«Неожиданный звонок»

Сьюзан  Ховач Неожиданный звонок

Глава 1

Телефон зазвонил днем, когда здания, высившиеся в конце авеню, уже начали дрожать в знойном летнем мареве. Вернувшись домой после неудачной прогулки вдоль магазинных витрин Пятой авеню, я подошла к кондиционеру, нажала выключатель и постояла несколько минут перед вентилятором. Восемнадцатью этажами ниже пешеходы сновали по тротуару, у перекрестков скапливались машины; в двадцати кварталах к северо-западу вертолет садился на крышу здания «Пан-Америкэн». Он показался мне разборчивой мухой, исследующей кусок бисквита.

Я отвернулась от окна и открыла дверь крохотной клетушки, которую владельцы квартиры называли кухней. В холодильнике стояла бутылка тоника; под мойкой хранился джин, который я держала там на случай внезапного появления гостей. Никто из моих подруг не питал слабости к спиртному, и я сама не дошла до той стадии, когда человек пьет в одиночку. Однако я приобрела привычку всегда иметь под рукой неоткрытую бутылку джина после того, как несколько месяцев тому назад не смогла предложить своему кавалеру ничего крепче имбирного эля. Привычки, в отличие от поклонников, приобретаются легко, а избавляться от них порой бывает непросто. Сейчас, измученная жарой, уставшая, я схватила бутылку с джином и плеснула немного жидкости в бокал, собираясь добавить туда тоник и лед. Подумать только, я пью одна! Я втайне обрадовалась своей порочности. Видели бы меня сейчас мои родители! Они оба принципиально не брали в рот и капли спиртного и были столпами консервативной новоанглийской общины, обосновавшейся в Нью-Гемпшире. Отец даже отказывался сажать яблони на маленькой ферме, где мы жили — так сильна была его ненависть к сидру.

Я вздохнула. Воспоминания пробуждали во мне одновременно раздражение и грусть. Эта глава моей жизни была закрыта; я порой скучала по родителям и испытывала ностальгические чувства к сельской жизни Нью-Гемпшира, однако радовалась своему избавлению от строгих моральных стандартов Новой Англии. Иногда я сомневалась в том, что мне удалось окончательно освободиться от пережитков воспитания. На двадцать восьмом году жизни, после трех лет, проведенных в Нью-Йорке, я порой чувствовала себя виноватой, если покупала наряды, казавшиеся мне нескромными, и волновалась, задолжав банку даже небольшую сумму.

«Моя дорогая, ты так благоразумна! — всегда говорила мне Джина.— Если бы я могла быть такой, как ты!»

Но Джина была совсем непохожа на меня. Я даже удивлялась тому, что тесная связь между нами не оборвалась после смерти родителей. Джина была моложе меня на пять лет; соответственно Новая Англия оказывала на нее свое влияние в течение меньшего времени. Когда она работала в Нью-Йорке, я сначала добросовестно старалась приглядывать за ней, но в конце концов сдалась. Это отнимало слишком много сил, и я не хотела ссориться с Джиной, критикуя ее поведение. Мы разошлись в разные стороны. Я была вознаграждена за свою терпимость позже, когда Джина отправилась в Голливуд; она забрасывала меня оттуда торопливыми письмами, в которых рассказывала о своей работе и крайне запутанной личной жизни. Очевидно, моя сдержанная снисходительность, в которой наши родители усмотрели бы трусость, позволила Джине сделать меня своей наперсницей. Почта из Калифорнии приходила весьма регулярно. Первое время Джина пыталась звонить за счет вызываемого абонента, но я отнеслась к этому без восторга.

«Только три минуты,— говорила я сестре.— Извини, но я сейчас на мели. Не хочу обедать и завтракать одним йогуртом».

«Но, дорогая, ты не можешь быть бедной!»

Голос Джины при этой мысли становился таким взволнованным, что меня охватывали теплые чувства к сестре.

«Я думала, что ты зарабатываешь уйму денег, обучая этих несносных детей...»

«По-моему, сниматься, как ты, в тридцатисекундной рекламе мыла — гораздо более прибыльное занятие»,— сказала я и, тут же почувствовав себя виновной в чрезмерной скупости, заставила Джину проболтать десять минут и отказалась от покупки пластинки с записью «Антония и Клеопатры» до лучших времен...

Джина, однако, отреагировала на мой намек, и вскоре от нее стали приходить письма. Я ощутила, что прошла мимо своего призвания — я бы могла с успехом вести в женском журнале колонку для дам, нуждающихся в совете и утешении. «Не знаю, что тебе сказать,— рассеянно писала я в одном из своих первых ответных посланий.— По-моему, мое мнение окажется для тебя совершенно бесполезным. Если я старше тебя на пять лет, это еще не означает, что я должна обладать универсальными познаниями в области человеческих отношений».

«Но ты такая благоразумная! — прочитала я в следующем письме Джины. — Такая здравомыслящая! Если бы ты знала, как важно, живя в этом кошмарном, сумасшедшем городе, иметь, пусть где-то далеко, близкого тебе человека, способного трезво рассуждать и нормально вести себя...»

Думаю, я стала для нее заменой родителей, символом упорядоченного мира, который она помнила с детства, и, хотя ничто не заставило бы Джину вернуться к строгой дисциплине новоанглийской жизни, ей, очевидно, было приятно сознавать, что этот уклад до сих пор существует и в случае необходимости примет ее в свое лоно.

Через несколько месяцев этой странной переписки я обнаружила, что люблю Джину гораздо сильней, чем в ту пору, когда мы обе жили в Нью-Йорке; расстояние укрепляет приятные иллюзии. По дороге в Париж, где ее ждала работа фото модели, она оказалась в Нью-Йорке; мы провели вместе замечательную неделю, но я не могла скрыть от себя то обстоятельство, что при расставании испытала легкое облегчение. Я казалась себе тихим, укромным домиком, стоявшим на спокойной, тенистой улочке и внезапно оказавшимся в эпицентре смерча, который оторвал его от земли, трижды перевернул в воздухе и швырнул на прежнее место.

К тому июльскому дню, когда я вернулась к себе после прогулки по Пятой авеню, Джина находилась в Париже уже шесть месяцев. Я съела ленч в обществе старой подруги по колледжу и покинула квартиру до прибытия почтальона; по субботам корреспонденцию приносили не раньше полудня. Вернувшись домой к четырем часам, я едва не забыла заглянуть в почтовый ящик; там меня ждал авиаконверт с адресом, выведенным под французскими марками знакомым неровным почерком. Смешав запретный джин с тоником, я сбросила туфли и забралась на диван с ногами. С бокалом в одной руке и письмом Джины в другой я устроилась поудобнее, вживаясь в мою старую роль умудренной жизненным опытом наперсницы, философа и друга.

Начало письма было обычным. Джина называла его «короткой запиской».

«...Ограничусь сегодня этой короткой запиской, дорогая, поскольку у меня голова идет кругом от дел, я должна быть одновременно в трех разных местах. Так сложно поспевать повсюду! Иногда мне хочется стать такой, как ты, дорогая, честное слово, иметь приличную постоянную работу с твердым окладом, такую, как у тебя, уютную крошечную квартирку с видом на Манхэттен. Иногда я испытываю желание снова оказаться в Нью-Йорке с его закусочными, бистро, барами и раскаленными тротуарами, потому что, несмотря на все здешнее великолепие, блеск и ухоженность, тут беспрестанно льет дождь, французские мужчины то и дело норовят ущипнуть в метро твой зад. Кстати, о мужчинах. Я совсем недавно обнаружила совершенно потрясающий экземпляр, не имеющий ничего общего — приятное разнообразие — с миром моды и фотографии, он даже не француз; признаюсь, дорогая, последние шесть месяцев я занималась тем, что завлекала местных мужчин и отбивалась от них; за это время я вполне созрела для чего-то нового. Этот бриллиант — англичанин, хотя и не из тех, кто носит котелки или прогуливается по Карнаби-стрит (оказывается, существуют и другие!). 

Его зовут Гарт Купер. Он, кажется, не женат, хотя я не представляю, каким образом ему удалось продержаться до тридцати пяти — у него нет никаких изъянов, я установила это во время нашей поездки за город. Вчера вечером мы отправились в ресторан. Угадай, кого мы там встретили! Нет, ты угадай! Тебе ни за что не удастся это сделать — Уоррена Мэйна! Он, представь себе, подошел к нам и поцеловал меня так, словно я по-прежнему его невеста. Есть же такие наглецы! Я не знала, куда мне деться, не смела даже взглянуть на Гарта, но он нашел это происшествие забавным; по его мнению, Уоррен приехал работать в Париж, чтобы снова быть рядом со мной. Я, конечно, запротестовала, но без большой уверенности в собственной правоте. Если Уоррен действительно последовал за мной в Париж, это уже чересчур! Он способен осложнить мне жизнь, я этого не вынесу, она и так достаточно сложна; иногда мне хочется, чтобы ты оказалась рядом со мной и навела в ней порядок — кстати, в школе еще не начались летние каникулы? Как ты собираешься провести отпуск? Сними проценты с твоего распухшего банковского счета и купи себе авиатур в Париж! Я должна бежать, дорогая, ставлю на этом точку, заботься о себе, с любовью, Джина».

Я снова вздохнула, отпила джин и задумалась о том, какая загадочная вещь сексапильность. Мы с Джиной внешне весьма похожи — или, во всяком случае, были похожи, пока она не стала пользоваться накладными ресницами и не похудела в соответствии с требованиями моды,— однако она явно обладала определенным таинственным свойством, которое отсутствует у меня. Я не могу поверить, что дело тут лишь в одних накладных ресницах; наверно, разгадка заключается в редкой комбинации весьма ординарных генов, унаследованных от наших родителей. В любом случае я всегда находила это несправедливым. Но только исключительно наивные, неискушенные люди ждут от жизни справедливости. Я всегда сердилась на себя, когда ловила себя на том, что снова проявляю эту самую наивность и завидую Джине.

Словно я когда-либо хотела стать фотомоделью! Джина создана для всего этого — Парижа, обилия поклонников, норковых шуб! Я была вполне счастлива моими записями шекспировских трагедий, моими друзьями, воскресными походами в музей «Метрополитен»; у меня была работа, которую я любила, отдельная квартира; если я буду обращаться с деньгами экономно и получу в ближайшее время прибавку к жалованью, то смогу, вероятно, купить маленький блестящий красный «фольксваген»...

На несколько минут в моем воображении возникла следующая картина: швейцар с улыбкой восхищения на лице открывает передо мной дверь моего автомобиля, и я небрежно сажусь в него. Затем я встала, нашла ручку и бумагу, снова села, чтобы обдумать ответное письмо. Я заметила, что мне легче отвечать Джине сразу по прочтении ее письма, когда еще свежо первое впечатление. Сочинять письмо наперсницы, философа, друга спустя несколько дней, когда эмоции уже остыли, было для меня тяжким трудом.

«Моя дорогая Джина! — торопливо вывела я на листе бумаги.— Твой рассказ показался мне весьма обрывочным и неполным, хотя, уверена, я страдаю тем же грехом. Вот мое мнение: 1) тебе отлично известно, что ты предпочитаешь парижские дожди девяносто процентной нью-йоркской влажности, так что не ищи моего сочувствия по этому вопросу. 2) Если метро — столь опасное для некоторых частей твоего тела место, пользуйся автобусом. Войдя в него, тотчас садись на сиденье. 3) Тридцатипятилетний англичанин не внушает мне доверия. С чего это он, похоже, фланирует по Парижу, соря деньгами? И еще — что ты имела в виду, сообщив, что он, «кажется», не женат? Похоже, ты сама подозреваешь обратное. Если это на самом деле так, попрощайся с ним, и тогда через шесть месяцев, когда он вдруг примет благородную позу и решит вернуться к своей жене, мне не придется подставлять тебе плечо, чтобы ты могла на нем поплакать. 4) Тебе не повезло снова встретить Уоррена. Однако, если ты не хочешь видеть его в дальнейшем, воспользуйся простым средством. Скажи ему об этом. 5) Я с радостью приехала бы в Париж и повидалась бы с тобой, но собираюсь купить маленький красный автомобиль, о котором я тебе говорила зимой. Может быть, в следующем году? Относительно ближайшего отпуска мои планы весьма скромны — погощу неделю в Бостоне у Сью и ее мужа, потом проведу неделю в коттедже Нэнси...»

Я остановилась, чтобы перечитать написанное и допить спиртное. Потом снова взяла ручку, чтобы дополнить письмо новостями моей жизни, и тут зазвонил телефон. Повернувшись назад, я схватила трубку и опрокинула пустой бокал.

— Да? — растерянно произнесла я, поднимая бокал и бумагу, сползшую с коленей на пол.— Алло?

— Пожалуйста, мисс Клэр Салливан.

— Слушаю,— рассеянно ответила я; незнакомый мужской голос, прозвучавший на фоне далеких шумов, озадачил меня.

— Мисс Салливан, это Лондон. Вы согласны оплатить разговор с вызывающей вас мисс Джиной Салливан?

Я так растерялась, что даже забыла рассердиться на Джину.

— Лондон? — изумленно произнес я.

— Да, мадам. Я могу...— Оператор сделал вежливую паузу. В его голосе явно присутствовала английская корректность. Или английский акцент.

— Да,— тотчас сказала я.— Да, я согласна. Спасибо.

— Говорите, абонент.

— Джина? — растерянно произнесла я.— Джина, что ты делаешь в...

Но она уже говорила, не слушая меня. В ее голосе звучали панические ноты, она задыхалась от волнения. Ее страх передался и мне, я затаила дыхание.

— О, Клэр, Клэр, пожалуйста, прилетай,— всхлипывала Джина.— Пожалуйста, прилетай, Клэр. Я попала в кошмарную ситуацию. Клэр, ты должна прилететь, пожалуйста,— я не знаю, что мне делать...

— Джина, послушай меня! Где ты находишься? Что случилось? Что... Джина, ты меня слышишь? Джина...

Но в трубке воцарилась тишина, затем через четыре тысячи миль до меня донесся тихий щелчок — трубку положили.

Глава 2

Гудки отключенной линии повергли меня в состояние оцепенения. Я уставилась на телефон, слушая сигналы зуммера; меня словно парализовало. В конце концов я взяла себя в руки и набрала номер международной телефонной станции.

— Я говорила с Лондоном... Нас прервали...— Мысли мои были нечеткими, я запнулась, отвечая на вопрос оператора.— Нет, нет, я не знаю номер лондонского телефона... да, пожалуйста, установите, откуда звонили...

Опустив трубку, я принялась ждать, приготовила себе новую порцию джина с тоником. Когда мое терпение почти истощилось, телефон зазвонил снова.

— Вам звонили с Хэфорд-мэншонс, 16, Лондон, дубль в, 8,— невозмутимо сообщила оператор.— Номер телефона: Кенсингтон, 21272. Он числится за Эриком Янсеном. Соединить вас?

— Пожалуйста.

Я записала на листке выданную мне информацию.

— Кого позвать?

— Джину Салливан.

Я произнесла фамилию по буквам.

— Одну минуту.

Я принялась ждать. После щелчков набора номера я услышала далекие гудки.

— Пытаюсь соединить вас,— сказала девушка,

— Спасибо.

Гудки продолжались.

— Ждите, я все еще пытаюсь соединить вас. Долгая пауза.

— Извините,— сказала телефонистка.— Номер не отвечает. Перезвонить позже?

Я не знала, что сказать. Наконец произнесла:

— Нет, спасибо. Не могли бы вы еще раз проверить адрес? Я никогда не слышала от сестры фамилию Янсен и хочу убедиться в том, что тут нет ошибки.

— Я перезвоню вам,— равнодушно, точно автомат, сказала телефонистка и отключилась.

Я опустила трубку и уставилась на бокал. Что, если и дальше номер не будет отвечать? Что мне следует предпринять? Ц о до жду до полуночи, а затем, если мне не удастся связаться с Джиной и она сама не перезвонит мне... По моей голове поползли мурашки... Что я должна буду сделать? Нет смысла звонить в местное отделение полиции и сообщать им о чем-то, происшедшем в Лондоне. Если же я позвоню в Скотланд-Ярд... я попыталась представить, каким будет разговор.

«Мне только что позвонила сестра из Лондона,— скажу я.— Голос у нее был испуганный, истеричный. Затем связь оборвалась, трубку положили, я не могу дозвониться до сестры. Не могли бы вы проверить, где находится квартира, при надлежащая Эрику Янсену, и установить, все ли в порядке с моей сестрой?» Уместно ли человеку просить сотрудников Скотланд-Ярда проверить, все ли в порядке с его родственницей? Я сочинила более драматическое заявление. «Боюсь, с моей сестрой случилось нечто ужасное — нас прервали в середине беседы, похоже, кто-то силой заставил ее замолчать...»

Но это будет неправдой. Джина не сказала, что она в опасности, она упомянула лишь кошмарную ситуацию. Нет оснований полагать, что кто-то заткнул ей рот и положил трубку. Я не услышала ни крика, ни испуганного вздоха; в ее голосе звучали истерические ноты; возможно, я совершила ошибку, приписав их происхождение страху. Я сформулировала заявление для Скотланд-Ярда иначе.

«Меня очень обеспокоил звонок из квартиры мистера Эрика Янсена,— скажу я.— Моя сестра была на грани истерики, ее голос звучал испуганно. Думаю, необходимо проверить, что там случилось...»

Полицейский перебьет меня: «Что ваша сестра делает в Лондоне? Насколько хорошо она знает этого Эрика Янсена?»

«Мне это не известно. Она знакома с англичанином, которого зовут Гарт Купер».

«Вы сказали, ваша сестра по профессии — фотомодель? Она молода, эффектна, пользуется успехом у мужчин?» «Да, но...»

«Не допускаете ли вы, что ее истерика — следствие кризиса в отношениях с одним из этих мужчин или даже с ними обоими?» «Ну, да, но...»

«Она сказала вам, что чего-то боится? Что ей что-то угрожает?» «Нет, но...»

«Повторите ее слова в точности».

Я нахмурилась, без труда представив себе реакцию Скотланд-Ярда на слова Джины. Размышляя о том, следует ли мне звонить туда, я услышала телефонный звонок. Оператор подтвердила адрес и телефон Янсена. Я сказала ей, что передумала, и попросила девушку через час снова набрать лондонский номер. Когда я положила трубку, в моей голове вдруг родилась идея. Подойдя к письменному столу, стоявшему в дальнем углу комнаты, я достала из ящика блокнот и отыскала в нем телефон парижской квартиры Джины. Сестра снимала ее вместе с другой молодой американкой; я никогда не видела эту девушку, но знала, что ее зовут Кэнди-Анна. Я отлично помнила эксцентричный гибрид, который представляло из себя ее имя, хотя фамилия выскочила из моей головы. Снова связавшись с международной телефонной станцией, я заказала разговор с Европой. На сей раз мне сопутствовал успех. Я услышала вялый томный голос, выдохнувший в трубку: «Алло?»

— Говорите,— произнесла телефонистка.

— Это Кэнди-Анна?

— Да-а,— я уловила ноты разочарования — девушка поняла, что это не поклонник, собирающийся пригласить ее куда-то.— Кто это?

— Клэр, сестра Джины из Нью-Йорка. Я...

— О, привет! Я так много о тебе слышала! Джина только вчера говорила...

— Я пытаюсь найти ее.— Возможно, я перебила девушку не самым вежливым образом, но она, похоже, не заметила резкости моего тона.— Ты не знаешь, где она остановилась в Лондоне?

— О, так тебе известно, что она в Лондоне! Она только вчера решила...

— Ты знаешь, где она остановилась там?

— Нет, к сожалению... Она отправилась туда со своим другом, он просто потрясающий мужчина и. несомненно, очень понравился бы тебе...

— С Гартом Купером?

— А, да ты его знаешь! Правда, он — самый...

— Нет, я с ним не знакома. Тебе известен его лондонский адрес?

— Нет... это срочно? Джина вернется в понедельник, она улетела только на уикэнд и сказала...

— Она когда-нибудь упоминала Эрика Янсена?

— Эрика Янсена? Дорогая, я не помню! Если бы ты знала, какую массу потрясающих поклонников собрала Джина у нашей двери...

В слащавом голосе девушки на мгновение появились завистливые ноты.

— Извини, честное слово, не могу вспомнить. Мне кажется, она никогда не говорила ни о каком Эрике, хотя я могла забыть. У меня ужасная память. Ты просто не представляешь, с какой легкостью я все забываю... Как там Нью-Йорк? Который у вас час? Расскажи мне все!

Только не за три доллара в минуту, мысленно улыбнулась я, однако вежливо ответила, что в Нью-Йорке сейчас день, погода стоит хорошая; я поблагодарила Кэкди-Анну за помощь и сказала, что надеюсь когда-нибудь встретиться с ней. С максимальной корректностью закончив разговор, я встала и подошла к окну. Я просто не знала, что мне делать. Я посмотрела на часы. Стрелки показывали половину шестого. В Англии сейчас десять тридцать. Через полчаса телефонистка снова наберет номер Янсена. По меньшей мере до шести часов я могу размышлять о том, как мне следует поступить в том случае, если я не сумею связаться с Джиной.

Я попыталась оценить ситуацию бесстрастно. Что могло случиться на самом деле? По правде говоря, я считала, что Джина скорее всего запуталась в своих отношениях с Гартом Купером и Эриком Янсеном. Я знала по прошлому опыту, что Джина обладает талантом вязать самые невообразимые узлы из своей личной жизни. Возможно, она отправилась в Лондон с Купером, а затем узнала от Эрика Янсена о том, что ее кавалер все же женат. Испытав шок, Джина драматизировала ситуацию; ей, похоже, показалось, что ее сердце разбито навсегда; охваченная ощущением трагедии, она позвонила мне. Тогда почему она положила трубку в середине разговора?

В шесть часов, когда зазвонил телефон, я еще размышляла над этим вопросом.

— Лондонский номер не отвечает,— сообщила телефонистка.— Перезвонить в семь?

— Нет.— Я внезапно приняла новое решение.— Пожалуйста, соедините меня со Скотланд-Ярдом.

Я заподозрила, что невозмутимая телефонистка, напоминавшая автомат, усомнилась в моем психическом здоровье.

— Скотланд-Ярд, Лондон?

— Да,— сказала я.— Полиция.

— Вам нужно конкретное лицо?

— Нет, кто подойдет. Я хочу сделать заявление.

— Я перезвоню,— сказала девушка тоном, которым разговаривают с душевнобольными; в трубке снова зазвучали короткие гудки.

Я принялась репетировать мой рассказ, пытаясь справиться с нарастающим волнением. Когда наконец спустя несколько минут мне пришлось заговорить, я, злясь на себя, стала запинаться; заученные слова выскочили из памяти, краска смущения залила мое лицо. К счастью, слушавший меня инспектор Фаулз проявил терпение; время от времени он вежливо задавал вопросы, внося ясность в мою путаную историю. Когда я спросила его, сможет ли полиция помочь мне чем-то, он невозмутимо заверил меня:

— Да, мы пошлем кого-нибудь на квартиру Янсена. Не волнуйтесь, мы во всем разберемся и выясним, что произошло с вашей сестрой.

— Вы сообщите мне, как только что-то узнаете? Я понимаю, что эти звонки стоят дорого, но я буду вам очень признательна, если...

— Да, конечно, мисс Салливан. Я записал номер вашего телефона. Я сам вам позвоню, как только получу рапорт.

Я поблагодарила его, положила трубку и закрыла глаза. Силы покидали меня. Через некоторое время я прошла на кухню и попыталась приготовить ужин, но обнаружила, что не в состоянии что-либо съесть. Охваченная тревогой, я зашагала по комнате, остановилась у окна, посмотрела на здание «Пан-Ам», перевела взгляд на другие небоскребы. Еще один вертолет сел на крышу и вскоре поднялся в воздух. Стрелки часов приблизились к семи вечера. В сумерках замерцали огни; ночной Нью-Йорк начал оживать; внизу засветились красные габаритные фонари машин, двигавшихся в сторону центральных ресторанов и Бродвея. Прошел еще один час, затем второй. Нетерпение дважды едва не заставило меня снять трубку телефона, но мне удалось сдержать себя: сотрудник Скотланд-Ярда позвонит сам. Бессмысленно звонить ему — у него еще нет новостей для меня. В половине двенадцатого, когда я готовила себе очередную чашку кофе, раздался звонок; от неожиданности я пролила кипящую воду на пол. Это был инспектор Фаулз. У меня обмякли ноги; мне пришлось сесть.

— Мисс Салливан, к сожалению, у нас нет для вас существенных новостей относительно вашей сестры, но там, похоже, все спокойно. Вероятно, в данном случае отсутствие новостей само похебе — хорошая новость. Мистер Янсен пригласил Джину выпить с ним, но потом понял, что не успевает. Он пытался связаться с ней, чтобы отменить встречу, но ему не удалось ее найти. Он не знал, что ваша сестра находилась в его квартире.

— Но,— я растерялась,— как она проникла туда в его отсутствие?

 — Он предположил, что она могла войти в квартиру со своим другом, мистером Купером. Очевидно, у этого мистера Купера есть ключ от квартиры.

Где-то в глубине моего сознания зародился необъяснимый страх.

— Вы проверили это, связавшись с мистером Купером? — растерянно спросила я.

— До настоящего момента нам не удалось разыскать его, но на вашем месте я не стал бы так беспокоиться, мисс Салливан. Похоже, ваша сестра прибыла из Парижа с этим мистером Купером.

— Да,— сказала я,— мне это известно.

— Полагаю, сегодня вечером они отправились в город развлекаться — вероятно, ваша сестра решила насладиться каждой минутой своего пребывания в Лондоне и сейчас переживает лучшие мгновения своей жизни! 

Его голос звучал успокаивающе; он убежден, почувствовала я, что с Джиной не случилось ничего плохого.

— Я скажу вам, что, по-моему, произошло: она заглянула с Купером в квартиру его друга выпить спиртного, и они повздорили из-за чего-то. Возможно, он ушел от нее. Вы знаете этих молодых девушек,— возможно, ваша сестра любит время от времени переживать маленькие драмы. Она позвонила вам, чтобы поплакать на вашем плече,— тут он возвращается, приносит извинения, и они отправляются в город, словно ничего и не случилось. Запомните мои слова — завтра она позвонит вам и извинится за то, что напугала вас.

— А если она не позвонит? — Вот все, что я смогла сказать.

— Ну, если не позвонит...

Он помолчал, обдумывая такую возможность.

— Подождите до понедельника, проверьте, не вернулась ли она в Париж. Если окажется, что ее там нет, и она не даст о себе знать, свяжитесь снова со мной.

— Хорошо,— медленно произнесла я.— Хорошо, я это сделаю. Спасибо вам за ваши хлопоты.

— Пустяки, мисс Салливан.

Мы попрощались, его голос звучал очень тепло и приветливо, мой — растерянно, обеспокоенно. Я села на диван. Чем больше я твердила себе, что волноваться глупо, тем сильнее охватывала меня тревога. Мысль о том, что мне предстоит ждать в бездействии сорок восемь часов до понедельника, не радовала меня. Наконец, охваченная агонией нерешительности и волнения, я встала, подошла к моей сумочке и заглянула в чековую книжку. Проделав ряд простых арифметических действий с моим балансом, я задумалась. Я снова вспомнила о маленьком красном «фольксвагене», терпеливо ждавшем, когда я накоплю нужную для его покупки сумму. Я подумала о запланированных мною путешествиях, о приятных поездках на пляж, не омраченных долгим тягостным сидением в вагоне метро, о полуторамесячной экспедиции на Запад, которую я собиралась устроить следующим летом. Я размышляла долго.

— Ну,— наконец произнесла я вслух, обращаясь к самой себе,— возможно, все это — излишнее расточительство. Все говорят, личный автомобиль в Манхэттене — скорее обуза, нежели удобство. Я могу еще немного подождать подобную роскошь. Я всегда хотела побывать в Европе.

Приняв решение, я почувствовала себя значительно лучше. Я легла в постель и проспала несколько часов. Проснувшись утром, я позвонила в «Пан-Ам», чтобы узнать, как быстро я смогу вылететь из Нью-Йорка в Лондон.

В дальнейшее развитие событий вмешался рок; я узнала, что все билеты на ближайшие лондонские авиарейсы проданы — летний туристский сезон был в самом разгаре. Я внесла мою фамилию в несколько списков и, изнемогая от разочарования, принялась обдумывать ситуацию. Даже если мне удастся приобрести билет на сегодня, то есть на воскресенье, вряд ли я попаду в Лондон до отбытия Джины в Париж — разумеется, при условии, что она жива и невредима. Поэтому гораздо разумнее пытаться получить билет на самолет, следующий в Париж, а не в Лондон. Я снова подошла к телефону. Удача улыбнулась мне — кто-то вернул билет на парижский рейс компании «ТВА». Самолет вылетал в понедельник. Сделав заказ и окончательно укрепившись в своем решении отправиться в Европу, я наконец немного расслабилась, но долго отдыхать я не могла — меня ждала масса дел. Я отправилась на Сорок Вторую улицу за авиабилетом. Шагая по тротуару, я обнаружила, что снова думаю о Джине, о ее обворожительном англичанине Гарте Купере, о Кэнди-Анне, произносящей с тягучим южным акцентом в голосе: «Он просто потрясающий мужчина...»

Я снова стала нервничать и еще быстрее зашагала к зданию авиакомпании, расположенному на Сорок Второй улице.

Спустя полчаса, вернувшись домой с билетом в сумочке, я попыталась спокойно собраться в дорогу, но обнаружила, что смятение мешает мне сделать это надлежащим образом. Я проверила мой паспорт и справку о вакцинации от оспы; я всегда следила за тем, чтобы оба документа были постоянно в порядке. Мне предстояли скучные сборы. Замкнув наконец чемоданы, я позвонила двум моим подругам и сообщила им, что я неожиданно решила отправиться в Европу. Обе девушки очень удивились. Я задумалась о том, все ли в порядке с моей головой; прогнав эту мысль из моего сознания, я отправила телеграмму Джине в Париж, предупреждая ее о моем прибытии.

Возможно, подумала я, решив не терять оптимизма и верить в лучшее, Джина встретит меня в аэропорту. Но все же в глубине души я сомневалась в этом. Скорее всего, когда мой самолет приземлится в Орли, никто не будет ждать меня там. Я снова забеспокоилась, провела в тревоге весь воскресный вечер; наконец наступил понедельник. Я поспешила в банк, чтобы приобрести аккредитив до того, как я сяду в такси и поеду в аэропорт Кеннеди. К счастью, все прошло гладко; в последнюю минуту не случилось никакого несчастья, я не опоздала к отлету. Меньше чем через сорок восемь часов после звонка Джины я летела в Европу на поиски сестры.Полет казался бесконечным. Самолет на долгие часы завис в голубом вакууме; различие в часовых поясах между Америкой и Европой проявилось впечатляющим закатом и ранними сумерками. В Париж мы прибыли ночью, хотя мои часы показывали, что в Нью-Йорке вечер только приближается. Я подумала о длинных авеню, дрожащих в знойном мареве, о раскаленных тротуарах, о шелесте миллионов кондиционеров; внезапно все это оказалось на другой стороне планеты. Самолет начал снижаться над французской землей.

Я вышла из оцепенения долгого полета, убрала книгу, забыла о своих тревогах. Подо мной в летней ночи мерцали огни Европы. Меня охватило такое волнение, что я совсем забыла о Джине. Самолет продолжал снижаться; огни уходили в бесконечность. Наконец я увидела фонари посадочной полосы; самолет устремился к ним, и я вспомнила о том, что следует пристегнуть ремни. Через четверть часа я ступила на землю новой для меня страны.

Мое радостное возбуждение достигло апогея и резко спало. Я слегка владела французским, но пулеметные очереди из слов, затрещавшие вокруг меня, слабо напоминали простые фразы, которые я учила в школе. Одинокая и беспомощная, я миновала таможню и иммиграционный контроль; двуязычные указатели вывели меня к автобусной остановке. Я постоянно оглядывалась по сторонам, надеясь увидеть Джину, но возле меня не было знакомых лиц; я находилась среди чужих мне людей, аэропорт казался мне бездушным, холодным.

Наконец мне удалось обменять аккредитив на наличные, оплатить проезд и сесть в автобус. Начался второй этап моего путешествия; автобус ехал через парижский пригород, по булыжным мостовым, мимо уличных кафе и старых зданий. Внезапно убожество окраин кончилось, я увидела широкие бульвары, освещенные фонарями аллеи, залитые светом здания, знакомые по снимкам достопримечательности. Похоже, мы ехали через центр города; вскоре мое возбуждение стало таким сильным, что я забыла о своем одиночестве. Передо мной простирался Париж, и я, Клэр Салливан, видела его своими собственными глазами.

На конечной остановке я снова нашла свой багаж и махнула рукой таксисту. Водитель кивнул; его лицо выражало то, что показалось мне чисто парижской скукой — ennui. Автомобиль понесся вперед, точно пуля, выпущенная из ружья, запрыгал по булыжнику, с визгом остановился возле перекрестка. Когда мы снова помчались вперед, я начала привыкать к такому судорожному стилю вождения и заволновалась — вдруг мою телеграмму не доставили на квартиру Джины?

Но оказалось, что она благополучно попала туда. Расплатившись с шофером и покинув машину, я внесла мой багаж в дом и шагнула; тесный, но вполне современный лифт. Джина жила на третьем этаже. В коридоре было темно, мне пришлось зажечь спичку; наконец я оказалась возле нужной мне двери и прочитала фамилию сестры, выведенную на табличке над фамилией Кэнди-Анны.

Я испытала одновременно огромное облегчение и жуткую усталость. Я нажала кнопку звонка, подождала; наконец дверь открылась. Я увидела стройную, гибкую девушку с золотистыми волосами и бледно-голубыми глазами.

— О, привет! — радушно произнесла Кэнди-Анна.— Добро пожаловать в Европу! Как здорово увидеть тебя! Надеюсь, ты не будешь очень разочарована. Похоже, Джина решила продлить этот лондонский уикэнд — она еще не вернулась домой, и я не имею понятия о том, где она сейчас находится...

Глава 3

— Кто этот Гарт Купер?— спросила я.— Ты с ним знакома? С момента моего прибытия в квартиру прошло полчаса; мы пили швейцарский кофе в просторной неубранной гостиной. Кэнди-Анна проявила понятное любопытство в отношении моего внезапного появления в Европе и беспокойства по поводу Джины, но я не имею склонности доверять совершенно чужим людям, поэтому я сделала значительные купюры в моей истории.

— Джина уговаривала меня провести отпуск в Европе, и я в конце концов согласилась с ней,— сказала я.— В субботу вечером она позвонила мне из Лондона; ее голос звучал по меньшей мере странно; я перезвонила Джине, но не смогла связаться с ней. Захотев узнать, что она делает в Лондоне и с кем туда отправилась, я позвонила тебе.

— Она полетела с Гартом,— сказала Кэнди-Анна.— Но это вовсе не было каким-то безумным романтическим уикэндом — не думай так!

