недель? А вдруг он тут вообще не живет? Прописан только?

– Звони.

В ответ – тишина. Миша дёрнул ручку. Дверь распахнулась. Замок – ригель, без ключа не закрыть. Заходи кто хочешь. Тук-тук. Хозяин, ау.

В центре однокомнатной квартиры на пушистом ковре лицом вниз лежал Балдинг, голова его была закрыта подушкой. Кивинов на цыпочках подошёл к нему и откинул подушку в сторону. Говоря Мишиным языком, головная коробка была разнесена выстрелом в упор.

В подушке виднелась прожжённая пулей дыра. Хороший глушитель. Кивинов оглянулся. А квартирка ничего – аппаратура «Тыр-пырсоник», «маде ин джапан», значит, Тайвань. Костюмчик крутой на покойном, девочки на стенах.

Кивинов вздохнул, вспомнив про «наезд». А могли бы успеть.

"Ну на фига я сюда влез, а? Не сунулся бы, глядишь, и Балдинг жив-здоров был бы. А так лежит тут с коробкой, вернее, с дыркой в коробке. Всё, завязал. Сейчас свалим отсюда и плевать на всё, а то самого грохнут, как Балдинга".

– Миша, кончай курить и не гаси хапец о полировку. Значит так: если докопаются, что мы его в «Плакучей иве» искали, скажем, что он драку видел, хотели спросить. И всё. А про Аяврика ни слова. Тогда точно нам глухаря возбудят, Соловец меня прибьёт.

– А как сообщить, что он умер?

– Ты в детстве хулиганом не был? А я был. Пойдём покажу. Дверь пошире, настежь, звони соседям. А что теперь? Как что? Бежать!

ЧАСТЬ 2

ГЛАВА 1

Прошло две недели. Министерская проверка уехала. Соловец истратил все деньги с оперрасходов, впрочем, как и предполагалось. Курьер «отделение-магазин» работал без перерыва. Когда же ревизоры уехали, Соловец так и не понял, что они проверяли.

Опер 22-го убойного отдела Главка, а если официально – отдела по раскрытию убийств, Гриша Борисов развалился на диване у Соловца. Рядом сидел Петров и смолил сигарету.

– Я к вам из Петроградского района, посадили на убийство Балдинга. Глухо как в танке, даже не установить, где работал. А когда перспективы нет, я не люблю, поэтому и сбежал оттуда. Если начальство искать будет, я где-нибудь тут, старое убийство раскрываю. Как говорится, старый труп лучше новых двух. Ха-ха-ха.

Гриша был слегка не в форме. В его «дипломате» что-то перекатывалось с характерным позвякиванием, причём по тембру угадывалось, это «что-то» уже почти пустое.

– Знаешь, Георгич, как говорится в армии, все наши беды от незастёгнутой верхней пуговицы.

– Ты это к чему? – не понял Соловец.

– Да вот к чему. Я недавно в Выборгском районе был – там жена мужа по пьяни ножом пырнула, он кровью истёк и помер. Местные опера девчонку до полусмерти затра… замучили. Она сидит, ревёт и ничего не говорит, а потом вообще какую-то ерунду стала выдумывать насчёт того, что он сам себя. А я взял её, заперся в кабинете, поговорил ласково, успокоил, ну, она мне явку с повинной и написала. Я это к чему – в нашей работе не крик и кулак нужны, а голова. Нужно к человеку в душу влезть, понять его, посочувствовать, а то мы по старинке, нахрапом. Молодёжи учиться и учиться у нас, стариков. Вот ты, – обратился он к Петрову, – когда я к тебе заглянул, с кем мучился?

– Так, с мужиком одним. Он деньги у соседки по коммуналке спёр, а признаться не хочет.

– Давай его ко мне, сейчас я с ним спокойно поговорю, и он мне всё расскажет. Главное – убедить. Миша снял трубку местного телефона.

– Это Петров. Там, в камере, человек за мной сидит, его сейчас Борисов возьмёт поработать.

– Где тут у вас место есть, чтобы не мешали?

– Оставайся у меня, – сказал Соловец. – Я всё равно скоро уеду, а пока у Миши посижу.

Борисов привёл человека из дежурки и заперся у Соловца. Тот перешёл к Петрову. Минут пятнадцать в кабинете Соловца было тихо.

– Интересно, расколет? – спросил Петров у начальника. Тот пожал плечами, и в этот момент сокрушительный удар потряс стену кабинета.

– Ого, – удивился Соловец. – Это где?

– Где, где – у тебя!

К Петрову заглянул Кивинов.

– Это у вас?

– Нет, – ответил Соловец, – Это Борисов в душу влезает, и кажется, очень настойчиво. Правильно это он сказал – в нашем деле без головы нельзя, без чужой.

От второго удара со стены Мишиного кабинета рухнул портрет Феликса Эдмундовича Дзержинского.

– Слушай, он что там, стены ломает?

– Да, чьей-то головой.

Заглянул Волков.

– Мужики, там в камере один орёл мой сидел, а сейчас нету. Вы не забирали?

Петров с Соловцем дружно переглянулись.

– За что? – спросил Соловец.

– Да я с улицы его притащил, он прямо под моими окнами гадил, хотел мозги ему прочистить.

– Как твоего фамилия? – обратился Соловец к Петрову. Стена снова вздрогнула.

– Он прибьёт его там. Мартынов – фамилия.

Соловец схватил трубку телефона:

– Алло, это Соловец, спроси у мужика в камере, как фамилия. Мартынов? А другой где? Борисов забрал? Всё, отбой! Черт, он не того колет!

Соловец бросил трубку, и в этот момент дверь распахнулась, и в кабинет зашёл потный и усталый Гриша. Рукава его рубашки были засучены, в зубах торчал потухший окурок.

– Фу! – Он упал в кресло. – Всё, расколол. Вот паразит, а сначала: «Какие деньги? Какие деньги? Я, говорит, вообще в отдельной квартире живу, и соседки у меня нет никакой». Видал я подлецов, но таких! Ну, ничего, я тоже не лыком шит. Он сейчас явку с повинной строчит. Я уточнить зашел, сколько денег там было, а то он почему-то не помнит.

– Пять штук, – как-то по инерции пробормотал Петров.

– Ну сходи, подскажи ему, я основное сделал, вы там сами доработаете.

Петров выскочил из кабинета и зашёл к Соловцу. Парень, сидевший за столом, вздрогнул и вжал голову в плечи.

– Жив? – спросил Миша, взял у него из-под носа лист, тут же его скомкал и бросил в мусорную корзину. Потом он вытолкнул его из кабинета и произнёс:

– Ещё раз поссышь под окнами – отсюда не выйдешь. Уматывайся!

– А деньги кому принести?

– Какие деньги?

– Ну, тот, здоровый, сказал, что соседке ущерб возместить надо.

«Ну Гриша даёт!» – про себя изумился Миша, а вслух сказал:

– Себе оставь, на лекарства.

Парень, держась за бок, побрёл к выходу.

– Кивинов, на кражу. Ты дежуришь, не забыл? Зайди, возьми адрес, руки в ноги и вперёд. Это тут, рядом, пешком дойдёшь.

Кивинов, получив команду, бросил в папку свежие бланки протоколов и, взяв адрес, вышел из отделения. Перед входом стоял военный грузовик, на который четверо солдат при помощи разных приспособлений – всяческих шкивов и даже лебёдки – аккуратно поднимали снаряд. Не обращая ни малейшего внимания на прохожих, старший безбожно ругался, ежесекундно спрашивая у подопечных:

– Вам что жить надоело, мудаки? Мне ещё нет.

Кивинов ухмыльнулся и пошёл в адрес.

Машина резко тормознула у подъезда. Вышедший из неё лощёный мужчина отработанным уверенным движением хлопнул дверцей, смахнул пыль с никелированного крыла и, перекинув через руку плащ, направился ко входу в парадное.

– Здравствуйте, Геннадий Петрович, – хором поприветствовали его бабушки, сидящие на скамейке. Человек молча кивнул. Выйдя из лифта, он достал ключи, сунул их в замок и тут понял, что дверь не заперта.

– Маша, это ты? – Геннадий Петрович перешагнул через порог и заглянул в комнату. Удар бронзовой статуэткой по носу послужил ему ответом на сей разумно поставленный вопрос. Падая, Геннадий Петрович понял, что это не Маша. Уже теряя сознание, он увидел мелькнувшую тень и услышал бегущие вниз по лестнице шаги.

– Это не бандитизм, а? Смотрите – моей же статуэткой нос сломал. Наверно…

– Да, если не перелом, то вывих точно есть, – сострил Кивинов. – Но ничего. Вы, главное, снова статуэтку приложите, она холодная – опухоль мигом спадёт. Народная мудрость.

– Вы уж больно весёлый, товарищ следователь. У меня здесь горе, понимаете ли, а вы шутите.

– Я не следователь, я опер. Вы лучше посмотрите, что у вас пропало.

Геннадий Петрович, держа под носом платок, огляделся по сторонам.

– Видика нет, «Шарпа», куртки кожаной, деньги, тысяч семьдесят, пропали – вот тут лежали. – Он открыл шкатулку. – В принципе, немного. Я помешал.

– А кем вы работаете?

– Коммерческий директор по сбыту на ЛВЗ – на ликёроводочном.

Кивинов подошёл к окну.

– Машина ваша? – указал он на стоящую внизу «Вольво».

– Да, привёз из Финляндии. Вы понимаете, молодой человек, я ведь случайно дома оказался. Обычно раньше восьми часов ни я, ни моя жена не приходим. А сегодня за паспортом заехал, срочно понадобился. А на машине-то я на работу не езжу, у меня служебная есть – шофёр сегодня по делам отпросился. А отпечатки снимать будете?

– Да, только через пару дней. Очередь на эксперта. Один на район, а краж много, не говоря уже обо всём остальном.

– Может, и не стоит тогда канитель разводить, ущерб для меня – тьфу. За нос обидно, но ничего – заживёт. У вас и так работы невпроворот.

– Смотрите сами, не хотите – не будем, – приветствовал это доброе начинание Кивинов, которому лишний глухарь был совсем ни к чему. – У вас подозрения-то есть? По-моему, при вашей сегодняшней должности визит совсем не случайный.

Геннадий Петрович задумался.

– Давайте так договоримся – если найдёте, то найдёте, а писать я ничего не буду, может быть, сам разберусь.

– Дело ваше, конечно, сам – так сам, – ответил Кивинов, убирая протокол. – Вот мой телефон, если что, звоните.

Кивинов, выйдя на площадку, подошел к двери напротив. Глазок был залеплен кусочком бумаги, оторванным явно от сигаретной пачки. Он позвонил

– Кто там?

– Милиция.

– Какая милиция? Мы не вызывали.

– Советская, я сам пришел.

– Не открою, вызывайте повесткой, тогда придем. Поняв, что двери все равно не откроют – люди сейчас всего боятся, время такое, – Кивинов сорвал с глазка бумажку, положил ее в конверт, вынул изо рта жвачку и снова, теперь уже ею, залепил глазок.

Затем, позвонив еще в две квартиры, где никого не оказалось, он вышел из подъезда, закончив, таким образом, квартирный обход. Можно, конечно, поболтать с бабками, но терпила ничего не хочет, а раз так, чего уж зря время терять?

ГЛАВА 2

– Это, конечно, хорошо, что ему ничего не надо, – внимательно выслушав Кивинова, сказал Соловец. – Но на всякий случай, чтоб он точно ничего не захотел, ты для вида съезди на ликёрный, поковыряйся там чисто формально. А то знаешь, как бывает, сегодня не хочет, а завтра захочет. Тогда мы крайними и окажемся – ты даже без его желания, только по факту, глухаря возбудить обязан.

– Ладно, мне не жалко, сгоняю, отсвечусь там.

– Давай, дня через два сгоняй, тем более, что ветер, наверняка, оттуда дует – дверь-то подбором открыли.

«Опять дождь. Чёрт, зонт сломался, а пешком далеко, и колено разболелось. – Кивинов поднял воротник. – Ещё и ноги промочу. Ну, где тут ликёрный комбинат? Проходная. Мужик, я к директору по делу. Ну какая тебе разница? Любопытство – профессиональная болезнь всех вахтёров. Да найду, найду, не надо провожать. Хороший лозунг „Слава КПСС“, родной, доморощенный. Значит, тут и главный корпус. Точно, вот тачки директорские, разукрашенные. Ничего волгешник. Стоп, где-то я про это уже слышал. „Феррари. Феррари“? Но где? Может, у отделения? Точно, слышал, кляксы вот тоже были. Ладно, потом вспомню».

