«Алмазная бухта»

Линда Ховард Алмазная бухта

Глава первая

Ясное чистое солнце опаляло все его тело своим жаром, обнаженную грудь и длинные ноги, несмотря на то, что приближался закат. Удлиняющиеся лучи танцевали и искрились, соприкасаясь с волнами, зачаровывая его, когда он пристально разглядывал их. Но это была не просто блестящая вода, которая гипнотизировала его, дело было в том, что у него не было ничего более важного, чем просто смотреть на нее. Он забыл, как звучит тишина, как это чувствовать. В течение длинного замечательного месяца абсолютного одиночества он смог расслабиться и быть просто мужчиной. Он ловил рыбу, когда хотел или путешествовал ради удовольствия по теплым гипнотическим водам бухты, если чувствовал беспокойство. Вода притягивала его до бесконечности. Здесь она была как полночная синева, там — блестяще бирюзовой, вон там — белесой с отливом зелени. У него были достаточно денег, чтобы пополнять запасы топлива и еды, и только два человека в мире знали, где он был и как его найти. После месячного отпуска он вернется в серый мир, который выбрал сам, и затеряется в нем, но пока он мог лежать на солнце, и это было все, чего он хотел. Кэлл Сэйбин устал, устал от бесконечной борьбы, тайн и интриг, опасности и обмана своей работы. Это была очень важная работа, но в течение этого месяца он позволил делать ее кому-то другому. Этот месяц принадлежал только ему, и он почти понял, что соблазнило Гранта Салливана, его старого друга и лучшего агента, который у него когда-либо был, поменять жизнь, полную тайн, на тишину гор в Теннеси. Сэйбин и сам был высококлассным агентом, ставший легендой сначала в Золотом треугольнике*, а позже на Ближнем Востоке и Южной Америке — в общем, во всех горячих точках в мире. А сейчас он был руководителем отдела, теневой фигурой, стоящей за спинами группы первоклассных агентов, которые следовали его инструкциям. Мало кто знал о нем; секретность, окружавшая его, была практически абсолютной. Сэйбин сам выбрал этот путь: он был одиночкой, скрытным человеком, который смотрел в лицо суровой действительности с цинизмом и выражением согласия. Он знал недостатки и опасность своей работы, знал, что она может быть грязной и ужасной, но он был реалистом, и принял все это, когда взялся за эту работу.

Однако иногда это утомляло его, и ему нужно было сбежать от этого, пожить немного как обычный человек. Его личным способом спасения был сделанный по специальному заказу прогулочный катер с каютой. Его отдых, как и любая информация о нем, был засекречен, но дни и ночи, проведенные на море, были тем, что делало его человеком. Временем, когда он мог расслабиться и подумать, когда мог голым лежать под солнцем и восстанавливать связь с самим собой, или снова строить планы на будущее, наблюдая по ночам за звездами.

Белая чайка взмыла вверх, издав жалобный крик. Он бесцельно смотрел на этот полет в обрамлении безоблачных небес, свободный и грациозный. Морской бриз слегка касался его обнаженного тела, и это удовольствие вызвало редкую улыбку в ее темных глазах. В нем еще была необузданная дикость, которую он должен был держать под жестким контролем, но здесь, где были только солнце, ветер и вода, он мог позволить ей проявиться. Необходимость одеваться казалась здесь почти святотатством, и он негодовал, когда все же приходилось это делать, входя в порт для заправки топливом, или когда к нему приближалось другое судно, ибо местным была свойственна привычка поболтать.

Солнце опустилось ниже, погружая свой золотой край в воду, когда он услышал звук другого двигателя. Он повернул голову и увидел катер, чуть больше чем его собственный, который медленно рассекал волны. Вообще, здесь все можно было делать лишь медленно, не спеша. Чем жарче климат, тем медленней течет время. Сэйбин задержал свой пристальный взгляд на лодке, восхищаясь изящными линиями и ровным, мощным звуком двигателя. Он любил лодки, и он любил море. Его собственная лодка была ценной собственностью, и хорошо охраняемым секретом. Никто не знал, что она принадлежала ему: она была зарегистрирована на страхового агента из Нового Орлеана, который ничего не знал о Кэлле Сэйбине. Даже название лодки, «Ванда», не имело никакого значения. Сэйбин не знал никого с таким именем, это было просто название, которое он выбрал. Но «Ванда» была полностью его, со всеми имеющимися у нее тайнами и сюрпризами. Любой, кто действительно знал его, не мог ожидать ничего другого, и только один человек в мире знал человека, скрывавшегося за маской, но Грант Салливан никогда не выдавал секретов.

Звук двигателя другой лодки изменился, так как она замедлялась и разворачивалась в его сторону. Сэйбин раздраженно чертыхнулся, озираясь на обрезанные выцветшие шорты, которые он хранил на палубе как раз для таких случаев. До него долетел голос, и он снова посмотрел на другую лодку. У передней поручни стояла женщина и махала руками над головой, и, судя по всему, она не просила помощи, а просто хотела пообщаться. Полуденные солнечные лучи вспыхивали в ее рыжих волосах, превращая их в пламя, и на мгновение Сэйбин уставился на них, его внимание зацепилось за их необычный, пылающий оттенок.

Он нахмурил брови, но быстро натянул свои драные шорты и застегнул их. Лодка была все еще очень далеко от него, чтобы разглядеть лицо женщины, но рыжие волосы вызвали какое-то смутное воспоминание. Он пристально рассматривал ее, пока лодка на холостых оборотах приближалась к нему. Его натренированные глаза блеснули. Было что-то в этих волосах…

Вдруг все инстинкты Сэйбина громко закричали об опасности, и он упал на пол. Он не сомневался в своих предчувствиях: они спасали его жизнь слишком часто, чтобы сейчас колебаться. Он распластал свои пальцы по теплому дереву палубы, сознавая, что может выставить себя дураком, но лучше пусть он будет живым дураком, чем мертвым мудрецом. Звук другого мотора затихал, как будто лодка еще больше замедляла ход, и Сэйбин принял другое решение. Лежа на животе, ощущая в носу запах полироли и царапая о доски свое нагое тело, он пополз в отсек для хранения продуктов.

Он еще никогда не отправлялся куда-нибудь без оружия. Ружье, которое он вытащил из отсека, было мощным и метким, хотя он знал, что это будет, в лучшем случае, временной мерой устрашения. Если его инстинкты ошибались, то оружие ему не понадобится вообще, но если они были правы, то люди на лодке были вооружены куда лучше его.

Ругаясь, что есть духу, Сэйбин проверил, что у ружья полный магазин, и пополз обратно к поручням. Спокойно выбрав прикрытие, он выставил ружье так, чтобы оно было видно, и приподнял голову ровно настолько, чтобы видеть другую лодку. Она все еще приближалась к нему, и была на расстоянии менее ста ярдов.

— Не приближайтесь! — прокричал он, не уверенный, смогли ли они расслышать его слова за шумом двигателя. Но это не имело значения, поскольку они всегда могли сказать, что он что-то кричал.

Лодка замедлила ход, и сейчас едва скользила по воде, на расстоянии семидесяти пяти ярдов. Внезапно палуба стала заполняться людьми, и ни один из них не выглядел как местный рыбак или турист, потому что все они были вооружены, даже рыжеволосая женщина. Сэйбин быстро осматривал их, фиксируя в создании все детали. Он определил их оружие, даже не задумываясь об этом, так хорошо был с ним знаком. Он осмотрел людей, а затем его взгляд метнулся обратно к одному человеку. Даже на таком расстоянии, и притом, что он стоял немного дальше остальных, было в нем что-то знакомое, так же как и в женщине.

Сейчас сомнений уже не оставалось, и его охватило ледяное, мертвое спокойствие, как это всегда случалось в бою. Он не стал напрасно тратить время, беспокоясь о том, насколько его превосходят в численности, вместо этого он стал продумывать и взвешивать варианты действий, тратя на каждое не более доли секунды.

Над водой раздался звук выстрела, разрезавший сумерки. Он уловил слабый удар от пули, когда она рассекла воздух над его головой и расщепила древесину каюты позади него. Движением, таким же плавным и гладким, как шелк, Сэйбин прицелился, выстрелил, а затем втянул свою голову вниз. Он даже не нуждался в том, чтобы услышать непроизвольный пронзительный крик, рассекший воздух, который подтверждал, что он не промахнулся — Сэйбин был бы удивлен и взбешен, если он его не услышал.

— Сэйбин! — донесся до него усиленный металлом голос, — ты знаешь, что у тебя нет шансов! Облегчи себе жизнь!

Произношение было хорошим, но не совсем американским. Предложение было таким, как он и ожидал. Наилучшим выходом из ситуации было оторваться от их, потому что скорость «Ванды» была одной из ее необычных особенностей. Но для этого ему надо было добраться до штурвала, который был наверху, а это значило подставить себя под пули, когда он будет подниматься по лестнице.

Сэйбин оценил ситуацию и признал, что шансы добраться до верха составляли пятьдесят на пятьдесят, а возможно, и меньше, в зависимости от того, насколько они будут удивлены его действиями. С другой стороны, у него не будет никаких шансов вообще, если он будет просто сидеть здесь и пытаться удержать их одной винтовкой. У него было достаточно патронов, но у них — намного больше. И решение двигаться к рубке было тем риском, на который он должен был пойти, таким, что он не стал напрасно тратить время, беспокоясь о своих уменьшающихся шансах. Он глубоко вздохнул, задержал дыхание, затем медленно выдохнул, сворачивая свое натренированное тело на изготовку. Ему было необходимо забраться как можно выше по лестнице в первом прыжке. Крепко обхватив винтовку, он вздохнул еще раз и прыгнул. Он нажал на курок, винтовка дернулась в его руке, и прозвучал выстрел, заставивший всех, кто был в другой лодке, искать укрытия

Он вытянул правую руку и ухватился за верхнюю ступеньку лестницы; его ноги едва коснулись ступенек, прежде чем оказался наверху. В этот момент краем глаза он увидел белые вспышки, и две раскаленные кувалды врезались в его тело. Одна лишь инерция и решимость внесли его на верхнюю палубу и удержали от падения вниз. Черный туман почти затмил его зрение, и звук его собственного дыхания громко отозвался в ушах.

Он уронил винтовку. Черт возьми! Уронил винтовку, подумал он в ярости. Кэлл глубоко вздохнул, отгоняя подальше черный туман и собирая с силами, чтобы повернуть голову. Винтовка все еще была там, зажатая в левой руке, но он не чувствовал ее. Левая половина тела была залита его собственной кровью, казавшейся почти черной в убывающем свете. Его грудь часто поднималась и опускалась. Сэйбин протянул правую руку и взял винтовку. То, что он мог чувствовать ее в своей руке, было хорошим признаком, однако было рано радоваться. По телу стекал пот, смешиваясь с кровью. Он должен сделать хоть что-нибудь, или они доберутся до него.

Его левая рука и нога не двигались, но он, не обращая на это внимания, пополз вперед, используя только правую руку и ногу. Пристроив винтовку на правом плече, он опять выстрелил, сообщая преследователям, что он все еще жив и опасен, лишая их возможности пришвартоваться.

Потом он быстро осмотрел свои раны. Пуля прошла сквозь внешнюю мышцу левого бедра, другая — сквозь левое плечо, и каждое ранение было серьезным. После первого обжигающего удара его плечо и рука оцепенели, став бесполезными, а левая нога не сможет поддержать его вес, но по опыту он знал, что онемение скоро начнет проходить: когда придет боль, то некоторые мышцы вновь обретут подвижность. Если бы у него было на это время!

Он рискнул выглянуть еще раз и увидел, что другая лодка двигалась по кругу позади него. Верхняя палуба его лодки была открыта, и они могли запросто подстрелить его.

— Сэйбин! Мы знаем, что ты ранены! Не заставляй нас убивать тебя!

Нет, они хотели поймать его живым, для «разговора», но он знал, что они не будут рисковать. Они убьют его, если буду вынуждены, вместо того, чтобы дать ему убежать.

Скрипя зубами, Сэйбин подполз себя к пульту управления и, поднявшись, повернул ключ зажигания. Мощный двигатель закашлял, оживая. Он не мог видеть, куда направляется, но это не имело значения, даже если он протаранит другую лодку. Задыхаясь, он свалился назад на палубу, пробуя собраться с силами. Ему надо было дотянуться до рычага управления, и у него было всего несколько ускользающих минут. Острая боль распространилась по всему левому боку, но его рука и нога начали двигаться, и он решил, что это была честная сделка. Не обращая внимания на усиливающуюся боль, он оперся правой рукой об рычаг и приподнялся. Он заставил свою левую руку двигаться, тянуться, пока его окровавленные пальцы не коснулись рычага и не перевели его в передачу переднего хода. Его катер пришел в движение, медленно увеличивая скорость, и он услышал крики с другой лодки.

— Вот так, девочка! — он задыхался, подбадривая лодку — Давай, давай.

Он опять вытянулся, каждый мускул в его теле дрожал от напряжения, и ухитрился протолкнуть рычаг до упора. Лодка рванула под ним, взбираясь на волну с сильным хриплым ревом.

С такой большой скоростью ему надо было видеть, куда он движется. Он должен еще раз попытаться, поскольку его шансы на удачу увеличиваются с каждым новым футом, который отделял его от другого судна. Болезненный стон вырвался из его горла, когда он попытался встать на ноги, и соленый пот опалил его глаза. Он перенес большую часть веса на правую ногу, но левая по-прежнему совершенно не слушалась его, хотя это было все, что ему сейчас было нужно. Сэйбин бросил взгляд через плечо на другую лодку: она отдалялась от него, хотя преследование по-прежнему продолжалось.

На верхней палубе другой лодки появился человек, который стал пристраивать на плече большую трубу.

Сэйбину не нужно было даже задумываться, чтобы определить, что это — он слишком часто видел пусковые ракетные установки, чтобы не узнать их. За секунду до выстрела и пару мгновений до того, как ракета взорвала его лодку, Сэйбин побежал на правый борт и прыгнул в бирюзовую воду бухты.

Он вошел в воду так глубоко, как только мог, но у него было слишком мало времени, и взрыв завертел его в воде как детскую игрушку. Боль обожгла его израненные мышцы, и все померкло. Все продолжалось лишь секунду или две, но этого хватило, чтобы он был полностью дезориентирован. Он задыхался и не знал, где была поверхность. Вода была уже не бирюзовой, а черной, и давила на него.

Его спасли годы тренировки. Сэйбин никогда не паниковал, и не стал теперь. Он перестал бороться с водой и приказал себе расслабиться, и его природная плавучесть понесла его к поверхности. Как только он определил, где поверхность, он изо всех сил начал двигаться, хотя его правая рука и нога оставались неподвижными. Его легкие горели, когда он достиг поверхности и вдохнул теплый соленый воздух.

«Ванда» горела, отбрасывая черный дым в перламутровое небо, которое было окрашено последними отблесками света. Темнота уже опустилась на землю и море, и он воспользовался ею как единственным прикрытием. Другая лодка кружила вокруг «Ванды», освещая своими прожекторами место крушения и океан вокруг. Он чувствовал, как вибрировала вода от мощностей их двигателя. Если они не найдут его тело или то, что от него осталось, как они ожидали, то они будут искать его. Они не могли больше ничего сделать. Его преимуществом оставалось все тем же, поэтому он должен был как можно больше увеличить расстояние между собой и ими.

Он неуклюже перевернулся на спину и поплыл. Он не останавливался до тех пока, пока не оказался подальше от яркого света горящей лодки. У него было мало шансов на спасение: до берега оставалось две или три мили, он ослаб от потери крови и мог двигать только правой рукой и ногой. К этому добавлялась возможность того, что морские хищники, привлеченные его ранами, доберутся до него раньше, чем он до берега. Он тихо и цинично усмехнулся, и тут же подавился, когда волна ударила его в лицо. Он оказался в кольце акул — человеческих и морских, и не было никакой разницы, кому из них он достанется. Но им придется потрудиться, чтобы заполучить его. Он не собирался облегчать им задачу. Он глубоко вздохнул и старался удержаться на воде, пока избавлялся от своих шорт. Но от этих усилий он погрузился под воду, и ему пришлось вновь выплывать наверх. Он зажал шорты в зубах, потому что они были ему нужны. Ткань была старой, тонкой, почти изношенной, и он смог бы ее разорвать. Проблема заключалась в другом: как удержаться на плаву, пока он будет это делать. Он должен был иметь возможность использовать свою левую руку и ногу, или он никогда не сможет управлять ими.

У него не было выбора, он должен был сделать то, что нужно, несмотря на боль.

Он думал, что может потерять сознание, когда прыгнет в воду, но ничего не случилось, хотя боль и не стала меньше. Он начал угрюмо жевать край своих шортов, пытаясь оторвать полоску. Он не обращал внимания на боль, когда зубами рвал ткань шортов до пояса, где более плотная материя и двойной шов остановили его. Он снова начал рвать ткань, пока у него не получилось четыре полосы, после чего стал жевать сам пояс. Он оторвал первую полосу и зажал в кулаке, пока отрывал вторую.

Он перекатился на спину и поплыл, тяжело вздыхая, когда его раненная нога расслабилась. Кэлл быстро связал вместе две полосы, чтобы они были достаточно длинными для перевязки ноги. Затем обернул этот самодельный жгут вокруг бедра, удостоверяясь, что обе раны были закрыты им. Он натянул жгут так сильно, как только мог, стараясь не нарушить кровообращение, но при этом остановить кровь.

С плечом дело обстояло сложнее. Он кусал и тянул, пока не оторвал от пояса две другие полосы и не связал их вместе. Но как пристроить эту повязку? Он даже не знал, есть ли сзади выходное отверстие пули, или она все еще находилась в плече. Медленно и неуклюже он поднял правую руку и ощупал свою спину, но его сморщившиеся от воды пальцы смогли нащупать только гладкую кожу, и это означало, что пуля была все еще в нем. Рана была высоко на плече, перевязать ее теми полосками, какие у него были, практически невозможно.

Этих полос, даже связанных вместе, было недостаточно. Он снова начал жевать и оторвал еще две полосы, потом связал все вместе. Все, что ему удалось, это перекинуть полосу на спину, протянуть ее под мышкой и связать тугой петлей. Затем он сделал прокладку из остатков материи и подложил ее под узел полос над раной. Повязка получилась грубой, но у него кружилась голова, а ноги сковывала смертельная усталость. Сэйбин безжалостно отбросил оба ощущения, пристально рассматривая звезды, ориентируясь по ним. Он не собирался сдаваться: он мог держаться на поверхности воды, и даже время от времени плыть. У него было немного времени до того, как акула может добраться до него, и он собирался использовать его, чтобы добраться до берега. Он перевернулся на спину и отдохнул несколько минут, прежде чем начать медленный и мучительный заплыв к берегу.

Потолочный вентилятор тихо жужжал. Волосы Рэйчел были стянуты в хвост, на ней были лишь шорты и майка, и, несмотря на жару, ей было удобно. Стакан ледяного чая постоянно стоял возле ее локтя, и она пригубляла жидкость, пока читала.

Ночь была жаркой, даже для середины июля в центральной части Флориды. Рэйчел Джонс уже подстроила свой образ жизни к погоде, сделав его максимально комфортным — она старалась закончить всякие домашние дела рано утром или откладывала их на конец дня. Она вставала до восхода солнца, пропалывала сорняки в своем огородике, кормила гусей и мыла машину. Когда же температура достигала девяноста градусов, она заходила внутрь, снимала одежду, бросала ее в стирку, и несколько часов занималась изучением материалов для курсов по журналистике, которые она вела в Гайнесвилле в начале осени по вечерам.

Гуси мирно гоготали, ковыляя от одного участка травы к другому и толпясь вокруг Эбенезера Дака, сварливого старого гусака. Один раз поднялся шум, когда Эбенезер и Джо, её собака, поспорили о том, кто имеет право на участок прохладной зеленой травы под кустом олеандра. Рэйчел подошла к сетчатой двери и прикрикнула на своих неугомонных любимцев, чтобы они успокоились. И это было самым захватывающим событием за весь день. И так проходило большинство дней летом. Она собирала разные вещи, которые выставит осенью, с открытием туристского сезона, в двух своих сувенирных магазинчиках на острове Сокровищ и Тарпон Спрингс. А с началом курсов по журналистике ее дни станут еще более загруженными, чем обычно. Но лето оставалось временем полного расслабления. Она периодически работала над своей третьей книгой, не ощущая никакого дискомфорта от необходимости закончить ее, так как время сдачи было не раньше Рождества, и она уже сильно опережала график. Энергия Рэйчел была обманчивой, потому что она могла сделать так много и без спешки.

Здесь был ее дом, ее корни были глубоко в песчаной почве. Дом, в котором она жила, остался от дедушки, а земля принадлежала ее семье в течение ста пятидесяти лет. Дом был реконструирован в пятидесятых годах и не напоминал больше первоначальное строение. Когда Рэйчел поселилась в нем, то отремонтировала все внутри, но место давало ей ощущение постоянства. Она знала дом и окружавшую его землю так же хорошо, как свое отражение в зеркале. А возможно и лучше, потому что Рэйчел не любила разглядывать себя.

Она знала большую сосновую чащу перед домом и холмистый луг позади него, каждый холм, дерево и кустарник. Тропинка извивалась между соснами и спускалась к пляжу, где плескались воды бухты. Пляж здесь не был застроен, отчасти из-за очень неровного рельефа, а отчасти из-за того, что берег принадлежала людям, которые владели им уже несколько поколений и не были склонны видеть кондоминиумы и мотели прямо перед собой.

Изначально этот край был скотоводческим, и землю Рэйчел практически со всех сторон окружало огромное ранчо Джона Рафферти. А он, так же, как и она, отказывался продавать землю под застройку.

Пляж был особым пристанищем Рэйчел, местом для прогулок и размышлений, поиска успокоения в неослабевающих, бесконечных волнах воды. Он назывался Алмазной бухтой, потому что свет преломлялся в волнах, когда они разбивались об подводные валуны, вытянувшись в линию перед входом в небольшую бухту. Вода вибрировала и сверкала как тысячи бриллиантов, когда катилась к берегу. Дедушка учил ее плавать в Алмазной бухте, и иногда казалась, что и жизнь ее началась в бирюзовой воде.

Конечно, в бухте прошли лучшие дни ее  детства. Тогда приезд к дедушке был самым веселым, что могла себе представить маленькая Рэйчел. Ее мать умерла, когда ей было двенадцать, и тогда бухта стала для нее постоянным домом. Было в океане нечто, сумевшее ослабить остроту ее горя и вернувшее оптимизм. У нее был дедушка, и даже сейчас мысль о нем вызвала улыбку на ее лице. Каким замечательным стариком он был! Он никогда не был очень занят или слишком стеснялся, чтобы ответить на иногда очень щекотливые вопросы, которые могла задать юная девочка, и давал ей свободу для проверки своих возможностей, но при этом удерживая в рамках разумного. Он умер в тот год, когда она окончила колледж, но даже смерть пришла к нему в свой срок. Он устал, болел и был готов умереть, но сделал это с таким юмором и согласием, что Рэйчел почувствовала своего рода умиротворение от его ухода. Она была очень опечалена этим, но горе смягчилось осознанием того, что он хотел этого.

Старый дом пустовал, пока Рэйчел работала корреспондентом и занималась журналистскими расследованиями в Майами. Он встретила и вышла замуж за Б.Б. Джонса, и ее жизнь была прекрасной. Б.Б. был больше, чем муж, он был другом, и они думали, что весь мир у них в руках. Убийство Б.Б. разрушило эту мечту, и в двадцать пять лет Рэйчел стала вдовой. Она бросила работу и вернулась сюда, в бухту, еще раз находя утешение в бескрайнем море. Она была эмоционально покалечена, но время и спокойная жизнь излечили ее. Однако она не чувствовала никакого желания возвращаться к быстро меняющейся жизни, которую вела прежде. Здесь был ее дом, и она была рада тому, что делала сейчас. Два сувенирных магазина обеспечивали приличную жизнь, и она пополнила свои доходы написанием случайных статей, таких же хороших, как и приключенческие книги, которые имели удивительный успех.

Это лето было таким же, как и другие, которые она проводила в Алмазной бухте, разве что более жарким. Жара и влажность были почти удушающими, и в некоторые дни она испытывала желание не делать ничего, требующего больше усилий, чем лежать в гамаке и обмахиваться. Закат принес некоторое облегчение, но совсем небольшое. С приходом ночи с бухты повеял легкий бриз, который охладил ее нагретую кожу, но было еще довольно жарко для сна. Она уже приняла холодный душ, и теперь сидела в темноте на качелях перед домом, лениво отталкивалась от земли.

Цепи скрипели в такт стрекотанию сверчков и кваканью лягушек, Джо дремал на веранде перед сетчатой дверью и видел свои собачьи сны. Рэйчел закрыла глаза, наслаждаясь легким ветерком, обдувавшим лицо. Она размышляла о том, чем займется завтра. Наверняка, это будет практически то же, что и сегодня, и вчера, но она не имела ничего против этого. Раньше она радовалась переменам, которые сопровождались особенной чарующей силой опасности, но сейчас ей нравилось спокойствие ее настоящей жизни.

И хотя на ней были только трусики и большая мужская рубашка, с закатанными рукавами и расстегнутыми тремя верхними пуговицами, она чувствовала, как маленькие капельки пота собираются между грудей. Жара не давала ей покоя и в конце концов она поднялась на ноги.

— Я пойду, прогуляюсь, — сказала она собаке, которая повела ухом, не открывая глаз.

Рэйчел не ожидала, что он присоединится к ней. Джо не был дружелюбным псом, даже с ней. Он был независимым и необщительным, отступал назад от протянутой руки, оскаливаясь, а шерсть на загривке вставала дыбом. Она полагала, что с ним плохо обращались до того, как она нашла его во дворе несколько лет назад. Но они заключили договор: она кормит его, а он исполняет роль сторожевой собаки. Он все еще не позволял ей гладить себя, но немедленно подбегал к ней при виде незнакомых людей и стоял рядом, пристально изучая их до тех пор, пока не решал, что они не представляют опасности, или пока они не уезжали прочь. Если Рэйчел работала в саду, то Джо обычно находился рядом. Это было сотрудничество, основанное на взаимном уважении, и оба были довольны этим. Пес с легкостью выполнял условиях их сделки, подумала Рэйчел, когда пересекла двор и пошла по тропинке, которая вела мимо высоких сосен к побережью. Псу не приходилось часто исполнять роль охранника: к ней в дом редко приходили люди, за исключением почтальона. Она жила в конце грунтовой дороги, которая проходила по владениям Рафферти только к ее дому. Джон Рафферти был ее единственным соседом, а он не был любителем заглянуть на огонек. Хани Майфилд, местный ветеринар, иногда заходила после к ней после посещения ранчо Рафферти, между ними сложились тесные дружеские отношения. Но кроме нее Рэйчел, в основном, никто не беспокоил, и это была еще одна причина, по которой она чувствовала себя в безопасности, прогуливаясь ночью в одном белье и рубашке.

Тропинка опускалась по склону через сосновую чащу. Звезды были большими и ярким, поэтому Рэйчел, ходившая по тропинке с детства, не нуждалась в фонарике. Даже среди сосен она могла видеть достаточно, что бы найти тропинку, да и берег находился на расстоянии четверти мили от дома, так что путь туда был легкой прогулкой.

Она любила ходить ночью на пляж, это было ее любимое время, когда можно было слушать рокот океана, а волны быль абсолютно черными, и только жемчужных переливов пены разбавляли темноту. К тому же, ночью начинался отлив. Именно в это время океан отступал, оставляя на песке свои сокровища, как любовные записки. Она собрала немало диковинок во время отлива, и никогда не прекращала удивляться чудесам бирюзовой бухты, выброшенным к ее ногам.

Это была прекрасная ночь, безлунная и безоблачная, и звезды горели ярче, чем раньше, и их свет преломлялся в волнах, как бесчисленные бриллианты. Алмазная бухта. Это было точное название. Пляж был узким и изрезанным, поросшим сорняками; вход в бухту был усеян острыми скалами, которые были особенно опасны во время отлива, но при всех его недостатках бухта выглядела волшебной в обрамлении света и воды. Она могла стоять и смотреть на сверкающую воду часами, очарованная силой и красотой океана.

Мелкий песок охладил ее босые ноги, и она глубже зарылась в него пальцами ног. Мгновенный порыв бриза отбросил назад ее волосы, и Рэйчел вдохнула чистый соленый воздух. Здесь были только она и океан.

Бриз изменил направление, играя с ней, сдувая пряди волос ей на лицо. Она подняла руку, чтобы убрать волосы с глаз и замерла, не закончив. Она нахмурилась, пристально рассматривая воду. Она могла поклясться, что что-то увидела. Только на мгновение там было видно мимолетное движение, но сейчас ее напряженное зрение не улавливало ничего, кроме ритмичного движения волн. Возможно, это была всего лишь рыба, или большой кусок дерева. Она хотела найти по-настоящему хороший кусок для икебаны, поэтому продолжила идти по кромке волн, убрав волосы назад, чтобы они не мешали ей.

И снова что-то мелькнуло в воде! Она стремительно вошла в пенистый прибой. И тут же темный предмет переместился и приобрел непонятную форму. В серебристом свете звезд ей показалось, что это рука человека, который очень устал и силится сохранить четкость движений. Рука была мускулистой, а темная масса рядом с ней могла быть только головой.

Рейчел встрепенулась. Она оказалась в воде раньше, чем осознала это. Она приближалась к человеку, старавшемуся изо всех сил удержаться на воде. Волны мешали ее движению, отбрасывали ее назад с все увеличивающейся силой; морской прилив только начинался. Человек скрылся из виду, и хриплый крик вырвался из ее горла. Она, не чувствуя он, продолжала продвигаться к нему, и сейчас вода достигала ее груди, волны разбивались о ее лицо. Где же он? Темная вода не давала никакого намека на его местоположение. Она достигла места, где в последний раз видела человека, но ее отчаянно ищущие руки не нашли никого

Наверное, волны выбросили его на берег. Она развернулась и, шатаясь, пошла назад, но увидела его чуть раньше, прежде чем его голова опять скрылась под водой. Она бросилась обратно, стремительно плывя, и через две секунды ее рука ухватила густые волосы. Она яростно выдернула его голову над водой, но он обмяк; его глаза были закрыты.

— Не смейте умирать тут со мной! — приказала она сквозь стиснутые зубы, подхватывая его под плечи и вытаскивая. Прилив дважды сбивал ее с ног, и каждый раз она думала, что может утонуть, поскольку у нее не получится освободиться от веса мужчины, тянущего ее вниз.

Когда она была по колено в воде, он мягко осел. Она тащила его, пока он не оказался подальше от воды, после чего упала на четвереньки на песок, кашляя и задыхаясь. Каждый ее мускул дрожал. Она подползла к нему.

Глава вторая

Мужчина был полностью обнаженным. Эта мысль промелькнула в ее мыслях прежде, чем ее сменили другие, более важные. Рэйчел все еще жадно хватала ртом воздух, но вынудила себя задержать дыхание, когда положила руку на его грудь в попытке обнаружить сердцебиение или малейшее движение грудной клетки, сопровождающее дыхание. Человек был неподвижен, слишком неподвижен. Она не смогла найти ни единого намека на жизнь, а его кожа была слишком холодной.

Конечно, холодной! Рэйчел резко встала и тряхнула головой в попытке освободиться от паутины усталости. Он пробыл в воде Бог знает сколько, но пытался плыть, пусть даже слабо, в тот первый раз, когда она увидела его. Когда позволила себе терять драгоценные секунды вместо того, чтобы действовать.

Потребовались все её силы, чтобы перекатить его на его живот. Мужчина был не маленьким, яркий свет звезд не скрывал упругих мускулов. Задыхаясь, она присела и начала ритмично надавливать на спину, стимулируя его дыхание. Это было еще одной важной вещью, которой ее научил дедушка, и научил хорошо. Ее руки и плечи были натренированы работой в саду и плаванием. Рэйчел продолжала работать над мужчиной, пока не была вознаграждена кашлем и потоком воды, выплеснувшимся из его рта.

— Дело пошло, — проговорила она прерывающимся голосом, не прекращая своих усилий. Мужчина зашелся в кашле. Он хрипло застонал, его тело под ней приподнялось, задрожало и затихло.

Рэйчел быстро перекатила мужчину на спину, и с тревогой наклонилась. Теперь его дыхание прослушивалось, однако было слишком быстрым и неровным. Но он определенно дышал. Глаза мужчины были закрыты, и его голова упала на сторону, когда она потрясла его. Незнакомец был без сознания.

Рэйчел откинулась на пятки, вздрагивая от океанского бриза, который обдувал ее влажную рубашку, и посмотрела на лежавшую на песке темную голову. Потом она заметила неуклюжее сооружение на плече. Она решила размотать ткань, думая, что это остатки рубашки, которая была на нем в момент несчастного случая, сбросившего его в воду. Но влажная ткань под ее пальцами была хлопчатобумажной и слишком плотной для рубашки на такую погоду, и была завязана в узел. Она потянула снова, и часть ткани оторвалась. Туго свернутая в комок и скрепленная узлом ткань прикрывала рану высоко на его плече — круглое отверстие с рваными краями, казавшееся черным в бледном свете.

Рэйчел уставилась на рану, и ее мысли разбежались в попытке осознать реальность. В него стреляли! Она видела слишком много огнестрельных ранений, чтобы не признать еще одно, даже в блеклом свете звезд, которые превращали все вокруг в серебристый свет и черные тени. Рэйчел в замешательстве повернула голову к морю, напрягая глаза, чтобы увидеть вспышку света, которая предупредит о приближении лодки, но не заметила ничего подозрительного. Все чувства пришли в напряжение, нервы покалывало. Она сразу насторожилась. В людей не стреляли без причины, и было логично предположить, что тот, кто стрелял в мужчину, пожелает сделать это снова.

Мужчина срочно нуждался в помощи, но она никак не смогла бы забросить его на спину и отнести домой. Рэйчел стояла, снова осматривая темную воду и убеждаясь, что ничего не пропустила. Перед ней простиралась только темная водная гладь. Придется оставить его на берегу, по крайней мере, пока она не сбегает к дому и обратно.

Как только решение было принято, Рэйчел решительно взялась за дело. Она наклонилась, подхватила мужчину под плечи и, упираясь пятками в песок и покрякивая от усилий, поволокла его подальше от воды, где прилив не доберется до него прежде, чем она вернется. Даже в глубоком бессознательном состоянии он почувствовал боль, которую она причинила, дотронувшись до раненого плеча, и низко, хрипло застонал. Рэйчел вздрогнула и на мгновение почувствовала жжение в глазах, но это было необходимо сделать. Когда она решила, что он достаточно далеко от берега, то опустила его плечи на песок настолько осторожно, насколько это было возможно, и пробормотала сбившимся голосом извинение, зная, что он не может ее услышать.

— Я скоро вернусь, — заверила Рэйчел, осторожно касаясь его влажного лица.

И побежала.

Обычно дорожка от пляжа через сосновые заросли казалась довольно короткой, но сегодня вечером простиралась бесконечной лентой. Рэйчел бежала, не заботясь о том, что ударяется босыми ногами о вывернутые корни, не обращая внимания на ветки, норовившие зацепиться за рубашку. Одна такая ветка была достаточно крепкой, чтобы остановить ее полет на середине шага. Рэйчел всем весом рванулась вперед, слишком обеспокоенная, чтобы делать паузу и отцепить ткань. Рубашка порвалась с громким треском. Рэйчел освободилась и возобновила дикий бег по склону.

Приветливые огни ее маленького дома были маяком в ночи, дом — оазисом безопасности и душевного тепла. Но кое-что пошло неправильно, и она не могла спрятаться в своем убежище. Жизнь мужчины на берегу зависела от нее.

Джо услышал ее приближение. Ощетинившийся пес стоял на краю крыльца и низко и опасно рычал. В свете лампы над крыльцом было отчетливо видно, как пес бегал по двору, но у Рэйчел не было времени успокоить его. Если укусит, значит укусит. Волноваться об этом можно и потом. Но Джо даже не оглянулся, когда она взлетела по ступеням и захлопнула дверь за спиной. Он оставался на страже под соснами, дрожа каждым мускулом, когда занял место между Рэйчел и тем, что заставило ее лететь в ночи.

Рэйчел схватила телефонную трубку, стараясь успокоить дыхание, чтобы говорить связно. Перелистывая телефонную книгу дрожащими руками, она искала телефонный номер скорой помощи, или спасательной службы, или шерифа. Любой! Она уронила книгу и, яростно ругаясь, наклонилась за ней снова. Спасатели — у них точно есть медики, а мужчина нуждался в медицинской помощи больше, чем в полицейском заключении по его делу.

Она нашла номер и ударила по нему кулаком, когда внезапно ее рука замерла. Рэйчел уставилась на телефон. Полицейский отчет. Она не знала почему, не могла прямо сейчас логически объяснить себе этот факт, но была уверена, что должна молчать. По крайней мере, пока. Инстинкты, появившиеся за годы работы журналистом, посылали устойчивые предупреждающие сигналы. Рэйчел прислушалась к ним в этот раз, поскольку делала это и раньше. Телефонная трубка легла на место. Рэйчел встряхнула головой и попробовала привести мысли в порядок.

Никакой полиции. Не теперь. Человек на берегу беспомощен и не представляет никакой угрозы ни ей, ни кому-либо другому. У него нет ни одного шанса, если это больше, чем простая стрельба, чем вышедший из-под контроля спор. Он мог быть наркоторговцем. Террористом. Кем угодно. Но, Боже милостивый, он мог не быть ни тем, ни другим, и она — единственный шанс, который остался у него.

Как только Рэйчел достала стеганое одеяло из шкафа спальни и выскочила из дома, Джо потрусил за ней. В памяти стремительно мелькали сцены из прошлого. Сцены, в которых на неправильные действия был аккуратно наведен глянец, а реальные истории навсегда остались скрытыми. Были другие миры вне нормальной, каждодневной жизни большинства людей, миры опасности, обмана и предательства, о которых многие даже не подозревали. Рэйчел знала о тех мирах. Они отняли жизнь у Б.Б. Мужчина на берегу может оказаться и жертвой, и злодеем, но если он — злодей, то у нее достаточно времени, чтобы передать его к властям прежде, чем заживет рана. С другой стороны, если мужчина — жертва, то у него есть только то время, которое могла дать она.

Он лежал в той же позе, в которой Рэйчел оставила его, но вода плескалась в считанных дюймах от ног. Задыхаясь, Рэйчел упала на колени рядом с ним и положила руку на грудь мужчины. Она задрожала от облегчения, когда почувствовала устойчивые движения вверх и вниз, которые подсказали, что человек все еще жив. Джо стоял рядом, наклонив голову и прижав уши. Низкое непрерывное рычание исходило из его горла, а глаза не отрывались от человека ни на секунду.

— Все в порядке, Джо, — сказала она, непроизвольно успокаивая собаку легким похлопыванием, и на этот раз пес не уклонился от контакта. Рэйчел охватила безвольное тело мужчины руками и перекатила на расстеленное на песке одеяло. На сей раз он не издал ни звука, и она была рада тому, что мужчина не почувствовал причиненной ею боли.

Пришлось потратить несколько минут, чтобы расположить его на одеяле, после чего Рэйчел немного отдохнула. Она снова тревожно осмотрела море, но там по-прежнему никого не было, хотя в другие дни нередко можно было увидеть огни проходящих судов. Джо ткнулся в ее ноги, снова зарычал, и она собралась с силами. Рэйчел наклонилась, взяла в руки углы одеяла, ближайшие к голове мужчины, и уперлась пятками в песок. Она кряхтела от напряжения, помогая себе всем весом, но смогла подвинуть его лишь на несколько дюймов. Боже, каким он был тяжелым!

Возможно, когда она оттащит одеяло подальше от пляжа, то на скользких сосновых иглах тянуть будет легче. Будь это чуть труднее, она была бы не в состоянии вообще сдвинуть его с места. Рэйчел знала — будет трудно, но она не представляла, что потребуются почти все ее физические возможности. Она была сильной и здоровой, и его жизнь зависела от нее. Придется тянуть одеяло до дома, даже если она сможет сдвигать его на дюйм за один подход!

Все получилось не так, как она рассчитывала. Рэйчел сумела оттащить его от берега, и по сосновым иглам одеяло действительно заскользило легче, но тут начался подъем. Наклон не был крутым и обычно не влиял на скорость движения, но тому, кто волок двухсотфунтового мужчину, он казался вертикальным. В течение какого-то времени она не смогла продвинуться вперед ни на шаг, спотыкаясь и падая на колени несколько раз. Легкие хрипели как мехи, а все тело оказалось заполненным болью прежде, чем она преодолела половину склона. Рэйчел на мгновение остановилась и прислонилась к сосне, борясь с неизбежной тошнотой от перенапряжения. Если бы не поддержка дерева, то она, возможно, была бы не в состоянии стоять вообще, потому что ноги и руки сильно дрожали.

Где-то рядом прокричала сова, и беспечно стрекотали сверчки; события ночи не повлияли на них. Джо не уходил в сторону, и при каждой остановке на отдых топтался у ног, что было так непохоже на него. Нет, пес не искал у нее защиты, скорее защищал, располагаясь между нею и мужчиной. Рэйчел глубоко вздохнула, настраиваясь на следующее усилие, и погладила Джо по спине, приговаривая: — Хороший мальчик, хороший.

Она снова наклонилась за одеялом, и в это время Джо совершил кое-что неожиданное: схватил край стеганого одеяла зубами и зарычал. Рэйчел уставилась на него, задаваясь вопросом, сделал ли это пес, чтобы помешать ей тянуть дальше. Она осторожно напрягла дрожавшие ноги, затем наклонилась назад и потянула одеяло изо всех оставшихся сил. Все еще рыча, Джо напряг лапы и потянул. Сила собаки сложилась с ее силой, и стеганое одеяло продвинулось сразу на несколько футов.

Рэйчел в изумлении поглядела на собаку.

— Хороший мальчик, — повторила она снова. — Хороший мальчик!

Это была счастливая случайность или собака поможет еще? Джо был большим, сильным псом; Хани Мэйфилд предположила, что его вес достигает восьмидесяти фунтов. Если уговорить пса помочь, то они бы преодолели подъем в мгновение ока.

— Ладно, — прошептала Рэйчел, удобнее хватаясь за концы одеяла. — Давай посмотрим, сделаешь ли ты это еще раз.

Она тянула, и Джо тянул, продолжая низко рычать, как будто не одобрял ее действия, но намеревался помочь, если уж она настроена сделать это.

Тащить с помощью собаки было намного легче, и скоро они выбрались из сосновой чащи. Оставалось пересечь только грунтовую дорогу и маленький двор прежде, чем они достигнут дома. Рэйчел выпрямилась и посмотрела на дом, задаваясь вопросом, как она будет преодолевать две ступеньки крыльца. Ладно, притащив мужчину с далекого пляжа, она доставит его в дом, так или иначе. Изгибаясь, Рэйчел продолжила тянуть.

Человек не издал ни звука после того единственного стона на берегу, ни когда они тянули его по выступающим корням, ни когда тянули по камням на грунтовой дороге. Рэйчел отпустила углы стеганого одеяла и склонилась над мужчиной снова, присев на прохладную, влажную траву. Он все еще дышал. После того, как они доставили его сюда, нельзя было надеяться на большее. Она вновь посмотрела на две ступеньки и нахмурилась, отчего на лбу появилась морщинка. Чтобы преодолеть их, понадобится ленточный конвейер. Растущее чувство опасности терзало ее. Мало того, что мужчина нуждался в уходе, но чем скорее он окажется внутри, тем лучше. Она жила здесь, в Алмазной бухте, изолированно, и сюда не заезжали по ошибке, но любой, приехавший в поисках мужчины, будет не случайным посетителем. Пока пострадавший без сознания, пока она не знает о том, что происходит, необходимо его спрятать.

Единственный путь поднять мужчину по ступенькам — обхватить тело руками и тянуть вверх так же, как она вытащила его из моря. Джо здесь не помощник. Она должна поднять голову, плечи и грудь мужчины — самые тяжелые части его тела.

Рэйчел выдохнула, продолжая сидеть на траве, словно не собираясь заканчивать дело. Она так устала, ноги и руки были словно налиты свинцом. Ее зашатало, когда она поднялась. Рэйчел мягко обернула мужчину одеялом, встала за его спиной и обхватила тело под руками. Напряженно борясь за каждый дюйм, подняла его до сидячего положения и быстро подперла своими ногами. Тело начало заваливаться. Рэйчел с криком удержала его, надежно сцепив руки вокруг груди. Голова мужчины мягко, как у новорожденного, упала вперед. Джо волновался сбоку, рыча и не понимая в каком месте хватать за одеяло.

— Все в порядке, — задыхалась, сказала Рэйчел. — Я теперь должна сделать это сама. — Она задалась вопросом, с кем разговаривает: с собакой или с мужчиной. В обоих случаях это было глупым, но почему-то казалось важным.

Ступеньки располагались за спиной. Крепко стиснув руками грудь мужчины, Рэйчел оттолкнулась ногами и с глухим шлепком приземлилась задом на первую ступеньку. Край следующей расцарапал ее спину, но она сумела немного поднять тяжелую ношу. Жгучая боль перенапряжения, которому она подвергла свои мышцы, обжигала спину и ноги.

— Боже, — шептала она, — не дай мне обессилить теперь. Скоро я отдохну, но не сейчас.

Сжимая зубы до скрипа, Рэйчел снова напрягла ноги, используя более сильные мышцы бедер, а не ослабевшие мышцы спины. Она еще раз рванулась назад, отталкиваясь ногами и поднимая мужчину за собой. Теперь она сидела на верхней ступеньке, и слезы боли и усталости жгли глаза. Туловище мужчины было поднято на ступеньки, а его ноги все еще находились на земле. Но если она смогла поднять на крыльцо верхнюю часть его тела, то втащить остальное будет легче. Нужно только сделать последний рывок.

Рэйчел не знала, как сделала это, где нашла силы. Собралась, потянула, оттолкнулась. Внезапно ноги потеряли опору, и она тяжело завалилась на спину, на деревянный пол крыльца, а мужчина оказался лежащим на ее ногах. Рэйчел ошеломленно застыла на мгновение, рассматривая желтый свет лампы над крыльцом с крошечными насекомыми, роящимися вокруг. Она чувствовала загнанный стук сердца в груди, слышала дыхание, хриплое от попыток втянуть достаточное количество кислорода в легкие, чтобы удовлетворить требование перегруженных работой мышц. Вес мужчины был слишком тяжелым для нее. Но она лежала, растянувшись в полный рост на крыльце, а значит, если он лежал на ее ногах, то дело сделано. Она затащила мужчину наверх!

Со стоном и плачем Рэйчел приняла сидячее положение, хотя доски пола показались ей королевским ложем. Потребовалось мгновение, чтобы выбраться из-под оков его веса, но чтобы встать, потребовалось бы больше сил, чем осталось. Она ползком добралась к двери, открыла ее, а затем вернулась к раненому. Осталось всего несколько футов. Во входную дверь и направо в спальню. Двадцать, тридцать футов. Это все, что она просит от себя.

Уже испробованный способ перетаскивания тела на стеганом одеяле был удачной идеей, и Джо выказывал желание предоставить свою помощь снова. У Рэйчел почти не осталось сил, и собака должна была сделать большую часть работы. Медленно, с трудом, собака и женщина протащили мужчину по крыльцу. Они не могли пролезть в дверь вдвоем, поэтому в дом сначала зашла Рэйчел и встала на колени, хватаясь за углы одеяла. Хрипло рыча и напрягаясь всем телом, Джо потянул, и одеяло вместе с мужчиной проскользнули в дверь.

Оказалось, что продвигаться вперед, пока скользит одеяло, было намного проще. Она повернула к спальне, и минуту спустя раненый лежал на полу ее кровати. Джо выпустил изо рта стеганое одеяло, как только они сделали дело, и немедленно отступил назад. Шерсть у собаки встала дыбом в ответ на ограничение его свободы незнакомыми стенами дома.

Рэйчел не стала обижаться на пса; она уже и так заставила его работать, нарушая все мыслимые границы отношений между ними, поэтому любая попытка сближения в данный момент явно окажется лишней.

— Сюда, — сказала она, еле поднимаясь на ноги и указывая собаке путь к входной двери. Он пронесся мимо, снова беспокоясь о своей свободе, и исчез в темноте за кругом света на крыльце. Рэйчел медленно закрыла дверь и прихлопнула комара, влетевшего в дом.

Методично обойдя весь дом на трясущихся ногах, она закрыла на замок входную дверь и дверь черного хода, потом занавесила все окна. В спальне сохранились старомодные жалюзи, которые тоже были закрыты. Сделав дом настолько безопасным, насколько было возможно, Рэйчел посмотрела на голого мужчину, лежавшего на полу спальни. Он нуждался в медицинской помощи, квалифицированной медицинской помощи, но она не посмела вызвать врача, который обязан был сообщать полиции обо всех огнестрельных ранениях.

Был только один человек, который мог помочь ей в данных обстоятельствах, один человек, которому бы она доверила тайну. Направляясь в кухню, Рэйчел набрала номер Хани Мэйфилд, скрестив пальцы, чтобы Хани оказалась на месте. Трубку сняли на третьем гудке, и заспанный голос сказал:

— Мэйфилд слушает.

— Хани, это Рэйчел. Ты можешь прийти?

— Сейчас? — Хани зевнула. — Что-то случилось с Джо?

— Нет, с ним все в порядке. Но … ты не можешь захватить свою сумку? И положить ее в пакет или куда-то еще, чтобы никто не смог ее увидеть.

Все следы сна исчезли из голоса Хани:

— Ты шутишь?

— Нет. Приходи побыстрее.

— Буду, как только смогу.

Две трубки одновременно легли на место. Рэйчел возвратилась в спальню и присела около раненого. Он все еще был без сознания. Транспортировка, которую он перенес, могла разбудить и мертвого, если только такая потеря крови не привела к глубокому шоку или к предсмертному состоянию. Острое, пронзительное беспокойство охватило Рэйчел, заставив коснуться лица мужчины дрожащими руками, как будто она могла передать часть жизненных сил прикосновением. Температура его тела стала немного выше, чем на пляже, дыхание медленно и тяжело поднимало и опускало грудь. Рана на плече медленно сочилась кровью, а песок покрывал тело и даже волосы, с которых все еще капала морская вода. Она попробовала стряхнуть часть песка с его волос и почувствовала что-то липкое под пальцами. Хмурясь, Рэйчел посмотрела на красную жидкость, испачкавшую ее руку, и поняла, что есть еще одна рана! А она тащила его по склону и почти на руках на крыльцо! Удивительно, как мужчина не умер!

С лихорадочно стучащим сердцем Рэйчел побежала в кухню, наполнила теплой водой самый большой пластмассовый таз, возвратилась в спальню и села на полу рядом с ним. Осторожно, настолько было возможно, она отмыла от крови и песка его волосы, распутывая пальцами густые пряди. Кончики пальцев нашли вздувшуюся шишку на правом виске, сразу за линией волос, и Рэйчел отодвинула их, чтобы рассмотреть рваную рану. Не огнестрельное ранение. Было похоже, что его ударили по голове или он ударился сам. Но почему он без сознания до сих пор? Мужчина плыл, когда она заметила его в первый раз, то есть был в сознании. Он не потерял сознания, пока не доплыл до берега Алмазной бухты.

Рэйчел прижала ткань к шишке, пробуя счистить песок с раны. Может быть, мужчина ударился головой об один из огромных, зазубренных подводных камней, которые перекрывают вход в бухту? При отливе камни только слегка прикрыты водой, встречи с ними трудно избежать, если не знаешь их точного местонахождения. Зная особенности бухты, Рэйчел решила, что именно так все и случилось. Она кусала губу, размышляя о том, как тащила мужчину на стеганом одеяле, а у него, вероятно, сотрясение мозга. Только бы ее разыгравшееся воображение и опасения не привели к его смерти. Сотрясение было серьезным, как и огнестрельное ранение. О, Боже, все ли правильно она сделала? Был ли он подстрелен случайно и упал за борт ночью, а затем заблудился от боли и растерянности? Вдруг кто-то отчаянно ищет его до сих пор?

Рэйчел смотрела вниз, не видя мужчины. Ее рука скользила по телу, чтобы коснуться его плеча с извинением, пальцы легко поглаживали теплую, сильно загорелую кожу. Какой дурой она была! Лучшим, что она может сделать для этого человека, будет вызвать спасательную команду немедленно и надеяться, что она не нанесла ему дополнительных повреждений непрофессиональными действиями. Рэйчел начала подниматься на ноги, чтобы забыть свои сумасшедшие мысли и сделать что-нибудь разумное, когда заметила на его левой ноге повязку из хлопчатобумажной ткани. Хлопчатобумажная ткань. У мужчины была такая же повязка из хлопчатобумажной ткани вокруг плеча. Позвоночник подозрительно покалывало, когда она опустилась и поползла от головы мужчины вниз к его ноге, уже испуганная тем, что найдет. Рэйчел не смогла развязать узел, затянутый слишком сильно человеком и еще сильнее стянутый водой.

