«След Оборотня»

Патриция Корнуэлл След Оборотня

Необычная татуировка с изображением желтых глаз олицетворяет зло. Так считает судмедэксперт Кей Скарпетта. Возможно, именно этот странный символ наведет на след жестокого убийцы, которого необходимо обезвредить, прежде чем он нанесет очередной удар.

Письмо

6 декабря 1996 г.

Ладингтон, штат Мичиган

Дорогая Кей!

Я сижу на крыльце, смотрю на озеро Мичиган и вспоминаю, как мы были здесь с тобой в последний раз. Кей, прошу, выслушай меня.

Ты читаешь эти строки, потому что меня нет в живых. Решив написать письмо, я попросил сенатора Лорда передать его тебе лично в руки в первых числах декабря через год после моей смерти. Я знаю, как нелегко тебе всегда на Рождество, а теперь, должно быть, совсем тяжко. Моя жизнь началась с любви к тебе. Она оборвалась, но ты должна продолжать жить, и это будет мне подарком.

От горя ты, конечно же, еще не оправилась. Мчишься как угорелая то на одно, то на другое место преступления, проводишь больше вскрытий, чем прежде. Безвылазно сидишь в суде, руководишь институтом, читаешь лекции, тревожишься за Люси, злишься на Марино, избегаешь соседей и боишься ночей.

Хватит прятаться от боли. Позволь мне утешить тебя. Представь, что держишь меня за руку, и вспомни, сколько раз мы говорили с тобой о смерти и соглашались, что болезнь, несчастный случай или рука убийцы не способны полностью уничтожить человека, ибо наши тела – всего лишь одежда, которую мы носим, а сами мы – нечто гораздо большее.

Кей, поверь, я неким таинственным образом приглядываю за тобой и вижу, как ты читаешь мое письмо. Поверь, что все будет хорошо. Хочу попросить тебя об одолжении. Позвони Марино и Люси. Пригласи их сегодня на ужин. Приготовь что-нибудь повкуснее и оставь за столом место для меня.

Я люблю тебя и всегда буду любить.

Бентон

Глава 1

Я не замечала ни синевы утреннего неба, ни красок осени. Глядя в окно на сгребавшего листья соседа, я чувствовала себя беспомощной, разбитой и потерянной.

Письмо Бентона воскресило в воображении кошмарные картины, которые я упорно загоняла в самые дальние закоулки памяти. Я вновь видела обгорелые кости, выхваченные прожекторами из месива размокшего мусора. Видела обезображенную голову без лица, клочья серебристо-пепельных волос.

Я сидела за кухонным столом и потягивала горячий чай, который заварил для меня сенатор Фрэнк Лорд.

– Опять листьев навалило. Нужно убрать, – проговорила я, обращаясь к своему старому другу. – Шестое декабря, а будто октябрь. Вы только посмотрите, Фрэнк, желуди огромные. Говорят, это к суровой зиме, а зимой пока и не пахнет.

Я закрыла лицо руками и разрыдалась. Он поднялся из-за стола и подошел ко мне. Я, как и сенатор Лорд, выросла в Майами, училась в одной с ним школе – правда, много лет спустя после того, как он ее окончил. В его бытность окружным прокурором я работала в отделе судебно-медицинской экспертизы округа Дейд и часто свидетельствовала в суде по делам, которые он вел. Когда его избрали в Сенат США и затем назначили председателем Комитета по вопросам судоустройства, я стала главным судмедэкспертом Виргинии, и в те времена он неоднократно прибегал к моим услугам.

Вчера вечером он сообщил по телефону, что приедет ко мне, чтобы передать нечто важное. За всю ночь я почти не сомкнула глаз. Когда он вошел в дом и извлек из кармана пиджака простой белый конверт, я уже была на пределе.

Теперь я сидела с ним и думала, что понимаю, почему Бентон столь безгранично ему доверял. Он знал, что сенатор Лорд искренне привязан ко мне и никогда меня не предаст. Бентон не изменил себе: как всегда, придумал план, который, он не сомневался, и без его личного участия будет исполнен в совершенстве. И даже до малейших деталей предсказал мое поведение после своей смерти. Как же все это на него похоже.

– Кей.

Я все плакала.

– Понимаю, тебе сейчас очень тяжело. Прости, что никак не могу облегчить твою боль.

Я выдернула из коробочки салфетку и вытерла слезы.

– Спасибо, что приехали. Представляю, чего вам это стоило. У вас ведь каждая минута расписана.

– Не скрою, я прилетел из Флориды. И, кстати, там я справился о Люси. Она делает большие успехи.

Люси, моя племянница, которую я фактически вырастила, была агентом Бюро по контролю за продажей алкогольных напитков, табачных изделий и оружия (АТО). Несколько месяцев назад ее перевели в Майами, и с тех пор мы с ней не виделись.

– Она знает про письмо? – спросила я.

– Нет. Думаю, ты сама должна ей позвонить. И смею добавить, ей кажется, будто ты пренебрегаешь общением с ней.

– Я пренебрегаю? – удивилась я. – Это до нее вечно не дозвониться. Во всяком случае, не я под чужим именем гоняюсь за торговцами оружием и им подобными. Она даже по телефону нормально поговорить не может – только когда звонит из офиса или из автомата.

– Тебя тоже нелегко найти. После гибели Бентона вообще не сидишь на месте.

На глаза вновь навернулись слезы. Я поднялась со стула. Сенатор Лорд, я заметила, уже несколько раз украдкой взглянул на часы.

– Возвращаетесь во Флориду? – поинтересовалась я.

– Да нет, – отвечал он, – в Вашингтон. Снова выступаю в передаче «Лицом к народу». Меня уже тошнит от всей этой политики.

– Хотела бы я как-то вам помочь, – сказала я.

– Грязное это дело, Кей. Впрочем, зря я разнылся. У тебя своих забот хватает.

Я повела его к выходу мимо красивой мебели, мимо произведений искусства и старинных медицинских инструментов – я их коллекционировала. Все здесь отвечало моему вкусу, но не все было так, как во времена Бентона. Теперь я заботилась о доме не больше, чем о себе.

Сенатор Лорд не мог не заметить раскрытого портфеля на диване в большой комнате, разбросанных по полу блокнотов, бумаг, в беспорядке громоздившихся на журнальном столике, и грязной пепельницы – я снова начала курить.

– Боже, во что я превратила свой дом. Совсем разучилась убираться. А ведь была такая аккуратная. – Я горько рассмеялась. – Вечно с Бентоном ругались из-за порядка. Если он перекладывал что-то из моих вещей или совал не в тот ящик… Вот что происходит, когда тебе за тридцать, живешь одна и сама себе хозяйка.

Я остановилась в холле и бессильно махнула рукой.

– И что с того? Будь он проклят, этот дом! Пусть бы Бентон вывалил здесь кучу мусора. Пусть бы изодрал все в клочья. Какая разница, Фрэнк? Я хотела бы одного: чтобы вернулось прошлое. Я ни в чем бы его больше не упрекала. Каждое утро я просыпаюсь со светлой головой, но сразу накатывают воспоминания, и я с трудом поднимаюсь с постели.

– Бентон был счастлив с тобой, – мягко сказал сенатор Лорд. – Он всегда так тепло отзывался о тебе, говорил, что ты понимаешь его, знаешь, с какими ужасами он сталкивается по долгу службы.

Бентон работал психологом в ФБР и считался крупным специалистом по прогнозированию поведения преступников.

– И я знаю, он хотел бы теперь видеть тебя счастливой, – продолжал сенатор Лорд. – И если ты заживо погребешь себя, значит, любовь к Бентону Уэсли не принесла тебе ничего, кроме страданий. Значит, твоя любовь к нему была ошибкой. Хоть это-то тебе ясно?

– Да, – согласилась я. – Конечно. Я знаю, чего хотел бы он. Знаю, чего хочу я сама. Я не желаю жить, как сейчас. Это почти невыносимо. Порой мне кажется, что я вот-вот сорвусь.

– Нет, не сорвешься. – Он взял меня за руку. – Ты справишься с любыми трудностями. Всегда справлялась.

– Спасибо, – прошептала я, обнимая его. – За то, что не похоронили письмо в какой-нибудь папке. За то, что не забыли, взяли на себя труд.

– Если понадоблюсь, позвони, ясно? – приказным тоном сказал он, когда я открыла входную дверь. – В офисе всегда знают, где меня найти.

Он сел в черный «линкольн» и покатил прочь. Я проводила его взглядом и вернулась в большую комнату. Перечитала письмо Бентона. В голове у меня звучал его голос.

Его слова несли одновременно успокоение и муку. Я с одержимой настойчивостью анализировала их, выискивала подтекст во фразах и тоне. Порой я почти верила, что Бентон иносказательно дает мне понять, будто на самом деле он не погиб, будто его мнимая смерть – часть какого-то замысла, какого-то плана, разработанного ФБР или ЦРУ.

Но я твердо знала: перед смертью Бентона пытали, а потом бросили гореть в адском огне. Анализ ДНК, данные стоматологической карты, личные вещи подтвердили, что останки принадлежат ему. Убийцам Бентона – Кэрри Грезен и Ньютону Джойсу – отомстила моя племянница Люси, сбив их вертолет над Атлантикой.

Я задумалась, как выполнить просьбу Бентона. Рассчитывать на то, что Люси прилетит ужинать в Ричмонд, штат Виргиния, было смешно. Но я все равно сняла трубку и попробовала связаться с ней. Она перезвонила по сотовому минут через пятнадцать.

– Из офиса передали, ты меня ищешь. В чем дело?

– Трудно объяснить, – начала я. – Мне так надоело каждый раз выуживать тебя через твою контору.

– Мне тоже это надоело.

– Я понимаю, что сейчас не могу…

– Что случилось? – перебила она меня.

– Бентон оставил письмо…

– Поговорим в другой раз, – отрезала она.

Я поняла почему. По крайней мере думала, что поняла: сотовый телефон легко прослушать.

– Поворачивай прямо туда, – приказала кому-то Люси и вновь обратилась ко мне: – Извини.

– Он хотел, чтобы я прочитала его именно сегодня. Просил, чтобы ты… Ладно, не бери в голову. Глупости все это.

– Мне пора, – заявила Люси.

– Может, позже позвонишь?

– Обязательно, – все тем же раздраженным тоном пообещала она.

– Ты с кем? – Я пыталась продлить разговор, потому что мне очень нужно было слышать ее голос.

– С напарницей.

– Передай ей привет.

– Тебе привет, – сказала Люси своей напарнице Джо – сотруднице Администрации по борьбе с наркотиками (АБН).

Сейчас они вместе занимались расследованием серии совершенных с особой жестокостью квартирных грабежей. Джо и Люси были партнерами не только по работе, но не афишировали свои отношения.

– Пока, – попрощалась Люси и отключила телефон.

С капитаном полиции Питом Марино мы были знакомы так давно, что казалось, между нами существовала телепатическая связь. Поэтому, когда он позвонил – раньше, чем я успела связаться с ним, – я не удивилась.

– Голос у тебя какой-то странный, – заметил он. – Простыла, что ли?

– Нет. Хорошо, что позвонил. Я как раз собиралась искать тебя. Ты где?

– Езжу по городу, слушаю эфир. В порту Ричмонда только что обнаружили протухший труп. Полагаю, ты в курсе?

Я в курсе не была и потому, переложив трубку к другому уху, прошла в кабинет и села за стол. В трубке раздался щелчок: кто-то звонил по параллельной линии.

– Марино, подожди секунду, – попросила я, услышав повторный щелчок. – Еще кто-то звонит. – Я переключилась на вторую линию. – Скарпетта на проводе.

– Это Джек, – раздался голос моего заместителя Джека Филдинга. – В порту в грузовом контейнере обнаружили труп. Сильно разложившийся.

– Слышала. Марино только что сообщил, – сказала я. – С какого судна контейнер?

– С «Сириуса». Какие будут указания?

– Выезжаю, – не раздумывая бросила я, хотя в голове у меня пульсировали слова Бентона. Я опять торопилась занять себя работой.

– Нет необходимости, доктор Скарпетта, – возразил Филдинг. – Я сам туда отправлюсь. У вас же выходной.

Филдинг на протяжении многих месяцев умолял меня устроить себе передышку – поехать куда-нибудь недели на две или даже взять годичный академический отпуск. Я устала ловить на себе обеспокоенные взгляды, бесилась, когда намекали, будто после смерти Бентона я стала хуже справляться с работой, начала чураться коллег, постоянно выгляжу измотанной и рассеянной.

– К кому там обратиться, когда приеду? – спросила я.

– Нас уведомила детектив Андерсон. Она уже на месте происшествия.

– Кто такая?

– Должно быть, из новеньких. В самом деле, доктор Скарпетта, я и сам прекрасно справлюсь.

– Как туда добраться?

Филдинг объяснил. Тут я вспомнила, что до сих пор держу на проводе Марино и, переговорив со своим офисом, переключилась на его канал, но он уже повесил трубку. С письмом Бентона в руке я поспешила в спальню. Куда бы его положить? Не оставлять же в ящике стола или в картотечном шкафу.

Наконец мой взгляд упал на маленький сейф внизу стенного шкафа. Я заперла письмо туда и позвонила Роуз, моей секретарше, попросив ее направить в порт, куда я намеревалась прибыть через полтора часа, санитарную команду.

– Как вы туда доберетесь? – поинтересовалась Роуз. – Я предложила бы вам взять джип, но Чак уехал на нем менять масло.

– Значит, поеду на своей машине. Роуз, мне понадобятся «Лумалайт» и тридцатиметровый удлинитель. Пусть кто-нибудь встретит меня с ними на стоянке у морга. Я позвоню, когда буду подъезжать.

Роуз работает моим секретарем с тех самых пор, как меня назначили главным судмедэкспертом. А это значит, что я уже много лет нахожусь в полной зависимости от нее.

– Будьте осторожны, доктор Скарпетта. Не забудьте переодеться, прежде чем вновь сядете в свою машину, – напутствовала она так, будто мне никогда не приходилось иметь дела с разложившимися трупами.

– Спасибо, Роуз, – поблагодарила я.

Я поставила дом на сигнализацию, заперла входную дверь и включила свет в гараже. Там я держу туристические ботинки, болотные сапоги, толстые кожаные перчатки, непромокаемый плащ, теплые носки, нательное белье, комбинезоны и прочие предметы одежды, которые никогда не заношу домой. Эти вещи после очередного использования попадают сначала в большую раковину из нержавеющей стали, затем в стиральную машину и сушилку, не предназначенные для моей обычной одежды.

Я бросила в багажник комбинезон, черные кроссовки «Рибок» и бейсболку, потом заглянула в большой алюминиевый чемодан, с которым обычно отправляюсь на место происшествия. В нем было все, что мне могло понадобиться: несколько пар резиновых перчаток, прочные мешки, одноразовые простыни, фотоаппарат и пленка. В путь я тронулась с тяжелым сердцем. В голове снова звучали слова Бентона. Я пыталась заслониться от его голоса, от его глаз и улыбки, пыталась стереть из памяти ощущение его кожи. Я хотела забыть его, но еще больше хотела не забывать никогда.

Я замедлила ход перед контрольным постом на скоростной автостраде, когда в машине зазвонил телефон. Это был Марино.

– Хотел предупредить, что заеду к тебе, – сказал он.

Я свернула на Девятую улицу и сообщила Роуз, что буду через две минуты. На стоянке меня ждал Филдинг с ящиком и удлинителем.

– Джип, конечно, еще не вернулся? – уточнила я.

– Нет, – подтвердил он, укладывая оборудование в багажник моего автомобиля. – Представляю, как вы появитесь там на этой тачке. У докеров глаза на лоб повылезают при виде симпатичной блондинки в черном «мерседесе».

Перед Питерсбергом я свернула, переехала через железнодорожные пути и покатила по узкой дороге, тянущейся через участок бесхозной земли. Дорога обрывалась у контрольно-пропускного пункта, за которым находился погрузочный терминал. Из будки вышел охранник. Я опустила стекло.

– Чем могу служить, мэм? – спросил он по-военному.

– Доктор Кей Скарпетта, главный судмедэксперт штата Виргиния, – представилась я и показала ему свое удостоверение.

Охранник вернулся в будку и связался с кем-то по телефону. Выйдя, он дал мне расписаться в журнале.

– Видите вон там кривую сосну? – показал он. – Возле нее повернете налево и дальше прямо.

Я миновала несколько зданий из красного кирпича. Судя по надписям на их фасадах, там размещались таможня и администрация порта. Далее шли ряды огромных складов, вдоль которых, словно скот возле кормушек, выстроились водруженные на погрузочные платформы оранжевые контейнеры, каждый размером с товарный вагон. У причала на реке Джеймс были пришвартованы два контейнеровоза – «Евро-клип» и «Сириус».

Рядом с контейнером, обнесенным желтой предупреждающей лентой, никого не было. Полиции я тоже нигде не заметила. Только чуть поодаль стоял синий «шевроле-каприс» без опознавательных знаков. Водитель переговаривался через окно с мужчиной в белой рубашке с галстуком.

Я набрала номер своего офиса и попросила к телефону Филдинга.

– Когда нас известили о трупе? – осведомилась я.

– Сейчас проверю. – Он зашелестел бумагами. – В десять пятьдесят три.

– А когда его обнаружили?

– Э… Андерсон, похоже, не знает.

– Что она сказала тебе, когда сообщала о происшествии?

– Прибыл труп. Разложившийся. Попросила, чтобы вы приехали на место происшествия.

– Она просила приехать именно меня?

– Ну да. В первую очередь всегда зовут вас.

Я вылезла из машины и извлекла из багажника алюминиевый чемодан, комбинезон и кроссовки. Сопровождаемая любопытными взглядами портовых рабочих, я направилась к синему автомобилю.

– Я ищу того, кто отвечает за охрану места происшествия, – сказала я.

– Я отвечаю, – отозвался из «каприса» женский голос.

Я нагнулась к окну машины и увидела за рулем молодую женщину – загорелую, с коротко стриженными каштановыми волосами, волевым подбородком и резко очерченным носом. Потертые джинсы, черные кожаные ботинки, белая футболка. На бедре – кобура с пистолетом, с шеи на цепочке свисает бляха полицейского.

– Полагаю, вы детектив Андерсон, – уточнила я.

– Рин Андерсон. Единственная и неповторимая. А вы, наверно, та самая доктор, о которой я столько слышала, – надменным тоном произнесла она.

– А я – Джо Шоу, начальник порта, – представился мужчина. – Должно быть, это о вас мне докладывал охранник.

– Почему полиция не оцепила место происшествия? – обратилась я к Андерсон.

– В этом нет необходимости, – отвечала она. – Как вы сами могли убедиться, сюда просто так не пройдешь.

Я поставила алюминиевый чемодан на землю. Андерсон выбралась из машины. Меня удивило, какая она маленькая и хрупкая.

– Детектив Андерсон, – начала я, – при каких обстоятельствах был обнаружен труп? В котором часу? Вы его видели? Кто-нибудь вертелся возле него? Появлялись ли на месте происшествия посторонние? Отрицательный ответ на последний вопрос избавит вас от серьезных неприятностей.

Андерсон рассмеялась. Я стала натягивать комбинезон.

– Никто и близко не подходил, – заверила она меня.

– От него страшно смердит, – добавил Шоу.

Я переобулась в кроссовки и надела бейсболку. Андерсон тем временем разглядывала мой «мерседес».

– Может, и мне пойти поработать на правительство штата, – съязвила она.

Я смерила ее ледяным взглядом и заметила:

– Вам следовало бы переодеться, прежде чем пойдете туда.

– Мне надо позвонить, – бросила она, удаляясь.

– Мистер Шоу, какой груз везли в этом контейнере? – поинтересовалась я.

– Киноаппаратуру. Кстати, пломба на контейнере не была повреждена. Значит, груз, по всей видимости, не тронут.

– Пломбировали его за рубежом?

– Так точно.

– Значит, жертва, живая или мертвая, попала в контейнер до того, как его опломбировали?

– Похоже на то. Номер на пломбе соответствует указанному в декларации. Собственно груз был растаможен еще пять дней назад.

– Откуда прибыло судно? – спросила я у Шоу.

– Из Бельгии. Вышло из Антверпена две недели назад, – ответил он, поглядывая на «Сириус» с «Евроклипом».

На правом борту «Евроклипа» стоял мужчина и наблюдал за нами в бинокль. Мне показалось странным, что в такую теплынь он одет в брюки и рубашку с длинными рукавами.

– Может, это был безбилетник? – высказала я догадку. – Хотя, конечно, трудно представить, чтобы кто-то решился на две недели замуровать себя в контейнере.

– Я тоже о таких не слышал. Это не первый порт захода. Судно заходило в Честер, штат Пенсильвания. Безбилетник наверняка сошел бы на берег там. Зачем плыть до Ричмонда?

Я в изумлении смотрела на Пита Марино, выбиравшегося из полицейского автомобиля, который затормозил у моей машины. Сколько я знаю Марино, он всегда был детективом, и мне еще не случалось видеть его в форме.

К нам вернулась Андерсон.

– Слава Богу, что мне не приходится больше напяливать этот наряд, – сказала она, жуя жвачку.

– Почему он в форме?

– Получил новое назначение. За последние несколько месяцев, с тех пор как заместителем начальника стала Брэй, в департаменте произошло много перемен, – почти с гордостью объяснила Андерсон.

Я не представляла, зачем кому-то понадобилось понижать в должности столь ценного специалиста. Мне было больно, что Марино скрыл это от меня, и одновременно я злилась на себя за то, что сама не дозналась о его неприятностях. Последний раз я интересовалась его делами несколько недель назад, может быть, даже месяц.

– В чем дело? – рявкнул Марино вместо приветствия. – Андерсон, тебе вздумалось поработать в одиночку? Или просто не нашлось никого, кто бы пожелал связываться с тобой?

Она ответила ему сердитым взглядом.

Марино был утянут в белую рубашку с короткими рукавами, застегнутую по самое горло. Как и полагается, ее украшал пристегивающийся галстук. Его огромный живот был втиснут в темно-синие форменные брюки и опоясан жестким кожаным ремнем. На ремне болтались пистолет «зиг-зауэр» 9-го калибра, наручники, запасные обоймы, баллончик со слезоточивым газом и прочие атрибуты патрульного полицейского. Лицо его раскраснелось.

– Нам нужно поговорить, – сказала я и попыталась отвести Марино в сторону, но тот не двинулся с места.

– О моем новом обличье? – усмехнулся он, вынимая сигарету из пачки «Мальборо». – Заместитель начальника Брэй сочла, что мне следует сменить форму одежды.

– Марино, в твоем присутствии нет необходимости, – заявила Андерсон. – В сущности, думаю, ты и сам не желаешь, чтобы кто-нибудь прознал про твою инициативу.

– Для тебя я капитан Марино. – Он затянулся и выпустил облако дыма. – И вообще, детка, выбирай выражения, когда разговариваешь со старшим по званию.

– С некоторых пор женщин-полицейских больше не называют «детками», – парировала Андерсон.

– Я должна осмотреть труп, – вмешалась я.

– Пойдемте, – сказал Шоу.

– Что ж, за дело, – кивнула я.

Мы с Шоу, Марино и Андерсон подошли к контейнеру и остановились у открытой двери, перетянутой желтой лентой. В контейнере жужжали мухи.

– Внутрь никто не входил? – еще раз уточнила я.

– Даже не сомневайтесь, мэм, – заверил меня Шоу.

Я откинула крышку алюминиевого чемодана, бросила в него ключи от машины, затем натянула на руки несколько пар перчаток, на лицо нацепила хирургическую маску. К фотоаппарату «Никон» я прикрепила вспышку и 28-миллиметровый объектив.

Надев поверх кроссовок бахилы, я поднырнула под ленту и ступила в темный контейнер. Аккуратно уложенные белые коробки заполняли его только наполовину. Я медленно пошла вглубь, поводя из стороны в сторону фонарем.

Возле дальней стенки контейнера луч фонаря выхватил из темноты туфли, потом колени, туловище и, наконец, распухшее бородатое лицо с выпученными белесыми глазами. Мертвец словно насмехался надо мной.

Труп был усажен в углу, металлические стенки контейнера не давали ему упасть. Ноги вытянуты, ладони на коленях. Я осмотрела тело, выискивая ушибы, синяки, сломанные ногти, которые свидетельствовали бы о том, что жертва защищалась или пыталась вырваться на свободу. На одежде не было ни пятнышка крови. Явных повреждений и прочих признаков борьбы я тоже не заметила.

Пробираясь на полусогнутых ногах между рядами коробок, я в поисках следов освещала фонарем пол. Разумеется, отпечатки ботинок были всюду. Я обследовала каждый сантиметр, но нашла только пустую мусорную корзину и две серебряные монеты. Одна оказалась немецкой маркой, вторую я не узнала. Трогать я ничего не стала.

– Возьми в чемодане ключи от машины, – крикнула я Марино, который стоял у открытой двери контейнера. – Принеси, пожалуйста, «Лумалайт». Захвати переходник и удлинитель. Мистер Шоу, надеюсь, подскажет тебе, куда его подключить. Только чтоб розетка была с заземлением.

«Лумалайт» – это мощная дуговая лампа. В ее лучах становятся хорошо заметными следы крови, спермы, наркотиков, а также отпечатки пальцев и еще многое другое, чего не видно при обычном освещении. Чтобы случайно не занести в контейнер частицы, налипшие на лампу на предыдущем месте преступления, я сунула ее алюминиевый штатив в одноразовый пластиковый чехол.

Появился Марино. Он принес две пары защитных очков с янтарными стеклами. Я заметила, что Марино не надел комбинезон – только перчатки и бахилы.

– Неужели собираешься в этом наряде ехать домой? – поинтересовалась я.

– В багажнике есть запасная форма. На случай, если на меня что-нибудь прольется и так далее.

– На случай, если ты что-нибудь прольешь на себя и так далее, – поправила я его.

– Заметила, как Андерсон ловко ретировалась? Я понял, что так будет, в ту самую минуту, когда узнал про труп.

– С чего это ей стали поручать расследования убийств?

– Лижет задницу Брэй. Говорят, Андерсон у нее на побегушках: гоняет на мойку ее новенький «форд-краун-виктория», а может, еще точит карандаши и чистит туфли.

– Все готово. Можно приступать, – сказала я.

Янтарные стекла очков преобразили внутренности контейнера в непроницаемо-черное пространство. Под синеватым светом лампы то тут, то там вспыхивали яркие пятна, флюоресцирующие всевозможными оттенками белого и желтого. Следов было очень много. Другого я и не ожидала, ведь при погрузке в контейнере успело перебывать множество людей.

Я перенесла «Лумалайт» глубже в контейнер.

– Передай, пожалуйста, оптико-волоконный щуп, – попросила я Марино.

Направляясь ко мне, он задел коробки.

– Осторожно! – воскликнула я, забирая у него прибор. – Я тут сама все доделаю. Санитарная команда прибыла?

Марино поднес ко рту рацию:

– Вызывает «девятый».

– Говорите, «девятый», – отозвался диспетчер.

– Свяжитесь с Рин Андерсон, – приказал Марино. – Не знаю ее позывного. Передайте ей, пусть, если это ее не затруднит, пришлет сюда санитарную команду.

– Вас понял, «девятый».

Я прикрепила кабель оптико-волоконного щупа к «Лумалайту». Голубой луч сузился до толщины карандашного грифеля. Держа щуп, как паяльник, я принялась внимательнейшим образом изучать поверхности, которые оставались недоступными для широкого луча. Я наклонила вперед труп, чтобы проверить стенки контейнера у него за спиной, обследовала пол между его ногами, затем ладони, но ничего интересного не обнаружила.

– Держу пари, он попал сюда уже мертвым, – сказал Марино.

– Отвезем его в город, тогда и будем делать выводы.

Я выпрямилась, и луч упал на угол коробки, которую по неосторожности сдвинул с места Марино. В темноте неоново-зеленым светом сверкнул как будто бы хвостик буквы «Y».

– Марино, – окликнула я, – взгляни-ка.

Буква за буквой я высветила слова, выведенные по-французски от руки. Я не сразу уловила смысл написанного.

– «Bon voyage, le loup-garou», – прочитала я. Марино склонился надо мной.

– Что еще за «loup-garou», черт побери? – спросил он.

– Не знаю. – Я тщательно осмотрела коробку.

– На коробке есть отпечатки пальцев?

– Отпечатков уйма, как и всюду здесь, – ответила я.

– Думаешь, тот, кто писал это, хотел, чтобы его послание обнаружили?

– Возможно. Что ж, попробуем изучить отпечатки. Коробку возьмем в лабораторию и волосы с пола тоже – на случай, если возникнет необходимость в анализе ДНК. Потом сделаем снимки и можем уезжать.

– И монеты надо прихватить, – сказал Марино.

– Да, пожалуй.

Спустя час мы закончили и вышли из смердящей темноты на свет. Неподалеку от контейнера стояла Андерсон и разговаривала с мужчиной, в котором я узнала Эла Карсона, заместителя начальника управления полиции. Заметив возле припаркованного чуть в стороне темно-синего фургона двоих мужчин в комбинезонах, я вздохнула с облегчением – они были из санитарной команды. Мужчины беседовали с Шоу.

– Как дела, Эл? – обратилась я к Карсону.

– Да так, потихоньку, – ответил он. – Был в городе, вот и решил заскочить – посмотреть, все ли в порядке.

На место происшествия Карсон никогда просто так не «заскакивал». Сейчас вид у него был встревоженный и подавленный, а главное, на Андерсон он обращал не больше внимания, чем мы с Марино.

– Уже заканчиваем, – заявила Карсону Андерсон, бесцеремонно нарушая субординацию. – Я разговаривала с начальником порта… – Заметив Марино, она осеклась.

– Привет, Пит. – Лицо Карсона прояснилось. – Какие новости?

– Детектив Андерсон, – начала я, – почему санитарная команда прибыла так поздно? И почему вы не пошли в контейнер собирать вещественные доказательства и вообще не стали нам помогать?

– Я перед вами не отчитываюсь.

– Если есть труп, вы отчитываетесь лично передо мной.

– Эл, что происходит? – спросил Марино. – Почему не подъехал никто из нормальных детективов?

Вдалеке показался блестящий черный «форд-краун-виктория».

– Мне пора, – неожиданно заявил Карсон Марино. – Давай как-нибудь встретимся, выпьем. Твоя очередь ставить пиво. Помнишь, старина, ты его проиграл, когда «Шарлотт» продул «Луисвиллу»?

С этими словами Карсон удалился, даже не взглянув на Андерсон. Было ясно, что он над ней не властен.

– Эй, Андерсон. – Марино хлопнул ее по спине. – Как тебе нравится работать на Карсона? Приятный парень, верно?

Она попятилась, но Марино не отступал.

– Оставь меня в покое!

Марино не послушался. Она металась из стороны в сторону, но он надвигался на нее, как гора, пока не припер к мешкам, предназначенным для отправки в Вест-Индию.

– Что ты о себе возомнила? – рявкнул он. – Это ж твое первое дело. В грузовом контейнере на территории международного порта найден разлагающийся труп, и ты думаешь самостоятельно вести расследование?

На подъездной дорожке захрустел гравий – черный «форд» быстро приближался.

– Я доложу о твоем поведении в отдел служебных расследований, – взвизгнула Андерсон, – и ты – труп!

– Нет. Труп там. – Марино махнул рукой в сторону контейнера. – А вот тебе точно не жить после выступления по этому делу в суде.

– Марино, перестань, – сказала я.

«Краун-виктория» тем временем нагло выскочил на причал, где машинам было не место.

– Эй! – за автомобилем бежал Шоу. – Здесь парковка запрещена!

– Ты всего лишь неотесанный мужлан и конченый неудачник, – бросила Андерсон Марино и поспешила прочь.

Марино сдернул с рук перчатки и стащил с ботинок бахилы из синей бумаги с пластиковой пропиткой. Я молча подобрала их и вместе со своими бросила в красный мешок для заразных вещей.

Андерсон торопливо направлялась к подъехавшей машине. Портовые рабочие во все глаза смотрели на выбравшуюся с заднего сиденья красивую женщину в форме, сияющей медными пуговицами и пряжками. Она обвела взглядом зрителей. Кто-то присвистнул. Потом кто-то еще. Вскоре причал стал похож на футбольное поле, на котором, протестуя против всех мыслимых нарушений, разом свистят все арбитры.

– Полагаю, не ошибусь, – сказала я Марино, – если предположу, что к нам пожаловала мисс Брэй.

Глава 2

Работники санитарной команды ждали меня с носилками.