– Геннадий Петрович, добрый день, ещё не забыли? Я к вам уточнить кое-что. Вы ключики не теряли? А супруга? Тоже нет? А храните их где? В плаще? Ну, я пошёл. Один момент, а где тут у вас отдел кадров, я на всякий случай покопаюсь. Спасибо, я сам найду.

До свиданья, если что – я позвоню. Да, чуть не забыл – «Волга» такая, с кляксами, чья? Ваша?

«Так! Стоп. Вспомнил. Они же с Аявриком в соседних домах живут, точнее, один ещё живёт, а другой – отжил. Тогда, пардон, Геннадий Петрович, я задержусь.»

– Закурить можно?

Кивинов щёлкнул зажигалкой и плюхнулся в кресло.

– Вы один на машине ездите?

– В основном да, ну, когда кто-нибудь попросит из руководства, то, конечно, не отказываю.

– Водитель постоянный?

– Да, Игорь, как же его… Голубцов! Странно, что его сегодня нет, он на один день отпросился.

– А он для себя мог машину брать?

– Спрашивал иногда, я разрешал. Знаете, с народом дружить надо. Хотя он и без разрешения частенько разъезжал.

– Давно он на заводе?

– Пожалуй, нет, не очень, месяца полтора-два. Дело в том, что мой прошлый водитель под машину угодил, до сих пор в больнице, а тут Игорь случайно подвернулся, мы его и взяли. Парень-то неплохой, исполнительный. Так что, претензий нет.

– А по жизни?

– А по жизни мы и не обязаны. Только в машине.

– Ещё один вопросик. Фамилия Яковлев вам ничего не говорит?

– Нет, не слышал, честно говоря.

– Фотография Голубцова в кадрах может быть?

– Возможно. Сходите, посмотрите.

– Добро. Ещё раз до свиданья. Извините за беспокойство. Кивинов вышел.

– Миша, держи фотку этого водилы и сгоняй в «Плакучую иву». Найдёшь там Молодцова, ну, лётчика этого отставного, покажешь, если узнает, перезвони.

– А сам что, не можешь?

– Я вместо Дукалиса дежурю, да и материалов поднакопилось – попечатать хотел. Выручи, это ж рядом.

– Ладно, давай фотку.

Как только Петров уехал, Кивинов позвонил в Василеостровское РУВД, на территории которого проживал водитель, но там про Голубцова ничего не знали. «Надо будет на алиби двадцать пятого проверить, хотя я сам не помню, что тем днём делал».

Кивинов притащил машинку и сел печатать.

Через полчаса позвонил Петров.

– Андрюха! В цвет! Он!

– Греби сюда, будем определяться.

Соловец, выслушав Кивинова, подумал и произнёс:

– Да, это интересно, его надо доставать. Только вот где – на работе, дома?

– На работе его сегодня не было, я думаю, взять завтра утром, с хаты.

– Слушай, а может, это пустышка? Может, он просто директора привозил в тот вечер?

– Ну да, а заодно и с Аявриком в кабаке бухал. А потом, у них дома фасадами в разные стороны – так что директора он бы там никак не высадил.

– Ладно, бери Петрова и Дукалиса, и с утра все – на Васильевский. Задержите – позвоните, мы машину пришлём.

– Миша, так, главное, не перепутай, у него пистолет может быть, поэтому сначала – в морду, а уж потом – ксиву.

– А что спросить?

– Скажи, откройте добрым людям, а то они дверь вынесут. Как в мультике одном. Шучу. Соври там что-нибудь. В общем, давай, с Богом.

Кивинов позвонил в дверь.

– Кто там?

– Телеграмма.

– Телеграмма? Интересно. Секундочку! Кивинов прижался к стене, Дукалис встал на лестнице.

Петров с папкой расположился прямо напротив двери.

«Неужели откроет? – мелькнуло в голове у Кивинова, а палец автоматически опустил предохранитель на „Макарове“. – Во лопух! Точно, открывает. Ну, Миша, ты же средний полутяжёлый, не подведи. Ого, вот это да! Тапочки аж на антресоли улетели. Прекрасный удар, теперь вперёд!»

– Толя, в квартиру! Осторожнее, это ж старушка, а ты так грубо, гусар. Миша, на браслеты, нацепи, пока в себя не пришёл. Ну, вроде всё. Аллес. Переверни-ка бойца этого.

– Андрюха, это не тот.

– Может быть, ты фамилию его спроси сначала. Парень приподнялся с пола.

– Вы… вы кто? – пролепетал он.

– Ах, да, милиция, извини, забыли.

– Слава Богу, я думал, налёт. Бабушку успокойте, а то у неё – сердце. Вы что, сдурели? – постепенно пришёл тот в себя.

– Фамилия твоя?

– Голубцов, Игорь Сергеевич. Кивинов почесал подбородок.

– А родился когда?

– В шестьдесят пятом.

– Где? Родился где?

– Здесь, в Ленинграде, ну, в Петербурге, то есть.

– Господа, я ничего не понимаю. Слушай, может, у тебя однофамильцы-одноименцы-однорождёнцы есть?

– Не знаю, вроде, не было.

Парень уже поднялся с пола и сел на табурет. Скула медленно опухала.

– Миша, браслеты-то отстегни, пусть их к скуле приложит, они холодные. Ты, Игорь, извини, мы чуть погорячились, работа такая. Думали, ты – преступник.

– А что, преступника так можно?

– Смотря какой преступник, бывает, и гранаты мало. Игорь застонал.

– Чёрт, зуб, похоже, вставлять придётся. Дорого сейчас.

– Миша, вон телефон, кинь-ка Игоря по адресному, может, ещё один Голубцов есть. Что, уже кинул? Нету? Ничего не понимаю.

– Вы знаете, – произнёс Игорь, – меня уже второй раз путают.

Он поднялся и прошёл в комнату, которую ещё до того внимательно осмотрел Дукалис. Через минуту он вернулся, держа в руках скомканную бумажку.

– Вот, в июне пришла. Квитанция на штраф за мелкое хулиганство. В 26-м отделении. Я и не знаю, где такое, три тысячи, с ума сойти. Оплатил, конечно, чтобы на работу не пришла.

– Наверняка кто-нибудь вашими данными назвался. Это бывает.

– Вряд ли, у меня друзья – люди порядочные, и за такое хулиганство никто не попадал. Правда, у меня паспорт с правами пропали, когда с дома отдыха ехал, с Байкала, зимой прошлой.

– Украли или пропали?

– Я точно сказать не могу, исчезли из куртки. Кто-нибудь и воспользовался.

– А кто у вас ещё живёт?

– Я, жена да бабка моя. Родители отдельно.

– А вы чем занимаетесь?

– Младший научный сотрудник в ГОИ.

– С милицией были заморочки?

– Вот с вами в первый раз, да и то неудачно. Я вообще человек спокойный. Кофе будете?

«Действительно спокойный, ему тут зуб выбили, а он кофе предлагает. Другой бы уже давно в „600 секунд“ позвонил», – подумал Кивинов.

– Нет, спасибо, нам пора, извините ещё раз. Пошли, – позвал остальных Кивинов, но тут же ему на ум пришла ещё одна мысль. – Стоп, ещё один момент, – снова обратился он к Голубцову. – Вы этого мужчину не знаете?

Кивинов протянул ему фото, изъятое из отдела кадров завода.

Голубцов долго рассматривал фотографию, подошёл к свету, затем – к окну.

– Не припоминаю, хотя что-то знакомое есть. Где-то видел. Сейчас. Ага, вспомнил, я с ним в одном купе ехал с Байкала. Только он тогда не такой плотный был, да и стрижка другая – покороче. У меня память хорошая на лица – наследственное. Вот после его исчезновения у меня документы и пропали.

– Только документы?

– Да, даже деньги остались. Я потому не сильно расстраивался. Права, правда, долго восстанавливать пришлось.

– Он о себе рассказывал что-нибудь?

– Я не помню, но, кажется, ничего конкретного. Говорил, что из Белоруссии.

– Хорошо. Я запишу ваш телефон, если что – мы вас вызовем. А вот мой. Если что-то вспомните или что ещё необычное произойдёт, позвоните. Моя фамилия – Кивинов.

– Ну, мужики, легко мы отделались, – с облегчением вздохнул Кивинов, выходя на улицу. – Хороший парень попался. А то отписываться бы пришлось. Миш, ты в другой раз поаккуратней, куда-нибудь в грудь.

– Сам же в морду просил.

– Ну я ж вообще, а ты дословно всё понимаешь. Ладно, будем считать, что пронесло. Что с этим делать? – Кивинов показал фотографию. – Остаётся одна зацепка – 26-е отделение. Может, там этого архаровца помнят? Миша, намёк понял?

– Опять я? Да это ж у чёрта на рогах! Сам езжай, твои заморочки. С меня хватит.

Дукалис молча смолил «Беломор». К девяти утра все добрались до отделения.

Отработав свое дежурство и передав эстафету Волкову, Кивинов известил Соловца и поехал в 26-е, на другой конец города.

Отделение располагалось в подъезде обычного жилого дома.

«Не представляю, как тут работают. А я ещё жалуюсь на свой отдельный кабинет. Хоть и бывший сортир общажный, да и то ничего по сравнению с этим».

Один из постовых, с которыми побеседовал Кивинов, вспомнил парня.

– Да, я этого хлопца приводил, – с украинским акцентом сказал тот. – Хохма хорошая была. Це шофёр, он баб на заказ привозил. Морячок девок вызвал по газете, по «Рекламе-Шанс», кажется, вот тот двух шмар и приволок. А когда через пару часов забирал, что-то они там не поделили – то ли цену, то ли качество работы, не знаю. Драчка завязалась, а тут мы с Колькой гуляли. Всю компанию в отделение и притащили.

– А баб данные установили?

– Я не помню сейчас, можно по книге посмотреть. Подошёл второй постовой.

– Да из Казани обе – бомжихи, страшнее крокодила. Как на таких зарятся?

– А этот, водила, данные сам назвал или документы были?

– Паспорт, кажется, был. А так – валюта, презервативы, весь набор.

– А моряка приводили?

– Ну а куда он денется? Он-то драку и затеял.

– Спасибо, мужики. Пока.

«А морячок-то, видать, местный, – решил Кивинов. – Стоит заглянуть в гости. Адресок в книге должен быть, в дежурке. Кошмар, ну и дежурная часть! Это что, аквариум? Да там даже стоя двое не помещаются.»

– Капитан, мне бы книгу задержанных. Понимаю, что не до меня, но у меня тоже рабочий день закончился. Сейчас верну.

«Господи, помдеж свихнулся. Третьего туда пихает. Аквариум же не резиновый, а стеклянный. Ну, ещё чуть-чуть, ногу, ногу засунь. Помочь? Как хочешь. Молодец, впихнул. А голова-то где у него? А, под скамейкой. Ловко! Привычка? Ладно, ребята, у вас тут и без меня тесно, пока».

Найдя адрес, Кивинов вышел из отделения.

«Да, представляю, что там у оперов творится!» – напоследок подумал он.

Морячок, слава Богу, не плавал. Ему было лет под пятьдесят, и, судя по обстановке, жил он один. Что ж, тут не грех и дамочек вызвать, средства, тем более, позволяют.

– Да, молодой человек, этих паразитов никогда не забуду! Я, в море из-за них не ушёл – бумага в порт пришла.

– Вы телефон не помните, по которому их вызывали?

– Как же, сейчас газету поищу. Я после этой истории им звонил, но меня послали. А представляете, друга моего, который тогда со мной был, обокрали вскорости. Он, придурок, с ними валютой рассчитываться начал, миллионера из себя строил. Достроился. Подчистую квартиру вынесли. Я думаю, это с бабами связано, у него паспорт с собой был, могли адресок подсмотреть. Ага, вот газета.

Кивинов переписал телефон. Абонент оказался в Кировском районе. Судя по рекламе, его звали Мариной. Вернее, её. Хотя телефончик, конечно, связной, и никаких девок там нет. Боятся, проституточки.

– Всё, товарищ мичман, мне пора. Кстати, двери поменяйте, а то обнесут, как корешка вашего.

– Не знаю я никаких Марин, и не морочьте мне голову. Мало ли что там в газете телефон мой, может, опечатка.

– А почему тогда, когда я позвонил, мне женский голос ответил?

– Не знаю, куда вы звонили, мне никто не звонил. Я жаловаться буду, вы права не имеете меня больше трёх часов держать, а тем более квартиру без санкции обыскивать. Безобразие! Распустили вас, беспределом занимаетесь тут!