Она умело придала своим ясным глазам невинное выражение.

— Гарт возвращался в Лондон, завершив свои дела в Париже, и Джина решила полететь туда, чтобы посмотреть Англию. Видно, уикэнд удался на славу и она решила задержаться там. Почему ее звонок показался тебе странным? Ты не думаешь, что с ней что-то случилось?

— Она была словно не в себе.

Я допила кофе и задала вопрос о Гарте Купере.

— Кажется, ты сказала мне по телефону, что видела его. Что он за человек, по-твоему?

Мне следовало предвидеть, что Кэнди-Анна не сумеет дать прямой, лаконичный ответ на подобный вопрос.

— Гарт? Он замечательный человек! Мы обе буквально в восторге от него...

— Да,— я постаралась скрыть свое раздражение,— но чем он занимается? Что делает в Париже? Он живет в Лондоне?

— Понятия не имею! Наверно, да. Хотя, возможно, в Париже у него тоже есть небольшая квартира — помню, он сказал, что постоянно путешествует из одного города в другой и обратно. Это чудесно! — Она вздохнула.— Представляешь, жить и работать в Лондоне и Париже...

— Да,— согласилась я, вонзив ногти в ладони моих рук.— Но чем он занимается?

Кэнди-Анна нахмурилась — вероятно, от попытки мобилизовать свои редко используемые мыслительные способности.

— Ну,— растерянно произнесла она наконец,— надо же, как странно! Мне об этом ничего не известно.

— Он производит впечатление состоятельного человека?

— О да! Он постоянно ездит на такси, никогда не пользуется метро. Он водил Джину в шикарные рестораны, оперу, театры. Джине повезло! Я радовалась за нее!

Я усомнилась в ее искренности.

— Давно Джина знает его?

  — О... думаю, месяца полтора. Но он провел в Париже часть этого времени. Последнюю неделю он находился здесь, и они виделись почти каждый вечер. В пятницу они вместе полетели в Лондон.

— Наверно, ты не в курсе, когда он собирался вернуться в Париж?

— О, понятия не имею. Возможно, он задержится в Лондоне. Не знаю.

Я задумалась, что мне делать. Похоже, мне следовало как можно быстрее вылететь в Лондон, найти этого Купера и спросить его напрямик, что случилось с Джиной. Но тогда... Я вздохнула. Несомненно, я повела себя глупо. Скорее всего, Джина сильно увлеклась им и не собирается прерывать их роман возвращением в Париж. Она не поблагодарит меня за мое вмешательство. Я почувствовала себя круглой идиоткой. Я пренебрегла советом сотрудника Скотланд-Ярда и драматизировала ситуацию с телефонным звонком, а сейчас точно так же напрасно волнуюсь из-за задержки с возвращением Джины в Париж. Я с горечью говорила себе, что разумнее было бы остаться в Нью-Йорке, а не мчаться в панике через Атлантический океан, когда зазвонил телефон. Мы обе вздрогнули.

— Это Джина,— сказала я.— Ну конечно. Она вернулась. Кэнди-Анна схватила трубку.

— Алло?

Я подалась вперед, сидя на краю дивана; мои ноги заныли от напряжения. Глаза девушки изумленно округлились.

— О, Уоррен! Как твои дела? Что? Нет, ее сейчас нет — она еще не вернулась. Да, верно... Нет, у меня нет вестей от Джины...

— Это Уоррен Мэйн, бывший жених Джины? — вмешалась я и вспомнила письмо сестры, полученное мною незадолго до того телефонного звонка.

— Одну минуту, дорогой,— сказала в трубку Кэнди-Анна и обратилась ко мне: — Да, это он — ты его знаешь?

— Могу я поговорить с ним?

— Конечно.

Вид у нее был удивленный. Она снова заговорила в трубку.

— Дорогой, угадай, кто хочет поговорить с тобой! Некто из твоего прошлого!

Верная своему обету быть всегда загадочной и интригующей, она с довольной улыбкой протянула мне трубку и взяла новую сигарету.

— Уоррен? — торопливо произнесла я.— Это Клэр Салливан, сестра...

— Клэр! — удивился Уоррен.

Он тотчас появился у меня перед глазами — очень молодой, тщательно выбритый, коротко постриженный, с серьезным мужественным лицом и карими глазами, в которых светилась преданность хорошо обученного спаниеля. В прошлом году Джина изрядно потрепала ему нервы в Нью-Йорке; я тогда постоянно испытывала к Уоррену жалость.

— Да! — Несмотря на свою усталость, я улыбнулась.— Да, это действительно я! Как поживаешь, Уоррен? Я знаю от Джины, что ты теперь в Париже.

— Она говорила обо мне?— обрадовался он.— Да, я работаю в здешнем филиале одной американской фирмы. Это...

— Уоррен, извини меня, но я сама ничего не понимаю. Я только что прилетела в Париж и понятия не имею о том, что с Джиной. Мы могли бы встретиться завтра и поговорить? Я в недоумении.

— А мне все ясно.

Он явно был вне себя от ярости.

— Все ясно, как божий день. Этот чертов англичанин посорил перед ней деньгами и пригласил ее слетать с ним в Лондон! Господи, если он еще когда-нибудь попадется мне на глаза...

— Возможно, если мы побеседуем об этом завтра, Уоррен, я...

— Позавтракаем? Встретимся за ленчем?— торопливо спросил он.

— Как насчет ленча? — предложила я, надеясь до этого получить вести от Джины.

— Отлично. Зайду за тобой в полдень,— выпалил он и бросил трубку.

— О Господи,— беспомощно промолвила я.— Почему я такая дура? Теперь я еще больше осложнила ситуацию для Джины.

— Джине нет дела до Уоррена,— успокаивающе произнесла Кэнди-Анна.— Она только обрадуется предлогу избавиться от него навсегда.

Ее глаза стали задумчивыми. Я догадалась, что Кэнди-Анна тоже обрадовалась бы этому, хотя и по другой причине.

— Я должна лечь в постель,— устало сказала я.— Еле держусь на ногах. Извини, что я свалилась тебе на голову и причиняю неудобства...

Меня заверили в том, что мне очень рады и что я не должна извиняться. В конце концов я заснула на кровати Джины, в окружении знакомых мне вещей. Из другого угла комнаты доносилось тихое дыхание Кэнди-Анны; мой сон не был глубоким, в любой момент телефон мог принести хорошие или плохие вести из Лондона. Но звонок так и не разбудил меня; когда я наконец открыла глаза, было уже восемь часов утра и в комнату сквозь жалюзи проникали солнечные лучи. Уоррен прибыл точно в полдень. Кэнди-Анна покинула квартиру ранее, ее ждала работа. («Представляешь, я буду сниматься на фоне огромного мотора. Позировать перед грузовиком вместе со слоненком»). Когда раздался звонок, я была одна. Я подошла к двери и открыла ее.

Уоррен совсем не изменился со дня нашей последней встречи. По возрасту он был ближе ко мне, чем к Джине, но я всегда относилась к нему так, словно он был минимум лет на пять младше меня. После смерти родителей Джина приехала в Нью-Йорк изучать искусство; когда она познакомилась с Уорреном, они оба находились на стадии увлечения молодежной поп-культурой и ее атрибутами... К несчастью для Уоррена, Джина переросла эту фазу раньше его; став преуспевающей фото моделью в Нью-Йорке, она отправилась в Голливуд, а затем в Париж; она пережила ряд бурных сцен, в ходе которых обручальное кольцо с бриллиантом несколько раз возвращалось к Уоррену и наконец было отвергнуто бесповоротно. Я чувствовала, что Уоррену не повезло, поскольку он был в определенном смысле завидным женихом, и многие девушки хотели бы заполучить его. Он вырос в хорошей семье; отец Уоррена состоял на дипломатической службе и работал в Вашингтоне. Уоррен не блистал образованием и не был интеллектуалом, но и Джина не обладала этими достоинствами; я считала, что они подходят друг другу, но Джина, придерживавшаяся другого мнения, отправилась на поиски того, что казалось ей более блестящей перспективой.

— Рад снова тебя видеть.— С простодушной, мальчишеской улыбкой на лице он протянул мне руку.— Извини, я был вчера резок, когда разговаривал с тобой по телефону, но это из-за волнения.

— Хорошо, что ты появился,— вежливо сказала я.— Надеюсь, ты сможешь объяснить мне, что тут происходит.

— А я рассчитывал, что ты объяснишь мне это.— Уоррен посмотрел на часы.— Слушай, на этой улице есть маленький ресторан — почему бы нам не перекусить там? Ручаюсь, в холодильнике нет ничего, кроме йогурта. Фотомодели практически не едят.

Я, естественно, полагала, что мы отправимся куда-нибудь на ленч, и слегка оторопела: он, видно, думал, что я займусь приготовлением пищи дома. Я поспешила заявить, что хочу попробовать французскую кухню; мы вышли из квартиры и окунулись в свежий, прохладный парижский воздух. У меня перехватило дыхание. В конце улицы я увидела Сену, за рекой высилась Эйфелева башня. Небо было голубым; солнце — теплым, воздух — сухим; Нью-Йорк, казалось, находился на расстоянии миллионов световых лет от меня.

— Как замечательно оказаться в Париже! — невольно воскликнула я.— И почему только я не пыталась прилететь сюда раньше!

Уоррен снисходительно улыбнулся.

— В первый момент этот город пьянит человека,— сказал он тоном взрослого, обращающегося к ребенку.— Я тоже это испытал, когда приехал сюда.

Я была готова убить его. Однако мое раздражение угасло, когда мы добрались до маленького ресторана и уселись на тротуаре под полосатым зонтиком. Заказав бифштексы и вино, мы расслабились в креслах, стали ждать.

— Это займет часы,— сказал Уоррен.— Французский сервис — самый медленный в мире.

— Это не имеет значения,— твердо сказала я, ставя его на место; чтобы сменить тему, я произнесла:

— Теперь насчет Джины...

— Вот именно,— с готовностью подхватил Уоррен.— Послушай, что происходит? Как ты узнала, что она в Лондоне с Купером? Что она тебе сказала? Она обещала встретить тебя в Париже? Почему ее нет здесь? Где она?

Я приступила к нудным объяснениям. Рассказала ему все — отчасти потому, что хорошо его знала, отчасти потому, что видела, что Уоррен волнуется за Джину не меньше моего. К тому же я испытывала потребность обсудить с кем-то ситуацию. Сначала он слушал меня достаточно спокойно и внимательно, но вскоре я почувствовала, что ревность мешает ему сосредоточиться.

— Такая вот ситуация,— закончила я, не обращая внимания на его обращенный внутрь себя взгляд и подавленно обмякший рот.— Я не знаю, где она и что с ней случилось; я беспокоюсь за Джину — возможно, зря.

Поколебавшись, я задала ему вопрос, с которым я уже обращалась к Кэнди-Анне:

— Что за человек этот Гарт Купер?

Официант принес заказ; он прервал нашу беседу, но мне не хотелось повторять мой вопрос. Когда официант оставил нас вдвоем, Уоррен сердито произнес:

— Ну, прежде всего, он — англичанин. Я не доверяю им. Считать, что они такие же, как мы,— большое заблуждение. Общий язык еще ничего не значит. Они совсем не похожи на нас.

Я попыталась избежать спора о расовых предрассудках.

— Купер не внушает тебе доверия?

— Я вообще не доверяю англичанам,— упрямо заявил Уоррен.— Никогда не угадаешь, что у них на уме. Они всегда такие вежливые, сдержанные, обходительные, и вдруг ты обнаруживаешь, что они готовы воткнуть тебе нож в спину. Купер пытался ввести меня в заблуждение, делая вид, будто на самом деле не интересуется Джиной и желает мне добра — и чем это закончилось? Я узнаю, что он забрал ее на уикэнд в Лондон! Если это не чистой воды подлость, то я не знаю что...

— Но насколько мне известно, они лишь полетели в одном самолете...

— Послушай,— сказал Уоррен.— Неужели ты всерьез полагаешь, что в лондонском аэропорту они пожмут друг другу руки и разойдутся в разные стороны? Зачем, по-твоему, она отправилась в Лондон?

— Это интересный город.— Меня выводила из себя его склонность видеть в невинной ситуации нечто предосудительное.— Почему у нее не могло возникнуть желания посмотреть Лондон — с Гартом Купером или без него?

— Джина сильно увлеклась этим чертовым Купером. Он — богатый, преуспевающий бизнесмен лет тридцати пяти. Знает Париж, как свои пять пальцев. Думаю, и Лондон тоже. Он из тех мужчин, при появлении которых в комнате женщины начинают пускать слюни, а их спутники — спрашивать себя, что в нем есть такого, чего нет у них. Джина, как всегда, бросилась в этот роман с завязанными глазами. Она не остановилась даже на мгновение, чтобы поинтересоваться, не женат ли он, среди каких людей вращается...

— Ты хочешь сказать, он — нечто вроде плейбоя?

— Он — бабник. Он знал, что я приехал в Париж, чтобы быть рядом с Джиной, но это не остановило его; он водил ее в рестораны, сорил деньгами...

Я немного устала от разговоров о деньгах мистера Купера.

— Но, Уоррен,— рассудительно заметила я,— Джина встречалась с ним по доброй воле, верно? И ты больше ей не жених — извини за это напоминание. Если она выбрала его, значит, тебе не повезло; с позиции Купера, у тебя на нее не больше прав, чем у него.

— Она лишь увлечена им,— упрямо заявил Уоррен.— А любит меня.

Я помолчала. Я не могла сказать, что это весьма маловероятно.

— Если бы мне удалось отвлечь ее внимание от Купера... заставить снова посмотреть в мою сторону...— Он долил вина в свой бокал; Уоррен пил слишком быстро.—...Она бы вернулась ко мне. Я это знаю. Поэтому я здесь. Я попросил отца воспользоваться своими связями и устроить меня на год в эту компанию. Я получаю не слишком много, зато нахожусь в Париже рядом с Джиной. Если бы Купер остался в Англии, у нас бы все наладилось, я это знаю Я едва не произнесла: «Если бы Купер исчез, появился бы другой мужчина», но вовремя сдержалась. Я давно поняла, что спорить с влюбленным человеком бессмысленно.  

— Что за бизнес у Гарта Купера?— спросила я.— Тебе известно, чем он занимается?

— Конечно. Он продает фарфор и стекло. Частично антиквариат, частично современные изделия. Весьма дорогие вещи. Занимается импортно-экспортными поставками из Англии во Францию и обратно.

— Его главный офис находится, наверно, в Лондоне?

— Да, но у него есть небольшая база в Париже. Он сказал мне, что это офис и квартира одновременно. Находясь здесь, он там живет и работает. Его фирма невелика — он сам себе хозяин.

— У него есть компаньоны?

Он удивленно посмотрел на меня.

— Я думал, ты это знаешь. Ты назвала фамилию человека, из квартиры которого звонила Джина. Тебе не известно, кто партнер Купера?

— Неужели Эрик Янсен?

— Нет,— сказал Уоррен.— Его жена. Компаньон Купера — Лилиан, жена Эрика Янсена.

Выяснилось, что Уоррен никогда не видел Янсенов и знал об их существовании только из беседы, состоявшейся на прошлой неделе во время его встречи с Купером и Джиной.

— Я прибыл в Париж месяц тому назад,— сказал он.— Я не сразу разыскал Джину. Когда мне уже удалось установить ее адрес, я случайно встретил Джину в одном ресторане на Елисейских Полях. Это произошло в прошлый вторник. Она была с Купером, но я все же подошел к ней — Купер был очень приветлив, во всяком случае, казался таким, он предложил мне выпить, я согласился и проговорил с ними обоими минут двадцать. Джина больше помалкивала, беседу в основном поддерживал Купер; он всячески давал мне понять, что его связывают с Джиной весьма поверхностные отношения, но я не позволил ему обмануть меня. Позже я звонил Джине...— Он поморщился.— Мы несколько раз ссорились по телефону. Я быстро сообразил, что Купер ввел меня в заблуждение, что на самом деле Джина сильно увлечена им. В четверг я спросил Джину, смогу ли я увидеть ее во время уикэнда; она сообщила мне, что едет на экскурсию в Бретань с Кэнди-Анной. Вечером в понедельник я позвонил ей, чтобы узнать, как прошла поездка, и тут ты сообщаешь мне о том, что она отправилась в Лондон с Купером.

Я замолчала и подумала о Джине. Что мне следует предпринять? Мы расправились с едой и допивали остатки вина.

— Может быть, мне стоит поехать в Лондон,— неуверенно произнесла я.— У меня кошки скребут на душе.

— Из-за телефонного звонка?

— Да-да, это — главная причина. Если бы я думала, что она просто загуляла с Купером, то не решилась бы вмешиваться, но я не верю, что этот звонок имеет вполне невинное объяснение. Я постоянно размышляю о нем.

— Если ты отправишься в Лондон,— сказал Уоррен,— я поеду с тобой. Если Джина попала в беду, я хочу иметь возможность помочь ей.

— Хм...

Я заколебалась, испугавшись, что он может стать для меня обузой, однако я призналась себе в том, что не хочу оказаться одна в незнакомой стране.

— Дай мне это обдумать. Я могу позвонить тебе сегодня позже?

— Конечно.

Он достал ручку и листок бумаги, записал на нем домашний и служебный телефоны.

— Я возвращаюсь с работы к шести,— добавил Уоррен и взглянул на часы.— Кстати, о работе. Пожалуй, мне пора возвращаться в офис. Мой перерыв на ленч затянулся.

Поскольку он не предложил мне заплатить за меня, мы разделили счет пополам и разошлись после взаимных заверений в дружеских чувствах.

— Позвони мне, как только примешь решение насчет Лондона! — крикнул он мне вдогонку.— На всякий случай я подготовлюсь к поездке.

К этому моменту я утратила способность принимать какие бы то ни было решения. Я не знала, следует мне ехать в Лондон или нет и брать ли туда Уоррена. Я боялась, что через несколько часов общения он смертельно наскучит мне, но бывают случаи, когда любой спутник лучше одиночества. Похоже, сейчас дела обстояли именно так. Вернувшись в квартиру, я рассеянно приготовила себе кофе, села на диван у окна и принялась рассматривать городской пейзаж.

Сосредоточившись, я пришла к выводу, что ситуация на самом деле менее сложная, чем могло показаться столь взволнованному человеку, как я. Я отправлюсь в Лондон. Если я найду Купера, я буду выглядеть, как дура, но это — худшее, что может случиться. Я окажусь возле Джины и при необходимости помогу ей. Но если я останусь в Париже... Я пожала плечами. Тогда зачем я вообще покинула Нью-Йорк? Разумнее всего будет полететь в Лондон, и если Уоррен хочет помочь, не стоит отталкивать его. Любая помощь может оказаться не лишней. Если он будет чрезмерно раздражать меня, я всегда смогу избавиться от него.

Я лукаво улыбнулась. Бедный Уоррен! Он мне даже нравился. Допив кофе, я нашла в сумочке листок с номером его телефона. Когда я поглядела на него, меня вдруг осенила идея. Затратив две минуты на поиски телефонного справочника, я села на пол и раскрыла книгу на букву «К». Принялась листать страницы, желая найти фамилию «Купер». Если у него есть офис в Париже, используемый также в качестве жилья, вполне возможно, что это помещение значится в справочнике как адрес фирмы. Так и оказалось. Против слов «КУПЕР, ГАРТ» я увидела адрес на Рю Пьемонт; поддавшись внезапному порыву, я бросилась к телефону и набрала номер. Логично было предположить, что мне ответит секретарь, у которого я смогу узнать предполагаемую дату возвращения Купера в Париж и адрес его лондонского офиса. Я услышала гудок. «Ответят ли мне на английском?» — испуганно подумала я. Кто-то снял трубку.

— Alio?— небрежно произнес мужчина.

Я покопалась в остатках моего школьного французского, и, как это часто бывает в подобных случаях, ничего не вспомнила.

— Monsier Cooper, s'il vous plait,— запинаясь, выдавила из себя я и добавила с заметным даже мне американским акцентом: — Est il la?

После недолгой паузы я услышала:

— Да, он здесь.

Незнакомец говорил на безукоризненном английском, выдававшем в нем коренного британца.

— Вы говорите с ним. Извините, с кем имею честь?

Глава 4

От изумления и растерянности я потеряла дар речи. Мои пальцы сильно, до боли, сжали трубку. Язык точно прилип к небу, сознание оказалось парализованным.

— Алло?— резко произнес Гарт Купер.— Алло? Вы слушаете?

— Да, извините. Я не знала, что вы в Париже, мистер Купер,— медленно сказала я.— Пожалуйста, извините, я немного растерялась.

Вспомнив, что он не знает меня, я добавила:

— Это сестра Джины, Клэр Салливан.

Теперь настала его очередь замолчать от удивления. Я пыталась представить, как он выглядит, какое у него выражение лица, но мне не удалось это сделать.

— Я только что прилетела из Нью-Йорка, у меня отпуск,— сказала я,— но Джины, похоже, здесь нет. Вы случайно не знаете, где она?

После недолгой паузы Купер сказал:

— Она вас не ждала? Джина ничего не говорила о вашем скором прибытии.

— Нет, это было внезапное решение.

Я вдруг ощутила слабость, едва не расплакалась. Я успокаивала себя мыслями о том, что Джина находится где-то с Гартом Купером. Узнав, что он в Париже, а она, очевидно, осталась в Лондоне, я не на шутку испугалась.

— Мистер Купер, если вам известно, где она... Я с трудом подбирала слова.

— Последний раз я видел ее в Лондоне,— сказал он.— В пятницу вечером мы вместе полетели туда; в субботу я познакомил Джину с нужным ей человеком, связанным с шоу-бизнесом. Вы, конечно, знаете, что Джина хочет стать киноактрисой.

— Значит, в последний раз вы видели ее...

— В субботу, во время ленча. Я нахожусь в Париже с вечера воскресенья и завтра утром возвращаюсь в Лондон. Я мог бы навести для вас справки о Джине.

Я не знала, что сказать. Мои худшие опасения подтвердились.

— Возможно, нам следует обсудить это в деталях,— спустя мгновение сказал Гарт Купер.— Вы свободны сегодня вечером?

— Да,— подавленно ответила я.

— Пообедаете со мной?

— Ну... если вы не слишком заняты...

— Вовсе нет,— быстро сказал он.— Вы остановились в квартире Джины?

— Да.

— Вас устроит, если я заеду за вами в восемь тридцать?

— Да... да. Спасибо, мистер Купер.

— Не за что, мисс Салливан,— произнес он учтивым, приветливым тоном.— С нетерпением жду нашей встречи.

Я услышала щелчок — он положил трубку. У меня было много времени, но я не знала, как его потратить. Мне следовало осмотреть достопримечательности — Лувр, Нотр-Дам, нависшую над Монмартром церковь Сакре-Кор, но роль туриста меня не вдохновляла. Я слишком беспокоилась. Я задумалась. Не отменить ли мне свидание с Гартом Купером и не отправиться ли немедленно в Лондон? Позвонив в авиакомпанию, я узнала, что билетов на вечерний рейс нет. Внезапный порыв заставил меня заказать билет на утренний самолет «Эйр Франс».  Некоторое время я размышляла о том, не связаться ли мне с моим знакомым из Скотланд-Ярда. В конце концов я позвонила инспектору Фаулзу — скорее для очистки совести, нежели в надежде услышать нечто существенное. Мне не повезло, я не застала его в офисе. Я оставила свой телефон и фамилию, подумала, не поговорить ли мне с каким-нибудь другим сотрудником, затем решила избавить себя от долгих объяснений — все равно завтра я буду в Лондоне. Покончив с этим, я спросила себя, не слишком ли легко я поверила Гарту Куперу. Возможно, он солгал мне, все же имея отношение к исчезновению Джины. Я предостерегла себя от излишней доверчивости во время нашей вечерней встречи.

Наконец, не в силах больше находиться в стенах квартиры, я вышла из дома и направилась к реке; вскоре начался дождь, и мне пришлось вернуться на Рю Сент-Томазин. Время шло; Кэнди-Анна возвратилась со съемок и убежала на свидание, назначенное на половину седьмого. Снова оставшись одна, я приняла ванну, не спеша оделась; к четверти девятого я уже сидела на диване у окна, нервно поглядывая вниз.

Интересно, как он выглядит? Как вообще выглядят англичане? Существует укоренившееся представление, что испанцы, итальянцы и французы смуглы, стройны и темпераментны, а шведы, датчане и норвежцы — рослы, светловолосы, невозмутимы. Немцы — шумные блондины со склонностью к полноте. Славяне обычно грустны и во всем видят трагедию. Но англичане? Темными или светлыми окажутся его волосы? Полный он или худой? Замкнутый или общительный? Возможно, подумала я, вспомнив родителей, он покажется мне типичным уроженцем Новой Англии, напомнит край, где я родилась и выросла. Логика подсказывала мне, что это маловероятно. Я увижу европейца, а не американца. Этот человек будет думать, поступать и говорить, как европеец.

Я не знала, что англичане считают себя имеющими к Европе столь же малое отношение, как и к Америке. Внизу остановилось такси; мое сердце зачастило от волнения, но из машины вышли два типичных француза; мое возбуждение спало. Я обвела взглядом улицу. Увидела женщину, двух детей... за ними шагал невысокий мужчина — судя по всему, уроженец Центральной Европы. В противоположном направлении от реки шли еще два человека неопределенной национальности. Я принялась размышлять, может ли один из них оказаться Гартом Купером, и вдруг увидела его.

До сих пор я не понимаю, почему тотчас узнала Гарта Купера; он не казался иностранцем, однако я не усомнилась в том, что это именно он. Возможно, ключ к его национальности состоял в небрежной, раскованной походке; французы обычно либо ужасно спешат, либо вялы и статичны. В одежде его тоже ощущалась некая небрежность, хотя костюм Купера был вполне строгим и идеально сидел на нем. Однако он носил его с определенной небрежностью, словно знал, что ему нет нужды затрачивать усилия, чтобы выглядеть элегантным. Шляпа и зонтик отсутствовали; Гарт, похоже, не замечал моросящего дождя. Похоже, этот человек привык к ежедневному слабому дождю, отсутствие которого даже могло его удивить. Руки Купера находились в карманах, потом он поднял правую руку и рассеянно пригладил волосы. Перейдя через мостовую, он шагнул на тротуар под моим окном и исчез в подъезде.

Внезапно кольнувшее меня волнение переросло в панику. Я обычно теряюсь, знакомясь с людьми. Я скованно встала, разгладила складки ткани на бедрах, поправила воротничок и поглядела на себя в зеркало. Когда раздался звонок, я мечтала провалиться сквозь землю. Медленно подойдя к двери, я открыла ее. Он улыбнулся приветливо, очаровательно, невозмутимо.

— Мисс Салливан?

— Мистер Купер?— слишком поспешно сказала я, открывая дверь немного шире.— Пожалуйста, проходите.

— Спасибо.

Он непринужденно переступил через порог. Его волосы, казавшиеся издалека темными, на самом деле были каштановыми; я заметила, что он снова пригладил их рукой, словно они постоянно казались ему растрепанными. Купер был рослым, но не чрезмерно высоким; он не обладал атлетическим сложением, но производил впечатление сильного, выносливого человека. Чувствовалось, что он способен выстоять в любых обстоятельствах. У него был прямой нос, добрый рот и широко расставленные, непроницаемые, светлые глаза.

— Могу я предложить вам выпить?

— Нет, спасибо,— отказался он.— У девушек припрятана в спальне бутылка кошмарного виски, но они всегда достают ее с превеликой гордостью, и у меня не хватает духа сказать им, что эту гадость невозможно пить. Отправимся сразу обедать. Извините, что я предложил встретиться в половине девятого, а не на час раньше. Я забыл, что американцы обедают рано.

— Не суйся в чужой монастырь...— пробормотала я, не в силах придумать ничего другого.

— Со своим уставом?— продолжил он,— Ваша сестра живет так, словно по-прежнему находится в старом добром Манхэттене.

Я не поняла, нравится ему это или нет.

— Это самозащита,— пояснила я.— Здесь все так непривычно.

— Это угнетает,— согласился он, удивив меня.— Французы смотрят свысока на всех, кто родился за пределами этой страны, но вас не должно это беспокоить. Есть нация, которую они ненавидят еще сильнее, чем американцев,— я имею в виду англичан. Они не простили нам Ватерлоо.

Он вернулся к двери и с улыбкой открыл ее передо мной.

— Для меня будет приятным разнообразием пообедать с иностранкой.

Поскольку почти всю прошлую неделю он, очевидно, обедал с Джиной, я не могла понять, что нового для него представит обед со мной, но я не стала спорить. Открыв сумочку, я проверила, на месте ли ключ, и автоматически оглядела комнату, желая убедиться в том, что все в порядке. Купер ждал у двери. Из коридора на его лицо падал косой свет; проходя мимо англичанина, я подняла голову и заметила, что он внимательно изучает меня с непроницаемым, бесстрастным выражением лица.

Кровь прилила к моим щекам; мы пошли по коридору к лифту; я спиной ощущала присутствие следовавшего за мной Купера. Тишина показалась мне неловкой, напряженной. Я ломала голову, подыскивая, чем прервать ее, когда Купер непринужденно сказал:

— Так вот как выглядела бы Джина, если бы не злоупотребляла косметикой и не изводила себя диетой!

Я поняла, что он хотел сделать мне комплимент, но сочла это замечание обидным по отношению к Джине.

— Джина весьма привлекательна,— поспешно произнесла я.

— Я и не утверждал обратного,— отозвался он, открывая дверь прибывшего лифта.

Я не хотела, чтобы беседа оборвалась на этой сомнительной ноте. Когда мы вошли в кабину и Купер закрыл за нами дверь, я произнесла:

— Я бы хотела быть такой изящной, как Джина, и столь же искусно пользоваться косметикой.

Он нажал кнопку первого этажа, и лифт начал опускаться.

— На вашем месте я бы не беспокоился об этом,— сказал Купер.— У вас для этого нет оснований.

Я, похоже, восприняла его слова слишком серьезно. Иголочки закололи мое лицо; я отвернулась в сторону, чтобы скрыть смущение. К счастью, мы оказались на первом этаже и вышли на улицу прежде, чем возникла необходимость продолжить беседу. Купер остановил такси; садясь в машину, я услышала, как он сказал водителю на безупречном французском языке:

— Le Cicero, s'il voiis plait.

— Вы бывали раньше в Париже?— нейтральным тоном спросил Купер, когда такси запрыгало по булыжникам.

— Нет. Это мое первое путешествие в Европу. А вы были в Америке?  

— Я был в Нью-Йорке; мне сказали, что Нью-Йорк — это еще не Америка, так же как Лондон — не Англия.

— Вам понравился город?

— О да,— честно признался Купер.— На самом деле. Знаю, я должен был ужаснуться и заявить, что там все плохо, но я получил удовольствие. Здание «Пан-Ам» восхитило меня.

— Оно находится в двух шагах от дома, где я живу!

Я сообщила Куперу, что этот небоскреб виден из окна моей квартиры.

— У вас, верно, современная квартира со всеми вообразимыми удобствами?— сказал он.

— Ну, не совсем современная, дому минимум десять лет, но она может показаться просторной человеку, ранее жившему в тюремной «одиночке». Удобств действительно много, но они скорее воображаемые, нежели вообразимые. Однако из окон открывается прекрасный вид. Это мой дом, и мне не следует жаловаться на него.

Он рассмеялся.

— Все это очень похоже на мою парижскую квартиру!

— Но у вас есть другая в Лондоне, более просторная?

— Не намного. Но мне не нравится жить в квартирах. Мое любимое место — это загородный коттедж, расположенный в деревне, которая называется Холмбэри Сент-Мэри, это в Сюррее.

— Неужели английские деревни действительно имеют такие длинные, причудливые названия?

Он улыбнулся.

— Это еще очень скромный пример типично английского названия деревни! Попадаются и более экзотические варианты. Мое любимое название принадлежит одной деревне на западе страны — представляете, это Комптон Паунсфут! О, водитель избрал кратчайшую, но скучную дорогу! Мы поедем другим путем.

Подавшись вперед, он заговорил по-французски. Я разобрала слова «Champs Elysees», «Р1асе di la Cincarde» и «La Madeleine». Понимающе кивнув, шофер свернул в переулок.

— Поскольку это ваш первый вечер в Париже, вы имеете право хотя бы мельком увидеть некоторые достопримечательности.

Автомобиль выехал на проспект Виктора Гюго; в конце широкого бульвара я увидела залитую светом площадь Звезды и Триумфальную Арку. Моторы ревели впереди нас, сбоку, сзади. Все водители мчались, как безумные.

— В Париже всегда такое движение?— недоверчиво спросила я, вспомнив величавый ритм нью-йоркских авеню с их бесчисленными светофорами и перекрестками.

— Всегда,— с улыбкой ответил Купер.

Мы обогнули Триумфальную арку и выехали на Елисейские поля. Между деревьями мелькали фонари, по тротуару гуляли люди, вдали, в конце бульвара, что-то светилось.

— Красиво, правда? — сказал Купер.— Мне никогда не надоедает любоваться этой красотой!

— Красиво! — с упреком в голосе сказала я, жадно впитывая в себя все, что видела.— Это еще слабо сказано.

— На моей родине принято скрывать чувства,— заметил он.— Приятно, что есть люди, не стыдящиеся своего восторга.

Мы пересекли уменьшенную копию площади Звезды и поехали дальше вдоль Елисейских Полей. Справа и слева от нас появились здания, кафе под открытым небом, толпы людей.

— Париж оживает к ночи. Возвращаясь, мы снова увидим здесь массу народа.

— В Лондоне люди живут так же?

— Нет, лондонцы отдыхают вдали от посторонних глаз, в частных клубах, за закрытыми дверьми. Или набиваются в прокуренные бары и проверяют; сколько пива могут выпить до закрытия.

— Неужели англичане действительно такие странные?

— Должны же мы как-то подкреплять иллюзию, что англичане не похожи ни на одну другую нацию.

Мы выехали на огромную Place de la Concorde, ускользая с неи-моверным проворством от «подрезавших» нас машин. Такси свернуло на север, к Ля Мадлен, затем на Рю Сент Оноре и Рю де Риволи, проходившую мимо Лувра.

— Я бы хотела зайти туда и все осмотреть,— с грустью сказала я, вспомнив, что мне предстоит завтра утром лететь в Лондон, и подумав: я вернусь сюда. Узнаю, что с Джиной, и вернусь.  

— Вы интересуетесь искусством?

— Как дилетант.

— А музыкой?

— Тоже как дилетант.

— Значит, в чем-то вы, должно быть, профессионал! Я засмеялась.

— Я преподаю английскую литературу — пожалуй, в этом я разбираюсь профессионально!

— Как интересно. Кстати, как американцы относятся к Шекспиру?

— Думаю, большинство американцев знает, что он родился в Стрэтфорд-на-Эвоне, а не в Стрэтфорде, штат Коннектикут.

