«Подставной киллер»

Николай Леонов, Алексей Макеев Подставной киллер

Глава 1

Столики летнего кафе были вынесены прямо на песок, поближе к морю. Можно пить вино, смотреть на прибой и слушать крики чаек. При условии, конечно, что погода будет не хуже, чем сегодня. И будет настроение все это делать. Потому что настроения может и не быть. У Дудкина, например, настроения не было, но он все равно сидел и смотрел. Пустынное утреннее море казалось ему раздробленным на миллионы осколков солнцем, ослепительно сверкающим, но холодноватым. И вообще было совсем не жарко. Свежий ветер с моря даже заставил Дудкина поднять воротник куртки – он не любил, когда дуло в шею.

В Канне сейчас то же самое, подумал он, разве что народу побольше, и море потеплее, и ковровая дорожка расстелена для победителей. А неудачники здесь. Пытаются решить проблемы не совсем традиционными способами. А впрочем, какими еще способами их можно решать, если это вообще возможно?

В его распоряжении было двадцать четыре часа, чтобы получить ответ на этот вопрос. А мечты о Канне отложить по крайней мере на год. Но только лишь отложить. Рано или поздно он взойдет по легендарным ступеням, по этой пресловутой красной дорожке – взойдет победителем, иначе вся эта возня, риск и унижения теряют всякий смысл. Он не каскадер и не экстремал, чтобы мечтать, как бы побыстрее и подешевле свернуть себе шею. Когда он умрет, за его гробом пойдет пол-Москвы, а на могиле круглый год будут лежать белые цветы. И на красную ковровую дорожку он еще обязательно вступит, но только как это будет не скоро…

Девушку в синих джинсах и простеньком черном свитере Дудкин заметил не сразу. Вообще это было для него нехарактерно – на женщин у Дудкина был особый нюх. Шум прибоя и мрачноватые мысли сбили, образно говоря, прицел. Одним словом, она застала его врасплох.

Дудкин даже слегка вздрогнул, когда за его спиной прозвучал странноватый, будто полусонный, с легкой хрипотцой голос.

– Здравствуйте! – сказала она. – Можно я к вам присоединюсь, Валентин Сергеевич?

Дудкин резко обернулся. Девушка была совсем молода, лет двадцати двух, не более: рыжеватые, спутанные ветром волосы, приятное, но не слишком примечательное лицо. Разве что глаза смотрели чересчур серьезно для представительницы «поколения пепси». Родная дочь Дудкина была, пожалуй, даже старше этой девчонки.

Впрочем, по поводу возраста Дудкин никогда не комплексовал – ни своего, ни женщин, с которыми завязывал романы. Он считал, что самым главным в отношениях мужчины и женщины должно быть право выбора. Если выбор сделан, то все остальное не имеет значения. Весь вопрос заключался в том, должен ли он делать сейчас этот выбор – момент был слишком неподходящий, да и рыжая девушка была не совсем в его вкусе. Тем более что и в этом затерянном городишке он не совсем уж одинок – здесь жила Анна, с которой жизнь сводила и разводила его, в разных комбинациях и на разных широтах, пока наконец не расставила все по местам окончательно – Анну выбросила на это тихое побережье, а он… Он накатывался сюда, как прибой, стихийно, на какое-то мгновение, и снова убегал в свое бурное море, надеясь, что никаких серьезных следов после него не осталось.

– Мы знакомы? – без особого интереса спросил Дудкин.

Скорее всего эта девушка – начинающая актриса. Видела его где-нибудь в Москве, а может быть, и вообще только в журнале. Одним словом, профессионалка. Профессия продюсера не предполагает, что тебя будут узнавать кондуктора в троллейбусе и продавщицы в бакалейном отделе.

– Ну, не совсем, – ответила девушка. – Но я вас знаю. А свои данные я сейчас сообщу. Меня зовут Галей. Вообще-то мне это имя не нравится, и я предпочитаю, когда меня называют Глорией. Однако люди вашего возраста не любят таких штучек, поэтому я предоставляю вам возможность выбора. Потерплю.

Дудкин нахмурился и озадаченно посмотрел по сторонам. Вокруг ничего особенного не происходило. Откуда же на его голову свалилось это странное создание?

– Простите, а с чего вы взяли, что меня заинтересуют ваши паспортные данные? – не слишком деликатно спросил он. – Зовитесь хоть принцессой Дианой, мне-то что? Вы чего-то от меня хотите?

– Честно говоря, хочу, – нисколько не оробев, ответила рыжая. – Мне кажется, вы не очень заняты. Может быть, согласитесь ответить на пару вопросов? Я из Москвы, и я журналистка. – Она коротко рассмеялась. – Совсем неизвестная, правда… Можно, я присяду?

Села она, не дождавшись ответа, и это окончательно разозлило Дудкина. В другое время его, наверное, все-таки заинтересовала бы эта девчонка, поведение которой странным образом сочетало в себе серьезность и бесцеремонность, но теперь у него и без того хватало проблем.

– На самом деле я очень занят, – сказал он. – И ни на какие вопросы отвечать не намерен. Особенно на ваши.

В ее темных глазах промелькнула озабоченность, но голос нисколько не изменился.

– Что так? – с интересом спросила она. – Я вам не приглянулась?

– Вы не отличаетесь застенчивостью, – заметил Дудкин. – Поэтому и я буду откровенен. Вы мне не приглянулись.

– Может быть, мне стоило приодеться? Но в дороге я предпочитаю простой стиль. Первым классом я не путешествую, сами понимаете.

– Мне нет никакого дела до вашего стиля, – сказал Дудкин. – Как, впрочем, и до всего остального. Если вы не против, я бы предпочел остаться в одиночестве. Мне нужно допить вино и подумать.

– А если вы не против, я бы тоже сейчас выпила, – без тени смущения сказала Галя. – Только не вина. Кофе. У них тут есть кофе?

– У них есть кофе, – сдержанно ответил Дудкин. – И масса свободных столиков, между прочим.

Девушка недоверчиво поскребла пальцем гладкую пластмассовую поверхность стола, как будто насчет здешней мебели у нее имелись некоторые сомнения, а потом, посмотрев Дудкину прямо в глаза, сказала:

– А на деле вы не оправдываете репутацию дамского угодника. Скорее наоборот. Откровенно говоря, я рассчитывала на более любезный прием. Вы еще раз меня удивили, Валентин Сергеевич!

Что-то в ее словах насторожило Дудкина.

– А когда я вас удивил в первый раз? – насмешливо спросил он. – Когда не предложил вам сесть?

– Нет, это было в Москве, – серьезно ответила Галина. – Когда вы вдруг сорвались с места и двинули сюда, на юг, хотя самые жаркие дела у вас были как раз в столице. Вам же нужно заканчивать проект, верно? Широкомасштабная постановка, блокбастер, наш ответ «Властелину колец» и прочее… Это было немного странно, согласитесь! И потом здесь…

– Подождите! – нахмурился Дудкин. – Вы, что же, шпионите за мной, скверная девчонка?

– Нет, конечно, – спокойно ответила девушка. – Обычная работа. Кстати, о вашем отъезде мне сообщили в редакции журнала. Я об этом и не подозревала, хотя ваш образ давно волнует мое девичье сердце… В профессиональном плане, конечно, – не пугайтесь. В журнале мне предложили заняться вашим спешным отъездом. Если материал понравится, мне неплохо заплатят. Это совсем не лишнее, но вообще-то для меня главное – засветиться. Пока твое имя не мелькает на глянцевых страницах, ты все равно что мертв. Это, кстати, и к вам относится. Зря вы отказываетесь от интервью – не такая уж вы бесспорная персона.

– Ну знаете, – с угрозой сказал Дудкин. – Это уже слишком. Давайте расстанемся по-хорошему, но только прямо сейчас. Иначе я за себя не отвечаю.

– Прикажете вывести меня с побережья? – с кривоватой улыбкой спросила Галина. – Вытолкать взашей? Или сами приложите руку? Я не возражаю. Какой-никакой, а материал. Для журнала не подойдет, но в желтую газету можно продать заметку.

Дудкин хотел сказать что-то резкое, но вдруг почувствовал полнейшее безразличие. Он слишком близко принял к сердцу бесцеремонность этой соплячки, повел себя как школьник, сорвался, когда нужно было просто встать и уйти. Это, конечно, нервы. Слишком многое на него в последнее время навалилось. А вообще все это чепуха, не стоящая внимания, просто нужно поскорее избавиться от этой девчонки. Подчеркнуто не замечая Галины, Дудкин махнул рукой официанту.

Подошел высокий худощавый парень, с явной примесью южной крови, почтительно наклонил голову, мельком бросил заинтересованный взгляд на девушку.

– Послушайте, уважаемый! – спросил Дудкин, протягивая ему деньги. – В вашем захолустье возможно вызвать такси? Тогда я вас попрошу…

Он встал и быстро пошел в сторону павильона, широкоплечий, уверенный в себе, хорошо одетый мужчина. Любимец судьбы. Официант понимающе подмигнул нахмурившейся девушке и побежал догонять клиента.

– Сию минуту будет сделано! – жизнерадостно крикнул он ему вслед. – Машина придет через пять минут.

Дудкин вышел на асфальт по другую сторону павильона. Неширокая улица, густо усаженная по краям деревцами алычи, убегала прочь от моря в мешанину аккуратных крыш и зеленых парков – городок просто утопал в зелени. Дудкин достал из кармана сигареты и закурил.

– Может быть, хотя бы сигаретой угостите? – прозвучало у него за спиной. – Не бойтесь, в такси с вами я садиться не буду. Но шпионить не перестану. Вы мне выбора не оставляете. Я влезла в долги, чтобы сюда приехать.

Дудкин сосчитал до пяти и только потом обернулся. Девушка как ни в чем не бывало пристроилась рядом. Теперь на ней были черные очки, а в руках она вертела маленькую фотокамеру. «Как я сразу не заметил у нее фотоаппарата? – удивился Дудкин. – За пазухой она его держала, что ли?» Про себя он невольно отметил, что за пазухой у девчонки не слишком богато – маленькая грудь едва прорисовывалась под тонкой тканью свитера. «Какого черта? – тут же рассердился он на себя. – Спать ты с ней не собираешься. Какое тебе дело до ее габаритов?»

Он медленно протянул ей пачку «Винстона». Она сморщила нос, но сигарету взяла. Пришлось доставать еще раз зажигалку. Галина затянулась и по-мужски выпустила дым носом.

– Вот и напрасно вы будете за мной шпионить, – с досадой сказал Дудкин. – Это занятие не принесет вам дохода. Скорее наоборот. За вторжение в частную жизнь суд по головке не погладит.

– Будете обращаться в суд? – с надеждой спросила девушка и тут же сама себе ответила с уверенностью: – Вряд ли. Во-первых, у вас тут любовница, а даже такие плейбои, как вы, не любят домашних скандалов, а во-вторых, у вас тут что-то посерьезнее, верно?

Она смотрела на него сквозь непроницаемые очки, хрупкая, беззащитная, нахальная и вызывающая беспокойство. Дудкин с удивлением отметил, что больше всего ему хочется сейчас ее ударить. Врезать по нежной матовой коже. «Садистские наклонности в тебе прорезались, Валентин, – с мрачным юмором сказал он себе мысленно. – А вообще сдаешь ты, брат. Суетишься, как мелкий жулик на ярмарке. Даже не пытаешься понять, что же на самом деле происходит».

Он подавил вспышку гнева и с деланным безразличием спросил:

– Что вы имеете в виду, когда говорите «посерьезнее»? Я приехал сюда по личным делам. Если угодно, навестить свою старую знакомую. Вы это хотели услышать? Как видите, я ничего не боюсь.

– Я знаю вашу знакомую, – перебила его девушка. – Эффектная женщина, незамужняя и деловая. Только на работу далековато ездить. Она ведь директор санатория, верно?

– Чем больше я с вами общаюсь, – сказал Дудкин, – тем меньше вы мне нравитесь, шпионка. Ради нескольких строчек в газете вы готовы копаться в моем белье. Могли бы найти занятие поинтереснее.

– Мне это нравится, – спокойно возразила Галина. – Да и потом, я подозреваю, что вы не стали бы тратить сейчас время на старую знакомую. В Москве поговаривают, будто ваша постановка на грани краха. У вас нет денег, вас кинули инвесторы, и у вас куча долгов. Если вы не доснимете «Золотое веретено», можно намыливать веревку… – Она с неожиданной застенчивостью посмотрела на Дудкина и добавила: – Это не я – так в Москве говорят.

Дудкин и сам знал, что говорят в Москве, но слушать это из чужих уст было неприятно.

– Ладно, хватит! – бросил он. – Про людей, которые заняты делом, всегда говорят гадости. Это удел завистников, ясно вам?

– Люди, которые заняты делом, иногда становятся банкротами, – сказала Галина. – Это обычное дело. А завистники тоже имеют право на маленькие радости. В принципе, я могла бы наплевать на ваши чувства. Мне нужно делать свою карьеру. Но из симпатии к вам я хочу сначала разобраться.

– В чем разобраться?

– Например, зачем вы встречались здесь с Аполлоном Георгиади по кличке Грек, – с невинным видом произнесла Галина. – Которого, кстати, здесь очень не любят, но за что – предпочитают не говорить…

«Мерзкая девчонка! – с тоской подумал Дудкин. – Она даже это пронюхала. Впрочем, я особенно и не скрывался. Кого мне здесь было опасаться? Откуда я мог знать, что за мной увяжется эта чокнутая? Что с ней теперь делать? Уложить в постель? Откупиться? Шантажистов это только раззадоривает. Попросить Аполлона разобраться? Нет, это совсем противно».

– Знаете что? – вдруг сказал он. – Давайте встретимся вечером и все спокойно обсудим. Вы просто застигли меня врасплох. Мне нужно собраться с мыслями.

– Да, вид у вас такой, что это не помешает, – согласилась девушка. – Где встретимся?

– Приходите в гостиницу к восьми вечера, – сказал Дудкин. – Вы уж, конечно, разнюхали, в каком номере я живу?

– Еще бы! – сказала она. – В восемь я буду как штык.

Вдали наконец-то показалось спасительное такси. Дудкин уже настолько был сыт обществом навязчивой спутницы, что даже не старался казаться вежливым. Едва машина притормозила у тротуара, он поспешно запрыгнул в нее и велел водителю трогать. Галина, не шелохнувшись, смотрела вслед такси, и легкий ветер трепал ее рыжие волосы.

Дудкин вернулся в гостиницу в скверном расположении духа. Гостиница была старая и неказистая, вся пропитанная казенным духом советских времен, но бойко перенимающая скверные повадки нового времени. Неуютный одноместный номер с окнами, выходящими на базарную площадь, стоил бешеных денег, но искать частную квартиру Дудкину не хотелось. Тем более он даже не помышлял, чтобы остановиться у Анны, хотя за последние годы она обзавелась здесь прекрасным двухэтажным домиком, – это было табу. У каждого из них была своя жизнь, и соприкасались эти две жизни на очень узкой территории, границы которой нарушать не следовало.

Однако сейчас, после неприятного разговора со странной московской девчонкой, Дудкину особенно сильно захотелось увидеть Анну – всего лишь увидеть, может быть, молча посидеть рядом, а потом уйти, пообещав позвонить. Дудкин считал, что они понимают друг друга с полуслова. Но Анна работала в полузакрытом санатории в пятнадцати километрах от города. Добраться туда можно было только на машине. Дудкин бывал в этом райском местечке – белоснежные здания среди невысоких, поросших лесом гор, блаженная тишина, ласковый персонал, отличная кухня. Прекрасное место для отдыха, но просто так туда не заглянешь. Дудкин решил позвонить.

Справедливости ради надо было отметить, что связь в городке работала четко. До кабинета Анны Дудкин дозвонился сразу, но чужой суховатый голос объяснил ему, что Анна Владимировна сегодня на работе не появилась – по неизвестной причине.

– Постойте! Что значит – по неизвестной? – забеспокоился Дудкин. – Она вам ничего не сообщила?

Голос в трубке после секундной паузы поинтересовался, с кем имеет дело. Дудкин назвался, прибавив, что является очень близким знакомым.

– Не понимаю, как это так, – добавил он. – Ваш директор не выходит на работу, а вы даже не пытаетесь выяснить причин?

– Допустим, это не так, – с нажимом ответил голос в трубке. – Но я не вижу причин отчитываться перед знакомыми нашего директора. Даже очень близкими. Впрочем, если знаете, где живет Анна Владимировна, вы оказали бы нам очень большую любезность, заглянув к ней домой. Мы звонили ей, но телефон молчит. Возможно, случилось что-нибудь непредвиденное… Если сумеете что-то узнать, не сочтите за труд позвонить, хорошо? Дело в том, что у нас тут сегодня комиссия, и отлучиться в город нет никакой возможности…

На этом телефонный разговор закончился, оставив в душе Дудкина странное ощущение какой-то недоговоренности, если не сказать больше. В словах собеседника не было никакой логики. Какая комиссия смирится с отсутствием на объекте главного? И совсем глупо звучит объяснение, будто никто не может отлучиться в город. В крайнем случае, всегда можно послать какого-нибудь дворника.

Так или иначе, но теперь у Дудкина был повод заглянуть к Анне домой. До сих пор они встречались дважды, причем оба раза на нейтральной территории. По поведению Анны Дудкин сразу понял, что приглашать его в гости она не хочет. Он не настаивал. Все лучшее, что могло с ними обоими случиться, давно случилось. Больше ничего не прибавить. Теперь ему достаточно иногда видеть Анну.

Но подвернувшийся случай его обрадовал. До встречи с Греком оставалось еще пятнадцать-шестнадцать часов. Целая пропасть времени, наполненная угрызениями совести, страхами и сожалениями. При других обстоятельствах можно было бы напиться. Но сейчас нужно держать себя в руках.

Сначала он все-таки позвонил Анне домой. Телефон не ответил. Дудкин заказал переговоры с Москвой, дождался звонка и побеседовал со своим помощником, лаконично изложив ему ситуацию с журналисткой и поинтересовавшись, какие в столице новости. Новостей в столице не было. Во всяком случае таких, что могли бы заинтересовать Дудкина. Тогда он еще раз позвонил Анне – с тем же результатом. Он вызвал такси.

Усаживаясь в машину, Дудкин вдруг вспомнил про Галину-Глорию и подозрительно огляделся по сторонам. Вздорной девчонки нигде не было. «В самом деле, не может же она наблюдать за мной все двадцать четыре часа! – подумал он. – Но есть одна закавыка – она почти все разнюхала. Кто бы мог ожидать подобного от такой пигалицы?»

Он назвал водителю адрес и стал смотреть в окно. По-прежнему было солнечно, прохладно и ветрено. Этот городок почему-то не пользовался особой популярностью у отдыхающих. По сравнению с другими городами Черноморского побережья здесь всегда было слишком мало приезжих. Тем более нет их сейчас, когда погода далеко не черноморская.

Водитель остановил машину и сообщил, что они приехали. Дудкин очнулся от своих дум и убедился, что таксист совершенно прав. Он расплатился и неторопливо выбрался из машины.

– Подождать? – с надеждой спросил водитель.

– Не стоит, – махнул рукой Дудкин и пошел к дому.

Таксист все же уехал не сразу – проводил Дудкина взглядом. Здешние деловые люди, водители, торговцы и прочие, безошибочно узнавали в нем столичного жителя, лоха с тугим бумажником, и всячески старались облегчить этот предмет. Дудкин не слишком жадничал, но и деньгами не сорил. Уж кем-кем, а лохом он никогда не был.

Таксист все-таки понял, что больше ему ничего не светит, и с разочарованным видом укатил. Дудкин остановился возле невысокой ограды из красного кирпича и с любопытством за нее заглянул. Небольшой дворик был любовно усажен цветами. Наверняка разбивал клумбы профессионал. Может быть, даже из штата санатория. Налицо злоупотребление служебным положением, с усмешкой подумал Дудкин. Собственно, и сам домик, изящный, отстроенный по особому проекту, вряд ли возможно было поднять на одну зарплату. Как теперь строятся дома, Дудкин хорошо знал, но ему не хотелось соотносить это знание с именем Анны. Для него она была прежде всего женщиной. Он даже мысленно избегал называть ее деловой. Но, похоже, она именно такой и была.

Дворик был пуст. Окна в доме темны и наглухо заперты. Дудкин готов был держать пари, что хозяйки нет на месте. Он попробовал открыть калитку, но быстро убедился, что она заперта изнутри. Нашел кнопку звонка и старательно давил на нее в течение минуты. Можно было махнуть через забор – физическая форма Дудкину это позволяла, но неудобно перед соседями. Еще неизвестно, как они воспримут такой фортель.

Но в сердце Дудкина уже закралось беспокойство. В чем было дело – он не понимал. Дом выглядел вполне мирно, однако что-то Дудкина настораживало. Ему нестерпимо захотелось проникнуть в дом. Анна никогда не жаловалась на здоровье, жаловаться вообще было не в ее стиле, а годы, тем не менее, идут и не щадят даже красивых женщин. Что, если с ней случился сердечный приступ, и она не в состоянии даже дотянуться до телефона? Он не может просто так повернуться и уйти! Он должен хотя бы заглянуть в окно.

Он медленно обошел дом кругом и увидел железные ворота гаража. С тыльной стороны гараж примыкал прямо к дому и как бы срастался с оградой. Но Дудкину показалось, что между створками ворот видна узкая щель. Он подошел ближе и убедился, что не ошибся – ворота были слегка приоткрыты. Дудкин оглянулся по сторонам, будто чувствовал на себе чей-то взгляд, а потом решительно толкнул железную створку. Она ушла внутрь с легким скрипом.

Дудкин проскользнул в темноту гаража и почти сразу же наткнулся на капот «Жигулей». Машина хозяйки была на месте! Это открытие поразило его больше всего. Анна всегда предпочитала передвигаться на автомобиле. Она даже до аптеки не пошла бы пешком. Из этого следовал единственный вывод – сейчас она должна быть дома. Но в доме царила пугающая тишина, и вдобавок эти открытые ворота… У Дудкина невольно побежали по спине мурашки, однако он подавил в себе приступ малодушия. Если с Анной что-то случилось, а он даже не попытается ей помочь, то угрызения совести будут мучить его до самой смерти.

Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте, а потом стал осторожно пробираться в сторону темнеющего прямоугольника внутренней двери. Он не представлял, что будет делать, если она окажется запертой. Но тревожное предчувствие подсказывало ему, что дверь открыта. Так и оказалось. Он толкнул ее и очутился в небольшом коридорчике, из которого можно было пройти в гостиную на первом этаже.

Дудкин не бывал в новом доме Анны, только видел его мельком со стороны и не очень представлял себе расположение комнат, но решил, что нужно подняться прежде всего наверх.

Он вошел в большую светлую комнату, окна которой выходили во двор, и сразу увидел узкую лестницу, ведущую на второй этаж. Внизу было пусто. Прикрытые шторы на окнах, со вкусом подобранная мебель, еще свежие цветы на столике – уютное надежное гнездышко самостоятельной женщины – ничего лишнего, но все легко и изящно. Привыкший считать деньги, Дудкин и тут отметил, что внутренняя отделка дома наверняка влетела Анне в копеечку. Но эта мысль возникла где-то на периферии мозга и тут же исчезла. Сверху доносился какой-то странный неестественный звук, напоминающий сигнал мобильного телефона.

Звук не умолкал ни на секунду, пока Дудкин поднимался по лестнице. Он никак не мог сообразить, что это такое. Наконец Дудкин оказался перед дверью, из-за которой слышалось это бесконечное противное пиканье. Поколебавшись секунду, он открыл дверь без стука и заглянул в комнату. И сразу увидел Анну. Запрокинув белое лицо к потолку, почти голая, она лежала возле кровати в луже собственной крови. В животе, чуть повыше пупка, торчал нож с массивной рукоятью. На столике надрывался электронный будильник.

Дудкин мгновенно покрылся испариной. Чтобы не упасть, он инстинктивно схватился за стену и некоторое время стоял, опустив голову, пытаясь справиться с нахлынувшей дурнотой. Назойливый электрический звук лез в уши и отзывался в голове тупой болью. Стараясь не смотреть на застывшее тело возле кровати, Дудкин боком добрался до будильника и, не сразу отыскав нужную кнопку, выключил сигнал. Стало тихо.

Дудкин со злобой рванул узел галстука, трясущимися руками распустил его и швырнул в угол. Дышать стало чуть полегче. Ему вдруг пришла в голову дикая мысль, что Анна еще жива. Он опустился возле нее на колени и зачем-то потрогал кончиками пальцев нож. Ладонь случайно коснулась залитого кровью тела – Дудкину показалось, что оно холодное как лед. Кровь давно высохла. Он отдернул руку.

Теперь его мучила тишина. Она давила на голову и угрожающе звенела в ушах. Дудкин никак не мог сосредоточиться и решить, что делать дальше. У него только хватило сил, чтобы подняться с колен и подойти к окну. Он даже не заметил, как в зубах у него очутилась сигарета. Он лихорадочно затянулся и тут же уронил сигарету на пол. Где-то совсем рядом завыла милицейская сирена, а потом на первом этаже требовательно затрещал входной звонок.

Глава 2

– Странное дело! – сказал полковник Гуров, поворачивая ключ в замке зажигания. – Прежде, я помню, в мае всегда пахло сиренью. А нынче, сколько ни принюхиваюсь, ничего, кроме бензина, не ощущаю. С чего бы это, Стас?

Его спутник полковник Крячко, крепкий, внешне простоватый и небрежно одетый, важно нахмурил лоб.

– Тому может быть несколько причин, Лева, – сказал он. – Желаешь выслушать все версии?

– Время у нас есть, почему бы и не послушать? – засмеялся Гуров.

– А мы вообще куда едем? – вдруг забеспокоился Крячко. – Ты же говорил, что Мария сегодня свободна. Я так настроился, что мы все наконец сможем расслабиться в узком кругу, без оглядки на должностные инструкции и обязательства. Любимый начальник вовсю уже, наверное, раздувает угли для шашлыка, а твоя жена вдруг куда-то исчезает! Я понимаю, что для артистов воскресенье – не выходной, но ты же говорил…

– Ну, говорил, – ответил Гуров. – Я и сам не знал. Видишь ли, Марию тут пригласили сниматься в одном блокбастере. Какая-то волшебная сказка, со всякими там эффектами… Целиком отечественная продукция. Хотят утереть нос Голливуду.

– Да, что-то такое ты говорил, – вспомнил Крячко. – Но ведь там, кажется, все закисло?

– Да, есть маленько. Финансовые проблемы – обычное дело, – кивнул Гуров. – Но вот сегодня Марию неожиданно вызвали в офис продюсера фильма. Собственно, даже не вызвали, а попросили приехать. Она не смогла отказать. Сам понимаешь, хотя театр у нее и на первом месте, но сняться в таком широкомасштабном фильме она давно мечтала.

– Значит, съемки продолжаются?

– Да кто ж его знает? – пожал плечами Гуров. – Позвонили неожиданно, ничего толком не объяснили, убедительно просили явиться. Марии даже показалось, что звонивший чего-то недоговаривает, но не поехать, конечно, не смогла… Чтобы не терять времени, я вот за тобой сгонял, а теперь Мария позвонила – она уже освободилась.

– Значит, пикник на даче любимого начальника не отменяется? – обрадовался Крячко.

– Думаю, что не отменяется, – сказал Гуров и усмехнулся. – Впрочем, к Петру пришлось бы заглянуть в любом случае, даже без Марии. Когда генерал зовет на шашлыки, отказываться неприлично.

Они свернули на Мосфильмовскую улицу.

– Этот шедевр «Мосфильм» варганит? – деловито спросил Крячко.

– Насколько мне известно, нет, – ответил Гуров. – Какая-то независимая студия. Там всем заправляет один делец – организовал студию, павильоны, привлек инвестиции, прокатными делами занимается. Плюс у него рестораны, типография и другие побочные доходы…

– Одним словом, наш клиент, – уверенно заявил Крячко.

– Это в тебе мент заговорил, – засмеялся Гуров. – Кстати, Мария отзывается об этом человеке весьма уважительно. Говорит, что это не просто делатель денег. У него, мол, есть настоящая художественная жилка. В молодости он мечтал о кино, но единственное, что сумел – это сделаться директором кинотеатра в Калуге. Перестройка дала его деятельной натуре массу возможностей. Он разбогател, но все деньги решил вложить в киноиндустрию. И еще он пользуется успехом у женщин.

– А, ну тогда понятно, – кивнул Крячко. – Женщины всегда уважают тех, кто пользуется у них успехом. Это замкнутый круг. И много у него денег?

– Кто же их считал? – отозвался Гуров. – В подобных случаях деловые люди предпочитают уйти от ответа. А ты, кстати, так и не ответил мне насчет запаха сирени.

– А! У меня есть что сказать, – встрепенулся Крячко. – Версия первая – ты на старости лет потерял нюх. Не сыщицкий нюх, а натуральный, природный. Такое случается сплошь и рядом. Версия номер два – тебе просто не попадаются места скопления нужного тебе растения. И третья версия, основная – сирень в этом году еще не зацветала. Какая тебе представляется наиболее вероятной?

Гуров остановил машину и озадаченно покрутил головой.

– Надо же! – сказал он. – И такая простая мысль не пришла мне в голову. А ты уверен, что она действительно еще не расцветала?

– Это можно легко проверить. На генеральской даче наверняка найдется хотя бы один куст сирени. Только туда еще попасть нужно. Я надеюсь, никаких сюрпризов больше не будет? У меня уже желудочный сок начинает выделяться.

– Он у тебя всегда выделяется, – заметил Гуров. – Но мне тоже было бы неприятно остаться без генеральского шашлыка. Сейчас заберем Марию и рванем на критической скорости.

– А вот это и есть тот самый офис? – с интересом спросил Крячко, глядя на современное здание с широким мраморным крыльцом и рядом входных стеклянных дверей. Объемные золотые буквы над входом возвещали, что за дверями находится некий «Мегаполис-фильм».

– Судя по всему, тот самый, – кивнул Гуров. – Во всяком случае, второго такого же я здесь не вижу. Ты посиди пока. Я быстро.

Он вышел из машины, бодрым шагом пересек площадку напротив здания и вошел в просторный холл. За порогом его остановил охранник и вежливо, но решительно попытался выяснить, что Гурову нужно. Однако тот даже не успел извлечь из кармана удостоверение – откуда-то вдруг появилась Мария в сопровождении невысокого и неприметного человека в сером костюме и потянула Гурова за рукав.

– Пойдем-пойдем! – торопливо сказала она, успокаивающе кивая охраннику. – Это мой муж, все в порядке.

– У вас тут режимный объект, – пошутил Гуров, когда втроем они отошли в сторону.

– Посторонние нам ни к чему. Кино – это тайна за семью печатями, – объяснил неприметный человек, протягивая Гурову руку. – Иначе это уже не кино… Разрешите представиться, агент Плескалов Леонид Тимофеевич. Можно просто Леня.

– Тайный агент? – улыбнулся Гуров, пожимая протянутую руку.

– Ах, Леня – помощник Дудкина, его правая рука, – нетерпеливо сказала Мария. – Чтобы долго не объяснять, он всегда представляется агентом. В принципе, это тоже верно. Ты можешь не представляться – он все про тебя знает.

– Вот как? – удивился Гуров. – Значит, действительно агент. Надеюсь, он не следит за мной?

– Нет, просто я ему все про тебя рассказала, – без тени улыбки пояснила Мария. – Этого требовали обстоятельства.

– Какие обстоятельства? – удивился Гуров. – Что-то вы, ребята, недоговариваете. И смотрите как-то загадочно. Уж не стряслось ли у вас тут какое-нибудь преступление? Сразу предупреждаю – я пас. В милиции есть еще кадры и кроме Гурова. А нас с тобой ждут, ты не забыла?

Взгляд Марии поразил его – он был какой-то отсутствующий и углубленный. Так бывало, когда Мария разучивала роль или была озабочена серьезной проблемой. Гуров понял, что про шашлыки она уже категорически забыла. Он представил себе разочарованное лицо генерала, вздохнул и сказал:

– Ну, вижу, что и в самом деле что-то стряслось. Выкладывайте! Что у вас пропало? Сценарий? Сейф с деньгами?

– Дудкин пропал! – вырвалось у Марии.

Гуров поднял брови, но скромно помалкивавший Плескалов тут же добавил:

– Может быть, это чересчур сильно сказано, но, в общем-то… Не возражаете, если мы с вами обсудим этот вопрос у меня в кабинете, Лев Иванович? Я был бы очень признателен за профессиональный совет.

Гуров озадаченно посмотрел на жену. Теперь взгляд ее был просящий, жалобный, почти детский. Когда Мария смотрела именно так, Гуров был не в силах отказать. Он обернулся. В просторном холле присутствовали еще люди, и Гурову показалось, что все они с напряженным вниманием наблюдают за ходом импровизированных переговоров.

«Ну, Гуров, ты становишься популярной фигурой в мире кинематографа! – подумал он. – Как же тут откажешь?»

– Ну что с вами делать? – развел он руками. – Я готов вас выслушать. Только хочу напомнить. Совета обычно просят для того, чтобы сделать все совершенно наоборот.

– Это не тот случай, Лев Иванович, – серьезно сказал Плескалов. – Мы очень надеемся на ваш опыт. Прошу за мной!

Они поднялись в лифте на четвертый этаж и прошли в кабинет Плескалова. Кабинет был большой, оборудованный стереосистемой и домашним кинотеатром. Стены были увешаны афишами известных кинофильмов.

– Солидное у вас учреждение. Здание все ваше? – уважительно заметил Гуров. – А я даже не представлял, что у вас такой размах. Конкуренты вас, наверное, побаиваются? «Мосфильм», например?

Плескалов посмотрел на него с затаенной грустью и, немного помедлив, ответил:

– Не то слово, Лев Иванович! Если бы вы знали, на что готовы конкуренты, чтобы от нас избавиться! Но мы создавали нашу империю буквально по кусочкам, из ничего – кровью и потом, как говорится. Отдавать все это просто так, без боя?

– А что, требуют отдавать? – с любопытством спросил Гуров.

Плескалов покачал головой.

– Не то что требуют, – ответил он. – Действуют тихой сапой, но весьма эффективно. Не стану от вас скрывать, с некоторых пор у нас начались крупные неприятности…

Он замолчал и уставился на Гурова, будто ожидал, что продолжать рассказ будет он. Гуров покосился на жену, потом опять обернулся к хозяину кабинета и рассудительно заметил:

– Леонид Тимофеевич, давайте расставим все точки над «i», ладно? Я вас за язык не тянул. Признаться, я рассчитывал провести сегодняшний день на природе, с женой, с друзьями. На время забыть о проблемах, понимаете? Вы просите у меня совета. Отлично. Я готов его дать. Но давайте не размазывать кашу по тарелке. Если опасаетесь, что я разглашу ваши коммерческие тайны, давайте лучше сразу разойдемся.

– Я вас понял, Лев Иванович, – наклонил голову Плескалов. – Действительно, я избрал не слишком правильную линию поведения. Но вы поймите мое положение. Коммерческие тайны «Мегаполис-фильма» принадлежат не мне одному… Впрочем, к черту оправдания! Я постараюсь все объяснить. Итак, у нас начались неприятности. Вы представляете себе процесс кинопроизводства?

– Ну, в общих чертах, наверное, – сказал Гуров.

– Да, впрочем, у вас жена – актриса, – слабо улыбнулся Плескалов. – Одним словом, кинематограф – это прежде всего деньги. У вас могут быть идея, сценарий, энергия, но без больших денег у вас ничего не получится. И еще – вы можете вбухать миллионы в ленту, которая не принесет вам ни гроша. Это очень рискованный бизнес. До сих пор нам удавалось выходить победителями. Но вот Дудкин задумал эту постановку – вы наверняка в курсе – волшебная широкоформатная сказка, новейшие технологии, блестящие актеры, огромные вложения… Честно говоря, у меня сразу были некоторые сомнения, но Валентин Сергеевич их развеял. Он очень увлекся своей идеей…

– Давайте все-таки ближе к делу, – перебил его Гуров. – Вы начали с того, что ваш Дудкин пропал. Давайте с этого и начнем.

Плескалов нахмурился, замолчал и переглянулся с Марией. Та поспешила прийти ему на помощь. Взяв Гурова за руку, она сказала:

– Послушай, Лева, никто ничего толком не знает. Мы предполагаем, что Дудкин пропал, потому что он уже три дня не выходит на связь.

– Он что, в тылу врага? – удивился Гуров.

– Валентин Сергеевич уехал на юг, – пояснил Плескалов. – Уехал один. У нас была договоренность, что он обязательно будет ежедневно мне звонить. Он так и делал до определенного момента. Потом звонки прекратились. По некоторым соображениям Дудкин решил не брать с собой спутниковый телефон, звонил по междугородке. Мы, конечно, могли бы послать на его поиски своих людей, но поскольку вспомнили, что у артистки Строевой муж – оперативник, то решили сначала выяснить ваше мнение обо всем этом. Мнение профессионала.

– Спасибо за доверие, – сказал Гуров. – Теперь по порядку. С какой целью Дудкин поехал на юг?

– Скажу откровенно, но не для протокола, – ответил Плескалов. – Валентин Сергеевич отправился добывать деньги. Если бы это ему не удалось, наша фирма наверняка погибла бы. Практически мы банкроты. Мы говорили тут о конкурентах. Так вот, конкуренты не дремали. Наше финансовое положение просто катастрофическое. Ни один банк не дает нам кредита, ни один денежный мешок не желает рисковать своими капиталами. К нам вдруг начали предъявлять претензии все, кто раньше охотно с нами сотрудничал. Более того, начала разваливаться съемочная группа! Но так работать нельзя! Практика кредитования существовала всегда. Всегда были какие-то правила. Платежи всегда можно было отсрочить, договориться о процентах… Но когда сегодня тебе дают деньги, а уже завтра требуют обратно – это полный абсурд. Нас просто хотят выжить с рынка!

– Печальная картина, – согласился Гуров. – Значит, на самом деле вы – настоящие изгои? За роскошным фасадом царят уныние и паника?

– Это было похоже на снежный ком, – объяснил Плескалов. – Сначала ничто не предвещало беды. Потом нам отказали в одном кредите, в другом… Об этом прослышали, и тут началось… Каждый старался лягнуть нас побольнее. Еще бы, до сих пор мы считались самым удачливым кинопредприятием. Слава богу, еще не до всех дошло, что мы на грани…

– Так, понятно, – сказал Гуров. – Значит, здесь Дудкину помочь никто не захотел, и он отправился за деньгами на юг. Интересно, что за Эльдорадо такое?

– Я сам многого не знаю, – хмуро отозвался Плескалов. – Да и не хочу говорить лишнего. Одним словом, Валентин Сергеевич решил прибегнуть к помощи людей, гм… как бы это сказать?

– К помощи криминальных структур, – подсказал Гуров.

– Можно выразиться и так, – с облегчением кивнул Плескалов. – Извините, но подробностей этой акции я не знаю. Валентин Сергеевич целиком взял все на себя. Повторяю, он отправился на юг в одиночку. Он опасался, что конкуренты могут что-нибудь пронюхать, и постарался сделать все как можно незаметнее.

– Однако я сама слышала про отъезд Дудкина, – вставила Мария. – В коридоре Дома актера. Это не было тайной.

– К сожалению, – заметил Плескалов. – Но дальше догадок дело не шло. Маршрут Дудкина был известен только ему и мне. Он взял билет до Сочи. Этот факт сам по себе ничего не значит. Мало ли кто ездит в Сочи?

– Сейчас таких людей стало меньше, – сказал Гуров. – Так, насколько я понял, Дудкин в Сочи не задерживался?

– Нет, его целью был один маленький городок на побережье, в сорока километрах от Сочи. Называется Каменка. Туда он добрался автобусом. Старался сделать все незаметнее. Дудкину казалось, что это ему удалось.

– Что значит «казалось»?

– Десятого мая он позвонил мне в последний раз. Из своего гостиничного номера. Он был раздражен – сказал, что в Каменку добралась какая-то московская журналистка и теперь донимает его, следит за каждым шагом.

– Что за журналистка?

– Он не называл ее имени. Просто сказал, что какая-то наглая девчонка, из начинающих. Он говорил очень недолго. По-моему, ему просто нужно было излить раздражение – наутро у Дудкина была запланирована решающая встреча…

– Встреча с кем? – резко спросил Гуров.

Плескалов мучительно сморщил лицо, словно у него болел зуб, а потом сказал со вздохом:

– Лев Иванович, я этого человека не знаю, но Дудкин утверждал, что он богат как арабский шейх. Правда, у этого человека настолько плохая репутация, что даже сейчас он не в состоянии в полной мере насладиться своим богатством. Там у себя он царь и бог. Но его мечта – войти в московскую элиту, а элита старается держаться от него подальше. Так говорил Дудкин. За такую возможность этот человек готов платить любые деньги.

– Интересно, – сказал Гуров. – И вы не знаете, что это за человек?

– Знаю только кличку – Грек, – сказал Плескалов. – Это все.

– И что же общего у кинодеятеля Дудкина с этим греком, которого даже в приличное общество не пускают? – поинтересовался Гуров.

– Я точно не знаю, – замялся Плескалов. – Я работаю у Дудкина относительно недавно. Ходят слухи, что в самом начале своей коммерческой карьеры Дудкин был тесно связан с Греком. Они занимались торговлей цветами, кажется. Трейлеры с юга, десятки тысяч бутонов и все такое… Потом, говорят, у Грека начались неприятности, и они расстались. Валентин Сергеевич к тому времени уже встал на ноги и смог заняться делом, которое любил с детства. Вы знаете, что он в молодости мечтал о режиссерской карьере? Продюсер – это, конечно, в нашем здешнем понимании – не режиссер, не Феллини, не Вендерс с Тарантино, но вот, например, на западе продюсер – фигура зачастую даже более культовая…

– Ну, в данной ситуации ваш Дудкин мало похож на культовую фигуру, – обронил Гуров. – Поэтому давайте сменим тему. Значит, в попытке предотвратить крах своего концерна Дудкин отправляется на юг просить денег у некоего криминального деятеля – подробности этой деятельности уточнять пока не будем – и вдруг исчезает. От него ни слуху ни духу?

– Именно так, – с трагической интонацией подтвердил Плескалов. – Что было, то было, из песни слова не выкинешь. И что нам теперь, по-вашему, делать?

Гуров понял, что попал в ловушку. С одной стороны, его мало интересовала печальная история незнакомого дельца, возможно и талантливого, но не слишком щепетильного, но, с другой стороны, этот делец собирался своим гениальным фильмом утереть нос Голливуду, и в этом фильме должна была играть Мария. А она очень этого хотела.

– Озадачили вы меня, Леонид Тимофеевич, – с некоторым удивлением сказал Гуров. – Просите у меня совета, когда ситуация совершенно однозначная. Если вы уверены, что ваш работодатель пропал, вы должны обратиться с официальным заявлением в милицию.

– Лев Иванович! – с надрывом произнес Плескалов. – Я все понимаю! У вас свои проблемы. У вас инстинктивная неприязнь к бизнесменам. Но подумайте о том, что половина фильма уже отснята. Прекрасного фильма! На самой современной пленке! Великолепным оператором!.. Эх, да что там! Ведь в нем играет ваша жена! И как играет!

Это был буквально шквал эмоций. Сдержанный и невыразительный Плескалов раскраснелся и принялся размахивать руками.

– Я уже объяснил про наши трудности, – горько сказал он. – И вот представьте, что будет, если мы обратимся в милицию. Дудкин пропал! Уже назавтра нас просто растопчут ногами…

– Наверное, вы по-своему правы, – согласился Гуров. – Но ничего иного я предложить не могу. Это обычная процедура. Разве что могу замолвить за вас словечко, чтобы с этим делом не тянули.

Плескалов тревожно посмотрел на Марию, нервным жестом сплел пальцы и уставился Гурову прямо в глаза.

– Это не совсем то, на что мы рассчитывали, – с бесцеремонной прямотой заявил он. – По правде говоря, я надеялся, что вы сами сумеете принять участие…

– В чем? В поисках вашего шефа? – удивленно воскликнул Гуров. – Простите, уважаемый Леонид Тимофеевич, но с утра у меня таких планов не было.

Он опять ощутил прикосновение нежной женской ладони.

– Лева, он и мой шеф тоже, – тихо сказала Мария. – И вообще это хороший, целеустремленный человек. Если с ним что-то случится, огорчены будут многие.

Гуров почти беспомощно посмотрел на жену.

– Ты тоже хочешь, чтобы я лично принял в этом участие? – недоуменно спросил он. – Но это же невозможно. Сочи далеко. У меня масса работы. А кроме того… – Он многозначительно посмотрел на Плескалова. – То, что я здесь услышал, не очень убеждает в порядочности Дудкина. Даже в его деловых качествах не убеждает. Буду откровенен, мне не нравится эта история.

– Нам она тоже не нравится, – печально сказала Мария. – Но что же поделать? У бизнеса свои законы. Просто Дудкина по-человечески жалко. Это талантливый человек. В двух словах я не смогу тебе этого объяснить, я просто прошу тебя поверить мне. Если он попал в какую-то передрягу, ему самому не выбраться. Ты же слышал – все только и ждут, когда он пойдет ко дну. Весь киношный мир замер в предчувствии сенсации. Это так омерзительно!

– Да уж чего хорошего! – поддакнул Гуров. – И все же не понимаю, чем я конкретно могу помочь в этой ситуации?

– Ты мог бы съездить в эту… в Каменку, – сказала Мария. – Узнать, что там произошло.

– Можно не ездить, – заметил Гуров. – Существует телефон, почта…

– Лев Иванович! – взмолился Плескалов. – Вы никак не уловите этот маленький нюанс – малейшая огласка для нас смерти подобна! Здесь нужно действовать тонко и непременно частным порядком.

– Вы что же, в частные детективы меня нанимаете? – с иронией спросил Гуров.

– А вы решительно против? – с беспокойством спросил Плескалов. – Мы согласны заплатить любую сумму, какую вы запросите. В пределах разумного, конечно.

– Вот как? А говорите, что банкроты, – засмеялся Гуров.

– В данном случае денег жалеть не следует, – заметил Плескалов. – Мы оплатим вам все дорожные расходы по высшему разряду плюс хороший гонорар. Какая ваша цифра?

Гуров опять засмеялся.

– Вот уж не думал, что в воскресенье можно заработать хорошие деньги, – сказал он жене. – Однако какую же сумму мне запросить, как ты думаешь?

Мария не приняла его шутливый тон.

– Деньги здесь ни при чем, – довольно резко сказала она. – Думаю, ты меня понимаешь. Я бы никогда не решилась беспокоить тебя по пустякам. Но ты настоящий сыщик, профессионал, и только ты можешь сейчас нам помочь. Если хочешь, можешь считать, что помогаешь именно мне.