Она достала из корзины для шитья ножницы и аккуратно разрезала ткань. Ножницы выскользнули из ее внезапно ослабевших пальцев, и она пристально уставилась на уродливую рану на внешней стороне бедра. Нога тоже была прострелена. Рэйчел почти профессионально исследовала ногу раненого, найдя входное и выходное отверстие раны. По крайней мере, эта пуля не задержалась в теле. С плечом мужчине так не повезло.

Ни в кого не стреляют случайно дважды. Кто-то преднамеренно пытался убить его.

— Я не позволю этому случиться! — отчаянно произнесла Рэйчел. Звук собственного голоса удивил ее. Она не была знакома с мужчиной, неподвижно и безразлично лежащим на полу, но присела рядом с ним со всей храбростью львицы, защищающей беспомощного детёныша. Пока она не узнает что происходит, никто не получит шанс навредить этому человеку.

Нежные руки вымыли мужчину, насколько было возможно. Его нагота не смущала ее, при имеющихся обстоятельствах глупо останавливаться из-за вида обнаженной плоти. Он был ранен, беспомощен. Если бы она наткнулась на него на пляже, когда он загорал голым, это было бы совсем другим делом. Но в настоящий момент он нуждается в ней, и она не собиралась позволить скромности мешать оказать помощь мужчине.

Рэйчел услышала звук автомобиля, спускающегося по дороге, и торопливо поднялась. Это должно быть едет Хани, и хотя Джо обычно не так враждебен к женщинам, как к мужчинам, но после необычных событий этой ночи, он мог дойти до предела и броситься на ветеринара. Рэйчел открыла входную дверь и вышла на крыльцо. Она не видела Джо, но из-под куста олеандра раздалось низкое рычание; Рэйчел разговаривала с собакой спокойным голосом, пока автомобиль Хани поворачивал к дому.

Хани вышла и пошла к крыльцу, прижимая два пакета из бакалейного магазина.

— Спасибо за встречу, — спокойно сказала она. — Тетя Одри хочет, чтобы ты выбрала что-то из этих лоскутов для стеганого одеяла.

— Входи, — пригласила Рэйчел, придерживая открытую дверь. Джо зарычал снова, когда Хани поднималась по ступенькам, но остался под олеандром.

Хани поставила оба пакета на пол и внимательно наблюдала, как Рэйчел тщательно запирает входную дверь.

— Что происходит? — потребовала она объяснений, упираясь сильными, веснушчатыми кулаками в бедра. — Почему я маскирую свою сумку под пакет с лоскутами для стеганого одеяла?

— Сюда, — позвала Рэйчел, следуя впереди нее в спальню. Мужчина все еще был неподвижен, за исключением регулярных движений груди при дыхании. — В него стреляли, — сказала Рэйчел, опускаясь на колени около раненого.

Здоровый цвет исчез с лица Хани, оставив яркие пятнышки веснушек на носу и скулах.

— Боже, что здесь происходит? Кто он? Ты звонила шерифу? Кто стрелял в него?

— Я не знаю ответов на три вопроса из четырех, — ответила Рэйчел напряженно, не смотря на Хани. Она изучала лицо мужчины, желая, чтобы он открыл глаза и дал ответы на все заданные Хани вопросы. — И я не собираюсь звонить.

— Что ты подразумеваешь, говоря, что не собираешься звонить? — закричала Хани, выбитая из своего обычного спокойного состояния видом голого мужчины на полу спальни Рэйчел. — В него стреляла ты?

— Конечно, нет! Его выбросило на берег!

— Тем больше причин позвонить шерифу!

— Я не могу! — Рэйчел подняла голову, ее глаза светились настойчивостью и странной уверенностью. — Я не могу рисковать его жизнью.

— Ты сошла с ума? Ему нужен врач, и шериф должен расследовать, почему в него стреляли! Мужчина может быть сбежавшим уголовником, или наркоторговцем. Кем угодно!

— Я знаю. — Рэйчел глубоко вздохнула. — Судя по состоянию, в котором он находится, я не думаю, что беру на себя большой риск. Он беспомощен. И если дело не … такое тривиальное …, то у раненого не будет шанса выжить в больнице, где кто угодно может до него добраться.

Хани положила руку на голову Рэйчел.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — призналась она устало. — Что ты подразумеваешь под нетривиальным делом? И почему думаешь, что кто-то попробует до него добраться? Чтобы закончить работу, которая начата?

— Да.

— Тогда это работа шерифа!

— Послушай, — настойчиво продолжала Рэйчел. — Когда я работала репортером, то видела некоторые вещи, которые были … странными. Однажды ночью я оказалась на месте, где было найдено тело. Мужчина был застрелен в голову со спины. Шериф того графства сделал заявление, тело приняли для идентификации, но когда два дня спустя в газете появилось сообщение из одного абзаца, в нем говорилось, что человек умер от естественных причин! В некотором смысле, я понимаю, что от пули в мозгах человек, естественно, умирает, но меня этот случай заинтересовал, и я порыскала немного в поисках отчета. Отчет исчез. В офисе коронера не было никаких записей о мужчине с ранением в голову. Наконец, до меня дошло устное предупреждение, чтобы я прекратила шпионить, что определенные люди в правительстве позаботились о данном вопросе и не хотят огласки.

— В этом нет никакого смысла, — пробормотала Хани.

— Человек был агентом!

— Каким агентом? АСЗН?  ФБР? Каким именно?

— Ты на правильном пути, но копай глубже.

— Шпион? Ты говоришь, что он был шпионом?

— Он был агентом. Я не знаю, с какой стороны, но было предпринято все, чтобы подправить действительности и замолчать факт его существования. После того случая я начала замечать другие вещи, которые были совсем не тем, чем казались. Я видела слишком много, чтобы предположить, что этот человек будет в безопасности, если передать его властям!

— Ты думаешь, он тоже агент? — Хани уставила на мужчину широко открытыми карими глазами.

Рэйчел заставила себя ответить спокойно:

— Я думаю, такая вероятность не исключена, и мы рискуем его жизнью, если передадим шерифу. Шериф сделает публичное заявление, и любой охотящийся за ним легко найдет добычу.

— Он также может быть из банды наркоторговцев. Ты, возможно, рискуешь жизнью, защищая его.

— Возможно, — признала Рэйчел. — Но он ранен, а я нет. У него вообще может не быть шансов, кроме тех, которые я могу дать. Если АСЗН накрыло банду наркодельцов, то об этом сообщат в теленовостях или в газете. Если сбежавший — уголовник, то это тоже будет в новостях. Он не в том состоянии, чтобы навредить кому-то, значит, я в безопасности.

— А если дело наркоторговцев совсем плохо, и другие сомнительные личности заявятся после него? Ты тогда не будешь в безопасности от него или от других.

— Это — риск, который придется взять на себя, — спокойно ответила Рэйчел. Ее серые глаза уверенно встретили взволнованный взгляд Хани. — Я догадываюсь обо всех возможных последствиях и рисках. Возможно, я вижу тени, где их нет, но представь, насколько его положение может оказаться ужасным, если я права.

Хани глубоко вздохнула и попробовала еще раз:

— Практически невероятно, чтобы раненого шпиона выбросило именно на твой пляж. Такое не случается с нормальными людьми, а ты все еще в границах нормы, пускай и слегка эксцентрична.

Рэйчел не могла поверить тому, что услышала от Хани — самого логически мыслящего человека в штате. События ночи могли напугать любого.

— Практически невероятно, что раненого человека выбросит на берег на моем кусочке пляжа независимо от его профессии! Но это произошло! Он здесь и нуждается в помощи. Я сделала все, что смогла, но раненый нуждается в медицинской помощи. Пуля все еще находится в его плече. Хани, пожалуйста!

Хани побледнела еще сильнее:

— Ты хочешь, чтобы я позаботилась о нем? Ему нужен врач! А я — ветеринар!

— Я не могу вызвать врача! Врачи обязаны сообщать в полицию обо всех огнестрельных ранениях. Ты можешь сделать все необходимое. Жизненные органы не задеты. Только плечо и нога, и, полагаю, сотрясение мозга. Пожалуйста.

Хани мельком глянула на голого мужчину и прикусила губу.

— Как ты притащила его сюда?

— Мы с Джо приволокли его на этом стеганом одеяле.

— Если сотрясение серьезное, возможно, потребуется хирург.

— Знаю. Я обращусь к нему, если будет необходимо. Что-нибудь придумаю.

Они обе помолчали несколько минут, посматривая вниз на мужчину, все так же беспомощно лежавшего у их ног.

— Хорошо, — наконец тихо сказала Хани. — Сделаю что смогу. Давай положим его на кровать.

Это было так же трудно, как тащить его с берега. Так как Хани была крупнее и сильнее, она взяла раненого под плечи, в то время как Рэйчел подсунула одну руку под его бедра, а другую под спину. Как Рэйчел отметила раньше, раненый был крупным мужчиной с развитой мускулатурой, которая означала, что весит он больше, чем менее мускулистый человек его размеров. Кроме того, мужчина был без сознания, и требовалось соблюдать особую осторожность из-за ран.

— Боже мой, — задыхаясь проговорила Хани. — Как ты сумела втащить его наверх в дом, даже с помощью Джо?

— Я должна была сделать это, — просто ответила Рэйчел. Другого объяснения у нее не было.

Наконец, они положили мужчину на кровать, и Рэйчел сползла на пол, абсолютно измученная усилиями, предпринятыми ночью. Хани склонилась над ним, и ее веснушчатое лицо выражало решимость, когда она начала осмотр раненого.

Глава третья

Было три часа ночи. Хани ушла полчаса назад, и Рэйчел не обращала внимания на усталость, потому что должна была принять так необходимый ей душ и смыть соль с волос. Дневная жара наконец-то спала, поэтому воздух был приятным, но скоро взойдет солнце, и температура снова начнет подниматься. Ей надо бы поспать, пока это еще возможно, но ее волосы были влажными. Вздыхая, она оперлась на туалетный столик и включила фен.

Мужчина все еще спал, или находился без сознания. У него определенно было сотрясение мозга, но Хани считала, что это не серьезно и что он не находится в коме. Пожалуй, решила она, его длительное бессознательное состояние было суммарным результатом усталости, потери крови, шока и удара по голове. Хани вынула пулю из его плеча, зашила и перевязала раны, сделала прививку от столбняка и дала антибиотик. Затем она и Рэйчел помыли его, заменили постельное белье и, как смогли, уложили поудобнее. Когда она решила помочь Хани, та сразу же приняла свой обычный невозмутимый вид, за который Рэйчел будет вечно ей благодарна. Рэйчел чувствовала, что находится на пределе своих физических возможностей, но все же откуда-то она нашла силы помогать Хани на протяжении всей операции по удалению пули из плеча мужчины, а затем обработать раны на его теле.

Итак, волосы высушены. Она надела чистую рубашку, которую захватила с собой в ванную. Лицо в зеркале не было похоже на ее собственное, и она с любопытством рассматривала себя, отмечая бесцветную кожу и фиолетовые, темные от усталости тени под глазами. Она была в невменяемом состоянии от утомления, и знала это. Пришло время ложиться спать. Только была проблема — где?

Мужчина расположился на ее кровати — единственной в доме. У нее не было стандартных размеров кушетки, только два парных симпатичных стульчика. Всегда была возможность соорудить ложе на полу, но она так устала, что мысль о дополнительных телодвижениях не вдохновила ее. Выйдя из ванной, она посмотрела на свою кровать, застеленную снежно-белыми простынями, и на мужчину, который лежал без движений между этими простынями.

Она должна поспать, и ей желательно находится к нему поближе, чтобы услышать, если он проснется. Она — тридцатилетняя вдова, а не какая-нибудь невинная девочка, и разумнее всего будет заползти в кровать и лечь рядом с ним. Только так она сможет отдохнуть. Она довольно долго рассматривала мужчину, а потом приняла решение и выключила свет, обошла вокруг кровати и скользнула между простынями, стараясь не задеть его. Она не смогла сдержать стон, когда ее утомленные мышцы наконец-то расслабились. Рэйчел повернулась и положила на него руку — она проснется, если он зашевелится. После чего сразу же провалилась в сон.

Проснулась Рэйчел оттого, что было жарко, и она вся была в поту. На краткий миг она испугалась, когда открыла глаза и увидела смуглое мужское лицо на подушке рядом с собой, но потом все вспомнила и приподнялась на локте, чтобы посмотреть на него. Несмотря на жар, он не потел, а его дыхание казалось учащенным. Рэйчел заволновалась. Она села и положила руку на его лоб, и сразу же почувствовала жар. Он беспокойно замотал головой, уклоняясь от ее руки. Его лихорадило, что, в общем-то, и ожидалось.

Рэйчел быстро встала с кровати, отметив, что уже далеко за полдень. Неудивительно, что в доме стояла такая жара! Она открыла окна и включила потолочные вентиляторы, чтобы выветрить из дома часть горячего воздуха прежде, чем она включит кондиционер. Она не часто использовала его, но ее пациент нуждался в прохладе. Она должна была позаботиться о нем перед тем, как заняться чем-то другим. Она растворила две таблетки аспирина в чайной ложке воды, осторожно подняла его голову, стараясь не двигать его.

— Откройте рот, — пропела она, как будто обращалась к ребенку. — Проглотите это ради меня. Тогда я разрешу вам отдыхать.

Его голова тяжело опиралась на ее плечо, черные ресницы неподвижно лежали на щеках. Волосы под ее пальцами были густыми и шелковистыми, и теплыми, напоминая ей о его температуре. Она поднесла ложку к его рту, отмечая четкую линию губ, придавила ложкой нижнюю губу, чуть-чуть приоткрывая ее.

— Ну, давайте, — прошептала она. — Откройте рот.

В сознании ли он? Слышал ли он ее голос? Понимает ли смысл слов? Или до него доходит только тихий, нежный тон? Ее касание? Теплый после сна запах ее тела? Кое-что он понимал. Он попытался повернуться к ней, голова прижалась к ее плечу, и рот немного открылся. Сердце сильно заколотилось у нее в груди, когда она уговорила его проглотить лекарство, надеясь, что он не подавится. Получилось настолько хорошо, что она сумела влить в него еще три чайных ложки воды прежде, чем он опять впал в беспамятство.

Она окунула полотенце в холодную воду, свернула его и положила на лоб мужчины, затем откинула простыню до бедер и начала обтирать мокрой губкой. Медленно, почти механически, она водила губкой по груди, плечам и мощным рукам, затем перешла к плоскому, твердому животу, где волосяной покров сужался в тонкую, шелковистую линию. Рэйчел сделала глубокий вдох, отдавая себе отчет в пробежавшем по всему телу трепете. Он был красив. Она никогда не видела такого красивого мужчину.

Она не позволяла себе думать об этом ночью, когда важнее было помочь ему и обработать раны, но даже тогда она понимала, насколько он привлекателен. У него были правильные черты лица. Рот, которого она только что касалась, был тверд и силен, с хорошо вылепленной верхней губой, которая намекала на решительность и, возможно, даже беспощадность, в то время как нижняя губа изогнулась в волнующей чувственности. Нос — тонкий и прямой. Квадратный подбородок, твердая челюсть покрыта черной щетиной. Волосы были похожи на мягкий черный шелк цвета угля, и без всякого синего блеска. Кожа покрыта глубоким загаром, оливково-бронзового оттенка.

Он был хорошо накачен, но без излишеств, свойственных культуристам. Он обладал мускулатурой, говорящей скорее о тяжелой работе и физических упражнениях, мускулатурой мужчины, тренировавшегося по двум направлениям — сила и скорость. Рэйчел взяла его руку в свои ладони. Его руки были узкими и с длинными пальцами, их сила была очевидной даже притом, что он был совсем слаб. Ногти были коротко обрезаны и имели правильную форму. Она почувствовала мозоли на его ладони и кончиках пальцев, и почувствовала что-то еще: уплотнение на внешней стороне его руки. Она затаила дыхание, и предостережение покалыванием пробежалось вдоль ее позвоночника. Притянув его руку к своей щеке, она коснулась шрама на плоском животе — кривая, серебристая линия, которая почти сверкала на его темном загаре. Шрам шел поперек живота возле правой стороны и дугой уходил вниз, где его невозможно увидеть. Это был шрам не от операции. Она похолодела, представив страшную жестокость и злость ножевого поединка. Он, должно быть, увернулся от лезвия, не позволив разрезать себе бок и спину.

Мужчина с таким шрамом и с такими, о многом говорящими мозолями на руках не был заурядным человеком, который занимается чем-то обыденным. Ни один из обычных мужчин не смог бы доплыть до берега с такими ранениями, как у него: для этого требовались невероятная сила и решительность. Какое расстояние он проплыл? Она помнила, что не все сигнальные огни в море можно увидеть. Она посмотрела на его жесткое, аскетичное лицо и задрожала от мысли о стальной воле, скрытой под закрытыми веками. И все же, не смотря на все его способности, сейчас он был беспомощен, и его жизнь зависела от нее. Она приняла решение укрыть его у себя — так будет лучше всего, потому что она сможет ухаживать за ним и защитить его. Инстинкт подсказывал ей, что она приняла правильное решение, но тревога не уйдет, пока у нее не будет каких-нибудь неопровержимых доказательств, чтобы обосновать свою интуицию.

Жар спал — помогли аспирин и обтирания. Казалось, что он погружен в очень глубокий сон. Она задалась вопросом, можно ли отличить разницу между сном и бессознательным состоянием. Хани обещала прийти днем и осмотреть его, чтобы удостовериться, не обстоят ли дела с сотрясением хуже, чем она предполагала сначала. Рэйчел оставалось только ждать, и поэтому она занялась обычными делами. Она почистила зубы, расчесала волосы, потом надела шорты цвета хаки и белую рубашку без рукавов из хлопка. Она начала переодеваться в спальне, как обычно, затем перевела взгляд на неподвижного мужчину на кровати. Чувствуя себя глупо, она зашла в ванную и закрыла за собой дверь. Б.Б. был мертв уже пять лет, а она все еще не обращала внимания на окружавших ее мужчин, особенно незнакомцев.

Она закрыла окна и включила кондиционер, затем вышла из дома. Эбенезер Дак громко гоготал, недовольным тем, что так долго ждал зерна, которое Рэйчел обычно рассеивала с самого утра. Целая свора его копий вразвалочку помчалась к ней. Рэйчел была убеждена, что Эбенезер был самым ворчливым гусем на свете, но он обладал определенным величием — большой, жирный и белый, и ей нравилась, что он такой один. Джо обошел задний угол дома и остановился, наблюдая, как она потчует гусей, и соблюдая определенную дистанцию от них, как он это всегда делал. Рэйчел насыпала Джо корм в его миску и налила пресной воды, затем отступила. Он никогда не приближался, пока она стояла рядом с едой.

Она набрала спелых помидоров со своего маленького огорода и проверила стручки бобов. Зеленые бобы следовало бы собрать примерно через день. К этому моменту ее пустой желудок громко заурчал, и она поняла, что прошло немало времени от того часа, когда она привыкла завтракать. Весь ее распорядок дня был нарушен, и не было особого смысла пытаться уложиться в расписание. Как она могла сосредоточиться на написании книги, когда все ее мысли крутились около мужчины в спальне?

Она вошла в дом и направилась к нему. Он все еще оставался без движения. Рэйчел заново намочила полотенце и положила ему на лоб, и только потом обратила внимание на свой урчащий желудок. Было так жарко, что готовка казалась непосильной задачей, поэтому она соорудила бутерброд из ломтиков вареного мяса и одного из только что собранных помидоров. Со стаканом охлажденного чая в одной руке и бутербродом в другой, она села рядом с радиоприемником, включила его и стала слушать новости. В них не прозвучало ничего необычного: стандартные политические интриги, как местные, так и национальные; дом сгорел; судебные тяжбы сменились новостями о погоде, которая обещала оставаться почти такой же. Ничего, что бы дало хоть какой-нибудь намек на объяснение, почему в ее спальне находится мужчина в таком состоянии.

Переключая волны, она слушала радио еще почти час, но снова ничего. Это был спокойный жаркий день, и большинство людей предпочитало оставаться внутри домов. Не было никаких сообщений об обысках и полицейских облавах, связанных со сбытом наркотиков. Когда Рэйчел услышала, что проезжавшая рядом машина остановилась перед ее домом, она выключила приемник, встала и выглянула в окно. Хани выбралась из машины с пакетом продуктов.

— Как он? — спросила она, как только они оказались внутри дома.

— Он все еще ни разу не пошевелился. Когда я проснулась, у него был жар. Поэтому я дала ему две таблетки аспирина и влила в него немного воды. А потом я обтерла его.

Хани вошла в спальню и внимательно изучила реакцию зрачков. Затем проверила повязку на плече и бедре, и повторно перевязала раны.

— Я купила новый термометр специально для него, — тихо сказала она, встряхнув градусник и положив его ему в рот. — У меня не оказалось ни одного градусника для людей.

Рэйчел взволнованно спросила:

— Как он?

— Зрачки реагируют уже лучше, и раны чистые, но пройдет немало времени, пока он выкарабкается. Несколько дней он будет чувствовать недомогание. Скажу так: чем дольше он проваляется в постели, тем лучше для него. Голова должна оставаться в покое, а на плечо и ноги нельзя давать никакой нагрузки.

— А температура?

Хани посчитала его пульс, потом вынула термометр и посмотрела на результат.

— Тридцать восемь и девять. Не критично, но как я говорила, он еще проваляется в таком состоянии некоторое время. Давай ему аспирин каждые четыре часа и влей в него воды столько, сколько у тебя получится. Продолжай его обтирать прохладной водой, чтобы сбить температуру. Я приеду к тебе завтра, но делать этого слишком часто не следует — будет выглядеть подозрительно.

Рэйчел натянуто улыбнулась:

— А ты не преувеличиваешь?

Хани пожала плечами:

— Я слушала радио и читала газету. Там не было ничего такого, чтобы вычислить, кто этот парень. Возможно, ты повлияла на меня, но мне в голову приходит лишь два варианта: он спецагент или наркокурьер, скрывающийся от своих товарищей.

Посмотрев на него, его взъерошенные темные волосы, Рэйчел покачала головой:

— Я не думаю, что он — наркокурьер.

— Почему нет? Кстати, а у них имеются идентифицирующие их татуировки или что-то в этом роде?

Она не сказала Хани о его руках.

— Просто я уговариваю себя, что поступила правильно.

— Как бы то ни было, я думаю, ты все сделала верно. Вчера ночью я не была уверена, но сегодня все обдумала. Утром я поболтала с помощником шерифа, он не упоминал ничего такого. Если твой парень связан с наркотиками, то у тебя будет время узнать об этом прежде, чем он придет в себя и сможет быть опасным. Поэтому, я не сомневаюсь, что ты была права.

Но существовала и другая возможность, та, о которой Рэйчел думала, но не собиралась обсуждать с Хани. Что, если он был посредником… для кого-то еще? Наркокурьер, спецагент — ни то, ни другое особо не радовало, принимая во внимание, что она узнала об этих двух «профессиях», когда работала журналистом. Рэйчел была очень хорошим журналистом, лучшим из лучших, находившая факты, даже не смотря на опасность. Она знала гораздо больше, чем Хани могла себе представить, знала, насколько опасно было скрывать этого мужчину. Но было в ней что-то такое, что не позволяло ей просто взять и умыть руки, просто передать его шерифу и пустить все на самотек. Она взяла на себя ответственность за него, как только увидела его, пытающегося плыть в водах бухты. И даже если она передаст заботу о нем другим, это не избавит ее от ответственности. Пока была вероятность, хоть и незначительная, что он заслуживал ее защиты, она должна была предоставить ему это. Риск, который полностью ложился на нее.

— Как долго продлится это его состояние прежде, чем он очнется? — шепотом спросила она.

Хани колебалась:

— Я не знаю. Я ветеринар, не забыла? Лихорадка, потеря крови, удар по голове… я даже не знаю. Его бы подключить к капельнице, чтобы он получал жидкость. Пульс у него слабый и учащенный. И не мешало бы ему влить крови. Он в шоковом состоянии, но это пройдет. Он может прийти в себя в любое время, даже завтра. Когда очнется, то может быть дезориентирован, что не удивительно. Не позволяй ему волноваться, и независимо от того, что ты делаешь, не позволяй ему вставать.

Рэйчел посмотрела на него, на его мощный мускулистый торс, и задалась вопросом, был ли хоть какой-нибудь шанс, что она сможет помешать ему сделать то, на что у него была установка.

Хани достала из сумки бинт:

— Завтра утром заново его перевяжешь. Я появлюсь только к вечеру, конечно, если тебе не покажется, что его состояние ухудшилось, и не позвонишь мне, но в этом случае тебе было бы разумнее вызвать врача.

Рэйчел натянуто улыбнулась:

— Спасибо. Я знаю, тебе непросто было справиться с этим.

— По крайней мере, ты внесла немного разнообразия в это лето. Теперь мне надо идти, или Рафферти разрежет меня на части, если я заставлю его ждать.

— Передавай Джону от меня привет, — сказала Рэйчел, когда они вышли на крыльцо.

— Это будет зависеть от его настроения. — Хани усмехнулась, ее глаза радостно сверкали от предстоящей перспективы сражения.

Она и Джон Рафферти враждовали с тех пор, как Хани стала практиковать в этом районе. Рафферти объяснял это тем, что женщина недостаточно сильна, чтобы справиться с этой работой, а Хани намеревалась доказывать ему обратное. Их отношения давно уже перешли во взаимное уважение и непрерывные прения, от которых они оба получали удовольствие. С тех пор, как Хани объявила о давней помолвке с инженером, находящимся за границей, и о планах пожениться зимой, когда он вернется в Штаты, она чувствовала себя в безопасности от всяких поползновений со стороны Рафферти, так как кое-что он все же не позволял себе делать — это заходить на чужую территорию.

Джо стоял за углом дома, его мускулы напряглись, когда он осторожно наблюдал, как Хани села в машину и уехала. Обычно Рэйчел поговорила бы с ним успокаивающе, но сегодня она также была напряжена и осторожна.

— Охраняй, — сказала она мягко, не зная, поймет ли он команду. — Хороший мальчик. Охраняй дом.

Она поработала над рукописью несколько часов, но так и не смогла сконцентрироваться на том, что делала, потому что продолжала прислушиваться к любому звуку из спальни. Каждые несколько минут она заходила к нему, чтобы проверить как он, но ничего не менялось — он лежат так же, как и прежде. Рэйчел несколько раз попробовала его напоить, но каждый раз его голова сползала с плеча, когда она её приподнимала, и он вообще никак не реагировал. Ближе к вечеру жар снова усилился, и Рэйчел оставила всякие попытки писать. Так или иначе, она обязана его разбудить, чтобы дать аспирина.

На этот раз жар оказался сильнее. Его кожа горела, а лицо покрылось багровым цветом. Рэйчел говорила с ним, когда поднимала его голову, нашептывая и уговаривая. Свободной рукой она ласково касалась его груди и рук, стараясь привести его в чувство. Ее усилия были вознаграждены, когда он вдруг резко застонал и уткнулся лицом ей в шею. Звук и движение того, кто был до сих пор тих и неподвижен, поразили ее. Сердце дико колотилось, и на секунду она была неспособна двинуться, просто держала его и чувствовала, как царапает шею его отросшая борода. Это было странное эротическое ощущение, и ее тело ожило и вспомнило. Горячий румянец окрасил щеки. Что же это делается, если она так реагирует на невольное касание больного? Допустим, прошло достаточно много времени, но она никогда не думала, что так изголодалась по любви, так жаждет прикосновения мужчины, что даже самый случайный контакт мог так ее распалить.

Она взяла чайную ложку с растворенным аспирином и поднесла к его рту, размыкая губы, как прежде. Он беспокойно поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, и Рэйчел с ложкой следовала за его движениями.

— Не делайте так, — прошептала она. — Все равно не отвертитесь. Откройте рот и выпейте. Вы почувствуете себя лучше.

Нахмурив прямые черные брови, он метался, увернувшись от ложки еще раз. Рэйчел тоже упорствовала, и на этот раз она влила аспирин ему в рот. Он проглотил. И Рэйчел, ловя момент, пока он не крутился, напоила его с ложечки несколькими унциями охлажденного чая прежде, чем он опять впал в беспамятство.

Следуя предписанию, она начала это утро с того, что терпеливо обтирала его губкой с прохладной водой, пока не начал действовать аспирин, и лихорадка снова отступила, давая ему отдохнуть.

Такая ответная реакция его организма дала ей надежду, что он скоро очнется, но за долгую ночь надежда не оправдала себя. Время от времени жар возвращался, она давала ему еще аспирина, и лихорадка отступала. Этой ночью весь ее отдых состоял из коротких периодов сна, потому что в основном она просидела рядом с ним, терпеливо обтирая его прохладной водой, чтобы сбить температуру, и выполняя все остальные предписания, которые были необходимы для прикованного к постели пациента.

На рассвете он снова застонал и попробовал повернуться. Полагая, что его мышцы затекли от долгого лежания в одном положении, Рэйчел помогла ему перевернуться на другой бок. Затем использовала новое положение и обтерла ему спину прохладной водой. Он почти сразу успокоился, его дыхание стало глубоким и ровным. Глаза горели, мышцы болели, но Рэйчел продолжала обтирать его спину, пока не убедилась, что он наконец-то в полном порядке, затем сама заползла в кровать. Она так устала. Она посмотрела на его мускулистую спину, задаваясь вопросом, могла ли она позволить себе заснуть и как долго сможет еще бодрствовать. Ее веки тяжело опустились, и она немедленно заснула, инстинктивно подвигаясь поближе к его теплой спине.

Было все еще рано, когда она проснулась. Часы показывали, что она отключилась немногим больше, чем на два часа. Он опять лежал на спине, и сбил простыню в бесформенную кучу вокруг левой ноги. Встревоженная, что его движения не разбудили ее, Рэйчел вставала с кровати и обошла вокруг, стараясь не потревожить его левую ногу, расправила простыню и накрыла его ею. Ее взгляд прошелся по его обнаженному телу, и она торопливо отвела глаза, потому что опять возбудилась. Что с ней не так? Она представляла, как выглядят обнаженные мужчины, но реагировала так, будто видела впервые. Она возилась с ним в течение почти двух дней: купала его и помогала его зашивать. Однако она не могла остановить теплое чувство, которое расцветало внутри нее каждый раз, когда она смотрела на него. «Это просто похоть, — сказала она себе твердо. — Простая и древняя, как мир, похоть. Я — нормальная женщина, а он — красивый мужчина. Это нормально восхищаться его телом, поэтому я должна прекратить вести себя как подросток!»

Она спустила простыню ему на грудь, затем уговорила его выпить аспирина. Почему он не пришел в себя до сих пор? Может, сотрясение было серьезнее, чем думала Хани? Кажется, его состояние не ухудшилось, и, фактически, он уже лучше реагировал на внешние раздражители, чем раньше. Теперь было проще заставить его принять аспирин и попить, но ей хотелось, чтобы он открыл глаза, поговорил с ней. А так она не была уверена, что не вредит ему, скрывая у себя.

«Скрывая от кого? — саркастически спросила себя. — Никто его не ищет». Все ее волнения казались нелепыми этим прекрасным безоблачным утром.

Пока он лежал спокойно, она накормила животных и поработала в саду, собрала зеленые бобы и помидоры, которые поспели накануне. Созрело несколько тыкв, и их тоже надо было собрать, поэтому Рэйчел решила приготовить на обед запеканку из тыквы. Она прополола сад и кусты, и к тому времени жара стала удушающей. Даже обычный бриз из бухты отсутствовал, воздух был горячим и тяжелым. Она с тоской подумала о купании, но не могла оставить пациента надолго без присмотра.

Когда она снова к нему заглянула, то обнаружила, что простыни опять сбились, и он немного шевелился, беспокойно мотая головой. Ему еще не следовало принимать аспирин, но он был горячим. Она взяла миску с прохладной водой и присела на кровать возле него, старательно обтирая, пока не сбила температуру. Встав, она взглянула на него и задала себе вопрос, а не тратит ли она время впустую, скрывая его. Очевидно, что окружающий воздух был для него не менее горячим, чем он сам, хотя она включила кондиционер так, что ей самой было прохладно. Она осторожно расправила простыни вокруг его ног. Движения ее были легкими и быстрыми. Она приостановилась и потом опять обратила внимание на его ноги. У него были красивые ноги, поджарые и загорелые, мускулистые и ухоженные, как его руки. На ступнях были такие же мозоли, которые она заметила на руках. Он был обученным бойцом.

Слезы жгли ей глаза, когда она, решив пойти на уступку, накрыла его простыней до пояса. У нее не было причин плакать: он выбрал свой путь в жизни и не оценит ее сочувствия. Люди, балансирующие на краю пропасти, поступают так именно потому, что хотят этого. Она сама так жила, и знала, что добровольно подвергалась опасностям, которые встречались на ее пути. Б.Б. воспринимал риск своей работы, как цену, которую платит, как он думал, за что-то стоящее. Но ни один из них не предполагал, что работа будет стоить кому-то жизни.

К тому времени, когда наступила ночь и приехала Хани, Рэйчел давно взяла себя в руки. Нос Хани уловил аромат запеканки, когда она вошла в дверь.

— М-м-м, какие запахи! — вдохнула она. — Как наш пациент?

Рэйчел покачала головой.

— Изменений почти нет. Понемногу ворочается, мечется, когда поднимается температура, но так ни разу не пришел в себя.

Она недавно поправляла на нем простынь, поэтому он был укрыт, когда пришла Хани.

— Он идет на поправку, — прошептала Хани после осмотра его раны и глаз. — Пусть спит. Именно в глубоком сне он и нуждается.

— Но так долго, — засомневалась Рэйчел.

— Он через многое прошел. Просто таким образом, тело нагоняет упущенное, берет свое.

Долго уговаривать Хани остаться на ужин не пришлось, а запеканка, свежий горошек и нарезанные ломтиками помидоры убедили окончательно.

— Это намного лучше, чем гамбургер, который я запланировала на ужин, — сказала Хани, выразительно махая своей вилкой. — Я думаю, что наш парень вне зоны риска, поэтому я завтра не приду, но если ты снова что-то приготовишь, я всегда могу передумать.

Как было замечательно посмеяться, после двух, полных напряжения дней. Глаза Рэйчел искрились.

— Я готовила впервые после того, как настала жара, а так жила на свежих фруктах, салате и хлебе — всем, что угодно, только бы не включать печь. Но сегодня целый день работал кондиционер, чтобы сбить у него температуру, и приготовить запеканку показалась не такой уж плохой идеей.

После того, как они убрали на кухне, Хани посмотрела на часы.

— Еще не слишком поздно. Пожалуй, я загляну к Рафферти и проверю одну из его кобыл, которая должна ожеребиться. Это сэкономит мне время, и мне не нужно будет ехать обратно, как только доберусь домой. Спасибо, что накормила меня.

— Всегда, пожалуйста. Не знаю, что бы я делала без тебя.

Хани внимательно посмотрела на Рэйчел, ее веснушчатое лицо было серьезно.

— Ты справилась бы, не так ли? Ты — одна из тех людей, которые делают то, что должны, не жалуясь и не сетуя. Этот парень должен быть тебе благодарен.

Рэйчел не знала, оценит ли он ее усилия. Когда она вышла из ванной после душа, то внимательно посмотрела на него, желая, чтобы он открыл глаза и поговорил с ней, намекнул на то, что скрывается за этими опущенными веками. Каждый час увеличивал тайну вокруг него. Кем он был? Кто стрелял в него и зачем? Почему в средствах массовой информации ничего не сообщалось, что хоть каким-то образом могло бы относиться на его счет? Например, что нашли брошенную лодку, дрейфующую в бухте, или лодку, выброшенную на берег. В газете не упоминалось так же ни о без вести пропавшем, ни о полицейской облаве, связанной с наркотиками, ни о побеге заключенного. Ничего, что хоть как-то могло объяснить, почему его вынесло приливом на берег.

Она устроилась в кровати около него, надеясь, по крайней мере на несколько часов сна. Температура в норме, подумала Рэйчел, жар не такой сильный, как был сначала. Ее пальцы легли на его руку, и она уснула.

Рэйчел проснулась от того, что кровать раскачивается. Она села и выпрямилась, ее сердце колотилось. Мужчина метался по постели, стараясь отшвырнуть правой ногой простынь, и, в конце концов, у него это получилось. Он полностью раскрылся. Его кожа была горячей, а дыхание — затрудненным. Взгляд на часы подсказал ей, что сейчас самое время дать ему аспирин.

Она включила лампу и пошла в ванную, взять лекарство и воду. На этот раз он проглотил аспирин без сопротивления, и Рэйчел заставила его выпить почти полный стакан воды. Она вернула его голову на подушку, и медленно провела пальцами по его волосам. Она опять поддалась фантазиям! Рэйчел резко одернула себя, поняв, какое опасное направление приняли ее мысли. Ему надо бы сбить температуру, а она сидит тут и мечтает о нем. Чувствуя отвращение к себе, она намочила полотенце и склонилась над ним, медленно обтирая тело прохладной водой.

Рука коснулась ее груди. Она застыла, глаза расширились. Ее длинная ночная сорочка была свободной и без рукавов, с глубоким вырезом, который опустился, когда она склонилась над ним. Его правая рука медленно двигалась в вырезе, он настойчиво водил обратной стороной своих тонких, сильных пальцев по ее соску, вверх-вниз, вверх-вниз, пока маленький бутон плоти не затвердел, и Рэйчел закрыла глаза в остром, внезапном удовольствии. Тогда его рука переместилась еще ниже, и так мучительно медленно поглаживала по бархатной груди, что она затаила дыхание.

— Прелестно, — пробормотал он, его голос был глубоким, но слово он произнес невнятно.

Слово резко отозвалось у нее в голове, Рэйчел дернулась, глаза открылись. Он бодрствовал! Минуту она смотрела в полуоткрытые глаза, которые были настолько черны, что, казалось, они поглощали свет; затем ресницы медленно опустились, и он снова заснул. Рука оторвалась от груди.

Она была так потрясена, что не могла даже двинуться с места. Ее плоть все еще горела от прикосновений, и момент, когда она смотрела в его глаза, настолько отпечатался в памяти, что показалось, будто своим взглядом он поставил на ней клеймо. Черные глаза, чернее ночи, без какого-либо оттенка коричневого. Они были затуманены болезнью и болью, но он увидел то, что ему понравилось, и потянулся к этому. Посмотрев вниз, она увидела, что широкий вырез свободной, удобной льняной сорочки практически открыл ее грудь его взгляду и прикосновениям. Получается, она невольно способствовала его действиям. Руки ее дрожали, когда она автоматически продолжила обтирать его прохладной водой. Чувства были в беспорядке, а в голове были лишь мысли о том, что он что он очнулся и заговорил, даже если это было только одно слово. В течение долгих двух дней, когда он лежал неподвижно, хоть она и молилась, чтобы он пришел в себя, она уже и перестала надеться на это. Она заботилась о нем как о младенце, и теперь была удивлена так, будто младенец внезапно заговорил. Но был вовсе не ребенком, а взрослым мужчиной. Настоящим мужчиной, если явное одобрение, прозвучавшее в одном невнятно сказанном слове, могло служить тому показателем. Ему достаточно было сказать «Прелестно», и ее щеки вспыхнули.

А потом смысл этого единственного слова дошел до нее, и она резко выпрямилась. Он американец! Если бы он был кем-то другим, то первое сказанное им слово, когда он находился в полубессознательном состоянии с высокой температурой, было бы произнесено на родном языке. Определенно, слово было английским, хотя сказано было невнятно, а акцент американским. Частично его неотчетливое произношение могло быть следствием акцента, характерного для жителей южных или западных штатов. Американец. Любопытно, от кого он унаследовал черный цвет волос? Возможно у него итальянские корни или арабские, венгерские или индийские, а может, его предками были черноволосые ирландцы, испанцы или азиаты? Высокие, точеные скулы и тонкий нос с горбинкой подходили любой из этих национальностей, но определенно его внешность была результатом огромного американского смешения.

Ее сердце все еще билось в груди от волнения. Даже после того, как она вылила из миски воду, выключила лампу и легла возле него, она была взбудоражена и не могла заснуть. Он открыл глаза и говорил с ней, запросто совершал действия. Он выздоравливал! От этой мысли у нее свалилась гора с плеч.

Рэйчел повернулась и посмотрела на него. В темноте комнаты она еле улавливала профиль, но каждой клеточкой кожи реагировала на его близость. Он был теплым и живым, и необычное сочетание боли и восторга наполнили ее, потому что так или иначе, но он стал ей важен, настолько важен, что жизнь ее уже не будет такой, как прежде. И даже когда он уйдет, а опыт ей подсказывал, что он должен уйти, она никогда не будет прежней. Алмазная бухта вверила его ей, этот странный подарок бирюзовых вод. Она потянулась и легонько провела пальцами по его мускулистой руке, затем отстранилась, потому что ощущение его кожи заставило ее сердце биться быстрее. Море его спасло, а ее изменило навсегда.

Глава четвертая

— Он мертв, говорю вам, — темноволосый, с проседь, худощавый мужчина, лицо которого хранило невозмутимость и хладнокровие, посмотрел на нее с высокомерным превосходством.

— Что заставляет вас так думать, Эллис? У вас нет никаких доказательств. Я повторяю: ничего, что могло бы убедить нас в его смерти.

Тод Эллис прищурил глаза, глядя на нее:

— У него просто не было шансов выжить. Топливный бак взорвался, и катер пошел ко дну.

Элегантная женщина с волосами цвета красного дерева молча выслушала эту тираду, потом наклонилась и затушила сигарету.

— Но в вашем докладе не сказано, что кто-либо видел труп погибшего.

Эллис почувствовал прилив гнева.

Эти двое уже достали его до печенок, явившись сюда. Похоже, они не доверяют его профессионализму. Ему это не нравилось. Он был далеко не любителем, и будь они прокляты, если не нуждаются в нем. План не сработал так, как они хотели, но Сэйбину не удалось уйти, и это было самым главным.

— Даже если он оказался в воде, — ответил он терпеливо, — он был ранен. Он не мог далеко уплыть. И не смог бы выбраться на берег. Он либо утонул, либо стал завтраком для акул. Зачем зря тратить время на поиски?

Другой мужчина, со светло-голубыми глазами, смотрел словно сквозь Эллиса.

— Но мы имеем дело не с обычным человеком. Сколько времени Сэйбин ускользал от нас? Слишком долго, чтобы верить, что убить его так просто. Мы не нашли обломков катера и если, как вы говорите, он утонул или был съеден акулами, в воде должны были остаться хоть какие-то следы. Мы два дня прочесывали те места и не нашли ничего. Так что вполне логично предположить, что он добрался до берега.

— Хорошо, продолжим расследовать это дело дальше.

Женщина улыбнулась:

— Все не так уж хорошо. Мы должны быть осторожными. Есть вероятность, что его взяло на борт какое-нибудь судно и доставило в больницу. И если у него была возможность связаться со своими людьми, то мы уже не сможем добраться до него. Его нужно найти как можно скорее. Я согласна с Чарльзом. Слишком многое поставлено на карту, чтобы так просто успокоиться, думая, что он мертв.

Эллис помрачнел:

— Как вы считаете, какой район поиска нам придется охватить?

Чарльз склонился над картой Флориды.

— Мы находились здесь, — сказал он, отмечая это место буквой Х. — Учитывая расстояние и течения, думаю, что мы должны сосредоточиться вот в этой области.

Он нарисовал большой овал на карте:

— Ноэль, проверишь все больницы и полицейские отчеты по этому району, узнаешь, не обращался ли кто-нибудь за помощью с огнестрельным ранением. Мы тем временем прочешем каждый дюйм побережья.

Чарльз уселся обратно в кресло и холодно посмотрел на Эллиса:

— Можете ли вы по своим каналам, не вызывая подозрений, узнать что-либо об этом деле?

Эллис пожал плечами:

— У меня есть надежные контакты.

— Тогда используйте их. Мы не можем ждать слишком долго.

Он может позвонить, подумал Эллис, но это будет пустой тратой времени. Сэйбин мертв. Эти люди считали Сэйбина чуть ли не суперменом, который мог раствориться в воздухе, а потом, воскреснув, явиться вновь.

О'кей, но и он был опытным малым, и приобрел свою репутацию много лет назад. Нет, Сэйбин мертв, Эллис был абсолютно уверен в этом.

Рэйчел сидела на крыльце, на ее коленях лежала расстеленная газета с горкой зеленых бобов.

Тарелка стояла рядом с ней, и она методично бросала туда очищенные бобы, которые собиралась приготовить. Она не любила чистить бобы, но чтобы поесть, приходилось заниматься этим. Из радио, стоящего на подоконнике, лилась негромкая мелодия. Она слушала местную радиостанцию, сделав звук потише, чтобы не разбудить мирно спящего больного.

Она провела утро в ожидании, когда же он наконец проснется, но он продолжал крепко спать. Она давала ему аспирин и протирала губкой, сбивая жар, когда повышалась температура. Он не открывал глаза и не разговаривал, только стонал, хватаясь за плечо правой рукой, и Рэйчел успокаивала его нежным шепотом.

Джо зашевелился под кустом олеандра, громко зарычав. Рэйчел проследила за его взглядом, и посмотрела в сторону дороги, но так ничего и не смогла увидеть. Вряд ли Джо так внимательно следил за белкой или кроликом.

— Что это? — спросила она, не в состоянии скрыть дрожь в голосе, и Джо, обратив внимание на ее тон, передвинулся, чтобы стоять непосредственно перед ней.

Шум становился все громче, он доносился из сосновой чащи, которая вела к Алмазной бухте.

Из зарослей показались двое мужчин.

Рэйчел продолжала чистить фасоль с абсолютно беззаботным видом, но каждый мускул ее тела напрягся как натянутая струна. Она откровенно уставилась на них, словно так и надо было. Эти двое были небрежно одеты в легкие хлопчатобумажные брюки, рубашки и куртки. Рэйчел посмотрела на куртки. Температура воздуха была не ниже девяноста девяти градусов, хотя солнце еще не было в зените, так что дальше могло стать еще жарче. Куртки могли служить лишь одной цели — скрыть кобуру.

Когда мужчины пересекли дорогу, приблизившись к дому, Джо начал рычать, припал к земле, шерсть его встала дыбом.

Мужчины остановились, и Рэйчел уловила машинальное движение одного из них, под куртку, прежде чем он успел остановить себя.

— Извините, — сказала она, отставляя в сторону тарелку с бобами и поднимаясь на ноги. — Джо вообще не любит незнакомцев, а мужчин — особенно. Наверное, когда-то его обидел мужчина. Он не пустит во двор даже соседа. Давно он так не рычал. Вы потерялись или ваш катер уплыл без вас?

Говоря это, она спустилась вниз со ступенек, успокаивающе дотронулась до Джо, и он немного отбежал от нее.

— Нет. Мы кое-кого ищем.

Мужчина, ответивший ей, был высоким и симпатичным; его каштановые волосы отливали рыжим, на загорелом лице сияла открытая мальчишеская улыбка. Он посмотрел на Джо.

— Э-э, может быть, вам лучше придержать собаку?

— Джо успокоится, как только вы отойдете немного от дома.

Рэйчел надеялась, что это так.

Еще раз погладив Джо, она прошла мимо него и подошла к мужчинам.

— Он просто защищает свою территорию. Итак, я готова вас выслушать.

Другой человек был ниже, тоньше и мрачнее, чем мистер «Американский колледж».

— ФБР, — сказал он быстро, помахав значком перед ее носом. Я агент Лоуэлл. Это агент Эллис. Мы ищем одного человека и полагаем, что он может быть где-то поблизости.

Рэйчел сморщила лоб, молясь о том, чтобы не выдать себя.

— Сбежавшего заключенного?

Агент Эллис ответил ей долгим, пристально-оценивающим взглядом, посмотрел на голые ноги Рэйчел, затем поднял глаза на ее лицо.

— Нет, тюрьма — не то место, куда мы хотим вернуть его. Мы думаем, он может быть где-то поблизости.

— Я не встречала здесь посторонних, но теперь буду внимательней. Как он выглядит?

— Рост шесть футов, может быть, чуть выше. Черные волосы, черные глаза.

— Семинол?

Оба мужчины посмотрели на нее удивленно.

— Нет, он не индеец, — наконец сказал Лоуэлл. — Но в темноте может сойти и за индейца.

— У вас есть его фотография?

Мужчины быстро переглянулись.

— Нет.

— Он опасен? Я имею в виду, он убийца или совершил что-то менее опасное?

Она почувствовала, как растет комок в горле. Что она будет делать, если они скажут, что он убийца? Как тогда ей быть?

Они вновь выглядели так, словно не знали, что ответить.

— Он вооружен и опасен. Если вы увидите кого-то подозрительного, позвоните нам по этому номеру.

Агент Лоуэлл написал номер на листке бумаги и протянул Рэйчел, которая, мельком взглянув на номер, поспешно убрала бумажку в карман.

— Я так и сделаю, — сказала она. — Спасибо, что предупредили.

Они уже отошли на несколько шагов, когда агент Лоуэлл обернулся и произнес, сузив глаза:

— На пляже мы заметили странные следы, словно там что-то тащили по песку. Вы что-нибудь знаете об этом?

У Рэйчел кровь застыла в венах. Дура! Она оцепенела. Она должна была спуститься на пляж и стереть все следы.

Прилив должен был смыть кровь и другие улики.

Она сморщила лоб, дав себе время подумать, ее лицо разгладилось.

— Ой, вы, должно быть, имеете в виду то место, где я собирала ракушки и деревяшки, прибитые к берегу. Я собираю их и складываю на брезент, а потом тащу сюда. Таким образом, я могу забрать все за один заход.

— Что вы делаете с ними? Зачем вам ракушки и деревяшки, прибитые к берегу?

Она не понравилась агенту Лоуэллу, и он внимательно смотрел на нее, ожидая ответа.

— Я продаю их, — сказала она, и это была правда. — У меня есть два собственных сувенирных магазина.

— Понятно. — Он улыбнулся ей. — Ну, удачной вам охоты за ракушками.

Они снова повернулись к выходу.

— Разве вам не наверх? — спросила она неестественно высоким голосом. — Вы выглядите вспотевшими, а возможно скоро будет еще жарче.

Оба посмотрели на палящее солнце в безоблачном небе, их лица блестели от пота.

— Мы приплыли на лодке, — ответил агент Эллис. — Мы собираемся проверить берег вдоль пляжа. В любом случае, спасибо.

— Не за что. Да, и будьте осмотрительнее, если пойдете на север. Там болотистые места.

— Еще раз спасибо.

Она смотрела, как они исчезают в соснах, вниз по склону, и озноб коснулся ее кожи, несмотря на жару.

Медленно она вернулась на веранду, уселась на качели и вновь машинально принялась чистить бобы.

Все, что они рассказали, запутало ее, не укладывалось в голове, и она пыталась разложить все по полочкам, снова и снова мыслями возвращаясь к разговору. ФБР? Это могло быть правдой, но она не успела как следует рассмотреть их значки, промелькнувшие на мгновение перед ней. Они знали, как выглядит этот человек, но у них не было его фотографии. Ей казалось, что у ФБР должен был быть портрет преступника, которого они ищут.

И они не ответили, когда она спросила, что он сделал, как будто бы не знали, что ответить. Они говорят, что он вооружен и опасен, а вместо этого он нагой и беспомощный. Знают ли они, что он ранен? Почему ничего не сказали об этом? Но что, если она укрывает уголовника?

Возможно, это так, но она не верила этому. Она не знала, что и думать, и от этого ей стало нехорошо.

Бобы были очищены. Она взяла кастрюлю и отнесла ее в раковину на кухне, а затем вернулась на крыльцо и подобрала газету с очистками, выбросив её в мусорное ведро. Рэйчел с опаской взглянула на приоткрытую дверь спальни. Она могла видеть лишь черноволосую голову, лежавшую на подушке… ее подушке.

Когда он вновь проснется, и она посмотрит в его черные как ночь глаза, то сможет ли понять, что это глаза преступника? Убийцы?

Она быстро вымыла руки, и, схватив телефонную книгу, нашла нужный номер. После первого гудка измученный мужской голос сказал:

— Судебный департамент.

— Энди Фелпса, пожалуйста.

— Минуточку.

Раздался другой голос, на сей раз рассеянный, словно этот человек думал о чем-то своем:

— Фелпс.

— Энди, это Рэйчел.

Его голос сразу потеплел:

— Привет, малышка. Как ты?

— Все отлично. Жарко, но погода замечательная. Как Триш и дети?

— У ребят все в порядке, но Триш не может дождаться, когда они пойдут в школу.

Она рассмеялась, сочувствуя жене Энди. Их мальчики были ужасными баламутами.

— Слушай, ко мне сейчас приходили двое парней. Они ищут кого-то на пляже.

