«Изгой, Крах Советской империи»

Изгой, Крах Советской империи (fb2) - Изгой, Крах Советской империи [fb2edit 0.0.8, publisher: SelfPub.ru] 686K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Дмитрий Серков

Дмитрий Серков

ИЗГОЙ,

крах Советской империи

События ИЗГОЯ развиваются в эпохальном 1991 году. Великая и могучая империя,

именуемая Советский Союз, трещит по швам, раздираемая внутренними противоречиями.

Уже ничего нельзя повернуть вспять, и люди в очередной раз с надеждой вглядываются в

туманное будущее, не отдавая себе отчет в том, что СССР стал полем брани разведок

многих стран.

Он – сын своей страны, сын своего времени, дитя, порожденное Системой. Он – один из

немногих, глубоко законспирированный агент спецслужб, выполняющий особые

поручения. Живая легенда. Его оперативный псевдоним Алекс.

По воле своего руководства оказываясь втянутым в политические интриги и погруженный

в самую пучину тревожных событий августа 1991 года, он вынужден лицом к лицу

столкнуться с народным единством и негодованием, верностью и предательством,

чувствуя, как меняется и его собственное мировоззрение. А когда Система вдруг

отказывается от него, а идеалы, в которые свято верил, оказываются низвержены, Алексу

остается только одно – вступить в игру с неведомым гроссмейстером, ставка в которой -

всего лишь жизнь… его собственная жизнь.

Закон у нас простой: вход – рубль, выход – два.

Это означает, что вступить в организацию трудно,

но выйти из нее – труднее. Теоретически для всех

членов организации предусмотрен только один выход

из нее – через трубу. Для одних этот выход бывает

почетным, для других – позорным, но для всех есть

только одна труба…

Виктор Суворов «Аквариум»

У них всегда существовало два плана. План А и план Б. Не то что бы чья-то светлая

мысль родила прогрессивную идею: количество вариантов сформировалось в процессе

эволюции. План А – это дипломатия. Цивилизованный способ решения

межгосударственных вопросов. Когда высокообразованные мужи, а ныне и дамы,

облаченные в строгие деловые костюмы, садятся за стол переговоров и ищут выход из

безвыходных ситуаций.

Это видимая часть айсберга.

Но если дипломатия заходит в тупик, приходит время для реализации плана Б.

План Б – это армия. Путь жестокий и бескомпромиссный. С изобретением ядерного

оружия ставший трудно применимым и наименее предпочтительным, грозящий

глобальными потрясениями.

Но есть в плане А один подпункт – козырь в рукаве опытного дипломата – известный

всем, но видимый только посвященным. Спецслужбы. Карта, разыгрываемая в момент,

когда договориться не получается, а воевать – себе дороже. Их задача – добыть

информацию или сгладить шероховатости, сделав переговорный процесс

договороспособным. Путь серый, темный, не всегда законный, всячески скрываемый, и

потому обрастаемый легендами. Человеческий мозг так устроен: если чего-то не знает, то

обязательно додумает.

Этот путь – для избранных. Когда все вокруг обгадились, только специалист

способен повернуть ход событий в нужное русло. Но настоящих профессионалов всегда

считанные единицы. Чтобы всех их пересчитать, хватит, пожалуй, пальцев на обеих руках.

У спецслужб любого из уважающих себя государств обязательно найдется пара–тройка

агентов про запас, глубоко законспирированных и существующих автономно, но готовых

по первому зову встать в строй. Они мусорщики, санитары политических противостояний.

Тени, появляющиеся из ниоткуда и исчезающие в никуда.

Он никогда не был штатным сотрудником Комитета, но часто выполнял деликатные

поручения, о которых не знали ни дипломаты, ни политики, во все времена

предпочитающие принимать судьбоносные решения с трезвой головой и чистыми руками.

Оперативник, привыкший работать «в полях» без поддержки, надеясь только на себя.

Глубоко законспирированный даже в мирной жизни, освоивший гражданскую

профессию, он не привлекал к себе внимания, поддерживая связь с помощью условных

знаков в заранее оговоренных местах, или произнося по телефону ключевую фразу.

Никаких личных контактов. Вероятность раскрытия – нулевая.

Его просто не было!

Такие агенты, как он, дорогого стоили.

Их отбирали и воспитывали с юношества. Воспитывали в строжайшей дисциплине и

беспрекословном подчинении приказам, отклониться от исполнения которых невозможно.

Обладая сильнейшей мотивацией, заложенной на рефлекторном уровне, они становились

универсальными солдатами, машинами для защиты Родины без страха и упрека.

Огромные финансовые и человеческие ресурсы, затраченные на подготовку подобных

агентов, в купе со строжайшей секретностью не позволяли поставить производство таких

диверсантов «на конвейер». Исключительная штучная работа.

В угоду строжайшей секретности спускавшиеся сверху указания поступали только

одному человеку, знавшему бойцов поименно. Где-то в кабинетах на площади

Дзержинского к нему обращались по званию и имени отчеству, а в отряде величали

просто: Отец. Непререкаемый авторитет. Главнокомандующий маленькой непобедимой

армии.

Алекс был лучшим из лучших, любимым учеником Отца. Профи, работавший в

Западной Европе и США. О большей части совершенных им операций регулярно трубили

иностранные СМИ, а местные власти зарабатывали очередное очко в свой актив,

отчитываясь перед электоратом об удачно проведенном расследовании. Мало кто знал, что

попадались в руки властей другие, заинтересованные, но не ударившие и пальцем о палец

для достижения цели. Реакционно настроенные группы молодежи, политические

оппоненты или коммерческие конкуренты. Он не ощущал за собой чувства вины, бросая в

мясорубку правосудия людей посторонних ради сокрытия истиной причины

случившегося. Всегда считал, что лучше сделать и пожинать плоды, чем отсидеться и

сожалеть о том, что могло бы случиться.

…В этот раз все вышло как-то неожиданно и сумбурно. Тревожный звоночек

прозвонил мгновением раньше – он всегда верил инстинктам, воспитанным длительной

муштрой. И когда рядом скрипнула тормозами видавшая виды двадцать четвертая

«Волга», понял, что провалился. Впервые в жизни осознал, что даже тренированный

организм может сбоить. Всего доля секунды, а он опоздал. Две пары сильных рук

блокировали движения, и под правую лопатку вонзилась игла. Неизвестный препарат

ворвался в кровеносные сосуды, с жаром разносясь по телу. Еще воспринимая

действительность, Алекс сник, потеряв контроль над конечностями. На ум пришла

безупречно проведенная в 1978 году в Лондоне ликвидация болгарского диссидента

Георгия Маркова, отравленного рицином. Только сейчас все прошло грубее и жестче.

Кляня себя за беспомощность, вызванную халатной невнимательностью, Алекс терял

сознание, надеясь уже никогда не открыть глаза. Страшно было не умереть, а оказаться в

лапах врага.

Сознание возвращалось долго и мучительно больно. Из чрева черепной коробки

стучался на волю чугунный молот, тошнотой отзываясь в желудке. Горела спина под

правой лопаткой, руки и ноги онемели, налившись свинцом. Глаза застилала белая пелена.

Алекс старался упорядочить ход мыслей, с бешеной скоростью носившихся по извилинам

головного мозга в беспорядочном броуновском движении. Прислушался, пытаясь собрать

информацию об окружающем мире. Дуновение ветра. Шорох. Шелест листов бумаги.

Мерное дыхание человека, эхом отраженное от стен.

Он в помещении. Живой.

Зачем?

Превозмогая боль, он позволил себе разомкнуть веки. Игры в полутруп – для героев

романа. Ему же все равно не избежать действительности. Так что стоило сориентироваться

на местности, а дальше – в бой. Может, все-таки убьют раньше, чем добудут

интересующую информацию.

Огляделся.

Небольшая полутемная комната, три на четыре метра. Бетонные серые стены, и

только одна, напротив которой он сидел, прикрыта тяжелой портьерой, скрывая, видимо,

окно. Из всей обстановки – массивный стол возле портьеры, за которым едва различался

одинокий человеческий силуэт, и деревянный стул, на котором сидел он. Все. Наверное,

именно так должны выглядеть страшные подвалы легендарного здания на площади

Дзержинского, из которых можно увидеть Колыму.

Яркий свет настольной лампы, прорезав полумрак, стеганул по глазам, заставив

сомкнуть веки и сгустив краски вокруг.

– Ну что же, наш боец, похоже, пришел в себя, – Алекс услышал низкий с хрипотцой

голос, доселе незнакомый, – ты уж прости, что мы обошлись с тобой грубо. Ваша система

коммуникации безупречна с точки зрения безопасности, но рассчитана на длительное

время, а время сегодня не ждет. Время сегодня – на вес золота. Так что не до паролей и

явок было.

Свои. Или прикидывается? Процедура инициализации агента действительно

предусматривала многоступенчатую систему контроля и проверок, исключающую доступ

в систему посторонних. Но на то и секретность. Спешка ж нужна при охоте на блох.

Алекс потер руки, проверяя дееспособность, и обнаружив отсутствие наручников или

других средств, сковывающих свободу передвижений, подивился безалаберности

тюремщиков.

– Уберите свет, – потребовал он, облизав пересохшие губы.

Пучок света опустился вниз, осветив обитую зеленым сукном столешницу. Голос

хозяина кабинета предостерег:

– Не делай резких движений, твои рефлексы еще пару часов будут подвергаться

воздействию препарата, так что ты и шагу ступить не сможешь… – Алекс увидел

протянутый граненый стакан с бесцветной жидкостью. – Выпей. Тебя сильно мучает

жажда. Это тоже реакция организма на сыворотку… Пей, пей. Больше мы тебя травить не

собираемся. Ты нам живой нужен и здоровый. Полный сил и готовый к свершениям.

Миролюбивый тон не мог ввести его в заблуждение, но Алекс вынужден был

согласиться. Тело, которое он привык контролировать всегда и везде, жило собственной

жизнью, двигаясь, будто погруженное в густое желе. Руки дрожали. Едва не расплескав

содержимое, он в один глоток осушил стакан, попросил еще.

Несмотря на то, что собеседник был в штатском, выправка безошибочно указывала

на прямую принадлежность к определенным негражданским ведомствам.

– Я полковник госбезопасности, управление «В». Зови меня Иваном Денисовичем, -

тихо представился тюремщик, – я знаю о тебе, Алекс, больше, чем ты можешь

представить. Франция, Германия, Бельгия, Португалия. Даже Соединенные Штаты.

Тринадцать безупречных операций. И все чисто. Да, бесспорно, это заслуживает уважения.

– Тринадцать – несчастливое число. Что вам надо? – усталость больно давила на

виски, и он не был настроен ходить вокруг да около, предпочитая сразу расставить все

точки над «i».

Полковник присел на край стола, заслонив настольную лампу. Даже в темноте Алекс

чувствовал обжигающую силу взгляда, неуемную энергию и тяжелую ауру, способную

задавить не прибегая к физическому насилию.

– У нас есть для тебя деликатное поручение…

Алекс не услышал, а скорее почувствовал, как сзади отворилась дверь. К столу

неспешной подошел человек, которого он меньше всего ожидал увидеть в сложившейся

ситуации. Человек, которому доверял безмерно и за которого не задумываясь готов был

пожертвовать жизнью. Отец. Как всегда в строгом темно-синем костюме-тройке в тонкую

голубую полоску. Как всегда с постриженными по уставу непокорными седыми волосами.

Тишина повисла под низким потолком. Разворачивающееся здесь действо не

являлось для Отца тайной.

– На кону стоит целостность нашей Родины, – с расстановкой произнес он. – Ты

должен выполнить особое поручение, Алекс. Знаю, что наши действия противоречат всем

возможным инструкциям, но такова историческая ценность момента. Подробности

узнаешь от Ивана Денисовича. Вопросы есть?

Алекс пристально посмотрел на присутствующих. Отметил их схожесть – точно

близнецы-братья. Сведенная к абсолюту беспомощность, спровоцированная коллегами по

цеху, порождала в нем волну агрессии.

– Всего один, – злорадно прошипел он, – почему со мной так обошлись?! Или после

перестройки стаж и качество работы уже ни во что не ставится?

* * *

Необъяснимая и символичная тяга российских правителей 20 века к бронетехнике и

революциям является, несомненно, одним из неоспоримых символов советской эпохи.

Рождение и смерть. В начале столетия – лидер партии большевиков, в конце – явная

противоположность – человек, с помпой покинувший ряды членов КПСС.

3 апреля 1917 года Владимир Ульянов, вернувшись в Петроград из эмиграции,

выступил перед народом прямо на Финляндском вокзале, оглашая «Апрельские тезисы»,

используя в качестве трибуны бронеавтомобиль «Остин-Путиловец». А спустя семьдесят

четыре года, 19 августа 1991 года Борис Ельцин стоял на танке № 110 Таманской дивизии,

обращаясь к гражданам своей страны:

– В ночь с 18 на 19 августа 1991 года отстранен от власти законно избранный

Президент страны. Какими бы причинами ни оправдывалось это отстранение, мы имеем

дело с правым, реакционным, антиконституционным переворотом.

При всех трудностях и тяжелейших испытаниях, переживаемых народом,

демократический процесс в стране приобретает все более глубокий размах, необратимый

характер. Народы России становятся хозяевами своей судьбы. Существенно ограничены

бесконтрольные права неконституционных органов, включая партийные. Руководство

России заняло решительную позицию по Союзному договору1 [ Союзный договор -

разработанный уполномоченной центральными и республиканскими властями рабочей группой в

рамках т. н. ново-огарёвского процесса весной-летом 1991 года проект «Договора о Союзе

суверенных государств» по заключению нового союза – Союза Суверенных Государств (ССГ) как

мягкой федерации, отменявший «Договор об образовании Союза ССР 1922 года»], стремясь к

единству Советского Союза, единству России. Наша позиция по этому вопросу позволила

существенно ускорить подготовку этого Договора, согласовать его со всеми республиками

и определить дату его подписания – двадцатое августа сего года. Такое развитие событий

вызвало озлобление реакционных сил, толкало их на безответственные,

авантюристические попытки решения сложнейших политических и экономических

проблем силовыми методами. Ранее уже предпринимались попытки осуществления

переворота.

Мы считали и считаем, что такие силовые методы неприемлемы. Они

дискредитируют СССР перед всем миром, подрывают наш престиж в мировом

сообществе, возвращают нас к эпохе «холодной войны» и изоляции Советского Союза от

мирового сообщества.

Все это заставляет нас объявить незаконным пришедший к власти так называемый

«комитет»2 [ имеется в виду ГКЧП (Государственный комитет по чрезвычайному положению) —

самопровозглашённый орган, состоявший из ряда высших государственных лиц СССР в ночь с 18

на 19 августа 1991 года. Комитет произвёл неудавшуюся попытку предотвратить распад СССР

путём срыва подписания 20 августа 1991 года «Договора о Союзе суверенных государств].

Соответственно, объявляем незаконными все решения и распоряжения этого «комитета».

Уверены, органы местной власти будут неукоснительно следовать конституционным

законам и Указам Президента РСФСР.

Призываем граждан России дать достойный ответ путчистам и требовать вернуть

страну к нормальному конституционному развитию.

Безусловно, необходимо обеспечить возможность Президенту страны Горбачеву

выступить перед народом. Требуем немедленного созыва Чрезвычайного съезда народных

депутатов СССР. Мы абсолютно уверены, что наши соотечественники не дадут

утвердиться произволу и беззаконию потерявших всякий стыд и совесть путчистов.

Обращаемся к военнослужащим с призывом проявить высокую гражданственность и не

принимать участия в реакционном перевороте.

До выполнения этих требований призываем к всеобщей бессрочной забастовке. Не

сомневаемся, что мировое сообщество даст объективную оценку циничной попытке

правового переворота…

* * *

В просторном коридоре Дома Советов РСФСР находилось несколько человек.

Высокие широкоплечие мужчины, выбранные из массы народа, скопившейся вокруг Дома

Советов, отдавшей свой голос и силу зарождающейся демократии. Отбирали специально,

отслуживших в Армии, участников боевых действий – обстрелянных и тренированных,

способных до последнего противостоять возможной агрессии. Десантники. Элита

вооруженных сил. Еще «вчера» выполнявшие интернациональный долг в Афганистане, а

сегодня попавшие в плавильный котел перемен. В меру безбашенные и уверенные: никто

кроме нас! Сегодня страна нуждалась в защите: в стальных мышцах и несгибаемой воле.

Проверив военный билет с отметками о срочной службе и проведя краткое

собеседование, им выдали оружие и организовали дежурство. Таких постов по всему

зданию было множество: каждый этаж разбили на сектора со своей системой контроля. И

чем ближе к кабинетам высшего руководства, тем контроль осуществлялся жестче.

Неоднократно мимо проходил солидный мужчина с густыми усами, стремясь

поднять боевой дух, задавал один и тот же вопрос:

– Ну, как, ребята, победим?!

– Конечно, победим! – звучало в унисон в ответ.

– Хорошо, очень хорошо! – ухмылялся усатый.

Наэлектризованный воздух гудел от напряжения. Запахи пота, еды, оружейной

смазки смешивались с ветром непредсказуемого, но лучшего будущего, беспощадно

врывавшегося в открытые окна. «Перемен, мы ждем перемен!» – совсем недавно пел

Виктор Цой, ставший неформальным гласом проходивших свершений. И перемены

бесстрашно стучались в двери. Их ждали. На них надеялись. В них верили. Особенно это

чувствовалось здесь, в безликих коридорах, на площади, где вершилась история.

Но пуще перемен собравшиеся возле Дома Советов ждали штурма. Старый строй не

сдастся без боя, не выпустит из рук власть, пестуемую на протяжении семидесяти лет.

Счет шел не на дни, не на часы, а на минуты.

Важность момента кружила головы, заставляла кипеть в крови адреналин. Часы

неумолимо отсчитывали судьбоносные мгновения. Бом-бом.

Прошел слух, что в Москву вошли подконтрольные ГКЧП колонны бронетехники,

часть которых оцепила телецентр и, вроде бы, направлялась к Белому Дому. И теперь

огромное количество людей в едином порыве вставало на защиту не только и не столько

избранного ими правительства и Президента РСФСР, а своей веры и права войти в давно

обещанное светлое будущее.

Вчерашние десантники расположились в просторном холе в мягких кожаных

креслах, настороженно взирая на прибывшую незадолго до них группу. Бойцы,

хладнокровно сжимавшие вороненую сталь «калашниковых», о чем-то тихо

переговаривались. Скроенные, точно по одному лекалу – накачанные литые торсы под

футболками и куртками-ветровками, прямые широкие плечи, одинаково-серые каменные

лица и короткие уставные стрижки – они держались особняком. Избранные.

И только когда группа в сопровождении депутата скрылась на лестнице, десантники

вздохнули с облегчением.

– Не нравятся мне эти ребята, ой, как не нравятся, – шепотом сказал один из

оставшихся, – обратили внимание на их выправку?

– Да от них за версту Комитетом разит, – согласился второй.

– Ох, и каша заваривается, – вставил свое слово Алекс.

Попасть в число защитников Белого Дома оказалось проще, чем казалось с площади

Дзержинского. В его кармане лежал военный билет с отметкой о выполнении

интернационального долга «за речкой»3 [ имеется в виду служба в Афганистане, где

Советские войска исполняли свой интернациональный долг в период с 1979 года по 1989

год. Река Аму-Дарья протекает по границе, разделявшей СССР и Афганистан. ], а в голове

– безупречная легенда о Кандагаре и Баграме, имена, фамилии и звания командиров.

Ранение и госпиталь. Риск сводился к минимуму – встретить «сослуживцев». Но на

просторах необъятной Родины – что иголка в стогу сена.

В конце коридора показался седовласый Президент РСФСР со свитой. Увлеченный

деловым разговором он даже не удостоил вниманием вытянувшуюся, как по команде,

новоявленную охрану.

Мобилизуя силы, Алекс щелкнул флажком предохранителя, готовый в любую

секунду принять бой.

– Спокойно, сигнала пока не было, – напарник, присутствие которого вызывало

больше вопросов, чем давало ответов, мягко положил ему руку на плечо.

Проводив Президента взглядом, Алекс закинул автомат за спину и зашагал вдоль по

коридору. Он умеет ждать и будет покорно это делать, дожидаясь приказа на исполнение,

но время идет, а хорошей возможности может больше не представиться.

Полученный в тот вечер 15 августа от Ивана Денисовича и подтвержденный Отцом

приказ был прост и понятен. Ликвидация одного из видных политических деятелей.

Страховочный вариант. Удивляло лишь то, что работать придется на территории своей

страны, дома: раньше подобное категорически запрещалось. Операция проводится под

прикрытием и тем оружием, которым удастся разжиться непосредственно в здании

парламента РСФСР, в крайнем случае, голыми руками.

В напарники дали молодого офицера, в чине не выше капитана. Скорее всего, откуда-

то из спецподразделений. Возможно, управление «А». Хотя их специфика – антитеррор, а

не диверсионная деятельность. Как объяснил Иван Денисович, в обязанности капитана

входит координация спецоперацией и охрана Алекса, но как тот сам догадывался, и

избавление системы от него не только в случае провала, но и при удачном исходе. Дело в

любом случае получит широкий резонанс. Так что, по-любому, концы в воду.

Сигналом к действию послужат заветные слова пароля, произнесенные неизвестным

связным. Как он попадет сюда, откуда, и кем окажется, Алекса волновало мало. Его не

удивит, если на лацкане пиджака связного будет депутатский значок. Тогда останется лишь

нажать на спусковой крючок, и приговор приведен в исполнение. Единственная угроза –

присутствие неизвестной группы спортивного телосложения мужчин, появившаяся в

коридорах Белого Дома незадолго до «десантников». Эти ребята не из детского сада, а

ведомства посерьезнее: либо КГБ, либо ГРУ. И цель их присутствия не совсем ясна.

В сегодняшнем хаосе у каждого свои интересы.

Выбивая барабанную дробь на рожке автомата и взвешивая возможные варианты

развития событий, Алекс откинулся на мягкую спинку кресла, прикрыв глаза. Время шло,

часы продолжали отсчитывать мгновения. Бом-бом! А руководство молчит. Между тем, с

каждым поворотом стрелок, ситуация усложняется. Все больше и больше народа стекается

на площадь к Белому Дому. Растет напряжение, а вместе с ним повышается бдительность

защитников и их лидеров. То, что еще вчера казалось невозможным, сегодня кажется

вполне осязаемым. Они уже видят новую жизнь. Они уже чувствуют бразды правления в

своих руках. Еще чуть-чуть, и их не остановить.

Бом-бом! С каждым ударом часов вероятность удачного исхода операции тает, как

дым. Еще вчера было возможно нейтрализовать сегодняшних лидеров без негативных

последствий для страны. Сегодня их поддерживает народ, и смерть вызовет эффект

разорвавшейся бомбы, разожжет пожар, пламя которого поглотит множество жизней.

Завтра результат операции будет равняться нулю. Маховик истории раскрутится

настолько, что остановить развитие событий окажется вне человеческих сил. Место

павших займут новые лица, и удержать от развала разрываемую на части страну будет

невозможно. Все это уже происходило. Уже случалось. Каких-то семьдесят лет назад.

Бом-бом!

Почему не дали команды к действию?

Может, кто-то в высших кабинетах затеял свою игру? Или, наоборот, залег на дно?

Противостояние ГКЧП и Российской власти не может длиться вечно. Конфликт

разрешится за несколько дней, а если и не разрешится, то вектор развития будет

определен. Достаточно выждать несколько дней, проволокитить, чтобы узнать, на чью

сторону качнется чаша весов. И никаких фатальных последствий. В среде власть имущих

обязательно найдется место конъюнктурщикам. Если власть ГКЧП утвердиться, этот

«некто» получит нагоняй за нерасторопность и сможет свалить все на нерадивых

исполнителей, если же сохранится власть Президента, то с чистой совестью можно будет

выступить одним из главных изобличителей хунты, грудью вставшим на защиту

демократии.

Появившийся неизвестно откуда рядом с охраной пузатый, краснощекий чиновник

уже в который раз сообщил, что готовится штурм здания.

– Любой ценой мы должны устоять, – из его уст слова лились особенно пафосно. -

Ребята, вы десантники, и не зря вам Верховный Совет под свой страх и риск выдал

оружие… Мы должны быть несгибаемы… Конечно, страшно… «Альфа» будет

штурмовать парламент РСФСР. Эти парни не подарок, но на нашей стороне признание

народа.

– В Афгане не боялись и здесь не испугаемся, – поддержали его десантники.

Алекс лишь неопределенно повел плечами, не разделяя уверенности остальных.

Дождавшись, когда все отойдут в сторону, он повернулся к напарнику.

– И что ты думаешь? – капитан заметно нервничал. Перспектива попасть меж

жерновами мельницы ему не казалась привлекательной.

– Что думаю?! – Алекс поразился предательской безалаберности чиновника, готового

жертвовать человеческими жизнями, – а ничего! Смелый он очень: «Альфа» не подарок, но

на нашей стороне народ». Правильно. Народ будет отдуваться, а они отсидятся в бункере. –

Он оскалил в улыбке свои ровные, жемчужные зубы. – Тебе ли не знать, что если сюда

придут ребята из «семерки», здесь камня на камне не останется. Живьем сожрут и соли не

попросят.

Капитан хорошо представлял, о чем идет речь. Его лоб покрылся испариной,

мертвецкая бледность легла на лицо. И хотя старался контролировать эмоции, не мог

скрыть, что оперативная работа его утомляет. «Штабист», – подумал Алекс,

скорректировав первоначальную оценку. Но, несмотря на шок от происходящего, капитан

мыслил трезво. Его разум не требовал жертвоприношений на алтарь сохранения власти:

– Единственное, что спасет собравшихся здесь – отказ «Альфы» от выполнения

приказа. Если они не пойдут на Белый Дом. Это же гражданская война! «Альфа» -

солдаты, а не убийцы.

Алекс готов был покрутить пальцем у виска. Подобное не вписывалось в его систему

координат. Приказы командования не обсуждаются, а неукоснительно выполняются. Иначе –

хаос. Бардак. То, что происходит здесь и сейчас.

– Шутишь? Единственное, что может уберечь эту слепую фанатичную толпу,

собравшуюся здесь, – отсутствие приказа подразделению «А», иначе…

Капитан спорить не стал. Лишь поднял глаза на ликвидатора, стараясь оценить

серьезность его слов. Неужели он, и правда, никогда не сомневается в правильности

поступков представителей власти и отдаваемых приказов. Неужели у него никогда не

возникает вопросов?

– Вон кто-то идет.

Указав в конец коридора, Алекс встал навстречу подходящему к ним высокому

сухопарому мужчине средних лет, облаченному в серый костюм с депутатским значком на

лацкане пиджака. В свете неоновых ламп бильярдным шаром блестела его облысевшая

голова, покрытая пигментными пятнами.

– Так, бойцы, подъем и шагом марш за мной. – Голос, не подчиниться которому

нельзя. – Быстрее, у нас нет времени.

Они прошли по коридору вдоль множества одинаковых дверей, вышли на лестницу и

начали подниматься. Преодолев несколько пролетов, окунулись в лабиринт безликих

коридоров, пока депутат не привел их в просторный кабинет и не усадил на широкий

диван, стоявший возле окна. Вчетвером они с трудом поместились на нем, превратившись

в слух.

Большое помещение было отделано фанеровкой карельской березы, старые часы с

маятником расположились в углу, отсчитывая бег времени. Минимум мебели. За столом

хозяина кабинета находилась дверь, ведущая в смежную комнату.

Дверь отворилась, и в кабинет вкатился колобок в измятом пиджаке, со щетиной на

надутых щеках. Комичный образ не вязался с распространяемой вокруг аурой могущества

и власти, коснувшись которой бойцы ощутили себя букашками. Этот человек одним

взглядом мог подчинять себе армии и усмирять народные массы.

Полумрак в смежной комнате рассеивало голубое свечение экрана телевизора, и

тишина нарушалась лишь голосом диктора «Вестей», характеризующего обстановку в

столице и по стране в целом.

Устраиваясь удобней, хозяин кабинета поерзал в кресле и, затянувшись сигаретой,

долго молчал, буравя взглядом собравшихся. Удивительно, но на его пиджаке отсутствовал

уже привычный депутатский значок, да и сам он, похоже, ни разу не появлялся перед

телекамерами. Личность, неизвестная обывателям, Мистер Х.

– Товарищи, – привычно обратился он к собравшимся голосом, закаленным

многочисленными партсобраниями и заседаниями Верховного Совета. – Я не буду ходить

вокруг да около – у нас с вами нет для этого времени – а перейду сразу к делу. Вы

прибыли на защиту законной власти одними из первых, что говорит о ваших высоких

моральных качествах и о понимании крайней сложности сложившейся политической

ситуации. Учитывая это, мы считаем правильным всецело доверять вам. Сейчас двадцать

два часа, на площади собрался народ, осознающий всю необходимость демократических

преобразований в стране. По последним подсчетам, это около шести – семи тысяч человек,

и они, наконец, хотят знать, что происходит, и чем они могут помочь. Надо пресечь всякую

возможность дезинформации и направить народ в правильное русло, организовать его. Мы

не должны потерять поддержку толпы… – чиновник замялся, небрежно произнесенной

«толпой», нечаянно сорвавшейся с языка, он показал свое отношение к электорату, о

котором призван был заботиться на государственной службе. – Никто не должен сбить

народ с истинного пути. Ваша задача: информировать массы, доносить до них слово

законно избранной власти. Периодически вы будете узнавать свежие новости из первых

рук и информировать об этом людей вокруг здания парламента РСФСР.

Вышел уже третий Указ Президента России, в котором Борис Николаевич обвиняет хунту

в нарушении Конституции СССР и Уголовного кодекса РСФСР, в измене Родине и народу

и постановляет… – Он взял со стола лист бумаги и нацепил на нос очки в тонкой

золоченой оправе. – Постановляет: сотрудникам внутренних дел, прокуратуры,

госбезопасности Советского Союза и России, военнослужащим, осознающим

ответственность за судьбу народа, дается право действовать на основании Конституции и

прочих законов СССР и РСФСР. Борис Ельцин обещает им моральную поддержку и, что

более важно, правовую защиту. Запомнили? Вопросы есть?

Он вперил взгляд в своих слушателей.

– Так точно! – один из десантников поднялся, и на диване сразу стало свободно, – это

правда, что здание будет штурмовать «Альфа»?

Чиновник выдержал паузу, а потом медленно, с расстановкой, чтобы каждое слово

дошло до сознания, ответил:

– Да, такой вариант развития событий возможен, но мы уверены, что ГКЧПисты не

осмелятся отдать подобный приказ. Уже сейчас вокруг здания многотысячная толпа, и она

прирастает. Позже будет только больше. Бойцы «Альфы» тоже люди, причем люди,

натренированные бороться с врагом, террористом, а не идти против невооруженного,

беззащитного человека. Хунта должна понимать, что, отдав приказ спецназу, тем самым

прольет море крови, окончательно потеряв поддержку советских граждан.

– А вы думаете, что если «Альфа» не пойдет на штурм, крови будет меньше? –

спросил Алекс обыденным тоном, не особо надеясь на ответ. – Армия все еще подчинена

ГКЧП. Завтра здесь могут быть танки.

– Там те же солдаты и офицеры, – чиновник всем своим видом выказывал полную

уверенность в словах, заражая ею окружающих, – мы это учли. Танки не переедут через

своих матерей.

– Ну что ж, раз так…

– Мы можем идти?

Хозяин кабинета утвердительно кивнул головой.

– Оружие оставьте здесь. На площади оно вам не пригодится.

Выбравшись из лабиринта на лестницу, они неспеша пошли вниз. Не говорили ни

слова, каждый думал о чем-то своем, может, о ближайшем будущем, которое ждет страну

после этих, в буквальном смысле, переломных событий. И смогут ли они увидеть это

будущее, не выльется ли сегодняшнее противостояние в настоящую войну, гражданскую

войну. А уж войну-то они видели совсем недавно.

Все четверо вышли на улицу и ужаснулись…

* * *

Огромная серая масса человеческих тел, море людей разлилось на площади перед

зданием парламента РСФСР и колыхалось. Ему не было ни конца, ни края, и каждый здесь

занимался своим вполне конкретным делом. Казавшаяся неорганизованной толпа на

самом деле представляла из себя четко слаженный работающий механизм. Кто-то орудуя

ломом вытаскивал огромные булыжники из мостовой, кто-то разбирал близлежащую

изгородь. Неизвестно откуда тащили арматуру. Возводились баррикады. В своем единстве

народ принял решение держаться до конца, отстаивая демократию и свободу. В

кромешной тьме умудрялись отличать своих от чужих. Находились архитекторы, активно

руководящие и принимающие непосредственное участие в строительстве укреплений. Все

делалось быстро и слаженно.