– Ну, если ты так ставишь вопрос, – развел руками Гуров. – Тогда мне только и остается, что выкинуть белый флаг. Но ты забываешь одну существенную деталь. Я все-таки не частный сыщик. У меня есть начальство, есть обязательства…

– Начальство я беру на себя, – решительно заявила Мария. – Ведь мы сейчас едем к Петру на дачу? Я в пять минут уговорю его дать тебе отпуск.

Гуров задумчиво и слегка смущенно посмотрел на нее.

– Тогда уговаривай, чтобы он отпустил заодно и Стаса, – пробурчал он. – Мы врозь уже не можем. Срослись, как эти… А вы, Леонид Тимофеевич, раскошеливайтесь на двоих! От гонорара мы отказываемся, но накладные расходы – ваши. По высшему разряду, не забудьте.

– Это как же без гонорара? – слегка даже растерялся Плескалов. – Это не деловой разговор. Вы, может быть, полагаете, что мы не сможем заплатить вашему коллеге? Это не так. Оплатим с удовольствием. Нам так даже спокойнее. С большей вероятностью можно рассчитывать на результат.

– А вот насчет результата не торопитесь, – предупредил Гуров. – Пока еще все вилами на воде писано. Я лично ничего особенного от этой поездки не жду. Грубо говоря, мы можем вообще ничего не найти. Или ваш Дудкин объявится сам. Всякие возможны варианты. Мне, кстати, эта затея представляется, извините, глупой. И я бы ни за какие деньги в нее не ввязался.

– Ввязались же? – мрачновато, но с надеждой буркнул Плескалов.

– Токмо волею пославшей мя жены… – улыбнулся Гуров.

Глава 3

Дудкин понял, что испуган насмерть. Никогда прежде он не был так напуган. Перехватывало дыхание, бешено колотилось сердце, немели ноги. А хуже всего, что отказывалась работать голова. В таком состоянии ничего, кроме глупостей, наделать нельзя. Это Дудкин еще был способен сообразить.

– Спокойно! – хрипло сказал он сам себе, рыща взглядом по углам спальни. – Тебе надо успокоиться и придумать, как выпутаться… Спокойно!

На цыпочках он выбрался из спальни на балюстраду и посмотрел вниз на окна гостиной. От вида людей в сизой милицейской форме ему чуть не сделалось дурно. Инстинктивно Дудкин схватился за перила. Милиционеры с деловитостью муравьев рыскали по двору, обнюхивали клумбы, пытались заглянуть в окна. Кто-то, не отрывая пальца от кнопки, звонил и звонил в дверь.

Дудкин не помнил, как оказался в соседней комнате. Кажется, это был кабинет. Почти автоматически он набрел на бар, в котором обнаружил открытую бутылку коньяка. Прямо из горлышка сделал несколько крупных глотков, и только когда хмель ударил ему в голову, Дудкин чуть-чуть успокоился. Он оглянулся по сторонам, и его неожиданно удивило то обстоятельство, что кабинет находится в полном порядке. Никаких следов грабежа. Не взломана ни одна дверца, не тронута ни одна безделушка. Судя по всему, убийцу не заинтересовал даже небольшой стальной сейф, вделанный в стену.

«Кто же тебя убил, Анна? – тоскливо подумал Дудкин. – За что? И что прикажешь теперь делать мне?»

Решать это предстояло ему самому, и как можно быстрее. Через несколько минут милиция найдет вход в гараж и будет здесь. Дудкина они, конечно, арестуют, и все его планы пойдут прахом. Как бы ни закончилось следствие, он уже не сможет оправиться. Боже, как глупо все получилось!

Дудкин решил, что нужно сматываться – как угодно, но сматываться. Бежать. Потом будет видно, что делать. Сейчас главное – остаться на свободе.

Он опять вышел на балюстраду. То, что он увидел, поразило его до глубины души. Кажется, милиция, не мудрствуя лукаво, решила вскрыть входную дверь – с замком уже возился какой-то мужик в штатском. Где-то у крыльца маячили испуганные понятые – буква закона была соблюдена.

Дудкину вдруг пришла в голову безумная мысль. Он вернулся в кабинет и довольно быстро нашел то, что хотел найти. Связка ключей лежала на столе, на самом виду. Дудкин сгреб ее, вышел и осторожно пробрался вдоль стены к лестнице. Потом спустился по ступенькам и проскользнул в коридор. Едва он сделал это, как послышался шум открываемой двери, и на пороге загремели тяжелые шаги. «Есть кто-нибудь?» – зычно гаркнул мужской голос.

Обливаясь потом, Дудкин ворвался в гараж. Он действовал уже без оглядки, чувствуя на затылке ледяное дыхание погони. В голове у него был кавардак.

К его удивлению, в гараже никого не было. Дудкин трусцой подбежал к воротам и уже намеревался выскочить наружу, как вдруг услышал, как совсем рядом кто-то произнес:

– Слышь, Иваныч! А ведь у нее тут гараж! И вроде ворота даже открыты. А мы там в двери ломимся! Поди начальнику скажи, а то потом окажется, что звонок был ложный, и хозяйка жалобу накатает, что ей замок сломали и еще что-нибудь…

– Ладно, пойду скажу, – лениво отозвался невидимый Иваныч. – Только они сломали уже, наверное.

– А ты все-таки скажи. А я тут пока погляжу.

Дудкин сжал в руке ключи. Он чувствовал, что они ему понадобятся! Отступив в темноту, Дудкин на ощупь нашел дверцу «Жигулей» и, стараясь не шуметь, отпер ее. Потом он скользнул на сиденье водителя, сунул ключ в замок зажигания и замер. Это действие не привлекло ничьего внимания, потому что одновременно с грохотом растворились ворота гаража. Яркий свет ударил Дудкину в лицо и заставил на секунду зажмуриться.

Открыв глаза, он увидел в проеме ворот размытый силуэт коренастого милиционера с автоматом через плечо. Тот неторопливо осматривался, но, кажется, не замечал пока Дудкина.

«Через минуту их здесь будет пять или десять, – лихорадочно подумал Дудкин. – И тогда мне конец. Нужно решаться. Будь что будет».

Он вдруг понял, почему милиционер его не видит. Анна отличалась пристрастием к тонированным стеклам. Здесь, под крышей, в машине вообще ни черта не увидишь. «Это мой шанс, – решил Дудкин. – Поехали!»

Не сводя глаз с милиционера, он медленно повернул ключ в замке. Руки и ноги действовали дальше сами, без его воли – сцепление, передача, газ, – автомобиль взревел и прыгнул вперед, прямо на изумленного стража порядка, который едва успел выскочить из-под колес. «Ну, давай! – прошептал, бледнея, Дудкин, вцепившись в рулевое колесо, как в спасательный круг. – Жми, родная! Выноси!» Вылетев из гаража, он круто переложил руль, с визгом развернулся и помчался по пыльной улице, не разбирая дороги, думая только о том, как бы уйти подальше. Тихая улица с аккуратными домиками, прячущимися в садовой листве, превратилась в сплошную зеленую полосу.

На его счастье, прохожих было немного, и он никого не сбил. Без остановки Дудкин промчался до самого конца улицы и здесь совершенно инстинктивно свернул с асфальта на узкую грунтовку, скрывавшуюся в густом кустарнике, – ему хотелось спрятаться, скрыться с глаз, а заросли создавали иллюзию безопасности.

На самом деле опасность была совсем рядом – более того, она приближалась. В воздухе метался пронзительный вой милицейской сирены. Стражи порядка давно опомнились и бросились в погоню.

Подпрыгивая на кочках, «Жигули» прорывались сквозь кустарник. Дорога с каждым метром все более сужалась, и колючие ветви уже вовсю царапали обшивку и стекла автомобиля. Неожиданно левое переднее колесо «Жигулей» с ужасающим треском провалилось в яму, Дудкин больно ударился грудью о руль, задохнулся и на мгновение потерял над собой контроль. Мотор заглох.

Потом он некоторое время сидел не двигаясь и тупо вслушивался в отдаленное завывание сирен. Впрочем, не такое уж и отдаленное. Выигрыш во времени, который у него был, милиция наверстает быстро. А ему в прямом смысле этого слова придется уносить ноги. Анна погибла, а теперь накрылась и ее машина. Надо же было попасть в такой переплет, с тоской подумал Дудкин. Когда в Москве об этом узнают, то лопнут от смеха. Дудкин, продюсер и бизнесмен, фигура в мире кино несомненная, точно кролик бегает от милиции, и земля горит у него под ногами.

Может быть, все это не случайно? Уж слишком четко в его жизни наметилась черная полоса. Те люди, с которыми он вчера сотрудничал и, казалось, говорил на одном языке, сегодня вдруг становились уклончивыми и скользкими как рыбы, ссылались на обстоятельства, улыбались, но отделывались лишь туманными обещаниями. Никто больше не хотел вкладывать деньги в проекты Дудкина. У него создавалось впечатление, что его хотят вытеснить с кинорынка, воспользовавшись трудностями, которые обрушились на него, когда он взялся за постановку грандиозного блокбастера. Это было его слабым местом – для дельца он был слишком увлеченным человеком. В мечтах он видел, как его новый фильм триумфально шествует по всему миру, собирая все мыслимые награды и премии, и это предопределило неудачу. Он переоценил свои силы и возможности.

У Дудкина оставалась одна надежда – ему должен был помочь Грек. Его деньги были грязными, но Грек давно знал Дудкина и не стал бы скупиться. Конечно, на таком пути потери были неизбежны, но все-таки это лучше, чем потерять все. Они с Греком почти договорились, и вдруг это убийство, и все пошло прахом. «А может быть, все это неспроста? – подумал Дудкин. – Может быть, кто-то провернул все это, чтобы окончательно меня похоронить?»

Дудкину хотелось хорошенько все обдумать, но времени у него для этого не было. Он вдруг сообразил, что если будет сидеть на одном месте, его найдут в два счета. Дудкин выругался и стал выбираться из машины. Дверца упиралась в пружинящие ветви кустарника и никак не хотела открываться. Дудкин налег плечом и кое-как продрался наружу.

Он протиснулся между «Жигулями» и зеленой колючей стеной и увидел, что, собственно говоря, дорога все равно уже закончилась и ехать дальше было некуда. Сквозь заросли вела совсем узкая тропинка, по которой мог пробраться только один человек. Куда она ведет, Дудкин, естественно, не знал, но где-то за его спиной, совсем рядом, уже слышались приближающиеся голоса, и он, не раздумывая, бросился вперед по тропе.

Жесткие ветки царапали его по лицу, он спотыкался на кочках, задыхался, но упорно бежал вперед. Иногда он останавливался и вслушивался в тишину, которая нарушалась только его хриплым дыханием. Сирены смолкли, не слышно было голосов за спиной, и у Дудкина появилась надежда, что он сумеет оторваться от погони. Однако для большей уверенности он вдруг по наитию свернул с тропы и со звериной настойчивостью стал продираться сквозь кусты – разумеется, не имея никакой ясной цели, наугад, стремясь лишь запутать преследователей.

Его роскошному пиджаку здорово досталось, но Дудкин не обращал на это внимания. Кустарник казался бесконечным, и после получаса блужданий в зарослях Дудкина охватило беспокойство. Он не представлял, где находится и куда попадет, когда выберется из зеленого месива. Он всегда заботился о своей форме, но сейчас чувствовал почти невыносимую усталость – кроме физического напряжения, он испытал сегодня сильнейший стресс, и это сыграло свою роль.

Постепенно Дудкин сбавил скорость и продолжал путь с удручающей медлительностью, часто останавливаясь и переводя дыхание. Конца зарослям по-прежнему не было видно. Синева неба сделалась гуще и потеряла прозрачность, а воздух вокруг наполнился сумеречным предвечерним светом. Дудкин подумал, что когда стемнеет, ему придется совсем туго, и решил удвоить усилия.

Теперь он был почти уверен, что оторвался от погони – важно было решить, куда податься дальше. В гостинице он зарегистрировался под своим именем, и там остался его чемодан. Если милиции известно, что именно он был в доме Анны, то в гостинице его уже ждут. Но откуда им знать? Он, конечно, идиот и оставил на месте преступления отпечатки своих пальцев, но, чтобы идентифицировать их, нужно время. Когда он входил в гараж, его как будто никто не видел. Из всего этого следует, что ему нечего опасаться и, может быть, самое разумное вести себя так, словно ничего не случилось. А завтра он встретится с Аполлоном, решит свои дела и уедет.

Однако в этой схеме что-то настораживало. Дудкин никак не мог понять – что. Ему нужно было успокоиться и отдохнуть, чтобы хорошенько все обдумать. Но прежде надо было выбраться из этих чертовых зарослей.

Выбрался он совершенно неожиданно для себя. Протиснувшись в очередной раз сквозь мешанину ветвей, Дудкин вдруг наступил ногой в пустоту, потерял равновесие и с коротким криком полетел вниз. Падал он недолго, но беспорядочно, перевернувшись, наверное, раз десять вокруг собственной оси. Наконец, ударившись чувствительно о плоский камень, Дудкин остановился и несколько секунд лежал оглушенный и обессиленный, уткнув лицо в землю.

Потом он заставил себя подняться и обнаружил, что находится на дне узкого извилистого оврага, склоны которого густо заросли кустарником и молодыми деревьями. Внизу пахло сыростью и вилась мошкара. Дудкин даже приблизительно не смог бы сейчас сказать, где находится. Он неважно знал город, а уж окраины и подавно. И все-таки нужно было как-то выбираться.

Поднялся он по противоположному склону. Наверху тоже рос кустарник, но уже не такой густой, и вскоре перед Дудкиным открылось широкое безлюдное пространство, быстро погружавшееся в сумерки. Впереди метрах в двухстах он увидел шоссе, по которому время от времени проносились автомобили. Справа темнела роща, а за ней белела деревенька. Чтобы вернуться в город, нужно было двигаться в сторону шоссе.

Дудкин кое-как почистил одежду и побрел к дороге. В голове у него стоял туман, во рту горело, будто он хлебнул перечной настойки. Дудкин вдруг почувствовал себя катастрофически одиноким и никому не нужным. Сейчас он пожалел, что отправился в эту поездку один. Он хотел обойтись без свидетелей, но именно свидетели теперь были ему нужнее всего.

Остановившись на обочине, Дудкин проверил карманы – паспорт и бумажник были на месте. Часы показывали девять. Он вспомнил, что час назад должен был встретиться с настырной девчонкой в гостинице. Если она завалится к нему в номер, а там будет засада, то кое-какой материальчик для своего журнала она определенно наскребет. Сенсация ей обеспечена. Сам он так пока и не решил, как ему дальше действовать. В гостиницу он идти боялся.

Дудкин тормознул грузовичок, кузов которого был набит ящиками с минеральной водой, и попросил отвезти его в город. Шофер, кажется, нисколько не удивился, но содрал с Дудкина не меньше, чем если бы вез его на «Кадиллаке».

Не доехав до центра, Дудкин вышел. Он бесцельно побродил по переулкам, выкурил две сигареты, а потом вдруг увидел приоткрытую дверь, ведущую в подвальчик, и надпись над ней: «Малина-ресторан». Из подвальчика вырывался аппетитный запах жареного мяса, и Дудкин понял, что смертельно голоден. Он сделал шаг вперед, и, будто по команде, из-за двери появился смуглый тучный человек с разбойничьими усами. На голове его красовался грязный поварской колпак. Человек посмотрел на Дудкина, подмигнул ему и сказал с акцентом:

– Заходи – повеселимся!

К веселью Дудкин был совсем не расположен, но есть хотелось невыносимо. Он кивнул усатому и спустился в подвал.

Не слишком обширное помещение было набито битком. Характерная внешность и повадки посетителей сразу навели Дудкина на мысль, что название свое ресторанчик получил отнюдь не случайно. Повсюду стеной висел табачный дым, звенели пивные кружки, звучала пьяная брань. Дудкин подумал, что слишком поторопился, зайдя сюда. Но его уже подпирал сзади веселый повар, бархатно журча ему в ухо:

– Проходи, дорогой, не стесняйся! У меня кухня – лучшая на всем Черноморском побережье! Спроси хоть в Сухуми, хоть в Сочи, где надо кушать? И тебе все скажут – у Ашота в ресторане надо кушать!

Растопыренной ладонью он доброжелательно подталкивал Дудкина все дальше в зал, явно не желая упустить выгодного клиента. Сидящие за столиками люди оборачивались, с любопытством таращились на Дудкина, приветственно махали кружками и бокалами. Повар Ашот благосклонно улыбался и всем советовал: «Пей, дорогой, не печалься! Все в порядке!» Обстановка была почти домашняя.

Однако Дудкину с каждой минутой нравилось здесь все меньше. Публика в ресторане не вызывала у него доверия. И все-таки он шел дальше, ласково, но решительно направляемый гостеприимным Ашотом, потому что боялся привлекать к себе внимание. Еще неизвестно, что его ждало за стенами этой «малины».

– Ты, дорогой, не местный, я вижу, – доверительно сообщил ему вдруг Ашот. – Издалека приехал. Правильно сделал, между прочим. Ко мне зашел – еще правильнее сделал. Будешь внукам рассказывать, как ужинал у Ашота! Ты не волнуйся, я тебя не здесь посажу. У меня для хороших людей кабинет имеется. Обслужу по высшему классу. Люкс!

Впрочем, комната, куда он привел Дудкина, на люкс не слишком походила. Это было тесноватое помещение с узким окошком под потолком, выходившим, кажется, во двор. На стене висела огромная картина, изображавшая жирные кисти фиолетового винограда в соломенной корзине. Посредине стоял стол, накрытый скатертью. В узкой стеклянной вазе торчал одинокий цветок. Дудкин, уже смирившийся, с облегчением опустился на мягкий стул и машинально закурил сигарету.

– Что у вас в меню? – хрипло спросил он.

Ашот счастливо засмеялся.

– Какое меню, дорогой? – весело спросил он. – Ты у меня в гостях. Сейчас вино принесу. Эклюзив! Сейчас это так называется. Барашка тебе принесу, сам выбирал… Салат принесу фирменный, зелень – сам выращивал. Такого ты нигде не попробуешь!

Дудкин не стал спорить. Ему было неважно, врет Ашот или он и в самом деле сам выращивал зелень. Сейчас главным было подкрепить силы. Дудкин благосклонно кивнул заботливо суетящемуся вокруг него Ашоту, и тот немедленно убежал, пообещав обернуться в мгновение ока.

Дудкин был настолько измучен и расстроен, что никак не мог собраться с мыслями. Его убаюкали аппетитные запахи, тепло и преувеличенная забота Ашота. Тот, конечно, актерствовал, но делал это совсем неплохо. Дудкину приходилось принимать личное участие в подборе актеров, и кое-что он в этом смыслил. Ашота можно было смело брать в любую постановку. Колоритный был персонаж.

Дудкин не успел докурить сигарету, как Ашот уже вернулся – в сопровождении официанта, молчаливого невзрачного парня в грязноватой белой рубашке с бабочкой. Дудкин уже обратил внимание, что на гигиену в этом заведении смотрели сквозь пальцы, и решил, что ему следует относиться к этой особенности так же хладнокровно. В конце концов, дымящаяся жареная баранина, которую принесли жрецы «лучшей на Черноморском побережье кухни», выглядела действительно великолепно. Вино, которое Ашот лично налил в бокал из высокой оплетенной бутыли, заманчиво играло рубиновыми бликами. У Дудкина закружилась голова.

– Кушай, дорогой! – умильно сказал Ашот, складывая руки на большом животе. – Тебе никто не будет мешать. А если что-нибудь понадобится – только выгляни в коридор. Я всегда рядом.

У Дудкина уже не было сил разговаривать. Он только кивнул и сразу набросился на еду. Ашот вышел на цыпочках, вытолкав заодно и парня в бабочке. Дудкин утолял голод с жадностью человека, не евшего неделю. При этом он не забывал подливать себе вина из высокой бутылки, которое оказалось неожиданно крепким. Дудкин заметил, что как-то скоро и неприлично опьянел. Тесная комната вдруг начала вращаться вокруг него, точно ярмарочная карусель. Вдобавок начал темнеть свет. Он сделался настолько тусклым, что Дудкин едва мог рассмотреть собственные руки, которые, кстати, совсем его не слушались. Дудкин разбил бокал, уронил на пол бутылку, попал локтем в салат и наконец понял, что с ним творится что-то неладное. Опираясь ладонями о край стола, он с трудом поднялся. Пол вырывался из-под ног. Перед глазами неслись какие-то огненные точки. Дудкин почувствовал себя совсем плохо. Он попытался шагнуть к двери, позвать на помощь, но тут же потерял равновесие и с грохотом рухнул на пол, ударившись головой о дверной косяк. Больше он ничего не помнил.

Глава 4

Желто-синий автобус медленно развернулся перед зданием автобусной станции, сокрушенно вздохнул и остановился. Зашипели и лязгнули дверцы. «Каменка, граждане!» – через микрофон объявил водитель. Снаружи лил дождь.

Сквозь залитые водой стекла полковник Крячко пытался рассмотреть место, куда они попали. Пейзаж за окном был похож на акварельный рисунок, выполненный смелыми, но не вполне вразумительными мазками. Высокие деревья возле автостанции гнулись под порывами ветра.

– Куда ты меня привез, Лева? – трагически пробормотал Крячко. – Мне помнится, разговор шел про какой-то юг. Я, конечно, тогда немного выпил, но не до такой же степени, чтобы не различать стороны света.

– Не журысь, Стасу, – шутливо сказал в ответ Гуров. – Говорят, такая погода продержится еще неделю, а потом наступят райские денечки.

– Ну естественно! – с обидой заметил Крячко. – Как раз, когда мы будем паковать чемоданы. А я-то размечтался – ласковое море, шоколадные девушки… Сам собирался загореть как негр! А теперь придется возвращаться бледной спирохетой. Представляю, как будет ехидничать Петр. По его понятиям, мы с тобой даже пару недель на морском песочке не заслужили. Не бережет он кадры, вот что я тебе скажу!

– И все-таки он согласился на эту затею, – напомнил Гуров. – Отпустил же. Правда, если бы не Мария, перед которой он преклоняется, вряд ли его растрогала бы эта киношная трагедия.

– Не-е-ет! Мария тут ни при чем, – убежденно заявил Крячко. – Он наверняка знал, какая тут погода, потому и согласился дать нам с тобой отпуск. Решил посмеяться над старыми и больными людьми.

– Кончай трепаться, – улыбнулся Гуров. – Выходить нам пора. Не в автобусе же сидеть.

– А зонт ты случайно не захватил? – тоскливо спросил Крячко.

– Увы, – ответил Гуров. – На юг же ехал.

Они поднялись и направились к выходу. Последние пассажиры покидали автобус и бегом устремлялись кто в здание автовокзала, кто на стоянку такси, где мокли два-три частных автомобиля с шашечками. Пока Гуров с Крячко получали свои чемоданы из багажного отсека, все такси были разобраны. Площадь опустела, и только полосы непрекращающегося дождя шествовали по ней, точно призрачные парадные колонны. Чертыхаясь и отплевываясь, Крячко устремился к автовокзалу. Объемистый чемодан бил его по колену.

– Что ты все-таки в чемодане-то везешь? – спросил Гуров, когда они наконец оказались под крышей. – Всегда налегке, а тут затарился как на Северный полюс. На тебя не похоже.

– Я на море собрался, – утирая мокрое лицо, сердито сказал Крячко. – В пучины нырять, по бульвару прогуливаться. Ласты вот взял, маску… Костюмчик с иголочки.

– Ты в ластах, что ли, по бульвару прогуливаться будешь? – удивленно спросил Гуров.

– Теперь придется, – огрызнулся Крячко. – Если такой потоп будет продолжаться, я еще и маску надену. Ну а вообще у меня там сухой паек, Лева. Края незнакомые, дорогие. Вот я и подумал, что надо на жратве экономить. Чтобы на другие удовольствия хватило.

– Не думаю, чтобы здесь было много удовольствий, – покачал головой Гуров. – Посмотри в окно. И потом, мы сюда по делу приехали.

– Знаю я эти дела, – сказал пренебрежительно Крячко. – Хочешь знать мое мнение? Смылся этот Дудкин! Смазал лыжи. Перевел значительную сумму в оффшор и бежал с тонущего корабля как крыса.

– Была и у меня такая мысль, – подумав, признался Гуров. – Но Мария уверяет, что такое невозможно. Мол, этот Дудкин – одержимый. Фанат кинематографа. Деловая жилка в нем всегда проигрывает творческой – отсюда и все его невзгоды. Но на предательство он не способен. Так сказала Мария, а я не стал спорить. Я-то этого Дудкина совсем не знаю.

– Твоя жена – святая женщина, – заявил Крячко. – Поэтому ей трудно понять, как другие люди могут быть проходимцами. А ведь в нашем случае такой вывод просто напрашивается. Я бы даже сказал, он вполне естественен. Ну что еще делать банкроту, как не бежать? Я бы лично сбежал.

– Тебе виднее, – сказал Гуров. – Но мы все-таки сначала попробуем поискать Дудкина в Каменке. Тем более что последний раз Дудкин звонил именно оттуда. Междугородка врать не будет. К сожалению, никто из его людей не знает, почему именно Каменка. Говорят, что никаких связей с этим городом у «Мегаполис-фильма» не было. Значит, это что-то личное. И отсюда следующий вопрос – где Дудкин остановился? В гостинице? Или на частной квартире?

– По-моему, речь шла о гостинице, – недоуменно сказал Крячко. – Ты же сам вроде…

– Верно, Плескалов говорил, что Дудкин остановился в гостинице. Но это еще надо проверить. Если у Дудкина имеются здесь какие-то связи, он вполне мог перебраться на частное жилье.

– Надеюсь, мы начнем с гостиниц? – с надеждой спросил Крячко. – Хочется наконец обрести сухой угол, где я смогу без помех проверить свой сухой паек.

– Я тоже так думаю, – согласился Гуров. – Только паек мне представляется сейчас горячим. Возможно, даже с добавочным подогревом.

– Да? – расплылся в улыбке Крячко. – А это мысль! Все-таки не зря тебя назначили главным, Лева! Ты умеешь зажечь коллектив! Значит, вперед?

– Пожалуй, – сказал Гуров, всматриваясь сквозь потоки дождя в серый пейзаж за окном. – А вон, кстати, такси подъехало. Надеюсь, нас отвезут в какое-нибудь приличное место?

Они выскочили из здания и бегом бросились на стоянку. Водитель, предусмотрительно экипированный в кожаную куртку и такую же кепку, понял все с полуслова и заранее открыл багажник. Побросав чемоданы, Гуров и Крячко поспешно запрыгнули в машину. С них текло.

– Считайте, что лечебную ванну приняли! – с усмешкой сказал таксист, поджарый и ловкий человек с кошачьими повадками и лицом гангстера. – На юг ведь за чем ездят? Курорты, водные процедуры… Так вам особенно повезло – воды нынче навалом!

– Нас не вода сейчас интересует, уважаемый, – заметил Крячко. – Нам бы в гостиницу. Какая у вас тут самая приличная и недорогая?

– А любая! – ответил таксист. – Потому что она одна на весь город. Гостиница «Южная». Собирались строить еще одну, современную, какой, говорят, и в Сочи нету, но то ли деньги украли, то ли еще что, и не построили. Некоторые ловкачи частные гостиницы наладились открывать, но им по рукам быстро дали. Потому что какой смысл? Когда частник квартирку сдает, он всегда закон нарушает. Значит, его всегда пощипать можно. А если он официально это делает, коленкор уже другой. Конечно, тут его тоже можно – налогами да штрафами, но как раз на этом этапе это начинание благополучно и скончалось. Дешевле в коридоре койку сдавать, чем отели возводить. Да, по правде сказать, и отдыхающих у нас тут не больно много – берег у нас не самый подходящий, и опять же сервис… Нынче отдыхающий богатый, любит, чтобы за деньги ему в задницу дули, а у нас не так… Ну, значит, в «Южную» едем?

– Значит, едем! – кивнул Гуров. – Мы с товарищем, к сожалению, небогаты, поэтому привередничать не будем.

– Издалека приехали? – поинтересовался таксист, запуская двигатель.

– Бывают места и подальше, – хохотнув, ответил Крячко. – А что, в вашей гостинице ресторан имеется?

– Как же без ресторана? – рассудительно заметил водитель. – Но если есть желание посидеть культурно, рекомендую «Колхиду» – там у нас вся, как говорится, элита собирается. От гостиницы недалеко – всего два квартала. Оркестр играет, пальмы, да и кухня приличная.

– Спасибо за информацию, – сказал Крячко. – Обязательно проверим приличную кухню. А как у вас тут с преступностью? В смысле, в общественных местах можно спокойно себя чувствовать? Например, в той же «Колхиде»? По котелку нам там не настучат, случайно?

Таксист с юмором покосился на него и ответил:

– Да вроде не похоже, чтобы вам так запросто можно было настучать. Я бы, например, не рискнул, хотя в молодости любил подраться, был грех. Хотя вообще-то у нас тут ухо востро держать надо. Городок тихий, но по окраинам одному лучше не лазить – и настучать могут, и еще чего похуже.

– В самом деле? – заинтересовался Гуров. – Похуже – это как?

– Да вот, например, дней пять назад был случай, – сказал водитель. – На улице Строительной женщину в собственном доме зарезали. Насмерть. Что характерно, ничего не взяли. Значит, на почве интимных отношений, я так думаю. Народ у нас южный, горячий… Хотя в городе говорят, что вроде бы эту бабу не местный замочил. Со мной один водила работает – так вот он в тот день на Строительную мужика возил – приезжего, между прочим. Говорят, теперь этого мужика милиция вовсю ищет.

– Постой, а откуда твой водила знает, что тот приезжий? – спросил Крячко.

– Ну, у нас, у таксистов, глаз наметанный, – с чувством превосходства сказал шофер. – А во-вторых, Володька его как раз из «Южной» забирал – оттуда вызов поступил.

Гуров и Крячко переглянулись. Таксист рассказывал любопытные вещи, но углубляться в подробности Гуров пока не спешил – излишнее любопытство могло насторожить этого человека.

– А у вас большой таксопарк? – спросил Гуров.

– Да какой там таксопарк! – пренебрежительно сказал таксист. – Таксопарк давно развалили. У нас теперь рынок. Три конкурирующие фирмы. По десятку машин в каждой. Пробавляемся кое-как…

– Значит, на хозяина работаете? – спросил Гуров. – Или у вас коллективное руководство?

– На хозяина, – неохотно пояснил водитель. – Есть такой Бурмистров Степан Сергеевич. Он прежде первого секретаря горкома возил, а после, как горкомов не стало, в бизнес подался. Ну, трамплин у него был, связи – вот и раскрутился… Да надо уходить, конечно! – вдруг доверительно сказал он. – Я давно уж подумываю свою мастерскую открыть. Надоело на дядю пахать.

Такси остановилось возле четырехэтажного здания, окруженного караулом мокрых кипарисов. Водитель заглушил мотор и сообщил:

– Гостиница «Южная»!

– Быстро! – заметил Гуров.

– У нас тут все быстро, – самодовольно усмехнулся водитель. – Не успеете глазом моргнуть, а уже все позади. Так что с вас, граждане, по полтиннику за скорость.

– Не жирно будет, по полтиннику? – озабоченно спросил Крячко.

– Не, в самый раз, – серьезно сказал водитель. – Обычно с москвичей я зелеными беру, а тут по случаю дождя решил скидку сделать.

– А у тебя действительно глаз-алмаз, – похвалил его Крячко. – И сердце доброе. Мы про тебя в столице вспоминать будем.

– Мы тут все добрые, – довольно усмехнулся водитель. – Пока нас не трогают. А вспоминать придется. Дома-то вас не пожалеют. У вас, я слышал, таксист за сотню даже радио включать не станет?

– А мы дома на такси не ездим, – ответил Крячко. – Это мы здесь пыль в глаза пускаем.

– Ладно, кончайте трепаться! – вмешался в разговор Гуров и протянул водителю деньги. – Откройте багажник, пожалуйста.

Через две минуты, совершенно промокшие, Гуров и Крячко уже входили в вестибюль гостиницы. Их появление не произвело особого фурора, хотя внимание привлекло. Некий скучающий седовласый джентльмен неопределенного возраста, бесцельно слонявшийся по вестибюлю, попытался завязать с ними разговор о погоде, который довольно быстро перешел в предложение скоротать время за карточным столом – исключительно по маленькой, для развлечения. Крячко показалось, что благородную седину джентльмена он уже где-то прежде видел – возможно даже в архивах МВД, – и решительно от карт отказался, заявив, что они с товарищем еще в детстве поклялись никогда не играть в азартные игры.

– На Воробьевых горах, – пояснил он абсолютно серьезно. – Это даже в историю вошло, не слыхали? Странно, а говорят, в тюрьме много читают…

Последнее невинное замечание произвело на джентльмена такое сильное впечатление, что он немедленно оставил оперативников в покое и ретировался. Гуров попросил портье подыскать им номер поудобнее.

Портье, лысый и сумрачный человек в мешковатом похоронном костюме, бывший свидетелем бегства седовласого джентльмена, помрачнел еще больше и встретил новых гостей довольно холодно. Гуров подумал, что у портье и любителя карточный игры между собой гораздо больше общего, чем можно предположить с первого взгляда, и решил сразу же держаться с этим человеком пожестче.

– Номер нам нужен двухместный, – строго заявил он. – Горячая вода, телефон, телевизор. Вид на море не обязателен.

– Сколько дней господа предполагают прожить? – скучным голосом осведомился портье.

– Для начала неделю, – сказал Гуров. – Только насчет господ слишком сильно сказано. В господа нам уже поздно записываться.

– Как вам будет угодно, – вяло отреагировал портье и раскрыл толстую книгу на стойке. – Я у вас тогда, товарищи, документики попрошу – чтобы зарегистрировать, значит.

Гуров и Крячко передали ему документы и некоторое время наблюдали, как он, высунув язык, старательно заносит в книгу их имена и данные о прописке. Когда работа подошла к концу, Гуров неожиданно спросил:

– Седьмого-восьмого мая у вас не останавливался некий Дудкин Валентин Сергеевич из Москвы? Я подумал, раз вы так дотошно ведете записи, значит, он тоже должен быть здесь зафиксирован.

– Должен, – невозмутимо проговорил портье, не поднимая головы. – Если останавливался, то должен.

– А нельзя ли уточнить? – продолжал Гуров. – Понимаете, это наш хороший знакомый…

– Уточнить нельзя, – злорадно сказал портье. – Только по официальному запросу. Частным лицам сведений никаких не даем.

Он возвратил гостям документы и хладнокровно повернулся, чтобы снять с крючка ключ от номера. Гуров вспомнил, как в детективных романах частные сыщики развязывают языки свидетелям с помощью небольших пожертвований, и с иронией подумал, что ему тоже пора перенимать соответствующие методы работы. Господин Плескалов снабдил их с Крячко довольно приличной суммой на расходы, и можно было не скупиться. Но едва только он хотел испробовать классический способ на портье, как в дело вступил Крячко.

– Ну, а если чисто по-мужски, – вдруг сказал он. – Правду говорят, что у вас тут на днях какой-то отдыхающий женщину зарезал? Вроде из вашей гостиницы человек.

У портье растерянно дрогнули веки, но он быстро справился с волнением.

– Слухами не интересуюсь, – отрезал он. – Если кого волнуют бабьи сплетни, то можно и на базар сходить. Там и не такое услышите.

– Значит, не было этого? – удивленно спросил Гуров. – Убийства, я имею в виду.

– Может, было, а может, не было, – упрямо повторил портье. – Не интересуюсь.

Желание давать пожертвования у Гурова почему-то пропало. Он молча принял ключ от номера и взялся за ручку чемодана. Однако Крячко еще успел сказать напоследок:

– Ресторан-то у вас функционирует, папаша? Или такими делами тоже не интересуетесь?

Гуров не расслышал, что пробурчал в ответ портье, – он уже направлялся к лестнице. Их номер находился на втором этаже. Крячко догнал его и сказал, понизив голос:

– Не нравится мне, Лева, этот артист! Совсем не нравится. Во-первых, врет он, а во-вторых, темная личность. Я, признаться, хотел ему сначала на лапу дать, а потом раздумал. Потому что понял: деньги он возьмет, а правды все равно не скажет.

Гуров посмотрел на него и весело расхохотался.

– Ты чего? – не понял Крячко.

– Да ничего, – ответил Гуров. – Просто мы с тобой об одном и том же подумали. Телепатия называется.

Дежурной по этажу оказалась миловидная блондинка лет сорока с родинкой на левой щеке. Звали ее Евгенией Петровной. Мокрые и голодные гости вызвали в ней почти материнские чувства, и она сразу же предложила им воспользоваться сушилкой, ванной, ресторанными услугами и прочими благами каменской цивилизации. После ледяного приема у портье забота Евгении Петровны растрогала оперативников почти до слез. Крячко даже предложил ей вместе отобедать.

– Нет, этими глупостями я не занимаюсь, – с улыбкой ответила на это Евгения Петровна. – У меня муж есть. А вот если есть какие-то предложения в смысле обслуживания…

Этот железный довод крыть было нечем совершенно, и Крячко просто жалобно посмотрел на Гурова, ища у него поддержки. Но Гуров сделал вид, что взгляда этого не заметил, и обратился к дежурной самым серьезным тоном:

– Предложения есть, Евгения Петровна. Мы в вашем городе люди новые, никого тут не знаем. А говорят, у вас тут неспокойно. Вот на днях, например, женщину якобы зарезали. И вроде из вашей гостиницы постоялец. Это правда или бабьи сплетни?

Женщина прижала к полным щекам ухоженные розовые ладони и, округляя глаза, произнесла трагическим шепотом:

– Значит, вам уже рассказали? Это правда, был такой случай! Ужас какой! И ведь не просто женщину зарезали, а директора санатория, представляете?!

– А насчет постояльца тоже правда? – спросил Гуров.

– И про постояльца правда, – с жаром сказала женщина. – Он не на нашем этаже, он на первом, в восемнадцатом номере жил. А как убийство случилось, исчез. Там Маша в этот день работала, так она, бедная, так натерпелась, что даже на больничный ушла. Всю ночь у нее на этаже милиция шуровала… А убийцу ведь до сих пор не нашли! Вещи его все изъяли, а сам он как сквозь землю провалился. А мы теперь тут по ночам боимся оставаться. Как подумаешь, кто рядом может оказаться…

– А вы сами видели этого постояльца, Евгения Петровна? – спросил Крячко.

– Раза два видела, – кивнула женщина. – Сейчас у нас клиентов мало, так что каждый новый в глаза бросается. А этот мужчина был из себя видный, никогда бы не сказала, что такой негодяй окажется.

– Ну-ка, взгляните, Евгения Петровна, – деловито сказал Гуров, доставая из кармана объемистый бумажник. – Вам случайно не знаком человек, изображенный на этих фотографиях?

Он подошел к столу и разложил на нем несколько снимков, которыми снабдил его в Москве Плескалов. Это были фотографии Дудкина, сделанные в разных обстоятельствах, в основном на каких-то приемах, банкетах и презентациях. На них продюсер выглядел весьма импозантно, победно улыбался и был слегка похож на актера Харрисона Форда в расцвете лет.

Евгения Петровна озадаченно взглянула на Гурова, робко приблизилась к столу и с большим любопытством устремила взгляд на фотографии. Вдруг она побледнела, охнула и уже знакомым жестом прижала к щекам пухлые ладони.

– Ой, граждане! – сказала она тонким жалобным голосом. – А ведь это он и есть! Постоялец из восемнадцатого!

Глава 5

Утренний холод стекал в распахнутый ворот, заползал в рукава, и не было от него никакого спасения. Дудкину показалось, что он лежит на краю водоема и ледяная вода медленно, но неотвратимо пропитывает его одежду и уносит последнее тепло. Он заворочался, попытался выползти из призрачной лужи и вдруг проснулся.

Никакого водоема и в помине не было. Он лежал на деревянной скамейке в каком-то сквере. Вокруг было пусто. Над его головой источал сладостные ароматы цветущий, влажный от росы куст. Цветы были белые, с продолговатыми остроконечными лепестками. Небо наполнялось розовым светом.

Дудкин попытался сесть и едва не упал со скамейки. Все плыло перед его глазами. Голова раскалывалась, точно зажатая в огромные тиски. Тошнота раз за разом подкатывала к горлу. Дудкину было очень плохо, и он не сразу смог вспомнить, что с ним произошло. Малейшее умственное усилие вызывало у него что-то вроде судорог.

Где-то рядом мирно заурчал автомобильный мотор, и через листву сквера Дудкин увидел проехавший мимо патрульный милицейский автомобиль. У него учащенно забилось сердце. Он мгновенно все вспомнил.

Вцепившись ногтями в сырое дерево скамьи, Дудкин перебирал в памяти отрывочные воспоминания вчерашнего дня, и его все больше охватывало отчаяние. Сейчас собственное положение представлялось ему абсолютно безвыходным. Подозрение в убийстве, побег от милиции и в довершение ко всему – он попался как последний лох на крючок Ашота. Сомневаться не приходилось – этот мерзавец обчистил его до нитки. Теперь даже думать нечего о бегстве. Он в ловушке – грязный, опухший и небритый, без денег, без документов, без пристанища. Лучшей приманки для милиции и не придумать. Теперь у него только два выхода – или идти сдаваться, или попытаться разыскать Аполлона. Они условились, что в восемь утра Аполлон свяжется с ним по телефону, и они договорятся о месте встречи. Скорее всего, если бы не возникло никаких непредвиденных препятствий, встреча состоялась бы у него в номере. Теперь все пошло прахом. У Дудкина не было даже часов, чтобы уточнить время.

Да что там время! Он даже не представлял, где сейчас находится. После ужина в «Малине» остался лишь черный провал в памяти без единого просвета. С ним могли сделать что угодно. Могли, например, вывезти в другой город. Спасибо, что хоть не закопали живьем на какой-нибудь свалке.

Дудкин подумал, что выбора у него теперь все равно не осталось, и решил идти куда глаза глядят. Раз он попал в такой нелепый переплет, значит, судьба не оставила ему шансов. Пусть будет, что будет. Придерживаясь за спинку скамьи, он встал и, пошатываясь, побрел по узкой аллее. Голова по-прежнему кружилась, руки и ноги дрожали как у припадочного, глаза слезились. «Видели бы сейчас меня в Москве! – со странным злорадством подумал он. – То-то бы удивились, наверное». Сейчас ему были почти безразличны все его дела и проблемы. Кому все это, в сущности, надо? Вся эта мышиная возня вокруг кинокамеры, вокруг денежных мешков, кастинг, «Кодак», Канны… Ковровые дорожки победителей, белозубые улыбки, иллюзорный мир. Вот он, настоящий мир – холодный и грязный, наполненный опасностями и предельно беспощадный. Его не обманешь этими сказочками про волшебные кольца и золотое веретено.

Дудкин вышел из сквера и некоторое время стоял, собираясь с мыслями. Потом до него вдруг дошло, что он знает место, где находится. Прямо перед ним открывалась базарная площадь с рядами деревянных прилавков, еще пустых, между которыми прохаживался дворник, лениво орудуя метлой. Шаркающий звук метлы отчетливо раздавался в утреннем воздухе. За базаром в окружении кипарисов темнело здание гостиницы. Дудкин мог даже рассмотреть окно своего номера. Он вздохнул и посмотрел на небо. Оно уже было нежно-голубым. Высокие облака золотились от солнца.

– С доставкой на дом, значит, – пробормотал Дудкин. – Знать, так тому и быть.

Он слабо махнул рукой и пошел прямо через базарные ряды, держа курс на гостиницу. Выбора нет, по крайней мере, он приведет себя в порядок, прежде чем попасть в руки милиции. Конечно, при том условии, что милиция уже не поджидает его в номере. Тогда придется отказаться от условностей – пусть принимают его таким, какой он есть.

Однако милиция появилась даже раньше, чем того ожидал Дудкин. Когда он нетвердым шагом огибал здание гостиницы, из-за угла неожиданно снова появился автомобиль с мигалкой на крыше. Он остановился в десяти метрах от Дудкина, и в окошко высунулась голова милицейского сержанта в форменной кепке. Дудкин невольно остановился и с опаской уставился на сержанта. Несколько секунд они рассматривали друг друга, а потом милиционер сказал, не выходя из машины:

– Ну-ка, ты, чмо болотное! Подошел сюда, быстро!

Дудкин неуверенно приблизился. Он решил, что его немедленно закуют в наручники. Но во взгляде стража порядка он прочел лишь неприкрытое отвращение.

– Кто такой? – отрывисто спросил сержант. – Откуда идешь? Куда? Документы, деньги есть?

– Нет, денег… – запинаясь, пробормотал Дудкин. – Правда, нет. Все украли…

– Как это так нет денег? – притворно удивился сержант. – В обезьянник захотел?

Дудкин развел руками.

– Да хоть в обезьянник, – покорно сказал он. – Будь что будет.

Милиционер недоуменно моргнул и оглянулся на своих напарников, сидевших в машине. Покорность Дудкина почему-то возмутила его до глубины души.

– Нет, вы слышали? – возмущенно произнес он. – Он еще издевается! Ну, сейчас мы с тобой, мужик, разберемся! – заключил он зловеще.

Дудкин не успел оглянуться, как из машины выскочили четверо – все молодые, по-утреннему злые и упитанные. «Если сейчас отметелят, – с тоской подумал Дудкин, – то все – дух из меня вон. Вечная память…»

– Вы что, ребята? – испуганно сказал он, отступая назад. – Я ничего такого… Только у меня, правда, нет денег. Я…

Он не успел больше ничего сказать, потому что откуда-то сбоку вдруг раздался дробный стук каблучков, и возмущенный женский голос нарушил утреннюю тишину отчаянным криком:

– Вот ты где, паразит! А я ночь не сплю, все морги обзвонила! А он тут как тут! Ну, я тебе устрою, скотина!

Все разом обернулись на этот крик. С противоположного тротуара к ним почти бегом направлялась стройная рыжеволосая девушка в джинсах и кожаной куртке на молниях. Не обращая никакого внимания на ошарашенных милиционеров, она подбежала к Дудкину и что есть силы влепила ему пощечину.

Дудкин уже ничему не удивлялся, но от удара едва не потерял сознание и покачнулся. Кто-то из милиционеров одобрительно крякнул, а сержант, многозначительно играя голосом, сказал:

– Так это, значит, ваш кадр, гражданочка? Хорош! Что же вы своего супруга так плохо воспитываете? Позорит обликом наш замечательный город, понимаешь… А если бы мы его сейчас в вытрезвитель оформили?

– Воспитаешь вас! – огрызнулась рыжеволосая. – Вам, мужикам, хоть кол на голове теши. Только об одном думаете, как глотку залить!

– Ну, вы все-таки не обобщайте, – рисуясь, сказал сержант. – Среди мужчин тоже есть положительные примеры.

– Мне не попадались, – отрезала девушка.

– А я бы мог вас с таким примером познакомить, – приподнимая бровь, сказал милиционер. – В нашем городе есть такие примеры.

– С меня уже одного примера достаточно! – сердито сказала рыжая, сильно дергая Дудкина за рукав. – Наелась по самое горло, больше не хочу! Пошли домой, скотина! Перед людьми стыдно.

Дудкин, не в силах сопротивляться, покорно засеменил за девушкой, ощущая на своей спине сверлящие взгляды стражей порядка. Каждую минуту он ожидал, что те спохватятся и возьмут инициативу в свои руки. Но этого не произошло. Милиционеры были растеряны не меньше Дудкина, а кроме того, молодая энергичная красотка произвела на них большое впечатление – обнаруживать при ней худшие качества своей натуры им не хотелось. Постояв несколько секунд в молчании, они переглянулись, махнули рукой и сели в машину.

А девушка перетащила едва живого Дудкина через мостовую и буквально затолкнула в какую-то подворотню. Здесь она наконец отпустила его и, отступив на шаг, придирчиво и озабоченно осмотрела с головы до ног.

– Ну, здравствуйте, Валентин Сергеевич! – совершенно серьезно произнесла она. – Что это с вами такое? Вы черт знает на кого похожи. Или вы опять скажете, что не намерены отвечать на мои вопросы?

Дудкин привалился спиной к шершавой кирпичной стене и беспомощно посмотрел на девушку. В голове у него еще гудело от пощечины.

– Глория! – пробормотал он растроганно. – Откуда вы взялись? Уж не ангел ли вы мой хранитель? Я совершенно потрясен.

– Да, что вы потрясены, я и сама вижу, – строго сказала девушка. – А насчет ангела-хранителя – мне кажется, что вы вообще с некоторых пор остались без такового. Вот и приходится по совместительству подменять… Я вас, между прочим, тут с вечера караулю. Замерзла как собака. Думала, что вы уже никогда не появитесь.

– Вы меня караулите? – поразился Дудкин. – Зачем?

– Надеюсь взять интервью, – невесело усмехнулась Галина-Глория. – А если серьезно, что же мне оставалось еще делать? Я к вам пришла, как и договорились, в восемь. А там милиции полным-полно. Ваш номер перерыли, вас по всему городу ищут – говорят, вы свою любовницу зарезали… Что за бред, Валентин Сергеевич?

– Это не бред, Глория, – печально сказал Дудкин. – Анну действительно убили. Но это не я сделал, клянусь!

– Да уж я надеюсь, что не вы! – заключила девушка. – И что вы теперь собираетесь делать? Похоже, вы склонны к запоям?

– Нет, это другое… – пробормотал Дудкин. – Я все вам объясню. Но… Я едва стою на ногах…

– Понятно, – сказала Глория. – Придется рискнуть. Я тут комнату у одной старушки снимаю – специально поближе к гостинице. Попробую вас провести туда незаметно. Надо же вам отдышаться.

– Да, мне просто необходимо отдышаться, – сказал Дудкин. – Но ведь у вас могут быть неприятности.

– Я в порядке, – возразила девушка. – А вы похожи на ощипанного петуха. Вас только и осталось, что в суп опустить.

– Из вас, наверное, получится хорошая журналистка, – криво улыбнулся Дудкин. – Хорошая, но злая… Представляю, что вы теперь понапишете в своем желтом журнальчике!

– Вас это волнует? – удивилась Глория. – Значит, есть надежда вернуть вас к жизни. Держитесь за меня и пошли! Здесь недалеко.

Она провела Дудкина какими-то переулками и затащила в маленький дворик, где за дощатым забором в изобилии зеленел лук и бродили две одинокие курицы. Деревянный домик с красной крышей словно опирался на две раскидистые старые груши, росшие под его окнами. Беспокойно покосившись на ближайшее окно, Глория затащила Дудкина за угол дома и распахнула перед ним низкую дверь, за которой обнаружилась крошечная комнатка с единственным окном, выходившим на грядки с луком. Половину комнаты занимала тахта, украшенная вышитыми подушечками. Над ней висел выцветший гобелен, изображавший некий несуществующий замок на фоне несуществующего горного пейзажа. Противоположную стену занимали вставленные в рамочки почетные грамоты за отличную работу. От серпов и молотов, красных звезд и пышных колосьев, изображенных на грамотах, веяло чем-то невероятно архаичным, почти легендарным. Это были символы окончательно ушедшего времени, непостижимые, как египетские иероглифы.

– Баба Клава у нас героиня труда, – мимоходом объяснила Глория. – Трудилась до упаду в рыболовецком колхозе. Пока были силы. И пока он существовал, этот колхоз. Теперь, говорят, рыбу здесь давно уже никто не ловит. Другими способами делают деньги… Можете прилечь пока. А я пойду умасливать хозяйку. Она наверняка нас видела. А мужчин к себе в дом она запретила приводить категорически.

– Как же вы будете ее умасливать? – спросил Дудкин, почти падая на тахту.

Глория пожала плечами.

– Во-первых, постараюсь убедить ее, что вы не мужчина, – сказала она. – Сейчас это не так уж трудно сделать. Ну и, конечно, предложу ей денег. Слава богу, деньги сейчас снимают все вопросы. Жаль только, что у меня их осталось кот наплакал.

Дудкин смущенно потер лоб.

– У меня были деньги, – мрачно сказал он. – Но сегодня ночью меня ограбили. Подчистую.

Глория махнула рукой.

– Не напрягайтесь, – сказала она. – Как-нибудь выкрутимся. Вам сейчас поспать надо. Ложитесь спокойно – никто вас не потревожит.

Она исчезла за дверью, а Дудкин уронил голову на вышитые подушки и действительно мгновенно заснул.

Проснулся он, когда солнце клонилось к закату. Тесная комнатушка была наполнена горячим красным сиянием. В душном воздухе плавала пыль и вился табачный дым. Глория сидела у окна на старом стуле и, задумчиво глядя на спящего Дудкина, курила сигарету. В лучах заходящего солнца ее рыжие волосы отсвечивали сейчас багровым цветом, как огонек на кончике сигареты. Дудкин встретился с ней взглядом, застеснялся и сел на тахте. Ему стало гораздо лучше. Только язык во рту казался шершавым, как напильник.

– Очухались? – довольно бесцеремонно осведомилась девушка. – Есть, небось, хотите? А есть нечего. Только бутылка кефира и булочка. Согласны?

– Я на все согласен, – пробормотал Дудкин.

Глория деловито затушила сигарету в консервной банке и полезла в тумбочку. Дудкин получил пакет теплого кефира и подсохшую булочку, которую проглотил в одно мгновение.

– Сигарету хотите? – спросила девушка. – Сигареты пока есть. Но вообще скоро придется затянуть пояса. Я почти на мели. Чертова старушка оценила вас как мужчину очень высоко. А еще передовик производства! Никогда от нее не ожидала. Пока вы спали, я сбегала на почту и дала телеграмму маме. Она должна прислать денег. А до тех пор придется соблюдать режим жесткой экономии. Вы можете курить «Приму»?

– Перестаньте вы о деньгах! – поморщился Дудкин. – Я вам все верну. В десятикратном размере. Просто нам нужно сообразить, как выпутаться из этой истории. Лучше всего было бы вызвать из Москвы моего помощника. Он парень толковый. Я дам вам номер служебного телефона. Или нет, лучше я сам ему позвоню. Вы ссудите мне еще немного денег на переговоры?

Глория посмотрела на него долгим и каким-то странным взглядом.

– Вы собираетесь в таком виде появиться на почте? – спросила она. – Да вас первый же мент вычислит. Я послушала, что тут говорят в очередях, на остановках и в магазинах. Весь город только и гудит об этом убийстве. Никто не сомневается, что это сделали вы. Правда, фамилия ваша, как ни странно, ни разу не прозвучала – иначе как постоялец из восемнадцатого вас не называют. Скоро словом «постоялец» здесь будут пугать детей. Но самое плохое… – Она вдруг многозначительно умолкла.

– Что еще? – раздраженно спросил Дудкин. – Что со мной может еще случиться?

– Эта ваша Анна… – медленно произнесла девушка, глядя прямо в глаза Дудкину. – Вам известно, что она была любовницей начальника местной милиции? Странно, что вам это неизвестно. Вся Каменка в курсе.

– Это не имеет никакого значения, – сердито сказал Дудкин. – Вы не понимаете, какие отношения были у меня с этой женщиной. Это была старая дружба. Мы многое пережили вместе. Но все это осталось в прошлом. Мы встречались здесь как старые друзья – и ничего более. Ее любовники… Этот вопрос меня не интересует. Я не совал нос в ее личную жизнь.

– А вот у начальника милиции другое мнение, – хладнокровно заметила Глория. – Знаете, что поговаривают в народе? Будто он обещал задушить вас собственными руками, потому что безумно любил эту женщину. Ну, знаете, как это бывает в сериалах? Кровавые страсти, разорванные на груди рубахи… Должна сказать, что большинство горожан относится к этому обещанию с пониманием. Чужаков здесь не любят.

– Анна, собственно, тоже была здесь чужой, – хмуро сказал Дудкин.

– Наверное, вы правы, – согласилась Глория. – Иначе зачем бы ее убили, если бы она была своя? Только вам от этого сейчас мало проку. Вы на сегодняшний день в Каменке злодей номер один. Не уверена, что, даже если ваш друг здесь появится, он сумеет изменить ситуацию. По-моему, у вас один выход – вам нужно выбраться из города, вернуться в Москву и искать защиты у тамошней милиции. Надеюсь, в МУРе у вашей Анны не было любовников?

– Вы чересчур циничны для юной девушки, – заметил с неудовольствием Дудкин.

– Не такая уж я и юная, – вздохнула Глория. – А с вами я сразу постарела лет на пять, не меньше. Но вы лучше скажите, что думаете о моем предложении?

– Предложение заманчивое, но трудновыполнимое, – зло сказал Дудкин. – Если я даже на почте не могу появиться, то каким образом я выберусь из города? В этой одежде, без документов, без гроша в кармане?

– Ну, как-то ведь вы выбирались до сих пор, – спокойно сказала Глория. – Говорят, вы передавили кучу милиционеров, когда вас хотели арестовать, и умчались от них на машине убитой?

– Все было не так, – с досадой сказал Дудкин. – Никого я не давил. Мне просто повезло. Хотя, если подумать, никакого везения не было и в помине. С самого начала я вел себя как последний дурак…

Запинаясь и путаясь в подробностях, Дудкин рассказал Глории, что произошло накануне в доме Анны. Говорить об этом ему было нелегко, но другого способа избавиться от боли не было. Когда он закончил рассказ, ему стало немного легче.

– Я поступил, как школьник, – сказал он виновато напоследок. – Но я же не мог знать, что там произошло такое… А потом я просто испугался.

– И правильно сделали, – неожиданно сказала Глория. – Еще, пожалуй, и в самом деле менты пристрелили бы вас на месте. Мне почему-то страшно не нравится вся эта история. Не в том смысле, что убили человека, – это само собой, – а в том смысле, что, по-моему, это сделали специально, чтобы вас подставить. Вам такая мысль в голову не приходила?

Дудкин уставился на нее.

– Что за чушь вы несете? – сказал он. – Кому это могло понадобиться? Меня никто здесь не знает.

Глория пренебрежительно фыркнула.

– И еще считаете себя умным человеком! – презрительно заметила она. – Ладно, вижу, голова у вас еще плохо работает… Объясняю! По-моему, козе понятно, что вас взяли на крючок. В городе около восьмидесяти тысяч жителей, а убили именно вашу знакомую. Именно тогда, когда вы отправились к ней в гости. А перед этим вы встречались с человеком по кличке Грек, репутация которого, мягко говоря…

– Дался вам этот Грек! – перебил ее Дудкин. – Это совсем другое. Мы даже не успели обсудить с ним ничего.

– А что, собственно, вы с ним обсуждали? – в свою очередь перебила Дудкина Глория. – Про Анну вы с ним случайно не говорили?

Дудкин хотел рассердиться за такой беспардонный вопрос. Но вдруг вспомнил, что при встрече с Греком они действительно вспоминали Анну. Дудкин осекся.

– Ну, что же вы умолкли? – торжествующе спросила Глория. – Я попала в точку? Так и скажите! Что вы теперь-то виляете? Вы теперь не продюсер и не плейбой в туфлях из крокодиловой кожи. Вы теперь дичь, понимаете? Вам нужно думать, как в живых остаться. А кроме меня, вам сейчас довериться некому.

– Что за чепуха, – неуверенно пробормотал Дудкин. – Я никогда не носил туфель из крокодиловой кожи…

– И никогда не будете, если не перестанете корчить из себя VIP-персону! Вам подберут белые тапочки, понятно? Так что советую быть со мной чуточку пооткровеннее, если не хотите остаться в полном одиночестве.

– Ладно, согласен, – сдался Дудкин. – Чего вы хотите?

– Я? Да я, собственно, уже ничего не хочу, – удивилась Глория. – Мне бы тоже отсюда выбраться поскорее. Пока меня в ваши сообщницы не записали. Это вам надо по-быстрому сообразить, откуда вам может грозить опасность, и попытаться ее обойти.

– Ладно, – еще раз покорно сказал Дудкин. – Я попробую вам все объяснить.

Однако ничего объяснить он не успел, потому что в этот момент со двора донесся стук открываемой калитки, а потом грубый мужской голос, который обоим показался знакомым:

– Сюда, что ли, пришли?.. Эй, мамаша, ты где?.. Давай, Васильев, поищи хозяйку, а я пока дом обойду.

Глория вдруг побледнела и в упор уставилась на Дудкина. Ее полные ужаса глаза показались ему сейчас огромными и необыкновенно выразительными. «А в ней все-таки есть какая-то изюминка, – невольно подумал он. – Зря я оттолкнул ее тогда, при первой встрече. Глаза у нее чудесные. Да и вообще…»

– Черт! – прошептала она. – Кажется, это бабка! Она куда-то уходила. Наверняка стукнула куда следует. Ах я дура! Как я могла не сообразить, что этим кончится. Чего еще ждать от передовика производства?

Снаружи послышались тяжелые мужские шаги, а потом чья-то тень вплотную прижалась к самому окну. Кто-то пытался разглядеть, что происходит в комнате. Дудкин испуганно начал отползать в сторону.

– Правильно! – с жаром шепнула Глория. – Лезьте под диван! Лезьте-лезьте! И сидите там тихо как мышь! За меня не беспокойтесь. Главное, чтобы вас здесь не обнаружили.

Дудкин понял, что иного выхода у него нет, и послушно забрался под тахту. Щель, в которую он забился, была неимоверно узка – ему даже дышать было нелегко – и пыль не выметалась отсюда, наверное, со времен рыбсовхоза. Перед самым носом Дудкина кверху лапами лежал большой дохлый паук.

«Просто фарс какой-то! – тоскливо подумал Дудкин. – Чужая жена и продюсер под кроватью. Если эта девчонка решится про все это написать, карьера ей обеспечена. Это будет последний гвоздь в мой гроб».

Додумать свою мысль он уже не успел, потому что входная дверь скрипнула, и новый голос насмешливо произнес от порога:

– Ну, привет, рыжая!

Глава 6

– Почему бы не тряхнуть этого лысого за стойкой? – возмущенно спросил Крячко. – Он явно что-то темнит. «Без официального запроса мы сведений никаких не даем!» – передразнил он непреклонного портье. – Ну, попадется мне этот гусь в столице нашей родины! Уж я ему покажу, что такое официально!

Гуров иронически покосился на друга.

– Не надейся, не попадется, – сказал он. – Зачем ему столица? Ему и тут неплохо. Да и, в сущности, этот человек по-своему прав. Ведь мы ему даже не представились как полагается. С какой стати ему пускаться с нами в откровенные разговоры? Хотя в одном пункте я с тобой согласен – этот лысый дидько несомненно что-то скрывает. Но трясти его у нас с тобой, к сожалению, никаких оснований и прав не имеется. Не забывай, мы здесь просто частные лица. И потом, если мы сейчас примемся за портье, может пострадать милейшая Евгения Петровна, а мне этого очень бы не хотелось.

– Тут я с тобой согласен. Но какого же черта частные лица тащатся в такую непогодь в милицию? – проворчал Крячко. – Милиция мне и дома надоела.

– Отвечаю по пунктам, – сказал Гуров. – Во-первых, дождь уже почти кончился. Во-вторых, куда же нам, ментам, еще идти, как не в милицию? Все нити этого преступления сейчас в руках милиции. Надеюсь, они не откажут сообщить нам свои соображения.

– Еще как откажут, – сердито заявил Крячко. – Мы для них чужие. С какой стати они будут делиться с нами секретами? Да мы для них вместе с Дудкиным – одна компания.

– По крайней мере, мы должны убедиться, что в убийстве действительно подозревается Дудкин, – ответил Гуров. – Это многое прояснит. А ты ворчишь просто потому, что обещанный глоток горячительного прошел мимо твоего носа.

– А почему я не должен ворчать? – возразил Крячко. – Если глоток действительно был обещан? Частное лицо в отпуске…

– Неудобно идти к коллегам в разобранном состоянии, – улыбнулся Гуров. – Что они подумают о московской милиции?

– Да плевать, что они подумают! – буркнул Крячко. – Вон такси появилось. Наверняка за нами. Больше ни одного идиота поблизости не наблюдается.

Они стояли на крыльце гостиницы под козырьком и ждали заказанного такси. После разговора с дежурной по этажу Гуров решил переменить планы. Если Дудкин официально подозревается в убийстве и его ищет вся местная милиция, то их миссия практически бесполезна. Разумеется, свои лучше знают город и все его нюансы, и преступника найдут раньше, чем Гуров с Крячко успеют даже осмотреться. Гуров не очень рассчитывал на лояльность местной власти – никто не любит, когда вмешиваются в его дела, – но полагал, что основные сведения им не откажутся сообщить. Все-таки два полковника из Москвы – это не шутка. Таким образом, вместо того чтобы основательно посидеть за накрытым столом, Гуров и Крячко наскоро перекусили в гостиничном буфете и вызвали такси, чтобы ехать в милицию. Ничего странного, что у Крячко напрочь испортилось настроение.

– Слава богу, хоть в сухое переоделись, – ворчал он, когда они усаживались в такси. – И съели по засохшему пирожку. Даже странно, как ты на это расщедрился. Я бы не удивился, если бы мы рванули сейчас мокрые и голодные.

– Кончай брюзжать, – посоветовал ему Гуров и сказал таксисту: – В милицию, пожалуйста!

Водитель, невозмутимый полноватый человек в зеленой ветровке, нисколько не удивился. Он молча завел мотор и поехал, вздымая фонтаны грязных брызг из многочисленных луж на мостовой.

– Не у Бурмистрова случайно работаете? – поинтересовался по пути Гуров.

– А в чем дело? – неодобрительно отозвался водитель. – Хотя бы и у Бурмистрова. Что из того?

– Да ничего, – сказал Гуров. – Говорят, у Бурмистрова лучшая фирма в городе.

– Говорят, в Москве кур доят, – неопределенно ответил водитель.

– Бывает, – согласился Гуров. – Но надои невелики.

– Ну и у нас то же самое, – сказал таксист. – Еще что-нибудь хотите узнать?

– Адресок вашей конторы, если можно, – попросил Гуров. – Наведаемся как-нибудь. Мы с другом всю жизнь мечтали таксистами поработать.

– Ага, с детства, – мрачно добавил Крячко. – И непременно у товарища Бурмистрова.

– Тамбовский волк ему товарищ, – сухо сказал водитель. – А контора его на Восточной улице, дом 15. Еще вопросы будут?

– Тебя не Володей зовут? – спросил Крячко.

– Петром меня зовут, – сквозь зубы ответил водитель и с видимым облегчением затормозил напротив довольно помпезного двухэтажного здания явно дореволюционной постройки. – Приехали! Это и есть наше УВД. Ждать не надо?

– Не стоит, – сказал Гуров, доставая деньги.

Таксист взял с них сущую мелочь, из чего Гуров заключил, что кое-какие подозрения на их счет у него появились. Но он подумал, что после визита в милицию их инкогнито все равно и одного дня не продержится, и расстраиваться не из-за чего.

Они с Крячко поднялись по высокому мраморному крыльцу, распахнули тяжелую дубовую дверь с бронзовой ручкой и оказались в прохладном сумрачном вестибюле, нелепо разделенном пополам кирпичной перегородкой, украшенной кривовато наклеенной виниловой пленкой под дерево. Перегородка принадлежала совсем другому веку, так же как и заплаты в керамической плитке, которой был выложен пол. Старая плитка была ровной, солидной, с причудливыми вензелями. Щербины же были заделаны современным эрзацем грязно-розового цвета. По стенам были развешаны призывы укреплять дисциплину, графики роста раскрываемости и плакаты с портретами разыскиваемых преступников. За широким окошком, проделанным в перегородке, сидел усталый дежурный в расстегнутой на груди рубашке и разгадывал кроссворд в газете. По вестибюлю прохаживались двое крепких парней в форме с пистолетами на боку. При виде незнакомцев они насторожились и, приняв неприступный вид, поинтересовались, что гостям здесь надо.

– Начальник ваш здесь? – спросил Гуров, доставая из кармана удостоверение.

Его красная книжечка произвела впечатление. Оставив в покое кроссворд, дежурный довольно быстро связался с начальством и доложил о прибытии оперативных работников из Москвы. Начальство приказало немедленно принять.

Гурова и Крячко провели на второй этаж и оставили в приемной начальника, которого, судя по бронзовой табличке на двери, звали Кириллом Борисовичем Рахмановым, звание – полковник. Принял он гостей не сразу, а минуту-другую помариновав в «предбаннике» – видимо, чтобы сразу дать понять, кто в доме хозяин.

Наконец Гуров и Крячко были приглашены в кабинет. Там их встретили двое – сам полковник, который оказался жгучим брюнетом и красавцем, и милицейский капитан с потемневшим от усталости лицом, который, ссутулившись в глубоком кресле, курил сигарету. Встреча отличалась редкой сдержанностью. Полковник предложил гостям садиться и холодновато поинтересовался, что привело москвичей в его епархию.

– Мы слышали, тут у вас на днях разыгралась драма? – без предисловий начал Гуров. – Мы как раз по этому вопросу. Официального расследования мы не ведем, но были бы признательны, если бы вы нам прояснили некоторые детали этого дела.

– Официального расследования вы не ведете, – как бы про себя повторил полковник Рахманов и задумчивым жестом погладил пальцами свои аккуратно подбритые баки. – Но делом нашим интересуетесь. Почему?

– Мы ищем одного человека, – сказал Гуров. – Он москвич, и есть данные, что он приехал на днях в Каменку. С некоторых пор о нем ни слуху ни духу. Нас очень волнует его судьба. Этот человек – крупный кинодеятель, понимаете?

– Не понимаю, – сказал Рахманов. – Я не понимаю, при чем здесь мы. Вы надеетесь, что мы поможем вам искать этого деятеля? Извините, коллега, не получится. Это не Москва. У нас небольшой штат и работы по горло. Вы, кстати, правильно сказали про это убийство. Это не просто убийство, это зверское убийство, циничное убийство! Это плевок в лицо всему городу! И мы не успокоимся, пока мерзавец, проливший кровь, не получит по заслугам!

– Вы еще не вышли на след этого мерзавца? – с невинным видом спросил Крячко.

Рахманов бросил на него мимолетный взгляд и ничего не ответил. Вместо него подал голос утомленный капитан.

– Почти вышли, – сказал он жестко. – Но ловкий оказался, гад! Ловкий и хладнокровный. Ушел, можно сказать, из-под самого носа. Но ничего, деться ему некуда – со дня на день мы его возьмем обязательно!

– Откуда такая уверенность? – спросил Гуров. – Может быть, он уже далеко отсюда?

Полковник Рахманов хотел сказать в ответ что-то запальчивое, но в этот момент капитан как-то странно кашлянул, и Рахманов осекся. Он отвел глаза, а потом преувеличенно бодрым тоном сказал:

– У вас в Москве свои секреты, у нас тут – свои. Извините, полковник, но даже вам мы их раскрывать не будем. Тем более что прямо вас это убийство не касается.

– Как сказать, – заметил Гуров. – Все говорят, что убийство совершил постоялец из гостиницы «Южная». Конкретно, из восемнадцатого номера этой гостиницы. У нас есть основания считать, что этим постояльцем был человек, которого мы разыскиваем.

– А мне все равно, что там у вас за основания! – довольно развязно произнес он. – Как, вы сказали, фамилия вашего деятеля?

– Я ничего не говорил, – спокойно заметил Гуров. – Но могу сказать. Его фамилия – Дудкин.

Пауза была предельно короткой, но все-таки она была.

– Так вот, фамилия у постояльца из восемнадцатого номера, подозреваемого в убийстве, была другая! Заявляю это вам вполне официально! – провозгласил Рахманов. – Ничего общего с вашим Дудкиным.

– Насколько я понял, разглашать эти сведения вы не будете. Но, может быть, он зарегистрировался под чужой фамилией? – предположил Гуров.

– Все может быть, – согласился капитан. – Вот поймаем его, и все выяснится.

– Не мог он под чужой! – упрямо заявил Рахманов. – У нас в гостинице с этим строго. Учет Колосков ведет – он раньше у нас в отделе кадров служил. Мимо этого муха не проскользнет.

– Это лысый такой? – догадался Крячко. – Да, это мужик-кремень. Уже имели счастье убедиться.

Его замечание развеселило Рахманова.

– Я же говорю! – торжествующе произнес он. – У нас тут везде свои люди. Как говорится – чужие здесь не ходят. А если все-таки наследит кто-то – расплата не заставит себя долго ждать! Наш бронепоезд стоит на запасном пути…

Он говорил эти напыщенные фразы, и в то же самое время его черные глаза тревожно и неприязненно ощупывали лица посетителей. Рахманов силился понять, что у них на уме, стараясь в то же время как можно глубже припрятать свои карты. Такое поведение очень не понравилось Гурову, но он решил этого не показывать.

– Ну что же, – сказал он с улыбкой и встал. – Что выросло, то выросло. Мы – люди служивые, дисциплину понимаем. Не считаете нужным делиться информацией – это ваше право. Будем надеяться на собственные силы. А вам желаю успехов в скорейшей поимке убийцы. Всего хорошего!.. Да, чуть не забыл! – воскликнул он, останавливаясь на пороге. Вы знаете человека по кличке Грек?

И снова в воздухе повисла секундная звенящая пауза, после которой полковник Рахманов немного деланно удивился:

– Грек? Вы сказали грек? Но у нас тут тьма греков. Это юг! Если перечислять всех греков – дня не хватит.

– Но я не имел в виду всех греков, – терпеливо заметил Гуров. – Один человек. Сомнительная репутация. Прозвище Грек.

– Первый раз слышу, – отрезал Рахманов и, круто повернувшись в сторону капитана, спросил: – А ты?

Тот медленно покачал головой, сосредоточенно наморщил лоб и вытащил еще одну сигарету. Рахманов развел руками. Гуров и Крячко вышли. Секретарь в приемной проводил их вопросительным взглядом.

– Мне тут ни хрена не понравилось, Лева! – заявил, спускаясь по лестнице, Крячко. – Сразу чувствуется, что тот лысый портье тутошнюю школу проходил. Уклончивые ребята. А этот чернявый? Он же врет!

– Может быть, он просто заблуждается? – возразил Гуров. – Возможно, капитан прав, и Дудкин зарегистрировался по чужим документам. У нас нет доказательств обратного. Вот если бы взглянуть на запись в книге гостей…

Они спустились на первый этаж. Дежурный уже не разгадывал кроссворд, а, выйдя в вестибюль, весело трепался о чем-то с охранниками. Заметив Гурова и Крячко, он оборвал смех и если и не замер по стойке смирно, то по крайней мере принял позу, выражающую некоторое почтение. Остальные тоже подтянулись, но тем не менее все трое казались скорее растерянными. Они явно не знали, как себя вести со странными визитерами и какие последствия несет им этот визит.

Гуров не стал смущать их еще больше и, коротко кивнув на ходу, вышел из здания УВД. Дождь уже окончательно прекратился. Сизые тучи, подкрашенные проклюнувшимся багровым солнцем, уносились в сторону моря.

– Пожалуй, теперь можно и прогуляться! – с удовольствием заметил Гуров. – Обрати внимание, Стас, какой здесь воздух! Ради одного этого стоило сюда вырваться. Жаль, Марии нет с нами. Да и солнышка маловато.

– Насчет Марии не жалей, – хмуро сказал Крячко. – Еще неизвестно, что за сюрпризы нас здесь ждут. Мне это место уже совсем не нравится. Разве что воздух… Но пахнет здесь, между прочим, погано!

– Ладно, не стоит обсуждать наши дела на виду у всего УВД, – заметил Гуров. – Поговорим по дороге.

Но они не успели пройти и половины квартала, как их неожиданно окликнули. Удивленные, они обернулись и увидели, что их догоняет давешний капитан с неизменной сигаретой в зубах. Он запыхался и казался взволнованным.

– Извините, – сказал он, приблизившись. – Неловко получилось. Но вы должны понять Кирилла Борисовича. – Он многозначительно понизил голос. – Это убийство его подкосило. Тут, понимаете, какое дело… Одним словом, только между нами – убитая была хорошей знакомой полковника. Очень хорошей. Вы меня понимаете?

– Чего ж тут не понять, – пробурчал Крячко. – И он послал вас сказать нам об этом?

– Ну что вы! – покрутил головой капитан. – Никогда в жизни! Он все носит в себе. Но на самом деле он просто убит горем. Ночами не спит, хочет поймать этого мерзавца.

– Сам ловит, что ли? – спросил неугомонный Крячко.

Капитан неодобрительно покосился на него.

– Сразу после убийства Кирилл Борисович и сам включался в поиски, – объяснил он. – Но теперь, когда этот гад затаился…

– Ага, значит, гад все-таки местный? – сказал Гуров.

– Почему местный? – не понял капитан. – Приезжий, однозначно. В восемнадцатом номере остановился. Мы потом все его вещи изъяли, но он в гостиницу больше не возвращался.

– Я подумал, если он без вещей и где-то прячется, значит, должен знать этот город, – сказал Гуров. – Кстати, может быть, если уж вы нас догнали, все-таки назовете нам фамилию этого человека?

– Фамилию?.. – переспросил капитан. – Ах, да, совсем забыл представиться! Совсем заработался. Капитан Панин. А фамилия этого человека… Скворцов его фамилия. Скворцов Дмитрий Игнатьевич. Извините, больше сообщить ничего не могу. В интересах следствия. Еще раз извините.

– Кто-то из прокуратуры занимается этим делом? – спросил Гуров.

– Разумеется, назначен следователь, – спокойно ответил Панин. – Однако разыскные мероприятия Кирилл Борисович целиком взял на себя. Он считает это своим долгом перед погибшей.

– Краевую прокуратуру поставили в известность?

Панин неопределенно мотнул головой, так что этот жест можно было понимать как угодно, и сказал:

– Ей-богу, не знаю. Я – мелкая сошка. Да тут еще день и ночь без сна… Наверное, краевая прокуратура в курсе. Кстати, мы тоже думаем, что у этого гада должны быть тут знакомые. Если только ему не удалось как-то вырваться из города. Но мы плотно следим за всеми выездами – не должен бы…

– Послушайте, капитан, может быть, будете до конца любезны и поговорите с бывшим вашим служакой? Я имею в виду Колоскова, портье – пусть покажет нам книгу записей. А то чертовщина получается – у нас информация, что Дудкин останавливался в «Южной», а портье утверждает обратное.

– А какой ему смысл врать? – возразил капитан.

– Зачем обязательно врать? – сказал Гуров. – В принципе, Дудкин мог использовать фальшивый паспорт. Конечно, это маловероятно, но чем черт не шутит? Ведь кое-кто из персонала утверждает, что видел Дудкина в гостинице.

– Вот как? – задумался Панин. – Это интересно. Хорошо, я попробую переговорить с Колосковым. Не вижу большой беды, если вы заглянете в его кондуит. Только вот мужик он с характером. Если что-то вобьет в голову…

Он глубоко затянулся и вдруг добавил, поднимая глаза на Гурова:

– Кстати, товарищ полковник, вы говорили, какого-то Грека ищете? Я что-то такое слышал краем уха… Если это сильно вас интересует, могу дать совет – сходите в одно заведение. «Малина-ресторан» называется. Там должны что-то знать. Только сразу предупреждаю – место не из самых спокойных. Проще говоря, опасное место. Язва на теле нашего славного города. Так что если вы в себе не уверены, то лучше и отложить это дело.

– Где это? – спросил Гуров.

– На окраине. Почти у самого выезда на сочинское шоссе. Там вам любой покажет.

– Ясно, – заключил Гуров. – Больше ничего не хотите сказать, капитан?

– Больше ничего, – вздохнул Панин. – Если Рахманов узнает, что я с вами вообще разговаривал, он мне голову оторвет. Крутой мужик. Его в городе все как огня боятся. Или уважают – это уж как кому нравится.

– А ему самому как больше нравится? – поинтересовался Гуров.

Капитан засмеялся, но ничего не ответил. Он отсалютовал Гурову, повернулся на каблуках и торопливо зашагал обратно. Гуров задумчиво посмотрел ему вслед:

– Поскольку карты перемешали, следует подумать, во что мы играем и какие козыри. Что скажешь?

– Скажу, что мы, похоже, вляпались в кучу дерьма, – ответил Крячко.

– Да, нелегко быть частным сыщиком, – покачал головой Гуров. – Каждый норовит послать тебя подальше. Например, в «Малину». Как ты думаешь, может быть, нам действительно стоит туда показаться? Хотя бы для того, чтобы проверить, насколько искренен капитан Панин?

– Хочешь сказать, что его на самом деле совесть заела? – презрительно спросил Крячко. – Сомневаюсь. Но для общего образования можно и в «Малину». По крайней мере, там уж я точно выпью.

– Решено, – кивнул Гуров. – Дело к вечеру. Самое время закатиться в ресторан. Лови такси, Стас!

Глава 7

Глория замерла, не сводя глаз с милицейского сержанта, который, небрежно помахивая резиновой дубинкой, по-прежнему стоял на пороге и рассеянно улыбался, словно никак не мог решить, что ему делать дальше. Смятение девушки, кажется, слегка забавляло его, и настроен он был далеко не так агрессивно, как утром, когда едва не арестовал Дудкина. После того как первый испуг у Глории прошел и она смогла собраться с мыслями, ей даже показалось, что милиционер выглядит слегка растерянным. Сейчас она смогла более тщательно рассмотреть его – парню было лет двадцать шесть, он был белобрысый, вихрастый, с грубоватым лицом, покрытым веснушками. В его серых невыразительных глазах Глория не обнаружила следов глубоких размышлений, но и слишком наглыми они сейчас не выглядели. Заурядный парень с заурядными данными и заурядными претензиями. Необычным в нем было то, что в его руках была власть, а он не слишком ясно представлял себе, как ее следует применять.

– Курите? – неожиданно спросил он и, слегка покачав головой, сказал: – А я вот не одобряю, когда девушка курит. Не дело это, я считаю.

Глория, которая совсем уже оправилась от шока, насмешливо сказала:

– Пришли арестовать меня за курение?

Сержант не поддержал шутку. Он задумчиво похлопал дубинкой по раскрытой ладони и, серьезно глядя на девушку, объяснил:

– Я тут не поэтому. Ваша хозяйка нас на улице тормознула – шепнула, что вы к себе мужика в дом привели, а мужик подозрительный, на убийцу похож, которого вся милиция ищет… Это она так сказала. Ну и приметы кое-какие назвала. Короче, я все понял, подумал на досуге и решил вот сам проверить.

– Ну и что дальше? – спросила Глория.

Сержант пожал плечами.

– Можно, я присяду? – спросил он. – Меня Алексеем зовут. А вас?

– Мне нравится, когда меня зовут Глорией, хотя по паспорту я – Галина. Предупреждаю об этом сразу, поскольку теперь, наверное, последует проверка документов…

– Документы я бы и правда у вас проверил, – застенчиво сказал Алексей. – Не в том смысле, конечно… Я человека сразу вижу… Но ловко вы нас утром! Настоящая артистка, честное слово! А где этот?

– Вы о чем? – нахально спросила Глория.

Сержант осторожно снял с головы кепи и положил на стол. На лбу у него осталась красная полоса, которую он машинально потер ладонью.

– Да ладно вам! – сказал он примирительно. – Вас разве с кем-нибудь спутаешь? Я вас, может быть, на всю жизнь теперь запомнил. Нет, правда, – вздохнул он. – Только что теперь поделаешь – не судьба!

Глория подняла брови.

– Это уже интересно! – сказала она весело. – Вы что же, в любви мне признаетесь? А почему не судьба?

Сержант покраснел и сказал, опуская глаза:

– Ну, может, не в любви, но, типа, понравились вы мне, конечно… Только придется вам отсюда уехать, Глория!

– Вот так номер! Это еще с какой стати?

Милиционер поднял голову и сказал серьезно, понизив голос:

– Тут вот какое дело… Серьезное дело. Вы только мне скажите, где этот фрукт, которого вы утром за своего мужа выдали? Вы хорошо его знаете?

Немного поколебавшись, Глория ответила:

– Да совсем не знаю. Просто терпеть не могу, когда менты наглеть начинают. Ну выпил человек – так он же никому не мешал, шел себе домой… За что вы его задержали? У него и денег-то никаких не было.

– А как же не задерживать, когда он в таком виде? – немного обиженно сказал Алексей. – Но суть не в том. Так, значит, вы этого гражданина на самом деле не знаете?

– Откуда же мне его знать? – пожала плечами Глория. – Я совсем недавно приехала. Хотела в море покупаться, а тут дожди, холод…

– Да, с погодой вам не повезло, – вздохнул Алексей. – А гражданин этот…

– Ушел давно! – сердито сказала Глория. – Или вы думали, что я отныне его навеки под опеку возьму? Я ему помогла, а он даже спасибо не сказал. Продрыхся здесь и отвалил.

– Так, понятно, – пробормотал сержант. – Плохо, очень плохо… Вы хоть знаете, кто это был?

– Еще раз повторяю – ничего я о нем не знаю!

– Ну, короче, поступила информация, что это может быть тот самый убийца, которого все сейчас ищут, – с покаянным видом объяснил сержант. – Только вы одно поймите – я сейчас служебную тайну вам разглашаю. Потому что на ваше взаимопонимание надеюсь.

– Как-то не похож он был на убийцу, – с сомнением заметила Глория. – На забулдыгу он похож был.

– Это другой вопрос, – сказал Алексей. – А вообще он убийца. Между прочим, тоже приезжий. Дудкин по фамилии. Я его обязательно задержать должен был. Теперь, если начальство узнает, мне просто башку оторвут. Говорю вам это откровенно.

Глория пожала плечами.

– Сочувствую, – сказала она. – Но уже ничем не могу помочь. Даже если это и был он, то все – птичка улетела.

– Вот я и говорю – плохо, – еще раз вздохнул сержант. – Теперь и вам уехать придется. И как можно скорее. Мне самому этого не хочется. Я такую девушку, как вы, впервые встретил. Но выхода нет. Вы не представляете, что может случиться, если про этот случай начальство узнает. И мне плохо будет, и вам тоже.

– Страшное у вас, похоже, начальство? – с иронией сказала Глория.

– Не то слово, – согласился Алексей, заметно мрачнея. – Потому и прошу вас уехать. Прямо сегодня уезжайте, Глория. Про вас пока никто не знает. Кроме бабки, конечно. Но я ей скажу, что принял меры. А ребята будут молчать. Им тоже не интересно, чтобы эта история наружу вылезла. По головке никого не погладят.

– Значит, вы мне сделку предлагаете? – прищурилась девушка.

– Ну, типа того, – кивнул Алексей. – А что делать? Иначе все может очень плохо кончиться. Вас запросто арестовать могут – как сообщницу. Поэтому давайте так – я вас не видел, вы меня не видели. И разойдемся, как в море корабли.

Он печально вздохнул и посмотрел на Глорию.

– А документик свой покажите все-таки, – добавил он льстиво. – Я адресок спишу. Буду в Москве – обязательно загляну, с цветами. И с шампанским.

– Нет уж! – решительно заявила Глория. – Как корабли, значит, как корабли. На шампанском заодно сэкономите.

– Жалко! Честное слово, жалко! – с чувством сказал Алексей, однако настаивать не стал.

Он решительным жестом натянул на голову форменную кепку и встал. Лицо его приняло строгое, почти официальное выражение.

– Ну что же, прощайте, Глория! – произнес он так трагически, что девушка едва сдержала улыбку. – Надеюсь, больше мы с вами не увидимся. Обстоятельства были сильнее нас. Но я буду долго вспоминать вас.

Он резко повернулся и вышел, хлопнув дверью. Глория еще секунду посидела неподвижно, а потом упала без сил на тахту и залилась истерическим смехом. Дудкин, который уже задыхался в своей западне, страшно на нее разозлился, потому что из-за этого смеха он никак не мог расслышать, что происходит во дворе. А кроме того, он не видел ни малейших поводов для смеха.

– Какого черта? – прошипел он из-под тахты. – Вы что, с ума сошли?

Глория с трудом оборвала смех и сдавленным голосом сказала:

– Ладно уж, партизан, вылазьте! Ушли полицаи.

Сыпля проклятиями, Дудкин выбрался наружу. Он был весь в пыли и в паутине, и это вызвало у Глории новый приступ смеха.

– Не понимаю, чему вы смеетесь! – взорвался Дудкин. – Нашли время веселиться! Между прочим, нам обоим грозит опасность – вы что, не слышали?

– Ой, не могу… – простонала Глория, бессильно сползая с тахты на пол. – Просто я сейчас представила вас в таком виде на киношной тусовке в Москве. Это нечто!

– Господи, да вы просто дура! – в сердцах сказал Дудкин и принялся яростно отряхивать пыль со своей одежды.

– А вы – неблагодарная свинья! – заключила Глория. – Между прочим, я уже дважды спасла вас, но не услышала ни одного слова благодарности. Вы на редкость черствый человек, Валентин Сергеевич… Послушайте-ка, а может, это и правда вы убили свою подружку?

Лицо Дудкина исказилось.

– Заткнитесь наконец! – резко сказал он. – Лучше подумайте, как нам быть дальше.

– Вот новости! – обиженно отозвалась Глория. – Вы, по-моему, тут мужчина. Попробуйте хоть чуть-чуть пошевелить мозгами. Почему за вас все должны расхлебывать женщины?

Дудкин гневно посмотрел на нее, но вдруг сник и сел на тахту, обхватив руками голову.

– Черт возьми! В какое дерьмо я вляпался! – безнадежным тоном произнес он. – И самое смешное, что вы во многом правы. Я чувствую сейчас себя беспомощным, как ребенок. Наверное, мое время действительно ушло.

Они оба некоторое время сидели молча, Дудкин даже не шевелился. Потом Глория вдруг сказала:

– Ладно, не раскисайте! А то, глядя на вас, у меня зубы начинают болеть. Все обойдется. Мне, между прочим, еще хуже, чем вам. У меня нет влиятельных друзей в Москве, и бабки большие мне только снятся. Просто надо пересидеть где-нибудь и связаться с вашими друзьями. Они что-нибудь придумают.

– Вы сами говорили, что из этого ничего не выйдет и что мне надо поскорее бежать из города, – уныло сказал Дудкин.

– Говорила, – язвительно ответила Глория. – Когда я это говорила, у меня еще были кое-какие деньги. Теперь денег почти не осталось. Проклятая старуха все выманила. Знает, что я не пойду на нее жаловаться. Теперь нам даже на один автобусный билет до Сочи не хватит. А дальше?.. Только и остается, что подавать сигнал СОС. Попробую сделать это сегодня вечером.

– Почему вечером? Надо идти прямо сейчас! – загорелся Дудкин.

Глория фыркнула и потянулась за сигаретой.

– Вы под диваном спали, что ли? – недовольно спросила она. – Не слышали, что сказал мент? Я теперь такой же преступник, как и вы, – должна скрываться и держаться подальше от милиции. Поэтому до темноты я отсюда даже и шага на улицу не сделаю.

– Нас же здесь поймают! – возмущенно воскликнул Дудкин.

– Сегодня вряд ли, – пожала плечами Глория. – Опять вы невнимательно слушали – мент намерен скрыть утреннее происшествие. Я – свидетель того, как он лопухнулся, поэтому я ему в городе не нужна. Вот когда я уберусь отсюда…

– А мне показалось, что он, наоборот, только и мечтает вас увидеть, – угрюмо заметил Дудкин. – Просто роман какой-то.

– Это он меня в Москве мечтает увидеть, – возразила Глория. – А здесь ему важнее видеть благосклонную улыбку на лице начальника. Конечно, это здорово, что этот мент воспылал ко мне чувствами. Не случись этого, боюсь, все могло кончиться для меня очень плохо. Вокруг вас кипят нешуточные страсти.

– Что же теперь делать? – нервно произнес Дудкин. – Я просто потерял голову. Мне нужно увидеть Грека. У него есть деньги, и он поможет мне выпутаться.

– Не знаю, не знаю… – недоверчиво протянула Глория. – Ваш Грек, по-моему, просто уголовник. Контакт с ним может вам только повредить. Да и потом, где вы будете его искать? Вы знаете, где он может быть?

– Он мне не говорил, где остановился, – задумался Дудкин. – Но это можно выяснить. Вы-то откуда узнали про Грека?

– Откровенно говоря, я нашла тут одного человека, который охотно снабжает меня информацией, – ответила Глория. – Не потому, что он такой альтруист, а потому что надеется затащить меня в постель. Тоже положил на меня глаз. В этом городе я определенно пользуюсь успехом у мужчин. Вы – единственное печальное исключение.

– Давайте о деле! – с раздражением перебил ее Дудкин.

– А я о чем? – не моргнув глазом, сказала Глория. – Этого человека зовут Виктор. Он работает в местной газете. Знает все тайны этого города и охотно делится ими. Частным порядком, правда. Для того, чтобы говорить правду в полный голос, он слишком труслив. Как и все мужчины, впрочем… В газете он пишет исключительно хвалебные статьи о местной власти и местных воротилах. Поэтому всегда сыт, пьян и в губной помаде. Мы спрячемся пока у него.

– А он согласится? – недоверчиво спросил Дудкин. – У него же, наверное, семья, дети…

– У него даже облезлой кошки нет, – презрительно сказала Глория. – Живет исключительно для себя. У него прекрасная двухкомнатная квартирка с видом на море. В квартале от него стоит дом начальника милиции.

– Вы, наверное, с ума сошли? – ахнул Дудкин. – Лезть прямо в пасть тигру!

– Вот поэтому мы и пойдем туда, как стемнеет, – назидательно заметила Глория. – А пока расслабьтесь и хорошенько подумайте над тем, что случилось. Может быть, найдете какой-нибудь выход.

– Я хочу есть, – капризно сказал Дудкин.

– Уже все съедено, – равнодушно отозвалась Глория. – А посылать бабу Клаву в магазин я слегка опасаюсь. Сейчас она притихла, и, по-моему, не стоит ее тревожить.

Больше она разговаривать не захотела, и Дудкин, слегка обиженный на такую черствость, улегся на кушетку, отвернувшись лицом к стене, и заснул. Когда он проснулся, на улице уже смеркалось. В полумраке оконный прямоугольник выделялся прозрачным серым пятном. На его фоне вырисовывался неподвижный девичий силуэт. В комнате стоял горький табачный запах. Дудкин почувствовал себя необыкновенно бодрым и зверски голодным.

– Выспались? – спросила Глория. – Тогда поднимайтесь. Будем уходить через забор.

Глава 8

Как и полагал Гуров, найти ресторан «Малина» оказалось совсем несложно. Попасть туда тоже не составило никакого труда. На поверку ресторан оказался всего-навсего грязноватым погребком, трактиром, который облюбовала самая разномастная публика. В «Малине» все было просто и весело. Толстый человек в поварском колпаке, высунувшийся внезапно из дверей погребка в тот самый момент, когда Гуров и Крячко туда спускались, так и сказал.

– Заходи, повеселимся! – сказал он с добродушным акцентом.

– Если у тебя, папаша, имеется что-нибудь съедобное, – заявил Крячко, – то нам и веселья никакого не надо. Мы люди простые, поели – и нам уже весело. А если еще и по стаканчику пропустить…

– Обижаешь, дорогой! – добродушно улыбнулся повар-зазывала. – У меня кухня – лучшая на всем Черноморском побережье! Спроси хоть в Сухуми, хоть в Сочи, где надо кушать? И тебе все скажут – у Ашота в ресторане надо кушать. А напитки! – Он причмокнул и зажмурил глаза.

Они спустились в подвал. То, что они там увидели, Гурову сразу же не понравилось. Множество пьяных лиц, табачный дым, любопытные неодобрительные взгляды со всех сторон. Публика в «Малине» собиралась прожженная, видавшая виды. Гурову показалось, что здесь их видят насквозь.

– Проходи, не стесняйся! – радушно сказал Ашот. – Все свои. А если хочешь спокойно покушать, у меня кабинеты есть. Для почетных гостей.

Крячко, который будто ничего не замечал, весело возразил:

– Нет, папаша, мы не премьер-министры, чтобы по кабинетам сидеть. Нам бы к народу поближе. Только вот с местами у тебя, я вижу, напряженка.

– Сделаем! – убежденно заявил Ашот. – В одну минуту сделаем! Посажу вас, как именинников!

Он действительно сумел сделать почти невозможное, отыскав в этой людской каше свободный столик. Причем, в отличие от других посадочных мест, где за каждым столиком располагались четверо, здесь стояло только два стула. Гуров обратил внимание, что стулья были тяжелые, прочные, с толстыми дубовыми ножками. На такую мебель можно было надеяться – она не развалится после первой драки. А у Гурова почему-то сложилось твердое убеждение, что драки в «Малине» – далеко не редкое явление.

Это убеждение только окрепло, когда Ашот, усадив их и пообещав немедленно вернуться, чтобы удивить шедеврами своей кухни, оставил их вдвоем в окружении теплой компании, занимавшей два сдвинутых столика. Компания состояла из семи человек примерно одного возраста – это были тридцатилетние мужчины, смуглые и черноволосые, явно питавшие слабость к золотым побрякушкам и белым костюмам. Они чинно пили вино – судя по количеству бутылок на столах, уже довольно давно – и при этом удивительно мало разговаривали, предпочитая наблюдать за окружающими, время от времени отпуская какие-то только им одним понятные замечания. Больше всего они были похожи на группу профессиональных сутенеров, как их изображают в голливудских фильмах.

К появлению Гурова и Крячко эти фатоватые ребята отнеслись внешне совершенно равнодушно, но Гуров с некоторым беспокойством отметил, что постоянно ловит на себе неприятные изучающие взгляды, которые украдкой бросали на них соседи.

– Тебе не кажется странным, что в этом ноевом ковчеге для нас так быстро нашлось место? – негромко спросил Гуров у Крячко.

Тот пожал плечами.

– Когда я голоден, мне только одно кажется странным, – заявил Крячко. – Почему не несут пищу. Все остальное отходит на второй план. А разве у тебя не так?

– Если ты сейчас еще скажешь, что мы пришли в это чудное местечко, чтобы пропустить по рюмочке и повеселиться, то я за себя не отвечаю, – сказал Гуров. – Повторяю, очень странно, что нас здесь как будто ждали.

– А что странного? – пожал плечами Крячко. – Я тебе уже сказал, что мне здешние аборигены сразу не понравились. Есть в них что-то первобытное, брутальное. Уверенность хищника в праве на добычу. Но при всей их первобытности с телефоном они обращаться умеют. Почему бы тому заботливому капитану не предупредить хозяина лучшей кухни на побережье, что к нему явятся почетные гости?

– Вот и я так думаю, – покачал головой Гуров. – Не похоже, чтобы наше появление было здесь сюрпризом. Здешняя публика наверняка в курсе, кто мы такие. Во всяком случае, часть этой публики. Боюсь, что если мы начнем задавать вопросы, то нам не поздоровится.

– Тогда давай сначала все-таки закусим, – предложил Крячко. – Было бы обидно получить по морде на голодный желудок. А вообще напрасно мы с тобой не захватили с собой оружие. Хорошо хоть наручники при мне. Все-таки комфортнее себя чувствуешь.

– Ну да, – возразил Гуров. – Если мы тут наступим на чей-то ботинок, то любой наш промах обернется крупными неприятностями. Оружие – это отличный предлог навесить на нас всех собак.

Он был вынужден замолчать, потому что появился сияющий Ашот в сопровождении двух официантов с подносами. Под руководством хозяина они принялись разгружать подносы, выставив на столик аппетитно пахнущее мясо, блюда с зеленью, судки с соусом и прочие великолепные вещи. Не обошлось и без вина, которое Ашот тут же отрекламировал как «нектар и сплошное восхищение».

– Может, тогда уж выпьешь с нами, папаша? – добродушно спросил Крячко. – Уж больно хорошо ты нас принимаешь, по-семейному прямо. Благодарность просто из сердца рвется. Выпей с нами, не погнушайся.

Ашот посмотрел на него с задумчивой улыбкой, а потом все-таки мигнул одному из официантов, и тот мгновенно притащил откуда-то свободный стул. Крячко уже разливал вино.

– За то, чтобы в вашем доме всегда было счастье, а в бокале всегда играло вино! – провозгласил Ашот, присаживаясь и поднимая свой бокал на уровень глаз. – За то, чтобы вы жили сто лет без болезней и печали!

Он сделал всего лишь небольшой глоток и с мягкой улыбкой поставил бокал на место. Крячко осушил бокал до дна, крякнул и набросился на мясо.

– Мне понравилось, – заявил он, жуя. – И вино, и тост. Ловлю тебя на слове, папаша! Если проживу меньше ста – приду разбираться.

Ашот покачал головой.

– Шутишь, дорогой! – сказал он. – Если помрешь – никуда уже не пойдешь. В кино только мертвые ходят, детей малых пугают. Я бы такое кино совсем запретил. Смотришь – расстраиваешься только.

– Шучу, говоришь? – переспросил Крячко. – Ну а если без шуток – человека по кличке Грек знаешь?

Ашот спокойно посмотрел на него и ответил ровным голосом:

– Греков многих знаю, правда. Тут у нас греков много. Тебя какой интересует, дорогой?

– А бог его знает, какой! – живо сказал Крячко. – Только и знаю, что прозвище – Грек. А он, может, и не грек вовсе, а какой-нибудь турок-месхетинец. Мне это неизвестно. Потому и спрашиваю: не слыхал про такого?

Ашот изобразил на толстом лице глубокое раздумье, а потом сказал с сожалением:

– Нет, такого не знаю, дорогой! Ты извини, я пойду, у меня на кухне дел много. Если что-нибудь понадобится – зови.

Он поднялся и с большой ловкостью начал пробираться между тесно сдвинутыми столиками. Гуров, внимательно следивший за разговором, еще раз пришел к выводу, что для Ашота их появление не было полной неожиданностью. Что-то он, несомненно, знал – и о них с Крячко, и о неведомом Греке, но и о том и о другом предпочитал помалкивать.

Крячко между тем продолжал с аппетитом есть и, кажется, нисколько не был разочарован своим разговором с Ашотом. Он залпом выпил еще один бокал вина и, подмигнув Гурову, тут же налил себе следующий.

– Ты бы все же не гнал лошадей, – с неодобрением заметил Гуров.

– Я – гоню?! Да что ты, Лева? Для меня это – что слону дробина, – презрительно заметил Крячко. – А сейчас мне только нужно поднять тост. Мы же не сможем ничего узнать, если не будем общаться, верно? А я тут заприметил одну компанию, которая как раз в таком состоянии, когда общение просто необходимо. Попробую предложить им то, в чем они так нуждаются.

Он поднялся и с бокалом в руках направился куда-то в угол зала. Компания в белых костюмах внешне равнодушно, но очень внимательно посмотрела ему вслед. Гуров следил за передвижениями друга не менее внимательно, но с гораздо большим беспокойством. Крячко умел находить общий язык с кем угодно, но сейчас далеко не все зависело от его коммуникабельности. Гуров вообще склонялся к мысли, что их появление в «Малине» было ошибкой.

Но Крячко, кажется, нисколько не смущался. С бокалом в руке он запросто подсел к группе из трех выпивох, расположившихся в укромном месте подвальчика, и сразу же завязал с ними оживленную беседу. Похоже, это была компания таксистов или водителей-дальнобойщиков – заматерелые мужики с грубыми руками в кожаных куртках и тяжелых ботинках. Они были красны от водки и разговаривали грубыми прокуренными голосами. Вообще выпивох было четверо, но один из них как раз удалился – возможно вышел в туалет, и Крячко воспользовался свободным стулом. Гуров предположил, что именно это нехитрое обстоятельство и предопределило выбор друга.

Гуров неторопливо ел, время от времени поглядывая в ту сторону, где Крячко завязывал контакты, и в душе порядком нервничал. Он не был уверен, что Стас сумеет вовремя остановиться, если дело пойдет не так, как было задумано. К тому же его все больше беспокоила компания бесстрастных наблюдателей в белых костюмах. Попивая вино, они тем не менее ни на секунду не упускали из виду ни Гурова, ни Стаса, который совершенно освоился среди подвыпивших шоферюг и, заговорщицки наклонившись к столу, что-то увлеченно заливал им, оживленно жестикулируя и подмигивая обоими глазами. Через пять минут он уже выпил со всеми на брудершафт, включая того парня, который отлучался по своим надобностям, и тут же заказал бутылку водки, поймав проходившего мимо официанта.

Такая активность немного смущала Гурова, но он решил пока не вмешиваться. Мужики в кожаных куртках, кажется, относились к новому знакомцу довольно благосклонно, и, если бы дело пошло гладко и дальше, Крячко непременно удалось бы выудить из этих ребят кое-какую информацию. Себе Гуров отводил в данных обстоятельствах роль прикрытия, на вино не налегал и старался больше наблюдать за присутствующими.

Между тем атмосфера в затянутом табачным дымом подвальчике постепенно накалялась. Многие уже были пьяны, и то в одном углу зала, то в другом вспыхивали ссоры. Но ни одна из них так и не разгорелась по-настоящему – из табачного облака немедленно возникали одна-две внушительные фигуры и по-матерински заботливо наклонялись к буянам. Неизвестно, какие слова произносил при этом громила, но действие они производили удивительное. Самые неукротимые скандалисты тут же смирялись и пили со своими противниками мировую. Система работала безотказно. По-видимому, склонный к веселью повар Ашот пользовался среди своих клиентов непререкаемым авторитетом. Гурову пришло в голову, что такое подчеркнутое миролюбие наверняка может иметь и оборотную сторону. Очень легко было себе представить, что может ожидать человека, несведущего в здешней иерархии, – расправа не заставила бы себя ждать.

Крячко пробыл среди своих новых друзей не менее получаса. Наконец он вернулся, слегка пьяный и очень довольный. Брякнувшись на стул, счастливо посмотрел на Гурова, ухмыльнулся и налил себе вина.

– Я вижу, ты вовсю пользуешься предложением хозяина, – заметил Гуров. – Веселишься как ребенок.

– Все для дела, Лева, все для дела, – торопливо произнес Крячко и отхлебнул из бокала. – Ты же знаешь, что я никогда не теряю головы… Ну разве что иногда… И между прочим, я кое-что выяснил, Лева! – Он положил локти на стол и приблизил свое лицо почти вплотную к лицу Гурова. – Видел этих мужиков? Между прочим, те еще кадры… Насчет своих дел темнят, но я так понял, что эти ребята перегоном левого спирта занимаются. Ну, это хрен бы с ними – мы все-таки не на службе. И заботы у нас сейчас другие. Я с ними издалека начал. Про баб сначала, про погоду, про рыбную ловлю. Все как полагается. Анекдотов пару свежих затравил… Одним словом, контакт нашел. Ну а там уж исподволь забросил удочку насчет нашего Грека.

– А они что?

– А самое смешное, Лева, что этого Грека тут едва ли не каждая собака знает. Он здесь регулярно отмечается, раза два в месяц – это уж точно. Хотя сам проживает то ли в Абхазии, то ли в Грузии. Богатый и уважаемый человек. Вот только откуда его богатство произошло и чем он вообще занимается – это темный лес. Об этом тут говорить не принято – так я понял.

– Ну, это-то мы еще и в Москве знали, – заметил Гуров. – Про его богатство и темный лес. Тут ты ничего нового не узнал.

– Не скажи, – покачал головой Крячко. – Во-первых, я узнал, где он обретается, когда в Каменку наведывается, и с кем он тут дружбу водит.

– Ну и? – нетерпеливо сказал Гуров.

Крячко торжествующе посмотрел на него и залился беззвучным смехом – спиртное все-таки давало о себе знать.

– Дружит он исключительно с серьезными людьми. Мэр, начальник милиции, прокурор, самые влиятельные бизнесмены – вот его первые друзья. А живет он знаешь где? Не поверишь! В санатории, где директором была убитая Анна Владимировна Глезина! Ему там шикарные апартаменты предоставляют всякий раз, как он приезжает. Вот такие пироги, Лева!

Гуров нахмурился:

– Постой, это что же получается? Дудкин едет сюда, чтобы выпросить денег у Грека, который живет в санатории, которым заведует женщина, которую Дудкин якобы убивает? Причем убивает Дудкин как раз накануне окончательных переговоров о займе. В тот момент, когда должна была решаться его судьба? Черт знает что такое! Теперь Дудкин исчез, его ловит вся милиция, а его и след простыл. Сдается мне, что все это далеко не случайно. Это убийство, эти деньги, Грек, Дудкин, Глезина – все это звенья одной цепи. Таких нелепых совпадений просто не может быть.

– В жизни всякое бывает, – философски заявил Крячко. – Но в данном случае я думаю то же самое, что и ты. Эта женщина каким-то образом встряла между Греком и Дудкиным – может быть, сама того не ведая, – и поплатилась за это жизнью.

– Вопрос только в том, кто получал с нее должок, – сказал Гуров. – Убить человека ножом – женщину особенно – не каждому, согласись, под силу. Не верится мне, что наш избалованный, привыкший к комфорту продюсер стал вдруг баловаться ножом. Что-то здесь не так, а что – никак не могу понять. Слишком мало мы знаем. И на местных коллег надежды никакой, к сожалению. Если начальник УВД действительно дружит с Греком, ничего удивительного, что нас даже на пушечный выстрел не подпустят к расследованию. Но ведь получается так, Стас, что Дудкина-то, скорее всего, подставили!

– Запросто, – кивнул Крячко. – Да! Совсем забыл тебе сказать. Еще один слушок на эту же тему. Говорят, покойная была любовницей самого начальника милиции. И любил он ее без памяти – даже от жены не скрывался. А теперь после ее смерти поклялся лично пристрелить убийцу, чем бы это ему ни грозило. Ни перед чем, говорит, не остановлюсь ради светлой памяти погибшей Анны…

– Час от часу не легче! – пробормотал Гуров. – Ты меня совсем запутал. Но ведь милиция ловит-то совсем не Дудкина! Хотя это может быть просто финт для отвода глаз. Если Кирилл Борисович собственноручно решил расправиться с убийцей… Но, однако, ты его видел, Стас. Ты можешь поверить, что этот человек сгорает от неутоленной мести?

– Не могу, – мотнул головой Крячко. – По-моему, Рахманов – жук еще тот. Если он и решится прикончить кого-то, то только если уж совсем подопрет. И капитан еще этот…

– Да, капитан, – задумчиво сказал Гуров. – Задал нам задачку этот капитан. Я вот все думаю, зачем он нас сюда направил? Собирать сведения о Греке, которого, как ты говоришь, в городе каждая собака знает?

– Да, а лучший его друг, Рахманов, даже не догадывается о его существовании, – хмыкнул Крячко.

– Одним словом, давай-ка отчаливать, – сказал Гуров. – Пока все тихо. Сделаем так – ты иди к выходу, а я пока расплачусь, да заодно прикину, не пасет ли нас кто. И сам не зевай, понял?

– Не первый раз замужем, босс, – ответил Крячко.

Он, не торопясь, допил вино, промокнул губы салфеткой и поднялся. Гуров со своего места следил, как он пробирается через погребок к выходу, подмечая заодно, какое впечатление производит это на окружающих. Крячко скрылся за дверью. И в тот же самый момент из-за соседнего столика, не сговариваясь, встали двое в белых пиджаках и быстро пошли через зал. «Кажется, началось? – с тревогой подумал Гуров. – Семеро против двоих – многовато. Да еще неизвестно, сколько их там на подхвате. Ну что ж, что выросло, то выросло. Только бы обошлось без огнестрела – это нам уж совсем ни к чему».

Вдруг словно ниоткуда перед Гуровым возник разгоряченный и жизнерадостный Ашот. Он наклонился над ним и отеческим тоном поинтересовался:

– Всем доволен, дорогой? Может быть, еще чего хочешь? Говори, не стесняйся! А куда это твой товарищ пропал? Не нравится что-то? Вино не нравится? Барашек?

– Все нравится. Спасибо. Просто пора нам, – сказал Гуров. – Вот расплатиться хочу.

Он достал из кармана бумажник и краем глаза увидел, как вся компания в белых костюмах встает из-за стола. Они-то и не думали расплачиваться, но Ашота этот факт, похоже, нисколько не волновал. Правда, не исключалось, что они заплатили вперед.

Гуров, не торгуясь, выложил Ашоту сумму, которую тот запросил, – она оказалась не то что нескромной, а даже совершенно неприличной – и, не обращая внимания на его торжествующую плотоядную улыбку, поспешил к выходу.

Снаружи его уже ждали. Стоявший на верхней ступеньке смуглый красавчик в белом пиджаке вдруг пружинисто подпрыгнул и попытался нанести Гурову удар ботинком в лицо. Но Гуров тоже был наготове. Он вскинул руки, поймал лодыжку прыгуна и резко повернул ее, словно закрывая задвижку на газовой трубе. Противник издал горлом натужный гортанный крик и со всего размаху рухнул на ступеньки. Гуров не дал ему опомниться и тут же навалился сверху, заломив парню руку за спину. Шипя от боли, тот попытался вырваться, но Гуров безжалостно вывертывал его сустав до тех пор, пока пижон не затих. Свободной рукой Гуров наскоро обыскал его карманы, достал какое-то удостоверение и пистолет. Удостоверение Гуров спрятал и с пистолетом в руке выскочил на тротуар. Поверженный соперник приходил в себя, нелепо распластавшись на ступеньках.

Положение Гуров оценил в одну секунду. Улица, на которой располагался ресторанчик, сейчас была пуста, и только в стороне, где возле сквера были припаркованы несколько автомобилей, происходила какая-то свалка. Полковник Крячко, окруженный со всех сторон белыми пиджаками, яростно отбивался от сыплющихся на него со всех сторон ударов. Ему приходилось нелегко, но один из нападавших уже лежал на асфальте, приняв позу зародыша, из чего Гуров заключил, что громила получил хороший удар в живот.

Однако оставшихся это нисколько не смущало, и они наседали на Крячко с удвоенной энергией. Все происходило в удивительной тишине – ни криков, ни стонов никто не издавал – лишь мелькали кулаки и раздавались смачные шлепки ударов. Гуров понял, что в любой момент в дело может быть пущен нож или еще что-нибудь похуже, и решил взять инициативу в свои руки. Он поднял руку с пистолетом вверх и дал предупредительный выстрел в синее небо, а потом бросился к дерущимся.

На людей в белом выстрел особого впечатления не произвел – отступать они не собирались, но Гурову удалось отвлечь на себя часть сил, и Крячко стало немного полегче.

Против Гурова оказалось трое. Они пошли на него с бесстрастными лицами, не обращая внимания на оружие в его руке, пытаясь взять Гурова в полукольцо.

– Спокойно! – предупредил Гуров, поводя перед собой стволом пистолета. – Вы напали на работников МВД, ребята! Это серьезное правонарушение – может, стоит подумать об этом?

Троица продолжала надвигаться на него, не говоря ни слова и внимательно отслеживая каждое его движение. Похоже, они были уверены, что Гуров ни при каких обстоятельствах не станет стрелять на поражение, и только ждали удобного момента, чтобы наброситься на него. Особенно не понравился Гурову тот тип, что стоял в центре. Он выглядел постарше остальных, имел шрам на правой щеке и, кажется, играл здесь роль главаря. У него были совершенно жуткие неживые глаза застарелого наркомана. «Этот человек ни перед чем не остановится, – понял Гуров. – Если ему дали задание нас прикончить, он сделает это не задумываясь. Вряд ли, конечно, они будут начинать с таких крайних мер, но и личную инициативу этих ублюдков исключать нельзя».

Он еще раз попытался вразумить эту дикую компанию и громко произнес:

– Я – полковник МВД. Призываю вас прекратить безобразие! Вся ответственность за последствия…

Договорить он не успел – все трое бросились на него одновременно, словно изголодавшаяся волчья стая. Гуров успел отступить назад и выстрелил, наскоро прицелившись, главарю в колено. Попал он или нет, Гуров проверить не успел, потому что другие двое уже насели на него.

Одному Гуров двинул рукояткой пистолета в челюсть и отбросил его на тротуар, но другой повис на нем, пытаясь пережать шею и одновременно выхватить из руки оружие. Они покатились по асфальту, свирепо рыча и стараясь выломать друг другу суставы. Противник Гурова был не слишком силен, но гибок, как кошка, и прилипчив, как кусок жвачки. Вцепившись Гурову в шею, он упорно тянулся за его пистолетом, перехватывая запястье Гурова, теряя его и снова перехватывая. Они несколько секунд возились на асфальте, нанеся непоправимый ущерб своим одеждам, а потом Гурову все-таки удалось высвободить руку и подмять прилипалу под себя. Под весом Гурова тот попытался еще раз дернуться, но вдруг охнул и затих.

Гуров недоверчиво посмотрел на него, но парень не шевелился, сделавшись вдруг вялым и плоским, как тряпичная кукла. Гуров взял его на мушку и поднялся. Ситуация в переулке уже немного изменилась. После того как выбыл из строя главарь, получивший-таки пулю в колено, остальные сразу умерили свой пыл. Крячко уже никто не бил. Противостояние перешло в ту фазу, когда расходящиеся, но не вполне еще остывшие соперники осыпают друг друга проклятиями и обещают разобраться по полной программе – но уже при следующей встрече. Примерно в том же положении находился сейчас и Крячко, которому двое парней уже в не очень белых костюмах серьезно обещали оторвать голову и скормить свиньям. При этом они с большим достоинством отходили назад, успевая при этом поглядывать и на Гурова, вернее, на пистолет в его руке. Теперь они уже знали, что оружие он пускает в ход не задумываясь, и второй раз испытывать судьбу не хотели.

Крячко, сжав кулаки и по-звериному оскалив зубы, смотрел на эту парочку, прижавшись спиной к решетке сквера и не двигаясь с места. Еще двое парней, которых Гуров немного помял, теперь пришли в себя и заботливо суетились вокруг раненого главаря. Тот никак не мог встать на ноги, оглашая воздух непотребными ругательствами. Последний противник все еще лежал пластом у Гурова под ногами – видимо получив серьезное повреждение.

Главный при поддержке своих приятелей сумел все-таки подняться и, опираясь на их крепкие локти, заковылял на одной ноге к машине. Это был большой черный джип, солидная вместительная машина, которая сразу бросалась в глаза. Гуров так и предполагал, что белая компания прибыла сюда на этом роскошном чудовище. Теперь он в этом убедился и даже начинал догадываться, кому может принадлежать эта машина с явно не российскими номерными знаками.

Держа компанию на прицеле, Гуров стал медленно смещаться в сторону Крячко. Парни в белых костюмах подобрали раненых, сгруппировались и окончательно отступили к машине. Через минуту они скрылись в салоне джипа, и лишь в самый последний момент, когда уже зарычал мотор и машина медленно двинулась с места, в окошко высунулось бледное злое лицо, и хриплый голос выкрикнул с угрозой:

– Ты еще за все ответишь, козел! Лучше убирай свою задницу из этого города! Здесь я тебя все равно достану!

Глава 9

– О чем вы все время думаете, Валентин Сергеевич? – с затаенной досадой спросила Глория, выключая маленький телевизор, по которому пыталась смотреть какой-то сериал.

Телевизор был никудышный и ловил практически один только звук. Вместо изображения большую часть времени на экране проскакивали змеящиеся полосы, которые иногда складывались в туманную картинку. Но другого телевизора в дачном домике журналиста Виктора не было. Как, впрочем, и многого другого. Например, не было нормальной еды, и Дудкин с Глорией уже вторые сутки питались только рыбными консервами, которыми их снабдил хозяин. Он же дал им и пару буханок хлеба, но все это уже подходило к концу. Подходило к концу и терпение Глории, которая, кажется, совершенно разочаровалась в окружавших ее мужчинах. Впрочем, последние давали для этого довольно веские поводы.

После того как они с Дудкиным под покровом ночи покинули избушку бабы Клавы, прошло уже три дня, а дело ни на миллиметр не сдвинулось с мертвой точки. Журналист Виктор сначала обрадовался, увидев на пороге своей квартиры рыжую москвичку, на которую сразу положил глаз, но заметно скис, когда выяснилось, что в гости она явилась в сопровождении спутника. А уж узнав, что представляет из себя спутник, Виктор по-настоящему перепугался. Нет, прямо за дверь он их не выставил, но прятать в квартире не захотел ни под каким видом. Той же ночью он отвез их на собственных «Жигулях» за город, в местность, где располагались садовые участки, и предложил располагаться в крошечном, плохо оборудованном домике, утопавшем среди зелени неухоженных фруктовых деревьев. Участок достался Виктору в наследство, но работа на земле его нисколько не привлекала, и сад постепенно приходил в запустение.

Пообещав вернуться в самое ближайшее время, Виктор бросил их обоих на произвол судьбы и больше не показывался. Положение осложнялось еще и тем, что теперь Виктор был посвящен в их тайну. Как он использует свою осведомленность, предсказать было невозможно, и Глория поняла, что до сих пор безмерно преувеличивала достоинства своего нового знакомого – на самом деле он оказался не только циником, но и трусом. Весь вопрос заключался в том, хватит ли у него духу сообщить обо всем властям. Похоже было, что он никак не может решиться и на это, предпочтя как бы забыть о своих незваных гостях.

Глория понимала, что такое положение не может продолжаться вечно. Нужно было что-то делать, но главный виновник всех невзгод Дудкин, как нарочно, впал в мрачную апатию и часами валялся на продавленном диване, глядя в потолок и о чем-то мучительно размышляя. Его словно ничто уже не волновало, и Глорию это злило едва ли не больше, чем свинское поведение Виктора. Она еще раз убедилась в том, что современные мужчины – это выродившаяся ветвь человечества, от которой нет никакого проку. Коротая время наедине с Дудкиным, она иной раз хотела, чтобы он хоть как-то проявил свое мужское естество – попытался соблазнить, изнасиловать, пофлиртовать наконец. Но Дудкин не оправдал ее надежд. Собственно говоря, он на Глорию даже и не смотрел, погруженный в свои думы.

Он даже не предлагал ей добраться как-нибудь до города и позвонить в Москву, как они раньше договаривались. А сама Глория об этом не напоминала – из вредности. В конце концов нянька она, что ли, этому взрослому дяде? Пусть сам решает, что ему делать, да еще пусть хорошенько попросит, чтобы Глория согласилась оплачивать его переговоры. Из-за него она практически на мели. Похоже, выбираться отсюда придется автостопом – со всеми вытекающими отсюда последствиями. Называется, взяла интервью! Хорошо хоть, если она вернется домой живой и здоровой. В журнале, видно, что-то чувствовали, когда ей, стажерке, давали это задание. Догадывались, что ни черта она здесь не выгадает. Ну, ничего, если даст бог вернуться в Москву, она все равно притащит в редакцию материал – опишет все, что здесь происходило, все до мельчайших подробностей, – и ей наплевать, если кто-то на нее после этого обидится.

Такое решение поддерживало боевой дух Глории, но унылый замкнутый вид Дудкина все равно доставал ее, выводил из себя. И наконец она не выдержала.

– Ну и что вы молчите? – разозлилась она, когда Дудкин пропустил мимо ушей ее первый вопрос. – Вы решили остаться навеки в этой дыре? Замечательная перспектива! Отшельник Дудкин в одинокой келье предается мыслям о вечном!.. В чужих обносках, питаясь консервами… Вам самому-то не тошно, гений современного кинематографа?

Дудкин наконец повернулся в ее сторону и хмуро посмотрел на Глорию. Он даже кое-что сказал.

– Заткнитесь, пожалуйста! – сказал он. – Чем упражняться в остроумии, лучше бы нашли способ связаться со своим необязательным другом. Долго мы еще будем тут торчать?

– Вот это мне нравится! – воскликнула Глория. – Меня же еще и выставили идиоткой! Между прочим, он мне такой же друг, как и вам, уважаемый Валентин Сергеевич! Если вы намекаете, что я с ним спала, то я с ним не спала – некогда было, да и не слишком хотелось. И вообще, за то, что я с вами вожусь, могли бы относиться ко мне с уважением. Без меня бы вы давно сидели в камере, и уголовники проигрывали бы вас в карты…

– Закройте наконец рот! – раздраженно перебил ее Дудкин и резко сел. Его грязные волосы стояли на затылке торчком. В старых джинсах и старой рубашке Виктора Дудкин сейчас был похож на заспанного огородника, а не на продюсера, затевающего крупноформатные проекты. – У вас воображение провинциалки! Есть обстоятельства, над которыми человек не властен.

– И это, конечно, ваши обстоятельства? – ехидно вставила Глория.

Дудкин ненавидящим взглядом посмотрел на нее и безнадежно откинулся на диван. Глория подождала еще несколько минут, но Дудкин больше ничего не сказал и даже не пошевелился, и она, вздохнув, опять включила телевизор. К счастью, электрический провод к домику не был обрезан, хотя за электричество Виктор не платил уже года полтора. Его телевизор был сомнительным развлечением, но это было все-таки лучше, чем молчащий Дудкин.

– Что вы скажете об убийстве, которое буквально всколыхнуло весь город? – вдруг прозвучало по телевизору, и Глория невольно напряглась, бросив тревожный взгляд на Дудкина. Голос был женский и звучал с характерными интонациями ведущего. Видимо, где-то в местной студии брали интервью у кого-то из милиции.

Дудкин зашевелился, привстал и недоверчиво уставился на мигающий экран. Видно там ничего не было, но Дудкин не отводил глаз.

– К сожалению, пока ничего конкретного сказать не могу, – ответил солидный мужской голос. – Ведется расследование, задействованы все силы и средства. Мы круглосуточно наблюдаем за автовокзалом, посты ГАИ проверяют каждую машину, выезжающую из города. По нашим сведениям, преступник до сих пор находится в городе. Но он затаился и вряд ли представляет сейчас какую-то опасность. Могу только пообещать, что этот подонок не избежит справедливого возмездия. Мы приложим все наши силы, чтобы найти этого человека.

– Надо понимать, что вы хорошо знаете, кого следует искать? – не отставала ведущая. – Ходят слухи, будто этот человек – приезжий. Что вы скажете по этому поводу?

– Да, вы правы, – не слишком охотно сказал мужской голос. – Действительно, это приезжий, по некоторым данным, москвич. Прежде чем совершить это зверское преступление, он останавливался в нашей гостинице. Сотрудники гостиницы помогли нам составить его словесный портрет, очень, как говорят, похожий, кстати. Этим портретом мы и руководствуемся в работе. Кроме того, нам известно, в какой одежде был этот человек, в нашем распоряжении имеются отпечатки его пальцев. Деться ему некуда, уверяю вас. Рано или поздно мы его достанем.

– И все-таки, не могли бы вы сообщить его имя?

После этого вопроса наступила короткая пауза, а потом мужчина совсем уже скучным голосом ответил:

– К сожалению, имени его мы не знаем. Настоящего имени, я имею в виду. Он зарегистрировался в гостинице под чужим именем, а портье не проявил достаточной бдительности, не стал проверять документы. В результате мы имеем, что имеем. На имя мы сейчас не ориентируемся, но это для нас и не так важно. Когда на преступника наденут наручники, вся информация о нем станет доступной широкой общественности.

– Они лгут! – точно завороженный, произнес вдруг Дудкин.

Глория с интересом посмотрела на него.

– Наконец-то слышу что-то живое, – сказала она. – И что же вас так задело в этой благостной беседе, неуловимый преступник?

– Я регистрировался под своей фамилией, – ответил Дудкин. – И портье десять раз проверил мой паспорт. Почему они скрывают мое имя? Я уверен, что они сняли отпечатки пальцев, подозреваю, что они даже раздобыли мой настоящий портрет, но почему они скрывают, кто я такой?

– Причины могут быть разными, – неуверенно сказала Глория. – Может быть, они пекутся о презумпции невиновности? Или блюдут тайну следствия…

– Скорее потому, что начальник милиции пообещал прикончить меня своими руками, – мрачно заключил Дудкин. – И похоже, не собирается отказываться от своего намерения. Они меня поймают, а когда все поутихнет, пристукнут в темном уголке.

– Вы как-то пессимистически смотрите на вещи, – заметила Глория. – Зачем им вас убивать?

– Вы же сами говорили, что об этом судачат в очередях, – напомнил Дудкин. – Что, забыли? Ревнивый любовник, пристрелю собственными руками…

– Ну-у, это все-таки преувеличение, по-моему, – не слишком уверенно сказала Глория. – Все-таки у нас не Мексика. Да и мужики у нас… – Она многозначительно вздохнула.

– Да, мужики у нас из-за баб не убивают, – жестко сказал Дудкин. – Во всяком случае, как правило. А вот из-за бабок могут вполне. И причину искать нужно именно в этом.

– Вы задолжали начальнику милиции деньги? – удивилась Глория.

– Ничего я никому не задолжал, – отрезал Дудкин. – Но приехал я сюда из-за денег – вы были правы, когда сели мне на хвост. Жареным вокруг меня пахло сильно. Вот и сбежались хищники.

– Не понимаю, – покачала головой Глория. – Вы встречались с Греком. Я наблюдала за вами очень издалека – охрана у этого жлоба будь здоров! Вы говорили от силы полчаса и, по-моему, разошлись ни с чем. Во всяком случае, у меня сложилось именно такое впечатление. И потом, у моря, вы сидели грустный-грустный… Я думала, вас кругом кинули и вы теперь раздумываете, не намылить ли вам веревку. Я даже симпатию к вам в тот момент испытала.

– Спасибо за добрые слова, – усмехнулся Дудкин. – Особенно про веревку и мыло. Но в тот момент вы как-то не спешили выразить сочувствие.

– Дело прежде всего, – парировала Глория. – Но, однако же, я права? С Греком договориться не получилось? Вы банкрот?

– Да что вы понимаете? – уничтожающе сказал Дудкин, но тут же махнул рукой и отвернулся. Ему и самому не было до конца понятно, чем закончилась его первая беседа с Греком.

Он разыскал его через одного знакомого, который до сих пор имел какие-то дела с Греком. На телефонный звонок Грек откликнулся сразу.

– Валентин! Сколько лет, сколько зим! – прозвучал в трубке его мягкий вкрадчивый голос. – Уж и не ожидал тебя услышать. Ты теперь большой человек, я слышал. Но правду говорят люди – старая дружба не ржавеет. Ты хочешь встретиться? Отлично! Не возражаешь, если мы поищем место потише? Так что приезжай-ка ты, дорогой, в Каменку! Старое вспомним, морем подышим, да и тебе это место не совсем чужое, верно? Ну и давай не откладывать – сразу после праздников встретимся. Десятого мая я буду на месте.

Старый плут был в своем репертуаре. Каменка находилась чертовски далеко от Москвы, но у Грека наверняка там были дела, а Дудкину он в качестве утешения напомнил про Анну. Выходит, и ему это место было не чужое, раз он так хорошо был осведомлен, кто там проживает. Дудкин не допускал мысли, что у Анны может быть что-то с этим человеком, но даже намек на это слегка испортил ему настроение.

Дело было не в ревности – на это он уже давно не мог претендовать, да и не был он способен теперь на такие сильные чувства. Просто Анна всегда была для него олицетворением сильной и красивой женщины, к которой не может прилипнуть никакая дрянь, а Грек, по большому счету, был дрянью, и все знали это. И Анна знала. И если она сейчас поддерживает отношения с этим человеком, то, значит, что-то изменилось в этом мире…

То, что Дудкин сам поддерживает отношения с Греком, нисколько его не смущало. Это был бизнес – дело изначально грязное, не признающее щепетильности, что-то вроде гнойной хирургии. И такое же опасное. Одним словом, мужское дело.

В Каменку Дудкин отправился на следующий же день, в муторном настроении. Ему вдруг невыносимо захотелось увидеть Анну и от нее самой услышать, что в мире ничего не изменилось, а красивые и сильные женщины по-прежнему пребывают на Олимпе, и их не касается земная грязь. Ему бы стало от этого легче. На самом деле ему совсем не хотелось встречаться с Греком. Но это была соломинка, за которую положено хвататься утопающим.

Встреча с Анной его разочаровала, хотя Дудкин сам в этом не признавался. Анна по-прежнему была красива, но в ней пропала прежняя сила и звонкость. Это была грустная, слегка усталая женщина, которую, кажется, нисколько не волновали воспоминания. Она держалась с Дудкиным ровно, приветливо, но всячески давала понять, что прежней Анны больше никогда не будет. Она даже разговаривать о прошлом не хотела. Рассказывала, как хорошо живет, какой интересной работой занимается, какой у нее замечательный любовник и уютный дом – и все это с рассеянной улыбкой, вскользь, так что трудно было понять – на самом деле она так довольна жизнью или просто слегка посмеивается над собой… Дудкину казалось, что на самом деле ее что-то томит, очень серьезно беспокоит, но что это – он так и не узнал.

А потом приехал Грек и сам нашел его – пришел в гостиницу с шампанским, долго обнимался, взахлеб вспоминал старые деньки, а прощаясь, назначил на утро встречу в кафе на берегу моря. Дудкин получил возможность убедиться, что Грек в этом городе абсолютно свой человек: пока они разговаривали, на том клочке берега, где стояло кафе, не появилось ни одного постороннего человека, а все подходы были перекрыты неусыпно бдящими шестерками Грека в белых костюмах. Грек обожал белый цвет, и вся его команда тоже.

Как бы то ни было, при встрече они обнялись. Грек заметно постарел, округлился, даже как будто стал ниже ростом. На пухлых щеках и на носу появились лиловые прожилки. Медленнее и осторожнее стали движения. И решения он принимал уже не так быстро, как в молодости, когда сколачивал свои первые капиталы. Однако он вовсе не собирался уходить на покой. Грек излучал редкостную самоуверенность и энергию, он явно чувствовал себя хозяином этого мира, и Дудкин откровенно ему позавидовал.

– Присаживайся, выпьем вина, Валентин! – с улыбкой сказал ему Грек. – Выпьем за нашу встречу. Я очень рад тебя видеть.

– Я тоже рад, Аполлон, – сказал Дудкин. – Чем сейчас занимаешься?

– Всем понемногу, – посмеиваясь, ответил Грек. – Даже цветами. Помнишь, как мы начинали? До сих пор обожаю цветы.

«Знаю я, что ты обожаешь!» – подумал Дудкин, впрочем, безо всякой злобы.

– Ты уже виделся с Анной? – вдруг делаясь серьезным, спросил Грек и тут же прищелкнул языком. – Ах, какая женщина! Правильно поется в песне – мне бы такую… Да куда мне! Как говорится, рылом не вышел… Просто пигмей, честное слово!

– Да ладно тебе прибедняться! – засмеялся Дудкин. – Будто ты не пользуешься успехом у женщин!

– Не я пользуюсь, – покачал головой Грек. – Мой кошелек пользуется. А это не одно и то же, дорогой! А лично я бы все отдал, чтобы стать таким, как ты – красивым, спортивным, талантливым… Честное слово!

Дудкин махнул рукой.

– Да я бы тебе все отдал, Аполлон, если бы это было в моих силах, – сказал он. – Только толку в этом, скажу тебе честно, совсем немного. Кошелек надежнее.

– Правда? – с удовлетворением сказал Грек. – Не ожидал от тебя такое услышать. Ты всегда был романтиком, Валентин. За это тебя и женщины любили.

– Никогда я не был романтиком, – возразил Дудкин. – Мне просто меньше везло.

Грек неодобрительно покачал головой.

– Очень грустно, Валентин! – сказал он по-отечески заботливо. – Ты совсем упал духом. У тебя проблемы?

– А как ты думаешь? – спросил Дудкин, глядя ему прямо в глаза. – Стал бы я тебя тревожить, если бы не было проблем?

Грек печально покачал головой.

– Наверное, не стал бы, – согласился он. – Но я за это на тебя не в обиде. Мы взрослые люди – у каждого свои заботы… Но ты так и не сказал, видел ли ты Анну?

– Да, я ее видел, – сдержанно сказал Дудкин. – Она изменилась.

– Все изменились. Весь мир стал другим, – философски заметил Грек. – Нам остались только воспоминания. Но Анна по-прежнему красавица!

– Ты ее тоже видел? – Дудкин был неприятно удивлен.

– Очень недолго, – небрежно ответил Грек. – Все-таки мы так долго были знакомы… Было приятно убедиться, что с ней все в порядке. Однако я перебил тебя, Валентин, – говори, что у тебя там за проблемы?

– Мне нужны деньги, Аполлон, очень большие деньги, – без предисловий выложил Дудкин. – Взаймы, разумеется. Я снимаю фильм. Но у меня временные трудности. Мне отказали в кредитах, требуют выплаты старых… Меня хотят вытеснить с рынка. Но я должен закончить этот фильм. Это будет прорыв, понимаешь? Такого здесь еще никто не делал – гениальный сценарий, лучшие актеры, новейшие технологии… Успех обеспечен! Я верну тебе все сторицей.

Грек внимательно его выслушал и задумался, глядя на море. Потом он вздохнул и покрутил толстой шеей.

– Нет, все-таки ты неисправимый романтик, Валентин! – сказал он с легкой улыбкой. – Ты вот сказал – новейшие технологии, – и я сразу понял, что речь идет о миллионах долларов. Но ты ведь понимаешь, что такое на самом деле – мои деньги?

– Догадываюсь, – сказал Дудкин.

– У тебя могут быть проблемы, – значительно заметил Грек, наклонив голову.

– У меня толковые экономисты, – пояснил Дудкин. – Они найдут способ сделать все чисто.

– Это хорошо, – кивнул Грек. – Но это всего лишь половина истории, а я хотел бы услышать ее целиком.

Их глаза встретились, и Дудкин понял, что наступает самый тяжелый момент в его жизни. Грек уже не улыбался, и глаза у него были, будто две черные льдинки – эдакая зловещая аномалия загрязненного, гибнущего мира. Сейчас Дудкин действительно почувствовал себя романтиком, настолько деловит и бездушен был Грек.

– Я хотел просить у тебя рассрочки по платежам, – сказал Дудкин, стараясь держаться уверенно. – Три года, не больше, и я отдам все. Но еще я хотел поторговаться с тобой о процентах, – небрежно добавил он. – Старому другу и партнеру ты не мог бы сделать скидку?

– Мог бы, – серьезно ответил Грек. – Я назначу тебе символический процент, Валентин. Я подожду не три года – пять лет! Я готов выполнить все твои условия. Но у меня тоже будет к тебе просьба.

– Какая?

Грек изобразил на лице смущение и проникновенно сказал:

– Не знаю, как ты, а я часто вспоминаю те славные годы, когда мы вместе с тобой пробивали себе дорогу в этом неласковом мире. Мы оба чего-то достигли. Но мне кажется, мы могли бы достичь большего, если бы объединили усилия. Это было ошибкой, когда каждый из нас пошел своей дорогой. И тебе и мне есть о чем сожалеть, правда? Но ведь и сейчас еще не поздно все поправить, как тебе кажется?

– Что ты имеешь в виду? – осторожно спросил Дудкин. – Всегда есть о чем сожалеть. Но тебе, по-моему, жаловаться грех.

– А я и не жалуюсь. Просто мне хотелось бы реализоваться в той мере, на которую я способен. И помочь реализоваться тебе.

– И все равно я не понимаю…

– Все очень просто, Валентин, – мягко сказал Грек и положил свою ладонь на ладонь Дудкина. – Ты создал свою империю, но сейчас ты с трудом ее удерживаешь. Тебе нужна поддержка, крепкое плечо, на которое не страшно опереться.

– И это твое плечо, – догадался наконец Дудкин.

– На меня ты всегда можешь положиться, – наклонил голову Грек.

– Значит, ты хочешь иметь долю в моем бизнесе, я правильно понял? – потухшим голосом произнес Дудкин.

– Не долю, Валентин, – строго сказал Грек. – Я хочу стать полноправным партнером. Может быть, даже с преимущественным правом голоса. Но это не сразу, а только когда ты сам поймешь, что так будет выгоднее для нас обоих.

– Понятно, – выдавил Дудкин. – Только зачем тебе это нужно? Ты ничего не понимаешь в кинематографе. И насчет выгоды… Прости, но твоя репутация вряд ли пойдет на пользу бизнесу. Это не тот уровень, понимаешь?

– Наверное, это твой уровень, Валентин, – спокойно сказал Грек. – И я действительно не очень разбираюсь в кино, но я ведь не собираюсь отстранять тебя от дел. Речь идет о партнерстве. А тебе очень нужен партнер, который не разбирается в кино, но умеет делать деньги. У тебя это получается плохо. И при чем же тут репутация, когда завтра тебя вышвырнут пинком под зад, извини за резкость. Я ведь о репутации и забочусь, выдвигая тебе это предложение. Рядом с тобой я постепенно заработаю эту чертову репутацию. Увидишь, через полгода никто и не вспомнит про некоторые странности в моей биографии, – закончил он посмеиваясь.

Он снова казался благодушным и безобидным толстяком, играющим в старого друга. Но Дудкину было совсем не весело. Он понял, что попал в ловушку. Судя по всему, Грек заранее приготовил ему этот сюрприз – обдумал детали еще после первого разговора. Пока Дудкин гадал, какой кабальный процент назначит ему старый партнер, тот предложил ему поделиться репутацией. К такому повороту дела Дудкин не был готов. Он сказал, что ему нужно подумать.

– Думай, Валентин, – лениво и отстраненно сказал на это Грек. – До завтрашнего утра. Я позвоню тебе в гостиницу. В восемь утра. Надеюсь, ты к тому времени примешь решение, потому что долго я ждать не буду. Да и тебе не резон.

Он поднялся и кивнул своим шестеркам. Дудкину он даже не подал руки.

– До завтра, Валентин, – сказал он. – Увидишь Анну – обязательно передавай от меня привет.

Он ушел, а Дудкин остался сидеть в одиночестве, опустошенный и смятенный. Решение не приходило. А потом появилась эта девчонка и окончательно испортила ему настроение. А что было потом, и вообще не хотелось вспоминать.

– Эй, вы ничего не слышали? – вдруг спросила Глория, вырывая Дудкина из его тягостных воспоминаний. – Мне кажется, где-то рядом остановилась машина.

Дудкин поднял голову.

– Какая машина? – хмуро спросил он. – Я ничего не слышал. А что вас беспокоит? Тут то и дело ездят машины.

– Эта машина мне не нравится, – с восхитительной уверенностью заявила девушка. – На вашем месте я бы сходила на разведку.

– Вам не нравится – вы и идите, – отрезал Дудкин. – Может, эта машина подбросит вас до города, и вы наконец позвоните куда нужно.

Глория негодующе посмотрела на него, встала и подошла к маленькому окошку, выходившему в сад. Она заглянула в него и вдруг отшатнулась и тревожно посмотрела на Дудкина.

– Там в саду какие-то люди! – испуганно сказала она. – Послушайте, давайте уйдем отсюда!

Дудкину стало не по себе. Он поднялся и, встав за спиной у Глории, тоже выглянул в окно. Среди зеленых ветвей вдруг появился силуэт человека в белом пиджаке.

– Черт возьми! – удивленно сказал Дудкин. – Да ведь это, кажется, ребята Грека! Вот это сюрприз! Как он меня нашел?

И, не обращая внимания на девушку, он поспешно выскочил из домика. Через окно Глория видела, как он шагает навстречу людям в белом, которых в саду обнаружилось уже человек пять. И еще она увидела, как один из этих людей с размаху бьет Дудкина в живот и как потом они все скопом тащат бесчувственное тело куда-то в глубину сада.

Затаив дыхание, она попятилась, схватила свою сумку, на цыпочках выскочила в открытую дверь и, вне себя от страха, не разбирая дороги, бросилась бежать в противоположную сторону – лишь бы уйти подальше от страшного места.

Глава 10

– Это называется попали – на ровном месте и сразу мордой об асфальт, – заключил Гуров после долгого молчания, в котором они с Крячко пребывали, добираясь пешком до гостиницы.

Дикое происшествие, которым закончилось посещение «Малины», основательно испортило им обоим настроение. Крячко, с лицом, избитым до синяков, выглядел страшновато и кипел от злости. Обычное чувство юмора напрочь ему изменило, и он не раскрывал рта до самого гостиничного номера.

Гурову не так сильно досталось, но выглядел он тоже неважно – хороший костюм был изорван, перепачкан грязью, а в некоторых местах еще и кровью. Единственным приобретением был пистолет, который Гуров отобрал у одного из нападавших. Но и это приобретение было сомнительным – никто не мог поручиться, что на этом оружии не висит какое-нибудь убийство. Держать его при себе не стоило, но Гуров не спешил расставаться с пистолетом. Он предчувствовал, что впереди их ждут новые сюрпризы, и, похоже, в этом городе им предстояло рассчитывать только на самих себя.

Крячко, несомненно, придерживался того же мнения и выразил его наконец в крайне неделикатной и агрессивной форме. Сначала он обнаружил, что за время их отсутствия кто-то рылся в номере.

– Лева! Какая-то падла переворошила здесь все вверх дном! – громогласно объявил он. – Ну, все! Мое терпение лопнуло! Я покажу этим подонкам, с кем они имеют дело. Предлагаю больше не разводить дипломатию и разговаривать на том языке, который здесь понимают.

Гуров и сам заметил, что вещи в номере лежат не так, как до ухода хозяев. Кажется, человек, производивший обыск, не очень-то беспокоился о том, чтобы не оставлять следов. Им явно еще раз давали понять, что они сели не в свои сани.

– Может быть, горничная? – миролюбиво предположил Гуров. – В провинции обслуживающий персонал ведет себя очень непосредственно. Каждому любопытно, что в карманах у гостей из столицы.

Крячко мрачно посмотрел на него, вытащил из кармана смятую пачку сигарет и закурил. Руки у него были в ссадинах.

– Ты мне скажи, мы зачем сюда приехали? – резко спросил он, с размаху усаживаясь в кресло.

– С утра ты предполагал морские купания, – улыбнулся Гуров. – Ласты, маска, прогулки по бульвару в шикарном костюмчике… Кстати, с этим делом совсем беда. Еще и суток не прошло, а у меня уже оба костюма вышли из строя. Один промок, второй… – Он с огорчением посмотрел на свои брюки, из которых в области колена был выхвачен порядочный клок.

– Да, с этими штанами можешь попрощаться, – беспощадно сказал Крячко. – Отдай их какому-нибудь нищему. Ты в них смотришься вызывающе.

– У меня есть еще одни брюки, – неуверенно заметил Гуров. – И еще тот костюм, который я отдал сушить. Если только с ним ничего не произошло. Честно говоря, я в этом уже не уверен.

– Запросто сожгли! – заявил Крячко. – Они тут на все готовы, лишь бы нас спровадить. Говорю тебе, с ними надо по-другому…

– Да, надо признать, что хлеб частного детектива оказался совсем не сладким, – констатировал Гуров, присаживаясь на кровать. – Без родного МВД за спиной чувствуешь себя голым и одиноким.

– Ну, насчет одиночества это ты загнул, – возразил Крячко. – Мы с тобой вдвоем и вполне можем навести здесь шороху, если только ты не будешь изображать из себя интеллигента.

– Чего это ты так расхрабрился? – с любопытством спросил Гуров. – Пока что нам с тобой похвалиться нечем. Еле ноги унесли, между прочим. И то только потому, что эта банда наверняка получила точные указания огнестрельное оружие не применять. Нас нужно было только припугнуть, а то бы давно мы с тобой лежали в местном морге с аккуратными дырочками между глаз.

– Мы и будем там лежать, если не возьмем инициативу в свои руки, – упрямо заявил Крячко. – У нас только два пути – или плотно искать этого чертова продюсера, не распуская слюни и сопли, или отваливать из этого города. Церемониться здесь с нами не будут.

– И что же ты предлагаешь? – спросил Гуров. – Действовать по методу Майка Хаммера? Вообще-то это мысль. И кому первому мы набьем морду?

– Я знаю кому, – зловеще произнес Крячко. – Переодевайся и пойдем.

– Что-то ты, брат, раскомандовался, – добродушно проворчал Гуров, открывая чемодан и доставая оттуда новые серые брюки. – Между прочим, я веду это дело.

– С твоими методами это дело не сдвинуть, – убежденно сказал Крячко. – Ты же видишь, здесь что-то нечисто. Дудкин был здесь, это однозначно. Потом он исчез – тоже достоверный факт. И вдруг выясняется, что местная власть вообще не верит в существование этого человека. Настолько не верит, что даже готова убить того, кто утверждает обратное. Просто инквизиция какая-то! Средневековье! И ты собираешься здесь тихо-мирно вести обычное расследование?

– Ну, вообще-то была такая мысль, – посмеиваясь, сказал Гуров.

– Выбрось ее из головы, – решительно заявил Крячко. – Действовать будем нагло и беспощадно. Быстрота и натиск!

– С такой быстротой как бы самим не оказаться за решеткой, – заметил Гуров.

– Не окажемся, – уверенно заявил Крячко. – Как только они увидят, что мы готовы на все, так сразу умерят пыл, вот увидишь. Ты готов?

– Готов, – весело сказал Гуров, которого забавляла такая активность друга. По-видимому, Крячко был настолько разочарован тем, как позорно сорвался его предполагаемый курортный сезон, что готов был мстить за это всему миру.

– Тогда вперед! – Крячко набычил свою крепкую голову и первым вышел из номера.

– Ты бы все-таки посвятил меня в свои планы, – сказал Гуров, когда они спускались по лестнице.

– Планы очень простые, – негромко сообщил Крячко. – Я сейчас отвлеку нашего лысого коллегу-отставника, а ты в этот момент должен будешь спереть у него книгу, в которую он записывает посетителей.

Гуров удивленно посмотрел на него.

– Хочешь, чтобы сюда и в самом деле нагрянула милиция? – спросил он. – Нам это сейчас ни к чему.

– Ты опять ничего не понял, – с досадой сказал Крячко. – Если мы собираемся жевать сопли, то лучше сразу взять обратный билет. Ты хотя бы раз можешь прислушаться к мнению коллектива?

– Коллектив у меня какой-то… – с сомнением произнес Гуров. – Банда анархистов. Ну да ладно, где наша не пропадала. Попробуем один раз. И как же ты собираешься отвлекать портье?

– Я попрошу его о медицинской помощи, – сказал Крячко. – А ты пристройся поближе к стойке. Воспользуйся телефоном, что ли… Нам, кстати, не помешает потом куда-нибудь съездить. Например, в контору господина Бурмистрова. Мы же хотим познакомиться с таксистом, который отвозил предполагаемого убийцу на место преступления?

– Да, это было бы кстати, – согласился Гуров. – Но, надеюсь, ты будешь действовать в рамках правового поля?

– Это как? – подозрительно спросил Крячко.

– А то ты не знаешь!

– Лева! – проникновенно сказал Крячко, останавливаясь и кладя руку Гурову на плечо. – Повторяю, доверься мне! Все будет как надо!

Они спустились в вестибюль. В дальнем углу возилась со шваброй уборщица. У входа разговаривали двое мужчин. В кресле у окна сидел седовласый любитель карточных игр. Он читал газету. Над деревянным барьером парила лысина господина Колоскова. Он один из присутствующих обратил пристальное внимание на вошедших, и, похоже, то, что он увидел, совсем ему не понравилось. Он положил ладони на стойку, втянул голову в плечи и с большим подозрением стал наблюдать за приближением Гурова и Крячко.

– Добрый день, – сказал Гуров, подходя к стойке. – Позвольте воспользоваться вашим телефоном?

– Пользуйтесь, – сухо сказал Колосков.

Между тем Крячко совершенно по-свойски завернул за барьер и оказался лицом к лицу с портье.

– А вы чего хотели? – неприязненно поинтересовался тот, крайне недовольный таким вторжением.

– А мне бы чего-нибудь медицинского, – сказал Крячко. – Йода какого-нибудь, бинт… Есть же у вас тут аптечка?

Гуров снял телефонную трубку и набрал номер справочной. Он решил не вмешиваться в действия друга, что бы тот ни затеял. В конце концов, может человек хотя бы раз в жизни взять инициативу на себя? Тем более что сейчас они не на службе и глупо было бы соблюдать субординацию в частной жизни. И вообще Гурову стало любопытно посмотреть, что намерен отчебучить Крячко в первый день своей курортной жизни.

– А вы что – с крыши упали? – процедил сквозь зубы Колосков. – Осторожнее надо. А то у нас тут некоторые решают, что раз на курорт приехали, то можно никаких правил не соблюдать – пьют, гуляют без меры… А потом все заканчивается слезами и просьбами не сообщать по месту работы. Я не про вас говорю, а вообще, – добавил он, ехидно улыбаясь.

– Ну, мы-то как раз насчет работы не беспокоимся, – заявил Крячко. – Начальник, когда нас отпускал, так и сказал – гуляйте, ребята, вволю – так, чтобы небу жарко стало! А слезы – это вообще не про нас. Обычно плачут те, кто с нами связался. Это вы себе на всякий случай где-нибудь зарубите, уважаемый, чтобы иллюзий не строить… А теперь у нас на очереди аптечка, не забыли? Там у вас что? – Он кивнул на дверь, расположенную за спиной у портье.

– Это моя комната, – заволновался тот. – Посторонним вход воспрещен. Впрочем, йод у нас, кажется, есть. Сейчас я вам вынесу.

Не сводя глаз с Крячко, он попятился к двери. Но Стас тут же шагнул за ним следом и не очень сильным, но точным толчком ускорил его движение, так что Колосков в одно мгновение с коротким криком влетел в комнату, куда следом с удивительным проворством проскочил и сам Крячко, не забыв прикрыть за собой дверь. Гуров покачал головой и медленно оглянулся. Маленького происшествия за стойкой, кажется, никто не заметил. Джентльмен, читавший газету, уже предусмотрительно смылся. Уборщица со своими ведрами перешла в соседнее помещение. Мужчины у входа по-прежнему спокойно разговаривали. «Быстрота и натиск, – подумал про себя Гуров. – Да, нелегкий хлеб у частного сыщика».

Из комнаты за стойкой послышался глухой удар – что-то посыпалось на пол. Гуров поморщился, но все-таки перегнулся через барьер и схватил книгу, в которой портье вел свои записи. Наскоро перелистав, Гуров сунул ее за пазуху и опять преспокойно взялся за телефон. Он узнал в справочной номер фирмы Бурмистрова и вызвал машину к гостинице. Потом положил трубку и стал ждать.

Из-за двери опять донесся глухой удар и вслед за ним – шум падающих на пол предметов. Теперь Гуров явственно расслышал звук бьющегося стекла и короткий стон. Если бы сейчас в холле появился новый постоялец, он бы наверняка растерялся и был бы дезориентирован, поскольку подобные звуки больше характерны для ковбойских салунов, чем для заурядной, но все же приличной гостиницы. Наверное, в таком случае Гурову невольно пришлось бы давать такому посетителю кое-какие пояснения, а ему этого очень не хотелось бы.

Но, к счастью, никто не пожелал в этот щекотливый момент заселяться в гостиницу «Южная», и Гуров был избавлен от необходимости отвечать на неприятные вопросы. Зато из комнаты портье вдруг появился Крячко, невозмутимый и хладнокровный настолько, насколько это возможно для человека, у которого вся физиономия покрыта синяками. Он торжествующе посмотрел на Гурова и, как ни в чем не бывало, подмигнул ему.

– Ты уже вызвал такси?

– Да, а чем ты там занимался? – спросил Гуров.

– Мы с коллегой выясняли, у кого пояс чернее, – сказал Крячко. – Я выиграл. А книгу ты нашел?

– Не только нашел, но и взял почитать, – ответил Гуров. – Поэтому нам не стоит здесь задерживаться, я думаю.

– Ну, суетиться тоже не стоит, – самодовольно заявил Крячко. – Наш приятель еще минут пять будет отдыхать. Мы можем уйти спокойно и с гордо поднятой головой.

– Но все же лучше сделать это побыстрее, – с досадой заметил Гуров. – Пока твой соперник не подумал о реванше.

– Ему сейчас трудно думать, – сказал Крячко. – Кажется, он ударился головой.

Гуров неодобрительно посмотрел на него и быстро пошел к выходу. На ходу ему приходилось прижимать рукой книгу, чтобы она не выпала, поэтому у него был вид человека, у которого схватило живот. Мужчины, беседовавшие у дверей, с удивлением посмотрели на него и вежливо посторонились. Еще большее удивление вызвал у них проследовавший далее Крячко. Увлеченные до этого своим разговором, они не обратили внимания на происшествие, случившееся с портье, но странная поспешность двух странных людей насторожила их. Переглянувшись, эти двое продолжали следить глазами за уходящими сыщиками, что совсем не понравилось Гурову. К счастью, едва они вышли из гостиницы, подкатило заказанное такси, и они смогли спрятаться в нем от любопытствующих взглядов.

Впрочем, это было не совсем верно – светловолосый угрюмый таксист с татуировкой на пальцах, обозначавшей его год рождения, 1965, – встретил своих новых пассажиров еще более настороженно. Он заметно занервничал, на скулах его заиграли желваки, но, сдерживая себя, все-таки поинтересовался, куда нужно ехать.

– Значит, так, – сказал Крячко, озабоченно выглядывая из окна машины. – Сначала поезжай прямо, на первом повороте сверни, а там посмотрим.

– Что это за фокусы? – строптивым тоном поинтересовался водитель. – Ты мне толком скажи, куда ехать – назови адрес, место… А если сам не знаешь, куда тебе, то лучше вылезь и подумай.

– Да знаем мы место, – рассеянно сказал Гуров, доставая наконец-то из-за пазухи объемистый талмуд. – И ты его знаешь – хотим с товарищем в вашу фирму съездить, к господину Бурмистрову.

Рот водителя неприязненно покривился, и он изрек:

– А это еще зачем?.. Короче, вот что – вылазьте оба! Никуда я с вами не поеду!

Таксист с неприступным видом откинулся на сиденье, давая понять, что он сейчас хозяин положения, хотя скорее всего он просто боялся своих пассажиров. Гуров, которого уже начала смущать эта задержка, попытался вразумить таксиста. Он полез в карман за удостоверением, сказав:

– Послушайте, вы, кажется, нас не за тех принимаете. Дело в том, что мы с товарищем…

Крячко не дал ему ни договорить, ни достать документы. Он бесцеремонно хлопнул Гурова по плечу и грубо сказал:

– Я знаю, за чем ты полез. Это ни к чему. Ты лучше достань ствол – я суну его этому говнюку в зад! А если не дашь мне пистолет, так я просто придушу этого урода собственными руками. И любой суд меня оправдает, потому что злостно нарушены права потребителя… Дай мне пушку, Лева! Время уходит!

Гуров задумчиво посмотрел на него и вдруг решил про себя: «А почему бы не попробовать? Может, авторы триллеров правы, и только так и должен действовать частный сыщик? Я начинаю подозревать, что это совершенно другая профессия. И, кажется, Стасу она подходит больше».

Однако пистолета он давать другу не стал, а просто достал его вместо удостоверения и показал таксисту. Гуров проделал это молча, без всякого выражения на лице, ни на что особенно не надеясь, но эффект превзошел все его ожидания. Строптивый водитель резко побледнел, втянул голову в плечи и с ожесточением принялся заводить машину. Через несколько секунд они уже ехали, а через минуту выполнили план-минимум, предложенный Крячко, – то есть заехали за угол и притормозили.

– Ну и куда теперь? – угрюмо осведомился водитель, избегая смотреть на Гурова, который мирно держал пистолет на коленях, даже не потрудившись снять его с предохранителя.

– Тебе же сказали – к себе в фирму езжай! – прикрикнул на таксиста Крячко. – Или совсем соображение от страха потерял?

Таксист подумал и неохотно нажал на газ.

– Это что – наезд? – спросил он осторожно. – Вообще-то меня это не касается, конечно, но у нас в городе все давно поделено. Если вы нездешние, могут быть неприятности.

Как раз в этот момент навстречу им пронеслась патрульная милицейская машина с включенной мигалкой и сиреной. С душераздирающим воем она промчалась мимо и исчезла за углом. Гуров и Крячко многозначительно переглянулись. Не нужно было долго гадать, куда направляются коллеги, – Колосков давно должен был очухаться и, естественно, вызвать милицию. Они вовремя успели убраться.

– Ты, похоже, нас за рэкет принял? – спросил Гуров, пряча пистолет. – Но тут ты ошибаешься. Мы просто хотим задать одному из ваших несколько вопросов.

Водитель промолчал, хмуро глядя на дорогу, и тогда Гуров продолжил:

– У вас в фирме Володя какой-то работает. Мы его сможем сейчас увидеть?

Таксист бросил на него быстрый испуганный взгляд и снова ничего не ответил. Но по его крепко сжатым губам и заострившемуся носу было ясно, что он чем-то глубоко взволнован.

– Тебя что-то смущает? – спросил Гуров. – Поделись, и тебе сразу станет легче. Испытанный способ.

– А чего вам от него надо? – недоверчиво спросил водитель. – От Володи то есть.

– А уж это мы ему самому скажем, – загадочным тоном вставил Крячко.

Таксист внезапно и резко затормозил и, не поворачивая головы, сказал ошеломленным пассажирам:

– Хорош темнить! Давайте сразу. Все равно один конец. Чего вы от меня хотите?

– Так ты Володя и есть? – догадался Крячко. – Ну, брат, получается, что это ты темнишь, а не мы. Вон какую комедию развел! А у нас к тебе самый простой вопрос, можно сказать, невинный – ты десятого мая возил на Строительную улицу пассажира? Из той же самой гостиницы, что и нас, забирал?

Таксист от неожиданности растерялся и, открыв рот, уставился на Крячко. Похоже, именно этого вопроса он ожидал меньше всего.

– Ну, давай отвечай, не размазывай кашу по тарелке! – подбодрил его Гуров. – Ответишь на вопрос, получишь гонорар – и свободен! – Для подкрепления своих слов Гуров достал из кармана приличную купюру и показал ее таксисту. – Платим валютой, не сомневайся!

– Вы хотите знать, кого я возил на Строительную? – точно во сне произнес шофер, не сводя теперь глаз с двадцатидолларовой купюры. – Десятого мая?

– Ты нас на сообразительность проверяешь или себя? – нетерпеливо спросил Крячко. – Давай-давай, шевели мозгами! В век компьютеров нужно думать побыстрее.

– А вы кто? – вдруг спросил водитель, глядя на Гурова и Крячко новыми глазами.

– Снова здорово! – рассердился Крячко. – Все-таки ты, брат, тормоз! Тебе уже и ствол показывали, и деньги, а ты все – кто да что… Короче, выбирай быстро – или деньги, или пуля в бок, машина в овраг, концы в воду. Прощай, родимый город, одним словом…

Таксист панически огляделся, но никто из редких прохожих на улице не обращал внимания на одиноко стоящее такси, а суровые пассажиры находились рядом и были на редкость реальны. Поэтому он решил сдаться.

– Ну, возил я одного типа, – сказал Володя. – Я же не знал, что он директрису зарежет.

– А с чего ты взял, что это он ее зарезал? – ласково спросил Крячко. – Он тебе потом открытку прислал?

– Так весь город об этом говорит, – сказал таксист. – Меня и менты когда допрашивали, сказали, что, наверное, это он и есть.

– Менты тебя допрашивали? – удивился Гуров. – Как же они узнали, что этот человек с тобой приехал?

– Дело нехитрое, – сказал шофер. – Видел кто-нибудь. Менты сразу к нам заявились, как только убитую нашли. Еще никто и не знал про убийство, а они уже тут как тут были.

– В самом деле? – опять удивился Гуров. – Завидная оперативность. И ты все им рассказал?

– А чего же делать? – пожал плечами таксист. – Он мне не сват, не брат. Чего мне его покрывать? Рассказал, как выглядит, что говорил, ну и вообще…

– Ну и как же он выглядит? – спросил Гуров, запуская руку в карман. – Случайно, не так ли?

Таксист уставился на фотографию Дудкина и уважительно покрутил головой.

– Четко снято! – сказал он. – И мужик тот самый. Как зовут, не знаю – я это и ментам сказал, а на внешность – точно он. Как живой.

– Он и есть живой, – буркнул Крячко. – Ну, а что он тебе говорил во время поездки?

– Да почти ни хрена и не говорил. Сказал – на Строительную, а потом молчал всю дорогу. Он как будто не в духе был. Думал все про что-то… А потом показал, где остановиться – примерно около самого дома директорши это было – и вышел. Я думал, может, он назад поедет, подождал немного, но он сразу в дом пошел и даже не оглянулся. Я и уехал.

– Во сколько это было?

– Да в обед. У диспетчера должно быть записано. Он все звонки фиксирует. Кстати, там и фамилия клиента может быть – вообще-то не всегда фамилию говорят, но если говорят, он записывает.

– Правда? Тогда вперед! – распорядился Гуров. – Мы должны видеть эту запись. А деньги – твои, ты их честно заработал.

Водитель, хмурясь, сунул деньги в нагрудный карман и, не говоря ни слова, завел мотор. Однако было видно, что настроение у него слегка поднялось. Он расслабился, а лицо его приобрело нормальный оттенок.

– Если поможешь нам раздобыть записи своего диспетчера, – пообещал Гуров, – получишь еще сто.

– Записи? – не понял таксист. – Вы хотите сказать, что вам нужен его журнал?

– Очень нужен, – кивнул Гуров. – Даже больше, чем интервью, которое ты нам дал. Сможешь украсть журнал?

Таксист глубоко задумался, а потом с вызовом посмотрел на Гурова.

– Двести, – решительно сказал он.

Крячко за его спиной коротко рассмеялся.

– Беру свои слова обратно, – проговорил он. – Насчет тормоза. Приятно иметь дело с понимающим человеком.

Глава 11

Опомнилась Глория, только когда очутилась в каком-то совершенно диком уголке среди густого тутового кустарника. Садовые участки давно кончились. Вокруг было тихо. Высоко над головой проносились быстрые облака. Листва все еще оставалась сырой после дождей, и было не слишком-то тепло. Ноги у Глории промокли, и ее била крупная дрожь, но не от холода, а от пережитого потрясения. До сих пор все их приключения в этом городе казались Глории довольно забавными. Она даже предвкушала, какой фурор произведет в редакции журнала материал, который она приготовит. Ради этого она готова была терпеть временное безденежье, неудобства и то, что она считала опасностью, хотя на самом деле опасностью не являлось. Настоящая опасность подстерегла их сегодня, подкралась незаметно, как хищник, и сожрала все иллюзии – безжалостно и мерзко. Впервые Глория по-настоящему напугалась. Она вдруг поняла, что эти непонятные люди в белых костюмах не будут раздумывать ни секунды. Если им нужно будет ее убить – они убьют. А Глории совсем не хотелось умирать.

Правда, ей не хотелось, чтобы умер Дудкин. Что греха таить, он даже нравился ей, нравился как мужчина, хотя ничего особенно мужского в нем и не оказалось. Он мог быть суперменом в Москве, а здесь спекся. Да и в Москве, как выяснилось, он не слишком-то преуспел. Наверное, это все звенья одной цепи. Но как бы то ни было, помочь ему она была должна. Хотя бы потому, что больше никто ему здесь помогать не собирался. Но у нее у самой не хватило духу держаться до конца.

Глория еще раз настороженно повертела головой по сторонам – но никаких признаков погони не обнаружила. Она была совершенно одна среди диких зарослей, убегавших вверх по невысокому склону. Кусты были выше ее роста, и, кроме мокрой зелени, она ничего вокруг не видела. Теперь она даже не была уверена, что за ней гнались. Скорее всего ее гнал страх.

Глория достала из сумки сигареты и зажигалку, хмуря брови, закурила и присела на корточки. Нужно было все как следует обдумать. Можно было, конечно, и дальше действовать на авось – так было бы удобнее и привычнее, – но ей больше не хотелось испытывать такой дикий страх и стыд от собственного бессилия. Лучше было подумать.

Постепенно Глория успокоилась и смогла привести в порядок свои мысли. Начала она с собственной реабилитации. Стыдиться ей нечего, потому что она всего лишь слабая девушка и, в принципе, не обязана вытаскивать из дерьма плейбоев и продюсеров, которые в обычной ситуации ее и в упор не видят. Что она смогла, то сделала. Она сделала даже больше, чем могла. Ни одна дрожащая тварь мужского пола столько не сделала. Там, где она действует, они все трясутся и поднимают лапки кверху. А минутная слабость ей вполне простительна. В том положении она уже ничего не могла сделать. Справиться с кучей здоровых мужиков ей не под силу. Они бы точно ее убили или, в лучшем случае, изнасиловали. Глория терпеть не могла, когда ее насиловали, – насчет этого у нее был небольшой печальный опыт, – так что еще вопрос, лучший бы это получился случай.

Правда, Дудкина ей уже по-настоящему было жалко. Этот симпатичный и не слишком удачливый мужчина все-таки нравился ей. Легко в ее положении осуждать – терять ей нечего, и вся жизнь впереди, и энергии ей не занимать, – а человек, можно сказать, на закате, а тут еще вся эта катавасия… А он один. Подозреваемый в убийстве. Тут у кого угодно опустятся руки.

Так она реабилитировала Дудкина и взялась наконец за отрицательных персонажей. У нее не было никаких сомнений – сдал их с Дудкиным журналист Виктор. Недаром он не показывал носа с тех пор, как загнал их в это глухое место. Искал, кому лучше стукнуть. Все правильно, Виктор – сибарит и приспособленец, он строит себе красивую необременительную жизнь. Зачем ему укрывать опасного преступника? И вообще, он не сдал их сразу по одной-единственной причине – ему хотелось Глорию трахнуть. Питал он такие иллюзии. Но потом, видимо, все как следует взвесил и предпочел синицу в руках, а не девушку в своей постели. В каком-то смысле тоже благородный поступок.

Одно странно – сдал он их явно не милиции, что было бы вполне естественно. Но кому? Этот вопрос следовало обдумать особенно тщательно. С логикой у Глории всегда было все в порядке. То есть поступать она могла непоследовательно, как любая нормальная женщина, но прекрасно отдавала себе отчет в этой непоследовательности и в серьезных случаях предпочитала все хорошенько просчитывать. Это было не очень приятно, даже стремно и утомительно, но приносило плоды. Если Глория иногда не ленилась и делала выводы, то обычно это были безошибочные выводы.

Итак, это не могла быть милиция. Тем не было никакого смысла переодеваться в пижонские костюмы и красться среди деревьев. Подъехали бы с мигалками, с автоматами, окружили бы, дали в зубы – и это… по тундре, по железной дороге… Но кто это мог быть? Кому мог понадобиться в этом провинциальном городишке продюсер Дудкин, кто его знает?

Однако Глория тут же вспомнила, что есть люди, которые знают. Во-первых, покойная Анна, с которой у Дудкина ничего не было. В этом Глория была уверена. Зачем им ворошить прошлое? Когда-то были близки, но столько воды утекло. У этой женщины была престижная работа, ревнивый, но влиятельный любовник… Может быть, это он нанял головорезов, чтобы отвести от себя подозрения?

Мысль была эффектная, но Глория заставила себя не торопиться. Что-то мешало ей принять эту мысль. Ей припомнилось, что где-то она уже видела людей в белых пиджаках. Было это совсем недавно…

Она хлопнула себя по лбу и шепотом выругалась. Ну конечно же! Когда она издали следила за встречей Дудкина с его драгоценным Греком, то видела именно такую униформу. Эта банда просто целиком сняла кафе на побережье, чтобы хозяин смог спокойно поговорить. Эти люди могут себе такое позволить. Скоро они и море себе откупят, чтобы никто из посторонних не мутил его синие воды. Но ведь Дудкин едва ли не боготворил этого толстого сморчка – он все время повторял, что ему нужно найти Грека. Глория не собиралась искать никакого Грека, это было, по ее мнению, бесперспективно, но, похоже, Грек сам нашел своего старого друга. Интересно, что их на самом деле связывает? Насчет этого Глории ничего не удалось выяснить. Вроде бы когда-то они вместе занимались бизнесом. Но теперь про Грека все говорят, что он ворочает очень плохими делами – может быть, наркотиками, а может быть, чем и похуже. Даже Виктор говорил на эту тему уклончиво. Похоже, на побережье Грек – большая сила.

Но суть не в этом. Если это люди Грека нагрянули по их души, а скорее всего так оно и есть, потому что больше вроде бы некому, то возможен единственный вывод – Грек имеет какое-то отношение к убийству. Потому что если бы он просто хотел помочь, то зачем эта таинственность, это насилие и вообще? Так поступают с человеком, который пытается убежать от тебя. Дудкин бежал от тех, кто зачислил его в убийцы. Значит, Грек тоже в их числе?

Глория прикурила вторую сигарету. В любом случае, если Грек устроил такие широкие поиски, значит, он владеет информацией и ситуацией тоже. Скорее всего он действует заодно с милицией. Почему? Странно было бы предполагать, что Виктор побежал к Греку доносить на убийцу. Правда, Виктор знал Грека в лицо – именно он объяснил Глории, кто это такой, когда она показала Виктору снимки, сделанные ею возле гостиницы в момент первой встречи Дудкина и Грека. Но объяснял он с таким подобострастием и опаской, что у нее не осталось никаких сомнений – от Грека Виктор постарается держаться подальше. Кстати, он и ей то же самое советовал. К тому же с какой стати сдавать убийцу заезжему криминальному авторитету, когда его ищет начальник местной милиции? Нелогично. А Виктор нелогичных поступков не делает. Глория была знакома с журналистом всего несколько дней, но такие люди ясны с самого начала, несмотря на всю их хитрость.

Но из этого умозаключения неизбежно следовало другое – если Виктор сдал Дудкина милиции, а взял его Грек, то совершенно очевидно, что начальник милиции и Грек дуют в одну дудку. И мотив у обоих один и тот же – убийство невинной женщины злодеем-продюсером. Неясным оставалось одно – зачем им это понадобилось и что они собираются сделать с Дудкиным. Эту проблему Глория была не в силах разрешить, хотя и предполагала, что ничего хорошего Дудкина не ожидает.

Теперь следовало сообразить, что ей самой дальше делать. Она тоже здесь как бельмо на глазу. На подозрении у милиции, без денег, без крыши над головой. Если кому-то понадобится, он сможет раздавить ее одним пальцем. Но все-таки один выход был. Московский телефон помощника Дудкина лежал у нее в сумке. Денег на переговоры должно хватить. А дальше как повезет. Если соратникам Дудкина дорог их шеф, пусть пошевелятся. А она стесняться не собирается – пусть срочно выезжают и возмещают ей убытки. Пусть сами ищут свое начальство и опекают его – с нее хватит. Она расскажет все, что знает, и – прощай море!

Глория раздавила в мягкой земле окурок и решительно поднялась. Голова у нее теперь была ясная, и страх больше не терзал ее душу. Она забросила на плечо сумку и побрела назад, стараясь припомнить, по каким тропинкам бежала сюда сломя голову. Найти обратную дорогу не составило труда, потому что на влажной земле отчетливо отпечатались ее собственные следы. Глория с воодушевлением подумала, что если бы за ней действительно гнались, то без труда бы нашли по этим следам. Значит, ее, скорее всего, не заметили. Это обнадеживало.

Солнце уже перевалило за полдень, когда она выбралась на дорогу, ведущую в город. К счастью, ее подбросил на старом «Москвиче» какой-то старичок-морячок в тельняшке и широченных парусиновых штанах. Он был назойлив и задавал много вопросов, на которые Глория отвечала весьма неопределенно, но в конце концов сжалился и даже оказался так любезен, что доставил Глорию к почтовому отделению. Она все еще нервничала, но была готова действовать.

Заказав переговоры, она присела на вытертой деревянной скамье в зале переговорного пункта и принялась терпеливо смотреть в окно. В мире ровным счетом ничего не изменилось – синело небо, шелестела листва, бежали машины, шли люди. Было солнечно, и появлялась надежда, что наконец-то установится хорошая погода. Только радости от этого было немного – получать по физиономии одинаково неприятно при любой погоде.

Глория намеренно заставила себя не слишком обнадеживаться насчет предстоящего разговора. Кто их там знает, дельцов из «Мегаполис-фильма»? Может, они только рады будут, что их шеф пропал? Нужно быть к этому готовой и не вешать носа. Если и тут ничего не получится, она разыщет того противного милицейского сержанта и попросит у него помощи. Она расскажет ему все – если он захочет исполнить свой гражданский и служебный долг, то флаг ему в руки. Все лучше, если Дудкин окажется в руках правосудия. А если и сержант струсит, то черт с ними со всеми! Пусть тогда хотя бы поможет ей уехать отсюда. Она вернется в Москву и там поднимет шум – все равно какое-нибудь издание уцепится за такой материал. А не получится – ничего страшного. В конце концов это не ее дела, а она не добрая фея, чтобы на каждом шагу творить чудеса. Она будет жить дальше так, будто ничего не случилось.

– Кто ожидает Москву? – прозвучал в динамике деловитый голос оператора. – Вторая кабина!

Глория спохватилась, поспешно встала и прошла в телефонную кабину. Странно, но, взяв трубку, она совершенно успокоилась. Больше она церемониться ни с кем не собирается. И так уже приплыли – дальше некуда.

– Алло! Кто это? Валентин Сергеевич, вы?! Нет? Кто это? – забился в трубке возбужденный мужской голос.

Слышимость была прекрасной – Глория даже удивилась, – но абонент на другом конце провода точно оглох или свихнулся. Он никак не мог взять в толк, что с ним разговаривает женщина.

– Перестаньте трещать! – сердито сказала ему Глория. – Лучше скажите, с кем я разговариваю? Мне нужен Плескалов.

После секундной паузы мужчина сказал уже совершенно другим голосом:

– Ну, я – Плескалов. А в чем дело? Кто это?

Теперь пришел черед волноваться Глории. Ее будто обдало кипятком, спокойствия как не бывало, – похоже, она все-таки переоценила свое хладнокровие.

– Вы меня не знаете! – прокричала она в трубку. – Моя фамилия Вольнова. Вольнова Га… Глория! Я звоню по просьбе Дудкина…

– Что?! Дудкин? Где он сам? Кто вы ему? Знакомая, любовница? Что же вы молчите, черт побери?

– Да вы мне слова не даете сказать! – разозлилась Глория. – А у меня, между прочим, деньги кончаются. Я с вашим Дудкиным разорилась тут на фиг! А вы давайте срочно приезжайте, потому что вашего Дудкина похитили, а сам он подозревается в убийстве. Короче, тут полный отстой! Меня тоже ловят, и я запросто могу сдохнуть с голоду, потому что, говорю, денег нет совсем…

– Да прекратите про ваши деньги! – яростно заорал Плескалов. – Плевал я на ваши деньги! Объясните толком, что случилось с Дудкиным!

– А я плевать хотела на тех, кто плюет на мои деньги, – ядовито сказала Глория. – Они ко мне не с неба падают. Вам сказано – приезжайте и спасайте своего Дудкина – больше ему тут никто не поможет. Он здесь как в ловушке, если, конечно, жив еще. А у меня время заканчивается, да и вообще не люблю я с идиотами разговаривать. Бай-бай!

– Подождите! – завопил Плескалов. – Я сегодня же вылетаю! Я привезу вам денег! Где вас найти?.. Хотя нет! Умоляю вас, прямо сейчас сходите в гостиницу – там у вас остановились…

– Я – москвичка, – мстительно перебила его Глория. – Зарубите это себе на носу. Так что «у нас» тут не подходит.

– О, черт! Да выслушайте же! – простонал Плескалов. – В гостинице сейчас живут два человека – Гуров и Крячко. Они специально приехали в Каменку искать Дудкина, понимаете? Найдите их и все объясните. Я на колени перед вами встану!

– Лучше деньгами, – перебила Глория.

– Да будут, будут вам деньги! Только найдите Гурова…

В трубке что-то щелкнуло, и равнодушный женский голос произнес: «Ваше время заканчивается. Желаете продолжить разговор?»

– Не желаю! – упрямо сказала Глория и повесила трубку.

Подхватив сумку, она вышла из кабинки и медленно пошла к выходу. То, что она сейчас услышала, поразило ее до глубины души. Оказывается, Дудкина уже ищут! Гуров и Крячко. Похоже на исполнителей каких-нибудь дурацких куплетов. «А теперь на эстраде популярный дуэт Гуров и Крячко! Они исполнят для нас новые куплеты на злобу дня…»

Как бы то ни было, но выбора у нее нет. Нужно идти в гостиницу. Лишь бы не попасться на глаза сержанту Алеше. Он небось опять патрулирует городской центр – покой и безопасность граждан бережет. Только осматриваться ей сейчас некогда – Дудкину в любой момент могут перерезать глотку. Почему-то Глория была убеждена, что если с Дудкиным должны расправиться, то сделают это непременно таким варварским способом.

От переговорного пункта до гостиницы нужно было пройти всего два с половиной квартала. Глория забросила сумку на плечо, на ходу взбила пятерней рыжую прядь над глазами, досадливо поморщилась и вышла на улицу. Несмотря на некоторую небрежность, которую Глория сознательно допускала в одежде и в некоторых других элементах своего имиджа, она очень трепетно относилась к личной гигиене, и все эти дни, когда не то что душ принять, а даже и умыться толком было негде, доставляли ей весьма ощутимые мучения. Подходя к гостинице, она даже подумала, не напроситься ли ей на приглашение в номер к этим залетным куплетистам. Наверняка у них есть ванна. Эта простая мысль доставила ей большое удовольствие. Стесняться она не будет – обязательно воспользуется ванной и обязательно попросит взаймы. В конце концов, все на свете имеет свою цену, и ее страдания тоже. И еще она вспомнила, что забыла бумажку с московским телефонным номером на переговорном пункте, но возвращаться не захотела. Все равно второй раз звонить она никому не будет.

В местной гостинице она уже была не раз – правда, поселиться там у нее желания не возникало. Одноместные номера стоили бешеных денег, а делить жизненное пространство с посторонними сексуально озабоченными бабами было противно. Поэтому Глория использовала гостиницу в основном как объект наблюдения, когда следила за Дудкиным. Пришлось померзнуть и поторчать под дождем, но дело того стоило – именно в гостинице Глория увидела проклятого Грека, да и Анну она тоже, кажется, встречала. Теперь Глория вспомнила, что в самом начале за Дудкиным кто-то заезжал на машине в гостиницу, и это несомненно была женщина. Правда, рассмотреть детали Глория не успела, и Анна так и осталась в ее памяти неким туманным интригующим пятном, которому уже было не суждено воплотиться в реальность. Глорию это, впрочем, не очень заботило – действительность была куда интереснее, как бы цинично это ни звучало.

Она поднялась по ступеням, толкнула тяжелую застекленную дверь. В холле было довольно людно, и портье был занят с группой каких-то развеселых молодых людей, обвешанных сумками, с бутылками дорогого пива в руках. Они были похожи на удачливых спортсменов, возвращающихся с выигранных соревнований. Глория решила переждать, пока они отвалят по своим номерам, и скромно присела на кожаном диванчике рядом с очень приличным седым мужчиной в элегантном костюме. Этот был похож на старого эмигранта, проплывшего семь морей, чтобы посмотреть на свою историческую родину. Он внимательно просматривал толстенную газету, однако Глория заметила, что один глаз у него постоянно косит в ее сторону, и подчеркнуто повернулась к седовласому спиной.

Еще здесь были подвыпившие командированные, которые никак не могли решить – идти ли им опять в гостиничный буфет или уже пора проветриться и закатиться в ресторан «Колхида», чтобы дома было что вспомнить. Дебелая мамаша с целым выводком непрерывно орущих и дерущихся детей. И еще трое мужиков, в отличие от прочих злых и трезвых, вполголоса обсуждающих что-то в сторонке. Возможно, они как раз и решали проблему веселья. Кстати Глория вспомнила про ресторанчик, в котором «повеселился» здесь Дудкин. «Любопытно было бы взглянуть на это заведение, – подумала она. – Но только в сопровождении надежного мужчины. Когда такой в этом городе обнаружится, я непременно попрошу его сводить меня в это злачное местечко. Имею я право расслабиться после трудов праведных?».

Словно угадав ее мысли, седой мужчина вдруг сложил газету, кашлянул и обратился к ней вкрадчивым тоном:

– Мадмуазель кого-то ожидает, нет? Может быть, я могу чем-нибудь помочь? Не хотите ли чего-нибудь выпить? В здешнем ресторане есть очень приличное вино…

– Ах, отстаньте! – сказала Глория и, порывисто встав, направилась к стойке.

Веселые спортсмены как раз закончили оформление и с гоготом и с шуточками потянулись к лестнице. Портье был свободен. Правда, он что-то еще подсчитывал на калькуляторе, сердито хмурясь и жуя губами, и вообще выглядел не слишком дружелюбным. На его лысине и на левой щеке красовались свежие наклейки из пластыря, на подбородке темнел синяк. «Наверное, жена его так отделала, – с удовлетворением подумала Глория. – От этого противного типа за версту разит подкаблучником».

Однако, приблизившись к барьеру, она заговорила с портье предельно вежливым тоном, чтобы без проволочек наладить контакт. Он зверем посмотрел на нее, но выслушал молча и внимательно.

– Простите, – сказала Глория. – Здесь у вас должны были остановиться мои знакомые из Москвы. Гуров и Крячко. Будьте добры, скажите, в каком они номере? Мне обязательно нужно их увидеть. А если их сейчас нет, я просила бы вас передать им записку…

– Гуров и Крячко, – странным голосом повторил портье. – Вы ищете Гурова и Крячко? Я вас правильно понял?

Что-то в его тоне Глории очень не понравилось. И во взгляде тоже. Этот лысый тип будто поймал ее на чем-то очень скверном и теперь собирался объявить это всему миру.

– Ну, ищу, – сказала Глория с вызовом. – А что, это запрещено?

– Да я разве сказал, что запрещено? – притворно удивился портье. – Ищите кого хотите. Только тут один маленький нюанс, девушка. Этих людей еще кое-кто ищет, так что будьте любезны… – Он издевательски улыбнулся и дернул своим подбитым подбородком, приглашая Глорию обернуться.

У нее похолодело в груди. Она вдруг ясно поняла, что это вовсе не конец ее страданий, что они только начинаются, и от этой мысли Глории сделалось необыкновенно тошно. Она резко повернулась и чуть не налетела на серьезного сутулого мужчину с изможденным темным лицом. Наверняка у него были серьезные проблемы с пищеварением. И еще от него за версту разило дешевым табаком. Но пиджачок у него был неважный – серенький и мятый, поэтому Глория не очень испугалась.

– Чего вам нужно? – сердито сказала она. – Что вы под ноги-то лезете?

– Не нарывайся, девочка! – с угрозой сказал пропахший табаком человек. – Еще неизвестно, кто кому под ноги лезет. Покажите-ка ваши документики!

– С какого прибабаха? – удивилась Глория, которая решила идти напролом. – Если я каждому сморчку буду показывать документы…

Мужчина протянул руку и, холодно глядя в глаза, просто сжал ей запястье – сжал так сильно, что Глория чуть не закричала от боли.

– Что ты делаешь, идиот! – прошипела она, пытаясь вырвать руку. – Я сейчас милицию позову!

Мужчина едва заметно улыбнулся и ослабил хватку.

– Будь умницей, и рука останется целой, – посоветовал он, а потом полез в нагрудный карман и показал самый краешек удостоверения в красной обложке. – А милицию вызывать ни к чему. Милиция уже на месте.

– Ах, ты еще и мент! – возмутилась Глория. – Ничего себе порядочки у вас! Ну, ничего! Я все равно буду жаловаться!

– Это на здоровье! Жалуйся сколько угодно, – сказал милиционер в штатском. – Только сначала документы покажи, а то пойдешь в обезьянник как женщина легкого поведения.

Глория поняла, что этот человек не шутит, и сочла за благо временно прекратить спор. Она раздраженно сунула милиционеру паспорт и отвернулась. Только тут она заметила, что с обеих сторон за ней внимательно наблюдают еще двое в штатском. Их вид ничего хорошего ей не сулил. «Влипла! – подумала она с отчаянием. – Влипла как последняя дура! Однако они тут времени не теряют. Этот Гуров только приехал, а уже засветился в милиции. В этом городе прямо какое-то общество ненавистников Дудкина собралось! Каждый, кто с ним связан, обязательно попадает в дерьмо. Но у меня, пожалуй, есть крошечный шанс. Они про меня ничего не знают. Если я буду молчать как партизан, может, они меня отпустят…»

– Ищете Гурова? – спросил темнолицый, закончив изучать паспорт.

– Никого я не ищу! – отрезала Глория.

– Ищет-ищет, – торжествующе произнес за ее спиной портье. – Я еще не дебил. И слухом не страдаю.

– Импотенцией ты страдаешь, – бросила через плечо Глория и попыталась выхватить у милиционера паспорт.

Он ловко увернулся и положил паспорт в свой карман.

– Вы должны пройти с нами, – сказал он вполне официальным тоном. – Для выяснения некоторых обстоятельств. Сразу предупреждаю – если окажете сопротивление, заведем уголовное дело. Не ищите приключений на свою задницу.

Глория беспомощно оглянулась. В холле было уже практически пусто. Только седовласый мужчина, которого она приняла за благородного эмигранта, предусмотрительно покидал вестибюль. Угощать Глорию вином он уже, похоже, раздумал. Один из тех двоих, что стояли на подхвате, расстегнул пиджак и продемонстрировал Глории висящие на поясе наручники.

– Налегке пойдем или в браслетах придется доставлять? – снисходительно поинтересовался он.

– Черт с вами! – опуская голову, буркнула Глория. – Но это вам так просто с рук не сойдет, учтите!

Глава 12

– Значит, так, – сказал таксист Володя, останавливая машину возле распахнутых железных ворот, выкрашенных серой краской. – Вы пока посидите здесь, а я пойду гляну – что и как… Мне, сами понимаете, тоже неинтересно на рожон лезть.

– Это мы понимаем, – кивнул Крячко. – Только ты сильно не задерживайся, а то машину как бы не угнали.

– Так вы же здесь! – удивился таксист.

– То-то и оно, – сказал Крячко. – Нынче здесь – завтра там. Слышал, небось, в рекламе – мужчины реагируют на импульс? Так что ты поторапливайся, пока мы не раздумали сорить деньгами.

Водитель неодобрительно покачал головой, с сомнением посмотрел на свою машину и ушел во двор, где на узком дворе стояли еще два автомобиля с эмблемой такси на крыше.

– Ни хрена он не сделает, – убежденно заявил Крячко. – Самим надо. Просто войти и изъять.

– Что-то ты разошелся, – проворчал Гуров. – Мы все-таки не в тылу врага. Какие-то рамки должны соблюдать. Мы и так уже натворили – будь здоров! Умерь пыл.

– Ничего, все в порядке, – сказал Крячко. – Это ты с непривычки. Ничего особенного мы не натворили. И вообще не мы первые начали. Это нас собирались покалечить. Мы просто предприняли адекватные меры. А то, что я пару раз смазал по морде Колоскову – вообще не в счет. Свидетелей-то не было. А кому, как не тебе, знать, насколько трудно доказать преступление, когда нет свидетелей?

– Понадобится – найдут и свидетелей, – сухо сказал Гуров.

– Найдут, конечно, если мы будем хлопать ушами, – возразил Крячко. – Вот поэтому мы и не должны давать им расслабиться. Мы всегда должны опережать их на один шаг. Пока все идет как надо. Ты в книгу заглядывал?

– Черт, совсем забыл! – смущенно ответил Гуров. – Я на ней сижу и с этими заморочками совсем про нее забыл…

Он вытащил из-под себя пухлый журнал и с любопытством начал перелистывать засаленные страницы. Крячко перегнулся через спинку сиденья и тоже сунул нос в книгу.

– Ищи сразу седьмое число, – авторитетно заявил он.

Гуров саркастически посмотрел на него, но ничего не сказал. Он сам знал, что нужно искать. Потому быстро добрался до нужной страницы, разочарованно пробежал ее глазами, потом перешел на следующую и вдруг воскликнул:

– Скворцов! Помнишь, как отрекомендовали в милиции жильца из восемнадцатого номера? Скворцов Дмитрий Игнатьевич! Это имя тут и присутствует. Никаких сомнений. Дудкина нет и в помине. Но у меня нет никаких сомнений, что в этом самом месте из журнала вырвана страница. Вот, посмотри повнимательнее. Не особенно аккуратно исполнено, между прочим. Не пожелали себя утруждать. Но ничего, при необходимости отдадим книгу на экспертизу…

– Лева, почему они скрывают его имя? – вдруг тихо спросил Крячко. – Мне это не нравится. Я не понимаю, что это может значить.

– Пока я и сам не понимаю, – сказал Гуров. – Но могу предположить. Это сделано для нас. Чтобы мы не лезли не в свое дело. Наверняка половине города известно имя подозреваемого в убийстве. Это из нас с тобой хотят дурачков сделать.

– Странное поползновение! – заметил Крячко. – Мы же с тобой не дураки, верно?

– Не полные, во всяком случае, – сказал Гуров. – И именно поэтому мы можем сделать еще одно заключение. Раз тут не хотят посвящать нас в свои дела, значит, эти дела, скорее всего, личного характера. Возможно, Дудкин наступил тут кому-то на ногу, возможно, ввязался в сомнительные дела, в которые только местным положено ввязываться… К сожалению, мы ничего не знаем о том человеке, с которым должен был встретиться Дудкин, – о Греке. И говорить нам о нем не хотят.

– Значит, нужно кое-кого тряхнуть, – предложил Крячко.

– Хорошо бы знать – кого именно, – заметил Гуров.

– Сердце подскажет, – заявил Стас и с беспокойством добавил: – Однако наш водила, кажется, возвращается. И к тому же ведет с собой какого-то малахольного. Может быть, им хочется подраться? Сегодня я в прекрасной форме.

– Морда вот только у тебя оставляет желать лучшего, – сочувственно сказал Гуров. – Ты бы ее поберег маленько, а то загар неровный получится.

Что бы на это ответил Крячко, осталось неизвестным, потому что таксист Володя уже открыл дверцу и по-хозяйски уселся за руль. Его спутник, невысокий щуплый человечек с извиняющейся ухмылкой, юркнул на заднее сиденье и дружески кивнул Крячко.

– Это Дима, наш диспетчер, – объявил Володя. – У него к вам предложение.

– Это интересно, – сказал Гуров. – Еще десять минут назад Дима даже не подозревал о нашем существовании, и вот у него уже родилось к нам предложение. Это интригует.

Диспетчер Дима смущенно хихикнул, вытер нос ладонью и, явно волнуясь, спросил:

– Мне Володя сказал, вы нашим журналом интересуетесь?

– Ну, есть немного, – кивнул Гуров. – Что дальше?

Дима нервно пожал плечами, опять не к месту хихикнул и выпалил:

– Сотню дадите?

– Да мы тебе батальон дадим! – успокоил его Крячко. – С кем воевать-то собираешься?

Дима залился краской и, глупо улыбаясь, яростно замотал головой.

– Ни с кем не собираюсь, – давясь от смеха, сказал он. – Я в смысле баксов.

– Ах, ты в этом смысле? – воскликнул Крячко. – А я-то подумал – из казаков ты. Сотня, по коням, шашку в зубы и вперед… А ты баксы! А без баксов никак нельзя?

– Без баксов нельзя, – заявил Дима. – У нас хозяин строгий. Если узнает, что я журнал потерял, – башку оторвет.

– А за сто баксов ты и башку согласен потерять? – с любопытством спросил Гуров.

– За сто можно, – благодушно ответил Дима.

– Показывай журнал! – приказал Гуров.

Диспетчер вытащил из-за пазухи мятую толстую тетрадку в черном коленкоровом переплете и боязливо протянул ее Гурову. Тот взял и, хмурясь, стал просматривать записи. Наконец он поднял голову и весело посмотрел на Крячко.

– Есть! – сказал Гуров. – Дудкин, гостиница «Южная», вызов 14.30. Страницы все на месте, почерк разборчивый…

– У меня по чистописанию в школе круглая пятерка была, – похвастался мимоходом Дима. – Есть у меня такой талант, писательский… Других вот нет, жалко.

– Ну, что сказать, – произнес Гуров. – За такой почерк не только пятерки, а и сотни не жалко. Держи, Дима! И язык, кстати, за зубами тоже держи. В твоих же интересах. В случае чего говори, что утопил журнал в сортире – ненароком.

– Скажу! – пообещал Дима, выхватывая из рук Гурова деньги.

– Ладно, свободен! – с ноткой зависти в голосе сказал ему таксист Володя. – Нам тут без тебя перебазарить надо.

Диспетчер не стал спорить и тут же убежал, даже не сказав «до свиданья».

– Люди гибнут за металл, – сказал таксист, мрачно глядя ему вслед. – За вами должок, господа хорошие. Пробег, так и быть, за мой счет, а двести баксов, будьте любезны. Без меня, как в одной песне поется, тут ничего бы не стояло.

У Крячко на этот счет, кажется, появились возражения, которые он захотел тут же изложить вслух, но Гуров предостерегающе поднял руку и хладнокровно вручил водителю обещанный гонорар. Тот ожил, тщательно сложил деньги и сунул их поглубже в карман.

– Ну вот и порядок! – сказал он с энтузиазмом. – Сразу бы так! А то – ствол, придушу… К человеку подход иметь надо! Тогда он для тебя все сделает…

– Золотые слова! – согласился Гуров. – Но ты все-таки делай скидку на то, что мы только осваиваемся в новой профессии.

– Что же это за профессия такая? – с любопытством спросил Володя.

– Много будешь знать, скоро состаришься, – ответил Крячко. – Меньше знаешь – крепче спишь. Вот такая это профессия.

– Понятно, – сдержанно сказал таксист. – Вас отвезти куда-нибудь?

– Мы, пожалуй, пройдемся, – покачал головой Гуров. – Ты лучше нам скажи, что это за местечко тут у вас – «Малина-ресторан»? Нам его рекомендовали, а мы что-то сомневаемся…

– Теплое местечко, – усмехнулся таксист. – Как раз для таких крутых ребят, как вы. Только могут и вам рога обломать. Там Ашот всем заправляет, а он, говорят, большими делами в городе ворочает и никого не боится. Крыша у него надежная. Пытались тут его опустить, да ни у кого это не вышло. Но пожрать там, между прочим, можно за милую душу. Этот Ашот готовить любит, а главное – умеет.

– Ну а с милицией он как? – спросил Гуров.

Водитель пожал плечами.

– Ну, что я вам скажу, – осторожно проговорил он. – Я вам так скажу – в нашем городе любой с милицией общий язык найти может. У нас тут только жмотов не любят, а так – полная свобода.

– Очень удобная система, – похвалил Гуров. – Будем иметь в виду. А в прокуратуре у вас те же самые порядки?

– А что прокуратура? Близнецы-братья. Только вы не подумайте, – вдруг спохватился таксист. – Вообще-то у нас тут тихо было… пока вы не приехали.

– Мы скоро уедем, – пообещал Гуров. – Вот только с убийством разберемся. Ты сам-то что об этом думаешь?

– Да мне-то какое дело? – снова пожал плечами таксист. – Раз убили, значит, были на то причины. Без причины и чирей не вскочит… Только вряд ли ту бабу, директрису, мой пассажир убил… – Он вдруг осекся.

– Откуда такая уверенность? – настойчиво спросил Гуров. – Ты уж поделись с нами!

– Да уж, колись, раз начал! – добавил Крячко. – Чтобы нам к тебе больше не возвращаться.

– Лучше не надо, – криво улыбнулся Володя. – А почему не пассажир, я вам скажу… Я его на Строительную отвез где-то в полтретьего, правильно? А про директрису я краем уха слышал, что она в тот день с утра на работу не вышла и даже не предупредила никого. А за ней такого, говорят, никогда не водилось. Женщина деловая была, обстоятельная. Короче, я думаю, ее ночью убили. Если вы, например, решите квартиру грабить, то скорее всего ночью это будете делать, когда все спят, правильно? Вот и к ней ночью залезли. Правда, некоторые говорят, что в квартире вроде ничего не взяли… Ну, не знаю. Вообще, это темный лес. Повесят теперь эту мокруху на моего пассажира…

– Ну что ж, это все очень интересно, – сказал Гуров. – А в тот санаторий, где убитая работала, как добраться?

– А такси вызовите, – сказал Володя. – Вот и доберетесь. Правда, влетит в копеечку, да и зря съездите. Этот санаторий, типа, закрытый – для белых, как говорится. Просто так туда не пустят. Там сигнализация по периметру, охрана.

– Ясно. Тогда еще один вопрос – слышал когда-нибудь такую кличку – Грек?

Володя неодобрительно покачал головой.

– Беспокойные вы мужики! – сказал он. – И мне с вами одно беспокойство. Грека в Каменке каждая собака знает. Только помалкивает. С этим человеком связываться не советую. У него разговор короткий. Между прочим, Ашот перед ним на задних лапках ходит, а местное начальство с ним шампанское в кабинетах распивает. И в санаторий он как к себе домой заходит. Так что имейте это в виду!

– Будем иметь, – заверил Гуров. – Спасибо, что предупредил. А то уж мы было собирались у этого Грека взаймы попросить.

– Веселые вы ребята! – с мрачной иронией сказал Володя. – Вас и хоронить, наверное, с музыкой будут. А по мне лучше, когда не так весело, но зато спокойно. Так что извините, но я, пожалуй, на базу поеду, если больше никаких предложений не будет.

– Ну, прощай тогда! – сказал Гуров. – Постараемся больше тебя не веселить. Разве что если до санатория задумаем прокатиться. Подбросишь по старой дружбе?

– Я вот думаю, может, мне отпуск взять да к брату в Челябинск махнуть? – задумчиво произнес таксист. – Наверное, так и сделаю. Лучше всяких санаториев.

Гуров с Крячко засмеялись и вышли из машины. Таксист не стал ждать и, отчаянно газанув, влетел в раскрытые ворота.

– Итак, книги у нас в руках, – констатировал Гуров, когда они с Крячко неторопливо зашагали по улице прочь от фирмы господина Бурмистрова. – У нас печальный опыт посещения «Малины», у нас есть косвенная информация, что в городе процветает коррупция и прочие неприглядные дела. И ничем пока не подтвержденное предположение, что Дудкин в эти самые дела влез. Причем в самую гущу. Честно говоря, у меня появилось огромное желание обсудить все это с капитаном Паниным. Как ты на это смотришь?

– Я на это смотрю двояко, – заявил Крячко. – Побеседовать, конечно, нужно, но только не на его территории. Этот хлюст, чего доброго, захочет нас на всякий случай арестовать, а этого допускать никак нельзя. Нужно сделать так, чтобы разговор происходил тет-а-тет, в каком-нибудь укромном уголке, где я мог бы без помех смазать коллеге по морде…

– Опять кровь и насилие! – укоризненно покачал головой Гуров. – У нас цель – разыскать Дудкина, а не разбить все морды в этом городе. Знаешь, что я сейчас подумал? А какого, собственно, черта Дудкин поперся на Строительную улицу? Получается, что он знал убитую?

– Получается, что знал, – согласился Крячко. – Он знал убитую, он знал Грека, а Грек наверняка ее тоже знал, раз захаживал в санаторий. И еще он знает все местное начальство, этот оборотистый Грек, Ашота с его мордоворотами, и бог знает, кого он тут не знает… Вот только мы про него, можно сказать, ни хрена не знаем.

– Нужно было покопаться в архивах! – с легкой досадой заметил Гуров. – Выехали бы на день позже, зато владели бы информацией.

– Может быть, владели, – сказал Крячко. – А может быть, и не владели бы. Что толку нам от информации о Греке, когда пропал Дудкин? Получается, что на него тут повесили убийство, а он ударился в бега. И куда он подался – один черт знает. Судя по всему, милиция его еще не нашла. Я рискну предположить, что у Дудкина в этом городе могут быть еще какие-нибудь хорошие знакомые, у которых он мог залечь на дно.

– Хорошая мысль, – сказал Гуров. – Если только милиция его действительно не нашла. Манипуляции с его именем наводят на размышления, что у милиции свои соображения. Может быть, им нужно выбить из Дудкина какие-то сведения? Поэтому до поры его существование скрывается.

– А может, все проще, Лева? – вдруг воскликнул Крячко. – Может, Дудкин давно в Москве, а мы тут за него по морде получаем.

– Вот это вряд ли, – покачал головой Гуров. – Во-первых, молчит Плескалов. Во-вторых, зачем бы местные так дергались, если бы птичка улетела?

– А может, они тут вообще нервные? – предположил Крячко. – Рыла-то в пуху…

– Что нервные, это точно. Но, как говорит наш новый друг, без причины и чирей не вскочит. Сегодня свяжемся с Плескаловым, и, если новостей у него никаких нет, то будем работать дальше. Нужно выяснить, в городе ли сейчас Грек и где он вообще обретается, нужно побеседовать с милейшим капитаном Паниным и хорошо бы наведаться в санаторий.

– Насыщенная программа! – похвалил Крячко. – С чего начнем?

– С гостиницы, – неожиданно сказал Гуров. – У меня серьезные подозрения, что капитан Панин уже там. Все-таки с Колосковым они сослуживцы, а такое не забывается.

– Если он там, Лева, – серьезно сказал Крячко, – то наверняка не один. Нас могут повязать. А у тебя на руках ствол.

– С чего бы это? – прищурился Гуров. – Ты же только что меня убеждал, что ничего особенного мы не сделали. И свидетелей нет.

– Так-то оно так… – почесал затылок Крячко. – А все-таки надо бы поберечься. Сдается мне, у них тут нет никакой правовой культуры.

– Зато у нас ее с избытком, – усмехнулся Гуров. – И арестовать себя мы не дадим. В конце концов, мы только на первый взгляд частные лица, а на самом деле – как-никак старшие оперуполномоченные по особо важным делам. И к тому же мы сначала пошлем одного человека на разведку, а ты постоишь за углом, покараулишь наши трофеи. Если увидишь, что меня увозят в неизвестном направлении, действуй по обстановке.

– Не беспокойтесь, шеф, я их тут всех урою, но вас вызволю, – пообещал Крячко. – Я до самого министра дойду!

– Вот до министра не надо, – поморщился Гуров. – Министр может нас неправильно понять. Максимум, что можешь сделать в крайнем случае, это позвонить Петру. Но постарайся обойтись и без этого.

– Лева, ты меня знаешь, – сказал Крячко. – Начальству я звоню, когда уже подопрет к самому горлу. А пока мы с тобой едва ноги замочили, я так считаю.

– Ну да, ноги, – невинным тоном добавил Гуров. – И самую малость фотокарточку попортили. Но мы уже пришли, кажется? Держи пистолет и книги. Найди местечко поукромнее, но с хорошим обзором. А я пошел.

Гуров пересек улицу и поднялся по ступеням гостиничной лестницы. Нельзя сказать, что он был абсолютно спокоен. Заходя в вестибюль, он испытывал некоторое напряжение. Но вместе с тем был уверен, что ни в коем случае не позволит собой манипулировать, и если у местных коллег возникнут к нему претензии, то им придется действовать предельно аккуратно. Простой мишенью для них он не будет.

Первое, что ему бросилось в глаза, – это тускло отсвечивающая лысина портье в глубине холла. Господин Колосков, несомненно, видел, как Гуров вошел, но сделал вид, что ничего не заметил. Поскольку при последней встрече ключей от номера они со Стасом не сдавали, Гуров мог бы пройти к себе незамедлительно, но он счел нужным напомнить Колоскову о своем существовании.

Приблизившись к деревянному барьеру, Гуров остановился и, со смешанным чувством узрев на лице портье свежие следы недавней битвы, спросил:

– Что это с вами, уважаемый, – упали с лестницы?

Колосков бросил на него ненавидящий взгляд и, дернув щекой, прошипел:

– Смотри, как бы тебе с этой лестницы не упасть, с твоим корешем-недоноском! Ты еще меня вспомнишь!

– Я тебя на всю жизнь запомню, – пообещал Гуров. – Только насчет нас с корешем зря надеешься. Мы на ногах держимся крепко. Гораздо крепче здешних недоносков. Поэтому не строй из себя крутого, а займись своими прямыми обязанностями. Пока нас не было, кто-нибудь нас спрашивал?

Портье исподлобья посмотрел на Гурова. На его хмуром лице недвусмысленно отразилась сложная внутренняя борьба. С одной стороны, ему страстно хотелось отбрить Гурова и припугнуть своими друзьями из милиции, а с другой – здравый смысл подсказывал ему, что выгоднее будет захватить строптивых постояльцев врасплох. Гуров не сомневался в том, что милиция здесь уже побывала. Весь вопрос был в том, приготовили им засаду или отложили боевые действия на потом. Между тем здравый смысл у портье все-таки взял верх, и он не стал раскрывать карты, а только процедил сквозь зубы:

– Никто вас не спрашивал. Не очень-то вы кому тут нужны.

– Не скажи, – покачал головой Гуров. – Мы уже, можно сказать, избалованы вниманием твоих земляков. Просто отбиваться приходиться.

Он повернулся и пошел к лестнице, ведущей на второй этаж. Портье напряженно посмотрел ему вслед. Про похищенную книгу он не проронил ни слова. Наверное, эта тема не слишком его вдохновляла.

Гуров поднялся наверх и перевел дух – несмотря на внешнее спокойствие, разговор дался ему нелегко. Кроме того, что Гуров постоянно ожидал подвоха с его стороны, Колосков еще и просто был крайне неприятным человеком, общаться с которым совсем не хотелось.

– Господин Гуров! Господин Гуров! – вдруг прозвучал у него за спиной предельно вежливый и даже заискивающий голос.

Гуров медленно обернулся и с удивлением увидел, что его догоняет уже знакомый седовласый джентльмен с неизменной газетой под мышкой. Он, как всегда, был безукоризненно одет, чисто выбрит и благоухал туалетной водой. С тех пор как в первый день Крячко резко отверг его азартные притязания, сыщики не перекинулись с этим человеком ни единым словом. Однако он уже знал их имена и, по-видимому, все еще не оставил попыток сблизиться. Гуров подозревал, что имеет дело с опытным мошенником, курортным шулером, испытывающим какие-то временные затруднения. Такие люди обычно нюхом чуют оперативников и стараются держаться от них подальше, но этот вел себя необычно.

– Откуда вам известно, кто я такой? – без обиняков спросил Гуров.

– Ну, знаете… – замялся седовласый. – Я чрезвычайно любопытен в отношении окружающих. Нет, не подумайте ничего дурного! Просто по характеру я чрезвычайно общителен, и мне интересны все люди без исключения.

– Но чего вы хотите лично от меня? – недовольно спросил Гуров.

Его собеседник осторожно оглянулся через плечо и, понизив голос, почти зашептал:

– Ради бога, простите мне мою бесцеремонность, но я считаю своим долгом предупредить… Знаете, вы меня не видели, но я стал невольным свидетелем вашего, гм… противостояния с портье. Это ваше дело – не считаю себя вправе кого-либо осуждать. Тем более я и сам не испытываю симпатии к этой публике. Но дело в том, что сразу после вашего ухода этот человек вызвал милицию. Они не так давно ушли.

– Здесь была милиция? – переспросил Гуров. – А почему, собственно, вы решили мне об этом сообщить?

– Признаюсь, вы кажетесь мне порядочным человеком, – не слишком искренне сказал седовласый. – А вся эта публика… Они от вас чего-то хотят.

– Про публику я уже слышал, – перебил его Гуров. – Но чего же им от меня надо?

– Вам лучше знать, господин Гуров, – деликатно сказал джентльмен. – Но, признаться, факт, что вы вступили в конфликт с родным ведомством, меня настораживает. Просто хочется воскликнуть – о времена, о нравы!..

– Не нужно декламации, вы не на сцене, – сказал Гуров. – Говорите по существу. Откуда вам про ведомство-то известно?

– Пути господни неисповедимы, – вздохнул седовласый. – Моя жизнь – сплошные превратности судьбы. Не всегда мне удавалось выбрать правильную дорогу. Но на одной из них мне посчастливилось встретиться с вами. К счастью, встреча была не слишком тесной… Я проходил свидетелем по одному старому делу.

– Ах, вот оно что! – кивнул Гуров. – То-то Крячко показалось, что ваше лицо ему знакомо!

– Да, вы с господином Крячко уже тогда работали вместе, – с мечтательной интонацией подтвердил собеседник. – Столько воды утекло!

– Надеюсь, здесь вы на правильном пути? – спросил Гуров. – Не всякие знакомства хочется возобновлять, знаете ли…

– Я вас понимаю. Но можете не беспокоиться. С моей стороны никаких хлопот не будет.

– Это надо понимать, что хлопоты с третьей стороны нам обеспечены?

– Думаю, что да, – серьезно сказал седовласый. – Я еще не сказал вам самого главного. Незадолго до вашего прихода тут появилась девушка. Простенько одетая, но по-своему привлекательная. Такая рыженькая, с характером. Вы ее знаете?

– Не припоминаю, – нахмурился Гуров. – А почему я должен ее знать?

– Потому что она вас спрашивала. У этого лысого проходимца. И господина Крячко тоже спрашивала, – сказал джентльмен. – А потом ее забрали и увезли в милицию. Я подумал, что для вас это может быть важно.

Гуров отсутствующим взглядом посмотрел поверх его головы и пробормотал:

– Важно? Еще как важно, черт побери! Но как же я мог забыть?!

Глава 13

Дудкин уже около двух часов находился в незнакомой прохладной комнате с высоким потолком. Он лежал на мягком кожаном диване. Его запястья и лодыжки были надежно перехвачены серебристым скотчем. Рот также был заклеен полоской скотча. Он мог ворочать головой, но это обстоятельство его утешало мало. Да и ничего особенно интересного в комнате не было – мягкая мебель, дорогой аудиоцентр у стены, полупрозрачные шторы на окнах. Окна были открыты, и ветер время от времени надувал шторы, принося в помещение запах цветов и влажной листвы. В такой комнате при других обстоятельствах было бы, наверное, приятно отдыхать и слушать тихую музыку, но Дудкин уже испытывал к ней почти ненависть, точно к живому существу, посягающему на его свободу. Хотя на самом деле на свободу его посягнули совсем другие, вполне конкретные лица.

Хотя как раз лиц Дудкин и не запомнил. С того самого момента, как в саду этого придурка-журналиста Дудкину хорошо врезали под дых, а потом еще и добавили резиновой дубинкой по затылку, он ничего толком не видел и не слышал. В себя он пришел на заднем сиденье какой-то машины, где сидел уже связанный по рукам и ногам, да еще и с мешком на голове. Машина мчалась в неизвестном направлении, о котором Дудкину, естественно, не потрудились ничего сообщить. Рядом с ним были люди – он чувствовал их дыхание, запах, натыкался плечом на прикрытые одеждой бугры мышц, но не услышал от них ни единого слова.

Впрочем, у него не было никаких сомнений, что это за люди. Еще в саду он узнал их – гвардия его старого дружка Грека. А он-то искал с Греком встречи, надеялся, что тот его выручит, а у Грека, оказывается, есть на этот счет свои соображения. Во всяком случае, на помощь это было мало похоже.

У Дудкина трещала голова после удара, ныло все тело, почти до боли затекли руки. Мысли с трудом ворочались в его разбитом черепе, но он все-таки пытался размышлять над тем, что может его ожидать в ближайшем будущем. До сих пор его ловила милиция за якобы совершенное им убийство. Неужели Грек тоже включился в эту охоту, обиженный тем, что Дудкин сорвал их переговоры? Какой-то чудовищный абсурд! Что этим выиграет Грек? А может быть, у него тут проблемы с законом и он решил частично себя реабилитировать, оказав помощь милиции? Тогда при чем тут эта странная комната? Как Грек вышел на него? Неужели он настолько знаком с этим журналистом? И где, черт возьми, девчонка?

Девчонку схватили, наверное, тоже, подумал он с сожалением. Как ни странно, эта пигалица оставалась его единственным связующим звеном между нормальным миром и тем бредом, в котором он оказался. Если она попалась, его следов здесь никто и никогда не найдет. Не похоже, чтобы к нему собирались применять нормальную процедуру расследования. Глория говорила, что начальник милиции грозился пристрелить его лично. Может, Грек решил оказать ему такую услугу, и Дудкин сейчас дожидается, когда подъедет оскорбленный любовник? Странно, что Анна выбрала себе любовника-милиционера. Дудкину трудно было такое представить, но он опять подумал, что люди меняются.

В коридоре вдруг послышался ритмичный шаркающий звук – видимо, ковровая дорожка скрадывала шум шагов, – но к дверям явно кто-то приближался. Дудкин невольно напрягся и настороженно уставился на дверь.

Она распахнулась, и вошли двое. Кажется, их обоих Дудкин видел в саду, но сейчас на них не было привычной белой униформы, и он не был уверен. Впрочем, их бесстрастные самоуверенные физиономии показались ему совершенно заурядными и отвратительными. Не было никакой разницы, на кого они работали – хорошего от таких типов ждать нечего.

Они деловито приблизились к дивану, на котором лежал Дудкин, и молча принялись срывать с него полоски скотча. Они освободили ему ноги и знаком приказали подниматься. Дудкин с большим трудом сел – и комната тут же поплыла у него перед глазами. Он немного подождал, пока пройдет темнота в глазах, и встал, пошатываясь. Его легонько подтолкнули в спину, направляя к выходу. Рук ему освобождать не стали. Рот тоже оставили заклеенным.

Испытывая чувство полного бессилия и унижения, Дудкин вышел в коридор. Он был пуст. Высокие окна вдоль всей противоположной стены также были прикрыты шторами. Темно-зеленая ковровая дорожка уходила в конец коридора и упиралась в ступени широкой лестницы. Туда и повели Дудкина. Все происходило при полном молчании и напомнило Дудкину какой-то старый фильм, где в финале героя вот так же молча вели на эшафот. Что это за фильм, Дудкин никак не мог сообразить – ему мешали головная боль и страх за собственную судьбу, но привычные кинообразы продолжали услужливо всплывать в памяти, словно ничего важнее в жизни и быть не могло. Дудкину подумалось, что еще чуть-чуть, и он навсегда возненавидит кино. И может случиться так, что эта империя грез будет крутиться дальше без него – даже останься он в живых, понадобится немало времени и сил, чтобы он смог опять поверить в дело, которому служил до сих пор.

Дудкин под конвоем поднялся по лестнице на третий этаж. На одной из лестничных площадок окно оказалось открытым, и Дудкин успел заметить утопающие в пышной зелени здания из белого камня с фигурными балкончиками. В отдалении темнели невысокие горы, покрытые изумрудной растительностью. Дудкин вдруг сообразил, где находится, – несомненно, это был санаторий, в котором еще совсем недавно несчастная Анна исполняла обязанности директора.

Итак, круг замкнулся. Все его неприятности здесь начались на фоне санатория и здесь же, кажется, заканчиваются. Однако Дудкин никак не мог постичь логики событий. При чем здесь санаторий? Почему не тюремная камера, не мрачное подземелье, не какой-нибудь заброшенный склад? Любой сценарист выбрал бы для своего героя вариант из этого списка.

Они поднялись наверх. Здесь коридор был гораздо шире и светлее. Через распахнутые двери просторного балкона врывался свежий ветер. На стенах и на полу лежали янтарно-желтые квадраты солнечного света. Литая ручка на белых дверях без таблички сверкала золотым огнем.

Дудкин заметил на балконе человека в белом пиджаке – его лицо тоже показалось ему знакомым. Этот человек, откровенно до того скучавший, оживился, увидев Дудкина с сопровождающими, и призывно махнул им рукой. Один из конвоиров толкнул белую дверь с золоченой ручкой и вошел в комнату.

– Сегодня к утру… – услышал Дудкин уверенный голос Грека. – Сегодня к утру из Абхазии придет груз. На этот раз морем…

«Он здесь? И говорит про какой-то груз? Держится как хозяин, – мелькнуло в голове у Дудкина. – Не знал, что Грек имеет отношение к санаторному бизнесу. Отстал я от жизни».

Между тем разговор в комнате оборвался, а Грек с заметным раздражением обрушился на вошедшего:

– Какого черта! Тебя не учили стучать, когда входишь в помещение? Ну и что, что привел? Я тебя не про это спрашиваю. Ладно, давай его сюда, идиот!

Дудкина втолкнули в комнату. Он увидел уютное, отделанное в блекло-голубых тонах помещение с круглым столом посредине. На столе стояли вазы с фруктами, высокие бутылки с прозрачным вином, бокалы. За столом, с любопытством глядя на Дудкина, сидели трое – Грек в неизменном белоснежном костюме с красной гвоздикой в петлице, черноволосый широкоплечий красавец с высокомерным выражением на смуглом лице и еще жизнерадостный плешивый толстяк с двойным подбородком, одетый в строгий костюм-тройку. В толстяке Дудкин узнал Вениамина Семеновича Кружкова. В санатории он работал заместителем директора, а сейчас, после гибели Анны, судя по всему, занял ее пост. Третьего человека он никогда раньше не видел.

Все трое какое-то время рассматривали Дудкина, как редкую диковину, абсолютно ненужную, но в какой-то степени забавную. Если бы Дудкин не был столь измотан, он непременно оскорбился бы. Сейчас же он просто испытывал отвращение – и к себе, и к этим людям.

– Черт побери! – вдруг изумленным тоном сказал Грек. – Что вы с ним сделали?

Он поднялся и, вперевалочку подойдя к Дудкину, недоверчиво придержал его за рукав.

– Мерзавцы! – негромко, но с чувством сказал он и с негодованием обернулся к одному из своих людей. – Немедленно убрать эти наклейки! Что вы себе позволяете, идиоты!

Дудкин не сомневался, что негодование это не более чем игра, рассчитанная на единственного зрителя – на самого Дудкина. Это предположение подтвердила и та небрежность, с какой грековские шестерки содрали с Дудкина полоски скотча – они едва не оторвали ему губы.

Тем не менее, почувствовав себя свободным, он испытал огромное облегчение. Рот его был теперь открыт, и Дудкин не замедлил воспользоваться вновь обретенным правом голоса.

– Что все это значит? – с отвращением спросил он у Грека.

– Хороший вопрос! – воскликнул Грек. – Наверное, можно ответить на него по-разному. Но я скажу откровенно – я и сам пока не знаю, что все это значит. Может быть, очень многое. А может быть, и вообще ничего.

– Честно говоря, у меня руки так и чешутся залепить тебе по морде, – с удовольствием сообщил Дудкин. – Но не беспокойся, делать я этого не буду.

– А я и не беспокоюсь, – спокойно сказал Грек. – С чего ты взял? Не припомню человека, который мог бы залепить мне по морде, как ты некрасиво выражаешься. Нет на земле такого человека, Валентин. И ты не такой, не изображай из себя ковбоя. Лучше присаживайся к столу, налей себе вина, и поговорим.

– О чем?

– Есть о чем, – уклончиво ответил Грек. – Садись-садись, выпей вина, поешь свежих фруктов.

– Давай без этих реверансов, – поморщился Дудкин. – Меня от них тошнит.

– Ну, твое дело, – согласился Грек. – А я на тебя, Валентин, признаться, сильно обижен! Не догадываешься, за что?

При всей унизительности ситуации Дудкин все-таки нашел в себе силы посмотреть на Грека с иронией.

– Обижен, говоришь? Забавно! Извини, конечно, только вот не знаю, за что, но все равно – извини. Так полегче?

– Нет, Валентин, не полегче! – строго сказал Грек. – И зря ты тут смешки разводишь. Я привык относиться к делам серьезно и шуток на эту тему не понимаю. Ты мне позвонил, сказал, что нужна помощь, – разве я шутил шутки? Нет, я сразу бросил все и помчался сюда, чтобы помочь своему другу. А чем друг отплатил мне? Ты просто меня кинул, Валентин! Ты обошелся со мной, как с паршивым щенком, которого сегодня можно приласкать, а завтра выгнать на улицу…

– Что ты плетешь? – раздраженно перебил его Дудкин. – Посмотри на себя в зеркало. Ты меньше всего похож на щенка, которого выгнали на улицу. Скорее это относится ко мне.

– И правильно относится! – с жаром подхватил Грек, тыча в воздух пальцем. – Ты получил, что заслуживаешь! Я звонил тебе в гостиницу, как договаривались. Потом я терял время, ожидая, что ты мне позвонишь, потом я начал тебя искать… Это стоило мне кучи денег и нервов, но я тебя нашел и теперь хочу слышать ответ, почему ты так со мной обошелся?

Грек нес какую-то несусветную околесицу, от которой мозги словно грязной паутиной обволакивало. Дудкин начал понимать, что долго он этого словоблудия не выдержит.

– Пожалуй, я все-таки сяду, – сказал он усталым голосом. – Сил нет…

Он опустился на мягкий стул напротив добродушно улыбающегося Кружкова, а Грек принялся расхаживать у него за спиной, продолжая разглагольствовать. Его речь являла собой удивительный сплав глупейшей импровизации и точного расчета. Только Дудкину не сразу удалось ухватить, на чем построен этот расчет.

– Не пойму, куда ты клонишь? – сказал он Греку.

Тот остановился прямо перед Дудкиным и пронзительно посмотрел на него. Он, несомненно, актерствовал, но делал это скверно, исключительно для собственного удовольствия.

– Ну, во-первых, скажи, почему ты избегал встречи со мной, когда у нас все было обговорено? – нарочито равнодушным тоном спросил Грек.

Дудкин поднял голову. Красавец с высокомерной миной на лице, откинувшись на спинку стула, рассматривал свои ногти. Кружков, по-прежнему чему-то улыбаясь, смаковал вино. Они делали вид, что не имеют никакого отношения к разговору, но Дудкин чувствовал, что это притворство. Им всем что-то было от него нужно.

– Наоборот, я очень хотел с тобой встретиться, – сказал Дудкин. – Но некоторые обстоятельства не позволили мне этого сделать.

Грек помотал головой.

– Это не ответ, – сурово сказал он. – Такой ответ только еще больше оскорбляет меня. Какие такие обстоятельства могли тебе помешать сдержать свое слово?

– К чему этот пафос? – раздраженно произнес Дудкин. – Какое особенное слово я тебе давал? Да, я должен был ждать твоего звонка, но, когда ты позвонил, меня не было в гостинице. По не зависящим от меня причинам. И мне кажется, что причины эти тебе хорошо известны. Для чего ты сейчас передо мной пыжишься – не понимаю…

Грек начал медленно багроветь, что служило у него признаком крайнего недовольства. Когда он отчитывал своих шестерок, лицо у него было нормального цвета.

– Послушай, Аполлон, может, на самом деле хватит ломать комедию? – неожиданно вмешался смуглый красавец. – Так мы никогда не дойдем до сути, а у меня дела в городе.

– Ах, вы все хотите добраться до сути? – зловеще произнес Грек. – Отлично. Может быть, кто-нибудь хочет взять слово? Я не возражаю.

– Нет-нет, говори, Аполлон! – торопливо произнес Кружков. – У тебя полное право. Вот только… В самом деле, хотелось бы поскорее закончить, потому что у меня тут должны заехать очень важные гости.

– Я у тебя самый важный гость, – напыщенно проговорил Грек. – И тебе не стоит забывать об этом.

– Я не забываю, Аполлон, – заныл заместитель директора.

Брюнет вздохнул и налил себе вина, с досады едва не разбив фужер.

– Ладно, не буду испытывать ничье терпение, – брезгливо сказал Грек. – Все загружены делами, только ни один не представляет, как их нужно вести… Черт с вами! Послушай, Валентин, ты еще помнишь, о чем мы говорили последний раз – тогда, на берегу моря?

– Разумеется, помню, – буркнул Дудкин. – Я ради этого приехал.

– Значит, ты помнишь мое предложение? И какой же ответ ты решил мне дать?

– Это насчет твоей доли в моем бизнесе? Послушай, Аполлон, я совершенно об этом не думал. У меня сейчас хватает забот и без твоих фантазий. Нашел время!

– А чем тебе не нравится это время? – удивился Грек. – Время выбрано довольно удачно. Думаю, ты должен вот-вот созреть для серьезных решений. Кстати, напрасно ты не думал о моем предложении. Я о нем думаю днем и ночью. Я спать не могу!

Дудкин с тревогой посмотрел на него. Лицо Грека сияло от вдохновения. Ни следа раздражения и досады уже не было на нем. «Кажется, он всерьез вообразил себя киномагнатом, – с удивлением подумал Дудкин. – И это не просто жажда наживы. То есть не только она. Грек хочет войти в большой свет, хочет, чтобы все как у людей – в смокинге и в Каннах, на ковровой дорожке… Ах, мерзавец! Послушай-ка, а уж не он ли все это устроил? В самом деле?»

Осененный этой мыслью, Дудкин широко открытыми глазами уставился на Грека. Он не мог поверить – Грек хочет силой заставить его поделиться! Вот это поворот! Насколько он знал Грека, тот редко отступал от принятого решения, даже если ради этого нужно было окунуться в дерьмо по самые брови. Из-за полного отсутствия щепетильности у партнера Дудкин в свое время и отдалился от Грека. Ему тогда показалось, что наступают новые времена, а времена-то опять оказались на стороне Грека.

– Я не могу сейчас обсуждать такие серьезные вопросы, – сказал Дудкин. – Я избит твоими людьми, я голоден, я устал, у меня тысяча неприятностей. Мне нужно прийти в себя, выспаться…

– Нет, Валентин, ты и так все уже проспал, – укоризненно заметил Грек. – Ты так ничему и не научился в этой жизни. Тебе просто необходим такой наставник, как я. Поэтому давай решать все быстро и конструктивно. Предлагаю тебе прямо сейчас позвонить в свой московский офис и вызвать сюда своих замечательных экономистов, юристов… Кто там еще нужен, чтобы оформить все необходимые бумаги?

– Какие бумаги? – тупо спросил Дудкин.

– О разделе имущества, – засмеялся Грек. – Ну конечно, о нашем партнерстве, чудак! Мы мигом все оформим и сразу начнем спасать твой «Мегаполис-фильм». Увидишь, к концу года мы из него сделаем такую конфетку – Голливуд удавится!

Он счастливо улыбался. Директор Кружков тоже улыбался. Только брюнет выглядел сердитым и, хмурясь, в нетерпении постукивал пальцами по краю бокала.

– Ну, что же ты молчишь? – удивился Грек. – Мы все ждем только тебя!

– А если я не соглашусь на такого партнера, как ты? – спросил Дудкин.

Наступила короткая пауза, после которой Грек театрально развел руками и со вздохом произнес:

– Ты не сможешь не согласиться, Валя! Это невозможно. У нас троих есть такие аргументы, от которых ты не сможешь отмахнуться, даже если очень захочешь.

– Наконец-то! – с облегчением обронил красавец-брюнет. – А я уж думал, мы сегодня так и не доберемся до главного!

– Доберемся, – заверил его Грек. – Уже добрались. Ты когда последний раз видел Анну, Валентин?

Дудкина словно ожгло током. Он вздрогнул и исподлобья посмотрел на Грека. В комнате замерло всякое движение. Они все, не шевелясь, смотрели друг на друга – Дудкин на Грека, а прочие изучали его самого в разных ракурсах. Продолжалось это недолго, всего несколько мгновений, и прервал молчание Дудкин, который спросил, чувствуя, как деревенеет его язык:

– Какое это имеет значение?

– Опять сказка про белого бычка! – в сердцах бросил брюнет и оттолкнул от себя бокал, который упал на скатерть с прозрачным звоном, но не разбился.

Грек неодобрительно посмотрел на него и сказал:

– Значит, так, Валентин. – Тон его теперь был деловит и сух. – Тут люди уже начинают нервничать. Поэтому я буду предельно конкретен. Анна убита. Тебя видели в ее доме в момент убийства. Ты оказал злостное сопротивление органам и скрылся с места преступления. Ты в розыске. Выписан ордер на твой арест. Ты понимаешь, что это значит?

У Дудкина вертелся в голове вопрос «А ты-то тут при чем?», но он так его и не задал. Вместо этого он довольно жалко пробормотал:

– Я не убивал.

Красавец-брюнет презрительно усмехнулся. Грек показал на него пальцем.

– Ты знаешь, кто это? Ты не поверишь, но это – Кирилл Борисович Рахманов, начальник местного УВД. Мой хороший друг, между прочим. Он все тебе объяснит лучше меня.

Дудкин потрясенно посмотрел на брюнета. «Так вот оно что! Ну, конечно, это же целый заговор! Они все заодно – и Грек, и этот поросенок Кружков, и начальник милиции. Теперь понятно, почему меня в конце концов взяли не менты, а шестерки Грека. Так и было задумано. Но неужели они решились убить Анну только ради того, чтобы заставить меня согласиться на требования Грека? – ужаснулся Дудкин. – Ведь Грек знал Анну. А этот смазливый, говорят, был ее любовником. Как же так?»

Рахманов как будто прочитал его мысли.

– Мне, собственно, вы неинтересны, – сказал он мрачно. – Я согласился на это только ради Аполлона. Я имею в виду, на переговоры с вами. Считаю, что слишком много чести, чтобы я отчитывался перед вами…

– Ты сам-то, – негромко сказал Грек, – до главного скоро доберешься?

Рахманов сверкнул на него глазами и, рубанув ладонью по столу, закончил на повышенной ноте:

– Одним словом, у нас на вашу персону столько всего имеется, что вас запросто можно запрятать в тюрьму лет на пятнадцать. Вы были так любезны, что вдоволь наоставляли в доме следов. Ваши пальчики на бутылке, на дверях, на мебели, а самое главное – на орудии убийства, на ноже. Тут уж вы превзошли самого себя! Кроме того, есть свидетели. Их немного, но они есть.

– Но… кто убил Анну на самом деле? – выдавил Дудкин.

– Как кто?! – нехорошо усмехнувшись, воскликнул начальник милиции. – Вы и убили!

– Да-да, – скорбно кивнул головой Кружков. – Подтверждаю, что в день убийства господин Дудкин звонил в санаторий. Он разыскивал Анну Владимировну. Она в тот день не вышла на работу – видимо, по болезни. Наш разговор записан на пленку…

– Подготовились, значит? – упавшим голосом произнес Дудкин. – Но ничего у вас не выйдет. Я найму адвокатов. Анна была убита гораздо раньше, чем я пришел к ней в дом. Экспертиза это подтвердит.

– Экспертиза подтвердит то, что скажу ей я! – категорически заявил Рахманов. – У вас никаких шансов.

– Адвокаты тебе не помогут, Валентин, – строго сказал Грек. – Дело в том, что для всех ты сейчас в бегах. Преступник, гонимый страхом и угрызениями совести. Местность здесь гористая, каменистая… В момент бегства можно запросто оступиться и упасть с приличной высоты. Тут никакой адвокат не поможет.

– Ах, вот оно что! – протянул Дудкин. – Собственно, чему удивляться. Если вы Анну не пожалели…

Грек покачал головой и тяжело вздохнул.

– Ты не прав, Валентин! – сказал он. – Это не мы, это она нас не пожалела. Такие вот дела. Мы просто оборонялись. Жестоко, конечно, но выбора не было, можешь мне поверить. К сожалению, большего я тебе сказать не могу – для твоей же пользы. А выбрать тебя на роль официального убийцы – эта мысль, каюсь, пришла в голову мне. Я же понимал, что ты лучше разоришься, чем пустишь меня в свои чертоги. А я не меньше тебя люблю кино, – засмеялся он. – И понимаю, кажется, даже больше. Одним словом, я понял, что тебя можно взять на испуг, а ты очень удачно мне подыграл. Как по нотам.

– Но как же у тебя рука поднялась, сволочь? – изумленно произнес Дудкин. – Ты же знал Анну, ты ей руки целовал?!

– Но я же не убивал, Валя, – с мягкой улыбкой ответил Грек. – За кого ты меня принимаешь? Мне принадлежала идея. Вот Кирилл Борисович дал нам ключ от дома Анны – на правах сердечного друга. Господин Кружков отвечал за связь с тобой – мы были уверены, что ты будешь звонить Анне на работу. Ну, а грязную работу исполнял специально подготовленный человек, профессиональный убийца, мясник… Кстати, ты сможешь его увидеть, если вдруг сделаешь глупость и не вызовешь сюда своих юристов.

– Кажется, главную глупость я сделал, когда решил с тобой встретиться, – пробормотал Дудкин. – Никогда этого себе не прощу. Но кое-что еще можно исправить. «Мегаполис-фильм» ты не получишь, не надейся.

– Угу, – кивнул Грек. – Знаешь, я почему-то ждал этого ответа. Тогда поступим так – сейчас тебя запрут в укромном месте, где тебя не найдет ни одна собака, а как стемнеет, тебя отведут в горы, где ты и закончишь свой земной путь. Утром твои останки найдут доблестные работники милиции, а уголовное дело об убийстве будет закрыто в связи с кончиной преступника… Впрочем, до вечера у тебя еще есть шанс одуматься, – закончил он небрежно.

– Мы спрячем его в старом холодильнике, – деловито предложил Кружков и улыбнулся. – Агрегаты там, естественно, не работают, так что переохлаждения можно не опасаться. Зато здание без окон и двери надежные, железные. Правда, к утру нам помещение понадобится… – озабоченно посмотрел он на Грека.

– Ничего страшного, – сказал Грек. – В шесть вечера его оттуда заберут в любом случае. И помещение освободится. До утра никто держать его не будет. Мое терпение не безгранично. А у тебя, Валентин, еще есть время, чтобы принять разумное решение. Так что последнее слово за тобой. Поэтому и что тебе выбрать – «до встречи» или «прощай» – тоже зависит только от тебя.

Кто-то из шестерок положил руку Дудкину на плечо. Ладонь у него была потная и тяжелая как камень. Грек отвернулся и налил себе вина.

Глава 14

Крячко испытал огромное облегчение, когда из дверей гостиницы, живой и невредимый, вышел Гуров. Стас едва не бросился ему на шею, словно разлука продолжалась не двадцать минут, а по крайней мере полгода.

– Ну что, все в порядке? – радостно прогудел он, выходя из своего укрытия навстречу Гурову. – Забирай свое имущество и…

– Придержи пока у себя! – сказал Гуров, подозрительно оглядываясь по сторонам. – И давай отойдем в сторонку, Стас… Дела хреновые, и совсем не все в порядке. Мы с тобой шестой десяток разменяли, а ума не нажили. Ты помнишь, Плескалов упоминал про журналистку, на которую ему по телефону жаловался Дудкин? Сейчас вспомнил? Вот и я тоже. А эта журналистка, между прочим, до сих пор здесь.

– Да ты что? – заволновался Стас. – Ты ее видел, что ли?

– Ее забрали в милицию. Только что. Она приходила в гостиницу, спрашивала про нас. А там уже были менты – Колосков вызвал. Ну, ее и повязали. Это мне седой шулер рассказал – оказывается, он нас с тобой знает – проходил свидетелем по какому-то старому делу… Мир тесен, Стас.

– Что будем делать? – деловито спросил Крячко.

– Я двигаю в милицию, – решительно заявил Гуров. – Выхода нет. Не нравится мне это дело. Сначала Дудкин пропал, теперь – девчонка, которая что-то про него знает. Надо выручать ее, пока не поздно.

– Пойдем вместе, – заявил Стас.

Гуров отрицательно помотал головой.

– Нерационально, – сказал он. – Что один, что двое – разница невелика. Но если меня задержат, ты, по крайней мере, сможешь связаться с Москвой и предупредить Петра. Пусть поднимает скандал. Это не шутки, если в какой-то Каменке два полковника милиции оказываются в КПЗ. Пусть мы будем иметь крупные неприятности, но зато и местным такие художества выйдут боком.

– Ну смотри, ты – босс! – с сомнением сказал Крячко. – Я, конечно, сделаю, как ты хочешь, и Петру позвоню, но если тебя попытаются задержать, то сразу из переговорного пункта я пойду в милицию и все там разнесу, можешь не сомневаться. Так что их художества выйдут им двумя боками. – Он задиристо посмотрел на Гурова, ожидая с его стороны возражений.

Но Гуров неожиданно рассмеялся.

– Я просто представил, как мы будем вспоминать наши похождения, когда нас выпрут на пенсию, – объяснил он.

– Да уж, вспомнить нам будет что, – с гордостью подхватил Крячко. – Но и нас здесь запомнят надолго.

– Ты все-таки поаккуратнее, – озабоченно сказал Гуров. – Не увлекайся.

Крячко пообещал не увлекаться, и они отправились в милицию. Крячко занял наблюдательный пост неподалеку. Гуров с независимым видом поднялся по ступеням управления и скрылся за тяжелой дверью. Кусая ногти и тревожно поглядывая по сторонам, Крячко стал ждать.

Вокруг было тихо. Рядом с управлением МВД стоял милицейский «УАЗ». Его водитель, молодой парень в форме, дремал, опустив голову на грудь. Крячко нервничал. Он не знал, что конкретно его беспокоит, но после драки в ресторане не сомневался, что в этом городке хорошего ждать не приходится. Чтобы арестовать оперуполномоченного из Москвы, полковника, заслуженного человека, требовалась немалая наглость, но Крячко был убежден, что наглости здешним коллегам не занимать. Он почти был уверен, что Гуров из управления уже не выйдет.

Но Гуров вышел, такой же спокойный и уверенный, как и десять минут назад. Он нашел взглядом Крячко и тут же направился к нему.

– Ну что, журналистка здесь? – спросил Стас с нетерпением. – Ты что-нибудь узнал? Они ее не отпустят?

– Журналистка здесь, – кивнул Гуров. – В «обезьяннике». Заперли вместе с пьяными проститутками, которые обчистили клиента. Клиент, кстати, сидит тут же – в камере напротив. Тоже пьян как зюзя.

– Черт с ним, с клиентом! Девчонку ты видел? Ее не хотят отпускать?

– Видел мельком. Но ее задерживал лично капитан Панин, и никто, кроме него, никаких решений принять не может. Слово капитана здесь закон. А сам он недавно отправился домой обедать. И даже ключи от камеры забрал с собой. Вот такая бдительность на грани фантастики. Я хотел прорваться прямо к начальнику, но тот в отъезде. Может, врут, но на месте его действительно нет – в этом я сам убедился.

– Так, и что же теперь? Будем ждать, пока капитан Панин набьет утробу? Он случайно не в «Малину» обедать поехал? – язвительно спросил Крячко.

– Нет, я же сказал – домой, – ответил Гуров. – Я на всякий случай адресок взял. Может, заглянем к коллеге на тарелку борща?

Крячко с воодушевлением посмотрел на него.

– Лева, ты гений! – объявил он. – Это отличная мысль. Во время приема пищи человек теряет бдительность. Возьми хоть нас в «Малине». Он расслабляется, и его можно легко взять за жабры. И свидетелей все-таки меньше.

– Там посмотрим, сколько будет свидетелей, – сказал Гуров. – Только идти далековато. И хотя мне сказали, что капитан Панин любит обедать подолгу, нам с тобой стоит поторопиться.

– Считай, мы уже торопимся, – кивнул Крячко, срываясь с места. – В каком направлении?

– Погоди, – вдруг сказал Гуров.

Из-за дверей управления появился милиционер в летней форме, с погонами сержанта. На боку у него висел целый арсенал – дубинка, рация, наручники и пистолет в кобуре. При его появлении дремавший в машине водитель чудесным образом проснулся и сразу принялся заводить мотор. Но сержант знаком попросил его не торопиться, озабоченно огляделся по сторонам, увидел Гурова и сразу же зашагал в его сторону.

– Этот парень тоже там крутился, – негромко сказал Гуров Крячко. – Пока я с дежурным спорил, он от нас не отходил. Смотрел на меня так, будто я звезда Голливуда. Может, он меня с кем-то спутал, как думаешь?

– Вряд ли. Думаю, нас тут уже каждая собака знает, – сказал Крячко. – Но ты ему понравился, это сразу видно.

Сержант подошел к ним и неловко козырнул. На вид ему было лет двадцать шесть. Чем-то он неуловимо походил на Крячко – белобрысый, вихрастый, с грубоватым лицом и сильными руками. Только выражение на его лице выдавало сейчас неуверенность и какую-то робкую надежду. Кажется, он хотел спросить Гурова о чем-то важном.

– В чем дело, сержант? – поинтересовался Гуров. – Вы хотите нам что-то сказать?

– Так точно, если можно, конечно, – откашлявшись, ответил милиционер. – Вы сейчас, товарищ полковник, у нас в управлении насчет девушки интересовались…

– Допустим. И что же? Вас это как-то касается?

Сержант едва заметно покраснел и отвел взгляд.

– Она ни в чем не виновата, товарищ полковник, – сказал он. – Ее наверняка по ошибке задержали.

– Разве органы ошибаются? – с иронией спросил Гуров.

– Нет, ну, вообще-то… – замялся сержант. – Бывает иногда… Но насчет этой девушки я уверен. Ее Глория зовут. Нет, ну вообще-то она Галина, но предпочитает, чтобы называли Глорией. Бывают такие заскоки. Я вот сам Алексей, а всегда хотел, чтобы меня Сашкой звали… Правда, не говорил никому. А она из Москвы.

– Ясно, – сказал Гуров. – Ну и что же вы от нас хотите?

– Вы, похоже, эту девушку знаете, – осторожно продолжал сержант. – Вот хотели, чтобы ее выпустили… Я тоже хочу, чтобы ее отпустили. А вы все-таки авторитетные люди, из главка, я слышал… Может, переговорите с Паниным?

– С удовольствием переговорил бы, – сказал Гуров. – Только обедает он.

– А я видел, вы адресок его взяли, – застенчиво произнес сержант. – Так я подумал, если вы к нему домой поедете, я вас могу подбросить – я на машине сегодня.

– Очень кстати, сержант, – кивнул Гуров. – В таком случае, немедленно едем!

Воодушевившийся сержант усадил их в машину и сказал водителю:

– Жми сейчас к Панину на хату! Только под окнами не вставай, чтобы он нас не увидел, понял? – Он обернулся к Гурову и добавил виновато: – Вы ему не говорите про меня, ладно? А то потом вони не оберешься! Мы за углом будем стоять. А вы как решите вопрос, выходите – мы вас, куда скажете, отвезем.

– А почему ты так уверен, что мы вопрос именно решим? – поинтересовался Гуров. – Лично я не очень в этом уверен. Да и не пойму никак, тебе какая от всего этого выгода? Ты влюбился, что ли?

– Ну, типа того, – сказал сержант, бросая подозрительный взгляд на лицо своего водителя. Но лицо осталось невозмутимым, и он приободрился. – А вопрос, я думаю, вы решите. Капитан Панин, между нами говоря, говно человек. Это вам в управлении любой скажет. Он, если начальство скажет, что хочешь сделает, хоть мать родную убьет. Нет, честно! Но он трус страшный! Если вы его хорошенько припугнете – ну, скажете, что в Москве, там, министру доложите или еще что, так он сразу в штаны наделает. Он ведь девушку-то незаконно задержал. Говорят, она в гостинице вас искала… А у Панина на вас зуб. Ну, в принципе, ты допроси человека, документы проверь – а в «обезьянник»-то зачем? Ей там не место.

– Это уж точно, – согласился Гуров. – А с чего это у Панина на нас зуб? Мы с ним детей вроде не крестили.

– Это темная история, – уклончиво сказал сержант. – Я, про что не знаю, говорить не люблю.

– Врешь ты, Алексей! – усмехнулся Гуров. – Все ты отлично знаешь. В Каменке вся милиция на ушах стоит – убийцу ищет. И мы с товарищем тоже его ищем. Налицо конфликт интересов.

– Неужели и в Москве уже знают про убийство? – с уважением спросил водитель.

– Нет еще, но теперь непременно узнают, – ответил Гуров. – Хотя вы тут делаете все, чтобы водить нас за нос.

Милиционеры помолчали, а потом сержант неуверенно сказал:

– Да мы, что ли? Нам что прикажут, то мы и делаем, сами знаете… А я бы, например, от помощи не отказывался. Как говорится, ум хорошо, а два лучше. Убийца-то ловкий попался, гад. Который день поймать его не можем. А он ведь здесь чужой.

– Тебе-то откуда знать? – сказал водитель. – Может, у него тут родственники? Знал же он откуда-то ту бабу, которую пришил…

– А вам откуда все это известно, если никто из вас убийцу еще и в глаза не видел? – спросил Гуров.

– А про него все известно, – сказал сержант. – Паспортные данные и прочее. Только у нас секретный приказ – пока настоящее имя его не разглашать в интересах следствия. Приказано именовать его Скворцовым. Только это все зря, по-моему, рано или поздно кто-нибудь проболтается, если уже не проболтался…

– И как же его настоящая фамилия? – спросил Гуров. – Не Дудкин ли?

– Вот и вы уже знаете, – с удовлетворением заметил сержант. – Шила в мешке не утаишь… А мы, между прочим, приехали. Вот тут за углом и встанем. А вы этот квартал пройдите, товарищ полковник, и сразу налево. Ориентируйтесь вон на тот справный дом под красной крышей. Панин там живет. У него во дворе собака, но сейчас она на цепи должна быть. Ну, удачи! Очень бы хотелось, чтобы вы за девчонку словечко замолвили.

Гуров молча кивнул, ничего не пообещал и пошел вместе с Крячко в сторону одноэтажного частного дома под красной крышей. Удалившись на приличное расстояние от «УАЗа», он задумчиво спросил у Стаса:

– У тебя не возникло впечатление искусственности всей этой истории? Влюбленный милиционер, критикующий свое начальство при посторонних. Оперетта какая-то! Что-то тут неладно, Стас!

– Тебе виднее, – заметил Крячко. – Ты у нас ближе к искусству. Но с твоей стороны все-таки некрасиво отказывать простому милиционеру в праве на чувство. Хотя бы один раз в жизни он может влюбиться?! И вот, представь себе, человек влюбился, собирался, может быть, предложение делать, а тут непосредственное начальство берет предмет его любви и бросает в кутузку. Поневоле выступишь с критикой.

– Так-то оно так, – покачал головой Гуров. – Но вот что меня смущает. Эта девчонка появилась тут совсем недавно, интересовалась Дудкиным, а потом, когда тот влип в историю, захотела увидеть нас, и тут же влипла сама. Когда же у нашего сержанта успело зародиться это сильное светлое чувство? Или у Гали, которая хочет зваться Глорией, уже имеется опыт общения со здешней милицией? Или дело вообще не в любви, и сержанту Алексею нужно от девчонки что-то другое?

– Такой вариант тоже не стоит исключать, – важно сказал Крячко. – Но пока мы можем об этом только гадать. Нужно освобождать девчонку. Кстати, откуда она могла знать про нас?

– Только от Плескалова, – заявил Гуров. – Не думаю, что информацию ей предоставила милиция. Но телефон Плескалова она могла получить только от Дудкина. Значит…

– А это значит, Лева, что капитан Панин тоже об этом подумал, – с досадой сказал Крячко. – И хрен выпустит девушку из своих лап. Придется приложить все силы, чтобы отбить ее. А выход может быть только один – перекрыть кислород самому Панину. И это единственный наш шанс. Мы не должны дрогнуть.

– Ладно, посмотрим, – сказал Гуров, хмурясь. – А вообще прежде всего мы не должны серьезно ошибаться, Стас. И действовать осмотрительно. Убеждение прежде всего.

– Ага, убеждение, – поддакнул Крячко. – Тут весь вопрос, кого чем убеждать. Одного и припугнуть достаточно, а другому…

– Все, кончай трепаться! – строго сказал Гуров, останавливаясь около ворот дома. – Соберись и будь внимателен. Капитан Панин – фигура в этом городе не из последних.

– Я очень внимателен, – ответил Крячко, указывая на белую с синей полосой машину, стоящую напротив ворот. – Я, например, вижу, что капитан Панин использует служебный транспорт в личных целях. На первый взгляд чепуха, но падение всегда начинается с мелочей. Наш долг предостеречь товарища.

– Ну-ну, – сказал Гуров и нажал на кнопку звонка, укрепленную на воротах.

В глубине двора раздался мелодичный сигнал, затем хриплый собачий лай, и минуты через две к оперативникам вышла женщина – судя по всему, жена Панина. Как это часто бывает среди супругов, долго живущих вместе, она даже была чем-то на мужа похожа – такая же худая, усталая и озабоченная, с продолговатым некрасивым лицом.

– Здравствуйте, – сказал Гуров. – А мы к вашему мужу.

– Он обедает, – неприветливо ответила женщина. – Может, зайдете попозже? Не любит он, когда отвлекают.

– Да кто же любит? – понимающе сказал Крячко. – Я сам, если обедаю, – ко мне лучше не подходи. Но тут дело неотложное. Скажите, что ЧП у него на работе.

– Ну, не ЧП, – поправил его Гуров. – Но служебная необходимость. Скажите, что из краевой прокуратуры его спрашивают.

На лице женщины ничего не отразилось – судя по всему, муж был для нее конечной инстанцией. Никакие прокуратуры и службы не могли сравниться с такой величиной.

– Я спрошу, – безо всякого интереса сказала она. – Только…

Договорить она не успела. В глубине двора, на крыльце дома, вдруг появился сам хозяин – с закатанными рукавами и в расстегнутой на груди рубахе. Он был зол и не скрывал этого:

– Я тебя долго еще буду ждать? С кем ты там опять копаешься, корова?

На лице женщины отразилось смятение, и, кажется, она тут же начисто забыла о самом существовании Крячко и Гурова. Она метнулась назад, намереваясь захлопнуть ворота перед самым их носом. Если бы Крячко не успел подставить ногу, так бы непременно и случилось. Но тут наконец Панин их заметил.

– Что за черт? – довольно громко пробормотал он, пристально всматриваясь в незнакомые фигуры у ворот. – Кого это там черт принес? Какого черта?.. – Он спустился с крыльца и, отодвинув в сторону спешившую навстречу жену, пошел к воротам.

Воспользовавшись тем, что рубеж обороны никто уже не охраняет, Гуров и Крячко без колебаний проникли во двор. Теперь Панин несомненно их узнал, но никакого узнавания на лице его при этом не отразилось – наоборот, было видно, что ему очень хочется вышвырнуть их обоих за порог.

– Вы вот, капитан, всуе черта поминаете, – с улыбкой сказал Гуров. – А ведь черт, он все время где-то поблизости бродит. Не боитесь, что явится – на зов-то?

– Уже, кажется, явился, – буркнул на ходу Панин и тут же, обернувшись, зло крикнул жене: – Пошла в дом! Слышала, что сказал? И подогрей там – холодное жрать не буду!

Взгляд его задержался на секунду на собачьей конуре, откуда, топорща шкуру, выглядывал волкодав на толстой цепи. Похоже, Панин пожалел, что заблаговременно не выпустил пса на свободу.

– Суров ты, брат Панин! – заметил Крячко. – Жену в черном теле держишь. Девчонку из Москвы – ту вообще в темницу бросил. Просто победитель великанов какой-то!

– Не понял, в чем проблема-то? – неприязненно сказал Панин, останавливаясь в двух шагах напротив. – Что с женой не так живу или что службу неправильно справляю?

– В тебе проблема, Панин, в тебе, – нехорошо улыбаясь, ответил Крячко. – Морду мою видишь? Тебе спасибо надо сказать. Вот я и пришел – сказать спасибо.

Панин начинал заметно нервничать, однако изо всех старался не показывать этого.

– Все равно не понял, – с вызовом произнес он. – При чем тут я? И вообще, по всем вопросам приходите в управление. Кстати, мне нужно задать вам несколько вопросов…

– Вопросы мы будем задавать, капитан, – спокойно сказал Гуров. – Давай-ка, проводи нас в дом!

Худое лицо Панина слегка побледнело, однако ответил он не дрогнувшим голосом:

– Я извиняюсь, товарищ полковник, но я у вас вроде не в подчинении. А учитывая неоднозначные обстоятельства вашего пребывания в нашем городе…

– Да уж, обстоятельства хуже не придумаешь, капитан! – покачал головой Гуров. – Только что это за постановка вопроса – вашего-нашего?.. Мы к вам, между прочим, не из Австралии прибыли, а из столицы нашей с вами родины, капитан. С документами нашими вы ознакомлены. А вам, кстати, не приходило в голову, что мы сюда прибыли не просто так, а с некоей миссией? Про службу собственной безопасности наслышаны? Лично у меня такое впечатление, что в вашем городе даже о законе не все знают.

Видимо, Панин все-таки был наслышан про службу собственной безопасности, потому что настроение у него испортилось окончательно. Сейчас он выглядел растерянным и до крайности озабоченным. И похоже, у него совсем пропал аппетит.

– Не понимаю, чего вы от меня хотите? – почти с надрывом сказал он. – Есть начальство. С ним и разбирайтесь, если у вас миссия. Только сдается мне, блефуете вы, товарищ полковник. Нет у вас никаких полномочий.

Гуров вынужден был признать, что такое заявление стоило Панину немалого мужества – положение их было несопоставимо, и капитан понимал, что рискует, но все-таки решил идти ва-банк. Однако на Крячко такая доблесть не произвела ни малейшего впечатления. Он загадочно усмехнулся и придвинулся вплотную к хозяину дома.

– Полномочий, говоришь, у нас нет? – спросил он и вдруг неуловимым движением заломил капитану руку и, заставив согнуться в три погибели, толкнул в сторону ворот. – Сейчас будут тебе полномочия!

Свободной рукой он мгновенно извлек из-под пиджака наручники и защелкнул одну половину на запястье Панина, а другую – на металлической скобе, приваренной к воротам в качестве ручки.

– Да вы с ума сошли! – сдавленно проговорил Панин. – Я при исполнении.

– Теперь ты при воротах, – невозмутимо ответил Крячко, запуская руки в карманы капитанских брюк. – Так, а что тут у нас, ну-ка… Лева, ключ здесь!

Он продемонстрировал изъятый у капитана большой ключ от камеры, а также милицейское удостоверение, ключи от машины и мобильный телефон. Гуров болезненно поморщился, но лишь сказал:

– Проверь-ка, какой последний номер набирался! Наверняка он кому-то уже докладывал о том, что взял девчонку. О таком сюрпризе он не мог не доложить. По крайней мере, узнаем, где сейчас его начальство находится.

Крячко деловито кивнул, передал лишние вещи Гурову, разобрался с телефоном и быстро набрал номер. Гуров обратил внимание, что это простое действие произвело на капитана несоизмеримо сильное впечатление. Он с ненавистью посмотрел на обоих оперативников, со странным мучительным шипением выдохнул воздух и сказал с тихой угрозой:

– Ну, беспредельщики московские! Так просто это для вас не кончится. Я вам гарантирую, что отсюда вы не уедете!

Крячко, прижимая к уху телефонную трубку, посмотрел сквозь него, как человек, полностью увлеченный интересным разговором, и рассеянно улыбнулся. При этом его брови поднялись, точно собеседник сообщал ему нечто невероятное. Гурова это заинтриговало, а капитана Панина привело в бешенство.

– В самом деле? – вдруг сказал Крячко. – А Кирилла Борисовича там у вас нет? Капитан Панин спрашивает… Ах, только что уехал? Большое спасибо.

Он сложил телефонную трубку и с расстановкой сказал:

– Забавная получается история! Звонил-то наш капитан в санаторий! И полковник Рахманов там тоже был – собственной персоной. Вот что значит курортная зона! Даже милиция завязана на индустрии отдыха.

– Ты полковнику сообщил про девушку, верно? – спросил Гуров у капитана. – И он захотел лично с ней побеседовать, так ведь? Что он хочет от нее узнать?

– Да пошел ты! – окрысился Панин. – Сегодня же будете сами сидеть в «обезьяннике»! И никакая Москва вам не поможет.

– Не все так просто, капитан, не все так просто, – задумчиво сказал Гуров и сделал знак рукой Крячко. – Отцепляй его от ворот. Здесь ему не место. Все равно аппетит у капитана теперь пропал, так что мы лучше вместе проедемся сейчас в одно место…

– Понял, – кивнул Крячко и, сноровисто проделав операцию с наручниками, прицепил на этот раз Панина к собственному запястью.

– Я буду кричать, – предупредил капитан.

– Недолго, – невозмутимо сказал Крячко. – Я сломаю тебе челюсть.

Спокойная уверенность, с которой он это произнес, убедила Панина, что Крячко не шутит, и свою угрозу он отложил на неопределенное время, тем более что поблизости не было видно никого, кто бы мог прийти капитану на помощь. С угрюмым видом он вынужден был выйти за ворота, а потом занять место на заднем сиденье собственной машины. Гуров сел за руль и завел мотор.

– Сейчас я кое-куда загляну, – сказал он Крячко. – Это займет некоторое время. Но вы будете ждать меня в машине – тихо и спокойно. А если капитан Панин попытается нарушить спокойствие, разрешаю припомнить ему лучшую кухню на побережье.

– Я припомню, – пообещал Крячко.

Глава 15

– Ну и скотина же ты, капитан! – доверительно сказал Панину Крячко, когда они остались в машине с глазу на глаз. – Это не в обиду тебе сказано, а простая констатация факта. Ты же нас с Гуровым специально к Ашоту послал – в надежде, что там нас покалечат, и мы больше не будем задавать неудобные вопросы.

Они по-прежнему сидели, пристегнутые друг к другу наручниками. Гуров ушел примерно полчаса назад. Он ничего не сказал, но догадаться было нетрудно – за тем углом, куда он направился, стояла машина сержанта. Для Панина эта новость наверняка была бы неприятным сюрпризом, и Крячко решил его не огорчать. Капитан и без того нервничал, гадая про себя, какую еще каверзу затеяли «беспредельщики» из Москвы.

Гуров задерживался, и Крячко захотелось развлечься разговором. Панин вряд ли являлся хорошим собеседником, особенно сейчас, но для Крячко было важно излить накопившиеся в душе чувства. Собственно, он с большим удовольствием применил бы к своему пленнику иные меры воздействия, но знал, что Гурову это может не понравиться, и поэтому ограничился психической атакой. Но капитан Панин, хотя и пребывал в некотором шоке, был еще далеко не сломлен.

– Вас предупредили, что в «Малине» опасно, – процедил он сквозь зубы, не глядя в сторону Крячко. – За ручку никто водить вас не будет.

– Это уж точно. Вот за нос – тут охотники сразу нашлись. Только ты, капитан, не учитывал одного простого факта – таких слонов, как мы, за нос водить опасно. Палка всегда о двух концах, а ты свой держал не очень крепко. Теперь твой черед получать оплеухи.

– Цыплят по осени считают, – с прежней интонацией процедил Панин.

– Думаю, как раз к осени вас всех и пересчитают, – спокойно заметил Крячко. – В зале заседания суда.

– Удивительная самонадеянность у вас, москвичей, – зло усмехнулся Панин. – Только каким боком вы меня в этот суд впихнете? Как бы вам самим на скамью не присесть!

– Не говори гоп, – предупредил Крячко. – За здорово живешь ты бы нас не подставил. Значит, грешки за тобой водятся серьезные. Как и за твоим начальником безутешным. Вы его любовницу, часом, не сами ли грохнули? Такие вещи сплошь и рядом случаются. Скажем, шантажировать она его начала, или еще что. Может, другую нашел. А тут вам на удачу лох из Москвы подвернулся, на которого вы всех собак и повесили. Как тебе моя версия?

– Засунь ее себе, знаешь, куда? – посоветовал Панин.

Однако он не столько отбивался от наскоков Крячко, сколько с глубокой тоской смотрел на служебную рацию, которая находилась от него на расстоянии вытянутой руки, но была ему недоступна. Для большей надежности Гуров перед уходом вообще ее выключил.

– Не нравится, значит? – огорченно сказал Крячко. – А я-то думал тебя порадовать. Вот и журналы подобрал по теме. Видишь, этот из гостиницы – страница с фамилией Дудкина вырвана. А этот вот вел диспетчер в таксопарке. Здесь все страницы в порядке…

– Да наплевать, – усмехнулся Панин. – Что это доказывает? За гостиничные журналы мы не отвечаем. За такси тоже. А вам фамилию подозреваемого не сообщали, чтобы не вмешивались в дела следствия. И вообще не понимаю, чего вы, собственно, добиваетесь? Валяете дурака… А ведь мы могли бы попробовать с тобой договориться.

– Непременно попробуем, – пообещал Крячко. – Вот только Гуров вернется, и сразу попробуем. Но если ты будешь плохо договариваться, то тебе тоже будет плохо, так что не обольщайся. Условия будем диктовать мы.

Панин с презрением отвернулся и принялся напряженно смотреть в окно, будто боялся пропустить что-то важное, что должно было случиться с минуты на минуту. Важное и в самом деле случилось, но вряд ли Панин ожидал именно этого. Из-за угла появился Гуров и быстрым шагом направился к машине. А за ним, едва поспевая, почти бежала тоненькая рыжая девушка со спортивной сумкой через плечо. Лицо у нее было сердитое и усталое.

– Один-один, – сказал Крячко, подталкивая Панина в бок. – Не ожидал?

– Кто позволил? – не выдержал Панин и, забывшись, попытался выскочить из машины.

– Спокойно! – предостерегающе сказал Крячко, рывком усаживая его обратно. – Ты, в отличие от этой девушки, еще не освободился.

Гуров открыл дверцу и помог своей спутнице сесть в машину.

– Здравствуйте, – сказала она, оборачиваясь к Стасу, и тут же пояснила: – Здороваюсь персонально с вами, потому что с этим, – показала она на Панина, – даже разговаривать больше не буду. Собственно, я и до сих пор ему ни слова не сказала. Он все меня пытал, что я про вас знаю и зачем разыскивала. Как будто разыскивать человека – бог весть какое преступление! Запер меня к каким-то пьянчугам, скотина! Если бы не… Лев Иванович, кажется? Если бы не он, я бы там до утра торчала.

– Легко захотела отделаться! – проворчал Гуров, усаживаясь за руль. – До утра! А трое суток не хотела? Как минимум? До тех пор, пока с нами не разобрались бы.

– Как ты ее достал, Лева? – негромко спросил Крячко.

– С помощью того самого ключа и хорошего человека, который ждал нас с тобой за углом, – туманно ответил Гуров. – Он употребил все свое красноречие и авторитет, чтобы вызволить несчастную узницу. Все-таки любовь – великое дело. – При этих словах Гуров будто невзначай покосился на девушку, у которой это замечание вызвало довольно бурную реакцию.

– Какая, к черту, любовь? – возмущенно сказала она. – Он просто боится, что я проболтаюсь!

– Насчет чего? – тут же поинтересовался Крячко.

– Необязательно обсуждать наши проблемы при посторонних, – вмешался Гуров. – А по отношению к этому человеку, девушка, вы несправедливы – все-таки вы ему нравитесь.

– Не зовите меня девушкой – терпеть этого не могу. У меня имя есть, даже два. Но я предпочитаю, чтобы меня звали Глорией. А с этим вашим человеком я надеюсь больше никогда не встречаться.

– Наверное, не получится, – добродушно сказал Крячко, глядя в окно. – Потому что он как раз сюда направляется.

Все головы разом повернулись в ту сторону, куда смотрел Крячко. По тротуару спешил сержант Алексей, придерживая рукой резиновую дубинку на боку. На лице у него было написано выражение отчаянной решимости.

– Чего ему надо? – с неудовольствием произнесла Глория.

– Сейчас узнаем, – любезно ответил Гуров.

Сержант подошел к машине и, наклонившись к окошку, вдруг ошарашил Гурова вопросом:

– Товарищ полковник, я тут вот подумал… Скажите, а в Москве милиционеры на работу требуются? Ну, в смысле, если бы вы замолвили за меня словечко…

Гуров хмыкнул и покрутил головой.

– Ты, Алексей, не то время выбрал – на работу устраиваться, – сказал он. – Подожди, пока мы тут все дела закончим.

– Вы без меня долго их заканчивать будете, – слегка побледнев, сказал Алексей. – А я вам – как в сказке – пригожусь. Я ведь знаю, кого вы ищете.

Он избегал смотреть на капитана, будто того вообще не было в машине, но Панин с таким положением дел мириться не собирался. С того момента, как он увидел сержанта, Панин сразу начал проявлять заметное беспокойство. Теперь же он весь напрягся и, вцепившись свободной рукой в спинку переднего сиденья, буквально выкрикнул в лицо Алексею:

– Я тебе язык обрежу, Башмачников! Ты что себе позволяешь? В Москву собрался? Я тебе покажу Москву – в клеточку и в полосочку! Ты не забывай, где живешь, подонок!

– Я в Каменке живу, товарищ капитан, – стараясь сохранять независимый вид, сказал сержант. – Только меня здесь ничего особенно не держит, понятно? Мне, может, обидно, что я, мент, должен в шестерках у всякого дерьма ходить.

– Что ты плетешь? – тихо сказал Панин, сверля сержанта ненавидящим взглядом. – Не знаю, у кого ты в шестерках ходишь, но, между прочим, у тебя начальство имеется. Знаешь, чем все это пахнет?

– Дерьмом это пахнет, – упрямо повторил Алексей и, будто ища поддержки, обратился к Гурову: – Вы не зря, товарищ полковник, Греком интересовались. Давно пора. Тут весь город на него молится, а мое начальство в первую очередь.

– Точно! – вдруг воскликнула Глория и нетерпеливо схватила Гурова за рукав. – Я вас для чего искала, когда меня этот гад поймал? Я вам про Дудкина рассказать хотела. Мы с ним вместе прятались – от этой горе-милиции… И он все на Грека надеялся, что тот должен ему помочь. А потом заявились бандиты этого самого Грека и Дудкина куда-то утащили. Я убежала и в Москву позвонила. А там мне сказали, что в Каменке Гуров и Крячко ищут Дудкина… Короче, знаете, что я думаю? Раз Дудкина искала милиция, а нашел Грек, значит, они все заодно!

– Мы в этом уже убедились на собственной шкуре, – ухмыльнулся Крячко. – Не пойму только, чем он их всех здесь купил.

– Скоро спросим, – заметил Гуров. – Прямо сейчас поедем и спросим.

– Так вы, товарищ полковник, значит, и сами знаете, где Грек? – с заметным разочарованием произнес Алексей.

– Скажем так, догадываемся, – покачал головой Гуров. – Поэтому если решил нам помогать, то садись в машину. Не разбегайся, прыгай, как говорится!

– Понял, – сказал сержант и решительно открыл дверцу автомобиля.

Пока он усаживался рядом с Крячко, Панин с презрением и отвращением рассматривал его, а потом сказал, как бы размышляя вслух:

– Значит, эта стерва тоже мутит воду. То-то она сразу мне не понравилась! А ты, Башмачников, хорош – на сиськи купился! Только зря надеешься – она тебе все равно не даст. И вообще вы все лучше подумайте о том, что меня вот-вот хватятся. Хватятся и будут искать. Перекроют все дороги.

– Ага, аэропорты и вокзалы, – скептически заметил Крячко. – Все знают, что капитан Панин привык обедать подолгу, а после обеда непременно должен придавить часок на диване. Так что вряд ли тебя скоро хватятся, уважаемый! А будешь рыпаться и поднимать волну, так я с большим удовольствием поставлю штамп на твою физиономию.

– Не надо грубостей, Стас! – заметил Гуров. – С побежденными следует обходиться великодушно.

– Рано обрадовались! – мрачно изрек Панин. – Хорошо смеется тот, кто смеется последним.

– Ну, тебе-то, по-моему, совсем не до смеха, – оборвал его Крячко и, обратившись к Гурову, спросил: – Так мы куда-нибудь едем, Лева?

– Мы едем в санаторий, – ответил Гуров, следя в зеркало за выражением лица Панина. – Судя по всему, это у них тут ключевая точка. Директором санатория работала убитая, и начальник милиции там свой человек, и капитана Панина там тоже хорошо знают. Подозреваю, что и Грек тоже туда захаживает.

– Он там живет! – не утерпел сержант. – Точно вам говорю. Когда он к нам приезжает, никогда в гостиницу не идет – только в санаторий. У него там свой номер-люкс из пяти комнат. Сам я не видел, но…

– А не видел, чего языком молотишь? – прикрикнул Панин, который никак не мог смириться с предательством подчиненного. – Ты шестерить не хочешь – чего же теперь на этих шестеришь? Гормон в голову ударил, сволочь?

– Ты меня не сволочи, капитан, – глухо сказал сержант. – Еще неизвестно, кто из нас двоих сволочь.

– Ладно, поговорили! – перебил их Гуров, которого начинало беспокоить противостояние двух стражей порядка, назревающее как нарыв. – Остальное доскажете вечером. А теперь ни слова без моего разрешения.

Его беспокоили не только милиционеры. Молодая журналистка была слишком холодна с Алексеем, который испытывал к ней заметную симпатию, и это могло ощутимо нарушить хрупкий баланс сил, сложившийся внутри разношерстной компании. Сейчас сержант пошел на конфронтацию со своим грозным начальством, но вот насколько ему хватит пороху – это был вопрос. Постоянно запугиваемый Паниным и отталкиваемый девушкой, которая ему нравилась, он вполне мог пойти на попятную. А ведь он был им нужен.

Именно Алексей сумел убедить охрану «обезьянника», что сам Панин поручил ему выпустить Глорию, – ключа от камеры и нехитрой байки о личном распоряжении Рахманова оказалось достаточно. Самому Гурову вряд ли удалось бы с такой же легкостью запудрить мозги местным коллегам. Сержант Башмачников был свой и пользовался доверием. Пока еще пользовался. Но мосты он сжигал один за другим – надеясь на благодарность своенравной рыжей девчонки и протекцию заезжего полковника. Он уже видел себя в Москве, в красивой форме и с красивой женой в придачу. Гуров не слишком верил в такую идиллию, но ему было не с руки разбивать эти надежды. Башмачников, в каком-то смысле, сам был их единственной надеждой. Все прочие старались держаться от гостей из Москвы подальше. Например, приятель и напарник Башмачникова, который сидел за рулем «УАЗа», выбыл из игры сразу, как только девчонка оказалась на свободе и ушла с Гуровым. То, что сержант явился к ним пешком и в одиночку, говорило о внутреннем расколе лучше всяких слов.

На какое-то время Гурову удалось восстановить в компании некое подобие порядка. Все перестали выяснять отношения и притихли. В этой тишине, впрочем, таилась другая опасность – кое-кого не стоило надолго оставлять наедине со своими мыслями, и поэтому, выехав из города, Гуров нашел для сержанта подходящее занятие – тот должен был прокладывать оптимальный маршрут до санатория. Машину Панина в городе все знали, и никому даже в голову не приходило ее останавливать, несмотря на его заверения о перекрытых дорогах, но дальше могли возникнуть проблемы. Ведь, по утверждению местных жителей, санаторий охранялся надежно.

– Если мы поедем по шоссе, – объяснил Башмачников, – то приедем прямо к главному входу. Дорога хорошая, но, скорее всего, в санаторий нас не пустят, потому что там охрана пропускает только своих или по предварительной договоренности. Мы предварительно не договаривались, значит, придется заказывать пропуск.

– Это не подходит, – сказал Гуров. – Мы можем попасть в санаторий не через главный вход?

– Есть одно место, – задумчиво ответил сержант. – Если свернуть с шоссе, недоезжая поворота на санаторий. Там что-то типа большого оврага или ущелья. Только на машине там далеко не уедешь – все лесом заросло. Придется пешком, да еще и наверх карабкаться – но зато попадаешь сразу на территорию – с этой стороны у них забора нет. Часа два уйдет точно. Мы в детстве с пацанами иногда туда пробирались. В шпионов играли.

– Игры давно кончились, Башмачников, – мрачно заметил Панин. – И такие номера тебе с рук уже не сойдут. Будешь отвечать по всей строгости закона.

– Каждый ответит, – уточнил Гуров. – За что полагается, за то и ответит.

Глава 16

Некое подобие дороги уходило в сторону от шоссе и скрывалось между склонами поросших лесом холмов. По этой каменистой извивающейся полосе Гуров сумел провести машину еще метров сто, но потом оказалось, что дорога упирается в груду камней и лесного мусора, и проехать по ней дальше нет никакой возможности.

Собственно говоря, вскоре выяснилось, что и продолжать движение пешим строем будет не так-то просто. Глория была совершенно измотана и еле передвигала ноги. Панин, хотя и совсем по другим причинам, тоже едва шевелился и мог быть сейчас только помехой. Если Гуров хотел засветло провести разведку, нужно было освобождаться от балласта. Кого-то придется оставлять в лесу. Приковав Панина к стволу дерева, Гуров и Крячко отошли посовещаться.

– Что будем делать? Тащить туда Панина бессмысленно, – сказал Гуров. – То же самое и девчонка.

– Оставим обоих под присмотром Башмачникова? – с сомнением спросил Крячко.

– А кто его знает, этого Башмачникова? – задумчиво проговорил Гуров. – Парнишка рисковый, но это пока все, что мы о нем знаем. И еще он местный – все ходы-выходы знает. Поэтому оставайся-ка ты здесь с девчонкой и с капитаном. А сержанта я возьму с собой. Когда разберусь, что там к чему, вернусь за вами.

– Веселая перспектива! – покачал головой Крячко. – Спасибо, хоть дожди прекратились.

– Да и потеплело вон не на шутку, – с усмешкой добавил Гуров. – А природа-то кругом какая!

– И мало ли какие звери в этой природе водятся! – сказал Крячко, оглядываясь.

– Ну, на этот случай у тебя пистолет имеется, – ответил Гуров. – Только не злоупотребляй. Не забывай – мы сейчас с тобой по острию ножа ходим. Пока что наши погоны еще на месте, но, честно говоря, чтобы поверить в их реальность, мне приходится делать над собой некоторое усилие.

– Мы-то тут при чем? – вздохнул Крячко. – Откуда нам было знать, что тут творится? Честно говоря, я до сих пор не понимаю, кто тут кого убил и кто кого ищет.

– Ничего, скоро разберемся, – пообещал Гуров. – Одним словом, ты пока в тылу, но бдительности не теряй!

– Да чего тут в лесу терять, кроме времени? – махнул рукой Крячко. – Так что возвращайся быстрее. Увидишь Грека – передавай от меня привет.

Он ждал, что Гуров отшутится в ответ, но тот даже не улыбнулся. На самом деле Гурову не казалось, что ему удастся скоро во всем разобраться. И оставлять Крячко в лесу с ненадежными спутниками ему вовсе не хотелось. Но добраться до неуловимого Грека другим способом было невозможно.

Он подозвал к себе Башмачникова и объяснил ему, что собирается делать. Сержант согласился сразу. Ему совсем не хотелось оставаться в обществе собственного начальника, прикованного наручниками к дереву. Такое испытание непросто выдержать даже человеку с очень крепкими нервами.

– Куда идти, представляешь? – спросил Гуров, когда они вдвоем удалились от прочих и скрылись в зарослях.

– Давненько я здесь не лазил, – смущенно признался сержант. – В принципе, тут не заблудишься – топай в одну сторону… Да, кстати, вон и тропинка! Значит, ходят здесь. Нечасто, но ходят все-таки.

Действительно, они тут же случайно вышли на притоптанную тропу, которая, извиваясь между деревьев, поднималась вверх по склону.

– Давай вперед! – скомандовал Гуров. – За проводника будешь.

Они размеренно зашагали по тропе. Сержант снял с головы форменную кепку и вытер вспотевший лоб.

– Километра три топать придется, – сказал он извиняющимся тоном. – И все в горку. А до моря тут все восемь будет, наверное. Но все же кто-то тут гуляет…

Гуров шел за ним следом и пристально рассматривал снаряжение своего спутника – дубинку, рацию, пистолет, наручники. У него самого ничего при себе не было. Такая диспропорция наводила на невеселые мысли – сержант по-прежнему оставался для Гурова загадкой.

– Скажи, Алексей, только честно, – вдруг произнес Гуров. – Чтобы пойти против своих – какие бы они ни были – нужно иметь очень веские причины. Я хочу знать, какие причины были для этого у тебя. Ведь проще было не напрягаться, оставить девчонку в камере.

– Вы мне не доверяете, – полуобернувшись, сказал понимающе Башмачников. – И, наверное, это правильно. Вы же меня совсем не знаете, а тут такие дела. Можете подумать, что я нарочно прикинулся, чтобы вас потом сдать. На самом деле все просто. Мне давно эта бодяга надоела. Я ведь здесь вырос, после армии в милицию пошел – думал, люди уважать будут…

– Не уважают? – поинтересовался Гуров.

– Какие уважают, – уклончиво ответил Башмачников. – А какие совсем наоборот. Вот взять этого Грека, например. Кто он такой, чтобы начальник милиции по его звонку сломя голову бежал? Шестерки его в городе хозяевами себя чувствуют, сам он здесь, как иностранный гость или министр, останавливается.

– Часто он здесь бывает? – спросил Гуров.

– Да раз в месяц наезжает. Со всей свитой. Какие-то дела у него здесь.

– Не слышал – какие?

Башмачников немного подумал и сказал осторожно:

– Да разное говорят. Не хочу сплетни пересказывать, но одно скажу точно – без крупного интереса эти люди дружиться не станут. Ну, в смысле, наш Рахманов, мэр, директор здешний…

– А ты сам знал покойную директоршу? – спросил Гуров.

– Откуда? – махнул рукой сержант. – Не нашего полета была птица. Но баба, конечно, была красивая. Этого у нее не отнимешь. Я ее пару раз видел – с Рахмановым. Говорят же, что она его любовницей была.

– А веришь, что приезжий ее убил?

– Да кто знает? – пожал плечами сержант. – Я же не следователь. Только вот что странно. Этот приезжий никого тут не знает, и его – никто. Он и был-то всего несколько дней. Если так по логике – на хрена ему человека убивать? Говорят же, он человек с положением, богатый, кино в Москве снимает. Такие тоже, бывает, за нож берутся, но не с прибабаху же! А тут что получается? Вызвал человек такси, приехал по адресу, нож бабе воткнул – и привет? Что характерно – нам позвонили как раз в тот момент, когда этот мужик в дом зашел. Значит, кто-то заранее знал, что он убьет, так получается? Нет, не верю я, что это приезжий убил.

– Тогда кто же? Враги у этой женщины были? Защита у нее вроде бы солидная была – сам начальник милиции в любовниках. Может быть, жена кого-нибудь наняла? Ревность?

– Жена у Рахманова тихая и мухи не обидит, – возразил Башмачников. – Какое там киллера нанимать! Да у нее и денег-то на это нет. Ее Рахманов в черном теле держит. Нет, тут что-то другое. По правде говоря, у нас думают, что без Рахманова здесь не обошлось. Уж слишком он суетится, заявления делает, а не видно, чтобы очень расстроен был.

– Нам с коллегой тоже не показалось, чтобы ваш начальник был убит горем, – заметил Гуров. – Но все-таки непонятно, ему-то чем могла помешать эта женщина?

Башмачников пожал плечами.

– В голову ему не заглянешь, – сказал он. – Но вообще-то с бабами всегда так – сначала жить без нее не можешь, а потом думаешь, когда же тебя черти заберут? От любви до ненависти, как говорится…

– Вот, значит, как? – удивился Гуров. – У тебя, видно, большой опыт по этой части? Я начинаю беспокоиться за нашу рыженькую журналистку. Наверное, ей стоит держаться от тебя подальше.

– Почему? – недоверчиво спросил сержант.

– Ты не веришь в прочность человеческих чувств, – сказал Гуров. – Да и вообще, если честно, мне показалось, что тебя не только девушка интересовала, когда ты согласился ее из КПЗ вытащить.

– Ну, если честно, то вы правы, – смущенно сказал Башмачников. – Сначала я еще боялся, что она меня на допросе заложит. Дело в том, что я ведь этого Дудкина в руках, можно сказать, держал – она его у меня отбила. А если бы Рахманов узнал, что я так лопухнулся, мне все равно в милиции бы не работать. Вот я и боялся, что она про это расскажет. Но раз она говорит, что Дудкина все-таки поймали…

– Теперь можно и на любви сосредоточиться? Понятно, – усмехнулся Гуров. – Ну да это не моя грядка. Сами разбирайтесь. Меня больше Дудкин интересует.

– А вы сюда по поводу нашего убийства приехали? – застенчиво спросил сержант. – Или типа проверки из министерства? У нас ребята по-всякому говорят.

– Наверное, не все ребята теперь согласятся, чтобы ты говорил «у нас»? – заметил Гуров. – Не страшно против всех идти? Или на Москву рассчитываешь?

– Да как сказать? – нахмурился Башмачников. – Страшновато, конечно, но это же не против всех. Примерно пятьдесят на пятьдесят получается. Между прочим, многие бы здесь обрадовались, если бы Рахманова сняли. А насчет Москвы – не знаю. Как получится. В крайнем случае, все равно куда-нибудь уеду.

Они отошли уже довольно далеко от того места, где оставили своих спутников. Лес стал гуще, тропа вилась между колючих кустов с красными ягодами, разлапистых папоротников и кривоватых деревьев с шершавой корой и тяжелыми, будто глянцевыми листьями. Было душно и сыро.

– Затягивается наша экскурсия! – сказал Гуров, взглянув на часы. – Половина шестого уже. Еще час-другой и смеркаться начнет. Ты, может, перепутал чего, Сусанин?

– Не должен бы, – ответил Башмачников, останавливаясь. – Может, только в расстоянии ошибся маленько. В детстве-то без разницы – пять километров или десять. Как заводные бегали.

– Тогда давай прибавим шагу, – предложил Гуров. – Засветло осмотреться хотелось бы. Да и начальство санаторское, небось, по домам уже расходится. А у меня правило – разговор вести только с начальством. Кто, кстати, сейчас обязанности директора исполняет, не знаешь?

– Есть один такой – Кружков Вениамин Семенович, – ответил Башмачников. – Он при директрисе первым замом был. Скользкий тип. Все тебе улыбается. Только он, по-моему, здесь же в санатории и живет – у них тут служебное жилье имеется.

Гуров ничего на это не сказал. Они прибавили шагу и дальше двигались молча по тропе, все круче поднимавшейся вдоль зеленого склона. Прошло около получаса, когда Гуров наконец остановился и окликнул своего спутника.

– Ты ничего не слышал? – спросил он негромко.

Сержант недоверчиво повел головой и прислушался.

– Вроде ветер шумит, – сказал он. – А что? Мы, по-моему, почти пришли уже. Сейчас через склон этот перевалим – и сразу на той стороне санаторий.

Он успокаивающе махнул рукой и выжидательно посмотрел на Гурова – ему было неловко таскать по горам человека гораздо старше себя, несмотря на то, что соответствующая идея этому человеку и принадлежала.

– Значит, отдыхающие могут тут прогуливаться? – спросил Гуров. – В смысле, как и мы – по горам?

– Вряд ли, – покачал головой Башмачников. – Публика не та, чтобы по горам лазить. Тут же в основном всякие шишки отдыхают – и местные и федеральные. Эти в гору и за деньги не пойдут.

– Но кто-то ведь тут ходит, – напряженно вслушиваясь в звуки леса, сказал Гуров. – Я совершенно определенно слышу шаги. Несколько человек – может быть, четверо-пятеро. И потом, есть же здесь эта тропа! Наверное, есть и другие. А те люди двигаются перпендикулярно нам и, кажется, спускаются вниз.

– Ну и слух у вас! – заметил сержант. – Я ничего такого не слышал. Но нам-то какая разница? Раз спускаются, пускай спускаются. Мы их тревожить не будем.

– Наоборот, – вдруг сказал Гуров. – Необходимо посмотреть, кто это. Во-первых, просто любопытно. А во-вторых, вспомни про тех, кого мы оставили. Если их сейчас увидит кто-нибудь посторонний, может получиться неприятная история.

– Наверное, – подумав, сказал Башмачников. – Тогда пойдем вниз? Правда, я так ничего и не слышу…

– Это не страшно, – заметил Гуров. – Главное, чтобы нас с тобой не слышали тоже. Все-таки мы с тобой как-никак в разведке, верно?

Он обогнал сержанта, знаком показал ему, чтобы тот вел себя тише, и поспешил вперед, туда, где замирали чьи-то шаги. Башмачников последовал за ним. Вскоре стало ясно, что с тропинки придется свернуть. Шаги внизу слышались теперь вполне отчетливо, потому что идущие спускались прямиком через заросли папоротника. До слуха Гурова донеслось чье-то невнятное восклицание, несомненно выражавшее досаду – возможно, внизу кто-то упал. Гуров и Башмачников переглянулись и разом стали спускаться туда, где слышался шум. Стараясь не выдать своего присутствия, они ступали как можно осторожнее. Неизвестно почему, но оба очень серьезно отнеслись к этой неожиданной встрече – словно знали, что их ожидает внизу.

В какой-то момент среди листвы мелькнуло что-то белое, а потом отчетливо послышался грубый смех. Гуров придержал за плечо своего спутника и остановился. Пригибаясь, они осторожно выглянули из-за кустов. Впереди на склоне обнаружилась открытая, поросшая высокой травой терраска, на которой стояли четверо.

Одного из них Гуров узнал сразу – хозяин конфискованного Гуровым пистолета даже не поменял свой пижонский белый пиджак. Рука у него, кажется, уже пришла в норму – во всяком случае, орудовал он ею без затруднений. А занимался он не совсем обычным для лесных прогулок делом – освобождал от пут какого-то измученного бледного человека в грязной рубашке и застиранных, вытертых на коленях штанах. Руки у человека были надежно связаны веревкой, а рот заклеен прозрачным скотчем. И еще было не похоже, что процесс освобождения очень его радует.

За экзекуцией наблюдали еще двое – высокий сутулый громила в черной рубашке и широченных брюках с массой накладных карманов по бокам и еще один нервный молодой человек со смешными тоненькими усиками, словно подрисованными к его лицу карандашом. На нем была просторная брезентовая куртка с капюшоном, отброшенным на спину, и джинсы. Засунув руки в карманы, они наблюдали за действиями своего товарища и время от времени отпускали комментарии, которые, наверное, казались им весьма остроумными, потому что сопровождались довольным хрипловатым хохотом.

Наконец парень в белом костюме распутал пленнику руки и сорвал с его лица полоску скотча. Тот невольно вскрикнул от боли, сделал шаг назад и, согнувшись, сплюнул в траву.

– Что, невкусно? – с издевкой спросил его громила. – Ничего, сейчас подсластим. Давай киянку, Танцор!

Он сказал эту странную фразу и, не глядя, протянул в сторону руку. К удивлению Гурова, парень с усиками, которого назвали Танцором, послушно засунул руку во внутренний карман куртки и действительно извлек оттуда настоящую плотницкую киянку. Но еще не успел он передать ее человеку в черной рубашке, как Гурову пришлось еще раз удивиться. Пленник выпрямился, и Гуров наконец понял, что перед ними Дудкин.

– Вот так попали, на ровном месте да мордой об асфальт! – потрясенно прошептал Гуров, хватая Башмачникова за руку. – Это же он!

– Дудкин? В самом деле, что ли? – нахмурился сержант. – Только чего они задумали с ним делать-то, не пойму?

Ясность в этот вопрос немедленно внес чернорубашечник, который, поигрывая тяжелой киянкой, двинулся на Дудкина и спросил почти добродушно:

– Ну, Москва, говори свое последнее желание. Куда хочешь получить – в лоб или по темечку?

Свои слова он сопроводил хриплым хохотом. Приятели подхватили смех, но без особенного энтузиазма, посматривая на инструмент в грубых руках громилы с напряженным вниманием, видимо уже переживая про себя надвигающуюся кровавую сцену. Дудкин тоже не сводил глаз с чудовищного орудия и, как сомнамбула, тихо отодвигался назад. Лицо его было теперь белым как полотно.

– Молчишь? – угрожающе сказал человек в черной рубашке. – Я не люблю, когда молчат.

– Товарищ полковник! – умоляюще прошептал Башмачников, расстегивая кобуру. – Он же его сейчас замочит!

– Спокойно! – сказал Гуров и, выступив из-за кустов, громко произнес: – Любишь поговорить? Тогда поговори с нами. У нас тут как раз к тебе пара вопросов появилась.

Громила резко обернулся. У него было плоское отталкивающее лицо, изуродованное скверно зашитой заячьей губой, и гитлеровская челка поперек сального лба. Выпучив глаза, он секунду смотрел на Гурова, но, кажется, его совершенно не интересовал смысл услышанных слов. Кажется, он просто-напросто раздумывал, как удобнее достать Гурова. Киянка на таком расстоянии была не слишком опасным оружием.

– Менты! – удивленно протянул парень с усиками, и его рука скользнула за отворот куртки.

– Стоять! – надрывая голос, заорал Башмачников и выхватил из кобуры пистолет.

Его крик возымел совершенно обратное действие. Все сдвинулось с места и понеслось, как безумная карусель. Громила все-таки решился и швырнул в Гурова свой инструмент. Можно было только подивиться его чудовищной силе – деревянный молоток просверлил воздух, точно артиллерийский снаряд, и, пошевелив волосы на голове Гурова, с оглушительным треском врезался в ближайшее дерево. Легко было представить, что получилось бы из головы Дудкина, если бы к ней приложился этот зверюга.

Спасаясь от броска, Гуров упал на землю, и в тот же момент услышал топот ног и пистолетный выстрел. И еще он услышал характерный короткий тупой звук, с которым в человеческое тело входит пуля.

– Ах, мать твою… – слева от Гурова потерянно прошептал сержант и рухнул как подкошенный лицом в траву.

Не раздумывая ни секунды, Гуров перевернулся на земле и, подкатившись к Башмачникову, выхватил из его разжавшихся пальцев пистолет. Едва ладонь его стиснула холодный металл рукоятки, Гуров метнулся в сторону – и вовремя: землю в том месте, где он только что лежал, взрыла пуля.

Извиваясь, как змея, он успел укрыться за кустом, прежде чем снова загремели выстрелы. Пули защелкали совсем рядом – сверху на Гурова посыпались листья. Стреляли, похоже, двое, обходя Гурова с тыла – он слышал их торопливые прыжки по склону. Нужно было торопиться, пока эти парни не перезарядили магазины.

Гуров сосредоточился и сначала увидел того, что обегал его снизу, – это был старый знакомый из «Малины», пижон в белом пиджаке. Он, пригибаясь, бежал среди папоротников, настороженно задрав вверх голову. Гурова он пока не видел, и это его сильно нервировало.

Остальных Гуров потерял из виду и решил пока на них не отвлекаться. Он поймал на мушку белый пиджак, сделал поправку на скорость цели, задержал дыхание, выстрелил и, даже не проверяя, попал или нет, ползком переместился в сторону. Это оказалось очень кстати, потому что сверху немедленно загремели выстрелы, и опять полетели сорванные с веток листья. Оборвались выстрелы внезапно – судя по всему, патроны у стрелявшего кончились.

Гуров выглянул из-за куста. Вокруг никого уже не было, точно всю свору ветром сдуло. Но Гуров знал, что это не так. По крайней мере, один вооруженный противник у него должен был остаться, и нужно вычислить его прежде, чем он сумеет оказаться заспиной. Гуров решил рискнуть.

Он вскочил на ноги и отчаянным прыжком бросился к ближайшему дереву. Сверху выстрелили. Пуля вырвала кусок древесной коры и швырнула его в лицо Гурову. Но он успел заметить, где наверху шевельнулись ветки. Зигзагами он побежал туда, прячась за стволами и каждую минуту ожидая выстрела в спину, – уверенности в том, что он избавился хотя бы от части нападавших, у него не было.

Но у парня с усиками тоже начинали сдавать нервы. Гуров был еще далеко, но он вдруг выскочил из кустов и с остервенением принялся расстреливать заросли перед собой, надеясь, что шальная пуля сама найдет цель. Гуров переждал эту пальбу, а потом, когда парень опять принялся возиться с обоймой, уже не скрываясь, бросился в его сторону.

Усатый услышал, как он бежит, и в панике рванул в сторону, теряя патроны и торопливо клацая затвором. Гуров выстрелил на шум и крикнул:

– Бросай оружие, гад! Бросай, если жить хочешь!

Усатый пистолет не бросил, но, деморализованный натиском, обратился в бегство. Обойму он все-таки сумел заменить и на бегу посылал назад пулю за пулей – не целясь, просто в надежде напугать Гурова. Бежал он не слишком ловко – бегать в гору занятие не из легких, а парню еще и куртка мешала – она постоянно цеплялась за колючие ветки.

Гурову тоже пришлось несладко. Ветки безжалостно хлестали его по лицу, он весь обливался потом, сердце бухало в груди громче пистолетных выстрелов. Гуров понял, что еще немного, и он выдохнется. Почти не надеясь на удачу, он остановился, дрожащей от усталости рукой поднял пистолет, прицелился беглецу в ногу и нажал на спуск. Судьба сжалилась над ним – звук выстрела смешался с криком боли. Усатый подпрыгнул на месте, схватился руками за колено и рухнул в папоротники.

Гуров привалился спиной к дереву и дождался, пока восстановится дыхание. После оглушительной беспорядочной пальбы лесная тишина показалась ему гробовой.

– Черт знает что! – пробормотал он сердито. – Шестой десяток разменял, а ума не нажил. Устроил, понимаешь, битву балкарцев с кабардинцами! Интересно, живые остались? А главное, что с Дудкиным? Что с сержантом?

Вспомнив про Дудкина и сержанта, Гуров заторопился. Опасность еще не миновала, и, возможно, где-то за деревьями его опять поджидала смерть, но Гуров решил, что разорваться на пять частей он все равно не сможет, а нужно подумать и о других.

Гуров повернулся и пошел назад, чутко вслушиваясь в лесную тишину. Ему казалось, что он слышит осторожный шелест шагов, но ни единой тени не мелькнуло в зарослях и никто не пытался больше напасть на Гурова, и он постепенно успокоился.

Сержант по-прежнему лежал, уткнувшись лицом в землю и не подавая никаких признаков жизни. Гуров опустился рядом на колени и нащупал сонную артерию на его шее. Она пульсировала слабыми, замирающими толчками. Гуров перевернул парня на спину. Сбившаяся на животе рубашка была обильно перемазана кровью. Башмачников открыл глаза и посмотрел на Гурова мутным уплывающим взглядом.

– Значит, так вот… прощай, Москва?.. – силясь улыбнуться, пробормотал Башмачников.

– Что ты плетешь? – сердито прикрикнул на него Гуров. – Что еще за «прощай»? Сейчас вынесу тебя отсюда – врачи под боком, заштопают тебя, и будешь как новенький! Через неделю вместе водку пить будем.

– Не-е-ет, уже не получится… – замирающим голосом проговорил сержант. – Глории скажите… я все-таки из-за нее…

Голова его откинулась на бок, губы мелко задрожали, и лицо начало быстро наливаться синеватой бледностью. Гуров стиснул кулаки. Сейчас он уже ничем не мог помочь.

Над головой у Гурова что-то тихо щелкнуло. Он повернулся и увидел, что прямо на него с ножом в руке идет громила в черной рубашке. Его уродливое лицо было сейчас необыкновенно серьезно, как у хирурга, решившегося на сложнейшую операцию. «Откуда он взялся? – мелькнуло в голове у Гурова. – Хотя какая, в сущности, разница?» Рука его сама подхватила с земли пистолет и направила на громилу. Тот оскалил зубы и, зарычав, бросился на Гурова. Тот нажал на спусковой крючок. Сухо щелкнул боек. Магазин был пуст. Гуров метнулся противнику в ноги и опрокинул его на землю. Они покатились вниз по склону, вцепившись друг в друга мертвой хваткой, пока не достигли самого дна.

Громила был сильнее. Подмяв под себя Гурова, он пытался достать его ножом. Вцепившись в его руку, Гуров сопротивлялся изо всех сил, но с каждой секундой их становилось все меньше. Совсем рядом он видел налитые кровью глаза и забрызганную слюной заячью губу. И еще он ощущал леденящий холод, исходивший от наточенного стального лезвия, неумолимо приближающегося к его лицу. Гуров напряг в нечеловеческом усилии все свое тело и с диким криком попытался сбросить с себя смертельную тяжесть. Разум его был отключен – работали только инстинкты.

Громила отвалился неожиданно легко, словно вялая тряпичная кукла. Тускло сверкнув, юркнул в траву отточенный нож. Гуров рывком сел и, тяжело дыша, уставился на неподвижное тело своего соперника. Он ничего не понимал.

– А вы вообще-то кто? – вдруг прозвучал над его головой сумрачный голос.

Гуров поднял глаза. Рядом, сжимая в руке тяжелый деревянный молоток, стоял хмурый Дудкин и недоверчиво разглядывал Гурова.

Глава 17

– Долго объяснять, – сказал Гуров, поднимаясь. – Чтобы вам было понятнее – я от Плескалова. Приехал за вами. Поскольку вы уже нашлись, то самое время нам отсюда выбираться.

– Вы от Плескалова? – изумленно переспросил Дудкин. – Что это значит?

– Говорю вам, долго объяснять! – раздраженно повторил Гуров. – У нас с вами сейчас есть дела поважнее. Думаю, нас еще не расхотели убить. Вас привели из санатория?

– Да, меня держали там в подсобном помещении – хотели, чтобы я подписал кое-какие бумаги. В противном случае, меня должны были… – Он выразительно посмотрел на киянку в своих руках. – Я тут человек вне закона. Меня подозревают в убийстве и…

– Мне все известно, – перебил его Гуров.

Лицо Дудкина исказилось. Он с ненавистью пнул носком ботинка лежащее на земле тело.

– Эта мразь… – срывающимся голосом сказал он. – Эта мразь убила Анну… Под конец они от меня этого уже не скрывали. Но я решил, что лучше сдохнуть, чем выполнить условия этих вурдалаков.

– Ну что же, иногда это единственный выбор, – кивнул Гуров. – Но, по моему мнению, вам с самого начала стоило держаться подальше от старых друзей. Вы понимаете, о чем я… Чем занимается сейчас Грек?

Дудкин тревожно посмотрел на Гурова и пожал плечами.

– Не знаю, – сказал он. – Но сегодня я случайно услышал, что к утру он ждет какой-то груз, который на этот раз придет морем. Вообще-то Грек большую часть времени проводит в Грузии или Абхазии. Полагаю, что и груз будет оттуда.

– Груз? Это любопытно, – пробормотал Гуров. – А что за бумаги от вас требовали подписать? Грек хочет распоряжаться вашими активами?

– Вы угадали, – мрачно ответил Дудкин. – Для этого он и меня решил подставить, и Анну убил. Он все продумал, сволочь! Но он за все заплатит! Раз уж я остался жив, значит, это неспроста. Я должен отомстить! – Глаза его лихорадочно горели, как у тяжелобольного.

– Не самая мудрая мысль, – заметил Гуров. – Лучше пойдемте отсюда поскорее. Выстрелы наверняка слышали в санатории, а поскольку ваш Грек проживает именно там, то смею предположить, что он непременно пошлет сюда подкрепление, дабы выяснить, что здесь такое случилось. Кроме того, уже вечер, а нам еще далеко добираться.

– Я должен отомстить, – повторил Дудкин, глядя наверх.

Гуров понял, что спорить бесполезно – после пережитого Дудкин пребывал в состоянии некоторой невменяемости, и привести его в чувство можно было только силой или терпением. Прикинув, что на одного Дудкина у него хватит и того и другого, Гуров миролюбиво предложил:

– Ладно, отомстить вы еще успеете, а пока, с вашего позволения, я осмотрю поле боя. Не стоит оставлять здесь всякие опасные предметы. Один человек сказал, что в детстве частенько шарился в этих местах. Кто знает, может, эта традиция жива до сих пор?

Дудкин на это ничего не ответил – теперь он словно впал в оцепенение. Гуров оставил его и прогулялся по склону. Внизу он обнаружил труп парня в белом пиджаке. Выстрел Гурова сразил его наповал. Однако во второй раз разжиться его оружием Гурову не удалось – сколько ни искал он в густой траве, пистолета не обнаружил. Только позаимствовал в кармане убитого запасную обойму. Документов при парне не было.

С большим трудом Гурову удалось разыскать табельный пистолет Башмачникова, который он обронил во время схватки с громилой. Теперь Гуров снова был вооружен и чувствовал себя гораздо увереннее. Однако Гуров даже не попытался выяснить, что стало с усатым парнем, будучи уверен в том, что тот или уполз подальше, или затаился где-то в зарослях с пистолетом наготове. Раненый зверь был слишком опасен.

И еще он постоял над неподвижным телом белобрысого грубоватого парня, который привел его сюда по своим детским следам, надеясь на какие-то светлые перемены в жизни и не зная, что именно здесь и закончится эта короткая, не слишком удачливая жизнь.

Когда Гуров вернулся к тому месту, где оставил Дудкина, то обнаружил, что тот снова исчез. Все было на месте – вытоптанная трава, деревянная кувалда, поверженный враг в черной рубахе, но самого Дудкина и след простыл.

– Начали во здравие, кончили за упокой, – осуждающе проворчал Гуров, оглядываясь по сторонам. – Эх, Валентин Сергеевич, Валентин Сергеевич, а еще называетесь интеллигентный человек! Тоже мне, мститель нашелся! Оторвут вам голову, а кто потом отвечать будет? Не тот у меня возраст, чтобы за вами по горам бегать!..

Дудкин слышать упреки Гурова, разумеется, не мог, зато услышал его, похоже, другой человек. Громила с заячьей губой начинал оживать – он ворочался в траве, стонал и порывался занять вертикальное положение. Это ему пока не удавалось, но Гуров предположил, что человек со столь крепким черепом способен на многое. Чтобы предупредить возможные осложнения, он воспользовался позаимствованными у Башмачникова наручниками и быстро надел их на мощные руки бандита, которые про себя окрестил «копытами». Наручники были очень кстати – бандит уже окончательно пришел в себя и сделался необыкновенно активным. С удивительной для своей комплекции ловкостью он спружинил всем телом, вскочил на ноги и попытался бежать, несмотря на неудобства, которые доставляли ему скованные руки. Но в последний момент Гуров успел подставить ему подножку, и здоровяк опять рухнул на землю, как подрубленное дерево.

– Не доставляй мне больше хлопот, – попросил Гуров. – У меня их и так по горло. Все просто валится из рук. Конечно, все это пустяки по сравнению с твоими проблемами. Кстати, что собираешься делать дальше? Есть какие-нибудь соображения?

Громила скосил на него бешеный глаз и разразился длинной матерной тирадой, брызжа при этом слюной, как разъяренный пес.

– Ага, значит, еще не определился? – удовлетворенно заметил Гуров. – Ну, тогда я тебе помогу.

Он подошел к лежащему на земле бандиту и, направив дуло пистолета ему в лоб, внятно и четко произнес:

– Мы тут одни – ни адвокатов, ни присяжных, а ты мне совсем не нравишься, понимаешь, куда я клоню? Одним больше – одним меньше, какая теперь разница? Двое уже отмучились, третий едва ушел. Так что угрызений совести я испытывать не буду, не надейся. Очистить от тебя землю – благое дело.

Громила притих, и постепенно в его глазах появилось осмысленное выражение. Он заерзал на земле, будто у него чесалась спина, и хрипло спросил:

– Ты вообще чего хочешь? Если столковаться – я всегда пожалуйста. У тебя тут какой интерес? Что-то я тебя раньше не видел.

– Твое счастье, – заметил Гуров. – А интерес у меня простой. Всю жизнь мечтал в солидном санатории побывать, и все как-то не получалось. Сегодня почти уже дошел, да какие-то ублюдки помешали. Мне теперь провожатый нужен. Согласен быть моим гидом?

– Это в каком плане? – настороженно спросил бандит. – На процедуры тебя сводить, что ли?

– Видел я твои процедуры, – усмехнулся Гуров. – Покажешь мне, где Грек живет. Ну и прочие ваши секреты.

– Грее-е-ек? – недоверчиво протянул громила. – Вон ты куда… Так, может, лучше сразу на кладбище съездим – типа экскурсии? Грек все равно тебя туда отправит, так сразу бы местечко и присмотрели…

– Одного вы уже отправляли, – напомнил Гуров. – Что-то не очень получилось.

– Да, помешала какая-то сука, – почти добродушно сказал бандит. – Башка трещит, начальник, сил нет! Разве можно человека по голове такой колотушкой?

– Я сам думал, что нельзя. Оказывается, можно, – ответил Гуров. – Ну а раз уж угадал, что я начальник, тогда колись, сам-то кто такой? Биографию не прошу – скажи хотя бы кличку, или что там у тебя?

– Чего это кликуху? У меня имя есть, – оскорбленно сказал громила. – Виктор Иванычем меня зовут.

– Ну тогда поднимайся, Виктор Иванович! – усмехнулся Гуров. – Если, конечно, не хочешь здесь навеки остаться.

– Да я погожу, – пробормотал бандит, с готовностью принимая вертикальное положение. – Мне еще жить да жить, начальник! А у тебя как со здоровьем?

– Твоими молитвами, – ответил Гуров и скомандовал: – Давай, Виктор Иванович, топай наверх! А я за тобой. И в случае чего, помни – стреляю без предупреждения. Все предупреждения давно сделаны.

– Я тоже предупредил, – заметил громила. – Потом не обижайся.

Они начали подниматься вверх по склону – тем же путем, каким совсем недавно проделали совершенно противоположное действие. Смятая трава и обломанные кусты четко указывали направление маршрута. Громила шел легко, без видимых усилий, несмотря на разбитую голову и скованные руки. Гуров невольно подумал, что легко отделался, попавшись этому человеку под горячую руку. Виктор Иванович был прирожденным убийцей, можно сказать, Моцартом своего дела. Просто сегодня, к счастью, был не его день.

Поднялись на гребень холма. Дышать и идти стало полегче. Впрочем, Виктор Иванович этого как будто и не заметил – иронически поглядывая в сторону Гурова, он легко шагал среди цветущих лесных кустов. Тропа пошла вниз, и вскоре в промежутках между деревьями мелькнули белые здания, раскрашенные в розовый цвет лучами заходящего солнца.

– Почти пришли, начальник, – негромко сказал спутник Гурова. – Последний раз спрашиваю, может, разойдемся, пока не поздно? С Греком тебе не тягаться. И вообще, лучше тебе уезжать отсюда.

– Обязательно уеду, вот только с вами разберусь, – пообещал Гуров. – Ты мне лучше скажи, Виктор Иванович, директора санатория, женщину зачем убил?

– Ну и вопросы ты задаешь, начальник! – покачал головой бандит. – Зачем убил? Причины, значит, были, вот и убил… А вообще, я тебе так скажу, – серьезно добавил он. – Народу на земле много развелось, начальник. Земля на такую ораву не рассчитана – сам по ящику слышал, как про это какой-то ученый говорил. Вот мы друг друга и крошим, чтобы, значит, место маленько расчистить. Как вот, к примеру, картошку прореживают или свеклу. Тут главное – не зевать.

– Ну, ты-то, похоже, зевнул на этот раз, философ! – с раздражением заметил Гуров. – Видно, пришла пора и вас с Греком прореживать. Как говорится, сорную траву с поля вон!

– Может, и так, начальник, – согласился громила. – Но я бы на твоем месте не спешил. Ты, наверное, тот самый полковник из Москвы, который сюда без полномочий приехал? Грек говорил. Тут без полномочий нельзя… Вполне могут не разобраться и замочить. Свои же и замочат. Бросал бы ты это дело!

– Не могу. Мне сначала Дудкина вернуть надо, – серьезно сказал Гуров. – А теперь еще и ваше осиное гнездо мне покоя не дает.

– Дудкина? А, это того малахольного, который у Грека деньги приехал просить? – презрительно сказал Виктор Иванович. – Нашел у кого просить, дурик! Греку если руку протянул, считай, уже калека. – Он засмеялся. – Хуже акулы этот Грек! А твой Дудкин на тебя теперь молиться должен – как на святого. Ты его, можно сказать, второй раз на свет произвел сегодня… Правда, и он тебе услужил, не то лежал бы ты сейчас в долине Дагестана… Только чует мое сердце – от судьбы не уйдешь. Еще не рассветет, а я из твоего Дудкина ливер выну, начальник! Да и тебя не пожалею, если под руку попадешь.

– Тебе самому до рассвета дожить надо, – заметил Гуров. – Не зарекайся.

– Я живучий, – ответил громила. – А Дудкина замочу – не сомневайся. От меня редко уходят. Практически никогда.

Строения за гущей зелени приближались. Гурову даже показалось, что со стороны санатория доносится негромкая музыка. Впрочем, утомленный слух мог вполне принять за музыку шелест ветра в кронах. Между деревьями залегли глубокие тени. Наверное, в санатории сейчас дело к ужину, подумал Гуров. Вряд ли стрельба в окрестностях может испортить аппетит отдыхающим. Кроме того, ее всегда можно объяснить охотой на мелкого зверя – крупного-то тут не водится, кроме Грека и его стаи…

Гуров отвлекся на какое-то мгновение, но это мгновение очень тонко прочувствовал его спутник. Он вдруг свернул с тропинки, нырнул в кусты и припустил прочь, виляя между деревьями. Гуров опять поразился тому, как владеет громила своим огромным, с виду неуклюжим телом. Однако становиться наблюдателем чужих рекордов Гуров отнюдь не собирался. Упускать Виктора Ивановича было слишком опасно. Гуров бросился вслед за ним, на ходу поднимая пистолет. Он был готов стрелять на поражение.

Момент, когда из лесной тени метнулась какая-то новая тень, он уловил лишь краем глаза и слишком поздно. На него обрушилось что-то массивное и неудержимое – будто грузовик налетел. В голове у Гурова хрустнуло, в глазах потемнело, и он потерял сознание.

Глава 18

Комната, в которой заперли Гурова, ничем не была похожа на камеру – разве что железными решетками на окне, но зато и окно было большое, с широким подоконником, на котором стоял горшок с геранью. В земле, где росла многострадальная герань, торчал пожелтевший сигаретный окурок. Еще в комнате был старый шкаф для книг, запертый на висячий замок, и не менее старый письменный стол, все ящики которого были девственно пусты, а в самом нижнем валялась стреляная гильза от «макарова» – возможно, с тонким намеком.

Где он находится, Гуров не знал. Очнулся он уже в каком-то крытом грузовике – сразу подумал, не в том ли самом воображаемом, который смял его на подходе к санаторию? С обеих сторон он был стиснут крепкими плечами, а на запястьях у него сидели наручники. «Вот попали, – мелькнуло в голове у Гурова. – На ровном месте и мордой об асфальт! Полковник Гуров в наручниках – это сенсация».

Рассмотреть людей, сидевших рядом, он не мог – в машине было темно, а в разговоры никто из них вступать не хотел. Сам Гуров, несмотря на резкую головную боль, попытался завязать непринужденную беседу, но ему только грубо сказали: «Помолчите!», и на этом все закончилось.

Когда грузовик остановился и его вывели наружу, выяснилось, что на дворе уже вечер, а они находятся в городе. Здание, возле которого стояла машина, Гурову было незнакомо, но и рассмотреть его как следует возможности не было. Через какой-то боковой ход Гурова немедленно препроводили в дом и заперли в уже упомянутой комнате. Правда, наручники с него перед этим сняли.

Осмотревшись, Гуров узнал, что сняли с него не только наручники – из карманов исчезло абсолютно все содержимое. Положение было, мягко говоря, малоприятное, но Гурова несколько успокаивало то, что за последние полчаса он не видел ни одного белого пиджака и ни одной заячьей губы. Люди вокруг него были в штатском, но по некоторым повадкам можно было предположить, что это отнюдь не частные лица. Никто не предлагал Гурову исповедаться, никто не интересовался его самочувствием и планами на будущее, поэтому он решил не суетиться и дождаться утра.

Голова трещала немилосердно, но Гуров все же попробовал уснуть, расположившись на пустом письменном столе. В какой-то степени это ему удалось, и часов до пяти он продремал.

Проснувшись, он еще часа полтора наблюдал за разгорающимся в окне рассветом, а когда солнце совсем поднялось и разогнало сизую дымку над крышами, в двери заскрипел ключ, и в комнату вошли люди. Их было двое – оба в одинаковых серых костюмах, оба молодые и чрезвычайно серьезные. Без лишних слов они попросили Гурова пройти с ними, не объясняя куда именно.

Он не стал спорить и покорно пошел за молодыми людьми, которые держались по-прежнему холодно, но вежливо. Они прошли по коридору, поднялись по лестнице, и после коротких переговоров в приемной Гуров был препровожден в кабинет, где за столом с двумя телефонами сидел невысокий, но крепкий, как гриб-боровик, человек с седыми висками и тяжелым въедливым взглядом. За его спиной возвышался еще один – в полную противоположность первому этот был высок, жилист и волосы имел густые, без единого проблеска седины. Только во взгляде его было что-то похожее. Оба они уставились на Гурова так, будто собирались немедленно рассказать ему всю его биографию, не исключая самых потайных моментов.

Но поразило Гурова больше всего не это. В комнате находился еще один человек. Он сидел вполоборота к столу и мимикой показывал Гурову, что ему тоже плохо приходится, но отчаиваться все равно не стоит. Это был не кто иной, как Крячко.

– Присаживайтесь, Лев Иванович! – неожиданно радушно сказал человек-боровик, показывая рукой на свободный стул рядом с Крячко. – Вот с товарищем вместе и садитесь. А то потеряли, понимаешь, друг друга…

Гуров уселся. Крячко незаметно подмигнул ему, а человек за столом сказал:

– К вашим услугам, подполковник Звягин из краевого управления ФСБ. Это вот, собственно, хозяин кабинета, майор Ломакин, мой коллега. Ваши координаты нам теперь известны. – Он повел рукой над разложенными по столу бумагами, и Гуров увидел, что это его собственные документы. – Мы, разумеется, все проверили – связывались с вашим главком. Там нам подтвердили… Так что прошу извинить, если наши ребята вас немного помяли. Но тут вы сами виноваты, согласитесь. В принципе, все могло кончиться гораздо, гораздо хуже…

Он неодобрительно покачал головой, а потом вдруг сказал с глубочайшей досадой:

– А вообще, господа полковники, зол я на вас до чрезвычайности! Ведь вы нам чуть операцию не сорвали! Серьезнейшую операцию!

– Так вы же нас не предупредили! – легкомысленно заметил Крячко.

После этих слов оба чекиста уставились на него таким странным взглядом, что Гуров счел своим долгом немедленно вмешаться.

– Мой товарищ любит юмор, – сказал он. – Особенно после нервных потрясений. Не обращайте внимания. Но, в сущности, он прав. Мы же не могли знать ни о какой операции.

– А чем вы вообще тут занимались? – спросил Звягин. – К сожалению, мы вас слишком поздно вычислили. Если бы мы знали, что вы будете вертеться у нас под ногами… Полковник Крячко кое-что нам уже рассказал, кое-что мы сами домыслили. Но объяснить причины вчерашней перестрелки сможете, наверное, только вы.

– Неподалеку от санатория готовилась казнь, – сказал Гуров. – Банда Грека намеревалась убить Дудкина, которого мы искали. Я не мог не вмешаться. Собственно, мне и моему спутнику пришлось обороняться – нас обнаружили раньше, чем мы успели что-то предпринять. К сожалению, сержант Башмачников во время перестрелки погиб.

– Да, это печально, – покачал головой Звягин. – Однако удивительно, как вы все тут не погибли. Вы хотя бы представляете себе, что за фигура этот самый Грек? Да по одному его слову вас могли в порошок стереть, и никто бы не шевельнулся. В этом городе у него все было куплено – милиция в том числе.

– Капитан Панин сидит, Лева! – вставил Крячко, радостно улыбаясь. – До утра мы вместе сидели, а потом…

– Да, мы были вынуждены арестовать некоторых представителей правоохранительных органов Каменки, – сказал Звягин. – Бандитов, разумеется, тоже. Вам, кстати, повезло – операцию нам все-таки удалось завершить успешно, и, пожалуй, мы сможем закрыть глаза на ваши художества… Только придется вам на недельку примерно задержаться – следственные мероприятия требуют вашего присутствия. – Он помолчал немного, а потом вдруг признался: – У меня, между прочим, племянник в МУРе служит – высокого о вас мнения, Лев Иванович!

– Спасибо за комплимент, – сказал Гуров. – Но, может быть, все-таки посвятите нас в сущность вашей операции? Как я догадываюсь, это связано с Греком?

– Совершенно верно, – кивнул Звягин. – Дело в том, что Грек наладил здесь в Каменке перевалочную базу. Сюда с Кавказа шли наркотики – когда морем, когда посуху, а потом шли транзитом в Москву, в Европу – куда угодно. В качестве базы использовался санаторий, в качестве курьеров некоторые отдыхающие – имен называть не буду, – а в качестве прикрытия администрация санатория и местная милиция во главе с господином Рахмановым. Система работала как часы, но в ней произошел сбой. До недавнего времени директором санатория работала женщина, Анна Владимировна Глезина, любовница Рахманова, между прочим. К сожалению, теперь трудно сказать, посвящена ли она была в секреты Грека изначально или узнала о них незадолго до своей смерти, но в какой-то момент она испугалась и решила сообщить обо всем нам. Она написала нам довольно подробное письмо и даже указала дату, когда должен прийти очередной груз. Вероятно, письмом дело не ограничилось – скорее всего Глезина высказала все своему любовнику. А может быть, и самому Греку – они были знакомы, и он всегда останавливался в санатории. Разумеется, все это имело самые роковые последствия – Глезину убили, а убийство решили представить делом рук этого вашего Дудкина. Он сейчас тоже в камере, но, по-видимому, серьезных претензий к нему не будет – у нас уже имеется доказательная база, что убийство совершил подручный Грека с характерной кличкой Мокрушник. Вы, Лев Иванович, его отлично знаете – это тот тип с заячьей губой, с которым вы так мило прогуливались по лесу, – его мы тоже взяли… Одним словом, письмо Глезиной мы получили и отнеслись к нему весьма серьезно. Дело было взято в разработку, санаторий находился под круглосуточным наблюдением. Нам было важно взять этих людей с поличным. В конечном итоге сегодняшней ночью это нам удалось, несмотря на ваше упорное и шумное противодействие. Можно сказать, что этот гнойник вскрыт и опасности в дальнейшем представлять не будет.

– Тут еще один гнойничок имеется, – деловито сказал Крячко. – Лучшая кухня на побережье. И повар соответственно…

– Разберемся, – впервые подал голос хозяин кабинета. – Надеемся, что вы нам поможете.

– Мы не возражаем, – сказал Гуров. – Можете располагать нами, когда вам угодно. Мы с товарищем официально в отпуске.

– Странный способ проводить отпуск, – засмеялся Звягин. – Экстремальный туризм?

– Осваиваем смежную профессию, – мрачно сказал Гуров. – Чтобы было чем на пенсии заняться. Но теперь, пожалуй, можно и отдохнуть немного. И погода, кажется, наладилась.

– И мои ласты будут очень кстати, – заключил Крячко, глядя на сверкающее за окном солнце.

В Москву возвращались через неделю самолетом – все четверо. О билетах заранее позаботился Плескалов, который появился в Каменке как раз к тому моменту, когда его шефа выпустили из камеры. Задерживаться в городе Плескалов не стал, и, проведя с глазу на глаз с Дудкиным какую-то загадочную беседу, уехал в Сочи, где и забронировал места на самолет для всех.

После пережитых потрясений и многочисленных допросов Дудкин очень переменился. Он все время старался держаться особняком и почти не разговаривал. Гуров попытался выяснить у него, что собирается Дудкин предпринимать в финансовом плане теперь, когда грязные деньги Грека стали для него окончательно недоступны, но Дудкин в ответ лишь сухо заявил:

– Простите, но здесь я увидел и узнал нечто такое, после чего просто бессмысленно заниматься иллюзиями. Меня больше не интересует кино. Удивляюсь, как я мог переживать из-за этой чепухи еще полмесяца назад. Эта поездка все расставила по своим местам.

Гуров не был в этом уверен. Весь путь до Москвы он проделал в мрачном молчании, размышляя, был ли смысл ехать в такую даль и проделывать столько рискованных глупостей, чтобы потом узнать, что Дудкина больше не интересует кинематограф. И еще его очень беспокоил вопрос, как воспримет результат поездки Мария, когда узнает, что грандиозному блокбастеру, на который возлагалось столько надежд, тихо пришел конец. Для нее это должно стать настоящим ударом. Как и для всех прочих, кто связал свою судьбу с фильмом.

Отдохнувшего и успевшего загореть Крячко эти заботы нисколько не волновали – в самолете он сидел рядом с рыжей журналисткой и настойчиво за ней ухаживал. Глория эти ухаживания не отвергала, но Гурову показалось, что девушка мечтает сейчас только об одном – спрятаться ото всех и хорошенько выспаться. Продюсер Дудкин ее, похоже, разочаровал теперь раз и навсегда.

Гуров был очень удивлен, когда оказалось, что в аэропорту их встречает масса народу. Здесь была пресса, были лакированные лимузины, были принаряженные завсегдатаи тусовок. Известные актеры тоже были здесь. Вряд ли каннского лауреата встречали бы с большей помпой.

Разумеется, все почести достались единолично Дудкину, который, впрочем, был хмур и от объективов отворачивался с досадливой гримасой. Но и Гуров испытал момент триумфа – когда из пестрой толпы отделилась, пожалуй, самая красивая женщина в желтом платье и, не обращая ни на кого внимания, бросилась ему на шею.

– Прости, милый! – горячо прошептала она с ходу, прижимаясь щекой к его груди. – Я такая дура! Плескалов порассказал, что там у вас творилось. Я готова была себя убить от досады! Ведь ты мог погибнуть! Какая же я дура!

– Ты замечательная, – нежно сказал Гуров, целуя жену. – Просто продюсер у вас немного нервный. Кстати, тяжело тебе говорить, но поездка моя была напрасной. Дудкина твоего я нашел, но фильм ваш, увы, погиб! Дудкин без денег, кино его больше не интересует, вот такие дела… И ты не сыграешь теперь свою роль.

– Сыграю, – неожиданно деловито произнесла Мария и оглянулась на толпу. – Видишь вон того, стриженого, седого, в белом пиджаке?

– Знаешь, с некоторых пор я испытываю странное чувство к людям в белых пиджаках, – ответил Гуров. – Но этот твой седой, кажется, выглядит прилично. Если ты имеешь в виду того, который сейчас разговаривает с Дудкиным и Плескаловым…

– Его я и имею в виду, – торжествующе сказала Мария. – Это Валеев. Тоже фигура, между прочим, в кинобизнесе. Сегодня мы узнали, что Валеев намерен выкупить у Дудкина все активы, чтобы не дать погибнуть «Мегаполис-фильму». А главное, он собирается доснять «Золотое веретено»! И съемочная группа остается в прежнем составе! Так что твоя поездка была не напрасной. Пусть не совсем так, как хотелось, но мы продолжаем работу!

Гуров еще раз посмотрел в ту сторону, где стоял Дудкин. Седой Валеев, отечески приобняв его, усаживал в лимузин. Сверкали вспышки блицев. Гуров вспомнил смятую траву в ущелье и деревянный молоток в руках Дудкина.

– Знаешь, может, так оно и к лучшему, – сказал он задумчиво. – Вообще твой Дудкин мужик что надо, но дело с ним иметь не всегда безопасно. Я бы, пожалуй, во второй раз не решился.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Реклама на сайте