Соловец с Кивиновым переглянулись. Три часа беседы с владельцем телефона прошли впустую. Накануне хотели вызвать девок на липовый адрес и посмотреть, куда они после поедут, но потом передумали: отделенческая машина на ремонте, а на троллейбусе за ними не угонишься.

Кивинов звонил на ликероводочный, лже-Голубцов там не появлялся. Решили с утра снять с адреса хозяина телефона и колоть до упора. Пока это никаких результатов не принесло.

– Что вы мне душу мотаете, а? Не знаю я ни девок, ни Марин. Я инвалид, ну и что, что молодой, мне почку одну удалили, а вы этого не понимаете. Я требую адвоката. Адвоката!

– Андрей Васильевич, отведи этого крикуна в камеру, там адвокат дежурный сидит.

– Не имеете права, не имеете…

«Имеем, – подумал Кивинов, вытаскивая мужика, – всё имеем, надо бы тебе и вторую почку оторвать к чёртовой матери».

Вернувшись к Соловцу, Кивинов стал накручивать телефон.

– Что делать будем? – спросил его Соловец. Кивинов, ничего ему не ответив, спросил в трубку:

– Борисова. Гриша, ты? Привет. Кивинов. Узнал? Хорошо, только дыши в сторону, из трубки перегаром несёт. Слушай, тут сигнал по убийству Балдинга есть, но надо с мужичком одним поработать, в душу к нему влезть. Да нет, не крутой, лох, инвалид. Сигнал интересный. Ну что, приедешь? Давай, ждём.

Кивинов положил трубку и пошёл к Петрову.

– Миша, портрет Феликса сними на всякий случай, а то рама и так еле живая.

Минут через сорок Кивинов вкратце объяснял ситуацию Борисову.

– Главное – адрес, понял, Гриша? Где у них офис, или что там ещё у них может быть. Иначе – тупик. Поговори с ним спокойно, ты умеешь.

Борисов икнул.

– Тащи, счас разберёмся.

Кивинов привёл задержанного и оставил с Борисовым.

«Прости меня, Господи, – подумал он, – но я не нарочно, а только по большой необходимости».

Борисов вернулся из кабинета неожиданно быстро. На лице его сияла довольная улыбка.

– Держите, салаги, я только рукава засучил да дохнул на него, он мне всё и рассказал, а вы тут интеллигентов из себя строите. Если хотите что записать – идите, а то у меня, ха-ха, пальцы заплетаются.

ГЛАВА 3

Кивинов вышел из троллейбуса. Вот это заведение, ничего себе офис! Это ж бывшая пивная или закусочная. Почитаем. «Тыр-пыр сервис» – товарищество с ограниченной ответственностью. Чем занимаются – непонятно. Так, дальше. Туристическая фирма «Вирус». Они б ещё «СПИДом» обозвались! Где же тут наши девчата? Может, их, конечно, и нет, но командир быть должен. В турфирме вряд ли, скорее, в «сервисе». Нет никого, странно.

– Вы что ищете, молодой человек?

– Хочу в Грецию слетать, путёвки тут продаются?

– Нет, это следующая дверь.

– Спасибо, а вы мне по секрету не скажете, тут фирма надёжная? А то в прошлом году был в Непале, поселили в общагу бамбуковую и кормили лягушками, деньги только на ветер.

– Всё с гарантией, удобства, комфорт, обслуживание – люкс.

– Вы это говорите каким-то рекламным тоном, как будто наизусть выучили. Вам-то, в принципе, какая разница, люкс там, не люкс?

– Турфирма в наше предприятие входит, так что за клиентов боремся.

– Ах, вот в чём дело. Может, мне лучше прямо с вашим директором поболтать? Как говорится, из первых рук.

– Эльдара Олеговича сейчас нет, но собственно, вам и без него всё объяснят.

– Нет, нет, с руководством надёжнее. Я попозжее зайду. Гуд-бай.

Кивинов вышел.

«Эльдар Олегович. Что-то знакомое. Ха, да это же наш институтский комсомольский вожак. Далеко пошёл, если это он, конечно, марксист-капиталист».

Вернувшись в отделение, Кивинов зашёл к Соловцу. У того сидели Волков и молодой парнишка, с которым опера беседовали в весьма резких тонах. Ничего, в общем, удивительного, кроме одного, – паренёк был негром. С косичками, серьгой в ухе, а сам чёрный, как сын ночи.

– Что, уже в Интерпол перебрались? Иностранцев колете?

– Какой он, к чёрту, иностранец! Это Вадик Иванов, жертва лёгкого поведения матери. Бывший детдомовец. Помнишь, я про ваучеры рассказывал, которые у старух отнимали? Его работа. Мы сначала думали, в чулке грабит. Но последний раз старушка зоркая оказалась, говорит, не маска это, а рожа чёрная. Тут мы про Вадика и вспомнили.

Вадик смотрел в пол и теребил пальцы.

– Да, земляк, – сказал Кивинов, – тебе в Чикаго надо, там бы тебя вряд ли кто нашёл. А у нас ты погорячился. Хочешь совет? Когда с зоны вернёшься, купи презерватив побольше и на голову одень, а потом уже грабить иди, а то, извини, с твоей мастью это не солидно. Мы не в Америке. Георгич, можно тебя на пару слов?

Они прошли в кабинет Кивинова.

– Не знаю, как и подступиться к этой шараге. Нельзя в лоб.

– Во-первых, завязывай ты с этим водителем, это не твоё дело, а во-вторых, наверняка их уже этот инвалид с почкой предупредил, так что ловить там нечего.

– Насчёт инвалида я не волнуюсь. Я Борисова попросил, чтоб он с ним перед уходом профработу провёл. Так что никуда он звонить не будет.

В дверь постучались.

– Можно? – На пороге стоял бомж Крылов. 

– Василич, пусти на диванчик, а?

– Подожди за дверью. Ладно, Георгич, не надо, так не надо.

– Да нет, я тебе не приказываю, конечно, будет время свободное, ковыряйся, а пока на нас работай, и так в самом хвосте по РУВД тащимся, а скоро конец квартала. Зачем на дядю работать? Позвони Борисову, это его хлеб.

– Я уже звонил. Говорит, пока ничего конкретного нет, не фиг ему здесь делать.

– Ладно, – махнул Соловец и вышел из кабинета.

– Начальник, про меня не забыл? Ну, пусти на диванчик.

Снова шёл дождь. Мелкий, противный. Стены кивиновского кабинета понемногу плесневели. Он сидел в кресле и слушал магнитофон. Оттуда раздавался голос опера Клубникина, погибшего весной. Володя пел частушки на новогоднем вечере под собственный аккомпанемент на гармошке:

Гармонист у нас один,

Может, девочки, дадим?

По разочку надо дать,

Веселей будет играть!

Зазвонил телефон.

– Начальник? Это я. Зашёл! Точно он, у меня глаз алмаз, четвертной мне отстегнул. Только что. Давай скорей. Кивинов бросил трубку и выскочил из кабинета.

– Мужики! По коням! Оперсостав выбежал из кабинетов.

– Летим, тут, на Стачек, недалеко!

– На чём?

– Найдём, быстрее, уйдёт!

Выскочив из отделения, опера тормознули зелёный «москвич» и понеслись к «Тыр-пыр сервису».

– Значит так, у него может и пушка быть, так что аккуратней. Толян, ты на остановке останься, а мы втроём внутрь. Нет, Миша, ты на дверях.

– Давай подождём, пока выйдет.

– Чтоб на улице пальбу устроить? Нас же потом во все дыры, если зацепим кого-нибудь.

– Браслеты взяли?

– Одни на всё отделение, заняты. Мужик, вот здесь тормозни. Спасибо. Платить? Ты что, не понял, с кем едешь?

Дукалис остался на остановке. Кивинов, Волков и Петров подошли к офису. Перед ним, невзирая на дождь, обнажив свою липовую язву, сидел Крылов. На земле лежала шапка с мелочью и костыль.

– Ну как? – шёпотом спросил Кивинов.

– Плохо дают, у Владимирской лучше – тут место не людное.

– Я не о том. Мужик там?

– Не выходил, значит, там.

Кивинов вытащил пистолет из кобуры и переложил в карман.

– Готовы? Пошли!

"Ступени, двери, второй этаж. Почему так жарко, ведь осень? Стук в висках. Спокойнее, может, пустышка. Что, страшно? Да, страшно, я не Джеймс Бонд, я жить хочу. А вдруг он без ствола? И зачем я влез сюда? Куда теперь?

Петров, молодец, уже по кабинетам ходит. Давай, не стой, вот так, ногой в дверь, потом извинимся, закрыто, чёрт, мениск опять болит, колено не гнётся. Миша, аккуратнее, дверь справа открывается. Он, он, бля буду!"

– Руки! Милиция! Миша, осторожнее, пушка, в кабинет давай!

«Чёрт, ну и грохот. Это он? Или Миша? Это он!»

– Стоять!

«Выстрел вверх. Через перила прыгнул, там Волков. Славка, держи, мы сейчас! Почему руки дрожат? Колено совсем не гнётся. Вниз, через три ступеньки, больно. Славка, ранен? Ногой по шарам? Бывает, отдышись. Сука, на улицу выскочил. Толян, куда он? Понял. Гад, там люди. Опять грохот, уже по мне. Бежать больно, за проспектом парк, туда уходит. Где же Дукалис? Успею перед машиной? Тормоза слабые, визжат сильно. Вон Дукалис по дорожке чешет, прохожим прикидывается. Ещё немного, давай, Толян, не переигрывай, „срубит“ – убьёт. Не спеши, родной, я его подгоню к тебе. Огонь! И близко нет. Ну давай, давай! Что у тебя, зря груша на стене висит? Так, правой, левой, молоток! Пушку откинь. Цел? Ремень, ремень! Крепкий, сука. Да не ори, сейчас отдышусь, он уже наш. Взяли!»

– А что мне теперь скрывать? Я человек конченый. Я вам всё расскажу, без записи, решайте потом. Да нет, я не рисуюсь, куда уж. Сам виноват, никто не заставлял, хотя как сказать. Я не Голубцов, конечно. Фамилия Ветров, звать Николаем. Тридцатник недавно стукнул. Сам из Витебска. В восемьдесят втором в Питер приехал. Модно тогда было в большие города ездить жизнь устраивать. Не воровать, конечно, учиться хотел, работать. Поступил в техникум, жил в общаге. Закончил, на завод устроился, на очередь городскую встал. Прописан в общаге был, а жил у невесты. Как многие, в принципе. У Людмилы – ну, невесты – жилплощадь была, но родители, знаете, недовольны были – иногородний, общежитие. А тот вечер проклятый всё перевернул.

У Людмилы я тогда был, она с матерью дома детектив какой-то смотрела. Мне говорит: «Коля, сходи с Джерри погуляй.» Джерри – это овчарка ихняя. Мне не жалко, конечно, и раньше гулял. Оделся я и на улицу. Зимой было дело, холодно. Я Джерри с поводка спустил, он меня хорошо знал, как Людмилу, слушался. Иду я по парку, народа никого, снег падает, тишина. И вдруг из-за куста кто-то выскакивает, хвать шапку у меня меховую и бежать. Я и опомниться не успел. Шапку жалко, конечно, новая была, всю зарплату отдал. Но парня мне не догнать, скользко было, а он в шипованных ботинках. Распрощался я с шапкой, да не рассчитывал он, что Джерри по кустам бегал. Я и глазом не успел моргнуть, как он на дорогу выскочил и за парнем понёсся. Псина здоровая, нас с Людкой на санках возил. Парень из парка даже выбежать не успел, как Джерри его догнал, прыгнул на спину, с ног сбил и давай рвать. Я бегом за ним, еле оттащил. Парень по земле катается, орёт, весь снег в крови. Джерри рвётся, лает. Люди сбежались. На меня, конечно, прут, кричат: развелось собачников, людям прохода нет. Менты, ой, пардон, постовые появились как из-под земли. Парня подняли, а у него уха нет – Джерри постарался. Нас в отделение, парня на «скорой» в больницу.

В общем, всё для меня наизнанку вывернулось. Составили протокол, что я пьяный, хотя я капли в рот не брал. Пока я в милиции сидел, они к парню съездили в больницу, он им наврал, конечно, мол, я на него собаку натравил за то, что он мне замечание сделал, что я пьяный. Обидно. Меня никто и слушать не стал. Как после выяснилось, парень был сынком шишки какой-то райкомовской. Короче, приехал следователь, возбудил 108-ю, и меня в Кресты, даже с Людмилой повидаться не дали. До суда пять месяцев сидел с урками, натерпелся, конечно, как новичок. Мать из Витебска приехала, но свидания не дали. Потом суд. Знаете, сколько влепили? Восемь лет, по максимуму. Папаша этого недоноска постарался. Да ещё режим усиленный. Вот так я в Сибири и оказался, и главное, за что? Дайте закурить.