Время от времени подходили разные по составу и количеству группы людей для

защиты здания правительства. Чей-то осипший голос постоянно скандировал: «Долой

хунту. ГКЧПистов за решетку».

Четверка окунулась в толпу и мгновенно растворилась. Они понесли «слово законно

избранной власти» массам. Все подались в разные стороны, только молодой капитан

выплыл из пучины и прилип к Алексу. Он не стал возражать: прилип, так прилип. У

каждого своя работа.

Глашатаи действовали по-братски слаженно. Сначала завязывался разговор с одним

человеком, затем подтягивались другие, жадные до свежих новостей и сплетен. Они, в

свою очередь, сообщали об услышанном стоящим рядом, и вот уже народная молва

разносит информацию с неимоверной быстротой, передает из уст в уста, преобразовывая,

в конце концов, исходные новости в народную сказку, приправляемую все новыми и

новыми подробностями, придуманными рассказчиками на ходу.

С информацией проблем не было.

Завидев издали внушительную комплекцию Алекса, пожилой небритый мужчина, с

тлеющим в уголке рта «Беломором», попросил оказать посильную помощь в возведении

баррикад.

Широко расставив ноги на песке, где еще пару часов назад была выложена мостовая,

Алекс влился в живую цепь, по которой из рук в руки передавались каменные глыбы,

куски недавнего дорожного покрытия, служившего сейчас основным строительным

материалом.

Бом-бом!

Время шло. Отдельно взятый булыжник для него практически ничего не весил, но их

передавали один за другим, без остановки, точно на конвейерной ленте. Острые края

остатков мостовой впивались в ладони, рвали кожу и мышцы. Полностью отдавшись

монотонной работе, он не обращал внимания на возникшую боль, пока стоящий рядом

сосед пенсионного возраста заботливо не порекомендовал ему отдохнуть и

продезинфицировать руки спиртом.

Алекс спорить не стал, вняв совету, хотя ему было все равно, чем занимать себя,

ожидая приказа.

Провалившийся неизвестно куда капитан вновь появился и протянул ему тонкую

иглу с маленьким белым шариком вместо ушка.

– Это передатчик. Ситуация осложнилась. Команду могут отдать в любой момент.

Потому вещь необходима, – прокомментировал он свой «подарок».

Алекс пожал плечами и воткнул иглу в ворот рубашки так, чтобы ее не было видно.

Часы показывали полночь. Возле застывшего бронированной махиной танка раздавали

еду.

Перекусив бутербродами и запив их чаем, они вернулись в здание Верховного Совета

РСФСР и, поднявшись на лифте, прошли в кабинет своего временного руководителя. Тот

сидел за столом, уплетая пирожные и запивая их кефиром прямо из пакета.

– Присаживайтесь, ребята, – предложил он, – я сейчас еще достану. Составите

компанию?

Сейчас он выглядел гораздо привлекательнее и человечнее, чем во время недавнего

инструктажа. Железная маска спала с его лица, и на нем нашли свое отражение

обыкновенные эмоции: голод, жажда, удовольствие от чревоугодия.

Капитан отказался:

– Мы только что перекусили на улице. Там женщины еду принесли.

– Что, бутерброды и чай? – ухмыльнулся чиновник.

– Да, мы с народом, – позволил себе съязвить Алекс.

– Ну, как хотите, – жестом заправского баскетболиста политик послал пустой пакет в

корзину, – как хотите, – он отодвинул тарелку с эклерами в сторону и посмотрел на

отдельные листы на столе. – Значит, так: сейчас сюда прибыл мэр Москвы Гавриил Попов.

Известите народ, что завтра в полдень намечается митинг на Манежной площади,

санкционированный Лужковым4 [ Лужков Юрий Михайлович, в августе 1991 года – вице-

мэр Москвы и председатель московского правительства]. Сейчас у стен Белого Дома

около десяти тысяч защитников, и их число постоянно увеличивается. Кроме того, все

новые и новые части Вооруженных сил СССР переходят на нашу сторону. Скоро должны

появиться автомобили Тульской десантной дивизии, Рязанского полка. Ваша

первостепенная задача – рассеять панику у народа. Грузовики с военными могут

произвести неправильное впечатление. Пока что это все.

На площади по-прежнему суетились тысячи людей. То здесь, то там слышались

голоса, критикующие действия ГКЧП. Посреди людского океана островами возвышались

сооруженные наспех заграждения из камней, арматуры, элементов ограды, мусорных

баков, и возводились все новые и новые. С нескончаемым энтузиазмом и энергией

защитники Белого Дома трудились, возводя стены для обороны своей власти, власти

народа – демократии. Время неумолимо бежало вперед, но работы не прекращались ни на

минуту, прибывали новые люди, из близлежащих домов женщины подносили продукты,

пытаясь утолить голод защитников.

Алекс лавировал в толпе, активно общаясь с защитниками, щедро делясь новостями.

Таких, как он, праздно шатающихся, на площади были уже сотни. Большинство, конечно,

пришло к Белому дому отстаивать свои идеалы и своего Президента, но хватало и тех, кто

явился поглазеть и поразвлечься на «массовых гуляниях», попросту зевак. От каждого

третьего пахло алкоголем – где-то недалеко разливали водку.

Единый порыв толпы заряжал энергией. Готовность сложить голову за мнимую

свободу и неосязаемое будущее поражала воображение. Алекс не верил, что можно

освободиться из оков, оковы – символ порядка. Из своего воспитания он вынес две вещи:

подчинение приказам и невмешательство в дела сильных мира сего. Политика – грязное

дело. Это он знал всегда, но задумался только сейчас, здесь, на площади, окунувшись в

народное волнение, всем своим естеством ощущая тревогу, нависшую в воздухе, кожей

впитывая адреналин и страх защитников. Никогда раньше ему не доводилось сталкиваться

так близко с людской бедой, порождаемой борьбой за кресло, за власть. Всегда была

только работа, никаких эмоций, ничего личного. Он получал приказ о ликвидации объекта,

после чего нажимал на спусковой крючок или на кнопку на пульте дистанционного

управления. Не стоило даже разбираться во внутреннем мире своих жертв, в их

деятельности и причине, по которой выносился приговор.

Бах! Готово, приказ выполнен.

Сейчас все оказалось по-другому. Он вплотную прикоснулся к людям, к их

настроению, впервые увидел граждан, готовых пожертвовать жизнью во имя

общечеловеческих ценностей и идеалов, вбитых им в голову партократами. Их никогда не

учили этому, но они свято верили в чистоту своей мечты, склоняя голову на плаху.

Однако, оказавшись по долгу службы втянутым во внутренние разборки властителей

судеб, он увидел отношение к одному отдельно взятому человеку-винтику в огромной

машине Власти, к тому самому винтику, который не щадя живота своего отстаивает ее.

Ему хватило поверхностного восприятия, не погружаясь в глубины человеческого

сознания. Алекса, наплевавшего на жизни одного или десятков людей, шокировало

равнодушное отношение к обывателю, политики не гнушаются сложить огромное

количество голов… чужих голов во имя достижения собственных ничтожных целей.

Он тоже лишь винтик в системе, без которого можно обойтись, выкинуть как

ненужную, отработанную деталь. Не приходилось питать иллюзий: эта операция станет

последней в его трудовой биографии при любом развитии событий. Ликвидаторы долго не

живут, так же, как и империи, одна из которых сейчас трещала по швам. Эта империя –

СССР.

Его работа не подразумевала карьерного роста, Алекс всегда довольствовался

собственным местом под солнцем, никогда не считал себя распорядителем человеческих

судеб. Да, он убивал, но убивал виновных. По крайней мере, всегда верил, что каждый из

объектов заслуживает смерти. Но разве случалось такое, чтобы при ликвидации страдали

посторонние? Никогда! Конечно, спецслужбы западных стран вылавливали псевдо убийц,

но разве в этом его вина?

Какой-то новоявленный оратор распинался, стоя на бампере военного «Урала». В

клетчатом пиджаке, мятых костюмных брюках, с торчащими в разные стороны из-под

видавшего виды бордового бархатного берета растрепанными волосами и седой бородкой

клинышком, он походил на художника. Это был образ представителя интеллигенции

времен НЭПа. Он, брызжа слюной, активно жестикулировал, то и дело, теряя равновесие и

едва не падая в толпу, агитировал людей не покидать площадь, чтобы не позволить

войскам отобрать бразды правления у демократов. Пронзительный голос дрожал, но искра,

горящая в нем, привлекала все новых и новых слушателей. Народ был уже на взводе,

готовый последовать за любым человеком, который поведет их к светлому будущему и

покажет, наконец, долгожданный свет в конце тоннеля.

К этой пороховой бочке достаточно было поднести спичку, и последует взрыв

народного негодования.

Выступление щуплого оратора пестрело лозунгами и обещаниями, в которые верили

и которые поддерживали стоящие с раскрытыми ртами слушатели. Все здесь оказались в

одинаковом положении: и художник, вышедший из народа, и толпа у его ног – все были

равны, служа примером единства и сплоченности. И если кто-нибудь провел бы сейчас

вошедший в моду за последние годы референдум, то именно этого человека, несомненно,

избрали бы в Президенты большинством голосов, несмотря на то, что говорил он от лица

Ельцина, Руцкого5 и Хасбулатова6 [ Руцкой Александр Владимирович – генерал-майор

авиации, в августе 1991 года вице-президент РСФСР; Хасбулатов Руслан Имранович -

российский учёный и публицист, член-корреспондент РАН (1991), в августе 1991 года

председатель Верховного Совета РСФСР].

– … и долго ли нам терпеть это издевательство, сколько можно?! – верещал он,

набирая обороты, – долго еще на нас будут ставить опыты, использовать как подопытных

кроликов?! Я вас спрашиваю, товарищи, господа, – он взмахнул рукой над всеми

слушавшими и не слушавшими его людьми. – Неужели мы все стерпим? Нет! Я говорю,

нет! Мы говорим – довольно! Семьдесят лет нас стригли под одну гребенку, и теперь,

казалось бы, когда мы освободились, расправили плечи, нас пытаются втиснуть в прежние

рамки! Долой ГКЧП! Долой хунту! – заорал он что было мочи лозунги, оказавшиеся в эти

дни на каждом заборе, и люди подхватывали его слова. – Да здравствует Борис Ельцин!

Свободу Президенту СССР!.. Вперед на Кремль!

Оратор неожиданно сник, отдав все силы выступлению, и неуклюже стал слезать на

землю с высокого грузовика. Два дюжих молодца, подхватив его под руки, помогли

спуститься. По толпе пронесся ропот: «Правильно говорит. Кто выполнит наши

обязанности и изменит нашу жизнь? Надо согнать эту шайку с их насиженных мест…»

На «трибуну» вскарабкался небритый, как минимум, неделю мужчина

неопределенного возраста, с кепкой на седой голове.

– Товарищи, матери наши… – обратился он к женщинам, невольно сощурившись –

прожектор выхватил из ночной мглы его лицо.

Алекс пошел дальше, не оглядываясь по сторонам, пробираясь к берегу людского

моря, на окраину толпы. Сбоку вниз тенью скользнула чья-то рука, и секунду спустя из

кармана слаксов на волю поехал бумажник. Сейчас улицы, прилегающие к Дому Советов,

стали настоящей золотой жилой для карманников и иже с ними. В толчее можно пройтись

по бесчисленным карманам и сумочкам, оставаясь незамеченным. Кто-то отстаивал идею,

а кто-то зарабатывал на хлеб.

Резко накрыв ладонью чужую руку у себя на бедре, Алекс с силой сжал ее,

почувствовав, как захрустели кости карманника, и локтем ударил назад, не оборачиваясь.

Раздался хриплый выдох, воришка обмяк, а Алекс зашагал дальше, как ни в чем не

бывало, удостоверившись в сохранности своего имущества. Сзади послышались

причитания окружающих, посчитавших гримасы боли и сбившееся дыхание корчившегося

на асфальте мужчины следствием переутомления.

– Неплохо, неплохо, – догнал Алекса капитан, – зачем ты его так сильно?

– Ему не повезло, – без тени сострадания ответил Алекс, – издержки профессии. Ты,

между прочим, свои карманы проверь.

– Не понял?..

– Проверь, проверь. А то мало ли что…

Капитан полез по карманам. Самодовольство мигом сменилось испугом. Кровь

отхлынула от лица, и Алекс понял, что неприятности только начинаются.

– Черт, бумажник исчез.

– Я же тебе говорил, – Алекс с тоской смотрел на капитана. Точно штабист. Работа в

поле его доконает. – Чего так переполошился? Ну, остался без денег, будет наука на

будущее.

– Хрен с ними, с деньгами, – капитан стал темнее тучи, – там удостоверение

сотрудника госбезопасности было.

Это не неприятности. Это провал. Алекс покрутил головой, выискивая в толпе

щипача, но тщетно. Какого черта он поперся в стан к врагу с ксивой, еще бы форму одел!

Ну и дали напарничка…

– Тихо, – оборвал он капитана, на них уже начали оглядываться, – а ну-ка пошли.

Сопли собери!

Они скрылись во дворе одного из близлежащих домов и присели на скамейку перед

подъездом. Долго молчали.

– Что же делать?! – нарушил тишину капитан.

– Да ничего, сиди и помалкивай. Не хватало еще засыпаться у себя же дома из-за

какого-то идиота. И где только таких находят? Ты же понимаешь, что если по твоей вине

сорвется операция, то Сибирью или Колымой не отделаешься. Жить нам с тобой тогда, как

говорится, до понедельника.

– Слушай, а может, все еще обойдется?

Алекс смерил капитана неприязненным взглядом: а что, если это продуманная

провокация против него или же умышленный слив поставленной задачи?

Что ж, время покажет.

– Не знаю, думай.

Похлопав капитана по плечу, Алекс встал и быстрыми шагами пошел обратно.

Впервые за время службы ему в напарники дали человека не из его круга, чужого, и это не

могло быть простым совпадением. Но, в любом случае, поставленную задачу он должен

выполнить без учета возможных потерь, потому пора искать выход из сложившейся

ситуации и вернуть операцию в правильное русло.

Он оглянулся назад, виновника возможного провала и его потенциального

ликвидатора за спиной не было. А это уже непростительная ошибка: теперь капитан

должен быть всегда на виду, дабы не выкинул каких-нибудь неожиданностей.

Бом-бом!

Было четыре часа утра двадцатого августа.

У Белого Дома по-прежнему находилось огромное количество народа. На одном из

танков Таманской дивизии, подобно Президенту РСФСР, выступал молодой парень. Он не

родился оратором, но содержание его речи интересовало людей как ничто другое в данный

момент. Он говорил о том, как Борис Ельцин пытался связаться с исполняющим

обязанности Президента СССР Геннадием Янаевым7 [ Янаев Геннадий Иванович, в августе

1991 года – вице-президент СССР, председатель ГКЧП] и, когда все-таки удалось

поговорить, получил ответ, который знала уже вся страна: мол, Горбачев по состоянию

здоровья не может в данный момент занимать свою должность. Кроме того, всем

иностранным телерепортерам запретили передавать за границу видеоматериалы, было

получено разрешение вывозить за рубеж только звуковую информацию.

– Нас здесь уже более пятнадцати тысяч человек, – бодрым голосом говорил он, – и

это данные на три часа ночи. Несколько часов назад парламент обратился к

радиолюбителям с призывом «донести голос правительства России до народа». Без

пятнадцати три ночи начала вещать первая любительская радиостанция, передающая в

эфир все обращения и программы из Белого Дома.

В северной столице нас поддерживают: перед ленинградцами выступил Анатолий

Собчак. Мэр предупредил коменданта Ленинграда об уголовной ответственности, если тот

издаст противозаконные приказы.

Алекс побрел дальше. Он был чужим здесь, не разделял общих эмоций и сохранял

самообладание. Толпа шумела и приходила в ярость от собственного бездействия и

беспомощности. Ему стало известно, что у первого подъезда собирают отслуживших в

армии мужчин, чтобы охранять лестницы в здании парламента, и он направился туда.

Добровольцев было уже довольно много, все стремились принять посильное участие в

борьбе за власть народа, спешили внести свой вклад в защиту демократии. Нечего и

говорить, что никто не желал уступать своего места ближнему, тем более что охрану

практически укомплектовали.

Человек, проводивший набор, издалека завидев его фигуру, подозвал его к себе.

Именно он вчера обратил внимание на Алекса и выдал автомат, сейчас же Алексу сказали,

где он будет находиться. Времени для лишних слов не осталось.

* * *

На дирижабле, зависшем над Краснопресненской набережной, развевается большой

российский флаг. Такие же, только гораздо меньше – в руках сотен людей, на автомобилях

и одном из танков.

В радиорубке меняются журналисты, многие просят прощения у Горбачева. «Михаил

Сергеевич, вы – мой Президент!»

* * *

В Доме Советов РСФСР начался монтаж еще одной радиостанции, планировалось,

что она будет вести трансляцию на средних волнах на всю территорию страны.

– Ты знаешь, говорят, мы уже не одни, – молодой паренек затянулся сизым дымом

сигареты.

Они сидели втроем на ступеньках и от безделья начали играть в карты, благо у

одного из новоявленных бойцов оказалась видавшая виды колода.

– Да ну?..

– Нет, правда!

– Знаем, десантники перешли на нашу сторону, – вяло заметил Алекс, не разделяя

всеобщего оптимизма, – уже часа четыре, как они с нами. Только вот неизвестно, почему

мы охраняем парламент, и где они. Если только войска не послали на захват более важного

стратегического объекта…

– Угу, телецентра, например, – парень чиркнул зажигалкой, так как его сигарета

погасла, – а то «Лебединое озеро» осточертело уже. С самого утра крутят, у них что, нечего

показывать больше?! Кстати, говорят, на нашу сторону перешел гарнизон Сахалина в

полном составе.

– О, поддержка на Дальнем Востоке – то, что надо! А «Лебединое озеро», между

прочим, неплохая вещь. Классика… Чайковский, как-никак.

– Но не с утра же до вечера…

Алекс отбил последнюю карту.

– Я «вышел», а вы играйте. Что там, на воле еще новенького? Торчу здесь с десяти

утра, надоело бездействовать.

– Почти сутки? Ну, ты даешь. Это ты нам должен рассказывать. Мы с Шуриком тут

только с десяти… вечера. Как узнали про сопротивление, сразу сюда. Не хочется терять

недавно обретенную свободу… Тьфу ты… Я из-за тебя «остался». Заговорил мне зубы,

понимаешь ли, – парень с напускной обидой начал перемешивать карты.

– Ты давай, сдавай. Скучно. Знаете что, ребята, сидите здесь, а я сбегаю на улицу,

возьму что-нибудь поесть, – Алекс вскочил и шустро побежал вниз по лестнице.

Светало. Он взял четыре булочки и два бумажных стаканчика с остывшим кофе и

вернулся. Напарники его ждали.

– Ну что там, на улице? – спросил Шурик, точно сошедший с экрана герой

гайдаевских комедий.

– Как и раньше. Люди не знают чем заняться. Носятся по площади, суетятся, пьют.

Ничего нового.

Высшие политические чины в это время не спали. Без охраны Руцкой,

Силаев8[ Силаев Иван Степанович, в августе 1991 года – председатель Совета

Министров РСФСР], Хасбулатов поехали в Кремль для того, чтобы предъявить

Лукьянову9 [ Лукьянов Анатолий Иванович, в августе 1991 года – председатель

Верховного Совета СССР. В состав ГКЧП не входил, но, по мнению многих экспертов,

мог быть одним из инициаторов путча] ультиматум.

* * *

Начался дождь. Казалось, сама природа противится развивающимся событиям и

призывает людей к примирению. Народ от затянувшегося состояния неопределенности

был крайне возбужден, и многотысячная масса возле Белого Дома доведена до «точки

кипения». В ближайшие часы ожидался штурм российского парламента.

Страна не дремала. В Таллин вошла колонна из ста танков и направилась к заводу

«Двигатель» – месту наибольшего скопления русскоязычного населения.

Мгновенно возникли вопросы: «кто виноват?» и «что делать?».

Страна, уже давно не видевшая единства, разделилась на два лагеря: «за» и «против»

ГКЧП. С замиранием сердца все ждали развязки сложившейся ситуации.

– Что творится. Ужас, – Алекс сидел на ступеньках, зажав голову руками. Совсем

недавно он и представить себе такого не мог. Нормы, вдалбливаемые в его сознание на

протяжении всего «воспитания» под крылом у спецслужб и казавшиеся святыми, сейчас

бездушно попирались.

– Почему «ужас»? – задорно интересовался Шурик, указательным пальцем поправляя

на носу очки, – все клево. Мы пишем новую историю нашей страны, куем свое

собственное счастье. Посмотри, мы же все здесь единомышленники.

Алекс поразился настрою своего собеседника.

– Ты действительно в это веришь? И тебя действительно не волнует то, что может

произойти дальше? Думаешь, мы тут посидим, покурим, бутерброды пожуем и по домам

разойдемся?

– Мы будем стоять до конца! – с вызовом ответил Шурик.

– И тебя не пугает, что в Москве сейчас находятся две дивизии: танковая и

мотострелковая, плюс ОМОН – два подразделения. – Алекс продолжал стоять на своем,

упирая на здравый смысл, – или ты считаешь, что мы числом победим? Нас уже, наверное,

около двадцати тысяч собралось.

– Откуда ты это взял, – не разделяя энтузиазма Шурика, ввязался в разговор третий и

уточнил, – про войска и ОМОН?

– Я же сказал, что я здесь уже больше двадцати четырех часов. Я уже и народ

информировал о происходящем в городе и в стране, и кабинеты охранял на… – Алекс

назвал этаж, – так что я, можно сказать, здесь все вдоль и поперек исходил.

– Нам ни танки, ни ОМОН не помеха, – Шурик был непреклонен, – на нашей стороне

правда! А таких как ты, – сощурив глаза он злобно посмотрел на Алекса, крепко сжимая в

руках автомат, – надо без суда и следствия… по законам военного времени… Чтоб не

устраивали провокаций!

Запахло жареным, но ни один мускул на лице Алекса не дрогнул, и он продолжал так

же расслабленно сидеть, отставив «калашников» в сторону, прекрасно понимая, что любое

резкое движение приведет к печальным последствиям для одной из сторон. Конфликт

необходимо локализовать.

– Эх, молодежь, – он скупо улыбнулся, – горячая кровь. Стоит отдавать себе отчет, что

ГКЧП опирается на силу. У них Язов10, Пуго11, Крючков12[ Язов Дмитрий Тимофеевич,

советский военный и политический деятель, последний Маршал Советского Союза, в

августе 1991 года – министр обороны СССР, член ГКЧП; Пуго Борис Карлович, в августе

1991 года – министр внутренних дел СССР, член ГКЧП; Крючков Владимир

Александрович, генерал армии, в августе 1991 года – председатель КГБ СССР, член

ГКЧП]. У них отличные от наших идеалы, им надо сохранить империю, создаваемую на

протяжении семидесяти лет. Так что, если мы хотим победить, то нам придется сражаться.

Возможно, сражаться с оружием в руках, и кто-то из нас, может быть, пожертвует свой

жизнью во имя свободы других… Я говорю только об этом, а ты сразу за автомат

хватаешься…

Алекс прямо посмотрел Шурику в глаза, своей уверенностью заставив того опустить

оружие.

– Мы обязательно победим! – молодой человек нисколько не сомневался в сказанном.

* * *

Несмотря на дождь, защитники не покинули здание парламента и

Краснопресненскую набережную. В их руках появились палки, и люди терпеливо ждали

своего часа.

* * *

Войска расположились в центре, в районе станции метро «Кировская»13[

ныне станция «Чистые пруды» московского метрополитена], в Кунцево и на Ленинградском

проспекте. По этому поводу председатель ВГТРК14 [ Федеральное государственное

унитарное предприятие «Всероссийская государственная телевизионная и

радиовещательная компания», образовано 14 июля 1990 года постановлением Президиума

ВС РСФСР] Олег Попцов призвал руководителей автотранспортных предприятий,

москвичей с целью воспрепятствования продвижению танков создать кольцо из тяжелой

техники вокруг Белого Дома.

Депутаты Верховного Совета РСФСР выехали навстречу танкам, продвигающимся к

парламенту.

* * *

Мужчин, охранявших здание, разделили на десятки.

В руках защитников появилось новое оружие – бутылки с зажигательной смесью,

«коктейль Молотова». Алекса как бывшего десантника попросили провести инструктаж и

необходимое обучение «резервистов». Ему не оставалось ничего, кроме как согласиться.

Ученики в большинстве своем оказались талантливыми, и особых проблем с ними не

возникло. Все схватывали на лету, и не требовалось специально разжевывать каждому.

Ополченцам – и пожилым, и молодым – всем без исключения, пришлось постигать заново

или же оживлять в своей памяти военные знания, полученные во время службы в армии. С

одинаковым рвением постигали новое пожилой слесарь и молодой водитель автобуса,

грузчик и продавец.

Пьяных отсекли сразу: такие ученики скорее паразитировали на народном волнении,

нежели приносили какую-то пользу.

Женщин поначалу попросили уйти от Белого Дома, но уже мгновение спустя,

обратились к ним в рупор с просьбой выйти к солдатам и уговорить их не стрелять в

народ. Они растянулись полукругом, и неизвестно откуда в их руках появился плакат:

«Солдаты, не стреляйте в матерей!»

Инструктаж был окончен, и Алекс подивился той собранности, с которой действовал

народ, будто направляемый неведомой рукой.

Очередной указ Президента РСФСР провозгласил о назначении контр-адмирала В.Н.

Щербакова командующим Ленинградским военным округом и подчинении ему всех

подразделений Ленинграда.

Бом-бом!

События начали развиваться с неимоверной быстротой. Время ускорило бег, и в

Москве был введен комендантский час с двадцати трех часов до пяти утра, но люди и не

собирались расходиться. За одни сутки они, собравшиеся на Краснопресненской

набережной, стали добрыми друзьями.

* * *

«Я не верю, что Анатолий Лукьянов не знал о готовящемся перевороте», – заявил

Борис Николаевич Ельцин.

* * *

В толпе и в здании появились люди, вооруженные автоматами АКС, но окружающие

восприняли это как должное, не обратив на них никакого внимания.

В черных масках, полностью скрывающих лицо, ходили сотрудники бюро «Алекс»15

[ Бюро «Алекс» – одна из первых частных компаний в СССР, работавшая в области

обеспечения безопасности, в августе 1991 года по просьбе правительства РСФСР

подразделения Бюро Алекс обороняли здание Верховного Совета].

– Каким образом вы-то здесь оказались? – спросил Алекс у «тезки», – вы же не

подчиняетесь парламенту.

– Мы приданные силы. Руководство сделало ставку на команду Ельцина, – ответил

«черный чулок», – если проиграем, то полетят головы. А так посмотрим, время покажет.

Мы играем в русскую рулетку. Все: и ты, и я, и народ, и даже эти, – он указал пальцем

вверх, – пан или пропал.

– А сам, что думаешь?

– Не скажу, – под маской обозначилась улыбка, – а вот, не скажу. Кто тебя знает.

– И я так думаю, – Алекс пожал руку «Алексу», – кто это с «калашниковыми»?

– Друзья! Белый Дом находится под охраной российского МВД, – «тезка» присел на

корточки, – ох, что ночью будет. И покурить-то нормально нельзя, маска поганая мешает.

Новости слышал?! Война идет во всех эшелонах власти. Янаев отменил все три указа

Бориса Ельцина, так как они «противоречат законам и Конституции СССР», – он скорчил

гримасу, – кто их разберет.

– Там черт голову сломит в этих законах, – подыграл Алекс. Ориентироваться в

законах стран, где приходится работать – издержки его профессии. В Союзе же, где жизнь

всегда текла в заданном русле, граждане мало интересовались правилами. Опирались

скорее на мораль и «что такое хорошо и что такое плохо».

– То-то и оно, – парень баловался зажигалкой, то и дело зажигая пламя и тут же гася

его, – к чему все это? Все равно никаких прав не имеем, а чиновники, кому надо, пусть

учат пресловутые законы. То ли дело на «загнивающем Западе»: права человека,

собственности. В полицию попал, тебе десять раз твои права зачитают.

– Ничего, скоро и у нас все будет, – не разделял пессимизма Алекс.

– Какое там! Если только внуки доживут или правнуки.

– Неужели, ты такой старый? – иронично заметил он.

Но собеседник не обратил внимания на издевку.

– Надоело, – парень встал и, повернувшись, скрылся за углом.

Алекс прошел по коридору и вышел на улицу.

Прошел слух, что на Манежной площади замечено движение танков с замазанными

номерами. Раз пошли на такое, то будут не только запугивать, но и действовать. По

мнению людей на набережной, бронетехника направляется к парламенту.

– Земля слухами полнится, – хладнокровно прокомментировал это известие Алекс.

Он привык ждать подходящего часа для выполнения приказа, мог часами сидеть,

глядя в окуляр снайперского прицела, или стоять под проливным дождем. Но ожидание в

нынешней ситуации и полная неопределенность впереди его тяготили, рождая в уме

неблагонадежные мысли. Если там, наверху играют в кошки-мышки, то должен ли он

слепо потакать указаниям свыше?

Народ с готовностью ждал обещанного момента. Часть «демонстрантов»,

доведенных до «кондиции» алкоголем, расходиться не желала. Другие – и их было много

больше – чувствовали остроту момента, понимали, что именно их руками творится сейчас

история, не могли покинуть поле боя. Война уже идет: столкнувшись два времени – старое

и новое – не могли уже разойтись в разные стороны.

Бом-бом!

Победитель будет один!

Вступил в силу комендантский час.

* * *

«На час ночи намечено блокирование Дома правительства спецназом. Охрану будут

обеспечивать около двух тысяч организованных защитников, среди которых триста

вооруженных профессионалов», – заявил перед депутатами РСФСР министр обороны

Константин Иванович Кобец.

Не исключается и возможность применения психотропных средств.

* * *

Алексу впервые более чем за сутки дали возможность отдохнуть. Несомненно, он

был профессионалом, но никто в Доме Советов этого пока не знал. Иначе…

* * *

Он стоял в уже знакомом кабинете перед пустым столом с несколькими телефонами и

листками бумаги. Дверь в смежную комнату была открыта, и оттуда раздавался легкий

шорох, кряхтение и чей-то приглушенный шепот. Полумрак по-прежнему рассеивался

свечением голубого экрана, а в комнате горели три неоновые лампы под потолком.

Ему даже не предложили присесть, как раньше, а бесцеремонно доставили в кабинет.

Сейчас же он стоял и оглядывался, предоставленный собственным мыслям, предвкушая

бурю.

Приземистый хозяин сменил свой костюм на свитер и потертые джинсы и выглядел

заправским дачником. От официоза не осталось и следа, но спокойнее не стало. Казалось,

атмосфера вокруг сгустилась до состояния желе и гудела от напряжения. От гула

закладывало уши, на языке явственно ощущался металлический вкус адреналина. Вот он,

час расплаты. Халатность капитана сыграла с Алексом злую шутку.

Чиновник уселся в кресло и предложил присесть «гостю» на жесткий стул. Свет

погас, и зажглась настольная лампа, создавая иллюзию допроса. Может, он и дока в

политике и подковерных интригах, но играть в спецслужбы у «колобка» получалось слабо.

Хотя легче от этого не стало.

Алекс чувствовал, что голова его уже покоится на плахе. Неужели провал?

Из ящика стола чиновник извлек небольшую красную книжицу и покрутил перед

носом у Алекса, подтверждая опасения.

– Вам знакомо это?

Алекс пожал плечами. Оставалось только догадываться, как ксива капитана,

украденная у того из кармана ушлым вором, попала в руки крупного государственного

деятеля. Но сейчас перед ним стояла одна задача: вырваться из капкана, в который утерей

своего служебного удостоверения его загнал опекун и куратор.

– Отвечай! – хозяин кабинета развернул настольную лампу, ослепив Алекса, – я,

кажется, с тобой говорю.

Детский сад. Голос не гремел под сводами потолка, не срывался на крик, но змеей

заползал в душу, пробуждая забытые страхи. Наверное, с кем-то такой способ работает.