– Ну и ну, – протянул один из них, с отвращением поморщившись.

– Знаю, знаю, – отозвалась я, надевая чистые перчатки и бахилы. – Я пойду первой. Управимся быстро. Обещаю.

Мужчины последовали за мной в контейнер, крепко держа ручки носилок на уровне пояса, словно несли паланкин. Мы переложили труп на носилки и обернули в простыню. Я застегнула молнию на мешке, и санитары унесли нашего клиента прочь. Они отвезут его в морг, а уж там я выпытаю у него все, что смогу.

Вслед за санитарами я вышла на солнечный свет. Марино беседовал с Андерсон и Брэй. Похоже было, что в присутствии Брэй он старался держать себя в руках. Она заметила мое приближение, но не представилась, поэтому я, не подав руки, назвалась первой.

– Я – доктор Скарпетта. Главный судмедэксперт.

Брэй кивком отозвала меня в сторону. Мы оставили Марино с Андерсон и удалились на край причала.

– Мне следовало бы раньше познакомиться с вами, но я была очень занята. Так или иначе, мы наконец встретились. И как раз вовремя, надо признать. – Она улыбнулась.

Темноволосая Диана Брэй обладала идеальными чертами лица и потрясающей фигурой.

– Видите ли, – продолжала она все тем же холодным тоном, – возникло небольшое недоразумение. Капитан Марино находится в моем подчинении, но почему-то считает, что работает на вас.

– Ничего подобного, – сказала я. – А вот вы лишили город опытного и порядочного детектива.

– Пора дать дорогу молодым следователям, которые не чураются компьютера. Вам известно, что Марино даже не умеет работать с текстовым редактором? И учиться не желает. Он позорит все полицейское управление.

– Что привело вас сюда? – спросила я.

– Мне сообщили, что здесь Марино, – ответила она. – Он уже получил предупреждение. Я хотела лично убедиться, что он снова нагло ослушался моего приказа.

– Он прибыл, потому что здесь нужно кому-то быть.

– Он здесь, потому что ему так захотелось. – Она посмотрела мне в лицо. – И потому, что так захотелось вам. Верно, доктор Скарпетта? Марино – ваш личный детектив. Является таковым на протяжении многих лет.

– Оставьте его в покое, – сказала я. – Весь сыр-бор из-за того, что вы не способны его контролировать.

– Его вообще никто не способен контролировать, – возразила она. – А следователь Андерсон – свежий человек. Управлению полиции нужны молодые специалисты, Кей.

– Следователь Андерсон – неквалифицированный и неопытный работник. К тому же трусиха. – Я больше не могла сдерживаться. – Впредь даже не думайте вызывать на место происшествия меня или кого-то из моих людей, если назначаете такого «помощника», который не берет на себя труд собирать вещественные доказательства. И не смейте обращаться ко мне по имени.

– Как-нибудь пообедаем вместе, – сказала она и подала знак своему водителю.

Я направилась к своей машине. Марино нагнал меня.

– Видала, как задается? – спросил он.

– Заметила. Расскажи о ней.

– Замужем никогда не была, не нашла достойного. Говорят, путается с женатыми из влиятельных. Ей нужна власть, док. Молва гласит, она надеется стать министром общественной безопасности штата.

– Мечтать не вредно.

– А я всякое допускаю. Ходят слухи, у нее есть друзья на самом верху. Наверняка и план какой-нибудь разработала. Гадюки вроде нее все делают по плану.

Открыв багажник, я стала высвобождаться из комбинезона и бахил. Марино наблюдал за мной.

– Приходи на ужин. Меня просили пригласить тебя.

– Кто? – подозрительно спросил он.

– Придешь – узнаешь. Прими душ и приезжай. К половине седьмого.

– К твоему сведению, я работаю. На этой неделе с трех до одиннадцати, через неделю с одиннадцати до семи. Меня ставят и в вечерние смены, и в ночные, и на выходные, а это значит, что отныне ужинать я могу только в своей машине.

– У тебя есть рация, – напомнила ему я. – А я живу в городе, в пределах твоего района патрулирования. Приезжай. Вызовут – так вызовут.

– Даже не знаю.

Я села за руль и завела мотор.

– Меня попросили… – Я замолчала, опасаясь, что вновь разревусь. – Я как раз собиралась звонить тебе, когда ты сам позвонил.

– И кто же тебя попросил? Неужто Люси в городе?

– Если бы. Жду тебя в половине седьмого.

Марино колебался.

– Марино, обязательно приходи, – сказала я. – Для меня это очень важно.

Признание далось мне с трудом. Я еще никогда не говорила ему, что нуждаюсь в нем не только как в коллеге.

– Ладно. Только приготовь что-нибудь вкусненькое, – ухмыльнулся он.

Я остановила машину у своего дома, извлекла из багажника пакет с грязной одеждой и приступила к обычному ритуалу дезинфекции. В гараже я вскрыла пакет, бросила его вместе с бахилами в раковину с кипятком, добавила туда моющее средство и отбеливатель, помешала вещи длинной деревянной ложкой и прополоскала. Продезинфицированный пакет я вложила в два чистых и убрала в большую жестяную коробку, а бахилы положила сушиться на полку.

Все, что было на мне – от комбинезона и джинсов до нижнего белья, – я кинула в стиральную машину и голая поспешила через дом в ванную, под душ. Там я тщательно выскребла себя физодермом.

Надев брюки цвета хаки, мокасины и рубашку в синюю полоску, я поставила на проигрыватель Моцарта, навела порядок в доме и убрала с глаз долой все, что могло напоминать о работе.

В кабинете я обвела взглядом книжные полки, уставленные изданиями по медицине, естествознанию и астрономии. Наконец я нашла французско-английский словарь и села с ним за стол. «Loup» в переводе означало «волк», но слово «garou» в словаре отсутствовало. Немного подумав, я поняла, что надо делать.

«Маленькая Франция» считается одним из лучших ресторанов в городе. В понедельник вечером он не работает, но шеф-повар этого заведения и его жена – мои приятели. Я позвонила им домой. Трубку снял шеф-повар.

– Что-то вы нас совсем забыли, – посетовал он.

– Да я вообще редко хожу в рестораны, – ответила я.

– Вы слишком много работаете, мисс Кей.

– Мне нужно кое-что перевести, – перешла я к делу. – Что означает «loup-garou»?

– Мисс Кей, вам, должно быть, кошмар привиделся! – воскликнул он. – Слава Богу, что сейчас не полнолуние. «Le loup-garou» – это оборотень!

Позвонили в дверь. Я глянула на часы. Шесть пятнадцать. Марино явился раньше времени.

– Спасибо, – поблагодарила я шеф-повара. – До скорой встречи.

Звонок повторился.

– Иду, – сказала я Марино в домофон.

Я отключила сигнализацию и впустила его в дом.

– А ты прибралась в своей халупе, – прокомментировал он, следуя за мной на кухню.

– Давно пора было.

На кухне Марино занял свое обычное место у окна. Я вытащила из морозилки чеснок и дрожжи. Он не спускал с меня глаз.

– Так что у нас на ужин?

– Вот, решила испечь пиццу.

Я достала из буфета томатную пасту и муку.

– Те монеты – английские и немецкие, – сообщил Марино. – Два фунта и немецкая марка.

Я налила в миску теплой воды с медом, растворила в ней полпачки дрожжей, взболтала и потянулась за мукой.

– «Loup-garou» – это оборотень, – в свою очередь поведала ему я. – Человек-волк.

– Терпеть их не могу.

– Я и не знала, что ты знаком с кем-то из этой породы.

– Помнишь, как у Лона Чейни в полнолуние лицо шерстью обрастало? Жуть. Так что, когда будешь возиться с нашим покойным оборотнем, повесь на шею чеснок или еще что-нибудь. Ведь тот, кого он цапнет, тоже становится оборотнем. Зараза вроде СПИДа.

– СПИД тут ни при чем.

– Думаешь, это он оставил автограф на коробке?

– Еще не факт, что коробка и надпись на ней имеют какое-то отношение к трупу, Марино. – Я принялась замешивать тесто. – Давай лучше поговорим о Брэй и твоем новом назначении. Чем ты ее прогневил?

– Все началось через две недели после ее появления. Помнишь, тогда еще тот парень повесился?

– Да.

– Она прикатила на место происшествия и давай распоряжаться. Будто она – детектив. Стала допрашивать вдову.

– Ничего себе.

– Я попросил ее удалиться, сказал, что она мешает. А на следующий день она вызвала меня к себе. Спросила, что я думаю о следственном отделе. Я видел, что на самом деле ей от меня что-то нужно другое. Работу следователей она не курирует, так с какой стати спрашивать о них?

– И что же ей было нужно?

– Хотела поговорить о тебе. Сказала, ей известно, что мы с тобой давно являемся «сообщниками», как она выразилась. Спросила, что думают о тебе в полиции.

Я положила тесто в миску и приготовила томатный соус.

– И что ты ответил?

– Сказал, что твой коэффициент умственного развития выше, чем моя зарплата, что все полицейские от тебя без ума. Потом она спрашивала про Бентона, про то, как его гибель отразилась на твоей работе.

Во мне заклокотал гнев.

– Потом Брэй начала допытываться, почему Люси ушла из ФБР, – продолжал Марино. – Я сказал, что НАСА предложило ей стать астронавтом, но на какой-то стадии подготовки к полетам Люси осознала, что вертолеты ей нравятся больше, и нанялась пилотом в АТО. Вот и все. Неделю спустя я уже был патрульным полицейским.

В дверь позвонили.

– Кто это? – спросил Марино. – Ты кого-то ждешь?

Я глянула на монитор видеоохранной системы и промолвила в недоумении:

– Я грежу наяву.

Каких-то восемь часов назад Люси и Джо еще колесили по улицам Майами, а теперь я держала их в своих объятиях.

– Даже не знаю, что сказать, – наверное, раз пять повторила я.

– Что происходит, черт побери? – прогремел Марино, преграждая нам дорогу в комнату. – Что ты тут делаешь? – потребовал он отчета у Люси, будто та совершила что-то предосудительное.

Марино не умел выказывать теплые чувства, как это делают нормальные люди. Люси было десять лет, когда она познакомилась с Марино. Если бы не он, она, возможно, никогда бы не пошла служить в полицию. Марино учил ее стрелять, брал с собой на работу.

– Неужто тебя уволили? – спросил он.

– А это что, розыгрыш? – в тон ему воскликнула Люси, дергая его за рукав форменного кителя. – Прикидываешься настоящим копом?

– Марино, – сказала я. – По-моему, ты еще не знаком с Джо Сандерс.

– Нет, – подтвердил он, обратив взгляд на Джо – атлетичную рыжеватую блондинку с синими глазами.

Я догадалась, что она ему понравилась.

– Он знает, кто ты, – объяснила я Джо. – Не обращай внимания на его грубость. Он всегда такой.

– Работаешь? – спросил у нее Марино.

– Только когда иначе нельзя, – ответила Джо.

– И чем занимаешься?

– Спуск с вертолета. Облавы на наркоторговцев. Обычные дела.

– Только не говори, что ты напарница Люси.

– Она работает в АБН, – сообщила Люси.

– Вообще-то для АБН ты хиловата, – заметил он, обращаясь к Джо.

– Такая пришла разнарядка, – парировала та.

Марино достал из холодильника бутылку пива, открыл и стал пить прямо из горлышка.

– Марино, ты что делаешь? – возмутилась я. – Ты ведь на работе.

– Уже нет.

Он поставил бутылку на стол и позвонил лейтенанту Мэнну. Тот согласился его подменить.

Я нарезала грибы, зеленый перец, лук и натерла сыр. Люси молча наблюдала за мной. Наконец она сказала тихо:

– Утром, сразу же после тебя, позвонил сенатор Лорд. Он велел немедленно садиться в самолет и лететь сюда. Сказал, что я тебе нужна.

– Не могу выразить, как я рада… – У меня сорвался голос. Я вновь покатилась в леденящую темную пустоту.

– Почему ты сама не сказала, что я нужна тебе?

– Не хотела нарушать твои планы. У тебя столько дел.

– Я хочу прочитать письмо.

Я кивнула и повела Люси в спальню. Там я вытащила из сейфа письмо, и мы сели на кровать. Я заметила, что на правой лодыжке у нее из-под штанины выпирает кобура «зиг-зауэра». Люси всегда любила оружие, а после гибели Бентона совсем с ним не расставалась.

– Мы же в доме, – заметила я. – Могла бы и отстегнуть.

– Есть только один способ привыкнуть к этой штуковине: как можно реже снимать ее.

– Люси, и долго ты намерена продолжать этот ненормальный образ жизни? – выпалила я.

– Тетя Кей, я тебя прошу, ладно?

Она держала в руках кремовый лист бумаги. Слова Бентона звучали так же живо и волнующе, как и сегодня утром. Люси медленно прочитала письмо и замолчала, на мгновение утратив дар речи.

– Ради чего он сделал это? – Ее голос дрожал. – Чтобы лишний раз расстроить тебя.

Она встала с кровати.

– Люси, ты же прекрасно понимаешь, чего он хотел. – Я вытерла слезы и обняла ее.

Я отнесла письмо на кухню. Марино с Джо тоже прочитали его. Марино отвернулся к окну, устремив взгляд в ночь, а Джо поднялась и стала ходить взад-вперед, не зная, куда себя деть.

– Пожалуй, мне лучше уйти, – наконец нарушила молчание Джо. – Он просил, чтобы здесь собрались вы трое. Я тут лишняя.

– Он бы и тебя пригласил, если б вы были знакомы, – возразила я.

– Никуда ты не уйдешь, – властно заявил Марино. – Здесь все свои.

– Давайте поставим пиццу, – промолвила я.

Мы вышли во внутренний дворик. Я положила тесто на жаровню, полила его соусом и посыпала кусочками мяса, овощей и сыра. От помощи Марино, Люси и Джо я отказалась. Они сидели в креслах-качалках и пытались вести беседу, но без особого энтузиазма.

– По-моему, он собрал вас не для того, чтобы вы горевали, – наконец не выдержала Джо.

– Я и не горюю, – запротестовал Марино.

– Горюешь, – сказала Люси.

– По крайней мере я не скрываю, что мне его очень не хватает.

Люси взглянула на него.

– Не верю своим ушам. Ты ли это говоришь?

– А ты поверь. Он заменил тебе отца – другого ты не знала. Но я ни разу не слышал, чтобы ты призналась, что тебе его не хватает. Ты ведь до сих пор винишь себя в его гибели?

– Ты, видать, спятил.

– А я так скажу, агент Люси Фаринелли, – продолжал Марино. – Твоей вины в том нет. Виновата Кэрри Грезен. И хоть сто раз убей ее, тебе все будет мало. Так всегда бывает, когда кого-то сильно ненавидишь.

– Будто ты сам не ненавидишь ее, – огрызнулась Люси.

– Я ненавижу ее еще сильнее, чем ты.

– Бентон вряд ли хотел, чтобы мы сегодня сидели и рассуждали о том, кого и как мы ненавидим, – вмешалась я.

– Как вам удается мириться с его смертью, доктор Скарпетта? – поинтересовалась Джо.

– Зови меня Кей. – Я уже просила ее об этом. – Жизнь продолжается, я живу, работаю. Вот и все.

– Но как вам это удается? – допытывалась Джо. – Мы каждый день сталкиваемся с ужасами, но все это происходит не с нами. Закрыв за собой дверь, мы больше не видим кровавое пятно на полу там, где зарезали чью-то жену. Мы убеждаем себя, что сами никогда не станем жертвами. Как вам это удается? – повторила она свой вопрос.

– Человек – существо выносливое, – ответила я.

– Но ведь вы каждый день видите смерть, – не отступала Джо. – Разве чужая смерть не напоминает вам о собственном горе?

Пицца поднялась и запузырилась.

– Пахнет вкусно, – сказал Марино. – Думаешь, готова? Я сделала еще две порции, потом развела огонь в камине, и мы сели перед ним в большой комнате, не зажигая света. Марино пил пиво. Мы с Люси и Джо неторопливо потягивали белое бургундское.

– Нашла бы себе кого-нибудь, – сказала мне Люси.

– Она сама, если захочет, поделится с тобой своими личными делами, – взорвался Марино. – А совать нос в чужую личную жизнь некрасиво.

– Жизнь вообще некрасивая штука, – отвечала Люси. – Вспомни время, когда тебя бросила Дорис. Что, если бы никому не было дела до того, как ты переживаешь ее уход? То же и с идиотками, с которыми ты путаешься с тех пор. Едва у тебя случается прокол с очередной из них, твоим друзьям приходится немедленно вызывать тебя на откровенный разговор.

– Подожди, вот сама доживешь до тридцати и поймешь, какая ты была дура, – проворчал Марино. – Думаешь, если летаешь на вертолетах, знаешь компьютер и занимаешься культуризмом, значит, ты лучше меня?

– Я на это и не претендую! – перешла на крик Люси. – Но я делаю то, что мне нравится. И в этом вся разница между тобой и мной. Я не терплю ограничений.

– Ты вся из них состоишь.

– Прекратите! – воскликнула я. – Хватит! Как вам не стыдно? Нашли время ругаться…

Мой голос дрогнул, на глазах выступили слезы. Я дала себе слово впредь никогда не терять выдержки, но сейчас ничего не могла с собой поделать.

– Ненавижу Рождество, – сказала Люси.

Люси с Джо улетали рано утром. Я боялась, что не вынесу пустоты, которая вновь поселится в комнатах, как только за ними закроется дверь, и потому вышла из дому вместе с ними. Меня ждал кошмарный день. В этом я не сомневалась. Все трое измученные, неприкаянные, мы остановились на подъездной аллее.

– Жаль, что вы уезжаете, – сказала я. – Но полагаю, Майами не переживет, если вы на день задержитесь у меня.

– Майами не переживет в любом случае, – отозвалась Люси. – Но такая уж у нас работа – вести заведомо проигранные войны. Разве что «стошестидесятипятники» от нас никуда не денутся.

– Кто никуда не денется? – переспросила я.

– Торговцы оружием, за которыми мы гоняемся. Мы их так окрестили, потому что они используют только патроны «Спир» массой 165 гран. Убойные штуки, для настоящих профессионалов. Поступают контрабандой из Бразилии, Венесуэлы, Колумбии и Пуэрто-Рико небольшими партиями на морских контейнеровозах. Владельцы судов и не подозревают, какой товар у них на борту. Возьмем порт Лос-Анджелеса. Там каждые полторы минуты разгружают по грузовому контейнеру. Разве все обыщешь?

– Да, конечно. – У меня застучало в висках.

– Мы гордимся, что нам поручили это дело, – добавила Джо.

– Я – Терри, – доложила моя племянница. – Она – Брэнди. – Люси улыбнулась Джо. – Студентки Университета Майами, которые за время изнуряющих семестров активных любовных развлечений и употребления наркотиков узнали несколько интересных адресов, где можно неплохо поживиться. Мы завязали милые отношения с парочкой «стошестидесятипятников». В настоящий момент мы пасем одного парня. У него оружия хватит на целый специализированный магазин, а кокаина столько, что можно устроить настоящий снегопад.

Люси выудила из заднего кармана бумажник и показала мне водительские права. Фотография в них была ее, все остальное – чужое.

– Терри Дженнифер Дейвис, – прочитала она. – Так непривычно выступать под чужим именем. Ты бы видела мой классный домик на Саут-Бич и «мерс», конфискованный у наркоторговца из Сан-Паулу.

– Хватит трепаться, – одернула подругу Джо. – Кей же не тащит тебя с собой на вскрытие. Не всегда хочется знать всю подноготную.

– Она раз пять или шесть брала меня на вскрытия, – похвасталась Люси. – Правда, тела не были изуродованы.

Ее бесчувственность потрясла меня.

– Надеюсь, кривлянье не войдет у тебя в привычку, – холодно бросила я ей в лицо. – И давай сразу уточним, я показывала тебе три вскрытия. Между прочим, те трупы прежде были людьми. Кто-то любил их, и они сами когда-то умели чувствовать: любить, грустить, радоваться жизни. Они ели, пили, ездили на работу, отдыхали.

– Я не хотела… – начала Люси.

– Уверяю тебя, при жизни те люди представить себе не могли, что кончат свой путь в морге, где на их вспоротые тела будут с ухмылками пялиться два десятка новобранцев. Тебе хотелось, чтобы они услышали твои разглагольствования?

На глазах Люси заблестели слезы.

– Прости, тетя Кей.

– Кто знает, может быть, мертвые слышат нас?

– Тетя Кей…

– Неправда, что словом нельзя ранить. Своим витийством ты только что обидела меня до глубины души, – сказала я племяннице. – Возвращайся в Майами.

Люси онемела. Я села за руль, завела мотор и помчалась прочь. В зеркале заднего обзора я увидела, как Люси и Джо садятся в арендованный автомобиль.

Не дожидаясь, пока они нагонят меня, я свернула на Девятую улицу, представляя, как девушки мчатся к автостраде, чтобы успеть на самолет, который унесет их туда, где они живут под чужими именами.

Сердце бешено колотилось.

– Иди ты к черту, Люси. – Я расплакалась.

Глава 3

Мой офис и морг находятся в одном здании с недавно образованным Виргинским институтом криминалистики и судебной медицины – первым учебным заведением подобного типа не только в стране, но и в мире.

Я вошла в стеклянный вестибюль с мозаичным полом и, подойдя к двери, за которой размещался мой офис, сунула в замок электронный ключ. Замок трижды щелкнул, дверь отворилась, и я увидела своих подчиненных, Клету и Полли. Они печатали, о чем-то переговариваясь между собой.

– Где все? – спросила я.

– В морге, – доложила Клета. – Сегодня восемь трупов. По длинному коридору я проследовала к своему кабинету.

Моя секретарша Роуз стояла перед выдвинутым ящичком картотечного шкафа и быстро перебирала формуляры.

– Как дела? – спросила она. – Вас искал Марино.

– Он звонил из дома?

– Он здесь. Во всяком случае, был здесь.

Я прошла в кабинет, сняла и повесила на стул пиджак, поставила на пол портфель, надела белый халат. Роуз мелькала в открытом дверном проеме.

– Если позвонит Люси, обязательно найди меня, – наказала я ей.

В приемной появился Марино.

– Какой вы сегодня нарядный, капитан, – заметила Роуз. Марино крякнул. Я посмотрела на часы.

– Роуз, пожалуйста, передай всем: летучка через несколько минут. Марино, пойдем поговорим.

Под курилку был отведен уголок, где стояли два кресла, автомат с кока-колой и грязная щербатая урна. Мы закурили.

– Зачем явился? – спросила я. – Мало неприятностей вчера нажил?

– Я сам знаю, что мне делать, док, – помолчав, отвечал Марино. – Я – детектив. Был им почти всю свою сознательную жизнь. Если я решил расследовать какое-то дело, значит, я буду его расследовать.

– Марино, я не хочу, чтобы тебя уволили или сместили с должности.

– С должности меня и так сместили, – отозвался он. – Более противного назначения им уже не придумать, а понизить меня в звании они не имеют права. Пусть увольняют, если захотят. Только ведь не уволят. И знаешь почему? – Марино подался всем телом вперед. – Кроме нас с тобой, никого больше не интересует вонючий труп, который лежит там. – Он указал на дверь, ведущую в морг. – Держу пари, Андерсон сюда носа не сунет.

Неопознанные останки в морге, как правило, называют «труп мужчины» или «труп женщины». Эти обозначения обезличивают мертвеца, лишают его биографии, навечно хоронят в безвестности все, совершенное им при жизни. Это меня угнетало, и, если не удавалось установить личность покойника, я воспринимала неудачу как личное поражение.

Труп, обнаруженный в порту, окрестили «Человеком из контейнера».

– Не понимаю, как ты это выносишь, – ворчал Марино.

В раздевалке рядом с помещением морга, куда мы отправились сразу же после совещания, ни закрытая дверь, ни бетонная стена не спасали от всепроникающего зловония.

– Твое присутствие здесь вовсе не обязательно, – напомнила я ему.

– Не хочу лишать себя удовольствия.

Мы надели комбинезоны, перчатки, нарукавники, бахилы, колпаки и маски с защитными экранами. Фильтрующими тампонами мы не пользовались – я в них не верила, и, если замечала, что кто-то из моих подчиненных украдкой смазывает ноздри «Виксом», он мог смело рассчитывать на увольнение. Судмедэксперт вынужден постоянно копошиться в грязи и вони, и тот, кто не способен пересилить себя, пусть ищет себе другую работу.

Трупная, как мы называем помещение, где проводим экспертизу разлагающихся тел, оборудована автономной системой охлаждения и вентиляции, а также передвижным столом и большой раковиной. Все, включая шкафы и двери, сделано из нержавеющей стали. Двери автоматически открываются при нажатии на крупные железные кнопки, на которые удобно надавливать не только ладонями, но и локтями.

Войдя в трупную, я вздрогнула, увидев там Андерсон. Она стояла прислонившись к рабочему столу, а на полу посреди комнаты лежали носилки с запечатанным в мешок трупом. Я никогда не оставляю полицейских наедине с необследованным трупом, поскольку с недавних пор в судах вошло в моду подвергать сомнению работу всех участников разбирательства, за исключением защиты.

– Что вы здесь делаете? И где Чак? – осведомилась я.

Чак Раффин был старшим санитаром морга, и я, естественно, ожидала найти его на рабочем месте. Ему надлежало проверить комплектность хирургических инструментов, наклеить на пробирки ярлыки и подготовить для меня все необходимые документы.

– Он впустил меня и куда-то ушел.

– Давно?

– Ну, может, минут двадцать назад, – ответила Андерсон.

– Сдается мне, ты «Виксом» нос намазала, – заметил Марино.

Над верхней губой Андерсон блестела мазь.

– Знаешь, Андерсон, – продолжал Марино, – когда мешок расстегнут, тебя ожидает пренеприятнейшее зрелище.

– Я сейчас ухожу, – заявила она, обращаясь ко мне. – Просто хотела предупредить вас, что буду допрашивать свидетелей. Так что передайте мне информацию о трупе, как только она у вас появится.

– Каких свидетелей? Неужто Брэй командирует тебя в Бельгию? – съязвил Марино.

– Позвоните мне, – распорядилась Андерсон.

Как только двери за ней сомкнулись, я связалась с Роуз.

– Где Чак?

– Кто его знает? – ответила Роуз, пытаясь не выдать неприязнь, которую она испытывала к старшему санитару.

– Пожалуйста, найди его. Пусть немедленно идет сюда.

Я положила трубку и пожаловалась Марино:

– Скоро мое терпение лопнет, и я его уволю. Ленивый и совершенно безответственный. Раньше он таким не был.

– Скажем так: стал более ленивым и безответственным, чем был прежде, – поправил меня Марино. – Этот парень себе на уме и, к твоему сведению, налаживает связи в полицейском управлении.

– Вот и замечательно. Забирайте его себе.

Я начала расстегивать мешок. Нам в лица пахнуло одуряющим зловонием. Марино выругался. Я развернула простыни, в которые был завернут труп.

– Он не по собственной воле дошел до такого состояния, – напомнила я Марино. Тот смазывал ноздри «Виксом». – А вот это уже лицемерие, – прокомментировала я.

Двери трупной раздвинулись, и в комнату ступил Чак Раффин с рентгеновскими снимками в руках.

– Почему ты впустил сюда постороннего, а сам исчез? – попеняла я Раффину. – Тем более что этим посторонним оказался неопытный детектив.

– Я не знал, что она неопытна, – ответил Раффин.

– Лиц, не наделенных специальными полномочиями, наедине с необследованными трупами мы не оставляем. Это касается и полицейских. Всех без исключения – с опытом и без.

Раффин был высоким стройным молодым человеком с томными карими глазами и непокорной белокурой шевелюрой. Из-за нее он выглядел так, будто только что поднялся с постели. Женщины находили его неотразимым, но я на его чары не реагировала. Он это быстро понял и оставил попытки покорить меня.

– В котором часу явилась Андерсон? – спросила я. Раффин молча вытаскивал негативы из больших бумажных пакетов.

– Чак, в котором часу пришла Андерсон? – повторила я свой вопрос.

– Полагаю, где-то в четверть девятого.

– И ты впустил ее, зная, что все будут сидеть на совещании? – возмутилась я. – Зная, что в морге никого не будет. Да здесь же всюду документы, личные вещи, трупы.

– Она никогда не была в морге, поэтому я устроил для нее короткую экскурсию. К тому же я никуда не уходил – считал таблетки, пока выдалось время.

Со многими трупами к нам поступают запасы лекарств, которые требуется пересчитать и после выбросить в раковину. Это нудное занятие входило в обязанности Раффина.

– Вы только взгляните! – воскликнул он.

Рентген черепа выявил на левой стороне челюсти металлический шов.

– У «Человека из контейнера» сломана челюсть, – констатировал Раффин. – По такой примете вполне можно установить личность, верно, доктор Скарпетта?

– Если найти его старые снимки, – отвечала я.

– Да, всегда есть какое-нибудь существенное «если». – Понимая, что ему грозят крупные неприятности, Раффин вовсю старался отвлечь мое внимание от своей персоны.

Я внимательно изучила рентгеновский снимок, но никаких других деформаций черепа не заметила.

– Здесь и здесь пломбы, – объявила я, указывая на коренные зубы. – Похоже, он заботился о своих зубах. Давайте-ка его на стол.

Глаза мертвеца были выпучены, как у лягушки, волосы и борода отслаивались вместе с потемневшей кожей. Я обхватила его за колени, Раффин взял под мышки. Марино придерживал носилки.

– Я слышал, малыш, ты к нам намылился, – сказал он.

– Откуда такие вести? – Раффин насторожился.

Мы со стуком опустили тело на металлическую поверхность стола.

– Земля слухом полнится, – ответил Марино.

Я принялась фотографировать труп. Раффин молчал.

– Только учти, – добавил Марино. – Теперь правила изменились.

Заработал кондиционер, зашумела вода. Я набросала схему металлических швов.

– Красивые шмотки, – отметил Раффин. – «Ар-ма-ни». Никогда не видал их вблизи.

– Ботинки и ремень из крокодиловой кожи одни стоят не меньше тысячи долларов, – сказала я.

– Возможно, это его и сгубило, – прокомментировал Марино. – Жена сделала ему подарок на день рождения, а когда он узнал, сколько она заплатила, с ним случился инфаркт. Не возражаешь, если я закурю?

– Возражаю. Какая температура была в Антверпене в день отплытия корабля? Ты уточнял у Шоу?

– Утром – около десяти, днем – около двадцати, – ответил Марино. – Необычно теплая погода, как и везде.

Джинсы под ремнем были сосборены.

– Брюки велики на размер или два, – констатировала я. – Когда-то он был полнее. С учетом потери жидкости можно предположить, что при жизни он весил килограммов шестьдесят-семьдесят. На одежде какие-то странные волоски. Сантиметров пятнадцать длиной, бледно-желтого цвета.

Я вывернула левый карман джинсов и обнаружила в нем еще волоски, а также серебряные щипчики для сигар и зажигалку. Все это я осторожно переложила на чистый лист белой бумаги. В правом кармане лежали две пятифранковые монеты, английский фунт и пачка свернутых купюр неизвестной мне иностранной валюты.

– Ни бумажника, ни паспорта, ни драгоценностей, – подытожила я.

– Очень похоже на ограбление, – сказал Марино. – Но содержимое карманов сводит эту версию на нет. Вор по идее должен был их обчистить.

– Чак, ты вызвал доктора Боутрайта? – осведомилась я.

Я имела в виду стоматолога из Виргинского медицинского института, к услугам которого мы регулярно прибегали.

– Как раз собирался.

Раффин стянул перчатки и направился к телефону. Я услышала, как он выдвигает ящики стола.

– Вы не видели список телефонов? – спросил он.

– По-моему, за этим должен следить ты, – раздраженно отозвалась я.

– Сейчас вернусь. – Раффин торопливо покинул трупную.

– Тупой, как пробка, – пробурчал Марино.

– Даже не знаю, что с ним делать.

– Такое впечатление, как будто у него расстройство памяти, внимания или еще чего-то. Вспомни, как он в прошлом месяце уронил в сток раковины пулю, а виноватой выставил тебя.

Мы осторожно стянули с мертвеца джинсы, черные трусы, носки и футболку. Я заметила, что сзади брюки гораздо грязнее, чем спереди. Задники туфель были покарябаны.

– Джинсы, черные трусы и футболка от Армани и Версаче. Трусы надеты наизнанку, – говорила я, продолжая инвентаризацию. – Туфли, ремень и носки от Армани. Грязь и царапины, возможно, следствие того, что его волокли по земле, держа под мышки.