На зоне не сладко было. Чушком не был, но и в блатных не ходил. Вкалывал по-чёрному, всё забыться хотел. Сосед мой по нарам, Максимов Витька, за кражи квартирные сидел. Хороший мужик, туберкулёзом болел. Он не в первый раз на зоне, но не задавался. Я ему историю свою рассказал. Он посмеялся сначала, но потом серьёзно так и говорит:

"Знаешь, парень, ты уже пятерик отмотал, но я б на твоём месте ждать до конца не стал. Ты ещё тубзиком не заразился, молодой. Знаешь что, беги отсюда». Я спрашиваю, да ты что, мол, на новый срок нарваться или на пулю? «Да ты слушай. Есть вариантик один. Я скоро кончусь, с моими лёгкими мне пару месяцев осталось».

В общем, он меня и научил. Кладбище зековское недалеко от забора было, а котельная вплотную примыкала к забору. Я, когда дежурил, вырыл в полу яму под дровами, землю тихонько в клумбы цветочные перетаскал, сверху снегом присыпал. Не заметили. Витька через месяц помер, а я хоронить вызвался. Зарыли его, я сам яму копал, неглубокую сделал. Через день дежурить вызвался на котельной. Ночью через дыру на кладбище вылез да могилу отрыл, земля-то ещё промёрзнуть не успела. Витьку откопал, на плечи его, да в котельную. Еле в яму пропихнул. Там переодел его, сам переоделся. Я вещички кое-какие скопил и припрятал их там же, в котельной. Потом солярку разлил, она там хранилась, и подпалил, а сам в дыру и в посёлок. Деньжата были с собой, Витька оставил, он в карты выиграл. В посёлке к грузовому составу прицепился и до города. Там билет купил на пассажирский до Питера и был таков. Но в поезде мне попутчик один не понравился, а может, я слишком осторожный был, не знаю. Свистнул я у него паспорт и права, а то плохо без документов-то, и на другой поезд пересел до Москвы, а уж оттуда – в Витебск, к матери. А она уже извещение получила, что я погиб на зоне. Когда я домой приехал, она, конечно, в обморок, перепугалась, но я ей всё рассказал, она и успокоилась. Пожил я с месяцок дома, а потом в Питер подался. Поначалу хотел с парнем тем разобраться, из-за которого сел. Паспорт переделал, права, и стал Голубцовым Игорем. Приехал в Питер, покрутился, работать не устроиться, денег нет, воровать вроде как не хотелось, я ж не вор по натуре. Помытарился, одним словом, а потом деньжат заехал занять к мужику одному, зоновскому, Балдингу. Он в соседнем отряде был, тоже из Питера. Он мне не очень-то нравился, да выхода другого не было. Людмила-то уж про меня и забыла, замуж вышла.

Узнал я адрес Балдинга в справочном и в гости к нему и зарулил. Он до побега моего освободился, сидел, кажется, за валюту. Посмотрел я на него – хорошо живёт, за год здорово приподнялся. В ресторацию меня сводил. Я ему, так и так, освободился на условно-досрочное, помоги, мол, устроиться. Он спрашивает, чего умеешь. Я отвечаю – машину вожу хорошо, слесарить умею. Он смеётся, так иди на завод, говорит, чего ж ко мне пришёл?

Поговорил, короче, я с ним, понял, что Балдинг не праведным путём хлеб добывает, а потом махнул рукой – будь что будет. Видно не зря говорят, кто на зону попал, обратной дороги нет. А с моим положением и подавно. Человек из могилы. Без имени, без фамилии. Ни жениться, ни креститься.

Снял мне Балдинг квартиру однокомнатную, сказал, что на первых порах на черной работе покручусь. Предупредил, чтобы без него ни шагу. Стал я на тачке баб возить по вызову. Торчал возле офиса, где вы меня хапнули, как клиент звонил, подруг и развозил. Поначалу хорошо отстёгивал, иногда даже в валюте. Сам-то он вышибалой работал в «Плакучей иве», но контакт с Воронцовым Эльдаром Олеговичем поддерживал. Я их частенько вместе видел. Но Воронцов-то рангом повыше будет. Уровень другой.

Баб я пару месяцев возил, один раз даже в милиции был, но там подделку в паспорте не заметили – повезло.

В августе Балдинг говорит: пора серьёзной работой заняться. Что за работа, мне, конечно, не говорили, я, так, фантик, что скажут, то и делаю. Направил он меня на ликё-роводочный, у директора водитель в аварию попал, как я сейчас понимаю, подстроили. Там меня человечек один к директору водилой пристроил. Пришлось, правда, официально, через отдел кадров. Но паспорт и там не распознали. Естественно, меня не только баранку крутить посадили. Как говориться, кто лучше всего знает хозяина, так это его шофёр. Балдинг даже заставлял за домом его наблюдать когда приходит, уходит, жена кого водит. Платили мне уже больше. Иногда документики кое-какие из его папочки переснимал, пока он у любовницы гулял. Мужик-то, вообще, осторожный, команду целую держал, но мне доверял, видно, хорошие рекомендации были.

Пасусь я однажды у его дома, жену высматриваю и вдруг слышу: «О, Ветер-ветерок, ты же сгорел!» Оборачиваюсь, смотрю – Аяврик стоит, Яковлев Андрон из моего отряда. Он на зоне ещё оставался, когда я удрал. Паскудный парень, подозревали, что стучит, но он всё время вывёртывался. Зашёл я к нему, чтобы не отсвечивать. Надо ж, угораздило его рядом с директором поселиться. Выпили мы, я сдуру про себя рассказал, не всё, конечно, а только про побег. А он, гад, пьяный, пьяный, а котелком варит – говорит, ты прикинут хорошо, а мне жить не на что. Я отшутиться хотел, мол, каждому своё, у каждого свой уровень, а он смеётся – у нас все равны, без всяких уровней. Ты ведь, корешок, на зону-то за побег не хочешь? А я тоже пить с закуской должен. Ну, ты не дрейфь, такса у меня умеренная, лишь бы задницу прикрыть. И как заломит, у меня аж челюсть отвисла. Да делать нечего, пришлось отстегнуть, не бежать же от дурака этого. Занял у Балдинга, потом у директора. А через месяц звонит мне домой, паскуда. Не знаю, как нашёл меня, а может, я по пьяни телефон дал. Говорит, сейчас инфляция, денежки твои обесценились. Хочу в твёрдой валюте 200 баксов. Спрашиваю, не много ли? А он – в самый раз, я жениться собрался. Я обещал достать. Решил, ладно, потом отработаю, может, успокоится, если глотку заткну долларами. Перезвонил ему, занял у Балдинга бабок и привёз на «Волге» служебной. Он обрадовался. Говорит, давай отметим в «Плакучей иве», тут рядом. Что мы не люди? Не имеем права? Пришлось отвезти. Он там напился как свинья.

Официант его под шумок на баксов сто опустил. А Аяврик поля не видит: «Ветер-ветерочек, мой хорошенький дружочек». Я его под мышку, в тачку и домой. Выгрузил, а он в дороге оклемался несколько, и как приехали да в квартиру поднялись, давай баксы считать, «А где ещё сотня?» Я ему счёт в нос, глаза, говорю, разуй, смотри, на сколько ты поел. А он не смотрит, счёт выхватил и на меня с кулаками: «Кинул, падла!» У нас драка завязалась. Я бутылку пустую схватил и осадил его. Он рухнул и не дышит. Я тоже датый был, но протрезвел быстро. «Что делать? – думаю. – Копать ведь начнут». Вытащил я его на лоджию да спихнул. Потом скамеечку подставил – будто он сам.

Вот так. Вроде как и не хотел, а убил. Балдингу не сказал ничего. А через пару недель звонит он мне и говорит, давай срочно ко мне, дело есть. Я прилетел, он в крик, почему кореша твоего, с которым ты пил, в «Иве» разыскивают? Без меня играешь? И ментов ещё навёл? У меня всё оборвалось, неужели где засветился? А Балдинг кричит: «Учти, гад, за мной люди крутые, если что, ты к нам отношения не имеешь. Тебя я тоже только по зоне знаю!» А для меня это самое страшное. А Балдинг опять пилит: «А бабки мои где? На что спустил?» Разозлился я, говорю, пошёл ты на три буквы. Сами понимаете, снова драчка вышла. Он парень здоровый, да выпивший, завалил меня на диван и давай подушкой душить. Я из-за пояса ствол вынул и сквозь подушку пальнул между рогов ему. Ну всё, думаю, доигрался. Пистолет откуда? Не знаю, поверите или нет, но вечером домой иду, ну, туда, где квартиру снимал, а в подъезде мужик лежит, пьяный в хлам, прямо на ступеньках. Кобура на боку открыта, оттуда ствол торчит. Я и свистнул на Всякий случай.

Никто потом не приходил, не спрашивал, я себе его и оставил.

Думал я думал, что же мне делать. Попадусь – вышка, два убийства, за это не наградят. Пока думал, деньги кончились. Да ещё позвонил кто-то и сказал, чтоб на заводе больше не появлялся. Посидел я дома, а вчера к Воронцову пошел. То, что Балдинга грохнули, он не удивился. Я-то, само собой, знать не знаю, кто его мочканул. Воронцов телефон мой записал, сказал, что на днях перезвонит. Выхожу от него, а тут ваши. Откуда взялись – непонятно. Я ведь никому не рассказывал, что к Воронцову пойду. А что стрельбу устроил, так поймите, выхода не было, да и больше от растерянности. Одного ведь в упор мог положить, да не стал, в сторону пальнул.

А кто директора опустил, я не знаю, но думаю, что Балдинг тут замешан, слепки я с ключей для него снимал. Мне Петрович жалился в машине, что его постоянно достают то одни, то другие. Он ведь по сбыту главный. А если его в руках держать, весь рынок спиртного контролировать можно. Это ж даже не миллионы – миллиарды. Он говорил, что за него между группировками война идёт, смеялся даже. «Греки за Елену, а наши – за Гену». Ему, конечно, тоже доставалось. Наверняка кража – намёк.

На кого Балдинг работал, не знаю. Там же всё строго – каждый на своём уровне. Я на Балдинга замыкался, он, наверно, на Воронцова, на кого тот – Балдинг не знал, я – тем более. У каждого свои задачи, на то она и мафия-паутина. Вот так. Лишнего знать не положено, да это и понятно, они бы и дня не протянули без этого. Так что вряд ли вы, ребятки, с ней справитесь, посильнее они пока. Я ни у одного мента иномарки новой не видел. А они не то что тачки – самих ментов покупают. Балдинг по пьяни трепался, что мент средний, не крутой, так, стукачок, две тысячи в месяц стоит, не рублей – баксов. А вы можете своим стукачам по две штуки отстёгивать? То-то и оно. Да и кой в чём другом они посильнее. Тот же Воронцов. Про меня он вам наверняка расскажет, что первый раз видел, да ещё и в суд подаст за потолок простреленный, и ничего вы не сделаете.

Матери записку передадите? Я один у неё. Что мне? Вышка? Я понимаю, что суд решит. Вы бы мне честно сказали. Закурить не дадите ещё?

– Углы, Георгич, он, конечно, здорово сгладил.

– А ты что хотел, чтоб он в убийствах признался? А так вроде как неосторожное или при превышении пределов самообороны. Я никогда не поверю, что добровольно на плаху пойдут.

— Дело даже не в этом, Я ночью до Сибири дозвонился. У них там день. Вышел на хозяина зоны, где он сидел. Помнишь, он про Максимова упоминал? Так тот не от туберкулеза помер, а погиб при весьма загадочных обстоятельствах – на лесоповале деревом придавило. И в паре он работал как раз с Ветровым. Дерево на спину упало Максимову, а пробита голова была. Но шума там не поднимали. Погиб и погиб. Так что причин грохнуть обоих у Ветрова предостаточно было. Если что, может история с лесоповалом всплыть, вернее, с Максимовым. Да и по нам он не с испугу палил. Про собаку не знаю, может, соврал, может, нет, но, в принципе, такое могло быть. А вот насчёт того, что нормальный человек, в зону случайно попавший, становиться ненормальным, это он прав. Ночью Миша к нему в адрес заехал и квартиру обыскал. Пока неофициально. Он там одну вещицу нашёл – лентяйку, пульт от дистанционного управления видеомагнитофона «Шарп». А «Шарп» у директора ушёл. Вероятно, Ветров его и обнёс, потому что без денег оказался, хотя информацию о директоре действительно для кого-то собирал. А про то, что ему кто-то позвонил и попросил на заводе больше не появляться, это он придумал. Надо же как-то обставляться. Вот так. Не знаю, насчёт пистолета соврал или нет.