Его голос стал напряженнее:

— Они доставили тебе какие-нибудь неприятности?

— Нет, ничего такого. Они сказали, что из ФБР, но я не смогла хорошенько разглядеть их значки. Они ищут какого-то парня. Это законно? В вашем отделе что-нибудь об этом известно? Возможно, я параноик, но я здесь живу в самом конце дороги, во многих милях от Рафферти. После Б.Б.…

Ее голос сорвался от внезапно нахлынувших воспоминаний. Это случилось пять лет назад, но время от времени чувство потери и сожаления все еще мучило ее.

Энди понимал ее как никто другой. Он работал с Б.Б. в АСЗН. Воспоминания сделали его голос грубее.

— Я знаю. Тебе не повредит лишняя осторожность, милая. Послушай, нам спустили приказ помочь парням из ФБР, которые ищут какого-то человека. Но это не подлежит разглашению. Но они не из местного отдела ФБР. Я сомневаюсь, что они вообще из ФБР, но приказ есть приказ.

Руки Рэйчел сжали телефонную трубку.

— И что, агентство — это действительно агентство?

— Да, что-то вроде того. Не думай об этом, но будь начеку. Чувствую, это не слишком приятное дельце.

Он был не единственным, кто чувствовал это.

— Я так и сделаю. Спасибо.

— Не за что. Слушай, почему бы тебе не прийти к нам на ужин, как-нибудь в ближайшее время? Мы будем рады увидеть тебя.

— Спасибо, с удовольствием. Попроси Триш позвонить мне.

Связь прервалась и Рэйчел глубоко вздохнула.

Если, как считает Энди, эти люди не из ФБР, это хорошо.

Пройдя в спальню, она остановилась около кровати, и посмотрела на спящего человека, на его грудь. Она не открывала занавески с тех пор, как ночью притащила его в дом, поэтому комната была темной и прохладной, но тонкий луч солнца прокрался сквозь щель меж двух половинок и скользнул по его животу, освещая тонкий красный шрам. Кто бы он ни был, чем бы ни занимался, он не был обычным преступником.

Они играют в смертельные игры, мужчины и женщины, которые выбрали для себя этот тайный мир контрразведки. Они проживают свою жизнь, балансируя на лезвии бритвы, они были сильными и равнодушными, специально или непреднамеренно. Они не похожи на обычных людей, которые ходят каждый день на работу и вечером возвращаются домой, к своим семьям. Был ли он одним из тех, для кого нормальная жизнь невозможна? Она была почти уверена в этом. Но что происходит, и кому она может доверять? Кто-то хотел убить его. Либо он бежал от них, либо его выбросили за борт, в океан, надеясь, что он утонет. Для чего его ищут эти двое: чтобы защитить, или они хотят закончить начатое? Возможно, он облает какой-то важной информацией, которая спасла ему жизнь?

Она провела пальцами по его руке, беспомощно лежавшей на простыне. Кожа была горячей и сухой, его все еще лихорадило из-за раны, а тело пыталось справиться с жаром.

Ей удалось ложкой влить в него немного сладкого чая и воды, чтобы не было обезвоживания, но он должен начать есть, иначе придется отвезти его в больницу. Шел третий день, и ему нужно было принимать пищу.

Она нахмурилась.

Если он может проглотить чай, то сможет проглотить и суп. Она должна была подумать об этом раньше! Рэйчел бегом отправилась на кухню и вылила суп с лапшой в блендер, измельчила его и поставила разогреваться.

— К сожалению, это не домашняя лапша, — пробормотала она, обращаясь к раненому. Но у меня нет куриного мяса в морозильнике. Кроме того, это проще.

Она внимательно наблюдала за ним, проверяя каждые несколько минут. Когда он начал возбужденно метаться по подушке и скидывать простынь, она, поставила на поднос его первый «обед». Все это заняло несколько минут. Рэйчел принесла поднос в спальню, и он чуть не перевернул его, когда внезапно приподнялся, облокотившись на правый локоть, и уставился на нее пронзительным взглядом горящих черных глаз.

Рэйчел пришла в отчаяние.

Если он упадет с кровати, ей ни за что не положить его обратно без посторонней помощи.

Он раскачивался взад-вперед, не сводя с нее горящего взгляда. Она убрала поднос на пол, куда вылилось немного супа, а затем бросилась в сторону кровати, чтобы удержать его.

Осторожно, поддерживая его голову и стараясь не задеть плечо, она соединила руки у него за спиной, и положила его голову на свое плечо, приняв на себя его вес.

— Ложитесь, — сказала она мягко, стараясь успокоить его. — Вам нельзя пока вставать.

Он сдвинул густые темные брови, словно сопротивляясь ей.

— Пришло время для вечеринки, — пробормотал он невнятно.

Он проснулся, но его разум еще блуждал в придуманном мире, вызванном лихорадкой.

— Нет, вечеринка еще не началась, — заверила она его, останавливая его правый локоть, на который он пытался облокотиться, чтобы приподняться на кровати. Его вес был слишком тяжел для нее, и она слегка опустила его на подушку.

— Вам нужно поспать.

Он послушно лег, тяжело дыша, его темные брови все еще были сдвинуты, а взгляд устремлен на нее.

Он не сводил с нее пристального взгляда, пока она поднимала с пола поднос и ставила его на ночной столик. Его внимание было сосредоточено на ней, словно он пытался вникнуть в смысл происходящего сквозь затуманенное сознание.

Она тихо разговаривала с ним, подпирая сбоку дополнительными подушками; не зная, понимает ли он ее слова, но казалось, что ее голос его успокаивает. Усевшись на краешек кровати, она начала кормить его, продолжая говорить. Он был послушен, открывая рот всякий раз, когда она подносила ложку к его губам, но скоро его веки начали смыкаться; он устал. Она быстро дала ему аспирин, радуясь, что ей так легко удалось накормить его.

Поскольку она поддерживала его голову и подоткнула дополнительные подушки ему под спину, он лежал ровно, без риска упасть, и ей в голову пришла идея. Стоило попытаться.

— Как вас зовут?

Он нахмурился, его голова беспокойно дернулась.

— Кого? — Спросил он и его глубокий голос был полон тревоги.

Рэйчел по-прежнему наклонялась к нему, руки поддерживали его голову. Ее сердце билось чаще. Возможно, сейчас она сможет получить хоть какие-то ответы.

— Вас. Как ваше имя?

— Мое?

Ее расспросы взволновали его. Он с трудом смотрел на нее, стараясь сконцентрироваться, его пристальный взгляд скользил по ее лицу, затем переместился ниже.

Она попробовала снова:

— Да, ваше. Как ваше имя?

— Мое?

Он глубоко втянул воздух, затем повторил снова:

— Мое.

Во второй раз это было уже утверждением, не вопросом.

Он медленно приподнял обе руки, вздрогнув от боли в плече.

Он обнял ее, и прижал ладони к ее грудям, чуть потерев соски большими пальцами.

— Мое, — сказал он снова, словно считал ее своей собственностью.

На мгновение, только на одно мгновение, Рэйчел оказалась беспомощной перед этим неожиданным удовольствием, сжигающим ее плоть. Она застыла на месте, ее нервные окончания напряглись, а плоть вспыхнула, поскольку его большие пальцы превратили ее соски в острые твердые холмики.

Но тут она пришла в себя и отскочила от него, подальше от кровати. Раздражение на него и гнев на себя заполнили ее.

— Что это вы себе придумали? — огрызнулась она ему. — Они мои, а не ваши!

Его веки сонно сомкнулись. Рэйчел остановилась, глядя на него сверху вниз. Очевидно, его разум помнил лишь о вечеринках и сексе!

— Черт возьми, ну и узколобый кретин! Похоже, у вас в голове всего одна извилина! — сердито бросила она, до сих пор едва дыша.

Его ресницы затрепетали, и он посмотрел на нее снова.

— Да, — сказал он отчетливо, а затем закрыл глаза и уснул.

Рэйчел стояла рядом с кроватью, сжав кулаки, и разрываясь между смехом и желанием его стукнуть. Сомнительно, что он понял хоть что-то из ее слов, но последнее слово, возможно, было ответом на ее обвинение, а может, какой-то другой вопрос, существующий в его воспаленном сознании. Теперь он спал, полностью расслабленный, совершенно забыв о том, что сейчас произошло.

Рэйчел тряхнула головой, взяла поднос и спокойно вышла из комнаты. Внутри все по-прежнему дрожало от негодования, смешанного с желанием. Ей было не по себе, потому что бесполезно было отрицать — ее влекло к нему сильнее, чем она когда-либо могла себе представить. Он прикоснулся к ней вопреки ее воле, но ее рукам тоже хотелось задержаться на его теплой коже. Его голос заставил ее задрожать изнутри, и один взгляд его черных глаз заставил ее почувствовать возбуждение. И его прикосновение… его прикосновение! Когда он дотрагивался до нее, каждый раз она таяла от невыносимого удовольствия, которое не поддавалось контролю.

Было сумасшествием испытывать подобные чувства к мужчине, которого она почти не знала, но никакое сожаление не могло изменить этот чувственный ответ. Их жизни сплелись с той минуты, когда она вытащила его из воды; она взяла на себя ответственность за его жизнь, доверила себя ему, и только сейчас осознала глубину этой связи. И он теперь принадлежит ей; этот акт милосердия соединил их судьбы вместе, независимо от их желаний. Хотя он был незнакомцем, она уже многое знала о нем.

Она знала, что он сильный, крепкий и хорошо натренирован. Он умел выжить в мире, который выбрал. Он обладал расчетливостью, которая приводила в трепет своим напором, и благодаря ней он выплыл из ночного океана с двумя пулевыми ранениями, когда обычный человек обязательно утонул бы. Она знала, что он был важен для людей, которые охотились за ним, хотя и не знала, хотели ли они защитить или убить его. Она знала, что он не храпел и что он имел чрезвычайно здоровое либидо, вопреки теперешнему слабому физическому состоянию. Сейчас он спокойно спал, хотя все еще горел в лихорадке. Сначала ее беспокоила его полная неподвижность, но сейчас она знала, что это нормально для него. И еще он не любил отвечать на вопросы, даже в бреду, даже на такой простой вопрос о том, как его зовут. Возможно, это было результатом лихорадочного бреда, но возможно, это шло из запрограммированного подсознания, которое не могли нарушить ни болезнь, ни лекарства. Скоро, завтра или на следующий день, или возможно, даже в течение этой ночи, он проснется в полном сознании. Он потребует одежду и ответы на свои вопросы.

Рэйчел не знала, какими будут эти вопросы, и начала продумывать свои, которые хотела бы задать ему, хотя он вряд ли на них ответит. Она не могла знать, ответит он или нет, поэтому решила, что бесполезно пытаться предсказать его действия.

Одежда, однако, была проблемой, но она попробует что-нибудь придумать. У нее не было ничего подходящего по размеру, хотя она часто носила рубашки, покупая их специально для себя, но они будут слишком малы для него.

Рэйчел не сохранила ничего из одежды Б.Б., хотя это было бы бесполезно в любом случае, Б.Б. весил на тридцать фунтов меньше, чем этот человек. Она составила в уме список вещей, которые ему потребуются. Ей не хотелось оставлять его одного, даже ненадолго, чтобы съездить на ближайшую распродажу, но можно было попросить Хани сделать необходимые покупки. Это было заманчивой идеей, но утренний визит двух мужчин осложнял ситуацию, и привлекать в это дело Хани теперь не хотелось.

Ничего не случится, если она оставит его на час. Рэйчел поедет в магазин завтра рано утром, в это время эти двое вряд ли появятся.

На следующий день, рано утром, она тщательно заперла дом, и приказала Джо охранять его. Ее больной спокойно спал, она только что убедилась в этом, и должен был проспать еще несколько часов.

Ее серебристо-серый «Ригал» быстро покрывал милю за милей; она развила максимальную для себя скорость, потому что беспокойство не оставляло ее. С ним ничего не должно было случиться в ее отсутствие, но на душе скребли кошки, и она понимала, что не успокоится, пока не вернется домой.

Хотя было раннее утро, магазин уже было полон людей, которые торопились сделать покупки, прежде чем наступит жара.

Рэйчел взяла тележку, ловко маневрируя по переполненным проходам, уклоняясь от стремительных малышей, которые, сумев ускользнуть от матерей, устремлялись в отдел игрушек.

Рэйчел следовала за рассматривающей товары беззаботной худенькой светловолосой женщиной, похожей на тростинку, которая, наконец, освободила проход, свернув направо.

Итак, комплект нижнего белья, несколько пар носков и пара спортивных ботинок десятого размера отправились в тележку. Она измерила его ноги утром, поэтому была уверена, что ботинки подойдут. Две рубашки на кнопках и хлопчатобумажный пуловер отправились к ботинкам. Рэйчел не была уверена в размере брюк, поэтому выбрала две пары — черные джинсы и, на тот случай, если джинсы будут слишком неудобны, пару летних брюк из хлопка цвета хаки.

Она уже собиралась двинуться к кассе, когда спиной почувствовала усиливающийся с каждой минутой неприятный холодок, и повернула голову. Оглянувшись по сторонам, она увидела мужчину, небрежно рассматривающего полку с товаром, и покалывающий холодок стал нестерпимым.

Это был агент Лоуэлл.

Не меняя скорости, она отправилась в женский отдел. Мужская одежда, лежащая в ее тележке, была довольно универсальной, конечно, если вы предпочитаете унисекс, и если не принимать во внимание огромный размер вещей. При ближайшем рассмотрении ее покупки могут показаться подозрительными. К сожалению, агент Лоуэлл был вполне способен подвергнуть все ее покупки именно такой экспертизе. Трусы, носки и ботинки, лежащие под штанами и рубашками, не могли иметь никакого логического объяснения.

Рэйчел решительно прошла в секцию нижнего белья. Несколько пар атласных кружевных трусиков были брошены поверх груды покупок. Пенистый кружевной бюстгальтер тоже был добавлен к покупкам. Она надеялась, что естественную неловкость мужчины перед разглядыванием женского белья в общественном месте удержит агента Лоуэлла от исследования содержания ее тележки. Выглянув из-за угла, она заметила, как он приближается. Стараясь не подать виду, останавливаясь, она разглядывала разные товары с отсутствующим видом. Он был не глуп: скользил в толпе, и его поведение ничем не напоминало слежку. Но в его глазах Рэйчел уловила нечто зловещее. Он определенно собирался обыскать ее тележку. Осмотревшись по сторонам, она заметила аптечную секцию. Там были различные предметы женской гигиены, некоторые из которых она никогда не использовала, но сейчас выбрала их из-за заметной упаковки и бросила в тележку.

Если он посмеет дотронуться до чего-нибудь из этих вещей, она громким голосом обвинит его в том, что он извращенец, прибавив работы охранникам магазина.

Лоуэлл приближался. Рэйчел, наконец решилась, и, выбрав момент, резко развернула тележку, почти протаранив его колено.

— О господи, я так сожалею! — извинилась она. — Ох! Я не видела вас, — пробормотала она снова, стараясь выглядеть изумленной, словно только что узнала его.

— Аг… — она замолчала, осмотревшись вокруг, затем, понизив голос, перешла на шепот: — Агент Лоуэлл.

Это представление было достойно «Оскара», но, возможно, было разыграно впустую, так как агент Лоуэлл был занят растиранием ушибленного колена. Он выпрямился, все еще морщась от боли.

— Снова здравствуйте, мисс… Не могу поверить, что не спросил вчера ваше имя.

— Джонс, сказала она, протягивая руку. — Рэйчел Джонс.

Его пожатие было твердым, но ладонь немного влажной. Агент Лоуэлл вовсе не был таким беззаботным, каким хотел казаться.

— Вы ранняя пташка, — заметил он.

— Днем слишком жарко делать покупки. Лучше заняться этим с утра или после заката. Вам действительно лучше носить шляпу, если собираетесь снова бродить по округе, как вчера.

Лицо Лоуэлла уже потемнело от загара, так что ее совет немного опоздал. Его невыразительный взгляд блуждал по содержимому тележки, затем он резко отвел глаза. Рэйчел почувствовала мрачное удовлетворение своим выбором. Его присутствие могло быть чистым совпадением, или могло быть преднамеренным, но он определенно был любопытен, впрочем, это было частью его работы.

Рэйчел почувствовала, что он обезоружен ее наигранной беззаботностью и простодушием меньше, чем мог быть какой-либо другой агент.

— Вам, вероятно, придется взять ссуду, чтобы оплатить все это, — сказал он после небольшой паузы.

Она с сожалением осмотрела тележку:

— Наверное, вы правы. Каждый раз, когда я еду в путешествие, мне кажется что мне нужно множество разных вещей.

Его глаза загорелись любопытством:

— Собираетесь в поездку?

— Через пару недель. Я провожу некоторое исследование относительно островов Флорида Кис*, изучаю эту область.

— Исследование?

Рэйчел пожала плечами:

— Я занимаюсь разными вещами. У меня есть магазины подарков. Я немного пишу, преподаю в вечерней школе. Эти занятия не дают мне скучать.

Посмотрев на кассу, где росла очередь, Рэйчел беспечно заметила:

— Нам лучше поторопиться, иначе из-за меня вы потеряете здесь кучу времени. О, кстати! Вам удалось вчера что-нибудь отыскать?

Его лицо было похоже на маску, хотя глаза еще раз осмотрели ее тележку.

— Нет, никого. Возможно, это была ложная информация.

— Что же, удачи вам. И не забудьте приобрести кепку, или что-то подобное, пока вы здесь.

— Обязательно. Спасибо.

Она присоединилась к одной из очередей, и выбрала журнал, чтобы полистать его, постепенно подталкивая тележку вперед, к кассе. Лоуэлл двигался в стороне, разглядывая книги в мягкой обложке.

Проклятье, он что, никогда не уйдет отсюда? Когда подошла ее очередь, она разгрузила тележку, стараясь загородить покупки от взгляда Лоуэлла.

Кассир как назло поднял кипу трусов и держал их перед ней, пока не пробил номер кода на кассовом аппарате. Рэйчел сдвинулась в сторону, когда кассир запихивал их в пакет, и подтолкнула к нему рубашку.

Лоуэлл приблизился.

— Сто сорок шесть долларов, восемнадцать центов, — произнес кассир, укладывая ее товар в большой пакет.

Рэйчел открыла бумажник поморщившись. Она редко носила с собой столько наличных, и этот день не был исключением. Она раздраженно швырнула кассиру кредитку, которую он провел через специальный аппарат, и все наконец закончилось.

Лоуэлл подошел к ней, наклонившись над кассой. Рэйчел схватила пакет, и начала запихивать туда покупки.

— Распишитесь вот здесь, — сказал кассир, подталкивая к ней чек.

Рэйчел нацарапала свое имя, и мгновение спустя пакет был закрыт. Она положила его в тележку и начала поворачивать к выходу.

— Помощь нужна? — спросил Лоуэлл, идя рядом с ней.

— Нет, катить тележку гораздо легче, чем набрать все это. В любом случае, спасибо.

Высокая влажность обволакивала их подобно одеялу, как только они покинули прохладные стены магазина. Рэйчел зажмурилась от почти болезненно яркого солнца. Она открыла багажник, загрузила пакет и захлопнула крышку, мучительно ощущая на себе острый взгляд Лоуэлла.

Она откатила тележку к магазину, затем вернулась к автомобилю.

— До свидания, — она сказала небрежно.

Он все еще наблюдал за ней. Рэйчел вытерла пот с лица, чувствуя глухие удары сердца и нарастающую панику. Она не была готова к такому! Оставалось надеяться, что Лоуэлл не был чересчур мнительным.

Глава пятая

Сны, которые он видел за несколько минут до пробуждения, были всё ещё яркими, но возвращение сознания не означало возвращения способности понимать. Он спокойно лежал, осматривая прохладную, тускло освещённую, незнакомую комнату, выискивая какие-либо детали в своей собственной памяти, которые помогли бы ему понять, что происходит и где он находится. Казалось, не было никакой связи между его единственным воспоминанием и этой спокойной комнатой. Но были ли это реальные воспоминания или всего лишь сны? Ему снилась женщина, страстная и уступчивая женщина, с глазами, столь же ясными и серыми, как горное озеро под облачным небом, и руки её были нежны, когда она ласкала его, её бархатная грудь наполняла его ладони. Его пальцы сжались на простыне. Сон был настолько реален, что он жаждал ощущать эту женщину в своих руках.

Однако это был только сон, и он должен был вернуться в действительность. Пока он лежал, кое-какие воспоминания стали возвращаться к нему, и он знал, что они-то ему точно не приснились. Нападение на его лодку, мучительное плавание в темноте, когда он был неспособен выбраться на берег. Затем, после этого…пустота. Ни одного проблеска воспоминаний, что же случилось потом.

Где он? Его схватили? Они бы отдали почти всё, рискуя всем, чтобы взять его живым.

Он пытался аккуратно двигаться, и его рот сжался от прилагаемых усилий. Левое плечо болело, а через левое бедро проходил шрам. Тупая боль разъедала голову, но обе руки и ноги слушались его. Правой рукой он неловко откинул простыню и напрягся. У него закружилась голова. Он схватился за спинку кровати, подождал, пока не пройдет головокружение, и повторил попытку. Рана на бедре была перевязана чистым бинтом. То же самое было проделано и с его плечом — вокруг него была обёрнута марля, концы который завязывались на его груди. Он был полностью обнажён, впрочем, его это ничуть не беспокоило. Наоборот, это не сковывало его движений; через секунду он узнает, как называется этот ад, в котором он находится.

Раненные мускулы его бедра, вынужденные двигаться, непроизвольно дрожали, пока он стоял. Он шатался, но не падал, просто стоял, пока комната не прекратила кружиться в вальсе перед его глазами и нога не приняла устойчивое положение. Несмотря на то, что в комнате было прохладно, он весь покрылся испариной. Вокруг была тишина, не считая едва слышного шелестения вентилятора, висевшего под потолком, и шума кондиционера где-то вдали. Он внимательно прислушивался, но больше ничего не мог уловить. Всё ещё опираясь правой рукой о спинку кровати, он сделал несколько шагов по направлению к окну, стиснув зубы от жгучей боли в ноге. Сложенные планки старомодных жалюзи притягивали его магнитом. Достигнув окна, он пальцем приподнял одну из планок и стал смотреть через образовавшуюся прорезь. Двор, овощной огородик. Ничего необычного. Никого в поле зрения. Ни человека, ни животного.

Открытая дверь перед ним вела в ванную. Медленно он двинулся к дверному проёму, его черные глаза заострили внимание на дамских безделицах. Лак для волос, лосьоны, косметика. Это явно была ванная женщины. Возможно, той рыжей женщины, что была на лодке? Всё было опрятным, безупречно убранным, в ванне и спальне была некая скромная роскошь, будто всё было подобрано для обеспечения максимально возможного комфорта, но и свободного места было предостаточно. За следующей дверью оказалась гардеробная. Он заглянул в неё и оценил размеры. Снова всё было рассчитано на женщину или на очень стройного маленького мужчину, лишённого признаков своего пола. Одежда располагалась в определённом порядке — от достаточно заношенной к утончённо-изысканной. Маскировка?

Он осторожно приоткрыл следующую дверь, приникнув глазом к маленькой щёлке, проверяя, чтобы там никого не было. Маленькая прихожая была пуста, как и комната, которую он видел за ней. Он распахнул дверь, упираясь рукой в косяк двери. Ничего. Никого. Он был один, и его осторожность больше не имела смысла.

Проклятье, он ослаб и измучен жаждой, казалось, что все огни ада горят у него в горле. Он похромал через пустую гостиную, периодически останавливаясь и отдыхая. Следующим на его пути был маленький, освещённый солнцем альков. Мягкий солнечный свет, струящийся через окно, заставил его моргнуть, так как глаза не были готовы к внезапному избытку света. Далее была кухня, маленькая и солнечная, и чрезвычайно современная. Разноцветное множество свежих овощей лежало на стойке, в центре стола находилась ваза со спелыми фруктами.

Его рот и горло пересохли. Он взял сливу из вазы, затем раскрыл дверцы шкафчика, где нашёл стакан. Открыв кран с холодной водой, он наполнил ею стакан и стал пить с такой жадностью, что часть воды пролилась вниз на его грудь. Выпив первый стакан, он сразу налил себе второй и, на сей раз, удовлетворил свою жажду.

Как долго он здесь находился? Пробелы в памяти привели его в ярость. Он был уязвим и неуверен в себе из-за того, что не помнил, что случилось, и не понимал, где он сейчас находился, а уязвимость не была тем чувством, которое он мог себе позволить. Но он просто умирал от голода. Корзина со свежими фруктами так и манила к себе, он с жадностью проглотил банан, затем пол-яблока. Внезапно он почувствовал, что насытился, и не осилит вторую половину, поэтому он выбросил банановую кожуру и недоеденное яблоко в мусорное ведро.

Да, он мог двигаться. Медленно, но всё же он не был беспомощен. Следующей задачей для него было найти какие-нибудь средства защиты. Самым доступным был нож. Он осмотрел кухонные ножи и выбрал себе один с самым острым и крепким лезвием. С ножом в руке он начал медленно и методично обыскивать дом, но ничего подходящего он больше не нашёл.

На входных дверях была крепкая тяжёлая задвижка, которая соединяла их. Двери не выглядели особо крепкими, но, чёрт возьми, они остановят любого человека, желающего войти. Он присмотрелся к ним, пытаясь вспомнить, видел ли он когда-нибудь подобные им замки, и решил, что нет. Они были закрыты, но зачем это было делать, если он мог открыть их изнутри? Что он и сделал: двери открылись гладким, почти бесшумным движением. Осторожно он взялся за круглую ручку и приоткрыл дверь, рассматривая в образовавшуюся щель, есть ли кто в поле его зрения. Дверь была тяжёлой, слишком тяжёлой для обычной двери. Он приоткрыл её шире, проведя пальцами по краю. Литая сталь, предположил он.

Эта была маленькая удобная тюрьма, только вот замки находились не с той стороны, и отсутствовали надзиратели.

Он полностью открыл дверь. Вглядываясь сквозь сетку от насекомых, он увидел, что на чистом небольшом дворе, окруженным сосновой чащей, в траве копошились белые и серые гуси, в поисках пищи. Жара, проникающая через сетку, была плотной и густой, она налетела на него словно удар. Как будто по волшебству из-под кустарника появилась собака. Она подбежала к к двери и уставилась на него немигающим взглядом. Поскольку он пришёл в себя, то уловил негромкое рычание собаки сквозь закрытую пасть.

Он беспристрастно разглядывал собаку, взвешивая свои возможности. Обученная служебная собака, немецкая овчарка, вес около восьмидесяти или девяноста фунтов. В своем измождённом состоянии он не имел никаких шансов против подобной собаки, даже с ножом в руке. В общем, он был надежно заперт.

Его нога с трудом выдерживала его вес. Он был гол, слаб, и не знал, где находится. Шансы явно были не в его пользу, но он был жив, и осознание этого наполнило его ледяным гневом. Теперь у него было преимущество в неожиданности: тот, кто придёт к нему, не будет ожидать, что он вооружён. Он закрыл и запер дверь, затем через окно ещё раз посмотрел на собаку, пока она не убежала от двери обратно в кусты.

Он ждал.

Когда Рэйчел свернула на подъездную дорожку к дому, огромная багряно-чёрная грозовая туча вырисовывалась в небе. Она следила за ней, размышляя о том, выплеснет ли туча тонны воды в море или продержится и прольётся уже над землёй. Дождь обещал быть сильным, и тогда температура воздуха понизится, но как только туча уйдет, температура вновь поднимется, и дождь прекратится в облака пара. Эбенезер Дак и его выводок раздражённо загоготали, поскольку она подогнала автомобиль под тень дуба, под которым они лениво копошились в траве. Джо поднял голову, чтобы посмотреть на неё, и затем опустил её обратно. Всё было так же спокойно, как и когда она уезжала. Только теперь она ощутила, что напряжение, сковавшее её грудь, отпустило.

Она взяла сумку из багажника, не осознавая, что проницательные чёрные глаза наблюдают за каждым её движением. Держа в одной руке сумку, а в другой ключи, она поднялась на крыльцо, остановилась, чтобы поднять свои солнцезащитные очки с глаз на макушку, затем, придерживая бедром противомоскитную сетку, открыла дверь. Прохладный воздух, охлаждённый кондиционером, разительно отличался от жарой улицы. Она невольно покрылась гусиной кожей и задрожала. Глубоко вздохнув, она положила сумку и кошелёк на один из её любимых стульев и отправилась проверять своего пациента.

Как только она коснулась дверной ручки, твёрдая рука обхватила её горло и потянула назад, так что её шея неестественно выгнулась. Перед её глазами блестел нож. Она была слишком ошеломлена, чтобы отреагировать мгновенно, но сейчас её постепенно наполняло чувство ужаса, поскольку она не могла отвести свой взгляд от ножа. Как они вошли? Они уже убили его? Зарождавшееся в ней страдание неистово и беспощадно заполняло её.

— Не сопротивляйтесь и я не трону вас, — раздался голос над её ухом. — Я хочу получить ответы на некоторые вопросы, но я не собираюсь испытывать судьбу. Если вы сделаете хоть одно движение … — Он не закончил предложение, но это было неважно. Его голос был холодным и бесстрастным как камень. Её кровь застыла в жилах.

Рука, сжимавшая её шею под подбородком, слишком сильно надавила, и она автоматически подняла обе руки, ухватившись за неё. Нож угрожающе переместился ближе.

— Не стоит, — он прижался ртом к её уху.

Рэйчел уклонилась от ножа, её голова прижалась к его плечу, тело сжалось, мучительно пытаясь увеличить расстояние между собой и блестящим лезвием. Она чувствовала его тело, прижатое к ней, и тут она поняла, ЧТО она чувствовала. Он был обнажён! И если он был обнажён, то это должен был быть…

Чувство облегчение, проникнувшее в её сознании, было столь же болезненно и мучительно, как и чувство опасности. Напряженные мышцы расслабились и её начала бить дрожь. Её руки ослабили хватку на его предплечье.

— Так-то лучше! — тихо просипел голос. — Кто вы?

— Рэйчел Джонс, — ответила она. Её дыхание прервалось, так как он надавил ей на горло.

— Где я?

— В моём доме. Я вытащила вас из прибоя и принесла сюда, — она могла чувствовать, что он шатается, впрочем, возможно, он просто ослабел. То, что он проявил такую силу, было удивительно в его состоянии, но всё же он был сильно ранен и его выдержка должна дрогнуть. — Пожалуйста, — прошептала она, — Вы должны вернуться в кровать.

И это действительно было так, мрачно подумал Сэйбин. Он был истощён, как будто пробежал марафонскую дистанцию, и чувствовал, что его ноги в любой момент могут отказать ему. Он не знал её, он не мог доверять ей, у него был всего один шанс, и неправильные выводы могли стоить ему жизни, но у него не было выбора. Проклятье! Он так слаб! Медленно он расслабил свою правую руку и отвёл от её горла, потом так же аккуратно опустил левую руку с ножом. Его плечо пульсировало, и он сомневался, что сможет ещё раз поднять свою руку.

Вместо того, чтобы отшатнуться от него, она осторожно повернулась, будто боясь его нападения, и подставила своё плечо под его правую руку, обняв его за талию.

— Обопритесь на меня, пока не упали, — сказала она. Ее голос всё ещё был прерывистым. — Всё пойдет насмарку, если у вас разойдутся швы.

У него не было другого выбора, кроме как положить свою руку на её стройные плечи и тяжело облокотиться на неё. Он знал, что если не сядет или не ляжет, то, скорее всего, просто упадет. Она медленно довела его до спальни и поддержала, когда он практически рухнул на край кровати. Одной рукой она удерживала его голову на сгибе локтя, а другой потянулась за подушкой и уложила его. Сэйбин глубоко вздохнул. Его чувства автоматически среагировали на аромат женского тела и мягкость её груди около щеки. Ему было достаточно повернуть голову, чтобы его рот оказался напротив её сосков, и его любопытное воображение тут же нарисовало дразнящий образ.

Он лежал с закрытыми глазами, учащенно дыша от усталости. Она подняла его ноги с пола на кровать и натянула простынь до груди.

— Ну вот, — сказала она тихо. — Теперь вы можете отдохнуть.

Рэйчел провела рукой его по груди; последние несколько дней она делала это автоматически, потому что, казалось, это успокаивало его. Температура спала, лихорадка, державшаяся все эти дни, отступила. Он всё ещё сжимал нож в левой руке. Она потянулась чтобы забрать его, но пальцы мужчины сжались крепче от её прикосновения, глаза открылись, и она увидела тёмный и жестокий взгляд.

Рэйчел держала свою руку на ноже. Спокойно встретив его взгляд, она спросила:

— Зачем он вам? Если бы я хотела причинить вам вред, я бы уже давно сделала это.

Её глаза были полностью серыми, без какого-либо намёка на оттенок голубого. Это был цвет древесного угля, но тёплый и чрезвычайно ясный, такой, что глаза казались бездонными. Он изумлённо застыл, будто от удара. Глаза и женщина — именно они заполняли его недавние сны чувственным эротизмом. Его чресла напряглись. Но…это были сны? Женщина точно не была сном. Она была реальной, тёплой и осязаемой, и её руки двигались по нему с непринужденностью, как руки друга. Она не вела себя подобно охране, но он не мог позволить себе рисковать. Если он отдаст ей нож, то обратно уже не получит.

— Я не отдам его, — сказал он.

Рэйчел колебалась, задаваясь вопросом, стоит ли и дальше спорить с ним, но было что-то в его тихом, равнодушном тоне, что она решила не спорить и позволить оставить нож у себя. Даже притом, что он слаб и неспособен самостоятельно передвигаться, что-то в его тоне подсказало ей, что лучше не пререкаться. Он был опасным мужчиной, этот незнакомец, что спал в её кровати. Она отдёрнула свою руку от него.

— Хорошо. Вы голодны?

— Нет, я съел банан и яблоко

— Как давно вы проснулись?

Он не смотрел на часы, но они были ему и не нужны, чтобы ощущать ход времени.

— Около часа.

Он пристально смотрел на неё. Рэйчел казалось, что он мог видеть её насквозь, будто изучал её мысли.

— Вы и раньше приходили в себя несколько раз, но находились в лихорадке и несли чепуху.

— Какую чепуху?

Рэйчел спокойно посмотрела на него:

— Никаких государственных тайн или чего-нибудь подобного. Вы думали, что шли на званный вечер.

Был ли скрытый смысл в её фразе о государственных тайнах? Знала ли она что-нибудь или это было просто совпадением? Сэйбин хотел расспросить её, но сейчас он едва был способен поднять руку, а его дикая усталость переходила в сонливость.

— Спите, — сказала она. — Я никуда не денусь, когда вы проснётесь

Это смехотворное заверение должно было помочь ему расслабиться и погрузиться в сон.

Рэйчел спокойно вышла из комнаты и пошла на кухню. Она устало облокотилась на рабочий стол. Её ноги тряслись, её внутренности дрожали словно желе. Это была реакция на всё, что произошло с ней сегодня,…а ведь ещё не было и полудня! И при этом она не услышала ни одного ответа, ни на один из своих вопросов, которые планировала получить, как только он проснётся: вместо того, чтобы спрашивать самой, она отвечала на его вопросы. Она не была готова к тяжести его пристального взгляда; он проникал в неё, и ей было трудно не отвести глаза. Глаза колдуна… Она, конечно, не ожидала, что он приставит нож к её горлу. И она была беспомощна против его силы: пусть он был ослаблен от ран и болезни, но он всё-таки превосходил её.

Ужас, державший её ледяной хваткой в течение нескольких мгновений, был сильнее, чем она могла себе представить. Рэйчел, бывало, и раньше пугалась, но не до такой степени. Она всё ещё не отошла от пережитого. Ее глаза наполнились слезами, но она не позволила им пролиться. Сейчас не время для слёз, она должна держать себя в руках. Он мог проспать половину дня или проснуться через час, но она собиралась быть готовой идти к нему всякий раз, когда он проснётся. Она подумала, что ему нужно поесть что-нибудь, более существенное. Несмотря на банан и яблоко, его организм наверняка часто будет требовать еды, пока он не поправится.

Она положила кусочки говядины в кипящий бульон, поставив тушиться, и начала нарезать картофель, морковь и сельдерей. Возможно, еда как раз будет готова к его пробуждению, в противном случае, ему придётся согласиться на суп и бутерброды. Когда всё перекочевало в кастрюлю, она выбежала в сад и собрала созревшие помидоры. Не обращая внимания на жару, она стала пропалывать сорняки. Только когда Рэйчел от головокружения упала на колени, то поняла, как глупо себя вела, подстрекаемая переизбытком адреналина, попавшего в её организм этим утром. Это было безумием — работать на жарком солнце, особенно без шляпы!

Она вернулась в дом и умылась. Теперь она чувствовала себя спокойнее, хотя руки всё ещё немного дрожали. Она больше ничем не могла себя занять, и ей оставалось лишь ждать: пока мясо потушится, пока он проснётся, пока она не получит некоторые ответы…ждать.

Благодаря самообладанию и концентрации Рэйчел даже удалось сделать кое-какие наброски для лекций, которые она собиралась читать. Подобно рукописи, лекции требовали внимания и тщательной подготовки, чтобы их протяжении студенты не теряли интереса к предмету. И хотя Рэйчел была полностью погружена в чтение, она все равно слышала тихий шелест его простыни, и поняла, что он проснулся. Посмотрев на часы, она увидела, что он спал более трёх часов. Если он был голоден, то мясо уже должно быть готово. Когда она вошла в спальню, он сидел и тёр своё бородатое лицо. Она сразу же почувствовала его внимание, подобное солнечному лучу, щекочущему кожу.

— Ну а теперь вы хотите есть? Вы проспали три часа.

— Да, но сначала мне нужна ванная, чтобы принять душ, побриться…

— Извините, но никакого душа, пока у вас наложены швы, — сказала она, спеша к нему, потому что он откинул простыню и собирался опустить ноги на пол. Мышцы его левого бедра подрагивали от боли. Рэйчел обхватила его рукой, пока он не обрёл устойчивость.

— Хотя я могу поменять лезвие в своей бритве для вас.

Казалось, что он решил передвигаться по комнате самостоятельно, полагаясь на собственные силы. Она убрала свою руку и с тревогой наблюдала за каждым его болезненным шагом. Он был одиночкой, не был приучен к чужой помощи и не приветствовал её, но сейчас он должен был понимать, что с некоторыми вещами ему не под силу справиться самостоятельно. Он бы позволил ей помочь, когда это было бы крайне необходимо. Однако она чувствовала себя обязанной спросить.

— Мне побрить вас, или сможете справиться сами?

Он помедлил у двери ванной и посмотрел на неё через плечо:

— Я сам.

Она кивнула и обратилась к нему:

— Я только поменяю лезвие.

— Я сам их найду, — сказал он спокойно, останавливая ее, прежде чем она подошла к нему. Рэйчел поняла его намёк и повернула к другой двери.

Он обидел её своим отказом принять помощь после стольких дней, когда был беспомощен и полностью зависел от неё, после стольких ночей, которые она проводила, склонившись над ним, вытирая его разгорячённое тело, чтобы сбить температуру, и тем более, после нервного перенапряжения, которое она перенесла сегодня. Приблизившись к столу, она со злостью сдвинула его, но потом решила оставить в покое. В конце концов, она была ему более чужой, чем он ей, и естественно, что он пробует вернуть себе контроль и самостоятельность как можно быстрее. Мужчине, подобно ему, контроль был жизненно необходим. Она должна прекратить кудахтать над ним подобно наседке.

Было легко внушать себе всё это, но когда она услышала, что в ванне перестала течь вода, то на несколько секунд заколебалась, вынужденная признать, что рвётся проверить, как он там.

Он стоял посередине спальни, будто обдумывал что-то. Полотенце держалось слишком низко на его узких бёдрах, и вопреки логике, он ей показался ещё более голым, чем тогда, когда был полностью раздет. Пульс Рэйчел участился. Во рту у неё пересохло: он казался сильным и мужественным даже с белыми бинтами на ноге и плече.

Он побрился, и вид гладкой линии его челюсти заставил её пальцы дёрнуться от желания погладить его — подобный жест он не оценил бы.

Когда Рэйчел не сделала никакого движения в его сторону и не пыталась заговорить он, наконец, спросил:

— Тут есть что-нибудь, что я мог бы одеть, или мне и дальше разгуливать голым?

Она застонала, дотронувшись ладонью до лба, вспоминая:

— У меня есть кое-что из одежды для вас. Этим утром я купила несколько вещей, которые вам понадобятся.

Хозяйственная сумка всё ещё лежала в гостиной, где она её оставила. Рэйчел взяла её, принесла в спальню и положила на кровать.

Он открыл сумку, и на его лице отразилось любопытство, затем он вытащил кружевной пояс с чулками и стал рассматривать его, прежде чем Рэйчел успела что-либо сказать.

— Пятый размер, — прокомментировал он, и посмотрел так, словно мысленно примерял это на неё. Лоскутки кружева и нейлона свисали с его пальца. — Мило, но я не думаю, что это будет мне впору.

— Они не для вас, — спокойно сказала Рэйчел, всё ещё горя от оценивающего взгляда, которым он на нее посмотрел. — Это прикрытие. Те вещи, которые вы не будете одевать, положите обратно в сумку.

Она не смутилась, так как сделала то, что казалось ей необходимым. Проклятое прикрытие! Оставив его одеваться в то, что выберет, она вернулась на кухню и поставила в духовку свежий хлеб, смазанный маслом. Она разложила по тарелкам тушеное мясо и налила чай в высокие стаканы со льдом.

— Мне нужна помощь с рубашкой.

Она не слышала, как он подошел. Ее чувства смешались, поражённые его близостью и тем, что он сказал. Он стоял прямо позади неё, одетый в чёрные укороченные брюки из хлопчатобумажной ткани, держа в руке махровый пуловер. Она не видела больше ничего кроме его груди, покрытой чёрными вьющимися волосами; мощные упругие мускулы закрывала большая часть бинта, обёрнутая вокруг его левого плеча. Как долго он боролся с рубашкой, прежде чем понял, что одному ему не управиться? Она удивилась, что он просто не заменил её другой рубашкой, которая застегнулась бы легко, — так, чтобы он не просил её помощи.

— Сядьте, мне так будет удобнее, — сказала она, забирая рубашку из его рук. Он ухватился за углы шкафов для поддержки, медленно похромал к столу в нише и опустился на один из стульев. Рэйчел бережно продела его руку в рубашку. Его взгляд сконцентрировался на её лице. Она пыталась не дотрагиваться до его плеча; когда рукав оказался одет, она сказала:

— Проденьте другую руку в рубашку, пока я удерживаю ее, чтобы она не упала на ваше плечо.

Без лишних слов он сделал так, как она приказала; вместе они натянули рубашку на его голову. Рэйчел с определёнными усилиями натянула её, словно мать, одевающая своего малыша, но мужчина, сидевший неподвижно, ни в каких смыслах не был ребёнком. Она не стала затягивать с работой, так как знала, что ему неприятна необходимость полагаться на её помощь. Она проворно достала хлеб из духовки и переложила его в корзину на столе, застеленную салфеткой, потом подвинула свой стул.

— Вы левша или правша? — спросила она, не смотря на него, но даже так она могла чувствовать на лице обжигающую энергию его пристального взгляда.

— Я свободно владею обеими руками. А что?

— Если бы вы были левшой, вам было бы сложно пользоваться ложкой, — ответила она, кивнув на тушёное мясо, — хлеба?

— Да, пожалуйста.

Кладя хлеб на его тарелку, она подумала, что он весьма преуспел в односложных предложениях. Вообще-то, она должна была подумать спросить у него, смог ли он воспользоваться бритвой, но его чисто выбритое лицо говорило о том, что, очевидно, смог. Некоторое время они ели в тишине, и он действительно отдавал должное тушеному мясу. Она не ожидала, что его аппетит будет настолько хорошим так скоро после выздоровления.

Тарелка была почти пуста, когда он отложил ложку и обжёг ей огнём чёрных как смоль глаз.

— Скажите мне, что происходит.

Это было требования, на которое у Рэйчел не было желания отвечать. Она аккуратно опустила свою ложку.

— Я думаю, сейчас моя очередь задать несколько вопросов. Кто вы? Как вас зовут?

Он не любил, когда ему отвечали вопросом на вопрос. Она чувствовала его недовольство, хотя на его лице ничего не отразилось. Он размышлял всего лишь секунду, но она всё равно заметила это, и ей определённо показалось, что он не собирался отвечать. Тогда он произнес, растягивая слова:

— Зовите меня, Джо.

— Не могу, — ответила она, — Я называю свою собаку Джо, потом что при встрече он тоже не назвал мне своего настоящего имени. Придумайте другое.

Подгоняемая электрической волной напряжения в воздухе, она начала убирать со стола. Он недолго смотрел на неё, затем спокойно произнёс:

— Сядьте.

Рэйчел не остановилась:

— Зачем мне садиться? Чтобы выслушивать ещё больше лжи?

— Рэйчел, сядьте, — он не повышал голос, не менял тон, но, однако, это внезапно прозвучало как приказ. Она взглянула на него, вздёрнула подбородок и вернулась к стулу. Она просто сидела в тишине, смотря на него, и ждала; он вздохнул.

— Я оценил вашу помощь, но поймите, чем меньше вы будете знать, тем лучше для вас.

Рэйчел всегда ненавидела это — когда кто-то предполагал, что знает, как будет лучше или хуже для нее.

— Я понимаю. Думаете, я не заметила два пулевых ранения, когда вытаскивала вас из воды? Думаете, я должна была привести к вам тех двух мужчин, которые выдавали себя за агентов ФБР, когда они вас искали? Предполагаю, мне не стоит обращать внимания на нож, который утром вы прижали к моему горлу? Признаю, что я немного любопытна! Я нянчилась с вами четыре дня, и я действительно хотела бы знать ваше настоящее имя, или я слишком многого прошу!

Одна из чёрных бровей саркастически приподнялась:

— Может быть.

— Отлично, забудьте. Играйте в свои маленькие игры. Вы не отвечаете на мои вопросы, и я не буду отвечать на ваши. Договорились?

Он смотрел на неё намного дольше, чем обычно, и Рэйчел выдержала его ровный пристальный взгляд, не отступая ни на дюйм.

— Моё имя Сэйбин, — наконец сказал он; слова медленно вытекали из него, как будто он жалел о каждом слоге.

Она поглощала звук имени, её разум впитывал ощущения и форму имени.

— А дальше?

— Это важно?

— Нет, но мне хотелось бы знать

Он замешкался всего на секунду:

— Кэлл Сэйбин

Она протянула руку

— Рада познакомиться, Кэлл Сэйбин.

Он медленно принял её руку, его твёрдая мозолистая ладонь скользнула в её мягкую, тёплые пальцы обернулись вокруг неё.

— Спасибо, что заботились обо мне. Я нахожусь здесь уже четыре дня?

— Сегодня четвёртый день.

— Напомните мне, что случилось.

У него были манеры человека, привыкшего командовать: вместо требований он приказывал. Было очевидно — он ожидал, что его распоряжениям повинуются. Рэйчел убрала свою руку от него, прервав его тёплое прикосновение, вводившее её в дрожь. Сжимая свои пальцы, дабы унять покалывание, она положила руки на стол.

— Я вытащила вас из воды и принесла сюда. Думаю, вы ударились головой об один из камней, которые устилают устье бухты. Вы получили сотрясение и потеряли сознание. В вашем плече застряла пуля.

Он нахмурился:

— Я знаю. Вы вытащили её?

— Нет. Я вызвала ветеринара.

По крайней мере, что-то всё-таки могло удивить его, но это выражение быстро исчезло.

— Ветеринара?

— Я должна была что-нибудь сделать, а доктор должен сообщать обо всех пулевых ранениях.

Он глубокомысленно посмотрел на неё:

— А вы этого не хотели?

— Я думаю, вам бы хотелось этого избежать.

— Правильно думаете. Что же случилось после?

— Я заботилась о вас. Вы были без сознания два дня. После вы начали приходить в себя, но лихорадка не проходила. Вы не осознавали, что происходило.

— А агенты ФБР?

— Они были не из ФБР. Я проверила.

— Как они выглядели?

Рэйчел начала чувствовать себя будто на допросе.

— Тот, кто назвался Лоуэллом — худощавый, брюнет, приблизительно пяти с половиной футов роста, чуть за сорок. Другой, Эллис, — высокий, красивый как с рекламы зубной пасты, светло-каштановые волосы, синие глаза.

— Эллис, — сказал он, будто обращаясь к себе.

— Я притворилась дурочкой. Мне показалось это самым безопасным, до тех пор, пока вы не очнетесь. Они ваши друзья?

— Нет.

Тишина повисла между ними. Рэйчел изучала свои руки, ожидая от него следующего вопроса. Когда ничего не последовало, она попробовала задать свой.

— Я должна была позвонить в полицию?

— Для вас было бы более безопасно, если бы позвонили.

— Я пошла на оправданный риск. Полагаю, что шансы были более в мою пользу, нежели в вашу, — она глубоко вздохнула, — Я — гражданское лицо, но раньше работала журналистом, проводящим расследования. Я разглядела некоторые вещи, которые не сходились, поразмышляла, изучила кое-какие моменты, прежде чем решила не копать глубже. Вы могли быть наркоманом или сбежавшим преступником, но при осмотре вас на подобное не было никакого намёка. Так же возможно, что вы агент. В вас дважды стреляли. Вы были без сознания и не могли защитить себя или сообщить мне что-нибудь. Если бы…люди…охотились на вас, в больнице у вас бы не было шанса.

Его ресницы опустились, скрывая выражение глаз.

— Вы прекрасно мыслите.

— Есть такое дело, — спокойно признала она.

Он отклонился назад на стуле, немного вздрагивая, пытаясь удобнее пристроить плечо.

— Кто ещё, кроме ветеринара, знает, что я здесь?

— Никто.

— Тогда как же вы дотащили меня? Или ветеринар помогал вам? Вы же не Суперженщина.

— Я положила вас на стеганое одеяло и с помощью пса притащила сюда. Возможно, он думал, что это какая-то игра, — её серые глаза потемнели, когда она подумала о тех титанических усилиях, которые приложила, чтобы переместить его в дом, — Когда пришла Хани, мы подняли вас на кровать.

— Хани?

— Ветеринар. Хани Мэйфилд.

Сэйбин наблюдал за её спокойным лицом, думая о том, чего же она не договаривает. Как долго она тащила его? Как она заставила его подняться на крыльцо? Он выносил раненных мужчин во время сражений, и знал, насколько это трудно, даже с его силой и умением. Он весил больше нее, по крайней мере, на восемьдесят фунтов, и не было такого способа, с помощью которого она могла поднять бы его. Её ложь о том, что никого не помогал ей, читалась между строк. Почти любой немедленно вызвал бы полицию, обнаружив мужчину на берегу без сознания, но не она. Немногие стали бы размышлять о том, что пришло ей в голову. Обычные люди не думали о подобных вещах. Это не было частью их повседневной жизни; это случалось лишь в кино и книгах, и поэтому не было реальным. Какую же жизнь она вела, что та сделала её такой осторожной, такой знающей о том, что должно было находиться вне её опыта?

Они одновременно услышали звук приближающегося автомобиля. Она тотчас вскочила со стула и положила руку на его плечо.

— Идите в спальню и закройте дверь, — сказала она спокойно, не обращая внимания на то, как приподнялись его брови. Она подошла к окну, выглянула и тут же расслабилась.

— Это Хани. Всё в порядке. Я так и думала, что она будет держаться в стороне, пока любопытство, в конец концов, не победит.

Глава шестая

— Как ваша голова, не болит? — спросила ветеринар, всматриваясь в его глаза. Это была крупная, ширококостная женщина с приветливым веснушчатым лицом и мягкими руками. Сэйбин решил, что она ему нравится. Она умела обращаться с больными.

— Болит, куда же она денется, — фыркнул он.

— Помоги мне снять с него рубашку, — сказала она Рэйчел, и они вдвоем осторожно и быстро раздели его. Хорошо, что он надел обрезанные джинсы, а то бы они и штаны с него стянули. И дело было не в застенчивости, просто его до сих пор смущало, что с ним обращались, как с куклой Барби. Он бесстрастно отметил красную сморщенную кожу вокруг шрамов у себя на ногах, думая о том, насколько были повреждены мышцы. Было ясно, что плечо, где было много мышц и сухожилий, повреждено сильнее, но сейчас его больше волновала мобильность. Когда он решит, что делать, ему следует поспешить.

Ему наложили повязки, после чего вновь одели рубашку.

— Я вернусь через несколько дней, чтобы снять швы, — сказала Хани, собирая свою сумку.