– Я тоже об этом подумал, – вставил Марино.

Через пятнадцать минут двери трупной раздвинулись, и вошел Раффин со списком телефонов в руке. Он прикрепил листок к дверце шкафа.

– Я пропустил что-нибудь интересное? – спросил он.

– Обследуем одежду с помощью «Лумалайта», потом, когда просохнет, отдашь ее в трасологическую лабораторию, – проинструктировала я Раффина. – Личные вещи просуши и убери в мешок.

– Вас понял, – ответил он.

– Видать, и впрямь готовишься в академию, – уколол его Марино. – Молодец, малыш.

– Нам известно, где конкретно на корабле располагался контейнер? – спросила я у Марино.

– В третьем ряду.

– Какая была погода, когда судно находилось в открытом море?

– В основном теплая. В среднем около пятнадцати градусов. Выше двадцати одного температура не поднималась.

– Думаете, этот парень скончался на борту, и его потом засунули в контейнер? – подал голос Раффин.

– Нет, Чаки, я так не думаю, – отозвался Марино. – Ну-ка расскажи, как запихнуть труп в контейнер, если они стоят плотно прижатые друг к другу и в каждом тонны груза. Даже дверцу не откроешь. К тому же пломба была цела.

Я придвинула поближе лампу и стала собирать волокна и остатки органических веществ.

– Интересно, в тот день, когда судно вышло из Антверпена, какая была фаза луны – случайно не полнолуние? – промолвил Марино.

– Сегодня новолуние, – сказала я. – Бельгия находится в Восточном полушарии, но лунный цикл там такой же.

– Значит, все-таки не исключено, что тогда было полнолуние, – заключил Марино.

Я догадывалась, куда он клонит, и молчанием дала понять, что не желаю разговаривать об оборотнях.

Двери раздвинулись, и в трупную вошел Нилс Вандер. Он принес с собой краску, валик и карточки для снятия отпечатков пальцев.

Вандер возглавлял отдел дактилоскопии. Он надел резиновые перчатки, осторожно приподнял ладони мертвеца и оглядел их со всех сторон.

– Проще снять кожу, – решил он.

У трупа в той стадии разложения, в какой находился наш клиент, верхний слой кожи снимается с ладоней, как перчатка. Вандер стянул с обеих рук мертвеца «перчатки» и надел их поверх резиновых перчаток. Потом он по очереди окунул каждый «палец» покойника в краску и запечатлел их отпечатки на специальной карточке. После этого Вандер освободился от «ладоней» мертвеца, снял резиновые перчатки и удалился к себе в лабораторию.

– Чак, положи кожу в формалин, – распорядилась я. – Сохраним для дальнейших исследований. А теперь давайте перевернем его.

Марино помог нам опрокинуть труп лицом вниз. Никаких повреждений я не заметила, только один участок на правой лопатке показался мне темнее, чем остальная кожа. Я взглянула на него через лупу.

– Ты тоже видишь, Марино? Или мне просто кажется?

– Возможно, – сказал он, присмотревшись. – Не знаю.

Я протерла кожу влажным полотенцем. Внешний слой, эпидермис, мгновенно отслоился. Ткань под ним, собственно кожа, напоминала испачканную чернилами мокрую гофрированную бумагу.

– Татуировка. – Теперь я почти не сомневалась. – Но рисунок различить нельзя. Просто большое неровное пятно. Давайте посмотрим в ультрафиолете.

Мы притушили свет, и я поднесла к интересующей меня области ультрафиолетовую лампу. Ничего не высветилось. Раффин вновь зажег верхний свет.

– Я думал, что татуировочная краска сияет, как неоновые огни, – сказал Марино.

– Это люминесцентная краска сияет, но ее больше не используют – высокие концентрации йода и ртути опасны для здоровья.

К вскрытию я приступила только после полудня. Как я и ожидала, органы оказались мягкими и рыхлыми. Крови не было – только гнилая жидкость, так называемые сальные выделения, образцы которых из плевральной полости я взяла на анализ. Мозг превратился в разжиженную массу.

– Пробы мозга и выделений немедленно к токсикологам. Пусть проверят на алкоголь, – приказала я Раффину, не отрываясь от работы.

Моча и желчь вытекли из прохудившихся пузырей, а от желудка вообще ничего не осталось. Но когда я отслоила мягкие ткани черепа, мне показалось, я нашла причину его смерти. На выступах височных костей и сосцевидных отростках воздухоносных полостей имелись затемнения. Поставить точный диагноз до получения результатов токсикологической экспертизы я не могла, но была абсолютно уверена в том, что передо мной утопленник.

– Видишь затемнения? – Я показала Марино темные пятна. – Сильное кровоизлияние. Возможно, случилось, когда он тонул. Наверно, сопротивлялся. Когда ты последний раз имел дело с Интерполом?

– Пять, может, шесть лет назад.

– Если он числится пропавшим без вести во Франции, Англии, Бельгии или где-то еще, если он скрывается от международного правосудия, мы не установим его личности, пока Интерпол не найдет данные о нем в своих компьютерах.

– Не хочу связываться с Интерполом, – сказал Марино. – Боюсь его не меньше, чем ЦРУ. Не хочу, чтобы там даже подозревали о моем существовании.

– Бред несешь. Ты хоть знаешь, что такое Интерпол?

– Знаю. Там работают засекреченные идиоты.

Вернулся Раффин. Он сел на высокий табурет перед металлической раковиной, ко мне спиной, вскрыл бумажный пакет с номером одного из трупов и извлек пять бутылочек с таблетками.

– Чак, а почему ты занимаешься этим здесь?

– Не успеваю. Еще никогда не поступало с мертвецами столько лекарств. Совсем зашился. Едва досчитаю до шестидесяти или семидесяти, как звонит телефон, я сбиваюсь, и все приходится начинать сначала.

– Да, тяжелый случай, – прокомментировал Марино. Зазвонил телефон.

– Эй, Марино, ответь, ладно? – попросил Раффин. – Я считаю.

– Надорвался, бедный, – отозвался Марино.

Я возилась с позвоночником. Его следовало обработать серной кислотой и после передать в трасологическую лабораторию для выявления диатомей – микроорганизмов, которые есть во всех водоемах мира.

– Доктор Скарпетта! – окликнул меня Чак, повесив трубку. – Звонил доктор Купер. Содержание алкоголя в выделениях – ноль целых восемь сотых, в мозге – ноль.

Восемь сотых – очень мало, тем более что в мозге алкоголя вообще не обнаружено. Возможно, алкоголь выработали бактерии уже в мертвом организме.

– Ну и каково будет твое заключение? – поинтересовался Марино.

– Непосредственная причина смерти точно не установлена, – отвечала я. – Но мы, безусловно, имеем дело с убийством. Это явно не портовый рабочий, случайно запертый в контейнере. Чак, мне нужна хирургическая кювета. Поставь ее сюда на стол. Я хочу поговорить с тобой, сегодня же.

Я стянула перчатки и позвонила Роуз.

– Найди, пожалуйста, одну из моих старых пробковых досок, – попросила я.

Согласно нормативам, все разделочные доски должны иметь тефлоновое покрытие, потому что пористые поверхности загрязняются. Вполне уместное требование, если работаешь с живыми пациентами. Инструкциям я подчинялась, но свои прежние орудия труда никогда не выбрасывала.

– Еще мне нужны заколки для волос, – добавила я.

– Без проблем. Что-нибудь еще?

– Люси не звонила?

– Пока нет. Если позвонит, я вас найду.

– Пошли ей в контору цветы, – сказала я. – С запиской «Я люблю тебя и прошу прощения. Тетя Кей».

Кожа эластична. Пришпиливая к пробковой доске вырезанный кусок, я должна была растянуть его до прежних размеров, чтобы не исказить узор татуировки.

Марино ушел. Мы с Раффином остались в трупной вдвоем. Я настроилась на серьезный разговор.

– Если хочешь перейти в полицейское управление, я не возражаю, – начала я. – Но если ты намерен остаться здесь, Чак, будь добр, выполняй правила, как-то: ты должен находиться на рабочем месте, добросовестно относиться к своим обязанностям, проявлять уважение к коллегам.

– Может, я и не идеальный работник, но к своим обязанностям отношусь ответственно.

– В последнее время – нет. Мне нужны еще зажимы.

– У меня куча проблем, – стал оправдываться Раффин, перекладывая мне под руку зажимы. – Жена, дом недавно купили. Вы даже не представляете.

– Я тебе сочувствую, но на моем попечении целое ведомство. И если ты не будешь выполнять свою долю обязанностей, у нас возникнут серьезные проблемы.

– Серьезные проблемы уже возникли, – заявил он, будто только и ждал подходящего момента. – Вы просто не в курсе.

– Что ж, рассказывай.

Раффин наблюдал, как я фиксирую края кожи.

– Все ужасно опечалены тем, что произошло в прошлом году, – начал он. – Уму непостижимо, как вам удается мириться с гибелью спецагента Уэсли.

Бентона Раффин всегда величал не иначе как «спецагент», что вызывало у меня недоумение и улыбку. Старший санитар, должно быть, благоговел перед опытным агентом ФБР, который к тому же был экспертом по составлению психологических портретов. Мне вдруг пришло в голову, что, возможно, примерное поведение Раффина в прежние дни объяснялось скорее влиянием Бентона, а не моим.

– Мы все тоже скорбим о нем, – продолжал Раффин. – Ведь он приходил сюда, шутил с нами, болтал о том о сем. Такой важный человек. С тех пор все при вас чувствуют себя как на иголках. Слово лишнее боятся сказать. Думают, что вы не в себе, и потому делают вид, что не замечают вашей рассеянности. Вы стали иначе относиться к работе. Не один я обратил на это внимание. И вы знаете, что я не преувеличиваю. Согласны?

– С чем я должна согласиться, Чак?

– У вас появилось много странностей. Работаете до изнеможения, выезжаете даже на те места происшествий, где вашего присутствия не требуется. Вам звонят убитые горем люди, но вы не находите времени поговорить с ними.

– Это ты о чем? Я всегда беседую с родственниками погибших. Беседую с любым, кто попросит, если он вправе получить информацию.

– Тогда поинтересуйтесь у Филдинга, сколько раз он отвечал за вас, скольким семьям ваших подопечных давал объяснения. И потом, ваши выступления в Интернете. Это же вообще ни в какие ворота не лезет.

Я опешила.

– Какие такие выступления в Интернете?

– Ну, консультации или как их там еще. Честно говоря, сам не читал – у меня дома нет компьютера. Я не хотел вас расстраивать. Я все понимаю. После того что вы пережили…

– Благодарю за сочувствие, – перебила я.

– Труп из Пауатана должны бы уже доставить. Если хотите, я проверю, – вызвался Раффин.

– Да, проверь, а этот потом убери в холодильник.

– Непременно.

Двери за Раффином закрылись, и в трупной наступила тишина. Мной овладевали неуверенность и беспокойство. Я переставила пробковую доску с растянутым куском кожи в хирургическую кювету, накрыла ее салфеткой и убрала в холодильник. После прошла в раздевалку, приняла душ и устроила себе длительный перерыв за чашкой кофе.

– Джин, ты читаешь консультации, которые я якобы даю в Интернете? – спросила я у администратора моего офиса.

Она смущенно мотнула головой. С этим же вопросом я обратилась к Клете и Полли.

– Иногда, – созналась Клета, краснея.

– А ты, Полли?

– Не всегда. – Она тоже покраснела.

– Это не я. Кто-то выступает под моим именем, – объяснила я. – Жаль, что я не узнала об этом раньше.

Обе женщины смешались. Я видела, что они мне не верят.

– Я хорошо понимаю, почему вы при мне не заикались про мои так называемые «консультации», – продолжала я. – Наверно, на вашем месте я поступала бы так же. Но мне нужна ваша помощь. Если вы подозреваете кого-то, кто мог бы писать от моего имени, очень прошу, скажите мне.

Женщины вздохнули с облегчением.

– Это ужасно, – взволнованно заговорила Клета. – За такое в тюрьму надо сажать.

– Понимаете, когда читаешь, очень похоже на вас. В этом-то все дело, – добавила Полли. – Советы, как избежать несчастного случая, какие меры безопасности соблюдать, прочие медицинские тонкости.

– Вы хотите сказать, что это пишет врач или человек с медицинским образованием? – уточнила я.

– Во всяком случае, не дилетант, – подтвердила Клета.

– Вы не знаете, где доктор Филдинг? – спросила я.

– Недавно ходил где-то здесь, – ответила Полли. Своего заместителя я нашла в медицинской библиотеке. Он листал журнал «Питание, физкультура и спорт». Увидев меня, Филдинг улыбнулся.

– Джек, мне надо с тобой поговорить.

Я закрыла дверь библиотеки и передала ему свой разговор с Раффином. По грустному взгляду своего заместителя я поняла, что мое сообщение не явилось для него новостью.

– Ходят слухи, будто министр Вагнер намерен избавиться от вас, – сказал Филдинг. – Думаю, это обычная утка, и мне очень жаль, что она достигла ваших ушей. Чак – идиот.

Синклер Вагнер возглавлял Министерство здравоохранения и социальных служб. Только он и губернатор имели право уволить главного судмедэксперта штата.

– И на каком же основании он намерен меня уволить? – спросила я.

– Говорят, вы смущаете Вагнера своими выступлениями в Интернете.

Я наклонилась к Филдингу и положила руку ему на плечо.

– Это не я. Кто-то выступает под моим именем.

– Вы шутите? – Он озадаченно посмотрел на меня.

– Мне сейчас не до шуток. Ты-то почему молчал, Джек? Если считал, что я поступаю недостойно… Неужели я настолько отдалилась от всех, что никто не осмеливается мне слова лишнего сказать?

– Дело не в этом. Никто вас не чурается. Наоборот, мы все очень беспокоимся за вас и потому, наверно, стараемся вас беречь.

– От чего вы меня бережете?

– От горя никто не застрахован, и никому не заказано горевать, – спокойно отвечал Филдинг. – Никто не требует, чтобы вы работали в полную силу. Я – тем более.

– Мое горе касается только меня. Я не могу допустить, чтобы мои личные проблемы мешали делу. И не допускаю этого.

– Вы ведь очень его любили. Мне казалось, единственное, чем я могу помочь вам, это взять на себя часть ваших забот.

– Ты отвечал за меня по телефону родственникам погибших? – прямо спросила я.

– Мне это совсем не трудно, – сказал он. – Хоть какая-то помощь вам.

– Просто в голове не укладывается, Джек. Я здесь каждый день с утра до ночи, разве что в суд иногда отлучаюсь. Почему тебе направляли звонки, адресованные мне?

Филдинг сконфузился.

– Неужели ты не понимаешь, что я просто не могу отказывать в утешении растерянным, убитым горем людям, проявлять равнодушие к их беде? Как я могу не проявить сочувствие к горю человека, не попытаться сгладить его боль, не сделать все от меня зависящее, чтобы отправить убийцу на электрический стул? – Мой голос дрожал, я едва сдерживала слезы. – И часто ты отвечал за меня?

– В последнее время часто. Практически по каждому второму делу, – неохотно сознался Филдинг.

– В таком случае, полагаю, на меня поступали жалобы, – сказала я. – В глазах скорбящих людей я – надменное, бессердечное чудовище. И я их хорошо понимаю.

– Да, кое-кто жаловался.

По лицу Филдинга я догадалась, что жаловались многие. И очевидно, губернатору тоже писали.

– Кто направлял тебе эти звонки? – спросила я.

– Роуз, – со вздохом ответил он.

Глава 4

Когда я появилась в своей приемной, Роуз застегивала плащ, собираясь уходить.

– Я провожу тебя до машины, – предложила я.

– Ну что вы, зачем?

Черты ее лица застыли в напряжении. Она поняла, что ее ожидает неприятный разговор, и, по-моему, догадалась, на какую тему. Обмениваясь ничего не значащими фразами, мы направились к выходу.

На душе у меня было тяжело. Я не могла определить, злюсь ли я или чувствую себя подавленной.

– Люси так и не звонила? – спросила я, когда мы ступили в безлюдный вестибюль.

– Нет, – ответила Роуз. – Я сама несколько раз пыталась связаться с ней через ее контору.

Мы вышли на темную пустую автостоянку.

– Мое воинство рассеяно, – пробормотала я. – Убив Бентона, Кэрри Грезен уничтожила и всех нас, верно, Роуз?

– Конечно, его смерть подкосила всех. Не знаю, как вам помочь, но я делаю все, что в моих силах.

– Люси сердится на меня. Марино больше не детектив. А теперь вдруг я узнаю, что ты без спросу направляешь Джеку адресованные мне звонки. Обезумевшие родственники погибших не могут связаться со мной. Зачем ты это делаешь, Роуз?

Мы дошли до ее автомобиля, Роуз открыла дверцу, завела мотор и включила печку.

– Я выполняю ваше распоряжение.

– Я никогда не давала подобных распоряжений. Наоборот, всегда требую, чтобы людям был обеспечен доступ ко мне. Когда я, по-твоему, говорила такое?

– Вы не говорили. Указание было в письме, которое я получила от вас по электронной почте в конце августа.

– Ничего подобного я не писала. Ты сохранила письмо?

– Нет, – с сожалением в голосе ответила Роуз. – Электронную переписку я не храню.

– И что же говорилось в том письме?

– «По возможности направляй звонки от родственников погибших другим сотрудникам. В настоящее время мне тяжело общаться с ними. Надеюсь, ты понимаешь меня».

– И тебя это не насторожило? – изумилась я.

– Конечно, насторожило, – отвечала Роуз. – Я сразу послала вам запрос, а вы ответили, чтобы я исполняла указание и больше не поднимала этот вопрос.

– Никаких запросов я от тебя не получала.

– Даже не знаю, что сказать. – Роуз пристегнулась ремнем безопасности. – Может быть, вы просто забыли?

– Нет, этого не может быть.

– Выходит, кто-то работает в сети под вашим именем.

– Работает? Значит, были и другие сообщения?

– Несколько. С выражениями благодарности за сочувствие и поддержку. Так, подождите… – Роуз задумалась. – Еще вот что. На прошлой неделе министр Вагнер просил вас о встрече, и я по вашему указанию передала ему, что вы заняты.

– Что?! – вскричала я. – И опять по электронной почте?

– Порой это единственный способ связаться с нужным человеком. Помощник министра прислал мне сообщение по электронной почте, я таким же образом связалась с вами – вы были в суде. Вечером я получила от вас ответ. Полагаю, вы направили его из дома.

– Бред какой-то.

Адрес моей электронной почты имелся у всех моих подчиненных, но пароль по идее должна была знать я одна. Писать от моего имени мог только тот, кто владеет моим паролем. Роуз думала о том же.

– Не знаю, как такое могло случиться, – промолвила она и добавила: – Подождите-ка. Подключением сотрудников к Интернету занимается Рут.

Рут Уилсон была главным в нашем ведомстве специалистом по компьютерным системам.

– Ну да, конечно. И она, разумеется, знает мой пароль. Но, Роуз, она никогда на это не пойдет.

– Ни за что на свете, – согласилась моя секретарша. – Но, наверно, пароли у нее где-то записаны. Она ведь не может помнить их наизусть.

– И то верно, – ответила я. – Ладно, езжай домой и отдохни немного. Я тоже поеду.

– Так я вам и поверила, – проворчала Роуз. – Вернетесь в кабинет и попытаетесь решить эту головоломку.

Роуз была права. Как только она уехала, я вернулась в здание, открыла дверь в свое крыло, прошла в кабинет и позвонила Рут домой. Она сняла трубку.

– Алло?

– Извините, что беспокою вас дома.

– Доктор Скарпетта? – удивилась Рут. – Всегда рада вас слышать.

– У меня к вам один вопрос, – с ходу приступила я к делу. – Вы где-то храните все наши пароли доступа в Интернет?

– Что-то случилось? – спросила она.

– Судя по всему, кто-то знает мой пароль и работает в сети под моим именем. Каким образом посторонний мог получить мой пароль?

– А вы сами никому его не называли?

Я задумалась. Нет, мой пароль неизвестен даже Люси.

– Только вам. Больше ни единой живой душе.

– Все адреса и пароли записаны в файле, к которому никто не имеет доступа.

– А распечатка этого файла существует?

– Да. Хранится под замком в картотечном шкафу.

– Всегда под замком? Рут замялась:

– Разумеется, в нерабочее время он заперт, но большую часть дня открыт. Но я редко покидаю свой кабинет, разве что выхожу попить кофе или перекусить в комнате отдыха.

– Как называется этот файл? – спросила я, нервничая все больше.

– «Электронная почта», – сказала она, понимая, что ее ответ меня не обрадует. – Доктор Скарпетта, у меня тысячи файлов. Я запутаюсь, если откажусь от точных обозначений.

– Да, конечно. У меня такая же проблема.

– Давайте я завтра же утром поменяю вам пароль?

– Хорошая идея. И, Рут, пожалуйста, на этот раз спрячьте распечатку в более укромное место. Не кладите в ту же папку, хорошо?

– Вы ведь меня не накажете? – встревожилась Рут.

– Вас – нет, но кое у кого будут крупные неприятности.

Я сразу заподозрила Чака Раффина. Он был не дурак и к тому же не очень-то жаловал меня. Ему ничего не стоило проскользнуть в кабинет Рут, когда та отлучалась в комнату отдыха.

– О нашем разговоре никто не должен знать, – сказала я.

– Клянусь.

– Какой пароль у Чака?

– П-Е-Т-У-Х. Я запомнила его, потому что он меня очень раздражал. Тоже мне, курятник нашел, – проворчала Рут. – Имя пользователя – Ч-А-К-У-С-М-Э. Его имя плюс начальные буквы нашего ведомства: Управление судебно-медицинской экспертизы.

– А что, если кто-то попытается войти в сеть под моим паролем в то время, когда я сама буду работать в ней?

– Он получит от ворот поворот. Машина посоветует ему правильно набрать пароль, но тот, кто уже работает в сети, ничего не заметит.

– То есть я, работая в сети, даже не узнаю, что кто-то хотел в это же время воспользоваться моим паролем?

– Нет.

– У Чака есть дома компьютер?

– Он как-то спрашивал меня, где можно купить хорошую и недорогую машину. Я дала один адрес: «Диск Трифт». Владелец магазина – мой приятель.

– Можете выяснить, купил у них Чак что-нибудь?

– Попробую.

– Я пока никуда не ухожу.

В Интернет я вошла без проблем. Значит, меня еще никто не опередил. Возникло искушение набрать пароль Раффина и посмотреть, с кем он ведет переписку, но залезть в чужой почтовый ящик я не решилась.

Я послала Марино сообщение на пейджер и, когда он позвонил, объяснила ситуацию.

– Черт, – выругался он. – А где гарантия, что он не фильтрует твою почту, уничтожая сообщения?

– Ты прав, – согласилась я, приходя в ярость.

Рут перезвонила через несколько минут и взволнованно доложила:

– В прошлом месяце он купил компьютер и принтер.

– Положение складывается очень серьезное. Смотрите не проболтайтесь, – напомнила я ей.

– Чак мне никогда не нравился.

– Другим тоже ни слова.

Я повесила трубку и стала надевать плащ. Конечно же, Роуз расстроилась. Наверно, клянет себя последними словами за то, что навредила мне. По дороге к машине я решила заехать к Роуз. Я хотела успокоить свою верную секретаршу и попросить ее о помощи. Электронная почта Чака подождет.

Роуз жила в старом трехэтажном доме из красного кирпича, ютившемся под сенью больших дубов. Паркуясь рядом с ее «хондой», я заметила неподалеку «форд-таурус» темного цвета.

За рулем кто-то сидел, но фары и двигатель были выключены. Большинство полицейских автомобилей без опознавательных знаков в Ричмонде были марки «форд-таурус», поэтому я резонно предположила, что в машине притаился сотрудник полиции. Я посмотрела на передний номерной знак и, пока запоминала его, почувствовала устремленный на меня взгляд.

Квартира Роуз находилась на третьем этаже. Подниматься к ней приходилось по полутемной лестнице, другого пути не было. Объятая тревогой, я часто останавливалась и прислушивалась, не идет ли кто за мной.

– Боже мой! – воскликнула Роуз, впустив меня. – Что случилось?

– Ты посмотрела в глазок, прежде чем открыть? – поинтересовалась я. – По крайней мере, хотя бы спрашивай, когда к тебе кто-нибудь рвется.

Роуз рассмеялась. Она часто подначивала меня за излишнюю осторожность.

– Я просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке, – объяснила я.

– Конечно, в порядке, – ответила она таким тоном, будто была застрахована от всех без исключения неприятностей.

– Я разговаривала с Рут, – сообщила я. – Мы нашли пару зацепок и подозреваем…

– Очевидно, Чака, – вставила она. – Я всегда считала его негодяем. Таким, как он, меня не провести.

– Тебя никто не проведет. Роуз, пожалуйста, выясни, что он задумал, ладно. Во что бы то ни стало.

– Что задумал этот выродок? Да у него одно на уме – навредить вам.

– Нужны доказательства, – сказала я. – Ты же знаешь законы штата. Легче море вплавь переплыть, чем уволить кого-то с работы.

– Его нельзя недооценивать, – предупредила Роуз. – Он хоть и не настолько умен, как думает сам, но далеко не дурак. Неприятно то, что он знает вашу работу лучше других, даже лучше меня – ведь я не помогаю вам в морге. А это ваше главное поле деятельности. Вот где он может погубить вас.

Роуз была права. Раффину ничего не стоило поменять ярлыки на трупах или подделать результаты экспертизы. Он мог дать лживые сведения журналистам на условиях анонимности. Он мог сделать что угодно.

Внезапно я вспомнила про автомобиль, стоявший рядом с моей машиной.

– Кто-нибудь из вашего дома ездит на «таурусе»? – спросила я.

Роуз озадаченно нахмурилась:

– Да нет, не знаю таких.

– Возможно, это пустяки, но я заметила, что в припаркованном возле дома «таурусе» кто-то сидит, а фары и двигатель выключены. Номер я запомнила.

– Отлично, – одобрительно отозвалась Роуз. – Другого я от вас и не ожидала.

Я попрощалась с Роуз и вышла на лестницу. Прежде чем ступить на улицу, в холодную ночь, я нащупала в кобуре пистолет. Темного «тауруса» видно не было. Озираясь по сторонам, я направилась к своей машине.

Автостоянка была освещена плохо. Голые деревья пугающе шумели на ветру. Мне всюду мерещились зловещие тени. Я заперла дверцу машины изнутри и, тронувшись с места, вызвала по пейджеру Марино. Он сразу же перезвонил.

– Можешь проверить для меня номер машины? – без лишних церемоний спросила я, услышав в трубке его голос.

– Валяй.

Я назвала номер.

– Я только что от Роуз. Заезжала к ней домой, – объяснила я. – У меня возникло неприятное ощущение, когда я увидела ту машину возле ее дома.

– Хочешь, я заскочу к тебе?

– Хочу.

Когда я добралась до своего дома, Марино уже ждал меня на подъездной дорожке. Он вылез из машины, и мы поднялись на крыльцо. Я открыла входную дверь, ввела код и вновь включила сигнализацию.

– В этом доме есть кофе? – поинтересовался Марино.

Я сварила крепкий «эспрессо», и мы с чашками прошли в мой кабинет. Под паролем Раффина я легко вошла в Интернет.

– Путь свободен, – объявила я. Раффин получил восемь сообщений.

– Что будет, если их открыть? – спросил Марино.

– Если сохранить их как новые, останутся в ящике. Четыре сообщения были от жены Чака. В них содержались подробные указания относительно домашних дел, вызвавшие у Марино смех. Пятое послание за подписью «МАЙЦВЕТ» гласило: «Нужно поговорить».

– А вот это уже интересно, – прокомментировала я. – Давай-ка посмотрим, что Чак писал этому Майскому Цветку.

Я открыла папку «Отправленные сообщения» и обнаружила, что на протяжении последних двух недель Чак писал этому человеку ежедневно. Я пробежала взглядом тексты его записок. Как выяснилось, мой санитар регулярно встречался со своим адресатом.

– Неплохо бы узнать, кто эта женщина, – промолвил Марино.

– Неплохо бы.

Я вышла из сети и с облегчением перевела дух. У меня было такое ощущение, будто я только что благополучно улизнула из чужого дома, в который проникла тайком.

– Теперь залезем в конференцию.

Я ввела свое имя пользователя и выбрала режим, позволявший мне читать сообщения, оставаясь незамеченной для участников разговора. Просмотрев список конференций, я щелкнула мышкой на окошке «Уважаемая доктор Кей». Доктор Кей собственной персоной председательствовала на дискуссии, в которой участвовало шестьдесят три человека.

– Дай закурить, Марино, – отрывисто бросила я.

Он вытряхнул из пачки сигарету, взял стул и сел рядом со мной.

<Трубочник> Уважаемая доктор Кей, это правда, что Элвиса смерть настигла, когда он сидел на унитазе, и вообще, часто ли люди умирают в туалете? Дело в том, что я – сантехник. Этим, как вы понимаете, и объясняется мой интерес. Заранее благодарю. Житель штата Иллинойс.

<Уважаемая доктор Кей> Уважаемый житель штата Иллинойс, к сожалению, это правда. Элвис действительно умер, сидя на унитазе. И это довольно распространенный случай. У многих от натуги просто не выдерживает сердце. Неправильное питание и лекарственные препараты, которым на протяжении многих лет пичкал себя Элвис, в конце концов сделали свое дело. В один прекрасный день в роскошной ванной в Грейсленде у него остановилось сердце. Для всех нас это хороший урок.

Беседа продолжалась. И вопросы и ответы были отвратительны. Меня так и подмывало вклиниться и объявить во всеуслышание, что «Уважаемая доктор Кей» – это не я.

– Как-нибудь можно выяснить, кто выступает в роли «Уважаемой доктор Кей»? – спросил Марино.

– Нет. Ведущему могут быть известны имена собеседников, но его собственное – тайна для всех.

<Студент-медик> Уважаемая доктор Кей, почему вы решили посвятить свою жизнь трупам, а не живым пациентам? Патологоанатом из штата Монтана.

<Уважаемая доктор Кей> Уважаемый патологоанатом из штата Монтана, я не умею ухаживать за больными, а за самочувствие моих пациентов мне тревожиться незачем. Живые же доставляют много хлопот. Это я усвоила, еще будучи студенткой мединститута.

– Все, довольно! – вскричала я. – Я убью эту «доктор Кей». – Я порывисто вскочила на ноги, злясь на собственное бессилие. – Не позволю, чтоб чернили мое доброе имя!

Стиснув кулаки, я заметалась по комнате.

– Посмотрим еще, чья возьмет.

– Как ты собираешься бороться, если даже не знаешь, кто твой противник? – спросил Марино.

– Поживем – увидим. Ладно. Проверь-ка лучше ту подозрительную машину.

Марино отцепил с ремня рацию и настроился на полицейскую волну.

– Какой, говоришь, номер?

– RGG-7112, – на память повторила я.

Он передал запрос в базу данных. Через несколько минут ему по рации сообщили, что вызвавшая у меня подозрения машина – не «форд-таурус», а темно-синий «форд-контур» 1998 года выпуска. Принадлежит фирме «Эвис», сдающей автомобили в аренду. В угоне не числится.

На следующий день, в среду, в восемь часов утра я с трудом втиснула свой автомобиль на стоянку напротив здания законодательного собрания штата. Построенное в восемнадцатом веке, оно белело в тумане за железной оградой. За ночь сильно похолодало. Моросил мелкий колючий дождь.

Доктор Синклер Вагнер, другие члены кабинета министров и генеральный прокурор штата работали в административном здании на Девятой улице. Я поднялась на шестой этаж в офис доктора Вагнера.

Приемную министра здравоохранения и социальных служб украшали флаги и красивая мебель колониального стиля. В тесном кабинете царил беспорядок. Видно было, что его хозяин слишком погружен в работу и не придает особого значения данной ему власти.

Доктор Вагнер был психиатром с юридическим образованием. Он осуществлял надзор за деятельностью психиатрических и наркологических лечебниц, социальных служб и клиник системы медицинского страхования. Я всегда относилась к нему с глубоким уважением.

– Кей… – Доктор Вагнер поднялся из-за стола. – Как ваши дела?

Он жестом предложил мне сесть на диван, а сам закрыл дверь и вернулся за свой стол, что я сочла недобрым знаком.

– А я все думал, где вы, как вы, – продолжал министр. – Совсем потерял вас из виду.