– Кажется, ориентировка была, можно посмотреть. Принеси сводки.

Кивинов сходил в дежурку и взял папку с ориентировками.

– Так. – Соловец пролистал несколько страниц. – Вот что-то похожее: «Такого-то сентября в подъезде дома № 9 по пр. Суслова уснул при неизвестных обстоятельствах следователь по особо важным делам Лукьянов В.М. В органах с 1982 года, по службе характеризуется положительно. Проснувшись, обнаружил отсутствие пистолета Макарова № 1985 и одной обоймы с восемью патронами. На розыск пистолета прошу ориентировать…»

– Секунду, Георгич, объясни-ка в целях общего развития, что значит «уснул при неизвестных обстоятельствах»?

– А это то значит, что написать про то, как он нажрался и пушку проворонил, никто не разрешит. Эти ориентировки сейчас пресса читает. Похоже, Ветров не соврал. Ну, ладно, спать хочется.

– А может, по двести грамм в подвальчике? Там бар открылся.

– Нет, я хотел ремонт дома поделать.

– Ну, давай.

– Ты следователя на Ветрова вызвал?

– Да, на очереди стоим. Проблема с документами может быть. Он ведь официально умер. Я, правда, в информационный центр позвонил, там его пальцы должны быть, обещали сегодня ксерокопию сделать. Всё равно, надо проконтролировать, чтобы его не отпустили. Чёрт, приёмник-распределитель для БОМЖей закрыли демократы, а то б мы его туда определили.

Вошёл проснувшийся Петров.

– Доброе утро, – зевнул он.

– Миша, – сказал Соловец, – мы спать пошли – в вечер ты. Спонсоры обещали факс сегодня привезти, открой им дверь.

– А что такое факс? – спросил тёмный Петров.

– Это штука такая, от английского слова «фак» – трахать, – ответил Кивинов. – Как зачешется – можешь попробовать.

– Ух ты! Здорово! Это что ж баба резиновая, что ли?

– Нет, Миша, это именно факс.

ГЛАВА 4

Кивинов стоял в подземном переходе метро и пережидал дождь. Тут был свой микромирок. У стены сидел паренёк и бренчал на гитаре песни Цоя, плюс напротив, заглушая его своими фальшивыми звуками, играл на гармошке ветеран. Подвыпивший майор выводил с платформы девицу в жёлтых лосинах, размахивающую банкой с пивом. Нищий бомж, подойдя к урне, осмотрел её, извлёк пакет из-под кефира, разорвал его, облизал и пошёл дальше. Пообедал. Тут же торговцы газетами, бананами, тряпками. Рядок ларьков. Два наркомана явно под хорошей дозой, взявшись под руку, ползли от стены к стене. Неподалёку суетился и продавец травки, озираясь по сторонам. «Быстро, быстро, не задерживайся, получил, отвали. Нет, "баяна" нет.» Кивинов достал «Салем». Всё тот же дареный. «Тут не курят», – заметив его, предупредил постовой. Кивинов убрал пачку. «Это точно, тут не курят, только обкуриваются». Он поднялся наверх и, подняв воротник, быстрым шагом пошёл в отделение,

Ишь ты, как Эдик Воронцов засуетился – что за стрельба, что за заморочки? Три раза звонил. Видно, хорошо он там окопался, марксист-ленинец. Идейным ведь был в институте, где ж идеи? На каком же он сейчас уровне, как Ветров говорил? Явно не дирижёр, тем более, не композитор. Музыкант, похоже, Балдинг, вообще, ноты переворачивал, а Ветров пол в оркестре подметал. Да, наверное. И ведь точно, один уровень рушится, зато другие остаются. Нового Балдинга или Ветрова найти не проблема, только свистни. Мафия-паутина. Но Эдику насолить очень хочется. Коммерсант липовый. Эта жилка коммерческая у него со стройотряда институтского осталась, когда он ребят гнилым мясом кормил да вкалывать заставлял по двенадцать часов даром, а сам с директором в тачках разъезжал.

Вожак комсомольский, комиссар. А что потом пол-отряда в больницу угодило, это происки империалистов, Олимпиада, отравленные продукты. А Колька Иванцов так инвалидом и остался, когда вырубился в поле от усталости, а ему комбайном по ногам. К Кольке все тогда домой ходили, кроме этого, вожака. Колька сейчас корзины дома плетёт, а Эдик в иномарке разъезжает, ой, простите, Эльдар, Эльдар Олегович. Воронцов.

Кивинов вошёл в отделение.

– Толян, – заглянул он к Дукалису, – ты помнишь мне про девку говорил судимую, которая на работу пришла устраиваться, в проститутки? Ты с ней контакт не потерял?

– Ну что ты! У нас всё зер гут. Я её в «Карелию» пристроил, она там уже в авторитете.

– Отдача-то есть?

– А то. Помнишь, квартирников взяли в Московском районе? Она помогла. Ты только не брякни кому. А то прибьют Юльку. Она тоже по ниточке ходит.

– А мне с ней встречу можешь устроить?

– Зачем?

– Хочу попросить поработать в одном месте по её профессии. Как Думаешь, согласится?

– Смотря что за место и смотря зачем работать.

– Давай так: ты её пригласи, вместе поговорим. Добро?

– Ладно, мне не жалко. Только не в отделении.

– Ну ты сам решай, я у себя.

Кивинов вышел. Он и сам ещё толком не представлял себе, что может узнать Юлька в офисе у Эдика, да и можно ли там что-нибудь узнать. Может, не стоит кашу заваривать? Хотелось бы Воронцова прищучить, конечно, но это же не моя работа, не мой участок. Правда, район наш. Ладно, пусть недельку покрутится, вынюхает что-нибудь – хорошо, а нет – так нет.

Дукалис, Кивинов и Юлька пили кофе в кафе-подвальчике неподалёку от отделения. Затемнённые бра создавали интим, тихо играла «Европа-плюс». Посетителей не было, лишь одинокий пьянчужка вот уже полчаса мусолил рюмку с водкой, никак не решаясь выпить.

– Ничего пульхерия, раньше тут склад сантехники был, – читал познавательную лекцию Кивинов. – Плохо, эстрады нет с варьете, скучно.

– А плясал бы кто? Они и так скоро обанкротятся.

– Да мы бы с Толяном и плясали. В форме. Канкан. Все бы судимые сбежались, если, конечно, директор нам в валюте платил бы, то завсегда пожалуйста.

– И почему в ментуре все трепачи такие? Когда я садилась, тоже хохмач один был в отделении. Он всех задержанных на расстрел выводил. Набрал где-то холостых патронов, затаскивал арестованного за сарай и читал приговор, который сам и писал. Потом двух понятых приглашал, мужика к стенке ставил и стрелял. Представляете, что с задержанным было? Он это профилактикой называл. Ну, затем отпускал, конечно. Говорил: «Повезло тебе, промазал я, а дважды не расстреливают». Кончилось тем, что он из прокуратуры кого-то «расстрелял», перепутал с задержанным, которого тот в камере допрашивал. Хохмач!

– А что, плакать, что ли? Слушай, Толян, а может, рекламировать что-нибудь будем? Например, трусы на телевидении. У нас с тобой атлетические фигуры, прямо два Арнольда, хотя нет, я дохловат, а ты толстоват, не подойдёт.

– Хватит хохмить, давай ближе к делу.

– Ну собственно, мы с Юлией уже обо всём договорились. Только смотри, – серьёзно сказал Кивинов, – никуда не суйся, ты пришла по объявлению, хочешь подзаработать, желательно, в валюте, опыт есть. Им, я думаю, такие нужны. А дальше по обстановке – кто чем там дышит, кто бывает. Вряд ли тебя кто в офисе держать будет, но ты соври, что дома сидеть не можешь, мать больная. Есть там, наверно, какой-нибудь отстойник для девиц. Если что серьёзно, сразу звони мне или Толяну.

– Сколько мне там торчать?

– Я думаю, двух недель хватит. Потом заболей. Лучше СПИДом. Шучу.

– И сколько я буду иметь за это?

– Юлечка, – вмешался Дукалис, – ты наступаешь нам на больную мозоль. Вопрос финансирования подобных мероприятий всегда стоит в МВД очень остро. Я могу обещать тебе пока горячий поцелуй и маленькую кружечку пива. Ну само собой, наше живейшее участие в твоей дальнейшей карьере.

Юлька вздохнула.

– Ладно, что с вас, убогих, возьмёшь? Потом как-нибудь сочтёмся. Ну, я пошла. Завтра туда. Пока, целоваться не будем.

– Сразу звони, – напомнил Кивинов. – Странно, – обратился он к Дукалису, когда Юлька вышла, – мы вроде борцы с преступностью, и с проституцией в том числе, а сами же её толкаем в пекло. Неприятная сторона нашей работы. Ей бы замуж, детей, а она болтается по хазам да притонам, ложится под каждого, а мы ещё и поощряем. А что делать? Как говорил Горбачёв, диалектика. Борьба с преступностью её же собственным оружием.

Кивинов дежурил в вечер. Заглянул Соловец.

– Ну, как у нас?

– Да всё спокойно, три хаты, пара гоп-стопов и один карман – все глухие.

– Да, повезло сегодня, не много. Давай, я домой, до завтра.

Кивинов взялся за ручку. На диване, свернувшись по-кошачьи, похрапывал Крылов. Юлька «работала» у Воронцова вторую неделю. Пока впустую. При встрече рассказала, что возят по адресам, потом расспрашивают, что в квартире. Платят мало. К Воронцову много публики наезжает, начиная с бойцов с бицепсами и кончая ОМОНовцами в форме. Тур-фирма поездки устраивает. Официально «Тыр-пыр сервис» занимается оптовыми поставками и покупками Перепродажа перепроданного. Контора богатая – есть компьютер, ксерокс, бухгалтерия. Радиотелефоны кругом. Впрочем, всё это там Кивинов и сам видел.

«Жратвы надо купить, пожалуй, пока заяв нет, да чаю попить с Толяном». Кивинов вышел на улицу. Удивительно, но дождя не было. Универсам на территории 85-го отделения оказался закрыт, и Кивинов, перепрыгивая через лужи, отправился в другой, расположенный на земле соседнего, 84-го отделения. Народа было не очень много. Кивинов взял корзинку и уже было направился в зал, как тут перед ним мелькнуло знакомое лицо. Это был начальник 84-го.

Кивинов знал Колю или, если официально, Николая Ивановича с тех самых пор, когда тот ещё работал простым опером. Потом представилась возможность, и Коля перешёл на руководящую работу. Он был неплохим опером, но характера мягкого и сентиментального. Сейчас он стоял в стороне от расчётного узла, напряжённо всматриваясь в зал. Кивинов подошёл к нему.

– Привет, Коля. Ты, никак, кого пасёшь? Помощь не нужна?

– А, Андрюха, здорово. – Коля протянул руку. – Да вот, несунов ловлю.

– Зачем? Рейд, что ли? Коля тяжело вздохнул.

– На последнем совещании пистон крутой вставили. В самом хвосте по раскрываемости находимся. Вот и приходится «палки рубить».

– Не понимаю.

– Ну что тут непонятного? – грустным голосом произнес Коля.. – Универсам акционировался, то есть теперь это личная собственность граждан, а следовательно, в отношении любого, кто вынесет хоть коробок спичек, можно возбудить 144-ю. А в общем проценте раскрываемости абсолютно не важно, какая статья фигурирует. К примеру, совершается убийство, но если я, допустим, раскрою не его, а какую-нибудь кражу, процент-то останется всё тем же. Так зачем мне напрягаться на убийство, когда я сейчас спокойненько несунов наловлю? Врубаешься? Как завал с процентами – я сюда.

– Врубаюсь. А что сам-то? Что, оперов нет или участковых? Постовых, в конце концов?

– Да ты понимаешь, – снова вздохнул Коля, – лучше уж я сам, оно как-то надёжнее.

Кивинов понимал. Коля вследствие своей мягкости развалил работу в отделении и теперь, чтобы держаться на плаву, рубил палки на нечестных гражданах в универсаме.

– Ну и как успехи? Много поймал?

— Да пока не очень. Но зато глаз набил. Несуна сразу определяю. Я же не всех задерживаю. Бомжей, например, жалко. Да они ничего и не выносят – в зале едят. Вон, смотри, один возле лотка с сыром трётся. Смотри, смотри – хоп кусок в рот, только резинку с ценником тьфу. Я засекал как-то, он за пять секунд полкило сыра спокойно слопать может. Их я не задерживаю – людям тоже жрать надо. А вот кто может купить, да тащит, тех – святое дело. Смотри, тётка пошла, явно не на последние живёт, а как озирается.

– Да она дочку свою потеряла.

– Ну, не она, так другая. Ворья много.

Кивинов помолчал.

– Коля, а чего ты в Главк не пошёл? Ты же неплохой опер.

– А ты думаешь там палки не нужны? Помнишь Смирнова Витьку, ну, опера нашего. Так он в 44-й отдел, ну, этот, по раскрытию разбоев, перешёл. Приезжает ко мне и жалуется, так, мол, и так, кручусь целый день, весь в мыле, раскрываю, а начальство всё недовольно. Другие целыми днями в карты режутся, но они молодцы, только премии успевают получать, а я ни фига. Ничего не понимаю, говорит. А потом меня старый опер научил. Дурачок, говорит, у нас ведь никого не волнует, раскрываешь ты, не раскрываешь, бегаешь, не бегаешь – главное, в сводку попасть. Попал в сводку о раскрытии – молодец, не попал – плохо, а остальное всё – туфта.

Коля на секунду замер, посмотрел в зал, а потом продолжил:

– Я тогда Витьке и говорю – в чём проблема? Давай, я тебя в каждое раскрытие пихать буду, мне-то что, жалко? Он, конечно, согласился. И стал я его во все наши раскрытия включать, даже, в хулиганства. Задерживают, к примеру, постовые хулигана, а я на телетайпе забиваю: «Такого-то такого-то 84-м отделением милиции при содействии оперуполномоченного 44-го отдела Главка Смирнова за совершение преступления, предусмотренного статьёй 206 УК РСФСР, задержан гражданин Петров-Сидоров-Иванов.» Да ты и сам понимаешь.

Кивинов кивнул.

– Витька, конечно, доволен был. Он и в раскрытии краж участвовал, и грабежей, и наркоманов ловил, не выходя из Главка. Правда, через месяц приезжает и говорит: «Спасибо, Коля, но давай пока тормознём, а то начальник уже косится, не много ли я раскрываю. А вчера вообще чуть не влип. Утром начальник на сходке читает: „84-м отделением совместно со Смирновым задержаны и изобличены квартирные воры“». И тут он меня и спрашивает: «Когда же ты, Виктор, успел, если мы с тобой вчера целый день в нарды играли?» Я, слава Богу, не растерялся и отвечаю ему: «Как же, Игорь Васильевич, а помните, вы на десять минут в туалет выходили? Вот в этот-то момент мне из 84-го и позвонили. Они там воров квартирных задержали, а те колоться не хотели, ну, признаваться, то есть. Я тогда попросил их по очереди к трубке пригласить и прямо по телефону и колонул. Поэтому меня в сводку и включили». Начальник ничего, проглотил. Но всё-таки, Коля, давай пока повременим. Так что, Андрюха, и там палочная система, работай ты, не работай. А ты-то чего здесь?

– Да вот, булки хочу купить.

– Ну, давай, иди, а то кончается. Пока.

Кивинов зашёл в зал, купил батон и расплатился. Уже на выходе он услышал какой-то шум за кассами. Он оглянулся. Коля заарканил несуна.

Через пятнадцать минут он дошёл до отделения. Происшествий не было. Крылов по-прежнему храпел на диване. Кивинов достал кипятильник.

Зазвонил телефон.

– Андрей? Это я, Юлька. Срочно встретиться надо, давай в метро, в «Автово». Подходи к девяти. Всё.

Кивинов повесил трубку. Неужели клюнуло? Подожду, не люблю загадывать.

В девять часов он, оставив на телефоне Крылова, подошел к метро. Юлька уже ждала, куря «Мальборо» прямо в вестибюле. Проходящие мимо одинокие мужчины оглядывались на её стройную фигурку в джинсах.

– Привет, – поздоровался Кивинов. – А скажите, сударыня, кто вы, и зачем я так страстно влюблён?

– Вот. – Юлька достала из сумочки квадратную пластинку. – На одну ночь взяла.

– Что это?

– Эх, ты, милиция, тоже мне. Даже я знаю – это дискета от компьютера. Въезжаешь?

– Пока не очень. Хотя, честно скажу, дурачком в ваших прекрасных глазках выглядеть неприятно.

– Да ладно. У Эльдара в кабинете его личный компьютер стоит. Персональный. Никто, кроме него, доступа не имеет. Он, даже когда работает, запирается. Но раз в неделю к нему уборщица приходит, я случайно узнала. Эльдар ключ в ящике пожарном прячет, она вечером вынимает и назад в ящик потом кладёт. Как раз сегодня я вернулась в офис, когда она ушла, охраннику мозги запудрила, ключик взяла и в кабинет. Думала просто посмотрю, что там у него. Да все шкафы заперты. Я к компьютеру. В «Карелии» такой же стоит, мне программистка в покер давала поиграть. А тут гляжу, в дисководе дискетка какая-то торчит. Я её в сумочку и сюда. Завтра до восьми часов её незаметно вернуть надо.

– А мне что с ней делать?

– Найди компьютер и распечатай.

– Можно подумать у меня компьютеров, как зажигалок во всех карманах.

– Это твои проблемы. Я и так риск на себя беру. Если что, башку снимут бойцы Эльдаровы.

– А как на место её вернуть?

– Не знаю. Эльдар первым на работу приходит. Но есть вариант. В семь часов охранник двери открывает для почты, а дальше слит у себя в конуре. Так что два часа у тебя есть. Ящик с ключом – справа от двери. Дискетку в щель сунь и всё.

– Ладно, прикину чего-нибудь. Спасибо. Ты домой? Погулять бы с тобой, но, увы, не дано. Как говориться в одном фильме, мне к лошадям пора. Пойду компьютер искать. Целоваться не будем.

– Дискетку верни, не подставь меня.

Кивинов вернулся в отделение. Зайдя в кабинет, он увидел неожиданную картину. За его столом в свободной позе сидел Крылов, на плечах которого был накинут старый кивиновский китель с курсантскими погонами, а на голове нацеплена кепка а-ля-гитлерюгенд.

Перед ним сидел какой-то нервный мужчина и что-то жалобно объяснял. Толя вдруг рассмеялся беззубым ртом и произнёс:

– Ну, ты, козёл! Не фиг варежкой щёлкать! Ха-ха… Досмеяться он не успел. Кивинов подскочил к нему, вытащил из-за стола, сорвал китель и выпихнул в коридор. Полупьяный Крылов недовольно завопил. Кивинов дал ему под зад ногой и прорычал:

– Ты что, курсантская рожа, себе позволяешь? Мало, что ты у меня тут на диване дрыхнешь в своих вшивых лохмотьях, пьяный тут как по дому разгуливаешь, так ещё и меня подставляешь! Ты посмотри повнимательнее, что на дверях написано. Кивинов, а не Крылов.

– Начальник, что ты, гнида позорная, – буянил Крылов, – мент поганый, меня бьёшь! Не фиг уходить надолго, если дежуришь.

– Ну, гад, узнаю, что ты тут чего лишнего брякнул, выгоню к чёртовой матери и сюда дорога тебе будет заказана. А пока в аквариуме протрезвеешь, шевели копытами!

Затолкнув Крылова в аквариум, Кивинов вернулся в кабинет.

– Вы извините, – обратился он к мужчине, – это рабочий, он тут окно красит. Слушаю вас.

Как узнал Кивинов, это был заявитель, который познакомился на улице с дамочкой, пригласил её домой, выпил с ней, уснул, а марвихерша и улизнула с кое-какими вещичками мужичка. В тот момент, когда потерпевший закончил рассказывать эту историю Толе, как раз и зашёл Кивинов. Конечно, по большому счёту, Кивинов был согласен с Крыловым касательно того, что не фиг щёлкать, но так откровенно высказывать свои мысли тоже ни к чему. Посочувствовав потерпевшему и записав объяснения, он пообещал обязательно найти воровку, благо случай был, как выяснилось, в другом районе, то есть не на территории 85-го отделения и искать ему всё равно не пришлось бы.

Разобравшись с терпилой, Кивинов достал телефонный блокнот, полистал его, а затем набрал номер.

– Димыч! Приветик, это Кивинов, Узнал? Молодец. Я, конечно, не просто так. Ты ведь у нас в институте спецом был по компьютерам. Ты навыки не потерял? Молоток. Что, даже свой сделал? Из чего? Детали на свалках? Здорово! Мне дискетку одну распечатать надо. Поможешь? Я сейчас. Адресок напомни, я позабыл. Жди.

Димыч открыл двери хрущёвки. Кивинов протянул руку:

– Тебя и не узнать. Бороду зачем отрастил?

– Проходи, сыщик, сто грамм выпьешь?

– Не могу, а впрочем, давай врежем по пятьдесят за встречу. Ты один?

– Да, жена с Женькой к тёще укатили на пару деньков, так что я сегодня холостяк. Проходи в комнату, я сейчас.

Кивинов зашёл в клетку-комнату и присел на диван. На стенах были расклеены Димкины фотографии, вкладыши от жевачки, портреты кинозвёзд. Мебель, не бьющая по карману простому инженеру из НИИ, скромный коврик на полу. Уравниловка. Кивинов вздохнул. Талантливый парень, можно сказать, самородок, а рубаха штопана-перештопана. Парадокс. Точнее, не парадокс, а парандос. Лётчики – халдеи, самородки – нищие.

С кухни пришёл Димыч. С подносом и двумя рюмками.

– Давай за встречу. Наших никого не встречал?

– Да нет, все же разлетелись кто куда. Надо будет собраться, поболтать. Лучше у Кольки Иванцова. Ему сейчас туго, поддержим. Не повезло парню, в восемнадцать лет без ног остался.

– Димыч, времени у меня в обрез. Вот дискета, надо распечатать или хотя бы посмотреть, что там.

– Распечатать не могу, а посмотреть можно, если с моим гробом совместится. Давай. Димыч откинул покрывало.

– Вот, универсал собственного изготовления. Должна подойти. Дисплея фирменного нет, не взыщите, я через «Рекорд» старенький смотрю.

Дмитрий вставил дискетку и стал давить на кнопки. На экране появилось несколько файлов. Внутри самих файлов оказались всевозможные фамилии и адреса. Кивинов нагнулся к телевизору.

– Давай, давай, дальше.

На экране снова замелькали фамилии, адреса, схемы.

– Знакомые всё лица, – бормотал Кивинов.

– Всё, – произнёс Димыч, – здесь пароль нужен.

– Что за ерунда? Что за пароль?

– Ну, понимаешь, так программа построена. Информацию можно любую занести, а получить – только зная код, то есть пароль. Обычно это на тот случай делают, если несколько человек с дискетой работать будут. Посторонний к твоей информации не доберётся.

– Ну, и где этот пароль взять?

– Это уже твои трудности. Могу лишь сказать, что судя по кавычкам в нём девять знаков, букв или цифр. Узнаешь пароль, приезжай, мы дальше посмотрим.

– Дискету вернуть завтра надо.

– Ну, давай я её на кассету перенесу, магнитофонную. Тебе же удобнее. Сейчас от магнитофонов во многих школах компьютеры работают. Мог бы на дискету тоже перегнать, но тебе возни больше, да у меня и дисковод что-то хреново пишет, считывать – считывает, а вот запишет – хрен потом считаешь. А так у меня есть выход и для магнитофона, для игр Женькиных.

– А это можно?

– Можно, но чтобы просмотреть, всё равно пароль нужен.

– Давай, переписывай, это долго по времени?

– Да нет, ерунда.

– Ну, я подожду, домой всё равно, наверно, не успею.

– Оставайся, музон послушаем, правда, у меня старьё.

– А у меня есть. Сегодня из студии забрал. Фредди Меркьюри. Последний диск. Сборка. Во мужик был, хоть и голубой. Ему жить оставалось пару месяцев, он знал об этом. Другой бы плюнул на всё, да доживал бы в своё удовольствие, тем более, средства есть. А он голос свой записывал, чтобы после смерти музыку наложили и диск выпустили. Может, они и живут лучше нас, потому что для людей работают, а не для палок и галочек. Они и слова-то такого не знают «до фени». Включай, послушаем.

В шесть утра Димыч растолкал Кивинова:

– Вставай, сыщик, опоздаешь.