Сэйбин вдруг понял, что она не задала вопросов ни об его имени, ни других, не связанных с его физическим состоянием. Либо она была поразительно нелюбопытна, либо считала, что чем меньше знает, тем лучше. Он хотел бы, чтобы и Рэйчел придерживалась подобного взгляда. У Сэйбина было правило не впутывать невинных гражданских людей, потому что его работа была слишком опасной. Сам он сознательно шел на риск, связанный с работой, а вот Рэйчел вряд ли могла осознавать степень опасности, которой она подвергалась, помогая ему.

Рэйчел вышла с Хани. Сэйбин доковылял до двери и увидел, что они стоят рядом с машиной Хани, тихо разговаривая. Джо, пес, занявший позицию у подножия лестницы, повернулся сначала к Сэйбину в дверях и глухо зарычал, а затем обратно к Рэйчел, как будто не мог решить, за кем следить. Его основной задачей была охрана Рэйчел, но все же инстинкты не позволяли ему игнорировать присутствие чужака в дверях.

Хани села в машину и уехала. Помахав ей, Рэйчел пошла обратно к крыльцу.

— Успокойся, — тихо приказала она псу, осмелившись слегка коснуться его шеи. Он зарычал громче. Рэйчел подняла голову и увидела, как Сэйбин выходит на крыльцо.

— Не подходите к нему близко, — предупредила она. — Он не любит мужчин.

Сэйбин разглядывал пса с легким любопытством.

— Откуда вы его взяли? Это сторожевой пес, обученный нападать.

Изумленная Рэйчел посмотрела вниз на собаку, которая стояла рядом с ней.

— Он просто прибрел однажды, худой как скелет и весь избитый. Мы достигли взаимопонимания. Я кормлю его, а он держится поблизости. Это не дрессированный пес.

— Джо, — сказал Сэйбин резко. — К ноге.

Она почувствовала, как пес задрожал, словно его ударили. Его рычание леденило кровь, он смотрел на мужчину и каждый мускул его тела вибрировал, будто он страстно желал броситься на своего врага, но был прикован к Рэйчел. Прежде чем подумать об опасности, она опустилась на колено и обвила руками его шею, мягко успокаивая его.

— Все хорошо, — напевала она. — Он не обидит тебя, я обещаю. Все будет хорошо.

Когда Джо немного успокоился, Рэйчел поднялась на крыльцо и медленно провела рукой по руке Сэйбина, позволяя псу видеть ее. Сэйбин следил за Джо. Он не боялся пса, но и не торопил его. Ему было необходимо, чтобы Джо принял его, по крайней мере, настолько, чтобы тот позволил ему покинуть дом без проблем.

— Возможно, его хозяин плохо обращался с ним, — сказал он. — Вам повезло, что он не позавтракал вами, когда вы впервые увидели его.

— Я думаю, вы не правы. Возможно, он был сторожевой собакой, но не думаю, что его тренировали нападать. Вы в большом долгу перед ним. Если бы не он, я не смогла бы перетащить вас с пляжа.

Внезапно она осознала, что ее рука по-прежнему двигается вверх-вниз по его руке, и уронила ее.

— Вы готовы вернуться в дом? Наверное, вы уже устали.

— Одну минуту.

Он медленно оглядел сосновую рощу справа и дорогу, поворачивающую налево, фиксируя в памяти расстояния и детали на будущее.

— Как далеко мы от главной дороги?

— Думаю, около шести миль. Это частная дорога, она сливается с дорогой от ранчо Рафферти перед тем, как перейти в 19-ую федеральную дорогу.

— Как попасть на пляж?

Она указала на сосновую рощу.

— Надо пройти вниз через рощу

— У вас есть лодка?

Рэйчел посмотрела на него своими ясными серыми глазами:

— Нет. Отсюда можно лишь уехать на машине или уйти пешком.

Слабая улыбка тронула его губы.

— Я не собираюсь красть у вас машину.

— Нет? Я по-прежнему не знаю, что происходит, почему вас ранили, или хотя бы хороший вы парень или нет.

— Почему же вы тогда не позвонили в полицию? — спокойно возразил он. — Ведь нимб надо мной точно не светился, когда вы нашли меня.

Он не собирался раскрывать свои карты, как превосходный профессионал, одинокий и невозмутимый. Рэйчел признавала, что у нее нет права знать все о том, что с ним случилось, даже если она спасла ему жизнь, но ей было бы спокойней, если бы она знала, что поступает правильно. Несмотря на то, что она действовала инстинктивно, неизвестность терзала ее. Может, она спасла вражеского агента? Врага своей страны? Что она будет делать, если окажется, что это правда? Хуже всего было растущее влечение, которое она, бесспорно, чувствовала к нему, вопреки голосу разума.

Он ничего больше не сказал, а она не ответила на провокационное упоминание об отсутствии одежды на нем, когда она нашла его. Она посмотрела на Джо и повернулась к двери.

— Я пойду в дом, прочь от этой жары, а вы, если хотите, можете проверить, как Джо выполняет команды.

Сэйбин последовал за ней внутрь, оценивая несгибаемую прямоту ее спины. Она была не только рассержена, но и встревожена. Он был бы рад успокоить ее, но грустная правда заключалась в том, что чем меньше она знает, тем безопаснее для нее. В том состоянии и при тех обстоятельствах, в которых он оказался, он был не в состоянии защитить ее. Тот факт, что она защищала его, сознательно подвергая себя опасности, в то время как ее предположения были очень близки к правде, вызывал нежелательный отклик внутри него. Черт, подумал он с отвращением к себе, все, связанное с ней, находило в нем отклик. Он уже привык к ее запаху, к мягким, потрясающе родным прикосновениям ее рук. Его тело до сих пор помнило, как она к нему прижималась, вызывая в нем желание дотянуться до нее и вернуть обратно. Он никогда не нуждался в близости с другим человеком, за исключением физической во время секса. Он с интересом посмотрел на ее стройные голые ноги, мягко очерченные ягодицы. Да, сексуальное возбуждение постоянно присутствовало, и чертовски сильное, учитывая его физическое состояние. Самым опасным в этом было то, что мысль о том, чтобы лежать рядом с ней в темноте и просто держать ее за руку, была для него столь же привлекательной, как и мысль о сексе с ней.

Прислонившись к дверному проему, он следил за тем, как она умело закончила мыть посуду. Даже при выполнении таких обыденных дел ее движения были полны живой, экономной грации. Все было организовано и логично. Она была несуетлива. Ее одежда тоже была простой, без прикрас. Впрочем, ее бежевые шорты и простая голубая хлопковая рубашка не нуждались ни в каких украшениях, кроме женственных изгибов под ними. Он представлял мучительное видение этих изгибов так, как будто уже знал, как она выглядит нагой, прикасался к ней руками.

— Почему вы на меня смотрите? — спросила она, не глядя на него. Она почувствовала его взгляд как прикосновение.

— Извините, — он не объяснился, сомневаясь, что она действительно захотела бы знать правду. — Я собираюсь вернуться в кровать. Вы не поможете мне с рубашкой?

— Конечно. — Она вытерла руки полотенцем и прошла впереди него в спальню. — Но сначала я сменю простыни.

Усталость навалилась на него, когда он облокотился на комод, чтобы перенести вес и уменьшить нагрузку на левую ногу. Его плечо и нога пульсировали, чего и следовало ожидать, поэтому он не обращал на это внимание. Настоящей проблемой было отсутствие сил. Он не мог, в случае чего, защитить Рэйчел или себя. Посмеет ли он остаться здесь, пока не поправиться? Он задумчиво смотрел на нее, пока она стелила свежие простыни на кровать, перебирая в уме доступные ему возможности. Они были весьма ограничены. У него не было ни денег, ни документов, он не мог позвонить, рискуя быть засеченным, поскольку не знал, насколько агентство было скомпрометировано, или кому он мог доверять. В любом случае, он был не в форме, чтобы что-нибудь предпринимать; он должен был выздороветь, а это он мог сделать и здесь. В маленьком доме были свои преимущества: собака во дворе была чертовски хорошей охраной, замки были надежные, у него была еда и врачебная помощь.

Здесь была Рэйчел.

На ней отдыхал взгляд, и смотреть на нее могло стать для него бесконтрольной привычкой. Она была стройной и цветущей, с роскошной кожей медового оттенка. У нее были прямые темно-каштановые блестящие волосы с пепельным оттенком, цвет которых настолько терялся в теплых бликах, что казалось, будто от них исходит серебряное сияние. Они хорошо сочетались с ее большими ясными глазами цвета озерной воды. Она была невысокой, ниже среднего, но держала себя так прямо, что создавала впечатление высокой женщины. Она была мягкой, с округлыми грудями, которые так уютно ложились в его ладони…

Черт! Видение было столь реальным, таким устойчивым — оно продолжало возникать перед ним снова и снова. Если это был бред, вызванный жаром, то это был самый реалистичный бред, который он видел. Но что, если это уже случилось? Где и как? Он был без сознания большую часть времени и, даже когда был в сознании, не соображал из-за жара. Он до сих пор переживал ощущение ее рук на нем, мягко ласкающих интимными прикосновениями любовников, его руки были на ней, или у него воспалилось воображение.

Она взбила подушки и повернулась к нему.

— Вы будете спать в шортах?

Вместо ответа он расстегнул ширинку и дал им упасть, затем сел на кровать, чтобы она смогла снять рубашку с его плеча. Когда она наклонилась ближе, мягкий слегка цветочный аромат ее тела окутал его, и он инстинктивно повернул голову, уткнувшись губами и носом ей в плечо. Она приостановилась, затем быстро освободила его от рубашки и отодвинулась. Влажное теплое дыхание согрело ее кожу сквозь ткань рубашки и внесло беспорядок в спокойный ритм ее сердца. Стараясь не показать ему, какой эффект на нее оказала его близость, она аккуратно сложила его рубашку и положила на стул, затем подняла шорты и положила сверху рубашки. Когда она снова взглянула на него, он лежал на спине, его правая нога была поднята и согнута в колене, правая рука покоилась на животе. Белые трусы, резко контрастирующие с бронзовой кожей, напомнили ей, что на его теле не было линий от загара. Она мысленно застонала. Следует ли ей думать об этом сейчас?

— Тебя накрыть простыней?

— Нет, мне приятно ощущать воздух. — Он поднял правую руку с живота и протянул к ней. — Посиди здесь минутку.

Ее разум говорил ей, что это была плохая затея. Но она все равно села, как делала много раз с тех пор, как он очутился в ее постели, повернувшись к нему и прижав свое бедро к его бедру. Он опустил руку ей на бедро, баюкая его изгиб, будто прижимая ее к себе. Его пальцы обхватили ее ягодицу и начали ласково гладить, так что ее сердце снова застучало. Она встретилась с ним взглядом и не смогла отвести глаз, захваченная гипнотическим черным огнем.

— Я не могу ответить тебе на все вопросы, — прошептал он. — Я сам не знаю ответов. Даже если я тебе скажу, что я хороший парень, это будет лишь мое слово, и зачем мне надрываться, доказывая что-то еще?

— Не разыгрывай адвоката дьявола, — сказала она решительно, желая найти силы, чтобы разрушить обольстительную власть его взгляда и прикосновения. — Давай оперировать фактами. В тебя стреляли. Кто?

— На меня была устроена засада, меня подставил один из моих людей — Тод Эллис.

— Фальшивый агент ФБР Эллис.

— Судя по твоему описанию, это один и тот же человек.

— Тогда позвони и сдай его.

— Это не так просто. Я в отпуске на месяц. Только два человека знали, где я, и это мои начальники.

Рэйчел притихла:

— Один из них предал тебя, и ты не знаешь, кто.

— Возможно, оба.

— Ты не можешь связаться с кем-нибудь еще выше?

Нечто холодное и яростное мелькнуло в его глазах.

— Дорогая, выше практически некуда. Я даже не уверен, что смогу дозвониться. Любой из них обладает достаточной властью объявить меня вне закона. Звонок отсюда может подставить тебя под удар.

Рэйчел задрожала от ледяной ярости в его голосе и поблагодарила бога, что она не была тем, кто встал у него на пути. Его взгляд был прямой противоположностью прикосновениям его пальцев. Как его прикосновения могли оставаться такими нежными, когда адская ярость блестела у него в глазах?

— Что ты собираешься делать?

Его пальцы поднялись вверх по бедру и потерли край ее шорт, затем мягко скользнули под него.

— Выздороветь. Я не могу ни черта сделать сейчас, даже одеться самостоятельно. Проблема в том, что я подвергаю тебя опасности, просто находясь здесь.

У нее не получалось контролировать ни дыхание, ни скорость пульса. Жар разрастался в ней, лишая ее возможности думать, и ей оставалось полагаться только на чувства. Она знала, что может убрать его руку, но прикосновения его огрубевших пальцев к бедру доставляли такое наслаждение, что она могла лишь сидеть и дрожать, как лист под мягким весенним бризом. Было ли для него привычным обращение с женщинами так, будто они принадлежали ему, или он увидел ее неконтролируемую реакцию на него? Она думала, что хорошо спрятала свои эмоции, держала в себе, но, возможно, благодаря работе его чувства обострены, а интуиция более развита. В отчаянии она заставила себя действовать, положив свою руку на его, мешая ее движению вверх.

— Ты не подвергал меня опасности, — сказала она слегка охрипшим голосом. — Я приняла решение без твоей помощи.

Не смотря на ее контролирующую руку, его пальцы поднялись выше и нашли край трусиков.

— У меня есть вопрос, который сводит меня с ума, — признался он низким голосом. Его пальцы снова пришли в движение, проникнув под эластичный край ее трусиков и ощущая прохладную наготу ее ягодицы.

Всхлип сорвался с ее губ, прежде чем она прикусила губу, сдерживая непроизвольный звук. Как ему удается сделать это с ней одним прикосновением?

— Стоп, — прошептала она. — Ты должен остановиться.

— Мы спали вместе?

Ее грудь болезненно напряглась, умоляя о прикосновении, о том, чтобы он заявил на нее свои права, как делал это раньше. Его вопрос привел ее в замешательство.

— Эта … здесь только одна кровать. У меня нет дивана, только маленькая софа.

— Таким образом, мы были в одной кровати в течении четырех дней, — перебил он, останавливая поток слов, которые грозились превратиться в нечто бессвязное. Его глаза блестели, но на этот раз другим огнем. Она не смогла отвести взгляд. — Ты заботилась обо мне.

Она сделала прерывистый глубокий вздох:

— Да.

— Одна?

— Да

— Ты меня кормила?

— Да.

— Купала меня.

— Да. У тебя был жар — мне пришлось обтирать тебя прохладной водой, чтобы сбить его.

— Ты сделала все, что нужно было сделать, заботилась обо мне, как о ребенке.

Она не знала, что сказать или сделать. Его рука по-прежнему была на ней, горячая и грубая ладонь на ее мягком теле.

— Ты прикасалась ко мне, — сказал он. — Везде.

Она сглотнула:

— Это было необходимо.

— Я помню прикосновение твоих рук. Мне понравилось это ощущение, но, проснувшись, я решил, что это был бред.

— Ты бредил, — сказала она.

— Я видел тебя обнаженной?

— Нет!

— Тогда откуда я знаю, как выглядит твоя грудь? Ее ощущение в моих руках? Ведь это не все бред, Рэйчел, правда?

Ее лицо залил горячий румянец, ответив прежде нее. Ее голос был приглушен. Она не смотрела на него — смущение освободило ее, по крайней мере, от его взгляда.

— Дважды, когда ты очнулся, ты … ох … схватил меня.

— Чтобы получить сладкое?

— Что-то вроде того.

— И я увидел тебя?

Ее рука беспомощно метнулась к шее.

— Моя ночная сорочка сползла, когда я склонилась над тобой. Вырез был открыт …

— Я был груб?

— Нет, — прошептала она.

— Тебе понравилось?

Это необходимо прекратить, немедленно, хотя она чувствовала, что опоздала: ей вообще не следовало садиться на кровать.

— Убери руку, — сказала она, не надеясь уже сделать голос строже. — Дай мне уйти.

Он мгновенно подчинился, но его суровое темное лицо отражало триумф. Она вскочила с кровати, ее щеки пылали. Что за дурой она себя выставила! Он, наверное, не сможет заснуть от смеха. Она была в дверях, когда он заговорил, и от его голоса она моментально застыла на месте.

— Рэйчел.

Она не хотела поворачиваться, не хотела смотреть на него, но в его голосе была властность, которая притягивала ее как магнит. Ни лежачее положение, ни ранение не уменьшило его властность. Он был рожден для этого, и, обладая абсолютной силой воли, делал это успешно.

— Если бы я смог, я пошел бы за тобой. Не уходи.

Ее голос был так же тих, как и его, чуть громче шума вентилятора в прохладном полутемном помещении.

— Я должна, — сказала она и тихо закрыла дверь за собой, выходя из комнаты.

Ей хотелось плакать, но она сдержала себя. Слезы никогда ничего не решали. Она чувствовала боль и тревогу. Вожделение. Это было причиной ее неопровержимого и, очевидно, неконтролируемого влечения к нему. Но если бы это оставалось только простым вожделением, то она смогла бы справиться с ним. Человеческий аппетит — это абсолютно нормальная реакция одного пола на другой. Но она не могла игнорировать растущее эмоциональное воздействие, которое он оказывал на нее. Она села на кровать и позволила ему ласкать себя не потому, что чувствовала физическое влечение к нему, — хотя видит Бог, это было правдой, — а потому, что он становился слишком важным для нее.

Убежищем Рэйчел была работа. Она спасла ее, когда погиб Б.Б., и теперь она инстинктивно использовала ее снова. У нее был небольшой кабинет, где хранились ее работы и памятные вещи: книги, журналы, статьи и фамильные фотографии теснились во всех доступных местах. Ей было здесь удобно. Именно здесь она увлеченно погружалась в работу и, не смотря на беспорядок, всегда знала, где и что лежит. Опустив взгляд на свою любимую фотографию Б.Б., она поняла, что не будет искать здесь покоя. От себя не спрятаться. Она должна посмотреть правде в глаза, и сделать это надо сейчас.

Ее пальцы медленно обвели улыбающееся лицо Б.Б… Он был лучшим другом, мужем и любовником, мужчиной, чья жизнерадостность скрывала сильный характер и глубокое чувство ответственности. Им так было хорошо вдвоем! Ей до сих пор иногда настолько не хватало его, что она думала, что никогда не справится с чувством потери, не смотря на то, что понимала — Б.Б. не хотел бы этого. Он хотел бы, чтобы она радовалась жизни и снова полюбила со всей страстью, на которую была способна, завела детей, добилась карьерного роста и всего, чего желала. Она тоже этого хотела, но представить этих вещей без Б.Б. не могла, а его не стало.

Они оба знали и мирились с риском, с которым была связана их работа. Они говорили об этом ночью, держась за руки. Они говорили об опасности, с которой сталкивались, будто бы она могла обойти их стороной, если говорить об этом открыто. Ее работа журналиста-исследователя была подобна хождению по тонкому льду, а она была хороша во всем, за что бралась. Работа Б.Б. в Агентстве по борьбе с наркотиками также была связана с опасностью.

Возможно, у Б.Б. было предчувствие. Обняв ее в темноте сильными руками, однажды он сказал:

— Милая, если со мной что-нибудь случится, помни: я знал о том риске, на которой иду. Я думаю, эта работа стоит того, чтобы делать ее, и я собираюсь сделать все, что смогу, так же, как и ты не откажешься от истории, которая окажется слишком горячей. Несчастные случаи происходят и с людьми, которые вообще не рискуют. Отказ от риска не является гарантией. Кто знает? Учитывая тот шум, который ты иногда поднимаешь вокруг преступников, твоя работа может быть опаснее моей.

Пророческие слова. Ни прошло и года, как Б.Б. погиб. Расследование, проводимое Рэйчел о скрытой деятельности политика, оказалось связанным с незаконным оборотом наркотиков. У нее не было доказательств, но ее вопросы заставили политика заволноваться. Однажды утром она опаздывала на самолет в Джексонвиль, а в баке ее машины было мало бензина. Б.Б. бросил ей ключи от своего автомобиля.

— Езжай на моем, — сказал он. — У меня предостаточно времени, чтобы заправиться по пути на работу. Увидимся ночью, милая.

Они не увиделись. Через десять минут после того, как ее самолет оторвался от земли, Б.Б. завел машину, и тотчас же бомба, установленная на зажигании, убила его.

Убитая горем, она закончила расследование, и теперь политик отбывал пожизненное заключение без права на досрочное освобождение за торговлю наркотиками и участие в организации смерти Б.Б. После этого она оставила журналистские расследования и вернулась в Алмазную бухту, чтобы попытаться снова почувствовать вкус к жизни. Мир, отвоеванный с таким трудом, позволил ей снова получать удовольствие от работы и спокойного течения жизни здесь, в бухте. Она чувствовала удовлетворение, спокойствие и радость, но и близко не приближалась к тому, чтобы полюбить снова Она даже не пыталась. Ей не нужны были свидания, поцелуи, прикосновения или мужская компания.

До настоящего времени. Ее указательный палец нежно коснулся стекла, покрывающего кривую улыбку Б.Б… Было невообразимо больно и сложно снова окунуться в омут любви. Как правильно сказано! Ее действительно затягивал омут, и она, будучи не в состоянии остановить вращение, нырнула вниз головой, несмотря на то, что не была уверена, что готова к этому. Она чувствовала себя дурой. В конце концов, что она знала о Кэлле Сэйбине? Достаточно, чтобы ее эмоции вышли из-под контроля. Непонятно почему, но она полюбила его с первого взгляда. Ее интуиция подсказывала, что он станет важен для нее. Почему еще она так отчаянно боролась, чтобы спрятать его и защитить? Взяла бы она на себя риск заботы о другом незнакомце? Романтическая часть ее натуры была уверена, что это судьба. Такое объяснение было не ново: издревле считалось, что жизнь принадлежит тому, кто сохранил ее.

Подумав так, Рэйчел криво усмехнулась. Что это меняет? Она может сидеть тут и придумывать убедительные и не очень оправдания, но они ничего не изменят. Несмотря на силу воли и логику, она уже наполовину влюбилась в этого мужчину, и дальше будет только хуже.

Он пытался соблазнить ее. О, он был не в том физическом состоянии, чтобы сделать это, но, учитывая его физическую форму и силу, он, возможно, выздоровеет быстрее обычного человека. Часть ее дрожала от возбуждения при мысли о сексе, а другая, более осмотрительная, предупреждала не связываться с ним. Поступить так значило подвергнуться еще большему риску, чем тот, которому она подвергается, укрывая и выхаживая его. Она не боялась физической боли, но эмоциональная цена, которую она может заплатить за любовь к такому мужчине, могла искалечить ее.

Рэйчел глубоко вдохнула. Она не может свести свои эмоции и ответный отклик к старательно отмерянным, как по рецепту, долям. Она не могла настолько контролировать свои эмоции. Поэтому она могла лишь признаться самой себе, что полюбила его, и любовь становится все сильнее. И принять это в качестве отправной точки.

Б.Б. смотрел на нее с фотографии. Полюбить кого-нибудь еще не было предательством: он хотел бы, чтобы она полюбила снова.

Мучительным было допустить такую возможность. Рэйчел не умела любить легко. Она отдавала себя со всей страстью своих эмоций. Ни легким, ни спокойным такой способ любить не назовешь. Мужчина в ее кровати не был пределом ее мечтаний — не требовалось хрустального шара, чтобы сказать, что он был одним из тех, в ком ледяная бесстрастность сочетается с огненной чувственностью. Он жил ради своей опасной работы, которая не поощряла эмоциональных привязанностей. Он может взять ее с неукротимой страстью, а затем спокойно уйти, вернувшись к жизни, которую он выбрал для себя.

Она без энтузиазма оглядела кабинет. Пожалуй, ей не удастся поработать. Ее настолько захватили эмоции, что она не могла готовиться к лекциям или заняться рукописью. Она поставила своего героя в пиковое положение, но разве существует более затруднительное положение, чем то, в которое попала она сама? Как ни странно, но она могла воспользоваться его помощью. Ее лицо внезапно осветила улыбка. У нее в спальне был эксперт, так почему бы не воспользоваться его знаниями? Если ничего не выйдет, по крайней мере, это поможет занять его время. А свое время она сможет занять тем, что закончит прополку в саду. День клонился к вечеру, и жара немного спала. Ей стоило заняться чем-нибудь практичным.

Сумерки быстро растворялись, и она почти закончила свою рутинную работу, когда услышала, как скрипнула дверь на заднем дворе. В тот же момент Джо сорвался со своего места в конце грядки, где она работала. Вскочив на ноги, она выкрикнула имя Джо, хотя понимала, что не сможет догнать собаку вовремя и остановить его.

Сэйбин не отступил. Джо заколебался, когда Рэйчел закричала на него, и Сэйбин, воспользовавшись его отвлеченным вниманием, принял более удобное положение, сев на ступеньки. Такая позиция была более уязвима, но менее угрожающа. Джо остановился в четырех футах от Сэйбина, оскалив пасть, а шерсть на холке встала дыбом, когда он припал к земле.

— Не подходи, — спокойно сказал Сэйбин, когда она подбежала со стороны, пытаясь встать между Сэйбином и собакой. Она была слишком решительно настроена использовать свое тело в качестве щита. Он не думал, что пес специально причинит ей вред, но, если он атакует, а Рэйчел попытается защитить его… Он должен достигнуть взаимопонимания с Джо. Сегодняшний день ничем не хуже, чем любой другой.

Рэйчел остановилась по его приказу, но продолжала тихо говорить с собакой, пытаясь ее успокоить. Если он нападет, у нее не хватит сил оттащить его от Сэйбина. О чем он думал, выходя подобным образом и зная, что Джо не любит мужчин?

— Джо, к ноге, — твердо сказал Сэйбин.

Как и в прошлый раз, команда вызвала припадок ярости. Рэйчел подобралась ближе, готовая прыгнуть на Джо, если он ринется в атаку. Сэйбин кинул на нее предупредительный взгляд.

— Джо, к ноге.

Спокойным, ровным голосом он снова и снова повторял приказ. Рывок, и острые клыки Джо оказались в паре дюймов от голой ноги Сэйбина. Рэйчел задохнулась и бросилась на пса, обхватив его за шею. У него дрожал каждый мускул. Пес проигнорировал ее, все его внимание сосредоточилось на мужчине.

— Отпусти его и отойди назад, — приказал Сэйбин.

— Почему бы тебе не уйти в дом, пока я держу его?

— Потому что я буду находиться под стражей до тех пор, пока он не признает меня. Возможно, мне понадобиться срочно уехать, я не хочу иметь препятствие в виде собаки.

Рэйчел опустилась рядом с Джо. Ее пальцы зарылись в мех и ласково погладили его. Сэйбин уже планирует уехать, но она, по крайней мере, будет знать, к чему все идет. Она медленно отпустила собаку и отступила.

— Джо, к ноге, — снова сказал Сэйбин.

Рэйчел замерла, ожидая неистовой реакции. Она видела, что Джо задрожал и прижал уши. Сэйбин повторил команду. Мгновение пес колебался, готовый наброситься на него, но затем внезапно подошел к Сэйбину и занял позицию у ноги.

— Сидеть, — сказал Сэйбин, и Джо сел.

— Хороший мальчик, хороший. — Он неуклюже опустил левую руку потрепать собаку по голове. На мгновение Джо снова опустил уши и тихо зарычал, но не сделал никакого движения, чтобы укусить его. Рэйчел медленно выпустила воздух. От облегчения у нее дрожали ноги.

Сэйбин быстро окинул ее взглядом своих полуночных глаз:

— Теперь подойди и сядь рядом.

— Как собака? — съязвила она, благодарно опускаясь на ступеньку рядом с ним. При ее движении Джо вскочил и встал перед ними, а его уши снова опустились.

Сэйбин обнял ее за плечо и прижал к голой груди, внимательно следя за собакой. Джо это не понравилось, в его груди снова заклокотал рык.

— Он ревнует, — заметил Сэйбин.

— Он думает, что ты можешь причинить мне вред. — От его руки у нее сбилось дыхание, и чтобы отвлечь себя от этого, она протянула руку к Джо. — Все хорошо. Подойди сюда, мальчик. Ну же.

Джо осторожно подошел ближе. Он обнюхал сначала руку Рэйчел, затем колено Сэйбина. Спустя мгновение он опустился на землю у них в ногах и положил голову на лапы.

— Ужасно, что кто-то плохо с ним обращался. Это умный, ценный зверь, к тому же нестарый. Ему около пяти лет.

— Хани тоже так считает.

— У тебя склонность подбирать бездомных? — спросил он, и она поняла, что он говорит не только о Джо.

— Только интересующих меня бездомных.

В ее голосе проскользнула напряженность. Интересно, услышал ли он и понял ли причины этого. Его правая рука легонько гладила ее обнаженную кожу. Движение было бы невинным, если бы не горячее удовольствие, которое она получала от него. Вспышка света в темноте заставила ее с облегчением от вмешательства природы посмотреть вверх.

— Кажется, у нас есть шансы на дождь. Сегодня утром над нами прошло грозовое облако, не оставив ни капли. — Как будто в ответ громыхнул гром, и несколько крупных капель упало на них. — Нам лучше войти в дом.

Сэйбин позволил помочь ему подняться на ноги, но ступеньки преодолел сам. Джо поднялся и спрятался под машиной. Как раз в тот момент, когда Рэйчел запирала сетчатую дверь, прямо над головой оглушительно ударил гром, небеса разверзлись, и на землю хлынул ливень. Температура резко упала, еще когда они стояли на крыльце. Дождь принес свежесть и прохладу, а ветер напустил в дом туман через сетчатую дверь. Смеясь, Рэйчел захлопнула деревянную дверь и заперла ее. Повернувшись, она обнаружила, что находится в объятьях Сэйбина.

Он ничего не сказал, просто запустил руку в волосы у нее на затылке и потянул ее голову назад, приблизив свои губы к её. Ее мир задрожал и покачнулся. Она стояла, опустив руки на его голую грудь, позволяя ему целовать ее, как ему было угодно. Она была не в состоянии что-либо сделать, кроме как дать ему все, что он захочет. У него был твердый рот, каким она его и представляла. Голодный, каким она его и представляла. Он целовал ее с медлительной горячей уверенностью опытного человека, его язык ласкал ее, отросшая за день щетина царапала ей кожу.

Изысканное удовольствие ошеломило ее. Она резко оторвала свои губы от его и посмотрела на него широко распахнутыми глазами.

Его пальцы на ее волосах сжались.

— Ты меня боишься? — спросил он грубо.

— Нет, — прошептала она.

— Тогда почему ты отстранилась?

Стоя с ним в темноте, когда вокруг них ревел шторм, она могла сказать все что угодно, кроме правды.

— Потому что это слишком.

В его глазах, сверкая и огрызаясь обжигающим огнем, бушевал шторм.

— Нет, — сказал он. — Этого недостаточно.

Глава седьмая

Напряжение, возрастающее с течением вечера, свернулось тугой пружиной у Рэйчел внутри. Он больше не целовал и не прикасался к ней, он просто смотрел на нее, и, в каком-то смысле это было еще хуже. Нанося удар и воспламеняя, сила его взгляда была подобна физическому прикосновению. Она не могла уменьшить напряжение, пытаясь вести светскую беседу, потому что каждый раз, когда она поднимала на него глаза, он пристально смотрел на нее. Они поели, потом она включила телевизор, чтобы отвлечься. К несчастью, программы были не очень занимательными, и вместо того, чтобы смотреть их, он наблюдал за ней, поэтому она выключила телевизор.

— Хочешь что-нибудь почитать? — в конце концов, спросила она в отчаянии.

Сэйбин покачал головой:

— Я слишком устал, и эта чертова головная боль усилилась. Пожалуй, пойду обратно в постель.

Ничего удивительного, что он устал. Учитывая, что он окончательно пришел в сознание только этим утром, он слишком долго продержался на ногах. Она тоже устала, события этого дня вымотали ее.

— Дай мне сначала принять душ. А потом я помогу тебе устроиться, — сказала она, и он кивнул, соглашаясь.

Она быстро ополоснулась под душем, натянула самую скромную ночную рубашку и легкий халат, повязав пояс на талии. Он ждал ее в спальне. Остальная часть дома была погружена в темноту.

— Ты быстро, — сказал он со слабой улыбкой, — Я не знал, что женщина может выйти из ванной менее, чем через полчаса.

— Шовинист, — мягко сказала она в ответ, гадая, затронула ли улыбка его глаза.

Расстегнув шорты, он дал им упасть, перешагнул их и похромал в ванную

— Я вымою, то, что достану, потом позову тебя, чтобы сделать все остальное, хорошо?

— Да, — сказала она, и ее горло сжалось от мысли об его теле у нее под руками. Дело было не в том, что она не мыла его раньше, просто теперь он был в сознании и целовал ее. Ее волновало не то, что он может что-нибудь сделать, а ее собственная реакция на него. Он по-прежнему был слишком болен, чтобы действительно что-либо предпринять.

Теперь не было необходимости спать с ним на одной кровати. Для них обоих будет проще, если она не будет делать из этого проблемы, а просто соорудит себе постель прежде, чем он выйдет из ванной. Размышляя так, она вытащила пару одеял с верхней полки чулана и развернула их на полу, затем стащила подушку с кровати и бросила ее вниз. Покрывало ей не нужно, халата будет достаточно.

Через двадцать минут он открыл дверь:

— Мне нужна помощь.

На нем было только полотенце, повязанное вокруг тонкой талии. Он буквально валился с ног. Внимательнее присмотревшись к нему, Рэйчел решительно задвинула свою нервозность поглубже. Он был бледен, кожа плотно обтягивала высокие скулы, а губы, напротив, были очень красными.

— Думаю, тебя опять лихорадит, — сказала она, положив руку ему на щеку. Он был слишком горячим, хотя жар не был таким сильным, как раньше. Она опустила крышку унитаза и помогла ему сесть, дала две таблетки аспирина и стакан воды, прежде чем завершила мытье его торса, пытаясь делать это как можно быстрее. Чем быстрее он будет в кровати, тем лучше. Судя по тому, как он нагружает себя весь день, ей следовало ожидать, что жар вспыхнет.

— Прости меня, — сказал он тихо, когда она вытирала его. — Я не хотел обессилеть и повиснуть на тебе вот так.

— Ты не Супермен, — ответила Рэйчел оживленно. — Давай уложим тебя в кровать.

Она помогла ему встать, когда он сказал:

— Подожди.

Убрав правую руку с плеча, он стянул полотенце с талии и повесил его на вешалку для полотенец. Абсолютно голый и равнодушный к своей наготе, он положил руку обратно на плечо и тяжело навалился на нее, пока она помогала ему дойти до кровати. Рэйчел не знала, гневаться ей или смеяться, и решила, в конец концов, не обращать внимания на отсутствие одежды. Не было ничего такого, чего бы она не видела раньше, и если его это не беспокоит, то и ее не должно.

Не смотря на жар и усталость, ничего не прошло мимо его внимания. Он увидел подобие постели рядом с кроватью, прищурился и нахмурил брови.

— Что это?

— Моя постель.

Он взглянул на постель, затем на нее, и тихо произнес

— Убери эти чертовы вещи отсюда и ложись со мной на кровать — туда, где тебе и следует быть.

Она одарила его долгим холодным взглядом:

— Ты сделал далеко идущие выводы на основе одного поцелуя. Тебе стало лучше, и мне не потребуется вставать к тебе ночью, поэтому нет необходимости спать с тобой.

— Ты спала со мной столько раз, что же изменилось? Ни о какой скромности, видит Бог, речи уже идти не может, и о сексе тоже. Любое мое поползновение обернется пшиком, и ты знаешь это.

Она не хотела смеяться, не хотела показывать, что его логика … очень логична. Ее не беспокоило то, что он может сделать с ней, просто она знала, что ей придется пережить, находясь с ним рядом ночью, чувствуя тепло и вес его тела рядом на кровати. Она уже привыкла спать одна, и снова познать утонченное и сильное удовольствие разделять часы темноты с мужчиной будет болезненным для нее.

Он положил руку ей на шею, его мозолистые пальцы гладили чувствительные мышцы, сбегающие от шеи к плечам, вызывая в ней дрожь.

— Есть и другая причина, по которой я хочу, чтобы ты спала со мной.

Она сомневалась в том, что хочет это услышать. Его глаза смотрели холодно, обещая смерть. Это было выражение глаз мужчины, у которого не было иллюзий, который видел худшее, что может случиться, и ничему не удивляется.

— Я буду здесь, рядом с кроватью, — прошептала она.

— Нет. Я хочу держать тебя за руку, чтобы в любой момент точно знать, где ты. Если мне придется использовать нож, я должен быть уверен, что ты случайно не напорешься на него.

Она повернула голову и посмотрела на нож, по-прежнему лежавший на столике рядом с кроватью.

— Никто не может сюда проникнуть, не разбудив нас.

— Я не могу надеяться на случай. Иди в кровать, или мы оба будем спать на полу.

Он был серьезен, и она со вздохом уступила, потому что не было смысла обоим терпеть неудобство.

— Хорошо. Разреши мне только взять свою подушку.

Его рука упала, Рэйчел достала подушку, бросив ее на кровать. Он осторожно устроился между простынями. Когда он ложился на спину, и на его плечо пришлась нагрузка всего тела, у него вырвался слабый стон. Она выключила свет и легла на кровать с другой стороны, набросила на них обоих простыню и свернулась в свою обычную позу, как будто они это делали годами, но расслабленной поза была только внешне. У нее все свело внутри от напряжения. Его внимание было обострено. Она сомневалась, что он на самом деле ожидал, будто мужчины, которые охотились на него, ворвутся в дом посреди ночи, но, тем не менее, приготовился к этому.

Старый дом окутывал их такими уютными скрипами и стонами. В вечерней тишине она слышала, как стрекотал сверчок за окном, но знакомые звуки не успокаивали ее. Ее мысли беспокойно бродили, пытаясь сложить обрывки информации в связную картину. Он был в отпуске, но на него устроили засаду? Он узнал нечто такое, что они хотели бы скрыть? Почему они хотели избавиться от него? Она хотела спросить об этом, но его спокойное ровное дыхание говорило о том, что он уже спал, умаявшись за день.

Не задумываясь, она протянула свою руку и положила на его руку. Абсолютно автоматический жест, оставшийся с тех ночей, когда ей нужно было знать, что с ним, каждую секунду.

Никакого предупреждающего шевеления, только молниеносно-быстрое движение его правой руки, и его железные пальцы сомкнулись на ее запястье с силой, которая смяла и скрутила ей руку. Она закричала, не только от боли, но и от страха. От его атаки каждый нерв в ней натянулся от ужаса. Захват на ее запястье слегка ослаб, и он пробормотал:

— Рэйчел?

— Ты сломаешь мне руку! — вырвался у нее невольный возглас. Он полностью освободил ее и сел на кровати, тихо ругаясь.

Потирая поврежденное запястье, Рэйчел посмотрела на слабый силуэт его тела в темноте.

— Думаю, что на полу мне будет безопаснее, — сказала она наконец, стараясь, чтобы это прозвучало с юмором. — Извини, я не хотела трогать тебя. Просто … так получилось.

Его голос был хриплым:

— С тобой все в порядке?

— Да. Ты повредил мне запястье, больше ничего.

Он хотел повернуться, но раненное плечо не позволило это сделать. Он снова выругался, прервав движение.

— Забирайся с этой стороны, чтобы я мог спать на правом плече и держать тебя.

— Мне не надо, чтобы меня держали, спасибо. — Ее до сих пор немного трясло от его реакции, подобной по внезапности и стремительности на бросок змеи. — Тебе, видимо, не везло с партнершами в постели.

— Ты единственная женщина, с которой я спал, в прямом смысле этого слова, на протяжении нескольких лет, — оборвал он. — Ну, ты попытаешь счастья и снова напугаешь меня до ужаса, или так и будешь здесь ползать?

Она встала с кровати и обошла ее. Он подвинулся, давая ей достаточно свободного пространства. Не говоря ни слова, она легла, повернувшись к нему спиной и накрыв их обоих простыней. Так же безмолвно он обнял ее сзади. Они лежали как две ложки, одна в другой — его бедра прижимались к ее, ее ягодицы прижались к его паху, ее спина к его твердой, широкой груди. Его правая рука легла ей под голову, левой он обнял ее за талию, пригвоздив к месту. Рэйчел закрыла глаза, его жар жег ее, и она не знала, насколько он был вызван лихорадкой. Она забыла, каково это лежать с таким мужчиной и чувствовать, как его сила окутывает ее, подобно одеялу.

— Что, если я ударю случайно по твоему плечу или ноге? — прошептала она.

— Мне будет чертовски больно, — сухо ответил он, поднимая дыханием ее волосы. — Спи, не беспокойся об этом.

Как она может не беспокоиться об этом, если скорее умрет, чем причинит ему боль? Она зарылась в подушку, чувствуя под ней его твердую руку. Ее рука скользнула под подушку и легонько коснулась его запястья — прикосновение, которое она могла теперь себе позволить.

— Спокойной ночи, — сказала она, погружаясь в его тепло и позволив дремоте овладеть ею.

Сэйбин лежал, ощущая ее мягкость руками, вдыхая сладкую женственность ее запаха и вспоминая ее вкус на своем языке. Это было так прекрасно, что вызывало у него беспокойство. Прошло так много лет с тех пор, как он действительно спал с кем-нибудь, его тренировали настолько остро все воспринимать, что он не мог выносить кого бы то ни было рядом во время сна, включая свою бывшую жену. Будучи женатым, он по существу оставался одиноким, психологически и физически. Было странно, что сейчас он чувствовал себя с Рэйчел, спящей у него в руках, настолько комфортно, не испытывая потребности отстраниться от нее. Он по природе был осторожен, держался отстранено и настороже с каждым, включая собственных людей. Эта черта не раз спасала ему жизнь. Возможно, причина заключалась в том, что он, находясь без сознания, привык спать с ней, прикасаться к ней и чувствовать ее прикосновение. Но, несмотря на это, ее легкое прикосновение к руке напугало его и вызвало бурную реакцию, прежде чем он пришел в себя.

Вне зависимости от причин, держать ее в объятьях и целовать было приятно. Искушая его так, как никто другой, она представляла для него чрезвычайную опасность. Он думал о сексе с ней. Все его тело напряглось от возбуждения. Плохо, что он не мог перевернуть ее на спину и сделать все, о чем мечтал, но это могло и подождать. Она будет его, но ему стоит быть очень осторожным, чтобы хорошее времяпровождение не превратилось в нечто большее. Ради них обоих он не может позволить, чтобы это произошло.

Рэйчел медленно просыпалась. Она чувствовала себя настолько расслабленной, что ей не хотелось открывать глаза и начинать новый день. Обычно она вставала рано и чувствовала себя полностью проснувшейся, как только ее ноги касались пола. Ей нравилось утро. Но этим утром она только глубже зарылась в подушку. Тело было теплым и расслабленным. Ей уже давно так сладко не спалось. Но где Кэлл? Она поняла, что его не было в кровати. Ее глаза распахнулись, и, не успев даже подумать, она выскочила из кровати. Дверь ванной была открыта, значит, там его быть не могло.

— Кэлл? — позвала она, выбегая из спальни.

— Я здесь.

Звук раздавался из задней части дома, и она почти побежала к задней двери, которая была открыта. Он сидел на ступеньках в одних джинсовых шортах, у его ног в траве лежал Джо. На заднем дворе, передвигаясь вперевалку, охотились за насекомыми гуси под предводительством Эбенезера Дака. После ночного дождя все дышало свежестью и блестело так, что резало глаза. Солнце залило темно-синее небо, на котором не было видно ни облачка. Это было удивительно умиротворенное, теплое и свежее утро.

— Как тебе удалось встать, не разбудив меня?

Опираясь рукой о ступеньку, он встал. Она заметила, что он двигался свободнее, чем накануне. Он смотрел на нее через сетку.

— Ты вымоталась, ухаживая за мной четыре дня.

— Твои дела идут на поправку.

— Я чувствую прилив сил, и голова уже не болит.

Он открыл сетчатую дверь и замер на мгновение, его черные глаза быстро пробежались по ее телу. Усилием воли она не стала скрещивать руки на груди. Ее ночная рубашка ничего не открывала, так что жест был бессмысленным. Возможно, она выглядела неопрятно с растрепанными волосами, но его она видела в самом худшем состоянии, и потому беспокоиться об этом не стала.

— Я привыкла вести себя, как наседка, — сказала она со смешком. — Когда я не нашла тебя в кровати, то запаниковала. Ну, раз с тобой все в порядке, я пойду оденусь и приготовлю завтрак.

— Не стоит одеваться ради меня, — протянул он.

Она ушла, проигнорировав его последние слова. Проводив ее взглядом до тех пор, пока она не скрылась, Кэлл медленно поднялся и вошел внутрь, защелкнув за собой сетчатую дверь. Она не играла в игры, одеваясь в облегающую ночную рубашку и изображая потом смущение по поводу того, что обнажилось, да ей и не требовалось этого делать. В своей розовой ночной сорочке с цветочками, спутанными волосами она выглядела такой теплой, такой сонной и такой чертовски мягкой, что мужчина мог погрузиться и утонуть в ней. Именно этого ему хотелось, когда он проснулся и обнаружил, что ее сорочка ночью задралась. Он прижимался к ее голым бедрам, и только тонкий нейлон ее трусиков разделял их. Он возбудился так, что вынужден был встать с кровати, чтобы не подвергать себя пытке ее телом. Он проклинал свое физическое состояние, которое не позволяло ему овладеть ею, как ему того хотелось — сильно, стремительно и глубоко.

Буквально через несколько минут она вернулась на кухню. Ее волосы были зачесаны и закреплены по бокам темно-красными заколками в виде бабочек. Она по-прежнему была босиком, на ней были джинсовые шорты, такие старые, что их цвет был близок к белому, и большой терракотовый свитер, концы которого были завязаны на талии. На ее загорелом лице не было ни капли макияжа. Он понял, что она просто довольна собой. Она, возможно, могла бы остановить движение на улице, если бы надела шелк и драгоценности. И сделала бы это, только если бы ей этого захотелось, а не ради кого бы то ни было. Она была уверена в себе, и ему нравилось это. У него был настолько властный характер, что ему требовалась сильная женщина, которая сможет противостоять ему и не уступит ему ни в постели, ни вне нее.

Споро двигаясь, она поставила кофе и начала жарить бекон. Только почуяв смесь этих ароматов, он понял, насколько голоден. У него даже потекли слюни. Она поставила бисквиты в духовку, разбила четыре яйца на омлет, затем очистила и разрезала канталупу*. Она взглянула на него своими ясными серыми глазами:

— Мне будет проще, если у меня будет самый острый нож.

Мало что могло его рассмешить или позабавить, но, услышав ее сухой ворчливый тон, он захотел улыбнуться. Не желая спорить, он поднялся, опираясь на барную стойку и перенося вес с раненой ноги. Ему было необходимо средство защиты, даже если это был кухонный нож. На этом настаивали логика и инстинкт.

— У тебя есть какое-нибудь оружие?

Рэйчел ловко перевернула бекон.

— У меня под кроватью ружье 22 калибра, а в бардачке машины магнум 357-го** калибра, заряженный патронами с мышиной дробью***.

Он почувствовал легкое раздражение. Почему она не сказала об этом накануне? Она одарила его долгим спокойным взглядом, и он понял, что она ждала от него возражений. Почему она должна отдать пистолет мужчине, который держал у ее горла нож?

— А если бы они понадобились нам ночью?

— Для пистолета у меня только патроны с мышиной дробью, поэтому я его в расчет не брала, — спокойно ответила она. — Ружье было в пределах досягаемости, я не только знаю, как им пользоваться, но и, в отличие от тебя, имею две здоровые руки.

В Алмазной бухте она чувствовала себя в безопасности, но здравый смысл говорил, что для одинокой женщины, без соседей поблизости, необходимы средства защиты. Оружие было рассчитано на тех, кого ее отец называл «шалопаями», но, глядя на ствол пистолета, нельзя было догадаться, что там патроны с мышиной дробью. Она выбирала оружие для защиты, а не для убийства.

Он молчал, прищурив черные глаза:

— Почему ты мне сказала об этом сейчас?

— Во-первых, потому что ты сказал мне, кто ты. Во-вторых, потому что ты спросил. В-третьих, ты опасен даже без ножа. Физически неполноценен — да, но не беспомощен.

— Что ты имеешь в виду?

Она посмотрела вниз на его грубые темные голые стопы.

— Мозоли на внешних сторонах твоих стоп и на руках. Редко, у кого они есть. Ты тренировался босиком, не так ли?

От его тихого и шелковистого голоса у нее по спине пробежался холод.

— Ты многое замечаешь, солнышко:

Она кивнула в знак согласия.

— Да.

— Большинство людей и не задумываются о мозолях.

Рэйчел колебалась, ее взгляд обратился внутрь себя. Спустя мгновение она вернулась к сервировке стола и готовке.

— Мой муж тренировался дополнительно. У него тоже были мозоли на ладонях.

В его груди все сжалось, пальцы медленно сомкнулись в кулак. Он метнул взгляд на ее изящные загорелые руки без колец.

— Ты разведена?

— Нет. Я вдова.

— Извини.

Она кивнула и стала раскладывать омлет и бекон по тарелкам, затем проверила бисквиты в духовке. Они выглядели так, как надо — золотисто-коричневые сверху. Она вытащила их и переложила в корзинку для хлеба.

— С тех пор прошло много времени, — сказала она в заключение. — Пять лет.

Затем ее голос изменился и снова стал оживленным:

— Мой руки, прежде чем бисквиты остынут.

Пару минут спустя он подумал, что она была чертовски хорошим кулинаром. Омлет был воздушным, бекон с хрустящей корочкой, бисквиты нежными, а кофе достаточно крепким. Поверх бисквитов тек золотистый сок груш домашнего консервирования, канталупа была сочной и сладкой. Никаких изысков, просто все ингредиенты отлично сочетались, и даже их цвета гармонировали друг с другом. Это была просто еще одна сторона ее многогранной натуры. Когда он смаковал третий бисквит, она невозмутимо заметила:

— Не жди такого каждый день. Иногда я ем на завтрак хлопья и фрукты. Я просто хочу, чтобы твои силы восстановились.

За ее манерой скрывалось удовлетворение от того, с каким очевидным удовольствием он, такой хладнокровный мужчина, ел.

Он откинулся на спинку стула, неторопливо рассматривая блеск в ее глазах и улыбку, которую она безуспешно прятала за кружкой кофе, которую держала в своих изящных руках. Она дразнила его, а он уже не помнил, когда его дразнили последний раз, когда кто-нибудь действительно осмеливался дразнить его. Возможно в средней школе, какая-нибудь легкомысленная девчонка-тинейжер пробовала новообретенные силы соблазнительницы на мальчишке, которого даже учителя считали опасным. Он никогда не давал повода думать о себе так, просто он смотрел на них холодным спокойным взглядом своих черных, как ночные небеса ада, глаз. Рэйчел осмеливалась дразнить его, потому что была уверена в себе и принимала его, как равного. Несмотря на то, что она знала о нем или могла предположить, она не боялась его.

Всему свое время. Она будет его, рано или поздно.

— Ты на верном пути, — ответил он, наконец, на ее поддразнивание.

Рэйчел гадала, специально ли он выдержал паузу, прежде чем ответить. Он мог просто задуматься над ответом, а мог специально выдержать паузу, чтобы слегка лишить человека уверенности. Все, что он делал, было хорошо продумано. Она не думала, что это было привычкой, скорее — спланированным наступлением.

В его словах был двойной смысл, но Рэйчел предпочла выбрать тот, что лежал на поверхности.

— Если это подхалимаж, то он не сработает. Слишком жарко, чтобы есть мясо в больших количествах три раза в день. Еще кофе?

— Пожалуйста.

Наливая кофе, она спросила:

— Как долго ты планируешь остаться?

Он дождался, пока она поставит чайник обратно на конфорку и сядет на свое место, прежде чем ответить.

— Пока не поправлюсь, не начну ходить и смогу снова пользоваться плечом. Пока ты не захочешь, чтобы я ушел. Это от тебя зависит, когда ты выкинешь меня вон.

Ну, все ясно, подумала Рэйчел. Он останется до тех пор, пока не поправится, не дольше.

— Ты придумал, что будешь делать?

Он оперся на предплечье.

— Поправиться. Это первый пункт списка. Я должен определить, как сильно мы рискуем. У меня есть один человек, которому я могу позвонить, если потребуется, но я подожду, пока не выздоровею и не стану дееспособным. У одного человека мало шансов. До окончания моего отпуска осталось три недели, в течение которых меня не хватятся, если мое тело не всплывет где-нибудь. Без моего тела у них все застопорится. Они не смогут заменить меня, пока я не буду официально признан мертвым или пропавшим без вести.

— Что будет, если тебя не найдут на работе через три недели?

— Мое досье очистят. Коды изменят, агентов припишут кому-нибудь еще, и я официально прекращу существование.

— Тебя признают мертвым?

— Мертвым, похищенным или перевербованным.

Три недели. Самое большее, на что она могла рассчитывать, это три недели с ним.