— Вы меня удивили. В августе в Стрэтфорде трудно представить, что существует коннектикутский Стрэтфорд. На Хай-стрит повсюду слышен американский акцент — я полагал, что в Америке Шекспир — фигура национального масштаба.

Я улыбнулась.

— Люди, способные позволить себе отпуск в Стрэтфорд-на-Эвоне, обычно относятся к числу тех, кто получил приличное образование.

— Вы любите Шекспира?

— Да, очень.

Я подумала, что сейчас Купер какой-то фразой выдаст собственные вкусы, но он не сделал этого. Подавшись вперед, он сказал что-то водителю; резкий отсвет уличного фонаря упал на лицо Купера, подчеркнув приятные линии носа и скул. Я почувствовала, что где-то глубоко внутри меня мое сердце екнуло и тотчас снова забилось как прежде. Он повернулся ко мне, улыбнувшись со своей очаровательной непринужденностью.

— Мы почти приехали. Надеюсь, вы не в обиде на меня за задержку с обедом, вызванную этой небольшой экскурсией.

— Напротив, я получила от нее огромное удовольствие.

У меня пересохло во рту. Пальцы моих рук были стиснуты; я попыталась усилием воли расслабить каждый палец в отдельности.

— Спасибо,— произнес Купер.

В моем мозгу прозвучал тихий голос: «Только не это. Пожалуйста, не это».

С того возраста, когда я научилась различать мальчиков и девочек, я обрела несчастливую привычку увлекаться мужчинами, которые не только совершенно не подходили мне, но еще и проявляли полное безразличие к моей персоне. Я уже довольно долго считала, что переросла эту склонность, но сейчас усомнилась в этом. Похоже, моя слабость долго спала, а теперь, проснувшись, собиралась снова испортить мне жизнь. Мои пальцы опять сжались. Я уставилась невидящими глазами в окно остановившейся машины. Выйдя из такси, я оказалась на узкой улочке, идущей от широкого бульвара к роскошному и уютному маленькому ресторану, где официанты летали взад-вперед по залу, точно черно-белые мошки. Представительный метрдотель подошел к нам по толстому ковру.

— Добрый вечер, месье Купер, добрый вечер, мадмуазель.

Он изящно, с достоинством, склонил голову, протянул руку, приказал официанту отвести нас в нишу. Я забыла о страхе, охватившем меня минуту назад; чувствуя себя важной персоной, принадлежащей к сливкам общества, я позволила официанту отодвинуть для меня стул и помочь мне сесть; он сделал это так осторожно, словно я была статуей из хрупкого фарфора. Мне в руки вложили меню; я растерянно уставилась на французские названия блюд.

— Хотите для начала попробовать французских улиток?

— Я... у меня не хватит на это смелости,— испуганно заявила я.— Сегодня я впервые попала в парижский ресторан. Нет ли тут чего-нибудь типично французского, но не столь экзотического?

— Vichyssoise?

— Это было бы прекрасно.

Мы еще несколько минут изучали меню. Официант принял заказ. Гарт выбрал вино. В ожидании еды мы откинулись на спинки стульев и расслабились. Во всяком случае, Гарту это удалось. Я испытывала напряжение, мешавшее мне заговорить о Джине; я не знала, с чего начать. В конце концов Гарт сам затронул эту тему.

— Мне не хочется проявлять излишнее любопытство,— непринужденно сказал он,— но я все же не понимаю, почему вы внезапно решили прилететь сюда, не договорившись предварительно с Джиной. Вы не производите впечатление легкомысленной девушки типа Кэнди-Анны, ваш поступок сильно удивил меня, он не согласуется с вашим характером. Почему вы надумали прилететь сюда?

Я поколебалась несколько мгновений, потеребила белоснежную салфетку, разгладила ее на своих бедрах и наконец произнесла:

— Ваш партнер ничего вам не говорил?

— Мой партнер?— удивился он.— Лилиан Янсен? Какое отношение она имеет к вашему приезду в Париж?

— В субботу Джина позвонила мне из квартиры Янсенов и попросила срочно прилететь.

Я решила не раскрывать ему всю правду.

— Она казалась без ума от Европы, утверждала, что превосходно проводит здесь время. Мое воображение разыгралось, и я мгновенно приняла решение. Я знала, что Джина собиралась вернуться сюда в понедельник, и решила преподнести ей сюрприз, прилетев ночью этого дня. Я все же предупредила ее телеграммой о своем прибытии, чтобы оно не потрясло ее слишком сильно. Но, оказавшись здесь, я обнаружила, что она не вернулась из Англии. Кэнди-Анна понятия не имеет, где Джина. Поэтому сегодня днем я позвонила вам. Поскольку вы были с ней в Лондоне, я решила, что вы, вероятно, сможете подсказать, как мне связаться с сестрой.

— Боюсь, мне известно не намного больше, чем вам.

Его немигающие, заинтересованные глаза, в которых застыло вопросительное выражение, встретились с моими. Было совершенно невозможно прочитать его мысли и оценить, насколько он честен со мной.

— Как я сказал вам сегодня по телефону,— продолжил он,— Джина мечтает стать киноактрисой. Муж моего делового партнера, Эрик Янсен,— довольно известный лондонский художник. У него есть друзья в мире шоу-бизнеса. Мне пришло в голову, что он, возможно, способен связать Джину с нужными ей людьми. Я заранее обсудил с ним этот вопрос, и он сказал, что охотно встретится с ней. В субботу мы с Джиной оказались в Лондоне, и я познакомил их. Кажется, он пригласил ее выпить у него дома в тот же вечер; это объясняет ее присутствие в квартире Янсена, если не все остальное. Я не понимаю, почему она позвонила в Америку из квартиры практически незнакомого человека. Это кажется странным. Что она сказала?

Появление vichyssoise дало мне время обдумать ответ.

— Она давно уговаривала меня провести отпуск в Европе,— осторожно сказала я, когда официант удалился.— Думаю, ее звонок был всего лишь безрассудным минутным порывом. Игрой, пустым жестом, если вы меня понимаете. Это кажется странным, но вы ведь немного знаете Джину, да?

Я потягивала vishyssoise, радуясь возможности не смотреть ему в глаза.

— Джина принадлежит к числу людей, способных позвонить в Нью-Йорк из чужой квартиры за счет вызываемого абонента только для того, чтобы сказать: «Черт возьми, почему бы тебе не прилететь сюда?» Именно это она и сделала.

Он улыбнулся. Я не понимала, почему его улыбка смущала меня. Она была дружеской, искренней, открытой, естественной. В ней не таилась опасность, однако неловкость не покидала меня.

— Я не слишком хорошо знаю Джину,— сказал он, помолчав.— Хоть я и знаком с ней месяца полтора, я почти не видел Джину до моего возвращения в Париж, состоявшегося две недели тому назад. За это время мы встретились пару раз. У нее были проблемы с бывшим женихом.

— Да,— произнесла я.— Она писала мне о том, что встретила в Париже Уоррена.

— Вы его знаете? Он показался мне славным парнем, правда, не слишком умным. Будь у него хоть капля здравого смысла, он бы понял, что нельзя вернуть Джину, гоняясь за ней, как разъяренный терьер. Он случайно увидел Джину, когда она была со мной; Уоррен подсел к нам, чтобы выпить, поначалу все шло спокойно, однако потом он устроил некрасивую сцену прежде, чем нам удалось избавиться от него.

— Вы, верно, чувствовали себя ужасно неловко.

— По правде говоря, я испытывал жалость к ним обоим: к нему — потому что он методично убивал свою репутацию в глазах Джины, а к Джине — потому что я сочувствую любому человеку, которого преследует бывший жених или невеста. Она сама была смущена гораздо сильнее, чем я, практически посторонний для них обоих. Я не настолько близко знаком с Джиной, чтобы эта сцена могла произвести на меня впечатление.

— Кэнди-Анна говорила, что вы — большая любовь Джины! — шутливо заметила я.

— Кэнди-Анна начиталась женских журналов,— в тон мне отозвался он. Глаза его оставались ясными, спокойными.— У нас и не было времени на что-то подобное.

Теперь я обрела уверенность в том, что он скрывает правду.

— Возможно, она придала слишком большое значение вашему совместному путешествию в Лондон,— невозмутимо заявила я.— Она из тех людей, кто способен уцепиться за такой факт и все преувеличить.

Он потягивал vichyssoise, без труда подыгрывая моему стремлению казаться невозмутимой, спокойной.

— Возможно.

Я покраснела, сама не знаю почему, и смутно ощутила, что своей короткой репликой он дал мне отпор. Я принялась сосредоточенно вытирать рот салфеткой и лихорадочно изобретать новую тему для беседы.

— Янсены не говорили вам о том, что Джина звонила из их квартиры?— спросила я наконец, вспомнив, что мой знакомый из Скотланд-Ярда в ходе своего расследования связался с этой четой.— Они сказали вам об этом?

— Я не видел их обоих с субботнего утра,— ответил Гарт.— Мы ели ленч вчетвером в обществе Джины. После этого до конца уикэнда я занимался личными делами, а вечером в воскресенье вернулся в Париж.

— Но вы говорили с ними — с вашей партнершей — по телефону после этого?

— Да,— ответил Гарт,— сегодня утром я беседовал с Лилиан, но по телефону мы всегда говорим только о делах. Слишком дорого.— Он улыбнулся.— Мы, европейцы, не разделяем вашей любви к международным разговорам!

— Я не считаю это моей главной страстью,— сухо заметила я, вспомнив счета, присылаемые телефонной компанией в аккуратных плотных светло-бежевых конвертах.

— О да,— сказал он,— я забыл. Вами владеет другая, гораздо более интересная страсть. Как вы впервые заинтересовались Шекспиром?

Я отметила, что он умел исключительно ловко направлять беседу в нужное ему русло. За время нашего долгого изысканного, восхитительного обеда я говорила вещи, которыми редко делюсь с незнакомыми людьми; крепкое вино ударило в голову, заставляя меня посвящать Купера в мельчайшие подробности моей жизни. Я говорила о Новой Англии и Нью-Йорке, о новой жизни и новом мире, о моих родителях, работе, увлечениях. Мы беседовали о театре, фильмах, литературе; я с удивлением обнаружила, что высказываю смелые, откровенные суждения по многим вопросам, которые прежде вызывали у меня смущение и скованность. Когда мы, сидя друг против друга, потягивали черный кофе и «Гранд Марнье», я поняла, что теперь он знает обо мне очень многое, в то время как я по-прежнему не знала о нем практически ничего.

— В каком колледже вы учились?— спросила я, помня, что английская система образования значительно отличается от американской, но полагая, что Купер получил где-то солидную подготовку.— Я хотела сказать, в каком университете?

— Я не учился в университете,— невозмутимо заявил он.— Мой отец обанкротился, и мне рано пришлось пойти работать, как Дэвиду Копперфилду.

— О,— произнесла я, не зная, что сказать.— Но вы закончили среднюю школу — получили аттестат?

— К счастью, да, поскольку мой отец успел снова встать на ноги, прежде чем мне исполнилось семнадцать лет. Однако если бы мне пришлось бросить школу раньше, это не имело бы большого значения. Это была одна из тех школ, сам факт обучения в которой, как считается, открывает перед выпускником все двери, независимо от его академических заслуг. Я говорю «как считается», потому что ситуация изменилась, и теперь за годы обучения необходимо приобретать знания — революционная идея, которая потрясла бы моего отца.

— Он умер?

— Да — вероятно, к счастью для него. Мир, которому он принадлежал, исчез после второй мировой войны. Он не воспринял бы перемен, происшедших в конце сороковых и начале пятидесятых.

Купер говорил просто, с сочувствием, но без сожаления.

— Моя мать вскоре последовала за ним. У меня есть сестра в Новой Зеландии и три тетки — старые девы, живущие в Норфолке,— если не считать их, у меня нет родственников, как и у вас... Я так и не решил, плохо это или хорошо. Думаю, без родственников человек чувствует себя более свободно, но...

— Одиноко,— добавила я и подумала: как ему удалось разбогатеть, ведь он явно не получил наследства?

— Когда вы познакомились с вашей партнершей? Вы давно ее знаете?

— Да, я встретил Лилиан десять лет тому назад, когда работал в лондонском магазине, в отделе фарфора и стекла. Я был продавцом, она — одним из моих лучших покупателей. Однажды, через шесть месяцев после нашего знакомства, она спросила меня, не хочу ли я продавать ее собственный товар. Ее интересовала возможность импортирования французского фарфора и стекла в Лондон. Она обладала нужными связями в мире бизнеса, сама занималась им и думала, что сумеет создать рынок для определенных изделий из стекла, которые не ввозились в Англию после войны... Короче, у нее были деньги, чутье на конъюнктуру, она знала, что делает. Я лишь продавал товар, который пользовался спросом. Мы не успели опомниться, как стали партнерами по маленькому, но процветающему экспортно-импортному бизнесу.

— Ясно.

Я не могла поверить, что он когда-то был простым продавцом. Он абсолютно не соответствовал моему представлению о людях этой профессии.

— Но вам... вам нравилось продавать товар?

— Я получал удовольствие от того, что имел дело с фарфором и стеклом. Особенно со стеклом. Стекло может быть очень красивым, просто восхитительным. Для меня процесс продажи заключается в том, чтобы объяснить людям со средствами, что этот способ вложения денег сулит им наибольшее эстетическое наслаждение. Вам что-нибудь известно о стекле?

— Ничего.

Он начал рассказывать, прерываясь лишь для того, чтобы заказать кофе и спиртное. Я не замечала, как летит время.

— Конечно, Лилиан знает больше, чем я,— сказал он наконец после длинного монолога, который произнес с уверенностью и энтузиазмом специалиста.— Она научила меня всему.

Эта фраза прозвучала легким диссонансом; он сделал нетерпеливый жест, как бы отмахиваясь от всякой двусмысленности, и добавил с искренностью в голосе:

— Она — замечательная женщина.

— Да,— сказала я.— Вероятно, да. Но что представляет из себя ее муж? Он как-нибудь участвует в этом бизнесе?

— Господи, нет — Лилиан этого не потерпела бы! И вообще, Эрик — художник, у него есть свое дело. Меньше всего на свете он хотел бы связаться с конторской рутиной.

— Понимаю.

— Конечно, мы столкнулись с проблемами, когда создали совместную фирму. Эрик, думаю, слегка насторожился, но у него не было причин для беспокойства. Меня не интересуют в смысле романа женщины, которые старше меня на десять лет, а Лилиан вообще не склонна к любовным интрижкам. Она влюблена в фарфор и стекло.

«Почему он счел нужным сообщить мне это?» — подумала я. Купер, похоже, автоматически занял оборонительную позицию по вопросу, порождавшему в прошлом трудности. Мои мысли вернулись к Джине, и я внезапно спросила:

— Как, по-вашему, кто-то из Янсенов может знать, где сейчас Джина? Я очень беспокоюсь о ней.

Купер, похоже, удивился.

— Правда? Почему? Думаю, она так наслаждалась Лондоном в течение уикэнда, что решила задержаться там еще на несколько дней. В конце концов, она — свободная фотомодель и может поступать так, как хочет. Если Эрик предложил Джине свести ее с людьми из шоу-бизнеса, она, очевидно, осталась там до встречи с ними.

Я кивнула. Поскольку я не сказала ему всей правды насчет истерического звонка Джины, я не могла рассчитывать на то, что он разделит мою тревогу.

— Вы звонили в агентство, с которым она работает? Может быть, у них есть вести от нее.

— Кэнди-Анна говорила с ними сегодня, им ничего не известно.

Они рассердились на Джину за то, что она не связалась с ними. У них была для нее работа.

— Хм.

Гарт помолчал.

— Завтра я спрошу у Янсенов, знают ли они, что с ней случилось.

Я чуть было не сказала, что сама собираюсь в Лондон, но в последний момент прикусила язык. Было бы неразумно слишком доверяться ему. Я знала лишь с его слов о том, что он не видел Джину с субботы, и подозревала, что он преуменьшает степень своей близости с ней. Внезапно меня охватила депрессия, я почувствовала себя усталой. Легкое опьянение прошло, очарование вечера испарилось. Вдруг Купер положил свою кисть на мою руку; я не ожидала от него такого жеста. Он тихо произнес заботливым и все же невозмутимым тоном:

— Знаете, вам не стоит беспокоиться. Я уверен, что с ней все в порядке.

На мои глаза навернулись слезы, в горле застрял комок. Я поняла, что он пытается проявить участие.

— Хотите еще кофе?

— Нет,— я попыталась отогнать беспокойство.— Нет, спасибо. Обед был восхитительным, я получила большое удовольствие.

— Хотите выпить еще где-нибудь?

— Нет, нет, правда, я не могу, большое спасибо.

Меня снова охватила тревога за Джину, я испугалась, что расплачусь в присутствии Купера и скажу ему больше, чем следует. Он посмотрел на часы.

— Ну, еще очень рано,— небрежно обронил Гарт.— Еще нет и полуночи. Вы позволите мне отвезти вас на Монмартр? Мы поднимемся к Сакрэ-Кер и полюбуемся огнями города. Или хотите немного прогуляться по Елисейским Полям? А может быть, вы устали и предпочитаете вернуться домой?

Я едва не произнесла: «Да, если вы извините меня...», но все же не сделала этого. Посмотрев на Купера, я забыла о своей депрессии и боязни потерять голову. Это уже не имело значения. Важно было лишь то, что я с ним и нахожусь в Париже. Я хотела запомнить этот вечер навсегда и не портить его внезапным завершением.

— О, я с удовольствием посидела бы в одном из открытых кафе на Елисейских полях и посмотрела бы на прохожих! — невольно вырвалось у меня.

Засмеявшись, он сказал:

— Почему бы и нет? Отличное предложение!

Он небрежно положил несколько купюр поверх счета и, не дожидаясь сдачи, повел меня из зала мимо почтительно кивающих ему официантов. Провожая Купера, метрдотель пожелал ему всего доброго. На улице было тепло, казалось, будто в небе отражаются миллионы огней. Я с трудом зашагала на высоких каблуках по булыжной мостовой.

Следующие три часа смутно запечатлелись в моей памяти не потому, что я очень устала,— они пронеслись так стремительно, что я смогла запомнить лишь отдельные моменты. Я запомнила дым, тянувшийся вверх от сигареты Гарта, когда мы сидели в кафе на Елисейских полях; пламя спички блестело в его светлых глазах, рука отбрасывала тень на стол. Я помню шум машин, ехавших в нескольких метрах от нас, голоса пешеходов, непривычное навязчивое звучание французского языка, доносившееся со всех сторон. Однако в моей памяти не остались наши голоса, я забыла, о чем мы беседовали. Потом мы отправились на такси в какой-то ресторан на Монмартре, немного потанцевали, снова выпили; я не чувствовала усталости, однако впоследствии не смогла бы описать, как выглядели места, которые мы посещали. Наконец под утро мы оказались на ступенях Сакрэ-Кер; перед нами под летней луной простирался Париж.

— О! — произнесла я, вложив в это восклицание все испытываемые в тот момент чувства: радость от вечера, который превзошел мои ожидания, грусть по поводу его окончания и очевидной неповторимости, ощущение вины перед Джиной, про которую я забыла. Вздохнув, я обвела взглядом панораму города.

— Как долго вы собираетесь оставаться в Париже? — небрежным тоном спросил Купер.

Волшебство исчезло. Я не знала, что заставило его задать этот вопрос: то ли он хотел увидеть меня вновь, то ли узнать мои планы насчет поисков Джины. Я немного отодвинулась от него.

— Не знаю. Мои планы еще не определились окончательно. Помолчав, он спросил:

— Что с вами?

— Ничего! — выпалила я.— Почему вы спрашиваете?

— Мне показалось, что вас что-то тревожит.

— Нет. Я просто помечтала о других вечерах, подобных этому.

— Я не вижу препятствий к тому, чтобы он повторился. Я помолчала.

— К сожалению, я не могу отменить завтрашнюю поездку в Лондон, иначе я обязательно сделал бы это. Я проведу в Англии минимум пять дней, возможно неделю. Если вы собираетесь лететь туда...

— В данный момент у меня нет определенных планов,— резко произнесла я, отступив к призрачным белым стенам Сакрэ-Кер.— Я подумаю о них утром.

— А вы не могли бы сделать это сейчас?

Я услышала его шаги у себя за спиной.

— Я бы хотел снова увидеть вас. Мне кажется, нам нет смысла проводить эту неделю в разных городах.

— Ну, мы оба, без сомнения, это как-нибудь переживем.— Я попыталась говорить легкомысленным тоном, но мой голос про-звучал жестко и неестественно.

Я ожидала услышать в ответ какую-нибудь ироничную колкость, но он промолчал. Удивленная этой неожиданной реакцией, я повернулась и посмотрела на него. Лицо Гарта было неподвижным, рот находился в тени, светлые глаза, как всегда, казались непроницаемыми.

— Извините,— смущенно промолвила я, зная, что он огорчился, хотя и ничем не выдал этого.— Я сказала глупость. Пожалуйста, простите меня.

Он тотчас улыбнулся.

— Я это заслужил. Я не вправе указывать вам, как вы должны проводить свой отпуск. Это мне следует извиниться.

— Нет, я...

— К черту извинения! — нетерпеливо воскликнул он и в следующее мгновение обнял меня за талию; я почувствовала прикосновения его прохладных губ к моему рту.

— И за это тоже извини,— произнес он через секунду, отпуская меня,— если считаешь, что тут требуются извинения. Раз уж мы заговорили об извинениях, думаю, мне следует принести их все сразу... Ты не замерзла?

— Немного,— я ухватилась за эту возможность объяснить мою бледность и дрожь в теле,— не очень сильно.

— Вернемся на площадь и найдем такси.

Через двадцать минут такси остановилось возле дома Джины; Гарт попросил водителя подождать. Он проводил меня до входной двери. Когда я начала благодарить его за этот вечер, он достал бумажник и вытащил из него визитную карточку.

— Я получил не меньшее, чем ты, удовольствие. Вот мой адрес и телефон. Если ты передумаешь насчет поездки в Лондон, позвони мне, когда прилетишь туда, я тебя встречу. Если же останешься в Париже, я позвоню тебе, как только вернусь сюда из Лондона.

Гладкая визитная карточка холодила мои горячие пальцы; я рассеянно глядела на адрес и телефон. Я попыталась еще раз сказать «спасибо», но не смогла сделать этого.

— Ну, спокойной ночи, Клэр.

— Спокойной ночи, Гарт.

Он снова поцеловал меня и уехал. Я вошла в здание, закрыла за собой дверь, прислонилась к ней. Услышала, как кабина лифта спустилась на первый этаж; двери открылись и снова закрылись за мной, я стала подниматься вверх. Оказавшись в темной квартире, я замерла и задумалась о том, что осталось невысказанным нами в этот вечер. Через некоторое время я протянула руку и включила свет. Я тотчас увидела записку. Она лежала у телефона. «Когда вернешься, позвони Уоррену Мэйну. Срочно»,— написала Кэнди-Анна. Я тихо ойкнула. Порывшись в сумочке, я нашла нужную мне бумажку и принялась набирать номер дрожащей рукой.

— Господи, Клэр,— жалобно произнес Уоррен.— Сейчас почти три часа утра! Как тебя осенило позвонить в такое время? Я же не сова.

Я тотчас испытала ощущение вины. Я потеряла всякое чувство времени и не посмотрела на часы.

— Ради Бога, извини меня,— смущенно произнесла я.— Но я только что вошла в квартиру и увидела записку Кэнди-Анны с просьбой срочно позвонить тебе. Я решила, что у тебя есть важные новости...

— Когда же эта безмозглая пустышка научится передавать сообщения правильно? Нет, я звонил тебе, чтобы узнать, летишь ли ты завтра в Англию. Если помнишь,— я услышала в его голосе упрек,— ты сказала, что позвонишь мне днем в офис и сообщишь о своем решении.

— О, господи, я совсем забыла! — снова смутилась я.

— Ничего,— вежливо произнес Уоррен.— Могу ли я сделать вывод, что ты остаешься здесь?

— Ну... нет,— растерянно сказала я.— Для меня забронирован билет на утренний рейс «Эйр Франс». Извини, Уоррен, я должна была сообщить тебе...

Он вздохнул.

— Утром я сразу же позвоню в «Эйр Франс» и узнаю, есть ли у них свободное место. Каким рейсом ты летишь? Нет, это не имеет значения — я не смогу полететь утром. Я должен зайти в офис и предупредить шефа. Вот что я сделаю — попытаюсь попасть на вечерний самолет. В каком отеле ты собираешься остановиться?

— Понятия не имею,— тихо промолвила я, сознавая, что меньше всего в Лондоне мне будет нужно общество Уоррена. Как заставить его изменить свои планы?

— Поезжай в Риджент. Или Стрэнд-Палас. Это очень хорошие и не слишком дорогие гостиницы, находящиеся в центре города и специально приспособленные для американцев; ты будешь чувствовать себя там как дома.

Не успела я объяснить ему, что предпочла бы пожить в типично английском отеле среди англичан, как он добавил:

— Я сначала позвоню в Риджент; если тебя там не окажется, проверю Стрэнд-Палас. Если тебя и там не будет, встретимся в вестибюле отеля Риджент в четверг, в девять утра.

— Хорошо,— вяло согласилась я, не имея сил спорить.

— Между прочим, где ты пропадала весь вечер? Я звонил тебе много раз и наконец в полночь застал Кэнди-Анну. Я уже решил, что ты тоже исчезла, и начал беспокоиться.

Его искренняя забота обо мне тронула меня.

— Я любовалась Парижем.

— Не одна! — изумился он.

— Конечно, нет,— сухо отозвалась я.— Уоррен, еще раз извини, что я не позвонила днем, как мы договаривались...

— Но...

Перебив меня, он вспомнил о правилах хорошего тона. Даже через телефонную линию я ощутила съедавшее Уоррена любопытство, но у него не хватило смелости прямо поинтересоваться, кто был моим спутником.

— Да?— мягко произнесла я.

— Ничего. Увидимся завтра вечером. О'кей?

— Да. Спасибо, Уоррен.

— Буду рад тебе помочь. До свидания, Клэр.

— Пока.

Я со вздохом облегчения положила трубку и бросилась в постель. Проваливаясь в сон, я успела подумать: как отреагировал бы Уоррен, узнав о том, что я провела вечер с Гартом Купером?

Я заметила его сразу же, как только вошла в зал отлета. Он стоял у окна и читал «Фигаро». Утреннее солнце освещало тонкие черты его лица — неподвижного, непроницаемого, сосредоточенного. Я замерла. Почему мне сразу не пришло в голову, что мы можем оказаться в одном десятичасовом самолете? Он оторвал взгляд от газеты, словно почувствовал, что за ним наблюдают, и наши глаза встретились. Я увидела, как он в изумлении поднял брови, и покраснела от смущения. Он непринужденно улыбнулся, отбросил газету в сторону, как нечто не представляющее более для него интереса, и направился через зал ко мне.

Глава 5

— Значит, ты все же решила лететь в Лондон!

Остатки удивления на его лице окончательно сменились радостью.

— Я надеялся, что ты полетишь. Когда ты надумала?

— О... совсем недавно,— неуверенно произнесла я и почувствовала, что еще сильнее заливаюсь краской.

— Ты без труда взяла билет?

— Да.

К счастью, в этот момент объявили посадку на наш рейс, Гарт отвел от меня свой взгляд. Мы пробрались через заполненный людьми зал отлета, через пять минут заняли свои места в авиалайнере и стали ждать момента, когда он начнет выруливать на взлетную полосу.

— Ты — весьма непредсказуемая личность, да?—сказал Гарт.— Мне казалось, ты была твердо намерена остаться в Париже.

Я улыбнулась, испытав чувство неловкости.

— Я передумала.

— Правда? Или ты сразу запланировала поездку в Лондон?

— Не понимаю, почему ты так думаешь.

— Это неважно,— улыбнулся он.— Главное, ты здесь. Любишь летать?

— Я переношу самолет лучше, чем некоторые.

— Этот полет будет хорошим — погода идеальная.

Я пыталась сохранять бодрый, оптимистический вид, но, наверно, мне это не очень-то удавалось. Он засмеялся.

— Подожди, сама увидишь.

Он оказался прав, полет был идеальным, я даже забыла испугаться при мысли о том, что между мной и землей — несколько километров пустоты. Мы плавно взлетели, повернули на запад, легко набрали высоту; ослепительно яркое солнце роняло свои лучи на далекую землю. К Гарту приблизилась стюардесса.

— Хотите что-нибудь выпить, месье?

— Да,— ответил он и обратился ко мне: — Надо отметить твой первый визит в Англию. Как насчет шампанского?

— О! — воскликнула я; предложение выпить шампанское раньше полудня шокировало меня. Если бы мои родители находились здесь!

— Это было бы неплохо,— сказала я, испытывая чувство вины.— Просто великолепно.

Гарт повернулся к стюардессе:

— Два шампанского, пожалуйста.

Полет продолжался; посмотрев в окно, я увидела берег и белые гребни волн, разбивающихся об изрезанные скалы. Я ойкнула, завороженная этой величественной картиной, и тут подали шампанское.

— Выпьем,— сказал Гарт.— Мы почти прилетели.

— Но мы еще не пересекли Ла-Манш!

— Это займет пять минут.

Кажется, это произошло даже быстрее. Едва французский берег остался позади, как я увидела впереди Англию.

— Где Белые Скалы?

— По-моему, они находятся южнее.

Мы миновали пролив. Под нами появилась река с широким устьем. Каждый городок, над которым мы пролетали, был окружен прямоугольными заплатками полей. Наконец мы оказались над районом, застроенным более плотно; я догадалась, что мы приближаемся к Лондону.

— Видишь ту извилистую реку? Я кивнула.

— Это...

— Темза. Похоже, мы сейчас летим над центром Лондона.

И тут началась самая замечательная часть полета. Самолет держал курс на запад, двигаясь параллельно реке. Я увидела мост, Тауэр, купол собора святого Павла, шпили многочисленных церквей, Вестминстерское Аббатство...

— Точно как на фотографиях,— изумилась я, словно втайне подозревала, что снимки обманывали меня.

Через реку было перекинуто множество мостов — простых, массивных, а также изящных, причудливых, в готическом стиле. Очарованно разглядывая их, я не заметила, как самолет сбросил высоту; мы уже летели над западными пригородами Лондона, приближаясь к аэропорту. Через десять минут колеса коснулись посадочной полосы, и я впервые пожалела о том, что полет завершился.

— Это было великолепно! — искренне сказала я Гарту, отстегивая ремень безопасности.— Если бы все полеты были такими, я с нетерпением ждала бы каждого следующего. Спасибо за шампанское.

Мы, как всегда, потеряли время у стоек таможенной и иммиграционной служб, правда, Гарт со своим английским паспортом освободился раньше меня.

— Где тут автобусная остановка?— спросила я, растерявшись в толчее аэропорта и ища глазами указатель.

— Он нам не понадобится,— сказал Гарт.— Мы возьмем такси. Где ты намерена остановиться?

— Уоррен посоветовал воспользоваться Риджент-Паласом. Или Стрэнд-Паласом. Ты знаешь эти гостиницы?

— Да,— уклончиво сказал Гарт.— Они расположены в центре города. Риджент-Палас стоит возле Пикадилли-Серкес.

— Отлично.

Сев в такси, мы поехали на восток. Дорога была широкой, зелень в окрестностях аэропорта радовала глаз; наконец сельскую местность сменили городские окраины. Приближаясь к городу, мы видели все больше высоких современных зданий; шоссе перешло в эстакаду, напоминавшую мне Пуласекий хайвэй под Нью-Йорком.

— Я представляла Лондон другим,— неуверенно произнесла я.— Тут все такое современное.

— Ты рассчитывала увидеть на дорогах конные экипажи? Я засмеялась, посмотрев на транспортный поток.

— Здесь столько крошечных автомобилей,— сказала я,— и все они едут по левой стороне дороги. Почти нет больших машин.

— Тут для них не хватило бы места.

Мы приблизились к центру Лондона. Широкая улица — Кромвельроуд — была обсажена деревьями, справа и слева от проезжей части стояли массивные здания.

— Это старые дома?

— Нет, относительно новые. Думаю, им не более ста лет.

За окнами такси мелькали виды Лондона. Гарт произносил английские названия, знакомые, мне, однако все равно звучавшие непривычно.

— Это Кенсингтон... Найтсбридж... слева —Тайд-парк... это Уголок Ораторов... Пикадилли... слева — Зеленый Парк.

— Столько парков,— удивленно заметила я.— Какие здесь красивые дома.

Мы добрались до Пикадилли-Серкес и Риджент-Паласа. Гарт помог водителю вытащить мой багаж.

— Как насчет того, чтобы пообедать сегодня вечером? Я могу заехать за тобой примерно в шесть тридцать, сначала мы отправимся куда-нибудь выпить... Я поговорю с Янсенами о Джине. Договорились?

— Да... спасибо...

Окружавшая меня незнакомая страна вызывала во мне чувство растерянности.

— У тебя есть телефон моего офиса на тот случай, если ты захочешь связаться со мной? Тогда до вечера.

Он прикоснулся к моему плечу, но не поцеловал меня.

— Au revoir.

— До свидания. Спасибо тебе.

Гарт снова сел в такси. Я услышала, как он сказал водителю: «Улица Полумесяца, шестьдесят два».  Повернувшись, Гарт помахал мне рукой; автомобиль отъехал от тротуара. Я проводила взглядом выехавшую на Пикадилли-Серкес машину и, все еще не придя полностью в себя, очень медленно направилась в отель.

К счастью, для меня нашелся свободный номер на пятом этаже; разобрав вещи и освежив макияж, я села на кровать и позвонила в Париж. Меня преследовали опасения, что Джина вернулась домой сразу после моего отлета, но они оказались напрасными — трубку никто не снял. Кэнди-Анна, очевидно, ушла на работу. Удостоверившись в том, что Джина по-прежнему отсутствует, я подумала, не позвонить ли мне снова в Скотланд-Ярд. Я вспомнила, что уже звонила туда из Парижа и попросила моего знакомого связаться со мной; возможно, он пытался сделать это вечером, когда я была с Гартом. Я заколебалась. Может быть, мне следует подождать, когда Гарт поговорит с Янсенами. Сейчас у меня не было свежей информации для Скотланд-Ярда, не считая того факта, что Джина не находилась рядом с Гартом, когда звонила мне в субботу. Но я знала об этом лишь со слов Гарта. Если я позвоню в Скотланд-Ярд, полиция допросит Гарта, заинтересуется его передвижениями...

Подожду, решила я. Дождусь его разговора с Янсенами. Я инстинктивно не хотела предпринимать шагов, способных поставить Купера в неловкое положение и оттолкнуть его от меня. К тому же я верила ему. Была убеждена, что он говорит правду. Или нет? Охваченная сомнениями, я подошла к окну и посмотрела на Сохо. Спустя минуту, когда зазвонил телефон, я все еще думала о Гарте. Вернувшись к кровати, я сняла трубку.

— Мисс Клэр Салливан?— сказала гостиничная телефонистка.— Подождите, пожалуйста. Вас вызывает Париж.