– Что вы такое говорите? – отвечала я. – Я как работала, так и работаю. Пожалуй, даже больше, чем прежде.

– Да, знаю, у вас много работы. Нет даже времени встретиться со мной.

– Я только вчера узнала, что на прошлой неделе вы пытались со мной связаться.

– Неужели вам не передали мою просьбу о встрече? Если это так, значит, у ваших подчиненных хромает дисциплина.

– Дело не в дисциплине, – объяснила я. – Кто-то пользуется электронной почтой от моего имени. Очевидно, получил доступ к файлу с паролями.

– Да-а, вот вам и система безопасности.

– Синклер, система безопасности тут ни при чем. Кто-то из сотрудников пытается навлечь на меня неприятности, возможно, даже добивается моего увольнения. Ваш секретарь по электронной почте сообщил моему, что вы хотите встретиться со мной. Мой секретарь таким же образом передал вашу просьбу мне, и я будто бы ответила, что очень занята.

Доктор Вагнер, судя по выражению его лица, был сбит с толку и не знал, верить ли моему заявлению.

– Это еще не все, – продолжала я. – Моя секретарша получила якобы от меня указание направлять адресованные мне звонки моему заместителю. Ну а самое отвратительное – это консультации в Интернете.

– Да, слышал, – мрачно подтвердил Вагнер. – То есть вы утверждаете, что «Уважаемая доктор Кей» и человек, посылающий от вашего имени электронные письма, – это одно и то же лицо?

– Мне кажется, здесь не обошлось без моего помощника по моргу.

– Почему вы так решили?

– Он странно ведет себя, постоянно куда-то исчезает, настроен враждебно и так далее. У меня к нему много претензий. Как только я докажу его причастность, сразу приму соответствующие меры.

Доктор Вагнер поднялся из-за стола и пересел в кресло возле дивана, ближе ко мне.

– Я много лет вас знаю, Кей, – мягко заговорил он. – И мне хорошо известна ваша репутация. Но вы пережили тяжелую трагедию, причем не так давно.

– Вы разговариваете со мной, как психиатр, Синклер.

– Вы ведь не машина.

– Но и не сумасшедшая. Я ничего не выдумываю. Кто-то действительно плетет интриги. Возможно, я и впрямь теперь менее уравновешенна, чем раньше, но это не имеет никакого отношения к тому, что я вам рассказала.

– Откуда такая уверенность, Кей? Большинство людей на вашем месте на какое-то время, если не навсегда, и думать бы забыли о работе. А вы вернулись к своим обязанностям уже через десять дней. Да еще к каким обязанностям! Вас постоянно окружают чужое горе и смерть.

Я с трудом сохраняла самообладание.

– Синклер, кто-то увидел в моей трагедии возможность погубить меня, – сказала я.

– С какой целью?

– Чтобы получить власть. Лишить меня полномочий.

– Что вы имеете в виду?

– Я использую свои полномочия на благо общества, – начала объяснять я. – Тот, кто пытается навредить мне, стремится присвоить данную мне власть для корыстных целей. А таким людям, как вы понимаете, давать власть опасно.

– Не спорю, – задумчиво промолвил Вагнер. – Пожалуй, мы вот как поступим. Сделаем заявление для прессы и скажем, что кто-то выступает в Интернете от вашего имени. Так или иначе положим конец этому безобразию.

Доктор Вагнер поднялся. Я тоже встала.

– Спасибо, Синклер. Я крайне признательна вам за поддержку.

– Будем надеяться, что новый министр тоже станет помогать вам.

– Новый министр? – вновь встревожилась я.

– Комиссия по уголовным делам при губернаторе штата рассматривает вопрос о переводе вашего ведомства в систему Министерства общественной безопасности.

– Как же так, Синклер?! – вскричала я.

– Знаю, знаю. – Он поднял руку, успокаивая меня.

Министерству общественной безопасности подчинены полиция и криминалистические лаборатории. Если и мое ведомство попадет под его юрисдикцию, система сдержек и противовесов автоматически перестанет существовать, а я окажусь в полной зависимости от полицейского управления.

– Почему эта идея возникла именно теперь?

– Думаю, ее проталкивает член законодательного собрания Коннорс под давлением высоких чинов из правоохранительных органов, – ответил Вагнер.

Пока я ехала на работу, в голове у меня все четче вырисовывался возможный сценарий. Кто-то добивается моего увольнения, чтобы я не смогла воспрепятствовать передаче моего управления в ведение Министерства общественной безопасности. Ходили слухи, что нынешний министр общественной безопасности, которому я искренне симпатизировала, собирается на пенсию. Уж не Диана ли Брэй метит на его место?

Войдя в свою приемную, я с улыбкой поприветствовала Роуз и осведомилась:

– Где Чак?

– Понес мозги в мединститут, – кисло доложила она.

– Сообщи мне, как только он вернется. Нужно установить в трупной «Лумалайт».

– Вынуждена сообщить, что он прихватил «Лумалайт» с собой в институт. Их прибор в ремонте, а у них занятие по обследованию места преступления.

– Что ж, придется проводить экспертизу в лаборатории Вандера.

Я прошла в свой кабинет и села за стол. Пожалуй, пора устроить встречу Чака и Брэй, решила я и направила Брэй приглашение от имени Раффина.

У меня есть для вас информация. Давайте встретимся в 5.30 возле торгового центра «Беверли-Хиллз». Припаркуйтесь в дальнем ряду у ресторана «Бакхедз». Поговорим в вашей машине. Так безопаснее. Если не сможете приехать, сообщите мне на пейджер. В противном случае буду ждать вас.

Чак

– Готово, – довольно произнесла я.

Зазвонил телефон.

– Привет, – раздался в трубке голос Марино. – Чем занимаешься после работы?

– Работаю. Помнишь, я грозилась вывести своих врагов на чистую воду? Повезешь меня в «Бакхедз». Понаблюдаем за свиданием милых нашим сердцам людей. Пойдем поужинать и случайно на них наткнемся.

Как и было запланировано, Марино встретил меня на автостоянке морга. Мы сели в его громоздкий «додж-рэм». Свою машину я брать не стала – Брэй могла опознать мой «мерседес». По проспекту Паттерсон мы покатили к Пархэм-роуд, главной артерии города, вдоль располагались рестораны и магазины.

Торговый центр «Беверли-Хиллз» состоял из нескольких ничем не примечательных магазинчиков. Если не знать, ни за что не догадаешься, что здесь же находится лучший в городе мясной ресторан.

– Что-то их не видать, – сказал Марино, осматриваясь вокруг. – Правда, еще рановато.

Он остановил пикап чуть в стороне от ресторана и заглушил мотор. Через несколько минут я заметила темный автомобиль «краун-виктория». Брэй припарковалась в назначенном месте и выключила фары. Я была уверена, она не рассчитывала приехать первой, и хорошо представляла себе ее негодование. Пешки вроде Раффина не имеют права опаздывать на встречу с заместителем начальника полицейского управления.

Марино выбрался из пикапа и не таясь зашагал к машине Брэй. Она разговаривала по сотовому телефону и не видела нас. Марино постучал ей в окошко. Она повернулась, вздрогнув от неожиданности, потом что-то быстро сказала в трубку, отключила телефон и опустила стекло.

– Мисс заместитель начальника? Значит, не обознался, – произнес Марино.

Он нагнулся к окну и заглянул в салон. Брэй сделала вид, будто не находит ничего необычного в нашем внезапном появлении, но было ясно, что мы застали ее врасплох.

– Добрый вечер, – учтиво поздоровалась я. – Какая нечаянная встреча.

– И вы здесь, – сухо произнесла она. – Как дела? Значит, вам известен маленький секрет Ричмонда?

– Мне уже известны почти все маленькие секреты Ричмонда, – с иронией отвечала я. – А их наберется порядочно, надо только знать, где искать.

– Я приехала поужинать, – заявила Брэй.

– Мы побудем с вами, дождемся вместе вашего гостя, – сказал Марино. – Поди, неприятно сидеть одной в темноте.

– Я никого не жду, – раздраженно бросила Брэй. – Вы позволите?

Она открыла дверцу и вышла из машины. Я обратила внимание, что на ней вельветовые брюки и кроссовки. Самомнения у Брэй, конечно, не отнять, но не думаю, чтобы она решилась вырядиться подобным образом, направляясь в роскошный ресторан.

Я тщательно подбирала выражения. Прямо обвинить Брэй я не могла, но намеревалась иносказательно предупредить, что с рук ей просто так ничего не сойдет и не поздоровится, если она не прекратит строить козни.

– Вы ведь детектив, – начала я задумчиво, – а у меня возникла небольшая проблема. Кто-то похитил мой пароль и посылает за меня сообщения по электронной почте. А еще кто-то – очевидно, то же самое лицо – от моего имени ведет в Интернете идиотскую конференцию под названием «Уважаемая доктор Кей». Может, объясните мне, как такое возможно?

– Какой кошмар. Мне очень жаль, но помочь вам не в моих силах. Я не специалист по компьютерным системам, – с улыбкой отвечала Брэй. – Одно могу посоветовать: поищите виновника в своем ближайшем окружении. Возможно, вам мстит кто-то из недовольных подчиненных или приятель, с которым вы раздружились.

Она заперла дверцу машины и зашагала прочь.

– Пошли отсюда, – сказала я.

Мы залезли в «додж» Марино. Мои подозрения подтвердились, но я не чувствовала удовлетворения. На душе было мерзко и горько, будто я потерпела крах. Марино искоса поглядывал на меня, догадываясь о моем настроении.

– Все же мы не зря это затеяли, – промолвил он. – Держу пари, она сидит сейчас в ресторане и с горя накачивается виски. Мы же вывели ее на чистую воду.

– Мы не вывели ее на чистую воду, – возразила я. – Бороться с ней можно только одним способом – упреждать ее шаги. – Я опустила стекло, и в салон ворвался холодный ветер. – А Чак, значит, не приехал.

– Приехал. Просто ты его не заметила. Он первым увидел нас и поспешил смыться.

– Ты уверен?

– Я видел, как его «миата» сворачивала к торговому центру. А на полпути к стоянке он резко развернулся и умчался на всех парах.

– Чак – прямой канал от меня к Брэй. Не исключено, что у нее есть и ключи от моего кабинета.

Глава 5

Марино отвез меня назад к моргу и дождался, пока я пересела в свой автомобиль. Со стоянки он выехал первым.

Съезжая с автострады, я заметила, что за мной едет какая-то машина. Она держалась на удалении, поэтому я не могла разглядеть, кто сидит за рулем. Инстинктивно я сбавила ход. Следовавшая за мной машина поехала медленнее. Я свернула направо и позвонила Марино. Та машина тоже повернула направо.

– Слушаю! – оглушил меня голос Марино.

– Марино, меня кто-то преследует.

– Что значит «преследует»?

– А то и значит, что преследует.

– Быстро давай ко мне, – приказал он. – Номер видишь?

– Нет. Он слишком далеко.

Я вернулась на автостраду и поехала в сторону Поуайт-паркуэй. Мой преследователь отстал и куда-то свернул. Я набрала номер своего домашнего автоответчика и прослушала сообщение:

«Говорит Брэй. Рада была встретить вас у «Бакхедза». Кей, мне нужно обсудить с вами некоторые процедурные вопросы. Давайте пообедаем в «Клубе Содружества». Кстати, если вы еще не в курсе, довожу до вашего сведения: сегодня ушел в отставку начальник отдела расследований Эл Карсон. Грустная новость. Временно исполняющим обязанности назначен майор Инмэн из управления патрульно-постовой службы».

Я сосредоточилась на дороге, размышляя над тем, что сообщил мне Синклер Вагнер. Член законодательного собрания Коннорс под давлением кого-то из высоких лиц добивался перевода моего управления из системы Министерства здравоохранения и социальных служб в ведение Министерства общественной безопасности, что ставило меня в зависимость от департамента полиции.

Женщин не принимали в члены «Клуба Содружества»: там авторитетные мужи из знатных семей заключали, наверно, половину коммерческих и политических сделок, влиявших на судьбы Виргинии. Брэй могла попасть в клуб только в качестве гостьи кого-либо из его членов. Это подтверждало мои подозрения относительно ее планов. Она обрабатывала членов законодательного собрания и бизнесменов, чтобы получить пост министра общественной безопасности и добиться перевода моего ведомства под свое начало. После ей ничто не помешает уволить меня.

От поворота на Мидлотиан я увидела дом Марино. Украшенный к Рождеству тысячами лампочек, он сверкал, как парк аттракционов. Деревья, будто утыканные неоновыми леденцами, переливались всеми цветами радуги. Во дворе мерцали санта-клаусы, снеговики и игрушечные солдатики. На крыше горело поздравление с Рождеством.

– Каждый раз, как вижу это, убеждаюсь, что ты – сумасшедший, – сказала я, когда Марино открыл мне дверь. – В прошлом году было не лучше.

– У меня в доме теперь три распределительных щита, – похвастался он.

Через гостиную Марино повел меня на свою маленькую кухню. Я бросила взгляд вокруг. Разумеется, комнаты он тоже украсил. Возле камина сияла наряженная елка.

– Мне звонила Брэй, – известила его я. – Кто-то дал ей мой домашний телефон.

– Понятно кто.

– Сегодня вышел в отставку Карсон. Его обязанности будет исполнять майор Инмэн.

– Знаешь, что это означает? – спросил Марино. – Отныне Брэй возглавляет не только патрульную службу, но и отдел расследований, то есть весь департамент. И соответственно контролирует весь бюджет. Объясни, как эта женщина, не проработав здесь и трех месяцев, добилась столь грандиозных успехов?

– Видать, имеет хорошие связи.

Раздался телефонный звонок. Я вздрогнула. Марино поднял трубку, послушал с минуту и передал ее мне.

– Да?

– Доктор Скарпетта? – обратился ко мне незнакомый голос. – С вами говорит Тед Франциско из отделения АТО в Майами. Люси сказала, что капитан Марино, возможно, знает, как связаться с вами. Вы можете поговорить с ней?

– Конечно, – ответила я, объятая тревогой.

– Тетя Кей? – услышала я голос племянницы. – Не знаю, известно ли тебе уже о том, что здесь произошло… Наша операция провалилась. Это был кошмар. Мне пришлось убить двоих. Джо ранена.

– О Боже! – выдохнула я. – Что с ней?

– Не знаю, – отвечала Люси неестественно ровным тоном. – Она в больнице Джексон-Мемориал, под чужим именем. Я не могу позвонить ей. Меня держат в изоляции. Боятся, что картельщики попытаются отомстить нам. Мне известно только, что, когда ее увозили на «скорой», она истекала кровью.

– Я выез… – начала я, но меня перебил Франциско, вновь взявший трубку:

– Я знаю, вы услышите о происшествии в новостях, и хотел заранее предупредить, что Люси не пострадала.

– Физически нет.

– Я объясню вам, что будет дальше…

– А дальше будет следующее, – оборвала я его. – Я немедленно вылетаю. Если надо, найму частный самолет.

– Не торопитесь, – сказал Франциско. – Это очень опасная группировка, и Люси с Джо слишком много о ней знают. Через несколько часов после перестрелки наши саперы обнаружили под их машинами взрывные устройства.

Я вся похолодела, в глазах потемнело.

– Сейчас делом занимается полиция округа Дейд, – продолжал он. – Обычно мы сразу же вызываем команду экспертов, оценивающих обоснованность применения оружия, и людей, обученных работе с агентами, оказавшимися в подобной ситуации. Но опасность столь велика, что мы отправляем Люси в Вашингтон. Там до нее не доберутся.

– Спасибо за заботу о ней, – поблагодарила я, не узнавая свой голос. – А как АБН поступит с Джо?

– Ее переправят в больницу далеко от Майами.

– Может быть, в Виргинский мединститут? – предложила я. – Ее семья живет в Ричмонде. И врачи и оборудование у нас замечательные, к тому же я сама здесь работаю.

– Спасибо, – чуть помедлив, отвечал Франциско. – Я передам ваше предложение начальству. Мы его обсудим.

Он повесил трубку, а я все стояла и смотрела на телефон.

– Что случилось? – спросил Марино.

– Операция прошла неудачно. Люси застрелила двоих.

– Толковая была перестрелка?

– Перестрелка не бывает толковой!

– Ты знаешь, что я имею в виду. В применении оружия была необходимость? Или она случайно убила двоих человек?

– Нет, конечно. Джо ранена. Насколько серьезно, не знаю.

– Проклятье! – выругался Марино. – Люси просто требовалось на ком-то сорвать злость. Ее вообще нельзя было допускать к операции! Ведь она только и ждала, чтобы пристрелить кого-нибудь, пощеголять пистолетами, как ковбой!

– Марино, прекрати.

– После гибели Бентона она превратилась в психопатку, – не унимался он. – Только бы мстить и мстить. Казалось бы, уж подбила вертолет с его убийцами. Ан нет, ей все мало.

– Перестань. Прошу тебя, Марино. Люси – профессионал, и ты это знаешь. Иначе АТО никогда не поручила бы ей такого задания. После того что случилось с Бентоном, они проверяли и оценивали ее со всех сторон. И, увидев, как стойко она переносит горе, стали уважать ее еще больше – и как агента, и как человека.

Марино откупорил бутылку «Джек Дэниэлс».

– Да, но мы-то с тобой знаем, что она с тех пор сама не своя, – сказал он, плеснув виски в бокал. – Год назад убила двоих, теперь еще двое. Многие за всю карьеру пистолета из кобуры не вынимают. Уверяю, на этот раз ее поведение будет расценено иначе. В Вашингтоне могут подумать, что заполучили в свои ряды стрелка с наклонностями маньяка. – Марино подал мне виски.

– Люси не такая.

– Нет, конечно. Просто родилась с приветом.

Себе он тоже налил виски, и мы прошли в его захламленную гостиную. Марино плюхнулся в старое кресло, в протершихся местах заклеенное клейкой лентой. Я устроилась в углу зеленого вельветового дивана.

– Из Интерпола есть известия? – спросила я, меняя тему.

– Ничего стоящего – они просто запросили дополнительную информацию.

– Значит, ничего не раскопали, – разочарованно произнесла я. – Застарелая трещина в челюсти, отпечатки пальцев, – ничего похожего в их досье не оказалось.

– Да, тоска, – согласился Марино, подливая себе виски.

На следующий день, уложив на тележку накрытую салфеткой хирургическую кювету и прочие вещественные доказательства, я отправилась в лабораторию Нилса Вандера. Его подчиненные изучали пятна крови, отпечатки пальцев и волокна. В вотчине Вандера имелись система автоматизированной идентификации отпечатков пальцев и цифровое оборудование для улучшения качества аудио– и видеозаписей. Он также заведовал фотолабораторией, где ежедневно проявлялось свыше ста пятидесяти рулонов пленки. Я нашла Вандера в лаборатории специальных источников освещения.

– Хорошо, что ты здесь, – сказала я.

Пока я выкладывала на лист бумаги одежду покойника, Вандер установил на треногу и включил в сеть «Лумалайт». Спустя минуту он включил излучатель, положил возле меня защитные очки и закрепил на объективе синий светофильтр. Мы надели очки и погасили верхний свет.

Вандер взялся за найденную в контейнере пластмассовую урну и сразу обнаружил на ней слабо выраженные отпечатки пальцев. Он присыпал их красным красителем, и в темноте закружили искрящиеся пылинки.

– Хорошее начало, – сказала я. – Так держать, Нилс.

Он придвинул треногу к черным джинсам мертвеца. Вывернутый правый карман засиял тусклым красным цветом. Я расправила ткань пальцем – на руках у меня, естественно, были резиновые перчатки – и увидела переливающиеся оранжевые пятна.

Еще с час мы обследовали одежду «Человека из контейнера», но больше ничего примечательного не обнаружили.

– Безусловно, мы выявили два разных вещества, – заговорил Вандер, когда я включила свет. – Следов красителей нет. Только тот, что я использовал для отпечатков на урне.

Я позвонила в морг. Трубку снял Филдинг.

– Пришли сюда все, что мы извлекли из карманов нашего неопознанного клиента.

– Деньги, щипчики для сигар и зажигалка?

– Да.

Мы вновь потушили свет и скоро нашли на одежде покойника странные длинные волоски непонятного белесого цвета.

– Это с его головы? – уточнил Вандер.

– На голове у него волосы темные и жесткие, – ответила я. – Полагаю, эти вообще не его.

– Похожи на кошачьи. Длинношерстной породы.

Вошел Филдинг с поддоном в руках. Мы включили свет. Филдинг снял с поддона салфетку.

– Фунты и немецкие марки я узнал, а вот это что за медяки, ума не приложу.

– Думаю, бельгийские франки, – сказала я.

– И банкноты такие впервые вижу. Похоже, на них какой-то храм. Дирхемы чья валюта?

– Попрошу Роуз уточнить.

– Интересно, зачем человеку в кармане четыре разные валюты? – спросил Филдинг.

– Возможно, за короткий промежуток времени он успел посетить несколько стран, – высказала я догадку. – Давайте-ка исследуем этот клад.

Мы надели защитные очки и потушили свет. На нескольких банкнотах засияли уже знакомые нам тускло-красные и переливчатые оранжевые пятна. Мы тщательно осмотрели каждую купюру с обеих сторон и в верхнем левом углу банкноты достоинством сто дирхемов обнаружили отпечаток пальца.

– Есть, – возликовал Вандер. – Отлично! Дам задание кому-нибудь из своих приятелей. Пусть покопается в базах данных, проверит все сорок или пятьдесят миллионов отпечатков.

Затем он направил «Лумалайт» на мерзкий кусок кожи, пришпиленный к разделочной доске. На нем замерцали два ярких желтых пятнышка размером со шляпку гвоздя.

– По-моему, это татуировка, – сказала я.

– Да, – согласился Вандер. – Больше ни на что не похоже. Филу не хочешь отнести? Пусть поколдует.

Лаборатория Фила Лапойнта больше напоминала киносъемочный павильон. Фил – добросовестный и опытный профессионал – был одним из первых выпускников нашего института.

– Что тут у нас? – Он снял с кюветы салфетку. – Должно быть, кусочек «Человека из контейнера». Думаешь, татуировка?

– Возможно.

Лапойнт извлек из ящиков цветные светофильтры и перчатки. Зазвонил телефон. Он снял трубку.

– Держи. – Лапойнт протянул трубку мне. – Это тебя. Звонила Роуз.

– Я проконсультировалась в отделе иностранной валюты банка «Крестар», – сообщила она. – Банкноты, про которые вы спрашивали, – марокканские дирхемы. Курс – девять тридцать за доллар. То есть две тысячи дирхемов – это двести пятнадцать долларов.

– Спасибо, Роуз.

Я повесила трубку и взяла пробковую доску. Фил поместил ее под объектив соединенной с компьютером видеокамеры.

– Нет, – произнес он. – Слишком сильное отражение.

Лапойнт направил луч по косой и настроил камеру на черно-белое изображение. Потом он начал крепить к объективу разные светофильтры. Синий не дал никаких результатов, но, когда он поставил красный, на куске кожи проявились два пятна. Лапойнт увеличил их. Они были идеально круглой формы и сразу напомнили мне о полной луне и оборотнях со зловещими желтыми глазами.

– Более четкого изображения я уже не получу. Придется зафиксировать это, – разочарованно протянул Лапойнт.

Он сохранил изображение на жесткий диск. Специальная программа позволяла различать около двухсот оттенков серого цвета, невидимых невооруженным глазом. Пользуясь клавиатурой и мышью, Лапойнт менял контрастность и яркость, корректировал очертания. Вскоре мы уже видели поры кожи, а потом заметили и пунктир, оставленный татуировочной иглой. На темном фоне постепенно обозначались черные волнистые линии, изображающие то ли мех, то ли перья, а черный контур с ответвлениями в виде лепестков маргаритки сложился в когтистую лапу.

– Что скажешь? – спросила я Лапойнта.

– Думаю, это все, на что способна наша техника.

– Знаешь кого-нибудь, кто разбирается в татуировках?

– Начни с гистолога, – посоветовал он.

Глава 6

Джорджа Гара я нашла в его лаборатории. Он как раз вынимал пакет с обедом из холодильника, на котором висела табличка «Не для пищевых продуктов». В этом холодильнике хранились красители, в том числе азотнокислое серебро, кармин и другие вещества, несовместимые ни с чем, что употребляется в пищу.

– Это ты не очень умно придумал, – заметила я.

– Извините, – пробормотал Джордж, кладя пакет на стол.

– У нас в комнате отдыха прекрасный холодильник. Тебе никто не запрещает им пользоваться.

Гара промолчал, и я догадалась, что он не случайно пренебрегает комнатой отдыха. Джордж Гара был на редкость стеснительным и робким. Возможно, этим и объяснялось его пристрастие к татуировкам, которыми он постепенно разукрашивал свое тело. Видимо, татуировки помогали ему ощущать себя неординарной личностью.

– Джордж, позволь задать тебе вопрос о татуировках?

– Конечно, – неуверенно произнес он.

– Ты ведь, наверно, пользуешься услугами какого-то одного специалиста? Он хорошо знает свое дело? Просто я и ищу человека, у которого могла бы получить ответы на ряд вопросов.

– Обратитесь к Питу, – выпалил Джордж. – К Джону Питу. Специалист что надо. Хотите, я ему позвоню?

– Буду очень признательна.

Гара вытащил из заднего кармана записную книжку и отыскал нужный номер. Связавшись по телефону с Питом, он сказал, кто я такая, и тот, судя по репликам Джорджа, охотно согласился помочь.

– Вот. – Гара передал мне трубку. – Объясните сами. Мне это удалось не сразу, поскольку звонок Джорджа поднял Пита с постели.

– Так вы полагаете, шансы есть? – спросила я.

– Я видел много всяких кадров.

– Простите, не поняла.

– Так мы называем трафареты, рисунки, которые выбирают заказчики. У меня все стены от пола до потолка завешаны кадрами. Поэтому лучше, если не я к вам приеду, а вы ко мне.

– В котором часу?

– Если не возражаете, прямо сейчас.

Я повесила трубку и вздрогнула, увидев в дверном проеме наблюдавшего за мной Раффина. У меня создалось впечатление, что он уже некоторое время стоит в дверях и слышал мой разговор. Вид у него был усталый, глаза покраснели.

– Ты плохо выглядишь, Чак, – прокомментировала я без тени участия.

– Я хотел домой отпроситься. Кажется, заболеваю.

– Глубоко тебе сочувствую. Сейчас ходит новый вирус. Говорят, распространяется через Интернет. Называется «вирус 6.30». Люди несутся домой с работы, чтобы засесть за компьютеры. Если у них есть компьютеры.

Раффин побелел.

– Не понял. Почему «6.30»? – спросил Гара.

– В это время полмира входит в Интернет, – ответила я. – Конечно, Чак, езжай домой. Отдохни. Я тебя подвезу. Только зайдем сначала в трупную, заберем татуировку.

Кусок кожи с татуировкой лежал в сосуде с формалином, куда я переложила его после экспертизы. Я вошла в трупную. Там трасолог Лэрри Познер исследовал одежду «Человека из контейнера».

– Всегда рада тебя видеть, – поприветствовала я его.

– Ты опять подбросила мне нестандартную задачку, – отозвался Познер, скальпелем счищая грязь с туфли мертвеца. – Как дела, Чак? Жаль, что с полицией тебя прокатили.

Раффин переменился в лице:

– Извини, не понял.

Познер смутился:

– Я слышал, тебя не взяли в академию. Просто хотел сказать, чтоб ты не падал духом.

Взгляд Раффина метнулся к телефону. Познер опустил на лицо защитный экран.

– Хочу показать тебе кое-что, доктор Скарпетта, – обратился он ко мне.

Познер отложил скальпель и подошел к тому месту, где лежали черные джинсы. Они были вывернуты наизнанку.

– Смотрите, какая чертовщина. Я насобирал десятки волосков. Как и ожидалось, в промежности обнаружил лобковые волосы, а потом вот эти светлые. И чем ниже, тем их больше. Бред какой-то.

– Действительно, – согласилась я.

Раффин достал из шкафа пластиковую бутылку с формалином, в которой лежал кусок кожи с татуировкой, и положил ее в пластиковый пакет. Мы покинули трупную и молча пошли по вестибюлю.

– Что-то случилось? – наконец не выдержал Раффин, когда мы вышли на стоянку.

– Почему ты вдруг спрашиваешь? – невинно поинтересовалась я, отпирая машину. Я убрала пакет в багажник, села за руль и завела мотор. – Садись, Чак.

Он постоял с минуту в нерешительности, потом обошел машину и занял пассажирское сиденье.

– Жаль, что тебе не удалось добраться до «Бакхедза». У нас состоялась интересная беседа с Брэй.

Раффин от неожиданности открыл рот.

– Я наконец получила ответы на многие свои вопросы, – продолжала я. – Относительно электронной почты, Интернета, слухов о моем увольнении, утечки информации. Это такое облегчение.

Я немало удивилась, когда Раффин произнес:

– Значит, вот почему меня не взяли в академию. Вы встретились с ней накануне вечером, а сегодня утром я получил плохие известия. Вы оговорили меня.

– О тебе речь вообще не заходила.

– Наглая ложь. Я всю жизнь мечтал работать в полиции. А вы все испортили!

– Нет, не я. Ты сам все испортил. Зачем ты должен был вчера встретиться с Брэй?

– Она меня вызвала. Послала по электронной почте сообщение с указанием ждать ее в пять тридцать на автостоянке.

– А ты не явился. Так, может, поэтому ты и получил сегодня утром плохие известия? Как думаешь?

– Наверно, – промямлил Раффин.

– Тебе лучше не стало? А то я еду в Питерсберг, и, если ты не прочь составить мне компанию, по пути мы могли бы закончить наш разговор.

– Я хочу его закончить, – сказал Чак.

– Тогда начни с того, как ты познакомился с Брэй. Меня, например, очень удивляет, что ты запросто общаешься с самым влиятельным лицом в департаменте полиции.

– Два месяца назад мне позвонила детектив Андерсон. Она сказала, что хотела бы получить представление о работе Управления судебной медэкспертизы и попросила встретиться с ней в «Ривер-Сити Дайнер». Конечно, мне следовало сообщить вам о ее звонке, но вы были заняты, и я не хотел вас беспокоить. Поэтому я сказал Андерсон, что буду рад помочь ей. Когда я вошел в «Ривер-Сити Дайнер», у меня глаза на лоб полезли. Она сидела за столиком с Брэй. Та заявила, что желает знать все о работе нашего ведомства.

– Почему ты сразу не поставил меня в известность?

– Не знаю. Боялся.

– Что потеряешь шанс стать полицейским?

– Разве я мог пренебречь таким знакомством? – спросил Раффин. – Брэй сказала, что с моим опытом я мог бы стать экспертом-криминалистом. Не отрицаю, после того разговора я размечтался и потерял интерес к работе. Брэй снова связалась со мной только через две недели по электронной почте. Распорядилась, чтобы я приехал к ней домой в пять тридцать. Предупредила, что разговор будет конфиденциальным.

– И что же произошло, когда к ней ты приехал?

– Она угостила меня пивом и придвинула свое кресло к дивану, на котором я сидел. Почти вплотную ко мне. Сказала, что я должен знать о вас всю правду.

– И что же это за «правда»?

– Она сказала, что вы неуравновешенный человек. Что «хватка у вас уже не та» – это ее слова. Сказала, что все полицейские на вас жалуются. За исключением Марино. А он прикрывает вас, и потому ей рано или поздно придется с ним что-то делать.

– И она, разумеется, сделала, – констатировала я.

– Потом она сказала: «Чак, твоя начальница тебя погубит. Она намерена уничтожить всех, кто ее окружает, и в первую очередь тебя». Я спросил: «Почему именно меня?» И она ответила: «Ты для нее – пустое место. Такие люди, как она, только строят из себя порядочных и принципиальных, но в душе считают себя богами и презирают челядь». Она уточнила, известно ли мне слово «челядь». Я сказал, что нет. Тогда она объяснила, что так называют прислугу. Я пришел в бешенство.

– Ни тебя, ни кого другого я никогда не держала за прислугу, Чак.

– Я знаю. Знаю!

Я догадывалась, что в рассказе Чака – лишь доля истины. Большинство фактов он переврал, чтобы выгородить себя.

– И я стал вредить по ее указке, – продолжал Раффин. – На первых порах по мелочи. И с каждым разом это давалось мне все легче и легче. Потом ее задания стали более серьезными. В частности, она велела проникнуть в вашу электронную почту. Только уже не сама, а через Андерсон. Брэй очень скользкая.

– И что же еще ты делал по ее указке? – спросила я.