«Колобка» стоило бояться. Его розовых щек, глубоко посаженных поросячьих

пронзительных глаз, пухлых причмокивающих губ.

Ссутулившись в пучке света, Алекс втянул голову в плечи, лицо предательски

исказил испуг, сил хватило произнести только едва различимое:

– Нет, я не знаю… что это.

– Значит, не знаешь, да?

– Нет, и не понимаю причину разговора, – Алекс старался сохранить достоинство,

храбрился, но голос его дрожал. Он постепенно входил в роль.

– Кто твой друг? – злорадствовал чиновник.

– Какой?

– Вместе с которым ты был у меня.

Всем своим видом Алекс выказывал полное непонимание сложившейся ситуации.

– Нас было четверо…

Лампу опустили, и он увидел выражение лица своего собеседника. «Компенсирует

комплекс роста за счет социального статуса. Комплекс Наполеона», – пришла в голову

мысль.

Чиновник задавал вопросы один за другим, казалось, они напрямую не касались

происходящих событий, но уже через десять минут он считал, что знает об Алексе все. За

десять минут он с удовольствием полакомился легендой, преподнесенной на блюдечке с

голубой каемочкой.

– Так, значит, вы его не знаете? – хозяин кабинета сменил гнев на милость, поумерив

тон.

– Нет. Мы познакомились на улице девятнадцатого августа возле здания парламента,-

в который раз ответил Алекс.

– Отлично. Отлично. Значит, вы не знаете, что ваш знакомый, – чиновник сделал

ударение на слове «знакомый», – сотрудник КГБ СССР?

– Как? – Алекс едва не упал со стула. Станиславский бы аплодировал стоя.

– Вот так, – собеседник потирал руки, удовлетворенный произведенным эффектом. –

Вы единственный были все время у нас на виду. Остальные исчезли, даже не пришли за

очередной порцией информации. – Он на секунду задумался, – нам будет еще необходима

ваша помощь. Вы помните всех из своей четверки?

Алекс кивнул, готовый сотрудничать с представителем власти.

– Если кто-то из них появиться в поле вашего внимания, – чиновник подался вперед,

тон беседы становился более доверительным, – а особенно ваш «друг», незамедлительно

сообщите нам. Только сами ни в коем случае ничего не предпринимайте. Кто их знает, что

у них на уме.

Всем своим видом Алекс выказывал полное понимание чрезвычайной важности

вопроса и признательность за оказанное ему доверие.

– Я могу идти?

– Да, конечно, – его собеседник не считал нужным продолжать разговор, – еще есть

для вас отдельное поручение: необходимо обеспечить проезд к парламенту автобусов

Латвийского телевидения и съемочной группы Си-эн-эн. Нам нужно, чтобы весь

цивилизованный мир увидел происходящее, поддержал нас.

В коридорах Белого Дома было темно, и Алекс шел наугад. Прислонившись спиной к

бетонной стене, он, чтобы унять бешеный ход мыслей, помассировал указательными

пальцами виски, почувствовав пульсацию вен.

Вся набережная освещалась прожекторами, что облегчало ориентирование в толпе.

Подойдя к баррикаде, Алекс подозвал группу молодых людей, собравшихся неподалеку.

– Надо разобрать, – указал он на сооружение.

– Что разобрать? – не поняли они.

– Не будем ломать, – добавил один, похоже, главный в этой компании, – кто ты такой,

вообще? – и он добавил к этому несколько непечатных выражений.

Алексу пришлось долго объяснять молодежи «что», «зачем» и «с какой целью»

необходимо сделать. Спустя пару часов у Дома Советов были частично разобраны

некоторые укрепления, предназначенные не столько для противостояния подконтрольным

ГКЧП войскам, сколько для поддержания морального духа и уверенности в победе.

Была ровно полночь.

* * *

Бом-бом!

События развивались по минутам. Радио Белого Дома освещало обстановку в

столице и передавало обращения правительства РСФСР и депутатов. Так сообщалось о

первой победе команды Президента России – десять боевых машин, находившихся на

Красной площади, перешли на сторону парламента, что стало сильным ударом по ГКЧП:

оказавшиеся под боком танки «противника» были весьма некстати.

Геннадий Бурбулис16 [ Бурбулис Геннадий Эдуардович, в августе 1991 года – советник

Президента РСФСР Б. Н. Ельцина, Государственный секретарь РСФСР] попросил

защитников Дома Советов не бросаться под машины. «Мы должны победить морально», -

сказал он.

Кто-то командовал организацией заграждений: защитники разбивались на сотни и

разворачивали бульдозеры в сторону возможного нападения. Нервы были напряжены до

предела. Час икс неумолимо приближался. Эта ночь должна стать решающей в истории

СССР. Ночь с двадцатого на двадцать первое августа 1991 года.

К Алексу подошел Шурик.

– Слышал?

– Что?

– Говорят, Александр Владимирович приказал охране стрелять без предупреждения в

случае проникновения в здание переодетых в штатское сотрудников госбезопасности.

– Какой Александр Владимирович? – сходу не понял Алекс.

– Руцкой. Вице-президент РСФСР, – с укором произнес Шурик.

Алекс про себя усмехнулся. Долго же они раскачивались. Да здесь, наверное, уже

каждый пятый комитетчик. Как-никак и он сам является сотрудником спецслужб, а уже –

без пяти минут доверенное лицо одного из занимающих высокий пост чиновников,

находящихся в Белом Доме, удачно прошедший тест на лояльность. И ведь не на пустом

месте родился приказ. Ну, медвежью услугу оказал капитан.

* * *

Внутреннее радио передало о движении бронетехники к Краснопресненской

набережной.

* * *

На подходах к зданию парламента появились БТРы. Промедлить, значит,

подчиниться. Ополченцы приступили к действию. В бронемашины полетели булыжники –

части от мостовой. Раздавались крики, шум и гам. Кто-то кинулся под БТР, но, увидев, что

тот и не собирается останавливаться, выскочил прямо из-под колес.

Бронемашины продвигались медленно, дав шанс разъяренной толпе одуматься и

уступить дорогу силе. Никто не хотел отступать, считая, что противник слабее. Защитники

брали количеством, армия – мощью. Противостояние грозило перерасти в кровопролитие.

– Остановите их…

– Нам отступать некуда…

– Мы защищаем свою свободу…

– Насилие не пройдет…

Призывные крики переплетались с матом, выхлопные газы – с перегаром, рев

моторов – с ударами булыжников о броню, лучи прожекторов – с завесой ночной темноты.

Все смешалось в адской пляске на Краснопресненской набережной. Небритые несколько

суток мужчины походили на чертей, бронетехника – на невиданные машины преисподней.

Худощавый парень постарался вскарабкаться на броню, но, не удержавшись, со

стоном рухнул на мостовую.

– Бутылки! – призывно заорали на передовой.

В воздух взметнулись с десяток бутылок с зажигательной смесью, и только одна

достигла цели, воспламенив колесо БТРа, остальные образовали костры на асфальте.

Перед бронемашинами разлеглась целая живая дорога. Одни были пьяны, другие

свято верили в необходимость происходящего. Кто-то, вытянув вперед руки, старался

остановить продвижение техники. Ослепленные идеей защиты демократических

ценностей, люди шли на любые безумства.

Душераздирающий детский плач и последовавший за ним женский крик копьем

пронзили скрежет и рев бронетехники. Люди замерли на мгновение, отрезвленные

голосом материнской боли. Страх, беспомощность и сожаление застыли в их глазах.

Маленькая девочка лет шести, в голубом ситцевом платье сидела на голом асфальте в

полуметре от надвигающейся горы брони и плакала, вытирая пыльными ладонями глаза и

размазывая грязь по щекам. В стороне, на краю толпы, белая, словно полотно, билась в

истерике ее мать, удерживаемая несколькими людьми от попытки броситься под

многотонную махину.

Из БТРа ребенка не могли видеть, и казалось, что в считанные секунды все

закончится.

Алекс летел вперед, расталкивая людей в разные стороны, активно работая кулаками

и локтями, чертыхаясь, перепрыгивая через упавших, острым клинком рассекая толпу.

Внутри его сработала доселе неизвестная пружина, в голове что-то щелкнуло, и он понял,

что не может позволить крохотной жизни угаснуть. Это была не жалость. Озарение! Ведь

люди собрались здесь именно ради ее будущего, счастливого и безоблачного детского

завтра. Сейчас нет ничего ценнее, чем этот маленький человечек в голубеньком платьице.

Неожиданно толпа оборвалась, и он увидел застывший в больших васильковых

глазах немой нечеловеческий ужас.

Бом-бом!

Их разделяли секунды и добрых три, четыре метра. Резко выпрямив ноги,

оттолкнувшись, Алекс пулей выстрелил вперед, изогнувшись в прыжке, буквально смел

девочку с асфальта. Нутром почувствовал, как рядом прокатилось огромное колесо БТРа.

Все закончилось.

Он прижимал к себе небольшое детское тельце, чувствуя ее дыхание и

биение сердца. Это жизнь! Чужая жизнь, ради спасения которой, можно отдать свою.

Чувство, невиданное им ранее.

Перепуганная девочка всхлипнула, и Алекс ослабил объятия, выпустив ее из рук.

Болело плечо, а в голове пульсировал только один вопрос: «Зачем сюда привели ребенка?

Зачем?»

Мать взяла дочурку на руки и счастливо отошла в сторону.

На остановившийся БТР кинулась разъяренная толпа. Вылезший на свою беду из

бронированного душного нутра парнишка, заикаясь от испуга, пытался оправдаться, но

слушать его никто и не собирался. В лице тщедушного срочника-танкиста защитники

видели звериный оскал ГКЧП. Именно ему предстояло хлебнуть полную чашу народного

негодования.

Алекса обступили люди, спешащие помочь герою и восславить его подвиг. Не

дожидаясь благодарностей и не желая участвовать в суде Линча, он, прихрамывая, пошел

прочь, жалея, что привлек к себе излишнее внимание. Его поступок – крайнее проявление

непрофессионализма. Чем он лучше капитана, проворонившего служебное удостоверение

в стане врага? И что его заставило поступить именно так?

Кто-то дернул его за руку, не позволяя скрыться в толпе. Перед ним стояла все та же

маленькая девочка с бездонными голубыми глазами. Лицо, обрамленное светлыми

кудрями, походило на лик ангела, а яркий свет прожекторов создавал ореол над ее головой.

Алекс припал на колено, чтобы стать с ней одного роста.

– Спасибо, – девочка протянула вперед руки и обняла своего героя, – я тебя не забуду, -

она поцеловала его в разодранную щеку.

– Будь аккуратнее, малыш. Хорошо? – по лицу спасителя потекла скупая слеза,

растопившая ледяное сердце. Он понял, что не смог бы поступить по-другому.

В одночасье он стал народным героем и оставался им, пока его подвиг не затмила

смерть других людей.

* * *

«По Хорошевскому шоссе к Дому Советов продвигаются два водомета», – сообщило

радио Белого Дома.

Следующее сообщение: по набережной движутся танки.

* * *

Представители стачкомов столичных аэропортов «Быково», «Домодедово» и

«Внуково» сообщают, что отказываются от уже ставших обыденными забастовок лишь по

одной причине: народные депутаты РСФСР должны добраться в Москву для участия в

сессии.

* * *

Алекс стоял на берегу и смотрел на черную гладь Москвы-реки. Вода отражала не

только внешний вид, но и внутреннее состояние человека, народа, страны. Где-то там, в

бездне, плавали рыбы-мутанты – почти фантастические организмы, отображающие все

существо советских граждан, в которых под действием перемен трансформировалось и

мутировало сознание. Старые ценности подменялись новыми туманными ориентирами,

психология рынка наслаивалась на правила административно-хозяйственной системы –

все это никак не укладывалось в головах рядовых граждан Страны Советов.

Река заволновалась, и на водной глади появились, рассекая темноту, белые лебеди в

темном царстве – речники вывели суда к Краснопресненской набережной, поддерживая

курс Президента и парламента РСФСР.

Неподалеку собралась небольшая компания, с увлечением слушая сбивчивый рассказ

участника очередных столкновений на улицах Москвы.

– Сидим, как в засаде, – повествовал пожилой мужчина с проседью в густых волосах,-

по Садовому кольцу идут несколько БМП. Что с ними делать?.. Идут-то, наверное, к

Белому дому. Они зашли в тоннель, тут-то мы их и остановили. Выход перекрыли

троллейбусом и автомобилями. Ослепили их, накрыв брезентом, и вперед на штурм!.. Ну,

они тоже не лыком шиты. Две машины тут же, как втопили, дали по газам, троллейбус под

гусеницами так и затрещал… противный лязг. В бой прошли бутылки с зажигательной

смесью. Одна БМП загорелась. Двое из них кое-как изловчились и выбрались, но

остальные попались, заблокированные живой стеной. В общем, мы их «закупорили»,

стали влезать на броню. Кто-то попытался прорваться внутрь и поплатился за это. Какая-

то мразь саданула из пистолета, и все! Кого-то еще разворотило гусеницами. В запале

схватки мы этого и не заметили вовсе, только потом лужи крови увидели на мостовой…

Трупы вроде бы увезла «скорая», машины же остались заперты на Калининском

проспекте17[ ныне улица Новый Арбат]. Пожар на БМП погасили, кто-то предложил

отправить технику сюда, к Дому Советов. Пришлось проявить все познания в дипломатии,

пока не уговорили экипажи перейти на нашу сторону. Сейчас они должны появиться. Так

что, не волнуйтесь и соблюдайте спокойствие, – опьяненный победой в бою, он громко и

раскатисто захохотал.

К половине пятого утра по всему Садовому кольцу неожиданно отключили свет.

Асфальт был перемолот гусеницами тяжелой техники. По всей Москве слышался рев

двигателей и топот солдатских сапог. Передислокация войск объяснялась просто – части

Министерства обороны заменялись частями войск КГБ СССР.

Ожидая сигнала к действию, Алекс слонялся без дела. Обстановка меняется

стремительно, и если инициатор промедлит, то события в своем развитии пройдут «точку

невозврата», после которой уже ничто не повернуть вспять. Кипит народное негодование,

и он теперь сильно сомневался, что даже удачно выполненный приказ сможет переломить

ситуацию в пользу Империи.

Известие о том, что группа «Альфа» пыталась проникнуть в здание парламента, не

применяя оружия, не могло не развеселить Алекса. «Альфа» – элитное подразделением

КГБ, бойцы которого выполняли немыслимые задачи, невозможно поверить, чтобы они не

справились и не достигли цели? Это могло быть только популизмом, сплетней,

направленной на поддержание боевого духа защитников. Тем более что попытка не

увенчалась успехом.

* * *

Радио по-прежнему продолжало трансляцию. Находившийся в студии Мстислав

Ростропович говорил о том, что был счастлив провести ночь среди таких людей –

достойных граждан страны Пушкина и Лермонтова.

Руслан Хасбулатов заявил, что не ошибался, считая переворот в Советском союзе

невозможным, поскольку для этого руководителям переворота необходим высокий

интеллект.

Около шести утра была передана информация, подтверждающая, что Брянская,

Орловская и Владимирская школы милиции перешли на сторону ВС РСФСР.

* * *

«С переворотом должно быть покончено 21 августа»…

* * *

Комендантский час закончился в пять утра, и Армия начала освобождать занятые ею

позиции. В шесть часов от гостиницы «Украина» ушли БТРы и танки. Народ на улицах

готовился к празднованию победы, которая не могла еще быть полной и однозначной, но

ГКЧП уже отправлен в нокаут. А о Президенте СССР Михаиле Горбачеве до сих пор не

было никаких вестей.

– Как ты думаешь, они могут еще что-нибудь предпринять? На нашей стороне и

народ, и бронетехника.

– Могут! – Алекс лихорадочно думал о своем задании, понимая, что приказа на

исполнение уже не поступит. Там наверху кто-то сильно обосрался, почуяв, что почва

уходит у ГКЧП из-под ног. Главное, чтобы ума у них хватило не дергаться в агонии, не

совершать необдуманных поступков.

– Да, КГБ – структура мощная и страшная…

Алекс кивнул головой.

– Там тоже люди отнюдь не глупые сидят, просчитывающие все на несколько шагов

вперед, – говоря это, он думал о своем будущем, будущем спецслужб и о том, как кто-то

сильно ошибся в расчетах, заварив эту кашу и не доведя дело до конца. – Остается

надеяться, что у них хватит ума не продолжать борьбу. Ведь дальнейшее противостояние

выльется лишь в новые жертвы и затянется на длительное время, но не переломит хребет

народному негодованию. Их дни, в любом случае, сочтены…

* * *

Из интервью генерал-полковника Кобеца корреспонденту газеты «Комсомольская

правда»: «Итоги ночи. С обеих сторон – семь жертв. Двое из них – солдаты. Ополченцами

захвачено три БТРа. Я несколько раз предлагал командующему Московским военным

округом Калинину забрать машины. Но он этого не сделал. Наши ночные переговоры

были похожи на игру в шахматы: у него – регулярная армия, у меня – ополченцы. В конце

концов, Калинин сказал мне, что выводит две дивизии».

* * *

– Сбор денег в помощь семьям погибших, – зазывал чей-то голос.

Люди отдавали, сколько могли. Алекс без сожаления расстался с содержимым

бумажника. По какой бы причине не погибли люди, он не снимал с себя вины в их смерти,

считая, что напрямую причастен к происходящему. Он был человеком Системы, по уши

увязшей в текущем конфликте. Ведь именно ему поручили ликвидировать одного из

видных деятелей оппозиции.

Что будет дальше?

В половине двенадцатого было собрано около ста тысяч рублей.

Борьба еще продолжалась и грозила вскоре перерасти в полномасштабные боевые

действия по всей стране. На суше и на море войска разделились. Командование

Камчатской атомной подводной флотилией во главе с адмиралом Фалеевым поддержало

команду Президента РСФСР, тогда как корабли надводного флота Вооруженных Сил

встали на сторону ГКЧП. Страшно было даже подумать о том, кто окажется сильнее.

День был последним в жизни ГКЧП.

Уже в четвертый раз Алекс оказался в просторном кабинете. Но сейчас он

продвинулся дальше стола и оказался в маленькой комнате, где, как и в предыдущие его

посещения, работал телевизор. Балет больше не показывали, но транслировали по всем

телевизионным каналам сессию Верховного Совета России. Поступило предложение

закрыть газеты, присягнувшие на верность ГКЧП.

– Вот и все, – хозяин кабинета не скрывал радости. – Все закончилось.

– Нет, все только начинается, – не согласился Алекс, – и для страны, и для народа, и

лично для меня…

Вскоре он ушел. Действительно, для огромной Империи начиналась новая, совсем не

похожая на прошлую, жизнь. А его ожидало непредсказуемое будущее, первые весточки

которого проявятся уже в ближайшие дни, если не часы.

На завтра намечался митинг, но его миссия уже окончена, а операция с треском

провалена. Теперь любые его действия покажутся лишь местью, проявлением слабости.

Так что ему больше нечего делать среди победителей.

В ликующей толпе чья-то рука легла на плечо. Он невольно вздрогнул, погруженный

в свои невеселые мысли, и обернулся. Сзади стоял куратор, находившийся явно в плохом

настроении.

– Пойдем, надо поговорить, – капитан развернулся, и, не глядя на Алекса, направился

в сторону набережной.

Параллельными курсами на почтительном расстоянии они шли вдоль реки, толпа

редела. Народ не мог прийти в себя после перенесенного потрясения.

Маленькое уютное кафе на открытом воздухе, приветливо хлопало тентами на ветру.

Следуя за капитаном, Алекс присел за столик.

– Вы от Белого Дома? – поинтересовался бармен, уверенный в ответе.

Оба молча кивнули головами, заказав кофе.

– Ты учти, у меня денег нет, – предупредил Алекс.

– Я знаю, – ответил капитан, – я наблюдал за тобой на протяжении всех трех дней. И

после того, как ты отчитал меня за ксиву…

Алекс пристально посмотрел на куратора. Ох, не прост этот комитетчик, ой, как не

прост, а как дурачком прикидывался. Если и правда он все три дня за Алексом следил, да

так, что Алекс интереса к своей персоне не заметил, то это делает ему честь.

Профессионал. Только как такой специалист карманника не заметил и документы свои

потерял, поставив всю операцию на грань провала – это вопрос, который останется без

ответа.

– Не думал я, что ты кинешься под БТР, – продолжал капитан. – Спасти ребенка, но

сорвать задание… В твоем личном деле этого нет.

Значит, читал личное дело. Дело, которого нет в КГБ, которое лежит где-то на

полочке и никому никогда не показывается. Алекс молчал. Кто ты, «капитан»?

– Верни мне передатчик. Больше он тебе не понадобится.

Алекс двумя пальцами вытащил из ворота рубашки иглу и бросил ее на стол перед

куратором. Это был полный провал, и такое случалось с ним впервые.

– Разве приказы отменяются? – он пристально смотрел в глаза собеседнику.

– А приказа и не было, – капитан развел руками, – нам поручили внедриться в состав

защитников Белого Дома. Поставленную задачу мы выполнили. Что касается

остального… Ничего не было, Алекс, и объект жив и здоров на радость страждущим.

Они долго молчали, говорить стало не о чем. Каждый был занят собственными

мыслями.

– Я могу идти? – наконец, произнес Алекс, чувствуя полную опустошенность внутри.

Капитан молча кивнул головой, попивая горячий черный кофе, своим видом

показывая, что дальше им не по пути.

– На этом все закончится, и ты оставишь меня в живых?

Лицо куратора исказила кривая ухмылка.

– Да, Алекс. И неужели ты думаешь, что я не нашел бы места потише, без

свидетелей?

Алекс поглядел на бармена за стойкой, занятого своими делами, который ни за что на

свете не вмешается в историю, которая его не касается.

– Любопытно, – улыбнулся Алекс, мысленно готовый к тому, что прямо сейчас

капитан выхватит пистолет и высадит в него всю обойму.

– Мне поручено проконтролировать выполнение поставленной задачи. Ты же

понимаешь, что при любом раскладе я должен тебя ликвидировать. Удачно выполнишь ты

задание или нет, для тебя это не играет никакой роли, – скрывать что-либо не было смысла,

и капитан говорил начистоту, – а вот на случай, если приказа на исполнение не поступит, у

меня нет никаких инструкций. Так что можешь быть свободен.

Алекс направился к выходу, затылком чувствуя взгляд куратора, ожидая выстрела. Но

ничего не произошло. Капитан сказал правду.

* * *

РАЗГОВОР:

– Надо сказать, что настоящая ситуация не сулит нам ничего хорошего. Мы

проиграли. Это стоит признать, – Иван Денисович говорил, склонившись над столом, -

Михаил Горбачев заявил, что КГБ больше не будет государством в государстве. Вы

понимаете, чем нам это грозит? Во-первых, мы остаемся без средств к существованию.

Во-вторых, проводимые нами операции теряют режим секретности, так как за каждый

чих нам придется отчитываться перед чиновниками в мягких креслах. Есть там еще и

«в-третьих», и «в-четвертых», и «в-десятых».

– Вы думаете, что это конец? – спросил Отец, пыхтя трубкой.

– Нет, конечно. Мы проиграли битву, но это не значит, что мы проиграли войну.

Самое главное еще впереди, и у нас достаточно времени, чтобы до мелочей

проанализировать ситуацию, выявить допущенные ошибки и сделать соответствующие

выводы. Все можно повернуть так, чтобы победа России стала поражением так

называемых демократических сил. Понадеявшись на интуицию, не подводившую нас на

протяжении многих лет, мы не вняли доводам наших же аналитиков и «прокололись».

Целые отделы по крупицам обобщали и анализировали информацию, вносили

предложения. События должны развиваться поэтапно, на протяжении десятилетия.

Как вы думаете, кто стоит за действиями ГКЧП?

– …– Отец назвал имя и фамилию.

– Многие так думают, – расхохотался Иван Денисович, – хотя он и отсиделся в

тени. И вы знаете, они не заблуждаются… отчасти. Но, конечно, он все прекрасно знал.

Да и на занимаемом им посту про это просто нельзя было не знать. Пусть даже он

считает себя одним из главных героев этих трех дней, мы-то с вами всю кухню

прекрасно знаем. Он пешка в нашей игре. Настоящий руководитель контролировал

события с самого начала, но смог остаться, более или менее, в тени.

– Вы думаете, что правда не всплывет?

– Если все сделать правильно, то нет. Нам нечего опасаться. Некоторые люди,

которым мы доверяли, подвели нас. Произошла утечка информации, что вылилось в

массовые беспорядки и противостояние на окраинах. Отголоски появились и в столице.

Митинги, демонстрации. События в Латвии превзошли все наши ожидания, но им не

удалось выйти из-под контроля. Вы знаете, что мы виновных не прощаем, и они уже

понесли заслуженное наказание. Однако их проступки сильно повредили нашему делу.

Оружие, которое получали местные отделы и наши единомышленники, попало не в те

руки, обострив тем самым конфликт.

– Так что же вы собираетесь делать?

– То же, что делает сейчас вся страна. Дороги назад у нас нет. Машина уже

запущена, и остановить ее не удастся. Сделав ее неуправляемой, мы только навредим

себе. Значит, остается продолжить маршрут. Первый шаг уже сделан. Вы не читали

утренние газеты?

– Нет, а что?

Иван Денисович взял со стола газету.

– «Комсомольская правда». Заголовки прямо-таки сенсационные. «КГБ заявляет: не

уследили за Крючковым». Каково, а? Нам придется отречься от прошлого и жить, как

говорится, идеями. Мы обрубаем корни, рискуя потерять равновесие, отсекаем все, что

связывает нас с прошлым. Газета «Голос народа». Бульварная газетенка, но все же.

«КГБ Крючкова не поддержал». На следующей полосе огромная статья

«Госбезопасность с Россией». Цитировать я не буду, возьмете, если захотите, сами

прочтете, – он протянул газеты, – а со всеми, кто так или иначе принимал участие в

путче, надо бы разобраться. Все, кто что-то может об этом сказать, должны

замолчать навеки. Вы меня понимаете?

– Да, конечно. Все мои агенты, которые были в Белом Доме, исчезнут сегодня же.

Остальные люди находятся под вашей опекой. Единственное, мне хотелось бы обсудить

с вами дальнейшую судьбу одного человека…

– Об этом не может быть и речи!

– Да, но…

– Никаких «но»! Вы бережете Алекса? Не надо.

– Я могу дать сто процентную гарантию, что он не заговорит ни при каких

обстоятельствах. Он профессионал высочайшего класса и может быть нам полезен

впоследствии. Еще Ленин говорил: «Берегите всякого спеца».

– Ленин сейчас не в почете! Вы офицер, так что давайте выполнять приказы, а

эмоции оставим за пределами этого здания. Мы и так понесли колоссальные потери и

рисковать больше не можем. Надеюсь, это понятно.

– Так точно!

– Все ваши агенты глубоко законспирированы и формально не связаны с нашим

ведомством. Поэтому при ликвидации организуйте все так, чтобы на нас не упало и тени

подозрения, чтобы никто даже и подумать не смог, что они имеют какое-то отношение

к происходящим в стране событиям. Несчастный случай, грабеж, ну, я не знаю, вы лучше

в этом разбираетесь.

– Алекс работает в этой области лучше всех.

– Вы хотели сказать «работал»!

– Да, именно. Но не значит ли это, что чистка в Системе коснется и нас с вами. Вы

не боитесь?

– Думаю, нам это пока не грозит. Каждый из нас знает ровно столько, сколько

положено для реализации плана. Без нас его осуществление застопорится на

неопределенный срок. Кроме того, вам опасаться нечего. Вашим ребятам работы будет

много, а без «Отца» они совершенно не дееспособны.

* * *

В пустом холодильнике одиноко сияла электрическая лампочка. Алекс с досадой

захлопнул дверцу. Может, ради этого и собрался народ на Краснопресненской набережной,

чтобы не проводить время в длительных походах перед пустыми прилавками, а

чувствовать достаток? Чтобы жить не идеей о светлом и далеком будущем, а, наконец,

насладиться его плодами? Общество, где ты сыт, обут и одет, не так уж и плохо для

обывателя.

Попотчевав себя мыслями, Алекс хлебнул воды из-под крана и завалился на диван,

моментально отключившись. Он не уснул – просто провалился в бездну, истерзанный

несколькими бессонными ночами и многокилометровой пешей прогулкой по городу, в

ходе которой он несколько раз проверял наличие слежки и путал следы. Но наблюдения за

собой так и не обнаружил.

Почему не отдали приказ? Испугались ответственности, вышедших из-под контроля

общественности и прессы? Или же это была проверка народа «на вшивость», на доверие

руководящему составу страны, партии.

Резкий, пронзивший тишину холостяцкой квартиры звонок вывел его из забытья.

Алекс нащупал на тумбочке подле кровати телефон, за провод потянул на себя трубку,

телефон упал на пол, жалобно звякнув.

– Слушаю, – он еще спал.

– Алекс?!

– Ошиблись! – сон как рукой сняло.

– Не кладите трубку, – остановил его голос на другом конце провода, – принято

решение о вашей ликвидации. Сегодня.

Трубка отозвалась короткими гудками.

– Бред какой-то, – решил он, не выпуская трубку из рук, – что за черт…

Сообщение выбило его из колеи. Нет, нового он ничего не узнал, так как не питал

иллюзий по поводу дальнейшего течения жизни, но кому понадобилось предупреждать

его? И кто мог осмелиться пойти на этот шаг?

Соловьем запел квартирный звонок.

Алекс поднялся. Голова болела, словно с похмелья. Стараясь не шуметь, он

пробрался на кухню и, взяв там столовый нож, подошел к двери. Прислушался. Звонки

прекратились, и из подъезда больше не доносилось ни звука. Хватило нескольких секунд,

чтобы принять решение. Схватив ключи от квартиры, он шагнул на балкон. Глупо было

выходить в подъезд, даже примерно не представляя, что и в каком количестве там тебя

ожидает.

В типовом столичном доме соседский балкон расположился на расстоянии вытянутой

руки. Наверное, так архитекторы представляли себе единение народов на широких

просторах Родины. Так что он без труда перебрался к соседям, проживавшим в другом

подъезде, костяшками пальцев постучал в стекло. Сказать, что те удивились, увидев

постороннего на пороге своего дома, значит не сказать ничего – этаж-то девятый – но все

же впустили в квартиру.

– Извините, – Алекс поспешил разрешить ситуацию, – я в соседней квартире живу, за

стенкой. Замок заело, не вышибать же дверь…

Он беспомощно развел руками, печально улыбнувшись, и, пока дородная барышня,

украшенная маской из свежих огурцов, и ее небритый супруг приходили в себя, вышел на

лестницу. Оставалось надеяться, что возможные преследователи останутся в неведении о

его передвижениях. Не взять окна под наблюдение было их первостепенной ошибкой.

Алекс долго и терпеливо взирал на подходы к дому, расположившись на площадке

между пятым и шестым этажами, подмечая каждую мелочь. Дьявол прячется в деталях. От

его взгляда не укрылись красные жигули-семерка, стоящие поодаль, но так, что водителю

без труда просматривал двор. Автомобиль не новый, но без номеров. Чуть в отдалении

слонялся без дела дворник, явно не дворницкой комплекции, метла которому шла так же,

как корове – седло. В остальном – тишь, гладь да Божья благодать. Но дворник и жигули

точно по его душу.

Из вариантов отступления выбирать не приходилось – все равно придется выходить

на улицу, где его ожидают. Его сторожа многоопытные, терпеливые: водитель «семерки»

даже до ветру не отлучился, хотя давно ждет. А ему отсидеться на лестнице не выйдет,

кто-то из жильцов наверняка обратит внимание на подозрительно-богатырскую фигуру и

вызовет милицию. Времена нынче тревожные. Так что, либо грудь в крестах, либо голова

в кустах. Да и обычный русский «авось» в связи со сближением с Америкой никто не

отменял: ждут-то его появления из другого подъезда, авось, пронесет!

– Эй, брат, у тебя закурить не будет?! – двое крепких парней с коротким ежиком волос

и в одинаковых «адидасовских» костюмах спускались с верхнего этажа.

Наверху не хлопнула ни одна дверь, не слышались разговоры, даже шаги и те были

съедены тишиной – все говорило о том, что бугаи специально тихорились на верхних

этажах, ожидая своего выхода на сцену. А значит, его заказчики предусмотрели все

возможные пути отхода.