Я испытала короткое облегчение; в следующее мгновение я услышала голос не Джины, как я надеялась, а Уоррена Мэйна.

— Клэр? Привет. Я захотел узнать, благополучно ли ты долетела и устроилась ли в гостинице. Как прошел полет?

— Спасибо, отлично.

Этот звонок был проявлением его заботы обо мне; я постаралась говорить бодро, приветливо.

— Я получила удовольствие.

— Хорошо. Слушай, мне удалось взять билет на шесть вечера, так что где-то в половине девятого я буду у тебя.

— Я...

— Я забронировал по телефону номер в твоем отеле. Позвоню тебе, когда приеду в гостиницу.

— Да, но...

— Сообщу тебе нечто странное. Утром я позвонил в парижский офис Гарта Купера, чтобы узнать, когда он вернется в Париж, и мне сказали, что он только что улетел в Лондон! Значит, он находился в Париже вчера и, возможно, позавчера.

— Да.

— Ты что, знала об этом?

— Мы летели утром одним рейсом.

— Да? — В голосе Уоррена прозвучало изумление.

— Да, мы летели вместе. Он...

— Но как ты узнала его?

— Что?

— Как ты поняла, что это он? Как вы заговорили друг с другом?

— О... так получилось, что я познакомилась с ним вчера вечером. Я позвонила ему, чтобы спросить насчет Джины, и он зашел в квартиру.

— Да? —Уоррен не скрывал своего удивления.— Почему ты не сказала мне об этом?

— Последний раз мы говорили с тобой в три часа ночи, и ты не был настроен слушать длинную историю. К тому же у меня не было новостей. Гарт сказал, что он не видел Джину после их совместного субботнего ленча.

Мне показалось, что из уст Уоррена едва не вырвалось очень грубое слово, но он оборвал себя на первом слоге.

— Это, возможно, правда,— невозмутимо произнесла я.— Сегодня мы с ним обедаем вместе, надеюсь, я узнаю новые подробности.

— Обедаешь? — произнес потрясенный Уоррен.— С ним?

— Да, так что меня не будет в номере, когда ты приедешь. Если я что-нибудь узнаю, я позвоню тебе, как только вернусь к себе.

— Но...

Он на мгновение потерял дар речи.

— Думаешь, это разумно? Черт возьми, я не хочу, чтобы ты тоже исчезла! Ты можешь вместо обеда договориться выпить с ним часов в девять? Тогда я смогу присоединиться к вам и проследить за тем, чтобы с тобой ничего не случилось...

Мне показалось, что Уоррен родился не в том веке. Ему подходила роль рыцаря, спасающего попавшую в беду даму.

— Пожалуйста, не беспокойся. Я вполне способна позаботиться о себе, к тому же я не верю, что мистер Купер занимается белой работорговлей. Поговорим вечером, Уоррен. Желаю приятного полета. Спасибо за звонок.

Мне удалось отделаться от Уоррена, не прибегая к грубости, но я почувствовала, что его вера в мое благоразумие серьезно пострадала. Я замерла на мгновение; меня тоже охватили сомнения. Может быть, я временно потеряла рассудок и совершаю роковую ошибку, доверяя Куперу? По моей спине внезапно побежали мурашки. Порывшись в сумочке, я взяла его визитную карточку и попросила телефонистку соединить меня с офисом Гарта. Я услышала длинные гудки, затем в трубке прозвучал голос девушки:

— Купер — Янсен, добрый день. Чем могу вам помочь?

— Добрый день. Вы не могли бы сообщить мне, чем занимается ваша фирма? Я провожу исследование в области маркетинга.

— Мы осуществляем импортно-экспортные поставки изделий из фарфора и стекла между Англией и Францией.

— Ясно. Спасибо.

— Вы не хотите поговорить с миссис Янсен?

— Нет, благодарю вас. Мистер Купер сейчас в офисе?

— Нет, боюсь, в настоящий момент он находится за рубежом.

— О... понятно. Спасибо. До свидания.

Я медленно опустила трубку. Вчера вечером Гарт сказал мне, что срочные дела требуют его присутствия в Лондоне, однако он не счел нужным позвонить в офис. Я с досадой пожалела о том, что не спросила девушку, когда, по ее мнению, Купер вернется в Лондон.

Какие причины могли заставить его возвратиться, не уведомив об этом партнершу? Возможно, он вовсе не так уж и честен, как я думала. Растерянность, душевная слабость, смущение на мгновение охватили меня. Я овладела собой, решив не давать волю моему воображению; схватив сумочку, я быстро спустилась вниз, вышла из отеля и принялась осматривать Пикадилли.

Я не стала удаляться на большое расстояние от гостиницы — напряжение и усталость, скопившиеся за последние дни, обрушились на меня именно сегодня. Вернувшись в Риджент, я решила посвятить часы, оставшиеся до вечера, отдыху. В пять часов я встала, приняла ванну, переоделась; в половине шестого, когда я заканчивала делать макияж, зазвонил местный телефон. Гарт находился в вестибюле. Мое сердце забилось быстрее. С пересохшим ртом и дрожащими руками я покинула номер и спустилась вниз к Куперу.

— Как хорошо ты выглядишь! — сказал он, подойдя ко мне.— От усталости нет и следа. Никто не поверит, что ты утром пила шампанское на высоте десять тысяч метров над Ла-Маншем. Ты приняла днем какие-то особые меры?

— Нет, я лишь приходила в себя после шампанского, выпитого над Ла-Маншем! А как ты? Был у себя в офисе?

— По правде говоря, я сообщил Лилиан о своем прибытии лишь в пять часов вечера. Должен признаться, я нуждался во сне не меньше, чем ты, поэтому поехал прямо к себе домой. Кстати, о Янсенах — я подумал, что ты, возможно, захочешь познакомиться с ними обоими, и пригласил их выпить с нами в моем клубе перед обедом. Надеюсь, ты не против?

— Да-да, конечно. Я хочу встретиться с ними. Ты спросил у миссис Янсен о Джине, когда говорил с ней?

— Да.

Он открыл для меня дверь, и мы вышли на улицу.

— Почему ты не сказала мне о том, что звонила в Скотланд-Ярд и просила их выяснить насчет звонка Джины?

Я беззвучно ахнула. Мои щеки начали гореть. Я совсем упустила из виду, что такое может произойти.

— Лилиан сказала, что после того звонка Джины их посетил человек из Скотланд-Ярда. Я подумал, что это ты попросила полицию провести расследование.

— Да,— неохотно подтвердила я, не смея посмотреть на Купера.— Это сделала я.

Таксист, заметивший поднятую руку Гарта, подрулил к нам; мы сели в машину, и Гарт сообщил водителю адрес своего клуба.

— Что заставило тебя решить, что тут требуется вмешательство Скотланд-Ярда?— невозмутимо спросил Купер, когда мы влились в транспортный водоворот Пикадилли-Серкес и стали пробираться сквозь автомобильный поток, окружавший Эроса.— Почему ты надумала связаться с полицией?

Помолчав, я ответила:

— Я разволновалась.

— Наверно, разволновалась,— с иронией в голосе сказал Гарт,— если позвонила в Скотланд-Ярд из Нью-Йорка.

Я ничего не могла на это ответить.

— Что именно сказала тебе Джина по телефону?— спросил он.— Верно, ты что-то от меня скрыла.

— Нас разъединили,— выпалила я.— Когда я установила номер, с которого звонили, там никто не снял трубку. Наверно, я поддалась панике.

Он как-то странно посмотрел на меня, словно подозревая, что я что-то утаиваю, но промолчал.

— Что сказали Янсены? — с запинкой выговорила я.— Им известно что-нибудь, способное прояснить ситуацию?

— Нет. Лилиан сама впустила Джину в квартиру, но вскоре покинула ее, чтобы встретиться с друзьями. Она провела с Джиной всего несколько минут. Эрик, с которым твоя сестра хотела поговорить о его знакомых из мира шоу-бизнеса, опаздывал; очевидно, когда он пришел домой, Джины там уже не было. Он решил, что она не стала дожидаться его, и забыл о ней до появления полиции. Правда, до прибытия людей из Скотланд-Ярда он попытался позвонить в ее отель и извиниться за свое опоздание, но ему сказали, что она этим вечером освободила номер.

— До или после своего визита к Янсенам? — быстро спросила я.

— Думаю, он не стал выяснять это. Янсен позвонил в отель до появления полицейских — тогда он не мог подозревать нечто плохое. В тот момент он даже не знал, что Джину впустила в квартиру Лилиан. Когда полиция сообщила Эрику, что Джина была у него дома, он решил, что она пришла туда со мной, хотя я и не представляю, почему он так подумал. Меня-то его связи с шоу-бизнесом не интересуют.

— Но у тебя есть ключ от квартиры Янсенов?

— Да, я когда-то там останавливался и сделал ключ. Я и сейчас иногда принимаю там клиентов, развлекаю их. Квартира Янсенов гораздо просторней моей.

Для этих же целей Лилиан имеет ключ от моего коттеджа в Сюррее — порой мы приглашаем наших клиентов на уикэнд за город. Но я уже снова думала о Джине.

— В каком отеле она остановилась?

— В Вестбэри, на Бонд-стрит.

— Если нам удастся найти подтверждение того, что она съехала оттуда после своего странного звонка, то это будет означать, что она благополучно покинула квартиру Янсенов!

— Я уверен, что в любом случае с ней все в порядке,— серьезно сказал Гарт.— Честно говоря, я думаю, что она помчалась разыскивать одного знакомого Эрика, о котором он говорил во время субботнего ленча. Она, верно, решила, что Эрик забыл о ней вечером в субботу, потеряла терпение и не стала его дожидаться. Это очень похоже на Джину — вдруг сорваться с места, решив, что ей удастся в одиночку завоевать мир шоу-бизнеса.

— Я думаю, что ты не очень хорошо знаешь Джину. Он еле заметно улыбнулся:

— Ты не веришь мне, да? Купер посмотрел в окно.

— Это Пэл-Мэл,— рассеянно пояснил он.— А в конце улицы виден Сент-Джеймс Палас. С Сент-Джеймс-стрит мы снова попадем на Пикадилли.

Я глядела в окно невидящими глазами.

— Думаешь, с ней что-то случилось в квартире Янсенов? — внезапно спросил Гарт.

Я кивнула, не глядя на него.

— У нее был испуганный голос?

— Да.

— Она закричала? Ахнула? Ойкнула?

— Нет... нет, она просто положила трубку в середине разговора без единого слова предупреждения.

— Странно... Мне кажется, что, если, к примеру, в квартиру вошел грабитель и напал на Джину, она бы закричала. Но то, что она по собственной воле положила трубку, делает подобную версию маловероятной.

— Да,— неуверенно произнесла я.— Думаю, да.

— На самом деле с ней мало что могло произойти. У Янсенов нет причин желать ей зла. Они едва знакомы с ней. Она не могла их испугаться.

— Да...

— Возможно, полиция сумеет установить, в какое время Джина покинула Вестбэри. Если хочешь, мы свяжемся с ними вечером, получим новую информацию и сообщим, что она до сих пор не дала о себе знать.

— И если она уехала после того звонка, а не до него...

— Мы будем знать, что на квартире Янсенов с ней ничего не случилось.

Он помолчал в задумчивости.

— Ты уверена,— сказал Гарт,— ты твердо уверена в том, что она не была пьяна? Мне неприятно задавать подобный вопрос, но это — единственное простое объяснение, которое приходит мне в голову.

— Нет, я уверена, что она не была пьяна,— тотчас ответила я.— Если бы причина заключалась в этом, сейчас Джина уже находилась бы в Париже.

— Верно.

Мы свернули с Пикадилли и поехали по коротким узким улочкам.

— Это Мейфэр,— сказал Гарт, когда мы ехали мимо элегантных, нарядных домов и шикарных магазинов.— Мы почти у моего клуба.

Такси свернуло направо и остановилось возле массивного особняка с мраморными колоннами по обеим сторонам от входной двери.

— Приехали.

Гарт, выйдя первым, помог мне выбраться на тротуар и расплатился с водителем. Автомобиль отъехал. Мы вошли в дом, проследовали через ряд холлов, мимо великолепной лестницы с коваными железными перилами и наконец попали в маленький уютный бар, окна которого смотрели на патио.

— Их, похоже, еще здесь нет,— сказал Гарт, обведя взглядом сидевших в зале людей. Сядем снаружи, или тебе будет там холодно?

— Нет, я предпочитаю сидеть под открытым небом.

Он отвел меня к столику под пестрым зонтиком. Когда мы сели, к нам подошел официант.

— «Том Коллинз»? — неуверенно произнесла я. Официант надменно улыбнулся.

— Попробуй джин с тоником,— посоветовал Гарт; я кивнула головой, и Купер добавил, обращаясь к официанту: — И еще сухой мартини, пожалуйста.

Официант удалился в сторону бара мимо вышедших в патио мужчины и женщины. Гарт заметил их секундой позже, чем я, и поднял руку в жесте приветствия.

— Мы не могли тебя найти! — заявила женщина.— Почему ты прячешься под этим смешным зонтиком?

— Ты не прочитала в газете, что такого жаркого июльского дня не было уже тридцать лет?

Они засмеялись. Я испытала удивление, поскольку представляла их совсем другими. Я ожидала увидеть лощеную светскую пару — блестящую деловую женщину и рафинированного, импозантного художника. Но в этой чете было мало блеска. Пухлая, светловолосая Лилиан Янсен не отличалась элегантностью; на ней был синий льняной костюм с простой белой отделкой. Она напоминала домашнюю хозяйку, которая, получив внезапно приглашение, схватила из шкафа первый попавшийся наряд и оделась, думая при этом о покупках, которые ей предстояло сделать завтра.  Результат был сносным, но не производившим большого впечатления. Эрик Янсен также был полноватым блондином с жизнерадостной улыбкой, он тотчас напомнил мне типичного американского коммерсанта. Я насмешливо отметила иронию ситуации: Гарт, выглядевший как человек, который вполне мог обладать художественным даром, был торговцем, а Янсен, напоминавший коммивояжера, на самом деле был живописцем. Гарт познакомил нас. Обменявшись улыбками и рукопожатиями, мы снова сели. Официант вернулся с напитками и принял у Янсенов заказ. Я заметила, что его сделала Лилиан, а не Эрик; она даже не посоветовалась с мужем.

— Как тут славно,— сказала Лилиан, обведя взглядом патио.— Это заведение стало лучше, Гарт.

Она принялась стягивать перчатки.

— Добро пожаловать в Англию, мисс Салливан! Сожалею, что вам приходится беспокоиться о вашей сестре.

— Мы оба сожалеем об этом,— сказал ее муж, как бы поправляя Лилиан.— Мы оба. Мы не понимаем, что случилось. Мы думали...

— Вы говорили снова со Скотланд-Ярдом?— перебила его Лилиан.— У вас есть новости?

— Нет. Я свяжусь с ними позже.

— Я уверена, что с ней не произошло ничего серьезного,— успокаивающим тоном заявила женщина.— Джина показалась мне весьма энергичной девушкой, которая знает, чего она хочет.

— Да,— неуверенно протянула я, усомнившись в том, что я узнала бы по этой характеристике сестру.— Вы действительно так считаете?

— О да! — невозмутимо, решительно подтвердила Лилиан. Она ласково улыбнулась мне, и ее глаза подобрели, утратили рассеянное, отсутствующее выражение, благодаря которому казалось, что она думает о чем-то другом, более важном. Я решила, что двадцать лет назад она была хорошенькой.

— Джина энергична, умна и честолюбива. Без этих качеств нельзя быть преуспевающей фотомоделью. По моему убеждению, она улетела в Рим, чтобы встретиться с Дино ди Ласси, кинопродюсером, которого знает Эрик. Во время нашего субботнего ленча Эрик рассказал о нем Джине; возможно, она помчалась к нему в Рим.

— Тогда зачем она отправилась в субботу вечером к вам домой? — нерешительно спросила я.— Если она могла просто...

— Эрик собирался обсудить ситуацию с Джиной в деталях, но, к сожалению, он опоздал. Думаю, она потеряла терпение и ушла. Она, наверно, еще успевала на вечерний римский рейс.

Лениво вращая бокал за ножку, Гарт произнес:

— Тогда почему она позвонила за океан, Лилиан? Зачем ей понадобилось звонить в Америку?

Эрик Янсен пожал плечами.

— Джина еще молода, к тому же она была возбуждена — почему бы не позвонить сестре? — Я впервые заметила, что он говорит с незнакомым мне акцентом.— Она хотела, чтобы вы прилетели в Европу и разделили с ней ее радостное настроение.

— Мой дорогой Эрик,— сказал Гарт,— Клэр позвонила в Скотланд-Ярд не потому, что Джину переполняла радость бытия.

Янсену удалось натянуть на себя маску недоумения, растерянности. На переносице его круглого, немного комичного лица образовались складки.

— Возможно, в квартиру попытался проникнуть грабитель — она могла испугаться...

— Грабитель?— перебил его Гарт.— Ты хочешь сказать — похититель? Кажется, из квартиры пропала только Джина.

— Ты склонен к деструктивной критике, Гарт,— шутливо заметила Лилиан без обиды в голосе. Она посмотрела на Купера своими теплыми голубыми глазами и приветливо улыбнулась, но он не увидел этого. Гарт по-прежнему касался пальцами ножки бокала и наблюдал за кусочком лимонной мякоти, плавающей в спиртном.

— Хотите сигарету, мисс Салливан? — внезапно спросил меня Янсен.

— Спасибо, я не курю.

— А ты, Лилиан?

— Нет, спасибо, дорогой.

Лилиан произнесла эти слова рассеянно, как бы упрекнув мужа в том, что он отвлек ее. Она снова посмотрела на Гарта.

— У тебя есть конструктивные предположения?

— Таких, в какие я способен верить,— нет.

Ой взял сигарету, протянутую Янсеном, и поискал в кармане зажигалку.

— О, вот именно! — Янсен радостно засмеялся, словно Гарт сказал нечто остроумное.— Остается допустить вмешательство потусторонних сил — привидений, например. Или пришельцев из космоса. Или...

— Умоляю, дорогой.

Исключительно спокойный голос Лилиан заставил меня посмотреть на нее.

— Здесь нет повода для шуток.

Официант принес напитки, мы выпили за какой-то пустяк, потом принялись потихоньку потягивать спиртное из бокалов.

— Она не намекнула тебе каким-то образом на свои дальнейшие планы, Гарт?— спросил Эрик Янсен, будто желал доказать, что способен к совершенно серьезному обсуждению ситуации.— Ничем с тобой не поделилась?

Лилиан не отреагировала. Она повернулась ко мне и уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут Гарт произнес:

— Почему она должна была это сделать?

— Я думал, вы с ней...

Эрик замолчал, обвел взглядом стол и вдруг нахмурился, поняв, что закончить реплику будет непросто.

— Она, кажется, восхищалась тобой?— неуверенно произнес Янсен.— Ты встречался с ней в Париже? Я думал...

— Право, дорогой,— сказала Лилиан,— тебе нет нужды делать заявления в духе богемы, чтобы напомнить нам о том, что ты художник.

— Совершенно ясно, что Джина увлечена своей карьерой, а не Гартом.

Молчание Янсена было красноречивее любых возражений. Возникла пауза.

— Я склонен согласиться с тобой, Лилиан,— лениво промолвил Гарт,— но, по-моему мы вполне находили общий язык во время нескольких наших встреч. Она остроумная, по-своему занятная девушка.

Его глаза встретились с моими; потом я спросила себя, действительно ли он подмигнул мне или это было игрой моего воображения.

— Но я предпочитаю развлечения другого сорта.

Из громкоговорителя, через который в клубе делали объявления, донеслись какие-то слова. Услышав фамилию Гарта, мы слегка вздрогнули.

— Мистера Гарта Купера к телефону... Мистера Гарта Купера к телефону.

Лилиан отбросила в сторону свою рассеянность, точно ненужный предмет туалета, и мгновенно собралась.

— Думаешь, деловой звонок? Но никто не знает, что ты вернулся!

— Я звонил Бриггсу и Дугласу из моей квартиры сегодня днем насчет контракта с Реми. Извините меня, пожалуйста.

Он поднялся и быстро ушел в помещение; я вспомнила — ранее он сказал мне, что спал днем и лишь в пять часов сообщил Лилиан о своем приезде. Янсены переглянулись. Затем Эрик неуверенно произнес:

— Может быть, Тереза?

— Возможно.

Они замолчали. Пять секунд унеслись в пустоту вместе с дымом от сигареты Эрика.

— Кто такая Тереза? — робко спросила я наконец.

— Тереза? — с легким удивлением в голосе произнесла Лилиан.— Он тебе не сказал? Она... его невеста... бывшая. Такая надоедливая особа! Я порадовалась за него, когда он месяц тому назад разорвал помолвку с ней.

Глава 6

На мгновение я забыла обо всем, что меня окружало — патио с яркими зонтиками, Янсенов, в отношениях которых ощущалась, несмотря на их внешнюю раскованность, некоторая натянутость. Я снова оказалась в Париже, говорила Гарту об Уоррене й Джине, и он произнес: «Я сочувствую любому человеку, которого преследует бывший жених или невеста». В моем сознании замелькали всевозможные ситуации и вопросы; если Джина встретилась с Терезой, и экс-невеста Гарта устроила сцену, стала угрожать сопернице, моя сестра могла потерять душевное равновесие и умчаться куда-нибудь. Не дав этим гипотезам кристаллизоваться, я спросила:

— Если их помолвка разорвана, почему Тереза звонит ему? Они сохранили дружеские отношения?

— Моя дорогая,— многозначительным тоном сказала Лилиан,— отношение Терезы к Гарту вряд ли можно назвать дружеским. Она до сих пор не смирилась с разрывом помолвки и просто отказывается вести себя благоразумно или хотя бы достойно. Она полагает, что с помощью бурных сцен и проявлений патологической ревности ей удастся склонить Гарта к женитьбе.

Лилиан презрительно махнула рукой.

— Пустые хлопоты! Ну что еще можно ждать от француженки? Они не знают, что такое сдержанность. Из всего делают Великую Страсть.

— Она живет в Париже?

— Нет, в Лондоне. Работает во французском посольстве. Признаюсь, она разочаровала меня своими выходками. Даже француженка обязана вести себя более корректно, когда роман закончился! Господи, такое случается каждый день!

Глядя на бокал с виски, Эрик Янсен произнес:

— Она любила его.

— Боже, дорогой, я не считаю, что любовь — это оправдание такого дикого, нецивилизованного поведения.

Лилиан говорила холодным, скептическим тоном, словно любовь — это легкое недомогание, для снятия которого достаточно пары таблеток аспирина и десятиминутного сна.

— Нет, я разочаровалась в Терезе. Она — зрелая, привлекательная женщина. Очень ухоженная. В некотором смысле идеально подходящая Гарту, хотя я с самого начала подозревала, что с ее инстинктом собственницы она не потерпит легкие интрижки, которыми он время от времени развлекается.

Внезапно воздух посвежел. Мне стало холодно, неуютно.

— После помолвки мужчине следует флиртовать со своей невестой, а не с другими женщинами,— заметил Эрик Янсен.

— Господи, дорогой, можно подумать, что Гарт — настоящий Казанова! Ты знаешь не хуже меня, что он держится одинаково обходительно с каждой женщиной, с которой знакомится,— надеюсь, мисс Салливан простит мне это замечание! — но он редко сознательно завлекает женщину. Они сами усматривают в его внимании склонность к флирту! Поскольку Тереза безумно ревнива, она готова видеть в любом знаке внимания, адресованном другой женщине, свидетельство любовной связи.

— Думаю, Тереза была не более ревнива, чем любая другая женщина, которая оказалась бы в подобной ситуации.

— Я с тобой не согласна,— сухо заявила Лилиан.— Она совершенно потеряла рассудок. Слава Богу, что они разорвали помолвку. Если бы они поженились, уверена, Гарт быстро понял бы, что не может жить с ней.

Эрик Янсен снова красноречиво промолчал. Желая нарушить тишину, я поспешила спросить:

— Джина была знакома с Терезой?

Кажется, мой вопрос удивил их обоих; они пристально поглядели на меня, потом переглянулись.

— Она об этом не говорила,— неуверенно произнесла Лилиан.— По-моему, это маловероятно. Нет, вряд ли. Если бы Тереза увидела Джину с Гартом, последовала бы бурная сцена, и он рассказал бы нам о ней. Но он ничего не говорил.

— Я... я подумала, что, если произошла какая-то сцена в вашей квартире, если Тереза застала там Гарта с Джиной...

— Зачем Терезе идти к нам домой?— Эрик Янсен снова сдвинул брови.— Я не вижу причин, по которым она могла сделать это.

— Она могла следовать за Гартом,— сказала Лилиан.— Гарт мог прийти после того, как я оставила Джину одну.

— Но Гарт сказал, что его там не было!

— Возможно, сцена все-таки произошла и он не стал упоминать ее.

Лилиан задумчиво уставилась на бокал с хересом.

— Возможно, произошло неприятное объяснение — настолько серьезное, что ему пришлось увести Терезу. Затем потрясенная, расстроенная Джина позвонила в Нью-Йорк. И бросила трубку, когда Гарт вернулся.

Она посмотрела на меня, не обращая внимания на мужа.

— По-вашему, это правдоподобно?

— Эта версия кажется более разумной, чем любая другая, которую я слышала раньше,— неуверенно произнесла я.— Но почему Гарт ничего нам не сказал? И почему Джина не перезвонила мне потом и не объяснила, что случилось?

Лилиан пожала плечами.

— Возможно, мы ошиблись.

Она посмотрела на стеклянную дверь между баром и патио.

— Вот и он... Гарт, Джина видела Терезу во время последнего уикэнда?

Гарт остановился так резко, что мне показалось, будто перед ним возникло невидимое препятствие. Его лицо стало замкнутым, непроницаемым.

— Нам обязательно говорить о Терезе, Лилиан?— Я впервые увидела его рассерженным.— Это действительно необходимо?

— Нет, дорогой,— сказала Лилиан тем же тоном, каким она говорила с мужем.— Конечно, нет. Я проявила бестактность и излишнее любопытство. Это звонил Дуглас насчет контракта с Реми? Что он сказал?

— Нет, это был не Дуглас, а один мой знакомый.

Он быстро сел за стол, отпил спиртное и взглянул на часы.

— Нам пора идти, Клэр. Сейчас уже больше времени, чем я думал.

— О, Гарт! — недовольно, с упреком в голосе сказала Лилиан.— Мы выпили лишь по одному бокалу. Я даже не успела попросить мисс Салли вам рассказать о себе!

Она улыбнулась мне.

— Вы ведь хотите еще выпить, мисс Салливан?

Я поискала благовидный предлог и решила сказать правду.

— Я уже много выпила сегодня, боюсь, у меня нет соответствующей закалки, так что, пожалуй, ограничусь этим бокалом. Но вы не отказывайте себе из-за меня в...

— В другой раз, Лилиан,— сказал Гарт.— Возможно, мы еще пообедаем все вместе до возвращения Клэр в Париж. А сейчас вам придется извинить нас.

Покорно вздохнув, Лилиан разочарованно махнула своей пухлой, тщательно наманикюренной ручкой.

— Как хочешь.

Мы допили спиртное и прошли через бар в вестибюль.

— Рад был с вами познакомиться, мисс Салливан,— приветливо произнес Эрик Янсен при расставании.— Жаль, что наша встреча длилась недолго. Мы обязательно должны повидаться еще до вашего отъезда.

— Спасибо, я бы тоже этого хотела,— ответила я.

— Как долго вы пробудете в Лондоне?— спросила меня Лилиан.

— Еще не знаю. Возможно, несколько дней.

— Ну, я надеюсь, вы скоро узнаете хорошие новости о сестре. Она с теплотой пожала мою руку.

— Гарт, ты сообщишь нам, если у тебя появятся новости? Я беспокоюсь, тем более что она исчезла из нашей квартиры. И все же я думаю, что ничего серьезного не случилось. Возможно, Эрик прав, она действительно улетела в Рим к ди Ласси.

В ее голосе не было уверенности, словно Эрик столь редко оказывался прав, что такая возможность являлась маловероятной. Швейцар остановил два такси; мы с Гартом сели в первую машину; посмотрев через плечо, я увидела, как Янсены садятся во второй автомобиль. Эрик Янсен помахал нам рукой на прощанье.

— Он, кажется, весьма приятный человек,— сказала я, помахав рукой в ответ.— Но, похоже, Лилиан его заметно третирует.

— Сколько я их знаю, они всегда так живут,— сказал Гарт.— Думаю, они уже привыкли к этому.— Он вдруг повернулся лицом ко мне, и я остро ощутила его близость.— Извини,— произнес Гарт,— что я так быстро увел тебя из клуба. Дело в том...

Он замолчал. В машине воцарилась тишина.

— Да? — испуганно спросила я.

Его светлые глаза стали жесткими, сердитыми.

— Я хочу побыть наедине с тобой,— внезапно произнес он.— Хочу, чтобы ты услышала о Терезе от меня, а не от Янсенов.

— Лилиан не хотела проявить нескромность. Ее просто заинтересовало...

— Встречались ли Джина и Тереза. Я не ответил на ее вопрос, верно? Теперь я сделаю это. Да, они действительно встречались. Это случилось во время последнего уикэнда, когда Джина прилетела в Лондон. Произошла самая отвратительная сцена, какую ты можешь себе представить.

Сдержанность его оценки при других обстоятельствах заставила бы меня улыбнуться, но сейчас мною прежде всего владело чувство вины; я размышляла о том, следует ли сказать Гарту, что он неправильно понял меня, что Янсены не говорили о подозрениях Терезы в отношении Лилиан. Мы подъехали к ресторану прежде, чем я приняла решение; момент для объяснения прошел. Ресторан был огромным и шикарным; несмотря на большое число посетителей, в нем царила тишина. Когда мы сделали заказ, я сказала:

— С твоей стороны весьма любезно выводить меня в свет, особенно если учесть, сколько у тебя проблем.

На его лице появилось удивленное выражение.

— Я кажусь человеком, обремененным массой проблем?

— Ну, Тереза...

— Она, возможно, проблема Янсенов, но никак не моя. Он улыбнулся.

— Это у тебя, а не у меня есть причины для беспокойства, однако я должен признаться, что начинаю разделять твою тревогу в отношении Джины.

— Я удивлена твоему относительному спокойствию,— не удер-жалась я.— По-моему...

— Послушай,— перебил он меня,— не знаю, что писала тебе Джина, но я просто отдыхал с ней от склонной все драматизировать Терезы; общение с Джиной было приятной интерлюдией, позволявшей забыть чувство досады и разочарования, оставшееся от истории с Терезой. Я не испытывал серьезного интереса к Джине и сильно удивился бы, узнав, что она всерьез увлеклась мною.

— Почему ты так настойчиво убеждаешь меня в этом?

— Потому что за милю чувствую твой скептицизм.

Наши глаза встретились на мгновение, и Гарт непринужденно рассмеялся; взяв свою салфетку, он встряхнул ее и расправил.

— К тому же,— продолжил он,— я хочу доказать тебе, что я вовсе не легкомысленный повеса, которому нельзя доверять.

Мои щеки вспыхнули.

— У тебя сложилось впечатление, что я так думаю? Но он не пожелал отвечать серьезно.

— Не притворяйся, будто ты чувствуешь себя виноватой! Повернувшись, Гарт подозвал официанта, подающего напитки.

Затем обратился ко мне:

— Ты будешь запивать ростбиф вином?

— Нет, спасибо.

— Ты уверена? Может быть, один бокал?

Но я проявила твердость. Обед продолжался, но атмосфера стала менее непринужденной, чем прошлым вечером.

— Почему бы нам не отправиться в Скотланд-Ярд? — внезапно предложил Гарт.— Вижу, ты так беспокоишься из-за Джины, что ни от чего не получаешь удовольствия. Мы заглянем к твоему знакомому — как его зовут?— и сообщим, что она до сих пор отсутствует. И заодно постараемся узнать, в какое время она покинула в субботу отель.

Я испытала некоторое облегчение, посмотрела на Гарта с благодарностью — он понял мое состояние.

— Ты не возражаешь? Извини, что я сегодня была для тебя неважной спутницей, но...

— Ерунда! Тебе не следует извиняться — я вижу, что проявил легкомыслие. Мы поедем на такси в Скотланд-Ярд и все немедленно выясним. Ты готова?

Покинув ресторан, мы снова окунулись в длинный, светлый, летний вечер; сумерки сгущались. Такси повезло нас по набережной к Биг-Бену, Вестминстеру и Скотланд-Ярду.

Хотя Фаулз не сообщил нам ничего нового и лишь повторил некоторые подробности исчезновения Джины, заверив нас в том, что расследование будет продолжено, после визита в полицию я все же почувствовала себя лучше. Мы также узнали, что Джина сдала гостиничный номер после своего звонка. Она уехала одна, без сопровождающих, и явно по собственной воле.

— Значит, с ней все было в порядке, когда она покидала квартиру Янсенов,— с облегчением произнесла я.— Но тогда почему она сделала этот звонок? И почему бросила трубку, словно кто-то помешал ей договорить?

На эти вопросы не было ответа, мы располагали только версиями и гипотезами. Поблагодарив Фаулза, мы покинули Скотланд-Ярд и отправились на такси по Уайт-холлу ко мне в отель.

— Не понимаю,— сказала я Гарту.— Просто не понимаю. Могла она на самом деле полететь в Рим, как предположили Янсены, чтобы встретиться с итальянским кинопродюсером? Почему она не перезвонила мне и не сказала, что с ней все в порядке? Я не верю, что она могла повести себя так, будто ничего не произошло.

— Теперь этим занимается полиция,— сказал Гарт.— Если они не смогут найти ее, это не сумеет сделать никто. Они отыщут Джину.

Он спросил меня, не хочу ли я выпить кофе до возвращения в гостиницу; я ответила утвердительно отчасти потому, что боялась того момента, когда останусь одна, без Гарта, отчасти потому, что уже огорчила его своей скованностью во время обеда. Мы отправились в Хилтон на Парк-лейн и выпили кофе на втором этаже в просторном зале. Напиток, приготовленный и поданный по-американски, имел восхитительный вкус и действовал успокаивающе. Мне стало лучше.

— Не знаю, как отблагодарить тебя за то, что ты сходил со мной в полицию,— сказала я Гарту.— Я боялась этого визита, но он прошел очень хорошо. Мне сейчас гораздо спокойнее, чем прежде.

Он улыбнулся, пожал плечами, показывая всем своим видом, что его помощь — сущий пустяк. Мы заговорили о других вещах; время пролетело так быстро, что я не заметила, как перевалило за полночь. Кажется, он раньше меня заметил мою усталость; мы покинули Хилтон, поймали такси и, обогнув Гайд-парк, въехали на Пикадилли в тот момент, когда мои веки уже начали слипаться, а голова — болеть от утомления. Но я была счастлива. Он улыбнулся мне в темноте.