Времени было так мало, и она не собиралась портить его, сокрушаясь или злясь на судьбу за такой поворот. Ей тяжело далось знание о том, что «вечно» может стать коротким, как удар сердца. Если три недели — это все, что у нее было, она будет улыбаться ему, заботиться о нем и даже спорить, если посчитает нужным, помогать ему во всем… опекать …, а затем она попрощается с этим темным воином, оставив слезы при себе. Ее утешало то, что, возможно, на протяжении столетий женщинам приходилось поступать так же.

Он размышлял, прикрыв глаза ресницами и задумчиво глядя в чашку с кофе.

— Я хочу, чтобы ты опять съездила в магазин.

— Конечно, — с легкостью согласилась Рэйчел. — Я хотела спросить тебя, подошли ли тебе штаны?

— С размером все в порядке. У тебя острый глаз. Я хочу, чтобы ты купила патроны для пистолета в достаточном количестве. То же самое для ружья. Твои затраты будут возмещены.

Возмещение затрат было последним, что беспокоило Рэйчел. Она почувствовала вспышку негодования оттого, что он упомянул об этом.

— Ты уверен, что ты не хочешь, чтобы я купила пару ружей, раз уж я в деле? Или Магнум 44-го калибра?

К ее удивлению он воспринял ее сарказм серьезно:

— Нет, я не хочу, чтобы о тебе появилась запись, как о покупателе какого-либо оружия с момента моего исчезновения.

Его слова напугали ее. Она отклонилась назад:

— Ты хочешь сказать, что, скорее всего, такие записи будут отслеживаться?

— Да, все записи в данном районе.

Рэйчел долго, долго смотрела на него, взгляд ее серых глаз изучал жесткие черты его лица и замкнутое выражение его глаз. Глаз, которые были старше, чем время. Наконец она прошептала:

— Кто же ты, если они готовы так далеко пойти, чтобы убить тебя?

— Они бы предпочли бы взять меня живым, — ответил он сухо. — Это моя работа — проконтролировать, чтобы этого не случилось.

— Почему ты?

Его рот скривился в неком подобии улыбки, в которой не было ни капли смеха.

— Потому что я лучший в своем деле.

Это не было ответом на вопрос, и доказывало, насколько он был хорош в том, чтобы отвечать на вопросы, ничего не открывая. Он тщательно продумал, что ей открыть, чтобы получить в ответ необходимую ему информацию. В этом не было необходимости: Рэйчел знала, что сделает для него все, что сможет, чтобы помочь ему.

Она допила кофе и поднялась:

— У меня есть работа, которую надо сделать, пока не стало слишком жарко. Хочешь выйти со мной или останешься здесь и отдохнешь?

— Мне надо двигаться, — сказал он, поднимаясь и выходя за ней на улицу. Он пошел, прихрамывая, по двору, рассматривая все, пока Рэйчел кормила Джо и гусей, а затем собирала созревшие овощи в саду. Устав, Кэлл сел на ступеньки и, щурясь от солнца, стал наблюдать за тем, как она работает.

Было в Рэйчел Джонс что-то уютное, домашнее, что-то, отчего он чувствовал себя расслабленным. Ее жизнь была полна покоя, ее маленький дом — уюта. Горячее южное солнце румянило ее кожу… Здесь все было соблазнительно, в том или ином смысле этого слова. Еда, которую она приготовила и разделила с ним, навеяла непрошенные мысли о том, как это — завтракать с ней каждое утро. Такие мысли были опаснее любого оружия.

Однажды он уже пытался вести нормальную личную жизнь, но ничего не получилось. Женитьба не принесла той близости, которой он ждал. Они регулярно и с удовольствием занимались сексом, но после окончания акта он по-прежнему был одинок, отделяясь от остального мира в силу натуры и обстоятельств. На протяжении всех их отношений, он тепло относился к жене, но этим все и ограничивалось. Она не в силах была оценить высоту барьеров, скрывавших его внутреннее я, возможно, она даже не осознавала его существование. Определенно, либо она не осознавала, либо не хотела признавать истинную суть его работы. Его жена, Мэрилин Сэйбин, смотрела на него, как на одного из тысячи обычных государственных служащих в Вашингтоне. Он уходил на работу утром и возвращался, обычно ночью. Она была занята своей растущей юридической практикой, часто работала допоздна и все понимала. Она была утонченной женщиной и отстраненный, холодный характер Кэлла полностью подходил ей, и она никогда не пыталась узнать того сложного мужчину, что скрывался под маской.

Кэлл поднял лицо к солнцу, чувствуя себя расслабленным и слегка заторможенным. Мэрилин… Вот уже много лет он не вспоминал о ней, что говорило о том, насколько поверхностными были их отношения. Развод не вызвал у него ничего, кроме пожатия плечами. Черт, она должна была быть сумасшедшей, чтобы остаться с ним после того, что случилось.

Покушение на его жизнь было неуклюжим, плохо спланированным и, в конце концов, плохо реализованным. Они с Мэрилин пошли поужинать. Это был тот редкий случай, когда они вместе вышли в свет, и первый раз, когда они посетили одно из модных местечек, что так любила Мэрилин. Кэлл увидел снайпера сразу, как только они вышли из ресторана, и отреагировал немедленно, толкнув Мэрилин вниз, плавно скользнув в укрытие. Он спас Мэрилин жизнь, поскольку, двигаясь, она оказалась между ним и снайпером, который начал стрелять почти одновременно с движением Кэлла и ранил Мэрилин в правую руку.

С той ночи Мэрилин полностью изменила свое представление о муже, и это ей не нравилось. Она видела, как он хладнокровно преследовал и загнал в угол своих противников, видела короткую, жестокую драку, после которой другой мужчина без сознания остался лежать на земле, слышала, как резко и властно Кэлл отдавал приказы людям, которые вскоре прибыли и взяли все на себя. Один из них доставил ее в больницу, где ей оказали медицинскую помощь и оставили на ночь, в то время как Кэлл потратил время, собирая по кусочкам информацию о том, как снайпер узнал, где он будет тем вечером. Ответ, конечно же, заключался в Мэрилин. Она не видела причин скрывать свои передвижения или тот факт, что она будет ужинать, или где. Она действительно не представляла, насколько опасной и секретной была работа ее мужа, да и не хотела этого знать.

К моменту, когда Кэлл заехал, чтобы забрать ее из больницы, их брак был расторгнут во всех смыслах, кроме официального. Первое, что Мэрилин очень спокойно сказала ему, было то, что она хочет развода. Она не знала, чем он занимался, и не хотела знать, но не собиралась рисковать своей собственной жизнью, будучи за ним замужем. Кэлл легко согласился. Он размышлял над этим ночью и пришел к тому же заключению, только по другим причинам.

Кэлл не винил ее в том, что она захотела развода, это было мудрое решение. Этот случай привел его в чувство. Он иллюстрировал, насколько легко его достать через человека, которого он подпустил к себе ближе всех. При его работе было ошибкой даже пытаться вести нормальную личную жизнь. Другие мужчины могли с этим справиться, но они не были Кэллом Сэйбином, чьи редкие таланты поставили его на передовую возможной угрозы. Если в разведке и был человек, которого другие агентства хотели убрать с дистанции, это был Кэлл Сэйбин. Он был мишенью, и любой близкий ему человек автоматически становился мишенью.

Он выучил урок. Он никогда больше никого к себе не подпускал настолько, чтобы этого человека могли использовать против него или он мог пострадать при попытке достать Сэйбина. Он выбрал свою жизнь, потому что был патриотом и реалистом, и он был готов заплатить любую цену, чтобы больше никогда не вмешивать невинных гражданских, — людей, чью жизнь и свободу он клялся защищать.

У него больше никогда не возникало соблазна жениться или даже завести любовницу. Случайный секс, никогда в одном и том же месте и с одной и той же женщиной. Особенно внимательно он следил за тем, чтобы число раз, когда он виделся с кем-нибудь, было ограничено. Это работало.

Пока не появилась Рэйчел. Она искушала его. Черт, как же она искушала его! Она была совершенно не похожа на Мэрилин, она была спокойной и непосредственной, в то время как Мэрилин — утонченной и элегантной. Одному богу известно как, но она знала слишком много о его образе жизни, в то время как Мэрилин не осознала и малой доли за годы, пока они были женаты.

Только ничего не выйдет. Он не может позволить, чтобы что-то вышло. Он наблюдал за тем, как Рэйчел работала в своем маленьком саду, с удовольствием занимаясь повседневными делами. Секс между ними будет горячим и неспешным. Она не станет беспокоиться, если он приведет ее волосы в беспорядок или смажет макияж. Чтобы защитить ее, он должен быть уверен, что между ними будет только секс. Для ее же блага будет лучше, когда он уйдет из ее жизни. Его долг перед ней слишком велик, чтобы подвергать ее какому-либо риску.

Она выпрямилась и потянулась, вытянув руки высоко вверх движением, от которого ее грудь приподнялась и прижалась к ткани рубашки. Она подняла корзину и пошла мимо грядок с овощами, чтобы позаботиться о нем. Джо оставил свою позицию в конце грядки и побежал за ней, чтобы спрятаться в тень под ступеньками заднего крыльца. Когда она подошла к Кэллу, ее лицо освещала улыбка, глаза смотрели тепло и ясно, ее стройное тело двигалось грациозно. Он смотрел, как она подходит к нему, ощущая ее каждой клеточкой своего тела. Нет, опасность заключалась не в том, что он останется в ее доме дольше, чем необходимо. Настоящая опасность заключалась в том, что он настолько желал ее, что у него мог возникнуть соблазн снова увидеть ее, чего он никак не должен был допустить.

Глава восьмая

Следующие несколько дней были тихими, жаркими и спокойными. Теперь, когда Кэлл шел на поправку, и ему не требовалось ее постоянное внимание, Рэйчел вернулась к своему обычному распорядку. Она закончила составление плана лекций и снова взялась за рукопись, ухаживала за садом и занималась другими хозяйственными делами, которые, казалось, никогда не кончались. Она достала нужные патроны с пулями со срезанной головкой для Кэлла, и «Магнум» всегда был под рукой. Если они были в доме, он иногда клал его в стол в спальне, но чаще держал за поясом на спине, всегда при себе.

Хани, которая пришла, чтобы снять швы, призналась, что поражена тем, как хорошо они зажили.

— Уровень вашего обмена веществ — это нечто, — сказала она с восхищением. — Конечно, я неплохо поработала над вами. Мускулы на ноге были сплошным месивом, но я подлатала их и, думаю, вы выберетесь из этой передряги даже без хромоты.

— Вы проделали чертовски хорошую работу, док, — протянул он, улыбаясь ей.

— Я знаю, — весело ответила Хани. — Вам очень повезло с плечом. Вы можете в некоторой степени лишиться вращательной способности, но не сильно, я думаю. Не напрягайте ногу и плечо в течение еще недели или около того, а потом можете начинать разрабатывать их, но только осторожно.

Он уже начал разрабатывать их — Рэйчел видела, как он осторожно разминал плечо и руку, как бы проверяя швы на крепость. Он не использовал утяжелители для руки или ноги, но он делал упражнения на гибкость, чтобы облегчить движения, и в результате его хромота была мало заметна, как если бы он просто вывихнул лодыжку.

Хани даже не моргнула, когда он, снимая штаны цвета хаки и синюю хлопковую рубашку, вытащил пистолет из-за пояса и положил его на стол. Сидя за столом в одних лишь трусах, он без эмоций наблюдал за тем, как она снимала швы. Рэйчел наклонилась, чтобы наблюдать. Потом он опять оделся и вернул тяжелый пистолет на его обычное место на поясе.

— Оставайся на ланч, — пригласила Рэйчел. — Будет салат из тунца и свежие помидоры, легко и вкусно.

Хани никогда не отказывалась от приглашений Рэйчел.

— Хорошо. Я просто жажду свежих помидоров.

— Южане подают помидоры почти со всем, — заметил Кэлл.

— Это потому, что почти всё вкуснее с помидорами, — ответила в защиту Хани. Она была из Джорджии и любила помидоры неистово.

— «Любовные яблоки»*, — сказала Рэйчел рассеянно, — помидоры, то есть. Хотя я не знаю, почему их так называли. Большинство людей думало, что они ядовиты, так как они из семейства пасленовых, как и белладонна.

Хани захихикала:

— Ты читала о старых ядах, не так ли? Кто-то в одной из твоих книг сыграет в ящик от передозировки белладонны?

— Конечно, нет. Я не пишу детективные романы, — нисколько не встревожившись поддразниваниями Хани, Рэйчел взглянула на Кэлла, продолжая накрывать на стол. — Ты не южанин, не так ли? Ты растягиваешь слова, но не как южане.

— По большей части это потому, что я провел много времени с человеком из Джорджии. Мы были вместе во Вьетнаме. А родился я в Неваде.

Это было вероятно максимумом личной информации, которую он раскроет о себе, так что, Рэйчел не задавала больше вопросов. Они съели свою простую еду. Кэлл сидел между двумя женщинами и, хотя он ел, как всегда, с аппетитом и поддерживал разговор, Рэйчел заметила, что сидел он так, чтобы было можно наблюдать за окном и дверью. Это было привычкой — он садился так каждый раз, когда они ели, даже зная, что никто не может приблизиться к дому незаметно для Джо.

Когда Хани собралась уезжать, она улыбнулась Кэллу и протянула руку.

— Если я не вижу вас снова, то до свидания.

Он пожал ей руку.

— Спасибо, доктор, и до свидания. — Рэйчел заметила, что он не стал притворяться, что останется.

Хани задумчиво следила за ним.

— Меня буквально распирает от вопросов, но, думаю, я последую собственному совету и не буду задавать их. Я не хочу знать. Но будьте осторожны, слышите?

Он криво усмехнулся:

— Конечно.

Она подмигнула:

— Если кто-нибудь будет что-нибудь спрашивать, я ничего не знаю.

— Вы умная женщина, док. После того, как я уеду, Рэйчел сможет рассказать вам подробности.

— Возможно. Но, возможно, я придумаю свои собственные ответы. Так они будут настолько диким и романтичным, насколько я захочу, но останутся безопасными.

По всей видимости, решение Хани была наилучшим выходом, подумала Рэйчел после того, как она и Кэлл остались одни. Хани позволяла себе быть дикой и романтичной в своих фантазиях, но в реальности она выбирала безопасность.

Хани никогда не совершила бы ничего столь же безрассудного, как влюбиться в человека типа Кэлла Сэйбина.

Она должна вымыть кухню — как раз то, что Рэйчел и делала — и забыть об остальном. Рэйчел повернулась и увидела, что Кэлл смотрит на нее своим неподвижным, нервирующим взглядом. Она подняла подбородок:

— Что случилось?

Вместо ответа он приблизился к ней, ухватил ее подбородок рукой, наклонился и накрыл ее рот своим. От удивления Рэйчел на мгновение замерла — он не целовал ее после того первого раза, хотя ей иногда казалось, что он обнимал ее ночью так, как будто она принадлежала ему. Она не показывала, какое удовольствие ощущала во время сна в его объятиях, но не смогла скрыть тяжелую волну желания, которое заставило ее ответить на его поцелуй. Её губы раскрылись навстречу его губам, ее руки скользили по твердой, теплой стене его груди. Его язык обвился вокруг ее языка, и она издала глубокий горловой звук, ее грудь и промежность сжались, как будто он коснулся их.

Поддерживая ее, Кэлл медленно продвигался вперед, пока она не прижалась к шкафам. Рэйчел освободила свой рот и, задыхаясь, спросила:

— И чем это вызвано?

Его рот переместился вниз, к изгибу ее челюсти, и исследовал мягкую кожу чуть ниже уха.

— Должны быть, это все те «любовные яблоки», которыми ты накормила меня, — пробормотал он. — Прекрати отворачиваться. Поцелуй меня. Открой рот.

Она так и сделала. Ее руки сжали его рубашку, и он прижался к её рту в глубоком, сводящем с ума поцелуе, который продолжался целую вечность и заставил её подняться на цыпочки и прижаться к нему. Его руки спустились к ее ягодицам и обхватили их, прижимая еще ближе.

После поцелуя исчезло все притворство. Он оставил их цепляющимися друг за друга в открытой страсти, жаждущими друг друга, пытающимися стать еще ближе. Их страсть нарастала в течение нескольких дней, питаясь памятью о близости между ними. Той близости, которая обычно приходит после первых пробных поцелуев, но они оказались в обстоятельствах, которые смешали обычный порядок вещей. Она видела его твердое, красивое тело, касалась его, заботилась о нем и успокаивала его. Он держал ее в своих объятиях и узнал её особый сладкий запах даже прежде, чем узнал её имя. Он спал, держа её в своих объятиях уже четыре ночи, и их тела привыкли друг к другу. Природа обошла все естественные барьеры, которые установили люди, защищая свою личную жизнь, вынудив их быть вместе в благоприятной ситуации, спровоцированной обстоятельствами.

Её немного испугала сила собственных чувств, и она снова прервала поцелуй, спрятав лицо в теплой выемке его шеи. Нужно было притормозить прежде, чем всё вышло из-под контроля.

— Ты не тратишь много времени на размышления, — она сглотнула, пытаясь выровнять свой голос.

Он убрал руки с ее ягодиц и скользнул ими по ее спине, крепко прижимая ее к себе. Он прижался ртом к ее уху, его голос был теплым и мрачноватым.

— Не настолько быстрый, как хотелось бы.

Не поддающаяся контролю дрожь прошла по всему ее телу, ее соски напряглись до боли. Он прижимал ее все крепче, расплющивая ее груди об свое твердое, мускулистое тело. Он потерся щекой об её макушку, но нежная ласка не могла продолжаться долго, так как он жаждал большего. Он зарылся пальцами в ее волосы и наклонил ее голову назад, его рот снова накрыл ее губы, его язык двигался в ритме любовного акта. Тело Рэйчел пронзила дрожь, когда его другая рука накрыла ее грудь, скользнув внутрь блузки. Теплая ладонь обхватила грудь, мозолистый палец потер напряженный сосок, одновременно успокаивая боль и рождая еще более глубокую боль.

— Я хочу быть в тебе, — пробормотал он, поднимая голову, чтобы видеть, как его большой палец перекатывает ее сосок. — Я схожу с ума от желания. Ты позволишь мне быть с тобой то время, что осталось у нас?

О, Боже. Он был честен, и она с трудом сглотнула, чтобы не закричать от боли. Даже сейчас, когда их тела горели от лихорадочной жажды, он не давал сладких обещаний, которые не мог сдержать. Он должен будет уехать. Все, что может быть у них, будет временным. Но все же, было бы проще, если бы она могла забыть о будущем и пойти с ним в спальню, но его честность напомнила ей, что она должна думать о будущем и о том дне, когда он оставит ее.

Она медленно отодвинулась от него, и он попятился, предоставляя ей пространство, в котором она так нуждалась. Трясущейся рукой она убрала волосы с лица.

— Это не так просто для меня, — попробовала она объяснить, ее голос дрожал так же, как и ее рука. — У меня никогда не было любовника, только мой муж.

Его глаза пристально и настороженно смотрели на нее, он ждал.

Она сделала беспомощный жест. Его честность заслуживала ответной честности.

— Я… неравнодушна к тебе…

— Нет, — сказал он резко, значительно. — Не позволяй этому случиться.

— Это нечто, что я должна закрыть, как кран с водой? — Рэйчел смотрела прямо на него.

— Да. Это секс и ничего больше. Не обманывай себя, будто в этом есть что-то еще, и даже если бы было, у него нет будущего.

— О, я знаю это, — она напряженно рассмеялась и повернулась к раковине, чтобы посмотреть в окно. — Когда ты уйдешь отсюда, все закончится.

Ей хотелось, чтобы он отрицал это, но его жестокая честность снова разрушила ее надежды.

— Да. Так и должно быть.

Было бесполезно спорить с ним по этому поводу; она все это время знала, что он был волком-одиночкой.

— Так должно быть для тебя. А я не могу настолько контролировать свои эмоции. Я думаю, что люблю тебя. — Черт побери, зачем пытаться увиливать? Ее голос был полон беспомощного расстройства. — Я начала влюбляться в тебя с той минуты, когда вытащила тебя из океана! Это не слишком разумно, не так ли? Но это не прекратится только потому, что ты уедешь.

Он смотрел на нее, отмечая напряженность ее стройной спины, ее сжатые руки. Чего стоило ей признать это? Она была самой открытой женщиной, которую он когда-либо знал, она не использовала игры или отговорки. За все эти годы она была единственной женщиной, которую ему было больно покидать. Одна мысль об этом скручивала его внутренности в клубок, но ему было легче оттого, что он знал: если она останется с ним, ее жизнь будет в опасности. Она была слишком хороша для него, чтобы бездумно подвергать ее опасности для собственного удовольствия.

Он положил руки ей на плечи, поглаживаниями убирая с них напряженность.

— Я не буду давить на тебя, — пробормотал он. — Ты должна поступать так, как будет лучше для тебя. Но если ты решишь, что хочешь меня, я буду рядом.

Если она решит, что хочет его? Да она жаждала его до боли! Но он давал ей возможность самой принять решение вместо того, чтобы просто затащить ее в постель, даже зная, что легко может сделать это — у нее не было никаких иллюзий по поводу ее самообладания там, где это касалось его. Она накрыла его руки своими, и их пальцы переплелись.

Раздался глухой звук, когда Джо вынырнул из тенечка под лестницей и помчался вокруг дома. Рука Кэлла напрягалась под ее рукой, и он огляделся вокруг. Рэйчел замерла, затем встряхнулась и стремительно направилась к передней двери. Ей не нужно было говорить ему, чтобы он держался вне поля зрения — если бы она оглянулась, то увидела бы, что он уже спрятался, бесшумно пройдя через дом.

Она открыла дверь и вышла на переднее крыльцо, и только тогда вспомнила, что Кэлл частично расстегнул ее блузку. Она быстро застегнула ее, озираясь по сторонам, чтобы понять, что встревожило Джо. Потом она услышала шум автомобиля, приближавшегося к дому по частной дороге. Это не могла быть Хани, так как она только что уехала, а в тех редких случаях, когда ее навещал Рафферти, он приезжал на лошади, а не на машине.

Перед домом остановился служебный автомобиль, светло-синий форд. Джо припал к земле, мордой повернувшись к машине и, прижав уши, зарычал.

— Спокойно, спокойно, — пробормотала Рэйчел, обращаясь к нему. Она старалась рассмотреть, кто находится в машине, но солнце отсвечивало от стекол, не позволяя ей сделать это. Дверца машины открылась, и высокий человек выбрался из машины, но он остался на месте, смотря на нее поверх автомобиля. Агент Эллис, без пиджака и в солнечных очках, за которыми не было видно его глаз.

— О, привет, — окликнула его Рэйчел. — Приятно видеть вас снова.

Южный ритуал приветствия имел свои преимущества, давая ей время, чтобы собраться с мыслями. Почему он вернулся? Они заметили Кэлла, когда он был снаружи? Они были осторожны, рассчитывая, что Джо предупредит их, если кто-то будет рядом, но Кэлла можно было увидеть при помощи бинокля.

Тод Эллис сверкнул яркой белозубой улыбкой.

— Рад снова видеть вас, миссис Джонс. Я подумал, что лучше удостовериться, все ли у вас в порядке.

Это было довольно слабым оправданием для того, чтобы проделать такой длинный путь. Рэйчел обошла вокруг Джо и пошла к автомобилю, чтобы не привлекать внимание Эллиса к дому. Маловероятно, чтобы Кэлл позволил себя увидеть, но она не хотела рисковать.

— Да, все хорошо, — сказала она бодро, обойдя вокруг автомобиля и встав около дверцы так, что он вынужден был повернуться спиной к дому, чтобы смотреть ей в лицо. — Жарко, но все в порядке. Вы нашли человека, которого искали?

— Нет, ни следа. Вы ничего не видели?

— Нет, даже издалека, и Джо всегда сообщает мне, когда кто-то рядом.

Упоминание собаки заставило Эллиса дернуть головой, чтобы проверить, где находится Джо. Собака все еще была посередине двора, глаза Джо следили за нарушителем, вторгшимся на его территорию, низкое рычание рокотало в его груди. Эллис кашлянул и повернулся к Рэйчел.

— Это хорошо, что у вас есть он, ведь вы живете одна и так далеко. Здесь оправдана любая мера предосторожности.

Она рассмеялась:

— Вообще-то, не любая. Посмотрите на Говарда Хьюза. Но я чувствую себя в безопасности, когда дом охраняет Джо.

Темные очки, закрывавшие его глаза, не позволяли сказать точно, но ей казалось, что он продолжал смотреть на ее ноги и грудь. Тревога пронзила ее, и она подавила желание проверить, правильно ли застегнула пуговицы. Если нет, все равно было уже слишком поздно, и у него не было никаких причин подозревать, что она целовалась в доме с тем самым человеком, на которого он охотился.

Он внезапно тоже рассмеялся и снял солнцезащитные очки.

— Я приехал не для того, чтобы проверять, все ли в порядке.

Он положил руку на открытую автомобильную дверцу, его поза была расслабленной и уверенной. Обладая привлекательной внешностью, он привык к вниманию женщин.

— Я приехал, чтобы пригласить вас на обед. Я понимаю, что вы не знаете меня, но мои рекомендации вполне достойные. Что скажете?

Рэйчел не нужно было изображать замешательство, оно было реальным. Она понятия не имела, что ответить ему. Если она пойдет с ним, это поможет убедить его в том, что она ничего не знает о Кэлле, но, с другой стороны, это могло бы поощрить агента Эллиса прийти снова, а она не хотела этого. Почему они все еще здесь, так или иначе? Почему они не переместили поиски Кэлла вниз по побережью?

— Ну… не знаю, — ответила она, слегка запинаясь. — Когда?

— Сегодня вечером, если у вас нет других планов.

Боже, это доведет ее до паранойи! Если они видели Кэлла, то это могло быть уловкой, чтобы выманить ее из дома, и не оставить свидетелей. А в противном случае он сможет что-нибудь заподозрить, если она будет вести себя слишком подозрительно. Все эти попытки угадать, что может случиться, сводили ее с ума. Наконец она решила положиться на свои инстинкты. Агент Эллис и не подумал скрывать свое мужское восхищение ею в первый раз, когда они встретились, и она решила, что его приглашение настоящее. Если ничего из этого не выйдет, она хотя бы сможет получить от него какую-нибудь информацию.

— Думаю, я соглашусь, — сказала она наконец. — Что вы предлагаете? Я нечасто хожу по вечеринкам.

Его улыбка стала по-мальчишески задорной.

— Со мной вы в безопасности. Я тоже не сторонник панка. Я слишком брезглив, чтобы протыкать свои щеки английскими булавками. Я скорее имел в виду тихий ресторан и хороший толстый стейк.

И завалиться в кровать потом? Он будет разочарован.

— Хорошо, — сказала Рэйчел. — Во сколько?

— Скажем, часов в восемь? Как раз зайдет солнце, и я надеюсь, станет прохладней.

Она рассмеялась:

— Хотела бы я сказать, что к этому можно привыкнуть, но все, что вы можете сделать — это научиться мириться с жарой. Самое плохое — это влажность. Хорошо, восемь часов. Я буду готова.

Он отсалютовал ей и сел за руль. Рэйчел пошла назад во двор, чтобы ее не покрыло пылью, когда он поедет, и следила за ним, пока синий форд не скрылся из поля зрения.

Кэлл ждал ее внутри, его глаза сузились и были холодны.

— Чего он хотел?

— Пригласить меня на ужин, — ответила она медленно. — Я не знала, что сказать. Ужин с ним мог бы уменьшить подозрения или он мог пригласить меня только для того, чтобы выманить из дома. Возможно, они видели тебя. Или они просто хотят устроить обыск.

— Они не видели меня, — сказал он, — или меня не было бы уже в живых. Под каким предлогом ты отказалась от его приглашения?

— Я приняла его.

Рэйчел знала, что он не обрадуется, но она не ожидала такой реакции. Он резко повернул голову, его глаза горели черным огнем, а холодная отстраненность пропала.

— Нет, черт возьми, не приняла! Выкиньте эту идею из вашей головы, леди!

— Слишком поздно. Он действительно может что-то заподозрить, если я придумаю какую-то несерьезную отговорку сейчас.

Он засунул руки в карманы штанов. Замерев от восхищения, Рэйчел наблюдала, как они сжались в кулаки.

— Он — убийца и предатель. Я много думал, после того, как узнал его перед взрывом лодки, анализировал детали дел, которые пошли не так, как надо, когда все должно было быть в порядке, и Тод Эллис был связан со всеми этими делами. Ты не пойдешь с ним.

Рэйчел не отступала.

— Нет, — сказала она, — пойду. Возможно, мне удастся собрать немного информации, которая поможет тебе… — она остановилась, судорожно вздохнув, когда он выдернул руки из карманов и схватил ее так быстро, что у нее не было времени попятиться. Его твердые пальцы властно сомкнулись на ее плечах, оставляя синяки, и он слегка потряс ее. Его лицо стало жестким и гневным.

— Черт тебя побери, — прошептал он, его слова были едва слышны, поскольку он выдавливал их сквозь сжатые зубы. — Когда ты поймешь, что это не игры для любителей? Ты пытаешься прыгнуть выше головы, и у тебя не хватает мозгов понять это! Ты уже не в колледже и это не игра в «Мафию»*, сладкая моя. Пойми это своей головой! Черт побери! — он снова выругался, отпустил ее плечи и провел рукой по волосам. — Тебе повезло, что ты не наделала ошибок и не испортила все, но как долго будет продолжаться твое везение? Ты имеешь дело с хладнокровным профессионалом!

Рэйчел отстранилась от него и подняла руку, чтобы потереть болевшее плечо. Что-то в ней застыло во время его нападения, и эта неподвижность отражалась на ее лице.

— С кем именно? — спросила она наконец спокойно. — С Тодом Эллисом… или с тобой?

Она повернулась и пошла прочь от него, зашла в ванную и закрыла за собой дверь. Ванная комната была тем местом в доме, где он не будет ее преследовать. Дрожа, она села на край ванны. Иногда она задавалась вопросом, на что будет похоже, если он потеряет контроль, но ей не хотелось проверять это таким образом. Она хотела, чтобы он потерял контроль, когда целовал ее, прикасался к ней. Хотела, чтобы он дрожал от жажды и желания, хотела прижаться своим лицом к его лицу. Она не хотела, чтобы он потерял контроль в гневе, не хотела слышать то, что он действительно думал об ее усилиях помочь. Она все время боялась сделать что-то, что могло бы подвергнуть его опасности; мучилась над каждым решением, а он отмахнулся от нее как от неуклюжего любителя. Она знала, что ей не хватает знаний и опыта, но она делала всё, что могла.

Это было вдвойне больно после того, как он целовал и касался ее, но теперь она осознала, что даже тогда он сохранял свой железный контроль. Это она дрожала и жаждала, не он. Он даже не лгал ей — он сказал ей прямо, что для него это не больше, чем просто случайный секс.

Глубоко вздохнув, Рэйчел попыталась собраться с мыслями. Так как она была в ванной, она вполне могла принять душ сейчас. В таком случае ей хватит времени на то, чтобы волосы высохли сами, и ей не придется ничего делать с ними, только немного приподнять и завить щипцами. Она шла на свидание с Тодом Эллис с энтузиазмом, с которым идут на казнь, но она не позволит ему понять, что она не считает это самым настоящим свиданием, а это означало, что надо заняться своей внешностью.

Она разделась и встала под душ, быстро намылив и ополоснув волосы, не позволяя себе роскоши подумать. Жалостью к себе не достичь ничего, кроме потери времени, лучше уж обдумать, как вести себя сегодня вечером, чтобы выглядеть дружелюбной и в то же время не слишком поощрять Эллиса. Меньше всего ей хотелось, чтобы Эллис пригласил ее снова! Если он сделает это, ей придется придумать какую-нибудь отговорку. Она сказала агенту Лоуэллу, что едет на острова Флорида Кис. Это было чистой воды вымыслом, но, возможно, поездкой можно оправдать необходимость сбора вещей, подготовки и так далее.

Она выключила воду, стянула полотенце с дверцы кабинки и обернула им голову. Она заметила расплывчатый силуэт Кэлла, видневшийся сквозь матовую дверцу, только когда начала открывать ее, чтобы выйти из кабинки. Она отдернула руку от двери, будто обжегшись.

— Убирайся отсюда, — она судорожно дышала. Она сдернула полотенце с головы и обернулась им. Матовая поверхность дверей давала ей некоторую защиту, но если она могла видеть его, он также мог ее видеть. Осознание того, что он наблюдал за ней, пока она мылась, заставило ее почувствовать себя уязвимой. Как долго он был там?

Она увидела, как его рука потянулась к дверце. Она попятилась и прислонилась к стенке душа, когда он открыл дверцу.

— Ты не ответила, когда я звал тебя, — сказал он кратко. — Я хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

Рэйчел вздернула подбородок:

— Это не слишком хорошее оправдание. Ты должен был уйти, как только увидел, что я принимаю душ.

Его взгляд скользил по ней, от ее влажных, перепутавшихся волос и блестящих мокрых плеч вниз, к стройным, обнаженным ногам, по которым стекали ручейки воды. Полотенце закрывало ее от груди до бедер, но достаточно будет только потянуть его, чтобы обнажить ее полностью, и его черные, ищущие глаза заставляли ее чувствовать себя еще более обнаженной, чем она была.

— Я сожалею, — сказал он резко, наконец поднимая пристальный взгляд к ее лицу. — Я не намекал на то, что ты не помогала.

— Ты ни на что не намекал, — ответила Рэйчел, ее голос звучал резко, — ты сказал это прямо!

Она чувствовала себя оскорбленной, ей было больно, и она была не в настроении прощать его. После того, что он сказал, он еще осмеливается стоять там и пожирать ее глазами! Внезапно он двинулся вперед и, обхватив ее правой рукой вокруг талии, вытащил ее из ванны. Рэйчел судорожно вздохнула, схватившись за него, чтобы не потерять равновесие.

— Осторожней! Твое плечо…

Он поставил ее на пушистый коврик в ванной, его лицо было твердым и непроницаемым, когда он смотрел вниз на нее. Правой рукой он все еще обнимал ее за талию.

— Я не хочу, чтобы ты шла с ним, — наконец выдавил он. — Черт побери, Рэйчел, я не хочу, чтобы ты рисковала из-за меня!

Полотенце начало соскальзывать, и Рэйчел схватила его за края, чтобы закрепить более надежно.

— Почему ты не можешь воспринимать меня как взрослого человека, способного нести ответственность за свои собственные действия? — закричала она. — Ты сказал мне, что Тод Эллис — предатель, и я верю тебе. Ты не думаешь, что я могу быть морально обязанной сделать то, что мне под силу, чтобы остановить его и помочь тебе? Я думаю, что ситуация является достаточно критичной, чтобы рисковать! Это — мое решение, а не твое.

— Ты не должна была быть вовлечена во все это.

— Почему нет? Ты сам сказал, что тебе будет нужна помощь. Ты посылал других людей на опасные задания, не так ли?

— Они — обученные агенты, — огрызнулся он в раздражении. — И, будь все проклято, я никогда не лежал без сна ночью, мечтая заняться любовью с кем-нибудь из них.

Она затихла, ее широко открытые глаза искали его глаза. Их выражение не выдавало ничего, кроме гнева и легкого удивления, как будто он сказал то, чего не собирался говорить. Рука, лежавшая на ее талии, заставила ее выгнуться, хоть она и втиснула свою руку между их телами, чтобы удержать полотенце. Только пальцы ее ног касались коврика. Ее бедра располагались между его слегка раздвинутыми ногами, она чувствовала, как он твердеет напротив мягкого холмика, находящегося наверху ее бедер.

Они ничего не говорили, но они оба понимали, что происходит. Их грудные клетки быстро поднимались и опускались, их дыхание ускорилось. Колени Рэйчел ослабели, и она почувствовала, что он стал более настойчивым и более смелым.

— Я убил бы его прежде, чем позволил прикоснуться к тебе, — пробормотал он. Слова словно вырвались из него.

Она задрожала от одной этой мысли.

— Я не позволила бы ему. Никогда, — уставившись на него, она вздрогнула как будто ее стукнули промеж глаз. Тод Эллис заставил ее снова осознать опасность, которая шла по следам Кэлла. Никто не мог гарантировать, что он будет с ней три недели. Никто не мог гарантировать, что он будет с ней завтра или даже сегодня вечером. Для таких мужчин, как Кэлл Сэйбин не было завтра, было только сейчас. Это была жестокая правда, что он мог быть убит, что трагедия и ужас могли прийти без предупреждения. Она однажды уже получила такой урок. Как она могла быть настолько глупой, чтобы забыть его? Она хотела, чтобы все было идеально, хотела, чтобы он чувствовал то, что чувствовала она, но жизнь никогда не была совершенной. Ее нужно принимать такой, как она есть, или она пронесется мимо. Все, что у нее было с Кэллом, было прямо сейчас. Это было вечное настоящее, потому что прошлого всегда уже нет, а будущее никогда не наступит.

Его руки сжались на ее плоти, его пальцы гладили ее, как будто он едва удерживался от большего. Его лицо было твердым, как скала, когда он пристально посмотрел вниз на нее, его голос был хриплым, когда он сказал:

— Я позволил тебе уйти на кухне. Ей-богу, я не думаю, что смогу сделать это снова. Не сейчас.

Дыхание Рэйчел прервалось при взгляде в его полуночные глаза, их твердый, почти жестокий взгляд дикого возбуждения. Кожа обтягивала его высокие, выступающие скулы, его челюсть была напряжена, рот сжат. Ее сердце внезапно подпрыгнуло, когда она поняла, что именно он имел в виду, когда сказал это, и страх и волнение помчались через ее вены в вызывающей головокружение смеси. Он уже не мог контролировать себя, и примитивная сила голода горела в его глазах.

Ее руки дрожали на его груди, и все ее тело начало трепетать в ответ на яростное мужское желание, которое было видно на его лице. Его взгляд был взглядом хищника, который учуял самку. Жар. Жар усиливался в ее теле, растапливая ее внутренности и превращая их в жидкость. Его рука сжала полотенце на ее спине и потянула его, развязывая узел на ее груди. Оно упало на пол влажной кучкой. Обнаженная, Рэйчел стояла в его объятиях, вздрагивая и томясь. Она пыталась вдохнуть, но, казалось, что воздуха не хватало.

Он посмотрел вниз на нее, и низкий рокочущий звук, родивший в его груди, вырвался из его горла. Ноги Рэйчел подогнулись, и она пошатнулась. Ее горло сжалось, а сердце глухо колотилось. Медленно он передвинул свою руку и коснулся ее груди, высокой и округлой, мягкой, с маленькими, напряженными коричневыми сосками, затем охватил ее ладонью, чтобы снова исследовать теплую, бархатистую поверхность ее плоти. Потом, так же медленно, его рука двинулась вниз, скользя по гладкому изгибу ее талии, холмику внизу ее живота, и наконец его пальцы скользнули в темные завитки ее женственности. Она держалась за него, сильно вздрагивая, не способная сдвинуться с места, парализованная обжигающим потоком удовольствия, которое последовало за его пробным прикосновением. Один палец совершил более смелый набег. Ее тело судорожно дернулось, и она заскулила, пока он касался и дразнил, и исследовал.

Его пристальный взгляд оторвался от его твердой, жилистой руки, резко контрастирующей с изящным женским холмиком, который она охватывала, и поднялся обратно к ее прекрасной груди, а затем и к лицу. Ее полуприкрытые глаза затуманились от желания; ее губы были влажными и полуоткрытыми, дыхание вырывалось судорожными вздохами. Это была женщина на грани полного удовлетворения, и ее чувственный взгляд сломал тонкую грань контроля, который все еще оставался у него. С диким, глухим звуком он нагнулся и перекинул ее через правое плечо. Кровь шумела у него в ушах так сильно, что он не услышал ее испуганный вскрик.

Он добрался до кровати пятью длинными шагами, бросил ее поперек матраса и последовал за ней, разведя ее ноги и опустившись между ними на колени прежде, чем она пришла в себя. Рэйчел потянулась к нему, почти рыдая от острой потребности. Он сорвал рубашку и бросил ее на пол, затем дернул штаны, пока они не расстегнулись, и опустился на нее.

Ее тело выгнулось от шока, когда он вошел в нее, и она закричала от дискомфорта проникновения и от чувственного удара, когда он заполнил ее. Он был… ох…

— Возьми его весь, — простонал он, одновременно требуя и умоляя. Он нависал над нею, его лицо блестело от пота, на нем застыло выражение муки и экстаза. — Всего меня. Пожалуйста, — его голос был хриплым от желания. — Расслабься. Да, вот так. Еще. Пожалуйста. Рэйчел. Рэйчел! Ты — моя, ты — моя, ты — моя…

Этот примитивный речитатив опутывал ее, и она снова закричала, когда он мощно задвигался в ней. Их тела извивались вместе. С ней никогда не было такого. Это было настолько интенсивно, что стало почти невыносимым. Она никогда не любила так: зная, что не сможет жить, если с ним что-нибудь случится. Если это все, чего он хотел от нее, она отдаст ему всю себя свободно и пылко, заклеймя сладким огнем свой страсти.

Его бедра двигались мощной волной, и внезапно все это стало слишком сильным для нее, чтобы выносить. Её чувства достигли вершины и разбились вдребезги. Она судорожно вздохнула и выкрикнула, извиваясь под ним в огне чистого жара, который усиливался все больше и больше, пока не охватил и его. Она не могла видеть, не могла дышать, она могла только чувствовать. Она чувствовала тяжелые удары его толчков, когда он входил в нее, конвульсивное вздрагивание его тела в ее руках. Его хриплые дикие крики заполнили ее уши, сменившись грубыми стонами. Постепенно он замер и затих. Его тело расслабилось и придавило ее, но она с радостью приняла его в свои объятия. Ее руки все еще сжимали его спину.

Беспокойство охватило ее, когда к ней начал возвращаться здравый смысл — она вспомнила, как он поднял ее на плечо и каким несдержанным был любовный акт. Его голова лежала на ее плече, и она погрузила пальцы в его черные как смоль волосы. Она смогла только пробормотать хриплым голосом:

— Кэлл? Твое плечо… С тобой все в порядке?

Он оперся на правый локоть и посмотрел вниз на нее. Ее ясные серые глаза потемнели от беспокойства — беспокойства о нем, и это после того, как он взял ее с заботой и изяществом возбужденного быка! У нее были мягкие, дрожащие губы, но он не целовал их. Он не ласкал ее прекрасные груди и не касался их губами, как он делал это в своих мечтах. В ее глазах была любовь. Любовь, такая чистая и яркая, что что-то внутри него перевернулось от боли, разрушив преграду где-то глубоко в его уме и душе и оставив его уязвимым, каким он никогда не был прежде.

Теперь он знал, что такое ад. Ад — это видеть рай, светлый и нежный, но не иметь возможности войти в его врата, чтобы не разрушить то, что тебе дорого больше всего на свете.

Глава девятая

— Кто эта женщина, которая так вывела Эллиса из себя, — спокойно спросил Чарльз, и его бледно-голубые глаза не изменили выражения, пока он наблюдал за Лоуэллом. Как всегда, по виду Чарльза невозможно был что-либо сказать, но Лоуэлл знал, что тот ничего не упустил.

— Она живёт в небольшом доме вблизи пляжа. Вокруг безлюдно, на несколько миль ни души. Мы расспрашивали её, когда начинали поиски Сэйбина.

— И? — голос его звучал практически нежно.

Лоуэлл пожал плечами.

— И ничего. Она не видела ничего.

— Она должно быть необыкновенной, раз привлекла внимание Эллиса.

Обдумывая сказанное, Лоуэлл через минуту покачал головой.

— Она красива, но это всё. Ничто собой не представляет. Без косметики. Обычное лицо. Но Эллис не прекращает говорить о ней.

— Кажется, наш друг Эллис ничего не имеет против того, что бы поймать двух зайцев сразу, — комментарий был намеренно случаен.

Лоуэлл вновь пожал плечами.

— Он думает, что Сэйбин погиб, когда лодка взорвалась, так что он не прикладывает особых усилий, выслеживая его.

— А что думаешь ты?

— Возможно, он прав. Мы не нашли никаких следов Сэйбина. Он был ранен. Даже если бы он чудом оказался на берегу, то нуждался бы в помощи.

Чарльз закивал, в его глазах застыло задумчивое выражение, поскольку он не мог не согласиться с Лоуэллом. Лоуэлл прежде много лет работал с Сэйбином, и знал его как уравновешенного и профессионального, если не как безэмоционального агента. И он как профессионал был обязан выжить. Лоуэлл не более, чем Эллис, был уверен в том, что Сэйбин выжил, и Чарльз задумался, не позволил ли он репутации Сэйбина отвергать собственный здравый смысл. Этот здравый смысл, естественно, указывал на то, что Сэйбин погиб при взрыве или сразу же после оного погрузился в бирюзовые воды на корм рыбам. Никто не мог остаться в живых после подобного, но Сэйбин… Сэйбин был таким же, кроме как в случае с тем белокурым дьяволом с золотыми глазами, который исчез, и по слухам был мёртвым, не смотря на разговоры, доставляющие беспокойство, которые шли из Коста-Рики годом прежде. Сэйбин был скорее тенью, чем человеком из плоти и крови, инстинктивно хитрым и ужасно удачливым. Нет, не удачливым, поправил себя Чарльз. Профессиональным. Назвать Сэйбина удачным значит недооценить его. Фатальная ошибка, которую сделали слишком многие из его коллег.

— Ноэль, иди-ка сюда, — окликнул он, повышая голос, но в этом не было нужды. Ноэль никогда далеко от него не отходила. Ему доставляло удовольствие смотреть на неё, не потому что она была необычайно красива, а потому, что он наслаждался несопоставимостью её красоты и тех смертоносных способностей, коими обладала эта прелестная женщина. У неё было две обязанности — защищать Чарльза и убивать Сэйбина.

Ноэль вошла в комнату, передвигаясь с грацией модели, её глаза были сонными и нежными.

— Да?

Он махнул своей тонкой, в чём-то даже изящной рукой, указывая на стул.

— Пожалуйста присядь. Мы с Лоуэллом говорим о Сэйбине.

Она села, скрестив ноги, чтобы лучше продемонстрировать их. Жесты, которые привлекали внимание ничего не подозревающих мужчин, были естественны для неё; она изучила и использовала их слишком долго, и к настоящему времени они вошли в привычку. Она улыбнулась.

— Ах, агент Лоуэлл. Отважный и надёжный, хотя немного недальновидный

— Так же, как и Эллис, он считает, что мы впустую тратим время, разыскивая Сэйбина.

Она прикурила сигарету и глубоко затянулась, затем струйка дыма вылетела сквозь её красивые губы.

— Неважно, что думают они, не так ли? Имеет значение лишь то, что думаете вы.

— Я думаю, что, может быть, наделяю Сэйбина сверхчеловеческими способностями, если настолько опасаюсь его, что не могу поверить в его смерть, — размышлял Чарльз.

Она заморгала сонными глазами.

— Пока у нас нет доказательств его смерти, мы не можем позволить себе роскошь думать иначе. Прошло восемь дней. Если бы он, так или иначе, выжил, то уже восстановил бы свои силы, чтобы начать рыскать вокруг, и это бы увеличило наши возможности его обнаружить. Подобное логическое заключение должно было бы усилить наши поиски, а не затормозить их.

Да, всё это было действительно логично, но другой стороны, если Сэйбин выжил во время взрыва и смог таки выбраться на берег, кое-что все же оказалось для него невозможным; почему он не вышел на связь со своим штабом с просьбой о помощи? Информатор Эллиса в Вашингтоне был полностью уверен, что Сэйбин не пытался выйти на связь с кем-либо. Этот простой факт убедил бы любого в смерти Сэйбина…, но не Чарльза. Это было шестое чувство, побуждающее его продолжать поиски мужчины, ожидать его, прежде чем нанести удар. Он не мог предполагать, что было настолько легко убить Сэйбина после стольких лет бесплодных попыток. Нельзя было не уважать его способности. Сэйбин был где-то там. Чарльз чувствовал это.

Он резко оживился.

— Ты, безусловно, права, — обратился он к Ноэль, — Мы усилим поиски и прочешем каждый сантиметр земли. Возможно, что где-то мы не заметили его.

Сэйбин в бешенстве бродил по дому. Он преодолевал сложности в своей жизни, но ни одна из них не была столь же трудна, как необходимость наблюдать за тем, как Рэйчел готовиться к встрече с Тодом Эллисом. Это восставало против всех его инстинктов, но ничего из сказанного им не могло изменить её мнение, и он был беспомощен, скован путами обязательств. Если бы он мог двигаться, то той ночью он вышел бы сам, а не выставлял бы её Эллису, но он снова был загнан в угол. Он не был готов к активным движениям, а начать двигаться прежде, чем он поправится, могло привести к успеху или провалу, к угрозе безопасности его страны. Половину жизни его учили ставить интересы своей страны выше собственной жизни. Сэйбин мог пожертвовать собой без колебаний и сожалений, если бы это было необходимо, но ужасающая правда заключалась в том, что он не сможет пожертвовать Рэйчел.

Он должен был сделать то, что мог, чтобы обеспечить ей безопасность, даже если это означало проглотить собственную гордость и не реагировать на проснувшиеся инстинкты собственника. С Эллисом она была в относительной безопасности, пока у того не было никакой причины подозревать её в чём-либо. Он не хотел дёргать и увозить её из дома до того, как приедет Эллис, поскольку Кэллу не хотелось пробудить у него подозрения. Кэлл хорошо знал этого агента, знал, что он работал хорошо, проклятье, слишком хорошо, в противном случае он не смог бы скрывать свои тёмные делишки так долго. Он также обладал огромным эго; если бы Рэйчел отвергла его, он пришёл бы в ярость, и не спустил бы ей этого. Он бы вернулся.

Терпение, способность выжидать даже перед лицом безотлагательных обстоятельств, было одним из самых больших талантов Сэйбина. Он знал, как выжидать, как определить момент для достижения полного успеха, как проигнорировать опасность и как просчитать исключительно точное время. Он мог буквально слиться с окружающей обстановкой, притаившись так, что живые существа не замечали его. Вьетнамские стрелки время от времени проходили почти рядом, не замечая его. Его умение ждать усиливалось инстинктивным знанием того, что когда терпение оказывалось бесполезно, наступало время действовать. Он объяснял это себе отлично развитым чувством времени. Да, он знал, как ждать,…но ожидание Рэйчел, которая должна была прийти домой, сводило его с ума. Он хотел видеть её защищённой в своих руках…в кровати. Проклятье, как он хотел видеть ее в своей кровати!

Он не зажигал в доме свет; Кэлл не думал, что за домом наблюдают, но предпочитал не рисковать. Рэйчел и Эллис могли вернуться раньше, и свет в доме мог вызвать подозрения у Эллиса. Несмотря на боль в плече он был неспособен сидеть без движения, поэтому тихо бродил в темноте. Его плечо целый день горело как в аду, и он рассеянно массировал его. Губы Кэлла растянулись в улыбке. А ведь он не чувствовал боли, когда занимался любовью с Рэйчел; его чувства были полностью сосредоточены на ней и на невыносимом экстазе их тел, сплетённых вместе. Но с тех пор плечо мучительно напоминало ему, что выздоровление протекало чересчур долго, и было удачей, что рана вновь не открылась.

Резко выругавшись, он похромал через кухню к черному ходу. Он был слишком взволнован, чтобы и дальше оставаться в стенах дома. Как только Кэлл открыл черный ход, то почувствовал, что Джо оставил свой наблюдательный пост под олеандром и тихо продвигается сквозь тени. Он тихо и доверительно позвал собаку. Кэлл больше не боялся нападения со стороны Джо, хотя тот весьма настороженно принял его, да и Кэлл всё ещё не мог точно оценить настроение Джо.

Автоматически держась в тени, Кэлл кружил перед фасадом и исследовал сосны, убеждая себя, что за домом не было установлено наблюдение. Джо семенил приблизительно в десяти футах позади него, замирая, когда Кэлл останавливался и, продвигаясь, когда Кэлл шел дальше.

Молодой месяц только взошел тонким серпом света на горизонте. Сэйбин взглянул на небо, столь чистое, подобно глазам Рэйчел, и казалось, бесконечность была в пределах его досягаемости.

Сердце снова сжалось, и ладонь сомкнулась в кулак. Он прошептал проклятье в ночь. Она была слишком храброй, слишком сильной, с личными понятиями о справедливости; почему она не побеспокоилась о собственной безопасности и не позволила ему взять весь риск на себя? Разве она не знала то, что станется с ним, если с нею что-нибудь случится?

Нет, как она могла знать? Он никогда не говорил ей этого, и никогда не скажет, только не ценой ее безопасности. Он защитит её, даже если это его убьет. На его губах возникла кривая усмешка; это вероятно убило бы его, нет, не физически, — глубоко внутри, там, где он никогда не позволял никому прикасаться к нему…, пока Рэйчел не проскользнула мимо воздвигнутой им стены, и не опалила его разум и душу.