Понадеявшись на преимущество в скорости перед двумя громилами,

превосходящими его по массе, Алекс рванул вниз. Лучшая битва та, которой удалось

избежать.

– Стоять! – рявкнули наверху, но он уже локомотивом летел вниз, перескакивая через

несколько ступеней.

Когда на его пути внезапно возникли еще два силуэта, а одетый в кастет кулак

нацелился в грудь, Алекс едва успел отпрянуть в сторону, вложив всю энергию движения в

единственный удар. Кастет по касательной полоснул по ребрам, не причинив серьезного

ущерба, зато его удар достиг цели. Хрустнула челюсть, голова, словно на шарнирах,

отскочила назад, а Алекс по инерции летел дальше, оказавшись за спиной у второго

«силуэта». Не дав тому сориентироваться в ситуации, он лягнул его ногой в колено,

чувствуя, как треснула коленная чашечка, как рвутся сухожилия, и приложил открытой

ладонью в ухо, выбив из нападавшего сознание.

Топая, как слоны, его нагоняла первая пара «спортсменов».

Здраво рассудив, что на лестнице места мало, и вдвоем они, мало того, что

одновременно атаковать его не смогут, так еще и не остановятся сразу, Алекс выкинул

вперед ногу, нанеся удар в живот первому, буквально нанизав его, словно на шампур. Удар

переломил громилу пополам, заставив согнуться. Второй спортсмен, споткнувшись о

напарника, рухнул прямо в руки Алексу и полетел в бетонную стену.

Мгновение, и четыре тела распростерты у его ног. По замыслу организаторов, это

должно было выглядеть как банальный гоп-стоп. Алекса передернуло. Так мелко и так

топорно! Видно, там наверху совсем плохо со временем.

Оттолкнув дверь, Алекс вырвался из полутемного подъезда на улицу, нос к носу

столкнувшись с «дворником», виденным только что через окно. Метлы у него в руках уже

не было, зато блеснула на солнце холодная сталь десантного ножа. Со свистом лезвие

рассекло воздух в сантиметре над головой. Алекс ушел вперед и вниз, поднырнув под

руку, и ударил в корпус. Гортанный хрип стал свидетельством точного попадания в печень,

вызвавшего разрыв внутренних органов. Нож из руки нападавшего мягко упал в ладонь

Алексу.

От красных жигулей к ним бежал очередной «браток» в «Адидасе».

– Не двигаться, мразь! – «браток» вскинул готовый к стрельбе пистолет.

Упреждая выстрел, Алекс отпрыгнул в сторону и, не глядя, метнул нож. Он знал, что

попал в цель, и, не оглядываясь, кинулся в переулок. Его фора составляла не больше пары

минут, пока оставшиеся в живых не встанут на ноги.

Желание жить мобилизует скрытые резервы. Так быстро он еще никогда не бегал,

даже на тренировках. Сколько раз он проходил этими проходными дворами, закоулками и

подвалами, просчитывая возможные пути к отступлению. Сколько раз проверял, открыты

ли двери, сложные ли замки, не ведутся ли ремонтные работы на улице, способные

затруднить движение. Каждый раз надеялся, что его старания останутся бесполезными, и

бежать не придется. И вот настал час «Х», и он зайцем улепетывает из берлоги, за долгие

годы ставшей родным домом.

Укрывшись в коллекторе тепловых сетей, чтобы отдышаться и продумать свои

действия, Алекс убедился, что худшие опасения подтверждаются. После событий у Белого

Дома он стал неугоден. Вопрос, кому? Старым хозяевам или новой власти? А ведь он

никого не подвел и до самого конца был наготове. Но за ним тянулся дурно пахнущий

шлейф спецопераций, о котором все предпочтут забыть. Нет человека – нет проблемы. В

мире живых его ничто не держит, ему не за что цепляться. Один, как перст. И еще чувство

долга. Так что смерть его не страшит. Погибнуть в бою за Отчизну для воина всегда было

честью. Но уйти, став разменной монетой в играх политиканов? Пасть пешкой в чужой

шахматной партии? Даже в эти августовский он дни ни на шаг не отступил от полученных

инструкций, а его просто слили.

Его воспитывали в обязательном подчинении, тренировали в неукоснительном

следовании инструкциям, но никогда не объясняли, как поступить, когда тебя предают те,

кому ты безоговорочно верил и на кого полагался.

Нет уж, товарищи, мы еще повоюем!

Предстояло решить множество проблем в кратчайшие сроки. Игра идет на

опережение, так что времени у него уже не было. Недалеко живет один хороший

знакомый, работник милиции, с него и стоит начать. Кто, если не сотрудник

правоохранительных органов, сможет пролить свет на происходящее, собрать

оперативную информацию? Алекс направился к нему.

Новостройки были похожи друг на друга, как две капли воды. Он шел дворами,

тщательно проверяясь скорее по привычке, уверенный, что «хвоста» за ним нет. Для

людей просвещенных его контакты не являлись тайной, так что проще и эффективней

было устроить засаду в адресе. Оставалось уповать на то, что в создавшейся неразберихе

его преследователи отстают на один шаг.

Еще раз глянув по сторонам, Алекс дернул на себя тяжелую подъездную дверь. На

лифте поднялся на шестой этаж, оглядел лестницу и нажал кнопку звонка.

* * *

Капитан милиции Алексей Владимирович Туров целиком и полностью оправдывал

свою фамилию. Был высок, силен, с мощной грудью и густой гривой. Не терпел

высокомерия от окружающих и лизоблюдства, бросаясь в бой против человеческий

пороков бесстрашно и безоглядно, точно первобытный бык. Потому, несмотря на выслугу,

и не мечтал об очередном звании.

Судьба свела их пару лет назад совершенно случайно и накрепко связала дружескими

узами. Так вышло, что ныне Леша Туров был обязан Алексу жизнью. Чувствовал за собой

должок, но вернуть с лихвой не мог – мирное время ныне за окном, не война.

В небольшом дорогом, но не слишком ресторане отмечался юбилей. Без помпы и

пафоса, чинно и благородно. Собрались коллеги и друзья, все больше подчиненные.

Юбиляр – начальник средней руки, верой и правдой к пятидесяти годам достигший

дозволенного «потолка» социальной лестницы. А дальше, как в анекдоте: «У членов ЦК

свои дети, так что тебе, сынок, ничего не светит». Ведомство гражданское, так что

компания ужаса и трепета у окружающих не вызывала. Четверо мужчин, включая

виновника торжества, и шесть очаровательных сотрудниц. Все – труженики одного отдела.

Алексу посчастливилось оказаться в числе приглашенных. Статью 209 УК РСФСР о

тунеядстве никто не отменял – каждый советский гражданин должен трудиться на пользу

государства и общества, а не вести паразитический образ жизни. Так что Алексу

надлежало иметь мирную профессию и посещать некое заведение для выполнения

означенных функций гражданина Страны Советов и получения заработной платы. Его

легенда всегда и везде отличалась безупречностью. Дома он выглядел молодым

специалистом, по уши влюбленным в спорт.

Поднимались тосты, шампанское лилось рекой, женщины смеялись, мужчины

хохотали, а за соседним столом новоявленные кооператоры в сопровождении

шкафоподобных телохранителей обмывали удачно проведенную сделку, принесшую

крупные барыши.

У нуворишей есть одна особенность, отличающая их от окружающих. Полное

неприятие общественных устоев. Ведь нувориш – революционер, поправший правила и

нормы, не плывущий по течению, а идущий против него. Только так в одночасье

сколачиваются капиталы. Потому все вокруг – быдло, недостойное внимания. Быдло

должно преклоняться, а не получать удовольствие от жизни. Тварь, плывущая по течению,

права на собственную жизнь не имеет!

С увеличением количества потребленного алкоголя нувориши все чаще поглядывали

за столик, где весело ворковали женщины, даря внимание мужчинам. И как плебеи могут

наслаждаться обществом прекрасных див, тогда как более удачливые представители рода

мужского обойдены вниманием? С каждой рюмкой росло желание, а вместе с ним и

классовая ненависть. Кооператоры хотели все и сразу, грубо и бесцеремонно, так что драка

завязалась с первых же слов.

Разнимать дерущихся, как водится в приличных заведениях, прибыл наряд милиции.

Всех участников конфликта сгребли, в одну кучу и здесь один из телохранителей на волне

вседозволенности совсем потерял связь с реальностью. Выхваченный из-за пояса пистолет

ТТ должен был стать веским аргументом отказа от поездки в отделение. И только ловкость

и реакция Алекса смогла спасти старшего наряда от неминуемой гибели.

Тем самым старшим наряда милиции и был тогда еще старший лейтенант Алексей

Туров.

Дело о ношении огнестрельного оружия вскоре замяли, а милиционер и спаситель

остались добрыми друзьями, встречаясь по праздникам и на рыбалке.

* * *

Соловьиная трель дверного звонка разлилась по квартире. Ждать пришлось недолго.

На пороге появился грузный мужчина. Редкая щетина по щекам, мешки под глазами,

нависшее над тренировочными штанами пузо.

– Тебе кого?

Из открытой двери на лестницу вылился густой аромат малосольных огурцов, лука,

жареной картошки и водки с табачным дымом. У Алекса засосало под ложечкой.

Последний раз он нормально ел еще до путча, то есть – в другой жизни.

– Мне бы Лешу повидать, – чувство голода заострилось, захотелось подвинуть

незнакомца в сторону и поспешить к столу.

– Ну, проходи.

Кухня утопала в лучах солнечного света, лившегося через окно. Стол был накрыт без

шика, но во всем чувствовалась рука хозяйки. Посреди салатов стояла початая бутылка

«Столичной». А за столом на табурете восседал капитан с порядком раскрасневшимся

лицом. Было жарко от плиты и разговоров. В пепельнице на подоконнике собралась гора

окурков.

Усевшись на предложенный стул, Алекс без тени стеснения накинулся на

окружавшее его изобилие.

– Да ты, видно, неделю не ел…

Туров представил мужчину в трико: родной брат родом из Свердловска – того самого

города, откуда вышел Борис Ельцин. Посетовал, что сам только утром вернулся из

усиления и не спал три дня. Дальше, как водится, речь зашла о политике. Сначала

перебрали по косточкам перестройку и ее зачинщиков, затем перешли к путчу и ГКЧП,

самоотверженным демократам и народу, поддержавшему избранную власть. Тема эта

стала главной во всех домах и семьях Союза в августе – сентябре девяносто первого.

Гостю, как водится, предложили выпить, но он отказался, желая сохранить ясность

рассудка, и теперь не разделял общего триумфа за столом. Заполнив до предела желудок и

в меру поучаствовав в дебатах, Алекс взглянул на часы, показывавшие восемнадцать ноль-

ноль.

– Торопишься? – спросил Туров, заметив беспокойство гостя.

– Да как тебе сказать… Я вообще-то по делу.

– Ну, говори, – с готовностью выслушать Алексей подался вперед, – у тебя

неприятности? Я могу чем-то помочь?

– Не здесь. Отойдем? – Алекс взглядом указал на коридор.

Капитан пожал плечами.

– Ну ладно, – хозяин квартиры с трудом вылез из-за стола и направился с гостем в

комнату. – Мне с тобой и за всю жизнь не расквитаться, – добавил он, – то, что ты сделал

для меня, не объяснить словами, – Туров говорил это каждый раз при встрече за столом.

Алекс рассказал о нападении в подъезде, опустив подробности, и встретил полное

понимание. Спустя мгновение, милиционер уже накручивал телефонный диск.

– Туров говорит, – представился он, прежде чем задать вопрос дежурному.

Потом Алексей долго слушал, пыхтел и, по мере поступления информации, лицо его

вытягивалось и серело. Глаза нещадно буравили Алекса.

– Да, да, ясно, – трубка легла на место мягче, чем следовало бы, а он присел на диван

и долго молчал, не сводя жестких глаз со своего гостя.

Алекс оперся на стену, не торопя с ответом.

– Ты ничего не хочешь добавить к своему рассказу? – спросил Туров, играя

желваками. – Куда ты ввязался?

В голосе слышалось искреннее переживание. Алекс только покачал головой. Другу

не следовало знать больше, дабы не травмировать нервную систему.

– Ну ладно, – капитану не нравилось, что его используют втемную, чувствуя

исходящий от истории смрад, – я не знаю, кто на тебя напал, но люди это серьезные и на

братву мало похожие. Хотя свидетели именно так их описывают. – Он замолчал, собираясь

с мыслями, – по 02 поступил звонок о перестрелке по твоему адресу.

– Стрельбы особой не было, – сказал Алекс, кивая головой, – один раз только

пальнули из макарова.

– Ты слушай и не перебивай. Мне это на фиг не нужно, – Туров был предельно

серьезен, – когда патруль приехал, а ты знаешь, по 02 мы сейчас реагируем моментально,

след твоих нападавших уже простыл. Только стреляная гильза от ПМа возле подъезда, и

кровь на ступеньках. Свидетели показали, что было два автомобиля: красные жигули и

бежевая волга… Ты точно не знаешь, кто они?

Алекс развел руками.

– Если бы знал, то к тебе бы не пошел.

Туров встал и нервно заходил по комнате.

– Так вот, в волгу закинули то ли двоих, то ли троих. Мертвых или полуживых.

Остальных погрузили в жигули. Машины испарились. Объявленный план «Перехват»

результатов не дал. Обычно при отсутствии пострадавших осмотр места происшествия

тщательно не производится, но здесь другой случай: драка с применением огнестрельного

оружия, возможно с трупами. Сигнал по 02 поступил, так что отработать придется по

полной. Получается, что «глухаря» ты нам подвесил… Кстати, у тебя намечаются большие

проблемы с властями, – он ощущал себя сообщником в преступлении, но отказать другу не

мог, – на тебя соседи по дому указали как на одного из участников инцидента. Конечно,

убийство тебе не пришьют, пока жмура не найдут, но потаскают изрядно.

– Это вряд ли, – задумчиво произнес Алекс, – а труп там был только один.

– Домой не суйся, – со всей серьезностью посоветовал капитан, – сейчас и так Москва

на ушах стоит, а ты со своими выходками всех в районе еще больше взбудоражил. Так что

на тебя дадут ориентировку в ближайшее время. На квартире наверняка проведут обыск,

как только будет санкция прокурора. На все это нужно время, тем более что в связи с

усилением, народу у нас не хватает, но мой тебе совет: рви когти из города и отлежись где-

нибудь на дачке, пока все не утихнет. А дальше видно будет.

– Спасибо, – Алекс пожал руку друга. – Может, воспользуюсь твоим советом, но чуть

позже. Сейчас мне надо кое-что выяснить, – он встал. – Еще раз спасибо.

Алекс вышел на улицу. Легкий ветерок ласково гладил его короткие жесткие волосы,

распространял прохладу по всему телу, раздувая ветровку. Мимо с шумом проносились

автомобили. Красный диск солнца спешил скрыться за горизонтом, окрашивая небо на

западе в розово-желтый цвет.

Прохожие торопились домой к семейному очагу, женщины тащили сумки с продуктами,

доставшимися по случаю, чтобы накормить своих мужчин. Так же летали птицы и

зажигались окна квартир. Все как всегда, обычные будни. Казалось, будто и не было вовсе

трех дней неизвестности, уже ставших историей. Но что-то неуловимое во взглядах, ветре,

шуме транспорта говорило о том, что мир стал иным. Страна изменилась. Вместе с ней

изменились люди.

Он не заметил, как оказался возле своего дома. Ноги сами принесли его сюда. Ничего

необычного не наблюдалось, и Алекс, не задумываясь, смело шагнул во мглу подъезда, но

не своего, а соседнего. Света не было: видно, напавшие на него днем «хулиганы»

позаботились о том, чтобы не бросаться в глаза, а исправлять этого никто не торопился.

Добравшись в кромешной тьме до лифта, Алекс задумался на секунду и развернулся

к лестнице: в лифте он окажется легкой добычей, сам себя запрет в клетку.

Сбоку хлопнула дверь – сквозняк. Мурашки пробежали по спине – прохладно, уже

вечер. Темнота, хоть глаз выколи. Когда-то разбитые стекла давно заменили листами

фанеры, так что ни один луч света не проникал внутрь. Сделанные фломастером или

краской надписи на стенах были совершенно неразличимы.

Взбежав по лестнице на последний, двенадцатый этаж, Алекс немного помучился с

чердачным висячим замком, открывая дверь. Скрипнули заржавевшие петли, много лет не

знавшие смазки, встревоженные голуби, суматошно захлопав крыльями, поспешили

вылететь на улицу, всколыхнув паутину на старых трубах и перекрытиях.

Ноги зашуршали по кускам застывшего цемента, битому бутылочному стеклу, по

осколкам рассыпавшихся кирпичей. Выйдя в другой подъезд и спустившись вниз на три

этажа, Алекс остановился перед дверью своей квартиры, придирчиво рассматривая ее на

предмет постороннего вмешательства.

Все чисто, никаких признаков чужого присутствия. Он сунул руку в карман за

ключами.

Стоп!

Возле самой двери отпечатался небольшой кусок засохшей грязи, хранивший на себе

структуру подошвы ботинок. Кто бы это ни был, но он неосмотрительно пробежался во

дворе по газону, не иссушившему еще следы последнего дождя, а потом топтался здесь.

Алекс присел, изучая улику, стараясь определить, как давно здесь был человек, и был

ли он. Возможно, что грязь попала сюда случайно, принесенная с лестницы сквозняком.

Возможно. А возможно, что в его квартире гости.

С последними событиями вся прежняя жизнь полетела в тартарары. Мыслимо ли, что

тайного агента КГБ будут преследовать на родине? Что его, верного солдата Отчизны,

сделают изгоем?

Он кинулся, сломя голову, наверх. В его жилище сейчас существовал еще один вход –

покидая квартиру, он не запер за собой балконную дверь. Этим же путем ему предстояло

вернуться.

Соседей наверху не было, потому уже через минуту Алекс, без труда вскрыв типовой

замок, попал внутрь и вышел на балкон. Признаки движения в его квартире отсутствовали,

но в душе крепла уверенность, что там кто-то есть. Может, паранойя? Нет. Инстинкт

самосохранения, воспитанный с младых ногтей. Ухватившись за карниз, мягко, словно

ящерица, Алекс сполз вдоль стены на свой этаж, затаившись.

Не ожидая вторжения с улицы, кто-то приглушенно разговаривал недалеко от окна.

Алекс краем глаза взглянул через стекло. Габаритный мужчина средних лет в цивильном

костюме прижимал к уху телефонную трубку, на столе перед ним лежал короткоствольный

израильский автомат «Узи» с глушителем.

Все решали мгновения. Стоило только трубке опуститься на рычаги аппарата, Алекс

толкнул плечом дверь и кубарем вкатился в комнату, оказавшись за спиной незваного

гостя. Тот бросился к оружию, но защитить себя не успел. Короткий удар кулаком в

солнечное сплетение и четкий – локтем в нос – решили исход схватки. Хрустнули носовые

хрящи, два коротких глухих выстрела выплюнули в потолок пару пуль, и неизвестный,

словно тюк с соломой, рухнул на пол.

Алекс склонился над телом и проверил пульс. Сердце не билось, а значит, в борьбе за

жизнь он снова вышел победителем. Охота продолжается. Правда, теперь в его квартире

лежит труп. И здесь не может быть никаких отговорок. Он пролил кровь – первым он это

затеял или нет – никто разбираться не будет. С точки зрения закона, он – потенциальный

убийца. Пути назад нет. Есть только настоящее и весьма туманное будущее.

Проверив квартиру и убедившись, что других неожиданностей ждать не стоит, Алекс

присел на диван, положив перед собой «Узи».

Кто этот незваный гость? От предыдущих спортсменов в «Адидасе» нынешний

визитер отличается, как страус от жирафа. Один костюм ценой в генеральский оклад чего

стоит. Карманы пусты. Да и не надеялся Алекс найти что-то путное: кто пойдет на дело с

паспортом или удостоверением сотрудника силовых структур. Зато «Узи» – зацепка

почище любых документов.

Тех, кто может использовать этот автомат, не так много. Алексу предстояло найти

единственно верный вариант.

КГБ?

В комитете отдают предпочтение отечественным маркам стрелкового оружия,

которое, отличаясь высоким качеством, гораздо дешевле западных аналогов и всегда под

рукой.

Поехали дальше…

ЦРУ?

С какой целью представитель Центрального разведывательного управления США

оказался в московской квартире законспирированного агента советских спецслужб в эти

августовские дни? Неужели вербовка? Глупо прийти к нему домой и предложить работу.

Понятно, что пошлет. Да и если это американец, то при чем здесь «Узи»? В американской

разведке израильские автоматы тоже не очень-то жалуют.

Израильские! Кому, как не МОССАД, надлежит использовать «Узи». А дальше все те

же вопросы. Зачем? Почему так топорно? Откуда утекла информация о нем?

Алекс встал и прошелся по комнате. Раньше их дорожки с МОССАД хотя и

пересекались, но лбами они никогда не сталкивались и крови друг другу не портили.

Каждый играл на своем поле. Никакими интересующие иностранцев актуальными

сведениями он не располагает, так как всегда являлся лишь исполнителем чьих-то

гениальных идей и руководствовался принципом «меньше знаешь – крепче спишь». Он

может, конечно, пролить свет на некоторые ликвидации в Европе…

Снова присев на диван, Алекс с сожалением посмотрел на труп. Бред. Наличие

оружие напрочь ломает схему вербовки. С оружием приходят убивать, а не заводить

друзей.

Может, все просто до банальности, и это подстава? По определенным каналам не

сложно достать оружие любой марки, в том числе и израильские автоматы «Узи». Его

смерти жаждут только свои, люди из Госбезопасности. Сезон охоты открыт, и Алексу

отведена в нем роль жертвы, отданной на заклание. Тогда причем здесь МОССАД и

«Узи»?

Чувствовать себя дичью, за которой ведется активная охота, было не в первой.

Раньше, в прошлой жизни, его неоднократно пытались обложить чужие спецслужбы, а он

с азартом ускользал из их цепких лап, словно песок сквозь пальцы. Но теперь все иначе.

Война идет на своем поле, дома. Одна школа, одни учителя. И противник знает, на что он

способен.

Что ж, кто здесь охотник, а кто добыча, покажет время, а пока… Бегать он не привык

и скрываться от опасности не будет. Лучше один раз взглянуть в лицо смерти, чем потом

всю жизнь бояться собственной тени.

Послышался скрежет ключа в замке и скрип открываемой двери. Алекс взглянул из

комнаты в прихожую. В квартиру вошли двое мужчин нормального телосложения в

одинаковых серых костюмах, отличимые только цветом волос: блондин и брюнет. На

лестничной клетке было темно, и яркий свет заставил вошедших невольно сощуриться.

Блондин насторожился, повел носом, уловив в воздухе пороховую гарь после выстрелов,

но предпринять ничего не успел.

– Руки в гору, ноги врозь! – рявкнул Алекс, вскинув автомат. – Быстро!

Он захлопнул дверь, держа обоих «на мушке».

Один из гостей поспешил подчиниться, другой, замешкавшись, получил мощнейший

удар и, тихо скуля, осел вниз.

– Оружие на пол! Медленно! Левой рукой! Повторять не буду! – орал Алекс,

громоподобным голосом вгоняя вошедших в ступор. Его фора – мгновение, и ее

надлежало использовать.

На полу оказались два совершенно одинаковых автоматических пистолета системы

Стечкина.

– В комнату шагом арш!.. Руки за голову!

Гости безропотно подчинились. Вид распластанного на ковре трупа производил

гнетущее впечатление. Оба поняли, что хозяину квартиры терять нечего. Эффект

внезапности был безалаберно потерян, и жизнь теперь висела на волоске и зависела

только от настроения их «подопечного», начавшего игру по своим правилам.

– Пиджачки снимите и кидайте их мне.

Пошарив по карманам и не спуская глаз с пришедших, Алекс извлек оттуда по два

удостоверения личности: сотрудников КГБ и сотрудников МВД.

– Хорошо живете, – он указал на документы, – я даже спрашивать не буду, к какому

ведомству вы относитесь. Милиция у нас пока с чужими ксивами не ходит.

Оба гостя угрюмо молчали.

– Цель вашего визита ко мне?

Выдержав паузу, начал говорить блондин, старший в группе, отдавая себе отчет, что

игра в молчанку не пойдет им на пользу.

– Нам приказано дождаться вас и, не смотря на возможное сопротивление, задержать

и доставить для беседы на площадь Дзержинского. Никто не думал, что вы уже будете

дома.

Уважительно, на «вы». Без агрессии, несмотря на сложившееся положение. Профи.

Алекс тяжело вздохнул. По крайней мере, понятно, кто эти двое.

– Ваш кадр? – он указал стволом автомата на лежащий посреди комнаты труп.

Оба неопределенно пожали плечами.

– Вряд ли. Иначе бы нас поставили в известность.

Достав из тумбочки баллончик с нервно-паралитическим газом, Алекс кивнул

головой, удовлетворенный ответом, добавив:

– Когда очнетесь, приберите здесь все до приезда милиции, – он выпустил струю в

комитетчиков и через мгновение, чтобы не вдыхать облако распыленного газа, вышел на

лестницу.

Дом он покинул тем же путем, как и пришел сюда в последний раз.

* * *

Ночные улицы города навевали скуку своим однообразием: стандартные панельные

коробки высоток с изредка мерцающими огнями, желтые фонари и трехцветные

светофоры с разбитыми стеклами на перекрестках. Редкие автомобили проносились мимо,

вырываясь из мглы и скрываясь в вязкой темноте, нечастые одинокие прохожие и

влюбленные парочки шарахались от него, торопясь перейти на противоположную сторону

улицы, различив в нем «бандитские» черты.

Алекс уже давно заметил слежку, но намерено не стремился избавиться от «хвоста»,

ожидая дальнейшего развития событий. Сопровождение его отличалось скромностью,

объяснявшейся отсутствием ресурсов у инициатора: пара видавших виды легковушек и

трое «топтунов», представлявших различные слои общества от профессионального

уличного нищего до среднестатистического москвича. Вывод напрашивался только один:

инициатор не хочет привлекать к себе внимания, развивая бурную деятельность.

Использует те силы и средства, что есть в его распоряжении. Не хочет, чтобы наверху

начали задавать вопросы об оперативной разработке. Времена нынче мутные, неизвестно,

куда занесет.

Определившись, что война идет не со всем Комитетом, а с неким «князьком»,

прячущимся в его недрах, Алекс почувствовал прилив сил. Значит, еще повоюем. А раз

война продолжается, то эскорту пора на покой. Сделав несколько кругов по дворам и

переулкам, он заскочил в метро, а когда вышел из вагона, то с удовольствием отметил, что

слежка провалилась.

Для проверки он долго петлял по подземным переходам Павелецкого вокзала, бродил

по перрону, смешавшись с толпой, затем поймал такси, прекрасно зная, куда теперь

отправится.

По всем правилам конспирации ему следовало бы завязать знакомство с одинокой

женщиной, предпочтительно разведенной или вдовой – их сразу видно по взгляду и

поведению – и залечь на дно в ее квартире. В десятимиллионном городе он станет

невидимкой. Но Алекс играл ва-банк. Охотникам надлежит бросить кость, чтобы они

вновь напали на его след будто бы сами. А если информация где-то утекает на сторону, то

здесь утечка обязательно проявится.

Он забрал из тайника новый паспорт и деньги – закладка готовилась всегда перед

началом операции на случай стремительного отхода, и отправился в Лосиный остров.

Номер в кооперативной гостинице, устроенной в реконструированной расселенной

пятиэтажке, обошелся не слишком дорого. Ночной портье – сонный худощавый парень лет

двадцати – не стал рассматривать его документы и, сделав запись в книге прибытия, выдал

ключ на дешевом брелоке.

– Я могу где-нибудь поесть?

Портье смерил гостя взглядом и лениво кивнул. Ночью он оставался единственным

сотрудником гостиницы, потому любое желание неизбалованного советским сервисом

клиента ложилось тяжким грузом ему на плечи. Но ночному гостю парнишка отказать не

посмел: было в его ауре что-то тяжелое, грозное, не терпящее возражений.

– Жареный картофель и сосиски. Из напитков – чай.

Алекс кивнул. В стрессовой ситуации его организм, заряженный адреналином,

сжигал калории почище доменной печи. Краем глаза отметил, что на стойке за спиной

портье отсутствует всего три ключа. Значит вместе с ним занято только три комнаты.

Неплохо. Любое движение будет на виду.

– Принеси в номер.

Гостиницы такого формата имели вполне четкую ориентацию на определенные виды

услуг. Здесь можно было снять номер на неделю, но чаще просили на ночь или час.

Женатые мужчины, которым негде было уединиться с «коллегой» женского пола, или

одинокие, жаждущие плотских утех. За скромный процент от жриц любви портье мог

порекомендовать тех, кто скрасит ночью досуг и одиночество.

– Вы один? Могу предложить вам…

Алекс нетерпеливо мотнул головой.

– Картофель и сосиски. Если раздобудешь кофе – молодец! – Алекс положил купюру

на стойку. – И не буди меня утром. Хочу выспаться.

Просьба не будить должна была настроить гостиничного служащего на то, что

клиент остается надолго, чаевые – снискать благосклонность. И вот уже парнишка

подобострастно глядел на Алекса, предвкушая выгодное сотрудничество.

Принесенный картофель оказался на редкость удачным, прожаренным, но не

подгоревшим, в меру соленым, со скворчащими кусочками сала. Сосиски по вкусу больше

походили на измельченный рулон туалетной бумаги, и Алекс выкинул их в мусорную

корзину. Зато кофе превзошел все ожидания. Ароматный, тягучий с кислинкой, сваренный

в турке из настоящих молотых зерен.

Утолив голод, Алекс долго стоял под обжигающими струями воды в душе, смывая с

себя грязь и тяжесть последних дней, а затем завалился спать на старую скрипучую

кровать. Вода освежила тело, очистила от навязчивых мыслей мозг, и он с удовольствием

погрузился в царство Морфея.

Ему снилась девушка, бегущая по желтому песчаному пляжу. Морская пена омывала

босые ноги, ветер растрепал светлые волосы. В огромных глазах отражалась вселенная, а

щеки горели румянцем. Богиня. Афродита. Она бежала к нему, раскрыв объятия,

вышедшая откуда-то из глубин его памяти. Веселая. Жизнерадостная. Старавшаяся

перекричать ветер и голос моря. Она звала его, но грохот волн поглотил все звуки. Грохот

врывался в его сознание, ритмично отдаваясь в висках. Пульсом стучал в сердце. Все

настойчивее и чаще. Отдельные глухие удары сменились частой канонадой.

Алекс открыл глаза. Стук. Точно кто-то колотит молотком. Посмотрел на часы.

Четверть шестого. За окном светало. Значит, он проспал около четырех часов.

Стук повторился барабанной дробью. Кто-то нетерпеливый стоял в коридоре и

молотил что есть силы костяшками пальцев по двери. Постучал, прислушался, и так снова

и снова.

Завернувшись в шерстяное одеяло не первой свежести, Алекс взял с прикроватной

тумбочки «Узи» и снял с предохранителя. О том, что это портье, не могло быть и речи:

парнишка ни за что не отважился бы вызвать возмущение щедрого постояльца нечаянной

побудкой. Выходит, охотники настигли его раньше, чем он рассчитывал.

Щелкнув замком, Алекс отошел в сторону, предоставив возможность визитеру

самому открыть дверь. Если бы его хотели убить, то сделали бы это тихо, так что

опасаться было нечего. Оружие в руках – лишь вынужденная мера предосторожности.

Дверь распахнулась. Выждав немного, гость шагнул в номер.

– Нам необходимо поговорить, – миролюбиво произнес он, когда «Узи» уперся ему в

основание черепа. – Всего лишь разговор, Алекс. Можно обойтись без стрельбы.

Его назвали по имени, которое было известно лишь избранным. Голос визитера не

дрогнул, и сам он не казался скованным даже под прицелом автомата. Алекс оглядел

фигуру высокого, выше среднего роста, мужчины лет шестидесяти, с медно-рыжей

шевелюрой и цепким взглядом хищника, облаченного в серый костюм с металлическим

отливом. Несколькими умелыми движениями проверил наличие оружия и предложил

войти.

– Чем обязан?