— В один прекрасный день,— сказал Гарт,— когда девушка по имени Джина перестанет появляться и исчезать, как Чеширский кот, мы с тобой снова отправимся в Лондон и повторим тот наш парижский вечер.

Все расплылось, растаяло во мраке — я закрыла глаза. Гарт обнял меня еще крепче, его шершавая щека коснулась моей; губы Гарта плотно прижались к моему рту. Я сонно отстранила его; меня захлестывали чувства, с которыми я даже не начинала бороться. Он сам ослабил свои объятия и отодвинулся. Мы помолчали. Слова тут не требовались. Этот поцелуй не напоминал первый, случайный, когда мы стояли на залитых лунным светом ступенях перед Сакрэ-Кер. Теперь в нашей близости не было ничего случайного. Я ощущала свою вовлеченность. Защитные барьеры рухнули, стали бесполезными, я уже не могла за ними укрыться. Нас ничто не разделяло, и все же мы существовали раздельно: он — со своими мыслями, я — со своими. Внутренний голос говорил мне: действительно ли Гарт честен? Сказал ли он мне правду? Интуиция, не обремененная логикой защитных барьеров, вопреки всему твердила мне, что Гарт неискренен. Я посмотрела на него. Затененное лицо Гарта казалось непроницаемым, далеким.

— О чем ты думаешь?— спросила внезапно я и бессознательно коснулась его руки, словно могла таким способом развеять свои подозрения. Длинные сильные пальцы Гарта сплелись с моими. Он улыбнулся одними губами, глаза его остались бесстрастными, они хранили свою тайну.

— Ну,— сказал он,— мне показалось странным то, что мы знакомы меньше сорока восьми часов. У меня такое чувство, будто мы знаем друг друга очень давно.

Такси остановилось у отеля; Гарт вышел из машины, чтобы проводить меня до вестибюля.

— Я свяжусь с тобой завтра,— сказал он.— Боюсь, во время ленча я буду занят, возможно, нам удастся встретиться позже.

Поцеловавшись, мы расстались; посмотрев ему вслед, я увидела, что и он глядит на меня. Внезапно я забыла о всех моих сомнениях и подумала, что скоро снова встречусь с ним.

Пронзительный телефонный звонок разбудил меня в восемь утра. В полусонном состоянии я схватила трубку.

— Клэр?— невероятно звонким и бодрым голосом произнес Уоррен Мэйн.— Привет, это я. Есть новости? Я пытался связаться с тобой вчера вечером, но мне не повезло.

Я сделала над собой огромное усилие.

— Может быть, поговорим обо всем за завтраком? Сейчас я еще плохо соображаю.

— За завтраком? Идет. Встретимся внизу в девять.

Спустя час он был по-прежнему бодрым и свежим, его буквально переполняла энергия; меня охватила усталость от одного брошенного на Уоррена взгляда.

— Что случилось?— сказал он и с ходу забросал меня вопросами; мы сели за стол, я поглядела в меню.

— Ты узнала что-нибудь еще у Купера? Есть новости?

Поглощая апельсиновый сок, овсянку, тост с мармеладом, я поведала Уоррену о Янсенах, о моем визите в Скотланд-Ярд с Купером, о том, что Джина покинула в субботу квартиру Янсенов живой и невредимой. Я также упомянула гипотезу Янсенов о том, что Джина могла улететь в Рим к итальянскому продюсеру.

— Это легко проверить,— тотчас произнес Уоррен.— Как его зовут?

— Дино ди Ласси.

— Мы позвоним ему и спросим, видел ли он Джину. Вероятно, его энергия передалась мне; к тому моменту, когда мы покидали столовую, я окончательно пришла в себя и разделяла решимость Уоррена уцепиться сразу за все ниточки. Следующий час мы провели в его комнате. Наконец ему удалось дозвониться до Италии и поговорить с секретаршей ди Ласси. Она сказала, что никогда не слышала о мисс Джине Салливан — американской фотомодели из Парижа.

— Вы можете спросить вашего шефа?

Ее ответ, похоже, не удовлетворил Уоррена.

— Это очень серьезное дело,— сказал он.— Я представляю ЦРУ. У нас есть основания полагать, что мисс Салливан была убита.

Меня обеспокоил этот грубый обман, но Уоррен оставался невозмутимым.

— Она сейчас спросит ди Ласси,— сообщил он мне довольным тоном.— Я подумал, что это принесет результат.

Но все оказалось напрасным. Ди Ласси сам взял трубку и сказал, что он никогда не видел Джину, не слышал о ней и ничем не может нам помочь. Уоррен позвонил в лондонский аэропорт и проверил список пассажиров, летевших в субботу вечером в Рим. Не было никаких свидетельств того, что Джина заказывала билет.

— Мне следовало выяснить это в первую очередь, а не тратить деньги на разговор с Римом. Однако тщательность тут не повредит. Кому теперь мы позвоним? С кем нам следует поговорить? Я бы хотел побеседовать с Янсенами, но, вероятно, от них я не узнаю ничего нового.

Он задумался, потом вдруг произнес:

— Знаешь, с кем я бы хотел поговорить? С бывшей невестой Купера, Терезой. Я убежден, что поступок Джины каким-то образом связан с ней. Если Тереза пришла в квартиру Янсенов и устроила сцену...

Мы обсуждали это в течение какого-то времени. Мне очень не хотелось общаться с Терезой, но в конце концов я признала, что идея Уоррена была вполне разумной.

— Что плохого в том, что мы поговорим с нею?— настаивал Уоррен.— Она будет рада увидеть меня и узнать, что я хочу увести Джину от Гарта — это отвечает ее интересам. Тебе не обязательно встречаться с ней, если ты этого не хочешь, но...

— Я пойду с тобой,— тотчас сказала я.— Но где она живет? Я даже не знаю ее фамилию.

— Позвони Эрику Янсену — он ведь держался с тобой доброжелательно, верно? Спроси у него фамилию Терезы. Тогда мы сможем отыскать в справочнике ее адрес.

— Но какой предлог я назову Янсену?

— Скажи правду — ты хочешь убедиться в том, что Тереза не видела Джину после ее исчезновения.

Испытывая смущение и страх, я набрала телефон янсеновской квартиры и застала дома Эрика. Его полностью удовлетворило мое объяснение. Фамилия Терезы была Марио. Он охотно сообщил мне ее адрес и телефон.

— Отлично,— воскликнул Уоррен, когда я положила трубку.— Идем.

— Не позвонив ей?

— Она может отказаться от встречи под каким-нибудь предлогом. Возьмем такси и навестим ее.

Я без энтузиазма последовала за ним.

Часы показывали одиннадцать. День был пасмурным, облачным, но дождь не шел, воздух успел прогреться. Утреннее освещение придавало Пикадилли-Серкес тоскливый вид после многоцветного вечернего великолепия; на ступенях перед Эросом сидели туристы и хиппи. Мы поймали такси; таксист говорил на кокни, и Уоррен показал ему, точно иностранцу, листок бумаги с адресом Терезы. Мы снова отправились на запад; наше такси пробиралось сквозь плотный транспортный поток. Через двадцать минут мы прибыли в Найтсбридж. У станции метро «Южный Кенсингтон» машина свернула на Олд Бромптон-роуд и наконец оказалась на красивой площади, окруженной большими белыми домами.

— Тридцать седьмой,— прокричал водитель через стеклянную перегородку и резко затормозил.

Мы вышли; Уоррен долго расплачивался с водителем, словно переводя шиллинги и пенсы в доллары и центы всякий раз, когда вытаскивал из кармана монету.

— Ну, идем,— сказал Уоррен, когда машина отъехала.— Посмотрю, здесь ли она живет.

Он поднялся по ступенькам к входной двери и поглядел на три таблички. Фамилия Терезы была выведена на верхней. Уоррен нажал кнопку и через секунду отпустил ее. Никто не появился.

— Нам следовало сначала позвонить ей,— сказала я.

Не ответив мне, Уоррен безрезультатно подергал дверь за ручку. Я уже собралась предложить ему уйти и не пытаться больше проникнуть в дом, как из-за наших спин донесся голос:

— Вам помочь, люди добрые?

Мы смущенно повернулись. На нас смотрела необычайно толстая женщина с множеством золотых зубов, которые она, улыбаясь, охотно демонстрировала нам.

— Кого вам надо? Если француженку, так ее нет дома. Всю неделю где-то пропадает.

Мы слишком сильно растерялись, чтобы спросить женщину, кто она такая. Судя по ее внешнему виду, она не могла жить в этом районе, однако, похоже, была прекрасно знакома с домом.

— Правда? — с запинкой произнес Уоррен и неуверенно добавил: — Вы, наверно, ее домработница?

— Домработница?

Она посмотрела на него, как на человека из прошлого века.

— Господь с вами. Нет, дорогой. Я убираюсь у миссис Чиз из квартиры «В» три раза в неделю и каждую вторую субботу готовлю ей ужин.

Она указала на три кнопки.

— Миссис Чиз живет под дамой из Франции.

Я поняла, что нас подвел языковой барьер. Уоррен правильно определил род ее деятельности, но ошибся в названии; она была экономкой, а не домработницей.

— Мы действительно хотим видеть мисс Марио,— сказала я с улыбкой.— Вам известно, как долго она будет отсутствовать?

— Не могу точно сказать, дорогая. Эй, вы часом не американцы? Так я и думала. Я все знаю об Америке. Мы телевизор смотрим, да и кино тоже. Небоскребы, громадные лимузины, парни с револьверами. Мой старик говорит, у нас скоро будет то же самое.

Уоррен явно разрывался между желанием поправить ее наивное представление об американской жизни и выведать побольше о Терезе. Заметив, что он колеблется, я сказала:

— Когда вы в последний раз видели мисс Марио? Это было давно или...

— Нет, в прошлую субботу.

Она прислонила свое тучное тело к ограждению лестницы.

— Я готовила обед для миссис Чиз, напевая себе под нос. Солнце сияло, я распахнула окно и высунулась наружу подышать минуту-другую свежим воздухом.

Она выдержала многозначительную паузу. Почувствовав, что от нас ждут какой-то реакции, мы кивнули.

— И вдруг, Господи, она как закричит черт знает что...

— Мисс Марио? — спросил Уоррен.

— Конечно! Неужто миссис Чиз? Уж она-то себе такого не позволит. Начался ужасный скандал, хоть уши затыкай. Потом эта мисс как заорет: «Я погублю вас обоих, и тебя, и Лили». Нет, вру. Она назвала какое-то другое имя, похожее.

— Лилиан.

— Точно! Вы ее знаете? Лилиан. Так вот эта, как ее, французская дама угрожала разобраться с Лилиан и со своим женихом, очень славным джентльменом, мистером Купером, она сказала...

— Так у нее был мистер Купер?

— Ну конечно! Я знаю мистера Купера. Бедняга. Я так жалела его, что он связался с этой иностранкой. Я иногда встречала его на лестнице, пару раз он подбросил меня до метро на своей машине. Славный джентльмен этот мистер Купер... Так о чем я говорила? А, да. Дышу я, значит, свежим воздухом, а над моей головой черт знает что творится. Потом мистер Купер сказал: «Не будь такой дурой, Тереза»; она что-то прокричала ему в ответ и хлопнула дверью. Я услышала, как она промчалась мимо двери миссис Чиз, затем дверь подъезда с грохотом закрылась, и Тереза исчезла. С тех пор я ее не видела. И миссис Чиз она тоже не попадалась на глаза. Миссис Чиз только вчера сказала мне, что этой, как ее, даме следовало отказаться от доставки французской газеты — внизу уже скопилась целая кипа. Мне-то ясно, что случилось. Она разругалась со своим женихом из-за этой Лилиан,— между прочим, я его вовсе не осуждаю за то, что он завел себе другую женщину,— и француженка убежала, чтобы прийти в себя. В такие минуты никто не думает о газетах. Я сказала это миссис Чиз, она со мной согласилась.

Мы кивнули, подтверждая, что тоже так считаем. Я попыталась вспомнить, говорил ли Гарт о том, что не видел Терезу с вечера пятницы после их встречи в аэропорту. Мне казалось, он сказал лишь, что Джина не видела Терезу с того момента. Насчет себя он ничего не сказал.

— Когда это произошло?— неуверенно спросила я.— В субботу?

— Да, точно, в субботу. Примерно в шесть вечера. Я собралась чистить картошку.

А Джина позвонила мне в девять тридцать по лондонскому времени.

— Большое спасибо, мадам,— вежливо произнес Уоррен.— Вы нам очень помогли, мы вам благодарны. Мы найдем другой способ связаться с мисс Марио.

— Удачи вам,— дружелюбно сказала наша осведомительница и затопала по ступеням к входной двери.— Мне пора к миссис Чиз. Надеюсь, вам понравится в Англии.

Мы снова поблагодарили ее в два голоса и зашагали вокруг площади к Олд Бромптонроуд.

— Мне следовало дать ей деньги?— обеспокоенно сказал Уоррен.

— Нет, конечно.

— Ты думаешь? Возможно, ты права. К тому же я не знаю, сколько ей следовало дать.

Вздохнув, он взъерошил пальцами свои волосы.

— Какая удача! Нам чертовски повезло. Что ты обо всем этом думаешь? Похоже, в тот вечер исчезла не одна только Джина, верно? Я убежден, что за всем этим стоит Купер; он связан с обеими женщинами и, если верить экономке, с его партнершей тоже. Похоже, он обманывает всех сразу.

— Я совершенно уверена в том, что у него нет романа с Лилиан,— спокойно заметила я.

— Почему?

— Ну, во-первых, потому, что у него хорошие отношения с Эриком.

— Может быть, Эрик не знает.

— После десяти лет?

Мы сделали несколько шагов молча.

— По словам Гарта,— сказала я с подчеркнутым безразличием,— он пытался избежать романов с тремя этими женщинами. Он разорвал помолвку с Терезой. Не проявил беспокойства по поводу предполагаемой поездки Джины в Рим к кинопродюсеру. Нет доказательств того, что у Гарта, помимо деловых, существуют иные отношения с Лилиан. Он пытался отдалиться от Джины и Терезы, а не сблизиться с ними.

— Скажем прямо,— с иронией в голосе заявил Уоррен,— ему это удалось. Он избавился от них так успешно, что теперь никто не может их найти.

Я ничего ему не ответила, похолодев от страха.

— Только не говори мне, что тоже увлечена им,— сказал Уоррен.

Я по-прежнему молчала.

— О! — протянул он.— Этот Купер явно умеет находить подход к женщинам. При нашей следующей встрече я попрошу его поделиться со мной своими секретами.

— Ради Бога, Уоррен!

Мы добрались до Олд Бромптонроуд.

— О'кей,— миролюбиво произнес Уоррен.— Ты считаешь, что Купер чист, а я — в чем-то виноват. Каким будет наш следующий шаг? Давай вернемся в гостиницу и узнаем, нет ли вестей из Скотланд-Ярда.

Вестей из полиции мы не обнаружили, но было сообщение от Эрика Янсена. Он просил позвонить ему домой. Я не хотела звонить при Уоррене, поэтому прошла в мой номер, пообещав ему связаться с ним сразу после разговора с Эриком. Сев на кровать, я набрала телефон Янсенов и подождала, когда Эрик снимет трубку. Он, похоже, обрадовался тому, что я так быстро ему отзвонила.

— У тебя есть новости о Джине?— спросил Эрик.— Ты говорила с полицией?

Я рассказала ему о нашем с Гартом вчерашнем визите в Скотланд-Ярд; он выслушал меня с интересом.

— Клэр,— сказал Эрик,— как насчет совместного ленча? Мы живем недалеко от твоего отеля. Я могу зайти за тобой?

Мне удалось скрыть мое удивление.

— Большое спасибо,— сказала я.— Это будет отлично.

— Хорошо! Через двадцать минут буду у тебя.

Положив трубку, я рассказала по местному телефону Уоррену о том, что произошло. Он был удивлен не меньше моего, но согласился, что у меня есть шанс узнать нечто новое. Мы договорились, что я позвоню ему позже, по возвращении; у меня осталось несколько минут для отдыха. Потом я спустилась в вестибюль к Эрику Янсену. Он уже ждал меня.

— На Хэймаркет есть хороший маленький ресторан,— сказал Эрик.— Это в двух шагах отсюда, даже нет большой нужды брать такси. Пройдем пешком или ты...

Я сказала, что согласна прогуляться. Мы обогнули Пикадилли-Серкес и свернули на Хэймаркет; нас окружали люди, спешившие на ленч; Эрик постоянно что-то говорил, но я чувствовала, что он совершает над собой усилие. Исчерпав такие темы, как погода и проблемы автомобильного движения в больших городах, мы оказались у маленького и явно недорогого ресторана. Мы вошли внутрь. К этому моменту у меня уже сложилось впечатление, что он не любит тратить деньги. «Каково его финансовое положение?» — подумала я. Художники часто бедствуют. Я вспомнила о его богатой умной жене и удивилась тому, что он терпит ее плохо скрываемое безразличие к нему.

— Где ты познакомился со своей женой?— спросила я, поглощая еду.— Это произошло в Англии?

— А, похоже, ты догадалась, что я не англичанин! Наверно, я никогда не избавлюсь от акцента. Я родом из Альтдорфа — это маленькое местечко в Швейцарии, расположенное возле Люцернского озера. Там родился наш национальный герой Вильгельм Телль. Я был молодым художником и зарабатывал на жизнь тем, что рисовал пустые красивые пейзажи. Лилиан была доброжелательной, сочувственно настроенной туристкой.

Похоже, Лилиан имела склонность помогать менее удачливым, чем она, мужчинам.

— Понимаю,— сказала я, испытывая тем не менее недоумение.

— Между нами вспыхнул бурный роман, и через три недели мы поженились в Женеве.

Улыбнувшись, он пожал плечами.

— Родные Лилиан не одобряли этого брака, но нас это не беспокоило.

Его широкое, печальное лицо неожиданно расцвело.

— Мы были молоды и влюблены. То время было счастливым. Мне понравился Лондон, я быстро привык к нему. Вскоре я стал рисовать то, что хотел, а не то, чего требовал рынок. Лилиан,— он замолчал, подыскивая нужное слово,— вдохновляла меня.

И еще содержала, подумала я. Она, вероятно, с самого начала содержала их обоих.

— Лилиан,— сказал Эрик Янсен,— удивительная, талантливая женщина. Она верила в меня. Добившись в конце концов скромного успеха, я постоянно говорил, что обязан им Лилиан, потому что она поддерживала меня, когда я нуждался в помощи.

Я попыталась представить себе Лилиан в роли преданной вдохновительницы, поглощенной работой своего мужа. Мне потребовалось напрячь воображение. Я не могла увидеть Лилиан интересующейся чем-то, не имеющим отношения к ее бизнесу.

— Она, очевидно, знает очень многое о фарфоре и стекле,— сказала я.

— Да, значительно больше, чем Гарт. Он — всего лишь коммерсант.

Эрик аккуратно вытер рот салфеткой и протянул руку к бокалу с водой.

— Но ему нравится считать себя специалистом по стеклу.

— Скажи мне, Эрик,— я посмотрела на него, постаравшись придать своему лицу выражение искреннего интереса.— Каково твое мнение о Гарте Купере? Тебе, вероятно, известно, что я почти не знаю его, однако моя сестра явно высокого мнения о нем, поэтому я хочу понять, что он за человек на самом деле. Я не сразу решилась задать тебе этот вопрос, но ты давно знаешь его и явно способен высказать зрелые суждения. Я чувствую, что могу довериться твоей оценке. Как я и предполагала, он был польщен, но попытался скрыть это. Сдвинув брови, Эрик приготовился высказать зрелое суждение.

— Конечно,— произнес он наконец,— Гарт всегда был скорее другом Лилиан, нежели моим.

Я ждала. Эрик добродушно, как бы шутя, продолжил:

— Да, он коммерсант! И хороший! Блестящий, преуспевающий торговец! У него есть товар, пользующийся спросом, и он продает его весьма умело.

— Фарфор и стекло?

— Это так, во вторую очередь.

Он по-прежнему говорил легкомысленно, пытаясь скрыть свою серьезность.

— Талант Гарта заключается в умении продавать самого себя — не буквально, разумеется! Но он умеет нравиться людям, очаровывать их. Он мастерски играет роль «славного парня», как говорят англичане. Но за этим фасадом скрывается жесткий, сильный, способный бизнесмен. Меня ему не обмануть. Он может обманывать других, но только не меня.

— Мне кажется, он не подходит для Джины,— обеспокоенно сказала я.— Надеюсь, она в него не влюблена.

— Он ей нравится,— заявил Эрик.— Это очевидно. Но она слишком молода для Гарта. Я знаю, какой тип женщины импонирует ему.— Он поиграл ложкой.— Ему нравятся зрелые, умные женщины, а не легкомысленные девчонки.

Эрик виновато посмотрел на меня.

— Извини, я не склонен недооценивать твою сестру, она очаровательна, но..

— Понимаю.

Я отломила кусок от моего рогалика и намазала его маслом.

— Ты хочешь сказать, он предпочитает таких женщин, как Тереза.

— Именно.

Он снова принялся есть.

— Мне нравится Тереза,— неожиданно произнес Эрик.— Лилиан ее недолюбливает, но это естественно. Тереза — умная, образованная женщина. Страстная, тонкая, волнующая. Если бы я писал портреты...

Он замолчал и улыбнулся.

— Но я этим не занимаюсь! Однако если бы занимался, я бы обязательно нарисовал Терезу.

Моя ревность, смешная, но очевидная, мешала мне невозмутимо слушать, как он нахваливает Терезу. Чтобы сменить тему, я заинтересованно спросила:

— Какие картины ты пишешь, Эрик? Извини, я не знакома с твоими работами,— думаю, в Лондоне ты знаменитый художник.

— Вряд ли знаменитый! — расцвел он и заговорил о себе со сдерживаемым, застенчивым энтузиазмом, который почему-то показался мне трогательным. Оказалось, что он рисовал абстрактные картины и слегка увлекался сюрреализмом. Я сказала, что была на выставке Сальвадора Дали в нью-йоркском музее «Хантинг-тон-Харфорд». Мы немного поговорили об искусстве. Эрик отбросил свою напускную самоуверенность, и я увидела того человека, каким Эрик был, вероятно, много лет назад,— чувствительного, уязвимого молодого художника, преданного своей работе. Мне было совершенно непонятно, как прозаичная, деловая Лилиан могла когда-либо понимать его.

Возможно, на самом деле она никогда не понимала Эрика.

— Ты скажешь мне, если узнаешь новости о Джине, да? — повторил он, когда мы расставались в вестибюле моего отеля.— Мы с Лилиан хотим знать, где она и все ли с ней в порядке. Ты нам позвонишь, ладно?

— Конечно! — заверила его я и тепло поблагодарила за ленч. Потом я отправилась к себе. Я знала, что должна рассказать Уоррену о ленче, но я успела устать от него за утро. Оказавшись у себя в номере, вместо того чтобы позвонить, я прилегла на кровать.

В течение десяти секунд мои мысли упрямо и неотвязно вращались вокруг Гарта Купера. Вчера вечером он дал понять, что подозрения Терезы насчет Лилиан зародились три месяца тому назад, вскоре после их помолвки. Пытаясь вспомнить его слова в точности, я напрягла память, но в ней остался лишь общий смысл сказанного. Мне пришло в голову, что Гарт умел делать намеки, не говоря ничего прямо. Сейчас, поразмышляв, я поняла, что он старался убедить меня в том, что ревность Терезы к Лилиан — дело прошлого, однако рассказ экономки свидетельствовал о недавних бурных проявлениях этого чувства.

Тут какая-то неувязка, подумала я. В последнюю субботу Тереза должна была ссориться с Гартом из-за Джины, а не из-за Лилиан. Несомненно, сейчас в центре его внимания находилась Джина. Ситуация и неискренность Гарта повергли меня в уныние. Я снова начала тревожиться за Джину, причем это было связано не только с исчезновением сестры, но и с отношениями, существовавшими между нею и Гартом. Охваченная беспокойством, я подошла к окну, посмотрела в него, снова направилась к двери. В конце концов я схватила сумочку и побежала вниз, пытаясь избавиться от мук пассивного ожидания. Я решила пойти в офис Гарта и, не ломая голову над его намеками, задать ему несколько вопросов.

Контора Купера находилась в Найтсбридже. Будучи не в силах разобраться в линиях метро и автобусных маршрутах, я остановила такси, села на блестящее кожаное сиденье и принялась разглядывать мчавшийся мимо меня Лондон. Я представила себе Наставницу, Философа и Друга. Этот воображаемый персонаж всегда помогал мне общаться с Джиной. «Дорогая Клэр,— обратилось ко мне это исключительно здравомыслящее существо,— боюсь, ты позволяешь своему врожденному благоразумию предавать тебя. Пожалуйста, обрати внимание на следующие моменты:

1. Никогда не следует бегать за мужчиной — дождись, когда он сам придет к тебе.

2. Никогда не отрывай мужчину от его работы в офисе.

3. Выбрось из головы этого Гарта Купера, явно не внушающего доверия. Какое тебе дело до того, что он делает ложные намеки или преднамеренно врет? Суть заключается в том, что он рисует фальшивую картину и, возможно, обманывает тебя в других вопросах.

4. Почему ты, не имея большого опыта общения с мужчинами, тотчас поверила, что мистер Купер увлечен тобой в той же мере, что и ты — им? Он явно продемонстрировал романтический интерес к тебе, чтобы отвлечь тебя от выяснения обстоятельств исчезновения Джины.

5. Если ты хочешь расстаться с мистером Купером, но не знаешь, с чего начать, сделай следующее: не встречайся с ним больше.

6. Возьми себя в руки и перестань поступать, как глупая девчонка. Разочарованная тобой...»  

Автомобиль спустился в тоннель под Гайд-парком и через несколько мгновений вынырнул в Найтсбридже. Ничего не могу с собой поделать — я люблю его, сказала себе я. Это сильнее меня. Такси проехало мимо «Хэрродза»; водитель указал на здание, расположенное через улицу.

— Вот ваш дом, мисс. Извините, что останавливаюсь на другой стороне, но тут нет разворота.

— Спасибо,— сказала я. Выйдя из машины, я расплатилась с таксистом и перешла через проезжую часть. Над роскошными магазинами размещались офисы, в витринах в основном демонстрировался антиквариат. Внутри здания находился старомодный лифт. Указатель сообщал, что офис Лилиан и Гарта располагался на первом этаже. Я вспомнила, что в Англии первым называется этаж, на самом деле являющийся вторым, и воспользовалась лестницей, которая окружала шахту лифта. Прямо перед собой я увидела табличку «Купер — Янсен Лтд., Импорт — Экспорт, Фарфор и Стекло». Внезапно пожалев о том, что я пришла сюда, я шагнула к двери и сразу открыла ее.

Я оказалась в светлой, хорошо вентилируемой, на удивление современной приемной с толстым зеленым ковром на полу и спокойной расцветки стенами. Две двери вели в комнаты, которые, как я догадалась, были кабинетами компаньонов. Слева я заметила архив, где хранились папки с документами, справа от меня находились сверкающий стол, электрическая пишущая машинка и деловитая секретарша с копной иссиня-черных волос, алыми ногтями и холодными, умными черными глазами.

— Добрый день,— смущенно произнесла я.— Скажите, мистер Купер у себя?

— В данный момент мистер Купер отсутствует. Секретарша поправила прядь волос.

— Вы записаны на прием?

— Нет, не записана.

— Я могу записать вас.

Она раскрыла красный блокнот.

— Ваша фамилия?

— Клэр Салливан, но я по личному делу. Я могу подождать его, или он вернется нескоро?

— Нет, я жду его с минуты на минуту.

Она взглянула на часы, словно желая убедиться в том, что сказала правду, потом встала и прошла мимо меня в архив. За этой комнатой находилась другая, предназначенная для ждущих посетителей. Окна ее смотрели на Найтсбридж.

— Если вы подождете здесь...

— Спасибо,— сказала я.

Она удалилась изящной походкой, я села и взяла со столика журнал. Это был «Панч». Я положила его назад и взяла «Пари-матч». Прошло десять минут. Дважды звонил телефон, я слышала голос секретарши, снимавшей трубку. Электрическая пишущая машинка почти не умолкала. Наконец я услышала, что девушка встала и направилась ко мне.

— Хотите кофе?— спросила она от двери.

— Если вы все равно будете его варить.

— Я всегда в три часа готовлю кофе,— скучным тоном сказала девушка.— Мистер Купер и миссис Янсен оба любят крепкий черный кофе после длинных деловых ленчей.

Она принесла из архива в приемную перколатор. Входная дверь открылась, зазвенел маленький звоночек; спустя мгновение дверь закрылась. Я осталась одна.

Охваченная беспокойством, я встала и прошла в архив, осмотрела миниатюрный фотокопировальный аппарат и шкафы с бумагами. В углу находился шкаф с приоткрытой дверцей. Я заметила в нем мужской плащ и уже собиралась отвернуться, но вдруг увидела торчавший из кармана конверт. Я бы не взглянула на него второй раз, если бы единственное доступное моему взору слово из адреса не было выведено фиолетовыми чернилами.

Я вспомнила о множестве писем, приходивших из Голливуда и Парижа. Все они были написаны любимыми фиолетовыми чернилами Джины. Не дав себе времени на раздумья, я быстро взяла конверт. Он оказался пустым. Гарт явно либо уничтожил письмо, либо спрятал его в надежном месте, а потом впопыхах сунул конверт в карман плаща. Я рассмотрела марку. Письмо было отправлено из Доркинга, что в Сюррее, в понедельник, в три часа дня, через два дня после звонка Джины; без сомнения, фиолетовые буквы на конверте были выведены рукой Джины...

Глава 7

Стоя в пустом офисе, я смотрела на конверт. Снаружи через окна доносился приглушенный шум автомобильного потока; непосредственно вокруг меня все замерло. Внезапно в коридоре раздались шаги; я едва успела сунуть конверт обратно в карман плаща. Дверь открылась, в приемную вошли Гарт и Лилиан.

— Кэтрин? Черт возьми, где эта девушка? Мы наняли ее, чтобы она отвечала на звонки, а не прихорашивалась половину рабочего дня в дамской комнате.

Они не видели меня. Они находились в приемной, приоткрытая дверь архива скрывала меня.

— Не стоит злиться на нее она очень хорошая секретарша, а красоту наводит в интересах фирмы.

— Господи, не хватает только, чтобы Тереза обвинила меня в том, что у меня роман с секретаршей!

Я собралась выйти и заявить о своем присутствии, но упоминание о Терезе заставило меня остановиться.

— Должна сказать, Гарт, сегодня у тебя ужасное настроение! Не понимаю, почему ты так нервничаешь из-за Терезы, которую не видел уже несколько дней,— это мне следовало бы волноваться! Эрик, похоже, убедил себя в том, что наши с тобой отношения...

— О, господи!

— Ты знал о том, что Тереза виделась с Эриком в прошлую пятницу после твоего возвращения из Парижа? Вчера вечером он сказал мне, что в аэропорту произошла сцена с участием Джины...

— Сцена! Это слишком слабое слово для того отвратительного эпизода...

— Почему ты не сказал мне о нем раньше?— с мягким укором спросила Лилиан.

— Зачем мне было это делать? Почему я должен обременять тебя проблемами моей личной жизни?

— Очевидно, Тереза сказала Эрику в пятницу, после сцены в аэропорту, что твой интерес к Джине — всего лишь дымовая завеса, призванная скрыть твое увлечение мною.

— Слушай, мне нет дела до того, что Тереза сказала Эрику и что он думает,— рассерженно повысил голос Гарт.

— А мне есть! Я вынуждена жить с ним!

— Не понимаю почему! Легко видеть, что ты презираешь его. Не знаю, почему ты не уходишь от Эрика.

— Я, как и ты, не хочу обременять тебя подробностями моей личной жизни,— выпалила Лилиан.— К тому же Эрик не переживет нашего разрыва.

— А ты проявляешь благородство и считаешься с его чувствами? Это на тебя не похоже, Лилиан!

— Послушай, Гарт.

Голос Лилиан стал сдержанным, в нем звучало терпение взрослого, обучающего ребенка узнавать время с помощью часов.

— Дело в том, что сейчас мне удобно жить с Эриком. Неважно почему. Это тебя не касается. Поверь мне, я хочу жить с ним и сильно огорчена тем, что Тереза встречалась с Эриком и пыталась пробудить в нем ревность...

— Господи, Лилиан, в чем я виноват? Я не отвечаю за поступки Терезы! Если Эрик ревнует, не обращай на это внимания. Он не может ничего доказать, потому что доказывать нечего.

— Легко давать такие советы, гораздо труднее им следовать. Я не хочу волновать Эрика. Между прочим, что за игру ты затеял с этой Джиной? Где она, почему ты ее прячешь?

— Моя дорогая Лилиан,— сказал Гарт с неподдельным удивлением,— о чем ты говоришь? Я понятия не имею, где она, и я не прячу ее. Зачем мне это нужно? Я не видел Джину и не разговаривал с ней после нашего субботнего ленча.

Услышав, как он врет, я почувствовала, что у меня вспыхнули щеки. Слезы, нежеланные и необъяснимые, подступили к моим глазам.

— Разве у тебя не было романа с ней? — недоверчиво спросила Лилиан.

— Господи, нет, конечно! Джина подошла бы для двадцатипятилетнего и сорокапятилетнего мужчины, но не для того, чей возраст — между тридцатью и сорока годами.

— Джина произвела на меня впечатление женщины,— медленно сказала Лилиан,— подходящей для мужчины любого возраста. Она хотя бы сказала тебе, куда она собиралась отправиться после нашего субботнего ленча?

— Нет, я, извинившись, избавился от нее и поехал домой на улицу Полумесяца. Я обещал позвонить ей позже, но не сделал этого. Меня отвлекли другие дела.

— Тереза?

— Нет, я не видел ее после эпизода в аэропорту, происшедшего в пятницу вечером.

Еще одна ложь. Я вспомнила про экономку, разговаривавшую на ступенях белого дома, стоящего возле площади. В субботу, в шесть вечера, Гарт ссорился с Терезой в ее квартире.

— Я был смертельно уставшим,— сказал Гарт.— Неделя в Париже выдалась напряженной, я мало спал. Я отдохнул до семи часов и затем отправился в Шепхед Маркет, где пообедал в маленьком ресторане. Я подумал, не позвонить ли Джине в отель, и решил не делать этого. Мне не хотелось ни с кем общаться, я испытывал желание побыть в одиночестве.

— Да... вся эта история с исчезновением Джины кажется весьма странной — вот все, что я скажу. Полагаю, в. воскресенье ты не получил от нее вестей?

— Нет, я провел воскресенье в офисе.

— В офисе? Здесь? Воскресенье? Боже мой, ты становишься таким же рабом своего бизнеса, как и я! Насколько я помню, ты всегда говорил мне, что я не должна работать по воскресеньям.

— Я ломал голову над контрактом с фирмой Реми — я имею в виду не последний, а прошлогодний, Я не мог понять, почему мы заплатили такой большой налог.