– Спустил в сток пулю. Это было ужасно. Меня в дрожь бросало при мысли о том, что она может потребовать в следующий раз.

– И что же она могла потребовать?

Раффин замялся:

– Уничтожить или фальсифицировать улики, связанные с «Человеком из контейнера». Она хотела с моей помощью подставить вас – так, чтоб вы уже не выпутались. А лучше случая не придумаешь. Тут ведь Интерпол замешан, да и вообще.

– А вещдоки по другим делам уничтожал?

– Только пулю ту выбросил. Больше ничего, мэм.

– Ты, разумеется, понимаешь, что подлог или уничтожение вещественного доказательства – это уголовное преступление, – сказала я.

– Прошу вас, не отдавайте меня под арест, не отправляйте в тюрьму. – В голосе Раффина слышались неубедительные панические нотки, и я подумала, что актер он никудышный. – У меня жена. Ребенок на подходе. Я застрелюсь. Правда.

– И думать об этом не смей.

– Застрелюсь. Все равно я погиб. Сам себя угробил. Впрочем, теперь все это не имеет значения, – пробормотал Раффин, и я начала опасаться, что он не притворяется.

Заведение Пита находилось сразу же за «Салоном красоты Кейт». Дверь отворилась, и мне навстречу вышел жилистый бородатый мужчина с забранными в хвост длинными седыми волосами. Все открытые взору части его тела украшали татуировки. Джон Пит оказался старше, чем я ожидала.

– Вы, должно быть, Пит? – спросила я.

– Добро пожаловать. – Он и повел нас с Раффином в свои владения. – Я не знал, что с вами будет кто-то еще. Как тебя зовут?

– Чак.

– Мой помощник, – объяснила я. – Если у вас найдется местечко, где присесть, он подождет.

– Конечно, найдется. – Пит указал на кресло в углу комнаты. – Как же без этого? Располагайся, Чак.

В заведении Пита моему взору предстал совершенно незнакомый мне мир, а ведь за многие годы я посетила немало странных мест. Здесь все стены были завешаны «кадрами» – индейцы, драконы, рыбы, лягушки, символы, значения которых я не понимала. С полок скалились пластмассовые черепа, всюду лежали тематические журналы, предназначенные для отважных сердец, ожидающих операции.

– Зачем люди украшают себя татуировками? – спросила я Пита.

Он постучал пальцем по фотографии в рамке. На ней была обнаженная женщина, ее живот украшал закатный морской пейзаж с маяком.

– Видите эту даму? Она явилась сюда со своим приятелем, чтобы я сделал ей татуировку ко дню рождения. Начала с маленькой бабочки на бедре. Первый раз боялась до смерти. И с тех пор каждую неделю приходит за новой татуировкой.

– Почему?

– Это своего рода наркотик.

– То есть, если у человека всего одна татуировка, и та на спине, значит, он вкладывает в нее какой-то важный смысл?

– Пожалуй, что так. Изображение на спине никто из посторонних не увидит, если он не снимает рубашку. Думаю, да, такая татуировка содержит в себе какой-то смысл. – Пит обратил взгляд на пакет, который я положила на стол. – Значит, у вашего подопечного была татуировка на спине?

– Два круглых желтых пятнышка. Каждое размером со шляпку гвоздя.

Пит задумался.

– А зрачки есть? На глаза похоже?

– Нет.

– Странно. Сдается мне, это вообще не кадр. Возможно, индивидуальный заказ – оригинальное творчество татуировщика.

Пит провел меня в помещение, напоминавшее смотровой кабинет врача. Он расстелил на столе полотенце, и мы натянули перчатки. Я извлекла из розового раствора кусок кожи, на ощупь достаточно эластичный. Пит немедленно забрал у меня лоскут, поднес его к свету и со всех сторон рассмотрел в лупу.

– Ага, вижу, – произнес он. – Вот они, эти крошечные паразиты. И когти есть, цепляются за ветку.

– Птица?

– Птица, птица, – ответил Пит. – Смахивает на сову. Только глаза настораживают. Думаю, раньше они были чуть больше, чем сейчас. Как будто их затушевали. Вот здесь. – Он провел пальцем по коже. – Ретушь едва различима. Вокруг глаз темные круги; проведены не очень умелой рукой. Кто-то пытался их уменьшить. Не зная техники нанесения татуировки, ни за что об этом не догадаешься. Но, если присмотреться, замечаешь вокруг глаз темные обводы. Точно. Кто-то не слишком удачно попытался превратить желтые пятна в глаза совы.

Пит продолжал разглядывать кожу.

– Ваш подопечный зачем-то хотел замаскировать желтые пятна новым рисунком. Этот рисунок – сова – отслоился вместе с верхним слоем кожи. А полностью затереть старую татуировку нельзя.

– Разрешите воспользоваться вашим телефоном?

– Пожалуйста.

Я шагнула к телефону, стоявшему на столе.

– Можно как-то определить, фрагментом какого изображения были желтые пятна? – спросила я у Пита. – Мог это быть волк? Или оборотень?

– Ну, вообще-то волки пользуются спросом. Но переделать волка в сову очень сложно.

– Да, – раздался в трубке голос Марино.

– Это могло быть что угодно, – громко говорил Пит. – Койот, собака, кошка. Любая тварь с шерстью и желтыми глазами без зрачков.

– Кто это там толкует про шерсть? – рявкнул Марино. Я объяснила ему, где и с какой целью нахожусь.

– Отлично, – взбесился Марино. – Заодно уж и себе что-нибудь нарисовала бы.

– В другой раз. Что случилось, Марино?

– Ничего, разве что меня оставили без зарплаты.

– На каком основании? – рассердилась я.

– Брэй нашла основания. Полагаю, я вчера испортил ей ужин. Грозилась уволить, если еще раз выкину что-нибудь подобное.

– Ладно, разберемся, – пообещала я Марино и повесила трубку.

На душе было неспокойно и муторно, как никогда. Я хотела, чтоб обнаруженная мной татуировка оказалась изображением волка или оборотня, но на самом деле это могло быть, да, наверно, и было что-то совсем другое.

Я стала рассматривать «кадры» на стене. Они словно бы надвигались, напрыгивали на меня, как демоны. Сердца, пронзенные кинжалами, черепа, надгробия, скелеты, злобные хищники, уродливые вампиры.

– Почему кому-то хочется облачаться в смерть? – громко спросила я. – Разве недостаточно того, что мы живем бок о бок с ней?

Пит пожал плечами:

– Если подумать, док, кроме самого страха, бояться нечего. Люди наносят татуировки смерти, чтобы изжить в себе страх перед смертью. Многие до ужаса боятся змей, а в зоопарке трогают их. Так вот это примерно то же самое. Я не психолог, но уверенно могу сказать, что в каждом случае за выбором нательного рисунка кроется нечто очень важное. Возьмем, например, вашего мертвеца. Что-то происходило в его душе, чего-то он боялся. Думаю, о причинах его страха больше рассказала бы та татуировка, что была под совой.

Я перевидала тысячи татуировок на трупах, но никогда не воспринимала их как символ страха. Пит постучал по сосуду с формалином.

– Ваш парень чего-то боялся, – сказал он. – И как выяснилось, небезосновательно.

Едва я успела войти к себе домой, как зазвонил телефон. Часы показывали двадцать минут девятого. Я сразу же подумала о Люси. На тот момент мне было известно только, что Джо в ближайшие выходные доставят в Виргинский медицинский институт.

Я схватила трубку и с удивлением услышала голос бывшего заместителя начальника департамента полиции Эла Карсона.

– Не следовало бы мне этого делать, но кому-то надо предупредить вас, – сказал он. – Произошло убийство, в «Квик Кэри». Это небольшой магазинчик возле Либби. Представляете, где это?

– Да, – ответила я. – Рядом с моим домом.

– Ограбление. Кто-то обчистил кассу и застрелил продавщицу. Я звоню, потому что в вашем офисе еще ни о чем не знают. Марино я тоже сообщил. Мне теперь терять нечего.

– Что значит – в моем офисе «еще ни о чем не знают»?

– Отныне судмедэксперта вызывают только после того, как место преступления обследуют криминалисты. То есть через несколько часов.

– Чье это распоряжение? – спросила я, хотя знала ответ.

– Доктор Скарпетта, меня вынудили уйти в отставку, но я бы все равно скоро сам уволился, – сказал Карсон. – В департаменте насаждаются перемены, с которыми я не могу мириться. Брэй обновляет штат. А то, как она поступила с Марино… Одного этого достаточно, чтобы тут же написать заявление об уходе. Но сейчас главное – найти убийцу. Не хватало еще, чтоб на корню загубили расследование.

Я помчалась на машине к указанному магазину, слушая по пути радио. Убийство продавщицы стало главной темой новостей. Передавали репортаж с места происшествия.

– Что вы можете сказать об этом убийстве?

– В настоящее время детали уточняются, – зазвучал в салоне моего автомобиля голос Брэй. – Нам известно, что несколько часов назад преступник, личность которого не установлена, вошел в «Квик Кэри», ограбил кассу и застрелил продавщицу.

Зазвонил телефон.

– Ты где? – спросил Марино.

– Подъезжаю к Либби.

– Я на стоянке торгового центра «Кэри Таун». Хочу сообщить тебе суть дела, потому что там ты объяснений ни от кого не добьешься.

– Это мы еще посмотрим.

Вскоре я остановилась у торгового центра, возле которого в своем пикапе меня ждал Марино.

– Все под контролем, – с недоброй усмешкой доложил он, пересев в мой автомобиль. – На месте происшествия Андерсон.

– И Брэй.

– Устроила пресс-конференцию перед магазином, – с отвращением произнес он. – Поехали.

Я вновь выехала на Кэри-стрит.

– Значит, так, – начал Марино. – Жертва находилась за прилавком. Убийца выстрелил ей в голову, потом, похоже, повесил табличку «Закрыто», запер дверь, оттащил ее в складское помещение и там добил.

– Каким образом полиция узнала о случившемся?

– В семь пятнадцать сработала сигнализация. Черный ход всегда на сигнализации, даже когда магазин открыт. По тревоге приехали полицейские, увидели табличку «Закрыто». Они обошли магазин, вошли через черный ход. Она на полу, всюду кровь. По предварительным данным, жертва – Ким Люонг, азиатка тридцати лет.

– В магазине есть сейф? – осведомилась я.

– В складском помещении, где нашли ее тело. Он не был вскрыт.

«Квик Кэри» – маленький магазинчик. Он не отличался ни яркой иллюминацией, ни выгодным местоположением и потому во все дни, кроме праздничных, закрывался очень рано – в шесть часов.

Стоянка перед магазином переливалась красными и синими огнями, а посреди машин, полицейских, работников Службы спасения и телевизионных камер блистала Брэй в длинном красном плаще и туфлях на высоких каблуках. В ушах у нее сверкали бриллиантовые серьги. Судя по наряду, она прибыла прямиком с торжественного ужина.

Когда я вытаскивала из багажника свой чемодан с принадлежностями для работы на месте преступления, пошел мокрый снег. Брэй заметила меня раньше, чем журналисты. Потом она увидела Марино, и ее лицо исказил гнев.

– …преданы огласке только после того, как будут уведомлены родные погибшей, – вещала она в микрофоны.

В магазине первой нам на глаза попалась Андерсон. Она стояла перед прилавком и оборачивала в бумагу пустой ящик кассы, в то время как эксперт-криминалист Эл Эглстон снимал отпечатки пальцев с кассового аппарата.

– Что ты здесь делаешь? – с вызовом спросила она у Марино.

– Пивка зашел купить. Как дела, Эглстон?

– Как всегда, Пит. По-старому.

– Вы рано приехали. Мы еще не готовы, – заявила мне Андерсон.

Я пропустила ее реплику мимо ушей. Меня больше волновало, не напортила ли она чего-нибудь своими неумелыми действиями. Слава Богу, всю важную работу выполнял Эглстон.

За прилавком я заметила опрокинутый стул. Там же на стене виднелись алые пятна – свидетельства артериального кровотечения. От прилавка, огибая его, в глубь магазина тянулся кровавый след.

– Марино, иди сюда, – позвала я.

Я показала на пятна крови, покрывавшие стену ближе к полу. Кровью были забрызганы и полки с бумажными полотенцами, туалетной бумагой и прочими хозяйственными принадлежностями.

Марино тут же постиг смысл увиденного и выругался.

– Значит, он тащил ее еще живую и истекающую кровью?

– Да.

Дальше от прилавка кровавые полосы становились менее густыми. Следуя по ним, мы по проходу между полками дошли до двери, ведущей в складское помещение. Там работали эксперт Гари Хэм и еще один сотрудник полиции. Первый возился у трупа, стоя на коленях, второй фотографировал.

Приблизившись к ним, я оторопела. Синие джинсы и трусики на Ким Люонг были спущены до колен, из заднепроходного отверстия торчал термометр.

– Что ты делаешь, черт возьми? – возмутилась я.

– Меряю температуру, – ответил Хэм.

– Ты смазал отверстие, прежде чем вставить термометр? А что, если ее изнасиловали в задний проход? – все так же гневно спросила я.

Хэм стушевался.

– Нет, мэм, – сознался он.

– Если выяснится, что у нее травмирована прямая кишка, вправе ли я буду показать под присягой, что ссадина образовалась не в результате применения термометра?

Хэм покраснел.

– Я действовал очень осторожно.

– Пожалуйста, отойди в сторону. Быстро.

Разъяренная, я открыла свой чемодан и рывком натянула перчатки, потом вручила Марино фонарь. Кладовую освещала тусклая лампочка. Сотни упаковок содовой и пива были забрызганы кровью. Признаков того, что здесь убийцу интересовало что-то еще, кроме жертвы, я не заметила. Свитер и бюстгальтер на Ким Люонг были разодраны, туфли и носки валялись в стороне.

– Когда ее обнаружили, штаны были на ней? – осведомилась я у Хэма.

– Да, мэм.

– А туфли и носки?

– Лежали там же, где сейчас.

На горле мертвой женщины зияла огнестрельная рана. Я повернула ее голову и обнаружила на шее выходное отверстие. Пуля прошла насквозь, перебив ей сонную артерию.

– Пулю нашли? – спросила я у Хэма.

– Вытащили из стены за прилавком, – ответил он, пряча глаза. – Слева от того места, где должен был стоять стул, если она сидела за кассой. Правда, гильзы не обнаружили.

И не обнаружим, подумала я, если стреляли из револьвера.

– Выходное отверстие тоже смещено влево, – сказала я. – Если в момент выстрела они находились лицом друг к другу, значит, нужно искать левшу.

Лицо Ким Люонг было изуродовано каким-то инструментом или инструментами, оставлявшими закругленные вытянутые насечки.

– Ты только штаны с нее стянул, когда мерил температуру? Больше ничего не делал? – уточнила я у Хэма.

– Нет, мэм, – отвечал он. – Она абсолютно в том же положении, в каком мы ее обнаружили. Я только джинсы снял.

– Свитер и лифчик разодрал голыми руками. – Марино присел на корточки рядом со мной. – Черт, силен, сволочь. Она ведь, наверно, уже скончалась к тому времени, когда он приволок ее сюда?

– Не совсем. Ткани организма еще реагировали на повреждения.

– Но он действовал наверняка, избивал неподвижное тело, – рассудил Марино. – Я хочу сказать, она ведь не сопротивлялась, верно? Ведь следов борьбы нет.

– Он ее знал, – раздался позади нас голос Андерсон. – Иначе просто застрелил бы, взял деньги и убежал.

Марино, с фонарем в руке, все еще сидел на корточках рядом со мной, упираясь локтями в свои массивные колени. Он насмешливо глянул на Андерсон.

– Я и не подозревал, что ты у нас тоже специалист по составлению психологических портретов, – съязвил он. – На курсы ходишь или как?

– Марино, посвети сюда, – попросила я. – Плохо видно. В свете фонаря я разглядела, что все тело жертвы заляпано кровавыми разводами и мазками так, будто ее разрисовывали пальцем. На кровь налипли волоски – уже знакомые мне длинные белесые волоски.

Я указала на них Марино. Он склонился ближе.

– Немедленно перешли это в Интерпол, – шепнула я ему, чтобы не слышали остальные.

В комнату осторожно вошел Эглстон.

– Я нашел гильзу. – Он передал находку Марино.

В помещении было тесно и душно. По лицу Марино струился пот.

– Здесь слишком много народу, – громко сказала я.

– Патрон «Спир» тридцать восьмого калибра. Когда-нибудь слышал о таких? – спросил Эглстон у Марино.

– Да. Убойная штука, – ответил тот.

Про них упоминала Люси, вспомнила я, доставая химический термометр, чтобы измерить температуру воздуха в помещении.

– Я уже замерял температуру, – доложил Хэм. – Двадцать четыре и три десятых. Тепло.

– Простые люди не пользуются патронами «Спир», – говорил Марино. – Это ж десять баксов за двадцать штук. И пушка должна быть классная. Иначе разорвет в руке.

– Значит, оружие приобретено не у уличных торговцев, – заключила Андерсон. Ее голос прозвучал почти над самым моим ухом. – Наркотики.

– Дело раскрыто, – прокомментировал Марино. – Молодчина, Андерсон. Большое тебе спасибо.

– Не может быть, чтобы смерть наступила всего лишь два часа назад. Она уже вся окоченела, – сказала я. – Марино, подержи-ка ее вот так, я сделаю снимок.

Он сунул свои огромные руки в перчатках под левый бок жертвы. Я сфотографировала рану под ее левой подмышкой. Со всех сторон доносились шаги, тихие разговоры, чей-то кашель. Под хирургической маской лицо у меня покрылось испариной.

– Мне нужно больше места, – заявила я.

Меня будто и не слышали. Я глянула на появившуюся в дверях Брэй.

– Мне нужно больше места, – сердито повторила я, обращаясь к ней. – Уберите отсюда своих людей.

Резким движением головы она приказала удалиться всем, кроме меня. Полицейские побросали перчатки в красный мешок для заразных вещей и вышли. Марино вел себя так, будто Брэй вовсе не существовало.

– Чтобы это было в первый и последний раз, – сказала я ей. – Ни ваши офицеры, ни ваши эксперты, никто – подчеркиваю, никто – не смеет прикасаться к трупу до моего появления на месте происшествия.

– На месте преступления распоряжаемся мы, Кей, – возразила Брэй.

– Чушь! – бросил ей в лицо Марино.

– Не лезьте не в свое дело, капитан, – осадила она его.

– Это вы лезете не в свое дело.

– Согласно законам штата Виргиния труп поступает в распоряжение судмедэксперта. – Я закончила фотографировать и встретилась с холодным взглядом Брэй. – Кроме меня, никто не вправе касаться трупа, менять его положение или делать с ним что-либо еще. Я ясно выражаюсь? – Я стянула перчатки и опустила их в красный мешок. – Марино, вызови санитарную команду.

– Марино не имеет права никого вызывать, – отчеканила Брэй так, словно захлопнула крышку металлического ящика.

– И что же вы мне сделаете, уволите? – усмехнулся Марино. – Что ж, вперед. А я дам пресс-конференцию и объясню всему миру, за что меня выгнали.

– Увольнение – слишком мягкая для тебя мера, – парировала Брэй. – А вот служба без жалованья – в самый раз. И поверь, так может продолжаться очень и очень долго. – Она развернулась на каблуках и, блеснув красным плащом, удалилась.

– Неувязочка вышла, – крикнул ей вдогонку Марино. – Кажется, я забыл сообщить вам, что больше в полиции не работаю!

Он взял рацию и велел Хэму прислать на склад санитарную команду. Я тем временем производила в уме расчеты. Сигнализация сработала в семь шестнадцать вечера, а сейчас часы показывали половину десятого. Однако температура тела Ким Люонг, трупные пятна, окоченелость, подсохшая кровь – все свидетельствовало против того, что она умерла всего лишь два часа назад.

– Хорошо я ее отбрил, а? – самодовольно произнес Марино, но я его не слушала.

– Она скончалась семь-восемь часов назад.

Марино вытер рукавом потное лицо.

– То есть часа в два? Что же он тут делал все это время?

– Полагаю, много чего делал.

– Похоже, я окончательно себе все испортил, – сказал Марино.

Из магазина донеслись шаркающие шаги, лязг носилок и приглушенные голоса.

– Надеюсь, она не расслышала твоей последней дипломатичной реплики. И ты поступишь мудро, если не станешь ее повторять, – заметила я.

Вошли два санитара в комбинезонах. Я взяла с носилок свернутые одноразовые простыни, и Марино помог мне расстелить одну из них на полу.

– Так, ребята, приподнимите тело, а мы просунем под него эту простыню, – распорядилась я. – Ага. Отлично.

Мы переложили труп в красный мешок и застегнули его.

– На улице холодает, – предупредил нас санитар. Я вышла из магазина и направилась к своей машине.

Глава 7

Марино решил остаться с Эглстоном и Хэмом, а я поехала домой. Деревья и траву покрывала ледяная глазурь, и я подумала, что для полного счастья мне не хватает только, чтобы у меня дома выключили электричество. Что просила, то и получила.

Я вытащила все свечи, какие были в моем жилище, расставила их по комнатам, потом разложила в удобных местах фонари и растопила камин.

Температура в доме медленно падала. Я пыталась заснуть, но никак не могла согреться. Мои мысли вновь и вновь возвращались то к Люси, то к Бентону, то к ужасному зрелищу на месте преступления. Всю ночь я проворочалась.

Утром позвонил Марино.

– Во сколько за тобой заехать? – спросил он.

– А куда ты собрался меня везти?

– На работу. Ты в окно смотрела? Твой драндулет с места не сдвинется.

Я подошла к окну и отдернула шторы. Деревья заледенели, трава лежала на земле толстым твердым ковром, с карнизов свисали острые зубья сосулек. Я поняла, что в ближайшее время в мою машину садиться не стоит.

– Да-а, – протянула я. – Пожалуй, воспользуюсь твоими услугами.

На пикапе Марино мы добирались до моего офиса почти час. Машин на автостоянке не оказалось. В кабинете я повесила пальто на стул, и мы с Марино разошлись по раздевалкам.

Санитары доставили Ким Люонг в морг прямо на передвижном секционном столе, поэтому нам не пришлось перекладывать ее с носилок. Мы расстегнули мешок и развернули простыни. При верхнем рассеянном освещении изуродованное тело жертвы выглядело еще ужаснее. Кожу покрывала потрескавшаяся корка засохшей крови, тут и там зияли глубокие рваные раны.

Я собрала волоски, десятки волосков, светлых и мягких, как волосы ребенка. На теле несчастной женщины было много кровоподтеков. Разглядывая их через лупу, я заметила на их фоне более темные отметины.

– Укусы, – констатировала я. – Следы от укусов. Забиты сильными ударами.

Марино подошел, чтобы взглянуть на отметины.

– Черт возьми, что же это такое? – уныло спросил он.

Два укуса я обнаружила на тыльной стороне ее правой ладони, один на подошве левой ступни и два на подошве правой. Отпечатки укусов были затерты до неузнаваемости.

– Выходит, он имеет представление об уликах, – сказал Марино.

– Да, похоже, знает, что по следам зубов можно установить личность, – согласилась я, быстро делая скальпелем обычное рассечение от ключиц до грудины и вниз до таза.

– Когда соседка Ким Люонг вчера вечером вернулась домой, она еще не знала об убийстве. И вдруг звонит телефон, и какой-то тупой журналист заявляет ей: «Ваша реакция на случившееся?»

Марино замолчал. Я подняла голову и увидела, что он смотрит на вскрытое тело – на переливающуюся красным грудную полость, на бледные ребра, ответвляющиеся грациозными дугами от идеально ровного позвоночного столба.

– Подруга утверждает, что среди знакомых жертвы не было таких, кто вызывал бы подозрение. Никто не преследовал ее, не угрожал, – продолжал Марино. – Такое впечатление, будто он внезапно выскочил из ада.

К часу дня дороги подтаяли, и в институт стали съезжаться сотрудники, спешившие наверстать упущенное за полдня. Я решила, что настало время наведаться в биологическую лабораторию. Нажав кнопку переговорного устройства, я спросила, на месте ли Джеми Кун.

– Сейчас поищу, – ответил мне чей-то голос.

Кун открыл дверь и сразу же протянул мне чистый длинный белый халат, перчатки и маску.

– Ужасно неудобно беспокоить тебя, – извинилась я.

– Ты всегда так говоришь, – ответил Кун. – Проходи.

– Похоже, я нашла еще волосы, подобные тем, что мы обнаружили на «Человеке из контейнера», – сообщила я. – На этот раз на теле женщины, убитой вчера в «Квик Кэри».

– Подожди-ка. Я не ослышался? Ты утверждаешь, что волоски, собранные с одежды «Человека из контейнера», идентичны тем, что прилипли к ее телу?

– Похоже на то. Теперь ты понимаешь, почему я не могла отложить визит к тебе.

– Сейчас ты забегаешь еще быстрее, – сказал он. – Потому что те волосы не принадлежат ни кошке, ни собаке. Они человеческие.

– Не может быть.

– И тем не менее. Мягкие, непигментированные, рудиментарные. Может быть, волосы младенца?

– У младенцев не бывает волос длиной пятнадцать сантиметров, – возразила я. – А я собрала с ее тела именно такие.

– Не все из тех волос такие длинные. Некоторые – как сбритая щетина.

– Так их сбрили? – спросила я.

– Одни сбрили, другие – нет. Одно могу тебе сказать: визуально все волоски идентичны, структура у них одинаковая.

– Все волоски, найденные на убитой, тоже внешне идентичны.

– Извини, но больше мне нечего добавить, – сказал Кун.

– Поверь мне, Джеми, ты и так сообщил достаточно. Просто я пока не знаю, что все это может означать.

Далее я наведалась в трасологическую лабораторию. Лэрри Познер рассматривал что-то в микроскоп.

– Лэрри, что с нашим неопознанным телом? – обратилась я к нему, даже не удосужившись поздороваться. – Есть какие-нибудь новости?

– Диатомей куча, куда ни ткни. Но вот что удивительно: среди тех, что взяты с пола контейнера и с лицевой стороны одежды, есть и пресноводные диатомей, и такие, которые водятся только в соленой воде.

– Вполне объяснимо, если учесть, что корабль выходил из Антверпена по реке Шельде, – заметила я.

– Да, но как же тогда быть с диатомеями на изнанке одежды? Это все обитатели пресных вод. Он что, стирал одежду, туфли, носки и белье в реке или в озере? Пресноводные диатомеи найдены также на его коже, что весьма странно.

– А на позвоночнике какие? – спросила я.

– Пресноводные. Как будто его утопили в пресном водоеме. Например, в антверпенской реке. И в волосах на голове – только пресноводные диатомеи. Ни одной морской. Как ты это объясняешь?

– Возможно, его голову погружали в пресную воду, – рассудила я. – Например, в бочонок с пресной водой.

– Мне скоро кошмары начнут мерещиться.

– Не торчи здесь допоздна. Не жди, пока дороги снова заледенеют, – напутствовала я его.

Марино отвез меня домой. Покидая морг, я прихватила с собой сосуд с формалином в надежде выпытать у хранившегося в нем куска кожи еще какую-нибудь ценную информацию. Я решила, что разложу его на своем рабочем столе и буду изучать, как археолог, пытающийся прочесть неразборчивые письмена на древнем камне.

– Зайдешь? – спросила я Марино.

– Перекушу что-нибудь, если предложишь. Потом мне нужно ехать.

Едва мы переступили порог моего дома, у Марино на поясе засигналил пейджер. Он снял его и прочел сообщение.

– Что это за номер – пять три один? Не знаешь?

– Это номер Роуз, – ответила я.

Роуз очень тяжело переживала смерть мужа, но на людях она всегда старалась держаться с достоинством и никогда не теряла самообладания. Однако, когда она узнала из утренней сводки новостей об убийстве Ким Люонг, она впала в истерику.

– Если бы только… если бы только… – причитала она, рыдая в кресле.

– Роуз, успокойся, – увещевал ее Марино.

Роуз часто делала покупки в «Квик Кэри» и была знакома с Ким Люонг. Накануне вечером она тоже заезжала туда, возможно, когда убийца еще находился внутри. Слава Богу, что дверь оказалась заперта.

– Ким – такая милая девочка. Никому слова грубого не скажет, трудилась в поте лица. Кто мог сотворить с ней такое? Она мечтала стать медсестрой! Хотела помогать людям!

Я принесла в гостиную две чашки женьшеневого чая. Марино пил кофе. Лицо Роуз распухло от рыданий.

– Я не смотрела телевизор. Я читала и потому только утром узнала о случившемся, – повторяла она одно и то же на разные лады. – Я понятия не имела, сидела в постели и читала, думала про Чака. Этот парень негодяй, хуже некуда.

– Роуз, – перебил ее Марино, – о Чаке мы поговорим в другой раз.

– Нет, вы уж послушайте меня! – воскликнула Роуз. – Он ненавидит доктора Скарпетту. Вы должны избавиться от него, пока не поздно. От него один вред.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Марино.

– Лекарства, – ответила Роуз. – В минувший понедельник к нам доставили женщину, скончавшуюся от передозировки лекарств, и так случилось, что я в этот день решила приехать пораньше. Вас на работе не было, – продолжала она, обращаясь ко мне. – А свою книгу записей вы положили куда-то в другое место. Я искала ее всюду, а потом решила посмотреть в морге. А Чак сидит за столом, выставив в ряд десятки бутылочек с таблетками. Увидев меня, он смутился, будто я застигла его без штанов. Эти таблетки привезли вместе с трупом – им занимался доктор Филдинг, – и я из любопытства заглянула в отчет. При женщине нашли транквилизаторы, антидепрессанты, наркотики. В общей сложности – вы не поверите – тысячу триста таблеток.

– К сожалению, верю, – сказала я.

Вместе с трупами людей, скончавшихся от передозировки лекарственных средств, к нам привозили таблетки, которые эти люди приобретали на протяжении многих месяцев, а то и лет. Их приходилось пересчитывать, чтобы установить, сколько таблеток недостает.

– Выходит, он тащит таблетки, – заключил Марино.

– Доказательств у меня нет, – отвечала Роуз. – Но с тех пор Чак старается по возможности избегать меня, а я все думаю, не в его ли карман, вместо раковины, попадают наркотические препараты.

– Давайте установим скрытую камеру и поймаем его с поличным, если он действительно этим занимается, – предложил Марино.

– Только этого нам не хватало! – сказала я. – Представляю, какую вакханалию устроит пресса. Особенно если кто-то из репортеров дознается про мои отказы давать объяснения родным умерших, выступления в Интернете и даже про «случайную» встречу с Брэй на автостоянке.

– А тебе не кажется, что здесь замешана сама Брэй? – поинтересовался Марино.

– Только в том смысле, что она наставила Чака на путь, который он теперь благополучно осваивает. Он сам мне говорил, что с каждым разом ему все легче преступать закон.

– Думаю, крошка Чаки крадет лекарства по собственной инициативе, – сказал Марино. – Таким подонкам, как он, трудно удержаться от соблазна. Меня другое интересует: куда он сбывает все это добро? Если он путается с наркоторговцами, значит, он далеко замахнулся. Речь ведь идет о солидных суммах. Ты только представь, сколько таблеток привозят с некоторыми трупами. Не исключено, что он связан с какой-нибудь преступной организацией.

– На этих лекарствах он может зарабатывать по нескольку тысяч долларов в неделю. Спасибо, что предупредила, Роуз. Не дай Бог, если из нашей конторы что-то попадает в руки людей, которые наносят вред другим или даже совершают убийства.

Я продолжала размышлять над тем, что поведала нам Роуз, и после того, как мы с Марино покинули ее квартиру. Дороги опять обледенели, и Марино с помощью рации отслеживал аварии.

– Когда ты сдашь эту штуку? – спросила я, когда он свернул к моему дому.

– Пусть попробуют отобрать, – ответил он.

– К этому все и идет, – заметила я, выходя из машины.

Выходные выдались безотрадными и студеными. Во второй половине дня в воскресенье я сидела дома перед пылающим камином и работала над статьей, которую давно обещала одному журналу, но все не находила в себе ни сил, ни желания взяться за перо. На улице по-прежнему свирепствовала непогода, мне все труднее было сосредоточиться на работе. Джо, думала я, вероятно, уже доставили в Виргинский мединститут, а Люси должна быть где-то в Вашингтоне. Наверняка я не знала. Не сомневалась я только в одном: Люси рассержена. Потому что она, если злилась, всегда отгораживалась от меня.

Я позвонила доктору Грэму Уорту, заведовавшему ортопедическим отделением.