– Меня зовут Роберт Хэмптон, – мужчина немного сутулился, точно стесняясь

гигантского роста, и стеснение это было обманчивым. – Я представляю интересы

советско-английского СП «Фанейшнл интерпрайзес» в чине вице-президента. Купи-

продай, финансовые услуги…

Алекс терпеливо ожидал объяснений. Финансовые услуги были точно не по его

профилю, а столь ранний визит подсказывал, что среди охотников игра идет на

опережение. Кто первый вступит в контакт с брошенным агентом. То, что вчера еще

казалось ирреальным, сегодня обретает плоть. И господин Хэмптон такой же финансист,

как из Алекса балерина.

Вербовка!

– Думаю, вам это не понадобится, – англичанин жестом указал на автомат, – только

помешает конструктивной беседе.

Вернув автомат на прикроватную тумбу, Алекс молча наблюдал за Хэмптоном. В

голове не укладывалось, что в сложившемся в стране бардаке секретная информация стала

доступной иностранным спецслужбам.

– Как говорят русские, не будем толочь воду в ступе. – Англичанин говорил с легким

акцентом. – Перейдем сразу к делу, – он уселся на единственный в комнате стул, – мы долго

наблюдали за вашей деятельностью, молодой человек, и искали к вам подходы. Последние

события, произошедшие в Советском Союзе, позволили нам выйти на вас лично…

Алекс разглядывал медведеподобную фигуру, рыжую шевелюру, отмеченное

оспинами лицо с дряблыми щеками, пожелтевшие от чрезмерного употребления кофе и

никотина мелкие акульи зубы. Типичный англосакс в безупречном костюме, точно

сошедший со страниц энциклопедии.

– То есть в этом хаосе меня кто-то сдал?

В любое другое время подобный визит вызвал бы у Алекса нешуточную тревогу, но

сейчас вербовка казалась меньшим из зол. Хозяева не просто отказались от него, они его

продали. И вербальный контакт с агентом иностранных спецслужб уже не может ухудшить

его и без того печальное положение. Когда ставкой в нечестной игре является жизнь,

вопрос об измене Родине вторичен.

– Просто мы смогли получить необходимую информацию, – деликатно поправил

Хэмптон, – и уточнить некоторые детали проводимых КГБ операций в Западной Европе.

– И от меня вы хотите получить недостающие факты, чтобы собрать мозаику

воедино? Кто вы, мистер Хэмптон? И чем вызван ваш столь ранний визит?

Роберт Хэмптон поерзал на стуле, выискивая удобное положение, демонстрируя

скрытую нервозность.

– Вам знакома аббревиатура МИ-6?

– Если это не старый советский военно-транспортный вертолет, то вы наверняка

говорите о Secret Intelligence Service, английской разведке. – Алексу нравилась открытость

гостя. Они оба – профессионалы, так что нечего было ходить вокруг да около.

– Совершенно верно. Я представляю интересы Великобритании на территории СССР.

– И чем моя скромная персона могла заинтересовать Ее Величество?

– Два года назад в Брюсселе сорвалась операция, проводимая МИ-6 на протяжении

трех с половиной лет. – В словах Хэмптона сквозило сожаление. – Три с половиной года

работы коту под хвост. Наши агенты с большим трудом вышли на Мишеля Готье,

являвшегося ключевой фигурой во всей разработке, но перед самой встречей он вдруг

исчез без следа. Теперь мы знаем, что это сделали вы.

Октябрь 1989. Брюссель. Алекс хорошо помнил смуглого брюнета с римским

профилем, попортившего кровь разведкам стран Восточного блока. Его пришлось

скрутить прямо на улице, запихнуть в микроавтобус и по дипломатическим каналам

вывезти в Берлин, оставив англичан и американцев «с носом». Тогда все обошлось без

крови.

– Вы же не жаждете мести.

– Месть – забава дураков. Я же отдаю дань уважения вашему таланту. – Лесть была

неуместна, и Хэмптон понял это сразу. – Вы обладаете бесценной информацией, которая

очень интересует королеву.

– Значит, королеве уже известно, что настоящее имя Мишеля Готье – Дитер Грасс? -

подыграл собеседнику Алекс.

– Нам многое известно. Как и то, что уважаемый профессор Сорбонны на самом деле

являлся сотрудником Штази18 [ Штази – Министерство государственной безопасности

ГДР]. – Хэмптон улыбнулся в ответ, контакт налаживался. – Итогом операции должна

была стать передача данных об агентурной сети в Западной Европе. Вы спутали нам

карты. И теперь мы надеемся получить имена спящих агентов от вас, Алекс.

Мысли ускорили свой бег. В происходящем не было логики. МИ-6 знало, кто такой

Алекс, хотя де-юре его существование всячески отрицалось КГБ, но не способно было

добраться до данных внешней разведки. Подстава? Провокация органов госбезопасности?

– Это все?

– Нет. – Англичанин покачал головой, аппетит приходит во время еды. – Вы

расскажете о своей деятельности на территории суверенных государств. Станете живым

доказательством кровавых преступлений, совершенных КГБ на Западе. Покажете

общественности цивилизованной Европы и Америки истинную двуличность советского

режима. Советский Союз – империя зла, и сегодня у нас есть доказательства.

– Что взамен?

– Спасение.

– Вы не мессия, Хэмптон, – отрезал Алекс резче, чем следовало бы.

– Я могу предложить вам свою помощь, – без обиняков пояснил англичанин.

– Помощь?!

– Да, мы знаем, кто вы, и как с вами обошелся КГБ, знаем, что принято решение о

вашей ликвидации. Без нашего содействия вам не прожить и пары дней. Решение списать

вас в утиль, словно сломанную игрушку, стало большой ошибкой для Госбезопасности. Не

меньшей, чем попытка организации переворота, превратившегося в фарс… С нашей

помощью вы сохраните жизнь и свободу. Счет идет на часы, Алекс. Соглашайтесь, и

завтра вы уже будете в Западной Европе. Прежние коллеги не смогут до вас добраться. У

них будут другие заботы.

Алекс молчал. Помощь в обмен на предательство. Изменить Родине, спасая

собственную шкуру.

– Мы действительно хотим помочь, – продолжал Хэмптон. – Я отдал разведке более

тридцати лет своей жизни и как никто другой понимаю ваше отчаяние. И мне больно

смотреть, как ни за что гибнет специалист. Прежние идеалы низвержены, Алекс. Страны,

которой вы давали присягу, больше нет. Люди, которые отдавали приказы, теперь думают

только о своей заднице… Ну же, соглашайтесь!

Выжить вопреки всему. Выжить во благо отчизны. Предать сегодня, чтобы уцелеть.

Предать сегодня, чтобы завтра обыграть гроссмейстеров из КГБ на их же шахматной

доске. Решение уже созрело, оставался один вопрос, ответ на который позволит сложить

мозаику воедино.

– Значит, вчера звонил ваш человек?

Миг. И Алексу стало ясно, что игра сложнее, чем казалось на первый взгляд. Всего на

миг Роберт Хэмптон потерял самообладание, не понимая, о чем идет речь. Сам факт

неизвестного звонка пробивал брешь в четко выстроенной схеме вербовки. Означает ли

это, что в шахматную партию вступает еще какая-то заинтересованная сторона, до сих пор

неизвестная? Хэмптон испугался, моментально взял себя в руки, но осознал, что

провалился. Потому лукавить не стал.

– Нет, мы не в курсе, но если дадите мне путеводную нить, вместе мы сможем

разобраться в происходящих событиях.

Это было уже слишком. Алекс отмахнулся, не желая продолжать.

– Оставим, пустое.

Почувствовав, что удача ускользает от него, Хэмптон вытащил из рукава козырь.

– Мы вам нужны, как воздух, Алекс. Ваши хозяева бросили вас на съедение. Предали,

и уже не впервые. – Он перевел дух, прежде чем преступить к основной части. – Мы оба –

сотрудники разведки. И мы не имеем права на личную жизнь. Только легенда делает нас

похожими на обычных людей. Мы с вами избранные, но отнюдь не машины. И ничто

человеческое нам не чуждо… Алекс, вы помните Париж?

Упоминание столицы Франции заставило Алекса вздрогнуть. Он вдруг понял, кем

была девушка из недавнего сна. Точно пелена упала с глаз, явив взору время, когда он

позволил себе быть счастливым.

– Личная жизнь агента «Алекса» не изобилует разнообразием. – Хэмптону

показалось, что он поймал собеседника «на крючок». – Ваш роман продлился всего

полторы недели и закончился страшной автокатастрофой. А ведь вы ее любили, как никого

и никогда прежде. Но предрассудки высшего руководства КГБ, сделавшего жизнь бедной

Софи разменной монетой в политических играх, помешали возможному счастью. –

Рассказывая с упоением, он точно живописал картины из жизни Алекса. – Как бы дальше

сложилось? Кто знает. Но разве бедная девочка заслужила смерть?.. Только из-за того, что

она познакомилась с вами, Алекс, ее убили! Ведь авария была подстроена. Вы удивлены?!

Хэмптон ожидал увидеть негодование собеседника, недоверие к последним

сказанным словам, ненависть к прежним хозяевам, позволившим разрушить иллюзию

счастья, но ничего подобного не произошло. Результат оказался неожиданным.

Кровь отхлынула от лица Алекса, от крепко сжатых кулаков побелели костяшки

пальцев. Скрипнули стираемые в пыль зубы. Звериный рев захлебнулся глубоко внутри,

так и не вырвавшись наружу. Он помнил все до мельчайших подробностей. Воспоминания

хранились где-то в сокровенных уголках памяти и спали, чтобы теперь заставить Алекса

действовать. Софи приснилась ему не случайно. Это был знак. Свет маяка в безбрежном

море творившегося хаоса.

– Склоняю голову перед вашей информированностью и вашими информаторами. –

Голос Алекса наполнился металлом и эхом отдавался в углах гостиничного номера, – но

думаю, МИ-6 известно не все. Софи не была простой продавщицей в обувном бутике…

Почувствовав перемену настроения, Хэмптон понял, что разбудил дикого зверя,

потеряв контроль над ситуацией. Поправив упавшую на лоб медную челку, он добавил:

– Да, мы знаем, что она имела входы на интересовавший вас объект. Но она вас

любила, Алекс, а вы ею воспользовались. Это низко.

– Не стоит читать друг другу мораль, мистер Хэмптон, – Алекс чеканил каждое слово. –

Мы оба служим в разведке.

– Вы правы, – англичанин поспешил извиниться, стараясь не порвать связующую

нить. – Что нам следует знать?

– Хотя бы то, что Софи Вотрен сотрудничала с DPSD19 [ Direction de la protection et de

la sécurité de la défense, DPSD – служба военной контрразведки Франции]… И мне, как

никому другому, известны мельчайшие детали того трагического дня. – Алекс замолчал,

взглядом пригвоздив собеседника к стулу. – Удивлены?

Едва размыкая пересохшие губы, англичанин произнес:

– Вы хотите сказать, что…

Демонстрируя собственную чрезвычайную осведомленность, Роберт Хэмптон загнал

себя в ловушку. Это был провал. Как он раньше не догадался, что в отличие от всех Алекс –

настоящая машина для убийства, лишенная эмоций. Для него существует только одно

правило – безропотное подчинение приказам. Глядя в глаза сидящему напротив человеку,

из одежды на котором было лишь одеяло, Хэмптону впервые за долгие годы стало по-

настоящему страшно.

– Да. – Алекс кивнул головой. – Вы все правильно поняли. Это моя работа.

В словах Алекса не было слышно гордости, за безупречно исполненную ликвидацию.

Только сухая констатация факта. Возможно, приправленная легким налетом горечи. Но

здесь англичанин не был уверен.

Он резко поднялся. Разговор окончен.

– Мы вас недооценили…Подумайте над моим предложением. Вы можете облегчить

себе жизнь.

Дверь за ним тихо закрылась.

Откинувшись на кровать, Алекс вперил глаза в пожелтевший от времени потолок.

Одинокая муха, потирая лапки, медленно шагала в сторону лампы, ленясь использовать

крылья.

Погрузившись в прошлое, Алекс вспомнил Софи…

* * *

Ему говорили, что эта девушка красива, но подобного он и представить себе не мог.

И дело было не в овале лица и линии губ, не в длине ног и размере груди – все

соответствовало стандартам красоты, точно девушка сошла с обложки модного глянца.

Секрет крылся в уверенности в себе, во врожденной изящности, в походке, в повороте

головы и взмахе руки, в неуловимой улыбке и глубоком взгляде. Все мужское население

Парижа сворачивало шеи, когда Софи неспешной походкой проходила по тротуару. Она

была грациозна, как пантера, и свежа, как воздух морозным утром.

Когда фотографии, сделанные группой наружного наблюдения, попали ему в руки,

Алекс впервые в жизни испытал шок. Шок оттого, что попал под гипнотическое

очарование умных голубых глаз. Казалось, даже фотобумага способна передать скрытую в

ней взрывную энергию. Алекс не сомневался, если погасить в комнате свет, лик на фото

осветит пространство вокруг ничуть не хуже.

Они столкнулись в магазине, куда агент КГБ зашел под предлогом покупки и с

намерением завязать необходимое знакомство, и здесь заученная легенда рухнула прахом.

Алекс долго мямлил, с трудом подбирая слова, хлопал глазами, точно школьник на первом

свидании. Сраженный ее жизнерадостностью и небывалым позитивным настроем, он

подкупил девушку искренними переживаниями, мало свойственными взрослому

состоявшемуся мужчине. Она долго смеялась, разбрызгивая вокруг искорки веселья.

Легкая в движении, открытая для общения, Софи с радостью пошла на контакт.

Они быстро сблизились, будто были знакомы рождения. Их души точно

слились воедино, точно две половинки одного целого встретились после долгой разлуки. С

Софи было о чем помолчать – только с действительно близкими людьми можно

находиться рядом, не произнося ни слова, и чувствовать себя комфортно. Им не надо было

произносить друг другу речи, хватало того, что они вместе.

Любовь ли это? Алекс никогда не задумывался. Он просто жил и чувствовал,

раздаривал себя и наслаждался.

Первый раз они были по-настоящему вместе в маленьком уютном отеле на несколько

номеров в предместье Парижа. Заперлись в номере в полдень и только следующим

вечером вышли изможденные и счастливые.

– Я тебя люблю, – полушепотом произнесла Софи, нежными губами прикасаясь к его

уху, глаза ее искрились, на щеках горел румянец. – Если ты меня оставишь, я не проживу и

дня. Ты единственный настоящий мужчина в моей жизни.

– Я от тебя без ума! – он крепко поцеловал девушку.

Он знал о ней все. Догадывалась ли она о нем? Возможно. Но вместе они

испытывали искренние чувства без тени лукавства. Все, что между ними происходило,

было настоящим.

Они гуляли знойным вечером и романтической ночью: купались в Сене, отужинали в

милом ресторанчике, осмотрели местные достопримечательности при луне. А затем вновь

закрылись в номере. Так прошло несколько дней. К многочисленным развлечениям

прибавились катание на яхте под парусом и посещение оригинального бара на воде. За то

безмятежное время, пролетевшее, как одно мгновение, Алекс готов был отдать многие

годы своей жизни. Сейчас он был счастлив!

Но всему когда-то приходит конец, и история любви оборвалась с появлением

связного, спустя неделю после знакомства с Софи. Элегантного мужчину, одетого,

несмотря на жару, в дорогой шелковый костюм, Алекс увидел издалека, различив в нем

предвестника дурных новостей.

– Ты слишком далеко зашел, Алекс, – будничный тон раскаленным клинком пронзил

сердце. – Эмоции по отношению к объекту могут испортить все дело. Это недопустимо.

Через три дня ты должен забыть ее, стереть из памяти любое воспоминание о Софи

Вотрен. А девушка должна исчезнуть. И это твоя задача…

Алекс вернулся в номер бодрый, со свежими газетами и легким завтраком. Ни

взглядом, ни жестом не показывая, какая борьба кипит у него в душе. Они пробыли в

отеле до вечера, а к утру вернулись в Париж. Был четверг.

Приближающийся уик-энд Софи предложила провести на море, с чем Алекс

безоговорочно согласился. Понимая, что дни эти – последние, он старался потакать

девушке во всем, по-своему старался одарить ее счастьем.

…Они мчались по берегу, спеша скорее окунуться в морскую прохладу. Самолет

прилетел днем, и в полдень стояла адская жара. В это время кабриолет, взятый напрокат в

аэропорту, казался лучшим средством передвижения. Ярко-красный «рено», рассекая

воздух, птицей летел по магистрали, выказывая мощь своего четырехцилиндрового

сердца. Свистящий ветер трепал волосы и дарил прохладу.

Софи сидела за рулем, открыв лицо южному солнцу. Они свернули с шоссе на

проселок, чтобы скоротать путь и время. Девушка любила острые ощущения и, несмотря

на неровности дороги и крутые повороты, вжала педаль акселератора в пол. Двигатель

оглашал округу породистым рыком, позади клубилась пыль, из-под колес летел гравий. До

Кассиса – небольшого курортного городка, окруженного белыми скалами – оставалось

совсем немного.

Позже полиция департамента Буш-дю-Рон, округ Марсель, установила, что Софи

Вотрен, находясь в состоянии алкогольного опьянения, превысила скорость на сложном

участке дороги и не справилась с управлением. В повороте автомобиль развернуло и

понесло, по касательной бортом ударив о скалу. После чего «рено» сорвался в пропасть и

загорелся.

В своем заключении судебный медик написал, что девушка погибла мгновенно.

Алекс все рассчитал. Об их недолгом романе мало кто знал. Из аэропорта Шарля де

Голля они летели одним рейсом, но сидели отдельно – убедил Софи, что билетов рядом не

было. Машину она взяла в прокате на свое имя и номер в отеле бронировала сама. Ее

смерть – лишь трагическое стечение обстоятельств. Одна из многих, произошедших на

французских дорогах.

Все случилось давно, и он запретил себе любые воспоминания о днях, проведенных с

Софи Вотрен. Это была его боль, боль, выжигающая изнутри. Боль, с которой предстояло

идти по жизни. И только смерть станет избавлением.

Но сегодня Софи вернулась, явившись во сне.

Зачем?

* * *

Ровно в десять утра Алекс спустился в бар. Полутемный зал встретил его приятным

теплом, приторным ароматом ликеров и вин, запахом копченых закусок. Под высоким

зеркальным потолком горели тусклые лампы, одетые в желтые матовые плафоны, за

длинной широкой стойкой, имитировавшей красное дерево, в лучах света суетился

бармен, наливая кому-то раннюю порцию коньяка. Между круглыми столиками белым

лебедем лениво дефилировал официант, наводя порядок.

Посетителей практически не было. Царил покой и уют.

Алекс занял место в дальнем, самом темном конце стойки так, чтобы, оставаясь

малозаметным для других, видеть вход в бар. Попросив чашку кофе и рюмку коньяка, он

получил свой заказ от услужливого официанта и принялся изучать немногочисленных

посетителей. Похоже, здесь собрались все, кто проживал в гостинице в момент, когда ему

вручили ключи от номера. Четыре из шести столиков пустовали, а за двумя расположились

две влюбленные пары, поглощенные созерцанием друг друга. Молодые завтракали после

бессонной ночи, проведенной вместе, и о чем-то оживленно беседовали.

Стараясь погасить разбушевавшийся в душе пожар, Алекс опрокинул рюмку коньяка,

подождал, когда живительное тепло распространиться внизу живота. Кофе сегодня

оказался хуже, чем приготовленный ночным портье. Был растворимым и едва теплым.

От размышления о кофе Алекса отвлекло появление в дверях огромной фигуры

Роберта Хэмптона. Едва ли англичанин получал удовольствие от проживания в дешевой

гостинице, скорее оставался в надежде склонить Алекса на свою сторону. Не проходя

далеко, он присел за столик у самого входа. Невидимый снаружи, Хэмптон легко

контролировал все пространство, от стены до стены.

Минуту спустя в бар вошел мужчина в костюме из тонкой шерсти, эдакий вузовский

профессор в очках в роговой оправе и с ухоженной «испанской» бородкой. Смутно

знакомые черты натолкнули Алекса на мысль, что их пути уже где-то пересекались.

Мужчина вынужденно занял проигрышную позицию между двух влюбленных пар.

Неужели, простое совпадение? Два агента иностранных спецслужб в одно время

оказываются в одном месте – в заштатной гостинице на окраине города, в которой беглый

сотрудник КГБ совершенно случайно решил укрыться на несколько дней. И если мистер

Хэмптон предпринял попытку вербовки, то какие интересы преследует «профессор»?

Кажется, он чех по национальности, и, по слухам, выполняет отдельные поручения

МОССАДа в Западной Европе. Каким ветром его занесло в Москву?

Долгие годы службы научили Алекса, что случайности в разведке случаются только

при хорошей организации. И совсем не случайно.

Допив отвратительный кофе, он встал и медленно направился в сторону выхода.

Завидев его, Роберт Хэмптон скупо улыбнулся, предвкушая победу. Но, не дойдя до

англичанина, Алекс бесцеремонно присел за столик к «профессору».

Чех оторвал глаза от журнала, скользнув по нему взглядом, и вернулся к просмотру

глянцевых страниц, испещренных текстом и украшенных фотографиями, на разные лады

воспевающих американский стиль жизни. Дома, машины, яхты – все, о чем в Союзе

теперь страстно мечтали. Ведь между демократией и изобилием стоял знак равенства.

– Здравствуйте, господин Соботка.

Память – вещь удивительная и необъяснимая. Иногда в ней находится то, о чем,

казалось бы, ты забыл навсегда. Алекс вспомнил, что свою трудовую деятельность Милош

Соботка начинал в качестве корреспондента газеты «Руде Право» в Северной Африке и на

Ближнем Востоке. Там наверняка и был завербован израильскими спецслужбами.

– Мы знакомы? – брови чеха изогнулись дугой.

– Бросьте. У нас нет времени на брачные игры. Скажите, чем моя скромная персона

могла возбудить ваш интерес?

– Бог с вами, – притворно ужаснулся Соботка, откладывая в сторону журнал и

увлеченно глядя на собеседника, – вы подсаживаетесь ко мне, потом обвиняете меня в

преследовании… Вы, наверное, увлечены телевизором, молодой человек, всякими

шпионскими историями. У вас случилась мания преследования, милейший, это бывает.

Мой вам совет: смотрите поменьше этот голубой ящик, ставший предметом культа в

каждом доме. Телевизор не столько дарит нам удовольствие, сколько истощает нервы.

Алекс посмотрел в сторону англичанина, со своего места наблюдавшего за развитием

событий, полностью уверенного, что МОССАД переманивает у него подопечного.

– Если так, то агент МИ-6 в Советском Союзе, господин Роберт Хэмптон – лишь плод

моего больного воображения. Ирония судьбы, не находите?

Глаза чеха округлились. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вскочить

из-за стола.

– Что?! Что вы сказали? – свистящим шепотом спросил он.

Похоже, Соботка не был в курсе присутствия в гостинице конкурентов. Земля горела

под ногами, спецслужбы спешили заполучить Алекса в свой актив, не успевая должным

образом обезопасить работу.

– Господин Хэмптон пристально следит за нашим диалогом, – пояснил Алекс, – и

думает, что вы переманиваете меня. Наверняка терзается вопросом, чье предложение

окажется заманчивым: МИ-6 или МОССАД?

Повернувшись в сторону выхода, Соботка внимательно оглядел англичанина.

Медную шевелюру, пылающее гневом лицо.

– Вы подставляете меня, – маска лицедея сменилась крайней серьезностью,

соответствующей обстановке. Он сухо констатировал факт, не впадая в истерику.

За многие годы существования разведки Западных стран и Израиля не стали

друзьями, но были союзниками, руководствуясь правилом: худой мир лучше доброй

ссоры. Политика компромисса приносила свои плоды. Отношения строились на взаимных

уступках, и никто не выхватывал кусок мяса из пасти конкурента.

– Да. Думаю, он уверен, что я торгуюсь, желая подороже продать свою жизнь.

– Опасная игра, зачем вам это?

– Чтобы дороже продать свою жизнь.

Отпив из стакана глоток воды, чех цинично улыбнулся.

– Поверьте, Алекс, ваша жизнь никого не интересует. Ни ваших хозяев, ни МИ-6, ни

меня. Как говорят русские: не стоит и ломаного гроша. Вы – отработанный материал.

– И вы притащились в эту Богом забытую дыру, чтобы сказать мне об этом?

– Нет, но поверьте, я не собираюсь участвовать в торге за вашу жизнь, Алекс. Ничего

личного.

– Тогда почему вы столь настойчивы, господин Сободка? – Алекс налег грудью на

стол, приблизившись к собеседнику. – Сначала ваш человек у меня в квартире, теперь вы

здесь?

– Не понимаю, о каком человеке идет речь, – искренний ответ поставил Алекса в

тупик, видимая картина мира разбилась на мириады осколков. Неизвестный в его доме,

вооруженный израильским автоматом, являлся единственным связующим звеном между

ним и МОССАД. А чех не лгал – не было нужды.

Ожидая продолжения, Алекс молчал. В его положении молчание становилось

сильнейшим козырем.

– Информация. Единственное, что сегодня имеет ценность, и чем вы владеете – это

информация.

– Какого рода?

– Вам не все равно, Алекс? – Соботка вновь оскалился, став похожим на

преследующего добычу волка. – Вы не в том положении, чтобы выбирать. Мы знаем, что

вы владеете тем, что необходимо Израилю для защиты собственных интересов, и вы нам

это дадите в обмен на личную безопасность.

– Я в том положении, чтобы продаться за лучшую цену, – без обиняков заявил Алекс,

кинув взгляд в сторону Хэмптона. – Ничего личного. Это рынок!

Чех иронии не оценил.

– Стравливая сейчас МИ-6 и МОССАД, уважаемый, вы рискуете остаться ни с чем.

Отношения между нашими странами гораздо дороже, чем тот товар, который вы можете

нам продать. Став яблоком раздора, Алекс, вы положили голову на плаху. Может статься,

что устранить разногласие между спецслужбами окажется проще и дешевле. И мы, и

англичане останемся ни с чем, но избежим войны разведок, локализовав конфликт в

зародыше, не дав ему разгореться.

Чувствуя, насколько зыбкая почва под ногами, Алекс не собирался отступать.

– Поверьте, я сделаю все, чтобы подлить масла в огонь. И просто так не сдамся на

милость сильнейшего. Не та школа! – он выпрямился, с вызовом глядя в глаза

собеседнику. – Так или иначе, убрать, как вы говорите, «яблоко раздора», еще не значит

предотвратить конфликт. Скорее он перейдет в другую плоскость и еще больше накалит

ваши и без того непростые отношения. Ведь как ни странно, я оказался нужен не только

вам, но и МИ-6. – Алекс замолчал на секунду, а когда продолжил, в его голосе

послышались нотки усталости, – кроме того, я не боюсь смерти. В этой жизни меня ничто

не держит

– Вы не боитесь смерти? Вас предали, бросили на съедение. Любой нормальный

человек согласился бы на любые условия, лишь бы покинуть Союз. Вы же артачитесь.

– Кто вам сказал, что я нормальный? «Нормальные» не убивают людей пачками.

Чех задумчиво кивнул головой, тон его стал примирительным.

– Нам есть, что обсудить. Давайте оставим вопросы философии философам, и

поговорим о насущном. Через полчаса в моем номере. Комната триста тринадцать…

Распрощавшись, Соботка направился к выходу. В дверях едва заметным кивком

поприветствовал Роберта Хэмптона, доведя того до белого каления.

Алекс покинул бар следом.

* * *

Здание, построенное во времена Хрущевской «оттепели», сохранило в себе все

приметы того времени: низкие потолки, узкие коридоры, дешевые фанерные двери.

Горящие через одну электрические лампы в матовых плафонах, протертая тысячами

подошв красная ковровая дорожка с зеленой полосой, выкрашенные в ядовитый синий

цвет стены только усиливали ощущение старины и разрухи. Что говорить про гостиницу,

когда в состояние разрухи погрузилась страна?

Остановившись перед коричневой дверью с облупившейся краской и медной

табличкой «313», Алекс почувствовал неладное. Постучав, толкнул приоткрытую дверь в

сторону. Окна были плотно зашторены. Мрак окутал пространство номера. В смежной

комнате играла музыка, и мерцал голубым светом экран телевизора.

Потянув носом воздух, Алекс почуял едва уловимый запах пороха, какой бывает

после выстрела. Сняв «Узи» с предохранителя, он вдоль стены продвинулся вперед.

Увидел, что спиной к нему, развалившись в широком кресле перед телевизором, сидит

Милош Соботка. Руки на подлокотниках. Голова едва откинута назад.

Все стало понятно без детального осмотра. Он опять опоздал. Невидимый

гроссмейстер всегда на шаг впереди.

Обойдя по дуге кресло, Алекс увидел потухшие глаза, мертвенную бледность. На

изборожденном морщинами лбу Соботки зияло пулевое отверстие, тонкая струйка крови

запеклась меж черных густых бровей. Тело еще не остыло, словно еще теплилась в нем

жизнь, но глаза ясно говорили, что все кончено. И все ответы на еще не заданные вопросы

чех унес с собой в могилу.

Адреналин выплеснулся в кровь, ускорив пульс. На секунду закружилась голова, и

вспотели ладони. Алекс сделал глубокий вдох и задержал дыхание, приводя чувства и

мысли в норму. Кто-то, кто хорошо его знает, нанося превентивные удары, загоняет его в

угол. Играется, точно кошка с мышкой, чтобы потом в одночасье прихлопнуть. И что ему

остается? Вновь уходить, пока события не приобрели угрожающий характер.

Выскочив в коридор, Алекс едва не столкнулся с поднимавшимися наверх

сотрудниками милиции. Время было рассчитано идеально, чтобы взять его с поличным

возле трупа.

Он прикинул пути к отступлению. С одной стороны была лестница, по которой

милиционеры поднимались на этаж, противоположная сторона коридора упиралась в глухую

кирпичную стену. Единственный путь – вернуться обратно в номер. Затворив за собой

дверь, он кинулся к окну. Третий этаж. Ни карниза, ни водосточных труб. Внизу трава и

густой колючий кустарник. Если ему очень повезет, то кусты смогут смягчить падение, не

превратив тело в решето.

Перед дверью скрипнули подошвы сапог. Лязгнул затвор автомата.

Сдернув тяжелую портьеру с окна, Алекс одним движением обернулся в нее, точно в

тунику, и сиганул вниз.

Ему повезло. Плотная ткань уберегла от острых веток и шипов. Перекатившись, он

вскочил на ноги и сломя голову бросился к опушке леса, казавшейся такой близкой и, в то

же время, такой далекой. Деревья приближались с неимоверной быстротой, расстояние

сокращалось, он старался как можно быстрее пересечь поляну, отделявшую его от

спасительной лесополосы.

Триста метров… двести… сто… пятьдесят…

Из окна беглеца заметили и, дав предупредительный выстрел в воздух, открыли

огонь на поражение, как по опаснейшему преступнику.

Он услышал окрик «Стоять!», а затем хлопки выстрелов. Сильно оттолкнувшись,

Алекс немыслимо изогнулся в прыжке и разом перемахнул кустарник. Лес! Он спасен! Уж

в «зеленке»-то его ни один сотрудник милиции не возьмет.

На голову посыпались зеленая листва и ветки, срезанные автоматной очередью.

Пули, пройдя совсем рядом, застряли в стволе белой березы. Он кинулся дальше, стараясь

не сбавлять темп, оставаясь недосягаемым для преследователей.

Его вновь подставили. Никаких сомнений. Кто-то вызвал милицию, зная, на какое

время назначена встреча. Труп Соботки не остыл, но кровь запеклась. Чеха застрелили

сразу же по возвращению из бара. То есть их беседа оказалась судьбоносной. Неужели

Роберт Хэмптон не вытерпел обиды и перешел к активным действиям?

Так или иначе, но Алексу нужны союзники. В ближайшее время его наверняка

объявят в розыск по подозрению в убийстве иностранного гражданина, что существенно

ограничит пространство для маневра. Он уже загнан в угол, от него отреклись, он – изгой!

Выбор не столь велик, как хотелось бы. Милош Соботка работал на МОССАД… Так

или иначе, Израиль заинтересован в том, чтобы докопаться до правды не меньше, чем

Алекс. Лучшего соратника не найти. Единственная сложность – в убийстве агента

МОССАД будут подозревать именно его.