— О, я могу тебе это объяснить — все очень просто. И зачем ты стал разбираться с этим контрактом? Разумнее было оставить его мне, как мы сделали в прошлом году. К тому же, какое значение имеют эти налоги? Они уже заплачены.

— Мне сообщили, что налоговая инспекция настроена воинственно в отношении маленьких фирм вроде нашей. Я решил убедиться в том, что у нас все в порядке.

— Разумеется, у нас все в порядке! Ты знаешь, как я осторожна...

— Погоди, я слышу, Кэтрин возвращается. Пройдем в твой кабинет.

Они открыли одну из дверей, ведущую из приемной, и быстро скрылись в комнате. Взяв себя в руки, я покинула архив и вернулась в комнату для посетителей. Секретарша открыла дверь приемной и захлопнула ее за собой. Маленький звоночек тихо звякнул и смолк.

— Кэтрин? — произнесла Лилиан мягким, вкрадчивым голосом, которым она говорила, когда мы сидели в клубе.— У тебя есть кофе?

— Я как раз собираюсь его варить, миссис Янсен. Мистер Купер, вас ждет в комнате для переговоров мисс Клэр Салливан.

В офисе воцарилась полная тишина. Меня охватило ужасное смущение, я закрыла глаза и принялась молиться о том, чтобы, открыв их, я оказалась в другом месте. Но этого не произошло.

— Я...— неуверенно произнесла секретарша.

— Все в порядке, Кэтрин. Спасибо.

Гарт, вероятно, вернулся в приемную, его голос был слышен отчетливо. Внезапно он вошел в архив и направился к двери комнаты для посетителей.

— Добрый день,— невозмутимо произнес он; я не успела ответить на приветствие, как Гарт закрыл дверь, и мы оказались одни в тихой маленькой комнате — он, я и тысячи моих сомнений.

— Приятный сюрприз,— непринужденно произнес он, поскольку я потеряла дар речи,— жаль только, что ты нанесла нам визит именно в это время. Наверно, тебе пришлось слушать нашу глупую болтовню, посвященную несуществующим интригам Лилиан и проискам налоговой инспекции. Извини, если мы смутили тебя чем-то, но, во всяком случае, насколько я помню, я не сказал ничего такого, чего мне не хотелось бы сообщать тебе.

Я молча отвернулась, не в силах посмотреть ему в глаза, и поглядела в окно. Он шагнул ко мне; я почувствовала, что он стоит у меня за спиной.

— Что случилось? — внезапно произнес Гарт.— В чем дело? Мои глаза ничего не видели.

— Ничего,— промолвила я, боясь произнести что-то еще.

— Ты узнала плохие новости о Джине?

Я покачала головой. Он положил руку мне на плечо, я снова отвернулась от него и пошла к двери.

— Одну минуту,— резко произнес Гарт. В его голосе прозвучали ноты сомнения.— Одну минуту. Ты, верно, пришла сюда с какой-то целью. Что ты хотела мне сказать?

Давно, когда я еще не знала, что Гарту, очевидно, известно, где находится Джина, я хотела расспросить его о подробностях субботней ссоры с Терезой. Теперь я не сомневалась в том, что он по каким-то личным мотивам хочет утаить от всех этот конфликт. Я ничего не могла сделать или сказать. Мой разум правильно подсказывал мне, что я не должна была приходить в его офис. Я совершила глупый, опрометчивый поступок.

— Извини,— с трудом промолвила я.—Мне не следовало являться сюда и беспокоить тебя. К тому же в этом не было крайней необходимости. Пожалуйста, извини меня.

Спустя мгновение Гарт сказал:

— Я не понимаю.

Я снова потеряла дар речи. Взялась за ручку двери, но он положил свою руку на мою и остановил меня.

— Пожалуйста,— тихо сказал Гарт.— Пожалуйста, Клэр. Ты должна объяснить мне, в чем дело. Что все это значит? Это связано с моим разговором с Лилиан?

Я вспомнила о пустом конверте, лежавшем в кармане его плаща.

— Нет,— ответила я и поняла, что смотрю ему в глаза. У него был недоуменный и обеспокоенный вид. Я испытывала страстное желание довериться ему, но знала, что этого делать нельзя. Он солгал, и не один раз, ему нельзя доверять. Сделав над собой титаническое усилие, я сказала:

— Думаю, тревога за Джину гнетет меня сильнее, чем мне казалось. Я пришла сюда для того, чтобы поговорить с тобой, и лишь здесь поняла, как эгоистично я поступила, решив побеспокоить тебя в офисе. Но ты пришел с Лилиан прежде, чем я успела уйти.

Он пристально посмотрел на меня. Его глаза были очень честными.

— Я рад, что ты пришла,— произнес наконец Гарт.— И еще я рад тому, что в момент грусти ты обратилась ко мне. Почему бы нам не сесть и не поговорить об этом? Не думай о моей работе. Она подождет. Если ты пришла сюда повидаться со мной, зачем убегать, как только я появился?

Я растерянно покачала головой.

— Нет, правда, Гарт, мне бы не хотелось говорить здесь...

— Послушай, Клэр...

— Я не могу объяснить, я просто не хочу говорить...

— Неправда. К тому же я хочу. Что бы ты ни думала, я должен сказать тебе, что с момента нашего знакомства...

— Мне пора. Пожалуйста... Я потянула ручку двери.

— ...я не могу выбросить тебя из головы...

— О, нет, нет, нет...

Мое самообладание быстро истощалось.

— Клэр, дорогая...

Я заплакала.

— Господи, извини меня... Не знаю, что со мной происходит. Я был таким нечутким каждый раз, когда мы встречались; если бы не эта история с Джиной...

— Мы бы вовсе не познакомились,— сказала я дрожащим голосом, пытаясь найти носовой платок в сумочке.

— Вот, возьми мой.

Он протянул мне большой белый носовой платок. Я вытерла им лицо и попыталась взять себя в руки.

— Извини,— сухо произнесла я наконец.— Я не узнаю себя. Пожалуйста, извини меня... я хочу уйти.

— Позволь мне налить тебе спиртного.

— Нет, я хочу принять пару таблеток аспирина и полежать. У меня разболелась голова.

— Я спущусь с тобой и найду тебе такси.

— Нет...

— Я настаиваю.

У меня не осталось сил на споры. Мы прошли через архив в приемную; секретарша посмотрела на нас своими непроницаемыми глазами, над которыми нависали черные волосы. Выйдя на улицу, Гарт остановил такси, сообщил водителю название моего отеля и протянул ему десятишиллинговую купюру.

— Позвоню тебе вечером,— сказал он мне.— Если ты будешь хорошо себя чувствовать, мы сможем пообедать в каком-нибудь тихом месте.

— Я... не знаю...

— Позвоню тебе часов в шесть. Береги себя.

Его губы коснулись моего лба, пальцы Гарта сжали мою руку. В глазах у меня снова защипало.

— До свидания,— сказал он.

Мои губы зашевелились, но я не смогла ничего произнести. Он захлопнул дверь, такси влилось в плотный поток машин. Я осталась одна. Откинувшись на обтянутую кожей спинку сиденья, с дюжиной противоборствующих эмоций в. душе, я посмотрела в окно и ощутила, что снова горячие слезы обжигают мои щеки.

Прибыв в гостиницу, я обнаружила там три одинаковых сообщения — Уоррен просил меня позвонить ему. Я порвала их. Укрывшись в моей комнате, я прилегла на пять минут, потом встала и подошла к окну, чтобы поправить макияж. Я немного успокоилась. Казалось маловероятным, что в ближайшие несколько часов я снова заплачу. В голове оставалась тупая боль, глаза немного резало; помимо этого, я не испытывала никаких других ощущений, не считая чувства безразличия, апатии. Мне казалось, что я потерпела поражение. Весьма характерно, подумала я с отстраненным изумлением, что человек, которым я увлеклась, оказался двуличным лжецом, вполне респектабельным с виду. Теперь я была уверена в том, что у него роман с Джиной, что он знает, где она находится, и по каким-то причинам скрывает от всех ее местонахождение, демонстрируя лицемерную готовность помогать мне.

Несомненно, он вел двойную игру. Оттого что я знала это, сцена в офисе показалась мне особенно унизительной и постыдной. Быстро изучив меня, он догадался, что романтический подход окажется наилучшим, и мастерски сыграл свою роль. Я почувствовала себя польщенной, стала глиной в его руках. Он, очевидно, счел меня наивной дурочкой. Слезы снова подкатились к моим глазам, угрожая испортить новый макияж. Вдруг зазвонил телефон. Мне не хотелось ни с кем говорить, но я все же ухватилась за возможность отвлечься от моих бед.

— Алло? — осторожно произнесла я в трубку.

— Я уже собрался сообщить в Скотланд-ярд о твоем исчезновении,— сердито сказал Уоррен.— Где ты была, черт возьми? Ты обещала позвонить мне после ленча с Эриком Янсеном, а сейчас уже четыре часа. Я места себе не нахожу от волнения.

— Извини, я задержалась. Хочешь прийти ко мне? У меня есть соображения относительно того, где сейчас Джина, я хочу обсудить их с тобой.

— Да? — изумился он.— Сейчас приду. Жди меня.

Трубка смолкла. Я сидела на краю кровати и ждала. Через минуту он постучал в дверь. Я впустила Уоррена.

— Как ты узнала? — возбужденно спросил он.— Что случилось? Где она?

Я предложила ему сесть и закурить.

— Днем я была в офисе Гарта Купера,— бесстрастно сообщила я.— Он вызывал у меня подозрения. Когда я пришла туда, его там не оказалось, зато в шкафу висел плащ Гарта. В кармане лежал пустой конверт, датированный понедельником; с тех пор прошло три дня. Письмо адресовано Гарту, почерк Джины; судя по штемпелю, оно прибыло из Сюррея, а точнее — из Доркинга.

От потрясения Уоррен выронил сигарету. Он с поспешностью поднял ее и затоптал обгоревшее место на ковре.

— Выходит, Купер все время врал! Если она отправила ему письмо в понедельник...

— Он мог получить его во вторник или вчера, в среду. Он, очевидно, знает, где она находится.

— Какое, говоришь, место указано на штемпеле?

— Доркинг, Сюррей.

— Сюррей расположен к югу от Лондона, верно? Доркинг находится где-то там. Слушай, у меня в комнате есть атлас дорог Англии. Я сейчас принесу его, и мы найдем это место.

Оказалось, что Доркинг расположен в двадцати пяти — тридцати милях к югу от Лондона.

— Похоже, это довольно большой населенный пункт,— заметил Уоррен, склонившись над атласом.— Почему бы нам не отправиться туда на поезде сегодня вечером?  Возможно, мы что-нибудь там обнаружим. В Доркинг можно доехать на поезде. Наверно, даже на пригородной электричке.

Я задумалась в нерешительности; апатия не отпускала меня. Уоррен разглядывал карту.

— Доркинг... Похоже, другой ближайший к нему город — Гилдфорд. Послушай, что за названия! Эбинджер Хаммер, Шэр, Гомшэлл, Холмбэри Сент-Мэри...

Последнее название с такой остротой пронзило мой мозг, что я закусила губу.

Гарт сказал мне, что у него есть загородный коттедж в Холмбэри Сент-Мэри. Он ездит туда на уикэнды.

— Все ясно! — закричал Уоррен.— Она там! В доме Купера! Он захлопнул атлас и резко встал.

— О'кей, едем.

— Погоди,— сказала я.— Если Джина скрывается в коттедже Гарта, она может не обрадоваться нашему появлению. Раз она способна написать письмо и отправить его, значит, она находится там по собственной воле и с ней явно все в порядке.

Он уставился на меня.

— Что ты предлагаешь?

— Думаю, ты сам догадался — ты далеко не глуп. Слушай, по-моему, произошло следующее...

Я набрала воздуха в легкие, собрала всю свою волю в кулак и попыталась заговорить бесстрастным тоном:

— Джина прилетела в Лондон, чтобы провести уикэнд с Гартом, но в аэропорту их встретила разъяренная Тереза. После разразившейся сцены Джина и Гарт отдельно друг от друга прибыли в центр города. Гарт опасался новой выходки Терезы. Поэтому он предложил Джине спрятаться в его загородном коттедже.

— Я в это не верю,— тотчас сказал Уоррен.— Он провел в Лондоне всю неделю — какой смысл Джине оставаться в сельской местности, если она прилетела в Лондон специально для того, чтобы побыть с Гартом? И почему она не позвонила Кэнди-Анне и не предупредила ее о том, что задержится в Англии? И еще ты не объяснила ее субботний звонок в Нью-Йорк.

— Предложи другую версию, которая объяснит ее пребывание в Сюррее, где она находится в добром здравии и по собственной воле!

Он, похоже, не знал, что сказать. Обвел взглядом комнату, словно ища источник озарения; увидев телефон, он оживился.

— Позвоним в справочную и узнаем номер загородного коттеджа Купера.

— Там нет телефона.

— Почему ты так думаешь?

— Зачем тогда Джина стала бы писать письмо? Он помолчал.

— И все же давай попытаемся,— произнес наконец Уоррен.

— Хорошо,— неуверенно согласилась я.

Потратив десять минут на разговоры с телефонистками Лондона и Сюррея, он установил, что телефон мистера Гарта Купера в Холмбэри Сент-Мэри зарегистрирован под номером Холмбэри 626.

— Соедините меня с ним, пожалуйста,— попросил он девушку. Снова ожидание. Затем: — Не отвечает? — разочарованно произнес Уоррен.— Спасибо. Попробую перезвонить позже.

— По-моему, это неудивительно,— сказала я, пытаясь подбодрить положившего трубку Уоррена.— Если Джина прячется в коттедже, она не станет отвечать на звонки.

— Верно. Во всяком случае, я был прав — там есть телефон. Ну, что скажешь, Клэр? Как насчет того, чтобы поехать сегодня на поезде в Доркинг, заночевать там в отеле, а утром взять напрокат машину и добраться до коттеджа?

Я вспомнила, что Купер обещал позвонить мне и накормить обедом. Если я стану говорить с ним, я проявлю слабость и приму его приглашение. А тогда ситуация станет для меня еще более тяжелой. Наилучшим выходом для меня было бы уехать из города на день-другой, Уоррен, похоже, удивился тому, что я колеблюсь.

— Да, едем прямо сейчас,— внезапно произнесла я. — Как туда добраться?

— Я поговорю с портье, посмотрим, что он посоветует. Когда я все выясню, мы соберем вещи и сдадим номера.

Он ушел; оставшись одна, я открыла мой чемодан и начала складывать туда вещи. Я испытала облегчение, найдя себе занятие. Когда я заканчивала сборы, раздался телефонный звонок. Уоррен сообщил мне, что поезд отходит от вокзала Ватерлоо в начале восьмого.

— Мы можем перекусить здесь в половине шестого,— предложил он,— а затем отправиться на такси к вокзалу. Поездка займет сорок пять минут. Мне сообщили адрес прокатной фирмы в Доркинге и отеля, где мы сможем остановиться, так что теперь мы готовы к отъезду.

Пообедав, мы заплатили за наши номера; меня ждало сообщение — звонил Гарт. Я порвала записку и выбросила клочки. Через десять минут, погрузив вещи в такси, мы обогнули Пикадилли-Серкес и направились к вокзалу Ватерлоо.

Прибыв в Доркинг за несколько минут до восьми часов, мы взяли такси и поехали в гостиницу, которую рекомендовал Уоррену портье в Лондоне. По-моему, Доркинг потряс нас обоих. Даже Уоррен, который, как мне казалось, никогда не замечал, что его окружает, изумленно притих, увидев широкую Хай-стрит с рядами старинных лавок и узкие извилистые переулки с многочисленными барами и антикварными магазинами. Таксист сообщил нам, что гостиница когда-то давно была постоялым двором, где ночевали путники, ехавшие в экипажах. Я тотчас вспомнила главу из «Пиквикского клуба» и поняла, почему название Доркинг показалось мне знакомым.

— Ты могла бы в это поверить? — восхищенно произнес Уоррен, когда такси свернуло с Хай-стрит и въехало через старинную арку во внутренний дворик, окруженный стенами гостиницы.— Люди живут здесь. Это построено не Уолтом Диснеем. Люди на самом деле живут здесь.

Именно тут я наконец ощутила, что нахожусь в Англии. Лондон с его огромными современными зданиями и космополитической атмосферой отчасти разочаровал меня, особенно после короткого пребывания в Париже, но Доркинг произвел на меня неизгладимое впечатление. Войдя в мою комнату и посмотрев через окно на большие зеленые холмы, поднимавшиеся на северо-востоке, я испытала странное, необъяснимое ощущение: мне казалось, будто я уже была здесь. Но для такого чувства не было оснований. Ни один город, который я видела в Новой Англии, не походил на этот старинный торговый город в Сюррее; мои предки не жили в Англии; моя мать была уроженкой Шотландии, а отец — ирландским протестантом из Ольстера. Я была здесь чужой, иностранкой, и, несмотря на это, чувствовала себя как дома.

Мы поспели к обеду; я привыкла к строгой регламентации времени еды в Англии. Мы съели огромный английский обед, который по моим американским меркам стоил очень дешево; после него мы испытали такое чувство насыщения, что нам пришлось целый час просидеть за кофе, прежде чем мы смогли оторваться от кресел. В конце концов Уоррен снова отправился звонить в коттедж и вторично потерпел неудачу. Мы решили пораньше лечь в постели, чтобы выспаться до утренней поездки в Холмбэри.

Я провела беспокойную ночь. Допустим, думала я, Джина действительно находится в коттедже — сейчас это казалось правдоподобным. Ситуация требует от нас предельной осторожности и деликатности; чем больше я размышляла об этом, тем меньше хотела, чтобы Уоррен находился со мной. Он мог ворваться в коттедж, как бык в антикварную лавку, и обрушить на Джину лавину вопросов, требований, упреков. Вдруг Джина не пожелает ехать с нами, предпочтет остаться в коттедже? Уоррен, проживший в напряжении больше времени, чем я, мог потерять голову и сделать какую-нибудь глупость. Я представила, как он силой увозит Джину, считая, что совершает благое дело. Я вздрогнула. Я должна прибыть в коттедж раньше Уоррена. Утром во время завтрака я узнала, что он уже взял напрокат автомобиль и собирался забрать его, когда мы поедим.

— Мне очень неловко сообщать тебе об этом,— виновато сказала я,— но я неважно себя чувствую. Мы не могли бы отложить поездку до середины дня? У меня разболелась голова.

Он участливо посмотрел на меня.

— У тебя есть аспирин? Лучше полежи. Вызвать тебе доктора?

— Нет, нет,— поспешно ответила я.— Приму две таблетки аспирина, полежу и к полудню буду здорова. Извини, что из-за меня поездка откладывается, но...

— Все в порядке, я понимаю. Не переживай из-за этого. Мне жаль тебя.— Он задумался на мгновение.— Может быть, я съезжу туда утром один, посмотрю, там ли Джина.

— Пожалуйста,— с трудом сдерживая волнение, сказала я,— дождись середины дня! Я преодолела расстояние в три тысячи миль, чтобы найти Джину, и не хочу в самый важный момент лежать на гостиничной кровати.

Он смутился.

— Конечно, я понимаю. Извини.

Я вздохнула с облегчением. Он решил осмотреть город и послать открытки друзьям. Он уже забрал автомобиль из гаража и собирался отправиться в город пешком.

— Ты можешь оставить ключи мне,— сказала я.— Не хочу, чтобы ты их потерял во время прогулки.

— Хорошая идея,— вполне серьезно ответил он на мою произнесенную шутливым тоном фразу.— Я вечно все теряю.

Он покорно протянул мне ключи и удалился. Как только Уоррен скрылся из виду, я подошла к машине, вставила ключ в замок зажигания и осмотрелась. Когда я жила с родителями, мне приходилось водить машину ежедневно; со временем я приобрела некий автоматизм и действовала не задумываясь. С тех пор прошло более трех лет, но в Нью-Йорке мне приходилось иногда садиться за руль. Я обнаружила, что водительские навыки сродни умению плавать: их невозможно утратить. Я решила, что мне не составит большого труда управлять автомобилем в Англии. Я завела мотор, включила передачу и отпустила тормоз. Машина покатилась вперед по булыжнику, которым был вымощен гостиничный дворик. Я осторожно проехала через узкую арку и вырулила на Хай-стрит. Оказалось, что я волнуюсь сильнее, чем предполагала; я пристроилась за зеленым двухэтажным автобусом, свернула направо в конце улицы и вскоре оказалась на тихой окраине города. Остановившись у бензоколонки, я спросила, как проехать в Холмбэри Сент-Мэри. К моему удивлению, оказалось, что я на правильном пути.

— Поезжайте прямо,— сказал доброжелательный механик.— Через Уэсткотт, мимо гостиницы Уоттон Хатч. Не сворачивайте с главной дороги почти до Эбинджер Хаммер. Как только увидите поле, засеянное водяным крессом, сверните влево. Перед часами в Эбинджере увидите белый указатель «В Холмбэри Сент-Мэри». Сверните еще раз налево, через пару миль окажетесь в деревне.

Поблагодарив его, я поехала дальше. После маленькой деревни — очевидно, Уэсткотта — пейзаж стал более диким. Я увидела ярко-зеленую листву и гряду холмов, возвышавшуюся за полями на севере. Движение было более интенсивным, чем я предполагала, мне не удавалось внимательно рассмотреть природу. Наконец я заметила боковую дорогу, которая шла мимо посевов водяного кресса в сторону Холмбэри Сент-Мэри. Она была узкой и извилистой; здесь редко попадались машины, я могла полюбоваться пейзажем. Проехав через несколько деревушек с хорошенькими старыми домиками, на которые я так засмотрелась, что едва не улетела в кювет, я наконец добралась до более крупного селения с церковью на холме и магазинами.

Я остановилась возле первого прохожего и спросила, где находится коттедж Конихерст. Женщина сказала, что никогда о нем не слышала. Немного растерявшись, я подъехала к бару; он был закрыт, но его хозяин подметал помещение.

— Извините,— крикнула я в открытое окно.— Вы не скажете, где коттедж «Конихерст»?

Это был рослый плотный мужчина с усами.

— Конихерст?

Он задумчиво потеребил усы.

— Кажется, он находится на Холмбэри-Хилли. Кто там живет?

— Мистер Гарт Купер.

— А! — радостно протянул хозяин бара.— Да, я знаю мистера Купера. Он часто приезжает сюда на уикэнды. Вам надо подняться на холм, это уединенное местечко с отличным видом. Поезжайте вверх в сторону Пислейка, мимо ряда больших домов, среди которых стоит Холмбэри-Хаус. Перед вершиной холма увидите ваш коттедж.

Поблагодарив его, я вернулась к машине. Поднимаясь от деревни к холму, я увидела выглянувшее из-за облаков солнце; его лучи пробивались сквозь изумрудную листву высоких деревьев, тень от которой причудливым узором падала на узкую извилистую дорогу. Наконец деревья кончились, справа от меня выросли довольно крутые склоны. Пейзаж, появившийся слева, стоил того, чтобы остановиться и рассмотреть его получше, но я почти добралась до цели моего путешествия и не хотела терять время.  Проехав мимо нескольких домов и ворот с надписью «Холмбэри-Хаус», я стала подниматься на холм, пока не оказалась у развилки. Выбрав дорогу, ведущую в Пислейк, я включила понижающую передачу. Слава Богу, что Уоррен выбрал маленький «остин». Проезжая часть была слишком узкой для более солидной машины.

Думая о том, что рано или поздно я обязательно доберусь до вершины холма, я вдруг увидела коттедж. Я полагала, что он окажется старинным и изящным, но меня ждало разочарование. Это был маленький домик, построенный, вероятно, лет тридцать тому назад, он нависал над довольно крутым склоном. Под ним простиралась широкая долина.

Запарковав автомобиль среди деревьев, я вышла из него и медленно направилась к коттеджу. Все окна были закрыты; я не увидела признаков жизни. Я нашла входную дверь и после минутных колебаний нажала кнопку звонка; никто мне не ответил. Обогнув дом, я дернула ручку задней двери. Она оказалась запертой. Я не знала, что мне делать. Возле дома стоял маленький сарай. Из любопытства я подошла к нему и распахнула дверь — там находились лишь садовые инструменты и тачка. Повернувшись, я увидела, что солнце внезапно спряталось за тучу, из долины подул холодный ветер. Я вздрогнула.

Пустые, безжизненные окна дома смотрели на меня; внезапно, сама не зная почему, я испугалась. Я отступила назад, быстро шагая по маленькому саду, представлявшему из себя несколько террас; на последней террасе, возле забора, которым был обнесен участок, я заметила заросшую сорняками клумбу. Часть ее была недавно перекопана. Свежая сырая земля поблескивала в утреннем освещении.

Я уставилась на нее, отказываясь принять реальность. Перерытый участок имел длину, равную двум метрам, а ширина его составляла примерно метр. Внезапно, не отдавая себе отчета в том, что я делаю, я направилась к сараю. Взяв лопату, стоявшую у стены, я вернулась к клумбе. Лопата легко вошла в сырую землю и остановилась. Меня охватил сильный озноб. Я снова задрожала. Затем, одержимая желанием превратить мои худшие опасения в реальность, я склонилась над клумбой и стала разгребать землю, пока не добралась до чего-то толстого и страшного.

Это была человеческая рука.

Глава 8

После того как меня вытошнило, я заставила себя вернуться к могиле. Я должна была кое-что установить. Приведя себя в состояние отрешенности и зажав нос и рот платком, я опустилась на колени над торчавшей из земли рукой. На безымянном пальце было кольцо с насмешливо блестевшим бриллиантом. Я крепко зажмурила глаза и снова открыла их. Драгоценный камень не исчез. Охваченная чувством отвращения, я подумала, что мне следует проверить, нет ли на кольце какой-нибудь надписи, но я отбросила эту идею и отошла от могилы. Кольцо было достаточно веским доказательством: Тереза не желала разрывать помолвку; вероятно, она продолжала носить его даже после попыток Гарта расстаться с ней. Все значение сделанного мною открытия внезапно потрясло меня. Бывшая невеста Гарта была похоронена в саду возле его коттеджа. И Гарт видел Терезу перед ее гибелью. После их ссоры она убежала из своей квартиры, и больше мисс Марио не попадалась на глаза соседям.

Если полиция узнает эти факты, подумала я, Гарта обвинят в убийстве. Она осложняла ему жизнь, он ссорился с ней, видел Терезу непосредственно перед ее смертью...

На моем лбу выступил ледяной пот. Зайдя в сарай, я нашла кран, используемый для поливки сада, и открутила его. Потекла холодная вода. С маниакальной тщательностью вымыв руки, я вытерла их о подол моего платья и вышла наружу, на утренний свет. Сев в автомобиль, я задрожала.

Я пыталась привыкнуть к мысли о том, что Гарт — убийца, но мое сознание отвергало эту идею. Я допускала, что Гарт вел какую-то игру, в которой мне отводилась определенная роль, но не могла поверить, что он причастен к убийству. Мне нужно было все обдумать. Куда отправилась Тереза после их субботней ссоры? Если он убил ее, когда и где это произошло? И зачем ему понадобилось хоронить Терезу в собственном саду? Он мог выбрать место для могилы где-то на склоне холма.

Я не могла поверить, что он убил ее. Какими бы нелепыми и безумными ни были мои доводы, я не верила, что он — убийца.

Мои хаотичные, сумбурные мысли не отпускали меня. Причастна ли Джина к убийству? Если Гарт прикрывает Джину — нет, она не могла убить Терезу. Я в сотый раз спросила себя, где же Джина; меня охватило желание каким-то образом связаться с ней. Вспомнив о Джине, я тотчас испуганно подумала об Уоррене. У меня перехватило дыхание. Если Уоррен доберется до коттеджа и обнаружит могилу, он тотчас обратится в полицию. Я должна помешать ему обследовать сегодня днем этот дом.

Возвращаясь в Доркинг, я думала о том, как я могу заставить Уоррена изменить свои планы. Въезжая во двор гостиницы, я была так же далека от решения этой проблемы, как и в тот момент, когда покидала Холмбэри Сент-Мэри. Я посмотрела на часы. Половина двенадцатого. Молясь о том, чтобы Уоррен не попался мне на лестнице или в одном из холлов, я зашла в отель и поднялась в мой номер. Заперев за собой дверь, я села на кровать, подняла трубку и попросила телефонистку соединить меня с лондонским офисом Гарта.

Однажды я где-то прочитала о том, что влюбленный человек временно теряет рассудок; его мозг поражен недугом. Несомненно, если бы месяц назад кто-нибудь сказал мне, что я, обнаружив труп, не сообщу об этом в полицию, а позвоню человеку, вероятно являющемуся убийцей, чтобы предупредить его о грозящей ему опасности, я бы возмущенно заявила, что меня считают сумасшедшей. Но я на самом деле лишилась разума. Мне казалось, что я поступаю единственно правильным способом; вопреки всем свидетельствам противного я убедила себя в том, что Гарт невиновен.

Сидя в тихой комнате, я напряженно ждала соединения; наконец Кэтрин, секретарша Гарта, сняла трубку и произнесла своим сдержанным вежливым голосом:

— Купер-Янсен Лтд, доброе утро, я могу вам чем-то помочь?

— Да,— быстро ответила я.— Мистер Купер на месте? Это мисс Салливан.

— Боюсь, ни мистера Купера, ни миссис Янсен сегодня в офисе не будет. Если у вас какие-то вопросы, я могу на них ответить.

— Вы знаете, где находятся мистер Купер и миссис Янсен?

— Они принимают клиентов из Франции в Сюррее, в загородном коттедже мистера Купера. Миссис Янсен отправилась туда вчера вечером, чтобы подготовить дом к приему гостей, а мистер Купер должен был сегодня днем встретить их в аэропорту. Возможно, вы еще застанете его, если позвоните ему домой. Вам известен номер телефона?

— Нет, у меня есть только рабочий телефон мистера Купера. Вы можете продиктовать мне его? У меня очень срочное дело.

— Одну минуту,— я услышала, как она щелкнула автоматическим блокнотом.— Мэйфэр 75432.

— Большое спасибо.

Я опустила трубку и тотчас снова подняла ее, чтобы продиктовать телефонистке новый номер. Я подождала, пока она набрала его, и услышала длинные гудки.

— Извините,— сказала телефонистка,— никто не отвечает. Я отказывалась поверить в то, что мне не удастся связаться с ним. Вскочив с кровати, я покинула комнату и спустилась вниз к телефону-автомату, который я заметила ранее в холле.

К счастью, у меня нашлись нужные монеты. Прочитав инструкцию, показавшуюся мне излишне подробной, я набрала номер и стала ждать. Слушая гудки, я испуганно подумала: не перепутала ли я какую-нибудь цифру? Находясь в состоянии сильного волнения, я за три секунды убедила себя в том, что ошиблась. Повесив трубку, я вынула монету и начала все сначала. На сей раз произошло чудо: кто-то снял трубку после первого гудка.

— Алло?

Я раскрыла рот, набрала в легкие воздуха, чтобы заговорить, но внезапно онемела. Трубку поднял не Гарт. Это была Джина.

— Гарт? — произнесла она, испугавшись тишины; я догадалась, что мой первый звонок был условным сигналом, по которому она без опасений подходила к телефону.

— Гарт, в чем дело? Что случилось?

— Случилось следующее,— заговорила я дрожащим голосом.— Твоей сестре удалось наконец тебя отыскать. Черт возьми, где ты пропадала? — Слезы облегчения обожгли мои щеки; перед глазами возникла пелена.

— Клэр! Боже, где ты? Что с тобой? Клэр, я так переживала из-за тебя, так ужасно...

— И не зря! После твоего звонка я не находила себе места. Я впуталась в невероятную историю!

— Я пыталась снова дозвониться до тебя в понедельник из офиса Купера, но ты уже покинула Нью-Йорк. Ты улетела так быстро, Клэр! Я не думала, что меньше чем через пару дней ты уже будешь в Париже...

— Что мне оставалось делать? Сходить с ума в Нью-Йорке, гадая, похитили тебя, изнасиловали или убили? Или стоять посреди моей квартиры, точно статуя Свободы, и ждать, когда ты надумаешь позвонить снова?

— Я не забыла о тебе, Клэр, я действительно пыталась перезвонить тебе в субботу, но твой номер был постоянно занят, а потом у меня до понедельника не было возможности сделать это...

— Почему ты звонила из квартиры Янсенов?

— Я... слушай, я не могу говорить по телефону. Гарт придет в ярость, если узнает, что я беседовала с тобой. Он сказал, что никто не должен знать до субботы, где я нахожусь...

— Джина, ты должна сказать мне больше! Гарт попал в беду. Его бывшая невеста...

— Я знаю. Пожалуйста, дорогая Клэр, пожалуйста — не по телефону. Слушай, где ты? В Риджент-Паласе?

— В Доркинге.

— В Доркинге! Ты не должна там оставаться! Тебе опасно находиться в Доркинге. Быстрей возвращайся в Лондон. Немедленно! Садись на ближайший поезд. Ни о чем меня не спрашивай, дорогая, просто уезжай оттуда. Ты меня понимаешь? Скорее возвращайся в Лондон.

— Да, но одну минуту! Где Гарт? Я должна поговорить с ним. Мне так много надо ему...

— Он сейчас едет на машине в свой коттедж, в Холмбэри Сент-Мэри. Клэр, ты должна немедленно вернуться в Лондон. Пожалуйста! Это необходимо!

— Ладно,— сказала я, чтобы успокоить сестру.— Ладно, я сяду на ближайший поезд. Не волнуйся.

— Я буду ждать тебя,— сказала она с облегчением в голосе.— И поспеши!

— Что, по-твоему, я делала после твоего субботнего звонка? Хорошо, я потороплюсь — не беспокойся. Береги себя.

— Ты тоже, дорогая. До встречи.

— Пока.

Повесив трубку, я прислонилась к стене и поискала носовой платок. Я нашла платок, который вчера в офисе дал мне Гарт. Я с усмешкой подумала о том, что за последние два дня я плакала больше, чем за предшествующую пару лет. Придя в себя, я поднялась в мой номер и попыталась понять, что мне следует делать. Я испытывала желание как можно скорей увидеть Джину, но прежде всего мне следовало помешать Уоррену поехать в Холмбэри Сент-Мэри. Я также должна была раз и навсегда объясниться с Гартом. Но первой моей заботой был Уоррен. Я направилась к его комнате и постучала в дверь; мне никто не ответил, и я решила, что он не вернулся со своей экскурсии. Похоже, он собрался основательно изучить Доркинг. Через четверть часа я предприняла еще одну попытку. Она оказалась успешной.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Уоррен, впуская меня в номер.— Вид у тебя неважный.

Я не рассчитывала на лучшее начало разговора.

— Да, мне еще нездоровится,— тихо промолвила я.— Вот досада... Но у меня есть для тебя замечательная новость. Я уже полчаса пытаюсь разыскать тебя. Как ты думаешь, что произошло, пока ты отсутствовал? Я позвонила в офис Гарта, чтобы узнать, нет ли у него новостей о Джине. Трубку снял не кто иной, как сама Джина! Я едва поверила своим ушам! Она отказалась долго говорить по телефону, но мы договорились встретиться в пять часов в вестибюле Риджент-Паласа.