Конечно, всегда была вероятность, что он из этой переделки он не выйдет живым, но так или иначе Кэлл предпочитал не думать об этом. Он и так за несколько прошлых дней думал достаточно много, просчитывая и отказываясь от различных планов. Его действия были продуманы. Теперь он ждал: ждал, пока его раны заживут окончательно; ждал, чтобы придти в удовлетворительную физическую норму; ждал Эллиса и его приятелей. Ожидание, в течение которого он не ощущал ход времени, было правильным ожиданием…. Когда время придёт, он вызовет Салливана, и план будет притворён в жизнь. Он предпочитает работать с Салливаном, чем с любыми другими десятью мужчинами. Никто из них двоих не ожидал, что им снова доведётся работать вместе.

Нет, его неуверенность была лишь только из-за Рэйчел. Он знал, что должен защитить её, но впервые в своей жизни он боялся. Опустить ее ненадолго было одним, но жизнь без нее была совершенно иным.

Он стоял среди ночи и проклинал то, что отличало его от других мужчин: экстраординарные навыки и хитрость, острое зрение и спортивное телосложение, чрезвычайно разумная координация умственных способностей и мускулов, что в сумме делало его охотником и бойцом. Его эмоциональная отчужденность прекрасно подходила к тем задачам, которые предполагала его работа — совершенный, бесчувственный солдат среди холодных серых теней. Он не мог припомнить, что когда-либо было по-другому. Даже в детстве он не был шумным, смеющимся ребенком; он был тихим и обособленным, держась на расстоянии даже от собственных родителей. Он всегда уходил в себя и никогда не хотел ничего иного; возможно даже ребёнком он знал, что любовь ранит. Ну вот. Он позволил своим фантазиям оформиться в одном слове, и даже это было настолько болезненным, что он вздрогнул. Он не мог любить небрежно, любить слегка, принимая романы за игру. Его эмоциональная отстраненность была защитой, но Рэйчел разрушила её, и это ранило. Боже, как это ранило.

Рэйчел сидела напротив Тода Эллиса, улыбаясь и болтая, вынуждая себя вкушать дары моря, как будто она наслаждалась ими, но каждый раз, когда он улыбался словно человек с рекламы зубной пасты, внутри у неё всё холодело. Она знала, что скрывала эта улыбка. Она знала, что он пытался убить Кэлла; он лгун, убийца и предатель. Ей потребуется вся её сдержанность, чтобы изображать, будто она приятно проводит время, но ничто не помешало её мыслям возвращаться к Кэллу.

Тогда днём она хотела лишь продолжить лежать в его объятьях, её тело стало мягким и запульсировало от его грубой силы, быстро, желая удовлетворить свою одержимость. Она уже забыла, на что это было похоже… или вообще, возможно, никогда не знала, что это. Быть замужем за Б.Б. означало тепло, радость и любовь. Быть женщиной Сэйбина означало сгорать заживо при каждом его прикосновении, становясь мягкой, горячей и влажной при самом легком касании. Он не был беззаботным и веселым. Он был безжалостным, сильным мужчиной, от него исходила аура индивидуальности. Он не был шутником; она никогда не слышала, чтобы он смеялся, и не видела, чтобы его редкие улыбки достигали глаз. Но он обрушился на нее с таким отчаянием, с такой потребностью, что все в ней немедленно откликнулось, желая его.

Нет, Кэлл не был подходящим мужчиной, который был бы рядом, или легким мужчиной, которого можно любить, но не в её характере зря ругать судьбу. Она любила его и принимала таким, какой он есть. Она взглянула на Тода Эллиса, и её глаза слегка сузились. Кэлл был львом, окруженным шакалами, и этот человек был одним из них.

Она положила вилку и одарила его ослепительной улыбкой:

— Как вы думаете, как долго вы здесь пробудете? Или вы получили здесь постоянное назначение?

— Нет, я много езжу по стране, — произнёс он, отвечая на её прямой вопрос и вновь демонстрируя свою улыбку. — Я никогда не знаю, куда я буду повторно назначен.

— А ваше задание имеет специальное назначение?

— Это больше похоже на охоту на дикого гуся. Мы потратили впустую наше время. Однако если бы мы не обыскали пляж, я никогда не повстречал вас.

Он вёл разговор в таком тоне с тех пор как забрал её, и Рэйчел решительно была сыта по горло этими фразами. Он, очевидно, думал, что он современный Дон Жуан, и, скорее всего, много женщин находило его привлекательным и очаровательным, но они-то не знали того, что Рэйчел знала о нем.

— О, я уверена, что вы не придаёте значения случайным совпадениям, — сказала она в пренебрежительной манере.

Он перегнулся через стол и взял её руку в свою.

— Возможно, я не считаю это случайным совпадением.

Рэйчел улыбнулась и отняла руку, чтобы взять бокал.

— Я не понимаю, как вы могли счесть это чем-нибудь ещё, полагая, что вас в любое время могут повторно перевести. Даже если и не вы, то я сама уеду скоро на отдых и, вероятно, не вернусь до конца лета.

Он не любил подобных ответов; они оставляли маленькие вмятины на его эго, на которое она не желала обращать внимание, пока он был с ней.

— Куда вы отправляетесь?

— На острова Флорида Кис. Я собираюсь остановиться у друга и провести в округе некоторые исследования. Я планировала быть там до начала вечерних лекций в Гейнесвиле, которые буду вести в середине второго семестра.

Кто-нибудь другой на его месте стал бы расспрашивать её о курсе, который она преподавала; Эллис же нахмурился и сказал:

— Ваш друг — это мужчина или женщина?

Только на мгновение она обдумывала привлекательную идею пуститься в дебри длинного рассказа, уходя от заданного вопроса, но это не было частью её плана. Не стоило противодействовать ему, пока. Она всё еще, насколько это было возможно, хотела выудить некоторую информацию из него. Поэтому вместо лишних слов она послала ему прохладный взгляд, который сказал ему, что он зашёл слишком далеко, и спокойно произнесла:

— Женщина, старая подруга из колледжа.

Он не был глупым. Высокомерным и тщеславным, да, но не глупым. Он состроил в ответ гримасу, которая была рассчитана на то, чтобы очаровать её, но она лишь оставила холод у неё внутри.

— Простите. Я перешёл дозволенную черту, ведь так? Только вот с момента нашей первой встречи вы очаровали меня, и я хочу узнать вас лучше.

— Мне кажется, в этом нет смысла, — ответила Рэйчел. — Вы, так или иначе, скоро уедете, даже если я не планировала бы свой отъезд.

Он смотрел на неё, как будто хотел опровергнуть сказанное, но вновь двинулся окружным путём.

— Мы можем встречаться в течение нескольких недель. — произнёс он, насупившись.

— Сводите вместе потерянные концы?

— Да, вы же знаете, как это. Бумажная работа.

— Этим занимаетесь только вы и агент Лоуэлл?

Он колебался: привычка слишком глубоко засела в нем для того, чтобы он смог начать говорить о каких-либо подробностях своей работы. Рэйчел затаила дыхание, спрашивая себя, побудит ли его вопрос рассказать о себе, или это было слишком личным для него. В конце концов, это, безусловно, лестно, когда кто-то спрашивает о вашей работе. Это был способ выудить нужную информацию, получая ответы на простые вопросы, которые означали бы всего-навсего невинный интерес. А она была заинтересована, но не в Эллисе.

— Мы активно занимаемся заданием, нас всего девять человек, — наконец произнёс он, — Все мы были специально отобраны конкретно для этого дела.

Поскольку они были беспринципны, она, теша его эго наивно взглянула в ответ.

— Должно быть, это на самом деле важное дело, раз столько людей над ним трудятся.

— Я сказал вам, что мы активно изучаем вопрос, но я также могу привлечь не менее двадцати коллег к делу.

Она напустила на себя впечатлённый вид.

— Вы думаете, что зашли в тупик?

— Мы ничего так и не обнаружили, но наш босс недоволен. Вы ведь знаете, как это бывает. Люди в костюмах за столом думают, что они знают больше, чем солдаты в окопах.

Она посочувствовала ему и рассказала пару историй, чтобы её расспросы не выглядели слишком навязчивыми. Если бы она слишком настойчиво и слишком часто задавала вопросы, это могло бы пробудить подозрения. Беседуя с ним, она ощущала брезгливость и пыталась держаться подальше, насколько это было возможным. Мысль, что он может её поцеловать и, возможно, попробует уговорить лечь с ним в постель, удушающей волной накатила на неё. Ни на секунду она не допускала мысли, что его рот может прижаться к её губам. Даже если бы он не был той змеёй, которой являлся, она бы всё равно не поцеловала его. Она была женщиной Кэлла Сэйбина, и это не подлежало пересмотру. Это просто был факт.

Она заставила себя непринуждённо болтать ещё час, улыбаясь там, где следовало, и борясь с желанием заткнуть ему рот. Он рассказал ей больше, чем она могла надеяться. Только мысль о том, что Кэллу может пригодиться любая информация, которую она смогла вытянуть из Элисса, заставляла её терпеть. Когда со стола убрали тарелки и принесли им кофе, она вновь аккуратно прощупала почву.

— Где вы остановились? У нас здесь не туристический центр, и найти комнату в мотеле весьма сложно.

— Мы остановились чуть дальше вниз по побережью, — объяснил он. — Я с Лоуэллом делю комнату в небольшом милом мотеле Харранс.

— Я знаю, где это, — сказала она, кивая.

— Мы жили на сухом пайке, пока не добрались сюда. Это радость — получить приличную еду для восстановления сил.

— Представляю, — она покрутила свою чашку с кофе и окинула взглядом ресторан, надеясь, что он поймёт её намёк, что она готова уходить. Отрывочных сведений, выведанных ею, было достаточно, а она не могла больше сидеть здесь с ним и разыгрывать влюблённость. Ей хотелось прийти домой, запереть дверь и оставить за ней Тода Эллиса с его вторжением в её жизнь. Кэлл ждал её там, и она хотела быть с ним, даже не зная, какого настроения от него ожидать. Когда она уезжала, он был холодно молчалив, борясь со своим гневом. Он хотел, чтобы она оставалась в безопасности, но она не могла находиться в стороне, позволяя ему рисковать собой. Легче было перестать дышать, чем сделать это. А он не хотел уступать ни на йоту, видя, что его приказы игнорируются.

По каким-то своим причинам Эллис не хотел так рано завершать встречу. Рэйчел подумала, что он, возможно, обдумывает, как провести остаток вечера в более тесной обстановке. Но он будет разочарован.

По пути домой она мало говорила с Эллисом, отвечая лишь тогда, когда это было необходимо. Мысли её переместились на Кэлла, впрочем, она весь вечер не прекращала о нём думать. Её сердце сбилось с ритма, и кровь быстрее понеслась по венам, голова внезапно закружилась. Неистовая страсть, которую они разделили днём, должна была поставить в их отношениях всё по местам, но всё было так непонятно. Позже Кэлл смотрел на неё так странно, будто она была не той женщиной, которой он её считал. Несмотря на его гнев, когда она отказалась выполнять его требования, на подсознательном уровне он ещё дальше отделился от неё. Он был загадочным, необычным мужчиной, но она так остро чувствовала его настроение, что малейшее его изменение, которое большинство людей не заметили бы, казалось, кричало ей обо всем… Почему он смотрел на неё так отстранённо? Почему она чувствовала, что теперь далека от него, даже более, чем когда они были заперты в одном доме и он горел в лихорадке?

Эллис свернул на отдельную дорогу, ведущую к её дому, и спустя несколько минут остановил свою машину возле него. Дом был погружен во тьму, но она и не ждала ничего другого. Ведь не стал бы Кэлл, зажигая свет, афишировать своё присутствие.

Они вышли из машины, и Эллис двинулся за ней. Они услышали сердитое рычание. Джо, благослови его Господь, не пропускал никого. Эллис занервничал, свет, поступающий из открытой двери автомобиля, осветил его встревоженное лицо. Он остановился на полпути и пробормотал:

— Где он?

Рэйчел осмотрелась, но не смогла разглядеть пса. Он был тёмно-коричневого окраса, с классическими признаками немецкой овчарки, так что темнота надёжно скрывала его. Рычание переместилось левее, ближе к Эллису, но она ещё не могла разглядеть Джо.

Рэйчел воспользовалась моментом:

— Слушайте, вы остановитесь, а я пойду к дому. Он прямо позади вас. Когда я войду в дом, вы сядете в автомобиль и, вероятно, он больше не побеспокоит вас.

— Это дурная собака. Вы должны держать её на привязи, — Эллис ворчал, но не спорил с ней. Он стоял, пока Рэйчел направлялась к дому, а потом пошёл к открытой двери машины.

— Я сожалею, — она надеялась, что он не расслышал фальшь в её голосе, — Я не думала, что так получится. Однако он хороший защитник. И ему не нравится, когда кто-то поздно ходит около дома.

Джо задвигался, и это выдало его местоположение. Настойчиво рыча, он занял позицию между Рэйчел и Эллисом.

Ей захотелось рассмеяться. Не стоило надеяться на прощальный поцелуй: при взгляде на лицо Эллиса было понятно, что тот мечтает оказаться в машине, огородившись твёрдой сталью от собаки. Он торопливо скользнул внутрь и хлопнул дверью, затем слегка приоткрыл окно.

— Я позвоню. О’кей?

Она колебалась, вместо того, чтобы сразу крикнуть «Нет!», как хотел её голос.

— Я буду занята, готовясь к отпуску. У меня есть работа, которую надо завершить к моему отъезду. У меня действительно будет мало свободного времени.

Теперь, когда он был на безопасном расстоянии от собаки, к нему вернулась дерзость.

— Но вы ведь должны питаться, не так ли? Так что я приглашу вас на завтрак или на что-нибудь ещё.

Она думала, что, прикидываясь занятой, сможет общаться с ним по телефону. Рэйчел не хотела разоблачаться перед ним здесь, но это было вероятно, пока Джо находился между ними.

Она стояла во дворе, пока свет задних фар не перестал быть виден, затем одобрительно сказала, обращаясь к Джо:

— Хороший мальчик.

Разворачиваясь к дому, она подумала, почему Кэлл не включит свет для неё, ведь Эллис исчез с поля зрения. Она пошла к двери, но не успела сделать и шагу, как рука стальной хваткой обернулась вокруг её талии и потянула назад.

— Развлекаемся? — сердитый голос хрипло зазвучал у неё в ухе.

— Кэлл! — она расслабилась в его руках, позволяя себе получать удовольствие от соприкосновения с ним, даже, несмотря на его гнев.

— Он трогал тебя? Целовал?

Она готова была отвечать отрицательно на подобные вопросы позже, но не думала, что он начнёт прямо с них. Голос Кэлла был груб, почти дик.

— Ты знаешь, что он этого не делал, — ответила она спокойно. — В конце концов, ты же стоял тут и видел сам.

— А что было до вашего приезда?

— Нет. Ничего. Я даже мысли не допускала.

Дрожь прошла по его телу. Она не ожидала подобной реакции у этого мужчины, обычно контролирующего себя, но голос его не изменил тона.

— Пойдём в дом.

Она прошла в спальню, стянула туфли и вынула кошелёк, пока он запирал входную дверь и не присоединился к ней. Его чёрные глаза ничего не выражали, пока она вынимала серьги из мочек и кидала их в устланную бархатом коробочку. Он был прав: она легко и естественно играла элегантную искушенность, словно слонялась без цели босиком в саду, и она была сексуальна в любом виде.

Его молчаливый немигающий взгляд приковывал её к полу.

— Мне на самом деле удалось получить кое-какую информацию, — она быстро скользнула по нему взглядом и взяла длинную ночную рубашку от какого-то дизайнера. Он выглядел разъярённым, так ей казалось, впрочем, по его, ничего не выражающим глазам было сложно что-то судить. Он выглядел огромным, когда стоял, скрестив руки на груди, одетый лишь в джинсы и кроссовки.

Он не расспрашивал, но она всё же решила высказаться:

— Твоими поисками активно занимаются девять человек, но Эллис сказал, что у него в резерве ещё двадцать. Они рассеялись по побережью, а Эллис и Лоуэлл остановились в мотеле Харранс. Он думает, что ты мертв, и они впустую тратят время, но его босс сомневается в этом и не собирается прекращать поиски.

Их босс был тем самым таинственным «Чарльзом». Сэйбин знал, кто стоит позади всего происходящего с того момента, как увидел Ноэль, ту рыжеволосую женщину на теплоходе. Он знал, что это лишь вопрос времени, прежде чем они снова выйдут на сцену. Чарльз был главой международной террористической организации, которая наглела с каждым годом, в то время как сам Чарльз скрывался за паутиной бизнеса и политики. Теперь, чтобы заполучить Сэйбина, он играл в открытую. Но он совершил одну большую ошибку: его первая попытка провалилась, и теперь Сэйбин знал, кто стоит за всем этим. Поэтому-то Чарльз не мог позволить себе бросить поиски, пока не удостоверится, найдя Сэйбина живым или мёртвым.

Когда Кэлл не стал задавать никаких вопросов, Рэйчел, пожав плечами, ушла в ванную, чтобы снять косметику и переодеться в ночную сорочку. Его молчание расстраивало её; вероятно, он использовал его подобно оружию, заставляя людей сомневаться и терять оборону. Хорошо, но она не была его врагом, она была женщиной, которая любила его.

Пять минут спустя она появилась из ванной, неся в руках свою одежду. Сэйбин сидел на краю кровати, снимая обувь. Он следил за ней, пока она развешивала вещи в гардеробе, не отрываясь даже чтобы расстегнуть молнию на джинсах.

— Длинная ночная рубашка — пустая трата времени, — он растягивал слова, — Ты можешь её снять и убрать обратно в ящик.

Рэйчел оглянулась, поражённая. Он стоял у кровати, руки его застыли у ширинки джинсов, и он внимательно наблюдал за ней, как кот, выслеживающий мышь. Воздух вокруг неё с шипением пронзили электрические разряды, в горле так пересохло, что она с трудом сглотнула. Он медленно коснулся застёжки — молния на джинсах разъехалась, в V-образном вырезе показалась хлопчатобумажная ткань, подчёркивающая загорелую кожу и вертикальную линию коротких волос, стрелой спускающихся вниз по животу и уходящих дальше слегка видимых в его расстегнутых джинсах трусов. Выпуклость ниже ткани ясно демонстрировала его намерения.

Её тело немедленно отреагировало: сердце ускорило ритм, и дыхание рвалось из её лёгких. Этого можно было ожидать с самого начала, и она не могла контролировать ситуацию, как и в прошлый раз. Он хотел её — это было вполне очевидно. Но он не хотел хотеть её — это отрезвляло.

Она снова сглотнула, прикрыла дверь ванной и прислонилась к ней.

— Это глупо, — она пыталась произнести это ровным тоном, но голос надломился. Он прозвучал натянуто и сбивчиво. — После прошлой ночи ты думал, что спать со мной — это удобно, но это не так. Я не знаю…что будет, если… Я думала, что что-то прояснится, но этого не случилось… Чего ты хочешь от меня? — она рассеянно взмахнула рукой в воздухе, — Кроме секса.

Кэлл тихо выругался. Он умело обосабливал себя от людей, но теперь, когда он отчаянно желал Рэйчел, — так сильно, как никогда раньше, — она всё ещё думала, что он отвергал её. Они так мало времени проводили вместе, что мысль о потерянном мгновении без неё была невыносима, и он не знал, как заставить её понять это. Возможно, было бы лучше, чтобы она не понимала этого; может, ей стало бы легче, не знай, как соблазнительна она для него… настолько, что он забыл все свои принципы и правила. Но он нуждался в ней сейчас, чтобы запастись воспоминаниями для пустых дней в будущем без неё. Сейчас она не играла, не пробовала защитить свою гордость, скрывая правду за завесой лжи. Она была настолько честна, что заслужила от него долю такой же честности, независимо от того, во благо она будет или во вред. Но не одна она чувствовала боль.

Он посмотрел на неё и сказал:

— Всё. Это то, что я хочу. Но я не могу это иметь.

Её сотрясла дрожь, и слёзы хлынули из глаз.

— Ты знаешь, что ты можешь иметь всё, что захочешь. И тебе достаточно протянуть руку и взять.

Медленно он приблизился к ней и опустил руку ей на плечо, его пальцы задвигались под бретелькой ночной рубашки, огрубевшие кончики пальцев погладили тёплую атласную кожу.

— И рисковать твоей жизнью? — голос его прозвучал низко — Нет. С этим я не смогу жить.

— Ты уже решил для себя, что любой находящийся рядом с тобой является мишенью и подвергается опасности. Другие агенты…

— Другие агенты — не я, — спокойно прервал он, и его чёрные глаза задержались на ней. — Есть несколько предательских правительств и террористических групп, для которых моя голова — лакомый кусочек. Ты думаешь, что я попросил бы какую-либо женщину разделить подобную жизнь со мной?

Она смогла улыбнуться сквозь слёзы:

— Ты ещё скажи мне, что живёшь как монах. Я знаю, что были женщины…

— Никого близкого. Никого определённого. Никого, кто мог бы быть использован ими, чтобы добраться до меня или угрожать мне. Я уже испытал это, сладкая моя. Я был женат несколько лет тому назад, прежде чем моё существование не превратилось в угрозу. Её тяготил мой образ жизни. Будучи сильной женщиной, она поспешила оказаться подальше от меня, так быстро, как это было возможным.

Не столь сильной, подумала Рэйчел. Она знала, что ни за что не позволит себе отвернуться от него. Её горло было напряжённо, слова практически душили её. Она смотрела на него и слёзы, наконец, пролились и покатились вниз по щекам.

— Это стоило того, чтобы быть с тобой, — прошептала она, — Я бы рискнула.

— Нет, — сказал он, качая головой, — Я не позволю тебе. Я не буду рисковать твоей жизнью. — Большим пальцем он вытирал слёзы, омывающие её лицо. — И давай не будем обсуждать моё решение?

Он обхватил ладонями её лицо, погружая пальцы в прямые густые волосы и притягивая к себе.

— Ты не представляешь, насколько реальна опасность. Ты расхаживала туда-сюда как журналист, ведущий расследование, и тебе удалось узнать многое, и это больше, чем простое везение для тебя, но ты невинна, будто ребёнок, зато теперь ты знаешь, на что в реальности походит моя работа. Есть агенты, которые живут практически нормальной жизнью, но я не из их числа. Я — один из очень маленькой группы людей. Моё существование даже не признаётся публично.

Она побледнела, лицо её осунулось.

— Я знаю о риске, которому подвергаются близкие, даже больше, чем ты думаешь.

— Нет. Ты знаешь киношную версию, очищенную, романтическую, очаровательное дерьмо.

Рэйчел внезапно отскочила от него, её руки сжались в кулаки.

— Ты так думаешь? — её голос болью отдавался в ушах. — Мой муж был убит бомбой подложенной в автомобиль, предназначенной мне. В этом не было ничего очищенного, романтичного или очаровательного. Он умер вместо меня! Спроси меня, какое я имею представление о чём-то ещё, платя цену за риск, который я беру на себя, — слёзы вновь хлынули и она отчаянно смахнула их со щёк, — Будь ты проклят, Кэлл Сэйбин! Ты думаешь, я ХОЧУ любить тебя? По крайней мере, я желаю рисковать, вместо того, чтобы бежать, как ты мне и предлагаешь!

Глава десятая

Она плакала, и смотреть на нее было подобно удару в живот. Рэйчел была не из тех, кто часто плачет, и она изо всех сил пыталась остановить слезы, которые продолжали литься по ее лицу, когда она смотрела на него и сердито смахивала их. Кэлл медленно протянул руку и убрал волосы с ее мокрого лица, затем осторожно обнял ее и прижал голову к своему здоровому плечу.

— В любом случае, я не могу рисковать тобой, — сказал он глухим и полным муки голосом.

По его голосу она поняла, что его решение было окончательным, и никто не сможет переубедить его. Он уйдет и уйдет навсегда. В отчаянии она прильнула к нему, глубоко вдыхая его запах, пытаясь запомнить руками ощущение прикосновения к нему. Это все, что ей оставалось.

Он приподнял ее подбородок, наклонил свою голову и прижал свои губы к ее губам жестким и жадным движением, даже немного злым из-за того, что у них было так мало времени, когда и вечности было недостаточно. Она вздохнула и открыла губы навстречу его ищущему языку, ее пальцы сжались на его мускулистых плечах. И как всегда она почувствовала сильную немедленную реакцию на него — ее грудь напряглась, судороги удовольствия пронзали ее лоно. Почувствовав это, он обхватил ее ягодицу правой рукой, приподнял и еще сильнее прижал к своей пульсирующей плоти, в то время как его рот продолжал сминать ее.

Он хотел выпить ту боль, что видел в ее глазах, хотел насладиться ею, и просто быть с ней так, как хотел и не мог быть этим вечером. Сэйбин не мог припомнить, когда он еще так терял контроль, кроме того времени, когда он, будучи молодым парнем, вел охоту, влекомый животным желанием. С Рэйчел ответ его тела был таким острым, что он взорвался в тот же момент, когда вошел в нее, она достигла своего пика тоже, но он знал, что поспешил и причинил ей боль своими слишком сильными проникновениями. Он собирался не допустить подобного в этот раз, и хотел быть с ней до тех пор, пока она действительно не будет готова для него, колеблясь на грани.

Она трепетала в его руках, соленый вкус ее слез был у него на языке. Он без слов направил ее к кровати, оставив свет включенным, потому что хотел видеть все ее эмоции на лице, когда он будет любить ее. Он остановился для того, чтобы стянуть джинсы, и, наблюдая за ним, Рэйчел автоматически подняла руки к ночной сорочке.

Он быстро остановил их:

— Нет, оставь пока свою сорочку.

Для него будет легче, если он не будет видеть ее вытянувшейся обнаженной и ждущей его. Он был застигнут врасплох дилеммой — хотел наблюдать за ее реакцией, пока будет ласкать ее и подводить к тому, чтобы принять его, но одновременно знал, что вид ее обнаженного тела подтолкнет его к краю ближе, чем он бы хотел быть сейчас. Даже думать о ней было мучительно. Его чресла налились и пульсировали, его отличная память слишком хорошо напоминала ему о том, каково это — попасть в ее ножны.

— Почему? — хрипло спросила Рэйчел, когда они легли на кровать, и он склонился над ней с выражением лица, которое напугало бы ее, если бы она полностью ему не доверяла.

Он провел по ее груди рукой нарочито медленным движением, от которого тонкий хлопок заскользил по ее соскам, заставляя их возбужденно напрячься.

— Почему сорочка? — уточнил он. Было трудно говорить, когда перехватывало дыхание.

— Да.

— Потому что я хочу помучить себя.

Нет, это ее мучили, терзали. Легкие прикосновения его пальцев оставляли после себя восхитительную дрожь возбужденных нервов, которые молили о большем. Где-то он гладил ее пальцами, а в других местах проводил ладонью сильным, почти грубым движением. И он целовал ее: ее рот, глаза, линию подбородка, шею, утонченно нежную ямочку над ее ключицами. В завершение и ее груди познали теплые, влажные объятия его рта и ищущие движения языка. Это было еще более мучительно из-за сорочки, которую он не снял с нее. Даже когда его рот горячо сомкнулся на ее вставшем соске и так сильно его сосал, что она вскрикнула, между его ртом и ее плотью был тонкий барьер из хлопка. В отчаянии она попыталась расстегнуть две пуговицы сверху, чтобы открыть для него свое тело, но он остановил ее, поймав ее руки и прижав их к подушке у нее над головой своею здоровой правой рукой.

— Кэлл! — запротестовала она, пытаясь выскользнуть, но он, не смотря на свои не зажившие раны, был намного сильнее, и она не смогла отвоевать свободу. — Ты немного жесток к себе!

— Нет, — пробормотал он у ее груди, облизывая сосок сквозь намокшую ткань. — Я просто хочу, чтобы тебе было хорошо. Тебе не нравится?

Она не могла этого отрицать — он легко мог видеть признаки возбуждения в ее теле.

— Да, — признала она, задыхаясь — Но я тоже хочу прикоснуться к тебе. Позволь мне …

— Ммм, не сейчас. Ты заставляешь меня чувствовать себя подростком, готовым взорваться как ракета четвертого июля. В этот раз я хочу доставить удовольствие тебе.

— Раньше тоже было хорошо, — сказала она и застонала, когда его левая рука, легонько поглаживая, опустилась вниз к развилке ее бедер. У Рэйчел перехватило дыхание, ее бедра инстинктивно поднялись к его руке.

— Я был слишком груб, слишком спешил. Я причинил тебе боль.

Она не могла этого отрицать, но дискомфорт не был неожиданностью, и вскоре за ним последовало наслаждение. Она начала об этом говорить, но слова застряли у нее в горле. Его изучающая рука увлекала за собой ее сорочку, которая скользила у нее между ног, плотно прижимаясь к сосредоточию ее женственности. Он одним пальцем обследовал мягкую расщелину, нашел и потер ее наиболее чувствительную плоть. Тело Рэйчел сотрясалось от удовольствия, из ее горла вырвался низкий стон.

Его прикосновение было решительным и нежным, давление было именно таким, каким нужно. На подушке, в обрамлении рук, ее голова медленно поворачивалась из стороны в сторону, спина выгибалась. Если до этого он дразнил ее, то это было пыткой, сладчайшей пыткой, которую можно было придумать. Кольца горячей спирали жгли ее изнутри, ее тело покрылось потом, давление то возрастало, то убывало. Ее груди были напряжены до боли. Кэлл точно знал момент, когда она не сможет больше терпеть. Он наклонился и сильно всосал ее маленький кусочек плоти, вызывая в ее горле еще один мягкий дикий звук.

Затем его рука проникла под сорочку на голое бедро. Облегчение от ощущения кожи на коже было столь велико, что она снова судорожно дернулась.

— Тише, — выдохнул он, и она постаралась, насколько могла, успокоиться, пока его теплые твердые руки двигались вверх, поглаживая ее бедра, которые раскрывшись в болезненной мольбе, потянулись к нему.

Едва прикоснувшись, его ладонь двинулась к другому бедру, доводя ее до безумия.

— Ну подожди у меня! — в ее словах, процеженных сквозь сжатые зубы, была угроза и обещание.

Он громко засмеялся, низкий, грубый звук мужского триумфа. В мозгу скользнуло осознание того, что это был первый раз, когда она слышала его смех.

— Жду с нетерпением, — сказал он напряженным голосом. Он тоже был горячим и влажным, его глаза блестели с трудом сдерживаемой страстью, лицо напряглось, губы и скулы горели. — Ты готова, милая? Дай мне посмотреть.

Легкие, дразнящие движения прекратились, он раздвинул ее мягкую плоть и нежно ввел в нее два пальца. Рэйчел издала тонкий высокий крик, ее бедра взметнулись в то время, как она трепетала на грани экстаза.

— Еще нет, — выдохнул он. — Еще нет. Держись, сладкая. Я не могу позволить тебе сделать это сейчас. Не сейчас, пока я не буду в тебе.

Его низкий грубый голос омывал ее сотрясающееся и изгибающееся тело. Тихонько постанывая, измученная этими длинными исследующими пальцами, которые ввергли ее в состояние влажной готовности, она снова попыталась высвободить свои руки, и на этот раз он позволил ей.

— Сейчас, — простонал он, поднимая сорочку вверх. Рэйчел приподнялась, стараясь помочь избавиться от мешающего предмета одежды, стащила ее через голову и бросила в комнату. Лицо Кэлла напряглось еще больше, когда он посмотрел на ее нагое тело, ее раскрасневшуюся, блестящую кожу. Его глаза ненадолго закрылись, и он стиснул зубы, чувствуя сильное движение в паху и боясь потерять контроль.

Он осторожно, оберегая плечо, перевернулся на спину и помог ей оседлать его.

— Медленно и неторопливо, — пробормотал он, его глаза блестели, словно черные огни, пристраиваясь под нее. — Спокойно, по чуть-чуть.

— Я люблю тебя, — прошептала Рэйчел с болью, закрыв глаза и вбирая его плоть в себя. Она оперлась руками о его грудь, зарывшись пальцами в руно его кудрявых полос, и опустилась на него. Издав гортанный стон, он выгнулся под ней, вцепившись руками в простыню.

— Я люблю тебя, — снова сказала она, извергая из него еще одни низкий животный звук. Он потерял контроль и схватил за бедра, буквально вдавливая ее в себя.

— Рэйчел, — простонал он, сотрясаясь. Его тело под ней было напряженным и вытянувшимся.

Она двигалась на нем, поднимаясь, скользя, падая. Теперь была ее очередь, и она исполняла первобытный танец страсти, замедляясь в моменты, когда казалось, что его или ее эмоции могут увести их за край. Она больше не чувствовала болезненной пустоты, она была полна им и глубоким чувством удовлетворенности. Время стало эластичным, растянутым, а затем и вовсе исчезло. Она забыла обо всем, кроме Кэлла. Она никогда не знала, что возможно отдавать себя так, как она отдавала себя Кэллу. Он стал безвозвратно принадлежать ей, когда она вытащила его из прибоя, а она, возможно в не меньшей степени, ему. Пока она жива, она будет его.

Она снова заплакала, но в этот раз она не замечала слез, стекающих по ее лицу.

— Я люблю тебя, — она задохнулась, а затем внезапно достигла пика, накрывая его, в то время как мягкая дрожь внутри нее взорвала мир вокруг и отхлынула, оставив их, напряженных, вдвоем, пока он хрипло не закричал и не выгнулся под ней. Позже, когда она спала в его руках, а он лежал без сна, уставившись в ночь, его лицо, как и прежде ничего не выражало, только в глазах застыло выражение отчаяния.

— Давай съездим в город, — сказал он следующим утром после завтрака.

Она глубоко вздохнула, ее руки застыли на мгновение, прежде чем она продолжила мыть последнюю тарелку. Она протянула ее ему, чтобы вытереть, чувствуя, как у нее в груди поднимается удушающий ужас.

— Зачем?

— Мне надо сделать один телефонный звонок. Я не хочу звонить отсюда.

Горло сжалось так, что она с трудом могла говорить:

— Ты собираешься позвонить мужчине, которому, как ты думаешь, можешь доверять?

— Я знаю, что могу доверять ему, — ответил Кэлл коротко. — Я ставлю на это свою жизнь.

Даже больше, он ставит на кон жизнь Рэйчел. Да, он абсолютно доверял Салливану.

— Я думала, ты собирался подождать, пока не поправишься.

Когда она повернулась, от ее глаз, затянутых застывшей болью, у него внутри снова провернулся нож.

— Собирался, пока в окрестностях снова не появился Эллис. На проверку некоторых вещей для меня и организацию у Салливана уйдет несколько дней. Я не хочу тянуть дольше.

— Салливан? Это мужчина?

— Да.

— Но тебе только вчера сняли швы, — запротестовала она поспешно, переплетя пальцы, чтобы удержаться и не заламывать руки. — Ты по-прежнему слаб и ты не можешь…

Она прикусила губу, ненавидя свой безнадежный поток слов. Аргументы не изменят его решения. И как она может говорить, что он слишком слаб, если он любил ее дважды ночью и разбудил утром, когда снова входил в нее? Она чувствовала себя больной и неуклюжей, и каждый ее шаг напоминал ей о его силе и выносливости. Он не был на пике своих сил, но даже так, он, возможно, был сильнее большинства мужчин.

Она закрыла глаза, ненавидя себя за свою слабость, за попытку уцепиться за него, когда она из первых рук знала, что это бесполезно.

— Извини меня, — сказала она спокойно. — Конечно, ты можешь. Мы поедем сегодня, если ты хочешь.

Кэлл молча смотрел на нее. Если и был момент, раскрывающий силу этой женщины, то это был он, и от этого расставание стало еще тяжелее. Он не хотел звонить Салливану, не хотел торопить тот день, когда все это должно будет закончиться. Он хотел растянуть время, насколько это было возможно, потратить эти горячие, ленивые дни, лежа с ней на пляже, узнавая мельчайшие грани ее характера и занимаясь с ней любовью, где бы они не захотели. И ночи … эти долгие, теплые, ароматные ночи, они бы лежали, переплетясь друг с другом на влажных спутанных простынях. Да, это то, чего он хотел. Только осознание того, что опасность для нее возрастала, могло заставить его сделать звонок Салливану. Его инстинкт говорил ему, что время иссякает.

Он молчал так долго, что она открыла глаза и увидела, что он смотрит на нее своим решительным взглядом.

— То, чего я хочу, — сказал он с ленцой, — так это снова заняться любовью.

Его взгляд и слова этого было достаточно, чтобы она почувствовала, как в ней поднимается жар, ее тело увлажняется и непроизвольно сжимается, но она знала, что не сможет безболезненно принять его. Она взглянула на него с горьким сожалением.

— Не думаю, что смогу.

Он прикоснулся к ее лицу, его жесткие грубые пальцы с невыразимой нежностью обвели контуры ее лица.

— Мне жаль. Я должен был понять.

Она улыбнулась ему улыбкой, которая не была такой спокойной, как ей бы хотелось.

— Дай мне переодеться и расчесать волосы, и мы поедем.

Поскольку она была не из тех, кто крутится перед зеркалом, они выехали уже через пять минут. Сэйбин был насторожен, его темные глаза не пропускали ни одной детали местности, осматривали каждую встречающуюся им машину. Рэйчел поймала себя на том, что выискивает в зеркале заднего вида возможных преследователей.

— Мне нужна телефонная будка подальше от главной улицы. Я не хочу, чтобы меня увидели несколько сотен людей, которые поехали по магазинам, — отрывисто сказал он, концентрируя все свое внимание на движении.

Она послушно нашла телефонную будку сразу за заправкой на краю города и припарковала рядом с ней машину. Кэлл открыл дверь и, не выходя, захлопнул ее. Он повернулся к ней с изумленной улыбкой на губах.

— У меня совсем нет денег.

Его улыбка ослабила напряжение у нее внутри, она хихикнула, потянувшись за кошельком.

— Ты мог бы использовать номер своей кредитной карточки.

— Нет. Если кто-нибудь проверит ее, это может привести их к Салливану.

Он взял горсть мелочи, которую она дала ему, и пошел в телефонную будку, закрыв за собой дверь. Рэйчел смотрела, как он скармливает в отверстие монеты, затем огляделась, чтобы удостовериться, что за ним никто не наблюдает. Единственным человеком в поле зрения был мужчина на заправке, он сидел на стуле перед офисом, прислонив стул к стене так, что передние ножки не касались земли, и читал газету.

Кэлл вернулся через несколько минут, и Рэйчел завела машину, как только он скользнул на сиденье и захлопнул дверь.

— Это не заняло много времени, — сказала она.

— Салливан не тратит понапрасну слов.

— Он приедет?

— Да. — Внезапно он снова улыбнулся этой редкой искренней улыбкой. — Самой большой проблемой для него будет уехать из дома так, чтобы его жена не увязалась за ним.

Юмор на эту тему был неожиданностью.

— Она не догадывается, что у него за работа?

Он фыркнул.

— Дело не в его работе — он фермер. И именно из-за этого Джейн будет злее черта, когда он не возьмет ее с собой.

— Фермер!

— Он ушел из агентства пару лет назад.

— Его жена тоже была агентом?

— Нет, спасибо Господи, — произнес он с чувством.

— Она тебе не нравится?

— Ее невозможно не любить. Просто я рад, что Салливан находится под ее контролем на этой ферме.

Рэйчел с опаской посмотрела на него.

— Он на что-нибудь годится? Насколько он вообще стар?

— Мы ровесники. Он сам ушел. Правительство было бы радо, если бы он остался еще лет на двадцать, но он вышел из игры.

— И как, он хорош?

Темные брови Кэлла приподнялись:

— Он лучший агент, который у меня был. Мы вместе тренировались в Намибии.

Это успокоило ее: опасность, с которой ему придется столкнуться, была для нее страшнее ужаса его ухода. В газетах не было ни малейшего намека, но в столице могла идти маленькая война. Кэлл не успокоится, пока его отдел снова не будет чист, даже ценой собственной жизни. Знание грызло ее. Если бы она могла, если бы он позволил ей, она пошла бы с ним и сделала все, чтобы защитить его.

— Остановись у аптеки, — проинструктировал он, развернувшись на сидении, чтобы проверить пространство позади него.

— Что тебе нужно в аптеке?

Она снова посмотрела на него и обнаружила, что он глядит на нее с легким изумлением:

— Средство для контроля над рождаемостью. Или ты не думала об этом?

— Да, думала, — согласилась она низким голосом.

— Ты не собиралась ничего сказать или сделать по этому поводу?

Ее руки сжались на колесе управления, пока не побелели костяшки, она сосредоточилась на движении.

— Нет.

От этого простого, спокойно произнесенного слова, его голова дернулась вверх, и она почувствовала, как он прожигает ее взглядом.

— Я не хочу, чтобы ты забеременела. Я не могу остаться, Рэйчел. Ты бы осталась одна с ребенком на руках.

Она остановилась на красный свет и повернула голову, чтобы встретить его взгляд.

— Я бы хотела родить от тебя

Его подбородок окаменел, он тихо чертыхнулся. Проклятье, его возбуждала одна мысль том, чтобы сделать ей ребенка, о том, как она носит его ребенка и качает, прижав к своей прекрасной груди. Он тоже хотел этого. Он хотел забрать ее с собой и каждый вечер приходить к ней домой, но он не мог забыть о своей работе и своей стране. Безопасность была под угрозой сейчас больше, чем когда-либо, и его услуги были неоценимы. Это было то, что он должен был сделать, а подвергать Рэйчел опасности — это было то, чего он сделать не мог.

Ее серые глаза потемнели от смеси любви и боли.

— Я не буду облегчать твой уход, — прошептала она. — Я не буду прятать свои чувства, и с улыбкой махать тебе в след.

У него было каменное, невыразительное лицо, когда он отвернулся обратно к дороге. Он не ответил, и, когда загорелся зеленый, она аккуратно поехала к ближайшей аптеке. Не говоря ни слова, она вытащила двадцатку из кошелька и протянула ему.

Его пальцы сомкнулись на хрустящей банкноте. Он был похож на убийцу.

— Либо это, либо воздержание.

Она сделала глубокий вдох:

— Тогда, я полагаю, лучше пойти тебе, не так ли?

Нет, она не облегчала ему уход, она его делала таким трудным, что он разрывался на части. Проклятье, при других обстоятельствах он делал бы ей по ребенку каждый год, размышлял он, с яростью, входя в аптеку и делая покупку. Может быть, он опоздал, и она уже беременна. Только наивные или беспечные люди могли не принимать в расчет такую возможность.

Он миновал кассовый аппарат и направился к двери, когда в нее вошла Рэйчел. У нее было напряженное лицо, широко распахнутые и тревожные глаза. Он без колебаний повернулся, прошел несколько проходов и стал сосредоточено изучать высокую стойку холодильников с напитками. Рэйчел прошла мимо в отдел косметики. Сэйбин ждал. Спустя мгновение дверь открылась снова. Он мельком увидел волосы песочного цвета и опустил голову вниз, непроизвольно потянувшись за пистолетом на спине, но там ничего не было. Пистолет остался в машине. Его глаза сузились, черты лица приобрели холодной, смертоносное выражение. Он сел Эллису «на хвост».

Рэйчел увидела, как вниз по улице едет голубой «Форд», и сразу поняла, что это был Эллис. Ее единственной мыслью было предупредить Кэлла прежде, чем он выйдет из аптеки, и Эллис увидит его. Если Эллис следил за ними, то уже слишком поздно, но она была абсолютно уверена, что дело было не в этом. Это было простым совпадением, должно было быть. Она сделала вид, что не заметила его, вышла из машины и пошла к аптеке, как если бы только что подъехала. Входя внутрь, она слышала, как позади нее хлопнула дверь машины, и поняла, что Эллис будет здесь через пару секунд. Кэлл бросил один взгляд на ее лицо и пошел в обход. Теперь все, что ей следовало сделать, это избавиться от Эллиса, даже если для этого ей придется вернуться назад в машину и уехать без Кэлла. Она могла вернуться и подобрать его.

— Я заметил вас, разве вы не слышали, как я к вам обращался? — спросил Эллис у нее за спиной, когда она рассматривала ряды помады.

Она резко повернулась, делая вид, что он напугал ее.

— Тод! Вы напугали меня! — выдохнула она, прижимая руку к груди.

— Извините. Я думал вы видели, что иду позади вас.

Кажется, он многое обдумал за это утро, и она надеялась, что эти мысли не заведут его слишком далеко. Она рассеяно улыбнулась ему.

— У меня столько всего в голове, что я хожу будто в тумане. Я пытаюсь собрать все для путешествия, забыла список дома и теперь схожу с ума, вспоминая, что надо.

Он посмотрел на витрину, слегка улыбнувшись:

— Ручаюсь, что помада жизненно необходима.

— Нет, а вот бальзам для губ очень нужен. Я думала он будет где-то здесь.

Снисходительный ублюдок! Какой бы у него был вид, если бы она приказала ему убраться. Проблема с такими людьми заключалась в том, что любое неуважение вызывало в них безумную жажду реванша. Тем не менее, она не смогла удержаться от резкости в голосе, и он с удивлением посмотрел на нее.

— Что-то не так?

— У меня ужасно болит голова, — пробормотала она. Она мельком увидела Кэлла, у него было решительное лицо, в сузившихся глазах лед. Он двигался словно крадущаяся пантера. Что он делает? Ему полагалась скрыться, пока она не избавится от Эллиса, а не атаковать мужчину! С ее лица схлынули все краски. Эллис внимательно разглядывал ее.

— Вы выглядите больной, — согласился он.

— Я думаю это из-за того, что я слишком много выпила вчера вина.

Она развернулась на пятках и потопала вдоль ряда, прочь от Кэлла. Черт побери этого мужчину! Если он хочет прыгнуть на Эллиса, ему придется преследовать его, чтобы сделать это. Она остановилась, только достигнув секции с репеллентами, схватила бутылочку и, хмурясь, принялась читать этикетку на обороте.

Эллис по-прежнему был у нее за спиной:

— Вы сможете пойти со мной куда-нибудь сегодня вечером?

Рэйчел в разочаровании сжала зубы. Она не могла поверить, что он настолько толстокож. Ей потребовалось усилие, чтобы глубоко вдохнуть и спокойно ответить.

— Не думаю Тод, но спасибо, что спросили. Я действительно ужасно себя чувствую.

— Конечно, я понимаю. Я позвоню вам на днях.

Неизвестно откуда она нашла силы на то, чтобы слабо улыбнуться:

— Да, конечно. Может быть, я буду чувствовать себя лучше, если это, конечно, не какой-нибудь вирус.

Подобно большинству людей при упоминании о заразе он немного отодвинулся.

— Оставляю вас с вашими покупками, но вам на самом деле следует поехать домой и поберечь себя.

— Хороший совет. Мне следует его принять.

Он, что никогда не уйдет?

Но он медлил, болтая и настолько открыто заигрывая с ней, что ее чуть не стошнило. Затем она снова увидела Кэлла, который тихо заходил со спины Эллиса. Его глаза не отпускали свою добычу. В отчаянии она схватилась за живот и отчетливо произнесла:

— Кажется, сейчас вырвет.

Поразительно, насколько быстро Эллис ретировался, беспокойно глядя на нее.

— Вам лучше пойти домой, — сказал он. — Я позвоню вам позже.

Последние слова были сказаны уже в дверях. Она подождала, пока он сядет в машину и отъедет, прежде чем обернуться к Кэллу, который подошел к ней.

— Оставайся здесь, — коротко произнесла она. — Я объеду квартал, чтобы убедиться, что он уехал.

Она ушла прежде, чем он мог что-либо сказать. Она злилась, а поездка вокруг квартала даст ей время остыть. Она была в бешенстве оттого, что он так рисковал, не будучи в стопроцентной физической готовности. В машине она на мгновение опустила голову на руль. Ее трясло. Что, если Эллис видел, как Кэлл входил в аптеку, и просто хладнокровно играл, удостоверяясь, что это действительно Кэлл, чтобы доложить своему начальству? Она так не думала, если только Эллис не был намного умнее, чем она полагала. Но даже вероятность ужасала ее.

Дрожа, она завела машину и обогнула квартал, высматривая спереди и позади себя припаркованный голубой форд. Ей следовало искать не только Эллиса, но и Лоуэлла, а она не имела ни малейшего представления, какая у него машина. И она не знала, как других их людей сейчас находится вокруг.

Вернувшись к аптеке, она встала рядом с дверью. Кэлл вышел и скользнул на сиденье позади нее.

— Видела кого-нибудь?

— Нет, но я не знаю, какие машины могут быть у других.

Она влилась в поток транспорта, двигаясь в направлении, обратном тому, что выбрал Эллис. Они ехали не в том направлении, но она всегда могла срезать путь.

— Он не видел меня, — сказал Кэлл спокойно, надеясь немного развеять напряжение, читаемое на ее лице.

— Откуда ты знаешь? Он мог решить доложить о тебе и подождать подальше, чтобы схватить тебя не посередине людной аптеки, а позже.

— Милая, расслабься. Он не настолько сообразителен. Он попытался бы взять меня самостоятельно.

— Если он такой тупой, зачем ты нанял его? — отгрызнулась она в ответ.

Он выглядел задумчивым:

— Я не нанимал его. Его приобрел кто-то другой.

Рэйчел взглянула на него:

— Один из тех двоих, что знали, где ты был?

— Точно, — бесстрастно ответил он

— Это сужает круг, не так ли?

— Мне бы этого хотелось, но я не могу позволить себе принять это за аксиому. Пока я не буду уверен, они оба под подозрением.

В этом был здравый смысл. Если он и заблуждался, то это было безопасным заблуждением. Он не мог себе позволить ни одной ошибки.

— Почему ты шел за ним по пятам? Почему просто не скрылся из виду, пока я не избавилась от него? — требовательно спросила она, и костяшки ее пальцев опять побелели.

— Если бы он заметил меня раньше, то наверняка бы решил схватить тебя в качестве приманки, чтобы выманить меня. Я не собирался допускать подобное.

Холодный спокойный ответ вызвал у Рэйчел дрожь, как будто она внезапно простудилась.

— Но ты еще не готов к подобным вещам! Твоя нога могла тебя подвести, а плечо не сгибается, ты едва можешь им пошевелить. Что, если бы снова открылись твои раны?

— Этого не случилось. В любом случае, не думаю, что завязалась бы драка, было достаточно одного хорошего удара.

Ей хотелось завопить от его мужской самоуверенности, но она сжала зубы.

— Тебе не приходило в голову, что что-нибудь могло пойти не так?

— Конечно, но если бы он схватил тебя, у меня не осталось ни одного шанса, поэтому я хотел быть готов к этому.

Он собирался сделать все, что было необходимо. Не смотря на неподвижное плечо и хромоту. Он был человеком той редкой породы, который знает цену и, тем не менее, готов ее платить, хотя сделал бы все, что мог, чтобы склонить чашу весов в другую сторону.

Она по-прежнему была бледна, ее глаза печальны. Он протянул руку, чтобы погладить ее по бедру.

— Все нормально, — сказал он тихо. — Ничего не случилось.

— Но могло. Твое плечо…

— Забудь о моем проклятом плече и о моей ноге. Я знаю, насколько сильно могу нагружать их, и я никогда не ввязываюсь ни во что, если не уверен, что могу выиграть.

Она молчала всю оставшуюся дорогу, пока не припарковала машину под деревом.

— Я хочу сходить поплавать, — сказала она кратко. — Не хочешь пойти со мной?

— Хочу.

Джо, как всегда, подошел к машине, его темные глаза следовали за ней, несмотря на то, что он держался вне досягаемости. Он пошел за ней вверх по ступенькам к крыльцу. Он признал Кэлла, но, если они были на улице, он никогда не отходил от Рэйчел далеко. Он был воином, который был согласен остаться, подумала она тоскливо, но затем решительно прогнала плаксивую жалость к себе. Жизнь будет продолжаться, даже если в ней не будет Кэлла. Об этом было больно думать, и она старалась этого не делать, но знала, что как-нибудь все переживет, хотя ее жизнь бесповоротно изменило время, проведенное с ним, — тихие дни, пронизанные моментами абсолютного страха.

Она переоделась в свой черный купальник, а Кэлл надел джинсовые шорты. Захватив пару полотенец, они спустились через лес к пляжу. Джо последовал за ними и улегся в редкой тени кустов униолы. Рэйчел уронила полотенца на песок и указала в сторону бухты, туда, где вода вздымалась и разбивалась о подводные камни.

— Видишь линию, где разбиваются волны? Там камни. Я уверена, что той ночью ты о них ударился головой. Прилив только начинался, так что уровень воды был низким. — Она снова подняла руку. — Я притащила тебя отсюда.