– Грэм, мне нужна твоя помощь, – обратилась я к нему. – У тебя есть пациентка под вымышленным именем. Она – сотрудник АТО, ранена в Майами.

Он не отвечал.

– Моя племянница, Люси, тоже участвовала в той перестрелке, – продолжала я. – Это я попросила начальника Джо Сандерс переправить ее в Виргинский мединститут. Я пообещала, что лично присмотрю за ней.

– Послушай, Кей, – заговорил он. – Родители Джо просили меня ни при каких обстоятельствах не впускать к ней никого, кроме близких родственников.

– Никого? – удивилась я. – Даже мою племянницу?

– Не хотелось бы огорчать тебя, но особенно ее. У Джо раздроблена левая бедренная кость, – объяснил он. – Мне пришлось вставить металлическую пластину. Она на вытяжке. Ей колют морфин. Состояние тяжелое. Ее навещают только родители.

– А Люси вообще была в больнице? Может, она ждет под дверью палаты?

– Она заходила сегодня утром. Но сейчас ты ее вряд ли найдешь там.

– По крайней мере предоставь мне возможность хотя бы переговорить с родителями Джо. – Он молчал. – Ради Бога, ведь они же лучшие подруги. Джо, возможно, даже не знает, что Люси жива.

– Джо прекрасно известно, что твоя племянница цела и невредима. Она не желает ее видеть.

В девять часов вечера я услышала, как хлопнула дверца машины. Я взглянула на экран камеры наблюдения. От моего дома отъезжало такси, в дверь звонила Люси.

Она вошла с маленьким чемоданом и спортивной сумкой, бросила свой багаж на пол и, не обнимая меня, захлопнула дверь. Ее левая щека представляла собой один багровый синяк. Я видела много подобных ушибов и сразу поняла, что ее били по лицу.

– Думала, вообще никогда тебя не увижу, – сказала я.

Я усадила племянницу перед камином и подбросила в огонь еще одно полено. Вид у Люси был ужасный – под глазами темные круги, джинсы и свитер висят, рыжевато-каштановые волосы падают на лицо. Она закинула ногу на журнальный столик.

– В этом доме найдется выпить? – спросила Люси. Я подошла к бару и налила ей виски.

– Тетя Кей, я должна с ней увидеться.

Я вручила племяннице бокал, села рядом и принялась массировать ей плечи.

– Она там и не знает, что я жду ее. Может, она думает, что мне на нее плевать?

– С какой стати она должна так думать? Что у вас там произошло в Майами?

– Когда мы на моем роскошном «мерсе» ехали к дому, где собирались наркоторговцы, – невыразительным голосом заговорила Люси, – Джо сказала, что у нее плохое предчувствие. Я ответила, что плохое предчувствие перед операцией – вполне нормальное явление, и даже подшутила над ней. Потом мы приехали. Джо вошла первой. Там их оказалось не трое, а шестеро. Мы сразу поняли, что попались. Один из них приставил пушку к голове Джо и потребовал сказать, где устроена засада. Я повела себя так, будто мне все равно, выбьют ей мозги или нет. Ничего другого в той ситуации я не могла придумать. Они держат Джо на прицеле, а я ору на нее, как сумасшедшая. Этого они никак не ожидали.

Люси отхлебнула виски. Она пьянела на глазах.

– Я подошла к марокканцу, который держал ее на мушке, и заявила, чтобы он пускал ее в расход, потому что она набитая дура и достала меня своей тупостью. Он мне не поверил, и я набросилась на Джо. Никогда не забуду ее взгляд. Такой спокойный, отрешенный, потому что… – Ее голос задрожал. – Потому что она уже смирилась со смертью. Вот тогда-то я и начала кричать на нее и хлестать по щекам. А она уставилась на меня, и все. Даже не плачет. Забыла свою роль, навыки, все, чему ее учили. Я схватила ее, со всего размаху швырнула на пол и уселась верхом, колотя ее, проклиная, ругая. И что самое ужасное, тетя Кей, в тот момент я не притворялась. Я так разозлилась на нее за то, что она бросила меня, отказалась от борьбы. Она ведь покорилась смерти!

– Как Бентон, – спокойно вставила я. Люси, похоже, не слышала моей реплики.

– Я так устала от того, что близкие мне люди постоянно отказываются от борьбы, бросают меня, – хриплым голосом произнесла она.

– Бентон боролся до последнего, Люси.

– Я сидела на Джо верхом и ругалась на нее, лупила, орала, что убью ее. Джо это немного встряхнуло, она начала отбиваться. Плевалась мне в лицо кровью, размахивала кулаками. Парни к этому времени уже смеялись и улюлюкали… и не заметили, как я вытащила пистолет из кобуры на лодыжке. Я начала стрелять. Стреляла, стреляла, стреляла… – Ее голос постепенно затих. – А потом откуда ни возьмись агенты, я тащу Джо к двери. У нее из головы хлещет кровь. Ее кровь на моих руках.

Люси тихо заплакала. Я гладила ее по волосам.

– Ты спасла ей жизнь. И себя спасла от смерти, – наконец сказала я. – Джо это знает и понимает, почему ты действовала именно так, а не иначе.

– На этот раз у меня большие неприятности, тетя Кей, – произнесла она. – Та пуля, что вытащили из ее ноги. Она такая же, как в моем оружии. Это я ее подстрелила.

Я не знала, что сказать.

– Даже если ты…

– А вдруг она никогда не сможет ходить?

– Люси, выслушай меня, – решительно заговорила я. – Ты спасла ей жизнь. И то, что ты при этом убила двоих – у тебя не было выбора.

Зазвонил телефон. Люси схватила трубку с надеждой и страхом в глазах.

– Да, сейчас, – ответила она, передавая мне трубку. На ее лице отразились разочарование и мука.

– Доктор Скарпетта? – услышала я незнакомый мужской голос, по выговору принадлежавший американцу.

– Кто спрашивает?

– Я должен удостовериться, что говорю именно с вами. – Он назвал номер телефона, и я узнала код Франции.

– Во Франции сейчас три часа ночи, – заметила я.

– Это не имеет значения. Мы прогнали полученную от вас информацию через наши компьютеры. Я звоню из секретариата в Лионе. Наберите номер, который я дал. Вам ответит наш автоответчик.

Я нажала на сброс и набрала указанный номер.

– Bonjour, здравствуйте, – раздался на другом конце провода записанный на магнитофон женский голос с сильным французским акцентом, после приветствия сообщивший на обоих языках часы работы данного учреждения. Я набрала названный мужчиной добавочный номер и вновь услышала его голос.

– Bonjour, здравствуйте, – передразнила я. – По-вашему, это дает мне представление о вас или вашем ведомстве? Где гарантия, что я разговариваю не с работником ресторана?

– Пожалуйста, пришлите мне по факсу ваш именной бланк. Подробности я сообщу, когда увижу его.

Он назвал номер факса. Я перевела его линию в режим ожидания, прошла в кабинет и направила ему по факсу свой бланк. Люси осталась сидеть перед камином – локоть на колене, подбородок в ладони, на лице равнодушие.

– Меня зовут Джей Талли. Я – представитель АТО при Интерполе, – объяснил мой абонент, когда я вновь вышла на связь с ним. – Вы должны немедленно прибыть в Лион. Вы и капитан Марино.

– Ничего не понимаю, – сказала я. – Вы же получили мои отчеты. Новой информацией я пока не располагаю.

– Это очень важно. Иначе мы не стали бы просить вас.

– Меня не волнуют ваши важные дела, – заявила я. – Во Францию я лететь не намерена.

– Вам с Марино надо быть в частном аэропорту Миллионер в четыре тридцать утра по вашему времени.

– Я не могу лететь прямо сейчас.

– Не опаздывайте. Время вылета из Нью-Йорка – восемь тридцать.

Глава 8

Марино заехал за мной без пятнадцати четыре. Термометр на здании аэропорта Миллионер показывал шесть градусов мороза. Два пилота встретили нас и по бетонированной площадке проводили к реактивному самолету «лир». На одном из кресел лежал адресованный мне толстый конверт. Едва мы поднялись в ясную холодную ночь, я погасила свет над сиденьем и заснула. Пробудилась я только в Нью-Йорке.

На рейс авиакомпании «Эр Франс» я зарегистрировалась сама, потому что боялась доверить Марино паспорта и билеты. Наш самолет вылетел через час. В салоне «конкорда» я вновь почувствовала, что очень устала.

Наши с Марино места были рядом, но самолет оказался заполнен лишь наполовину, и потому я пересела на соседний ряд. Марино обиделся и продолжал дуться, пока я не поделилась с ним своим завтраком – кусочком курицы, пирожным с ванильным муссом и плиткой шоколада. Мы летели со скоростью, вдвое превышающей скорость звука, и приземлились в аэропорту имени Шарля де Голля в шесть двадцать вечера. У здания вокзала нас ждал синий «мерседес».

Париж к Рождеству был украшен скромно. На бистро и магазинах парижане развесили неброские гирлянды и еловые лапы. В холле «Гранд-отеля», где нам забронировали номера, атмосфера была более праздничной.

Телефоны беспрерывно тренькали, к администратору тянулась удручающе длинная очередь.

– Я даже банку пива не смогу себе здесь позволить, – сказал Марино, разглядывая мраморные колонны и огромную люстру.

– Если вообще доберешься до бара, – отозвалась я. – Боюсь, мы проторчим в этой очереди всю ночь.

Только я сказала это, как кто-то тронул меня за плечо. Я обернулась и увидела мужчину в темном костюме.

– Мадам Скарпетта, мсье Марино? – Он жестом предложил нам выйти из очереди. – Меня зовут Иван. Вас уже разместили. Прошу за мной. Я провожу вас в ваши номера.

Нам отвели два соседних номера. Я с беспокойством отметила, что наши вещи уже доставлены на место. Иван быстро откланялся, не дав мне возможности отблагодарить его чаевыми. Мы с Марино стояли перед открытыми дверями своих номеров и рассматривали интерьер.

– Так и свихнуться недолго, – произнес Марино. – Не нравится мне все это. Откуда мы знаем, кто он такой?

– Марино, давай не будем обсуждать это в коридоре.

– Когда пойдем ужинать? – спросил он.

– Я позвоню.

Я вошла в свой номер и закрыла дверь. Приняв ванну, в которой я нежилась довольно долго, я позвонила Марино и спросила, не хочет ли он поужинать в номере. Марино выбрал пиццу, хотя я и предупредила его, что в Париже ее готовить не умеют. Себе я заказала только устрицы.

На следующее утро я проснулась рано. Марино встретил меня в холле. Перед гостиницей нас снова ждал «мерседес».

На Лионском вокзале мы были в двадцать минут восьмого. Купив билеты, мы с Марино отправились пить кофе в «Эмбаркадер». Нам подали «эспрессо» в крошечных коричневых чашечках.

– Что она мне налила? – проворчал Марино. – Я хочу обычный кофе, – заявил он женщине за стойкой бара.

– Он просит cafe creme, – объяснила я ей.

Она кивнула. Марино выпил четыре чашки кофе и съел два больших бутерброда с ветчиной, прежде чем мы заняли места в заполненном всего лишь на треть вагоне скорого поезда.

Здание штаб-квартиры Интерпола – стеклянная крепость среди зеркальных прудов – уединенно возвышалось в парке Тет-д'Ор. Вывески «Интерпол» на фасаде я не заметила. Там вообще не было никаких вывесок.

Я нажала кнопку переговорного устройства на воротах центрального входа. Чей-то голос попросил нас представиться.

Когда мы назвали свои фамилии, замок щелкнул, и ворота отворились. По асфальтированной дорожке мы с Марино подошли к небольшому строению, возле которого нас встретил охранник. Он забрал наши паспорта, выдав взамен гостевые удостоверения, и пропустил наши личные вещи через сканирующее устройство.

Мы ждали уже довольно долго, когда в крытой галерее, соединяющей помещение охраны с главным зданием, появился мужчина – внешне совсем не такой, какого я ожидала увидеть. Он направлялся к нам легкой пружинящей походкой. Дорогой черный костюм подчеркивал красоту его статной спортивной фигуры. Подойдя, мужчина крепко пожал нам руки.

– Джей Талли. Это я звонил вам, – сказал он.

– И с тех пор я забыла про сон, – ответила я, не в силах отвести от него глаз.

– Прошу следовать за мной.

Его карие глаза пронизывали насквозь. Я даже почувствовала себя оскорбленной. Подобный тип мужчин был мне хорошо знаком: все красавчики одинаковы. Марино, я догадалась, он тоже не понравился.

Меня озадачил возраст Талли. Длительные загранкомандировки обычно достаются в награду заслуженным агентам со стажем. Талли же на вид было не больше тридцати. Он ввел нас в залитый солнечным светом холл высотой четыре этажа. Здесь даже лифты были стеклянные. Мы поднялись на третий этаж.

– Мы идем на встречу с генеральным секретарем, – сообщил Талли.

Он открыл дверь, и нас поприветствовал мужчина, говоривший с британским акцентом. Получив указание принести кофе, он доложил о нашем прибытии генеральному секретарю Жоржу Миро и спустя несколько минут провел нас в его кабинет. Миро, импозантный седовласый мужчина, поднялся и пожал нам руки.

– Пройдемте туда. Там нам будет удобнее, – сказал он, приглашая нас к маленькому столику. Талли тем временем забрал с письменного стола толстую папку.

– Мы подвергли вас тяжелому испытанию. Вы, должно быть, очень устали. – Миро выражался на грамотном английском языке. – Спасибо, что согласились приехать. Я вам крайне признателен. – Лицо его оставалось непроницаемым.

Миро опустился в кресло, мы с Марино устроились на диване. Талли сел напротив меня, положив папку на пол.

– Агент Талли, начните вы, – предложил Миро.

– Сначала я объясню, почему ваш неопознанный труп заинтересовал АТО, – заговорил Талли. – Вы, наверно, слышали про специальное подразделение по борьбе с наркотиками? К примеру, от вашей племянницы?

– Моя племянница тут ни при чем, – смутилась я.

– Вам также должно быть известно, – продолжал Талли, оставив без внимания мою реплику, – что в особо трудных случаях ФБР, АБН, полиция и, разумеется, АТО действуют сообща. С год назад мы сформировали сводную бригаду по раскрытию серии убийств, совершенных в Париже предположительно одним и тем же лицом.

– Мне ничего не известно о серийных убийствах в Париже, – сказала я.

– Во Франции мы с большим успехом, чем вы, контролируем средства массовой информации, – объяснил генеральный секретарь. – Об убийствах сообщалось в новостях, но лишь вкратце, чтобы не сеять панику среди населения. Парижан оповестили о том, что в городе орудует убийца, и женщинам посоветовали не открывать двери незнакомым людям. И все.

– Откуда взялась кличка Loup-garou? – спросила я.

– Он себя так назвал, – ответил Талли. Я почти кожей ощущала его взгляд.

– Кто? Убийца? – уточнила я. – Он называет себя оборотнем?

– Да.

– Откуда у вас такие сведения? – спросил Марино. Талли в нерешительности глянул на Миро.

– Он сообщил свое имя в письме, – сказал тот.

– В письме к кому? – допытывался Марино.

– Ко мне, – ответил Талли. – Год назад. После своего четвертого убийства.

Он развязал папку и вручил мне письмо. Оно было написано по-французски. Я узнала почерк: буквы имели ту же странную пузатую форму, что и обнаруженные на коробке в контейнере.

– «За грехи одной расплатятся они все. Оборотень», – перевел Талли. – Меня удивило, как он узнал о моей причастности к расследованию. Со временем у нас появились все основания полагать, что убийца происходит из влиятельной семьи. Что его родные знают, чем он занимается, и следят за тем, чтобы он не попался.

– Это они поместили его в контейнер? – осведомилась я.

– Скорее всего, нет, – ответил Талли. – Поначалу мы тоже так решили, поскольку все указывало на то, что труп, обнаруженный в порту Ричмонда, это и есть парижский убийца: надпись «Loup-garou», приметы трупа, дорогая одежда. Но, когда вы сообщили нам о татуировке, добавив, что «возможно, была предпринята попытка уменьшить рисунок желтых глаз»…

– Стоп, стоп, стоп, – перебил его Марино. – Вы хотите сказать, что у Оборотня были вытатуированы желтые глаза?

– Нет, – сказал Талли. – Я хочу сказать, что такая татуировка была у его брата.

– Была? – спросила я.

– Сейчас все объясню, – сказал Талли, – и тогда вы поймете, какое отношение имеет ко всему этому ваша племянница. Вы слышали о международном преступном картеле, именуемом «стошестидесятипятниками»? Название им дали по их излюбленным боеприпасам. Они их провозят контрабандой. Только для собственного пользования. Поэтому, когда на месте происшествия объявляется пуля от патрона «Спир», мы сразу знаем, что это их рук дело.

Я вспомнила, что в «Квик Кэри» тоже была найдена гильза от патрона «Спир».

– Когда вы прислали нам информацию об убийстве Ким Люонг, картина начала проясняться, – сказал Талли.

– У всех членов картеля, – заговорил Миро, – есть татуировка с изображением двух ярко-желтых пятен. Это символ принадлежности к мощной и жестокой организации и одновременно напоминание о том, что любой вступивший в нее повязан на всю жизнь, поскольку избавиться от татуировки невозможно. Единственный выход из картеля – смерть.

– Если только не удастся уменьшить пятна и превратить их в глазки совы, – вставил Талли. – А потом тайком сбежать в такое место, где тебя никто не станет искать. Например, в укромный порт города Ричмонд, штат Виргиния.

– Почему этот парень порвал с картелем и сбежал? – поинтересовался Марино.

– Перешел картельщикам дорогу, – ответил Талли. – Мы полагаем, что у вас в морге находится труп Тома Шандона. Его отец – глава «стошестидесятипятников». Тома решил начать свой собственный бизнес. С его стороны это было ошибкой. Он обманул свою семью.

– Шандоны с семнадцатого века живут на острове Сен-Луи, – добавил Миро, – в одном из старейших и самых аристократических районов Парижа. Многие вообще не считают этот остров частью Парижа, хотя он находится на Сене в самом сердце города. Вот оттуда-то они и руководят деятельностью одного из самых крупных и опасных преступных картелей в мире.

– Нам никак не удается припереть их к стенке. Не можем собрать достаточно улик, – сказал Талли. – Но, если вы согласитесь помочь, у нас появится шанс на успех.

– Каким образом мы можем вам помочь? – задала я вопрос.

– Установите личность вашего мертвеца. Необходимо доказать, что этот труп – тело Тома.

– У вас есть результаты анализов ДНК, отпечатки пальцев, снимки? Хоть что-нибудь для сравнения? – спросила я, заведомо зная, каким будет ответ.

– У себя мы ничего не нашли, – признался Талли. – Но по ДНК Оборотня можно идентифицировать его брата.

– Вы что же, предлагаете через объявление в газете пригласить Оборотня зайти к нам и сдать кровь на анализ? – съязвил Марино, все больше мрачнея.

– Как мы полагаем, произошло следующее, – продолжал Талли, не обратив внимания на его реплику. – Двадцать четвертого ноября, за два дня до того, как «Сириус» отплыл в Ричмонд, Оборотень предпринял последнюю попытку совершить убийство в Париже. Заметьте, я сказал «попытку». Той женщине повезло.

Примерно в половине девятого вечера к ней в дом постучали. Она открыла дверь и увидела на крыльце мужчину. Его лица она не разглядела в темноте. Он вежливо объяснил ей, что попал в аварию, и попросил разрешения воспользоваться ее телефоном, чтобы вызвать полицию. Она уже хотела впустить его, но в это время из комнаты ее окликнул муж. Гость сорвался с места и убежал.

Спустя два дня «Сириус» отплыл в Ричмонд. Одновременно из Антверпена вышел другой корабль, «Эксодус». Это марокканское судно регулярно доставляет в Европу фосфат, – рассказывал Талли. – Тома Шандон устроил так, что «Эксодус» с грузом оружия, спрятанным в мешках с фосфатом, причалил в Майами. Теперь вы улавливаете, при чем здесь подразделение по борьбе с наркотиками? И операция, в которой участвовала ваша племянница? Это один из побочных результатов деятельности Тома.

– О которой его родные, разумеется, догадались, – заметил Марино.

– Мы полагаем, ему довольно долго удавалось безнаказанно обманывать их. Тома выбирал необычные маршруты, подделывал финансовые документы и так далее, – отвечал Талли. – Что конкретно произошло, мы не знаем, но, очевидно, что-то случилось. Он изменил татуировку и под чужим именем нанялся матросом на «Сириус», намереваясь сойти в Ричмонде. «Эксодус» должен был отправиться в Майами без него.

– А при чем тут Оборотень? – спросил Марино.

– Мы можем только строить предположения, – сказал Миро. – После неудачной попытки убийства Оборотень становится неуправляемым. Возможно, родственникам надоело возиться с ним, и они решили избавиться от него, а он об этом догадался. Вероятно, он каким-то образом узнал о намерении брата покинуть страну на «Сириусе». Он утопил Тома, запер труп в контейнере и попытался выдать себя за брата.

– Если он вознамерился занять место Тома на судне, явиться туда в одежде от Армани он, разумеется, не мог. Сколько человек было в команде «Сириуса»?

Мне ответил Марино:

– В списке значилось семь.

– Все матросы были знакомы между собой? – спросила я.

– Нет, – сказал Талли. – Состав команды постоянно меняется.

– В Антверпен возвращались те же семь человек? – уточнила я.

– Нет, – ответил Талли. – Один матрос получил тревожные известия от родных и должен был срочно лететь домой. Экспедитор отвез его в аэропорт, но сел тот в самолет или нет, он не видел. В списке команды этот матрос значился как Паскаль Леже. Такого человека, как выяснилось, не существует. Возможно, под этой фамилией нанялся на корабль Тома, а Оборотень унаследовал ее, после того как утопил брата.

– Я пока не поняла, что убеждает вас в том, что именно брат Тома Шандона – серийный убийца.

– Во-первых, измененная татуировка, – отвечал Талли. – Во-вторых, обстоятельства убийства Ким Люонг, о которых вы нам сообщили. Побои, укусы, то, как она была раздета, – весьма своеобразный «почерк». В детстве Тома говорил одноклассникам, что его брат – глупая безобразная обезьяна, которую родители вынуждены держать дома. Каких-либо свидетельств о существовании этого брата нам найти не удалось, но мы уверены, что он существует.

– Думаю, вы согласитесь с нами, когда ознакомитесь с материалами дел об убийствах, – добавил Миро.

– Мне бы хотелось взглянуть на них прямо сейчас, – сказала я.

Талли извлек из папки кипу толстых подшивок и положил их передо мной на журнальный столик. Я просмотрела документы. Все жертвы подверглись избиению. В отчетах фигурировали синяки и рваные раны, нанесенные каким-то орудием, но, на мой взгляд, не тем, которым была изуродована Ким Люонг. На теле всех жертв обнаружены множественные следы укусов. Все они были найдены полуголыми, с разодранной до пояса одеждой и без обуви.

– Точное количество жертв мы назвать не можем, – сказал Талли. – Возможно, нам известно не про все случаи. Последние два, о которых мы знаем, произошли в октябре, потом последовала та неудавшаяся попытка. То есть в течение пяти недель он трижды выходил на охоту.

– Здесь нет заключений экспертов-криминалистов, – заметила я. – Это весьма странно. Неужели ни одно из вещественных доказательств не подвергалось экспертизе? Волосы, волокна, отпечатки пальцев?

Миро глянул на часы и встал с кресла.

– Агент Талли, пожалуйста, отведите наших гостей в кафе. Боюсь, я не смогу составить вам компанию.

Миро проводил нас до порога своего кабинета.

– Еще раз позвольте поблагодарить вас, – сказал он нам с Марино. – Надеюсь, вы поможете нам положить конец этим ужасным преступлениям.

Генеральный секретарь повернулся и закрыл за собой дверь.

Столики в кафе занимали мужчины и женщины в деловых костюмах. Все они были сотрудниками полиции, прибывшими сюда из разных концов света. Мы с Талли заказали по порции жареной курицы с салатом, Марино – жареные ребрышки.

– Обычно генеральный секретарь непосредственно не вмешивается в ход расследования, – сказал Талли. – Это я к тому, чтобы вы осознали всю важность данного дела.

– Полагаю, мы должны чувствовать себя польщенными, – буркнул Марино.

– Мы, разумеется, очень хотели бы, чтобы тот неопознанный труп оказался Тома Шандоном, – продолжал Талли.

– Представляю, какой выйдет конфуз, если выяснится, что наш мертвец вовсе не Шандон, а в роли Оборотня выступает местный американский маньяк. Если окажется, что между трупом в Ричмонде и маньяком нет никакой связи, – с издевкой произнес Марино. – Пожалуй, тогда Интерпол может недосчитаться членских взносов, как вы думаете?

– Капитан Марино, дело не в членских взносах. Необходимо обезвредить людей, прикрывающих эту мразь. Уничтожить всех до одного.

– Тогда позвольте спросить, – не унимался Марино. – Если дело не в членских взносах, кто в таком случае платит за «конкорды» и роскошные отели?

– Средства на «конкорды» и дорогие гостиницы выделяет не Интерпол, – ответил Талли.

– А кто же?

– Цель организованной преступности – деньги, и большую часть этих денег преступники забирают у честных людей, честных корпораций, которые не меньше нас с вами желают покончить с преступными синдикатами. Думаю, не ошибусь, если скажу, что для любой из пятисот крупнейших компаний мира пара билетов на «конкорд» – небольшая цена, когда речь идет о потере миллионов из-за контрабанды электронного оборудования и даже оружия.

– То есть за все платит какая-нибудь «Майкрософт»? – уточнил Марино.

Терпению Талли пришел конец. Он не стал отвечать. Вместо этого обратился ко мне:

– Доктор Скарпетта, вы знакомы с французской системой магистратуры?

– Я знаю о ней достаточно и рада, что у нас в Виргинии таковая отсутствует.

– Магистраты назначаются пожизненно. Судмедэксперта назначает магистрат, и именно магистрат решает, какие из вещественных доказательств подлежат экспертизе. Даже причину смерти устанавливает он, – объяснил Талли.

– Это наша система коронеров в ее наихудшем варианте, – заметила я. – Интересы политиков, выборы…

– Власть, – перебил меня Талли. – Коррупция. Одни и те же органы не должны заниматься одновременно политикой и уголовным сыском.

– От этого никуда не деться. Это повсеместная практика. Возможно, даже здесь, в вашем ведомстве, – сказала я.

– В Интерполе? – переспросил он, очевидно сочтя мое предположение абсурдом. – Не хотелось бы прослыть лицемером, но у Интерпола нет оснований нарушать закон. Своих агентов у Интерпола нет. Он работает с представителями разных правоохранительных органов. Мы не берем кредиты, не рекламируем себя, не заводим машин со своей эмблемой, не имеем своей формы. Многие даже не подозревают о нашем существовании.

– Вы употребляете слово «мы» так, будто состоите в штате этого ведомства, – прокомментировал Марино. – Ничего не понимаю. Сначала называете себя сотрудником АТО, потом выясняется, что вы из этих засекреченных идиотов.

Талли вскинул брови.

– Из засекреченных идиотов?

– А как вообще вы оказались здесь? – все тем же недружелюбным тоном вопрошал Марино.

– Мой отец – француз, мать – американка. Почти все детство я провел в Париже, потом моя семья переехала в Лос-Анджелес.

– А дальше?

– Юридический институт. Мне там не понравилось. Пошел работать в АТО.

– Давно? – продолжал допрос Марино.

– Я агент с пятилетним стажем.

– Вот как? А здесь сколько находитесь?

– Два года.

– Чудеса. Каких-то три года в полиции, и вот вы уже разгуливаете по огромному стеклянному замку, смакуете вино.

– Мне очень повезло. Полагаю, не последнюю роль тут сыграло то, что я владею четырьмя языками, а также прошел в Гарварде курсы информатики и международных отношений.

Марино внезапно поднялся из-за стола.

– Мне нужно в туалет.

– Про Гарвард он уже не перенес, – заметила я, глядя вслед удаляющемуся Марино.

– Я не хотел его злить, – сказал Талли.

– Ну конечно. Агент Талли, зачем меня вызвали сюда?

– Меня зовут Джей. – Он помолчал. – Если убийца – псих из семьи Шандонов, его родные вряд ли пожелают, чтобы о его варварских привычках стало известно широкой общественности. Судя по всему, они вообще стараются скрыть его существование.

– В таком случае откуда вы знаете, что он существует?

– Его мать родила двоих сыновей, и нигде не значится, что кто-то из них умер. Есть и другие способы сбора информации. Полиция опросила обитателей острова Сен-Луи. Все они в один голос утверждают, что иногда по ночам или рано утром видят на берегу Сены какого-то человека.

– И этот таинственный незнакомец купается в реке? – осведомилась я, вспомнив про пресноводные диатомеи на изнанке одежды найденного в контейнере мертвеца.

Талли удивленно взглянул на меня.

– Странно, что вы об этом спросили. Да, были сообщения о том, что какой-то мужчина купается обнаженным в Сене у берегов Сен-Луи. И всегда в темное время суток.

– И вы верите этим слухам?

– Верить или не верить – не моя работа. Я не специалист по составлению психологических портретов, Кей.

Значит, ему известно про Бентона, догадалась я. Разумеется, известно.

– Я понятия не имею ни о его внешности, ни о походке или манере речи. Знаю только, что он говорит по-французски и еще на нескольких языках, – сказал Талли. – Возможно, он хорошо одевается. Тома имел репутацию денди, и не исключено, что его спрятанный в подвале брат донашивает за ним одежду. Ведь если этот пресловутый брат действительно с большими странностями, как утверждает молва, вряд ли он сам ходит по магазинам.

– Вы и впрямь полагаете, что после очередного убийства он всегда возвращается домой, под защиту родителей, которые стирают его окровавленную одежду?

– Защитники у него есть, – отвечал Талли. – Вот почему расследование парижских убийств всегда прекращается у дверей морга. Что происходит за теми дверями, мы не знаем. Кроме материалов, что вы видели, другой информацией мы не располагаем.

– Думаете, это магистрат?

– Какое-то влиятельное лицо. Или влиятельные лица.

– А как вы получили отчеты о вскрытии?

– Обычным путем. Запросили у парижской полиции. И это все, что у нас есть. Никаких анализов, ни одного подозреваемого, ни одного судебного процесса.

– Если вам действительно удастся доказать, что Оборотень – это ненормальный сын Шандонов, каким образом рассчитываете с помощью этой информации разделаться со «стошестидесятипятниками»?

– Во-первых, мы надеемся, что Оборотень даст показания… В общем, рычаги найдутся. Не говоря уже о том, – Талли улыбнулся, – что, установив личность каждого из сыновей мсье Шандона, мы получим разрешение на обыск его трехсотлетнего особняка на острове Сен-Луи.

– Но сначала надо поймать Оборотня, – заметила я.

– Мы обязаны его поймать. Кей, нам необходимо доказать, что убийца – брат Тома. Полиция не может явиться в морг с расспросами. Интерпол тем более.

– Почему? Почему полиция не имеет доступа в морг?

– Потому что судмедэксперт, проводившая вскрытие, не станет с ними разговаривать. Она никому не доверяет, но вы, вероятно, не вызовете у нее подозрений.

Я молчала. Он посмотрел мне в глаза и накрыл мою руку своей ладонью.

– Кей, вы проводили вскрытие трупа, обнаруженного в контейнере, и тела Ким Люонг, – сказал Талли. – Вам известны все детали, вы знаете, какие задать вопросы. Почему бы вам не встретиться с ней?

– С ней? – Я отдернула руку.

– С мадам Штван. Руфь Штван – начальник Управления судебной медицины и главный судмедэксперт Франции. Вы с ней знакомы.

– Я знаю, кто она такая, но мы никогда не встречались.

– Встречались в Женеве, в 1988 году. Она – швейцарка. Тогда она еще не была замужем. Ее девичья фамилия – Дюренматт.

Он не сводил с меня глаз. Я тоже не могла отвести взгляда от его лица.

– Вы согласны встретиться с ней? – спросил он. – Что странного в том, если, наведавшись в Париж, вы захотели навестить давнюю знакомую? Это никого не насторожит. Собственно, это и есть цель вашего визита.

– Спасибо, что наконец сообщили.

– Возможно, вам ничего не удастся узнать. Возможно, у нее нет нужной информации. Но мы уверены в обратном.

– Что вы о себе возомнили? – вспыхнула я. – Думаете, можно вот так просто снять трубку, вызвать меня и предложить заскочить в парижский морг?