* * *

В народе подобные магазины называли «комок». То ли название стало производным

от бытовавшего ранее «комиссионка», то ли родилось от современного «коммерческий»

или «кооперативный». В эпоху всеобщего дефицита, когда по всей стране прилавки

пустовали, здесь можно было приобрести все – одежду, мебель, аппаратуру и прочие

атрибуты достатка по совсем не гуманным ценам. Появился даже новый вид бизнеса:

копеечный товар привозили из-за границы и задорого сдавали в «комок». На жизнь

хватало.

Посетителей в магазине не было. Скучающий за прилавком продавец даже не поднял

головы, когда звякнула колокольчиком открывшаяся входная дверь. Сюда редко заходят с

целью покупки, скорее просто поглазеть, как в музей. Алекс прошел вдоль полок с

видеомагнитофонами и двухкассетниками, мимо стеллажа с японскими люстрами и

китайским фарфором, и обнаружил в дальнем углу вешалки с одеждой. Выбор пал на

широкие голубые джинсы, футболку с изображением Статуи Свободы, серую клубную

куртку «Чикаго Буллс» и бейсболку с американским флагом. Вместе вещи обошлись в

целое состояние, несмотря на то, что second hand.

Переодевшись здесь же в примерочной, Алекс бросил старую одежду в мусорный

мешок и придирчиво посмотрел на отражение в зеркале. От беглеца не осталось и следа.

Уверенный в себе мужчина с хорошим доходом, не слишком заботящийся о внешности.

Шмотки ношенные, но чистые, щетина. Может коммерсант, а может, бандит. Милиция

предпочитает таких не трогать.

«Хвоста» Алекс за собой не обнаружил, потому из ближайшего таксофона набрал по

памяти номер. Дик Джефферсон трудился в торгпредстве США в Советском Союзе и, по

данным КГБ, имел контакты с МОССАД. Будучи гражданином США и сотрудником ЦРУ,

Дик всегда оставался темной лошадкой, не гнушаясь сотрудничать и с израильскими, и с

советскими спецслужбами. Их пути пересекались в ’85, сразу же после избрания Михаила

Горбачева Генеральным секретарем ЦК КПСС. Израильтяне стремились узнать, как СССР

будет поддерживать его воинствующих соседей, и Алекс был одним из тех, кто сливал

липовую информацию через Джефферсона.

Дезинформация так и не вскрылась, поэтому сейчас Дик охотно пошел на контакт.

Они встретились в Парке Горького. Разговор занял не более пяти минут. Не имея гарантий,

что американец сдержит слово и не сдаст его одному из своих хозяев, Алекс нервничал.

Но риск казался оправданным.

– Свяжись со мной в полдень по тому же номеру, я передам тебе ответ наших друзей.

Дик Джефферсон поднялся со скамейки и, кутаясь в серый плащ, направился в

сторону Крымского моста.

Сидя под старым корявым тополем, Алекс рассеяно глядел вокруг. После звонка

Джефферсону он вновь ощутил к своей персоне пристальное внимание. За ним не бродили

по узким улочкам и переулкам старой Москвы, коротая время до встречи, а срисовали на

подступах к парку, на набережной. Ждали. Тогда он еще не видел их, но почувствовал.

Знал о наблюдателях и Дик, но виду не подавал. Теперь же все оказались, как на ладони.

Холеный седовласый иностранец в клетчатом пиджаке кормил с руки голубей, увлеченно

наблюдая за птицами. Рабочие в оранжевых жилетах, лениво ремонтирующие изгородь,

регулярно прерывающиеся, чтобы тайком глотнуть из бутылки «Столичной». Неформалы,

наверное, рокеры, длинноволосые и в кожаных «косухах», активно жестикулирующие и

спорящие.

Алекс закинул голову назад, шумно выдохнул, не зная, смеяться ему или выть от

бессилия. Иностранец, рабочий и двое неформалов были ему уже знакомы. Память не

могла его подвести: всех он уже видел в толпе у Белого Дома.

Джефферсон сообщил куратору в КГБ о звонке Алекса. Означает ли это, что он также

сообщит о времени и месте встречи Алекса со связным МОССАД? Есть ли смысл

отрываться от слежки?

У него в запасе еще несколько часов. Алекс нашел таксофон и пока накручивал

телефонный диск, думал о том, стоит ли вмешивать друга в свои проблемы. Но других

вариантов не видел. Оставалось надеяться, что Леша Туров с удовольствием ухватится за

возможность вернуть долг.

На том конце провода долго не брали трубку, и надежда таяла у него на глазах.

Неожиданно, когда терпение иссякло, гудки прервались, и Алекс услышал сонный

бас.

– Леша, привет. Это я, – пустил Алекс сразу «в галоп», не в силах скрыть тревогу в

голосе.

Туров проявил понимание, не став рассусоливать.

– Слушаю. Чем могу помочь?

– У меня проблемы. За мной следят. Эти люди наверняка вооружены и так просто

меня не отпустят… Мне надо избавиться от «хвоста».

– Что случилось, объясни толком, – капитан волновался не меньше Алекса, – ты

вооружен?!

– Да. Объясню потом, при встрече. Ты мне веришь?.. Ты – моя единственная надежда.

– Площадь Дзержинского. Через полчаса.

Послышались короткие гудки.

Это ли не ирония – играть со смертью под носом у КГБ.

Спустя полчаса он вышел на станции «Кузнецкий мост» московского метрополитена

и уже через несколько минут стоял у подножия памятника несгибаемому руководителю

ВЧК-ОГПУ Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому.

Алекс вновь не видел преследователей. Но знал, что они внимательно наблюдают за

ним. Пусть так. Значит, события будут разворачиваться у них на глазах, что предаст

истории достоверность. Лешка Туров обязательно что-нибудь придумает.

Сзади нервно взвизгнули тормоза. Хлопнули двери. Краем глаза Алекс заметил

серую форму наскочившего на него милиционера, в правый бок уперся ствол

«калашникова»: действовали грубо, но эффективно. Блюстители порядка еще не пришли в

себя после тревожных событий августа.

– Молчать, – рявкнули на ухо.

Ему заломили руки за спину, развернули и бесцеремонно швырнули на капот желтого

«жигуленка».

– Руки на капот. Ноги расставить!

Сотрудники милиции действовали более чем достоверно. Не успев подчиниться

приказу, Алекс получил крепкий удар резиновой дубинкой вдоль спины. Его невольно

бросило в дрожь, с губ едва не слетело проклятье, но глядящее в лоб жерло пистолетного

ствола заставило сдержаться. Блокировали и обездвижили по всем правилам. Обыскали.

Извлекли из-под куртки «Узи» и, даже не спросив документов, защелкнули на запястьях

наручники, небрежно толкнув в салон патрульной машины.

Благодаря небольшому пространству, браслетам и крепким плечам провожатых,

усевшихся по обеим сторонам от него, Алекс чувствовал себя зажатым в тиски. Под звуки

сирены, со включенными проблесковыми маяками, милицейский автомобиль несся в

неизвестную даль, не притормаживая на перекрестках, выскакивая на полосу встречного

движения.

– Вы меня отпускать не собираетесь? – полюбопытствовал он, искренне надеясь, что

Туров проинструктировал коллег, но, получив в ответ лишь скупое молчание, крепко

задумался.

И без того железные мышцы «соседей» наталкивали на определенные размышления.

Статные бойцы с непроницаемыми лицами вряд ли подходят для обычного милицейского

патруля.

Неужели Лешка, которого он всегда считал другом, ссучился?

Автомобиль свернул в замкнутый двор и резко остановился. Дома из красного

кирпича, рассохшиеся оконные рамы, облупившиеся фасады. Довоенная Москва.

Наверное, в таких дворах без суда и следствия столичные милиционеры в сорок первом

расстреливали немецких диверсантов. Алекс прикинул расстановку сил и пути для

отступления: три крепких спецназовца в милицейской машине, три дома, ограничивающие

пространство двора-колодца, сзади арка, через которую они попали сюда, и темно-зеленый

фургончик, застывший возле одного из подъездов. В кабине фургона – лишь водитель,

неспешно дымящий сигаретой.

Алекса выволокли из машины и повели в сторону грузовичка. Старший патруля шел

впереди, двое других – по бокам, чуть позади, сохраняя казавшуюся безопасной

дистанцию. Таким образом, он оказался в центре правильного треугольника.

Изогнувшись, словно дикая кошка на охоте, Алекс, что было сил, ударил правого

сопровождающего сцепленными руками в лицо, а левого – ногой в пах, одновременно

перехватывая у него автомат.

– Лежать! – гаркнул он, дав короткую очередь в воздух, не желая проливать лишнюю

кровь, – руки за голову… Мордой вниз!

Зная, с кем имеют дело, «блюстители порядка» поспешили последовать указанию.

Инстинкты вновь спасли ему жизнь. Отскочив с линии огня, Алекс услышал треск

автоматной очереди. Осыпалось стекло милицейского «жигуленка», двери превратились в

решето. Прижавшись к асфальту, стесненный наручниками движениях, Алекс нажал на

курок, открыв огонь в направлении фургончика. Водитель, мгновение назад сонно

сидевший за рулем, а теперь стрелявший из короткоствольного «клина», будто сломался

пополам, рухнув перед своим автомобилем.

– Я сказал лежать! – повторил Алекс команду, видя, как один из его провожатых

пытается подняться.

Прикрываясь «калашниковым», Алекс сдернул у лежащего с пояса ключи,

освободился от наручников и, отойдя под арку, бросил автомат. Вскочив в подошедший

рейсовый автобус, он растворился в многомиллионной Москве.

* * *

В назначенное время Алекс набрал номер Дика Джефферсона. Молча выслушал

сообщение и отключился. МОССАД согласился на встречу в спальном районе на окраине

столицы. Улица была пустынна даже в полдень и без проблем просматривалась в обе

стороны – случай редкий для города с такой плотностью населения. Справа и слева

раскинулся лесопарк, отделявший проезжую часть от жилого массива. Редкие автомобили

проносились здесь, не снижая скорости, автобусы, не спеша плетущиеся по своему

маршруту, вяло выруливали из-за поворота. Лишь черный «Мерседес» с

дипломатическими номерами, принадлежащими посольству Великобритании, выпадал из

общего темпа движения и неприкаянно стоял у обочины.

Он прибыл сюда раньше Алекса, и был совсем не уместен в момент встречи с

агентом израильской разведки. Джефферсон продал его в очередной раз.

Уйти или остаться? Алекс топтался на месте, силясь принять решение. Место ему не

понравилось сразу. Назначай он встречу со связным, она бы состоялась на Арбате или в

любом другом людном месте, когда, в случае опасности, можно легко затеряться в толпе.

Но условия диктовали партнеры, а может быть, противники, в зависимости от того, в какое

русло потечет разговор, как пройдут переговоры.

Его определенно поджидали. Однако «Мерседес» слишком дорогой и броский

автомобиль, привлекающий к себе внимание, чтобы устраивать засаду. А что, если машина –

простое совпадение?

В любом случае, встреча со связным назначена здесь, уйди он сейчас, израильтяне на

контакт больше не пойдут. И придется ему бегать до скончания дней, не найдя ответы на

поставленные вопросы. Оставалось уповать на русский «авось» и собственную

внимательность.

Точность – вежливость королей. Ровно в двенадцать ноль-ноль он неспеша вышел на

дорогу и двинулся вдоль проезжей части, как было оговорено.

12:01. «Мерседес» стоит без движения, но двигатель работает на холостых оборотах.

К Алексу должны подойти и сказать: «Вы ожидаете автобуса? Ваш маршрут сегодня

отменили». Он ответит: «Как жаль. Я опаздываю. Вы не могли бы меня подвезти?»

12:02. Опустилось тонированное стекло в иномарке. Во мраке салона был смутно

различим силуэт человека. Из-за поворота вынырнула бежевая «волга» и остановилась на

противоположной стороне улицы. В ожидании выстрела внутри у Алекса все напряглось.

Человек в «Мерседесе» замешкался. Из «волги» вышла, плавно покачивая бедрами,

высокая шатенка в облегающем белом платье, подчеркивающем изящную безупречность

фигуры, и направилась прямо к Алексу.

Сердце Алекса учащенно забилось.

– Алекс? – голос буквально обволакивал его.

– Вы ошиблись, – мгновение спустя ответил он, восхищаясь мягкостью ее кошачьих

движений.

– Вы ожидаете автобуса? – произнесла заветные слова пароля женщина на

безупречном русском, а он не мог никак поднять глаза от ее стройных линий, – ваш

маршрут сегодня отменили.

Алекс промолчал, медленно скользя взглядом по ее телу снизу вверх, отметив в конце

необыкновенную голубизну ее глаз. «Такие же, как у Софи», – пришло на ум.

Женщина грациозно взмахнула головой, отбросив с лица тяжелую прядь каштановых

волос, и улыбнулась. На щеке появилась маленькая ямочка.

– Как жаль. Я опаздываю, – ответил Алекс, глотая окончания слов, – вы меня не

подвезете?

– Садитесь в машину.

Она указала на «волгу», и пошла за ним следом. Из чрева «Мерседеса» сквозь

открытое стекло показался срез автоматного ствола. Автомобиль с ревом рванул с места и

помчался по улице, стремительно набирая скорость. Алекс обернулся. Раздался выстрел.

Кинувшись к нему, женщина сбила Алекса с ног. Пуля со стальным сердечником стандарта

НАТО 7.62х51 мм пробила плоть и поразила сердце, не оставляя права на жизнь.

– В машину, – крикнул водитель «волги», не дав ему опомниться.

Уже запрыгнув в автомобиль, Алекс через стекло увидел, как алое пятно

расползается на на кипельно-белой ткани. Красный цвет съедает белый. Кровь…

Еще никогда Алекс не находился в столь подавленном состоянии. Раньше он был

соткан из стальных нитей, лишенный эмоций и чувств. Лучший результат эксперимента по

влиянию на детскую психику. С младых ногтей воспитанный, чтобы совершать

невозможное. У него не было детства. Никогда! Первые воспоминания были связаны с

Отцом. С горами. С тренировочным лагерем. Теперь слаженный механизм дал сбой. Он

стал различать цвета в этом мире, плавильный котел трех августовских дней изменил его

мировоззрение, и он осознал ценность человеческой жизни. Система не предусматривала

погружение подопытного в эпицентр боли. Боли не человека, а народа. Всеобщее

возмущение, единение, страсть, выплеснувшиеся на московские улицы, сломили в нем

барьер неприятия эмоций. Он ощутил себя роботом, неожиданно обретающим душу. По

его щекам текли слезы, зажав голову руками, Алекс несся в автомобиле к неизвестному

будущему.

* * *

На светофоре загорелся красный. Качнувшись, «волга» затормозила перед

перекрестком.

– Видите вон того человека на углу? – не оборачиваясь, спросил водитель, указывая

на мужчину в темном плаще, – вы подойдете к нему и спросите, который час. Отзыв:

половина первого. Вы добавите, что спешите, а он предложит подвезти вас.

Зажегся зеленый свет. Нетерпеливые водители начали сигналить.

– Какие у меня гарантии? – спросил Алекс. – Как я могу быть уверен, что это не

подстава?

– Доверие. Только доверие, – водитель посмотрел на своего пассажира и ухмыльнулся

в густые усы.

Человек в плаще, представившийся сотрудником российско-израильского

совместного предприятия, предложил Алексу сесть в алый «вольво». Цвет крови Алексу

не понравился: слишком свежие воспоминания были связаны с ним, а словосочетание

«российско-израильское» резануло по уху. Везде СССР, а тут вдруг Россия.

Ему завязали плотной черной тканью глаза, и «вольво» необычайно мягко тронулся с

места. Магнитолу специально включили громче, чтобы заглушить звуки окружающего

мира и впоследствии не дать Алексу возможность восстановить маршрут. Закладывало

уши, для него сейчас существовал только чей-то голос, вопящий через динамики, а перед

глазами незыблемо стояла картинка гибели не агента иностранной разведки, а красивой

женщины в белоснежном платье. Он видел, как она кидается к нему, спеша предупредить

об опасности, видел, как пуля киллера разрывает ее грудную клетку, в которой бьется

молодое горячее сердце. И вот уже ее доселе живое тело, которым он только что

восхищался, в немыслимой позе распростерто на грязно-сером асфальте, на

разделительной полосе. А оттого, что ее платье и она сама сливались с белой полосой, не

имевшей начала и конца, казалось, ее душа бесконечна и занимает все пространство, весь

мир.

Алекса тронули за плечо и вывели из забытья.

– Подъем, – скомандовали ему, – осторожней голову.

Два недюжинной силы мужчины подхватили его под руки.

– Ступенька, – предупредил тот же голос, – берегите голову. Осторожней.

Его усадили в фургон, в этом он был уверен, и сняли повязку. От туго завязанной

ткани болели глаза. Алекс огляделся. Замазанные белой краской окна, красный крест,

носилки. Карета «Скорой медицинской помощи». Не хватало только запаха лекарств.

Рядом сидели два бугая в одинаковых черных костюмах и водолазках.

Взвыла сирена.

– Куда едем? – спросил Алекс, не уверенный, что попал именно к сотрудникам

МОССАД. Менее всего сейчас хотелось оказаться в лапах родного Комитета.

– Когда прибудем, вы обо всем узнаете, – это была последняя фраза, произнесенная

сопровождающими за все время следования.

Остальную часть пути проехали молча. Алекс откинулся на спинку сидения,

прикрыв глаза.

Спустя полчаса «скорая» свернула с асфальта на проселок и, проехав метров триста,

остановилась. Дверь открылась, и Алекс увидел солнечный свет. Выйдя из «скорой», он

смог осмотреться. Это был пригород. Величественные сосны, скрипя, покачивались на

ветру за трехметровым кирпичным забором. По периметру огромного участка шла

идеально ровная грунтовая дорога, живописную лужайку пересекали в разных

направлениях десятки песчаных дорожек, но все они неизменно начинались или

заканчивались у огромного кирпичного дома, скорее даже не дома, а небольшого замка:

пикантные башенки по углам, маленькие балкончики, аккуратные окошки и отделанный

мрамором парадный подъезд.

Его провели через дом, по изящной широкой лестнице они поднялись на второй этаж

и вышли на просторую террасу, где Алекс остался один. Его провожатый будто испарился.

Внизу послышался плеск воды, и этот мягкий звук, от которого веяло прохладой и

свежестью, притягивал к себе. Алекс встал с плетеного кресла и подошел к парапету.

Безоблачное небо окрашивало водную гладь бассейна в бирюзовые тона. Вода

искрилась на солнце, отражаясь всеми цветами радуги.

Из пучины вод вынырнул крепкий пожилой мужчина с коротким ежиком седых

волос, ему тотчас же поднесли полотенце и махровый халат и что-то шепнули на ухо.

Взглянув на террасу, он поспешил скрыться в доме.

– Господин Либерман сейчас выйдет, – скупо произнес мажордом, – ждите.

Спустя минуту, на террасе появился мужчина из бассейна в легком спортивном

костюме. Он предложил гостю напитки и сразу взял «быка за рога»:

– Задавайте вопросы, Алекс, а я, по мере своей осведомленности, постараюсь на них

ответить.

– Да?! – Алексу показалось это неуместным, – я думал, что меня сюда доставили за

тем, чтобы я отвечал на ваши вопросы.

– Это позже. О встрече просили вы… Не хотите ли поесть? Одному как-то неловко.

Вода отнимает много энергии.

На стол поставили поднос с кофе, булочками, хлебом и прочей снедью.

– Берите, не стесняйтесь, – Либерман взял тонкий ломтик хлеба, аккуратно намазал

его маслом, а сверху покрыл наитончайшим слоем черной икры. – Хорошего понемножку,

– пояснил он, – это жизненный принцип, который меня еще ни разу не подводил.

Алекс окинул окружающую обстановку взглядом.

– А вы тут неплохо устроились. Неужели жалование в разведке позволяет жить на

широкую ногу?

– Нет, что вы, Алекс, – Либерман скромно улыбнулся. – Все это благодаря вашему

государству. Помимо основного вида деятельности, ставшего причиной вашего визита в

мою скромную обитель, я занимаю должность в российско-израильском СП. Именно

проводимые в СССР реформы позволяют честным предприимчивым людям обеспечить

себе достойное существование.

– И ваше руководство смотрит на все это спокойно? – в голосе Алекса звучала

определенная доля скептицизма, – а не погорите ли вы здесь со своим предприятием?

– Вы меня удивляете! – хозяин дома искренне поразился детской наивности своего

собеседника. – Добрая половина, если не больше, совместных предприятий здесь

создаются только для того, чтобы разместить агентурную сеть на просторах СССР. Так как

же должны реагировать мои израильские коллеги? Это необходимая часть нашей работы.

Кроме того, мы вынуждены действительно заниматься, как у вас говорят,

предпринимательской деятельностью, чтобы КГБ не имел к нам претензий. Бизнес же

приносит свои плоды.

– Это не вредит вашей службе?

– Моя служба, Алекс, это защита интересов Израиля по всему миру, – отчетливо

произнес Либерман, – и с этой задачей я, поверьте, справляюсь.

Алекс кивнул, выражая полное понимание.

– Давайте поговорим о деле, – Либерман с удовольствием допил кофе и отставил

пустую чашку в сторону. – Что вы от меня хотите?

Лукавить Алекс не стал.

– Вы прекрасно знаете, как меня подставили мои хозяева. Думаю, тут не обошлось и

без вашего участия, но эта сторона дела меня мало волнует. Для начала я хочу знать, что

делал ваш агент в моей московской квартире? Пока что мне ни у кого не удалось найти

ответа на этот вопрос.

Израильтянин пристально смотрел на Алекса, обдумывая его слова. Пауза

затягивалась.

– Я плохо понимаю, о чем идет речь. Я координирую деятельность всех агентов в

Союзе, но о вашей квартире мне ничего не известно. Моих людей не могло быть у вас в

доме, Алекс. Заверяю вас со всей ответственностью.

Алекс хранил молчание. Соботка тоже отрицал очевидное, и это настораживало.

– С чего вы взяли, что в мы подослали к вам своего агента?

Алекс грустно улыбнулся.

– У меня не было уверенности, что мой гость был человеком МОССАД ровно до тех

пор, пока я не встретил Милоша Соботку в гостинице в Лосином острове. Тогда мозаика

начала складываться в картинку. Но мне пока не ясно, зачем?

Логика была вполне понятна.

– На сколько я знаю, – протянул Либерман, – вы встречались с Соботкой незадолго до

его смерти. О ваших контактах он нам успел сообщить. А затем… – он развел руками. –

Возможно, вы последним видели его.

– Последним его видел убийца, а не я, – категорично отрезал Алекс.

Либерман не торопился продолжать разговор, наблюдал за собеседником. Молчание

становилось тягостным.

– Не хотите ли вы повесить его убийство на меня? – Алексу стало неуютно в

сложившейся ситуации. – Бросьте, господин Либерман. Это же глупо. Я убиваю вашего

человека, а затем прихожу к вам. Зачем?

– Чтобы убить меня, – не замедлил ответить хозяин дома. – Это грамотно

продуманная комбинация, но вам не удастся меня обвести меня вокруг пальца. Я старый

хитрый лис. Ваша нынешняя легенда выглядит достоверно: предательство со стороны

руководства, несколько неудавшихся покушений. Но есть некоторые погрешности: разве

снайперы, выпестованные вашими спецслужбами, промахиваются? За всю историю я не

помню такого. Вот вы, Алекс, хотя бы раз промахивались?

Алексу не нравилось, как строится диалог, хотя он ожидал подобного. Ему не

доверяют, а ведь он действительно пришел за помощью.

– При чем здесь я?

– Для вас едва ли покажется удивительным, но разведки всех европейских стран без

исключения знают ликвидатора по имени Алекс. Никому не довелось видеть вас в лицо, и

тем более разговаривать с вами. Я первый, кто удостоился подобной чести из соперников

вашего государства. Мы же профессионалы, хватит вилять!

– Ну, так или иначе, я пришел не оправдываться, а сотрудничать. Вы же пытаетесь

загнать меня в угол. Думаете, подобная тактика оправдает себя?

– А почему нет? – спросил Либерман, вынув тонкими пальцами сигарету из

портсигара и закурив. – Не недооценивайте своего противника… Зачем вы убили

Соботку?

Алекс не собирался сдаваться. Ответил вопросом на вопрос:

– Что делал ваш человек у меня дома?

Увлеченно разглядывая собеседника, израильтянин с удовольствием затягивался

сигаретой.

– Вы – машина смерти, Алекс, кладезь информации и опыта. И мне это нравится. У

нас были сведения, что ваши спецслужбы отвернулись от вас, и мы, правда, хотели вам

помочь. Для этого к вам навстречу и был отправлен Соботка. Вы удовлетворены?

Слова Либермана не открывали завесы тайны над его незваным «гостем». Точно его

и не существовало вовсе.

– Зачем вы убили бедного чеха в гостинице? Честно говоря, я был о вас лучшего

мнения. Убить беззащитного человека, желавшего вам только добра… Что ни говори, это

недостойный поступок. Но подобное в вашей жизни случается не впервые, правда, Алекс?

Вы же рыцарь без страха и упрека, верный солдат, не подвергающий сомнению приказы.

Вспомните Кассис, – Либерман позволил себе едва заметную улыбку, демонстрируя, что

знает больше, чем говорит, – а ведь вы были для этой девушки всем.

Разговор строился по схеме, схожей с той, по которой Алекс недавно общался с

агентом МИ-6. Его пытаются выбить из седла, лишив опоры, заставить нервничать, не

давая возможности рассуждать логически.

– Вы имеете в виду Софи? – Алекс сжал кулаки, стараясь не вскипеть, отметив, что и

Либерман, и Хэмптон, похоже, оперируют одними и теми же фактами из его биографии.

Значит, ноги у информации, переданной иностранным разведслужбам, растут из одного

места.

Чья же это игра?!

– Да, да, – закивал головой Либерман, – эту торговку из третьесортного магазина

обуви.

Это была откровенная провокация, попытка сыграть на эмоциях. Но с тех пор

прошло уже несколько лет. Неужели они считают, что Алекс пронес в себе боль утраты

сквозь годы и расстояния?

– Господин Либерман, – Алекс поднялся, – я просил встречи для того, чтобы найти

союзника. Я устал от каждодневной беготни. Но вижу, что нам с вами не прийти к

согласию.

Стоило только шагнуть к выходу, как в дверях появились, выйдя из тени, двое рослых

мужчин.

– Сядьте! – приказал Либерман.

– Считая, что мы можем оказаться полезны друг другу, я заблуждался.

Либерман тряхнул головой, и, незамедлительно, две пары сильных рук цепко впились

в собравшегося уходить гостя. Алекс дернул рукой, но громилы держали его крепко.

– Не играйте с огнем, Алекс.

– Вы думаете, что ваши мордовороты удержат меня? – Алекс ослаб и повис в руках

телохранителей, оставив попытки вырваться.

Неожиданно все в нем напряглось, но напряжение придало телу гибкости и

текучести, свойственной водяному потоку. Несколько неуловимых движений, и он

буквально вытек из рук громил, заставив одного повалиться на пол, а другого – отступить

под дулом собственного пистолета.

– Война – единственное, что вы умеете делать, – предположил Либерман, ни жестом,

ни взглядом не выказав удивления резкой переменой ситуации. Ему пришлось взмахом

руки отправить обоих телохранителей за дверь. – Присаживайтесь.

Сунув отобранный пистолет за ремень джинсов, Алекс вернулся на прежнее место.

– С вашего позволения оружие я экспроприирую.

– Пожалуйста, – Либерман пожал плечами, – только зачем оно вам?

– В наше тревожное время стоит позаботиться о безопасности, – Алекс оставался

крайне миролюбивым, будто и не было схватки с громилами. – Оружие – великий

уравнитель.

– Вы хорошо справляетесь и голыми руками.

– Спасибо, только всем известно: пуля – дура. От нее не спасет никакой рукопашный

бой.

– Продолжим разговор, – любезно предложил Либерман и, получив согласие, спросил, -

так как же быть с Милошем Соботкой?

– Я думал, что вопрос с Соботкой уже отпал. Это не моя работа, поверьте. В своих

рассуждения вы идете по пути наименьшего сопротивления, тогда как надо рассмотреть,

кому это выгодно.

– Ответ вам уже известен. Неправда ли?

– Отчасти, – согласился Алекс, – но чтобы убедиться и расставить все точки над «i»

мне нужна ваша помощь, а вам – моя. Уверен, вы хотите не меньше моего разобраться в

деле, в котором нас используют как марионеток.

– Вам не откажешь в логике. Я надеюсь, в дальнейшем вы будете с нами откровеннее,

нежели сейчас. Ведь не только взаимоуважение, но и взаимопонимание является

слагающими успеха, а без доверия между нами не будет взаимопонимания.

– К чему вы клоните?

Не сводя пристального взгляда с собеседника, Либерман объяснил:

– Мне известно о вашей встрече с агентом МИ-6, – его глаза будто сканировали

Алекса, отмечая каждое движение, фиксируя мимику и жесты, – хотелось бы уточнить

детали, чтобы в процессе нашего сотрудничества не возникло неожиданных поворотов.

Скрывать Алексу было нечего.

– Все о нашей встрече? Едва ли здесь есть что-то интересное для вас. Они хотели

заполучить меня, но на горизонте появился Соботка.

– Он встал между вами, – предположил Либерман, – не оставив МИ-6 выхода.

Хэмптону пришлось устранить помеху.

– Вы действительно в это верите?

Хозяин дома молча взирал на Алекса. В вопросе звучала ирония, отвечать было

бессмысленно. Все и так очевидно.

– Меня настораживает наличие в игре еще одного активного участника, которого мы с

вами не видим, Алекс. Это очень похоже на происки спецслужб вашей страны, это их

тактика. Я не уверен в вашей искренности, или же этот кто-то использует вас вслепую. И

меня не покидает ощущение, что вас специально толкают в объятия МОССАД. Вы

раскрутите меня, а потом – цап! И вся агентура нашей разведки в Советском Союзе

окажется под колпаком.

Тяжело вздохнув, Алекс встал и подошел к краю террасы. Два темных силуэта

рванулись было из тени, но хозяин остановил их. Несмотря на преподнесенный урок, они

продолжали блюсти свои обязанности.

– Что мне сделать, чтобы вы мне поверили, господин Либерман? – Алекс понимал,

что предположения агента МОССАД выглядят обоснованными. – Снимите показания у

своих людей, обеспечивших мою встречу, они видели, как погибла ваш связник. Видели,

что пуля предназначалась мне, а не ей. Она прикрыла меня, и именно этой женщине я

обязан жизнью.

– Да, я знаю об этом.

– Так что же вам еще надо?! Или вы поверите мне, когда пуля, наконец, достигнет

цели? Боюсь, что тогда будет поздно договариваться о сотрудничестве.

– Вы уже выставили нас однажды в невеселом свете, – холодно заметил Либерман, не

сводя глаз с собеседника. – Или вы думали, что мы не в курсе? И у меня нет ровным

счетом никаких гарантий, что подобное не повториться снова.

Алекс замялся. Выходит, они изначально знали, что с помощью разведки СССР

сливал Израилю дезу, и все равно согласились встретиться. То есть не он один

заинтересован в совместной работе.

– Я могу дать слово.

– Этого достаточно, – согласился Либерман, – слово загнанного в угол зверя меня

вполне устроит. Но нам нужно еще кое-что в залог вашего согласия.

– Что именно?

– Ваши люди на Ближнем Востоке! Это поможет нам сбалансировать силы МОССАД

и ЦРУ, и победа США над Союзом в холодной войне не будет полной. Вам, русским, такой

расклад только на руку.

Предложение прозвучало предельно ясно. Он интересен всем только в качестве

предателя. Прав оказался Милош Соботка: жизнь Алекса никого не интересует, важной

является информация.

– Я не смогу этого сделать. У меня нет доступа к этим данным. Ведь я – беглец…

– Это единственная причина? – уточнил Либерман.

Алекс кивнул.

– Да.

– И ваши недавние принципы, верность Отчизне и присяге не станут препятствием в

нашем сотрудничестве?

– Я сам просил о встрече. Сам пришел к вам. Для моих коллег я – уже предатель. У

меня нет пути назад.

Продолжая буравить его взглядом, Либерман кивнул. Он начинал верить этому

русскому, отвергнутому своими хозяевами.

– Интересующая нас информация в полном объеме есть у вашего шефа.

Алекс резко подался вперед.