Кэлл посмотрел на пляж, затем повернулся и взглянул вверх на пляж, где стояли высокие, прямые сосны — частокол деревянных часовых. Она как-то затащила его вверх на склон и занесла в дом. Глядя на ее стройную фигуру, он не мог представить, что она способна совершить подобный подвиг.

— Ты себя чуть не угробила, поднимая меня здесь? — спросил он спокойно.

Ей не хотелось вспоминать о той ночи и о том, чего ей это стоило. Часть этой информации была заблокирована мозгом. Она помнила, что ей было больно, но насколько и как, стерлось из воспоминаний. Возможно, и силы в ту ночь, и последующая выборочная амнезия были вызваны приливом адреналина. Она посмотрела на него долгим взглядом, затем повернулась и пошла к морю. Он смотрел на нее, пока волны не достигли ее коленей, затем вытащил пистолет из-за пояса и аккуратно положил его на полотенце, прикрыв его другим от задуваемого ветром песка. Затем он сбросил свои шорты и нагой пошел за ней в воду. Проведя большую часть жизни рядом с бухтой, Рэйчел была хорошим пловцом, но Кэлл, несмотря на плохо двигающееся плечо, плыл практически наравне с ней. Когда она поняла, что он в воде, то начала протестовать, говоря, что он не должен мочить свои раны, но тот час же проглотила свои слова. В конце концов, ранее ему приходилось плыть с открытыми ранами, а упражнения были хорошей терапией для него. Они проплавали в бухте полчаса, прежде чем решили, что этого было достаточно, и вернулись на пляж. Пока вода не достигла его бедер, она не осознавала, что он был нагим. Знакомая дрожь потрясла ее изнутри, когда она наблюдала, как он выходит из воды. У него было поджарое, твердое, превосходное тело, покрытое загаром и перевитое канатами мышц, даже ягодицы. Она наблюдала за тем, как он достал пистолет и лег на одно из полотенец, подставляя блестящее тело солнцу.

Она тоже вышла из воды, наклоняясь, чтобы выжать волосы. Когда она выпрямилась, то увидела, что он наблюдает за ней.

— Сними купальник, — произнес он тихо.

Она посмотрела на море; в поле зрения не было ни одной лодки. Затем она снова взглянула на него. Он был подобен бронзовой нагой статуе, за исключением того, что она никогда не видела статую в состоянии полной готовности. Она медленно потянулась к лямкам на плечах и опустила их вниз, тотчас же почувствовав, как солнце касается ее груди. Неожиданно поднялся легкий бриз, слегка коснувшись ее сосков и заставив их напрячься. У Сэйбина перехватило дыхание, и он протянул к ней руку.

— Иди сюда.

Стащив и отбросив купальник, она шагнула к полотенцам. Он сел и потянулся к ней, увлекая ее вниз, понуждая вытянуться рядом с ним. В его глазах, смотрящих на нее сверху, мерцало изумление.

— Догадайся, что я забыл взять с собой.

Она засмеялась, ее голос был чистым и сильным в этом мире, где существовали только двое.

— Ну, тебе все равно это не нравилось, — прошептал он, скользя руками по ее груди и вызывая в них звенящее напряжение. — Мне просто придется… сымпровизировать.

Он наклонился над ней, и его широкие плечи закрыли небо. Его губы горели на ее губах, а затем и на ее теле.

У него очень хорошо получалось импровизировать. Она была подобна целуемой солнцем жертве, добровольно принесенной ради его удовольствия. Он плавно двигался над ней, пока ее тело не выгнулось под его жадными губами, и она не закричала от невыносимого наслаждения. Ее крик вознесся к палящему солнцу.

Глава одиннадцатая

Рэйчел не позволяла себе думать о времени, хотя знала, что у них было, самое большее, несколько дней, — столько, сколько потребуется этому Салливану, чтобы подготовиться к встрече с Кэллом. Она жила только настоящим, наслаждаясь его обществом, что бы они ни делали. Он помогал ей собирать овощи в огороде и немного работал с Джо, постепенно добиваясь доверия собаки и показывая Рэйчел, как хорошо был выдрессирован этот пес. После первого купания они также проводили много времени внизу у бухты, плавали каждое утро и потом после обеда, когда спадала жара. Это было замечательным лечением, от которого он с каждым днем становился сильнее, его плечо более гибким, а хромота менее заметной. Также он делал другие упражнения, непрерывно работая, чтобы вернуть свое тело в форму, и она могла только наблюдать за этим с изумлением. Она была спортивной и сильной, но ее выносливость была ничем по сравнению с его. Частенько ему было больно, она ощущала это, хотя он никогда ничего не говорил, просто не обращал на боль внимание, как будто ее не было. Через десять дней, после того, как она нашла его, он начал осторожно бегать вокруг дома, при этом бедро было туго забинтовано, чтобы укрепить раненую мышцу. После вспышки гнева Рэйчел присоединилась к нему и бегала рядом с ним, готовая поймать его, если нога не выдержит, и он упадет. Кричать на него было бесполезно, потому что для него было важно быть в состоянии встретить любые трудности, с которыми он столкнется после отъезда.

И независимо от того, чем они занимались, они разговаривали. Он умалчивал о себе, в силу характера и работы. Он знал много интересных деталей о закулисных политических играх и экономике. Возможно, он знал больше, чем хотелось бы разным высокопоставленным персонам, об их вооружении и потенциальных возможностях, но он не говорил об этом. Рэйчел узнала о нем столько же из его оговорок, сколько из того, о чем он говорил.

Не зависимо от того, чем они занимались — работали в саду, бегали вокруг дома, готовили еду или говорили о политике, страсть пробегала между ними как невидимый поток, приводя их обоих в состоянии повышенной чувствительности. Её чувства были заполнены им, она знала его вкус, запах, прикосновения, каждый нюанс его глубокого голоса. Поскольку обычно он был таким сдержанным, она внимательно вглядывалась в каждое незначительное движение его бровей или подергивание его губ. И хотя с ней он расслабился и чаще улыбался, иногда дразня ее, его смех был редкостью, и поэтому ценен вдвойне. Их пыл не могли охладить любовные ласки, потому что это было больше, чем физическая потребность. Она растворялась в нем, зная, что у нее есть только настоящее.

Однако нельзя было отрицать и физическое желание. Рэйчел никогда прежде не получала такого удовольствия, даже в первые дни своего замужества. У Кэлла был большой сексуальный аппетит, и чем чаще он занимался с ней любовью, тем больше они оба хотели этого опять. Он был предельно осторожен с ней, пока она не привыкла к нему, его любовным ласкам, как утонченным, так и грубым. Были моменты, когда делали это медленно, наслаждаясь каждым ощущением, как сексуальные гурманы, пока напряжение не становилось таким сильным, что они взрывались вместе. А иногда их любовь была быстрой и жесткой, без всякой прелюдии, потому что так велика была их потребность быть вместе.

На третий день, после того как он позвонил Салливану, Кэлл занимался с ней любовью чуть ли не с жестокостью, и она знала: он думал, что это, возможно, последний день, когда они вместе. Она прильнула к нему, ее руки крепко обняли его шею, когда он лежал на ней в полном изнеможении. Комок застрял у нее в горле, и она закрыла глаза, желая не замечать ход времени.

— Возьми меня с собой, — сказала она неразборчиво, не позволяя ему просто так уйти от нее. В Рэйчел было слишком много от бойца, чтобы позволить ему уйди, не попробовав изменить его мнение.

Он напрягся, потом скатился с нее, чтобы лечь на спину рядом. Он поднял руку и прикрыл ею глаза. Потолочный вентилятор шумел наверху, принося прохладный ветерок на ее разгоряченную кожу и создавая чувство прохлады, когда ее согревало его тело. Она открыла свои глаза, чтобы посмотреть на него, ее пристальной взгляд горел отчаянием.

— Нет, — наконец ответил он. И это было единственное слово, означавшее окончательное решение, которое почти разорвало ей сердце.

— Можно что-нибудь придумать, — настаивала она — В худшем случае, мы могли бы иногда видеться. Я могу переехать. Я могу работать где угодно…

— Рэйчел, — прервал он устало. — Нет. Оставь это.

Он убрал руку с глаз и посмотрел на нее. Хотя выражение его лица едва изменилось, она могла сказать, что он был раздражен ее настойчивостью.

Она уже зашла слишком далеко, чтобы останавливаться.

— Как я могу оставить это? Я люблю тебя! Это не игра, в которой я могу собрать свои игрушки и пойти домой, когда устану от этого!

— Черт возьми, я тоже не играю в игры! — прорычал он, быстро садясь на кровать и хватая ее руку, тряся ее, наконец раздраженный до предела. Его глаза горели и сузились, его зубы были сжаты. — Тебя могут убить из-за меня! Неужели смерть твоего мужа ничему не научила тебя?

Она побледнела, уставившись на него.

— Я могу погибнуть при поездке в город, — наконец сказала она взволнованно — Это сделало бы меня менее мертвой? Или ты бы огорчился меньше?

Внезапно она остановилась, вырывая свою руку и потирая ее в том месте, где его пальцы впились в ее плоть. Она была такой бледной, что только ее глаза своей темнотой выделялись на ее бесцветном лице. Наконец она сказала, с налетом беспечности:

— Или не огорчишься вообще? Может быть, я слишком самонадеянна? И, возможно, только я одна здесь заинтересована? Если так, то забудь все, что я сказала.

Молчание повисло между ними, когда они смотрели в лицо друг другу, оставаясь в кровати. Ее лицо было напряженным, его мрачным. Он не собирался ничего говорить. Рэйчел резко вздохнула, и боль скрутила ее внутренности. Отлично, она сказала это. Она давила на него, стараясь изменить его мнение, получить от него обязательство, и она потеряла… все. Она думала, что он беспокоится о ней, любит ее, даже если никогда ничего не говорил о любви. Она предполагала, что это из-за его природной скрытности. И теперь она столкнулась с неприятной правдой: только его исключительная честность не позволила ему сказать, что он любит её. Он не мог сказать ей тех милых словечек, которые говорят, чтобы отделаться от кого-либо. Он хотел ее. Она была довольно привлекательной женщиной, и она была под рукой, а он был чрезвычайно сексуален. Причина его внимания была очевидна, а она выставила себя полной дурой.

Хуже всего было, что даже столкновение с тяжелой, горькой действительностью не мешало ей любить его. Это была другая реальностью, от которой она хотела избавиться.

— Жаль, — пробормотала она, выбираясь из кровати и дотягиваясь до своей одежды, внезапно смутившись своей наготы. Теперь все было по-другому.

Сэйбин наблюдал за ней, и каждый его мускул свернулся в тугое кольцо. Взгляд на ее лицо, ее неожиданное смущение, внезапно погасший свет в ее глазах, когда она возилась со своей одеждой в попытке прикрыть себя, разъедал его, Он мог бы позволить ей уйти. Она могла бы забыть его легче, если бы думала, что он использует ее только для секса, не отвечая на её чувства. Чувства сделали Сэйбина беспокойными, а он не привык к этому. Но, черт возьми, если бы он мог просто так стоять и смотреть на ее лицо. Возможно, он не мог дать ей много, но он не мог уехать, оставив ее с мыслями, что она была для него всего лишь сексуальной игрушкой.

Рэйчел вышла из комнаты раньше, чем он успел ее поймать, и потом он услышал, как со стуком закрылась сетчатая дверь. Подойдя к двери, он увидел, как она пошла к соснам вместе Джо, бегущим как обычно подле нее. Он не переставал чертыхаться, пока натягивал свои штаны и шел за ней. Она не собиралась сейчас слушать его, но она будет вынуждена его выслушать, даже если придется ее заставить.

Дойдя до берега, Рэйчел пошла вдоль него, размышляя о том, как ей набраться смелости, чтобы вернуться домой и делать вид, что все нормально, как будто внутри нее не было боли. Скорее всего, на это понадобится ей всего на один день; она сможет справиться с этим. Она сможет это вынести в течение двадцати четырех часов. Одна часть ее радовалось, что это можно измерить в часах, после чего она сможет забыть о мужестве и плакать, пока не кончатся все слезы. Но другая ее половина кричала про себя, что она больше не увидит его, не зависимо оттого, что он чувствовал — или не чувствовал — по отношению к ней.

Нежно—розовая раковина была на половину завалена комком морских водорослей, и она остановилась, чтобы откинуть водоросли ногой, надеясь найти что-нибудь прекрасное, чтобы почувствовать облегчение в своем сердце.

Но ракушка оказалась сломанной, как и большинство других, и она пошла дальше. Джо отбежал от нее, носясь по пляжу, проводя свой собственный осмотр. Он тоже изменился после появления здесь Кэлла, впервые разрешив человеку прикоснуться к нему и учась воспринимать кого-то, кроме Рэйчел. Она посмотрела на собаку, думая о том, будет ли он также скучать по Кэллу.

Теплая рука легла на ее плечо, заставляя остановиться. Даже не поворачиваясь, она знала, что это Кэлл. Она знала его прикосновения, кончики его огрубевших пальцев. Она чувствовала его за своей спиной, высокого и теплого, такого сильного, что ее кожу покалывало всякий раз, когда он был рядом. Ей было достаточно обернуться, и ее голова легла бы ровно на его плечо, ее тело вошло бы в его объятия, но он не позволил бы войти ей в свою жизнь. Она не хотела показывать ему слезы и заказывать истерики, и очень боялась, что не сдержится, поэтому продолжала стоять спиной к нему.

— Для меня это тоже нелегко, — сказал он грубо.

— Мне жаль, — прервала она, желая положить этому конец. — Я не хотела начинать сцену, или подвергать тебя опасности. Просто забудь об этом, если сможешь.

Его рука напряглась у неё на плече. Он развернул ее, скользя своей рукой к её волосам и наклоняя лицо так, чтобы увидеть ее глаза.

— Разве ты не видишь, что у нас ничего не получится? Я не могу бросить свою работу. То, что я делаю… это тяжело и опасно, но это необходимо.

— Я не просила тебя бросить свою работу, — ответила она с гордостью.

— Я волнуюсь не об этой чертовой работе! — выкрикнул он, и его лицо потемнело от ярости — А о тебе! Господи, если что-нибудь случится с тобой, это перевернет все внутри меня! Я люблю тебя! — он сделал паузу, глубоко вздохнул и продолжил более спокойно: — Я не говорил этого никому раньше, и не должен был говорить это сейчас, потому что это ничего не изменит.

Ветер трепал ее волосы вокруг ее лица, когда она пристально посмотрела на него своими серыми, бездонными глазами. Медленно его рука отпустила ее волосы, и он переместил ее на шею, проводя своим большим пальцем по трепещущему пульсу у основания ее горла. Рэйчел сглотнула.

— Мы могли бы попробовать, — прошептала она, но он тряхнул головой.

— Я хочу знать, что ты в безопасности. Я должен это знать, или я не смогу работать, как я должен. Я не могу допускать ошибки, потому что если я их сделаю, это может означать, что погибнуть люди, хорошие мужчины и женщины. И если тебя похитят… — Он остановился, его лицо стало почти свирепым: — Я продал бы свою душу, чтобы вернуть тебе безопасность.

Рэйчел чувствовала, что разваливается на части.

— Нет, так не должно быть. Никакие договоры…

— Я люблю тебя, — сказал он резко. — Я никогда прежде в моей жизни не любил никого — ни моих родителей, ни родственников, ни даже свою жену. Я всегда был одиночкой, отличающимся от всех остальных. Единственный друг, который у меня есть — Салливан, и он такой же волк, как и я. Ты действительно думаешь, что я могу пожертвовать тобой? Чертовски мило, женщина. Ты мой единственный шанс в жизни… — Он остановился, и мускул на его челюсти дернулся, когда он уставился на нее. — И я не посмею взять его, — спокойно закончил он.

Она поняла, и ей было жаль себя. Потому что он любил ее, но не был уверен в том, что не предаст свою страну, если ее похитят, и будут использовать как оружие против него. Он не был похож на человека, который любил прежде и полюбит еще, он был слишком холодным, ужасно одиноким. По какой-либо причине, вызванной особыми обстоятельствами, он полюбил ее, и это было единственным временем в его жизни, когда он будет любить женщину. Жизнь с ним сделала бы ее уязвимой, а его уязвимым сделала лишь одна любовь к ней, потому что для такого человека, как он, любовь была чем-то прекрасным и опасным.

Он взял ее за руки, и они пошли обратно к дому. Было время обеда. Рэйчел пошла на кухню, с намерением попытаться занять себя приготовление еды, чтобы не думать ни о чем другом. Кэлл опять прислонился к шкафу и наблюдал за ней, его черные глаза обжигали ее тело. Вдруг он потянулся и поймал ее руку, забрал из ее рук кастрюлю и поставил ее обратно на кухонный стол.

— Сейчас, — сказал он гортанно и потянул ее в спальню.

Он снял ее шорты, но не торопился, снимая ее рубашку. Он медленно сбросил свои штаны, просто расстегнул их и отпустил вниз. Они не добрались до кровати. Он взял ее прямо на полу: он так отчаянно хотел быть в ней, что не мог больше ждать, когда войдет в неё и сократит любое расстояние между ними. Рэйчел прильнула к нему, когда он вошел в нее, каждым сантиметром своего тела, каждой клеточкой, воспламеняясь от его одержимости. И даже тогда они оба знали, что этого будет недостаточно.

После полудня она пошла в огород, чтобы собрать немного свежих перцев, чтобы сделать соус к спагетти. Кэлл принимал душ. Она удивилась, не увидев Джо. Рэйчел хотела позвать пса, но решила, что он, возможно, спит под кустом олеандра, спасаясь от жары. Температура поднялась, наверное, до ста градусов, и влажность была невыносимой, что могло быть предвестием грозы. Когда она набрала полные руки перцев, то прошла через задний дворик к дому. Позже она так и не смогла понять, откуда он появился, не попадая в поле ее зрения, тем более, что вокруг не было места, где он мог прятаться. Но как только она поднялась на крыльцо, он внезапно оказался позади ее, его рука зажали ей рот, и дернула голову назад. Его другая рука обхватила её точно таким же движением, которое использовал Кэлл, когда набросился на нее сзади, но вместо ножа, у этого человека был пистолет, который сверкнул на солнце бледным синим блеском.

— Молчите, и я не причиню вам вреда, — пробормотал мужчина ей в ухо, в его голосе мягко звучали согласные звуки и явно певуче гласные — Я ищу мужчину. Он должен быть в этом доме.

Она цеплялась за его руку, пробуя крикнуть предупреждение, даже если Кэлл был все еще в душе и не мог ее услышать. Но что, если Кэлл услышал ее? Его могли застрелить при попытке помочь ей. Эта мысль парализовала ее, и она осела на мужчину, пытаясь собраться с мыслями и подумать, что же она может сделать.

— Хмм, отлично — сказал мужчина, и этот низкий мягкий голос заставил задрожать ее тело. — Теперь откройте дверь, и мы войдем тихо и спокойно.

У нее не было иного выбора, как открыть сетчатую дверь. Если он хотел убить ее, то уже сделал бы это, но он все еще легко мог ее ударить, лишив сознания, и результат будет таким же — она не сможет помочь Кэллу, если у нее появится такая возможность. Мужчина толкал ее с крыльца своим большим телом, надежно удерживая ее возле себя так, что она не могла сопротивляться. Она пристально смотрела на пистолет в его руке. Если он выстрелит в Кэлла, она сможет толкнуть его руку, сбивая с цели. Ну и где же Кэлл? Она пыталась прислушаться к звукам льющейся воды, но ее колотившееся сердце создавало шум в ушах, который заглушал все звуки. Он одевается? Знает ли он, что задняя дверь закрыта? И если знал, то что об этом подумал? Они надеялись, что Джо сообщит им, если кто-то будет приближаться. Сразу вслед за этой мыслью пришла другая, и боль опять поднялась в ней. Он убил Джо? Поэтому собака не прибежала, когда она пошла в огород?

Когда Кэлл вышел из спальни, на нем были только джинсы, а рубашку он держал в руках. Он остановился, его лицо было очень спокойно, когда он посмотрел сначала на мужчину, державшего её, затем на ее испуганные глаза, над рукой, зажимавшей ей рот.

— Ты напугал ее до смерти — сухо сказал он, следя за интонацией.

Рука, закрывавшая ей рот, ослабла, но человек не освободил ее полностью.

— Она твоя?

— Да, моя

Тогда большой мужчина позволил ей идти, аккуратно отстраняя от себя.

— Ты ничего не говорил мне о женщине, так что я не стал рисковать, — ответил он Кэллу, и Рэйчел поняла, кто это был, старалась сохранить самообладание, медленно и глубоко дыша до тех пор, пока не решила, что может говорить без дрожи в голосе.

— Вы, наверное, Салливан, — сказала она с достойным восхищения спокойствием, постепенно расслабляя свои сжатые руки.

— Да, мэм.

Она не знала, чего ждала, но явно не этого. Он и Кэлл были так похожи, что это поразило ее. Это выражалось не в том, как он выглядел, но оба обладали какой-то неподвижностью вокруг себя, какой-то аурой власти. У него были выцветшие на солнце, взлохмаченные волосы и его глаза были пронзительными и золотыми как у орла. Шрам пересекал его левую щеку, и свидетельствовал о прошлых сражениях. Он был воином, худощавым и крепким, и опасным… как Кэлл.

В то время, как она рассматривала его, он тоже изучал ее, пока она старалась восстановить самообладание. Один уголок его губ приподнялся в полуулыбке.

— Простите, что напугал вас, мэм. Я восхищаюсь вашим самоконтролем. Джейн пнула бы меня по голени.

— Возможно, она тоже это сделала, — прокомментировал Кэлл. Его тон все еще был холодным, но теперь в нем скрывалось веселье.

Салливан нахмурился.

— Нет, — сказал он сухо. — Она не пнула меня.

Это выглядело довольно забавно, но, хотя Кэлл выглядел удивленным, он не продолжил разговор.

— Это Рэйчел Джонс, — сказал он, протягивая свою руку к ней в безмолвном приказе. — Она вытащила меня из океана.

— Рад встречи с вами, — сказал Салливан, растягивая слова мягким, скрипучим голосом, когда увидел, что Рэйчел тотчас пошла к Кэллу в ответ на его протянутую руку.

— Я тоже рада вас видеть, мистер Салливан… я полагаю.

Кэлл быстро и успокаивающе прикоснулся к ней, а затем начал одевать свою рубашку. Это все еще давалось ему с некоторым трудом, так как его плечо плохо сгибалось и болело. Салливан посмотрел на свежий, красный, недавно заживший шрам в том месте, где пуля вошла в плечо Кэлла.

— Как ты?

— Плечо хуже двигается, и до сих пор не спала опухоль. Подвижность частично восстановится, когда пройдет воспаление.

— Ты где-нибудь еще ранен?

— В левое бедро.

— Нога выдерживает твой вес?

— Да. Я бегал трусцой, расхаживая её.

Салливан что-то пробормотал. Рэйчел ощущала нежелание мужчины говорить при ней открыто. Такая же укоренившаяся осторожность была характерна для Кэлла.

— Мистер Салливан, вы не голодны? У нас есть спагетти.

Его звериный взгляд вновь остановился на ней.

— Да, мэм. Спасибо.

Его мягкое невнятное произношение, привычка растягивать слова и учтивые манеры составляли такой разительный контраст со свирепостью его глаз, что она чувствовала себя выведенной из равновесия. Почему Кэлл не предупредил ее?

— Тогда я закончу готовить, пока вы тут поговорите вдвоем. Я уронила перец, когда вы схватили меня, — сказала она. Она пошла к двери, затем вернулась, и в ее глазах было страдание. — Мистер Салливан.

Он и Кэлл шли в гостиную, и Салливан остановился, оглянувшись на нее.

— Мэм?

— Мой пес, — сказала она со слабой дрожью в голосе. — Он всегда крутится рядом, когда я выхожу на улицу. Почему он не…

В его диких золотых глазах отразилось понимание.

— С ним все в порядке. Я схватил его и привязал в сосновой чаще. Было чертовски трудно перехитрить его. Это хорошее животное.

Она задрожала от облегчения.

— Тогда я пойду за ним. Вы не… не ранили его?

— Нет, мэм. Он приблизительно в ста ярдах отсюда, внизу, налево от небольшой тропинки.

Она побежала по тропинке, и ее сердце глухо билось в груди. Джо был там, где сказал Салливан, крепко привязан к сосне. Собака была в ярости. Он рычал даже на Рэйчел, но она тихо разговаривала с ним, медленно приближалась размеренным шагом, успокаивая его, прежде чем встать на колени рядом и развязать веревку, привязанную к его шее. Даже тогда она продолжала говорить, слегка поглаживая его, и наконец он перестал рычать. Он принял ее объятия, впервые приветственно облизав ее. В ее горле начал подниматься ком.

— Давай, пойдем домой, — сказала она, поднимаясь на ноги.

Она собрала разбросанный на крыльце перец и оставила Джо бродить вокруг дома. Рэйчел руки и начала готовить соус, прислушиваясь к тихому гомону мужских голосов из гостиной. Теперь, когда она увидела Салливана, то поняла, почему Кэлл верил в него. Он был… невероятным. А Кэлл — еще больше. Наблюдая их вместе, она вновь осознала достоинства человека, которого любила, и пошатнулась от удара этого понимания.

Прошел почти час, когда она позвала их за стол. Солнце висело красным шаром на линии горизонта, словно напоминание о том, что ее время с Кэллом заканчивается. Или уже закончилось? Как скоро они уедут?

Стремясь изгнать страх из своих мыслей, она сознательно пыталась завязать разговор, что было весьма нелегким делом, если собеседниками оказываются два таких человека. Но наконец она нашла нужную тему:

— Кэлл говорил мне, что вы женаты, мистер Салливан.

Он кивнул в знак согласия, и на его лице отразилось удивление, отчего он стал казаться менее опасным.

— Джейн — моя жена, — он сказал это так, будто все ее знали.

— У вас есть дети?

Невозможно было ошибиться в том, что на его жестком, покрытом шрамами лице появилось чувство гордости

— У нас близнецы, мальчики. Им сейчас по шесть месяцев.

Почему-то Кэлл выглядел удивленным:

— Грант, а я и не знал, что в твоей семье были близнецы.

— Их и не было, — проворчал Салливан. — И в семье Джейн тоже. Даже этот проклятый доктор не знал. Она всем преподнесла сюрприз.

— Это не редкость, — сказал Кэлл, и они, посмотрев друг на друга, усмехнулись.

— Это было ужасно: она начала рожать на две недели раньше срока, в самую метель. Все дороги были закрыты, и я не смог отвести ее в больницу. Мне пришлось самому принимать роды. — На мгновение в его глазах промелькнуло отчаяние, и слабый блеск испарины выступил на его лбу.

— Близнецы, — тихо сказал он. — Проклятье. Я сказал ей, чтобы она больше никогда такого не делала со мной, но ты же знаешь Джейн.

Кэлл громко рассмеялся, и звук его необыкновенно глубокого смеха доставлял Рэйчел удовольствие.

— В следующий раз у нее, возможно, будет тройня.

Салливан свирепо посмотрел на него.

— Даже не думай об этом, — пробормотал он.

Рэйчел поднесла ко рту спагетти.

— Не думаю, что Джейн виновата в том, что у нее родились близнецы, или в том, что шел снег.

— Если рассуждать логически, то конечно, она не виновата, — признал Салливан. — Но эта логика летит ко всем чертям, когда появляется Джейн.

— Как вы с ней познакомились?

— Я похитил ее, — сказал он небрежно, и Рэйчел открыла от удивления рот, потому что он не высказал никакого другого объяснения.

— Как ты сбежал от нее? — спросил Кэлл, вызывая еще один свирепый взгляд.

— Это было нелегко, но она не могла оставить детей. — Салливан откинулся на спинку стула, и дьявольский свет появился в его глазах. — Тебе придется вернуться вместе со мной для объяснений.

Кэлл выглядел встревоженным, потом смирившимся и, наконец, он усмехнулся:

— Хорошо, я хочу увидеть тебя с этими малышами.

— Они уже ползают. Тебе нужно будет смотреть, куда идешь, — усмехнулся в ответ гордый отец, — Их зовут Дэн и Дэниэл, но я не могу определить, кто из них кто. Джейн сказала, что мы должны позволить решить это им самим, когда они станут старше.

Это было нечто. Все трое посмотрели друг на друга, и Рэйчел закашлялась. Кэлл издал резкий задыхающийся звук. Одновременно все три вилки упали на стол, и три человека, схватившись за головы, смеялись до колик в животе.

Чарльз читал наскоро собранный информационный отчет о Рэйчел. Нахмурившись, он потер лоб своим тонким пальцем. По словам обоих агентов, Лоуэлла и Эллиса, Рэйчел Джонс была красивой женщиной. Но она была не просто красоткой, даже принимая во внимание то, что зацепила Эллиса. Эллис в принципе не пропускал ни одной юбки, так что в этом не было ничего удивительного. Проблема заключалась в том, что согласно отчету, в ней не было ничего ординарного. Она была хорошо образованна, много путешествовала, — в общем, была наделена многими способностями, но проблема заключалась даже не в этом. Она была необычайно талантливой журналистом, проводящим расследования, мужественной и упорной, а это означало, что она знает больше, чем обычный человек, о вещах, которые обычно скрывались от общественности. Согласно докладу, она была успешной в своей сфере. Ее муж погиб от взрыва бомбы, заложенной в ее автомобиле, которая предназначалась ей, из-за проводимого ею расследования о связях влиятельного политика с наркотиками. Но она все равно не отступила, как сделали бы большинство людей. Она продолжила расследование и доказала, что тот политик был не только вовлечен контрабанду и распространение наркотиков, но и был причастен к смерти ее мужа. Сейчас политик отбывал пожизненный срок в тюрьме.

В общем, Рэйчел Джонс вовсе не была наивной простушкой, какой выходила по описанию Лоуэлла и Эллиса. И Чарльза очень беспокоил вопрос: зачем она старалась выставить себя в таком свете? Была ли у нее на то причина, а если была, то какая? Почему она хотела их обмануть — развлечения ради или у нее были более серьезные мотивы?

Чарльз не удивился тому, что она врала: по его опыту, большинство людей врали, да и в его профессии ложь была необходимостью. Но ему очень не нравилось не знать причины лжи, потому что в этом скрывался главный смысл.

Сэйбин пропал, а может быть погиб, хотя Чарльз никак не мог убедить себя в этом. Никаких его следов не было найдено, ни людьми Чарльза, ни рыболовецкими траулерами, ни рыбаками, ни береговой охраной. Даже несмотря на то, что лодка Сэйбина взорвалась, все равно должны были обнаружиться хоть какие-нибудь фрагменты человеческого тела — если, конечно, Сэйбин был на лодке. Поэтому оставалось лишь думать о том, что Сэйбин выпрыгнул за борт и поплыл к берегу, хотя и был серьезно ранен. Но ведь Сэйбин был необычным человеком. Он смог выбраться на берег, но где? Почему он еще не объявился? Никто не находил раненного мужчину, не сообщал в полицию о незнакомце с огнестрельным ранением; ни в одной местной больнице он также не объявлялся. Сэйбин просто растворился в воздухе.

Итак, с одной стороны у него был Сэйбин, который пропал, и единственным тому объяснением могло служить лишь то, что его кто-то спрятал, но доказательства тому отсутствовали. А с другой стороны, была Рэйчел Джонс, которая, как и Сэйбин, была далеко не так проста. Её дом находился в районе первоначальных поисков, именно там Сэйбин вероятнее всего мог добраться до берега. И Эллис, и Лоуэлл думали, что ей нечего скрывать, но они не знали о ней всех фактов. Она нарисовала ложную картину, а на самом деле была куда более осведомленной о тайных агентах и их тактике, чем они думали. Но почему она изображала из себя куда более недалекую женщину, чем была на самом деле…, а если она что-то скрывала? Или, точнее, кого-то?

— Ноэль, — тихо сказал он. — Я хочу поговорить с Лоуэллом и Эллисом. Немедленно. Найди их.

Через час оба мужчины сидели напротив него. Чарльз сложил руки и рассеянно улыбнулся им:

— Джентльмены, я хочу поговорить о Рэйчел Джонс. Я хочу знать о ней все, что вы сможете вспомнить.

Эллис и Лоуэлл посмотрели друг на друга, и Эллис пожал плечами:

— Она красивая женщина…

— Нет, меня не интересует, как она выглядит. Я хочу знать, что она говорила или делала. Когда вы обыскивали берег возле ее дома и подошли к нему, вы заходили вовнутрь?

— Нет, — ответил Лоуэлл

— Почему?

— У нее есть это проклятая огромная сторожевая собака, которая ненавидит мужчин. Она не позволяет мужчинам войти во двор, — объяснил Эллис

— Даже когда ты пригасил ее на обед?

Эллис выглядел смущенным, как бы признавая, что собака напугала его.

— Она вышла к машине. Когда я привез ее домой, собака поджидала меня, готовая вцепиться в мою ногу, если я сделаю неправильный шаг.

— Так значит, никто не был в ее доме.

— Нет, — признались они оба.

— Она отрицала любую информацию об обнаружении человека, незнакомца?

— У Сэйбина не было шанса проникнуть в ее дом, минуя пса, готового позавтракать им, — нетерпеливо сказал Эллис, и Лоуэлл кивнул в знак согласия.

Чарльз соединил кончики своих пальцев:

— Даже если она сама пустила его в дом? Что, если она нашла его? Она могла привязать собаку, когда вернулась за Сэйбином. Разве это невозможно?

— Конечно, возможно — ответил Лоуэлл, хмурясь — Но мы не нашли никаких признаков того, что Сэйбин добрался до берега, ни одного следа. Мы увидели на песке лишь след от брезента, на котором она тащила ракушки с берега… — Он остановился и посмотрел на Чарльза.

— Идиоты! — прошипел Чарльз — Она что-то тащила с берега, и вы это не проверили?

Оба агенты выглядели смущенными.

— Она сказала, что это были ракушки, — пробормотал Эллис. — Я заметил, что у нее действительно есть несколько раковин на подоконниках.

— Она вела себя так, будто ей нечего скрывать, — вставил Лоуэлл, пытаясь оправдаться. — Я столкнулся с ней на следующий день, когда она делала покупки. Она остановилась, и мы поболтали о жаре и всяком таком прочем…

— Что она купила? Вы заглянули к ней в тележку?

— Ну, там было нижнее белье и эээ…, женские штучки. Когда она расплачивалась, я видел пару кроссовок. Я обратил на этом внимание, потому что… — Внезапно он побледнел.

— Потому что? — сухо подсказал Чарльз.

— Потому что они выглядели слишком большими для нее.

Чарльз впился в них взглядом, его глаза были холодными и беспощадными.

— Итак, она перетаскивает что-то с пляжа, и вы ничего не проверили. Ни один из вас не был в ее доме. Она купила кроссовки, которые были ей велики, возможно, это мужские кроссовки. Если Сэйбин все это время был под вашим носом и сбежал из-за вашего головотяпства, я лично обещаю вам, что ваше будущее не будет приятным! Ноэль! — позвал он.

Она немедленно появилась в двери:

— Да, Чарльз?

— Собери всех. Возможно, мы нашли Сэйбина.

Лоуэлл и Эллис были бледны. Они оба искренне надеялись, что и на этот раз они не найдут Сэйбина.

— А что, если вы ошибаетесь? — спросил Эллис.

— Тогда женщина, возможно, испугается и расстроится, но не более того. Если она ничего не знает, если она не помогала Сэйбину, то мы не причиним ей вреда.

Говоря это, Чарльз улыбался, но глаза его глаза были холодны, и Эллис не поверил ему.

Солнце село, и в сумерках раздавался громкий хор лягушек и сверчков. Эбенезер Дак со своим выводком ходил по двору, ловя последних насекомых. Джо лежал на крыльце. Кэлл и Салливан расположились за столом, рисуя диаграммы и обсуждая планы. Рэйчел пыталась работать над рукописью, но ее мысли по-прежнему разбегались. Кэлл скоро уедет, и тупая боль пульсировала в ней.

И вдруг с диким гоготом стая гусей разбежалась в стороны, Джо залаял и сбежал с крыльца. Кэлл и Салливан одновременно пригнулись, встали из-за стола и на цепочках беззвучно подошли к окну гостиной. Рэйчел выбежала из кабинета; ее лицо побледнело, хотя она старалась сохранять спокойствие.

— Возможно это Хани, — сказала она, подходя к входной двери.

— Хани? — спросил Салливан.

— Ветеринар.

Белый седан остановился перед домом, и из него вышла женщина. Салливан посмотрел в окно, и все краски пропали с его лица. Он прислонился головой к стене, тихо и витиевато выругавшись.

— Это Джейн, — простонал он.

— Черт, — пробормотал Кэлл.

Рэйчел выбежала из дома, чтобы поймать Джо, который уже был посреди двора. Но прежде, чем она успела открыть дверь, Джейн, обойдя вокруг машины, вошла во двор.

— Хорошая собачка, — бодро сказала она, потрепав Джо по голове, когда проходила мимо.

Салливан и Кэлл вышли на крыльцо за Рэйчел. Джейн уперлась руками в бока и уставилась на мужа.

— Так как ты решил не браться меня с собой, то я решила последовать за тобой.

Глава двенадцатая

Джейн Салливан сразу же понравилась Рэйчел. Любой, кто спокойно приласкал Джо, а затем, не моргнув глазом, посмотрел в лицо разъяренному Гранту Салливану, был тем, кого Рэйчел хотела бы узнать. Две женщины представились друг другу, в то время как Салливан стоял, скрестив руки на груди, и его золотистые глаза метали молнии, когда он наблюдал за своей женой из-под насупленных бровей.

— Как ты нашла меня? — проскрежетал он, его голос был низким и почти неслышным. — Я был уверен, что не оставил следов.

Джейн фыркнула на него:

— Не оставил, но я размышляла логически и пошла туда, где тебя не было, и нашла тебя. — Повернувшись к нему спиной, она приветствовала Кэлла дружескими объятиями — Я знала, что тут окажешься ты, потому что никто больше не смог бы вытащить моего мужа. У тебя проблемы?

— Да, есть немного, — ответил Кэлл, и его черные глаза наполнились весельем.

— Я так и подумала. Я приехала, чтобы помочь.

— Будь я проклят, — рявкнул Грант

Джейн бросила на него холодный взгляд:

— Это более чем вероятно, потому что ты увильнул и бросил меня с младенцами.

— Где они?

— С твоей мамой. Она думает, что я сделала ей одолжение. Так или иначе, но именно поэтому я так задержалась: мне надо было отвезти отвести близнецов к ней. А затем я должна была вычислить, что ты мог сделать, если не хотел, чтобы тебя нашли.

— Я собираюсь перебросить лицом вниз и отшлепать, — сказал он и посмотрел так, как будто эта мысль принесла ему огромное удовлетворение — На этот раз не отвертишься.

— Не сможешь, — самодовольно ответила она — Я снова беременна.

Рэйчел очень веселил вид Гранта Салливана, доведенного до разочарования симпатичной темноглазой женой. Но сейчас она почти жалела его. Он побледнел.

— Не может быть

— Я бы не стал биться об заклад, — вставил Кэлл, наслаждаясь этим поворотом событий так же, как и Рэйчел.

— Близнецам только шесть месяцев, — прохрипел Грант.

— Я знаю это, — ответила Джейн, и на ее лице было написано возмущение — Без меня тут дело не обошлось, помнишь?

— Мы не собирались пока заводить кого-либо еще.

— Гроза, — кратко ответила она, и Грант закрыл глаза. Сейчас он действительно побледнел, и Рэйчел решила сжалиться над ним.

— Пойдемте в дом, там прохладней — предложила она, открывая сетчатую дверь. Она и Кэлл вошли вовнутрь, но за ними никто не вошел. Рэйчел посмотрела на дверь. Джейн была в медвежьих объятиях своего мужа, и ее светлая голова склонилась к его черноволосой.

Странно, эта картина еще больше опечалила Рэйчел:

— У них все получилось, — прошептала она.

Руки Кэлла скользнули по ее талии, и он задержал ее напротив себя.

— Он вышел из игры, помнишь? Он ушел прежде, чем они встретились.

Рэйчел хотела спросить, почему он не может уйти с таким же успехом, но запретила себе произнести это вслух. Что было правильно для Гранта Салливана, не подходило Кэллу Сэйбину. Кэлл был единственным в своем роде. Вместо этого она спросила:

— Когда вы уезжаете?

Она должна была гордиться тем, что ее голос был таким ровным, но гордость сейчас ничего не значила для нее. Она умоляла бы его на коленях, если бы знала, что это сработает, но его самоотверженность не была пустой похвальбой.

Он замер на мгновение, и она знала, что ей не понравится ответ, хоть она и ожидала его

— Завтра утром.

Таким образом, у нее была еще одна ночь, если, конечно, он и Салливан не планировали потратить ее, разрабатывая детали своего плана.

— Мы уедем рано с утра, — сказал он, прикасаясь к ее волосам, и она развернулась в его руках, чтобы посмотреть в его полночные глаза. Его лицо было отчужденным, но он хотел ее, она ощущала это в его прикосновении, в мимолетном выражении. О Боже, как она могла стоять и смотреть, как он уходит, зная, что они никогда больше не встретятся?

Джейн и Грант вошли внутрь, и лицо Джейн сияло. Ее глаза расширились от восхищения, когда она увидела Рэйчел в объятиях Кэлла, но что-то в выражении их лиц удержало ее от высказываний. Джейн была бы уже мертва, если бы не обладала хорошей интуицией.

— Грант не говорит мне, куда поедет дальше — заявила она и упрямо скрестила руки. — Я собираюсь следовать за вами, пока не выясню это.

Черные брови Кэлла приподнялись:

— А если я скажу тебе?

Джейн обдумала это, перевела взгляд с Кэлла на Гранта, и затем опять посмотрела на Кэлла.

— Вы хотите сговорились, да? Вы хотите, чтобы я вернулась домой?

— Ты возвращаешься домой — спокойно сказал Грант, с металлом в голосе — Если Сэйбин хочет удовлетворить твое любопытство, это его дело, но новая беременность дает мне все основания отвезти тебя на ферму, где ты будешь в безопасности, и не подвергнешься риску, преследуя меня.

Вспыхнувший в глазах Джейн блеск заставил Рэйчел подумать, что Салливан придется пустить в ход руки, но Кэлл, предупреждая это, сказал:

— Хорошо, я думаю, ты должна знать, что случилось, тем более, что Грант уже втянут в это. Давайте сядем, и я удовлетворю твое любопытство.

— Да, «должна знать» это исходная точка, — правильно угадала Джейн, и Кэлл одарил ее своей веселой улыбкой.

— Да. Ты знаешь, что всегда есть вещи, о которых я не могу говорить, но опишу все в общих чертах.

Они сели вокруг стола и Кэлл коротко обрисовал, что именно произошло и что это значит, а также зачем ему нужен Грант. Когда он закончил, Джейн долго смотрела на обоих мужчин, и потом медленно кивнула головой.

— Вы должны сделать это.

Затем она наклонилась вперед, опуская обе руки на стол, и пристально посмотрела на Сэйбина, который прямо встретил ее взгляд.

— Но, Кэлл Сэйбин, я тебя предупреждаю: если с Грантом что-нибудь случится, я тебя достану. Я не для того столько мучалась, чтобы с ним сейчас что-то случилось.

Кэлл не ответил, но Рэйчел знала, о чем он думал. Если что-то пойдет не так, он тоже не выживет. Она не понимала, как ей удается догадаться, что творилось в его голове, но, тем не менее, она знала это. Все ее чувства сосредоточились на Кэлле, и его малейший жест или изменение тона оставляли такие же следы на ее нервах, как на чувствительном сейсмографе фиксируется сила землетрясения.

Грант поднялся вместе с Джейн:

— Сейчас нам лучше немного поспать, потому что мы уезжаем рано утром. А ты едешь домой, — сказал он жене. — Дай мне слово.

Теперь, зная обо всем, Джейн не стала спорить:

— Хорошо. Я поеду домой после того, как заберу близнецов. Но я хочу знать, когда мне ждать тебя назад?

Гран посмотрел на Кэлла:

— Три дня?

Кэлл кивнул.

Рэйчел поднялась на ноги. Через три дня все это, так или иначе, закончился, но для нее конец наступит уже этим утром.

Между тем, ей надо было приготовить постель для Салливанов, и она была рада заняться хоть чем-то, чтобы отвлечься от своих мыслей.

Она извинилась перед Джейн за отсутствие дополнительной кровати, но, судя по всему, ее это вообще не беспокоило.

— Не волнуйтесь об этом, — сказала Джейн. — Я спала с Грантом в палатках, пещерах, под навесами, так что хороший пол гостиной нам не страшен.

Рейчел вытащила из шкафа дополнительные одеяла и подушки и отдала их Джейн.

— Ты любишь Кэлла, не так ли?

— Да, — уверенно ответила Рэйчел, даже не думая отрицать. Это была такая же данность, как и то, что у нее серые глаза.

— Он — сильный, необыкновенный человек, но чтобы хорошо выполнять свою работу, ему приходится быть жестким. Так что тебе будет непросто. Я это знаю. Посмотри на человека, которого я выбрала.

Они посмотрели друг на друга с печалью и пониманием. К счастью или нет, но мужчины, которых они любили, отличались от других людей, и они никогда не имели гарантий, которых ожидало большинство женщин.

— Когда он уедет завтра утром, то все закончится — сказала Рэйчел, ее горло сжалось — Он не вернется назад.

— Он хочет, чтобы все закончилось, — пояснила Джейн, и ее карие глаза необычно потемнели — Но не говори, что он не вернется. Грант не хотел на мне жениться. Он сказал, что это не сработает, что наши жизни слишком разные, и я никогда не впишусь в его мир. Знакомые слова?

— О да, — ее взгляд погас, а голос звучал тускло.

— Я должна была позволить ему уйти, но в итоге он вернулся за мной.

— Грант был уже в отставке. Кэлл не хочет уходить в отставку, так что вся проблема в его работе.

— Это, серьезная проблема, но не непреодолимая. Таким людям, как Грант и Кэлл, трудно признаться в том, что они любят. Они всегда были одиночками

Да, Кэлл всегда был одиночкой, и не собирался ничего менять. И даже знание и понимание причин этого не сделают жизнь с ним легче. Она оставила Джейн и Гранта располагаться на ночлег в гостиной, а сама пошла в спальню. Кэлл вошел вслед за ней, закрыв за собой дверь. Она остановилась посреди комнаты и взволнованно посмотрела на него, стиснув руки.

— Мы должны были уехать сегодня вечером, — тихо сказал он. — Но я хотел провести с тобой еще одну ночь.

Она не позволила себе плакать, не сейчас. Независимо от того, что произойдет, она подождет до завтра, пока он не уйдет.

Он погасил свет и подошел к ней в темноте, его грубые руки сомкнулись на ее плечах и притянули к себе. Его рот был жадным, голодным, почти причинял ей боль, когда он целовал ее с диким желанием. Его язык исследовал ее, требуя ответа, которого не чувствовал, потому что так велика была ее боль. Он продолжал целовать ее, скользя своими руками по спине и бедрам, убаюкивая ее теплом своего тела, пока наконец она не начала расслабляться и отвечать ему.

— Рэйчел, — прошептал он, расстегивая ее рубашку. Он нашел ее обнаженные груди и взял их в свои ладони. Медленно он обводил ее соски большими пальцами, заставляя их затвердеть, загореться от усиливающегося возбуждения и предвкушения, нарастающих внутри ее. Ей тело знало и отвечало, наливая истомой, подготавливая ее для него, потому что она знала, что он полностью удовлетворит ее. Он сдвинул рубашку с ее плеч, прижимая тканью ее руки к бокам, в то время как сам приподнял ее, выгибая спину своими руками и подталкивая ее груди вплотную к себе. Осторожно он взял ее сосок в рот и начал сосать. Его сильные движения вызвали горячий трепет ее чувствительного тела. Она издала слабый, приглушенный стон удовольствия, когда ощущение охватило от ее грудей до низа живота, где страсть затягивала ее

Её голова кружилась, и она испытала ощущение внезапного падения, когда вцепилась в его талию. Только когда она почувствовала под собой прохладу кровати, то поняла, что он опустил ее на матрас. Рубашка все еще была на ней, рукава были спущены и запутались где-то между локтями и запястьями, фактические связывая ее руки, в то время как верх тела обнажился для его хищных губ и языка. Он посмотрел на нее, и в его взгляде была мука и голод, а затем наклонился и спрятал свое лицо между ее грудей и прижал руками, как будто хотел потеряться в аромате и ощущениях её атласной кожи.

Она стонала, ее тело билось от желания и бесполезной попытки освободить свои руки.

— Кэлл, — голос был резким и напряженным — Дай мне освободить руки.

Он поднял голову ее и посмотрел на нее.

— Пока нет, — тихо ответил он. — Просто лежи, и позволь мне любить тебя, пока ты не будешь готовой для меня.

В отчаянии она резко застонала, пробуя перекатиться на бок, пробуя освободиться, но Кэлл остановил ее, и его сильные руки удержали ее на спине.

— Я готова, — упорствовала она, прежде чем его губы опустились на ее и заглушили дальнейшие протесты.

Когда он снова поднял лицо, в его напряженных чертах застыло выражение сексуального удовлетворения.

— Не совсем.

Затем он снова прильнул к ее грудям и не останавливался до тех пор, пока они не стали влажными и не заблестели от его слюны, а ее соски не покраснели и не заныли от напряжения. Он мягко покусывал кожу под грудью только для того, чтобы она почувствовала его зубы, но не принося боли.

— Давай освободим тебя от этого, — его голос звенел от напряжения, когда он дернул молнию на ее шортах. И пришло освобождение: застежка тихонько открылась, когда он потянул ее вниз. Его руки двинулись в расстегнутые шорты, зарываясь под трусики в поисках теплой, влажной, умирающей от желания плоти, которую он искал.

— Ах, — сказал он, испытывая удовлетворение, когда его пальцы исследовали ее и нашли ее на самом деле готовой.

— Тебе нравится это, не так ли?

— Да, — простонала она.

— Тебе понравиться еще больше, когда я буду в тебе, — хрипло пообещал он, и сдвинул шорты и трусики ниже, на бедра, но полностью не снял. Он оставил их чуть выше колен, и ее ноги были пойманы в ловушку, фактические так же, как и руки. Медленно он водил рукой по ней, от грудей вниз по ее плоскому животу, задержавшись на голых бедрах

Она извивалась под его исследующими пальцами, ее сердце колотилось в груди и сбивало с ритма дыхание.

— Не смей даже думать об этом, — крикнула она, и ее руки вцепились в простыни. Он бросил на нее особый взгляд, который говорил, что ему нравится делать ее беспомощной, в то время как он дразнил и наслаждался ее телом. Он был больше, чем немного диким, его инстинкты были быстрыми и первобытными.

Он тихо и хрипло рассмеялся:

— Хорошо любимая. Ты не должна больше ждать. Я дам тебе то, чего ты хочешь.

Он быстро раздел ее, снял даже рубашку, которая связывала ее руки, скинул свою собственную одежду, затем лег на нее. Рэйчел приняла его со вздохом болезненного облегчения, её руки обняли его, когда он раздвинул ее ноги и проник внутрь. Она быстро достигла пика, содрогаясь в его объятиях, и он опять медленно довел ее до наслаждения. Он не мог насытиться ею, возвращаясь к ней снова и снова, как если бы время замедлилось, когда они вмести соединились в любви.

Перед рассветом она в последний раз проснулась в его объятиях. Она лежала спиной к нему, прижавшись к теплому изгибу его груди и бедер так же, как они спали каждую ночь после того, как он пришел в сознание. Это был последний раз, когда он будет держать ее так, как сейчас, и она лежала очень тихо, боясь его разбудить.

Но он уже проснулся. Его руки медленно скользили по ее груди, затем опустились на бедра. Он поднял ее ногу, прижал к своему бедру и скользнул в нее сзади. Его рука опять начала поглаживать ее живот, поддерживая ее, когда он начал входить и выходить из нее.

— Последний раз, — пробормотал он в ее волосы.

О Боже, это было в последний раз, и он не думал, что сможет выдержать это. Если когда-нибудь в своей жизни он был счастлив, то это было в течение этих коротких дней вместе с Рэйчел. Это был последний раз, когда ее мягкое тело принимало его твердыню, последний раз, когда ее груди были в его руках, последний раз, когда он видит затуманенный от страсти взгляд её серых как озеро глаз. Она задрожала в его руках, кусая губы, сдерживая крик удовольствия, зарождающийся в ней. Когда пришло время, он прижал ее к себе, удерживая себя глубоко в ней, в то время как она уткнулась лицом в подушку, чтобы заглушить звуки, которые издавала. Затем он сильно и глубоко вошел нее и задрожал, изливаясь в нее.

В комнате становилось светлей, небо сверкало розовым жемчугом. Приближался рассвет. Он сел в кровати и посмотрел на нее. Ее тело было влажным и сверкало как небо. Возможно, последний раз был ошибкой, потому что он не принял обычных мер защиты, но он не сожалел об этом. Он не хотел никаких преград между их телами.