Талли промолчал и даже глазом не моргнул.

– Вы не имеете права подвергать опасности меня, Руфь Штван или Марино, – продолжала я.

– Марино в морг не поедет. Если вы отправитесь туда в его сопровождении, это вызовет подозрения.

– А если вещественные доказательства все-таки существуют, что тогда?

Талли не ответил, и я догадалась почему.

– Вы предлагаете мне выкрасть вещественные доказательства, не так ли? Не знаю, как это называется здесь, но у нас в Соединенных Штатах подобные действия квалифицируются как уголовное преступление.

Я отодвинулась от стола и встала.

– Вам ничто не угрожает. Если вы попадетесь, выполняя просьбу доктора Штван, мы придем на помощь.

– Чушь. Если у меня возникнут неприятности, вы поступите как любая другая спецслужба. Заявите, что не знаете, кто я такая.

– Нет, Кей, ни в коем случае. Прошу вас, поверьте мне.

– Я вам не верю.

Талли вздохнул и, поднявшись из-за стола, взял подносы с остатками нашего обеда.

– А где же Марино? – опомнилась я. – Он ушел уже давно.

– Я и сам в недоумении, – отозвался Талли, шагая рядом со мной по залу. – Кажется, я ему не понравился. По-моему, ему вообще не нравится, когда вам оказывают внимание другие мужчины.

На это я не нашлась что ответить.

– Так вы позвоните ей?

– Надеюсь, доктор Штван не забыла английский.

Глава 9

Доктор Штван ждала моего звонка. Она сразу же меня вспомнила и предложила встретиться.

– Можете приехать утром? Я на работе в восемь, – сказала она.

– Восемь пятнадцать – для вас удобно?

– Вполне. Могу я чем-то помочь вам, пока вы в Париже? – спросила она. По ее тону я поняла, что наш разговор, вероятно, прослушивается.

– Мне хотелось бы побольше узнать о французской системе судебной медэкспертизы, – подыграла я ей.

– Так заезжайте завтра, – ответила она. – Мы находимся у Лионского вокзала, чуть в стороне от набережной Рапе.

– Спасибо, – сказал Талли, когда я повесила трубку.

– И все-таки где, по-вашему, может быть Марино? – спросила я.

Мы нашли его в вестибюле на первом этаже. Он с насупленным видом сидел возле горшка с пальмой. Очевидно, он заплутал и, потыкавшись в разные двери, спустился на лифте вниз, не удосужившись обратиться за помощью к охранникам.

Таким раздраженным я его давно не видела. Мрачное настроение не оставляло Марино и всю дорогу до Парижа. Переночевав в парижской гостинице, я в половине восьмого утра отправилась в такси на встречу с Руфь Штван.

В Институте судебной медицины охранник проводил меня в зал, где проводились вскрытия. Я застала Руфь Штван у весов – она взвешивала чье-то легкое. На секционных столах лежало три тела, поэтому рядом работали еще два врача в белых халатах.

Доктор Штван, живая, энергичная ширококостная блондинка, была старше меня. Она накрыла недообследованный труп простыней, сняла перчатки и подошла ко мне.

– Пойдемте со мной. Поговорим, пока я буду приводить себя в порядок.

Я проследовала за ней в раздевалку. Доктор Штван сняла рабочую одежду и бросила ее в специальную корзину. Мы обе тщательно вымыли руки с дезинфицирующим мылом.

– Доктор Штван, – обратилась я к ней, – вы ведь понимаете, что цель моего визита – вовсе не знакомство с вашей системой судебной медицины.

– Конечно, – подтвердила она. – Когда вы позвонили, я сразу догадалась, зачем вы здесь. Это я попросила вызвать вас. Мы с вами делаем общее дело. Злу нужно положить конец. Нельзя допустить, чтобы женщины продолжали погибать столь ужасной смертью. Теперь вот беда докатилась до Америки, до Ричмонда. Этот Оборотень – чудовище.

Мы прошли по коридору к ее кабинету.

– Присаживайтесь, прошу вас. Я пододвинула стул к ее столу.

– Это обусловливалось отчасти нашей системой. Судебные патологоанатомы держатся во Франции очень обособленно, – сказала доктор Штван, закрывая дверь. – Нам не дозволено ни с кем разговаривать. Я составляю перечень нанесенных повреждений, а уж полиция, если пожелает, делает выводы. Если случай серьезный, я лично докладываю магистрату, а дальше все зависит от него. Иногда вещественные доказательства вообще не направляются на экспертизу. В каждом отдельном случае магистрат поручает мне установить причину смерти, и это все.

– То есть вы, по сути, расследованием не занимаетесь.

– Нет. Я вправе докладывать только магистрату, который меня назначил. Поэтому влиять на ход расследования я не могу. Магистрат делает с моим отчетом все, что сочтет нужным. Если я констатирую убийство, а он не согласен с моим выводом, значит, так тому и быть.

– Он вправе по своему усмотрению вносить коррективы в ваш отчет? – возмутилась я.

– Конечно. Как бы то ни было, я уважаю назначившего меня магистрата. Но на него давят. Кто конкретно, не знаю, но по совершенным Оборотнем убийствам лабораторная экспертиза не проводилась. Свидетельств изнасилования нет. Я сняла отпечатки укусов, собрала волоски и прочее. Но давайте вернемся к первому случаю, с которого началась вся эта чехарда.

Магистрат распорядился, чтобы я передала вещественные доказательства в лабораторию. Шли недели, месяцы – ответа нет. С тех пор я стала умнее. Если поступал труп, изуродованный в манере Оборотня, я про экспертизу даже не заикалась. – Доктор Штван замолчала, словно готовилась сообщить мне что-то очень неприятное. – Прошу вас, будьте осторожны, доктор Скарпетта. Он попытается убить вас, как пытался убить меня. Дело в том, что это я была жертвой его неудавшегося покушения.

От изумления я утратила дар речи.

– Мой муж – шеф-повар. Вечерами его дома почти не бывает, несколько недель назад, когда это существо явилось ко мне, муж был болен и лежал в постели. Лил дождь. Он сказал, что попал в аварию и хотел бы вызвать полицию. Я собиралась впустить его, но Поль, услышав голоса, поинтересовался из комнаты, кто пришел. Мужчина убежал. Я его не разглядела, потому что свет на крыльце не горел. Как позже выяснилось, он вывернул лампочку.

– Почему вы решили, что это был убийца?

– Он источал зло. Запах мокрого зверя. Его лица я не видела. Заметила только блеск глаз.

– Запах мокрого зверя? – переспросила я.

– Вонь. Как от собаки, которую долго не купали. А на следующий день я получила от него записку. Сейчас покажу.

Доктор Штван поднялась и достала из шкафа папку. Внутри лежал забрызганный кровью клочок оберточной бумаги.

– «Pas la police. Ça va, ça va. Pas de problème, tout va bien. Le Loup-garou», – прочитала она. – Что значит: «Не надо полиции. Все в порядке. Не надо проблем. Все хорошо. Оборотень».

Я смотрела на знакомые пузатые буквы.

– Почему он решил убить вас? – спросила я.

– У меня только одно объяснение: он видел меня возле своих жертв на местах преступлений. И я поняла, что он наблюдает. После убийства спрячется где-нибудь в темноте и наблюдает. Оборотень знает, что нет смысла показывать его записку полиции. Поэтому он просто предупредил меня, чтобы я не тратила зря время.

Доктор Штван подошла к другому картотечному шкафу и извлекла из него коробку из-под обуви. Когда она сняла крышку, я увидела на дне восемь маленьких коробочек с отверстиями для воздуха и столько же небольших конвертиков.

– К сожалению, слепков с укусов не сделали, – сказала она. – Но я сняла отпечатки. Может, хоть это как-то поможет.

– Укусы на теле Ким Люонг он попытался затереть, – сообщила я ей. – Слепки с них было сделать невозможно.

– Меня это не удивляет. По такому прикусу, как у него, ничего не стоит установить его личность. Зубы у него весьма необычные – заостренные и редкие. Как у зверя.

Мною овладевало странное ощущение.

– На всех жертвах я обнаружила волоски, – продолжала доктор Штван. – На вид кошачьи. Может, он разводит ангорских котов?

– Вы сохранили их? – Я подалась вперед на стуле. Пинцетом она вынула из конвертика несколько волосков.

– Все одинаковые, видите? Светлые, девять-десять сантиметров длиной. Очень мягкие, как волосы младенца.

– Доктор Штван, это не кошачьи волосы. Человеческие. Точно такие же мы нашли на неопознанном мертвеце из контейнера. Эти же волосы были на теле Ким Люонг.

Она вытаращила глаза.

– Отсылая на экспертизу вещественные доказательства с места первого убийства, вы приложили эти волоски? – спросила я.

– Да.

– И ответа не получили?

– Насколько мне известно, ни одно из тех вещественных доказательств анализу подвергнуто не было.

– Держу пари, их исследовали, – возразила я. – Уверена, они знают, что это волосы человека, и отнюдь не младенца. Ведь у младенцев не бывает таких длинных волос. Это волосы не с его головы. Они выпадают с его тела.

Я только раз в жизни видела случай гипертрихоза, когда проходила стажировку в одной из больниц Майами. Одна мексиканка родила девочку, а спустя два дня та покрылась мягким светло-серым пушком сантиметров пять длиной, густые пучки волос торчали у нее из ноздрей и ушей.

У большинства людей, страдающих гипертрихозом, волосяной покров не затрагивает только слизистые оболочки, ладони и подошвы ног. Другие признаки – аномалии зубов, недоразвитые гениталии, ненормальное количество пальцев на руках и ногах, асимметрия черт лица. В прежние века таких уродцев обычно продавали в бродячие цирковые труппы. Некоторых же принимали за оборотней.

– Мокрые грязные волосы. Как шерсть мокрого грязного зверя, – произнесла доктор Штван. – Наверно, когда он постучался ко мне в дом, все его лицо было покрыто волосами. Потому-то я и заметила только глаза. Пожалуй, мог бы и побриться.

– Некоторые из обнаруженных нами волосков, похоже, были сбриты, – сказала я. – Не мог же он явиться на корабль в облике обезьяны.

Незадолго до полудня я покинула доктора Штван со страхом в сердце и не вполне законным образом добытыми вещественными доказательствами в портфеле. Я вышла через черный ход и быстро зашагала по набережной Сены, рисуя в воображении ужасные картины. Вот зловещее лицо Оборотня возникает из темноты, когда женщина открывает ему дверь. Вот он, словно хищник, бродит по улицам, намечая очередную жертву, потом подкрадывается к ней и убивает…

Я остановилась и огляделась. Мимо бесконечным потоком неслись машины. Где взять такси, я не знала. Меня обуяла паника. Я села на ближайшую скамейку и закрыла глаза, ожидая, когда уляжется сердцебиение.

– По-моему, вам требуется добрый друг, – раздался надо мной голос Талли.

Я вздрогнула от неожиданности.

– Извините, если я вас напугал, – сказал он, усаживаясь рядом.

– Что вы здесь делаете? – спросила я.

– Разве я не говорил, что мы присмотрим за вами?

– Вы также сказали, что вам и вашим коллегам здесь появляться не следует. Слишком опасно, – сердито напомнила я ему. – Я сделала всю грязную работу, и вы тут как тут. Что за игру вы затеяли?

Из кармана кашемирового пиджака Талли извлек телефон, набрал номер и что-то сказал в трубку по-французски.

– Я подумал, вам нужна машина. Вызвал такси, – объяснил он.

Мы прошли в тихий переулок, и спустя несколько минут возле нас затормозило такси. Мы сели. Талли глянул на чемоданчик, который я положила на колени.

– Да, – ответила я на его молчаливый вопрос.

В гостинице я пригласила его к себе в номер, потому что только там мы могли поговорить, не опасаясь чужих ушей.

– Мне нужно вернуться в Виргинию, – сказала я.

– Это легко устроить. Назовите любое время.

Талли вывесил за дверь табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ».

– Я лечу завтра же утром.

Мы устроились в креслах возле окна, и я рассказала ему все, что узнала от доктора Штван.

– Рад, что она открылась вам.

– Почему вы утаили от меня, что уцелевшая жертва – сама доктор Штван? – спросила я. – И вы, и генеральный секретарь говорили о некой везучей женщине, прекрасно зная, о какой женщине идет речь.

Талли молчал.

– Вы боялись отпугнуть меня, не так ли? Раз Оборотень пытался убить ее, значит, попытается убить и меня?

– Кей, мы скрыли от вас этот факт по настоянию самой доктор Штван. Она сама хотела вам все рассказать. Подробностями она ни с кем, кроме вас, не делилась.

– Почему?

– Боялась, что покровители убийцы могут как-то навредить ей или ее семье. А вы, считала она, никому не проболтаетесь. Правда, она сразу предупредила, что только при встрече определит, насколько откровенной с вами ей быть.

– На тот случай, если я все-таки не вызову у нее доверия.

– Я знал, что она поверит вам.

– Понятно. Значит, моя миссия окончена.

– Почему вы сердитесь на меня? – спросил Талли.

– Не люблю самонадеянных.

– Я не самонадеянный. Просто не хочу, чтобы этот маньяк еще кого-нибудь убил.

– Это вы заплатили за нашу поездку, не так ли, Джей? А вовсе не какая-то там крупная корпорация. – Я взглянула на него. – Вы свели меня с доктором Штван, все спланировали, все устроили, за все заплатили. И смогли это сделать, потому что вы очень богаты. Потому что у вас богатые родители. Потому-то вы и пошли работать в правоохранительные органы – чтобы отмежеваться от мира богатых. Верно? И все равно вы ведете себя как богач.

Талли оторопел.

– Вы правы, я не хотел быть таким, как мой отец. – Он тоже поднялся. – Престижный университет, брак по расчету, идеальные дети.

Мы теперь стояли бок о бок и смотрели в окно.

– Вы просто возомнили себя бунтовщиком. Решили, что бляха полицейского и пистолет на поясе несовместимы с гарвардским образованием и миллионным состоянием.

– Зачем вы мне все это говорите? – Он повернулся ко мне. Мы стояли почти вплотную друг к другу. Я ощущала запах его одеколона, чувствовала на себе его дыхание.

– Затем, что я не желаю участвовать в игре, которую богатый испорченный мальчишка затеял из желания насолить родителям.

– Я не испорченный мальчишка, Кей.

Я вспомнила про табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ» на наружной стороне двери и тронула его за шею, погладила волевой подбородок, задержав пальцы на уголках его губ. Больше года я не касалась мужской щетины. Я притянула его к себе и поцеловала. Талли тем временем начал раздевать меня.

– Ты такая красивая, – пробормотал он.

Я потянула его в спальню. Бентон меня бы за это не осудил.

Текли минуты, часы, день клонился к вечеру. Мы смотрели, как меняются тени на потолке. Когда зазвонил телефон, я не ответила. Когда Марино забарабанил в дверь, я притворилась, будто меня нет в номере.

Стемнело. Талли пошутил по поводу нашей разницы в возрасте. Сказал, что случившееся между нами – еще одно проявление его бунтарского духа. Я сказала, что надо бы пойти поужинать.

– Может, в кафе «Рунц»? – предложил он. – Заодно прогуляемся.

– Сначала нужно найти Марино. Он, наверно, в баре.

– Давай я поищу.

– Он будет тебе крайне признателен, – усмехнулась я. Марино нашел меня раньше, чем Талли разыскал его. Я как раз вышла из душа и сушила волосы. По выражению его лица я поняла, что он догадался, почему до меня нельзя было дозвониться и достучаться.

– Ты где была? – спросил он.

– В Институте судебной медицины.

– Весь день?

– Нет, не весь.

Марино глянул на кровать. Мы с Талли застелили ее, но не так, как горничная утром. – Я собираюсь на… – начала я.

– С ним. – Марино повысил голос. – Так и знал. Как ты могла опуститься до такого? Я думал, ты выше…

– Марино, это не твое дело, – устало сказала я. Он, подбоченясь, встал у двери.

– Что с тобой? – воскликнул он. – Путаешься с каким-то самовлюбленным сопляком! Как ты могла предать Бентона?

– Марино, остынь.

– Кто показывал нам с Люси письмо Бентона? Ты просто начала все сначала, будто ничего и не было? Да еще с кем! С распутным молокососом! Слава Богу, что Бентона нет в живых, да? Сразу видно, как ты его любила!

– Пожалуйста, закрой дверь с той стороны. – Мое терпение лопнуло.

– Ты такая же, как все! Интересно, чем ты занималась, когда Бентона не было рядом? Вот что я хотел бы знать!

– Вон из моего номера, – не выдержала я. – Не смей даже заикаться о моих отношениях с Бентоном! Он погиб, Марино. Больше года назад. А я – живой человек. Как и ты.

– Лучше б ты умерла.

– Ты рассуждаешь, как Люси в десять лет. Мужчин, достойных меня, не существует на белом свете, так ведь?

Марино задумался.

– Как не существует женщин, достойных тебя. Кроме Дорис. Ты тяжело переживал развод с ней, верно? Но нельзя же заживо хоронить себя. Мы должны искать, должны жить.

Талли встретил меня в холле, и мы пошли в кафе «Рунц». Улицы Парижа просыпались, оживали. Холодный воздух приятно обжигал лицо. И зачем только я встретила Джея Талли?

Он взял меня за руку.

– Я хочу, чтобы ты знала: для меня это не мимолетное увлечение, Кей. Я не имею привычки заводить интрижки на одну ночь.

– Только не вздумай влюбляться в меня.

По молчанию Джея я поняла, что мои слова ранили его.

– Джей, я же не говорю, что ты мне безразличен. Я никому не хочу причинять боль. И тебя не хотела обижать. Но получается, что обидела.

– За что мне на тебя обижаться? Сегодняшний день был просто сказкой.

– Для меня тоже. Но…

Он остановился посреди людского потока и посмотрел мне в глаза:

– Я же не просил, чтобы ты любила меня.

– О любви не просят. Мы пошли дальше.

– Я знаю, ты не раздариваешь любовь направо и налево.

– После смерти Бентона я впервые позволила себе близость с мужчиной. Утром я улетаю.

– Останься еще.

– У меня ведь задание, если помнишь, – сказала я. – Точнее, мне предстоит тайком вернуться на родину с незаконно добытыми вещественными доказательствами, сделать анализы ДНК с мазков, сравнить их с результатами экспертизы неопознанного трупа и установить, что это труп старшего брата убийцы. А полиция тем временем, если повезет, поймает где-нибудь на улице Оборотня, и тот снабдит вас сведениями о картеле Шандонов. До тех пор пострадают всего-то какие-нибудь две-три женщины.

– Не злобствуй, ладно?

– Не злобствовать? Почему же? Меня ведь вызвали сюда, отведя роль пешки в игре, о которой я понятия не имела.

– Жаль, что ты так к этому относишься, – сказал Талли.

Кафе «Рунц» оказалось небольшим тихим заведением. На столах, застеленных скатертями в зеленую клетку, стояли бокалы зеленого стекла и красные лампы. Талли заказал бутылку красного бургундского.

– Попробуй что-нибудь из эльзасских блюд, – посоветовал он, глядя в меню. – Так, а на закуску… салат из сыра «грюйер». Тертый сыр и помидоры на листьях салата. Довольно сытное блюдо.

– Пожалуй, только его и возьму. – Есть я не хотела. Талли вынул из кармана пиджака сигару, прикурил и выпустил дым.

– Если я вернусь в Штаты, у меня будет шанс вновь увидеть тебя? Что, если я переведусь… скажем, в Вашингтон?

– Не надо переворачивать из-за меня свою жизнь. На его глазах выступили слезы, и он отвернулся.

– Прости, – тихо произнесла я. – Джей, ты ведь еще так молод. Когда-нибудь поймешь…

– Я же не виноват, что молод, – запальчиво прервал он меня. На нас начали оглядываться. – Но я не ребенок. Что это было сегодня, Кей? Жалость? Благотворительность?

– Давай не будем обсуждать это здесь.

– Или, может, ты просто использовала меня?

– Я слишком стара для тебя. И не кричи, пожалуйста.

– Старые – моя мама, моя тетя. Старая – глухая вдова, что живет со мной по соседству. И ты становишься похожа на старуху, когда берешь снисходительный тон и ведешь себя как трусиха.

– Меня по-всякому называли, но трусихой – впервые.

– Ты – впечатлительная трусиха. – Он с жадностью осушил бокал, словно пытался загасить бушевавший внутри огонь. – Потому и держалась Бентона. С ним было спокойно.

– Не говори о том, чего не знаешь, – предупредила я и отодвинулась от стола.

– Не уходи, прошу тебя, – тихо сказал Талли, взяв меня за руку.

Я отдернула руку и зашагала к выходу из ресторана. Вслед мне раздался чей-то смешок, сопровождаемый комментарием, смысл которого был ясен без перевода: красивый молодой человек повздорил с увядающей любовницей.

Время близилось к половине десятого. Талли не стал догонять меня. Расстроенная, запыхавшаяся, я остановилась у входа в гостиницу. В Париже у меня оставалось еще одно дело, и я намеревалась заняться им в одиночку. Отчаяние притупило во мне страх – я поймала такси.

– Куда, мадам? – спросил таксист.

– На остров Сен-Луи.

Шины гремели по булыжнику как литавры, фонари по берегам Сены мерцали косяком золотых рыб. За мостом Луи-Филиппа я протерла запотевшее стекло: вокруг высились особняки семнадцатого века, некогда принадлежавшие высокородному дворянству. В освещенных окнах я успевала разглядеть книжные шкафы и картины, но людей нигде видно не было. Создавалось впечатление, будто живущие здесь богачи незримой стеной отгородились от ока простых смертных.

– Вы слышали о семье Шандонов? – спросила я водителя.

– Конечно. Показать, где они живут?

– Будьте так любезны.

Мы выехали на набережную Бетюн и покатили к восточной оконечности острова. Я порылась в сумке и достала пузырек с болеутоляющими таблетками.

Такси остановилось. Я поняла, что близко к дому Шандонов водитель подъезжать не желает.

– Там повернете направо, – проинструктировал он, – и сразу увидите дом с сернами на дверях. Серны – родовой герб Шандонов.

Особняк, в котором на протяжении нескольких веков жили Шандоны, представлял собой четырехэтажное здание со слуховыми окнами, трубами и «бычьим глазом» – круглым окном под крышей. Его потемневшие деревянные двери украшали искусные резные фигуры серн.

Я прошла с полквартала и оказалась на самой оконечности острова. Глядя на Сену, я представляла, как убийца купается здесь, поблескивая в свете луны длинными белесыми волосами. К реке с улицы вела каменная лестница. Я сняла колпачок с пузырька и высыпала таблетки на землю, потом осторожно спустилась по скользким ступенькам, наполнила пузырек холодной водой, закрыла его и вернулась к такси.

«Конкорд» вылетел из Парижа в одиннадцать часов утра и сел в Нью-Йорке в восемь сорок пять по местному времени, то есть раньше, чем мы поднялись в воздух во Франции. До дому я добралась уже после обеда. Погода портилась, синоптики предсказывали снег с дождем.

От Люси известий по-прежнему не было. В мое отсутствие она не звонила и дома не появлялась. Я решила, что она, возможно, в больнице, но, позвонив в ортопедическое отделение, узнала, что со вчерашнего дня Люси там не показывалась. Я запаниковала. Около десяти я села в машину и поехала в больницу.

У кровати Джо сидели мужчина и женщина – очевидно, родители. Голова Джо была в бинтах, нога – на вытяжке, но она не спала и, когда я вошла, сразу уставилась на меня.

– Мистер и миссис Сандерс? – обратилась я к ее родителям. – Я – доктор Скарпетта.

– Рад познакомиться. – Мистер Сандерс пожал мне руку.

– Мне хотелось бы побеседовать с больной наедине. Вы не возражаете? – спросила я.

– Нет, – ответила миссис Сандерс.

Едва я закрыла за ними дверь, глаза Джо наполнились слезами. Я наклонилась и поцеловала ее в щеку.

– Ты так всех нас напугала, – сказала я.

– Как Люси? – прошептала она.

– Не знаю. Я не знаю, где она. Твои родители сказали ей, что ты не желаешь ее видеть, и…

Джо затрясла головой.

– Я так и знала, – подавленным голосом сказала она. – Мне они сказали, что она не желает видеть меня, потому что очень расстроена из-за случившегося. Я им не поверила, но они не пустили ее ко мне, и она уехала.

– Она винит себя за то, что с тобой произошло, – объяснила я. – Велика вероятность, что пуля, угодившая в твою ногу, выпущена из ее пистолета.

– Пожалуйста, привезите ее ко мне. Прошу вас.

– Ты знаешь, где ее искать? В какой-нибудь гостинице? У подруги?

– Может быть, в Нью-Йорке, – предположила Джо. – В Гринич-Виллидж есть один бар. Называется «Рубифрут».

– Думаешь, она отправилась в Нью-Йорк?

– Хозяйку зовут Энн. Она раньше работала в полиции. – Голос Джо задрожал. – Не знаю, не знаю. Мне так страшно, когда она вдруг исчезает. Она сейчас ничего не соображает.

– Тебя на днях должны выписать, – сказала я с улыбкой. – Куда бы ты хотела перебраться?

– Домой я не хочу. Вы ведь найдете ее, да?

– Поедем ко мне? – спросила я.

– Мои родители – неплохие люди, – пробормотала она, погружаясь в медикаментозный сон. – Они не понимают. Думают…

Она заснула, не договорив фразы, и я вышла из палаты. Родители Джо ждали за дверью. Вид у них был измученный.

– Как она? – спросил мистер Сандерс.

– Не очень хорошо. Миссис Сандерс заплакала.

– Вы вправе поступать так, как считаете нужным, – начала я, – но, запрещая Люси видеться с Джо, вы только вредите своей дочери.

Сандерсы молчали.

– Я – тетя Люси, – объяснила я.

– Мы хотели как лучше, – сказал мистер Сандерс.

– Джо это понимает, – ответила я. – Она любит вас.

Они не попрощались со мной, но по дороге к лифту я чувствовала на себе их взгляды. Вернувшись домой, я сразу же позвонила в бар «Рубифрут» и попросила к телефону Люси.

– Она не в форме, – сообщила Энн, – но сейчас позову.

– Я видела Джо, – сказала я Люси, когда та взяла трубку.

– О, – только и произнесла она.

Я поняла, что моя племянница пьяна.

– Люси! Приезжай домой.

– А дальше что?

– Дальше мы перевезем Джо из больницы ко мне, и ты будешь выхаживать ее. Ясно?

Сон не шел. В три часа ночи я села в постели и стала сочинять письмо Талли, комкая листы один за другим. Ни один из вариантов меня не устраивал. Я не ожидала, что буду так сильно скучать по нему. Меня это пугало.

Скомкав очередной лист бумаги, я посмотрела на телефон, высчитывая в уме, который теперь час в Лионе. Я представила, как Талли, в элегантном костюме, занимается делами, разговаривает с кем-то по телефону, сидит на совещании, напрочь забыв обо мне. Я вспомнила его мускулистое тело, подарившее мне столько наслаждения. Интересно, где он научился искусству любви?

После утренней летучки Роуз доложила, что меня хотел видеть Лэрри Познер.

– Не знаю, даст ли тебе это что-нибудь, – заявил Познер, когда я переступила порог его лаборатории. – Взгляни в микроскоп. Это диатомеи с твоего неопознанного трупа.

Я приникла к окуляру, рассматривая микроорганизмы. Одни напоминали формой лодки, другие – цепи, зигзаги, ущербную луну.

Познер заменил предметное стекло.

– А это твой образец из Сены, – объяснил он. – Симбелла, мелозира, навикула, фрагилария. Самые обычные виды. Все пресноводные. Но интересно процентное соотношение данных видов. Пятьдесят один процент – мелозиры, пятнадцать – фрагиларии. Я не стал бы докучать тебе такими подробностями, но это соотношение наблюдается в обеих пробах. Я даже назвал бы пробы идентичными. Между тем в двух местах, отдаленных одно от другого всего на какие-нибудь три-четыре десятка метров, флора может различаться самым кардинальным образом.

Я с содроганием вспомнила берег острова Сен-Луи и рассказы о голом мужчине, купающемся под покровом темноты возле особняка Шандонов.

– Если это диатомеи с его одежды, значит, после купания в Сене он не принимает душ. – А какие диатомеи обнаружены на теле Ким Люонг?

– Флора иная, чем в Сене, – отвечал Познер. – Но почти та же, что в пробе воды из реки Джеймс, которую я взял неподалеку от твоего дома.

Мне в голову пришла странная мысль.

– Мертвое море, Иордан, – взволнованно произнесла я. – Считается, что эти водоемы чудодейственно исцеляют больных.

– Думаешь, он купается в реке в это время года? – изумился Познер. – Должно быть, сумасшедший.

– Гипертрихоз неизлечим, – сказала я.

– А что это такое?

– Очень редкая аномалия. Врожденная волосатость всего тела. Волосы могут достигать в длину десяти-пятнадцати сантиметров.

– Брр!

– Может, он решил, что, купаясь голым в Сене, избавится от своего недуга. А теперь пытается излечиться купаниями в реке Джеймс, – предположила я.

У себя в кабинете я застала Марино.

– Марино, – сказала я, – похоже, убийца ищет исцеления от своего уродства в купании в реках. Возможно, он и здесь остановился где-нибудь поблизости от реки Джеймс.

Марино задумался. Тут в кабинет влетел Филдинг.

– Мы еще не успели прибыть на место происшествия, а ты уже известил прессу! – набросился он на Марино.

– Эй, потише, успокойся. О чем это я известил прессу?

– О том, что убита Диана Брэй, – сообщил Филдинг. – Во всех новостях передают. Задержана подозреваемая. Детектив Андерсон.

Глава 10

Небо заволокли свинцовые тучи, начинался дождь. На узкой улице, где жила Диана Брэй, всюду мелькали репортеры. Их легковушек и фургонов с телеоборудованием было здесь втрое больше, чем полицейских автомобилей.

– Ближе не подобраться, – сказала я Марино.

Он схватил меня за руку: перед домом Брэй стоял темно-синий «форд-контур», а за ним – патрульная машина, в которой сидели двое полицейских и Андерсон. Она что-то быстро говорила сердитым, истеричным голосом. Слов я не слышала.

– Доктор Скарпетта? – ко мне направлялся телерепортер.

– Узнаешь нашу арендованную машину? – тихо спросил Марино, глядя на «форд» со знакомым нам номером RGG-7112. По его лицу стекали струйки дождя.

– Доктор Скарпетта, вы можете сказать… – кричали со всех сторон журналисты.

– Нет, – бросила я, взбегая на крыльцо.

Мы поднырнули под желтую ленту. Дверь перед нами распахнулась, и полицейский по фамилии Баттерфилд впустил нас в дом.

– Рад вас видеть, – поприветствовал он нас. Мы надели перчатки. Баттерфилд затворил дверь.

– Рассказывай, что здесь, – скомандовал Марино.

– Из таксофона кто-то позвонил на номер «911». Мы прибыли на место и обнаружили вот эту картину. Кто-то забил ее до смерти, – сообщил Баттерфилд.

– Что еще? – спросил Марино.

– Изнасилование и, по-видимому, ограбление. На полу – бумажник, но пустой. Сумочка тоже пустая.

– Черт, у нее ведь были немалые бабки, – заметил Марино, восхищенно рассматривая богатый интерьер.

– Ты еще ничего не видел, – сказал ему Баттерфилд. Брэй любила английский антиквариат. В гостиной взгляд приковывал массивный сервант черного дерева. Расшитые золотом шторы из тяжелого полотна были задернуты. На стенах ни единой картины. Убранство дома выдавало в Брэй холодную, властную натуру.

– Откуда у нее столько денег? – спросила я.

– Понятия не имею, – ответил Марино.

– В гараже – красный «ягуар», – вставил Баттерфилд. – Девяносто восьмого или девяносто девятого года. Даже не представляю, сколько такой может стоить.

– Примерно две твои годовые зарплаты, – сказал Марино.

Они обсуждали вкусы и богатство Брэй так, словно в доме не лежал ее изуродованный труп. В гостиной следов борьбы я не заметила. Кухня имела нежилой вид. Столы и плита блестели. В шкафах, кроме пачки кофе, никаких продуктов.

Марино открыл холодильник.

– Похоже, она вообще не готовила, – заключил он, осмотрев полупустые полки, на которых лежали небольшой пакетик молока, мандарины и пакет с сухим завтраком.

После он занялся мусорным ведром, в котором обнаружил разодранную коробку от пиццы, одну бутылку из-под вина и три из-под пива. Марино сложил обрывки чека.