— Не могу в это поверить! — изумленно выпалил Уоррен.— Правда? Но что она делает в офисе Гарта? Где она была?

— Говорю тебе — она не пожелала объяснять все по телефону. Но разве это не прекрасная новость! Я собираюсь отдохнуть здесь еще пару часов, чтобы избавиться от головной боли, затем мы сможем сесть на поезд и встретиться с ней в пять часов.

— Это замечательно! — воскликнул он.— Просто отлично. Я позвоню на вокзал и узнаю, когда отходит поезд.

— Ты можешь отправиться в Лондон немедленно, если хочешь. Но я должна немного полежать...

— Конечно, я понимаю. Я подожду тебя, поедем вместе.— Он шагнул к телефону.— Позволь мне узнать расписание.

Я решила, что мне не следует спорить с ним — он мог что-то заподозрить. Если он решит ждать меня, я всегда сумею ускользнуть от него, как я сделала это утром, и уехать одна на машине. Я вздохнула с облегчением. Когда Уоррен заговорил в трубку, я подошла к туалетному столику и взяла кое-что с полированной поверхности. Там лежали открытки с видами Сюррея. Я стала разглядывать их.

— Четыре сорок пять? Ясно... а раньше?

Возле открыток валялся его паспорт. Я посмотрела на фотографию и с удивлением отметила, что она льстила ему, хоть это случается нечасто. Он казался молодым, смелым, умным и красивым, с вызовом смотрел в объектив. Я пролистала страницы и добралась до того раздела, где ставятся визы, чтобы посмотреть, в каких странах он бывал. В прошлом году Уоррен посетил Бразилию. Затем прибыл в Париж, совершил поездку в Лондон.

— О'кей... хорошо. Когда он прибывает в Лондон? Это экспресс?

Я удивленно уставилась на страницу паспорта. Английская и французская визы повторялись.

— С одной остановкой, говорите?

Я продолжала рассматривать штампы. Виза английской иммиграционной службы датировалась прошлой субботой, вторая, французская, была проставлена днем позже, в воскресенье.

Уоррен находился в Лондоне в тот вечер, когда Джина позвонила мне из квартиры Янсенов. Он был в Лондоне, когда исчезла Тереза. Прибыв в Лондон в субботу, он вернулся в воскресенье назад и не обмолвился мне об этом...

— Большое спасибо,— внезапно произнес он за моей спиной.— До свидания.

Он положил трубку, а я — паспорт; легкий стук трубки заглушил шорох. Испытывая удивление и растерянность, я повернулась к нему с ничего не выражающим лицом.

— Все в порядке? — непринужденно спросила я.— На каком поезде мы поедем?

— Предлагаю воспользоваться тем, что отходит в три часа дня. Я могу зайти за тобой в два тридцать?

— Отлично. Спасибо, Уоррен,— машинально сказала я, еще не успев прийти в себя; я покинула его номер и вышла в тихий коридор.

Оказавшись снова у себя, я поняла, что не могу до конца осознать смысл моего открытия, однако, постояв у окна, из которого открывался вид на Доркинг, я ощутила, что шок постепенно слабеет. Зачем Уоррен прилетал в Лондон? И почему он скрыл свой визит? Ему было чего опасаться? Мог ли он оказаться причастным к убийству Терезы? В течение нескольких минут я размышляла об Уоррене, которого всегда считала наивным, чистым, так и не повзрослевшим ребенком. Похоже, я сильно недооценивала его. Он явно не был таким наивным и простодушным, каким казался.

Другая мысль посетила меня. Не ошибаюсь ли я насчет решимости Уоррена найти Джину? Я была удивлена и тронута преданностью, которая заставила его взять недельный отпуск и отправиться на ее розыски в Лондон, но что, если его поступок имел более зловещий мотив? Снова подумав о Терезе, я сказала себе: допустим, Уоррен убил Терезу, а Джина видела, как он сделал это. Если Уоррен понял, что она стала свидетельницей преступления, ему следовало разыскать ее во что бы то ни стало. Возможно, он не знал, что ей все известно, до тех пор, пока я не прибыла в Париж и не поведала ему о субботнем звонке взволнованной Джины...

Мои мысли вырвались из-под контроля. Я попыталась остановить их бешеную пляску. У Уоррена нет мотива для убийства Терезы, сказала себе я. Зачем ему было убивать ее? Насколько мне было известно, они никогда не встречались. Я принялась беспокойно ходить по комнате, рассеянно взяла сумочку, потом положила ее на место и вернулась к окну. Возможно, я дала волю фантазии, предположив, что Уоррен разыскивает Джину, чтобы заткнуть ей рот. Может быть, Тереза угрожала Джине и Уоррен убил ее, чтобы защитить мою сестру. Затем, когда я прилетела в Париж и он понял из моих слов, что Джина оказалась свидетельницей преступления, Уоррен бросился на ее поиски, чтобы объяснить ей ситуацию. Эта гипотеза объясняла также, почему Джина не пошла в полицию. Если Уоррен убил Терезу ради моей сестры, она вряд ли захотела бы обратиться в Скотланд-Ярд.

Я взяла себя в руки. Я могла оставаться в моем номере и сочинять всевозможные теории, но такое поведение было не самым разумным. Правильнее было бы найти Гарта и потребовать от него, чтобы он рассказал мне всю правду без недомолвок и утайки; поскольку Гарт прятал Джину в своей лондонской квартире, а ранее — в загородном коттедже, он, вероятно, знает, от кого и почему она скрывается.

Во мне созрело решение. Я быстро взяла свою сумочку, осторожно открыла дверь и спустилась к автомобилю, стоявшему во дворе. Сев за руль, я выехала на Хай-стрит и снова отправилась в Холмбэри Сент-Мэри. Я так нервничала, что выехала из Доркинга по другой дороге и потеряла несколько драгоценных минут, блуждая по боковым улочкам и пытаясь овладеть собой. Наконец благодаря везению я нашла дорогу, ведущую в Уэсткотт и Эбинджер Хаммер. Через несколько минут я миновала гостиницу в Уоттон Хатч, которую заметила во время первой поездки. Начал накрапывать дождь; когда я добралась до поворота на Холмбэри Сент-Мэри, мне пришлось включить «дворники». Ливень закончился; когда я поднималась на Холмбэри-Хилл к коттеджу Гарта, на небе снова появилось неяркое солнце, стена дождя осталась позади.

Я гнала машину слишком быстро. При других обстоятельствах узкая извилистая дорога заставила бы меня двигаться со скоростью пешехода, но я спешила увидеть Гарта и узнать всю правду, поэтому забыла о правилах безопасной езды. К счастью, мне не попалось ни одной встречной машины и я добралась до коттеджа без аварии. Не успев запарковать автомобиль, я увидела, что на сей раз нахожусь возле коттеджа не одна: элегантный бежевый «ягуар» занял мое место.

Колесные диски поблескивали на солнце, радиатор машины скрывался в кустах. Кто-то опередил меня. Предположив, что это приехал Гарт, я вспомнила, что никогда не видела его машины. В Лондоне мы постоянно пользовались такси. Вдруг машина принадлежит другому человеку? Заколебавшись, я вздрогнула, перед моими глазами возникла рука, торчащая из земли. Овладев собой, я позволила машине откатиться на несколько метров назад и запарковала ее на обочине чуть ниже «ягуара». Несомненно, это приехал Гарт. Джина сказала, что он отправился в Холмбэри Сент-Мэри. Я превратилась в неврастеничку, которой везде чудится несуществующая опасность.

Выйдя из автомобиля, я захлопнула дверь. Вокруг меня было тихо. Справа тянулся поросший лесом склон холма. Ветер не раскачивал ветки деревьев; птичка прощебетала что-то и упорхнула в притихшую молодую поросль. Я была частью неподвижного пейзажа. Послушав тишину, я снова зашагала вперед; влажные ветки трещали под моими ногами; сердце билось учащенно.

Все окна дома были по-прежнему закрыты; признаки жизни отсутствовали. На мгновение я остановилась в нерешительности у обочины и затем, сделав над собой усилие, быстро пошла к входной двери. Коснулась кнопки звонка, подождала. Мне показалось, что звонок зазвучал где-то далеко, он нарушил своей тихой трелью безмолвие дома. Я продолжала ждать. Я уже собиралась позвонить снова, когда он открыл дверь. Его лицо ничего не выражало. Он словно не узнал меня.

— Извини,— выдавила из себя я,— но мне надо поговорить с тобой, Гарт.

Он молчал и не двигался. Одна его рука лежала на замке, другая была сжата в кулак. Как обычно в мгновение сильного стресса, я обнаружила, что замечаю пустяки — то, что на Гарте была простая одежда: темные слаксы, голубая рубашка и, к моему удивлению, теннисные тапочки на мягкой подошве. Его волосы были растрепанны; он пригладил их жестом, знакомым мне с нашей первой встречи в Париже.

— Я не могу сейчас говорить,— резко выпалил он.— Побеседуем позже.

— Но...

— Возвращайся в Лондон, я свяжусь с тобой. Я упрямо покачала головой.

— Слушай, Клэр, извини, но я не могу сейчас говорить. С минуты на минуту должны приехать гости, а у меня еще не все готово. Вернись в Лондон.

Меня задело его едва сдерживаемое нетерпение, плохо скрываемая злость.

— В Лондон? — быстро произнесла я.— И где я должна ждать? В отеле? Или у тебя дома с Джиной?

Он изумленно уставился на меня. Я не могла прочитать его мысли.

— Где хочешь,— бесстрастно ответил Гарт и начал закрывать дверь.— А теперь позволь мне... я прошу извинить меня, но...

— Не утруждай себя извинениями,— сказала я, взбешенная тем, что он перестал изображать интерес ко мне,— потому что я никуда не еду.

От обиды к моим глазам подступили слезы, но злость оказалась сильнее разочарования. Теперь я знала, что он проявлял ко мне неискренний интерес, чтобы отвлечь меня от поисков Джины; какая-то извращенная, глупая гордость порождала во мне желание продемонстрировать ему, что и он ничего не значит для меня.

— Клэр...

— Нет,— сказала я; непролитые слезы обжигали мои глаза.— Нет, ты выслушаешь меня, хочешь ты этого или нет! Почему ты все время лгал мне? Почему сказал, что не видел Джину после субботы, хотя на самом деле знал, где она? Почему сказал, что не видел Терезу после сцены, происшедшей в пятницу в аэропорту, хотя на самом деле ссорился с ней в ее квартире в субботу вечером? Ты лгал...

— Слушай,— его губы побелели,— слушай, Клэр. Тереза мертва...

— Да! — закричала я.— Она убита. И похоронена в твоем саду! Он раскрыл дверь немного шире, и я подумала, что он собирается впустить меня в дом, но Гарт лишь вышел наружу и встал на ступеньку рядом со мной.

— Я не убивал ее,— медленно произнес он.— Ты должна мне поверить. Я не убивал Терезу.

— Почему я должна тебе верить? — возмутилась я.— Ты с самого начала лгал мне...

— Неправда! Ради Бога! — воскликнул он, словно я коснулась незажившей раны.— Перестань обвинять меня, словно я совершил смертный грех! Я врал тебе только для того, чтобы...

— ...обмануть меня, — сказала я.— Я ждала от тебя искренности, а вместо этого ты...

— Я утаил некоторые факты — так же, как и ты, когда познакомилась со мной. Ты долго скрывала от меня, что сказала тебе Джина, когда она звонила в Нью-Йорк! Если сокрытие ряда обстоятельств делает меня лжецом, то ты — такая же лгунья, как и я!

— Я...

— Пожалуйста,— сказал он.— Вернись в Лондон. Отправляйся в мою квартиру. Встреться, с Джиной и поговори с ней. Я не могу разговаривать сейчас с тобой.

— Я так волновалась из-за Джины! — Нежеланные слезы обожгли мне щеки; я безуспешно попыталась сдержать их.— Я тревожилась за нее... одно твое слово — всего одно слово — и я немедленно обрела бы покой.

— Ситуация более сложна, чем ты предполагаешь,— резко произнес он.— Убита женщина. Это был вопрос жизни и смерти. Я хотел избавить тебя от всего этого...

  — Будто тебе есть до меня дело! — Резкие слова, казалось, рассекли воздух между нами. Я склонила голову, отвернулась в сторону, пытаясь скрыть унижавшие меня слезы.— Будто это имело для тебя значение! Не стоит оскорблять меня, притворяясь, что... Он перебил меня жестко, рассерженно:

— Никто не притворяется и не оскорбляет тебя. И это для меня важнее всего на свете.

Я зажала уши ладонями и тряхнула головой, словно не желая ничего слышать. Я ощущала резь в глазах. Я не заметила, как Гарт сделал шаг; внезапно его руки обвили мою талию; я почувствовала своей пылающей щекой прохладное дыхание Гарта.

— Клэр!

— Отпусти меня!

Я вырвалась из его объятий. Нестерпимая душевная боль мешала мне думать; поддавшись бессознательному порыву, я побежала, спотыкаясь, от Гарта к дороге. Если бы он окликнул меня, я тотчас бы вернулась, но он этого не сделал. Я знала, что Гарт испытал облегчение. Я так разволновалась, что забыла об автомобиле. Ослепленная слезами, я проскочила мимо него. Я мчалась вниз с холма, не зная, куда я спешу. Я замечала лишь изумрудную зелень бука над моей головой и причудливые тени, отбрасываемые листвой на дорогу.

Через некоторое время я остановилась и перешла на шаг. Мои легкие разрывались, в боку кололо. Остановившись, я согнулась пополам, чтобы избавиться от боли, потом села на скамейку, стоявшую у дороги: у меня не было сил двигаться дальше. Я просидела так довольно долго. Никто не появлялся. Ничего не происходило. Время от времени какая-нибудь птица нарушала тишину своим пением, один раз я услышала далекий шум самолета.

Наконец я подумала: нелепо так переживать из-за человека, которого я знаю всего неделю. Просто глупо! Я вела себя как влюбленная девушка-подросток. Придумала себе роман. Возбуждение от знакомства с новыми странами в сочетании с тревогой за Джину заставили меня временно потерять чувство реальности. Однако теперь я снова становилась разумным, взрослым человеком. Снова обретала способность быть трезвой, критичной, бесстрастной и практичной. Любовь с первого взгляда придумана для дамских журналов и таких людей, как Джина,— действующих на противоположный пол подобно магниту. Сказочные романы — удел тех, кто витает в облаках. Я же стою обеими ногами на земле, и сказки не привлекают меня.

Я поднялась. Мои ноги были слабыми, нетвердыми, но я пошла дальше. Пройдя мимо ворот Холмбэри-Хаус, я оказалась на склоне холма, поросшем папоротником и вереском. Впереди уходили к горизонту подернутые дымкой поля, деревья, холмы с нечеткими контурами. Сияло солнце. Сельский пейзаж был великолепным. Всматриваясь в него, я еще сильнее ощутила грубую неприглядность моего горя. Слезы снова подступили к глазам, я заплакала, принялась искать платок. Я снова села на обочине.

Возможно, мне стало бы легче, если бы я призналась себе, что влюблена, и не убеждала себя в том, что веду себя, как девчонка. Найдя платок, я прочистила нос, приложила руку ко лбу. Я ощущала себя физически больной. Позже, вероятно, я смогу описать этот эпизод как неудачный жизненный опыт и вернуться к комфортному однообразию моего обычного существования, но сейчас я не находила сил для такой отстраненности. Боль потери была невыносимой.

Я подумала о моей одинокой маленькой квартире, расположенной над Манхэттеном, об одиноких вечерах, о днях, потраченных на преподавание моим ученицам литературы, почти не интересовавшей их. Моя спокойная, безопасная, мирная жизнь! Никогда прежде я не осознавала ее пустоту. Испытывая подавленность, я встала. Настоящее своими длинными пальцами зачернило прошлое и будущее. Мне казалось, что у меня нет ни того, ни другого; настоящее было кошмаром, вырваться из которого я не могла. Я внезапно потеряла себя, обратилась в ничто. Я обвела взглядом округу, мечтая увидеть кого-то, с кем я могла бы поговорить, кто мог своим появлением вернуть мне ощущение реальности, остановить распад моего мира. Внизу я заметила зеленый автомобиль с убирающейся крышей, он петлял по серпантину, приближаясь ко мне. Я стала ждать. Расстояние между мной и машиной сокращалось. Наконец автомобиль стал терять скорость и остановился возле меня. Водитель опустил стекло.

— Клэр! — изумленно воскликнул Эрик Янсен.— Вот это сюрприз! Что ты делаешь в Сюррее?

Забыв о том, что Гарт и Лилиан принимают в этот уикэнд в коттедже клиентов из Франции, я удивилась, увидев Эрика, почти так же сильно, как и он. Пока я мучительно придумывала ответ, он обеспокоенно произнес:

— Что-то случилось?

— Нет,— ответила я, будучи не в силах вымолвить что-то еще.

— У тебя нет вестей от Джины?

— Я ее не видела. Это было правдой.

Он сочувственно покачал головой.

— У тебя усталый вид,— ласково произнес Эрик.— Верно, тебе сейчас нелегко. Может быть, выпьешь кофе? Или чай? Я еду в коттедж Гарта, это тут рядом; уверен, он не был бы против того, чтобы ты заглянула ненадолго. Моя жена и Гарт принимают в этот уикэнд клиентов из Франции; в таких случаях я обычно тоже нахожусь здесь. Однако сейчас там никого нет — они поехали утром в аэропорт встречать самолет из Парижа. Они прибудут сюда всей компанией после ленча.

Я тупо уставилась на Эрика. Наверно, вид у меня был, как у умственно неполноценной.

— О,— произнесла я наконец.

Это был не слишком блестящий ответ, но он вдохновил Эрика на повторное приглашение.

— Позволь мне сварить тебе кофе! Пожалуйста. У тебя такое усталое лицо. До коттеджа осталось меньше мили...

Я не смогу снова увидеть Гарта, испуганно подумала я. Я растерялась: секретарша Гарта сказала мне, что Лилиан вчера вечером прибыла в коттедж, чтобы подготовить все для уикэнда. Вероятно, Гарт заменил Лилиан, а она отправилась в аэропорт встречать клиентов. Но почему Эрик не знает этого? Почему считает, что они оба в аэропорту?

— Большое спасибо,— услышала я свой дрожащий голос,— но мне сейчас не хочется пить кофе.

Меня вдруг охватило желание убежать; я вспомнила, что приехала к коттеджу Гарта на машине и должна вернуться к ней.

— Ты не мог бы подбросить меня к коттеджу? — запинаясь выдавила я из себя.— Кажется, я оставила там машину.

Он посмотрел на меня сначала растерянно, потом задумчиво. Я поняла: он хотел узнать, почему я посетила коттедж и что привело меня в состояние, близкое к ступору.

— Ну конечно! — непринужденно произнес он, не отводя от меня настороженного взгляда.— Садись!

Наклонившись, он открыл для меня дверцу машины. Автомобиль тронулся с места, и Эрик, пытаясь вновь обрести раскованный, жизнерадостный вид, сказал:

— Ты должна объяснить мне, что произошло. Ты сама на себя не похожа. Что случилось в коттедже?

— Ничего. Я решила, что Джина может находиться там, но я ошиблась. Я отошла по дороге от машины, размышляя о том, что мне предпринять теперь. С каждым часом моя тревога усиливается.

— Да, да,— пробормотал он, не отводя взгляда от дороги.— Я тебя понимаю. У тебя есть основания для волнения.

Автомобиль поднимался вверх по склону холма. Мы проехали несколько домов, миновали стрелку с надписью «Пислейк» и стали приближаться по извилистой дороге к коттеджу.

— У тебя есть ключ? — внезапно спросила я.

— О да,— ответил он.— У каждого из нас есть свой дубликат. Когда Гарт находится за границей, мы пользуемся коттеджем во время уикэндов. Он и Лилиан развлекают здесь клиентов. Домик оказывается весьма полезным.

Когда мы проехали последний поворот и увидели коттедж, я открыла рот, чтобы сообщить Эрику, что Гарт сейчас не в аэропорту. Я ахнула. Слова застряли в горле.

— В чем дело? — тотчас спросил Эрик.— Что такое?

— Я... мне показалось, что у моей машины спустилось колесо,— тихо сказала я.— Но это был обман зрения. Все в порядке.

Я обманула Эрика. Испытанное мною потрясение было связано не с моей машиной, стоявшей под деревьями, а с исчезновением бежевого «ягуара». Гарт куда-то уехал.

— Ты уверена, что не выпьешь кофе? — снова сказал Эрик, запарковав свой автомобиль на том месте, где еще недавно стоял «ягуар». — Ты мне не помешаешь.

Я была так изумлена, что не смогла спорить. Перспектива выпить кофе обрадовала меня; теперь, когда Гарт исчез, я могла зайти в коттедж.

— Я, кажется, передумала,— смущенно сказала я.— Большое спасибо.

Куда уехал Гарт? Если бы он решил вернуться в деревню, я увидела бы его на дороге. Наверно, подумала я, он поехал в Пислейк по другому склону холма — возможно, за продуктами. Мы подошли к входной двери, Эрик достал ключ. «Вдруг Гарт вернется раньше, чем я закончу пить кофе и покину дом?» — испуганно подумала я.

— Заходи,— сказал Эрик, открыв дверь.

В доме не было прихожей. За дверью сразу начиналась длинная светлая гостиная с окнами, смотревшими на долину. Справа от меня была лестница, слева — две другие двери. Очевидно, они вели на кухню и в столовую.

— Славный домик, правда? — довольным тоном заметил Эрик, словно был тут хозяином, а не гостем.— Здесь очень спокойно после Лондона.

В комнате было много антиквариата. Я заметила кресла и диван эпохи Регентства, у стены стоял длинный резной дубовый шкаф, возле лестницы — старинные часы.

— Здесь действительно красиво,— сказала я.— Жаль, что это современный коттедж, а не старинный дом, где эта мебель смотрелась бы лучше.

— Ты рассуждаешь, как истинная американка,— сказал Эрик.— Мы, европейцы, не умиляемся, глядя на маленькие старинные домики с вечно сырыми стенами, прорехами в крыше и сквозняками, дующими из плохо пригнанных оконных рам.

Он указал рукой на диван.

— Садись. Чувствуй себя как дома. Я сварю кофе.

Я села; Эрик удалился на кухню. Я снова встала и подошла к входной двери. Я угадала правильно — за ней была столовая с сервантом, полным прекрасного английского фарфора. В углу комнаты стоял шкаф с самыми изящными стеклянными изделиями, какие мне доводилось видеть. Не справившись с искушением, я открыла дверцу и взяла один бокал. Его ножка была такой тонкой, что я испугалась, как бы она не сломалась у меня в руках. Ободок верхней части по толщине мог сравниться с бумагой. Его украшал изысканный узор. Поспешив поставить бокал на место, прежде чем эта красота рассыплется на кусочки, я закрыла дверцу шкафа и вернулась в гостиную.

— Эрик, на этом этаже есть ванная?

— Нет,— ответил он.— Она наверху. Вторая дверь слева.

Я стала медленно подниматься вверх по ступеням. Снова подумала о Гарте. Что он сейчас делает? Когда вернется? Я невольно заторопилась уйти. Мне нельзя находиться здесь более десяти минут. Затем я должна покинуть коттедж, уехать на машине, никогда сюда не возвращаться... Добравшись до лестничной площадки, я поняла, что не помню, где находится ванная. Все двери были закрыты. Я растерянно смотрела на них. Вторая дверь справа? Нет, он сказал — слева.

Вторая? Или третья? Я прошла по узкому коридору, открыла дверь и вошла в чулан, на полу которого лежал узел со старым тряпьем. Возглас раздражения вырвался из моего горла; я уже собралась повернуться, но вдруг поняла, что передо мной вовсе не узел с тряпьем. Я замерла, посмотрела внимательней. По моему затылку побежали мурашки. Ужас сдавил мне горло. Несколько мгновений я стояла как вкопанная и смотрела на страшную груду, лежавшую на полу. Затем, не отдавая себе полного отчета в своих действиях, я быстро стянула старое пальто, лежавшее сверху, и оказалась в нескольких сантиметрах от искаженного гримасой страдания лица мертвой женщины. В первый момент я не узнала ее, а затем... Это была Лилиан Янсен.

Глава 9

Наверно, я долго простояла без движения, с сознанием, парализованным страхом; потом я медленно закрыла дверь и прижалась к ней. Я хотела сделать какое-нибудь движение, но, как это бывает в кошмарах, не могла пошевелиться. После оцепенения, длившегося, вероятно, секунд тридцать и показавшегося мне получасовым, я смогла наконец перешагнуть порог комнаты, находившейся по другую сторону от коридора. Я оказалась в спальне с окном, из которого открывался красивый вид — комната находилась над гостиной. На улице начался дождь. Капли дождя громко барабанили по широкому подоконнику, бессильно стекали по стеклу. Было очень тихо.

Терезу и Лилиан убил один человек, подумала я. Это сделал Гарт или Эрик. Уоррен мог убить Терезу, но не Лилиан. Миссис Янсен умертвили либо вчера вечером, если она действительно приехала в дом, чтобы подготовиться к приему гостей, либо сегодня утром, а Уоррен со вчерашнего вечера находился возле меня... или он выскользнул из гостиницы вечером, когда я легла спать? Нет, тогда у него еще не было автомобиля, без которого он не смог бы добраться сюда. Лилиан убил Гарт или Эрик. И кто-то из них убил Терезу.

Сделанное открытие так потрясло меня, что на мгновение мой мозг отказался думать. Я мысленно повторяла: Лилиан убил Гарт или Эрик; Гарт или Эрик убил Терезу. Мое сознание не могло сформулировать простой вопрос: кто именно это сделал? Внезапно я кое-что вспомнила. Если Джина находится в квартире Гарта, она может дать ему алиби на вчерашний вечер. Он не мог убить Лилиан утром, поскольку во время моего первого посещения дом был пуст, окоченевший труп не позволял допустить, что Гарт убил миссис Янсен в течение последних двух часов...

Я должна поговорить с Джиной. Если она скажет мне, что Гарт провел с ней вчерашний вечер, я буду знать — он невиновен. Возле кровати стоял телефон. Отыскав в сумочке листок с номером, я дрожащими пальцами сняла трубку и связалась с телефонисткой. После трех гудков я услышала приятный голос:

— Оператор на линии.

— Мне нужен лондонский номер,— тихо, торопливо произнесла я.— Мэйфер 75432. Наберите его, пожалуйста.

— Мэйфэр 75432? Одну минуту.

В трубке раздался щелчок. Я замерла в ожидании.

— Пытаюсь соединить вас,— сказала телефонистка.

Я продолжала ждать. Мое сердце выпрыгивало из груди. Ладони стали такими влажными, что трубка едва не выскользнула из руки.

— Пытаюсь соединить вас,— повторила девушка.

И только тут я вспомнила об условном сигнале, о котором договорились Джина и Гарт.

— Извините,— сочувственно произнесла телефонистка,— номер не отвечает.

— Подождите,— робко сказала я.— Пожалуйста, дайте два гудка, потом положите трубку и позвоните снова. Пожалуйста.

Вероятно, англичане более терпимо относятся к чужим причудам, нежели американцы. Я представляю, как едко отшила бы меня телефонистка в Нью-Йорке, обратись я к ней с подобной просьбой.

— Одну минуту,— невозмутимо произнесла девушка, и я услышала, как она принялась снова набирать номер.

Может быть, моя просьба внесла забавное разнообразие в ее рутинную работу. Я услышала два гудка, донесшиеся с другого конца линии, потом трубка замолчала. Наконец снова раздался гудок, но Джина сняла трубку, не дав ему закончиться.

— Алло?

— Говорите,— произнесла телефонистка.

— Джина, это я. Слушай, я не могу долго говорить. Где был Гарт вчера вечером?

— Гарт? — удивилась Джина.— Вчера вечером? Он был здесь! Он купил продукты, и я приготовила ему обед. Почему ты спрашиваешь?

— Положи трубку,— выпалила я.— Позвони в полицию. Лилиан Янсен убита, ее тело спрятано в коттедже Гарта. Срочно позвони в полицию.

— Это произошло так,— внезапно произнес Эрик.— Тереза была моим другом, союзницей. Она так же, как я, хотела разорвать любую связь, существовавшую между Гартом и Лилиан; она была уверена, что у них роман. Три месяца тому назад, когда они отправились на совещание в Париж, она выследила их — они оба остановились в квартире Гарта... не будем вдаваться в подробности. После этого Тереза встретилась со мной, она полагала, что я закачу скандал Лилиан. Она не знала, что Лилиан не отреагировала бы на него. Лилиан хотела уйти от меня. Я уже не был ей нужен.

Слезы снова покатились по его лицу; природа плакала вместе с ним — дождь хлестал по стеклу.

— Но я любил ее,— сказал он.— Я был готов пойти на все, чтобы удержать ее. Когда Тереза спросила меня, почему я не возмутился, узнав о парижском эпизоде с Гартом, я сказал ей правду — Лилиан обрадовалась бы поводу избавиться от меня, поэтому устраивать сцену было бесполезно. Я объяснил Терезе — мне удавалось удерживать Лилиан под одной крышей со мной лишь потому, что я знал, каким образом она обманула Гарта, и угрожал ей в случае разрыва все ему рассказать.

— Что сказала Тереза?

— Тогда — ничего. О, вероятно, она устроила сцену Гарту, но не посмела обрушить свой гнев на Лилиан. Это произошло позже.

Он помолчал.

— В последнюю субботу,— с болью в голосе произнес Эрик.— Меньше чем неделю тому назад. Она ворвалась в нашу квартиру, когда меня там не было; Лилиан находилась дома одна. Тереза пообещала осложнить ей жизнь, если она не оставит Гарта в покое. Тереза сказала, что недавно поругалась с Гартом. Она заявила Лилиан, что Гарт имитирует роман с молодой американкой, прилетевшей с ним днем ранее из Парижа, но ему не удастся никого обмануть: интерес Гарта к Джине — всего лишь дымовая завеса, призванная скрыть его увлечение Лилиан. То же самое Тереза сказала мне днем раньше, когда я виделся с ней; после ее встречи с Гартом и Джиной в лондонском аэропорту она позвонила мне и попросила встретиться с ней; во время нашего свидания она изложила мне все, что было у нее на уме. И я согласился с Терезой. Джина не отвечала вкусам Гарта.

Я встречался с Терезой в пятницу вечером. В начале субботнего вечера она устроила Гарту спектакль в своей квартире, затем, не успокоившись на этом, явилась к нам и застала Лилиан. Тереза заявила ей, что если она не отвяжется от Гарта, то он и финансовая полиция узнают о ее жульничестве. Ничего более страшного для Лилиан она сказать не могла. Лилиан жила ради своего бизнеса, он был ей мужем, ребенком, любовником — всем. Она выкормила его, поставила на ноги, привела к успеху. Во всем, касавшемся бизнеса, она была фанатична. Могла пойти на все, чтобы защитить его. И тут Тереза заводит разговор о полиции, судебном преследовании, угрожает подорвать ее репутацию...

Не знаю, что произошло потом. Лилиан сказала, что дело дошло до рукоприкладства; Тереза случайно потеряла равновесие, ударилась обо что-то головой и умерла. Но я не думаю, что ее смерть была случайной. Скорее, Лилиан намеренно убила ее... Так или иначе, но Тереза умерла — в результате несчастного случая или умышленных действий — и произошло это в нашей квартире!

Я пришел домой через полчаса. Лилиан оттащила тело во вторую спальню и заперла дверь. Никогда прежде я не видел жену такой расстроенной. Она рассказала мне о том, что случилось, и заявила, что я должен ей помочь. Я понял, как мне следует поступить. Я обещал помочь ей избавиться от трупа, если она даст слово возродить наш брак, начать все сначала, встречаться с Гартом только в офисе и брать меня в их деловые поездки. Она согласилась. Поклялась сделать все, как я хочу.

Я снова вышел на улицу и направился в одну лавку у реки в Пимлико, где продают старые сумки и чемоданы. Лилиан сказала, что она должна обеспечить себе алиби. Она позвонила подруге и пригласила ее в кино. Она еще говорила по телефону, когда я уходил... Я совершенно забыл, что несколько часов тому назад, за ленчем, пригласил Джину выпить у нас дома вечером. Это напрочь вылетело из моей головы.

Мне не удалось ничего купить в такое время — все магазины уже закрылись, даже тот, в Пимлико, который я знал, поэтому я решил воспользоваться одним из больших чемоданов Лилиан. Я вернулся домой и, не зная, что Лилиан уже ушла в кино, громко оповестил ее о том, что мне не удалось найти чемодан для переноски тела и нам придется воспользоваться имеющимся в наличии. Ответа не последовало, и я понял, что она покинула квартиру. Я тотчас принялся за дело, нашел чемодан, засунул туда труп и замкнул крышку. Потом положил чемодан в машину и поехал в Холмбэри Сент-Мэри. Я решил, что, если я похороню Терезу в саду возле коттеджа, никто не обнаружит могилу; если это все же произойдет, подозрение упадет на Гарта, но не на нас. Гарт никогда не занимался садом, хоть иногда и говорил о своем намерении нанять садовника. Я подумал, что он вряд ли дойдет до конца сада, прежде чем могила снова зарастет травой.

Когда все было закончено, я вернулся к себе в Лондон. Лилиан возвратилась из кино, она ждала меня. Она сказала: «Как ты избавился от Джины после поездки в Пимлико?» Я не понял, о чем она говорит. И тут я вспомнил, что приглашал Джину выпить у нас. «Я впустила ее,— сказала Лилиан.— Она тебя не дождалась?» Я сообразил — Джина могла находиться здесь, когда я крикнул Лилиан о том, что не смог купить чемодан. Джина, вероятно, пряталась где-то в квартире, когда я укладывал труп в чемодан. Мы обсудили ситуацию. Возможно, Джина не дождалась меня и ушла до моего возвращения, но мы должны были знать это точно. Мы попытались найти ее, но потерпели неудачу. Она исчезла.

— Ее спрятал Гарт,— произнесла я дрожащим голосом.

— Гарт — способный актер. Он убедил нас обоих в том, что не видел девушку с нашего субботнего ленча. Я, во всяком случае, ему поверил. Лилиан...— Он замолчал, уставясь в пустоту; мысли его блуждали где-то далеко.

Я затаила дыхание, боясь прервать его раздумья и напомнить ему о моем присутствии. Мне хотелось спросить его, почему он убил Лилиан, но я не смела нарушить тишину.

— Потом пришли полицейские,— произнес он наконец.— Мы узнали о том, что Джина в панике позвонила тебе. Полиция ничего не нашла в квартире, но мы знали, что нам надо как-то разыскать Джину. Она представляла для нас опасность. Мы пытались угадать, обратится ли она в полицию. Лилиан сказала, что Джина не сделает этого. Полиция, вероятно, решила, что Джина поссорилась с Терезой из-за Гарта. В случае расследования убийства Терезы Джина могла стать главной подозреваемой.