Совершенно измученная, Рэйчел лежала на подушках, и ее взгляд был полон любви. Её тело все еще дрожало от его любовных ласк, а пульс стал постепенно замедляться.

— Ты можешь не возвращаться, — прошептала она. — Но все равно, я буду ждать тебя здесь.

Только легкое подергивание мускулов возле его рта выдало его реакцию. Он тряхнул головой:

— Не трать напрасно свою жизнь. Найди кого-нибудь другого, выйди замуж и заведи дом, полный детей.

Так или иначе, она смогла выдавить улыбку.

— Не будь дураком, — сказала она ему с болезненной нежностью — Разве я могу найти кого-нибудь другого после тебя?

Они были готовы к отъезду, и Рэйчел была так напряжена, что ей казалось, будто она может рассыпаться от любого прикосновения. Она знала, что не будет ни прощального поцелуя, ни прощальных слов, которые останутся в ее памяти. Он просто уедет, и все закончится. Он даже не брал с собой пистолет, который бы дал бы ему шанс связаться с ней, чтобы вернуть его, потому что пистолет был зарегистрирован на ее имя. Он не брал ничего, что могло бы установить связь с ней, если что-нибудь пойдет не так, как они планировали.

Салливан спрятал свой автомобиль где-то внизу дороги. Джейн собиралась подвести их до него, а потом вернуться на свою ферму. Рэйчел осталась бы одна в доме, который отзывался пустотой, и она уже придумывала дела, которые помогли бы ей убить время. Она поработает в саду, покосит лужайку, вымоет машину, возможно, сходит поплавать. Позже она съездила бы поесть, посмотреть кино, или еще что-нибудь, чтобы оттянуть возвращение домой. Возможно, к тому времени она устала бы так, что смогла бы заснуть, но она не очень на это надеялась. Но она прошла бы через все это, потому что у нее не было выбора.

— Я сообщу тебе, — прошептала Джейн, обнимая Рэйчел.

У Рэйчел загорелись глаза.

— Спасибо.

Грант открыл дверь и вышел на крыльцо, что заставило Джо подняться на ноги и заворчать. Грант спокойно осмотрел собаку

— Успокойся, черт возьми, — сказал он мягко.

Джейн фыркнула

— Ты боишься этого пса? Он же такой милый.

Кэлл вышел следом за ними на крыльцо

— Джо, сидеть — скомандовал он.

Вдруг в лесу раздался особый, пронзительный звук выстрела ружья. Кэлл повернулся и прыгнул в открытую дверь в тот момент, когда Рэйчел отскочила от него, и сбил ее, неуклюже раскинув руки и ноги. Практически в тоже время Грант буквально швырнул Джейн в дверь, и когда раздался второй выстрел, он накрыл ее своим телом.

— Ты в порядке? — спросил Кэлл сквозь стиснутые зубы, с тревогой осматривая Рэйчел, когда поднял одну ногу и пинком закрыл дверь.

Она ударилась головой об пол, но не было ничего серьезного. Ей лицо побелело, она вцепилась в него

— Да, я в-в-в порядке, — заикаясь, ответила она.

Он привстал на ноги и присел, чтобы оставаться ниже уровня окон.

— Ты и Джейн лежите в коридоре — приказал он коротко, беря пистолет из спальни.

Грант помог Джейн сесть, убрал волосы с ее лица волосы и быстро поцеловал, а потом подтолкнул ее к Рэйчел.

— Давай, пошевеливайся, — рявкнул он, доставая свой пистолет из-за пояса.

Раздался еще один выстрел, и окно возле Гранта разлетелось, осыпая его дождем осколков. Он грязно выругался.

Рэйчел уставилась на них, пытаясь собраться с мыслями. У них были только пистолеты, в то время как стрелявшие имели винтовки. У винтовки было преимущество в точности на больших расстояниях, и это позволяло их противнику вести огонь с большего расстояния, чем они из пистолетов. Её двадцати двух миллиметровая винтовка была не особо мощной, но она стреляла дальше и точнее, чем пистолеты, и она поползла в спальню, чтобы взять ее и все боеприпасы, которые у нее были. Слава богу, что Кэлл сказал ей купить те патроны!

— Вот, — сказала она, приползая обратно в гостиную и передавая винтовку Кэллу. Он посмотрел вокруг, его рука сжалась на оружии. Грант передвигался по дому, чтобы проверить, что никто не подошел к ним сзади.

— Спасибо, — бросил Кэлл, — Вернись в коридор, милая.

Джейн села там, уставившись на своего мужа, в ее шоколадных глаза застыла непонятная ярость.

— Они стреляли в тебя, — прорычала она.

— Да, — подтвердил он.

Она кипела как вулкан, собирающийся взорваться. Ворча, она подтянула нейлоновую сумку, которую принесла с собой, раскрыла ее и стала выбрасывать одежду и косметику в одну сторону.

— Не выношу это, — с яростью сказала она. — Черт побери, они стреляли в него!

Она достала пистолет и сунула его в руки Рэйчел, затем опять стала копаться в сумке. Она вытащила из нее маленький футляр такого же размера, как для скрипки, и бросила его Гранту.

— Вот! Я не знаю, как соединить!

Он открыл футляр и уставился на Джейн. А потом начал собирать ружье быстрыми, натренированными движениями.

— Черт, где ты его достала?

— Не важно! — рявкнула она, бросая ему обойму с патронами. Он поймал их одной рукой и вставил на место. Кэлл посмотрел через плечо.

— А ты случайно не захватила С-4 или гранаты?

— Нет, — с сожалением сказала Джейн — У меня не было времени, чтобы получить все, что я хотела.

Рэйчел подползла к окну в стене, осторожно поднимая голову, чтобы выглянуть. Кэлл выругался.

— Ложись, — крикнул он, — Не подходи туда. Возвращайся в коридор, там безопасней.

Она была бледной, но спокойной.

— Вас только двое на четыре стороны дома. Мы вам нужны.

Джейн схватила пистолет Гранта:

— Она права. Мы вам нужны.

Лицо Кэлла застыло как гранит. Это бы как раз то, чего он хотел избежать больше всего. Одни из его худших кошмаров становился реальностью. Жизни Рэйчел угрожали из-за него. Черт! Ну почему он не уехал вчера, как планировал? Он позволил сексуальному желанию одержать верх над здравым смыслом, и теперь она была в опасности.

— Сэйбин, — донеся из сосновой чащи голос.

Он не ответил, но его глаза сузились, пока он рассматривал чащу, пытаясь отыскать говорившего. Он не собирался отвечать и раскрывать свое местоположение, наученный горьким опытом.

— Давай, Сэйбин, не усложняй все больше, чем уже есть! — продолжил голос. — Если ты сдашься, то я даю слово, что никто не пострадает!

— Кто этот шутник? — проворчал Грант

— Чарльз Дюбуа, он же — Чарльз Ллойд, он же — Курт Шмидт, и еще несколько других вымышленных имен, — пробормотал Кэлл.

Эти имена ничего не значили для Рэйчел, но брови Салливана приподнялись.

— Итак, он решил наконец-то приехать за тобой, — он посмотрел вокруг. — У нас не лучшая позиция. Он расставил людей вокруг дома. Не так много, но мы окружены. Я проверил телефон — он отключен!

Кэллу не нужно было говорить, что их ситуация не из лучших. Если Дюбуа решится использовать ракету, как он сделал на лодке, они все погибли. Но с другой стороны, он попытается взять Кэлла живым. Живым он обойдется в круглую сумму тем людям, которые заплатили бы сколько угодно, лишь бы добраться до него.

Он пробовала размышлять, но суровая реальность заключалась в том, что из дома не было выхода. Даже если бы они дождались сумерек и попробовали выбраться, то как прикрытие они могли использовать только кустарник, который рос рядом с домом. Но дальше от дома было открытое пространство, которое тянулось на большое расстояние во всех направлениях. Это означало, что на них сложно будет напасть без предупреждения, но и они не останутся незамеченными. Дюбуа еще никогда не позволял свидетелям выжить. Он знал это, и Салливан тоже, но надеялся, что Рэйчел и Джейн не понимали до конца, насколько безнадежной в действительности была ситуация.

Взгляд, брошенный на Рэйчел, развеял эту мысль. Она все отлично понимала. Это было проблемой с самого начала: она слишком хорошо все знала, на ее глазах не было шор, которые оградили бы её. Он хотел обнять ее и положить голову к себе на плечо, заверить, что все будет хорошо, но под этим чистым взглядом серых глаз он не мог врать, даже для того, чтобы дать ей временный покой. Он не хотел никакой лжи между ними.

Со стороны спальни раздался выстрел, и Грант мгновенно побледнел, но прежде чем он смог пошевелиться, Джейн позвала его:

— Грант! Я должна стрелять в этих людей, стоя на коленях?

Он побелел еще сильнее, и тихо и протяжно выругался.

— Хорошо, это не важно, — добавила она философски, — я все равно бы промахнусь. Но я могу обнаружить его местоположение, если это имеет значение.

— Сэйбин, — закричали снова, — ты испытываешь мое терпение! Это не может так дальше продолжаться. Будет очень жаль, если пострадает женщина.

«Женщина», а не «женщины». Тогда Кэлл понял, что Рэйчел не выходила на крыльцо. Значит они видели Джейн и подумали, что это была Рэйчел. Обе они были стройными, с темными волосами, хотя Джейн была выше, и ее волосы — длинней, но на расстоянии этого никто не заметил.

Это не давала ему большого преимущества, но могло способствовать тому, что Дюбуа будет недооценивать количество вооруженных людей.

— Сэйбин!

— Я думаю, — крикнул Кэлл, держа свою голову подальше от окна.

— Время — это роскошь, которую ты не можешь себе позволить, друг мой. Ты знаешь, что не сможешь победить. Почему бы не облегчить нам задачу? Женщина может быть свободна, я обещаю!

Обещание Дюбуа стоили дешевле воздуха, который был нужен, чтобы его выкрикнуть, и Кэлл знал это. Время. Так или иначе, он должен был выиграть немного времени. Он не знал, что будет делать, но каждая дополнительная секунда давала им шанс

— А что по поводу моего друга? — крикнул он

— Конечно, — с легкостью врал Дюбуа, — я с ним не ссорился.

Губы Гранта искривились в мрачной усмешке.

— Ну-ну. Он меня не мог не узнать.

Это было большой удачей Дюбуа — захватить сразу и Сэйбина, и Тигра, этого могучего воина со смуглой кожей и дикими золотыми глазами, который рыскал с Сэйбином по джунглям, а позже был его лучшим агентом. Каждый из них был легендой в своей области, вместе они составляли настолько гармоничную пару, что действовали как один человек. Несколько лет назад Салливан сталкивался с некоторыми людьми Дюбуа. Нет, Дюбуа точно не забыл, как Салливан выставил его дураком.

Движение среди деревьев внезапно привлекло внимание Кэлла, и его черные глаза напряглись.

— Смотри, возможно, ты заставишь его сказать еще что-нибудь, — сказал он Гранту, передвинув ствол винтовки на долю дюйма от сломанного окна и задерживая свой взгляд на пятне среди деревьев.

— Давай, Дюбуа, — крикнул Грант, — не будем играть. Я знаю, что ты узнал меня.

Палец Кэлла слегка напрягся на курке, когда воцарилась тишина, Дюбуа был действительно удивлен, что они узнали кто он такой? Это правда, что он всегда работал под псевдонимом, не рискуя своей безопасностью, но Кэлл дышал ему в спину уже много лет, с тех пор, как Дюбуа стал предлагать свои услуги террористам.

— Так это ты, Тигр.

Вот снова, этого слабое движение. Кэлл навел ствол и мягко нажал на курок. Выстрел винтовки отразился в маленьком доме, заглушая любой крик, но Кэлл был уверен — он не промахнулся. Он только не знал, кого он убил — Дюбуа или кого-то другого.

Град пуль ворвался в дом, разбивая все окна и выдалбливая длинные осколки из стен и оконных рам, но армированная сталь двери выдержала его.

— Думаю, ему это понравилось, — пробормотал Кэлл.

Грант упал на пол и теперь приподнял голову.

— Проклятье, ты знаешь, мне никогда не нравилось значение этого прозвища, — он растягивал слова, затем поднял вверх свою винтовку. Она была автоматической, и он сделал три — четыре выстрела как хорошо обученный солдат, который прицельно использует свою огневую мощь, не растрачивая впустую боеприпасы. Со стороны спальни и кабинета Рэйчел раздались пистолетные выстрелы, и тогда весь ужас повторился снова. Они разрывали дом, и ледяной страх заполнил Кэла, потому что Рэйчел была в этом огне.

— Рэйчел, — крикнул он. — Ты в порядке?

— Я в порядке, — ответила она, и ее спокойный голос заставил его умирать от желания.

— Джейн! — закричал Грант.

Ответа не было.

— Джейн, — снова крикнул он, его лицо посерело, и он направился в сторону спальни.

— Я занята!

Грант посмотрел так, как будто он готов был взорваться, и, несмотря на все, Кэлл усмехнулся. Лучше уж Грант, чем он. Однако жизнь Джейн тоже была в опасности, и мысль о том, что с ней может что-то случиться, была так же тяжела, как и мысль о ранении Рэйчел.

Воцарилось тишина, и Грант сменил в винтовке обойму.

— Сэйбин, мое терпение лопнуло — крикнул Дюбуа.

Кэлл скривился. Проклятье, он убил не Дюбуа.

— Ты до сих пор не предложил ничего стоящего. — выкрикнул он в ответ. Что угодно, лишь бы выиграть время.

Джейн приползла из спальни, ее волосы спутались и глаза были огромны.

— Думаю, конница на подходе, — сказала она.

Оба мужчины не обратили на нее внимания, но Рэйчел пробралась в ее сторону.

— Что? — спросила она.

— Мужчины на лошадях, — ответила она, махая рукой в сторону спальни. — Я видела их, проезжая по этой дороге.

У Рэйчел появилось желание закричать или рассмеяться, но она не могла.

— Это Рафферти — сказала она, и теперь привлекла их внимание — Мой сосед. Наверное, он услышал выстрелы.

Грант низко присел и пробежал из кухни к задней части дома, где он мог их увидеть.

— Сколько? — спросил Кэлл.

— Двадцать, или около того — ответил Грант. — Черт, они едут точно в сторону выстрелов. Начинайте стрелять и заставьте Дюбуа стрелять тоже.

Они так и поступили. Рэйчел подползла к окну, и стреляла до тех пор, пока не опустела обойма, затем перезарядила его и начала снова. Кэлл более разумно использовал винтовку, да и Джейн продемонстрировала удивительное мастерство. Дали ли она достаточно времени людям Рафферти, чтобы узнать, где Дюбуа и его люди? Если бы они продолжали стрелять, то могли бы попасть в своих спасителей.

— Держи это, — приказал Кэлл.

Они распластались на полу, прикрывая головы, в то время как стены решетили пули. Легкая арматура рушилась на пол. Грант выругался, и они увидели, что по его лицу из течет кровь из пореза на щеке. Джейн пронзительно крикнула и рванулась к нему, несмотря на продолжающуюся стрельбу, но Кэлл схватил её и прижал к полу.

— Я в порядке — закричал Грант. — Это все лишь легкая царапина.

— Держись ближе к полу, — сказал Кэлл Джейн, позволяя ей двигаться, потому что знал, что она будет бороться с ним как дикая кошка, если он продолжит удерживать её вдали от Гранта.

Затем вдруг стало тихо, за исключением отдельных выстрелов, но и они тоже внезапно прекратились. Рэйчел лежала на полу, боясь вздохнуть, резкий запах жженого пороха заполнил ее легкие и даже рот. Кэлл взял её за руку, его черные глаза скользили по бледным чертам ее лица, как будто он пытался выжечь их в своей памяти.

— Эй! — проревел низкий голос. — Рэйчел, ты там?

Её губы задрожали, и на глаза вдруг навернулись слезы.

— Это Рафферти, — прошептала она, затем приподняла голову и позвала: — Джон! Все в порядке?

— Полагаю, да, — получили в ответ. — Хотя эти ублюдки так не думают.

Кэлл медленно встал на ноги и помог подняться Рэйчел.

— Он похож на человека вроде меня.

Рэйчел чувствовала себя так, как будто пережила кораблекрушение, когда она вышла на крыльцо, опираясь на Кэлла. Следом шли Грант и Джейн, и Джейн легко прикасалась к порезу на щеке Гранта, вскрикивая и суетясь вокруг него. Рэйчел была уверенна, что без поддерживающей ее за талию руки она не смогла бы устоять на ногах.

Она пронзительно закричала, когда увидела троих своих гусей, лежавших во дворе, и кровь на их белых перьях. Но она не смогла издать ни звука, когда увидела Джо, лежавшего на боку на краю крыльца. Кэлл прижал ее груди, пряча её лицо на своем плече.

Высокий Джон Рафферти, вооруженный охотничьей винтовкой, стоял в окружении своих людей, которые тоже были вооружены. Перед собой они вели около пятнадцати людей. Рафферти нахмурился, подгоняя перед собой стройного седовласого мужчину.

— Мы услышали стрельбу и приехали посмотреть, что здесь такое — сказал Джон, растягивая слова. — Я не люблю всякую шушеру, которая стреляет в мою соседку.

Чарльз Дюбуа побледнел от гнева, его взгляд устремился на Сэйбина. Рядом с ним была Ноэль, ее красивые глаза были полны тоски.

— Это еще не конец, Сэйбин, — прошипел Дюбуа, и Кэлл аккуратно отстранил Рэйчел, вручая ее Гранту. Кэлл должен был кое-что сделать, чтобы при последующем общении с представителями закона дело было замято.

— Для тебя уже закончено, — ответил он кратко.

Стоящая рядом с Чарльзом Ноэль улыбнулась своей медленной, сонной улыбкой, а затем вдруг вырвалась на свободу: она была женщиной, и поэтому ее держали не столь крепко. Каким-то образом в ее руках маленький, но опасный револьвер.

Рэйчел увидела это, и все вокруг застыло. С криком она вырвалась из рук Гранта и бросилась к Кэллу. Мужчина попытался схватить руки Ноэль, но пистолет выстрелил, как только Рэйчел толкнула Кэлла, сбивая его ударом. Она снова вскрикнула от острой боли в боку, и чернота поглотила ее.

Глава тринадцатая

Сэйбин прислонился спиной к стене в комнате ожидания, его нос наполнился запахом антисептиков, а мрачное лицо было холодным и отчужденным, хотя в его глазах горело адское пламя. Позади него были Джейн и Грант, ожидающие вместе с ним. Джейн вся сжалась, ее выразительное лицо было бледным и наполнено страданием, Грант бродил из конца в конец коридора как громадный кот.

Несмотря на то, что он пытался, Кэлл не мог прогнать из своих мыслей вид Рэйчел, лежавшей на земле в луже ее собственной крови. Она выглядела такой маленькой и хрупкой, ее глаза были закрыты, лицо было мертвенно бледным. Она была похода на сломанную и выброшенную детскую куклу; ее тоненькая ручка поникла ладонью вверх. Он упал на колени возле неё, не обращая внимания на драку и выстрелы позади себя, и горький звук вырвался из его горла. Её имя крутилось в его голове, но он не мог его произнести.

И тогда, о чудо, ее глаза открылись. Она была ранена и бледна, но ее ясные, светлые глаза устремились на него, как будто он был ее спасательным кругом, и ее дрожащие губы попытались произнести его имя. Только тогда он понял, что она жива. Это было ожившим кошмаром — увидеть, как она получила предназначенную ему пулю, и он до сир пор не мог прийти в себя. Он не рассчитывал на то, что когда-нибудь оправится от этого.

Все же он смог разорвать на ней одежду возле уродливой раны на боку и с помощью Джейн, опустившейся на колени возле него, оказать первую помощь. Грант занимался другим, он сделал все необходимое и удостоверился, что не пропустили никакого намека на произошедшее.

Дюбуа был мертв, Ноэль была смертельно ранена и, скорее всего, не выживет. Как ни странно, но человеком, стрелявшим в них, был Тод Эллис. Во время последующей драки, после того как Ноэль выстрелили в Рэйчел, Эллис вырвался на свободу и захватил винтовку. Его мотивы были неясными. Возможно, он хотел избавиться от Дюбуа, чтобы никто не узнал, как Эллис помогал ему, а возможно, в конце концов, он был не в состоянии перенести того, что сделал. Или возможно, это было из-за Рэйчел. Сэйбин готов был согласиться с последней причиной: он бы сам с удовольствием убил Дюбуа и эту вероломную суку голыми руками из-за того, что они сделали с Рэйчел.

Хани Майфилд пришла, чтобы позаботиться о Джо. Она полагала, что он выживет. Рэйчел нуждалась в чем-либо, или ком-либо, чтобы держаться, даже если это была просто собака. Её дом был так серьезно поврежден, что понадобятся недели, чтобы его восстановить. Домашние животные были убиты, её жизнь перевернута вверх дном, сама она ранена, и мужчина, которого она любила, был причиной всего этого.

Холод, мучительная боль заполнили его грудь. Больше всего он ценил ее жизнь. Он бы скорее умер сам, чем позволил ей страдать из-за этого. Он знал об опасности, но все же не смог оторваться от неё. Единственный раз он позволил своему сердцу одержать верх над разумом, и это чуть не убило её. Никогда больше. Господь свидетель, больше никогда.

Он останется только до тех пор, пока она не перенесет операцию, и он будет знать, что с ней все в порядке. Он ни за что на свете не уедет, пока не узнает этого, пока не увидит и прикоснется к ней. Но после он и Грант должны будут уехать. Ситуация была критической. Он должен был добраться до Вашингтона раньше новостей об утечке информации, чтобы предатель или предатели не смогли скрыться.

— Джейн, — спросил он тихо, не обворачиваясь. — Ты сможешь остаться?

— Конечно, — ответила она без сомнений. — Ты же знаешь, мог бы об этом не спрашивать.

Он сделал все, что он смог, чтобы заставить местные власти сотрудничать; и если бы не вмешательство одного из их представителей, человека по имени Фелпс, который знал Рэйчел, все могло просто провалиться. Но Фелпс знал, что делать, и он провел длинный и тяжелый разговор, чтобы замять дело. Рафферти гарантировал молчание своих людей, и Кэлл сомневался, что кто-либо из них мог пойти ему наперекор.

В комнату ожидания вышел хирург, его лицо было уставшим.

— Мистер Джонс?

Кэлл назвал себя мужем Рэйчел и, послав к черту законность, подписал все медицинские формы, чтобы ускорить дело. Каждая минута промедления означала еще большую потерю крови. Он оторвался от стены, все его тело напряглось.

— Да?

— Ваша жена в порядке. Сейчас она приходит в себя. Пуля задела её правую почку. Она потеряла очень много крови, но мы сделали переливание, и её состояние стабилизировалось. Я сомневался, что мы сможем сохранить почку, но повреждений было меньше, чем я ожидал. Если не будет осложнений, то ее можно будет выписать через неделю.

Облегчение было таким большим, что он смог лишь прохрипеть:

— Когда я смогу увидеть ее?

— Возможно, через час. Я собираюсь подержать её всю ночь в отделении интенсивной терапии, но это только предосторожность. Не думаю, что почка опять начнет кровоточить, но если это повторится, я хочу, чтобы она была там. Я скажу, чтобы медсестра пришла за вами, когда они её перевезут.

Кэлл кивнул и пожал руку доктора, затем он остался стоять неподвижно, не в состоянии расслабиться даже сейчас. Джейн подошла, чтобы встать рядом с ним, проскользнув своей рукой в его большую ладонь и сжимая её в утешении.

— Не вини себя за это.

— Это была моя ошибка.

— Правда? Когда это ты стал отвечать за весь мир? Наверное, я пропустила заголовки газет об этом.

Он устало вздохнул:

— Не сейчас.

— Почему же нет? Если ты не возьмешь себя в руки, ты не сможешь сделать то, что должно быть сделано.

Конечно же, она была права. Возможно, Джейн шла к своим выводам путем, отличным от того, которым шел бы любой другой человек, но результат обычно оказывался абсолютно верным.

Когда ему, наконец, позволили увидеть Рэйчел, он готовился к потрясению. Он видел слишком много раненых людей, чтобы знать, что больничные аппараты показывают их в более тяжелом состоянии. Он знал об аппаратах, контролирующих жизнедеятельность, к которым она будет подключена, знал, что увидит провода, присоединенные к её телу. Но ничто это не подготовило его к потрясению, которое он испытал, войдя в палату. Она открыла глаза и посмотрела на него.

Невероятно, но слабая улыбка заиграла на её бескровных губах, и она попыталась протянуть свою руку к нему, но её рука была привязана бинтом к кровати, в то время как по капельнице капала прозрачная жидкость в её вену. На мгновение Кэлл замер на месте, и его глаза закрылись от жжения, наполнявшего их. Все что он мог сделать, это обойти кровать и поднять её вторую руку к своей щеке.

— Все не так плохо… — обратилась она, её голос был почти неслышен — Я услышала… доктор…говорил так…

Господи, она пыталась успокоить его! Он задохнулся, потер её рукой свой висок. Он отдал бы все свою жизнь, чтобы уберечь её от этого, и он был причиной всего этого.

— Я люблю тебя, — хрипло пробормотал он.

— Я знаю, — прошептала она и заснула. Сэйбин нагнулся над кроватью еще на несколько минут, в последний раз запоминая каждую черту её лица. Затем он выпрямился, и на его лицо вернулась обычная жесткая, непроницаемая маска. Энергично выйдя из палаты, он спустился в холл, где ждали Грант и Джейн, и кратко сказал:

— Пойдем.

Рэйчел гуляла по пляжу, как она делала каждый день. Она смотрела на песок, непроизвольно ища ракушки. Джо брел впереди неё, временами подбегая к ней, как будто проверяя, а затем опять возвращаясь к своим собственным поискам. В течение нескольких недель после того, как она забрала его от Хани, Джо был практически параноиком, не позволял ей пропадать из его поля зрения, но эта стадия давно прошла. Для Джо летних событий как будто и не было.

Была середина декабря, и она надела легкий жакет, чтобы защититься от холодного ветра. Осенняя четверть в колледже в Гайнесвилле закончилась, остались только экзамены, но их было достаточно, чтобы заставить её напряженно трудиться. Она усердно работала в эти месяцы, так же, как в июле, раньше срока закончила свою рукопись и тут же взялась за другую. После окончания лета она преподавала в колледже и занималась своими магазинчиками, где оживленно шла торговля, а это означало, что она должна была выезжать за город два раза в неделю, а иногда и три.

Шрам на её правом боку был единственным напоминанием о том, что случилось в июле. Это, и еще её воспоминания. Дом отремонтировали, на стены прикрепили новый гипсокартон и покрасили, потому что повреждения были слишком большими, чтобы их просто замазать. На окнах были новые рамы, и теперь у нее было новая легкие ставни, новая мебель и ковровое покрытие, потому что она потеряла надежду вытащить осколки стекла из старого. Дом выглядел нормальным, как будто ничего не произошло, и понадобились недели на его восстановление.

Её выздоровления прошло без осложнений и было относительно быстрым.

В течение месяца она смогла вернуться к своим обычным занятиям. Она пыталась спасти некоторые овощи в саду, грядки с которыми покрылись сорняками из-за того, что их забросили. Однако боль от ранения показала ей, через что прошел Кэлл, разрабатывая ногу и плечо, чтобы восстановить их подвижность, и это ошеломило её.

Она не получила известий от него, ни слова. Джейн оставалась с ней, пока ее не выписали из больницы, и сообщила, что в Вашингтоне все прошло хорошо. Рэйчел не знала, известно ли Джейн больше, чем она говорит, или это было все, что ей сказали. Последнее было более вероятно. Затем Джейн тоже уехала, забрала близнецов и воссоединилась с Грантом на ферме. К настоящему времени она была на последних месяцах беременности. Какое-то время Рэйчел думала, что тоже беременна, после того как была с Кэллом в последний раз, но оказалось, это было ложной тревогой. Ее организм просто дал сбой из-за потрясения.

У неё не было даже этого. У неё были только её воспоминания, и они никогда не оставляли её в покое.

Она выжила, но это было все. Она проживала каждый день, не находя никакого удовольствия в этом, не ожидая его. В лучшем случае, она, в конце концов, обретет покой. Возможно.

Это было так, как будто вырвали часть её. Потеря Б.Б. была ужасной, но это было еще хуже. Тогда она была молода и, возможно, не была способна любить так сильно, как сейчас. Горе развило её, дало глубину чувствам к Кэллу. Не было ни одной минуты в течение дня, когда бы она не скучала по нему, она не могла жить без боли, потому что его не было здесь. Они не могла ничего узнать о нем у Джейн, любая информация о Кэлле Сэйбине была недоступна, всегда. Он вернулся к своему закрытому миру теней и был поглощен им, как будто его никогда не было. Что-нибудь могло с ним случиться, и она никогда бы не узнала этого.

Это было самым плохим — неизвестность. Он был там, но недоступен ей.

Иногда она задавала себе вопрос: не приснилось ли ей, что он приходил в больницу и склонялся к ней, а его глаза были полны чувств, которых она у него раньше не видела, и прошептал, что любит её. Когда она опять очнулась, то ожидала увидеть его, потому что разве мог мужчина вести себя так, а потом просто уйти? Но он сделал именно это. Он ушел.

Иногда она почти ненавидела его. О, она знала все его причины, но когда она думала о них, они не казались ей достаточно вескими. Что давало ему право принимать решение за неё? Он был так чертовки высокомерен, настолько уверен, что знает все лучше всех, что иногда ей хотелось встряхнуть его так, чтобы у него лязгнули зубы.

А фактом оставалось то, что она поправилась физически, но не оправилась от потери Кэлла. Это съедало её днем и ночью, лишая радости жизни и гася свет в её глазах.

Она не зачахла, она была слишком гордой, чтобы позволить себе это, но она просто существовала в состоянии неопределенности, без планов или ожидания. Гуляя по пляжу, приходя в замешательство от набегающих волн, Рэйчел оказалась перед фактом — она должна что-нибудь сделать. У неё было два варианта: она могла попробовать связаться с Кэллом, или ничего не делать. Просто все бросить, не делая ничего, пойти против своей природы. У него было время, чтобы передумать и вернуться, и если он не сделал этого, то она должна признать, что он не хотел делать этого… не без причины. Если он не приехал к ней, она сама поедет к нему.

Как только это решение было принято, она почувствовала себя лучше, чем за все эти месяцы, более живой. Она позвала Джо, затем развернулась и энергично пошла с пляжа домой.

Она понятия не имела, как добраться до него, но она должна была с чего-нибудь начать, так что она позвонила в справочную службу, чтобы узнать телефон агентства в Виргинии. Это было достаточно легко, хотя она сомневалась, что её так просто соединят с Кэллом. Она позвонила, но человек, который ответил на телефонный звонок, мог быть любым, кто там работал. Кэлл не был занесен ни в один список служащих. Но Рэйчел настаивала на том, чтобы оставить сообщение для него. Если он узнает, что она звонила, то возможно позвонит в ответ. Возможно, любопытство не позволило бы ему проигнорировать это сообщение.

Но шли дни, а он не звонил, поэтому Рэйчел попробовала еще раз и получила тот же самый ответ. От Кэлла Сэйбина не было никакого ответа. Она стала связываться со всеми людьми, с которыми вела дела год назад, когда еще была репортером, узнавая, как можно напрямую связаться с кем-то, кто защищен системой безопасности разведывательной сети. Она отправляла ему сообщения через пять разных людей, но не было никакой возможности проверить, получил ли он их на самом деле. Она продолжала звонить, надеясь, что, в конце концов, оператор сорвется, и она сможет передать сообщение кому-то другому.

Она пробовала в течение месяца. Прошло Рождество, а за ним и новогодние праздники, но её жизнь была сфокусирована на том, чтобы так или иначе, связаться с Кэллом. Потребовался еще один месяц, чтобы она признала, что нет никакого способа послать ему сообщение. Или же он все их получил, но не позвонил.

Мысль о том, чтобы снова сдаться после стольких тяжелых попыток, приносила ей больше боли, чем она могла вынести. Какое-то время у неё была надежда, теперь же не было ничего.

Она не разрешала себе плакать, это было бессмысленно. Она действительно попыталась собраться и продолжать жить. Но той ночью Рэйчел плакала, как она не плакала в течение месяцев, лежа одна в кровати, которую делила с ним, борясь с одиночеством. Она предложила ему все, что у неё было, но он ушел. Длительные ночные часы проходили, и она лежала с широко открытыми и горящими глазами, уставившись в темноту.

Когда, на следующее утро зазвонил телефон, она еще даже не спала, и голос был унылым, когда она отвечала.

— Рэйчел, — нерешительно спросила Джейн. — Это ты?

С усилием Рэйчел заставила себя очнуться.

— Да. Привет Джейн, как дела?

— Закругляются, — ответила Джейн, подводя итог одним словом. — У тебя нет желания приехать к нам? Предупреждаю тебя, что у меня есть скрытые мотивы. Ты займешь мальчиков, а я в этом время смогу посидеть с поднятыми ногами.

Рэйчел не знала, сможет ли вынести вид Джейн и Гранта, таких счастливых вместе, окруженных детьми, но небольшая часть её сопротивлялась этому.

— Да, конечно, — заставила она себя ответить.

Джейн замолчала, и с опозданием Рэйчел вспомнила, что от нее ничего не ускользает. И будучи Джейн, она сразу добралась до сути дела:

— Это Кэлл, не так ли?

Рука Рэйчел напряглась на трубке, и она закрыла глаза от боли, только услышав его имя в разговоре. Очень многие люди отрицали его существование, поэтому когда Джейн завела разговор на эту тему, это ошеломило её. Она пыталась говорить, но её голос сорвался, и тогда она вдруг опять заплакала.

— Я пыталась позвонить ему, — сказала она отрывисто. — Я не могу связаться с ним напрямую. Никто из них даже не сознается, что знает его. Даже, если они передают ему мои сообщения, он не перезвонил.

— Я думала, что он уже сдался, — размышляла Джейн.

За это время Рэйчел опять взяла себя в руки, попросила у Джейн прощения за то, что все время плакала. Она прикусила губу, давая слово, что это больше не повторится. Она должна смириться с потерей и перестать горевать.

— Посмотрим, может я смогу что-нибудь сделать, — сказала Джейн — Я должна буду надавить на Гранта. Поговорим позже.

Рэйчел повесила трубку, но не стала задумываться над словами Джейн. Она просто не могла. Если она опять воскресит надежду только для того, чтобы она разбилась, то это уничтожит её.

Джейн отправилась искать Гранта, и обнаружила его в сарае. Он водился с трактором. Было холодно, но несмотря на холод, он работал в одной рубашке, с закатанными до локтей рукавами. Два круглолицых мальчика со светлыми волосами и янтарными глазами, надежно укутанные от холода, играли у его ног. Грант стал брать их с собой сейчас, когда она была на большом сроке беременности, и ей было трудно следить за двумя неугомонными малышами.

Когда он увидел её, то выпрямился, с гаечным ключом в руках. Его внимательный взгляд быстро прошелся по ней, и несмотря на ее беременность, его глаза загорелись.

— Как я могу поговорить с Кэллом? — спросила она, сразу переходя к делу.

Гран выглядел настороженным:

— Зачем ты хочешь поговорить с Кэллом?

— Это из-за Рэйчел.

Грант задумчиво смотрел на жену. Кэлл сменил номер своего личного телефона вскоре после тог, как вернулся домой, и Грант сделал все возможное, чтобы Джейн не узнала его до сих пор. Для нее было слишком опасно знать такие вещи, ибо она просто притягивала неприятности к себе.

— Что с Рэйчел?

— Я только что разговаривала с ней. Она плакала, а ты знаешь, что Рэйчел никогда не плачет.

Грант молча смотрел на неё, размышляя. Немногие женщины сделали бы то, что сделала Рэйчел. Она и Джейн были необычными женщинами, и хотя о некоторых вещах они думали по-разному, по своей сути, обе они были сильными. Тогда он посмотрел вниз на маленьких мальчиков, счастливо играющих в соломе у его ног. Медленно усмешка растеклась на его суровом лице. Кэлл был хорошим человеком, и он заслужил немного такого счастья.

— Хорошо, — сказал он, откладывая в сторону гаечный ключ и наклоняясь, чтобы взять близнецов на руки. — Пойдем в дом. Я позвоню ему. Но, черт возьми, я ни в коем случае не позволю тебе узнать его номер

Джейн показала ему язык, следуя за ним к дому с широкой улыбкой на лице.

Грант не стал рисковать, он заставил её ждать в другой комнате, пока набирал номер. Когда он услышал телефонные гудки, то позвал её, и она, подбежав, выхватила трубку из его рук. Потребовалась еще три гудка, прежде чем подняли трубку на другом конце, и глубокий голос сказал:

— Сэйбин

— Кэлл, — весело сказала она — Это Джейн.

Минуту была полная тишина, и она перешла в наступление.

— Это по поводу Рэйчел.

— Рэйчел? — осторожно переспросил он

— Рэйчел Джонс — сказал Джейн, копируя его — Ты не помнишь её? Это та женщина из Флориды.

— Черт побери, ты прекрасно знаешь, что помню. Что-то случилось?

— Ты должен увидеться с ней.

Он вздохнул:

— Послушай Джейн, я знаю, что ты действуешь из добрых побуждений, но в этом разговоре нет никакого смысла. Я сделал то, что должен был сделать.

— Тебе нужно увидеть ее, — повторила Джейн

Что-то в ее голосе насторожило его, и она услышала внезапно резкие ноты, которые проскользнули в его голосе.

— Зачем? Что-то случилось?

— Она пробовала связаться с тобой, — уклончиво ответила Джейн.

— Знаю. Я получал ее сообщения

— Тогда почему ты не позвонил ей?

— У меня были на то свои причины.

Он был самым упрямым и изворотливым человеком, которого она когда-либо встречала, за исключением Гранта Салливана. Они были одного поля ягодами. Однако, как говорят, вода камень точит, и поэтому она бросила в ответ:

— Ты должен был позвонить ей.

— Это не привело бы ни к чему хорошему, — резко ответил он.

— Ну, если ты так говоришь, — так же резко ответила Рэйчел — Но, по крайней мере, Грант женился на мне, когда узнал, что я беременна.

Она с удовольствием швырнула трубку, и довольная улыбка расползлась на ее лице.

Кэлл мерил свой офис шагами, запустив одну руку в черные волосы. Рэйчел была беременна, она носила его ребенка. Он подсчитал время. Она была на шестом месяце, так почему же она так долго ждала, прежде чем связаться с ним? Что-то пошло не так как надо? Она заболела? Была угроза потерять ребенка? Было что-то не так с ребенком?

Беспокойство съедало его, это было даже хуже чем то, через что он проходил каждый день, с того момента как оставил её в больнице. Желание и потребность не стали меньше, наоборот, они стали сильней. Но каждый раз, когда желание позвонить ей начинало одерживать верх над его здравым смыслом, в памяти возникала картина того, как она лежала во дворе в окровавленной одежде, и он знал, что не сможет жить, если одно его присутствие будет опять подвергать её опасности. Он любил её сильнее, чем вообще человек может любить. Он никогда не любил прежде, но если бы он потерял её, то сошел бы с ума. Она проникла в его кровь и плоть, он не мог забыть об этом ни на мгновение. Когда он спал, то ему снилось, как он держит её в своих объятиях, но чаще он лежал без сна, и его тело было напряжено, и жаждало, чтобы её нежность окружала его.

Он не мог спать, у него пропал аппетит, да и характер испортился. Он не мог даже заниматься сексом с другими женщинами, потому что никакие другие женщины не возбуждали его. Когда по ночам он закрывал глаза, ему снилась Рэйчел, ее темные волосы и чистые, как серые озера глаза, и как он ласкал ее языком. Он помнил ее прямоту и честность, поэтому заигрывания других женщин ничего не значили для него.

Она собиралась родить его ребенка.

Сообщения, которые он получал, сводили его с ума, и он дюжину раз бросался к телефону. Сообщения всегда были одинаковыми, простыми и короткими.

— Позвони мне. Рэйчел.

Господи, как он хотел просто опять услышать её голос, но теперь сообщение несли в себе больше смысла. Хотела ли она просто сказать, что он станет отцом или что-то более важное? Что-то здесь было не так.

Он подошел к телефону и практически набрал ее номер, но опустил трубку, прежде чем пошло соединение. Пот выступил на его лбу. Он хотел увидеть её, удостовериться лично, что все в порядке. Он хотел увидеть её, всего лишь один раз, неуклюжей и округлившейся из-за его ребенка, даже если ему больше ничего не будет дано в этой жизни.

На следующий день шел дождь, когда он свернул на частную дорогу, ведущую к дому Рэйчел и к берегу. Небо было низким и серым, зарядивший унылый дождь, казалось, никогда не закончитья. Температура была в районе сорока градусов, но после двадцати градусов в Вирджинии это казалось теплом. Прогноз погоды на завтрашний день обещал чистое небо и солнце.

Он долетел до Джексонвилля, затем пересел на самолет местной авиакомпании до Гейнесвилла, где арендовал машину. Это был первый раз, когда он так покидал офис, но после того, что случилось прошлым летом, никто не задавал ему вопросов. Это не привело бы ни к чему хорошему: если Сэйбин решил уехать, он все равно бы уехал.

Он остановил машину перед домом и вышел, наклонив голову, прячась от дождя. Джо, привязанный к стремянке, зарычал, и это было так похоже на происходившее раньше, что Кэлл усмехнулся.

— Джо, к ноге, — сказал он.

Уши собаки поднялись вверх от этого голоса и команды, но гавкнув, он подбежал к Кэллу, и его хвост практически вилял.

— Это похоже на приветствие, — пробормотал Кэлл, наклоняясь вниз, чтобы почесать голову собаки. — Я только надеюсь, что Рэйчел тоже будет рада меня видеть. После того, как он проигнорировал все её сообщения, она могла бы просто захлопнуть дверь перед его носом. Несмотря на холод, он почувствовал, что вспотел, и его сердце тяжело колотилось в груди. Он был так близко от неё, она была всего лишь по ту сторону двери, и он встряхнулся в предвкушении. Его чресла напряглись. Проклятье, это только ему не хватало.

Он промок, поэтому быстро пробежал через двор и влетел прям на крыльцо. Минуя ступеньки. Он постучал об косяк сетчатой двери, затем от нетерпения заколотил все сильней.

— Одну минуту.

Он закрыл глаза, услышав её голос, а затем и шаги, приближающиеся к двери, и опять открыл их, не желая ни на мгновение не видеть её. Она открыла дверь, и они увидели друг друга через сетку. Её губы шевелились, но беззвучно. Он пытался рассмотреть её через дверь, но в гостиной не было света, и сумрачный серый день тоже не сильно помогал. Он смог увидеть лишь бледный овал её лица.

— Я могу войти? — наконец спокойно спросил он.

Она молча открыла сетчатую дверь и отступила назад, пропуская его. Он вошел внутрь, закрыл входную дверь за собой и щелкнул выключателем, наполняя комнату светом. Она стояла перед ним, маленькая, хрупкая и очень худая. Она была одета в облегающие джинсы и мешковатую черную рубашку, её волосы были длиннее и собраны назад двумя большими черепаховыми приколками, закрепленными по бокам. Она была бледной, её лицо напряженным.

— Ты не беременна, — сказал он натянуто. Неужели она потеряла ребенка?

Она сглотнула, а затем встряхнула головой.

— Нет. Я надеялось на это, но, увы, ничего не случилось

Её голос, такой низкий и хорошо запоминающийся, заставил его задрожать от удовольствия, но её слова заставили его резко спросить:

— Ты не была беременна?

Теперь она выглядела смущенной:

— Нет.

Его кулаки сжались. Он не знал что, в конце концов, хуже — осознание, что Джейн обманула его, или разочарование, что Рэйчел не была беременна.

— Джейн сказала мне, что ты беременна, — выдавил он из себя, затем внезапно вспомнил её точные слова, и резкий смех начал внезапно прорываться сквозь его раздражение.

— Черт, она не говорила. Она мне сказала: «По крайней мере, Грант женился на мне, когда узнал, что я беременна», — сказал он, копируя Джейн. — Затем она резко прекратила разговор. Она так быстро сделала это, что я не уловил обмана до сих пор.

Рэйчел наблюдала за ним, даже не моргая, поскольку она упивалась его появлением. Он похудел, стал более жестким, черное пламя его глаз стало еще сильней.

— Ты приехал, потому что подумал, что я беременна?

— Да.

— Почему ты забеспокоился только сейчас? — спросила она, и закусила губу, чтобы она не дрожала.

Отлично, она спросила его об этом. Он опять посмотрел на нее. Она похудела, и её глаза были безразличными. Это удивило его, а удивить его было трудно. Она не выглядела счастливой, а он всегда хотел лишь одного — чтобы она была в безопасности и счастлива.

— Как ты? — спросил он, и беспокойство усилило его голос до грохота.

Она пожала плечами:

— Неплохо, полагаю.

— Твоя рана беспокоит тебя?

— Нет, нисколько. — Она повернулась, направляясь в кухню — Хочешь чашечку горячего шоколада? Я собираюсь сварить его.

Он снял пальто и бросил его на стул, где раньше сидела она. Это вызвало у него непреодолимое чувство дежавю. Он наклонился к шкафу и посмотрел, как она копается в баночках и измерительных чашках. Она резко остановилась и прислонила голову к двери холодильника.

— Я не могу жить без тебя, — сказала она приглушенным голосом. — Я пыталась, но у меня ничто не интересует. Один день с тобой дороже, чем вся жизнь без тебя.

Его кулаки опять сжались

— Думаешь, мне легко? — его голос резал воздух как старая бритва. — Разве ты не помнишь, что произошло?

— Я знаю, что может произойти, — закричала она, поворачиваясь к нему. — Но я уже взрослая, Кэлл Сэйбин! Я могу рискнуть, если решу, что оно того стоит! Я соглашаюсь с этим каждый раз, когда сажусь в машину и еду в город! Ежегодно намного больше людей погибает на дорогах, чем от террористов и наемных убийц. Почему ты не запрещаешь мне водить, если действительно хочешь защитить меня?

Его глаза прожигали её, но он ничего не сказал, и его временное молчание подстрекало её.

— Я могу жить с рисками, которые связаны с твоей работой, — продолжил она. — Я не люблю их, но это твой выбор. Если ты не можешь дать мне такое право, то зачем ты здесь?

Он спокойно смотрел на нее, нахмурив брови. В нем росла потребность в ней, как наваждение. Он хотел её, больше чем следующий глоток воздуха. Он мог жить с ней или без неё, но последние шесть месяцев показали, какой бедной будет жизнь без неё. Неприкрытая, чистая правда заключалась в том, что такую жизнь не стоило проживать, если он не мог иметь её. Как только он осознал это, его мысли двинулись вперед. Он должен был кое-что сделать, чтобы быть уверенным в её безопасности, должен был что-то поменять и уладить, чего он не делал ранее. И неожиданно все стало очень простым, стоило ему признаться самому себе в том, что он должен обладать ею. Господи благослови Джейн за то, что она привлекла его внимание и дала ему оправдание за свой приезд. Она знала, что как только он снова увидит Рэйчел, то не сможет опять уехать.

Он развернул Рэйчел к себе лицом посреди кухни.

— Ты действительно сможешь принять опасность, с которой я связан? Временами я буду уходить, и ты не будешь знать, где я и когда вернусь.

— Уже приняла, — ответила она, вздергивая свой подбородок. — Все, что мне нужно знать, это что ты вернешься ко мне, когда сможешь.

Он по-прежнему наблюдал за ней, и его взгляд был пристальным и пронзительным.

— Тогда мы могли бы пожениться, потому что, видит Бог, я просто погибаю без тебя.

Она выглядела ошеломленной, а затем прищурилась:

— Это предложение?

— Нет. По правде говоря, это приказ.

Её серые глаза медленно наполнились слезами, и заблестели как бриллианты. Улыбка осветила ее лицо.

— Хорошо, — просто сказала она

Он сделала то, что давно собирался сделать. Он подошел к ней и заключил её в свои объятия, его губы с жадностью впились в неё, в то время как его руки заново открывали гладкие изгибы её тела. Без лишних слов он поднял её и понес в спальню, бросил поперек кровати, как сделал это в первый раз, когда они занимались любовью. Он стремительно стянул и отбросил её джинсы, затем задрал её рубашку, пока не оголил её прелестные округлые груди.

— Я не могу сделать это медленно, — прошептал он, резко расстегивая свои штаны.

Она не хотела, чтобы он брал её медленно. Она нуждалась в нем. Рэйчел обняла его, а он развел её бедра и приподнял. Он сдерживал себя довольно долго, чтобы замедлить свое вхождение и не травмировать её, и Рэйчел с тихим криком удовольствия приняла его.

Остаток дня они провели в кровати, занимаясь любовью и разговаривая, но в основном просто обнимая друг друга и упиваясь своей близость.

— Что случилось, когда ты вернулся в Вашингтон? — как-то спросила она.

Он лежал на спине, одна мускулистая рука была закинута за голову. Он почти заснул после того, как они занимались любовью, но после её вопроса сразу открыл глаза.

— Я не могу рассказать тебе многого, — предупредил он. — Вряд ли я вообще когда-либо смогу говорить о своей работе.

— Я знаю

— Тод Эллис заговорил, и это помогло. Грант и я устроили ловушку, и одни из моих начальников попался в неё. Вот и все, что я могу рассказать тебе.

— А были ли в твоем отделе другие предатели?

— Еще двое.

— Они почти достали тебя, — сказала она, содрогаясь от этой мысли.

— Он бы достали меня, если бы не было тебя, — он повернул на подушке свою голову и посмотрел на неё. Ее глаза загорелись огнем, который только он мог зажечь. Кэлл никогда не хотел видеть, как он потухнет. Он потянулся, чтобы дотронуться до нее.

— Мне очень жаль, что ты не беременна, — мягко сказал он.

Она рассмеялась:

— Я могу забеременеть после сегодняшнего дня.

— На всякий случай, — пробормотал она, переворачиваясь на неё.

У нее перехватило дыхание:

— Да, конечно, на всякий случай.

Эпилог

Они сидели на крыльце большого фермерского дома, в котором жили Грант и Джейн, наслаждаясь теплом последних летних дней. Кэлл откинулся на спинку своего стула, опираясь ногами на перила. Грант растянулся рядом, полностью расслабившись. Оба мужчины выглядели сонными после обильной пищи, которую только что съели, но, тем не менее, две пары бдительных глаз наблюдали за детьми, играющими во дворе, в то время как Рэйчел и Джейн находились в доме. Вскоре обе женщины присоединились к своим мужьям, усаживаясь в большие кресла-качалки.

Кэлл резко поднялся, когда Джейми, которая была еще совсем малышкой, упала во дворе, но прежде, чем она закричала, четыре маленьких мальчика окружили ее, и Дэн — или Дэниэль? — помог ей подняться, счищая грязь с её маленьких ножек. Эти пятеро детей выглядели очень необычно вместе: три мальчика Салливана, были настоящими блондинами, в то время как Браен и Джейми были черноглазыми брюнетами. Джейми была королевой этой разношерстной толпы, управляя каждым взмахом ресниц и появлением ямочек на щеках. Она была еще слишком мала, в то время как Браен был копией отца.

Дети с воплями бежали к сараю, Дэн с Дэниэлом держали Джейми за руку, а Браен и Крэйг бежали позади них. Все четверо взрослых наблюдали, как они идут.

— Ты можешь поверить, — задумчиво сказал Кэлл, — что мы в свои сорок будем иметь пятеро маленьких детей?

— Говори за себя, — ответила Рэйчел. — Мы с Джейн все еще молоды.

Кэлл посмотрел не неё и усмехнулся. У него до сих пор не было ни одного седого волоса, как и у Гранта. Они оба были сильными и стройными, в их жизни было больше смысла, чем прежде.

Все складывалось просто замечательно. Кэлл женился на Рэйчел, а вскоре, когда она забеременела, он принял повышение по службе и стал не такой важной мишенью для нападений. Он все еще мог использовать свои знания и опыт, но с меньшим риском для себя. Это было компромиссное решение, но оно того стоило. Он опять взглянул на Рэйчел. О да, определенно стоило.

— Ты так и не ответил мне, — игриво сказала Джейн, беззаботно раскачиваясь в кресле. — Простил ли ты мне мою ложь о беременности Рэйчел?

Грант хихикнул, а Кэлл еще больше вытянулся и закрыл глаза.

— Это была не такая уж ложь — спокойно сказал Кэлл. — Она забеременела еще до окончания следующего дня. Но, между прочим, как ты узнала мой номер?

— Я назвал ей его — признался Грант, также поднимая ноги на перила. — Я подумал, что немножко хорошей жизни — это именно то, что тебе нужно

Рэйчел поймала взгляд Кэлла, и они улыбнулись друг другу. Хорошо иметь таких друзей.

Оглавление

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Эпилог

Реклама на сайте