– Шефа? – спросил он удивленно, боясь даже думать, о ком говорит Либерман. – Но у

меня нет шефа, только…

– Я говорю про «Отца». Так, кажется, вы его зовете, – Либерман видел, что попал

точно в цель, а значит, их информатору в КГБ цены нет. – Мы не можем завербовать его. А

вы – доброволец. Что же касается присяги, то престиж вашей Родины не пострадает, и при

этом будет нанесен существенный удар по злейшему врагу СССР. Вашу агентуру давно

раскололи американцы. Что вы теряете?

Пути назад уже не было, но по инерции Алекс еще пытался сопротивляться

неизбежному.

– Я не могу наведаться к Отцу. Меня там наверняка ждут.

На лице Либермана расцвела улыбка. Он видел всю борьбу чувств, происходящую в

голове собеседника, и получал огромное наслаждение от созерцания этого

противостояния.

– Ирония в том, что ваши коллеги думают также. Вы одного поля ягоды. Засада на его

квартире чисто символическая. Вас ждут где угодно, только не там.

Либерман видел ситуацию, как на ладони. Старого лиса не переиграешь.

– Я сделаю то, о чем вы меня просите. Но я, в свою очередь, могу ожидать помощи с

вашей стороны?

– Конечно, – глаза Либермана холодно сверкнули.

Они пожали друг другу руки.

– Не совершайте ошибок, Алекс. Иначе вы на корню загубите дело, – напутствовал

израильтянин.

Он дал знак телохранителям, и те проводили Алекса до «скорой помощи». Его

высадили на тихой безлюдной улочке, на окраине Москвы. Слежки не было.

* * *

Набухшее свинцовой синевой небо, разродилось потоками воды. Тугие струи стегали

по крышам домов, колотили по пузатым куполам зонтов, пузырились на асфальте.

Проносившиеся по проезжей части автомобили рассекали широкие лужи, мириадами

брызг оседавшие на мокрой мостовой.

Алекс взглянул на часы. В его распоряжении оставалось время, чтобы уладить

личные дела. Он порядком вымок, футболка липла к телу, хотелось где-то просохнуть и

отоспаться. От непрекращающихся головоломок голова налилась свинцом. Его клонило в

сон. Но прежде предстояло раздать долги.

Пока он добирался на общественном транспорте до Кунцево, дождь прекратился, и

из-за туч скромно выглянуло солнце. Улицы вновь заполнились прохожими, спешащими

по своим делам. Пройдя несколько кварталов пешком, Алекс добрался до шелестящего

уходящей зеленью сквера, выбрал скамью недалеко от входа в отделение милиции и

принялся ждать, наблюдая за снующими туда-сюда просителями и сотрудниками.

Вскоре его терпение было вознаграждено. На улице появился недавний близкий друг,

Алексей Туров. Выкурил с дежурным сигарету, перекинулся несколькими словами и,

пожав руку, попрощался.

– Алексей Владимирович, вас подвезти? – крикнул молодой сержант, запрыгивая в

желтый милицейский «УАЗ».

– Спасибо. Я пройдусь. Мне недалеко, – отмахнулся Туров.

Патрульный автомобиль сорвался с места.

Пристально наблюдая за другом, Алекс встал и, используя навыки «топтуна», по

противоположной стороне улицы направился следом, вглядываясь в лица прохожих и

проезжающие автомобили. Перед контактом с объектом надлежало удостовериться в

отсутствии слежки. Залог успеха разведчика – внимательность и терпеливость.

Милиционер домой не спешил. Медленно вышагивая по тротуару, он рассеяно глядел

себе под ноги, погрузившись в тяжкие думы. Результатом посещения двух магазинов стало

появление в руках двух сумок с бутылками и закуской. Слишком расточительно, даже если

гость еще не уехал.

То, что среднестатистический гражданин СССР и рядовой москвич даже

гипотетически не мог приобрести в магазине, обладавший определенным социальным

статусом и погонами капитан Туров был способен «достать» на вверенной ему

территории. Вопрос: зачем? Такие покупки делаются только «к столу», дабы показать, что

дом – полная чаша. Это традиция, уходящая корнями глубоко в историю государства и

народа. Похоже, опасения Алекса подтверждались, и на квартире Турова его

действительно ждет засада.

Но сейчас посреди улицы они были предоставлены сами себе. Алекс перешел на

противоположную сторону. Догнать друга, которого ноги отказывались нести домой, не

составило труда.

– Леша, – позвал Алекс.

Обернувшись, капитан неприятно удивился, побледнел.

– Ты?! – его лицо исказила гримаса боли.

– Что, не ожидал?

– Да нет, – затрепетал Туров, – просто не мог подумать, что увижу тебя так скоро. Про

тебя разные люди спрашивали.

– У меня проблемы, – пояснил Алекс, – я не могу вернуться домой, а надо где-то

перекантоваться ночь. У тебя свободное койко-место найдется?

Туров ответил сразу, без раздумья:

– Конечно, – у него отлегло от сердца, он-то ожидал услышать претензии или сразу

получить в морду, – только имей ввиду: у меня гости. Вот видишь, – будто оправдываясь,

Алексей указал на сумки. – Но для лучшего друга место всегда найдется. Пойдем.

– Для лучшего друга? – Алекс зло ухмыльнулся. – А что за гости? Родственники?

– Да родичи жены. Приехали с Дальнего Востока, – небрежно махнул рукой Туров,

окончательно успокоившись, и пояснил, – сейчас всех в столицу тянет. Седьмая вода на

киселе.

Алекс никогда не жаловался на память, потому сразу почувствовал фальшь.

– Ты же говорил, что у нее все на Украине.

Капитан оступился, придя в замешательство, и отрешенно взглянул на друга.

– Это какой-то троюродный брат дальней тетки, – попытался он выйти из положения,

понимая, что выглядит жалко.

Некоторое время они шли молча. Алекс все знал, Туров понял это сразу же, стоило

увидеть друга. Свернув во двор, Алексу бросились в глаза уже знакомые вишневые

«жигули», припаркованные в стороне возле мусорного контейнера. В салоне никого не

было.

– Сейчас зайдем, поедим. Ты голоден? – спросил Туров.

У Алекса уже желудок прилип к позвоночнику, но негодование пересилило чувство

голода. Он рванул друга к стене дома, придавив ему локтем грудь.

– Голоден? – сквозь зубы прохрипел Алекс.

Упали сумки, раздался звон разбитого стекла, и пахнуло водкой.

– Какого черта?! – возмущенно сопел милиционер, не в силах освободиться от

захвата.

– Нет, это ты сейчас скажешь мне, какого черта ты подставил меня. А ведь я считал

тебя единственным другом, – глаза Алекса сверкали гневом, обжигая пламенем ненависти.

– Я? – удивился капитан, сделав новую попытку вырваться, но силы были неравные.

Превратившись из сильного быка в трусливую гиену, он потерял возможность

защищаться. – Как я мог тебя подставить?

– Тебе лучше знать, – Алекс сильнее надавил локтем, чувствуя, что еще чуть-чуть и

грудина лопнет, – говори, или твоим гостям придется долго тебя ждать.

Туров почувствовал, что деваться некуда: молчание может обернуться летальным

исходом. Разъяренный Алекс его просто сломает пополам. Отпираться было

бессмысленно.

– Я не виноват, – выдавил из себя «друг», – они заставили меня. Пришли в полночь,

предъявили удостоверения сотрудников госбезопасности и МВД. Сказали, что ты особо

опасный преступник… за тобой несколько трупов…

– И ты поверил? – Алекс пренебрежительно плюнул под ноги, – а может, было еще

что-то?

– Мы попали под жесткий прессинг. И я, и супруга… а у нас же дети… ты должен

понимать. На работе проблемы… дома скандалы. Житья совсем не стало от твоих

покровителей. – У капитана начиналась истерика. – А мы ничего не хотим знать про твои

дела… понимаешь?! Ничего! Нам детей поднимать надо… А про тебе такого

нарассказывали… Чему верить? Кому?.. Ты же сбежал и весточки не оставил…

– Они сказали… они сказали… – передразнил Алекс, оттолкнув от себя друга. -

Живи!.. Тьфу. Мразь!

Он отвернулся и пошел прочь. Услышал лязг передергиваемого затвора, вспомнил

про пистолет за поясом, но даже не подумал к нему притронуться. Остановившись, Алекс

посмотрел назад. Глаза вчерашнего друга налились кровью, грудь вздымалась от тяжелого

дыхания, ноздри свирепо раздувались. В дрожащих руках плясал табельный пистолет

системы Макарова, направленный в его сторону.

– Стоять, – неуверенно прошипел Туров.

Лицо Алекса исказила кривая усмешка скорби. Не оглядываясь, он продолжил путь,

ожидая спасительного выстрела, который позволит скинуть мирские оковы. Но шагам

вторила лишь городская суета.

Глядя в удаляющуюся широкую спину, капитан обессилено сполз по стене на землю

и горько зарыдал, бурча себе под нос:

– Ты ничего не понимаешь… Ничего не понимаешь…

* * *

С некогда белого, истерзанного непогодой стенда на него взирали хмурые лица. «Их

разыскивает милиция». Фотографии и фотороботы. Преступники, скрывающиеся от

правосудия, пропавшие без вести, которых ищут родные. За каждым из них – личная

трагедия, несбывшиеся мечты, потерянные судьбы. В одном из снимков Алекс без труда

узнал себя. Умелая рука эксперта-криминалиста изобразила широкие скулы, узкий нос,

глубоко посаженные глаза, короткий ежик волос. Портрет соответствовал оригиналу

процентов на семьдесят – достойный показатель для фоторобота. «Рост выше среднего.

Возможно, вооружен». И статья ему инкриминировалась не абы какая, а серьезная – сто

вторая. Убийство.

Его обложили со всех сторон: КГБ, милиция. Как волка загоняют за флажки и

церемониться не будут. Он – особо опасен. Один шанс на миллион, что ему удастся

вырваться.

Повернувшись в сторону, Алекс встретился взглядом с одним из блюстителей

порядка, выпрыгнувшим из патрульной машины. Внутри все похолодело, глаза

непроизвольно дернулись в сторону. Но милиционер не удостоил его вниманием, заводя в

дежурную часть закованного в наручники задержанного. Отделение милиции продолжало

жить своей жизнью, далекой от войны спецслужб.

Теперь путь Алекса лежал к Отцу.

Начинало смеркаться. И темнота была сейчас, пожалуй, лучшим помощником из

возможных.

Выбирал ли Отец место своего проживания или так сложилось случайно, но его

новая двенадцатиэтажка расположилась в престижном районе на Юго-Западе столицы,

недалеко от Высшей школы КГБ СССР. Соседство более чем символичное.

Раскинувшиеся подле высотки пятиэтажки утопали в бушующей зелени деревьев.

Широкий двор с большим количеством народа, полуразвалившиеся песочницы, где днем

играли малыши под присмотром молодых мамаш; рядом в тени деревьев подвыпившие

мужики «забивали козла», поправляя здоровье свежим пивом; чей-то ребенок качался на

качелях, а пацаны постарше гоняли мяч на импровизированном поле. Все вписывалось в

типовой московский пейзаж, кроме высокого стриженого парня у подъезда Отца, под

пиджаком у которого легко просматривался короткоствольный автомат, советский аналог

израильского «Узи».

Алекс подсел к игрокам в домино.

– Мужики, на бутылку хотите?

– Ну? – несколько пар жаждущих глаз с интересом уставились на него.

– Кто из этого подъезда? – спросил он, указывая на дверь за спиной у вооруженного

охранника.

Ответом послужило молчание. Любопытство пришлого человека по поводу

охраняемого сотрудниками спецслужб подъезда не могло вызвать симпатию. Скорее

настораживало. Алекс понял, что «на сухую» разговор не склеится.

– Ладно, – он достал из кармана деньги на «поллитру» и положил их на стол, – надо

ненавязчиво подняться на четвертый этаж, поглазеть внимательно, а потом, спустившись,

рассказать мне обо всем, что там происходит. Понятно?

– А тебе зачем это? – прохрипел мужик в кепке, дымя окурком «Беломора» в лицо

Алексу.

– Надо, – коротко бросил Алекс, надеясь, что после путча трепета перед сотрудниками

КГБ у народа убавилось.

Не удовлетворившись ответом, мужчина думал. Только когда Алекс сделал жест,

чтобы забрать деньги, жадность взяла верх над любопытством.

– Не спеши… Я схожу.

Он встал и пошел, покачиваясь, точно сошедший на берег моряк. Стриженый

охранник презрительно отвернулся, раскуривая от безделья очередную сигарету.

Несколько минут спустя посыльный вернулся к столу, почесывая колючий

подбородок.

– Не могу сказать ничего утешительного, – он заслуженно сгреб деньги и, подозвав

молодого, отправил за очередной добавкой, – там еще два таких, – он указал на парня у

подъезда, – всю лестницу заплевали да задымили. Козлы!

Поблагодарив новых знакомых, Алекс отошел в сторону. Один внизу и двое возле

квартиры. Они успеют поднять шум раньше, чем он доберется до Отца.

А когда Отец отправляется на службу, охрана остается?

Проще всего было спросить у доминошников. Проще, но не безопаснее. Теперь все

зависело от времени. Оставалось дождаться утра.

Едва забрезжил рассвет, к дому подъехала черная «волга» с зашторенными окнами.

Отец появился на улице в компании двух телохранителей или конвойных – как

посмотреть. Спустя пару минут «волга» и «жигули» сопровождения медленно и чинно

тронулись с места, оставив скучать на улице лишь одного сотрудника КГБ.

Лучшего случая не представится. Действуя по стандартной схеме, Алекс вошел в

соседний подъезд, поднялся на последний этаж, прошел по чердаку, разогнав вездесущих

голубей, уже через несколько минут оказался перед дверью нужной квартиры. Гулким

эхом отдавались шаги на пустой лестничной клетке. Соседи еще, наверное, спали. Стрелка

часов показывала половину шестого утра.

Дверь была самая обычная для новостроек, не отличавшаяся качеством и

неприступностью. Замки типовые. Казалось, сама мысль о возможности проникновения в

дом высокопоставленного сотрудника КГБ СССР отвергалась из-за абсолютной

абсурдности. Ни один вор-домушник в здравом уме не подписал бы себе приговор.

Неприступность жилища обеспечивалась личностью хозяина. Но Алексу было на это

плевать. Всего мгновение, и ригель отошел, дверь отварилась. Безупречно смазанные

петли не издали ни звука. В последний раз оглядевшись, Алекс вытащил из-за пояса

пистолет и переступил порог.

Служба поглощала Отца целиком, оставив на закате дней завзятым холостяком, но в

доме царил безупречный порядок. Не как в казарме, а тепло и уютно. Может, немного

старомодно. Тюлевые занавески на окнах, кровать застеленная кипельно-белым

покрывалом, ни пылинки на столе и на шкафу; посуда перемыта и сложена в сушку. Везде

вязанные салфеточки – на спинке кресла, на кухонных табуретах, под пустой вазой, под

кассетником «Sony». Во всем ощущалось участие женщины. Но не хозяйки, а работницы.

Осмотревшись и убедившись, что он в квартире один, Алекс присел на диван. С чего

начать? Зачем он вообще сюда пришел?

Ответы. Ему нужны ответы. Где Отец может скрывать документы, столь

необходимые сейчас?

Первое, что приходило на ум – это сейф в рабочем кабинете на площади

Дзержинского. Безопаснее места не придумаешь. Но возможно, что часть личного,

собранного по крупицам архива хранится где-то дома. Одним из принципов Отца всегда

было: прячь все тайное на видном месте – это Алекс усвоил давно. «Видным местом»

запросто могла служить квартира – ни один здравомыслящий человек не оставит

документы с грифом «Совершенно секретно» дома.

Стоило признать, что Алекс понятия не имел, что ищет, и где это что-то лежит. Архив

может быть на бумаге, магнитной ленте… да на всем, что угодно. В считанные часы ему

предстояло отыскать нужную информацию, отделить важное от второстепенного.

МОССАД должен получить только то, о чем просил. Никаких лишних бонусов и подарков.

Интерьер в стиле минимализма, казалось, упрощал задачу. Но стены, пол, потолок

также могут содержать в себе тайник. Алекс прошелся по коридору, заглянул в санузел и

на кухню, вернулся в комнату, разглядывая паркет, итальянские обои, картины в

деревянных рамах. Думать, как Отец. Поступать, как Отец. Смотреть его глазами.

Оказаться в его шкуре. Где самое видное место, скрытое от окружающих?

Лязгнувшие в замке ключи прервали его размышления. Открывшаяся входная дверь

напомнила о себе дуновением ветра. В квартиру уверенной поступью вошел человек.

Зажав в руке пистолет, Алекс скользнул в дальнюю комнату и оттуда проник в

кладовую. Затаил дыхание. В нос ударил застарелый запах пыли. Здесь было темно, но

сквозь неплотно прикрытую дверь проникала полоска дневного света.

Отец вернулся домой.

Алекс слышал шаги, шуршание переворачиваемых бумаг. Внутри все опустилось.

Понимая, что встреча с командиром неизбежна, он всячески старался оттянуть момент,

надеясь, что разговора удастся избежать. Но возвращение Отца не было случайностью.

Опытный волчара запросто переиграл молодого воспитанника.

– Алекс, – Отец непринужденно набивал трубку, взятую с журнального столика, -

выходи! Мы одни.

Смысла скрываться не было. Отец видит сквозь стены!

Алекс вышел из кладовой, держа в руках взведенный, нацеленный на наставника,

пистолет.

– Не удивляйся, Алекс, не удивляйся. И к чему эти детские игрушки? – Отец указал

на оружие, – присаживайся, будь как дома. Хочешь выпить?

Он встал, достал из бара коньяк и два фужера и разлил содержимое бутылки.

– Мы тебя ждали.

– Мы?

– Да, ты засыпался с израильским агентом. Это пахнет изменой Родине.

– А что я теряю? Страшнее смерти еще ничего не придумали, – Алекс храбрился,

чувствуя себя двоечником перед строгим педагогом.

– Ошибаешься. Есть еще презрение и забвение, – категорично заявил Отец, одним

глотком осушив фужер, – давай поговорим обо всем по порядку. Тебе нужно вот это, – он

положил на стол голубую объемную папку. – Здесь все о работе КГБ в Египте и на

Ближнем Востоке.

– Откуда вы знаете? – понимая, что вновь попал в ловко расставленные сети, Алекс

даже не удивился, – неужели меня опять «кинули»?

– Нет, тут ты можешь быть спокоен. Мы прослушали ваш разговор. Не удивляйся. Их

глушилки дарят только иллюзию защиты, сейчас у нас на вооружении новые технологии…

Твоему заказчику ничего не известно о нашей осведомленности, а документы

действительно нужны Либерману, чтобы Израиль смог упрочить свои и без того сильные

позиции на Ближнем Востоке. Они находятся в ореоле вражеских государств, для них

состояние войны – норма, а безопасность границ – не пустой звук.

– По-моему, вы от меня что-то хотите.

– Молодец, догадался. Ты – профи, и я всегда в тебя верил. МОССАД должен

получить эти бумаги.

– Они «липовые»? – предположил Алекс.

– Нет, настоящие. От и до. Все агенты, их адреса и явки, связные и пароли – все

здесь. – Отец прихлопнул папку ладонью.

– Вы с ума сошли! – возмущению Алекса не было предела, – мало того, что Комитет

плюнул мне в душу, обвинил в шпионаже, так вы теперь хотите, чтобы я действительно

передал информацию иностранным разведкам. И опять я окажусь козлом отпущения.

– Тихо, Алекс, тихо, – Отец неожиданно перешел на шепот, – если тебя услышат, то

нас накроют обоих. Я такой же заложник своей охраны, как ты – всей Системы. После

августовского путча в КГБ наметился раскол, и я – в лагере тех, кто вынужден был

временно отступить, освободив место демократам. Так уж получилось. Но мы не можем

долго оставаться в тени, не можем позволить отщепенцам растащить страну на куски.

Потому эту папку надо обязательно передать Либерману, чтобы выиграть в сложившейся

ситуации. МОССАД нам очень мешает, а для того, чтобы расшевелить осиное гнездо и

взять резидента за горло, нам необходимо серьезное обвинение против них, такое, как эти

бумаги. И сделать это можешь только ты. Ты один из лучших моих учеников, а на данный

момент – мой лучший агент.

– Потому что живой, – пробурчал Алекс.

– Точно! И ты думаешь, что я смогу ликвидировать тебя? Пойми, данная операция -

твой единственный шанс реабилитироваться и не изменить долгу.

– И это нормально? Я сумел избежать нескольких покушений, а теперь вы хотите,

чтобы я продолжал работать на наши спецслужбы.

– Выслушай меня, Алекс, – попросил Отец, – я уже сказал, что не могу убить тебя. Я

организовал только одно покушение, но и оно не было настоящим. Погибла только

связной МОССАДа.

Алексу трудно было в это поверить.

– Но на ее месте мог бы быть я.

– Не мог, – отрезал Отец, – целью была только эта женщина и никто другой. Если бы

не этот выстрел, то Либерман бы никогда тебе не поверил, считая подсадной уткой,

каковой ты, впрочем, и являешься. Он заглотил наживку без особых проверок, а разведчик,

как и сапер, ошибается лишь однажды. Мы тебя подбросили им, как отверженного.

Меряя шагами комнату, Алекс раздумывал над услышанным. Обрастая новыми

деталями, общая картина происходящих событий становилась все более достоверной.

– А как же быть с остальными покушениями? Только не говорите, что вы в них не

замешаны.

Отец отпираться не собирался. Игра, которую он затеял, слишком серьезна, и не

может быть успешной без активного участия Алекса.

– Действительно, я о них знал, но, к сожалению, не мог предотвратить. А кто тебе

звонил с предупреждением об опасности?.. Тот полковник, помнишь? Он дал указание

ликвидировать тебя, но я отказался, если можно так сказать. А человек с «Узи», которого

ты, к сожалению, убил, был наводкой. Нашей задачей было заставить тебя поверить, что

тобой интересуется израильская разведка, и в кризисной ситуации ты обратился именно к

ним. Мы не оставили тебе вариантов.

Еще ни одно покушение не увенчалось успехом. Неожиданно для нас в дело

вмешалось МИ-6. В нашей системе завелась паршивая овца, стучавшая МОССАДу, ей мы

и подкинули сведения о том, что должны ликвидировать тебя. Но кто же знал, что эта

сволочь, оказывается, еще работает и на МИ-6. Пришлось исключить их из игры и

пожертвовать Милошем Соботкой, осложнив тем самым тебе задачу. Потом помогли

израильтянам направить своих агентов в нужное русло, и у мистера…

– …Роберта Хэмптона, – подсказал Алекс.

– Да. У него возникли большие неприятности, а мы остались с чистыми руками.

Запомни: КГБ на своей территории всегда контролировал и будет контролировать

ситуацию.

– Так значит, я могу положиться на вас? – с подозрением спросил Алекс.

Отец рассмеялся.

– Ты все еще не доверяешь мне, – он раскуривал давно набитую трубку. – Имеешь

право. Но поверь, нам было необходимо, чтобы ты ничего не знал и действовал

интуитивно, полагаясь только на себя. Иначе Либерман никогда бы тебе не поверил, или

кто-то донес бы ему про охоту на агентов МОССАДа. А так все вышло, как нельзя

лучше… Выкурим трубку мира?

Алекс не чувствовал ни обиды, ни злости за то, что его вновь использовали. Он

солдат, и его предназначение – стоять на страже Родины.

– Не курю, – на полном серьезе ответил он.

– Что мне сделать, чтобы вернуть твое доверие? – не унимался Отец, стараясь

добиться старых неформальных отношений между ними, ведь раньше они были почти

друзья.

– Оставьте Турова в покое, а я выполню то, что вы от меня ждете.

– Великодушно, великодушно. Не знал, что мой Алекс настолько сентиментален, -

Отец пускал клубы дыма, – он тебя продал с потрохами, а ты просишь за него!

– Я сделаю все, если мое условие будет исполнено. Только так и не иначе, – Алекс

хотел искупить вину за то, что втянул друга в игры, в которых тот ничего не смыслит.

Злости на Лешку Турова он не держал.

– Тебе не нужно прощение! – Отец был восхищен. – Но это непростительная слабость

для человека твоей профессии: прощать долги.

– Прощение дает только Господь, а не убийца, – в своих суждениях Алекс был

категоричен. – И не стоит жест доброй воли принимать за проявление слабости.

– Ты поверил в Бога?

Алекс оставил вопрос без ответа. Испачкав руки по локоть в крови, он нуждался в

вере, чтобы не сойти с ума.

* * *

Общение с Отцом вернуло Алекса к жизни. Если раньше он пребывал в неведении,

оказавшись марионеткой в чужих руках, то сейчас наступило прозрение, и все стало

предельно ясно. Он вновь в игре, его преследование – лишь часть оперативной

комбинации, многоходовки, в результате которой пешка должна стать ферзем. Ставкой в

игре оставалась всего лишь жизнь. Победитель получает жизнь и почести, проигравший –

вечную компанию костлявой старухи с косой.

Отцу хотелось верить, но опыт подсказывал, что победителем Алексу не быть. При

любом раскладе он попадет под перекрестный огонь, и ему отводится только одно место –

на кладбище. Иного не дано. Зато есть шанс сослужить службу Отчизне и выполнить долг

до конца.

Зайдя в кафе, он все еще надеялся на лучшую участь, взирая вокруг смиренным

взглядом смертника. Усевшись за дальний от входа столик, заказал чашку горячего кофе.

Одно неловкое движение официанта, и выплеснувшийся ароматный напиток едва не

испачкал его одежду. Коричневое пятно медленно расползалось по белой скатерти,

приобретая угрожающие размеры. Алекс сморщился и закрыл глаза. Из глубин памяти

поднимались невнятные образы, темные силуэты, такие знакомые и такие далекие,

живописные пейзажи Западной Европы, утопающие в алом тумане. Необычайно красивые

и глубокие голубые глаза возникли из ниоткуда и скрылись за серой пеленой. Алекс резко

отвернулся, схватившись руками за голову. Голубое сияние, разрастаясь внутри,

порождало взрывную энергию, стремясь вырваться наружу. В одном из множества ликов

Алекс узнал Софи. По ее щекам струились слезы. Губы едва шевелились, произнося

заветные слова любви. Образ становился все более туманным и вскоре просто растворился

во мгле.

Алекса изнутри пожирал жар, комок подступил к горлу.

– Извините, – официант протирал стол салфеткой, затем, поняв тщетность усилий,

просто смахнул скатерть. – Сейчас принесу новый кофе. За счет заведения.

Не в силах произнести ни слова, Алекс только мотнул головой, слезы затуманили

глаза. Он торопливо поднялся и вышел на улицу.

* * *

Предоставленная Отцом машина подобрала Алекса на улице Серафимовича возле

«Ударника». Он уже полностью пришел в себя и в ожидании разглядывал афишу

кинотеатра. Обошлись без паролей и прочих шпионских штучек.

– Ну, здравствуй, здравствуй, – Отец протянул руку, когда Алекс уселся в автомобиль.

– Куда едем?

– Сегодня мы с тобой решим одну из величайших проблем конца двадцатого века, -

произнес Отец, пропустив вопрос мимо ушей, – если дело выгорит, то силы Израиля в

Европе, странах Восточного договора сойдут на нет. Это будет сильный удар по репутации

МОССАДа. Они сорвали наши последние операции на Ближнем Востоке, мы отплатим им

той же монетой. Пускай не думают, что КГБ стал беззубым. Это все ширма. Алекс, ты

войдешь в историю… Правда, если о тебе и напишут в учебниках, то случится это через

добрую сотню лет.

– Куда мы едем? – повторил Алекс вопрос.

– К Железному Феликсу, – беззаботно ответил Отец. – Мы с тобой «тайные слуги

короля». Наша работа незаметна обывателю, но только мы даем ему возможность

спокойно ложиться спать и просыпаться в своей стране. Мы с тобой, Алекс, приносим

пользу не меньшую, чем сталевар или булочник. Просто результаты нашей работы менее

осязаемы.

– Вы думаете, я этого не знаю, – Алекс отвернулся к окну, погруженный в

собственные думы.

Обывателю известно только одно здание КГБ СССР – штаб-квартира, расположенная

по адресу площадь Дзержинского, дом 2. Монументальное здание, возведенное в конце

девятнадцатого века и некогда принадлежавшее Страховому обществу «Россия», как

нельзя лучше символизировало мощь и непоколебимость власти. Но мало кто знает, что

большинство домов на улицах и переулках, прилегающих к площади Дзержинского,

приютили под своей крышей различные управления и отделы всемогущего ведомства.

Проскочив площадь с памятником основателю ВЧК, автомобиль выехал на

Мясницкую, свернул в Большой Комсомольский переулок и, не доезжая Маросейки,

заехал во двор серого неприглядного особняка, классического представителя сталинской

архитектуры.

Завидев Отца, постовой на входе взял «под козырек», но внимательно рассмотрел

протянутое удостоверение. На Алекса даже не взглянул, не внес в обязательный для

заполнения журнал посетителей. За несколько августовских дней все здесь разительно

изменилось.

По широкой лестнице они поднялись на третий этаж. Еще один пост. Трепетное

отношение к документам и никакого внимания к Алексу. Будто и не было его вовсе.

Полутемный пустой коридор. Пустая приемная. Кабинет.

Отец зашторил окна, включил настольную лампу, предложил Алексу присесть. С

удовольствием расположившись в удобном кресле, Алекс позволил себе рассмеяться.

– Это гениально, люди из спецслужб хотят меня убить, а вы приводите меня сюда.

– Хотеть не вредно, – скупо улыбнулся Отец, – взгляни на это, – он протянул уже

знакомую папку, – прочитай, чтобы иметь представление.

– Зачем?

– Читай. Я не хочу использовать тебя «в темную».

Коротко и ясно, как выстрел. В кабинете воцарилось молчание. Умея читать с листа,

Алекс потратил менее четверти часа на знакомство с бумагами, затем небрежно бросил их

на стол.

– Теперь я знаю больше, чем следовало бы. Меня дешевле убить, чем оставлять в

живых, – в его словах не звучало и тени шутки. Спина прямая. Гордо поднятая голова.

Леденящий кровь взгляд. Вызов!

Предпочтя оставить выпад без внимания, Отец сконцентрировался на предстоящей

операции:

– Сегодня ты работаешь в команде, для тебя это непривычно. Раньше ты полагался

только на себя, сейчас же за тобой будут наблюдать несколько десятков человек. От нас

всех зависит успех операции. Мы – команда! Помни. Действуешь по ситуации, но в русле

поставленной задачи. На тебя, Алекс, повесят микрофон, поэтому я буду в курсе

происходящего…

– Если они обыщут меня и найдут микрофон, а они обязательно обыщут, то все

полетит к черту, – предостерег Алекс.

– В следующий раз меня не перебивай, – настойчиво попросил Отец. – О микрофоне

не волнуйся – на ощупь не обнаружат. Это тончайшая игла, аналог прибора, который был у

тебя во время путча. Спрячем под одеждой, так что ты там не раздевайся, – посоветовал

он, и уголки губ сложились в едва заметную улыбку. – Папку ни в коем случае не

выпускай из рук. Чтобы тебе не засыпаться, она не снабжена маячком, а мы не можем

допустить, чтобы документы уплыли. Ее ты вручишь лично в руки Либерману и никому

другому. Если мы хотим заполучить его целехоньким, нам нужны неопровержимые

доказательства его причастности к шпионажу против СССР.

– Да, но если при штурме он сбросит бумаги или просто выпустит их из рук, то

плакала наша доказательная база.

– Ты опять перебиваешь.

– Прошу прощения.

– Папка обработана специальным составом, так что стоит господину Либерману

коснуться ее, следы уже не смоет, – пояснил Отец, – тогда мы прижмем его к стенке. И если

все пройдет гладко, то может быть, удастся выудить из него дополнительную

информацию.

После полученного инструктажа Алекса прошел в лабораторию, где его снабдили

микрофоном и ознакомили с правилами пользования незатейливым устройством.

Ровно в оговоренное время и в назначенном месте Алекс ожидал человека от

Либермана. В его руках был неприметный кейс с заветными бумагами.

Рядом затормозил желтый обшарпанный «москвич».

Игра началась.

* * *

РАЗГОВОР:

– Вы знаете, чем грозит нам ваша самодеятельность в купе с крайней

самонадеянностью, – Иван Денисович выходил из себя, и эхо вторило его словам под

высоким потолком кабинета. – Вы ликвидировали троих, но пожалели самого опасного

для нас человека. А мы не поощряем жалость!