– Одна пицца с колбасой и сыром, – пробормотал он. – Заказано вчера вечером в пять пятьдесят три.

Он еще порылся в ведре и нашел грязные салфетки, три недоеденных кусочка пиццы и штук пять окурков.

– Брэй не курила. Очевидно, вчера у нее были гости.

– Когда поступил сигнал? – спросила я.

– В девять ноль четыре. Где-то полтора часа назад. И, сдается мне, утром она кофе не варила.

– К утру она уже была мертва. Я на сто процентов уверен, – заявил Баттерфилд.

Мы направились в спальню, расположенную в глубине дома. У ее открытой двери мы остановились как вкопанные. Беленые стены, пол и потолок были густо забрызганы кровью. Большая кровать, почему-то без постельного белья, тоже была вся в крови.

Диана Брэй, избитая до неузнаваемости – я даже не смогла бы определить ее расу, – лежала на спине. На полу валялись содранные с нее зеленая атласная блузка и черный бюстгальтер. Подошвы ног и ладони были изжеваны, и на этот раз Оборотень даже не потрудился уничтожить следы зубов.

– Марино, дай, пожалуйста, фонарь.

Я нагнулась осмотреть залитый кровью пол и заметила возле кровати длинные белесые волосы. На теле Брэй они тоже были.

– Нам приказано никого не пускать на место происшествия до появления начальства, – подал голос один из находившихся в комнате полицейских.

– Какого начальства? – уточнил Марино.

– Должен прийти сам начальник департамента Харрис, – объяснил Баттерфилд.

– Сколько человек сюда заходило? – спросила я.

– Не знаю, – ответил один из полицейских.

– Значит, много, – сказала я. – Медлить нельзя. – Я вынула из чемоданчика тампоны и химический термометр.

– Здесь слишком много народу! – заявил Марино. – Купер, Дженкинс, идите займитесь чем-нибудь полезным.

Он ткнул большим пальцем в сторону двери. Купер с Дженкинсом уставились на него, один из них начал было что-то возражать.

– Не трудись, Дженкинс, – оборвал его Марино. – И дай мне свою рацию.

– Как же так… – запротестовал Дженкинс.

– Дай рацию, – повторил Марино. Дженкинс неохотно вручил ее Марино.

– Иди, – скомандовал тот.

– Капитан, я не могу уйти без рации.

– Я разрешаю.

Никто не посмел напомнить Марино о том, что он больше не детектив. Дженкинс с Купером торопливо удалились.

Я повернула тело Брэй на бок. Она уже полностью окоченела. Значит, смерть наступила как минимум шесть часов назад.

– Пришлите сюда детектива и криминалистов, – распорядился по рации Марино.

– Вас понял, «девятый», – отозвался диспетчер.

– Каким образом убийца проник в дом? – спросила я.

– Сейчас проверю окна и двери, – отозвался Марино.

– Продолговатые разрывы тканей, – констатировала я, ощупав раны Брэй. Всюду. Но вот чем они проделаны?

Из холла донеслись голоса.

– Надеюсь, это Хэм и Эглстон, – сказал Марино.

Те появились в дверях с большими чемоданами в руках и застыли на месте.

– Что здесь произошло? – наконец спросил Эглстон.

– Мы знаем не больше вашего, – ответил Марино. – Почему так долго ехали?

– Да нам только что сообщили, – объяснил Хэм. Эксперты раскрыли чемоданы и принялись устанавливать осветительную аппаратуру. Из рации, которую Марино конфисковал у Дженкинса, раздался его позывной.

– «Девятый» на связи, – отозвался он, чертыхнувшись.

– «Девятый», вас просят выйти.

– Не могу, – сказал Марино.

Хэм и Эглстон начали делать замеры, вооружившись лупами, как у ювелиров, поскольку некоторые брызги крови были совсем крохотными.

– Вас вызывают. Срочно, – опять протрещало из рации.

– Я занят, – ответил Марино диспетчеру.

Я догадывалась, кто его вызывает, и через минуту мои подозрения подтвердились – в проеме спальни выросла фигура начальника департамента полиции Родни Харриса.

– Капитан Марино, – сказал он суровым тоном, от которого многих бросило бы в дрожь, – вы осмелились ослушаться моего приказания?

– Да, сэр, – отозвался Марино, продолжая осматривать пол возле ванной.

Харрис, стиснув зубы, смотрел на кровать. Невысокий, с редеющими рыжими волосами, он не отличался внушительной статью.

– Что с ней случилось? – спросил он дрогнувшим голосом.

– Забита до смерти каким-то орудием или инструментом. Чем конкретно – не знаем, – ответила я.

– Что-нибудь… – начал было он и осекся, быстро переменившись в лице. – Кому понадобилось сотворить такое?

– Как раз пытаемся выяснить, – сказал Марино. – Пока одни вопросы, но, может быть, вы сумеете пролить свет. Вам известно что-нибудь о ее личной жизни?

– Нет, – ответил Харрис. – По-моему, у нее вообще таковой не было.

– Вчера вечером она принимала гостей. Они ели пиццу, возможно, немного выпили. Ее гость, судя по всему, курил, – доложил Марино.

– Я не слышал, чтобы она с кем-то встречалась. – Харрис отвел взгляд от кровати. – Правда, мы с ней не были, так сказать, дружны. А что говорят соседи?

– Мы еще не успели опросить соседей, – сказал Марино.

Харрис повернулся и вышел. Я посмотрела на Марино. Я была уверена, он только что окончательно поставил крест на своей карьере.

– Нужно отвезти ее в морг, – промолвила я.

– Не понимаю, как преступник мог войти в дом, – подал голос Хэм. – Ведь она сотрудник полиции. Знала же, что нельзя открывать двери незнакомым людям.

– Если это был незнакомец.

– Наверно, тот же самый маньяк, что убил девчонку в «Квик Кэри».

– Доктор Скарпетта! – окликнул меня Родни Харрис из холла. – Можно вас на минутку?

Я вышла к нему. Он отвел меня подальше от спальни, чтобы нас никто не слышал. Гнев на его лице сменился страхом, который, я догадывалась, он хотел скрыть от своих подчиненных. Харрис задыхался.

– Вам плохо? – спросила я.

– Астма.

– Препарат с собой?

– Только что принял.

– Успокойтесь, мистер Харрис.

– Ходят слухи, – сказал он, – будто она занималась какими-то сомнительными делами. Я ничего об этом не знал, когда брал ее на работу. Ума не приложу, откуда у нее деньги. И, насколько я знаю, Андерсон всюду бегала за ней по пятам как собачонка.

– Думаю, в данном случае виновата не Андерсон. Брэй убил тот же садист, что прикончил Ким Люонг. Почерк одинаковый. Улик, указывающих на то, что кто-то сработал под него, недостаточно.

Харрис тяжело дышал.

– Вы понимаете, зачем я все это говорю? – спросила я. – Хотите, чтобы еще кто-то пострадал таким же образом? А жертвы будут. И очень скоро.

– Что вы предлагаете?

– Сделать сообщение для прессы. Причем немедленно. Нам известно, что убийца говорит по-французски. Возможно, его тело покрыто длинными белесыми волосами, а прикус деформированный – зубы мелкие, редкие и заостренные.

– Вы хотите посеять в городе панику? – Харрис хватал ртом воздух.

– Успокойтесь. – Я отвела Харриса в гостиную и заставила его сесть.

– Незачем вам самому влезать в это дело, – сказала я. – Убийства должен расследовать Марино. А вы заставляете его по ночам патрулировать улицы.

Харрис кивнул, поднялся и вернулся в спальню. Марино копался в шкафу.

– Капитан Марино, – окликнул его Харрис. Марино отвлекся от своего занятия. – Поручаю это дело вам. Дайте знать, если что-нибудь понадобится.

– Мне нужно поговорить с Андерсон.

Под взглядами журналистов и фоторепортеров мы с Марино подошли к патрульной машине. Марино открыл дверцу со стороны, где сидела Андерсон.

– Разговор есть. Выходи, – скомандовал он.

– Я не хочу, чтобы меня фотографировали! – воскликнула Андерсон, но на нее уже со всех сторон целились объективы фотокамер.

– А ты натяни на голову куртку, как по телевизору показывают, – саркастически посоветовал Марино.

Я пошла дать распоряжения санитарам.

– Когда приедете на место, труп препроводить в морг в присутствии доктора Филдинга, – наказала я, ежась под холодным дождем.

– Да, мэм.

Санитары сели в фургон и начали разворачиваться. Я зашагала к дому. Марино и Андерсон сидели в гостиной. Джинсы на Андерсон промокли, она дрожала от холода.

– Как тебе известно, мы можем определить ДНК по отпечаткам на пивной бутылке, – говорил ей Марино. – Или на сигаретном окурке. Даже на огрызке пиццы.

Андерсон безвольно откинулась на спинку дивана.

– А при чем тут…

– Окурки сигарет «Салем» с ментолом. Ты, кажется, такие куришь? – продолжал он допрос. – Это я говорю к тому, что ты была здесь вчера вечером незадолго до убийства Брэй. Она не сопротивлялась, – очевидно, знала своего убийцу. – Марино ни на секунду не верил в то, что Андерсон убила Брэй. – Теперь понимаешь, в какой переплет ты угодила?

– Да, я была здесь вчера, – безжизненным голосом призналась она. – Заскочила после работы, и мы заказали пиццу.

– И частенько ты сюда заскакивала?

– Да заезжала время от времени.

– О своих визитах ты заранее не предупреждала? Андерсон задумалась. По ее глазам я видела, что она готовится выдать очередную ложь. Марино откинулся в кресле.

– Не мудри. Лучше скажи правду. Я ведь так или иначе докопаюсь. И учти, мы знаем, зачем ты арендовала тот «форд».

– Детективу не запрещено пользоваться арендованной машиной. В этом нет ничего особенного.

– Есть, если он использует ее для незаконной слежки.

– Вы сидели в ней возле дома моей секретарши, – вставила я. – Вы или кто-то еще. Я видела там эту машину.

Андерсон промолчала.

– А не вам ли принадлежит адрес электронной почты «МАЙЦВЕТ»? – спросила я.

– Точно. Забыл, – сказал Марино. – Ты же родилась в мае. Десятого числа. В Бристоле, штат Теннесси. Могу назвать и твой номер социального страхования, если хочешь.

– Мне все известно про Чака, – сообщила я ей.

– Дело в том, – добавил Марино, – что мы сняли на пленку, как старина Чаки тащит из морга лекарства. Ты в курсе?

Андерсон глубоко вздохнула. Марино, разумеется, блефовал: видеозаписи у нас не было.

– Это ведь большие деньги. Хватит на хорошую жизнь и ему, и тебе, и даже Брэй.

– Он же их крал – не я, – отозвалась Андерсон.

– Ты когда-то работала в полиции нравов, – напомнил ей Марино, – и знаешь, где сбывать такой товар. Держу пари, весь план разработала ты. При всей моей нелюбви к Чаку я знаю, что наркотиков он не касался, пока не связался с тобой.

– Вы следили за мной, пытались запугать, – сказала я.

– По долгу службы мне приходится всюду ездить. Если я ненароком оказалась за вами, это вовсе не значит, что я за вами следила.

Марино молчал, испытующе глядя на Андерсон, словно решал в уме написанную на доске математическую задачу.

– Насчет Чака вы правы, – продолжала она. – Но идея принадлежала не мне. Это все она придумала.

– Брэй? – Я понимала, к чему она клонит.

– Она перевела меня из полиции нравов в отдел расследования убийств. Ты ей мешал, – сказала она Марино. – Она получала доходы от лекарств и еще Бог знает от чего на протяжении довольно долгого времени. – Андерсон посмотрела на меня. – От вас она тоже хотела избавиться.

– Это было очевидно.

– Она использовала тебя, верно? – вновь заговорил Марино. – Сделала из тебя девочку на побегушках, такую безотказную Золушку. Ходили слухи, что ты мыла ей машину, да? Она превратила тебя в шестерку, которую никто не принимает всерьез. Жаль.

Лицо Андерсон запылало гневом.

– Я ненавижу ее, – сказала она. – Она мешала меня с грязью. Я носила в химчистку ее одежду, заправляла ее «ягуар» и… Она постоянно унижала меня! Но я ее не убивала.

– Что же произошло вчера вечером? Итак, ты заехала…

– Она знала, что я приеду. Я должна была привезти ей таблетки и деньги.

– Сколько денег ты привезла?

– Две с половиной тысячи. Наличными. Мы заказали пиццу, выпили немного, поговорили. Она была в дурном настроении. Узнала, что вы уехали во Францию, в Интерпол. Она считала, что ехать туда следовало ей. Только об этом и талдычила. Потом начала ругаться, обвинять меня во всех грехах. И за ту встречу на стоянке у ресторана, и за электронную почту, и за «Квик Кэри».

– В котором часу вы уехали? – осведомилась я.

– Где-то в девять.

– Она ходила за покупками в «Квик Кэри»?

– Может, иногда и забегала туда, – ответила Андерсон. – Она не имела привычки готовить, да и вообще редко ела дома.

– И продукты в этих редких случаях, очевидно, приносила ты, – предположил Марино.

– Она никогда не возвращала за них деньги. А ведь я не так много зарабатываю.

– А как же «премия» за таблетки? – напомнил Марино. – Или она тебя обделяла?

– Мы с Чаком брали по десять процентов от выручки. Остальное я раз в неделю отдавала ей.

– Ты когда-нибудь перечила ей? – спросил Марино.

– Да, иногда мы спорили.

– Вчера вечером тоже?

– Пожалуй.

– Из-за чего?

– Мне не понравилось ее настроение.

– А потом?

– Потом я уехала. Последнее слово, как всегда, осталось за ней.

Убийца, очевидно, заметил, как она уходила. Он наблюдал за домом, прячась где-то в темноте. И Брэй и Андерсон обе были в порту, где стоял «Сириус». Вероятно, он видел там ее, видел Брэй. Он запомнил всех, кто приехал на место преступления, в том числе и меня с Марино.

– Детектив Андерсон, – обратилась я к ней, – после ваших стычек с Брэй вы когда-нибудь возвращались, чтобы попытаться выяснить отношения?

– Да, – призналась она.

– Как вы давали знать о своем приходе?

– Не поняла.

– Что вы делали: звонили в дверь или стучали?

– Стучала.

– Как? Два, три раза? Громко, тихо?

– Три раза. Громко.

– И она вас впускала?

– Не всегда. Иногда приказывала убираться домой.

– Она спрашивала, кто стучит, или сразу открывала?

– Если знала, что это я, открывала не спрашивая. Андерсон уловила направление моей мысли и замерла, не в силах продолжать. Эта мысль была ей невыносима.

– Но вчера вечером вы не стали возвращаться, так? – уточнила я.

Андерсон не возвращалась к Брэй – ее условным знаком воспользовался убийца, и Брэй открыла ему дверь.

– В общем, ты отправилась домой и попыталась связаться с ней по телефону, чтобы помириться? – спросил Марино.

– Да. Но она не ответила. Я потом звонила еще несколько раз, решила, что она просто не желает со мной разговаривать. Когда после полуночи мне снова ответил автоответчик, я забеспокоилась. Утром, около половины седьмого, я приехала к ней. Постучала – никто не открывает. Дверь была не заперта. Я вошла… – Андерсон содрогнулась. – И убежала. Я так испугалась.

– Испугалась?

– Да. Того, кто ее убил… Я ощущала его присутствие. Мне казалось, он все еще там. Я выскочила на улицу, села в машину и помчалась прочь, потом остановилась у таксофона и позвонила по «911». А вдруг он теперь охотится за мной? Я ведь иногда заходила в «Квик Кэри», разговаривала с Ким Люонг. Мне страшно.

– Спасибо, что хоть теперь сказала, – буркнул Марино.

Я теперь поняла, почему пострадала Ким Люонг. Убийца, наверно, следил за Андерсон, и она, сама того не подозревая, привела его в «Квик Кэри», к его первой жертве в Ричмонде.

– Если боишься, мы спрячем тебя в тюрьме, – заявил Марино, и он не шутил. – За сговор с целью распространения наркотиков.

Я извлекла из сумки телефон и позвонила Филдингу.

– Ее только что доставили, – доложил он.

– Где Чак? – спросила я.

– Он не пришел на работу.

– Этого следовало ожидать, – сказала я. – Если появится, усади его в своем кабинете и никуда не выпускай.

Около двух часов дня я подъехала к моргу, карточным ключом открыла боковую дверь и ступила в ярко освещенный коридор. В комнате отдыха Роуз раздраженно тыкала кнопки торгового автомата, который никак не хотел выдавать ей банку диетической колы.

– Я думала, его уже починили. – Не сумев вернуть опущенные в автомат деньги, Роуз громко вздохнула.

– Все будет хорошо, – успокоила я ее. – Чак у нас больше не работает. Его арестуют, если еще не арестовали.

– Да, полиция уже была здесь.

– Я иду в морг. Чем там буду заниматься, ты знаешь, поэтому никаких звонков, только срочные, – наказала я ей.

– Люси звонила. Сегодня вечером она забирает Джо из больницы.

Я переоделась и прошла в анатомический зал. Филдинг как раз расстегнул мешок с трупом и теперь разворачивал окровавленные простыни. Вдвоем мы переложили Диану Брэй на секционный стол. Вооружившись лупой, я принялась обследовать ее тело, собирая с него длинные мягкие волоски монстра.

– Он даже не таится от нас, – заметила я.

– Думаете, ему известно, что вы летали в Париж? – спросил Филдинг.

– Вероятно, поддерживает связь с семьей. А уж те наверняка в курсе всех событий.

Повреждения на теле Брэй имели характерный четкий рисунок, особенно на лбу и левой щеке, где от сильных ударов каким-то предметом образовались глубокие борозды.

– Будто бы от трубы с резьбой, – сказал Филдинг.

– Нет, на трубу не похоже, – не согласилась я.

Вместе с Филдингом мы тщательно замерили, зарисовали и сфотографировали каждую рану. Обследование тела Брэй заняло у нас два часа.

В семь часов в морге никого, кроме меня, не осталось. Я приняла душ и вышла из раздевалки, вытирая полотенцем волосы. Вдруг мне навстречу из моего кабинета выступил Марино. От неожиданности я едва не закричала.

– Ну и напугал же ты меня!

– Извини, не хотел. – Вид у него был мрачный.

– Как ты проник сюда?

– Охранник пропустил. Мы с ним приятели. Я не хотел, чтобы ты шла к машине одна.

Марино последовал за мной в кабинет. Там я повесила полотенце на спинку стула и начала собирать вещи, которые намеревалась взять домой. Роуз оставила на моем столе отчет о результатах анализа ДНК. К нему прилагалась записка от биолога-криминалиста Джеми Куна.

– ДНК неопознанного трупа соответствует ДНК убийцы, что указывает на их близкое родство, – сказала я Марино, прочитав записку.

– Соответствует, – с отвращением произнес он. – Терпеть не могу вашу ученую болтовню о всяких там соответствиях! Сказала бы проще: эти два психа – родные братья.

Я в этом не сомневалась.

– Я полдня таскался по богатым особнякам, что стоят вдоль реки, – доложил Марино. – Есть хорошая новость – среди их обитателей пропавших нет. Есть и плохая – мы так и не выяснили, где он околачивается.

– Гостиницы проверяли?

– Волосатый мужчина с уродливыми зубами и французским акцентом ни в одну из них не заселялся.

Мы вышли на стоянку.

– Давай провожу тебя до дома? – предложил Марино.

– Сама прекрасно доеду.

– Ладно, только обязательно позвони, если Люси еще не у тебя. Даже не думай сидеть одна, пока этот ублюдок рыщет на свободе.

Я уже почти подъехала к дому, когда мне пришло в голову съездить на Уэст-Брод-стрит, в магазин скобяных изделий «Плезантс».

Я не знала, какой инструмент искать и долго бродила между полками, разглядывая гвозди, гайки, крепежные детали, крюки, петли, защелки. Ничто меня не заинтересовало даже в отделе, где торговали клещами и молотками.

Трубы я отмела сразу, потому что резьба на них не настолько выпуклая и широкая, чтобы оставить рисунок, который мы обнаружили на матрасе Брэй. Когда я приблизилась к отделу инструментов для строительства, мне на глаза наконец попался предмет, при виде которого у меня чаще забилось сердце.

Этот инструмент напоминал кирку с петлеобразной рукояткой. Я взяла его в руку. Он оказался тяжелым. Один его рабочий конец имел форму острия, другой – зубила. Я прочла надпись на ярлыке: инструмент назывался камнетесным молотком и стоил шесть долларов девяносто пять центов. Я поинтересовалась у продавца, что делают камнетесным молотком.

– Его используют при сварочных работах, чтобы сбивать шлак, – объяснил он, – но чаще применяют при кладке стен. Это многоцелевой инструмент.

– То есть его можно найти на любой стройке? Должно быть, это не очень известный инструмент, – сказала я.

– Если вы не каменщик и не сварщик, вы могли о нем и не слышать.

Купив камнетесный молоток, я отправилась домой. Остановив машину на подъездной аллее, я отметила, что Люси еще не вернулась. Наверно, она поехала за Джо в больницу, и в скором времени они будут здесь. Я прямиком прошла на кухню и сунула в микроволновую печь куриные грудки, потом облила камнетесный молоток томатным соусом, петлеобразную рукоятку особенно обильно, и прислонила его к белой наволочке. На ней отпечатался уже знакомый мне рисунок. Я позвонила Марино. Дома его не оказалось. Я послала ему сообщение на пейджер.

– Ты где? – спросила я, когда он перезвонил.

– Езжу по городу. Полицейский вертолет кружит над рекой, ощупывая прожектором каждый пятачок.

– Брэй убили камнетесным молотком, – сообщила я.

– Это что такое?

– Используется для кладки стен. Где-нибудь у реки есть стройплощадка? Возможно, Оборотень прячется на ней и там же подобрал орудие убийства.

– Интересно, а для шиферной крыши он годится? – задумчиво промолвил Марино. – Прямо на берегу стоит большой старый дом. У него перестилают крышу.

– В том доме кто-нибудь живет?

– Нет. Он выставлен на продажу.

– Не исключено, что днем Оборотень отсиживается внутри, а с наступлением темноты выходит на промысел.

– Все, я поехал.

– Марино, не езди туда один, прошу тебя.

– Да здесь всюду люди из АТО, – сказал он.

Я разожгла огонь в камине. В комнате работал телевизор. Местные телекомпании через каждые полчаса передавали новости, содержание которых, как я со злорадством подумала, не должно было радовать Оборотня, если, конечно, он смотрел телевизор или слушал радио.

«…рост – шесть футов. По словам главного судмедэксперта доктора Скарпетты, он страдает редкой болезнью, вызывающей избыточное развитие волосяного покрова, деформацию лица и зубов…»

Премного тебе благодарна, Харрис, подумала я, понимая, что он не мог не сослаться на меня.

«…призываем к крайней осторожности. Не открывайте дверь, не выяснив, кто за ней стоит».

Около десяти зазвонил телефон.

– Привет. – Давненько не слышала я в голосе Люси столько оптимизма.

– Вы все еще в больнице? – спросила я.

– Сейчас выезжаем. Видела, что творится на улице? Настоящая метель. Приедем примерно через час.

– Будь осторожна за рулем.

Я подбросила в огонь еще два полена. На душе стало тревожно, хотя дом мой был надежно защищен от вторжения посторонних. Я попыталась отвлечься и переключилась на кабельный канал, по которому показывали фильм с Джимми Стюартом. Потом я вспомнила о Талли и совсем приуныла.

Когда вновь зазвонил телефон, я аж подскочила на месте.

– Да?

– Все верно, его логово в этом доме! – взволнованно доложил Марино. – Но сейчас его нет на месте. Всюду мусор, объедки, испражнения. На постели волосы. Простыни воняют мокрой псиной.

Меня будто током ударило.

– Подразделение по борьбе с наркотиками прислало в город свой отряд, я вокруг выставил полицейских. Как только сунется в реку, он наш.

– Люси уже везет Джо домой, – сообщила я.

– Ты что, одна? – вскричал Марино.

– Сижу взаперти, сигнализация включена, пистолет передо мной на столе.

– Носу из дома не высовывай, слышишь!

– Не волнуйся.

Повесив трубку, я начала щелкать пультом, переключаясь с канала на канал, но ни одна программа меня не заинтересовала. Тогда я поднялась, прошла в свой кабинет и взяла сосуд с формалином. Я поднесла его к свету, разглядывая маленькие желтые глазки. Сколько же ошибок я допустила! Теперь вот погибли еще две женщины.

Я перенесла сосуд с формалином в большую комнату и поставила на журнальный столик. В одиннадцать по Эн-би-си начинались новости. Вдруг загудела охранная сигнализация. Я вскочила на ноги, сбросив пульт на пол, и помчалась в глубь дома. Сердце едва не выпрыгивало из груди. Запершись в спальне, я схватила свой «глок» и стала ждать телефонного звонка. Через пару минут телефон зазвонил.

– Служба охраны. Сигнал поступил из шестой зоны. Гараж, – доложил дежурный. – Полицию прислать?

– Да! Немедленно!

Я села на кровать, напряженно вслушиваясь в тишину. Казалось, я даже различаю беззвучный шорох падающего снега. Через десять минут раздался стук в дверь. Я поспешила в холл.

– Полиция, – донесся с крыльца громкий голос.

Я положила пистолет на стол в столовой и открыла дверь. На пороге стояли двое полицейских – молодая женщина и мужчина постарше. Судя по нагрудным табличкам, женщину звали Дж. Ф. Батлер, ее напарника – Р. И. Макэлуэйн.

– Пойдемте проверим гараж, – сказал Макэлуэйн.

Ворота гаража были приподняты сантиметров на пятнадцать. На снегу виднелись две цепочки следов: одна тянулась к гаражу, другая – от него.

Макэлуэйн и Батлер сфотографировали ворота и следы и сняли отпечатки пальцев. Единственное, что еще могли бы предпринять полицейские, – это выяснить, куда ведут следы. Но они убегали к дороге, на проезжую часть, где колеса автомобилей превратили снег в грязное месиво.

– Мы предупредим все полицейские патрули в вашем районе, – сказал Батлер на прощание. – Будем держать дом под наблюдением. В случае чего сразу набирайте «911». Даже если просто услышите какой-то подозрительный звук, хорошо?

Я послала сообщение на пейджер Марино. Часы показывали полночь.

– Что случилось? – спросил он, перезвонив. Я рассказала.

– Сейчас приеду.

– Слушай, со мной все в порядке, – возразила я. – Что ты будешь тут сидеть! Лучше попробуй его разыскать.

– Есть новость, – помедлив, произнес Марино. – Хотя не знаю, стоит ли тебе говорить. Приехал Талли.

Я опешила.

– Он возглавляет отряд, который прислало сюда подразделение по борьбе с наркотиками.

– И давно он здесь?

– Уже пару дней.

– Привет передавай, – беспечно бросила я, будто Талли для меня ничего не значил.

Мой беззаботный тон не обманул Марино.

– Жаль, что он оказался подонком.

Поговорив с Марино, я позвонила в ортопедическое отделение Виргинского медицинского института, но дежурная медсестра отказалась дать какую-либо информацию. В этот момент я так остро чувствовала отсутствие Бентона, что думала, не выдержу. Мысли о смерти захлестнули меня. Я сидела на диване, уткнувшись лицом в ладони, когда в дверь опять громко постучали.

– Полиция, – крикнул с улицы мужской голос. И вновь удар в дверь – то ли палкой, то ли полицейской дубинкой.

– Я не вызывала полицию, – отозвалась я.

– Мэм, нам сообщили, что возле вашего дома замечен подозрительный человек. С вами все в порядке?

– Да, да, – ответила я, открывая дверь.

Свет на крыльце не горел. Мне и в голову не приходило, что убийца может говорить без французского акцента. Он переступил через порог и пинком захлопнул за собой дверь. В нос мне ударил запах псины. При виде безобразной ухмылки на его лице крик застрял у меня в горле. Он протянул волосатую руку к моей щеке, словно испытывал ко мне нежные чувства.

Одна половина его лица была уже другой. Ее покрывала мягкая светлая щетина. Асимметричные сумасшедшие глаза горели злобой и похотью. Он сорвал с себя длинный черный плащ, намереваясь набросить его мне на голову. Я кинулась прочь. Все это произошло за считанные секунды.

Паника погнала меня в большую комнату. Убийца мчался за мной по пятам, издавая гортанные звуки, совсем не похожие на человеческие. Меня объял ужас. В отчаянии я искала, чем бы запустить в него. Взгляд мой упал на сосуд с формалином, в котором лежал кусок кожи его брата, им же убитого.

Я схватила сосуд и стала торопливо снимать крышку. Убийца уже держал в руке свое смертоносное орудие – тот самый молоток с петлеобразной ручкой. Когда он замахнулся, я плеснула формалин ему в лицо.

Убийца взвизгнул, хватаясь за глаза и горло, – ядовитый препарат обжег ему лицо и слизистую. Зажмурившись, он начал срывать с себя влажную рубашку. Я схватила со стола пистолет и выскочила на улицу. На обледеневших ступеньках я поскользнулась и упала на левую руку. Я попробовала встать, но поняла, что рука сломана. Убийца тем временем, шатаясь, вывалился следом за мной на улицу.

Цепляясь за перила, он с ревом, вслепую спускался с крыльца. Его торс был густо покрыт длинными белесыми волосами. Он упал на колени и, загребая ладонями снег, стал растирать им лицо.

Убийца был совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Еще немного, и он набросится на меня. Я вскинула пистолет, но не смогла отвести затвор. Встать не удавалось: едва приподнявшись, я вновь соскальзывала на землю. Убийца услышал мою возню и подполз ближе. Вдруг, хватая ртом воздух, он зарылся лицом в снег. Он плакал. Голый по пояс, он дрожал от холода, корчился и выл. Я почти жалела его.

Из-за пронизывающей боли в руке я не слышала, как подъехала машина. Я увидела Люси. Она бежала, утопая в снегу. Упав на колени рядом с убийцей, Люси приняла боевую стойку, направив дуло пистолета ему в голову.

– Люси, не стреляй! – крикнула я.

Она тяжело дышала, держа палец на спусковом крючке.

– Я избавлю тебя, гадина, от твоего уродства!

Я поползла к ней. Участок перед моим домом огласился шумом шагов, голосов, стуком автомобильных дверей.

– Люси! Не смей! – крикнула я. – Не надо! Ради всего святого!

Она будто не слышала меня, находясь где-то в своем мире, сотканном из ненависти и злости.

– Люси… – я придвигалась к ней ближе и ближе, – опусти пистолет.

Она не повиновалась. Вокруг мелькали люди в темном боевом обмундировании с автоматами и пистолетами.

– Люси, опусти пистолет, – услышала я голос Марино.

Она не шевелилась. Пистолет дрожал в ее руках.

– Люси, посмотри на меня, – сказала я. – Посмотри на меня!

Она глянула в мою сторону. По ее щеке катилась слеза.

– Не надо больше убивать, – увещевала я. – Прошу тебя, не надо. Это будет неоправданным применением оружия. Это не самооборона. В машине сидит Джо, она ждет тебя. Не стреляй. Мы тебя любим.

Она сглотнула. Я осторожно протянула к ней руку.

– Отдай пистолет, – попросила я. – Прошу тебя. Отдай мне свой пистолет.

Она швырнула его в снег. Сталь засеребрилась на белом фоне. Люси продолжала стоять на коленях, склонив голову. Марино подошел к ней и начал что-то говорить, но из-за пульсирующей боли в локте я не могла сосредоточиться на его словах. Чьи-то уверенные руки подхватили меня.

– Вставай, – ласково сказал Талли.

Он привлек меня к себе. Так странно было видеть его в форме сотрудника АТО. Я не верила своим глазам. Казалось, я грежу наяву или вижу кошмарный сон. Неужели все это происходит со мной? Нет, не может быть. Оборотня не существует, Люси никого не убивала, Бентон жив. Я теряла сознание, но Талли крепко держал меня.

– Тебе нужно в больницу, Кей, – произнес он.

– Надо вытащить Джо из машины. Она, наверно, замерзла, – пробормотала я.

– С ней все будет хорошо.

Он повел меня к автомобилю. Я с трудом передвигала одеревеневшие ноги.

– Я вел себя непростительно. Извини, – сказал он.

– Я первая начала, – с трудом выдавила я.

– Я мог бы вызвать «скорую», но хочу сам отвезти тебя.

– Отвези. Я не возражаю.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Реклама на сайте