Когда Кивинов встал и выпил кофе, Димыч протянул ему дискету:

– Держи, кассета пусть у меня пока побудет, я попробую с кодом повозиться, может, подберу.

Кивинов вышел на улицу, сел на первый троллейбус и поехал к «Тыр-пыр сервису». Подойдя к зданию он, на всякий случай, обошёл его, но ничего подозрительного не заметил и заглянул в уже открытую дверь. Тишина. На цыпочках зайдя в холл, он прислушался. Охранник в пятнистой форме громко сопел в своей комнатке. Кивинов поднялся на второй этаж, нашёл ящик, взял ключ и открыл двери. Обнаружив компьютер, он достал дискету и сунул её в щель дисковода. Всё. Вроде нормалёк. Пора нах хауз. Он повернулся, и в этот момент сокрушительный удар обрушился на его голову. Глаза заволокло пеленой, он застонал и с ужасным шумом рухнул на пол кабинета.

ГЛАВА 5

«Куда меня занесло? Ничего не помню. Головная коробка гудит. Бр-р-р, ещё и холодно. Вроде, всё на месте. А руки где? А, вот, за спиной. Сейчас глаза попробую открыть. Первый пошёл. Ура! Есть. Пока достаточно. Ну и урод. В наколках весь, как житель острова Зелёного Мыса. Улыбается. Ему не идёт».

– Эдик, он очухался. Поговорим?

«Ещё и Эдик тут какой-то. А у этого исколотого никак автомат? Точно. Без дула. Может, у него и гранаты найдутся? Эдик? Что за Эдик? А я-то кто? И что тут делаю, привязанный к стулу? Мне на работу надо отказник строчить. Отказник! Вспомнил, я же опер. Кивинов Андрей Васильевич, 85-е отделение милиции. Это, значит, по мою душу ребята. А башка как гудит! Водки бы».

– Андрюша, ку-ку. Просыпайся, нехорошо задерживать старых товарищей.

Кивинов открыл второй глаз. «Это ж Воронцов Эдик, педрила райкомовский. Он, значит, меня упаковал. Комната в доме-корабле. Эту планировку ни с чем не спутаешь. Что же я натворил?»

– Он медленно меркует. Дай-ка я подгоню. Парень в наколках подошёл к Кивинову и резким ударом в бок опрокинул его на пол. Вместе со стулом.

– Давай, ментяра, не прикидывайся. Разговорчик есть. Срочный.

– Спокойно, Топор. Андрюша – парень сообразительный, сейчас врубится.

Кивинов застонал. «Может, это снится? Топор. Эдик. А Верстака тут нету? Потом узнаю. Точно, снится. Я ведь сейчас дома, в кровати, вот проснусь – и ничего не будет. Но башка, а теперь и бок… Нет, на сон не похоже. Может, спросить у этого, Топора?»

– А ну-ка, посмотри сюда. Что ты с этой штучкой делал? А? Поиграть захотелось? Мы ведь тебя на кусочки пошинкуем. Узнаёшь?

Воронцов покрутил у Кивинова перед носом дискеткой.

– И как ты в кабинет попал, я тоже хочу знать. На всякий случай, чтобы другие не захотели. Топор, верни-ка сыщика в исходное положение.

Кивинов по-собачьи потряс головой. «Что этот козёл от меня хочет? Может, чтоб спел? Не, ребята, я не Майкл Джексон и даже не Пресняков-младший. Но как меня сюда занесло? Думать больно».

– Выпить нет?

– Чего-о-о? Я тебе сейчас дам выпить, сука! Получай!

Новый удар по корпусу снова свалил Кивинова на пол. «У него что, условный рефлекс такой – кулаком по печени? Мне же больно, я не груша с опилками».

– Слушай, амиго, ты мне надоел, что-нибудь другое умеешь, кроме апперкота?

– Во, врубается. Андрюша, я жду. Что ты делал с этой дискетой?

«Дискетой? Слава Богу, вспомнил. Это из-за этой пластинки я тут. Что вчера было? Юлька, компьютер, Димыч, офис, удар. Да, дубинкой. Охранник не спал. Прокол. В следующий раз надену каску. А в дискете что? Кое-что. Ах, вот Эдик почему такой нервный. Это же его дискета Но не только. Там ещё пароль нужен. Да, круто я влип. Отсюда на халяву не выйдешь».

Кивинов огляделся. Наручники впились в запястья. Он повёл подбородком и промычал:

– Не-не знаю…

– Не знаешь? Слушай сюда. Очень внимательно. Видишь эту штучку? Это АКМ. Тактико-технические данные говорить не буду. Через десять минут, если ты не вспомнишь, что тут делал, его воздействие испытаешь на себе. Понял? Понял, сука? – вдруг заорал Воронцов. – Я тебе и эти десять минут растяну. Просто так не сдохнешь. Топор! Добавь пару.

«Бля, опять апперкот! Он что, Топор этот, зацикленный? Сволочь, больно. Меня же кончить хотят, с ума сошли, что ли? Где там Соловец? Вошёл бы сейчас в дверь и отправил бы всех в камеры. Гео-о-о-ргич! Меня убивают, убивают! Не идёт. Что это? Слезы? Ну, правильно. Защитная реакция организма. Против воли. А Эдик-то сдрейфил. Автоматиком машет, а ручки-то дрожат. А я плачу. Может, заорать? Не буду, не поймут».

– Гнида ментовская, ты понял, что я сказал? Понял? Кто тебя пустил? Уборщица? Прибью суку. Что в «Иве» вынюхивал? Ну?

– Чего разорался? Не на собрании. Дай отдышаться. Ты же не блатной, передо мной рисуешься или перед этим, бритоголовым? Раскудахтался. Отстегнул бы руки, что ли?

«А ты точно сдрейфил, Эдик. Нет, ты, пожалуй, не музыкант, тоже шестёрка. Уровни, уровни. Как Ветров говорил? Они сильнее? Ни фига. Да, у них иномарки, компьютеры, менты купленные, охрана. А у нас БОМЖи, проститутки, неграмотные спившиеся сотрудники, ксива в кармане да пистолет под мышкой. А он боится, трясётся весь, значит, мы сильнее. Убогая и нищая милиция. Гордись, Кивинов, ты сильнее. И вряд ли меня убьют – попугают да выкинут. А может, нет? Что там в дискете дальше? Зачем я влез? Сидел бы ровно. Надо вылезать».

– Дай закурить, комсомолец. Я ведь взносы аккуратно платил, договоримся.

Воронцов, как показалось Кивинову, вздохнул с облегчением. Он вставил ему в зубы сигарету и чиркнул зажигалкой.

«О, гад, зажигалочку мою французскую зажилил. Да нет, у меня девчонка по пояс голая, а эта уже вся. Зажигалочка? А откуда он узнал, что я в „Иве“ был? Как откуда – от Балдинга, наверно. Но ведь Балдинг с ним не мог встретиться, его Ветров в тот же день пришил. Позвонил? Не-е-ет. Балдинг сам сначала хотел узнать, почему я Аяврика разыскиваю. У них же уровни. Зажигалочка. Ха-ха, Виктор Андреевич, неужели вы на следующем уровне? Стоп. А сколько же там букв? В коде. Девять. А тут? Ну, считай, у тебя же высшее техническое, скорее, что, до девяти не сосчитать? Так, семь, восемь, девять. Точно!»

– Я жду, – произнёс Воронцов.

– Не гони, коммесрант, пардон, коммерсант.

– Ты, может, думаешь, что я попугаю тебя и выкину? Помнишь, мужичка в лифте нашли на Юго-Западе? С глоткой перерезанной? Тоже несговорчивый был. Ну, Топор его и уговорил ножичком. Так что, прикидывай, парень. Не шучу.

– Да какие ж шутки? Из печени отбивную можно жарить. Только я тебя сначала попрошу одну штуку сделать. Позвони шефу своему и дай трубочку, поговорить хочу.

– Ты что, совсем оборзел? Какому шефу? – Воронцов выбил у Кивинова сигарету. – Здесь я главный, я! Ты понял?

– Да понял я, понял, не брызгай слюной, противно. Шефу какому? А который в «Иве» заседает, Дайнего Виктору Андреевичу. Не слышал? Слышал, слышал. Я думаю, он уже в курсе, что я здесь. Так вот, генацвале, он очень огорчится, если узнает, что я просил связаться с ним, а ты не дал. Так огорчится, что в следующий раз тебя в лифте найдут. Или под лифтом.

– Что? Пугаешь?

– Нет, очень надо. Ты и так до смерти перепуган. А знаешь почему? Потому что Дайнего к этой дискетке отношение имеет и, случись что, с тебя голову снимет. Ну как? Позвоним?

Воронцов тяжело дышал.

– Что ты видел? Что?

– Звони, Эдик, пока не поздно.

Эдик выкинул окурок.

– Ладно, сволочь, припомню.

Затем из пиджака он достал радиотелефон, набрал номер и поднёс трубку к уху Кивинова.

– Дайнего слушает. Кто это? Алло.

– Виктор Андреевич? Добрый денёк или вечерок – я пока плохо ориентируюсь. Это Кивинов, тот самый, из 85-го.

– Андрей Васильевич, если не ошибаюсь? Слушаю вас.

– Правильно, слушайте. А заодно смотрите, вверх, вверх, над дверью. Что там? Нет, это не подлинник, вас обманули. Подлинник – в Лувре, в Париже; где вы были. Там такие подделки за полчаса рисуют. Да не за что. Я не за этим. Название прочитали? Красивое. И главное, в нём тоже девять букв, как в одной штучке, которую сейчас Воронцов перед моим носом крутит. Догадываетесь? Но не о всём. Который сейчас час? Отлично. Ровно через час, если я не вернусь, кассетная копия будет отправлена моим помощником в управление по борьбе с организованной преступностью, ну, с соответствующим комментарием, конечно. Если мы не договоримся.

На другом конце провода учащённо задышали.

– Что ты хочешь?

– Для начала, чтобы отстегнули руки, а то Воронцов мне всю щёку телефоном отбил.

– Пусть он возьмёт трубку.

– Вас, Эльдар Олегович, – кивнул Кивинов. Воронцов поднёс телефон к уху, выслушал, медленно, но верно побелел и отстегнул браслеты.

– Во-вторых, – произнёс Кивинов, взяв трубку освободившейся рукой, – я очень дорожу своим больным и раненым организмом. Поэтому, милостливо прошу, не устраивать канители с пытками и просто мордобоями. Я постараюсь продержаться час, а если не смогу, Бог с ним, но через час я должен быть как огурчик и собственной персоной.

– Тебя не тронут.

– Я тронут. И в-третьих, десять кусков за кассету. Баксов. Условия передачи – мои. Вы ведь предлагали консультации вам оказывать? Будем считать, что это одна дорогая консультация, ну, очень дорогая, но зато большая.

– Где гарантии, что с кассеты не снята копия и что её никто, кроме тебя, не видел?

– Гарантия второго – это то, что вы до сих пор сидите там и разговариваете со мной, ну, а гарантий первого – увы, никаких. Но мы же порядочные люди, хотя мне совмещать порядочность с профессией очень нелегко, как, впрочем, и вам.

– Каким образом ты заберёшь кассету и передашь её мне? Если, конечно, я соглашусь.

– Я еду с вашими Топорами, Верстаками и другими инструментами в условленное место. Мне передают кассету, я отдаю её вам, вы мне отдаёте деньги, и мы друг друга не знаем. Купюры, попрошу, покрупнее.

Дайнего молчал.

«Что, соображаешь? Очко заиграло? Шевели мозгами. Менты ведь покупаются, а я – как все, чем лучше? Лишь бы клюнул, лишь бы мне свалить отсюда, а баксы пусть себе на передачи в зону оставит. Однако, как я с „Эльдорадо“ на шару в цвет попал! Ну, что, решишься, ты, однофамилец?»

– Хорошо, – выдохнул зам директора. – Детали обговоришь с Воронцовым, дай ему трубку.

Эдик, выслушав Дайнего, обратился к Кивинову:

– Ну, падло, где кассета?

– Эдик, с каких это пор ты по фене ботать начал? Сидел, что ли? Или в роль вошёл? Кончай, а то в компании судимых что-нибудь перепутаешь, морду набьют. Шутка. Дай-ка твой «Панасоник».

Кивинов набрал номер.

– Димыч? Кивинов. Ровно в семь часов подойдёшь к метро «Автово», найдёшь какого-нибудь пацана, заплатишь червонец и попросишь передать мне кассету, ту, что я у тебя оставил. Я буду стоять у первого от проспекта ларька справа. Как кассету парню передашь, вали, не жди. Всё понял? Отбой.