– О жалости не может быть и речи. Согласен с вами, что для нас это

непозволительная роскошь, – Отец оставался спокоен, несмотря на бессильную злобу

своего собеседника, – я не отказываюсь от достигнутых между нами договоренностей,

но вы не ограничили меня сроками, а я не могу делать одно дело в ущерб другому.

Операция, в которой задействован Алекс, разрабатывалась на протяжении нескольких

лет. Завалить ее, значит навредить стране, а Родина для офицера – это святое.

– Вы со своим патриотизмом ставите нас под удар. Неужели до сих пор непонятно,

что с легкой руки вашего «сынишки» мы все будем видеть ежедневно небо в клеточку. Я

же не хочу коротать остаток жизни на жестких нарах. А СССР проживет и без вас.

– Со всеми этими событиями, Иван Денисович, я оказался слугой двух господ.

Приходится угождать обоим. Лучше Алекса кандидатуру мне не найти. От него

отвернулись все. А вы зря боитесь его. Он уже разыскивается милицией по подозрению в

убийстве иностранного гражданина. А кто поверит убийце? К тому же невозможно

доказать его причастность к нашему ведомству. Его имя нигде не значится.

– Кому надо, тот поверит и проверит. Не сомневайтесь, – продолжал стоять на

своем полковник. – И мой шеф уже не доволен. Ему не нужны даже сплетни,

затрагивающие каким-либо образом участие КГБ в августовских событиях. Пора бы уже

вам усвоить, что в сегодняшней действительности от сплетен до газетных публикаций –

один шаг. А какое влияние имеет сегодня пресса на народ, думаю, объяснять не надо.

Люди слепо верят газетчикам. В свое время пресса была глас правительства, а партия –

наш рулевой. Так что сейчас, в период гласности, средства массовой информации не

четвертая власть, а первая. И мы вынуждены с этим считаться. Если какая-то частная

бульварная газетенка напечатает слова вашего Алекса, то тему тут же подхватит

одна из центральных газет.

– Алекс нем, как могила, – вступился за своего подопечного Отец.

– Не скажите. Припертый к стене несколькими неудавшимися покушениями, он с

радостью выболтает все какой-нибудь смазливой журналисточке, чтобы насолить нам.

– Нет. Исключено. Он не падок на женщин. Кроме того, мы специально отдали его

милиции. Как только они его схватят, нам останется только нажать на некоторые

рычаги и…

– Не нам, а вам. И нажимайте на свои рычаги, нажимайте, – нетерпеливо

проговорил Иван Денисович. – На меня тоже давят сверху. Там, – он поднял указательный

палец, показывая в потолок, – там тоже хотят ускорения процесса. Иначе не сносить

кой-кому здесь головы.

– Вы намекаете на меня? В прошлый раз вы убеждали меня в обратном. Но, так или

иначе, я не боюсь. Зря тратите силы на запугивание. Пока мои ребята в строю, я нужен

Системе.

– Алекс должен быть мертв сегодня же, – приказал Иван Денисович, – вас не

забудут, если вы все сделаете правильно.

– Он профессионал, каких мало. С ним сложно справиться. Но сразу же после

завершения операции я сделаю все возможное… и невозможное.

– И что это будет за операция? Мне не нравится, когда наше общее дело ставится

под удар по неизвестным причинам.

– Неужели? – Отец расхохотался прямо в лицо полковнику, – мы – сотрудники

Комитета Госбезопасности, и секретность для нас никто не отменял! Меня никто не

уполномочивал вводить вас в курс дела. Не стоит знать больше, чем требует от вас

ваша работа. Это опасно для жизни.

– В момент, когда вся наша деятельность висит на волоске и зависит от

множества случайностей, вы считаете возможным что-то от меня скрывать. Из-за

вашей преданности СССР все грозит с треском провалиться, а я даже не могу знать, из-

за какой ерунды вы плюнули на нас всех, и стоит ли та операция, в которую вы ввели

Алекса, всех тех трудов и потерь, которые понесла наша Система, – надрывая свои

голосовые связки кричал Иван Денисович. – Кто будет отвечать за полный провал?

Президент уже отвернулся от нас, а что будет, если демократы узнают про то, что

творится у них под носом…

– Вы имеете в виду заговор? – осведомился Отец.

– Называйте это как хотите, но правительство России уже обратило на нас свое

пристальное внимание, и никто не встанет на нашу защиту.

Выдержав паузу и позволив собеседнику выпустить пар, Отец веско произнес:

– Я выполню приказ, Алекс будет мертв…

* * *

Все шло, как по расписанию. Желтый «москвич» сменился зелеными «жигулями»,

«жигули» в свою очередь – белоснежной «волгой». Долго петляли по городу, высматривая

возможных преследователей. Встречающая сторона перестраховывалась, опасаясь, что

Алекс все же окажется подсадной уткой. К вилле Либермана они подъехали в уже

знакомой карете «скорой помощи». При входе в дом Алекса вновь обыскали, но не найдя

ничего предосудительного, пропустили внутрь.

В хорошо обставленной гостиной царил уют и тепло домашнего очага. В камине

приветливо потрескивали березовые поленья, плясали всполохи рыжего пламени.

Секретарь хозяина услужливо усадил гостя в глубокое кожаное кресло и предложил на

выбор кофе или чай. Получив отказ, он вышел, оставив гостя одного.

В просторной зале дышалось легко и свободно. Окружавший Алекса интерьер

поражал монументальностью и великолепием на грани кича. Высокие белые потолки,

паркет из мореного дуба, темно-бурая кожаная мягкая мебель, служившая образцом

консерватизма. Тяжелый дубовый стол с витыми ножками характеризовал собой грань

между стариной, представленной антикварными предметами искусства, и современностью

в виде новейшей видеодвойки производства страны восходящего солнца.

Большие двери неслышно отворились, и в гостиной вновь появился секретарь.

– Господин Либерман сейчас будет, – предупредил он с легким южным акцентом и

протянул руку, – вы принесли то, что просил босс? Дайте бумаги мне.

– Нет, – Алекс инстинктивно отодвинул кейс в сторону, – я передам их только в руки

Либерману. Не иначе.

Не вступая в спор, секретарь кивнул и удалился. Ответ его нисколько не удивил.

Посреди роскоши и достатка Алекс задумался о превратностях судьбы. Жизнь

разведчика сложна и непредсказуема. Одних она жестоко толкает в грязь и нищету трущоб

где-то на окраине мира, другим щедро дарует блага и удобства. В атмосфере сегодняшнего

СССР, стремительно погружавшегося во всеобщее обнищание, дворец израильского

«бизнесмена» выглядел до неприличия помпезно. И снаружи, и, тем более, изнутри. Какие

доходы должно приносить совместное предприятие, чтобы Либерман мог жить на

широкую ногу, не вызывая излишних вопросов? И на эти деньги он содержит дом,

многочисленную охрану и, наверняка, приличный автопарк. Едва ли МОССАД

потворствует своему агенту.

– Добрый день, добрый день, – радостно приветствовал хозяин дома своего гостя, -

мы с нетерпением ждали вас, Алекс, и ваших новостей.

Алекс обернулся и встал, пожав узкую и длинную ладонь. Израильтянин возник

точно из ниоткуда. Невидимый и неслышимый, точно старый лев на охоте.

– Может быть, выйдем на улицу? – предложил Либерман, пояснив, – я не люблю

вести деловые переговоры в помещении. Даже в моем собственном доме могут быть

чужие уши.

Они прошли по затемненному коридору на задний двор к бассейну. Еще одному

символу западного потребления, выражающего социальный статус владельца. На

выложенной плиткой площадке стояли два зонта, прикрывающие от солнца шезлонги и

небольшой стол для коктейлей.

– Не хотите составить компанию? – Либерман скинул толстый махровый халат,

оставшись в одних плавках, – я каждый день плаваю, независимо от погоды. Это полезно

для здоровья и фигуры. Не только женщинам стоит заботиться о внешности.

– Да, понимаю, – глубокомысленно протянул Алекс. – Спасибо. Но я подожду вас

здесь.

Он присел на край шезлонга, зажав кейс щиколотками. Либерман тянул время, не

говоря о деле, и это настораживало.

– Вы ставите меня в неловкое положение, – хозяин дома вновь влез в рукава, – вы мой

гость, а я заставляю вас ждать.

– Я подожду, – отмахнулся Алекс. – Мне торопиться некуда.

Он лукавил. Куда больше ему хотелось забросить кейс с секретными документами в

неведомые дали и дать отсюда деру. Находится в шкуре предателя, пусть и в оперативных

целях, претило его существу. В голове мелькнула мысль, что Либерман использует его, как

и все остальные, пытается заставить поверить в то, что МОССАДу вовсе небезразлична

персона беглого агента КГБ. Он даже не обмолвился о бумагах, будто это дело

второстепенное.

– Что задумались, мой друг? – израильтянин вынырнул из пучины вод, обтерся

полотенцем и щелкнул пальцами. – Сейчас будем обедать!

Алекс пожал плечами. Либерман строит из себя гостеприимного хозяина, точно

исполняет брачный танец. Нервничает. Не может не нервничать. Ждет. Проверяется.

Боится, не привел ли Алекс за собой «хвост».

– Давайте.

К столу поднесли большую супницу, из которой валил пар.

– Специально для вас, Алекс, сибирский борщ с грибами.

Потянув носом, Алекс уловил тонкий аппетитный аромат приготовленного блюда.

Пока хозяин, отпустив прислугу, разливал борщ по тарелкам, гостю оставалось лишь

глотать слюну.

– В чем причина вашей обходительности? – спросил вдруг Алекс.

– Обходительности?! – удивился Либерман, но ни один мускул не дрогнул на его

лице. – Это правила хорошего тона, мой друг.

– Мне не нравятся подобные игры. Они редко заканчиваются хорошо.

– Вы мне угрожаете? – повинуясь движению руки, два телохранителя спешно

спустились с террасы, – в моем собственном доме? Коммунизм уничтожил в русских право

на уважение частной собственности. В цивилизованном мире так не принято.

– Я хочу получить ответы на поставленные вопросы. Вы обещали.

Намеренно генерируя в себе ощущение беспомощности в сложившейся ситуации,

Алекс провоцировал собеседника на ошибку. Один неверный шаг, одно неосторожно

брошенное слово.

– Вы доверяете честному слову?! – Либерман расхохотался, дав охране отбой, – это

при вашем-то опыте работы «в поле» вы довольствуетесь обещаниями. Неужели вы столь

наивны, Алекс? Конечно, вы еще молоды и не знаете жизнь так, как я, но, по-моему, уже

достаточно разумны, чтобы понимать, что политика – грязное дело. Не только различные

правительства делают политику, но и мы, агенты спецслужб. Нельзя в нашем мире

секретности и насилия доверять человеку, даже если он дал вам клятву. За время службы

мне ни разу не довелось встретить настоящего человека слова. Так что запомните то, что

сейчас слышите. Если вы в сложившейся ситуации собираетесь прожить еще достаточно

долго, то вам стоит это учитывать.

Убрав со стола руки, он продемонстрировал Алексу генератор шума – прибор

размером чуть меньше спичечного коробка, используемый спецслужбами для подавления

возможной прослушки. А это означает только одно – микрофон, скорее всего, не работает,

и Отец с группой захвата могут лишь догадываться о происходящем на территории виллы.

Если они, лишенные информации, ворвутся сюда раньше, чем надо, то вся работа пойдет

коту под хвост.

Алексу стоило большого труда держать себя в руках, ощущая на себе казавшийся

непомерно тяжелым микрофон, следя за каждым произнесенным словом, чтобы самому

потом не попасться в руки госбезопасности. Когда же он понял, что кроме их двоих никто

разговор не контролирует, он едва не сорвался, и бледность, лишь мгновение оттенявшая

лицо, не укрылась от цепкого взгляда профессионала, коим был Либерман.

– Что с вами? – встревожился Либерман и, подозвав секретаря, что-то шепнул тому на

ухо, а затем повернулся к собеседнику, – мне не нравится ваш вид, мой друг. КГБ опять

решил нас надуть? Не выйдет!

– О чем вы, господин Либерман? – пришел черед Алекса изображать удивление. Но

переиграть матерого шпиона в актерском мастерстве ему было не под силу.

– Не дурите, Алекс, вам не идет роль шута. Вы осмелились привести за собой людей

из госбезопасности, – израильтянин был взбешен, – давайте сюда бумаги! Документы,

Алекс, скорей!

Слуга унес со стола нетронутый борщ и сменил скатерть. Алекс протянул Либерману

кейс, но резидент лишь криво ухмыльнулся, поступив предсказуемо.

– Что там? Вмонтированный в корпус пиропатрон с краской? Мне не нужна

собственность КГБ. Оставьте кейс себе. И папку тоже. Вытащите из нее документы и

передайте их мне. Только бумаги!

Понимая, что если сейчас он промедлит и начнет тянуть резину, то Либерман лишь

убедится в правильности своих подозрений, Алекс сделал единственно возможный ход.

Встал на защиту своих интересов. Открыв кейс, он не передал документы, а крепко зажал

папку в руке. Видел нервно бегающие глаза шпиона, застывшее в них нетерпение.

– В чем дело?

– Выполните то, что обещали. Бумаги никуда не денутся.

Израильтянин сделал знак одному из телохранителей и через пару минут получил

блестящий металлическими боками атташе-кейс. Водрузил его на стол, щелкнул замками

и, подняв крышку, развернул к Алексу, демонстрируя содержимое. Плотно обтянутые

банковской лентой пачки зеленых купюр с изображением президентов США радовали

глаз, поражали изумрудным блеском.

– Деньги? – поразился Алекс, – но я просил не денег, а помощи.

– Неужели вы откажитесь от валюты, Алекс? Берите, вам хуже не будет. Надо сказать,

что я приятно поражен. Вы не алчны, как большинство людей. К тому же, врываясь в

рынок, никто не откажется от лишних средств к существованию. Не обижайтесь, друг мой,

эта кругленькая сумма – первый шаг к нашему плодотворному сотрудничеству.

Алекс продолжал гнуть линию бессребреника, вынужденного пойти на

сотрудничество с вражеской разведкой в условиях войны, пусть и холодной. Папка под

грифом «Совершенно секретно» все еще оставалась в его руках.

– Я отказался от сотрудничества с МИ-6, и вы думаете, что я соглашусь работать с

МОССАД? Да никогда! Встреча с вами была лишь попыткой прояснить ситуацию. Моя

информация в обмен на вашу. Вы согласились, и когда я прихожу с необходимыми для вас

документами, вы начинаете юлить, бросив мне жалкую подачку. Все, что мне от вас надо –

это выслушать версию МОССАДа о происходящем. Неужели это так сложно?

– Версию МОССАДа? – Либерман раскатисто захохотал, – вам еще кто-то что-то

нашептал?

– Можно сказать и так…

– Держу пари, что это Отец. Разве вы еще ничего не поняли: вас отдали на съедение

волкам.

Алекс откинулся на спинку кресла, глядя, как Либерман выкладывает деньги на стол.

– Вы удивлены, друг мой?

– Нет, не очень. Вы знаете, кто именно меня сдал?

– Не обманывайте хотя бы себя, Алекс. Вы и сами прекрасно знаете этих людей.

Алекс положил документы на стол и потер глаза. Напряжение последних дней

тяжким грузом навалилось на него, не позволяя расправить плечи и поднять голову, и это

было неприятно.

К сидящим по дорожке приближался раскрасневшийся взмокший секретарь. Зрачки

его сузились, и глаза горели яростью. Либерман понял все сразу.

– Два автобуса стоят на развилке в километре отсюда, – сбивчиво произнес секретарь, -

оба пусты, окна зашторены. Охраняются тремя вооруженными людьми в камуфляже без

опознавательных знаков.

– Ну что ж, Алекс, я был прав, – удовлетворенно заметил Либерман, – вы привели за

собой «хвост». И сделали это умышленно.

– Если меня и выследили, то это не моя вина.

– Не лгите, Алекс, – Либерман взглянул на часы, – но у меня еще есть некоторое

время. А ложь вас больше не спасет…

* * *

Где-то вдали стучали лопасти вертолетов, подгоняя собравшихся. Либерман спешно

сложил бумаги в свой атташе-кейс и встал.

– Уберите его с глаз моих… А ты, – он обратился к секретарю, – готовь машину, мы

едем в аэропорт. Проверь, чтобы там все было в порядке.

Огромные, налитые свинцом темно-синие грозовые облака заслонили солнце. Резкий

порыв ветра пронесся по макушкам деревьев, нарушая прежнюю тишину, срывая

пожухшую листву, с треском ломая сухие ветви. Первые капли наступающего дождя упали

в траву, которую ветер настойчиво прижимал к земле, не позволяя подняться. Непокорные

деревья, противостоя стихии, не могли справиться с нарастающей силой ветра.

Звон разбитого стекла просыпался осколками на площадку возле бассейна. Пустая

глазница окна на втором этаже бессильно моргала трепещущей на ветру рамой.

– Я сказал увести его! – закричал Либерман, силясь перекрыть скрип деревьев и

кутаясь от холода в халат.

Алекса скрутили и повели в подвал. Не видя смысла сопротивляться громилам

МОССАДа, он сдался без боя.

Короткая, но звучная автоматная очередь вывела всех из шокового состояния,

навеянного резкой переменой погоды. Взоры обратились к небу.

Над домом, борясь со шквалом, на высоте полусотни метров зависли три больших

вертолета МИ-8 с красной звездой на борту, ощетинившиеся автоматными стволами. Вниз

были сброшены тросы для десантирования бойцов.

– КГБ СССР, – железный голос, звучащий через мегафон, огласил округу, – не

оказывайте сопротивления, сложите оружие и сдавайтесь. Территория окружена. Вы в

ловушке.

В подтверждение прозвучавших слов по периметру забора, окружавшего виллу, на

сколько хватало глаз, появились десятки людей в бронежилетах, с автоматами в руках, с

лицами, закрытыми визорами шлемов.

Отход резидента могла спасти только одна маленькая война. Спецназ Комитета

госбезопасности был встречен ураганным огнем. Укрываясь за всевозможными

возвышениями, осажденные начали стягиваться к дому. Огонь заставил штурмующих

упорядочить свои действия и передвигаться через двор короткими перебежками, под

прикрытием редких деревьев и автоматов своих коллег.

Короткие, но эффективные пулеметные очереди с вертолетов накрыли

оборонявшихся, не позволив укрыться в доме. Несколько бездыханных тел так и остались

лежать на стриженных изумрудных газонах и галечных дорожках.

Воспользовавшись всеобщей сумятицей, Алекс вырвался из рук конвойных, и

несколькими ударами заставил их замолчать навсегда. Теперь его целью было только одно –

документы, оставшиеся у Либермана. Отец, начав операцию вовремя, выполнил свои

обязательства, и Алексу предстояло довести дело до конца.

Воспользовавшись форой в пару минут, Либерман не стал испытывать судьбу,

прорываясь через линию осаждающих, а первым рванул в дом, пересек гостиную,

выскочил в коридор и по лестнице сбежал в подвал. Ворвался в бойлерную и, отбросив в

сторону сваленные в углу коробки, нырнул в едва заметный лаз.

Зажав в руке рифленую рукоятку «глока», отобранного у убитого агента МОССАД,

Алекс несся по горячим следам, ориентируясь в доме по наитию. Его вело

профессиональное чутье или интуиция. Быть может, чувство долга. А может, все вместе.

Отступившая со двора и успевшая «окопаться» в доме охрана заняла круговую

оборону, не подпуская бойцов группы захвата ближе пятидесяти метров. Штурмующие

залегли. Простреливаемая с обеих сторон полоса в полсотни метров оказалась

непреодолимым препятствием.

Не давая нападавшим вплотную подойти к дому, охрана сама оказалась в заложниках

сложившейся ситуации, будучи не в силах подойти даже к окнам, осыпаемым градом пуль.

Шансов отбиться у них уже не было. Вертолеты под прикрытием плотного огня начали

высаживать десант на террасу и крышу дома. Тяжелые подошвы ботинок спецназа

застучали по мраморному и паркетному полу.

Залпы подствольных гранатометов ворвались в ритмичный треск автоматных

очередей и звон стреляных гильз. Первый этаж замка заволокло едким дымом. Встретив

ожесточенный отпор и не желая и дальше рисковать своими бойцами, спецназ пустил в

ход газовые и дымовые гранаты.

Пробравшись узким лазом, Алекс попал в трубу, где можно было выпрямиться и

расправить плечи. Вдоль бетонной стены протянулась нить мерцающего освещения. Запах

сырости и гнили. Хлюпающая жижа под ногами и безжизненный холод склепа. На вилле

все оказалось продумано до мелочей. Даже потайной ход на случай форс-мажора,

соединявший бойлерную с подземным коллектором. Потому предугадать, где Либерман

выберется на поверхность, было делом практически невозможным. Десятки не

обозначенных ни на одном из планов коридоров и ходов, труб и стоков могли служить

путем для отступления.

Либерман, похоже, точно знал, куда он направляется. Его не смущала ни капающая

сверху вода со зловонными примесями, ни обилие луж и ручьев, ни постоянная сырость

вперемешку с присутствием полчищ насекомых и крыс.

Пока не принюхался, Алекс то и дело воротил нос в сторону и раздавал пинки

разбегающимся в стороны грызунам, не уступавшим в весе хорошо отъевшейся кошке.

Человек, конечно, венец вселенной, но, вторгшись в святая святых подземного царства,

легко мог стать добычей бесчисленных стай, вооруженных острыми зубами и звериной

агрессией. Утешало лишь то, что облаченный в махровый халат Либерман представлялся

более легкой добычей.

Неожиданно тусклые запыленные лампы, скудно освещавшие путь, погасли вовсе.

Алекс чертыхнулся и замер на месте, прислушиваясь. Моментально лавина крыс

сомкнулась вокруг него, полезла по штанинам, пробуя ткань на вкус.

Либерман будто растворился во тьме.

Пища и толкаясь, грызуны лезли друг на друга. Острые зубы, прокусив плотную

джинсу, впились в плоть, раздирая икроножную мышцу. Взвыв от неожиданной боли,

Алекс дважды выстрелил наугад, куда-то вниз, в сторону обидчика. Гулкое эхо разнеслось

по тоннелю, а вспышки на мгновение озарили грязно-серое море грызунов, горящие

кроваво-красные глаза, длинные лысые хвосты и впившегося в ногу огромного крыса с

размозженной двумя пулями головой.

Грохот выстрелов напугал все живое, и море, давя друг друга, пустилось наутек,

волоча за собой по полу лишенные шерсти хвосты.

Либерман нутром чувствовал своего преследователя, трепетно прижимая к груди

атташе-кейс с драгоценными документами. Писк разбегающихся в разные стороны

грызунов за спиной только подтверждал страшные опасения. Он не боялся населявшей

коллектор живности, но страшился новой встречи с агентом КГБ, преданным псом своих

хозяев. Даже брошенный и оплеванный он продолжал им верить. Такие люди идут на все

для достижения поставленной цели.

От раздавшихся выстрелов защемило сердце, Либерман схватился за грудь,

опершись плечом на потную от проступившей влаги стену. Показалось, что еще секунду, и

смерть настигнет его, но Бог миловал. Пока. Не зная в точности, сколько людей идет по

следу, он чувствовал, что один преследователь точно не отступится от своего. Алекс.

Послышавшийся впереди плеск воды под ногами был произведен более крупным,

чем крыса существом. Алекс вгляделся в темноту, но не смог ничего разглядеть. Он присел

на секунду, засунув «глок» за пояс, и с большим трудом разжал крепкие челюсти мертвого

крыса, смертельной хваткой впившиеся в ногу. Руки испачкались в теплой и липкой жиже.

Наспех вытерев их о джинсы, Алекс направился туда, где секунду назад зажглась и тут же

погасла спичка.

Нога зудела, рана кровоточила. Передвигаясь на ощупь, падая в темноте, ударяясь о

выступающие металлические конструкции, Алекс добрался до поворота. И увидел свет в

конце тоннеля. Солнечные лучи проникали в канализацию сквозь решетку водостока. В

лучах мелькнул и снова исчез темный силуэт Либермана, не выпускавшего из рук

злосчастный атташе-кейс. В оборванном халате, со сбитыми ногами он все еще пытался

скрыться.

Алекс вскинул пистолет, но агент МОССАД уже скрылся из поля зрения в одном из

ответвлений коллектора.

Сзади стучали шаги, но в запале погони Алекс не обратил на них внимания. Там

свои, а впереди – секретные документы в руках врага. Он, прихрамывая, продвигался

дальше, погрузившись почти по пояс в сточную, пахнущую бензином воду. От попадания

грязи в рану мышцы воспалились, и нога заныла еще сильнее.

Алекс добрался, наконец, и до ответвления. Ход, к счастью, оказался прямым, сухим

и достаточно освещенным. Либерман схватился за вмонтированную в стену ступень

лестницы, ведущей наверх. Сквозь приоткрытый люк тонкая полоса света пробивалась

вниз. Резидент утратил былой лоск. Оторванные, безжизненно болтающиеся рукава

халата, грязные руки и разбитые окровавленные босые ноги, слипшиеся седые волосы.

Алекс тяжело оперся на трубу и взял его на мушку.

– Эй, господин Либерман, – устало крикнул он, и эхо не подхватило его слова, – я вас

все-таки догнал. Верните документы…

Резидент начал карабкаться по лестнице, крепко держа в руках кейс. Грянул выстрел,

пуля чиркнула по бетонной стене рядом с ладонью, с потолка посыпалась цементная

крошка. Либерман не удержался на скользких от влаги ступенях и плюхнулся в дурно

пахнущую лужу у основания лестницы.

Алекс медленно направился к выходу из подземелья, испытывая удовлетворения от

охоты, видя заслуженную добычу у своих ног.

Глухие шаги за спиной заставили Алекса обернуться и рефлекторно направить

пистолет в сторону подошедшего человека. Его глаза встретились с леденящим взглядом

под тяжелым шлемом-полусферой, и он с облегчением убрал палец со спускового крючка,

осознав, что это конец. Страх надвигающейся смерти исказил лицо человека в

бронежилете. Автомат в его руках нервно дернулся, и яркая огненная вспышка молнией

пронзила полумрак тоннеля.

Алекс не услышал звука выстрелов, зная, что эта очередь предназначается ему.

Глухой безболезненный удар в живот сломал его пополам и откинул на холодный

каменный пол к стене. Глаза заволокло пеленой тумана, и веки стали слипаться, будто ко

сну. Он увидел перед собой зеленый луг и ласкающую его мать, отца, впервые давшего в

руки своему сыну охотничий нож. Вся его жизнь закружилась в круговороте

воспоминаний, а память выхватывала лишь счастливые моменты, радость близких.

Неожиданно взор его прояснился. Два бойца в мокром камуфляже с автоматами за

спиной прошли мимо, будто и не было его вовсе, взяли под руки упавшего духом

резидента и помогли ему подняться. Люк отодвинулся, и пара рук протянулась вниз.

Рядом никого не осталось. Наверху шумели уходящей зеленью деревья, и Алекс

чувствовал запах надвигающейся осени. Какая-то неведомая сила сдавила тело, буквально

вжимая его в землю. Он закричал, но понял, что не в силах издать ни звука. Губы едва

шевелились, а душа рвалась на волю.

Широкая светлая солнечная дорога опустилась с небес. По ней, вытянув вперед руки,

стараясь дотянуться до него, шла девушка в белом одеянии. Софи. Алекс протянул вперед

руки, и они соединились в бешеном танце любви и смерти, начав восхождение к Богу.

– Не смотри вниз, – ласково и тихо предупредила девушка.

Но что-то там, внизу притягивало внимание, то, чему Алекс не мог противостоять.

Он взглянул и увидел безжизненное тело, недавно принадлежавшее ему, упокоившееся в

искривленной неудобной позе у самой стены, залитое кровью. Порыв ледяного ветра

вырвал его руки из нежных ладоней Софи, он видел девушку, пронзительным криком

зовущую его, и осознавал, что падает, навечно удаляясь от нее.

Алекс провалился в бездну. Темную и холодную бездну…

Обращение к читателям

Дорогие друзья, вот вы и перелистнули последнюю страницу из жизни Алекса. А раз

мы вместе дошли до конца, значит, история не оставила вас равнодушными. История

человека, воспитанного Системой, преданного долгу, со всей страной вдруг потерявшего

ценностные ориентиры. Алекс – не положительный образ и даже не герой. Несмотря на

то, что персонаж вымышленный, Алекс – это наше вчера, это крах Советской Империи.

История Государства.

Я искренне благодарен Вам за то, что обратили внимание на данную книгу. И буду

счастлив узнать, что вы думаете о ней. Поэтому прошу после прочтения оставить отзыв на

сайте. Кроме того, ваша рецензия поможет другим читателям определиться с выбором.

Возможно, вы порекомендуете книгу друзьям и близким…

В современном мире рекламы и маркетинга писатель должен не только творить, но и

суметь продать. Мало поймать идею за хвост, выпестовать из нее увлекательный сюжет с

реалистичными персонажами – книгу надо так предложить читателям, чтобы ее захотели

купить, скачать, прочитать. Поэтому любая ваша активность в Интернете и социальных

сетях послужит тому, чтобы как можно больше людей познакомились с Алексом…

Большое спасибо вам за поддержку.

Дорогие друзья, до новых встреч с новыми героями и новыми головокружительными

историями!

Сноски:

1. Союзный договор – разработанный уполномоченной центральными и республиканскими

властями рабочей группой в рамках т. н. ново-огарёвского процесса весной-летом 1991

года проект «Договора о Союзе суверенных государств» по заключению нового союза –

Союза Суверенных Государств (ССГ) как мягкой федерации, отменявший «Договор об

образовании Союза ССР 1922 года».

2. здесь имеется в виду ГКЧП (Государственный комитет по чрезвычайному

положению) – самопровозглашённый орган, состоявший из ряда высших

государственных лиц СССР в ночь с 18 на 19 августа 1991 года. Комитет произвёл

неудавшуюся попытку предотвратить распад СССР путём срыва подписания 20 августа

1991 года «Договора о Союзе суверенных государств». Попытка также известна под

названием «августовский путч». [Википедия – свободная энциклопедия]

3. здесь имеется в виду служба в Афганистане, где Советские войска исполняли свой

интернациональный долг в период с 1979 года по 1989 год. Река Аму-Дарья протекает по

границе, некогда разделявшей СССР и Афганистан.

4. Лужков Юрий Михайлович, в августе 1991 года – вице-мэр Москвы и председатель

московского правительства.

5. Руцкой Александр Владимирович – генерал-майор авиации, в августе 1991 года вице-

президент РСФСР.

6. Хасбулатов Руслан Имранович – российский учёный и публицист, член-корреспондент

РАН (1991), в августе 1991 года председатель Верховного Совета РСФСР.

7. Янаев Геннадий Иванович, в августе 1991 года – вице-президент СССР, председатель

ГКЧП.

8. Силаев Иван Степанович, в августе 1991 года – председатель Совета Министров

РСФСР.

9. Лукьянов Анатолий Иванович, доктор юридических наук, в августе 1991 года –

председатель Верховного Совета СССР. В состав ГКЧП не входил, но, по мнению многих

экспертов, мог быть одним из инициаторов путча.

10. Язов Дмитрий Тимофеевич, советский военный и политический деятель, последний

Маршал Советского Союза, в августе 1991 года – министр обороны СССР, член ГКЧП.

11. Пуго Борис Карлович, в августе 1991 года – министр внутренних дел СССР, член

ГКЧП.

12. Крючков Владимир Александрович, генерал армии, в августе 1991 года – председатель

КГБ СССР, член ГКЧП.

13. ныне станция «Чистые пруды» московского метрополитена.

14. ВГТРК – Федеральное государственное унитарное предприятие «Всероссийская

государственная телевизионная и радиовещательная компания», образовано 14 июля 1990

года постановлением Президиума ВС РСФСР.

15. Бюро «Алекс» – одна из первых частных компаний в СССР, работающая в области

обеспечения безопасности, в августе 1991 года по просьбе правительства РСФСР

подразделения Бюро Алекс обороняли здание Верховного Совета.

16. Бурбулис Геннадий Эдуардович, в августе 1991 года – советник Президента РСФСР Б.

Н. Ельцина, Государственный секретарь РСФСР.

17. ныне улица Новый Арбат.

18. Штази – Министерство государственной безопасности ГДР.

19. Direction de la protection et de la sécurité de la défense, DPSD – служба военной

контрразведки Франции.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg