«Разбитое окно»

Другу дорогому рукопись сия посвящается

Самое грубое вмешательство в частную жизнь заключается не в обнародовании чьих-то глубоко хранимых тайн, а в многочисленных публикациях мелких подробностей чужого быта… Они будто пчелы-убийцы: от одной отмахнешься, но целый рой может доконать.

Ей опять стало тревожно, но никак не удавалось уяснить отчего.

Это было какое-то назойливое болезненное ощущение, непонятно, однако, чем вызванное. Как если вы вдруг замечаете, подходя к своему дому, что за вами следует мужчина… А не он ли приглядывался к вам в вагоне подземки?

Так бывает, когда привидится едва различимое в ночи темное пятно – вот только что оно ползло к вашей постели, а теперь исчезло. Может, это ядовитый паук «черная вдова»?

Но в ту же минуту гость, расположившийся на диване в гостиной Элис Сандерсон, взглянул на нее, улыбнулся, и она сразу забыла про свои страхи – если вообще можно назвать страхами ничем не объяснимое легкое беспокойство. Конечно, Артур приятен в общении, он в хорошей физической форме, но гораздо больший эффект производила его великолепная улыбка.

– Вино будешь? – предложила Элис, направляясь к выгородке, за которой размещалась небольшая кухонька.

– Не откажусь. Чего-нибудь на твой вкус.

– Слушай, а здорово вот так сачковать посреди рабочего дня. Не по-детски. Мне нравится!

– Рожденные свободными, – пошутил Артур.

За окном, через улицу, выстроились рядами «браунстоуны»[1] Гринвич-Виллидж[2] с фасадами, облицованными коричневым и рыжеватым песчаником или крашенные под него. Вдали виднелись силуэты манхэттенских небоскребов, дрожащие, как миражи, в мареве чудесного дня. Через открытое окно вместе с воздухом, для мегаполиса, можно даже сказать, чистым, в квартиру проникали запахи чеснока и орегано из итальянского ресторана, расположенного по соседству.