– Ну-с, в семь часов кассета будет. Сверим часы. А как насчёт бабок?

– Топор, возьми мою машину и сгоняй в «Иву». Возьмешь у Дайнего деньги и подъезжай к семи в Автово. Топор, запихнув за спину автомат, вышел.

– Пошли! – Воронцов пристегнул Кивинова наручниками к своей руке. Затем кто-то вошёл в комнату, завязал ему глаза и подтолкнул к двери.

Что делать? Кассету они заберут, а потом со мной разберутся – это однозначно. Раз Дайнего сразу согласился, значит, там что-то очень для нас интересное. И он уже ни перед чем не остановится. Хорошо хоть поверили, что мне деньги нужны, раньше не "пришили".

Кивинова вывели во двор и затолкали в машину.

– Давай на Стачек, – скомандовал Воронцов.

В дороге повязку сняли. Наручники – нет. У Кивинова был, правда, свой ключ, но толку от этого мало. Да и ключи, наверно, уже у этих. Машина вырулила на проспект Стачек. Навстречу пронёсся милицейский УАЗик.

«Я тут! – захотелось крикнуть Кивинову. – Тут! Куда вы? А, всё равно, не услышат».

Через пять минут машина затормозила у станции метро «Автово».

– Не вздумай дёргаться. Учти, в спине ствол. Сразу пулю получишь. Пошли.

Воронцов вывел Кивинова. Второй сопровождающий вплотную прижался к парочке. В спину Кивинова упёрся твёрдый предмет.

На часах было без пяти семь. Метро выплёвывало пассажиров, спешащих домой к семьям, детям, любовницам. У всех свои заботы.

У меня тоже своя забота, как от мудаков этих отделаться. Был бы я Джеймсом Бондом или хотя бы майором Прониным, раскидал бы ребяток враз. Зачем я влез, а? Придурок. Сам виноват. У нас же тоже уровни. Положено тебе велосипеды искать и колёса пропавшие, вот и ищи. И не лезь выше. Пусть этим занимаются те, кому положено. А, что теперь говорить. Георгич-то меня ищет или нет? Рядом ведь с отделением стоим. Обидно. Хоть бы кто знакомый попался!.

В пять минут восьмого к ним подошёл мужик-пьянчужка и протянул свёрток. «Чёрт, Димыч, до безобразия ведь точен, не мог на полчасика опоздать». Воронцов одной рукой развернул бумагу и извлёк кассету. Кивинов позеленел. "Это же не та! Это же Фредди! Всё, труба!" Додумать он не успел – его втолкнули в машину.

– Давай в офис. Проверим кассету, мы же порядочные люди, а, Андрюша? Чего побледнел?

– Бабки где?

– Вот посмотрим товар, оценим и рассчитаемся.

«Всё, доигрался».

Машина тормознула вплотную у «Тыр-пыр сервиса». Кивинов взглянул на вывеску. "Странно, а я думал, «сервис» через "з" пишется". Его внесли вовнутрь. Воронцов потянул за собой на второй этаж. Кивинов уже не чувствовал боли ни в голове, ни в боку, ни в руке. В экстремальных ситуациях боль отходит. Защитная реакция организма. Как слезы.

– Эдик, мне в сортир очень хотца, я же не резиновый. Воронцов усмехнулся, отстегнул браслет и пихнул Кивинова по направлению одной из дверей.

«Сортир без окон, зараза. Не убежишь. Ого, унитаз мраморный, круто. А на кафеле знакомое слово. Совки. Да, вас никакой мраморный унитаз не спасёт».

– Ты скоро там, деятель? Штаны, что ли, стираешь?

Кивинов вышел, его подтолкнули к кабинету Воронцова. Тот открыл дверь, вошёл, опустил жалюзи и выключил свет.

– Ну-с, посмотрим. У меня здесь в шкафу допотопное чудовище из палеозоя компьютеризации завалялось, всё никак руки выкинуть не доходили. Видишь, вот и пригодилось, а то как бы мы твою кассету проверили?

Воронцов достал из шкафа полупечатную машинку, полухолодильник со встроенным магнитофоном.

– Ошибка старого компьютерщика. Такого уже не увидишь. Ещё из райкома уволок в своё время. Я так понял, – обратился он к Кивинову, – ты пароль знаешь. Может, подскажешь?

– А не боишься, что башку тебе снимут?

– Ничего, не снимут. Ну как, подумаешь? Время есть.

«Подняться хочет, – подумал Кивинов, – на другой уровень. Нет, Эдик, ты шестёрка, вот и шестери».

Воронцов сел за клавиатуру, включил магнитофон, нажал кнопку.

«Всё», – мелькнула мысль у Кивинова.

Дверь распахнулась от удара ногой. На пороге стоял Петров, в руках у него угрожающе дрожал автомат.

– Стоять! Руки на стену!

Возле кабинета крутил охранника Дукалис. Воронцов выхватил кассету из магнитофона, вскочил и с разбегу сиганул прямо в панно с изображением морского пейзажа. Кивинов зажмурился. «Кошмар, он ведь так башку разобьёт, в одном метре от поребрика, как Аяврик». Панно рассыпалось, и Воронцов исчез из виду.

Кивинов подлетел к проёму и посмотрел вниз. За стеклом была улица. Эдик, прихрамывая, убегал.

«Не буду прыгать, мениск болит, да и надоело всё. Хватит с меня. Кассету жалко, новая, даже дослушать не успел».

– Миша, вы очень кстати, ещё бы минут пять, и я бы летел где-нибудь сейчас с небоскрёба, постепенно набирая ускорение свободного падения.

– Нам Юлька всё рассказала, когда ты утром на сходку не пришёл. А мы сначала и не дёргались, мало ли где ты. А потом она прибежала и про дискетку всё выложила. Да ты лежи, не вставай. Тебя ещё не сильно, отлежишься с недельку.

Соловец прикурил.

– Ну вот, мы, соответственно, к «Тыр-пыр сервису» – там всё закрыто. Оставили Петрова с Дукалисом на лавочке наблюдать, а я тебя по своим каналам искать стал. Есть связи кое-какие. А в начале восьмого тебя собственной персоной и привозят, в браслетах. Ребята охрану положили на землю, связали ремнями и в офис. Дальше ты знаешь.

– Кассету посмотрели?

– Да, штучка интересная. Знаешь, что там? До кода – так, исполнители, шушера всякая типа Ветрова и Балдинга. На каждого что-то есть. Крючок. Кто что натворил или сколько кому должен, кто кого знает и так далее. А потом ребята покрупнее пошли. Видно, Дайнего иногда сам с компьютером работал. Воронцов без кода, конечно, ничего узнать не мог.

Там много интересного. Потенциальные потерпевшие для рэкета и грабежей, всё про них, начиная с финансового положения и до распорядка дня. Директор ЛВЗ тоже есть. Я ещё не всё там понял. Много номеров машин, двойных. Как бы старый и новый. Все – иномарки. Миша покопался, и оказалось, эти машинки за границей угнаны, через «Вирус» переправлены сюда и в МРЭО оформлены. Там даже указано, кто сколько в МРЭО за эти операции получает.

В финансовые заморочки я не влезал. Так, догадываюсь, что там пути отмывания денег через конторы типа «Тыр-пыр сервис» да питейные заведения. Целая сеть по городу. Вообще, организация здоровая. Работать и работать с ней. Там и проститутки, и наркотики, и рэкет, и коррупция. И главное вся структура. На такие верхи можно выйти, что голова закружится. Интерполу не справиться. Ты вспомни, кто добро на «Плакучую иву» дал в исполкоме? А Дайнего невысоко сидел, хотя нити держал многие, и, похоже, повыше метил, поэтому и собирал в компьютер всю информацию. Всю и на всех. У них тоже борьба за власть. Своя, тайная. Я так решил: голову ломать не будем, кассету отправим в управление по борьбе с организованной преступностью, это их хлеб.

А ты отлежись, а лучше, знаешь что, дуй в какой-нибудь дом отдыха ментовский, сейчас ведь бесплатно. Через две недели, когда страсти поулягутся, вернёшься. А то тебя достать могут, хотя бы из принципа, что кровь им пустил. Давай.

Соловец вышел из палаты.

«Интересно, – подумал Кивинов, – влепят мне строгача за то, что ксиву у меня Воронцов спёр? А дом отдыха – это хорошо, правда, что там осенью делать? Водку только пить».

ЭПИЛОГ

Осень вступила в свои права. Солнце реже грело землю, листва, не убираемая машинами, крутилась колесом по проспекту Стачек, скапливаясь у поребриков. Петров с Кивиновым возвращались с очередной заявки и болтали.

– Интересно, там, в Главке, команду эту раскрутили, что на кассете?

– Не знаю, Андрюха, но «Плакучая ива» на ремонт закрылась, капитальный, а Дайнего пропал куда-то. Ладно, расскажи лучше, как в домах отдыха ментовских, ничего?

– Да нормально, правда, погода под Москвой – дрянь, да водки нет. Вообще, тяжело после отпуска впрягаться. Неожиданно к ним подбежал какой-то мужичок.

– Ребята, вы не знаете, где здесь милиция?

– А что случилось, мужик?

– Да морду набили в пивняке, на Стачек, пока дрались, сумку спёрли, а там получка, жена прибьёт.

– Давно?

– Да ещё вчера.

– А что ж ты сейчас идёшь?

– Трезвел, не пойдёшь же пьяным в ментовку.

«Глухарь, – подумал Кивинов, – и на моей территории. По роже видно – не слезет. Пивко любишь? Ну и люби дальше».

– Нет тут поблизости никакой милиции. А вообще, хочешь совет? Езжай в 84-е отделение, это на Ленинском. Скажи там, что сумку отобрали в вечернем ресторане, это на их территории.

– А зачем?

– В 84-м опера крутые, они чёрта найдут, не то что деньги. Вот меня как-то ограбили, так через час вещи вернули. Только не забудь – в вечернем ресторане, а то они работать не будут.

– Точно, – вступил Петров, «срубив» ситуацию, – там хорошее отделение, а других здесь, по-моему, нигде и нет.

– Спасибо, мужики, а как туда добраться?

– Пара остановок на троллейбусе. Счастливо.

Мужик побежал на остановку. Кивинов встретился взглядом с Петровым.

– А кто мне мозги вворачивал по поводу палок? – спросил тот. – Ты чего его отфутболил? Должен был заяву принять.

– Миша, я же такой же, как все, продукт системы. Это только Чип с Дэйлом на помощь спешили, а я в отделение спешу, сейчас дождь пойдёт. А лишнего глухаря нам совсем не надо, тем более, что мужик сам виноват. Нечего с получкой в пивбаре делать.

– Надо будет тогда Соловца попросить, чтобы галочку за раскрытое преступление поставил.

– За отшитое преступление, – смеясь ответил Кивинов.

Ну вот, родное отделение. Бр-р, холодно. В кабинете Крылов на диванчике, на столе таракан пасётся. Получите, сэр!

– Кто там? Войдите. А, Верочка! Что в канцелярии новенького? Почты много? За этим и пришла? Даже бандероль? Надеюсь, там не мина? Не смотрела? Не поверю. Хорошо, сейчас зайду, получу макулатуру, обсохну только. Жди, ласточка.

Посидев немного, Кивинов зашёл в канцелярию, получил почту и вернулся к себе. Там он разложил бумаги на столе и вскрыл большой конверт. Откуда это? Ага, интересно – управление по борьбе с организованной преступностью, ну-ка, что тут? Может, премия? Из конверта вывалилась Димкина кассета и какая-то бумажка. Кивинов, ничего не понимая, развернул её и прочитал:

"Начальнику 85 отделения милиции.

Направляю кассету с записью компьютерной информации для проверки и принятия необходимых мер. О результатах доложить.

Приложение: 1 кассета.

Начальник УОП полковник милиции Свириденко".

Кивинов откинулся в кресле. Они что, очумели? Это же их работа, их уровень! А впрочем… Всем все до фени. Все на всё положили. С прибором. Он поднялся и зашел к Петрову. Тот уже притащил кого-то и, создав туманную завесу из беломорного дымка, усердно «колол» его.

– Миша, тут тебе почта пришла и кассета какая-то. Я по ошибке получил. Посмотри, может, что интересное – палку срубишь.

– Положи на сейф. Я с мужичком закончу, разберусь.

Оглавление

ПРОЛОГ

ЧАСТЬ 1

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

ЧАСТЬ 2

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

ЭПИЛОГ X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?