Я ждала; тело мое ныло от напряжения. Он медленно поднял глаза и посмотрел на меня. Я произнесла первую фразу, пришедшую мне на ум:

— Не понимаю, почему умерла Лилиан.

— Потому что она нарушила свое слово,— сказал он.— После всего, что я сделал для нее.— убрал тело и скрыл ее преступление от властей,— она не выполнила своего обещания. Она поклялась мне не встречаться с Гартом вне офиса и возродить наш брак, но обманула меня. Так называемый «деловой уикэнд» в коттедже оказался липой — на самом деле она не ждала клиентов, якобы прилетающих из Франции в пятницу утром. Я подозревал, что она лжет мне, и позвонил в «Реми Интернейшнл», чтобы узнать, летят ли их сотрудники в Лондон. Мне ответили отрицательно. Услышав это, я вчера вечером приехал в коттедж — Лилиан прибыла сюда раньше, якобы для того, чтобы приготовить дом к приему гостей, Увидев меня, она сделала вид, будто удивлена,— все отрицала, заявила, будто я сошел с ума... Сошел с ума,— повторил Эрик, словно сам удивился своим словам.— Она сказала, что я сошел с ума. Я сказал, что мне известны ее планы провести уикэнд с Гартом, но она стала отрицать это. Она продолжала лгать... И вдруг вранье сменилось тишиной. Она была ужасной, пугающей. Я так запаниковал, что помчался назад в Лондон. Задержался в коттедже лишь для того, чтобы убрать тело в шкаф, и поехал по этим извилистым сельским дорогам. Меня окружали мрак и безмолвие...

Утром мне удалось взять себя в руки. Я понял, что должен вернуться в коттедж и похоронить Лилиан. Что мне следует вести себя естественно, так, словно ничего не произошло. Поэтому я, остановившись, предложил тебе выпить кофе — я очень хотел держаться самым обычным образом. Но ты почему-то приехала сюда. Я, кажется, чувствовал, что ты подозреваешь меня. Почему у тебя был такой взволнованный вид? Когда ты нашла предлог подняться наверх, я подумал: что, если она хочет обыскать дом? Ты так долго не спускалась... Затем я услышал тихий звон, который раздается, когда кто-то пользуется вторым аппаратом, стоящим в спальне, и понял, что произошло.

— Я хотела спросить сестру, где был вчера вечером Гарт.

— Но почему она могла это знать? Где прячет ее Гарт?

— В своей квартире,— сказала я. Он уставился на меня.

— Всю эту неделю она провела в его квартире?

Я вдруг поняла, каким образом могу нанести удар по психике Эрика.

— Как ты думаешь, почему Джина прилетела с Гартом из Парижа? — сказала я.— Джина увлеклась им. Ты ошибался, подозревая жену в измене. Гартом увлеклась Джина, а не Лилиан.

— Но этот деловой уикэнд оказался обманом...

— «Реми Интернейшнл» ввела тебя в заблуждение. Секретарша Гарта подтвердила факт этой встречи, когда я говорила с ней сегодня по телефону.

После долгого молчания он прошептал:

— Я не верю тебе.

— Ну, ты уже не поверил Лилиан,— сказала я,— почему ты должен верить мне? Но я считаю, что Лилиан сказала правду. К тому же вряд ли Гарт заинтересован в тайном уикэнде с Лилиан.

— Не верю,— повторил он.— Не верю в это.

Эрик был очень бледным. Я заметила, что он начал дрожать, отвернулся от меня и онемел; мои намеки стали проникать в его сознание... Он убил жену за ее неверность, существовавшую лишь в его воображении. Я сделала одно осторожное движение, потом бросилась через всю комнату к коридору, пытаясь проскочить мимо Эрика. Он поймал меня за руку, втащил обратно в спальню. Я отчаянно сопротивлялась, но он был слишком силен. Я закричала, но никто не пришел мне на помощь.

Охваченная паникой, я испытала чувство собственного бессилия. Снова попыталась закричать, но его пальцы сомкнулись на моей шее, и из моего рта не вырвалось ни звука. Комната наклонилась, поплыла перед моими глазами; кровь зашумела в ушах; будучи не в силах что-либо предпринять, я подумала, что это конец.

Глава 10

Давление вдруг ослабло. Шум в ушах не прекратился, но стал тише. Ко мне вернулось зрение. Я сидела на полу, упираясь костяшками пальцев в жесткий ковер. Поднявшись на ноги, я увидела стоявшего передо мной Эрика, он смотрел в сторону двери. Я медленно повернула голову, поморщившись от боли; онемевшая, с затуманенным от шока сознанием, я увидела большой страшный пистолет. Он покоился в сильной, твердой руке.

— С тобой все в порядке, Клэр? — услышала я голос Гарта. Боль мешала мне кивнуть, у меня пропал голос. Я сумела встать, но тотчас снова села на край кровати.

— Он сделал тебе больно?

— Конечно!

Пережитое потрясение пробудило во мне злость.

— Где ты был, черт возьми? Почему исчез? Он чуть не убил меня.

— Кто надоумил тебя вернуться? — мягко произнес Гарт.— Во всяком случае, не я! Господи, ты едва не погибла!

Он повернулся к Эрику.

— Как ты можешь быть таким спокойным, Эрик? Если бы я не помешал тебе, ты бы убил и Клэр тоже.

— Нет... нет... просто я вдруг понял... осознал...

— Что у меня нет и никогда не было романа с твоей холодной, хитрой, непорядочной женой? Что ты убил ее напрасно?

— Я испытал потрясение,— запинаясь, произнес Эрик.— Я был готов убить Клэр за то, что она открыла мне правду...

— Если бы ты обладал хоть каплей здравого смысла, ты бы не стал слушать Терезу. Господи, ты мог остаться со своей женой! Неужели ты не догадывался, что я ждал того момента, когда у меня будет достаточно денег, чтобы выкупить мою долю бизнеса? Неужели ты принимал меня за человека, которому нравится отчитываться перед женщиной и исполнять ее указания? Тебе известно, что Лилиан была боссом, хотя официально мы считались равноправными партнерами. Она вытащила меня из серой массы лондонских продавцов, предложила работать на нее — и никогда не позволяла забывать об этом! Я был благодарен Лилиан и радовался возможностям, которые появились у меня благодаря ей, но мне надоело изо дня в день, из года в год играть вторую скрипку.

— Тогда почему ты оставался с ней?

— Я много раз порывался уйти от нее! Мы ссорились, расходились во мнениях, но я знал, что не смогу быстро заработать нужную мне сумму в другом месте. Больше всего на свете я мечтал сколотить капитал, обрести независимость. Но, в отличие от тебя, я не допускал даже мысли о том, что моя жена будет содержать меня, пока я буду предаваться не приносящим дохода раздумьям.

— Лилиан понимала...

— Она понимала только то, что касалось бизнеса! До всего остального ей не было дела! Тебе это известно не хуже, чем мне. Ты имел несчастье любить ее, но это еще не основание для того, чтобы ошибочно считать, будто она понимала, что такое любовь. Может быть, когда-то давно, когда вы познакомились, так оно и было, но я никогда не замечал в ней и капли душевной теплоты. Любовь ее не интересовала! Она никого не любила. Была узкой, ограниченной, холодной и бесконечно эгоистичной. Если бы ты не был психически неуравновешенным типом и не пытался задушить Клэр, я бы сказал, что ты поступил правильно, убив Лилиан, и не держал бы тебя сейчас на мушке.

— Я не хотел причинить вред Клэр — на меня что-то нашло...

— Ты хотел причинить ей вред. Ты положил руки на ее горло и пытался задушить Клэр.

— Я не соображал, что делаю.

— Скажи это полиции, но не мне. На меня тоже может «что-то найти», и я испытаю непреодолимое желание нажать на спусковой крючок.

В доме воцарилась напряженная тишина, Наконец Гарт обратился ко мне:

— Как ты себя чувствуешь?

— Мне уже лучше.

Я крепко сжимала чашку, но мои пальцы еще дрожали.

— Куда ты отправился, когда я ушла отсюда?

— Никуда. Я доехал до вершины холма и спрятал машину в кустах. Затем вернулся пешком назад и занялся установкой магнитофона. Я обнаружил тело Лилиан раньше, когда приехал сюда; я все равно ждал появления Эрика и решил записать на пленку его признание. К несчастью, я поставил магнитофон в гостиной, там от него не было проку — вы оба поднялись в спальню. Мне пришлось выбраться из шкафа, стоящего под лестницей, и проследовать за вами. Слава Богу, этот аппарат переносной.

Я готовился к этому моменту всю неделю. Эрик правильно догадался, что деловой уикэнд — «липа», но он ошибался, думая, что Лилиан это известно. Я запланировал объяснение с участием обоих Янсенов, поскольку считал их причастными к убийству Терезы. Я придумал визит представителей «Реми Интернейшил» и заманил Янсенов в коттедж, возле которого была похоронена Тереза. Я решил, что мне будет легче получить их признание в этой глуши, в нескольких метрах от могилы Терезы.

— Теперь мне понятно, почему ты так стремился избавиться от меня сегодня утром!

— Да, я только что обнаружил тело Лилиан и пытался понять, что мне следует предпринять; Эрик мог приехать в любую минуту. Извини, если я был с тобой резок, но я боялся, как бы события не приняли нежелательный оборот. Я пошел на риск, не обратившись в полицию. Узнав, что Тереза мертва и что Эрик вынес тело из квартиры и намерен избавиться от него, я тотчас понял, что стану подозреваемым номер один, когда оно будет обнаружено; если бы полиция решила, что у меня роман с Джиной, твоя сестра стала бы подозреваемой номер два. Тереза сходила с ума от ревности, устраивала ужасные сцены. У Янсенов не было столь очевидных мотивов для убийства, как у нас с Джиной. Я располагал ключом от квартиры Янсенов и не имел алиби на субботний вечер - полиция увязала бы эти обстоятельства с мотивом и возможностями для совершения преступления. То же применимо к Джине — она была на месте преступления, ее присутствие здесь легко подтверждалось благодаря звонку в Нью-Йорк и твоему обращению к Скотланд-Ярд.

— Что сделала Джина после того, как она позвонила мне в тот вечер? Почему она так внезапно положила трубку?

— Ей показалось, что кто-то открыл входную дверь, но это была ложная тревога — шум донесся из нижней квартиры. Она положила трубку прежде, чем поняла это; разговор был прерван. Она взяла себя в руки и. поняла, что ей необходимо немедленно покинуть квартиру. Она сказала мне, что сразу после того, как Янсен ушел с телом, ее охватила паника. Джина бросилась звонить тебе, не подумав о том, что она делает.

— Да, — сказала я,— Это похоже на Джину.

— Оборвав разговор с тобой, она покинула квартиру, отыскала ближайшую телефонную будку и набрала мой номер. Я был единственным человеком, которого она знала в Лондоне. Я велел ей немедленно приехать ко мне, и она сделала это. Мы пришли к заключению, что Янсены поймут, как много она видела; я решил, что ей лучше залечь на дно и ни с кем не общаться. На следующий день рано утром я отвез Джину сюда, поскольку я знал, что Янсены собирались всю неделю провести в Лондоне.

— Но мы проверили коттедж! — вдруг выпалил Эрик.— В понедельник я приехал сюда...

— К счастью, к этому времени Джина покинула этот дом. В воскресенье вечером она обнаружила тело Терезы — точно так же, как сегодня утром это сделала Клэр. Эта находка так испугала Джину, что она тотчас вызвала такси и уехала в Доркинг, где сняла гостиничный номер. Она попыталась связаться со мной, но я улетел в Париж. У меня появились неотложные дела, связанные с бизнесом, к тому же я хотел вести себя естественно, так, словно ничего не случилось. Джина собралась послать мне в Париж письмо, но вспомнила, что я вернусь утром в среду назад и могу не получить его. Поэтому она написала на конверте мой лондонский адрес; по возвращении в Лондон я узнал, где она и как с ней связаться. Услышав от Джины о том, что произошло, я велел ей приехать ко мне домой. Любое другое место казалось мне недостаточно безопасным для Джины. Потом я занялся подготовкой спектакля, который должен был произойти в коттедже. Я уже знал, где находится тело Тереза, и решил, что смогу доказать вину Янсенов и нашу непричастность к убийству.

— Как ты обнаружил сегодня утром тело Лилиан? — спросила я.

— Я удивился, когда она не встретила меня,— мы договорились, что она приедет сюда вчера вечером и подготовится к приему гостей; я хотел по прибытии в коттедж сообщить Лилиан о том, что визит представителей «Реми Интернейшнл» отменен в последнюю минуту, и предложить ей перекусить с Эриком перед нашим возвращением в Лондон. После появления Эрика я намеревался устроить им перекрестный допрос и записать его на магнитофон. Запланировав все так тщательно, я испытал потрясение, когда не застал здесь Лилиан. Поддавшись внезапному порыву, я решил обыскать дом, через пару минут открыл дверь чулана на втором этаже и обнаружил там труп Лилиан. Эрик пошевелился в кресле у камина. Я испуганно вздрогнула — как оказалось, напрасно. Он склонился вперед и закрыл лицо руками, словно упоминание имени Лилиан и факта ее смерти отдаляло его от нас. Боль и отчаяние непроницаемой стеной отгораживали Эрика от меня и Гарта.

«Когда приедет полиция?» — подумала я. Наверно, они уже в пути. Мои пальцы нервно поигрывали чашкой; посмотрев на Эрика, я увидела, что он внезапно поднял голову.

— Что это за шум? Гарт не пошевелился.

— Какой шум?

 — Мне показалось, что из кухни донесся какой-то звук.

— Не вставай с кресла!

Гарт, целясь в Эрика, отступил к двери кухни.

— Не думай, что сможешь так легко одурачить меня.

Но меня снова охватил страх, каждая мышца тела болела от напряжения. Я повернулась к двери кухни, чашка выскользнула из моих неловких рук; я увидела, что ручка двери медленно поворачивается. Я закричала. Гарт быстро обернулся, но он опоздал. Дверь уже была широко раскрыта.

— Купер,— я не узнала жесткий, спокойный голос,— брось пистолет.

Я не поверила своим глазам — передо мной стоял Уоррен Мэйн.

Все произошло так быстро, что впоследствии мне не удалось восстановить в памяти все детали. Я помню, что крикнула что-то Уоррену; помню, как Гарт на мгновение опустил пистолет. Эрик стремительно бросился к Куперу, они начали бороться. Уоррен что-то кричал, но мужчины не обращали на него внимания.

— Помоги ему — разними их.— Я не соображала, что говорю. Я бросилась к ним, но Уоррен резко произнес:

— Стой, Клэр. Купер, брось пистолет, или я...

— Нет... нет,— испуганно завизжала я.

Гарт упал на ковер, привалившись к столу. Пистолет выскочил из его руки и с глухим стуком рухнул на пол в дюжине сантиметров от правой руки Эрика. Я в последний раз за этот день услышала свой крик.

— Хорошо,— деловито произнес Уоррен, сделав шаг вперед.— А теперь...

Эрик схватил пистолет. Грохот выстрела оглушил меня — Эрик нажал на спуск. Я почувствовала едкий запах пороховых газов, заметила испуг на лице Уоррена. Падая в обморок, я успела увидеть, как пистолет вывалился из руки умирающего Эрика. Из его рта текла кровь.

Глава 11

Когда я пришла в себя, в комнате было много полицейских; тело Эрика скрывалось под простыней, я не увидела его лица. Бледный, потрясенный Уоррен беспомощно повторял:

— Но я не понимаю. Я думал...

Он не мог сказать, что именно он думал. Моя голова болела, во рту пересохло. Кто-то держал меня в руках так бережно, словно я была хрупкой фарфоровой статуэткой. Я пошевелилась и поняла, что сижу на диване, положив голову на грудь Гарта.

— Выпей это,— сказал он.

Бренди обожгло мне горло. Я почувствовала, что способна двигаться. Инспектор полиции, видя, что я обрела сознание, подошел ко мне и спросил, как я себя чувствую.

— Спасибо, почти хорошо,— через силу ответила я.

— Слава Богу. Мы запишем ваши показания, когда это будет возможно, а потом кто-нибудь отвезет вас домой. Кстати, кому принадлежит пистолет, из которого застрелился мистер Янсен? Он ваш, мистер Купер?

— Да.

— Можно мне посмотреть ваше разрешение? Это чистая формальность.

Гарт встал, подложил мне под голову подушку и наклонился, чтобы проверить, удобно ли я устроилась. Наши глаза встретились. Я неуверенно улыбнулась и почувствовала себя лучше.

— Молодой человек,— отеческим тоном обратился полицейский к Уоррену.— Я заметил, что у вас тоже есть пистолет. Вы имеете разрешение?

— Нет,— смутился Уоррен.— Этот пистолет не английский. Я купил его в Париже. Я — американский гражданин.

— Господи,— произнес инспектор.— Ну просто международная история. Благодарю вас, мистер Купер,— добавил он, посмотрев разрешение и вернув его Гарту.— Теперь, думаю, мы должны зафиксировать некоторые показания. Давайте начнем с вас, мисс Салливан, если вы в состоянии говорить.

Я кивнула. Пройдя в столовую, я и инспектор сели за стол; сержант с блокнотом и ручкой разместился в углу комнаты в кресле. По просьбе инспектора я рассказала всю историю, начав со звонка Джины. Полицейский слушал меня, сочувственно кивая, словно он был семейным доктором, беседующим со своей старой знакомой, нуждающейся в его совете. Сержант водил пером по страницам блокнота. Когда я, изложив все, наконец замолчала, инспектор поблагодарил меня и сказал, что попросит кого-нибудь из его людей отвезти меня в Доркинг, в мою гостиницу.

— Я... я бы хотела подождать мистера Купера,— смущенно произнесла я.— Можно мне посидеть здесь?

— Мистер Купер может задержаться здесь надолго, я не советую вам ждать его. На вашем месте я бы вернулся в отель и отдохнул. Может быть, вы хотите, чтобы вас отвез туда мистер Мэйн?

У меня не было сил спорить, и я уступила.

— Свяжитесь с нами, пожалуйста, если это не затруднит вас,— дружелюбно попросил инспектор.— Когда ваши показания отпечатают, вы перечитаете их и подпишете.

— Да,— сказала я.— Да, конечно.

В гостиной кто-то фотографировал труп. Коттедж был заполнен людьми в синей форме. Инспектор пригласил в столовую растерянного Уоррена. Я поискала глазами Гарта, но не нашла его. Пройдя на кухню, я увидела через окно Гарта; он стоял вместе с тремя полицейскими у могилы Терезы. Я снова опустилась на диван и стала ждать. Минут через десять Гарт вернулся в гостиную и быстро подошел ко мне.

— С тобой все в порядке? Кто-нибудь отвезет тебя в Доркинг? Я бы сам отвез тебя, но должен задержаться и дать показания полиции.

— Думаю, меня отвезет Уоррен. Инспектор предложил, чтобы это сделал кто-то из его людей, но я сказала, что подожду.

Потому что хотела поговорить с тобой, хотела сказать я, но не успела сделать это. В комнату вошел Уоррен. Он казался более старым, серьезным, более озабоченным, чем обычно.

— Я хочу извиниться,— подойдя к Гарту, он плюхнулся прямо на ковер.— Но не знаю, какими словами это лучше сделать. Если бы Янсен не направил пистолет в свою сторону...

— Успокойся,— сказал Гарт; проявление чувств Уоррена смутило его, он поверил в искренность американца.— Эрик выстрелил в себя. Забудь об этом. Все кончилось.

— Да, но если бы я не повел себя, как идиот, и не...

— Ты можешь отвезти Клэр в Доркинг? У нее был тяжелый день; думаю, ей не следует больше находиться здесь.

Он повернулся ко мне; выражение его глаз заставило мое сердце екнуть.

— Я свяжусь с тобой.

— Да... хорошо, Гарт.

— И не вздумай улететь вечером в Америку. Если ты сделаешь это, я прилечу утренним рейсом.

Я не могла говорить, но мне удалось улыбнуться. Слезы застилали мои глаза. Все вокруг меня сверкало и блестело под неяркой лампой дневного света, закрепленной на потолке.

— Мистер Купер? — вежливо произнес за нашими спинами инспектор.— Теперь мы готовы записать ваши показания.

— Да,— сказал Купер.— Конечно.

— Идем, Клэр.— Уоррен взял меня за руку.

Я медленно вышла вслед за ним из коттеджа. До вечера было еще далеко, но сильный дождь создавал такое впечатление, будто уже смеркается. Капли освежали мои щеки. Уоррен подвел меня к маленькому синему автомобилю, который я видела впервые.

— Но я приехала на другой машине,— сказала я.

— Верно. Мы попросим людей из агентства забрать ее отсюда. Этот автомобиль я взял, чтобы поехать за тобой.

Он помог мне сесть, захлопнул дверцу, обогнул автомобиль и занял место водителя.

— Но я сказала тебе, что говорила с Джиной, находившейся в офисе Гарта.— Ко мне постепенно возвращалась память.— Ты же собирался отправиться в Лондон. Почему ты не поехал туда?

— Я догадался, что ты решила провести меня. Он завел мотор.

— Ты держалась как-то странно, у тебя был взволнованный вид. Когда ты покинула меня, чтобы отправиться к себе и отдохнуть, я позвонил в контору Гарта. Я захотел проверить, там ли Джина; секретарша приняла меня за сумасшедшего.  Я пошел к тебе, постучал в дверь. Никто мне не ответил. Тогда я понял, что ты провела меня. Выйдя во двор, я обнаружил, что автомобиль исчез; мне стало ясно, что ты уехала куда-то одна. Куда, кроме коттеджа, ты могла отправиться? Я взял напрокат новый автомобиль и поехал сюда за тобой.

— Мне следовало довериться тебе,— пристыженно сказала я.— Но все свидетельствовало против Гарта; я почему-то захотела сначала убедиться в его невиновности, а потом рассказать тебе о моей находке.— Я принялась описывать ему, как я обнаружила тело Терезы, как вернулась в Доркинг, как позвонила Гарту и услышала голос Джины.

— Она посоветовала мне немедленно приехать к ней в Лондон,— сказала я.— Но я имела глупость не последовать ее совету. Я хотела увидеться с Гартом в коттедже и выяснить, что произошло.

— Не понимаю, почему ты была уверена в том, что Гарт невиновен,— с любопытством в голосе произнес Уоррен.— Тебе подсказывала это женская интуиция?

— Да,— ответила я с лукавой улыбкой.— Наверно, это можно так назвать.

Плавно катясь вниз по узкой извилистой дороге, мы оказались возле того места, где я встретила Эрика. Я снова посмотрела на прекрасный пейзаж; дождь сокращал видимость.

— Кажется, ты ему нравишься,— помолчав, осторожно произнес Уоррен.

— Да,— согласилась я.

Думаю, если бы его интересовала Джина, он не пообещал бы прилететь вслед за тобой в Америку.

— Наверно, ты прав. — Так вот к чему он клонил!

— Может быть, у них ничего и не было. Может быть, я сам все придумал.

— Возможно.

Он, похоже, обрадовался. К тому моменту, когда мы добрались до Эбинджер Хаммер, где проселочная дорога пересекалась с шоссе, взрослое, озабоченное выражение уже исчезло с лица Уоррена, Оставшуюся часть пути до Доркинга он напевал что-то себе под нос. Туман и ранние сумерки придали городу таинственный, призрачный, старинный облик. Даже современные автомобили не могли уничтожить очарование древних домов, баров, построенных сотни лет назад, вымощенных булыжником переулков. 

Мы добрались до Хай-стрит, проползли мимо современных магазинов и возвратились в древность, нырнув под арку гостиницы. Мы вошли в гостиницу, пересекли вестибюль и оказались возле стойки администратора. Высокая тонкая девушка со знакомыми светлыми волосами, выбивавшимися из-под модной шляпы, заполняла бланк. На ней было ужасное пальто, мрачной расцветки чулки и туфли без каблуков, однако она все равно выглядела эффектно. Нас окутал аромат парижских духов. Мы с Уорреном оба раскрыли рты; девушка повернулась к нам прежде, чем мы успели заговорить» Она увидела нас, и на ее лице засияла ослепительная улыбка.

— Дорогие мои! — воскликнула она.— Какое счастье видеть вас обоих! Мне безумно жаль, что вам пришлось понервничать, разыскивая меня.

— Ты не поверишь,— сказала Джина, — но ничего этого не случилось бы, не прояви я излишнее любопытство. Ты помнишь мисс Стик, нашу старую учительницу из воскресной школы? Она всегда говорила мне, что мое любопытство не доведет меня до добра. Ока оказалась права.

С момента нашей встречи в вестибюле прошел час. Я узнала, что, пока инспектор беседовал со мной, Гарт сообщил по телефону Джине, что она может выйти из своего убежища. Мы провели некоторое время за беседой в одной из гостиных, потом я, извинившись, поднялась к себе. Через десять минут Джина пришла ко мне. Она удобно устроилась у края моей кровати, а я вновь вошла в роль наставницы, философа и друга.

— Ты хочешь сказать, что единственной причиной всех твоих злоключений послужило проявленное тобой любопытство?

— Да, единственной,— убежденно сказала Джина.— Честное слово. В субботу вечером я ждала в квартире Янсенов Эрика, чтобы выпить с ним,— он обещал рассказать мне о Дино ди Ласси и итальянском киномире. Лилиан, извинившись, ушла куда-то; Мне осталось лишь размышлять в одиночестве о том, какие отношения у Гарта с Лилиан. Ты должна признать, дорогая: трудно поверить в то, что такой мужчина, как Гарт, способен общаться на чисто деловой основе с женщиной типа Лилиан; она обладает какой-то материнской привлекательностью. Я решила слегка оглядеть квартиру. Я не собиралась устраивать там обыск — только самый беглый осмотр.

— Что ты рассчитывала найти? — с интересом спросила я.— Обгоревшие любовные послания в камине? Компрометирующие фотографии?

— Ну, не обязательно именно это... Я не могу точно сказать, что я искала,— просто что-то интересное.

— И ты начала осматривать квартиру. Эрик открыл дверь и, не видя тебя, крикнул Лилиан, что ему не удалось найти чемодан для трупа.

— Значит, ты уже знаешь,— разочарованно протянула Джина,— Да, думаю, сейчас ты уже должна все знать. Представляешь себе ситуацию? Я находилась в главной спальне. Услышав его слова, я поняла, что не в силах пошевелиться и вымолвить даже слово. И тут я подумала, что он может зайти в спальню! Я спряталась за дверью и стала смотреть в щель. Он открыл дверь комнаты, расположенной напротив спальни, и я увидела это — я имею в виду тело. Конечно, я тотчас узнала ее, потому что Тереза устроила ужасную сцену в аэропорту, когда мы с Гартом прилетели в Лондон. Естественно, я просто оцепенела от испуга — нет, не могу об этом говорить. Это было ужасно. Спустя несколько минут, показавшихся мне часами, он вышел из квартиры с чемоданом, и я снова осталась одна. Кажется, я потеряла рассудок. Мне хотелось кричать, но я не могла этого сделать. Я едва не выбежала из квартиры, но испугалась, как бы он не вернулся, вспомнив что-то, тогда мы столкнулись бы у лифта. Я заставила себя провести в квартире еще несколько минут. Мне было так страшно, что я испытывала потребность, поговорить с кем-то — с кем угодно, но лучше всего...

— Со мной,— сказала я.

— Клэр, ты всегда отличалась восхитительным спокойствием, уравновешенностью, невозмутимостью...

— Наверно, она и заставила меня броситься с закрытыми глазами в этот водоворот,

— Да, конечно, я перепугалась, когда поняла, что не могу дозвониться до тебя снова. В тот вечер я дважды звонила тебе из квартиры Гарта, линия была занята...

— Я звонила в Скотланд-Ярд, выясняла, где ты находишься.

— Я хотела позвонить тебе в воскресенье, но Гарт отвез меня в коттедж, и спрятал там. Я обнаружила могилу — Боже мой! Я находилась в таком состоянии, что не могла никуда звонить. Наконец в понедельник я предприняла новую попытку связаться с тобой — ответа не было...

— В это время я уже летела в Париж.

— Затем Гарт сообщил мне, что он обнаружил тебя в Париже. Честное слово, Клэр, я была готова заплакать при мысли о том, какую сумму ты выбросила на ветер из-за моего легкомыслия!

— Хорошо все то, что хорошо кончается,— грустно заметила я.— Зато я наконец побывала в Европе.

— Я вовсе не считаю, что хорошо все то, что хорошо кончается,— возразила Джина.— Ты не сможешь купить себе маленький красный автомобиль...

Я с трудом вспомнила о том, что когда-то мне казалось важным иметь собственную машину.

— Я пропустила несколько ответственных съемок. Уоррен, вероятно, потерял свою работу — он бросил ее без должного разрешения, чтобы разыскать меня... Между прочим, разве это не мило с его стороны? Он пошел на такие хлопоты... Уоррен исключительно преданный, надежный друг. Когда он говорит, что свернет ради меня горы, ему можно верить, потому что это в его устах не просто красивая фраза. Когда я увидела его в вестибюле, у меня подкатил комок к горлу. Приятно знать, что тебя любят так сильно.

— Хм,— выдавила я из себя.

— Знаешь, Клэр, скажу тебе абсолютно честно... Я немного разочаровалась в Гарте. Он был обворожителен в Париже! Однако, оказавшись с ним в одной квартире, я заскучала. Правда, это ужасно! Но это правда. Прятаться в его квартире, провести в непосредственной близости от Гарта несколько дней казалось мне романтическим приключением, но он, похоже, потерял всякий интерес к таким отношениям. Конечно, я понимаю, на него свалилась масса проблем, но все же... Приходя домой, он читал и слушал квартеты Бетховена. У него даже нет телевизора. Я изо всех сил старалась не быть для него обузой — готовила ему еду, наводила чистоту в квартире, пока она не начинала походить на декорации рекламных съемок, но... ничего не произошло. Уверена, окажись на его месте Уоррен...

— Да,— сказала я.— Уоррен подходит тебе гораздо больше.

— Ты давно говоришь, что мне следует выйти за него замуж. Наверно, я так и поступлю. После всего этого мне хочется угомониться, стать обычной домашней хозяйкой, родить шестерых детей.

— Подожди, когда это состояние пройдет, и спроси себя тогда, хочешь ли ты выйти за него. После...

В дверь постучали. Джина бросилась к ней через всю комнату.

— Уоррен!

— Джина!

Они уставились друг на друга. Я поднялась с кровати и подошла к окну, чтобы полюбоваться видом. На улице было темно, шел дождь, городские огни расплывались в вечернем мраке.

— Между прочим, Уоррен,— сказала я, не поворачиваясь к к нему,— почему ты скрыл от меня тот факт, что был в Англии во время последнего уикэнда?

— Во время последнего уикэнда? — удивилась Джина. Я обернулась. Он явно смутился.

— Как ты узнала?

— Я видела отметки в твоем паспорте.

— Я...— он покраснел,— думаю, я повел себя глупо. Я беспокоился за Джину... не доверял Гарту. Я полетел вслед за ними в Лондон и затем попытался провести любительское обследование окружения Гарта. Обнаружил, что у него была невеста. Никто не знал, является ли она ею сейчас. Я позвонил Терезе и договорился встретиться с нею в субботу вечером. Она не пришла — к тому времени она уже была мертва. Мне показалось, что я веду себя, как идиот, и должен вернуться в Париж. Наверно, я смалодушничал. Я не сказал тебе об этом, потому что поступил глупо и...

— Я не считаю это глупым поступком! — возмутилась Джина.— По-моему, просто замечательно, что ты беспокоился за меня! Когда я думаю о тех хлопотах, которые ты...

Они с нежностью посмотрели друг на друга, словно не веря своему неожиданному сказочному везению. Я почувствовала себя лишней.

— Ну,— произнесла я,— теперь, когда все выяснилось... Зазвонил телефон. Джина, стоявшая к нему ближе всех, сняла трубку.

— Алло? Да, спасибо, Клэр? Да, она здесь. Одну минуту.— Она изумленно повернулась ко мне.— Это Гарт, Он хочет поговорить с тобой,— с недоумением в голосе произнесла Джина.— Думаешь, это связано с каким-то новым происшествием?

— Нет,— ответила я.— Это происшествие случилось четыре дня назад.— Я зашагала через комнату к ждущему меня телефону.

— Мне следовало разрешить Джине поговорить с тобой по телефону, когда ты прилетела в Лондон,— сказал мне Гарт.— Ты имеешь право сердиться на меня за то, что я обманул тебя, не сказал, что знаю, где она находится, но ситуация была необычной и опасной, мне не хотелось втягивать тебя в нее. Мне казалось, что тебе следует знать как можно меньше. Если ты вовсе ничего не узнаешь, подумал я, то не сможешь навредить себе и нам. Но я ошибся.

Эпилог

Это был субботний вечер; прошла ровно неделя с того момента, как я, сидя в моей манхэттенской квартире, пыталась установить, откуда звонила Джина. Гарт повел меня в ресторан, расположенный на крыше здания: под нами мерцала тысячами огней уходившая в бесконечность панорама Лондона; внизу энергия жизни, зародившейся здесь двадцать исков тому назад, пульсировала по артериям города.

— Ты простила меня за то, что я был не совсем честен с тобой?

— Ты был честен в самых главных вопросах. Только это имеет сейчас значение.

У меня не осталось сил на споры, мои веки налились свинцом.

— Но ты не верила мне! Почему ты убедила себя в том, что я предпочитаю тебе Джину?

— Тебе это показалось? — Я всегда считала, что любой привлекательный мужчина предпочитает мне Джину, но могла ли я объяснить это Гарту?

— Да, показалось! Это ты не была абсолютно честной! Все это время ты думала, что мой интерес к тебе — всего лишь игра, спектакль, что он не может быть подлинным...

— Все произошло так быстро! И ты действительно встречался с Джиной!

— Я провел с ней всего несколько вечеров в Париже, чтобы забыть о выходках Терезы.

— И полетел с ней в Лондон!

Я уже завелась и не могла остановиться. Во мне проснулось мышление школьной учительницы.

— Это было результатом ее хитроумного плана...

— Который привел к тому, что она поселилась в твоей квартире, готовила тебе пищу...

— Скажем так — пыталась готовить. Надеюсь, Уоррен — приличный кулинар, иначе они умрут от голода. Кстати, а ты-то умеешь готовить?

Внизу, под нами, огни Лондона пронзали темноту. Официант, проходя мимо нас, остановился, чтобы наполнить наши бокалы шампанским, бутылка которого лежала в ведерке со льдом.

— Ну, я способна сварить классический вариант яиц всмятку.

— Правда? Прекрасный завтрак.

Он с улыбкой поднял бокал; его светлые глаза уже не казались мне непроницаемыми.

— За твои классические яйца всмятку! — произнес Гарт шутливым тоном.— И за тот день, когда я их попробую!

Мы поженились через три месяца. 

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Эпилог

Реклама на сайте